Искатель. 2013. Выпуск №6 [Арсений Алмазов] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

ИСКАТЕЛЬ 2013
Выпуск № 6


Арсений Алмазов
КРИМИНАЛЬНЫЙ ВОДОВОРОТ

Все события, названия и имена романа вымышлены автором. Возможные совпадения случайны.

Глава 1

— Это уже одиннадцатая партия, — убеждал Дмитрий Иванович своего главного инженера, которого он назначил на эту должность буквально два месяца назад, — никаких проблем до этого не было и сейчас не будет!

Дмитрий Иванович взял к себе Митина Александра отчасти из чувства товарищества по отношению к своему однокласснику, хорошему приятелю, отчасти из-за того, что ему нужен был помощник, из которого можно было лепить все, что угодно, а, по предположениям Дмитрия Ивановича, Саша — как раз такой человек. Он был сыном Анатолия Петровича, одноклассника Дмитрия Ивановича, и рос буквально на его глазах. Когда Александр окончил с серебряной медалью среднюю школу, вопрос «куда пойти» перед ним не стоял. Конечно, в Московский электротехнический университет. Во-первых, лучше всего давались Александру точные дисциплины, а от информатики и компьютерных технологий Саша вообще торчал. Во-вторых, в электротехническом деканом был настолько хороший товарищ отца, что туда можно было поступить без взяток, хотя университет престижный. Ну а в-третьих, после электротехнического у Саши была прямая дорога — к Дмитрию Ивановичу; правда, Анатолий Петрович об этом Саше до поры до времени не говорил. В Сашином максималистском возрасте излишнее родительское участие может привести к обратному эффекту, а Анатолий Петрович — хороший педагог.

За свои знания Саша был спокоен, хотя при поступлении, да и при учебе знания нужны «постольку поскольку». В наше циничное время все или, во всяком случае, очень многое решают «бабки». Наверное, виноват в этом переходный период в государстве; правда, куда переходим, пока непонятно, да и переход несколько затянулся. Впрочем, это для нас нормальное состояние. Так и здесь: заплатил — поступил, заплатил — сдал зачет или экзамен, заплатил — вот тебе и диплом, защищай — не хочу. А не хочешь или не можешь платить — не поступишь. При обучении можно было и просто учиться — пожалуйста, грызи гранит науки, только зубы не обломай. Александра эти нюансы не касались. Он знал, что без отцовского участия дело не обходится, но поступал в университет по-настоящему, не влезая в закулисные вопросы, — сдал экзамены, получил пятерки и был принят.

Будучи студентом, Александр учился въедливо и с увлечением, и не потому, что платить не хотел, а потому, что стремился стать по-настоящему хорошим специалистом. Сашино старание и значительные успехи отмечали преподаватели, предлагали поступать в аспирантуру. У него и самого были такие мысли, остаться в аспирантуре, но здравый смысл и веское слово папы перевесили чашу весов в пользу ФГУПа «Медприборстрой» — федерального государственного унитарного предприятия, на котором работал другой давнишний отцовский друг, Дмитрий Иванович, и, похоже, нехило зарабатывал. Еще бы! Машины, рестораны, девочки. Даже Саша знал об этом, из разговоров родителей.

Дмитрий Иванович недавно развелся, оставил жене, сыну и дочери с зятем и внуком квартиру, дачу и машину с гаражом. Время от времени помогает, в основном покупая вещи, полезные в хозяйстве.

Приобрел себе квартиру, относительно скромную, двухкомнатную, правда, в центре города, в элитном доме и, как ни странно, в тихом уютном месте — если поискать, можно найти в Москве и такие места. Живет себе, поживает да добра наживает в прямом смысле, несмотря на то что живет не скромничая, на широкую ногу. За таких людей, умеющих жить, надо держаться, что и решил Александр осуществить на практике, приняв предложение пойти инженером к Дмитрию Ивановичу. Глупо было бы поступить иначе.

И, по-видимому, не прогадал.

Через полгода Александр был уже старшим инженером, еще через полгода — начальником сектора, а еще через год, даже минуя казавшуюся недостижимой должность начальника отдела, — помощником генерального директора. Вскоре, точнее через два месяца, Александр Анатольевич Митин был назначен главным инженером ФГУПа «Медприборстрой», соответственно, с правом подписи документов. Это еще и при том, что «чистого» зама на предприятии нет. Небывалый взлет местного масштаба, и это еще мягко сказано.

Сделать надо было — всего-то утвердить акт о списании партии бракованных остродефицитных приборов, предназначенных для обследования онкологических Больных, точнее, выявления онкологических патологий на ранних стадиях болезни. Саша, честно говоря, толком не знал, какая процедура должна предшествовать списанию, да и непонятно было, почему именно он должен утверждать, а не директор. Спрашивать у Дмитрия Ивановича было бесполезно, у него на все вопросы заготовлены логически обоснованные ответы. Поди догадайся, правда это или нет. Но вроде подставлять его Иваныч не собирался: какой в этом для него резон? А приборы-то действительно неработоспособны, вот, целая комиссия это подтвердила! Да-а, приборчики — не хухры-мухры, за один такой полмашины можно купить, и не какой-нибудь нашей, паршивенькой, у которой обязательно что-нибудь через полгода полетит, а новенького «мерина». Правда, если прибор будет новеньким. А не бракованным, как эти…

За утилизацию немало надо отвалить, приборчики-то содержат и радиоактивные, и химические вещества — хренью всякой понапичканы под завязку. В бабках пока проблем вроде нет, родное государство выделяет столько, сколько надо, и даже больше. Так бы, по здравому смыслу, их бы разобрать на запчасти! Но Дмитрий Иванович знает что делает, слишком прозрачные операции ни к чему, а технология есть технология — длинная, сложная и требующая больших ресурсов. И ее надо соблюдать, у Иваныча все строго в этом плане, не зря торчит сутками на предприятии, сам лично выверяет документацию… Правда, потом сутками, а то и неделями пропадает в каких-то командировках, а приезжает — загорелый, посвежевший, как будто и не за пятьдесят ему вовсе, а еще и сорока нет. Даже шевелюра, начавшая было редеть, кажется, погуще за последние пол года стала.

Между прочим, производство на ФГУПе вредное, хотя и хорошо оплачиваемое — относительно, конечно. Оклады для нынешнего времени вполне приличные, чуть больше, чем в госструктурах. Рядовой-то сотрудник не слишком разжиреет, но и по собственному желанию редко кто увольняется: от добра добра не ищут, все довольны…

…Ладно, чего там голову ломать, надо — значит, надо, Иваныч плохого не посоветует. Александр подписал акт в четырех экземплярах, как и положено для документов такого рода. Бюрократические элементы на предприятии выполняются «от и до», с этим там строго. Да и правильно, а то всяких проверок тьма-тьмущая, предприятие большое, высокотехнологичное, одних заводов штук пять, правда, их не заводами, а цехами теперь называют, но от этого они меньше не стали.

Дмитрий Иванович Донской долго сначала придумывал, потом готовил, а потом с огромным трудом и осторожностью налаживал работу схемы, по которой он мог бы относительно безопасно в нынешних условиях получать серьезный навар.

Схема исправно работала вот уже пять лет, принося черному кардиналу, как он сам себя, внутренне самодовольно улыбаясь, называл, прибыль до пяти миллионов долларов в год. Причем все, или почти все, шло непосредственно в карман Дмитрию Ивановичу. С официальным доходом в сто тысяч долларов в год, казалось бы, такие деньги трудно скрыть и потратить, но это только казалось. Дмитрий Иванович тратил, да еще как, причем в последнее время тратил даже больше, чем зарабатывал, подчищая запасы, которые он накопил в первые годы сверхдоходов.

Александр Митин на горизонте появился вовремя, и Донской интуитивно почувствовал, что этот парень способен принимать решения и решать производственные вопросы, в том числе щекотливого свойства. И поэтому планомерно вводил его в курс своих дел.

…Дмитрий Иванович не старался следовать общеизвестной мудрости, состоящей, в интерпретации определенных слоев населения, в том, что самое надежное вложение капитала — это в мешках… под глазами. Мудрость Донского состояла в том, чтобы вкладывать в себя, любимого, другим способом. Нет, Дмитрий Иванович был не такой дурак, чтобы все тратить на алкоголь, баб или, к примеру, на наркотики. Хотя дух экспериментатора, в том числе и над своей персоной, в нем присутствовал, поэтому он попробовал все, кроме дешевой наркоты. Не совсем все, конечно, всего не перепробуешь, никакого здоровья не хватит, а Дмитрий Иванович очень заботился о своем здоровье. Серьезная доля его доходов уходила на врачей, медикаменты, а также на различные процедуры омоложения, очищения и оздоровления организма, хотя больным его ну никак было не назвать. В комплект плановых затрат «на себя» Дмитрий Иванович включал и полноценный закордонный отдых дважды в год, в котором он ни в чем себе не отказывал. Или почти ни в чем… Впрочем, как ни старался в сфере потребления Донской, все равно «бабки» накапливались, заставляя почти мучительно думать, куда бы их правильно потратить.

…После утверждения акта продуманная и отлаженная Дмитрием Ивановичем машина заработала. Партия в несколько сотен высокоточных дорогостоящих «бракованных» приборов официально пошла на утилизацию, а неофициально — на доработку. Доработка состояла в замене нескольких блоков, делающих приборы работоспособными. Далее приборы распределялись практически по всем онкологическим центрам страны, а часть — за рубеж. Да и не только в онкологические центры, но еще и в некоторые обычные поликлиники: оборудование-то современное, диагностическое, любая поликлиника почитает за счастье иметь такое. Правда, средств на такие приборы только в коммерческих поликлиниках хватает, да и то не во всех.

Цена приборов, плюс цена утилизации, плюс цена отсутствующих накладных расходов, извлекаемых из бюджета нашей родины, минус стоимость оплаты риска определенного количества осведомленных людей — все это сильно повышало качество жизни Донского Дмитрия Ивановича и позволяло иметь свой хлеб с маслом окружающим и сотрудникам…

И в этот, по нынешним временам, благопристойный, но по сути криминальный водоворот оказался вовлеченным Александр, хотя вроде бы сделал то, что На его месте сделал бы каждый: всего-навсего оформил документы так, как попросил начальник.

Глава 2

Заноза проснулся, когда было уже около двенадцати. Потянулся, хрустнув суставами, растягивая татуированное, начавшее полнеть тело. С удовольствием закурил: немножко никотина для просыпания никак не помешает. Постепенно — сначала мозги, а потом и тело — начал приходить в норму. Затем сел, почесываясь и вяло вспоминая, какие же дела у него сегодня. Вернее, дело… Ага, сегодня надо приступать к «доению» одного подпольного миллионера — вернее, организовать этот процесс, сам Заноза участвует в таких мероприятиях только в самом крайнем и относительно безопасном случае. Не спеша начал продумывать детали.

Заноза старался никогда не планировать себе больше одного дела в день — к чему суетиться! Эдак ни в том, ни в другом деле толку не будет, а Заноза во всем любит основательность, въедливо относится к любому делу, на то он и «заноза». Будь то дело, которым он в настоящий момент занимается, или изучаемый предмет. Это у него с детства такая болезнь. Потому и в школе не успевал, там же ведь все по вершкам, а Коля слишком уж тщательно готовил уроки. Не успеет один приготовить, уже надо на улицу, к пацанам, в компании всегда есть какое-нибудь интересное занятие, которое уж ни в какое сравнение не идет с обычными уроками… К тому же половина учителей какие-то тупорылые: хочешь вопросы задать, надо же разобраться, а они — либо увиливают, либо игнорируют вопрос. А бывает еще и того хуже — раздражаются, как будто ты этим вопросом им личное оскорбление наносишь! Коля Зазин, когда был помладше, обижался и недоумевал из-за подобного непонятного поведения учителей, а чуть повзрослев, начал высказываться и самовыражаться не очень одобряемыми учителями действиями, к всеобщему удовольствию класса. Это, как в генераторе самовозбуждения, заводило Зазина еще больше.

В первый раз Николай нарвался в одиннадцатом. Вернее, нарвался молодой историк, а Зазин, можно сказать, практически незаслуженно пострадал. Если, конечно, не принимать во внимание проломленный нос учителя. И правильно, с какой стати этот… неважно, что учитель, при всех Николая недоумком назвал? К тому же Николай и не собирался никакие носы проламывать, а просто хотел тихо-мирно попросить, чтобы больше так не говорил, объяснить, встретив после уроков возле школы, а тот опять — оскорблять! Так же ведь нельзя! И стукнул-то всего разок, а он то ли наклониться хотел, то ли уклониться, короче, нос аж не просто хрустнул, а практически вмялся в черепную коробку, как в картон. В общем, историк — в больницу на три месяца, а Коля Зазин — на два года по малолетке пошел. И то, можно сказать, повезло, мог бы лет на пять загреметь — как за тяжкие телесные повреждения.

Тяга к справедливости и в колонии не давала покоя Зазину, теперь уже зеку с погонялом «Заноза». Позже к этой кличке добавилась еще одна, «Зензубель», или в переводе — рубанок фасонных моделей. Это второе погоняло ему дал один криминальный интеллектуал за решительность и стремление идти до конца, вырезая из человеческого материала нужные ему образцы. Вторая кликуха самому Зазину нравилась больше, но по ней его мало кто называл, поскольку она трудна для запоминания и осмысления, называли его так только любители оригинального, да и те, кто был с ним в особо взаимоуважительных отношениях. Таких было мало, зато боялись многие.

Помнится, тогда, в самом начале его «карьеры», пришлось одному временному коллеге, зеку, популярно объяснять, что претензии к нему, Занозе, несправедливы, да и вообще, так вести себя — неправильно, можно навсегда унизить его, Занозы, достоинство, с чем никак нельзя смириться, ведь авторитет роняешь один раз — и на всю жизнь! Вроде и объяснял недолго, а тот взял и после этого умер. Считай, опять — ни за что ни про что — сиди за убийство, слишком много свидетелей было… Потом, конечно, кое-кто из свидетелей ответил за лишнюю «разговорчивость», кого достать удалось, ну а толку-то, все равно сиди!

Потом были и другие дела… а что ж было делать, если другого выхода не было! Этих мразей-получеловеков много, у которых никакого понятия нет о правильном поведении, а он, Заноза, один. И никто не может его упрекнуть, что он хоть в чем-то накосячил. В общем, этим гадам попускать нельзя, на шею сядут. А так — на шее практически никого, кроме ментов, которые не в счет, потому что это не люди, за редким исключением, а стихия, с которой Заноза постепенно научился уживаться.

А вот кто действительно кровушки попил, так это ментовская сволочь! Пусть теперь называются полисменами, но суть их осталась прежняя. Впервые попав за решетку, хотел было Николай Зазин нормально отсидеть, просто оставаясь человеком. Не тут-то было! Если все ментовские штучки-брючки — инструкции и правила — выполнять, сдохнешь через два месяца — либо от ментов, либо от своих же, зеков. Ни о каких правах человека ни в этих писульках, ни в сложившихся условиях существования на зоне и в тюрьме здесь речи не шло. Хорошо, если хотя бы права животного выполнялись по отношению к зеку! А Заноза любил себя намного больше, чем если бы чувствовал себя животным. Отсюда — конфликты и с администрацией, и с недоученными зеками. Но это до тех пор, пока не зауважали — и те, и другие. А пока приходилось сидеть, сидеть и сидеть, получая новые сроки. Иногда, правда, аж тоска брала, свободочки так хотелось, а еще больше — бабенку какую, желательно посимпатичнее, за сиську подержать! И не только подержать, можно бы было ее и так, и вот так!.. Иногда перепадало, конечно, чем дальше — тем чаще и проще, но ведь сколько труда и денег нужно, чтобы все это организовывать как следует!

Под конец последнего срока отсидки Занозе и на зоне было, в общем-то, нехреново, но хотелось чего-то новенького, освоить новые сферы деятельности, так сказать. От свободы еще никто не отказывался, да и в падлу уже было Занозе одни только зековские и ментовские рожи созерцать изо дня в день, хотелось и с честными фраерами пообщаться…

.. А сейчас-то уж вообще грех жаловаться! В свои сорок Заноза, он же Зензубель, имеет уже двадцать лет отсидки, корону вора в законе и свой московский муниципальный район, напичканный криминалом и серым бизнесом, от которых как от миленьких регулярно поступает положенная такса. А попробовали бы не отстегнуть! Любишь воровать, люби и делиться! Сфера влияния Занозы совпадала с муниципальными границами Москвы для простоты общения и нахождения справедливости (при необходимости) со своими коллегами по криминалу, которые «ведут» уже свои соседние районы.

Каждый должен заниматься своим делом, криминальный рынок тоже надо регулировать, а то бардак будет, как и везде в России, должен же хоть кто-нибудь за порядком следить!.. Почему не Заноза? А учитывая, что у нас почти любой бизнес полукриминальный, работы — непочатый край! Конечно, не мешало бы и в верхах отрегулировать финансовые потоки, а то до черта черных денег неучтенных гуляет, еще больше — за кордон просто так уходит, даже за державу обидно, понимаешь! Но это потом как-нибудь, сейчас первоочередная задача — навести порядок сначала у себя. Заноза, вспомнив старичка-пижона и вчерашний визит, вдруг с раздражением подумал, что ненавидит незавершенные дела. Оказывается, здесь, у него под носом, такие бабки крутятся, и все — в обход кассы! Надо, блин, наводить порядок!

Вчера к Занозе приходил один странный посетитель, и эту встречу надо теперь проработать как следует. Можно было бы назвать его, посетителя, глуповатым, если бы не большой жизненный опыт Занозы. Таких дурачков Заноза научился в какой-то мере уважать, даже любить по-своему, так как такая категория людей давала определенную, и немалую, часть дохода.

Глава 3

Визитером был высокий худощавый старикашка, чистенький такой, одетый в дорогой, хотя и не по последней моде, черный костюм, в лакированных ботинках с длинными носами. Ишь ты, пижонистый какой, подумал с внутренней улыбкой, но внешне вполне серьезный Заноза, по-светски показывая рукой на кресло:

— Присаживайтесь! Слушаю вас.

Старикашка держался уверенно, с достоинством. Шестидесятилетний житель контролируемого Занозой района, ныне пенсионер Свиридов Федор Иванович, пришел к Занозе за справедливостью. До пенсии Федор Иванович работал главным инженером ФГУПа «Медприборстрой». Когда директор предприятия, Донской Дмитрий Иванович, начал перестройку и ускорение роста своего благосостояния, а точнее, приступил к реализации криминальной схемы добычи денег, Федор Иванович стал его правой рукой. Не сразу, правда. Это были долгие вечера, на которых Дмитрий Иванович убеждал, доказывал, отвечал на вопросы. Бывало, что и раздражался, и орал. Ругались иногда — будь здоров, до хрипоты! Уж больно дотошным оказался Федор Иванович. Как ему не хотелось на старости лет ввязываться во всякие там авантюрные истории, рисковать своим благополучием! Учитывая десятилетний стаж их совместной работы, и откровенность, и горячность были с обеих сторон позволительны, оба Иваныча хорошо понимали друг друга и могли друг на друга положиться. И Федор Иванович в конце концов сдался. И действительно, почему нет? Чего терять? Жить осталось не так много, надо смотреть правде в глаза. А здесь жизнь подбрасывает шанс пожить в свое удовольствие, насколько это возможно в его возрасте, подбросить' деньжат своим многочисленным родственникам, которым их вечно не хватает. Несмотря на то что последние лет пять благосостояние его сильно возросло, все же, видя, как буквально на пустом месте поднялись его друзья и знакомые после горбачевско-ельцинских реформ, Свиридов чувствовал нечто вроде дискомфорта, как будто его обделили. Накопленная за долгие годы и хранящаяся в сберкассе огромная по социалистическим временам сумма обнулилась. Федор Иванович, правда, потом довольно быстро компенсировал потерянное, но чувство несправедливости и холодное возмущение остались.

Позже, когда гениальная схема Донского заработала, мало-помалу Федор Иванович начал чувствовать себя человеком. Сделал капитальный ремонт на даче, построил сауну с бассейном. Поменял квартиру, машину, наладил детям и внукам все жизненные процессы путем, что называется, целевого денежного вливания.

У Свиридова, по сути, было все, учитывая его относительно скромные запросы. Сердечко, правда, пошаливало, но после удачно проведенной операции аортокоронарного шунтирования проблема практически была снята, сердце уже не беспокоило. Последующие процедуры очищения крови и всего организма, плюс рациональное питание с пищевыми добавками прибавили Федору Ивановичу бодрости, уверенности в себе и любви к жизни.

Свиридов, в принципе, был благодарен за свое положение Донскому. Но когда тот ясно дал понять, что после наступления пенсионного возраста держать его на работе не собирается, Федор Иванович был в шоке. Он чувствовал себя энергичным, перспективным, знал все ходы и выходы по работе как свои пять пальцев и уж никак не собирался на пенсию в шестьдесят лет. С какой стати? Чувствовал он себя значительно лучше, чем в пятьдесят. На работе торчал раз в пять дольше, чем шеф. Он был практически незаменим! Дмитрий Иванович, правда, предложил остаться консультантом с доходом в сто тысяч евро в год, но это копейки по сравнению с тем, что Свиридов мог бы заработать на своей работе, на своем законном рабочем месте. Федор Иванович согласился, конечно — что ж делать? — но был очень недоволен. Своим решением отправить главного инженера на заслуженный отдых Донской обидел его до глубины души. Решение созрело, и Свиридов ни минуты не колебался, попросив своего зятя, который в прошлом заведовал несколькими десятками игровых автоматов, а сейчас занимался распространением полулегальных пищевых продуктов, свести его с хозяином района, вором в законе Занозой…

— Здесь такая история. Без вашей помощи не обойтись. Меня кидают на крупную сумму денег, и нормальными методами добиться справедливости невозможно, — начал излагать Свиридов, прикидывая в уме логическую цепочку событий и доводов.

Заноза удивленно вскинул брови:

— Это вы что же, решили, что я действую ненормальными методами? Это что же, получается, вы мои методы заранее не уважаете, что ли? Презираете, значит?

Заноза откинулся на спинку кресла, сверля взглядом посетителя. Он не чувствовал ни раздражения, ни обиды. Просто здесь нужно было чуток надавить на собеседника, дать ему почувствовать себя неловко, пусть фильтрует базар, уважает, раз пришел за помощью. Он еще не знает, в какой капкан попал, даже еще не открыв рот. Не знает, что такое пятая, или какая там по счету, власть. Всего лишь изъявив желание пообщаться с Занозой, Свиридов уже оказался в руках этой власти, и ему даже не нужно было ничего говорить, Заноза мог теперь по своим каналам разузнать, в чем состоит проблема, и принять решение, исходя уже из своих интересов. Поэтому он не боялся спугнуть собеседника, даже если Свиридов передумает и уйдет, ему же дороже это и обойдется. К тому же Заноза был великолепным психологом: он, едва взглянув на посетителя, знал, с кем имеет дело, как с ним можно и должно разговаривать, уже не говоря о том, что получил и внимательно изучил досье на Свиридова от одного из своих многочисленных «внештатных сотрудников».

— Похоже, ты не понимаешь, дружок, с кем разговариваешь, — продолжил воспитательный процесс Заноза, прищурив левый глаз, — а за слова свои нужно отвечать… Отвечать!

При артистично жестко произнесенном последнем слове Заноза резко подался вперед к машинально отпрянувшему Свиридову. Заноза умышленно перешел на «ты», несмотря на почтенный возраст посетителя. Испытанный приемчик, направленный на то, чтобы принизить собеседника, поставить его в худшие условия.

— Я… я не хотел… — забормотал Федор Иванович, мгновенно забыв о привычке держаться с достоинством и вообще обо всем своем опыте общения и руководства коллективом в две тысячи человек — уж больно неожиданный поворот принял разговор. Свиридов уже сильно засомневался в правильности своего решения.

— Меня это не волнует, — отчеканил, перебивая, Заноза и уже совсем спокойным тоном добавил: — Чтобы ты, дружок, в следующий раз знал, чего хотеть, а чего не хотеть и как разговаривать с уважаемыми людьми, мы изменим условия нашего сотрудничества.

А шестидесятилетний «дружок», достав платок из переднего кармана пиджака, вытер выступившую испарину, хотя в офисе было далеко не жарко, и выдавил:

— Что вы имеете в виду?

— Так вы не в курсе дела? Забавно! — умышленно смягчая беседу, Заноза опять перешел на «вы», откинулся на спинку кресла, криво улыбаясь. — Я имею в виду тарифы на оказание нами услуг. Стандартный тариф составляет пятьдесят процентов. Очень сожалею, но в данном случае я могу согласиться только на семьдесят.

Федор Иванович растерялся, если не считать, что и до этого он был уже выведен из равновесия и успел к этому времени раз десять пожалеть, что обратился за помощью к криминальному авторитету, а не смирился, ведь сто тысяч — не такие уж и маленькие деньги, на хлебушек с маслицем хватило бы старику, да и черной икоркой сверху намазать можно. А тут еще неизвестно, во что это все выльется. Но уже ничего не сделаешь, жребий, как говорится, брошен, решение надо доводить до конца. Нервно сглотнув, Свиридов хрипло ответил:

— Я согласен.

— Что ж, приятно говорить с понимающим человеком. Не всё же отрицательные эмоции, а?.. Ладно, не обижайтесь, Федор Иванович, таков наш бизнес, нас должны уважать, иначе мы вылетим в трубу. Итак, я вас слушаю, излагайте!

Постепенно успокаиваясь, Федор Иванович обстоятельно рассказал, в чем состоит «кидалово», которое незаслуженно устроил для него Донской, где и какие деньги подлежат перераспределению…

…Простой, но эффективный механизм по «справедливому» отъему и перераспределению денег заработал. Директором и вдохновителем этого процесса Заноза назначил, как и полагается, себя. Впрочем, если принять во внимание, какое огромное количество важных мелочей нужно было организовать и исполнить, этот механизм простым никак не назовешь. Заноза даже посетовал, что мало у него «в штате» хороших экономистов и финансистов. Надо будет в будущем серьезно подумать на эту тему. А сейчас нужно организовать то, что далеко не каждому по плечу, а Заноза может. И все благодаря хорошим учителям на зоне, у которых Заноза дотошно выспрашивал все до мелочей по их делам, перенимал их опыт и хватку.

Глава 4

Дмитрий Иванович после сытного обеда готовился к традиционному послеобеденному сну под кондерчиком в номере небольшого пятизвездочного отеля. Шла вторая неделя отдыха Донского с подружкой, можно даже сказать больше — дамой сердца, на Сейшелах. Не то чтобы Дмитрий Иванович до такой степени любил комфорт, на самом деле он бы с неменьшим удовольствием отдыхал и в спартанских условиях, просто Дмитрий Иванович старался поддерживать свой имидж перед спутницей, хотя, судя по ее поведению на островах, она этого не заслуживала.

Торчит, паразитка, на пляже, за загаром гонится, вместо того чтобы быть со своим мужчиной, который, между прочим, за все платит. Никакого понятия об уважении! Не знает девочка, что такое благодарность, а о другом, о большем, уже и речи нет. Похоже, пора уже расставаться, мнит себя пупом земли, хотя ни хрена собой не представляет. А какая покладистая сначала была!

Познакомились, как водится, в ночном клубе. Из приличной интеллигентной семьи, небогатой, естественно, но это еще и лучше, с богатенькими возиться — себе дороже, у них тараканы в башках крупнее и противнее, чем у обычных людей. Дмитрий Иванович не питал иллюзий насчет любви или чего-нибудь в этом роде, точнее, такого со своей стороны не исключал (был не чужд романтике), а что касается женского пола, то он уже убедился, что его вполне может устраивать и имитация с их стороны высокого светлого чистого чувства. Главное, внушить им расположение к себе, а уж на это Донской был мастер. Высокий, загорелый, дорого, а главное, элегантно одетый, он буквально притягивал взгляд. Девки к нему так и липли, но Дмитрий Иванович давно уже научился безошибочно их сортировать. Проститутки, даже дорогие, а также просто прилипалы, его не интересовали. Да, Дмитрий Иванович был романтик, хотя и трезво смотрящий на жизнь.

Донской тогда сам подошел к Елене, чтобы пригласить на медленный танец. Сидела она за соседним столиком вместе с тремя подружками, из еды — только пиво с креветками. Лена, в отличие от подружек, тянула кружку пива уже третий час. Разумно, отметил про себя Донской. Вела себя вполне непринужденно, мило беседуя с соседками по столику, улыбалась, изредка похохатывая, впрочем, вполне элегантно и не вульгарно. В довершение всего, Дмитрию Ивановичу не давал покоя ее весьма и весьма привлекательный изгиб тела от бедра до талии, не говоря уже о точеной полуобнаженной небольшой груди, мелькавшей, когда Лена изредка опускала руку. Короче говоря, неспешно поглощая свой дорогостоящий ужин, поданный по индивидуальному заказу, и поглядывая в сторону соседнего столика, Дмитрий Иванович чувствовал, что влюбляется все больше и больше. И вот настал момент, когда не пригласить на танец объект своего внезапно возникшего обожания было уже невозможно.

Лена давно заметила, что на нее посматривает сухощавый загорелый красавчик зрелого возраста в черном костюме, поблескивающий в свете цветомузыки перстнем на среднем пальце правой руки. В Ленины планы никак не входило подобное знакомство, ей нужен был парень помоложе и попроще, а не этот навороченный чувак в возрасте. За годы обучения в юридическом Лена так и не нашла себе подходящую пару, хотя клеились к ней многие, особенно старшекурсники. Сейчас-то, через два года после окончания, она уже понимала, что тот был и не такой уж и некрасивый, а этот был и не такой уж и инфантильный, а вот тот — просто мечта любой девушки. Но время ушло, и принцы уже ни на белых конях, ни на конях в яблоках больше не появлялись… Этот дядька как-то на принца не тянет, а если и тянет, то уже на перезрелого и слегка подвяленного. «Нет, пожалуй, если пригласит, не пойду», — думала Лена. Но когда Дмитрий Иванович твердой походкой подошел к их столику, у Леночки почему-то екнуло сердце, такой силой, уверенностью в себе и необычной свежестью тянуло от этого человека. Ну а после «разрешите», произнесенного удивительно приятным голосом, ноги как-то сами собой встали и пошли танцевать вопреки принятому Леной решению.

Ну, а дальше необыкновенный вихрь мужского обаяния, помноженного на редкую щедрость, закрутил Елену, и вот уже больше полугода они вместе. Правда, что-то в последнее время уж слишком уверенные манеры, категоричность и какая-то ненормальная безошибочность суждений начинали раздражать Лену, а привычка во время сна отворачиваться от нее и зарываться в подушку — так вообще выводила из себя. Лена сама не замечала, как интуитивно поступала назло своему Димчику, как в ее фразах иногда проскальзывало ехидство или просто недовольство. И сейчас, понимая, что Дмитрию Ивановичу это неприятно, Лена, будто нарочно, с улыбочкой сообщила, что хочет побыть одна, позагорать полчасика без него.

Сквозь дрему Дмитрий Иванович услышал, как в замке зашебаршило и дверь с легким скрипом отворилась. Вернулась все-таки, не без удовлетворения подумал Донской, продолжая засыпать. Сквозь сон Дмитрий Иванович почувствовал, как в лицо ему что-то прыснуло, и через мгновение он провалился в темноту. Очнулся Дмитрий Иванович от резкого запаха. Дернув головой, он больно ударился о спинку кровати, после чего окончательно проснулся. Руки и ноги у него были крепко связаны, рот прочно залеплен скотчем. Рядом с кроватью сидел прилично одетый молодой человек, лет двадцати семи или чуть больше, и с любопытством разглядывал Донского, похожего сейчас на придавленную и связанную гигантскую каракатицу, неловко шевелящую спутанными конечностями. Физиономия у него, впрочем, была массивной, слегка перекошенной и потому страшноватой. Выждав паузу и отыскав страх в глазах «клиента», молодой человек заговорил.

Глава 5

— Не беспокойтесь, Дмитрий Иванович, вас пришлось зафиксировать в ваших же интересах, чтобы вы не наделали глупостей. Вы просто спокойно меня выслушаете до конца, и я уйду, а ваша Леночка развяжет, когда придет. Суть дела состоит в следующем. Может быть, вы не в курсе дела, но район, в котором вы работаете, контролирует Заноза. Это очень авторитетный человек, которому платят все. Вы хотели скрыть, мы это понимаем, но только чисто по-человечески. Мы уважаем ваш бизнес, а вы должны уважать наш. — Непрошеный гость говорил спокойно, но громко и четко, прохаживаясь по комнате с заложенными за спину руками. Грамотная и почти интеллигентная его речь абсолютно не соответствовала жесткому выражению некрасивого лица. За умение излагать свои мысли Заноза и наградил его погонялом — мол, правильно поешь, как сладкоголосый чибис. Правда, он не знал, как поет чибис и сладкоголосый ли он, но погоняло «Чибис» прицепилось.

«Вполне сошел бы за московского чиновника, хотя и кривомордый, — Донской тоже оценил способности непрошеного гостя доходчиво излагать. — Впрочем, акцент мешает. Какой-то южный — или краснодарский, или ростовский». Иногда замечая в себе склонность к самоанализу, Дмитрий Иванович внутренне усмехнулся: «Вместо того чтобы думать о том, как попал в эту ситуацию и как из нее выбраться, думаю о какой-то ерунде…»

Между тем незваный гость продолжал:

— За то, что вы не отчисляли положенное, придется заплатить штраф. Такие правила. Поймите правильно… Мы не хотим уж слишком вас напрягать, поэтому сумма будет почти символической, всего лишь три миллиона долларов. Плюс годовое отчисление — тоже три. Итого шесть. Эти деньги вы должны будете передать или перечислить способом, который мы вам укажем позже. Сроки тоже укажем, так что готовьтесь к этому. — Непрошеный гость присел на кровать рядом со скукоженным Дмитрием Ивановичем, задумчиво закурил. Затем, с участием поглядев на Донского и пустив ему длинную струю сигаретного дыма в лицо, продолжил: — Думаю, вы достаточно благоразумны, чтобы не делать никаких левых телодвижений или уклоняться от уплаты. Сами понимаете, закон есть закон. Пусть он и неформальный, зато действующий. Но на всякий случай предупреждаю: если нам станет известно, что вы предпринимаете какие-то неправильные шаги или если не заплатите в срок, мы для начала займемся, например, вашим внуком, а потом каждый месяц — кем-то из ваших близких родственников^ дюка не заплатите. В общем, мы умеем убеждать, уверяю вас. Правда, надеемся, до этого не дойдет, мы заинтересованы в долгосрочном и плодотворном сотрудничестве с вами и считаем, что это скорее положительный момент вашей биографии, чем отрицательный. Вы меня хорошо поняли?

Изучая выражение лица Дмитрия Ивановича, посетитель некоторое время пускал в потолок клубы дыма. Затем оно его удовлетворило, и Чибис, скривившись, что должно было означать ободряющую улыбку, произнес:

— Дмитрий Иванович, если вы меня поняли и согласны, хотя ваше согласие сейчас в большей степени нужно вам, кивните.

Донской смотрел на гостя как кролик на удава, не кивая и вообще не шевелясь. Дмитрий Иванович совершенно случайно, по разговорам с друзьями, знал, кто такой Заноза, что это вор в законе, который держит и доит район. И вот теперь этот Заноза дает о себе знать вот таким малоприятным образом. И что интересно, не действует анонимно, чувствует, гад, свою власть и безнаказанность.

— Не киваем? В чем проблема? Не понятно? — «кривомордый», как про себя окрестил его Дмитрий Иванович, все еще улыбаясь, удивленно посмотрел на свою жертву и, выждав паузу, назидательно произнес: — Плохо начинаете, Дмитрий Иванович! С недопонимания… Не обижайтесь, придется принимать кое-какие меры, чисто чтобы лучше доходило!

Еще немного подождав кивка, но так и не дождавшись (Дмитрий Иванович сначала из-за растерянности, а потом из упрямства не кивал), посетитель поискал глазами, нашел на тумбочке какую-то бумажку, затушил в нее сигарету и, скомкав, положил эту бумажку в карман. Затем деловито взял за волосы и под колено сидящего на корточках Донского, как барана, рывком опрокинул его набок и тут же нанес удар по почкам. Вернул в прежнее положение, с любопытством заглянул в глаза. Страх в глазах Дмитрия Ивановича сменился болью и ненавистью, понимания в них гость так и не увидел. В этот момент в кармане у визитера заиграла мелодия «Наша служба и опасна и трудна…».

— Да? — отвлекшись от Дмитрия Ивановича, как клерк от документов во время работы, ответил по мобильнику кривомордый. — Где она? Подходит? Хорошо.

Юморист долбаный, подумал Дмитрий Иванович, имея в виду рингтон, корчась от боли и досадуя на себя за то, что начал вдруг проявлять ослиное упрямство, которое в данной ситуации было совершенно неуместно.

Злобно взглянув на Дмитрия Ивановича, кривомордый, забыв про всю свою интеллигентность, которую до этого так старался изобразить, грязно и длинно выругался. Один из лучших сотрудников Занозы, Чибис формально миссию свою считал выполненной, хотя у него и оставалось чувство, что не до конца. Для полного морального удовлетворения не хватало малого — согласия «клиента» или хотя бы знака, что тот все понял. Впрочем, ничего, если он такая непонимающая падла, ему же хуже.

— Придется нам еще разок увидеться, коли такой несговорчивый оказался, — добавил, чтобы Донской не расслаблялся, визитер, подходя к двери…

Дело было сделано, а сейчас есть еще время, целая неделя, чтобы свалить на соседний островок, дабы избежать эксцессов с «клиентом» и как следует расслабиться. Заноза всегда давал возможность своим людям отдыхать и не жалел на это расходов, а тут сразу убивал двух зайцев, организовав Чибису пансионат и командировку одновременно.

Можно было бы и не городить огород, разобраться с Донским в Москве, но жизнь научила Занозу, что самый простой, дешевый и быстрый путь решения проблем — не всегда самый лучший, а здесь предоставляется возможность его подопечному, Дмитрию Ивановичу, осознать, что даже его перемещение по миру не даст возможности спрятаться — в случае чего, его достанут где угодно. Так сказать, психологическая атака на дорогом и немноголюдном курорте.

Чибис снял номер в аналогичном отельчике на другом острове. Конечно, хотелось бы, чтобы и партнер, командированный на Сейшелы вместе с ним, за компанию, был рядом, вдвоем-то веселее, можно пообщаться, баб опять-таки снимать сподручнее. В общем, на все сто оторваться, но, раз сказал Заноза — нельзя, значит, нельзя: из соображений конфиденциальности. Ничего, и без приятеля ниш-тяк, отдохнуть можно. Двухкомнатный номер на одного, клево: мало ли так, надоест в одной комнате, можно в другую перейти. Съемную девочку (Чибис не сомневался, что она появится, иначе — пропала командировка!), между прочим, если надоест в этой комнате, можно и в другую отвести, или в ванную, к примеру, а она тут здоровенная, с джакузи, есть где развернуться. Под окном бассейн с пляжем, некоторые на море вообще не появляются, аристократы хреновы, считают, вода грязная. Их бы в нашу Москву-реку посадить! Они бы, наверное, сразу от грязи и бактерий сдохли, у них в организмах другие процессы происходят, как в химлаборатории двадцать третьего века, где ни одной вредной микробины нет, одни только полезные. Нет, надо идти на нормальный, морской, человеческий пляж. Песочек, волны. Кстати, давно хотел на серфинге попробовать, за неделю, пожалуй, можно научиться. А девки-то какие на пляже рассекают! Ядреные, загорелые, в стрингах, не надо и по стрипбарам шататься, здесь в солнечном свете знакомиться сподручнее… Эх, жалко, что нечасто такие командировочки выпадают!..

Глава 6

— Боже мой! Что случилось? Кто это так с тобой? — зайдя в открытый номер отеля, испуганно воскликнула Лена. Оглядевшись, подбежала к Дмитрию Ивановичу, начала аккуратно сдирать с лица скотч.

— Разрежь веревку, нож вон там, на нижней полке, в шкафу.

Елена отыскала перочинный нож, сделанный из отличной немецкой стали (Дмитрий Иванович любил качественные вещички), освободила Донского.

— Так что же случилось? Кто это был? Полицию вызвать?

— Никакую полицию вызывать не надо. А кто это был, тебе знать необязательно. Это мои проблемы, не обращай внимания. Я их решу… — Дмитрий Иванович помолчал, потом, отвечая на немой вопрос Лены, раздраженно добавил: — Что же ты думаешь, можно иметь большие деньги и не испытывать из-за этого никаких неприятностей? Так не бывает, детка, во всем есть свои минусы.

Дмитрий Иванович постепенно приходил в себя, несмотря на рубцы на руках и ногах, протертые почти до крови шелковой бечевкой, предусмотрительно принесенной с собой гостем. Сейчас он испытывал какое-то смешанное чувство к Елене.

С одной стороны, Дмитрий Иванович злился на нее из-за независимых поступков, из-за холодка, который начинал сквозить в ее словах и во всем поведении; с другой стороны, после такой встряски острее воспринимая действительность, Донской чувствовал, как его необъяснимо влечет к этой красивой, загорелой приятным красноватым загаром девушке, ближе которой, кажется, у него и не было никогда.

— Помассируй-ка мне лучше руки, Ленок, затекли, — глуховато произнес Дмитрий Иванович.

Лена присела на кровать рядом. Взяв двумя руками его правую руку, начала легкими движениями массировать, стараясь причинять меньше боли. По непонятной для нее причине она чувствовала нечто вроде угрызений совести, как будто была и ее вина в том, что в ее отсутствие кто-то ворвался и связал и поколотил Донского. И еще, почему-то впервые за время знакомства она почувствовала к Дмитрию Ивановичу жалость вперемешку с нежностью. Всегда он казался ей таким сильным, твердым, как скала, непогрешимо и недостижимо умным, как компьютер, а теперь она увидела, что он такой же человек, как и все, из мяса и костей, который тоже бывает слабым и незащищенным. Оказывается, он такой милый, такой сексуальный, а сколькоон для нее сделал! Никто для нее не делал и тысячной доли, кроме родителей, конечно, которых Лена любила и уважала.

Только теперь она осознала, что любит этого уже немолодого крепкого мужчину, что такого, как он, никогда и нигде не встретит и как ей повезло, что судьба свела ее именно с ним. Ведь только с ним она впервые почувствовала себя женщиной! Нет, мужчины, вернее, парни, у нее были и до Дмитрия Ивановича, ее Димчика, но это были какие-то нелепые встречи, во время которых у нее не проходило ощущение, что все они временные, что настоящее будет впереди… И вот оно, настоящее!

Лена с силой прижалась к влажноватой, несмотря на работающие кондиционеры, щеке Дмитрия Ивановича, ближе к виску, чувствуя жар и солоноватый вкус любимого мужчины. Поцелуй и близость Лены как будто добавили Дмитрию Ивановичу лошадиную дозу любовной энергии. Сидящая рядом молодая красавица в легком пляжном платье с глубоким вырезом на бедре и с декольте почти до пояса, показывающими неповторимые формы, со сводящим с ума запахом дорогих духов вперемешку с индивидуальным, присущим только ей запахом, смешанным с запахом моря и солнца, мгновенно превратилась в объект сексуальных вожделений. Дмитрий Иванович, дрожа крупной дрожью от возбуждения, чего с ним давно не бывало, сначала медленно и нежно, а потом все сильнее впивался губами в ароматные, отвечающие на поцелуй губы любимой женщины…

Глава 7

Геннадий Васильевич Синицын раскладывал на рабочем столе бумаги. Он делал это всегда, когда нужно было сосредоточиться или успокоиться, а стрессов на службе всегда хоть отбавляй. Так что на письменном столе у Геннадия Васильевича почти всегда был порядок. Синицын служил старшим оперуполномоченным управления по борьбе с организованной преступностью Московского уголовного розыска и исполнял обязанности заместителя начальника управления. Геннадий Васильевич ждал потерпевшего на прием по делу о вымогательстве. Само-то по себе дельце и выеденного яйца не стоило, можно было бы отработать вымогателя и засадить, ведь и других проблем хватает, но нити вели к личности, на которую, похоже, кто-то из высшего начальства, по неизвестной причине, имел зуб. Поэтому начальник управления поставил задачу отработать все связи как следует, причем обещал, что силы и средства будут выделены на это дело максимальные.

Три дня назад в МУР обратился с заявлением некто гражданин Новоростов Евгений Викторович, бизнесмен средней руки, занимавшийся продажей стройматериалов на строительном рынке. Он открыл свой бизнес всего полгода назад, продав после смерти родителей их квартиру, и вот теперь, когда бизнес начал приносить прибыль, когда Новоростов научился ладить и с пожарными, и с санэпидемстанцией, и с арендодателями, и с налоговой службой, объявился интеллигент в роговых очках.

Очкарик сообщил, что он от Занозы, начал втирать, что они в курсе всех махинаций Евгения Викторовича в плане ухода его от налогов и готовы прикрывать его как в налоговой инспекции, так и в правоохранительных органах. Но за это, понятное дело, нужно ежемесячно отчислять в пользу Занозы положенную энную сумму. И так гладко пел, что Евгений Викторович уже и согласился, а что делать!.. Хотя сумма была назначена немаленькая, можно сказать, внапряг… Оставшись один, поразмыслив, Евгений Викторович сначала засомневался, а потом, поговорив с соседями по контейнеру, которые уверили, что никому ничего не платят, решил, что не пошел бы этот очкарик со своей «занозой» куда подальше. «Нашлись тут, альтернативная налоговая инспекция, эти не платят, а я что, рыжий, что ли? С чего это они решили, что у меня слишком много денег? И ведь что характерно, не боятся рассекретить какого-то там Занозу! Нашли, видите ли, коллегу по преступному бизнесу! Конечно, я бы не сказал, что у меня все в строгом соответствии со всеми законами и инструкциями, ну так а что у нас в строгом соответствии? Куда ни плюнь, в любую сферу жизни, почти ничего ничему не соответствует. Да и выполнить это требование просто невозможно, не только не заработаешь, но и в минусах окажешься. Так что была не была!.. Пусть моя полиция меня бережет, я ей за это налоги плачу!..»

Синицын внимательно выслушал все, что говорил Ново-ростов, время от времени задавая вопросы, правда, ничего не записывая; после этого, помолчав, заговорил:

— Евгений Викторович, с вашей помощью мы повяжем этих ребятишек, сядут далеко и надолго, но только вы должны будете выполнять все, о чем мы попросим, аккуратно и точно, а то может получиться обратный эффект. Сегодня мы установим аппаратуру в вашей квартире и в контейнере, в котором вы торгуете. Когда придет этот, в очках, либо кто-нибудь другой из подельников — вы это поймете, когда они заговорят, — аппаратуру надо будет активировать. К сожалению, у нас сейчас нет возможности назначить дежурство по вашему делу, но, я думаю, мы и так с вами замечательно справимся. Главное, чтобы они ничего не заподозрили. Для того чтобы активировать, то есть включить аппаратуру, нажимать ничего не надо, надо будет только сказать какую-то условную фразу, например, два раза слово «хорошо» через небольшую паузу. Сейчас вы произнесете в микрофон аппаратуры это слово раз пятьдесят, чтобы она потом могла распознать ваш голос и само слово. Там, на месте операции, будут записываться видеоизображение и звук — как снаружи помещения, так и изнутри.

— А как вы потом его найдете, он же смоется?

— Не волнуйтесь, никуда он не денется, это уже наша забота.

— А что же с деньгами, отдавать?

— Ну что вы, Евгений Викторович, деньги вам выдадут.

— Помеченные?

— Нет, это будет многоэтапная операция, в которую посвящать вас я не имею права, так что деньги в данном случае нет смысла помечать. Мы заснимем процесс передачи денег на пленку и этим ограничимся. Впрочем, чего это я слишком распространяюсь? Евгений Викторович, не беспокойтесь, это у нас не первая операция и, думаю, не последняя. О всех деталях вас подробнейшим образом проинструктируют…

Попрощавшись с Евгением Викторовичем, Синицын задумался. Теперь Заноза у них в кармане. Начальник управления будет доволен, правда, геморроя не оберешься. Как установить прослушку и скрытую камеру у Занозы в коттедже? Своих людей там нет, придется делать заявку на дорогостоящую аппаратуру, снимающую информацию лазером со стекла на расстоянии. И еще предстоит оштукатуривание мозгов нашим бюрократам, наверняка скажут, что аппаратура и специалисты заняты в более важных делах. И тэ дэ, и тэ пэ. Это уж пусть Васнецов, начальник управления, себе голову ломает, раз сказал задействовать все силы и средства, вот пусть и выкручивается… Очкарика этого еще надо вычислять, кто он такой.

Бедный Новоростов! Он еще не знает, что ему предстоит! Вот ведь еще намучается, бедолага! Дай бог, чтобы жив остался. Заноза, даже если подыхать будет, этого так не оставит! Что же делать, не принято у них прощать такие вещи… А у нас не принято таких, как Евгений Викторович, защищать чисто физически, либо помочь скрыться и поддержать финансово — регламентом, так сказать, не предусмотрено, а таких, как Заноза, под корень нужно вырезать, наверняка окажется, что или сам он, или кто-нибудь из его окружения кому-то сильно нужен, настоятельно попросят не трогать! И придется ведь согласиться, а что мне, больше всех надо? Да, колготы непочатый край — заявок, согласований, судебных постановлений, оперативных мероприятий! Наверняка начальство больше половины откинет, мол, необоснованно, да и ресурсов не хватает, но мое дело — предложить весь комплекс необходимых работ, как учили!

Глава 8

Дмитрий Иванович ждал, что называется, второго пришествия гостя или гостей, но те почему-то так и не объявились. Несмотря на испортившееся настроение, упрямо, из принципа, «доотдыхав» весь срок, как планировалось, Дмитрий Иванович и Елена, казалось, вернулись к привычному образу жизни: Лена — к своей работе в юридической фирме, Дмитрий Иванович — к своим производственным делам. Но Донской понимал, что так просто, ни с того ни с сего, от него не отстанут. Как человек активный и деятельный, он уже начал продумывать варианты возможного развития событий и способы управления этими событиями.

Первый и самый простой — выполнить все требования этих паразитов, правда, для этого придется снять все оставшиеся деньги и кое-что продать. И потом каждый год кормить этих милых созданий, а во имя чего, какой великой цели? Эх, как сглупил, что вовремя не отмыл денежки! Миллион способов для этого существует. Тогда можно было бы хоть обратиться в органы. А теперь вот мучайся!

Второй способ — противостоять этим ребятам. Наплевать, что круче вареного яйца, не поленились даже на Сейшелах появиться, где и спрятаться трудновато!

А противостоять им можно только одним способом — уничтожить всех, стереть с лица земли. Донской, человек смелый, рассматривал этот вариант как вполне реальный. Нет, он не боялся, вернее, не боялся за себя, боялся только за своих родственников и друзей, которые могли пострадать, а риск был очень велик, все-таки нужно иметь дело с профессионалами, которые на всяких криминальных войнах собаку съели. Впрочем, Дмитрий Иванович не сомневался, что, даже не будучи профессионалом, он сумеет организовать процесс уничтожения этих ублюдков! Правда, раньше убийство людей им не рассматривалось как приемлемый способ решения проблем. К тому же при этом риск слишком велик, работы невпроворот, а средств и времени может для решения этой задачи не хватить.

