Мой принц [Элис Детли] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Элис Детли Мой принц

1

Слепящий свет фар хлестнул по глазам Оливера Уинстона перед последним поворотом к поместью Норманов. За пронзительным визгом тормозов последовал глухой удар и скрежет металла. Боли он не успел почувствовать: сознание отключилось, избавив его от всех ощущений. Темнота ночи сменилась серыми сумерками, где не было ничего, кроме вязкого тумана небытия…

Кэтрин Норман весь вечер напрасно прождала телефонного звонка Оливера. Он должен был прилететь из Лондона рейсом семнадцать сорок пять и, как обычно, позвонить ей из Бостона. Не позвонил и не надо, думала она, слоняясь как неприкаянная по комнатам загородного особняка в родовом поместье Норманов. Прислугу она давно отпустила, в опустевшем после отъезда отца доме стояла тишина, которая действовала ей на нервы. Возможно, и к лучшему, что Оливер забыл ей позвонить. Ома предчувствовала, что этим все кончится. Отношения их явно зашли в тупик. Стоит ли встречаться с мужчиной, который ждет от тебя только грандиозного секса, а вне постели превращается в холодного, расчетливого дельца и ты ему больше не интересна. Разбудив ее дремлющую плоть, он заморозил ей душу. Нет, так продолжаться больше не может, окончательно решила для себя Кэтрин. Правда, она уже приходила к такому решению, но стоило Оливеру появиться, как вся ее решительность куда-то улетучивалась. Но на этот раз она твердо решила высказать все, что наболело, ему при встрече. Вот только сердце почему-то ноет. И поговорить не с кем… Да и кто поверит, что умная независимая женщина, президент пусть небольшой, но преуспевающей фирмы, превратилась в рабу своего влечения к мужчине. Пусть даже такого неотразимого, как Оливер Уинстон. А ведь ей с самого начала не понравились его высокомерные диктаторские замашки. Позже она объясняла их спецификой его работы. У человека, который только тем и занимается, что спасает от банкротства солидных предпринимателей и акционерные общества, со временем вырабатывается определенный стиль поведения. У него возникает чувство собственного превосходства и непогрешимости в поступках. Конечно, когда перед тобой начинают заискивать крупнейшие акулы в океане бизнеса, можно вообразить себя равным самому Творцу.

Что уж говорить о бедных женщинах? Высокий рост, стройная фигура Оливера Уинстона, его завораживающие синие глаза в сочетании с темной шевелюрой – внешние данные, которые как магнитом притягивали к себе стрелы женского внимания. Появляясь с ним вместе на людях, Кэтрин физически ощущала, как вокруг него тотчас возникает мощное поле сексуального напряжения. О своей внешности она была невысокого мнения. Хотя ее прежние поклонники находили весьма привлекательным необычное сочетание светло-русых, почти пепельных, волос с темными глазами. Она с детства предпочитала короткую стрижку. И только по желанию Оливера стала отращивать волосы, потому что ему нравились женщины с длинными волосами.

Кэтрин подошла к зеркалу в нижнем холле. Да, конечно, все у нее на месте, но все какое-то невыразительное. Овальное лицо, прямой нос… Рот? Великоват, пожалуй. Кто-то ей говорил, что у нее красивые глаза. Пожалуй… Если бы не этот напряженный взгляд. Вот у ее матери был совсем другой взгляд, призывный, манящий. Правда, таким взглядом она всегда смотрела на мужчин. Маленькой дочке всегда доставались только равнодушные или недовольные взгляды матери.

Ванесса Норман была когда-то жгучей красавицей, наделенной гипертрофированной чувственностью. Она не пропускала ни одного мало-мальски симпатичного мужчину. Дошло до того, что ее муж, Льюис Норман, стал опасаться приглашать в дом даже близких друзей. Ему было стыдно за поведение своей жены. Эти переживания довели отца Кэтрин до инсульта, когда ему и пятидесяти еще не было. С тех пор он прикован к инвалидному креслу.

Вспомнив об отце, Кэтрин пожалела, что в данный момент его нет рядом с ней. Пожалуй, он единственный, кому она могла бы без утайки поведать о своих отношениях с Оливером и спросить совета. Когда его здоровье резко ухудшилось, врачи порекомендовали ему сменить климат. С прошлого года он живет у своей младшей сестры Хелен в Милуоки на берегу озера Мичиган и действительно стал чувствовать себя значительно лучше. Кэтрин вздохнула, подумав, что, если бы он не покинул этот огромный особняк, возможно, ее отношения с Оливером сложились бы по-другому. Но тут же вспомнила, сколько прекрасных ночей, полных любовной страсти, пережила она с любимым в этом доме.

Время близилось к полуночи, а спать не хотелось. Кэтрин вышла на террасу, спустилась в сад. За высокими деревьями уже поднималась полная луна. Она давно заметила, что труднее всего заснуть в полнолуние. А сегодня еще эти безрадостные мысли… По тропинке она дошла до главной оранжереи, поговорила со сторожем. Вместе с ним проверила показатели приборов температуры и влажности в каждой секции, отделенной друг от друга непроницаемыми перегородками из специального стекла. Разумеется, это не входило в ее обязанности, но Кэтрин была увлечена семейным делом, которое ей пришлось возглавить после того, как Льюис Норман отошел от дел. Идея поставить дочь во главе фирмы «Лекарственная косметика» целиком принадлежала ему. Он не только любит дочь, он верит в нее и гордится ею. Отцу импонирует эмоциональная сдержанность дочери, врожденное чувство собственного достоинства в сочетании с умом и независимым характером. С работой Кэтрин справилась, а вот с собой справиться не смогла…

Она вернулась на террасу и помедлила, заглядевшись на освещенный лунным светом сад. Романтическая красота ночи убаюкивала ее тревоги, наполняя светлой печалью. Неожиданно в доме зазвонил телефон. Странно, подумала Кэтрин, кто может звонить ей ночью? Поздние звонки не характерны для Оливера. Он живет напряженной жизнью, расписанной по часам, поэтому очень заботится о своем здоровье и строго соблюдает режим. Опять она только о нем и думает, с досадой поморщилась Кэтрин. А вдруг это отец или Хелен? Она вбежала в холл и успела вовремя снять трубку.

– Алло! – произнесла она слегка взволнованным голосом.

Прозвучавший в трубке незнакомый мужской бас заставил ее насторожиться.

– Кэтрин Норман?

– Да, это я, – растерянно произнесла Кэтрин. – А кто говорит?

– Из полиции.

– Из полиции? – удивилась Кэтрин. – А в чем дело?

– Вам знаком Оливер Уинстон?

Неопределенный страх заставил сжаться ее сердце.

– Да, мы знакомы. А в чем дело? – дрожащим голосом произнесла она. – С ним что-то случилось?

– Да, – ответил человек хриплым басом, после чего тяжело вздохнул и закашлялся. – Жаль вас расстраивать, только ваш знакомый попал в автомобильную аварию.

– Он жив? – вырвалось криком у Кэтрин. Пальцы ее, сжимавшие телефонную трубку, побелели. – Ну конечно, жив, – тут же взяла себя в руки Кэтрин, – иначе откуда вы могли узнать обо мне.

– Ваше имя и номер телефона мы нашли в его записной книжке. Поскольку авария произошла на дороге, ведущей в сторону вашего поместья, мы предположили, что он направлялся к вам. Авария произошла около девяти часов вечера.

Почему Оливер поехал из аэропорта к ней, а не к себе домой? Этот вопрос мелькнул в голове Кэтрин, но беспокойство за Оливера отодвинуло его на задний план.

– Где он сейчас находится? – твердым голосом спросила Кэтрин, не замечая, что у нее трясутся руки.

– В клинике Симпсона. Она расположена в двух милях от вас, если ехать по западному шоссе…

– Знаю, – оборвала его Кэтрин.

– Вы в состоянии добраться туда самостоятельно или за вами приехать? – В голосе басовитого полицейского прозвучала сочувственная нота.

– Спасибо, я сама доберусь.

Кэтрин трясло как в лихорадке, зубы стучали, каждое слово давалось ей с трудом.

– Мисс Норман, в таком состоянии вам не стоит садиться за руль. Это опасно, поверьте мне, – уговаривал ее полицейский. – Подождите, я пришлю за вами машину.

Его забота показалась Кэтрин невыносимой.

– Обещаю ехать медленно и осторожно, – сказала Кэтрин в трубку и уронила ее, словно обожглась, на рычаг.

Запретив себе думать об Оливере, она действовала как робот, сама себе отдавая приказания: взять сумочку с ключами от машины, вывести машину из гаража, выехать на западное шоссе, не превышать скорость. Выехав на шоссе, она забыла о данном полицейскому обещании. За рекордно короткое время она покрыла расстояние в две мили, резко затормозила возле входа в клинику, выскочила из машины и влетела в приемный покой. Подбежав к окошку регистратуры, Кэтрин спросила, где находится поступивший к ним вечером Оливер Уинстон.

– Сейчас посмотрим, – ответила регистраторша и начала неторопливо просматривать записи в журнале.

Кэтрин готова была возненавидеть ее за медлительность.

– Вот, Оливер Уинстон… – На профессионально невозмутимом лице служащей мелькнула тень сочувствия. – Он в реанимации, – сказала она, не поднимая глаз. – Но должна вас предупредить, что к нему допускаются только близкие родственники.

Последней фразы Кэтрин не услышала. Она уже бегом поднималась по лестнице на последний этаж здания. В панике она забыла, что могла воспользоваться лифтом. Нетерпение подгоняло ее. Она должна быть рядом с ним! В коридоре верхнего этажа она чуть не столкнулась с молоденькой медсестрой.

– Вы к кому? – остановила ее медсестра.

– Оливер Уинстон, – с трудом выговорила Кэтрин.

– Вы ему родственница?

– Нет, я… он мой друг! У него нет здесь родственников. Он ехал ко мне! – Кэтрин лихорадило, к горлу подступали рыдания.

– Успокойтесь, пожалуйста. В таком состоянии вы не можете посетить больного. Посидите здесь, я схожу за врачом. – Медсестра показала ей на кожаный диван в холле и скрылась за стеклянной дверью.

Пока ее не было, Кэтрин постаралась взять себя в руки. Закрыв глаза, она занялась медитацией, с помощью которой ее когда-то научили снимать стресс. К приходу врача она успела привести свои чувства в порядок. Когда в коридоре появился полный мужчина в белом халате, она поднялась с дивана ему навстречу.

– Сидите, пожалуйста, мисс?..

– Кэтрин Норман.

– А я дежурный врач. Майкл Вуд. Я расскажу, как обстоят дела у вашего друга. – Он сел рядом с ней и стал объяснять, употребляя медицинские термины, которые ничего не говорили Кэтрин. Увидев на ее лице признаки раздражения, врач сдержанно улыбнулся. – В переводе на обычный язык это означает, что Оливер Уинстон получил сильное сотрясение мозга и в настоящий момент пребывает в коме. Есть небольшие порезы на лице от осколков бокового стекла. Внутренние органы в относительном порядке. К счастью, нет переломов конечностей, что при такой аварии можно считать чудом.

Какую чушь он несет! – возмутилась Кэтрин. Человек в коме, а врач утверждает, что ему сильно повезло! Уж лучше бы Оливер сломал себе руку или ногу, чем это…

– Когда я смогу его увидеть? – преувеличенно спокойно спросила Кэтрин, сдерживая нетерпение.

– Могу проводить вас к нему хоть сейчас…

Майкл Вуд хотел что-то добавить, но внимательно посмотрел на Кэтрин и промолчал. Он повел ее по коридору к стеклянной двери, за которой располагались боксы реанимационного отделения. Ковровое покрытие поглощало звук их шагов. В тот момент, как они вошли в отделение, Кэтрин стало казаться, что реальная жизнь осталась за стеклянной дверью, а здесь она погружается в мир кошмарной нереальности, где царят стерильность и тишина. Майкл Вуд подвел ее к одному из прозрачных боксов. Она увидела лежавшего на кровати Оливера. Он лежал в такой странной неподвижности, что Кэтрин охватил ужас. Неужели этот бесчувственный, похожий на труп человек ее любимый? Сильный и красивый Оливер Уинстон?! Ей захотелось разбить стекло, разделявшее их, растормошить его, закричать, позвать обратно. Но первобытный ужас сковал ее, хотя внутри готово было разорваться сердце. Широко раскрытыми глазами она смотрела на Оливера, оказавшегося на перепутье между жизнью и смертью. Неужели она позволит ему уйти? Из страха и отчаяния в ней зарождался протест. Только сейчас она вспомнила о враче, который стоял рядом с ней.

– Доктор Вуд, можно мне подежурить около него? И еще… Скажите, я могу помочь ему?

Майкл Вуд, который внимательно наблюдал за ней, пока они стояли у прозрачной стены, с готовностью ответил:

– Думаю, именно вы сможете сделать то, что нам, врачам, не под силу.

– Правда? – обрадовалась Кэтрин. – А что я должна делать?

– Прежде всего, вам придется набраться терпения, сохранять спокойствие и верить в его возвращение к вам. Говорите с ним, гладьте ему руки. Рассказывайте ему о том, что оставляет в памяти человека наиболее глубокий след. Боритесь за него. – Майкл Вуд ободряюще улыбнулся Кэтрин и ввел ее внутрь бокса. Колени у нее подгибались, пока она приближалась к распростертому на больничной кровати неподвижному телу Оливера. Доктор вовремя подвинул к ней низкое кресло. – Если понадобится помощь, нажмите вот эту кнопку. Впрочем, медсестра регулярно делает обход. Я скажу, чтобы она принесла вам чай. Больше ничего не нужно? – спросил он.

Кэтрин не могла отвести взгляда от Оливера и только отрицательно покачала головой. Она не заметила, как ушел врач. Что могло бы пробудить его дремлющий разум? – думала Кэтрин. Нерешительно взяв безвольно лежавшую руку Оливера в свои ладони, она не ощутила смертельного холода и успокоилась. Впервые она обратила внимание на его длинные красивые пальцы. Почему она раньше не замечала этого? Может, она чего-то еще, более важного, тоже в нем не разглядела? И в том, как сложились их отношения, виновата она, а не он?

Кэтрин попыталась собраться с мыслями. О чем ей рассказать Оливеру? Вряд ли их грандиозный секс оставил в его памяти глубокий след. Женщины у него и до нее были. Она могла бы рассказать ему о том, что полюбила его задолго до их встречи в прошлом году. Конечно, в полном смысле любовью ее чувство к нему тогда нельзя было назвать. Скорее, это была первая детская влюбленность. Ведь ей было всего тринадцать лет, когда однажды летом возле оранжереи она увидела незнакомого юношу, переносившего ящики с землей. В потертых джинсах, обнаженный до пояса, он показался ей Прекрасным принцем из волшебной сказки. Прячась за густыми кустами, она любовалась его ловкими движениями, игрой мускулов под бронзовой от загара кожей. Иногда она напоминала себе, что подглядывать стыдно, но каждое утро после завтрака ее как магнитом тянуло к оранжерее. Конец ее тайным вылазкам положил ужасный случай.

То утро было особенно жарким, воздух был неподвижен, как обычно бывает перед грозой. Сразу после завтрака Кэтрин спустилась по тропинке через сад к месту своего наблюдения в кустах и стала свидетелем сцены, которая потрясла ее детское воображение. Вначале она услышала голоса, потом, осторожно выглянув из-за кустов, увидела свою мать в нескольких шагах от юноши, которого мысленно уже называла «мой принц». Ванесса Норман полулежала на траве в соблазнительной позе и кокетливо предлагала Оливеру сесть с ней рядом и отдохнуть. Юноша продолжал молча работать, хотя от жары по его спине струйками стекали капли пота, и делал вид, что ничего не слышит и не видит. Его поведение только раззадорило Ванессу. Призывно улыбаясь, она стала медленно расстегивать верхние пуговицы летнего платья без рукавов, пока не обнажилась ее пышная грудь с крупными темными сосками. Оливер, пораженный поведением женщины, которая по возрасту годилась ему в матери, на минуту прекратил работу. Он мрачно посмотрел на нее и вновь демонстративно повернулся к ней спиной. Но Ванессу и это не остановило. Она поднялась, подошла к нему сзади и прижалась голой грудью к его мокрой от пота спине. Оливер замер от неожиданности, но, сделав над собой усилие, шагнул к оранжерее, вошел внутрь и запер за собою дверь. Вслед ему понеслись мерзкие оскорбления, изрыгаемые прелестным ртом Ванессы Норман.

Дрожа всем телом, Кэтрин выбралась из кустов и побежала к дому. В ушах звучал визгливый голос матери, слезы застилали ей глаза. Поэтому она не заметила идущего ей навстречу отца, пока не столкнулась с ним. Льюис схватил дочь за плечи, но Кей, его маленькая Кей, билась в его руках и ничего не отвечала на вопросы. Кэтрин не помнила, что было дальше. Кажется, несколько дней ее продержали в постели из-за высокой температуры. Почти неотлучно рядом с ней был отец. Она до сих пор помнила, как ласково звучал его голос, сколько доброты и терпения было им подарено ей в первые дни выздоровления. Мать она больше не видела и долгие годы не интересовалась ею.

Однажды, кажется это было в конце лета, из случайно подслушанного разговора между горничной и кухаркой она узнала, что Оливер уволился и отправляется на учебу в колледж. В последний раз ей довелось его увидеть, когда он садился в рейсовый автобус. Оливер так и не заметил коротко остриженную белобрысую худенькую девочку, стоявшую неподалеку от остановки. Тогда Кэтрин была уверена, что навсегда распрощалась со своим синеоким принцем. Но судьба распорядилась иначе…


Кэтрин прислушалась к ночной тишине в отделении. Интересно, который сейчас час? Окон здесь не было, а свои наручные часы она забыла дома. Рука Оливера безвольно покоилась в ее ладонях. Она прижалась к ней щекой. Кто бы мог подумать, что пройдет больше десяти лет и они снова встретятся! Правда, совсем при других обстоятельствах…

В тот день Кэтрин тщетно пыталась разобраться в запутанной финансовой документации фирмы, оставленной ей в наследство сбежавшим управляющим Биллом Гудвином. Рекомендовала Гудвина ее кузина Пруденс, обладательница солидной части акций фирмы. Как позже выяснилось, Пруденс обладала к тому же редкостным даром убеждать других в том, о чем сама не имела представления. Четыре года назад она довольно долго уговаривала членов правления и Льюиса Нормана взять Билла Гудвина на должность управляющего, мотивируя свое предложение тем, что Кэтрин приходится разрываться между лабораторными изысканиями и решением управленческих вопросов. А с некоторых пор заметно стало ухудшаться здоровье отца. В доме постоянно дежурила медицинская сестра. Кэтрин считала своим долгом уделять отцу больше времени, чем раньше. Она замечала, как светлеет его лицо, стоило ей появиться на пороге его комнаты.

Доверившись управляющему, Кэтрин теперь реже проверяла банковские счета. Сообщение об исчезновении Билла Гудвина и значительной суммы денег со счета фирмы в Бостонском банке прозвучало для нее как гром среди ясного неба. Объяснения Пруденс, которых от нее потребовало правление, носили весьма неопределенный характер. Выяснилось только одно: Билла Гудвина она рекомендовала по чьей-то просьбе. А кто ее просил об этом, она так и не смогла вспомнить. Среди членов правления она была единственной женщиной, к тому же молодой и красивой. Как известно, мужчины охотно прощают легкомыслие и глупость молодым и красивым женщинам. Вся тяжесть возникшей ситуации легла на хрупкие плечи Кэтрин Норман. Блестящий ученый-биохимик, она великолепно разбиралась в производстве лекарственной косметики на растительной основе. Но, зарывшись с головой в финансовую документацию, поняла, что в данном случае ей не хватает специфических знаний.

– Вам звонит мистер Норман, – сообщила ей секретарша Джанин Хантер, открыв дверь кабинета.

Кэтрин тяжело вздохнула. Отцу нельзя волноваться, а тут это хищение, которое поставило под угрозу существование их фирмы.

– Слушаю тебя, папа, – сказала в трубку Кэтрин с ноткой нетерпения в голосе.

– Кей, ты помнишь Оливера Уинстона?

Вопрос отца был совершенно не ко времени.

Что ему взбрело в голову заговорить с ней о юноше, который много лет назад работал у них в поместье разнорабочим? Кэтрин чуть не фыркнула от раздражения.

– Помню, но смутно. Папа, у меня сейчас слишком много дел и нет времени предаваться детским воспоминаниям.

– Вот именно. Не теряй зря времени на то, в чем ты не разбираешься, и приходи домой. Я тебя познакомлю с ним.

– Папа, прости, мне сейчас нужны не разнорабочие, а специалисты из службы спасения от банкротства! – резче, чем ей хотелось, сказала Кэтрин.

– Именно этим и занимается мистер Уинстон, – сухо сообщил ей отец. – Жду тебя в своем кабинете через полчаса, – строго добавил он и положил трубку.

Кажется, я рассердила отца, огорченно подумала Кэтрин. И вдруг до нее дошло: Оливер Уинстон вернулся! Смутное видение загорелого юноши в старых джинсах выплыло из памяти. Как мог оказаться в их доме человек, с которым связана позорная история изгнания матери из их семьи? И каким образом нищий мальчишка сумел превратиться в специалиста по бизнесу столь высокого класса? Впрочем, какая разница? Его биография ей не интересна. И сам он ей не интересен. Нехотя оторвавшись от письменного стола, Кэтрин подошла к настенному зеркалу рядом с дверью кабинета. Господи, на кого она похожа?! Короткие светлые волосы всклокочены, под глазами синяки от недосыпания. Вот уже неделю она работает каждый день допоздна, а этому хаосу в документах конца и края не видно. Да еще кредиторы навалились, слетелись как стая гиен на падаль. Нет, придется все-таки идти к отцу. Без помощи специалиста в таких делах ей не справиться. Кэтрин заторопилась, ведь ее ждет отец.

– Познакомься, Кэтрин, это Оливер Уинстон, – сказал Льюис Норман. – Мистер Уинстон, моя дочь Кэтрин Норман.

Обычно доброе лицо больного отца сейчас было строгим. Кэтрин, деловая женщина с твердым и целеустремленным характером, равнодушно окинула взглядом высокого, даже по ее меркам, мужчину. Он стоял рядом с камином, засунув одну руку в карман брюк, второй облокачивался на высокую мраморную полку. Прежде всего, Кэтрин удивила его раскованная поза, потом одежда. Костюм на нем элегантный, из дорогой ткани, отметила она, галстук модный, белоснежная рубашка. Неужели это тот самый Оливер Уинстон?! Просто не верилось. Она встретила насмешливый взгляд ослепительно синих глаз и внутренне замерла. Ошибки не было. Эти синие глаза она узнала бы из тысячи. Физически он с годами почти не изменился: все такой же стройный, подтянутый, лицо слегка загорелое. Конечно, он стал еще более мужественным, раздался в плечах, приобрел солидный вид. Женщины, наверное, ползают у его ног и стонут от вожделения, подумала Кэтрин. Ей вспомнилась мать, и она презрительно усмехнулась. Синие глаза Уинстона чуть прищурились и смотрели на нее в упор, даже с вызовом, как ей показалось.

– Рада с вами познакомиться, мистер Уинстон, – с подчеркнутой вежливостью сказала Кэтрин и, не дожидаясь ответа, повернулась к отцу. Ей стало неуютно под оценивающим взглядом явно избалованного женским вниманием мужчины. – Приятно убедиться, что мистер Уинстон преуспел в этой жизни, – сказала она отцу. – Но, мне кажется, ты напрасно побеспокоил его. Я сама справлюсь с нашими проблемами. – Сохраняя независимый вид, она вежливо улыбнулась в сторону Уинстона и твердо посмотрела в глаза отцу.

Льюису хорошо был известен упрямый характер дочери. Снисходительная улыбка скользнула по его бледным губам. Однако, когда он заговорил, тон его был серьезным.

– В твоих способностях, Кей, я не сомневаюсь. Но прошу тебя не забывать, что речь идет не только о тебе. Затронуты интересы всех акционеров нашей фирмы. Исправлять положение надо срочно. Решают сейчас даже не дни, а часы. Ты проводишь мистера Уинстона к себе, передашь ему всю документацию и будешь выполнять его распоряжения. Если, конечно, не хочешь, чтобы фирма обанкротилась. – Льюис говорил тихо и спокойно.

Кэтрин обратила внимание на усталое выражение его глаз, и ей стало стыдно за свое поведение.

– Поверь мне, у Оливера солидный опыт в таких делах. Ему доводилось спасать гигантские предприятия. То, что он согласился заняться нашей небольшой фирмой, можно считать личным одолжением с его стороны. – Тон его немного смягчился.

– Не совсем так, – попытался вмешаться в разговор Оливер, который до этого момента хранил молчание и приглядывался к девушке.

Льюис посмотрел на него и покачал головой, дав ему понять, что говорить на эту тему не стоит.

– Идите работать, в вашем распоряжении очень мало времени.

– Хорошо, папа, я сделаю так, как ты считаешь нужным, – смиренно произнесла Кэтрин и торопливо вышла из кабинета отца, не взглянув на Оливера Уинстона.

Ей было досадно, что она почувствовала на себе гипнотическую власть этого мужчины: Даже не глядя на него, она ощущала на себе его взгляд. Сильнее всего Кэтрин поразило, что ее тело повело себя самым непредсказуемым образом. Оно заволновалось под взглядом Оливера! Мало ей того, что придется передать этому «принцу» бразды правления фирмой, так еще и собственное тело вышло из повиновения. Никогда присутствие мужчины не приводило ее в столь глубокое смущение, никогда так сильно не билось сердце. Поклонники Кэтрин частенько говорили, что у нее холодное сердце. Почему же она теряется под взглядом Оливера Уинстона? Когда-то он действительно вызывал у нее интерес. Наверное, это было простое детское любопытство и склонность к фантазиям, но и только. Она давным-давно забыла о его существовании.

Оливер догнал ее в холле. С деловым видом он нес в руке дорогой кожаный портфель, вторую руку он так и не вынул из кармана брюк. По мнению Кэтрин, настоящий джентльмен не стал бы держать руки в карманах.

– Куда мы идем? – недовольным тоном спросил Оливер, когда они стали спускаться по тропинке к оранжерее.

– На фабрику, в мой кабинет. Не стану же я на пальцах объяснять, что произошло! – с оттенком раздражения ответила Кэтрин, искоса поглядывая на него. – Вся необходимая документация собрана у меня на рабочем столе.

Она вела его по той тропе, по которой в детстве бегала подсматривать за ним. Интересно, вспоминает ли Оливер сейчас о тех днях, когда трудился в их поместье разнорабочим? По его невозмутимому лицу было невозможно определить, какие чувства вызывают в нем эти места. Не узнать их он не мог, здесь почти ничего не изменилось. В старой оранжерее только заменили стеклянную крышу, которая была пробита крупным градом лет пять назад. Тогда, к сожалению, погибли некоторые экзотические растения, которые привозил из разных южных стран и начал культивировать в поместье еще прадед Кэтрин, знаменитый путешественник Дориан Норман.

– Это верно, что вы родом из этих мест? – спросила она, остановившись возле оранжереи.

– Верно, – ответил Оливер. Он смотрел на нее прищурившись, словно ждал продолжения.

– А дом, в котором вы жили, еще сохранился?

– Не знаю.

По тому, как он произнес эти два слова, Кэтрин поняла, что вспоминать прошлое Оливер не желает, и пошла дальше.

– С документами я начну работать с завтрашнего дня. Сегодня уже нет времени. Через два часа у меня деловая встреча. – В манере говорить, в интонации, в каждом слове, сказанном Оливером Уинстоном, сквозила высокомерная снисходительность. – В двух словах, мисс Норман, объясните мне, как могла произойти такая крупная растрата? Исповедуйтесь мне, ваш отец ничего не узнает, обещаю.

– Надеюсь, вы не подозреваете, что я обокрала собственную фирму только для того, чтобы встретиться с вами? – язвительно ответила Кэтрин вопросом на вопрос.

– Пока я не знаю всех обстоятельств. Так или иначе, но вы, как президент фирмы, несете личную ответственность за то, что произошло. Разве не вы должны были контролировать работу вашего управляющего?

Кэтрин хотела возмутиться, но честность взяла верх над самолюбием.

– Контролировала. Но, видимо, недостаточно. – Она не стала оправдываться перед Оливером, что из-за обострившейся болезни отца, начиная с прошлого года, стала меньше внимания уделять работе.

– Ладно, завтра я посмотрю, что можно сделать, – сказал Оливер тем же высокомерно-снисходительным тоном. – Но кое-какие шаги вы могли бы и сами предпринять.

– Например? – удивилась Кэтрин.

– Например, продать что-нибудь и возместить украденную сумму.

– Возместить украденную сумму? Но у меня нет таких денег! И что я могу продать? Свои акции? – ядовито поинтересовалась она.

– Зачем акции, если они уже ничего не стоят? В особняке вас окружает столько предметов роскоши: картины, скульптуры. Стоимость даже одного из этих раритетов, я уверен, покроет сумму растраты. Я уж не говорю о вашей лошади, на которой вы объезжаете свое обширное поместье.

Откуда ему известно, что находится в их доме, и о лошади? – удивилась Кэтрин.

– Для справки: большую часть территории нашего обширного поместья занимают оранжерея, теплицы и плантации, где выращивают сырье для производства лечебной косметики, которую выпускает наша фирма. Сама фабрика тоже расположена на территории поместья, – запальчиво сказала Кэтрин. – Не забудьте про отдельный лабораторный корпус. Так что…

– Все это мне известно, – прервал ее Уинстон. – Прежде чем взяться за какое-нибудь дело, я скрупулезно собираю все сведения о владельцах предприятия.

Кэтрин поняла, что напрасно горячится. Предложение Оливера Уинстона показалось ей вполне разумным. Стоило подумать над ним и решить, с чем бы она могла расстаться без особых переживаний.

Оливер Уинстон отбыл из поместья на своей шикарной спортивной машине, и Кэтрин Норман вернулась в дом. Она медленно обошла все комнаты двухэтажного особняка. Здесь в самом деле было много произведений живописи, которые на любом аукционе пошли бы за большие деньги. Но все эти ценности собирались не одним поколением семьи Норман. Они постоянно окружали ее, составляли часть ее мира. Картины Уинслоу Хомера, Харнета и других американских художников, незаконченный рисунок Модильяни. Рядом со старинными картинами нидерландской школы яркими красками выделялись эскиз Джона Констебла к картине «Собор в Солсбери» и небольшая по формату картина Джозефа Тернера. Две последние вещи были приобретены ее дедом. Как она может расстаться с этим наследством? В специальных стеклянных шкафах хранился старинный фарфор английского, немецкого и китайского происхождения. Красивые вещи, но с ними она могла бы расстаться, если, конечно, согласится отец. Кэтрин вернулась в свою комнату, взгляд ее упал на стоявшую в углу скульптуру из белого мрамора – лукавый Купидон работы Торвальдсена. Этого Купидона подарила ей бабушка на день рождения. Кажется, ей тогда исполнилось тринадцать лет. И они с Купидоном были одного роста.

Ах ты коварный разносчик любовной заразы, вот тебя-то я и продам! – подумала Кэтрин и улыбнулась Купидону. В конце концов, эта скульптура полностью принадлежит только ей, и она вправе распорядиться ею по своему усмотрению. Жалко, конечно, было расставаться с ним, она привыкла к упитанному очаровательному малышу. Он скрашивал ее одиночество, когда отсутствовал отец, она даже разговаривала с ним. Кэтрин вздохнула, потом вспомнила, что с ней творилось под взглядом Оливера Уинстона, и приняла решение. Оставалось только узнать, во сколько скульптуру оценят специалисты.

Кэтрин вернулась в свой рабочий кабинет с довольным видом, чем порадовала свою молоденькую секретаршу Джанин Хантер. С момента исчезновения управляющего служащие фирмы пребывали в глубоком унынии.

– Кажется, нам удастся выбраться из лужи, в которую посадил нас проворовавшийся Гудвин, – доверительно сообщила Кэтрин, задержавшись возле столика Джанин, и ободряюще улыбнулась ей.

Кэтрин и не ожидала, что даже предварительная стоимость «Купидона» Торвальдсена, о которой она узнала по телефону, окажется такой высокой. А если продать скульптуру через аукцион, можно будет получить за нее значительно больше. Теперь она сможет расплатиться с кредиторами, успокоить членов правления и акционеров их фирмы. Конечно, лучше было бы вложить эти деньги в производство. Она давно мечтала о создании серии духов с лечебными ароматами. Нет, на все у нее денег сейчас не хватит. Пока надо спасать то, что налажено и хорошо зарекомендовало себя на рынке. По крайней мере, сегодня ей не надо допоздна копаться в этих противных бумагах, подумала Кэтрин в конце рабочего дня. Вместе со служащими она покинула административный корпус и радостно устремилась домой, чтобы провести вечер и поужинать вместе с отцом.

