Возвращение на Мару [Виктор Васильевич Лихачев] (fb2) читать постранично, страница - 3

пахли ромашкой. По моим щекам текли слезы: мои — горькие и ее — самые родные для меня слезы. В этот момент мне уже было абсолютно все равно, кем приходится этот Гоблин Лене и что он в такой поздний час делает у меня дома. Время разобраться во всем у меня было. Самое главное — я вернулся.

— Не прошло и три года…

— Два года, семь месяцев и девять дней. Прости.

— И все? Больше ничего не хочешь сказать?

— Хочу, но не сейчас. Устал смертельно… Впрочем, нет. Скажу сейчас: дурак я, самый настоящий дурак.

— Это точно. Ты же ведь не на заработки тогда поехал, верно? Я, правда, это поняла, когда мне на работе сказали, что ты ко мне заходил, когда …

— Когда ты в скверике с Беккером целовалась.

— Прощалась. А отчего не добавил, как обычно: «со своим»?

— Он не твой, я это понял.

— Только спустя два года, семь месяцев и девять дней?

— Можешь считать, что так. Хотя, думаю, меня тогда тоже можно было понять: я иду к жене с цветами, счастливый, как влюбленный мальчишка…

— Кстати, Корнилов, а в честь чего ты мне цветы нес?

— А просто так. Душа вот взяла и захотела сделать это. И вообще, если женщина не получала цветы просто так, без повода, значит ее никто не любил. Мне так кажется.

— Так ведь я их тогда тоже не получила. От тебя.

— Правильно. Я к ней на крыльях, а она… прощается.

— И твоя душа расхотела дарить мне цветы?

Я ничего не ответил. В комнате наступила та тишина, после которой решаются судьбы людей. Двое молчат, они еще не произнесли ни слова. Еще можно все поправить, но можно и погубить. Это решит первое слово. Его сказала Лена.

— Прости, — тихо и просто произнесла она. — Я причинила тебе боль… Но, поверь, не хотела…

— Все. Давай забудем об этом. И в первую очередь о нашем Беккере, дай Бог ему здоровья и процветания в его Фатерлянде.

— Не получится, Коленька. По крайней мере, еще год.

— Рассказывай.

— Хорошо, — ответила жена, взяв меня за руку. Лена, видимо, почувствовала мое состояние. — Только ничего страшного не произошло…

Когда ее рассказ закончился, я понял уже в который раз, что в этом мире ничего случайного не происходит. Что есть некие знаки, которые посылаются свыше для нашей помощи или для прояснения нашего духовного состояния. Знаки эти, словно буквы в алфавите: научишься их понимать, овладеешь искусством соединять их в «слова» — и тебе не то чтобы легче и проще будет жить, нет, ты получишь нечто большее. У тебя будет дар «видеть» то, что другим не дано, видеть внутренним, сердечным зрением, схватывая за внешним, часто наносным, суть вещей и смысл бытия.

Чтобы понять, как мне дороги жена и дочь, мне пришлось почти на три года уйти из дома. И даже не уйти, а бежать, словно раненому зверю, мучаясь от ревности и любви… и вот сейчас, когда я сам решил, что разлука научила меня быть терпимым и даже мудрым, узнаю, что разлука не заканчивается. Будто некий постановщик пьесы, в которой мы с Леной играем главные роли, решил предложить нам еще один акт, дабы убедиться, что мы хорошо усвоили преподанные нам уроки…

— Я думаю, что ты должна ехать, дорогая, — сказал я.

— Ты в этом уверен, Корнилов? Ты понял, меня Беккер приглашает?

— Конечно, понял.

— И? — Ее огромные зеленые глаза не отрываясь смотрели на меня.

— Ты ждешь от меня красивых слов?

— Главное — искренних.

— А я уже сказал их: ты должна ехать.

— Спасибо. Мне было очень важно, чтобы ты понял меня. А вот Машка, похоже, не понимает.

— Нет, здесь другое. В той ситуации, согласись, она становилась сиротой при живых родителях. Папы простыл след, мама не хочет брать с собой. Теперь мы будем вместе ждать тебя и у меня будет достаточно времени, чтобы объяснить ей все.

— Здорово. Только ты пообещай мне, во-первых, ни о чем таком не думать, а во-вторых…

— О чем