Третий вариант — найти на него самого, на Занозу, компромат и попытаться прийти, так сказать, к экономическому соглашению, договориться. В этом варианте очевидный плюс: если грамотно поставить дело, риск быть убитым, как телку на скотобойне, снижается, это просто будет для них невыгодно. И кроме того, здесь уже получаются равные, партнерские, так сказать, отношения, а такая роль Дмитрию Ивановичу больше импонирует, не то что роль тупой жертвы. Но все сделать грамотно достаточно сложно. Нужно найти такой компромат, который был бы действительно важен, от которого зависела бы дальнейшая жизнь Занозы, а может быть, и смерть. Причем преподнести это таким образом, чтобы тот не вздумал, решая проблему, убрать Донского; дать понять, что, если это случится, Занозе будет плохо. Но такую информацию надо еще найти, а с нуля, да еще за короткий промежуток времени сделать это почти невозможно.

Поэтому первое, что Донской сделал сразу, — обратился в солидное частное детективное агентство «Авакс» за получением информации о Занозе и его окружении, самой полной, насколько это возможно. Информация — прежде всего, без нее Дмитрий Иванович не мог, это и защита, и оружие. С гонораром не поскупился и обещал даже больше, чем договорились, если результаты его подлостью удовлетворят. Конечно, был определенный риск, связанный с тем, что Заноза мог быть, к примеру, связан с этим агентством, или, скажем, что агенты рассекретят себя, а Заноза или проследит за ними, или их расколет. Это похоже на паранойю, но в реальности вполне может быть. А что делать? Риск существует в любом деле, приходится полагаться на профессионализм и честность людей, с которыми имеешь дело, тем более что друзья уже обращались туда, и отзывы — самые положительные. Правда, дела у них были существенно проще.

В качестве второго шага Дмитрий Иванович активизировал внешнеторговые связи в странах Ближнего Востока, которые уже были установлены, но которые Донской пока не использовал, проверяя все снова и снова. Теперь же риск был оправдан, а в результате Дмитрий Иванович получал три миллиона долларов чистой прибыли. Еще миллион рассасывался на накладные расходы — в основном на взятки и на оплату труда сотрудников своей команды. Если все пройдет гладко, эти деньги будут уже через три недели, а может, и быстрее. Неплохая кубышка организуется для экстремальной ситуации! Правда, придется подрожать, когда процесс будет проходить через критические точки, такие как моменты дачи взяток, моменты прохождения контроля на терминалах, но что делать, полностью риска избежать невозможно.

Третье, что сделал Донской, еще не зная, пригодится это или нет, — приготовил себе и Елене документы на другие фамилии, в том числе загранпаспорта. Вдруг возникнет необходимость заметать следы? А Дмитрий Иванович привык продумывать и предвосхищать все возможные варианты событий.

В отношении Занозы Дмитрий Иванович решил не предпринимать пока никаких действий, нужно подождать, чтобы выбрать самый подходящий вариант выхода из создавшегося положения на основе информации, которая будет получена агентством. Может, раскопают и какой-нибудь компромат.

Конечно, Донскому было бы очень любопытно, хотя теперь и бесполезно узнать, откуда у Занозы взялись сведения о доходах, но озвучивать в агентстве это свое желание Донской сейчас не стал, рассчитывая, что, возможно, и сам сумеет вычислить, а посвящать в это работников агентства пока не хотел. Важнее сейчас — выпутаться, а уж огород нагородить, наделать глупостей никогда не поздно. Объявлять войну вору в законе — все равно что новичку после месяца тренировок выйти на ринг против мастера спорта по боксу для боя без правил. На мастера нужно выходить адекватно подготовленным.

Глава 9

Давнюю свою задумку — организовать частное детективное агентство — Константин Степанович Авасов реализовал сразу же по истечении двадцати лет службы в МВД, чтобы получить статус пенсионера органов. И не из-за пенсионных денег, хотя денег слишком много не бывает, а из-за того, что с детства был воспитан правильным и просто органически не мог терпеть бросать что-либо на полдороге, не доведя до логического конца.

Уволился и занялся оформлением бумажек, переговорами и согласованиями, затем пришлось возиться с помещениями. Стартовых денег оказалось предостаточно: жена — коммерческий директор в крупной торговой фирме, предприимчивости и организаторских способностей у Авасова тоже хоть отбавляй. Название фирмы получилось звучным — три буквы от фамилии и инициалы. Быстро набрал сотрудников, арендовал помещение, и дело пошло. Причем как-то сразу удачно, затраты быстро окупились, пошла прибыль, и немалая, большая часть которой уходила на техническое оснащение. Даже приходилось отказываться от некоторых заказов, уж слишком были загружены сотрудники.

Размышляя о текущем успехе, Авасов приходил к лестному для себя выводу, что процветает только благодаря своим мыслительным способностям, предприимчивости и профессионализму. Сколько вон таких агентств загибаются на корню из-за финансовой несостоятельности! А Авасов в процессе своей деятельности придерживался трех простых принципов, и еще ни разу не было случая, чтобы такая тактика не принесла успеха.

Во-первых, ориентация на коммерческую целесообразность, правильная оценка соотношения стоимости услуг и трудозатрат. Во-вторых, работа на результат — клиент должен получить то, за что платит деньги. И третье — Авасов требовал от сотрудников профессионализма: влезать в самую суть, но не забывать о мелочах. Мелочей у нас не бывает, часто заканчивал инструктаж подчиненных Константин Степанович, поднимая вверх указательный палец.

Авасов сразу согласился на безусловно выгодное предложение Донского. Ответственности никакой — информация, она и есть информация, какая будет, такая и будет. И сотрудников можно задействовать исходя из их занятости. Правда, богатенький клиент обещал еще больше отвалить, если информация понравится, а Дмитрий Иванович Донской не производил впечатления пустозвона. Константин Степанович не слишком заморачивался насчет разработай плана получения информации. План был простой, как пять копеек, и состоял из двух частей. Первая часть включала получение информации из полицейских источников, от друзей-оперативников, здесь нужно было раскошелиться, но это не страшно, окупаемо. Вторая часть, где требовалось задействовать свои рабочие ресурсы, — это наружное наблюдение, прослушка и скрытая видеозапись с целью получения свеженькой информации. Не все законно, конечно, ну а в какой сфере у нас все законно на сто процентов? Да ни в какой! Первую часть плана Авасов проработал сам, теперь ждал информации от своего приятеля, перспективного оперативника Синицына, а вторую часть поручил своему молодому, но способному заместителю — Виктору Дмитриевичу Скачкову.

Авасов сидел в кресле, калякал рожицы на листах формата А4, комкал их и, упражняясь в меткости, бросал в корзину, изредка отвечал на телефонные звонки. Он уже довел бизнес до такого состояния, когда ему, в принципе, можно было бы ничего трудоемкого не делать — по большинству вопросов решения принимали заместители. Обращались к нему, только когда сами считали нужным, когда не могли или не хотели взять на себя ответственность за решение. В последнее время к нему обращались все реже и реже, да и чему удивляться, Авасов доверял им, за упущения не распекал, а доброжелательно объяснял, как в аналогичных ситуациях в будущем следует поступать, платил хорошо, постоянно повышая жалованье не только замам, но и рядовым сотрудникам, так что утечки кадров не было, опыта и мастерства с каждым днем только прибывало, а пропивать их никто не собирался.

Несмотря на то что еще не наступил полдень, Константин Степанович хотел уже было отправляться на обед, плавно переходящий в местную командировку, как он говорил обычно секретарше, когда намеревался отправиться домой или на дачу. Как вдруг, после нервного нетерпеливого стука, к нему в кабинет завалился один из сотрудников, Михалыч, с круглыми, как у совы, от возбуждения глазами, вслед за которым через мгновение просочился Виктор, заместитель Авасова.

— Что такое, Михалыч, есть повод для паники? — опытным взглядом Константин Степанович определил, что обращаться проще к первоисточнику информации, то есть к Михалычу, а не к своему заму.

— Труба, Степаныч, мы попали!

— Ты давай на испуг не бери, — попытался пошутить Константин Степанович, — рассказывай все по порядку.

— Значит, так, по порядку, — взяв себя в руки, заговорил Михалыч. — Сижу я, значит, в машине, никого не трогаю, снимаю на камеру контакты Занозы возле его коттеджа, довольно далеко, надо сказать, только чтобы хари можно было различить через оптику. Смотрю, какая-то знакомая машина с будкой неподалеку подъехала. Номер-то другой, но я пригляделся — так и есть, тачка из наружки, ошибки нет, я ее хорошо запомнил, когда опером работал. Наш милый друг Заноза-то — и у ментов под колпаком!

— Что-то я не пойму, Михалыч, что за кипеж? Неприятно, конечно, что коллеги под ногами болтаются, но что ж делать! А уж мы-то, если что, имеем полное право, лицензия у нас есть, все законно! — удивился Авасов, с досадой отмечая про себя, что приятели из ментовки не удосужились поставить его об этом в известность.

— Да не о том речь, Степаныч, это еще прелюдия. Ты слушай дальше. Отъехал я от них, чтобы перед глазами не маячить, аккуратненько снимаю дальше. И тут разбивается боковое стекло, и на меня смотрит этакое мурло с пистолетом. Из окружения Занозы, один из его телохранителей, я его сразу узнал. И конкретно так смотрит, ну, думаю, кобздец! Потом он просунул руку, чтобы машину открыть, отвлекся, ну я ему руку сломал и хряснул по горлу. Кажись, немножко переборщил сгоряча. На всякий случай в машину затащил, чтоб народ внимания не заострял. Пока отъехал в сторонку, высадить хотел, а он уже копыта отбросил…

— Да-а, Михалыч, ты явно переборщил, и явно не немножко! Где труп?

— Да там же, в машине, я его в багажник переложил.

— Вот ведь не было печали! Ты представляешь, что будет, если мы тебя сдадим или сам сдашься? Во-первых, органы нас не поймут, а во-вторых, эти придурки, с их понятиями, жить нам не дадут, пока сами живые. Даже если и не признаемся, все равно они наверняка не поверят. Глупо надеяться, что он никому не сказал и поперся к тебе с пушкой самостоятельно. Теперь жди гостей. Машину, скорее всего, пробьют по полицейской базе, вычислят. Хотя, конечно, может, и не зафиксировали номера. Значит, была не была, решение такое. Труп сныкаешь, чтобы не нашли. Машину поставишь куда-нибудь в нейтральный отстойник, заявишь об угоне. Сдашь дела Виктору и поедешь в командировку в Пермь, на всякий случай. Там как раз давно еще один сотрудник нужен. Если с тобой что будет уж совсем хреновое — к примеру, коллеги наши из МВД заинтересуются, ты нам ни о чем не говорил. Все.

Михалыч, молча кивнув, вышел.

— Витек, ты будешь вести это дело дальше. В машине у Занозы стоят жучки? Пишете?

Виктор кивнул.

— Хорошо. Кровь из носа, надо установить прослушку у Занозы на хате… Между прочим, непонятно, на кой ляд Донскому сдался этот скромный полковник преступного мира. Нам будет проще добывать информацию, если мы выясним, чего же на самом деле хочет Донской. Ясно, что его Заноза за какой-то криминал зацепил, надо выяснить за что. Поставишь прослушку и у Донского, хоть что-то получим. Надо продумать, как найти подходы к его производственной деятельности. Сто процентов, что деньги, на которые глаз положил Заноза, он достает на своем предприятии.

— А может, попробуем внедрить к ним Розу? Нашу умницу-сотрудницу? А что, там ее никто не знает, в Москве относительно недавно появилась. Бухгалтер с высшим экономическим образованием, а бухгалтеры везде нужны.

Меркина Роза приехала в Москву из Калуги с твердым решением зацепиться и сделать карьеру. Роза окончила в Калуге филиал Московского финансового института по специальности бухгалтерия и аудит. В Москве у нее тетка, и первое время, несмотря на то что отношения у них не такие уж и близкие, тетка разрешила ей пожить у себя. А так как в общении Роза приятная, а характер у нее. покладистый, то о том, чтобы ей уйти жить на съемную квартиру, тетка речи не заводила. Роза не собиралась постоянно обитать у тетки, но пока это ее вполне устраивало.

— Ну, поговори с ней, реши насчет получки. И пусть идет в отдел кадров. Это будет самый быстрый и, наверное, самый дешевый способ прощупать Донского. Вот только справится ли? — Идея Виктора понравилась Авасову.

— Да вроде сообразительная девчонка. Во всяком случае, как говорил товарищ Сталин, папытка — нэ пытка! А подготовить ее — подготовим, несколько дней у нас для этого есть.

Виктор был сторонник неординарных решений, и все об этом знали. Но что самое положительное, благодаря тонкой работе и удачливости Скачкова решения эти оказывались «проходными», реальными.

Глава 10

Свиридова мучили угрызения совести. Правда, эти угрызения были вызваны условиями, в которые попал Федор Иванович, а не возникли сами по себе. Через неделю после исторического посещения Свиридовым хозяина района Занозы к нему домой заявился наглый тип в роговых очках, представился как Игорь, от Занозы, и сообщил, что обстоятельства поменялись и, в результате непредвиденных расходов, доля Федора Ивановича составит всего сто пятьдесят тысяч баксов в год, да и то, видите ли, «при удачном стечении обстоятельств».

Возмущению поведением Занозы и досаде на себя не было предела. Неглупый, в принципе, человек, Федор Иванович не понимал, как он мог попасть в такую ситуацию. И ведь что интересно, сколько раз он слышал: свяжешься с криминалом, себе дороже потом и выйдет! Так нет же, поперся, старый хрен! Понятное дело, не в деньгах дело, в справедливости. Но ведь Донской же не обманывал его ни в чем, ну подумаешь, решил уволить на пенсию, ну и что? Год — два, и Федор Иванович сам бы уволился, человеческий же организм не вечный! Да и пенсион, в принципе, Дмитрий Иванович назначил неплохой, очень даже неплохо на эти денежки жить можно. Большинство, даже работая, и десяти тысяч в год не имеют, не то что сотню! Вот что значит — зациклиться на чем-нибудь, находясь в замкнутом пространстве! Нет чтобы для разнообразия по сторонам посмотреть, как люди живут, да и семьей заняться — тоже когда-то надо, а то дети росли как полынь-трава, самостоятельно, теперь вот и внуки — тоже сами себе предоставлены, а сколько полезного Федор Иванович мог бы им дать, научить такому, чему ни один человек в мире их не научит!

Ну а теперь уж жалей не жалей, ничего не изменишь. Раз попал под жернов, остается только расслабиться и получить, как говорится, мазохистское удовольствие, даже если до этого и не был мазохистом. Рассуждая таким образом, как это ни парадоксально, Свиридов мысленно приходил к тому, что теперь сделает все, чтобы загладить свою вину перед Дмитрием Ивановичем, даже пусть сам при этом пострадает.

Полностью загладить вину перед Донским невозможно, но, по крайней мере, честно признаться, что да, мол, я — такая сволочь, предал тебя, делай со мной все, что хочешь, он обязан. Федор Иванович позвонил и, сказав, что дело неотложное, пошел к старому другу, коллеге й начальнику с повинной.

Глава 11

После произошедших на Сейшельских островах событий Лена смотрела на Дмитрия Ивановича другими глазами. Она принадлежала к тому типу женщин, которые при взаимоотношениях с близким человеком в случае беды или просто трудностей не сбегают, как крысы с тонущего корабля, а, наоборот, проникаются к нему еще более глубоким чувством. Если оно, это чувство, было, конечно. А Лена любила Дмитрия Ивановича, и теперь она это твердо знала. Считается, что обязательно нужно быть стервой, чтобы удержать возле себя мужчину, так как якобы мужчина по своей природе охотник и завоеватель, а достигнув цели, то есть завоевав женщину, которая стала покладистой и доброй, теряет смысл общения с ней, а если женщина стерва, то он вроде как бы и нё достиг цели, нужно начинать все сначала. Но Лена такой концепции не придерживалась, а вела себя, подчиняясь внутреннему состоянию и чувствам.

Лена перестала быть стервой, и Дмитрий Иванович не только не потерял смысл общения с ней, но и привязывался к ней все больше и больше. Наверное, это был случай, когда мужчина, существо полигамное, вдруг превращается в моногамное. Донской начал замечать, что ему стали не нужны другие женщины. Правда, в теперешней круговерти жизни у него была острейшая напряженка со временем, но, при необходимости встретиться с женщиной, Дмитрий Иванович бы его нашел. Но нет, наоборот, другие женщины теперь его не привлекали, тогда как чувство к Елене, женщине, которая к тому же как будто еще больше расцвела за последнее время, разгоралось с новой силой. Для Дмитрия Ивановича других сейчас не существовало, а у них с Леной, если можно так сказать, начался новый медовый месяц, хоть и неофициальный.

Лена же не только расцвела, она как-то повзрослела за это время, превратилась из просто красивой молодой женщины в Женщину с большой буквы. Несмотря на то что Дмитрий Иванович не посвящал Лену во все свои секреты и проблемы, интуиция ей подсказывала, как ему сложно и напряженно сейчас, и подсознательно старалась это напряжение снять. Не только в постели, но и, прежде всего, всем поведением, что, возможно, в это время было для Донского еще и важнее.

Дмитрий Иванович, как правило, приходил домой очень поздно, не раньше одиннадцати, а в шесть утра уже выходил за порог. Однажды, вопреки обыкновению, Донского вечером никто не встретил, если не считать звонка Федора Ивановича, который настоял на немедленной встрече…

Однако сердце у него ныло от предчувствия, что Лена отсутствует неспроста. В сущности, Дмитрий Иванович не исключал, что рано или поздно Заноза начнет пакостить, независимо оттого, выполнит он или не выполнит требования вора в законе. Поэтому, помня об угрозе, раздумывал, как бы обезопасить своих близких, и внука — в первую очередь. Но то, что удар будет направлен на Лену, он никак не ожидал. Хотя, может быть, где-нибудь задержалась, мало ли, успокаивал себя Дмитрий Иванович, но не получалось. Если бы задержалась где-нибудь, хотя это и не планировалось, то обязательно бы позвонила. А сейчас — ни слуху ни духу. Донской, чтобы успокоить нервы, расслабиться, а заодно и скоротать время, дожидаясь Елену, подготовил себе ванну, которую он намеревался принять до приезда своего бывшего зама…

Откисая в горячей ванне, Дмитрий Иванович почувствовал, какая на него навалилась дикая усталость, и, несмотря на беспокойство из-за Лены и предстоящий визит пенсионера, задремал.

Разбудил его звонок видеодомофона. Сон как рукой сняло. Странно, подумал Донской про Елену, у нее же свой ключ есть! Может, потеряла? Выскочив из ванной, наскоро вытершись, Дмитрий Иванович зашлепал к видеодомофону. С экрана на него поглядывала уставшая и какая-то помятая физиономия Свиридова. Дмитрий Иванович, поздоровавшись, нажал кнопку, запустил бывшего коллегу, ныне почетного пенсионера ФГУПа «Медприборстрой».

…Слушая с каменным лицом Федора Ивановича, Донской поражался, как нелогично и коварно могут поступать люди, какой черной неблагодарностью могут они отплачивать за добро! Эмоции, одна сильнее другой, бушевали в нем — удивление сменялось возмущением и гневом, но Дмитрий Иванович их не показывал.

Прохаживаясь по комнате, «черный кардинал» угрюмо констатировал, что самого-то главного, человеческого фактора, он не предусмотрел в своей, казалось бы, безошибочной схеме. На всех ключевых позициях и чиновники, и смежники, и его работники получали каждый по тщательно продуманному лично Донским тарифу. Дкже при увольнении Свиридова Донской не поскупился, назначая «пенсион» для заслуженного ветерана. Ну, ладно, допустим, ошибся в сумме, так надо было сказать! Так нет же, побежал к бандитам жаловаться, сволочь!

Если бы Дмитрий Иванович узнал о предательстве из своих источников, он, возможно, прикончил бы старикана. Затевая всю эту кутерьму по добыче денег, все-таки Донской не исключал для себя и такую возможность, как-никак большие деньги требуют и особой политики, иначе заранее обрекаешь себя на провал. Впрочем, не будучи жестоким и не имея опыта лишения человека жизни, как мог, постарался бы этого избежать. И сейчас, перекипев, Дмитрий Иванович уже не чувствовал ни ненависти, ни даже злости к старику, а только презрение и жалость.

После ухода Свиридова Дмитрий Иванович попробовал сосредоточиться. Ко все усиливающейся тревоге за Лену добавилась еще одна головоломка. Нужно было, отбросив эмоции, попытаться как-то использовать информацию этого неожиданного союзника, раскаявшегося предателя, так сказать. Как действует вся «схема Донского», по словам Федора Ивановича, Заноза полностью не знает, он знает только о дополнительных продажах левых приборов. Ну и как это можно использовать? Да, пожалуй, никак. Почти неразрешимая ситуация. Впрочем… Заноза знает только о поставках по России, про дальнее зарубежье Свиридов и не заикался. Это можно использовать, что даст дополнительный выигрыш, и неслабый! И все же обидно, очень обидно…

Где же все-таки Лена? Пить она не пьет, чтобы оказаться в таком состоянии, что невозможно было бы позвонить… В полицию звонить? Глупо, что им сказать? Совершеннолетняя женщина, официально он ей не родственник. Может, она резко порвать решила, а сообщить не посчитала нужным?.. Лена, конечно, так не сделает, но как об этом поведать полицейским?

Можно, в принципе, объяснить, что похоже на похищение, так они начнут выяснять мотивы похищения. А в том, что это похищение, Дмитрий Иванович уже был почти уверен. А может, несчастный случай? Похолодев, Донской открыл справочник и начал набирать номера больниц, затем моргов… Но нет, Елены нигде не было. Что же, доживем до утра! Там видно будет, не зря говорят, утро вечера мудренее. А с полицией лучше не связываться, когда собственное рыльце в пушку.

Дмитрий Иванович принял таблетку снотворного с твердым желанием снять возбуждение и спать до упора, пока не проснется; сил на предстоящую борьбу с жизненными обстоятельствами нужно много, а времени на более или менее полноценный сон может в ближайшее время и не оказаться. Засыпал Донской с неспокойной душой.

Глава 12

Синицын был злой как собака. Пошли третьи сутки, как он не сомкнул глаз, торчал в наружке — в роли, которая уже год как ему несвойственна (другими задачами загружен под завязку, да и не положено начальствующему составу, хотя и временно исполняющему): под наружным наблюдением по наводке Новоростова находился Заноза… Видите ли, у этих гадов не хватает людей для операции! Кого это трясет! А у меня, блин, ни денег, ни здоровья не хватает! Так и до пенсии, едрена вошь, не дотянешь! Да если и дотянешь, на эту пенсию только собаку и можно прокормить, да и то не всякую, а так, малоежку. А детей кто кормить и одевать будет? Хорошо еще Костик Авасов иногда халтурку подкидывает, а то бы давно ноги протянул.

…Если у тебя, жирного борова (а начальник управления отличался немаленькими массогабаритными характеристиками), людей не хватает, иди на операцию сам, нечего посылать аж целого врио заместителя начальника управления делать работу оперативников! Или доплачивай сверхурочные! Что, нечем? А как насчет дополнительных дней к отпуску? Не получается? А откуда у тебя, сука, с окладом в семьсот баксов тачка стоимостью в добрую сотню тысяч, «мерин» навороченный? У простого мента, хоть и начальничка? Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять откуда…

Правда, как оказалось, быть на острие событий бывает очень даже правильно. Вон, позавчера, люди Костика Авасова заломали одного из чуваков Занозы, закинули его в машину — и с концами! Если бы не непосредственное руководство операцией Синицына, у Авасова могли бы быть крупные, мягко говоря, неприятности.

И все же это все надоело! Следи вот за этим очкариком, сдался он сто лет! Наверняка эта связь никуда не выведет, вряд ли Заноза будет по мелочам светиться, только пустая трата времени! Он шлындает по своим делам, а ты вместе с Петровичем должен зависать сутками в наружном наблюдении. А как жрать, курить и спать охота! И еще бы бабу какую за зад схватить! Желательно рыжую, сисястую и веселую! И все бы эти удовольствия одновременно!.. Ну сколько они еще в этом кафе-мафе сидеть будут! Минут тридцать прошло, как этот очкарик и какая-то сексапильная девица туда зашли. Во, уже уходят! Синицын быстро включил видеокамеру. Девица уже успела накачаться, идет на деревянных ногах… Вообще-то, как-то она странновато, неестественно перемещается, очкарик под руку ее ведет. Что-то здесь неладно. Надо проследить, однозначно, но самим сопровождать нельзя, вычислит. Синицин взял рацию:

— «Пятый» — «восьмому»!

— Слушаю, «пятый»!

— Принимай черный «бумер», номер Альберт 561, московский регион, следует по направлению от кафе «Ландыш» к набережной. С объектом девка лет двадцати пяти, та самая, накачал чем-то, отслеживай!

— Есть, «восьмой» принял!

Сунул рацию в держатель, теперь нужно было срочно переправить отснятый материал в штаб и ждать указаний.

— Ну что, Петрович, есть надежда вздремнуть в обозримом будущем?

— Не обольщайся, Ген, щас еще че-нить придумают!

— Да ладно тебе, что еще за пессимизм, поехали…


…Через четырнадцать часов Геннадий Васильевич Синицын, выспавшийся и чисто выбритый, сидел в штабе операции, то есть в кабинете начальника УБОП, полковника полиции Васнецова, на совещании. Вперевалку прохаживаясь по кабинету, пыхтя и отдуваясь, огромный свиноподобный полковник, руководитель операции, информировал подчиненных о новых обстоятельствах, возникших в деле о вымогательстве.

Объекту разработки оперативники дали кличку «Очкастый». Отпечатки пальцев, ловко снятые операми в его машине, ни по полицейской, ни по военной базам не проходят.

Стало быть, не сидел, не служил во внутренних органах и не был кадровым военным. Непонятно, откуда его откопал Заноза, да еще использует для особых поручений. Растет преступный мир, растет, квалифицированные кадры черпает не только из колоний.

Объект опасен, так как светится в таких вещах, как вымогательство и похищение. Это тот самый, который от имени Занозы обложил данью Новоростова и затащил девушку в квартиру панельного дома, что на окраине Москвы. Похоже, она находится в состоянии наркотического опьянения, причем, судя по обстоятельствам, накачалась недобровольно, ей помог Очкастый.

Васнецов, почесывая авторучкой за ухом, повернулся к Синицыну:

— Геннадий Василия! Выясни как можно быстрее, кто она такая, чем занимается и насчет всех ее контактов.

Как выяснить, правда, не сказал. В основном, все указания, не утруждая себя распределением обязанностей между сотрудниками, Васнецов давал Синицыну, который только что был назначен временно исполняющим обязанности заместителя начальника управления. Штатный зам давно болеет, похоже, увольняться будет из органов.

— В доме напротив надо установить пост видеонаблюдения. Если будет угроза ее жизни, придется штурмовать, хотя если бы он хотел убить, давно бы это сделал. Прослушка должна стоять сегодня же. Использовать все средства, какие только возможно, в первую очередь по слаботочным цепям — телефонным, звонковым, радио. Если нужно, организуйте протечку и, когда вызовут сантехника, перенаправьте вызов к нам, пусть сходит кто-нибудь из новеньких под видом сантехника, установит жучки. В общем, делай что хочешь, но чтобы все их переговоры были под контролем. Ясно, Геннадий Василия?

— Так точно, сделаем.

— В общем, разберись, что там за катавасия такая. И еще: ко мне поступают расшифровки переговоров, которые велись в доме Занозы, уже за неделю накопились. По-моему, там есть кое-что интересное. Возьми, поработай. Два дня тебе хватит?

— Должно хватить, постараюсь, Валентин Евгеньевич. — Синицын никогда не спорил с начальником, тем более в присутствии коллег, зная, что он этого не потерпит, даже если в чем-то трижды не прав. Проще будет, если что, поступить по-своему, а потом обосновать, почему так сделал. Чаше всего Васнецову было глубоко наплевать, что именно делал Синицын, главное, чтобы его не трогало начальство, а уж интересы-то Васнецова, судя по всему, вполне прозаические: получать свой процент с черно-серого бизнеса, толстеть, дрожать и добиваться генеральских погон, а потом и на пенсию можно. Что, впрочем, не мешает ему с виду вполне квалифицированно управлять подчиненными, ладить с начальством и яростно бороться с преступностью, благо что до сих пор эта борьба не затрагивала его личных интересов. А если бы и затронула… впрочем, пусть об этом думают те, кому по должностям положено.

— Вот и отлично. Следующее. Нужны качественные улики, доказывающие причастность Занозы к вымогательству по делу с Новоростовым. На это — максимум неделя. Следующую передачу денег Очкастому, или кто там вместо него будет, отработать как положено, с задержанием. И последнее. Необходимо выяснить личность похищенной девицы и мотивы похищения. Вопросы есть? Вопросов нет. Все свободны.

Глава 13

Александр Анатольевич Митин, двадцатишестилетний главный инженер ФГУП «Медприборстрой», подписывал текущие документы. Рядом стояла и комментировала секретарь, хотя шел уже одиннадцатый час вечера. Александр не требовал, чтобы в это время она обязательно была на рабочем месте, но всегда щедро доплачивал сверхурочные. Правда, Серафима Петровна оставалась не только из-за сверхурочных. Она просто любила свою работу, а кроме того, дома ее никто не ждал, развелась давным-давно, и детей у нее не было. Как-никак, уже почти пятнадцать лет бессменным секретарем дирекции на предприятии!

К Серафиме Петровне часто обращались за помощью, решить какие-то вопросы, и она никогда не отказывала. Сначала делала это просто по доброте душевной, а потом увидела, что сделанное кому-то добро обязательно возвращается, помогает жить и решать жизненные проблемы.

Поэтому когда к ней обратилась однокашница по институту с просьбой устроить родственницу подруги в бухгалтерию, та энергично взялась за это. Оказалось, что в бухгалтерии работы невпроворот, есть необходимость немного разгрузить, взять нового человека, если он, конечно, «вменяемый». Просьба Серафимы Петровны, ко всему прочему нужного и полезного человека, пришлась весьма кстати, данные девочки понравились, и главный бухгалтер сочла за благо взять ее на должность бухгалтера, тем более что ее давно дожидается соответствующая вакансия. А уж подготовить проект приказа и согласовать его с нужными должностными лицами предприятия для Серафимы Петровны было делом техники.

Для Александра работа с документами проходила не так уж просто. Неделю назад Дмитрий Иванович попросил Сашу подписывать все бумаги за него в связи с тем, что сам он занят и не может этим заниматься, а заместитель в отпуске. С непривычки на это уходила масса времени. Впрочем, благодаря аналитическому складу ума и Серафиме Петровне, Александр понемножку разгребал эту кучу. К тому же приобретался уникальный профессиональный опыт, который был для него важен. Перед Митиным лег проект приказа по кадрам. На работу в бухгалтерию в связи с расширением штата принималась в качестве бухгалтера Меркина Роза Викторовна.

Как пояснила Серафима Петровна, речь уже давно шла о том, чтобы заполнить вакансию бухгалтера, а сейчас представился случай — появился хороший специалист, бухгалтер с высшим экономическим образованием, хорошая девочка, умница, окончила Московский финансовый институт с красным дипломом.

Александр подписал приказ, просмотрел еще кучу счетов, заявок на получение и закупку материальных средств, писем из разных организаций — ничего интересного. Были и различные технические предложения, связанные с совершенствованием спецмедтехники, кое-что Митин оставил себе на потом, чтобы изучить подробнее.

Закончив работу с документацией, Александр вежливо поблагодарил Серафиму Петровну, взял кое-что в портфель, чтобы дома почитать на сон грядущий, и вышел из кабинета, предоставив секретарю возможность аккуратно разложить документы по папкам и сдать кабинет под охрану.

Глава 14

К «шпионской деятельности» на «Медприборстрое» Меркину Розу готовили почти неделю, точнее, шесть дней. Материала, который требовалось усвоить, было не так много, в институте приходилось впихивать в себя гораздо больше. Но в институте не возбранялось ошибиться даже на экзамене.

Максимум, что могло из-за этого произойти, — снижение оценки, да и то имелась возможность как-нибудь выкрутиться, наложив лапши на уши преподавателю. А если добавить сюда вагон и маленькую тележку женского обаяния, то уж точно свести на нет последствия любой ошибки. Чего-чего, а уж обаяния в Розе хоть отбавляй, это она сталазамечать еще в школе, в старших классах, и с успехом использовала в жизни.

Здесь же ошибаться было нельзя, последствия могли стать самыми непредсказуемыми, о чем ей в два голоса пели и Константин Степанович, и Виктор Дмитриевич. Что интересно, тут же начинали популярно объяснять, что делать ничего сверхъестественного не придется, так, сущие пустяки, и, в случае чего, она легко отмажется; учили, что нужно говорить и как себя вести в случае «возможного провала», вернее, недоразумения, которого, впрочем, не должно возникнуть ни в коем случае.

Авасов и Скачков наперебой долдонили, какие именно документы нужно будет фотографировать, как вставать при фотографировании, что делать, если кто-нибудь войдет в помещение. Аппаратура миниатюрная, обнаружить ее не могут, главное, самой себя не обнаруживать. Особенно поведением. Учили, как и куда устанавливать жучки, как настраивать миниатюрные антенные системы для передачи голосовой информации. Учили, какие поводы использовать, чтобы попасть в необходимые помещения, какие лепить отмазки в случае, если тебя обнаружат в этих помещениях.

Для того чтобы новоявленный агент все как следует усвоил и ничего не перепутал, шефы сначала долго все объясняли и заставляли десятки раз пересказывать, добиваясь, чтобы ничего не забывала, вплоть до единой мелочи, потом десятки и десятки раз, как на репетиции, заставляли все это проделывать, начиная от установки жучков и фотографирования, заканчивая отмазками и объяснениями, подправляя и поясняя, как лучше себя вести, что делать с фотоаппаратом в случае, что называется, шухера. Он, фотоаппарат, хоть и сделан в виде авторучки, но ведь если прищучат, надо, чтобы руки не дрожали!

Так что к концу обучения у Розы все от зубов отскакивало, а все действия получались так ловко, как у Акопяна, будто всю жизнь только этим и занималась. Чувствовала она себя настоящей разведчицей, Джеймсом Бондом в юбке. Самое главное, подогревала мысль о гонораре, который будет ждать ее по истечении месяца, при удачном окончании операции. Да и при неудачном обещали не обидеть! Правда, сказали, что не хотят и слушать ни о каких неудачах.

Авасов не без труда нашел выход на главбуха ФГУП «Медприборстрой» — через Серафиму Петровну, подругу своей жены, и вот Роза с сосредоточенным выражением лица идет на собеседование в отдел кадров.

Как и ожидалось, документы были в порядке, а собеседования как в отделе кадров, так и с главным бухгалтером прошли успешно. Всем понравилась спокойная, рассудительная девушка, которая к тому же четко и безошибочно отвечает на сложные профессиональные вопросы. Кто же будет отказываться от квалифицированных кадров за сравнительно небольшой оклад?

Глава 15

Заноза не знал, что находится под наблюдением полицейской наружки и авасовцев одновременно, поэтому звонок — мелодия вальса Штрауса — у Занозы в офисе раздался неожиданно, в конце его так называемого рабочего дня, то есть около четырех вечера, поэтому звучал не слишком приятно. Все, что напоминало о делах после половины четвертого, Занозу раздражало.

Хотя вору в законе работать вообще не полагается, но была у него такая фишка — сидеть в офисе как респектабельный человек, в галстучке, вести прием посетителей и отвечать на звонки. Все-таки много разных суетных дел, которые в домашних условиях вести не с руки, вот и приходится регламентировать свою жизнь.

Заноза долго приучал своих «сотрудников», чтобы со всеми делами, даже самыми важными, к нему обращались во время рабочего дня, и желательно пораньше. Времени предостаточно, уж два-три раза в неделю с одиннадцати до пятнадцати Заноза точно проводит в офисе, вот и успевайте! А не успеваешь или не можешь решить элементарный вопрос без ценных указаний, надо тогда к тебе повнимательнее присмотреться, может, ты профнепригоден.

— Алло? — прошелестел в трубку Заноза. Все давным-давно знали, что чем ласковее и мягче Заноза говорит, тем хуже — следует ожидать дыню в задний проход. Впрочем, если Заноза говорит жестко, это тоже не предвещает ничего хорошего.

— Николай Сергеевич, это Мушкин… — нетвердым голосом представился начальник охраны Занозы, по кличке «Мухобой».

— Я об этом уже догадался, господин Мушкин, определитель номера у меня еще не сломался, — ответил Заноза таким ласковым голосом, от которого у Мухобоя мурашки забегали поспине.

Уже пять лет Мухобой работает на Занозу, а все никак привыкнуть не может к его повадкам, всё как-то страшновато становится, когда он на такой тон переходит. А может, это и правильно. Начальника надо побаиваться, иначе производительность труда низкая. Мухобой, высокий крупный мужчина с рябым лицом, вопросами безопасности начал заниматься только у своего теперешнего шефа, Занозы. До этого на свободе он был предпринимателем, пока не посадили — буквально ни за что, а точнее — за незаконное предпринимательство. Слишком уж прибыльным оно было, чтобы никто не позарился на такую кормушку, — производство минеральной воды в Подмосковье. Только хотел все чин по чину легализовать, а тут — на тебе, повязали!

— Николай Сергеевич, возле вашего коттеджа Степняк похищен.

Заноза молчал. «Степняк» — это кличка Степкина Григория, достойно отсидевшего шесть лет за грабеж и работавшего теперь в охране Занозы. Как могли похитить этого здоровилу и кому он оказался нужен?

— Пошел черную «Мазду» проверить, — продолжал Мухобой, — что недалеко возле дома терлась, и на ней же уехал. Сейчас ни слуху ни духу. Я пробил тачку по полицейской базе. Эта «Мазда» на бывшего мента оформлена, Гордеева Николая Михайловича, сейчас работает в частном детективном агентстве «Авакс».

— Ну так найди этого Гордеева и спроси, куда делся Степняк. Или тебя учить надо, как с бывшими ментами разговаривать?

— Так его нигде нет, в агентстве сказали, что в командировке, где — не знают, не спрашивать же у директора, все равно не скажет!

Заноза почувствовал, как в груди начинает клокотать раздражение. Черт подери, так и до инфаркта недалеко, хотя он и умел владеть собой: жизнь научила. Надо опять аутотренингом заняться, как на зоне, а то ведь здоровье-то не казенное, да и навыки владения собой всегда пригодятся, а то так, заделами-то, их и растерять недолго. Попытавшись успокоиться, Заноза промяукал:

— Ты что, дорогуша, хочешь, чтобы я давал тебе уроки общения? На кой ты тогда мне нужен, если ничего не знаешь и не умеешь? Слышать ничего не желаю, но чтобы Степняк завтра был передо мной, живой или мертвый.

Заноза положил трубку. Задумался. Как пить дать Степняка не найдут, ни живого, ни мертвого, можно списывать пацана: интуиция Занозу редко подводит. Жаль, хороший был телохранитель и охранник. Ну а Мухобой пусть помучается, поищет, это ему полезно. Тут другое интересно, на кой хрен я «Аваксу» сдался? Кто-то из толстосумов нанял, ежу понятно, знаю я это агентство, меньше чем за полсотни штук баксов палец о палец не ударят. Придется, правда, теперь еще и ими заняться. Хотя некстати это, совсем некстати. Только что начали процесс доения этого директора — взяли его подружку; конечно, это для Донского несильный аргумент, но тут главное — продемонстрировать, что мы можем не только «разговоры разговаривать», пусть думает, если не дурак. Еще через пару дней будут созданы временные фирмы со счетами в офшорных зонах. Конечно, можно было бы сделать по-другому. Надавить, чтобы наличку приготовил, пусть крутится, сейчас это не проблема. Но это слишком примитивно для таких, как он, а ведь нужно на солидного «партнера» еще и соответствующее впечатление произвести для пущей важности. Пусть знает, что все продумано как следует.

Заноза взглянул на часы. Уже пять минут пятого. Пять минут назад он уже должен был носом пересекать плоскость двери своего офиса, двигаясь к своему жилищу, которое он называл «лежбищем». Непорядок! Как говорится, делу — время, а потехе — все остальное! Заноза набрал нужный номер:

— Здорово, Сизый!

— Рад слышать тебя, Николай Сергеевич! Будет заказ?

— Ты проницателен, как Нострадамус! Мои свободны?

— Ну, конечно! Отправить их к тебе?

— Да, через часок.

— Сделаем все в лучшем виде!

— Ну, бывай!

— Пока!

Через пятьдесят минут перед воротами особняка Занозы стояла «Тойота». На заднем сиденье расположились две девицы лет двадцати трех. Нужно было подождать еще десять минут, Заноза не любит неточности.

Где-то раз в месяц Заноза расслаблялся в обществе двух своих постоянных подружек. Он, может, и чаще бы себе это позволял, потому что почти всегда делал все, что ему хотелось. А хотелось ему приблизительно раз в месяц-полтора. Конечно, Заноза мог бы содержать этих девчонок, но они и сами себя неслабо обеспечивали. А делать-то им надо было всего ничего — только изредка встречаться с тем, с кем велел Сизый. Теперь одиночные встречи для них были редкостью, в основном с постоянными мужчинами. Вполне солидные, респектабельные люди, женатые, между прочим. У Ангелины первый — высокий чиновник из администрации президента, а второй — директор мебельной фабрики. А у Виктории — генерал-лейтенант из ФСБ. Плюс, у обеих — Заноза. Нравились ему эти девчонки, особенно Ангелина, ну а вдвоем они как-то дополняли друг друга. Они как будто чувствуют, что надо Занозе, а ему всегда было приятно, что и говорить ничего не надо, все происходит как бы само собой. Но самое главное, что Заноза получал от этих девиц помимо неортодоксального секса, это общение. Полжизни не имевший нормального человеческого общения с противоположным полом, Заноза как будто восполнял этот пробел, но, правда, на следующий день он уже начинал раздражаться, поэтому от греха подальше сразу отправлял девчонок, щедро наградив заранее заготовленными подарками или просто «зеленью».

Ну а Сизый, даже и отчисляя положенные дивиденды со своего нелегального бизнеса, не в обиде, так как Заноза не только не мешал ему жить, но и всегда был готов помочь в пределах своей компетенции.

Глава 16

Дмитрий Иванович договорился с Авасовым о встрече в офисе агентства и сейчас уже пятнадцать минут ждал в приемной. До офиса «Авакса» Донской добрался своим ходом. Оказывается, как здорово перемещаться в метро, а не на машине! Во-первых, значительно быстрее, во-вторых, можно и подремать, в-третьих, не отвлекаясь на дорогу, обдумать какие-то проблемы. Да и нервы спокойнее, когда в пробках не торчишь. Правда, сейчас уже двенадцатый час, пробки начали потихонечку рассасываться, но Дмитрий Иванович, привыкший летать по Москве либо рано утром, либо поздно вечером, не мог терпеть дневных черепашьих поездок. К тому же надо было соблюдать правила конспирации. Зачем выдавать свои контакты окружению Занозы, ведь вполне возможно, его люди следят, чтобы Дмитрий Иванович, как они выражаются, «не делал глупостей». А в метро проще затеряться в толпе.

Совещание в кабинете Авасова закончилось, из кабинета вышли заместитель директора Скачков и какой-то парень, показавшийся Донскому до боли знакомым. Проходя мимо дивана, парень как бы машинально повернулся к нему лицом, и Дмитрия Ивановича как током ударило.

Это был тот самый сейшельский кривомордый визитер, продержавший его в гостиничном номере в скрюченном состоянии, убеждая в необходимости делиться своими доходами. Парень тоже узнал Дмитрия Ивановича, от неожиданности сначала секунд пять таращил на него глаза, потом улыбнулся знакомой садистской улыбочкой и, ничего не сказав, вышел.

Дмитрий Иванович, вместо того чтобы встать и пойти к Авасову в кабинет, словно прирос к дивану. Он собирался сообщить в агентстве об исчезновении Лены и попросить помощи, но теперь об этом не могло быть и речи. Очевидная для Донского связь Занозы и «Авакса» перечеркивала такую возможность. А может быть, они и до этого сотрудничали? Более того, может, «Авакс» — только официальное прикрытие, под которым действует Заноза? Надо же так вляпаться!

— Заходите, Дмитрий Иванович! — добродушно улыбаясь, выглянул из кабинета Константин Степанович.

Донской растерянно и молча зашел, поздоровался за руку. Не дожидаясь приглашения, присел на стул напротив стола Авасова. Говорить что-либо Авасову, уличать его в связи с Занозой было бы глупо и наивно, надо будет потом подумать, поискать выход из создавшегося положения. Сейчас ситуация выглядела тупиковой.

— Константин Степанович, я хотел бы получить подробный промежуточный отчет о проделанной работе по моему заказу. Это возможно? — Дмитрий Иванович наконец-то обрел дар речи.

— Ну, разумеется, Дмитрий Иванович. Правда, сейчас мы немного не готовы, а это не в наших правилах представлять преждевременные отчеты. Мы проделали большую работу по вашему заказу, но в нашей информации кое в чем не сходятся концы с концами, и если мы предоставим вам все это, у вас может сложиться неправильное представление о нашей деятельности. Если вы настаиваете, мы обработаем ту информацию, которая у нас уже есть, и предоставим вам в удобоваримом виде. Но для этого нам нужен, по крайней мере, день, — энергично и доброжелательно объяснял клиенту директор агентства.

— Ну, знаете, я тоже в состоянии объективно оценивать факты, — возразил Дмитрий Иванович. Во время этого нравоучительного монолога он уже почти полностью пришел в себя.

— И все же позвольте это делать профессионалам, — все так же доброжелательно, но твердо поставил точку в теме Авасов.

Донской и не собирался спорить, он обдумывал, как лучше выйти из разговора; похоже, сейчас самый подходящий момент.

— Хорошо, когда я могу получить материалы?

— Если не возражаете, завтра вечером. Куда и во сколько лучше доставить материалы?

— Ну, давайте ко мне домой, вечером, где-нибудь в полдесятого. Сможете?

— Разумеется.

Дмитрий Иванович поднялся, протянул руку. Константин Степанович тоже уважительно поднялся, вышел из-за стола и, держа руку Донского и загадочно улыбаясь, промолвил:

— А мне показалось, у вас есть для меня новые сведения. Я ошибаюсь? — И, не дождавшись ответа, добавил: — Вы бы нам серьезно облегчили задачу, если бы были более откровенны. Поймите, мы просто направили бы наши ресурсы на то, чтобы эффективнее осуществлять сбор информации, причем действительно той, что могла бы быть вам полезной.

Донской с возмущением вырвал руку. Для Дмитрия Ивановича это было уже слишком. «Любезничать за моей спиной с моим врагом, а потом лицемерно поучать, за кого он меня принимает?» Донской, проникнутый подозрением связи Занозы с Авасовым, решил было не говорить ему о встрече с кривомордым, но в последний момент передумал, следуя порыву интуиции.

— Послушайте, не держите меня за идиота! По-моему, у нас с вами не было договоренностей о том, чтобы вы вели какие-то переговоры с представителями Занозы, или я ошибаюсь? — с искаженным лицом прокричал Донской, показывая жестом на только что вышедшего из кабинета посетителя. Иногда у Дмитрия Ивановича эмоции выскакивали почти неконтролируемо, как сейчас. Правда, почему-то это чаще всего в его жизни играло положительную роль. Может быть, у таких экстраординарных людей интеллект на грани подсознания контролирует эмоции и использует их с пользой?

Константин Степанович смутился, кажется, впервые за много лет.

— Ну что вы, Дмитрий Иванович! Это не то, о чем вы думаете…

— Вы что, ясновидящий, читаете мои мысли?

— Нет, просто…

— Просто должно быть хотя бы немного профессиональной, или даже просто этики! Как фамилия этого, который только что был у вас? Откуда он?

— Дмитрий Иванович, даю вам слово, по отношению к вам мы предельно честны, но про этого человека я сказать вам пока ничего не могу, все в свое время узнаете. — Авасов говорил, слегка побледнев, не увиливая, но ясно давая понять, что на эту тему, по крайней мере сегодня, говорить не будет.

— Надеюсь на это, — поняв, что «раскрутить» Авасова на откровенность не получится, ответил Донской. Все же, несмотря на неожиданный стресс, он почему-то опять проникся доверием к директору «Авакса», еще раз протянул ему руку для прощания. — До свидания. Жду вашего отчета.

Глава 17

Роза быстро осваивалась на «Медприборстрое». Она принадлежала к тому типу девушек, которых называют «умницами». С одного раза усвоила тот небольшой участок работы, который ей дали. Впрочем, небольшой только в плане понимания, но не по объему работы. Работы было столько, что только успевай, единственное преимущество такой работы — это то, что время до конца рабочего дня летит незаметно.

Новоиспеченная шпионка не забывала и про основные свои обязанности, делая несколько снимков для каждой группы документов, которая попадала к ней в руки. Сама Роза не могла, да и не хотела понимать, как из этих разрозненных документов, за исключением, пожалуй, коммерческих договоров с различными организациями, можно извлечь какую-то полезную информацию, но аккуратно, почти педантично старалась выполнять все, что ей было поручено. Самым сложным было попадать в кабинеты руководства, чтобы установить жучки. Но и здесь Роза вышла из положения, выдумав железный предлог — знакомство с сотрудниками, а бухгалтеры, отвечающие заревой участки работы, с удовольствием уступали ей прерогативу сходить к тому или иному работнику предприятия с каким-нибудь поручением.

Поэтому никто не удивился, когда Роза предложила отнести бухгалтерскую документацию, подлежащую визированию руководителем предприятия, в секретариат руководства, к Серафиме Петровне, тем более что Роза была ее протеже. Мило беседуя в секретарской с Серафимой Петровной о том, как работается на новом месте, женщины не заметили, что уже с минуту, а может, и больше, за спиной Розы стоит исполняющий обязанности директора Александр Анатольевич Митин. Случайно обернувшись, Роза увидела смотрящего на нее в упор одетого в дорогой строгий костюм молодого человека. От неожиданности Роза смутилась:

— Здрасьте!

— Добрый день! Значит, вы в бухгалтерии работаете? — все так же прямо глядя на Розу, полюбопытствовал Александр.

По тону разговора догадавшись, что это и есть тот самый знаменитый главный инженер, о котором женщины сплетничали в бухгалтерии, и все же не ожидая увидеть такого красавчика и удивляясь, как такой молодой мог оказаться на такой должности, Роза рассеянно молчала, в голову лезла всякая чепуха, разные ситуации, в которых она — прекрасная дама, а он — ее рыцарь, подходит, целует руку, падая на колено… и еще всякие дурацкие неуместные мысли типа «да и главное, чтобы костюмчик сидел».

Выручила Серафима Петровна:

— Александр Анатольевич, помните же, приказ позавчера подписывали? Это наш новый бухгалтер, Роза Викторовна Меркина, вам на подпись бухгалтерские документы принесла.

— Роза Викторовна, я вас прошу, представьте мне, пожалуйста, сейчас эти документы, сегодня вечером мне вряд ли удастся с ними поработать, — Александр слегка покраснел.

— Да, конечно. — Роза взглянула на Серафиму Петровну, которая, стараясь спрятать улыбку, протянула ей папку с документами.

Александр предложил Розе присесть, чего он, выполняя заповеди служебной этики, о которых где-то прочитал, обычно не делал — подчиненные должны стоять, готовые в любой момент дать нужные пояснения по документам. Но, по всему похоже, главный инженер сейчас был настроен на лирический лад. Сначала Роза беспокоилась, что он начнет задавать ей вопросы, на которые она не сможет ответить, но скоро эти опасения рассеялись. Молодой главный инженер и не думал этого делать. Он что-то рассказывал о предприятии, потом, как своему человеку, начал говорить о сложностях, которые испытывает новичок и которые испытывал он сам, когда начинал здесь работать.