Хорошо, что за весь вечер отец ни разу не напомнил ей об Оливере Уинстоне, думала Кэтрин, уже лежа в постели. Она специально легла пораньше, чтобы отоспаться за всю неделю и восстановить нормальный цвет лица. Но сон, как назло, не шел к ней. Стоило ей закрыть глаза, как перед внутренним взором возникал облик красивого мужчины с загадочными синими глазами. Десятки раз перевернувшись с боку на бок, Кэтрин легла на живот. Будь проклят этот Оливер Уинстон! – со злостью мысленно восклицала она. И откуда он только взялся? Как ему удалось сделать такую головокружительную карьеру? За счет своей внешности? Или он и вправду одаренная личность? И вообще, что она знает о нем? Кажется, он родился в благополучной семье, потом его отец разорился, куда-то уехал, а мать пустилась во все тяжкие, пила много, перестала заниматься сыном и погибла как-то трагически. Подробности ей были неизвестны. Все эти сведения об Оливере она узнавала из обрывков разговоров прислуги. Отец никогда ей ничего не рассказывал о юноше, проработавшем в их поместье целый сезон.

Усталость наконец взяла верх, и Кэтрин заснула далеко за полночь. Ей снился жаркий день, большая оранжерея в глубине благоухающего сада, юноша в джинсах с длинными черными волосами, концы которых намокли от пота на спине. Пластика его тела во сне Кэтрин ассоциировалась у нее с пластикой красивого хищного животного. Потом в поле ее зрения возникла обнаженная женщина с ослепительно белой кожей и длинными светлыми волосами, прикрывавшими ее наготу словно плащом. Ноги женщины едва касались земли, поэтому казалось, что она не идет, а плывет к этому юноше, при этом нисколько не приближаясь к нему. Удивительно, но Кэтрин во сне как будто было известно, что последует дальше. Юноша уже был не юношей, а черной пантерой, которая бросилась на обнаженную женщину.

Вскрикнув, Кэтрин проснулась. За окном было еще темно. Смочив минеральной водой пересохший рот, Кэтрин снова заснула.

К завтраку она явилась с головной болью. Не помогли ей ни верховая прогулка, ни холодный душ. Посмотрев на себя в зеркало, она убедилась, что выглядит еще хуже, чем накануне. Есть не хотелось. Кэтрин выпила большую кружку черного кофе, чтобы взбодриться, на минутку зашла к отцу поздороваться и отправилась на работу. Настроение было отвратительным. В таких случаях ее всегда выручала деловая суета, царившая в корпусах фабрики. Кэтрин обошла все помещения лаборатории, заглянула в цех производства и только после этого вошла в административный корпус. В приемной она застала необычную картину: Джанин сосредоточенно красила губы! Прежде она никогда не пользовалась косметикой, обладая яркой внешностью здоровой девушки.

– Джанин, чем ты занимаешься? – удивленно спросила Кэтрин.

Девушка испуганно посмотрела на нее и захлопала накрашенными ресницами, не зная, видимо, что сказать в свое оправдание.

– Вот, решила попробовать продукцию нашей фирмы, – пролепетала она.

Кэтрин оставила секретаршу в покое и прошла в свой кабинет. Здесь ее тоже ждал сюрприз. За ее письменным столом восседал Оливер Уинстон! Его твидовый пиджак висел на спинке стула, сверху лежал бордовый галстук, сам он оставался в бежевой рубашке. Несколько верхних пуговиц на ней было расстегнуто, хотя в кабинете не было особенно жарко, и Кэтрин могла видеть черные завитки волос на его груди. Рукава рубашки засучены по локоть. От вида темных волос на груди Оливера и на его руках Кэтрин стало не по себе. Все вместе показалось ей более чем оскорбительным. Вспомнились слова отца, сказанные в качестве напутствия перед ее уходом из дома: «Поверь, дочка, я доверил тебя и фирму в надежные руки». Мысль, что она может в буквальном смысле оказаться в этих волосатых руках, заставила ее содрогнуться от непонятного чувства: то ли страха, то ли восторга.

– Что вы делаете за моим столом? – тупо спросила Кэтрин.

Оливер Уинстон оторвался от бумаг, которые он сосредоточенно читал до ее прихода.

– А, мисс Норман, доброе утро. Должен сразу вас огорчить, что дела вашей фирмы хуже, чем я предполагал. Вы на грани банкротства.

Слова Уинстона моментально избавили ее и от смущения, и от чувственных фантазий.

– А вы не преувеличиваете, мистер Уинстон? – зло процедила она сквозь сжатые зубы.

Оливер ответил ей бесстрастным холодным взглядом.

– Можете звать меня просто Оливер. И почему вы стоите? Присаживайтесь, будем работать вместе. По ходу дела я вам все объясню.

Кэтрин продолжала стоять, не зная, как себя вести с этим самоуверенным, но в высшей степени обольстительным наставником в вопросах бизнеса. Теперь стало понятно, почему Джанин сегодня красилась. Кто же устоит против такого красавца? Эти мысли раздражали ее, мешали сосредоточиться на главном, на том, что в настоящее время происходит с ее любимым детищем – фирмой «Лекарственная косметика». По-своему истолковав ее нерешительность, Оливер живо поднялся из-за письменного стола и поставил рядом с собой стул для Кэтрин.

– Садитесь. – Он сделал приглашающий жест. – У нас действительно очень мало времени, чтобы исправить положение.

– Спасибо, – сказала Кэтрин и села на предложенный стул с видом жертвы.

– Вы считаете, что я преувеличиваю, не так ли? А вы когда-нибудь читали вот такие журналы? – Оливер разложил перед ней толстые журналы: «Бизнес и деньги», «Банковское дело», «Мир деловых людей». – Или, кроме светских сплетен и дамских романов, вы ничего не читаете?

– Неужели я, по-вашему, дура? – возмутилась Кэтрин. – Конечно, я постоянно читаю их.

– Никогда не задавайте провокационных вопросов, дорогая мисс Норман, если не хотите нарваться на утвердительный ответ, – посоветовал ей Оливер Уинстон, и в глазах его сверкнул злой насмешливый огонек. – А раз вы читали, то должны были бы знать, при каких условиях возможны такие манипуляции с деньгами фирмы, которые совершал у вас под носом ваш незабвенный управляющий!

Кэтрин видела, что Оливер с трудом сдерживает искреннее возмущение произошедшим, и проглотила злые слова, которые вертелись у нее на языке.

– Не понимаю, как можно было не заметить, что деньги со счета фирмы Билл Гудвин регулярно переводил на свой счет в Торонто. Вы даже не просматривали сообщения из собственного банка. – Он показал ей аккуратно собранную и скрепленную пачку бумаг. – Они же вас пытались поставить в известность о том, что происходит! – Оливер повысил голос.

– Но я их не видела! – так же громко ответила Кэтрин.

– А вы должны были их видеть, – спокойно сказал Оливер. – В этом ваше главное упущение, им и воспользовался Гудвин. Кстати, вы даже не потрудились в течение недели сообщить о том, что произошло, в полицию. Пришлось это сделать мне. – Он помолчал. – Я составил, со слов ваших служащих, описание его внешности. Еще есть надежда, что полиции удастся задержать его в Канаде, пока он не улетел на другой конец света. Посмотрите, здесь все правильно? Может, я что-нибудь упустил?

Теперь Оливер Уинстон говорил с ней обычным деловым тоном, и Кэтрин не заметила, как включилась в работу. В дальнейшем он по-прежнему обращался с ней как с человеком, не имеющим опыта работы, а его замечания и просьбы больше напоминали выговоры и приказания начальника. Самолюбие Кэтрин страдало, однако такое обращение помогало ей справляться с реакцией собственного тела на его непосредственную близость.

– Нет, мистер Уинстон, вы ничего не упустили, – сказала Кэтрин, прочитав описание внешности Гудвина.

– Предпочитаю, чтобы вы называли меня Оливер, – командирским тоном изрек он.

– Хорошо, если вам так удобнее, буду называть вас по имени, – пробормотала Кэтрин, теряясь под взглядом его синих глаз.

– Значит, по этому пункту мы тоже договорились, – подытожил Оливер и неожиданно улыбнулся.

Улыбка преобразила его суровое лицо. У Кэтрин дух захватило. Впервые она увидела Оливера Уинстона улыбающимся. На краткое мгновение ей открылся совсем другой человек. Возможно, именно тогда она, еще не сознавая этого, полюбила Оливера. Впрочем, уже через минуту она снова видела перед собой властного преуспевающего делового человека.

Темп, в котором работал Уинстон, поражал ее. Он успевал одновременно делать несколько дел: говорить по телефону, диктовать срочные телеграммы, выбирать из вороха документов, в которых терялась Кэтрин, именно те, которые нужны были ему в данную секунду. Сначала она с трудом поспевала за ним, но через два часа научилась с полуслова понимать если не ход его мыслей в целом, то, по крайней мере, поставленное им конкретное задание. Иногда Кэтрин пыталась с ним спорить, и каждый раз ей приходилось в итоге соглашаться с ним, натолкнувшись на его несокрушимую логику. Вспомнив, что она прочитала накануне о нем в журнале «Мир деловых людей», Кэтрин подумала, что автор статьи об Оливере Уинстоне прав, назвав его «стальным указующим перстом». Странно, что, будучи специалистом экстракласса, чьи услуги высоко оплачивались, он взялся за их крохотную фирму.

Когда наступило время перерыва на ланч, Оливер откинулся на спинку стула, потянулся всем телом, не стесняясь ее присутствия, и сказал:

– Ну вот, основную часть работы на сегодня мы сделали. Считайте, Кэтрин, что машину мы запустили. Во второй половине дня она должна начать выдавать результаты проделанной нами работы. А теперь пора перекусить.

По дороге к дому Кэтрин решилась нарушить молчание.

– Мистер Уинстон…

– Мы же договорились! – напомнил ей Уинстон.

– Оливер, – с трудом произнесла его имя вслух Кэтрин, – вы заставили меня сегодня ответить на большое количество вопросов. А могу я задать вам один?

– Пожалуйста, Кэтрин. – Он пожал плечами.

– Почему отец пригласил именно вас?

– Ответ, по-моему, лежит на поверхности. – Он сдвинул брови. – Ваш отец хотел, чтобы я помог вам спасти фирму.

– Но у вас мировая известность. Я читала о вас в журнале. То, что вы творите, просто фантастика! Наверное, он мог найти для решения наших проблем кого-нибудь другого. Я хочу сказать, не такого известного. И почему вы согласились? Иметь дело с гигантскими предприятиями – и вдруг заняться делами столь маленькой фирмы, как наша «Лекарственная косметика». Согласитесь, выглядит как-то странно. – Кэтрин искоса взглянула на идущего рядом Оливера, пытаясь по выражению его лица догадаться, о чем он думает.

Оливер выслушал ее и отвернулся. Когда он снова посмотрел на нее, глаза его были насмешливо прищурены.

– Возможно, захотелось сменить обстановку. Подышать сельским воздухом. Здесь у вас так красиво! А пахнет, как в раю… – Он демонстративно втянул носом воздух, напоенный ароматом роз.

Они проходили мимо участка, засаженного розовыми кустами особыхсортов. Кэтрин отметила как упущение, что на многих кустах виднелись распущенные цветы. Для изготовления розового масла бутоны нужно собирать перед восходом солнца, пока их нежных лепестков не коснулись жаркие лучи.

– Разумеется, ваше право выбирать, кого спасать в первую очередь. Меня больше интересует другое: сколько придется заплатить вам за услуги?

Кэтрин в голову не приходило, что ее вопрос может покоробить такого делового человека, как Оливер Уинстон. Его лицо осталось бесстрастным, но злой огонек, сверкнувший в синих глазах, подсказал ей, что вопрос ему не понравился.

– Извините, Кэтрин, эта сторона дела вас не касается! – категорически ответил он. – Меня нанял ваш отец. Кстати, пока я исполняю свои обязанности, отчитываться я тоже буду только перед ним.

– А мне отводится роль вашей подчиненной? – с горьким сарказмом спросила Кэтрин.

– Вам придется смириться с этой мыслью, – быстро ответил Оливер. – В конце концов, из-за вашей халатности фирма оказалась на грани банкротства.

– Вы считаете меня неспособной руководить фирмой? – В ее голосе невольно прозвучала обида не столько на Оливера, сколько на отца. Почему Льюис не посоветовался с ней прежде, чем приглашать этого несносного человека, настолько уверенного в своей непогрешимости, словно обладает монопольным правом на истину в последней инстанции.

Повисло молчание. Кэтрин пожалела, что, забыв совет Оливера, снова задала провокационный вопрос, ответ на который ей может очень не понравиться.

– Расскажите мне о себе, – неожиданно попросил Оливер.

– Что именно? – растерялась Кэтрин. Обычно с такой просьбой обращались к ней поклонники во время первого свидания, желая поближе познакомиться.

– Где и чему вы учились? Сколько лет работаете? – нетерпеливо пояснил Оливер.

Кэтрин смутилась. Похоже, в обществе Оливера Уинстона ей изменяет ее природный ум. Взгляд его синих глаз уводит ее мысли совсем не в ту сторону, в которую нужно. Видимо, он считает ее избалованной богатой наследницей, которая ради развлечения взялась руководить фирмой, не имея никакого опыта работы. Чтобы не выдать своих истинных чувств, Кэтрин с безразличным видом пожала плечами и ровным голосом поведала о том, что окончила университет, специализировалась по биохимии, затем поступила на двухгодичные курсы менеджеров, стажировалась в крупном концерне.

– Когда здоровье отца сильно ухудшилось, он предложил правлению мою кандидатуру в качестве президента фирмы «Лекарственная косметика». Дела у нас шли хорошо, и, если бы не эта кража…

– Понятно, значит, у вас уже есть опыт работы. Очевидно, вы научились справляться с решением тактических задач. Теперь вам осталось научиться решать стратегические задачи. Попробую вам помочь в этом, пока мы вместе будем ликвидировать последствия растраты. Согласны, Кэтрин? – Оливер остановился и заглянул в ее глаза. Тон его был деловым и холодным, а глазами он словно заглядывал ей в душу.

Кэтрин была противником бурных романов и страстей любого рода. Тремя составными ее жизненного кредо были уравновешенность, стабильность и безопасность. К своим главным достоинствам она относила умение самостоятельно справляться с любыми трудностями и во всем полагаться только на себя. Растрата денег акционерной фирмы, которую она возглавила, нарушила одну из составляющих – стабильность. Появление Оливера лишило ее уравновешенности и безопасности.

– Хорошо, я согласна, – скороговоркой ответила Кэтрин и, боясь, что от волнения голос ее может дрогнуть, отвернулась.

За ланчем Кэтрин старалась помалкивать, едва прислушиваясь к тому, о чем говорили отец и Оливер. Когда они смеялись, она только мило улыбалась. В голове у нее теснилась масса вопросов и к отцу и к Оливеру. Вопросы, которые наверняка были бы неуместными в данной ситуации.

2

Кэтрин открыла глаза и не сразу поняла, где она и что происходит. Под щекой неподвижно лежала рука Оливера… Она сразу вспомнила, что произошло накануне, подняла голову и долго вглядывалась в него. Черты его сурового лица смягчились, исчезли недобрая насмешливость, жесткость, высокомерие. Порезы от стекол и темные синяки вокруг глаз сделали его еще более привлекательным для нее. Такой беззащитный, словно ребенок, он волновал ее гораздо больше. Ей всегда нравилось смотреть на спящего Оливера, когда сквозь маску взрослого мужчины проступали черты обиженного мальчика. Кэтрин никогда не расспрашивала его о детстве, интуитивно чувствуя, что это тема запретная. Возможно, несчастья и унижения, пережитые им в детстве, определили жесткость его характера. У нас много общего, вдруг подумала Кэтрин. Как и Оливер, она с раннего детства не знала материнской любви и заботы и ей пришлось пережить унизительное чувство стыда за поведение матери. Но стоит ли говорить об этом ему?

В бокс вошла красивая медсестра, сменившая ту, что дежурила ночью. Кэтрин улыбнулась ей и вышла из бокса, чтобы не мешать. Через стекло она видела, как та ловко управляется с туалетом Оливера, быстро перестилает белье, меняет капельницу. В какой-то момент ужас и отчаяние перед происходящим завладели ею и она тихо заплакала, отвернувшись. После слез ей стало легче. Пройдя в туалетную комнату, Кэтрин умылась. Не имеет права она сдаваться, ведь сказал врач, что сейчас многое зависит от нее. Значит, она должна достучаться до сознания Оливера, вернуть его к жизни. Но как это сделать?

– Хотите отдохнуть? – спросила медсестра, когда Кэтрин вернулась к постели Оливера. – У нас есть специальная комната для отдыха родственников, которые дежурят возле больных.

– Спасибо, я не устала, – отказалась Кэтрин.

– Тогда через час я принесу вам завтрак, – пообещала женщина, сочувственно улыбнулась и ушла.

– Оливер, – нежно произнесла Кэтрин, глядя в лицо любимого, – проснись, дорогой! Скажи мне: «С добрым утром, Кей!». – Голос ее дрогнул. – Мне плохо без тебя. Кто еще меня так поцелует, как умеешь целовать только ты?

Воспоминания снова обступили ее…


Оливер Уинстон возвышался словно башня над ее письменным столом, длинные ноги не помещались под ним и торчали снаружи.

– Я принесла кофе, будете? – спросила Кэтрин в пять часов вечера, входя в кабинет с подносом, на котором стояли две дымящиеся паром кружки и вазочка с печеньем. – Джанин уже закончила работу, пришлось самой варить кофе.

– Да, спасибо, – холодно отозвался Оливер. – Кажется, на сегодня я сделал все, что было можно. – Он стал собирать разбросанные по столу бумаги и складывать их, сортируя в отдельные стопки. – Можете на досуге ознакомиться с последними сообщениями из Канады. Думаю, к четвергу ситуация окончательно прояснится.

Оливер сложил часть документов в свой портфель, застегнул его и подошел к журнальному столику, на который Кэтрин поставила поднос. Не присаживаясь, он взял одну из кружек, сделал глоток, потом потянулся за печеньем.

По отсутствующему выражению лица Оливера Кэтрин видела, что мозг его продолжает работать. Словно робот, которого забыли выключить, подумала она.

– Да, пока не забыл! Вам звонили, мужской голос, но, поскольку вас не было на месте, просили позвонить вот по этому телефону завтра. – Глаза его подозрительно блестели, когда он передавал ей листок с телефоном. Кэтрин машинально положила листок в карман клетчатой юбки, даже не взглянув на него. Лицо Оливера вновь приняло отсутствующее выражение. Он посмотрел на часы. – Извините, Кэтрин, но мне пора.

– Разве вы не останетесь поужинать с нами?

– Увы, нет времени. Через три часа у меня самолет. Срочно вызывают в Лондон.

Кэтрин завороженно смотрела, как он надевает пиджак, как поправляет галстук, приглаживает волосы. Она чувствовала себя кроликом, загипнотизированным взглядом удава.

Оливер повернулся к ней и вполне дружелюбно улыбнулся.

– Увидимся во вторник, Кэтрин.


После отъезда Оливера Уинстона из поместья она вернулась в свой кабинет, села за освободившийся письменный стол и стала внимательно Изучать стопки документов, аккуратно подобранные Оливером. Поразительная дотошность, бормотала себе под нос Кэтрин. Документы восстанавливали в деталях всю финансовую картину за то время, когда управлять фирмой стала она, и за предыдущий год, когда во главе фирмы стоял ее отец. Странно, оказывается, с момента ее избрания президентом и начались утечки денег со счетов фирмы. Теперь стало понятно, почему Уинстон задавал оскорбительные для ее самолюбия вопросы. Для этого у него были все основания, с досадой пришлось признать Кэтрин. И тут ее подпись, и тут… Она пригляделась к подписи на платежном документе. Сумма была большая, поэтому она стала внимательно просматривать именно этот документ. Внешне все выглядит безупречно, вот только дата – пятое марта – вызывала сомнение. Кэтрин хорошо помнила, что две недели, с конца февраля по десятое марта, она провела с отцом в бостонской клинике, где он находился на обследовании. Надо сказать об этом Оливеру и заказать графологическую экспертизу. Возможно, ее вина не так уж и велика, если Гудвин подделывал ее подпись на всех ложных платежках и таким образом переводил деньги фирмы на свои счета.

Размышляя над этим, Кэтрин заметила лежавшие в стороне две телеграммы, поступившие, очевидно, во второй половине дня. Обе были от ее дальней родственницы, Лилиан Уорнер. Эксцентричная пожилая дама приходилась родной теткой кузине Пруденс. В первой телеграмме Лилиан Уорнер выражала возмущение растратой денег в «ее» фирме. В свое время она получила в наследство от отца акции фирмы, сама же за эти годы не вложила в «свою» фирму ни цента. Забавно, ее любимая племянница заварила всю эту кашу, а камни летят в нее, Кэтрин Норман, хотя именно ей теперь приходится исправлять то, что произошло из-за легкомыслия Пруденс! А если это было не просто легкомыслие? Ну вот, теперь я, кажется, тоже заразилась подозрительностью, вздохнула Кэтрин и стала читать вторую телеграмму.

Вторая телеграмма носила совсем другой характер. «Узнала, что за дело согласился взяться Оливер Уинстон. Большая удача, что удалось нанять специалиста с высокой международной репутацией».

Интересно, как отреагировал Оливер, прочитав эту телеграмму, на слово «наняли»? Кэтрин усмехнулась, вспомнив его высокомерное поведение, и стала читать дальше.

«Считаю необходимым организовать мне встречу с ним. Пригласите Оливера Уинстона от моего имени на один из приемов, которые я обычно устраиваю в последнюю субботу каждого четного месяца. Полагаю, твоя дочь могла бы сделать мне такое одолжение».

Наверняка узнала, что Оливер Уинстон не женат, и теперь попытается свести его со своей племянницей Пруденс, которую никак не может выдать замуж, догадалась Кэтрин. Даже несчастье, постигшее фирму, хочет использовать с выгодой для себя. Ох уж эта Пруденс! Вспомнив красивую кузину, Кэтрин вдруг задумалась. Интересно, а какие женщины нравятся Оливеру? Пруденс, яркая блондинка с зелеными глазами и пышными формами, скорее всего, должна быть в его вкусе. Кэтрин стало и грустно, и досадно за свои мысли. Пусть Пруденс сама устраивает свои личные дела, помогать ей она не станет. И без нее дел хватает. Телеграммы были адресованы Льюису Норману, поэтому Кэтрин захватила их с собой.


Столовая в их особняке на памяти Кэтрин ни разу не меняла своего облика. Наверное, дубовые панели на стенах этой комнаты еще помнили ее прапрадеды. Свечи в позолоченных напольных канделябрах и огонь в большом мраморном камине тогда освещали веджвудский столовый сервиз, хрустальные бокалы и приборы из серебра на овальном дубовом столе. Теперь веджвудский фарфор хранился под стеклом, но на столе у них с отцом по-прежнему стояли хрустальные бокалы и лежали все те же серебряные столовые приборы. Кэтрин напомнила себе, что надо не забыть спросить о старинном сервизе у отца. Возможно, он согласится продать и его вместе с «Купидоном» Торвальдсена. Тогда проблема недостающих денег на счетах фирмы будет решена наверняка.

– Моя кузина Лилиан в своем репертуаре, – произнес Льюис Норман, читая телеграммы. – От всех чего-нибудь требовать, а самой оставаться в стороне.

Кэтрин впервые услышала от него критическое замечание в адрес своей кузины. Никогда прежде он не высказывался так, даже тогда, когда Лилиан Уорнер порвала с ним отношения, до крайности возмутившись флиртом его жены Ванессы с одним из ее гостей во время очередного приема.

Посмотрев на дочь, он добавил:

– Лилиан с детства такой была. Затеет с другими детьми какую-нибудь проказу, а потом бежит к взрослым ябедничать на них. Нас наказывают, а ей хоть бы что! – Льюис рассмеялся и отложил телеграммы в сторону.

– Оливер помог тебе разобраться, как могла произойти растрата?

Кэтрин кивнула.

– Правда, мне пока непонятно, как Гудвину удавалось вести двойную бухгалтерию. Если ты помнишь, именно Пруденс, племянница Лилиан, не только рекомендовала, а убедила членов правления взять на должность управляющего Билла Гудвина. У тебя нет на этот счет каких-нибудь предположений? – осторожно спросила Кэтрин.

– Предполагать можно что угодно, а нужно тщательно изучить всю документацию. Уверен, Оливер предусмотрел все варианты и сделал соответствующие запросы. Какое впечатление он произвел на тебя?

– По-моему, он страдает манией величия. Льюис поднял брови и скептически посмотрел на дочь.

– Странно, почему-то я не замечал за ним ничего похожего. У него репутация добросовестного и порядочного человека.

– Возможно, так оно и есть, – быстро согласилась Кэтрин, но не удержалась и выпалила: – Только от скромности он не умрет! Постоянно демонстрирует свое превосходство. От его высокомерия просто тошнит! – Кэтрин покраснела под внимательным взглядом отца.

– Успокойся, Кэтрин. Не стоит так болезненно переживать его превосходство в тех делах, в которых у тебя пока нет опыта. У Оливера есть чему поучиться. В своей области он считается в нашей стране, да и не только в нашей, чуть ли не лучшим специалистом.

– Если он такой первоклассный специалист, то почему тратит свое драгоценное время на нас? В журнале «Мир деловых людей» пишут, что он нарасхват. – Кэтрин понимала, что ведет себя неправильно, что ею движут эмоции, не имеющие отношения к делу. Но остановиться не могла.

– Я уже говорил тебе, что Оливер Уинстон согласился помочь нам, сделав мне личное одолжение, – медленно произнес Льюис.

По тону его голоса Кэтрин почувствовала: докапываться до причины, побудившей Оливера заняться их фирмой, не стоит. Здесь она вступала в мир чисто мужских отношений, в котором места ей не было по определению.

– Отнесись к его временному пребыванию в твоем кабинете спокойно, – мягко посоветовал ей отец, приступая к еде.

Легко давать советы, думала Кэтрин, последовав примеру отца, а вот как сохранить спокойствие, когда находишься в непосредственной близости от Оливера? Он из той категории людей, которых обычно или любят, или ненавидят, равнодушных вокруг таких, как он, не бывает. Когда они появляются в обществе, их замечают все; когда они уходят, их отсутствие тоже становится заметным. Вот и проблема: работать с ним бок о бок стало для Кэтрин мучением, а как пережить несколько дней его отсутствия? Мысль о том, что раньше вторника она не увидит Оливера, приводила Кэтрин в глубокое уныние. Странно, что с детских лет личность Оливера была в ее представлении окружена какой-то таинственностью. Она вспомнила, как закаменело его лицо, когда ему был задан вопрос, сохранился ли тот дом, в котором он родился и вырос. Почему Оливер так ревниво оберегает свое прошлое?

В конце ужина Кэтрин вспомнила, что хотела поговорить с отцом о сервизе из веджвудского фарфора.

– Папа, ты не будешь возражать, если я продам наш старинный английский сервиз и мраморного купидона, чтобы возместить растрату?

– «Купидон» принадлежит тебе. Ты вправе распорядиться им по своему усмотрению. Конечно, это память о твоей бабушке, моей матери… Впрочем, решай сама. Что касается сервиза, то после моей смерти он перейдет к тебе по наследству. – Льюис погрузился в задумчивость.

Слова отца о смерти так подействовали на Кэтрин, что ей пришлось прикусить губу, чтобы не заплакать. Она пожалела, что заговорила о сервизе.

– Я не буду возражать при одном условии, – сказал Льюис.

– Каком?

– Видишь ли, наполовину сервиз принадлежит тебе. Я готов выкупить у тебя эту половину. – Льюис нежно улыбнулся дочери.

– Иными словами, ты хочешь вложить недостающую часть денег после продажи «Купидона»?

– Ты меня правильно поняла.

– Спасибо тебе. – Чувство нежности к отцу наполнило сердце Кэтрин. – Не знаю, что бы я без тебя делала! – На глазах Кэтрин блеснули слезы.

– Ну-ну, успокойся, Кей. Не собираюсь я умирать в ближайшее время.

Мысли об отце, об Оливере долго не давали ей заснуть, но наутро Кэтрин, к своему удивлению, была полна энергии. На рабочем столе она обнаружила несколько телеграмм, которые пришли не только из Канады. Очевидно, Оливер Уинстон рассылал запросы и в банки других стран. Просмотр их ничего не прибавил к тем сведениям, которыми она располагала. Кэтрин решила оставить их до возвращения Оливера. Он все ей объяснит, подумала она и принялась обзванивать фирмы, которые занимаются перепродажей антиквариата. Остановив свой выбор на той, которая предложила ей самые выгодные условия, Кэтрин вызвала оценщика. В конце недели она сумела вернуть на счета фирмы ту сумму, которую украл Билл Гудвин, и на душе у нее стало легче. Правда, по вечерам опустевший угол в ее спальне навевал грусть и сожаление о принесенной жертве. Она так привыкла к своему крылатому мальчику! С ним ей было не так одиноко. Возможно, ее выбор был продиктован не осознанным до конца желанием отомстить за беспокойное томление плоти, пробудившееся в ней с появлением Оливера Уинстона в их поместье.

Выходные дни тянулись долго, несмотря на кипучую деятельность, которую развернула Кэтрин в эти дни. Ею были проверены все плантации, теплицы и оранжереи, был составлен перспективный проект линии духов с лечебными ароматами, а также смета строительства новой лаборатории. В понедельник утром Кэтрин неторопливо вышла из дома, на ходу составляя рабочий план дня. Мыслями она была далеко за пределами поместья, там, где, по ее предположениям, находился сейчас Оливер, в Лондоне.

Джанин Хантер на месте не оказалось. В другое время отсутствие секретарши вызвало бы у Кэтрин недовольство, но сегодня она едва обратила на это внимание. Открыв дверь кабинета, она застыла на месте. За ее столом сидел Оливер Уинстон собственной персоной и диктовал Джанин текст письма.

– Доброе утро, – растерянно сказала Кэтрин. – Что вы тут делаете?

– Доброе утро, Кэтрин, – скороговоркой ответил ей Оливер. – Присаживайтесь, я сейчас закончу диктовку и мы с вами поговорим.

Кэтрин ничего не оставалось, как молча сесть в кресло и ждать с бьющимся сердцем, когда этот супермен соизволит поговорить с ней в ее же кабинете. Радость, вспыхнувшая в ней при виде Оливера, который вернулся раньше обещанного срока, была омрачена его возмутительным тоном. Почему он позволяет себе так разговаривать с ней, да еще в присутствии секретарши?! Когда Оливер закончил диктовать, отпустил Джанин и повернулся к Кэтрин, в ней уже кипел гнев.

– Почему вы позволяете говорить со мной таким тоном? – спросила Кэтрин, стараясь произнести это холодно и спокойно.

– Почему вы позволяете себе так поздно приходить на работу? – Оливер посмотрел на массивные золотые часы у себя на руке.

Оба вопроса прозвучали одновременно, в одинаковой тональности. Отвечать никому не пришлось, комический эффект разрядил обстановку.

– Каким образом вы очутились здесь так рано? – спросила Кэтрин своим обычным голосом, почти не скрывая радости, что снова видит его.

– Прилетел вчера вечером из Лондона. Между прочим, мой рабочий день всегда начинается в семь часов утра. А сейчас уже десять. Долго спите, мисс Норман. Вот поэтому в вашей фирме может происходить что угодно.

Кэтрин была потрясена тем, что, прилетев из Англии накануне вечером, Оливер уже в семь утра оказался за ее рабочим столом. Сколько же он спал, если до них из Бостона ехать на машине больше двух часов? Неудивительно, что он осунулся.

– Я скажу Джанин, чтобы она сварила кофе.

– Не надо кофе. Лучше садитесь к столу, – предложил Оливер.

– Вы сидите за моим столом на моем месте, – заявила Кэтрин с долей раздражения.

– А мне вы приготовили кабинет? – спросил Оливер строгим голосом, прикрыв глаза ресницами.

– Н-нет, – ответила Кэтрин, заикаясь, как ученица, не приготовившая домашнего задания.

– У вас было достаточно времени, чтобы создать нормальные условия для моей работы на вашу фирму, – сухо заметил Оливер.

Выговор был неприятным, но справедливым.

– Я займусь этим прямо сейчас.

Кэтрин порывисто встала и направилась к двери.

– Не надо никуда ходить. Садитесь рядом, я объясню вам, что мы имеем на данный момент.

Оливер поставил для нее стул, не понимая, какой мучительной пытке подвергает Кэтрин. От запаха его лосьона, который запомнился ей с первого дня его появления в их доме, у нее кружилась голова. А самое ужасное, что из-за этого она не понимала и половины того, о чем он ей толковал все утро до перерыва на ланч.

– Теперь вам все понятно? – спросил Оливер через три часа.

Глубоко в его синих глазах таилась, как ей показалось, насмешка.

– Да, в общих чертах все понятно, – солгала Кэтрин, отводя взгляд, чтобы не утонуть в обольстительной синеве. – Но есть еще некоторые вопросы.

