Гранатовый срез [Дмитрий Иванович Линчевский] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Гранатовый срез

Пролог, или за несколько лет до…

Когда широкоплечий горизонт заслонил румяное солнце, когда сосульки перестали плакать, застыв от ночной прохлады, во дворе многоэтажного дома взвизгнули тормоза старенькой 'Тойоты'. Из машины вышли двое: первым — молодой человек в пятнистой спецназовской форме, за ним — полненькая блондинка со следами размазанной туши на щеках. Хлопнув дверцами, парочка недружно засеменила к последнему подъезду.

— Какой этаж? — сухо спросил военный, взбегая на крыльцо.

— Девятый, — тихо пробурчала спутница. — Но помни, Слава, ты обещал не устраивать скандал. Ты говорил, что…

— Вперед, — оборвал причитания спецназовец.

В лифте ехали молча, тишину нарушало только женское всхлипывание и нервное мужское покашливание.

У дверей квартиры блондинка, немного помедлив, смахнула с глаз остатки слез и робко нажала кнопку модного звонка, выполненного в форме позолоченного кукиша.

— Кто там? — отозвался изнутри сиплый мужской голос, которым впору было озвучивать персонажи уголовников в детективных фильмах.

— Открывай, Сережа… Это я, Галина.

Замок жестко щелкнул, и в дверном проеме появилось заплывшее (судя по густому перегару — с похмелья) фиолетово-красное лицо хозяина. Спецназовец оценил портрет художественно:

— Это что, обезьянка попку показала? Некрасиво. Отворяй ворота, не бойся.

— Да я не боюсь, не из пугливых, — вышел из тени низколобый и в самом деле напоминающий большого рыжего орангутанга мужчина.

— Сергей, между прочим, раньше боксом занимался, — с гордостью подпела воспрявшая духом блондинка. — Даже чемпионом города был в юности.

Ну и зачем она это сказала? Вздумала испугать кобеля буханкой? Разве можно играть на мужском самолюбии в такой пикантной ситуации. Никто же не просил будить лихо…

В следующий миг рука спецназовца выстрелила с бедра свинцовым кулаком. Скорость полета 'заряда' была, как минимум, сверхзвуковой, потому что боксер сначала почувствовал удар, а потом услышал шуршанье камуфляжа.

Глаза чемпиона заискрились бенгальскими огнями, новогодними фейерверками, яркой праздничной иллюминацией — ощущения почти безболезненные и хорошо знакомые по рингу. Привычно втянув голову в плечи, и, закрыв руками подбородок, боксер выбросил вперед левый 'хук'…

И опять же, зачем? Гость не собирался выяснять отношения в силовой манере, он лишь слегка чиркнул оппонента по скуле, чтоб не зарывался — боксер, понимаешь, не из пугливых — и потом, вы бы сдержались, увидев перед собой любовника собственной жены?

…Конечно, спецназовец мог заблокировать 'хук' рукой, или сделать нырок. На худой конец, отскочить в сторону тоже мог бы, но… Натасканный многолетними тренировками организм, выбрал самый надежный способ защиты и сработал на опережение, автоматически, без намеков на тему встречи. Нога военного камнем впечаталась в пах чемпиона.

Блондинка, ничего не понимая, лишь заметила, что Сережа, отважно ударив Славу, точнее, пытаясь ударить, рухнул сам, будто сбитый на взлете самолет. В итоге: любовник валялся на полу, а муж стоял непреступной стеной, у которой только что расстреляли мародера.

— Ты же обещал, что скандала не будет?! — взвизгнула она, топнув ножкой.

— А его и не было, — спокойно ответил спецназовец, поправляя форму. — Передача имущества прошла в спокойной деловой обстановке. Подстилка в форме женщины: бывшая в употреблении, почти новая, сдана в пользование другому владельцу. — Войдя в лифт, он на секунду задержался. — А знаешь, чем вы отличаетесь от животных?..

— ..?

— Да ничем: живете, чтобы жрать и плодиться — все. И на хрен вы людьми родились, зверьки? Ненавижу измену. Прощай.

Глава 1

Андрей Полынцев не любил милицию. В этом, наверное, не было бы ничего удивительного, если бы не одно занимательное обстоятельство…

Два года назад молоденький сержант Российской Армии в новеньком, ладно облегающем спортивную фигуру камуфляже, решительно вошел в отдел кадров УВД.

— Ух, какой красавец! — не удержалась от комплимента строгая в милицейской форме женщина, сидевшая за широким, заваленным бумагами столом.

— Здравия желаю! — отчеканил с порога Андрей, сверкнув гирляндой воинских значков на груди. — Сержант Полынцев прибыл для поступления на службу!

— Ну, рассказывайте, сержант Полынцев, какими судьбами в наши края занесло.

— Служил в вашем городе, вот, демобилизовался, решил остаться.

— А почему в органы надумали?

— Не нравится мне, как здешняя милиция работает, хочу исправить положение.

— О, какая интересная мотивация?! — вскинула брови женщина. — Неужели приходилось сталкиваться?

— Было дело… В прошлое увольнение, например, ездили с подружкой на рынок. Пока ходили по рядам, у нее из сумочки деньги с документами вырезали. Мы обратились в райотдел, а вместо помощи, получили дружеский совет — мол, пишите, что сами потеряли, а то паспорт долго восстанавливать придется, и вам, и нам морока и все такое. Разве это работа?

Женщина, пожав плечами, невесело вздохнула.

— Не знаю. Здесь нужно ситуацией владеть, могли быть какие-то обстоятельства, которые вам непонятны. Лучше вот что скажите — почему жильем и зарплатой не интересуетесь? Психологи говорят: 'если кандидат о материальных благах не спрашивает, значит, вынашивает какие-то темные планы'.

— А чего тут интересоваться. Думаю, с голоду помереть не дадите и койку в общежитии найдете — что еще человеку надо? Ваши психологи, наверное, службу с коммерцией путают. За материальными благами — как раз туда.

— А вы, значит, по идейным соображениям в милицию?

— Да причем здесь идея? Вот скажите, вы знаете случаи, когда обыкновенные люди спасают утопающих, выносят детей из огня, хамло на место ставят?

— Ну, допустим, знаю. Одному такому даже почетную грамоту в прошлом году вручили — грабителя задержал и доставил в милицию.

— Вот сами же и подтверждаете. Что он за идею это делал? Нет. Просто потому что — мужик. Вот и я такой же.

— Ну ладно, мужик, давай свои документы, посмотрим на какой фронт тебя можно определить…

Итак, в том, что Андрей Полынцев не любил милицию, не было бы ничего удивительного, если бы сам он не служил в органах вот уже без малого два года.

Участковый пункт милиции, а в просторечии — 'опорный', размещался в торце жилого дома и состоял их двух скромно обставленных комнат. Первая, маленькая и узкая, служила кабинетом участкового. Вторая, просторная, почти квадратная, с журнальным столиком, бумагой, авторучкой и полудюжиной стульев — приемной для граждан. Сюда приходили жаловаться на пьющих мужей, шумных соседей, непослушных детей и прочие бытовые неурядицы, в которых и призван был разбираться бывший сержант Российской армии, а ныне лейтенант милиции Андрей Николаевич Полынцев.

— Здравия желаю, товарищ участковый, — появился в дверях кабинета бравый старичок в камуфлированном армейском бушлате и франтовато заломленной на ухо шапке.

— Добрый вечер, Тихон Петрович, заходите, присаживайтесь. Что, опять соседи житья не дают?

— Да нет, я сегодня относительно другого повода. Там наши бабки судачат, что у кафе этого, как бишь его… тьфу-ты… 'Лотос', будь он не ладен. Так вот, труп там, на аллейке мертвый лежит. Может, сам убился, а мож, убил кто.

— Спасибо за информацию, — отложил ручку Полынцев. — Сейчас схожу, посмотрю, что случилось.

— Сходи, сынок, сходи, только фонарь возьми, да оденься потеплей, студеная нынче осень-то. Я пока заместо тебя здесь побуду, — старик, приосанившись, нахмурил кустистые брови. — А если кто придет, скажу — так, мол, и так — на убийстве наш участковый, не отвлекайте его разными глупостями. Ты кабинетик-то прикрой, я в общем зале посижу.

* * *
Городская малосемейка с миниатюрной кухонькой и крошечным — 3 х 4 — залом не лучшее место для активных игр, а поэтому супруги Фокины в воспитании сына уделяли основное внимание интеллектуальным занятиям: и для мозгов польза, и в квартире спокойнее. Сидя на полу посреди комнаты, отец терпеливо обучал трехлетнее чадо искусству составления кубиков.

— Вот смотри, Антоша, теперь получается мышка, — с довольным видом уложил Олег фрагмент картинки. — Нашу маму напоминает, верно?

— Да, да! — радостно захлопал в ладоши карапуз. — Похожа на маму!

Это была правда. И тонкий голос, и внешний облик супруги — небольшой рост, прическа-хвостик, маленький, точно лесная земляничка, ротик — делали ее похожей на шуструю полевку, в жизни которой была только одна цель: набить запасами собственную кладовую.

— Мне, кстати, соседи в стенку не стучат, когда по телефону разговариваю, — желчно пропищала 'мышка', выглянув из кухни.

И это была правда: супруг отличался не только крупным телосложением, но и зычным басом. Когда последний включался на полную громкость, у соседей начинала звенеть посуда.

— Что говоришь? Ужин готов? — переспросил Олег.

— Ты сегодня лишаешься ужина за плохое поведение.

— Вот те на. Зарплату, значит, в дом неси, а кормить мы тебя не будем? Интересно получается.

— За такую зарплату на работу вообще ходить не надо, — махнула рукой Зинаида. — Октябрь на исходе, а я до сих пор без сапог сижу.

— Мне это напоминает затертый сюжет унылого фильма, — вздохнул Олег, собирая кубики. — Денег нет, носить нечего, счастья мимо пробежало. Старо и банально. В миллионный раз повторяю — не с коммерсантом живешь.

— В милиции тоже люди устраиваться умеют. Вон, посмотри, какие дома себе некоторые отгрохали — обзавидуешься. А мы, похоже, так и сгнием в этой малосемейке.

— В уголовном розыске, сильно не разживешься, — виновато пробурчал Олег, — а в теплых службах одна блатата сидит.

Он уже несколько раз пытался перевестись в ОБЭП, но руководство только отмахивалось и говорило, что сейчас не время. Когда наступит подходящий момент, никто не знал, а поэтому старший оперуполномоченный Фокин в свои 30 по-прежнему гонялся за мелкой рыбешкой (крупную ловили тоже блатные) и терпеливо ожидал перевода.

— Ты с начальством не умеешь ладить, — смягчила тон Зинаида. — Сегодня в людях ценят не профессиональные качества, а личную преданность, способность услужить.

— Я в курсе — лакейством это называется.

— Как не называй, а если срабатывает, почему не делать?

На этой фразе в беседу вежливо вмешался телефон: звонок, предупредительно всхлипнув, залил комнату электронным клекотом. Не вставая с пола, Олег дотянулся до трубки.

— Фокин у аппарата.

— Привет, Олег, — это дежурный беспокоит, убийство у нас, собирайся…

* * *
Кафе 'Лотос' занимало первый этаж обшарпанной 'хрущевки' и выходило окнами на широкую аллею, где и лежал под сенью лысеющих кленов труп мужчины с перерезанным горлом. Пока дежурная группа осматривала место происшествия, Полынцев опрашивал работников кафешки — унылого заведеньица с замызганными столиками, зашарканным полом и затрапезного вида клиентами.

— Ну, может быть, ты в это время в окно выглядывала или крики слышала? Давай, вспоминай, Оксана.

— Да какое окно?! — удивленно изогнула брови симпатичная официантка лет 20-ти с модной стрижкой и крупнокалиберной грудью. — Вечер на дворе, что там, в темноте увидишь, тем более, за деревьями. И не слышала я ничего, у нас здесь музыка играет, хоть закричись на улице.

— А может, он, все-таки, сидел у вас? Может, с кем-то из гостей ругался? — допытывался Андрей, крутясь на высоком табурете у барной стойки.

— Нет, нет, не было его здесь — голову даю на отсечение.

— Да, да, — подтвердил толстенький, похожий на мальчиша-плохиша, бармен, — Не было.

— Ладно, пойду с клиентами поговорю, — расстроено сказал Полынцев и направился в полупустой зал.


Фокин смотрел на труп и думал о статистике, которую очередной 'глухарь' портил по всем показателям. И без того слабые позиции отдела с появлением нового 'висяка' сыпались, как штукатурка со стен местных пятиэтажек. Надеяться на быстрое раскрытие не приходилось — это не пьяная бытовуха, где весь подъезд знает в лицо алкаша-убийцу и с удовольствием делится информацией. Здесь была полная неочевидность. Олег называл такие дела 'полевыми'. Лежит себе человек посреди улицы и, поди, разберись, с какой стороны ветер подул: то ли обкуренная шпана набросилась, то ли ревнивый соперник подкараулил, то ли… Да мало ли на свете причин, по которым люди убивают друг друга, а ты бегай, ищи, разбирайся, потому что деньги за это получаешь. Как там Зинаида говорила — 'За такую зарплату и на работу ходить не надо? . Вот именно, а тут еще здоровье на холодном ветру подрываешь.

Судмедэксперт склонился над трупом, изучая характер ножевого ранения… Олег никогда не думал, что распластанная человеческая шея напоминает срез переспелого граната: такое же ввалившееся темно-красное нутро, свисающие пленочки и жилки, сочащаяся багровая слизь. Неприятное зрелище, противное. На такое лучше не смотреть. Брезгливо морщась, он отошел к машине и закурил…

— Стой тихо, не оборачивайся, — в спину сыщика уткнулось что-то твердое. — Если дернешься, пристрелю, у меня волына с глушителем.

Хриплый голос незнакомца подействовал на организм Фокина, как стакан неразбавленного спирта: замерзшие было уши, моментально налились жаром, озябшие ладони вспотели, а ноги вросли в землю и, случись бежать, не сдвинулись бы с места. Обычный человек, наверное, принял бы подобную угрозу за глупую шутку. Ну, в самом деле: рядом стоит дежурная машина с включенными фарами, в двадцати шагах опергруппа осматривает место происшествия, где-то поблизости ходит кинолог с собакой, ну кто осмелится нападать в этой ситуации? Правильно, из здоровых людей никто. А из больных? А если перед вами лежит труп, и вы знаете, что убийцей может оказаться маньяк, который решил вернуться на место преступления? Психам ведь плевать на осторожность — пальнет в спину и будь, что будет. А вот вам с дыркой в сердце вряд ли станет легче от того, что душегуба сразу схватят и упекут в тюрьму, и даже если его застрелят при задержании, все равно не станет легче, потому что на том свете уже другие виды на жизнь. Вот поэтому сейчас лучше постоять и подумать, как лучше повести себя дальше.

— Кто у вас главный? — прохрипел голос за спиной.

— С-следователь, — выдавил Фокин.

— Где он?

— Вон, с папкой в руках.

— Баба, что ли? — удивился незнакомец.

— Угу, — кивнул Олег.

— А с ней кто?

— Эксперты, шофер.

— Сам, кем будешь?

— Да так, смотрю тут.

— А чего смотришь, когда поквартирный обход должен делать?! — гаркнул незнакомец голосом Полынцева.

Олег нервно закашлялся.

— Ты думаешь, я тебя не узнал, Андрюха?! Сейчас как врежу за такие шутки!

— Да ладно, не заводись. Просто смотрю, стоит человек, покуривает, в то время, как другие жилмассив утюжат. Ты почему, кстати, один — где ваше славное отделение?

— Кто на больничном, кто на учебе, мы одни с Тимохиным остались. Думаю, нужно рапорт написать, чтобы тебя на время к нам прикрепили, а то сами запурхаемся, дел выше крыши.

— Я и так подключусь, не волнуйся. Мне бы шашку, да коня — да на линию огня, — Полынцев принял позу всадника и срезал ребром ладони невидимого врага.

— Вот, вот — бери ручку, да бумажку и бегом в пятиэтажку.

— Ого, стихами заговорили, господин поэт?

— Не обзывайся, пошли лучше в машину погреемся, а то я уже под собой ног не чувствую.

Открыв скрипучие дверцы, они дружно забрались в облупленный уазик. Фокин сел на место водителя — который все еще крутился возле трупа — и, проверив рычаг скоростей, включил зажигание. Мотор, чихнув, неровно заурчал, как истерзанный гастритом желудок. Печка взвыла с темпераментом авиационной турбины, и в кабину хлынул прохладный воздух. Едва успевший закурить Полынцев попытался выдохнуть дым, но встречный поток тут же вернул его обратно в легкие и, выхватив изо рта сигарету, шкодливо бросил ее на заднее сиденье.

— Затуши бычок, пока чехол не загорелся, — крикнул сквозь шум Олег.

В этот момент в салон влетел взъерошенный кинолог и, сев на тлеющий окурок, принялся что-то возбужденно объяснять.

— Да заглуши ты печку, — взмолился Андрей, — у меня шапку с головы сдувает, и дым из легких не выходит.

— Говори громче, не слышно!

— Печку, говорю, выключай — уши заложило!

— А, понял! Сейчас сделаю.

— … Вот такая вот хрень получилась, — раздался в наступившей тишине недовольный голос кинолога.

Фокин, кряхтя (130 килограммов — не баран накашлял), повернулся назад.

— Вот я и говорю, — снова начал следопыт. — Когда Бублик вышел к ближним домам, какой-то придурок завел машину. А наши собаки если слышат звук мотора, то бросают все на свете и бегут кататься, любят они это дело, в питомнике-то целыми днями в вольерах сидят.

— Значит так, — нахмурился Олег. — Бублик — это, стало быть, твой пес. Придурок — получается, я. А самый умный здесь ты, потому что машина во всем виновата. Правильно рассуждаю?

— Ну да, — развел руками 'самый умный'. — Одно могу сказать точно — жуликов было двое или трое, и побежали они в те дворы, что за аллейкой начинаются. Отсюда можно сделать вывод, что сработала местная гопота, потому как проезжей части в тех краях нету.

— Он прав, — подтвердил Полынцев, — на машине туда проехать сложно, особенно если дорогу не знаешь — все дворы трубами загорожены. Получается, что преступники были без колес и побежали не на остановку — значит, живут где-то рядом. Хотя…

— Вот именно, — кивнул Фокин, — могли сначала рвануть, куда глаза глядят, а потом уж на остановку выйти.

— Вот и проверяйте, — удовлетворенно крякнул кинолог и с видом благодетеля покинул машину.

— Смотри, смотри, — прыснул Полынцев, — у него окурок к бушлату прилип. Надо сказать, а то загорится, не дай Бог.

— Не надо, — вскинул ладонь Фокин, — пусть с дыркой на заднице ходит, в следующий раз не будет в теплой машине отсиживаться, прихвостень собачий. Другой бы на его месте врезал этому Бублику хорошего пенделя и всего делов. Слушай, вот имечко кобелю подобрали, лучше бы на работу столько фантазии уходило.

— Это они их по-домашнему называют, а в паспортах серьезные клички записаны, — проявил осведомленность Полынцев.

— Тем более. Как перетянул бы этого, с серьезной кличкой, поперек хребта и заставил по следу бегать, а не на машину оглядываться. Вот откуда, например, стало известно, что жулик был не один?

— Кинолог, наверное, следы увидел, или поведение собаки подсказало, у них там целая наука на этот счет.

— Да какая наука, — махнул рукой Фокин, — видели мы ее в деле.

— Не скажи, кое-что им, все же, удалось разнюхать. По крайней мере, завтра с утра начну нижние дворы прочесывать, может, кто-нибудь видел похожую гоп-компанию.

— Ты утром к нам на совещание не забудь придти, чтобы все чин-чином: приказ, задача, сроки. А сейчас отправляйся готовить опорный, с завтрашнего дня туда вселяется штаб по раскрытию убийства — вилки, ложки, стаканы, чтобы все было в полном ажуре. Как понял, прием?

— Понял вас хорошо, разрешите выполнять?

— Действуй.

Глава 2

Совещание у начальника уголовного розыска проходило в спокойной рабочей обстановке. Игорь Витольдович Журавлев, лысоватый майор с круглым лицом и тонкой шеей (за последнюю особенность нареченный ехидными операми Чупачупсом), внимательно слушал доклад о вчерашнем убийстве и между делом разговаривал по телефону.

— Извини, я отвлекся, — в очередной раз посетовал он, положив трубку. — Повтори еще раз, только кратко.

— Повторяю, — с готовностью кивнул Фокин, выступавший в качестве докладчика. — Гражданин Берцов Станислав Николаевич 1970 года рождения, проживавший по адресу — ул. Маркина — 10 квартира — 12, вчера, то есть 25 октября, около девяти часов вечера возвращался домой с работы. Проходя через лесополосу, подвергся вооруженному нападению со стороны неизвестных лиц: получил один удар ножом в спину, второй по горлу. На момент осмотра карманы были вывернуты, часы сняты — на руке остались следы — личных вещей не обнаружено. Налицо убийство с целью ограбления. Преступников ориентировочно было двое или трое. Сейчас устанавливаем приметы, делаем поквартирный обход, ищем свидетелей.

— По горлу-то зачем, фильмов, что ли насмотрелись? — покачал головой Журавлев. — Кстати, данные жертвы еще раз напомни, что-то фамилия знакомой показалась.

— По горлу — это, чтобы не шумел, — предположил Фокин. — От ножа ведь смерть не сразу наступает, а так полоснул артерию и готово. Теперь, что касается фамилии, — он раскрыл измятое удостоверение с зеленой обложкой и надписью 'Крона' посредине. — Уточняю — Берцов Станислав Николаевич 1970 года рождения.

— Дай-ка фотографию посмотреть, — протянул руку Журавлев. — Так: заместитель директора ООО 'Крона'. А почему оно так воняет?

— Это я документы на помойке нашел, — с гордостью вставил Полынцев. — Утром сбегал на место происшествия и вот, в мусоре раскопал. Видно сбросили по пути, обычное дело.

— Молодец, участковый, — брезгливо отложил удостоверение Журавлев. — Сегодня же подготовлю на тебя приказ и на пару месяцев запрягайся к нам, будешь Тимохина с Фокиным учить по следу ходить, а то они расслабились в последнее время.

— У нас все ученые, — недовольно пробурчал худосочный сыщик Тимохин, кривя полные губы, — то один на сессию уйдет, то другой, а тут вкалывай вместо них, как папа Карло.

По правде сказать, Тимохин больше напоминал другого героя сказки — кота Базилио, который уже видел в роли Буратино простодушного Полынцева, и рассчитывал сгрузить на него основную часть работы.

— Простите, Игорь Витольдович, вы сказали, будто фамилия вам показалась знакомой, — напомнил о себе Фокин до противного услужливым тоном. Казалось, даже обращение 'Вы', у него прозвучало с заглавной буквы (наставления супруги не проходили даром).

— Да, да, — задумчиво посмотрел на удостоверение Журавлев. — Этот парень когда-то в Центральном РУВД участковым работал, я тогда еще зональным опером бегал, лихой был околоточный.

— Вот, вот, — скептически хмыкнул Тимохин, — как из милиции уйдут, так сразу в темные истории влезают. А ты вкалывай, разбирайся.

— На человека просто грабители напали, — вступился за бывшего коллегу Полынцев. — От кирпича на голову никто не застрахован.

— Еще неизвестно, как там все обернется, — с видом знатока изрек Тимохин. — Бывшие менты, порой, хлеще бандитов номера откалывают, сколько у нас таких было.

— Ладно, господа сыщики, — взглянув на часы, заторопился Журавлев, — устанавливайте подозреваемых, отрабатывайте связи, проверяйте личную жизнь. Да что я вам азбуку читаю, сами все знаете. Давайте, не теряйте времени — по коням.

* * *
Распределение заданий в опергруппе прошло вполне справедливо. Тимохин сразу сослался на занятость и отошел в сторонку, правда, пообещав замкнуть на себя взаимодействие с прокуратурой. На Полынцева сгрузили все вопросы, связанные с поездками, а Фокину досталась самая ответственная, кабинетная работа. И, все же, в торговую фирму 'Крона' терзаемый меркантильными соображениями сыщик решил наведаться сам: мало ли чем полезным занимались коммерсанты (Зинаида снова надиктовала целый список нужных в хозяйстве вещей).

— Итак, ваш директор — Батюшкин Валерий Владимирович, семьдесят пятого года рождения, образование высшее, женат, двое детей, не судим. Правильно? — Фокин выжидающе посмотрел на собеседницу — светловолосую женщину с маленькими глазками, узловатой, похожей на ручку веника, шеей и ничем не выдающей своего присутствия грудью.

— Угу, — кивнула дама. — Все правильно. Теперь я — главный бухгалтер фирмы Белецкая Тамара Алексеевна, 1969 года рождения, образование среднетехническое, не замужем, имею на иждивении двенадцатилетнюю дочь и мать старушку.

— Вы, как перед судьей отчитываетесь. Не сталкивались?

— Нет, нет, — постучала по столу Белецкая. — Пока только с налоговой инспекцией дела имела.

— Ну хорошо, диктуйте дальше.

— А это все, больше никого нет.

— В фирме всего три человека? — Фокин окинул взглядом большой холл, в который выходили двери с табличками: 'Директор', 'Заместитель директора', 'Бухгалтерия', 'Отдел кадров'.

— Да, да, — вздохнула Тамара Алексеевна, — это раньше здесь было много народу, когда занимались лесом, цветными металлами, зерном. А сейчас только стройматериалы, да солярка остались: на нефтебазе бочки заправляем и по другим городам рассылаем. На отгрузку покупатели своих работников ставят, продавцам уже не доверяют. В общем, лишние люди никому не нужны.

— Значит, стройкой и нефтью, — с нескрываемой досадой протянул Фокин. (Зинаиде снова не повезло — сапогами и шапками здесь не торговали).

— А вот, кажется, и начальник приехал, — выглянула в окно Белецкая. — Сейчас зайдет…

Заслышав шум шагов в прихожей, Фокин поднялся со стула, приготовившись к встрече. Через пару секунд помещение наполнил запах густого перегара, и на пороге появился высокий, худощавый брюнет с гладко зачесанными назад волосами, отекшим лицом и покрасневшим, как у Деда Мороза, носом.

— Добрый день, — сказал Батюшкин сиплым голосом, направляясь к своей двери.

— Здравствуйте, Валерий Владимирович, — прощебетала Тамара Алексеевна, — а вас тут из милиции дожидаются.

— Ну, что ж, — длинная рука директора описала пригласительный жест, — заходите, коль пришли.

Кабинет был небольшой и неуютный. Выдержанная в стальных тонах мебель — стол, стулья, шкафы — отливала автомобильным блеском и создавала ощущение нежилой холодности. Казалось, что на улице было гораздо теплее, чем в помещении.

— Мы расследуем убийство вашего заместителя, — официально начал Фокин, опускаясь в серое кресло. — Сейчас отрабатываем все возможные версии. Расскажите, пожалуйста, что он был за человек, чем занимался, и не могло ли преступление быть связано с коммерческой деятельностью фирмы?

Директор едва заметно кивнул, давая понять, что расслышал вопрос и выудил из холодильника початую бутылку конька.

— Будете?

— Спасибо, я на службе.

— Как хотите, — Батюшкин сделал большой глоток прямо из горлышка и, выждав секунду, другую, закурил. — Что за человек, говорите? Да правильный был мужик, настоящий, хоть и ершистый временами. Мы с ним вместе без малого 3 года отработали и богатство и бедность — все попробовали. А теперь вот его не стало.

Фокину показалось, что Валерий Владимирович сейчас пустит слезу. Не слишком ли откровенные эмоции перед незнакомым посетителем? Еще пару глотков и рыдать бедолага начнет, а ведь бизнесмен, сиречь — битый, крученный, хитрый деляга. Если бы он слюни пускал на плече у друга — это одно, а вот у милиционера, которого по определению должен бояться — совершенно другое. Или это специально на показ рассчитано? Мол, вот как мы коллегу любим — до слез буквально, а на самом деле только что с киллером расплатились.

— А чем он занимался в последнее время? Может быть, кому-то дорогу перебегал?

— Да бросьте вы, — махнул рукой директор. — У нас маленький бизнес, в нем не убивают. Заказуха дороже стоит, чем вся наша фирма.

— Для кого и миллион не деньги, — с сомнением произнес Фокин.

— Раньше так и было, а сейчас каждая копейка на счету. Все ведь напрямую хотят работать, без посредников. Нам только крохи с барского стола перепадают. Отгружаем пару бочек солярки в какую-нибудь Пердиловку и месяц по всей стране за новыми клиентами бегаем.

— А я думал, вы только по области работаете.

— Да нет, — приосанился Валерий Владимирович, — и по Сибири, и по Уралу, и по Кавказу, даже за границу, бывает, отправляем груз — в Казахстан.

— А что им ближе взять негде?

— Есть, конечно, но иногда выгодна и такая схема. Если у нас покупают, к примеру, щебень, то и горючее удобней здесь же брать: как в супермаркете — дороже, но все в одном месте.

— Скажите, а 25-го, в день убийства, вы чем занимались?

— Все в обычном режиме: я свои сделки добивал, Берцов свои. Мы как раз две отгрузки тогда провели: одну по стройматериалам, другую по солярке, — телефонный звонок не дал ему договорить. — Я у аппарата, — насторожено ответил Валерий Владимирович. — Нет, пока занят… Милиция у меня… Нет, нет. Это по другому делу, по убийству. Заместителя моего убили… Нет, все нормально, как и договаривались, отгрузка по плану… Хорошо, я сейчас подъеду, — он положил трубку и с извиняющимся видом развел руками. — Волнуются клиенты, мол, не ОБЭП ли нагрянул, надо бежать, успокаивать.

— Спасибо и на этом, — вздохнул Фокин, — значит, ничего особенного в последнее время у вас не происходило?

— Нет, конечно, я бы сам к вам пришел, если б что-то заподозрил. С работой убийство точно не связано, так что ищите в другом месте.

* * *
Полынцеву не требовалось отдельных указаний на то, чтобы приступить к работе по делу — в обязанности участкового уполномоченного входило более ста служебных позиций, в том числе и раскрытие тяжких преступлений — но Чупачупс, все же, решил подготовить приказ о временном переводе офицера в уголовный розыск. Расчет был прост — с прикомандированного сотрудника спрашивать легче: здесь уже не прикроешься занятостью семейными дебоширами, алкоголиками, и разбитыми носами дворовой шантрапы.

Только куда же спрячешься от дотошных граждан, которых совершенно не волновали милицейские трудности, которым своя рубаха была ближе к телу и проблемы украденной из ящика почты, или разбитой в подъезде лампочки казались намного важнее чужой смерти. А потому сидел участковый Полынцев в своем аскетично обставленном кабинете — стол, холодильник, четыре стула — и внимательно слушал жалобы шестидесятилетней пенсионерки Ларисы Михайловны.

— Вы знаете, Андрей Николаевич, я ведь не какая-то злобная фурия и прекрасно понимаю, что иногда можно и пошуметь, и повеселиться, но ведь надо же ориентироваться, что не в лесу живешь, что рядом люди, которым необходим покой, тишина, сон, в конце концов. А соседи целыми днями музыку гоняют, орут друг на друга, скачут как лошади — просто сумасшедший дом какой-то. Я много раз просила их вести себя потише, так они говорят, мол, иди отсюда бабушка, не в пансионате живешь, не собираемся мы из-за тебя на цыпочках ходить. А у меня давление, желудок, сердце прихватывает, ну что делать, прямо ума не приложу.

Полынцев с жалостью смотрел на эту пожилую женщину с интеллигентным, подернутым морщинами лицом и добрыми усталыми глазами. Почему бы ни выдавать тем, кто никогда не нарушал закон, пистолет с резиновыми пулями и правом использования на свое усмотрение. Нахамили в транспорте — получи пилюлю в живот, сиди, подлец, зажимайся от боли. Скачут соседи над головой — получи в бедро, прыгай дальше наперегонки с костылями. А к стрелку никаких вопросов: если сделал так — значит, была необходимость и спасибо за помощь в воспитании нации.

— Я обязательно к ним зайду, — вернулся на землю Полынцев, — не беспокойтесь, постараемся решить вашу проблему.

— Спасибо, Андрей Николаевич, извините, что тревожу по таким пустякам, у вас, наверное, и без меня дел хватает. — Женщина со вздохом поднялась и медленно направилась к выходу. — А вы любите читать? — обернулась она на пороге.

— Люблю, — смутился Полынцев (на самом деле он читал только специальную литературу, и то во время сессий в юридическом институте, где учился заочно).

— Ну, так я вам что-нибудь принесу, — оживилась Лариса Михайловна, — я ведь в библиотеке раньше работала, поэтому дома целая коллекция книг. Нет, нет, не потому что служебным положением пользовалась, просто была возможность покупать со скидкой. А вы, наверное, детективы предпочитаете?

— Ну, да, наверное, — не слишком уверенно произнес 'книголюб'.

— Я вам найду самый интересный, у меня прекрасная подборка в этом жанре. Ну, всего доброго, не стану больше вас задерживать.

Она распахнула дверь и угодила прямо в лоб подошедшему с другой стороны Фокину. Раздавшийся при этом звук был тупым и твердым, как если бы деревом ударили по дереву.

— Ловко, — икнул от неожиданности сыщик. — Будто бы меня здесь ждали.

— Ой, извините, молодой человек, экая, право, несуразность случилась. Я не специально, поверьте.

— Ничего, ничего, — ободрил женщину Полынцев, — не будет чужие разговоры подслушивать.

Растирая ушиб, Олег с кислой улыбкой попрощался с Ларисой Михайловной.

Андрей окинул рукой кабинет:

— Располагайся, где хочешь. Я тебе сейчас все новости расскажу.

— Это тебя в армии такому гостеприимству учили?

— Слушай, слушай, пока я на стол собираю — в градусе уже не до этого будет. Значит, в Центральном РУВД мне сказали, что прослужил у них Берцов не более года. А до этого — слышишь? — почти шесть лет отбарабанил в СОБРе. И как?

— Ну и что? — вяло отреагировал Фокин.

— А то, что теперь становится понятно, почему мужика ножом полоснули — драка у них завязалась, вот и весь ответ.

— Не факт.

— Как не факт?! — подскочил Полынцев, — самый прямой! Мне это перерезанное горло покоя не давало — ну слишком жестоко для ограбления, согласись. За какой-то кошелек человека убивать. А сейчас все объясняется — задерживать он их начал, вот и взбесились отморозки: двое спереди навалились, третий сзади перо в спину воткнул. Только дядька, видно, крепкий оказался, не слег с одного удара, а может кричать начал, поэтому и пришлось его ножом по горлу успокаивать — все сходится. Завтра же с утра пойду во дворах агентурную сеть налаживать.

— Ты сначала стол научись налаживать, а остальное само придет, — нетерпеливо сказал Олег, поглядывая на пустые стаканы.

— А, дурное-то дело нехитрое, — отмахнулся Полынцев, доставая из холодильника колбасу и соленые огурцы, — Кстати, знаешь, какую систему Берцов на своем участке закрутил? В каждом дворе нашел бабку с телефоном и попросил наблюдать за обстановкой, мол, для своей же безопасности. А старушкам что — они и так целыми днями на лавках просиживают. В общем, сеть у него целая получилась, везде глаза и уши. Вот и я хочу такую же организовать.

— Флаг тебе в руки и барабан на шею, — кивнул сыщик. — Открывай бутылку.

Глава 3

В 7 утра Полынцев уже стоял под дверьми соседей Ларисы Михайловны и злобно давил кнопку облупленного звонка. Самочувствие было гадким, а местами даже супергадким: спрашивается — в чем заключалась прелесть пьянства? Пока разжиженный мозг собирался с ответом, снизу послышался тихий женский голос:

— Андрей Николаевич, они в это время еще спят, пойдемте лучше я вас чаем напою.

— Здравствуйте, Лариса Михайловна, — кивнул Полынцев. — Спят, говорите? Чаем, говорите? А и пойдемте.

Они спустились этажом ниже и зашли в квартиру пенсионерки. Похожа на библиотеку — отметил про себя Полынцев, вытирая ноги. В коридоре, вдоль стены, три этажерки, заполненные книгами. В зале, гарнитур, два больших, до потолка, шкафа, еще одна этажерка. У окна небольшое с деревянными ручками кресло, на нем книга. Рядом, диван-раскладушка, завален журналами и газетами. Казалось, подними сиденье и увидишь там, вместо постельного белья, огромный склад макулатуры (то есть, литературы, конечно). Хорошо, что в квартире только одна комната, иначе вторая была бы полностью оборудована под книгохранилище. А в целом, везде чистенько, ухожено.

— Проходите на кухню, я сейчас стол накрою, — прощебетала Лариса Михайловна, надевая синий фартук. — Соседи вчера до 3-х ночи отношения выясняли, так что раньше полудня не встанут. Втроем живут, а шуму, как от цыганского табора. Казалось бы, взрослые люди: им уже за сорок, сыну восемнадцать, нигде не работают, случайными подачками перебиваются, на что пьют — непонятно. А я одна живу, благоверного десять лет тому схоронила, дочь замуж вышла, уехала в Челябинск, а других родственников у меня здесь нет. Мы в свое время из Белоруссии приехали, все корни там остались, впрочем, и те уже по пальцам перечесть. А вы сегодня бледненький какой-то. Что, нездоровится?

— Так, немного, — пожал плечами Андрей, борясь с приступом тошноты.

— А вы, наверное, думаете — эх бабка, знала бы ты, как мне плохо — не спрашивала бы, помогла. Но я, между прочим, не такая уж и бабка, и догадываюсь, чем вашему горю помочь, — на столе тут же появилась банка огуречного рассола и тарелка с борщом, аппетитно подмигивающим огромным бело-сметанным глазом. — А может быть вам рюмку поднести? Говорят, помогает. Я-то сама не пью, так что компанию не составлю.

— Я тоже пить не буду, — угрюмо сказал Полынцев и жадно припал к банке с рассолом.

* * *
Фокин проснулся не оттого, что наступило утро, и даже не оттого, что тяжесть похмелья доставляла мученья, а по причине куда более возмутительной. Руки, без всякого на то разрешения, неожиданно уперлись в кровать и попытались вытолкнуть чугунное тело хозяина из теплой постели. Правда, из-за отсутствия координации, правая ладонь соскользнула и провалилась в пустоту, зато левая точнехонько угодила в мягкий живот ненаглядной супруги. Именно это и послужило причиной очередного скандала.

Если б Зинаиде удалось вовремя напрячься, то ничего бы выдающегося не произошло, но так как она еще спала, организм отреагировал на давление вполне естественным образом: рот испустил легкую отрыжку, а обратное место… впрочем, звук получился примерно одинаковым, так что, не суть. Однако последующие действия сконфуженной дамы заставили неуклюжего сыщика надолго запомнить страшные последствия корпоративной пьянки. Со словами, — 'Ах ты жирная скотина! , - жена заехала ему под дых локтем, потом добавила кулаком, а затем коленом.

Такого доброго утра Олегу еще никто не желал. Мало того, что во сне его пытали в гестаповских застенках, не давая есть, пить, ходить в туалет и выведывая фамилии начальников (которые он, конечно же, называл, но вместо благодарности получал иголки под ногти и кипяток на пятки — мол, нехорошо продавать своих — фашисты, словом, что с них взять), так еще и наяву продолжалось то же самое. В конце концов, измученный похмельными пытками организм заявил — 'Знаете что, господа хорошие, я больше терпеть не намерен! . И ведь не стал, мерзавец! Сначала Фокина стошнило прямо на постель, потом на пол, а позднее — когда уже бежал в туалет — на пороге, перед самой дверью. Зинаида крикнула, что с таким алкашом дальше жить не собирается, и чтоб он проваливал на свою работу и домой больше не возвращался…

Уныло ковыляя на службу, Олег раздумывал над гневными словами жены. Что она хотела сказать последней фразой? Не приходить пьяным или не приходить вообще?.. Как ни крути, а дорога к спиртному была заказана. Грустно, обидно, а что тут возразишь…

— Здравствуйте, э… — прервал размышления сыщика директор 'Кроны', неожиданно выросший перед входом РУВД с протянутой рукой.

— Э… — передразнил его Фокин, подавая трясущуюся (от холода, не от пьянства) ладонь. — Что, забыли, как звать? А я ведь вчера представлялся.

— Извините, забыл, напомните, пожалуйста.

— Олег Степанович, к вашим услугам.

— Мне бы с вами поговорить надо.

— Понимаю, только не до вас сейчас, другие дела ждут, извините. Вчера надо было разговоры разговаривать.

— Экий вы злопамятный, я же не специально уехал. Между прочим, тот клиент, что при вас звонил, все-таки, отказался от сделки, не захотел работать с фирмой, которой заинтересовалась милиция.

— Не перекладывайте с больной головы на здоровую, — покривился Фокин. — Может быть, он не захотел работать с тем, у кого заместителя убили? Пройдемте в кабинет, обсудим тему.

Несмотря на то, что похмельный синдром и домашние неурядицы постоянно уводили мысли в сторону, основные тезисы директора Олегу были понятны, но вряд ли они имели отношение к убийству.

— Так вот, этот человек мне и говорит, — сбивчиво излагал Валерий Владимирович, — мол, не рассказывай в милиции о нашей сделке, у нас, мол, чеченцев, своих проблем хватает. А почему, спрашивается, не рассказывать? Мы отправили на Кавказ вагон со стройматериалами, все законно, по бумагам. Ту сделку, кстати, Берцов проводил, вот я и решил, что вам будет это интересно.

— Это одна из двух последних?

— Да, да. А вы помните? Я думал, вы вчера не слушали. Соляркой я сам занимался и сегодня ее должны были отгружать, но, как уже сказал — директор узнал о том, что в фирме такое случилось, и отошел от дела.

— Что, испугался, подворовывает?

— Не знаю, не знаю. Мы ведь с ним это дело уже и обмыть успели, а тут раз и передумал. Я бы на вашем месте его обязательно проверил, как-то подозрительно все это выглядит.

— Угу, — буркнул Фокин, — до вчерашнего дня водку вместе пили, и все было нормально, а как отказался, так подозрительным стал. Может, нам его заставить с вами дальше работать?

— А вы могли бы? — встрепенулся Валерий Владимирович.

— Вот и весь ваш интерес наружу, — вздохнул сыщик. — Мы убийство раскрываем, а вы под эту марку какие-то коммерческие делишки решаете.

— Да нет, что вы, просто бдительность проявляю, помочь хочу.

— Кому?

— Вам.

— А может, себе? — прищурил глаз Олег. — Ладно, давайте не будем гонять черных кошек по черным подвалам, лучше сделаем так. Подготовьте бумагу с реквизитами этих фирм: куда, когда, сколько и кто отгружал. Потом занесите мне. Посмотрю на досуге. В последнее время с кем-нибудь еще дела вели?

Батюшкин едва заметно дернул глазом, но сыщик не успел этого заметить, потому что раздался ушераздирающий звонок внутреннего телефона

— Чтоб вас так по утрам будили. Слушаю.

— Олег, я убийцу поймал! — возбужденно прокричал в трубку Полынцев, спускайся быстро в дежурку, колоть будем, пока тепленький.

— Ну вот, — потирая ладони расцвел Фокин, — взяли одного душегубца, так что работаем, ловим.

— Поздравляю, — протянул руку Валерий Владимирович, — значит, бумагу составлять уже не надо?

— Нам нет, а вот обэпникам может пригодиться. В общем, заносите.

— Хорошо, спасибо, до свидания.

* * *
Едва Фокин переступил порог дежурной части, как тут же окунулся в мир высокого напряжения. Казалось, нормальный человек не может работать в такой сумасшедшей обстановке. Несмолкающие телефоны, завывающие рации, буйные задержанные, испуганные потерпевшие, десятки указаний, сотни поручений и многое, многое другое, от чего голова бедных дежурных гудела, кружилась и раскалывалась напополам. Именно поэтому Олег не стал отвлекать наряд глупым вопросом: 'А где тут наш убивец? — на который знал дословный и не слишком ласковый ответ, а сразу же прошел в комнату для задержанных.

— Давай сначала перекурим, — встретил его у 'обезьянника' Полынцев, — а то ясегодня, как борец на ковре отработал, все тело болит.

Они уединились в дальнем углу коридора, напротив туалета, где было относительно спокойно.

— Ну, не томи, — нетерпеливо чиркнул зажигалкой Фокин, — рассказывай, что и как.

— Пока одни в постелях нежились, другие бандитов ловили, — не без удовольствия подначил сыщика участковый.

— И даже тебе, нахальный шпендик, я не пожелал бы тех нежностей, которые мне с утра перепали.

— Я не шпендик! — возмутился Полынцев. — Метр восемьдесят, между прочим. Это ты морковки в детстве перекушал — верзила. Но сейчас не об этом. Значит, слушай леденящую душу историю. В общем, прихожу я сегодня к одним негодяям, чтобы навести конституционный порядок. Говорю им: так, мол, и так, граждане алкоголики — почему соседям житья не даете? А они как поднимутся на меня с матами и давай поливать сверху донизу, представляешь? Я, само собой, закипаю и устраиваю им Варфоломеевский утренник в отдельно взятой квартире: папашке в пах, сыночку в пузо, мамашку в туалет и на защелку. Пока со щеколдой возился, мужики эти очухались и схватились за ножи. Что делать? Запрашиваю Центр, говорю — братцы, спасайте, у меня критическая ситуация, вурдалаки со всех сторон атакуют, разрешите секретные приемы использовать, иначе не продержаться мне. Центр дает добро. Я выбираю юго-западно-восточно-европейский стиль и наношу сокрушительный удар в… Хотя, постой, у тебя же нет специального допуска, значит нельзя рассказывать. Эх, зараза, чуть не проболтался.

— Мой юный друг, — хмуро пробасил Фокин, не оценив шутку, — если ты не прекратишь тут дурковать, я твои метр восемьдесят в поросячий хвост закручу и к унитазному бачку подвешу.

— Да ладно, — расплылся в улыбке Полынцев, — ты чего с утра такой груженый? Все замечательно. Иди Чупачупсику и докладывай: мол, раскрыли в кратчайшие сроки и с минимальными потерями: только две пуговки и пипочка на бушлате оторвались, — Андрей откинул полу бушлата, демонстрируя понесенный ущерб. — А шороху я у них, правда, навел и мужиков этих сюда притащил. Когда перед клеткой обыскивать стали, у сынишки в кармане часики обнаружились, а на них гравировочка — 'За доблесть в боях'. Представляешь?

— Фью-ють, — присвистнул Олег, — интересно, что он по этому поводу шепчет? На помойке нашел?

— Сначала примерно так и сказал. А потом я его немного прижал, фотку с места происшествия в нос сунул, говорю, видели тебя там, и даже следы изъяли. В общем, поплыл он и признался, что часы оттуда. Молодец Андрюша? Мышей ловит?

— Молодец, молодец, — погладил его по головке Фокин, — получишь 'Чупа-Чупс' от Чупачупса. А сейчас давай-ка паренька в наручники и ко мне, будем дознаваться.


В кабинете искушенный сыщик применил старый, но по-прежнему действенный метод дознания — поставил парня у шкафа и зацепил браслетами за шпингалет антресоли. Находиться в вытянутом положении было крайне неловко, и поэтому ожидалось, что откровения из подозреваемого польются намного быстрей, чем обычно.

— Чем раньше начнешь говорить, тем скорее сядешь, — ласково объяснил диспозицию Фокин. — Давайте, юноша, мы терпеливо ждем.

Мосластый паренек с туманным взглядом, длинным носом и расквашенными губами (последний штрих внес в портрет местный художник Полынцев), долго решал, как ему лучше поступить. Наконец, что-то сообразив, он глубокомысленно изрек:

— Так я, это, как его, вроде уже все рассказал.

— Молодец, — похвалил Олег, — теперь подробненько повтори все сначала и можешь садиться. Будешь говорить правду — получишь самый маленький срок, а станешь обманывать — тридцатый день своего рождения встретишь на зоне, и подарят тебе к празднику торт из тюремной лапши и свечки из собачьих какашек.

Полынцев не был сторонником механических способов допроса. Еще пару часов назад, там, в квартире, где маргинальное семейство набросилось на него, как стая дворовых собак, ему казалось, что возмездие будет сурово на расправу. Но сейчас, когда все так замечательно окончилось, и противник был повержен, злость куда-то улетучилась. Ну, в самом деле, парень и без того сознался в преступлении, к чему были эти распятья на антресолях. Или, что-то оставалось неясно?

— Ну, это как его, — лепетал задержанный, — сидим мы короче в 'Лотосе', смотрим, а деньги кончаются. Друган говорит, пошли, мол, на улицу, у малолеток бабок шкульнем. Ну, короче, пошли. Народу никого. Спустились в нижние дворы, настреляли там по-быстрому мелочи, возвращаемся. Через аллею проходим, гля, а там мужик на тропинке валяется. Думаем пьяный, подбегаем и только в карманы лезть, а из него кровь как хлынет, ну, мы, короче, ноги в руки и оттуда. А потом я малеха отошел, думаю, а че жмура-то бояться? Ну, вернулся, короче, и почистил малость.

— Молодец, вторую серию хорошо рассказал, — закуривая, подытожил Фокин, — а вот первую не очень. Давай теперь с того места как деньги кончились.

— Ну, вышли, короче, на улицу, — снова затянул Мосластый, — народу нет, мы спустились в нижние дворы, там…

— Что там, мы уже слышали, ты рассказывай, чего здесь: как мужика встретили, как деньги стрелять начали, как ножичек достали — давай, я жду.

— Да вы что, думаете — это мы его, что ли? — взвился парень. — Он уж там был готовый, я только часы и бумажник вытащил.

Услышав последнее признание, Полынцев расстроился и сник. Еще минуту назад грудь его распирало от радости быстрой победы, и вот вам пожалте — дело приобретало новый оборот. Теперь не оставалось никаких намеков на истинного преступника. И кого в таком случае искать? Можно было бы сразу сообразить, что не похож этот субтильный юнец на убийцу, и, потом, бывший собровец мог таких десяток на кулак намотать, а то и побольше. Да уж, опростоволосился перед напарником, ничего не скажешь. Что, спрашивается, мешало самому все детали уточнить? Не зря говорят — не лезь вперед батьки под паровоз, или, как там правильно?..

Фокин прекрасно знал, что словам задержанного нельзя верить ни на йоту и поэтому с упорной методичностью продолжал вести допрос.

— Как зовут твоего друга, где живет и чем занимается?

— Гуня его кликуха, — шмыгнул носом Мосластый, — адреса не знаю, но дом показать могу. Да он в 'Лотосе' каждый день сидит, там и ищите.

— Фамилию называй, а не погоняло, — повысил голос Олег, — не на псарне находишься.

— Зовут Гена, а больше я ничего не знаю, у нас только по кличкам обращаются, по именам — западло.

— Какой он из себя? Опиши, — невесело спросил Полныцев.

