День веснушек [Михаил Павлович Коршунов] (fb2) читать онлайн

ДЕНЬ ВЕСНУШЕК

СЕНТЯБРЬ+СЕНТЯБРЬ

Современные первоклассники— мыслящие люди

1

Колю Мухина стали звать Первышом после того, как его приняли в первый класс.

Каждое утро Коля вешает своё пальто в настоящей школьной раздевалке. Без утят и цыплят, как в детском саду, чтобы каждый детсадовец мог запомнить, где он разделся. А здесь написано: «1-й «А».

Висит расписание звонков, висит зеркало, в которое можно поглядеться и причесаться, как это делают взрослые ребята, в особенности девочки.

Правда, для этого надо подпрыгнуть. Несколько раз подпрыгнешь и успеешь причесаться.

Здесь можно узнать температуру воздуха, какая она сегодня на дворе — сколько градусов. Температуру воздуха показывает красная нитка: дежурный по первому этажу передвигает нитку на большом фанерном градуснике. Ещё можно узнать направление ветра, силу ветра в баллах и облачность: ясно, пасмурно или облачно.

Этим тоже занимается дежурный по первому этажу: передвигает стрелки на фанерных барометрах и на других приборах. Звонит куда-то по телефону, где про всё ему говорят.

Разве в детском саду что-нибудь подобное имеется?..

Если зеркало в раздевалке бывает долго занято старшими девочками, тогда сзади них начинают прыгать все классы.

Но появляется директор школы Серафима Павловна, и старшие девочки от зеркала убегают.

А то и нянечка тётя Клава скажет:

— Крапивой бы вас освежить…

Коля торопится на самый последний этаж. Там занимается его 1-й «А». И ещё на самом последнем этаже большой зал. В нём занимаются физкультурой, уроками пения, устраивают всякие вечера и встречи. А на перемене в нём бегает 1-й «А

В коридорах бегать и кричать нельзя, а в зале можно. Дежурные разрешают, и директор Серафима Павловна разрешает, и коллективные вожатые из 5-го «А» разрешают. Только надо вытащить из кармана самопишущую ручку и оставить в классе, чтобы не сломалась.

Во время перемены коллективные вожатые поднимаются к первоклассникам и следят за порядком.

Но они сами стараются на своём этаже бегать и кричать, когда им это удаётся. Коля видел. И ещё валяются и борются в коридорах.

Занятия по физкультуре проводит Глеб Глебыч. Он играет на рояле, а ребята учатся делать вдох и выдох, доставать руками ноги. Если кто-нибудь не делает ни вдоха и ни выдоха, плохо достаёт руками ноги, Глеб Глебыч ударяет по басам рояля и кричит:

— Данилин! (И рояль — бум-бум!) Где твой выдох?

Серёжа Данилин учится вместе с Колей.

— Завитков! (И рояль — бум-бум!) Не кривляйся!

Боря Завитков тоже учится вместе с Колей. Они его приятели — Серёжа Данилин и Боря Завитков. В одной октябрятской звёздочке и в одном ряду в классе сидят.

Друг за другом. Подряд.

Боря Завитков мастер кривляться. Как начнёт на перемене показывать разных зверей и чудовищ— ребята и давай смеяться. А ещё Боря показывает, как Первыш носит портфель, — Боря приседает и делает вид, что тащит портфель по полу через весь коридор. А когда показывает, как Первыш сидит в классе за своим самым маленьким столом, он просто садится на пол.

Первыш обижался на Завиткова, и они валялись, дрались в зале и в коридоре и в классе один раз валялись, дрались.

Даже киселём облились. И свои самопишущие ручки едва не сломали, потому что не вытащили из карманов, и ручки валялись, дрались вместе с ними.

Борю и Первыша разняли и пристыдили.

Тётя Клава пристыдила, и вожатые из 5-го класса «А» пристыдили. Коллективные вожатые сказали: «И это друзья называются…» Грош цена! Возьмут и вызовут таких друзей к себе на заседание совета отряда и проработают.

А Серёжа Данилин сказал вожатым, что недавно они сами валялись и дрались.

Ревякин и Самохин. Вот кто! И ещё кусались.

Пятиклассники ничего на это не ответили, молча ушли. Серёжа сказал правду. Вопрос о Ревякине и Самохине прорабатывался их собственными коллективными вожатыми — 10-м классом «А». И после проработки этого вопроса в школьной стенгазете появился рисунок, как двое пятиклассников

валяются и кусают друг друга. А Серафима Павловна написала им в дневники предупреждение за дисциплину. Красными чернилами и даже печать поставила. Круглую.

Серёжа хотя и сказал о Ревякине и Самохине, но только для того, чтобы заступиться за друзей. А вообще все в школе знали, кто такой Ревякин. Он плюётся жёваной промокашкой через бумажную трубку, скачет по партам, катается на перилах. С ним беседует и тётя Клава, и Серафима Павловна, и Глеб Глебыч на рояле беседует.

Но по-настоящему Ревякин побаивается только Костю Волгушина. Костя — ученик 10-го класса «А» и выделен специально для работы с Ревякиным.

Костя скромный, тихий человек. Но Ревякин его побаивается, потому что Костя умеет уничтожать Ревякина словами. И все затеи Ревякина сразу становятся очень глупыми после слов Кости, да и сам Ревякин получается тоже глупым. Ну прямо ослом!

Первыш видел, как Ревякин стал прямо ослом. И Боря видел, и Серёжа.

Боря даже показал осла, чтобы Ревякин на себя со стороны поглядел.

Костя Волгушин засмеялся, но потом погрозил пальцем, чтобы Боря прекратил показывать Ревя-кину осла. Сказал: и так ясно.

А Ревякин и не обиделся. Ревякин — добрый, это все тоже в школе знают.

Если кто-нибудь из первоклассников слишком разбегается на перемене, его ловят и щёлкают по затылку. Один раз поймали и щёлкнули Борю. Боря закричал: «Вот как вы с молодёжью обращаетесь!..»

Это он у пятиклассников научился так кричать, потому что их тоже ловят и щёлкают по затылкам десятиклассники.

Первыш, Серёжа и Боря — они не только сидят друг за другом, подряд, и в одной октябрятской звёздочке, но и в школу вместе ходят и из школы.

Туда и обратно сами.

Их не провожают и не встречают мамы и бабушки, потому что они из одного дома, а дом рядом со школой.

Из окна квартиры, где живёт Первыш, школа видна, а из окна квартиры, где живёт Серёжа, школа не видна. И из окна квартиры, где живёт Боря, тоже школа не видна.

Казалось бы, только в этом разница между друзьями. Но не только в этом. У Серёжи сестры нет, и у Бори сестры нет. А у Коли она есть.

Вот в чём главная разница!

Забыть про Свету невозможно. Света, она такая, сразу о себе напомнит. Возьмёт и отрежет пуговицы от рубашки, потому что они ей понравились. Украдёт учебник «Родная речь» и сидит разглядывает в учебнике картинки и буквы.

Если бы разглядывала как нормальный человек, а то страницы перелистывает языком, потому что руки у неё заняты конфетами, пластилином, цветными тряпочками или ничем не заняты, а просто она подложит их под себя и сидит на них. Или пристаёт к Первышу. Первыш уроки делает, а она пристаёт.

Нарочно.

Попробуй выдержи и не обрати внимания.

А тут недавно отгрызла у его линейки цифру ноль и ещё один сантиметр.

Ну как Ревякин или Самохин!

Коля начал на неё кричать, а Света под кровать спряталась.

Прибежала мама, спрашивает:

— Что случилось?

И Света из-под кровати:

— Что случилось?

Коля едва не задохнулся от наглости такой.

Мама спрашивает:

— Она что, тебя дразнит?

А Света обрадовалась:

— Что… Что…

Тогда мама, конечно, не Одержала и закричала на Свету:

— Немедленно прекрати чтокать!

А Первыш подумал: вот был бы здесь сейчас Костя Волгушин, он бы Светку словами уничтожил. Подумал да и решил сам уничтожить словами, закричал:

— Как дам по башке, так уедешь на горшке!

Света замолчала. Вроде бы уничтожил. Но и

мама чуть не уничтожилась от таких слов, она очень удивилась.

Вот.

И ещё у Серёжи и Бори нет не только сестры Светы, но и её подруги Алёнки.

Если Света чтокает, то Алёнка жужжит.

Ничего не поделаешь — терпеть надо. И Первыш терпит. Женщины! Голова от них разламывается. Что там словами уничтожать — лупить их надо! Каждый день! Это заявляет он, Первыш. Собственно Мухин Николай Николаевич.

У Бори и Серёжи нет не только сестры Светы, её подруги Алёнки, но ещё нет Юрика. Юрик — это Светин и Алёнкин приятель. Совершенно маленький, поэтому находится весь под влиянием женщин. Он приходит вместе с Алёнкой, чтобы обменяться впечатлениями о детском саде. Хотя утром они все трое виделись в этом самом детском саду.

У Юрика растёт впереди зуб. Зуб покривился, а поэтому к зубу доктор приделал проволочку, чтобы зуб выпрямился. Когда выпрямится, проволочку доктор снимет. А пока Юрик ходит с проволочкой. Даже разговаривать пытается. С проволочкой. И ещё Юрик пьёт рыбий жир, и от него пахнет рыбой.

Соберутся все трое — Света, Юрик и Алёнка — и начинают обмениваться впечатлениями: Света чтокает, Алёнка жужжит, а Юрик шипит проволочкой и пахнет рыбой.

Мало тебе двух женщин, так ещё рыбу под нос суют! Хоть из дому беги!

У Первыша бывает спокойная жизнь только тогда, когда Света, Юрик и Алёнка в детском саду. К Первышу приходят его приятели — Боря и Серёжа. И они могут заняться какими-нибудь своими делами или тоже обменяться впечатлениями о школе: на кого Глеб Глебыч ударял по басам рояля, чья октябрятская звёздочке на чём сейчас едет или летит. Это коллективные вожатые придумали.

Нарисовали на большом листе бумаги улитку, стрекозу, грузовик, самолёт и ракету. Карманчики сделали. И в эти карманчики вставляют вырезанные из картона номера звёздочек. Какая звёздочка по поведению и отметкам заслужила, на чём ехать или лететь.

Все хотят лететь на ракете и на самолёте. И вовсе никому неохота плестись на улитке.

2

Коля очень хорошо помнит, с чего началась его жизнь мыслящего человека. Помнит первую встречу с Валентином Васильевичем.

Как обычно, Коля пришёл в школу, разделся и попрыгал у зеркала — причесался. Как обычно, появилась Серафима Павловна и старшие девочки убежали от зеркала. Как обычно, фанерный градусник показывал температуру воздуха, а фанерные барометры и другие приборы показывали облачность, силу и направление ветра.

Зазвонил предварительный звонок, и Коля поднялся на самый верхний этаж.

Классная руководительница Тамара Григорьевна скомандовала ребятам построиться по звёздочкам. Ребята построились и вошли в класс. Вначале вошли звёздочки, которые летят на ракете и на самолёте, а потом все остальные — грузовик, стрекоза и улитка. Сели по своим местам.

Коля впереди всех — за свой маленький стол.

Раздался основной звонок к началу занятий. Он продолжительный. Тамара Григорьевна отметила в классном журнале, кто присутствует на уроках, а кто заболел. Потом, как обычно, сказала:

— Послушаем тишину.

Ребята перестали двигать ящиками столов, ронять карандаши, вертеться и разговаривать.

Начали слушать тишину. И когда весь класс и Тамара Григорьевна слушали тишину, дверь отворилась и вошёл незнакомый человек.

Тамара Григорьевна сказала:

— К нам пришли. Это Валентин Васильевич. Он будет писать для вас новый учебник.

Ребята встали.

Валентин Васильевич кивнул, улыбнулся и показал рукой — садитесь. Быстро прошёл в конец класса и сел за свободный стол.

Валентин Васильевич большой, а стол небольшой и стул небольшой. Но Валентин Васильевич так ловко сел, что и не скажешь, что ему неудобно сидеть на таком стуле и за таким столом.

Тамара Григорьевна сказала:

— Ребята, с сегодняшнего дня мы начнём заниматься математикой.

Взяла мел и провела на доске черту.

— Эту прямую линию мы назовём числовой осью. Начало оси обозначим нолём. Всё равно как на ваших линейках. У всех есть на линейках ноль?

— У всех! — ответили ребята.

И Коля тоже ответил, что у всех есть. Не мог же он сказать, что Света на его линейке отгрызла ноль и ещё один сантиметр.

— Ваши линейки имеют готовые деления, и эти деления заканчиваются каким-то определённым числом. Скажем, числом тридцать. Линейка длиной в тридцать сантиметров. А моя числовая ось никаких ещё делений не имеет и ничем не заканчивается. Она может быть длиной и в тридцать сантиметров и в тридцать километров. У неё нет конца. И я могу на ней обозначить и сантиметры и километры. На этой оси живут числа. Самые разные числа.

Вдруг встал Валентин Васильевич и сказал!

— Тамара Григорьевна, а что, если попробовать объяснить так… — и быстро пошёл к доске.

Тамара Григорьевна протянула Валентину Васильевичу кусок мела.

— Я буду чертить не на доске, а на полу, и пусть ребята подойдут ко мне и выстроятся вдоль стены.

— Внимание! — сказала Тамара Григорьевна. — Встали с мест и тихонько подошли все к стене.

Ребята встали со своих мест и тихонько подошли к стене.

— По росту строиться? — спросил Коля.

По росту велит строиться Глеб Глебыч. И тогда Коля стоит всегда последним.

— Кто где хочет, — сказал Валентин Васильевич. — Только чтобы каждый видел, что я буду делать. — И Валентин Васильевич начертил мелом на полу прямую линию. У начала линии написал цифру «ноль».

— Это числовая ось, ребята. Я стою там, где она начинается. — И Валёнтин Васильевич встал там, где ноль. — Тамара Григорьевна вам уже сказала, что на числовой оси я могу отметить и сантиметры и километры. Что захочу, то и буду отмечать. А я решил отмерять шаги, наши обыкновенные шаги.

Валентин Васильевич быстро пошёл по числовой оси и там, где она у него кончалась, наклонился и начал рисовать её дальше.

Нарисовал до самых дверей.

— Она бесконечна. Значит, могу рисовать и дальше по коридору. — И Валентин Васильевич открыл дверь в коридор. — Моту и ещё дальше — в зал. Могу и ещё дальше, и ещё — по коридорам, по лестницам. — И Валентин Васильевич закрыл дверь. — Могу, ребята?

Ребята согласились — да, конечно, можете.

— Чтобы на это не терять попусту время, я поставлю на числовой оси условный знак. Есть такой условный знак, который обозначает бесконечность. Он сразу обозначает и коридор, и зал, и лестницы. — И Валентин Васильевич нарисовал в конце оси знак, похожий на две петельки, соединённые вместе (∞).

— Видите, числовая ось может быть любой длины, — сказала Тамара Григорьевна. — И такая, как на полу, и такая, как на доске. Важно, чтобы стоял условный знак бесконечности.

— Да, — сказал Валентин Васильевич, потирая ладонью подбородок. Он смотрел на свою числовую ось на полу, и она ему, очевидно, нравилась. — Что такое числа, вы, ребята, знаете. Что такое буквы, тоже знаете.

— Знаем, — ответили ребята.

— Сейчас нам понадобятся и буквы и числа вместе, — сказал Валентин Васильевич. — Вот что такое математика. Тамара Григорьевна, напишите, пожалуйста, для нас какую-нибудь задачу с буквами и числами вместе.

Тамара Григорьевна сказала:

— Вот буква «А», ребята. — И она написала на доске букву «А». — Но я могу сказать, что это не просто буква «А», это ещё число, число «А». Оно может равняться и единице, и двум, и трём, и любому другому числу — десяти, двадцати, тридцати. Но мы договоримся, что это число «А» равняется пяти.

— Например, пяти шагам ученика, — сказал Валентин Васильевич. — Чья фамилия на букву «А»? Есть в классе такой ученик?

— Я в классе такой ученик, — сказал Амосов.

— Прекрасно! Давай вместе с тобой найдём число «А».

Амосов стал рядом с Валентином Васильевичем, и они пошли вдоль числовой оси.

— Считай вслух шаги, — сказала Тамара Григорьевна.

Амосов отсчитал вслух пять шагов и остановился. Валентин Васильевич остановился вместе с ним.

— Ну вот, — сказал он. — Мы нашли число «А»,

которое равно пяти шагам. Стой на месте и не двигайся, ты число «А». — К Валентин Васильевич сделал на полу поперёк чёрточку и крупно написал: «Число «А». — Теперь ещё найдём число, которое, к примеру, равнялось бы восьми шагам.

— Число на букву «Д», — быстро сказал Серёжа.

— Вое ясно. Иди отсчитывай.

И Серёжа Данилин прошёл от ноля восемь шагов и остановился.

Валентин Васильевич сказал:

— Мы получили число «Д». — И на полу крупно написал: «Число «Д». — А как вы думаете, ребята, число «Д» больше числа «А»?

Ребята закричали:

— Больше!

И только Новиков Тема молчал: в чём-то сомневался, тихо шевелил губами и сомневался.

— Мы это запишем. Есть такой знак. Вот он. — И Валентин Васильевич нарисовал острый уголок вроде стрелочки. От числа «Д» в сторону числа «А» (Д>А).

Первыш закричал:

— Давайте ещё число найдём! Про меня!

— А как твоя фамилия?

Не успел Коля ответить, что его фамилия Мухин, как все уже закричали, что его зовут Первыш!

— Тамара Григорьевна, составьте, пожалуйста, нам условие для числа «П».

Тамара Григорьевна сказала:

— Число «П» равняется двадцати трём.

Коля подбежал к нолю. Начал отсчитывать шаги. Подошёл к Амосову:

— Пусти.

— Я должен здесь стоять.

И тут они схватились — число «П» и число «А».

Тамара Григорьевна постучала рукой о стол и сказала:

— Удивляюсь: свалка, драка! Это не мои ученики!

И Валентин Васильевич сказал:

— Рукопашную отставить!

А Серёжа показывает Первышу, шепчет, чтобы Первыш встал на четвереньки и пролез у Амосова «сквозь ноги» — это значит между ног.

И не успели Тамара Григорьевна и Валентин Васильевич ещё что-нибудь сказать про драку или свалку, как число «П» встало на четвереньки и ловко пролезло «сквозь ноги» числа «А» и отправилось дальше по числовой оси.

Отсчитало ещё шаги и пролезло быстренько сквозь ноги Серёжи.

И пока Валентин Васильевич смеялся, и Тамара Григорьевна смеялась, число «П» чуть не ушагало из класса.

Но тут классная дверь открылась, и все увидели, что в дверях стоит тётя Клава с киселём и стоят коллективные вожатые с корзинами, в которых пустые стаканы и свежие булочки.

Оказывается, был звонок.

Тётя Клава глянула на пол.

Класс — это учреждение, но что происходило в этом учреждении, понять было трудно.

Валентин Васильевич спрятался за Тамару Григорьевну: он, конечно, испугался.

Первыш начал отряхивать колени, потому что тётя Клава поглядела на его колени.

Так для Первыша и его друзей началась жизнь мыслящего человека.

3

Сегодня Коля, Боря и Серёжа решили построить совершенно необыкновенную машину — «планетоход».

Светы и её приятелей Алёнки и Юрика дома не было. И папы дома не было — он работал на заводе. И мамы тоже не было — прилетела арабская делегация и мама должна переводить с арабского языка на русский язык всё то, что эта делегация будет говорить.

Лично Первыш по-арабски ничего не понимает, но любит разглядывать арабские книги и газеты. Они напечатаны очень занятными буквами, даже не буквами, а петельками — знаками бесконечности. Да ещё справа налево.

Наоборот напечатаны.

Планетоход построили из стульев и диванных подушек. Затянули прозрачной клеёнкой, сбоку укрепили бамбуковую удочку: это радиоантенна. Можно начинать путешествовать по Луне и другим планетам. Большим и маленьким. Всяким.

Ребята залезли в планетоход, в прозрачную кабину из клеёнки. Вся экспедиция.

Коля сел на стул — он будет водителем. И Серёжа сел на стул — он будет вроде штурмана показывать путь, и ещё он будет радистом — вести радиосвязь с Землёй через бамбуковую удочку.

А Боря сел впереди на диванную подушку — он будет мотором. Боря умеет по-всякому выть. А планетоход должен выть мотором.

И Боря завыл мотором.

Коля начал двигать руками и ногами — управлять. Серёжа начал оглядывать местность — ведь это не что-нибудь, а Луна! Серёжа уселся даже на спинку стула. Правда, для этого пришлось приподнять головой клеёнку. Но Луна была видна вся абсолютно.

Жёлтая и со всех сторон круглая. «Шар» называется. Как бы не упасть с неё.

Да!

Очень возможно. Зазеваешься — и упадёшь. В школе один чуть не упал с лестницы, хотя там и перила, и дежурные на всех этажах, и Серафима Павловна. Потому что Земля тоже круглая. В пятом классе сочинение писали на эту тему: «Земля— шар». Самохин писал, и Ревякин писал.

И они доказали, что Земля имеет круглую форму шара. Из какого места уехал, в то место и приехал.

Боря воет мотором. Коля двигает руками и ногами— управляет. Серёжа оглядывает Луну.

Планетоход едет вперёд.

На Луне тоже можно так — из какого места уехал, в то место и приехал: круглая форма шара!..

Если Боря уставал выть мотором и останавливался, отдыхал — планетоход тоже останавливался, отдыхал.

Когда с работы вернулся Колин отец, он оценил планетоход — достижение инженерной мысли.

Послушал, как Боря воет мотором, то есть проверил планетоход в действии, и сказал, что имеются дополнения к конструкции.

Во-первых, надо создать освещение. Для этого можно использовать маленькую настольную лампу.

Во-вторых, надо усилить двигатель. Хотя Боря и завывает на много лошадиных сил, но лучше использовать кухонную машину как современный реактивный двигатель. И попутно машина будет производить полезную работу — чистить на ужин картошку.

Ребята согласились на дополнения. Даже Боря согласился. Он мог бы постараться завывать и реактивным двигателем, но зачем, если имеется кухонная машина и картошка.

Колин отец принёс машину из кухни и установил сзади последнего стула. Насыпал в неё картошку. А Коля принёс из спальни маленькую лампу.

Верхний свет в комнате выключили. Получилось очень здорово: внутри планетохода горела лампочка и прозрачная клеёнка таинственно мерцала.

Ребята снова залезли под клеёнку. Боря теперь не был мотором, а был членом экспедиции. Перебрался на стул рядом с Колей.

Он будет вторым, сменным водителем.

А Серёжа снова сел на спинку стула, чтобы оглядывать местность и вести радиосвязь с Землёй через бамбуковую удочку.

Папа пожелал членам экспедиции успешного исследования Луны.

Новый двигатель заработал на полную мощь. Он завыл гораздо сильнее, чем Боря. Это был очень мощный двигатель, и он здорово чистил картошку.

Экспедиция отправилась в путь. Приборы работали нормально. Только было жарко под клеёнкой, и вся экспедиция немного вспотела.

Серёжа крикнул:

— А что, если мясорубку принести? У нас есть электрическая!..

— А у нас полотёр! — закричал Боря. — Тоже электрический!

Папа заколебался: полотёр и мясорубка — это, пожалуй, чересчур.

Боря, Серёжа и Коля были полны энтузиазма, но с аэродрома из Внукова вернулась мама и ещё привела Свету из детского сада.

Теперь не могла идти речь не то чтобы о мясорубке и полотёре, а даже о кухонной машине, которая чистит картошку не на кухне, а в комнате. Света тут же начала говорить:

— Что за клеёнка!..

— Что за стулья!..

— Что за лампочка внутри!..

И полезла в планетоход.

Ну эта Светка!..

Жизнь нормальная кончилась.

Всё кончилось. Ребята спустились с Луны на Землю.

4

Однажды Тамара Григорьевна сказала:

— Проведём классное собрание! Выберем должностных лиц!

Многие начали между собой разговаривать, нервничать: хотели быть должностными лицами.

Петя Амосов закричал — он будет самым главным лицом, потому что у него самый настоящий в классе портфель: с двумя замками.

Боря в ответ ему закричал, что, может быть, у него и самый настоящий в классе портфель, но сам Петя недавно только научился открывать его и закрывать. Так что пусть помолчит в тряпочку со своим портфелем!

Тамара Григорьевна удивилась: это ещё что за 24 выражение — тряпочка!.. Впредь чтобы не слышала. Понятно?

Боря кивнул: понятно.

Тема Новиков вздохнул негромко и сказал, что сегодня Пете Амосову помогла открыть портфель Тамара Григорьевна. И ещё Тёма сказал, что из портфеля упал карандаш, а карандаши падать не должны, потому что они бьются, как тарелки. Внутри бьются.

Тёма опять вздохнул негромко и ещё сказал, что ручки ломаются снаружи, а карандаши внутри. С ними тоже нельзя бегать по коридору. Если только привязывать верёвочкой. Карандаш стоит пять копеек, а спички — одну копейку. А в магазине он видел — земля продаётся в кульках.

Этот Новиков как начнёт говорить — его не остановишь. И ещё в руках держит шапку.

Тамара Григорьевна сказала:

— Убери шапку.

— Я её вчера потерял. В классе оставил.

— Сегодня не потеряешь. Мы тебе напомним. Тёма шевельнул губами, посомневался и убрал

шапку в ящик стола.

Тогда Первыш не выдержал и сказал:

— Надо и к шапке привязать верёвку. Ребята засмеялись. Они ведь знали, что у Тё-

мы кошелёк, в котором он носит деньги, чтобы платить за кисели, был привязан к карману верёвочкой.

— А у меня кошелёк не привязан, — громко сказала Лиля Зорина.

Есть в классе такая Лиля Зорина. Она знаменита тем, что у неё на голове три банта: два маленьких в косах, а один большой посредине головы. Женщина! Никакого чувства меры.

Лиля достала из кармана свой кошелёк и всем его показала.

— Подумаешь! — закричал Серёжа. — И у меня не привязан!

Тут многие начали кричать про кошельки, которые не привязаны, и про Тему, который может и карандаши привязать, и шапку, и самопишущую ручку, и тетради, и книги.

Это ребята начали уже придумывать. Даже про собрание забыли и про должностных лиц.

Тамара Григорьевна подняла высоко руки, похлопала в ладони:

— Рты закрыть! Все глаза на меня!

Ребята вспомнили про собрание, успокоились. Закрыли рты.

— Выберем санитаров. В каждом ряду одного санитара.

Боря не выдержал, открыл рот и крикнул:

— Галю в санитары!

— Хорошо, — согласилась Тамара Григорьевна. — Выберем Галю.

— Борю в санитары! — крикнула в ответ Галя. Наверное, из чувства признательности.

Боря этого не ожидал. Он не хотел быть санитаром.

— Хорошо. Борю тоже выберем.

— Не буду я, — заупрямился Боря. — Не хочу шею с ушами проверять.

— А что же ты хочешь делать? — спросила Тамара Григорьевна.

— Следить за порядком в коридоре.

Ребята сразу поняли — он хочет всех по затылку щёлкать.

— Я буду шею с ушами проверять, — вдруг заявил Тёма. В руках он опять держал шапку.

— Хочу тетради собирать! — закричал Серёжа и вскочил из-за стола, чтобы всем было его слышно и видно.

— Сядь и успокойся, — сказала Серёже Тамара Григорьевна.

— А я письмо получил из милиции, — вздохнул негромко Тёма.

— Какое письмо? — удивилась Тамара Григорьевна.

— Из милиции, — повторил Тёма. — Меня поздравили, что я стал учеником, и велели правильно переходить улицы.

— И я получила письмо из милиции! — крикнула Лиля с тремя бантами. — Оно у меня дома лежит.

— Тамара Григорьевна, — сказала Галя, — Новиков опять шапку из ящика достал.

Галя чувствовала себя уже санитаром и следила за порядком.

Тёма быстро спрятал шапку.

— А кто мне объяснит, — сказала Тамара Григорьевна, — для чего нужны в городе светофоры?

— Для автомобилей и пешеходов, — объяснил Серёжа.

— Чтобы автомобили не перекувыркивались, — добавила Зорина Лиля.

— Зачем же сразу перекувыркиваться, — улыбнулась Тамара Григорьевна. — Внимание! Встали с мест и тихонько подошли к окну.

Ребята встали и подошли к окну. Из окна был виден школьный двор и часть улицы.

Тамара Григорьевна показала на улицу:

— Вот светофор. Все видят, где светофор?

— Да! Все! — закричали ребята.

Первыш тоже закричал: шт

— Да! Все!

Хотя он не видел. Первыш и без того маленький, а тут перед ним оказалась ещё Лиля со своими тремя бантами. И один бант — самый большой — всё загородил.

Что из-за него увидишь, какой там светофор!..

Тогда Первыш потянул за конец ленты, и бант развязался. Тихо так развязался, Лиля даже не заметила.

И Первыш увидел улицу и светофор.

— Серёжа правильно сказал, что светофоры, нужны в городе для автомобилей и пешеходов. Переходить улицу разрешается только на зелёный свет и там, где есть белые квадратики или кружочки. Кнопки. Видите. Знать правила уличного движения — это значит правильно ходить и ездить по городу. И следят за этим милиционеры. Следят и помогают людям и автомобилям. Поэтому милиция и посылает ребятам письма, чтобы они учили правила уличного движения, умели правильно ходить по городу, правильно ходить в школу.

Первышу светофор не нужен: он рядом живёт со школой. И Воре не нужен. И Серёже не нужен. А Тёме Новикову светофор нужен. Он по светофору в школу ходит.

Может быть, поэтому милиция ему письмо и прислала?

И Лиле тоже поэтому прислала?

Ей тоже светофор нужен. И даже не один. У неё вообще всегда всего много: байтов, карандашей в портфеле, тетрадей и теперь ещё светофоров.

Когда Лиля что-нибудь ищет в портфеле, то никогда сразу найти не может.

Тамара Григорьевна даже записку к Лиле домой отправляла, чтобы дома Лилин портфель разгрузили.

Портфель разгрузили, а Лиля опять его нагрузила.

И куклу ещё таскает, в портфеле прячет.

Ребята видели. И Тамара Григорьевна видела, но делает вид, что не видела.

Тамара Григорьевна всегда всё видит. И сейчас она увидела, что у Лили бант развязан. И она завязала ей бант. А тогда Первыш перестал видеть улицу.

Но уже не надо было видеть улицу, потому что Тамара Григорьевна сказала, чтобы все сели по местам.

Будут продолжать классное собрание — выбирать должностных лиц.

5

Тётя Клава иногда запирает двери школы на ключ. После звонка на первый урок. Делает это для того, чтобы спокойно помыть полы в раздевалке и вестибюле.

Раз в неделю так получалось, что у первых и пятых классов занятия начинались на час позже. Поэтому те ребята, которые приходили ко второму уроку, приносили с собой клюшки и шайбу: можно, пока тётя Клава не открыла двери школы, поиграть в хоккей.

Играли, конечно, без коньков, «на простых ботинках». А случалось — и без резиновой шайбы. Сосулькой играли! Разобьётся одна сосулька — заменяли другой.

Тётя Клава хоккей уважала.

Первыш, Боря и Серёжа всегда смотрели, как играют в шайбу их коллективные вожатые.

Первыш, как только видел из окна квартиры, что уже играют, звонил по телефону Боре и Серёже. И они быстро надевали пальто, шапки, хватали портфели и бежали в школьный двор.

В 5-м «А» во время игры громче всех кричали Самохин и Ревякин, потому что Самохин был капитаном одной команды, Ревякин — другой.

Самохин был капитаном команды «Космонавтов», а Ревякин — капитаном команды «Чёрных бомбовозов».

Названия команд — это не навсегда: кто проигрывал, становился «Чёрным бомбовозом», а кто выигрывал, становился командой «Космонавтов».

Первоклассники сидели на крыльце школы. Они шумели и совсем не слушали тишину.

Если приходил Валентин Васильевич, он тоже

садился на крыльцо школы и тоже смеялся, шумел и совсем не слушал тишину.

А про коллективных вожатых и говорить нечего: какая тут тишина, на хоккейном поле!

Если приходил Глеб Глебыч или кто-нибудь из 10-го «А» с производственной практики, то игра принимала вполне приличный вид: Глеб Глебыч и старшеклассники начинали игру судить и допускали силовую борьбу в рамках правил.

Самохин всячески подбадривал свою команду, чтобы за командой сохранилось звание «космонавтов». Он не только кричал или в ужасе хватался за голову, но и действовал личным примером: наращивал высокий темп игры. Такой высокий, что «простые ботинки» не выдерживали и Самохин падал.

Сосульки под клюшками разбивались вдребезги одна за другой. А темп всё нарастал и нарастал.

Но тут раздавался предварительный звонок к началу второго урока.

Тётя Клава отпирала двери школы.

Ребята прекращали играть, шли в раздевалку, вешали пальто и шапки. Победители шли весёлыми. Кто проигрывал, шёл грустным.

В определённом углу, который выделила тётя Клава, ребята складывали клюшки. Но это не значит, что игра на сегодня прекратилась.

Вовсе нет!

После уроков игра возобновлялась, и с ещё большей страстью: не было ограничения во времени.

Первыш оставался поглядеть. Он даже видел, как однажды пришла бабушка Ревякина и стала его уговаривать, чтобы шёл домой.

А Ревякин всё бегал и бегал. Он тоже наращивал темп, потому что его команде в третий раз грозила опасность остаться в «Чёрных бомбовозах».

Тогда бабушка смело вошла на хоккейное поле, поймала Ревякина за воротник пальто. Ревякин попытался вырваться от бабушки. Но бабушка ока-рвалась сильной, просто на редкость сильной: она отняла клюшку и потащила Ревякина домой. И не просто потащила, а по пути колотила его клюшкой пониже хлястика пальто. Ревякин от стыда опустил голову. Ведь он слыл. в школе человеком отчаянным.

Первыш очень тогда его пожалел. Догнал и сунул в руку портфель, потому что портфель Ревякина остался лежать на крыльце школы. Ревякин благодарно кивнул Первышу. А бабушка взглянула так строго на Первыша, что Первыш решил особенно не задерживаться около Ревякина. У Первыша тоже есть хлястик. А бабушка, У чего доброго, вздумает наращивать темп…

С тех пор в школе стало известно, что Ревякин боится не только своего персонального вожатого Костю Волгушина, но и собственную бабушку. И Ревякин из-за собственной бабушки опять чуть не покусался с Самохиным и не получил предупреждение за дисциплину и печать. Круглую.

* * *

Тамара Григорьевна и Валентин Васильевич проводили занятия по черчению, и не просто по черчению, а по конструированию.

Ребята должны были начертить в тетрадях развёртку кубика, чтобы потом по этой развёртке, как по чертежу, склеить кубики из цветной бумаги. Кубиков получится много их весь класс будет клеить.

А когда, кубики будут готовы, из них можно будет сложить, сконструировать всё, что угодно, — ракету, самолёт, корабль на подводных крыльях.

Тамара Григорьевна сказала:

— Взять ручки.

Ребята взяли.

— Поднять и показать мне. Кто как держит.

Ребята подняли и показали.

Тамара Григорьевна спросила у Коли, не «арабская» ли у него сегодня ручка?

Первыш смутился и сказал:

— Нет.

Однажды Первыш потихоньку от мамы взял в школу её «арабскую» ручку.

Первыш знал, что писать этой ручкой что-нибудь привычное слева направо нельзя — корябает бумагу, потому что привыкла писать наоборот, справа налево.

Но Первыш решил всё-таки попробовать и, главное, похвастался перед ребятами, какая она красивая и совсем целая.

Первыш хотел провести в тетради числовую ось и написать всё про число «икс», но «арабская» ручка так закорябала пером по бумаге, что писать и чертить было невозможно.

Первыш подумал-подумал да и начал потихоньку чертить и писать наоборот. Справа налево. По-арабски.

К нему подошла Тамара Григорьевна:

— Что ты делаешь?

— Я… пишу, — смутился Коля.

— Как ты пишешь?

— Он по-арабски пишет, — сказал Боря. — Он мамину ручку в школу принёс.

Сам Боря недавно открыл тетрадь вверх ногами и начал писать диктант. И только потом увидел, что перепутал всё на свете.

Так и написан у него в тетради диктант вверх ногами.

Это что, не по-арабски?

— А вот если я тебе, — сказала Коле Тамара Григорьевна, — твоей же арабской ручкой поставлю тоже арабскую цифру «два»?..

Валентин Васильевич начал смеяться, и тогда все в классе засмеялись.

Вот почему Тамара Григорьевна спросила сего-:я у Первыша, какую ручку он принёс.

— Очень хорошо, — сказала Тамара Григорьевна. — Тетради кладём наискосок. Колпачок ручки должен быть направлен куда, Данилин? Я тебя

Спрашиваю, Серёжа Данилин!

Серёжа не слушал Тамару Григорьевну: он пытался рассказать Лиле Зориной, как они с Борей Первышом построили планетоход.

— Встань, Данилин. Серёжа встал.

— Прекрати разговаривать и застегни куртку на все пуговицы.

Серёжа кивнул и быстро сел. Застегнуть куртку на все пуговицы он не мог, потому что в тот вечер, когда построили планетоход, Света отрезала у него от куртки пуговицу.

— Лиля, скажи ты: куда должен быть направлен колпачок ручки?

Лиля объяснила, что колпачок ручки должен быть направлен в плечо.

— Верно, Лиля.

Тут Петя Амосов встал и заявил, что у него кончились в ручке чернила.

— Иди и набери.

Петя подошёл к шкафу, в котором хранились бутылки с клеем, цветная бумага, ножницы, перочистки и много других необходимых для первоклассников вещей, достал пузырёк с чернилами и окунул в него ручку.

Валентин Васильевич взял мел и начал чертить на доске развёртку кубика. Отметил размеры, линии сгиба. Проставил масштаб.

Ребята должны уметь разбираться в технических данных кубика. Должны видеть и понимать его в пространстве; хотя кубик сейчас плоский, он развёрнут на доске.

Однажды во время урока Валентин Васильевич пригласил класс обойти школу и всё, что попадётся по пути, развернуть: ящики, скамейки, полки с книгами, вёдра, пианино, и даже фикус в кадушке, и диван в кабинете у Серафимы Павловны.

В уме каждый развернул, а потом снова свернул. Конструировал.

Валентин Васильевич, как всегда, в обыкновенном показывал необыкновенное.

Тамара Григорьевна сказала:

— Отступим в тетради клеточку вниз и напишем число и месяц. Завитков, какое сегодня число?

— Девятое февраля.

— День какой? Тёма Новиков!

Тёма Новиков шевельнул губами, подумал и не сразу ответил:

— Среда.

И потом Тёма начал про всякое говорить.

Тамара Григорьевна послушала-послушала и не выдержала:

— Мы потеряли из-за тебя две драгоценные минуты. За это время на заводе сделали двенадцать велосипедов.

Тёма, как услышал про велосипеды, совсем обрадовался и хотел рассказать про свой велосипед. Но Тамара Григорьевна строго сказала:

— Новиков, замолчи.

Ребята отступили в тетрадях клеточку вниз и начали писать число и месяц.

В классе светило яркое зимнее солнце, и на потолке задвигались от металлических колпачков солнечные зайчики; они тоже отступили клеточку вниз и начали писать число и месяц.

Петя кончил набирать в ручку чернила и пошёл на своё место.

Тут ребята как засмеются! Ну нельзя было удержаться от смеха: Петя весь был в кляксах. На себе клякс не видно, а на других видно. Поэтому и смешно.

Даже про улитку все забыли.

Серёжа громче всех смеялся:

— Ха-ха-ха!

Боря начал показывать, как смеётся Серёжа. И начал не просто смеяться, а прямо кричать:

— Хи-хи-хи!.. Хо-хо-хо!..

И Первыш смеялся. Потом вдруг заметил, что на его ботинке появилась клякса и на столе появилась клякса. Он смеялся над Петей и размахивал от смеха ручкой.

Вот так и бывает — смеёшься над чужими кляксами и обзаводишься собственными.

Петя не дошёл до своего места: Тамара Григорьевна отправила его умываться.

— Пока ждали Амосова, Серёжа опять начал рассказывать Лиле о планетоходе.

Валентин Васильевич продолжал чертить на доске развёртку кубика и вроде бы ничего не слышал про кляксы. Но он всё слышал и смеялся, потому что смеялась его спина, и это было видно.

Просто Валентин Васильевич боялся повернуться. Он боялся Тамары Григорьевны так же, как боялся и тёти Клавы.

Когда спина Валентина Васильевича перестала смеяться, он повернулся и сказал:

— Планетоход — это новая машина, над которой работают инженеры.

Серёжа сказал:

— А мы его уже построили.

Тамара Григорьевна покачала головой:

— Данилин, ты опять разговариваешь и мешаешь Валентину Васильевичу.

— Нет-нет, Тамара Григорьевна, это интересно. Значит, построили. А из чего вы его построили?

И Серёжа рассказал, из чего они с Колей и Борей построили планетоход. И как они потом ездили на планетоходе вдоль и поперёк Луны. И что в кабине у них горел свет и была радиоантенна. И что двигатели можно сделать совсем очень мощными, если взять ещё мясорубку и полотёр.

Ребята внимательно слушали Серёжу. Рассказ о планетоходе им понравился. И Валентину Васильевичу рассказ понравился. И Тамаре Григорьевне понравился. Пришёл умытый Петя. Он тяжело дышал, и ребята знали, почему он тяжело дышит: хотя Петя и самый высокий человек в классе, но и ему приходится везде подпрыгивать. И в умывальной комнате тоже, когда достаёшь полотенце.

Потом опять все стали говорить о планетоходе.

Галя предложила построить планетоход из кубиков, которые они склеивают из цветной бумаги.

Валентин Васильевич согласился, что это вполне возможно.

А Тамара Григорьевна ещё сказала, что она попросит коллективных вожатых, чтобы они планетоход, который ребята построят из кубиков, нарисовали на том листе бумаги, где нарисованы ракета, улитка, стрекоза, грузовик, самолёт и ракета. И на планетоходе будут отправляться в путешествие лучшие октябрятские звёздочки.

А пока что надо было начертить в тетрадях развёртку кубика.

Валентин Васильевич взял мел и приступил к работе на доске. Ребята взяли ручки и приступили к работе в тетрадях.

На потолке задвигались солнечные зайчики; они тоже начали чертить кубики для постройки планетохода.

6

По школьному радио объявили, что в конце месяца среди юных конькобежцев будут проведены соревнования по бегу на коньках на звание чемпиона Олимпийской Снежинки. Чемпионы получат зачётные книжки спортсменов и значки «Олимпийская Снежинка».

Вся школа заволновалась: обсуждала условия соревнований и кто из конькобежцев претендент на Олимпийскую Снежинку.

На уроках физкультуры Глеб Глебыч почти не стучал по басам рояля: все старательно занимались. Тем более, что Глеб Глебыч проводил специальную зарядку, в которую входили упражнения для разминки спортсмена-конькобежца.

Ревякин теперь не плевался жёваной промокашкой, не скакал по партам, не катался на перилах, а только бегал по коридорам, как конькобежец: руки заложит за спину и бежит головой вперёд.

Костя Волгушин однажды поймал его, когда он бежал так головой вперёд, и сказал, чтобы Ревякин прекратил подобную тренировку, потому что он может что-нибудь опрокинуть или принести другой ущерб школе.

Ревякин перестал бегать головой вперёд, а потом опять начал. Бегает по коридорам и бегает на каждой перемене. И правда, головой чуть не врезался в фанерный барометр и не причинил ущерб школе. Всё-таки на этот раз Косте не удалось уничтожить Ревякина словами.

Тогда Костя сказал, что возьмёт Ревякина на большой настоящий каток и будет его по-настоящему тренировать.

Ревякин обрадовался и перестал бегать головой вперёд. Он теперь ходил по школе как нормальный человек. И ходил этот нормальный человек не один, а повсюду с Костей.

А потом повсюду с Костей начал ходить и Самохин, потому что Ревякин рассказал Самохину про тренировки.

Никто и не думал раньше, что Костя так много знает про тренировку конькобежцев: Костя Волгушин был ведь очень скромным и никогда ничего не говорил про себя такого выдающегося.

Постепенно весь 10-й класс «А» начал заниматься с пятым классом. Вместе ходили после уроков на каток.

А пятиклассникирешили брать с собой октябрят.

Тут заволновался Первыш: он самый маленький и вдруг его-то именно и не возьмут на каток, отправят домой.

А дома что?

Дома — Света, Алёнка, Юрик. В детском саду санитарный день, и детский сад закрыт. Значит, вся компания в полном сборе сидит и жужжит, чтокает и шипит проволочкой. А Юрик ещё пахнет рыбой.