– Хорошо. Вопросами займемся после перерыва, – пообещал Оливер. – Не забудьте отдать распоряжение, чтобы мне приготовили кабинет с телефоном. А в четверг утром соберите всех членов правления в моем офисе в Бостоне. Я сделаю сообщение о проделанной работе. Так захотел ваш отец.

В прошлый раз он говорил, что отчитываться будет только перед отцом, вспомнила Кэтрин. Интересно, что их связывает? Скорее всего, ответ на этот вопрос лежит в прошлом, о котором ей мало что известно. Отец никогда не упоминал имени Оливера. Впрочем, он никогда не вспоминал и о своей жене, вдруг сообразила Кэтрин. Нет ли здесь связи с тем эпизодом, свидетелем которого ей довелось стать в одиннадцать лет? Возможно, поэтому он явился по первому зову отца, словно рыцарь на белом коне.

– О чем вы так глубоко задумались, Кэтрин? – услышала она голос Оливера и посмотрела на него.

– Представила вас рыцарем в блестящих латах на белом коне, – честно призналась Кэтрин и улыбнулась.

Ей показалось, что в глазах Оливера на миг появилось выражение нежности.

– Ну и как я смотрелся в латах? – с нарочитым равнодушием спросил он и сразу стал похож на мальчишку, готового расхохотаться от удовольствия.

– Латы вам к лицу, – с усмешкой сказала Кэтрин.

Насмешливый тон Кэтрин вернул на его лицо привычное деловое выражение.

– Предлагаю ради экономии во времени ограничиться сегодня на ланч бутербродами и кофе. Возражений нет? – спросил Оливер.

Кэтрин пожала плечами.

– Тогда попросите Джанин принести нам все это сюда в кабинет.

Оливер вдруг закрыл глаза ладонями, и Кэтрин увидела, что он побледнел.

– Вам плохо? – взволнованно спросила она.

– Нет, все в порядке, – холодно отозвался он. – А что, если после кофе вы покажете мне свои цветочные плантации?

Предложение было неожиданным.

– С удовольствием выполню вашу просьбу. Быть вашим гидом для меня большая честь.

Кэтрин никак не удавалось найти нужного тона в разговоре с Оливером Уинстоном. Поэтому она то и дело сбивалась: начинала говорить с ним как подчиненная, потом насмешничала, а иногда переходила на такой же высокомерный, как у него, тон.

– Вот и хорошо, – просто сказал Оливер.

После кофе с бутербродами, которые Оливер поглощал с завидным аппетитом, его щеки обрели нормальный цвет. Он просто еще не ел сегодня, поняла Кэтрин, и не выспался. Сейчас он казался ей уже не закованным в латы рыцарем, а обычным мужчиной, поглощенным работой, которому не хватает женской заботы.

– А теперь на воздух! К вашим чудодейственным растениям! – воскликнул Оливер.

Выйдя с ним из административного здания, Кэтрин зажмурилась от яркого света полуденного солнца и остановилась. В этот момент Оливер взял ее за руку. Его прикосновение парализовало Кэтрин, она продолжала стоять с закрытыми глазами, не в силах сделать и шага.

– Кэтрин, вам плохо? – спросил Оливер с нескрываемым беспокойством.

– Нет-нет, – слабым голосом отозвалась Кэтрин. – Это солнце… Я забыла взять темные очки, – с ходу придумала она. – Сейчас все пройдет.

Сделав усилие над отяжелевшим от внезапного приступа желания телом, Кэтрин повела Оливера к плантациям лечебных растений. При первой возможности она мягко высвободила свою руку, после чего ей стало проще разговаривать с ним. С гордостью она рассказала Оливеру об основателе фирмы, своем прадеде Дориане Нормане, который построил первую оранжерею в глубине сада для экзотических растений.

– Он был неутомимым путешественником, побывал на всех континентах. Ботаника была его страстью. Уже позже он сконцентрировал свое внимание на лечебных свойствах растений.

– У вас здесь прямо райские кущи, – заметил Оливер, когда они вошли в главную оранжерею.

Кэтрин с удивлением посмотрела на него. Не мог же он все забыть! Ведь ему было восемнадцать лет, когда он работал в этой оранжерее. Внимательно посмотрев на Оливера, она не обнаружила на его лице и тени притворства.

– К сожалению, много растений погибло пять лет назад во время сильного града. Мы закупили новые образцы. Если приживутся, используем в будущем для производства духов с лечебными ароматами. Представляете? Вы, например, страдаете от головной боли, а врач прописывает вам не таблетки, а духи с ароматом, который избавит вас от боли.

– Фантастика? – с мягкой улыбкой спросил Оливер.

– Нет, не фантастика! – запальчиво возразила Кэтрин. – Это я как биохимик вам заявляю. Ароматерапия известна была еще в древние времена. Просто о ней забыли. Все новое, как известно, это хорошо забытое старое.

Оливер с интересом посмотрел на Кэтрин.

– У отца сохранились дневники его деда. В них я нашла выписки из древних трактатов о лечебных свойствах многих растений, включая их ароматы. Дориан Норман сам перевел их с латыни. Эти выписки и навели меня на мысль о создании новой лаборатории, в которой мы будем экспериментировать над созданием совершенно новых по назначению духов. К сожалению, это будет еще не скоро, – упавшим голосом добавила Кэтрин.

– А в чем проблема?

– Как всегда, в финансах.

– А медиков не пробовали заинтересовать? На что, на что, а на здоровье люди никогда не жалели денег.

– Я думала об этом. Но на первом этапе мы должны справиться своими силами. – Увидев вопрос в глазах Оливера, Кэтрин пояснила: – Прежде надо получить положительные результаты в лаборатории, а уже на стадии производства привлекать заинтересованные стороны.

Впервые за время их общения Кэтрин увидела на лице Оливера одобрительное, даже уважительное отношение. Она едва успела обрадоваться этой перемене, как его лицо снова обрело замкнутое, высокомерное выражение.

3

В течение дня Кэтрин почти не отходила от постели Оливера. Тишина в реанимационном отделении, где медсестры двигались бесшумно, давила на нее. Даже ее тихий голос, когда она обращалась к любимому, звучал здесь пугающе громко. Кэтрин постепенно теряла ощущение времени, застывая в неподвижности, как и Оливер. Казалось, жизненные силы, которые она пыталась передать ему через прикосновения рук, звуком своего голоса, утекали в черную дыру, не давая результата. Чувство безнадежности и отчаяния охватывало ее. Тогда она выходила в коридор и тихо плакала. Но после этого появлялись силы, она возвращалась к Оливеру, снова и снова взывала к нему, пытаясь освободить его сознание из плена сумеречного небытия.

Медсестра, дежурившая весь день, не один раз предлагала ей отдохнуть, но Кэтрин упрямо отказывалась. Очевидно, был поздний вечер, когда в бокс вошел уже знакомый ей врач Майкл Вуд. Кэтрин подняла на него глубоко запавшие глаза и с трудом поздоровалась, силы ее были на исходе. Майкл Вуд посмотрел дневные показатели приборов, потом предложил Кэтрин пройти с ним в его кабинет.

– Все идет хорошо, мисс Норман. Только сегодня вам придется поехать домой на ночь и хорошенько выспаться. А завтра с утра можете вернуться.

– Нет, доктор, я не могу его оставить одного, – упрямо заявила Кэтрин.

– Должен вас огорчить. В том состоянии, в котором вы сейчас находитесь, пользы от вашего присутствия не будет. Поверьте мне, за сутки вы исчерпали свой запас энергии. Достаточно посмотреть на вас. Необходимо восстановить свои силы и в последующие дни тратить их более разумно. И отчаиваться нельзя. Ведь прошли всего одни сутки.

Всего одни сутки… Кэтрин вспомнила слова доктора, когда приехала домой. Неужели за сутки ее жизнь могла так резко измениться? Нет, в течение суток это уже была другая жизнь. Изменилось все за те доли секунды, когда вылетевший из-за поворота лихач врезался в бок машины Оливера. Кэтрин представила это себе зрительно и содрогнулась. Сейчас ей нельзя об этом думать, надо копить положительную энергию. Она приняла ванну и заставила себя поесть. Постель, в которой они занимались любовью с Оливером, почему-то пугала Кэтрин. Постелив себе на диване в гостиной, она, несмотря на усталость, никак не могла заснуть. Мысли о бренности всего сущего навалились на нее. Чтобы защититься от них, Кэтрин стала вспоминать…


– Все идет как нужно. Можете собирать в четверг свое правление, – сообщил ей Оливер, когда Кэтрин вошла в его временный кабинет с последними за утро телеграммами. – Пригласите их в мой офис на десять утра.

– Вы хотите сказать, что ваша работа здесь окончена? – вырвался у нее вопрос.

– Неужели вы будете скучать без меня? насмешливо отозвался Оливер. – Да, хотел дать вам совет, – не дожидаясь ответа, серьезно сказал он, – не связывайтесь с дорогостоящими фирмами по разработке рекламы вашей продукции. Заключите контракт с молодым, но талантливым дизайнером. Ваша реклама станет оригинальней и обойдется вам дешевле.

Кэтрин прикусила губу. Как же она сама не додумалась до этого?

– Но возрастет фонд заработной платы… – неуверенно сказала она.

– Все равно, эти затраты в конце концов окупятся, поверьте мне. – Голос Оливера звучал непривычно мягко.

– Что еще посоветуете? – спросила Кэтрин.

– Теперь можете продать часть своих акций, а вырученные деньги вложить в дело.

Кэтрин задумалась, потом кивнула.

– А вообще, должен признать, что вы молодец. – Оливер дружески улыбнулся ей. – Редко встретишь женщину, которая могла бы справиться с таким сложным комплексом, как научные разработки сочетании с производством.

Кэтрин порозовела от удовольствия.


Офис Оливера Уинстона располагался на семнадцатом этаже современного здания в самом центре Бостона. В просторном зале заседаний собрались на этот раз все члены правления, что случалось довольно редко. Так велик был интерес не только к делам собственной фирмы, но и к личности легендарного хозяина офиса. Кэтрин прекрасно понимала значение горящих взглядов кузины Пруденс, которые та бросала на Оливера. У нее самой неровно забилось сердце, стоило ей только увидеть его, как всегда подтянутого и чисто выбритого, в темно-сером костюме, который сидел на нем как влитой. Но больше всего ее удивило присутствие на этом собрании Лилиан Уорнер. Скорее всего, Пруденс настояла на этом. Интересно, зачем ей это понадобилось? – успела подумать Кэтрин, но тут ее внимание отвлек сам Оливер.

– Если все в сборе, то давайте начнем.

Кэтрин невнимательно слушала его отчет о проделанной ими совместной работе, большая часть которого ей была известна. Гораздо интереснее было наблюдать, как завороженно слушали его собравшиеся здесь люди, многие из которых были старше по возрасту, чем Оливер. У некоторых даже рот приоткрылся, словно Оливер рассказывал им об открытии жизни на Марсе. А Пруденс откровенно смотрела на него как кошка на сметану, разве что не мурлыкала. И с чего это она так вырядилась сегодня? Словно явилась не на заседание, а на вечеринку.

– Вопросы будут? – Оливер подождал и, не услышав ни от кого вопросов, предложил считать заседание закрытым.

– У меня есть вопрос, – послышался вдруг голос Лилиан, которая держалась величественно, как и подобает леди.

– Пожалуйста, слушаю вас.

– А как же будет с украденными деньгами? Они что, уже возвращены этим… Как его? – Она посмотрела на племянницу.

– Билл Гудвин, – подсказала ей Пруденс.

– Нет, деньги он не вернул. Сейчас этим делом занимается полиция. Но деньги возвращены на счета фирмы благодаря жертвам, на которые пошли Кэтрин и Льюис Норман. Мисс Норман продала «Купидона» Торвальдсена, а Льюис Норман вложил недостающую часть денег. Как я понял, если удастся вернуть похищенные деньги, они пойдут на создание новой лаборатории. – Оливер вопросительно посмотрел на Кэтрин, за ним и все остальные устремили свои взгляды на нее.

– Я расскажу об этом подробно, когда подготовлю все расчеты, – пообещала Кэтрин членам правления фирмы. – Речь идет о новом направлении в деятельности нашей фирмы.

– Стоит ли рисковать? – важно спросила ее Лилиан Уорнер.

– Стоит, – решительно ответил ей Оливер. – Без расширения ассортимента своей продукции вы скоро затеряетесь на рынке аналогичных товаров.

После вмешательства Оливера Уинстона у собравшихся больше не возникло никаких сомнений в целесообразности планов Кэтрин. Она с благодарностью посмотрела на него. Он ответил ей сдержанной улыбкой.

– У меня тоже есть предложение, – снова раздался скрипучий голос Лилиан Уоррен. – Приглашаю всех собраться у меня в доме в следующую субботу. Надеюсь, что вы, мистер Уинстон, окажете нам честь своим присутствием. Нельзя все время только работать, надо иногда отдыхать и развлекаться.

– Спасибо за приглашение, миссис Уоррен. Твердо обещать не могу, но постараюсь прийти.

Когда все стали потихонечку расходиться, Лилиан Уорнер подошла к Кэтрин.

– Дорогая, ты так похудела! – воскликнула она. – Наверное, все это новомодные диеты, которыми сейчас увлекаются молодые женщины.

Такое впечатление, что она ничего не слышала о болезни отца, не имеет представления о том, сколько ей пришлось работать в течение последних недель, подумала Кэтрин.

– Я не старалась похудеть, – терпеливо возразила Кэтрин.

– Передавай привет Льюису. Жду тебя в следующую субботу. – Лилиан Уорнер величественно покачала головой и стала искать глазами Пруденс, которая уже кокетничала с Оливером Уинстоном.

Кэтрин не слышала, о чем они говорят. Но по тому, как покраснела Пруденс, поняла, что Оливер сказал ей нечто мало приятное.


Тем не менее на приеме у Лилиан Уорнер в городском особняке Кэтрин снова увидела свою кузину рядом с Оливером Уинстоном. Незамеченная ими среди многочисленных гостей, она некоторое время наблюдала за ними. Уинстон был великолепен в темном вечернем костюме и белоснежной рубашке с галстуком-бабочкой. А вот Пруденс, по мнению Кэтрин, опрометчиво выбрала для этого вечера кричащее красное платье и гарнитур из бриллиантов. Никак не сочетался этот наряд с ее внешностью зеленоглазой блондинки. Возможно, именно ее вульгарность привлекла Оливера, раз он пожирал ее глазами. Кто же из мужчин устоит перед роскошным бюстом Пруденс, который она вызывающе демонстрировала в глубоком декольте узкого лифа платья? Зависть тебя мучает, сказала себе Кэтрин, но продолжала смотреть, как Оливер наклоняет свою темноволосую голову к светлым локонам Пруденс, слушает ее, а потом весело смеется, запрокинув назад голову. Да, с ней он так не смеялся, даже улыбался редко. Что же тут удивительного? Ты деловая женщина, а мужчины предпочитают развлекаться с красивыми и легкомысленными женщинами. За делами она даже не успела позаботиться о новом вечернем туалете, пришлось облачиться в тот, в котором она уже появлялась в этом доме. Ну, во-первых, стала утешать себя Кэтрин, последний раз она была на приеме у Лилиан в прошлом году, во-вторых, платье из тафты цвета опавших листьев безумно шло к ее темно-карим глазам. А главное, Оливер еще не видел ее в этом наряде! Мнение остальных Кэтрин не волновало. Она вздохнула. Оливер был так увлечен ее кузиной, что мог вообще не заметить ее. Кэтрин взяла с подноса бокал красного вина и перешла в малую гостиную. Здесь уже собиралась компания заядлых картежников. Никто не обращал на нее внимания, все развлекались, и ей стало скучно. Оказавшись в буфетной, где были накрыты столы с холодными закусками и салатами, Кэтрин вспомнила, что в этот день пропустила ланч, торопясь управиться с делами. Отдав должное угощению, она вышла в сад, держа в руке бокал с вином. Вино было терпким, приятно было пить его маленькими глотками, смакуя изысканный букет.

Воздух в саду был чист и прозрачен, упоительно пахли резеда и жасмин. Если бы не приглушенный шум транспорта, можно было бы усомниться, что находишься в центре большого города. Из дома донеслась музыка. Наверное, Пруденс затеяла танцы, чтобы иметь возможность прижиматься к Оливеру, подумала Кэтрин и, сделав большой глоток, допила вино. И почувствовала, что слегка захмелела. Она с удивлением посмотрела на пустой бокал. Когда же она успела выпить столько вина? Хорошо еще, что сегодня она не за рулем. Если сейчас заказать машину по телефону, то через полчаса вполне прилично будет покинуть прием. В крайнем случае, можно будет сослаться на уважительную причину – болезнь отца. Кэтрин повернулась, чтобы пройти в дом, к телефону, и столкнулась лицом к лицу с Оливером Уинстоном. Видимо, он стоял за ее спиной какое-то время. Кэтрин замерла на месте и осторожно подняла на него глаза. В первый момент ей показалось, что он смотрит на нее с какой-то мрачной решимостью, как начальник перед объявлением выговора подчиненному. Он мне больше не начальник, напомнила себе Кэтрин и приняла холодно-неприступный вид. В ответ с лицом Оливера произошла метаморфоза. Уголки его губ поднялись, и он улыбнулся ей такой обольстительной нежной улыбкой, что у Кэтрин перехватило дыхание.

– Здравствуй, Кэтрин, – тихо сказал Оливер.

– Здравствуй, – растерявшись, ответила Кэтрин, мельком подумав, что они вроде бы на «ты» не переходили.

– В этом наряде ты смотришься просто великолепно, – вкрадчиво сказал он.

– Ничего особенного, по-моему. Это вечернее платье я надеваю на приемы уже второй год, – с неожиданным вызовом сообщила ему Кэтрин, вспомнив, как Оливер упрекал ее в том, что она погрязла в роскоши.

Ослепительная белизна его зубов перекликалась с белизной его рубашки, потемневшие синие глаза сверкали как сапфировые запонки в его манжетах. Знакомый запах лосьона будоражил ее, вызывая легкое головокружение. Наверное, это от вина, пыталась обмануть себя Кэтрин. На самом деле ей хотелось уткнуться носом ему в шею и вдыхать его запах, ни о чем больше не думая.

– Я слышал, дела у тебя идут хорошо, кредиторы от тебя отстали, теперь можешь спокойно работать и претворять свои замыслы в жизнь.

– Ну, до этого еще очень далеко. Пока все это только в проекте. Украденные деньги не вернулись, а без них мы не можем создать новую лабораторию. – Кэтрин готова была говорить о делах фирмы до бесконечности. Разговор о работе придал ей уверенности, помог избавиться от томления, которое охватило ее от близости соблазнительного красавца, излучающего сексуальность. Она старалась не смотреть на него, но взгляд ее упорно возвращался к его губам.

– Ты скучала без меня? – перебил ее Оливер.

Кэтрин словно споткнулась на бегу.

– Я? – глупо переспросила она и отвернулась.

– Понимаешь, мне стало скучно без тебя. Вот я и подумал: может, это чувство взаимное?

Сердце Кэтрин забилось так громко, что его стук отдавался в ушах.

– Вы… Ты скучал без меня? – удивилась Кэтрин.

– Сам удивляюсь, но это правда! – произнес Оливер и тихо засмеялся.

Кэтрин искоса смотрела на него. Судя по выражению его лица, он и вправду пребывал в некотором недоумении по поводу случившегося с ним. Инстинкт самосохранения подсказывал ей, что надо бежать от него пока не поздно. Пока она еще способна контролировать свои чувства. Бежать – означало выдать свои чувства, которые ей до сих пор удавалось скрывать от него.

– А теперь не скучно, раз я здесь? – насмешливо спросила Кэтрин.

– Да, ты здесь, и мне уже не скучно. Мне нравится твой характер, ты волевой человек. Но кого ты хочешь обмануть? Посмотри на свои руки.

Оливер провел пальцем вдоль ее обнаженной руки, не прикасаясь к ней. Кэтрин увидела, что кожа ее покрылась пупырышками, словно ей стало холодно.

– А вечер сегодня очень теплый. Догадываюсь, о чем ты сейчас подумала. Ты бы предпочла сбежать, но бегство не в твоем характере.

– Никуда бежать я не собиралась, просто направлялась в дом, чтобы заказать такси. Мне действительно пора ехать в имение, отец болен, ему нельзя волноваться, – спокойно возразила Кэтрин.

– А я пришел на прием только для того, чтобы увидеть тебя. Хотелось посмотреть, как ты выглядишь в вечернем туалете. Целую неделю только об этом и думал.

– Ты мог бы позвонить мне в любой из этих дней и сказать, что хочешь встретиться, – безразличным тоном сказала Кэтрин.

– Тогда не было бы эффекта неожиданности. А мне нужно было видеть твое лицо. И я убедился, что интуиция меня не подвела. – В бархатной вкрадчивости его голоса Кэтрин послышались торжествующие нотки.

– Не понимаю, о чем ты говоришь, – вяло запротестовала она.

В ранних сумерках, спустившихся на сад, бархатный мужской голос обволакивал ее словно паутина, лишая воли противиться своему влечению к этому большому сильному телу. Еще труднее было сохранить маску безразличия на лице, когда кружится голова и все внутри плавится под его откровенно горящим взглядом.

– Перестань смотреть на меня так, – тихо попросила Кэтрин.

– Почему? Мы больше не работаем вместе, и теперь вправе дать волю своим чувствам. Мы и так слишком долго их сдерживали. Я ведь знаю, чего тебе хочется, потому что я хочу того же.

Оливер протянул руку, чтобы обнять ее за талию, но Кэтрин метнулась в сторону и укрылась за кустом жасмина. Затаив дыхание, она смотрела, как Оливер неотвратимо приближается к ней, слышала, как нежно и тихо произносит он ее имя. Запах цветов дурманил ее, колени подгибались под отяжелевшим от желания телом. Стоило Оливеру отвести ветку и приблизиться к ней, как она упала к нему на грудь, словно перезревший плод. Обессилев от собственного желания и настойчивости Оливера, Кэтрин сумела едва слышно выдохнуть «не надо».

Его лицо склонилось к ней. Проведя кончиком языка по еепересохшим от волнения губам, он проник внутрь. Глубокий поцелуй воспламенил их, они прижались друг к другу с такой силой, что Кэтрин почувствовала упиравшуюся вниз ее живота его затвердевшую плоть и содрогнулась всем телом. Поцелуй все длился и длился, доводя Кэтрин до безумия. Но вот Оливер прервал поцелуй и заглянул ей в глаза.

– Поехали ко мне, Кэтрин, – тихо предложил он.

Слова его не сразу дошли до сознания Кэтрин, но, как только она поняла, что он ей предлагает, в ней взыграла гордость. За кого он ее принимает?

– Привык, что все женщины после твоего поцелуя сразу готовы лечь с тобой в постель?

– Признайся, Кэтрин, что ты тоже хочешь меня, – срывающимся голосом произнес Оливер.

Кэтрин отвернулась, чтобы глаза не выдали ее, и медленно пошла в сторону дома, буркнув себе под нос:

– Мало ли чего я хочу!

– Куда ты собралась? – спросил за спиной Оливер.

– Домой.

– В свой загородный замок? – насмешливо сказал он.

Да, в свой замок, где она сможет укрыться от него, где ее ждет отец, где она будет в безопасности и не совершит опрометчивого поступка, движимая голыми эмоциями.

– Ты не хочешь, чтобы я проводил тебя?

– Нет! И не вздумай последовать за мной!

– Желание женщины для меня закон, Кэтрин. Я могу и подождать, я терпеливый. Наступит момент, когда ждать больше не сможешь ты. И я приду к тебе.


Слова Оливера, сказанные им с необычной для него серьезной интонацией, без тени насмешки, звучали в ушах Кэтрин, пока она добиралась домой в тот вечер. Не могла она забыть и то состояние удивительного восторга, в которое ее привел поцелуй Оливера. На вопросы отца она отвечала невпопад.

– Ты чем-то взволнована, Кей, или мне показалось? – спросил он.

– Нет, почему ты так решил? – рассеянно спросила Кэтрин.

– Я спросил, как себя чувствует моя кузина, а ты ответила: «в красном вульгарном платье».

– Правда? – Кэтрин засмеялась. – Прости, я, наверное, задумалась.

– О чем?

– Понимаешь, я встретила там твоего любимого Уинстона. Он посоветовал пустующую часть нашего особняка переоборудовать под зал для конференций. Нам надо расширять свои внешние связи, обмениваться опытом, чтобы поднять престиж фирмы. – Кэтрин вовремя вспомнила свой разговор с Оливером на эту тему, который состоялся полторы недели назад. – Вот я и думаю, чем раньше заняться: созданием новой лаборатории или реконструкцией и ремонтом особняка. Наверное, все-таки лабораторией. Я не хотела бы, чтобы ты подвергался каким-нибудь неудобствам в доме.

– Через месяц я уеду к Хелен, тогда можешь заняться и ремонтом. Одно другому не помеха. Кстати, я давно задумывал сделать в нашем особняке что-то в этом роде. Он слишком велик для нас двоих. О деньгах можешь не беспокоиться. Деньги на реконструкцию особняка давно лежат в банке на отдельном счете.

Весть о предстоящем отъезде отца отодвинула все остальное для Кэтрин на задний план.

– Ты уже говорил с Хелен? – Кэтрин села рядом с отцом и взяла его за руку.

– Да, за месяц там как раз успеют приготовить для меня все необходимое. А ты не грусти. Как только здоровье позволит, я вернусь домой.

Льюис Норман с нежностью смотрел на дочь и думал о том, что уехать ему нужно не только из-за своего здоровья. Пора освободить дочь от заботы о нем. С детских лет Кэтрин он сам занимался ею, заменив ей мать. Теперь она должна получить полную свободу и устроить свою личную жизнь.

Кэтрин интуитивно угадала невысказанное пожелание отца, ее охватило тревожное предчувствие, которое возникает в переломные моменты жизни. Они никогда надолго не расставались. Впервые Кэтрин поняла, что, несмотря на свой самостоятельный характер, она жила до сих пор под защитой отца.


После отъезда отца в ее жизни на первый взгляд ничего существенно не изменилось. Она по-прежнему с головой уходила в работу, взвалив на свои плечи и хлопоты, связанные с реконструкцией и ремонтом особняка. Она уставала так, что едва добиралась до постели поздним вечером. Когда работы в доме были закончены, он преобразился, радуя глаз свежими красками. Кэтрин почувствовала облегчение – одной заботой стало меньше. Ей часто вспоминался весенний вечер в саду, поцелуй Оливера, когда они стояли у куста жасмина, и его прощальные слова. Два месяца прошло с тех пор. Кэтрин запретила себе думать о нем, возмутившись его мужской самоуверенностью. Да, он умный, красивый, но это не значит, что одного его поцелуя достаточно для покорения такой женщины, как я, рассуждала Кэтрин, хотя от одного воспоминания об этом поцелуе ее каждый раз бросало в жар. После завершения эпопеи с домом у Нее оказались свободными все выходные. Кэтрин возобновила светскую жизнь, принимая приглашения на коктейли и ужины, а утренние часы посвящала верховым прогулкам.

Наступил август. Возвращаясь однажды вечером из конюшни, Кэтрин заметила стоявшую у дома легковую машину. Сердце забилось, и она пошла быстрее. Неужели дождалась?! – мелькнуло в ее голове, хотя ей казалось, что она и думать забыла об Оливере.

Кэтрин обошла пустую машину и увидела его. Элегантный, в светлом летнем костюме, он стоял на террасе и смотрел на нее без улыбки. В первое мгновение ей бросилось в глаза, что лицо его осунулось.

– Оливер, какой сюрприз!

– Я понял, что не дождусь твоего призыва, и решил приехать, чтобы напомнить о себе. – Он улыбнулся той обольстительной улыбкой, от которой сердце Кэтрин начинало дрожать как заячий хвостик.

Странно, но сегодня Оливер уже не казался ей тем самоуверенным красавцем, каким она воспринимала его прежде.

– Понимаю, – осторожно сказала Кэтрин. – И что за этим последует?

– Я хочу пригласить тебя сегодня поужинать со мной.

– Чтобы потом заняться сексом? – резко спросила Кэтрин и почувствовала, что краснеет.

– Могу дать еще один совет. Никогда не произноси слов, от которых краснеешь.

Кэтрин оставила его слова без внимания.

– Возможно, ты приглашаешь меня поужинать, чтобы поближе познакомиться со мной.

Такая формулировка тебя больше устраивает? – с иронией спросила она.

– Вот теперь все правильно. И не надо изображать из меня сексуального маньяка.

– Значит, тогда мне только послышалось?

Оливер не спросил когда, и Кэтрин поняла, что он тоже хорошо запомнил тот вечер.

– Извини, я тогда был слишком возбужден. Тебя долго не было, и я выпил слишком много шампанского, которое ударило мне в голову. Ты была слишком соблазнительна в своем вечернем платье.

– Значит, во всем виновато платье, – насмешливо заключила Кэтрин, понимая, что начинает кокетничать. – Иди тебя до моего появления успела возбудить Пруденс. – Вот за эти слова она готова была откусить себе язык, поскольку дала ему понять, что видела его в обществе своей кузины и приревновала.

Оливер преобразился на глазах. Вместо робкого ухажера она снова увидела перед собой самоуверенного покорителя женских сердец.

– Представляю, какой ревнивой женой ты будешь, – сказал он с улыбкой.

– Я не собираюсь за тебя замуж! – резко ответила Кэтрин.

– Рад это слышать! – со смехом отреагировал на ее заявление Оливер. – А как насчет ужина?

Кэтрин представила себе, как будет проходить их встреча в ресторане, и ей стало тоскливо.

– Я не хочу ужинать, – сказала она.

– Я тоже не хочу, – неожиданно признался Оливер, разглядывая ее фигуру в облегающем костюме для верховой езды.

Под его жадным взглядом Кэтрин ощущала себя ничем не защищенной, даже одеждой. Ей стало жарко, во рту от волнения пересохло. Возникшее молчание тяготило ее.

– Мог бы придумать что-нибудь, – попыталась иронизировать Кэтрин, – нежели демонстрировать свою бесхитростность.

– А зачем? Хитрость не мой стиль поведения. Я предпочитаю честные отношения. Определяю, что мне нужно, и открыто добиваюсь этого. Я не скрываю, что приехал сюда, потому что хочу тебя.

Кэтрин нервно засмеялась. Впервые она слышала, чтобы мужчина разговаривал с ней так откровенно и грубо. Но в грубости Оливера было столько искренней страсти, что она невольно заражалась ею.

– Ты всегда так… искренен с женщинами?

– Так – нет, но всегда честен.

– И что ты мне предлагаешь? Стать твоей очередной любовницей?

– Называй себя как хочешь. Я предлагаю нормальные отношения между мужчиной и женщиной, когда они хотят друг друга. Только без свадебных колоколов и обручальных колец. Никаких обязательств и никаких требований. Равноправные отношения. Или ты предпочитаешь, чтобы я красиво ухаживал за тобой, присылал тебе ежедневно розы?

– У меня своих роз достаточно, – сухо ответила Кэтрин, стараясь не смотреть на Оливера.

– Неужели тебе нужна эта игра, которую называют ухаживанием? Тебе нравится мучить себя и меня? Ведь все равно, пусть не сегодня, но ты будешь моей, – тихо произнес он, не сводя с нее горящих глаз.

– Я не привыкла к такому обращению, Оливер. И должна была бы прогнать тебя сейчас, запретив впредь появляться у моего дома.

– Но ты этого не сделаешь? – вдруг робко спросил Оливер.

Кэтрин грустно засмеялась.

– Положение хозяйки дома обязывает меня пригласить гостя в дом и предложить чашку чая на дорожку.

– И нас будут обслуживать многочисленные слуги? – язвительно спросил Оливер, поднимаясь следом за ней по ступенькам.

– Нет, теперь я в основном готовлю сама. После отъезда отца я рассчитала прислугу. Три женщины, приходящие раз в неделю, обеспечивают чистоту в доме, закупают необходимые мне продукты. На это у меня просто не хватает времени.

Кэтрин привела его в кухню, размеры которой были сравнимы с залом большого ресторана, и поставила на плиту чайник с водой.

Потом открыла дверцы буфета и протянула руки к верхней полке, где в стеклянных чайницах хранились разные сорта чая.

– Какой чай ты предпочитаешь? – спросила она тоном гостеприимной хозяйки.

Оливер стоял за ее спиной. Она затылком чувствовала его обжигающее дыхание, и невольная дрожь пробежала по ее позвоночнику.

– Довольно меня дразнить, Кэтрин, – охрипшим голосом сказал он. – Я больше не могу ждать. – Он мягко обнял ее за талию и привлек к себе.

– Не надо, Оливер, – тихо запротестовала Кэтрин, обмякая в его руках.

– Надо, Кэтрин, надо, – шептал он ей на ухо. В его шёпоте слышалась откровенная страсть сильного человека, изнемогающего под ее бременем. – Не чай, не ужин, а вот что тебе нужно, – продолжал шептать Оливер, проводя руками по ее телу. Добравшись до ее груди, он ощутил твердость набухших сосков.