— А на вас похож, только вы, это самое, посимпатичней будете.

— Вот это комплимент, Андрюха, поздравляю! — гоготнул Фокин и тут же смахнул улыбку. — Ты нам конкретные приметы давай, а симпатии для зоны побереги, там в самый раз пригодятся.

— Так я конкретно говорю. Он на участкового похож.

— Ну что ж, — состроил шутливую гримасу Олег, — так и запишем: рост — маленький.

— Сто восемьдесят! — напомнил Полынцев.

— Я и говорю — маленький. Телосложение — тощее.

— Спортивное, — процедил Андрей.

— Я и говорю — тощее. Глаза — цвета болотной гнилушки…

— Зеленые! — вспыхнул невольный натурщик. — Может, хватит уже! И без того настроение поганое.

— Ух, как вы ревниво к своей внешности относитесь, мистер симпатичный участковый, — осклабился Фокин. — А в стрипклубе не желаете себя попробовать? Говорят, лучшие стриптизеры из бывших военных получаются.

— Гы, гы, — роготнул в рукав Мосластый.

— А ты чего развеселилось, туловище!? — перешел на армейский жаргон Полынцев, — давно пробоин в фанере не было?

Истеричный звонок местного телефона заставил присутствующих одновременно вздрогнуть.

— Слушаю, — взял трубку Фокин. — Да… понял… хорошо… сейчас буду. — Шеф вызывает, — недовольно буркнул он, закончив разговор. — Уводи этого в клетку, будем новые ЦУ разгребать.


Майор Журавлев раскрыл пухлый, как слоеная булка, ежедневник, и, отыскав нужную закладку, с лукавым прищуром взглянул на Фокина:

— Ну что, герой, можно записывать на ваш счет очередную победу?

— Уже донесли, — обреченно выдохнул сыщик.

— А что так трагично? Хотел первым доложить, или какие-то проблемы возникли?

— Да мы еще сами толком не успели… в общем, там… одним словом, кажется, это не он. Точнее он, но не по убийству, а скорее по грабежу. И даже не по грабежу, а по краже, но в любом случае, пока рано говорить, надо подработать сначала.

— Так, — недовольно крякнул Чупачупс. — Из твоего четко выстроенного доклада я понял одно — поймали, но не того. Отсюда вывод — убийство по-прежнему не раскрыто. Отсюда вывод — главная, она же единственная, версия оказалась ложной. Отсюда вывод — преступление совершено не с целью ограбления, а по иным мотивам, которые нам до сих пор неизвестны. Сразу напрашивается интимный вопрос — а почему?

— Вот над этим сейчас и работаем, Игорь Витольдович, — привычно начал оправдываться сыщик. — Я, как раз собирался с вами посоветоваться, определить, так сказать, направление главного удара.

— Ему про Фому, а он про Ерему! — всплеснул руками Журавлев, — ты уже выбрал одну версию и скинул ее на бедного участкового, мол, ему местная шпана лучше знакома, и что получилось? Пустышка! Теперь опять предлагаешь главную линию разрабатывать? Запомни — нет на этой стадии основных и второстепенных направлений — все одинаковы, все перспективны, только работать надо, проверять, носом рыть, а не водку по вечерам глушить. От твоего перегара у меня все цветы на подоконнике завяли.

Фокин медленно перевел взгляд на окно. Там, действительно, стоял небольшой цветочный горшок. Но, во-первых — он был единственный, а во-вторых — с кактусом. Последний, в представлении Олега, имел к цветам очень далекое отношение.

— Извините, — виновато пробасил сыщик, — случайно как-то вышло. Теперь больше ни капли до самого Нового Года.

— А, брось, — отмахнулся Игорь Витольдович. — Зарекалась свинья дерьма не есть. Рассказывай, что за эти дни успели наковырять.

— В общем, так, — оживился Олег, — мы проверили место работы Берцова.

— А место жительства? — вскинул брови Журавлев.

— Пока нет. Жена не стала разговаривать — сослалась на похороны и плохое самочувствие. Мы с ней завтра встречаемся.

— Вот видишь, вы даже базовые моменты упустили — плохо. Давай дальше.

— В фирму 'Крона' я ездил сам, беседовал там с бухгалтером и директором. Последний оказался довольно ушлым мужичком, попытался нашими руками свои коммерческие вопросы разрулить. Рассказал о двух компаньонах, которые, по его мнению, странно себя ведут: первый, якобы, просил не рассказывать о какой-то сделке, а второй вообще отказался от договора. В общем, с налогами мудрят, наверное. Для обэпников может и будет интересно, а для нас, вряд ли… Но тем не менее я все обязательно проверю и вам лично доложу. И еще удалось выяснить, что Берцов раньше служил в СОБРе — вот в принципе и все.

— В СОБРе, говоришь?

— Да, да, — кивнул Фокин, — шесть лет, практически.

— Отсюда вывод, — поднял ручку Журавлев, — человек, наверное, воевал. Отсюда вывод — бывал на Кавказе. Отсюда вывод — вполне возможно, что у нас появился чеченский след: горло-то в лучших горских традициях перерезано, как думаешь?

— Точно, хлопнул себя по лбу Олег, — директор ведь говорил, что у них одна сделка с чеченцем была — все сходится!

— Вот и проверь, — согласился Чупачупс, — может здесь, действительно, что-то есть, но про остальные версии тоже не забывай…


Фокин влетел в свой кабинет и чуть не сбил с ног стоявшего у зеркала Полынцева.

— Что, собой любуемся, мистер симпатичный участковый?

— Ну, хватит уже, а? — обиженно буркнул Андрей.

— Ладно, не до этого сейчас. Бери-ка ноги в руки и двигай в СОБР, узнай там все о чеченском прошлом Берцова. А именно: когда бывал в командировках, где, с кем и чем конкретно занимался. Есть версия, что абреки на него напали, отсюда и горло резанное, понял?

— Понял, — оторопело сказал Полынцев, — прямо сейчас, что ли, ехать?

— Нет, мать твою, через месяц! — подпрыгнул от возмущения Олег. — Мне Чупачупс только что клизму за твоего Гуню воткнул, а он тут еще переспрашивает. Давай пулей, и без рассуждений. Я заскочу в 'Крону', возьму данные на кавказца и, если он еще в городе, будем задерживать. Бери мой мобильник и находись постоянно на связи. Ну, все, разбежались.

Глава 4

Владимир Земин, моложавый, но уже седой подполковник, с двумя орденскими планками на груди, командовал СОБРом немногим более года. В наследство от старого начальника ему досталась изрядно запущенная база, некомплект личного состава и обязанность постоянно держать на Кавказе третью часть подразделения. Как раз сегодня из Чечни должен был звонить старший боевой группы, с тем, чтобы уточнить сроки предстоящей замены. Только кем их было менять?

'Служить в спецназе трудно, но почетно', - когда-то сказал курсанту Земину начальник военного училища и подписал распределение в специальные части МВД. За двадцать минувших лет этот лозунг сократился наполовину — слово 'трудно', конечно, осталось, а вот 'почетно' куда-то улетучилось.

И не понимал прокаленный 'горячими точками' офицер, почему отношение к службе стало в обществе каким-то натянутым, порой, негативным, почему на дельцов и барыг люди смотрели снисходительно, а на служивый народ с недоверием. Неужели никто не видел, что новорусские принципы позволяли отбирать последние копейки даже у беспомощных стариков. Что ложь, предательство, жадность, стали терпимы и понимаемы, а благородство, порядочность канули в лету. Эх, люди, люди — куда мы с вами катимся?

Вот такие вот мысли одолевали подполковника Земина в ожидании очередного звонка из Чечни. Между тем время было 13–30 — на час позже контрольного — а телефон все молчал…

Огромные стальные ворота, преграждавшие въезд на территорию СОБРа, смутили Полынцева не столько размерами, сколько отсутствием приспособлений для входа: ручки на них не было, звонка или переговорного устройства тоже. Видно, гостей здесь не слишком жаловали. С одной стороны — вроде бы невежливо, а с другой, может быть, и правильно. Это же не РУВД, куда тащатся все, кому не лень — это серьезное подразделение, а значит — горы современного оружия, взрывчатки, другой секретной техники — не проходной двор, одним словом. Только что же делать, если нужно войти? Андрей еще раз прогулялся вдоль трехметрового забора в надежде отыскать потайной ход, но, ничего не обнаружив, снова вернулся на исходную точку.

Неожиданно где-то вверху щелкнул микрофон и низкий, с хрипотцой голос нараспев спросил:

— Чего тебе надобно, старче?

Полынцев, подняв голову, заметил под дождевым козырьком, в самом углу ворот, черный глазок видеокамеры.

— Здравствуйте, я по важному делу к вашему руководству, откройте, пожалуйста, двери.

— По какому такому делу? — уточнил невидимый собеседник.

И пока участковый объяснял телекамере причину своего визита, проходившие мимо граждане были твердо уверены в том, что сотрудник обращается с просьбой к Всевышнему, причем делает это убедительно, импульсивно, размахивая руками и, тыча в небеса, какими-то документами.

В конце концов, получив разрешение на вход, Полынцев оказался на территории базы. Все здесь напоминало маленькую, ухоженную воинскую часть: кирпичное трехэтажное здание казарменного типа, аккуратные газоны с подстриженными кустиками, небольшой плац, спортивный городок, и даже полоса препятствий с барьерами, 'змейкой' и канатной переправой на растяжках.

Земин встретил гостя приветливо: усадил в кресло, налил чаю, внимательно выслушал. Узнав о смерти бывшего коллеги, достал из холодильника бутылку водки, налил по сто грамм…

— Я еще начальником отделения был, когда Берцов на службу пришел, — выпив рюмку, начал командир, — вместе отвоевали и первую Чечню, и вторую, Славка даже в плен угодил однажды, правда, ненадолго, сумел бежать — местная девчушка помогла. С собой ее потом забрал. Н-да… Когда из последней командировки домой приехал, узнал, что жена с каким-то коммерсантом снюхалась. Долго разбираться не стал, отшиб донжуану яйца и развелся. А там, скажу я тебе, закрутилась целая история. Оказывается, у бизнесмена этого, от удара, что-то в мошонке разорвалось, не знаю, что именно, но все мужские способности у парня, как корова языком смахнула. Прокуратура, естественно, тут как тут: собрала материалы, возбудила уголовное дело, выписала санкцию на арест. Тяжкий вред здоровью — это ж серьезная статья, на хороший срок тянет. Долго мы тогда нашего Анику-воина отмазывали, пришлось даже в участковые сослать, вроде как в наказание. Но ничего, отстояли. А он доволен, сошелся со своей чеченкой и жил без печали. Да и не чеченкой она оказалась — русской, просто застряла в Урус-Мартане еще с советских времен, выехать не сумела. И хорошая семья у них получилась, дружная, оно понятно — через такие испытания вместе прошли. А вот, смотри ж ты, как все обернулось. Н-да… Что касается убийства, то резаное горло — это характерный для духов прием, поэтому говорить о кавказском следе здесь вполне допустимо. Давай теперь подумаем, как сделать ответный ход. На подозреваемого уже что-то есть, или пока только предположения?

— Мне скоро должен перезвонить напарник, — посмотрел на часы Полынцев, — у него все данные.

— Мне тоже должны звонить из Чечни, — кивнул Земин. Разливая по-второй, подождем вместе…

* * *
Камуфлированный УАЗ с воем рассекал вязкий туман кавказского утра. Маленькая русская машина, нелюбимая на Родине за жесткий ход, неказистый вид и слабый двигатель, здесь выполняла такие задачи, которые западным джипам даже в кошмарах не снились. Потому что здесь она была солдатом — русским солдатом: неприхотливым, выносливым и неустрашимым. В нее стреляли, подрывали на фугасах, жгли из гранатометов, но она снова и снова возвращалась в строй, вынося бойцов из-под огня, закрывая от пуль, доставляя помощь. На ее теле не было живого места, и камуфлированный цвет получался сам собой — краска просто отслаивалась от постоянных ударов, оставляя на корпусе рыжие проталины. Но никто не спешил их закрашивать, потому что это были знаки отличия, знаки доблести.

Машина шла приземисто и мощно, разрывая бампером воздух, вздымая и отбрасывая его назад, выдавливая капли влаги из встречных потоков. Горячий радиатор плавил туман, врезаясь в кисельную массу, раздвигая густую пелену и высушивая липкую морось. Мотор грозно рычал, капот плотно сжимал металлические губы, фароискатели исподлобья глядели на дорогу.

В кабине сидели четверо: один крутил баранку, трое других сосредоточенно вглядывались в окна, держа наготове снятое с предохранителя оружие. Шум мотора и грохот кузова глушили любые звуки, но только не писк автомобильной рации. Тональный вызов несколько раз противно ойкнул, и динамик захрипел голосом командира сводного отряда СОБР:

— Колдун, Колдун — Туристу на связь.

— Колдун слушает, — ответил молодой капитан с обветренным лицом, бугристыми плечами и сбитыми костяшками пальцев на руках.

— А ты сейчас где?

— Иду по трассе на Гудермес, я же вчера предупреждал, что с утра поеду за приказами в штаб.

— Да я помню, помню. Просто здесь московские собровцы, подошли, хотели до Аргуна проскочить, у них машина сломалась, ты вернуться не сможешь?

— Нет, я уже далеко от Грозного.

— Ладно, когда рассчитываешь управиться?

— Думаю, к обеду, если все нормально получится.

— Добро. Не забудь на обратном пути на базар завернуть.

— А что там?

— Как что? Я же просил трусы хэбэшные посмотреть.

Бойцы разом прыснули. Колдун сдержался. В эфир тут же вышел дежурный группировки МВД:

— Может, еще и лифчики будем по рации заказывать?

Теперь засмеялся весь экипаж.

— Мухин, Антонов! — пряча улыбку, беззлобно прикрикнул Колдун. — Доживете до его лет, тоже научитесь здоровье беречь, а сейчас за обстановкой смотрите, скоро зеленка начинается.

Туман постепенно рассеивался, и можно было ехать быстрее. Антиснайперская скорость составляла примерно 120 километров в час. Она, конечно, не гарантировала полной безопасности пассажирам, но шансы на выживание резко увеличивала. История знала случаи, когда машина на полном ходу успевала проскочить мину, которая взрывалась лишь вдогонку. Но такое бывало нечасто.

Увлеченные эфирными разговорами бойцы не заметили, как на задней панели уазика появилось маленькое, диаметром с женский мизинец, отверстие. Его края были вогнуты внутрь и указывали на то, что пуля под прикрытием автомобильного шума незаметно пробила обшивку. Снайпер, видимо, сделал слишком маленький вынос, и выстрел пришелся на пустой конец салона. В следующий раз он должен был исправить ошибку…

— Кажется, пока все спокой… — не успел договорить Мухин, как стекло глухо хрустнуло, и пуля с визгом влетела в кабину.

— К бою! — крикнул Колдун, откидывая флажок фрамуги. — Противник справа, огонь! Леха, гони!

Антонов выставил в раздвижное окно ствол РПК* и принялся резать лес короткими очередями.

— Ну, давай, Ласточка, выноси, — похлопал водитель рулевую колонку, словно шею скакуна.

И 'Ласточка' понесла. Как дикий зверь огласила она зеленку гулким рыком и, втянув в железные легкие воздух, бросилась вперед стремительно, мощно и неудержимо. Колеса бешено закрутились, обжигая асфальт горячей резиной, клапана зазвенели сталью, стрелка спидометра плавно поползла вправо — 100… 110…115… дроссель до отказа… 120 — есть крейсерская скорость! Бойцы открыли кинжальный огонь, гильзы застучали по обшивке, грохот выстрелов сдавил уши.

— Кажется, пробило шину, руль вправо уводит! — заорал водитель.

— Тормози, будем принимать бой! — ответил Колдун, не отрываясь от приклада.

Уазик начал снижать ход, бойцы приоткрыли дверцы. Когда скорость упала километров до 40-ка, Мухин и Антонов спрыгнули на обочину и, перекатившись, заняли круговую оборону. Колдун дождался полной остановки машины и, прикрывая отход водителя, тоже соскочил на дорогу.

— Не стрелять, — крикнул он бойцам, — дайте обстановку послушать.

Лес молчал. Наступившая тишина говорила о том, что это была не засада, скорее всего — местный одиночка, решивший поохотится на случайную цель. Сейчас, наверное, он уже далеко отсюда. Вступать в бой в планы вольных стрелков не входит, после вылазки закопает свою винтовку где-нибудь под деревом и вернется в аул, как ни в чем не бывало.

— Это не засада, — сказал Мухин, всматриваясь в зеленку. — Хрен бы нас так выпустили.

— Ясен перец, — поддержал его Антонов. — Ни фугаса на дороге, ни препятствия — местный индеец, наверное, решил поохотиться на бледнолицых.

— Стреляет как надо, — хмуро пробурчал водитель. — Пуля аккурат в мое сиденье вошла, хорошо, что я к рулю наклонился.

* * *
— Не помешаю? — громко постучав, в кабинет вошел капитан Гусев, широкоплечий офицер с короткой стрижкой, суровым взглядом и перебитым боксерским носом.

— Нет, конечно, — сказал Земин, наполняя рюмки. — Заходи, Сан Саныч, присоединяйся. Вот сидим, Славку Берцова поминаем, убили его на днях.

— Ого! А кто, где, за что? — очередью выпалил Гусев.

— Ты как из пулемета, — хмыкнул командир, — сами хотели бы знать. Есть предположение, что духи.

— С какой стати?

— Не знаю. Вот и хотим проверить.

— Наши еще не звонили?

— Пока нет. Ты смену подготовил?

— До отъезда успею.

— Полмесяца осталось, не откладывай на последний день. Сколько человек не хватает?

— Трех.

— Где думаешь брать?

— В других отделениях договорюсь.

— Э-эх, — вздохнул Земин, — вот и получается у нас, что одни и те же по командировкам мотаются. Когда новые-то люди появятся?

Гусев потер лоб, командир затронул больную тему, с пополнением кадров была настоящая проблема. Молодежь, приходившая устраиваться на службу, лишь заслышав о командировках, вежливо раскланивалась и больше не возвращалась.

В кармане Полынцева звонко запищал мобильный телефон:

— Слушаю, — вытащил он трубку.

— Ты где, Андрюха? — спросил Фокин поникшим голосом.

— В СОБРе, с командиром беседую.

— Молодец. А у меня не срослось — клиент выехал из гостиницы вчера вечером, скорее всего в Чечню подался, так что теперь ищи ветра в поле.

— Слушай, сейчас оттуда должны звонить собровцы, может их попросить помочь?

— Давай, — обрадовался неожиданной возможности Олег. — Чем черт не шутит, вдруг повезет. Записывай.

Не успел Полынцев передать командиру листок с данными чеченца, как раздался длинный междугородний звонок.

— Да, да, — схватил трубку Земин, — але, Калашников, ты!? Привет, Колдун, привет, дорогой! Где пропал? Я с утра, как на гвоздях, сижу, думаю, не случилось ли чего?.. Засада?.. Простой обстрел?.. Все нормально?.. Ну, добро. Ты сейчас запиши себе один адресок, я потом объясню, что нужно сделать… Да, все идет по плану. Вовремя будет замена, вовремя. Гусев тебе приветы шлет, не переживай… Ну, диктую… Значит, Тасуев Хасан Мусаевич, Грозный, улица Сайханова…

Полынцев слушал разговор с удивленными глазами: Засада? Простой обстрел? Спецназовцы говорили о войне так буднично, что становилось не по себе. Эти люди жили в другом измерении. Разве обстрелы бывают простыми?

Глава 5

В кабинете было холодно. Отопление запустили еще неделю назад, но ровно на два часа, потом случилась какая-то авария, и теплосеть, не успев войти в строй, тут же свалилась в технической коме. Включив электрочайник, Фокин достал из кармана пальто чипсы, купленные по дороге на работу и бросил их на тумбочку. С женой продолжалась бытовая война, поэтому дома завтраками не кормили. Правда, ужин, все-таки, оставляли. Но это, скорее, благодаря пословице, в которой его рекомендовалось отдавать врагу.

Сегодня на допрос были вызваны двое: к 10-ти часам — вдова Берцова, а к 11-ти — директор фирмы, отказавшейся сотрудничать с 'Кроной'. Олег знал наперед, как будет протекать разговор. Банальные вопросы, банальные ответы и масса потраченного вхолостую времени. Главная версия сейчас разрабатывалась там, на Кавказе, где скрывался злобный чечен и точил, точил свой длинный кинжал по чью-то безвинную душу.

— Здравствуйте. Можно? — тихо постучав, в кабинет вошла высокая симпатичная девушка в длинном пальто и черном траурном платке.

От холода или от внезапного появления прелестной гостьи, громогласный Фокин вдруг пискнул хриплым фальцетом:

— Проходите, — и, смутившись, закашлялся.

— Я Светлана Берцова. Меня приглашали к 10-ти часам.

Олег, давясь кашлем, указал вдове на стул. А сам взял с тумбочки стакан и, плеснув из чайника воды, залпом осушил… Кажется, сегодня был не самый удачный день — глотку нестерпимо обожгло кипятком. Сыщик, чертыхаясь, схватил с подоконника графин и припал к широкому горлышку… Организм с жадностью впитал прохладную жидкость, выдержал некоторую паузу, а затем запоздало уточнил: 'Что это было, хозяин? . Фокин понюхал стакан… потом горлышко… Сомнений не оставалось — чистейшая водка. Версия — сволочь Тимохин, больше некому на такую гнусность решиться. Ладно, возмездие будет скорым и беспощадным, но не сегодня. Теперь нужно быстрее опросить красавицу, а то не бог весть что подумает. До чего же она, все-таки, мила. Казалось, ремешок наручных часов был длиннее, чем пояс ее пальто; лицо вообще сводило с ума: прямой, необычайно тонкий нос, губы маленьким сердечком, темные, почти черные глаза, и сексуальная ямочка на подбородке. Фокину показалось, что еще чуть-чуть, и он начнет сыпать комплиментами вслух.

— В беседе по телефону вы произвели впечатление серьезного человека, а здесь, я вижу, наоборот, — не выдержав пристального взгляда сыщика, сказала Светлана.

— Я? Почему? — встрепенулся Олег, чувствуя, что алкоголь на самом деле размягчает сознание.

— Да потому, что рабочий день с рюмки начинаете. Это теперь принято?

— Нет, нет, — засуетился Фокин, — так уж получилось. Просто напарник в графин водки налил вместо воды. Я сейчас все устраню.

— Что вы устраните? — с недоброй усмешкой спросила Берцова, — алкоголь из организма? Двумя пальцами?

— Нет, я все отсюда вылью и выпью чаю, — Олег бросил в стакан одноразовый пакетик (не попал).

Тем временем в дверь постучали. На пороге появился высокий светловолосый мужчина с умным лицом и внимательным взглядом. Он хотел, было что-то спросить, но, увидев посетительницу, тактично ретировался.

— Ну что ж, не буду отрывать вас от дела, — поднимаясь, сказала Светлана, — я сегодня после ночной смены и хочу немного поспать. До свидания.

— Подождите, подождите, — поднял руки сыщик, — а как же показания? Мне же надо обо всем вас расспросить, все записать.

— Мне кажется, сейчас вам не до этого, — сверкнула взглядом гостья и вышла из кабинета.

— Вот, блин, дела! — ругнулся Фокин, оставшись один. — И что теперь объяснять Чупачупсу? Нет, так дело не пойдет, надо выкручиваться. — Он схватил телефонную трубку и набрал номер опорного пункта… — Але, Андрюха?.. Ты чем сейчас занимаешься?.. Слушай, надо срочно опросить вдову Берцова. Я, понимаешь, не успел, а вечером начальству докладывать. Проскочи к ней, тебе там рядом, возьми объяснение или сразу допроси, чтобы потом к следователю не дергать. Давай, дружище, выручай, а то я зарылся здесь по уши… Ну, спасибо, бывай. — Олег довольно потер руки. Так, одно дело сделано, теперь другое. — Он посмотрел на часы, раскрыл ежедневник, и нашел нужный номер… — Але… А мог бы я услышать Кривенко Николая Викторовича?

— Я слушаю, — ответил молодой голос на другом конце линии.

— Это капитан Фокин беспокоит. Мы с вами договаривались на 11 часов, неужели забыли?

— Да нет. Я заходил, но у вас там какая-то дама сидела — не стал отвлекать пустяками.

— Что ж вы такой скромный-то? Хоть бы назвались, я бы сориентировался, тем более что девушка ушла ровно через пять минут.

— Ну, хорошо, в следующий раз буду понаглее, — усмехнулся Кривенко. — Я, вообще-то, скоро поеду в фитнес-клуб, он в ваших краях находится, так что могу заскочить, если необходимость не отпала. В 2 часа устроит?

— Да, конечно, устроит, — обрадовано пробасил Олег.

— Ну, значит, в 2 на том же месте. До встречи.

* * *
Тихон Петрович дождался, когда Полынцев закончит телефонный разговор, свел морщины к переносице, тряхнул седой шевелюрой, вернее, тем, что от нее осталось, и громко произнес:

— Предлагаю назвать наш секретный отряд — НОПА.

— Как, простите? — напряглась Лариса Михайловна.

— НОПА! — гордо повторил старик и вскинул кулак на манер кубинских партизан.

— Мне нравится, — едва заметно улыбнулся Андрей. — Правда, первая буква немного подгуляла, но общее впечатление соответствует.

— Не понял? — опустил руку Тихон Петрович.

— А что тут понимать, — укоризненно покачала головой Лариса Михайловна, — замените в вашем слове первую букву и получите неприличное место, на котором морщин не бывает.

— Хе-хе, вон вы о чем, — осклабился старик. — И то верно: НОПА — Ж… А я как-то сразу не сообразил. Думаю, красивое название вышло — Народное ОПАлчение, а вишь, как оно получилось.

— Ну, во-первых: не народное, — разочаровал партизана участковый, — потому как под моим руководством, а, стало быть, государственное.

— А во-вторых: слово ОПОЛЧЕНИЕ пишется через О, — добавила свои пять копеек Лариса Михайловна, — так что аббревиатура все равно не подходит.

— И, в-третьих: вы меня неправильно поняли, — надевая бушлат, сказал Андрей. — Мы здесь ничего не создаем, а просто собираемся следить за порядком в своем доме, вашими глазами и моими руками. Понятно говорю? — все с согласием кивнули. — А теперь мне нужно отлучиться ненадолго. Тихон Петрович, остаетесь за старшего.

— Есть, за старшого, — браво козырнул 'народный ополченец', - не извольте беспокоиться, все будет в лучшем виде!


Легко взбежав на 8-й этаж и сделав резкий выдох, — привычка, оставшаяся после армейских марш-бросков — Полынцев нажал на кнопку дверного звонка.

— Кто там? — послышался через секунду строгий женский голос.

— Ваш участковый.

— Что вы хотели?

— Всего лишь пару вопросов, если позволите.

Андрей почувствовал недовольство в голосе собеседницы и выбрал самую вежливую манеру общения. В запасе у него их было три: первая — вежливая и учтивая, вторая — официально-нейтральная и третья — злая, напористая, с грубой лексикой и страшными угрозами: применялась только в отношении нарушителей, и то на стадии задержания.

— О, Господи, дадите вы мне сегодня отдохнуть или нет, — простонала хозяйка, открывая замок.

— Можно войти или здесь побеседуем? — тактично осведомился Полынцев.

Берцова молча указала путь на кухню. Андрей снял в коридоре обувь и прошел, куда послали… Довольно просторная для однокомнатной квартиры кухня. Светлый гарнитур, встроенная мойка — в раковине чисто. Холодильник 'Бирюса' — небольшой, старой марки. У окна обеденный столик — убран, сверкает. Это хорошо, по крайней мере, на бумаге жирных пятен не останется. Присев на табурет, Полынцев вытащил из папки документы и с любопытством взглянул на хозяйку. Высокая — 175, наверное. Стройная — килограмм 55 — 60. На лицо симпатичная. Интересно, что у нее внутри — в смысле, в душе, не под платьем.

— Вы на меня смотрите как ваш друг в РУВД, — неприязненно сказала Светлана.

— А вы что, там уже побывали?

— Естественно, с утра заходила.

— Да? Не знал. Впрочем, не будем терять время. Пожалуйста, назовите свои данные.

— Ну что ж, записывайте: Берцова Светлана Георгиевна, проживаю по этому адресу, работаю на телефонной станции оператором связи, семейное положение — вдова, детей нет. Что еще?

— Год рождения забыли.

— Мне 26 лет, — сказала она, чуть помедлив.

Теперь медлить начал Полынцев. Ему нужна была пауза, чтобы вычислить год рождения собеседницы — в протоколе записывалась четырехзначная дата, а не количество полных лет. Это лишь кажется, что отнимать маленькие числа нетрудно, а на самом деле попадется вот такая закавыка с некруглыми окончаниями и мыкайся с ней, как лисица с ежиком. Нет, если бы в спокойной обстановке, то и говорить не о чем — раз плюнуть. А вот, когда на тебя смотрят черными глазищами, да еще длиннющими ресницами хлопают, то здесь, кто хочешь, растеряется. Здесь и сам Ломоносов растерялся бы… Или, он был не математик?

— Помочь? — нетерпеливо спросила хозяйка, заметив, что ручка офицера застыла на месте.

— Извините, я немного отвлекся, — наконец совладал с датой Андрей. — Вспомните, пожалуйста, не было ли чего-нибудь странного в поведении мужа в последнее время?

— Вроде бы, нет, — задумчиво протянула Светлана. — Все, как обычно: тихо, спокойно, никаких эксцессов.

— Скажите, а про чеченца супруг ничего вам не рассказывал?

— Нет, — встрепенулась хозяйка, — а что, был чеченец?

— Да, был, и Станислав проводил с ним сделку.

— Ничего об этом не говорил. Может быть, расстраивать не хотел, я ведь не очень люблю прошлую жизнь ворошить, слишком незавидной она была.

— Да, да, я знаю, что вы оттуда, — тихо сказал Андрей.

— Интересно, откуда такая осведомленность? — Светлана откинула назад густые каштановые волосы. — Справки наводили, или директор 'Кроны' успел нашептать?

— Директор? — недоуменно спросил Андрей. — А при чем здесь директор?

— Да притом, что человек он скользкий и пакостный, а мысли только в одну сторону работают. Я сначала думала, он правда помочь хочет: не беспокойся, говорит, знаем, что из Чечни приехала, не бросим, поддержим. А потом смотрю, одной рукой уже поддерживает… мою коленку под столом. И это прямо на поминках, можете себе представить? Я хотела сразу его кобелиную морду расцарапать, а потом думаю, ладно, не буду при людях скандал устраивать, вывела из-за стола и залепила пощечину от всей души. Другой бы на его месте извинился, а этот еще угрожать начал: смотри, говорит, пожалеешь, сама потом прибежишь, да поздно будет… В общем, бр-р, — Светлана нервно передернула плечами. — Гадкий мужичонка, склизкий. По мне так чеченцы лучше, у тех хоть благородство какое-то есть, своеобразное, но благородство. А здесь, как животные, ей Богу, только пожрать, да переспать — ужас.

— Не расстраивайтесь, — участливо сказал Полынцев, — не все мужчины такие, есть и настоящие. А…

— Вы знаете, — остановила его Светлана, — давайте лучше на сегодня разговор закончим, что-то я сильно разнервничалась, боюсь, реветь начну.

— Хорошо, хорошо, — понимающе кивнул Андрей, — отложим до следующего раза. Распишитесь, пожалуйста, вот здесь.

* * *
В октябре на Кавказе стоит чудесная погода. После долгих месяцев парникового лета, когда температура переваливает за 45 градусов в тени, и ноги варятся в обуви, как яйца в кипящей кастрюле, осень кажется лучшим временем года. Прохладные ночи, теплые дни, раздетые донага деревья, отнявшие у бандитов зеленое укрытие, сухая, шуршащая листва — верный союзник часовых, матовый прожектор луны — милой помощницы ночных дозоров и мягкая тишина полусонной ночи. Все это выглядит щедрым подарком природы, которая будто бы извиняется за то, что погорячилась летом.

Двухэтажное здание грозненской больницы, окруженное высоким бетонным забором, при наступлении почти не пострадало. Большой внутренний двор вмещал: фруктовый садик (запущенный, неплодоносный), цветочные оранжереи (давно без цветов), уютные (когда-то) беседки и даже маленькое футбольное поле. Перед центральным входом, под сенью ореховых деревьев, был оборудован летний штаб сводного отряда СОБР: лавочки, стол — ничего лишнего. Здесь собирались командиры боевых групп на утренние и вечерние совещания.

Начальник сводного отряда, пожилой, крепко сбитый подполковник Тетерин, командовал подразделением в целом неплохо, но иногда в нем просыпались такие качества, которым мог бы позавидовать сам бравый солдат Швейк. Он с легкостью забывал все, что можно было забыть и добрую половину того, чего забывать было нельзя. Например, из его просветленной залысинами головы, постоянно вылетало, что нужно заботиться о продуктах, патронах, лекарствах и прочих слагаемых автономной жизни. Что командир — это прежде всего администратор, а уж потом отчаянный рубака. В итоге бойцы частенько оставались голодными и однажды, решив проучить вояку, примотали к его автоматной спарке* палку копченой колбасы (чтобы помнил о хлебе насущном). Но Тетерин сжевал этот аппетитный 'узелок' в один присест и выводы сделал совершенно обратные: 'С жиру беситесь, еду переводите! — кричал он перед строем, размахивая оставшейся шкуркой. — Я вас научу хавчик беречь! Я вам организую диетическое питание! . И ведь не поленился, организовал. С продуктами после этого случая стало совсем плохо.

Вот к такому командиру направлялся сейчас капитан Калашников (боевой позывной Колдун) с тем, чтобы решить вопрос о помощи землякам.

Тетерин фыркал над рукомойником, обливаясь склизкой радоновой водой. Эта мутная с неприятным запахом жидкость струилась здесь в каждом ручье и, со слов местных жителей, обладала каким-то чудодейственным эффектом. Но вот незадача — пить ее было нельзя. И вовсе не потому, что была она вонюча и масляниста, Бог бы с ним, и не такое пивали. Концентрация радона в этом 'целительном бальзаме' превышала все разумные пределы.

И все-таки, в условиях недостатка питьевой воды, которую завозили издалека и вынуждены были жестко экономить, приходилось пользоваться и этой отравой.

— Доброе утро, ваше благородие! — весело сказал Калашников, подходя к рукомойнику, закрепленному на стволе широкой, в два обхвата, чинары… Или дуба. Поскольку в ботанике никто не разбирался, дерево называли чинарой.

— Если ты решил по старому стилю, то правильно будет — ваше высокоблагородие, — поправил подчиненного Тетерин и, видимо, от чувства нахлынувшей гордости сильнее обычного придавил тюбик с зубной пастой.

— Да? — удивился Колдун, отряхивая с кроссовки белый плевок 'Pomorina',- а говорили, что высокоблагородие — это, начиная с полковника.

— Нет, нет, мой дорогой, — чинно произнесли 'их высокоблагородие', - начиная с подполковника, в царской армии жаловали дворянский титул, наделяли имением и прибавляли в обращении приставку 'высоко'.

Как и в случае с деревьями, в табели о рангах никто не разбирался — в первую очередь сам Тетерин — и сказанное воспринималось, как истина.

— Я вот по какому вопросу, ваше сковородие, — любезным тоном начал Калашников, — вчера с домом разговаривал, узнал, что зарезали там бывшего собровца — горло ножом перехватили. Есть предположение, что следы ведут к нам, даже конкретный адрес назвали, здесь, в Грозном. Попросили оказать помощь в задержании. Что по этому поводу скажете?

Тетерин нахмурился и начал интенсивнее мельтешить щеткой во рту. Он не любил дополнительные нагрузки, особенно исходившие не от начальства.

— А почему решили, что это сделали чечены?

— Не знаю, — пожал плечами Колдун, — им на месте виднее.

— Горло могли перерезать, например: бывшие зэки — типа, лютый народец, бывшие спецназовцы — автоматически, как учили, чтоб пикнуть не успел и много, много разной другой шушеры, особенно, с садистскими задатками.

— Но чеченец ведь тоже мог, правильно? Тем более что есть мотив — месть.

— Да перестань ты, — махнул полотенцем Тетерин, — какая месть? Они из мести вон самолеты взрывают, больно надо с каким-то собровцем возиться.

Колдун понимал, что командир не хочет взваливать на себя лишние хлопоты. Но отступать без боя не собирался.

— Все правильно вы говорите, только ребята нас просили пособить — это же святое дело, да и парень свой, хоть и бывший.

— Ой, только не надо мне на совесть давить, — поморщился Тетерин, — бери свою группу и занимайся, сколько влезет, но только машину не проси.

— Вот те на!? — усмехнулся Калашников. — А куда же я без транспорта? Это ведь не на соседнюю улицу сбегать.

— Какой ты нудный — слов нет.

— Ну, товарищ подполковник, ну ваше преосвяще… превосходи… сковородие, — начал канючить Колдун, путаясь в царских званиях.

— Ладно, — недовольно буркнули командир, — иди, готовься к планерке, там посмотрим, что и как.

Глава 6

Разумеется, полстакана водки для здоровяка Фокина были, что слону дробина. Уже к обеду хмельные градусы полностью выветрились, и голова соображала лучше прежнего. Но одна мысль не позволяла сердцу успокоиться — месть, а точнее, способ ее свершения. Конечно, прибить Тимохина ушами к стенке хотелось, но по объективным причинам не моглось, с другой стороны, ограничиваться простым скандалом было как-то несолидно — душа жаждала расправы. Вот о ней-то сейчас и размышлялоперативник, вполуха слушая нудные показания Николая Викторовича Кривенко:

— Я хоть и молодой, но очень осторожный человек. Сегодня в бизнесе по-другому нельзя. Мне лишние проблемы не нужны. Хочу по-современному работать — чисто, спокойно, без натяжек. Когда про убийство узнал, сразу решил — пора отчаливать, с такими партнерами можно и без головы остаться. То, что объясняет Валера, в смысле директор 'Кроны'- это одно, а как там было на самом деле — еще неизвестно. Может, разборки, может, случайность — даже вникать не хочу. Пахнет криминалом — все, мне здесь делать нечего, пусть сами выясняют, кто там кого убил и почему.

Фокин утвердительно кивнул. Он, наконец, придумал, как отомстить Тимохину, и теперь оставалось только решить, когда и где. Кара должна быть публичной, иначе воспитательный эффект не пробьет толстую кожу воспитуемого.

Николай Викторович воспринял знак головой, как сигнал к продолжению и вновь пустился в рассуждения:

— Мне надо-то было, всего две бочки солярки — копеечная прибыль, и чтоб из-за этого еще жизнью рисковать? Нет уж, подвиньтесь, я не камикадзе в 26 лет со смертью в жмурки играть. Вокруг хватает нормальных людей, с которыми можно цивилизованно работать.

— А знаете, почему нас интересует вопрос о расторжении этой сделки? — освободив голову от карательных мыслей, включился в работу Олег.

— Нет, конечно, — обескуражено произнес Кривенко.

— Да потому что директор 'Кроны' решил, что это довольно странный шаг с вашей стороны.

Сыщик был уверен, что прием: 'на тебя настучали, теперь твой черед' сработает в этой ситуации лучше остальных.

— Так я и думал, — понуро сказал Николай Викторович. — Естественно, когда у самого руки по локоть замазаны, можно в каждого встречного пальцами тыкать.

— Что имеете в виду? — с деланным безразличием спросил Фокин и почти натурально зевнул.

— Я не хочу ни на кого барабанить, но то, что он ругался со своим замом буквально за день до убийства, слышал собственными ушами. Я тогда к ним в фирму заходил, сидел у Белецкой — директор был занят. Так вот, из-за его дверей неслась такая ругань, что стекла в окнах дрожали. Когда зам выскочил от Батюшкина и набросился на Тамару, мол, почему от него договор какой-то скрыли, я сделал вывод, что в фирме кто-то крысятничает. А через день зама не стало. И что я, по-вашему, должен был подумать? Нет уж — чем дальше в лес, тем страшнее партизаны — мне такие замесы не нравятся.

— Интересно, интересно, — сделал пометку в блокноте Олег. — Значит, вы полагаете, что была некая тайная сделка, о которой накануне убийства стало известно Берцову?

— Этого я не знаю. Рассказал, что видел. Как там происходило на самом деле — и слышать не хочу, спрашивайте у самого Батюшкина.

— Скажите, Николай Викторович, а когда вы сделку обмывали, Берцов тоже присутствовал?

— Что, он даже про пьянку доложил? — покачал головой Кривенко, — ну дает, Валера… Нет, только мы вдвоем были. А этого, как вы сказали… Берцова, я всего раз и видел, тогда, у бухгалтера.

— Ну что ж, спасибо, что нашли время зайти, — заканчивая беседу, протянул руку Фокин. — Не буду вас больше задерживать, до свидания и, как говорится, заходите еще.

— Нет, нет, — улыбнулся Николай Викторович, — как говорится, лучше уж вы к нам.

* * *
Грозный жил по законам военного времени: на дорогах стояли блокпосты, по улицам сновали БТРы, в небе кружили боевые вертолеты. Но даже очень хорошим гребешком невозможно вычесать всех блох из шерсти, поэтому, несмотря на избыточность войск, в городе не прекращались теракты, диверсии, нападения, обстрелы. С наступлением темноты передвижения федеральных сил замирали, инструкция запрещала личному составу покидать расположения частей без крайней необходимости. И это вполне устраивало боевиков, которые с готовностью принимали ночную вахту, контролируя город до рассвета.

Тетерин выделил машину только под вечер, поэтому боевая группа в составе Калашникова, Антонова и Мухина появилась на ул. Сайханова лишь к 18 часам. Уже смеркалось.

— Простите, вы не подскажете, где номера домов начинаются? — открыв дверцу машины, обратился Калашников к молодой чеченке, семенившей по обочине дороги.

— Нет, — отрезала девушка, ускоряя шаг.

— Спасибо, добрая тетенька, — съязвил из окошка Мухин.

— Горцы, — дикий народ, — скептически заметил Антонов, вытаскивая из планшета замасленную карту… — Да вот же этот дом, — ткнул он пальцем в маленький квадратик, метрах в 70-ти от дороги, — Леха, сворачивай в следующий проулок.

Водитель заложил вираж.

— Близко не подъезжай, — сказал Калашников, снимая автомат с предохранителя. — Мухин со мной, Антонов на прикрытии.

— ЕС, ОФ КОС, — браво ответил Мухин, питавший слабость к иностранным языкам.

— Ты бы лучше чеченский учил, чем всякой лабудой сыпать, — пробурчал Антонов, не выносивший импортных слов еще со школьной скамьи.

И это было единственное, что отличало его от напарника, потому что во всем остальном они были удивительно похожи. Даже внешне, оба русоволосые, высокие, по-спортивному жилистые, они напоминали двух братьев, которые чувствовали друг друга на расстоянии и обладали отменной боевой слаженностью.

К дому подошли с торца. Под окнами прошмыгнули в подъезд, бесшумно поднялись на второй этаж. На двери белела надпись 'Здесь живут люди', значит, квартира не пустовала. Калашников негромко постучал в дверь, отошел за угол, Мухин, синхронно, за другой. С обратной стороны послышались осторожные шаги… После небольшой паузы раздался гортанный женский голос.

— Кто здесь?

— Это Ваха, открывай, — на чеченский манер гыркнул Калашников, зная, что у любого кавказца в кругу знакомых обязательно найдется какой-нибудь Ваха.

Лязгнул засов, дверь приоткрылась, в просвете блеснул злобный глаз хозяйки. Мухин с силой навалился плечом. Чеченка отлетела в сторону и пронзительно закричала — 'Русские! Здесь русские! . Калашников бросился вперед. Коридор, две комнаты — в первой пусто, вторая закрыта. Ударил ногой — замок с треском отскочил — тоже пусто. Окно распахнуто, створки еще качаются. Ушел, гад! На улице громыхнула пулеметная очередь, послышался голос Антонова:

— Стой, гнида, застрелю!

— Ушел? — спросил подбежавший к окну Мухин.

— Не знаю, — ответил Калашников, запрыгивая на подоконник. — Бабу с собой и бегом в машину, а я за ним.

Применив борцовскую 'мельницу', Мухин забросил чеченку на плечи и ринулся к выходу. Но подъезд уже запрудили встревоженные шумом соседи. Завидев военную форму, женщины взвыли цыганским хором, мужчины злобно загортанили по-своему. Мухин знал, что объяснений здесь не понимают и, если задержаться хоть на секунду, выход полностью перекроют, а 'груз' с воплями отобьют. Так уже бывало на зачистках, когда толпа блокировала целые подразделения, не позволяя выводить подозреваемых из домов. Нужно было что-то придпринять…

— Разойдись, сейчас все взорвется! — заорал он первое, что пришло в голову. — У нее пояс шахида! В укрытия!

На чеченцев это произвело нехорошее впечатление. Что такое взрыв они знали не понаслышке. Все замерли в нерешительности. Спецназовцу хватило этой заминки, чтобы совершить стремительный бросок и через секунду оказаться на улице.

После небольшой паузы пожилая горбоносая чеченка с сомнением произнесла:

— А какой такой пояс был на Аминат? Она в нем по дому ходила что ли?

— Собака! — поддержала ее полная с темными усиками подруга. — Обманул нас, неверный! Держите его!

Но догнать Мухина, кандидата в мастера спорта по современному пятиборью, мог разве что действующий мастер спорта. Такового среди местных жильцов, по-счастью, не оказалось, и когда разъяренный табор высыпал во двор, машина уже тронулась с места.

— О, кавказскую пленницу поймали, — нервно хохотнул водитель, оглядываясь на преследователей.

— Ага, зато пленник ускакал. Давай быстрее к нашим, в какую сторону они побежали?

Калашников с Антоновым почти догнали беглеца, когда тот неожиданно свернул в частный сектор и затерялся в огородах.

— Через какой забор он прыгнул? — остановившись посреди улицы, спросил запыхавшийся Колдун.

— Вроде, через тот, — неопределенно махнул рукой Антонов, переводя дыхание.

— А, по-моему, через другой. Давай зачистим все по порядку.

Но чистить ничего не пришлось, потому что в следующую секунду тишину вспорол хлесткий одиночный выстрел и в метре от бойцов плеснул земляной фонтанчик.

— Опа, — отскочил к забору Калашников, — похоже, вурдалаки, заступили на ночное дежурство. Валим отсюда, пока вся стая не слетелась.

В подтверждение его слов на соседней улице прогремел еще один выстрел, за ним короткая очередь.

— Я засек вспышку, — вполголоса сказал Антонов, — вон из того недостроенного дома. Может, уйдем с понтами — жахнем подствольниками?

— А давай, — согласился Колдун, — пара гранат и магазин патронов еще никогда не были помехой делу мира и согласия.

Темнота заискрилась огнями выстрелов.

* * *
— Игорь Витольдович, разрешите отлучиться на минутку, — поднял руку Тимохин, сконфуженно глядя на шефа.

— Потерпеть, что ли не можешь? — недовольно буркнул Журавлев.

— Не могу, желудок прихватило.

— Давай бегом.

— Спасибо, я мигом. Пропустите быстрее, мужики.

Расстояние между столом, за которым проходило совещание и подоконником, на котором стоял лысый кактус, (жидкие иголки не добавляли ему 'волосатости') составляло около метра, а, пожалуй, что и меньше. Для того чтобы выпустить страждущего коллегу, сначала нужно было выйти Полынцеву, сидевшему по обыкновению с краю, а потом развалившемуся посредине Фокину. Но не все было так просто.

— Беги, конечно, — участливо встрепенулся Олег, пытаясь подняться с места. — Сейчас, только освобожусь. Кажется, штанина застряла, — он склонился над столом, стараясь отцепить брючину руками.

— Ты специально что ли, Олег!? — нервно пропищал Тимохин.

— Да где же специально!? Не видишь, пыхчу изо всех сил, минуту потерпеть не можешь?

— Не могу!

По какой причине все трое сидели в узком проходе, когда противоположная сторона была совершенно пуста, никто сейчас объяснить не мог. Никто… кроме одного человека.

— Ну, что ты, в самом деле, Олег Степанович? — не выдержал Журавлев, — застрял там, что ли?

— Вот представьте, застрял, Игорь Витольдович, — повернулся к начальнику Фокин, — узковато здесь для моих-то габаритов.

— Он еще оправдываться будет! — страдальчески взвизгнул Тимохин, — выметайся отсюда быстро!

— Так вы не отвлекайте меня разговорами, я ж не могу два дела сразу…

Олег умышленно тянул время. Ведь это он предложил напарнику сесть у окна. Это он плеснул ему в кружку слабительного перед совещанием. Это он сейчас выжимал из ситуации максимальный эффект.

— Что там у тебя? — спросил Полынцев, заглянув под стол с другой стороны.

— Штанина, кажется, зацепилась, — прокряхтел Фокин, делая помощнику знак ногой, чтоб не мешался. Только этот знак еще нужно было распознать.

— Ничего там вроде бы нет, — простодушно сказал Андрей, не уловив смысла в нижних па товарища, — давайте я лучше стол отодвину.

— Двигай, — на последнем дыхании прошипел Тимохин, — иначе я за себя не ручаюсь…

Стол заскрежетал по полу.

Дождавшись, когда бедолага, наконец, освободился из заточения и выскочил из кабинета, Журавлев облегченно вздохнул.

— Кажется, пронесло… в смысле, Тимохина. Бывает. Ну что ж, не будем отвлекаться. И без того уйму времени потеряли. На чем мы с вами остановились?

— Я доложил о том, что удалось выяснить некоторые подробности из жизни фирмы 'Крона', - кашлянув, для солидности, поднялся с места Фокин. — А именно, что ее директор, Батюшкин Валерий Владимирович, о котором я вам недавно рассказывал, — Олег доверительно посмотрел на шефа, подчеркнув собственную прозорливость. — Так вот этот самый директор провел втайне от Берцова какую-то сделку, из-за чего накануне убийства, между ними произошел бурный скандал с матами и угрозами. В чем была причина, мы пока не знаем, но готовы предположить, что Батюшкин каким-то образом связан с чеченцем, потому что явно хитрит мужик и старается отвести от себя подозрения.

— У тебя, Олег Степанович, как в том анекдоте, — хмуро улыбнулся Журавлев, постукивая авторучкой по ежедневнику. — На какой предмет маньяк ни смотрит, во всем женскую задницу видит. Почему решил, что директор должен быть связан с чеченцем? С какой такой радости? Или ты опять одну версию выбрал и вокруг нее хороводы водишь. Тебе, наверное, хоть кол на голове затеши, а все о ней будешь думать.

— О ком? — наивно переспросил Фокин.

— Не о заднице же! — повысил голос Журавлев. — О версии, конечно! Если ты рассчитываешь отсидеться за спинами собровцев, которые на юге нашу работу делают, то не выйдет, пахать будешь, как негр на плантации, до тех пор, пока не станешь таким, как Полынцев.