Совсем недавно Свету опять пришлось уничтожить словами: она опять перелистывала языком «Родную речь». А язык был очень клейким — наверное, от конфет, — и в школе Первыш еле-еле расклеил страницы «Родной речи».

Когда Первыш заволновался, что он самый маленький и что его могут не взять на каток, Ревякин сказал:

— Ты мой друг, и ты пойдёшь обязательно.

Дружба Первыша и Ревякина началась с тех пор, когда Первыш догнал Ревякина и сунул в руку портфель.

И ещё он не смеялся, что бабушка колотила Ревякина клюшкой ниже хлястика пальто. И тогда не смеялся, и потом, в школе.

Ревякин всё это запомнил.

7

Планетоход придумали Коля, Боря и Серёжа.

Так?

Так.

Планетоход потом построили в классе из кубиков. Ничего получился. Можно сказать, здорово получился. А потом коллективные вожатые нарисовали его на листе бумаги впереди ракеты. Тоже ничего получился. Можно сказать, здорово получился. Карманчик сделали.

Всё очень красиво.

А в первое путешествие на этом планетоходе поехала звёздочка, в которой совсем не Первыш.

Да.

Совсем другая звёздочка поехала.

От обиды не только мотором с лошадиными силами завоешь, а и просто тихо заплачешь. По-настоящему. Нервы могут не выдержать, сдать могут нервы.

А случилось вот что. Коллективные вожатые объявили «санитарную перемену».

Это значит, что все ребята должны умыться от клякс и резинками стереть кляксы со своих пластиковых столов.

Кляксы — вещь бесконечная. Утром санитары проверят по рядам шею с ушами и кляксы, конечно.

Всё в порядке: ребята чистые, опрятные. И столы тоже чистые, опрятные.

А потом начинаются уроки и начинаются кляксы. А если кляксы начинаются, то под знаком бесконечности. Это уж точно.

Валентин Васильевич может подтвердить. Он в этом убедился.

Убеждался, убеждался и убедился до конца. Он так сказал.

Что только ни делала на его глазах Тамара Григорьевна: посылала ребят умываться во время уроков, сама заправляла чернилами ручки, промокательную бумагу выдавала в неограниченном количестве, — ничего не помогает!

Кляксы бесконечны, как числовая ось, которая уходит из класса в коридор, в зал и по лестницам вниз, на улицу.

Наступила «санитарная перемена», и ребята взялись за себя и за свои пластиковые столы. Бегали, суетились, подпрыгивали — доставали в умывальной комнате полотенце. И, уж конечно, столы тоже были почищены резинками до полного блеска.

Вот что значит химия: от других столов кляксы ни за что бы не оттёрлись, а от пластиковых оттираются.

Тётя Клава поглядела на умытых ребят, на чистые пластиковые столы и осталась довольной.

А вожатые не остались довольными, когда после предварительного звонка поглядели на ребят и на их столы. Поглядели именно на звёздочку Первыша. Начали проверять не только внешний вид столов, но и внутренний: начали выдвигать ящики.

Это было полной неожиданностью — такая проверка!..

Во всех других звёздочках в ящиках были порядок и чистота, а в звёздочке Первыша вскрылась куча всякого хлама. Коллективные вожатые так и сказали: «Куча всякого хлама». И остались недовольными.

И работой местного санитара остались недовольными — это, значит, Тёмой. Он был санитаром в звёздочке Первыша. Его обвинили в халатности, а всю звёздочку обвинили в безответственности.

С ними нельзя было, не согласиться: хлама вскрылось достаточно.

И ещё подвели ботинки Первыша: на одном ботинке оказалась клякса. Каким-то образом и когда-то ручка зацепила ботинок.

Первыш не увидел эту кляксу, Тёма не увидел эту кляксу, и тётя Клава не увидела, а коллективные вожатые увидели. На то они и коллективные.

Валентин Васильевич хотел замять случайную кляксу, но сегодня решался очень серьёзный вопрос: кто на чём поедет или полетит.

Вопрос решился, и звёздочка Первыша, Бори и Серёжи оказалась на стрекозе вместе с должностным лицом Тёмой Новиковым. И если бы не приличные отметки за всю неделю, то оказалась бы даже на улитке.

Вот как обернулась судьба!

Теперь Первыш каждое утро после предварительного звонка и после того, как сдаст Тёме «шею с ушами», выдвигает ящик стола и лично сам проверяет, что и как в нём лежит и вообще что в ящике находится на сегодняшний день.

Проверяет он и ботинки.

Лично сам.

И Боря и Серёжа выдвигают ящики у своих столов и лично сами всё в них проверяют и аккуратно складывают.

Чтоб никакого хлама!

Не обрадуешься, что они такие большие, эти ящики.

Дома, когда Света узнала, что Колина звёздочка оказалась на стрекозе — и всё из-за хлама в ящиках и кляксы на ботинке, — она начала, конечно, удивляться.

Нарочно.

Нервы Первыша совсем не выдержали, и Первыш схватил линейку, у которой Света отъела ноль и ещё один сантиметр, и погнался за Светой, чтобы уничтожить её не только словами.

Света, как всегда, залезла под кровать.

Первыш поймал Светку за ногу и потянул из-под кровати.

Тогда Света как заорёт:

— Ааааа!..

Мама прибежала. Папа прибежал.

Первыш, конечно, бросил Светки ну ногу. А Светка не успокаивается, орёт:

— Ааааа!..

С ума сойдёшь. Одуреешь.

Мама давай Свету успокаивать, спрашивать, что случилось. И папа давай Свету успокаивать.

Первыш повернулся и пошёл в ванную комнату.

В ванную комнату заглянул папа. Он, очевидно, уже разобрался, что Света орала просто так и что это хитрые проделки. И тогда папа рассказал Первышу про один очень интересный пластик: колоти по нему молотком и не расколотишь. Он даже не треснет. Он крепче стали. Коля, если хочет, может попробовать.

Коля согласился. Ему хотелось колотить ну если не Светку, то хотя бы пластик. Неужели не расколотит?!

Молотком? И не расколотит?

Отправились в кухню. Пластик положили на папин верстак. Первыш взял молоток, сбегал в ванную комнату и притащил табурет. Встал на табурет, примерился: хорошо, удобно. Размахнулся молотком и ударил.

На пластике — ни трещины, ни царапины.

Первыш ещё ударил.

Ни трещины, ни царапины.

Первыш как размахнулся изо всех сил — даже с табурета чуть не упал — и как ударил молотком…

Вздрогнули кастрюли, булькнуло в животе у чайника, съёжились от страха сковородки и ещё где-то что-то произошло в квартире.

А пластик? Ни трещины, ни царапины.

Пришёл снизу Боря. Услышал, что стучат. Интересно стало. Первыш дал Боре молоток — пускай и Боря попробует расколотить пластик.

Боря начал расколачивать и не расколотил.

— Может, за Серёжей сбегать? — предложил Боря. — Может, он расколотит?

— Сбегай, — сказал папа.

Боря сбегал за Серёжей, привёл его.

Дали Серёже молоток, и Серёжа начал расколачивать пластик молотком.

— Ещё за кем-нибудь сбегаете? — спросил папа.

— Нет, — сказал Первыш. — Может, его в школу взять? Там все колотить будут!

— Возьмите, — сказал папа. — Пусть вся школа колотит.

…По пластику колотила вся школа. Колотила чем попало: и молотками, и камнями, и хоккейными клюшками, и просто каблуками ботинок.

Его подкладывали под столы и парты и давили изо всех сил, бросали в форточку с самого верхнего этажа…

Опыты с пластиком ещё продолжались бы, но Серафима Павловна отобрала его наконец у ребят и заперла у себя в кабинете.

После уроков Серафима Павловна вернула пластик Первышу.

На пластике — ни трещины, ни царапины. Хоть сейчас делай из него самолёт или ракету!

Первыш так и сказал отцу. И отец согласился: уж если вся школа испытывала пластик и он выдержал — значит, на самом деле крепче стали.

8

Ну и повезло всем школьникам!

В середине недели объявили свободный день. — Никаких занятий. «День здоровья» называется. Не санитарный, а здоровья. Исключение из правил— трудиться не надо. Гуляй себе.

В школу надо было прийти к десяти утра, а не к девяти, как обычно. И ещё надо было взять еду. Это обязательно. А кто хочет, может взять и сани. Только небольшие. Ребята обрадовались и начали, конечно, кричать. Кто-то упал со стула, а кто-то взобрался на стул прямо ногами.

Когда ребята радуются, они всегда должны кричать, а то иначе радость будет неполной. Это всем ребятам известно, всем родным известно и всем учителям. Вообще каждому человеку.

Когда кричишь, уже набираешься здоровья.

Вот почему Светка чуть что — аааа! Забота о собственном здоровье, а на здоровье других наплевать.

Тамара Григорьевна в конце уроков ещё раз напомнила, чтобы приходили к десяти часам, и без малейшего опоздания. Ведь они даже не уйдут, а уедут на метро.

— Можно, я приглашу бабушку? — спросила Лиля.

— Можно. Пригласи.

— И я приглашу, — сказал Серёжа. — А то у меня бабушка курит.

— И ты пригласи. Устроим и для твоей бабушки День здоровья.

А Первыш подумал, что ему приглашать на День здоровья некого. Мама на работе, папа на работе, а Светка надоела до смерти.

* * *

Утром все ребята собрались в школьном дворе раньше десяти часов.

У каждого был с собой завтрак. Принесли ребята и мячи. Это ничего, что зима, что снег, — всё равно можно играть в мяч. Глеб Глебыч сказал, что можно. Что даже необходимо играть.

А Тёма привез свой завтрак прямо на санях. А Лиля сама приехала на санях. Её привезла бабушка. И завтрак с Лилей приехал. Была в сумке и маленькая куколка. Та самая, которая вместе с Лилей учится в первом классе.

Коля просто принёс завтрак. Саней у него не было: он давно подарил их Светке. И Боря принёс завтрак без саней. Но зато он принёс ещё большую бутылку с чаем.

А Серёжа привёл бабушку. Она была с виду строгой, вроде бабушки Ревякина. Но Коля очень хорошо её знал. Она добрая, весёлая и только с виду строгая, потому что курит. Она и сейчас достала папиросу, спички и закурила.

Но Серёжа сказал голосом Тамары Григорьевны:

— Бабушка, ты забыла!..

— Фу ты господи… — испугалась бабушка и погасила папиросу.

Серёжа отнёс папиросу в урну.

Пришла Тамара Григорьевна. Её сразу окружили.

А Петя спросил:

— Есть когда будем?

Даже Тамара Григорьевна, привыкшая ко всяким неожиданностям, растерялась.

— Ну знаешь ли, Амосов… Надо хотя бы за ворота школы выйти.

Ребята построились в пары.

— Пойдёте самостоятельно, — сказала Тамара Григорьевна. — По всем улицам до станции метро. А я и бабушки будем наблюдать, как вы знаете правила уличного движения и умеете пользоваться светофорами.

Ребята обрадовались, что пойдут самостоятельно.

В метро купили сразу тридцать билетов и спустились по эскалатору на платформу.

Тамара Григорьевна велела разбиться на три группы, чтобы каждая группа успела войти в вагон без толкотни и паники.

Подошёл поезд. Две группы попали в один вагон с Тамарой Григорьевной, а другая группа, с бабушками, — в другой вагон. Но от этого даже веселее всё получилось: можно было смотреть друг на друга через стеклянные окна, размахивать руками и пытаться кричать. Потому что, когда кричишь, уже набираешься здоровья.

Но Тамара Григорьевна сказала, чтобы не очень увлекались криком. Надо помнить и о здоровье пассажиров.

Петя достал из своего портфеля бутерброд с сыром и потихоньку начал есть. Петя сидел в другом вагоне, и видно было через стекло, как он ест.

Он даже почти не кричал, только ел. А ещё должностное лицо. На собрании его всё-таки выбрали ответственным за шкаф с классным имуществом.

Ребята сошли с поезда в Измайлове.

Тёплый зимний день. Весна была где-то совсем недалеко. Небо было синим здесь, в лесу. И воздух синим.

Города не было видно. Только так, небольшие дома.

А когда вошли поглубже в лес, то и никаких домов не стало видно, а только берёзы и молодые дубки. И поляны с прошлогодней травой и листьями.

Тёма даже сразу жёлудь нашёл. Крепкий. Он всем его показал, потом достал свой кошелёк на верёвочке и спрятал.

Серёжа нашёл ягоду рябины, сухую, и Лиля нашла.

А Первыш нашёл большой пень и сел на него, как на табуретку. А Петя разогнался на санях, да прямо в этот пень врезался. А Боря ни с того ни с сего поскользнулся и уронил бутылку с чаем.

Хорошо, что Боря и бутылка упали в мягкий снег: и Боря не разбился, и бутылка целой осталась. И Петя, между прочим, тоже целым остался, и сани целыми остались — Петя дальше на них поехал.

Лилина бабушка и Серёжина бабушка метались между ребятами и волновались за них.

И так они волновались до тех пор, пока Тамара Григорьевна их не успокоила: пускай ребята привыкают к самостоятельности и потом, пускай они как следует набегаются.

Тогда бабушки, которые уже набегались, начали отдыхать и успокаиваться.

Серёжина бабушка даже закурила, то ли от волнения, то ли от успокоения.

На одной из полян ребята затеяли игру в мяч. Удобно, как летом. Только вот приходится играть в пальто, потому что Тамара Григорьевна запретила раздеваться — всякой самостоятельности есть предел.

Играли во что-то наподобие футбола в одни ворота, в которых стоял наподобие вратаря Серёжа. Защитниками были, конечно, ближайшие друзья— Коля и Боря. А все остальные — нападающими. Силовую борьбу применяли, как в игре в шайбу. Серёжина бабушка очень за Серёжу переживала, когда он пропускал мячи. Подбадривала, что-то кричала, набиралась здоровья.

А потом игроки захотели пить.

Боря достал бутылку с чаем и начал угощать. Чай остыл и получился в самый раз.

А потом достали сумки и принялись за еду. Всё было вкусным, то ли потому, что ели в лесу, то ли потому, что всё это не было киселём.

Мимо привала проехали на лыжах ребята постарше.

Засмеялись и сказали:

— Детский сад.

Первой возмутилась Галя. Она крикнула:

— Это школа, а не детский сад!

Тогда и Первыш крикнул:

— Это школа!

Он подумал, что, может быть, из-за него всех остальных назвали детским садом: он самый маленький.

И Лиля крикнула:

— Школа!

Она тоже испугалась: у неё в сумке лежала кукла.

А Петя даже перестал жевать свои нескончаемые бутерброды с сыром, которые он всё доставал и доставал из портфеля. Побежал вслед за лыжниками и крикнул:

— Не знаете — не говорите!

И Серёжа побежал, и Боря.

И тоже кричали, что это школа, а никакой не детский сад!

Потом все вернулись, кто бегал, и выпили ещё чаю. Это от волнения.

И надо же — так оскорбить и уехать!

Но тут неожиданно Галя увидела человека, который сидел на складном стуле среди деревьев. Совсем недалеко.

Как они раньше его не заметили!..

Перед человеком на металлическом треножнике был укреплён лист картона. Человек этот был художником. И он что-то рисовал.

Ребята отправились поглядеть. Окружили художника.

Он рисовал зимний лес, синее небо, поляны с прошлогодней травой и листьями. Он рисовал всё то, что ребята видели. И что им сегодня очень нравилось. Рисовал он короткими и толстыми цветными карандашами.

Тёма сказал:

— Карандаши бьются, как тарелки. Внутри бьются.

— Эти карандаши называются пастельными, — ответил художник. — И они не бьются, как тарелки.

— Можно потрогать? — спросил недоверчиво Тёма.

— Конечно.

Тёма взял из коробки один короткий толстый карандаш.

Он был мягким и без дерева. Он был вроде из цветного пластилина.

— А мы тоже чертим всякое в тетрадях для эскизов, — сказал Первыш.

— Ну? — удивился художник и поглядел на Колю.

— Да, — сказал Первыш. — Конструируем.

— Приставим угольник к линейке и конструируем, — подтвердил Серёжа. — На уроках графики.

— И рисуем тоже, — сказал Боря.

— Только не такими карандашами, — не успокаивался Тёма.

— Бьются, как тарелки, — повторил художник.

— Да, — вздохнул Тёма и вернул художнику его карандаш.

— Мы — школа, — сказала на всякий случай Лиля.

— Я слышал. Вы кричали об этом в лесу.

— А почему у вас снег не белый? — спросила Галя. Она долго и молча рассматривала рисунок. — И берёзы серые.

— А ты погляди внимательно на снег, — ответил художник.

Галя начала внимательно глядеть на снег, и ребята начали глядеть внимательно на снег и на берёзы.

— Снег уже весенний, — сказал художник. — И берёзы потемнели от влаги. А вон там, на поляне, видите, как освещена старая трава?

— И сухой цветок. Он совсем коричневый, — сказал Боря.

— Верно.

— И трава коричневая, — сказал Первыш.

— Не совсем коричневая. Она сохранила в себе лето. Далёкое, прошлогоднее. Она чуть зелёная.

А стебель коричневый. Он высокий, и ему не удалось как следует спрятаться от зимы. Он совсем погиб, хотя он ещё и стоит. Он не сохранил лето.

И вдруг ребята увидели зимний лес, синее небо, поляны с травой и листьями совсем по-другому.

Синее небо тоже было немного как бы влажноватым, а листья были все в капельках воды. Это пригрело солнце, и льдинки на листьях растаяли. Листья заблестели.

И под карандашами художника они блестели. И небо было влажноватым. И берёзы. И снег. Были весенними, потемневшими от влаги.

С художником познакомились Тамара Григорьевна и бабушки. Постояли, посмотрели на картину, какая она получается.

Тамара Григорьевна взглянула на часы и объявила, что пора отправляться в путь.

Все попрощались с художником и двинулись дальше в лес.

9

Сколько было потом в школе разговоров. Ну как же — совершили поход!

Настоящий.

Длинный.

Глеб Глебыч даже сказал, что такой поход называется однодневным. И что ребята после похода очень поздоровели и возмужали: совсем редко кто-нибудь зевает на уроках.

Тамара Григорьевна прежде записывала на доске фамилии тех, кто зевал. И это было очень стыдно: зайдёт любой грамотный человек в класс и всё поймёт.

А Серафима Павловна предлагала фамилии тех, кто зевает, сообщать на радио, в «Пионерскую зорьку».

Петя нарисовал картину про поход. И на этой картине были нарисованы ребята, художник. Были нарисованы парники, которые ребята обнаружили потом в лесу. А в парниках — зелёный лук и огурцы. Спелые.

Была нарисована гора, с которой ребята катались на санях. И две бабушки катались. И Тамара Григорьевна каталась.

Были нарисованы лес, поляны, небо. Пустая бутылка из-под чая. А лыжники нарисованы не были — те, которые оскорбили и уехали.

Петина картина всем в классе понравилась.

Коллективные вожатые провели сбор октябрятских звёздочек на тему «Наши впечатления о первом походе».

Каждый рассказывал самое яркое впечатление из всех впечатлений. Потому что про все впечатления рассказать было невозможно, так их много у каждого.

Галя рассказала про берёзы. Такие берёзы, которые им показал художник. Галя прикладывала ухо к берёзам, слушала, как внутри берёз уже переливались, бродили весенние соки.

Боря рассказал о настоящей белке, которую он видел. Она прыгала с дерева на дерево. Боря за ней бежал, но так и не догнал.

Тёма рассказал о зелёном луке. Он его съел тогда немного.

Тёму угостили девушки. Они поливали лук из больших леек.

Потом Тёма рассказал про белку, которую он не видел, но о которой слышал. Хотел рассказать и про пастельные карандаши, о которых не слышал, но видел. Тёма как начнёт говорить — его не остановишь.

Лучше бы картину нарисовал, как Петя, и помолчал.

А Серёжа рассказал про бабушку (она у Пети на картине нарисована). Бабушка здоровья набралась. Он может пригласить её на сбор, и бабушка сама подтвердит про здоровье, если надо.

Лиля сказала, что. в такой поход она согласна ходить каждый день.

Вот прямо с самого утра и прямо до самого вечера.

Ишь чего захотела!

Это коллективные вожатые сказали: «Ишь чего захотела!»

У них выскочили нечаянно такие слова. Они потом объяснили.

И когда выскакивают такие нечаянные слова, это называется оговоркой.

С каждым может произойти подобное. Каждый человек может оговориться. Это опять сказали коллективные вожатые.

Тёма тут же попросил, чтобы ему опять дали слово, потому что, когда выступал, он, видите ли, оговорился — про зелёный лук сказал, что его угощали, а про огурец не сказал. А огурцом его тоже угощали.

Коллективные вожатые ответили, что это не называется «оговорился», а называется «недосказал».

Тёма тут же попросил, чтобы ему опять дали слово, потому что он тогда не будет оговариваться, а будет досказывать. Но Тёме никакого слова больше не дали.

Терпение лопнуло у всех!

А когда выступал Первыш, он сказал, что попробует сделать копию с Петиной картины.

Для себя. На память.

Боря сказал, что можно будет и другие картины нарисовать. И вовсе не обязательно делать копию.

А потом картины отнести к художнику, чтобы он посмотрел.

— А где мы его найдём, художника? — спросила Галя.

— В лесу.

— Конечно, — подтвердила Лиля. — Пойдём снова в лес и отыщем художника.

— Тогда я нарисую картину прямо в лесу, — сказал Первыш. — Свою собственную.

10

Вроде бы мыслящий человек, а тебя иногда опять превращают в самого обыкновенного ученика-первоклассника: заставляют пересчитывать, сколько прямых углов в классе, спрашивают, кто такая муха (это у него-то, Мухина).

А если сел и сидишь, то следи за локтями, ногами и спиной. Где они у тебя и что с ними.

Совсем уже возвращаешься к временам детского сада. И тогда впадаешь в отчаяние и примитивно объедаешься сладким. Это папа говорит в отношении примитивного объедания сладким и что ведёт это к расслаблению воли, а иногда и к потере человеческого облика.

Ещё бы!

Какой может быть человеческий облик у человека, измазанного по самую шею с ушами вареньем.

Такое положение ещё называется «дальше ехать некуда».

Это сказала Серёжина бабушка, когда застала Серёжу в таком вот печальном виде. Пришла в гости. Серёжа не ожидал, что бабушка придёт: волю расслабил и потерял человеческий облик.

И тогда бабушка сказала:

— Дальше ехать некуда…

И верно, некуда и не на чем. Разве что на улитке, когда не поймёшь, то ли едешь ты куда-нибудь, то ли никуда не едешь.

С подобным состоянием надо, конечно, бороться. Это понимает Первыш, и все его друзья понимают. Тут никакой День здоровья не поможет. Только сам себе поможешь.

А в чём причина всего этого?

В зазнайстве.

Так папа говорит Первышу.

И поэтому надо считать в классе прямые углы, выяснять, кто такая муха. Надо быть скромным. И даже несмотря на то, что построен планетоход и собственная картина в лесу нарисована.

Первыш любит разговаривать с папой.

Совсем по-взрослому, по-настоящему и про всё настоящее.

Или ни про что не разговаривают. Первыш сидит с отцом и молчит. Молчать тоже приятно.

Отец взрослый, а ты ещё не взрослый; он инженер, ты ещё не инженер. Но ты его сын и, может быть, станешь инженером или ещё кем-нибудь. Директором завода, например.

Сидишь думаешь про такое приятное, пока спать не захочешь. И в конце концов засыпаешь директором завода.

11

Технические средства на уроке — это проектор для диафильмов и проигрыватель для пластинок. Тамара Григорьевна сказала, что они будут помогать ребятам учиться.

Сейчас в проекционный аппарат Тамара Григорьевна заправит плёнку диафильма с рассказом Льва Николаевича Толстого «Акула». На проигрыватель поставит пластинку с текстом этого же рассказа. И ребята будут смотреть и слушать.

Читает рассказ народный артист СССР Грибов.

А потом ребята сами познакомятся с этим произведением Толстого в книге. И будет очень хорошо, если сумеют прочитать в классе, как народный артист.

Ребята зашумели, начали устраиваться поудобнее.

Некоторые попытались подвинуть свои столы поближе к экрану, но Тамара Григорьевна сказала, чтобы прекратили шум и всякие движения. Экран она поднимет высоко на штативе, и всем будет видно про акулу и слышно.

Но Коля всё-таки незаметно подъехал со своим столом поближе. И Боря подъехал, и Серёжа.

И всё осталось бы незамеченным, если бы не Галя. Она закричала:

— Тамара Григорьевна, они к вам едут!

Тамара Григорьевна сразу, конечно, обратила внимание и заставила отъехать обратно. Экран она подняла высоко на штативе. Включила проектор, и ребята увидели акулу и корабль.

Тамара Григорьевна включила проигрыватель, и раздался голос народного артиста. Народный артист начал рассказывать историю про акулу и про корабль.

Очень интересно было сидеть на таком уроке: слушаешь и видишь всё. Никто из ребят не разговаривал, не вертелся, не шумел.

Когда плёнка кончилась и пластинка кончилась, Тамара Григорьевна спросила: понравилось или нет?

Ребята зашумели, начали пересказывать друг другу то, что они видели.

Пересказывают, шумят. А Тёма спросил у Тамары Григорьевны:

— Разрешите, я буду киномехаником, буду плёнку передвигать?

Тут многие опомнились. Хитрец Новиков! Должность решил себе отхватить!

Серёжа закричал:

— Тамара Григорьевна! Он шею с ушами проверяет! Он санитар. Он сам тогда на собрании выступил. Я буду механиком!

— Нет! Я буду механиком! — закричал Петя.

— Я буду!

— Я!

— Я!

Каждый кричал. Каждый забыл про свои старые должности и хотел быть механиком. Кричали, спорили и при этом тянули вверх руки — просили у Тамары Григорьевны слова.

А Тёма опять:

— Тогда я буду проигрыватель крутить.

Тут опять класс впал в ярость: Тёма Новиков захватывает технические средства! Этот кошелёк на верёвочке! Если не плёнку, то пластинку требует.

А на перемене, когда Первыш встретился с Ревякиным и рассказал ему, что у них на уроке чтения были технические средства и что скоро появятся ещё телевизор, магнитофон и другие машины, Ревякин улыбнулся и сказал:

— Устарело.

— Что устарело? — не понял Первыш.

— Всё это. Каменный век.

Про каменный век Ревякин сказал потому, что недавно в классе писал сочинение «Люди каменного века». И теперь всё подробно знал про каменный век и даже про то, что мужчины тогда украшали себя больше, чем женщины.

— Скоро будем учиться во сне, — сказал Ревякин. — Спишь на уроке и учишься. Автоматически.

Значит, напрасно боролись за новые должности, кричали, ругались. Значит, кто зевает сейчас на уроках, будет первым учеником!

И никакого позора!

— Определённо будет, — сказал Ревякин. — Автоматически будет.

И тут вдруг Первыш подумал, а чего он, собственно, удивляется — он сам недавно уснул директором завода.

12

Автобус увёз на стадион юных конькобежцев. Должно было решиться, кто станет чемпионом Олимпийской Снежинки.

Ребята с утра проверили по фанерным барометрам и другим приборам облачность, силу и направление ветра. Проверили по фанерному градуснику температуру воздуха.

Всё было благоприятным: облачности никакой, силы' ветра никакой, направления ветра тоже никакого, а температура воздуха самая подходящая— лёд не тает.

Вместе с конькобежцами на стадион уехали Глеб Глебыч и Костя Волгушин. Они были в комиссии по проведению соревнований.

Как можно было спокойно заниматься в такое утро! И школа занималась очень неспокойно. У всех были напряжены нервы. Поэтому неудивительно, что Тамара Григорьевна беспрерывно делала замечания:

— Потеряли внимание!..

— Боря, успокой Серёжу!..

— Галя, плохо настраиваешься на урок!..

— Не вижу класса!..

И Валентин Васильевич говорил:

— Сидим неподвижно, а мозг работает!

Но трудно было настроиться, сидеть неподвижно, слушать тишину.

В основном слушали не тишину, а шум мотора автобуса. Автобус должен был вернуться со стадиона к концу занятий.

И когда он вернулся к концу занятий, то вся школа бросилась к окнам. Потом вся школа побежала вниз.

Потом вся школа узнала, что в беге на шестьдесят метров чемпионом Олимпийской Снежинки среди пятиклассников оказался Ревякин.

Первыш торжествовал. Он долго тряс Ревякину руку, а Ревякин долго хлопал Первыша по плечу, как своего лучшего друга.

Фотокорреспонденты из школьной стенгазеты так и сняли Ревякина с Первышом. Сказали, что в ближайшем номере стенгазеты поместят эту фотографию с подписью: «Чемпион и болельщик».

И Костю Волгушина они сняли. И сказали, что тоже поместят в ближайшем номере стенгазеты с подписью «Тренер чемпиона».

А потом один из фотокорреспондентов сказал:

— Лучше их всех вместе снимем.

Сняли всех вместе и сказали, что в ближайшем номере стенгазеты поместят эту фотографию с подписью: «Чемпион, тренер чемпиона и болельщик». А те фотографии они помещать теперь не будут.

Ревякин спросил:

— А можно будет те фотографии взять для бабушки?

Фотокорреспонденты ответили, что можно и ещё в запас дадут, для других родственников.

Тогда Первыш спросил:

— И мне одну, где я его поздравляю, можно?

— Хорошо. И тебе одну, — согласились фотокорреспонденты.

Первыш подумал, как меняются времена: прежде Ревякин в стенгазете кусался, а теперь он будет в ней чемпионом!

Фотокорреспонденты ушли снимать других обладателей рекордов. Костя Волгушин ещё раз поздравил Ревякина и тоже ушёл: теперь он был в комиссии по организации «Чашки кофе». И тётя Клава была в этой комиссии, и Глеб Глебыч, и ещё девочки-старшеклассницы.

Дело в том, что во время «Чашки кофе» олимпийским чемпионам будут вручены награды.

Ревякин вдруг сказал Первышу, что он его приглашает на эту самую чашку кофе.

Первыш подпрыгнул. И не потому, что надо было причесаться или достать полотенце, — от радости подпрыгнул. Потом испугался, сказал:

— А если не пустят?

— Кто?

— Комиссия.

— Пустят. Костя Волгушин пустит.

Первыш побежал домой.

Дома была одна мама. Жаль, конечно, что не пришла ещё из детского сада Света со своими друзьями. Очень хотелось Первышу рассказать Свете, Алёнке и Юрику, что он друг чемпиона Олимпийской Снежинки и что его пригласили на чашку кофе. А Светка кричит: «Дорасту! Перерасту!» Как бы не так! И вообще Первыш теперь сам коллективный вожатый. Да! Над Светой. Потому что 1-й «А» — коллективный вожатый над детским садом.

* * *

Школьный зал нельзя узнать!

С потолка свешиваются прозрачные шары, люстра обкручена тонкими цветными полосками бумаги. На стёклах окон акварельными красками нарисованы разные забавные люди и звери. Совсем такие, каких умеет показывать Боря.

Стоят в зале маленькие столы и стулья. Первыш сразу узнал — это были столы и стулья из их 1-го

класса «А». Первыш даже отыскал свой самый маленький стол. На каждом столе по четыре стакана и тарелочка с печеньем, кусочками сахара и чайными ложечками. Посредине стола возвышалась вазочка с белыми бумажными салфетками.

А один стол был настоящим, большим, не из первого класса. Покрыт он был сукном. На нём лежали коробочки с наградами.

Первыш сел за свой самый маленький стол и начал ждать, что будет дальше.

Зал постепенно наполнялся.

Первыш увидел Тамару Григорьевну и Валентина Васильевича. Валентин Васильевич скоро от них уйдёт, и Тамара Григорьевна будет одна их учить. А Валентин Васильевич будет писать учебник — новый учебник для первых классов.

Первыш увидел Серафиму Павловну, Глеб Глебыча и тётю Клаву. Тётя Клава несла большой чайник и разливала из него в стаканы кофе.

Кофе был чёрный, без молока. Такой, какой пьют взрослые.

Подошла тётя Клава и к столу, за которым сидел Первыш. Первыш был взволнован. Вдруг тётя Клава удивится, что он сидит здесь, на вечере и не нальёт ему кофе?

Но тётя Клава кофе налила:

— Веди себя хорошо.

Первыш кивнул. Он и не собирался вести себя плохо: он гость чемпиона.

И только тётя Клава отошла с чайником, как вдруг случилось несчастье: лопнул стакан. Да с таким грохотом, будто по нему ударили молотком.

На столе получилась не какая-нибудь клякса, а кофейное озеро.

Первыш до того растерялся, что едва не заплакал. Вот тебе и чашка кофе… Вот тебе и гость чемпиона…

На помощь Первышу подбежали старшие девочки — члены комиссии. Начали успокаивать. И тётя Клава начала успокаивать. Она достала из кармана фартука тряпку, вытерла стол и снова налила кофе в другой стакан, в который члены комиссии предварительно положили чайную ложку.

Когда Первыш немного успокоился, он подумал: «Как хорошо, что всего этого не видела Света. Она бы сейчас сказала: «Эх ты, мадам Тюлю-лю!» Света теперь по-новому начала дразнить Колю и всех других: не только чтокать, а ещё обзывать мадамами Тюлюлю.

Первыш отпил глоток кофе, потому что все так за столами отпивали кофе.

Ну и горечь!

Даже в носу как-то защекотало и чихать захотелось. Первыш достал из вазочки бумажную салфетку и вытер салфеткой рот. Вспомнил: а сахар?

Положил в стакан сразу четыре кусочка. Размешал. Попробовал.

Вроде ничего получилось. Терпимо.

Только пить не очень удобно: ложка болтается в стакане и всё время лезет в рот. Другие как-то придерживают ложку одним пальцем, чтобы не лезла в рот. А Первыш никак не мог придерживать её одним пальцем.

На редкость вертлявая попалась ложечка.

Тогда Первыш вытащил её из стакана и спрятал в вазочке с салфетками.

Тут Первыш подумал: «А где же Ревякин? Куда он пропал? Может быть, его опять снимают фотокорреспонденты и говорят, что те фотографии они помещать в газете не будут, а поместят эту».

Глеб Глебыч действительно вызвал Ревякина получать награду. Сказал, что к столу президиума приглашается самый юный чемпион Олимпийской Снежинки — ученик 6-го класса «А» Ревякин!

А его нет.

Все ребята начали громко звать:

— Ревякин!

И Первыш начал громко звать.

И тут появился Ревякин. Он вбежал в зал красный, задыхающийся. За ним вбежали в зал красные, задыхающиеся фотокорреспонденты.

Конечно, всё так и было, как думал Первыш.

— Скорее! — кричали ребята. — Получай награду!

Ревякин быстро подбежал к столу президиума.

Глеб Глебыч сказал:

— Отдышись.

Ревякин отдышался, и Глеб Глебыч вручил ему значок «Олимпийская Снежинка».

Первышу очень хотелось взобраться на стул ногами, чтобы лучше всё видеть. Но он постеснялся — как-никак гость чемпиона.

Фотокорреспонденты тоже отдышались и сняли Ревякина с наградой. Теперь наверняка все те фотографии помещать в газете не будут, а поместят эту.

Серафима Павловна сказала Ревякину:

— Подойди и покажи всем «Олимпийскую Снежинку».

И Ревякин начал подходить ко всем столам и показывать «Олимпийскую Снежинку». Он первый её получил! И опять ребята ликовали.

Ревякин подошёл к Первышу. И не просто показал «Снежинку», а отдал её разглядывать. И сам за стол к Первышу сел.

«Олимпийская Снежинка» была нарисована на тёмном фоне: серебристая мохнатая звёздочка и внизу звёздочки пять олимпийских колец.

Сзади приделана булавочка с замочком.

Первыш помог Ревякину приколоть «Снежинку». Л тётя Клава налила Ревякину полный стакан кофе.

Глеб Глебыч вызвал к столу президиума остальных чемпионов и вручил им значки.

Кто хотел, опять взялся за кофе, а кто хотел, вышел танцевать: по школьному радио пустили музыку.

Вдруг члены комиссии начали подпрыгивать— совсем как первоклассники — и прокалывать шары, которые свешивались с потолка зала.

Шары лопались, и на танцующих выливались из шаров потоки мелких круглых бумажек. Такие мелкие круглые бумажки называются «конфетти». Первыш знал про них. И про серпантин он знал, которым была обкручена люстра.

Члены комиссии начали кидать и серпантин, обкручивать всех танцующих.

Кто их придумал, эти разные весёлые бумажки?

Наверное, очень весёлый человек. Потому что там, где они, всегда только весело.

Первышу тоже захотелось, чтобы над ним прокололи шар. Он бы потом рассказал об этом и Серёже, и Боре, и всем-всем!

Ревякин взял Первыша за руку и потащил на середину зала. Отстегнул от куртки «Олимпийскую Снежинку», подпрыгнул и булавкой «Снежинки» проколол шар. Хлынул поток круглых весёлых бумажек.

Первыш громко засмеялся.

Тогда кто-то бросил в Первыша длинную весёлую бумажку.

Первыш ещё громче засмеялся.

Ревякин проколол ещё один шар. Первыш стоял весь в конфетти, словно в дожде, и обкрученный, словно люстра, серпантином.

Мужчина украсил себя больше, чем женщина.

Ну и что!.. Он ведь гость на «Чашке кофе»!

КАРАУЛ!ТИГРЫ!

Искусство требует жертв

1

Филёнкин — это фамилия. Зовут Васей. Но ребята в школе вместо Филёнкина говорят Фанеркин. Думаете, ошибаются?

Специально говорят.

Неужели самый первый Филёнкин не мог сочинить другую фамилию, не такую деревянную? Ему было всё равно, а Васе не всё равно. Вася мечтает стать артистом.

В планах класса обязательно добавляет: беседа о великих актёрах прошлого и настоящего.

Филёнкин занимается пропагандой искусства с первого класса.

Вася сам делал грим из всего, что попадалось под руки: копировальной бумаги, зубного порошка и даже из школьного винегрета. Этот винегрет красит руки, им можно покрасить и щёки и шею. Без всякого труда. Делал он и театральные костюмы. Начал с того, что просто вывернул наизнанку шапку и пальто. Получился театральный костюм.

А когда Вася начал играть на сцене, входить в образы, никто не хотел верить в него как в артиста. Потому что был маленького роста да ещё и фамилия такая нескладная досталась, деревянная.

Смеялись все. Завистники.

Особенно старались: Катя Глущенко, Вовка по кличке Козерог, Барышев и Сигаев. Барышева зовут отстающим, а Сигаева — взаимопомощником, хотя ему в классе никогда никто ни в чём не помогает. И ещё самая вредная — Нелька Мунц, больше всех смеялась. В искусстве Вася не новичок. Участвовал в опере «Репка», в главной роли. Репу играл. Сидел на полу в течение всей оперы. Роль такая досталась. Его тянули «из земли».

Катя Глущенко тянула и Козерог. Козерог исполнял партию старика, а Катя — партию старухи. Пели они оба. А Вася не пел: у репы не было партии, но репа была главной ролью.

Через год положение улучшилось, это в смысле репертуара. Играл Ворону в басне Крылова. Человеческих слов не произносил, но всё-таки каркал.

Дальше пошло ещё лучше. Играл дворника в «Кошкином доме». Появились человеческие слова и метла. Настоящая. У дворника настоящего взял.

А в «Золушке» достиг вершин в смысле роли: играл не кого-нибудь, а принца.

Карьера, казалось, обеспечена. Завистники повержены. Принц! Костюм — настоящий, а не вывернутый наизнанку. И грим настоящий. Купленный в магазине Всероссийского Театрального Общества.

Всероссийского. Понятно? Но с карьерой всё равно не получилось. И не по вине Филёнкина. Золушка подвела. Даже не подвела, а нарочно сделала.

Золушкой была Катя Глущенко. Она подруга Нельки Мунц. Повсюду они вместе, повсюду шепчутся. И перед спектаклем пошептались. И вообще они говорили: ну что за принц этот Филёнкин! И фамилия у него деревянная, и артист он никакой.

Помните, в спектакле есть такая сцена, когда Золушка приезжает на бал в длинном красивом платье? Катя тоже приехала на бал. Вася-принц ждёт соответственно, когда Золушка потеряет туфельку. И Золушка приподняла длинное платье и потеряла… стоптанный здоровенный тапок.

Зрители начали смеяться и кричать: «Принц гороховый!»

Вася, конечно, расстроился. Но потом утешился: он ведь артист и на всякие там насмешки должен отвечать искусством.

Возьмёт и войдёт в образ свиньи — пусть поглядят на себя со стороны.

Пробовал однажды. Была его очередь и Карпова Игоря убирать класс. Карпов Игорь — сосед по парте. Рядом они сидят, а значит, и вместе убирают класс.

Пока Игорь выносил мусор, Вася вошёл в образ свиньи. Отправился на четвереньках по классу. Похрюкал на швабру, почесался спиной о косяк двери.

Вошёл дальше в образ и оказался уже в школьном зале.

Но тут появился Игорь с пустым ящиком от мусора и перебил образ.

— Ты чего?

— Ничего.

Игорь Карпов — тугодум. Остановился с ящиком, наморщился и начал соображать: зачем это его сосед по парте Вася Филёнкин, или, как его ещё называют, Фанеркин, или, как его ещё называют, принц гороховый, только что стоял на четвереньках посреди зала один?

А?…Ага…

Игорь — он безвредный.

Вася где-то прочитал: враги обостряют мысль и будоражат кровь. Или горячат. Как-то так. Значит, и содействуют чему-то решительному. «Яд — он и противоядие». Это Вася прочитал в аптеке.

Вася хрюкнул — забыл выйти из образа свиньи, хотя давно шагал по улице домой.

* * *

Вначале в школе появились не артисты, а большой крытый автомобиль. Вася Филёнкин ждал артистов, конечно. Но приехал вначале автомобиль— привёз декорации.

В школе выступит настоящий театр. Вася был кассиром и продал все билеты. Даже самому себе едва успел купить билет.

Ребята выбежали во двор смотреть, как будут выгружать декорации. И Вася выбежал. Всюду вертелся, помогал.

Шофёру скромно намекнул, что он артист, а не простой кассир.

— В душе артист? — спросил шофёр.

— Ив искусстве, — ответил Вася.

— Трагик?

Вася хотел ответить что-нибудь подходящее, 7» как откуда-то выскочила Катя и выкрикнула:

— Гороховый!

Нелькина работа. Подослала Катю.

Вася почувствовал, что кровь у него не то чтобы разгорячилась, а воспламенилась, как бензин.

Вася с кулаками кинулся на Катю, но Катя увернулась, и Вася наскочил на Барышева. Когда кровь, как бензин, можно подраться с кем угодно, даже с Барышевым, самым сильным человеком в классе.

Но вмешался шофёр.

— Тихо! — и сунул Васе и Барышеву скатанное на палке синее полотнище. — В зал несите.

Ничего не поделаешь. Пришлось успокоиться и вместе с Барышевым нести в зал полотнище, скатанное на палке. Артист — человек морального подвига. И подвиг он совершает ежедневно, ежечасно.

Разгрузкой декораций командовал низенький человек в берете. Он приехал вместе с шофёром в кабине.

Звали его Геннадием Семёновичем. Он сам, сказал ребятам, как его зовут. Для полной ясности.

Вася, после того как они с отстающим Барышевым отнесли скатанное на палку полотнище, подошёл к Геннадию Семёновичу и сказал ему тоже для полной ясности:

— А я артист.

Геннадий Семёнович поглядел на Васю и только собрался что-то ответить, как выскочил взаимопомощник Сигаев и крикнул:

— Комик!

Кровь у Васи опять вся воспламенилась, и Вася бросился на Сигаева. Казалось, ничто не могло задержать Васю. Но тут он угодил руками, ногами и головой в полотнище, котороенесли рабочие.

Это был зелёный бульвар. Декорация. И Вася — прямо в эту декорацию.

Запутался в бульваре.

А все смеются. И рабочие, и шофёр, и Геннадий Семёнович. Нелька Мунц — та из себя выходит от смеха.

Игорь-тугодум наморщился и начал соображать: зачем это его сосед по парте Вася Филёнкин… Вообще Игорь очень напоминает некоего Тё-му Новикова. Только Новиков ещё и хитрый.

Рабочие распутали Васю, вытащили из бульвара.

Шофёр сказал:

— Трагик, — и похлопал его по плечу.

* * *

Декорации установили в зале на сцене. Спектакль будет завтра, а декорации Геннадий Семёнович распорядился установить сегодня, чтобы всё было готово.

Синее полотнище раскатали — небо. Зелёное — бульвар. Дома поставили, столбы с фонарями. Газетный киоск со всякими иностранными надписями, рекламами. И получился иностранный город.

Вася не отходил от Геннадия Семёновича, потому что Геннадий Семёнович поверил, что перед ним подлинный артист. Разрешил посмотреть костюмы, реквизит. Показал текст пьесы, напечатанный на машинке.