Голос рассудка призывал Кэтрин разомкнуть кольцо его рук, пока еще не поздно, потребовать, чтобы он оставил ее в покое. Только произнести нужные слова уже не было сил. Жажда насладиться прикосновениями его рук оказалась сильнее.

– Ох как ты меня хочешь! – пробормотал Оливер, тяжело дыша. Он повернул ее к себе лицом и поцеловал в губы, требовательно, жадно. Торопливо расстегнул пуговицы блузки, посмотрел на просвечивающие сквозь ажур лифчика розовые соски и прильнул по очереди к ним губами. – Как ты прекрасна! – воскликнул Оливер, прижимая ее к себе.

Кэтрин горела как в огне, воспламенившись от его страсти. Его поцелуи заставляли ее стонать, руками она искала возможности прикоснуться к его обнаженному телу. Расстегнув на нем рубашку, она приложила ладони к его обнаженной груди. Нащупав соски, она стала как безумная целовать их, чтобы дать выход сжигавшей ее страсти. Поцелуи Кэтрин заставили застонать Оливера. Он не узнавал сейчас в объятой страстью женщине всегда сдержанную в чувствах Кэтрин. Зрачки ее глаз увеличились и теперь они казались совсем черными на побледневшем лице.

Оливер подхватил ее на руки и понес на второй этаж. В тишине дома слышалось только их взволнованное дыхание. Дверь ее спальни, на которую молча указала Кэтрин, он открыл ногой. Опустившись вместе с ней на широкую постель, Оливер принялся снимать с Кэтрин одежду, глядя ей прямо в глаза немигающим взглядом. Завороженная этим взглядом, она не отводила глаз, проделывая с ним то же самое и получая от этого необъяснимое наслаждение.

Оливер раздел ее и быстро закончил начатое ею дело. Наконец он предстал перед ней обнаженным.

Удивляясь собственному бесстыдству, Кэтрин во все глаза восторженно смотрела на его возбужденное тело. Все происходящее казалось ей каким-то невероятным сном. Она протянула навстречу ему руки. Оливер вытянулся с ней рядом, теперь он не торопился. Опираясь на локоть, он разглядывал ее, легко касался пальцами самых чувствительных мест, заставляя ее дрожать от нетерпения.

– Теперь я тебя буду мучить, – сказал он, дразня ее соски, гладя ладонями ее бедра, перебирая пальцами завитки светлых волос треугольника внизу живота и соскальзывая пальцами во влажную промежность. – Ой как ты хочешь меня, – приговаривал он охрипшим голосом.

– Пожалуйста, Оливер… – стонала Кэтрин, извиваясь под его руками. – Я больше не могу… – задыхалась она, ловя воздух пересохшим ртом.

Обхватив его руками за шею, она притянула к своему животу его голову, требуя поцелуя. Живительный поцелуй Оливера принес ей частичное удовлетворение. Почувствовав это, он оторвался, накрыл ее своим телом и проник внутрь, вызвав у нее крик восторга от острого наслаждения, какого ей еще не доводилось испытывать. Ей захотелось сказать ему слова, которых прежде она не говорила никому. Сказать, что она любит его, что еще никогда не испытывала такого наслаждения. Но не успела. Оливер, двигаясь медленно, довел ее до такого экстаза, что она способна была только стонать, всем своим существом безвольно отдаваясь в его власть. Казалось, они достигли предела, но Оливер искусно длил и длил безумный восторг слияния двух тел. А когда наступил апофеоз, оба вскрикнули одновременно, пережив «маленькую смерть», как называют оргазм французы…


Кэтрин в подробностях вспомнила именно тот, первый день, с которого начались их любовные отношения. Еще сутки назад она думала о том, что пора их прекратить, так как они завели их в тупик. А сегодня она готова была на все, лишь бы вернуть себе любимого, лежавшего неподвижно в реанимации клиники Симпсона. Бессильные слезы струились по ее лицу и капали на подушку, пока ею не овладел спасительный сон.

4

В семь часов утра Кэтрин была на работе, где ее с нетерпением дожидались главный бухгалтер фирмы и секретарь Джанин Хантер. Не вдаваясь в подробности, она объяснила причину своего отсутствия накануне и предупредила, что с этого дня все необходимые документы будет подписывать только в утренние часы. Джанин Хантер, как всякий личный секретарь, была в курсе личных дел своей начальницы. Ее круглые глаза стали наполняться слезами, но строгий взгляд Кэтрин, устремленный на девушку, не дал им пролиться. До десяти часов все неотложные дела были завершены, и Кэтрин поехала в клинику Симпсона.

Оливера она нашла в том же состоянии. Правда, теперь оно не так пугало Кэтрин. За ночь она обрела новые силы, преодолев отчаяние безнадежности. Когда медсестра вышла из бокса, Кэтрин стала рассказывать Оливеру о делах на фирме, о новой лаборатории, в которой удалось найти закрепители для духов с ароматом полыни, мяты и лаванды. Чтобы не быть голословной, она захватила с собой опытные образцы и в течение дня периодически подносила их к носу Оливера. В какой-то момент ей показалось, что ресницы закрытых глаз Оливера затрепетали, словно он хотел поднять их, но ему не хватало сил. Вечером она рассказала об этом Майклу Вуду. Тот скептически смотрел на нее во время ее восторженного рассказа и отправил домой спать, не разубеждая ее, но и не обнадеживая напрасно. В полной уверенности, что радостная эйфория Кэтрин вызвана только ее сильным желанием и не имеет ничего общего с действительностью, врач проверил дневные записи приборов, фиксирующие жизнедеятельность органов Оливера Уинстона. В нескольких местах приборы явно показывали изменения в состоянии больного. Следовательно, ошибался он, когда подумал, что молодая женщина выдавала желаемое за действительное.


Нежный голос доносился неведомо откуда, настойчиво и ласково звал его. На какой-то миг в бесцветной памяти Оливера ярким пятном вспыхнула зелень луга, он даже ощутил запахи трав, растущих на этом лугу. Но где и когда он слышал этот голос? Зеленый луг заслонила высокая фигура молодой женщины с короткими светлыми волосами. Ее темные глаза смотрели на него то строго, то испуганно. Оливер не заметил, когда вместо луга возникла обстановка рабочего кабинета, в котором он сидел рядом с этой женщиной. Видимо, он сказал ей что-то обидное, потому что в ее глазах мелькнули искорки гнева и щеки порозовели. А он старался не смотреть на ее небольшую соблазнительную грудь, которая сейчас вздымалась от сдержанного волнения. Как же ее зовут? Оливер не мог вспомнить. Когда-то – это было давным-давно – он окрестил ее Принцессой, хотя меньше всего была похожа на принцессу длинноногая девочка в шортах и в майке, с ободранными коленками и короткой, под мальчика, стрижкой. Кто бы поверил, что такая красивая женщина выросла из той смешной замухрышистой девчонки.

Ему было восемнадцать лет, когда погибла мать, и Льюис Норман предложил ему деньги на учебу. Гордость не позволила ему просто так взять деньги, он заявил, что хочет их заработать. Мистер Норман посмотрел на него мудрыми добрыми глазами и не стал спорить.

– А что ты умеешь делать? – спросил он.

Оливер задумался и быстро понял, что у него пока есть только одно достоинство.

– Я физически сильный, – заявил он.

Целый сезон он работал, не жалея сил, в поместье Норманов как простой разнорабочий, а потом уехал в Нью-Йорк учиться. Оливер и тогда понимал, что не заработал тех денег, которые Льюис заплатил за его обучение. Его скупая благодарность не выражала и сотой доли тех чувств, которые обуревали его перед расставанием с этим человеком. Себе он поклялся, что когда-нибудь вернет долг. Годы учебы и постоянного труда пролетели незаметно. И вот однажды, спустя пятнадцать лет, раздался звонок от Льюиса Нормана, который попросил его помочь спасти их семейную фирму от банкротства. Оливер был потрясен переменой, которая произошла с Льюисом Норманом за эти годы, но сумел сдержать обуревавшие его чувства. От вознаграждения он отказался сразу и категорически. Появление дочери Льюиса в качестве президента фирмы, с которым ему предстояло работать, чуть не лишило его равновесия.

– Ты, наверное, не помнишь мою дочь, Оливер, она была тогда совсем маленькой. Три года назад она закончила учиться и вернулась домой, решив, что именно здесь перед ней, как биохимиком, открывается широкое поле деятельности.

– Да, я помню ее. Короткая стрижка, ободранные колени. Забавная девчушка! Что у нее стряслось?

– Оливер, она уже выросла и с моей подачи возглавила фирму два года назад. – Он вздохнул. – Боюсь, это моя вина, что она проглядела махинации нашего управляющего. Слишком много времени ей пришлось проводить со мной из-за обострения моей болезни. Короче, Билл Гудвин, наш управляющий, скрылся, а после его бегства выяснилось, что исчезла также большая сумма денег со счетов фирмы. Фирма у нас акционерная, можешь себе представить, в каком трудном положении оказалась моя девочка. Должен предупредить, что у нее гипертрофированное чувство собственного достоинства, отсюда ее недостатки: упрямство, склонность противоречить. Мне с ней иногда бывает очень трудно…

В этот момент открылась дверь кабинета Льюиса Нормана, и на пороге возникла длинноногая, высокая молодая женщина. Она окинула странным, каким-то колдовским взглядом темно-карих глаз Оливера и подошла к отцу. С ее приходом в комнате повеяло приятной прохладой, ароматом свежести.

Метаморфоза, которая произошла с голенастой девчонкой, поразила Оливера, лишив его душевного равновесия. Он облокотился на мраморную полку камина и прищурил глаза, словно ему было невыносимо больно смотреть на эту совершенную холодную красоту. В ушах его шумело от бурного притока крови. Никогда в присутствии женщин он не испытывал ничего подобного. А недостатка в женщинах он не испытывал. Чем же она его поразила? – пытался разобраться Оливер, прислушиваясь к разговору Льюиса Нормана с дочерью. Одета она со вкусом, но скромно. Впрочем, он знал цену этой элегантной скромности. В отличие от него, сына разорившегося некогда предпринимателя, Кэтрин Норман всю жизнь прожила в роскоши. Да, он никогда не думал, что именно ему доведется спасать эту принцессу…

«Растрата, банкротство…» – донеслось до него из разговора между отцом и дочерью. Как часто за последние годы приходилось ему слышать эти слова. «Кэтрин» – повторил он про себя. Какое милое имя! В ту же секунду она окинула его таким ледяным взглядом, от которого, наверное, замерз бы даже Индийский океан, и направилась к выходу. Оливер растерялся, не зная, что ему делать, и вопросительно посмотрел на Льюиса. Тот пожал плечами.

– Я тебя предупреждал. Иди за ней и справляйся сам.

Оливер словно только и ждал его напутствия. Устремившись следом за Кэтрин, он в считанные секунды выработал тактику и стратегию работы с трудным объектом, подразумевая под объектом не фирму, а президента в юбке.

Прежде всего, ему удалось немного напугать ее. После первого знакомства с документацией он строго заявил, что спасти ее фирму от банкротства может только чудо. Надо отдать должное уму Кэтрин, она не сразу поверила его заявлению, но свое поведение изменила. Так началась их совместная работа по спасению фирмы «Лекарственная косметика».

Все это время Оливер Уинстон не мог отделаться от ощущения, что Кэтрин околдовала его с первого взгляда. Он пытался бороться с той властью, которую она обрела над ним по непонятной для него причине. Внешне ему удавалось сохранять строгую, а временами даже суровую серьезность, а внутри него бушевал ураган неведомых до того противоречивых чувств. То ему хотелось сжать ее худенькое тело в своих объятиях так, чтобы она вскрикнула от боли, и целовать ее бледно-розовые губы, пока они не вспухнут. Хотелось разбить этот холодный чопорный кокон, в котором Кэтрин укрылась от него. То возникал в душе непонятный страх перед этим хрупким существом и языческое желание поклоняться ей как богине.

Ее высокомерное поведение, стремление держать его на расстоянии довели Оливера в первый день до такого состояния, что, возвращаясь из поместья, он мысленно обзывал ее избалованной бездельницей, синим чулком, замороженной мумией. А ночью снова видел перед собой высокую стройную фигуру, лицо в обрамлении пушистых светлых волос, загадочные темные глаза, которые, казалось, излучали особый свет. Да, красота ее была необычной. Возможно, именно своей необычностью она заворожила его.

В последующие дни Оливера поразила одержимость Кэтрин в работе. Он специально задал высокий темп, уверенный, что не пройдет и двух дней, как она запросит пощады и побежит жаловаться отцу. На третий день совместной работы в таком бешеном ритме, почувствовав в душе сострадание к ней, он не выдержал и спросил:

– Вы не устали, Кэтрин?

Она подняла на него отрешенный взгляд и коротко ответила:

– Нет.

Оливера поражала ее способность отдаваться целиком работе, ничего вокруг не замечая. В отличие от нее ему было непросто сохранять самообладание, когда она сидела рядом. От аромата, исходившего от нее, у него начинала кружиться голова. Иногда он вдруг умилялся выбившемуся из прически завитку ее волос, ее прелестному розовому ушку, похожему на перламутровую раковину. В разгар рабочего дня ему вдруг хотелось, как мальчишке, подуть на этот завиток. Очаровательной казалась ему манера Кэтрин во время разговора откидывать голову назад, вздергивая упрямый подбородок, или закусывать нижнюю губу ровными белыми зубами, когда она была недовольна собой. Тогда ее бледное лицо заливалось нежным румянцем. Улыбалась Кэтрин редко, и только сдержанной вежливой улыбкой.

Впервые Оливер работал в таких невыносимых условиях. Нужно было вовремя отводить взгляд от ее небольшой, но совершенной по форме груди, вызывающе обтянутой шелком светлых блузок, которые она ежедневно меняла, предпочитая ткани пастельных тонов. Его попытки пробиться сквозь барьер ее холодной отчужденности не увенчались успехом. Это раздражало, но и раззадоривало его. Интуитивно он чувствовал, что небезразличен ей. Иногда он ловил на себе тот колдовской взгляд ее темных глаз, который запомнился ему с первого дня.

С каждым днем солнце припекало все сильнее, так что даже в отдельном кабинете с кондиционером, который наконец ему выделили в административном корпусе, было невозможно дольше оставаться. В один из таких дней Оливер зашел в кабинет Кэтрин и попросил ее показать свое растительное хозяйство. Она живо откликнулась на его просьбу. Вместе они обошли оранжереи, плантации лекарственных трав, теплицы. Кэтрин с гордостью рассказывала ему о своем предке, собиравшем коллекцию экзотических растений со всего мира с описаниями их лечебных свойств и таким образом заложившем основы их семейного дела. Под ярким солнцем, в окружении благоухающих трав и цветов, она казалась ему богиней Флорой… Розовые губы Кэтрин, когда она приоткрывала их во время разговора, казались ему нежными бутонами. Оливеру нравилось идти следом за Кэтрин, любоваться ее легкой походкой, смотреть, как красиво изгибается ее тонкий стан и слегка покачиваются узкие бедра.

Однажды, приехав немного раньше обычного, Оливер увидел Кэтрин скачущей на лошади. В этот миг сложившееся представление о ней как о холодной красавице чуть было не подверглось коренному пересмотру. На лице ее читалось страстное упоение бешеной скачкой. Но, когда он вскоре зашел к ней в кабинет с новыми телеграммами, от нее все так же веяло прохладой и она держалась с обычной сдержанностью. «Входящие, оставьте упованья», – с горечью вспомнил он строку из Данте.

Тем не менее Оливеру не хотелось терять надежду. Он всячески сопротивлялся попыткам Кэтрин, как ему казалось, вернуть его в прошлое, напомнить, кем он был, чтобы и впредь знал свое место. Как-то она повела его к административному корпусу через сад. Они спускались по тропинке, проходящей мимо кустов, прячась за которыми, Кэтрин в одиннадцать лет подглядывала за ним. Он знал об этом.

Оливер насторожился, сообразив, что неспроста она повела его мимо оранжереи. Поэтому не сильно удивился, когда услышал ее вопрос: «Вы ведь родом из этих мест, не так ли?». Меньше всего ему хотелось в тот момент вспоминать свое ужасное детство, которое Он так старался забыть все эти годы. Да, и место, которое Кэтрин выбрала для разговора о прошлом, было не самым удачным. Возле оранжереи, где они остановились, ее мать, Ванесса Норман – ей тогда, наверное, было не меньше сорока, – настойчиво пыталась соблазнить его, восемнадцатилетнего юношу. Эпизод этот на долгие годы оставил в его душе глубокий след. Но тогда он испытал стыд и страх. Страх не за себя, а за ту девочку, которая наблюдала эту омерзительную сцену из-за кустов. Кажется, тогда он впервые испытал чувство жалости к Принцессе, которой всегда завидовал. Оливер уже не помнил, что он отвечал на вопросы Кэтрин, помнил только, что сразу уехал, сославшись на неотложные дела.

После встречи с Кэтрин в нем поселилось беспокойство, которое мешало ему жить так, как он жил раньше. Он всегда пользовался успехом у женщин, не прилагая для этого никаких усилий. Женщины были разного возраста и социального положения, но, как правило, каждая из тех, кому он дарил свое расположение, рано или поздно стремилась женить его на себе. А семейных уз Оливер боялся как огня. Возможно, это объяснялось трагической историей его семьи. После загадочного исчезновения отца, разорившегося предпринимателя, мать Оливера, лишившись жизненной опоры, сильно изменилась. Сейчас, став взрослым, он, наверное, не стал бы ее осуждать. Но в подростковом возрасте он и жалел ее в глубине души, но больше – презирал за тот распущенный образ жизни, который она стала вести у него на глазах. Свое отношение к матери он перенес на женщин, с которыми сводила его жизнь. Поэтому менять свое привычное положение холостяка Оливер, дожив до тридцати трех лет, не собирался.

Кэтрин, женщина, возникшая на его жизненном пути, резко отличалась от всех, кого он знал до нее. Это обстоятельство раздражало его. Он злился на себя, на Кэтрин, даже решил, что его влечение к ней своего рода недуг, посланный ему в наказание за все прошлые грехи. Сильное желание, которое она пробуждала в нем, не поддавалось никакому логическому объяснению. Ну что в ней особенного? Конечно, она красива. Но и та женщина, с которой он встречался раз в неделю, тоже красива. Может, причина особой притягательности Кэтрин в ее холодной недоступности? Но так ли уж она недоступна? Оливер помнил, как несколько раз Кэтрин заглядывала в документы, склонившись над его плечом, и волосы ее касались его щеки. Было в этих прикосновениях столько волнующей интимности… Тогда он расценил эти случаи как попытки сближения. Однако, как только он начинал проявлять к ней знаки внимания, она тут же замыкалась в своей холодной неприступности, словно улитка в раковине. В эти моменты ему вспоминалась ее мать, сексуально распущенная женщина, и он вздыхал про себя: если бы дочь унаследовала хотя бы сотую часть ее темперамента!

Только однажды Кэтрин проявила к нему что-то похожее на простую человечность, когда предложила остаться ночевать в их доме после затянувшегося тяжелого рабочего дня.

– Оливер, уже поздно, а вы устали. Оставайтесь ночевать у нас.

Как сладостно в тишине ночного сада звучал ее милый голос. Он оживил в нем надежду, фантазия мигом нарисовала ему эротическую сцену…

Тогда он вежливо отказался, о чем позже глубоко жалел.

В последний раз они виделись на собрании акционеров фирмы «Лекарственная косметика» в его офисе. Отчет о проделанной работе и ее результатах Оливер решил сделать на этом собрании только для того, чтобы еще раз иметь возможность посидеть рядом с Кэтрин. Мысль о том, что этого больше не будет, потому что его миссия по спасению фирмы закончилась, причиняла ему почти физическую боль. До конца собрания он ждал какого-нибудь знака от Кэтрин, который бы дал понять ему, что ей тоже будет грустно без него. Но она официально поблагодарила его от имени правления фирмы – и все! После доклада его оккупировали две женщины, старая миссис Уоррен и ее племянница Пруденс. Он пытался вырваться от них, но тщетно. Кэтрин же издалека попрощалась с ним кивком и ушла. Обвинив во всем своих собеседниц, Оливер разозлился и, склонив голову к уху молодой женщины, которая почти упиралась в него своим роскошным бюстом, спросил:

– Билл Гудвин привлекательный мужчина, не так ли, Пруденс?

Пруденс промолчала, но, судя по ее покрасневшему лицу, он попал в точку. Фирме уже не грозило банкротство, однако предстояло еще следствие по факту мошенничества с финансами фирмы в особо крупных размерах. И этой наглой блондинке придется ответить на некоторые вопросы! – подумал он, чрезвычайно довольный своей маленькой местью. Теперь ему оставалось только ждать. Через неделю у него будет возможность увидеть Кэтрин Норман на приеме у Лилиан Уорнер…


– Мистер Уинстон, пожалуйста, откройте глаза!

Голос совсем другой, требовательный, строгий… Профессиональный!

– Ну же, мистер Уинстон, открывайте глаза! Вы можете это сделать!

Оливер Уинстон сделал усилие, подчиняясь приказу, и поднял тяжелые, словно налитые свинцом веки. Свет ударил ему в глаза, веки непроизвольно закрылись. Боль в голове была настолько невыносимой, что он готов был кричать, если б голосовые связки слушались его.

– Доктор Вуд, к больному Уинстону вернулось сознание! – услышал Оливер чей-то взволнованный голос.

Я болен? Превозмогая боль, он попытался вспомнить, что с ним произошло. От этих усилий его отвлек знакомый нежный голос, который он уже когда-то слышал. Оливер открыл глаза и увидел прекрасное лицо, склонившееся над ним. Темные глаза на бледном лице в ореоле светлых волос смотрели на него с любовью.

Неужели я попал в рай? – успел подумать Оливер и снова потерял сознание.

– Ну что вы, – бормотал доктор Вуд, глядя на Кэтрин, которая плакала, не отводя глаз от лица Оливера. – Теперь он пойдет на поправку. Вот увидите, завтра утром он окончательно придет в себя.

Кэтрин не могла унять поток слез, прорвавшийся сквозь плотину ее обычной сдержанности на людях. Не могла она и объяснить, что плачет от радости.

– Его выход из состояния комы прежде всего ваша заслуга, мисс Норман. Кстати, меня заинтересовала ваша идея прибегнуть к ароматерапии. Надо будет как-нибудь попробовать на других больных. Хотя в данном случае, как мне кажется, основную роль сыграла не она. – Майкл Вуд лукаво посмотрел на Кэтрин.

Она взяла себя в руки, вытерла слезы и слабо улыбнулась врачу.

– Спасибо вам, доктор, – сказала Кэтрин, сдерживая волнение. – Простите, я не нахожу слов, чтобы выразить, как я вам благодарна!

– Благодарить надо себя и крепкий организм этого молодого человека, – проворчал Вуд, смущенный взглядом молодой женщины, излучающим светлую радость. Можно только позавидовать Уинстону, которого любит эта удивительная женщина, подумал Майкл Вуд.


Ночью Оливер Уинстон снова открыл глаза. В палате было почти темно, небольшой источник света находился справа от него. Слева стояла медсестра. Она меняла капельницу.

– Я в больнице, – вслух произнес он, сразу сделав два важных для себя открытия, что он жив и может говорить.

Его еле слышный голос напугал медсестру своею неожиданностью. Она чуть не выронила из рук склянку с раствором глюкозы.

– Как вы себя чувствуете? Мистер Уинстон, голова сильно болит?

– Уже не так сильно, – ответил Оливер, боясь повернуть голову и глядя прямо перед собой. Любое движение, даже глаз, отзывалось болью в голове.

Медсестра встала так, чтобы он мог ее видеть.

– Вам надо сейчас уснуть, а утром вы почувствуете себя гораздо лучше.

– Здесь была Кэтрин. Где она? – тихо, но требовательно спросил Оливер.

Удивительные создания эти мужчины, подумала медсестра, не успеют прийти в себя, как им сразу женщину подавай.

– Мисс Норман столько часов провела возле вашей постели за эти три дня, что доктор запретил ей сегодня остаться на ночь. Утром она приедет. А теперь постарайтесь уснуть и набраться сил к ее приходу. Вам что-нибудь нужно? – спросила она и, получив отрицательный ответ, вышла из палаты, в которую днем перевели больного Уинстона.

Постепенно глаза Оливера привыкли к темноте. Он различил очертания окна и за ним яркие точечки звезд на небе. Я жив, думал он. И видел не ангела, а живую женщину по имени Кэтрин. Три дня, по словам медсестры, она провела здесь, рядом со мной. Интересно, что подвигло ее на такое самопожертвование? А главное, что же все-таки произошло со мной? Он попытался вспомнить хоть что-нибудь. Этого усилия оказалось достаточно, чтобы погрузить Оливера в глубокий сон.

5

Ночью Кэтрин никак не могла прийти в себя от радостного потрясения. Спустившись в сад прямо в ночной рубашке, она готова была танцевать от переполнявших ее чувств под светом убывающей луны. Ей казалось, что все вокруг разделяет ее радость. Даже обычно скорбный лик луны сегодня улыбался ей с высоты. Нетерпение сжигало ее.

Скорей бы наступило утро, когда я смогу увидеть Оливера, твердила Кэтрин, согреваясь под одеялом после ночной прохлады. Спала она урывками и окончательно проснулась с первыми лучами восходящего солнца. Сразу после верховой прогулки и холодного душа, едва дождавшись начала рабочего дня, Кэтрин, на ходу допивая кофе, позвонила в свой офис.

– Джанин! Как хорошо, что ты уже на месте. Оливер Уинстон пришел в сознание! Я еду в клинику, на работе буду во второй половине дня.

Перед тем как положить трубку, она услышала, как завизжала от радости Джанин, а мысли ее уже занимало составление нового графика своей работы, чтобы выкроить как можно больше времени для Оливера в период его выздоровления.

В коридоре верхнего этажа клиники Кэтрин встретила медсестру, которая сообщила ей, что мистера Уинстона перевели в другую палату, что сейчас у него находится врач и что ей придется дождаться его.

– Оливер… Вы видели его. Как он сегодня? – спросила Кэтрин, сгорая от нетерпения.

– Поздно вечером окончательно пришел в сознание. Потом уснул. У него еще сильные головные боли. Кстати, вчера ночью он спрашивала о вас.

– Он меня узнал! – тихо воскликнула счастливая Кэтрин. – Значит, с ним все в порядке, – радостно заключила она и широко улыбнулась.

– Будем надеяться, – уклончиво ответила медсестра без улыбки. – Дождитесь Майкла Вуда. Наверняка он вам расскажет больше, чем я.

Ждать пришлось довольно долго. Кэтрин прошла в коридорный холл и села на диван. Чтобы скрасить ожидание, она попыталась представить себе радостную встречу с пришедшим в себя Оливером. Озабоченное выражение на лице появившегося наконец Майкла Вуда несколько охладило ее радость.

– Что скажете, доктор? – спросила Кэтрин, поздоровавшись с Майклом Вудом.

– Что могло быть и хуже.

– Я могу пройти к нему?

– Да, – как-то неуверенно произнес Вуд. – Только должен вас предупредить. Похоже, Оливер Уинстон считает, что попал в автомобильную аварию в прошлом году.

– Не понимаю. Как это, в прошлом году?

– Сейчас трудно сказать точно, какая часть его памяти заблокирована в результате травмы. Об аварии сам он ничего не помнит, узнал от меня. Последнее, что он помнит, как ехал из аэропорта к себе в Бостон. Только не вечером, а днем. Почему авария произошла на дороге, ведущей к вашему поместью, объяснить не может. Сказал, что сравнительно недавно закончил работу в вашей фирме, что давно знаком с вашим отцом, Льюисом Норманом. Уверяет, что прилетел в тот день из Копенгагена. Особых причин для визита в ваше поместье у него не было. Кстати, в его документах полицейские нашли билет на рейс из Парижа. Странно, что при нем не было багажа. Зато в кармане пальто на заднем сиденье лежала коробочка с флаконом парижских духов. Я уверен, что духи предназначались вам. – Майкл Вуд специально упомянул сейчас об этом, чтобы хоть так смягчить новое испытание для прелестной мисс Норман. – Об этой поездке Оливер Уинстон ничего вспомнить не смог.

Кровь отхлынула от щек Кэтрин. Слушая врача, она словно цепенела от внутреннего холода. Майкл Вуд замолчал, а она, застыв как изваяние, молча смотрела на него.

– Не отчаивайтесь, мисс Норман. Скорее всего, память его восстановится. Понадобится время, конечно, и бережный уход…

– Сколько? – почти беззвучно спросила Кэтрин.

– Трудно сказать. Завтра его будут смотреть еще два специалиста. Подождем, что скажут они. Полагаю, в клинике Уинстону придется провести еще не меньше трех недель. Вы мужественная женщина, мисс Норман. Я уверен, что вы поможете ему вернуть утраченную память. От вас, как и в предыдущие дни, потребуется терпение и… любовь. – Майкл Вуд коснулся доброжелательным взглядом бледного лица Кэтрин. – Только не торопите событий. Пусть все идет своим чередом. Он сам должен вспомнить. Это понятно?

Кэтрин медленно кивнула, выходя из оцепенения.

– А почему вы сказали, что могло быть и хуже?

– После таких мозговых травм большинство пострадавших не могут вспомнить, кто они, как их зовут. У Оливера Уинстона частичная амнезия.

Амнезия… Слово пугало ее.

– Как же мне с ним себя вести? – растерянно произнесла вслух Кэтрин то, что мучило ее с самого начала их разговора. Когда она поняла, что Оливер ничего не помнит об их отношениях в течение последних восьми месяцев.

Врач понял, что имела в виду Кэтрин.

– Вспомните, какими были ваши отношения в тот период, о котором он помнит, и ведите себя соответственно.

Посмотрев на растерянное лицо Кэтрин, он улыбнулся.

– Разве не интересно пережить с самого начала то, что стало привычным, причем с тем же мужчиной. Вам выпадает редкая возможность внести в ваши отношения коррективы, если, конечно, вас в них что-то не устраивало. – Майкл Вуд опустил взгляд на ее руки, обручального кольца он не увидел.

Кэтрин поняла значение его взгляда и порозовела.

– А если он изменил свое отношение… – Она осеклась. – Если он изменился в результате амнезии?

– Не думаю. Если судить по моим наблюдениям, он по-прежнему неравнодушен к вам, – успокоил ее Майкл Вуд, вспомнив, как заволновался его подопечный, услышав имя Кэтрин. – Знаете, лучше вам отложить свой визит к Оливеру Уинстону на завтра. Сегодня он еще очень слаб. А вы пока продумайте свою линию поведения с ним. Если хотите, я дам вам несколько советов. Кстати, медсестра неосторожно сообщила ему, что вы дежурили возле него, пока он находился без сознания. Это обстоятельство сильно удивило его.


– Вот теперь совсем другой вид! – воскликнула медсестра, оглядев свежевыбритого Оливера Уинстона. – Теперь вам не стыдно показаться даме, которая выходит сейчас из машины у подъезда клиники, – добавила она после того, как раздвинула оконные шторы.

– Кэтрин! – догадался Оливер. – Я хотел бы пересесть в кресло, – заявил он.

– Нет-нет, – строго сказала медсестра. – Еще недельку вам придется спокойно полежать. Могу предложить вторую подушку, чтобы вы лежали немного повыше.

– Наверное, Кэтрин напугают мои синяки на лице, – предположил Оливер и поморщился от боли, когда медсестра осторожно приподняла его, чтобы подложить вторую подушку.

Ей хотелось сказать, что мисс Норман видела его в гораздо худшем виде, чем сейчас. Но после выговора, полученного от доктора Вуда, она предпочла промолчать.

– Не испугается, – бодрым голосом заверила она его и вышла из палаты.

В ожидании Кэтрин Оливер придирчиво осмотрел свой новый домашний костюм из мягкой серой фланели, в который ему помогла переодеться утренняя сиделка. Впервые в Жизни он чувствовал себя таким беспомощным. Яркий клетчатый плед укрывал его до пояса. Он с тоскою подумал о том, что придется пролежать здесь еще неделю. Нельзя будет ни читать, ни писать, как сказал врач. Даже смотреть телевизор и слушать радио ему запретили. Чем он будет заниматься целую неделю? Что будет с его договорными обязательствами? В его офисе, наверное, телефон звонит не умолкая…

Задумавшись, он не услышал, как в палату вошла Кэтрин. Она молча смотрела на него, борясь с волнением. Только бы не выйти из той роли, которую она выбрала для себя, следуя советам врача.

– Доброе утро, Оливер, – негромко поздоровалась Кэтрин, чтобы привлечь его внимание.

Оливер поднял на нее глаза. Они показались ей огромными, словно два синих озера.

– Кэтрин, – задумчиво произнес Оливер. – Доброе утро. Как мило, что вы навестили меня.

Мы теперь снова на «вы», подумала Кэтрин. Как странно. По выражению его глаз Кэтрин не могла понять, что он сейчас испытывает. Все в его облике казалось ей настолько непривычным, незнакомым, что она растерялась.

– Садитесь в кресло. Его поставилиспециально для посетителей.

Кэтрин нерешительно подошла к креслу, стоявшему в двух шагах от кровати Оливера, и села.