— В смысле, участковым? — робко уточнил Олег.

— В смысле, стройным, хотя первое тоже не исключается, — Журавлев поднялся из-за стола и принялся нервно расхаживать по кабинету. — Ты еще ровным счетом ничего не узнал, а уже объединил директора с чеченцем. Не спорю, может так оно и есть, только почему я должен выслушивать твои домыслы, а не сопоставлять реальные факты. Как ты можешь говорить о какой-то связи, если даже информацию не успел проверить. Что это была за сделка, с кем, когда, почему? Сидишь тут, гадаешь, как бабка на кофейной гуще — опер, называется. Нет, дружок, так дело не пойдет. Работать и еще раз работать, а потом уж строить умозаключения. Все, говорить больше не о чем — вперед, искать и раскрывать.

— Разрешите войти? — в дверях появилось зеленое лицо Тимохина.

— Что закончил заседание? — уточнил Журавлев.

— Да вроде как, — неуверенно ответил страдалец.

— Ну и мы, вроде как.

* * *
Кабинет Фокина гудел и содрогался от шума. Казалось, дверь из последних сил сдерживала поток оскорблений и ругательств, наполнивший помещение до отказа. Если бы кому-то взбрело в голову разложить непечатные слова по цифрам, где единичка означала бы самое мягкое выражение, а девятка, самое грубое, то диалог получился бы примерно таким:

— Я водку в графин наливал, 1-2-3, чтобы ее на подоконник поставить! — отрывисто вскрикивал Тимохин, вытягивая шею, будто лающий на цепи доберман. — Потому что бутылку на виду держать нельзя! А ты оказался самой настоящей 4-5-6!

— Сам ты, 4-5-6! — басовито отбрехивался Фокин, которого с одинаковым успехом можно было сравнить и с грузным с ньюфаундлендом, и с флегматичным сенбернаром. — Я перед бабой из-за тебя как последняя 9 опростоволосился…

Диспут мог бы продолжаться еще долго, но ослабевший желудок Тимохина не выдержал эмоциональных перегрузок и призвал хозяина отлучиться по нужде.

— Ну, вы даете! — изумился Полынцев, все это время тихо сидевший в углу и наблюдавший за происходящим со стороны (двое дерутся — третий не мешай), — подлянки друг другу строите, как мы в армии.

— Это ты про водку что ли? — уточнил Фокин.

— Да нет, про уровень, — пробурчал Андрей и пересел поближе к столу. — Давай-ка, лучше определимся с делами, пока у вас затишье в боях. Мне вдова Берцова, кстати, про этого Батюшкина тоже кое-что интересное поведала. Скользким он мужичком оказался, беспардонным. Представляешь, клинья к ней прямо на поминках подбивать начал, еще тело, как говорится, остыть не успело. Думаю, ты правильно сказал на совещании, что такой мог легко пойти на убийство, не сам, конечно, через чеченца. Будем брать быка за бока?

— Кханещна, дарагой! — Олег вскинул указательный палец на кавказский манер. — Линия здесь просматривается четкая, значит надо проверять каждое телодвижение этого хлюста. Я пока займусь деловой частью — финансами и договорами, а ты поковыряйся в личной жизни. Вот, кстати, недавно он с приятелем обмывал какое-то дельце в одной баньке — координаты я тебе нарисую — проскочи туда, помышкуй, может чего интересного накопаешь. Вдруг он и чеченца туда же приводил, эти господа любят по одним местам хаживать. Да, и не забывай, что взаимодействие с СОБРом на тебе лежит, поддерживай с ними постоянный контакт, а то пропустим, когда нашего душегубца изладят.

Глава 7

База СОБРа находилась не так уж далеко от автобусной остановки, минутах в двадцати неспешной ходьбы, не больше. Для Полынцева эта прогулка была бы легкой разминкой, если бы не пасмурное утро, гаденький мелкий дождик и щербатые от мороси лужи, вынуждавшие его чаще прыгать, чем шагать. Через десять минут пути Андрей ощутил себя в шкуре кенгуру (лужи становились все шире и встречались все чаще), через двадцать — в чешуе рыбы (вокруг вода и сам весь мокрый), а через тридцать собровский дежурный чуть не прослезился от жалости, увидев перед воротами базы словно искупавшегося в одежде человека. Странные, похожие на плетень, кустики, росшие тут же у забора, едва заметно вздрогнули, будто посочувствовав гостю, но он не обратил на это никакого внимания. Доложив о цели визита и получив разрешение на вход, ничего не подозревающий участковый направился к дверям казармы. Странные кустики быстро прошмыгнули следом и плавно рассеялись по газону.

Нажав кнопку звонка, Андрей встряхнулся и приосанился, чтобы не выглядеть перед спецназовцами мокрой курицей.

— Ты один? — раздался в динамике строгий голос дежурного.

— Конечно, один, — сказал Полынцев, удивившись вопросу. — Вы же меня только что на камере видели, думаете, я кого-то под бушлатом спрятал?

Бедный участковый даже не предполагал, насколько прозорливым оказался его ответ. Замок глухо щелкнул и…

Сильнейший удар сзади вбил Полынцева в помещение, как гвоздь в дырку. Пролетев метра два, не касаясь земли, и столько же, коснувшись, он ощутил себя ковриком, по которому бежит стадо разъяренных бизонов. Сколько их? — принялся спиной считать Андрей. — 3, 4, 5, - ой, гад, тяжелый попался, — 6, 7… неужели, закончились? Все произошло так быстро, что не было времени сориентироваться в ситуации. Кто это? Террористы? Бандиты? Политические экстремисты? Что сейчас делать — отползти к стене или притвориться мертвым?

Тем временем люди в пятнистой форме захватили дежурную часть, блокировали входы и выходы, отключили сигнализацию и вскрыли оружейную комнату…

— Все, отбой! — выдохнул один из 'террористов', снимая черную маску. — Кажется, управились. 7 секунд — норма.

— Молодцы, по времени уложились четко, — раздался из глубины коридора одобрительный голос Земина.

— Товарищ подполковник, капитан Гусев захват дежурной части произвел! — отрапортовал офицер, откидывая за спину маленький автомат с коротким стволом и длинным глушителем. — Жертв и разрушений, вроде бы, нет. Разве что вот, лежачий полицейский, — он покосился на Полынцева. — Еще в себя не пришел.

— Кто посмел моего друга участкового в роли куклы использовать? — беззлобно рыкнул Земин, протягивая Андрею руку. — Вставай, братишка, иди в мой кабинет, сейчас чиститься будем.

Не успел ошарашенный участковый покинуть поле боя, как за спиной раздался грозный окрик:

— Новая вводная! Командир боевой группы взят в заложники! Всем положить оружие на пол, или он будет расстрелян!

Андрей обернулся:

Посреди фойе стоял возбужденный Земин и держал за шею Гусева, приставив к его виску пистолет.

— Оружие на пол или я стреляю! — подполковник оттянулся в угол и оказался прикрытым со всех сторон. — Освободить проход, быстро! — Не опуская пистолет, он попытался снять с плеча заложника автомат.

Улучив момент, Гусев резко нырнул под руку (в тот же миг отовсюду послышались щелчки оружейных курков) и, упав, быстро откатился сначала в одну сторону, потом сразу в другую.

— Да чего ты здесь лежачий маятник крутишь, — раздосадовано сказал Земин, — меня твои архаровцы уже всего изрешетили. Думал, честно говоря, подольше продержусь, не надо было с этим автоматом возиться. А вообще, молодцы, резко сработали. По-моему, первый щелчок я услышал, когда ты еще на пол не рухнул.

— Я сразу выстрелил, как только он вашу голову открыл, — пробасил, стоявший недалеко от Полынцева коренастый боец.

— А подождать не мог, пока грудь откроется? — укоризненно спросил Гусев. — Ты ж не снайпер, блин, ухандохал бы меня заодно с бандитом и давился бы потом блинами на поминках.

— Ну хорошо, разберем ошибки чуть позже, а пока все свободны, — громко объявил Земин.

— Командир, можно я участкового с собой заберу, — попросил капитан, — все-таки, из-за меня человек пострадал.

— Добро. Приведи его в порядок, объясни ситуацию, заодно в курс дела введи.

— Все будет тип-топ, — вскинул ладонь Гусев, — пошли, дружище, наводить марафет.

Пока они поднимались на третий этаж, спецназовец, как гостеприимный хозяин, знакомил Андрея с внутренним укладом базы.

— На первом этаже у нас, ты видел: дежурная часть, оружейная комната, два спортзала…

— Два!? — изумился Полынцев.

— Два, — подтвердил капитан, — бойцовый и атлетический, в том же крыле баня, душ, маленький бассейн.

— Бассейн!? — как туповатый школьник переспросил Андрей.

— Маленький, — уточнил Гусев, — на втором этаже штабные кабинеты и актовый зал. Ну и на третьем, куда мы с тобой уже дочапали, — комнаты отдыха, спальные помещения и прочие бытовые удобства. Сейчас снимем с тебя одежку, просушим, прочистим, и будешь сиять, как новая копейка. Да, и не обижайся за подставу. Понимаешь, учебная задача у нас была проникнуть в здание по-тихому. А как это сделать? — он многозначительно поднял указательный палец. — Правильно, только под прикрытием. Дежурный нашу кухню знает, поэтому ни на какую хитрость дверь не откроет. Ты же человек посторонний, пришел к командиру по делу — не пустить нельзя, вот мы и прошелестели за тобой кустиками.

— Не за мной, а по мне, — обиженно буркнул Полынцев.

— Издержки производства, извини, дружище, — развел руками спецназовец, — на операцию отводится всего несколько секунд, так что обходить тебя — лишнее время терять, нам самим, знаешь, как на тренировках достается — ни одной целой части на теле не осталось. Ну, давай, скидывай амуницию, а я пока чаек поставлю, да про чеченские дела тебе расскажу. Колдун уже звонил с утра, нашли они вчера твоего перца, только поймать его не смогли, верткий, гаденыш, оказался.

— Я вот что хотел узнать, — думая о недавнем захвате, спросил Полынцев. — А не опасно вот так нырять, когда в заложниках находишься? Бандит же может застрелить?

— Если делать это резко, то не успеет. У оружия свой зазор, плюс время на реакцию — вот этих сотых и хватает. Думаешь, на чем приемы 'маятника' основаны? Именно на этом. В общем, попадешь в заложники, падай, не бойся: и цель откроешь спецуре, и сам в живых останешься.

* * *
Отзвонившись домой по спутниковому телефону, любезно предоставленному соседями-москвичами (из расчета: минута разговора — 0,5 литра), Калашников немного приуныл. Ну, в самом деле, о чем он сейчас сообщил землякам? О том, что упустил чеченца? Что не смог вытянуть из его зазнобы ни слова? Что не знает теперь, где искать беглеца? Очень впечатляющий получился доклад, ничего не скажешь. Конечно, там, на большой земле можно организовать полноценный розыск: составить ориентировки, отработать связи, подключить агентуру и многое другое. А здесь, попробуй-ка, найди. В лучшем случае послушают тебя горцы и, цокнув языком, разведут руками — мол, не знаем, не видели. А в худшем даже разговаривать не станут, например, как вчера Аминат. Так ведь и не раскрыла рта, зараза. И как ее не обкатывали: и угрозами, и посулами, и обманом — все впустую, молчала, как головешка, и хоть кричи на нее, хоть молись. Помыкались, с ней, помыкались, да решили отпустить, а что толку с глухонемой беседовать, и к тому же для задержания никаких оснований не было — законность худо-бедно старались блюсти. Э-эх, и война теперь — ни война, и мир — ни мир. Вот в первую кампанию лихо было, куражно. И когда Грозный штурмовали, застилая улицы трупами, и когда в обороне сидели, по 15 атак за ночь отбивая. Страшно, жутко, а что поделаешь — война, есть война, ей по определению ужасной быть положено. Теперь все иначе: законность, лояльность, порядок, а взамен — фугасы и засады. Высокие отношения, ничего не скажешь, предел гуманизма.

— Ну что, Шаман, все колдуешь? — завидев на штабной лавке одиноко сидящего Колдуна, весело сказал Тетерин.

— Нет, товарищ подполковник, шаманю, — тихо пробурчал Калашников.

— А я думаю, приду-ка на совещание пораньше, бумажки пока разложу, задания составлю, а ты уж здесь — не спится, что ли?

— К соседям звонить ходил, вот и встал до подъема.

— Слушай, ты мне как-то обещал рассказать, историю своего псевдонима. Так почему Колдун?

— Потому, что колдую, — вяло ответил Калашников, не желая начинать разговор на эту тему, голова была забита совершенно другими проблемами.

— Да брось ты, — махнул рукой Тетерин, — слышал я эти сказки — колдуй баба, колдуй дед. Ты лучше продемонстрируй свои способности в деле, стол, например, скатертью самобранкой накрой, или ковер-самолет подгони.

— Вот будете насмехаться, товарищ подполковник, наживете себе какую-нибудь неприятность. Я не накрываю столы, я некоторые события предвижу.

— А что, там уже видны мои неприятности? — не унимался Тетерин, явно настроенный на шутливый разговор.

— Я про вас сейчас не думаю, у меня другая тема в голове. Где убийцу искать?

— Ну, какой же ты колдун, если не можешь яблочком по блюдечку покатать и все посмотреть?

Калашников пропустил очередную 'остроту' мимо ушей. Он, действительно, иногда мог предсказывать, а точнее, предугадывать какие-то ситуации. Это была, скорее, не мистическая, а интуитивная особенность сознания. Сейчас ему хотелось настроиться на поиск убийцы, но утренняя словоохотливость командира сводила усилия на нет. Эх, ваше сковородие, просили же, вас не доставать насмешками.

* * *
На порог фирмы 'Крона' тяжелая нога Фокина ступила ровно в 10 часов. Она стояла бы здесь раньше — сыщик хотел поговорить с бухгалтером до прихода директора, который появлялся именно к 10 — но утро, как назло (и самое противное, что это становилось уже нормой), не задалось. Нет, Олег не проспал — Зинаида была хорошим будильником — успел и помыться, и побриться, и позавтракать (дома уже кормили). Но стоило зайти в маршрутку и опуститься в теплое кресло, как сознание немедленно соскользнуло в глубокий, с похрапыванием и слюнкой на губе, крепкий сон. В итоге, проехал нужную остановку, вымок под дождем, пересаживаясь на обратный рейс, и на час позже намеченного заявился в фирму. Оставалось надеяться, что у Валерия Владимировича Батюшкина сегодняшнее утро тоже не заладилось.

Тамара Алексеевна встретила гостя любезно и в чем-то даже по-приятельски: пригласила в свой кабинет, налила чаю, познакомила с котом, на днях забредшим к ним с улицы и благодушно оставленным хозяйкой для охраны офиса от мышей. На довольно бестактную шутку сыщика о том, что здесь кроме канцелярских крыс ловить больше некого, бухгалтер по-кошачьи фыркнула, но не обиделась, а напротив, мило (насколько это могло выглядеть мило) улыбнулась и даже тоненько хихикнула. По всему было видно, что Тамара Алексеевна пребывала в чудеснейшем настроении.

Фокин, взглянув на часы, отставил чашечку в сторонку. На чаепитие времени уже не оставалось. Наступала пора активных действий. Если появится директор, то Белецкая ничего при нем не скажет, а потом будет поздно.

— С удовольствием посидел бы с вами еще, — вежливо сказал он, потирая руки, но время не терпит, так что не обессудьте.

— Да, да, я понимаю, — мягко качнула головой Тамара Алексеевна, видимо не уловив смысла в упреждающем выражении 'не обессудьте'.

— Так вот, — свел брови в галочку Олег, — у меня к вам два предложения. Первое — вы сейчас рассказываете все о сделке, из-за которой накануне убийства поругались Батюшкин и Берцов, и в этом случае я спокойно ухожу восвояси. И второе — можете не рассказывать, и тогда я вызываю сотрудников ОБЭП, которые изымают в фирме всю документацию, а с вами продолжают беседу уже в нашем учреждении, в том числе и по налогам. Выбирайте, времени мало.

После слов 'ОБЭП' и 'по налогам' улыбка с губ женщины свалилась, как талый снег с крыши, худенькие ножки ее пугливо подобрались и спрятались под стул, будто на щиколотках была написана секретная информация.

— Зачем же вы, товарищ капитан, меня такими ужасами пугаете, — оторопело произнесла Тамара Алексеевна, судорожно теребя за ухо сидевшего на коленях кота. — Я бы и так все рассказала, мне скрывать нечего. Только о конфликте с Берцовым, царство ему небесное, я ничего не знаю. Слышала, как они ругались с шефом и все. Меня же ни в какие дела не посвящают. Было сказано оформить договор, я оформила, а больше ни сном, ни духом.

— Да не переживайте вы так, — почти ласково сказал Фокин, примеряя маску доброго полицейского. — Когда с нами по-хорошему, тогда и мы по-хорошему. Отпечатайте мне ксерокопию документов и на том расстанемся.

Последние слова явно вдохнули жизнь в перепуганную женщину. Она быстро отыскала в тумбочке нужные договоры и, спотыкаясь, бросилась к ксероксу.

* * *
Тем же гнусным утром пребывающий в не менее гнусном настроении Полынцев — шутка ли, оказаться в эпицентре учений, да еще в роли подкидной доски — сидел в кабине маршрутного такси и задумчиво смотрел на дорогу. Развлекательный комплекс 'Фигурист' находился в старой части города, и пока машина выписывала вензеля по кривоколенным улицам района, Андрей разрабатывал тактику опроса свидетелей:

'Здравствуйте, я участковый Полынцев. Расскажите мне, пожалуйста…

'До свидания, участковый Полынцев. Пусть тебе бабушка сказки на ночь рассказывает, у нас не кружок устного творчества, не мешай людям работать'.

Да, пожалуй, прямолинейная тактика могла нарваться и на такой ответ. Здесь требовался более тонкий подход. Это не кино, где каждый встречный шепчет оперативнику 'цветную' информацию и готов оказать любое содействие — в России милицию не жалуют.

Тем временем добрались до места. Полынцев молодцевато выскочил из машины и тут же попал в конфузное положение. Хлястик на куртке зацепился за рычаг стеклоподъемника и, звонко чпокнув, оторвался. Заметьте — не повис на одной пуговке, не задержался на ниточке, а напрочь, будто и не было вовсе. Андрей громко чертыхнулся и, плюнув под ноги, зашагал к зданию 'Фигуриста', сверкающего зеркальными окнами на другой стороне дороги.

— Здравствуйте, я лейтенант Полынцев, — сказал он официальным тоном, подойдя к стойке бара, за которой скучал худощавый длинноволосый мужчина неопределенного возраста и непонятной ориентации (на лице угадывались явные признаки макияжа).

— Ой, — захлопал красавчик голубыми глазками, — к нам в гости молоденький лейтенантик пришел! Здра-асьте.

Полынцев обрадовался такому повороту событий — 'шалунишки' обычно легко шли на оперативный контакт и очень любили посплетничать.

'Фигурист' состоял из просторного, оформленного под ледовый стадион, ресторана, вместительного (а ля судейский сектор) бара, холла с бильярдными столами и комплекса vip-услуг 'Здоровье'. Последний представлял собой шикарную сауну с двумя бассейнами, миниатюрным водопадом и неприличным фонтанчиком (трубка, из которой струилась вода, была оформлена под вполне узнаваемый мужской орган). Вячеславчик (так отрекомендовался бармен), услужливо сопровождавший Андрея по залам, сказал, что кончик трубы скульптор облагораживал, будучи в нетрезвом состоянии и поэтому вышла непроизвольная похожесть. 'А впрочем, каждый судит в меру своей испорченности', - манерно фыркнул 'шалунишка', когда Полынцев усомнился в непроизвольности.

— Слушай, мне надо про одного человечка кое-что узнать, — заговорщицки сказал Андрей, оторвав бармена от созерцания эротического фонтана. — Не поможешь?

— А у вас в милицейке все такие симпатяшки? — кокетливо дернул лебединой шейкой Вячеславчик.

— Все как на подбор и с нами дядька Черномор, — неуклюже пошутил Полынцев, стараясь расположить к себе собеседника.

— Тогда помогу-у, — жеманно протянул бармен и по-балетному отставил ножку.

— Меня интересует Валерий Батюшкин, — быстро заговорил Андрей, опасаясь, что кто-нибудь войдет и помешает беседе, — он такой худой, длинный, под два метра, не спутаешь. К вам приходил неделю назад с приятелем.

— А приятель у него такой светловолосый гомофоб?

— Да, да, — обрадовано закивал Полынцев.

— С мужланами и бабниками я не общаюсь, — вскинул подбородок 'шалунишка' — это надо у девчонок спрашивать.

— Они что, с девочками сюда приходили?

— Нет, приходили одни, а девочек наших заказывали.

— А мне можно с ними поговорить?

— Рано еще, нет никого, и потом они ведь не каждый день работают — по сменам. Хотя, подожди, сегодня с утра одна вроде бы на кухню приходила, может быть, до сих пор где-то здесь крутится.

Они вернулись в пустынный зал, и Полынцев заметил у барной стойки невысокую фигурку девушки, которая показалась ему чем-то знакомой (крупнокалиберной грудью, что ли).

— А вон она, по телефону болтает, — тихо прошептал Вячеславчик, подталкивая Андрея локотком. — Зовут Оксана, только обо мне ни слова.

Оксана, точно, Оксана — официантка из 'Лотоса'. Полынцев обрадовался удаче и прибавил шаг. Эта все расскажет, на эту у него есть рычаги давления.

— Привет совместителям приятного с полезным, — весело сказал он, подойдя к стойке.

— О, Полынцев, а ты здесь каким ветром? — удивилась официантка, положив трубку на аппарат. — Заблудился, что ли?

— Пообедать зашел, хочется иногда, знаешь, ресторанной пищи попробовать.

— Что-то рановато для обеда-то, нет еще никого.

— Так и я об том же, — расплылся Андрей в улыбке, — составишь мне компанию?

— Нет, не могу, тороплюсь, — засобиралась Оксана, укладывая сумочку.

— Это было не предложение, — угрожающе зашипел Полынцев, — не зли меня, а то к вечеру без работы останешься.

Вот, что ему нравилось в женщинах, так это умение быстро ориентироваться в обстановке. Почувствовав нешуточный тон, официантка без лишних вопросов села за столик и, вызывающе закинув ногу на ногу, закурила длинную, как школьная указка, сигарету.

Полынцев взял у бармена два стакана виноградного сока и расположился напротив.

— Значит так, — сделав несколько глотков, решительно начал он, — рассказываешь мне все про Валеру Батюшкина, с которым вы кувыркались в местной бане неделю назад, и я тебя не спрашиваю о совместительстве общепита и проституции. Начинаешь мудрить — готовься к неприятностям.

— А про что рассказывать-то? — надув губы, спросила девушка.

— Про все: с кем был, что делал, о чем говорил, не отдыхал ли здесь с кавказцами?

— Фу, — передернула она плечами — я их сама боюсь. А Валера с Колей приходил, обмывали что-то там по работе, об этом и болтали.

— Что конкретно?

— Да ничего такого: мол, за удачное начало, за дальнейшее сотрудничество. Потом играть начали, уже не до работы было.

— Во что?

— В шахматы, — издевательским тоном произнесла Оксана. — Ты, что, Плынцев, из деревни приехал?

— Какая разница, откуда. Во что играли?

— Вот, блин, пристал… ну, в 'догонялки'.

— Просвети, не понял, — заинтересованно сказал Андрей.

— Это когда две пары вместе начинают, и кто позже кончит.

— Групповушка, — констатировал Полынцев. — И кто же оказался всех сильней?

— Коля, естественно, — обрезанные вообще могут хоть всю ночь гонять, у них чувствительность заниженная. Я Валерке сразу сказала, что проиграет.

— О, какая грамотная, — зарумянился Андрей, — ты лучше вспомни — Батюшкина здесь раньше точно не встречала?

— Точно, — кивнула официантка, — он сам говорил, что его парашют первый раз в такую малину приземлился.

— Парашют? А при чем здесь парашют?

— У него на плече парашютик наколон.

— Понятно… Ну что ж… спасибо за информацию. Можешь быть свободна… пока. Да, и у меня к тебе просьба, если, вдруг, с Валерой опять доведется встретиться, то не сочти за труд, сообщи, пожалуйста. Договорились?

— Это просьба, или…

— Это 'или', Оксаночка.

— Вербуешь?

— Не-а, стараюсь помочь красивой и сексуально-образованной девушке без работы не остаться.

Глава 8

После утреннего совещания с его утомительными планами и бесконечными инструктажами Калашников отправился на местный базар. Город понемногу оживал, и на чумазых, изъеденных воронками улицах начинали появляться маленькие продуктовые рынки. Один такой вырос неподалеку от базы. И, разумеется, не случайно. Хитроватые чеченцы все просчитали до мелочей. Во-первых — подобное соседство обеспечивало им хорошую посещаемость: бойцы довольно часто покупали фрукты и зелень, которых, благодаря 'стараниям Тетерина, не хватало в рационе. А, во-вторых — это позволяло торговцам открыто наблюдать за повседневной жизнью отряда. Теперь, куда бы ни выезжали боевые группы, сигнал — 'Внимание, опасность! немедленно разносился по округе.

Чтобы продавцы не пытались раствориться в обезличенной толпе, где, как известно, крайних не найдешь, собровцы взяли каждого на учет, проверили по адресам и связям, занесли в специальную картотеку. И вот, удача: размышляя над планом розыска убийцы, Колдун вспомнил о шашлычнике Асланбеке, в карточке которого значилась красная пометка — 'служба в МВД СССР. На этом можно было сыграть неплохую партию.

После совещания Тетерин почувствовал боль в висках и решил немного отдохнуть. Небольшая — 3х3 — комната, где он жил в гордом одиночестве, была сплошь утыкана ржавыми гвоздями. На них висели куртки, штаны, разгрузки*, полотенца и многое другое из того, что по определению не могло стоять. Приняв таблетку аспирина, больной устроился на полинялом диванчике, который привезли с очередной зачистки, и закрыл глаза, ожидая, когда подействует лекарство. Над головой его мирно покачивалась кобура с автоматическим пистолетом 'Стечкина'.

Почему бойцы в соседней комнате начали прибивать вешалку именно в это время и почему именно к этой стенке, они потом объяснить не могли, а лишь твердили, что случайно. Но командир, получивший с первым же ударом молотка, нокаут от собственного пистолета, рухнувшего с гвоздя, аки метеор с неба, придерживался иного мнения. 'Вы это специально сделали! — кричал он, выпучив глаза, — Думаете, я забыл, про колбасу на спарке?! Ошибаетесь! Вы у меня еще попляшете, я в вашу сторону еще из гроба ногой дрыгну! Как он представлял себе последнее, разумеется, никто не понял, а потому списали все на ушибленную голову, да с миром разошлись. О предупреждении Колдуна по части неприятностей, разгневанный подполковник даже не вспомнил.


К чеченскому рынку, как нельзя лучше подходила приставка 'мини', а, пожалуй, что и 'микро'. Здесь не было пузатых южных прилавков с бессовестно яркими фруктами и ласковой плодово-ягодной атмосферой, здесь все выглядело гораздо скромнее. На кривых, застеленных газетками, столиках лежала блеклая зелень, мелкая, как горох, черешня, самые обычные, будто привезенные из-за Урала, яблоки и мутный виноград, отдающий кислятиной даже на вид.

— Добрый день, Айша, — поприветствовал Калашников пожилую, златозубую чеченку, стоявшую за прилавком с зеленью, — не подскажете, где найти Асланбека?

— Да вон, крышу для шашлычной мастерит, — кивнула она в глубь рынка.

Колдун знал, что чеченцы никогда не выдают сородичей — тэйповые ценности здесь стояли выше национальных, а порой, даже личных — но вот чужих, особенно если клан был враждебным, могли сдать как одежду в гардероб. Значит, если устроить что-то полезное для одного рода, можно рассчитывать на реальную информацию о другом. Оставалось уточнить, не принадлежит ли убийца к тэйпу шашлычника.

На задворках базара седовласый, необычайно стройный для своих лет старик, а было ему далеко за 70, играючи, забивал молотком железные клинья в толстенные бревна. Рядом пилил доски крепкий молодой парень со строгим лицом и хмурым взглядом. Если б ему надвинуть на уши папаху, да кинуть на плечи бурку, то получился бы настоящий джигит, каких любят рисовать художники на открытках.

— Дедикдойла, — сквозь шум прокричал Калашников.

— И тебе добрый день, — ответил переводом Асланбек, опуская молоток. — Наш язык пытаешься освоить?

— Пытаюсь, — улыбнулся Колдун, — только трудный он у вас какой-то, в каждом ауле свое наречие. У одних спросишь, другим скажешь — не понимают.

— Э! — вскинул руку старик. — А у вас не так разве? Вятские, костромские, по-твоему, одинаково говорят, да?

— Бывает и у нас такое, особенно, если корни хохляцкие, — согласился Калашников. — Я с вами потолковать хотел, где это можно сделать?

— Прямо здесь, — указал Асланбек на лавку. — Резван, погуляй немного, я с человеком пообщаюсь.

— Вопрос у меня, вот какой, — негромко начал Колдун, когда помощник скрылся из виду. — Хасан Тасуев, с улицы Сайханова вам не родственником приходится?

— Нет, — цокнул языком чеченец.

— Это хорошо. А вы слышали, что сейчас идет набор в чеченскую милицию? Там должность, оружие, хороший оклад предлагают, учитывая, что вы тут вообще ничего не получаете. Я к чему говорю — внук у вас, ему работать надо, учиться, а не прозябать в шашлычной. Я бы мог помочь с трудоустройством. У них конкурс большой, только по рекомендациям берут.

— Кхе, кхе, — кашлянул старик, подозрительно прищурившись, — а почему ты решил, что меня это заинтересует?

— Потому что вы сами погоны носили, а на Кавказе преемственность в почете.

— Откуда знаешь, что носил? — насторожился чеченец.

— Мы же проверяли вас, торговцев. Я даже знаю, что вы были в центральном аппарате бывшего МВД СССР, а это высокий уровень, достойный уважения.

— Правильно сказал, — приосанился польщенный Асланбек. — Я был офицером министерства, а туда кого попало не брали — только профессионалов. В те времена на связи не смотрели. Это сейчас: кто чей дядя, кто чей брат, а тогда — хоть ты с гор спустился, хоть из аула вышел, если умеешь работать — заметят. А здесь я не торгую, — с достоинством сказал он, отряхнув штаны от стружки. — По возрасту и по заслугам не положено, у нас для этого молодежь есть. Просто иногда захожу, показываю, как шашлык готовить, да вот, с инструментом обращаться. А внук у меня, твоя правда, хороший, из него может настоящий офицер получиться. Так ты говоришь, и на учебу посылают?

— Конечно, даже без конкурса.

— Что хочешь взамен?

— А это и будет первым оперативным заданием для будущего милиционера…

* * *
Осенние вечера темны и зловещи. Даже если вы молоды и полны сил, даже если сидите в теплом опорном пункте и на столе перед вами кастрюлька с борщом и другая с котлетами, а напротив два милых старика щебечут о своих незатейливых похождениях — все равно: опасность подстерегает и вас.

— Ну, говорю, выкладывай, подлец, кого в тот вечер на аллее встретил?! А он мне — 'Зуб даю — никого'. Ах ты, говорю, молодой стервец, ах ты, глистопузый карась…

— Тихон Петрович, я прошу вас, без фольклора, пожалуйста, — одернула соседа Лариса Михайловна.

— Минутку, — прошамкал Полынцев, давясь котлетой, — я же вас просил только данные паренька у внука спросить, а вы что сделали?

— Как и сказано, все разузнал, — старик достал из кармана свернутый вчетверо тетрадный листочек. — Вот… Гумнов его фамилия… потому Гуней и зовут… хотя, я бы лично другую кличку дал. Болван редкий, можно сказать, дурак полный.

— Подождите, а зачем вы с ним разговаривать начали? И почему он, кстати, не послал вас подальше, другой бы на его месте так и поступил.

— Потому что с людьми надо по-человечески говорить, без нюней. Как в армии. Он кто против меня — капустная отрыжка, морковкин хвостик. Я ротным старшиной был, у меня все, даже майоры, по струнке ходили, что мне какой-то Гуня. Стой, говорю ему, ровно! Не качайся передо мной! Перед командиром нельзя качаться. Отвечай, говорю, как на духу, был в аллейке или нет? Сначала заправься, говорю! Командиру нельзя голое пузо показывать…

— Я не понял, а откуда взялось голое пузо? На улице давно не лето.

— Потому что с внуком он в этот 'Лотос' приходил, — невозмутимо сдала соседа Лариса Михайловна. — А тот культурист, чемпион области, да еще друга с собой для надежности прихватил. Вот и поставили они этого Гуню вверх тормашками, в таком положении и беседовали.

— Это правда? — пряча улыбку, спросил Андрей.

— Да кого вы слушаете, — забарабанил Тихон Петрович пальцами по стулу.

Но обсудить тему превышения общественных полномочий не удалось, потому что в коридоре послышались легкие торопливые шаги, и на пороге кабинета возникла стройная фигурка Светланы Берцовой.

— Извините, что помешала, но у меня срочное дело.

— Конечно, конечно, — засобиралась Лариса Михайловна, пряча в сумку кастрюли. — Пойдемте, друг мой, не будем отрывать человека от работы.

— А он все равно там никого не видел, — закончил доклад Тихон Петрович, — мне бы точно сознался… ну в смысле, нам.

Когда партизанское войско, звеня чашками и кастрюлями, наконец, удалилось из кабинета, Полынцев извиняющимся тоном обратился к гостье.

— У нас тут свои проблемы, слушаю вас, Светлана Георгиевна

— Кажется, за мной следят, — взволнованно зачастила она. — Я сейчас возвращалась домой, и, вдруг, заметила, что сзади плетется какой-то мужчина. На улице народу мало, поэтому на каждого прохожего внимание обращаешь. Я оглянулась, а он сразу засуетился и нырнул за угол, только поднятый ворот и запомнила. Когда стала подходить к аллее, ну, той, где Славу убили, слышу — за спиной опять чьи-то шаги, ну, здесь уже нервы не выдержали, и я без оглядки помчалась к вам, в опорный. Может быть, конечно, мне все это почудилось, но через аллею идти все равно боязно, вы меня не проводите, э… — она замялась, вспоминая имя отчество.

— Андрей, — подсказал Полынцев.

— А почему не Андрейка? — моментально изменилась в лице гостья. — Если к вам обратились за помощью, значит, можно на интимный тон переходить?

— Да при чем здесь интим? Просто думал, что вам неловко будет меня по имени отчеству называть, я же, вроде как, младше вас.

— Ах, какая галантная у нас милиция, — язвительно заметила Светлана. — И про возраст заодно даме напомнили — спасибо, вам преогромное!

— Извините, я не специально, — растерянно сказал Андрей. — Пойдемте-ка лучше на улицу, а то у нас разговор какой-то нескладный получается…

Они вышли из опорного пункта и молча направились к дому Берцовой.

Аллея действительно была черна и пустынна. Фонарные столбы, торчавшие на дорожках инквизиторскими виселицами, давно забыли, что такое электричество и как выглядят современные лампочки, свет от ближайших домов сюда тоже не проникал — в общем, для злодейства были созданы высокохудожественные условия. Надо завтра же связаться с 'Электросетью', отметил про себя Полынцев, а то самому ходить страшно. Светлана размеренно вышагивала рядом, горделиво вскинув подбородок, и, опустив глаза, этакое сочетание независимости и скромности. Но стройная фигура и красивая походка не являлись для Андрея чем-то диковинным, он считал, что каждая уважающая себя женщина должна иметь в своем 'гардеробе' эти бесхитростные 'наряды'. Поэтому зря вы, госпожа Берцова, думаете, будто все мужчины горят желанием увидеть вашу прелестную головку на своей груди. Или свою голову на вашей — неважно. К примеру, один молодой лейтенант знавал девушек и посимпатичнее, и характером получше, да, да, в яркой обертке должна быть вкусная начинка, а иначе — какой смысл ее разворачивать.

— Что ж до квартиры провожать не буду, а то опять интимом попрекнете — сухо сказал Полынцев, когда они подошли к дому Светланы.

— Спасибо и на этом…

— Пожалуйста. До свидания.

Он дождался, когда она зайдет в свой подъезд и, не спеша, побрел обратно…

Но вечер только начинался. Не успев сделать и 3-х десятков шагов, он вдруг услышал звонкий женский крик.

— Андрей, Андрей! Идите сюда скорее!

Резко оглянувшись, он увидел, что Берцова отчаянно машет руками из раскрытого окна своей квартиры…

Для того чтобы взбежать на восьмой этаж, ему хватило нескольких секунд.

— У меня кто-то был, — возбужденно начала она с порога. — Я почувствовала здесь запах постороннего человека. И еще: когда я открывала двери, то слышала, что на 9-м этаже кто-то ходит.

Полынцев вытащил из кобуры пистолет, щелкнул предохранителем, дослал патрон в патронник:

— Надеюсь, что у вас чутье не хуже, чем у Бублика. Я сейчас проверю этаж, а вы пока поищите фонарик, может понадобиться…

Взяв оружие двумя руками, на манер крутого западного полицейского, он устремился вверх по лестнице. Подъезд был незамысловатый: четыре квартиры на открытой площадке, никаких секций и фигурных коридоров — спрятаться здесь было решительно негде. Быстро осмотрев, 9-й этаж, он вышел на 10-й, технический. За шахтой лифта находилась лестница, ведущая к чердачному люку. Он поднялся по ступенькам и с силой толкнул дверцу. Она оказалась незапертой и легко отскочила в сторону. Из темного проема дохнуло прелостью, смолой, голубиным пометом. Дальше без фонаря делать было нечего. Вдруг невдалеке что-то хрустнуло. Он вытянул шею, пытаясь, разглядеть источник звука. И в тот же миг на его любопытную голову обрушился жесточайший по силе удар…

* * *
— Ну, что, Джеймс Бонд, пришел в себя? — спросила Светлана, заметив, что Полынцев открыл глаза. — Держи микстуру, через две минуты будешь как огурчик.

Андрей взял стакан с бледно-зеленой жидкостью, сделал небольшой глоток и осмотрелся. Судя по всему — квартира Берцовой: широкий диван, бежевый гарнитур, телевизор 'SONY', трюмо.

— Ты у меня в гостях, — подтвердила Светлана, заметив его растерянный взгляд. — Ваши там, наверху, чердак проверяют, а я жду, когда ты в сознание придешь.

— Кто их вызвал?

— Я… Сразу же, как тебя под лестницей увидела. В 'скорую' звонить не стала — голова, вроде бы, целая. Но могу и вызвать.

— Нет, все нормально. Шапка удар смягчила… И настойка уже помогает.

— Смотри, не захмелей, она с градусами, но восстанавливает прекрасно.

— Значит, к вам, действительно, кто-то приходил, — слабым голосом сказал Андрей. — Интересно, кто?

— Даже не знаю, — пожала плечами Светлана.

— Замок поменяйте завтра же.

— Его так просто не сменишь, он к двери намертво приварен, еще со времен бывшей пассии остался. Надо мастеров по железу вызывать, пусть срезают и новый устанавливают. А пока, лейтенант Андрейка, видно, придется тебе меня охранять.

— Да? А как же интим? — не преминул заметить Полынцев.

— Все так же, — сухо ответила хозяйка. — Просто ваш главный сказал, что на охране все равно кто-нибудь останется, так уж лучше пусть будет знакомый.

— Мне, значит, уже доверяете?

— В таких делах никому верить нельзя. Просто ты еще мальчик, тебя вон, бабушки котлетками подкармливают — наверное, хороший.

— Послушайте, Светлана Георгиевна! — не выдержал Андрей. — Я, конечно, понимаю, что вы общались с крутыми спецназовцами и даже с чеченскими боевиками. Но это еще не повод, для того чтобы дергать меня за нос, как подростка. Я, между прочим, убийцу вашего мужа ищу, у меня на счету два задержания…

— Сегодня, наверное, третье сорвалось? — ехидно уточнила хозяйка.

— Ой, как смешно, — скорчил гримасу Полынцев (микстура начинала действовать). — А кто прибежал в опорный, как ошпаренный заяц? Кто из окна чуть от страха не вывалился? Не вы ли?.. Вот именно. Ну, тогда и нечего других попрекать. И потом, почему я тебе 'выкаю', а ты мне 'тыкаешь'?

— Потому что ты мальчик, а я взрослая тетя.

Андрей хотел возмутиться и наговорить в ответ кучу гадостей, но в коридоре послышались глухие тяжелые шаги, и через секунду в комнату ввалился перепачканный известкой и голубиным пометом Фокин.

— Здорово, приятель, — сказал он уставшим голосом. — Ну как ты здесь, оклемался?

— Да, нормально уже, — кисло ответил Полынцев.

— Облазили все кругом, — выдохнул сыщик, — в других подъездах чердаки закрыты, изнутри не подлезешь. Видно, пришлось жулику через тебя выходить, поэтому и долбанул поленом. В квартире, кстати, ничего не пропало?

— Нет, — покачала головой Берцова. — Это получается, что он убегал через наш подъезд? И я могла с ним встретиться, когда фонарик приносила?

— Запросто, — кивнул Фокин, по-хозяйски усаживаясь на мягкий стул. — Теперь давайте подумаем, кто за вами охотится?.. Могу предположить две… или даже три версии, — он выразительно поднял руку и начал медленно загибать пальцы. — Первая и самая реальная — это чеченский след: хачик решил вас убить в отместку за свою жену, которая, к примеру, погибла в Чечне от рук Берцова. С ним, допустим, он уже посчитался, но этого ему показалось мало. Отсюда вывод — у Хасана есть сообщники, или же сам он вернулся для продолжения мести, что маловероятно. Теперь вторая версия — кто-то решил вам отомстить из числа отвергнутых любовников… пардон муа, поклонников, — исправился Олег, поймав на себе обжигающий взгляд хозяйки. — Отсюда вывод — этот вариант самый легкий и безопасный, потому что убивать они не станут, смелости не хватит, и найти мерзавца будет несложно. Я думаю, круг лиц здесь ограничен. И, наконец, третий вариант — это обыкновенный маньяк, который…

— Ну, во-первых — любовников у меня нет, — прервала монолог сыщика Светлана. — Кроме того: Слава женщин не убивал, я бы знала. И потом, мне кажется, что вы напрасно зациклились на теме войны. У боевиков своя психология: когда с ними воюешь честно, то претензий быть не может — все стреляют, у каждого есть шанс погибнуть. Другой разговор, если бы там какие-то шкурные дела были. Тогда, да: за мародерство, предательство или расправу над безоружными, конечно, могли бы и посчитаться. Но за Славкой таких грехов не водилось.

— А помните, вы рассказывали про Батюшкина? — спросил Полынцев, приподняв голову с подушки. — Ну, о том, что он к вам на поминках приставал?

— Батюшкин? — на миг задумалась Светлана. — Вряд ли он на такое решится.

— А я как раз наоборот считаю, — возразил Фокин, — смотрите: и связь с чеченцем, и тайный договор, и угрозы в ваш адрес — все сходится.

— Убивать-то меня зачем?

— Так он и не хотел убивать, — невозмутимо парировал сыщик, — решил жути нагнать, и только. Мог он затаить злобу на вас после поминок? Мог. Подумал, напугаю, мол, привередливую бабенку в ее же квартире, может, и посговорчивее станет.

— Тогда почему же не дождался? — спросила Светлана.

— Увидел в окно, что вы с Андрюхой возвращаетесь. Сначала решил на 9-м отсидеться, а когда ваш крик услышал, понял, что подъезд будут проверять. Вот и пришлось бежать на чердак. Мне кажется, все в цвет.

Глава 9

— Я считаю, его надо брать! — закончил доклад Фокин, решительно взглянув на Журавлева.

Игорь Витольдович, стоял у подоконника с графином в руках и щедро поливал любимый кактус.

— А что мы ему предъявим? У тебя есть конкретные доказательства?

— Расколем! — заверил сыщик. — Я ему за Андрюхину голову, — он по-отечески взъерошил чубчик Полынцева, — шифоньер на башку поставлю.

Журавлев наполнил цветочный горшок до краев и, ласково погладив колючки захлебнувшегося растения, вернулся за стол.

— Как раз в этом я нисколько не сомневаюсь. А вот в другом… Итак, давайте посмотрим, что у нас есть. Договор ты еще не отработал, отсюда вывод — говорить пока не о чем. Дальше: Полынцев и Берцова, нападавшего не запомнили. Отсюда вывод — говорить не о чем. Батюшкина в обществе чеченца не видели, а даже если б видели, то…

— Говорить пока не о чем, — угрюмо продолжил Олег.

— Верно. Поэтому брать его абсолютно не за что. Дорабатывать надо, улики собирать. Что там, кстати, с охраной?

— Берцова отпуск взяла, переехала к подруге на время, — подсказал Андрей.

— Уже легче. Но хотелось бы вам заметить, господа сыщики, что за окном ноябрь, а мы так и остались в октябре. Где движение, где перспектива?

— Ну, вот же, — указал на папку Фокин.

— Нет, — вздохнул Журавлев. — Для начала нужно все расставить по своим местам. Значит так. Версия первая — убийство с целью ограбления. Она, как известно, не подтвердилась. Вторая — месть чеченского боевика — сейчас находится в работе. Третья — директор 'Кроны' с тайным договором. Кстати, не вернулся еще из отпуска бизнесмен, с которым Батюшкин сделку проводил?

— Жуков Сергей Алексеевич, — блеснул памятью Фокин. — Должен был на днях прилететь. Я не успел его проверить, закрутился.

— Так раскручивайся живее, — недовольно буркнул Игорь Витольдович. — Едем дальше. Теперь на сцене появляется четвертое направление, связанное с женой Берцова. Кому понадобилось лезть в ее квартиру? С какой целью? Если это амурный вариант, то нужно быстрее выяснять данные хахаля и закрывать тему. А если чеченский… то же самое.

— В смысле, тоже хахаля искать? — уточнил Фокин, делая пометки в ежедневнике.

— В смысле, быстрее, — Журавлев настороженно окинул взглядом подчиненного, — Последнее время, Олег Степанович, твои вдумчивые и, не побоюсь этого слова, глубокомысленные вопросы меня начинают серьезно беспокоить. Что-то в них туповато-услужливое появилось, раньше я такого, вроде бы, не замечал.

— Это все от перегрузки, Игорь Витольдович, — ничуть не смутившись ответил Олег, — Вот вы скажите, надолго Тимохин в командировку уехал?

— Как управится, вернется. А что уже соскучился?

— Нет, просто люди тают на глазах, а дела наоборот, пухнут. Мне ж теперь все его 'хвосты' подчищать надо. Разрываюсь буквально.

* * *
Утренний Грозный был наполнен туманом, будто закопченная чаша молоком. Липкая мга клубилась и хлюпала, заливая глаза, уши, рот и случись ее проглотить, оставляла на языке горьковатый привкус дыма, от которого к горлу подступала легкая тошнота.

До обеда рынок маялся в полудреме. Торговцы сонно раскладывали товар, вяло переговаривались друг с другом, ежились от холода, зевали. Калашников специально приходил в шашлычную пораньше, когда здесь еще никого не было — меньше посторонних глаз, меньше ненужных вопросов.

— Салям, Резван, — кивнул он будущему коллеге, заходя в кафе (четыре столика под навесом и маленькая кухня с буржуйкой, как ни крути — уже кафе).

— Здравствуйте, — вежливо ответил чеченец, нанизывая сочные куски баранины на длинные, как сабли, шампуры. — Проходите, дед отлучился ненадолго, сейчас вернется.

— А зачем нам дед? — растянул губы Колдун, — мы и без него можем пообщаться, или он за тебя всю работу делает?

— Нет, почему, я сам! — вспыхнул юноша. — Только рассказывать, как он, я не умею.

— Учись, на службе пригодится.

— О-о, какие люди с утра пожаловали! — послышался в тумане голос Асланбека. — Не успели открыться, а посетитель уже на пороге, значит, день хороший будет, — он подошел к Калашникову и с силой потряс за руку. — Располагайся, уважаемый, сейчас кушать будем, — старик отвел в сторонку внука, сказал по-своему несколько фраз и, удовлетворенно кивнув, вернулся к гостю. — Ну что, мы свою работу сделали, теперь очередь за тобой. Как наш уговор?

— Уговор в силе, — подтвердил Колдун, усаживаясь за столик. — На собеседование можно идти хоть завтра, вы сначала результат покажите, а за нами не пропадет.

— Ну хорошо, — крякнул Асланбек. — Слушай… В общем, Резван вышел на подругу жены этого самого Хасана. Спросил, не может ли она помочь с работой. Та обещала посодействовать. А вчера сказала, что скоро из Аргуна должен вернуться один бизнесмен, который занимается стройкой и лесом, и тогда можно будет с ним встретиться, обсудить проблему.

— Аргун большой, — разочарованно протянул Калашников, — разве там кого-нибудь найдешь.

— Во-от… — хитро прищурился Асланбек. — А здесь уже мои связи пригодились. Держи адреса, — он положил на стол свернутый вчетверо листок. — Тут два места указаны. Или опять скажешь много?

— Нет, два — это нормально, — осклабился Колдун. — Готовьте внука к собеседованию, как только проверю информацию, скажу куда идти.

* * *
— Какое будет следующее задание для секретного отряда 'НАТО'? — деловито спросил Тихон Петрович, вытаскивая из кармана нераспечатанную пачку 'Магны' (вместо обычно потребляемой 'Примы').

Полынцев замер над кастрюлькой с борщом (Лариса Михайловна не приходила в опорный с пустыми руками).

— Да вы ешьте, Андрюшенька, ешьте, — снисходительно улыбнулась кормилица, — это нас очередной приступ мудрости посетил — теперь мы стали 'натовцами'. Я уж помалкиваю — все лучше, чем 'ноповцы'.

— Не в пример лучше, но все же каким-то прозападным уклоном отдает. Надеюсь, хоть слова приличные в названии?

— Ну, дык! — просиял Тихон Петрович, — 'НАш Тайный Отряд'! Это вам не фигу воробьям крутить — это уровень!

— Белиберда, разумеется… но… — махнула рукой боевая подруга, — пусть на этом остановится, а то никак бедный успокоиться не может — подавай ему название и все тут. Я, говорит, старшой, а над кем, спрашивается? Теперь вот получается, что шеф НАТО. Вон, даже сигареты иностранные купил — что стар, что мал, ей Богу.

— Да хоть горшком обзовите, — снова принялся за борщ Полынцев, — все равно дальше кабинета не выплывет.

— Ошибаетесь Андрюша, — покачала головой пенсионерка, — он уже и внуку успел представиться.