Пьеса была из жизни знаменитого охотника, человека доброго и великодушного. Как он мечтал из города вновь вернуться в джунгли.

Вася рассказал Геннадию Семёновичу о копировальной бумаге, о зубном порошке, о винегрете.

Геннадий Семёнович всё оценил. В особенности винегрет. Материал для грима неожиданный и доступный.

Геннадий Семёнович рассказал кое-что из своей жизни. Он тоже мечтал быть великим актёром. И, как понял Вася, ему тоже мешали.

И вот теперь ездит рядом с шофёром и устанавливает декорации.

— Планида, — печально кивал головой Геннадий Семёнович. — Свет далёкой звезды…

Вася и Геннадий Семёнович стояли над раскрытым сундуком с костюмами. Они понимали друг друга. Им хотелось ещё поговорить, но в это время вошёл шофёр и, обращаясь к Геннадию Семёновичу, сказал:

— Актёр Актёрыч, будет вам, поехали. Некогда.

Геннадий Семёнович грустно вздохнул. А Васе он напомнил его самого. И кличка тоже есть — Актёр Актёрыч.

Геннадий Семёнович на прощание махнул Васе рукой и ушёл вслед за шофёром.

2

В отделении милиции раздался телефонный звонок. Милиционер Клочков снял трубку. Долго слушал. Потом не выдержал и сказал:

— Это вам приснилось.

— «Приснилось»! — закричала телефонная трубка. — Он убежал в подворотню!

— Это была обыкновенная кошка.

— «Кошка»! Вам бы встретить такую кошку!

Через несколько минут опять раздался звонок:

— В городе на воле опасный хищник. Тигр!

— Обыкновенная кошка, а не тигр. Мяу-мяу, понимаете?

— Между прочим, тигр тоже кошка.

Клочков пошёл к начальнику.

— Неизвестные лица сделали заявление, что заметили… — И Клочков замолчал, устыдившись того, что надлежало сказать дальше.

— Что лица заметили? — спросил начальник.

— Тигра…

— Не понимаю.

— Обыкновенного тигра.

— Обыкновенного тигра, — повторил начальник, не вдумываясь в слова. Потом, осознав, что говорит, воскликнул: —Вы что, Клочков?!

Клочков смущённо потоптался и сказал:

— Недавно в Голландии из цирка убежал бегемот. Километров сто прошёл.

— Бегемот, говорите, — повторил начальник.

— Да. В «Огоньке» читал.

Вновь зазвонил телефон. Клочков побежал, снял трубку;

— Уже сообщили. Где видели? Около кондитерской?

Клочков вернулся в кабинет к начальнику.

— Опять в отношении бегемота, то есть этого тигра. Утверждают, что стоял около кондитерской. — Вдруг Клочков засмеялся: — Я понял. Всё в порядке. Это снимают кино. Конечно. Ложная паника!

— Вы думаете? — сказал начальник.

— «Полосатый рейс» снимали, а теперь ещё что-нибудь полосатое снимают. Только и всего. И никакой паники.

* * *

Мать Нели Мунц Маргарита Борисовна подошла к дверям, повернула ключ в замке и открыла двери.

Вначале она подумала, что это крупная собака.

На лестнице было темновато, и ещё мать Нели Мунц плохо видела. Очки лежали в кухне на столе, и дверь она пошла открывать без них.

Мать Нели Мунц быстро захлопнула дверь и, бледная, почти лишившись чувств, пошла по коридору в кухню. I

В кухне она прислонилась к стене, чтобы не упасть.

Соседка по квартире поглядела на неё с испугом:

— Маргарита Борисовна, что с вами?

— Да, — сказала Маргарита Борисовна и растерянно поглядела на соседку. — Да. Да…

Соседка, вконец испуганная, подошла к ней:

— Маргарита Борисовна? Сердце?

— Тигр стоит…

— Кто стоит?

— Тигр. За дверью.

— Не понимаю.

— Тигр. Это он позвонил и стоит.

— А ваши очки где?

— Очки… Ах да, они на столе.

— Вот. И я так думаю. Вы без очков.

Соседка пошла к входным дверям, а Маргарита

Борисовна медленно опустилась на стул. Взяла со стола очки и надела их. Маргарита Борисовна хотела понять, что происходит с ней или вокруг неё в нормальной квартире на шестом этаже.

Соседка подошла вплотную к двери. И вдруг услышала, что за дверью кто-то громко дышит. Соседка почувствовала, что ей самой становится нехорошо с сердцем. Она набросила цепочку, а потом медленно открыла двери.

На неё, на соседку, через щель смотрел тигр. Громко дышал.

Соседка бросила дверь открытой и кинулась обратно в кухню. Она забыла и о дверях и о сердце.

— Спасите! Караул!..

— Нелечка! — вдруг вскочила Маргарита Борисовна. — Она сейчас придёт из кондитерской… Что же делать? Что же делать?!

Соседка вопила в распахнутое на кухне окно:

— Караул! Тигры!..

* * *

В отделении милиции вновь раздался телефонный звонок.

— Моя девочка сейчас придёт из кондитерской. Вы понимаете? А у нашей двери на площадке стоит тигр. Я видела собственными глазами! — Женщина говорила сбивчиво и взволнованно.

— У дверей?

— Да.

— Тигр?

— Да! Моя фамилия Мунц. Мы проживаем по Малой Песковской улице! — И женщина продолжала говорить сбивчиво и взволнованно.

Милиционер Клочков подумал и пошёл к начальнику.

— Звонила гражданка Мунц. Опять тигр… грызёт дверную цепочку. А соседка гражданки Мунц кричит прямо в телефон: «Караул!»

— А как гражданка Мунц узнала, что на лестничной площадке стоит тигр?

— Утверждает, что он позвонил в звонок и она открыла дверь.

— Сам позвонил?

— Да.

Начальник встал, прошёлся по кабинету.

— Звоните, Клочков, в цирк. Немедленно!

Пусть пересчитают тигров.

* * *

Отстающий Барышев стоял во дворе и рисовал карандашом на стене. Его любимое занятие. Делал он это незаметно, чтобы в домкоме не узнали, кто пачкает стены.

Вдруг почувствовал — его схватили за штаны. Барышев подумал — домком! Татьяна Андреевна!

Оглянулся и вместо Татьяны Андреевны увидел тигра. Барышева за штаны держал тигр. Лапой.

Отстающий Барышев побледнел как стена, на которой он только что рисовал карандашом. Он не мог даже пошевелиться.

Хищник смотрел на него, и Барышеву казалось, что хищник облизывается. А потом поднялся на задние лапы.

У Барышева волосы на голове тоже поднялись. Тигр начал снимать с Барышева штаны. Потом снял совсем.

Барышев остался в трусах.

Тигр вздл штаны в лапы и зловеще зарычал.

Тогда Барышев подпрыгнул и с воплем помчался прочь.

Выскочил на улицу и помчался по улице.

Штанов на Барышеве не было.

* * *

Около кондитерской толпился народ. Кто-то совсем недавно видел здесь тигра. Он разглядывал витрину. Сухари и баранки. О тигре сообщили в милицию, в пожарную команду, в секцию охотников и рыболовов.

Неля Мунц вышла из кондитерской с пачкой сахара и теперь стояла в толпе, слушала, что говорили о тигре.

Многие вообще не верили в тигра. У страха глаза велики. Среди белого дня тигр — нелепость! Но кто-то вспомнил о снежном человеке. Тоже твердят— нелепость, а он, может быть, существует. И снежные тигры бывают. Тут кто-то сообщил, что видел тигра со штанами в зубах: может быть, съел уже настоящего человека, не снежного? Многие при этом начали почему-то смотреть на крыши домов.

Неля Мунц заметила в толпе Васю Филёнкина. Он тут как тут, этот Фанеркин. Хорошо бы, его тигр съел. Хвастун и неудачник. Так нет, на нём были штаны. Значит, не его съел тигр.

Толпа задвигалась, потому что приехала милиция, и Неля потеряла из виду Филёнкина.

Неля шла, размахивала пачкой сахара. И придумают тоже… тигр.

Смешно.

Она, как всегда, сокращала путь и свернула в подворотню. Здесь в доме живёт Барышев. На стенах рисует. Лучше бы уроки делал. Это из-за него каждый раз в план вставляют — всем классом перейти в следующий класс.

Неля прошла через двор. Увидела новые рисунки Барышева; шла в кондитерскую — их не было, а возвращается из кондитерской — уже есть. И когда только взаимопомощник Сигаев отучит своего отстающего рисовать на стенах!

Неля прошла езцё через одну подворотню и вдруг… увидела тигра! Он ехал вслед за ней на… велосипеде.

Неля побежала. Она даже не крикнула ничего. Выпустила из рук сахар.

Тигр её догонял. Крутил лапами педали.

«Может быть, не настоящий?» — мелькнула у Нели мысль.

Но тут же услышала, как кто-то с верхних этажей кричал:

— Караул! Тигры!..

Неля узнала голос соседки по квартире.

А через двор, навстречу Неле и тигру, бежала мама.

3

— Где накладная на тигров? — спрашивает директор цирка у бухгалтера.

Бухгалтер цирка стояла с сумочкой. Она собиралась уходить домой. Её рабочий день уже закончился.

— Что-нибудь случилось, Самсон Иванович? Мы всех тигров получили полностью.

— Всех?

— Да.

— Надо пересчитать. Звонили из милиции. На свободе бегает тигр. Уверяют, что наш.

— Почему обязательно наш?

— На велосипеде ездит. На задних лапах ходит. В дверные звонки звонит.

Бухгалтер открыла ящик стола и начала рыться среди документов. Достала папку. На обложке было написано: «Тигры».

— Вот, — сказала бухгалтер, раскрывая папку. — На последний квартал у нас числится пятнадцать тигров. Один в больнице. Воспаление лёгких.

— У кого?

— У Алмаза.

— Берите документы и идёмте считать.

Бухгалтер и директор отправились к клеткам

считать тигров.

Через полчаса директор звонил в милицию:

— Наши тигры на месте. Один болен. Находится на излечении… В больницу? Звонили. Нет, наш не убежал… Я понимаю — ходит на задних лапах и ездит на велосипеде. Что выяснили? Уже и на передних лапах ходит? Возможно, конечно. Но наши тигры на месте, и в цирке и в больнице… Что? Бегемот пришёл из другого города? Тигр тем более может прийти. Откуда угодно… Штаны? В зубах? В лапах?

Директор положил трубку.

— Видели его со штанами в лапах.

— В зубах, Самсон Иванович.

— Нет, именно в лапах. Не представляю себе, кто у нас имеет тигра такой выучки.

— И потом, велосипед, Самсон Иванович. Велосипеды — это только в группе медведей.

— А может быть, они путают медведя с тигром? — призадумался директор.

Бухгалтер открыла ящик стола, достала папку. На папке было написано: «Медведи».

— Вот, на последний квартал у нас числится двадцать четыре взрослых медведя и восемь медвежат. Пять медведей сейчас на гастролях, двое медвежат в цирковом училище. Итого, на месте должно быть девятнадцать взрослых медведей и шесть медвежат. Да… у одного медвежонка болят зубы, и его взяли домой. Домашний уход — это всё же не больница.

— Немедленно звоните!

Бухгалтер сняла трубку и набрала номер.

— Наталию Прокофьевну. Нет дома? А медвежонок дома? Я говорю, медвежонок дома? Не знаете. Внучка дома? Узнайте у внучки.

Директор в нетерпении выхватил у бухгалтера трубку.

— Кто говорит? Не понимаю. Где медведь? У телефона медведь? Внучка у телефона? Кто всё-таки— медведь или внучка? Хорошо. Я слышу… Зубы? Я понимаю. Теперь у тебя болят зубы. А медведь спит на диване. Как — плюшевый? — закричал директор. — А настоящий где?

Но тут бухгалтер вдруг спохватилась:

— Самсон Иванович, я перепутала: лисёнка взяли домой, а не медвежонка. У него зубы болят! — и быстро достала папку, на которой было написано «Лисы». — Конечно. У лисёнка болят зубы.

Директор положил трубку.

— Зубы болят ещё и у внучки, — сказал директор устало. — Скоро заболят и у меня. От всего этого…

Бухгалтер сочувствующе ему кивнула.

4

Вам когда-нибудь приходилось убегать от тигра, который выпрыгнул на вас из будки телефона-автомата?

Это пришлось сделать Вовке по кличке Козерог.

Шёл Вовка мимо будки телефона-автомата — и вдруг выпрыгивает тигр. Абсолютно живой. Морда с футбольный мяч, клыков штук десять.

Вовка сначала упал на асфальт, а потом вскочил и дал скорость. Козерог, не кто-нибудь. Ноги длинные.

Вовке померещилось, что тигр бежит за ним на двух лапах. Глаз на затылке нет, так что может померещиться всё, что угодно.

Вовка бежит, а сам думает: хвост с кисточкой у кого на конце — у льва или тигра? Забыл от страха. И ещё забыл, кто на скольких лапах должен бегать — кто на двух, кто на четырёх.

Завернул за угол. Остановился передохнуть. Выглянул: где тигр? А тигр тоже остановился. четырёх лапах стоит.

Проехало такси. Седоки чуть головы не отвертели, потому что тигр взял и сел на скамейку около дома.

Вовка высунулся из-за угла, чтобы получше разглядеть, как тигр сидит. Любопытство пересилило страх.

Тигр его увидел. Как рявкнет, как подпрыгнет — и снова за Вовкой, не то на двух, не то на четырёх лапах.

У Вовки кепка с головы слетела. От страха, конечно. Пускай пропадает.

Люди кричат:

..— Тигр!..

— Тигр!..

Вовка бежит. Не оглядывается. Никакого любопытства — только страх и полосатые пятна в глазах.

Вовка бежал до тех пор, пока люди не перестали кричать «тигр!».

Оглянулся. Нормальная улица. Люди ходят нормально. Никто не кричит. Тигра нет.

Вовка опять отдышался. Помотал головой, пот со лба вытер. Уф, жарко! Вовка не мог вспомнить, куда он шёл, для чего оказался на улице. Помотал ещё головой и вспомнил: сегодня в классе объявили, что он сделался отстающим. Как Барышев. И ему надо явиться к Сигаеву. Взаимопомощь.

Далеко убежал от Сигаева. Придётся сесть в троллейбус и проехать остановки три обратно. Да и спокойнее: тигры в троллейбусах как будто ещё не ездят.

Вовка сел в троллейбус и поехал. Окончательно отдохнул, успокоился даже. Из глаз исчезли полосатые пятна.

У Сигаева Вовка застал Васю Филёнкина. Вася рассказывал о тигре. Он его не видел, но слышал о нём у кондитерской.

Сигаев не верил.

Вася его убеждал: народ собрался у кондитерской… Милиция приехала на мотоциклах…

Козерог тут же закричал, что всё это чистая правда. У кондитерской он не был, но тигр гнался за ним! Только что! По улице! Рычал! Клыки показывал! Штук десять! Вовка изловчился и пнул его ногой. Тигр взвизгнул, а потом снова бросился на Вовку. Л Вовка схватился с ним и кепку затолкал в пасть. Тигр задохнулся. Начал хвостом размахивать, просить пощады.

В комнату вошёл Барышев. При слове «тигр» вздрогнул, и волосы у него встали дыбом.

— Он с меня штаны… — сказал Барышев едва слышно.

— Что — штаны?

— Снял.

Тут удивился даже Вовка:

— Снял штаны?!

— Да, — сознался Барышев. — Совсем снял.

Филёнкин покачал головой:

— Это был не тигр. Ты перепутал.

— Тебе бы такое, — ответил Барышев угрюмо. — На мне штаны брата. А те остались у тигра. Не видел, так молчи! — Барышев покраснел и пошёл на Филёнкина с кулаками. Обиду он готов был выместить на ком угодно.

5

— Что мы можем посоветовать… — ответили из общества охотников и рыболовов начальнику милиции. — На тигров никто из нас не охотится. Как-то

не было до сих пор возможности. А вообще то тигров ловят сетью! Закатывают в сеть… Выстрелить солью? Опасно или нет? Не знаем, никто не стрелял в тигра солью. Вдруг, это оскорбит хищника. Одни пустые штаны уже видели. Значит, кто-то его уже оскорбил. Вот вам и результат. Так что соль — дело рискованное.

Кто возьмётся закатать в сеть? Специалистов нет. Живут на Дальнем Востоке, в Уссурийском крае. Там умеют на медведей ходить и на тигров: на медведей с рогатинами, на тигров с сетями. Конечно, милиционеры с мотоциклами — это не то. Ещё делают ямы-ловушки. Но в наших условиях вместо тигров в них попадут люди. Определённо. Люди в городе всё время попадают в такие ловушки Так что это не подойдёт: людей поймаешь сколько угодно, а тигра нет. Охотники пользуются ещё таким средством, как вертолёт. Это в отношении волков… А что говорят в цирке? С ними надо связь держать: тигр учёный — значит, им принадлежит. Пусть посоветуют, как поймать, на какую приманку пойдёт. Может быть, сухари или баранки любит? Он у кондитерской крутился… Что? В цирке говорят, что у них все тигры и медведи на месте? Непонятно, откуда тогда взялся этот учёный тигр…

6

Утром в школу пришёл Геннадий Семёнович проверить, всё ли в порядке, всё ли готово к спектаклю: синее полотнище — небо, зелёное — бульвар, дома, столбы с фонарями… Открыл сундук с костюмами и тут обнаружил, что кто-то брал из сундука шкуру тигра, потому что она лежала грязная и пыльная. Геннадий Семёнович осмотрел её, почистил и снова убрал на место.

А в классе произошло утром нечто странное. Не успели ребята обменяться впечатлениями по поводу приключения с тигром, как отстающий Барышев нашёл у себя в парте штаны. Не брата, а свои собственные. Нелька Мунц — пачку сахара, которую купила вчера в кондитерской. Вовка, по кличке Козерог, вытащил из парты кепку, которую он, с его личных слов, затолкал тигру глубоко в пасть.

Ребята растерянно смотрели друг на друга. Не началась ли пьеса?

В классе кто-то тихо зарычал.

Ребята вздрогнули и все разом взглянули на Васю. Так это он бегал по городу тигром?.. И совсем настоящим?.. Все поверили, весь город! Барышев даже штаны ему отдал. Ну и Филёнкин! Значит, ее настоящий артист! И трагик настоящий. И комик настоящий.

А тугодум Игорь начал соображать: зачем это его сосед по парте Вася Филёнкин, или, как его ещё называют, Фанеркин, или, как его ещё называют, принц гороховый, так странно зарычал?

А?..Ага…

ЦВЕТНОЙ ЗАВТРАК

Звенит дверной звонок. Думаете, в обыкновенном доме, в обыкновенной квартире? Ничего подобного — в школьном классе, на дверях которого, пониже звонка, прикреплена табличка: САМООБСЛУЖИВАНИЕ.

— Неужто Анастасия Ильинична? — восклицает с испугом Наташа. — А у меня опять урок не готов!

Наташа месила тесто. Нельзя теперь жить на свете, не умея обращаться с тестом или вязальными

спицами. Потому что на всех конкурсах., простых и международных, на лучшую домашнюю хозяйку непременно требуется, чтобы хозяйка умела вязать и умела испечь пирог. К пирогам и спицам надо готовиться с детства так же, как надо готовиться с детства к эстетике быта, счётным машинах и кибернетике.

К чему теперь только не надо готовиться с детства!

Наташа отряхнула руки (они у неё были в муке) и побежала к дверям.

Наташа, Тоня, Лиля и Дуся занимались в классе самообслуживания. Тоня выжимала сок из вишен— это её задание от Анастасии Ильиничны. Дуся готовила салат из свежей моркови и капусты. Салат — это её задание. Вчера Дуся делала картошку в мундире и заработала всего лишь тройку: Дуся проболтала с Лилей, и картошка у неё разварилась, оказалась без мундиров.

Сегодня Дуся выполняла новое задание — салат. Хотела исправить тройку. Ребята, которые бывают в классе самообслуживания в гостях, и те отказались есть тройку. А что уж говорить о жюри на международных конкурсах…

И Дуся сегодня очень старалась: ведь Дуся вообще пробивается в люди, помимо всяких там будущих конкурсов. Дуся желает славы, быстрой, немедленной. А чего с этим тянуть. Не вывела в люди картошка — салат, может быть, выведет. Кто знает?

Угадать невозможно, откуда придут к тебе счастье, известность. Упало яблоко с дерева — и был открыт в физике великий закон!

В учебнике всё подробно рассказано. Неважно, в какой области слава — лишь бы она была.

И Дуся пока что делала салат и не отвлекалась, в особенности не вступала в разговор с Лилей. А Лиля очень хотела вступить в разговор с кем-нибудь, потому что она примеряла бумажный фартук к своему бумажному платью. Платье она склеила из обрезков обоев ещё на прошлой неделе. Наташа прежде тоже увлекалась бумажными платьями, но потом перестала. Начала увлекаться тестом, изучать пироги. А Лиля не перестала. Каждый день переклеивала своё платье, меняла фасон. И вот теперь создала ещё фартук. Правда, учительница по домоводству Анастасия Ильинична не одобряла её увлечения и ставила отметки не как за готовые платья или фартуки, а как за выкройки. Но Лиля не унывала — она верила в прогресс, который произойдёт в мировоззрении Анастасии Ильиничны. А то что, возишься с иголками и белыми нитками — намёткой. Иголки беспрерывно теряются, а намётка засыпает тебя всю с ног до головы. И мальчишки ходят в намётке, потому что она обязательно на них перецепится. Даже на директора она перецепится, и он тоже начинает ходить в намётке. А тут — никаких тебе ниток и иголок, а только клей. Так что в крайнем случае ходишь испачканная клеем. Одна ты, потому что никого другого испачкать уже не успеешь — клей засыхает.

Когда Наташа справилась с замком и открыла двери, то перед ней оказалась не учительница по домоводству, а незнакомые люди. Наташа молча застыла на пороге.

Дуся заподозрила что-то необычное — интуиция у неё. А там, где необычное, должна быть всегда Дуся Климова.

И должна быть впереди, потому что Дуся должна выйти в люди.

И Дуся побежала к дверям прямо с тарелкой в руках.

И оказалась в дверях с этой тарелкой впереди Наташи.

— Вы кто? — спросила Дуся незнакомцев.

— А это у тебя что? — спросили незнакомцы. Они были неробкими с виду. Сами, очевидно, привыкли больше спрашивать, чем отвечать. ^

— Салат. Из капусты и моркови.

— Положи больше моркови, чтобы он был красным.

— А вы кто? — не успокаивалась Дуся. Она тоже, в конце концов, неробкая.

— Цветное телевидение.

Дуся так и обмерла (но не оробела, не путайте!..): неужели всё-таки салат выведет её в люди…

* * *

На почте, на первом этаже, у большого окна, выставлен телевизор «СЕКАМ-3. Цветное телевидение.

Перед окном на улице толпится народ. Это бывает в те часы, когда начинаются цветные телепередачи. В первых рядах — пенсионеры. Потому что они не просто прохожие, а гуляющие. И у них есть время детально посмотреть передачу. Их интересует всё новое. Дома у них цветных телевизоров нет, а здесь есть.

В толпе вертятся мальчишки, размалёванные до безобразия. Что там винегрет или зубной порошок— грим, изобретённый Филёнкиным!.. Мальчишки были зелёными, красными и фиолетовыми сразу. Щёки, уши и даже шеи…

Вот гунны так гунны!

В особенности один маленький. По имени Ваня, по фамилии Люлькин.

Волосы на его голове торчали словно петушиный гребешок.

Но только настоящего гребешка они давно не видели.

И между мальчишками велись странные разговоры: какого цвета будет хлеб… Из чего будет салат— из капусты или моркови? И какого цвета будет вишнёвый сок?

А какого цвета может быть вишнёвый сок, как не вишнёвого!

Потом мальчишки начали спорить, какого цвета должен быть чай, чтобы он был похожим на чай. И между прочим, в руках у них были эти самые предметы: пачка с чаем и хлеб. Вишнёвого сока только не было и салата из капусты или моркови.

— Засверкаем как рояли! — заявил Витя Ма-кашин. Он был худеньким и в больших сандалиях.

— Я всем родственникам позвоню!

— И я!

— Сюда пускай идут, на почту.

— А у меня родственников нет сегодня дома! — Это крикнул Ваня Люлькин, у которого петушиный гребешок, но без настоящего гребешка.

— Совсем ни одного родственника? — удивились ребята.

Не повезло, значит, Люлькину.

С перекрёстка пришёл милиционер. Он хотел поинтересоваться, кто эти разрисованные люди, но ему срочно пришлось вернуться на пост: начали сигналить автомашины.

Оказывается, появился ещё один из ребят. Он вёл через улицу собаку красного цвета.

— Мыслимое ли дело! — всплеснули руками пенсионеры.

Дело, конечно, было немыслимым. Поэтому и машины сигналили — они требовали внимания милиционера не к себе, а к собаке красного цвета. Светофор, а не собака!

Милиционер подозвал собаку и её хозяина. Начал что-то сердито говорить. Потом растерянно развёл руками.

— Может быть, это дети-цветы? — сказал кто-то из прохожих. — Я недавно читал в «Литературной газете». В Европе есть такие разодетые и раскрашенные дети.

— Ас ними что же — собака-цветок?

— Всё может быть.

Ребята увидели собаку и её хозяина:

— Готово? Побежали!

И все ребята и красная собака исчезли. Словно никого и не было.

А среди пенсионеров состоялся взволнованный разговор:

— Очень страшная собака описана у Конан-Дойля.

— Это сыщика знаменитого?

— Говорят, до сих пор в Англии ему письма пишут.

* * *

В классе самообслуживания был накрыт стол: хлеб, салат, пирог, сыр. Пирог из теста, приготовленного Наташей. Отметка за тесто и пирог — четыре с плюсом.

Вполне съедобная. Но всё было очень странного цвета.

Стоял ещё и другой стол — он был маленький и на колёсах. Около него суетилась Тоня. Расставляла стаканы, графин с соком, вазочку с салфетками.

Тоня волнуется.

Показательный урок.

Выполнение урока. Зачёт, иными словами, данной темы.

А показательный потому, что завтрак показывают по телевидению. Цветному. Вернее, показывают не завтрак, а новый класс «Самообслуживание».

И так случилось, что телевидение приехало на зачёт под названием «завтрак».

Телекамера начала приближаться к основному столу, к теме зачёта. Помощники оператора тянут кабели. Следят, чтобы ребята не споткнулись о них и не упали. Ребята ведь никогда не смотрят под ноги.

Всё здесь нормально выглядит, кроме ребят, собаки и диктора телевидения. Диктор известна любому кавеэнщику: она ведущая знаменитых кавеэнов.

Но сейчас её тоже нельзя было узнать, потому что была в гриме. Так надо для цветного телевидения, а то иначе на экране не получится никакого цвета.

Их всех осмотрел режиссёр.

Остался доволен.

Собаку пришлось срочно отводить в другое место — раскрашивать. Режиссёр приехал и не захватил для неё особой краски. Он не знал, что будет в школе ещё и школьная собака. Поэтому её сводил в ближайший театр Кирилл, самый старший из ребят.

И теперь привёл в красном виде. Режиссёр остался доволен.

— А какие мы все будем на экране? — приставала к режиссёру Дуся. — Каким будет мой салат?

Это она намекала, что первой встретила режиссёра с салатом в руках, чтобы он не забыл и прославил в первую очередь её.

Гриша Устинов, который вообще больше молчит в школе, чем говорит, на этот раз много говорил, и всё по телефону из учительской. Велел знакомым бежать к цветным телевизорам и смотреть, как он будет завтракать. А завтракать Гриша будет в белых перчатках. Это он сам так придумал. Для солидности. Не всё время, а хотя бы только, когда явится к столу. А может быть, немного и позавтракает.

Если обстоятельства не помешают. Какие-нибудь. Телевизионные.

Лиля тоже позвонила всем знакомым и даже не очень знакомым — сейчас будут показывать по цветному телевидению её, Лилю, и она будет в новой бумажной модели «фартук».

Лиля понимала, что надо использовать все средства для утверждения своей продукции.

Она даже и Наташу заставила надеть бумажное платье.

Реклама!

А как известно, реклама помогает заинтересовывать и утверждать всё новое. Утверждать прогресс.

Режиссёр посмотрел на бумажные платья. Одобрил. Но только попросил, чтобы раскрасили поярче.

Для платьев краска теперь нашлась — её принёс в запас Кирилл из театра.

Помощники режиссёра мгновенно сделали платья такими же яркими, как и красная собака. Прогресс так прогресс!

Анастасия Ильинична не возражала — пускай девочки будут в бумажных платьях. В конце концов, они сами их сделали.

А Павел Тарасович (это учитель по труду) не возражал, когда Витя Макашин попросил у него разрешение что-нибудь пилить или сколачивать. Любимое занятие у человека, и человек бы хотел предстать в этом качестве даже во время завтрака. Павел Тарасович и Анастасия Ильинична тоже были раскрашены. На всякий случай, если пожелают «войти в кадр».

Казалось, всё уже готово.

Но режиссёр и помощники до последнего бегали и волновались. И сами то и дело спотыкались о кабели.

Диктор не волновалась. Она привыкла вести кавеэны и закалилась на них.

В класс заглянул и директор. Его тут же пригласили принять участие в передаче, и он тут же отказался: ему скоро идти в районо и он не может быть похожим ни на кого другого, кроме как на директора школы.

Кто именно не похож на самого себя, директор не сказал. Больше всех, пожалуй, не была похожа на себя собака. Она понимала это и очень стеснялась.

Наконец в общем беспорядке наступил какой-то порядок.

Все на местах.

Все ребята за столом.

Только Витя не за столом; он приготовился что-то пилить или что-то сколачивать, а вот что именно делать — пилить или сколачивать, — сказать нельзя было, потому что он одновременно держал % в руках и пилу и молоток.

Диктор взяла микрофон и тоже заняла место недалеко от стола с темой «завтрак».

— Даём пробу! — крикнул режиссёр и при этом опять споткнулся о кабель.

Ребята начали завтракать.

— Нет! — крикнул режиссёр. — Играйте, что вы завтракаете!

— Что, не по-настоящему завтракать? — спросил Кирилл.

— Нет. Это проба.

Значит, когда проба, то ничего не есть, не пробовать, догадались ребята. И начали просто так двигать ложками, вилками и ножами.

Гриша Устинов достал из кармана перчатки. Он наденет их, когда уже никто не сумеет запретить ему это. Когда будет не проба, а передача.

Дуся Климова заметила, что Гриша к чему-то готовится, и она тут же схватила и придвинула к себе тарелку с салатом. Салат — её надежда на успех. Была её надеждой картошка в мундире, а теперь вот салат.

Может быть, это последняя надежда и следует держаться за неё изо всех сил, и не только душевных, но и физических.

Лиля и Наташа расправили бумажные складки на бумажных платьях. Стоять и ходить в платьях удобно, а когда сидишь, тут сложнее: платья очень мнутся.

Конечно, для изготовления их нужны не обои, а специальный сорт бумаги. Тогда и сидеть будет в платьях легко. Во всяком случае, Лиля так думает.

Диктор что-то говорила в микрофон, но ребятам слышно не было.

Собаку тоже потребовали на пробу. Её подтолкнул к камере Павел Тарасович. Собака пугалась яркого света ламп и своего красного вида. А какой она будет на экране, она не увидит. А ребята увидят: они уже договорились с режиссёром, что по одному и по двое будут бегать на почту к телевизору и смотреть, как остальные завтракают, какие они в цветном изображении.

Ребят много, поэтому можно будет убегать и прибегать, меняться друг с другом. А собака одна— ей нельзя убегать, потому что не с кем меняться.

Она всё время должна быть в кадре.

— Внимание! — опять закричал режиссёр. — Выходим в эфир!

После таких его слов должна была наступить тишина. И тишина наступила, потому что вышли в эфир; это значит — вышли на экраны телевизоров.

Дуся увидела свободный стул поближе к камере и пересела на него. Захватила с собой, конечно, и салат.

Режиссёр и его помощники сделали страшные глаза — это чтобы ни Дуся и никто другой пока что не допускали никакого самовольства.

Например, Витя не стучал молотком или не пилил пилой, Кирилл не заглядывал под стол, Тоня Серова оставила бы в покое маленький столик на колёсах, который она старалась незаметно придерживать рукой.

Потом режиссёр щёлкнул тихонько пальцами; это значит — можно начинать завтракать и допускать самовольства.

Витя тут же начал стучать, что-то сколачивать. Он хотел выйти в эфир с молотком. Пилу он временно положил рядом.

Диктор взяла микрофон и теперь уже громко начала рассказывать телезрителям, что они смотрят передачу из школьного класса, в котором ребята изучают новый для них предмет — «самообслуживание».

В данное время происходит завтрак. Это было заданием для девочек.

Как девочки справились с заданием, оценят мальчики. Они приглашены на завтрак и сейчас его едят.

Режиссёр уже не тихонько щёлкал пальцами, а юг показывал — ешьте!

Да и куда тут щёлкать пальцами, когда Витя стучит молотком.

Из-за стола поднялся Гриша Устинов и вдруг сказал Дусе:

— Передайте мне тарелку с вашим салатом!

И очень элегантно протянул руку в перчатке. До этого Гриша держал руки под столом и режиссёр не видел, что Гриша в перчатках. А тут увидел и страшно удивился. И ребята удивились. Но не только потому, что Гриша был в перчатках, а и потому, что он так смело первым начал завтракать и даже произнёс вслух целых пять слов, — погоня за славой видоизменяет людей!

Дуся подняла тарелку с салатом к самому объективу телекамеры и только после этого передала Грише.

Гриша взял тарелку и предложил салат Наташе:

— Хотите?

Наташа растерялась.

— Благодарю вас, — едва слышно произнесла она и положила себе немного салата.

Тогда Кирилл взял хлеб.

Тогда Лиля взяла кусок пирога.

Тогда Ваня Люлькин взял пирог и ещё взял хлеб.

Тогда Тоня Серова покатила маленький столик на колёсах вдоль основного стола, чтобы ребята брали стаканы с соком, а кто хочет, наливал бы себе чай.

Тогда Кирилл взял стакан с соком.

Тогда Лиля налила чаю.

Тогда Ваня Люлькин…

Диктор между тем продолжала рассказывать <08 о ребятах. Вон тот мальчик с пилой и молотком сделал по просьбе девочек сервированный столик на колёсах. И теперь видите, как удобно подавать к столу чай или стаканы с соком. И мебель ребята Сделали сами. И обои наклеили. В этом новом классе они будут ещё устраивать всякие художественные вечера, приглашать гостей из других школ и родителей, чтобы родители убедились, что ребята теперь вполне самостоятельные в жизни: умеют варить, жарить, пилить и строгать. Платья конструировать и салаты делать, месить тесто и заваривать чай.

Режиссёр требовал, чтобы всё было естественным.

Поэтому ребята постепенно начали выходить из класса и входить в класс — всё естественно, как всегда. Тем более, им надо было бегать на почту к цветному телевизору, смотреть на собственный урок самообслуживания.

В конце концов, если не хватит ребят, в кадр могут войти Анастасия Ильинична и Павел Тарасович.

Они ведь тоже раскрашены для цветной передачи.

И вообще — если честно — они во всём главные, потому что придумали для ребят этот новый интересный класс.

РЫЦАРЬ

1

Так бывает, что очень важное узнаёшь случайно. Пришла с работы мама и сказала, что ей надо собираться в командировку в Крым, в пионерский лагерь Прибрежный. Работать с иностранной делегацией.

А уж что Коля дальше услышал — ну просто арабская сказка: мама берёт его с собой.

Первыш скоро закончит первый класс, и ему надо будет отдохнуть, чтобы учиться потом дальше. Вот мама и берёт его.

Когда Первыш сказал об этом Боре и Серёже, они ему очень позавидовали. Первышу даже стыдно стало перед друзьями, что похвалился лагерем и что он весёлый и счастливый.

Со стороны, наверное, просто неприлично.

Но тут Боря сказал:

— А как же ты поедешь? Ты ещё не пионер!

Это он сказал совсем не от зависти, а просто вслух подумал.

И Серёжа вслух подумал:

— Вдруг тебя не пустят?

Коля испугался — и правда, лагерь называется пионерским. А он не пионер и вообще самый маленький в классе.

Мама обо всём этом забыла, что ли…

Тогда Боря опять сказал:

— Но ведь ты вожатый. Коллективный вожатый!

И Серёжа сказал:

— Пускай Светка подтвердит, что ты вожатый над ней.

Первышу было приятно, что друзья заботятся о нём и вот помогают ему, когда он попал в трудное положение.

Но Светка… Разве она что-нибудь подтвердит?

Когда узнала, что мама берёт Колю с собой в Крым, начала визжать, орать и даже по полу кататься туда-сюда. Никакого чувства меры.

И всё это от зависти.

Мама и папа еле-еле успокоили Светку. Прыгали вокруг неё, как слуга и слуга слуги. И даже Коля прыгал, веселил Свету, чтобы мама не передумала и не взяла Светку вместо него.

Но мама не передумала. И как только Светка

поднялась с пола, объяснила ей, что она ещё несамостоятельная и брать её нельзя.

Но Светка всё равно долго не успокаивалась. Папа принёс электрический вентилятор, поставил его перед Светкой и включил. Вентилятор, во-первых, заглушал Светку, а во-вторых, сушил ей слёзы. Недаром папа инженер.

Когда Света наконец успокоилась, она всё равно дулась и не разговаривала с Колей.

Разве она что-нибудь подтвердит?

Ни за что!

И тут вдруг Первыш сказал друзьям:

— Я еду в командировку. Вот. Мама едет в командировку, и я еду.

2

Прилетели скворцы, выгнали из скворечен Воробьёв и заняли свои квартиры. Грачи свили гнёзда на большом старом тополе. Не было никакого снега и никакой зимы. И вместо прошлогодних листьев и прошлогодней травы выросли новые свежие листья и трава. Было совсем тепло.

Первыш закончил первый класс и перешёл во второй. Это было событие!

Тамара Григорьевна объявила ребятам, что они закончили первый в своей жизни учебный год.

И директор школы Серафима Павловна их поздравила. И нянечка тётя Клава.

Нянечка тётя Клава сказала, что теперь, на будущий год, они самостоятельно будут ходить в буфет. Но что вообще до взрослого человека им ещё хлебать и хлебать киселя.

Вот как сказала тётя Клава.

И школьное радио их поздравило, и Глеб Глебыч поздравил — сыграл на рояле марш.

И коллективные вожатые поздравили, каждую октябрятскую звёздочку отдельно. Ребята разъедутся кто куда. А Коля поедет в командировку. И даже не поедет, а полетит. На самолёте.

Коля очень ждал этого часа командировки и наконец дождался, хотя мама и называла это для него не командировкой, а отдыхом, чтобы он потом учился дальше отдохнувший.

3

Автобус едет через всю Москву.

Коля уезжает из родного города. Ему немножко и грустно и боязно: он оставил друзей, школу, *®8 двор, где ему всё известно и привычно. Как говорит тётя Клава, «каждая кошка и собака».

А кто их во дворе не знает — кошек и собак? Их все знают. И в школе знают, потому что кошки и собаки приходят смотреть, как ребята играют в шайбу. Теперь в шайбе все разбираются.

Эпоха.

На аэродроме говорило радио — объявляло о самолётах, которые прилетели в Москву, и о самолётах, которые вот-вот улетят из Москвы. Радио говорило гораздо громче, чем школьное.

Пассажиры сидели в больших залах в креслах, разговаривали, курили, читали газеты или журналы, слушали, что объявляет радио.

Мама и Коля тоже сели в кресла.

Стены залов из стекла, и поэтому хорошо видны самолёты на аэродроме, трава, облака.

Коля сидит в кресле на Внуковском аэродроме.

Скоро по радио пригласят в самолёт. Коля может взять и почитать газету или журнал (он умеет читать газеты и журналы). Пройти в буфет и выпить чашку кофе (он умеет пить чашку кофе). Просто помолчать (он знает, что такое учреждение).

Первыш почувствовал себя смелым. Перестал грустить.

Что там кошки и собаки! Давайте сюда самолёт — техническое средство!

И самолёт дали: объявили посадку. Коля с мамой пошли к дверям аэровокзала. Двери тоже были стеклянными.

Коля и мама сели в электрический автомобиль, и он повёз их к самолёту.

Электрический автомобиль был красным, трава — зелёной, самолёт — белым, совсем таким, какими бывают облака. Первыш на всё теперь смотрит внимательно, как учил художник.

Если не забывает, конечно, смотреть внимательно.

Он храбро поднялся по крутой высокой лестнице в кабину самолёта. Но когда вошёл в самолёт, понял: храбрости особенной даже и не надо, потому что он вроде бы оказался в длинном уютном коридоре аэровокзала, где стояли большие кресла.

Пассажиров встретила стюардесса. Показывала места.

Она и Коле показала его место.

Коля, конечно, сидел у окна — круглого, с белой шторкой. Так было задумано сразу, и такой билет был куплен.

Иначе и быть не могло.

Когда все пассажиры заняли свои места, стюардесса сказала, что они будут лететь до Крыма час сорок минут. Сказала, как зовут командира корабля и как её зовут. И что если у пассажиров будут какие-нибудь просьбы или вопросы, чтобы обращались к ней.

В круглое окно было видно, как к самолёту подъехал автомобиль-тягач. Коля знал, что этот автомобиль-тягач потянет самолёт на взлётную дорожку.

А потом самолёт включит реактивные моторы и взлетит.

Стюардесса прошла по проходу между креслами и велела пассажирам пристегнуться. У кресел есть пояса. Это чтобы плотно сидеть, когда самолёт будет взлетать к облакам и выше облаков.

И ещё она выдавала пассажирам, у которых были самопишущие ручки, непромокаемые чехольчики. В эти чехольчики надо было убрать ручки, а то в полёте из ручек иногда вытекают чернила и пачкают карманы пиджаков. Как понял Коля, получаются кляксы.

Пассажиры начали пристёгиваться, прятать в чехольчики самопишущие ручки.

Стюардесса подошла к Первышу.

Мама сказала, что она уже пристегнула Колю как могла: Коля маленький (мама сказала — «худенький») и пристегнуть его поясом очень крепко невозможно.

Стюардесса проверила и ответила:

— Ничего. Достаточно.

Коля спросил:

— Мёртвых петель не будет? (Это Первыш пошутил.)

— Нет, — улыбнулась стюардесса (она оценила его шутку). — Не будет, — и хотела отойти.

Но Коля закричал:

— А чехольчик!

— Тебе-то зачем?

— У меня ручка самопишущая.

— Извините, — ответила стюардесса и протянула Коле чехольчик.

Коля подумал, что его ручка и валялась, и дралась, так что вряд ли потечёт в самолёте. Но чехольчик он всё-таки надел и убрал ручку в карман.

Автомобиль-тягач начал разворачивать самолёт, чтобы его поставить на взлётную дорожку. Скорее включайте моторы. Человек хочет подняться к облакам! И даже выше облаков!

Он почти пристёгнут, и ручка у него спрятана в чехольчик.

Коля поднялся к облакам. И даже выше облаков. Пролетел над страной и снова опустился на землю в Крыму, где Чёрное море, где пионерский лагерь. Вместе с ним опустилась и самопишущая ручка.

4

Коля с мамой поселились в небольшом доме из стекла.

В лагере все дома стеклянные. Как аэровокзалы. И стены у них — сплошное стекло. И ещё раздвигаются.

Дом, в котором поселились Коля с мамой, был не пионерским корпусом, а гостевым: в нём жили гости. Почётно, конечно, жить в таком корпусе. Но с первых же дней Коляуходил туда, где были корпуса пионерские, где играли в весёлую игру «стрелок». Где была пристань и отплывали в мор$ катера.

Около библиотеки на доске объявлений он прочитал:

Директор фабрики "Умелые руки"

ЯРОСЛАВ КОРИНЕЦ

из 2-го отряда

В отношении директора фабрики всё понятно. Коля сам был директором завода.

Председатель пресс-центра

Донна Рут

из 4-го отряда

Начальник пионерского почтамта

Кристина Букова

из 10-го отряда

Коля пошёл и отыскал почтамт. Ему надо будет отправлять письма друзьям. Для этого он и взял из Москвы самопишущую ручку.

Почтамт был в светлом маленьком павильоне. Здесь было крупно написано на разных языках:

POST

POSTES

ПОЧТА

POSTA

Стоял огромный почтовый ящик. Стоял на земле и был ростом с Колю. Коля подошёл и незаметно померился: ящик оказался даже выше. Оскорбительно про такое рассказывать, но ничего не поделаешь.

Папа говорит, что надо быть объективным и ещё надо уметь правильно оценивать события.