Роза, не совсем веря в реальность происходящего, с живым интересом слушала, изредка вставляя замечания, что, впрочем, не помешало ей, словно на автопилоте, воткнуть один жучок на иголке во внутреннюю поверхность стола, а другой — в стул, на котором сидела.

Закончив с документами, Александр откинулся на спинку кресла и, глядя Розе в глаза, произнес ту самую оригинальную мужскую фразу, которую, как утверждает статистика, в минуту на планете произносит тысяча мужчин и от которой у нее сердечко упало и приятно заныло:

— Роза, сегодня вечером вы свободны?

— Да, в общем, свободна…

— Тогда, может быть, согласитесь поужинать со мной после работы? — уже не так напряженно поинтересовался Александр.

— С удовольствием, — одарив Александра самой очаровательной улыбкой, на какую только была способна, прощебетала Роза. Уж чего-чего, а такого подката со стороны большого начальника и симпатичного парня в одном лице в первые же дни своей шпионской карьеры новоявленная Мата Хари никак не ожидала…

Глава 18

Дмитрий Иванович оказался в очень напряженной, если не сказать критической, ситуации. Обращаться в полицию без риска быть разоблаченным нельзя, искать другие детективные агентства не имеет никакого смысла — пока разберутся, что к чему, будет упущено время, а Лена слишком для него дорога, чтобы так рисковать. Нужно было принимать какое-то решение.

Что касается денег, которые с Донского запросил Заноза, то их Дмитрий Иванович решил не давать. Будь этот «хозяин жизни» хотя бы чуть-чуть скромнее в своих запросах, возможно, Дмитрий Иванович и поделился бы, но не теперь.

Крыса, загнанная в угол, бросается, а он чувствовал себя в ее роли.

Выйдя из «Авакса», Дмитрий Иванович сказал себе: «Созрел» и направился в МУР с твердым намерением сообщить о похищении Елены. После получасовых мытарств по кабинетам Донской наконец попал на прием.

Геннадий Васильевич Синицын, покуривая «Яву», внимательно слушал Дмитрия Ивановича, записывал его показания на служебный магнитофон, что-то помечал в блокноте и время от времени задавал вопросы, касающиеся деталей.

А ведь этот холеный загорелый тип явно темнит, не все договаривает, решил Синицын. Хочет и чистеньким остаться, и шкурные вопросы за счет полиции решить. Надо его прокачать, подход к нему найти, чтобы поделился информацией.

— Дмитрий Иванович, а с чего вы взяли, что Елена Станиславовна именно похищена? Вообще-то мы подобные заявления принимаем только при наличии на это веских оснований. Может, она просто уехала, например, к родителям? Вы звонили им?

— Родителям я не звонил, в этом не было необходимости. Если бы она поехала туда, она бы сообщила.

— А почему она обязательно должна вам что-то сообщать? Кем она вам приходится? Супругой?

— Женой. Правда, официально мы не зарегистрированы.

— Значит, никем не приходится. Мало ли кто с кем спит. А чего это вы вдруг решили, что ее похитили? Были какие-нибудь подозрительные звонки? Угрозы?

Дмитрий Иванович понимал, что ему все равно не открутиться, и поэтому заранее, еще до визита в полицию, придумал версию, как преподнести «взаимоотношения» с Занозой. Любая ложь выглядит более правдоподобной, если она наиболее близка к правде, поэтому Донской решил ничего не скрывать, кроме своего бизнеса и суммы, которую вымогал у него Заноза.

— У меня вымогают деньги от имени некоего Занозы. И, соответственно, были угрозы в мой адрес и в адрес моих родственников. Правда, я не ожидал, что эти угрозы будут направлены на Елену, она здесь совершенно ни при чем, и, кроме того, до сих пор я не делал ничего такого, чтобы спровоцировать их на подобные действия.

— Какую сумму этот Заноза пытается вытащить из вас? — Теперь картинка для Синицына стала яснее. Он знал, что Заноза является криминальным авторитетом, смотрящим по району.

— Двести тысяч долларов США.

— Немаленькая сумма. И у вас есть такие деньги?

— Если взять все мои сбережения, плюс квартира с машиной, хотя все равно — вряд ли наберется.

— Дмитрий Иванович, расскажите, пожалуйста, о всех контактах с вымогателями, когда, где это произошло, все детали, какие только вспомните.

Донской подробно рассказал о сейшельском визитере, связавшем его и потребовавшем денег. О своих контактах с агентством «Авакс» Дмитрий Иванович решил не распространяться, придерживаясь принципа «лишняя болтовня никогда к хорошему не приводит», к тому же эти контакты к делу вроде и не относятся. Мало ли каким боком это может для него выскочить?

Теперь Синицыну стало понятно, кто оказался в плену у Занозы: Дмитрий Иванович вовремя обратился. Оставалось подготовить операцию по освобождению заложницы. Неясными оставались интересы подручных Занозы, похитивших девушку — даже не жену, а подругу генерального директора предприятия. Видимо, что-то такое Заноза знает, о чем пока не в курсе Синицын.

…Проведя в кабинете Синицына больше трех часов, Дмитрий Иванович настолько устал, что чувствовал себя выжатой мочалкой, и тем не менее поехал на «Медприборстрой». Нужно было проконтролировать ход поставок приборов в страны Ближнего Востока и подчистить все следы, так как это сделки левые, документальных следов много, тогда как сами приборы должны растворяться при их виртуальной утилизации. Сидя в метро, Дмитрий Иванович умудрился заснуть на несколько станций, так что, подходя к воротам своего предприятия, чувствовал себя уже энергичным и отдохнувшим.

Дмитрий Иванович редко ошибался, не ошибся он и на этот раз, назначив Митина главным инженером. Несмотря на молодость, Александр новые обязанности усвоил быстро, был энергичен и работоспособен, а в реализации махинаций, которыми руководил Донской, проявлял такую смекалку и находчивость, замечал такие существенные мелочи, что Дмитрий Иванович только удивлялся. Затягивая Александра в свой преступный бизнес, Дмитрий Иванович не собирался поначалу посвящать его во все детали, но чем дальше продвигалось дело, чем больше Александр вникал, тем больше вопросов у него возникало, и не отвечать на них Донской не мог. В противном случае это зародило бы у Александра недоверие, что в конечном итоге могло привести к крупным неудачам.

Митин понимал, что ступил на криминальную дорожку, но ничего не мог, или не хотел, с этим поделать: водоворот событий затягивал уже помимо его воли.

Хотя сомнения Дмитрия Ивановича, стоит ли сообщать Митину обо всех проблемах, оставались, все же, после нелегких раздумий, Донской решил посвятить Александра в недавно возникшие коллизии с преступным миром.

Зайдя в кабинет главного инженера, Донской сначала поинтересовался ходом работ по поставкам приборов. Александр доложил, что все приборы уже отгружены и находятся на таможенных терминалах. Донской вместе с Митиным уточнили перечни документов, которые необходимо будет уничтожить сразу же после проведения полного цикла «операции», а также документов, которые нужно будет переделать, чтобы, как говорят, по всем производственным параметрам технологических процессов данные оставались.

Разумеется, если бы правоохранительные органы задались целью отыскать криминал и занялись бы проверкой с пристрастием, они бы достигли успеха. Но на поверхности ничего не должно быть заметно. И Дмитрий Иванович старался, не жалея ни своего труда, ни тем более труда своих сотрудников.

Закончив обсуждение «ближневосточной проблемы», Дмитрий Иванович, испытующе глядя на Александра, произнес:

— Саша, для того чтобы ты ясно, представлял все сложности, которые существуют и которые еще могут возникнуть, я хотел бы сообщить тебе следующее…

У Митина, который, несмотря на возраст, понимал, что в жизни не все так просто, что за все рано или поздно приходится платить, почему-то холодок прошел по коже. Видимо, интуиция. Александр посмотрел в глаза Дмитрию Ивановичу, молча ожидая, когда тот продолжит. Дмитрий Иванович продолжал:

— На меня наехал вор в законе по кличке «Заноза». А так как район у нас самый крутой, то и Заноза этот, соответственно, серьезный дядька. Требует несколько миллионов долларов, и на этом, по всей видимости, дело не закончится.

Это первое. Второе. Моя гражданская жена похищена, в этом я уже не сомневаюсь. Ясно, что это дело рук Занозы, больше некому. Мне пришлось обратиться в полицию, другого выхода не было. Правда, как ты понимаешь, там я озвучить запросы Занозы не мог, сказал, что требуют двести тысяч. Эта «неувязочка» может открыться… Так что имей все это в виду. Если тебе будут задавать всякие вопросы люди из органов, не пугайся.

— Да, я понял, Дмитрий Иванович, — глухо проговорил Александр, он сейчас пытался соображать. Он понимал, что именно сейчас придумать что-нибудь толковое вряд ли удастся. Зато потом, «переварив» тяжелую информацию, Александр, как правило, принимал наилучшее решение.

— Ничего в этом такого страшного нет, — увидев замешательство Митина, решил ободрить партнера Дмитрий Иванович, хотя у самого кошки на душе скребли. — Если у кого-то появляются деньги, обязательно откуда ни возьмись берутся паразиты — это закон природы. А сказал я тебе это с единственной целью, чтобы ты не метал икру, если на тебя будет давление с разных сторон. Если будут возникать проблемы, нужно решать их по мере их поступления.

Дмитрий Иванович улыбнулся и, поднявшись и подавшись вперед, хлопнул Александра по плечу. Тот выдавил ответную улыбку, но на душе стало спокойнее.

Глава 19

…Никитиной Елене казалось, что она попала в кошмарный сон… Когда на работе к ней подошел очень вежливый, представительный молодой человек в очках и обратился за юридической помощью, не безвозмездной, конечно, она сначала удивилась, так как был нарушен общий порядок обращения клиентов в фирме за консультацией, но решила его выслушать, хотя бы из любопытства.

Лена дала себя уговорить пойти с ним в кафе, обсудить его проблему. Проблемка была так себе, ничего сложного — касающаяся квартирного вопроса и наследственного права. Правда, сумма за консультацию была названа вполне приличная, причем молодой человек все порывался выдать аванс уже сейчас, но девушка его удержала.

Незнакомец, представившийся Владом, пояснил, что к ней ему рекомендовали обратиться друзья, которых Лена консультировала, назвал даже имена, правда, вспомнить их Лена не смогла. Влад был корректен, добродушен, много говорил, но не столько о своей квартирной проблеме, сколько об отвлеченных предметах. Даже шутил. Мило получалось, хотя и не очень смешно. В общем, так, легкий треп. Собеседник был приятный, и когда он после второй чашки кофе предложил выпить по бокальчику вина, Лена сочла даже невежливым отказаться, хотя о романтическом продолжении встречи и речи не могло быть.

Разливать вино по бокалам официантке Влад не доверил, разливал сам. И хотя заказанное дорогое вино было некрепким и пилось легко, Лена как-то быстро захмелела. Потом все происходящее вокруг нее заплыло туманом…

Очнувшись, Лена обнаружила себя лежащей в одежде на диване в зашарпанном помещении. Рядом в кресле сидело лицо кавказской национальности, глядело на Елену и ухмылялось. Это был крепкий, слегка полноватый и лысоватый мужчина лет сорока — сорока пяти. В руках он вертел плоский черный предмет, похожий на телевизионный пульт. Лена догадалась, что это электрошокер.

— Праснулась, красавыца? — кавказец говорил с акцентом, правда, не очень сильным: чувствовалось, что долгое время жил среди русскоязычных, вполне возможно, в Москве. — Если нэ будэшь рыпаться, малышка, останэшься цела, паняла? А вякнэшь, зубы выбью, поняла? — почти ласково объяснял он, поблескивая клыками из желтого металла, и сверлил пленницу взглядом. — А? Нэ слышу!

— Все поняла, — неслушающимся ртом проговорила Лена.

— Маладэц! — одобрил кавказец.

Несмотря на некоторую заторможенность, вызванную дрянью, которую, очевидно, ей подсыпал Влад, Елена и правда хорошо поняла, куда попала и что ее может ожидать.

— Мне нужно в туалет, — приподнявшись, заявила Лена.

Кавказец скривился:

— Нэ думай, что будэшь бегать туда, скол ко хочешь! Через четыре часа потом пойдешь. Иди!

Пошатываясь и держась одной рукой за стену, а другой — за раскалывающуюся голову, Лена поплелась в туалет. Умывшись и придя в себя, она попыталась сосредоточиться. Ее наполняли противоречивые чувства: отчаяние, жалость к себе, досада на себя за то, что расслабилась и оказалась в такой ситуации, и на Дмитрия Ивановича, который, по всей видимости, втянул ее в это, ненависть и возмущение наглостью бандитов. Лена вышла из ванной, чувствуя себя немного лучше. Кавказец стоял возле входной двери. Улыбаясь, он развязно пробубнил:

— С облегченьицем, красавыца!

Лена на такие идиотские замечания не собиралась отвечать. Презрительно взглянув на шутника, подумала: «Вот хамло! Еще и лыбится, дебил! А ведь боится, что орать или в дверь ломиться начну! Только это, кажется, бесполезно. Если дверь металлическая, все равно никто не услышит. А если и услышат, в полицию не сообщат, сейчас всем на всех наплевать. Да и на ментов, хоть они и полицейские, надежда слабая, начнут освобождать, еще и пристрелят!.. Не говоря о том, что этот абрек десять раз успеет зарезать… Да, с этим кабаном просто так не справишься, тяжеленькое бы что-нибудь под руку!»

Лена зашла в комнату, присела на диван. Из тяжеленького — только хрустальная ваза под цветы на столе, и откуда она взялась в этом гадюшнике? А вот еще и стул. Правда, стул, если что, быстро не поднять, разве что если этот уснет, но это вряд ли. А до вазы все равно не дотянуться — между столом и диваном кресло, где этот пень с глазами сидит. К тому же черепушка уж больно на вид прочная, наверное, этой вазой не проймешь. Разве что по виску… Квартира, кажется, двухкомнатная, но вторая комната закрыта и никакого шуршания оттуда пока не раздается, наверное, больше никого.

Кавказец опять уселся в кресло, вертя в руках электрошо-кер.

— Ты нэ валнуйся, красавыца, скоро мы тебя выпустим, сама ты нам нэ нужна. Как только твой хахаль платит, выпускаем. Нычего личного!

Добродушно засмеялся, довольный заимствованной из голливудских фильмов шуткой. За окном раздался звук приближающегося трехсотлошадного автомобиля.

— О, никак, начальство пожаловало! — засуетился кавказец и с любопытством подскочил к окну. — Да нэт, это нэ его машина, обознатушки!

Лену как ветром сдуло с дивана. Подхватив со стола вазу, в два легких шага оказалась позади своего противника. Замахнулась, метя по затылку. В этот момент кавказец резко обернулся, удар пришелся по переносице. Кавказец, выронив электрошокер, начал валиться на пол. Судорожным движением схватил Лену за предплечье, увлекая ее за собой. Уже на полу, в полусознательном состоянии, кавказец дотянулся второй рукой до ее лица; пленница по-бульдожьи сомкнула челюсти на его пальцах. Взревев, кавказец резко рванул челюсть Лены в сторону, помогая себе и второй рукой, позвонки хрустнули. Девушка, по-кроличьи крикнув, застыла в неестественной позе.

Через несколько минут раздался громкий стук в металлическую дверь, и казенный голос прокричал в рупор:

— Откройте дверь! Полиция! Сопротивление бесполезно! Открывайте, иначе замок будет спилен! Сдавайтесь добровольно, это в ваших интересах! Квартира окружена, вам не уйти!

Глава 20

После неожиданного посещения главного инженера, оказавшегося совсем не страшным, а даже очень и очень наоборот, Роза с огромным трудом смогла сосредоточиться на работе, пытаясь не думать о предстоящем ужине. Конечно, хотелось бы как следует подготовиться к такому ответственному событию, которое не каждый день происходит: принять ванну, сделать эпиляцию, маникюр, педикюр, прическу, нанести как следует макияж. И не из-за пресловутого «мало ли чего», а только для того, чтобы чувствовать себя уверенно, хотя, конечно, к подобным мероприятиям можно готовиться до бесконечности, и все равно будет чего-то не хватать.

Но что делать, придется довольствоваться пятью, максимум десятью минутами на все про все. Полчаса при всех просидеть за макияжем — не поймут, так можно и испытательный срок не пройти. А отказаться, попытаться перенести ужин, чтобы подготовиться как следует, нельзя. Жизнь учит тому, что повторного приглашения может и не быть…

Однажды в десятом классе мальчик из параллельного, красавчик и спортсмен, по которому сохли все девчонки в школе и который ей самой очень нравился, краснея и заикаясь, предложил ей сходить «в кино или там еще куда-нибудь». А у Розы как раз в этот день были курсы иностранного. Улыбаясь и думая, что теперь он у нее в кармане, Роза сказала, не объясняя причин, что сегодня ну никак не может. Повторного приглашения она прождала до окончания школы, отказывая себе в общении с другими, но почему-то так и не дождалась, а сама проявить инициативу не решилась.

В институте, встречаясь с самым крутым чуваком на курсе, Роза могла выйти за него замуж, но отказала, аргументируя это тем, что нужно сначала доучиться. А после окончания института он вдруг слинял. Потом, правда, объявился, но у Розы было уже не то настроение — не хотелось с ним общаться. Случались и другие ситуации, в которых важно было не упустить свой шанс, но Роза упускала, пока не научилась ценить предоставляемые судьбой случаи и использовать их в своих интересах.

Поэтому, когда очаровашка главный инженер предприятия предложил поужинать, мгновенно превратившись из источника информации, объекта разведки в потенциального… чего уж там мелочиться, спутника жизни, Роза мгновенно согласилась, без вариантов.

Время до конца рабочего дня тянулось медленно, как может тянуться только в детстве. И вот наконец восемнадцать. Восемнадцать ноль две, восемнадцать ноль три… что-то не звонит. Может, передумал? Может, как-то неправильно себя повела? Уже восемнадцать ноль семь! Ну вот, блин, зря только завела себя! Может, он и не собирался, а это было — так, минутное желание! Раздался звонок местного телефона. Сердце у Розы бешено забилось, во рту пересохло. Фу-ты, что еще за мексиканские страсти! Роза взяла трубку:

— Алло!

— Роза? — Спокойный тенорок Митина подействовал на Розу успокаивающе.

— Да. — Она окончательно пришла в себя.

— Уже конец дня! Вы не передумали?

— Вы, наверное, сильно удивитесь, Александр Анатольевич, но нет, не передумала, — попробовала пошутить Роза.

— Ну и отлично. — Девушка представила, как Александр улыбается на том конце провода. — Возле КПП, где бюро пропусков, стоит синяя «Ауди», через пять минут я буду там вас ждать.

— Хорошо. — Роза неточно помнила, как выглядит «Ауди», но переспрашивать не стала, решив, что и так найдет…

В итальянском ресторанчике было немноголюдно. Александр выбрал столик с плетеными креслами в углу зала. Официантка зажгла свечи. Розин кавалер выглядел настолько утомленным, что Роза даже слегка его пожалела: «Вкалывает, бедняжка, а мы тут обложили их, как медведей, разведданные добываем». Александр, листая меню и объясняя Розе, что пообедать сегодня не удалось, не мудрствуя лукаво, сказал, что себе закажет антрекот, картофель-фри и овощной салат.

— А вы уже выбрали?

— А я бы взяла десерт и мороженое — я сладкоежка, — улыбнулась Роза.

— По вашему внешнему виду этого не скажешь, — улыбкой на улыбку ответил Александр.

— А потому что я не сторонница излишеств. Сладкое люблю, но ем редко.

— Сторонница аскетического образа жизни? Кстати, насчет аскетизма, что будем брать из напитков? Я лично выпил бы бокальчик «Шардоне», хотя под мясо положено красные вина пить. Не привил я еще себе аристократических привычек. — Александр засмеялся. — Говорят, вино входит в рацион монахов-аскетов.

Роза удивилась, как улыбка меняет человека. Только что перед ней был уставший труженик, и тут же — жизнерадостный милашка.

— Ну да, я сторонница скорее религиозного образа жизни, — Роза сначала решила ответить серьезно, потом все-таки перевела в шутку: — Правда, еще не знаю, какую религию выбрать! Поэтому «Шардоне» подойдет.

— Только не ислам! — продолжил тему Александр. — А то паранджу придется носить, обидно будет такое симпатичное личико прятать!

— Спасибо за комплимент, — вежливо поблагодарила Роза. Вообще-то она привыкла к комплиментам и поэтому относилась к ним спокойно, а иногда, когда уж слишком часто и назойливо это происходило, они ей надоедали. А Роза и так знала, что она неотразима, так зачем же воздух сотрясать, лучше веди себя соответствующе, показывай свою симпатию поведением! В себе ей все нравилось и устраивало, кроме имени. Дурацкое какое-то. Родители, конечно, д ля нее сделали все, она их любит и уважает, но здесь они, кажется, маху дали… Впрочем, если комплимент исходит от человека, который тебе нравится, как сейчас, например, он очень кстати!

— Это почти не комплимент, здесь я как чукча — что вижу, о том и пою, — сказал Александр с легкой улыбкой. — У меня к вам вопрос, не сочтите его наивным. Вы на кого похожи, на отца?

— Как догадались? Не ожидала от вас еще и дара ясновидения, — в свою очередь засмеялась Роза.

— Нет, просто мне кажется, такая девушка, как вы, должна быть счастливой, а, как известно, счастливые девушки похожи на отцов, — слегка смутившись, ответил Александр. Он явно был настроен лирически. — А я, между прочим, на мать похож. То есть тоже — есть надежда на счастливое будущее.

Подошла официантка. Александр сделал заказ.

Официантка, аккуратненькая, совсем еще девочка, видимо, вчерашняя школьница, записала заказ в блокнотик, еще раз вопросительно взглянула на клиентов и удалилась.

— Как вам у нас работается, Роза? — сменил тему после паузы Александр.

— Не успела еще понять, Александр Анатольевич. Надеюсь, руководство молодых сотрудников не обижает? — Настроение у Розы было не такое, чтобы говорить серьезно.

— Как видите, не только не обижает, но и наоборот, даже в рестораны приглашает, — опять заулыбался Александр, поддерживая шутливый тон разговора. И добавил уже немного серьезнее, накрыв ладонью ее руку на столе: — Роза, давайте договоримся, что, когда рядом никого из наших сотрудников нет, вы будете называть меня по имени, идет? А то я себя чувствую, как будто я не в ресторане, а в кабинете!

«Ого, еще даже вина не пригубили, а уже начинается сексуальное домогательство», — не убирая руки, иронично подумала Роза. Но нельзя сказать, что ей это не понравилось. Напротив, от таких мыслей легкая теплая волна возбуждения ударила в лицо.

— Конечно, Саша, договорились… если бы я была сторонницей исключительно официальных отношений, наверное, не пошла бы с вами в ресторан.

Для Розы это был смелый ответ, чего она сама от себя не ожидала; получалось, что она вроде совсем не против неофициальных отношений… Но в данномслучае Роза не считала нужным сдерживать свои эмоции, Александр действительно ей очень нравился. Возможно, в другом качестве он бы и не привлек ее особого внимания, например, если бы был ее товарищем-студентом, но, видимо, в молодых симпатичных начальниках есть что-то сексуальное, такое, против чего простой девушке трудно устоять.

Это почти откровенное признание взбудоражило Александра, как изрядная порция эспрессо, к тому же наполовину разбавленная армянским пятизвездочным коньяком. Чтобы раньше срока не искушать себя, Александр убрал руку с руки Розы и откинулся в кресле.

— Отлично! Есть повод выпить на брудершафт!

Очень кстати рядом оказалась официантка с уже открытой бутылкой вина. Вопросительно взглянув на Александра, разлила по бокалам вино, поставила тарелки и разложила столовые приборы…

Брудершафт был как нельзя кстати, так как в бутылке оказалась «Монастырская изба» вместо «Шардоне», Митин сразу определил, что было для него дополнительным стимулом, чтобы поцеловать Розу в губы.

Вечер вполне удался, как это бывает с молодыми людьми, которым ничто не мешает влюбиться друг в друга, несмотря на то что у обоих за душой были проблемы, о которых они предпочитали умалчивать. Засиделись допоздна, потанцевав всего раза два. И хотя Александр» хотел быть сегодня с ней, он все же довез Розу до теткиного дома, а сам поехал домой. Жил он с родителями и сейчас впервые всерьез подумал, что не мешало бы завести свое жилье. Да и вообще, пора бы, наверное, и о женитьбе задуматься! Такие мысли пришли Александру в голову, кажется, впервые.

После разговора с Дмитрием Ивановичем Александр понял, что у него жизнь теперь другая, и испытывал разочарование. Он понимал, что события затянули его по самые уши, даже появлялось какое-то желание покончить со всем этим, куда-нибудь смыться, но Александр уже не представлял как и не хотел отказываться от уровня жизни, к которому начал привыкать. Он не хотел и думать о том, как отразятся на нем разборки Дмитрия Ивановича с криминалом. Чувствовалось, что в таком деле могло быть все, что угодно, и теперь Митин был готов ко всему.

До встречи с Розой он не относился к девушкам серьезно и рассматривал их всего лишь как еще одно удовольствие в жизни. Во всяком случае, пока молод.

В школе он встречался с одной девушкой, потому что все встречались, а она ему нравилась. Потом были отношения еще с двумя в институте, причем одновременно. Одна из них ему очень даже нравилась, он с ней даже целовался. О том, чтобы затащить кого-то из них в постель, планов не возникало, хотя фантазии покоя не давали. Но Саша был парнем серьезным, домашним, не любил проблем и потому каждый раз это событие откладывал. А после окончания института Дмитрий Иванович так взял его в оборот, что Александру первое время было не до любви, еле до постели доползал. Расслабляться он начал чуть позже, когда втянулся в работу, но это были дамы «облегченного поведения», которых он находил в ресторанах и клубах, и до сих пор они его вполне устраивали.

Увидев на работе Розу, Александр сразу сказал себе: «Вот девушка, на которой можно было бы и жениться». Первое впечатление не изменилось, когда он с ней пообщался. Кажется, в ней как раз есть что-то такое, родное, что ему и нужно.

Чувства Розы по отношению к Александру были не столь однозначны. Во-первых, «согласно заданию центра», он рассматривался как объект разведки, который нужно раскрутить как следует, а во-вторых, он вдруг оказался «героем ее романа», что не вполне вязалось с первым, более того, казалось более предпочтительным. В конце концов, и пусть у него какие-то неприятности, раз его предприятие наш «Авакс» заинтересовало. Неприятности у всех бывают, но он такой милый и скромный, так не хочется его подставлять!

Глава 21

Последние доклады своих людей о подготовке операции отъема «излишествующих» денег у «подпольного миллионера» Донского, одного из многочисленных последователей гражданина Корейко, Заноза принял. В разных странах в офшорных зонах в банках были подготовлены счета, на которые Дмитрию Ивановичу следовало перечислить «взносы мелкими порциями» по сотне тысяч долларов, с тем чтобы всяким умникам из органов труднее было, если что, их отследить.

Настроение было невеселым — похищение этой девки оказалось бесполезным, вернее, даже наоборот, создало одни только проблемы. Заура повязали, девица в реанимации, выживет — начнет давать показания. А так грамотно все было спланировано! Этот богатенький Буратино наверняка бы повелся на нее как миленький, а теперь вот — как пить дать, обозлился, а если девка крякнет, еще и бабки не отдаст. Надо же так попасть! И откуда только эти «органы» там взялись!

Непонятно, почему Толстяк молчал, за что ему отстегиваем такие бабки! Интересно было бы его спросить! Так ведь нет, засекретился, дальше некуда, видите ли, новые технологии надо использовать, чтобы контакты не обнаружились! Теперь в его бессовестные маленькие глазки даже и не взглянешь!

Крот, хотя, если честно, больше похожий на свинью, по кличке «Толстяк» (данной ему Занозой), — оборотень в полицейских, как говорят телевизионщики, погонах, работавший до недавнего времени в тесном личном контакте с Занозой, вдруг решил изменить способ общения, ссылаясь на усилившийся контроль за сотрудниками со стороны отдела личной безопасности. Дал подробную инструкцию чуть ли не на пятидесяти листах, программное обеспечение на компакт-дисках и дискетки-ключи. Теперь Заноза для связи с ним должен был использовать программу шифрования информации с использованием личной дискеты-ключа, зашифрованный текст поместить в электронную картинку с помощью стеганографической программы, с использованием другой дискеты-ключа. Эту картинку-контейнер, содержащую зашифрованное сообщение, нужно было отправить по электронной почте, причем на электронные адреса и с электронных адресов бесплатных почтовых серверов с паролями, которые формируются по инструкции Толстяка, с использованием программы на компакт-диске. Отправив сообщение-контейнер, Заноза должен был удалить почтовый адрес, с которого отправлял. Принимать сообщения теперь было нужно аналогичным образом, с последующей расшифровкой. Прямо-таки полноценный шпионский технологический процесс. Заноза, в принципе, любил новые технологии, с удовольствием разбирался в новой аппаратуре с помощью инструкций — будь то связная или же какая-то домашняя аппаратура, неплохо знал компьютер — не поленился в свое время, сразу после последней отсидки, позаниматься с репетитором, хороший паренек попался, очень все доходчиво объяснил. Хакером за полгода Заноза, конечно, не сделался, но до уровня продвинутого пользователя дошел. Главное, что он почерпнул, — знание основных принципов работы аппаратной части, то есть микросхем, и программной части — базового и специализированного программного обеспечения.

Порой эта шпиономания казалась уже перебором: хоть и интересно, но все же какое-то насилие над личностью, а насилия над своей замечательной личностью Заноза не переносил ни в каком виде. Он посмеялся и хотел было послать Толстяка куда подальше с этими его заморочками, но принципиальная позиция партнера в погонах и здравый смысл возобладали, и вот уже несколько месяцев эта схема работала без сбоев и даже нравилась маленькому царьку большого преступного мира. Причем настолько, что Заноза обязал нескольких своих помощников пользоваться исключительно таким каналом. Все равно общались очень редко, а обмениваться информацией лучше так, чтобы об этом никто не знал, оно спокойнее будет.

Чем больше Заноза обдумывал детали «сотрудничества» с Донским, тем большее чувствовал беспокойство. А то как же! Авасов проехался по ушам Чибису, сказал, типа того, тачка в угоне, сотрудник в командировке, и вообще, мол, я не я, и работа не моя. Гонит, разумеется, увиливает от правды. Придется брать его за жабры. Только вот что сделать сначала — постричь Донского или разобраться с Авасовым? Одновременно не получится, кадров маловато, так что придется выбирать.

Заиграл вальс Штрауса — полифонический телефонный звонок. Заноза не спеша поднял трубку:

— Алло!

— Алло! Заноза! Это Чибис! У меня на хвосте шпики! Падаю на дно!

— Какой такой еще Чибис? Вы, наверное, ошиблись! — ласково сказал Заноза на случай, если телефон на прослушке. На отсутствие реакции и сообразительности он никогда не жаловался.

Чибис положил трубку.

Занозе все было ясно. Он под колпаком у органов. Но как же прикрытие? Где защита Толстяка? Неужели он теперь — двойной агент? Но с чего бы это? Столько лет сотрудничаем, получает он исправно, если что, сообщил бы…

И все же береженого бог бережет. Меры предосторожности придется принять. План действий будет такой. Во-первых, надо срочно менять место дислокации и способы общения с внешним миром, в общем, исчезнуть и сменить помощников. Во-вторых, форсировать отъем денег у Донского, причем сделать это очень аккуратно, чтобы органы не перехватили, а прижать его так, чтобы он был сам рад эти денежки перечислить, тем более что этот гаденыш, вместо того чтобы вести себя смирно и правильно, насучил «Аваксу». В-третьих, шутки в сторону, «Авакс» должен ответить за исчезновение Степняка. Если даже не они в этом замешаны, что вряд ли. Плевать, пусть это будут уже их проблемы, раз оказались под ногами.

Глава 22

Авасов, возбужденный, метал ножи в деревянный щит в своем кабинете. Броски шли, творил что хотел: как-никак, не первый десяток лет это увлечение. Он был явно в форме, чему способствовали успехи на работе. Моральное состояние всегда сказывается на физическом, а Авасов чувствовал полное удовлетворение. Работа доморощенной шпионки превзошла все его ожидания. Игра разыгрывалась нешуточная, а Авасов был в душе игрок, и пройти мимо удачи он не мог. Бумаги, поступившие от Розы, мало что дали кроме новых занимательных фактов, подлежащих проверкё. Но вот расшифровка разговора Донского с Митиным, записанного благодаря Розе, расставила все точки над i. Девочку уже можно отзывать, выполнила задание на все сто. Надо будет премировать этого суперагента, причем в эксклюзивном размере.

Теперь понятно, почему Заноза так рьяно подключился. Здесь нешуточные криминальные деньги, и он отбивает свой как бы законный процент. Стало быть, те щедрые гонорары, которые нам платит Донской, это ничто по сравнению с тем, что можно на нем дополнительно заработать. Теперь важно убедить Донского в том, что нужно увеличить оплату услуг, это в его интересах.

Раздался телефонный звонок. Приятель и неофициальный деловой партнер Авасова срочно вызывал его на рандеву. Константин Степанович взглянул на часы. Девятнадцать ноль-ноль. Он как раз успеет к Синицыну, чтобы получить от него сведения по Занозе. По всей видимости, тот назначил встречу именно по этому вопросу, других заказов для него не было. Потом будет время подготовить отчет для Донского, тем более что информации хоть отбавляй.

Как обычно, встреча должна проходить в заранее установленном месте, в одном из многочисленных кафе, с тем чтобы не озвучивать место встречи по телефону. Что касается времени — приблизительно через сорок минут. Это время уже проверено, как раз успеешь не спеша доехать, выполнив несколько «кренделей», чтобы, в случае слежки, мало ли, можно было оторваться. Несмотря на то что Синицын и Авасов были хорошими приятелями еще при службе Константина Степановича в органах МВД, все же, когда здесь замешан бизнес, причем специфический, эти отношения лучше не афишировать…

В полумраке уютного кафе в центре Москвы, в уютном кресле, Синицын покуривал и допивал чашечку кофе.

— Привет, старина! — с дружеской улыбкой Константин Степанович пожал руку своему бывшему сослуживцу.

— Здорово, Кость! Присаживайся! — По старой привычке Синицын не говорил «садись», чтобы не провоцировать судьбу. Сесть, то есть отдохнуть на зоне, если потребуется, всегда успеешь, и желать этого друг другу, по сложившейся практике, как-то не принято даже во внутренних органах.

Авасов устроился напротив.

— Ну, как сам-то, Ген?

— Да как обычно, ты знаешь, сам варился в нашей каше. Ну, а у тебя как дела? Бизнес идет?

— Да, спасибо, у меня все в порядке. Работаем потихоньку.

— На вот, Кость, возьми, материальчик на Занозу — здесь его штат и прошлые делишки описаны, оперативные данные. — Синицын протянул слегка пошарпанную картонную папочку синего цвета, завязанную на веревочки. — По правде говоря, компромата на него сейчас нет, хотя у начальства он в последнее время популярен в качестве отрицательного героя. Ничего на него нет, правда, его подопечные замарались. Похищение и попытка убийства. Девочка сейчас в реанимации, двадцать три года, дай бог, чтобы жива осталась. Там, в папочке, я тебе на всякий случай справку подготовил, кто такая, что и почему.

— Спасибо, Гендос, это кстати. — Константин Степанович деловито сунул папочку в черный полиэтиленовый пакет с изображением «БМВ», извлек оттуда бумажный сверток размером с купюру и в палец толщиной и протянул визави: — А это вот тебе.

— Ага, хорошо. — Геннадий Васильевич сунул сверток в карман и улыбнулся. — И это кстати.

Авасов всегда передавал Синицыну гонорар наличными, причем сразу, никогда не обижал, зная, что Геннадий работает на совесть. А скользкие моменты в своей информации Синицын всегда помечал, чтобы Авасов ненароком не допустил ее утечки, так как утечка, если выплывет, может скомпрометировать и его, Синицына. И пока еще не было случая, чтобы старый боевой товарищ подвел бывшего коллегу — знает, как обращаться с информацией. Впрочем, многое в жизни случается один раз — может, Авасов ее и неправильно использовал, риск есть в любом деле, но пока это еще не выплыло, и слава богу! Что касается моральной стороны дела, то здесь совесть Синицына абсолютно не мучила. Пока платят получку, на которую не разгуляешься, надо себя премировать из подручных средств; к тому же Авасов не преступник какой-нибудь, а работает ради людей, ради граждан.

Авасов, предварительно осведомившись насчет желания приятеля промочить горло, заказал ему соточку дорогого коньяку, сам пить не стал, взял себе кофе, сегодня как раз такой день, что нужно поработать. Можно, конечно, поработать и под коньяк, даже лучше поначалу, вдохновение появляется. Но проблема в том, что< вдохновение надо поддерживать последующими стопочками, а сегодня себе этого Авасов позволить не мог. Со службы-то он уволился, а чувство ответственности осталось. К тому же зачем создавать прецедент необязательности, с возможной потерей такого перспективного клиента, как Донской.

Поболтав еще немного о всяком-разном, приятели разошлись.

Глава 23

После ужина с Розой, уже на следующий день, Александр Митин приступил к налаживанию, вернее, к организации «с нуля» своего личного быта. И даже не потому, что по уши втрескался в Розу, он уже давно решил отделиться от родителей. Финансовые возможности, спасибо Дмитрию Ивановичу, позволяли, просто руки до этого не доходили.

А сейчас решил, что хватит откладывать, жизнь-то идет! Попросил по телефону отца выяснить через знакомых о риелторах, которые уже давно работают и не дурят клиентов, чтобы ненароком на бабки не попасть. Саша знал, что большинство богатеет не за счет профессионализма и трудолюбия, а за счет кидалова, а правоохранительные органы кормятся за счет разною рода преступного элемента или, во всяком случае, потенциально преступного. Такие органы — это как страховая медицина, тебе и помочь хотят, и обслуживание первоклассное, да только если ты в полном порядочке, кушать-то доктору нечего будет! Выгоднее, чтобы болел подольше и почащее. Также и недокормленная полиция: если всех злостных и просто оступившихся преступников прижать к ногтю, откуда же ей, родимой, пропитание себе добывать? Ну а если у тебя совесть есть, жизненными благами будешь нагом свете пользоваться. Точнее, блага-то, возможно, и будут, только жизненными их уже никак не назовешь.

Так что полагаться надо только на себя: чуть варежку разинул — пиши пропало. Риелтора Александр выбрал железобетонного, пусть подороже, зато точно не кинет. Присмотрел район посимпатичнее, подобрал «двушку» — для начала хватит — и приступил к оформлению документов.

Отношения Александра с Розой развивались в спринтерском темпе. На следующий после свидания в кафе день Александр пригласил Розу в ресторан. Духовную пищу, типа филармонии, которую, впрочем, очень уважал, решил оставить «на потом». Роза с удовольствием согласилась, правда, обмолвилась, что ей не в чем идти. За полчаса до обеда Александр зашел в бухгалтерию и при всех, не опасаясь никаких последующих шушуканий, попросил Розу пойти с ним, чтобы «помочь разобраться в одном вопросе».

Зайдя неподалеку от работы в модный бутик, Александр выбрал не слишком дорогое, но шикарное платье. Взглянув на Розу, надевшую платье для примерки, Александр подумал, что французские манекенщицы здесь рядом не стояли, хотя он и не помнил, как они выглядят. Оплатив покупку, Александр шепнул еще более похорошевшей от удовольствия девушке:

— Ну, теперь половина публики, мужская, в ресторации попадает — или в обморок, или от инфаркта. Может, из милосердия к ним отменим мероприятие?

— Как это «отменим»! В таком платье я теперь просто обязана пойти, а не могу же я идти без тебя! Впрочем, если ты настаиваешь… — Роза засмеялась, отметив про себя, как все-таки иногда приятно такие галантные комплименты выслушивать.

— Вот еще, я твой образ, можно сказать, только что сотворил, и теперь все это чтобы кому-то постороннему досталось? Ты плохо меня знаешь, я тэбя лучше зарэжу! — Для пущей убедительности последнюю фразу Александр произнес с грузинским акцентом и сделал страшное лицо.

Роза артистично продемонстрировала полную капитуляцию.

Платье, чтобы до вечера не помялось, решили оставить здесь, а вечером, перед рестораном, переодеться. Туфли на Розе были вполне приличные, Александр в дорогом костюме выглядел как денди, так что к ресторации оба были вполне готовы.

Ресторан был не самый фешенебельный, но весьма приличный, один из лучших в Москве. А публика здесь собиралась по-английски чопорная, впрочем, это до того, как разогревалась. Потом превращалась в русскую.

А Александр и Роза были так увлечены друг другом, что всякие там метаморфозы окружающих их не волновали. Заказав себе по полной программе, они пили какое-то испанское вино средней паршивости, хоть и недешевое, закусывали и болтали, прерываясь только на время быстрого танца. Оркестрик играл вполне профессионально, вокалисты, мужчина и девушка, были вполне конкурентоспособны, веселья не портили. Александр поймал кураж и лихо отплясывал вокруг очень томно выглядевшей Розы, по-кавказски покрикивал и пропитывал потом первоклассную сорочку. Он самому себе удивлялся, так как таких кренделей не выделывал еще со времен учебы в восьмом классе, когда, отдыхая в спортивном лагере (в детстве занимался легкой атлетикой), каждый вечер на танцах вовсю колбасился вместе с другими воспитанниками детско-юношеской спортивной школы.

Роза чувствовала себя если и не королевой бала, то, во всяком случае, очень привлекательной фрейлиной. Присутствующие кавалеры так на нее и засматривались, даже те, которые с дамами были, а Роза с удовольствием грелась в лучах этих взглядов. Забыв про идею сохранять романтический внешний вид, веселилась от души. Это не то что прийти с подругами в кабачок, посмеяться с ними, покуражиться, подразнить мужскую половину зала и удалиться, вильнув русалочьим хвостом. Так веселиться — тоже неплохо, но когда с тобой молодой человек, о котором ты и мечтать не могла, но который к тебе весьма и весьма расположен… Это совсем другое дело! Тем более что оба друг к другу уже немного привыкли, и обоим можно было быть самими собой. Правда… Интересно, как он отреагирует, если вдруг узнает, каким образом она оказалась на «Медприборстрое»? Не хочется даже и думать об этом!

Вечер прошел «на ура». Саше так не хотелось расставаться с девушкой, но предложить поехать в гостиницу или тем более к родителям он не решился. Оставив машину возле ресторана — все-таки полторы бутылки вина, пусть даже выпитых постепенно, для Александра оказалось многовато, — он вызвал такси и назвал район, куда нужно было отвезти Розу. Легкий запах — смесь ароматов не очень дорогого, но приятного парфюма, винца и ее самой — кружил Александру голову. Покачиваясь на заднем сиденье, Александр и Роза, как два полюса магнита, неотвратимо притягивались друг к другу. Почти неизбежно возник длинный поцелуй, прерванный Александром только для того, чтобы поискать другие незащищенные платьем места, опять-таки для поцелуев. Мало-помалу его руки, как будто сами, через боковой разрез платья и декольте нашли такие места, где если и собирались побывать, то только в весьма отдаленной перспективе. Роза поначалу немного стеснялась таксиста, потом мысленно плюнула на это, расслабилась и, как в контролируемом трансе, подчинилась рукам и губам Александра. А таксист, в начале поездки начавший было что-то бубнить, потом тактично замолчал и ехал молча всю дорогу, изредка, невзначай, поглядывая в салонное зеркало. Начал задавать вопросы, только когда подъехал к нужному району. У подъезда Розиного дома, чувствуя столбняк в определенном органе, Саша сначала хотел было не вылезать из тачки, чтобы не конфузить ни себя, ни Розу, но передумал, решив, что за пиджаком не видно, проводил девушку до подъезда. У подъезда, не желая затягивать момент расставания, нежно поцеловал Розу в губы и уже собирался прошептать ей в ушко: «До завтра, милая!», как услышал: «Не хочешь зайти?»

Глава 24

Приняв ванну, Дмитрий Иванович перекусил принесенной с собой сухой колбаской, сыром и помидорами, заварил себе «чайковского», включил телевизор и начал бороться со сном и ждать вестей от Авасова. Авасов настоял на личной встрече.

Ровно в двадцать два Донской уже впускал в квартиру Авасова.

— Заходите, Константин Степанович, располагайтесь. Чай? Кофе? Или покрепче что-нибудь?

Гость был в замешательстве: для снятия стресса перед таким разговором не помешало бы граммов двести-триста накатить чего-нибудь покрепче, но с другой стороны — сейчас разум должен быть под полным контролем.

— Спасибо, я бы чайку выпил с удовольствием. — Авасов оттягивал момент неприятного разговора, который мог иметь непредсказуемые последствия. Все-таки подвести человека к решению раскошелиться не так-то просто. — А руки где можно вымыть?

— Да, конечно, вот сюда. Мне надо было самому это предложить, извините.

— Это ничего, всего не предусмотришь, к тому же я сюда не за этим пришел, — для собственного самоуспокоения Авасов попытался пошутить, но получилось как-то неловко и даже глуповато.

Передав папку Дмитрию Ивановичу, Авасов предложил тут же ознакомиться с ее содержимым. Пока Донской быстро перечитывал печатные листы, глава детективного агентства молчал, прихлебывая душистый чай с бергамотом, время от времени подливая себе из шарообразного заварочного чайника с цветочками. В отчете излагались мотивы Занозы, исходя из его притязаний на извлечение дохода от всей преступной деятельности, происходящей на его территории, в том числе описаны махинации Дмитрия Ивановича — хотя и не в точности, но довольно близко к правде.

— Ну что же, впечатляет, — дочитав последний лист, заметил Донской. — Но, я так понимаю, это еще не все?

— Да, конечно, наиболее критичную информацию я могу представить только в устном виде. Это и в моих, и, в первую очередь, в ваших интересах, так как ее утечка может спровоцировать, мягко говоря, неприятные последствия.

Дмитрий Иванович внимательно слушал. Откусив бутерброд с колбасой и запив его чаем, Авасов продолжал:

— Дмитрий Иванович, ваша подруга Елена Никитина находится сейчас в тяжелом состояний в больнице Склифосовского.

Донской побледнел, но быстро овладел собой и спросил:

— Что с ней?

— К сожалению, перелом позвоночника. И прогноз, как говорят врачи, не очень хороший: Она была похищена, и по какой-то причине с ней обошлись вот таким образом.

Дмитрий Иванович такого поворота не ожидал. Внутри него как будто что-то оборвалось. «Вот зверье! За что? При чем тут Лена? Чем я обидел этого маньяка? Ведь не отказывался же платить! А он даже еще не обращался ко мне за деньгами!» — Дмитрий Иванович вспомнил сейшельского гостя. Между тем Константин Степанович, преподнося информацию выгодным для себя образом, продолжал:

— Очевидно, вы не выполнили какие-то требования Занозы. Наверное, передали денег меньше, чем он требовал?

Дмитрий Иванович не ответил. Авасов продолжал:

— Заноза, как вы, наверное, поняли из наших записей, занимается тем, что снимает полагающийся ему, как смотрящему по району, процент с криминального бизнеса. Такая у него работа. И он ни перед чем не остановится, пока не добьется своего. Если, конечно, не доказать ему, что его требования завышены. В этом случае можно попытаться снизить его запросы. Думаю, что в нашем случае это невозможно. Работая по вашему поручению над сбором информации об объекте, назовем его так — кстати, и вам я рекомендую во всех переговорах со мной так его называть, — я выяснил, что ваш черный доход составляет до пяти миллионов долларов в год. То же самое известно объекту. — Глядя, как визави изменился в лице, Авасов добавил: — Не беспокойтесь, я не собираюсь никуда заявлять. Но он так просто с вас не слезет. Вы же не собираетесь вести с ним войну?

— А вы считаете это возможным?

— Я? В принципе, это возможно. Правда, сейчас мы не рассматриваем такой вариант. Здесь совершенно другие риски. Впрочем, я вас к этому не призываю, я говорю сейчас о том, чего следует опасаться.

— По правде говоря, я вас просил собрать информацию о Занозе, а не обо мне…

— А разве вы не потому обратились к нам за помощью, что хотите спрогнозировать его действия в отношении вас?

— Ладно, допустим, вы правы. Что тогда предлагаете?

— Те услуги, которые предлагает наше агентство, прописаны в наших рекламных материалах. Но с вами я буду говорить начистоту. Мы можем рассмотреть любые ваши предложения о сотрудничестве. Давайте вместе подумаем дня два, какие здесь могут быть варианты.

— Давайте… Константин Степанович, а не пора ли поставить меня в известность, что связывает вашу фирму с этим элегантным молодым человеком, которого я видел у вас в приемной?

— А, да, конечно, извините. На самом деле, все просто. Он всего лишь приехал выяснить, почему мы шпионим за нашим с вами объектом, ну и высказал неудовольствие по этому поводу со стороны своего хозяина. К сожалению, не получилось делать это незаметно; впрочем, нас оправдывает то, что совершенно незаметных способов слежки и получения информации еще не придумано. Даже для таких профессионалов, как мы… Но неужели вы могли подумать, что за вашей спиной мы будем вести какие-то сепаратные переговоры?

— Подозрение было, но звучит логично, — задумчиво произнес Донской и повторил: — Хорошо, давайте подумаем. Правда, я чувствую, что времени действительно мало, надо принимать какое-то решение… Договорились, Константин Степанович, давайте подумаем и свяжемся через пару дней.

После ухода Авасова у Донского зазвонил телефон. Синицын запоздало сообщал, что Елена находится в больнице…

Глава 25

Николай Михайлович Гордеев и Олег Игоревич Берестов, сотрудники частного детективного агентства «Авакс», уже заканчивали командировочное задание. В провинциальной Туле генеральный директор частного фарфорового завода решил выяснить, не погуливает ли от него жена, а то как-то подозрительно стала себя вести в последнее время, к тому же начали сигналы поступать от доброжелателей. Да ладно, доброжелатели, фиг бы с ними, но и самого червячок сомнения начал точить: жена молодая, красивая, денег и времени у нее много, чего нельзя сказать об уме. Все может быть! А так как новый русский директор доверял столичным специалистам гораздо больше, чем своим, а финансы вполне позволяли, он и оплатил работу «Авакса» по выявлению нежелательных контактов, потребовав, если имеет место быть супружеская неверность, задокументировать ее.

Работенка несложная, непыльная, зато любопытная и хорошо оплачиваемая. Адюльтерчики — самое то для детективного агентства. У Гордеева и Берестова уже были на руках все материалы, подтверждающие свободолюбивый и сластолюбивый нрав женушки, уважающей секс на стороне. Порнушка — что надо! Оставалось только доложиться начальству в «Авакс» о выполнении задания и представить материалы заказчику. В принципе, эту работу мог выполнить и один Берестов, для чего и был командирован сюда. Однако возникшие в Москве обстоятельства — необходимость смыться от Занозы — продиктовали необходимость участия в этой работе и Гордеева.

Раз до сих пор нет никаких сведений из «Авакса», значит, все в порядке, следы заметены качественно. Гордеев уже почти успокоился.

