Обычно я стараюсь никогда не «копировать» одних впечатлений сразу о нескольких томах, однако в отношении части четвертой (и пятой) это похоже единственно правильное решение))
По сути — что четвертая, что пятая часть, это некий «финал пьесы», в котором слелись как многочисленные дворцовые интриги (тайны, заговоры, перевороты и пр), так и вся «геополитика» в целом...
В остальном же — единственная возможная претензия (субъективная
подробнее ...
оценка) состоит в том, что автор настолько ушел в тему «голой А.И», что постепенно поставил окончательный крест на изначальной «фишке» (а именно тов.Софьи).
Нет — она конечно в меру присутствует здесь (отдает приказы, молится, мстит и пр.), но уже играет (по сути) «актера второстепенного плана» (просто озвучивающего «партию сезона»)). Так что (да простит меня автор), после первоначальных восторгов — пришла эра «глухих непоняток» (в стиле концовки «Игры престолов»)) И ты в очередной раз «получаешь» совсем не то что ты хотел))
Плюс — конкретно в этой части тов.Софья возвращается «на исходный предпенсионный рубеж» (поскольку эта часть уже повествует о ее преклонных годах))
В остальном же — финал книги, это просто некий подведенный итог (всей деятельности И.О государыни) и очередной вариант новой страны «которая могла быть, если...»
p.s кстати название книги "Крылья Руси" сразу же напомнили (никак не связанный с книгой) телевизионный сериал "Крылья России"... Правда там получилось совсем не так радужно, как в книге))
По аннотации сложилось впечатление, что это очередная писанина про аристократа, написанная рукой дегенерата.
cit anno: "...офигевшая в край родня [...] не будь я барон Буровин!".
Барон. "Офигевшая" родня. Не охамевшая, не обнаглевшая, не осмелевшая, не распустившаяся... Они же там, поди, имения, фабрики и миллионы делят, а не полторашку "Жигулёвского" на кухне "хрущёвки". Но хочется, хочется глянуть внутрь, вдруг всё не так плохо.
Итак: главный
подробнее ...
герой до попадания в мир аристократов - пятидесятилетний бывший военный РФ. Чёрт побери, ещё один звоночек, сейчас будет какая-то ебанина... А как автор его показывает? Ага, тот видит, как незнакомую ему девушку незнакомый парень хлещет по щекам и, ничего не спрашивая, нокаутирует того до госпитализации. Дальше его "прикрывает" от ответственности друг-мент, бьёт, "чтобы получить хоть какое-то удовольствие", а на прощание говорит о том, что тот тридцать пять лет назад так и не трахнул одноклассницу. Kurwa pierdolona. С героем всё ясно, на очереди мир аристократов.
Персонажа убивают, и на этом мог бы быть хэппи-энд, но нет, он переносится в раненое молодое тело в магической Российской империи. Которое исцеляет практикантка "Первой магической медицинской академии". Сукаблять. Не императорской, не Петербургской, не имени прошлого императора. "Первой". Почему? Да потому что выросший в постсовке автор не представляет мир без Первого МГМУ им.Сеченова, он это созданное большевиками учреждение и в магической Российской империи организует. Дегенерат? Дегенерат. Единица.
Автор просто восхитительная гнида. Даже слушая перлы Валерии Ильиничны Новодворской я такой мерзости и представить не мог. И дело, естественно, не в том, как автор определяет Путина, это личное мнение автора, на которое он, безусловно, имеет право. Дело в том, какие миазмы автор выдаёт о своей родине, то есть стране, где он родился, вырос, получил образование и благополучно прожил всё своё сытое, но, как вдруг выясняется, абсолютно
Рассказы Леса Дэниэлса (Les Daniels) появляются во множестве антологий, таких как «Ужасы 4» (Best New Horror 4), «Темные голоса 4 и 5» (Dark Voices 4 and 5), «Зомби» (The Mammoth Book of Zombies), «Вампиры» (The Mammoth Book of Vampires), «После сумерек» (After the Darkness), «Книга мертвых» (Book of the Dead), «Порт смерти» (Deathport), «Пограничье» (Boarderlands), — мы указали здесь только некоторые из подобных изданий.Его восторженно принятая серия романов о загадочном герое-вампире доне Себастиане де Виллануэва — «Черный замок» (The Black Caste), «Серебряный череп» (The Silver Skull), «Городской вампир» (Citizen Vampire), «Желтый туман» (Yellow Fog) и «Кровь не пролита» (No Blood Spilled) — наконец-то опубликована в Англии издательством Raven Books, и сейчас Дэниэлс напряженно работает над шестой книгой под названием «Белый демон» (White Demon). Его иллюстрированная история «Чудо: величайшие комиксы мира за пять легендарных десятилетий» (Marvel: Five Fabulous Decades of the World's Greatest Comics) имела огромный успех no обе стороны Атлантики, а недавно он завершил аналогичный труд, посвященный DC-комиксам.И хотя я читал ряд рассказов об оборотнях, интерпретирующих миф о вервольфах примерно так же, думаю, Дэниэлс справился с темой лучше, чем кто-либо другой…