Почтовый ящик таких размеров — это, конечно, событие. И Коля правильно всё оценил. Он не Светка. Это она по полу катается и орёт, потому что не хочет правильно оценивать события. Не хочет быть объективной. А Коля старается быть объективным. Если и не всегда, то как можно чаще.

Подошла девочка и спросила, кто он и откуда. Не желает отправить письмо? Купить почтовую марку или конверт?

— А ты Кристина? — Он ведь уже прочитал про неё объявление.

— Да, — ответила девочка. — Начальник почтамта. Я из Болгарии.

— А я из Москвы. Первыш. — Но тут же подумал, а почему должны знать, что он Первыш. У него здесь новая жизнь начинается. — Собственно, я Коля Мухин.

— А ты в каком отряде?

— Ни в каком. Я гость.

— Гость?

— Гость в командировке, — быстро добавил он. — Живу в гостевом корпусе. — И ещё раз сказал: — Мухин Николай Николаевич.

Уже многие знали, что по лагерю ходит мальчик, гость из гостевого корпуса. А Коле так хотелось сказать, что он не гость.

Вот бы жить в корпусе с ребятами вместе!

А то ходишь один, объявления читаешь. Скучно. Даже устаёшь немного. Может быть, потому, что лето, жарко.

Мама с утра уходит к иностранной делегации. В делегации — дети, откуда-то из Аравии. И среди них девочка с нянькой. Имя у девочки длинное — Мада Селина Амина и ещё чего-то.

Девочку он ещё не видел, потому что она заболела и её положили в лазарет. От мороженого заболела. Ей очень понравилось русское мороженое.

Она ела его по пути в лагерь без перерыва и вот теперь кашляет. Простудилась.

Об этом знали все в лагере. Ходили навещать. А он не ходил: он ведь так, неизвестно кто в лагере, — гость из гостевого корпуса.

Нянька очень напугалась, что девочка простудилась. Послала письмо родным и всё сообщила про мороженое. Это мама сказала Коле, что нянька сообщила всё про мороженое, потому что письмо нянька показала маме, просила надписать обратный адрес по-русски.

И ещё об этом письме узнала Кристина.

Нянька пришла на почтамт отправлять письмо и тоже пожаловалась Кристине на свою Маду, что она объелась мороженым и вот теперь будут волноваться родные.

А лагерный доктор Наталия Ивановна сказала няньке, чтобы она не поднимала панику: все дети

объедаются мороженым — и ничего, выздоравливают. Мада уже почти здорова — прыгает на кровати, поёт песни. И ещё Наталия Ивановна сказала, что скоро её выпишут из лазарета и она поступит в отряд.

Мама перевела это няньке.

И когда нянька услышала об отряде, она опять напугалась и побежала к Кристине на почтамт. Отправила ещё одно письмо — можно ли девочке жить в отряде или она должна жить в гостевом корпусе с нянькой. Выздоравливать и вообще…

Другие приехавшие дети давно уже путешествуют с отрядами по всему Крыму — кто в Севастополе у моряков, кто в совхозе «Горное солнце», где выращивают персики и виноград, кто у керченских рыбаков…

Мама тоже была с ними, ведь это её делегация. И девочка — её делегация. И нянька.

Нянька начала у мамы всё выспрашивать о лагере. Поднимала руки к небу и опускала низко-низко. Очень смешно было на неё смотреть.

Коля жалел, что нет здесь Бори. Он бы всё показал про эту няньку, которая неизвестно чего боится.

Каменный век!

Мама позвала старшую пионервожатую Людмилу Фёдоровну, чтобы она помогла ей бороться с нянькой. А потом набежали ещё и ребята. Много!

Это Коля их позвал. Вышел из гостевого корпуса и давай ребят останавливать, звать на помощь.

Зашумели все, заговорили!

Мама едва успевала переводить. Ребята кричат, и нянька не сдаётся, тоже кричит. Совсем распалилась, надувает щёки, закатывает глаза.

Коля вдруг подумал, а что, если сбегать в лазарет и повидать девочку. Может быть, она и мороженым объелась с отчаяния. Впала в отчаяние от подобной няньки.

Коля всё ей расскажет.

Ну, не всё, потому что по-арабски не очень ещё разговаривает, но вот нянькины слова запомнил, которыми она кричала на ребят, уничтожала их.

Пусть узнает, о чём говорит нянька! И если она тоже испугается — скатертью дорожка! А что?

Разве надо уговаривать людей, если они пугаются и не хотят оставаться?.. Мама говорила, что в лагере много зарубежных гостей бывало — и ничего, довольны остались.

Коля выскочил из корпуса. Добежал до лазарета.

Решил вызвать девочку к окну. Она прыгает на кровати и песни поёт. Значит, может и к окну по-116 дойти. А в лазарет ему всё равно не проникнуть.

Нашёл окно. Бросил камушек. Из окна тут же высунулась… но совсем не Мада, а какой-то мальчишка высунулся. Рука его была в гипсе.

Он спросил:

— Тебе чего?

— Мне… — растерялся Коля. — Мне эту… как её… — Имя всё целиком вспомнить, конечно, не мог. Попробуй вспомни, когда оно под знаком бесконечности. И Коля тогда вдруг сказал: — Ну, шахиню мне.

— Шахиню? — удивился мальчишка. — А что это такое?

— Девочка из этой… — И Коля теперь забыл, откуда она. Ведь он главное сейчас помнил: слова няньки. — Ну, из этой… шейх, шах, падишах, — сказал Коля.

Всегда у него так: скажет чего-то, а потом

добавит чего-то, и в результате — неразбериха. Путаница… Шахиня — ведь это девочка из сказки о белой верблюдице!.. Эту сказку мама часто рассказывает Светлане.

— Да ты сам кто такой? — окончательно остолбенел мальчишка.

— Я? Первыш.

Ну вот, теперь и «Первыш» выскочило.

— Из первого отряда, что ли? — попытался наконец понять мальчишка.

— Да, — ответил Коля, хотя и не собирался врать. Само как-то так получилось: очень хотел быть в каком-нибудь отряде, и потом, надо было как-то выпутываться из всей этой неразберихи.

—; А я из шестого. Трещина на руке. Упал. Соревнования скоро. А у меня рука вот.

— Какие соревнования?

— Ракетчиков. Я ракетчик, понимаешь?

Тут Коля забыл о Маде.

— Ракетчик?

— Да.

Мальчишке было скучно, и он рад был поговорить.

— Ты что, летать собираешься на ракетах?

— И летать. А пока строю. Хочешь, покажу?

— Покажи.

Мальчишка с гипсом исчез внутри палаты и вскоре появился с маленькой ракетой. Он держал её здоровой рукой. Ракета была жёлтого цвета, будто лакированная, и с красным носом. На ракете было написано «Хабаровск» и номер стоял 8.

— Нос у неё снимается, а здесь внутри парашют. Чтобы ракета могла на землю спуститься. После старта. У меня не один парашют, а два маленьких. Из целлофана для прочности.

— Пластик и стеклопластик, — небрежно сказал Коля.

— Верно. Откуда знаешь?

— Большая Химия. — И при этом Коля пожал плечами: чему тут удивляться? — Можно поглядеть ракету?

— В лазарет принёс тайно. Не разрешают.

— А почему — «Хабаровск»?

— Потому что я из Хабаровска.

И мальчишка бросил на траву ракету к ногам Коли.

— Берегись, чтобы не увидели!

Коля поднял ракету и начал разглядывать. И беречься начал, чтобы с ракетой не увидели.

Наталия Ивановна не увидела. Кто же ещё!

Ракета лёгкая, сделана из картона. Он сразу догадался, из чего сделана. Сам умел конструировать и строить всякое из картона и цветной бумаги.

На ракете были две петельки, а сзади была дырка.

— Для чего дырка?

— Двигатель вставляют.

— А петельки для чего?

— Ракету надевают на стержень. Направляющая называется. Чтобы ракета стартовала. Она по этой направляющей и взлетает. Понимаешь? А то как ей взлететь? Соревнования скоро, а я вот с рукой… — вздохнул мальчишка.

— А где будут соревнования?

— Вон на той горе, — показал мальчишка здоровой рукой. — Чья ракета дольше в воздухе продержится, тот и победитель. У меня раньше часто аварии случались: двигатель выбьет, стропы у парашюта запутаются или вдруг совсем парашют сгорит.

— А бывает, чтобы ракета взорвалась?

— Бывает. В воздухе. Хлоп! На куски! Кричишь: «Эксперта сюда!»

Об экспертах Коля ничего не знал, не слышал о таких.

— Кто это?

— Эксперт?.. Он помогает установить причину аварии, если сам не разбираешься.

Коля кивнул и подумал: в школе бы хорошо — чуть что не понял, сам не разобрался или отметкой недоволен, кричишь: «Эксперта сюда!»

Коля так подумал, утешился и спросил про двигатель ракеты:

— Он из чего?

— Из охотничьей гильзы.

— Покажи.

— У меня нет. Двигатели выдают, когда соревнования. Жюри выдаёт, чтобы у всех одинаковые.

Коля начал разглядывать гору, где будут соревнования.

Гора возвышалась над лагерем Прибрежным — зелёная, открытая. Вроде на ней даже какая-то мачта.

Может быть, это большая направляющая для большой ракеты?..

Коля хотел сказать мальчишке, что в классе с друзьями он иногда летал на ракете, когда их звёздочка получала хорошие отметки и поведение тоже было хорошим: никто ни с кем не валялся и не дрался. И ещё он хотел спросить, что мальчишка думает в отношении планетоходов.

Вдруг послышался чей-то строгий голос из окна.

Коля глянул в окно, где только что был ракет-

чик, но его уже не было. А глядела оттуда Наталия Ивановна.

— Мешать больным нельзя.

— Я не мешаю.

— Нет, ты мешаешь.

За спиной Наталии Ивановны что-то хотел сказать ракетчик, но Наталия Ивановна закрыла окно.

Коля попытался показать ракету и объяснить, что она принадлежит мальчишке с гипсом, но Наталия Ивановна махнула рукой, чтобы уходил…

Тогда Коля решил отойти от окна и про ракету молчать. А то ещё Наталия Ивановна отберёт. Лучше вернуть потом. Мальчишка из 6-го отряда, он ведь сказал.

Тихонько начал красться вдоль других окон. Где тут лежит Мада? В какой палате?

Вдруг услышал, кто-то негромко кашляет: «Кх! кх! кх!»

Простудился.

Коля опять подобрал камушек и бросил в окно. Только бы не высунулась Наталия Ивановна… На всякий случай спрятался за маленький кипарис. Присел и спрятался. Как мог.

Из окна высунулась девочка — проворная, тоненькая, с большими тёмными глазами. На голове— пушистый фонтанчик тоже тёмных волос. На ниточке — бусинка, спускается на самый лоб из этого тёмного фонтанчика.

Настоящая шахиня из сказки.

Первыш рассматривал девочку, и, может быть, тогда впервые в нём что-то произошло, если говорить объективно. Что-то изменилось, улучшилось.

Первыш поднялся из-за кипарисов. В лагере их очень много. Недавно посадили, и они ещё

долго будут расти, пока станут настоящими деревьями.

Мада сразу его увидела. Начала смотреть. А он начал вспоминать арабские слова, которые должен был сказать ей.

И тут понял, что этих самых арабских нянькиных слов не может вспомнить. Забыл. В голове не осталось ничего похожего. Ни справа налево, ни слева направо. Что же делать?

Доктор может вот-вот прогнать. Зайдёт к Маде в комнату, увидит в окно и опять прогонит.

Тогда он решил всё показать «шахине». Показать так, как всё показывает Боря Завитков.

Не сумеет разве!

Положил на землю ракету, глубоко вдохнул, набрал в себя воздух, чтобы потолстеть, как нянька, и начал поднимать руки к небу и низко опускать.

А потом, уже не толстый, начал бегать вокруг кипариса, вроде это Мада бегает, и нянька за ней гоняется, грозит, что увезёт её отсюда, из лагеря.

«Шахиня» в окне смеялась, подпрыгивала от удовольствия. И вместе с ней подпрыгивала бусинка на лбу.

Коля начал показывать, что такое лагерь, пионерский отряд. Маршировал, трубил в горн, барабанил на барабане, поднимал флаг, стоял под салютом. Показывал, как пионеры сами одеваются, причёсываются, умываются. Он ведь всё это уже видел.

Мада взобралась на подоконник, села и давай болтать ногами и опять смеяться и веселиться.

И так громко — даже повизгивать.

Коля прикинул на глаз — ростом не выше почтового ящика. Значит, не выше Коли.

Теперь он опять показывал ей няньку. Что вот, мол. страшилище!.. Она, мол, первый твой враг.

Он надувал щёки, закатывал глаза. Тоже подпрыгивал.

Мада закричала от восторга.

Погубит и себя, и Колю. А надо ещё достучаться до ракетчика и постараться вернуть ему «Хабаровск».

Коля немного передохнул: легко ли надуваться, показывать толстую няньку. Вроде в гору бежишь. И ещё потруднее.

Вдруг вспомнил, как Валентин Васильевич сказал, что с марсианами можно будет договориться при помощи числовой оси.

Решил нарисовать на земле числовую ось и показать на оси лагерь, Маду и её няньку.

Быстро начал чертить. Сейчас они с «шахиней» договорятся.

Но тут случилось такое, чего он и опасался: Мада досмеялась и докричалась до того, что к ней в палату вошла Наталия Ивановна. Мада исчезла с подоконника, окно захлопнулось, и наступила угрожающая тишина. Неприятное состояние. Надо немедленно убегать.

Прижимая к груди ракету, Первыш побежал вниз, к гостевому корпусу.

5

Коля получил письмо. Его вручила ему Кристина.

— Из Москвы, — сказала она. — Вообще письма забирают по отрядам и раздают. А твои письма буду вручать тебе я, потому что ты ни в каком отряде. Ты гость.

— Нет, — ответил Коля. — В отряде. Первом.

— В первом отряде?

— Да. — Он уже сам поверил, что в первом отряде.

Сказал и быстро ушёл. Кристина начнёт что-нибудь спрашивать про первый отряд, а дальше обманывать не хотелось. Опять неразбериха. Да и письмо из Москвы ему лично — это очень интересно.

Он спустился к морю, туда, где строился для лагеря Прибрежного новый большой причал. Где работали водолазы, сверлили под водой и взрывали камни, чтобы к лагерю могли подходить корабли.

Здесь ещё была огромная плоская скала, вроде это всплыл кит. И торчит из воды его широкая спина.

Очень даже было похоже.

Все в лагере беспокоились: только бы водолазы не взорвали кита. Оставили его.

Коля сел на выступ будущего причала, поближе к морю. Кит тихонько дремал. Дышал носом. На его спину набегали волны.

В школе перед самыми каникулами ребята заспорили, кто такой кит: рыба или животное?

Коля тогда первый закричал: «Кит — животное и дышит носом!» Это вам не муха! Тамара Григорьевна сказала: «Правильно, кит — морское животное». И потом весь класс дышал носом, как дышит кит, чтобы запомнить, что это — животное и дышит носом. «А вот акула, про которую смотрели кино, — это рыба, и дышит она жабрами», — сказала Тамара Григорьевна.

Жабрами дышать люди не могут, поэтому в классе никто не смог дышать, как акула. Это у Юрика, того и гляди, от рыбьего жира вырастут жабры.

Коля распечатал конверт, достал письмо. Развернул. Письмо было от Серёжи и Бори. Они сразу оба вместе написали.

Никогда раньше Коля не представлял себе, что так приятно получать письма от друзей. Узнавать новости.

Оказывается, Серёжа и Боря видели, как старшеклассники сдавали экзамен по русскому языку (не машине ещё кибернетической, а директору Серафиме Павловне).

Боря и Серёжа подглядывали в щёлку в дверях. Вместе с ними подглядывали Петя и Галя. И даже тётя Клава подглядывала.

Старшеклассники тащили билеты и потом отвечали на вопросы. И директор Серафима Павловна (а не машина) выставляла отметки.

Тема Новиков катается в школьном дворе на велосипеде, потому что дома у него двора нет, а на улице ему кататься нельзя — в правилах уличного движения запрещается до четырнадцати лет. Тёма в милицию письмо писал, спрашивал.

Тамара Григорьевна велела Тёме приносить велосипед в школьный двор. Он приносит и катается. Иногда кто-нибудь из коллективных вожатых помогает ему приносить велосипед.

Команды Самохина и Ревякина играют в футбол. И опять «Чёрные бомбовозы» с «Космонавтами». Кошки и собаки приходят смотреть — они в футболе тоже разбираются.

Ревякин ставит Серёжу вратарём за воротами. И Серёжа стоит сзади настоящего вратаря, учится всё делать, как вратарь в настоящих воротах.

А на детском стадионе в Лужниках скоро откроется летняя спартакиада школьников. Будут вручать награды. Какие — пока неизвестно.

Написали Боря и Серёжа и про то, что в школу приводят детсадовцев, записывают в первый класс. Приводят к Серафиме Павловне. Они сидят у неё на диване и важничают. А потом детсадовцы ходили по школе. Боря и Серёжа детсадовцам всё показывали, как на экскурсии.

В одном пустом классе Боря посадил их за настоящие большие парты и попробовал немного поучить, как Тамара Григорьевна. И даже немного повоспитывал и ещё поучил, пока одного детсадовца не ударила по голове парта. Ну, не парта, а крышка от парты. Он сам уронил крышку на свою голову.

Вот какая неприятность получилась.

Потом были вопросы о лагере, конечно. А в конце стояли подписи: «Завитков, Данилин».

Всё было как в настоящем письме — и «здравствуй», и всякие новости, и подписи. И число, месяц и год.

Не напрасно Тамара Григорьевна научила писать письма.

Сидишь разбираешь Борины и Серёжины буквы, и всё тебе ясно, что происходит в Москве, в школе, во дворе. А когда буквы не разбираешь, всё равно сидишь, и всё равно тебе всё ясно, потому что представляешь себе, что может происходить в Москве, в школе, во дворе. Очень удобная вещь — письма.

Тёма Новиков даже в милицию написал и спросил про себя и велосипед.

А здесь велосипеды по морю ездят. Водяные. Педали крутишь и едешь по морю. На колёсах не шины, а лопасти.

Коля самостоятельно ещё не ездил — не пускают, а с мамой ездил. Вдвоём на одном велосипеде.

Мама смеялась и веселилась. И была очень красивой и совсем молодой. Как Тамара Григорьевна тогда в лесу, в Измайлове.

Длинные светлые волосы рассыпались у мамы по плечам. Ветер разбрасывал их, закрывал лицо. И сквозь волосы были видны мамины смеющиеся губы и краешек глаза. А потом ветер распутывал волосы, и мамины губы становились от ветра особенно молодыми и яркими. И глаза тоже. И смех тоже.

Коля спрятал письмо в карман. Первое в своей жизни письмо, которое получил от своих личных друзей. Подумал, что, может быть, вернуться на почту и отправить своим личным друзьям ответ? Самопишущая ручка в кармане — готова к действию.

Написать можно об этом самом водяном велосипеде или про охоту на «лис».

У ребят есть маленькие приёмники с антеннами и наушниками. Ребята с этими приёмниками отыскивают шпионов — «лис», которые где-нибудь спрятались и ведут радиопередачу.

Шпионы, конечно, не настоящие. Это тоже ребята с передатчиками.

Игра такая.

Вот она и называется — охота на «лис», значит, на всяких шпионов, если бы такие объявились поблизости.

А может быть, написать, как разговаривал с Мадой?

Но с ней он ещё и не разговаривал, а неизвестно что: вроде с марсианским человеком объяснялся и не объяснился.

Лучше — про отряды, как они здесь живут в стеклянных домах. Ветер приносит в дома море, запах его. А ты лежи себе на кровати и дыши носом, словно кит.

Называется комфортом…

А по крыше домов можно ходить и даже в настольный теннис играть, потому что крыши плоские. А сколько здесь ребят фотокорреспондентов!

Тьма!

И все они работают в пресс-центре. Теперь-то Коля знает, что такое пресс-центр: там стенгазету делают и про международное положение разговаривают.

Туда даже мама ходит, рассказывает о Египте, где наши инженеры и рабочие помогают строить электростанцию.

Коля про всё это подумал, но сделать, написать об этом не сможет: Боря и Серёжа писали вдвоём, а он один должен.

Если только пойти к Ярославу Коринцу на фабрику «Умелые руки» и заказать письмо? Нет. Не на фабрику надо, а в пресс-центр.

Вот куда!

Но это будет нечестно. Хватит и того, что обманывает и говорит всем, что числится в первом отряде, а сам нигде не числится. Только в гостевом корпусе.

И друзей обманывать нельзя. Напишет письмо такой длины, какой сумеет.

Поднакопит сил и напишет.

А силы накапливаются. Мама говорит, что это от солнца и моря. Может быть, удастся вырасти немного. Ну, хотя бы повыше почтового ящика.

Надо будет и про это написать.

Светка тайно от него растёт в Москве. Как бы и правда не переросла!

8

Коля принял решение: начал ходить с первым отрядом. Подкараулит его и шагает сзади.

Вроде случайно.

А со стороны похоже, что и действительно в первом отряде.

Пусть все видят и думают так. И Кристина пусть думает, и Ярослав, и Донна Рут, и тот мальчишка-ракетчик. Он ведь будет искать Колю в первом отряде…

Коля бегал к лазарету, но мальчишки не было. И в конце концов Наталия Ивановна сказала, что его увезли в город Гурзуф, в настоящую больницу. Ракета «Хабаровск» с двумя парашютами осталась у Коли.

Мады тоже видно не было: нянька поселилась у неё в палате и стерегла, боялась, чтобы не убежала из лазарета в отряд.

Так говорили в лагере.

Однажды Коля пошёл с отрядом на утреннее построение, где поднимают флаг и начинают лагерный день.

А что?

Мама с утра ушла в лазарет, а он пошёл на построение. Весь лагерь идёт на построение, и он по- «о шёл. Со всех стеклянных корпусов выбегают ребята с барабанами и горнами. Только и слышны команды:

— Равняйсь!

— Смирно!

— Шагом марш!

Это отряды отправляются на костровую площадь.

Когда первый отряд шёл на построение, а сзади шёл Коля, вожатый отряда повернулся к нему и вдруг сказал:

— Ты что отстаёшь?

Коля не поверил своим ушам. С испугом подумал: шутит вожатый или не шутит?

— Ну да, ты! — продолжал обращаться вожатый. — Всё время отстаёшь! И потом, не являешься каждое утро. Вчера тебя не было и позавчера.

Неужели и правда числится в первом отряде? По-настоящему!

А как же иначе? Разве стал бы вожатый так разговаривать! На шутку это не похоже. И на путаницу не похоже, потому что Коля молчал, ничего сейчас не говорил и не добавлял тоже.

Командовал первым отрядом Саша-Аркаша. Коля вначале не знал, почему его звали Сашей да ещё Аркашей. А потом узнал.

Аркаша — это был псевдоним для стенгазеты. Это когда Саша выступал в стенгазете как писатель Аркаша. Но все в лагере быстро догадались про Сашу и его псевдоним Аркашу. Хотя псевдоним для того и бывает, чтобы никто про настоящее имя не догадался. Ну, а если и догадается, то не сразу.

А тут все сразу догадались.

И теперь вожатый Саша был ещё и псевдонимом Аркашей.

— Подтянись! — скомандовал Саша-Аркаша. — И в строю не разговаривать.

Коля подтянулся. Начал шагать, как шагал весь отряд. Хотя от счастья ног под собой не чувствовал. Говорят такое про ноги, а это правда бывает: идёшь и не чувствуешь их от счастья. А только громкие удары сердца чувствуешь вместо ног.

Когда на линейке Саша-Аркаша докладывал про первый отряд, он доложил, что имеется один октябрёнок, Мухин Николай Николаевич.

Старшая пионервожатая приняла рапорт и ничуть не удивилась, что в первом отряде имеется Мухин Николай Николаевич.

Первыш боялся, думал: вдруг не разрешит? А Людмила Фёдоровна даже ни о чём не спросила Сашу-Аркашу и не удивилась.

На построении была Кристина со своим десятым отрядом, Донна Рут со своим четвёртым отрядом, и Ярослав Коринец со своим вторым отрядом, и все они сделали вид, что и не сомневались никогда, что он в первом отряде.

Коля решил: сразу после линейки побежит в гостевой корпус, заберёт подушку, одеяло и переселится в корпус первого отряда.

Мама занята, ей не до него. Она и не заметит, куда перебрался. Только вечером заметит.

А вечер, — он ещё далеко!

Так и сделал — побежал к себе в корпус, схватил подушку, одеяло и ракету. Начал чувствовать под собой ноги.

Встретилась Людмила Фёдоровна. Спросила, куда он.

— В отряд иду.

— А зачем подушка и одеяло?

— Чтобы спать.

— В отряде всё есть. Подушку и одеяло отнеси обратно. Ракету можешь взять.

Коля понёс обратно подушку и одеяло. И тут встретился с мамой.

Вот уж не хотелось встречаться и всё объяснять! Лучше бы потом, когда переехал.

Мама тоже спросила — откуда и куда?

— Меня приняли в отряд.

— Кто тебя принял?

— Все. Я в первом отряде. На утренней линейке приняли и флаг подняли.

— Милый ты мой! — радостно сказала мама. — Я счастлива за тебя. Я горжусь тобой. — И мама обняла Колю вместе с одеялом и подушкой.

И Коля опять сделался таким счастливым, что перестал чувствовать ноги. Но вдруг заметил, что мама, несмотря на всю радость, чем-то расстроена. Очевидно, из-за няньки.

Международное обострение или конфликт?

Это папа так в шутку говорил, что у мамы обязательно будут международные обострения и конфликты с иностранной делегацией. А нянька — его иностранная делегация. Самая главная часть, как выяснилось.

Мама взяла у Коли подушку и одеяло.

Коля хотел спросить что-нибудь о «шахине», но постеснялся. Коля ведь промолчал, что бегал в лазарет и что вообще её видел. Поэтому заговорил совсем о другом. Сказал, что получил письмо из Москвы от Бори и Серёжи.

— И я получила письмо от папы. — И вдруг мама еще сказала: — Ты хоть не балуйся. Чтобы я за тебя не волновалась.

— Конечно, — ответил Коля.

Так вот почему мама грустная. В письме, наверное, про Светлану, про её поведение: где-нибудь что-нибудь склеила языком или разбила, отгрызла, порезала ножницами.

Коля помог маме положить на место подушку и одеяло.

— А это у тебя что? — спросила мама, показывая на ракету «Хабаровск».

— Ракета. Чужая. Отдать надо.

— В лазарете взял?

Коля кивнул. И сразу догадался, что про лазарет рассказала Наталия Ивановна.

Мада не знает, что Коля — это Коля. И мальчишка с гипсом не знал. Он, правда, знал, что Коля — Первыш, Знал его псевдоним.

А ведь «Первыш» действительно псевдоним… Так получается. Хотя Первышу никогда не приходилось выступать в стенгазете как писателю. Или ещё как-нибудь по-другому. Он самый маленький в классе — вот и получился такой псевдоним.

Удивительная история с этими псевдонимами… Ревякин ходил с псевдонимом «Бабушка», Тёма Новиков— с псевдонимом «Тарелка», а Петя Амосов даже с псевдонимом «Дурак» ходил. У него такой получился. Недолго, но ходил. Это когда он заполнил дневник и поставил числа — 32 января, 33 января, 34-е, 35-е.

— Мама, а какие слова нянька тогда всё кричала? — спросил Коля.

— Она столько слов кричит… Иди в свой отряд. Это главное сейчас для тебя.

7

У Коли появились штаны-тирольки, несколько великоватые, но ничего. Появился синий свитер, и появилась синяя пилотка.

Коля остался доволен собой, когда поглядел на себя в зеркало.

Большое зеркало было во Дворце пионеров, и он специально туда ходил. Вот бы кто-нибудь из корреспондентов снял его, чтобы получилась фотография, и он бы послал её друзьям пока что вместо письма.

С фотографиями ему не везёт. В школе корреспонденты обманули, фотографию не сделали и в стенгазете не поместили. А обещали, всяких хороших слов наговорили.

Мама, когда увидела его в форме, даже глаза прикрыла от удовольствия, вроде от яркого света.

— Очень ты нарядный. Поглядел бы на тебя папа!

Что — папа!..

Коля сам на себя не может наглядеться!

Коля помнит, как он, Серёжа и Боря впервые надели школьную форму и пришли показаться Серёжиной бабушке. Серёжина бабушка взяла папиросу, спички, закурила, глянула на всех троих и сказала:

— Какие вы, однако, в партикулярном платье взрослые.

Слово «партикулярный» понравилось всем троим.

Внушительное, важное. Вроде «кибернетики».

Интересно, что бы теперь сказала Серёжина бабушка, если бы глянула на Первыша, какое придумала слово…

* * *

В отряде Коля занимает место впереди колонны.

Саша-Аркаша назначил. Рядом с флаговым Вадимом. Вадим несёт флажок, на котором написано: «Первый отряд», а Коля шагает рядом. И ничуть не хуже у него получается. Главное — правильно размахивать в длину ногами. И он размахивает. И руками правильно размахивать, но только в ширину. И он размахивает.

Значит, надо: в длину — в ширину, в длину — в ширину. Если понятно, считай, что уже научился шагать. Удобная вещь, как и письмо.

Коля иногда сам с собой шагает. Один. Просто так. Нравится ему.

Пробовал и на барабане барабанить, и в горн трубить. А как же? Чтобы шагать и не барабанить или не трубить!

Но тут дела похуже.

С горном ничего не получилось, хотя и надувался, как «шахинина» нянька. И с барабаном пока тоже ничего не получилось, хотя и переворачивал барабан на обе стороны.

В школе учительница по пению Антонина Макаровна требовала петь и не торопиться, чтобы не оставалась лишняя музыка. Как поспешишь, обязательно останется лишняя музыка. Так вот — с горном у него вообще никакой музыки: не лишней и никакой. А с барабаном если и есть музыка, то одна только лишняя. Совсем лишняя — на музыку не похожая, даже барабанную. Торопится он или не торопится.

Сложная ситуация! Пока что.

Весь первый отряд знает — Коля бережёт ракету «Хабаровск». Её рассматривали, пробовали кидать с крыши корпуса. И ракета медленно опускалась на двух парашютах.

Хорошая ракета. Ребятам она понравилась.

А купаться как в&ело со всеми вместе!

Когда он с мамой впервые пришёл к морю, только побегал вдоль прибоя. Скучно и холодно, если долго одному в воде бегать.

А с ребятами — вот это да! Вот это море!

И совсем не холодно, и даже не замечаешь, что лето ещё не наступило как надо. И по грудь он в море заходил. И нырял и плавал.

Саша-Аркаша научил его плавать и нырять.

А потом с деревянной горки как начали все съезжать в воду. Девочки, мальчики, Саша-Аркаша и даже толстый мальчик Леванёнок.

Есть такой в первом отряде.

Наталия Ивановна запретила ему спать во время тихого часа. И ещё запретила «ходить лечебно» (это значит просто ходить и не лазить в горы), а наоборот, велела по горам лазить, велела «ходить нелечебно».

Коля завидует Леванёнку: человек не спит — лазит по горам. Да и многие завидуют. Кому охота среди белого дня валиться в постель и спать?!

В школе на уроке спать будет приятно: спишь и учишься по новому методу. Автоматически,

А в лагере зачем спать?

Вокруг солнце и море — и никакой школы!

Когда Леванёнок съезжает с деревянной горки, то брызг в море поднимается больше всего. И потом, никто лучше не умеет показывать няньку, чем Леванёнок.

Тут бы, пожалуй, и Боря позавидовал.

Леванёнку не надо надуваться, чтобы показывать няньку. Вот в чём дело. Он сам толстый. Он просто начинает переваливаться с ноги на ногу и как побежит мелким шагом по лагерю… И как закричит что-нибудь несуразное…

Саша-Аркаша запретил ему это делать, потому что очень похоже получается. Могут возникнуть международные обострения или конфликт.

Коле нравится Леванёнок. Он весёлый и смешной. И ещё нравится Нина и её подруга Вероника. Они всегда вместе.

Нина и Вероника перешили ему тирольки, чтобы не болтались. Кружочки из ниток сделали, добавочные полосочки.

Очень красиво получилось. И удобно.

Нину и Веронику уговаривал Ярослав Коринец, чтобы поступили к нему на работу на фабрику.

Нина и Вероника отказались. Нет свободного времени. Вероника — член интернационального клуба, а Нина — заместитель начальника Турграда.

В Турграде и в интернациональном клубе узнали, что Ярослав сманивает их кадры. Устроили скандал, чтобы сам выращивал кадры, а не сманивал чужие.

Кадры — это специалисты значит.

В отряде ещё Гриша — кадр и Митя — кадр. Потому что Гриша — барабанщик, а Митя — горнист.

К Первышу приходила мама. Это в те дни, когда она не выезжала в Керчь, в Севастополь или в «Горное солнце», где проведывала, как живёт остальная делегация. Мама была очень занята.

Но и Коля тоже был очень занят, хотя и не состоял членом интернационального клуба и никуда не выезжал. А главное — в Турград ещё не попал.

Турград — это специальный городок, где ребята будут сдавать нормы на «Юного туриста». Он скоро откроется. Нина рассказывала.

Но свободного времени у Коли всё равно не было: встаёшь, делаешь зарядку, умываешься, строишься, идёшь на линейку (в длину — в ширину), завтракаешь. Потом катание на лодках или катерах, а то и просто сбегаешь поглядишь, как работают водолазы — строят причал. Или немного поучишься барабанить. А там обед и тихий час.

После тихого часа — подготовка к фестивалю: песни, игры (в «стрелка», например. Две команды выбивают мячом игроков). Даже выделено специальное время, когда каждый должен написать письмо родным. А то и не успеешь.

Вертишься день-деньской как белка в колесе.

В это самое время, «письма к родным», Коля и написал наконец письмо Боре и Серёже. Достал из кармана самопишущую ручку и написал.

Много всего.

Нина и Вероника проверили, поправили ошибки. После них Саша-Аркаша проверил. И тоже поправил. Уже маленькие, почти незаметные. Только Саша-Аркаша их заметил, потому что писатель.

Он даже некоторые слова поменял местами. Стрелочки нарисовал — какое слово куда передвинулось. Но это не ошибки, сказал Саша-Аркаша, это стиль.

В письме Коля рассказывал (уже стилем), что у него здесь много друзей. А недавно ещё познакомился с начальником музыкального отряда Захаром. Захар проходил мимо, когда Первыш барабанил. Остановился послушать. Сказал: чтобы хорошо барабанить, надо про себя напевать то, что барабанишь, а не просто стучать палочками. Колошматить. Написал Коля и о ракете, и о водяном велосипеде (это для Тёмы Новикова). И что с деревянной горки нырял в море, в глубину.

И ещё написал, что проглотил живого комара. Это когда напевал песню и барабанил. Он, конечно, написал «барабанил», а не «колошматил».

Но самое важное сообщение приберёг к концу письма: он член пионерского отряда…

А! Каково!

Не гость в командировке, а член отряда. На нём — синий свитер и тирольские штаны. Форма, одним словом.

И штаны не только тирольские, но и бархатные. И он ходит в них в пресс-центр. И на крышу корпуса.

Про всё написал как мог. Боря и Серёжа вдвоём писали, а он один. Разве что ошибки проверили и стиль нарисовали стрелочками.

Коля отнёс письмо на почтамт и опустил в ящик.

8

Никогда бы Коля не поверил, что случится такое: Мада в одном с ним отряде и стоит рядом в строю! Тоже рядом с Вадимом!

Но всё это случилось.

Мада перестала кашлять, и её выпустили из лазарета. И ещё от родных пришло распоряжение, чтобы нянька не мешала поступить в отряд.

Мада улыбается Коле. И он ей улыбается. Что довольно-таки глупо с его стороны. Вроде он мадам Тюлюлю какая-то. Очень глупо.

Недостаточно ему Светки и Алёнки, что ли! «Великой мороки»!

Про «великую мороку» сказал водопроводчик в Москве. Он сказал это о моторе, который плохо качает воду на верхние этажи. Но его слова подходят не только к мотору, но и к Светке и Алёнке.

Первыш уверен, что водопроводчик про них так бы и подумал.

А что бы теперь водопроводчик подумал, если бы увидел, в каком Первыш оказался положении? Даже не оказался, а сам себя оказал…

И взбрело ему в голову бежать в лазарет! Вмешиваться в международные дела!

Мада решила, что он её первый друг. Конечно.

Бегал, прыгал, надувался. Веселил, одним словом. И теперь, кажется, именно это и будет делать. Уже глупо улыбается и как-то странно переставляет ноги.

А Мада ещё умеет смеяться — громко, смешно смеяться и так вертеть головой, что бусинка запутывается у неё в волосах. Нина и Вероника бусинку выпутывают из волос, чтобы снова была на лбу. Ма-де до этой бусинки и дела нет. Не замечает она её.

Но в отряде всегда замечают, что бусинка не в порядке, потому что всем эта бусинка нравится. И Первышу нравится. Висит себе на ниточке…

Мада была сейчас не шахиней из сказки, а девочкой из настоящей жизни, какой она и была на самом деле.

И он готов был оказывать ей услуги.

Почувствовал себя рыцарем!

Никогда не чувствовал, а тут почувствовал.

О рыцарях говорил опять-таки водопроводчик в Москве. Вообще он говорил о печной саже. Но как-то очень похоже у него получалось и о людях, которые ничего не боятся, живут не только для себя, но и для других и всегда готовы помочь слабому. Женщине помочь, вот.

И как-то у него тут всё время присутствовала сажа, которую боятся все те, которые нерыцари, которые трусливы и обижают женщин.

Может быть, Коля начал разбираться не только в ракетах и космосе, но и ещё в чём-то. Может быть, тоже очень важном?

Вот что наделала бусинка!

И между прочим, когда бусинка в очередной раз запуталась у Мады в волосах, Коля помог её выпутать. За что Мада сказала ему по-русски «спасибо».

Она умела говорить многие русские слова. Научилась в лазарете или ещё раньше где-нибудь. И поэтому, когда он прыгал перед ней у окна, пытался договориться, как с марсианским человеком, он её просто веселил. И она смеялась, потому что любила громко и смешно смеяться.

Но Коля не был за это в обиде — Коля был рыцарем.

И не чувствовал от счастья ног, а вместо ног чувствовал, что он рыцарь.

К его бархатным штанам шпагу бы! Совсем недавно видел в кино в лагере… И после сеанса, когда возвращался в корпус, кажется, чувствовал её на боку. Походка даже сделалась другой при шпаге— очень гордой, И взгляд сделался другим при шпаге — очень мужественным.

И никакая он не мадам Тюлюлю! И улыбается вовсе не глупо!

Он всегда готов помочь слабому. Женщине помочь, вот.

И для других готов жить.

Он вызовет на поединок всякого, кто в его присутствии оскорбит женщину. Маду, например. И если даже погибнет, то упадёт посреди зелёной травы (в лагере много зелёной травы) и будет лежать, пока не оценят его подвиг по достоинству, как в кино. А «шахиня» уронит слезу, тоже как в кино.

А потом надо будет только успеть поужинать, чтобы не опоздать на очередной сеанс. В лагере

каждый день новый фильм показывают.

* * *

Маде выдали белую юбку, белую кофточку, синий свитер и синюю пилотку. Ну и обрадовалась она!

Совсем как Первыш обрадовался!

К зеркалу бегала во Дворец пионеров. И не один рае, а много раз.

Нина и Вероника хотели показать ей, как правильно надевать пилотку, которая долго не надевалась на пушистый фонтанчик, сваливалась у Мады с головы.

Но всё-таки Нина и Вероника справились с фонтанчиком.

Показали ещё, как из-под свитера выпускать белый воротничок кофточки. А если жарко — подворачивать у кофточки рукава.

Нянька пыталась приходить в отряд к подъёму и суетилась вокруг «шахини» с гребешками, полотенцами, щётками. Убирала постель.

Но Саша-Аркаша сказал няньке (мама переводила), чтобы Маду не отвлекали и не мешали приобретать знания и опыт.

Собственный опыт.

Мада научится всё делать, и ей в этом помогут: таков закон отряда. Отряд твой дом, и ты в нём хозяин. Будь самостоятельным, привыкай к этому.

Нянька после разговора с Сашей-Аркашей еле живая ушла в гостевой корпус. Мада спряталась от няньки среди девочек и отсиделась. Потом, когда нянька еле живая ушла, сказала:

— Джеид джидан.

Это значит «очень хорошо».

Все ребята выучили и тоже начали говорить:

— Джеид джидан.

Мада говорит:

— Мархаба (здравствуй).

И ребята говорят:

— Мархаба.

Мада говорит:

— Очень хорошо.

И ребята говорят:

— Очень хорошо.

И вообще первый отряд перешёл на арабский язык.

Интересно.

Вероника завела тетрадку, записывала разные слова. Спрашивала у мамы и записывала русскими буквами. Сказала, что ей необходимо знать несколько языков. Уметь здороваться и ещё что-нибудь.

Бегала к Донне Рут в пресс-центр, учила у неё французский. Донна Рут — француженка. Бегала в третий отряд и записывала английские слова у пионеров-англичан.

В Англии пионеры называются «лесной народ», и носят эмблему — два зелёных дерева. Вероника всем в отряде объяснила. Не напрасно ведь она член интернационального клуба.

А во Франции пионеры называются вайянами. Вайян — это значит «отважный». V них синий галстук с красной каймой (красная кайма — символ Парижской коммуны). Донна Рут — она вайян.

Леванёнок сказал, что сама Вероника называется полиглотом.

Коля поинтересовался, что такое полиглот.

— Человек, который знает много иностранных языков, — объяснил Леванёнок. — Глотает их.

Коля тоже хочет глотать языки. Давно уже глотает арабский. Писал «арабской» ручкой.

И как Маду зовут по-настоящему, всю до конца, он почти уже выучил: Мада Селина Амина Тауфи-ка ад-Дин.

И ещё он знает, что «Аль-Ахрам» — это значит «пирамиды».

Но сейчас глотать языки не хочется. Сейчас хочется купаться в море, играть в «стрелка», кино смотреть, на барабане барабанить.

Леванёнок с грустью сказал:

— Ты счастливый. Тебе можно ходить лечебно и спать когда вздумается.

Коля Леванёнка пожалел, сказал ему:

— Ложись. Покараулю, чтобы Наталия Ивановна не увидела.

Леванёнок обрадовался:

— Правда?

— Ну да. Слово.

Леванёнок лёг прямо около корпуса и уснул. Приучает себя к новому методу — учиться во сне.

Коля вначале просто так сидел около Леванёнка, караулил.

Скучно. Тогда сходил в корпус, взял барабан. Положил на землю и начал барабанить.

Леванёнок долго и крепко спал. Коле надоело барабанить, и он решил: «Отнесу в корпус барабан и принесу горн, поучусь горнить — буду полиглотом».

Но когда вернулся с горном, Леванёнок уже не лежал, а стоял. И перед ним стояла Наталия Ивановна и что-то говорила, строго помахивая пальцем.

Леванёнок обиделся на Колю: человек доверился в спящем состоянии, а он не сумел докараулить его до конца. Рыцарем себя ещё называет. Слово давал. Перед девчонкой только рыцарем быть, где один фасон требуется.

Тут уж Коля покраснел от обиды. Хоть сейчас выхватывай шпагу! И как раз они стояли посреди зелёной травы. не

Но в этот момент показалась нянька Мады. Пришлось разойтись без шпаг и без поединка. Иначе— просто без драки. Неудобно ведь драться перед иностранной делегацией!..

Вот нянька Мады. Она всё время караулит Маду. Сидит под каждым кустом, под каждым бугорком или кочкой. Безотлучно.

Даже в столовую пробралась.

А в столовой ребята сами всё делают — разливают суп потарелкам, раскладывают котлеты, чай заваривают. И пироги сами пекут в электрических духовках. И крем делают. И посуду моют.

Нянька, когда увидела, что ребята в столовой всё сами делают, как запричитала…

Саша-Аркаша велел флаговому Вадиму сбегать и привести Колину маму.

И опять Саша-Аркаша и мама перечислили няньке заповеди, и главную из них — отряд твой дом, а ты в нём хозяин.

А Нина сказала, что всё это простые истины. И если нянька не может их запомнить, надо написать на арабском языке и повесить у неё в гостевом корпусе — пускай учит и запоминает. А Митя сказал, что няньку следует протянуть в стенгазете. А Гриша сказал, что ей нужно устроить политбой. С воспитательной точки зрения.

Коля не понимает — чего Мада с этой нянькой нянчится!

Взяла бы и отправила её обратно, домой, попросила, чтобы какой-нибудь шейх, шах, падишах её казнил.

Была нянька — и нет няньки.

И точка.

