Фарфоровая саламандра [Орсон Скотт Кард] (fb2) читать онлайн

Орсон Скотт Кард Фарфоровая саламандра

   Перевод И. Иванова

   Обитатели этой страны называли ее Прекрасной - и были правы. Прекрасная Страна лежала на самом краю большого континента, за которым простирался океан - такой громадный, что лишь немногие отваживались его пересечь. За пределами Прекрасной Страны вздымалась Высокая Гора; ее не напрасно так назвали, ибо лишь отчаянные смельчаки рисковали подниматься на ее вершину. И хотя жизнь Прекрасных Людей, как называли себя жители Прекрасной Страны, текла вдали от остального мира, то была замечательная жизнь.

   Конечно, не все жители райского уголка были богаты, и счастливы тоже были не все. Но со стороны жизнь в Прекрасной Стране казалась такой замечательной, словно бедности там вовсе не существовало, а страдания длились очень недолго.

   Только не для Кирен.

   Вся жизнь Кирен состояла из страданий. И пусть она жила в богатом доме, полном слуг, и могла получить все, что пожелает, она была глубоко несчастна. Наверное, вы знаете, что слова благословения и проклятия обладают магической силой; правда, они не всегда сбываются, а иногда сбываются совсем не так, как было задумано. Проклятие, которое бросили Кирен, сбылось.

   В ту пору, когда ее прокляли, Кирен еще не успела совершить ни одного дурного поступка, ибо только-только появилась на свет и была невинна, как любой новорожденный младенец. Однако у матери девочки было слабое здоровье, и роды проходили мучительно. Их усугубил страх. Девочку сумели спасти, но мать ее умерла. Отец Кирен так сильно любил свою жену, что когда ему сообщили печальную весть и показали дочку, он громко закричал:

   - Это из-за тебя она умерла! Это ты ее погубила! Так будь же ты слаба и беспомощна - пока не лишишься того, кого полюбишь так же сильно, как я любил твою мать!

   То было ужасное проклятие. Услышав его, кормилица залилась слезами, а лекари поспешили зажать обезумевшему отцу рот, чтобы он больше не произнес ни одного страшного слова.

   Проклятие сбылось. Конечно, в младенчестве и раннем детстве Кирен ее отец миллион раз раскаивался в содеянном, но был не в силах что-либо изменить. К счастью, проклятие не обрушилось на Кирен всей мощью. Девочка кое-как научилась ходить. Она даже могла стоять, но очень недолго. Однако большую часть времени Кирен сидела или лежала. Она была настолько слаба, что руки и ноги почти не слушались ее. Кирен могла пару раз поднести ложку ко рту, но потом уставала, и слугам приходилось ее кормить. Ей даже не всегда хватало сил, чтобы прожевать пищу.

   Всякий раз, когда отец видел страдания дочери, ему хотелось плакать, и часто он безутешно рыдал. Иногда он даже подумывал о самоубийстве, чтобы тем искупить свою вину. Но потом удерживался, зная, что его уход из жизни лишь прибавит Кирен страданий.

   Когда чувство вины становилось невыносимым, отец клал в большой заплечный мешок фрукты Прекрасной Страны и хитроумные поделки ее жителей, уходил из дому и поднимался на Большую Гору. Хотя и фрукты, и поделки очень ценились по другую сторону Горы, отца Кирен мало заботила прибыль. Мешок просто избавлял его от лишних расспросов - люди считали его храбрым странствующим торговцем, не побоявшимся перевалить через Большую Гору. Отец Кирен пропадал по нескольку месяцев, и никто не знал, вернется он или сгинет в горных ущельях.

   Но он всегда возвращался и каждый раз приносил что-нибудь для Кирен. Лицо девочки ненадолго озарялось улыбкой, и она говорила:

   - Спасибо, отец.

   Некоторое время новый подарок радовал ее, но потом силы снова оставляли Кирен, а отец, видя, к чему привело его проклятие, вновь поникал под бременем своей вины.