– Как вы себя чувствуете сегодня? – вежливо спросила она, ощущая себя посредственной актрисой в чужой роли, текста которой она не знает.

Впрочем, именно так она и вела бы себя, случись подобное несчастье с Оливером год назад.

– Как муха на булавке, – неожиданно ответил Оливер со знакомым ей насмешливым сарказмом. – Дела заброшены, а я тут вынужден прохлаждаться.

– Полагаю, это ненадолго, – попыталась ободрить его Кэтрин.

– А как здоровье вашего отца? Мы с ним теперь почти в одинаковом положении, он прикован к инвалидному креслу, я к этой кровати. Как идут дела в вашей фирме? Расскажите, мы ведь с вами давно не виделись.

У Кэтрин перехватило горло, на глаза навернулись слезы. Теперь она и сама убедилась, что память Оливера пострадала серьезно.

– Почему у вас слезы на глазах? Льюису стало хуже?

– Да, – солгала Кэтрин, проглотив комок, вставший в горле. – Врачи посоветовали ему сменить климат. – Она помолчала. – Он уехал, Оливер, на север, к своей сестре. Там ему… будет лучше.

Трудно было рассказывать ему то, что Оливер прекрасно знал еще восемь месяцев назад. Тем более что здоровье отца за это время улучшилось. Льюис Норман теперь встает с кресла и заново учится ходить.

– Будем надеяться, – поддержал ее Оливер. – А как обстоит дело с реализацией ваших планов?

Кэтрин, внутренне восстав против навязанной ей обстоятельствами роли, рискнула рассказать, как на самом деле обстоят дела на фирме.

– Скоро выходим на рынок с новой продукцией. Духи с лечебными ароматами будут нарасхват, – гордо заявила она в конце своего рассказа.

Оливер наморщил лоб, пытаясь сообразить, когда же Кэтрин успела все это сделать? И лабораторию создать, и получить результаты, и запустить в производство новую продукцию… Кэтрин быстро поняла, какие вопросы его мучают, но не дала ему долго размышлять над временным несоответствием.

– Чуть не забыла передать вам приветы от ваших поклонниц. Лилиан Уорнер и ее племянница Пруденс кланяются вам и желают скорейшего выздоровления. – Кэтрин специально запустила этот пробный шар.

Тут Оливер обрел твердую почву под ногами. Он довольно быстро вспомнил эксцентричную владелицу старинного особняка в центре Бостона и роскошную молодую блондинку, ее племянницу. Кажется, блондинка была слишком навязчива… В глазах Оливера мелькнул знакомый насмешливый огонек. Кэтрин внутренне напряглась, гадая, вспомнит ли он, что на приеме у Лилиан, в саду, впервые поцеловал ее?

Оливер пристально посмотрел на Кэтрин, потом прищурился и слегка покраснел.

Вспомнил! – поняла Кэтрин и потупилась, чтобы не выдать себя взглядом.

– Кажется, у нее на приеме я повел себя не совсем корректно, – медленно произнес Оливер, вспомнив Кэтрин в открытом вечернем платье какого-то удивительного цвета. – Вы больше не сердитесь на меня?

– О чем вы? Я уже все забыла, – с невинным видом сказала Кэтрин и улыбнулась. – Поправляйтесь, Оливер. Я скоро снова к вам приду. Если вам что-нибудь нужно, скажите – я принесу.

– Нет, ничего не нужно. Я благодарен вам за заботу, Кэтрин. И за то, что вы больше на меня не сердитесь. – Последнюю фразу он произнес вкрадчиво, словно проверял ее.

– Кто же, если не я, позаботится о вас, Оливер? – ласково сказала Кэтрин, поднимаясь с кресла. – До встречи.

Она пошла к выходу из палаты, когда услышала, что Оливер окликнул ее:

– Кэтрин, вы не хотите поцеловать меня? В знак примирения или из чувства сострадания.

Она застыла на месте. В его голосе ей послышались знакомые насмешливые нотки. Или ей показалось? А если нет, что бы это значило? Может, он помнит больше, чем предполагает врач?

– Да, конечно, – ответила Кэтрин, вернулась к его постели и склонилась над ним. Заглянув в его потемневшие глаза, она едва сдержалась, чтобы не сказать, как она любит его, как истосковалась по нему. Опустив ресницы, она поцеловала Оливера в запавшую щеку.

Он с наслаждением вдохнул аромат тела Кэтрин. Странно, он хорошо помнит, что раньше от нее веяло прохладой. Но почему тогда этот аромат кажется ему смутно знакомым? Или у меня просто обострилось обоняние после сотрясения мозга? – успел подумать он, проваливаясь в сон.


За три недели организм Оливера Уинстона восстановился настолько, что особой необходимости оставлять его в клинике уже не было. Кэтрин Норман предложила ему поселиться в ее особняке, чтобы продолжать лечение в амбулаторном порядке. Частичная амнезия по-прежнему сохранялась. Специалисты, смотревшие его перед выпиской, включая психотерапевта, сошлись во мнении, что пациенту надо сообщить диагноз. Кэтрин была с ними согласна. К ее удивлению, Оливер пережил это сообщение спокойнее, чем она ожидала. Пришлось ему смириться с мыслью, что при таком диагнозе возвращение к работе немыслимо.

После переезда Оливера в доме Кэтрин снова появились кухарка и постоянная, правда немногочисленная, прислуга. Ежедневно приходила делать уколы медсестра. В свободное от работы время Кэтрин водила Оливера на прогулки, постепенно удлиняя маршруты. В ее отсутствие он первое время часто сидел на террасе, ведя созерцательный образ жизни. Потом стал пропадать в библиотеке.

Каждую ночь Кэтрин напрасно ждала его в своей спальне. Оливера словно подменили. Он был с ней вежлив, внимателен, расспрашивал о делах на фирме. Теперь они много говорили о том, на что раньше у них не хватало времени: о литературе, искусстве, музыке. Сравнивая нынешнего Оливера с тем, прежним, чьей любовницей она была в течение восьми месяцев, Кэтрин не могла бы с полной уверенностью сказать, кто из двоих ей больше нравится. Лежа без сна в постели, Кэтрин вспоминала…


В их отношениях с самого начала было мало романтичного. Можно сказать, что она жила с ним по расписанию, которое диктовал ей Оливер. Встречались в пятницу, расставались в воскресенье. Часто в пятницу раздавался звонок, и он сообщал ей, что занят срочным делом и потому приехать не сможет.

– Позвоню, как только освобожусь, – говорил он.

Эта фраза стала своеобразным рефреном их любви, ограниченной постелью. Услышав ее, Кэтрин погружалась в состояние ожидания его звонка, как в анабиоз. Иногда, когда Оливер долго не звонил, она вдруг выходила из анабиоза и начинала думать, что такие отношения оскорбительны для нее. Но моментально забывала об этом, стоило ей услышать его голос. В тот раз голос его был особенно нежен. Он позвонил ей сразу после Рождества, которое она провела в одиночестве.

– Кэтрин, дорогая, как ты там?

– У меня все хорошо. Как у тебя? – бодро ответила Кэтрин.

– Прости, что не смог приехать на Рождество, был очень занят.

– Понимаю.

– Не хочешь приехать ко мне в эти выходные?

– Разве ты не приедешь сюда?

– Не могу. Меня пригласили в пятницу на прием, от которого неудобно отказаться. Пойдешь со мной?

– С удовольствием, – ответила Кэтрин, обрадовавшись возможности выбраться из дома и побыть вместе с любимым на празднике жизни, который в последнее время обходил ее стороной.

– Ты останешься у меня на все выходные?

– Если хочешь, – уже без особой радости сказала Кэтрин.

Видимо, Оливер уловил эту перемену в ее настроении, потому что в голосе его появилась особая нежность.

– Дорогая моя, я очень хочу этого. – Он помолчал. – Я соскучился по тебе.

Этих слов было достаточно, чтобы растопить недовольство Кэтрин. И все-таки в Бостон она приехала изрядно взвинченная, едва успевая к назначенному времени. Причиной ее задержки было желание выбрать такой наряд, который понравился бы Оливеру.

Недовольное выражение на лице Оливера, когда он открыл ей Дверь, быстро сменилось восторгом. Он ввел ее в гостиную, снял меховую накидку с плеч и застыл, любуясь. Облегающее длинное платье из золотистой парчи удостоилось его полного одобрения. Он поцеловал ее в обнаженное плечо, скосил глаза туда, где за треугольным вырезом лифа скрывалась ее нежная грудь, и застонал.

– Как хочется ее поцеловать, – прошептал он ей на ухо, и у Кэтрин закружилась голова. – Но если я начну, то мы никуда не поедем. Подожди меня, я быстро.

Оливер умчался в гардеробную, оставив Кэтрин в гостиной. Она впервые была в его квартире и теперь с интересом осматривалась. Обставлена гостиная была дорогой мебелью, на окнах висели красивые шторы, на стенах – картины. Но во всем облике комнаты было что-то бездушное, как обычно бывает в отелях, где люди живут временно.

– Я недавно снял эту квартиру. Пока не знаю, стоит ли ее покупать, – объяснил Оливер, возникнув за ее спиной. – Тебе нравится?

Кэтрин пожала плечами.

– Ты сам все здесь обставлял?

– Нет, этим занимался мой агент. А что, чувствуется?

Кэтрин кивнула.

– Ничего, после приема я покажу тебе свою спальню. Там все сделано по моему вкусу. – Оливер обнял ее за талию и вздохнул. – Я даже поцеловать тебя не смею, чтобы не размазать помаду. Ты сегодня ослепительно красива, страшно тебя показывать. Украдут!

Кэтрин, прильнув к Оливеру, уже готова была вместо приема отправиться с ним в спальню.

– Но надо ехать, – произнес он, не скрывая сожаления.

Прием в честь Рождества давала гигантская корпорация, с которой Оливер сотрудничал в течение последнего месяца. Кэтрин была поражена его роскошью и количеством гостей. После ужина их с Оливером разлучили. Кэтрин беспрерывно приглашали танцевать, и она с упоением отдавалась ритмам музыки в объятиях партнеров. Ей вдруг стало весело, как давно уже не бывало. Она перестала постоянно искать глазами Оливера, войдя во вкус общения с незнакомыми людьми. За ней ухаживали, ею восхищались и говорили изысканные комплименты. Как давно она не была в атмосфере всеобщего веселья! Разгоряченная последним танцем, она подошла к подносу с бокалами шампанского.

– С трудом тебя нашел! – сказал, подходя к ней, Оливер.

Кэтрин подняла на него сияющие глаза.

– Мы с тобой еще не отметили Рождество.

Он протянул ей бокал.

– С праздником, дорогая! – поздравил ее Оливер и чокнулся с ней. – Рад, что тебе здесь понравилось. Но не пора ли нам отправиться домой, как ты считаешь? – спросил он, бросая на нее жадные взгляды.

– Конечно, пора. Я, кажется, немного опьянела, – слукавила Кэтрин, потому что до появления возле нее Оливера она и не думала о нем.

В лимузине, который дожидался их у подъезда, Оливер прижал к себе Кэтрин, скользнув руками под меховую накидку.

Уик-энд они провели в постели, выбираясь оттуда только для того, чтобы поужинать и прогуляться по городу.

После праздника снова потянулись будни, заполненные работой, любовью по часам и долгими ожиданиями телефонных звонков Оливера. Для Кэтрин в этой расписанной по дням и часам жизни таилось завораживающее безумие. Каждая последующая встреча с любовником по страстности не уступала предыдущей. И все-таки их отношения с Оливером, в которых ничего не менялось и которые, похоже, не имели будущего, пугали ее. Все чаще она подумывала о том, что когда-нибудь надоест Оливеру и он расстанется с ней, как расставался прежде с другими любовницами. Однажды она попыталась расспросить его о том, как он жил до нее, с кем проводил время. Оливер, обнимавший ее в этот момент за плечи, убрал руку и спросил недовольным тоном:

– Почему тебя это интересует?

– Хочу больше знать о тебе. По-моему, так естественно между близкими людьми делиться…

– Я ведь не спрашиваю, кто у тебя был до меня, – резко прервал он ее.

Кэтрин промолчала и больше никогда не возвращалась к этой теме. А как ей хотелось тогда, чтобы Оливер просто посидел с ней вечером и поговорил по душам. Но на разговоры у него никогда не оставалось времени. Даже приезжая к ней в поместье на уик-энд, он больше разговаривал по телефону, чем с ней…


Теперь они могли разговаривать часами. Эти разговоры сближали их, создавали атмосферу дружеского союза. Они быстро перешли на «ты». Во время разговоров Кэтрин иногда замечала на себе его странный задумчивый взгляд, в котором читались нежность, печаль и что-то еще, непонятное, никак не вязавшееся с обликом прежнего Оливера. Она вопросительно смотрела на него, тогда он отводил глаза и начинал говорить о чем угодно, только не о том, что их связывает. Да и что их теперь связывает? Болезнь Оливера, и только. Наверное, так уж все женщины устроены, грустно усмехалась в темноте Кэтрин, вечно им чего-нибудь не хватает для полного счастья. И если раньше она мечтала о задушевном друге Оливере, то теперь тосковала по Оливеру страстному любовнику. Все чаще она вспоминала их последнюю встречу перед его поездкой в Лондон…

Как всегда по пятницам, Кэтрин пораньше отпустила прислугу и сама приготовила на ужин то, что любил Оливер. Небольшой столик на двоих она накрыла возле камина в гостиной. Чтобы придать встрече немного романтики, она поставила на стол две свечи и низкую вазу с орхидеями.

Оливер приехал с небольшим опозданием, что само по себе для него нетипично, и очень уставший. Во время ужина он часто задумывался, рассеянно отвечал на ее вопросы, и Кэтрин осторожно спросила:

– У тебя неприятности?

– Нет, с чего ты взяла? Просто болит голова. Наверное, от голода. Сегодня не успел пообедать. Перед отъездом всегда наваливается куча дел.

После ужина настроение Оливера изменилось. Перед ней снова был восторженный любовник, нежный и насмешливый, предупредительный и властный. Он шутил и делал ей комплименты. Кэтрин легко сдалась в плен его неотразимого обаяния, и вместо десерта они занялись любовью прямо в гостиной на диване. Потом он отнес ее в душ, а оттуда в спальню на второй этаж. Все было как обычно, если не считать вопроса Оливера в тот момент, когда она уже погружалась в сон, прозвучавшего для Кэтрин неожиданно:

– Тебе хорошо со мной, Кей?

Больше всего ее поразила странная печаль, которую она уловила в его голосе. Кэтрин не понимала, почему так тревожно сжалось сердце. На мгновение она затаила дыхание. Наверное, стоило ответить весело, какой-нибудь шуткой, но сил на это не было.

– Конечно, хорошо, Оливер. Почему ты спросил? – тихо сказала Кэтрин и попыталась заглянуть ему в лицо.

Он молча привлек се к себе и прижался щекой к ее волосам.

– Не знаю, – ответил Оливер. – Спи спокойно, – добавил он и нежно поцеловал ее в висок.

Кэтрин положила ему на грудь ладонь. Ровное биение его сердца убаюкивало ее, избавляя от тревожных мыслей.

А в понедельник Оливер Уинстон был снова энергичен и настроен по-деловому.

– Вернусь в четверг и сразу позвоню тебе из Бостона, – говорил он Кэтрин, завязывая галстук перед зеркалом в гардеробной.

– Хорошо, – бодро отозвалась Кэтрин, все еще под впечатлением его странного настроения в выходные.

Никогда прежде Оливер не проявлял к ней столько внимания, никогда не казался ей таким неуверенным в себе, как в этот свой приезд…

6

Прошло две недели после переезда в дом Кэтрин. Оливер стал лучше выглядеть: исчезла отечность и синяки на лице и кожа приобрела нормальный цвет. Жестокие приступы головной боли, когда он не мог поднять головы от подушки, случались у него все реже. А главное, появился аппетит. Он явно шел на поправку, хотя еще сохранялись бледность и слабость. Хуже обстояло дело с памятью. Кэтрин не замечала в этом плане каких-либо перемен. Следуя совету Майкла Вуда, она не торопила Оливера, предоставив его крепкому организму самостоятельно справляться с последствиями травмы.

Однажды вечером, когда они возвращались с прогулки, Оливер вдруг остановился перед домом и стал его пристально разглядывать.

– Кэтрин, мне показалось или нет, что особняк изменился за время… – Он замолчал, подыскивая нужное слово. – За время моей болезни?

– Нет, тебе не показалось. Год назад в особняке была частичная реконструкция. Заодно весь дом отреставрировали, вернули фасаду первоначальный вид. Кстати, это было твое предложение, помнишь? Ты посоветовал, когда работал у нас, часть дома отвести под проведение деловых совещаний и встреч. Если хочешь, можешь посмотреть, как выглядит теперь вторая половина дома. Внизу находится конференц-зал на пятьдесят человек, гостиные, наверху – спальни для гостей со всеми современными удобствами. Первую конференцию мы наметили провести в начале июня. Есть уже предварительные списки учредителей конференции и участников…

– Скажи, – перебил ее Оливер, – я уже видел дом таким? Я бывал здесь в течение этого года?

Кэтрин внутренне замерла. У нее не было уверенности, что своим ответом она не навредит ему. И все же она рискнула ответить:

– Да, бывал.

– И часто я здесь бывал?

– Как часто ты здесь бывал? – переспросила Кэтрин, соображая, что ответить ему на этот вопрос. – Ну, ты иногда приезжал. – Она замялась. – Погостить, отдохнуть, подышать свежим воздухом.

Кэтрин опустила глаза, чтобы они не выдали ее замешательства и любовной тоски. А потому не увидела выражения, которое появилось на лице у Оливера в тот момент, когда он задавал ей очередной вопрос:

– И мы оставались с тобой одни в этом доме?

Кэтрин почувствовала, что краснеет, и просто кивнула, в напряжении ожидая его следующего вопроса.

– Наверное, пора ужинать, – будничным голосом произнес Оливер. – Я проголодался.

Неожиданный переход от болезненной темы прошлого к делам насущным принес Кэтрин облегчение и разочарование.

– Тогда пошли в дом. – Кэтрин приободрилась и первой поднялась по ступеням террасы. – Ты не очень сегодня устал? – спросила она и обернулась к Оливеру. Ее поразило лицо Оливера, страдальческий излом бровей и глубокая тоска в потемневших глазах, устремленных на нее. – Ты идешь? – растерянно спросила она.

– Иду, – тихо ответил Оливер, опустил голову и последовал за ней.

Если бы я могла понять, что творится в его больной голове! – терялась в догадках Кэтрин. Он явно страдает, и проще всего предположить, что его тяготит собственная неполноценность. Для человека с таким чувством собственного достоинства, каким всегда отличался Оливер Уинстон, нынешнее его положение должно быть невыносимым. Столько лет потратить на создание высокого рейтинга в мире бизнеса, пожертвовать ради этого личной жизнью, а в результате оказаться в зависимости от женщины! Кем она была для него до катастрофы? Всего лишь очередной любовницей. А теперь? Наверное, он должен возненавидеть ее. Или уже возненавидел. После ужина Кэтрин вымыла посуду и пошла в библиотеку, где Оливер проводил за чтением часы перед сном.

– Что читаем сегодня? – спросила она, заглядывая через его плечо.

Прядь ее волос скользнула по щеке Оливера. Он мягко отстранился, и Кэтрин увидела в его руках томик американской поэзии. Для нее было полной неожиданностью, что Оливер читает стихи. Не вязалось это как-то с его привычным обликом прагматически мыслящего делового мужчины.

– И давно ты увлекаешься поэзией? – осторожно спросила она.

– Нет, недавно. Только в твоем доме. Но уже многое успел узнать.

– Что, например? – с легкой насмешкой спросила Кэтрин, сев рядом в кресло.

– Ну, например, что первым американским поэтом была женщина, Анна Брэдстрит. Книга ее стихов была издана в Лондоне в середине семнадцатого века и называлась «Десятая муза, объявившаяся недавно в Америке, или Несколько стихотворений, сочиненных с большим разнообразием остроумия и учености». Забавно, правда?

Оливер закрыл книгу и отложил ее в сторону. Кэтрин с нескрываемым интересом смотрела на него. С ним определенно творилось что-то невероятное. Но Оливер был бы не Оливером Уинстоном, если бы и в этой сфере не проявил себя аналитиком.

– Если сравнить американскую поэзию с европейской, даже с английской, то приходишь к выводу, что большинство поэтов Америки были очень мрачными людьми. Ты посмотри, как мало писали они о земной любви. В основном, о любви писали женщины-поэты. Может, мужчины в нашей стране не способны любить? – пробормотал он под конец сонным голосом и устало закрыл глаза.

– Может, тебе пора отправиться в постель? – ласково сказала Кэтрин, удивляясь внезапному интересу Оливера к любовной поэзии.

– Наверное, ты права, но твой диктат невыносим, – пожаловался Оливер.

Если сравнить твой былой диктат с моим нынешним, то приходишь к выводу, что ты вел себя как тиран, хотела возразить ему Кэтрин, но сдержалась.

– Я только напоминаю тебе о режиме, предписанном врачом, – мягко возразила она.

– Спасибо, Кэтрин. Я иду спать, – кротко произнес Оливер и поднялся с кресла. – Спокойной ночи.

– Спокойной ночи, Оливер.

Кэтрин осталась в комнате наедине со своими сожалениями о том, что упустила прекрасную возможность поговорить с Оливером о любви. Почему, когда в душе нет любви, человека влечет к любовной поэзии? Возможность заполнить пустоту? Или потребность? Она бегло пролистала томик стихов, который до ее прихода читал Оливер. Действительно, ничего похожего на сонеты Петрарки, заключила Кэтрин, поставила томик на полку и вышла из библиотеки, предварительно выключив свет.


Это случилось в пятницу около пяти часов вечера, когда они вернулись в дом после дневной прогулки. Кэтрин находилась в кухне, где собиралась приготовить чай. Оливер заглянул туда и спросил, где накрывать чайный стол, в гостиной или на террасе. С некоторых пор он старался помогать ей по дому, когда не было прислуги.

– Где хочешь. Сегодня теплый вечер, можно и на террасе, – откликнулась Кэтрин, не оборачиваясь.

Она стояла перед большим старинным буфетом, держась поднятыми вверх руками за распахнутые дверцы верхней полки. На ней выстроились в ряд красивые стеклянные чайницы, заполненные разными сортами чая. Каждый день Кэтрин по настроению выбирала тот или иной сорт. Сам процесс заваривания чая носил у нее характер священнодействия.

Что в этой картине поразило Оливера, он и сам вначале не понял. Я уже когда-то видел все это! – вдруг мелькнуло у него в голове. А в следующую секунду он вспомнил!

«Какой чай ты предпочитаешь?» – спросила тогда Кэтрин, стоя в точно такой же позе перед массивным буфетом темного дерева.

Оливер подошел ближе. Да, тогда он стоял прямо за ее спиной. Потом обнял ее. Его бросило в жар. Он желал ее тогда так, как никого прежде. Он вспомнил и то, что последовало дальше. Неожиданно обретенная память с нарастающей скоростью воскрешала в его голове картины прошлого, вызывая острую головную боль. Давно у него не было такого сильного приступа. Боль ослепляла его. Он продолжал стоять за спиной Кэтрин, не решаясь двинуться с места. Почувствовав наконец его присутствие, она обернулась и едва сдержала крик. Бледный как полотно, Оливер смотрел на нее невидящим взглядом. Зрачки его глаз были расширены настолько, что глаза казались черными.

– Тебе плохо?

– Голова, – процедил сквозь зубы Оливер и пошатнулся.

Кэтрин обхватила его обеими руками и медленно, шаг за шагом, довела до спальни.

Боль бушевала в голове как пожар, и Оливер крепче стискивал зубы, чтобы не застонать и не уйти в спасительное беспамятство. Кэтрин помогла ему лечь, расстегнула верхние пуговицы рубашки и хотела ослабить ремень брюк. Ему казалось, что ее прикосновения только усиливают боль.

– Оставь, я сам могу это сделать, – с трудом произнес он и резко оттолкнул ее дрожащие руки.

Испуганная Кэтрин побежала звонить в клинику и через полчаса оттуда приехала медсестра, чтобы сделать обезболивающий укол. После укола Оливер погрузился в глубокий сон. Кэтрин в течение вечера несколько раз заходила к нему, прислушиваясь к его дыханию. Новый приступ подорвал ее веру в полное выздоровление Оливера. Однако, сравнивая нынешнего Оливера с тем, каким он был до катастрофы, она ловила себя на мысли почти кощунственной, что этот больной, страдающий Оливер ей ближе и дороже того, прежнего, высокомерного Оливера Уинстона. Изредка она даже задавалась вопросом: если он поправится и вновь станет властным, постоянно диктующим ей свои условия любовником, сможет ли она продолжать с ним отношения?

Оливер проснулся, когда в комнате уже совсем стемнело. Маленький ночник на тумбе рядом с кроватью едва рассеивал мрак. Светящиеся стрелки на циферблате часов показывали начало первого часа нового дня. Оливер прислушался к слабым отголоскам пережитого приступа боли и вспомнил то, что ему предшествовало. Он снова закрыл глаза. В этот момент дверь его спальни открылась и к постели подошла Кэтрин. Стараясь дышать ровно, он почувствовал, что она склонилась над ним, затем осторожно поправила накрывавший его плед. Потом печально вздохнула. Оливер плотнее прикрыл веки. Больше всего его пугало в этот момент, что она догадается о его притворстве. Ему вспомнилось детство, когда он вот так же притворялся, не желая, чтобы мать узнала, с каким нетерпением он ждет ее возвращения. Как правило, от нее пахло вином и резкими духами. Иногда он слышал шепот и понимал, что мать вернулась домой не одна. Когда мать уходила из детской, он долго плакал в подушку, пока не засыпал.

Наконец Кэтрин ушла к себе. Оливер выждал немного, открыл глаза и лег на спину. Почему он повел с ней себя так же, как когда-то вел себя с матерью? Страх или нежелание дать волю чувствам, которые он испытывает к этим двум женщинам? Но если мать предала его, как он считал тогда в детстве, то Кэтрин ни в чем перед ним не провинилась. Да, он был ее Любовником, теперь он все вспомнил. Так, может, чувство собственной вины перед ней всему причиной? Оливер смотрел в темный проем окна, где среди ветвей запуталась яркая одинокая звезда. Одиночество… Всю жизнь, начиная с детства, он чувствовал себя одиноким, изгоем общества. Сколько лет он боролся за достойное положение в этом обществе. Он многого добился, но не изжил одиночества. Более того, он охранял его, как драгоценную реликвию, холил и лелеял. Одиночество было его неприступной крепостью. Ни одна женщина не сумела взять эту крепость. Встреча с Кэтрин внесла сумбур в его устоявшуюся жизнь. Он хотел ее, но не хотел разрушать своей крепости, расстаться с одиночеством. Только сейчас он начал понимать, что встретил женщину, так же стойко, как и он, охранявшую собственное одиночество. Одиночество и независимость стали для них синонимами. Однако ради него она поступилась своей независимостью, подчинилась ему как раба. Почему раба? Может быть, просто как любящая женщина? А он по-прежнему защищает свое право на независимость и одиночество. Вот откуда это жгучее чувство вины и стыда у него.

Им овладело беспокойство, он сел на кровати и спустил ноги. Оказывается, он так и проспал одетым. Оливер встал, застегнул ремень брюк и подошел к распахнутому в сад окну. Повеяло приятной прохладой, в голове прояснилось. Наступал новый день, и чувство обновления вызвало у него новые мысли. Он вспомнил ангельский лик, явившийся ему, когда он впервые вынырнул из забытья. Кэтрин… Сколько времени она потратила на него, сколько любви и терпения! Чем он сможет отплатить ей за такую удивительную любовь? Как такая глупость могла прийти ему в голову?! Разве можно чем-то отплатить за любовь кроме любви? Для этого ему понадобится еще какое-то время, чтобы разобраться в себе, в своей жизни.

Оливер расстегнул до конца рубашку и подставил грудь освежающему потоку ночного воздуха. Хорошо бы сейчас прогуляться вместе с Кэтрин по саду. Он обнял бы ее за талию, и их бедра тесно соприкоснулись бы. Приступ острой тоски и желания овладел им. Перед глазами возникло соблазнительное в своей нежной обнаженности тело Кэтрин. Оливер представил, как целует ее грудь, как гладит атласную кожу и вдыхает аромат ее пушистых светлых волос. Голова закружилась. Он больше не мог находиться в этой комнате, где еще гнездилась болезнь в виде упаковок с лекарствами на специальном столике, в виде односпальной кровати, на которой он провел столько дней, когда над его головой, возможно, страдала от одиночества самая прекрасная в мире женщина.

Он вышел в коридор, дошел до лестницы, ведущей наверх, и здесь решительность изменила ему. С какой стати он решил, что Кэтрин дожидается его в своей спальне? Прошло достаточно времени с тех пор, как они в последний раз были вместе. И все это время она видела перед собой беспомощного инвалида, а не любовника. Ее чувство к нему могло измениться. Это раньше он не давал себе труда задуматься над тем, что она испытывает к нему, что думает о нем. Ему было достаточно, что она страстно отзывается на его ласки, что она великолепный партнер в любовных играх. Если хорошенько вспомнить, как он вел себя тогда, то иного определения, чем любовная тирания, его поведение с Кэтрин не заслуживает. Оливер сел на ступеньку и спрятал лицо в ладонях. Что он наделал?! Внезапная слабость растеклась по его телу. Не хватает только расплакаться, подумал он, когда стало невозможно дышать от подступавших рыданий. Ты уже давно не мальчик.


Мысли об Оливере не давали Кэтрин заснуть, несмотря на усталость. Надо уговорить его съездить в клинику, решила она. И если Майкл Вуд посоветует пройти обследование, уговорить его там остаться. Лучше бы он остался здесь с нею. Она могла бы утром отвозить его туда, а вечером забирать домой. Успокоившись на этом, Кэтрин стала погружаться в сонную дремоту, когда ей послышалось, что внизу кто-то ходит. Она подняла голову от подушки и прислушалась. Шаги смолкли у лестницы, которая вела к ней. Кэтрин встала с постели и приоткрыла дверь. В доме было тихо, но ее не покидало ощущение, что кто-то затаился на лестнице. Босиком спустившись на несколько ступенек, она заглянула через перила. Было темно, но в этой темноте она явственно различила фигуру сидящего на ступенях мужчины. Оливер! Почему он сидит на лестнице? Ведь совсем недавно она заходила к нему и убедилась, что он спокойно спит. Встревоженная происходящим, Кэтрин, как была в легкой ночной рубашке и босиком, сбежала вниз. Он сидел, уткнувшись лицом в ладони, раскачивался из стороны в сторону и что-то бормотал, как безумный.

– Оливер, милый! Что случилось? – Кэтрин опустилась на колени и обхватила его руками, словно так могла защитить его от новой напасти. Он перестал раскачиваться и затих. Она провела ладонью по его отросшим за время болезни волосам. – Скажи мне, что с тобой? – чуть не плача, взывала к нему Кэтрин.

Большого мужества потребовалось от Оливера, чтобы поднять к ней залитое слезами лицо. Кэтрин увидела близко-близко только его глаза, и сердце в ней перевернулось.

– Милый, милый! Все будет хорошо, ты поправишься. Я уверена в этом. Ты станешь прежним, вернешься к работе. – Ладонями она вытирала его мокрые щеки.

Оливер молча смотрел ей в глаза.

– Поцелуй меня, – неожиданно попросил он.

Только сейчас Кэтрин заметила, что дрожит, потому что забыла накинуть халат. Но все отступило на задний план под умоляющим взглядом Оливера, чьи страдания были невыносимы для нее. Она склонила голову и робко коснулась губами его рта. Он не ответил, тогда она обвела кончиком языка его губы и почувствовала, как они дрогнули. Его ответный поцелуй был нежным и сладостным. Забытое чувство радости поднялось в ней. Поцелуи Оливера становились все более глубокими и продолжительными, они согревали ее. Дрожь у Кэтрин прошла, уступив место жаркому желанию. А он упивался нежным дыханием Кэтрин, жадно прильнув к ее губам, как приникает к источнику живительной влаги измученный жаждой путник. С каждым глотком Оливера покидала слабость, словно и впрямь с дыханием Кэтрин он пил живую воду. Обняв в темноте ее голые плечи, он обнаружил, что на ней ничего нет, кроме легкой ночной рубашки с тоненькими бретельками.

– Ты можешь простудиться, – заволновался Оливер, поднялся на ноги и потянул за собой Кэтрин. – Я отнесу тебя в постель.

Кэтрин обхватила его за шею и стыдливо спрятала пылающее лицо у него на груди. Словно все происходило у них в первый раз. Нет, даже лучше! – вдруг решила она, загадочно улыбаясь в темноте.

Оливер положил Кэтрин на постель и включил настольную лампу.

– Я хочу тебя видеть, ведь я так давно тебя не видел, – произнес он жарким шепотом, снимая с нее рубашку. – По-моему, ты стала еще прекрасней. – Он взял в ладони ее налившиеся груди и нежно поцеловал их.