Нина и Вероника помогают Маде справляться с MB её волосами и гребешком. Следят, чтобы утром как следует умылась и растёрлась полотенцем. Показали, как гладить кофточку электрическим утюгом. Как накрывать постель. И подушки правильно класть, и полотенце, и одежду на ночь правильно складывать.

Саша-Аркаша даже специальную беседу провёл в отряде насчёт всего такого. И тут неожиданно выяснилось, что Коля, ну, в общем… кровать у него мятая, подушка не на месте, в тумбочке беспорядок.

Кто-то сказал в отряде, что, может быть, няньку определить к нему?

Опять оскорбили. Чуть ли не всем отрядом!

Но заступился Гриша, и Митя заступился, и даже Леванёнок перестал дуться и тоже заступился. Никаких больше обид. Леванёнок очень добрый. Он тоже называет себя рыцарем. Только печальным. Есть такие, оказывается, печальные рыцари.

Гриша, Митя и Леванёнок сказали, что Коля учтёт критику. Критика для того и существует, чтобы помогать людям, а не смеяться. Когда смеются — это уже фельетон.

Коля испугался и быстро сказал, что он критика, а не фельетон. Забарабанился на барабане и перестал смотреть за собой, за кроватью, подушкой и тумбочкой.

Но всё равно очень неприятно было.

Мада что-то поняла из этого разговора. Она уже выучила целые русские фразы, которые первый отряд кричит хором, когда приветствует другой отряд:

— Болгария! Болгария! Красивая страна!

— Наш лучший друг — фабрика «Умелых рук»!

Или первый отряд иногда говорит первому отряду, то есть самому себе:

— Храбрецы!

— Удальцы!

— Чемпионы!

Не очень скромно. Зато для души радостно! Идёшь и веришь во всё это.

Недавно Коля сумел объяснить Маде, что если она не хочет няньку казнить, то можно няньке приказывать: «Смирно, нянька!»

А если нянька всё равно будет допекать, то можно крикнуть и такое:

— Как дам по башке, так… — Но Коля не смог придумать, что же будет дальше. В отношении Светки тогда всё было понятно. А в отношении няньки придумать не смог.

Но достаточно и этого, решил Коля. Без объяснения, что будет дальше.

А если договориться с Сашей-АркашеЙ, чтобы он скомандовал: «Раз! Два!»?

Отряд крикнет: «Три! Четыре!» — и потом хором что-нибудь про няньку. Леванёнок придумает или Вадим.

А может быть, нельзя так смеяться? Может быть, надо критикой, а не фельетоном? Ведь он решил стать рыцарем… А рыцарь, он вроде перед всеми женщинами рыцарь. И перед нянькой и даже перед Светкой и Алёнкой. Куда больше, если перед Светкой и Алёнкой. Но Первыш постарается, когда приедет. Правда, на нём не будет бархатных штанов…

9

Открылся Турград. Объявила на общем построении дружины Людмила Фёдоровна.

Но первый отряд об этом знал. Ещё с вечера. Нина сказала: она ведь заместитель начальника. Она всё знает про Турград — когда, что.

Сразу после завтрака отряды друг за другом должны пройти через Турград. Научиться всему тому, что необходимо знать в походе, когда отправятся в горы.

Коля бывал уже в походах — в Измайлове. Но Измайлово. — не горы. Измайлово — это сел на метро и приехал. Стыдно здесь рассказывать.

Умеет руками ноги доставать и делать вдох и выдох.

Слабое утешение.

Беспокоился ещё и Леванёнок: он толстый. Может быть, беспокоился в отношении рыцарства тоже?

Коля его понимает. Сам за себя беспокоится.

Ведь там, говорят, надо палатку ставить, узлы какие-то вязать, по канатной дороге через речку переправляться.

И ещё Нина сказала, что надо будет выучить всё про солевой режим человека в походе. Потому что из человека уходит соль.

Теряет он её в походе.

И начинается солевой голод: это значит, пить хочется. Л пить нельзя. Надо съесть или хлеб с солью или просто щепотку соли. Уничтожить солевой голод.

И ещё Нина сказала, надо выучить топографические знаки. Нина даже показала эти знаки, нарисовала на земле палочкой.

Два маленьких треугольника (∆∆) — скалы. Короткие чёрточки, похожие на кавычки (",""), — луга.

Кружочек с точкой посредине и хвостом, похожий на головастика, — родник. Тонкая палочка с усиками — указатель дорог.

Митя и Гриша будут штурмовать Турград с горном и барабаном, потому что отряд выходит в полной форме. А Вадим — с отрядным флажком.

Во время завтрака Коля постарался съесть щепотку соли, чтобы не случился солевой голод. Хотя бы этого избежать.

Взял щепотку и высыпал на язык.

Попробовал глотнуть. Не получилось: соль прилипла к языку и не глоталась. Опять попробовал — не глотается. На глазах даже слёзы выступили.

Горько до невозможности!

Члены дежурного отряда по кухне смотрят на Колю. Подавился, может быть?

Подбегают с чайником и наливают в стакан чаю.

— Пей! — кричат. — Пей, если подавился!

Коля начал пить. А чай сладкий. Совсем во рту всё перепуталось.

Саша-Аркаша подошёл, тоже смотрит на Колю. Тогда Коля добрался с духом и проглотил сладкий чай с солью.

Саша-Аркаша спрашивает:

— Ты что?

А Коля и разговаривать не может.

Саша-Аркаша опять спрашивает:

— Ты что? Заболел?

Коля испугался и сказал хрипло, как мог:

— Чай пью.

Саша-Аркаша вроде бы поверил, отошёл от стола. А Мада улыбается. Сидит рядом. Она, конечно, поняла, что Коля сладкий чай с солью пьёт. Но промолчала. Молодец.

Коля решил и ей дать щепотку соли. Показал, чтобы открыла рот. Насыпал соли на язык. Мада попробовала проглотить. С ней случилось всё то же самое, что случилось и с ним. Проглотить не смогла, и на глазах выступили слёзы.

Коля теперь знал, что делать: протянул стакан с чаем.

Но тут опять подошёл к столу Саша-Аркаша. Никак он не мог понять, что сегодня происходит с Колей и Мадой.

А Коля говорит Саше-Аркаше:

— Это она чай пьёт.

И Мада кивнула — да, чай пьёт она. Слово «чай» выучила, понимает. И вообще теперь отряд говорит по-арабски, а Мада по-русски.

Когда Саша-Аркаша отошёл, Мада улыбнулась совсем дружески. Она не знала, для чего надо глотать соль. Но во имя дружбы глотнула.

После завтрака отряды строились, чтобы идти, в Турград. Первый отряд идёт первым, так сказала Людмила Фёдоровна.

Все ребята были одеты в походные костюмы — куртки, длинные брюки и кеды.

Гриша вынес барабан, Митя — горн. Нины не было. Она ушла в Турград к своему начальнику — инструктору по туризму Дмитрию Михайловичу.

Коля знаком с Дмитрием Михайловичем.

Как приехал, так и познакомился. Когда ещё гостем был, жил в гостевом корпусе. Дмитрий Михайлович встретил его на территории лагеря раз, другой. Коля ходил туда-обратно.

Дмитрий Михайлович спросил:

— Не скучно одному?

Коля сказал, что скучно.

— Ходи с людьми, — посоветовал Дмитрий Михайлович. — Веселее будет.

Коля тогда и начал ходить с людьми, с первым отрядом. И всё очень хорошо получилось.

Ребята приблизились к плакату, который давно уже видели в лагере:

ТУРГРАД

В зарослях видна была тропинка.

Саша-Аркаша скомандовал, чтобы ребята стали гуськом, и отряд направился по тропинке.

Тропинка круто спускалась вниз. Где-то шумела речка. Из-под ног сыпалась щебёнка. Надо было соблюдать осторожность, чтобы не поскользнуться.

Впереди шёл Саша-Аркаша. Потом — Вадим. За Вадимом — Коля. С Колей — Митя и Гриша. Потом Вероника с Мадой.

Коля понимал, что он и Мада не очень самостоятельно спускаются по тропинке. За ними наблюдают.

Где-то в конце шёл и Леванёнок. Коля очень жалел, что не смог посоветовать Леванёнку съесть щепотку соли. Разве посоветуешь, когда во время завтрака Саша-Аркаша беспрерывно подходил к столу? Мешал развитию самостоятельности.

Он следит за Колей, чтобы сдержал своё слово и не делал нарушений ни в спальне, ни в столовой, нигде.

А тут ещё недавно Мада взяла да и сказала няньке: «Как дам по башке!..» Просто так сказала, чтобы получше запомнить эти слова. Нянька ничего не поняла, а мама всё поняла. Даже поняла, откуда Мада выучила их.

Очень серьёзно разговаривала с Колей в присутствии Саши-Аркаши.

И Коля тогда подумал, что было бы с мамой и Сашей-Аркашей, если бы они узнали, что он хотел посоветовать няньку казнить!

И ещё он провинился во время тихого часа: убежал на берег моря, потому что показалось, что водолазы взорвали кита.

Убежал из корпуса прямо сквозь стену. Стены ведь раздвигаются!..

Водолазы кита не взорвали. Коля довольный вернулся обратно и тут встретился с Людмилой Фёдоровной. Людмила Фёдоровна взяла за руку — ну совсем как маленького — и отвела на место.

Уже не сквозь стену.

Заставила снова лечь в постель. А после тихого часа велела самому доложить о нарушении Саше-Аркаше.

Коля доложил. И нельзя сказать, чтобы доклад на подобную тему доставил Саше-Аркаше радость. А Вероника строго сказала:

— Ты ещё сырой материал.

Когда тропинка кончилась, перед отрядом оказалась речка, а через речку — канатная дорога.

У канатной дороги стоял дежурный с красной повязкой.

Он объяснял, как надо переправляться. Одну ногу просовываешь в петлю из каната и едешь в петле на другой берег. Едешь, потому что сам при этом перебираешь руками, везёшь себя.

Ребята сказали:

— Понятно!

— Давайте поедем!

Саша-Аркаша и дежурный начали помогать ре-бятам надевать петли. Их было две, так что сразу могли ехать два человека.

Первым отправился по канатной дороге Вадим с отрядным флажком. Он доехал быстро. Потом Митя и Гриша. Тоже доехали быстро. Вместе с ними доехали барабан и горн.

И тут возник вопрос: что делать с Колей и Мадой?

Позвали Дмитрия Михайловича. Это Нина позвала: заместитель всегда должен вовремя позвать начальника.

Дмитрий Михайлович по бревну перешёл на эту сторону. Бревно лежало для тех, кто не сможет перебраться через речку по канатной дороге: кто физически не подготовлен.

Чтобы не отправили по бревну, Коля сразу сказал Дмитрию Михайловичу:

— Я с людьми.

Дмитрий Михайлович улыбнулся. Он, конечно, вспомнил свои слова.

Тогда Коля ещё заявил, что съел соль и она тоже — показал он в сторону Мады. Теперь он всё может. И она может — и Коля снова показал в сторону Мады.

Дмитрий Михайлович ответил:

— Хорошо. Демонстрирую, как должен переправляться турист с грузом. Например, с рюкзаком.

Дмитрий Михайлович просунул ногу в петлю, а Коле велел просунуть обе ноги. Коля просунул. Дмитрий Михайлович велел ухватиться за него. Покрепче. Коля ухватился покрепче за Дмитрия Михайловича. И они вместе переправились на другой берег. Прямо над речкой. Это ничего, что Коля переправился как рюкзак. Зато не по бревну, а по канату.

И Мада переправилась как рюкзак. Кричала, радовалась:

— Соль! Соль!

По канатной дороге быстро поехали и остальные ребята. И Леванёнок поехал. Бревно никому не понадобилось.

Когда весь первый отряд стоял на противоположном берегу, Вадим незаметно махнул флажком — дал команду, и отряд хором крикнул:

— У-даль-цы!

Самому себе крикнул.

И вдруг откуда-то сверху тоже хором ответили:

— Хвас-ту-ны!

Это отряд, который шёл на переправу. Спускался по тропинке.

Ребята хотели обидеться, что-нибудь ответить. Но Саша-Аркаша сказал:

— Правильно крикнули. Хвастуны и есть.

Дмитрий Михайлович отмолчался, ничего не сказал. Он ведь тоже переправился с первым отрядом. Правда, он не кричал, что удалец.

А Нина сказала:

— Идите к узлам.

И ребята пошли к узлам.

Узлы, уже завязанные в узлы, висели на ветках дерева. Были прицеплены таблички с названиями, где какой узел, — рифовый, штык, марка, кноп. Висели ещё и коротенькие верёвочки.

Надо было смотреть на узлы и учиться завязывать такие же на этих коротких верёвочках. При узлах были дежурные, которые всё показывали.

Мастера-вязальщики. Сюда бы Тёму Новикова!..

Дали верёвочку и Коле.

— Смотри, — сказал дежурный. — Так, так, так и так. — Он завязал какой-то узел. — Чтобы в походе всем идти не падать. Теперь ты. — И верёвочку он развязал.

Не падать — это замечательно. Коля взял верёвочку — так, так, так и… не так.

Никакого узда не получилось.

И это опять Коле напомнило только историю со шнурками, когда 1-й «А» учился быстро завязывать шнурки на ботинках. Глеб Глебыч давал такое задание на дом, потому что не получалось. И класс не мог быстро переодеть ботинки на тапочки или тапочки на ботинки. Кроме Тёмы Новикова.

Дали бы сейчас такое задание на дом. И всё in можно было бы завязать. А то не как у людей — всё с одного раза.

Дежурный сказал:

— Крышка. Ты бы в походе упал. Эй! Санитары! Тут один упал!

Коля даже опомниться не успел, как подбежали санитары, положили его на носилки и понесли куда-то.

Быстро понесли, прямо бегом.

Коля начал брыкаться на носилках. А санитары бегут и говорят:

— Не брыкайся. Это игра.

Хорошенькое дело! Что же он, какой-нибудь Юрик, которого повалили в магазине на прилавок (чтобы не испугался и не убежал) и начали мерить галоши?

Хотя бы Саша-Аркаша заступился или вообще кто-нибудь из людей!

Безобразие!

Носилки поставили на землю. Над Колей склонились две девочки. Совсем незнакомые.

Одна из них сказала:

— Больной, спокойно.

Другая сказала:

— Ты перепутала — он не больной, а пострадавший в походе.

Что такое! Где поход?!

Человек и шагу не ступил, а его уже в пострадавшие!

— Вот смотрите, — сказала опять первая девочка. — Мы сейчас будем показывать, что надо делать, если у кого-нибудь случится перелом ноги. В походном медпункте имеется специальная шина из проволоки, которую надо приложить к повреждённой ноге и плотно прибинтовать.

Тут Коля увидел Митю, Вадима, Гришу. И Веронику. И Маду тоже увидел.

Она стояла й смотрела с сочувствием. Покачивала фонтанчиком на голове. Она ведь знала, что такое болеть и что такое больница, лазарет. С тобой не считаются ни как с рыцарем, ни как с человеком.

И даже Вероника смотрела на него с сочувствием. Тоже покачивала головой.

А Колину ногу продолжали забинтовывать вместе с длинной проволокой.

— Если под руками не будет проволоки, надо использовать палку.

Другая девочка бинтовала и приговаривала:

— Запоминайте, товарищи туристы, запоминайте, как мы его обрабатываем…

Первыш лежит — и правда, сырой материал.

Девочкам показалось мало, что сломана нога. Они начали обрабатывать голову и рассказывать, что делать в походе, если ушиблась голова. Потом они начали обрабатывать руку — накладывать шину, бинтовать.

Отряд стоит слушает. Даже кто-то что-то записывает в записную книжечку.

Чем больше и гуще бинтовали, тем больше сочувствия Первыш видел в глазах Мады. И вдруг девочки из медпункта заговорили о соли, о солевом голоде.

Первыш как начал брыкаться «поломанными» ногами и руками, вертеть «ушибленной» головой…

Не хочет он больше соли! Вот и всё!

Крышка!

А девочки говорят: потерял организм четыре процента, и уже организм пить хочет. Иногда и шестьдесят процентов организм теряет. Уходит соль из организма.

Тут Саша-Аркаша заступился за Первыша, сказал девочкам:

— Пожалуй, достаточно. Снимите с него повязки.

Девочки начали снимать бинты и проволоки, а сами всё про соль говорят.

Отряд стоит слушает. Кто-то проценты в книжечку записывает, ещё и переспрашивает.

Митя и Гриша помогли Коле подняться. Даже не просто помогли, а сразу поставили на ноги.

Мада обрадовалась. Засмеялась громко и начала подпрыгивать. И Коля тоже подпрыгнул, чтобы она увидела, что он совсем целый и здоровый. И что вовсе ничего не сломал и голову не ушиб, когда завязывал узлы — так, так, так и… не так.

Потом отряд повели показывать, как правильно устанавливать палатку, где какой кол забивать, в каком углу «севера» или «юга».

А потом показали костры, какие они бывают из хвороста и поленьев или даже из целого дерева. И топографические знаки. Они были выложены маленькими камушками на земле.

Но вдруг выяснилось, что знаки ночью кто-то поломал: сдвинул камушки. Нина побежала к Дмитрию Михайловичу: заместитель всегда должен вовремя позвать начальника.

Пришёл Дмитрий Михайлович и сказал, что знаки, наверное, разрушили лягушки. Скакали тут, веселились и камушки сдвинули.

Знаки восстановили. Теперь их можно было разглядывать и запоминать. А кто боится, что не запомнит, может зарисовать у себя в книжечках.

В Турграде, там, где на ветках дерева висели узлы, было весело, шумно: это следующий отряд переправился через речку и занимается теперь узлами. И в медпункте, конечно, уже кого-то бинту-ют, обрабатывают.

Дмитрий Михайлович сказал Саше-Аркаше, что сейчас будет совершено посвящение отряда в туристы.

Хитро улыбнулся.

Первый отряд стоял себе вокруг топографических знаков и ни о чём не подозревал. Из кустов выскочили дежурные с котелками, в которых обыкновенно варят в походе кашу, и давай поливать всех из котелков водой.

Это было очень неожиданно и весело.

Первый отряд начал веселиться и скакать лягушками. Нина только кричала:

— Осторожно! Топографические знаки!

Вдруг все видят: чужой отряд несёт носилки прямо сюда. А на носилках кто-то забинтованный.

Несут и смеются. Весело им тоже.

Ну и веселились бы там, в медпункте. А зачем сюда идти со своим забинтованным? Но чем ближе отряд подходил, тем отчётливее забинтованный становился похожим на Леванёнка.

Так и есть — Леванёнок!

Оказывается, Леванёнок уснул. Завязал первый узел, сел отдохнуть и уснул. Чужой отряд его обнаружил и в наказание наложил шины и забинтовал. А теперь принесли — нате, получайте вашего.

Хором крикнули:

— У-даль-цы!

Первый отряд просто онемел от изумления.

А Леванёнок вздохнул и, забинтованный, сказал:

— Они меня солью накормили от теплового удара. — Потом опять вздохнул и совсем тихо добавил: — И ещё сфотографировали.

10

— Я тебя огорчу, — сказала мама.

Огорчаться не хотелось, но что поделаешь.

— Нам надо уехать.

— В Керчь?

— Нет.

— Тогда в Севастополь?

— Нам надо уехать совсем.

Коля приготовился к огорчению, но не к такому, чтобы совсем уезжать из лагеря.

— Заболела Светлана. Папа прислал телеграмму.

То про Светлану письмо, а теперь и вовсе телеграмма.

Коля хотел, конечно, сказать что-нибудь утешительное, но сказал совсем другое. Это другое само как-то сказалось.

— Не хочу уезжать. Не поеду!

Мама не удивилась. Она словно знала, что Коля так ответит:

— Не могу тебя оставить. Не имею права.

— А Мада как же? И вся другая делегация?

— Я вернусь. Погляжу, что со Светланой, и вернусь.

— Я тебя здесь подожду.

— Нельзя.

— Почему?

— Ты здесь случайно.

— Я уже юный турист. Меня водой обливали, — говорит Коля, а сам чувствует, что мешают Говорить слёзы. Но он всё равно говорит, что и кровать сам убирает, и подушку. И что мышеловку выиграл на соревнованиях в «стрелка». А разве легко было выиграть… Пускай даже она и мышеловка!

Мама обняла Колю. Но он не успокаивался. Разве можно успокоиться, когда такое происходит, когда над тобой такое нависло!

И всё из-за Светки. Будешь тут рыцарем, как же!.. Светка всё самое лучшее в человеке может погубить. И это лучшее так и останется в кино, а в тебе ничего не останется. Никаких высоких помыслов. Ни одной мечты. Только желание — лупить… А всё-таки жалко её. Заболела…

Коля ещё пытался маме сказать, что у него и ракета чужая на сохранении, и что песню он выучил новую для фестиваля, и…

— Вырос ты. Самостоятельный совсем.

— Конечно, вырос. И не поеду! — И тут он опять вспомнил слова Дмитрия Михайловича: «Иди к людям».

И он не пошёл к людям, а побежал. К себе в отряд. И кажется, плакал — не мог больше сдерживаться.

Таким и попал в руки к Саше-Аркаше и к ребятам. Ко всем людям! Начал говорить и про маму, и про Свету, и про подушку и мышеловку. И про то, что он здесь случайно. В лагере случайный человек…

Эксперта сюда!

Саша-Аркаша взял Первыша за руку, отвёл к умывальнику, умыл. Потом сказал:

— Докладывай, что случилось. Вразумительно.

Первыш, умытый, начал докладывать. Как мог!

Вразумительно.

Когда доложил, Саша-Аркаша приказал Вадиму:

— Срочно построить отряд!

— Есть срочно построить отряд!

Отряд построился.

— Принести барабан.

Гриша вышел из строя, побежал в спальню и принёс барабан.

— Дай ему барабан, — приказал Саша-Аркаша.

Гриша надел Первышу через плечо барабан, дал в руки палочки.

— Барабань, чтобы все слышали, что это ты барабанишь и что это идёт твой отряд! — сказал Саша-Аркаша.

Первыш от радости засмеялся. Он будет идти по лагерю с барабаном и барабанить.

Сам!

По-настоящему!

Разве может быть барабанщик случайным человеком в лагере!

Конечно, не может.

И ещё Саша-Аркаша сказал, чтобы он встал впереди отряда. Он сейчас барабанщик. И пусть все видят, кто это барабанит и кто идёт впереди.

— Отряд, шагом марш!

И Коля ударил по барабану. Громко. Может быть, и не совсем ещё барабанил как надо, но всё равно его было слышно во всём лагере и видно, потому что они ходили шагом маршем по всему лагерю и ещё дальше.

11

Коля и Мада сидят на берегу моря, смотрят, как работают водолазы. Уже почти закончен новый причал. Но водолазы что-то ещё сверлят под водой.

Кит сохранился, его не тронули. Поставили только на нём сигнальный фонарик: а то ночью не увидишь, где он — кит.

На берегу, на пляже, разложены из деревянных планочек тропинки, чтобы по ним спускаться между камнями, входить в море. Удобно очень. Деревянные тропинки цветные, красивые.

На концах тропинок, где они совсем подходили к морю, и сидели Коля с «шахиней». На концах других тропинок сидели другие ребята. Все они наблюдали, как работают водолазы.

Интересно.

Море пенилось множеством бугорков. Это потому, что под водой сверлили. Тянулись в глубину Шланги и тросы. Покачивались на волнах лодки со всякими насосами. Там, где водолазы, обязательно должны быть насосы.

В горах лежали сегодня большие белые тучи. Может быть, поэтому и вода прохладная. Наталия Ивановна запретила купаться.

Коля с Мадой наблюдали и за тучами, как они шевелились сами внутри себя.

Тоже интересно.

Все говорили, что Коля и Мада очень похожи. Издали, конечно, похожи.

Коля не обижался, потому что Мада была его другом. И ему нравилось сидеть рядом с ней на деревянных тропинках, и смотреть на всё вокруг, и показывать что-нибудь в море или в горах, где шевелились сами внутри себя тучи.

Мада смеётся, и тогда бусинка запутывается у неё в волосах. И они вместе находят её и вытаскивают. И Мада опять смеётся, потому что вытаскивать бусинку очень смешно.

Думает Коля и про числовую ось, что она не может помочь человеку, — когда он хочет объяснить что-то другому человеку — немарсианину. И оба человека из одного и того же отряда, и одному из вих не хочется расставаться с другим, но, как это объяснить, он не знает. Не помогают в этом алгебра и геометрия. Может быть, он тоже печальный рыцарь…

Он теперь один живёт в лагере. Как все живут. А то раньше был при маме. Так, случайным человеком. А теперь самостоятельно живёт. И думает обо всём самостоятельно. О себе и обо всём.

Отряд твой дом, и ты в нём хозяин!

Теперь и Мада борется за свою самостоятельность. Чтобы. без няньки. Но бороться ей трудно, потому что, когда уехала мама, нянька сделалась очень приставучей. Пытается даже шагать сзади отряда, чтобы не быть случайным человеком. Хотя она типичный случайны^ человек,

Вот и сейчас её голова торчит над забором.

Следит нянька.

Близко не подходит. Мада сердито ей что-то говорит. Возможно, она по-арабски говорит то, что Коля ей советовал. И никаких этих самых… антимоний. Кто они такие, антимонии, Коле не известно. Серёжиной бабушке известно. Она часто говорит про антимонии.

„Коля тронул Маду за руку и показал в сторону забора. Это всё равно что сказать: «Вон твоя нянька».

Мада вздохнула и покачала головой. Это всё равно что сказать: «Ну и надоела она мне».

Тогда Коля состроил весёлую рожу. Это всё равно что сказать: «Давай учиним над нянькой что-нибудь весёлое».

Мада улыбнулась и закивала:

— Давай.

Они помолчали, начали думать, что бы учинить такое весёлое.

А учинить надо, потому что нянька опять написала письмо родным.

Даже Людмила Фёдоровна ругала няньку, когда пришёл ответ на имя старшей вожатой. Это случилось ещё до маминого отъезда в Москву, и мама перевела ответ Людмиле Фёдоровне.

Оказывается, нянька сообщала, что Мада бегает в тапочках с гвоздями (это значит в беговых туфлях), надела штаны с карманами (это значит тирольки), слушается только высокого и худого человека (это значит Сашу-Аркашу).

И ещё нянька написала, что Маду кормят хлебом и солью, а иногда и просто солью.

Голова няньки по-прежнему торчала над забором.

Мада взяла Колю за руку и показала на Дворец пионеров. Крыша дворца была видна среди скал. Это всё равно что сказать: «Давай сегодня просто убежим от неё во Дворец пионеров».

Коля знал: Мада хочет во Дворце поглядеть на подарки от зарубежных гостей. Целый зал подарков. Игрушек разных.

Их, наверное, здесь больше, чем в городе на площади, куда привозила ребят белая верблюдица.

Коля и Мада встали с деревянных тропинок и побежали.

Нянькина голова замелькала над забором. А они вдоль берега, а потом прыг в канаву и затаились. Нянька потеряла их из виду. Выбежала на дорогу и оглядывается.

А они давно уже пробираются ко Дворцу пионеров. Поднялись по мраморной лестнице и вошли в зал.

Вот дракон. Сделан из бумаги и жемчужинок. Он из Японии. Мада застывает перед ним. Коля подходит к подвесному лодочному мотору. Он из Германии. Недалеко от мотора стоит «Миссис Комод». Это на самом деле комод с ящичками, полочками, дверцами.

В прозрачной коробке глиняный петух. Не отличишь от настоящего.

Забавный надувной глобус, эмблемы, значки, открытки и даже белый высокий чепец.

Из Италии приехала деревянная трубочка. Свирель. Бери играй. Захар играл. Репетировал к празднику песни. Будет выступать с этой свирелью. Быстро закрывал пальцами дырочки, и деревянная трубка тихонько насвистывала.

Мада стоит и разглядывает коньки для фигурного катания. Коля разглядывает модель токарного станка с программным устройством.

Но пора в лагерь, Саша-Аркаша скоро даст команду строиться на обед.

Коля и Мада выбегают из дворца и чуть не наскакивают на Веронику. Хорошо, что у неё завязаны глаза: она тренировалась в охоте на «лис».

В руках у неё был маленький радиоприёмник с коротенькой антеннкой. На голове — наушники.

Сейчас «лисой» была огромная радиомашина. Она и подавала сигналы. Надо было выйти на машину. У Вероники были завязаны глаза, чтобы не видела машину и точно на неё вышла.

Для Коли с Мадой было как нельзя кстати, что у Вероники завязаны глаза: значит, не увидит и не будет воспитывать, что нельзя опаздывать на обед. Сама Вероника может сегодня опоздать — она ловит «лис».

Убежали от Вероники и натолкнулись на Кристину. Кристина — это не страшно.

— Тебе письмо, — сказала Кристина Первышу. — Даже два письма. Саша-Аркаша взял.

— Спасибо!

Никогда не получал по два письма сразу. Хватит читать на весь тихий час.

Ляжет в кровать и будет незаметно читать, потому что во время тихого часа читать нельзя. Только спать можно. А он будет читать.

После обеда так оно и было. Коля начал читать свои письма незаметно от Саши-Аркаши.

Несчастный Леванёнок, как всегда, пошёл гулять, потому что Наталия Ивановна до сих пор не разрешала ему спать.

Первое письмо было от мамы и от папы. Легко им вдвоём одно письмо писать. Второе письмо было от друзей, от Бори и Серёжи. Тоже двое одно письмо пишут. Тоже им легко.

А ему что делать?

Всё-таки придётся заказывать письма на фабрике или в пресс-центре.

Папа с мамой, конечно, требовали, чтобы Коля был послушным и внимательным. Не нарушал дисциплину, не дразнил няньку, не скучал. Мама скоро вернётся.

Стена полностью открыта, отодвинута. Слышно, как шумит море. И горы лежат у моря. Они уже не белые: тучи куда-то ушли.

Заглянул в спальню Саша-Аркаша, проверил, все ли спят. Коля сразу притворился, что спит.

«Будь послушным и внимательным…»

Коля откинулся на подушку и закрыл глаза. А письмо с этими словами лежало у него, на одеяле.

Саша-Аркаша ушёл, и Коля приподнялся.

Митя тоже не спал, он читал книгу. Вожатый разрешает ему читать во время тихого часа. И Вадиму разрешает. И Грише. А Коле разрешает только спать.

За стеклянной отодвинутой стеной ходит Леванёнок и не спит, бедняга.

Махнул рукой. Коля махнул в ответ. И Леванёнок снова пошёл гулять. Печальный рыцарь.

Может быть, ему удастся где-нибудь в траве уснуть?

Но вообще-то не спрячешься: трава низкая и кипарисы ещё маленькие, не выросли. Лежащего человека отовсюду видно. Даже из окна лазарета, где в кабинете сидит Наталия Ивановна.

Иногда Леванёнка забирает в Турград Дмитрий Михайлович: ведь Леванёнок уснул после первого узла, и теперь он вяжет узлы, ставит палатки, переправляется по канатной дороге, поправляет топо-. графические знаки, если их опять разрушили лягушки.

В дружине вышла стенгазета. Пресс-центр выпустил. В стенгазете была фотография Леванёнка, как он спит в Турграде.

Коля утешал Леванёнка, рассказывал ему про Ревякина. Что вначале в школьной стенгазете Ревякин кусался, а потом был в ней чемпионом.

Так с Леванёнком может случиться.

Распечатал второе письмо от друзей. Боря и Серёжа писали, что Серёжа по-прежнему стоит вратарём сзади настоящего вратаря, учится всё делать, как вратарь в настоящих воротах.

В Лужниках открылась летняя спартакиада для школьников. Победителям будут вручать грамоты. Про это уже известно.

Костя Волгушин уехал в село Медное помогать колхозникам по сельскому хозяйству. И все старшие классы уехали. И Глеб Глебыч с ними. Их провожали.

Директор школы Серафима Павловна речь сказала.

Юрику сняли проволочку с зубов, но говорить понятнее он не стал. Шипит и без проволочки.

Коля теперь знает: всякая проволока на ноге, на руке или даже на зубах называется шиной. Самому едва на зубы не надели!

Коля тихонько окликнул:

— Гриша…

Гриша спал.

Окликнул Митю, но и Митя спал. И Вадим спал. Хотел показать им письмо.

Сквозь стену пробрался Леванёнок. Быстренько разделся, лёг в свою кровать. И тоже уснул. Прямо сразу.

12

Первый отряд сегодня дежурный по кухне.

Раньше первый отряд только видел, как другие отряды дежурят. А теперь будет дежурить сам.

В кухне всегда происходило что-то очень интересное. Ребята нажимали кнопки, смотрели на какие-то приборы, что-то проверяли.

А широкие чугунные сковородки! От страха такие не съёжатся. На плите штук шесть, и на всех жарятся оладьи, пыхтят, как паровозы.

Или огромные кастрюли! В них молоко, желтки (сотня желтков — не меньше!), а в других — яичная скорлупа, чищеный лук (кто-то слезами заливался!), красная редиска. Или черешня для компота, или клюква для киселя. Может быть, Коле поручат когда-нибудь сварить кисель?

В раздаточной Коля видел, как ребята лопаточками раскладывали по тарелкам котлеты и гарниры. Л в кондитерском цехе машина сбивала крем (вёдрами черпай!).

Поэтому Коля обрадовался, когда его и Маду назначили в помощники к кондитеру. Он спросил:

— Крем сбивать будем?

Мада спросила про мороженое. Забыть его не может. Кондитер ответил, что ни крема, ни мороженого сбивать сегодня не будут, а будут печь сладкие ватрушки.

Первыш, конечно, знал, что такое ватрушки. Мада не знала. Ей постарались объяснить — это m круглые пирожки с начинкой. Только начинка не внутри пирожка, а снаружи. Очень удобно, потому что видно, с чем пирожок. Звали кондитера дядя Саша. Псевдонима у него не имелось.

Нину и Веронику назначили к котлу, в котором варили кашу. Митю и Гришу — к другому котлу, в котором варили чай. Вадима — в подсобные рабочие. Леванёнка — в хлеборезку. Остальных — в раздаточную и к тележкам, на которых возят подносы с едой и убирают грязную посуду.

Командовать тележками будет непосредственно вожатый Саша с псевдонимом Аркаша.

Повариха тётя Глафира поглядела на дежурный отряд и сказала:

— Можно приступать к работе.

Когда первый отряд шёл на кухню, другие отряды хором кричали:

— Желаем успеха, люди!

Приятно было такое услышать.

И задвигались кастрюли, поднялись над котлами крышки, зашумела в кранах вода, загудела автоматическая хлеборезка. Ребята начали брать тарелки для хлеба, грузить их на тележки и укатывать в столовую.

Загремели вилки, ножи, чашки, ложки.

Кондитер дядя Саша дал Маде гирьку, которой она должна была в круглых лепёшках из теста делать вмятины. Надавишь гирькой на тесто и — вмятина.

А Коле он дал шприц. Такой большой, с повидлом. Чтобы в эти вмятины выдавливал из шприца повидло. Начинку, которая не внутри, а снаружи.

И получились сладкие ватрушки. Только ещё сырые. А потом их в духовку. Электрическую. С кнопками.

Мада работает гирькой. Чтобы гирька не приставала к тесту, посыпает её мукой. Гирька в муке, и Мада вся в муке.

Смеётся, довольная: она теперь поняла, что такое ватрушки.

Подсобный рабочий Вадим бьёт в кастрюлю яйца. В такую огромную. И яиц перед Вадимом полный ящик. А скорлупу кидает в другую кастрюлю.

Коля давит свой шприц. Руки у него липучими стали от повидла.

Но это совсем не соответствует положению, когда человек теряет человеческий облик. Это производственное состояние. Дядя Саша так и сказал — «производственное состояние».

Дядя Саша мажет ватрушки сверху кисточкой. Обмакнёт кисточку в какое-то густое молоко и мажет. Отойдёт, поглядит издали, как получается. Будто он в лесу картину рисует.

А потом закладывает ватрушки в духовку.

Мада гирькой работает и всё белее от муки становится. И Коля совсем уже весь в повидле. Но работает, не унывает. Весело.

Вот бы предложить Вадиму: «Давай я тебе, Вадим, надавлю из шприца полный рот повидла, а ты разреши мне побить яйца».

Прямо руки чешутся — так охота попробовать.

Дядя Саша помог зарядить шприц повидлом, потому что оно кончилось в шприце.

Пробежала Нина. За поясом передника у неё появились деревянная ложка и короткое посудное полотенце. Как и у тёти Глафиры.

Коля поглядел, куда это она торопится.

А Нина уже обратно бежит, в руках — скамеечка. Подставила скамеечку к котлу и заглядывает в котёл. Так, конечно, удобнее.

Неужели будет деревянной ложкой мешать в котле кашу? Нет. Тётя Глафира подошла с железным черпаком.

Нина попросила, чтобы тётя Глафира дала ей черпак. Тётя Глафира дала. И Нина размешивает изо всех сил кашу.

Коля не утерпел и говорит Маде:

— Я сейчас.

Подскочил к Нине, ухватился за черпак и начал помогать. Но поскользнулся и, чтобы удержаться, схватился за кастрюлю, в которой доверху была насыпана яичная скорлупа.

Кастрюля лёгкая, опрокинулась и засыпала его скорлупой.

Подбежала тётя Глафира, поднимает с пола. Спрашивает:

— Ты не ушибся? И Наталия Ивановна подбежала, и Людмила Фёдоровна откуда-то взялась. Все отряхивают Колю от скорлупы. А за стеклянной стеной ребята стоят. Это уже к завтраку начали отряды подходить. Кричат, смеются:

— Человек вылупился!

Коля чуть не заплакал от обиды. Это второй раз захотелось плакать. Тогда— из-за Светки, а теперь — из-за яичной скорлупы. И даже не из-за яичной скорлупы, а совсем по другой причине. Кто он теперь? Ну кто?

Опять всё рыцарство начинать сначала?

Смотрит — Мады нет. Маду нянька куда-то утаскивает. Воспользовалась тем, что он упал в скорлупу и получилась суматоха.

Коля хотел быть сейчас самым смелым в отряде, поэтому кинулся на подмогу к Маде. Что было сил. Даже чуть в другую кастрюлю не упал, с редиской.

Но тут вмешался Саша-Аркаша. Он раньше всех успел к няньке. Остановил её и сказал: «Нехорошо вы, нянька, поступаете. Вам объяснили, что такое лагерь, а вы опять за своё. Нарушаете порядок. Систематически».

Мада тоже была готова заплакать от обиды, что нянька хотела её увести.

В общем, всё кондитерское производство пережило ряд потрясений. Это дядя Саша так сказал.

Но потом производство потихоньку наладилось. Пошли в ход шприц, гирька, кисточка и электрическая духовка. А Саша-Аркаша скомандовал, чтобы поскорее развозили хлеб. И ребята начали развозить хлеб.

В раздаточной выдали редиску и масле.

Витя и Гриша заварили чай в котле. Поглядели на приборы, нажали кнопки и заварили.

Кастрюлю со скорлупой помощники тёти Глафиры перенесли в угол, чтобы кто-нибудь случайно туда не упал.

Засыпали муку — будут готовить оладьи. Положат на сковородки, и оладьи запыхтят, как паровозы.

Из хлеборезки выбежал Леванёнок. Крикнул: «Сколько ещё резать хлеба?» Тётя Глафира ответила, что пока достаточно. А то будет засыхать. Лучше потом дорезать свежего.

Леванёнок сказал Коле:

— Приходи в хлеборезку. Моя машина как зверь работает.

Коля кивнул — ладно, придёт.

Леванёнок спросил:

— А что за шум был? Кто-то куда-то упал, что ли?

— Это я упал. В скорлупу.

Леванёнок не стал смеяться. Он только снял Кусочки скорлупы, которые на Первыше ещё остались.

* * *

Это придумал Саша-Аркаша. Людмиле Фёдоровне его план понравился.

И вот Саша-Аркаша приглашает няньку к столу. Пускай нянька позавтракает с ребятами. Нянька вначале отказывалась: стеснялась. Но потом села.

Саша-Аркаша вместе с ребятами, которые выделены были обслуживать «зал» (это кондитер дядя Саша так говорил — «зал», хотя столовая была открытая), принесли няньке вилку и ложку. Подкатили на тележке хлеб.

На другой тележке подкатили тарелку с кашей и редиской. Вазочку с маслом и тарелку с оладьями и сметаной.

Все обслуживают няньку, стараются. Пускай поглядит, как ребята всё сами умеют делать, (lie Потом прикатили тележку с чашками и чайником. Налили няньке горячего чаю.

А под конец вышли из кухни Коля и Мада. Принесли ватрушку.

Нянька обняла их. И видно было, что она взволнована. По-настоящему. Очень! Говорить не может от волнения.

Тогда Коля сказал:

— Джеид джидан.

Нянька признала свою ошибку в отношении лагеря. Коля тоже умеет признавать свои ошибки.

Критика.

13

Фестиваль лагерной песни. Конкурс. Сколько готовились, волновались…

Первый отряд единогласно решил, что солист-

кой будет Нина, хотя песню для праздника ещё не выбрали. У Нины — голос. Просто настоящий голос, которым поют настоящие певицы. Она пела этим голосом в интернациональном клубе на сцене.

«Как меняются люди…» — подумал Коля. Тамара Григорьевна в Измайлове была совсем другая, мама — здесь, в лагере, когда они катались на водяном велосипеде, а Нина — в интернациональном клубе на сцене.

Интересно, когда это происходит с ним? Когда он улучшается? В какие минуты своей жизни?

Первый отряд наконец выбрал для фестиваля песню, бодрую и весёлую, о здоровье. Вадим предложил: чтобы песня получилась совсем бодрой и весёлой, звонить в колокол. Достать для этого рельс.

— Можно, — согласился Саша-Аркаша. — Достанем рельс.

— Или кастрюлю из кухни, — сказал Митя. — Тоже колокол.

— Можно и кастрюлю, — согласился Саша-Ар-каша.

Достали рельс и начали отдельно его репетировать, без хора и солистки. Били по рельсу камнем и слушали. Баянист сказал, что ему надо настроиться под рельс баяном. Получался какой-то «симинор». А надо было не «симинор».

Попробовали большую кастрюлю из-под редиски. Митя и Гриша сбегали, принесли. По кастрюле били барабанной палочкой. Потом — эстафетной.

Всё равно минор.

Хотели ударить камнем, но Саша-Аркаша запретил. Митя и Гриша сбегали, принесли кастрюлю поменьше, из-под соуса. Ударили по ней. И вдруг получилось то, что надо, — весело и никакого минора.

От этой беготни и звона переполошился лагерь. Пришла Людмила Фёдоровна узнать, в чём дело. Ей объяснили. Она тоже не возражала против колокола в песне о здоровье и осталась на репетиции.

Настроили баян под колокол и начали репетировать уже с хором и солисткой. И тут на тебе! Несчастье: Нина охрипла. Потеряла голос…

Хрипит и хрипит, вроде Первыша, когда он чай с солью пил.

Кто-то схватился за голову и крикнул:

— Скандал!

И ещё кто-то крикнул:

— Трагедия! Пропало здоровье!

Но Саша-Аркаша поднял руку:

— Отставить панику!

И даже в колокол ударил.

Нине сказал:

— На репетиции будет петь кто-нибудь другой. А ты должна молчать эти дни, экономить голос.

Саша-Аркаша умел обращаться с певцами, совсем как Антонина Макаровна в школе. Она тоже всегда говорила, чтобы 1-й «А» отставлял панику (это когда выступали на празднике «Красная звёздочка»), потому что петь надо на хорошей нервной почве, Коля хотел сейчас сказать про хорошую нервную почву, но тут Нина хриплым голосом проговорила:

— Не могу я молчать. Я в Турграде всё время кричу, командую.

— Дмитрий Михайлович другого кого-нибудь назначит. Временно.

— Конечно, — сказала Людмила Фёдоровна.

— Это называется «врио», — сказал Митя.

— Да, — кивнула Людмила Фёдоровна. — Временно исполняющий обязанности.

Коля подумал, что в Турграде Нина не очень-то кричит, командует. Но, очевидно, ей хотелось, чтобы про неё так думали, что она кричит и командует. Может быть, ей даже казалось, что именно в эти минуты жизни она улучшается.

Но это не так. И Коля может подтвердить.

— Леванёнка в Турград, — предложил Вадим.

— Не возражаю, — согласилась Людмила Фёдоровна. — Он возмужал, окреп.

Коля очень обрадовался, что Леванёнка могут назначить в Турград. Всё как с Ревякиным: вначале кусался, а потом висел в газете чемпионом.

И Леванёнок теперь будет заместителем Дмитрия Михайловича. Пускай даже таким странным, как «врио».

Коля спросил у ЛюдмилыФёдоровны:

— А в газете про это сообщат?

— Сообщат.

— С портретом?

— Да. С портретом.