Сидя в номере паршивенькой, чтобы не привлекать внимания, гостиницы на окраине города, Гордеев и Берестов перекидывались в подкидного. Время от времени похохатывая, между делом обсуждали результаты работы. С одной стороны, клиенту можно было бы и посочувствовать, но с другой, имея такие бабки на фарфоре, запросто можно и сменить жену. Так что, скорее всего, генеральный тульский фарфорщик ничего не потерял. Настроение у обоих было превосходное.

— Слушай, Михалыч, может, отметим окончание работы? — внезапно возникла блестящая идея у Берестова.

— Думаю, нет повода не выпить! Все равно шефу докладывать будем завтра утром, так что сегодня имеем полное право!

— Ну что, тогда еще партейку? Проигравший бежит в магазин.

— Угу, — кивнул Михалыч и взял карты.

…Берестов проиграл.

— Да, Михалыч, вот что значит бывалый человек! То все проигрывал, а как на интерес играть, выиграл!

— Ладно, ладно, не ворчи, — засмеялся Гордеев, — здесь недалеко, справа от гостиницы.

Олег отправился в магазин. Когда он вернулся, дверь была не заперта. Но Берестов ничего не заподозрил.

— Михалыч! Принимай товар! — провозгласил Олег, заходя в номер, и осекся. Прямо посреди пола в луже крови неподвижно лежал Гордеев с удивленным выражением лица. В животе, наискосок по направлению к сердцу, торчала огромная ручка столового ножа. Берестов бросился к Гордееву, нащупал сонную артерию. Пульса не было. Да и не могло быть, судя по размерам ручки, лезвие там — будь здоров, наверняка сердце напополам перерезал! А кровищи-то натекло! За такой короткий промежуток времени, пока ходил! Еще и провернул, сволочь! Это рука профессионала, точно. Берестов, чтобы больше не следить, не стал обходить тело, чтобы добраться до телефона на тумбочке, аккуратно вышел и постучал в соседний номер.

…Убийство Гордеева, возможно, совершил молодой человек, которого видели и Берестов, когда выходил в магазин, правда, мельком, и администраторша, которая разглядела его получше, когда он искал своего «товарища по работе». Ушастая овчарка небольших размеров и со строгими глазами, которую привезли на место преступления вместе со следственно-оперативной бригадой, потеряла след на автобусной остановке рядом с гостиницей. Кинолог сказал, что можно поискать след еще — на остановках по маршрутам автобусов, которые прошли в этот промежуток времени, но, скорее всего, это бесполезно, а у него еще есть вызов, да и никакого бензина не хватит, чтобы кататься по маршрутам автобусов.

Узнав о произошедшем, Авасов сначала помолчал в трубку, потом подавленно произнес: «Я все понял, Олег!.. Оставайся там, заканчивай с клиентом».

Авасов чувствовал себя совершенно подавленным и опустошенным. Опытному оперативнику не нужны были никакие доказательства, чтобы понять, чьих это рук дело. Разумеется, ни в какой угон автомобиля Заноза не поверил. Конечно, Михалыч виноват, сам навлек на себя эту проблему, поставил под удар и себя, и «Авакс», но все же это была именно его, Авасова, святая обязанность — защитить своего сотрудника, спрятать его так, чтобы нельзя было найти, пока все не утрясется.

А получается, что на смерть послал. Сдалась она, эта секретная командировка, о которой половина сотрудников агентства знала и которая по всем официальным бумагам проходила! Спрятал, называется! Не зря, видимо, нагрянула какая-то внеплановая налоговая проверка — сразу после исчезновения Степняка. Другого канала утечки информации Авасов представить не мог, он строго-настрого запретил всем сотрудникам давать какую-либо информацию о командировках кому бы то ни было.

А что теперь жене говорить? Как в глаза смотреть его шестнадцатилетней дочери? Конечно, он заплатит крупную компенсацию, похороны «Авакс» возьмет на себя, но разве это заменит жизнь человека — мужа и отца?.. Заноза-Зензубель должен исчезнуть! Уже ясно, что или-или — Авасов или Заноза, — по-другому вопрос не стоит. Даже если Авасов попытается искать мировую, ничего не выйдет, Заноза на это не пойдет. Так что здесь вопрос жизни и смерти!..

Вспоминая последний разговор с Дмитрием Ивановичем, Авасов сказал себе: ну вот и созрело решение. Занозу надо уничтожить, от этого все только выиграют. Да и для родины польза, в конце концов, если нельзя законными методами его нейтрализовать. Между прочим, Донской в этом заинтересован еще больше, чем я. Вот и пусть финансирует, остается только представить ситуацию как безвыходную для него.

За время службы тогда еще в милиции Авасов не раз применял оружие на поражение, в этом смысле страха не было. Но здесь и сейчас решение на лишение жизни Занозы и его ближайшего окружения им принималось самостоятельно, причем вне рамок закона. Но что делать, события засасывают, как водоворот. И делают нас такими.

Глава 26

Через запыленное окно, выходящее на закрытый хозяйственный дворик, виднелся замечательный пейзаж. В дальнем углу двора лежали доски. Рядом стояло несколько стеллажей с оконным стеклом, последний был наполовину разобран. Синицын задумчиво посматривал в окно на эту конструкцию, пытаясь вычислить, какую площадь пола можно застлать этими досками. Сосчитал, правда, уверен в правильности вычислений не был. Затем начал вычислять количество окон средних размеров, которые можно этими стеклами застеклить. Так Геннадий Васильевич пытался успокоить себе нервы, сидя лицом к окну на совещании у начальника. Июльская погодка шептала, чего никак нельзя было сказать про шефа.

Васнецов рычал, рвал и метал, что само по себе было редчайшим случаем: он, как правило, не орал, а только, когда считал нужным, давил морально. А сейчас начальника управления по борьбе с организованной преступностью словно подменили. Сидя в кресле своего кабинета, тучный, как сноп сена с глазами, свирепо поглядывая на подчиненных сквозь очки в золотой оправе, полковник Васнецов методично их уничтожал. Совещание, точнее монолог начальника, если опустить непечатные выражения, благо что женщины не присутствовали, и если не приводить, мягко выражаясь, точные формулировки нареканий в адрес конкретных подчиненных, особенно Синицына, имел примерно следующее содержание.

Заложница пострадала, наверное, умрет. Личность кавказца установлена, это Дагдаев Заур Шачимович, но толку от него, как от козла молока. Ни в чем не признается, говорит, мол, товарищ привел, сказал, что это его невеста. Попросил посидеть с ней, девушка плохо чувствует себя, наркоманка, бедненькая, а расстаться нельзя, любовь. А что голову девушке свернул — так это случайно, не хотел, сама напала, видимо, у нее крыша от наркотиков поехала. Прямо ангел, ни в чем не виноват. Сам Заноза исчез, Очкастый тоже исчез, хотя все силы и средства, в ущерб другим делам, сконцентрированы на этом. Никаких доказательств причастности Занозы как к вымогательству у предпринимателя Новоростова, так и к похищению гражданки Никитиной нет, одна только фраза проскочила в диалоге с Очкастым: «Возьмешь шмару этого фраера, держи, пока не скажу». И все, голяк. С этой фразой к прокурору не пойдешь. Что же теперь, самому Васнецову идти подкладывать Занозе наркоту? Чтобы, как говорится, вор сидел в тюрьме? Так ведь даже это теперь невозможно! Заноза-то исчез из-под бдительного ока целого УБОПа! Некому подкладывать! Одни только сплошные ви-сяки! Всех нужно понизить в звании, лишить ежемесячной надбавки и годового единовременного вознаграждения!

— Что известно о связях Никитиной? Или вы хотите сказать, что ее тащили через весь город для решения сексуальных вопросов? — продолжал Васнецов. — Когда работа будет, а, подполковник Синицын? Сколько можно сопли жевать? Что, совсем уже обленились? Или, может, квалификацию потеряли от безделья? Синицын, доложите, каковы мотивы захвата гражданки Никитиной!

— Пока мы точно ничего не можем сказать о мотивах. Связей никаких, кроме того, что живет, точнее, жила она у Донского, гендиректора ФГУПа «Медприборстрой». Возможно, пытались вымогать за счет заложницы деньги у Донского.

— Гениально! Донской же сам пришел с заявлением об исчезновении Никитиной! — саркастически заметил Васнецов. — Ну, а что общего между госпредприятием и крупным криминальным авторитетом?

— Это мы не выяснили, мы же еще контактами Занозы занимались…

— Так где, где они, эти контакты? Ни хрена никаких контактов не видно! Где, я спрашиваю, конкретная информация? Ни улик, ни свидетельских показаний, ни сведений от информаторов, как будто у вас их и нет, ни какой бы то ни было непроверенной оперативной информации! Притоны, между прочим, мне ваши уже плешь проели! Думаете, не поступает информация? Проститутки — как стаи сучек недорезанных в скверике возле кафе «Мечта», каждый раз мимо проезжаю. А что, на дискотеках колеса уже не толкают? Кто их всех доит, спрашивается? Уж не Занозы ли вашего быки? Что, неужели нельзя зацепить контакты хотя бы через них?

— Товарищ полковник, я же вам докладывал! — оправдывался Синицын. — Не можем же мы позволить себе так разбрасываться ресурсами, а я ведь предлагал план, в том числе и это. Людей же не хватает, вы ж сами все в плане и порезали…

— Начинается нытье! Слышал я эти доклады. Синицын, иногда я начинаю жалеть, что вас выдвинул. Какую-то вы инертность иногда проявляете в самые неподходящие моменты! В общем, так: я жду результатов, ре-зуль-та-тов! Больше я краснеть перед шефом не намерен! Задача следующая. Найти Занозу и Очкастого. Подготовить материалы для задержания Очкастого, их более чем достаточно. И как хотите, но чтобы Занозу нашли! Вопросы?.. Вопросов нет. Свободны!

Со стороны стороннего наблюдателя могло показаться, что Васнецов общается с подчиненными, особенно с Синицыным, крайне некорректно, допуская выражения, которые мало кто будет терпеть. Но Геннадий Васильевич знал, что начальник симпатизирует ему, а выражения допускает для острастки остальных подчиненных. Тем не менее он был в мрачном настроении. В данном случае, казалось бы, все делалось правильно, как учили. Занозу прочно держали на поводке. Тот ехал себе спокойненько на своем джипе, вышел у метро вроде бы купить что-то — и растворился, будто его и не было. Потом просматривали пленку метрополитена: вошел в метро — и все, до сих пор никаких следов. Смотрели и другие записи метрополитена, но так его и не нашли, не за что зацепиться. Затем с другого конца Москвы был звонок Занозы своему начальнику охраны Мушкину, Мухобою, чтобы тот отогнал машину и действовал по личному плану. Что это означает, по личному плану, ляд его знает.

Глава 27

На Рижском взморье стояла прекрасная погода. Элитная дача на этот раз не пустовала. Как правило, большую часть года на ней никто не жил. В остальное время она сдавалась нескольким постоянным клиентам, приезжающим на недельку-другую, но этот клиент был новый. Хозяин, респектабельный чиновник из Министерства промышленности, устроил его по рекомендации своего приятеля, довольно успешного бизнесмена.

По правде говоря, несмотря на то что вид у нового постояльца, точнее отдыхающего, был вполне респектабельный, наколки на пальцах в виде перстней и слишком уж уверенное, хотя и достаточно вежливое поведение выдавали принадлежность к определенной касте. Но что делать, уже обещал помочь, тем более приятель сделал для него кое-что важное, поэтому чувство долга не позволяло отказать. Впрочем, новый клиент заплатил вполне приличные деньги, да еще вперед. Пусть живет, ничего с этой дачей не будет.

Новый постоялец, Заноза, сидел перед компьютером, составляя послания своим подчиненным, у которых были программы шифрования и стеганографической защиты. Такое нелегальное положение, хотя и временное, накладывало дополнительные сложности, связывало руки, но все-таки давало возможность чувствовать себя спокойнее. А то в последнее время начали уже доставать, настолько обнаглели, что и людей убивают. Что в ментовке творится, непонятно.

Толстяк молчит, может, в отпуск ушел? Но, слава богу, сейчас проблем нет, даже будучи на нелегальном положении, можно спокойно обмениваться информацией через интернет.

Заноза открыл только что купленный ноутбук. Есть все-таки, какая-то прелесть в покупке новенького девайса. Новый есть новый, к тому же навороченной конфигурации, байты летают со свистом. Еще бы! Восемь гигабайт мозгов — это не шутка! Да и жесткий немаленький — аж два терабайта. Запросто можно рассчитывать ядерные реакции всех атомных станций на земле одновременно.

Заноза денег на техническое оснащение своей деятельности, да и вообще на технику никогда не жалел, а разок это даже спасло ему жизнь. Он тогда купил новенький «мерин» с улучшенной системой безопасности. И, как нарочно, через месяц — лобовое столкновение, правда, повезло, на небольшой скорости. Подушка и безопасный руль спасли — Заноза остался жив, ушибся только немного.

Заноза с любовью достал установочный компакт-диск с шифровалкой и стеганографической программой, инсталлировал их на жесткий диск. Первым делом нужно было запустить программку, позволяющую сформировать условленные электронные адреса с паролями для себя и нужных абонентов. Вошел в интернет по технологии GPRS — через телефонный канал сотовой связи, не стал заморачиваться на интернет-кафе, так как сотовый номер ради конспирации был оформлен по поддельному паспорту, вроде опасаться нечего. На бесплатном почтовом сервере, где должен был быть электронный адрес, содержащийзащищенное сообщение от Чибиса, Заноза набрал этот адрес. Сервер запросил пароль. Заноза скопировал пароль из программки выработки паролей и адресов; пароль подошел. От Чибиса была картинка с видом Кремля. Заноза запустил стеганографическую программу, поместил туда картинку. Программа выдала абракадабру — это, должно быть, криптограмма. Заноза скопировал криптограмму в программу-шифровалку, достал ключевую дискету. Через минуту перед ним было расшифрованное сообщение от Чибиса, который сообщал, что Гордеев уничтожен, а сам он готов к выполнению других заданий. Заноза удовлетворенно крякнул. Затем ликвидировал, затирая следы, этот почтовый ящик на сервере; теперь нужно было отправить ответное сообщение.

Используя ту же ключевую дискету, выработал новый сеансовый ключ для связи с Чибисом и начал составлять сообщение. Заноза по благодарил Чибиса за работу, обещал в три дня перечислить премиальные, дал новые задания. Первое. Подкинуть в квартиру Донскому на видное место требование перечислить деньги. Указать наименования банков, суммы и номера счетов. Срок дать две недели. Второе. Позвонить из телефона-автомата Авасову и сказать, что если не уплатят штраф за пропажу Степняка — двести тысяч баксов наличными, двадцатидолларовыми купюрами, — то та же участь постигнет и его самого, и зама. Денежки должны быть готовы тоже через две недели. Хотя, пожалуй, лучше — подкинуть записку. Составляя сообщение, Заноза думал, что записка — это идеальный вариант, тогда не засвечивается голос, а Авасов наверняка записывает свои переговоры. С другой стороны, не страшно, если Чибиса повяжут, свои функции он уже выполнил, а засветился так, что рядом с ним находиться уже опасно. К тому же парень молодой, менты надавят, а давить они ох как умеют, еще и расколется, но не убивать же его! Впрочем, вот насчет убить — мысль хорошая, так было бы гораздо спокойнее. Пусть только выполнит эти два последние задания. Жалко, конечно, хлопца… Но что делать, обстоятельства иногда бывают сильнее нас…

Теперь нужно было проделать некоторые действия по защите сообщений. Заноза зашифровал, упаковал с помощью стеганографической программы зашифрованное сообщение-криптограмму в электронную картинку с видом Рижского побережья, сформировал условленный электронный адрес с паролем на нужном почтовом сервере и закинул картиночку туда. Теперь осталось самому подождать электронного сообщения о том, что Чибис зашел на этот адрес с нужным паролем, все получил, расшифровал и готов выполнить. Вторая шифровка была сделана Толстяку, в которой Заноза относительно сдержанно спрашивал, что за хрень в ментовке творится, что за брожения непонятные, за что его, Занозу, невинного, можно сказать, человека, обложили? Он же давно в законе и ни в чем не замешан!

Закончив работу, Заноза с удовольствием откинулся в кресле. Теперь нужно дня через два проверить электронную почту и расслабиться на недельку. Погода великолепная, на песочном пляже лафа. Надо сказать домработнице, пусть подготовит все для пляжа.

Глава 28

На похоронах Гордеева было многолюдно. Заплаканная, в три дня постаревшая жена, ссутулившаяся, с красными глазами дочь, племянницы и племянники с супругами, приехавшими из Подмосковья, друзья и соседи, коллеги из агентства. Но больше всего прибыло бывших сослуживцев…

Михалыч до выхода на пенсию был отличным оперативником, на его счету десятки задержаний, две награды, три ранения, одно из которых было тяжелое — еще по молодости, сдуру не надел бронежилет, вот и схлопотал сквозное ранение в правое легкое, пуля тогда прошла между ребер. Да и мужиком был — что надо, всегда друзьям навстречу шел, даже если себе в ущерб. Уволился, только на ноги начал становиться, и вот тебе! Всем было по-настоящему жаль товарища.

Возвращался Авасов с похорон домой с тяжелым чувством. Для семьи он сделал все, что мог. Перечислил кругленькую сумму на счет жены, оплатил все расходы на похороны и памятник. Мог бы этого и не делать, конечно, но у Авасова была совесть, и она его мучила. Но что делать, в игры играем недетские, потому и платим такие деньги — за риск; а иногда, что делать, все заканчивается вот таким образом. Уже сколько лет на опасной работе, а никак не привыкнешь… Подойдя к входной двери, Авасов сунул руку в карман за ключом и нащупал сложенный вдвое конверт. Без надписи.

Дома Авасов открыл конверт. На листе бумаги лазерным принтером был напечатан издевательский вопрос о впечатлениях на церемонии. Далее следовало циничное сообщение, что следующим, вполне возможно, будет сам Авасов, если откажется выплатить некоторую небольшую компенсацию за своего безвременно исчезнувшего коллегу — Степняка.

Очень оригинально, подумал Авасов почти без эмоций. Этого и следовало ожидать, наглость Занозы пределов не имеет. Убил Михалыча за своего Степняка, а теперь еще и денег требует. А вот дырку им от бублика, а не двести тысяч. Мало ему своих традиционных источников дохода. Не понимает, с кем связался. Его-то понять можно — денег много не бывает. Но не простить.

Что же, на войне, как на войне. Авасов, не раздумывая — решение было принято, еще когда он только узнал об убийстве Гордеева, — набрал номер мобильного телефона Донского.

— Дмитрий Иванович, здравствуйте. Это Авасов.

— Да, добрый вечер, Константин Степанович, я вас слушаю, — Донской был весь внимание.

Вечер был совсем не добрый, но Дмитрию Ивановичу знать об этом не обязательно.

— Дмитрий Иванович, мы разработали некоторые предложения, — шаблонно заговорил Авасов, — готовы их представить в удобное вам время.

— Мне удобно в любое время. Хоть сейчас. Можете подъехать ко мне на предприятие?

— Лучше, если мы встретимся в другом месте, — ответил Авасов, вспомнив, что кабинеты Дмитрия Ивановича понапичканы жучками, а кабинет его главного инженера — еще и такими, информация с которых прослушивается автоматической аппаратурой, активизирующейся при звуках голоса. Хотя все свое, родное, но как-то неловко вести архиконфиденциальные переговоры, когда чувствуешь, что жучки пищат по углам. Надо было уже давно сказать Розе, чтобы забрала аппаратуру. Жучки пусть остаются, с ними возиться слишком рискованно. Да и вообще, пора девочке сваливать оттуда, она здорово поработала. Пусть напортачит чего-нибудь в своих бухгалтерских бумагах, чтобы попросили уйти.

Авасов договорился с Донским о встрече в кафе, аккурат напротив КПП «Медприборстроя». Проблемы проблемами, но это не значит, что, прикрываясь личным, нужно забывать о производственном. Дмитрий Иванович как-никак директор достаточно крупного предприятия, которым надо управлять. Рабочее время его на вес золота. Об этом думал Авасов, вставляя ключ в замок зажигания своего «пегаса», как он любовно называл «фордик», приобретенный им новеньким два года назад и сейчас находившийся в отличном состоянии. Авасов всегда бережно, как к живой, относился к автотехнике, зазря не гробил.

Кафе, несмотря на довольно дорогую обстановку, выглядело как столовка. Высокие дубовые столы, выставленные в длинный ряд, хорошо освещенное помещение. Наверное, попозже к вечеру здесь создадут уютную атмосферу, когда народ для разложения соберется, а сейчас все сделано для социалистического приема пищи, размышлял Авасов, потягивая кофе в ожидании Дмитрия Ивановича. Кофе был отвратительный, принесли еле теплым. Во, блин, надо было заранее сказать, чтобы чашку подогрели перед тем, как кофе туда наливать, и чтобы кофе был хорошо сварен. А то ведь откуда им это знать? Все у нас надо держать под контролем.

Константин Степанович попробовал сосредоточиться на том, что будет говорить Донскому. Хотя в этом и не было особой необходимости: по старой профессиональной привычке оперативника выбирать каждое слово, аккуратно формулировать все фразы Авасов уже несколько раз прогнал про себя весь предполагаемый разговор и помнил все наизусть. А как же иначе? От того, как задается вопрос, зависит, будет или не будет откровенен свидетель или тем более подозреваемый. И все же, для самодисциплины, Авасов сосредоточился на предмете разговора.

Как раз в этот момент элегантный Дмитрий Иванович уже решительно шагал по направлению к столику Авасова. С дежурной деловой полуулыбкой Донской пожал руку Авасову, уселся напротив, выжидающе посмотрел ему в глаза.

— Дмитрий Иванович, нет ли у вас каких-либо сообщений от интересующего нас объекта? — Авасов спокойно выдержал взгляд.

— Константин Степанович, мы встретились исходя из того, что у вас появились конкретные предложения, не так ли? Что касается моих мыслей на этот счет, то сейчас я ничего не могу сказать, в таких вопросах, к сожалению, я не профессионал. — Дмитрий Иванович лукавил. Он бы хотел заказать Авасову уничтожение Занозы, но не решался. Неизвестно, занимаются ли они такими делами. Вдруг в полицию заявит? Тогда — залет на всю катушку не только за мошенничество в особо крупном размере, но и за попытку убийства, а ох как не хотелось бы ни того ни другого. К тому же не факт, что с исчезновением Занозы исчезнет и проблема. Возможно, система вымогательства построена таким образом, что вместо Занозы выплывет еще пяток таких же братков, которые в курсе дела.

— Понимаю. Дмитрий Иванович, должен вам сказать, что ситуация сложная. Объект шутить не собирается, да вы и сами, я думаю, поняли, когда это несчастье с Еленой Никитиной произошло… Извините, — Авасов заметил, как Дмитрий Иванович изменился в лице.

— Но неужели нельзя его как-то нейтрализовать?

Наводящий вопрос Донского вполне устраивал Авасова.

— Дмитрий Иванович, если хотите знать мое мнение, я считаю, что такие, как он, не имеют права на существование. Это паразиты общества. И скажу откровенно, не побрезговал бы стереть эту гадость с лица земли. Но здесь существует целый комплекс проблем.

— Какие же?

— Если речь будет идти об устранении объекта, то устранению подлежат и его ближайшие помощники — те, кто в курсе его дел и конфликтов. А это непросто.

— Константин Степанович, если вы гипотетически считаете возможным такое решение моей проблемы, почему бы мне гипотетически не рассмотреть возможность оплатить вам ее решение? — Дмитрий Иванович решил рискнуть. Если бы Авасов был подставой, он бы не стал говорить об известных ему миллионах, Донскому бы давно скрутили руки — и в кутузку. Какой смысл еще и прощупывать насчет умысла несостоявшегося убийства? Разве что улучшить показатель раскрываемости… Авасову, кажется, нет никакого резона быть подставной уткой, ему нужно деньги зарабатывать, а не полицию поддерживать.

— Что ж, Дмитрий Иванович, давайте рассмотрим. Во-первых, объект исчез. Испарился. Чтобы его найти, необходимо затратить большие человеческие и материальные ресурсы. Кстати, не только он один, но и еще кое-кто из его окружения. Сейчас трудно сказать, вместе ли они. Во-вторых, сама по себе процедура подготовки, выполнения и подчистки, учитывая уровень объекта, также достаточно дорогостоящая.

— Деньги, особенно после всего случившегося, для меня не имеют значения.

— Все вместе потянет на два миллиона долларов.

От такой «скромности» черный кардинал на несколько секунд потерял дар речи.

— Хорошо, — после паузы, слегка охрипшим голосом проговорил Донской. В конце концов надо принимать какое-то кардинальное решение. Раз уж компромисс с Занозой невозможен, тем более — сейчас, после того, что они сделали с Леной.

— Половину сейчас, половину — после завершения операции.

— Согласен.

Глава 29

Александр был на седьмом небе. Тысячу раз он представлял себе свою будущую девушку, а когда встретил Розу, понял, что это она, та, о которой он мечтал всю жизнь. Даже и не понял, а интуитивно почувствовал. Красивая, сексапильная, умница, образование — высшее, что немаловажный плюс. Правда, не проверено еще, какая она в быту, но Александр не сомневался, что лучше и быть не может. Да и если не умеет ничего — не страшно, научится.

За несколько дней Александр и Роза встретились всего раза два, хотя, даже будучи полностью поглощен работой и делами, Митин чувствовал потребность находиться рядом с Розой, целовать ее в губы, в глаза, в шею, играть ее волнистыми, пусть даже и накрученными белокурыми волосами… Кроме Розы, его мысли занимала еще и проблема, которой с ним поделился Донской. Но для ее разрешения Митину ничего пока не нужно было делать. Поэтому он счел наилучшим больше работать и вести себя так, как будто ничего не случилось. А когда проблема проявит себя, тогда и решать ее.

Для Розы тоже наступил новый этап жизни. И главный его герой — Александр. Он даже ей снился по ночам почти постоянно, причем в разных недвусмысленных ситуациях: тот незабываемый вечер не давал покоя. Но как только Роза вспоминала о своей двойной роли и о недавнем звонке Виктора Скачкова, зама Авасова, ей становилось как-то немного тоскливо. Виктор позвонил накануне вечером Розе домой и сказал, что нужно плавно сворачиваться. Просто так уйти нельзя, так как если обнаружат жучки — а их рано или поздно все равно обнаружат, — подозрение падет на нее в первую очередь. Это для них лишнее. Атак, пришел человек, не справился, напортачил, пришлось расстаться. На Розу во время разговора нашел какой-то ступор: она то молчала, то соглашалась. На следующий день, так же как и во все последующие, никаких попыток «напортачить» не предпринимала — просто не знала, как поступить.

Здесь было «но», обойти которое она не могла. Это, конечно, Александр. Внезапно возникший роман мог полностью изменить ее жизнь. Разве возможно его так глупо прерывать?

Александр наконец-то оформил все документы на квартиру, получил ордер и ключи. Точнее, за него почти все сделало риелторское агентство. Квартира была великолепна. Две изолированные комнаты, полукруглая кухня с эркером, лоджия во всю комнату, большая ванная комната. Отделка была такая, что даже переделывать ничего не нужно, турки делали. Теперь перед Александром стояла задача обставить квартиру так, чтобы меньше возиться и чтобы все сделать как надо.

Первая мысль была — дать денег и попросить маму. Она, с ее женским вкусом и опытом, не подведет. Но потом Саша вспомнил, что обещал себе оторваться от мамкиной юбки и постараться стать самостоятельным. Вторым желанием было привести сюда Розу и сказать: хозяйничай, это все для нас с тобой! Но, как его ни подмывало, поразмыслив, Александр решил отказаться от такого варианта. Хоть для него Роза была уже «своя», неизвестно, как она воспринимает его.

Митин, порывшись в рекламе услуг, нашел фирму, которая занималась квартирным дизайном, спросил, могут ли они обставить квартиру «от и до», вплоть до мелочей. Оказалось то, что нужно, могут. В конце дня представитель фирмы, стильно одетая девушка лет двадцати восьми, показала ему снимки мебели и схему ее расположения по квартире, бытовую аппаратуру, всякие бирюльки — шторочки, вазочки и прочее. Настолько у нее все было аккуратно и четко, с возможностью выбора по стоимости и по качеству, что Александр сразу подписал договор.

Через три дня после звонка из фирмы не выдержав до окончания рабочего дня, Александр с замиранием сердца открывал дверь в свое личное, обустроенное, пока еще холостяцкое логово. Разувшись в прихожей, Александр прошелся по комнатам, зашел на кухню, в ванную. Вот это сервис! Александр был готов к тому, что фирма будет либо тянуть резину, ссылаясь на всякие неувязочки, либо вообще кинет, а тут — пожалуйста, такой сюрприз. И как они за два с половиной дня только успели! Обстановка вполне респектабельная и в то же время уютная. Причем есть все, вплоть до постельного белья. Вот что значит капитализм, все научились делать, только отстегивай! Усевшись на удобную софу с подушечками, Александр подумал, что в субботу нужно будет перевезти сюда из родительского дома кое-что из вещей. А завтра оформить телефон и с квартплатой решить. Сколько все-таки возни, чтобы закрыть рутинные вопросы.

Александр прямо в одежде улегся на софу, достал мобильник. Роза ответила тотчас.

— Алло! Привет! — Тембр голоса Розы, как обычно, затронул какие-то весьма приятные струнки в душе Александра.

— Привет, Розочка! Как тяжелый трудовой будень протекает? — Александр старался быть сдержаннее.

— Ничего, нормально, дотекает уже!

— Какие планы на вечер?

— У тебя есть конкретное предложение? — шутливо-томно поинтересовалась Роза.

— Ты же знаешь, у меня предложений всегда хоть отбавляй, — постарался поддержать шутливый тон Александр, хотя мысль о «конкретности» предложения заставила бешено заколотиться его сердце.

— Какое? Что-нибудь оригинальное?

— Это сюрприз. Хочу показать кое-что. Встречу тебя на машине, не против?

— Обожаю сюрпризы, лишь бы они приятными были!

— Значит, договорились?

— Хорошо.

Через час Роза уже ехала на переднем сиденье рядом с Александром. Саша чуть повернулся:

— Роза, я только что обустроил свое жилище. Хочешь посмотреть?

Роза ответила не сразу. Не будешь же сразу кричать, подпрыгивая от радости на сиденье: «Да, да, да!!!»

— Даже не знаю! Неожиданно как-то… Ну, почему бы и не посмотреть? — Роза улыбалась.

Теперь была уже очередь Александра мысленно скакать от радости на переднем сиденье.

— Отлично, в таком случае заскочу в магазин, возьму чего-нибудь к чаю.

— Не возражаю!

Александр вырулил на стоянку возле супермаркета. Магазинчик нехилый, всего, что там продают, даже и не пересмотреть! Саша и Роза доверху наполнили тележку на колесиках…

Следующим объектом экскурсии было новое жилище Митина.

— Ну вот, это наша с тобой пещера, — прокомментировал Александр, пропуская Розу вперед.

— Ничего, смотрится пещерка! — Розе понравилась такая характеристика жилища. В сопровождении Александра она прошлась по комнатам. — Здорово! Как будто «Квартирный вопрос» постарался.

— А вот здесь можно руки помыть. — Саша открыл дверь в ванную комнату.

— Сейчас мы это проделаем, хотя в пещере это делать и не положено. — Роза закрылась в ванной.

Александр перенес пакеты на кухню, начал выкладывать их содержимое на стол. Удобные все-таки упаковки делают — чик, и еда готова, не надо ничего нарезать, перемешивать. О, оказывается, зря и одноразовую посуду брал — фирма и про посуду не забыла. Ну ничего, кашу маслом не испортишь.

На кухне появилась Роза.

— Кажется, без женских рук здесь дело не обойдется!

— Ага, хозяйничай, а я сейчас!

Александр снял пиджак и галстук, умылся. Включил домашний кинотеатр, минут десять провозился, пока поймал и настроил несколько радиостанций, выбрал ту, у которой музон поприятней, включил погромче. Вернувшись на кухню, с удивлением обнаружил, что стол уже ломится, даже бутылки с коньяком и вином открыты. Вот это сноровка! Александр почувствовал приступ зверского аппетита. И хотя половина пакетов была еще не разобрана, не смог удержаться:

— Ну что, есть предложение начать! А уже в процессе накрыть остальное.

— Начать так начать!

— Роза, у меня есть тост! — сказал переполняемый чувствами Александр, наливая себе коньяку, а Розе вина. — Тост за удачу! У меня и, я надеюсь, у тебя в жизни были удачные дни. Предлагаю выпить за то, чтобы теперь удача не оставляла нас никогда!.. Вообще-то я считаю, самой большой моей удачей была встреча с тобой!..

— То есть практически этот тост за меня? Очень приятно, я не против! — Роза засмеялась и уже серьезно добавила: — Саша, ты мне тоже очень понравился! И как бы наши отношения ни закончились, я тоже считаю, что мне очень повезло!

— Ну, это безрадостно звучит! Почему это наши отношения должны закончиться? Наоборот, надо, чтобы развивались и были всегда. Ну ладно, за сказанное, за то, чтобы нам почаще везло! — Саша не без удовольствия выпил соточку отличного коньяку.

Роза сделала пару глотков вина. Александр энергично задвигал челюстями, сметая содержимое кухонного столика. Роза старалась не отставать, хотя сегодня это у нее плохо получалось: мешала недосказанность, она ведь до сих пор не рассказала об «Аваксе» и своей роли в нем.

— Что у нас с аппетитом? — Александр подозрительно взглянул на Розу.

— Ничего особенного. Просто мужской аппетит отличается от женского, — улыбнулась Роза, вот чего-чего, а умения ловко, по-женски, выкручиваться ей не занимать. Но на самом деле на душе у нее кошки скребли. Сколько же можно держать в себе эти шпионские страсти? Почему не рассказать обо всем, неужели не поймет и не простит?

— У дамы, между прочим, есть тост!

— А, хорошо, — дожевывая и наливая даме вина, а себе коньяку, ответил Александр, — обожаю, когда девушки тосты говорят!

— Я хочу выпить за доверие! Если у двух человек серьезные отношения, будь то дружба или любовь, они должны доверять друг другу и делиться всем, что у них на душе. Саша, я хочу тебе кое-что сказать. — Роза взглянула на Александра, смутилась, видя вопросительный напряженный взгляд, и не получилось у нее признаться в занимательной предыстории найма в «Медприборстрой», не смогла, но с ходу нашлась: — Саша, я тебя очень люблю!

Пришла очередь смутиться, а затем и порадоваться Александру.

— Да, за любовь и доверие!

Они посидели еще немного, после чего Александр, заведенный смущением дамы сердца, которое он приписал чувствам, и неожиданным в этой ситуации тостом, предложил переместиться в комнату и потанцевать. Пощелкав кнопкой тюнера, нашел медленный танец, пригласил Розу…

Оторвались они друг от друга только в четвертом часу. Утомленные, оба уснули мгновенно, как отключились. Проснулся Александр первым, когда было уже почти девять. Пошевелил рукой, отдыхавшей на Розиной груди. На работу опоздал, вяло подумал Александр. Впрочем, Дмитрий Иванович все равно должен быть только после обеда, а больше контролировать некому. Розу прикрою, не проблема. Чувствуя рядом с собой спящую красавицу, не удержался, нежно ткнулся губами куда-то в шею, потом еще и еще. Роза зашевелилась. Первая мысль, пришедшая ей в голову, — на работу опоздала… да и фиг с ней! Не открывая глаз, медленно провела руками по телу ластящегося к ней Александра, скользнула вниз… в результате опоздание бухгалтера продлилось еще минут на сорок…

Глава 30

Геннадию Васильевичу Синицыну расчет Авасова за халтурку пришелся как нельзя кстати. Сразу с женой и детьми поехали на вещевой рынок, оделись-обулись в приличные вещи. Домой купил плоскоэкранный телек с диагональю 102 сантиметра, старый отдал в комнату дочери, сыну купил компьютер — необходимая вещь для цивилизованного человека.

Возне с покупками положил конец телефонный звонок. Это был Авасов. Как и предполагал Синицын, Авасов просил аудиенции, просто так он звонить не будет.

Встреча состоялась, как обычно, в кафе. Задача, которую просил выполнить Авасов, была необычной. Это еще мягко сказано; если сказать точнее: она шокировала оперативника. Старый товарищ без обиняков просил найти и уничтожить вора в законе Занозу и братков из его ближайшего окружения. Но, правда, и гонорар обещал приличный — пол-лимона баксов плюс накладные расходы «в пределах разумного».

Синицын был в замешательстве.

— Кость, ты пойми меня правильно, сейчас я ничего тебе не могу сказать определенного. Деньги очень приличные, за подобные услуги платят гораздо меньше. Но проблема в том, что сам он и его основные помощники исчезли, хотя они у нас находятся в разработке. В общем, мне надо подумать.

— Я понимаю. Но имей в виду, Ген, здесь есть еще одно условие. Затягивать нельзя, иначе весь смысл этих мероприятий теряется. Точная дата, до которой все нужно выполнить, пока неизвестна, думаю, в пределах недели. Но чем скорее, тем лучше.

— Хорошо, Кость, перезвоню тебе завтра, скажу, да или нет.

— Договорились.

В своем кабинете, оставшись наедине с мыслями, Синицын попытался проанализировать ситуацию. Он прекрасно понимал, что такой шанс предоставляется только один раз. Упустишь его — пиши пропало. Во-первых, с подобными предложениями больше Авасов к нему никогда не обратится, во-вторых, после отказа можно и пулю схлопотать. Товарищи-то товарищи, а табачок врозь. Хлопнет, а потом над могилкой уронит слезу, скажет, мол, хороший ты был парень, Гена, извини, но бизнес есть бизнес.

Если серьезно подумать, рассуждал Синицын, то, согласившись на это предложение, никаких моральных принципов я не нарушаю. Разве что религиозные — не убий. А как же мы при задержании, если сопротивляются, мочим? Это уже считается — правильно и хорошо. Так здесь, получается, еще правильней! Неизвестно, сколько жизней нормальным людям этим сохраню. А денежки нужны позарез. Дети поступать сейчас будут, пусть поступают, жена достала своими болячками — то одно, то другое, так пусть лечится, хоть залечится, да и самому пожить охота, а то надоело с хлеба на пиво перебиваться. Так что, думается, для всех будет лучше, если согласиться.

Но это только одна сторона дела. Предположим, соглашусь. И что дальше? Где я откопаю этого Занозу и его шестерок, если они исчезли? Не за что и зацепиться, разве что хватать всех его знакомых подряд и пытаться их расколоть? Примитивно и неэффективно. Впрочем, если постараться, хоть какие-то зацепки можно найти. Во-первых, если разослать ориентировки, процесс пошел бы плановый и значительнее быстрее. Правда, в этом случае нужны веские аргументы, чтобы объявили в международный розыск. Во-вторых, взять под жесткий контроль все точки сборов Занозы, а потом отследить связи. В-третьих, надо более Плотно поработать с финансовой разведкой МВД, поискать счета Занозы. Да и потом, даже если найдутся Заноза и иже с ним, то, чтобы подготовить такую операцию — единовременное уничтожение, скажем, десятка человек, — придется задействовать спецподразделение. А это сопряжено с бюрократическими трудностями. К тому же приличное имеется только в ФСБ. Все это требует большого объема работы, и, кроме того, на это никто не пойдет просто так. Авасов все-таки не дурак, понимает, какие ресурсы и какая проработка вопроса требуются даже для того, чтобы хотя бы отыскать Занозу в стоге сена.

А с другой стороны, что я теряю, если не выполню задание? Деньги, это раз. Да в общем, больше и ничего. Впрочем, еще существует риск свободу потерять, и надолго. Не хотелось бы! Хотя если все правильно делать, то риск можно свести к минимуму. Этот риск стоит пол-лимона баксов. Решено!

Надо сообщить Авасову и заодно обговорить детали. Сегодня звонить не стоит, на это завтра есть день, чтобы еще раз все как следует обдумать. Хорошо, хоть начальник не достает, уехал в Питер в командировку на какое-то сборище по линии Интерпола. А в работе сейчас затишье.

На следующий день Синицын в девять ноль пять уже звонил Авасову:

— Привет, Костя!

— Здорово, Ген, рад тебя слышать!

— Надо встретиться, есть разговор.

— Я надеюсь, для того чтобы сказать «да»? Между прочим, у меня тоже есть новости, и я бы не сказал, что все приятные…

На встрече Синицын разложил перед собой листы с набросками плана мероприятий, которые необходимо было выполнить в первую очередь. Времени оставалось в обрез, Степаныч сообщил, что операцию нужно закончить ровно через две недели, иначе все теряет смысл.

— Василия, поскольку ты берешься за это дело, я дам тебе еще одно направление исследований — субъекта, в отношении которого нужно сохранить лояльность и полную конфиденциальность. Это мой клиент, ты его знаешь. На него Заноза будет выходить, только вот когда и каким образом, неизвестно. — Авасов назвал фамилию Дмитрия Ивановича.

Синицын был согласен, хотя поворот был для него несколько неожиданным. Он не стал говорить и не показал виду, что Донской фигурирует в деле как потерпевший. Но чтобы Донского настолько серьезно обложили, чтобы сам Авасов на мокруху пошел, Синицын предположить не мог. Теперь ясно, откуда ноги растут. Непонятно другое — что у них за завязки такие, на Константина это совсем не похоже. Ну, ладно, это их проблемы, лучше не забивать себе голову. Надо будет перебросить людей на Донского — похоже, здесь можно зафиксировать контакт с людьми Занозы.

Самое главное, что сейчас нужно сделать, как выразился Синицын, это «подложить кошелек в карман Кирпичу». До сего времени все мероприятия против Занозы велись полуофициально только «по негласному добру» Васнецова. Сейчас же, для проведения масштабных мероприятий, включая обыск и арест, необходимы санкции суда. А для этого должны быть веские основания, доказательства причастности Занозы к серьезным преступлениям.

— В общем, Кость, надо будет организовывать подставу, — излагал Синицын свой план. — Самое подходящее для этого — заставить, а лучше подкупить какого-нибудь наркомана, чтобы тот дал на него показания. Получив санкцию на обыск, «найдем» у него на хате, скажем, неучтенную пушку да пару-тройку кило дури. Вот тебе и все основания для международного розыска. А то, сам понимаешь, похищение Никитиной с Занозой связать практически невозможно. Недоказуемо.

— Годится такой вариант, не возражаю. Теперь смотри. Я должен обеспечить тебе накладные расходы. В этом дипломате сто тонн баксов. Можешь их тратить для обеспечения операции; будут заканчиваться, скажешь. Единственное условие — ты должен отчитываться по расходам. Устно, конечно.

— Хорошо. — Синицын впервые держал в руках такие деньги, если не считать оперативных. Трудно сказать, хватит ли этих денег на все, но, во всяком случае, они очень сильно облегчат задачу при переводе ее в статус неофициальной. Дипломат поставил рядом с собой, положил на него руку. — Следующее. Нужно будет просмотреть все видеозаписи в аэропортах и на вокзалах. Надежда здесь слабая, слишком много придется задействовать людей и потратить времени. Попробуем сократить время, дадим материалы на Занозу в аналитический отдел — может, они там смогут определить, в какие наиболее вероятные страны он мог умотать, если, конечно, он вообще за границей.

— Напряги отдел высоких технологий. Пусть повнимательнее отслеживают все его бывшие контакты — на предмет телефонных переговоров и интернетовских связей. Не может быть, чтобы ему вот так никто ни разу не понадобился.

— Это делается, работают ребята. Но пока ничего. Сейчас вообще куча народу в наружке и на перехвате сидит, а толку пока нет. Слишком осторожен этот Заноза, и его бригадиры тоже, между прочим. Как будто выпускники разведшколы ГРУ, а не зоны особого, или какого у них там, режима.

— Давай, Гена, работай, а то кирдык будет не только моим клиентам, но и мне тоже!

— Ну, Степаныч, этого ты мог бы и не говорить — знаешь, если я за что-то берусь, то делаю это как следует. Единственное, чего я не могу тебе обещать, — это уничтожение объектов в дальнем зарубежье. Сам понимаешь, тебе будет легче с этим управиться.

— Здесь ты прав, тогда разберемся. Ты, главное, найди их.

— Будем работать. Что-нибудь еще?

— Нет, давай прощаться. Как что будет, информируй.

— Договорились. Пока. — Новоиспеченные теперь уже почти подельники, прощаясь, пожали друг другу руки.

Глава 31

В воскресенье Дмитрий Иванович с тяжелым чувством сидел в больничной палате рядом с Еленой. Лена была все еще в тяжелом состоянии, но доктора уже разрешили посещения. Только что от нее ушла заплаканная мать. Для родителей — это просто конец света, Лена у них единственная дочь. Мама приходит каждый день, а уходя, чуть ли не каждый раз не может сдержать слез, хотя всегда при ней старается держаться. Прогноз неблагоприятен, врачи говорят, надо готовиться к самому худшему. Хотя с оговоркой — случаи бывают разные, еще и не при таких травмах поднимаются.

На столе в стеклянном графине пять красных роз — любимые цветы Лены, которые принес Донской. Лена уже могла разговаривать, старалась шутить, но шея нестерпимо болела и состояние было подавленное. Своего тела она почти не чувствовала. До сих пор ей все происходящее кажется ночным кошмаром, стоит только ущипнуть себя, и она проснется… Только вот, ущипнув, все равно не почувствует. Да и сама себя ущипнуть не сможет, руки почти не двигаются, разве что кого-то попросить. Казалось, еще вчера вся жизнь была впереди, а сегодня оказывается, что основное, лучшее, уже прожито, и остается только доживать. Вот тебе и новая теория относительности — как время, оказывается, сжимаемо! Вся жизнь за одно мгновение сжалась в ноль. Сама-то жизнь как биологическое существование еще впереди, но очевидно, что это будет уже другая жизнь, растительная.

Дмитрий Иванович старался повеселить Лену, рассказал ей несколько забавных случаев из жизни. Он хотел бы быть здесь круглые сутки, но никак не мог — дела, от которых зависело очень многое, возможно, жизнь не одного близкого Донскому человека…

Сегодня в три часа дня Дмитрий Иванович должен быть на дне рождения внука. Мальчику исполняется два года. Донской заехал в магазин игрушек и купил огромного медвежонка, размером почти в два раза больше, чем внук. Перед Дмитрием Ивановичем стояла нелегкая задача — слишком не раскрываясь, убедить бывшую жену и детей на время исчезнуть. Что касается детей, Виталия и Юлии, это было вполне реально, а вот насчет жены — проблема: слишком упрямая и своенравная женщина, бывает, что совсем не воспринимает аргументы. Потому и развелся в свое время. Но попытаться объяснить ситуацию стоит, хотя бы для очистки совести.

День рождения прошел довольно сносно, выпили, душевно поговорили. Дмитрий Иванович, пока бывшая жена возилась на кухне, рассказал Виталику, Юлии и зятю Артему о проблемах, которые возникли перед ним и, как следствие, перед ними. Объяснил, что единственный выход из создавшегося положения, так как речь идет о жизни и смерти, — на время исчезнуть. Все отнеслись к ситуации правильно, решили, что лучше не испытывать судьбу, взять отпуска, если надо и без содержания, провести время на природе, а лучше просто поехать и снять домик где-нибудь в Карелии или, к примеру, на Валдае. За организацию взялся Виталий. После некоторых колебаний Дмитрий Иванович попросил сына поговорить с матерью, так как понимания достигнуть ему самому вряд ли удастся — к сожалению, обида после развода осталась, несмотря на то что времени прошло уже много. В общем, милая бывшая супруга в штыки воспринимает все, что исходит от Донского. Виталий взял на себя урегулирование и этой проблемы.

Теперь Дмитрий Иванович был спокоен. Единственное качество, которое, по убеждению Донского, стопроцентно унаследовал от него сын, — это умение доводить дело до победного конца. К тому же, что приятно, удалось избежать нелегкого общения с бывшей супругой, возложив этот труд на сына. К чему лишние стрессы, их и так хватает. Дмитрий Иванович передал Виталию предварительно приготовленную кругленькую сумму, с тем чтобы на вынужденном отдыхе вся компания чувствовала себя комфортно.

Домой Дмитрий Иванович вернулся слегка утомленный, но с чувством удовлетворения, которое всегда приходило, когда удавалось сделать какое-нибудь, пусть небольшое, дело. А дело, ради которого он здесь, небольшим никак не назовешь: Донской выводил из-под удара своих родных, есть чему радоваться. Если все пройдет гладко, если за ними не следят, что скорее всего, на кой Занозе без толку разбазаривать время своих бойцов, то завтра семейство окажется уже далеко. А вычислить их будет сложно — одних только санаториев в России тысячи, пусть обзванивают или объезжают, если хотят. Виталик предупрежден, чтобы уезжали обязательно на машинах, никого о месте отдыха в известность не ставили. И никаких звонков ни с мобильного, ни по междугородке. Пока, по крайней мере три недели, — никакой связи! Всех предосторожностей, конечно, не предусмотришь, но постараться необходимо. Даст бог, не найдут.

Вернувшись домой, Дмитрий Иванович зашел на кухню и заметил на столе конверт безо всяких надписей. Сразу поняв, от кого он и что в нем может быть, открыл оказавшийся незапечатанным конверт и прочитал краткое сообщение от Занозы, содержащее крайнюю дату перечисления денег, названия банков, счетов, сумм, которые ему предписывалось перечислить. Сердце Донского стукнуло не в такт. Еще аритмии не хватало, мелькнуло у Дмитрия Ивановича, надо взять себя в руки. Тут же позвонил Авасову, который уже через полчаса, держа письмо пинцетом, вертел его со всех сторон, после чего положил в полиэтиленовый пакет. Срок на все переводы устанавливался в десять банковских дней.

Выйдя от Дмитрия Ивановича, Авасов позвонил с мобильника Синицыну:

— Привет, старик, принимай вещдок для исследования. Надо сделать несколько экспертиз одного письмишка.

На встрече в кафе, что на Китай-городе, Авасов, потягивая минералку, спросил Синицына:

— Ген, в принципе, само собой разумеется, что моего клиента подставлять не следует, но ты мне это должен пообещать.

— Любопытно, что я тебе должен обещать, Степаныч?

— Что не будешь выводить на чистую воду моего клиента, так как письмишко, которое я тебя попрошу исследовать, специфического свойства. Там раскрываются доходы моего клиента.

— Обещаю, Ген. Давай, что там у тебя?

Авасов передал Синицыну письмо в полиэтиленовом пакете.

— Надо сделать весь комплект экспертиз — марки принтера, отпечатки пальцев, кусочки биологического материала — на ДНК, надеюсь, что-нибудь осталось, в общем, сделай все, что возможно. Это письмо было подкинуто небезызвестному Донскому на кухонный стол в его отсутствие. Представляешь, какая наглость? Два раза пройти мимо консьержки, не полениться вскрыть квартиру, и это при том, что у Донского два нехилых замка в двери. Вместо того, чтобы спокойно подкинуть письмо в почтовый ящик.

— Ну, знаешь, в ящик — это ненадежно. Он бы запросто мог потом сказать, что ничего не находил, письма-то из ящиков воруют! А тут уж не отвертишься. Между прочим, там камеры у них где-нибудь в подъезде нет случайно? Может, все на кассету записано? Вот, блин, как ты тогда рассказал про этого Донского, хотел я еще наружку на его квартире выставить, да передумал, людей мало, а зря!

— Ладно, чего теперь! А насчет записи мысль хорошая, проверь, пожалуйста, полиции люди охотнее выкладывают, больше доверяют, нежели каким-то неприятным детективам из непонятных агентств. О’кей?