   Когда отец вернулся из очередного путешествия в Большой Мир, стояла поздняя весна, и одиннадцатилетняя Кирен лежала на крыльце, слушая пение птиц.

   На этот раз отец был непривычно возбужден и даже весел.

   - Кирен! - крикнул он издали, завидев дочь. - Я принес тебе подарок!

   Кирен улыбнулась. Ей было трудно улыбаться, поэтому улыбка получилась грустной. Отец вынул из мешка подарок и подал дочке.

   То была коробка, стенки которой ходили ходуном.

   - Отец, ты принес мне какого-то зверька? - спросила девочка.

   - Нет, моя милая Кирен. Никакого зверька внутри нет. Там... Но подожди немного. Сейчас я помогу тебе поднять крышку, только сначала хочу рассказать одну историю... Когда я спустился с Горы и оказался в Большом Мире, я решил пойти в городок, где раньше не бывал. Там я увидел множество лавок с разными диковинами. Остановив первого встречного, я спросил: «А у кого здесь продаются самые лучшие и редкие вещицы?» Этот человек посоветовал мне отправиться в лавку Ирвасса. Я не сразу ее нашел, такая она оказалась скромная и неприметная, зато в ней и впрямь были собраны невиданные чудеса. Я сразу понял, что хозяин лавочки понимает толк в небесной магии. Ирвасс спросил у меня: «Чего ты желаешь больше всего на свете?» Чего я мог ему ответить? Конечно, лишь одно: «Я хочу, чтобы моя дочь выздоровела».

   - Отец, - слабым голосом воскликнула Кирен. - Ведь не хочешь же ты сказать...

   - Да, дочь моя. Именно так. Я без утайки рассказал Ирвассу, что с тобой и почему. Тогда Ирвасс снял с полки эту шкатулку и проговорил: «Вот лекарство для твоей дочери»... А теперь давай откроем крышку.

   Если бы не отец, у Кирен не хватило бы на это сил. Девочка не отважилась сунуть руку внутрь и попросила отца достать ее подарок. Он вытащил... фарфоровую саламандру. Совсем белую, с тонкими эмалевыми чешуйками. Чешуйки ярко блестели на солнце.

   Все знают, что белых саламандр не бывает. Но то была мастерски сделанная фарфоровая фигурка, в точности похожая на живую саламандру, если не считать цвета. И она двигалась, как живая.

   Саламандра дергала ножками; изо рта ее то и дело выстреливал язычок. Ящерка вертела во все стороны головкой и вращала глазами. Кирен радостно засмеялась.

   - Отец, а ведь она совсем живая. Как Ирвассу удалось сотворить такое чудо?

   - Он сказал, что наделил саламандру даром двигаться, но не наделил даром жизни. И если саламандра замрет хоть на мгновение, она сразу станет похожей на все остальные фарфоровые фигурки - неподвижной, твердой и холодной.

   - Как она здорово бегает, - восхищенно произнесла Кирен.

   С той поры саламандра сделалась для нее единственной отрадой. Когда по утрам Кирен просыпалась, саламандра уже танцевала по кровати. Девочку усаживали за стол, чтобы покормить, а саламандра сновала вокруг стола. Где бы ни сидела или ни лежала Кирен, ящерка забавляла ее, то гоняясь за воображаемыми мухами, то пытаясь скрыться отвоображаемого врага. Кирен не спускала с нее глаз, и саламандра никогда не убегала от нее далеко. Ночью, пока девочка спала, саламандра сновала по спальне - фарфоровые ножки бесшумно топали по ковру и, только пробегая по кирпичам очага, издавали легкое позвякивание.

   Отец Кирен нетерпеливо ждал, когда же его дочь начнет выздоравливать. Это случилось не сразу, но хотя перемены происходили медленно, их нельзя было не заметить. Сперва с лица девочки исчезло грустное выражение: саламандра выделывала такие потешные трюки, что нельзя было не смеяться, и Кирен смеялась целыми днями. У девочки не только стало легче на душе - теперь она начала больше ходить и чаще стояла или сидела, чем лежала. Она научилась сама, без помощи слуг, гулять по комнатам отцовского дома.