У Леванёнка недавно был день рождения, и Саша-Аркаша прибил над его кроватью расписание — сон, еда, сон, еда. А перед строем отряда Лева-нёнку надели медаль: плитку шоколада на ленте. И даже сфотографировали. Пусть эту фотографию и поместят в следующей стенгазете. Всё равно что Ревякин с «Олимпийской Снежинкой».

Теперь на репетициях вместо Нины пела Мада. Она давно уже выучила песню.

Мада становилась рядом с Ниной и пела. А Нина только открывала рот, экономила голос.

Песню о здоровье репетировали несколько дней.

Мада очень старалась. Под конец тоже едва не потеряла голос и начала путать вдох с выдохом.

А колокол голоса не терял. Иногда, правда, колокол забирала на кухню тётя Глафира. Но потом снова возвращала.

Коля опять бегал к Наталии Ивановне, спрашивал про мальчишку, у которого рука в гипсе.

Нет. Его ещё не выписали из больницы из Гурзуфа. Коля хотел сказать Наталии Ивановне, что этого мальчишку надо выписать из больницы, потому что он ракетчик и у него ракета. И не простая, а с двумя парашютами.

Хотел сказать, но не сказал, а ушёл. Даже убежал: в лечебнице происходил осмотр зубов. Всю дружину будут осматривать. Весь Прибрежный лагерь. Повально. И вообще пришел узнать про ракетчика, а попал к зубному врачу. Смешно! И Коля припустился бежать — только его и видели!

* * *

В день праздника Прибрежный лагерь поднялся рано.

Раздвинулись стеклянные стены: пускай ветер приносит море, запах его. Замелькали щётки, полотенца, гребешки, всякие нарядные ленточки-тесёмки, пряжки-пуговички. Застучали по лестницам парадные ботинки и туфли.

Гришин барабан на ночь был закрыт тряпкой, чтобы барабан не потерял своего голоса: с барабанами тоже такое бывает, как с певицами-солистками.

Митя начистил горн, и он стоял на тумбочке сверкающий.

Девочки нагладили кофточки и повесили их на палочках-плечиках, чтобы не помялись к утру. Этих белых кофточек висело очень много во всех отрядах. И белых рубашек висело очень много. И вымпелы для горнов и барабанов были отглажены, и отрядные флажки, и синие пилотки. И конечно, тирольки и белые парадные юбки.

Нина попробовала голос — всё в порядке. Саша-Аркаша успокоился. И с барабаном всё было в порядке. И с колоколом. Колокол даже не пробовали: в нём не сомневались.

Но главное всё-таки Нина, и тут успокоился весь отряд.

Коля опять хотел сказать про хорошую нервную почву, но в это самое мгновение его отозвал в сторону Леванёнок и, радостный, сообщил: он теперь w не «врио», а настоящий заместитель, постоянный. Дмитрий Михайлович утвердил его в этой должности. Вот и Леванёнок улучшился. А Коля, наверное, всё ещё не очень. Потому что никто никуда не назначает и ничего такого не говорит.

Только если Мада скажет? Шахиня из сказки.

Ну, а если и она не скажет, остаётся водопроводчик в Москве…

Отряды готовились к исполнению песен. Проверяли свою музыкальную часть и солистов.

Третий отряд устраивал инсценированную песню-шутку. Им понадобилась для этого змея. И они сделали её из шланга. А седьмому отряду понадобилась для конкурса сумка почтальона. Достали. А кому-то понадобился петух. Совсем настоящий, не глиняный. Достали и совсем настоящего.

В день праздника было ещё назначено соревнование ракетчиков. Объявил пресс-центр. Выпустил специальный бюллетень. Были нарисованы ракеты и самолёты. Не хватало только грузовика, стрекозы и улитки, чтобы знать, кто из ракетчиков после соревнований на чём окажется…

Хлоп! И взорвалась ракета в воздухе. На куски!

Вот тебе и улитка.

Будет и мальчишка, у которого рука в гипсе. Он, конечно, попросит в Гурзуфе, в больнице, чтобы его отпустили на соревнования. А если его не отпустят, он, конечно, убежит. Гурзуф рядом с лагерем. Убежать и прибежать обратно ничего не стоит. Болел, болел — убежал в лагерь и снова вернулся в больницу, чтобы доболеть.

Это в классе один болел, болел, потом пришёл в школу, немного поучился и опять остался дома, noise тому что недоболел.

Так и в записке было написано, которую прислала его мама Тамаре Григорьевне, что сын болел и что сын недоболел.

А мальчишка с гипсом — он что, не сын? Он тоже чей-нибудь сын! Он тоже вправе доболеть потом, когда ему надо. Судьи скомандуют: «Ракета номер восемь, на старт!» Коля поможет мальчишке вставить в ракету двигатель, потом надеть ракету на стержень, расправить картонные рули.

Заработает двигатель, и ракета устремится со старта в небо. И не может случиться такого, чтобы авария, чтобы двигатель выбило или стропы у парашюта запутались. Это раньше аварии случались у мальчишки из Хабаровска, а теперь они не случаются: не напрасно на ракете стоит номер 8. Он уже научился их строить. Коля в этом уверен.

И все будут смотреть на ракету, весь лагерь Прибрежный.

Даже кит высунется из воды.

Приехали из путешествия по Крыму все другие аравийские дети.

Они тоже будут выступать на фестивале — петь свои песни.

Мада с утра убежала к ним. Ей, конечно, не терпелось узнать, как они жили там, в других городах Крыма, что видели. Если бы не заболела, она бы добилась того, чтобы поехать в Севастополь или в Керчь и всё посмотреть.

Она говорила, и Коля ей верил. Она теперь стала такой. Но ей казалось, что всегда была смелой и решительной.

А это потому, что улучшилась. И сама не заметила.

А со стороны заметно.

Коля сидел на плоской крыше один. Смотрел, как весь лагерь бегает, приятно суетится, наряжается.

Коля думал про то, чтобы скорее вернулась Мада. Чтобы не сидеть одному, да ещё в день праздника.

И барабанить не хочется.

И на море смотреть, и на горы.

Запускать ракету «Хабаровск» уже не хочется, и петь не хочется.

Ему показалось, что он один не только на плоской крыше, но и во всём Крыму. Начал глядеть куда-то в угол крыши. Много народу, праздник, а ты один.

Почему это так? Чувствуешь себя, как будто бы ты один.

И обидно становится. И сидишь, и сидишь.

И в угол крыши уже не хочется смотреть. И никуда не хочется.

И вдруг он услышал: кто-то кричит, зовёт его. Даже пытается выговорить «Николай Николаевич».

Зовёт и бежит сюда, на крышу. Голос всё ближе и ближе.

Это Мада.

И тогда он поворачивается и снова видит море, горы. Крым видит. И праздник видит, и Маду, и всех!

МИСС ВИЦЕ_ПРЕЗИДЕНТ

Первой в комнату вошла Варя Исаева — небольшая, худенькая, волосы стянуты двумя резинками и похожи на кисточки как у белки. На свитере самодельный значок: планета Земля, которая улыбается всеми своими материками, морями и океанами.

В школе, где учится Варя, создано Общество Дружбы с ребятами разных стран. И значок ребята придумали сами. Эмблема общества. Был конкурс, объявлена премия. Конкурс выиграл Арбажи из шестого класса и получил премию: настоящий большой глобус.

Такие же значки были надеты на Мише Лебедеве и Гале Малининой, которые вошли в комнату вслед за Варей.

Варенька Исаева — вице-президент общества, а Миша Лебедев и Галя Малинина — актив.

— Здравствуйте, мистер Харбэт, — сказала Варя.

Мистер Харбэт поднялся навстречу гостям:

— Здравствуйте, мисс вице-президент.

Актив тоже поздоровался и слегка порозовел от смущения. Активу не приходилось ещё заниматься международной деятельностью и разговаривать с настоящим англичанином.

— Прошу вас. — И мистер Харбэт показал на стулья, которые стояли вокруг стола.

Ребята подошли и сели. Миша торжественно держал папку с кожаными углами и кожаным корешком. Галя осматривалась и пока что помалкивала. Вообще-то она любит поговорить. Да ещё как! Но сейчас её сковывал английский язык. А когда выучит язык — держитесь, англичане! Так говорит Алёша Марков, президент школьного общества. Алёша всё знает.

Мистер Харбэт помолчал немного, потом сказал:

— Як вашим услугам.

Каждое английское слово он произносил медленно и чётко.

Только Варя собралась начать свою речь, как у Миши в кармане зазвенело. И Варя отвлеклась. У Миши в кармане всегда что-то звенит, и в самый неподходящий момент.

— Мы хотим… завязать отношения с Великобританией, — начала говорить Варя. — С английскими школьниками. У нас в папке верительная грамота.

— Да, я знаю, — сказал мистер Харбэт. — Вы хотите, чтобы я стал вашим представителем?

— Yes, — ответила Варенька. — Вот здесь всё написано. — Она имела в виду грамоту.

Варя отвечала теперь совершенно спокойно. Она почти всё понимала, что говорил мистер Харбэт.

Вдруг вмешалась в разговор Галя:

— У нас в школе есть Лондон.

Мистер Харбэт улыбнулся, но ничего не понял. -

Тогда Миша сказал:

— Our town London.

— Фотография. Очень… ну… — Галя перебила Мишу, но забыла слово «большая». — Thick (толстая)… durable (прочная)…

— Big (большая), — сказал мистер Харбэт. Он догадался, что хотела сказать Галя.

А Галя вскочила и подбежала к стене. Начала размахивать руками, показывать, какая большая фотография. Во всю стену. Вместе с окнами, письменным столом и диваном. А может быть, и ковром на полу.

Мистер Харбэт удивился: такая большая?

— Да, — сказала Варенька. Она вновь взяла инициативу разговора на себя.

— И Москва такая, — сказал Миша и подбежал к другой стене.

Мистер Харбэт снова удивился.

Галя быстро зашептала Вареньке:

— Мы рады, что вы приняли нашу верительную грамоту.

Варенька глянула сердито. Помогать актив, коке нечно, должен, но не так активно.

— А папка? — вдруг с испугом воскликнул Миша. Он забыл, что грамота лежит на полу и что он сам её туда положил. Молодой дипломат, начинающий. Чего доброго, не завяжет отношения, а развяжет.

Папку увидел мистер Харбэт. Спокойно поднял с пола и положил на стол около себя.

— Вы её приняли? — спросила Варя.

— Всё в порядке, мисс вице-президент, — сказал мистер Харбэт. — Мой искренний привет президенту вашего школьного общества.

— Мы передадим Алёше… вчера, — сказала Галя.

Миша поглядел на Галю с сокрушением: вместо «сегодня», сказала по-английски «вчера».

Но мистер Харбэт сделал вид, что ничего не заметил, никакой ошибки. Он старый дипломат.

* * *

Варя, Галя и Миша были делегацией. Они выполняли ответственное задание.

В верительной грамоте было написано: московские школьники просят мистера Харбэта стать их представителем и помочь завязать отношения со школьниками Лондона.

Верительную грамоту придумал Алёша Марков. Грамоту написали на меловой бумаге и вложили в папку с кожаными углами и корешком.

Первой в школе о визите к мистеру Харбэту попыталась, конечно, рассказать Галя.

— Я побежала к стене и руками показала иа всю стену… А потом он с пола взял… Хорошо, говорит, что у нас есть эти фотографии. А мы — «толстый»… А потом «прочный»… А надо — «большой»… — Но тут Миша незаметно потянул Галю за кончик уха. И Галя замолчала.

Варенька была благодарна Мише. Он «сдерживающий центр» для Гали. Так называет его президент Алёша Марков. Но почему у Миши что-то звенит в кармане? Может быть, сдерживающий центр должен звенеть?..

Варенька уже спокойно рассказала Алёше, как они разговаривали с мистером Харбэтом на английском языке и что всё было понятно, в особенности под конец. Даже можно было и ещё поговорить. Совсем они не устали. Одна Галя, как всегда, спешила и путала слова.

Но мистер Харбэт не обратил на это внимания, как и они в школе не обращают. Только если Галя уж слишком разойдётся.

Грамоту мистер Харбэт принял и ещё передал Алёше привет как президенту.

— Вы молодцы, — сказал Алёша активу и лично Вареньке. — Теперь будем ждать ответ из Лондона, от английских школьников.

2

Надо продолжать заниматься английским языком. И не только самим, но учить и окружающих. Ученик третьего класса Федя Тарасов занимается английским языком с бабушкой. И успешно. Он иногда приводит её в школу в электронный класс, проверяет знания с помощью техники. Бабушка показывает твёрдые знания, устойчивые. Электронная' машина ею довольна.

Ребята занимаются английским языком с родителями, соседями, знакомыми. Для собственной дополнительной практики и для дополнительного развития родителей, соседей и знакомых. Иностранные языки — это средство общения с остальным миром.

Многие начали заниматься. Но с бабушкой начал заниматься только Федя. «Почин Тарасова» — под таким заголовком появилось сообщение в «Мозаике». Это школьный еженедельник. Президент Алёша велел отразить.

Алёша читает все газеты и журналы. И не только читает, но и вырезает из них разные интересные события и вывешивает в зале на деревянных палочках. Это и есть «Мозаика».

Ребята любят её читать. Толпятся возле «Мозаики», обсуждают события.

Совсем недавно в школе побывали представители из Австралии. С ними разговаривал Алёша, а потом Варя. Прежде трудно было вести беседу — Варя не знала, что спросить и как спросить. Даже знакомые слова пугали её. Зато теперь она умеет задавать вопросы и отвечать. Например: какое ваше хобби? У ребят тоже есть хобби — общее: они собирают учебники всех стран.

Гости из Австралии подарили учебник зоологии. И мистер Харбэт подарил учебник: «Привычки и традиции». Перевод сделали сами, но, может быть, не совсем точно.

В «Привычках и традициях» ребята рассмотрели на картинках форму учеников Англии: девочки в белых шляпах с лентой, мальчики в шапках со шнурами или плоских соломенных шляпах.

Президент Алёша умеет спорить, а вице-президент Варенька ещё не умеет, не осмелела достаточно- Но скоро осмелеет. Разговаривать с представителями различных стран уже научилась, значит скоро научится и спорить. Это вот Галя Малинина не спорит, а болтает, старается употреблять такие же серьёзные слова, как Алёша. Но болтовня есть болтовня. Не политический спор, хотя бы и с серьёзными политическими словами.

3

Это большое здание интересовало Варю. Она проходила мимо него, и из открытых окон всегда доносился стук печатных машинок. Телетайпы. Они печатают на длинных бумажных лентах сообщения — что где происходит в мире.

ТАСС — вот что это за большое здание. Телеграфное Агентство Советского Союза.

Здесь не только имеются сообщения — что где происходит, но и фотографии. Тоже со всего мира.

— Придёшь и скажешь, кто ты, — учил Алёша Вареньку. — У нас заказ. Я договорился. Заполнишь бланк на изготовление фотографий. Поняла?

— Да. Поняла.

— Штук двенадцать или пятнадцать закажешь. Отберёшь, какие подходят по сюжету. Возьми свой актив.

Если получится, как задумал Алёша, можно будет смотреть не только на два города — Лондон и Москву, — но и на всю страну Англию и на всю страну СССР. И опять не выходя из школы.

Алёша — умный. Арбажи — умный. Но Арбажи шутит, когда хочет что-нибудь сказать Варе, а Алёша говорит серьёзно. И требует, чтобы Варя была серьёзной, чтобы она поскорее этому научилась. Потому что теперь этому учатся, не ждут этого с возрастом. И Варя учится.

Когда Варенька, Галя и Миша пришли к большому зданию, Галя подтолкнула вперёд Мишу, а Миша подтолкнул вперёд Варю. Встряхнув кисточками, она вошла.

У Миши в кармане опять зазвенело. Даже здесь, в таком шумном здании, было это совершенно отчётливо слышно.

— Нам нужно видеть дежурного секретаря. — Варя знает, кого надо спрашивать. Она была уже в Доме Дружбы, на Международной химической выставке, в корреспондентском пункте.

Варю проводили к дежурному секретарю.

Миша и Галя остались в круглом холле. Светились трубки дневного света и кабина лифта с красными кнопками.

Галя начала осматриваться и смелеть потихоньку. С минуты на минуту начнёт на свой манер действовать.

Миша подумал: случится такое— хвать за кончик уха, прямо здесь, сейчас. А что делать? Галя, когда окончательно осмелеет, может переговорить и телетайпы.

Но тут показалась Варя и позвала актив за собой.

Надо было подняться на пятый этаж, в фототеку.

Сели в лифт и начали подниматься. В лифте Миша прочитал у кнопок: «Европейские страны», «Страны Латинской Америки», «Страны Ближнего Востока», «Африка». И всё в одном здании. Сообщения из этих стран отстукивают телетайпы. И сейчас, в эту секунду тоже, пока ребята едут в лифте.

Пятый этаж.

Варенька, как всегда, встряхнула кисточками и Вошла первой в двери фототеки. Потом вошли Миша и Галя.

У Миши при этом опять что-то звякнуло в кармане.

Варя на него оглянулась и, конечно, наскочила на кого-то.

Перед Варей стоял высокий человек в белой рубашке с маленьким чёрным галстуком на пуговичке.

— Мы к вам, — сказала Варя.

— Это заметно.

— Я вице-президент, а это актив. Нас послал Алёша, наш президент… — Варя начала путаться. И всё из-за Миши, из-за его звенящего кармана. Отвлеклась и теперь не могла сосредоточиться.

Человек поправил галстук и собрался было ответить, как Галя спросила его, что такое «Страны Ближнего Востока». Но Миша был наготове. Хвать!.. И Галя замолкла, начала тереть ухо.

— Нам нужны фотографии, — сказала Варенька.

— Лариса! Пришёл вице-президент с активом! — крикнул человек в соседнюю комнату, где за столом сидела девушка. — Займитесь товарищами!

— Пройдите сюда, — сказала ребятам Лариса.

Человек взял большую сумку, в которой сразу было несколько фотоаппаратов, и ушёл.

В комнате у Ларисы всё завалено фотографиями. Стопки, кипы, груды. Висели на стенах, на таких же деревянных планочках, на каких Алёша вывешивал «Мозаику».

На подоконниках были фотографии и даже на полу.

Вдоль стен стояли шкафы с мелкими ящиками и полками до самого потолка с альбомами.

— Нам фотографии о Великобритании и СССР, — сказала Варя.

— Картотека Великобритании. — И Лариса подвела ребят к одному из шкафов с мелкими ящиками. — Выбирайте, ищите, что вам подойдёт.

— А СССР где? — спросил Миша.

Лариса подвела Мишу к стеклянным полкам, на которых лежали альбомы:

— Возьми лестницу, будет удобнее.

На тонкой никелированной штанге двигалась лестница.

Миша сейчас же полез по лестнице. На самый верх. Потому что если тебе предлагают воспользоваться лестницей, то надо лезть. Чем выше, тем интереснее.

Варенька и Галя по картотеке начали выбирать фотографии об Англии. Миша — об СССР по альбомам.

Лариса снова села за свой стол.

Первую фотографию, которую достала Варенька из картотеки, они с Галей долго рассматривали. «Ботанический сад Кью». Очевидно, эти надписи делает Лариса. Они подклеены на листочках. А такие чистые листочки лежат у Ларисы на столе.

Потом достали фотографию «Палата общин. Сессия Парламента». На фотографии отчётливо был виден стол, а на столе огромные книги и длинная палка.

Варя подошла к Ларисе с фотографией и спросила:

— Что за палка?

Миша слез с лестницы: ему тоже интересно взглянуть на палку.

— Жезл. Символ власти. А книги — в них законы. В США, например, в конгрессе стоит национальный флаг. В Финляндии в сейме (в парламенте) — статуи: символы плодородия.

— А почему эти трое в париках? — спросил Миша.

Варе стыдно сделалось за Мишу. Сколько раз им говорили, что в Англии традиции. Везде традиции и во всём. Даже учебник мистер Харбэт подарил о традиции. Во всяком случае, они сами так перевели название учебника.

Варя толкнула Мишу, чтобы замолчал, не ронял авторитета. Миша оказался около лестницы и молча полез наверх. Варю не дёрнешь за кончик уха: у неё положение, она руководитель.

Лариса сделала вид, что ничего не заметила.

Но тут в комнату вошла женщина и сказала Ларисе, что её вызывают.

Лариса поднялась и быстро вышла из комнаты.

Варенька и Галя выдвинули сразу несколько ящиков.

Они разглядывали фотографии промышленных районов, соревнования в регби, в футбол, мост Ватерлоо.

Варя неожиданно нашла «Зимние моды». Была приклеена бумажка с подробным текстом.

Миша кричал сверху, что он тоже нашёл интересные фотографии, но Варя и Галя не откликались.

Они разглядывали моды.

За этим занятием их и застала Лариса. Она улыбнулась.

Она поняла вице-президента и Галю.

Миша сидел на лестнице и теперь уже помалкивал.

Лариса спросила у вице-президента:

— Вы что-нибудь отобрали?

— Пока не знаем, — замялась Варя. Она на самом деле ещё не знала. Тут столько всего.

Галя закричала:

— Смотрите, как смешно! — И она потрясла в воздухе фотографией: ребёнок ел суп из большой тарелки. Но главное — по краю тарелки были написаны буквы.

Миша тотчас скатился с лестницы: чего это орёт актив, чего он там увидел?

— Плакат, — сказала Лариса. — Видите, написано по-английски «Вкусный суп».

— А буквы к чему на тарелке?

— Чтобы есть суп и запоминать их. Алфавит.

— Давайте закажем, — сказала Галя.

Варенька согласилась. Пускай будет в школе

фотография тарелки с английским алфавитом.

А во всём доме Телеграфного агентства продолжал шелестеть мир, продолжали работать телетайпы — создавался «Разноцветный ТАСС» на данные сутки.

* * *

Алёша вначале удивился: зачем Варя заказала моды? Но девочки Варю поддержали.

Повесили в школе и фотографию английского парламента, и фотографию заседания Верховного Совета СССР. Миша нашёл и отобрал. И вулканы на Камчатке. И тарелку с алфавитом.

Маленькие ребята как увидели тарелку, очень обрадовались.

Один первоклассник сказал, что попросит старшего брата разрисовать дома все тарелки примерами из таблицы умножения. Ешь суп и учишь таблицу. А кто-то сказал, что можно нарисовать не только таблицу умножения, но и диктант.

В общем, тарелка вызвала поток рационализаторски х предложений. Рационализаторы имеются в каждой школе. Может быть, такую тарелку и придумали английские школьники.

Пятые и шестые классы на уроках прикладного искусства сделали стеклянные полки, совсем такие, как в фототеке ТАСС. Повесили в зале и выставили на них учебники. Получилось очень красиво. Учебники из разных стран.

Коллекция школы.

А потом однажды рядом с полками появилась тарелка, о которой мечтали младшие классы. Разрисованная не старшим братом первоклассника, а, конечно, Арбажи. Он слышал рационализаторские предложения и воплотил их в жизнь.

Тарелка — учебник: тут и цифры, и восклицательные знаки; треугольники и квадраты, жуки и бабочки; и два поезда, которые вышли навстречу друг другу из пункта А и пункта Б.

Все смеялись. Даже методист, который пришёл проводить контрольную работу по английскому языку. Он сказал, что теперь остаётся проверить, насколько грамотно ребята пишут, чтобы завязать отношения с английскими школьниками не только на уровне тарелок.

Ясно, в данной ситуации лучше было бы остановиться на уровне тарелок, чтобы не писать контрольную работу.

Тут совсем нельзя забыть слово «большая» и вместо него написать «толстая». Ничто дипломатическое не спасёт.

Мистер Харбэт сказал, что английские ребята очень широко изучают русский язык и, может быть, в этот момент они тоже пишут контрольную по русскому языку.

4

Бабушка Феди Тарасова сидит в первой полукабине электронного класса. Вместо столика — пластмассовый пюпитр. На голове наушники. Подведены круглые в сеточку микрофоны.

Бабушка отвечает урок электронной машине.

Рядом, в другой полукабине, сидят чьи-то мамы. Шевелят губами, проверяют произношения слов и речевых образцов.

Дальше в полукабине — двое пап.

Если ребятам устроили контрольную работу, то ребята тут же устроили контрольную работу для родителей, соседей и знакомых.

Один отец трогает пальцами нос, ухо, глаз. Другой называет ему, как это будет по-английски — нос, ухо, глаз.

Зарядка. Ребята её тоже делают.

Кто-то из чьих-то знакомых вставил между зубами спичку и сам у себя проверяет произношение. А кто-то из чьих-то соседей подошёл к столу, на котором разложены игрушки — заяц, лисица, медведь. Учебные пособия.

За пультом машины сидит Федя Тарасов. Контрольную принимает комиссия — Варя и Галя. Они отличницы.

Федя Тарасов, вместе с машиной, демонстрировал метод обучения бабушки.

Бабушка твёрдо знает многие буквы, и у неё хорошее произношение.

Контрольный опрос начали с мамы Шурика Дубровского.

Шурик подсматривал в двери — как мама, что с ней будет. Присутствовать на контрольном опросе ему не разрешили. А то обязательно начнёт подсказывать. Шурик — он такой.

Машина сказала:

— Good morning, children! (Доброе утро, ученики!)

И мама Шурика ответила:

— Доброе утро!

Варя и Галя довольны ответом. И машина довольна: зажгла зелёную лампочку, подтвердила правильный ответ.

В класс заглянул Шурик. Не выдержал.

Мама ему кивнула. Не волнуйся, на первый вопрос ответила.

Чей-то отец что-то зашептал другому отцу. Варя строго покачала кисточками — не полагается разговаривать. Машина всё слышит и передаёт комиссии.

Отцы испуганно замолчали. Оказывается, техника не всегда служит на пользу человеку.

В класс вошла Римма Викторовна. Она заведует машиной. Комиссия и ученики — папы, мамы, бабушка, соседи и знакомые — встали, поздоровались. Ученики есть ученики. Или, по-английски, чилдрены.

— Как стимулируется естественная беседа? — Это Римма Викторовна спросила комиссию.

— Очень хорошо, — ответила Варя.

И в самом деле бабушка и мама Шурика Дубровского прекрасно поговорили по-английски. Машина записала разговор на плёнку, и можно будет проверить и выставить отметку.

— Прошу продолжать, — кивнула Римма Викторовна и вышла из класса.

Тут прибежала ещё чья-то мама, она опоздала. Задержалась в магазине. В сумке у неё были овощи. Она так с этим и прибежала. Комиссия разрешила ей присутствовать на занятиях.

Место за пультом управления заняла Галя.

Машина у неё как начала болтать! Сама себя спрашивать и самой себе отвечать: «Кто здесь? Я здесь. Говорю. Передаю. В школе есть Лондон…»

И казалось, машина размахивала руками, показывала, какой большой Лондон есть в школе.

Вернулась Римма Викторовна. Остановила машину и сказала Гале:

— Может быть, ты продолжишь опрос по игрушкам?

Римма Викторовна знала Галю, её способность говорить, и машина у неё тоже обязательно начнёт болтать.

Когда Римма Викторовна ушла, Галя взяла в руки игрушки и начала быстро задавать родителям вопросы:

— Что за зверь?

Двое отцов перепутали волка с собакой. По внешнему виду игрушек.

— А это что?

— А это?

— Нос, ухо, глаз, — отвечали родители, и на достаточной скорости. Но Галя всё равно пыталась скорость повысить. Не может она без этого.

Пришёл Миша и занял место в комиссии. Его, очевидно, подослала Римма Викторовна, чтобы Миша останавливал Галю. Только он умеет это ловко делать. Сдерживающий центр.

Опоздавшая мама смогла ответить на вопрос комиссии, что у неё в сумке. Это Миша придумал задать такой вопрос. И мама почти всё назвала: лук, картофель, капуста.

Родители показали отличные знания. Машина проверила их даже по секундомеру: скорость ответов.

Только Галю машина никогда не проверяет по секундомеру. Галя и без секундомера показывает лучшее время в школе. Не отвечает, а бежит. Родители у неё тоже сегодня не отвечали, а бегали.

Только бабушка ничего не боялась: ни Гали, ни машины, ни секундомера. «Доброе утро, ученики!» — говорила без запинки на любой Скорости.

Комиссия вынесла решение, что родители выдержали контрольный опрос.

Тут и машина сказала:

— Леди и джентльмены, я получила искреннее 402 удовольствие от встречи с вами, — и зажгла зелёную лампочку.

* * *

Удача в контрольном опросе подействовала на родителей очень положительно. Они вдруг обратили внимание на школьный зал, где висели фотографии и были выставлены учебники. Один папа сказал, что надо бы насыпать камешки внизу у фотографий и поставить скамейки. Тогда ещё больше создастся впечатление естественности.

И стены надо соответственно расписать. К примеру, на мотивы произведений Пушкина и Шекспира, Диккенса и Гоголя.

А другой папа сказал, что он может помочь первому папе в отношении скамеек. Он согласен в воскресный вечер приступить к их изготовлению. И ещё он приведёт родственника-филателиста. Возможно, родственник тоже даст какой-нибудь совет в отношении дополнительного оформления зала. Ребят он любит. Посоветует.

Тогда и все мамы согласились прийти.

Одна мама сказала: если сделать из камешков насыпь, то следует поставить и кактусы.

Первый папа сделал попытку доказать чужой маме, что кактусы могут развалить колорит, что они не соответствуют пониманию Лондона и Москвы. Но чужая мама не уступала — всё равно принесёт кактусы: естественная зелень оздоровит помещение. А развалится от этого колорит или не развалится, значения не имеет.

Бабушка Феди Тарасова всех примирила — она принесёт не кактус, а крокус. Цветок оздоровит помещение и не развалит этот самый колорит. Или можно ящичек с травой или зелёным луком. Вот уж совсем естественная зелень.

В обсуждении проектов приняли участие все и, конечно, Алёша. Президент. Оформление зала — его стихия.

Мама, которая ответила «овощи», предложила организовать трибуну науки и искусства — приглашать артистов, писателей, научных работников. Если маму сделают ответственной, она возьмётся за дело. Хотя бы тоже с воскресенья. Пригласит родственника — профессора-кибернетика. Придёт. Кстати, тоже филателист. У него есть турецкие марки «Птицы», испанские — «Бой быков». Есть в виде трапеции. Это из Монако. И серия, посвящённая Жюлю Верну.

Незаметно мама прочитала лекцию о марках. В Польше, например, имеется марка, посвященная четырёхсотлетию почты. Отпечатана на шёлке — лошадь и фургон.

Ребята заподозрили, что мама сама собирает марки, но боится в этом признаться. Очевидно, это её хобби.

Было ясным, что надо организовать пункт обмена и консультации по филателии. Все согласились— идея неплохая.

Пускай в зале поставят рояль! Тоже идея неплохая. Можно будет приглашать композиторов.

* * *

Зал получился очень красивым, и ребята любили оставаться в нём после занятий, — старшие танцевали, читали стихи, а младшие потихоньку играли в игрушки, которые были уже не нужны для занятий. Приносили из электронного класса. Машина разрешала. Кто танцует, кто играет в игрушки. Незаметно. Потихоньку.

Младшие тоже пытались танцевать. Лучше всех это удавалось Мише. На занятиях ритмики он отличник и поэтому мог танцевать даже со старшими девочками. Иногда дотанцовывался до того, что не только в кармане у него что-то звенело, а сам он весь начинал звенеть. Но не сдавался. Пока наконец Галя не подкрадывалась к нему и не хватала за кончик уха.

5

— Завязали отношения с Англией!

По школе промчался Шурик Дубровский.

За ним бежали ребята, маленькие и большие: те, которые танцуют, и те, которые играют в игрушки.

Пришёл ответ из Великобритании. Об этом сообщили из Дома Дружбы с зарубежными странами. Вызвали Алёшу Маркова, чтобы приехал и получил письмо. Его прислала лондонская Грамматическая школа. Сэр Харбэт выполнил свою миссию, а значит, и Варя с активом выполнили свою.

Ребята окружили Вареньку, поздравляли. И Галю, и Мишу. Как же — справились с ответственным международным заданием. Машина в электронном классе зажгла зелёную лампочку и сказала:

— Привет юным дипломатам!

Теперь все с волнением ждали только Алёшу. Скорее бы прочитать письмо! Что пишут из Лондона?

Кто-то сказал: интересно, в чём ходят ребята Грамматической школы — в соломенных шляпах или в шапках со шнурами? А Федя Тарасов вслух подумал: может быть, они носят парики, как те трое на фотографии в парламенте?

Тут ребята совсем развеселились, забыли, что они дипломаты.

* * *

После уроков в зале был устроен митинг, на который собрались все ученики. Даже первоклассники. Они ведь мыслящие люди.

Алёша Марков прочитал письмо из Лондона — английские школьники приветствовали школьников Советского Союза и выразили горячее согласие на установление прочного международного контакта. Они хотят с нами встречаться, сказал Алёша, беседовать. Хотят с нами дружить. Создадут у себя Международное общество, устав и программу. Они изучают русский язык, а мы — английский, и это нас сблизит. Правда, мы иногда ленимся писать контрольные работы по-английскому языку или заниматься с машиной. Но может быть, английские ребята тоже иногда ленятся, совсем как и мы. Конечно, не надо на это надеяться, но все-таки…

Потом Алёша сказал, что имеется ООН — Организация Объединённых Наций. Но, может быть, когда-нибудь появится и ООШ — Организация Объединённых Школьников. Потому что ребята во всём мире интересуются жизнью друг друга и всякими проблемами.

И ещё хорошо бы устроить всеобщий праздник, как придумали у себя польские школьники — День Веснушек.

Веснушки бывают у всех ребят, и это очень весело.

ОБРАТНОГО АДРЕСА НЕ БЫЛО

(Концы в воду…)

1

Около школы стояли лысые мальчики. Их было много. Совершенно лысые, выскобленные бритвой. Начисто. Их головы сверкали. И ещё они были в брюках «техас» и с широкими поясами с клёпками и заклёпками. «Техас» — это очередное название джинсов.

Ребята подражали герою фильма из жизни коз-боев прошлого века. Смотрели фильм по нескольку раз и ещё сегодня будут смотреть. Сегодня в школе кинопятница. Кассир Вася Филёнкин продал все билеты. Он тоже лысый. И это он придумал, из чего можно сделать широкие пояса для брюк «Техас», — из собачьих ошейников!.. На ошейниках есть всё необходимое: пряжка, клёпки и заклёпки. И даже ушко металлическое, к которому вообще-то цепляют поводок, когда выводят собаку на улицу. А они, искатели приключений, могут его использовать для кобуры с пистолетом. Конечно, кобуры с пистолетом ни у кого нет, но приятно думать, что если бы она была, то висела на этом самом металлическом ушке.

Ребята купили ошейники и втянули их в брюки вместо поясов. Можно соединить два или три — удлинить.

Так одеты были отстающий Барышев, взаимопомощник Сигаев, тугодум Игорь Карпов, Вовка по кличке Козерог и ребята из других классов и даже из других школ.

Пришёл посмотреть фильм и Коля Мухин со своими друзьями — Борей и Серёжей. Они теперь в раздевалке не подпрыгивают, чтобы дотянуться до зеркала и причесаться. Во-первых, они выросли и видят себя в зеркале, голову, во всяком случае, видят. Во-вторых, они теперь бритые, им нечего причёсывать.

На Коле и его друзьях были, конечно, надеты штаны с клёпками и заклёпками и собачьими ошейниками: открытие Васи Филёнкина быстро распространилось по городу. Ушло в народ, потеряв своего скромного автора.

Мухин-папа, когда увидел сына таким, сказал: — Нужна лошадь.

Это он имел в виду, что Коле нужна теперь только лошадь, которая дополнила бы его внешний вид. Раз он ковбой, то ездить он должен только верхом.

2

Настоящий живой Ковбой из ковбойского кинофильма стоял на улице около школы и курил сигару.

В ответственные минуты жизни Ковбой всегда курил сигару, а потом… потом выхватывал из кобуры пистолет и убивал трёх бандитов, а иногда четырёх. Сколько надо. Остальные бандиты сразу скисали, и всё — ваших нет!

Эти слова принадлежат уже отстающему Барышеву, когда он рассказывает у себя во дворе малышам о Ковбое и для наглядности рисует карандашом на стене дома. Малышей в кино не пускают, так что Барышев всё им рисует и рассказывает. Подвиги Ковбоя. Каждый подвиг заканчивает словами: бандиты скисли, и всё — ваших нет!

Малыши с почтением слушали Барышева, смотрели на рисунки, а главное, на его лысую голову — такую же, как и у непобедимого Ковбоя.

Но теперь перед Барышевым и всеми остальными лысыми, которые собрались около школы к началу сеанса, стоял настоящий Ковбой. В шляпе, в брюках «техас», в коротких сапогах со шпорами. Пистолет в огромной кобуре висит у самого колена.

Киногерои всегда сходят с экрана, если они делаются популярными. Добрые или злые, храбрые или трусливые — они оживают. Помимо их воли.

И Ковбой сошёл с экрана и стоял теперь около школы и курил сигару. Рядом с ним стояла его лошадь— живая, настоящая.

Вася Филёнкин первым увидел Ковбоя. Узнал его!

Потом Ковбоя увидели и все остальные.

Они окружили его и, потрясённые, смотрели, обнажив свои головы, чистые и белые, как кастрюли.

Барышев на всякий случай спросил:

— Вы Ковбой?

— Да, — кивнул Ковбой. И с интересом начал смотреть на современные автомобили и автобусы. На светофоры, на уличные фонари, на автомат «Газированная вода с сиропом». Ведь в прошлом веке он ничего подобного не видел.

Вынул изо рта сигару, сдвинул на затылок шляпу:

— Поразительно! — и обвёл сигарой вокруг. Потом спросил: — А зачем вы все такие?

— Какие? — удивился Вовка Козерог.

— Лысые. И в штанах походных и с поясами.

— Как… — замялись ребята. — Мы, как вы…

— Не понимаю.

— Лошадей у нас только нет, — на всякий случай сказал Вася. А вдруг Ковбой возьмёт и подарит лошадь.

Коля Мухин, Боря Завитков и Серёжа Данилин стояли в стороне. Они были самые младшие лысые и не могли пробиться сразу к Ковбою. Они знали своё место.

И на лошадь они, конечно, даже и не смели надеяться. Даже в мыслях.

Ковбой курил сигару и смотрел на город, на жизнь вокруг.

Все лысые молчали, не смели прервать его задумчивость.

— Вам что, надо пасти скот, зарабатывать на этом? — спросил Ковбой.

— Скот пасти не надо, — ответил Вася, который всё ещё рассчитывал на лошадь.

— Жить в пустыне Техаса? Защищать свою жизнь от бандитов?

Ребята начали пересматриваться, пожимать плечами. Они не понимали своего героя.

Вдруг Ковбой спросил:

— А это что такое едет?

— Троллейбус.

— Хм, троллейбус… А это что? С квадратиками.

— Такси. Автомобиль.

— Что такое автомобиль-такси?

— Каждый может ездить на нём, — попытались объяснить ребята. — Как на лошади.

Тогда не выдержал Коля Мухин и сказал:

— Семьдесят лошадиных сил. Мотор.

У Ковбоя что-то мелькнуло в глазах. Но тут же и погасло. Ой же бесстрастный. Он обязан быть таким. Он должен курить сигару и быть всегда готовым отразить нападение врагов.

Тем временем лошадь, которой надоело стоять, приблизилась почему-то именно к Васе Филёнкину и начала обнюхивать его голову. Ничего, утешал себя Вася, понюхает и уйдёт.

А Ковбой смотрел на ребят и всё-таки не понимал: неужели ребятам приятно ходить лысыми?

Ему — нет.

Там, на киноэкране, в прошлом веке, ему это было необходимо. Он был всё время в дороге, в пыли, в бою. Не было воды, мыла. А теперь, когда он здесь, в современном городе, ему это не надо.

И Ковбой поглубже надвинул на голову шляпу.

— А мы хотели с вами познакомиться, — сказал Вовка по кличке Козерог. Он стоял и молчал до сих пор.

— Познакомиться? — И Ковбой опять поглядел на море лысых, одинаковых голов, которые его окружали. Казалось, все эти ребята — близнецы. Море близнецов!

— Дайте карандаш.

Взаимопомощник Сигаев закричал:

— Барышев, где ты?

— Здесь!

— Дай карандаш.

Барышев достал из кармана карандаш. Прошёл вперёд и протянул его Ковбою. Ковбой взял карандаш и сказал:

— Что ж, давайте знакомиться, — и первому Барышеву на голове написал карандашом, что он Барышев. — Это, чтобы я мог запомнить вас.

Барышев привык сам рисовать карандашом и писать, но чтобы другие рисовали и писали на нём самом, на его голове, к этому он не привык. А кто привык?

Но если Ковбой считает, что только так он может всех их запомнить, что же делать.

И все остальные потянулись к Ковбою и начали подставлять головы. И Ковбой надписывал: «Николай Мухин», «Василий Филён…»

Но целиком фамилия не поместилась. Пришлось часть перенести на затылок.

Вообще, Филёнкина Ковбой долго надписывал: карандаш скользил, голова была наслюнявлена лошадью.

Когда все ребята были надписаны, Ковбой поглядел на них сверху и сказал:

— Очень хорошо. Теперь всё ясно, джентльмены, с кем имею дело. — Потом снял с головы шляпу и спросил: — Мне надо сделать на голове надпись, чтобы вы знали, кто я?

— Нет! — дружно закричали джентльмены. — Что вы! Мы знаем!

— Я три раза смотрел картину! — крикнул Коля Мухин. Он любил кино, и в особенности такое, где всё касалось рыцарских поступков.

— А я сегодня пятый раз буду смотреть, — скромно сказал Вася Филёнкин. Он предан искусству.

Вдруг Ковбой попросил:

— Кто мне даст рубль?

Ребята растерялись.

— Взаймы.

— Я, — сказал Тёма Новиков. Он ведь тоже был здесь. Человек, у которого всё привязано верёвочками. И кошелёк привязан верёвочкой к карману.

Тёма раскрыл кошелёк и протянул рубль.

— Отдам из первой же зарплаты, — сказал Ковбой. — Как зовут? Я, кажется, тебя не надписал?

— Тёма Новиков.

— Запомним. Тёма Новиков. Не надписанный будешь.

Тёма на всех надписанных посмотрел с гордостью. Выделился. Его запомнят. Ясно? Лично Ковбой запомнит. Значит, Тёма Новиков — его первый друг. Друзей ведь не надписывают.

Ковбой быстро отстегнул от сапог шпоры. Он очень торопился. Но куда? Зачем?

Ребята не понимали.

Лошадь Ковбоя тем временем отыскала в толпе Васю Филёнкина, подошла к нему и опять начала лизать голову. Уже надписанную. Может быть, поэтому лошадь так быстро и отыскала Васю в толпе?

Ковбой увидел зелёный огонёк такси. Махнул рукой.

Такси подъехало и остановилось.

Ребята ничего не понимали.

Ковбой сунул в руки Васе Филёнкину шпоры. Почему Васе? Да потому, что около него стояла лошадь.

— Привет, почтеннейшие. — Растоптал окурок сигары и был таков: сел в такси и уехал.

Да, выбросил ещё из окна такси пистолет…

Ребята остались на месте. Вася Филёнкин со шпорами и живой настоящей лошадью.

— А кино? Как же без него? — сказал Барышев.

— Верно. Он уехал прямо перед началом сеанса! — закричал Сигаев. — Кто же будет скакать? И стрелять? И ещё всякие штуки делать?!

А Тёма Новиков поджал губы. Он подумал: неужели рубль пропал? Лучше бы Тёму надписали, но рубль при этом остался бы на месте, в кошельке на верёвочке. Лошадь он тоже побаивался, и она ему не нужна.

Тёма пошёл и поднял пистолет.

Вот это вещь! Настоящий. Тяжёлый. Привязать бы верёвочкой к своему поясу. Так не позволят. Отберут. И… отобрали… Старшие ребята. Начали разглядывать.

Вася тоже хотел посмотреть, но лошадь его не отпускала. Она просто держала его за штаны «Техас». Когда-то Вася сам снял штаны с Барышева, а теперь с него самого вот-вот снимут штаны. Жизнь переменчива, и никогда не узнаешь, что тебяждёт. Да если ты ещё работник искусства.

— Хочешь, подсажу? — сказал Барышев, показывая на лошадь. Он здоровый. Он может подсадить кого угодно. А перед Васей Филёнкиным до сих пор заискивал, побаивался.

И Вася не успел ничего сказать, как Барышев подсадил его на лошадь. Лошадь весело заржала и ударила о землю копытами.

Вася едва не упал. Почувствовал боль в ногах.

Неужели весь его авторитет, так трудно завоёванный, сейчас рухнет? Как он сам сейчас рухнет с лошади на землю.