— Хорошо, сделаем. Должен тебе доложить, между прочим, что я сложа руки тоже не сидел, подстава Занозы прошла успешно, обыск уже проведен, с понятыми, как положено. Нашли два кило марихуаны и кило кокаина, плюс неучтенный пистолет с боеприпасами. Арестован начальник охраны Занозы гражданин Мушкин, по кличке «Мухобой», по подозрению в соучастии в незаконном обороте наркотиков и хранении оружия и боеприпасов. В общем, Заноза влип по самое «не хочу». Объявлен всероссийский розыск, сейчас решается вопрос о международном розыске.

— Слушай, приятель, это надо отметить! Как промежуточный результат! — Увидев на лице товарища одобрительную улыбку, подозвал маячившую неподалеку официантку: — Будьте добры, триста «Арагви» и шоколад какой-нибудь — получше, повкусней!

— На этот раз, Кость, извини, оплачиваю я! Мой, как-никак, хоть и маленький, но успех отмечаем! Выделю из накладных расходов статью на снятие стресса и тому подобное, если ты не против!

— Ну, это самая главная статья, даю добро! — засмеялся Авасов. — Правда, тут тоже важно не переусердствовать! Чтобы все финансы на снятие стресса не ушли!

— Да ты что, это ж какое надо здоровье! Как у глиняшки из детской сказки!

Прикончив графинчик, приятели рассказали друг другу на десерт по анекдоту и разошлись.

Глава 32

После удавшегося вечера, плавно перешедшего в не менее приятное утро, Александр, не желая искать добра от добра, предложил Розе остаться у него жить, что в переводе с современного языка означало руку и сердце. А почему бы и нет? Во-первых, запал на нее, втюхался по уши, что самое главное; во-вторых, красивая, смотреть приятно, да и вообще, на людях не стыдно показаться; в-третьих, образованная, умная, значит, скорее всего, не будет придираться по мелочам, что обычно больше всего раздражает, да и интересно с ней. В-четвертых, не москвичка избалованная, а свежий человек из глубинки, всего своим трудом достигает. В-пятых… хватит и четырех, а там видно будет, жизнь покажет… В-пятых, и самому жениться пора.

Роза согласилась сразу, как будто ждала этого вопроса. Еще бы! Уж если не рыцарь на белом коне, так, во всяком случае, главный инженер на синей «Ауди» — тоже неплохо! К тому же он и сам по себе такой парень, за которого можно пойти, даже не зная о профессии. О лучшем Роза и мечтать не могла. Согласилась, несмотря на двойственность своего положения…

Через два дня Митин решил познакомить Розу с родителями. Мама давно уже его доставала. «Ну когда же у тебя будет девушка, когда приведешь со мной познакомить? У всех давно уже есть, вон, и у Пети, и у Гены, а трое из класса уже женились, и таких хороших девочек нашли…» Как будто она сама их воспитывала, знает, какие они хорошие! Ну вот, будет мамуле девушка, да еще какая! А Роза умеет себя показать, маме понравится, это сто процентов! Ну а что папаше понравится, об этом и говорить нечего, он непривередливый, Александру заранее известно, что от него можно услышать: «Лишь бы тебе, сынок, нравилась».

Между тем Роза была как на иголках. Накануне она позвонила Скачкову, заявила, что решила остаться на «Медприборстрое», и просила, чтобы ее не трогали. Виктор сильно удивился, помолчал, потом поинтересовался размером получки; узнав, что в два раза меньше, удивился еще больше. Потом сказал, что пока не знает, как в этой ситуации ему поступить, и они с Авасовым должны посоветоваться. Конечно, какую-нибудь пакость подстроить — это вряд ли, сами здесь завязаны на противозаконных действиях, и все-таки, пока находишься в таком подвешенном состоянии, душа неспокойна. Однако Роза не была бы сама собой, если бы не умела держать себя в руках. Когда Александр предложил ей познакомиться с родителями, она спокойно, со своей обычной приятной улыбкой, согласилась, и в пятницу, во второй половине дня, Александр и Роза были в доме Митиных.

Смотрины оказались не такими напряженными и страшными, как представлялось Розе. Отец Александра, Анатолий Петрович, отсутствовал, позвонил и сообщил, что подъедет позже. Мама, Евгения Васильевна, оказалась простой и доброжелательной женщиной, сразу после непродолжительной процедуры знакомства усадила Сашу и Розу за стол, где уже стояли салатики и напитки. Горячее шкворчало на кухне, по запаху чувствовалось, что тоже с минуты на минуту окажется настоле.

— Евгения Васильевна, может, нужна помощь? — Роза обозначила соблюдение бытового этикета, Александр это оценил.

— Нет, деточка, уже все готово, усаживайтесь, хорошие мои!

Мама была рада-радехонька, что сынуля привел наконец девочку. Видно было, что Роза ей понравилась.

— Ну-с, дорогие дамы, — провозгласил Александр, открыв бутылку вина и разливая ее по бокалам. — Приступим! За знакомство!

Александр осушил бокал. Женщины сделали по глоточку.

— Розочка, расскажите, пожалуйста, о себе! — Евгения Васильевна не привыкла тянуть кота за хвост.

Роза начала обстоятельно рассказывать про себя, про родителей, про свой город, про институт. Саша сначала внимательно слушал, потом заскучал. Это он уже слышал, причем близко к тексту.

— Пойду-ка посмотрю, что там, на кухне, — сдерживая зевоту и выбираясь из-за стола, провозгласил Александр.

На плите варилась картошка и тушилось мясо. Саша попробовал ножом картошку. Уже готова. Напевая дурацкую песенку из современной попсы, привязавшуюся после утренней поездки на машине, слил воду, помял деревянной колотушкой; открыв холодильник, достал масло, кинул в картошку полпачки, еще помял. Почувствовав резкое слюноотделение, решил проверить степень готовности мяса. И тут, во время этого пикантного момента, в кухню влетела мама с Сашиным пиджаком в руке. Чуть позже в дверях показалась и Роза. Пиджак же заливался классической, полифонической мелодией. Достав мобильник и дожевывая дегустационный кусок, Александр ответил:

— Да, слушаю!

Звонил Донской. Нужно срочно ехать в московскую таможню, там какие-то неувязочки с документами. Сам Дмитрий Иванович ехать не может, занят. Но это не значит, что вопрос не важный, скорее наоборот, один бюрократический крючок может тормознуть все дело. Да ладно, тормознуть, это еще полбеды, может и наизнанку вывернуть, вытащить на свет нежелательные факты, учитывая специфику груза.

— Ну что, мамуля, я вас оставляю, ладно? — Александр для проформы взглянул на мать. Евгения Васильевна кивнула.

— Хорошо, Розочка? — обратился он к своей избраннице, слегка обняв за плечи.

— Конечно, конечно! — понимающе отреагировала Роза.

— Работай, Сашенька, раз надо, две женщины всегда найдут о чем поговорить, правда, Роза? — развила тему Евгения Васильевна.

Роза улыбнулась и кивнула. Александр надел пиджак, отправил обеим женщинам воздушный поцелуй и вышел. Дело требовало получить добро у московской таможни.

Глава 33

Работа УБОПа по поиску Занозы и его окружения дала первый результат. Проснулся мобильный телефон Чибиса, который вышел на Сизого, подопечного Занозы, сутенера, находящегося под контролем, и сообщил, что нужно срочно встретиться. Договорились на станции метро «Третьяковская», на платформе. Вообще-то это странно, думал Синицын. Зачем понадобилось Чибису загонять себя в замкнутое пространство, когда можно встретиться в более удобном с точки зрения безопасности месте! Ну что же, надо встречу зафиксировать, не упустить момент и при этом не обнаружить себя. Брать Чибиса сейчас нельзя, тогда точно никакого Занозы уже никогда не найдешь.

Синицын, а с ним, выполняя его указания в отсутствие Васнецова, и все сотрудники Управления стояли на ушах. Геннадий Васильевич, впрочем, не строил иллюзий. Запросто все может сорваться. Он старался выполнять свою работу, тем более что имел здесь собственный интерес.

Оперативники вели Сизого до места встречи, станции «Третьяковской», на всякий случай — вдруг его Чибис по дороге перехватит. Сопровождали сначала на машинах, потом, когда Сизый вышел возле метро, передали пешим операм… Ни Чибис, ни кто-либо другой не появились. Синицын был в недоумении, след Чибиса, а с ним и Занозы, терялся! Все же, чтобы отработать этот след до конца, Синицын приказал следить за Сизым и записывать его разговоры. Интуиция опытного оперативника на этот раз не подвела.

Уже на следующий день Синицын демонстрировал Авасову любопытную запись отрывка разговора Сизого с одной из его самых дорогих проституток, имевшей псевдоним Ангелина, которую, по оперативным данным, вместе с другой девочкой Сизого, Викторией, Заноза в последнее время предпочитал другим.

Запись велась в квартире у Ангелины, куда Сизый не поленился подъехать специально.

«Сизый. Собирайся, девочка, едешь в командировку!

Ангелина. То есть как это — в командировку?

Сизый. Да вот так, Николаша по тебе соскучился, он сейчас на отшибе, в диких местах. (Хрипло смеется.)

Ангелина. Вместе с Викторией?

Сизый. А что, сама не справишься? Тренируешься, значит, мало, милочка! (Смеется.) Одна поедешь!

Ангелина. Мои планы не учитываются?

Сизый. Слушай, ну никак нельзя с вами по-хорошему, наглеть сразу начинаете!

Ангелина. Да ладно, просто у меня же встречи назначены!

Сизый. Не волнуйся, это мои проблемы, уладим.

Ангелина. А куда надо ехать?

Сизый. Тебе понравится! (Смеется.) На море!.. Балтийское, правда, но это тоже неплохо! Вот тебе на билеты и командировочные расходы. Загранпаспорт у тебя есть, давай оперативно решай с визой! Вызов из Латвии готов — вот, бери! Если проблемы будут — чиновники резину тянуть начнут с визой или еще чего придумают, — звони, будем решать.

Ангелина. Ну и дела! Что там, в этой Латвии, баб нет, что ли?

Сизый. Поговори, поговори, я вот Николаше все передам! А может, у него к тебе любовь! (Смеется.)»

— Ну, там дальше ничего интересного. — Синицын выключил диктофон. — Что скажешь?

— А что тут скажешь? Сработано на пять баллов! Теперь надо срочно оформлять поездку! Придется или мне самому ехать, или Виктору. Загранпаспорта только у нас двоих есть… Теперь по контракту. Как ты понимаешь, в связи с тем, что работу по договору ты полностью выполнить не можешь, мы должны поменять условия договора, снизить ставку на сто пятьдесят тонн.

— Согласен… Я тебе помогу подготовить документы, чтобы без задержек.

— Давай, а то время у нас действительно ограничено. Или, по крайней мере, посодействуй, чтобы этой Ангелине раньше, чем нам, визу не дали.

— Ну, это запросто, гадость какую-нибудь сделать всегда легче, чем полезное дело, — засмеялся Синицын и добавил уже серьезно: — Хорошо, я понял…

Через четыре дня Ангелина уже садилась в купе поезда Москва — Рига. Через вагон на этом же поезде ехал Авасов. Скачков был уже в Риге, поджидал «делегацию», взял напрокат две невзрачные, но на хорошем ходу тачки для себя и для Авасова. С Виктором Авасову пришлось провести политинформацию, когда тот начал проявлять чистоплюйство, отказывался идти на мокрое дело. Авасов убедил Виктора, что непосредственно в этом мероприятии ему участвовать не придется, а другого выхода у них нет, речь идет о существовании «Авакса», причем есть реальная опасность для жизни его руководителей. Договорились, что во время ликвидации Занозы Виктору организуют алиби, а для поездки, на случай заинтересованности правоохранительными органами, разработают правдоподобную легенду.

Вот наконец и Рига. Выйдя из вагона, Авасов не стал спешить, давая возможность Ангелине дождаться встречающего и отправиться в его сопровождении. Скачков в этот момент находился в машине на стреме, чтобы в нужный момент не застрять, не оказаться запертым среди машин. Встретивший Ангелину мужчина, средних лет, крепкий, энергичный, но с каким-то сморщенным лицом, провел ее до своей машины, джипа «Мицубиши». «Сморчок», дал про себя ему кличку Авасов.

Ангелина со Сморчком подходили к джипу, когда Авасов по рации передал их Скачкову. Потом, подойдя к машине Скачкова, незаметно взял у него ключи от «своей» машины — вместе следить слишком рискованно, можно обнаружить себя или упустить объект, если тот вдруг неожиданно повернет!

Виктор держался на безопасном расстоянии от джипа; за ним, соблюдая необходимую дистанцию, следовал Авасов. За городом, когда джип свернул с шоссе, Скачков оставил объект слежки Авасову, который и направился вслед за джипом. Доехав до коттеджного поселка, «Мицубиши» остановился возле одного из коттеджей. Авасов притормозил, держа его в прямой видимости. Ангелина со Сморчком подошли к воротам, и тот позвонил. Авасов, не доехав до коттеджа, в квартале от него медленно повернул налево, а потом, запомнив дорогу, ушел на разворот.

Авасов был доволен. Поездку он считал удачной, во всяком случае, все правила конспирации по мере возможностей они выполнили и довели объект до места дислокации. Теперь предстояло еще несколько этапов операции, провести которые нужно было без применения огнестрельного оружия и технических средств. Настроение у Авасова было на подъеме. Проводив джип, Авасов снизил скорость и связался по рации со Скачковым. Тот вырулил, пристроился Авасову в хвост, после чего, переговариваясь на нейтральные темы, оба отправились по направлению к гостинице.

Глава 34

Контролер, сидевший на входе московской таможни, взял у Александра паспорт, старательно сверил фотографию с оригиналом, переписал паспортные данные в журнал. Здесь Александра ждали явно не с распростертыми объятиями. Оказалось, что инспектор, обнаруживший проблемы в документации, был занят. Александр просидел в приемной около часа.

Наконец его пригласили. Заходя в кабинет, Александр обратил внимание на висевшую на двери бронзовую табличку: «Зарецкий Вячеслав Владимирович». За столом сидел в форменной таможенной одежде упитанный молодой человек в бериевских очках, приблизительно ровесник Александра.

— Слушаю, — сказал инспектор. Он и так знал, зачем пришел Митин, но в таком солидном заведении, как таможня, чиновник может не считать себя обязанным что-то объяснять, но может снизойти, выслушать посетителя, а потом принять какое-то решение, исходя из ситуации. Причем совсем не обязательно поступать по закону, в море противоречивых инструкций он сам — закон.

— Вячеслав Владимирович, я — главный инженер ФГУП «Медприборстрой», Митин Александр Анатольевич. Нам сообщили, что имеются какие-то сложности с документацией по отправке наших приборов в страны Ближнего Востока.

— Да, Александр Анатольевич, имеются кое-какие. В соответствии с накладными на отправляемый груз, у вас значатся индексы 15Е-385. Вы же запрашивали разрешение в Московской таможне на груз с индексами 14ЕМ-385. В соответствии с инструкцией по таможенному контролю отправки высокотехнологичных товаров в страны дальнего зарубежья данный груз подлежит вскрытию и проверке. В случае если индекс товара будет соответствовать накладным, вам нужно будет сделать повторный запрос для получения разрешения.

— Дело в том, что когда мы подавали запрос на разрешение, модификации приборов были еще старые, а когда подошло время отправки, модификации изменились на новые.

— Ну, в данном случае это значения не имеет, надо было подать новый запрос!

— Так это может несколько месяцев занять! — Александр был в ужасе.

— Может, — невозмутимо ответствовал Зарецкий.

— А как же с хранением?

— Товар будет храниться на терминалах. Но, правда, расценки за хранение немаленькие. Вы можете забрать товар и хранить у себя.

— Значит, вся процедура заново?

— Другого выхода пока я не вижу…

Александра осенило:

— А можно как-то решить вопрос?

— В принципе, все вопросы решаемы, — не моргнув глазом, ответил инспектор, рисуя на бумажке значок доллара и цифру пятьдесят тысяч.

У Александра отлегло. Это называется «решить вопрос малой кровью». Александр кивнул.

— А когда можно подойти?

— Лучше сегодня, — ответил Зарецкий и опять что-то написал, но уже с обратной стороны бумажки. Показал Александру: «Принесешь бабки в газете, сложенной в два раза, положишь на стол».

Александр кивнул.

— Рабочий день у нас до шести вечера, но я могу задержаться, — продолжал инспектор, деловито запуская компрометирующую бумажку в бумагоуничтожитель. — Если что, вот мои телефоны — рабочий и сотовый.

— Хорошо, до шести я успеваю. — Александр поднялся и протянул руку для рукопожатия.

— Ну, мы еще сегодня должны увидеться! — сказал Зарецкий, но все же протянул мягкую и влажную, видимо от волнения, руку.

Александр, выйдя из таможни, позвонил Дмитрию Ивановичу, сообщил, что нужно срочно встретиться. Донской в этот момент находился в больнице у Лены. Митин вызвался подъехать, но Дмитрий Иванович, уже собиравшийся уходить, предложил встретиться у него дома.

…Выслушав рассказ Александра, Дмитрий Иванович коротко кивнул, ушел в спальню и достал из насыпного сейфа пачку стодолларовых банкнотов. Автоматически отсчитал пятьдесят тысяч, еще раз пересчитал, вышел в комнату и передал их Александру…

В других обстоятельствах, если бы не нависшая над ним угроза со стороны Занозы, Дмитрий Иванович постарался бы найти другой выход из положения, убедил бы таможенников в их неправоте. Но сейчас ему было не до этого, не хотел забивать себе голову ерундой. Поблагодарив, Александр вышел.

Дороги были забиты машинами, но Александр умудрился добраться до таможни без задержек, ровно к восемнадцати. Инспектор был на месте, ждал Александра. Саша молча положил газету с деньгами на стол, Зарецкий как бы не обратил на это внимания. Подойдя к сейфу, достал оттуда пухлую бутылку коньяку. Рассматривая этикетку, задумчиво произнес:

— Какой-то навороченный. Говорят, пятьсот баксов стоит. Рабочий день вроде закончился, думаю, можно себе позволить. Как вы на это смотрите?

— Вообще-то я за рулем, — нерешительно заметил Александр, но хряпнуть стопочку-другую и снять стресс, вызванный процедурой передачи взятки, хотелось. Впрочем, если разобраться, и не взятка это вовсе, а оплата за работу, а термины здесь любые можно придумать. Для разрядки напряженности капля алкоголя, тем более хорошего, не помешает, да и для дела нужно, с ним, может, еще сотрудничать придется, решил Александр, а вслух добавил: — Хотя рюмашку, наверное, можно.

— Это правильно, — коротко прокомментировал Зарецкий, вынимая из рабочего стола шоколадку, лимон, охотничий нож и одноразовую тарелку. Рюмки достал откуда-то из шкафа. Начал резать лимон в тарелку, взглянул на Александра и, улыбнувшись, добавил: — Мытый.

— Даже если бы был и немытый, коньячные спирты должны убить микрофлору, — продемонстрировал эрудицию Александр, внимательно наблюдая, как Зарецкий аккуратно наливает из бутылки в коньячные рюмки и отмечая про себя, что аристократических привычек он еще не приобрел: не знает, что хороший коньяк лимоном не закусывают.

— Ну что, давай за знакомство? — поднял тост заметно подобревший и улыбающийся инспектор.

— Давай, — согласился Александр одновременно и с тостом, и с переходом на «ты» и поднес к носу рюмку. Аромат действительно был великолепный. Может, и правда пятьсот баксов стоит, предположил Митин, маленькими глотками выпивая содержимое рюмки.

— Хорошо после рабочего дня расслабиться! — выдал откровение Зарецкий.

— Ну еще бы! Особенно если он удачно заканчивается! — запустил пробную шутку по теме дня Александр. Шутка вроде прошла.

Зарецкий хохотнул. Затем взял бутылку, разлил коньяк по рюмкам и глубокомысленно изрек:

— Это да, удача нам не помешает в наше трудное время! Давай, Саня, за нее, за удачу!

Александр рассчитывал было остановиться после одной рюмки, но, поддавшись энергии и энтузиазму неожиданного собутыльника, как загипнотизированный, произнес:

— Ну, давай! За нее, родимую!

Коньячок быстро расползался по Сашиному не привыкшему к алкоголю организму, наполняя его приятным теплом. Напряженность, связанная с пикантностью ситуации — взяткодатель и взяточник, вместо того чтобы разбежаться, как бы отмечают свое преступное деяние — понемножку исчезала. После третьей рюмки, вдыхая приятный дым гаванской сигары, закуренной Зарецким, Саша чувствовал себя уже вполне комфортно. От сигары он отказался, начинать курить не входило в его планы.

— Сложно работать на такой высокой должности? — с уважением поинтересовался Зарецкий, явно переходя от нейтральных тем разговора к производственно-дружеским.

— Да как тебе сказать, трудности, конечно, есть, но они решаемые… Например, как сегодня! — Александр рискнул отпустить вторую шутку по той же теме и, не увидев на нее никакой реакции собеседника, уже серьезно добавил: — Основные сложности с людьми. Нужно уметь убедить их, что распоряжения, которые ты отдаешь, правильные. Чтобы тебя идиотом не считали!

— Ну, это, на самом деле, не страшно. На Руси всегда начальников дураками считали, и ничего! — зафилософствовал Зарецкий.

— В принципе, нормально, жить можно, привыкаешь, главное — не расслабляться, — продолжил свою мысль Митин. — Ну, а тебе, Слава, как здесь работается?

— А ты знаешь, нормально! Тоже, правда, есть свои сложности, как сегодня, например! Стрессовая ситуация, не каждый выдержит! — сострил на тему коррупционной составляющей производственного процесса Вячеслав. Оба засмеялись.

Зарецкий, пыхнув сигарой, продолжил:

— Вообще, ты не представляешь, какие дела здесь делаются, какие деньги вертятся. Из-за этого и сложности. Ну вот, допустим, отправляешь ты в Европу вагон сигарет. У нас эта пачка сигарет стоит тридцать центов, в Германии, к примеру, около евро. А себестоимость этой пачки, с учетом специфики российской экономики, где рабсила дешевле, чем в Африке, а табак ворованный, максимум пять центов. Декларировать сигареты торговой марки, на производство которых и лицензии-то нет у этого предприятия, никакой дурак не будет. Вот и представь, приходит к тебе такой мордоворот с золотой цепочкой на шее и говорит, мол, надо провести это, к примеру, как туалетную бумагу. Можешь прикинуть, какое у него прикрытие, подсчитать на досуге, сколько все это стоит вместе и по отдельности и где ты можешь оказаться, если поступишь как положено. Думаешь, просто так у нас регулярно кого-то отстреливают? Не вживаешься в систему, не принимаешь ее как родную, ты или на кладбище червяков кормишь, или, в лучшем случае, палец сосешь! Вот так-то, Сашок! Давай выпьем!

— Совершенно справедливо! Давай! Чтобы у нас было все и чтобы нам за это ничего не было!

Выпили. Закусили.

— А почему так оно происходит? — запальчиво развил тему Александр, чувствуя, как под воздействием хорошего алкоголя прет мысль, которую нужно срочно высказать. — А потому, что народ привык доверять прежде всего людям, друг другу, а не государству! И двоим легче друг с другом договориться, чем с государством! Даже того же рабочего взять! Государство ему говорит: я тебе гарантирую минимальную получку, к примеру, в месяц аж пять тысяч рублей! А само нефтедоллары в карман складывает и не знает, куда их девать. А рабочий что, дурак, что ли? Он идет к капиталисту и говорит: хотелось бы деньжат подзаработать, чтобы жить было на что! Капиталист отвечает: ладно, я тебе гарантирую, ну, пусть триста баксов в месяц, но ты будешь работать у меня по тринадцать часов в день, один выходной в неделю, отпуск не оплачивается, больничный оплачивается на десять процентов или вообще не оплачивается! Согласен? Конечно, согласен! И получается — кто кого натянул? Да все друг друга по кругу. Государство — и капиталиста, и рабочего. Рабочий — государство, тем, что не пошел за пять тыщ рублей работать, а пошел за триста баксов без налогов к капиталисту. А как рабочий капиталиста натянуть может?.. Ну, не знаю, украдет что-нибудь. Капиталист, ясное дело, натягивает и государство, и рабочего. И причем заметь, в результате все довольны! Так вот и живем!

Вячеслав, с любопытством выслушав этот экономико-философско-сексологический трактат, засмеялся. Он сам любитель порассуждать на социальные темы, но здесь Александр его явно переплюнул, за две минуты вот так забавно все разложил по полочкам.

Досидев до конца бутылки и поговорив в нужных пропорциях о жизни, бабках и бабах, договорились, если что, обращаться друг к другу. Зарецкий, перед тем как разойтись, заметил, что коньяку у него «до хрена», так что Сашку можно в гости «прям сюда заходить, ежели что».

Глава 35

Авасов и Скачков тщательно готовились к ликвидации Занозы. С собой из Москвы были взяты оптика, камеры с дистанционным управлением для наблюдения, индивидуальные приборы ночного видения, спецсредства — сильнодействующий яд, снотворное, это для Ангелины и для тех, кто там окажется. Хотелось, конечно, решить проблему с оружием. Но приличного, хотя бы пневматического, оружия без разрешения правоохранительных органов приобрести не удалось, а рисковать, предлагать большие деньги за ствол Авасов не решился, зачем лишний риск? Завязнешь здесь еще не по делу. Пришлось обзавестись холодным оружием, благо что Авасов по владению ножами спец. Что делать, бывают такие обстоятельства, при которых надо идти на медведя с рогатиной.

Теперь нужно проверить, может, это совсем и не Заноза там обитает и вся эта командировка зазря затеяна. Осматривая предполагаемое «место дислокации» врага, Авасов обошел дачу вдоль длинного забора. Территория средних размеров, приблизительно полгектара площадью. Обнесена бетонным забором, сверху — аккуратная колючая проволока кольцами. Просто так не пролезешь. С двух сторон дача соприкасается с другими дачами, со стороны Балтийского моря — второй выход, вторые ворота.

Картина более или менее ясная. Авасов отправился искать, где бы можно было кинуть якорь. Как раз напротив дачи объекта наблюдения — замечательная двухэтажная дачка с окнами, выходящими на окна объекта. Стоя у забора напротив коттеджа, Авасов отлично видел окна второго этажа дачи, находящейся приблизительно в восьмидесяти метрах. Это означает, что окна коттеджа будут прекрасно просматриваться. При таком раскладе не надо устанавливать и скрытые камеры напротив ворот — Занозу, конечно, если он там, можно и так прекрасно видеть. То, что надо. Теперь главное, чтобы хозяева взяли к себе на постой. Приготовившись включить все свое обаяние, Авасов позвонил в окрашенные синей и белой краской ворота.

Открыла женщина приблизительно его возраста, в чистеньком фартуке. Изобразив обворожительную улыбку, Авасов начал расточать комплименты сначала аккуратному домику, а потом и хозяйке. Женщина слушала благосклонно. Потом доверительным тоном Авасов сообщил, что впервые приехал с другом на Рижское взморье, захотелось отдохнуть в месте, которое очень понравилось их товарищам, уже побывавшим здесь, правда, в каком-то доме отдыха.

— Вы знаете, вам повезло, — со специфическим прибалтийским акцентом и манерой построения фраз заговорила хозяйка дачи. — Хотя сезон еще не кончился, есть свободная комната. Правда, условия проживания очень хорошие, хороший комфорт, поэтому стоимость — дороже, чем обычно!

У Авасова отлегло. Но для вида выказал заинтересованность:

— А сколько?

Хозяйка назвала сумму, флегматично рассматривая Авасова. Деланно вздохнув, Авасов согласился:

— Мне очень понравился ваш дом, да и до моря не очень далеко.

— Покажите документы! — проявила бдительность хозяйка.

Авасов предъявил загранпаспорт.

— Хорошо, Константин Степанович, отдыхайте. Я думаю, у нас вам понравится. Меня зовут Марта Модестовна. Пойдемте! — Хозяйка повернулась и пошла в дом, по дороге рассказывая и показывая, что есть что. Авасову опять повезло. Комнату Марта Модестовна предложила как раз на втором этаже и как раз напротив нужной дачи.

Через два часа Скачков и Авасов уже обустроились и наладили аппаратуру наблюдения. Два этажа коттеджа — как на ладони. Скачков, приготовив себе кофе, уселся на стул и уставился в специальную подзорную трубу, больше похожую на телескоп.

— Ага, вот тетка какая-то ходит. Явно не Ангелина, старше ее лет на двадцать. Похоже, домработница — возится, что-то делает. Внизу мужик шастает, наверное, охранник. На, Степаныч, сам посмотри.

Авасов взглянул, запомнил лица, предоставил возможность Скачкову продолжать наблюдение.

— Этот мужик Ангелину подвозил, на Сморчка похож, видишь? Вить, надо тебе алиби организовать. Через час-полтора я тебя сменю, поедешь на рижскую выставку безопасности, как и планировали, зарегистрируешься там, засветишься, где только можно. Легенду нужно внедрять активно. С переговорного пункта поговоришь с Синицыным, проинформируешь о достижениях. Он обещал действовать по Занозе через Интерпол, подал данные в международный розыск, узнаешь в общих чертах, как успехи.

Скачков уехал и вернулся только к вечеру. Авасов поприветствовал его:

— Ну что, ученый, поднял свой уровень на конференции-то?

— Фу-у, ну и жара!

— К вечеру прохладнее будет, да и вообще, по прогнозу, циклон надвигается. Садись, меняй меня, устал как черт, ничего интересного — ни Ангелины, ни Занозы!

— Может, они на море были. Да, самое скверное — это неопределенность. Ну, посмотрим, что тут у нас новенького!

Скачков занял наблюдательный пост.

— Ого, Степаныч, как ты смотрел! На первом этаже Заноза рассекает! В халате, как султан! Да посмотри сам!

— Вот это уже лучше! Да у тебя легкая рука, Витек! Или глаз! Отлично! Сегодня изучаем, операцию проводим завтра в ночь! Что Синица нам, между прочим, начирикала?

— Да кое-какие сподвижки есть, бумаги все по розыску передали. Только какой толк, если он здесь живет по поддельным документам и носа не высовывает? И под чьей фамилией — неизвестно. Кстати, наверное, надо Синицыну передать на всякий случай, что он здесь? — Скачков вопросительно взглянул на компаньона.

Авасов кивнул. Синицын знает, какая задача стоит перед Авасовым, поэтому дурацких решений по отношению к Занозе предпринимать не будет.

Набрав номер Синицына с мобильника, Виктор произнес: «Геннадий Васильевич, это Скачков. Да, добрый вечер! Все подтвердилось, да, да! До свидания!»

Глава 36

Маме Александра, Евгении Васильевне, Роза очень понравилась. И красавица, и умница! Куда уж лучше, какую девушку еще можно родному сыну пожелать! Особенно Евгении Васильевне импонировали тактичность и чисто женская мудрость, именно такая, которая с годами не приходит, а либо есть у женщины, либо нет. Словами это не выразить, это можно только почувствовать интуитивно. И Евгения Васильевна чувствовала.

Когда Саша уехал по делам, Евгения Васильевна сначала предложила дождаться его. Роза согласилась, вскользь заметив, что вряд ли Александр быстро управится, но, тем не менее, какой же званый обед обходится без мужчин! Это и обед не обед! Хотя по времени — уже что-то среднее между полдником и ужином. Проболтав после ухода сына с Розой полчаса, Евгения Васильевна сообразила, что Александр, да и муж тоже, могут так и не освободиться, а что же она будет держать гостью без еды, так и отправит домой не накормив? Предложила поужинать, выпить в честь знакомства винца. Роза с удовольствием согласилась. Тут, кстати, подошел и Анатолий Петрович, извинился, сославшись на работу.

За обедом Евгения Васильевна, очевидно, для мужа — сам он, ясное дело, ничего спрашивать не будет — по второму кругу начала расспрашивать Розу о родителях, о детстве, об институте. Это все темы бесконечные, Розе было о чем рассказать, и она умела это делать, умела расположить к себе людей. В свою очередь время от времени аккуратно задавала вопросы об их семье: кем работают, какие обязанности в доме, какие взаимоотношения, увлечения. Между делом поинтересовалась рецептами приготовления салатиков и мяса, тонко похвалила хозяйку.

Розе отец Александра тоже вполне понравился. Симпатичный для потенциального свекра мужчина, вел себя солидно, немногословно, изредка задавал вопросы, вставлял умные комментарии. В общем, Роза видела в нем Александра через…дцать лет, и такой он ее бы вполне устроил. Может, оценка со стороны Розы и несколько преждевременная, но не оценивать она, как женщина, не могла, это происходило помимо ее воли.

Наконец вернулся Александр — разогретый, энергичный, веселый и довольный. Бодро заявил:

— Таможня дала добро!

Но и без этого комментария по его виду ясно было и так, что все в порядке, но женщины на всякий случай расспросили, как и что, как ему удалось решить вопрос. Саша, сделав сверхсерьезное лицо, без ложной скромности объяснил, что было очень и очень трудно, но, благодаря его выдержке, находчивости и профессионализму, все вопросы решены. Женщины не могли не похвалить удачливого руководителя, что заставило героя дня аж покраснеть от удовольствия. Анатолий Петрович воздержался от похвал, и это Роза про себя отметила. Правильно, зачем хвалить, если толком не знаешь за что, не по-мужски как-то.

Присев на диван и поболтав со всеми несколько минут о житейских делах, Александр, не удержав переполнявших его чувств, воскликнул:

— Ну что, родители, даете нам свое благословение?

У Розы замерло сердце, хотя в глубине души она и ожидала чего-то подобного. По сути, официального предложения Александр ей еще не делал, предлагал только жить с ним. Похоже, это оно, предложение, и есть. Оригинально, но приятно! Евгения Васильевна, не раздумывая и даже не советуясь с главой семьи, воскликнула:

— Конечно, конечно, даем!

— Пап, ну а ты что скажешь? — добросердечно поинтересовался Александр.

— Я не против. Раз ты уже решил, с какой стати я буду препятствовать? Тебе жить, даже если ошибешься, это будет твоя ошибка. Но в данном случае, я уверен, тебе крупно повезло!

— Отлично! — провозгласил Александр и обратился к Розе: — Ну что, Розочка, может, домой?

Роза пожала плечами:

— Не знаю, наверное, правда уже пора!

— Пап, мам, ну, мы пойдем!

— Сынок, да ты же даже и не поел! — забеспокоилась Евгения Васильевна.

— А я не хочу, я перекусил недавно, по долгу службы, так сказать! — с улыбкой объявил Александр, обуваясь.

Тепло попрощавшись, отцы и дети, правда, не в полном составе — без Розиных родителей — расстались.

До дома добирались на такси. Роза предложила было поехать на метро, чтобы в пробках не торчать, но Александру не хотелось толкаться. Сидя на заднем сиденье, Александр обнял девушку и, глядя в глаза, спросил:

— Роза, как ты посмотришь на то, чтобы в понедельник подать заявление в загс?

Ответ не заставил себя ждать, о еврей роли шпионки думать не хотелось:

— Саша, я посмотрю на это положительно!..

Доехав до дома, Александр впервые за последнее время почувствовал душевный покой, удовлетворение и радость одновременно. Проблемы, о которых говорил Дмитрий Иванович, как-то ушли на второй план. У Розы тоже было прекрасное настроение. Дома она тут же позвонила родителям, сообщила, что выходит замуж, в понедельник подают заявление.

Родители объявили, что им давно уже надо приехать по делам в Москву, так что ждите в гости! Московской тетке Роза звонить пока не стала, зачем торопить события! А вдруг что-нибудь изменится! Думать об этом не хотелось, но жизнь есть жизнь, всякое может быть. К тому же что-то аваксовское начальство молчит, пока еще официально не отпустили на все четыре стороны. Кто его знает, что они там придумают. Но, правда, заработок за проделанную работу перечислили, все до копейки, как договорились, спасибо им большое за это! Денежки на всякие женские штучки пригодятся.

Глава 37

Авасов к ночной операции технически был готов. Экипирован полностью, как учили, только без огнестрельного оружия. Надел кепку для защиты от верхних камер и даже маску для физиономии захватить не забыл, чтобы не оказаться потом узнанным или где-нибудь заснятым скрытой камерой. Главное, чтобы там, на месте, не обнаружить себя раньше времени. И тогда все должно быть в норме. Спецсредства готовы — и для обслуги, и для самого «клиента». Физические кондиции подвести не должны, на старых дрожжах выехать запросто можно и из более сложных ситуаций. Конечно, знал бы, что предстоит, потренировался бы еще! Эх, подстраховка не помешала бы, да Витек с обеда и всю ночь будет отсутствовать! Для алиби в кабаке до утра торчать будет.

Как будто отвечая мыслям Авасова, на лестнице раздались шаги, и через несколько секунд на пороге появился улыбающийся Скачков.

— Ты чего тут делаешь? — скорее обрадовался, чем удивился Авасов.

— Как это — чего? Что ж ты думал, я тебя и вправду брошу на произвол судьбы? — На самом деле поначалу Виктор так и собирался сделать. Зачем брать на себя лишние проблемы, с которыми, может, потом всю оставшуюся жизнь не разберешься?

…Он и действовал так, чтобы план по обеспечению алиби реализовать. Сначала на выставке около одной вился, в меру страшненькой и старенькой, чтобы уж наверняка клюнула, изулыбался и исшутился весь, а когда пригласил на вечер в ресторан, оказалось — замужем, не может. А по виду не скажешь, да и кольца нет! Пришлось попробовать другую приклеить. И здесь — от ворот поворот! Во, блин, не судьба, выходит! Конечно, можно еще сделать несколько попыток, одна из которых наверняка окажется успешной, да хоть из магазина продавщицу какую-нибудь! Или просто с улицы! Какая разница, главное, если что, чтобы было потом кому подтвердить! Одному в кабак топать как-то неохота!

Не получилось, и настроение уже не то! Уже и совесть проснулась, начала задавать каверзные вопросы, как же! Как тебе не стыдно, бросаешь товарища на произвол судьбы, за шкуру свою трясешься! Моральными принципами прикрываешься? Да фигушки, не в морали дело! Если бы в ней, пошел бы и заявил в органы! Предотвратил бы нарушение моральных принципов! Ан нет, ты просто перетрухал и смываешься от опасности, парень!

Была не была! Надо помочь Степанычу, а то сгинет, вот тогда точно, совесть будет всю оставшуюся жизнь мучить! Так, надо докупить экипировку, и вперед! Скачков приобрел легкий спортивный костюм, кеды, спортивную шапочку, из которой можно сделать маску, перчатки, набор ножей для метания, еще один нож — тесак, фомку, кусачки, скотч для персонала и индивидуальный прибор ночного видения.

— Спасибо, Витек! А то здесь такое дело, без подстраховки — сложно!

— Все будет нормально! Давай готовиться.

Авасов и Скачков, поглядывая за объектом, снова начали обсуждать детали операции. Тема для них была не новая, уже несколько раз подробно обсуждали. Но готовиться к любому мероприятию можно до бесконечности, здесь каждая мелкая деталь может важной оказаться, а они, эти детали, всплывают с каждым новым обсуждением. А сколько их всплывет при реализации плана!

Собак, скорее всего, нет. Непосредственно за забором ничего не видно, но за это время их еще ни разу никто не выгуливал — ни на территории коттеджа, ни вокруг него. Лая не слышно. Впрочем, для собак что-то предусмотреть необходимо. Если собака не обучена, то надежное, проверенное для нее средство — отравленный корм. Нс подействует — придется использовать отработанный навык по метанию. А если промахнешься, к примеру, ничего, тоже не страшно. Тогда тесаком махнуть придется, действует очень эффективно.

Небольшая трансформаторная подстанция на территории коттеджа имеется, но, скорее всего, освещение с внешней стороны забора запитывается не с нее, а с внешнего источника. Авасов утром час убил, чтобы найти внешнюю подстанцию, еле-еле нашел, и слава богу, можно отключить спокойно, а то пришлось бы при свете лезть, слишком большой риск. Правда, в планируемое время, в три утра, вряд ли охранник бодрствовать будет, но, во-первых, скрытая камера, может, круглые сутки пишет, так пусть темноту записывает, если без электричества может работать, что вряд ли, а во-вторых, сигнализацию, если она есть, лучше обесточить. Маловероятно, что она у них на аккумуляторах работает. Кстати, если после отключения электричества сигнализация заработает, такое тоже может быть, операцию придется отложить дня на два, чтобы подготовиться к ее правильному отключению.

Маршруты продвижения и расчет времени для обоих — это проблема из проблем. Слишком много непредвиденных обстоятельств может возникнуть. Но все возможные вари- анты можно и нужно обговорить. В общем, копошились почти до полуночи. От сигарет у Скачкова аж голова кружилась, да и Авасов, который курить бросил два года назад, от пассивного курения чувствовал тошноту и горечь во рту.

— Так, Витек, я выдвигаюсь на внешнюю подстанцию в два, оттуда сразу на объект, до этого у нас есть еще время, можем подремать. Заснуть вряд ли удастся, но полежать, расслабиться необходимо, позволяет мобилизоваться и прибавляет силы. — Авасов знал, что это как для спортсменов перед стартом, которые после разминки несколько минут обязательно должны отдохнуть, полностью расслабиться, тогда максимальный результат, на который в данный момент способен организм, будет достигнут.

— Да, я тоже утомился, хотя физически, казалось бы, ничего не делали.

Время «Ч» подошло быстро. Авасов удалился отключать электричество на внешней подстанции. Наблюдая за домом объекта, Виктор дождался, когда свет на фонарях погаснет, проверил амуницию и тихонько, чтобы не тревожить хозяев, вышел. Несколько минут потратил, чтобы отсоединить телефонные провода. Конечно, остаются еще сотовые телефоны, но с ними без соответствующих технических средств сделать ничего нельзя. На углу забора встретил партнера; ни слова не говоря, детективы пошли к воротам — единственному месту, где можно перелезть, минуя колючую проволоку. Скачков перескочил ворота в одно мгновение и открыл изнутри Авасову. Первое препятствие взято.

Неслышно, как ниндзя, Авасов начал перемещаться по направлению к подстанции, а Скачков занял позицию возле дверей коттеджа, проверяя замок. Через пятнадцать минут детективы уже возились с дверью. Авасов вставил между дверью и косяком фомку и немного отжал. Скачков, используя вторую фомку, усилил давление. Деревянная дверь без проблем открылась, замок оказался всего в два оборота. Справа комната охранника. Щекотливый момент, как бы не проснулся! Дверь не заперта. Прыснув в нос мирно сопящему мужику из баллончика газом легкого нервно-паралитического и снотворного действия, Авасов на некоторое время нейтрализовал его, на случай непроизвольного вскрика заклеил скотчем рот. Спокойно достал из пакетика шприц с дополнительным, более надежным снотворным. Подсоединил иголку, вколол дозу лежащему как бревно охраннику. Теперь можно даже и не связывать, дрыхнуть сутки будет.

Время — пятый час утра. Самый сон. Но у женщины, вполне возможно, сон чуткий. У половины женщин среднего возраста нервы ни к черту. Так что, действуя по намеченному плану, домработницу тоже необходимо нейтрализовать — это если дверь у нее не заперта. Скачков проверил. Дверь заперта. Копошиться с замком — это значит, как пить дать, разбудить женщину. Надо перемещаться дальше. Пересечь холл на первом этаже, винтовую лестницу, небольшой, но широкий коридорчик. Приятно идти по хорошему паркетному полу, прочной лестнице. Ни скрипа, ни звука. А вот и дверь, предположительно в комнату Занозы. Авасов поправил перчатки, приготовил ножи, аккуратно обработал их ядом, показал Скачкову жестом проверить дверь. Дверь подалась… Медленно открывая створку, Скачков увидел показавшуюся в щель струйку слабого света. Остановился, вопросительно повернул голову с надетым прибором ночного видения к Авасову. Тот поднял руку с ножом наизготовку и жестом показал Скачкову резко открыть дверь. Дверь распахнулась. Зафиксировав взглядом объект, Авасов сделал резкое метательное движение… Раздался оглушительный выстрел.

Глава 38

Васнецов зашивался. Дел как-то вдруг навалилось по самое горло! Наконец-то звание пришло! Новость приятная, но вот нет чтобы пораньше или попозже на месячишко! Только затеял эту катавасию с Занозой, и на тебе, придется перерыв делать! Просто невозможно заниматься несколькими важными делами одновременно! Сейчас надо собрать стол, потом несколько визитов к нужным людям сделать, представиться, так сказать, и пригласить на юбилей. Кому-то надо лично позвонить, кого-то помощники обзвонят, пригласят.

Васнецов был кротом Занозы и носил погоняло «Толстяк», а Заноза для него — источником финансирования. Толстяк считал неправильным для начальника УБОПа получать только на скромное жизнеобеспечение и нашел возможность восстановить справедливость, которой еще так много в нашей жизни!

Не самый мелкий полицейский начальник, Васнецов теперь принадлежал к сословию, каждый член которого чуть ли не обязан собирать на различные торжества людей своего ранга и иже с ними, а также присутствовать на подобных мероприятиях, делая подарки, стоимость которых иногда сопоставима с несколькими его получками.

Если ты кристально честен, то просто не можешь себе этого позволить, в результате реже общаешься с нужными людьми и, соответственно, выпадаешь из обоймы. Тебя в этом обществе не воспринимают как стоящую личность. И напротив, если ты занимаешь достаточно высокую должность, например начальник управления, имеешь соответствующие социальные блага, полученные благодаря твоему труду и интеллекту, — квартиру с обстановкой, приличную дачу, дорогостоящую машину, если можешь позволить себе делать дорогие подарки своим «правильным» друзьям, принимать их по торжественным случаям, если ты к тому же умеешь вести себя в обществе, — считай, продвижение тебе обеспечено. Это значит, ты умеешь жить в трудных условиях обстановки и сможешь выполнить любые поставленные перед тобой служебные и, что гораздо важнее, личные задачи.

В последний год обстоятельства изменились. Повышение по службе поставило Васнецова в условия, при которых он был все время на виду и свободно общаться с Занозой не мог. Пришлось использовать способ конфиденциального информационного обмена с применением программ шифрования и стеганографической обработки, что в таких условиях гораздо безопаснее. К тому же новое положение предполагало повышение текущих расходов, и денег, получаемых с Занозы, уже казалось недостаточно. Конечно, можно было подыскать и другие источники дохода, это не проблема. Но непроверенные, неотработанные источники — это дополнительный риск, а зачем он нужен? Лучше повысить качество финансовых отношений со старым, проверенным клиентом.

Напрямую сказать ему, чтобы больше платил за ту же самую помощь, было бы глупо. Может неправильно понять и, что еще хуже, ненормально отреагировать. Он должен понять объективную реальность и созреть для повышения расходов на суперагента сам. А для того чтобы созрел, нужно создать соответствующие условия. Самые лучшие услбвия — это когда клиент оказывается по якобы объективным причинам в кутузке, а работа по вызволению из кутузки стоит гораздодороже, чем простое информирование и мелкие услуги. Вот вам и источник, позволяющий покрыть все текущие расходы.

Все и складывалось для Васнецова как нельзя лучше. Синицын, молодец, нашел у Занозы наркоту и оружие, все зарегистрировал с понятыми, как положено. Странно, конечно, крупный криминальный авторитет такой квалификации и устоев, как Заноза, вряд ли мог допустить подобный прокол. Ну да это уже просто рассуждения постфактум… Только вот потом Заноза взял и слинял, ищи его свищи. В принципе, можно было бы вычислить его по интернетовским следам, по которым Толстяк передает свои конфиденциальные депеши, но это значит рассекретить себя, на это пойти никак нельзя. Пусть Синицын ищет другие возможности, Заноза наверняка наследил, не может человек вот так исчезнуть, и с концами.

Васнецов с удовольствием поглубже уселся в кресло. Нужно было сделать еще несколько звонков. Рука потянулась к трубке, и в этот момент раздался телефонный звонок. На проводе был Синицын.

— Товарищ полковник, это Синицын.

— Слушаю тебя, Геннадий Василия.

— Разрешите подойти к вам, срочная информация, надо принимать решение.

— Давай, заходи сейчас.

Синицын был бледен и взволнован. Он доложил начальнику о точном местонахождении на территории Латвии находящегося в международном розыске гражданина Зазина Николая Сергеевича, криминального авторитета по кличке «Заноза». Также сообщил, что, вполне возможно, Занозой совершено двойное убийство — граждан России, частных детективов Авасова Константина Степановича и Скачкова Виктора Дмитриевича.

Синицын пояснил, что вчера вечером ему был звонок из Риги от его старого товарища Авасова, директора частного детективного агентства, который сообщил, что вместе со своим заместителем Скачковым идет на личную встречу к их общему знакомому Занозе, чтобы задать несколько вопросов относительно убийства их сотрудника Гордеева. Так как, по имеющимся у них сведениям, Заноза мог быть причастен к этому убийству, визит был весьма опасен. В связи с чем, для подстраховки, Авасов и сделал звонок своему старому приятелю, Синицыну.

Испытующе глядя в глаза заместителя, Васнецов поинтересовался:

— Геннадий Василия, а почему ты вчера об этом не доложил?

— Виноват, товарищ полковник! Меня об этом просил Авасов, он хотел, чтобы ему дали возможность допросить Занозу в рамках проводящегося агентством «Авакс» расследования. Если бы он доложил, такой возможности у него уже бы не было.

— Ну, насчет этого мы с тобой потом разберемся. А сейчас срочно готовь сообщение в Латвию, пусть их полиция арестовывает. После того как отправим сообщение, принесешь мне эти материалы, надо посмотреть.

— Есть! Разрешите идти?

— Да, иди, Геннадий Василия, через полчаса принесешь проект сообщения.

Синицын вышел. Когда он чувствовал себя виноватым, он никогда не обращался к Васнецову по имени-отчеству. Все строго по уставу, и это как-то подкупало начальника. А сейчас он ощущал себя в полном дерьме.

Во-первых, он совершил проступок, граничащий с должностным преступлением, фактически утаив срочные оперативные сведения. Да что там говорить, это при желании запросто можно выставить как преступление. Во-вторых, два человека, Авасов со своим замом, скорее всего, погибли. И хорошо, если латвийская полиция сможет обнаружить их тела. Конечно, вероятность того, что они живы, существует, но она слишком мала. Если бы были живы, то либо один, либо другой обязательно бы позвонили, как и договаривались. А сейчас уже десять утра, а от них ни слуху ни духу. Значит, уничтожить Занозу не сумели, обоим — каюк. Жаль Авасова, слов нет, но что делать, жизнь продолжается, а информацию по Донскому теперь можно использовать в служебных целях по собственному усмотрению.

Сообщение по линии Интерпола Синицын подготовил за пятнадцать минут, шеф одобрил, подписал и приказал тут же отдать на отправку в спецотдел под максимальной категорией срочности.

Глава 39

Дмитрий Иванович Донской в последнее время возвращался домой рано. Работа на предприятии шла как бы сама собой. Митин вроде справляется, молодец парень. А самому заниматься производственными проблемами никак не получается, такое вот психофизическое состояние.

У Елены кризис миновал, воспалительный процесс в структурах позвоночника приостановлен, жизни уже ничто не угрожает. Но теперь, скорее всего, всю оставшуюся жизнь ей придется провести либо в постели, либо в инвалидной коляске. Так сказал лечащий врач, хороший специалист, правда, оговорился, что бывают случаи, когда больные с такими, и даже более тяжелыми травмами поднимаются на ноги.