Голова Кэтрин кружилась, желание переполняло ее. Она слушала его жаркий шепот, его тихие стоны и наслаждалась каждым его прикосновением.

– Надеюсь, теперь ты позволишь мне раздеть тебя? – прерывающимся от восторга голосом тихо спросила она.

– Ты можешь делать со мной, что захочешь, только мне трудно оторваться от тебя, – признался Оливер. Он покорно вытянулся рядом с ней и, пока Кэтрин расстегивала на нем брючный ремень, продолжал гладить ее грудь, мешая ей, заставляя стонать от наслаждения.

Изнемогая от желания, она освободила его наконец от одежды и положила голову ему на живот. Рука ее коснулась завитков темных волос внизу живота и самой трепетной, самой отзывчивой части его тела. Оливер ахнул от неожиданности, потом приподнялся и притянул к себе Кэтрин, чтобы обжечь ее поцелуем, пока его рука ласкала ей бедра, ноги, живот. Оба дрожали от нетерпения, но Оливер длил и длил упоение ее телом, пока Кэтрин не взмолилась:

– Оливер, я больше не выдержу, возьми меня.

Не выпуская тела Кэтрин из объятий, он положил ее на подушки и вошел в нее. Одновременный крик восторга вырвался у обоих, заставил их замереть на секунду, заглянуть в глаза друг другу, утонуть в них для начала, чтобы потом совершить восхитительное поступательное движение к высшему наслаждению.

Они лежали, не размыкая объятий. Накопившийся голод не отпускал их. Желание накатывало волнами, давая им лишь небольшую передышку. Вконец обессиленные, они заснули перед самым рассветом. Первые лучи солнца осветили их обнаженные тела, переплетенные ноги и руки, словно во сне они боялись потерять друг друга.


Первым проснулся Оливер. Осторожно, чтобы не разбудить Кэтрин, он выскользнул из постели и, забрав одежду, валявшуюся на полу, спустился к себе на первый этаж. В душе, стоя под сильными струями воды, он с удивлением вспоминал прошедшую ночь. Переход от глубокого отчаяния инвалида, каким он ощущал себя меньше суток назад, к радостному ощущению полнокровной жизни был таким внезапным, что он до сих пор не мог прийти в себя. Главное, не было никаких последствий приступа жестокой головной боли, случившегося накануне. Оливер вытирался перед зеркалом, придирчиво разглядывая свое тело, будто заново знакомился с ним. За время пребывания в доме Кэтрин он здорово прибавил в весе. Что неудивительно – Кэтрин откармливала его как индейку к рождественскому столу. Пора в тренажерный зал, жирок растрясти, мышцы подкачать, подумал он. И вообще, пора возвращаться к активной жизни. Конечно, к той жизни, которую он вел раньше, возвращаться он не собирался. Встряхнув ему мозги, авария на дороге заставила его увидеть себя со стороны. Оливер еще не знал в деталях, какой будет его новая жизнь, но общее направление было для него ясно. Вообще-то, он соскучился по работе.

Для начала он отправился на кухню и занялся приготовлением завтрака. Когда кухню заполнило благоухание ароматного кофе, на пороге появилась Кэтрин. В белом стеганом халатике, с распущенными волосами, еще влажными после душа, она выглядела соблазнительно. Увидев ее смущение, Оливер поспешил радостно сообщить, что завтрак готов, после чего заключил ее в свои объятия. Такой знакомый, такой родной запах свежести… Мысль о том, что он мог бы каждое утро вдыхать ее запах, целовать ее прелестные розовые губы, медленно раскрывающиеся навстречу его губам, пронзила его с такой силой, что он крепко прижал к себе тело Кэтрин.

– Почему ты не разбудил меня? Я сама приготовила бы завтрак, – проговорила Кэтрин, тая от нежности.

– По-моему, ты стала слишком самостоятельной, – пошутил Оливер. – А из меня сделала иждивенца и тирана. Признайся, я ведь был тираном?

– Ну, не то чтобы тираном… Просто ты всегда действовал по своим правилам… – неуверенно ответила Кэтрин.

– И навязывал их тебе, не считаясь, нравятся они тебе или нет, – договорил за нее Оливер.

– Значит, ты все вспомнил, – сказала она. – И когда это произошло?

– Вчера. Здесь, на кухне. – Оливер поцеловал ее розовое ушко. – Давай завтракать, а то кофе остынет. Потом я тебе все расскажу.


– Как вкусно! – сказала Кэтрин, беря очередной гренок с ветчиной. – Я и не знала, что ты умеешь хорошо работать не только с цифрами, но и со сковородками.

– Ты еще многого обо мне не знаешь, но ты узнаешь! – с шутливой угрозой сказал Оливер.

Кэтрин внимательно посмотрела на него, чуть прищурив глаза. Несмотря на шутливый тон, лицо Оливера было серьезным. Еле заметные следы от порезов осколками стекла на виске и на лбу сделали его лицо еще более привлекательным, по мнению Кэтрин. Она залюбовалась им. Ясные синие глаза смотрели на нее по-новому. Она сразу не могла бы объяснить точно, в чем состоит перемена. Потом поняла. Обычно он смотрел на нее так только в постели, а за столом отдалялся от нее, погружаясь в свои мысли, допуска к которым у нее не было. Сейчас Кэтрин не ощущала такого барьера, и это открытие взволновало ее необычайно.

– Думаешь, меня можно испугать? – так же шутливо ответила Кэтрин.

– Нет, я так не думаю, – совершенно серьезно ответил Оливер. – Вспомнив все, я понял, что ты самая бесстрашная женщина на свете.

– Заслуженный комплимент для женщины, которая решилась стать твоей любовницей, – заметила Кэтрин с иронией.

Оливер внимательно посмотрел на нее и снисходительно улыбнулся.

– Все правильно, только напрасно ты иронизируешь. Любовница от слова «любовь». А любовь самое прекрасное, что есть в этом мире. Нет ее вины в том, что людям угодно было внести уничижительный оттенок в слово «любовница». Когда-нибудь мы будем вспоминать с тобой об этом времени как о самом счастливом в нашей жизни.

– Наверное, ты прав, – согласилась Кэтрин, скрывая охватившее ее волнение.

Впервые Оливер заговорил об их будущем, и она ждала продолжения.

– Но прежде, чем мы войдем в наше будущее, – сказал Оливер, словно угадав ее мысли, – я хочу предложить тебе прогулку в мое прошлое. Если ты, конечно, не утратила к нему интереса.

– Нет, Оливер, не утратила, – нежно ответила Кэтрин и устремила на него светившийся любовью взгляд.

7

Когда они вышли из дома, воздух вдруг задрожал, послышался отдаленный раскат грома и низкое серое небо над их головой осветилось розоватым сполохом. Потянуло прохладой и запахом надвигающегося дождя, который принес ветер с запада.

– Я вернусь в дом. Думаю, без зонта нам не обойтись, – сказала Кэтрин.

– Дай мне ключи от машины, я пока выведу ее из гаража и подгоню к главному входу. – Оливер потянулся за ключами, которые держала в руке Кэтрин. Мысль о том, что он не садился за руль со времени аварии, заставила ее помедлить. – Не бойся, со мной все в порядке, – успокоил ее Оливер. – Уж машину-то я точно водить не разучился, – лукаво улыбнулся он.

Кэтрин ответила ему смущенной улыбкой и вложила ключи в его ладонь. В доме ей пришлось облазить все шкафы в поисках своего модного цветного зонта, но он словно сквозь землю провалился. Пришлось взять старомодный черный зонт с ручкой из слоновой кости. Выйдя через главный вход особняка, она увидела, что машина уже стоит на подъездной аллее. Оливер сидел на водительском месте, и уступать его явно не собирался. Немного поколебавшись, Кэтрин открыла дверцу со стороны пассажирского места и тут заметила, что на заднем сиденье лежит скромный букетик из садовых ландышей и незабудок, росших у нее на тенистой поляне под высокими деревьями. Букет, приготовленный Оливером, навел ее на мысли о кладбище. Как она сразу не сообразила! Ведь мать Оливера давно умерла, и, видимо, он решил навестить ее могилу. Кэтрин открыла бардачок, достала оттуда ножницы и, оставив дверцу открытой, ступила на газон, где росли пышные белые и розовые пионы. Нарезав большой букет, она вернулась к машине, положила цветы на заднее сиденье рядом с букетом Оливера и села на пассажирское место.

– Поехали? – спросил Оливер, бросив на нее признательный взгляд.

Кэтрин кивнула.

– Только не очень быстро, – попросила она.

На западном шоссе их встретил шквал ветра, который обрушил на лобовое стекло машины дождевые брызги, смешанные с пылью, листья и мелкие сучья, сорванные с деревьев его ураганной силой. Кэтрин уже подумывала, не лучше ли вернуться и переждать ураган под крышей дома, как шквал понесся дальше, а на смену ему пришел монотонный частый дождь, тихо застучавший по крыше автомобиля. Окна были закрыты, и посередине разгулявшейся непогоды Кэтрин вдруг почувствовала себя очень уютно в салоне машины рядом с Оливером. Ей захотелось сказать ему об этом, но она промолчала, чтобы не отвлекать его внимание от мокрой дороги, только иногда поглядывала на его мужественный профиль. Оливер молчал, то ли сосредоточившись на дороге, то ли погрузившись в свои мысли. Она и сама пребывала в напряжении, беспокоясь за него. Воспоминание о приступе, случившемся с ним накануне, еще не стерлось из ее памяти. Надо было ей поговорить с Майклом Вудом, перед тем как соглашаться на эту «экскурсию в прошлое». Кто знает, а вдруг такой приступ повторится с ним сегодня? Но теперь сожалеть об этом было поздно. Тем более что Оливера, как правило, невозможно было отговорить от того, что он задумал. Ей вдруг вспомнился совсем другой Оливер, каким она нашла его прошлой ночью на лестнице. Впервые ей довелось увидеть его откровенно страдающим, потерявшим в себе уверенность. Но как быстро удалось ему восстановить былую уверенность! Пожалуй, таким страстным и изобретательным любовником она его до сих пор не знала. Даже воспоминание о том, чем они занимались почти всю ночь, вызвало сладостную дрожь в ее теле.

За мыслями Кэтрин не заметила, как они свернули на проселок. И только появившийся впереди силуэт старой церкви, знакомой ей с детских лет, вывел ее из задумчивости, и она поняла, что они прибыли на место. На стоянке для машин неподалеку от церкви Оливер заглушил двигатель и убрал руки с руля. Кэтрин обратила внимание, что он вытер их носовым платком, но промолчала. И так было ясно, что эти несколько миль по мокрому от дождя шоссе потребовали от него большого напряжения. В салоне стало тихо, только дождь продолжал методично барабанить по крыше. Кэтрин дотронулась до руки Оливера. Он порывисто обернулся к ней, обнял за плечи и притянул к себе. Голова Кэтрин склонилась к нему на плечо. В синих озерах его глаз она увидела совершенно новое выражение. Словно он испытывает чувство вины. Перед кем он виноват? Перед ней? Помолчав немного, Оливер заговорил: – Знаешь, сегодня ночью я пережил страшное потрясение. Мне казалось… Нет, я был уверен, что потерял тебя. Что ты заботишься обо мне только из сострадания. Я вдруг почувствовал себя одиноким, никому не нужным. Когда ты заходила ко мне, я не спал. Мне вспомнилась вся моя жизнь. Говорят, так бывает в последниемгновения перед смертью. Я вспомнил свое детство и отрочество и понял, почему с таким упорством оберегал свое одиночество. Хотя всегда полагал, что оберегаю собственную независимость. Оказалось, во мне доминировал детский эгоизм. Представляешь? В тридцать с лишним лет обнаружить, что ты так и не вырос из своего короткого детства с его комплексами и обидами.

Он заглянул ей в Глаза, дабы убедиться, что она не смеется над ним. Взгляд Кэтрин был внимательным и серьезным.

– Почему ты называешь детство коротким, Оливер?

– Потому что мое детство закончилось в тот момент, когда ушел отец. Точнее, сбежал. Ты, наверное, ничего не знаешь. Мой отец, Грегори Уинстон, учился вместе с Льюисом Норманом в университете. А дружили они, кажется, с самого детства. Мой дед был владельцем местного банка. Отец унаследовал его дело, и все шло хорошо. У нас была счастливая, благополучная семья. – Он замолчал.

Кэтрин вопросительно посмотрела на него. Оливер сидел, опустив глаза, и нельзя было догадаться, что скрывается за его молчанием.

– Если тяжело рассказывать, лучше не надо, Оливер. Тебе нельзя волноваться. Слышишь меня? – нежно сказала Кэтрин.

– Не беспокойся, Кей, со мной все в порядке. – Он посмотрел на нее растроганным взглядом и ладонью прижал ее голову к своему плечу. – Подробностей я не знаю… в общем, у него появилась другая женщина. С этого все и началось. Разумеется, об этом я узнал позже. А исчез он одновременно с извещением, что банк не способен выплачивать проценты по вкладам. Растрата была настолько значительной, что спасти банк не представлялось возможным. Началось следствие, отца разыскивали по всем штатам, но безуспешно. Мы с матерью тогда оказались на грани нищеты. Помню, твой отец не один раз появлялся у нас в доме. Он предлагал свою помощь, а мать гордо отказывалась. У нее был свой, правда небольшой, капитал, но на время следствия, которое длилось больше полугода, ее счет в банке был арестован. Видимо, позже все как-то образовалось, потому что мы не испытывали серьезных материальных затруднений. – Оливер снова замолчал.

Кэтрин поняла, что он подошел к самому главному, что мучило его.

– Ты потерял отца, а потом потерял мать. Так, Оливер?

– Да, мать почти сразу изменилась. Она уже не уделяла мне столько внимания, сколько прежде. Все чаще мне казалось, что я мешаю ей. В ее жизни кто-то появился, но она тщательно скрывала его от меня. И не только от меня. Оказавшись в положении ни разведенной, ни жены, она предпочитала развлекаться подальше от дома. Помню бесконечно унылые, долгие вечера, когда она уезжала в Бостон, оставляя меня в одиночестве. Иногда она пропадала нескольких дней. Пожилая женщина приходила тогда ежедневно, готовила мне, убиралась в доме и уходила. Все в округе осуждали мать за ее образ жизни. Она ни с кем из соседей не дружила. – Оливер тяжело вздохнул. – Из-за этого я тоже не сумел обзавестись друзьями. Рос сам по себе, замкнулся и уже не делал попыток преодолеть возникший между мною и матерью барьер. Я любил ее и ненавидел! – Волнение душило Оливера. – Так продолжалось пять лет, вплоть до того дня, когда ее нашли в машине у обочины дороги. Она была мертва!

Кэтрин обняла его за шею, ласково провела ладонью по щеке.

– Оливер, успокойся, ты ни в чем не виноват! Все это было так давно.

– Виноват, Кэтрин. Я понял это прошлой ночью. Во всем виноват мой детский эгоизм. Если бы в те годы я помог ей хоть немного справиться с отчаянием, в которое ввергло ее предательство отца, возможно, она не умерла бы. Подумай, каково ей было оказаться одной с ребенком в окружении всеобщего недоброжелательства?! Все, кто хранил свои деньги в отцовском банке – а таких в округе было большинство, – проклинали его имя, и никто не пожалел нас! Мне было около восемнадцати, когда я хоронил мать. Никто не пришел на ее похороны, кроме твоего отца. Он помог мне в тот момент и позже стал ненавязчиво опекать меня. Я решился во всем довериться ему. Ты знаешь, что он фактически оплатил мою учебу в университете?

– Нет, отец никогда не рассказывал мне о тебе. Теперь я понимаю, почему ты взялся спасать нашу фирму от банкротства. Отец, правда, утверждал, что ты делаешь ему личное одолжение.

– Он и с меня взял обещание не рассказывать тебе о его участии в моей судьбе. Но теперь все позади. Считаю, что имею право посвятить тебя в это. Всю жизнь буду хранить благодарность Льюису Норману. У тебя замечательный отец! – с чувством произнес Оливер. Чего нельзя сказать о твоей матери, добавил он про себя. Однако эта тема продолжала оставаться запретной. Не хватало еще посвящать Кэтрин в мерзкую правду о женщине, которая всем им испортила жизнь.

– Пойдем, я покажу тебе могилу моей матери. Давно я здесь не был, боюсь, что не сразу ее найду.

Они вышли из машины. Зонт им не понадобился, дождь кончился, средь серых облаков появились голубые просветы. Вступив на кладбище, Оливер взял Кэтрин за руку и сразу свернул с центральной аллеи на боковую дорожку. Направляясь в самую глухую часть кладбища, они медленно проходили между надгробными плитами с почерневшими надписями, с изъеденными ржавчиной решетками оград и разбросанными там и сям яркими пятнами цветов. Тишину вечного покоя нарушали лишь звуки весенней птичьей переклички. Еще издали Кэтрин приметила большой куст черной бузины. Она любила этот кустарник за целебные свойства его ягод. Сейчас он цвел, и крупные зонтики белых соцветий привлекали насекомых, оживших после дождя. Возле него и остановился Оливер. Отпустив руку Кэтрин, он нагнулся, чтобы смахнуть прошлогоднюю листву с небольшой мраморной плиты. «Джессика Грегори Уинстон (урожденная Эшли)» – прочитала Кэтрин. Ниже шли даты рождения и смерти. Она ахнула.

– Всего тридцать девять лет! Такая молодая…

– Когда отец бросил нас, ей было тридцать четыре года.

Оливер положил на плиту свой букет. Кэтрин добавила к незабудкам и ландышам пионы и отошла, чтобы не мешать Оливеру.

Он нашел ее на центральной аллее, недалеко от входа. Она стояла рядом со склепом из белого мрамора, в котором покоились останки рода Норманов, начиная с деда, знаменитого путешественника Дориана Нормана, жившего еще в начале восемнадцатого века. Здесь все было прибрано, и сердце Кэтрин наполнилось грустью. Перед ее глазами стояла скромная могила Джессики Уинстон.

– Подожди меня здесь, я ненадолго зайду в контору кладбища, – предупредил ее Оливер.

Вернулся он к ней успокоенным и просветленным. Кэтрин поняла, что теперь за могилой его матери будет постоянный уход.

– Зайдем? – спросил он, когда они поравнялись с церковью.

Кэтрин кивнула. В церкви почти никого не было. Утренняя служба давно закончилась. Они купили свечи и, поставив их перед ликом Божьей матери, зажгли. В молчании они смотрели на завораживающий трепет живых лепестков огня.

– Ты хотела бы венчаться в церкви? – спросил Оливер, словно уже сделал ей предложение.

– Да, пожалуй, – неуверенно ответила Кэтрин, продолжая удивляться необычным проявлениям нового в Оливере.

Осмотрев помещение церкви, они вышли на маленькую площадь. В глаза им брызнул солнечный свет. Обнявшись, они дошли до стоянки, где оставили машину.

– Давай посмотрим твой дом, – предложила Кэтрин.

– Нет. – Оливер резко качнул головой. – Не хочу. Ты не будешь возражать, если я сегодня уеду? – спросил он без всякого перехода.

Кэтрин в растерянности смотрела на него. За два месяца она настолько привыкла к присутствию Оливера в своей жизни, что вопрос застал ее врасплох.

– Да, конечно… – забормотала она. – Но ты уверен, что полностью поправился? – спохватилась Кэтрин. – Не хочешь посоветоваться с врачом?

Оливер смотрел на нее и улыбался.

– Пора приниматься за дела, Кэтрин, – мягко возразил Оливер. – Слишком много их у меня накопилось.

– Тогда я сама отвезу тебя на машине в Бостон, – решительно заявила Кэтрин.

– Согласен, но только не в Бостон, а на станцию, – твердо сказал он. – Поездом доберусь и сразу позвоню тебе. Договорились?

Кэтрин вздохнула.

– Договорились, – нехотя согласилась она.


В первые дни после отъезда Оливера в жизни Кэтрин образовалась невыносимая пустота, которую нельзя было заполнить ни работой, ни чтением, ни домашними делами. Ежедневные телефонные звонки Оливера были приятны ей как проявление внимания, но заставляли ее вновь и вновь задумываться: он изменился после аварии или ее отношение к нему изменилось? Несомненным было одно – Оливер стал более открытым для нее, чем прежде, иначе не рассказал бы ей о матери. Предположим, причиной его желания совершить экскурсию в прошлое могло стать то потрясение, которое он пережил. И все-таки он продолжает что-то скрывать от нее, чувствовала Кэтрин. Что касается постели, то здесь он оставался все тем же восхитительным любовником, если не считать того, что чувственная грубость уступила место чувственной нежности. Все эти изменения могли быть случайными, временными. А вот спонтанное решение уехать было типичным для прежнего Оливера. Он всегда быстро принимал решения, не считаясь с ее чувствами. В конце концов, он мог предупредить ее в субботу, а уехать на следующий день, дав ей время свыкнуться с этой мыслью. Конечно, смешно было предполагать, что после сотрясения мозга, каким бы тяжелым оно ни было, такой человек, как Оливер, мог существенно измениться. А нужно ли ей, чтобы он изменился? Разве не таким полюбила она его с первого взгляда?

Поскольку Оливер звонил ей теперь каждый день, Кэтрин была в курсе всех его дел. Ее порадовало, что он поступился своей независимостью и теперь работает в Международном банке, где специально для него был создан отдел для оказания помощи предпринимателям, оказавшимся в чрезвычайной ситуации. Теперь ему меньше приходилось разъезжать по городам и странам, в его распоряжении был целый штат квалифицированных специалистов. Все выходные дни они проводили теперь вместе. Но расставание в понедельник по-прежнему воспринималось Кэтрин болезненно.

Перемена в общем настрое Кэтрин произошла во второй половине мая, когда ей пришлось вплотную заняться подготовкой конференции, намеченной на середину июня. Еще в апреле от имени фирмы «Лекарственная косметика» были разосланы приглашения аналогичным фирмам в Америке и в Европе принять участие во встрече, посвященной развитию этой отрасли, которая состоится в поместье Норманов. Откликов на приглашения пришло больше, чем ожидала Кэтрин. Участвовать в конференции высказали пожелание не только ученые – биохимики, ботаники, медики, – не только представители фирм, выпускающих косметические препараты, но даже владельцы престижных косметических салонов. Основной доклад «О создании новой серии лекарственных ароматических средств» правление фирмы, естественно, поручило сделать президенту фирмы Кэтрин Норман. Личная жизнь Кэтрин отступила на задний план, потому что дела, связанные с организацией приема участников, тоже легли на ее плечи. Дополнительная переписка, наем штата сотрудников и обслуживающего персонала, ведь кое-кто из гостей, в основном из Европы, высказал пожелание остановиться в ее особняке на время конференции, – словом, эти дела отнимали у Кэтрин все свободное от основной работы время. Теперь уже ей приходилось, словно оправдываясь, говорить Оливеру, что она не сможет провести с ним предстоящие выходные.

– По-моему, правление поступило неправильно, поручив тебе и научную и организационную часть подготовки конференции. Ты должна заниматься докладом, а всеми остальными делами специально нанятый для этого человек.

– Видишь ли, члены правления полагали, что раз особняк принадлежит мне, то и распоряжаться в нем должна я сама. Людей в округе, из которых придется нанимать обслуживающий персонал, я знаю лучше, чем кто-либо. А переписка с учеными из других стран автоматически ложится на меня, ведь я переписывалась с ними не один год. – Кэтрин вздохнула.

– Бедная ты моя, – нежно произнес Оливер. – Как жаль, что я не могу тебе ничем помочь.

– Ничего, я справлюсь, – заверила его Кэтрин.

– В этом я не сомневаюсь.

Кэтрин уловила в его голосе тоскливые нотки.

– И много народу приедет? – поинтересовался Оливер.

– Человек пятьдесят.

– Где же ты их разместишь? У тебя всего семь гостевых комнат.

– В особняке будут жить только три француза, две англичанки, один немец и голландец. Остальных участников будут привозить из Бостона, где для них зарезервированы номера в отеле «Хилтон». Во время перерывов всех будут кормить в нашей столовой. В поместье они смогут общаться, отдыхать, гулять. Кстати, по программе на третий день для участников конференции запланирована экскурсия по нашему цветочному хозяйству.

– Разумеется, экскурсоводом будешь ты, – насмешливо сказал Оливер.

– Вот и не угадал! Я поручила провести ее нашему главному садоводу. Он проработал у нас более двадцати лет и лучше меня разбирается в растениях. А я покажу им свои лаборатории.

– Смотри, чтобы они не украли у тебя новую формулу, – пошутил Оливер.

– Это меня не пугает, я всегда вне конкуренции, – в тон ему заявила Кэтрин.


И все-таки он приехал. Несмотря на убедительные заверения Кэтрин, что и в эти выходные она будет занята и не сможет уделить ему ни секунды своего драгоценного времени. Возвращаясь вечером в пятницу с работы, она увидела на главной подъездной аллее его машину и грузовой фургон, из которого грузчики с трудом снимали какой-то деревянный ящик.

– Осторожно! Переверните и держите. Хорошо! Теперь заносите в дом и поднимайтесь на второй этаж, – услышала она голос Оливера, отдающего распоряжения.

Кэтрин охватила безумная радость, она поняла, как соскучилась по нему. И еле сдержалась, чтобы не побежать как девчонка к нему и не броситься к нему в объятия.

– Значит, ты решил приехать без разрешения! – сказала Кэтрин, подходя к нему. – Она хотела сказать это с укоризной, тоном усталого человека, но интонационно невольно выдала свою безмерную радость.

Оливер обнял ее за плечи и поцеловал. Ему нравилось в Кэтрин сочетание внешней холодной сдержанности и пылкого темперамента, скрывавшегося под этой оболочкой.

– Представляешь, меня сегодня осенила гениальная идея! – сообщил он.

– Какая? – поинтересовалась Кэтрин.

– Что ночью ты не занята работой.

Он заглянул ей в лицо, и голова Кэтрин закружилась от нежного призыва его синих глаз. Оливер заметил, как затуманились желанием глаза Кэтрин.

– Нет-нет, я понимаю, твой сон сейчас, в эти напряженные дни, дело святое. И я не намерен лишать тебя полноценного отдыха. – Оливер невольно улыбнулся, потому что лицо женщины, прижимавшейся к нему, вытянулось от разочарования.

– Я буду охранять твой сон, и не я один. Кэтрин вопросительно посмотрела на него.

– Пойдем в дом, а то рабочие поставят твоего ангела-хранителя не туда, куда ты хотела бы его поставить. – Он поднял Кэтрин и внес ее по ступенькам в дом.

– По-моему, ты похудела за то время, что мы не виделись, – заявил он, ставя ее на ноги. – Наверное, забывала поесть без меня. Тебя нельзя оставлять без присмотра, – шутливо проворчал он, поднимаясь рядом с ней по лестнице на второй этаж.

Когда они вошли в ее спальню, там уже хорошо потрудились рабочие. Деревянный ящик был вскрыт, и на глазах Кэтрин оттуда извлекли мраморную скульптуру Торвальдсена. Изумлению Кэтрин не было границ.

– Мой «Купидон»! – воскликнула она. – Оливер! Как он к тебе попал? Ведь его продали на аукционе в прошлом году. – Она смотрела на него, не скрывая восхищения.

– Коммерческая тайна, – серьезно произнес Оливер и сморщил нос, чтобы сдержать самодовольную улыбку.

Кэтрин показала рабочим место, куда поставить крылатого вестника любви. Когда они ушли, забрав с собой весь мусор от упаковки, она подошла к Оливеру и положила ему на плечи руки.

– Спасибо тебе, – проникновенно сказала Кэтрин. – Купидон был мне очень дорог, ведь его подарила мне моя милая бабушка на день моего тринадцатилетия. Ты даже не представляешь, как мне было жаль с ним расставаться!

– Может, я и не представлял, но на всякий случай приобрел его на том самом аукционе. А поскольку завтра у тебя день рождения, то крылатый малыш вернулся вовремя.

– Господи! Я совсем забыла о дне рождения! – Кэтрин благодарно посмотрела на Оливера, потом задумалась, сдвинув брови. – Но откуда тебе известно об этом?

– Вот это уж точно мой секрет. Но если ты меня покормишь ужином, то, возможно, я его тебе открою.

– У меня голова идет кругом от твоих сюрпризов и секретов. – Кэтрин всплеснула руками. – Ужин, конечно нужен ужин! Но я не готовилась к твоему приезду, и ужина нет, – растерянно закончила она.

– Вот и хорошо, – с энтузиазмом отозвался Оливер, беря ее руки в свои. – Мы приготовим ужин вместе.

Давно Кэтрин не было так хорошо и весело, как в этот вечер. Оливер был неистощим на кулинарные выдумки и шутки, благодаря которым процесс приготовления ужина превратился в увлекательный эксперимент на кухне.

Следующим местом для эксперимента оказалась спальня Кэтрин, куда они вернулись после ужина.

– Сегодня ты отдыхаешь, – сразу заявил Оливер.

– А можно мне принять ванну? – робко заикнулась Кэтрин.

Когда-то ее раздражала привычка Оливера командовать ею. Теперь ей доставляло удовольствие подчиняться ему, чувствовать себя слабой, нуждающейся в защите женщиной.

– Твое желание для меня закон. Пойду приготовлю тебе ванну. – Оливер снял пиджак и направился в ванную комнату. – Только не торопись раздеваться. Я сам тебя раздену, потому что сегодня ты отдыхаешь! – крикнул он оттуда.

В ожидании Оливера Кэтрин легла на покрывало поперек широкой кровати и свернулась клубочком. Мысли о нем, о работе, о предстоящей конференции вперемешку лениво текли в его голове. На столе в кабинете ее дожидались в этот вечер списки участников, договоры со служащими, которые следовало подписать, дополнения в программу конференции, которую надо было срочно сдавать в типографию, ведь ко вторнику она должна была быть уже отпечатана. Но встать с постели и выйти из игры, которую затеял Оливер, уже не было ни сил, ни желания. Завтра все успею сделать, подумала Кэтрин сквозь дремоту. Очнулась она от прикосновения теплых рук Оливера, он расстегивал на ней юбку.

Раньше его раздражал деловой облик Кэтрин, ему казалось это чем-то неестественным в женщине. Теперь к нему Пришло понимание, что деловитость Кэтрин это не дань женской мимикрии к современному обществу, а естественное состояние увлеченного своей профессией человека. Тем больше наслаждения доставляло ему извлекать из внешнего кокона чувственную женскую плоть Кэтрин. Ему нравилось, как она мило краснела и вздрагивала от его прикосновений. Раздевая Кэтрин, он не смог удержаться и провел рукой по ее нежному телу с шелковистой кожей. Он утыкался лицом в ложбинку между соблазнительными полукружиями груди с крупными розовыми бутонами сосков, в ее живот, вдыхая неповторимый запах, родной и волнующий. Оставив на Кэтрин лишь кружевные трусики, он поднял ее на руки и понес в ванную. Здесь он освободил ее от последнего прикрытия и хотел опустить в ванну. Но инициативу перехватила Кэтрин.

– Зачем мочить рубашку? – риторически спросила она с лукавым видом и стала расстегивать пуговицы на его рубашке.

Освободив Оливера от рубашки, она провела ладонями по его обнаженной груди вниз и принялась расстегивать ремень его брюк. Он покорно подчинился ей.

– Нехорошо, – вдруг произнес он.

– Что? – спросила Кэтрин, глядя на него невинными глазами.

– Я ведь обещал, что ты сегодня будешь отдыхать.

– Вот так я отдыхаю, – выдохнула Кэтрин, проводя руками по обнаженному телу Оливера, словно проводила ревизию. Застонав от удовольствия, он поднял ее на руки и вместе с ней шагнул в ванну.


– Ты сейчас похожа на Афродиту, родившуюся из пены, – сказал Оливер, разглядывая порозовевшее после купания тело Кэтрин. Он нежно поцеловал Кэтрин в губы, лаская ее спину и бедра.

Кэтрин застонала, когда он надолго прильнул ртом к ее груди. Пронзительная сладостная боль растеклась по телу, вызывая желание поскорее слиться с телом Оливера.

– Не торопись, – шепнул он и стал целовать ее живот, впадинки внизу живота, нежную кожу внутри бедер и самое жаркое местечко, где пульсировало желание.

– Как тебе это удалось? – слабым голосом спросила Кэтрин, когда Оливер оторвался от нее. – Я впервые пережила такое, – призналась она.

– Я же обещал, что сегодня ты отдыхаешь.

– А как же ты? – растерянно спросила она.

– Мне хорошо, – заверил ее Оливер. – Спи. – Он натянул простыню на их обнаженные тела.

8

Какое блаженство просыпаться в объятиях любимого! – подумала сквозь сон Кэтрин. Руки Оливера требовательно ласкали ее тело, и, не успев окончательно проснуться, она с готовностью приняла его в свое лоно.

– Чем отметим твой день рождения? – спросил Оливер, когда они отдыхали, лежа поверх смятых простыней.

В открытые окна вливалась утренняя свежесть летнего сада, приятно холодившая их разгоряченные тела.