   В конце лета Кирен даже стала ходить в лес. Правда, по дороге ей приходилось часто останавливаться и отдыхать, но ей очень нравились такие прогулки, и они прибавляли ей сил.

   У Кирен была тайна, которой она не делилась ни с кем. Во-первых, тайна на то и тайна, чтобы ее хранить, а во-вторых - девочка опасалась, что ее назовут выдумщицей. Оказывается, фарфоровая саламандра умела говорить!

   Как-то утром саламандра пробежала по ногам Кирен и сказала:

   - Прошу прощения.

   - Да ты умеешь разговаривать! - удивленно воскликнула девочка.

   - Умею, но только с тобой.

   - А почему ты не можешь говорить с другими?

   - Потому что меня подарили тебе.

   С этими словами саламандра пробежала по садовой изгороди и прыгнула Кирен под ноги.

   - Это все, что я умею: двигаться и говорить, - сказала саламандра. - Но во мне нет жизни. Я - просто кусок движущегося и говорящего фарфора.

   Прогулки в лесу стали еще интереснее. Теперь Кирен и саламандра не просто гуляли, но и разговаривали. Кирен искренне привязалась к саламандре и думала, что та питает к ней ответные чувства. Однажды девочка сказала саламандре:

   - Я люблю тебя.

   - Люблю, - принялась повторять на все лады саламандра, бегая вверх-вниз по стволу дерева.

   - Да, люблю, - сказала Кирен. - Люблю больше жизни. Больше, чем всех остальных.

   - Даже больше, чем отца? - спросила саламандра.

   Вопрос застал Кирен врасплох. Она не была неблагодарной дочерью и давным-давно простила отца за проклятье. Но она понимала, что врать саламандре нехорошо.

   - Да, я люблю тебя больше, чем отца. Больше, чем мечты о моей матери. Ведь и ты тоже любишь меня, потому что целыми днями играешь и говоришь со мной.

   - Любовь, любовь, любовь, - звонким голоском произнесла саламандра. - Увы, я - всего лишь кусок движущегося и говорящего фарфора. Любовь для меня - просто слово. В мире людей его часто рифмуют со словом «кровь». Тоже красиво звучит. Кровь, кровь, кровь.

   И саламандра перепрыгнула через ручеек.

   - Так ты... ты не любишь меня?

   - Я не могу любить. Ты же знаешь: я - неживая. Прости.

   Кирен стояла, прислонившись к дереву. Саламандра прыгнула ей на спину и спустилась на землю.

   - Прости. Я действительно не могу любить.

   Кирен вдруг стало очень больно и одиноко.

   - Неужели ты совсем ничего не чувствуешь ко мне? - спросила она.

   - Чувства? Чувства? - переспросила саламандра. - Чувства - это эмоции, они вспыхивают и гаснут. Можно ли им доверять? Разве тебе мало того, что я всегда рядом с тобой? Разве тебе мало, что я... я...

   - Что ты?

   - Ну вот, я чуть было не сказала глупость. Я хотела спросить: разве тебе мало, что, если понадобится, я отдам за тебя жизнь? Нет, это, право же, глупость. Я не могу отдать то, чего у меня нет. Я ведь фарфоровая... Кстати, не наступи на паука.

   Кирен обошла невзрачного зеленого паучка, сидевшего на своей паутинке. Внешне совсем безобидный, этот паук ядовитым укусом мог уложить лошадь.

   - Я должна сказать тебе спасибо, и не один раз, а дважды, - сказала саламандре Кирен. - Один раз за то, что ты спасла мне жизнь. Ты предупредила меня насчет паучка, значит, ты все-таки меня любишь. За эту любовь я и говорю тебе спасибо еще раз. Теперь ты видишь сама - моя любовь к тебе вовсе не глупость.

   - Глупость. Все-таки глупость! Ты так же глупа, как луна, которая пляшет в небесах со звездами, хотя потом они расходятся в разные стороны.

   - Я люблю тебя, - сказала Кирен. - Я люблю тебя больше, чем мечты о выздоровлении.