Развалившись на диване, Дмитрий Иванович тупо смотрел в экран телевизора. Сначала передавали новости, потом начался концерт юмористов. В последнее время прямо закормили юмором. Неулыбчивый Донской, не досмотрев передачу до конца, выключил телевизор. Повалялся просто так, пытаясь отогнать невеселые мысли. Опять включил телек, пощелкал каналами. Было такое ощущение, что сейчас должно произойти что-то важное.

Раздался телефонный звонок Синицын просил, чтобы Дмитрий Иванович срочно прибыл к нему в Управление. Открыв морозильник, Дмитрий Иванович достал бутылку, налил себе пятьдесят граммов водки, задумчиво, не поморщившись, выпил. Это для снятия стресса, не помешает, если такую процедуру нечасто выполнять. Открыл холодильник, отщипнул кусочек сыра, зажевал…

Глядя красноватыми и немного виноватыми глазами на Дмитрия Ивановича, Синицын пояснял, в чем состоит специфика текущего момента. А она состоит в том, УБОПом только что получены пока неподтвержденные оперативные данные о незаконно нажитых Донским миллионах, что позволяет предъявить ему обвинение по крайней мере по трем статьям: хищение государственной собственности в особо крупном размере, мошенничество в особо крупном размере и незаконное предпринимательство. Несмотря на данное Авасову обещание, обстоятельства складывались таким образом, что прикрывать Донского не только не было смысла, но стало опасным. Васнецов поставил задачу прошерстить Донского, и она с успехом была выполнена. Оперативные данные из разных источников показывали большие деньги, и заставлять молчать сотрудников, работающих по этому делу, и самому замалчивать факты было практически невозможно.

— Дмитрий Иванович, я не могу, да и не хочу говорить вам обо всех обстоятельствах дела, но уверяю вас в моей личной к вам лояльности, не спрашивайте, по каким причинам, — тщательно подбирая слова, говорил Синицын. — Уже сейчас данных вполне достаточно, чтобы взять вас под стражу с последующим предъявлением обвинения и раскруткой по полной программе.

Донской, то холодея, то покрываясь испариной, чуть ли не разинув рот, слушал Синицына.

— Но я такой цели не преследую, наоборот, и пусть это вас не удивляет, — продолжал Синицын. — Однако я не буду брать с вас подписку о невыезде, и разговор наш не записывается. Но у меня есть одна настоятельная просьба. Более того, если ее не выполните, я уже ничем не смогу вам помочь. Сейчас нам нужны не вы, а ваши вымогатели, и теперь уже вы должны будете нам помочь их поймать. У нас есть данные о счетах, на которые представители вора в законе Зазина, по кличке «Заноза», требуют перечислить деньги. Деньги эти надо перечислить, это необходимо и для вашей безопасности, и для поимки преступников.

Хотя Дмитрий Иванович сильно сомневался в том, что для проведения операции задержания необходимы именно его деньги, ясно, что для этой цели вполне подошли бы совместные операции местных полиций и Интерпола, где никакого перевода не требуется. Но спорить не стал, свобода дороже.

Синицын продолжал:

— После перевода денег вам надо исчезнуть. Навсегда или, по крайней мере, до истечения срока давности для подобных преступлений. В противном случае вам светит нехилый срок, и ни адвокаты, ни возможные покровители сделать ничего не смогут. Это просто мой дружеский совет. Надеюсь, вы понимаете, что о нашем разговоре никому ни-ни. Я подготовил протокол вашего сегодняшнего допроса — вот, ознакомьтесь, внизу напишите: «С моих слов записано верно» — и распишитесь.

Донской, прочитав, написал и расписался. В протоколе содержалась информация, раскрывающая в том числе и его доходы, но у Дмитрия Ивановича не было ни моральных, ни физических сил упираться и все отрицать: все факты были легко проверяемы. Кроме того, почему-то этот полицейский начальник занял странную позицию его поддержки, либо просто делает вид. Видимо, надо довериться ему и принять его правила игры.

У Донского голова шла кругом. Тем не менее Дмитрий Иванович взял себя в руки, выполнил переводы, закрыл все свои счета, взял приготовленные ранее на другую фамилию документы, заправил машину и уехал.

Глава 40

Выстрел, произведенный Занозой, пришелся Виктору прямо в сердце. Бросок Авасова отравленным ножом оказался неточным и пришелся в подушку, на которой полулежал Заноза с пистолетом в руке. И при многолетних тренировках по метанию ножей в ответственные моменты бывают неудачи! Рядом на кровати куталась в одеяло и испуганно таращилась на происходящее Ангелина.

Авасов застыл: быстро вынуть следующий нож и поразить противника нереально, за это время он десять раз успеет выстрелить.

— Медленно подними руки, — спокойным голосом скомандовал Заноза. — Есть там кто-нибудь еще?

— Нет, — послушно ответил Авасов.

— Руки выше, медленно поворачивайся, лицом к стене, ноги шире, еще шире! — Заноза чувствовал себя хозяином положения. — Ангелина, иди-ка сними с этого клоуна, что он там на себя понавешал! Да смотри, не загораживай его, а то обоих пристрелю! Снимай все, кроме трусов… Швыряй все ко мне!

Ангелина, запахнув халат и завязав пояс, осторожно подошла к ночному гостю. Присела на колени, стараясь не загораживать его своим телом, постепенно, с трудностями, начала снимать с него амуницию, неловко откидывать Занозе. Оставив Авасова в одних трусах, Заноза заставил Ангелину замотать ему скотчем руки и ноги.

— Девочка, последи-ка за этим лазутчиком, чтобы сидел спокойно, а я пойду дом осмотрю. — Заноза проверил пульс у лежащего на полу подстреленного неудачника-киллера, кинул в лужу крови скомканную простыню, напялил на себя трофейные очки ночного видения й отправился осматривать дом.

Он успокоил и отправил в свою комнату ошалевшую домработницу, попытался разбудить охранника, не получилось. Вернувшись к пленнику, плотоядно улыбнулся, изучающе посмотрел ему в лицо:

— Ну что, приятель, ты попал! Если будешь молчать, считай, что дружку твоему повезло, легко отделался!

Усевшись в плетеное кресло, Заноза рассеянно почесал дулом пистолета за ухом. Положил пистолет рядом с собой. Взглянул на Ангелину:

— Малыш, сходи-ка свари мне кофе, что-то спать захотелось, — и повернулся к Авасову: — Ну, рассказывай! Кто ты такой? Кто заказчик? Дешевка какая-то, наверное? С ножами напали, придурки!

Авасов лихорадочно соображал, что же говорить! В сущности, что теперь ни говори, уже обречен. Так все глупо произошло, удача на этот раз подвела! Ну а теперь уже поздно раскаиваться, надо думать, как можно отсюда выкарабкаться! Главное, не сдаваться, хотя шансы спастись теперь близки к нулю.

— Ну, я слушаю!

«Для меня сейчас самое разумное — тянуть время, — рассуждал пленник. — Тогда, может, представится случай выкарабкаться».

— Не могу говорить, — прохрипел Авасов, — в горле пересохло.

— Ишь ты, какой ушлый! Это что же, тебя кофе теперь надо поить, чтобы заговорил? — Заноза кивнул на вошедшую с подносом в руках Ангелину и засмеялся. — Ну ладно, люблю наглых! Ангелина, ему тоже налей, напоим его кофе! А то переволновался, бедолага!

Отхлебывая кофе, не потерявший хладнокровие Заноза с любопытством разглядывал обезвреженного врага. Интересно, кто его послал? В принципе, недовольных-то много, но таких, чтобы наняли киллеров, да еще отправили в другую страну, припомнить сложно. Хотя киллеры какие-то левые, с ножами. Допивая кофе, Заноза ласково поинтересовался:

— Ну что, будем говорить или будем умирать мучительной смертью?

— Я должен подумать, — нерешительно сказал Авасов.

— Он еще думать хочет! — удивился Заноза. — О чем ты раньше думал, интересно? Пришел убивать, гаденыш, а теперь еще и ломаешься!

— Пытаюсь сообразить, какой смысл мне говорить, если шансы выжить минимальны.

— Так, хватит! Даю тебе два часа! — вдруг расщедрился Заноза. Оставшимся скотчем он ловко обмотал Авасова и залепил ему рот. — Ангелина, держи ноги, поможешь, отнесем его в бунгало, пусть отдохнет.

Кряхтя, они вынесли Авасова в подсобный хозяйственный домик. Пусть покиснет, может, разговорится этот несчастный киллер; любопытно все-таки, что это там за враг объявился. Два часа для него даже, пожалуй, маловато будет, пусть денек поваляется, подумает. А ближе к ночи поговорим.

Рассматривая труп Скачкова, Заноза недовольно размышлял: «Вот уж никак не думал, что когда-нибудь придется самому лично с трупами возиться. А что делать? Издержки конспирации. Думал, утечки информации не будет, если шестерок не брать, а вишь, как получилось, все наоборот! И утечка информации произошла, как-то вычислили, гады. И трупы теперь ворочать самому приходится».

Поручив Ангелине как следует замыть кровь, Заноза замотал убитого в тряпье, затолкал его в багажник и отъехал. Вернулся через полтора часа, уставший, но довольный. Привычно загнал машину в гараж, принял душ, поужинал во второй раз, точнее, позавтракал — был уже седьмой час. И не из-за голода, а так, чтобы успокоить нервы и немного поспать. Обильная еда всегда действовала на Занозу как снотворное. После приема пищи Заноза почувствовал, как глаза у него буквально слипаются. Ладно, решил Заноза, покойничек никуда не убежит, вздремну, а потом с ним разберусь. Зашторил комнату и лег спать.

Проснулся Заноза от грохота близкого, где-то рядом с ним, взрыва и от последующего запаха слезоточивого газа. В следующее мгновение в комнату вбежали люди в бронежилетах и касках. Выкрикивая команды и ругаясь по-латышски, его грубо скрутили и надели наручники.

Глава 41

Александр был вызван повесткой в качестве свидетеля и давал показания следователю по особо важным делам Московской городской прокуратуры. Митий привлекался по делу Донского о мошенничестве, хищении государственной собственности в особо крупном размере и незаконном предпринимательстве.

Несмотря на то что свидетелями, кроме него, были еще очень многие, Александр опасайся, и не без оснований, что статус свидетеля запросто может поменяться на статус подозреваемого в соучастии. Нужна была крупная сумма денег, чтобы заткнуть все дыры, начиная с найма опытного адвоката и заканчивая, в случае необходимости, полюбовным решением вопросов со следствием, а взять эти деньги было неоткуда — в связи с предстоящей свадьбой Александр крупно поиздержался.

Размышляя, где найти деньги, Александр чуть не подпрыгнул со стула от внезапно осенившей его мысли. Давным-давно на складе предприятия хранились почти три тонны неучтенных электронных плат с микросхемами, оставшихся еще с застойных времен и содержащих большое количество золота и серебра. Дмитрий Иванович в свое время с присущей ему аккуратностью прорабатывал возможности извлечения и сбыта драгметаллов из этого лома.

Донской в свое время договорился о сбыте плат в Пакистан, где за них обещали приличные деньги. Как-никак, это с десяток килограммов золота и серебра. Александр был в курсе всего, основной проблемой тогда было переправить через границу эти платы с микросхемами. Теперь, когда появился новый знакомый на таможне, пожалуй, эта проблема стала решаемой.

Порывшись в своих визитках, Александр отыскал нужную.

— Алло, Слава?

— Да!

— Привет! Догадайся с трех раз, кто звонит!

— Здорово, Митин! Чего тут догадываться! Врагов и друзей надо знать не только в лицо, но и по голосу. Голос друга я сразу узнал.

— Слава, есть разговор, надо встретиться.

— О чем речь, подъезжай! Хоть сейчас.

Через полтора часа Александр был у Зарецкого. Пустив Александра, Зарецкий включил какой-то тумблер, пояснив, что это для защиты информации и зашторил окна. «Ого, растет уровень защиты информации, — с удовольствием подумал Митин, — это кстати».

— Слава, скажу прямо, мне нужно окно на таможне для двух тонн. Это будут микросхемы в коробках.

Вячеслав засмеялся:

— Ну что, Санек, я же говорил тебе, с таможней надо дружить! В какую страну?

— Пакистан.

— Думаю, решим эту проблему. Туда скоро летит «Руслан». Для двух тонн местечко найдется. Как сам-то?

— Хорошо, спасибо. Женюсь скоро. Приглашаю на свадьбу!

— Ого! Так ведь это не хорошо, а отлично! Поздравляю! Когда?

— Через две недели.

— Хорошо. Жду приглашения, договорились.

— Когда вылет «Руслана»?

— Через неделю.

— Отлично. Гонорар?

Зарецкий назвал цифру — ничего, по-божески.

Итак, на все неделя. За это время вполне возможно организовать поставку — послать за кордон инженера с хохлятской фамилией, Васенко, кажется. Он уже там, в этом Пакистане, был, пусть едет и все решает, а самому здесь отправкой заняться…

Вечером дома невеста, она же гражданская жена, встречала Александра семгой в кляре и яблочным пирогом.

— Безобразие! — шутливо возмутился Александр, с аппетитом поглощая ужин. — Если ты так меня уже с первых дней раскармливаешь, на кого же я через пять лет буду похож? На поросенка?

Роза за словом в карман не полезла:

— А что же ты хочешь, чтобы меня твои родственники обвинили, что я тебя голодом морю? Этого я позволить себе не могу! С ними, особённо со свекровью, надо жить в мире!

— Все с тобой ясно, эгоистка! О себе думаешь, оказывается! — попытался с набитым ртом высказать претензию Александр.

— Ладно, ладно, ешь, не спеши. — Роза подложила еще одну порцию. — Как дела на работе?

— Тебе как отвечать, правильно или правдиво? — поинтересовался Александр.

— И правильно, и правдиво! — улыбнулась Роза.

— Ну-у, ты требуешь от меня невозможного! Нельзя мужчину ставить в тупик, а то он начнет душевный покой терять! — пошутил Александр и добавил серьезнее, решив, что подойдет стандартная формулировка: — Да все нормально, Роза!

— Ну, хорошо, — не стала допытываться девушка.

Дома, благодаря присутствию Розы, чувствовался покой и уют, и совсем было бы хорошо, если бы не дамоклов меч следствия и связанные с ним неразрешенные проблемы нелегального производства и — одновременно — контрабанды.

Глава 42

Зазин был экстрадирован латышами в рекордные сроки и помещен в тюрьму на Матросской Тишине. Он не боялся тюрьмы, сразу занял в СИЗО почетное место, и очень скоро для него были созданы достаточно комфортные условия. Само собой разумеется, Заноза быстро наладил надежные каналы обмена информацией с волей.

Своего первого адвоката, Борковского Сергея Сергеевича, который до Занозы около десяти лет защищал одного московского хорошо известного вора в законе, пока того не убили, Заноза попросил связаться с Васнецовым и поинтересоваться о его, Занозы, перспективах. Старому волку преступного мира было любопытно, за что он платит такие деньги, если все равно на нарах париться приходится.

Васнецов чувствовал себя вполне комфортно, несмотря на то что пришлось временно подставить Занозу, для которого был поставщиком фискальных услуг. Правда, сам Заноза не знал, что это его положение временное…

Для начальника УБОПа операция по задержанию и экстрадиции Занозы оказалась не такой геморройной, как предполагалось. Колоссальная полицейская машина сработала, не подкачала. Теперь остается только подергать этого индюка за одно место, и можно отпускать. А что делать, все равно не он, так кто-нибудь другой на его месте будет. Система! А систему, если есть желание, и ломать надо системно, а не точечно. Иначе толку все равно не будет. Пока обычный рыночный бык получает больше, чем полицейский полковник, такие вот «занозы» неистребимы. Так что пусть Заноза живет пока и пасется на благодатном пастбище нашей страны. А в ситуации, в которую сейчас попал, — надо делиться… Тогда и с прокурором, и со следователем, ведущим дело, вопрос будет решен правильно и однозначно: свои люди, с которыми можно и нужно договариваться, даже в отношении временного добра для таких одиозных личностей, как Заноза.

Однако ждать реакцию Занозы, вопреки предположениям, пришлось долго. Аж целую неделю. Долго же Заноза копошился. Через адвоката не мог информацию передать — Васнецов, большей частью из чистого любопытства, приказал надежным людям установить видеонаблюдение со звукозаписью в кабинете, где адвокат работает со своим коронованным клиентом. Записи показывают — ничего интересного, никаких откровений. Только обсуждение обвинений и возможности доказательства их несостоятельности, обычная адвокатская практика. Похоже, через охрану или сокамерников передал. В общем-то, это неважно, главное — результат.

Утром Васнецову позвонил начальник охраны Занозы, некто Мушкин, выпущенный под подписку о невыезде. Попросил встречи, пришлось его послать подальше, так как вел себя слишком нагло. Да, цену себе набить нужно, пусть даже таким примитивным способом… Но тянуть резину нельзя, надо передать Мушкину свое видение проблемы, а точнее, назвать цифру за освобождение Зазина, и сегодня же.

В это самое время, пока Васнецов планировал вечерний звонок Мушкину, последний расслаблялся в сауне, в обществе Чибиса и двух симпатичных, свеженьких, практически не пошарпанных курочек из стаи Сизого. Все как на подбор летающие — три птицы и одно насекомое, — и все вполне оправдывали свое название. «Улетали» на все сто. Звонков Мухобой не ждал, мобильник отключил и оттягивался на полную катушку. Как минимум до завтрашнего обеда делать нечего. Маляву Занозе о реакции крота на вполне резонный вопрос — почему повязали не за дело, а «по подставе», на Матросскую Тишину уже передали. Мухобой даже процитировал в маляве высказывание Васнецова.

Вечером Васнецов с помощью посредника безуспешно пытался связаться с Мухобоем — и по мобильнику, и по стационарному телефону. Ничего не получилось. Пришлось даже ехать в резиденцию Занозы, но Мухобоя там не оказалось, или просто сказали, что не оказалось, — кто их знает. Это был уже прокол! Из-за элементарного отсутствия связи может возникнуть и недопонимание.

Как же он, такой опытный крот, не предусмотрел подобной неувязки? Ну ничего, сегодня ночью и, завтра днем человек еще будет с ним связываться, чтобы передать требуемую для решения вопроса цифру и пояснения. Можно и самому что-нибудь нейтральное по теме сказать. А если Мухобой пропал, придется тогда с кем-нибудь другим из людей Занозы связываться; это нежелательно, конечно, но вполне реально. Ну а на самый крайняк можно и лично с Занозой парочкой слов перекинуться, комнатушку-то выделят, если попросить, это однозначно, хотя ох как не хочется светиться…

Глава 43

Прочитав маляву Мухобоя с воли, Заноза впал в бешенство. Ни за что ни про что наорал на сокамерника, честного вора, а одного фраера, неприятного типа, который вечно болтался под ногами, отметелил, причем, похоже, что-то ему внутри отбил, тот потом долго кровью в парашу харкал, правда, обращаться за медпомощью не стал. Такое поведение было абсолютно нехарактерно для Занозы, даже в самые критические жизненные моменты. Уж чего-чего, а предательства Заноза просто органически не переносил, а он себя чувствовал коварно преданным Васнецовым. Откуда ему было знать, что это лишь недоразумение и Толстяк остался самим собой, только деньжат ему теперь маловато…

Не откладывая дела в долгий ящик, Заноза аккуратно поточил карандаш кусочком лезвия, хотя и запрещенного для использования, но которое при желании всегда в камере можно найти. А Заноза любил комфорт и потому мог найти все, что считал для его создания необходимым. Потом устроился поудобнее в почетном углу, предназначенном только для очень авторитетных людей, и начал писать ответ убористым, как у Ленина, почерком.

Ночью и на следующее утро, само собой разумеется, до Мушкина человек Васнецова не смог дозвониться: Мушкину это было не нужно. С утра Васнецов был на важном совещании, а после обеда настолько поглощен текущими делами, что о незавершенном деле даже вспоминать было некогда. Освободился Васнецов только поздно вечером. Если бы Толстяк мог предположить, какое быстрое и жесткое решение в его отношении предпримет Заноза, он бы по-другому расставил текущие приоритеты…

Выходя из лифта, усталый Васнецов даже и не обратил внимания на молодого человека, спускавшегося с верхней площадки. Резкий удар в грудь и последовавшая за ним боль, невозможность вздохнуть и головокружение опрокинули его навзничь. Увидя перед своим носом дуло пистолета с глушителем, Васнецов подумал, что забыл сегодня договориться, чтобы ему организовали в тюрьме встречу с Занозой. Потом наступила темнота.

Как это часто бывает в жизни, Васнецов был слишком уверен в себе и своих действиях, слишком сосредоточен на логике своих поступков, недостаточно заботясь о том, как это может воспринять оппонент с его далеко не простым внутренним миром, и это подвело Васнецова. «Прокололся», что называется, на недоразумении и был наказан убийством.

После контрольного выстрела приговоренному между глаз Чибис аккуратно перешагнул через тело, мельком взглянув в его лицо. Затем быстрым, но не настолько, чтобы привлечь внимание, шагом вышел из подъезда и направился к предварительно угнанному серому «жигулю» одиннадцатой модели, припаркованному на стоянке возле дома. Мимо него проскочил в подъезд бывалый прапорщик Петров, водитель Васнецова.

Перед отъездом из Управления шеф по рации попросил Петрова сгонять в магазин, купить пива и кое-что из продуктов, но, занятые своими мыслями, ни тот ни другой не вспомнили об этом. Высадив Васнецова, Петров подождал, пока тот зайдет в подъезд. Затем повернулся назад, чтобы дать задний ход, и увидел на заднем сиденье пакет с продуктами, забытый Васнецовым. «Надо быстрее, может, успею, пока шеф не зашел в квартиру», — подумал Петров, заглушил двигатель, схватил пакет и побежал к подъезду, где и столкнулся с выходившим киллером. Хотя Петров и был прапорщиком полиции, но часто позволял себе — впрочем, с согласия Васнецова — ездить в гражданской форме одежды. Сейчас Петров как раз был в гражданке, что и спасло ему жизнь; в противном случае у Чибиса сработал бы инстинкт и Петров был бы уже трупом. В данной ситуации Чибис не захотел привлекать к себе на улице внимание — может, это и не свидетель вовсе, а так, фоновая бесцветная личность, каких всегда много вокруг.

Выйдя из лифта на лестничную площадку, Петров остолбенел. Васнецов лежал на спине, с дырой во лбу, из которой бежала кровь. Петров тут же вспомнил про подозрительного типа, выходившего из подъезда. Может, еще успею, решил водитель. Расстегнув верхнюю пуговицу кителя убитого начальника, он вытащил из нательной кобуры пистолет Макарова и нажал кнопку не успевшего уехать лифта. Пока лифт спускался, Петров проверил наличие в магазине патронов, снял оружие с предохранителя, дослал патрон в патронник.

Чибису не повезло. Вместо того чтобы смыться с места преступления на угнанной машине, он в панике пытался протиснуться между служебной «Волгой», стоявшей поперек пути, и припаркованным рядом «Вольво». Хотя разгона, чтобы раздвинуть машины, не хватало, Чибис попытался протаранить проход между «Волгой» и «Вольво», но не вышло. В этот момент из подъезда выскочил Петров. Увидев этакое родео, он, не будь дураком, одним прыжком заскочил назад в подъезд, за железную дверь. На всякий случай, для прокурора, выстрелил в воздух, а затем стал метиться в плечо убийцы. Но слишком состорожничал, промазал. Чибис выставил было пистолет с глушаком в окно машины, но, увидев, что в такую щелку железной двери, из которой торчит дуло «Макарова», еще при таком паршивом освещении, попасть нереально, оставил эту идею, пригнулся и попытался еще раз протаранить препятствие. Бесполезно. Петров был неплохим стрелком, всегда выбивал из тридцати очков минимум двадцать семь. Правда, освещение искусственное, фонарь светит не ахти. Придется постараться. Как следует прицелился и, пока Чибис переключал передачу, выстрелил. Кажется, попал. Посмотрим, что он будет дальше делать. Может, еще поупражняться придется. Надо же, сволочь, шефа пристрелил. Атакой хороший мужик был, все жизненные вопросы на раз решал.

Чибис поднял выпавший из простреленной руки пистолет, прячась, выполз на карачках из машины. Как раз в этот момент без звукового и светового сигналов подкралась патрульная полицейская машина: благодаря случаю оказалась рядом.

— Стоять, руки на капот! — команда адресовалась Чибису.

Чибис сдался.

ЭПИЛОГ

После похорон Васнецова пружина следствия раскрутилась с новой силой.

На все счета, куда Донской перечислил деньги, по представлению России был наложен арест, а позже Очкастый и трое других субчиков, помощников Занозы, были арестованы при попытке получения денег с банковских счетов в офшорных зонах и экстрадированы в Россию.

Очкастому, помимо обвинения по делу Донского, были предъявлены обвинения в вымогательстве у гражданина Новоростова и незаконном лишении свободы гражданки Никитиной.

Зазин, криминальный авторитет по кличке «Заноза», был уличен в убийстве гражданина Скачкова Виктора Дмитриевича, заместителя директора частного детективного агентства «Авакс», а также в хранении наркотиков и оружия. Ангелина была также экстрадирована и обвинена в соучастии в убийстве Скачкова.

Чибису, который так и не назвал своего настоящего имени (названные им фамилия, имя и отчество в книгах ЗАГС не значились, а паспортов с собой у него было два на разные фамилии), предъявили обвинение в убийстве полковника Васнецова. Идентифицировали личность и судили по одному из фальшивых документов. Никаких показаний Чибис не давал, воспользовавшись правом не свидетельствовать против себя. Место жительства Чибис также не назвал; возможно, если бы проговорился, это пролило бы свет на его личность. Тем не менее доказательств убийства Васнецова было вполне достаточно, чтобы упечь Чибиса на пожизненное.

В отношении Авасова латышскими властями, на основе показаний Зазина, было возбуждено дело о незаконном проникновении в жилище и попытке убийства. Но позже дело, так и не доведенное до суда, было закрыто за недостаточностью улик. Следствию не удалось доказать, что амуниция, которую нашли у Занозы, принадлежит именно Авасову и покойному Скачкову. Авасов настаивал, что они прибыли к Зазину исключительно по делу, были им гостеприимно приняты, а потом, неизвестно по какой причине, подверглись нападению.

Позже, когда дело было закрыто, Авасов свой бизнес расширил, открыл филиалы «Авакса» в других городах России. Правда, за «крутые» дела теперь старается не браться, решил сконцентрироваться на внутрисемейных взаимоотношениях богатых клиентов, а также на оказании помощи в организации обеспечения безопасности, не встревая во внутренние дела и разборки фирм.

Обещанный Синицыну гонорар Авасов выплатил полностью, учитывая, что тот спас ему жизнь, хотя и слегка обманул, сообщив латышским властям о местонахождении Занозы, и несмотря на то, что заказ на ликвидацию подельников Занозы фактически выполнен не был. Синицын получил звание полковника и был назначен начальником управления по борьбе с организованной преступностью — серьезное повышение, через ступень.

Донской Дмитрий Иванович исчез. Испарился без следа. Никитина Лена после интенсивных изнуряющих тренировок начала потихоньку ходить. А потом, почти через год после исчезновения Донского, пропала и она. Поговаривают, что случайно видели их вдвоем на Мадагаскаре. Правда, это неподтвержденные данные.

В отношении Александра Митина были подозрения в соучастии в преступлениях Донского, однако улик, доказывающих факт их сговора и умысла Александра в совершении преступных действий, найдено не было. Только косвенные улики, которые не могли стать основанием для возбуждения против него уголовного дела. Хорошо поработал адвокат, один из лучших в Москве, которого нанял Митин, хотя он сам проходил лишь свидетелем по делу Донского. Денежки за микросхемы пришли вовремя, иначе такого крутого адвоката ему бы не видать как своих ушей. И свобода была бы под угрозой.

Около года должность генерального директора ФГУП «Медприборстрой» была вакантной, после чего на нее, с одобрения соответствующих государственных структур, был назначен Митин Александр Анатольевич. О том, как попала на предприятие, Роза решила Александру не рассказывать. Должна же быть у женщины хоть какая-то тайна! С предприятия она уволилась и открыла свой бизнес по продаже экзотической бижутерии.

Через год после рождения сына Александр и Роза квартиру продали, а сами переселились в загородный коттедж. Два раза в год регулярно выезжают на отдых за границу. Не любят ездить в одно и то же место, стараются брать путевки в разные страны, готовятся заранее, по инициативе Розы.

Изучают традиции и достопримечательности стран сначала по литературе. Пацан их, Антон, растет смышленый и любознательный. Родители стараются воспитывать его в строгости, но уж слишком Антошка подвижный и проказливый, часто получает от папы по заднице. Зато вниманием и заботой никак не обделен, каких только игрушек у него нет, особенно машин. Рассекает на электромобиле по квартире запросто, пришлось даже первый этаж обезопасить, убрать с пути гонщика опасные предметы.

Все элементы незаконной деятельности на предприятии Александр постепенно трансформировал, в законные. Организовал несколько дочерних предприятий, реализующих и самостоятельно разрабатывающих медицинское оборудование, являющееся дефицитом в России. Учитывая, что в высокотехнологичных медицинских учреждениях девяносто пять процентов медицинского оборудования и материалов являются импортными, работы здесь непочатый край.

Юрий Юрьев
НАД ТИХОЙ ВОДОЙ

Вдох есть шаг.

К звезде иди легко.

Раймонда Уикса разбудил упругий сухой звук — позади хижины от ветра скрипела сосна. Он опрокинулся на спину и вытянулся во весь рост. Заложив руки за голову, Рэймонд глядел на дверь и слушал сосну. Алое зарево пробивалось через дверные щели в сумерки хижины до самого пола. Утро стояло спокойное и пахло обычной сыростью. Взгляд перешел на каменный очаг с поблескивающим на нем начищенным таганком, затем на низкий письменный стол, изготовленный таким образом, чтобы работать за ним можно было сидя на пятках коленями вперед. Раньше, когда Рэймонд только построил здесь, на берегу, себе жилище, имущества у него было гораздо больше, как-никак, но раньше он предполагал для себя иной образ жизни. Потом многие вещи начали выходить из употребления и, становясь пустым хламом, с течением лет все сгинули в зияющей на заднем дворе расщелине. Сегодня к указанным ранее очагу и столу Рэймонд располагал кухонной посудой из трех предметов и кое-каким плотницким и землеобрабатывающим инструментом; кроме того, у него имелось несколько рыболовных сетей и небольшой запас одежды. Существенным достоянием являлась лодка, что вместе с хижиной завершала опись его недвижимости.

Через минуту Рэймонд поднялся, скатал футон, постель, состоявшую из ватного одеяла и толстого тюфяка, и приткнул ее в угол. По сучковатым доскам пола он проследовал комнатой и вышел в дверь.

Перед ним распростерся расцвеченный восходящим солнцем мир, в его глубине холодело сверкающее озеро; хижина стояла на склоне так высоко над его уровнем, чтобы никакой самый полноводный весенний разлив не подходил к бревенчатым стенам ближе десяти — двенадцати футов. Вокруг, заросшие лесом, громоздились горы, где ни просеки, ни следов вырубок глаз не увидит. Над озером и соснами висел алый свет.

Рэймонд не спеша спустился к воде. Он запрокинул лицо к небу и вдохнул весь, без остатка, этот расцвеченный солнцем покой. И оставил его в себе. Раз за разом он брал его легкими и плавно выдыхал прямо в сердце. И понемногу природное естество растворило в нем всякое ощущение человеческой сути — плоти, разума, духа. Рэймонд уже сам стал светом, стал всем, на что тот свет изливался, энергия Рэймонда текла в каждом дереве, в каждой травинке. Теперь только дыхание… как ни вздорно, но только оно во время медитаций являлось единственной помехой полному согласию с окружающим миром. Вдох и выдох сотрясали это согласие, напоминая о человеческой телесности.

В глазах заколыхалось озеро; привязанная веревкой к валуну, стукалась о берег лодка. Ухватившись за кормовое кольцо, Рэймонд перешагнул через борт и замочил ногу: на дне по щиколотку стояла вода. Глиняным черпаком, который находился здесь же, под сиденьем, он старательно вычерпал ее, потом отвязал лодку. Он удалялся от берега, попеременно загребая то справа, то слева. Пока что лодка двигалась словно по камням — настолько чиста была вода; потом глубина оборвалась вниз, и под килем резко сгустилась темнота.

Сети Рэймонд растягивал неподалеку от берега, предусмотрительно, чтобы не сносило волнами, ставя их на грузила, сверху они имели бальсовые поплавки, которые как раз сейчас и высматривал лодочник на поверхности озера. Вскоре Рэймонд заметил их вереницу и направился к ним. Медленно двигаясь вдоль поплавков, он поднимал сеть на воздух и опускал обратно. Трижды он выпутывал массивное рыбье тело и бросал себе под ноги. Закончив с первой, тем же образом Рэймонд проверил остальные сети — всего их было четыре — и повернул назад к берегу. Он привязал лодку, поднялся к хижине. С принесенной из нее плетеной корзиной Рэймонд дошел до места, где начинались сосны, и там нарвал несколько пучков пахучей травы. Снова он около лодки. Утренний улов насчитывал шесть крупных карпов. Взятые под жабры, они все переместились в корзину. Рэймонд переложил их мокрой травой и понес к себе.

Он жил на берегу, в краю, который цивилизация взяла в кольцо, но до сих пор не могла им овладеть. Трудно поверить, что в перенаселенной Японии есть область, еще не освоенная культурой — то, насколько окультурил ее Рэймонд Уикс, в общем, не стоило брать в расчет.

Отшельнику, отрешившемуся от общества, не нужно уповать на то, что общество навсегда оставит его в покое. Временами с гор спускались люди — то были те, кому слухи об обосновавшемся на берегу анахорете навевали мысли о каком-то новом миропонимании. Он, поселившийся здесь, у озера, конечно, знает о жизни нечто такое, чего не знают другие. Нередко гостями Рэймонда оказывались охотники, промышлявшие в окрестных лесах лосей или медведей. Как первые, так и вторые, каждый по-своему, постигали Рэймонда. Все соглашались, например, с благотворным влиянием первозданной природы на дух человека, но самые практичные из них замечали, что единения с той природой нужны лишь по мере необходимости, соблюдаемые как некая гигиена духа, жить же всякому смертному надлежит не вне социальной среды, а как раз наоборот — внутри нее.

Рэймонд поставил рыбу у порога и прошел в дом, устроился за письменным столом. Его пальцы легли на стопку листов, плотно исписанных грифельным карандашом, стали их разбирать. Листы заключали в себе тексты, представлявшие сложное сочетание коротких дневниковых записей с пространными размышлениями на различные темы; тексты не претендовали на литературный труд, ибо содержали к тому же и упражнения в японской письменности — мысли, выписанные слоговой азбукой канна, в стихотворном, а по большей части в философском изложении. Каждый день Рэймонд что-нибудь записывал.

Сосна на склоне горы

Отметы былого хранит

В глубоких морщинах коры.

И помнит замшелый гранит:

Сосна много старше горы, —

прочитал Рэймонд и отложил лист. Потом зацепил из стопки другой. Этот был бог знает с каких времен; несколько дней назад Рэймонд обновил на нем буквы, заново прописав их по старым, поскольку те уже изрядно затерлись. Запись запечатлела один эпизод той поры, в какую он еще не умел слышать растения, когда их не колышет ветер.

Итак, стояла глубокая ночь. Рэймонд пробудился в своей хижине. Он сразу понял, что рядом кто-то есть. Из угла, где находился очаг, доносился шорох разгребаемой золы. В проеме распахнутой настежь двери висела полная луна, ее свет лежал на полу и золотил очертание бритого затылка и спины того, кто расположился около очага. Он сидел боком к Рэймонду, ворошил сухой веткой в углях, его лицо было красно от разгорающихся дров и морщилось, когда вверх взметался едкий пепел.

Рэймонд покинул ложе и проследовал к двери — закрыть.

За порогом он увидел покрытые снегом горы. Над ними, рядом с одиноким облаком, висел тяжелый небесный шар и светил прямо в озеро. На озере, еще свободном ото льда, блистала чистая водная гладь. Также Рэймонд увидел цепочку следов — будто писанные черной тушью по белому, они уходили от порога вниз, петляли к южному склону, где и терялись в соснах. Оттуда торил дорогу тот, кто сидел сейчас в хижине Рэймонда. Оставив дверь открытой, хозяин подошел к огню и сел лицом к гостю.

— Кто ты? — спокойно спросил его.

— Я пришел дать тебе волю, — столь нелепый ответ даже восхитил Рэймонда.

— Спасибо, уже ни к чему, — сказал он, — путь судьбы привел меня сюда, где я наконец обрел ее. И больше ничего не нужно.

— Если воля была твоя цель, то чем ты лучше полевой мыши? Пути существуют не для цели, а для странствий. — Гость скрестил руки на коленях и продолжил: — Я расскажу о другом пути, великом, без направления и назначения — о пути жизни. Это движение вечно: любое вещество или существо в свою совершенную форму развивается из самых простых и слабых, чтобы потом столь же неизбежно разрушиться обратно до них, разрушиться и сложиться вновь, но уже в иной вид. Вся неумирающая материя мироздания бесконечно перетекает из формы в форму. В этом и есть путь жизни, ибо в нем нет ничего смертного. Разумно ли нам бояться смерти, когда мы часть его потока? Что он есть такое, путь жизни? Вопрос сродни тому, какой задает живущая в реке рыба: «Что же такое река?..»

— О чем ты… — остановил его Рэймонд. — Если об этом,то да — я поклонник учения Лао-цзы, как и христианского, например, тоже. Но, ей-богу, у миссионеров, что несут их людям, бывает, нет элементарной порядочности. Ты пробрался в мой дом, пока я спал. Хозяйничаешь тут…

Гость явно вел себя неучтиво, в частности, по правилу хорошего тона в японском жилище ему полагалось сидеть именно там, где укажет хозяин.

— Миссионеров! — воскликнул гость. — Путь жизни — истина! И, чтобы ее исповедовать, не нужно миссионеров. И храмов не нужно, которые адепты различных религий используют для исповедования своих истин, — мечетей, синагог или церквей! Не нужно обрядов и культов! И доказательств, что твоя вера правильнее других вер, тоже не нужно! На пути жизни все равны: буддисты и синтоисты, мусульмане и индуисты! Равны полинезийцы и эскимосы, богатые и нищие! У того, кто следует пути, нет расовой ненависти или зависти к тому, у кого больше денег!

Он повернул к Рэймонду лицо, оно было благообразных очертаний, на Красной коже на месте глаз плясали черные тени.

— Оспорить можно что и кого угодно, даже Лао-цзы. Но путь жизни… Есть одна притча. На озерной переправе повстречались йог и великий учитель. «Тридцать лет я жил вдали от людей, в глубокой пещере, — говорил йог, — познавая суть природных явлений, открывал в себе скрытые возможности. И вот, достигши совершенства, сегодня я вышел в мир. Смотри, что я теперь умею». — Йог сошел на поверхность озера. Постояв неподвижно минуту, он, словно водяной клоп, заскользил к противоположному берегу, по воде, прямо как по суше. Что же Лао-цзы? «Тридцать лет жизни потрачено — и на что…» — только и рассмеялся он. Заплатил лодочнику монету, и запросто переправился на веслах через озеро.

По душе такой практический и мудрый взгляд на вещи. Однако, с другой стороны, людям, могущим ходить по воде, к чему деньги, когда им принадлежит целая вселенная? Одобрительно ли усмехаться над ними на этот счет?

С минуту гость молчал, затем заговорил снова:

— Итак, вопрос «что такое путь жизни?» сродни вопросу рыбы «что же такое река?». Как рыбы дышат жабрами в воде, так и мы должны дышать энергией жизни: мы — часть ее потока. Я научу тебя, как должно дышать. Чего проще, но представь себе, что большинство именно неправильно дышат. Для начала будешь делать хотя бы сотню правильных вдохов и выдохов в день, дальше — больше… и так до тех пор, пока правильное дыхание не станет для тебя нормой.

Перво-наперво очисти сознание. Знай: кто более человек, а кто менее — зависит от того, чем набито сознание. Всмотрись, например, в свое, что там: рок-н-ролл, политические разногласия, деньги, вложенные в акции сомнительной компании, Ван-Гог, Франц Кафка, барахлящий карбюратор личного автомобиля, сладострастные реминисценции курортного романа, огорчения по поводу проигрыша любимой футбольной команды? Вымети все, настрой сознание на главное.

Осознай себя плывущим в великом потоке жизни…

Плыви… с невозмутимым спокойствием в нем растворяйся…

Весь…

Без остатка…

Перетекай в новое состояние…

Удалось?

Теперь ты… можно сравнить, как распыленный по всей вселенной.

Откроется ранее незнакомое чувство, им-то и увидишь, что перед тобой реальная картина сущего.

А теперь начинай дышать… дышать не воздухом — вселенной, ее животворящей энергией.

Она пойдет в тебя… ты даже действительно ощутишь ее напор.

Дальше все будет зависеть от того, как правильно ты ею распорядишься. Она исцелит тебя, если ты недужен, — лишь направь ее сознанием в больной орган. Если ты слаб духом, она укрепит дух. И сделает счастливым, коли ты несчастен. Она к лучшему преобразит твои мысли и внешность. А преображенные мысли научат правильной жизни среди людей. Только будь непреклонным, изменения наступят не сразу, но после долгих практических упражнений.

Путник, бредущий в старость, животворящая энергия остановит тебя и даже повернет вспять. Ничто, конечно, не продлит твой век, так уж определено высшим законом, но даже с преклонных лет вернуть себе молодость — можно. Процесс этот протекает столь же помалу и столь же с годами заметен, как и старение.

Со временем ты поймешь, что то, чего ты достигнешь в усовершенствовании себя, есть результат работы твоей воли, а если ты един со вселенной, то и ее воли тоже, ибо чего хочешь ты, хочет целая вселенная. Ты научишься управлять не только своими внутренними функциями, но и внешними деяниями природы: укрощать ветер и рассеивать дождь. Нельзя, скажем, сотрясти горы — и силе воли положены пределы, однако вот это… совершить можно.

Гость наклонил голову и выглянул в распахнутую дверь. В проеме рядом с луной по-прежнему висело одинокое облако.

— Сейчас его не будет. — Он замолчал, он просто смотрел в сторону луны и молчал. Вскоре Рэймонд увидел, как облако начало постепенно размазываться по небу, это продолжалось какое-то время. Потом облако заструилось, как дым, и без следа исчезло.

— Сегодня только невежды назовут это чудом, — продолжал гость. — Никакого чуда здесь нет. Всякий просвещенный скажет, что ты только что видел действие психической энергии. Факт давно известный и изученный наукой.

Значит, уясни главное: перед сеансами медитации очищай сознание, медитация есть приобщение к пути жизни. Вбирай в себя энергию жизни, затем очищенным сознанием направляй ее на цель с силой, на которую способна твоя воля.

Гость с улыбкой посмотрел на Рэймонда, повернулся к огню и сказал:

— И вот еще, что ты обязательно должен знать…

Рэймонд Уикс отложил лист.

Подошло время завтрака. Пока в очаге разгорались дрова, Рэймонд достал разделочную доску, из корзины выложил карпов и принялся на ней их потрошить. Когда с этим было покончено, промыл рыбу, налил в кастрюлю воды и поставил на огонь. Вскоре в кастрюле забулькало. Рэймонд опустил в нее половину утреннего улова, туда же бросил несколько щепотей укропа. Оставшиеся три карпа были обильно посыпаны солью и в судке поставлены на полку к мешочкам с сушеными ягодами. Для приготовления гарнира пошла редька дайкон, ее Рэймонд натер через терку, к редьке нашлось немного петрушки. Минутой позже к столу, сервированному лишь тарелкой и вилкой, он подал себе завтрак. С удовольствием вдохнул исходящий от рыбы пар и приступил к еде.

Полдень выдался солнечным. Путь от хижины вверх был не очень крут. Рэймонд никак не мог отделаться от сравнения, что идет по дну неглубокого пруда, настолько разлапистая хвоя причудливо затеняла воздух. То тут, то там раздавался стук дятла, крошащего броню древних сосен, свистели дрозды. Поступь человека рождала легкое похрустывание — под ногой проминался настил из сухих игл. Не замедляя шага, Рэймонд обернулся, с этого места сквозь деревья озеро блестело, словно разбитое на осколки зеркало. На плече он нес мотыгу с укороченной рукояткой.

Рэймонд перевалил через гребень, перед ним открылась ровная просека шириной не более десяти футов. Много лет назад он прорубил ее, делая дорогу к своему огороду. С этого склона открывался вид на затерявшуюся в березовой роще маленькую деревушку. Дома еле виднелись, было их пятнадцать или семнадцать. От деревни в разные стороны тянулись полоски обрабатываемой земли, каждый год засеиваемые крестьянами соей и просом. Себе же Рэймонд выбрал огород здесь, на плато, меж глубоких ущелий, по дну которых бежали хрустальные ручьи. Рэймонду плато досталось не такое, как сейчас, а сплошь заросшее соснами. Их он тоже вырубил, как и те, мелкие деревья, что когда-то были на месте просеки. Потом выжигал пни и долго выкорчевывал корни. Недели напролет на спине таскал с предгорья землю и засыпал очищенный участок, а потом лопатил его, лопатил и лопатил, перемешивая с древесной золой. Никто, кроме местных, пожалуй, не знает, какого труда стоит вырастить тут хоть сколь-нибудь приличный урожай.

Рэймонд стоял среди грядок и озирал свое приусадебное хозяйство. За то, какой он огородник говорили урожаи гигантской редьки с горы Сукарадзимы. Этот сорт он культивировал лишь последние пять лет, однако за то время сумел вырастить такие экземпляры, что позавидовали бы и коренные овощеводы.

Рэймонд снял мотыгу с плеча, поплевал на ладони. Ежедневная работа на огороде стала для него чем-то свято чтимым, иначе сказать, чем-то культовым. Великое дело любить и содержать в порядке свой участок земли — в этом одно из выражений твоей духовности.

Сегодня Рэймонду предстояло устранить разор, содеянный среди овощей ночным дождем: поправить размытые грядки и заново натянуть полегшую бечеву, по которой ровными рядами вилась вверх фасоль адзуки. Кроме того, с покосившимся плетеным ограждением нужно было тоже что-то делать.

Солнце миновало зенит и уже валилось к западу, когда Рэймонд закончил работу, напоследок он вывернул мотыгой несколько плодов корейской моркови и один из них исследовал на ладони. Морковь была нормального размера и цвета, без признаков порчи. Удовлетворенный этим, он обломил ее хвосты и сунул в брезентовую сумку, что висела у него на плече. Только с капустой, напротив, не все обстояло благополучно, ее то и дело поражала мягкая гниль, химикатов же, чтобы бороться с оной пакостью, у Рэймонда не было. Скудные урожаи капусты сильно огорчали огородника, и не раз он божился навсегда отступиться от нее, но и вовсе исключить из своего рациона, с другой стороны, тоже не мог.

Рэймонд отправился обратно, снова просекой, затем перевалил через гребень и вниз.

Хорошо прогретый берег; на камнях, как белая паутина, виднелись присохшие рыбные скелеты. Позапрошлая зима выдалась, не в пример прочим, холодной, озеро промерзло глубже обычного и по весне долго не могло высвободиться из-подо льда. Не счесть, сколько рыбы задохнулось. Рэймонд помнил, как в тот год далеко заплывал на лодке и, будто среди айсбергов, лавировал среди искрящихся глыбищ, помнил, как потом убывал паводок и отступающая вода оставляла на берегу навалы чешуйчатых тел. Рыба разлагалась на солнце, источала такой смрад, что хоть вон беги. С тех пор прибрежные камни были зловеще облеплены рыбьими костями.

Рэймонд присел на валун, разрезанный поверхностью озера посередине. Зачерпнул пригоршню воды и пролил через пальцы. «Вода есть какое-то земное состояние неба, что объясняется многими ее свойствами», — сделал заключение Рэймонд. Подняв голову, он стал смотреть на облака. Он знал, каким бывает небо.

Любая человеческая жизнь стоит того, чтобы лечь в основу тонкого исследования. Не история развития или падения отдельно взятой империи, не мемуары о какой-нибудь войне — нет. На самом деле человеку нужен и интересен только человек. Но в первую голову он должен быть нужным и интересным самому себе, все-таки результат изучения прожитых лет определяет его жизнь в завтрашнем.

«С чего пошел бы я? — думал Рэймонд. — Безусловно, с самого начала. Двадцатый год от рождения стал отправной точкой в жизнь; то, что было до того, никак не повлияло на убеждения уже зрелых лет, по большому счету — никак. Все случилось потом. Никак не могу зацепиться, с чего. А впрочем, ведь я уже начал, и, кажется, неплохо. Я знаю, каким бывает небо. Раскаленное боем небо — оно бело, бело, как оцинкованная жесть».


3 часа 13 минут. Воздушный караван плывет со скоростью 217 миль в час. Под крылом вереницей, словно стадо горбатых животных на водопой, ползут горы на север, к проливу Цугару — главная горная цепь, массив Китаками, получивший название японского Тибета. Местность здесь дика и, можно сказать, безлюдна, лишь изредка встречаются крохотные деревушки.

Вылетели около четырех часов назад — пять бомбовозов Б-25 и девятнадцать «лайтингов» сопровождения. Взяв курс 360 градусов, самолеты пошли на Йокоте.

Лейтенант Рэймонд Уикс вел свое звено, держась слева от головного Б-25; со стороны могло показаться, что стайка дельфинов следует за степенно плывущим китом, настолько бросалось в глаза соотношение объемов. Лейтенант посмотрел на массивное тело бомбовоза, зеркально отражавшее солнце. Восемнадцать крупнокалиберных пулеметов нес на себе этот исполин; насколько они эффективны против истребительной авиации, знали не только те, из главштаба, кто распорядился насчет самолетов сопровождения.

Горючее убывало точно по норме, его должно хватить как минимум еще на шесть часов полета.

— «Опричник», — связался Уикс со своим звеньевым, — ответь «Янычару».

В наушниках раздалась трескотня.

— На связи, — короткий отзыв.

— Подтянись.

Ведомый справа подплыл чуть вперед и правильно встал в звене, сквозь треск Уикс еле разобрал его урчание насчет того, что, дескать, идем как на параде, и что-то еще.

Лейтенант разомкнул контакт на шлемофоне и соединил снова.

— «Опричник».

— На связи.

— Дай счет от одного до десяти.

— Один, два, три, четыре… — Уикс дослушал до конца, на этот раз слышимость была чистой.

Ничто не выматывает душу так, как полеты, будто по рельсам, на крейсерской скорости и над вражеской территорией, при этом такое внутреннее состояние, когда несколько часов кряду держишь себя настороже. Временами начинается какой-то свербеж в нервах, и ничего с ним нельзя поделать; тогда отключи связь и, что есть в тебе патриотизма, пропой «Непокоренный форт Нокс» — бывает, что помогает. Но если без дураков, у каждого, и у Уикса тоже, имелось свое личное средство. Зубами стянув с пальцев крагу, он поднес ее изнанкой к носу и минуту с наслаждением вдыхал из нее воздух: перед каждым вылетом тайком он всегда кропил перчатку изнутри дамскими духами. Аромат навевал некоторые альковные фантазии и снимал напряжение. Попадись он на этом любому из своей 332-й эскадрильи — и лучше пиши рапорт на перевод: до конца войны в летную сумку, и в тумбочку, и под кровать будут подбрасывать женские кружевные перчаточки. Будьте спокойны, в авиации умеют шутить.