— Что за блажь, с этим названием, Тихон Петрович? Лучше бы в другую сторону буйную фантазию направили. Я, между прочим, просил вас найти сподвижников в соседних дворах… И где?

— У меня все в порядке, — вскинул морщинистую ладонь старшой. — Три двора охвачены полностью, а четвертый на подходе.

Лариса Михайловна встрепенулась и запустила руки в широкий зев своей сумочки. Через мгновенье она вытащила на свет маленькую записную книжку и, раскрыв ее в нужном месте, положила на стол перед Полынцевым.

— Я тоже двух подружек привлекла, — сказала она, указывая пальцем на фамилии. — Вот, пожалуйста: адреса и телефоны — все, как положено.

Андрей укоризненно взглянул на старика:

— Вот это штабная культура, это я понимаю. Все чин чином, буковка, к буковке, а у вас одна мишура на уме.

— Все будет в порядке.

— Надеюсь, — кивнул Полынцев, глядя в книжку. — О, улица Маркина — 10 квартира — 9! — радостно воскликнул он, увидев знакомый адрес. — Какая вы молодец! Это ж в одном подъезде с Берцовой. Подождите, подождите… и квартира на той же площадке. Отлично получается.

— Нужно понаблюдать? — осведомилась пенсионерка. — Что ж вы раньше не сказали? У меня там еще одна подружка есть.

— В какой квартире?

— В 8-й.

— Это как раз под ней, — прикинул расположение Полынцев. — Видимости, конечно, ноль, зато слышимости, хоть отбавляй. Заряжайте обеих. За квартирой, действительно, нужно присмотреть. Берцова пока уехала из города, но к ней опять могут наведаться. Хорошо бы знать, когда это случится. Преступник ведь не в курсе, что хозяйка съехала.

— Никаких проблем, завтра же поговорю с подругами, мы ведь любительницы детективов, так что все прекрасно понимаем, да и в настоящем расследовании с удовольствием поучаствуем.

— Вот и отлично.

— Только теперь проинструктируйте меня детально, — раскрыла записную книжечку Лариса Михайловна, — кому, куда и при каких обстоятельствах звонить…

* * *
Колдун вбежал на территорию базы и облегченно вздохнул. Успел, слава Богу: уазик стоял на месте, а, значит, командир еще не уехал на совещание в Гудермес. Что-то не больно торопились их благородие на службу, неужели проспали? Все-таки есть своя прелесть в том, что начальник разгильдяй, всегда найдется место для маневра. Будто услышав слова подчиненного, на крыльцо больницы, зевая и потягиваясь, выплыл заспанный Тетерин.

— Товарищ подполковник, не уезжайте без меня, — крикнул от ворот Калашников, — я с вами до Аргуна проскочу, только бойцов сейчас предупрежу.

— Ооо-а, — вытянул бубликом рот командир, — не хватало еще из-за вас на планерку опаздывать, время уже 10, а дорога, между прочим, неблизкая. Оо-алексей, — не прекращая зевать, обратился он к водителю, гонявшему чаи на полевой кухне, — за час-то доберемся?

— Не знаю, как масть ляжет.

— Что, значит, не знаю? — хлопнул губами Тетерин. — А ну кончай трапезу, поехали быстренько.

Водитель, разумеется, кончил… но не раньше, чем в машину запрыгнули Калашников, Антонов и Мухин.

— В Аргуне-то чего потеряли? — спросили их благородие, взбираясь на переднее сиденье.

— Убийцу, — довольно ответил Колдун.

— Неужто чехи нашептали?

— А вы сомневались?

— Естественно. А что, прямо вот так взяли и рассказали?

— Не прямо, но рассказали.

— Что-то верится с трудом. Или ты наколдовал?

— Конечно, — улыбнулся Калашников, — втерся в доверие, пустил волшебные чары, затуманил голову и узнал, что хотел. Сейчас подбросите нас до Аргуна, на обратном пути результаты посмотрите. Вот адреса на всякий случай, — он протянул через сиденье измятый лист бумаги.

Командир углубился в чтение, разбирая кривые строчки…

Машина запетляла по улицам Грозного, старательно огибая трещины, ямы, ухабы: любая неровность на асфальте использовалась 'духами' для закладки фугасов и обустройства засад. Чем ближе подъезжали к центру, тем мрачнее выглядели следы боевых разрушений. Особое впечатление оставлял президентский комплекс. Колдун сравнивал его с грудой обгоревших животных. Земля была усеяна скелетами дворцовых фундаментов, ребрами лестничных маршей, костьми арок, перекрытий, черепами блоков. Повсюду валялись куски черной толи, напоминавшие лоскутья обугленной кожи, тут же копошились бездомные собаки, шныряли гадливые вороны. Уцелевшим зданиям повезло не больше, они были похожи на песчаные домики, по которым прошлась тяжелая нога великана: снесенные напрочь крыши, проломленные стены, опавшие углы и сморщенные фасады — все хмурое, чумазое, страшное.

Как-то в разговоре с одним неглупым чеченцем Колдун услышал обидную фразу: 'Почему вы так долго и бездарно воюете? Где ж ваши Суворовы и Кутузовы? Неужели оскудела земля русская на военные таланты? . Прав был чертяка, сто раз прав! И ведь не будешь ему объяснять, что у нас на каждого умного 7 Тетериных приходится. А потому раскинул мозгами спецназовец, да и слил весь ушат обратно: 'Если б вы были умней нашего, не позволили бы столицу в руины превращать — ведь была же возможность мирно договориться'. Цокнул на это языком чеченец, не согласен, мол, но ничего не ответил, а может, спорить не захотел.

Тем временем машина выскочила на трассу и набрала крейсерскую скорость. Антонов развернул на сиденье план Аргуна:

— Первый дом стоит на краю города, — сказал он задумчиво, — за ним элеватор и зеленка. Удобное место, если захочется слинять.

— А второй? — поинтересовался Мухин.

— Этот почти в центре города, недалеко от почты. С какого адреса будем начинать?

— С последнего, — ответил Калашников, наклоняясь к Тетерину. — Сейчас проскочим Аргун и примерно через полкилометра выйдем, на обратном пути здесь же и встретимся.

— Хорошо, — кивнул подполковник…


Через 5 минут, дружно спрыгнув на обочину, группа быстро спустилась к лесу и боевым порядком направилась в сторону города.

— Сначала понаблюдаем, — вполголоса сказал Колдун, обходя кусты и деревья. Частный дом — это не квартира, здесь все тайными ходами связано. Он прыгнет в свой подпол, а вылезет уже на другом конце улицы. Хорошо бы весь отряд сюда на зачистку, да кто разрешит по неофициальному делу.

— Слушайте, а не в этом ли месте нашу машину на днях обстреляли? — подозрительно осмотрелся Антонов.

— Может и в этом. Ч, ч! — подал условный сигнал Калашников.

Бойцы разом присели…

Через минуту на полянке, метрах в 50 от группы появился крепкий чернявый подросток лет 12–13. Воровато осмотревшись по сторонам, он быстро снял с себя коричневую, прожженную в нескольких местах ветровку и принялся усердно очищать ее от грязи… Судя по всему, это был тот самый вольный охотник, который увлекался стрельбой по русским машинам. На коленях и локтях юнца виднелись темные земляные следы — значит, где-то лежал, в кого-то целился. Только вот пытать его бесполезно, все равно ничего не скажет.

— Руки за голову, мордой в березу живо, — негромко сказал Калашников, не высовываясь из кустов.

Пацан закрутил головой, словно филин, высматривая откуда исходит опасность и в какую сторону можно сбежать.

— На счет два стреляю, — так же негромко сказал Мухин. — Р-раз! — сухо клацнул затвор.

Чеченец поднял руки и посмотрел на деревья — березы в этих краях не росли.

— О, якись гарный хлопец, — коверкая и путая украинские слова, добродушным тоном сказал Колдун.

Антонов взглянул на шефа и обомлел: вместо кепки на его голове красовалась зеленая исламская лента с арабской надписью посредине (трофей, добытый в одном из боев и лежавший в разгрузке на случай 'махнуть не глядя'). Бойцы тоже сдернули с макушек головные уборы.

— Та ты опускай руки, малец, опускай, — вышел на поляну Калашников, — мы тоби ничого поганого ни зробим, только пристрелим через хвилинку другую и нема делов. Понимаешь, не можно тебя в живых оставляти — бачил ты нас, а значит, приговор себе подписал. Диверсанты мы из славянского отряда Басаева. Про украинских националистов слыхал? Так вот — это мы и есть. Та ты сидай, побалакай перед смертью, мы ж не зверюги какие, все разумием.

— Вы правда от самого Басаева? — недоверчиво спросил пацан.

— А шо таке? Донести хочешь? Так ни выйде, я ж казав, здесь тоби заховаем.

— Да нет, дядя, я доносить не собираюсь, я сам с ними воюю.

— Это чем же? Вот этим что ли? — гоготнул Колдун, щелкнув мальца по ширинке.

— Я правду говорю, у меня и винтовка есть, от брата осталась. Он у Хаттаба в отряде воевал, убили его.

— Вижу мастер ты брехать, хлопче. Услыхал, наверное, шо мы за каждый выстрел гроши платимо, и решил сказку рассказать.

— Я могу принести, она тут рядом закопана.

— Добре, — согласился Калашников, неси, побачимо. Только з нашим чоловиком пойдешь, тут дурных немае.

Стоявший рядом Антонов без лишних слов схватил пацана за шиворот и скрылся в чащобе.

— Здорово получилось, — просиял Мухин, — я не ожидал, что он поведется.

— Я и сам не ожидал. Топорно сработал, надо было еще подогреть, а то сразу, как лопух представился. Просто мальчишка доверчивый оказался, таких здесь не часто встретишь.

— Да? А вот некоторым именно на таких и везет, — прищурился боец, — шашлычник с внуком, теперь пацанчик этот.

Невдалеке послышался хруст веток. Посыльные возвращались, видно, схрон был где-то рядом.

— Ну шо, не набрехал малой, есть винтарь, — сказал Антонов, сдергивая с плеча старенькую СВДэшку. — Еще ствол порохом воняет.

— О, це другой разговор, одобрительно крякнул Калашников, — теперь видно, наш хлопец. Запишите-ка его полные данные, чтоб гроши потом выдать. Ну коль ты настоящим войнахом оказался, откроем тоби страшную тайну. С диверсией мы сюда прийшлы, элеватор должны взорвать, шоб у федералов хлиба ни было. Только от взрыва крайние дома пострадают, а там мож хороши людины живут, вот думаем шо робить.

— Не надо дома взрывать, там много хороших людей, я сам там живу, — вспыхнул чеченец.

— От давай, кажи кто хороший, кто плохой, а мы уж потом решим, шо, да як…

Когда пацан начал описывать четвертый по счету дом, позвучала фамилия Тасуев.

— Это не тот ли Тасуев, который в чеченском ОМОНе служил? — возмущенно спросил Колдун.

— Тот, тот, — дружно закивали бойцы, — Шамиль сказал поставить его к стенке вместе со всей родней.

— Не, — этот нигде не служил, у него рука от рождения не гнется, — покачал головой подросток.

— Так может родственник его, я вот имя что-то забув.

— Есть у него брат, в Грозном живет, недавно в гости приехал. Он бизнесом занимается в России.

— Что хоть про Россию рассказывает, как там живется? — осторожно спросил Колдун.

— Не очень живется. Больше жалуется, что дела плохо идут.

— А что так?

— Скоро, говорит вообще бизнес встанет, друга у него какого-то русского убили, а тот всегда с товарами помогал. С чеченцами ведь не всякий работать согласится. Короче, нормальные они, в ОМОНе никто не служил, ошиблись вы.

— Может и ошиблись, но проверить надо. Давай-ка хлопчик, обоих Тасуевых сюда зови, а мы уж разберемся те, или не те. Если не пойдут, значит, точно они, значит, взорвем все к чертям собачьим вместе с элеватором. Двадцать минут тебе сроку, пошел!

Мальчишка сорвался с места и опрометью бросился к крайним домам…

— Думаете, придут? — спросил Мухин, когда пятки чеченца перестали сверкать меж деревьев.

— А ты бы не пошел, если б тебя басаевские эмиссары вызвали? — пробурчал Антонов. — У этих чертей не забалуешь — вдруг, правда, дом на воздух поднимут?

— Я тоже думаю, что придут, — без особой радости сказал Колдун, — только боюсь, нам от этого легче не станет. Мы только что самую верную информацию получили, такую из сотен допросов не выудишь. Теперь и без разговора с чеченцем ясно, что к убийству он не причастен… так-то вот. Ладно, давайте готовиться к встрече: Мухин, вперед на мачту, а мы тут по секретам располземся…

Глава 10

День выдался погожим — безоблачным, морозным, с первым нарядным снежком. Настроение было превосходное. События предстояли радостные.

Полынцев трусил по заснеженной тропинке, словно молодой лосенок, буруня и вздымая пушистые узорчатые хлопья. До СОБРа оставалось не больше 100 метров, и ноги едва сдерживались, чтобы не пуститься в галоп. Вот оно первое раскрытое дело, и не какое-нибудь, а убийство, и не простое, а военное. Час назад на связь вышел капитан Гусев и сообщил, что ровно в 17–00 из Чечни будет звонить Калашников, который приведет к аппарату самого Хасана Тасуева. Поймали, поймали душегуба! От этой мысли у Андрея распирало дыхание. Осталось задать мерзавцу пару-тройку несложных вопросов и все — кандалы, Сибирь…

— Чего ж тебе надобно, старче? — неожиданно прервал мысли Полынцева знакомый голос дежурного СОБРа. До ворот базы оставалось еще метров 10, а бдительный офицер уже заметил гостя.

— Сим-сим, откройся, — по-свойски крикнул Андрей, — а то ведь снова 'кустики' притащу.

Дверь незамедлительно щелкнула.

Во дворе стоял пятнистый спецназовский 'Лендровер', в котором сидел одетый в красивую бело-синюю форму подполковник Земин.

— О, привет, дружище! — открыл он дверцу машины. — Молодец, быстро добрался. Поднимайся сразу в мой кабинет. Там Гусев на телефоне дежурит. А я поехал к высшему начальству, зачем-то видеть возжелало. Спешу, брат, извини.

— Удачи вам, — махнул рукой Полынцев и направился, куда послали…

— Молодца! Быстро добежал, — поприветствовал его Гусев, развалившись за командирским столом, — проходи, устраивайся, наливай чаек. Ты с шефом успел пообщаться?

— Нет, только поздоровался.

— Значит, ничего еще не знаешь.

— Нет, а что?

— Я тебе не стал по телефону всего объяснять, но тут такое дело… — собровец выдержал небольшую паузу. — В общем, не клеится к нашему убийству этот чеченец, вот какая бодяга получается. Калашников говорит, что в хороших отношениях они были со Славкой, все друг о друге знали.

Знакомое чувство разочарования, как и в случае с грабителем, вынуло из души Полынцева радостный настрой и вдохнуло на его место грусть, тоску, подколодную змею, кручину. Вот тебе и первое раскрытое дело.

— Ну что за гадство такое получается! — вскрикнул он, хлопнув себя по швам. — Одного поймали — не тот. Другого достали — опять не тот! Зря меня в оперативную группу взяли, невезучий я какой-то. Неудачник.

— Да брось ты, е-мое! — ободряющим тоном сказал Гусев, — нашел тоже из-за чего расстраиваться, если так будешь на каждую мелочь реагировать, до пенсии не дотянешь. Подумаешь, не тот. Ну и хрен с ним, дальше искать надо. Некоторые вон годами за одним жуликом гоняются, а ты хочешь, чтоб все сразу. Так, только в книжках бывает. Лучше вопросы на бумажке набросай, чтобы не мычать по телефону. Мог ведь и ошибиться Колдун.

— Да, правильно, — встряхнулся Полынцев, — надо подготовиться, вдруг и правда ваш офицер ошибся, он ведь не знает всех тонкостей дела.

— Вот и я говорю. Давай, студент, рисуй шпаргалку, — Гусев взял с командирского стола чистый лист бумаги и протянул Андрею. В тот же момент раздался длинный междугородний звонок. — Але, на связи, — расплывшись в улыбке ответил спецназовец, — Привет, Колдун, привет братишка. Командир тебе сказал, что мы на следующей неделе выезжаем? Нет? Ну тогда я говорю… Не волнуйся, не заблудимся… Ты лучше хозяйство к передаче готовь, принимать буду с пристрастием… Ладно, как-нибудь договоримся. Ну что, твой клиент на месте?.. Мой тоже… Хорошо, зови, потом договорим… — Гусев протянул трубку Подынцеву, — держи, Чечня на связи.

Андрей ощутил некоторое волнение. На том конце провода была другая жизнь, другой мир: назнакомый, опасный, враждебный, жестокий. От него веяло порохом и смертью. Люди, находившееся в нем, казались ему настоящими героями, а он, участковый, по сравнению с ними — нежным ребенком из детского сада 'Солнышко'. Права была Светлана Берцова, когда называла его мальчиком, не возраст она имела в виду.

— Але, здравствуйте, — приглушенно выдавил Андрей, со стыдом замечая, что руки его начинают нервно подрагивать.

— Говори, — хрипло ответил чеченец.

От этого голоса, дерзкого и напористого, Полынцеву стало не по себе.

— Я… я хотел вас спросить… — начал мямлить он, запинаясь.

— Хотел, так спрашивай, — недовольно сказал Тасуев.

'Да что ж я, как щенок скулю, — одернул себя Андрей. — А если бы довелось с ним в живую встретиться, а если бы в других условиях? Позорище, телефона испугался, люди же смотрят, ну-ка быстро соберись, тюфяк!

— Где вы были 25 октября между 19 и 22 часами? — сказал он официальным тоном и почувствовал себя немного уверенней.

— В милиции. В Центральном райотделе. Задержали для установления личности. Просидел весь вечер. Что еще?

— Хорошо, мы это проверим. А когда из города уехали?

— На следующий день после убийства Славы.

— А почему? И откуда узнали про убийство? — оживился Полынцев

— Директору 'Кроны' звонил, он рассказал. А уехал, чтоб в милицию опять не забрали. Для вас все чеченцы — бандиты, пока разберетесь, месяц пройдет, а мне работать надо, семью кормить.

— А зачем Батюшкина предупреждали, чтоб язык за зубами держал?

— Я же объяснил: к чему лишние подозрения вызывать?

— Что за сделку с Берцовым проводили?

— Какую?

— А что их много было?

— Конечно. Мы давно со Славой работали. Еще в Чечне познакомились, когда он в командировки приезжал. Общие друзья у нас. Приветы через меня передавали. В этот раз лекарства со мной отправил. Старику одному в Урус — Мартан.

— А почему в Грозном от собровцев убежали?

— Э-э — что у вас, что у нас — все одно. Отвезут в Чернокозово и будут год разбираться, а детей кто накормит?

— Какие у вас отношения с директором 'Кроны'?

— Никаких, — отрезал Тасуев.

— Вы же с ним работали, — усомнился Андрей.

— Нет — это мы со Славой работали. Если б не он, директор никогда бы не стал с нами связываться. Не любит он чеченцев. Да вы все нас не любите.

— Можно подумать вы нас любите, — осмелел Полынцев.

Услышав эти слова, Гусев одобрительно повел бровью и показал большой палец.

— Э-э, не надо эту тему поднимать — и у вас, и у нас люди разные есть, — недовольно протянул кавказец.

— Хорошо, — согласился Андрей. — Я пока не буду вас арестовывать (откуда было знать далекому Хасану, кто с ним разговаривает), при условии, что даете слово без нашего ведома никуда из города не отлучаться.

— Согласен, — после небольшой паузы бросил Тасуев. — Это надолго? Мне работать надо, по районам ездить.

— Постараемся побыстрее, не все от нас зависит. А сейчас передайте трубку нашему сотруднику.

— До свидания, — недовольно буркнул чеченец.

— Пока, — хамовато ответил Полынцев.

* * *
Фокин сидел в холодном троллейбусе 4-го маршрута и, глядя на тусклые уличные фонари за окном, размышлял о везении на невезения. В кои-то веки случилось нормальное убийство: не подъездного алкаша, не бомжа с помойки, а целого замдиректора солидной фирмы. И что? И ничего! Фирма оказалась поганенькой, того и гляди, по швам расползется, директор хитреньким, сам не прочь за чужой счет пообедать, а расследование вывело не куда-нибудь — в Чечню, пупок террора. Вам бы хотелось на Мальту? Простите, сэр, но туда все билеты проданы. Остался Афганистан и Кавказ. Ну, да, кто бы сомневался. Только вот интересно знать, как же она выглядит эта самая, Госпожа Удача? Хоть бы одним глазком на нее зыркнуть.

— Бессовестные, куда в транспорт с бутылками лезете! — крикнула женщина-кондуктор двум юнцам лет 17–18. — Людей бы постеснялись!

— Ты че раскудахталась, тетка!? — сказал один из них, что был побольше ростом и глотнул пива из бутылки 'Козела'.

— Че базланишь!? — поддержал его второй, громко рыгнув. — Все молчат, а она че-то базланит.

— Вас родители этому учили? — покачала головой кондуктор. — Здесь-то вы все смелые, а как в армию идти, так хвосты поджимаете, там языки-то быстро поукорачивают.

— Ты сама в армию иди, раз там кайфово, — роготнуд высокий, — а нам и тут прикольно.

Фокин окинул взглядом переполненный салон. А ведь, правда, все вокруг молчат, будто воды в рот набрали. В прежние-то времена пассажиры склевали бы пьяное хамло на раз. А сейчас… Куда катимся? Кого растим?

Олег решительно встал с места.

— Остановка 'Автомобильный магазин', - послышался из динамика голос водителя.

Да, из-за таких вот 'объедков' страна превращается в помойную яму. Сыщик с негодованием посмотрел на молодых наглецов и… вышел из троллейбуса. До вечернего совещания оставалось всего 15 минут, а Чупачупс не любил опозданий…


— Ты почему один, где Полынцев? — недовольно спросил Журавлев, когда запыхавшийся Фокин застыл на пороге его кабинета.

— Из СОБРа еще не вернулся — транспорт, наверное, подвел.

— Хорошо, проходи. Начнем без него. Результат все равно уж известен, — Игорь Витольдович раскрыл пузатый ежедневник и забарабанил авторучкой по исписанным страницам. — Итак: очередная наша версия с успехом вылетела в трубу, правильно я понимаю?

— Правильно, — виновато кивнул Олег.

— Отсюда вывод — работать мы не умеем. Правильно я понимаю?

— Правильно.

— Отсюда вывод — на кой черт мы здесь нужны. Так или нет?

— Да как сказать, — пожал плечами сыщик, — с одной стороны, вроде бы, так, а с другой, совсем даже наоборот.

— Ой, только не надо говорить, что отрицательный результат, это тоже результат, — скривился Чупачупс. — Когда будет положительный? Где перспектива? Версии сыплются, как волоски с моей плешивой башки… Не улыбайся… Я устал от начальства клизмы получать. Стою там, как болван какой, как дурак набитый, как председатель общества тупых… Не улыбайся, говорю! — Журавлев достал из кармана носовой платок и громко высморкался. — Мде оддо деподядно, — он высморкался еще раз. — Мне одно непонятно, как с такими мозгами вообще можно что-то раскрывать, а, Олег Степанович?

— А что, мозги, как мозги.

— Если б ты сейчас видел свою преглупую ухмылку, — снова поднес к лицу платок Игорь Витольдович. — Апчхи!

— Будьте здоровы.

— Спасибо. Апчхи!

— Будьте здоровы.

— Спасибо. Апчхи, апчхи!

— Будьте здоровы.

— Ну хватит уже, — отмахнулся Чупачупс.

— Это вы мне? — на всякий случай переспросил Фокин.

— А ты думал кому?

— Не знаю, может, себе приказали.

— Вот и я о том же — с мозгами у нас явная напряженка. Впрочем, с трудолюбием тоже. Версию с тайным договором отработал?

— Не успел, другие дела навалились.

— Тимохина еще вспомни.

— Тимохина же нет, — будто услышав подсказку, подхватил Олег.

— Разрываешься буквально.

— Разрываюсь буквально, — согласился сыщик.

— Я тебе разорвусь, пожалуй! — вскипел Журавлев. — Я тебе, дубина ленивая, так разорвусь, что зашиваться потом замучаешься! Всякий стыд потерял, диван ходячий! Ты на себя в зеркало посмотри — сын слона и бегемота! В кабинете сидишь? Задницу плющишь, жирок на зиму откладываешь? А мы еще удивляемся, почему у нас версии лопаются, как дешевые презервативы. Да что ж им делать-то остается?

Олег не понял кому — версиям или презервативам, но переспрашивать не стал. Ему нравилось, когда начальник употреблял интересные сравнения. Сразу было видно, человек знал жизнь не по учебникам.

— Разрешите войти? — заглянул в кабинет, Полынцев.

— Стучаться надо! — рявкнул Чупачупс, раздосадованный тем, что его сбили с боевого ритма.

— Я стучался, просто у вас тут шумно, не слышали, наверное, — растерянно пробормотал Андрей.

— Ты мне еще погундось, — брызнул слюной майор, убирая носовой платок в карман. — Проходи, чего топчешься, как девка на панели…

Фокин снова отметил глубокие познания начальника в культурно-досуговой области.

— Как там в СОБРе? — сбавляя обороты, спросил Игорь Витольдович.

— Плохо все.

— Да не приукрашивай, — махнул он рукой, — лучше садись и слушай. Итак, у нас в запасе осталась единственнаяприличная версия: договор Батюшкина с Жуковым. Она еще не отработана, потому что некоторые были слишком заняты просиживанием штанов. В итоге преступник до сих пор бегает на свободе и охаживает наших сотрудников поленьями по головам. Уверен, что охота на Берцову — это его рук дело. Отсюда вывод — Батюшкина нужно срочно задерживать и припирать к спиной стенке, может, повезет — сам расколется.

— А я давно говорил, что его надо брать, — напомнил Фокин.

Журавлев сурово взглянул на подчиненного, опалив его толстую физиономию жгучей неприязнью.

— Между прочим, директор 'Кроны' еще с официанткой из 'Лотоса' знаком, — неожиданно вспомнил Полынцев. — Может, конечно, простое совпадение, но убийство-то в двух шагах от кафе произошло.

— Правильно мыслишь, участковый, — похвалил Игорь Витольдович. — Как там с Чечней пообщался? Нормально все?

— Да как сказать, сначала, вроде бы, мандражил немного, а потом ничего, освоился. Вот интересно тоже получается — чеченец оказался другом врага.

— Говорят, бывает такое, — вздохнул Журавлев, — боевое прошлое их связывает: в одних окопах сидели, одни лишения испытывали. Вон смотрите, к нам немцы каждый год на 9 Мая приезжают, водку с ветеранами глушат. Война — непростая штука.

— Да, Берцова тоже что-то об этом говорила, — подал голос насупившийся сыщик…

* * *
Зайдя после совещания в кабинет Фокина, Полынцев заметил у окна две большие китайские сумки:

— Откуда базар?

— А это, — пробурчал Олег. — Да на дежурстве вчера прихватили одного черта, никаких документов не было. Изъяли.

— Чего делать будешь?

— Если принесет бумаги, отдам. Нет — комиссионно уничтожим.

— А что там хорошего?

— Да ничего: парфюмерия, тряпки какие-то.

— Зинаиде гостинец?

— Женишься, узнаешь, почем фунт лиха, — свернул разговор сыщик. — Давай лучше подумаем, как Батюшкина задерживать будем.

— Поехали сейчас в офис, он, наверное, еще там.

— Да, наверное… Только жалко, что машины нет, пешком ведь не пойдешь.

— В дежурке попросим.

— Правильно, — Фокин, поднял трубку местной связи, — Але, дежурный? У тебя колеса есть?.. Нет, не те — обычные… Я вполне серьезно спрашиваю… А когда будут?.. Ясно.

— Не дал?

— Не-а. Говорит, через час, не раньше. Давай отложим до завтра, не в маршрутке же его везти.

— Ты что, нам Чупачупс утром покажет, где раки свистят, он же сказал — срочно… А, ну-ка, подожди, — Андрей сел за городской телефон и набрал номер… — Але, здравия желаю, товарищ подполковник, это снова Полынцев беспокоит. С моей стороны будет слишком нахально попросить вас о помощи?.. Нет?.. Спасибо. Нужно одного человечка задержать по нашему делу. Директора фирмы 'Крона', где Берцов работал… Хорошо диктую… Спасибо, жду.

— Ну ты даешь, — изумился Фокин, — с командиром, что ли разговаривал?

— А то!

— И что, согласился?

— А то!

— Молодец, хвалю, умеешь с людьми контачить.

— Да не во мне дело, — признался Андрей, — просто Земин командиром стал недавно — до этого бойцом был, начальником отделения и т. д. — в общем, не загрубел пока, без апломба общается. Если б успел командирский жир нагулять, еще неизвестно, помогал бы или нет.

— Согласен, — кивнул Фокин, — вон, к нашему Чупачупсу на кривой кобыле не подъедешь. Я ему — будьте здоровы. А он мне — сын осла и бегемота.

— В каком смысле? Тупой, что ли?

— Нет, толстый.

— А осел при чем?

— Да откуда ж я знаю, говорю же, заелся он в начальниках, несет всякий бред…


Игорь Витольдович совершал вечерний моцион по этажу с чашечкой кофе в руках. Проходя мимо кабинетов, он на минутку-другую задерживался у каждого, слушая, о чем говорили внутри, а потом двигался дальше или заглядывал в гости — в зависимости от настроения. Порой, молодые сыщики удивлялись: вроде бы, только вечером обсуждали какую-то проблему, а утром Журавлев поднимал ее на оперативном совещании — чудеса. И лишь старые оперативники догадывались об истинных секретах прозорливости начальника. Подслушивать и подглядывать он умел как никто другой. Больше всего Игорь Витольдович любил флегматичного Фокина. Трубный голос его гремел по всему коридору и был хорошо различим даже с расстояния в 20 шагов. Как сейчас, например. 'Поклеп, какой, поклеп, — мысленно отвечал Журавлев на претензии в свой адрес, — не осла и бегемота, а слона и бегемота — он даже здесь все перепутал, хотя, надо признать, удачно получилось'.

— В сторону! — послышался сзади громкий командный голос, и коридор содрогнулся от дружного топота.

'Интересно, кто смеет разговаривать со мной в таком тоне? , - успел подумать Игорь Витольдович и упустил время на то, чтобы поберечься.

В следующее мгновение он уже летел к стене, будто камень с дороги, по которой мчалась колонна тяжелых военных грузовиков.

Разбив чашечку, выронив серебряную ложечку (тут же расплющенную чьим-то кованым ботинком) и залив бежевый пуловер черным, как деготь, кофе, обескураженный начальник раскрыл было рот, чтоб поднять воздушную тревогу, но тут услышал снова:

— В сторону!

— Кто вы такие?! — возмущенно вскрикнул Игорь Витольдович, вжавшись в стену, как блин в сковородку.

Вторая группа бойцов в пятнистой форме, с перевязанным человеком на руках, скрылась вслед за первой в кабинете Фокина…

Глава 11

Сначала в кабинет занесли (аккуратно, будто хрупкую куклу) Тамару Алексеевну Белецкую. Руки ее были вытянуты по швам и прижаты к бедрам широким скотчем, рот заклеен им же. Следом, как бревно (горизонтально, потому что иначе бревна не носят), втащили Валерия Владимировича Батюшкина. У него были замотаны не только руки, но и длинные, почему-то без носков и обуви, ноги. Директор напоминал карниз для штор в магазинной упаковке, добротно перевязанный и укомплектованный набором съемных деталей. К 'товару' снизу вверх были приклеены: носки — 1 пара, туфли — 1 пара, шарфик, затянутый на шее альпинистским узлом, и кожаная кепка, закрепленная на голове по типу медицинской повязки.

Фокин сидел с открытым ртом, в котором виднелась недоеденная печенюшка и восторженно наблюдал за происходящим. Спецназовцы, может, и перегнули палку на задержании, но как виртуозно они это сделали — просто загляденье! Один только кислый вид господина Батюшкина чего стоил — прелесть картинка! Схвачен, скручен, упакован и пронумерован, как рулон обоев. Кстати, говорят, на Кавказе есть имя — Рулон Обоев, но сейчас не об этом. Расколется, гад, непременно расколется после такой-то встряски, обязательно признается как со сделками химичил, как с Берцовым схлестнулся и как убийство организовал. Тамару было немного жаль, она фигура подневольная, какой с нее спрос, а вот на Валерия Владимировича у следствия имелся огромный зуб.

— Принимайте по описи, — выдохнул старший пятнистой команды, указывая на живой груз. — Все живы, здоровы, обездвижены и обезглавлены, в смысле, обезглашены… в общем, лишены права голоса.

— А что, сильно кричали? — спросил Полынцев.

— Еще как. Этот шланг, — собровец кивнул на директора, — начал отбиваться — никуда, мол, не поеду, вызывайте мне из гордумы какого-то перца. Что обидно: мы с ними вежливо, мол, будьте любезны, а они нас по-всякому. Баба вообще на стажера котяру бросила, чуть без глаз парня не оставила, короче пришлось пеленать всех троих. Забирайте.

— Троих? — переспросил Фокин, заметив в руках одного из бойцов грубый холщовый мешок.

— Ну да, — невозмутимо ответил спецназовец. — Я ж говорю, чуть глаза, подлюка, не выцарапал — локализован, как социально опасный зверек. Если не нужен, мы его на помойке высадим, пусть там наказание отбывает.

— Я щас сдохну от удовольствия! — с восхищением произнес Олег, разводя руками. — Просто нет слов. Молодцы, парни, спасибо за помощь, давайте мы вас хоть чаем напоим.

— Нет, нет — нам уже пора, и так слишком долго возились.

Полынцев взглянул на часы: между звонком командиру СОБРа и появлением пятнистой группы в РУВД прошло не более 10-ти минут.

Спецназовцы со всеми тепло попрощались (с задержанными в том числе) и дружно удалились из кабинета.


— Это что здесь за маски-шоу творятся?! — Закричал с порога Журавлев, будто ожидавший за дверью, когда дерзкое войско скроется из виду.

— Они без масок были, — пробурчал Фокин.

— И без автоматов, — добавил Полынцев.

— Твоих рук дело? — негодующе процедил Чупачупс, терзая взглядом сыщика.

— Ну, моих и что!? — неожиданно (даже для самого себя) возмутился Олег. — Чего перед людьми-то орать, другого места, что ли нету!? Если я крикну, перхоть с головы сдует! Мы задачу в 10 минут выполнили, а вы еще орете! Заняться больше нечем? Тогда сходите лучше свою кофточку постирайте, а то перед людьми неудобно.

У начальника отнялся язык. Это говорил флегматичный Фокин? Тунеядец, остолоп и неуклюжий подхалим? Нет, определенно сегодня был мерзопакостный день: хотелось одернуть разгильдяя, а получилось, что сам оконфузился. Отсюда вывод — пора отправляться домой, пока не случилась что-нибудь похуже… Игорь Витольдович, ни слова не говоря, стремительно вышел из кабинета…


— Молодец, Олег, — похвалил друга Полынцев, когда Чупачупс ретировался, — здорово шефа подрезал.

— А чего он, в самом деле — ходит, грязный, как свинья, а других бегемотами называет.

Андрей дернул взглядом на задержанных.

— Да, да, — спохватился оперативник, — что мы все о себе, да о себе, пора, наконец, и гостям внимание уделить.

Полынцев привстал со стула, намереваясь размотать пленников.

— Си-идеть, — негромко приказал Фокин, потирая ладони. — Допрос будет проводиться по старой, испытанной в полицейских кутузках схеме. — Он неторопливо достал из кармана сигареты, закурил, выпустил в потолок перистое облачко синеватого дыма. — Итак: говорить буду я, а вы, — еще два облачка вспорхнули к люстре, — а вы будете спорить… но молча… физиогномически, так сказать. Концерты нам здесь ни к чему — не на сцене. Оправдания тоже — не в диспут-клубе.

Глаза Тамары Алексеевны наполнились влагой и дали течь. Батюшкин уперся взглядом в грудь сыщика, пытаясь ее продырявить, но, видимо не рассчитал силы, и ничего не происходило.

— Да успокойтесь, шучу я, — продолжал Олег, пуская ровненькие сизые колечки. — Женщину мы, конечно, отпустим. Мы бы даже извинились перед ней и отвезли бы домой, но… Но она чуть не покалечила нашего спецназовца, а это уже статья… Имейте это в виду на будущее. А пока, коллега, развяжите даму, пусть идет себе, она уже достаточно наказана.

Андрей принялся разматывать Белецкую…

— Кот сам прыгнул! — вскрикнула она, как только освободился рот, — я его не бросала!

— Мадам, если вы хотите вернуться в исходное положение, то мы это легко устроим, — спокойно предупредил Олег.

— Нет, не хочу. Но я возмущена…

— Два раза повторять не стану, — придавил голосом Фокин. — Я знаю весь ваш текст: 'Я не виноватая, они сами пришли, я хорошая, а они плохие', все так говорят, вы не оригинальны. До свидания.

— Прощайте, — не мешкая, выскочила за дверь бухгалтерша… Но ровно через секунду она возвратилась и забрала мешок с плененным котом. — Надеюсь, что ему тюрьма не грозит? Сатрапы, — дверь звонко хлопнула, осыпав штукатурку.

— Неблагодарная, — сказал ей вслед Олег. — Что ж, едем дальше, — закинул он ногу на ногу и взял в руки пепельницу. — Будем запираться, или поговорим по душам?

Батюшкин дважды выразительно кивнул. Полынцев, не дожидаясь разрешения, сдернул с губ директора липкую ленту.

— Я виноват, виноват, — затряс головой Валерий Владимирович, — надо было сразу обо всем рассказать, думал, не выплывет.

— Ну, вот, наконец, я слышу речь не мальчика, но… — сыщик забыл, как там говорилось дальше, — но и не девочки, — вставил он, что пришло на ум. — Дайте-ка гостю стульчик, коллега.

Директор троекратно поблагодарил Фокина и попытался опуститься на сиденье. Но легко ли согнуться человеку, с головы до пят обтянутому скотчем… А подняться с пола, еще тяжелей…

— Хорошо, разматывай его, — снизошел Олег, — мы же не сецназовцы, мы добрые.

Батюшкин закружился, словно веретено, помогая участковому быстрее справиться с задачей.

— Почему разутым оказались? — спросил Полынцев на очередном витке.

— Да, так, — нехотя ответил Валерий Владимирович.

— Как так?

— Под стол хотел спрятаться, когда шум в фойе услышал, а они заметили, вытащили… за ноги.

— А я еще не верил, что вы сопротивлялись, — хмыкнул Фокин. — Стало быть, не зря вас запечатали в посылку. Ну да ладно, вернемся к нашим баранам: зама убили самостоятельно, или соучастники помогли?

— Да вы с ума сошли, — три раза сплюнул директор, надевая носки, — у меня и в мыслях такого не было.

— Вот те на, а говорили, что признаться хотите?

— Хочу, но не в убийстве же.

— А в чем?

— В том, что сделку в тайне от Берцова провел, деньги присвоил.

— Только-то? — скривился от досады Олег.

— Ну, да. Мы с ним и поругались из-за этого. Слава сказал, что дальше работать со мной не намерен и что уйдет в другую фирму.

— А вы?

— А что я? Нет, так нет — плакать не стану.

— Какие дела у вас были с официанткой из кафе 'Лотос'? — подключился к разговору Андрей.

— Не знаю я никаких официанток.

— Оксана ее зовут, вы с ней в клубе 'Фигурист' отдыхали.

— А-а, эта? — протянул Батюшкин, слегка покраснев, — один раз и общались, больше никогда не виделись.

— Вдове Берцова тоже не угрожали? — испытующе взглянул на ходока Полынцев.

Мутные глаза Валерия Владимировича боязливо прикрылись веками.

— Да упаси Господи, с какой радости.

— Что-то не слишком откровенны вы с нами, — подвел итоги блиц-опроса Фокин. — Придется дать вам время на размышление, без суеты и спешки, так сказать, — он поднял трубку телефона. — Але, дежурный? У тебя камера с видом на помойку свободна?.. Вот и отличненько, попридержи местечко для одного хорошего человека.

— Но, почему!? — истерично выкрикнул директор.

— Да потому, что один из вопросов был контрольный, мы знали на него ответ. Вы засыпались, мусье Вальдемар. Ну ничего, посидите трое суток, потренируетесь, а потом милости просим к нам на пересдачу…

— Это какой вопрос, про Берцову, что ли? — вспыхнул Валерий Владимирович. — Она вам наговорит! Вы ее слушайте! Строит из себя недотрогу, а сама в Чечне бандитской подстилкой была. Думаете, где они со Славкой познакомились? Не знаете?.. В плену. А что она там делала? Не знаете?.. На кухне у боевиков кашеварила, а в свободное время развлекалась, как могла. И здесь ее люди с каким-то вахой видели.

— Кто?

— Я сам, лично видел. Вот этими вот глазами.

— Когда?

— С месяц назад. На вокзале. Мы с женой как раз тещу в Тобольск провожали, а Берцова там своего хачика встречала. Серьезно говорю, без дураков.

— Молодец, Валерий Владимирович, — заключил Фокин, — умеете с больной головы на здоровую перекидывать. Это мы с вами уже проходили. В общем, посидеть все равно придется, вдруг, еще чего вспомнится на досуге.

* * *
Разыскивая в утренних сумерках дом бизнесмена Жукова, Полынцев два раза поскользнулся и ровно столько же упал: в первом случае, больно ударившись копчиком, во втором — им же, только еще больней. В итоге к подъезду коммерсанта подходил вроде бы и молодой, но какой-то очень уж непрыткий лейтенант.

— Бабушка, подождите меня, пожалуйста, — крикнул Андрей худенькой старушке, возившейся с кодовым замком на двери.

— Давай бегом, сынок, а то я сильно тороплюся.

И сынок побежал. Что это был за бег! Чудо, а не бег! Галоп стреноженного мула, а не бег! Скачки больного пингвина, а не бег! Рысь ужаленной черепахи…

— Бедненький, — тихонько перекрестилась старушка, — и даже таких сейчас в милицию берут, видно, совсем в государстве поплохело.

Дом был новым, кирпичным, девятиэтажным. С кем бы поспорить, что бизнесмен живет на девятом, и лифт не работает, думал Полынцев, отсчитывая номера квартиры… Ну-ка, ну-ка… Точно — первое совпало, интересно, а второе?.. Да чтоб всю вашу лифтерную дерьмом под самую крышу залило. Чтоб вам до конца жизни в этой шахте просидеть. Чтоб у вас… Он плюнул в сердцах на табличку 'РЕМОНТ' и с охами и вздохами отправился в путь…

Взбираясь по лестнице методом школьного циркуля, Андрей возненавидел бизнесмена Жукова еще до того, как успел с ним познакомиться…

Поднявшись, наконец, со скрипом и стонами на 9-й этаж, Полынцев злобно тюкнул пипку модного (в виде маленькой фигушки) звонка…

— Кто там? — послышался из квартиры милый женский голосок.

— Милиция, — устало выдохнул Андрей.

— И что с того? — не слишком любезно и отнюдь не мило поинтересовались изнутри.

— Жуков Сергей Алексеевич здесь проживает?

— А что вы хотели?

— Его и хотел.

— Зачем?

— Послушайте, вы не забыли, что это я из милиции, а не вы, и что спрашивать положено мне, а не вам.

— Вот как?! — возмутилась женщина. — Он ломится в мою квартиру, а я не могу спросить зачем?

— Вы бы дверь открыли, да поговорили со мной нормально, может, и вопросов бы меньше стало.

— С какой радости я вам буду открывать? У вас ордер что ли есть?

— Мне нужен гражданин Жуков, — теряя терпение, процедил Андрей, — пригласите его, пожалуйста.

— Нет его дома.

— А где он и когда будет?

— В отпуске. Не знаю, — по пунктам лаконично ответила собеседница.

— Так мы с вами далеко не уедем, — вскипел Полынцев. — Откройте немедленно и предъявите документы для паспортного контроля!

— Не собираюсь делать ни того, ни другого. Хотите, врывайтесь силой, коли вам закон не писан.

— Да, нет, этого я делать не буду. Просто сяду здесь и подожду, пока сами выйдете.

— И тогда застрелите, да?

— И тогда отвезу в управление, а там, определю в самую грязную клетку к помойным бомжихам и сифилисным плечовкам.

— За какие такие грехи?

— Для установления личности. Вы же не представляетесь, документов не показываете. В самую поганую клетку.

Женщина затихла и Полынцеву показалось, что она принялась с кем-то энергично перешептываться. Хотя звук скорее напоминал шуршание одежды, может, паспорт в карманах искала. Время тянулось медленно…

— Вот мои документы, — наконец открылась дверь и в узком просвете показалась молодая рыжеволосая толстушка с ямочками на щеках, вздернутым носиком и прищуренными лисьими глазками.

Симпатичная, можно сказать, бабенка, оценил пышные формы Андрей. Откуда в ней столько ненависти к милиции? Или есть причины?

— Так, — раскрыл он почти новенький паспорт, — Жукова Галина Федоровна… родилась… прописана… замужем… Кажется, все в порядке. — А почему так долго не открывали, с законом не в ладах?

— Мы-то в ладах, это вы с ним, похоже, не дружите.

— С чьей колокольни посмотреть… И все же, где ваш супруг, как с ним можно встретиться?

— Зачем?

— Поговорить.

— О чем?

— Опять двадцать пять! Ну, допустим, об одной сделке с фирмой 'Крона'. Вы об этом что-нибудь знаете?

— Нет. И когда муж вернется, тоже сказать не могу. Он по разным городам путешествовать поехал, связи там всякие налаживать, рынок сбыта искать, неизвестно, сколько на это времени понадобится — бизнес у него, понимаете?

— Хорошо, — вздохнул Полынцев, — вот мой телефон, когда Сергей Алексеевич объявится, позвоните мне, пожалуйста, или сам пусть наберет, у нас к нему несколько вопросов.

— Договорились, — нехотя приняла визитку Жукова. — Паспорт вернете или себе на память оставите?

— Конечно, вот, пожалуйста, — Андрей протянул документы.

— До свидания, — хлопнула дверью хозяйка.

Чтоб тебя, как меня переклинило. Подумал Полынцев и, словно утенок, вперевалочку заковылял вниз по ступенькам. Было бы неплохо переговорить с соседями: одно дело жена, а другое — посторонние люди. Но копчик так заныл, что мысли о работе показались натуральным кощунством.

Глава 12

Автобусная остановка была маленькой, грязненькой, скособоченной. Здесь, как на палубе тонущего баркаса, толпились возбужденные пассажиры и, пританцовывая от холода, нетерпеливо ждали, когда, наконец, прибудут спасательные шлюпки. Едва завидев моторную лодочку-маршрутку, народ отчаянно сморкался, решительно откашливался и на секунду замирал перед стартом. Не успевала посудина бросить якорь, как начинался бойкий штурм. Подошвы, колени, локти, головы, хоть пустые, но крепкие, — все шло в дело, все — на абордаж… Наши люди на 'Титанике' не остались бы за бортом, точно.

Полынцев грустно покуривал в сторонке, без удовольствия наблюдая за происходящим. Он не участвовал в соревнованиях по двум причинам: во-первых — потому что был офицером милиции, то есть, человеком вежливым и культурным; а во-вторых — нестерпимо саднил копчик, не разбежишься.

По дороге пятнистой торпедой прошуршал спецназовский 'Лендровер'. Андрей с завистью проводил его взглядом — крутизна, не то, что он, в копчик раненный боец. Это ж надо было асфальт задницей поцеловать… да еще на ровном месте… да еще дуплетом. Обидно: и травму получил не за здорово живешь, и по адресу сходил вхолостую. Все же, зря он не поговорил с соседями, зря. Вполне возможно, что они видят этого Жукова каждый день, и что он вообще никуда не уезжал, а просто не хочет встречаться с милицией. Слишком уж подозрительно вела себя эта стервоза Галина, подленькая бабенка, ушлая, такой соврать, что поздороваться.

— Эй, служивый! Мал того, что слепой, так еще и глухой что ли?

Андрей повернулся на голос. Задним ходом, грозно рыча и норовисто фыркая, к нему подъезжал красавец 'Лендровер'. В приоткрытом окошке сияла ехидная физиономия Гусева.

— Ну, шевели поршнями, любезный, мы же торопимся.

Полынцев припустил к машине (так ему показалось, что припустил).

— Мать моя женщина! — охнул собровец. — Он еще и бегает, как парализованный. Кто ж тебя на службу-то принял, болезный?

— Грешно смеяться над убогими, — пробурчал Андрей, взбираясь на подножку джипа. — От кирпича на голову никто не застрахован.

— Так тебе еще и кирпич на голову свалился? — изумился Гусев, — а я-то думал, только ногу зацепило.

— Да нет — это я сам поскользнулся в темноте.

— Что асфальт по заднице шлепнул?

— Ага, — улыбнулся Полынцев, довольный подвернувшейся оказией.

Машина взяла с места. Вроде бы небольшая снаружи, она была просторной внутри: 6 человек могли свободно разместиться сзади, еще 3 посредине и 2 спереди, плюс водитель.

— Что, нравится? — спросил Гусев, заметив любопытствующий взгляд Полынцева.

— Угу, — хорошая машина.

— А наш уазик по проходимости все равно лучше.

— Зато этот красивей, — восторженно вздохнул Андрей.

— Зато наш дешевле, — патриотично возразил собровец. — Ты откуда, между прочим, в такую рань тащишься? У подружки ночевал?

— Если бы, — посетовал Полынцев. — В гости к бизнесмену Жукову ходил, ну к тому, который с Батюшкиным темные далишки крутил. Помните?

— Конечно.

— Все никак поймать его не могу: то ли скрывается, то ли, действительно куда-то уехал. Жена у него, чертовка рыжая, слова правды не добьешься, злющая, как гиена.

— Все бабы — гиены, — поддержал тему (видно наболевшую) Гусев. — Знаешь, сколько у нас разводов было, когда командировки начались — жуть, катастрофа.

— Почему?

— Я же говорю: не бабы — гниль сплошная. Воем взвыли, когда узнали, что мужей в Чечню отправляют. Некоторые — от души, а другие так, для галочки: мужик только за порог, а они пошли подолом налево-направо трясти, будто несколько месяцев потерпеть, — это страшное испытание. Вот и проверились все чувства за один присест. Наши возвращаются домой и через неделю — на развод, возвращаются — и на развод. А бабы в очередь к командиру записываются: мол, помогите мужей в семью вернуть, мол, не виноватые мы, они сами уехали, нас без присмотра оставили… А как ты сказал фамилия этого бизнесмена?

— Жуков, а что?