– Хорошо бы погулять и ни о чем не думать, – мечтательно произнесла Кэтрин и вздохнула. – Но меня ждут дела, которые я не сделала вчера вечером. Добавь к ним те, которые были намечены на сегодня. И надо все успеть. Конференция откроется во вторник, а в понедельник приезжают участники. И каждый должен сразу получить программу и тексты основных докладов. С докладами все в порядке, а программу сегодня придется срочно везти в типографию. Главное, чтобы не было больше сюрпризов. – Кэтрин улыбнулась Оливеру.

Не сговариваясь, они одновременно устремили взгляды в угол комнаты, откуда на них лукаво смотрел мраморный купидон.

В этот момент зазвонил телефон. Быстро накинув легкий шелковый халат бирюзового цвета, Кэтрин подошла к низкому столику, где надрывался аппарат.

– Алло! Папа? Спасибо! Да, я уже совсем большая. – Кэтрин засмеялась.

Чтобы не мешать ее разговору, Оливер пошел принимать душ. Он успел даже одеться, а Кэтрин все продолжала разговаривать с отцом. Ему показалось, что они о чем-то спорят.

Придется и завтрак взять в свои руки, подумал он и спустился в кухню. С Льюисом он разговаривал по телефону несколько дней назад и сейчас догадался, из-за чего между ними разгорелся спор. Ловко управляясь с приготовлением завтрака, Оливер улыбался своим мыслям.

Кэтрин появилась на кухне с пылающими щеками и растерянностью во взгляде.

– Сюрприз? – спросил Оливер, осторожно поглядывая на нее.

– Да еще какой! Представляешь? Отец решил прилететь завтра, чтобы принять участие в конференции. Человек, который год назад передвигался только в инвалидном кресле и не мог обойтись без постоянной сиделки, завтра утром вылетает рейсовым самолетом в Бостон! Один! Без сопровождающих! Я знала, что он снова научился ходить… Наверное, стоило бы позвонить туда и поговорить с Хелен. Может, ей удастся отговорить его.

– А зачем его отговаривать? Пусть прилетает, – пожал плечами Оливер.

– Как ты не понимаешь? С таким здоровьем, как у отца, нельзя рисковать и отправляться в неблизкий путь. Да и какая необходимость?! – набросилась на него Кэтрин, еще не остыв после спора с отцом.

– По-моему, ты плохо знаешь своего отца, Кей. Льюис Норман не станет рисковать, если дорога ему не по силам. К тому же ты забываешь, что он почетный президент фирмы, владелец особняка, в котором впервые будет проводиться международная конференция. Почему ты хочешь лишить его права стать свидетелем такого события?

Кэтрин притихла и задумалась. Всем, что у нее есть, она обязана отцу. Но почему-то мысли, которые высказал Оливер, не пришли ей в голову.

– Я только беспокоюсь о его здоровье, – пробормотала она, хотя со стыдом призналась себе, что в ее поведении было много эгоистичного.

Во-первых, она ничего не рассказывала отцу о своих отношениях с Оливером Уинстоном, даже о том, что с ним произошло в марте. Тогда она объясняла свое поведение тем, что ей не хотелось волновать отца. Но и сейчас она не была готова к серьезному разговору. Главное для нее на данный момент это работа, конференция… Ни на что другое просто не остается времени.

Кэтрин почувствовала на себе взгляд Оливера и подняла глаза. Он сдержанно улыбнулся ей, но морщинка залегла между бровями. Значит, его что-то беспокоит, поняла Кэтрин.

– Завтракать будешь? – напомнил ей Оливер. – Помнится, ты говорила, что у тебя сегодня много дел.

– Извини, я задумалась. – Кэтрин оглядела стол, накрытый для завтрака. – Ой, а когда ты успел все это приготовить? – удивилась она.

– Пока ты спорила с отцом. Кстати, можешь не мучить себя мыслями о том, как ты объяснишь ему завтра мое присутствие в особняке. Сегодня вечером я уеду. Весь день я в твоем распоряжении. Готов тебе помочь управиться с делами, а после отметим твой день рождения. Договорились?

Кэтрин покраснела: Оливер словно прочитал ее мысли.

– Договорились, – смущенно пробормотала она.

Завтрак прошел в неловком молчании.

– Все было очень вкусно, Оливер. Спасибо. – Кэтрин поцеловала его в щеку, чтобы разрядить возникшее между ними напряжение. – Ты действительно хочешь мне помочь? – ласково спросила она.

– Конечно, ради этого я и приехал. Командуй. Как я уже сказал, весь день я в твоем распоряжении.

Им удалось до ланча проверить все списки и даже отвезти в типографию окончательный вариант программы конференции. После ланча Оливер просмотрел тексты договоров на предмет юридической грамотности, одобрил их, так что Кэтрин оставалось только расписаться на каждом экземпляре. В результате их совместной деятельности с делами удалось покончить досрочно и осталось время на прогулку перед пятичасовым чаем.

Кэтрин вспомнила, что Оливер еще не видел, как цветут необыкновенные лилии, новый сорт которых вывел главный садовник.

– Понимаешь, у этой лилии нетипичный аромат. Он тонкий и приятный, не такой приторный и тяжелый, как у обычной белой лилии. Не берусь ничего утверждать, но у этого аромата есть шансы оказаться в ряду других, которые мы используем с лечебными целями. Хочу, чтобы ты проверил аромат этой лилии на себе.

– А пока я лежал в коме, ты не приносила в палату пробирки со своими лечебными ароматами?

– Приносила.

– А какие, не помнишь?

Кэтрин задумалась на минуту.

– Господи, ну конечно, самые первые, которые удалось закрепить: полынь, лаванду и мяту, – вспомнила она. – А почему ты спросил? Уж не хочешь ли ты сказать?..

– Именно это я и хочу сказать. Твои ароматы помогли мне выйти из серого тоскливого небытия. В прямом и переносном смысле. – Оливер весело засмеялся, обхватил Кэтрин за талию и закружил ее. Зеленая лужайка, по которой они проходили в этот момент, укрытая от прямых солнечных лучей высокими деревьями, была похожа на райский уголок.

– Оливер, перестань, я упаду.

– Не упадешь, потому что я тебя держу крепко! – звонко крикнул Оливер, запрокинув голову к небу.

В конце концов они упали вместе. Боясь запачкать светлую блузку, Кэтрин быстро приподнялась с травы, устроила голову Оливера у себя на коленях и стала перебирать пряди его блестящих темных волос. По лицу Оливера блуждала рассеянная улыбка. Впервые со времен раннего детства он с такой остротой ощущал в себе беспричинную радость от полноты жизни. Ему хотелось сказать Кэтрин, что она самая красивая женщина на свете, лучезарная фея, подарившая ему новую жизнь, что он любит ее.

– Хорошо бы остаться здесь навеки вдвоем, только ты и я. Мне кажется, мы были бы самыми счастливыми людьми на земле, проводя дни среди природы, питаясь плодами и наслаждаясь ароматами. Как ты думаешь?

– Я думаю, что если ты сейчас не встанешь, то еще не скоро увидишь мои замечательные лилии, – сказала Кэтрин, целуя его в нос.

Ей и самой не хотелось уходить из этого очаровательного, укрытого со всех сторон кустарниками и деревьями уголка сада. Минуты блаженного покоя позволили ей отдохнуть и душой и телом после подготовительного марафона последних недель.

– Пойдем! – Оливер быстро поднялся, протянул Кэтрин руку. – Веди меня, фея цветов.

Дальше их дорога пролегла мимо обширных полей. На одних уже доцветали, осыпаясь, пионы, на других пламенели красные и розовые герани и пеларгонии. Потом потянулись поля цинний и петуний, тубероз и гелиотропов. За розарием открылся небольшой участок, где росли удивительные лилии. На высоких стеблях покоились белые с розовыми прожилками чаши цветов с золотыми тычинками – символы чистой и верной любви.

Оливер замер, глядя на это чудо. Потом перевел взгляд на Кэтрин. Господи, подумал он, как же я раньше не догадался, что мне напоминала с самого начала ее необычная красота! Лилию, конечно лилию! Стройную, гордую, чистую. Я же вдыхал этот удивительно нежный аромат свежести, который заворожил меня с первых дней нашего знакомства и потом преследовал повсюду, не давая возможности долго находиться вдали от нее.

– Знаешь, Кей, – серьезно сказал Оливер, – ты и вправду фея цветов.

Широко распахнув глаза, Кэтрин неотрывно смотрела на Оливера. В последнее время он не переставал удивлять ее. И, хотя на размышления по каждому поводу у нее просто не оставалось времени, сейчас ей пришло в голову, что она совсем позабыла о своих прежних страхах и переживаниях. Оливер настолько вошел в ее жизнь, что теперь невозможно было представить, как она могла раньше обходиться без него. Ей казалось, что он был всегда, даже когда его не было рядом. Судьба? Наверняка в детстве, когда она подглядывала за ним, ей не был слышен «трубный глас судьбы», такие мысли ей вообще не были свойственны. Но ведь называла же она его «мой принц»…

– А ты мой принц, – так же серьезно сказала Кэтрин и смущенно улыбнулась. – Так я называла тебя в детстве, когда подглядывала за тобой, скрываясь за кустами. Ты меня тогда не замечал.

– За что и был наказан, – весело отозвался Оливер. – Только ты ошибаешься, я знал, кто скрывается в зарослях кустарника.

Улыбка сползла с лица Кэтрин, она побледнела, внезапно вспомнив эпизод с Ванессой.

– Что с тобой? – спросил Оливер, увидев в ней перемену.

– Ничего страшного, просто голова закружилась. Наверное, от передозировки цветочных ароматов. – Кэтрин слабо улыбнулась.

– Тогда быстро возвращаемся домой. – Оливер крепко обнял Кэтрин за талию и увел в сторону от цветочных полей.

– Давай сделаем крюк, чтобы ты могла проветрить голову и легкие. Цветочные ароматы, как видно, отнюдь не безобидная штука.

– Как любое лекарство, – подтвердила Кэтрин. – Все хорошо в меру, даже прекрасное, – тихо добавила она.

Они уже подходили к дому со стороны подъездной аллеи, когда Оливер сказал:

– А мы еще не обсудили меню праздничного ужина на двоих.

– Боюсь, что на троих, – медленно произнесла Кэтрин, увидев, как заворачивает к дому и останавливается у главного подъезда такси с номерами Бостона. – Похоже, сюрпризы на сегодняшний день еще не закончились.

На их глазах из такси вылез длинный нескладный молодой человек с огненной шевелюрой. Водитель выгрузил его багаж, сел за руль и двинулся в обратный путь, проехав мимо Кэтрин с Оливером.

– Кто это рыжее чучело? – пробормотал Оливер недовольным тоном.

– Сейчас узнаем. – Кэтрин пожала плечами и устремилась к приезжему.

– Кэтрин Норман? – спросил молодой человек, обаятельно улыбаясь от уха до уха. – Я Серж Лонге, приехал на конференцию. Надеюсь, я не опоздал?

Сержа Лонге, французского ученого, который занимался изысканиями в области фармацевтики, Кэтрин знала лишь по переписке. Она представляла его себе пожилым человеком, учитывая то немалое, что он сделал в этой области. А он оказался ненамного старше, чем она. Глядя на него, было невозможно удержаться от улыбки.

– Нет, месье Лонге, вы не опоздали, – засмеялась Кэтрин. – Заезд участников в понедельник, а сегодня суббота.

Лонге перестал улыбаться и растерянно захлопал рыжими ресницами, окаймлявшими светло-карие глаза.

– Пардон, кажется, я, как всегда, перепутал дни.

– Ничего страшного. У вас будет больше времени для знакомства с нашими лабораториями. Добро пожаловать, месье Лонге.

– Пожалуйста, зовите меня просто Серж, – произнес Лонге с рассеянным видом.

Кэтрин познакомила Сержа с Оливером, представив его как своего близкого друга. Они вошли в дом, и Кэтрин повела Сержа в предназначенную для него комнату, объяснив по дороге, что обслуживающий персонал приступит к своим обязанностям лишь утром в понедельник.

Оливера она нашла на кухне. Он стоял перед открытым холодильником и с тоской смотрел на его содержимое.

– Может, лучше поедем ужинать в ресторан? Вдвоем, – уточнил Оливер.

– И оставим голодать французского ученого в полном одиночестве в чужом доме? – Кэтрин с укоризной посмотрела на него. – Тем более что я уже пригласила Сержа Лонге разделить с нами ужин. Займи его, пожалуйста, если он спустится вниз, а я тем временем что-нибудь приготовлю. Накроем в столовой. Ужинать будем пораньше, чтобы не очень поздно возвращаться в Бостон.

– Кто возвращается в Бостон? – хмуро спросил Оливер.

– Как кто? Ты говорил, что собираешься уехать сегодня вечером, – растерялась Кэтрин.

– Уехать? И оставить тебя наедине с этим рыжим чучелом? – возмутился Оливер.

– Говори тише, он может услышать. Это рыжее чучело, как ты его называешь, знаменитый ученый из Франции. Судя по количеству открытий, принадлежащих ему, вряд ли он обращает внимание на женщин. За меня можешь не беспокоиться.

– Лучше я все-таки уеду завтра рано утром, – капризным тоном сказал Оливер.

Кэтрин улыбнулась и чмокнула его в щеку.

– Чудесно! – услышали они за спиной и обернулись. В дверном проеме стоял Серж Лонге. Широко раскинув руки, он улыбался восторженно, как ребенок, приехавший на каникулы. – У вас здесь так чудесно! – воскликнул он, не сводя глаз с Кэтрин.

Сдерживая глухое раздражение от несвоевременного вторжения гостя, Оливер с улыбкой направился к нему.

– Идемте, Серж, я покажу вам сад, пока еще не совсем стемнело, – предложил Оливер, торопясь выпроводить его из кухни. – Таких цветов, как в этом саду, вы наверняка нигде не видели. Знакомы ли вам такие растения, как вискария и колинзия? – тоном лектора спросил Оливер, уводя Сержа.

После их ухода Кэтрин еще долго тихонько посмеивалась, стоя у плиты. Чудаковат этот рыжий француз, впрочем как и большинство ученых, и при этом море обаяния, подумала она. Рядом с атлетической фигурой Оливера он напоминал худосочное растение, вытянувшееся в длину из-за недостатка света.

Кэтрин приготовила ужин и накрыла стол в своей любимой старой столовой с темными дубовыми панелями. Даже свечи зажгла. В окружении хрусталя, старинного фарфора и серебра они создавали атмосферу торжественности. Она оглядела стол и задумалась. Жаль, досрочное прибытие гостя лишило ее возможности впервые отметить свой день рождения наедине с Оливером.

– Вы сейчас похожи на принцессу в заколдованном замке.

От неожиданности Кэтрин вздрогнула. На пороге столовой она увидела Сержа Лонге. В руках он держал букет – садовые колокольчики и ромашки. Он мечтательно улыбался, глядя на нее, и у Кэтрин не хватило духа сердиться на него. Странная манера всегда появляться внезапно, подумала она. Серж витиевато поздравил ее с днем рождения, о чем, видимо, ему сообщил Оливер, и вручил свой букет.

– Если бы я знал, что у вас сегодня день рождения, я бы преподнес вам корзину пармских фиалок.

Лучше бы ты прилетел, как все нормальные люди, в понедельник, – подумал Оливер. Он вошел с бутылкой белого вина, специально привезенной им с собой для дня рождения Кэтрин, и услышал последнюю фразу Сержа Лонге.

За столом Кэтрин купалась в комплиментах, которые расточал ей Серж. Все было бы хорошо, если бы она не видела, что Оливер с трудом справляется с раздражением, которое вызывала у него заезжая знаменитость. И все-таки ужин удался. За десертом Серж с юмором объяснил, почему он перепутал дни и прилетел на два дня раньше. В рассказе он так легко выставлял себя в смешном виде, что даже Оливер искренне рассмеялся. А Кэтрин никогда так заразительно не смеялась, как над шутками этого рыжего чудака. Когда гость деликатно удалился в свою комнату, сославшись на усталость из-за разницы во времени, Оливер был готов простить ему и досрочное прибытие, и чрезмерное внимание к Кэтрин.

– Ох уж эти французы! – снисходительно воскликнул Оливер и привлек к себе Кэтрин. – Пойдем мыть посуду.

Поразительно, как самые прозаические дела становятся увлекательными, когда их выполняешь вместе с любимым, думала Кэтрин, вытирая последний фужер.

– О чем задумалась? – спросил Оливер.

– О тебе. – Кэтрин подняла ресницы и открытым взглядом посмотрела на него.

– И что ты обо мне думала? – тихо спросил он.

– Что ты самый красивый, – лукаво сказала Кэтрин.

Взяв свободно свисавший конец полотенца, которое она продолжала держать в руке, он притянул ее к себе.

– Обманываешь? – Синие влюбленные глаза смотрели на нее в упор.

– Нет. – Кэтрин медленно покачала головой. – Не обманываю.

– И этот рыжий француз тебе совсем не понравился?

– Почему не понравился? Он умный, ведь только умный человек способен смеяться над собой, и очень обаятельный. Ты не находишь?

– Возможно, – проворчал Оливер, вглядываясь в ее лицо. – Тебе виднее. Никогда не смотрел на мужчин с этой точки зрения.

Кэтрин засмеялась. Ей хотелось сказать Оливеру, что она еще никогда так сильно не любила его, как сейчас. Что, кроме него, для нее не существует других мужчин. Мешала ей, как и всегда, врожденная сдержанность.

– Ты все-таки решил остаться или поедешь, пока еще не слишком поздно? – спросила она ровным голосом.

– Поеду утром, – твердо ответил Оливер.

Кэтрин опустила ресницы, чтобы скрыть счастливый огонь, вспыхнувший в ее глазах.


– Ты только посмотри, какая сегодня луна! – Этим восклицанием встретил ее появление из душа Оливер. Он стоял у раскрытого окна в темной спальне.

Кэтрин, на которой была только короткая ночная рубашка из прозрачного батиста на тонких бретельках, подошла к нему. Полная луна освещала его мощный обнаженный торс. От желания сразу прижаться к нему Кэтрин ощутила дрожь во всем теле. И вдруг вспомнила, что такую же полную луну она в последний раз видела в ту ночь, когда ей сообщили из полиции о несчастье, произошедшем с Оливером Уинстоном. Как все переменилось, подумала Кэтрин. Кем он был для нее до катастрофы и кем стал после… Да и сам Оливер изменился. Возможно ли, но выходило так, что не было бы счастья, да несчастье помогло. Она так уверовала в свое счастье, что иной раз пугалась своего спокойствия.

– Я люблю тебя, – вдруг сказал Оливер, глядя на нее, пока она смотрела на луну.

Кэтрин повернула к нему лицо. В ее больших темных глазах он прочитал ответ и, словно испугавшись, прижался к ней сзади, спрятав лицо в ее густых волосах.

– Знаешь, я всегда легко расставался с женщинами, – глухо говорил он. – Не помню случая, чтобы я боялся кого-то из них потерять. А тебя боюсь. Этот страх поселился во мне с того дня, когда восстановилась память. – Он помолчал. – Ты не разлюбишь меня? – вдруг спросил он.

Разве можно было представить, чтобы прежний Оливер задал ей такой вопрос или заговорил о своих прежних женщинах! От волнения у Кэтрин перехватило горло, говорить было трудно.

– Оливер… – произнесла она наконец.

– Молчи! Я хочу любить тебя так, как никто до меня тебя не любил и после меня любить не сможет.

Дрожащими от желания руками Оливер провел по ее телу. В них было столько теплоты и нежности, что Кэтрин тихо ахнула. Томительный восторг нарастающего желания кружил ей голову, и не было в этот миг женщины счастливее ее. Единственным свидетелем того была полная луна, щедро изливавшая свой призрачный волшебный свет на сад и фигуры двух влюбленных в окне.

9

– Спасибо, Кэтрин, я не привык к вашим плотным американским завтракам. Мне достаточно кофе и рогалика. Вы знаете, в детстве я ел очень много, вечно почему-то был голодным. Моя мама была уверена, что я стану толстым и нескладным, когда вырасту. А я вырос худым.

И нескладным, мысленно добавила Кэтрин, хотя слушала его невнимательно. Беспокойство за отца, который в это время должен был лететь на самолете в Бостон, одолевало ее. Никогда не встречала таких говорливых ученых, подумала она о Серже Лонге, завтракая в его обществе на кухне. Забота о нем и о прилетающем сегодня отце добавилась к ее многочисленным обязанностям накануне дня заезда участников конференции. Проводив Оливера, она первым делом вызвала кухарку и несколько человек из обслуживающего персонала, чтобы они приступили к своим обязанностям не с понедельника, как договаривались, а уже с воскресенья. Видимо, Серж почувствовал, что Кэтрин сейчас не до него.

– Пойду просмотрю еще раз свой доклад, – жизнерадостно сообщил он ей и, поблагодарив, удалился из кухни.

Кэтрин проводила взглядом его длинную худую фигуру, испытывая легкие угрызения совести. Хотя почему она должна укорять себя, если рыжий француз нарушил все ее планы. Отец тоже нарушает ее планы, напомнила себе Кэтрин и пошла проверить, все ли приготовлено в той части дома, где располагались его апартаменты: кабинет, небольшая гостиная и спальня. Она редко заходила сюда во время его отсутствия. Горничная заканчивала перестилать постельное белье. Взгляд Кэтрин упал на тумбочку возле кровати, на которой стояла фотография в рамке. На ней еще молодой Льюис Норман держал под уздцы золотисто-рыжую лошадь. Верхом на лошади сидела она, Кэтрин, и улыбалась счастливой улыбкой. Ей тогда было десять лет. Семилетний жеребец Акбар был куплен отцом специально для того, чтобы на нем она постигала азы верховой езды. Тогда же она приучилась сама ухаживать за лошадью. Кэтрин настолько привязалась к своему скакуну, что могла все свободное время проводить в конюшне. Акбар отвечал ей взаимностью. Он всегда приветствовал юную наездницу радостным ржанием. У матери была своя лошадь; кажется, вороная, припомнила Кэтрин. Ванесса Норман увлекалась верховой ездой. В памяти Кэтрин сохранилась картинка: прекрасная дама с развевающимися черными волосами на жгуче-черном жеребце пролетает мимо нее. Вот только черты ее лица уже виделись неотчетливо, как будто стерлись из памяти. А ведь в доме нет ни одной ее фотографии, подумала Кэтрин. Мать она теперь вспоминала как совершенно чужую женщину, в красоте которой было что-то пугающее.

Кэтрин очнулась от глубокой задумчивости и обнаружила, что горничная уже вышла из комнаты. Неужели у отца не хранится ни одной фотографии Ванессы Норман? Впервые у Кэтрин возник соблазн заглянуть в ящики отцовского секретера, где, как она знала, хранятся семейные документы и фотографии. Об этом ей сказал отец перед отъездом к сестре. Она давно могла бы туда заглянуть. Почему раньше ей не приходило это в голову? Кэтринприслушалась. Ей показалось, что к дому подъехала машина, и она быстро направилась к главному входу. Но подъездная аллея была пуста. Только на примыкающем газоне работал садовник, высаживал бегонии. Взглянув на часы, Кэтрин поняла, что до приезда отца у нее еще есть время, и отправилась в сад нарезать букет для отца. Она знала его вкус, он всегда предпочитал «Маленькую любимицу», полиантовую розу с бледно-розовыми цветами в форме помпона, собранными в большие кистевидные соцветия. Невысокие, они прекрасно смотрелись в низких вазах. По мнению Кэтрин, им не хватало аристократизма, но они были очень милыми. Вернувшись в дом с душистым букетом, Кэтрин поставила его в вазу и отнесла в маленькую гостиную отца. Теперь можно идти встречать машину отца, которую она отправила еще утром в аэропорт. Кэтрин не терпелось увидеть, как ее отец, уезжавший год назад больным, прикованным к инвалидной коляске, сегодня сам выйдет из машины.

Действительность превзошла все ее ожидания. Когда машина остановилась, водитель вышел, чтобы открыть дверцу со стороны пассажирского места. Льюис Норман неторопливо, но без особого труда вылез из машины и, опираясь на трость, направился к дочери. Кэтрин смотрела на него восторженными глазами, на которые навернулись слезы. Отец не только избавился от инвалидности, он как будто помолодел за прошедший год.

– Ну-ну, все уже позади. Я здесь и, как видишь, передвигаюсь самостоятельно.

– Но на всякий случай с тросточкой, – весело поддразнила его Кэтрин, обнимая.

– Тросточка для солидности, – хитро улыбнулся Льюис. Он перевел взгляд на дом. – Показывай свои новшества и преобразования, дочь.

Кэтрин порадовало, что отец одобрил результаты той реконструкции, которой она подвергла их старенький особняк.

– Хорошо, что новшества существенно не изменили стиль этого дома, – заметил он уже за ланчем.

На этот раз говорили в основном Кэтрин и ее отец, а Серж Лонге помалкивал, с интересом разглядывая хозяина дома и внимательно прислушиваясь к их разговору. Впрочем, гостю так все нравилось здесь, что его высказывания ограничивались лишь восторженными восклицаниями. Его повышенная эмоциональность вызывала добродушную улыбку на губах Льюиса. Он сразу заметил, что рыжая голова Сержа, как подсолнух к солнцу, все время повернута лицом к его дочери.

– Очаровательный малый, – отозвался о нем Льюис, когда они остались с Кэтрин вдвоем.

– Да, в обаянии ему не откажешь, – согласилась Кэтрин. – Поговорим или ты хочешь отдохнуть?

– Я совсем не устал, – запротестовал отец, – и не вздумай меня опекать.

– Хорошо, не буду. Тогда, может, расскажешь мне, как произошло это чудо? – Кэтрин сделала неопределенный жест, обведя в воздухе рукой контур отца. – По телефону ты был немногословен.

– Чуда в прямом смысле не было. А было правильное лечение и ежедневный труд. В какой-то момент появилось то чувство, которое называют волей к жизни. И вот тогда произошло чудо, я встал и пошел. Вначале недалеко ушел, но постепенно окрепли мышцы, и я стал каждый день совершать прогулки.

– Чего-то ты, папка, недоговариваешь. Все это ты мне и по телефону рассказывал. Вот только насчет воли к жизни впервые слышу. Хочешь сказать, что до отъезда в Милуоки у тебя не было этой воли?

– Знаешь, Кей, если я стану рассказывать тебе все, что связано с моей болезнью, разговор выйдет длинным и тяжелым. Тяжелым в первую очередь для тебя. Не хотелось бы мне сейчас, перед конференцией, занимать твою голову и смущать тебе душу. Мы вернемся к этому разговору позже, если ты захочешь.

Кэтрин с испугом увидела появившееся выражение болезненной усталости в его глазах, которое пугало ее и раньше. Она согласна была ничего не знать, лишь бы никогда больше не видеть этого выражения в глазах отца.

– А как насчет прогулки по саду? – спросила она, лукаво улыбнувшись.

– Отвечу, как твой эмоциональный француз. «Великолепная идея!» – оживился Льюис, и глаза его снова заблестели.

– Почему ты считаешь Сержа Лонге, уважаемого ученого, моим французом? – возмутилась Кэтрин.

– Потому что он глаз с тебя не сводит, – засмеялся Льюис.

– Ты преувеличиваешь, – ответила Кэтрин и чуть не добавила: как и Оливер. Нет уж, у тебя свои секреты, у меня свои, подумала она и, взяв отца под руку, направилась с ним в сад.


Поздно вечером в понедельник Кэтрин полагала, что самое трудное теперь позади. Понедельник действительно оказался для нее тяжелым днем. Всевозможные проблемы, связанные с устройством приезжавших участников и гостей конференции, возникали на каждом шагу в течение всего дня заезда. От возбуждения и усталости Кэтрин долго не могла заснуть. Вспомнился незаконченный разговор с отцом, поздний звонок Оливера, который пожелал ей удачи. Меньше всего она думала о своем докладе, которым открывалась конференция.

Однако, когда на следующий день после короткого вступления председательствующий объявил ее доклад, Кэтрин вдруг растерялась под взглядами сидящих в зале. Впервые ей пришлось выступать перед незнакомой аудиторией. Она обводила взглядом их лица и не могла произнести ни звука. Наконец она увидела добрые глаза отца. Он смотрел на нее внимательно, чуть прищурившись, словно хотел сказать ей слова, которые частенько говаривал в детстве: «Вперед, моя девочка, не робей!».

Кэтрин улыбнулась. В этот момент она поняла, почему и для чего ее отец внезапно решился преодолеть разделявшее их расстояние. Теплая волна благодарности помогла ей освободиться от сковывавшего ее напряжения. Кэтрин заговорила спокойно и уверенно. Страницы напечатанного доклада лежали перед ней на столе, но она почти не заглядывала в них. В течение двадцати минут Кэтрин свободно рассказывала о том, чем занимается их фирма. Под конец она остановилась на проблемах, с которыми им приходиться сталкиваться в своей работе, и предложила сотрудничество всем заинтересованным в продукции их фирмы. Слушали ее выступление внимательно, даже похлопали. Вышел председатель и, заметив, что на таких конференциях аплодисменты не приняты, предложил задавать вопросы. Вопросов было много, и это был главный показатель ее успеха. Взял слово и Серж Лонге. Правда, вместо вопроса он стал восхищаться результатами работы фирмы за последние два года и наговорил массу комплиментов в адрес ее президента, чем вогнал Кэтрин в краску и развеселил всех присутствующих.

После объявления короткого перерыва на чай-кофе Кэтрин поспешила уединиться. Надо было справиться с пережитым волнением и передохнуть. В горле у нее пересохло после долгого выступления, и она попросила у официанта, обслуживающего их конференцию, принести ей охлажденного чая с лимоном. Из своего угла рядом с окном она увидела, как в гостиную вошел ее отец в сопровождении Сержа Лонге, который что-то увлеченно говорил, жестикулируя и смеясь с детской непосредственностью. Сколько в нем жизнерадостности! – подумала Кэтрин. Но сейчас ей не хотелось общаться даже с ними. Она отвернулась к окну, чтобы не привлекать к себе внимания. Официант поставил перед ней высокий стакан с холодным чаем и блюдо с птифуром. Кэтрин не сразу заметила за его спиной возникшую фигуру кузины отца Лилиан Уорнер.

Только ее мне сейчас не хватает! – с досадой подумала Кэтрин. Почти все члены правления присутствовали на открытии конференции, но им хватило такта не беспокоить ее во время короткого перерыва.

– Дорогая, ты была великолепна, – сказала леди Уорнер в своей привычной высокомерно-снисходительной манере. – Мы с Пруденс переживали за тебя, – добавила она, присаживаясь за столик.

– Спасибо, – лаконично отозвалась Кэтрин.

Подозвав официанта, Лилиан Уорнер заказала себе горячий чай и бутерброд с лососиной. Сухость Кэтрин не произвела на леди Уорнер никакого впечатления.

– Ты похорошела за последнее время, – сказала она, пристально разглядывая свою дальнюю родственницу колючими глазками. – Длинные волосы тебе идут больше, чем короткая стрижка. Я всегда говорила Пруденс, что молодые женщины ловят мужчин в сети длинных волос. Роман с Оливером Уинстоном явно пошел тебе на пользу. Ты стала женственнее. Конечно, такой красивой, как твоя мать, тебе стать не суждено. Возможно, это и к лучшему. Тебе, конечно, известно, сколько зла причинила Ванесса Норман семье Уинстона?

– Нет! – вырвалось у Кэтрин.

– Разве Оливер Уинстон тебе не рассказал?

– Нет! – От мгновенного потрясения слово «нет» дважды прозвучало низко и хрипло, как вскрик раненого зверька. Кэтрин не узнала своего голоса. Ей хотелось протестовать, закричать, что это неправда, но в глубине души она понимала, что, к сожалению, скорее всего Лилиан сказала правду. Удар был нанесен так неожиданно, что Кэтрин предпочла замереть, затаиться. Но откуда этой старой леди стало известно об их отношениях с Оливером? И что еще она может натворить? Рассказать отцу? Это не самое страшное, но лучше, если она сама поговорит с отцом. Кэтрин не хотела, чтобы отец снова переживал прошлое, но другого выхода у нее не было.

– Странно, – продолжала говорить Лилиан Уорнер. – Неужели он до сих пор пребывает в неведении, кто разорил его отца?

Господи, что еще задумала эта старая интриганка, добровольный «рупор» и организатор общественного мнения? Неужели никак не может успокоиться, что Оливер обошел вниманием ее племянницу? Или она хочет отомстить ему?

– Не знаю, – сухо сказала Кэтрин, не поднимая глаз. – Извините, Лилиан, но мне пора вернуться в зал заседаний. Приятного аппетита. – Она поднялась из-за стола, поскольку в этот момент официант принес леди Уорнер ее заказ, хотя перерыв уже закончился.