В это время прибежал киномеханик, ученик девятого класса Пигарев, и растерянным голосом проговорил:

— Его и на плёнке нет! Совсем!.. Ковбоя нет!

По толпе понеслось:

— Ковбоя нет на плёнке!

— Я зарядил плёнку в аппарат. Смотрю, ни его, ни лошади…

— Лошадь вот она. Человек на ней сидит. (Это Филёнкин.)

— А Ковбой?

— Ковбоя нет. Уехал на такси.

— Куда?

— Не знаем, — пожали плечами ребята.

К Филёнкину подбежал Вовка по кличке Козерог. Он тоже заискивал перед Васей.

— Дай-ка сюда шпоры. Тебе неудобно.

Васе действительно было неудобно сидеть на лошади со шпорами в руках. Вовка надел Васе шпоры и принёс пистолет. Пускай Вася и пистолет примет, наденет. И Вася прицепил пистолет к металлическому ушку, тому самому, к которому вообще-то цепляют поводок, когда выводят собаку на улицу. Но разве это имело сейчас значение, когда человек (это Филёнкин) сидит верхом на лошади?

Настоящей! Живой лошади!

Вася приободрился. Интересно.

А что? Тигра он сыграл и Ковбоя сыграет. Вот он на виду у всех ребят, своих и чужих, входит в роль. Сигары только нет. Неужели начинается карьера киноартиста? И без всяких проволочек и задержек!

3

Вася Филёнкин исчез.

У всех на глазах!!!

Видели, видели его верхом на лошади со шпорами и пистолетом и вдруг в один миг перестали видеть…

Маленький столбик пыли остался. Из-под копыт лошади.

Вдруг из школы, а именно из кинобудки, послышалось весёлое ржание и цокот копыт.

Что не померещится с испугу!..

Но вскоре опять прибежал киномеханик Пигарев и закричал:

— Есть на плёнке Ковбой! Вернулся!

— И лошадь? — спросили ребята.

— И лошадь. Можно начинать.

— А где же тогда Филёнкин? — спросил Козерог.

— Не знаю.

— Он ускакал.

— Вечные его шуточки, — сказал Барышев, но сам, на всякий случай, посмотрел по сторонам.

Но тут раздался звонок: к началу сеанса.

— Ух, постреляем! Поскачем! — обрадовались ребята. Они любили вместе с Ковбоем стрелять и скакать.

О Филёнкине все забыли.

Школьный кинозал был наполнен до отказа. Зрители уселись плотными рядами. Возбуждённо дышали друг другу в затылок.

Свет погас.

Коля Мухин, Боря Завитков и Серёжа Данилин сидели вместе, самые младшие бритые. Замирали от счастья.

Вспыхнул из кинобудки длинный луч, и на экране вспыхнуло заглавие фильма. Раздалась знакомая музыка. Механик Пигарев вышел из будки. Пигарев всегда выходит из будки, чтобы лучше видеть и слышать, что происходит на экране. Он успевает бегать в будку и менять плёнку, чтобы кино шло бесперебойно.

На экране всё, как и надлежало тому быть: пыльный и пустынный городок, бар, где ковбои пьют вино и играют в карты, гостиница и… что это?.. Филёнкин!

Сомнений быть не может — на голове надпись! Часть букв не уместилась и попала на затылок. Филёнкин достал сигару из кармана рубашки, закурил.

Кажется, даже в зале запахло сигарным дымом.

Ребята молчат… Поражены… Глазам не верят!

— Я — Ковбой, — говорит Филёнкин и вскакивает на лошадь.

Гэй! И лошадь поскакала по улице.

Из окна гостиницы выстрел: там засели бандиты. Филёнкин выхватывает пистолет и — дзынь!.. скисли… ваших нет.

Все в зале громко приветствовали успех Филёнкина.

Настоящий Ковбой. Что надо!

Давай ещё!

И он снова скачет. Пыль не столбиком, а столбом.

Вот это жизнь, думают ребята. Им кажется, что они тоже курят сигары, стреляют из пистолетов! Но это мечты. А Филёнкин не мечтает, он действует.

Техас. Пустыня. Колючки. Песок. Мелькают лошади. Гривы, копыта. Скачка. Да какая!..

Пигарев едва успевал бегать из зала в будку и менять части картины.

А лошади всё скачут… Кто-то скачет навстречу… Не видно… Не понятно… Пыль — до неба!

Ребята привстают с мест, чтобы лучше видеть. Потому что сюжет фильма изменился. Филёнкин чуть ли не один дерётся с бандитами. А где остальные, его верные друзья? Ах, вот они скачут… Опоздали… Раньше они никогда не опаздывали. А теперь опоздали. Или это Вася слишком быстро прискакал?

Визжат лошади!

Грохочут пистолеты!

Коля Мухин, Боря Завитков и Серёжа Данилин на стульях поехали вперёд.

Это они умеют делать. Всё ближе к экрану. Они теперь не едут, а скачут на стульях. Забыли о математике и графике. Забыли, что они мыслящие люди.

Бах!

Трах!

И-го-го!..

Пигарев опять сбегал в будку и поменял части картины.

А Вася всё скачет и стреляет. Ему бы остановиться — он должен уже совещаться с друзьями-ковбоями. А он не останавливается. Так и плёнки не хватит!

В зале не только сигарами — порохом пахнет. И вся пыль, которая была до неба, теперь здесь.

Коля Мухин, Данилин и Завитков почти доскакали на стульях к экрану.

Они почти уже на экране. Их тени видны среди битвы. В особенности стулья, которые не спутаешь с лошадьми.

А Тёма Новиков сидел на месте и крепко сжимал в руке кошелёк. Как бы не отняли в этой суматохе и стрельбе.

Сигаев что-то кричит Барышеву, а Барышев что-то кричит Сигаеву.

Они ищут свои портфели, которые исчезли у них в темноте и пыли. Барышев боялся за свой дневник. Улучшений в дневнике не произошло, и кто-нибудь посторонний может стать очевидцем двоек и троек.

А это неудобно. Люди пришли сегодня из других школ.

Но потом Сигаев и Барышев перестали кричать о портфелях и начали, как и все, кричать, требовать стрельбы и скачек.

* * *

Значит, все требовали и кричали и… получили это на следующий день. Каждый лично получил. Во всех кинотеатрах города, где шёл фильм из жизни ковбоев прошлого века, скакали на лошадях и стреляли теперь они сами. Все теперь были не в залах, а на экране. У всех всё сбылось, о чём мечтали!

Даже Коля Мухин скакал, и Боря Завитков, и Серёжа Данилин.

И не на стульях, а на лошадях. Настоящих, живых!

И не надо было кричат^ «и-го-го» по-лошадиному, потому что лошади сами кричали «и-го-го».

Киногерои.

Пришли из жизни на экран. Да-да, не с экрана в жизнь, а наоборот — из жизни на экран. Побрили головы и пришли.

Барышев почти совсем перестал учиться, а только скакал на экране в кинотеатре «Пламя».

Даже Сигаев из взаимопомощника сам превратился в отстающего, потому что только скакал и стрелял.

Каждый вечер в кинотеатре «Смена».

Козерог участвовал, и даже Игорь-тугодум. Правда, там, где участвовал Игорь, фильм длился на час дольше, потому что Игорь во всех эпизодах всё делал с опозданием.

А Тёма Новиков нигде не скакал и не стрелял.

Он ждал, когда ему вернут рубль. Он был печальным рыцарем…

4

Первым перестал скакать Вася Филёнкин. Может быть, потому, что он первым начал. Ноги у него окривели. Болело то место, которое находится пониже хлястика пальто. Голова от солнца болела.

Песок на зубах скрипел. Всё время хотелось пить и тошнило от сигар.

Днём в Техасе жарко, ночью — холодно. А спать приходилось на земле.

Спать надо было на открытом месте, потому что домов в Техасе мало и они очень все неблагоустроенные.

И главное, надо было думать о деньгах. Зарабатывать их на себя, на лошадь и на сигары.

Что по сравнению со всем этим быть тигром — чепуха!

Тигром он был в современном городе, где всё есть: водопровод, дома с лифтом и кроватями, в которых можно нормально спать.

Сигаева бандиты ранили в локоть. Не сильно, но всё-таки локоть болел. Может быть, он и сам его ушиб, но говорит, что ранили. На Барышеве оборвалась одежда, растрепались сапоги. Он был голодный. Мечтал съесть что угодно. Вовка Козерог зазевался на железнодорожной станции и чуть не попал под старинный паровоз с огромной трубой. В прошлом веке были такие паровозы. И вообще его разоблачили, что он не Ковбой. Кто-то знающий русский язык прочитал надпись на голове, и Козерога отправили к шерифу. Шериф хотел его арестовать, но Вовке удалось убежать.

Теперь Вовка должен сражаться, кроме бандитов, ещё и с шерифом.

Коля Мухин с друзьями потихоньку слез с настоящих лошадей и выступал на стульях. Так было как-то спокойнее. Зрители вначале возмущались, а потом привыкли.

— Надо его найти, — сказал Вася Филёнкин ребятам. — Пускай он сам скачет и стреляет. И всякие штуки делает. И его друзья-ковбои.

— А где найдёшь его теперь?

— На такси уехал, конечно.

— В городе скрывается. От нас от всех!

Игорь-тугодум сказал, что он вообще больше

выступать в своём кинотеатре не может — он продал лошадь.

— Как же так? — удивились ребята.

— Она мне надоела, и я её продал зрителям.

— А деньги где? — сейчас же спросил Тема Новиков.

— Проел небось! — выкрикнул голодный Барышев.

— У меня их отняли, — очень грустно ответил Игорь.

— Кто?

— Бандиты. Во второй серии, когда я должен был одного из них убить.

Сигаев тут же начал показывать локоть: вот… его ранили прямо сюда… Пулей или ножом… Болит очень… Выступать он тоже не может.

— А у меня что, — закричал Вася Филёнкин, — ноги железные, что ли? Кривые совсем. И неизвестно, когда теперь выпрямятся.

Коля Мухин, Данилин и Завитков подумали: как хорошо, что они вовремя пересели с лошадей на обыкновенные стулья. А ведь на этих стульях можно постепенно спрыгнуть с экрана — ив зал… к зрителям…

И спрятаться среди них. От бандитов и от всех ковбоев.

А Вася Филёнкин не успокаивался, кричал:

— И песку полный рот у меня… Вот! — И Вася начал выплёвывать песок. — Вот! Вот! И сигары я больше курить не могу — тошнит!

— И меня… — сказал мрачный Сигаев. — Тошнит. И денег нет, чтобы обратиться там к врачу. А я раненый. И вообще не известно, где там врач!

— А скоро будут новый фильм про ковбоев показывать, — сказал Тёма. — Я слышал.

— Иди ты отсюдова! — закричали в гневе ребя-

та. — Натерпелись! Хватит!

* * *

Киногерой уехал на такси, и как его теперь найдёшь, чтобы заставить вернуться на экран?

Ребята бегали, искали. Но результатов пока никаких — Ковбой не обнаружен. Он, очевидно, тоже не желает больше этой ковбойской жизни. Решил — хватит с него. Правда, ребята видели в городе одного водителя такси: весёлый такой, очень похож на Ковбоя. Но попробуй докажи! Носит форменную фуражку, лысины не видно.

Так что никаких доказательств. Как говорится, концы в воду.

…Вскоре фильм о приключениях Ковбоя с экранов сняли. Пропал не только Ковбой, но начали пропадать и другие герои, все его друзья. Один за одним.

Неужели он их всех переманивает работать водителями такси?

…А Тёма Новиков получил денежный перевод по почте на один рубль. От кого?

Обратного адреса не было.

МИР, АНТИМИР И ОДНА ПАРИКМАХЕРСКАЯ

1500 кор. X 70 шт. = 105 ООО

1

Я все продумал, — сказал Гунн. Он был самым старшим.

Его окружили остальные ребята, слушали. Девочка с косичками, концы которых были защёлкнуты пряжками «гусиные лапки», мальчик с вечно развязанными шнурками и ещё двое в летних шапках с пластмассовыми прозрачными козырьками. У одного пластмассовый козырёк зелёного цвета, у другого — жёлтого.

— Мы поднимемся на этой ракете. Улетим!

— Как — улетим? Куда? — удивился мальчик с вечно развязанными шнурками в ботинках.

— В космос.

— В настоящий? — удивилась и девочка.

— Я же говорю, что всё продумал. — При этих словах Гунн осмотрелся: никто не подслушивает? Ребята стояли на Выставке Достижений Народного Хозяйства, недалеко от павильона «Космос», где для широкого обозрения демонстрировалась настоящая космическая ракета.

— У меня план, — сказал Гунн.

— Но ведь ракета на выставке. Как её отсюда забрать? — усомнился паренёк в шапке с зелёным козырьком.

— Ну и что? Улетим и прилетим.

— Опять на выставку?

— Конечно. Улетим вечером, а утром — на месте.

Ребята недоверчиво замолчали.

— Вы мне не верите? Смотрите! — И Гунн протянул листок. На листке было написано:

1) ТОПЛИВО- твёрдое "Х"

2) ПРОВИАНТ — 1 пач. хрус., 5 я., 10 и., 5 плав., 4 бут. лим.

3) СНАРЯЖЕНИЕ — 1 фон., 1 склад. нож., 1 тет. в клет., 1 ключ гай.

— Что значит, «твёрдое топливо «X»?

— Секрет. Объявлю потом.

— «Одна пач. хрус.» — что это? — спросил мальчик со шнурками.

— Одна пачка хрустящего хлеба.

— А «пять я.»?

— Пять яиц.

— А «десять и.»? — спросила девочка.

— Десять ирисок.

— Десять? Так мало?

— Багаж лимитирован.

— А «тет. в клет.»? Тётка какая-нибудь?

— Тетрадь в клеточку. Неужели не понятно? Теперь вопрос: каждый знает свой вес?

— Я не знаю, — сказал паренёк с зелёным козырьком.

— И я не знаю, — сказала девочка.

— Тридцать пять килограммов, — доложил с жёлтым козырьком. — В лагере в прошлом году взвешивали.

— Натощак? — строго спросил Гунн. Он уже входил в роль командира.

— Забыл.

— Перевесишься. Понял? Надо натощак. Все слышали?

Он отобрал листок и написал ещё один параграф: «Жив. вес экип.». Живой вес экипажа, значит.

— А где взвешиваться?

— Кто где хочет.

— Я в баню схожу, — решил паренёк в шапке с зелёным козырьком. — Взвешусь в шапке, потому что всегда хожу в этой шапке.

— И я в шапке, — сказал другой паренёк. — Когда буду перевешиваться.

— А я боюсь, — вдруг признался мальчик со шнурками.

— Взвешиваться?

— Лететь.

— А ещё физиком хотел быть.

— Хотел.

— Ладно. Назначаю тебя своим помощником.

— Прямо сейчас назначаешь?

— Конечно. — Гунн знал, как бороться с трусостью: надо разжечь честолюбие. Он тоже летел прежде всего из-за честолюбия.

— Я умею считать больше ста.

— Достаточно, — кивнул Гунн.

— А меня кем? — спросил паренёк в шапке с зелёным козырьком.

— Тебя? Ответственным за двигатели.

— Какие?

— На ракете. А тебя… — И Гунн, не ожидая просьб от остальных членов экипажа, начал раздавать должности. — Тебя… начальником тетради в клеточку. — И он показал на паренька с жёлтым козырьком. — Это бортовой журнал.

— Понятно.

— Тебя… — Гунн показал на девочку, — начальником продовольствия.

Девочка кивнула и тут же спросила:

— А что такое «чет. бут. лим.»?

— Четыре бутылки лимонада.

— Один, два, три, четыре, пять, шесть, семь… — начал считать мальчик со шнурками.

— Ты что?

— Считаю. До ста. Я правда умею. Туда и обратно. — Мальчик боялся потерять звание помощника. — Семь, пять, четыре, два…

— Прекрати. Верю.

— Я и делить умею. Четырнадцать на семь разделить?

— Не надо. Ты мешаешь.

— Два будет, — сказала девочка.

— Что?

— Два — четырнадцать на семь.

— Прекратите вы!

— А где мы достанем костюмы? В космос в этом не полетишь. — И ответственный за двигатели потряс собственными штанами.

— В павильоне «Космос».

— А кто нам даст?

— У меня тоже план. На костюмы.

— А я и складывать умею. Пять и пять — двадцать пять.

— Это ты умножил, — сказала девочка. — Пять и пять — десять.

— Да прекратите вы!

— А ещё кислород надо, — сказал начальник «тет. в клет.». — Чем дышать.

— Кислород должен быть в ракете.

— Я уже не боюсь, — сказал мальчик со шнурками.

— Чего?

— Лететь. Правда, я твой помощник?

— Конечно. Да здравствует «Общество…

— …друзей холода!» — в один голос выкрикнули летние шапки.

2

Девочка вошла в продуктовый магазин. Осмотрела, что имеется на прилавках, потом пошла к кассе. Выбила чек. Вернулась к прилавку и сказала продавцу:

— Мне пять штук яиц.

— Ты неправильно выбила чек.

— А что?

— На двадцать копеек больше.

— Это я ошиблась в кассе. Дайте мне на сдачу этого… — И девочка показала на товар, который стоил за коробку копейка.

Продавец положил в кулёк пять яиц и на остальные деньги дал товар за коробку копейка.

Девочка ссыпала товар в сумку. Сумку взяла для этого специально. И вовсе она не ошиблась в кассе, а тоже специально выбила на двадцать копеек больше, чтобы купить этот главный товар. Называть его вслух командир не велел. Ни под каким видом. Могут следить, узнать, в чём дело, и перехватить идею. Кто-нибудь из тех, кто тоже читает афишу, — «УНИКАЛЬНЫЙ ЭКСПОНАТ! КОСМИЧЕСКИЙ КОРАБЛЬ!..» Воспользоваться и улететь первыми.

Девочка шла, а в сумке у неё было топливо «X» на двадцать копеек. Потом она заглянула в другой магазин и купила там плавленые сырки; «5 плав.» в списке командира и означали плавленые сырки. Вместе с сырками, опять как бы случайно, были куплены коробки с топливом для ракеты. Этого топлива набралась уже полная сумка.

Надо было возвращаться. Но только не домой, потому что дома обратили бы внимание на такое большое количество топлива и тоже заподозрили. Не обязательно, конечно, полёт на ракете, но что-нибудь. Или во дворе мальчишки бы заинтересовались. Девочка с сумкой пошла на бульвар.

На бульваре была деревянная будка. Принадлежала садовнику. Там хранились лопаты, совки, ящики с удобрением.

В будке и решено было прятать горючее и продукты.

Вход в будку свободен: садовник никогда не запирал дверь.

Девочка принесла горючее и часть продуктов

и спрятала среди ящиков с удобрением.

* * *

На улице, около овощного склада, стояли большие весы. Подъехал к складу грузовик, и с него начали сгружать на весы корзины с яблоками, взвешивать и отправлять в склад.

Мимо проходил помощник командира космического экипажа. Ну, вы догадываетесь кто. Тот самый, у которого всегда развязаны шнурки.

Нёс он сумку с чем? Вы тоже, конечно, догадываетесь, — с твердым топливом «X». Увидел весы и вспомнил распоряжение командира.

Подошёл к рабочему, спросил:

— Можно взвеситься?

— Сумку, что ли, взвесить?

— Самому.

— Баловство, — махнул рукой рабочий.

— Для космоса, — сказал мальчик, хотя знал, что ни в коем случае нельзя выдавать секрет.

— «Для космоса»!.. Лезь на весы.

Мальчик поставил сумку с топливом на землю, а сам встал на весы.

Рабочий думал, что это так, шутка, — космос. И ему сделалось весело. Он не знал, что взвешивал настоящего космонавта, самого юного в стране. И не просто космонавта, а помощника командира экипажа. Помощник возвращался с задания. Только что был на ВДНХ и детально проверил, куда нацелена ракета. Лёг на землю рядом с ракетой и посмотрел, куда нацелен её нос. Проверил, запомнил. В магазине купил свою долю топлива.

Если топливо будет покупать один человек — заметно и слишком много для одного, трудно будет: надо купить несколько тысяч коробок! Да, да — тысяч! Поэтому каждый член экипажа должен сам позаботиться о себе. Это вполне логично и справедливо. Летишь — ходи покупай.

Рабочий сказал космонавту, сколько он весит.

И тот радостный пошёл дальше. Правда, не учёл, что взвешивался не натощак и с двумя яблоками, которые случайно лежали на весах — выпали из корзины.

* * *

Паренёк в шапке с жёлтым козырьком линовал поля в тетради в клеточку. Готовил тетрадь к полёту. Очень хотелось нарисовать на обложке корабль или другую какую-нибудь картину из жизни в космосе, но нельзя было — надо во всём соблюдать секретность. Мама уже интересовалась, что он делает в такой толстой тетради. А он сидел и чертил поля.

Мама пожала плечами и ушла на кухню.

Потом он пронумеровал страницы. Так положено. «Тет. в к лет.» превратится в очень важный документ для всех исследователей. Её будут читать учёные. Будут изучать все записи, каждую страничку. Потом её выставят на ВДНХ в павильоне «Космос». Обязательно. Исторический бортовой журнал исторического полёта!

И не надо им никаких экранов с электрическими разрядами, вычислительных центров. Непосредственный полёт в космос — вот что главное!

И начальник «тет. в к лет.» всё-таки не удержался и нарисовал на первой странице будущего бортового журнала ракету.

* * *

В будке садовника сидел другой паренёк — ответственный за двигатели, а следовательно, и за горючее. Он его готовил. Вынимал из коробок и ножом (в списке нож обозначен «склад, нож») очищал горючее с деревянных палочек. Потому что в городе оно продавалось не в чистом виде, а на деревянных палочках.

Простое и гениальное.

Всем пока ещё не известное. Но после полёта станет известно всем. Станет историческим, как и «тет. в клет.».

3

Предварительная подготовка к полёту была закончена.

Яйца сварены.

Куплены 4 бутылки лимонада — «4 бут. лим.». Ответственный за двигатели принёс из дома гаечный ключ— «ключ. гай.».

Всё горючее было очищено от палочек.

Помощник доложил командиру, что детально проверил, куда нацелен корабль. Он нацелен криво. Командир был вполне удовлетворён исчерпывающим ответом.

Помощник обрадовался, что сумел в точности выполнить задание. Хотел рассказать командиру и всем, что во дворе, когда разговаривал со старшими ребятами о космосе — не о своём полете, конечно, а вообще, — старшие ребята рассказали удивительную историю про антимир.

Это где всё наоборот.

Ты такой и не такой. Называется это ещё — быть антиподом.

В цирке часто выступают антиподы, что-нибудь крутят ногами. Лежат на спине в кресле, а ногами, как руками, крутят стул, небольшой стол или друг друга могут крутить и подкидывать. Тоже, значит, с антимиром связаны, потому что ноги у них — руки. Наоборот всё, значит.

Помощник хотел рассказать об антимире командиру и остальным членам экипажа, но промолчал: вдруг подумают, что разболтал тайну. А он о полёте ни слова, только так, вообще, что теперь изучает абсолютный ноль и космос. Вот и всё. Должен был во дворе что-то сказать в ответ на антимир.

Поток каждый доложил командиру свой вес. Летние шапки взвесились в бане, девочка — в школе, в медицинской комнате, ну, а помощник командира— на грузовых весах, вместе с двумя яблоками и не натощак.

…Полёт был назначен вечером в субботу. Вечером, потому что видны будут звёзды и, значит, видно будет, куда лететь, хотя и криво. А в субботу потому, что рано закроется выставка, посетители уйдут из павильона «Космос», и можно будет проникнуть и взять необходимое снаряжение. И в ракету, конечно, легче будет забраться.

Но ничего. Как-нибудь Гунн с ребятами сумеют обмануть сторожа в павильоне.

Теперь осталось последнее — плотно поесть в дорогу. Чтобы долго быть сытыми.

В смысле живого веса — Гунн это учитывал: живой тощак плюс дополнительный обед равняется общему весу экипажа.

А потом общий вес экипажа складывается с весом провианта и снаряжения и получается уже вес всей экспедиции.

Окончательный, так сказать, результат. Можно записать буквами, и получится формула. Но лучше не записывать и держать в уме.

* * *

Обедали тут же на выставке, в столовой. Сидели все за одним столиком. Пять космонавтов. Рядом лежал бумажный мешок — в нём провиант, снаряжение и горючее.

Командир помогал выбирать, что будут есть.

Ответственный за двигатели заказал творожный пудинг — две порции. Начальник «тет. в клет.» — вермишель с сыром; подумал и ещё взял омлет. Девочка — зразы: она никогда их не ела и ей интересно было попробовать. Помощник командира— жареную колбасу. А командир — борщ и компот.

Вот как должен есть настоящий космонавт — просто и мужественно.

— Мы как верблюды, — вздохнул начальник «тет. в клет.». При этом подумал, что лучше бы взял пудинг вместо омлета.

— Верблюды пьют, а не едят, — возразил ответственный за двигатели.

— Я больше не могу, — пожаловалась девочка. Зразы оказались котлетами, да ещё с луком внутри.

— Доедай. Там экономить будем. — И командир показал вилкой на потолок. Он имел в виду, конечно, не потолок, а космос.

— Всё равно не могу.

— Ешь!

Помощник начальника справился с колбасой и попросил добавки. Взяли ему добавку. Он съел немного и заявил, что не может больше — не рассчитал силы.

— Ешь! — приказал и ему командир. Компот и борщ сделали его непримиримым.

Помощник испугался — вдруг потеряет должность! — и съел.

Ответственный за двигатели и начальник «тет. в к лет.» теперь молча двигали челюстями. У ответственного живот разбух от пудингов, а у начальника «тет. в клет.» — от вермишели и омлета. Они едва дышали. Даже сопеть пришлось.

У девочки были на глазах слёзы. Она справилась со своими зразами последней. кричат, командуют. Уйдёт домой, и пусть сами летят куда им хочется… А она уже не хочет.

Корабль криво стоит. Не полетит на кривом корабле!

Подумала так, но не встала из-за стола. Подумала ещё и решила по-другому. Что же это? Она уйдёт, а они полетят и прославятся! И её забудут! А она покупала себе горючее и дома яйца сварила. Одолеет зразы до последней крошки и полетит на 2«> корабле, хотя и кривом. Земля — шар, значит, корабль и полетит вокруг Земли.

Когда с едой было покончено, командир провёл подсчёт: сложил омлет, вермишель, борщ, компот, колбасу, зразы и пудинги и вставил в формулу. Добавил вес провианта и снаряжения и получил окончательный результат.

Горючее «X» справится с этим окончательным результатом, поднимет в просторы Вселенной.

Командир уверен. Он автор горючего.

* * *

Уже стемнело. Павильон «Космос» закрыли и никого не пускали.

Гунн и ребята прошли последними и. спрятались.

Когда всё затихло, Гунн выбрался из укрытия. Дал команду выбраться и остальным.

В павильоне горело несколько дежурных ламп, и было полутемно.

Гунн шёл первым, за ним остальные. И конечно, гуси на платье у девочки, они тоже шли, вытянули шеи.

Последним пробирался ответственный за двигатели с бумажной сумкой. Кто ел пудинги, тот и таскает сумку. Такое решение принял командир. И без всякой формулы.

Что-то громко зашелестело. Где-то сзади.

Девочка взвизгнула от страха и присела. Помощник командира спрятался за девочку. Начальник «тет. в клет.» и ответственный за двигатели тоже присели. А командир не только присел, а даже лёг.

Но это не от страха. Командиры не должны ничего бояться. Это для маскировки. Чтобы тебя не обнаружили, надо полностью слиться с окружающей обстановкой.

Только ребята успокоились, как где-то около сторожа зазвенел звонок.

— Может, лучше завтра придём? — неуверенно сказала девочка.

— Без паники! — ответил Гунн.

— Не хочу без паники! — У девочки к глазам опять подступили слёзы. — Я домой хочу!

Ребята стояли молча. Командир понимал, что должен проявить строгость, а не то все захотят домой, весь экипаж.

— Замолчи! Потом поговорим. За мной, вперёд!

Впереди был стенд, на котором были разложены космические костюмы и шлемы космонавтов.

Помощник командира сразу схватил шлем и надел на себя. Двое в летних шапках схватили шлемы и надели прямо на свои летние шапки — зелёную и жёлтую.

И командир схватил шлем и тоже надел. Вернул командирское величие. Потом ребята начали натягивать космические костюмы.

Девочка продолжала стоять и ничего не трогала. Вынула из кармана ириску и положила в рот. Ириска была её личной, не из казённого провианта.

Ириска её успокоила. Ей даже начали нравиться мальчишки в шлемах и в костюмах. Очень внушительное зрелище. На самом деле космонавты.

— А как мы отсюда выйдем? — спросил ответственный за двигатели.

— Молча! Ясно? — И Гунн повёл ребят к выходу.

Девочке он приказал идти последней. Если остановит сторож, должна сказать, что она посетитель павильона, случайно уснула и теперь идёт домой. Ведь она идёт домой? Решила?

— Да, — ответила девочка.

— Твой вес — это как раз вес наших костюмов. Я забыл прибавить. Всё останется по формуле.

На выставке было пустынно — никого. Огни кое-где погасли. Виднелась ракета. Она словно ждала, готовая к полёту.

Гунн оказался прав, когда так придумал со сторожем, — придумал повторить то же самое, что сделал когда-то Казимир Иванович.

Сторож вытаращил глаза на процессию. Не мог вымолвить ни слова, и голова его механически поворачивалась, провожая каждого взглядом.

Костюмы, которые не двигались, лежали на выставке, вдруг ожили и у него на глазах выходят из павильона. Костюмы знаменитых космонавтов. Номер один, номер два, номер три, номер четыре!.. И последней вышла из павильона девочка. Нет, последней вышли гуси. Стая маленьких живых гусей!..

А космонавты (вовсе не знаменитые ещё), как только оказались за дверью, спрятались в кустах. И девочка спряталась.

Надо было переждать. Сторож очнётся и выбежит на улицу. Проверит, что это с ним было.

И сторож выбежал на улицу. Остановился. Покачал головой: бывает такое, привидится. И ушёл снова в павильон.

Командир дал команду, и ребята направились к ракете.

— Если даже захочешь лететь — не возьмём. Костюма на тебе нет, — сказал Гунн девочке.

— И не надо, — ответила девочка. У неё на глазах опять были слёзы: ей захотелось лететь. Всё страшное было позади. Но если её не берут — и не надо.

Первым к ракете начал подниматься Гунн. По лесенке, а потом прямо по металлическим планкам, среди которых была укреплена ракета. Конечно, настоящие космонавты поднимаются в ракеты на лифтах, ну а Гунн поднимался без лифта. В руках у него был разводной ключ.

Надо было открутить гайки и открыть люк в ракету.

Ответственный за двигатели тоже начал подниматься. Он — к двигателям. В руках у него был большой кулёк с горючим.

— Будешь засыпать в камеры. Видишь? — сказал Гунн.

— Трубы эти?

— Да. В каждую насыпь.

— Ладно.

— Не ладно, а «будет исполнено, товарищ командир».

— Будет исполнено, товарищ командир.

Гунн отвинчивал люк, ответственный сыпал в

двигатели горючее. Начальник «тет. в клет.» снизу освещал фонариком двигатели, чтобы ответственный видел, куда он сыплет горючее.

— У тебя готово? — спросил Гунн ответственного за двигатели.

— Засыпал.

— Все в корабль! Скорее!

И Гунн включил лифт. Его кабина опустилась к остальным ребятам. Они сёли и уже как настоящие космонавты поднялись в лифте на ракету. Времени раздумывать или пугаться не осталось.

— Эй! — крикнул Гунн из люка девочке. — Поднимайся. Крышку закрутишь!

Как выяснилось, крышка на ракете закручивалась снаружи.

Девочка не протестовала. Захотелось хотя бы поглядеть лифт.

Когда поднялась, Гунн дал ей гаечный ключ.

Девочка молча закрыла крышку и начала завинчивать гайки. Когда справилась с последней гайкой, совсем обидно сделалось. На себя, что струсила. Тоже бы сидела в ракете и готовилась к полёту.

— Завинтила? — послышался голос из ракеты.

— Завинтила.

— Теперь сматывай удочки. Двигатели запалим!

И лифт опустил девочку на землю.

Девочка отошла в сторону. Начала ждать, что будет.

Вдруг послышался из ракеты стук и голос:

— Ты не ушла?

— Нет.

— Спички есть?

— Нет.

— Совсем ни одной?

— Ни одной.

— Врёшь!

— Не вру.

Твёрдое топливо «X» — это головки спичек. Сера. Но вы пока молчите. Тайна. Для всего мира. И формула, по которой рассчитано количество горючего, тоже пока тайна. Молчите. Написана формула на первой страничке. Цифра 70 — это количество спичек в одной коробке. Остальное вам будет понятно, что на что умножено. Командир сам умножал.

Итак, корабль готов к полёту.

Но в последний момент командир забыл и не сохранил ни одной спички, чтобы зажечь все остальные.

— Эй, ты! Сбегай за спичками куда-нибудь!

— Не побегу. Сами бегайте!

— Но мы завинчены.

— А вы отвинтитесь. Я вам ключ оставлю. — И девочка положила на землю ключ.

— Как же мы сами себя изнутри отвинтим?

— Как хотите, так и отвинчивайтесь.

Девочка решила отомстить. Пускай теперь сидят на земле. Нечего было — «Сматывай удочки!.. «Я!.. Товарищ командир!..»

Из дверей павильона выбежал сторож. Обнаружил, что костюмы знаменитых космонавтов пропали на самом деле.

— Тише вы!.. Сторож…

В ракете замолчали. Девочка спряталась за дерево.

Захочет — она им поможет. Сторож курит — значит, у него есть спички. Она попросит. Но не сейчас. Пускай сторож успокоится. Он и закурил, наверное, чтобы успокоиться. Люди всегда курят для этого, она слышала.

Сторож внимательно смотрел на землю: искал следы похитителей и, может быть, гусей. Теперь он был уверен, что и гусей видел.

Подошёл к ракете. Остановился. Поднял голову, прислушался.

Девочка тоже затаилась. Даже перестала дышать. И гуси затаились, перестали дышать. И в ракете затаились, перестали дышать. Они почувствовали, что сторож рядом стоит, слушает. Телепатия.

Сторож споткнулся о гаечный ключ на земле. Сигарета выскочила у него изо рта и отлетела к ракете. И в следующее мгновение вспыхнула под ракетой сера, счищенная с головок 105 тысяч спичек.

Ракета вздрогнула всем своим могучим телом и тронулась вверх.

Сторож повернулся и пустился наутёк. Он бежал куда глаза глядят. Очень неприятное состояние — бежать куда глаза глядят. Потому что глаза никуда не глядят. Только так называется, что они глядят.

А ракета медленно отделилась от земли и криво полетела…

4

Удар — и затем тишина. Странная и неожиданная. Очевидно, космическая.

— Сели… — прошептал Гунн, поднимая щиток у шлема.

В ракете было темно и душно.

Экипаж молчал.

Капала вода. Это капал лимонад из разбитой бутылки.

— Живы? — спросил Гунн.

— Живы, — ответил начальник «тет. в клет.» и тоже поднял щиток у шлема.

— А где мы? — спросил ответственный за двигатели. Он просто снял весь шлем целиком и остался в привычной для себя летней шапке с зелёным козырьком.

— Не знаю, — честно сказал командир.

Помощник командира вспомнил, что взвешивался натощак и решил сознаться в этом.

— Чего он кричит?

— Снимите с него шлем.

Кое-как сняли с помощника в темноте шлем.

— А что, разве не слышно?

— Нет.

— А мне вас слышно.

— Ты чего кричал?

Помощник повторил своё признание.

— Значит, формула изменилась.

— Сразу вся? — удивился помощник.

— Конечно. А ты думал?

Командир обнаружил причину внезапного приземления.

— А ещё и корабль криво стоял, — попытался оправдаться помощник. — Я же говорил.

Если бы он знал ещё и о двух яблоках, которые случайно взвесились вместе с ним, он бы и о них сказал.

— Корабль криво — это что. Главное — формула искривилась^ Из-за тебя.

— Может, включим кислород? — сказал начальник «тет. в клет.». — Где он включается?

— Кислород надо экономить. Дышите пока так.

— Как — так?

— Обыкновенно. Без кислорода.

— Когда выйдем на планету? — спросил ответственный за двигатели.

— На какую?

— Выйдем и узнаем.

— А лифт — он с нами прилетел или на выставке остался? — осмелился и спросил помощник командира, чтобы как-то замять вопрос о своём тощаке.

— Замолчи!

Помощник командира замолчал. Он понял, что может потерять свою должность.

— А "где невесомость? Кто чувствует?

— Есть хочется, — вдруг сказал начальник «тет, в клет.». — Это, наверное, от космоса.

— И я тоже хочу.

— Мне лимонад в ботинок течёт.

— И мне прямо в ухо капает.

Командир начал шарить в темноте — искать фонарик. Нашёл. Зажёг его.

Экипаж сбился в сплошной комок. Никакой невесомости, а наоборот — плотность такая, что один не может повернуться, чтобы не придавить другого.

— Без паники.

— Больно ногу!

Помогли высвободить ногу.

— А где мой шлем?

— А где моя шапка?

— Мы завинчены!

— Осмотрим корабль. Должен быть запасной выход.

— Но куда мы выйдем?

— У меня уже полное ухо лимонада!

— Надень шлем.

— Мы на планете, где нет невесомости, — сказал командир.

— А как абсолютный ноль?

Что-то захрустело. Все испуганно замолчали. Выяснилось — кто-то наступил на хрустящий хлеб в мешке.

Командир начал пробираться в хвост ракеты. Ракета прилетела на неизвестную планету вся целиком, все три ступени.

За командиром поползли на четвереньках члены экипажа.

— Мешок захватите! — приказал командир.

Мешок захватили. Его потащил начальник двигателей. Из мешка тонкой струйкой выливался лимонад.

Командир добрался до стеклянного окошка в ракете. Посветил фонариком.

— Ну, что там? — дёргал его сзади помощник. Ему не терпелось тоже поскорее заглянуть в окошко. И потом, он помощник. Его очередь везде и во всём вторая.

Помощник наконец дотянулся до окошка. И он увидел в свете луча фонарика… САМОГО СЕБЯ. Совсем близко. Своё лицо. Только правый глаз был левым глазом, а левый глаз был правым глазом. Помощник поднял руку. Правую. Но она была левой.

Тогда помощник закричал:

— Антимир!

— Ты что^несёшь? Какой антимир?

— Мы прилетели в антимир! Я знаю! Мне ребята во дворе объясняли.

— Что тебе объясняли?

— Левый глаз — правый, а правый — левый. И руки…

Теперь к окошку пролез начальник «тет. в клет.».

Всё так и есть. Он сам в окне, и левый глаз — правый, а правый — левый.

— И ещё там ногами, как руками, можно столы и стулья вертеть…

Но помощника никто уже не слушал. Все хотели смотреть на себя в окно. Все хотели видеть антимир.

Тут обнаружили и ещё одно окошко. В хвосте ракеты. Оно разбилось при посадке.

Командир потянул носом и сказал:

— Воздух.

— Можно дышать?

— Можно, — разрешил командир.

Обидно, что в окно нельзя было выбраться. Очень узкое. Плечи ни у кого не пролезали, даже у помощника.

Он чуть не застрял в окне, когда примерялся. При этом кричал:

— Всё наоборот вижу! И ракету нашу вижу наоборот!

— А ещё чего? — спрашивали у него ребята и от нетерпения колотили в спину кулаками.

— Столы и стулья вижу, чтобы вертеть ногами, как руками! Всё есть!

— А какие-нибудь люди? Кто-нибудь ещё?

— Никого. Только мы наоборот.

— Кто нас теперь отвинтит?

— Давайте покричим? — предложил ответственный за двигатели.

— Эй!

— Угу-гу!

— Ого-го!

Никто не отзывался. Тишина была в антимире.

…Их обнаружили утром. И не в антимире, а в обычном мире. Да ещё в парикмахерской, куда попала ракета. Часть зеркал в парикмахерской была разбита. Опрокинуты столы и стулья. От приземления ракеты. Крыша и стены разрушены.

За ночь они съели хрустящий хлеб, яйца, ириски, плавленые сырки. Выпили три бутылки лимонада. Одна, как вы помните, разбилась в момент приземления.

В тетради в клеточку никаких записей не было. Но зато в ней были поля и все страницы пронумерованы.

ЗАГАДОЧНАЯ СТРАНА

1

Один современный физик сказал, что каждая новая теория должна быть достаточно безумной, чтобы оказаться верной.

И тут у людей всё и началось с антимиром…

Это где всё наоборот, вроде ты на себя в зеркало смотришь, в витрину магазина или в лужу на асфальте. Ты такой и не такой: правая рука — левая, а левая — правая; левый глаз — правый, а правый — левый.

И говорят, существует страна всех тех, кто наоборот. Где-то здесь, совсем рядом, как лужа или зеркало.

Может быть, эту страну и в школе скоро проходить будут. Конечно, если все о ней думают, понять стараются, чтобы не отстать от современности, от великих физиков. Но вот беда: никто не знает, как в неё попасть, даже современные физики.

Стаська Шустиков смотрит на себя в зеркало и отгадывает, где эта новая страна, чтобы первым в неё проникнуть. И его брат-близнец Славка Шустиков в витрины магазинов смотрит и в лужи на асфальте, тоже отгадывает эту новую страну.

Никто из братьев-близнецов не желает отстать от современности. И ещё норовят один обогнать другого. Они всегда боролись друг с другом, кто кого превзойдёт. Такие уж они близнецы. И весь класс, в котором они учились, тоже всегда раскалывался на две партии: Стаськины люди и Славкины люди. Из-за близнецов.

Потому что близнецы втягивали класс в свою борьбу, в свои идеи.

* * *

В классе тишина.

Стася Шустиков сидит за партой на своём месте — во втором ряду на первой парте, а его брат Слава Шустиков тоже сидит на своём месте — на четвёртой парте в третьем ряду. Только спиной к доске. И парта его повёрнута «спиной» к доске. И не только он так сидит, а и все его люди так сидят, спиной к доске, — Зюликов, Дима Токарев, Ковылкин. Пишут левыми руками. Ковылкин — тот ужасно старается, слышно, как сопит.

Классная доска тихонько вздохнула. Но больше доска не вздыхала, потому что появились директор и классная руководительница Клавдия Васильевна, и доска от страха затаила дыхание. Приготовилась к событиям.

— Значит, кто сегодня в антимире? — спросил директор Алексей Петрович.

— Они, — ответила Лёлька и показала на ребят, которые сидели спиной к доске. Лёлька — она Стаськин человек. За Стаську вообще все девчонки.

— Они… — повторил Алексей Петрович. — »А вы?

— А мы сегодня в мире, — сказала Таня Фуфаева.

— Сами так решили, без них, — сказала Маруся. Она теперь уже больше не сидела за одной партой со Славкой, как прежде, из-за педагогических принципов, чтобы влиять на Славку положительно, а сидела с Батуриным Вадькой.

Те, кто были в антимире, при звуке директорского голоса начали возвращаться в мир: поворачивать парты.

Клавдия Васильевна — это одно, или, к примеру, пионервожатая Галя, а директор — это другое. Директор, он ведь может и в загадочной стране до учеников добраться. Он в физкультурном зале по канату лазит, гимнастикой занимается.

---------------------

В книге отсутствует небольшой кусок текста.

fb2 — and-tyutin

---------------------

— Как — двойка? — удивился Алексей Петрович. — Рекомендую посмотреть в зеркало. Да ещё перевернуть дневник вверх ногами. Вы сегодня в загадочной стране или я ошибся?

— А-а… — протянул Славка растерянно.

— Верно! — опять закричала Лёлька. — Они сегодня в антимире!

— Так в чём дело?

А правда, в чём дело?..

Потом директор обратился к Клавдии Васильевне:

— Что, если зеркало из раздевалки перенесём сюда, в класс?

— Зачем, Алексей Петрович?

— Я думаю, будет удобнее. «Антимир — он рядом с нами!» Так, кажется, они написали в своих «Сообщениях». Отметки будут понимать…

— Тогда конечно, — кивнула Клавдия Васильевна. Вид у неё был усталый, измученный. Ещё бы!

Опять началась в классе очередная затея близнецов.

— А то отметки сразу не понимают, — продолжал невозмутимо директор. — Каждый раз надо будет объяснять. Кстати, кто не очень понимает, что у него вдневнике, может сбегать в раздевалку!

Ребята по-прежнему молчали.

Когда Славка возвращался из школы домой и вся его партия возвращалась, никто не горевал по поводу двойки в мире.

Ничего. Зато они первыми проникли в загадочную страну. Доказали своё. Вон всем тем, кто идёт по другой стороне переулка. Стаська с его девчонками.