— Вот как раз одному такому Жукову Славка Берцов, земля ему пухом, яйца за кобелизм отбил. Чуть в тюрьму не загремел тогда, прокурорские лютовали страшно. Всем миром бойца отмазывали, даже в участковые сослать пришлось. А теперь вот думаешь — отсидел бы человек лет 5, может и живым бы остался. Коллизия, брат: не знаешь, где найдешь, где потеряешь.

— А как его бывшую звали? — насторожился Полынцев.

— Галина.

— И эту Галина. А внешность можете описать?

— Невысокая такая, сисястая, блондинистая, — показал на себе пышные формы капитан. — Любит прохладную жизнь и толстые кошельки.

— Похожа. Только эта ржавая, как водосточная труба.

— Они, мерзавки, красятся по три раза в неделю, так что цвет — не примета. А фамилия у нее какая?

— Ну такая же — Жукова.

— У той девичья Охотина была. Как сейчас помню — посмотришь ей в глаза и сразу охотницу чувствуешь, никакой переводчик не нужен — слабоватой на передок оказалась. К тому же по характеру стервоза, и где ее Славка только выкопал, на лбу ведь было написано — 'ШАЛАВА', ага, крупно так, печатными буквами.

— Так она сейчас, наверное, фамилию мужа носит, — предположил Андрей.

— Думаешь, тот жучара с ней расписался? Что-то сильно я в этом сомневаюсь, кому нужна фига в кармане. А, впрочем, какая разница, лично мне от этого ни горячо, ни холодно. Эта пара друг друга стоит. Как там, кстати, задержанный директор поживает? Все еще запирается или уже раскололся?

— Пока нет, — угрюмо вздохнул Полынцев, но думаю, скоро дозреет. А знаете, что он рассказал про вдову Берцова?

— Поделись.

— Клянется, что видел ее на вокзале с каким-то хачиком. Говорит, что это было совсем недавно. Врет, считаете?

— Вроде, Светка в таких грехах замечена не была, — задумчиво произнес Гусев. — У нее же чеченское воспитание, а там с этим строго. Не дай Бог с парнем за ручку прогуляться — все. Или замуж выходи, или из дому выгонят — не забалуешь. Хотя сейчас уже не то, цивилизация пришла, традиции размыла, теперь и там шалав хватает. Повторюсь — бабам верить нельзя, поэтому всякое случается.

— Я, конечно, понимаю, что уже достал со своими поручениями, — вкрадчиво начал Андрей, — но не могли бы мы попросить вашего офицера пробить ее по старым связям в Чечне. Вдруг, там и правда жених остался?

— Да нет проблем. Колдун сегодня в 12 будет звонить, обсудим и этот вопрос. Только вряд ли жених пошел бы на мокруху. Ну, выкрал бы деваху, ну, забрал бы с собой, а мужика-то зачем убивать? Или побоялся, что Славка за ней в погоню бросится? Да ерунда, по-моему, лажа.

Полынцев тоже считал, что лажа. Действительно, зачем убивать, если можно просто выкрасть. Да и кто в наше время женщин крадет — проехали, еще в позапрошлом веке. Только что же делать, если других зацепок нет? Сидеть, бамбук курить? Здесь, хоть какой-то мотив присутствует, все лучше, чем ничего. А потом, Светлана сама говорила, что у чеченцев есть своеобразное благородство. Вдруг своеобразие именно в том и заключается, чтоб мужа убить, а жену силой взять. Кто-то же приходил к ней в квартиру. Зачем, спрашивается? Ведь не для того, чтобы милиционера дубиной огреть? Значит, интересует кого-то молодая вдовушка, вот и надо искать — кого. Тем более что такой классный выход на Чечню имеется, ну грех им не воспользоваться, грех!

— А с другой стороны мотивы бывают настолько безобидные, что порой диву даешься, — пустился в рассуждения Гусев, — Вот, хотя бы возьми Родю Раскольнокова — это ж когда еще классик обозначил проблему. А сколько примеров на улице: не дал закурить — забили насмерть, сделал замечание — пырнули ножом. А эти ублюдки, маньяки? Их, видите ли, девочки в школе не любили, поэтому они решили всех баб душить и резать — это что, мотив, по-твоему? Нет, Андрюха, правильно ты мыслишь — не в причине дело, а в людях. Повод, что — пустяк, междометье, абстракция. Он может быть ужасным, денежным. А может маленьким, поганеньким, копеечным, на который нормальный человек и внимания не обратит. Если башка дурная, то любая причина сгодится: настроение плохое, рожа не понравилась, себя испытать захотелось, да просто из интереса. Правильно делаешь, что всех вокруг проверяешь — будет шея, найдется и хомут.

Полынцев слушал собровца, плавясь от удовольствия. Не такой уж наивняк Андрюша, не такой уж и глупец. Лучше сомнительный мотив отрабатывать, чем не иметь никакого. Вон, что старые волки рассказывают: людей без всякого повода в капусту крошат, а тут целая женщина, да еще красавица.

* * *
К обеду выпал первый застенчивый снежок. Для Чечни явление довольно редкое и потому глазу русского солдата особенно приятное. Будто Родина в гости заглянула. Как, мол, поживаете, сынки? Здоровы ли, сыты ли, одеты ли? Скучаю, мол, без вас, жду. Берегите себя, милые, возвращайтесь поскорей.

Мы б вернулись. Мысленно жаловался на судьбу Калашников. Только ты, мать, зовешь, а главком-отец не пускает. Ну вот какого, спрашивается, хрена смену отложили еще на неделю? Больше 10 лет кампания длится, и все никак приспособиться не можем. Наберут дураков на службу, а ты мучайся, подстраивайся под каждого. Земляки тоже своими просьбами все печенки проели. За одним чудаком гонялся по всей Чечне, как бешеный заяц, теперь им другого подавай. Этого поймаешь, еще какого-нибудь придумают. Вот недаром говорят, кто везет, на того и валят.

— Ваши документы, пожалуйста.

Калашников не заметил, как машина подъехала к Аргунскому блокпосту.

— Пожалуйста…

— Куда следуете? — спросил затянутый в броню военный.

— В Грозный.

— Откуда?

— Из Гудермеса, из штаба группировки.

— У вас штаб разве не в Грозном находится? — засомневался проверяющий.

— Вот, даже простые бойцы понимают, что организация управления в нашем курятнике через пень-колоду налажена. Нет, земляк, штаб находится там, где мины не рвутся, поэтому и болтаемся туда-сюда, как шнурки на ботинках.

— Понятно, — кивнул постовой, — счастливого пути.

— И тебе удачи, — махнул рукой Колдун, — Леха трогай.

Машина недовольно заворчала и медленно закрутила колесами. Казалось, она тоже расстроена сегодняшней поездкой. Снег на обочине потихонечку таял, вместе с надеждами на скорое возвращение домой.

— Курить, что ли начать, — от досады выпалил Калашников.

— Ага. И пить, — тут же отозвался с заднего сиденья Мухин.

— И колоться, — поддержал его Антонов.

— И в карты на деньги играть, — подключился водитель.

— Ух сколько у вас фантазий, — поразился Колдун, — и познания-то все какие профессиональные, даже зависть берет.

— И оружием торговать, — с готовностью подтвердил комплимент Мухин.

— И наркотиками, — дополнил Антонов.

— И бабами, — подсказал водитель.

— Да, кстати, о торговле, — спохватился Калашников, на которого дурашливые предложения подчиненных навеяли абсолютно серьезные мысли. — Давайте сейчас проскочим по улице Сайханова, заглянем к нашему поднадзорному, кое-какие вопросы обсудить надо, земляки снова порученьицем озадачили…


Едва Уазик остановился у подъезда Хасана Тасуева, как в окне 2-го этажа показалась его хмурая небритая физиономия. Было от чего хмуриться: Колдун изъял паспорт, права, документы на машину и почти ежедневно наведывался с проверками.

Калашников поднялся в квартиру.

— Здравствуй, Аминат, — поприветствовал он хозяйку, открывшую двери.

Женщина ответила молчаливым кивком. Видно не могла забыть первую встречу, когда ее пронесли перед всеми соседями вверх тормашками.

— Здравствуй, командир, — сказал Хасан, выглядывая из-за ее спины. — Ну что там срок моего заточения еще не вышел? Мне же работать надо, по районам ездить.

— Вот и прокатимся завтра с тобой в район, — согласился Колдун. — Ты дедуле от Берцова посылку передал?

— Нет. А когда? Это же в Урус-Мартан ехать надо, ты же не пускаешь.

— Завтра сам тебя отвезу.

— Почему так?

— Со стариком поговорить нужно. Ты его хорошо знаешь?

— Не очень. Встречались несколько раз между делом.

— А жену Берцова знал? Светлану.

— Откуда она?

— Как раз оттуда.

— Нет, я там редко бывал, не наш район. В Аргуне другое дело — полгорода родственников, все хорошие люди. Ты скажи в местной комендатуре, пусть соседского мальчишку с учета снимут, а то ходят все время с обысками да проверками.

— Пусть радуется, что ему 14 не исполнилось, давно б уже в Чернокозово сидел за ворошиловскую стрельбу. Ладно, не буду вас задерживать, завтра в 6 утра я под твоими окнами, не проспи.

— Постараюсь, — без особого энтузиазма ответил чеченец, — а документы свои когда назад получу?

— Вот съездим и сразу получишь, — заверил Калашников. — Ты же видишь, что следствие не сидит без дела.

— Это я вижу, — согласился Хасан, по-борцовски крутя мощной шеей. — Только мне кажется, не в том месте вы ищете. Своих бандитов проверять надо.

— Всех проверяем, не переживай. А бандитов не бывает своих и чужих — у них нет национальности. Преступники, что у вас, что у нас — одинаковые. Ну, пока, — Колдун пожал руку хозяина и вышел из квартиры…


— Куда теперь? — спросил водитель, когда Калашников плюхнулся на сиденье.

— На минутку тормознем у рынка и потом на базу.

— Отличненько! — потер ладони Мухин. — Как раз успеем по шашлычку перед обедом проглотить.

— За минутку? — ехидно уточнил Антонов.

— Легко, и даже за секунду. Для того чтобы заморить червячка, много времени не надо — было б чем.

— Ты вытрави своего червячка и живи, как все нормальные люди, а то скоро Чечня без продуктов останется.

— Это ты своего можешь голодом морить, — огрызнулся Мухин, — а мой пусть кушает. Он и так, бедный, страдает без вареников и пельменей.

Доехали быстро. На рынке было немноголюдно. Пока Резван обслуживал собровцев, Калашников со стариком уединились на кухне.

— Про Урус-Мартан знаю только одно, — негромко сказал Асланбек, поглядывая по сторонам. — Там был настоящий лагерь подготовки боевиков, с полигоном, казармами, учебными классами, зинданом и столовой. Занятия проводили иностранные инструктора. Многие местные у них в обслуге работали: стирали, убирали, варили. Деньги за это получали. В долларах.

— Я об этом слышал. У нас парень в тех краях в плену был, правда, недолго — бежать сумел, повезло.

— С пленными они целую систему наладили, — проявил осведомленность Асланбек, — одних в рабство продавали, других обменивали, за третьих выкуп брали, четвертых к себе вербовали — в основном, специалистов: пушкарей, танкистов, минометчиков. Но были и такие, из которых потом русских диверсантов готовили.

— Диверсантов? — заинтересовался Колдун.

— Да, — кивнул старик. Славянская внешность — хороший пропуск. Можно свободно к воинским базам подходить, разведку вести, мины закладывать. Можно в Россию ехать, теракты устраивать. Можно под видом федералов в аулах бесчинствовать, а потом кричать о русском беспределе. Да много разных дел можно творить.

— А нельзя ли поподробнее?

— Тебе лучше поговорить с теми, кто доступ на базу имел. У меня в тех местах никого не было.

— Я как раз собираюсь завтра встретиться с одним человеком. Может, повезет — разговорится.

— Повезет, повезет, — заверил Асланбек, — ты умеешь с людьми общий язык находить. До сих пор не пойму, как я тебе тогда поверил. Ведь не должен был, а?

— А что там у внука со службой? Все хорошо? — поинтересовался Калашников, — Я слышал, скоро им должны форму выдать.

— Нормально все идет, нормально. Сейчас пока документы оформляют, справки собирают, запросы делают. Как только все будет готово, сразу в приказ и будет на работу выходить. Так что последние дни мой Резван здесь шашлык жарит. Ну, пойдем, что ли кушать, пока барашек не остыл.

Глава 13

Традиционное вечернее совещание началось нетрадиционно. Игорь Витольдович, сегодня не в пример вежливый и корректный, неожиданно угостил подчиненных кофе. 'С какой это радости? , - подумал Фокин. 'С чего это вдруг? , - удивился Полынцев. 'Cобровцев, наверное, испугался', - решил Андрей. 'Меня боится', - рассудил Олег.

Между тем начальник уголовного розыска никого не испугался и от своих принципов не отступил ни на йоту. Он просто хорошо знал: хочешь жестко жать, надо мягко стлать. Поэтому когда сегодня утром позвонили из Управления и попросили назвать кандидата на выдвижение в городской убойный отдел, Игорь Витольдович сказал, что у него достойных кандидатов нет. Когда же после обеда начальник криминальной милиции потребовал списки оперативников на поощрение, фамилии Фокина в них уже не было. А совсем скоро неучтивому сыщику предстояло получение очередного звания. И как там в песенке поется? 'Он сказал — капитан, никогда ты не будешь майором'. Так-то вот, с начальственной головы перхоть сдувать.

— Можно переходить к докладу? — осведомился Фокин, опустошив чашечку жидкого, кисловатого кофе, видно припасенного специально для не особенно важных персон.

— Конечно, — благодушно ответил Журавлев, — и можно сидя.

— Спасибо, — поблагодарил Олег, уже начавший было вставать из-за стола. — Несмотря на то что Батюшкин все отрицает — и это естественно, было б странно, если бы он сразу в пух раскололся — так вот, несмотря на это, одну зацепку мы в его словах все-таки выискали.

— С паршивой овцы, хоть шерсти клок, — негромко прокомментировал Чупачупс.

— Да. Так вот. Мы отлично знаем, что у Валерия Владимировича есть дурная привычка наводить тень на плетень и перекладывать все с больной головы на здоровую. Однако последнее наше предположение он, сам того не ведая, подтвердил на 100 %.

— Ну-ка, ну-ка, — заерзал в кресле Журавлев.

— А именно то, что у Светланы Берцовой есть тайный любовник. Директор сказал, что видел ее совсем недавно в обществе какого-то хачика на железнодорожном вокзале.

— Когда?

— Около месяца назад. И если это действительно так, то версия насчет чеченского хахаля выходит на 1-е место. Тогда все легко складывается в кубики…

— Во что?

— В кубики… Ну, знаете, буквы из них еще составляют, картинки.

— Я почему-то был уверен, что ты на досуге в кубики поигрываешь, — откровенно признался Игорь Витольдович.

— Да нет — это сын, я редко, все времени не хватает, — засмущался Олег. — Ну так вот… Тогда у нас все укладывается в одну обойму: и преследование вдовы, и посещение ее квартиры, и убийство Берцова.

— Мотив?

— А черт их разберет этих чучмеков…

— Чеченцев, — поправил начальник.

— Я и говорю, черт их разберет и их традициии. Зачем сейчас над этим голову ломать — поймаем абрека, а там и спрашивать станем.

— Может быть, может быть, — задумчиво пробурчал Игорь Витольдович, — тогда, действительно, все объясняется.

— И еще, — продолжил Фокин. — Мы уже попросили собровцев (при упоминании этого слова, Чупачупс нервно дернул плечом) проверить Светлану Берцову по чеченским связям. Может, там какой-то компромат выплывет.

— Ну что ж, определенный резон в этом есть, — сухо подытожил начальник. — Еще что-нибудь?

— А еще я сегодня разговаривал с собровцами, — подал голос Полынцев. — И они подсказали, что наш неуловимый Жуков — это, может быть, и есть тот самый коммерсант, из-за которого Берцов в свое время чуть в тюрьму не угодил.

— Что, значит, 'может быть'? — вскинул удивленный взор начальник, — А ну-ка рассказывай подробно.

— Подробно я пока не успел разобраться, только утром информацию получил.

— Сначала проверь, а после докладывай, — недовольно, хоть и мягко, произнес Игорь Витольдович. — Если это, действительно, тот самый бизнесмен, то может образоваться вполне приличная версия. Мотив куда как серьезный — мужика импотентом сделал — такое и захочешь, не забудешь.

— И еще возможно, что сейчас он женат на бывшей супруге Берцова, — дополнил Полынцев.

— Опять 'возможно'!? — вспыхнул (но быстро потух) Журавлев. — Чтоб завтра же все как следует проверил и лично доложил. Ты понимаешь, что это получается новый поворот в деле?

— Понимаю, — кивнул Андрей.

— Боюсь, что не до конца. Следи за мыслью: допустим, это тот самый Жуков, которого Берцов в свое время, можно сказать, искалечил. Отсюда вывод — присутствует железный и очень серьезный мотив. Дальше. Нынешняя его жена оказывается бывшей супругой Берцова. Отсюда вывод — есть еще один человек, имеющий огромный зуб на жертву. Дальше. Они крутят какие-то аферы с директором 'Кроны'. Заместитель их ловит. Отсюда вывод — набирается целая шайка единомышленников, которым этот Берцов стоял, как берцовая кость в горле. Ведь Батюшкин не рассказал нам о том, что Жуков — давний враг зама. Значит, есть причина это скрывать? И причина эта, я думаю — убийство. Теперь понимаешь?

— Конечно, — промямлил Полынцев (будто до этого было неясно).

— Но это при условии, что Жуков — тот самый Жуков, а жена — та самая жена. Поэтому срочно проверить и взять в разработку

— Все сделаем в лучшем виде, — с готовностью заверил Фокин, — чует мое сердце — наконец-то цвет пошел.

— Ну и отлично, раз чует, — заключил Игорь Витольдович, — осталось только до ума довести. Ко мне еще вопросы есть?

— Нет, нет, — хором ответили офицеры.

— Тогда больше никого не задерживаю. Давайте по рабочим местам, время, как всегда, не терпит.

* * *
Утренние сумерки непохожи на вечерние, как весенняя непогодица на осеннюю. Казалось бы, нет между ноябрем и мартом ощутимой разницы — одинаково холодно, слякотно, голо, но… Но в одном случае — 'еще', а во втором — 'уже'. Не хватает осени и вечерним сумеркам всего лишь маленькой безделицы, которую и потрогать-то невозможно — радостью завтрашнего дня называется. А без нее, что за жизнь — скучища кислая, печаль соленая, горе горькое. Нет ее, и небо в овчинку, и ноги не держат, и руки не ймут. А поэтому, если вдруг повеет грустью, соберись духом, оглянись вокруг, отыщи радость, распознай ее, выдумай. А иначе — дело табак, иначе не выдюжить.

Вот и радовался Колдун выползающему из-под одеяла взлохмаченному утру. Вот и насвистывал под нос веселый мотивчик. Потому что впереди умывался и засучивал рукава новый день — еще один штришок на огромном холсте кавказской панорамы, еще одна ступенька на пути домой.

Мухин, глядя на командира, затянул любимую песенку, которую помнил еще со времен срочной службы (уж два года тому) в спецназе 'Витязь':

Как надену я рубашечку стальную,

Загоню я в ствол пулю да лихую…

И Антонов не удержался от воспоминаний десантно-штурмовой юности:

Голубые береты, голубые береты

Словно небо упало на погоны солдат…

— Хор Турецкого, честное слово, — недовольно пробурчал Тасуев. — Вы бы хоть одну песню пели, а то не понять ничего — 'загоню я в ствол голубой берет'.

— Какого еще Турецкого? — подавился куплетом Мухин.

— Десять голосов, которые потрясли мир, — пояснил Хасан. — Не слышал, разве?

— Нет, — пожал плечами спецназовец. — А ты их откуда знаешь?

— В Россию езжу, телевизор смотрю, на концертах бываю.

— Во, блин, дела, — поразился Мухин, — я там живу и не в курсе, а он…

— Ага, нормально получается, — поддержал напарника Антонов, — мы здесь у них пыль глотаем, а они у нас по концертам шастают. И где справедливость?

— Вернемся, я тебя лично в музыкальный театр свожу, — пообещал Калашников. — А пока внимание по секторам, в зеленку входим.

Дорога запетляла по низине, будто речка вдоль отвесных берегов. Лес навалился на обочину грудью. Видимость сузилась до нуля. Но Колдун был спокоен, он не чувствовал опасности. Вроде бы и время было подходящее для засады и место неплохое, но что-то ему подсказывало — здесь все чисто.

— Хасан, — обернулся он к чеченцу.

— Э? — отозвался Тасуев, напряженно вглядываясь в окно.

— А если в западню попадем, не обидно будет от своих пулю получать?

— Кхе, кхе, — нервно усмехнулся Хасан… И промолчал.

— Молодец, — похвалил Калашников. — Мужик!

— На все воля Аллаха, — как-то не слишком уверенно произнес чеченец, — Ты бы дал мне пистолет, на всякий случай.

— Меня застрелить или самому застрелиться? — ехидным тоном уточнил Колдун.

— Почему так говоришь?

— Ну как почему? Ты же не станешь своих убивать. Значит, нас.

— Нет, — цокнул языком Тасуев, — мне для самообороны только.

— А для самообороны падай в первую попавшуюся канаву и жди, кто победит.

Тем временем уазик выскочил на открытую трассу. Все облегченно выдохнули.

Светало. В Урус-Мартан въехали с центральной улицы. Красивое село, большое, ухоженное: кирпичные дома, ярко-зеленые заборы, перед ними широкие палисадники, за ними раскидистые фруктовые деревья. Картинка. Живи и радуйся.

Навстречу попалось несколько черных и лохматых, как дворовые собаки, волов. Пришлось остановиться. Эти животные не хотели уступать машине дорогу. Они считали себя главней машин. Удивительно бестолковые твари. Ослы по сравнению с ними казались редкими умницами. Объезжая стадо, чуть не раздавили огромную индоутку, прыгнувшую под колеса аки террористка-смертница. Индюк — символ напыщенной глупости. Его внебрачная дочь индоутка — символ просто глупости.

— Тьфу ты, блин, Анна Каренина, блин! — выругался водитель, закладывая крутой вираж.

— Осторожно, — предупредил Тасуев, — местные за свою скотину нас в шашлык порубят. — Вот сюда поворачивай, сюда… вот здесь тормози… здесь… Все… Приехали.

— Так, Хасан, имей в виду, — сказал Колдун, выскакивая из машины, — если услышу, хоть слово по-чеченски, документов не увидишь, как ишак собственных яиц. Понятно объясняю?

— Он их не видит, что ли? — наивно переспросил Тасуев.

— Конечно, — подтвердил Калашников, — ему, зачем на них пялиться.

— А, в этом смысле, да? Типа — шутка, да?

— Насчет яиц — типа да. А вот насчет документов — типа нет.

— Понял, — кивнул чеченец, направляясь к воротам.

Мухин с Антоновым без слов разбежались в стороны и, клацнув затворами, заняли огневые позиции для прикрытии.

— Избушка-то скромненькая, — окинул взглядом Колдун небольшой дощатый домик за жиденьким салатовым забором. — В центре пожирней хоромы стоят.

— Старик один живет: детей нет, жену давно схоронил, зачем ему больше, — объяснил Хасан и постучал в двери. — Помогать ему некому, соседи только, да вот мы иногда заглядываем…

— Открыто там, — послышался за воротами глухой хрипловатый голос.

Тасуев навалился на калитку…

Посреди маленького, давно неметеного дворика стоял невысокий сгорбленный старик в каракулевой папахе, длинном черном пальто, линялых, заправленных в белые носки галифе и тусклых ботиночках-галошах, которые в русских деревнях ласково называют 'чуньками'.

— Только собрался на улицу выйти, а тут гости в дом, — радушно сказал хозяин, улыбнувшись однозубым ртом. — Салям-Алейкум, Хасан. Здравствуй солдат, проходите, чай пить будем.

— Салям Алейкум, Абу Умар, — по-кавказски обнялся с земляком Сатуев. — Вот посылку с лекарствами от Славы привез. А это друг его приехал, побеседовать с вами хочет. Убили Славу в России, зарезали прямо на улице.

— Не говори так! — встрепенулся старик.

— К сожалению, это правда, — грустно подтвердил Калашников. — Сейчас вот ищем убийцу, хотели у вас кое-что выяснить.

Старый чеченец несколько раз тяжело вздохнул и, подкатив глаза, начал медленно оседать.

Хасан тут же поймал его за плечи:

— Что, что случилось?

— Давай его на лавку, — крикнул Колдун, — разрывая посылку Берцова…

— В дом надо увести, положить.

— Не надо, пусть на свежем воздухе побудет.

Тасуев подвел старика к лавочке, подпиравшей хлипкий, покосившийся сарайчик и осторожно усадил.

— Воды принеси, — сказал Калашников, — найдя в коробке таблетки нитроглицерина…

Тем временем в воротах показался автоматный ствол и краешек прищуренного глаза Мухина.

— Все нормально, — бросил Хасан пробегая мимо собровца.

— Тебя кто-то спрашивал? — нахраписто обрезал его спецназовец. — Шеф? — боец пристально посмотрел на командира.

— Все чисто, — произнес условную фразу Колдун.

Мухин, опустив оружие, сделал отмашку за воротами. Калашников заметил, как в щели забора дрогнула пулеметная мушка, послышался щелчок предохранителя — Антонов тоже отключился.

Если бы еще секунду не прозвучало контрольное слово 'чисто', то перекрестный огонь спецназовцев вспорол бы брюхо каждого, кто угрожал или мог угрожать командиру. Случаев, когда чеченцы хитростью и коварством брали федералов в заложники, была тьма-тьмущая. Со спецами такие фокусы не проходили.

Между тем почтенный Абу Умар пришел в себя и даже попытался приподняться со скамейки.

— Сидите, сидите, — остановил его Калашников, — двигаться не нужно.

— Неудобно, — повел седой бровью старик, — в дом пригласить полагается.

— Все удобно, — мы с вами и здесь можем поговорить, — я постараюсь долго не утомлять вопросами.

— Ну хорошо, — согласился чеченец, — спасибо за помощь. Теперь можешь спрашивать. Что знаю, расскажу, чего не знаю, обманывать не стану.

— Отец, меня интересуют две вещи, — Колдун посмотрел на Тасуева.

Хасан поставил стакан на лавочку и, состроив недовольную гримасу, отошел в сторонку. Впрочем, не так уж далеко.

— Мне люди не мешают, — сказал старик, — у меня от них секретов нет.

— Тут дело такое, не обязательно каждому знать. Я хотел вас расспросить о Светлане Берцовой, Славиной жене.

— А что ты о Светлане хотел узнать? — в свою очередь поинтересовался Абу Умар.

— Да все: как жила, с кем жила, почему в лагерь попала, что там делала, был ли у нее жених.

— А тут и рассказывать нечего, — крякнул старик. — Хорошая девочка из хорошей семьи: мать врачом была, отец военным, у нас еще при Советской власти работали. Разбились на машине ночью. Света одна осталась. Когда вся эта заваруха началась, здесь ни власти, ни работы — только боевики вокруг. Соседка Марьям пристроила ее на кухню в басаевский лагерь. У нее там сын в охране служил. Хорошее место, всегда с продуктами.

— А что у сына были на Светлану какие-то виды? Ну, в смысле, дружили они?

— Не знаю, у Гелани тогда своя невеста была, местная, чеченка. А со Светой, конечно, дружили, но по-соседски.

— В таких делах всегда начинается по-соседски, а потом, смотришь — уже по-взрослому. Тем более что у вас несколько жен иметь разрешается.

— Оно так, — согласился старик, — но наши мужчины должны мусульманок в жены брать, из другой веры нежелательно.

— Разве обязательно в жены, можно и просто.

— Наверное, можно. Они мне об этом ничего не рассказывали, а сам я не видел, обманывать не хочу.

— Чем этот Гелани в лагере занимался?

— Я же говорю, охранником был, пленных сторожил.

— А как Светлана с Берцовым познакомилась?

— Она на кухне работала, в зиндан еду носила, тогда и познакомились. У Светы подружка жила в том городе, откуда Слава приехал. Сама тоже собиралась потом в Россию перебираться, на этом и сошлись.

— Говорят, в лагере, пленных в террористы вербовали — это правда?

— Я не слышал, ничего сказать не могу. Тебе с Гелани надо встретиться, он там все своими глазами видел.

Колдун внимательно посмотрел на старика. Интересно, он в самом деле считал, что у боевиков есть специальные охранники, которые только тем и занимаются, что сторожат зинданы? Или просто чеченец старался преуменьшить вину соседа? Нет у бандитов, дедушка, штатных конвоиров, нет! У них все воюют, даже сапожники, поэтому ваш Гелани, такой же волчара, как и все остальные. Сейчас, наверное, сидит где-нибудь в горах и выжидает, когда здесь все успокоится. А, может, и на большую землю давно смотался. Кстати — это вероятнее всего.

— Он сейчас не России живет? — аккуратно поинтересовался Колдун.

— Не знаю, — качнул головой Абу Умар. — Но Марьям как-то просила, чтоб он съездил в Гансолчу, хозяйство поправил, у них там свой дом.

— Адреса у вас нет?

— Нет, — развел руками старик.

— Жалко. А сами откуда Славу знаете?

— Света, когда из лагеря его привела, сначала у меня прятала. Несколько дней здесь жил, потом дальше пошел. Хороший был человек, работящий, сам еду готовил, порядок в доме наводил.

— Как ей удалось его вытащить?

— Через Гелани, конечно, одна бы не смогла. Тогда весь лагерь в горы перебрасывали, ваши уже наступали, неразбериха была, суета, вот под это дело и вывели.

— А что с другими пленными?

— Тех, кто согласился веру поменять, с собой забрали. А остальных, не знаю, может, расстреляли.

— Так женился Гелани на своей невесте или нет?

— Э, — цокнул языком старик, — не успел. Родственники у нее за границей нашлись, уехали они всей семьей.

Колдун утвердился в своих мыслях. Вот и вспомнил о русской красавице джигит, вот и помчался на большую землю. А что, неплохо в Россию переехать: русская жена, прописка, работа. Здесь-то, попробуй, ее найди. Вот только Берцов помешал, но этот вопрос он решил. Сам его спас, сам и в обрат пустил. Что ж, стройненько получилось, осталось найти доброго охранника.

— Да, жалко, что нет адреса, — посетовал Калашников.

— У Марьям можно спросить, — предложил Абу Умар.

— Нет, не надо, зачем женщину тревожить. Еще подумает, что за другие дела сына ищем и тогда — прощай Гелани.

— Можно и без адреса, — подал голос скучающий на крыльце Тасуев. — Я знаю, где их дом, покажу, если документы сегодня отдашь.

— О, как?! — изумился Колдун. — А говорил, что у тебя здесь нет никого?

— Здесь нет, а там есть. Знаю, где дом урусмартановских стоит. Можно съездить, я родственников заодно навещу.

— Что, понравилось с нами кататься? — усмехнулся Калашников.

— А че, нормально — едете, песни поете — нескучно. Только документы сегодня.

— Ну, добро, под честное чеченское, но смотри, без фокусов.

— Когда я обманывал? — возмутился Хасан. — А потом, Слава мне тоже другом был, могу хоть что-то для него сделать?

Глава 14

Двери кабинета приветливо скрипнула, и пред ясные очи Полынцева явились: Тихон Петрович, державший за руку незнакомого мальчика лет 6–7, и Лариса Михайловна, державшая в руках пухлую сумку, разумеется, с вечерним провиантом. На улице сыпал мокрый снег, и гости, наспех поздоровавшись, принялись стряхивать с одежды талые хлопья.

— Ой, что ж это мы прямо в кабинете, — спохватилась Лариса Михайловна, — а ну-ка живо в зал.

— И то, — сообразил Тихон Петрович. — Митрофан, слышал, что тетя сказала — поворачивай в зад.

— Меня Мирослав зовут, — вякнул малец, запоздало 'здрастькнув'.

— До Мирослава еще дорасти надо, а пока ты Митрофан, Митька, килька пузатая. Видел дядю милиционера? Теперь пойдем на политвоспитательную беседу, — старик юлой крутанул мальчугана и вытащил за собой.

Лариса Михайловна быстро привела себя в порядок и, сняв пальто, приступила к сервировке стола. Из сумки друг за дружкой стали появляться кастрюльки, тарелочки, масленки, бутербродницы, чашечки, ложечки, вилочки.

— Ой, ну зачем вы опять, — раскисая от умиленья вяло воспротивился Полынцев. — А что это здесь?.. Пирожки? Ой, ну не стоит, в самом деле… А чем это пахнет?.. Варенниками? Ой, ну зря вы, зря, честное слово… С творогом да?

— Ешьте, Андрюшенька, ешьте, — настоятельно порекомендовала кормилица. — Что вы все время, как красна девица, румянитесь. У вас и так вон кости через кожу проглядывают, скоро гвозди в карманах носить придется.

Жащем? — прошамкал набитым ртом Полынцев.

— Затем, что б ветром не унесло. Вы жуйте, не отвлекайтесь, а я пока о делах наших детективных расскажу.

Между тем из зала (дверь осталась приоткрытой) послышались фельдфебельские интонации Тихона Петровича:

— Я хочу с тобой как с человеком поговорить, по-взрослому. Понимаешь ты меня, Ихтиандра, или нет?.. Отвечай, будешь со мной по-взрослому разговаривать, или нет?

— Я Мирослав, — как резиновый утенок, пропищал малец.

— Это сейчас не имеет значения, — набирая ход, отрезал старик. — Вынь палец из носу! Обтряхни соплю… Оть!… Экий ты братец неловкий. Надо ж смотреть, куда пуляешь-то.

Послышалось энергичное шуршание одежды, из чего можно было заключить, что обтряхнутый продукт попал воспитателю на штанину (или бушлат).

— Не смейся! Над командиром нельзя смеяться, — продолжал Тихон Петрович (вероятно, уже обтряхнувшись), — Стань ровно… Опусти руки… Закрой рот… Отвечай мне прямо, маленький балбес!

— О, Господи! — встрепенулась Лариса Михайловна. — Тихон Петрович, я вас умоляю — вы же не в казарме.

— Относительно этого не беспокойтесь, — отозвался старик. — Мы разницу понимаем, в казарме по-другому ругаются.

— Это внук приятельницы, — пояснила Лариса Михайловна, — как раз той самой, что за квартирой приглядывает. Попросила мальчонку приструнить, от рук отбивается пострел: бедокурит, вредничает, не слушается. Бывает, в ванной комнате запрется, у них санузел совмещенный, и сидит часами, кораблики пускает. А пожилой женщине куда деваться — ни постирать, ни в туалет сходить, извините. Родители все время на работе, вот и мается с ним, добрая душа.

— Тихон Петрович серьезный воспитатель, — согласился Полынцев, — главное, чтоб с армейскими методами не перегнул. Он старшиной батальона 25 лет служил, когда на пенсию выходил, солдаты плакали от счастья.

— Да вот я и смотрю, — озабоченно протянула пенсионерка. — Ну полно о личном, давайте о служебном. Итак: за время нашего наблюдения ничего сверхъестественного на объекте не случилось. Кажется так у вас докладывают?

— Примерно. Только без сверхъестественного, — улыбнулся Андрей.

— Но вдруг сегодня после обеда, — понизила голос детективщица, — соседка, что живет напротив, слышала, будто бы у дверей Берцовых кто-то возился. Говорит, в глазок не рассмотрела — квартира-то наискосок расположена — а выходить, конечно, побоялась, вдруг это был преступник, еще зарежет, как хозяина, и поминайте потом в родительский день. Несомненно, подруга могла ошибиться, ей уже под 80. Тем более что приятельница снизу никаких шагов над головой не слышала. Но все же на заметку, я считаю, взять следует. Мало ли что. Вот такие вот у меня сегодня новости.

Скомкав окончание доклада, Лариса Михайловна внимательно прислушалась к тому, что происходило в зале.

— Ты мне здесь не переговаривайся! Чего переговариваешься? Все равно ничего умного не скажешь. Стой и молчи! Тебе молчать положено, а не переговариваться. Отвечай, Ихтиандра, будешь еще в ванне плескаться, или нет?

— Меня Мирослав зовут.

— Это, если б ты был хорошим парнем, тогда б тебя Мирославом звали, а так ты самая натуральная Ихтиандра — головастик без пупка и без дышалки. У тех, кто в воде долго плюхается, вместо дышалки жабры вырастают.

— Нет! — взвизгнул малец.

— Да, да, — с удовольствием подтвердил Тихон Петрович, — и плавники вместо рук, и хвосты вместо ног — по два вместо каждой.

— Нет!

— Да, да, — смаковал воспитатель, — и чешуя по всему телу, и запах смердючий.

О, Господи! — всплеснула руками Лариса Михайловна, — ну просто садист какой-то. Славочка, иди ко мне скорее, пока этот Дедушка Бабай тебя заикой не сделал.

Мальчуган не заставил себя ждать…

— Съешь, деточка, пирожок, — заворковала женщина, — выпей морсик, скоро домой пойдем.

— Значит, говорите, кто-то наведывался в квартиру? — вернулся к теме Полынцев.

— Не я говорю, а соседка.

— Она не выглядывала в окошко? Может, кого незнакомого во дворе заметила?

— У нее на другую сторону окна выходят — никого она не видела, иначе, непременно бы мне сказала.

— А я сегодня видел тетю возле нашего подъезда, — пискнул мальчуган.

— Какую тетю? — насторожилась детективщица?

— Не знаю, — начал кривляться малыш, — домой хочу, мультики хочу.

— И то правда, — согласилась Лариса Михайловна, — поздно уже, собираться пора. Вы позволите, Андрюша, вашим телефоном воспользоваться?

— Что за вопрос, конечно.

— Успела там постирать подруга или нет? — набирая номер, бурчала пенсионерка. — Ждет, бедная, не дождется, когда постреленок в школу пойдет, хоть какое-то время дома спокойно будет… Але? Это я, Лариса. Ну, как ты там, милая? Уложилась в срок? Что?.. Неужели?.. Когда?.. Ты не путаешь?.. Хорошо, жди, — детективщица бросила трубку. — Андрюша, она говорит, что сейчас в квартире наверху кто-то ходит.

— Не показалось? — уточнил Полынцев, надевая шапку.

— Утверждает, что нет, я специально переспросила.

— Тогда я побежал. Вы здесь наведите порядок, погасите свет и закройте опорный — вот ключи. Все, меня нет, до встречи.

— Осторожней, Андрюшенька, на рожон не лезьте, голову берегите.

— Помощь не нужна? — спросил вдогонку Тихон Петрович.

— Нет, спасибо. Остаетесь на охране женщин и детей.

— Яволь, гер лейтенант, — козырнул воспитатель. — За этот продукт не беспокойся, кому нужна старушка с балбесом.


Выскочив на улицу, Полынцев сначала взял небольшой разбег, чтобы застегнуть пуговицы на бушлате: они почему-то стали упрямиться, будто капризные дети. Но армейская школа — не мамочка, уговаривать не будет — 'не можешь — научим, не хочешь — заставим'… Зачехлив последнюю, Андрей припустил в полную силу…

Попадавшиеся навстречу граждане с любопытством оглядывались в след бегущему милиционеру: во-первых — зрелище само по себе интересное (значит, кого-то догоняет), а во-вторых — еще в таком, несвойственном стражам порядка, темпе. В сравнении с привычными глазу неспешными и зачастую рыхловатыми сотрудниками Полынцев со своей гвардейской выправкой и пружинистой поступью смотрелся ахалтекинцем среди тягловых волов. Даже неискушенному в спорте человеку было ясно — это бежит профессионал: корпус не вихляется, руки не болтаются, ноги не шлепают по асфальту ластами. Все сжато, подтянуто, взведено и пущено в цель легкой отточенной стрелой. Движения упруги, толчки мощны, дыхание скупо и ритмично.

Подбегая к дому, Андрей чуть не врезался в женщину, лицо которой показалась чем-то знакомым, впрочем, неудивительно — свой участок. Заскочив в подъезд, он вытащил из кобуры пистолет и клацнул затвором. Теперь можно было двигаться дальше. На этот раз свою голову под бревно подставлять никто не собирался — хватит. Осторожность и еще раз осторожность. Эх, черт возьми, забыл сказать Ларисе Михайловне, чтобы Фокину позвонила, но сейчас уже поздно, придется действовать одному.

Лифт оказался свободен — значит бандит все еще на месте, или же спускается пешком. Он прислушался… Вроде бы тихо. Что ж, помолясь, наверх. Второй этаж — никого… третий — никого… шестой — тепло… седьмой — горячо. Вот и восьмой. На цыпочках, пригнувшись к двери… поближе… поближе, чтоб можно было подслушать…

Но подслушивать не получилось.

— Ты под окна, ты на первый, ты на девятый! — донесся снизу раскатистый голос Фокина. — А я, как всегда, в самое пекло! И не шуметь мне тут! Работать тихо.

Какое там тихо! Полынцев даже на 8-м этаже слышал каждое слово громогласного напарника (если не принимать во внимание сирену, с которой примчалась дежурка). С одной стороны, сердце сжалось от радости: нет ничего приятнее, чем ощутить поддержку, когда вот так сидишь в одиночестве и ждешь схватки с матерым убийцей. Но с другой — это ж теперь весь подъезд в курсе дела, какая там к черту скрытность — можно смело подниматься и гулять в полный рост. Если бандит и находится в адресе, то сейчас его возьмешь, разве что штурмом. Хотя… не такой уж и слон в посудной лавке этот хитрован Олег. Он ведь знает, что квартиру стережет напарник, что преступнику деваться некуда, и что на случай штурма всегда есть собровцы. Действительно, зачем тогда прятаться по углам? Главное — надежно заблокировать входы и выходы, а это было сделано в первую очередь. Молодец, друг, все правильно рассчитал. Спасибо Ларисе Михайловне, догадалась позвонить в отдел — умница.

— Андрюха, ты где? Папа Олежек пришел. Сейчас мы на башке твоего чердачника будем 'там-тамы' колотить, я специально для этого дела инструмент прихватил…

— Товарищ участковый, товарищ участковый, — послышался за спиной Полынцева робкий шепот.

Андрей оглянулся. На площадке стояла пожилая в вязаной кофте женщина и заговорщицки подавала сигналы руками.

— Что вы хотели? — тихо спросил Полынцев.

— Я подруга Ларисы Михайловны.

— А, здравствуйте, спасибо вам за информацию.

— Там уже никого нет, — показала она на квартиру. — Буквально перед вашим приходом все стихло.

— Может, затаился? — предположил Андрей, убирая пистолет в кобуру.

— Нет, нет, я слышала, как лязгнула дверь, она металлическая, бесшумно закрыть невозможно. И еще мне показалось, что это была женщина.

— Почему?

— Стук каблучков характерный.

— А, черт! — выругался Андрей и, не дослушав до конца рассказ, бросился вниз…

— Ты куда? — удивленно вскрикнул Фокин, восходивший уже на шестой этаж и держа наперевес дубинку.

— Олег, держи шапку и бушлат, я скоро. — Полынцев вихрем вылетел из подъезда.


Женщина, конечно, женщина, — клял он себя, набирая обороты. И мальчишка говорил о тете (стало быть, незнакомой иначе б не обратил внимания). И когда сюда бежал ее встретил. Правда, не узнал, потому что в шапке была. Сейчас-то ясно, что она. Без сомнений, она! Постараться догнать. Можно догнать — невысокая, полная, к тому же на каблуках — нужно догнать…

Андрей добежал до аллеи. Фонари, хоть и тускло, но освещали дорожку. Молодцы энергетики, быстро исправились после критики. Вдали мелькнула приземистая женская фигурка. Она? Ноги сами пошли на рывок, будто почуяв финишную прямую… Она. Рыжий хвостик из-под шапки. Точно она:

— Жукова, стойте! Вы задержаны!

Но по-киношному грозный оклик милиционера нисколько не смутил дерзкую барышню. Больше того — послужил сигналом к действию. Она бойко взяла с места и принялась визжать, точно молодая свинка (не морская, разумеется):

— Помогите, насилуют! Держите его!

Двое гоблинского вида парней, выходивших из кафе 'Лотос', разом обернулись на крик. Увидев неопасную цель (кого бояться — одинокий худенький парнишка), решительно двинулись наперерез Полынцеву. Были бы они немного трезвее, может, и заметили бы на догонявшем милицейскую форму. Но так как в 'Лотосе' чай пить, не принято, случилось то, что случилось.

Расставив руки, словно сети, молодые люди сгребли Андрея в охапку и повалили на землю.

— Ах ты, сука, за бабами охотишься?!

— Щас мы из тебя самого матрешку сделаем!

Они принялись охаживать его руками и ногами.

— Прекратите, я сотрудник милиции! — грозно закричал Андрей.

Но куда там. Пьяный кураж (а именно он был виновником отзывчивости, никак не благородные побуждения) застлал глаза и заткнул уши защитников.

— Назад, уроды, я из милиции! — снова крикнул Полынцев и врезал кулаком в пах тому, который стоял к нему ближе (этому удару научил его Гусев).

Из лежачего положения бить неудобно, поэтому ожидаемого эффекта не получилось. Гоблин возмущенно взревел и стал пинаться еще сильнее. Нельзя лежать на месте, вспомнил Андрей спецназовские учения. Надо двигаться. Сгруппировавшись, он начал кататься по земле и закрываться руками. Парни не отпускали, бегая за ним, как за футбольным мячом. Откатившись в очередной раз, он почувствовал резкую боль подмышкой. Наверное, ребро сломали, сволочи. Он пощупал бок. — Пистолет! Это давил рукояткой пистолет, как же о нем можно было забыть?

— Назад, уроды! Перестреляю, как ворон! — крикнул он во все горло и выхватил ствол. — Парни на секунду стихли, переваривая услышанное. — На землю, гниды! Морды в землю! — прохрипел он и, пользуясь паузой, вскочил на ноги. — Морды в пол, я сказал!

Два раза выстрелив в воздух и, щелкнув предохранителем (чтоб не произошло случайного срабатывания), он впечатал рукояткой в лоб первому гоблину и заехал ногой в пах второму. Не дожидаясь реакции, повторил по кругу (так советовал Гусев). Обласканный в лоб — лег, приголубленный в пах — пал.

— Я еще вернусь, дебилы! — злобно рыкнул Полынцев и, как следовой пес, припустил своим курсом.


Сколько прошло времени? Минута, три, пять? Думал он, наверстывая упущенное. Жукова, наверное, уже сидит в троллейбусе, или такси поймала. Видимо, придется в засаду у дома садиться. Только бы она в бега не подалась, как ее ушлый муженек. Плохо, что сорвалась задержание, очень плохо. Теперь уже ничего не докажешь, будет отпираться до последнего: скажет — не я была и все. А не пойманный — не вор.

Выбежав на остановку, Андрей с удовлетворением отметил, что троллейбусы стояли без тока. Все же молодцы энергетики, здорово сегодня работали. Такси в этих местах редкость — магистраль не основная. Оставались только автобусы, их здесь тоже немного (рентабельность маленькая — электротранспорт, сильный конкурент) Есть шанс, что Галина задержалась. Полынцев взглянул на отходившую 'гармошку' 101-го маршрута. Если Жукова не уехала раньше, то сейчас она должна быть именно в этом автобусе. Андрей сам не заметил, как, рассуждая, уже мчался по тротуару вслед за дымящей 'раскладушкой'.

Нет, не догнать, конечно, не догнать. Хоть и тяжелый, хоть и неповоротливый, но все же автобус. Уходил, уходил 101-й, легко отрывался. Можешь остыть, перворазрядник Полынцев, с мотором не поспоришь. Но, что это? Светофор? Точно, светофор. Неужели появился шанс? Устал? А если бы по колено в грязи в тяжелых сапожищах? А если бы по-полной боевой? А если бы с ящиком патронов на плечах — тогда как? Тяжко? А сейчас-то, налегке, да по морозцу, да по ровному асфальту, да еще в мягких ботиночках, и не сделать этот старый керогаз? А ну-ка вперед, солдат! Андрей резко выдохнул и рванул, как мог…

Пассажиры в салоне не верили своим глазам. По тротуару автобус догонял, да нет, обгонял, молоденький милиционер: без куртки, без шапки, с раскрасневшимся, покрытым ссадинами лицом, сбитыми в кровь руками.

— Ой смотрите, паренек автобус обгоняет, — ахнула любопытная женщина с сумочкой на плече.

— Бедненький, у него же так сердце выпрыгнет, вон, как дышит, — посочувствовала добрая соседка в норковом берете.

— Кондуктор, скажите водителю, чтоб ехал помедленней, — поддержала их дама, с лицом начальницы отдела кадров, — видите, мальчишка в окна заглядывает, кого-то в нашем автобусе ищет.

От Полынцева валил пар, как от рысака на скачках. Второе дыхание давно уже кончилось, и организм работал на честном слове… на честном слове и на солдатской крутой, полученной в изматывающих марш-бросках, закалке. Остановка была уже рядом… буквально в двух шагах… еще немного… еще чуть-чуть… ну вот и она. Подбежав к водителю, Андрей попросил выпустить пассажиров через одни двери. То ли вид офицера подкупил старого шофера, то ли не хотел он ссориться с милицией, но не стал кричать о нарушении графика, а просто взял микрофон и объявил: 'Уважаемые пассажиры, по техническим причинам выход будет производиться через средние двери'.

Полынцев занял пост.

Выходившие из салона люди, кто с неприязнью, кто с любопытством (а некоторые, не поверите, с уважением) оглядывали странного лейтенанта и, освободив проход, собирались в сторонке, ожидая развязки. Галины среди них, разумеется, не было. Андрей заскочил в автобус и, встав на цыпочки, осмотрелся. Он умел работать по приметам. Наскоро прощупав толпу взглядом — рост, головной убор, пол, телосложение — остановился на спине одной упитанной гражданочки. Казалось бы, не так просто среди массы пассажиров отыскать нужный объект. Правильно, сложно. Но Полынцев быстро заметил, что люди, которым было нечего скрывать, таращились на него во все глаза (любопытно ведь, кого тут ищут) и потому выказывали свои лица. На них можно было не обращать внимания. А вот на тех, кто отворачивался и прятался, другое дело. Таких, по-счастью, оказалось немного, а точнее — всего одна…

— Гражданка Жукова, — приблизился он вплотную Галине, — вы подозреваетесь в совершении убийства, попрошу следовать за мной.

— Люди добрые! — заверещала она на весь автобус. — Посмотрите на милицейский беспредел! Бедных женщин средь бела дня хватают! Коррумпант! Я на него еду заявление в прокуратуру писать. Он взятку вымогает. Помогите, не дайте с невиновным человеком расправиться!

Народ вокруг неодобрительно загудел. В сторону милиционера загудел, не в сторону бедной гражданочки. Что прикажете делать в этой ситуации? Руки ей выкручивать на глазах у всех? Так ведь затопчут.

— А кого она убила? — поинтересовалась любопытная женщина с сумочкой на плече.