Уикс сделал еще один глубокий вдох и надел крагу на место.

3 часа 43 минуты. Страшный крик в наушниках:

— «Янычар», япы! — именно тогда, когда Уикс увидел их сам.

На стороне солнца японцы висели в небе, будто рой пчел. Они неслись в атаку; казалось, двигатели их самолетов дико ревели «банзай!». Казалось, ни один японский пилот не выйдет из боя, даже израсходовав последний патрон, — но воздушный караван не дойдет до Йокоте. Боевой дух азиатов всегда потрясал противника, об него, как морские волны о камень, разбивались и любой тактический расчет, и перевес в вооружении. Уикс не раз видел проявление того боевого духа в воздушной схватке. Еще с дальней дистанции японцы вспыхнули пулеметными огнями и ударили по американцам огненными трассами.

3 часа 58 минут. Эскадрилья несет потери: сбиты два «Лайтинга» и один Б-25 — пламенеющий, весь искалеченный снарядами, он завалился брюхом вверх и устремился к земле.

Коллиматор прицела взял цель, Уикс сжал гашетку, и самолет заходил ходуном от огня его пулеметов. С цепочкой пробоин в фюзеляже цель ушла в сторону.

Их атаковали истребители класса «Мицубиши» и «Зеро», первый немного уступал «Лайтингу» в весе и был менее разворотлив, но зато превосходил его вооружением и мощностью мотора. Больше, конечно, он, оборудованный как торпедоносец, был опасен кораблям.

Сектора газа вперед, Уикс бросил машину в глубокий вираж, повернул градусов на сорок и зашел японцу в хвост, снова дал длинную очередь. Ложась на правое крыло, он внезапно попал в группу нескольких «мицубиши». Завертелась бешеная кутерьма. Мокрый как мышь, с пробитым консольным баком, Уикс вырвался на дистанцию. Разворот — и истекающий горючим «Лайтинг» снова бросился в бой. Вокруг тянулись огненные трассы, близко от самолета Уикса две пере секлись точно на японском истребителе, и тот разлетелся, словно стеклянный. Уикс не успел увернуться, да и ни один самый наилучший пилот, не смог бы — какая-то деталь конструкции со страшной силой ударила ему в фонарь, «Лайтинг» завертело. Воздух тяжело навалился на грудь и спер дыхание — фонарь был разбит. Пытаясь стабилизировать машину, одной рукой Уикс опустил летные очки на глаза. Оттолкнул штурвал и ринулся вниз. Истребитель выровнялся, он уже стал набирать прежнюю высоту, когда Уикс вдруг почувствовал, как на затылке стянулась кожа: прямо ему в бок несся в полнеба раскинувший крылья «Зеро». Несмотря на повреждения, «Лайтинг» был еще боеспособен, но из своего положения не мог противостоять ему огнем. «Сейчас он врежет. Нет, не самолет — пилот ему нужен, — поразила ужасная мысль, — иначе, почему он так долго выцеливает»?

Японец открыл стрельбу. Не понимая, что делает, Уикс закричал и закрыл голову руками. Пулеметно-пушечный шквал крушил «Лайтинг». Самолет трясло, взрывалась и вспыхивала аппаратура, несло горелой изоляцией. Уикс увидел, как в днище кабины снаряд разодрал обшивку и как в пробоине бешено, словно в центрифуге, вертятся земля и небо. Самолет не слушался руля; разматывая спираль черного дыма, он ввинчивался вниз. Клубящаяся из двигателя едкая гарь не давала дышать, Уикс то опускал лицо к коленям, то до боли выворачивал шею и широко оскаленным ртом пытался глотнуть воздуха из-за спины. И тут, посланное инстинктом самосохранения, пришло понимание, что нужно делать. Лейтенант взялся за каретку фонаря и с силой толкнул, каретка даже не стронулась — удар прогнул ее и зажал намертво. Перспектива разбиться о землю, как брошенная с неба птица в клетке, стала фактически реальной. Ревя двигателем и кувыркаясь, самолет падал.

Уикс пополз спиной по креслу и лег лопатками на седалище; задрав ноги, он что было силы ударил подошвами в фонарь, потом еще и еще. Четвертый удар наконец сорвал его. Он был свободен. Лейтенант расслабился, вращающийся «Лайтинг» сам вывалил его из кабины.

Уикс уходил все дальше и дальше от боя, над ним на стропах стоял свод парашюта. Снизу приближался массив Кита-ками, где осколком горного хрусталя лежало хранящееся в нем озеро и змеилась нитка реки. Парашютист плавно скользил по воздуху. Он неотрывно наблюдал за своим удаляющимся самолетом. Тот направлялся точно в озеро. У самой поверхности «Лайтинг», должно быть, поймав выгодный атмосферный поток, по-прежнему работая двигателем, вдруг дернулся и с сотню ярдов пофланировал в сторону берега. У Уикса сжалось сердце: казалось, именно сейчас, став беспилотным, самолет обнаружил в себе черты живого, чувствующего существа и со всей своей угасающей силой снова захотел в родную стихию. Не сбылось — истребитель зарылся крылом и носом в воду, потом, перевернувшись через себя, рухнул плашмя на воду.

Приземлился Уикс так, как не хотел даже думать. На береговом склоне он повис, зацепившись куполом за верхушку сосны в считанных шагах от озера. Какое-то время висел, болтая ногами, затем ножом перерезал стропы и по веткам спустился на камни. Внизу он освободился от парашютных лямок и устало подошел к воде. Вдали на озерной глади горело пятно авиационного горючего, и больше не было ничего, что говорило бы о затонувшем самолете.

Место для тайника он выбрал в корнях под деревом, которое на комле пометил ножом. Пальцами Уикс выкопал ямку, куда положил летную сумку, предварительно вынув из нее и уничтожив огнем карту полетов, сверху сумку придавил своим пистолетом. Все это он засыпал сухими сосновыми иглами. Парашют мог выдать место приземления, разумно было бы отцепить его от сосны и, замотав в купол тяжелый камень, зашвырнуть подальше в озеро. Но Уикс не думал скрываться — наоборот, существовала опасность, что в данной местности, даже при правильной системе поисков, найдут его не скоро. Уикс понимал: война для него кончилась, здесь не было линии фронта, перейдя которую, попадешь к своим, и не было перспективы в порту Йокогама купить билет до ближайшей военной базы США.

Он шествовал лесом, с удовольствием вдыхая сосновый воздух; где-то куковала кукушка.

К своему удивлению, довольно скоро, как только одолел гору и вошел в долину, Уикс увидел людей. В предгорье стояло больше десятка крестьян, которые из своей деревни наблюдали, как с неба спустился парашютист. Вот они и отправились на его поиски.

Крестьяне были худо одеты, возраста разного, но больше старческого, отсутствовал только мужской военно-пригодный состав, разумеется, мобилизованный в армию.

На их лицах не было какой-либо ненависти к врагу, по интересу в глазах можно было сказать, что они впервые видят американца; впрочем, у некоторых кривились ухмылки легкой поживы. Двое костлявых стариков тут же вцепились в летную куртку Уикса и грубо ее с него стянули — довесок к награде, которую император Хирохито назначил за каждого плененного американского пилота. Четверо держали в руках карабины. Под прицелом Уикса повели в деревню. Там его заперли в сарае, где кроме сена ничего не было.

Взаперти он отсидел два дня, по истечении которых за дверью послышался дребезг подъезжающего автомобиля. Уикса вывели и передали трем личностям в солдатской форме. Те связали Уикса по рукам и ногам, затем, как бревно, забросили в кузов облезлого, помятого грузовика.

Автомобиль долго тащился по тряской дороге, пока не достиг Мориоки, административного центра префектуры, где лейтенанта препоручили другим, тоже военным, лицам. Дальше под их конвоем он ехал железной дорогой в зарешеченном тамбуре. Куда мчался поезд, неизвестно.

Поезд прибыл в Токио. Через пол-Японии провезли Уикса и в замусоренном, разбомбленном тупике, заспанного, вытолкнули из вагона.

Доставили арестанта в центральный департамент обороны ради — нужно, забегая вперед, сказать — сведений, которые отдел разведки намеревался из Уикса добыть.

Взялись за него крепко, с первого же допроса бессознательного лейтенанта волокли за ноги, оставляя после него на полу дорожку крови. Руководил допросом капитан-лейтенант Тэдзука Симпэй, мощный мужчина с кованым лицом, потомок самураев и герой Халхин-Гола; помощниками были переводчик, кое-как владеющий английским, и двое унтеров, превосходно владеющие приемами рукопашного боя.

Вот сведения, которые капитан-лейтенант хотел получить от пленного на первый раз: номер, численность и дислокация его авиаполка, а также планы предстоящих боевых операций.

Уикс не видел большой беды от того, что назовет номер, эта информация никак не могла помочь японцам в их военном положении на Тихом океане. Что касается дислокации… здесь Уикс посчитал за лучшее молчать. Он был приписан к палубной авиации, его эскадрилья размещалась на авианосце Йоркгаун, место базирования которого не должно оказаться известным противнику, хотя… в целях секретности после каждого боевого похода ему почти всегда меняли базу, так что и эти данные, скорее всего, ничего не стоили. И последнее: Уикс слабо был посвящен в планы предстоящих боевых операций.

Через два дня допрос возобновили. Симпэй сам не брезговал запачкаться кровью, в группе с двумя унтерами он работал наравне с ними, его чугунные кулаки прогибали Уиксу ребра и отделывали лицо так, что на стенах оставались пурпурные кляксы. Пленный молчал, его упорство Симпэй понимал как барьер воли, пробив который, доберешься до нужных сведений, и, уверенный, что этот материал ему по силам, он трудился не покладая рук.

Потекло время, что меньше всего походило на жизнь: сон, обморок, сумасшествие, что угодно, только не реальность. День за днем допросы повторялись и заканчивались всегда одинаково — потерявшего сознание Уикса тащили в камеру.

Потом рождался запах карболки и, как бледные призраки нирваны, являлись белые тени. Они являлись с источающими холод инструментами и начинали над ним хлопотать, Уикс чувствовал, как в вены лезут их иглы. Вернувшийся в сознание арестант находил на себе свежелеченые раны и следы шприцов на руках.

Большую часть суток Уикс лежал спиной на топчане. Когда в отбитых легких собиралась кровавая жижа, с трудом он переворачивался на бок и ценой страшной боли выхаркивал ее на пол. Было невозможно тяжело дышать, казалось, на груди лежит могильная плита, в забытьи Уикс досадовал, что никак не удается вывернуть шею так, чтобы прочесть на ней дату своей смерти. Когда сознание пробуждалось, он часто вступал в противоречие с самим собой: «ошибаешься, не кончилась для тебя война, и враг тот же, просто сменилось оружие, которым против него воюешь; оно — молчание твое, оно тем и побеждает, что не дает врагу информационного преимущества».

Истязания продолжались. Однажды Симпэй принес на допрос зеркало и показал Уиксу его лицо. На что Уикс только усмехнулся, усмехнулся, конечно, только внутренне, поскольку мимика ему уже не поддавалась. «Что проку от человеческого обличил, когда пытки сломают разум и превратят тебя в бессознательное животное».

Бывало, что Уикс действительно ловил в себе признаки наступающего помешательства. Он вдруг замечал, как мозг начинает вести себя вовсе не как биологический орган. От регулярных ударов по голове в нем постоянно шумело, и в тот шум вдруг вторгались подлинные звуки радиопомех и отчетливый голос диктора. Голос передавал очень важные факты, а именно последние военные сводки. Из них лейтенант узнал, что к этому дню в ходе боевых действий американскими и союзническими войсками освобождены Каролинские острова и острова Малайского архипелага. Со дня на день падет последняя японская цитадель в Океании — острова Ява и Калимантан. Остатки императорского военно-морского флота, представляющие собой разрозненные, дезорганизованные группы кораблей, словно стада китов, добивают торпедоносцы в водах Сулавеси. Кроме того, Уикс проведал, что крупнейшая десантная операция за Окинаву, в которой были задействованы также восемьдесят два корабля авиационного соединения, наконец завершена полной капитуляцией японцев.

Неподвижно лежа на топчане, Уикс слушал, боясь пропустить хотя бы слово: «В боях за Сайпан потоплены авианосцы «Дзуайкаку» и «Акаги». Армия генерала Паттена, разгромившая в Африке корпус Роммеля и переброшенная в тихоокеанский боевой регион, высадилась на юго-восточную оконечность Японии. По дням умножая число побед, доблестная армия продвигается в направлении Киото, уже взяты и полностью контролируются города Сакаи, Осака, Нагоя. В то же время со стороны Сендай к сердцу империи направляется танковая бригада Рэнгольда, с запада ее поддерживают несколько усиленных частей морской пехоты. В занятых войсками портах стоят дивизионы линейных кораблей, авианосные соединения, эсминцы, линкоры и легкие крейсера, с них день и ночь сходят сухопутные легионы и различного рода бронетехника — все это второй эшелон наступления. День и ночь, подрывая дух противника, палубная авиация наносит бомбовые удары по японским военным объектам и населенным пунктам. В руинах Асиката, Сенда, Сакаи и многие другие».

«Если от моего молчания зависит исход этой войны, значит, по всему, она должна уже кончиться, — думал Уикс, и почему-то эта мысль вовсе не казалась сумасшедшей или нелепой. — Может, она и вправду кончилась. Япония оккупирована, а в столице над императорским дворцом полощется звездно-полосатый флаг. Тогда почему же я здесь?!»

Приходя в себя, Рэймонд видел над собой белые фигуры медиков, видел, как источающими холод инструментами они восстанавливают его для очередного допроса. Если не они, то это были «ассистенты» Симпэя, которые брали его под мышки, чтобы вести к капитан-лейтенанту; в такие минуты Уикс всегда надеялся, что вот сегодня судьба наконец подарит ему хоть один шанс умереть.

Но однажды все закончилось.

В допросную спустился начальник отдела внешней разведки Масудзабуро Утияма. Полковнику Утияме было уже за пятьдесят, он никогда не бравировал выправкой и моложавостью, как это делают почти все офицеры преклонных лет. Полковник держался соответственно своему возрасту и, видимо, оттого-то чувствовал себя очень комфортно в своем стареющем теле. В глазах он таил веселую мудрость, что скорее одеяние буддийского монаха, а вовсе не военный мундир, было бы ему больше к лицу.

Симпэй стоял спиной к двери, текущей из крана водой старательно отмывал пальцы.

— Осторожнее, господин полковник, здесь не очень чисто, — предупредил он через плечо, высушивая руки полотенцем.

На полу ногами в угол, словно со скелета снятое и брошенное, лежало человеческое тело с обезображенной и забрызганной кровью головой. Переступая его, стараясь не попасть сапогом в склизкие тошнотворные сгустки, Утияма заметил:

— Пустяки, Тед. Душно здесь, вот это беда. Вентиляция-то у тебя забита, конечно.

Симпэй раскатал рукава, застегнул все имеющиеся на кителе расстегнутые пуговицы и только потом повернулся к Утияме — тот молча созерцал распростертое тело.

— М-м-м, не понимаю, нельзя разве просто… пристрелить… Хотя… о чем я говорил?.. — быстро опомнился он. — Ах да, распоряжусь, чтобы сегодня же вентиляцию прочистили.

Симпэй ощутил приятный подъем настроения.

— Вы сказали: пристрелить! Тогда поручите это любому из старших офицеров департамента, а то ведь я тоже не понимаю, как можно дослужиться до полковника, не убив ни одного врага.

— На меня намекаете, — Уитяма проказливо погрозил пальцем, — это зря. Однако за бутылку саке могу шепнуть, на кого именно нужно намекать, чтоб самому в полковники выйти.

Оба от души посмеялись. Потом Уитяма утер увлажнившиеся глаза и стал серьезным.

— Пропащее дело, Тед. Бери себе другое. — Симпэй хотел что-то ответить, но начальник замахал на него руками и кивнул на потолок: — Догадываешься, у кого оно на контроле, а?

— Ну, разве что догадываюсь.

— И ты совершенно правильно догадываешься. У него этот мертвец тебе с рук не сойдет — пойдешь под трибунал.

Капитан-лейтенант прошелся от стены к стене.

— Еще на два допроса его хватит, а больше и не надо. Не тревожьтесь, — успокоил Симпэй, — я не упущу его на тот свет с нашими сведениями. Через три дня они будут у вас на столе.

— Может, посвятишь в свою методику? Убеди меня, что они действительно когда-нибудь станут нашими.

Капитан-лейтенант долго собирался с мыслями, потом решительно произнес:

— Он расскажет все, что нам нужно… в обмен на быструю смерть от пули. Скоро он будет готов принять это предложение.

Уитяма тепло, по-отечески, глядел на Симпэя — и тот спросил, просто спросил, чтобы показать свое душевное отношение к полковнику:

— Что скажете?

— Верный это ход или нет, не знаю, скажу только о моральной стороне вопроса. — Уитяма глубоко вздохнул и перешел на плавную интонацию: — Уинстон Черчилль всегда неприязненно относился к Сталину и всегда видел в нем своего настоящего и будущего врага. Тем не менее однажды он заключил с ним союз против Гитлера — или, если угодно, сделку. Он думал, русский медведь сломает хребет этому волку, Англия же, в свою очередь, на какое-то время закроет глаза на милитаристическую политику России в отношении Польши и Финляндии. Еще большая ненависть к фюреру толкнула премьер-министра на этот шаг. «Если Гитлер вторгнется в ад, я заключу союз даже с дьяволом», — говорил он. Но поверь мне, пройдет время, и эта сделка вылезет ему боком. Какие бы выгоды тебе с того ни открывались… Никогда не иди на сделку с врагом, Тед.

Симпэй, как учителю, ему поклонился.

— Благодарю за совет, господин полковник.

— Это не совет, капитан-лейтенант, — Уитяма выдержал паузу, — это приказ!

Потрясенный Симпэй не находил слов.

— Как это понимать?! — произнес он задушенным голосом.

— Повторяю, пропащее дело. И сегодня у тебя его заберут в другой отдел. Будешь опять ловить шпионов.

— Что же, выходит все мои труды зазря!

Уитяма тронул ногой окровавленное тело.

— После твоей мясорубки он, видимо, никогда больше не сядет за штурвал и не сбросит ни единой бомбы на Японию — значит, уже не зря. Но если по чести, — полковник вновь кивнул на потолок, — появились кое-какие мысли.

— Если тоже по чести, то на фронте мне было гораздо проще, — вскричал Симпэй. — По крайней мере, там было понятно, что от меня хотят!..

— Где снова и окажешься, — ввернул Уитяма, — коли с ним покончишь. И тебя убьют. Убьют! Умереть за свою империю — пара пустяков. Любой болван сможет, — полковник уже покидал допросную. — Я же хочу, чтобы ты ради нее жил.

Вот и все, что он сказал, закрывая за собой дверь.

Глухие сумерки одни

Приносят звук издалека:

В саду остывшем розмарин,

Ночь слышит пульс его — сверчка.

Жизнь Уикса в темноте холодеющего тела впрямь напоминала тот еле трепещущий в воздухе звук, который по законам поэтического жанра должен вот-вот затихнуть. Сердце еще бьется, но в каждую клетку организма уже послан сигнал-известие о близком конце, и все находится в ожидании неизбежной тишины. Пока что только этот одинокий стрекочущий пульс — и больше ничего.

Вероятно, в ту секунду, когда то безмолвие наступило, где-то на другом конце планеты некто подумал об Уиксе с очень сильной любовью. И этого хватило, это было единственным условием, при котором процесс смерти дальше уже невозможен, судьба, выполнив мертвую петлю, выправилась и продолжила свой полет. Он пришел в себя через три дня в больничной палате.

Первое время Уикс мог передвигаться только на костылях. В просторном, пахнущем хлоркой халате он часто тащил себя в коридор, где были окна, и выглядывал на улицу. За окнами больницы лежал снег — судя по тому, сколько он находится в плену, стояла ранняя зима. Как-то на обледенелой ветке Уикс увидел соловья и даже через стекло услышал его пение; черт возьми, неужели же действительно идет война?

Мало-помалу врачебный уход и сносное питание поставили его на ноги. Лицо приобрело прежние черты, неизгладимым напоминанием о методике Симпэя остались только шрамы да в правом глазу теперь все расплывалось. Самого Симпэя Уикс больше не видел, зато почти каждый день его навещал незнакомый пожилой полковник, через переводчика он справлялся о самочувствии Уикса и, в общем, был к нему искренне сострадателен.

Однажды в палату вошли двое, они принесли Уиксу одежду и велели в нее переодеться. Переодетого в грубую, холерного цвета хламиду, его вывели на улицу и посадили в автомобиль. А через некоторое время ввезли в затянутый колючей проволокой периметр. Уикса вывели к кирпичному зданию — изнутри здание представляло сеть длинных, пересекающихся коридоров с однотипными железными дверями. Так выглядела токийская комендантская тюрьма, что находилась в районе Сугамо. Около двери под номером 367-00 Уикса остановили, отперли замок и водворили в тесную сырую камеру. Он стал типичным тюремным заключенным.

Уикс стоял, обозревая свое узилище: двухъярусные нары и стол, на столе горела свеча. Свеча, единственный источник освещения, озаряла словно бы восковую маску на стене. Картина ожила, маска отделилась от стены, и в темноту к Уиксу выдвинулся лысый низкорослый мужчина и заговорил по-японски.

Лейтенант присел на нары.

— Интересуешься, кто я? — предположил он. — Я пленник твоей страны.

Наступило долгое молчание.

— Ты англичанин, друг? — восхищенно спросил низкорослый на языке Диккенса.

— Американец.

Сокамерник Уикса плюхнулся рядом с ним и с ходу затараторил на английском. Он говорил и говорил, вдохновенно подбирая нужные слова, Говорил, словно осчастливленный этим, и никак не мог наговориться. Что же Уикс? Уикс лежал на гнилом матраце и слушал. Ему было хорошо.

Низкорослого звали Торао Сэгава.

— Что есть война, как не противоречие культур, — разглагольствовал он. — Апротиворечие… вдумайся, про-ти-во-ре-чи-е — значит рознь речи, вражда языков. Следовательно, побеждать войны нужно так: повсеместно прививать народам единый язык. Я бы хотел, чтобы это был японский. — Сэгава захохотал.

Довоенная биография второго узника камеры 367-00 заглохла в стенах токийской газеты «Емиури», где, вопреки идеологическому курсу, Сэгава нередко проводил в печать мысли прогрессивных людей, сознающих всю пагубность бредовой идеи о «великой восточно-азиатской сфере взаимного процветания», нацелившей японский военный удар на Индию, Индонезию, Индокитай. Его жизнь шла в неравной борьбе с отечественным милитаризмом и несколько раз могла оборваться, когда в своем проворстве он заходил слишком далеко.

Власть с большим трудом держала Сэгаву под колпаком, неусыпная слежка за ним то и дело наводила жандармерию на инакомыслящих, кои потом многим числом становились ее поживой. Да и сам вольнодумец из «Емиури» не однажды попадал в тюремные застенки. Однако, уступая протестующему голосу общественности, власть всякий раз выпускала его на коротком поводке. И Сэгава опять принимался за старое: вот у здания военного министерства взбурлила толпа пикетчиков, вот на той или иной фабрике поднялась волна антивоенных настроений, вот опять и опять газетные статьи против политики кабинета Тодзио. Всюду жандармерия нападала на след Сэгавы, тянула за поводок и снова помещала бунтаря в тюрьму.

Остроумным и неуемным собеседником оказался сокамерник Уикса. Они разговаривали часами, и никто третий не подумал бы даже, что это граждане враждующих государств.

На третий или четвертый день Сэгава неожиданно заявил о своем желании учить Уикса японскому языку. Через своих людей — были и такие в тюремной администрации, которые, например, тайно носили ему свежую прессу, — он достал англо-японский разговорник. Немного бумаги и карандаш у него имелись под матрацем.

Шли недели, ничего в распорядке их жизни не менялось. Два раза в день им приносили пищу, один раз выводили во двор на прогулку. Впоследствии прогулку заменили разного рода работами, решив, должно быть, что каким бы то ни было образом, но они должны отрабатывать свое тюремное содержание. Уикса и Сэгаву в числе других заключенных выводили за ворота на токийские улицы, где чаще всего они разгребали руины разрушенных американскими бомбардировками зданий. Уикса при этом отводили подальше от остальных и охраняли особенно внимательно: имел место случай, когда один заключенный бросился на американца с заточкой и, пока не был обезврежен, успел рассечь ему щеку.

В камере они вели разговоры при погашенной свече. Свеч выдавали не так много, всего восемь на неделю, поэтому их экономили ради уроков японского. Под наставничеством Сэгавы Уикс старательно выводил на бумаге иероглифы ката-кана, используемые для записи заимствованных слов, и отдельно от них иероглифы хирагана, которыми записываются исключительно японские слова; потом он мучился с транскрипцией, стараясь подобрать набор знаков, хоть сколь-нибудь похоже передающих варварское произношение. Дело двигалось с большим трудом.

Шли месяцы.


Уикс заканчивал подметать тюремный двор. Он замел на лопату нагретый августовским солнцем мусор и аккуратно высыпал в горловину железного бака. Приставив метлу к стене, пошагал к контрольно-пропускному пункту. В бетонном тамбуре его с ног до головы обыскали и ввели в камерный блок.

У себя Уикс зажег свечу. Он был один. Не то раздирало душу, что один, а то, что однажды остался без друга. Здоровье Сэгавы начало ухудшаться полгода назад, в затхлом воздухе узилища у него возникали приступы удушья, такие, что бедняга терял сознание, и его перевели в больничный изолятор. С тех пор в камеру 367-00 перестали поступать газеты со свежими военными хрониками. Да, Уиксу было известно, что Япония терпит поражение за поражением. Пал остров Тарава — американский пятнадцатитысячный десант два с половиной дня штурмовал вражеские укрепления и на третий принял капитуляцию японского гарнизона. Захвачены атолл Кваджелейн, острова Маршалловы и Гилберта. С большим прискорбием из тех же газет Уикс узнал о гибели своего авианосца Йорктаун. Но все это были сведения полугодичной давности.

Из-под матраца он достал пачку листов и положил перед собой — восхитительные стихи страны восходящего солнца, написанные рукой Сэгавы. Вспомнились его уроки, как, самолично переведя на английский произведения Тэйсицу, Ко-томити и Хэндзе, он заставлял Уикса обращать их обратно на язык оригинала. А потом громогласно и трогательно декламировал его перлы, декламировал и хохотал своим икающим хохотом. Уикс тепло улыбнулся этим воспоминаниям.

Все дальше милая страна,

Что я оставил…

Чем дальше, тем желаннее она,

И с завистью смотрю, как белая волна

Бежит назад, к оставленному краю…

Прочитал он стихотворение Аривара-но Нарихира в переводе Сэгавы. Уикс сидел с тяжелой усталостью в глазах и неотрывно глядел на пламя свечи.

Он ушел воевать, оставив в Оклахоме жену и годовалого сына, которому сейчас уже пять и ему впору интересоваться у матери, где же его отец. Здесь нельзя отмолчаться. «Твой папа на войне, только ты не бойся, — что она может еще ответить, — его не убьют. Он так быстро летает на своем самолете, что ни одна пуля не догонит». Но война кончится, пройдет время, и для повзрослевшего сына нужно будет придумывать какую-либо подходящую правду об отце, пока случайно он вдруг не найдет где-нибудь извещение о том, что 29 сентября 1942 года лейтенант Рэймонд Брайн Уикс не вернулся с боевого задания…

Война кончится, наступит благоухающий мир, только Америка не станет требовать его выдачи — вряд ли он числится среди живых, вся эскадрилья видела, как его сбили над Кита-ками. Он больше никогда не увидйт свою семью, свою родину, он будет год за годом чахнуть в этом каменном мешке, год за годом. А если… — у Уикса сдавило внутри, — а если это такой дьявольский вид смертной казни? Он здесь только для того, чтобы со временем достичь самой глубины отчаяния. И тогда им нужно просто подбросить ему веревку.

На этой мысли свеча, догорев, погасла, и Уикс, уронив голову на стол, забылся.

Его разбудил страшный переполох в тюремном коридоре. Оттуда доносился шум борьбы вперемешку с многоголосыми криками. К своему испугу, в одном из голосов он узнал Тэдзуки Симпэя. Шум докатился до его камеры, борьба шла около самой двери.

— Прочь руки! — надрывался Симпэй. — Люди?! Жечь де…тей заживо — это люди!!! — Ему старались зажать рот. — Пусти, сволочь… Убь…ю!

В камеру через смотровое отверстие вдруг просунулся пистолетный ствол, потом в темноту ударил огненный клин, за ним второй и третий. Пули долбили стену возле самой макушки Уикса, на его волосы сыпала каменная крошка. Затем с той стороны, словно бы доской саданули по доске, послышалось, как упало тело.

Провернулся ключ, и в светлый коридор медленно открылся проем, в котором Уикс увидел ноги навзничь лежащего на полу человека и двух охранников. Они стояли плечо к плечу, оба смотрели вниз и влево.

Свет заслонила сутулая фигура, в камеру вступил военный в чине полковника и сел рядом с узником. Уикс узнал в нем своего больничного визитера. Полковник сидел,низко опустив голову, его мундир был порван на плече. Он долго молчал, наконец заговорил:

— Зря мы затеяли с вами войну… У Японии был выбор удара, но она избрала самый неверный. Зачем ей Тихий океан, Китай, вся эта гоминдановская заваруха, когда только идиот не видел правильного направления?

Уикс понимал слово в слово — к этому времени он уже хорошо владел японским.

— Через Маньчжурию на запад, — продолжал полковник. — Развернуть дальневосточный фронт и продвигаться навстречу нашему союзнику. Германия была еще мощна, да и империи хватало сил дойти даже до Урала. Сближением фронтов мы, как прессом, досуха выжали бы из России кровь. Империя с лихвой отомстила бы за Халхин-Гол, как вы сегодня отомстили ей за Пирл-Харбор.

Уикс слушал, и чем дальше слушал, тем больше проникался ужасом от услышанного, в день шестого августа 1945 года, когда американские ВВС сбросили ядерную бомбу на Хиросиму.

Позже Уикс узнает, что собственноручно спустил ядерный заряд с борта Б-29 «Энола Гей» не кто иной, как капитан Парсонс, его знакомый по авиаполку, где они оба служили до войны. Тогда он был вторым лейтенантом. Они еще встретятся, и Парсонс расскажет, как за день до Хиросимы все пятнадцать экипажей, участвовавших в той операции, совершали богослужение. В истории осталась тогдашняя молитва капеллана Вильяма Доунея. Вот отрывок из нее:

«Охрани, о Боже, людей, летящих сегодня, и пусть они вернутся невредимыми к нам. Мы идем вперед, веря в Тебя, зная, что Ты заботишься о нас и сейчас, и всегда. Аминь».

Спустя пятнадцать дней полковник вновь пришел к Уиксу. За те дни американцы применили еще одну ядерную бомбу против Японии, и лейтенант знал, что ему придется одному держать за это ответ. Сейчас, стоя перед полковником, Уикс ждал, когда ему на глаза наденут черную повязку и поведут в тюремный двор к стене. Но вместо этого его повели коридором в направлении кабинета администратора, причем слово «повели» было не совсем верно — скорее, сопровождали. Не иначе, в его положении — смекнул Уикс — что-то изменилось.

Администратор широко улыбнулся вошедшим и каждому поклонился, руку он пожал только Уиксу.

— Господин Уикс, прежде всего хочу внести ясность в один пункт, — корректно начал он. — Со времени, как вас сбили над территорией Японии, и до того, как заточили в мою тюрьму, вы являлись военным преступником; согласитесь, я лично не обязан нести ответственность за то, как с вами обходились в тот период. Со времени же заточения и до сего дня вы числились военнопленным. Чувствуете разницу, господин Уикс?

— Едва ли она здесь есть… Прошу прощения, что значит — числился?

— Теперь о главном, — игнорировал вопрос администратор. — К вам как к военнопленному применяли пытки или другого рода насилия?

— Нет.

— Отказывали в медицинской помощи, когда таковая вам требовалась?

— Нет.

— Содержание в условиях тюрьмы предполагает некоторые лишения, вас не очень они тяготили?

— Нет.

Администратор положил перед Уиксом лист печатного текста.

— Вкратце я спросил вас обо всем, что прописано в этом документе, подпишите, если полагаете, что не имеете к нам каких-либо претензий.

Уикс ткнул пером в чернильницу.

— Не угодно ли, чтобы я рекомендовал вашу тюрьму… — усмехнулся он, но вдруг убрал перо от бумаги. — Вы не ответили, что значит — числился?

За администратора ответил полковник:

— Вы свободны, господин Уикс. Империя капитулировала перед Соединенными Штатами Америки и прекратила против них военные действия.

Дрожащей рукой Уикс поставил подпись.

Через час переодетого в европейский костюм Уикса привезли в токийский аэропорт. В процессии нескольких военных чинов он взошел на борт самолета и вскоре был уже в воздухе.

Самолет приземлился в Кавасаки, крупном морском порту. Сразу бросилось в глаза множество американских военных, в порту стоял оккупационный батальон морской пехоты. Японскую миссию встречала группа офицеров, возглавлял которую сам вице-адмирал Рой Роджерс. После недолгих переговоров Уикса передали американской стороне.

Дальше он плыл на военном эсминце через мирный Тихий океан до Сан-Франциско. Летел самолетом до Оклахома-Сити и поездом добирался до Талса. Он вернулся домой на рассвете, когда его Тина и пятилетний Майк еще спали.

Он начал жить заново, а любая жизнь обязательно начинается со счастья, что до предела наполняет душу, ни для какого иного чувства не оставляя места, — Уикс снова был со своей семьей. Тина очень изменилась: она получила бумагу из военного министерства о том, что ее муж пропал без вести, но никто не удосужился известить о его освобождении из плена, и горе утраты наложило на юное лицо Тины черты зрелой, испытанной женщины. В Майке же стали хорошо угадываться черты деда. Уикса он начал вскоре называть папой. Втроем они теперь не расставались. Со дня возвращения они впервые разлучились неделю спустя: главу семьи вызвали в Вашингтон, где в Белом доме Уикс получил медаль «Тихоокеанско-азиатской компании» за стойкость и героизм, проявленные на войне и в плену.

Кавалером этой медали он вернулся в Оклахому рекомендовать себя для дальнейшей службы в авиационном полку, где, собственно, и начал свою летную карьеру. Из-за плохого зрения на правый глаз Уикса признали непригодным для полетов, впрочем, за военные заслуги походатайствовали об устройстве его инструктором в школу младшего авиационного состава.

Авиастроение двигалось вперед, наступила пора скоростных, турбореактивных самолетов. К концу 1949 года в ВВС США поступили Локхиды, модели XF-90 и F-94 «Старфайр», истребители, развивающие скорость свыше 1000 километров в час, с дальностью полета до 2500 километров. С завистью Уикс смотрел на маневры тех совершенных боевых машин: какие возможности пилотажа, какая красота конструкций! И какая же несправедливость, что его выслали с неба — осваивать новую технику в ангарах.

Уже смирившийся со своим никудышным положением, Уикс преподавал курсантам обслуживание самолетов.

Как-то, наводя порядок на письменном столе мужа, среди авиационно-технических справочников Тина нашла труды по философии Древнего Востока. Совершенно путано объяснил ей в тот раз Уикс свой к ним интерес.

Взгляд американца на культуру Японии — так уж принято — всегда через призму какой-то сакральной мудрости. Только у кого от той мудрости зашевелится совесть? А от правды — зашевелится определенно. Пытки в допросной Симпэя, поющий на обледенелой ветке соловей, завораживающие стихи Басе, духовный мир Сэгавы, арестант с заточкой и ненависть ко всему американскому в его глазах — были эпизодами правды Японии, Уикс берег в себе каждый.

Уикс стал много читать японских писателей. Он часто вспоминал озеро в горах Китаками, армаду леса, кажущуюся сверху хвойными кораллами. Что-то общедуховное осталось в Уиксе от местности, где он впервые ступил на землю Японии.

В конце концов, почему бы не принять на веру, что мысль материальна, что однажды она вдруг начнет менять обстоятельства жизни навстречу твоим желаниям. Так или иначе, но по прошествии десяти лет после войны Уиксу предложили рассмотреть один интересный контракт.

В мемуарах о холодной войне между США и СССР дате 8 сентября 1951 года отведут важную главу и начнут ее примерно так: «По всему миру искали Соединенные Штаты друзей против России». В дальневосточном регионе они приглядели себе одного такого ввиду его близости к границам Советского Союза. И вот, в вышеупомянутую дату на конференции в Сан-Франциско США и Японией подписываются сразу два документа — мирный договор и договор безопасности, — что в дальнейшем решило вопрос о строительстве на Окинаве первой американской военной базы. Вслед за базой был сформирован девятый армейский корпус со всеми прилагаемыми к нему тыловыми частями и подразделениями. Помимо того, «заокеанский друг» по программе военной помощи, будто из рога изобилия, вооружал японские силы самообороны и за неполные десять лет поставил им около тысячи танков, двести семнадцать самолетов и более ста сорока кораблей.

Итак, Уикс держал в руках контракт от штаба пятой воздушной армии США — раз в год пятая проводила с японскими силами самообороны совместные учения. К документу прилагалось письменное предложение ему, Уиксу, принять участие в учениях по ПВО в группе технического обеспечения. Далее сообщалось, что штаб обязуется уладить со ШМАСом, где служил Уикс, вопрос о его недельной командировке.

По согласию с условиями контракта Уиксу надлежит подписать данный документ и прибыть на авиабазу Хякури.

За обедом он сообщил об этом жене. Неожиданно вопрос о том, принять контракт или нет, Тина оставила на его усмотрение. Глядя в тарелку, она только вяло спросила о сумме командировочных. Уикс оцепенел с вилкой на весу — и ничего не ответил. Так, в молчании, они закончили трапезу.

С предчувствием какой-то внутренней утраты, три дня спустя, он летел на транспортнике «Геркулес». За кормой остались острова Идзу. Вместе с тем, вновь оказавшись над Японией в военном самолете, Уикс ощутил в себе целый набор чувств, раскаяние среди них присутствовало определенно.

«Геркулес» приземлился на Хякури, куда двумя днями раньше уже прибыли две американские эскадрильи. А назавтра командование штаба объявило о начале учений.

Пройдет время, Уикс изъездит почти все земли этой страны. Он часто будет задаваться вопросом о загадочном народе ни-хондзин, самоназванном так еще до эпохи сегуната. С точки зрения «нормального человека» японцы не совсем люди — настолько их культура непонятна. Или же, наоборот, они и есть те самые настоящие люди, если вдруг окажется, что их понимание природы вещей ближе всего к истинному. С другой стороны, синтоистское и буддийское представление об истине никаким боком не вписывается в «нормальное». В общем, где ни копни, всюду хитроумие. Такая морока с этими японцами.

Уикс полагал, будто понимает, что делает, когда по завершении учений на пять дней продлил срок командировки и купил билет на поезд до Мариоки.

Его тянуло к своему озеру.

В гражданской одежде, при одной дорожной сумке из Мариоки автобусом он добрался до деревни, где в свою военную бытность попал в плен. С тех пор она не выросла ни на двор. Жителей Фудо — так назывался этот поселок — также не стало больше. Некоторые из них узнали Уикса. Чем-то вроде священного предания о спустившемся с неба американском парашютисте осталось здесь событие, благодаря которому император и проведал, что в его империи существует Фудо, проведал — и, скорее всего, забыл опять.

Он, гражданин страны, спалившей ядерным огнем Хиросиму и Нагасаки, — кто он такой, чтобы его привечали здесь как гостя? Но Уикса не тронули, расправа над ним дорого бы обошлась в свете новых взаимоотношений США и Японии. Селяне лишь смотрели, долго смотрели в его удаляющуюся спину, пока он шел полем навстречу вздымающейся к небу громаде леса.

Почему-то Уикса вовсе не удивляло, что он помнит путь к озеру. Он поднимался и слышал знакомый хруст проминающихся под ногой сосновых игл. Как и прежде, откуда-то доносился голос кукушки.

Сердце забилось беспокойно, когда в деревьях он увидел необычный, чуть серебрящий воздух свет. Уикс двинулся прямо на него. Потом деревья кончились, и ему навстречу бросилась сверкающая водная ширь — просто Уикс и не заметил, что последние метры до озера он пробежал.

Жизнь есть промежуток времени, некое вместилище, которое мы наполняем какими-то событиями, удовольствиями или всего лишь продуктами своей деятельности. Счастлив тот, кто имеет полную свободу наполнять его чем заблагорассудится. Уикс стоял на берегу. Жизнь, вобравшая в себя праведность этого дикого края, казалась ему самой настоящей. Эта местность странным образом примиряла человеческий дух с непостижимым божеским смыслом.

Уикс глядел на воду. Там, на каменном дне, под толщей воды до сих пор покоится его самолет. Словно мертвый плезиозавр, лежит в непроницаемой тьме, сквозь разбитый фонарь свободно вплывают ему в кабину рыбы. Тычутся носом в приборную панель, движутся вниз к педалям газа, потом поднимаются к штурвалу, с которого свисает брелок с оловянной белочкой — талисман пилота Рэймонда Уикса. Тогда, спускаясь на парашюте, он очень сожалел, что забыл его в горящем «Лайтинге».

Уикс недолго побродил по берегу и зашел в лес. Неожиданно он наткнулся на сосну со своей меткой. Покопался у ее корней — тайник был пуст.

Он пустился в обход озера. Шел, открывая себя в каждой мелочи этого мира, в котором до сего дня был лишь однажды, но, казалось, всегда принадлежал только ему. Неизвестно, что было здесь до Уикса, но с его приходом значение каждой детали определенно стало другим. Он видел желтый промельк бабочки и стремительный извив змеи у ног, он пропускал через ладонь мягкую сосновую лапу — во всем чувствовалась какая-то щемящая неповторимость, именно та, которую дублированием форм уничтожала цивилизация. Несколько раз Уикс отдыхал, пристроившись под каким-нибудь деревом, лежал на спине с травинкой во рту и глядел в небо.

Через два дня рейсом Токио — Сан-Франциско Уикс вылетел в США.

Он вернулся домой ночью. На кухне в холодильнике нашлась бутылка виски. Налив полстакана, Уикс выглотал все до капли, потом вдребезги расшиб стакан об пол: у себя в комнате спал один сын, Тины дома не было.

Тале — маленький городок, и довольно скоро выяснилось, что зовут его Джо Багнер и преподает он историю в школе через две улицы. Их отношения с Тиной были уже на той стадии развития, когда они совершенно свободно обсуждали между собой недостатки Уикса. Кроме того, она сумела настроить против него сына. Парню шел уже семнадцатый год, он твердо стоял на той позиции относительно отца, на какую указала ему мать. Майк теперь старался избегать его общества, и даже купленный ему Уиксом мотоцикл ничуть их не сблизил.

Все чаще Уикс оставался дома один. У Тины постоянно появлялись причины проводить время непонятно где, не очень-то убедительные и словно бы наскоро придуманные. Майк до ночи пропадал в сомнительных компаниях, чьи кумиры штудируют Лобсанга и по подвалам накачиваются наркотиками. Никак нельзя было взять в толк, когда же он успел отбиться от рук. На будущий год Тина окончательно решила отдать его в военное училище. Что же, с такими кадрами за моральный облик армии можно быть спокойным.

В один дождливый вечер жена появилась в кабинете Уикса; решительно настроенная, она стояла и что-то искала по карманам плаща.

— Мне некогда сейчас говорить, — произнесла она, глядя поверх головы мужа, — меня ждут внизу.

— Ты уходишь к другому. — Уикс отложил газету.

Тина наконец достала пачку сигарет и закурила от зажигалки.

— Ты прямо угадываешь мысли.

— Не очень их у тебя много, можно и угадать. — Уикс приблизился к жене. От его пощечины она вскрикнула, и на мгновение на него глянула та прежняя, любящая Тина.

— Пожалуйста, извини, — только и сказала она — но тут же взяла себя в руки. — Раньше нужно было, это многое бы изменило, а теперь… уже нет. — Тина глубоко затянулась сигаретой. — Отойди, мне нужно собрать вещи.

Она процокала каблуками к антресолям и начала вынимать оттуда свою одежду. Упаковав ее в чемодан, принялась за пожитки Майка и набрала их на два полных баула. Потом она вышла на улицу. Вскоре вернулась, и не одна. Все-таки Тина имела хороший вкус на мужчин, Джо Багнер нравился многим дамам Талса. Беря вещи, он сухо поздоровался с Уиксом. В полусвете прихожей на фоне сбегающей по окну дождевой воды они стояли еще минуту. И ушли. Уикс остался совершенно один.

Тина дала знать о себе только через полгода, ее адвокат принес Уиксу бракоразводные документы. Они, видите ли, с Багнером переезжают жить в Европу. Переезд у них срочный, а судебная тяжба по разделу имущества — процесс, всем известно, долгий. Поэтому Тина не претендовала ни на что в обмен на незамедлительное расторжение брака.

Она получила его неделю спустя.

С уходом Тины Уиксу стало казаться, что он стареет, сначала была боль, да такая… что на полную катушку, потом боль потухла и в сердце вошла пустота. После службы он обычно закрывался в кабинете и часто оставался в нем за полночь. Сидел с зажженным светом и старался ни о чем не думать. Современные психологи рекомендуют хотя бы на два часа в сутки запираться в глухом помещении и побыть наедине с собой, психика будто бы от этого меньше изнашивается. Уикс считал, что с ним все гораздо сложнее, может, даже и неизлечимо. В его случае запереться от самого человечества, пожалуй, было бы правильнее всего. Но как и, главное, где?! Уикс знал ответ на оба вопроса. Ему оставалось только ждать.

И вот этой же зимой произошло весьма важное событие — из японского посольства пришла депеша.

Вкратце: Рэймонду Брайну Уиксу на его просьбу о предоставлении ему японского гражданства дано согласие — просьбу эту втайне от родных он отправил сразу после командировки на Хякури. Теперь с родиной Уикса связывала только служба в ШМАСе, где к тому времени он уже дослужился до майора.

Недолго думая, он подал в отставку. По выслуге лет его бы и так на будущий год списали, но едва ли Уикс вынес бы этот год в среде человеческой.

Затем пошли хлопоты по продаже движимого и недвижимого имущества и переводу денежных средств в токийский банк, оформление выездной визы и тому подобные связанные со сменой гражданства дела. Последнее он закончил, уже проживая в гостинице: по телефону заказал себе авиабилет до Токио.

Через два дня Уикс прилетел в Японию. С согласия местных властей ему разрешили проживать в любой местности префектуры Иватэ. И он поспешил в уезд Симохэй, где в отрогах Китаками лежало его озеро.

Он бежал из одиночества в одиночество, чтобы жить на берегу, над тихой водой, ни во что не веря и ни на что не надеясь. Именно теперь, в свои тридцать семь лет от рождения, он и начнет жить.

В краю болот и лютых зим —

Глухом краю далеком

Весь мир окажется твоим,

Твоим объятый вдохом.

За воспоминаниями Рэймонд Уикс не заметил, что прошло изрядно времени. К озеру тихо сползала по лесному склону тень, деревья в воде отражались, словно каменные. Он покинул берег и пошел в дом. Остаток дня растратился на приготовление обеда и прочие бытовые мелочи.

На следующий день он отправился в лес; не отдаляясь далеко от озера, долго бродил в соснах; на небольшой замшелой прогалине присел и привалился спиной к дереву.

Хвоя стояла в воздухе, словно плотное марево, мысль плавно текла сквозь нее, мысль зрячая и слышащая, уходила все дальше, все глубже. Свойство покидать тело очень часто выступает доказательством наличия в человеке души, якобы она способна выходить на ту сторону кожи и свободно летать в воздухе, а потом столь же легко возвращаться обратно. Свидетельство слабое — скорее всего, это одна из неоткрытых еще способностей мозга. Но, впрочем, как знать, как знать.

Итак, мысль, по радиусу исследуя местность, все дальше и глубже уходила в лес. Повсюду царило спокойствие свободы.

Как учил наставник, Уикс очистил сознание от всего лишнего, теперь вход был открыт, тишина в голове являлась чем-то вроде распахнутых для природной энергии створок. Немного погодя Уикс почувствовал, как через теменную область она потекла в него, он услышал ее, будто шум полноводного ручья. Природная энергия наполняла каждую молекулу Уикса. Он был абсолютно расслаблен, покоилась каждая мышца — лишь одно сердце работало. В таком расслабленном состоянии сердце, если сильное, даже может раскачать тело, тело будет ходить, словно маятник, вправо-влево. «Это в порядке вещей, — говорил наставник, — и никак не помешает медитации. Это похоже на цветок, качающийся на ветру, где бутон — голова, а стебель — позвоночник».

Уикс пошел вширь от себя. Он уходил сознанием, создавая некую сферу, которая ширилась, достигая космических масштабов.

Уикс висел в ней, будто песчинка. Резкий выдох — и он распылил себя по сфере. Его теперь не существовало. Он сам стал мирозданием, заключающим в себе и звезды, и блуждающие электронные лавины, и прочие космические явления.

Тем не менее Уикс слышал свое дыхание, оно разносилось по вселенной. И его нельзя было исключить. Сущность мирового порядка улавливалась только между вдохом и выдохом. «Проложи между вдохом и выдохом бесконечность», — напутствовал когда-то наставник. Уикс так и сделал.

Любая религия, любая философская концепция, помимо правильного поведения в обществе, учат не бояться смерти. Нужно во что бы то ни стало избавить человечество от этого страха, он мешает жить. Смерти нет. Материя никуда не исчезает — лишь перетекает из формы в форму. Уикс знал, что, распадись он вдруг на атомы и сложись в другой последовательности, — получится кедр, стоящий на склоне горы, или парящий в вышине орел, или что-либо еще. Да, сознания не будет — но к чему оно, коли плодит страх?

Сейчас Уикс находился в течении великого, вечно текущего из ниоткуда в никуда пути жизни, который существовал сам по себе; христианское, буддийское и исламистское толкование о нем — словно туман над рекой, и ничего больше. Приобщение к пути роднило с вечностью, следовательно, определенно отнимало всякий смысл: нет смысла жить, нет смысла умирать. Ничто не содержит смысла — одно непреходящее движение без начала и конца.

Силу этого потока нельзя измерить и не с чем сравнить. Пребывание в нем давало ощущение единства со всем сущим, а значит, ощущение величия собственной личности, ее всемогущества. Способность находиться в таком состоянии не от медитации к медитации, но всегдашняя, то есть в ходе своих повседневных дел, достигается годами упражнений. И является конечной целью. Уикс пока что не достиг ее.

Уикс неподвижно сидел под деревом. Близко за его спиной прошел голодный хищный зверь, повернул на него огромную морду и, рыча, проследовал мимо.

К вечеру Уикс вернулся домой с полной корзиной грибов. На доске он нарезал их тонкими дольками и на ней же ровно разложил для просушки. Год от года он заготавливал их всегда с избытком, в зиму грибы хорошо выручали, когда с другой пищей было туго. Покончив с заготовкой, Уикс настрогал из полена несколько лучин и одну зажег над столом. Подсел к своим бумагам, разложил их по порядку нумерации. В листах с пятьдесят шестого по шестидесятый содержалось одно событие, случившееся пять месяцев назад.

Итак, в хижине стоял горький запах ружейной смазки и запах пота с примесью кострового дыма; первый источал винчестер, второй исходил от комбинезона охотника. Охотник, грузный мужчина с тяжелым лбом и обвисшими щеками, сидел на корточках в углу, винчестер он держал между колен, прикладом в пол.

