Джек Лондон: Человек, писатель, бунтарь [Роберт Балтроп] (pdf) читать постранично, страница - 2

американское
литературоведение социалистические устремления Лон­
дона, те потрясающие картины классовых антагониз­
мов, которые он создал в «Людях бездны», те грозные
пророчества, которыми заполнена «Железная пята».
Надо вспомнить атмосферу, сопутствовавшую литера­
турному дебюту Лондона и его ранней славе. Уже тогда
наметился резкий конфликт писателя с литературными
обозревателями, которые, с таким рвением хлопоча об
«изяществе» и «благопристойности» на американском
Парнасе, были шокированы «грубостью» очерков о тру­
щобах английской столицы, рассказов об ограбленном
Клондайке, о колониях прокаженных, появившихся в
Полинезии вместе с непрошенными цивилизаторами, о
безработных бродягах, скитающихся по Америке на
крышах товарных вагонов. Сколько было в ту пору на­
писано о натуралистичности Лондона, об изъянах его
художественного вкуса и скудости полученного им ли­
тературного образования! Даже самым благожелатель­
ным из его первых рецензентов то и дело казалось, что
это не настоящая литература и что талант Лондона
нужно воспитывать на классических образцах повество­
вательного искусства викторианской Англии.
Толковали о скверной литературной школе и о про­
фессиональной неумелости, однако на самом деле Лон­
дона не приняли прежде всего как писателя, высказав­
шего горькие истины об американской действительнос­
ти его времени и не сгладившего острых углов. Его не
приняли как художника реалистического направления.
На рубеже веков это направление стало в американской
литературе доминирующим, но поддержки у критиков
оно не находило, как и в те времена, когда стараниями
ныне почти забытых Джона Де Форреста, Эдгара Хау,
Эдварда Эгглстона оно впервые начало о себе заявлять
книгами, без прикрас изображавшими унылую прозу
буржуазных будней в Америке после Гражданской
войны.
Наоборот, чем активнее осваивал реализм самые
разные сферы американской жизни — и при этом обна­
руживал острейшие социальные противоречия вместо
декларированных демократических идеалов 1776 го­
д а , — тем грубее становились нападки на самых значи­
тельных из его последователей со стороны критики, про7

поведовавшей «изящное» как художественную норму, но
легко поступавшейся этим «изяществом» в журнальной
борьбе. Тут было не до деликатности — Лондон это
узнал сразу же. Дело шло о будущем американской ли­
тературы, о ее творческой ориентации, о принципах.
Рушился тот худосочный канон «благопристойности»,
который несколько десятилетий без устали насаждали
влиятельные бостонские литераторы во главе о Эдмун­
дом Стедменом, провозгласившим, что непривлекатель­
ные стороны бытия не должны интересовать художника.
Bсe еще считалось, что обителью искусства всегда были
и навеки останутся горние сферы чистой духовности, не
замечающей вокруг себя ничего, кроме цветов возвы­
шенной романтики, пусть даже американская почва
оказывается малопригодной для их произрастания.
Когда литература решительно покинула отводимую
ей Стедменом территорию и обратилась к реальности,
не игнорируя уродливого и отталкивающего, атаки на
реализм резко усилились. Толстой, чье влияние на аме­
риканскую прозу становилось все более серьезным, под­
вергался в журналах недвусмысленному осуждению,
хотя обычно оно было скрыто за реверансами перед
русским гением. По отношению к Золя, чей опыт вызы­
вал в США не меньший интерес, реверансы находили
необязательными, преобладал тон критических разно­
сов. И уж совсем не церемонились с отечественными
приверженцами реализма и натурализма — эти поня­
тия не разграничивались, да и сейчас в американском
литературоведении они нередко выступают как сино­
нимы.
Лондону, дебютировавшему в разгар этой кампании
против реализма, выпало на себе испытать силу ударов
тех апологетов «изящества», которых в литературе
больше всего страшила правда. Да и не одному ему.
Так же, и даже еще сильнее, травили Драйзера, ког¬
да в 1900 году он напечатал «Сестру Керри». Дошло до
судебных преследований и запретов книги из-за «без¬
нравственности». Свой следующий роман Драйзер смог
опубликовать лишь через десять лет.
Так же, прибегая к самым хитроумным ходам, за­
пугивали Твена, когда из-под пера великого писателя,
преодолевшего иллюзии насчет лучезарной американ­
ской будущности, стали выходить гневные памфлеты о
колониальном разбое на Филиппинах, о всеобщей про­
дажности в политических и деловых кругах Америки.
8

Даже друзьям он боялся показывать некоторые свои
особенно крамольные рукописи. Потребовалось почти
полвека после смерти Твена, чтобы увидели свет
«Письма с Земли». Еще дольше дожидался своей очере­
ди окончательный вариант «Таинственного незна­
комца».
Но в отношении Твена и Драйзера история в конце
концов восстановила справедливость.