   На следующий день в двери отцовского дома постучался странный с виду человек.

   - Я тебя не впущу, - сказал ему слуга. - Хозяин не говорил, что ожидает гостей.

   - Тогда передай своему хозяину, что пришел Ирвасс.

   Услышав это имя, отец Кирен стремглав бросился встречать гостя.

   - Неужели ты хочешь забрать саламандру? Кирен только-только начала выздоравливать!

   - Мне об этом известно лучше, чем тебе, - ответил Ирвасс. - Твоя дочь сейчас в лесу?

   - Да. Гуляет с саламандрой. С девочкой творятся настоящие чудеса. Скажи, зачем ты пришел?

   - Чтобы завершить излечение твоей дочери, - ответил Ирвасс.

   - Как? - удивился отец Кирен. - А разве для этого мало саламандры?

   - Какими словами ты проклял новорожденную дочь? - ответил Ирвасс вопросом на вопрос.

   Лицо отца Кирен потемнело, но он заставил себя повторить страшные слова:

   - Так будь же ты слаба и беспомощна - пока не лишишься того, кого полюбишь так же сильно, как я любил твою мать!

   - Сейчас Кирен любит саламандру так же сильно, как ты любил свою жену, - сказал Ирвасс.

   Отец Кирен сразу все понял и схватился за голову.

   - Нет! - закричал он. - Я не допущу, чтобы она страдала так, как я когда-то!

   - В этом заключается ее единственная возможность излечиться. Разве лучше будет, если она станет страдать по живому человеку, а не по куску фарфора? Ведь на месте саламандры мог бы оказаться ты!

   Отец Кирен содрогнулся и заплакал. Он лучше любого другого мог понять, какие муки суждено перенести его дочери.

   Ирвасс больше ничего не сказал, но взгляд его был полон жалости. Потом он начертил на земле прямоугольник, положил внутрь два камешка и что-то неразборчиво произнес.

   И в тот же миг саламандра, гулявшая по лесу с Кирен, сказала:

   - Как странно. Прежде здесь не было стены. А теперь она вдруг появилась.

   В самом деле, перед ними возникла довольно высокая стена: даже когда Кирен привстала на цыпочки, ее пальцы на целый дюйм не достали до верха.

   Саламандра попыталась залезть на стену, но соскользнула вниз. Удивительно, до сих пор она легко взбиралась по любым стенам.

   - Магия. Должно быть, стена заколдована, - пробормотала саламандра.

   Они с Кирен стали искать калитку, ведь оказалось, что стены окружают их со всех четырех сторон. Калитки не было. Но как же они тогда здесь очутились? Или это сама стена их окружила? К тому же, как назло, внутри не росло ни одного дерева, чтобы по нему можно было перелезть на ту сторону. Кирен и саламандра поняли, что оказались в ловушке.

   - Я боюсь, - призналась Кирен. - Есть магия добрая и магия злая. Я не верю, что эту непреодолимую стену создала добрая магия. Должно быть, ее воздвигло какое-то проклятие.

   Ей сразу вспомнилось страшное отцовское проклятие. Неужели счастливые дни кончились и ее снова ждет череда нескончаемых страданий? Кирен кусала губы, чтобы не заплакать.

   Она мужественно сдерживала слезы до темноты, пока саламандра беспокойно бегала кругами, но когда стемнело, Кирен все-таки расплакалась.

   - Прекрати плакать! - застонала саламандра.

   - Не могу. Слезы сами собой льются, - всхлипывая, ответила Кирен.

   - Я этого не вынесу. От твоих слез мне становится зябко, - сказала саламандра.

   - Хорошо. Я постараюсь не плакать, - пообещала Кирен.

   Ей почти это удалось, и она лишь время от времени всхлипывала и шмыгала носом. Всю ночь Кирен не сомкнула глаз, а когда рассвело, девочка увидела, что стена стоит на прежнем месте...

   Нет, не совсем. За ночь стена придвинулась и теперь ее отделяло от Кирен всего несколько футов. Их каменная темница уменьшилась почти вчетверо.

