Сундук и привидение [Стендаль] (fb2) читать постранично


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

Стендаль Сундук и привидение

Испанское приключение
В одно прекрасное майское утро 182* года дон Блас Бустос-и-Москера подъезжал в сопровождении двенадцати всадников к деревне Альколоте, расположенной в одном лье от Гранады. При его приближении крестьяне поспешно прятались по домам и закрывали двери. Испуганные женщины украдкой поглядывали из окон на свирепого начальника гранадской полиции. Небо покарало его за жестокость, сделав его лицо отражением души. Этот смуглый человек шести футов роста и ужасающей худобы был всего лишь начальником полиции, но сам гранадский епископ, не говоря уже о губернаторе, трепетал перед ним.

Во время героической войны против Наполеона, благодаря которой потомство отведет испанцам XIX века первое после французов место среди народов Европы, дон Блас был одним из самых знаменитых предводителей герильеров. В те дни, когда людям его отряда не удавалось убить хотя бы одного француза, он не ложился в постель: таков был данный им обет.

После восстановления на престоле короля Фердинанда дон Блас был сослан на галеры в Сеуту, где провел восемь лет в жестоких страданиях. Его обвинили в том, что, будучи в юности капуцином, он отрекся затем от монашеского звания. Впоследствии ему каким-то образом удалось вновь снискать милость властей. Дон Блас известен теперь своей молчаливостью; он почти никогда не говорит; но в былые годы насмешки, которыми он осыпал пленных, прежде чем их повесить, создали ему репутацию остроумного человека; его остроты повторяла вся испанская армия.

Дон Блас медленно ехал по деревенской улице, поглядывая своими рысьими глазками на дома, тянувшиеся по обеим ее сторонам. Когда он поравнялся с церковью, зазвонили к мессе; он скорее слетел, чем соскочил, с коня и на глазах у всех преклонил колена перед алтарем. Четверо его жандармов тоже опустились на колени вокруг его молитвенной скамеечки. Когда некоторое время спустя он поднял голову, в глазах его уже не было благочестия. Угрюмый взор начальника полиции был устремлен на молодого человека благородной осанки, усердно молившегося рядом с ним.

«Как могло случиться, — соображал дон Блас, — что человек, принадлежащий, судя по наружности, к высшим слоям общества, остался мне неизвестен? Он не появлялся в Гранаде с того времени, как я живу в этом городе. Он скрывается!»

Дон Блас наклонился к одному из своих жандармов и отдал приказ арестовать молодого человека, как только тот выйдет из церкви. За минуту до окончания мессы он и сам поспешно вышел и направился к постоялому двору, где расположился в общей зале. Вскоре туда привели молодого человека, казавшегося крайне удивленным.

— Ваше имя?

— Дон Фернандо де Ла-Куэва.

Хмурое лицо дона Бласа еще более помрачнело: оглядев арестованного, он заметил, что у дона Фернандо красивое лицо, светлые волосы и что, несмотря на опасность, которая ему грозила, черты его выражали полное спокойствие. Дон Блас задумчиво смотрел на молодого человека.

— Какую должность занимали вы при кортесах? — спросил он наконец.

— В тысяча восемьсот двадцать третьем году я учился в севильской коллегии; мне было тогда пятнадцать лет, ведь теперь мне девятнадцать.

— На какие средства вы живете?

Молодого человека, видимо, покоробила бесцеремонность этого вопроса; однако он сдержал себя и ответил:

— Мой отец, бригадир армии дона Карлоса Четвертого (да будет благословенна память этого доброго короля!), оставил мне небольшое имение поблизости от этой деревни; оно приносит мне двенадцать тысяч реалов дохода. Обрабатываю землю я сам с помощью трех слуг.

— Которые, без сомнения, вам очень преданы. Настоящий очаг герильи! — прибавил дон Блас с горькой усмешкой. — В тюрьму, в одиночку! — приказал он своим людям, уходя.

Несколько секунд спустя дон Блас уже сидел за столом и завтракал: «Шести месяцев тюрьмы, — решил он, — хватит, чтобы согнать с его лица яркие краски, свежесть и выражение дерзкой самонадеянности».

Часовой, стоящий у входа в столовую, быстро поднял карабин; он преградил дорогу старику, который пытался проникнуть в столовую следом за слугой, подававшим блюдо. Дон Блас подошел к дверям; позади старика он увидел девушку, которая заставила его позабыть о доне Фернандо.

— Какая наглость врываться ко мне во время завтрака! Да войдите же, наконец, и объясните, что вам угодно, — произнес он.

Дон Блас, не отрываясь, смотрел на девушку; ее чело и глаза, казалось, излучали ту невинность и небесную благость, которыми дышат изображения прекрасных мадонн итальянской школы. Дон Блас не слушал старика и забыл о завтраке. Наконец он очнулся от грез: старик уже в третий или четвертый раз объяснял ему, что необходимо выпустить на свободу дона Фернандо де Ла-Куэва, который уже давно считается женихом его дочери Инесы, здесь присутствующей, и должен обвенчаться с нею в ближайшее воскресенье. При этих словах глаза грозного начальника полиции загорелись таким