— Бабушку-пенсионерку, — без тени смущения соврал Андрей.

— За что ж она ее? — спросила добрая соседка в норковом берете.

— Из-за квартиры. Мышьяком отравила.

— Это ж надо, — поразилась дама с лицом начальницы отдела кадров.

— Он врет! — заорала Жукова. — Никого я не убивала!

— За неповиновение сотруднику милиции, вы получите отдельное наказание, — предупредил ее Андрей. — А сейчас попрошу не делать из граждан соучастников своего преступления, иначе они пострадают вместе с вами. Это было сказано специально для сочувствующих, взявших его в плотное кольцо. — Граждане пассажиры! — громко сказал Полынцев, — Это опасная преступница, которую необходимо доставить в милицию. Прошу освободить проход, или придется завернуть автобус в райуправление.

Толпа, до этого дружно сомкнувшаяся в едином порыве, оказать противодействие 'коррумпанту' (а что, удобно — стой, да не пускай), начала медленно расступаться. Одно дело — толкаться в безликой массе, где крайних не найдешь, и другое — весь автобус в РУВД. Там ведь перепишут каждого и еще припаяют 15 суток ни за что, ни про что. Спрашивается — оно надо?

— Я никуда не пойду! — завопила Галина, намертво вцепившись в поручни.

— Может быть, вам лучше все-таки сходить, разобраться? — неуверенно сказала любопытная женщина.

— Вы адвоката пригласите, — посоветовала добрая соседка.

— Там разберутся, — заверила дама с лицом начальницы отдела кадров. — Не задерживайте автобус, милочка, у людей своих дел по горло, еще вашими тут заниматься.

— Ну-ка выходь отседова, курва! — неожиданно вынырнула из толпы бойкая старушка с палочкой в руках. — Удавила бабку и еще выкобенивается тут! А ну иди вон отсель! — бабушка несильно тюкнула Жукову клюкой по ногам.

— Ты че делаешь, шапокляк!? — злобно вскрикнула Галина. — Белены что ль обожралась!?.

— Ах ты, паскудница! — взвилась старушка. — Ах ты бесстыжая! А ну-ка пусти рукоятку! — палка дробно застучала по запястьям Галины.

— Уф! — одернула она руки.

Полынцев был тут как тут: обхватил ее сзади за талию, рванул на себя и, приподняв от земли, потащил к выходу.

— Спасите от произвола милиции! — привычно закричала Жукова.

Но настроения в толпе уже переменились. Какой-то мужчина даже подхватил Галину за ноги, чтобы не брыкалась, и помог вынести на улицу. Молодец, видно, правильный был мужик, а может, просто женские ножки решил полапать.

Глава 15

Если бы Колдун умел жонглировать рифмами, как цирковые булавами, или рисовать словами, как художники красками, то, наверное, без труда смог бы описать красоту чеченских гор. Но, во-первых — не умел, а во-вторых — не хотел. Ну, что было красивого в этих буграх-переростках, в этих кочках-сумоистах, в этих гигантских прыщах на славном личике Земли… В общем, в этих самых, которые сейчас надвигались прямо по курсу БТРа? Что в них было величавого? Яйцеголовые черепа с плешивыми макушками? Или замшелые, как у старичка-лесовичка, бородищи? А может, шрамы тоненьких, словно бык помочился, речушек? Нет в горах никакой красоты, и пользы в них тоже нет. Жить — одна маета, строить — сплошная морока, пахать и сеять… да на рудниках кайлом махать легче. Зато вреда, хоть отбавляй. И самый главный — боевики.

— Командир, можно я с вами на крыше поеду? — высунулась из люка голова Хасана Тасуева.

— Спрятался быстро назад, — цыкнул Калашников. — У тебя оружия нет. 'На крыше', блин, — передразнил он чеченца. — На 'потолке' еще скажи.

— А как надо? — уже из трюма спросил чеченец.

— На броне, — отмахнулся Колдун. Не до разговоров ему было сейчас, чуяло сердце что-то нехорошее, ох как чуяло…

Сегодня Тетерин машину не дал, сказал: 'в горы не пущу, хоть стреляйте'. На резонные доводы Калашникова, что это всего лишь предгорье, командир ответил задорно — 'один хрен, сожгут' (будто на равнине не жгли). Пожалел машину, молодец, рачительный хозяин. А что, и правда — бойцов вон сколько — почти сотня дармоедов, а машин — раз, два и обчелся, на всех не напасешься.

Колдун вспомнил эпизод из первой кампании.

Когда собирались штурмовать ДОТ в одном из чеченских аулов, решили пустить в авангарде боевой группы танк. Но командир грозной машины оказался не так прост, как выглядел и, почесав ухо замасленного шлема, сметливо изрек: 'Э, нет, ребята, впереди пехоты не пойду. Катки гранатометами пожгут, я где новые брать буду? Мастерских-то здесь нету'. Вот так вот было на войне — техника ценилась дороже людей, и ничего с этим не поделать.

К обеду в гости к собровцам заскочил командир спецназа 'Русь', коренастый и мощный, как бетонный блок, подполковник Дидковский. Настоящий мужик: дерзкий, решительный, умный, с которым не раз встречались на операциях и дружили закадычно.

— Гансолчу? — спросил он, услышав краем уха разговор, — так поехали со мной. В той стороне как раз плановые зачистки намечаются.

— Отлично, — обрадовался Калашников, — когда быть готовым?

— Прямо сейчас, — взглянул на часы Дидковский, — У меня гвардия на Ханкале уже вовсю моторами пыхтит. Нужно засветло успеть до Таманского полка добраться, там заночуем и утром по коням.

— Понял — через 5 секунд будем готовы. Только по пути одного духа прихватим?

— Да не вопрос, у меня 5 БТРов — места, что грязи в деревне…

Когда в узком дворике Тасуева вынырнул, как касатка на мелководье, спецназовский БТР, Хасан едва не вывалился из окошка. Колдун показал на часы, мол, время поджимает, торопись, но не успел опустить руку, как чеченец уже шел к машине: чинно, медленно, вальяжно, лишь изредка поглядывая по сторонам, чтобы удостовериться — все ли видят, какая махина за ним приехала. Видели все. Хасан был доволен.

… Дорога тянулась вдоль леса, за которым вздымался горный массив. Башня повернулась на 90 градусов. Молодец наводчик, не спит, ловит мышей, точнее, 'лесных блох' — злющих, кусучих, вечно голодных. Хорошая машина БТР, широкая, удобная, плавная. Идет по ухабам, аки по морю, не шелохнется. Еще бы сверху седушки приделали, чтоб холодная броня не плющила задницу, и цены б ему не было. Опять же на подрывах самый безопасный транспорт: колеса разлетаются в стороны, а самому хоть бы хны — тьфу, тьфу, тьфу — нельзя на ходу о таких вещах вспоминать. Примета плохая.

5 БТРов спецназа 'Русь' тоненькой ниточкой ползли навстречу огромной морде. Страшной морде, уродливой — в безобразных морщинах расселин, в коростах разломов, с каменным взглядом, невообразимой силищей и диким необузданным норовом.

'Куда вы лезете? — спрашивал монстр-великан, — я же раздавлю вас, как муравьев'.

'Мы на службе, — отвечали бойцы, — если можешь, пропусти, а нет… ну тогда, как получится'.

'Мое дело предупредить, — громыхнуло в воздухе'…


— Что там?! — привстал Колдун на броне. — Сука, подрыв! Засада! К бою!

Спецназовцев, как ветром, сдуло с машины.

БТР собровцев шел четвертым в колонне, на мину сел первый. Пока долетел звук взрыва (на открытой местности — это не особо громкий хлопок), взгляд уже заметил подскочившую машину и взметнувшийся фонтан земли.

— Растянуться! Занять оборону! — крикнул Калашников. — Водила, убирай бэтээр с дороги, не то сожгут как промокашку!

Легче сказать, чем сделать. Куда ж его уберешь, если передние машины стоят колом, а задняя рычит, но с места не трогается. Передача, что ли заела или прокладка между рулем и сиденьем?

Вот и начался метеоритный дождь, вот и полетели красные стрелы кумулятивных зарядов, посыпались горячим градом пули. Стрельба занялась сразу с двух сторон — слева, из леса, и справа, из кошар, стоявших метрах в 150 от дороги. Затрещали автоматы, забарабанили пулеметы, заухали подствольники. Земля под ногами забурлила фонтанчиками, воздух завизжал свинцом. Жахнул духовский гранатомет, за ним другой, третий. Подбили второй БТР. Собровцы попадали валетом, начали огрызаться. Невдалеке от Колдуна раздался крик, видно, кого-то ранили. Уши сдавило от грохота. На языке появился вкус пороховой гари.

— Колдун, мы сейчас в атаку пойдем! — крикнул из укрытия Дидковский. — Лежать нельзя, всю технику сожгут и нас перещелкают. Вы поддержите?

— Козе понятно!

— Тогда на два фронта работаем. Вы с четвертой и пятой группами, чешите зеленку, а я остальных на кошары поведу.

— Понял! По сигналу?

— Да какой сигнал, давай уже! — командир выскочил из кювета. — Вторая и третья группы, приготовиться к атаке… На старт… Марш!

Подполковник бросился вперед, закладывая виражи, как горнолыжник. Бойцы потянулись за ним цепью, выписывая такие же вензеля.

— Со мной можно с песней! — крикнул Калашников. — И чтоб добежали все! Погнали наши городских — запе-вай!

Спецназовцы всегда старались в сложных ситуациях использовать нестандартные команды, тем самым выказывая самообладание и способность шутить.

Вот он самый паскудный момент войны — атака. Когда хочется отсидеться за толстой броней и переждать кошмар, ты, наоборот, бежишь туда, откуда, по-хорошему, нужно сматываться. Ладно, не впервой уже: ноги давно не поролоновые, губы не бескровные, а дыхание работает, как пылесос. Пули зажужжали над головой и зачвякали по флангам, значит, ход пока нормальный, значит, не могут 'чехи' поймать в прицел. Вот если по каске цвиркнет или в руку (главное, чтоб не в ногу), тогда усиливай маневр, качай маятник. И не забывай кусаться. Вон вспышка в кустах — на-а, короткую очередь — может, поймаешь. Пуля — дура, бывает, стреляешь наугад, а попадаешь точно в глаз. От дороги до зеленки метров 100, не больше, но здесь каждый шаг — один к десяти, не меньше.

Сзади забухали пулеметы БТРов. С деревьев посыпались ветки. Наконец-то, проснулись наводчики, наконец-то, показали зубы. Башни закрутились, словно головы драконов, изрыгая из стальных клювов огненные струи. Воздух задрожал от басовитых раскатов.

Трудно передать то чувство, которое вызывает в душе поддержка своих. Это не радость, не благодарность — это нечто другое, более теплое, щемящее. Похожие ощущения возникают, когда с большой земли получаешь посылку от незнакомых людей (от родных воспринимается иначе) — значит, о тебе думают, тебе помогают. В бою это очень важно и не потому, что так легче воевать, психологически важно.

Следом из-за спины ухнули два гранатомета, жестко ухнули, солидно. Ракеты врезались в чащу и взорвались над землей. Кто-то в цепи громыхнул подствольником — в лесу раздался третий взрыв, четвертый. Разошлись гранатометчики, осмелели. А тут еще бойцы принялась кинжалить огнем без остановки. Почувствовали, прикрытие, разбушлатились, развоевались, поперли буром, как бычки на красную тряпку. Духовская стрельба стала заметно слабеть. А это страшный допинг для солдата — страшный! В такие минуты накатывает боевой раж — состояние, которое невозможно описать, сидя в теплом кресле. Когда ты становишься не человеком — боевой машиной, огненным зарядом. Когда ты можешь перелетать через огромные канавы, бежать со скоростью гепарда, стрелять на вскидку и попадать в точку. Бывали случаи, когда бойцы с огромного расстояния впечатывали гранату прямо в рот противника. Не верите? Сомневаетесь? Немудрено — это совсем другое измерение. Здесь нет страха, нет усталости, нет боли, есть только война и ты — ты, который делает эту войну, живет в ней, командует ей. Кто-то ее боится, кто-то ненавидит, кто-то превозносит, а ты ее оседлал, схватил за черную гриву, задрал к небу ее кровавую морду и гонишь туда, куда надо тебе, твоим ребятам, ты кончик знамени, ты на острие, ты в самом пекле. Если вы крутите пальцем у виска, значит вы ботаник — немедленно закройте книгу. А вот 'духи' хорошо знают, что это за штука. У них тоже бывает подобное состояние, но только не в этом бою. Сегодня русский Ванечка запряг раньше и погнал, погнал вражину огнем и металлом, вышибая из-за деревьев, выковыривая из нор, вышвыривая из-за бугров. Зеленка была уже рядом, теперь она прикрывала не только бандитов, но и наступавших.

Калашников оглянулся. На поле осталось лежать четыре бойца. Ничего, с этой стороны 'духи' уже не кусаются, санитар быстро вытащит. Главное, сейчас банду покрошить. За лесом протекала небольшая речушка — ее было видно в просветах между деревьев — дальше начинался подъем в горы

— Они к реке отошли, — крикнул кто-то из 'Руси'. — Догоняем?!

— Так, остываем, мужики, — урезонил войско Калашников, — а то заскочим туда, откуда не выйдем. Занятия по альпинизму в наши планы сегодня не входят. В горы не полезем — только до реки, и все.

Бойцы врубились в зеленку. На любой шорох — выстрел. На любое движение — очередь. 'Духов' не было видно. Ясен пень, дураки они что ли, ждать, когда вплотную подберутся. Неожиданно, прямо перед Мухиным шевельнулись кусты. Он отрезал двоечку* и нырнул за дерево. Подождал. В ответ тишина. Перебежал ближе, выглянул из-за ствола:

— Шеф, у меня кажется улов!

На траве свернувшись калачиком лежал бородатый 'дух'.

— Готов? — подскочил Антонов.

— Откуда мне знать? Посмотри.

— Вау, в натовском камуфляже.

— Мой трофей, — предупредил Мухин.

— Да подавись ты, мародерская душонка, — брезгливо сказал напарник, — еще не хватало на себя всякую заразу цеплять.

— Ничего, отстираю, —шмыгнула носом 'душонка'.

— У меня тоже труп! — крикнул кто-то из бойцов 'Руси'

— Руками не трогать, — напомнил меры безопасности Калашников (под убитыми чеченцы нередко оставляли гранаты). — Переворачивайте кошками из-за укрытия.

Боевик Мухина оказался мертвым.

— О, как я его! Одной очередью срезал.

— Да ты посмотри, он весь осколками от граника посечен, пулевых отверстий вообще не видно, — притушил радость напарника Антонов.

— Много ты понимаешь, — обиделся Мухин, — эксперт, блин, криминалист, блин.

Пока 'Русь' дочищала зеленку, Калашников осматривал второго боевика. Он оказался живым. Цивильного вида (стриженный, без бороды) молодой чеченец в обычной гражданской одежде. Темно-красная тюбетейка (чистая, домашняя) и ухоженные, не 'лесные' руки говорили о том, что это был не кадровый вояка. Скорее всего, какой-то добровольный помощник из местных жителей. У парня кровили обе ноги. Колдун вколол ему свой промедол и волоком потащил на дорогу…

У БТРов, как ужаленный, носился санитар, перевязывая и тыча шприц-тюбиками раненных бойцов.

— Сколько? — спросил Колдун.

— Четыре двухсотых, шесть трехсотых и, кажется, еще не все.

По полю от кошар возвращался отряд Дидковского. Они тоже несли раненых…


В Таманский полк уже не поехали. Взяв на буксир подбитые машины, с тяжелым грузом повернули на Ханкалу.

Чтобы немного разгрузить Дидковского, которому предстояла уйма скорбных дел, Колдун взял на себя оформление 'улова': два убитых 'духа' (второго взяли в кошарах) и один раненный.

Молоденький особист показал собравцам куда сгрузить трупы и в какую палатку занести раненого. Пока чеченцу оказывали медицинскую помощь, контрразведчик расспрашивал спецназовцев о засаде…

— Повезло, — с видом знатока заключил он, выслушав рассказ Антонова. — Если бы залезли дальше в горы, живых бы никого не осталось.

— Повезло, — согласился Калашников, — не особо дерзкая засада была. И этот пленный какой-то странный, будто из дому только что вышел, чистенький, бритый. Пойду-ка я ему пару вопросов задам. Мухин, а ты пока расскажи товарищу о том, что один из боевиков до встречи с нами, в натовскую форму был одет.

— Это который сейчас в майке и трусах что ли? — спросил особист.

— Да, да, именно тот, — подтвердил Колдун.

— А я думаю — что у них за мода пошла — в исподнем воевать, может, психологическое воздействие какое?

Мухин возмущенно запыхтел.


— Доктор, я ему пару вопросов могу задать? — спросил Калашников, заходя в медицинскую палатку.

— Вообще-то, больного нужно готовить к операции, — нехотя отозвался пожилой, с седой бороденкой врач.

— Если б я его из лесу не вытащил, то и готовить было б некого, — привел железный аргумент Колдун. — Так что пусть терпит, расплачивается за спасение.

— А, — махнул рукой доктор, — беседуйте, пойду пока, покурю.

Калашников взял белый табурет и поставил его в изголовье кровати.

— Надеюсь, ты понимаешь, что я тебя от смерти спас? — спросил он раненного боевика.

Тот молча кивнул.

— А ведь мог и добить.

Чеченец снова кивнул.

— То есть, поступил благородно, согласен?

Кивок.

— Так вот, скажи мне теперь откровенно: кто ты, откуда и почему оказался в лесу?

— Я Хархароев Гелани, — тихо выговорил пленный. — Мы с другом возвращались к себе домой, в Урус-Мартан.

— Откуда?

— Из Гансолчу.

Колдун не поверил своим ушам. Такие совпадения бывают? Пожалуй, лишь в фильмах и то в плохих. Неужели все так ровненько срослось? Все-таки, не обошлось здесь без колдовских чар, нет, не обошлось.

— Так ты из Урус-Мартана? — еще раз уточнил Калашников.

— Да, оттуда.

— Старика Абу Умара знаешь?

— Сосед мой, а что с ним?

— Ничего, ничего, — успокоил его Колдун (и успокоился сам). Все совпадало.

— По дороге нас остановили боевики, — продолжил чеченец. — Сказали, что мы должны им помочь, у них людей не хватает. Сказали, если поможем, то отпустят, а если нет — расстреляют. Так и оказались в лесу. Но я никого не убивал, мне и автомат дали какой-то старый, сбитый.

— Ладно, мели Емеля, — махнул рукой Калашников, — всех вас заставили, и все вы стреляете в воздух, когда на допросах сидите. Ты мне вот что скажи, когда Светлану Берцову последний раз видел?

— Свету? — задумался Гелани. — Месяца полтора назад, когда в Россию приезжал. Попросил ее встретить и с билетами помочь. Мне на север надо было лететь.

— Как ты с ней связался?

— У матери адрес есть, телефон.

— А со Славой виделся?

— Нет, — цокнул языком чеченец, — я утром приехал, а вечером уже в самолете сидел, не успели пообщаться.

Калашников настроил внутренний 'детектор лжи' на максимальную чувствительность и, склонившись над собеседником, пристально посмотрел в его глаза.

— Знаешь о том, что убили Славу?

— Как? — неподдельно удивился Гелани, — Где? Там, у вас?

Колдун расстроился — фальши в глазах чеченца он не заметил. А так хотелось. Нет, все же везения много не бывает. Отрезала тебе удача небольшой кусочек и хватит. Радуйся тому, что есть, иначе в следующий раз и этого не получишь.

— Расскажи, какие у тебя отношения были со Светланой. И имей в виду, что я практически все знаю.

— Мне скрывать нечего, нормальные были отношения, соседские.

— Замуж не звал?

— Нет. Русская она, меня бы потом все родственники заклевали. У нас своих женщин девать некуда.

— Хорошо. И напоследок скажи-ка пару слов о лагере.

— Я ничего не знаю. Охранником был. У зинданов стоял.

Калашников невесело усмехнулся. И этот сказки про сторожей сочиняет. Глупее себя ищет, что ли.

— Ну, тогда о пленных расскажи.

— Что нужно?

— По какой системе с ними работали?

— По-простой, как и везде: одних продавали, других меняли, третьих на свою сторону перетягивали.

— Славянских террористов готовили?

— И такие были.

— В русские города их запускали?

— Может быть. Не знаю, — опустил глаза чеченец.

— Как их вербовали?

— Одних угрозами, другие сами к нам просились.

— Не врешь? — усомнился Калашников.

— Клянусь, были такие, — заверил Гелани.

— И много вы террористов навербовали?

— Почему мы? — возмутился чеченец. — Я только на охране стоял, вашего друга, между прочим, спас.

— Ладно, ладно. Не горячись. Фамилии завербованных помнишь?

— Нет, откуда. Я их только по именам знал: Слава там, Сергей…

Перечисление имен на полуслове оборвал строгий голос доктора.

— Так, молодой человек! Вы уже злоупотребляете моим терпением. У нас операция.

— Все, ухожу, ухожу, — поднимаясь с табурета, сказал Калашников. — У нас еще будет время пообщаться, выздоравливай.

— Спасибо, — кивнул чеченец.

На улице, как гортоповские кони, ржали бойцы. Вот война — препаскуднейшая тетка, до чего души огрубляет! Всего несколько часов назад потеряли боевых товарищей, сами чуть не погибли, и вот, пожалуйста, — гогочут, будто припадочные. Профессиональная деформация — ничего не поделаешь.

— Чего гогочем? — поинтересовался Калашнков. — Сегодня 1 Апреля — День дурака? В смысле — профессиональный праздник у некоторых?

— Да, нет, — хохотнул Антонов, — Муха рассказывает, как Хасана из брони вытаскивал.

— Выходи, говорю, ему, — травил дальше Мухин, — в обратный путь здесь уже другие поедут. Он орет: 'Нет, мне нельзя на крышу, у меня оружия нету! Ладно, говорю, сиди, только потом не жалуйся. Он мне: 'Не волнуйся, все здесь поместимся'. Добро, думаю, все, так все. Когда бойцы мертвых духов в наш бэтээр кинули, слышу он верещит — 'Вы че, надо мной издеваетесь, что ли? Зачем мертвяков сюда бросили? Ты же сказал, в обратный путь поедем, а не в последний! Я говорю, мол, предупреждал же тебя, что обратно здесь другие поедут. Сиди, говорю теперь и не ори, как резаный. Он заглох. А когда на Ханкалу приехали, пробкой из люка выскочил, тут же проблевался и замычал: 'Спасибо вам, что под пули кинули и в гробу на колесиках покатали. Хорошо съездили родственников проведать. Я больше близко к этому катафалку не подойду, я с вами даже пешком ходить не буду'.

— И что здесь смешного? — не понял Калашников. — Или я самое интересное пропустил?

— А действительно, — смахнул с губ улыбку Антонов.

— А кто смеется? — разом посерьезнел Мухин.

Все перевели взгляд на особиста, который покатывался, не переставая. И с чего, спрашивается? Вроде бы, палец никто не показывал.

Глава 16

— На улице темно и сыро, а в кабинете светло и сухо! — жизнерадостно продекламировал Фокин, наливая чай в цветастую кружечку. — Можно сидеть хоть до утра.

— На улице идет снег, а у нас идет концерт, — передразнила его Галина Жукова. — Вам бы конферансье в филармонии работать.

— Что-о? — скривил губы Олег.

— Конферансье, говорю. Задатки у вас чувствуются.

— А вам бы артисткой в погорелом театре, — тут же среагировал Полынцев, — Перед публикой вон с каким вдохновением играете.

— Разве это публика, — махнула рукой Галина. — Ободранного милиционерика испугались — стадо овечек.

— Бабушка с клюкой больше на пастушку была похожа, — не согласился Андрей. — Одну паршивую овцу хорошо воспитала.

— Сука старая, — злобно процедила Жукова, растирая покрасневшие запястья.

— И все-таки вернемся к нашим баранам, — напомнил тему допроса Фокин. — Итак, зачем же мы сегодня приходили на квартиру Берцова?

— Не знаю, зачем вы туда приходили.

— Не надо придираться к словам, — Олег шумно отхлебнул из кружечки.

— Не надо вслух хлебать, — сделала замечание Жукова, — другим тоже хочется.

— Пусть другие честно признаются в содеянном и наливают себе хоть полное ведро.

— Я все сказала: нигде не была, ничего не делала, никого не видела. На автобусе в магазин ездила. Хватит одно и то же в ступе толочь, мне домой пора, время уже 10. Меня… — Галина осеклась на полуслове.

— Муж потерял, — закончил фразу Полынцев.

— Муж в командировке.

— Вы говорили в отпуске.

— Какая разница.

— Домой, голуба моя, вы попадете нескоро, — перешел на излюбленную манеру общения Фокин. — Так что расслабьтесь и, как говорят наши пациенты, получите горькую пилюлю за сладко прожитую жизнь.

— Пациенты? — удивилась Жукова. — У вас здесь медпункт, что ли? Голуба моя.

— В каком-то смысле, дорогуша, в каком-то смысле.

— Да, да, я заметила, на психбольницу здорово смахивает. Врачи сдвинутые, как на подбор: один за автобусами гоняется, второй под дурачка косит, дорогуша моя.

— У нас всего лишь маленькая клиника, — невозмутимо пояснил Олег. — Мы здесь только диагнозы ставим, а лечат в другом месте, в условиях строгого, так сказать, стационарного режима. Иных годами вылечить не могут. Да, да, моя дорогая. И вы должны понимать, насколько важно установить верный диагноз. Случись нам ошибиться, и вы получите вместо 15 суток, 15 лет. Поэтому рассказывайте о своем недуге правдиво, без утайки, мы поможем облегчить ваши страдания. Главное, не стесняйтесь — врачей и милиционеров не стесняются.

— Спасибо, доктор Ватсон, — Галина покрутила пальцем у виска, — я совершенно здорова, чего и вам желаю.

— Грубо, любезная, недальновидно, — грустно заключил сыщик. — Коллега, в наручники ее и в клетку к теплотрассницам.

— Ага, понял, — Андрей с готовностью вытащил из-за пояса наручники.

— Не имеете права, — взволновано произнесла Жукова.

— За неповиновение сотруднику милиции 15 суток будешь на небо в клеточку молиться, — злобно объяснил Полынцев. — А мы в это время, не спеша, доказательства соберем: следы обуви в квартире снимем, отпечатки пальчиков найдем, мальца, который тебя видел, подтянем. У детей память, знаешь какая на лица — закачаешься.

Глаза Жуковой забегали по диагонали, горизонтали и вертикали, руки судорожно затеребили пуговицу кашемирового пальто, ноги нервно заелозили под стулом. Было заметно, что в пышногрудом теле идет нешуточная борьба. Андрей затаил дыхание, ожидая, когда, наконец, 'отойдут воды', и женская душа родит на свет откровенное признание.

— Хорошо, я вам все расскажу! — выпалила она с хрипом. — Только обещайте, что сразу после этого отпустите, нет, отвезете меня домой.

— Конечно, — не раздумывая, соврал Фокин.

— Точно?

— Да чтоб мне в жизни больше ни плюшки не съесть.

Это была не клятва — а пожелание себе любимому. Олег после критики Чупачупса сел на жесткую диету. Зинаиде (весившей 51 килограмм) было строго-настрого запрещено готовить пирожки, оладьи, ватрушки, блины и так далее. Она было попробовала возмутиться, дескать, тебе надо худеть, ты и худей, а мы с ребенком ограничиваться в питании не будем. Но глава семейства решительно настоял на своем. Он посчитал, что к здоровому образу жизни должны приобщиться все, включая тещу. В итоге Зинаида весила уже 50 килограммов, а Олег, по-прежнему, 130 или даже чуть больше.

— Ну смотри, не обмани меня, голуба, — подозрительно прищурилась Галина. — В общем, приходила я в эту квартиру, приходила. Но за своим, имейте в виду, за кровным.

— За каким своим? — уточнил сыщик. — За духом Берцова, что ли?

— При чем здесь дух! — поморщилась Жукова. — За деньгами. За своими кровными деньгами.

— Я извиняюсь, дамочка, опять не понял. Откуда в квартире Берцова взялись ваши деньги? Он вам посылочку оставил?

— Послушайте, господинчик, — дернула подбородком Галина, — вы не могли бы две минуты помолчать. А то на каждом шагу тупите, как валенок сибирский, мы так до утра никуда не уедем.

— Я, душа моя, не туплю, а совсем даже наоборот — острю. И, между прочим, торможу вас исключительно для того, чтобы сэкономить общее время. Если вы собрались обвешать наши уши лапшой, то не стройте иллюзий, мы ее не потребляем. Потому рекомендую не заходить в своих фантазиях слишком далеко — за кровным она пришла — а начать сначала, и все как перед батюшкой.

— О, Господи, — нетерпеливо вздохнула Жукова. — То он был доктором, теперь стал батюшкой, а по мне так самый настоящий тормоз. Я ж объясняю, деньги в квартире мои остались, пришла забрать.

— Вы, любезная, все-таки, не вняли моим просьбам и сочинили сказочку про сокровища. Что ж, окончание в камере подружкам-плечовкам доскажете, а нам с коллегой пора на бочок, время уже позднее.

— Нет! — взвизгнула Галина. — Я правду говорю. Когда мы с Берцовым вместе жили, я от него заначку спрятала. В ванной комнате плитку отковыряла и деньги туда положила, потом все назад приклеила.

— Какая была сумма? — поинтересовался Полынцев.

— Тысяча баксов.

— Забрали?

— Стоп, молчать! — вскинул руку Фокин. — Хочешь, Андрюха, я за нее отвечу?

— А то.

— Нет, не забрала, — пропищал хриплым фальцетом сыщик. — Они плитку другую наклеили.

Полынцев взглянул на Жукову.

— Да, так и есть, — подтвердила она.

— Удобная легенда, — сказал Олег, довольный своей проницательностью. — Если вдруг поймают, вот вам отговорка — 'я заначку свою искала, разве ж это преступление? . А на вопрос: почему плитка в ванной не ободрана? Резонный ответ: 'так она ведь уже другая, чего теперь искать'.

— Зачем на самом деле приходили на квартиру? — приготовил наручники Полынцев.

— Я уже сказала.

— Как дверь открыли?

— Своим ключом, у них замок остался прежний.

— Где ключ?

— Стоп! — снова вскрикнул Олег. Держу пари, Андрюха, скажет, что выбросила.

Полынцев выжидающе посмотрел на задержанную. Ее лисьи глаза наполнились слезами. Неужели говорила правду?

— Да, — кивнула она. — Там, в аллее, когда услышала, что вы меня догоняете.

— И никак иначе! — торжествующе сказал Фокин. — Потому что, если б мы увидели этот ключик, то сразу бы поняли, что он новенький. А сделал его никто иной, как ранее судимый гражданин Жуков Сергей Алексеевич. Так, голуба моя лживая?!

— Нет, не так, голубь мой правдивый! — вскочила с места Галина. — Сергей об этом даже не догадывался. Я все сама сделала!

Андрей мягко, но решительно усадил ее на место. Ему ли было не знать, какой дама может устроить концерт, если вовремя ее не одернуть. Здесь, главное, не пропустить начало, а то потом всем отделением не успокоишь.

— Спокойнее, Галина Федоровна, не на сцене. Так зачем днем туда приходили?

— Посмотрела, какой замок стоит: старый или новый.

— Откуда знали, что Светланы дома нет?

— По телефону звонила, никто трубку не брал. Она, видно, уехала после похорон.

— Кто рассказал о смерти Берцова?

— Муж.

— Что за дела у него были с директором 'Кроны'?

— Я ему говорила, не связывайся с этим Берцовым, — запричитала Жукова, пустив слезу, — от него одни неприятности — вот вам, пожалуйста.

— Вопрос был о директоре, при чем здесь Берцов? — ухватился за слова Полынцев. — И вы еще говорите, что не слышали о сделке?

— Нет, — хлюпая носом, прожурчала Галина. — Просто однажды мы подъехали к этой 'Кроне', и я увидела, как Славка на крыльце ругался с каким-то мужчиной. Я спросила у Сергея, мол, что здесь делает Берцов-то? Он ответил, что работает. Я ему сказала, чтобы уезжал оттуда и больше с этим придурком не связывался.

— А с кем он тогда ругался, с директором?

— Я директора в глаза не видела, может и с ним, длинный такой, светлый. И вот вам — через несколько дней Берцова убили.

— Ну ладно, — закруглил разговор Фокин. — Послушали мы тут сказки о несметных сокровищах и решили, что подумать вам немножко надо. Да, да, в тихой спокойной обстановке, без мирских забот и хлопот. Потому как, чем дольше сидите, тем больше информации вспоминаете. Вот уже и в фирме вы были, и директора видели, и про сделку знали — чудненько выходит, просто чудненько. Да и за синяки моего друга расплатиться бы тоже надо. Или думала, что с рук сойдет?!

— Вы же сказали, что домой отпустите, — безвинным ягненком проблеяла Галина. — Соврали, значит?

— Это мы с хорошими — хорошие, — пояснил Олег. — А с плохими — плохие. Прежде чем на других кивать, сначала в зеркало посмотрись, халда трамвайная. В клетку ее, Андрюха, пусть зреет.

Не успел Полынцев выйти из кабинета, как в дверях показалась лысая голова Чупачупса.

— Ну что, раскололась?

— Почти, — довольно ответил Фокин.

— В каком смысле, почти?

— Что на хате была, созналась. А про убийство мы пока не пытали. Пусть в трюме погреется.

— Почему? — Журавлев прошел на место Полынцева и допил чай из его кружки. — Спешить некуда?

— Что толку с ней разговаривать — врет на каждом шагу. Да теперь и без ее признаний все ясно. Жукова надо вылавливать. Андрюхе тогда повезло, что поленом по голове получил, мог бы и перо в бок схлопотать. Для судимого ножичком чиркнуть, как для нас, высморкаться.

— Не выяснили, когда он из отпуска возвращается?

— Он, может быть, и не уезжал, — высказал предположение Олег. — Сейчас проскочим на адрес, посмотрим. Что-то халда его сильно домой торопилась.

— Мою машину берите, на ней можно прямо во дворе стоять…

* * *
Во дворе стоять не пришлось. В квартире Жуковых горел свет. В подъезд зашли вслед за мальчиком с собачкой.

— Утю-тю, какой красивый бульдожик, — сделал собаке козу Олег. — Щеночек еще, — пояснил он Полынцеву тоном знатока. — Сколько ему, мальчик?

— 12 лет, — ответил пацан, — это пекинес.

— Я ж говорю, щенок, школу еще не закончил. Тебе на какой этаж, кинолог?

— На 9-й.

— И нам туда же, — сыщик нажал кнопку лифта. Ты на своей площадке всех соседей знаешь?

— Всех.

— Дядю Сережу с тетей Галей знаешь?

— Знаю.

— А дома они сейчас?

— Дядя Сергей дома. Я, когда на улицу выходил, с ним на лестнице встретился.

— Вот что мальчик, — доверительно зашептал Олег. — Мы из уголовного розыска, и нам нужно зайти к этому дядя Сереже в гости. Я сейчас вставлю ему в дверь бумажку, а ты позвонишь и скажешь, мол, у вас тут какая-то записка торчит, забирайте. Договорились?

— Ладно, — пожал плечами пацан…

К квартире подошли на цыпочках, спрятались за косяками. Фокин выдрал из блокнота листок и тихонько просунул его в щелку над дверью.

— Если он попросит прочитать записку, — шепнул Олег мальцу, — скажи, мол, я чужие письма не читаю и сразу иди домой. Понял?

— Угу.

— Ну все, звони.

Мальчик послушно надавил кнопку…

— Это ты, Павлик? — после некоторой паузы спросили из-за двери.

— Я, дядя Сергей, у вас тут какая-то записка в дверях торчит, не заметили?

— Нет, а что там?

— Не знаю.

— Вытащи, пожалуйста, прочитай.

— Не, я чужие письма не читаю, — отрезал мальчик, как учили, и убежал в свою квартиру. Молодец.

Какое-то время стояла тишина, видно, хозяин раздумывал, как быть. Потом на пару минут он отошел от двери, наверное, с тем, чтобы выглянуть в окошко. И снова вернулся. Замер… Наконец, любопытство взяло верх и замок тихо щелкнул…

Полынцев с силой дернул ручку на себя. Цепочка натянулась и с лязгом отскочила в сторону. Фокин решительно бросился внутрь.

— Мили… — попытался он представиться, но тут же получил прямой удар в челюсть и проглотил окончание 'ция'.

Только сына слона и бегемота не так легко было сбить с пути. Он лишь тряхнул головой и снова ринулся вперед. На этот раз в лицо, догоняя друг друга, врезались оба кулака. Олега повело вспять…

Полынцев прыгал у дверей, как мальчуган на демонстрации, которому из-за спины рослого дяденьки ничего не было видно.

— Пусти, пусти! — кричал он, отпихивая напарника в сторону, на самом же деле, толкая его вперед, потому что узкий коридор не позволял крупнопанельному другу совершать обходные маневры.

Получив еще два удара в голову, Фокин плавно перетек из одного глубокого нокдауна в другой, тоже не мелкий. Андрей, наконец, протиснулся между стеной и безвольным телом друга и выхватил из кобуры пистолет:

— Руки в гору, морду в стену, живо!

— Ага, стреляй в безоружного, — злобно бросил Жуков, поигрывая квадратными плечами.

Да, стрелять было нельзя. Знал законы бизнесмен, разбирался в праве. Полынцев демонстративно медленно размахнулся рукой, а сам резко ударил ногой (в пах — так учил Гусев). Жуков успел среагировать на движение и отскочил в сторону. В следующий миг он резко прыгнул на Андрея с боксерской двоечкой (левой, правой). Полынцев пригнулся и встретил его прямым ударом, опять же в пах (Гусев не успел научить другому). Коммерсант снова увернулся. Андрей, как и в первый раз, замахнулся рукой, а ударил ногой. Ботинок шаркнул противника по бедру (уже ближе к цели), и Жуков отпрянул назад.

— Все, сдаюсь, начальник, сдаюсь.

Андрей сначала удивился столь резкой перемене настроения, а потом сообразил: пах — это ж ахиллесова пята Жукова. Увидел, что в нее постоянно целят, и побоялся рисковать остатками здоровья.

— Лицом к стене, руки назад, — приказал Полынцев.

— Вас что, в другие места бить не учат? — спросил коммерсант, нехотя выполняя команду.

— Вот сейчас мой друг отдохнет немного и с огромным желанием покажет тебе, куда нас учат бить, как и чем.

Глава 17

В квартире Фокина было душно, тесно и шумно. На кухне, гремя сковородками, готовила обед Зинаида, по комнате взад-вперед, как бешеный пингвиненок, носился маленький Антошка. На диване возлежал с опухшим, в сливовых разводах, лицом сам глава семейства. Зашедший в гости Полынцев, сидел рядом с ним на стуле и, поблескивая физиономией более зрелого оттенка, но из того же фруктового сада, рассказывал последние новости:

— Гелани помог Светлане устроиться в лагерь, а потом вытащил из плена Берцова, по ее же просьбе. Понятно?

— Слушай, у меня все эти Абу Умары, Гелари, Хасаны перемешались в голове, как белье в стиральной машинке, — зевнув, сказал Фокин. — Я в них совсем запутался. И не лень тебе было с утра пораньше в СОБР тащиться?

— Лень, конечно. Зато сейчас можно с уверенностью сказать, что чеченский след был ошибочным.

— Да, молодцы парни, такую работу провернули: Тасуева поймали, Берцову отработали, этого, как его, Гелури подстрелили, да еще и в засаду попали. Вот живут люди — не позавидуешь.

— Гелани, его зовут, — поправил Андрей.

— Я и говорю — здорово потрудились мужики, на совесть. Жалко, что все в холостую. Хоть бы хахаля до конца прибили, а так вылечится, опять за старое возьмется. Известный народ. Сколько волка не корми…

— У ишака все равно уши длиннее, — закончил фразу Полынцев. — Не хахаль он ей, я ж тебе объяснял, они просто дружили по-соседски.

— С кем? С ослом!? — ахнул Фокин. — Во дела творятся, а ты мне про какого-то Абу-даби заправляешь, ну-ка давай про это рассказывай.

— Ну хватит придуриваться, Олег.

— Да понял я, понял, что ты все, как больному, объясняешь, — покривился напарник, тронув опухшую челюсть. — Нам теперь не все ли равно, кто там кем кому приходился? Главное, что убийца в клетке, а мы с тобой в шоколаде. Может, Чупачупс на премию расщедрится, как считаешь? Раскрыли-то своими силами, а?

— Что ты сказал? — показалась из кухни голова супруги. — Премия? Кому? Тебе?

— Изыди, — махнул рукой Фокин.

— Кстати, сегодня в 12 будет звонить Берцова. Что ей сказать? Пусть возвращается домой или еще погостит?

— Конечно, пусть возвращается. Теперь-то уж бояться некого — Жуков не сегодня-завтра показания начнет давать.

— Добренько, тогда порадую бедную вдовушку. Сам-то валяться долго здесь собираешься? Убивца кто колоть будет?

Олег, морщась, почесал опухшую щеку.

— Вообще-то он тертый калач. 2 с лишним года на зоне чалился. Придется повозиться основательно. Ну, ничего. Вот пару деньков отлежусь и займемся. Не могу же я с такой мордой на работу являться. Чупачупс от удовольствия лопнет.

— А ты бери пример с меня. Опа! — Андрей достал из кармана темные, пижонского вида очки и нацепил их на нос. — Теперь никакие синяки не страшны.

— Дай поиграть! — тут же подскочил к нему Фокин-младший.

— Нельзя, — строго сказал Андрей, — ты себе можешь глазик поранить.

— Мама, мама!

— Что такое, что? — снова показалась из кухни голова Зинаиды.

— Вон! — карапуз указал пальчиком на Полынцева.

— Да, да, — кивнула она, вытирая руки полотенцем. — Это дядю Андрюшу с нашим папой хулиганы побили.

— Не хулиганы, а бандиты! — грозно прошипел Олег. — И не побили, а при задержании оказали жесточайшее сопротивление. Не путай, мать, ребенка!

— А, какая разница, — махнула полотенцем супруга. — Одним — пироги да пышки, другим — синяки да шишки.

— Мне пышки не нужны, я на диете, — пробурчал Фокин, поглаживая выпирающий (даже в лежачем положении) живот.

— Тогда все остальное у тебя уже есть, — кивнула Зинаида. Андрюша, пообедаешь с нами?

— Нет, нет, спасибо. Я поскакал, труба зовет, время поджимает.

— Ага, давай, горнист, не кашляй, — протянул руку Олег.

* * *
На улице было холодно, ветрено, хмуро. Сыпал мелкий, шершавый, как дорожная пыль, снежок. В такую погоду темные очки на носу Полынцева смотрелись так же весело, как шапка-ушанка на июльском пляже, кроме того, сквозь налипшие на стекла снежинки практически ничего не было видно. Толпившиеся на остановке люди с недоумением поглядывали на молоденького милиционера, который то и дело уточнял у соседей маршруты подъезжавших автобусов.

— Извините, а сейчас какой номер подошел? — спросил Андрей у стоявшей рядом бабульки.

— 101-й, кажись, — прищурилась она.

— Спасибо, — буркнул он и, спотыкаясь, побежал на посадку.

— Господи, — вздохнула старушка, — теперь и слепеньких в милицию берут, да где ж им с жульем-то справиться, сами же ничего вокруг не видют.


Подходя к опорному, Андрей со злостью сдернул с глаз ненавистные черные очки. И во время, потому что еще бы пару-тройку шагов, и его нос непременно бы воткнулся в прекрасный лоб Светланы Берцовой.

— Вот это портрет! — ахнула вдова. — У тебя никак четвертое задержание было. Мама дорогая!

— Здравствуйте, — смущенно опустил взгляд Полынцев и тут же вернул очки на место.

— Ой, смотрите, застеснялся, как девочка, — пристыдила Берцова. — Да снимай уже, я все видела.

Андрей снял.

— Ничего себе, картинка!? — не сдержала она эмоций. — Ты голову-то беречь не пробовал?

Полынцев опять надел.

— Проходите, — сухо сказал он, кое-как справившись (шутка ли, почти на ощупь) с дверным замком.

В опорном было чисто, тепло и уютно. Андрей, решив поставить чайник, взял в руки шнур, поднес к розетке вилку.

— Ты сними бинокли-то, сними, — снисходительно улыбнулась Берцова. — А то ненароком пальцы вместо штепселя засунешь.

— Свет, ты, что по мне соскучилась? — сверкнул он зелеными глазами. — Не успела войти, уже ехидничаешь.

— Ого! — захлопала гостья длинными ресницами. — Видно, за время моего отсутствия, у вас действительно серьезные события случились. Ты изменился. Обнаглел.

— Почему приехала без разрешения? — пропустил он 'комплимент' мимо ушей.

— Ты же меня только что раскусил. Соскучилась.

— А если серьезно?

— Ну а серьезно — подруга моя живет с молодым человеком, понимаешь?

— Что тут непонятного — наливай да пей.

— Ну вот поэтому и неудобно было их дальше стеснять. Да ты не беспокойся, гулять по вечерам я не буду и завтра же вызову мастера по железным дверям.

— Я и не беспокоюсь. Поймали мы убийцу, так что можешь расслабиться, никто тебя не тронет.

— Правда? — поразилась Берцова. — И кто этот подонок?

— Сергей Жуков.

— Вот это да! Не успокоился, значит, мерзавец, отомстил.

— Получается, что так. Чай будешь?

— А? Нет, нет, спасибо, я пойду. 100 лет дома не была, соскучилась. Когда наведу порядок, вас с другом в гости приглашу. Посидим, Славу помянем. О ваших подвигах поговорим, судя по лицу, они были яркими.

— По лицам, — уточнил Андрей.

— И друг с таким же? Молодцы мальчишки, а я-то думала, в милиции одни купи-продайчики остались. Рада, что ошиблась. Ну, хорошо, не буду тебя отвлекать своим присутствием, побегу, дела ждут.

Светлана мягко помахала ручкой и выпорхнула из кабинета.

'Эх, черт возьми, не успел ее спросить о кладе в ванной, — подумал Андрей. — И о встрече с чеченцем тоже забыл. Ладно, не последний раз виделись… Потом, когда в гости придем, уточню, — он плеснул кипяток в кружку и хотел опустить туда чайный пакетик… А его-то не оказалось. — Да уж, разбаловала Лариса Михайловна своей неустанной заботой. Отвык солдат следить за пополнением боезапаса. Но ничего, до магазина всего два шага'.

— Разрешите порадовать вас своим присутствием, гер лейтенант! — неожиданно возникла в дверях приземистая фигура Тихона Петровича.

— Радуйте, радуйте, — приветливо сказал Андрей, застегивая бушлат. — Я сейчас в магазин за чаем сбегаю, а то в заварнике пусто.

— Не надо никуда бежать, он через пару минут сам приползет.

— Кто? — не понял Полынцев.

— Чай и все остальное тоже, — крякнул старик, снимая шапку. — Замполитка наша домой за сумками побежала, скоро назад прибудет. Мы с ней тут мимо проходили, увидели, что дверь открыта, решили зайти. Я-то сразу сюда, а она за провиантом сначала. Умная баба, соображает.

— Это точно, — согласился Андрей. — В прошлый раз сама догадалась в отдел позвонить, помощь для меня вызвать — молодец, что еще скажешь.

— Молодца, молодца, — кивнул Тихон Петрович. — Последнее время в поликлинику с ней вместе ходим. Каждый по своим делам, конечно. Так она мне и очередь займет, и с рецептами поможет разобраться, и у врача, если надо, все про все узнает. Хорошая женщина, хорошая.

— А как детективщиц своих организовала, любо дорого посмотреть, — вставил Полынцев.

— Да, да, отзывчивая женщина, отзывчивая.

— Это кого вы здесь нахваливаете? — распахнула дверь Лариса Михайловна.

— Тебя, голубушка, тебя, — улыбнулся двузубым ртом Тихон Петрович. — Кого ж нам еще хваливать-то.

— Ох, как приятно слышать вежливые слова из уст матерого сквернослова, — расцвела пенсионерка.

— А нам приятно, что заботой окружили со всех сторон, — подпел дифирамбам Полынцев. — Буквально, как…

— Как наседка, — подсказал матерый сквернослов.

Женщина нахмурилась. Впрочем, без особой строгости.

— Нет, нет, — защелкал пальцами Андрей. — Я просто не могу подобрать выражение.

— Как Арина Родионовна, — помогла Лариса Михайловна.

— Можно сказать и так, — согласился он.

— Не можете подобрать выражение, потому что книг мало читаете, — не преминула заметить детективщица, — отсюда и словарный запас маленький. Но ничего, мы этот пробел быстро восполним. А пока садитесь за стол, время уже обеденное. Я думаю, сытых здесь нет. Мы сегодня тоже с утра по больницам разгуливаем.

Она принялась раскладывать по тарелочкам всевозможную аппетитно-запашистую, с хрустящими корочками и румяными боками, снедь. Тихон Петрович плотоядно облизнулся и, сглотнув слюну, потянулся за толстеньким пирожком.

— Любезный друг, — одернула его кормилица. — Не забывайте о рекомендациях гастроэнтеролога.

— Что ж мне теперь совсем не есть, что ли? — Попытался взбрыкнуть старик.

— Цыц, мон шер! Цыц! — пресекла бунт Лариса Михайловна. — Будет он мне здесь из себя вредное дитятко строить. Положили вам рисовую кашку, радуйтесь, а про остальное и думать не сметь.

Андрей попытался сочувственно улыбнуться, но изо рта его, чуть не выскользнул толстопузый вареник и попытка провалилась.

— У, пригрели на груди змеюку, — недовольно пробурчал старшой, размазывая по тарелке кашу. — Зачем мы ее только нахваливали. Все ж похвала портит людей… и к тому же быстро. Почитай двух минут не прошло.

— Питание должно быть диетическим, — прошамкал Полынцев, собирая со стола урожай. — Кстати, что там ваш 'Ихтиандр', усвоил уроки воспитания или нужно повторить?

— Ой, и не говорите, — посетовала пенсионерка. — Его теперь умываться не заставишь, к крану боится подходить.

— Правильно, — ухмыльнулся воспитатель, — чтоб жабры не выросли.

— Престаньте, пожалуйста, — махнула рукой Лариса Михайловна. — Напугали малыша, а подружке теперь с другой проблемой маяться.

— Передайте своим подружкам, — прохрумкал соленым огурчиком Полынцев, — что можно снимать наблюдение.

— Неужели поймали убивца? — кривясь от каши, что от лимона, спросил Тихон Петрович.

— Ага, — довольно кивнул Андрей.

— Поздравляем! — обрадовалась детективщица. — Хоть не зря вы своим здоровьем рисковали. Ой, совсем забыла. — Она достала из сумки баночку с мазью, — вот, два раза в день тонким слоем на лицо и не вытирать.