   - Плохо дело, - сказала саламандра. - Нам грозит беда.

   - Знаю, - тихо ответила Кирен.

   - Тебе нужно выбраться отсюда.

   - Нам обеим нужно отсюда выбраться, - поправила Кирен. - Но как?

   Все утро ловушка играла с ними в свои зловещие игры. Стоило повернуться к одной из стен спиной, как стена эта тут же придвигалась на пару футов. Поскольку саламандра была проворнее Кирен и постоянно находилась в движении, она взялась следить за тремя стенами сразу.

   - А ты внимательно следи за той, которая впереди, - велела она Кирен. - Не спускай с нее глаз.

   Легко сказать - «не спускай». Девочка смотрела на стену так пристально, что начало щипать в глазах. Кирен поневоле приходилось мигать, а пока она мигала, стена успевала придвинуться. К полудню в распоряжении Кирен и саламандры остался только крохотный кусочек земли.

   - Они все придвигаются и придвигаются, - угрюмо сказала саламандра.

   - А что, если я попробую перебросить тебя на ту сторону? - предложила Кирен.

   - Хорошая мысль. Тогда я побегу за подмогой.

   Но Кирен тщетно пыталась перебросить саламандру через стену. Она тратила драгоценные силы, а стена словно дразнила ее. Девочке казалось, что каменная преграда подпрыгивает и ловит саламандру, заставляя фарфоровое создание соскальзывать внутрь их тюрьмы.

   Вскоре Кирен окончательно выдохлась, а за это время пятачок внутри стен уменьшился вдвое.

   - Они хотят нас раздавить, - сказала саламандра, не прерывая бега, хотя теперь ее бег больше напоминал кружение на месте. - Нам остается лишь одно.

   - Что? Говори скорей! - закричала Кирен.

   - Если бы ты на что-нибудь взобралась, ты бы смогла перелезть через стену.

   - Как же через нее я перелезу? - в отчаянии спросила Кирен. - Она не выпускает нас наружу.

   - Мне кажется, стена не выпускает только меня, - возразила саламандра. - Посмотри, птицы спокойно пролетают над ней, и она их не ловит.

   Саламандра была права. И, словно в подтверждение ее правоты, птаха, распевавшая на соседнем дереве, вспорхнула и спокойно пролетела над стеной.

   - Ты забыла, что я - неживая, - сказала саламандра. - Меня заставляет двигаться лишь сила магии. А ты живая, поэтому сможешь отсюда выбраться.

   - Но мне не на что встать.

   - Вставай на меня, - сказала саламандра.

   - Как же я на тебя встану, если ты все время бегаешь?

   - Ради тебя я остановлюсь.

   - Нет! - со слезами на глазах крикнула Кирен. - Нет! Не делай этого!

   Но саламандра уже замерла у кромки стены и стала всего лишь фарфоровой фигуркой, твердой и холодной.

   Кирен заплакала, но стена не дала ей погоревать. Девочка уже ощущала холодное прикосновение камней. Саламандра пожертвовала жизнью, чтобы помочь Кирен выбраться отсюда, и она должна была хотя бы попытаться это сделать.

   Кирен встала на холодную саламандру, но смогла лишь с трудом дотянуться до верха стены. Тогда девочка приподнялась на цыпочки и сумела уцепиться за край. Напрягая последние силы, Кирен подтянулась и... перелезла через стену.

   Она упала на кучу сухих листьев, и в тот же миг произошли два чуда. Стена начала быстро съеживаться, вскоре превратилась в четыре столба, а потом и эти столбы исчезли, а вместе с ними исчезла саламандра. А Кирен вдруг почувствовала себя совершенно здоровой. Отныне она могла бегать, прыгать и качаться на ветках.

   Прилив сил был подобен ударившему в голову крепкому вину. Девочка вскочила на ноги так резко, что с непривычки чуть не упала снова. Кирен бегала по лесу, перепрыгивала через ручьи, карабкалась на деревья, стараясь залезть как можно выше. Проклятие исчезло, она была совершенно здорова.