Обе партии были непримиримы. И одна партия шла по одной стороне переулка, другая — по другой.

Мир и антимир.

2

Вся школа и даже весь микрорайон знали, что ученики 6-го класса «Ю» пишут на уроках левыми руками, сидят к доске спиной и что учителя ставят им антиотметки.

Ковылкин в знак того, что он попал в антимир, пытался ходить в ботинках, надетых с правой ноги на левую и с левой на правую. Ничего. Получалось. Даже по лестницам спускался и не падал. Вовка Зюликов пытался ходить на руках, как на ногах. И тоже ничего. Получалось. В особенности если при этом кто-нибудь держал его за ноги. Дима Токарев учился вскакивать тройным прыжком на стену. Почему на стену? Так он понймал антимир. Если можно ходить на руках, как на ногах, то почему нельзя вскакивать на стену?

Но Стаська и его девчонки тоже не дремали. Доказывали противнику, что и они находятся в новой загадочной стране. Проникли туда. В буфете Стаська со своими девчонками начал есть суп вилкой. Назло Славке и всем его людям, потому что Славка и все его люди перед этим ели обед, начиная с компота, потом ели рыбу, потом суп. Но кого удивишь, когда ты обед начинаешь с компота. Так давно поступают школьники. А вот чтобы суп вилкой, а рыбу ложкой… Вот это да!

Тётя Ася сразу обратила на это внимание.

Выбежала из-за буфетной стойки и закричала, что опять вытворяется какое-нибудь безобразие!..

— Антимир, — сказал Стаська.

— Угу, — кивнула Лёлька, хотя сама потихоньку от всех держала ложку, потому что вилкой суп всё-таки не съешь, а Лёлька, как всегда, хотела есть.

— Кругом загадочная страна, — сказала Мару-ся. — И они — это не они… — показала вилкой Ма-руся на ребят. — И вы, тётя Ася, не вы.

— Не я?

— Теоретически, понимаете? — сказал Стаська. — И едим мы не суп, а антисуп…

— Им суп не нравится! — крикнул Ковылкин с другого конца буфета, чтобы досадить противнику.

— Что?! — не выдержала тётя Ася. — Уже и суп не нравится? Я их в любой стране достану! —

И Стаськины люди знали, что достанет и что рука у неё плотная. Поэтому вскочили из-за столиков и кинулись прочь из буфета. А Стаська кричал, оправдывался:

— Теоретически антисуп!

Но вслед раздавался негодующий голос тёти Аси:

— И не теоретически я вас, а практически!

Когда на следующий день на пикапе приехал

отец близнецов, который работает шофёром — развозит по школам и интернатам горячие обеды, — тётя Ася ему пожаловалась, что его собственные дети издеваются над ней и над супом, который он привозит. Антисуп, говорят. И вилками в тарелках ковыряют. А этот суп на лучшей в городе фабрике-кухне готовят. Заботятся. В термосах возят, чтобы не остыл.

Вот она их сама вилкой наколет. Это точно! За все их аттракционы!

Шустиков-папа не возражал, чтобы сыновей вилкой накололи. Но они как ртуть — вилкой так просто не наколешь… Кто-кто, а Шустиков-папа это знает.

Маруся возила коляску со своим маленьким братом не за ручку, а наоборот — там, где поднимается у коляски клеёнчатый верх. Марусю даже останавливали на улице, потому что ручка коляски мешала прохожим, но Маруся не сдавалась и продолжала возить коляску как в антимире.

Женя Евдокимова знаменитые свои три слова «Вот так ну» начала говорить наоборот: «Ну так вот».

Это её Искра заставила.

Искра, которая всегда обожала всяческие скандальные истории, просто расцвела, когда в классе начались современные эксперименты. А то скучно было. Тихо. Никаких историй. Теперь снова бурная активная жизнь, полная неожиданностей, препятствий, хитростей и борьбы.

И ещё наука. Передовая.

И если и драки, то научные. А кто в науке не дерётся? Все дерутся.

Наука должна развиваться.

Это прогресс!

Батурин Вадька прежде был принципиальным, а теперь наоборот — совершенно непринципиальный. И когда он такой непринципиальный — это значит, он в антимире. Один, самостоятельно.

Стаська спрашивает:

— Ты за кого?

— За тебя, — отвечает Батурин.

Славка спрашивает:

— Ты за кого?

— За тебя, — отвечает Батурин.

Пионервожатая Галя спрашивает:

— Как ты относишься к происходящему в классе?

— Положительно… отрицательно отношусь.

— Положительно или отрицательно?

— И так и так.

— Вадик, это опасная точка зрения.

— А у меня нет точки зрения.

— Вадик, что с тобой?

Галя оставалась с Батуриным после уроков и пыталась беседовать, убеждать его, чтобы он вернул себе точку зрения. Он всегда был таким принципиальным! И зачем поддаётся на выходки Шу-стиковых, на их миры и антимиры.

И Батурин соглашался. Но на следующий день опять всё начиналось сызнова. Потому что он теперь был непринципиальным и это был его новый принцип.

Галя, доведённая до отчаяния, жаловалась Клавдии Васильевне, что близнецы — это постоянный рассадник смуты и брожения! Не братья, а вирус, микроб! Их фантазия никогда ни на чём не остановится. Что они неистощимы, что они действительно носороги и ещё кто-то… Ей даже всё равно кто! И она уже не понимает, сколько их — двое, трое,' четверо? Или весь класс — это сплошные Шустиковы?

Клавдия Васильевна ничего не могла сказать Гале утешительного, потому что сама погибала от Шустиковых. И тоже не знала, сколько их в классе и на что ещё способна их фантазия. Сама потеряла представление о нормальной человеческой жизни.

Тогда уже наоборот — Галя начала утешать Клавдию Васильевну и приводить примеры, когда учителям удавалось победить учеников — рассадников смуты и брожения. И если они даже и носороги, их можно всё-таки поймать и обуздать. Она слышала, в городе на свободе бегал тигр и его поймали и обуздали.

* * *

Учительница географии Марта Николаевна вошла в класс и всё поняла. Да тут и понимать нечего — ясно с первого взгляда: Стася Шустиков и все его люди опять были в антимире. Хотя никто больше не рисковал сидеть спиной к доске, но фартуки на девочках были надеты задом наперёд. Косы заплетены не на затылке, а начинались со лба и свисали на лицо. Стася Шустиков куртку надел задом наперёд.

Славка дома видел, как Стаська утром возился с пальто. Тоже надевал задом наперёд.

Нянечка кричала, сердилась в раздевалке — пальто повесили за нижние петли для пуговиц, вверх ногами значит. Стаська и все его девчонки. Кто же ещё! Шапки положили на пол.

Клавдия Васильевна приходила, смотрела на эти пальто и шапки. Успокаивала нянечку, даже рассказывала ей о современной науке физике, хотя сама от этой современной науки была едва живой.

Марта Николаевна поздоровалась с ребятами и заняла место за учительским столом.

Вышли вперёд дежурные, чтобы повесить на доску географическую карту.

Марта Николаевна спокойно протянула им карту полушарий. Она всегда спокойная. И это все знают. И ребята, и учителя.

Дежурными были Дима Токарев и Ковылкин. Люди, которые сегодня нормально присутствовали в классе.

Начали прикалывать кнопками карту.

— Неверно прикалываете, — сказала Марта Николаевна.

Токарев и Ковылкин не поняли.

— Переверните вверх ногами.

— Карту?

— А ещё лучше наизнанку повесьте. Так, кажется, будет правильнее.

— Как — наизнанку?

— Белым холстом сюда, а полушариями к доске.

И карта повисла на доске белым холстом, точно простыня: ни материков, ни океанов, ни рек, ни городов.

— Горбачёва! — вызвала Марта Николаевна. — Отвечайте урок. Только повернитесь лицом ко мне. Я не хочу видеть на уроке ваш затылок.

— Я… — начала было Лёлька Горбачёва. Она смотрела на Марту Николаевну.

— Никаких разговоров. Прошу повернуться ко мне лицом.

Это значило, что Лёлька как раз должна была повернуться затылком.

Лёлька неуклюже начала устраиваться на парте задом наперёд. Со стороны это выглядело довольно глупо.

— Вот теперь хорошо! Отвечайте. Можно сидя. Смотрите на карту и называйте мне крупнейшие в мире острова и полуострова.

Лёлька начала силиться, вспоминать. Она понимала, что выглядит довольно глупо, и это её угнетало.

— Аравия, Мадагаскар… Гренландия.

— Ещё.

— Сахалин… Лабрадор…

— Вы невнимательно смотрите на карту и перескакиваете с одного полушария на другое. По порядку называйте. Начните с одного полушария и кончите другим.

Лёлька опять что-то бормочет. Ведь она, кроме стены класса, ничего не видит: Лёлька с Таней Фуфаевой сидят на задней парте.

— Фуфаева, — сказала Марта Николаевна, — а вы почему до сих пор сидите ко мне затылком?

Тане Фуфаевой тоже пришлось перевернуться к стене, как и Горбачёвой.

— Фуфаева, продолжайте рассказывать заданный урок.

— Полуостров Таймыр, Курильские острова, Тибет.

— Что Тибет?

— Ну, этот…

— Не видите карты, что ли? Вы же сидите на первой парте и карта перед вами!

Конечно, получалось, что в антимире фуфаева и Горбачёва сидели не на последней парте, а соответственно — на первой. Всё правильно. И полушария должны были висеть перед их носом и тоже не наизнанку.

Ребята засмеялись.

Марта Николаевна строго постучала ладонью о стол.

— Шустиков Стася, прекратите смеяться.

Ребята засмеялись ещё громче.

— Стася, я кому сказала! Прекратите!

А Стаська даже покраснел от возмущения и ещё плотнее сжал губы. Он ведь молчит. Он не смеётся.

— Горбачёва, прошу дневник. Фуфаева, прошу дневник.

Лёля и Таня понесли Марте Николаевне дневники.

Марта НикоЛаевна, как это сделал на днях Алексей Петрович, переложила ручку в левую руку и поставила двойки, те самые, которые только в зеркале пятёрки. И то если перевернёшь дневник вверх ногами.

— Шустиков Стася, вы всё ещё смеётесь? — Марта Николаевна видела плотно сжатые губы Стаей и добавила: — Закройте рот!

Тут с классом прямо нехорошо сделалось от смеха.

Ребята поняли, что Марта Николаевна продолжает вести урок в антимире. А там, как известно; всё наоборот: кто молчит — тот, значит, смеётся. Загадочная страна…

— Да что с вами сегодня, Шустиков Стася? — удивлённо спросила Марта Николаевна.

Стасе было не до смеха. Он, как и Лёлька, понимал, что выглядит со стороны довольно глупо, и это его угнетало.

Тут не выдержала и засмеялась даже классная доска.

3

Шустикова-мама жила и не подозревала, что новая загадочная страна со своими проблемами однажды свалится ей на голову.

И это случилось, как гром среди ясного неба. Мама попыталась было сама разобраться, что к чему, но какое там! Запуталась совершенно и потеряла всякое представление о нормальной жизни, как и Клавдия Васильевна. И тогда один опытный человек посоветовал ей обратиться туда, откуда всё и началось.

Шустикова-мама осторожно подошла к дверям, на которых было написано «Физик-теоретик». Мама очень волновалась. Открыла дверь, вошла.

Большая комната. Стояли книжные полки, шкафы, стулья. За письменным столом сидел физик-теоретик. Он кусал кончик карандаша и о чём-то думал. Заметив Шустикову-маму, кивнул на стул:

— Садитесь, пожалуйста. Я сейчас освобожусь.

Шустикова-мама села. Ноги у неё дрожали, и она могла бы упасть. Ей показалось, что туфли на ней надеты — правый туфель на левой ноге, а левый на правой.

Нет, всё в порядке, только показалось.

Физик-теоретик перестал кусать карандаш и разгладил пальцами волосы.

— Слушаю вас.

Мама тихонько кашлянула и попыталась произнести первое слово. Почему-то этого первого слова она особенно пугалась.

— Я… У меня в доме мир и антимир…

— Понимаю, — кивнул тут же теоретик.

— У меня близнецы. Сыновья. Слава и Стася.

— Продолжайте.

— И вот на днях Стася хотел войти в витрину магазина «Фрукты — овощи». А Слава хотел войти в витрину колбасных изделий. Всё делают левыми руками, на подушки кладут ноги. Получают двойки, а говорят — пятёрки.

— В зеркале? — живо спросил теоретик.

— Или в луже… — робко добавила мама.

Теоретик что-то быстро писал на листке бумаги.

— Один близнец плюс минус другой близнец равны нулю близнецов, — вдруг заявил он.

— Что?.. — подняла испуганное лицо мама. — У меня нет ни одного сына?! Но ведь их у меня двое. Очень похожих. Раньше, чтобы не путать, одного стригла под машинку, а другой носил чуб!

— Вы стригли одного, а другой носил чуб?

— Да.

— Это меняет положение.

Теоретик опять начал быстро писать. Потом погрыз карандаш и сказал:

— Вы стригли одного и того же.

Шустикова-мама почувствовала, что от ужаса пол наклонился у неё под ногами. Она ухватилась за стул.

— Вы стригли Славку-Станиславку.

— Это и есть мир и антимир? — прошептала мама, заикаясь.

— Возможно.

— Значит, у меня один сын?

— Не обязательно. Если придерживаться теории относительности, то их два, три или четыре.

— Четыре… — простонала Шустикова-мама, ещё крепче вцепляясь в стул.

— Конечно! Остальные в зеркале или в луже.

В этот момент что-то стукнулось об пол. Шустикова-мама вздрогнула.

Но ничего особенного не произошло — просто теоретик уронил карандаш. И вдруг мама увидела, что карандаша на полу уже нет, а он снова в руках у теоретика.

Да, значит, всё в жизни относительно и каждая новая теория должна быть достаточно безумной… Мама только успела об этом подумать, как прозвучал голос физика, будто издалека: — Теперь вы на правильном пути…Когда Шустикова-мама возвращалась домой, она чуть не вошла в витрину книжного магазина.

4

Клавдия Васильевна глубоко вздохнула, провела пальцами вдоль висков. Это чтобы немного успокоиться, прийти в себя. Зрелище для неё повторимое, но Клавдия Васильевна переносит его с трудом, потому что она классный руководитель.

Если прежде повторимые зрелища были шумными, связанными с побоищами — когда летели портфели, пеналы, учебники, тетради, пуговицы с курток, кеды, раскрученные за шнурки и пущенные как метательные снаряды, раздавались победоносные крики, — теперь была полная тишина.

Клавдия Васильевна поглядела на безмолвный класс, на парты, которые стояли наоборот, и на ребят, которые тоже сидели наоборот, спиной к доске. Все, кто за Славу Щустикова — Ковылкин, Зюликов, Токарев, — писали левыми руками. Каждый держал ручку в левой руке и писал. Старался.

Клавдия Васильевна не верила в физика-теоретика, она верила только в директора школы. И поэтому, когда опять увидела безмолвный класс, и парты, и ребят, которые находились в загадочной стране, она захлопнула дверь класса и заспешила по коридору. Затем вниз по лестнице на первый этаж, где физкультурный зал.

— Они невыносимы, эти близнецы!

Зал кажется пустым. Директор занимается гимнастикой и взобрался наверх по гимнастическому канату.

Клавдия Васильевна отыскала глазами директора.

— Я больше не могу! У меня голова разламывается!

Прежде, когда Клавдия Васильевна кричала на близнецов, у неё хрустел, разламывался голос, а теперь у неё хрустела и разламывалась голова.

Клавдия Васильевна проводит пальцами вдоль висков, глубоко вздыхает. Так ей делается немного легче.

Алексей Петрович спустился по канату. Надел пиджак.

— Давно рекомендовал всему педагогическому коллективу заниматься физкультурой. Поверьте мне — укрепляет.

— Я верю, — кивнула Клавдия Васильевна. — Скоро полезу. — И она пошатнулась. Вместе с ней пошатнулся гребешок, которым были подобраны сзади волосы. — Мне бы пережить высказывание великого физика, но я определённо не переживу!

— Ну, голубчики! — Директор явно почувствовал прилив сил после гимнастики. — Я их вытащу из антимира! И навсегда!

* * *

Алексей Петрович стремительно идёт по коридору, стремительно поднимается на третий этаж. Клавдия Васильевна едва за ним поспевает. Директор, он всегда директор — ив мире и в антимире. От такого заключения не отказался бы и физик-теоретик, если бы посмотрел сейчас на Алексея Петровича.

В коридоре на третьем этаже тишина…

Директор стремительно распахивает дверь класса.

6-й «Ю» сидит за партами. Все на своих местах. Ручка у каждого в правой руке. Всё нормально.

— Наступила весна, — сказал Алексей Петрович. — Поговорим об успеваемости.

Ребята молчат. Славка и Стаська тоже молчат. Когда назревают какие-то события, да ещё неприятные, это как-то чувствуется. В воздухе появляется электричество. Разговор об успеваемости — это всегда события неприятные. Это всегда электричество.

— Клавдия Васильевна, сводка успеваемости готова?

— Да, — сказала Клавдия Васильевна. — Плохая успеваемость.

— Всё-таки они добились того, чтобы остаться на второй год. В пятом классе не остались, сумели преодолеть единицы. Так в шестом останутся. Поздравляю.

Ребята, ужаленные электричеством, закричали:

— Как?

— Что?

— Почему?!

— В антимире вы переходите в следующий класс. Не беспокойтесь. Там у вас сплошные пятёрки. Не правда ли, Клавдия Васильевна?

— Пятёрки. Сто процентов успеваемости.

— Видите, как хорошо. Сто процентов! Там… — И директор показал куда-то в окно. — В загадочной стране.

Ребята опять закричали:

— Что!

— Почему!

— Здесь хотим!

Ковылкин быстро переодел ботинки, чтобы правый ботинок был на правой ноге, а левый — на левой. Как у нормальных людей. А то он забыл впопыхах это сделать, выйти до конца из антимира. А Вовка Зюликов незаметно подкрался к фанерному листу «Сообщения», на котором по-прежнему висел плакат «Антимир — он рядом с нами!», снял плакат и спрятал.

Переходить из класса в класс они хотят не где-то в загадочной стране, а у себя в школе. Они всё-таки хотят сентябрь плюс сентябрь, а не сентябрь минус сентябрь.

Стаська кричал и Славка, что они согласны отказаться от современности, от безумных идей, но только чтобы перейти в следующий класс.

Крикнула и Таня Фуфаева:

— Согласны!

Лёлька бы тоже крикнула, но у неё был занят рот — она, как всегда, что-то жевала.

А Вадька Батурин вдруг снова сделался принципиальным, потому что встал и сказал, что к происходящему в классе он относится отрицательно.

— Я тоже, — согласился с ним директор.

— А как нам всё-таки быть? — осторожно спросил Дима Токарев.

— Это мы хотим узнать от вас, — сказала Клавдия Васильевна.

Искра негромко засмеялась, расцвела: впереди опять активная жизнь, полная препятствий, хитростей и борьбы. Кому теперь жаловаться? Как? Что? Где? Очень будет всё забавно.

ЛИЧНЫЙ КОНТАКТ

1

Я знаю, я должна записывать в блокноте все свои впечатления, события, встречи с людьми, чтобы потом рассказать обо всём в школе.

Смотрю в окно поезда. Нравится мне смотреть. Проводник сказал, что границу с Финляндией будем пересекать часов в двенадцать.

Со мной в купе едут двое. Это финки. Пожилая и молодая. Пожилую зовут миссис Хансон, молодую зовут мисс Ноль. Они жили у нас в Москве. Миссис Хансон работала в Торговой палате, а мисс Йоль училась в Педагогическом институте, и теперь она учительница.

Ей немного страшно, что она учительница. Она мне так сказала. А я ей сказала» что мы всегда сочувствуем, когда узнаём, что учительница в первый раз начинает учить. Только надо быть справедливой.

Она согласилась со мной в отношении справедливости.

Мисс Йоль говорит, чтобы я посетила её школу, где она начнёт преподавать. Я сказала, что обязательно посещу. Мне надо посещать школы, встречаться с ребятами — узнавать у них, как они живут, как учатся, что думают.

К поездке в Финляндию меня подготовил Алёша. Заставил разобраться в карте и справочниках. Всё время напоминал, чтобы я не забывала, что я лицо официальное, должна быть серьёзной. Всё-таки вице-президент школьного Общества Дружбы. И я, Варя Исаева, еду не как турист, а по приглашению финских ребят.

Личный контакт.

Я это понимаю. Но Алёша говорит, что полезно напоминать, а то в классе я быстро забываю. Мы с Галей и Мишей как начнём что-нибудь придумывать совсем неофициальное… Миша недавно научился художественно свистеть. Даже концерт дал. Учителя вначале сопротивлялись: в школе свистеть не полагается. И вообще дурная привычка. Но Миша сказал, что есть артисты, которые свистят на сцене. Ведь он будет не просто свистеть, а художественно. Это искусство. Учителя согласились. И Миша свистел. Очень художественно. На концерте.

Я тоже потом начала учиться свистеть. Дома, чтобы никто не слышал. Спросила у Миши, как он складывает губы, куда девает язык. Миша объяснил. И я научилась. Может быть, не так ещё художественно, как Миша, но ничего.

Алёша заставил меня заняться финским языком, чтобы я смогла сказать, кто я, где живу. Слова и речевые образцы.

Моя попутчица мисс Йоль тоже говорит мне финские слова и речевые образцы. И я записываю. На последней страничке блокнота. Пускай будет больше.

Миссис Хансон сказала, что я обязательно должна побывать в городе Турку, в музее древних ремёсел. Там сохранены старинные дома финнов.

Я записала это в блокнот. И ещё в Турку я увижу ветряную мельницу. Её специально сохранили. Она стоит на возвышенности, и её отовсюду видно. Покрашена в белый цвет и вся резная, будто из кружев. Поэтому называют её «Мадемуазель Мельница».

12 часов дня. Поезд стоит на границе. Густой лес. Осеннее солнце. Гранитные большие валуны. Озеро совсем близко у железной дороги.

Я, конечно, впервые пересекаю границу и вижу её из окна вагона. Мне немножко страшно. Почему — не знаю. Ведь еду я к друзьям, финским школьникам, и я ничего не должна бояться.

Поезд тронулся и опять остановился.

Мы были уже в Финляндии.

Перед окном вагона стоял мальчик, совершенно белокурый. В руках у него был портфель. Мальчик смотрел на поезд. Я помахала ему рукой. Он помахал мне. Первая встреча с первым школьником.

Я схватила блокнот и открыла последнюю страничку: хотелось сказать мальчику что-нибудь по-фински. Но поезд снова поехал.

Мальчик махнул ещё раз.

И я махнула ещё раз.

В Хельсинки меня встретила представительница от школьников, девочка по имени Рээт, и переводчик господин Тиганн.

Девочка преподнесла мне цветы.

Она была в башмаках на деревянной подошве, в полосатой юбке.

Рээт говорила по-фински. Сама я только поняла два слова: «пяйвяя»— «здравствуйте» и «каупунки» — «город». И то мне было приятно.

Потом появился корреспондент газеты. Достал аппарат и снял меня.

Миссис Хансон и мисс Йоль издали мне кивнули: они уходили и попрощались.

На перроне останавливались люди, смотрели на меня. Я была с цветами в руках, при корреспонденте и группе встречающих.

Дома я репетировала — как выхожу из вагона, что говорю, как говорю. Мама смотрела и смеялась. Характером я в маму, когда смеюсь; а когда серьёзная, то это я характером в папу. У меня два характера: один от мамы, другой от папы. Мамин характер начинает побеждать папин.

Не знаю, хорошо это или плохо. Я подожду, когда у меня появится ещё один характер, третий. Мой собственный. Хотя он уже появляется, это когда я свищу художественно. Потому что ни мама и ни папа художественно не свистят.

Мама работает на часовом заводе. Я ношу часы, сделанные на этом заводе, — плоский и маленький будильничек, закрывается крышечкой. Я ношу его на ленте, словно это медалька. Часы подарила мама. Они её конструкции.

А папа у меня военный и учится в военной академии. Мы с папой часто разговариваем о войне и мире.

Так вот, перед отъездом я репетировала всё, что со мной должно было произойти. Ходила по комнате с чемоданчиком, вертела головой, останавливалась, делала вид, что говорю. В общем, я сама себя тренировала.

Мама изображала публику, зрителей. Или какого-нибудь представителя.

О том, что я так тренируюсь, я не рассказывала никому — ни Гале, ни Мише. Даже Алёше. Стеснялась.

Алёша совершенно прав, когда требует от меня серьёзности. От моего характера. Поэтому я и репетировала всё, что со мной должно было произойти. Добивалась настоящей серьёзности.

Ведь это я отправлялась не проста в ТАСС или даже на беседу с каким-нибудь иностранным представителем, а выезжала за пределы своей Родины.

* * *

В гостинице меня проводили на третий этаж, показали комнату, в которой буду жить. И я осталась одна.

Поглядела в окно, и мне очень понравилось — шумная, весёлая улица с вереницами автомобилей и тяжёлыми автобусами. Я долго разглядывала улицу, витрины магазинов, пешеходов. Передо-мной была незнакомая страна. На вокзале и когда потом ехали по городу на автомобиле, я ничего не могла разглядеть: мне всё время приходилось отвечать на вопросы, не терять внимания и не отвлекаться.

И я ничего не видела. Всё мелькало и проскакивало мимо меня. А теперь я одна и могу постоять у окна.

Прочитала названия фирм «Кока-кола», жевательной, резинки «Пури-кумми», «Шелл» — это бензин. В магазине электротоваров в витрине была устроена современная комната. Стояло удивительное кресло. Я никогда такого не видела: большой розовый шар на подставке. Н в него надо было садиться как в шар, с ногами. Внутри горела лампочка.

Нет, не так я начинаю свою работу. Увлеклась каким-то креслом. Неужели это мой собственный, третий характер? И опять не хватает серьёзности.

Я достала из чемодана необходимые вещи. Умылась и переоделась.

После обеда ко мне заедет Рээт, и мы должны будем с ней составить план моего пребывания в Финляндии.

2

Я жую «Пури-кумми» — жевательную резинку.

Никогда не думала, что моя первая настоящая встреча с финскими ребятами состоится так вот неожиданно, без плана.

Меня угостили резинкой. Кусочком. И я поло-жила его в рот и начала жевать.

Произошло это на следующее утро перед входом в гостиницу, в которой я живу. Мы должны были ехать с Рээт и господином Тиганном в сейм. Это по плану. Рээт сказала, что хотя сейм сейчас и распущен на каникулы, но надо поглядеть здание и зал, где сейм заседает. И этот пункт в плане был записан первым.

Я согласилась. Мы с Мишей и Галей брали в фототеке ТАСС снимки парламентов, конгрессов, заседаний Верховного Совета СССР, а теперь я сама должна была увидеть зал, где заседает сейм Финляндии.

Я спустилась пораньше на улицу и столкнулась с ребятами. Они бросали мелкие монеты в игровой автомат. В автомате можно было выиграть жевательную резинку. Один из них выиграл и начал всех угощать по кусочку. Угостил и меня. И тут мы познакомились. Мы говорили на смеси из английских слов, финских (которые я знала), русских (которые они знали).

Ребята были в джинсах и в куртках из джинсового материала.

Я спросила у них: надо ли носить пистолеты, если носишь джинсы? Потому что об этом спорят во многих школах в Америке, в штате Техас. Если джинсы, то должен быть сбоку и пистолет.

И тут мы все перестали жевать резинку. Как-то получилось само по себе. Очевидно, серьёзность проблемы требовала серьёзного к ней отношения. А когда говоришь и жуёшь резинку, вид у тебя несерьёзный. А может быть, мне это только кажется?

Финские ребята подумали и сказали, что пистолеты, конечно, нравятся всем мальчишкам. И когда в кино стреляют, это здорово интересно. И когда…

В общем, ребята не могут ничего сразу ответить. Проблема на самом деле оказалась серьёзной и нуждалась в подробном обсуждении.

Потом мы разговорились о летающих тарелках. И опять начали двигать челюстями.

Ребята сказали, что видели мою фотографию во вчерашней вечерней газете — как я стою на перроне вокзала с девочкой. Теперь бы они меня узнали, а сразу не узнали. Девочка подарила мне цветы, а ребята подарили мне картинку с маленьким автомобилем. Такие картинки тоже можно выиграть по автомату вместе с резинкой.

Подъехали Рээт и господин Тиганн. Я спросила у господина Тиганна:

— Можно, чтобы к нам присоединились мои новые друзья?

— Если они свободны, то конечно.

Ребята оказались свободными.

Мы поехали.

Автомобиль был большой, и мы все поместились в нём. В блокноте у меня был маленький автомобиль — на картинке, подарок. Я его спрятала.

Мы ехали по главной улице Хельсинки. На крыше высокого дома я заметила три стеклянных кубика. Один из них горел.

Я спросила, что это.

— Показывает погоду. Будет дождь или нет, — ответила мне Рээт. — Сегодня дождь будет. Зелёный кубик горит.

Светило солнце, и было тепло. Но с моря может прийти дождь. Так часто случается в Финляндии.

Мы ехали в потоке машин. Среди этого потока я sea узнала автомобиль, который был нарисован у меня на картинке. Я даже достала картинку и проверила.

Кто-то из ребят сказал:

— Фольксваген.

Он напоминает жука. Разноцветные жуки бежали по городу среди тяжёлых автобусов.

Здание сейма было в конце улицы. Высокое, белое, с колоннами.

Мы прошли сквозь большие двери и поднялись наверх. Вышли на балкон в большой полукруглый зал.

На балконе обычно сидят гости. Депутаты — внизу, в зале. У каждого своё место.

Я увидела статуи плодородия. Электрическое табло для голосования, трибуну.

Вместе с нами на балконе были ещё туристы.

Они говорили по-немецки. Наша группа тоже выглядела как туристская — я и ребята, только мы говорили сразу на трёх языках.

Потолок в зале был из сахарного тростника. Это чтобы всё лучше было слышно. Так мне объяснил господин Тиганн.

На прощание мне подарили фотографию сейма. Один служащий в форменной шапке и тужурке. Был похож на моряка. Я поблагодарила его и сказала, что у нас в школе есть международный зал, где мы и повесим эту фотографию рядом с парламентами других стран.

Когда мы вышли из здания сейма, то ребята начали предлагать свои идеи осмотра города. Они сломали наш официальный план. Так мы попали в школу, в которой не должны были сегодня оказаться. И попали вместе с моими новыми друзьями. Одного из них звали Вейки. Это была его школа.

Нас встретил директор. Я старалась быть по-настоящему серьёзной, такой, какой я была дома, когда всё репетировала. Директор показал школу. Я ходила по классам. Раздеваются ребята рядом с классами, каждый рядом со своим. Это удобно. Потом в коридоре умывальники для малышей. Тоже удобно.

Мне показали карточки с расписанием уроков на неделю. Такие карточки есть у каждого ученика и преподавателя. Вроде календариков. На карточках нарисован самолёт. Я взяла одну с собой, чтобы показать своим ребятам.

Очень мне понравился класс домоводства. Здесь была кухня с холодильником, мойками, сушилками для посуды. Девочки пекли печенье, когда мы пришли. Такое вкусное, с маком и изюмом. Это мне напомнило, как и мы у себя по домоводству тоже что-нибудь печём. Один раз испекли большой настоящий торт и украсили его корзиночкой с клубникой.

И ещё мне очень понравился физкультурный зал. Всё в нём было сделано из светлого дерева.

В коридорах было много чёрных зонтиков. С ними ходят здесь не только девочки, но и мальчики. Они мне показали прямо в коридоре, как это они ходят. Я представила под зонтиком Алёшу: важный— настоящий президент. А у Миши зонтик обязательно бы звенел. Карман звенит, и зонтик бы звенел.

Вейки наврал, что ему не надо было в школу. Он опоздал и теперь извинялся перед директором. Ему хотелось побыть с нами и показывать город вместе со всеми. Это он сказал директору.

Мне было неудобно, что так получилось. Но директор сказал, что он Вейки прощает. И он рад, что Вейки заставил нас побывать у них в школе.

Это приятно ему и всем ученикам.

А потом Вейки остался учиться, а мы с остальными ребятами и господином Тиганном и Рээт поехали дальше. Было время обедать, но ребята не хотели, чтобы я возвращалась в гостиницу. Они хотели угостить меня обедом в столовой своей школы.

Опять будут недоразумения — испугалась я. Опять выяснится, что они пропустили занятия. Но ребята сказали, что в их школе сегодня на самом деле свободный день. А столовая у них необычная. Не похожая в мире ни на какую другую.

Я удивилась, не поверила. Господин Тиганн тоже заинтересовался — какая такая особенная может быть столовая. И что же мы увидели? Неподалёку от школы стоял самолёт. Настоящий, большой, пассажирский. Его подарили ребятам лётчики.

Дверца в самолёте была открыта, и приставлена к ней лесенка. Мы поднялись по лесенке и оказались… в столовой, не похожей ни на какую другую в мире.

Теперь я была с этим согласна.

Стояли столики и раскладные стулья. Несколько самолётных кресел с подвижными спинками. В кабине пилотов — маленькая читальня. Очень было уютно здесь читать и смотреть из кабины.

Мы остались обедать. Сели за столик. Мне кажется, Рээт и господин Тиганн были довольны, что произошло отклонение от официального плана, и мы с ними попали в такую необычную столовую. И я тоже была довольна, хотя тоже составляла план, по которому в школу мы должны были попасть только через два дня, когда у ребят наступили бы свободные дни: это суббота и воскресенье.

Но так получилось, что в школе я оказалась сразу же и, как говорится, в рабочий день. Ну и что же, и очень хорошо.

У меня спросили: «Мэху? Майто?»

Я уже знала эти вопрос. Меня спрашивали так вчера, когда я обедала. Это в кувшинах подают морс или молоко.

Я сказала: «Мэху — морс».

Потом мы ели жареную рыбу с картошкой и выпили чай с булочкой.

И тут неожиданно пошёл дождь. Вернее, ожидание. Сигналы ведь предупреждали. Мы сидели в самолёте, и по самолёту стучали капли. Было весело и странно. И я увидела мальчишек под зонтами. Они шли очень солидные.

А вообще что тут особенного? Удобно ходить под зонтами воем людям. И девочкам и мальчикам.

И мне вдруг захотелось пройтись с финскими ребятами под зонтом. Так мы и отправились дальше гулять по городу под зонтиками.

8

Сегодня я написала письма: одно домой — маме и папе, другое — Алёше. Пусть он не волнуется— я выполняю задание нашего общества, и, кажется, всё идёт гладко. Финские ребята меня очень хорошо встретили, а Рээт просто теперь моя подруга. Говорит, что, наверное, скоро приедет к нам вместе с родителями. Я рассказала Рээт про Москву, какая она большая и красивая.

Закончив писать письма, я, как всегда, подошла к окну и поглядела на витрину, на розовое кресло. Но теперь л знала, сколько оно стоит. Цена такая, что кресло может остаться в витрине навсегда, будет пустым я одиноким.

Алёша учил меня, что когда я встречаюсь и разговариваю с людьми, чтобы всё запоминала, а записывала впечатления потом, когда оставалась одна. Так экономнее по времени.

Я учусь этому. У меня не всегда помучается, но я стараюсь.

Вот и сегодня я должна всё вспомнить, что видела за последние дни, с кем и о чём интересном разговаривала. Поэтому отошла от окна, веяла блокнот и принялась за работу.

…Вчера мы с Рээт поехали к зданию университета. И вдруг около университета увидели много людей, и все они были во фраках и цилиндрах. Рээт попыталась объяснить мне, что сегодня день начала занятий. Не первого сентября, как у нас, а в октябре. И все преподаватели обязаны быть в цилиндрах. И когда я всё это поняла, я потеряла серьёзность. А всё дело в том, что я подумала: в чём ходят женщины преподаватели? В цилиндрах тоже?.. И мне сделалось весело. И Рээт, взглянув на меня, тоже засмеялась.

Потом Рээт попросила разрешения, чтобы нас пустили в университет. Там мы побывали во всех аудиториях, в плавательном бассейне, в комнате отдыха.

Поднялись и в столовую. Она была на десятом этаже. И оттуда открывался вид на весь город.

И ещё нам показали монумент — огромный камень с дыркой. Этот монумент поставили сами студенты. Называется он «Студенческий карман». Поэтому и с дыркой. Выяснилось ещё очень неожиданное. Если студент не сдал экзамен и пришёл пересдать, то обязан заплатить за экзамен деньги. А как же, сказали мне, такой студент отрывает преподавателя от дел. Вот как в Финляндии строго борются с двойками.

Водила меня Рээт и в городскую библиотеку. Здесь мне рассказали многое из истории Финляндии.

О Густаве Вазе, основателе Хельсинки. О епископе Микаэле Агриколе, который разработал финскую письменность, и с тех пор обучение в школах проводится на финском языке. Не в учреждениях многие говорят на шведском языке, поэтому в Финляндии и существует два государственных языка — шведский и финский.

А вечером Рээт показала мне финскую баню. Финские бани знаменитые, даже имеется особая организация, клуб такой.

Ребята очень любят купаться в бане. Она вся деревянная, похожа на корабль… Есть парилка, в которой надо сидеть, пока тебе не станет совсем горячо. А потом надо окунуться в совершенно холодную воду, и тебе будет тогда. л не горячо и не холодно, а в самый раз. В гостинице, где я. живу, тоже есть такая баня. Но я ещё в неё не ходила.

Смелости как-то не хватает. Но пойду обязательно.

И ещё я записала в блокнот про то, что ежегодно у берегов Финляндии зимует 50 тысяч уток и ребята их подкармливают. И ещё я записала, что народный музыкальный инструмент называется кантеле, а детский журнал называется «Киуру»,

Школьники сами производят на него подписку и сами продают в киосках.

На этом я поставила точку. Решила немного передохнуть. А то весь день сижу и пишу.

4

Я в городе Турку, в музее ремёсел. Со мной приехали Рээт и мисс Йоль. Я всё-таки побывала у неё в школе, сидела на уроке. И мисс Йоль справедливая учительница. Я это поняла. Но вы, пожалуйста, не подумайте, что я какая-то особенная, поэтому и поняла. Мы, ученики, сразу это понимаем. Чувствуем.

Как почётную гостью, меня записали в классный журнал, в список учеников, присутствовавших в этот день на занятиях.

Сегодня воскресенье, мисс Йоль свободна, и ей захотелось поехать в Турку вместе с нами. Она давно не была в этом музее.

Из Хельсинки в Турку мы отправились на автобусе. В дороге были четыре часа.

Опять гранитные скалы, опять озёра, леса. И как игрушечные бензоколонки на дорогах.

Около одной из них мы остановились. Автобус будет заправляться бензином. Мы с учительницей спустились к озеру. В нём плавали осенние листья. Почему-то мне вдруг стало грустно. Может быть, оттого, что увидела осенние листья, которые совсем похожи на осенние листья в наших подмосковных лесах. И мне захотелось домой, в свою школу, к своим ребятам.

Мисс Йоль будто почувствовала, о чём я думаю.

Она обняла меня за плечи и стояла тихо рядом.

Мы так стояли, пока не просигналил автобус: пора ехать дальше.

С нами в автобусе ехали крестьяне. Сходили на остановках, а вместо них садились новые. Кто-то вёз корзину с ягодами. А кто-то вёз большую собаку. Она ходила по автобусу и всем заглядывала в глаза. Большая и добрая. Я погладила собаку, и она села около меня.

Я смотрела на дома, на шоссе, на бензоколонки, на жёлтые скирды, на синее небо. Я знакомилась со страной.

В Турку я увидела «Мадемуазель Мельницу». Она стояла на горе, над рекой. Лёгкая, с белыми крыльями и вся резная — будто из кружев.

— Привет вам, Мадемуазель Мельница! — сказала я громко.

В музее ремёсел было много народу. Здесь были и горожане, и крестьяне. Школьники.

Это целый маленький город. Старинный. Дома старинные, садики, дворики, ворота, калитки, колодцы.

Я услышала, как кто-то громко кричит. Оказывается, выступал народный театр. Это мне мисс Йоль сказала.

Театр выступал во дворе. Рисованных декораций не было. Дома, садики, калитки — всё настоящее.

Зрители стояли и сидели на крылечках домов.

Мы пошли дальше и попали в гончарню, где на гончарном кругу вытачивали посуду. Потом мы попали к вышивальщицам, от вышивальщиц — в булочную, где пекли хлеб. И всё это у вас на глазах. Потом меня угостили самодельными конфетами. Конфеты из белой сладкой муки,

А потом меня заставили даже попробовать нюхательный табак. Это в доме, где его делали, как когда-то в старину. Я положила щепотку в нос. И мисс Йоль положила, и Рээт. Мы вместе потом чихали. И все люди чихали, которые побывали в этой части музея. И смеялись, и опять чихали. И мы смеялись и опять чихали. А с мальчишками делалось что-то невероятное.

Но, мне кажется, что они чихали ещё нарочно, баловались.

А потом я попала в старинную типографию. Здесь что-то печатали на листках и раздавали. На память.

Я тоже попросила, чтобы мне напечатали и дали.

Рабочий, который управлял станком, взял широкий валик, обмакнул его в краску, провёл валиком по металлическим буквам набора. Сверху положил небольшой лист бумаги, вручную прокрутил станок и лист дал мне. На нём были буквы, по краям кружочки, звёздочки и маленький рисунок — ящеры охватили друг друга шеями, переплели шеи.

Мисс Йоль мне сказала, что это первая страничка букваря «Агриколы». Я сразу вспомнила запись в своём блокноте о человеке, который разработал финскую письменность.

Значит, наша коллекция учебников теперь пополнится ещё страничке® из финского старинного букваря, да ещё отпечатанной на старинном печатном станке и в моём присутствии!

Люди, которые работают в музее, давно на пенсии. В музей приходят в воскресные дни и показывают, как прежде жили к работали финны.

«Мадемуазель Мельница» тоже относится к музею. Но стоит отдельно, на горе.

5

Теперь я была без блокнота, а вокруг меня ребята с блокнотами, и опять был корреспондент настоящей газеты с фотоаппаратом.

Встречу устроили финские школьники.

Мы сидели за большим столом в зале. Рядом со мной Рээт и господин Тиганн.

Меня попросили подробно рассказать о советских ребятах, о нашей международной работе.

Я встала и начала говорить. Вначале волновалась, но потом успокоилась. Ведь дома я всё это репетировала и теперь должна быть спокойной.

Я рассказала о нашей школе, о жизни ребят. О Гале, о Мише, о почине Феди Тарасова, о нашей «Мозаике». И конечно, о президенте Алёше. Мы хотим завязывать отношения с ребятами разных стран, чтобы больше знать друг о друге. Мы уже переписываемся со многими школьниками. Установили контакты. Может быть, когда-нибудь у ребят даже будет своя всемирная организация. Мы у себя на Международном обществе придумали ей название: ООШ— Организация Объединённых Школьников.

Финские ребята начали всё это записывать в блокноты. Оживлённо обмениваться мнениями. И я поняла, что наша идея очень их взволновала.

Тогда я им рассказала о проекте здания ООШ. Мы его разработали. Оно будет как журавлик. Во многих учебниках мира напечатана история о бумажных журавликах и маленькой японской девочке, которая заболела лучевой болезнью, после того как на её родной город во время войны упала атомная бомба. И доктор сказал девочке, что ейнадо сделать тысячу бумажных журавлей, и тогда она выздоровеет. Ничего другого доктор и не мог придумать. Ведь лучевую болезнь после бомбы вылечить нельзя никак. Девочка успела сделать 643 журавля и умерла. Так пусть здание ООШ будет похожим на этот последний её журавлик. Пусть он станет символом борьбы за мир и справедливость всех ребят во всём мире!

И тут мне начали хлопать и выкрикивать слова одобрения. Конечно. Лучшего здания для ООШ и быть не может.

Затем я рассказала о польских школьниках, которые придумали весёлый праздник — День Веснушек. Веснушки бывают у всех ребят, и это очень весело. Да здравствует Международный День Веснушек!

финские школьники опять начали мне хлопать. А корреспондент настоящей газеты открыл свой аппарат и снял ребят, как они хлопают.

Так закончилось моё пребывание "Финляндии. В стране, где тысячи озёр и островов"

Оглавление

СЕНТЯБРЬ+СЕНТЯБРЬ

КАРАУЛ!ТИГРЫ!

ЦВЕТНОЙ ЗАВТРАК

РЫЦАРЬ

МИСС ВИЦЕ_ПРЕЗИДЕНТ

ОБРАТНОГО АДРЕСА НЕ БЫЛО

МИР, АНТИМИР И ОДНА ПАРИКМАХЕРСКАЯ

ЗАГАДОЧНАЯ СТРАНА

ЛИЧНЫЙ КОНТАКТ