— Спасибо и так заживет.

— Еще одна капризуля. Мазать, я сказала!

— Есть! — по-военному ответил Полынцев.

— Так-то лучше. Ну ешьте, ешьте, пока совсем не остыло.

— И кто ж убивцем оказался? — продолжая морщиться, поинтересовался старшой.

— Любовник бывшей жены.

— Ну, вы только посмотрите, какой негодник! — воскликнула пенсионерка. — Мало того, что убийца, так еще и любовник. Возмутительно! О времена, о нравы!

— Да, паскудный, видно, был мужик, — поддержал ее Тихон Петрович. — Но ничего, за колючей проловкой посидит, образумится. Ловко вы его, однако, подсекли. А еще говорят, в милиции одни хапуги остались, бандитов ловить разучились.

Полынцев лучше других знал, кто и как работал в милиции, но не любил обобщений.

— А я, по-вашему, не милиция, что ли? Или на хапугу сильно похож?

— Это ж не про тебя сказано. Это про других, которые тама, в кабинетах, наверху, — старшой ткнул пальцем в небо.

— Причем здесь другие, я его сам задержал, вот этими вот руками.

— Вот это уровень! — восторженно крякнул старик. — Знай наших! Так за это надо бы по сто капелек пропустить.

— Пропустим, обязательно, пропустим, — кивнул Андрей. — Тем более что вы все в расследовании участвовали.

— Дык и я об том же, — ощерил беззубый рот старшой. — Теперь будет, чем перед внуками похвастать, не каждый день убийства раскрываем. За такое грех не выпить, удача может отвернуться.

— Мы это сделаем, но чуть позже, — заканчивая трапезу, сказал Полынцев. — А на сегодня — посты снять, караулам отдыхать. Я сам уже устал, как бобик. Которую ночь по 3–4 часа сплю.

— Да, да правильно, — засуетилась Лариса Михайловна, убирая со стола посуду. — Отдых — первое дело, на вас и так лица нет. Мазь, кстати, не забудьте.

Глава 18

Комната Полынцева в общежитии МВД была строго обставлена (шкаф, тумбочка, стол, кровать — все), идеально прибрана и сверкала ясными глазами вымытых окон. Вернувшись из душевой, Андрей снял у дверей шлепанцы и с удовольствием прошелся босиком по ковровой дорожке. Пол сиял чистотой. Грязь носить было некому — гости заходили редко: комендант с проверками, да соседи за спичками. Правда, бывали еще девушки, но тоже нечасто, с ними почему-то не везло. У одной, маленькой и пухленькой, словно кошелек с зарплатой, губа оказалась шире трамвайной подножки: 'Хочу дворец, — призналась она как-то раз, хватив лишнего. — И чтоб наряды царские, и чтоб карета золотая, и чтоб ты, Полынцев, был на ней кучером'. На любопытствующий вопрос офицера 'А слипа не спопнется? , барышня ответила, как отрыгнула: 'Не бзди, не слипнется'. Через неделю знакомства Андрей подарил ей 'Сказку о рыбаке и рыбке' и с легкой грустью распрощался. Все-таки было жаль, нестерпимо жаль… потраченных напоследок денег — книжка с цветными картинками стоила недешево.

Другая красавица, длинная и плоская, как волейбольная сетка, была не столь меркантильна, как первая, но столь же продвинута в современных взглядах. 'Я считаю, между женщиной и мужчиной должны быть свободные отношения, — говорила она, между прочим, роняя пепел на постель. — Никаких обязательств, никаких претензий, никакой работы по дому и никаких детей, разумеется'. 'Ну, это вы, мадам, погорячились', - решительно сказал Полынцев и, стряхивая пепел с одеяла, заодно стряхнул и подружку. Были потом и другие девушки, но всякий раз в них угадывались признаки современной мутации: вместо сердца — желудок, а вместо мозгов — мешочек инстинктов: пожрать, поспать, получить удовольствие. Ни Василисы Прекрасной, ни Аленушки среди клонированных особ пока, увы, не встречалось.

Андрей откинул покрывало и рухнул на кровать. Если вам кто-нибудь скажет, что днем засыпать тяжело, заставьте этого рассказчика отработать ночную смену, а утром уточните снова. Полынцев любил дневной сон и, лишь коснувшись постели, отключался моментально. Например, как сейчас: подушка еще не успела обнять коротко стриженую голову, а на черном экране сновидений уже появилось смутное изображение.

— Рано тебе еще передачи с моим участием смотреть. Не забывай — ты мальчик, а я взрослая тетенька.

— Светлана?

— Нет, бабушка с котлетами.

— Опять ехидничаешь?

— Зачем глупые вопросы задаешь — неужели не видно, что я.

— Видно и даже больше, чем ты думаешь.

— Например?

— Например, что я тебе нравлюсь, поэтому и достаешь насмешками.

— Вы только посмотрите, какой проницательный юноша: 'И лишь на третьи сутки Зоркий Сокол заметил, что в тюрьме не хватает одной стены'. Андрюш, да ты мне понравился еще там, в подъезде, когда валялся с разбитой головой. Здесь нет никакой тайны.

— Жалко стало?

— Жалко тоже, но скорее другое. Ты хоть и щенок — попку еще на поворотах заносит, и лапки разъезжаются, но порода уже чувствуется. Из таких, как ты, настоящие сторожевые псы получаются, такие не ведутся на шкурку от колбаски, не подъедаются на помойках, таким не завязывают бантики на макушках. Вот это мне в тебе и нравится.

— Только у таких не бывает дворцов и золотых карет.

— Сокровища и богатства находятся внутри нас, а не снаружи. Запомни это и никогда не меряй счастье рублями.

— Я не меряю, другие так считают.

— Знаю, поэтому и разговариваю с тобой, а не с другими.

— Я жену себе ищу, чтоб на вас была похожа… на тебя.

— Вот здесь остановись. 'Нравится' и 'нравится' — две большие разницы. Как человек — это одно, а как… в общем, это уже совсем другое. Если б я хоть раз от тебя интимный намек услышала, то на пушечный выстрел не подпустила бы. Муж у меня погиб — закрыта тема.

— Тогда зачем дразнишься?

— Сложно мне сейчас, понимаешь, тяжело. Боюсь, голова не выдержит, свихнется. Вот и заставляю себя отвлекаться. А с тобой получается. Ты забавный, как кутенок, пальчик покажешь — рычишь, будто взрослый.

— Понятно.

— Не обижайся. Что-то неспокойно у меня на душе, тревожно.

— Все тревоги уже позади, преступник в клетке.

— Он признался?

— Нет пока. Но это дело техники.

— А зачем ему понадобилась я?

— Не знаю. Может, побоялся, что на правильный след выведешь, а может, правда, с женой хотели деньги забрать.

— Какие деньги?

— Которые в ванной, под плиткой спрятали.

— Ах, эти? Славка тогда долго смеялся, говорил, что бывшая жена сама себя перехитрила. Ну, что ж, не буду отвлекать тебя глупыми беседами. Пора мне, счастливо оставаться.

* * *
Калашников лежал на своей видавшей виды кровати (про такие говорят — в ней уже семеро померло) и грустно смотрел в окошко. Точнее — в мешки с землей, которыми оно было заложено. В конце командировки всегда наступала хандра, все надоедало: и этот кубрик, он же больничная палата, и этот дизель-генератор под окнами, ревевший днем, и ночью, и эти симпатичные рожи сослуживцев…

— Звал, командир? — поднял голову Мухин с соседней кровати.

— Нет, только подумал.

— Видать хорошо подумал — яблочком отрыгнулось, а могло бы селедкой. Хуже нет, когда селедкой отрыгается.

— Отвяжись, худая жизнь, — махнул рукой Колдун, — не мешай печалиться.

— Одно слово — муха! — подал голос из противоположного угла Антонов. — Как привяжется, хоть мухобойкой отгоняй.

— Молодец — человек и самолет! — тут же откликнулся напарник. — Здорово сострил — обхохочешься. Тебе бы надо на эстраде выступать между смешными номерами, чтоб народ не слишком веселился.

— А тебе бы надо в сортире жить, там твой дом — муха навозная. Всю комнату грязным тряпьем захламил. Сколько раз говорено — не вешать на батарею смрадные носки.

— Они там сохнут.

— Для этого они: во-первых — должны быть постираны, а во-вторых, ты сейчас удивишься, но должна еще работать батарея.

— Эх, Антоха, если б тебя, как всех нормальных людей, рожали в больнице, а не в КБ имени Антонова, то сейчас ты не завидовал бы нам, живым организмам.

— Ну-ка, заглохли оба! — цыкнул Калашников. — Сейчас каждому работу найду, чтоб не скучали.

Пользуясь временным затишьем, он вновь погрузился в печальные думы. Прав оказался Тетерин, утверждая, что убийцу надо искать не здесь, тысячу раз прав. Так все и получилось: перепахали пол-Чечни, а бандит оказался зэком из родного города. Ну не обидно? И без того настроение паршивое, с заменой до сих пор тянут, а тут еще вся работа вылетела коту под хвост. Нет в жизни счастья и справедливости тоже нет. Казалось, вот он, Гелани, реальный бандит: пойман в засаде, соружием в руках — что еще надо? Должен был появиться результат, должен. Чутье подсказывало — цвет идет. Ан нет — появилась только дуля, огромная такая, с маком и постным маслицем в придачу.

— Пить что ли начать?! — по-обыкновению, вскрикнул от расстройства Калашников и посмотрел на подчиненных в ожидании глупых комментариев.

— Я начну, пожалуй, без меня, — неожиданно раздался из-за двери грозный раскатистый басок.

— Не понял? — приподнялся на локтях Калашников.

— Что тут непонятного: без друзей пить — небо гневить!

В комнате появился высоченный, смуглолицый, в новенькой форме 'Белая ночь', молодой капитан с усиками.

— Санька, братишка, ты?! — крикнул Колдун, не веря глазам.

— Старший оперуполномоченный РУБОПа по необычайно важным делам капитан Кандиков, — с серьезной миной отрекомендовался офицер и, расплывшись в улыбке, вскинул руки для объятий.

— Вау! — тигром прыгнул на него Калашников. — Саня, дружище!

Они принялись тискать друг друга, хлопая по спинам, пихая под бока, сотрясая за плечи.

— По-моему, это любовь, — поделился впечатлениями Антонов.

— Пойду-ка я на стол собирать, — сползая с кровати, пробурчал Мухин. — Чувствую, сегодня угроза шефа, наконец, сбудется, и мы по-человечески напьемся…

Закончив лобзания, Колдун отступил на шаг назад, еще раз окинул взглядом друга, до сих пор не веря в его появление, и пустился в расспросы:

— Ну рассказывай, дружище, какими судьбами в наши края занесло? Как там Юрий Георгич Зайцев, Витек Гилев, Валерка Половников, да все мужики, как?

— Ты сначала хоромы свои покажи, напои гостя, накорми с дороги, а потом уж допрашивай.

— Чего тут показывать — больница, как больница: коридор да палаты, никаких премудростей.

Друзья вышли из кубрика и отправились на экскурсию по базе:

— На первом этаже у нас каптерка, продсклад, дежурка, ты мимо проходил, наверное, видел.

— Видел, видел: спиной к дверям сидит сопливый лейтенантик, на кнопочки радиостанции любуется. Я его окликнул, когда вас искал, он, бедненький, аж вздрогнул от неожиданности — подходи спокойно, сворачивай шею, забирай оружие.

— Он же не ворота охраняет, там-то, у нас пара часовых стоит.

— Видел, видел: один в туалет побежал, другой — водички хлебнуть, после местами поменялись. Что называется — заходите к нам лечиться и лисенок, и волчица, и жучок, и паучок, и неведомый зверек.

— Что-то ты приврал.

— Мне какой смысл врать, я спокойно прошел, никто даже не окликнул.

— Я про стишок — в смысле, стишок переврал… А проскочил ты свободно потому, что в нашу форму одетый. За своего приняли.

— Думаешь, бандиты к вам в гестаповских фуражках придут?

— Да ладно ты, разошелся. Устали мужики, расслабились, обрыдло все. Давай остальное смотреть.

— Удобное место для нападения, — окинув взглядом длинный коридор, заключил Кандиков. — Один пулеметчик на этаже и хрен кто из комнаты выползет. Кто там дальше живет?

— Барнаульцы, за ними — кемеровчане. Твои земляки, новосибирцы, на втором этаже. Пойдем сначала у нас посидим, потом к своим поднимешься…

— Само собой, посидим, вспомним деньки боевые, суровые, как некоторые меня в Грозненском дэпо бросили.

— Ага, еще вспомним, как некоторые меня у Сунжи кинули.

И то, и другое было правдой. Никто, разумеется, никого не бросал, но при отступлении, а тогда, в 95-м, отступать приходилось частенько, всегда кто-то выходил первым, кто-то последним (прикрывая отход остальных). Так вот, у трамвайного парка первым из огневого мешка выскочил Колдун, а у моста через Сунжу — Кандиков.

— Да уж, есть, что вспомнить, — улыбнулся гость. — Пошли, братишка, соскучился я по тебе страшно, даже в горле пересохло.

Как это часто бывает, в радужные планы героев вмешался неожиданный телефонный звонок.

— Кандиков на связи… Да, я понял… Когда? Сегодня? Хорошо, буду.

— Крутые аппараты рубоповским операм выдают, — с завистью сказал Калашников, рассматривая сотовый телефон друга. — С фотиком?

— Роуминг, фотик, интернет и прочая хрень, я еще толком не успел разобраться. Перед самой командировкой получил. Кстати, сюда новая смена спутниковый аппарат везет, будете с домом без проблем общаться.

— Хорошо бы. Ну, что, пошли за стол?

Нет, братишка, видно, придется отложить воспоминанья. На Ханкале меня ждут. С твоим Гелани надо срочно встретиться, его после обеда грозятся в Чернокозово отправить.

— Так ты по его душу приехал?

— По его, по его. А я тебе разве не сказал? Генерал, когда вашу информацию о последних делах получил, сразу уцепился за басаевский лагерь. Какие, говорит, такие славянские террористы? А подать сюда весь оперативный состав! Знаете, спрашивает, об этом? Слышали, отвечаем, но не сталкивались. А вот собровец Калашников сталкивался. Поэтому быстро подвязали кушаки, и туда, к нему в Грозный. И чтоб через неделю все адреса и фамилии у меня на столе лежали. Ну а кого ж еще посылать в Чечню, как ни старого вояку Кандикова. И вот я здесь. А он там.

— Кто?

— Генерал, конечно, кто ж еще.

— Молодец, старик, — просиял Колдун. — Быстро сориентировался. Может, хоть по этой линии какая-то польза будет, а то я уж совсем приуныл. Поехали вместе, я тебе там все лазейки покажу.

— Не надо. Со мной фээсбэшник работает, у него свои выходы, ты лучше столом займись, я к вечеру обернусь…

Кубрик было не узнать: чистенький пол, заправленные кровати, маскировочная сеть на окнах (чтобы прикрыть мешки с землей — для эстетики), аккуратно свешенная (рукав в рукав) на гвоздиках одежда, посреди комнаты накрытый стол, за ним две цветущие рожицы.

— Молодцы, — похвалил Калашников, — лихо сработали, только перестарались немного. Рановато подсуетились.

— А что, все отменяется что ли? — обеспокоено спросил Мухин, тускнея глазами. — Не придет, что ли друг-то?

— Уехал он срочно чеченца нашего пытать. По его душу сюда прибыл. Думаю, раньше, вечера не управится.

— Подождем, — облегчено выдохнул Мухин, наполняясь цветом. — Я уж думал, вообще не вернется.

— А кто это такой, кстати? — полюбопытствовал Антонов.

— Вот бойцы у меня, закачаешься! — поразился Калашников. — Сначала водку достают, а потом, кто такой спрашивают.

— Мы ж не для себя, — надул губы Мухин. — Стараешься, стараешься, а тут на тебе по рукам оглоблей.

— Ой, как мы губки-то надули — 'не для себя', - передразнил его Колдун. — Можно подумать, вы с нами пить не собирались.

— Если бы позвали, то, конечно, а так — никогда в жизни. Что мы алкаши какие, обидно слышать.

— Ладно, шучу я. Молодцы, на пятерочку сработали, не стыдно таких обормотов боевому товарищу показывать. А он в нашем деле толк знает — бывший собровец, вояка отменный, каких на сотню — пара. В 95-м вместе в Грозный входили, желторотиками еще были, как вы сейчас. И в атаку бегали, и в обороне сидели, и под минами танцевали, даже против духовских танков стоять приходилось. Лихой мужик, бесстрашный — спецура, одним словом.

— А почему к операм перешел? — спросил Антонов, отрабатывая критическое замечание: сначала выяснить кто, а уж потом за стол.

— С руководством, что-то не поладил. Надо было подмяться, промолчать, а у него свое мнение и зубы, как у волкодава — рванул тельник на груди, да послал начальство куда подальше. В итоге — на оперной работе. Между прочим, лучший спец по террористам. Может, и с нашим Гелани какую-нибудь кашу заварит.

— А нам достаются одни Тетерины, — грустно подытожил Мухин.

— Не переживай, — ободрил его Калашников. — Встретишь на своем пути командиров еще хуже нашего.

Глава 19

Едва Полынцев опустился на теплый песок рядом с очаровательной блондинкой, как раздался громкий стук в двери…

— Это ж надо, черт возьми, на самом интересном месте, — проворчал он, поднимаясь. — Почему ж вы раньше не стучали, когда за мной монстры с бензопилами гонялись? Кому не спится в ночь глухую?

— Это я, водитель с дежурки.

Сон смахнуло, как шляпу ветром.

Адреналин медленно подошел к десантному люку и, проверив крепление парашюта, замер в ожидании сигнала к выброске.

— Что случилось? — распахнул дверь Андрей.

— Собирайся, там твоя агентесса весь отдел на уши подняла. Говорит, на вашем объекте что-то странное происходит. Я в машине жду, поторопись…

Теперь пошел! Адреналин привычно сгруппировавшись, оттолкнулся от бортика и выпрыгнул из люка: 501, 502, 503 — Кольцо! 504, 505 — Купол! Есть парение.

Сердце застучало, как перегретый мотор. Случилось, конечно, случилось что-то страшное. Не зря видел он во сне Берцову, не зря она тревожилась, не зря о Жукове расспрашивала. Помочь хотела. Не уловил, не понял. Со своими проблемами полез. Индюк напыщенный. Нужно было о делах разговаривать, а не о золотых каретах. Бестолочь, тупица, болван фарфоровый.

Застегиваясь на ходу, Андрей в три касания сбежал с третьего этажа, в два — проскочил фойе, в одно — запрыгнул в машину:

— Погнали!

— Слушай, ну и бабулька у тебя на участке живет — не забалуешь, — поделился впечатлениями водитель. — Пришлите, говорит, наряд, квартиру проверить. Там, вроде бы, какая-то возня слышится. Мы спрашиваем — шумят, что ли? Нет, отвечает, уже тихо, но шумели. Зачем же мы тогда поедем, спрашиваем, если уже тихо? Это, мол, связано с убийством этого, как его…

— Берцова.

— Ага, точно, Берцова. Дежурный ей объясняет, что преступление давно раскрыто, что все жулики задержаны, а она опять свое — пришлите. Ну мы, естественно, никуда не поехали. Думаем, бабку шиза посетила, теперь на пару будут шпионов ловить — на каждое-то обострение не наездишься. А через 15 минут, вдруг, Чупачупс звонит, говорит, поднимайте Полынцева, пусть со своей публикой сам разбирается. Ну, вот меня за тобой и послали.

— Понятно. А что в адрес не могли сразу проскочить? Ближе ведь, чем до меня переться.

— Я не знаю — дежурный сказал за тобой, значит, за тобой…

Машина въехала во двор Светланы. В доме светилось единственное окно, сразу под ее квартирой — подруга Ларисы Михайловны, видно, не спала.

Полынцев уже знал подъезд на ощупь: на 6-м этаже было написано неприличное слово, на 7-м не горела лампочка, на 8-м… тоже. Он подошел к двери Светланы и прислушался… Тишина. Позвонил. Без ответа… Еще раз… Ни звука.

— Света, это Полынцев, — сказал он негромко, думая, что она не открывает, потому что боится незнакомых.

Молчание.

Он спустился этажом ниже, тихонько постучал в квартиру наблюдательницы. Замок тут же щелкнул. Здесь его, как видно, ждали.

— Здравствуйте, э… простите, забыл ваше имя отчество.

— Ирина Сергеевна, — подсказала пенсионерка, кутаясь в пуховую шаль

— Что случилось, Ирина Сергеевна?

— Вы знаете, я сегодня поздно спать легла, — заговорила она полушепотом, — около 2-х, наверное. Зачиталась. Не успела глаза прикрыть, слышу, наверху кто-то в квартиру вошел, осторожненько так, на цыпочках. Но там, как ни осторожничай, а половицы все равно продадут — от каждого движения стонут, рассохлись.

— Неужели слышно, когда на цыпочках? — усомнился Полынцев

— Ночью-то? В нашем тонкопанельном доме? Ну что вы, молодой человек. Конечно.

— Извините, перебил.

— В общем, чувствую, крадется, стервец, по коридору. Подошел к залу, остановился, должно быть, осмотрелся. И вдруг раздался женский крик — видно, проснулась, голубушка, заметила. Потом сразу же два тяжелых прыжка по комнате — наверное, подскочил, мерзавец, рот зажал — и началась возня. Диван заскрипел, заерзал ножками по полу. Что-то упало, разбилось. Что-то сломалось. Одним словом — настоящая борьба. Но, правда, молча, без криков. Нет, думаю, это вам уже не шутки. Набираю телефон подруги, Ларисы Михайловны, то есть. Объясняю: так, мол, и так — непорядок у нас на объекте, битва какая-то идет. Она говорит, не беспокойся, мол, ничего страшного там не случится, преступник сидит в клетке, а остальное, не наше дело. Мало ли с кем молодая вдова отношения выясняет, может, любовник в гости заглянул, может, подружка. Ничего себе подружка, отвечаю, с таким-то норовом. Впрочем, тебе виднее, я доложила, а ты уж сама решай, как быть. Тем временем наверху все успокоилось. Слышу только шаги по комнате, твердые, мужские, не спутаешь. Потоптались, потоптались — и на выход. Дверь лязгнула — у них, когда закрываешь, все время лязгает, я вам говорила — и тишина. Всего-то минут 5 это безобразие длилось, не больше. Я в окно выглянула, думала, может, что увижу. Да где там, под балконами прошмыгнул — видно, опытный, мерзавец.

Последние слова Полынцев слушал, подрагивая от нетерпения.

— Нужно срочно заходить в квартиру! Вдруг, живая, вдруг раненная! Сейчас без пяти три — всего час прошел, можно спасти.

— А как же мы туда зайдем? — развела руками Ирина Сергеевна. — Голубушка-то не открывает, — глаза женщины наполнились влагой. — Ой, Господи, Господи, хоть бы мне все это почудилось, хоть бы померещилось.

— Через балкон, — сообразил Андрей. — Кто над вами живет?

— Молодая семья, но они в отпуске, уехали на прошлой неделе.

— Тогда с вашего… пойдемте скорей, я поднимусь с вашего этажа.

— Ой, не надо, сорветесь.

— Да разве об этом сейчас. У вас есть фонарик?

— Где-то был.

— Несите…

Выйдя на балкон, Полынцев осмотрелся: старые стулья, выцветшая раскладушка, пустые трехлитровые банки… в углу большой деревянный ларь — то, что надо. Взобравшись на ящик и, поставив ногу на решетку, он попробовал ее на прочность, она оказалась хлипкой, проржавевшей — это плохо, значит, наверху была точно такая же…

— Вот фонарик, — подоспела Ирина Сергеевна. — Там кнопочка сбоку.

— Спасибо, разберусь. Ну, я пошел.

— С Богом. Только, пожалуйста, осторожно.

Андрей вытянул руки и уцепился за решетку на балконе Светланы. Немного помедлив (терять опору под ногами было страшновато), завис. Только собрался перехватиться выше, только сделал небольшой рывок, как стойка с хрустом обломилась. Правая ладонь сорвалась и, скользнув по сварочному шву, разверзлась до мяса.

— Ой, кровь! — вскрикнула Ирина Сергеевна. — Сейчас я вас за ноги поддержу.

— Не трогайте! — прохрипел Полынцев. — Еще тяжелее будет.

Он слегка качнулся в сторону и на подъеме зацепился раненной рукой за соседний прут. Снова попытался перехватиться выше. На этот раз все оказалось сложнее: ладонь, во-первых, съезжала по крови, как по маслу, а во-вторых, плохо слушалась.

— Ой, Господи, Господи! Спаси и сохрани, спаси и сохрани, — причитала женщина.

Андрей уперся ногой в стену, подтолкнул корпус вверх… Есть, завел предплечье на плиту… немного подтянувшись, затащил и колено. Готово. Три опорных точки — не одна, можно работать уверенно. Приподнявшись на локтях, он подтянул вторую ногу к животу и, кряхтя, встал. Чуть отдышавшись, перевалился через решетку. Ну вот и все. На месте.

— Ой, слава Богу, слава Богу, — перекрестилась Ирина Сергеевна, ойкнувшая за последние полчаса раз 15, не меньше.

Полынцев заглянул в темные окна зала. Ничего не видно. Достал из кармана фонарик (как только не выронил, кувыркаясь), нажал кнопку. Теперь, самое страшное.

Адреналин почти не пользовался стропами управления. Восходящие потоки сами не давали парашюту опуститься. Вот опять подул свежий ветерок и, кажется, посильней прежнего.

Фонарик вспыхнул ярким светом. Луч, проткнув стекла, ворвался в комнату… Полынцев отшатнулся от окна…

* * *
— Что, устал рюмкой махать, в сон уже клонит? — подтрунил Калашников над другом, видя, что тот украдкой зевает.

— Даже не мечтай, — встряхнулся Кандиков. — Спать все равно не лягу, с тобой буду сидеть до утра.

— Дома-то сейчас уже 3, организм-то, брат, не обманешь.

— А помнишь, как мы двое суток перед Совмином сидели, помнишь? Как ночью духов крошили, как патроны кончились, помнишь?

— Еще бы — 15 атак за ночь, не разгибаясь, загасили.

— Вот. А тогда можно было организм обмануть?

— Сравнил тоже условия.

— Что правда, то правда. Вы здесь, как на курорте живете. Здание, хоть и мятое, но со стенами, с комнатками, опять же, садик во дворе, цветочки. А помнишь молзавод, когда зимой на бетонном полу, когда пальцы от холода не гнулись?

— Помню, Саня, все помню: и как минами нас обкладывали, и, как раненных с площади вытаскивали, и как танки пошли, а мы не знали в какую сторону 'Муха' стреляет.

— А? — поднял голову лежавший на кровати Мухин. Он уже давно притомился слушать воспоминания ветеранов и решил немного подремать.

— Отдыхай, — махнул рукой Колдун. — Детское время кончилось. Видишь, дяденьки о своем, о взрослом, толкуют.

— Кстати, о птичках, — спохватился Кандиков. — Поговорил я с твоим Гелани, по-взрослому поговорил, без дураков. Все ему объяснил, все обставил и…

— И что?

— И, признаюсь честно — расстроился. Я грешным делом думал, что он фигура в тех кругах, а он оказался простым мужиком. Даже обидно, что через всю страну летел и все зазря. Почти.

— Почти? — заерзал Калашников.

— Почти…

— Ну, что ты, Саня, специально что ли мое терпение испытываешь?

— А кто меня в трамвайном парке бросил? — прищурил глаз оперативник.

— А кто меня у Сунжи?

— Ладно, наливай.

Налили… Закусили жареной картошечкой и яишенкой. То и другое по здешним меркам — деликатес.

— В общем, боевик-то из него вшивенький, — продолжил Кандиков, отложив ложку (с вилками была напряженка). — Его на серьезные операции даже не брали, так, на подхвате держали, на прикрытии. В основном в лагере болтался: где по хозяйству, где с пленными возился. Но вот проблема. Он и про них ничего рассказать не может. Спрашиваю — фамилии, звания, из каких частей? Шиш — не знает.

— Я тоже интересовался — ноль: Петя, Вася, Сережа.

— И я сначала расстроился, а потом думаю — ну, ладно, Бог с ними, с фамилиями. Но ведь в лицо-то он их видел, правильно?

— Правильно, — кивнул Колдун.

— А если, скажем, ему фотку показать?

— Скорее всего, опознает.

— Именно! — расцвел Кандиков. — Вопрос только в чем — где фотку взять, верно?

— Так в этом-то все дело. Где ж ты ее возьмешь-то?

— А как ты считаешь, почему генерал со мной фээсбэшника отправил?

— Потому что террористы — это их компетенция.

— Не-а, — сыто улыбаясь, откинулся на спинку стула Кандиков.

— Ну говори же, не тяни.

— А затем, чтобы старый вояка Кандиков сейчас водку пил, а 'старший брат' вместо него пахал, как негроамериканец.

— Саня, блин, — не выдержал Калашников. — Укачал ты меня своими недомолвками, удовольствие, что ли растягиваешь?

— А кто меня в травмпарке бросил?

— А кто меня у Сунжи?

— Наливай.

Налили… Закусили шашлыком из баранины. Деликатес был приготовлен исключительно для друга. Колдуна от курдючных животных уже подташнивало — свининки бы. Но не было.

— В общем, ковыряется сейчас фэбс в своей базе данных, делает выборку пленных по месту и времени, фотки собирает.

— На Ханкале их фотки хранятся?

— На Ханкале — компьютеры с выходом, куда хочешь, и целая куча помощников. Я когда уезжал, они уже штук 10 снимков скачали. Правда, чеченец пока ни одной не опознал.

— Его разве не отправили в Чернокозово?

— Нет. Теперь, пока всю базу не покажут, здесь будут держать.

— Долго ждать придется.

— Быстрей, чем ты думаешь. Во второй кампании пленных было не так уж много. К тому же выборку нужно делать только за короткий период. Минус те, которых убитыми нашли, которые инвалидами стали…

— Не забудь еще гражданских специалистов и всяких сопровождающих гуманитарных грузов.

— Таких вообще мало. Не проблема.

В этот момент на улице раздался взрыв.

— Кажется, подствольник. — спокойно прокомментировал Кандиков.

Следом затрещали автоматы.

— И так каждую ночь, — устало выдохнул Калашников. — К бою, мужики, занять оборону по секторам.

Антонов и Мухин, привычно накинув разгрузки, схватили оружие и вылетели из комнаты…

* * *
— Ну, что там? Что? — взволнованно спросила Ирина Сергеевна, глядя на верхний балкон. — Господи, Господи! Хоть бы живая была, хоть бы живая.

Полынцев ошарашено смотрел в окно. Посреди комнаты в коротенькой сорочке, склонив набок голову, стояла Светлана. Волосы ее были растрепаны, плечи опущены, тело неестественно вытянуто в струнку… Нет, о, Боже! Она не стояла. Она висела! Висела на длинной веревке, едва касаясь ногами пола. Сердце съежилось… Вот она беда, вот оно горе, которого ждал! Ведь знал, знал, что так будет, но не хотел верить, не хотел мириться! Наказала судьба. За что наказала?! Он с силой ударил локтем в стекло…

— Ой, мамочки! — испуганно вскрикнула Ирина Сергеевна. Что там, миленький, что!?

Он уже ничего не слышал, крошил стекла, как скорлупу, продираясь внутрь. Осколки резали руки, вонзались в лицо, падали за шиворот, но он не чувствовал боли — гвоздил и швырял, ломал и выворачивал. Быстрей, быстрей! Вдруг — еще живая, вдруг — можно спасти. Голова понимала, что нельзя, но душа, но сердце… Быстрей! Еще быстрей!..

Заскочив в комнату, он подбежал к Светлане и, обняв ее за талию, крепко прижался… Какая же худенькая, какая хрупкая… Попробовал ослабить узел на шее, — не получилось. Бросился на кухню, нашел в столе нож, вернулся и одним махом срезал веревку. Безжизненное тело мягко опустилось на руки. Легкая, Боже, какая легкая… и холодная…


Фокин взбежал на восьмой этаж, будто и не было предыдущих семи. Как убили?! За что?! Кто убил?! Преступник ведь пойман. Откуда взялась эта сволочь?

Дверь в квартире была нараспашку. Олег сразу прошел на кухню, где сидели Чупачупс, Тимохин (на днях вернувшийся из командировки) и эксперт-криминалист.

— Привет. А где Полынцев?

— Там, курит, — неопределенно указал Тимохин за окно.

Фокин прошел через комнату. Здесь колдовал над трупом судмедэксперт, рядом на стуле писал протокол следователь прокуратуры.

— Привет, а где участковый?

— На балконе, — ответил тщедушный медик, разглядывая Светлану.

Она лежала на диване в голубой шелковой сорочке, и если б не чрезвычайно бледное лицо, не темная бороздка на шее и не свежая царапина на щеке, то можно было бы подумать, что она просто спит.

Олег вышел на балкон. Полынцев стоял, облокотившись на решетку и тупо глядя вниз.

— Что, брат, невесело?

Андрей молчал.

— И мне невесело. Прошляпили дивчину. Проспали. Места себе не нахожу. Откуда, откуда появился этот гад? Вроде бы, всех вычислили, всех упаковали. И тут на тебе — получи… До слез обидно. Такую девку не уберегли. Хоть бы Жукову какую или проститутку эту из 'Лотоса' — не так жалко было бы. А то ведь вон, красавицу… душой, и телом… Моя вина, не надо было разрешать ей возвращаться, не надо. Только кто же знал, что так все обернется. Переживаешь?.. Я тоже. Но обратно уже не воротишь. Теперь нужно гада этого выловить, чтоб так же на люстре вздернуть и посмотреть, как дрыгаться будет, паскуда, — Олег обнял напарника за плечо. — Не грусти, найдем сволочь, отыграемся. Э, брат, да ты весь в крови… Где это тебя так? Чего молчишь? — он заглянул в лицо друга.

Полынцев плакал.

Глава 20

— Проспали девчонку, проворонили!!! — влетела в квартиру разъяренной львицей Лариса Михайловна. — Разогнать вас всех к чертовой матери! Разжаловать, отправить в соловки, на рудниках сгноить! Тунеядцы, остолопы, недоумки! Кто здесь главный?!

Игорь Витольдович оторвал взгляд от записной книжки.

— Вы!? — зловеще взрычала пенсионерка. — Да я вас со свету сживу, я вам до конца жизни уснуть не позволю, вы у меня через неделю мертвым завидовать станете!

— Послушайте, гражданочка, — поперхнулся от угроз Журавлев. — Здесь вам, все-таки, не это самое…

— Что, не это самое?! — истерично взвизгнула Лариса Михайловна. — Это вы меня послушайте! Мне вас незачем — вы для меня никто! У вас нет морального права с людьми разговаривать! Вы должны Богу молиться, чтобы генерал, к которому я сегодня пойду на прием, не выгнал вас завтра же!

Игорь Витольдович еще не успел отойти от мистических угроз, как появились вполне реальные. Генерал был крут и не любил, когда на сотрудников жаловались. Точнее, не любил сотрудников, на которых жаловались (неправильный был генерал).

— Почему не приехали сразу, когда я позвонила?! Почему целый час раскачаться не могли?! В теплых креслах сидели?! Задницы свои грели, а в то время, здесь девчонку убивали! Мерзавцы, толстокожие негодяи! Вам надо улицы мести, а не людей охранять! Где наш участковый, в какую пропасть вы его опять забросили?

— Там, — оторопело указал на комнату Игорь Витольдович.

Лариса Михайловна решительно направилась в зал. Тело Светланы уже было накрыто простыней. Проходя мимо, женщина охнула и перекрестилась…

— Андрюша, Господи, что они с тобой сделали?! — вскрикнула она, завидев окровавленного Полынцева. — Да когда же это кончится, Боже мой! Негодяи, какие негодяи, суют мальчишек в самое пекло. Гнать таких начальников взашей надо! — крикнула она в сторону кухни. — Пойдем к Ирине Сергеевне, золотце, пойдем, там отмоемся, перевяжемся, успокоимся. Пошли…

После того, как шумная женщина увела участкового, Игорь Витольдович перевел дух и собрал на кухне оперативную совещание.

— Значит, так, — со значением посмотрел он на Тимохина. — Сейчас внимательно слушай, о чем будет докладывать Фокин, и сегодня же принимай у него дела.

— Понятно, — кивнул подчиненный.

— Начинай, горе-сыщик…

— Оправдываться не собираюсь, — понуро сказал Олег. — Готов завтра же написать рапорт на увольнение… Андрюха тоже.

— Ох, как благородно, скажите, пожалуйста! — вскинул руки Игорь Витольдович. — А мы тут должны разрыдаться от горя и пасть тебе на грудь — не покидай нас, дорогой коллега, останься. Так что ли думаешь?

— Ничего я не думаю. Смерть на моей совести, мне и отвечать. Это я разрешил ей домой вернуться.

— Всем нам придется отвечать, не переживай, никого не забудут. Но сейчас о другом надо думать — как преступление раскрыть, где убийцу найти?

— Я не знаю, — вздохнул Фокин. — Все версии, которые у нас были, уже отработаны, а результат вон… в комнате лежит.

— Значит, не те версии отработаны. Значит, какую-то упустили. Давай вместе искать, какую.

— Давайте, — кивнул Олег, вынимая из кармана сигареты. — Только лучше вы, а то у меня голова, как бетономешалка, крутится.

— Хорошо, — согласился Игорь Витольдович, тоже закурив. — Значит, первыми у нас были пацанята-грабители. Так?

— Угу.

— На том этапе не могли проморгать? Может, их рук дело? Может, просто не дожали? Они ведь сейчас на свободе.

— Нет, — покачал головой Олег. — Не могли — кишка тонка. И потом, если бы они здесь побывали, то квартиру обнесли б до нитки — гопники, шпана, воришки.

— Вторым был чеченец. Он тем более не мог, — тут же ответил сам себе Журавлев. — Он находится в Грозном и под плотным присмотром — вычеркиваем. Третий — Батюшкин. Давно задержан — тоже вычеркиваем. Четвертый — чеченский жених, как его…

— Гелани.

— Да, Гелани. Об этом и говорить нечего — раненный валяется в больнице. И пятые — супруги Жуковы. Признаюсь, был уверен, что это они. Слишком уж много в этом семействе было причин, чтобы поквитаться с Берцовыми… но.

Игорь Витольдович встал из-за стола и принялся нервно расхаживать по кухне.

— Но они сидят, а она лежит, — закончил фразу Фокин. — Значит, есть кто-то шестой…

— Железная логика, мистер Холмс!

— А, может — это бухгалтерша? Или, как его… Косенко, то есть Кривенко? Или проститутка эта из 'Лотоса'?

— Или кто-то из собровцев, — добавил Журавлев.

— Точно, и как я раньше не догадался?! — хлопнул себя по лбу Олег. — Помогают нам, помогают — вот, мол, какие мы хорошие. А на самом деле от себя подозрения отводят. Взять, к примеру, того же Гусева: и Светлану он знал, и Славку. Они же вместе в командировках бывали. Мало ли что у них там могло произойти?

— Я понимаю твою логику, — кивнул Журавлев. — Каждый, кто не в клетке — потенциальный убийца. Предлагаешь работать методом исключения? Всех, кого Берцов знал, пересажать, авось, и настоящий попадется.

— Меня в институте приятель учил так сочинения писать, — поделился воспоминаниями Тимохин. — Говорит, ставь запятые через каждые три пальца, какая-нибудь, да попадет. И что вы думаете — попадала.


В квартире Ирины Сергеевны шло другое совещание, крышей пониже и асфальтом пожиже, но тоже деловое, тоже серьезное. Вымытый и забинтованный с головы до ног, Полынцев сидел в мягком кресле посреди небольшой комнаты (удивительно похожей убранством на жилье Ларисы Михайловны — всюду книжные шкафы) и, словно турецкий падишах, принимал из рук женщин подношения: то пиалу с горячим чаем, то блюдечко с вареньем, то ватрушечку, то пирожок. Аппетита не было, и он, покрутив в руках продукты, возвращал их назад, но чай пил без устали.

— Я после беседы с Ирочкой сразу же набрала телефон РУВД, — докладывала о ночном происшествии Лариса Михайловна. — Потребовала, чтобы они приехали. Но — ноль внимания. Я позвонила в 02. Те опять соединили с дежурным по РУВД, а там — как от стенки горох. Тогда уж не выдержала и набрала Журавлева — в соответствии с нашей инструкцией — и закатила ему настоящий скандал. И только после этого прислали машину, и то с кем — с тобой, словно у них других милиционеров нет. Безобразие! Вопиющее безобразие! Обязательно буду жаловаться, обязательно. Андрюшенька, давай ножки в теплой водичке погреем, — ласково сказала она, подставляя к креслу тазик. — Давай, золотко, у тебя сегодня такой стресс был, его надо снять. А у Ирины Сергеевны как раз для этих целей травка имеется. Сейчас попаришь в ней ножки, и сразу полегчает. Снимай носочки, мой хороший… Вот так.

Неожиданно раздался звонок в дверь. Ирина Сергеевна, как всегда, ойкнув, пошла открывать…

— Просрали девку, подлецы! Проворонили! — донесся из коридора возбужденный голос Тихона Петровича. — Разогнать всех к едрени матери! Погоны сорвать на хрен!

— Потише, мой друг, потише, здесь уже не надо кричать, — успокоила старшого Лариса Михайловна.

— А я не здесь, я оттуда спускаюсь, — указал старик наверх. — Не остыл просто. Ох ты мать честная! — поразился он, увидев Полынцева. — Кто ж тя так, сынок, приголубил?

— С балкона чуть не сорвался, — пояснила Ирина Сергеевна. — Потом еще в квартиру через стекла пробивался.

— Ну смотри, что делают, сволочи, а! — возмутился Тихон Петрович. — Гнать такое начальство надо взашей. Это в наш-то век заставлять пацанят по балконам лазать, будто других способов нету. Сталин на них нужен, Андропов. Тогда все зашевелятся. А то нажрут жопы, как у коней, и боятся от стула оторваться.

— Ну, полноте, мой друг, полноте, — урезонила старшого кормилица. — Мы тут сами все заведенные сидим. Не добавляйте. Лучше давайте подумаем, отчего так получилось. Откуда взялся (она сделала ударение на последнем слоге) этот человек?

— Известно откуда, — снимая бушлат, прокряхтел старшой. — Откуда и все люди берутся.

— Я неправильно выразилась. Откуда ему стало известно, что Светлана вернулась домой? Ведь он заявился ни вчера, ни позавчера, а именно сегодня. Верно я говорю, Ирочка?

— Да, да, все так, — подтвердила подруга. — Если б он заходил раньше, я бы слышала, у нас половицы-то говорящие.

— Из чего можно заключить, — продолжила детективщица, — что убийца знал о приезде хозяйки. Вот и давайте размышлять над этой посылкой.

Ухаживания заботливых женщин и в самом деле оказали благотворное действие на организм Полынцева: голова, наконец, вышла из состояния прострации и начала потихоньку соображать.

— О том, что Света вернулась домой, знали только мы с вами и Фокин, — тихо произнес Андрей.

— Вот, уже появилась конкретика, — отметила Лариса Михайловна. — Теперь давайте вспомним, кто из нас кому рассказывал об этом событии. Начнем с меня. Я успела оповестить только Ирочку. Второй соседки дома не оказалось, наверное, к детям уехала. Кстати, где твой внучок, милая?

— Родители забрали на недельку. Отдыхаю пока. Что до того, кому рассказывала, — так никому. Зачем?

— А вы, мой друг? — строго взглянула кормилица на старшого.

— И я никому. Что я балалайка, по-вашему?

— Вы не балалайка, разумеется, но прихвастнуть — весьма и весьма, — подозрительно прищурилась детективщица. — Ну-ка, подумайте хорошенько…

— Да, нет. Во дворе мы уже давно не сидим, потому что холодно, а в гости я в последнее время ни к кому не ходил.

— Ну, смотрите, не дай вам Бог направить следствие по ложному пути, я потом с вас с живого не слезу, — предупредила Лариса Михайловна.

— Нет, нет, будьте спокойны, ни с кем, акромя домашних, вчера не общался.

— Хорошо, давайте пойдем дальше. С кем, Андрюшенька, делился новостью ваш друг сыщик?

— Сейчас, одну минуту, — остановил женщину Полынцев. — Тихон Петрович, кто из твоих домашних был в курсе дела?

— Да, пустое, — отмахнулся старик. — Внуку только рассказал, что убийцу мы с тобой поймали, и все.

— Понятно… Давай внука сюда.

— Да ты что. Сейчас время 7 утра, он еще спит, не добудишься.

— Ну-ка, быстренько на телефон, — строго приказала кормилица. — И не рассуждать мне тут.

Тем временем в гости зашел Фокин:

— Можно к вашей компании присоединиться? А то уж нервы не выдерживают с начальством общаться.

Женщины гостеприимно усадили сыщика на диван, принесли поднос с едой, налили огромную кружку чая. С аппетитом у Олега было все в порядке

— Бежит, — положив трубку, сообщил Тихон Петрович, — я его тюрьмой настращал. Боится, шельмец, тюрьмы-то.

— Кого вы тут стращаете? — поинтересовался сыщик.

— Да внука его, — ответил Полынцев. — Выясняем, кто мог о приезде Светланы знать. Ты, кстати, ни с кем не делился информацией?

— Да больно важная новость, чтоб делиться, — хмыкнул Олег. — Тут, брат, посерьезней события намечаются. Ты сам-то как? Уже оклемался? Можно служебными проблемами пугать или еще рано?

— А мне теперь все проблемы фиолетовы, — безразлично сказал Андрей. — По сравнению с той, что наверху, — он поднял взгляд к потолку и тяжело вздохнул, — остальные — пыль.

— Согласен, — тоже вздохнул сыщик. — Просто хотел тебя известить, что с завтрашнего дня будешь работать под началом Тимохина. Отстранили меня от дела.

— Ни под кем я не буду работать. Рапорт на увольнение напишу. Хреновый из меня милиционер, чужое место занимаю.

— Это кто здесь плохой милиционер? — вышла из кухни Лариса Михайловна. — Простите великодушно, что вмешиваюсь, но тоже, знаете, наболело. Как же можно быть такими толстокожими, ленивыми, безразличными к чужой беде — не представляю. Это ведь жутко, возмутительно, безобразно! На мой взгляд, сотрудник должен быть, сначала хорошим человеком, а потом уже сотрудником. Побольше б нам таких, как ты, Андрюшенька, тогда, глядишь, и порядка бы прибавилось. Вон соседей моих воспитал, до сих пор на цыпочках ходят…

Хвалебную речь кормилицы прервал звонок в дверь.

— О, это, наверное, мой обалдуй пожаловал, — встрепенулся Тихон Петрович. — Испугался, шельмец, прибежал, как реактивный. Сейчас мы тебе, голубчику, допрос учиним.

На пороге появился круглолицый юноша, манерами и размерами напоминающий молодого крутолобого бычка.

— Здрасьте, — пробасил он, войдя в комнату.

— Здравствуй, Антон, садись, — поставила перед ним стул Лариса Михайловна. — Чай пить будешь?

— Угу, — кивнул парень.

— А бутербродик сделать?

— Угу.

— Привет, Антон, — дружелюбно поздоровался Полынцев. — Дело у нас к тебе. Вспомни, пожалуйста, с кем ты вчера разговаривал о нашем убийстве?

Крутой, но не слишком широкий лоб молодого человека пробороздила единственная и не очень глубокая морщина:

— Вроде бы, ни с кем.

— А без 'вроде бы'? — уточнил Фокин.

По лицу Антона пробежала тень озабоченности.

Кормилица быстренько сунула в его руки огромный сэндвич и кружку с чаем, надеясь, что это подпитает мозг. У последнего при виде еды посторонние мысли отвалились, как лишние ступени от ракеты.

— Ни с кем, — мотнул он головой и принялся усиленно жевать.

— Давай-ка по этапам, — предложил Олег. — Вот дедушка рассказал тебе о том, что убийца пойман. Куда ты после этого пошел? Или кому, к примеру, позвонил?

Ответом было звонкое чавканье.

— Подумай, с кем ты после этого общался?

Тихон Петрович, добросовестно прождав секунду, в конце-концов, не вытерпел.

— Ты вспоминаешь или жрешь?! — Рявкнул он, заставив вздрогнуть женщин.

— Перестань, жевать, малыш, — по-дружески посоветовал Фокин. — У тебя два дела сразу плохо получаются.

— В школе ни с кем, точно, — проглотив последний кусок, наконец, ответил Антон. — Потому что дед мне рассказал про это, когда я уже из школы вернулся. У нас вчера занятия до часу были. Короче, дома мы поговорили, и я пошел гулять. На улице встретил пацанов из соседнего двора, наших где-то не было. С ними вообще молчал, потому что один чудик себе новый сотик купил и показывал нам, чего тот умеет делать. Пофоткались мы, короче, пару эсэмэсок послали в какую-то передачку и все, разбежались. Холодно было. Да и на тренировку мне пора было собираться. В клуб.

— А там ведь тоже беседуете друг с другом, общаетесь?

— В клубе-то? Ну да. Иногда трещим в фито-кафешке, после занятий. А вчера… вчера нет, про убийство не говорили.

Услышав последние слова, Олег почувствовал, что становится теплее, и осторожненько повел юношу к нужному выходу.

— Почему вы между собой такие темы обсуждаете, неужели интересно?

— Это мы когда с дедом в 'Лотос' ходили, рахита одного пытать, я с собой другана брал из клуба. Ну, вот, после того случая он и спрашивает — что там, поймали убийцу, нет? В смысле, даром пыжились, нет.

— А кто твой друг? Где живет, сколько лет?

— 16, как и мне. Живет недалеко от клуба, возле вашего РУВД.

Фокин поморщился. Не тот объект:

— Вы только с другом об этом разговаривали? Больше ни с кем? — поинтересовался Полынцев.

— Ну почему, — юноша протянул кормилице пустую кружку. — В кафешке-то все вместе сидим, все в курсе.

— И ты развлекаешь их дедовыми сказками?

— Ну да, для прикола.

— А что рассказываешь? — Андрей недовольно взглянул на Тихона Петровича. Тот сразу наклонился, будто бы отряхивая штанину.

— Ну, что дед командует каким-то 'НАТО', что шпионов рассылает за квартирами следить, ну все такое прикольное… А, вспомнил! — неожиданно осенило парня. — С нами вчера Коля сидел в кафешке. Он спросил что-то про убийство, а я сказал — все, кино уже кончилось, поймали бандюгана.

— Что за Коля? — вяло поинтересовался Олег. — Тоже твой друган?

— Не, он взрослый, в какой-то фирме работает.

Фокин напрягся:

— Ну-ка, ну-ка, опиши его поподробнее.