   Но даже здоровые дети устают от долгой беготни. Запыхавшаяся Кирен наконец села на землю, и вдруг ей стало очень стыдно: в своем безудержном ликовании она совершенно забыла про фарфоровую саламандру, которая пожертвовала ради нее жизнью.

   Кирен нашли только под вечер: она горько плакала, уткнувшись лицом в груду пожухлых прошлогодних листьев.

   Поиски возглавил сам Ирвасс, поэтому Кирен удалось отыскать так быстро.

   - Посмотри, - сказал Ирвасс отцу Кирен. - Твоя дочь полностью здорова. Проклятия больше нет.

   - Она здорова, но сердце ее разбито, - ответил отец, поднимая дочь на руки.

   - Разбито? - удивился Ирвасс. - Быть того не может. Глупо страдать по неживой фарфоровой безделушке.

   - Нет, она была живой! - возразила Кирен. - Она разговаривала со мной! Она отдала за меня жизнь!

   - Не спорю, - согласился Ирвасс. - Но подумай вот о чем, девочка. Пока над саламандрой властвовала моя магия, ящерка ни на секунду не останавливалась. Как ты считаешь, она никогда не уставала?

   - Конечно, никогда.

   - Ошибаешься. Уставала, и даже очень, - сказал Ирвасс. - Теперь она сможет отдохнуть. И не только отдохнуть. Когда саламандра перестала двигаться и навсегда замерла, какой была ее последняя мысль?

   Ирвасс повернулся и зашагал прочь, однако, отойдя на несколько шагов, остановился и вновь повернулся к Кирен и ее отцу.

   - Последней мыслью саламандры была мысль о тебе, Кирен. И эта мысль осталась с ней навсегда.

   - Верни мне саламандру, - рыдая, попросила Кирен. - Верни. Ты ведь можешь это сделать!

   Ирвасс покачал головой.

   - Даже если бы мог, я бы этого не сделал. И знаешь почему? Теперь, когда ты поправилась, твоя жизнь станет другой. Саламандра быстро бы тебе наскучила. Она уже не смогла бы тебя забавлять, как раньше; чего доброго, даже начала бы раздражать тебя своей непрерывной беготней. Но теперь она останется самым дорогим твоим воспоминанием. У тебя остались воспоминания о ней, а у нее остались воспоминания о тебе, которые никогда не померкнут.

   Мудрые слова Ирвасса не смогли утешить одиннадцатилетнюю девочку, но, повзрослев, Кирен часто их вспоминала. Где бы сейчас ни находилась фарфоровая саламандра, она продолжала жить в навеки замершем мгновении. В том прекрасном мгновении, когда ее фарфоровое сердце переполняла любовь...

   Нет, фарфоровая саламандра не знала любви. Просто она решила, что пусть уж лучше оборвется ее собственная неживая жизнь, чем она увидит смерть Кирен.

   Но все равно, то было удивительное мгновение, в котором можно жить вечно. И чем старше становилась Кирен, тем лучше понимала, что такие мгновения крайне редки и длятся совсем недолго - потому их и называют мгновениями. А у фарфоровой саламандры это мгновение превратилось в вечность.

   Кирен прославилась на всю Прекрасную Страну, хотя вовсе не искала славы. Ее называли Самой Прекрасной из Прекрасных Людей. О ней услышали и за пределами Страны, и находились смельчаки, которые пересекали океан или переваливали через Высокую Гору только для того, чтобы увидеть Кирен, поговорить с нею и навсегда запечатлеть в памяти ее лицо.

   Когда Кирен говорила, ее руки, словно сделанные из белого блестящего фарфора, двигались, словно танцуя в воздухе и не замирая ни на секунду. С лица Кирен не сходила улыбка, светлая, как множество лун. Те, кто хорошо ее знал, утверждали, что порой ее глаза начинали мерцать, когда она как будто следила за движениями какого-то юркого зверька.

---

Перевод И. Иванова.

Orson Scott Card, "The Porcelain Salamander", 1981

Оглавление

Орсон Скотт Кард Фарфоровая саламандра