— Все нейтрально, говоришь, да… хм, попробуй, возьми тебя здравым смыслом. Говоришь, коли обворовали тебя — ты юра ненавидишь… или, наоборот, одобряешь, когда тот украл у богатея-кровопийцы — дескать, «так ему, мерзавцу, и надо»; ограбили национальный банк и не сцапала полиция — ты вору завидуешь… — рассуждал охотник, старательно обдумывая слова. — По-твоему выходит, ненависть, одобрение, зависть — лишь эмоции, что зависят от твоего взгляда на деяние. Само же деяние — воровство — нейтрально. И так со всем, на что ни глянь… Ни злобы нет, ни любви, ни горя, ни обиды. Ни черта нет, все зависит от этого треклятого взгляда. Хм, мудро, слов нет.

Он вдруг поднял на Уикса дико горящие глаза, Уикс сидел в углу напротив и толок в ступке сухую траву, маленькими пучками подсовывая ее под пестик.

— Дурь собачья! Если мою дочь психический маньяк разделает бритвой… Пусть только вякнут мне, что горя нет!!! Я за этакую мудрость голову расшибу с удовольствием! Тебе, отшельник, хорошо умствовать. Когда у тебя ни гроша и нечего тебе терять, легко иметь такую вот точку зрения на воровство.

Перед взором Уикса, подле самого порога, на прогретом солнцем полу, вдруг появилась птица — не прилетела и села, а вот именно появилась. Подергивая головкой, птица сверкала дробинками глаз. Уикс отвернулся, когда же снова посмотрел на порог — ее там уже не было. Он молча слушал охотника.

— Нет, отшельник, все мы люди. А людям свойственно чувствовать. Они не могут не сострадать или не радоваться. Потому что по-другому им нельзя, в этом их способ существования. Душевные чувства — вот что отличает нас от прочих тварей, а никакой не разум.

Думаешь, не понимаю? Да все я понимаю, почему ты забился сюда, как барсук. За сакральными знаниями пришел. Возвыситься над людьми хочешь.

Но не знанием единым жив человек, человек должен, понимаешь, должен совершать поступки! И такие, чтоб согласовывались с совестью. Потому что есть долг совести! Мы всегда должны ей, дабы поступками утолять ее боль! А она должна болеть, ибо, когда болит, значит, с личностью все в порядке.

Ты вот, отшельник, способен на такое?.. Тьфу, какие же поступки здесь в горах можно творить? Да и какая у тебя совесть? Едва ли она у тебя есть, она тебе только помешает. Сию минуту полыхнет Фудо, ринешься ты спасать несчастных из огня? Как же… с места не сдвинешься, так и будешь созерцать свою вечность. У тебя ведь правило: не вмешиваться в то, что творится волею кармических сил.

Уикс знал его давно. Страстный до лосиной охоты, раз в полгода он приезжал в эти места и останавливался у него на ночь, а когда и на две. Платой за постой он всегда жаловал хозяину вырезку парного мяса. В их затяжных диспутах охотник то и дело устраивал разнос философским убеждениям Уикса, но, к его чести, чем резче была критика, тем больший кусок лосятины Уиксу доставался.

— Что тебе до людей, о которых считаешь, будто перерос духовно, — вздохнул охотник. — Какое дело плывущему по небу облаку до существ, копошащихся где-то там… Передушат они друг друга или нет.

Только знаешь, отшельник, здесь ты меня не проведешь. Таких, как ты, я раскусил давно. Понял, что кроется за всеми этими невмешательствами в карму. Тут или трусость, или какой-то хитрющий расчет. И не спорь со мной, слышишь!.. Да ты слышишь меня, отшельник!!! — охотник треснул прикладом винчестера об пол.

С минуту он только сопел да хмурился. Потом вдруг смолк, осененный внезапной догадкой, стал медленно подниматься с корточек на ноги.

— А чем ты считаешь, что выше всех остальных, а? Тем, что не боишься умереть!

Уикс тихо отодвинул ступу в сторону. С интересом глядя, как в руках охотника поднимается винчестер, он сомкнул веки. Почувствовал прицел между бровей, когда в том месте пробился пульс.

— Вот возьму и пристрелю тебя, — услышал он в темноте. — Никто по тебе не заплачет! Кто же опечалится оттого, что в небе растворилось облачко?

Где был в это время отшельник? Может, далеко где-то, может, здесь, сидящий в позе лотоса, уходил он по верхушкам деревьев на закат. Во всяком случае, именно так показалось охотнику: словно с горных вершин донесся до него голос отшельника:

— Умереть — это еще не все…

Уикс не смог читать дальше: это словоблудие вокруг какой-то абстрактной сути просто действовало на нервы. Кому нужна и, главное, чего стоит истина, постигнутая умом?

Уикс вышел из хижины и спустился к озеру. На водной глади лежала лунная дорожка, он остановился у самого ее предела. С давних времен прижилось в душе одно желание: уйти в высочайший покой именно отсюда. Он готов был принять все — все, что ни было бы ему там уготовано, — лишь бы там можно было вспомнить, как в этих отраженных звездах скользит его лодка или как над водой сквозь лиловатый туман пролетает стая гусей.

Уикс остался на берегу до утра и только с рассветом отправился в хижину. Но прежде чем лечь спать, подсел к столу и на чистом листе записал свое последнее стихотворение.

Утро в горах

Луну слегка оголубив,

Приходит утро, и надгорья

Сгущают красочный отлив

По образцу отлива моря.

А в этот же день случилось землетрясение. Уикс вмиг пробудился. Сидя на футоне, он вертел головой: кругом стоял гул. От первых же подземных ударов хижину затрясло. Уикс ринулся к полкам, на которых, стремясь к краю, запрыгала посуда, и стал руками подталкивать ее назад. Потом гул обратился грохотом — это с гор посыпались камни. Теперь под кровлей находиться стало опасно.

Только Уикс оказался за порогом, в хижине начался хаос, ее качало, как бригантину в шторм. Падая и поднимаясь, Уикс отпятился подальше от строения. Повернулся к озеру — и ужаснулся. Оно билось в агонии, бугрилось, сплошь покрытое пеной, и закручивало гигантские воронки. С белыми спинами волны выбрасывались на берега, спасаясь неизвестно от чего. Иначе говоря, озеро выглядело так, словно в нем, как утверждают старики Фудо, и действительно живет водяное божество Капа, которое сейчас неистово бушевало. Земля под ногами тряслась: Едва не убив, в волоске от плеча Уикса пролетел валун величиной с лошадиную голову. Сверху катились камни.

Массив Китаками являлся сейсмически нестабильным регионом, то и дело здесь случались землетрясения. Их очаги вспыхивали далеко от Уикса, он чувствовал лишь затухающие волны подземных сдвигов, в виде легких, совсем не опасных содроганий. Но сегодня тектонический разлом произошел где-то как раз под озером.

Выскочивший прямо к озеру Уикс понял свою ошибку, увидав, на какой опасной позиции, благодаря своей горячке, он оказался. Не у озера — за задней стеной хижины было самое защищенное место. Дело в том, что с первых дней поселения Уикс предвидел возможность камнепадов и какие повреждения они могут причинить хозяйству. Вот и придумал тогда нехитрое приспособление: позади хижины он связал канатной сетью две ближайшие сосны. И получилась как нельзя более эффективная ловушка для камней, которая не раз Уикса выручала.

Тряска нарастала. Из озера по южному склону вдруг выстрелила изгибчивая трещина, что рассекла склон чуть ли не на четверть мили. Уикс пробирался вперед. То и дело, валясь на четвереньки, он до мяса сбил колени.

Вот уже и угловые бревенчатые венцы, теперь пройти осталось совсем немного. Уикс опирался на стену руками и упорно продвигался к спасительной ловушке.

Стало трудно дышать. Возможно, это выходили наружу газы, встречающиеся иногда в горных породах. Еще несколько футов — и стена кончилась. В глазах пылали оранжевые круги, Уикс выбросил вперед ладони и вслепую загреб ими воздух, не удержался и рухнул на локти. От сильного ушиба встать он уже не мог, дальше пополз.


Охотник медленно снял с плеча винчестер и бросил под ноги, следом шмякнул на землю рюкзак, с выпученными глазами ринулся вниз по склону. Он не видел преград, ему казалось, будто сосны сами уступают дорогу. Задыхающийся, он выбежал за деревья и поехал на каблуках, чтобы остановиться, для чего потом даже упал на зад.

Раньше это было берегом озера, теперь охотник сидел на краю неохватной взором котловины: исчезнувшее озеро оставило после себя словно бы пейзаж с другой планеты. Потрясенный, он долго озирал поверхность дна.

Когда воспаленный рассудок примирился с действительностью, охотник пошагал по-над котловиной. Впереди, как спичечный коробок, виднелась хижина отшельника. Охотник приблизился к ней, уже зная, что она покинута: это подтверждал разгром, нанесенный землетрясением домашнему хозяйству, значит, нету того, кто непременно бы его устранил.

Внутри пахло пылью, отсутствовало все имущество, за исключением таганка, что лежал, наполовину утопленный, в очажной золе. В общем-то, хижина достойно выдержала буйство стихии, переломилась только потолочная балка, отчего верхний дощатый настил у задней стены обвалился на пол.

Охотник стоял, припав лбом к стене. Он знал: в этой келье уже никогда не послышатся его шаги. И никто другой не забредет сюда больше, лишь печальная весна, сменяя печальную зиму, такая же осень вслед за таким же печальным летом. Кто теперь облюбует покинутый им приют — летучие мыши, птицы, что налепят под потолком гнезд?

Ушло озеро — и ничего больше у него не осталось. Где он теперь и под чьим кровом обрел приют? Ведь никому же, никому, кроме человечества, он не нужен!

Охотник вышел из хижины. Ниже, на каменном ложе, словно туша мертвого животного, покоилась на борту лодка. Он покачал ее ногой, на дне сверкнули крупинки рыбьей чешуи. По тому, где лежала лодка, можно было сказать о былом уровне воды в озере. Охотник прошел еще немного и присвистнул, воочию увидав его былую глубину. Он стоял на самом краю обрыва.

Простираясь вправо, котловина имела плавный изгиб, разобрать, какой формы она была слева, оказалось невозможно: мешал спускающийся из леса горбатый кряж. Охотник попытался заглянуть за него, подался плечом вперед, нависнув телом над жуткой высотой. Взору открылось не очень-то много. Непроизвольно он сделал еще шаг — и ахнул, когда подошва по галечнику поехала вниз. Ловя равновесие, он потянулся назад. Между тем в воздушную глубину сорвалась другая нога, и охотник бухнулся на живот. Как можно дальше от себя он выбросил руки, но зацепиться было не за что, скрюченные пальцы только бороздили гальку. Сопротивляясь что есть сил, он все же медленно сползал в котловину.

От страха охотник не понял, что произошло, и совершенно не помнил, как полетел в тартарары. Сознание вернулось вместе с тупой болью в голове; он лежал на лопатках затылком на камне, над ним стояла серая, наклонная стена, острой кромкой продавившая небо.

Он с трудом поднялся, все тело страшно болело и прилипало к одежде в местах, где ее пропитала кровь. «Лежать бы мне тут со сломанным хребтом — скатись я на спине», — подумал он, глянув вверх.

Отдышавшись, охотник направился в самую глубину безжизненной, буро-зеленого цвета пустыни. За время существования озера тонны микроорганизмов образовали на его дне пласт вязкого вещества. Теперь, когда дно обнажилось, солнце выжарило тот нанос до состояния сухого прессованного пепла. Ноги погружались в него почти по колено, охотник шел, оставляя за собой буро-зеленый шлейф.

Минул час с небольшим. Он исследовал южную сторону, но участка, даже мало-мальски пригодного, чтобы выбраться из котловины, пока не увидел. Останавливался лишь однажды, когда обнаружил тот самый тектонический разлом, через который, видимо, в какие-то подземные пустоты и ушла вода. Словно ломаная линия фронта на военной карте, тянулся он вдаль и черной нитью пропадал в лесу.

Охотник одолел разлом, попылил дальше. Вовсю пекло солнце, хотелось пить. Временами казалось, что впереди вот-вот возникнет мираж, настолько натурально было сходство раскинувшегося перед глазами пейзажа с пустыней.

Северная сторона оказалась столь же неприступной.

Понемногу он приблизился к некоему объекту, который издали виделся просто большой корягой. В четырех шагах от него охотник замер. Всмотревшись внимательнее, он вдруг заметил в нем неестественные симметрические формы. То было определенно произведение рук человеческих; сплошь заросшее тем же донным веществом, оно стояло прямо, с далеко разведенными по сторонам плоскостями.

На одной из них охотник поскреб сыпучую корку — пальцы почувствовали металл. Он отступил и уставился на находку. Техническая логика вмиг пририсовала к ней недостающие элементы — получился самолет. Вне всякого сомнения. Притом самолет Второй мировой войны, притом американский — «Лайтинг П-38», двухмоторный, двухфюзеляжный истребитель. У этого части обоих фюзеляжей, несущие хвостовое оперение, напрочь отсутствовали, торчали только их обрубки. Самолет почти по самые крылья сидел в дне.

Охотник попробовал расшатать элерон, затем за крыло приподнять всю конструкцию — впустую. Обогнув «Лайтинг», он зашел ему в нос. Упер ладони в колени и через фонарь заглянул в кабину. Твердый ком подкатил к горлу — пилот находился на своем месте.

Собственно, от пилота, как и от самолета, мало что осталось, да и то создавало иллюзию какой-то замысловатой, висящей в воздухе тени.

«Хорошо тебе, летчик, — тебе хорошо», — вдруг заговорил охотник низким скрипучим тембром. — Что, думаешь, умом поехал? От давящей на мозг жары нашел я в тебе собеседника? Хм… как бы не так. Мы теперь с тобой почти на равных, вот ведь что. Крышка, понимаешь, летчик. Мне отсюда не выбраться. Будем мы тут с тобой вдвоем, эх-хе-хе-хе, ты да я!»

Охотник говорил, и ему было не по себе. Отчего? Вероятно, от понимания, что все это он говорит в здравом рассудке. Словно песок, скрипел над пустыней его голос.

В кабине он вдруг увидел нечто свисающее со штурвала. Протянул руку и легко, как паутину, это сорвал. Поднес к глазам, затем пальцами стал растирать серый твердый комок на конце, и из-под него появилась… так, милая пустяковина — оловянная белочка.

«Глупость какая, — ухмыльнулся охотник, — а что же ты еще хотел увидеть, неужто перстень Соломона?»

Константин Кривчиков
РЫЖАЯ КОШКА

Вот, говорят: черная кошка, черная кошка… В смысле, неприятностей не оберешься, если она по дороге попадется. Однако если вникнуть без суеверий, то животные тут ни при чем. Все дело — в инстинктах. Судите сами.


Случилась эта история нынешним летом, считай, на днях. Откуда знаю? Из оперативных источников. Ты, лучше, наливай… Короче, в воскресенье, в начале пятого, в райотдел поступило сообщение об убийстве. Опергруппа, как положено, «по коням» — и через двадцать минут прибывает на место.

Стоит у подъезда старик, курит. Крепкий еще, но какой-то понурый, грустный.

— Латынин Михаил Фомич, — представляется. — Это я сообщил об убийстве.

— Майор Дробышев, — отвечает первый опер с густыми черными усами. — А это — капитан Картузов.

— Я так и подумал, что вы старший. Командира сразу видно. Я сам подполковник в отставке. Армейский…

— Кого убили-той где? — спрашивает Картузов. Шустрый он, капитан. Вечно поперед батьки лезет.

— Кого? — Старик так резко затянулся, что закашлялся. Затем отвечает: — Жену убили. И еще — девушку одну. Тут, на четвертом этаже.

И дальше поясняет, что, мол, живут они около соседней станции метро. А здесь сдают однокомнатную квартиру девушке по имени Анжела. Жена договорилась, что сегодня приедет за деньгами. Он с ней отправился — хотели потом вместе зайти на рынок. В квартиру подниматься не стал, решил, пока суд да дело, в магазинчике, что в цокольном этаже, купить сигареты. Перед тем глянул на часы — запомнил, показывали они пятнадцать сорок девять. Попросил супругу с квартиранткой не болтать: с этими женщинами известно как — зацепятся языками…

Когда вышел из магазина, жены еще не было. Ну, погулял немного по тротуару, подождал. Примерно в четыре позвонил по мобильнику, но супруга не ответила. Тут он занервничал и поднялся на этаж. Жмет на звонок — никакой реакции. Взялся за ручку — дверь открылась. Прямо в прихожке наткнулся на труп жены. Заглянул в комнату — там Анжела лежит.

— Но я в комнату не заходил, чтобы не наследить, — уточняет Латынин. — Окликнул Анжелу, она молчит, не шевелится. Выхожу на площадку — и сразу в милицию звоню. В полицию то есть.

— А почему вы решили, что девушка тоже мертва? — спрашивает Картузов. — Может, она пьяная, к примеру.

— Сами увидите, — туманно отвечает старик. — К тому же, пока я вас ждал, участковый появился. Он уж пьяного от мертвого отличит.

Выходят они из лифта, около квартиры пузатый мужик топчется. Одет явно не по уставу: в сандалии, тренировочные штаны и футболку-безрукавку. И запашо-о-ок…

— Старший лейтенант Юсупов, — докладывает мужик. А сам застенчиво в сторонку дышит. — Я это, как из дежурки позвонили, сразу прибежал. Через дом тут живу.

Дробышев смотрит на него задумчиво, усами шевелит.

— Пивка немного с братом выпили, — добавляет участковый и руками разводит. — Воскресенье же. Но я того, сразу отреагировал.

— Ладно. Реакция — это хорошо, — говорит майор. — Вы, однако, домой сходите, форму наденьте. И это, зубы, что ли, почистите. А потом — поквартирный обход. Убитую девушку знали?

— Нет. И не видел никогда. За этими квартирантами разве уследишь?

Заходят опера в квартиру. Латынин у порога остановился. В прихожей пожилая женщина лежит. «Ближе к семидесяти, — прикидывает Дробышев. — Крови нет. Как же ее убили?»

— Шею свернули, — тихо подсказывает Латынин. — Я, когда в Афгане служил, видел всякое. У нас однажды душманы таким макаром двух часовых сняли.

А шустрый Картузов уже в комнату пробрался и зовет оттуда:

— Егор Сергеевич, ты глянь.

Глядит Дробышев — м-да… Понятно, почему старик решил, что девушка мертва. Лежит Анжела поперек тахты на животе. Короткий халат ярко-желтого цвета задран выше пояса, все, что ниже, — на общее обозрение, бедра раздвинуты. Вроде бы и ничего уж такого необычного (голых женских ягодиц майор перевидел немало), да вот только голова набок свернута, будто у сломанной куклы.

— Порезвился кто-то от души. Как думаешь, Сергеич, изнасиловали?

Майор со лба пот стряхивает. Комната на солнечной стороне, духота. Да еще вчера… Пивка бы сейчас, как участковому… Подходит к трупу, щупает шейные позвонки.

— Может, и изнасиловали. Эксперт разберется.

Тут на площадке лифт зашумел: криминалисты подоспели вместе со следователем Озолиной.

— Ты давай, Стас, пройдись около дома, — говорит майор Картузову. — Потолкуй с народом. А я пока Марине Петровне доложу обстановку.


Спецы приступили к осмотру, а Дробышев с Озолиной на кухне уединились, чтобы ситуацию обсудить. Едва завели разговор — участковый нарисовался. В форме уже и улыбается многозначительно.

— Вы чего, Юсупов, успели все квартиры обойти? — иронизирует майор.

Тот, держа дистанцию, косится от порога на Озолину и молчит.

— Это старший следователь, можете рапортовать, — поясняет Дробышев. — Если есть чего.

— Похоже, есть, товарищ майор. Соседка из пятьдесят шестой, это наискосок, видела, в районе трех часов, мужчину. Вместе поднимались на лифте. Он потом к Анжеле зашел. Она его и раньше встречала. Один раз с балкона засекла, как они с Анжелой подъехали на машине и зашли в подъезд. Даже думала, что это ее муж. Но потом спросила у Анжелы, та ответила, что, мол, просто знакомый.

— Просто знакомый, — задумчиво повторяет Дробышев. — И Латынин говорил, что девушка вроде была одинокая. Любовник, что ли?

— Соседка тоже считает, что хахаль, — поддакивает Юсупов. — Вот, приметы записал. Роста выше среднего, полный, волосы короткие, черные. Особых приметнет. Одет в светлые штаны, вроде как серые, и футболку бежевого цвета. Вроде все.

— А машина?

— Ах да. Не помнит соседка про машину. Предположительно темного цвета, да и то не уверена.

Тут за спиной у Юсупова эксперт-криминалист появляется. Вытянув руку,показывает Дробышеву паспорт.

— В тумбочке нашли. Похоже, что убитой девушки, если по фото сравнивать.

— Веревкина Ангелина Юрьевна, год рождения тысяча девятьсот восемьдесят пятый, место рождения — Челябинск, — читает вслух оперативник. — Временная регистрация… эге, далековато, на том берегу. Не наш район.

— Приезжая. Ну что же, можно было ожидать. — Озолина забирает у майора паспорт, пролистывает. — Егор Сергеевич, надо по адресу узнать телефон и выяснить подробности. Может, она через знакомых регистрировалась.

— Яволь, сделаем, — говорит Дробышев — Только я, Марина Петровна, сперва с Латыниным поговорю. И пошлю его к вам. А вы, Юсупов, продолжайте обход.


Старик стоит внизу на площадке, курит у форточки. Спускается майор к нему.

— Вы извините, что мы вас задерживаем. Надо будет протокол составить.

— Ничего, — тихо отвечает Латынин. — Я все равно буду ждать — пока ее в морг отвезут.

— Я вот о чем хотел спросить, Михаил Фомич. Вы, когда на улице оставались, может, заметили чего?

— Я сам пытаюсь припомнить, — говорит старик и чешет затылок. — Когда из магазина вышел, вижу, Галины моей еще нет, ну и закурил на крыльце. Помню, как раз трамвай бренчал… Потом вроде дверь подъезда хлопнула, я и обернулся туда. Вижу, какой-то мужик идет в ту сторону, от меня.

— Разглядели?

— Да нет, не приглядывался. Кто ж его знал… От магазина до подъезда метров тридцать, да и видел я его со спины. Точно скажу, что волосы темные, одет был во что-то светлое…

— А еще кто-то из подъезда выходил за это время?

— Получается, что нет. Вы думаете, я убийцу видел?

— Возможно. Хотя и не факт. Убийца мог и раньше уйти. А мог и по лестнице спуститься, как раз в то время, когда вы в лифте поднимались. Тут всего четыре этажа.

Едва Дробышев это произнес, как на площадке лифт остановился. Выходит из него девушка и к квартире направляется — той, где Анжелу убили и старушку.

— Девушка, вы к кому? — спрашивает Дробышев снизу.

Та от неожиданности аж вздрогнула.

— Я? Я к Анжеле. А вы кто?

— Я из полиции.

— Из полиции? Я видела у подъезда «скорую». Это… Что-то случилось?


Ну а дальше, понятно, охи-ахи, слезы… Когда девушка успокоилась (Ксенией ее звали), стала рассказывать о своей подруге. Говорит, что, мол, учились они в Инязе. После универа Ксения устроилась гидом в турфирму, водит экскурсии для иностранцев. А вот Анжела сменила несколько мест работы, пока не очутилась в дизайнерской фирме «Розовый лотос»: там требовался референт со знанием языков. До того девушки вместе арендовали жилье — так дешевле. Но потом Анжела заявила, что будет жить одна. Такое условие ее новый любовник поставил. Сегодня днем Анжела позвонила, сказала, чтобы Ксения подъехала к ней. Мол, есть повод посидеть в хорошем ресторане, она угощает.

— Вы знаете, кто был ее любовником? — спрашивает Озолина.

— Вообще-то она просила не рассказывать. Но теперь… Да, знаю. Это директор ее фирмы. Фамилию Анжела не упоминала, а зовут Игорь. Он женат на очень богатой женщине, она, собственно, «Лотосом» и владеет, поэтому… В общем, Игорь боялся огласки.

— Вы его видели?

— Один раз. Мы тогда у Анжелы сидели, а он позвонил, что подъезжает. Анжела попросила, чтобы я быстрей ушла. Ну, чтобы не столкнуться. Я спустилась на улицу, подождала… — вздыхает Ксения и стреляет глазами в сторону Дробышева. — Интересно же посмотреть. Видела, как он подъехал, зашел в подъезд. Ничего, не очень старый. Даже симпатичный. Вроде вас. Только без усов.

Майор, заметив улыбку следователя, кашляет в кулак. Чего смешного Озолина нашла? Девушка в легком шоке, вот и ищет опору в мужском плече. Простая психология. А усы гусара украшают.

— Кхе-кхе… А точнее?

— Ну, черноволосый, глаза… Карие, кажется. Высокий.

— Машину, часом, не запомнили? Цвет там, модель?

— Темно-синий «Фольксваген» у него, Анжела говорила. А модель не знаю… Зад такой, скошенный. Без багажника.

— Универсал, хэтчбэк?

— Во-во, хэтчбэк.

— А какие у них были отношения?

— В последнее время ругались, обижал он ее, — отвечает девушка и снова начинает всхлипывать. — Анжела даже плакала, вот. Как же это так…

— Ну-ну. Вот плакать, Ксюша, не надо, — строго говорит майор. — Не раскисать. Вы нам еще должны помочь преступника поймать.


Дробышев связался с дежурной частью, попросил пошарить в интернете сайт фирмы. Сайт нашелся. Вскоре удалось установить фамилию любовника Анжелы, пробили адрес. И тут с улицы звонит Картузов — мол, есть информация. Пенсионерка Валентина Степановна после обеда гуляла с маленькой внучкой — катала на коляске. Говорит, видела, как около четырех часов из подъезда вышел высокий черноволосый мужчина, сел в автомобиль синего цвета и уехал. В руках нес большую сумку.

— А твоя бабуля не привирает? — засомневался Дробышев. — Прямо так все запомнила, вплоть до цвета автомобиля? Может, и модель знает?

— Нет, не знает — в тачках она плохо разбирается. Сказала только, что цвет синий и багажник не выступает. Думаю, не врет бабуля. Понимаешь, Сергеич, кошатница она.

— Не понял, — говорит майор. — При чем тут кошки?

Стас хмыкает:

— Этому мужику под ноги кошка попалась. Рыжая. И он ее так пнул, что бедняга на два метра отлетела. Вот бабуля на ее визг и отреагировала. Говорит, была бы без дитя, устроила бы этому типу разборку по полной. Она там член какого-то общества защиты животных. В общем, «срисовала» она его. И говорит, что видела в первый раз.


— Смотри, Егор Сергеевич, какая картина складывается, — подводит предварительные итоги Озолина. — Около трех к Анжеле пришел любовник: некто Игорь Стафеев, генеральный директор дизайнерской фирмы «Розовый лотос». Медэксперт считает, что незадолго перед смертью эту Анжелу крепко поимели — сперма есть как во влагалище, так и в прямой кишке. При этом, заметь, в анус сношали очень грубо. Следов смазки нет, а вот микротрещины и потертости — в наличии.

— Да уж, на нежные ласки не похоже, — соглашается Дробышев. — Скорее, жестокое изнасилование. Но зачем Стафееву насиловать любовницу?

— Ну, предположим, поссорились они сильно. Взбеленился этот Стафеев, избил, изнасиловал, а в довершение убил. На лице и шее жертвы есть синяки. Видимо, он ее крепко держал, когда насиловал, а потом просто свернул шею, словно куренку… Убийство, как эксперт считает, произошло, самое позднее, в пятнадцать пятьдесят одну. По данным на мобильнике Ксении мы знаем, что Анжела ей звонила в пятнадцать тридцать четыре. Кстати, мобильника Анжелы не нашли. Возможно, его забрал убийца. А еще он, похоже, забрал монитор…

— И вынес в большой сумке, которую заметила пенсионерка, — добавляет Дробышев. — Думаешь, инсценировал ограбление?

— Не исключено. Так вот, примерно в шестнадцать ноль две Латынин поднялся в квартиру и обнаружил два трупа. Вот и считай, что у нас на выходе.

— Обобщаю. Анжела и Латынина убиты в интервале двадцати пяти минут. Старушку убили позднее, возможно, как нежелательного свидетеля. У нее были свои ключи, и она могла зайти, открыв дверь. Вот преступник ее и убрал. Так?

— Логично.

— В районе четырех часов преступник вышел из дома. Латышев примерно в это время видел высокого темноволосого мужчину… Что предлагаешь, Марина Петровна?

— Считаю, надо задержать и допросить этого любовничка с садистскими наклонностями. В первую очередь, на предмет алиби. Ну а дальше…

— Согласен. Беру Картузова и едем.

— Думаешь, вдвоем?

— А зачем подставляться, как в плохом сериале? Мужик он, судя по описаниям, крупный, шеи людям сворачивает на раз. Если этот Игорь и убийца одно лицо — зачем нам Рэмбо изображать?


Добрались они до дома Стафеевых, заходят в подъезд. А там, понятно, консьержка и даже турникет. В общем, почти государственная граница, лишь Карацупы с овчаркой не хватает. Нет, говорит консьержка, никого на месте. Жена, Ольга Викторовна, уехала куда-то еще около полудня. Немного позже и супруг укатил.

Вышли сыщики на улицу, стоят, соображают. Смотрит майор на часы: начало седьмого. Дежурство в восемь заканчивается, но теперь не до отдыха. Эх, пивка бы холодненького…

— Ну что, будем ждать? — вяло интересуется Картузов.

— Ждать в любом случае придется. Не объявлять же «Перехват»!

— А если он до ночи не нарисуется? Может, все же позвоним ему на мобилу?

— Нет, — подумав, отзывается Дробышев. — Если он убийца, спугнем раньше времени. Потом нам же искать по крысиным норам. А появиться он дома должен, если совсем в бега не ушел. Завтра понедельник, рабочий день. Не он, так супруга вернется… Сядем в машину, там хоть кондиционер.

— Подожди, Сергеевич, — останавливает Картузов. — Вон какая-то синяя тачка рулит. Вроде «Фольксваген». Не наш ли клиент?

Так и оказалось. Вылазит из машины высокий темноволосый гражданин в бежевой футболке: на вид лет тридцать пять, легкое пузцо на пару кило. Полицейские тут же к нему, но без ажиотажа, чтобы не спугнуть.

— Стафеев Игорь Александрович? Мы из полиции.

— И чего? — удивляется гражданин, глянув на удостоверение. Но слабо удивляется, индифферентно.

— Да вот, хотели узнать, где вы были сегодня примерно с трех до четырех дня, — говорит Дробышев.

Тут Стафеев сильнее удивился. Сжимает в руке брелок с ключами, аж костяшки побелели.

— А что произошло?

— А вы разве не расслышали, что мы из убойного отдела?

— И что? — хорохорится Стафеев, а по лицу — красные пятна.

— А то, что знакомую вашу убили, Веревкину Анжелу. Вернее, Ангелину. Так где вы были с трех до четырех?

Молчит Стафеев, в землю смотрит. «Варианты прикидывает, как мы на него вышли, — соображает Дробышев. — Наверняка вспомнит про соседку в лифте. Если не полный дурак — сейчас начнет выкручиваться».

— А возможно ли кое-что сохранить в тайне? Так сказать, не для протокола? — неожиданно робко спрашивает Стафеев. — Понимаете, я женат. И жена…

— Мы понимаем, Игорь Александрович, — демонстрирует человечность майор. И тут же жестко добавляет: — Только вот с учетом двух трупов торг по поводу протокола здесь неуместен. Говорите прямо: были сегодня у Веревкиной?

— Какие еще два трупа? — бледнеет подозреваемый, пот по лицу — аж градом.

— Натуральные, — встревает Картузов. — В полную величину. Так вы встречались сегодня с Веревкиной Анжелой?

— Встречался, — отвечает Стафеев с такой интонацией, будто в плен сдается.

— После трех?

— Где-то так. В районе того.

— Чем занимались?

После очередной театральной паузы Стафеев нехотя признается: сексом занимались. Но потом ушел. Хозяйки квартиры, говорит, не видел и вообще не знает, кто она такая.

— Значит, ушли в половине четвертого, Латынину не видели, никого не убивали? — уточняет Дробышев.

— Именно так.

— Тогда я вынужден попросить вас проехать с нами в отдел.

— Это что, арест?

— Пока нет. Но вам надо дать показания следователю.

— С вами ехать или на своей можно? — небрежно спрашивает Стафеев. А сам ключи в руке вертит.

Смотрит Дробышев на эти ключи, потом незаметно подмигивает Картузову:

— Можете на своей. Только капитан с вами сядет. На всякий случай.


Пока, почти час проторчав в пробке, добирались до райотдела, там уже оказался адвокат Стафеева. Но и Дробышев зря времени не терял — по дороге успел по телефону обсудить ситуацию с Озолиной, наметили план действий.

Озолина провела допрос, но он ничего не дал. Обвинение в убийствах Стафеев отмел начисто, никакой дополнительной информации не сообщил.

— Хорошо, — преподносит сюрприз Озолина. — Тогда, Игорь Александрович, придется осмотреть ваш автомобиль. Вот ордер.

Смотрит Стафеев на ордер, вздыхает. Но молчит.

Выходят они втроем на улицу, а там уже ждут Дробышев, Картузов и понятые. Стас начинает осматривать машину. В бардачке находит пачку долларов — десять тысяч, в кармане на спинке водительского сиденья — компьютерный диск.

— Деньги чьи? — спрашивает Озолина.

— Мои, — хмуро признается Стафеев.

— А на диске что?

— Рабочие документы.

— Извините, но мы должны проверить.

В кабинете Озолиной устроили просмотр. На диске оказалась почти полуторачасовая запись свидания Стафеева и Анжелы, включая интим. Но всю запись не просматривали. Стафеев, предварительно потолковав с адвокатом, признался:

— Анжела меня шантажировала. Записала однажды на камеру, а потом стала требовать деньги. Я согласился — жена, если бы узнала, сразу бы подала на развод. И с фирмы бы выперла.

— Ваша жена очень богата? — спрашивает Озолина.

— Наверное, да. Миллионов на пятьдесят баксов точно тянет.

— Откуда у нее столько?

— От покойного отца.

— Понятно. И сколько Анжела запросила?

— Сначала сорок тысяч долларов. Но мы сговорились сегодня на тридцати. Я ей деньги привез. Взял с собой сорок, но уломал скинуть десятку. У меня и правда с баблом не очень. Супруга расходы контролирует, свободных денег в обрез. Но я Анжелу не насиловал и не убивал. Был обычный секс…

— Еще скажите, что по обоюдному согласию, — не выдержав, встревает Картузов.

— Ну, почти… — мнется Стафеев. — Я предложил. Сказал — отработай напоследок. Но она не возражала — любила это дело… Дурак я, конечно. Надо было сразу уйти, как деньги отдал.

Стафееву предъявили обвинение по второй части статьи сто пятой — убийство двух и более лиц при отягчающих обстоятельствах. Ночь он провел в следственном изоляторе.


А утром к Дробышеву заявилась жена Стафеева. Стройная такая шатенка в стильных брючках.

— Я все знаю, — говорит. И носиком водит — в веснушках. — Мне адвокат рассказал. Знаю, знаю про тайну следствия. Но адвоката-то я нанимала… Так вот, Игорь, конечно, свинья, но не преступник. Ищите настоящего убийцу.

И смотрит майору прямо в глаза. Тот в гляделки играть не стал, опустил взгляд ниже: а там, как назло, грудь мадам — полная, округлая, так и набухает под тонкой блузкой. «А ничего ведь дамочка, — фиксирует Дробышев. — Вовсе не страхолюдина, и больше сорока никак не дашь. Видно, что в форме. На улице жара под тридцать, а она — как свежий лимончик из холодильника. Чего мужику не хватало?»

— Откуда подобная уверенность, Ольга Викторовна? — спрашивает спокойно.

— Потому что Игорь — слабак, — напирает Стафеева. — Убийство ему не по плечу. Да и зачем ему эту девицу убивать, если он ей деньги отдал?

— А вы уверены, что отдал? Может, он эти десять тысяч долларов привозил для вида?

— Нет. Я уже проверила, — парирует бизнесвумэн. — Он действительно снял в пятницу со своего счета сорок тысяч. Думает, что я об этом счете не знаю. Дурачок.

— Коли слабак и дурачок — чего не разведетесь?

— Любовь зла. Особенно когда скреплена брачным контрактом.

И усмехается. Зря. Ох, не любит Дробышев, когда над ним ехидничают или за дурачка держат.

— А он что, вас моложе? — колет в ответ. Некорректно, конечно, по отношению к даме. Но сама напросилась.

— Моложе, — тихо признается дама. — А что, заметно?

И снова смотрит на майора, но уже кротко, ненавязчиво. И даже вроде как с легкой обидой: мол, зачем же вы так, майор, с беззащитной женщиной? По нежной душе взяли и шаркнули грубым намеком, словно наждаком.

«В психологии разбирается, зачет, — отмечает Дробышев. — Только вот манипулировать мной не надо. Ишь, обиженную строит. А глаза-то зеленые, как у кошки. Хм…» И неожиданно для себя, словно цепочка какая-то в мозгу замкнулась, спрашивает:

— А как ваш муж к животным относится? Кошек любит?

Удивляется Ольга Викторовна, брови вверх. Но реагирует быстро:

— Это что, вроде теста? Хорошо относится. Даже лучше, чем я. У нас дома и кошка, и собака. Так кошка к нему больше ластится, чем ко мне.

И опять щурит зеленые глаза. Вроде как иронизирует. И надо же, сглазила, рыжая.

Уже через час основная версия посыпалась. Пенсионерка Валентина Степановна, единственный свидетель, видевшая предполагаемого убийцу в лицо, Стафеева при понятых не опознала. Твердо заявила:

— Нет его здесь. Вот этот, — указала пальцем на Стафеева, — вроде похож немного, но не он. У того мерзавца, что кошку пнул, волосы длиннее были. И ростом повыше, только сутулый. И моложе, кажется.

А затем подоспели результаты аутопсии. Картузов их первым от медэксперта узнал и тут же начал комментировать:

— Вот ведь… Слышь, Сергеич? Сперма-то во влагалище и в этой, заднице, — разная. Надо же… Получается, этой девице сначала Стафеев засадил, а потом кто-то еще? Вот…

Сидит Дробышев, морщится. Ох, вульгарен Стас. И циничен. С другой стороны — толковый опер, шустрый. А кто из нас без недостатков? Не все в полицию из пединститута приходят, как в свое время Дробышев. А цинизм… Профессиональное заболевание, что поделаешь.

— Впрочем, есть и хорошая новость, Сергеич, — продолжает Картузов уже без мата. — Под ногтями у Латыниной нашли остатки эпиталамуса со следами крови. У старушки были длинные ногти, и, похоже, она ими успела цапануть убийцу.

— Эпи… чего? — «завис» Дробышев. — Может, остатки эпидермиса?

— Ну да. Может, и эпидермиса, — соглашается Стас. Не поймешь его, когда всерьез, а когда придуряется. — Эти эксперты никогда по-русски не выражаются. Надо осмотреть Стафеева, как мыслишь?


Но осмотр ничего не дал. На теле Стафеева не оказалось ни одной царапинки.

— Одно из двух, — говорит Озолина Дробышеву. — Либо он невиновен, либо они действовали вдвоем. Но тогда я ничего не понимаю. А ты?

— Есть у меня одна версия. Вернее, след, — отвечает Дробышев. — Картузов просмотрел всю запись на диске. Она сделана с одного места, с того, где на тумбе стоит телевизор. Видимо, там замаскировали дистанционную видеокамеру, работающую при включенном компьютере. Пока они кувыркались на тахте, шла запись на жесткий диск. На включенный компьютер ведь никто внимания не обращает. Система, в принципе, простая, но без определенных навыков не обойдешься.

— Полагаешь, Анжела сама бы не додумалась?

— Предполагаю. Все, кто ее характеризовал, говорят, что девчонка она была простоватая. Даже Ксения о ней в общем-то невысокого мнения. Блондинка не блондинка, но близко к этому. Возможно, что шантажировать любовника ее кто-то надоумил. Потом он же установил программу с камерой и научил пользоваться… Предположим, что у нее еще дружок был. Помнишь, Ксения говорила, что Анжела особым целомудрием не отличалась? Они даже ссорились, когда вместе снимали жилье, из-за того, что Анжела приводила домой парней. А что, если к кому-то из своих дружков она и обратилась за поддержкой?

— Резонно. Надо изучать окружение.

— Яволь, мой генерал. Сейчас перекусим и поедем со Стасом в этот самый «Розовый лотос». Будем от печки плясать.


Там, в «Лотосе», все и встало на свои места. Картузов, опрашивавший сотрудников фирмы, обратил внимание на то, как одет сетевой администратор Карим Рузаев. На улице жара, а парень в водолазке парится. И брюнет, вдобавок. Но виду опер не подал. Побеседовав с Рузаевым, вызвал на лестницу Дробышева, который просматривал в отделе кадров личные дела.

— Думаешь, царапины на шее скрывает? — сразу понял майор. — Давай так сделаем: возьми фотографию из личного дела и дуй к своей кошатнице — попробуй провести опознание. А я пока еще со Стафеевой поговорю.

Заходит майор к Стафеевой в кабинет. Та сухо кивает:

— Присаживайтесь. Что, уже закончили?

— Нужна помощь, Ольга Викторовна. Можно как-то получить информацию о личных автомобилях ваших сотрудников?

— Можно. Но вам ведь не все автомобили нужны, верно? — усмехается бизнесвумэн. — Я догадываюсь, что вас интересуют синие хэтчбэки. Вот, служба безопасности подготовила список. Я только ждала, когда вы спросите. — Достает из ящика стола листок бумаги. — Всего четыре подходящих под описание машины, включая «Фольксваген» мужа. Только вы не торопитесь с арестами. Хватит того, что Игоря зря задержали.

И опять глаза свои зеленые и наглые щурит — насмехается. Тут Дробышев не стерпел:

— Зря, думаете? А для профилактики? Чтобы больше по любовницам не шастал?

Ничего не ответила Стафеева. Лишь губы трубочкой сложила. Красивые, к слову, губы. Выразительные. Но Дробышев, чтобы не отвлекаться, уже смотрел на куцый список. Вот те на: а Рузаева в списке и нет.

Выходит в коридор, думает. Отсутствие Рузаева в списке — не алиби. Во-первых, не факт, что у него автомобиля нет. Служба безопасности — не ГИБДД, могли и проморгать. Во-вторых, он мог и чужой машиной пользоваться… И тут, видит майор, идет по коридору высокий черноволосый парень, в руке стаканчик с горячим кофе держит. Одет в летнюю рубашку с короткими рукавами, но застегнут на все пуговицы и в галстуке. Дресс-код, так сказать. «А почему Стас решил, что царапины должны на шее находиться? — соображает Дробышев. — Старушка могла убийце и грудь оцарапать. Он ведь, судя по описаниям, в футболке был. А что до того, что этот Рузаев в водолазке, так, может, ему и не жарко. Человек, судя по имени, южный, привык к теплу. А в помещении — кондиционеры. Даже прохладно». И спрашивает Дробышев — так, на всякий случай:

— Молодой человек, вы в «Лотосе» работаете?

— Да, — отвечает чернявенький, притормаживая. — А чего?

— С вами наш сотрудник, из полиции, уже беседовал?

— Из полиции? Нет, не беседовал.

— А как вас зовут?

— Артем Мельниченко.

Вроде спокойно вел себя Дробышев, даже лениво, но, видимо, что-то все-таки мелькнуло в его глазах, когда услышал фамилию. А как не мелькнуть, если была она в списке, который майор продолжал держать в руке? И заглядывать не надо — чего запоминать, когда там всего три фамилии? И среди них: «А. Мельниченко, темно-синий Audi АЗ, год выпуска 1997…»

Бац, и стаканчик полетел прямо в физиономию опера — быстро врубился Мельниченко, очень быстро. И сорвался, как спринтер на фальстарте. Подобное бывает, когда человек на нервах — интуиция обостряется, но и психика на грани.

Чуть зазевайся Дробышев — получил бы горячим кофе в личность. Однако успел выставить руку, отмахнуться — лишь пальцы слегка ошпарило. А злодей уже рванул по коридору. Но далеко не ушел. Там дальше отдел кадров располагался. Картузов зашел за фотографией Рузаева и заболтался малость с аппетитной сотрудницей. Выходит из двери — прямо на него долговязый несется. Стас ему ногу и подставил — инстинктивно. Рефлекс такой оперский — хватать того, кто бежит. А тут и Дробышев подоспел. Повязали гаденыша.


Валентина Степановна опознала «обидчика» кошки. При обыске в квартире Мельниченко оперативники обнаружили дорогой айфон, который в свое время Анжеле подарил Стафеев, и деньги. Несколько дней Мельниченко все отрицал и отмалчивался, но результаты генетической экспертизы не оставляли ему шансов. И алиби он не имел. Когда понял, что приперт к стенке, потихоньку разговорился.

Анжела закрутила с ним интрижку весной. Поначалу Мельниченко не знал, что его подруга спит с директором фирмы. Но Артем оказался ревнивцем и однажды выследил, как Стафеев выходит из подъезда. Мельниченко устроил сцену, потребовал, чтобы Анжела порвала со Стафеевым. Однако девица заявила, что тот дает ей деньги. А у Артема — она ехидно засмеялась — ничего нет, кроме длинного члена.

Парень разозлился, но крыть было нечем. Хотя зарабатывал он и неплохо, но все деньги улетали на игральные автоматы. Поэтому периодически влезал в долги. И у Анжелы занимать приходилось — унижаться.

А потом Стафеев решил порвать с Анжелой. То ли надоела, то ли боялся, что о связи рано или поздно прознает жена — «блондинка» любила поболтать. Анжела обиделась и расстроилась — Стафеев ее худо-бедно содержал. Поделилась обидой с Мельниченко. Тот поначалу даже обрадовался, так как ревновал сексапильную подругу. Но ему тоже требовались деньги — в очередной раз влез в долги. Тогда и возник план шантажировать Стафеева.

Стафеев, понятно, упирался, но угроза разоблачения и развода страшила его больше, чем потеря энного количества зеленых бумажек. Трусоват был мужичок: блудлив, но трусоват. В итоге он согласился выплатить отступные в обмен на то, что Анжела уволится из фирмы и навсегда забудет про их отношения. Они договорились о последней встрече. Однако Артему в последний момент пришло в голову спрятаться в прихожей в гардеробном шкафу — для страховки. Вдруг Стафеев задумал что-то недоброе?

Анжела отговаривала: мол, зачем? Не боится она Игоря, только лишние заморочки. Но Артема это лишь насторожило. Подумал, может, Анжела скрывает чего? Может, она со Стафеева большую сумму слупить хочет, а его, Артема, без доли оставить?

В итоге сделали, как хотел Мельниченко. Он залез во встроенный шкаф-купе, а затем появился Стафеев, но вместо того, чтобы отдать баксы, начал торговаться. В результате слабовольная Анжела, не очень-то верившая в успех предприятия, поддалась нажиму и согласилась на меньшую сумму. Однако переговоры этим не ограничились. Стафеев заявил, что имеет право напоследок трахнуть Анжелу. Любвеобильная девица, уже получившая деньги на руки, не возражала.

Пока Анжела стонала на тахте, активно ублажая вошедшего в раж любовника, Артем сидел в шкафу, скрипя зубами от злости. Вылезти он не мог — не хотел светиться перед Стафеевым как соучастник шантажа. Да и уволил бы тот его сразу.

Когда Стафеев ушел, Мельниченко находился в бешенстве. Не только из-за того, что чувствовал себя униженным. Еще больше его разозлило то, что Анжела скинула Стафееву целых десять тысяч долларов — уж очень рассчитывал Артем на эти деньги. Они начали ругаться. В какой-то момент Анжела взяла мобильник и демонстративно позвала в гости Ксению. Потом говорит Артему:

— Хватит на меня орать. А то Ксении все расскажу. Бери десять тысяч за работу и проваливай. Я-то без тебя обойдусь — меня п… прокормит. А твоим… только груши околачивать.

Распахивает халатик и показывает свою «кормилицу». Дразнит, значит. Тут Артема и повело: злость и похоть — гремучая смесь. Ударил Анжелу несколько раз по лицу, заставил встать на корточки и начал жестоко насиловать. Девушка попыталась кричать, и тогда он зажал ей рот рукой. Когда свернул шею — даже не заметил. Так, по крайней мере, утверждал на следствии.

Поняв, что любовница мертва, решил замести следы, имитировав ограбление. И в это время в дверь позвонила Латынина. Артем не стал открывать, но у пенсионерки были свои ключи. Поняв, что его сейчас застукают, он спрятался в шкаф. Едва Латынина вошла в прихожую, как Артем набросился на нее. Женщина, отбиваясь, успела оцарапать ему грудь, но бывший десантник, разумеется, справился со старушкой.

Затем убийца спустился на улицу, сел в машину и уехал. Но перед этим сильно пнул рыжую кошку, попавшуюся под ноги на тротуаре. Машинально пнул — не любил этих хвостатых с детства. И попался на глаза пенсионерке-кошатнице. Теперь ему впаяют лет двадцать — и поделом.


А вы, небось, подумали, что всю кашу жена Стафеева заварила? У меня тоже такая мыслишка мелькнула, когда узнал, что Ольга Викторовна лично Анжелу на работу принимала. Неужели не замечала, что муженек у нее под носом шашни с глупой блондинкой завел? Или замечала?.. Эх, умна, рыжая чертовка, подозрительно умна. И глаза эти зеленые, в которые лучше долго не смотреть…

Впрочем, к убийству Анжелы она все равно не причастна. Даже если и подсунула девицу мужу в постель, чтобы развод получить без выплаты по брачному контракту. Понятно, что всю последующую комбинацию с шантажом глупая Анжела уже сама затеяла, на пару с Мельниченко. И поплатилась.

Так или иначе, без кошачьего следа здесь не обошлось. Но вообще-то, мужики, я в зловредность кошек не верю — глупые предрассудки. Думаю, не в этом дело, а в инстинктах. И в жадности, конечно. Недаром в народе говорят: страшнее человека зверя нет… Ладно, давай еще по маленькой. Отпуск все же. И лето заканчивается.





Оглавление

  • Арсений Алмазов КРИМИНАЛЬНЫЙ ВОДОВОРОТ
  •   Глава 1
  •   Глава 2
  •   Глава 3
  •   Глава 4
  •   Глава 5
  •   Глава 6
  •   Глава 7
  •   Глава 8
  •   Глава 9
  •   Глава 10
  •   Глава 11
  •   Глава 12
  •   Глава 13
  •   Глава 14
  •   Глава 15
  •   Глава 16
  •   Глава 17
  •   Глава 18
  •   Глава 19
  •   Глава 20
  •   Глава 21
  •   Глава 22
  •   Глава 23
  •   Глава 24
  •   Глава 25
  •   Глава 26
  •   Глава 27
  •   Глава 28
  •   Глава 29
  •   Глава 30
  •   Глава 31
  •   Глава 32
  •   Глава 33
  •   Глава 34
  •   Глава 35
  •   Глава 36
  •   Глава 37
  •   Глава 38
  •   Глава 39
  •   Глава 40
  •   Глава 41
  •   Глава 42
  •   Глава 43
  •   ЭПИЛОГ
  • Юрий Юрьев НАД ТИХОЙ ВОДОЙ
  • Константин Кривчиков РЫЖАЯ КОШКА