— Длинный такой, светловолосый…

— Андрюха! — вскочил Олег с дивана. — Я, кажется, знаю этого Колю из фитнес-клуба. Кончай свои примочки, седлай коней…

Глава 21

Когда нужно ехать быстро, всегда получается медленно. Вот и сейчас дежурка тащилась по городским улицам, словно беременная улитка в гору. Час пик, ничего не поделаешь — в небо не взмоешь.

— Ну, включи же ты мигалку, — в который раз попросил водителя Фокин. — Мы так к обеду до отдела не доберемся.

— Никаких мигалок, — тоном автоинструктора сказал Журавлев и спокойно закурил. — Если спровоцируем аварию, то вообще никуда не успеем. Да и куда нам, собственно, торопиться?

— Как это куда?! — встрепенулся Олег. — Я же вам сказал, что сегодня преступление будет раскрыто.

— То же самое ты говорил мне вот уже 5 раз. А в итоге возвращаемся с убийства.

— Но сейчас в цвет, точно в цвет! Я сердцем чую.

— А лучше б головой, — скептически заметил Чупачупс. — Что ты собираешься человеку предъявлять? То, что он убийством поинтересовался? Смешно. Он и отпираться не станет, тем более что какое-никакое отношение к делу, все же, имел. Мы же его сами допрашивали в качестве свидетеля.

— Он себя и тогда подозрительно вел. Например, от договора отказался, — припомнил доводы Батюшкина Олег.

— И я бы на его месте отказался. Зачем общаться с фирмой, где сотрудники крысятничают. Скандал из-за тайной сделки при нем случился?

— При нем, — кисло подтвердил Фокин.

— Ну и о чем здесь говорить? Я тебе рекомендую не пороть горячку, а еще раз хорошенько подумать: кого и на каком этапе мы выпустили из виду. Сейчас ты опять дергаешь пустышку.

— Нет уж, мне сегодня дело передавать — думать некогда.

— Тимохин, — бросил через плечо Журавлев. — Поедешь с ними старшим группы, чтобы дров там не наломали

— Понял, Игорь Витольдович.

— Полынцев, а ты — прямо с утра в поликлинику.

— А как же без меня, товарищ майор?

— Вдвоем справятся — не террориста будут задерживать…


Вбежав в кабинет, Фокин вытащил из сейфа оперативное дело и принялся сосредоточенно шуршать страницами. Полынцев жалобно посмотрел на Тимохина:

— Я с вами поеду?

— Нет, шеф дал указание — в поликлинику, значит, в поликлинику. Ты в зеркало на себя посмотри, чудо — как будто с войны вернулся. Тоже мне, работнички. На неделю оставить нельзя: и людей угробят, и сами угробятся.

— Мне надо, — опустив глаза, пролепетал Андрей.

— Ты еще заплачь. В больницу!

— Андрюха, с кем ты разговариваешь? — вмешался в беседу Фокин. — Это же подошва — у подошвы нет души. Надо ехать, значит, поедешь: подбросим тебя, вроде как, до поликлиники, а по пути завернем в фирму.

— Спасибо, Олег.

— Да было бы за что. Или мы своих ребят не имеем права до санчасти добросить, а, Тимоша!? Или ты пургенчика давно не нюхал?

— У вас, дураков, свои законы, — махнул он руками. — Ну, скоро ты там в своих талмудах разберешься?

— Нашел, нашел, — разглаживая страницу, довольно пробурчал Олег. — Так, сейчас всем тихо, я инкогнито звоню к ним в фирму, — он поднял трубку телефона…

— Хоть бы он вообще из города уехал, — проворчал Тимохин.

— Але, але, здравствуйте, девушка, — Фокин показал присутствующим кулак. — Это вас менеджер фирмы 'Строймашцветмет' беспокоит, а могу я услышать Николая Викторовича?

На том конце провода, видимо, не разобрали названия странной фирмы и переспросили.

— 'Стройметмашцвет', - с трудом повторил Олег аббревиатуру, которую придумал только что. — Выехал, говорите? Ой, как жаль, а у меня такое интересное предложение для него… А далеко, не подскажете?.. Хорошо… Конечно, перезвоню… Всего доброго.

— Что, нету? — хлопая щенячьими глазами спросил Полынцев.

— Нет, — выдохнул Фокин. — Говорят, поехал в 'Крону', обещал скоро быть. Подождем или нанесем визит госпоже Белецкой?

— Навестим, — вскочил Андрей.

— Вот и я думаю, чего он в этой 'Кроне' забыл? Ведь зарекался больше не связываться. Погнали…

На этот раз милицейский уазик летел по улицам на всех парусах. Дороги были пустынны — город,словно заводской вахтер, пропустив в цеха утреннюю смену, потихоньку дремал.

* * *
В то же время на другом конце страны, гремя и подпрыгивая на ухабах, по трассе мчался военный уазик. Ночью осколками от гранаты ранило Мухина, и отрядный фельдшер, осмотрев плечо бойца, угрюмо сказал: 'Я только перевяжу, а утром нужно везти в Ханкалу — без хирурга здесь не обойтись'. Вот и неслась машина спозаранку в санбат объединенной группировки, вот и спешила доставить трехсотый груз в палатку с крестиком…

Чеченский ноябрь плаксив и грязен: солнышко за летние месяцы изрядно ослабло, а хмурые тучи наоборот — поднакопили силу, стараясь выказывать ее при каждом удобном случае. Земля от проливного безобразия впадала в грусть и начинала болезненно киснуть. Топкая жижа, которой покрывалась Чечня в эту пору — явление отдельное и примечательное. Такой манной каши не встретишь нигде: наступив в нее, можно провалиться по пояс, выбираясь из нее, можно остаться без обуви, а счищать ее с одежды — одно мучение. Бойцы и не счищали — давали подсохнуть, а потом отбивали палками.

Ханкала — огромная военная база, развернувшаяся у подножья Грозного, — еще мирно дремала. Здесь царил свой, размеренно-штабной, образ жизни. Пройти сюда была целая история: 'Куда? К кому? Заказывайте пропуск. Ждите'. Чтоб избежать формальностей, Мухина погрузили на носилки и в наглую пронесли перед часовыми. У тех язык не повернулся останавливать скорбную процессию…

— Муха, блин, слезай, мы уже запурхались тебя тащить, — сказал Антонов, в очередной раз увязнув по колено в грязи.

— Нет уж тащите, — откликнулся развалившийся на носилках Мухин. — Раненых положено на носилках носить. Тем более что у меня кажется жар начинается…

Когда они, в конце-концов, доползли до медицинской палатки, Кандиков посмотрел на часы:

— Интересно, проснулись мои фэбсы, или еще дрыхнут? Пойду-ка я, проверю, может, чего хорошего узнаю.

— Давай, — кивнул Калашников, встречаемся здесь же, на лавке…

* * *
На порог фирмы 'Крона' тяжелая нога Фокина ступила ровно в 10 часов.

— Значит так, мужики, — обернулся Олег к семенившим сзади Тимохину и Полынцеву. — Сейчас я заведу с ним душевную беседу — а вдруг, и правда, человек не при делах — но вы пока не встревайте, молчите. Когда уточню некоторые моменты — подам условный сигнал: если кашляну, то все в порядке, а если…

— Пукну, — подсказал Тимохин, — то сразу задерживаем.

— Ну ты — сын глиста и таракана, — нахмурился Фокин, — не в ресторан приехали, слушай, когда дело говорят.

— Да какое там дело, — поморщился оперативник. — Пошли уже, на месте разберемся…

В просторном фойе было тихо и безлюдно, лишь приоткрытая дверь в кабинете директора указывала на то, что в домике кто-то находился.

— Тук, тук, тук, — заглянул в щелку Олег. — Принимают ли здесь гостей непрошенных?

— Ой! — вздрогнула Белецкая, чинно восседавшая в кресле Батюшкина. — Вы меня когда-нибудь заикой сделаете. Разве можно так тихо подкрадываться?

— Они же сыщики, — улыбнулся Кривенко, развалившийся на стуле рядом. — Им положено.

Фокин подошел к Николаю Викторовичу, поздоровался за руку. Полынцев и Тимохин застыли в дверях.

— Вы ко мне? — сухо поинтересовалась Тамара Алексеевна.

— А к кому ж еще? — огляделся Олег. — Разве что вот у вашего партнера кое-что спросить, раз уж повстречались.

— Слушаю, — с готовностью кивнул директор.

— Не ожидал вас здесь увидеть. Думал, стороной будете фирму обходить после того случая.

— Нет, нет, никаких общих дел. Я просто бумаги заехал забрать. С прошлого раза остались.

— Как ночью спалось? — решил не растягивать прелюдию Фокин, — Ужасы, кошмары не мучили?

Кривенко настороженно вскинул брови, но по инерции продолжал улыбаться.

— А к чему этот вопрос?

— Да так, вид у вас какой-то нездоровый. Думаю, не болеет ли человек, не бродит ли при луне по городу?

— Шутник, — невесело сказал директор. — Нет, не брожу, сплю хорошо. Нужны свидетели? Или так поверите, на слово?

— Я на слово даже себе не верю. Вот зарекался, к примеру, ватрушки не есть — а ем. Поклялся курить бросить — а курю. Так что выкладывайте ваши доказательства.

— Мои доказательства простые — дома был, в кровати лежал, сны о красивых девушках смотрел.

— Один?

— В каком смысле?

— Один живете?

— К счастью, да.

— Как старый женатик, понимаю вас и даже в чем-то завидую, но только не в этой ситуации…

* * *
Пока хирург штопал Мухина, Калашников с Антоновым, сидя на лавочке у палатки, предавались унынию.

— Если скажут, госпитализировать, Муха умрет от разрыва сердца — до смены несколько дней осталось, — сказал Антонов, ковыряя палочкой грязь на сапогах.

— Не должны. Ранение, вроде бы, легкое.

— Правильно говорят: 'все хреновое происходит в последние дни'. Умные люди перед съемом вообще с базы не выходят.

— Так он и не выходил, — кисло заметил Колдун. — Они сами пришли.

На горизонте показался Кандиков с кипой бумаг подмышкой. В отличие от собровцев, лицо его лучилось радостью.

— Есть контакт! — крикнул он издали, вскидывая ноги, как цапля на болоте. — Не самая глупая идея была с фотками-то.

— Неужели кого-нибудь опознали? — встрепенулся Калашников.

— А то, — расплылся в улыбке Кандиков. — И даже больше, чем ты думаешь.

— В каком смысле?

— Сейчас доплыву, расскажу.

— Так ты пошустрей ходулями шевели.

— Я ж, блин, не вездеход. Отвык уже это дерьмо месить.

* * *
— А что за ситуация такая? — недоуменно спросил сышика Николай Викторович. — За лунатизм новая статья в кодексе появилась?

— Смешно, — ухмыльнулся Фокин. — Лучше сказать так: за лунатизм прошлой ночью. Всех, у кого нет алиби, приказано задерживать и сажать на 15 лет.

— Круто. А почему не на 20?

— Начальство у нас мягкое, ему бы в детском саду работать, а оно, вишь, в карательные органы подалось.

— Ой, пойду-ка я к себе, — передернулась от последних слов Белецкая. — У вас здесь какие-то мужские разговоры начались, мне от них нехорошо становится. Кофе вам сделать?

— Если можно, — кивнул директор.

— И мы не откажемся, — кашлянул Тимохин, выпуская женщину из кабинета.

— Так что вы говорите? Алиби? — переспросил Николай Викторович.

— Алиби, — подтвердил Олег.

— Вы понимаете, когда человек его специально не готовит, то сложно сразу вспомнить, что и как. Сначала нужно подумать.

— Думайте, мы никуда не торопимся. Кстати, заодно вспомните, где находились вечером 25 октября.

— А что это за дата такая знаменательная?

— День, когда произошло убийство.

— О, какие серьезные заявления. Неужели еще не раскрыли? А мне казалось, что все закончено.

— Вам только так казалось, на самом деле мы расставляли сети, вот сейчас начинаем вынимать улов.

— Если моя информация окажется полезной, буду рад помочь. Дайте сосредоточиться…

* * *
— Хух, доплыл, наконец, — выдохнул Кандиков, опускаясь на лавочку.

— Давай быстрей, — нетерпеливо заерзал Калашников. — Показывай, чего вы там накопали.

— Докладываю, — разложил он на коленях несколько отсканированных фотографий. — Чеченец опознал пока две фотки: одну точно, вторую с сомнением. Так вот, на последней оказался, знаешь кто?

— Ну?

— Наш земляк…

— Отлично! — довольно потер ладони Колдун.

— Фэбс уже домой отзвонился, перепроверил его данные по своим каналам. Все подтвердилось. Правда, выяснилось, что он переехал в другой город. Но ничего страшного… Потому что, знаешь, в какой?..

— Откуда бы.

— В ваш.

— Фью-уть?! — присвистнул Калашников. — Ну-ка покажи морду, вдруг где встречалась.

— На, смотри… Только имей в виду, что это не верняк. Чеченец сказал: 'Вроде, похож, а, вроде, и нет'…

— Не-а, совсем незнакомая рожа. И фамилия незнакомая. Слушай, им духи разве новые документы после плена не выправляют? Ну, чтоб подозрений меньше было.

— Во-первых, — не такая уж важная фигура — завербованный технарь. Во-вторых, — с фальшивой ксивой легче запалиться. Это ж тебе не профессиональные резиденты, чтоб легенда там и все такое прочее. А в-третьих, — бандиты, ведь — тоже не идиоты, понимают, что хрен, кто согласится на таких условиях помогать. Ну, какой дурак откажется домой вернуться? В-четвертых…

— Саня, дай-ка мне твой чудо-мобильник, — прервал друга Калашников. — Интуицию колдовскую проверить надо…

* * *
Гусев зашел в кабинет Земина, когда тот разговаривал по телефону.

— Проходи, проходи. Чечня на проводе.

— Привет передавайте, скажите, что скоро будем.

— Вон Гусев тебе приветы шлет, говорит, не хочу в командировку ехать, пусть на второй срок остается… Ха-ха… шучу, конечно. Все нормально — через два дня выезжает… Что?.. По убийству? Опера нам сказали, что все уже задержаны, а сегодня в сводке читаю — Светлану Берцову в собственной квартире повесили. Выходит, что не все… Как?… Давай, записываю… Хорошо, прямо сейчас и проверим…

— Ну, что там у них новенького? — спросил Гусев, когда Земин положил трубку.

— Мухина ранили…

— Тяжело?

— Вроде бы, легко.

— Слава Богу. Что еще?

— Да вот интересуется Калашников одной фамилией, спрашивает, не мелькала ли она в деле? Ну-ка, взгляни.

Собровец посмотрел на запись.

— Нет, я такую не слышал.

— Позвони нашему другу Полынцеву.

— А куда ему сейчас позвонишь — он в опорном только вечером появится.

— Давай тогда брякнем в РУВД. Принеси-ка справочник…

* * *
В кармане Фокина запищал мобильнй телефон:

— Да, слушаю… Я, Игорь Витольдович… В 'Кроне'… Тоже здесь, напротив… Беседуем, как вы и сказали: тихо, мирно, аккуратно… Понял… Понял…

В то время как лицо сыщика вытягивалось вслед за каждым словом начальника, голубые глаза Николая Викторовича медленно наливались сталью. Если бы Олег во время разговора не отошел к двери, то заметил бы, что на стуле сидит уже не пугливый директор маленькой торговой фирмы, а лютый зверь — с клыками, когтями, тугими, как жгуты, мышцами.

Подойдя к коллегам, Фокин выразительно подмигнул им и едва заметно кивнул назад. Пока Тимохин соображал, что бы это значило, Полынцев направился к Николаю Викторовичу, вытаскивая из-за пояса наручники. Но не вытащил…

В следующий миг директор молниеносно выхватил из кармана выкидной нож и рысью прыгнул на участкового.

— Освободить проход! Быстро! — взревел он, обхватив его за шею. — Или я вспорю ему глотку!

Андрей тут же почувствовал на горле жгучую остроту лезвия, казалось, оно заточено под бритву. Для сопротивления не оставалось шансов, малейшее движение грозило смертью.

Сыщики растерянно застыли у дверей, не зная, что делать. Они и рады были бы уйти, но ступор не позволял сходить с места. Фокин не ожидал такого поворота событий, он готов был предположить, что угодно — скандал, побег, сопротивление — только не это, только не захват заложника. Как там поступали американцы в крутых боевиках?.. На ум, как назло, не приходило ни одного фильма.

— Я сказал, быстро! Или я отрежу ему башку! — заорал директор и, перехватив нож в левую руку, ловко вытащил из-за пазухи заложника пистолет.

Андрей распрощался с последней надеждой на спасение, без оружия можно было рассчитывать разве что на милость бандита.

Вошедшая в кабинет Тамара Алексеевна, увидев жуткую картину, испуганно взвизгнула и выскочила в фойе. От пронзительного крика сыщики очнулись и, подчиняясь стадному инстинкту, бросились за бухгалтером.

Директор, с силой шаркнул стволом по бедру Полынцева. Андрей вскрикнул от боли, не уловив смысла в движении. Тем временем тот быстро прицелился и выстрелил в маленькую статуэтку белевшую на телевизоре. Фигурка разлетелась в крошки. Теперь стало все понятно. Он зарядил одной рукой пистолет, чтобы вторую не отрывать от горла и проверил оружие в деле.

Тимохин спрятался в фойе за шкафом, взяв на мушку выход из кабинета. Что будет дальше, он пока не знал, но убегать с места происшествия не собирался.

Фокин с Белецкой, пробуксовывая и спотыкаясь, выскочили на крыльцо фирмы.

— Что это было?! — дрожащим голосом спросила Тамара Алексеевна.

— Захват заложника, — просипел Олег, набирая трясущимися руками телефон Журавлева. Пальцы с трудом попадали в кнопки.

— Заложника?! — с ужасом повторила женщина. — Теперь его убьют?

Сыщик хотел уточнить, кого она имеет в виду, но в этот момент трубка взорвалась голосом Чупачупса. Судя по высоким интонациям, Игорь Витольдович был взволнован не меньше оперативника…

Глава 22

— Освободить проход или я его застрелю! — Директор, прикрываясь Полынцевым, как щитом, выскочил в фойе.

Андрей лихорадочно соображал, что делать. Он не испугался, нет. Даже самому было странно. Казалось, должен от страха в штаны напустить, ан нет — сухой. Мало того, еще успел заметить, как партнеры сплоховали: Тимохин затормозил, когда нужно было идти на задержание, а Олежка вообще к бандиту спиной повернулся. О том, что они убежали, даже говорить не приходится. Интересно, где все сейчас, что-то пусто в зале.

Кривенко осторожно двинулся к выходу, направляя пистолет в каждый угол, в каждый проем.

— Можно шею немного ослабить? — попросил Полынцев, кое-что придумав. — У меня астма, задохнуться могу.

— Еще одно слово и без нее задохнешься, — рыкнул директор, сильней прежнего сдавив горло.

Андрей не знал, глупо ли поступает, умно ли, но оставаться куклой в руках бандита он больше не мог. Стоило только представить, что сейчас они выйдут на улицу, и люди увидят его, офицера милиции, в роли трусливого чучела… Да гори оно все огнем. Нет, он, конечно, не герой и под пули бросаться не собирается, но и прикрывать подонка тоже не будет:

— Ой, кажется, я теряю сознание…

Кривенко слегка опешил: тело заложника вдруг ослабло и медленно поползло вниз. Пришлось даже убрать нож, чтоб не пропороть ему глотку (какой прок от покойника). Ситуация становилась критической, без живого щита выходить из фирмы нельзя — расстреляют, как утку на охоте.

— Эй, ты, ну-ка давай без шуток! — грозно крикнул директор, подсаживая Андрея коленом. — Сейчас дыру в башке сделаю!

Ноль эмоций.

Что толку пугать бесчувственное тело? Здесь устрашающий вид и бряцание оружием не проходят.

Тимохин видел из-за шкафа, как преступник остановился посреди фойе и начал трясти Полынцева, точно куклу… равно с тем же успехом — в ответ: ни звука, ни движения. Убедившись, что реанимация бесполезна, директор бросил тело на пол и быстро направился к выходу.

— Руки вверх! — вышел из укрытия оперативник.

Если б он знал, против кого вышел…

Кривенко среагировал мгновенно — резко прыгнув в сторону, он сделал первый выстрел — на звук, второй — навскидку, третий — прицельно. У милиционера не было шансов: его учили задерживать, а бандита — убивать.

Полынцев, услышав стрельбу, поднял голову, чтобы посмотреть, что происходит. Успел заметить лишь перекошенное лицо Тимохина и тут же получил сильнейший удар ногой под ребра.

— Так ты в сознании, падла! — взревел от негодования директор. — Шутки со мной шутить вздумал?! Убью, сука!

Несколько мощных пинков в живот выбили из офицера всякие надежды на спасение.

В этот момент за окном послышался вой милицейской сирены.

— Из-за тебя не успел уйти, сука! — прохрипел Кривенко и ударил Полынцева ботинком в висок.

На этот раз Андрей потерял сознание по-настоящему.

* * *
Гусев снаряжался быстро, но без суеты: надел черную спецназовскую форму из несгораемой ткани, запрыгнул в высокие полусапожки на рифленой подошве, нырнул в бронежилет 5-го класса защиты, сверху накинул разгрузку 'Шторм' и последним водрузил на голову пуленепробиваемый шлем с забралом. Готово. Выбирая оружие, он решил не мудрствовать (операция плевая — всего один бандит), взял автомат 'Кедр' — маленький, компактный, в самый раз для закрытых помещений — и бесшумный пистолет 'ПСС'.

Во дворе уже томилась ожиданием группа захвата.

— Значит так, орлы! — громко сказал капитан, осматривая экипировку бойцов. — В заложники взят сотрудник милиции — это плохо. Но ему знакомы наши методы работы — это хорошо. Инструктаж закончен. По машинам…

Гусев не любил долгих разговоров перед операцией, тем более что обсуждать пока было нечего. Вот прибудут на место, сориентируются в обстановке, тогда другое дело, а сейчас зачем на пустой звон энергию тратить…


Завидев спецназовский 'Лендровер', Игорь Витольдович бросился к нему, как к родному. Сердце начальника было не на месте: шутка ли, такая каша заварилась и еще неизвестно, кого в этом обвинят:

— Здравствуйте, я майор Журавлев. Это мои сотрудники там в заложниках находятся.

— Приветствую, — выскочил из машины Гусев. — Ну что у вас конкретно, рассказывайте в картинках.

— В общем, так, примерно час назад трое моих людей пришли в эту фирму, чтобы задержать одного человека. Даже не задержать, а так, побеседовать, кое-какие детали уточнить.

— Подождите, подождите, — остановил его спецназовец. — Об этом, чуть позже. Сейчас меня интересует схема помещения, место нахождения преступника, его вооружение и способ удержания заложников. Для начала, хотя бы так.

— Сейчас, одну минуту, я Фокина позову, он там внутри был, все знает. Мы-то приехали, когда уже стрельба началась.

— Стрельба? Кто стрелял?

— Неизвестно, мы же только периметр оцепили, вовнутрь не заходили, как туда зайдешь-то.

— В переговоры вступали? Бандит какие-нибудь требования выдвигал? Заложники, по крайней мере, живы?

— У вас столько вопросов, что я не знаю, на какой ответить, — растерянно сказал Игорь Витольдович.

— В первую очередь надо выяснить, живы ли заложники, а то, может быть, и обсуждать уже нечего, тушить, как капусту, и дело с концом.

* * *
Придя в себя, Андрей с трудом оторвал голову от пола и попытался сориентироваться в пространстве: большой зал, двери кабинетов, офисный стол, компьютер — это пока ни о чем не говорило. Дальше: искусственная пальма в горшке, два кожаных кресла, высокий, с антресолями, шкаф… Взгляд медленно опустился вниз… И здесь память встрепенулась, будто ее окатили холодной водой — на полу, подперев спиной дверки шкафа, сидел Тимохин. Его мертвое, бледно-серое лицо, с тонкой дорожкой крови на подбородке, было искаженно отчаянием. Сыщик будто сокрушался, что все так отвратительно вышло, будто злился на себя, что не сумел опередить бандита. Андрей сглотнул горькую слюну. Вот и откомандовал свое Тимоша, вот и отслужил. Не отчаивайся, приятель, ты сделал все, что мог, другие вообще только пятками сверкнули. Пусть земля тебе будет пухом.

— Ожил, сучонок?! — раздался сзади зловещий голос Кривенко. — А я думал, прибил тебя, как таракана тапком.

— Зачем тогда браслеты надел, если думал, что прибил? — оглядывая собственные руки, тихо спросил Полынцев.

— Ух-ты, он даже болтать не разучился?! — искренне удивился директор. — Я смотрю, ты дерзкий парнишка. Не люблю таких — запомни. Будешь вякать без спросу — последние ребра переломаю.

Андрей замолчал, тело и без того ныло сплошной болячкой.

Тем временем на улице послышался щелчок мегафона, и раздался громкий, командный голос:

— Внимание, гражданин Кривенко! С вами говорит представитель оперативного штаба УВД. Предлагаем вам сдать оружие и отпустить заложников

Директор подошел к окну, осторожно приоткрыл жалюзи.

— Понаехали суки. Ну, ничего, и не такое дерьмо жрать приходилось, как-нибудь и это проглотим.

— Повторяю! Не усугубляйте свою вину, немедленно прекратите незаконные действия и отпустите заложников!

— Еще десять раз скажи, — злобно процедил Кривенко. — Давай сюда переговорщиков, чего время тянешь.

Будто услышав его пожелание, на столе секретаря зазвонил телефон.

— Это, скорее всего, нам, — подал голос Андрей. — Они, наверное, пытаются с нами связь установить.

Директор посмотрел на аппарат. Немного помедлил, видимо, обдумывая план разговора, потом резко взял трубку:

— Але… Я по телефону разговаривать не буду… Не важно почему… Присылайте рацию, все, конец связи…

* * *
Оперативный штаб разместился в здании 'Госстатуправления' неподалеку от 'Кроны'. Отсюда двухэтажный домик фирмы был виден, как на ладони. Гусев стоял за спиной переговорщика, когда тот положил трубку:

— Он требует рацию, — недоуменно сказал психолог. — По телефону общаться наотрез отказался. Я не успел выяснить, почему.

— Наверное, испугался, что будет известно его местонахождение во время разговора, — высказал предположение спецназовец. — Там, скорее всего, трубка проводная. А, может, дурнее себя ищет, хочет в рации каналы потеребить, чтоб нас послушать. А, может, боится, что по линии какую-нибудь штуку пустим. Помните, как одного бизнесмена убили?

— Он в политехническом учился, — сказал развалившийся в креслах на последнем ряду Фокин (статуправление отвело для нужд оперативников актовый зал).

Строгий увэдэшный полковник, с широкими бровями и жиденькими седыми усиками, не стал выслушивать предположения сотрудников, а немедленно послал помощника исполнять требование бандита.

— Олег, давай еще раз по схеме пробежимся, — подошел к сыщику Гусев. — А то, чувствую, скоро выставляться придется.

— Давай.

— Вот, смотри, — развернул спецназовец листок, усаживаясь в кресло рядом. — Второй этаж занимают другие фирмы, так?

— И часть первого тоже, — уточнил Фокин.

— Да? Удачненько. Кстати, оттуда людей всех эвакуировали?

— Конечно, почти сразу. А что, взрывать будете?

— Как получится, — протянул Гусев. — Как получится…

* * *
Кривенко поднял Андрея с пола и пристегнул наручниками к батарее.

Полынцев скис. Он-то рассчитывал выбрать момент и напасть на бандита, ну, хотя бы с теми же канцелярскими ножницами. А теперь что? Теперь уж ничего. Да, признаться, и до этого было ничего. К чему строить из себя Рембо? Со связанными руками, да на вооруженного бугая — смешно. Вон, как шкафы ворочает, дылда.

Директор, не теряя времени, забаррикадировал мебелью центральный вход и двери кабинетов.

— Внимание, гражданин Кривенко! — снова послышался на улице мегафонный голос. — Сейчас к окну подойдет наш сотрудник и оставит на подоконнике рацию. Заберите ее… И просьба: не совершайте опрометчивых поступков.

Директор подошел к Андрею и, отстегнув наручники, угрожающе, с хрипотцой, произнес:

— Одно резкое движение, одно слово, и пуля в твоем затылке. Мне терять нечего — трупом больше, трупом меньше. Надеюсь, ты понял.

Полынцев сдвинул в сторону жалюзи, раскрыл створки окна. Как же хорошо было там, на свободе: промозглый ветерок, ледяной, моросящий дождик, черная, в горошинах луж, земля (снег никак не хотел укладываться на зиму и сходил, в который уж раз). Это же чудо! Это счастье! Не понимают люди, что такое счастье, а оно вот, рядом, и ходить никуда не надо. На него накатило предсмертно-лирическое настроение, просунув руку сквозь металлическую решетку, он взял с подоконника рацию и в последний раз окинул взглядом улицу. Она казалась такой милой, такой родной: и эти выложенные кирпичиком клумбы, и эти густые, как щетина, кустики… кустики… Стоп! Неужели?!.. Ну-ка, ну-ка повнимательнее… Сердце учащенно забилось. Неужели это те самые кустики?.. Да, да — это были они! Это спецназовцы шли его выручать. Это Гусев! Андрей был уверен, что это именно Гусев идет ему на помощь. Будет штурм, будет! Никто не собирается потакать бандиту.

— Ты чего там застрял? — крикнул сзади директор. — Ну-ка быстро закрыл окно и отскочил в сторону.

— Станция через решетку не пролазила, — закрывая створки, сказал Полынцев, — еле протащил.

— Давай сюда.

Снова приковав пленника к батарее, Кривенко сел за стол и принялся ножом вскрывать корпус рации…

— Внимание, — раздался на улице знакомый мегафонный голос. — Почему не отвечаете на наши запросы?

— Суки, детскую игрушку подсунули, — чертыхнулся директор, осмотрев схему. — Она только с напарницей может разговаривать. Шакалы.

Полынцев довольно ухмыльнулся. А ты, наверное, думал, тебе 'Моторолу' со сканером пришлют?

— …Ответьте штабу, почему молчите? — ожила радиостанция, когда Кривенко соединил корпус.

— Слушаю.

— Почему молчали? Что связь плохая?

— Связь плохая, хуже не придумаешь, — хмуро ответил директор. — Что других аппаратов не нашлось?

— …Нет, — после небольшой паузы сказал переговорщик, видимо, тоже ухмыльнувшись. — Итак, мы предлагаем вам отпустить заложников и сдаться властям.

— Мои условия такие, — прокашлялся Кривенко. — Иномарка с полным баком бензина, пол-лимона зеленых и свободный выезд, чтобы никаких хвостов. Иначе, заложников пускаю в расход.

— Прежде, чем обсуждать ваши условия, нам бы хотелось убедиться в том, что заложники живы.

— Одного вы уже видели в окне, когда рацию передавали. А второй лежит связанный, я его на себе таскать не собираюсь.

— Пусть он что-нибудь скажет по станции.

— А еще чего тебе захочется!? — взрычал директор. — Короче, так. Даю час на размышление, после этого расстреливаю первого заложника. Если вам насрать на жизнь своих ментов, то мне и подавно, я все сказал, время пошло.

— Я бы не стал так горячиться на вашем месте, — не собирался прекращать беседу переговорщик. — Судите сами: в ваших руках находятся сотрудники милиции, им положено рисковать жизнью по должности. На войне, как на войне. Понимаете?

— Вы хотите сказать, что вас не волнует жизнь ваших людей? — несколько удивившись такой реакции, переспросил Кривенко.

— Не совсем так, — замялся переговорщик (или сделал вид, что замялся). — Но скажу вам по секрету, что для государства будет намного дешевле оплатить семьям погибших пособие по смерти, чем выдать ту сумму, которую вы требуете. Условия торга должны быть реальны, они тоже просчитываются.

Полынцев понимал, что штаб ведет оперативную игру, одним из правил которой является развенчание ценности заложника в глазах террориста. Но, все равно, было как-то неприятно слушать такое о себе. Все же хотелось, чтоб тебя не просчитывали на калькуляторе.

— Мне такая постановка знакома, — сказал директор, нервно заходив по залу. — Мои условия прежние: через час убью первого.

* * *
Гусев сидел напротив стены, отделявшей соседнюю контору от фирмы 'Крона': за ним черной ленточкой вытянулись бойцы штурмовой группы, перед ним заканчивал установку направленных зарядов взрывник.

— Точно пробьет? — в который раз поинтересовался капитан.

— Легко — здесь кладка в полкирпича — от кувалды разлетится. Решетки на окнах сложней будет сорвать.

— Решетки можно и тросами сдернуть, а вот стенку — нет. Смотри, не ошибись, а то вместо кувалды я эти полкирпича твоей головой бить буду. — Гусев достал из разгрузки станцию и запросил снайперские пары. — Скворечники 1, 2. На связь Ермаку.

— Первый на связи.

— Второй на связи.

— Кто видит объект?

— На связи первый: я только что видел, как в фойе жалюзи колыхнулись, прямо над головой у бульдогов.

— Понял, через 5 минут начинаем штурм, если будут какие-то изменения, сразу докладывайте.

— Было б сказано.

— Бульдоги 1, 2. Доложить готовность, — вызвал капитан группы захвата

— Копеечка готова.

— Двоечка почти… минутку, — в рации послышался характерный при сморкании звук. — Теперь, готова.

— Что за шутки, остряк?! — возмутился (вполголоса) Гусев. — Хочешь, чтоб люди за окнами вздрогнули?

— Да мы тут с самой задницы заходим, можно хоть песни петь, никто ухом не поведет.

— Смотри, не ошибись. Запалы 1, 2. Доложить готовность…

* * *
Директор отстегнул Полынцева от батареи (но оставил в наручниках) и, притянув к себе, хищно прошипел:

— От меня, ни на шаг. И заруби на носу, если ваши сунутся, — первая пуля твоя. Хорошо меня понял?

— Ну, — грустно выдохнул Андрей.

Тем временем на связь вышел переговорщик с очередным предложением:

— Мы предоставим вам машину в обмен на одного заложника. Соглашайтесь — это хороший обмен.

— Нет, — отрезал Кривенко. — Только на моих условиях.

На этом штаб посчитал первую и самую длинную часть операции законченной. Наступил черед второй, самой короткой.

Через секунду после слова 'нет' на улице жахнуло так, что Полынцеву показалась, будто в дом отстрелялась армейская установка 'Град'. Ухнуло в одном окне, во втором, в третьем. Решетки обвалились вместе с кирпичами. Жалюзи сдуло, точно спички ветром. Рамы влетели в комнату наперегонки со стеклами.

Андрей ждал начала штурма, но не думал, что оно будет таким нервно-паралитическим. О том чтобы упасть на пол и откатиться в сторону (как делал на учениях Гусев), не могло быть и речи — тело заклинило намертво.

В следующий миг с грохотом отскочил кусок дальней стены. В образовавшемся проеме что-то мелькнуло, и помещение озарила нестерпимо яркая вспышка. Слепящая молния заставила сжаться даже ладони.

Полынцеву захотелось взвыть от боли — глаза будто ошпарило кипятком.

Тут же раздался жуткий взрыв: сухой, режущий, невыносимый для ушей. Казалось, от него должен рухнуть дом. Но не рухнул, устоял.

Слух осел почти до нуля. Зато неожиданно вернулось зрение. Зайчики, скакавшие в глазах целыми табунами, вдруг, словно кого-то испугавшись, сиганули в разные стороны. Мгновение спустя, стало понятно, кого.

В окнах появились люди-кошки — быстрые, ловкие, пружинистые, в черной, отливающей сталью, форме. Они в доли секунды сориентировались в обстановке и, заметив у пальмы две зачарованные фигуры (одна держала пистолет у виска другой), стремглав бросились к ним.

Теперь было самое время нырять, как говорил Гусев — 'освобождать спецуре цель'. Подломив одеревеневшие ноги, Полынцев грохнулся на пол и откатился в сторону. Вслед прозвучал выстрел. Не успел, гражданин Кривенко, проспал. Гусев был прав: 'Зазор, плюс реакция'.

Из проема в дальней стене зала вынырнула вторая группа черных кошек. В то время, как первая устремилась к директору, эта рассыпалась по комнате и, заблокировав выходы, взяла бандита в кольцо. Один из собровцев тенью метнулся к Андрею и, навалившись сверху, прикрыл его собой.

— Жив? — громко спросил боец.

— Ага, — просипел Полынцев.

— Лежи спокойно, а то шальную словишь.

— А вы?

— Работа у меня такая.

Дверь с надписью 'Бухгалтерия' вдруг ожила и принялась отталкивать от себя выстроенную директором баррикаду. В появившемся просвете показалась нога в черном ботинке. Это врывалась третья команда штурмовиков.

Кривенко, швырнув пистолет в сторону, истошно завопил:

— Не стреляйте, я без оружия!

— Руки за голову! — крикнул подбежавший к нему собровец.

Но директор и не подумал выполнять команду. С диким воплем, выставив перед собой локти, он бросился к окну…

Дальнейшую картину Андрей и поднявшийся с него боец наблюдали с удовольствием, потому что футбол любили с детства.

Обогнув первого спецназовца, и ощутив спиной, удар вдогонку, Кривенко вылетел на второго. Получив ботинком в грудь, отскочил к третьему. Здесь проглотил сразу двойную порцию: каблуком в живот и носком в челюсть. К четвертому подкатился уже в согбенном виде и без прежней удали. Отхватив утешительный пендель в кобчик, тихо слег и на том успокоился.

— Странные люди, ей Богу, — сказал Гусев, снимая шлем. — Куда-то все бегут, торопятся. Давно сесть пора, угомониться. Ну что, — взглянул он на часы, — 7 секунд на операцию — норма.

— Как учили, — пробасил коренастый собровец, защелкивая наручники на запястьях директора.

— Ты живой там, сынок? — посмотрел капитан на лежавшего у стенки Полынцева. — В штанишки часом не набрызгал?

— Не-а, — бодро ответил Андрей, поднимаясь с пола. — Я, честно говоря, думал, вы его убьете.

— Для этого хватило бы и одного человека, а нас тут, вишь, скока собралось. Его счастье, что пистолет вовремя скинул — спецназ в безоружных не стреляет и лежачих не бьет, запомни это, сынок, и другим расскажи.

— А я не спецназ, — еле слышно пробормотал Полынцев и, подойдя к директору, со всей силы врезал ногой в его тренированный живот. — Это тебе за мои ребра, гнида.

Глава 23

Журавлев и Фокин с выпученными глазами, пихая и отталкивая друг друга, вбежали в фойе 'Кроны'.

— Андрюха, живой, е-мое! — радостно воскликнул Олег, подхватив Полынцева на руки. — А я уж, признаться, думал, того.

— Молодец, Андрюша, молодец! — запрыгал вокруг подчиненных Чупачупс. — Я знал, что в тебе не ошибся, знал. А где Тимохин?

— Убили его, — понуро сказал Андрей, — вон там, у стены лежит.

Игорь Витольдович по-женски ахнул и, прикрыв рот кулачком, нерешительно направился к телу.

Фокин опустил Полынцева на землю и, окинув взглядом разгромленный, с выбитыми окнами, переломанной мебелью и обрушенной стеной, холл, покачал головой:

— Слушай, здесь, конечно, все, как надо разнесли, можно было и побольше, а урода этого хоть пристрелили?

— Не-а, живой. Его собровцы в кабинет Батюшкина занесли, чтобы особо-мстительные сотрудники не порвали.

— Правильно сделали, а то б я ему башку разом из туловища выкрутил. Как Тимоша-то погиб?

— Героически погиб, молодец. Сноровки малость не хватило, просто не знал, с кем дело имеет.

— Жалко, хороший был мужик, добрый, водку мне вместо воды наливал. Пойду тоже на него гляну.

Не успел Фокин отойти, вернулся Журавлев и не один.

— Познакомьтесь, майор ФСБ Плетнев, — представил он высокого, с оттопыренными ушами, спутника. — Интересуется нашим клиентом.

— Здравствуйте, — скользнул внимательным взглядом по лицу Полынцева майор. — Как ваше самочувствие?

— Лучше, чем у бандита.

— Вот и я говорю, — встрепенулся Игорь Витольдович. — Давайте Кривенко прямо здесь допросим, пока горяченький, пока не одумался, а потом уж к себе заберете.

— Хорошо, — согласился Плетнев. — Давайте, где он?


Директор, словно выброшенная на берег акула, лежал на полу посреди кабинета. Бойцы, позевывая, смотрели телевизор.

— Поднимите его, ребята, — обратился к собровцам Журавлев, усаживаясь в кресло Батюшкина. — Разговоры разговаривать будем.

Спецназовцы без лишних вопросов бросили туловище Кривенко на стул. Директор склонил голову, пряча глаза. Полынцев хотел врезать ему еще раз, за Светлану и Тимошу, но постеснялся фээсбэшника. Фокин не постеснялся.

— За Тимоху, — всадил он кулак в ухо Кривенко, и пока тот летел, плюнул вдогонку.

Плетнев отреагировал на это какой-то странной присказкой:

— Бил опер задержанного, бил, и, наконец, убил. Помер задержанный и завещал свой срок оперу.

Олег не любил пословицы, тем более такого мутного содержания, поэтому даже не стал раздумывать над смыслом.

Когда собровцы принесли тело директора назад, какое-то время оно не шевелилось, но вскоре отошло.

— Итак, гражданин… — начал было официальным тоном Игорь Витольдович, но, передумав (слишком много чести), сразу перешел на более доходчивый язык. — Если ты, гаденыш, соврешь мне хоть слово, я тебе в жопу вставлю новогоднюю хлопушку и дерну за веревку. Понял?

Директор кивнул.

Фокин с уважением посмотрел на шефа.

— Итак, — продолжил Журавлев. — За что убил Берцова?

Молчание.

Олег поднялся с места…

— Старые счеты, — вжал голову в плечи Кривенко.

— Конкретнее?..

Андрей смотрел на бандита и пытался понять — нужна ли смелость для того, чтобы убить человека? Еще полчаса назад этот звереныш был готов растерзать любого, кто подвернется под руку, а теперь сжался пугливой овечкой и тихо блеял что-то невнятное. Если ты такой злой и бесстрашный, то веди себя достойно: смотри прямо, отвечай уверенно, дерзи, защищайся. Но ведь нет — сидишь и трясешься. Почему? Потому что рядом находятся люди сильнее тебя. Значит, боишься тех, кто сильней. А какой же ты тогда смельчак? Нет, тогда ты просто дворняга, обыкновенная дворняга — настоящие псы никого не боятся. Как говорит великий Чупачупс: 'отсюда вывод' — для того чтобы убить человека, смелость не обязательна, здесь, скорей, другие качества нужны, маргинального порядка.

— Подожди-ка, — вмешался в беседу Плетнев. — Чтоб тебе полегче было вспоминать, начни рассказ с самого начала — как в плен попал, как на сторону бандитов переметнулся, как веру поменял.

Директор поднял глаза. Теперь они отливали желтушной гнилью — коррозия разъела сталь

— Да, да, — кивнул фээсбэшник. — Мы знаем абсолютно все, поэтому в твоих интересах говорить правду, суд этому уделяет особое внимание.

Кривенко немного помялся и тихо начал:

— Я попал в Чечню случайно — машины с гуманитарной помощью сопровождал от фабрики, где начинал работать. Под Червленой наша колонна попала в засаду, меня контузило, потерял сознание. Когда очнулся, вокруг чехи — ржут, в морду ботами тычут. Ну, связали, отвезли в свой лагерь, бросили в зиндан. Там уже человек 6–8 сидело, Берцов в том числе. Все других успокаивал, говорил, мол, не бойтесь, наши на подходе, скоро мы с чехами местами поменяемся. Только дни шли, а помощь не спешила. Духи первое время меня не трогали, данные проверяли, думали — богатый коммерсант, хотели выкуп сорвать. Когда узнали, что я простой ИТРовец*, начали угрожать расстрелом, избивать. Я сначала думал, что все, конец. А потом один чех подсказал: ты, говорит, попросись в нашу веру обратиться, тогда никто не тронет и жить, мол, нормально начнешь. Ну, я, в общем… и попросился.

— Так тебя даже вербовать не пришлось, сам шею под хомут подставил, — грустно подытожил Плетнев.

— Не подставил бы — расстреляли.

— Берцова же не расстреляли, — возразил Полынцев, лишний раз, убеждаясь в своей правоте: трус был директор и подонок.

— Ему повезло, помогли. А мне кто бы помог? Пришлось воевать на их стороне.

— Потом предложили повоевать на своей земле, верно? — спросил фээсбэшник.

— Да, нет. Сказали, что, может быть, когда и придется выполнять какие-то разовые поручения, но не часто.

— И за деньги, — продолжил Плетнев.

— Ну… — пожал плечами директор.

— А к нам почему не пришел, когда вернулся?

— Сказали, если пойду, — первой убьют мать, вторым отца. Там же прежде, чем отпустить, всю подноготную проверили.

— И еще потому, что на пленку снимали, как своих расстреливал, — дополнил фээсбэшник. — И еще потому, что за теракт хорошие денежки причитаются. Верно?

Кривенко молчал, как подавленный ДОТ.

— Подожди, подожди — снова вклинился Полынцев. — А Берцова-то зачем убил?

— Узнал он меня, когда в этой самой фирме встретились. Я из своего-то города уехал, чтоб знакомых поменьше было, а тут на тебе, свиделись. На улицу за мной выбежал, давай орать, мол, преступник, предатель и все такое. В общем, засветка грозила полная… пришлось срочно убирать.

— А Светлану?

— Так она ведь тоже в лагере была, все видела, все знала. Я ее, когда в кабинете опера встретил, чуть не обалдел. Не думал, что Берцов из Чечни повариху за собой притащил. В общем, тоже пришлось…

— Почему таким способом?

— Хотел за самоубийство выдать.

Андрей не понимал одного: это плен сделал человека скотиной или это скотина попала в плен? Берцов ведь тоже там был, но он же не стал животным. Значит, не в плену дело — в людях. Значит, экстремальные ситуация только пробуждает в человеке качества, которые в нем уже заложены. Если ты в душе герой, то она тебе поможет стать героем, а если сволочь, то — сволочью. Не новая мысль? Кому как — для Полынцева это было открытием.

— Какова причина расторжения договора с директором фирмы 'Крона'? — напомнил о себе Игорь Витольдович умным, хорошо сформулированным вопросом.

Директор замялся.

Журавлев окинул присутствующих взглядом профессионала. Учитесь, как надо преступника в тупик загонять. Определенно, за этим отказом крылось что-то серьезное.

— Потому, что Берцов сорвал все его планы, — помог с ответом Плетнев. — Взрыв-то на нефтеналивной базе уже рискованно было проводить. Ведь неизвестно, успел земляк кому-то рассказать, что приятеля встретил или нет.

— Теперь я не понял, — переспросил фээсбэшника Олег. — Эта сделка для прикрытия теракта что ли проводилась?

— Конечно, — сказал майор, глядя на Кривенко. — Открытый доступ на базу — минируй, сколько душе угодно. Сам террорист — сам хозяин груза. Кто на него подумает — бедняга потерпевший, да и только. Много еще там нюансов, долго разбираться предстоит. Давайте, наверное, закругляться, а то нас уже в конторе заждались. Вы свои вопросы все выяснили?

Игорь Витольдович, с видом Робин Гуда, только что попавшего в яблочко, важно произнес:

— Да тоже много разных нюансов осталось. Вот, например…

— Они всегда остаются, — заторопился фээсбэшник и взглянул на собровцев. — Ребята, поможете до управления довезти?

— Конечно, — пробасил коренастый спецназовец и пинком вышиб из-под директора стул. — Из-за таких козлов, как ты, русских с грязью мешают.


Когда за последним бойцом захлопнулась дверь, Игорь Витольдович откинулся в кресле и с чувством собственного достоинства произнес:

— Вот это рыбину мы поймали, сразу по всем статьям проходит: и убийца, и террорист и предатель — весь букет собрал. Первый раз в жизни такую рожу вижу. И откуда они только берутся?

— Да, уж, — согласился Фокин. — Бродили, как в компьютерной игрушке, вокруг да около и не могли на следующий уровень перескочить. А всего-то надо было в зиндан опуститься. Кстати, неизвестно, как бы мы себя в плену повели. Там, говорят, и не такие ломались, боевики — не опера на допросах.

— А я бы мог этого Колю вычислить еще в самом начале, когда проститутка рассказала о том, что он обрезанный, — самокритично признался Полынцев. — Как-то не увязал с другой верой. Опять же парашютик на плече у Батюшкина конкретно говорил о том, что прошлое друзей-коммерсантов надо было проверить. У Кривенко тут же Чечня всплыла бы. Не сообразил. А что касается плена, то мне трудно кого-то осуждать, потому что сам не воевал. Там, наверное, тоже всяких нюансов хватает. Но Кривенко-то уже здесь людей убивал, здесь теракты собирался проводить, а может, и проводил, мы пока не знаем. И страх за родителей, тут ни при чем. Обратился бы к фэбсам, они бы и защитили, у них возможностей выше крыши, и на террористов бы через него вышли. Не захотел, потому что сам по себе скотина, сам по натуре бандит.

— Согласен, — крякнул Олег. — Я, кстати, тоже мог заподозрить неладное, когда он от Светланы в кабинете шарахнулся. Еще думаю, о какой скромный бизнесмен попался, даже не вошел, не спросил ничего. Если бы не графин с водкой, я б его обязательно вернул, а так не до посетителей было… Между прочим, помнишь,Жукова говорила, что видела Берцова с длинным мужиком на крыльце фирмы. Ведь она тогда сказала, что он был светленький. Мне казалось, что перепутала

— И моя лысая башка могла бы связать информацию по этим пленным в одно целое, — покаялся за компанию Журавлев. — Ведь говорили, что их готовили, как террористов. Несложно было предположить, что такой деятель может и у нас объявиться. А мы, верно сказал Полынцев, даже прошлое коммерсантов не удосужились проверить. Эх, горе-горькое, беда-бедовая. Посмотри-ка, Олег Степанович, что там у Батюшкина из горячительного осталось, нам сегодня есть, кого помянуть.


* РПК — ручной пулемет Калашникова.

* Спарка — сдвоенный магазин.

* Разгрузка — разгрузочный жилет.

* Двоечка — сдвоенный выстрел.

* ИТРовец — инженерно-технический работник.


Оглавление

  • Пролог, или за несколько лет до…
  • Глава 1
  • Глава 2
  • Глава 3
  • Глава 4
  • Глава 5
  • Глава 6
  • Глава 7
  • Глава 8
  • Глава 9
  • Глава 10
  • Глава 11
  • Глава 12
  • Глава 13
  • Глава 14
  • Глава 15
  • Глава 16
  • Глава 17
  • Глава 18
  • Глава 19
  • Глава 20
  • Глава 21
  • Глава 22
  • Глава 23