У него не было имени (у волков вообще редко бывают имена), да и особой памяти тоже. А если он и вспоминал что-либо, то не холодный, острый лесной воздух, щекочущий ноздри, и не мускусную вонь перепуганной добычи — зачем вспоминать то, что и без того чуешь так часто? В воспоминаниях витали странные запахи: запах паленого мяса, запах обугленной плоти и поджаренной крови, запах существ, запертых в катящихся железных ящиках, — и каждый запах выблевывал жуткие пары зловония, облако за облаком, вытесняя сладкую, пряную свежесть. Эти запахи преследовали его, запахи и видения: образы бледных, безволосых тварей, бредущих пошатываясь, с трудом переставляя жирные задние ноги, с передними лапами, закутанными в высохшие шкуры, содранные с других животных. Эти твари были чудовищны, как и их празднества в душных деревянных коробках, которые не двигались, где нечем было дышать, кроме дыма курящихся дурнопахнущих трав и вони гниющих плодов и зерна. В ящиках выли, но вой этот исходил из ящиков поменьше — вой, заглушаемый скрежетом молний, застрявших в железной проволоке, и шумом мечущегося в сухих тростниках ветра.
Ему снилось все это, когда луна становилась полной, и если бы он мог, то рассказал бы об этих снах своим товарищам по стае. И все же он был благодарен, что не обладает даром речи, порой задумываясь, откуда ему вообще известно о существовании слов. Речь, слова — сами эти понятия принадлежали снам.
Он спал в логове со своей самкой и ее щенками; он спаривался с ней, когда ее запах призывал его; и все же в дреме ему мерещились белые бедра, пахнущие мятой или даже клубникой. Тогда им овладевал ужас. Он дрожал и выл, выл все отчаяннее, оттого что его крошечный передний мозг твердо знал ту малую, но непреложную истину, которую способен был вместить: когда свет в небе делается круглым, он обращается в человека.
Волк коротко заскулил и прижался к отдающей плесенью шкуре своей самки, размышляя, не были ли обрывками тревожного сна ее красота и его собственная грубоватая похоть. А еще думая о том, в каком же, собственно, мире находится он сам.
А потом он размашисто бежал на свободе по тропе, проложенной для него в глубоком снегу забредшим сюда лосем, не слыша ничего, кроме шепота ветра и шороха своих лап по ледяному насту. Голод вгрызался в живот, точно напавший зверь; возможно, именно голод и порождал страшные сны, погнавшие его в ночь. Стая голодала, голодали все, но нельзя оставлять логово, пока детеныши еще малы. Щенки не проживут долго без еды, и потому он охотился, покрывая милю за милей, задерживаясь лишь для того, чтобы пометить путь, задрав лапу у какого-нибудь ствола.
В один из таких моментов, едва опустив лапу, он осознал надвигающуюся перемену — подушечки лап вдруг стали мягкими, нежными, их начало пощипывать от мороза. Он утратил талант, которым обладают все волки, — талант управлять температурой собственного тела, и уже по одному этому признаку стало ясно, что сейчас начнется превращение в чудовище.
Он затрясся на холодном ветру, встал на задние лапы, щелкая челюстями, словно ловя пустоту, зарычал утробно, чувствуя, как зубы болезненно погружаются в кость, оставляя ему лишь тридцать два ничтожных пенька, уже не заполняющих пасть, и как морда сама собой вминается в голову, становясь лицом. Мучительная агония корежила тело; он ощущал каждый волосок, всасываемый раздираемой болью плотью.
А потом он распух, раздулся в розовое, неуклюжее существо, вдвое тяжелее привычного, толстое, слабое, безволосое, боящееся кроткой тьмы. Оно бежало по снегу, трясясь и вопя, увлекая его с собой.
Хилыми, кровоточащими, лишенными когтей руками человек, которым он стал, перевернул скользкий, покрытый прозрачной ледяной глазурью камень и нашел под ним тайник с одеждой. Он не помнил, как
Последние комментарии
9 часов 29 минут назад
9 часов 33 минут назад
9 часов 45 минут назад
9 часов 46 минут назад
10 часов 51 секунд назад
10 часов 17 минут назад