Гадкое чувство униженности после общения с Лилиан Уорнер не оставляло Кэтрин и во время заседания. Как могло случиться, что ее мать стала причиной несчастий Оливера и его родителей? Если Оливер знает об этом, то почему не рассказал ей? Щадил ее чувства? Или он не знает? Тогда что же будет с ним, когда он узнает? Оставалась еще робкая надежда, что это неправда, что Лилиан уже в том возрасте, когда разные события в прошлом сливаются в памяти в одно. Кэтрин знала, что поведение ее матери отличалось от общепринятых норм, достаточно было вспомнить тот эпизод в саду с Оливером…

Голоса участников конференции, выступавших в это время с докладами, едва доносились до ее слуха, не проникая в сознание. Застыв в оцепенении, она сидела рядом с председательствующим за небольшим столом и боялась встретиться взглядом с отцом. В какой-то момент ей удалось стряхнуть с себя оцепенение и включиться в работу конференции.

Я подумаю об этом после, тем более что сейчас я все равно ничего не могу предпринять, решила Кэтрин и свободно вздохнула.

В перерыве на ланч она специально села рядом с отцом и Сержем Лонге. Столики в столовой были накрыты на четверых, поэтому Кэтрин пригласила к ним за стол англичанку Патрицию Ламм. Миссис Ламм представляла фирму, аналогичную фирме «Лекарственная косметика». Сама англичанка служила лучшей рекламой для продукции своей фирмы: при возрасте под пятьдесят она выглядела не более чем на тридцать. Патриция поселилась у них в особняке, и Кэтрин надеялась, что Серж начнет уделять ей внимание. За внешней холодностью и деловитостью англичанки она сразу почувствовала в той родственную душу. Патриция была замужем, и Кэтрин хотелось расспросить ее при удобном случае, как она сочетает свою работу в фирме с обязанностями хозяйки дома и жены.

После ланча Кэтрин повела участников конференции на фирму, где они ознакомились с условиями работы в административном корпусе и с лабораториями. Современное оборудование лабораторий вызвало у европейских коллег повышенный интерес. Кэтрин с готовностью сообщила им адреса изготовителей и призналась, что кое-что из оборудования было изготовлено по ее чертежам и существует пока в единственном экземпляре. Ее авторские права защищены патентом, и желающие могут приобрести лицензию на изготовление такого же оборудования для своих лабораторий. Желающие, как выяснилось позже, нашлись. Кэтрин могла гордиться, что таким образом возместила часть расходов на организацию конференции.

Первый день оказался настолько насыщенным общением с участниками и гостями конференции, что Кэтрин совсем забыла о разговоре с Лилиан Уорнер. И вспомнила о нем только вечером, когда зашла на половину отца узнать, как он себя чувствует, и пожелать ему спокойной ночи.

– Знаешь, мне понравился твой доклад. Даже не ожидал, что за один год можно столько всего сделать, сколько сделала ты. Ты большой молодец, дочка. – Льюис Норман с чувством поцеловал Кэтрин в макушку и улыбнулся ей. – Вот только я терялся в догадках, почему после первого перерыва у тебя был такой вид, словно ты встретилась с привидением. Неужели на тебя так подействовало общение с моей старой кузиной? Я видел, что она села к тебе за столик.

Кэтрин на секунду отвела глаза, но, подумав, отбросила сомнения и открыто посмотрела на отца.

– Папа, скажи, пожалуйста, это правда, что моя мать… – Кэтрин запнулась. – Что из-за Ванессы разорилась семья Оливера Уинстона?

– Лилиан тебе рассказала? Какая же она все-таки глупая и злая. Никак не успокоится! Всю жизнь испытывала болезненную страсть смаковать чужие несчастья.

Кэтрин окончательно убедилась, что старая тетка сказала ей правду.

– По-моему, причина здесь другая. Она мечтала, что Пруденс выйдет замуж за Оливера Уинстона, и делала все, чтобы добиться желанной цели. Но откуда-то ей стало известно, что мы с Оливером любим друг друга. – Кэтрин исподлобья посмотрела на отца, но не заметила на его лице удивления. – Я собиралась сказать тебе об этом потом, после конференции, – торопливо добавила она.

– Я рад за вас, – тихо произнес Льюис, и лицо его осветилось загадочной полуулыбкой. – Но что тебя тревожит? – спросил он, увидев, что брови Кэтрин сведены, как она делала всегда, когда сталкивалась с трудностями.

– Мне тревожно, потому что я не представляю, чем может закончиться активная деятельность твоей кузины. Если Оливеру неизвестно о той роли, которую сыграла моя мать в несчастьях, обрушившихся на его семью, то Лилиан Уорнер способна об этом позаботиться. И что тогда?.. – Кэтрин говорила с лихорадочной торопливостью и, не закончив последней фразы, замолкла, уставившись блестящими глазами в пространство.

Льюис провел ладонью по пышным светлым волосам дочери.

– Успокойся, Кей. У тебя нет причин для тревоги, – попытался он успокоить ее.

– Ты не понимаешь. Вернее, не знаешь, что в марте Оливер попал в автокатастрофу. У него было сильное сотрясение мозга и как следствие частичная амнезия. Я не сообщала тебе об этом, не хотела волновать. Пойми, я не знаю, как эта новость отразится на состоянии здоровья Оливера. Прошло слишком мало времени с того дня, как у него восстановилась память.

– Поверь мне, Кей, все будет хорошо. Что бы Лилиан ни рассказала Оливеру о твоей матери, новостью для него это не будет.

Кэтрин вопросительно посмотрела на отца.

– Почему ты так уверенно говоришь?

– Потому что я сам рассказал ему о причинах трагедии его отца, подпавшего под власть страсти к Ванессе. – Он вздохнул. – Повинился перед ним, что не смог предотвратить несчастье. Оливеру тогда исполнилось восемнадцать лет. Ему было тяжело слушать меня, но я обязан был рассказать ему всю правду. Растрату Грегори я частично возместил, продав драгоценности Ванессы, в том числе и те, которые дарил ей отец Оливера. Она всю жизнь была помешана на бриллиантах.

– Каким же чудовищем была моя мать?! – вырвалось у Кэтрин. Лицо ее искривилось страдальческой гримасой, она ненавидела женщину, которую ей полагается любить и почитать, женщину, которая подарила ей жизнь.

– Она была больна, – тихо сказал Льюис. – Только слишком поздно я догадался об этом.

– Ванесса была больна? – переспросила Кэтрин с изумлением.

– Да. После заключения психиатра мне пришлось отправить ее в специальную закрытую клинику в Швейцарии. Последней каплей стал тот эпизод возле оранжереи, свидетелем которого ты стала в одиннадцать лет: В тот день у тебя началась нервная горячка. Надо было спасать в первую очередь тебя. Поэтому я отправил Ванессу подальше от дома. Другого выхода у меня не было. – Льюис опустил голову. – Больше десяти лет я мучился чувством вины за то, что заточил Ванессу фактически в тюрьму. Комфортабельную, но тюрьму. Возможно, она и заслужила такое наказание, но мне от этого было не легче.

– Ее лечили в швейцарской клинике? – спросила Кэтрин, и тут ее осенило: – Ванесса до сих пор находится там?

– Уже нет, – убийственно ровным тоном произнес Льюис и замолчал.

Кэтрин ждала продолжения, руки ее похолодели от ужасного предчувствия.

– Ее не только лечили там, ее удалось вылечить, о чем мне сообщил главный врач клиники. Случай, по его словам, невероятный. Считалось, что болезнь, которой страдала Ванесса, неизлечима.

– Тогда почему же она?..

– Не вернулась домой? – договорил за нее отец.

– Да.

– Ванесса отказалась вернуться. Возможно, боялась, что за годы, проведенные в клинике, красота ее поблекла. Трудно сказать, о чем она думала, когда решила остаться в Швейцарии, где я купил ей небольшой дом. Спустя месяц она прислала письмо, в котором просила у меня прощения за причиненное зло. – Он помолчал. – В конце прошлого года она скончалась от сердечной недостаточности, которую скрывала от врачей, мужественно перенося приступы боли. Мне кажется, она просто больше не хотела жить.

– А где ее похоронили? – спросила Кэтрин, чувствуя, как глубокая печаль овладевает ее сердцем.

– Там же, в Швейцарии. Я был еще не в состоянии поехать за ее урной. Но с момента ее смерти началось мое выздоровление. Словно с меня сняли заклятие.

Кэтрин опустилась на колени рядом с креслом отца и обняла его колени.

– Папка, бедный мой папка! Сколько же тебе пришлось страдать! – Кэтрин заплакала. Она оплакивала не только страдания отца, в этот момент она вспоминала и свое детство, лишенное материнской ласки, и несчастья семьи Оливера, и смерть Ванессы. Когда слезы иссякли, в душе ее родилось глубокое сострадание к трагической судьбе невыразимо красивой женщины.

10

На второй день конференции снова были доклады участников, и снова Кэтрин оказалась в центре внимания, потому что на этом заседании обязанности председателя поручили ей. Глядя в зал, она заметила рядом с Сержем Лонге свою кузину Пруденс. Между выступлениями докладчиков они переговаривались. Когда же они успели познакомиться? – удивилась Кэтрин. Встретившись взглядом со смеющимися глазами отца, она догадалась, что знакомству с Пруденс Лонге обязан именно Льюису. Она забыла об этой паре, когда выступал голландец, невропатолог по специальности, увлекшийся ароматерапией. Конечно, о том, что при лечении депрессии помогают запахи бергамота, лимона или можжевельника, ей было известно и раньше. Новостью для нее стало утверждение голландского ученого, что запахами лаванды, аниса и сандала можно лечить повышенную возбудимость.

– А при бессоннице что нужно понюхать? – спросили из зала, когда голландец закончил свое выступление.

– Лучше всего жасмин, лилию, ладан. Главное, не переусердствовать. Ароматы цветов могут быть не менее опасными, чем снотворные таблетки.

После ланча все желающие отправились на экскурсию по оранжереям и цветочным полям поместья Норманов. Кэтрин обратила внимание, что Серж с Пруденс сразу оказались в хвосте группы, и не удержалась от улыбки. Уж очень забавно выглядела со стороны эта пара: высокий худой француз и пухленькая миниатюрная Пруденс. Рыжая голова Сержа вспыхивала на солнце как огненное пламя, светлые волосы Пруденс отливали золотым блеском. Кто знает, подумала Кэтрин, когда их фигуры исчезли за деревьями, быть может, Пруденс обретет наконец долгожданного мужа? И соединятся две неприкаянные души…

– Признавайся, это твоя идея? – спросила Кэтрин у отца, после того как поделилась с ним своими наблюдениями.

Войдя к нему в кабинет, она обратила внимание, что на выдвинутой доске секретера перед ним разложены стопки каких-то бумаг и фотографий. Вот он, семейный архив, поняла Кэтрин.

– А что, разве она плохая?

– Я этого не сказала.

– Если честно, то я всего-навсего представил их друг другу, – скромно признался Льюис. – А с другой стороны, Сержу и впрямь пора определиться со своим семейным положением. Только и слышишь от него: мама сказала то, мама считает так. И Пруденс давно пора выйти замуж. Если она будет пореже открывать рот, чтобы ляпнуть очередную глупость… Впрочем, учитывая говорливость Сержа, ей это удастся.

Кэтрин засмеялась.

– Да ты у меня, оказывается, сводник! Что же ты родную дочь не хочешь выдать замуж?

– Зачем? Ты и без моей помощи скоро выйдешь.

Кэтрин порозовела от смущения.

– Почему ты так думаешь? – с вызовом спросила она.

– Потому что в твое отсутствие звонил Оливер Уинстон.

– И что он сказал?

– Что собирается приехать в пятницу.

Сердце Кэтрин забилось чаще, но тут она заметила, что Льюис с довольным видом посматривает на нее, перебирая на секретере бумаги. И в голову ей закралось невероятное подозрение.

– Скажи, пожалуйста, у нас действительно была растрата в прошлом году?

– А почему ты в этом вдруг усомнилась? Уж не подозреваешь ли ты меня в том, что я это организовал специально для того, чтобы познакомить тебя с Оливером? – Льюис посмотрел на нее поверх очков. Когда-то они с Грегори мечтали о союзе между их детьми. Перед отъездом к сестре он долго разговаривал с Оливером и между прочим попросил его в случае необходимости помочь Кэтрин, которая впервые остается без отцовской поддержки. Кто же знал, что Оливер поймет его просьбу именно таким образом? Хотя в глубине души Льюис на это и рассчитывал. – Странные у тебя фантазии, – ворчливо добавил он, пряча лукавую усмешку.

– И помочь нам тогда мог лишь Оливер Уинстон? – продолжала допытываться Кэтрин.

Льюис кивнул с самым серьезным видом.

– Я подумал, что ты захочешь посмотреть на свою мать, какой она была в молодости, – решил он сменить тему. – Вот ее старая фотография. Здесь ей было столько же лет, сколько сейчас тебе. Мы тогда только познакомились. – Он протянул дочери фотографию Ванессы среднего формата.

Дрожащей рукой Кэтрин взяла ее. Черно-белый портрет не передавал ярких красок внешности матери. И все равно от ее лица глаз невозможно было оторвать. Ее лицо было не просто красивым, оно зачаровывало и… пугало. Теперь Кэтрин понимала, почему в детстве ее так пугала мать. Детская интуиция раньше взрослых определила присутствие болезни под красивой оболочкой.

В четверг на утреннем заседании состоялось подведение итогов конференции. Кэтрин раздала всем участникам сборники докладов и памятные сувениры: маленькие флаконы духов с ароматами лечебных трав. Потом был торжественный ланч по случаю закрытия конференции, после чего гости стали разъезжаться. Последними из участников уезжали Патриция Ламм и Серж Лонге. На прощание Серж предложил оригинальную идею.

– Мы могли бы создать международное общество любителей цветочных ароматов! А почему нет? Ведь есть же общество любителей пива, например. Раз в год мы приезжали бы сюда, в ваш райский уголок, чтобы насладиться зрелищем огромного пространства, покрытого разнообразными цветами.

Кэтрин подумала, что вчерашняя экскурсия оставила неизгладимый след в сердце Сержа. Цветы тому причина или Пруденс?

– Замечательная идея, – поддержала она француза. – Что вы думаете по этому поводу, Патриция?

Миссис Ламм улыбнулась с загадочным видом.

– Думаю, месье Лонге придется определиться, где будет находиться штаб-квартира этого общества. В Париже или в Бостоне.

Впервые за все дни Кэтрин увидела, что Серж смутился и покраснел. Грустно было расставаться с новыми друзьями. Пожалуй, в идее Сержа есть рациональное зерно, подумала Кэтрин. Почему бы им не проводить такие конференции регулярно? Скажем, не ежегодно, а раз в два года. Надо будет посоветоваться с Оливером, решила она, помахав рукой вслед машине, увозившей Сержа и Патрицию.

– Ты довольна? – спросил ее отец, стоявший рядом.

– Я счастлива, что мне удалось сделать это.

– Ты всегда была упорной в достижении того, чего желала. Я горжусь тобой. – Интересно, какие новые планы зреют в этой прелестной головке? – подумал Льюис Норман, глядя на дочь.

– Спасибо тебе за все. И за то, что ты у меня есть, и за то, что прилетел. Наверное, у меня ничего в жизни не получилось бы, если бы тебя не было рядом, – горячо проговорила Кэтрин.

– Ну-ну, не будем преувеличивать, – заворчал отец, скрывая волнение. Впервые Кэтрин говорила ему слова благодарности. – Наоборот, я убедился, что ты способна обойтись и без моей поддержки. Для меня это самое важное.

– А как ты думаешь, – посмеиваясь, чтобы снизить пафос их разговора, спросила Кэтрин, – Серж договорился с Пруденс о встрече в Бостоне перед отлетом в Париж?

Льюис охотно подхватил заданный дочерью тон.

– Если он попадет в руки моей кузины Лилиан, то к своей маме в Париж он прилетит нескоро.

– Бедный Серж! – воскликнула Кэтрин.

– Впрочем, еще неизвестно, кто кого тут одолеет. Такие милые эгоцентрики, как Серж Лонге, обычно бывают очень жесткими в своих проявлениях. Подозреваю, что сочувствовать скорее придется не ему, а Пруденс. С детства ее опекала Лилиан. А теперь она и вовсе может потерять самостоятельность, оказавшись в двойной зависимости: от тетушки, с ее аристократическими претензиями и капиталом, и Сержем, для которого личные желания превыше всего. Лучше бы он увез Пруденс в Париж. Но мы не знаем, какая у него мать. Хотя можно предположить, что она помешана на своем сыне.

– По-моему, хуже характера, чем у Лилиан Уорнер, трудно найти даже в Европе.

– Кто знает? – возразил Льюис.

Кэтрин лень было спорить. Спокойствие воцарилось в ее душе. Конференция завершилась, отец рядом, теперь можно расслабиться и отдохнуть в дремотной тишине летнего вечера. Завтра приедет Оливер. Мысли о нем наполнили Кэтрин безграничной нежностью. Прошло всего несколько дней, а ей казалось, что они не виделись вечность.

– Вы будете венчаться в церкви? – неожиданно спросил отец, прервав ее мысли.

– О чем ты, папа?! Мы с Оливером даже не говорили на эту тему, – ответила Кэтрин.

Едва фраза была произнесена, как мысли ее потекли в новом направлении. В последнее время Оливер много говорил ей о своей любви, но никогда не говорил о желании создать с ней семью. Канувшие в прошлое сомнения и страхи снова зашевелились в ней. Чудесный вечер был безнадежно испорчен. Кэтрин почувствовала, как она устала за три дня конференции, и предложила отцу поужинать раньше обычного. Уловив перемену в настроении дочери, Льюис ни разу не упомянул за ужином имени Оливера.

Вытянувшись после горячего душа на прохладных простынях, Кэтрин запретила себе думать об Оливере, мечтая только о том, чтобы выспаться. В конце концов, брак, свадьба – это все формальности. Главное, что они любят друг друга. Она вдруг обнаружила, что ни разу не задумывалась над тем, как будет выглядеть их семейная жизнь. Может, ей и не нужны все эти ритуалы? Успокоившись, она мгновенно заснула. Во сне она увидела свой сад в осеннем уборе и монотонный дождь за окном. Шум дождя нарастал, послышался ужасный грохот, и где-то рядом прокатились раскаты близкого грома. Кэтрин проснулась, сердце часто билось от испуга. Соскочив с постели, она подбежала к раскрытому окну в тот момент, когда гигантская молния высветила на мгновение деревья. Шквальный ветер бросал охапки дождя и листвы ей в лицо, от раскатов грома закладывало уши, хлопали створки оконной рамы. С трудом закрыв окно, Кэтрин пошла в ванную за полотенцем. Потом забралась в постель. Хорошо, если обойдется без града, успела подумать она и снова заснула, убаюканная разгулявшейся стихией, чьи шумные сигналы доносились все глуше и глуше.

Ясным ранним утром все вокруг дома казалось обновленным, вымытым до блеска. Только сломанные ветки деревьев на дорожках вносили диссонансную ноту в эту восхитительную чистоту омытой грозой природы. Быстро позавтракав и заказав кухарке ужин на трех человек, Кэтрин пошла на работу с хорошим настроением. Сегодня ей предстояла приятная работа: вручить премии тем сотрудникам фирмы, кто принимал участие в проведении конференции. Своего секретаря, Джанин Хантер, Кэтрин решила отметить премией в двойном размере. Это юное создание оказалось незаменимым помощником даже в самых напряженных ситуациях. Во время подготовки и проведения конференции она выполняла функции связного и работала сверхурочно. Справедливость прежде всего, считала Кэтрин.

В этот день она видела много смеющихся радостных лиц, а чтобы остальным сотрудникам было не очень обидно, Кэтрин организовала для всех шикарный ланч за счет фирмы. По дороге домой она обошла теплицы и оранжереи, проверяя, не нанесла ли ночная гроза им урона. Конечно, больше всех пострадал розарий. Бутоны, которые должны были раскрыться к утру, частично были сломаны, частично утратили свои драгоценные лепестки. Больше часа Кэтрин потратила на осмотр своего цветочного хозяйства. Собрав поломанные цветы, она взяла их с собой, чтобы расставить в вазы и продлить им жизнь. С охапкой цветов она подходила к дому в полной уверенности, что Оливер уже приехал и сейчас она увидит двух своих любимых мужчин сидящими вместе на террасе.

– Оливер еще не приехал? – спросила Кэтрин.

Льюис Норман сидел в полном одиночестве на террасе и читал журнал. Кэтрин с порозовевшим после прогулки лицом стояла внизу лестницы и смотрела на него растерянным взглядом. Огромная охапка цветов закрывала ей подбородок, пушистые волосы обрамляли ее прелестную головку. Льюис только сейчас заметил, как похорошела его дочь. Это любовь сделала ее более женственной, подумал он и залюбовался дочерью.

– К сожалению, должен тебя огорчить, Кей, – сказал он, отложив журнал и снимая очки. – Оливеру пришлось срочно вылететь в Южную Африку. Там нашелся его отец, Грегори Уинстон.

– Оливер разыскал его?! – Кэтрин была потрясена, она ничего не знала о намерении Оливера.

– Я понял так, что Оливера разыскала его сводная сестра и сообщила, что отец тяжело заболел и хотел бы с ним увидеться.

– Значит, у Грегори Уинстона была другая жена, – задумчиво сказала Кэтрин. – Интересно, что почувствовал Оливер, когда узнал об этом?

– Он был очень взволнован. Но мне показалось, что он радовался предстоящей встрече с отцом. Пожелаем ему удачи и будем ждать его возвращения. Я попросил Оливера передать отцу мое пожелание скорого выздоровления. Грегори все поймет. Пойдем пить чай, у меня есть для тебя еще одна новость.

– Приятная? – капризным тоном девочки спросила Кэтрин.

– Для тебя – даже очень.

Кэтрин помогла прислуге накрыть чай на террасе и приготовилась слушать отца.

– Ты еще помнишь нашего бывшего управляющего Билли Гудвина?

– Такие люди не забываются! – воскликнула Кэтрин со смехом. – Хотя, знаешь, его лицо совсем стерлось из моей памяти. Где-то в бумагах еще сохранилось описание внешности Гудвина. Его составлял тогда Оливер. Можно поискать.

– Зачем искать описание, если нашелся сам оригинал, который на днях предстанет перед судом.

– Странно, но мне почему-то его жаль.

– Ничего странного в этом нет. А вот то обстоятельство, что два года человек работал честно, а потом ни с того ни с сего вдруг начал воровать казенные деньги, почему-то никому не показалось странным.

– Оливер обвинял в этом меня, точнее мою некомпетентность в финансовых вопросах. В течение двух последних лет службы Гудвина фирму уже возглавляла я. И Оливер связал эти два обстоятельства. По-моему, он даже подозревал меня в тайной романтической связи с управляющим.

– Он был близок к истине, потому что на кражу Билли Гудвина подвигла именно романтическая связь. Догадайся, с кем?

– Неужели с Лилиан Уорнер? – предположила Кэтрин и фыркнула от смеха.

– Думаю, что вина лежит в основном на ней, хотя Билли был без ума от Пруденс. И она отвечала ему взаимностью, но тетушка мечтала для нее о богатом муже и запретила встречаться с Билли. Как будто ей мало своего капитала! У бедного малого поехала крыша от отчаяния.

– И что же с ним теперь будет?

– Если он вернет украденные деньги, мы можем ходатайствовать о смягчении наказания.

– И снова возьмем его в управляющие?

Льюис засмеялся.

– Нет, но поможем ему устроиться на работу где-нибудь подальше от Бостона и Пруденс. Возможно, имеет смысл отправить его в Милуоки. Старшая дочь Хелен, Гасси, заканчивает университет в этом году.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Так, ничего. Просто я подумал, что судьбе тоже надо немного помогать. Удачная импровизация – это заранее подготовленное мероприятие.

Слова отца снова вызвали у Кэтрин приступ подозрительности. На этот раз она не решилась высказать вслух свои подозрения. Допивая чай, она размышляла: можно ли считать растрату казенных денег хорошо подготовленным мероприятием?


Уже смеркалось, когда Оливер покинул пределы аэропорта в Бостоне, куда час назад он прилетел из Йоханнесбурга, разыскал свою машину и отправился в поместье Норманов. Две недели он провел с отцом и с членами его второй семьи. Он не собирался задерживаться там на такой срок, когда летел в Южную Африку. Чувства его были настолько противоречивы, что он даже не пытался разобраться тогда в них. Он просто хотел увидеть отца, которого почти не знал. Детские воспоминания за двадцать с лишним лет совсем потускнели. Их первая встреча произошла в больнице, где находился Грегори Уинстон, и со стороны могло показаться, что встретились два совершенно чужих человека. Но с каждым днем они открывали друг в друге знакомые до боли черты, привычки. Для Оливера явилось потрясением, что у них с отцом столько общего, причем не только во внешних проявлениях, но и во взглядах на жизнь. Оливер не хотел волновать отца и не стал ворошить прошлое.

Грегори Уинстон сам заговорил об этом, когда начал поправляться. Оливер дал ему выговориться. Многое из того, что он слышал когда-то от матери, не совпадало с рассказом отца. А Льюис Норман оказался прав, подумал Оливер, слушая рассказ отца, когда доказывал мне, что Грегори Уинстон порядочный человек, попавший в безвыходное положение. Через неделю он забрал отца из больницы. Теперь он мог больше общаться с ним. Бывая в доме отца, он познакомился с его женой и дочерью.

Вначале его забавляла мысль, что теперь у него есть сестра, но потом он привык. И оценил все значение такого обретения. Сколько лет он считал себя совсем одиноким на всем белом свете. По крайней мере, до встречи с Кэтрин. А теперь у него есть еще сестра и два замечательных старика, один из которых скоро станет ему тестем. Он едет делать предложение руки и сердца самой прекрасной женщине в мире – Кэтрин Норман.

Оливер прибавил скорость. Неудачный рейс он выбрал для возвращения из другого полушария. Не рассчитал, как Серж Лонге. Оливер улыбнулся, вспомнив, что рассказала ему Кэтрин о нем и Пруденс, и снова вернулся мыслями к своей женитьбе. В Льюисе он был уверен, старик давно относится к нему, как к сыну. А вот Кэтрин… Она непредсказуема. Что, если она откажется выходить за него замуж? В последнее время у нее даже голос изменился. Она ни разу не пожаловалась на его долгое отсутствие, не говорила, что скучает по нему. Жизнь ее заполнена работой, увлечениями. Она ведет научную работу, возглавляет вполне достойную фирму и при этом ухитряется быть красивой! Он должен жениться на ней! И желательно поскорей… Оливер еще увеличил скорость. Почти стемнело, когда он подъезжал к повороту на дорогу, ведущую к поместью. Внезапная мысль обожгла его: все это уже когда-то было! Аэропорт, внезапная решимость жениться на Кэтрин, гонка по ночному шоссе… Оливер резко притормозил и, свернув на обочину, заглушил мотор. До этого момента он никогда не вспоминал о том вечере, когда его ослепил свет фар встречной машины, выскочившей из-за поворота. Оливер замер, когда на его глазах из-за поворота вылетела встречная машина, осветив его на секунду ярким светом фар. Когда машина пронеслась мимо, Оливер вытер холодный пот, выступивший на лбу.


Выглянув в окно, Оливер понял, что проспал. Ночью он поздно ушел от Кэтрин в отведенную ему гостевую комнату, дабы соблюсти приличия перед ее отцом. Из какого-то суеверного чувства он не стал делать ей предложение вечером, после эпизода, произошедшего с ним на дороге. Кэтрин наверняка уже позавтракала и теперь придется ее разыскивать по всему саду и цветочным полям. Хорошо, что сегодня суббота, и не надо ждать, когда она вернется с работы. Оливер вспомнил, с каким нетерпением дожидался Кэтрин, когда жил в ее доме в период своего выздоровления после перенесенной травмы.

На кухне его накормили завтраком, а на террасе он обнаружил Льюиса, листавшего какой-то томик, показавшийся ему знакомым.

– Доброе утро, – приветствовал его Оливер и сел в кресло рядом. – Интересно, что это вы читаете?

– Доброе утро, Оливер. Надеюсь, ты выспался? – Льюис посмотрел на него серьезно, но в глубине его глаз таилось лукавство.

– Давно так не спал, – признался Оливер. – Проспать почти десять часов подряд.

– Это из-за перепада во времени, – объяснил ему Льюис. – А читаю я стихи о любви. – Он взглянул на Оливера поверх очков. – Представляешь, мне уже скоро шестьдесят пять исполнится, а все хочу понять. Что же это за феномен такой, почему из-за любви творится столько безумств на белом свете? Инстинкт или прекрасная болезнь? Впрочем, хватит философствовать. Ты наверняка хочешь найти Кэтрин. Я тебе подскажу. Иди вниз по дорожке до оранжереи, сверни два раза – направо, а потом налево. Думаю, именно там ты ее и найдешь. Желаю удачи.

Оливер сразу вспомнил это место. Они были там с Кэтрин после того, как к нему вернулась память. Закрытая со всех сторон деревьями лужайка, напоминающая райский уголок. Он быстро добрался туда и увидел Кэтрин. Она лежала в траве в открытом сарафане, укрывшись в тени могучего вяза, и дремала. Во всяком случае, глаза ее были закрыты. В вырезе сарафана виднелась ее тихо вздымавшаяся при дыхании грудь. Столько прелести и колдовского очарования было в этой картине, что Оливеру стало жалко нарушать его. Он тихо присел неподалеку. Пожалуй, еще никогда он не воспринимал так остро краски, запахи, шумы. Еле слышный шелест листвы казался ему прерывистым любовным шепотом, а сама лужайка – альковом, созданным самой природой, где тонкий солнечный луч, пробившийся сквозь крону дерева, дрожит на обнаженном плече любимой женщины. Здесь воздух, вкусный как спелый плод, был напоен истомой любовного желания. Легкий ветерок временами доносил сюда тревожное дыхание гелиотропов, горячее и чувственное. «Природа предается соитию в пламенных объятиях солнца» – вспомнилось Оливеру из когда-то прочитанного романа. Или это строка из стихотворения? Голова его кружилась, все вокруг становилось смутным, прозрачным, неопределенным. Усевшись поудобнее, Оливер уперся затылком в ствол дерева, закрыл глаза и погрузился в дремоту. Но и во сне он ощущал душистую прохладу райского уголка, пока не почувствовал на своих губах легкий поцелуй. Он чуть приоткрыл глаза и увидел совсем близко лицо Кэтрин. Стоя на коленях рядом с ним, она нежно дразнила его губами, целовала его лицо, шею, грудь. Он снова плотно закрыл глаза, наслаждаясь ее игрой. Потом, улучив подходящий момент, Оливер поймал ее за талию и посадил к себе на колени.

– Доброе Утро, – сказал он, целуя ее в губы.

– Утро ты проспал, мой милый, сейчас полдень. – Кэтрин потянулась всем телом. – Хорошо бы выкупаться в речке. Пойдем? Здесь недалеко есть хорошее место для купания.

– Я приехал с серьезными намерениями, а ты о купании, – с шутливым упреком сказал Оливер.

Кэтрин с интересом посмотрела на него.

– С очень серьезными? – уточнила она.

– С очень-очень серьезными намерениями, – важно кивнул головой Оливер. – Я хочу жениться на тебе.

Кэтрин медленно покачала головой. Оливер чуть не подпрыгнул.

– Как мне тебя понимать? Ты что, не хочешь стать моей женой?

Кэтрин молча пожала плечами.

– Нет, Кэтрин, перестань дурачиться, я серьезно делаю тебе предложение и прошу стать моей женой.

– Когда? – по-деловому спросила она.

– Что когда? – Вид у Оливера был такой растерянный, что Кэтрин не выдержала и засмеялась.

– Ты согласна? – радостно спросил он.

– А ты в этом сомневался?

– До последней минуты, – честно признался он.

– Будем венчаться в той церкви, где мы были с тобой весной?

– Если ты хочешь.

– Да, я забыла спросить тебя, как ты относишься к детям в нашей будущей семье?

Оливер вздохнул.

– Не знаю, Кей, об этом я еще не думал.

Кэтрин встала с его колен и отряхнула травинки с юбки.

– Вот когда ты подумаешь о наших будущих детях, мы вернемся к разговору о свадьбе, – вредным голосом произнесла Кэтрин и направилась в сторону дома.

Оливер был потрясен таким поворотом. Секунду он оставался в неподвижности. В следующее мгновение он вскочил как ужаленный и пошел следом за Кэтрин, внимательно приглядываясь к ее фигуре.

– Поправилась, несомненно поправилась, – бормотал он себе под нос. Кэтрин носит в себе его ребенка! От этой новости Оливер испытал непонятное для себя чувство. Гордости? Радости? Он и сам толком не понимал, что с ним творится. Но вспыхнувшее мгновенно желание защитить Кэтрин от всех опасностей подвигнуло его догнать ее, подхватить на руки и нести до самого дома.

Кэтрин просила отпустить ее, опасаясь, что Льюис будет напуган, увидев, что его дочь несут на руках.

– Оливер, ты напугаешь отца. Он может черт знает что вообразить, не разобравшись. И вообще, по какому праву ты тащишь меня на руках?!

– По праву отца нашего будущего ребенка, – серьезно ответил ей Оливер.


Оглавление

  • 1
  • 2
  • 3
  • 4
  • 5
  • 6
  • 7
  • 8
  • 9
  • 10