Санька-рекордсмен [Николай Львович Елин] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Санька-рекордсмен

Рассказы для детей дошкольного возраста. Рисунки В.Высоцкого.

Н. Елин

Изд. Малыш, 1978



МУЖСКОЕ ДЕЛО

— У вас какой марки телевизор? У нас «ТЕМП-7». Экран в полстены, ну, может, немножко меньше. Когда телевизор привезли и включили, папа сказал:

— Вот это настоящее окно в большой мир!

— И Санька станет его жертвой, — тут же добавила мама.

— Кого? Мира? — спросил папа.

— Нет, окна, — ответила мама.

— А что думает по этому поводу сам Саня? — И папа посмотрел в мою сторону.

— Саня не хочет быть жертвой, — поспешил ответить я, хотя не понял сразу, как я могу стать жертвой окна. Но всё равно, кому охота быть жертвой.

И всё-таки я стал жертвой... Вы не подумайте, что я смотрел подряд все передачи. Если бы я даже захотел смотреть, мне не дали. Жертвой я стал всего из-за одной детской передачи.

Героем этой передачи был мальчик Петя с оттопыренными ушами. Он ничего не умел: за что ни возьмётся, всё у него не получается.

Даже кровать застелить или пол подмести не мог. И зачем только показывать такого Петю на весь Советский Союз?! Ничего интересного. Один смех!

Когда мы кончили смеяться, мама вдруг говорит папе:

— Ты не находишь, что наш Саня очень похож на этого несчастного Петю?

— Пожалуй! — ответил папа.

А я так и подпрыгнул на стуле:

— Совсем я не похож на этого Петю, у меня даже уши другие и вообще...

— Если не похож, то зачем так кричать и волноваться, — сказал папа.

— А я не волнуюсь... Ты не думай, я всё умею делать, только... это не для мужчин — посуду мыть или там подметать в комнате. Такое каждая девчонка умеет!

— Что же ты тогда считаешь мужским делом ? — спросил папа. — Ну?..

Я подумал немного и выпалил:

— Собаку выдрессировать так, чтобы она... даже авоську с продуктами за тобой носила. Во!

— Вот как! — удивился папа. — И ты можешь нам это доказать?

— Могу!.. Найду собаку и выдрессирую. Вот увидишь!

— Все слышали ? — спросил папа, хотя кроме него и меня в комнате никого не было — мама уже давно ушла на кухню.

Дня через три папа спрашивает:

— Ну, как твои мужские дела?

— Подвигаются!.. Всё в порядке!

И правда, мои дела подвигались хорошо. Я дрессировал Бульку — рыжую дворняжку с соседнего двора. Дрессировал по всем правилам, как в кинокартине «Мухтар, ко мне!». Сначала Бульку надо было приручить. Два дня я давал ей сахар и хлеб с маслом... На третий день она уже от меня не отходила.

Теперь надо было приучить Бульку держать в зубах и носить за мною палку. Сначала Булька никак не хотела понять меня и тут же выбрасывала палку. Я называл Бульку Булечкой, говорил ей всякие ласковые слова, приносил ей из дома пирожки и конфеты... Булька всё съедала, лизала мне лицо и руки, но палку выбрасывала. Я кричал на неё и плакал. Наконец на пятый день Булька не выбросила палку. Я дал ей за это конфету. Булька весь день носила за мной палку, выходила с ней на улицу и даже поднималась на третий этаж, до нашей двери...

Мамины запасы конфет кончились — пришлось перевести Бульку на варенье. Я намазывал его на хлеб, и Булька была очень довольна. К концу следующего дня она уже носила за мной не палку, а мамину старую продуктовую сумку. Добежав до нашей двери, Булька останавливалась и начинала лаять.

«Всё в порядке!—сказал я себе. — Можно показывать».

В воскресенье утром я сказал маме:

— Если хочешь, я могу пойти за хлебом.

— Вот умница, — обрадовалась мама. — Купи ещё колбасы любительской граммов триста.

Когда я вернулся, папа с мамой сидели за столом.

— Где же сумка? — спросила мама.

— Сейчас сумка появится, — торжественно произнёс я.

Мама удивлённо пожала плечами, папа понимающе подмигнул мне.

На столе не было хлеба, но я сидел спокойно: я верил в Бульку. Прошло некоторое время, и у дверей раздался собачий лай. Я бросился открывать. Передо мной стояла собака и держала в пасти сумку. Сумка была мамина, но держала её в зубах совсем не Булька, а здоровенный дог, за ним стояла его хозяйка, соседка с первого этажа.

— По-моему, это ваша сумка, Танечка! —ласково сказала она. — Мы подобрали её у подъезда.

Я схватил сумку и заглянул внутрь: там лежал огрызок батона, колбасы не было.

Другие в таких случаях плачут, а я только стиснул зубы.


Зато папа смеялся, просто закатывался.

«Нет, надо им всё-таки доказать, что я не какая-нибудь там девчонка!—рассуждал я про себя. — С собаками, конечно, всё кончено. Предатели! Съесть всю колбасу и бежать! А ещё говорят, собака — друг человека... Эх, если бы у нас водились дикие мустанги или слоны! Приручить их. Вот это да! Но где их возьмёшь?!

...А ночью мне приснилось, будто я нахожусь где-то в джунглях, со мной Булька... И вдруг Булька уже не Булька, а огромный слон. Я протягиваю ему банку с вареньем. Банка большая, как бочка. Слон задрал кверху хобот — не хочет варенья. Я его уговариваю, а он не берёт. И вдруг пустился бежать от меня — и прямо в наш подъезд. Я за ним. Слон несётся по лестнице, а я прошу его не торопиться; но тут появляется мама и начинает нас бранить... Я проснулся.

Несколько дней я не находил себе места: «Что же придумать такое, мужское?!»

И придумал. Почему бы мне не научиться самому, без помощи старших, кататься на настоящем двухколёсном велосипеде? Разве это не мужское дело! А потом сказать папе: «Папочка, купи мне, пожалуйста, двухколёсный велосипед. Я уже давно вырос из трёхколёсного, а ты этого не замечаешь». — «А разве ты сможешь на нём кататься?» — спросит мама. — «Вот увидишь!» — скажу я. И папа пойдёт со мной в магазин, и я выкачу на улицу настоящий, на дутых шинах велосипед, сяду и понесусь... Интересно, что тогда скажет папа!

Я вышел во двор. Никто на двухколёсном не катался. Я пошёл в парк. Уж там кто-нибудь должен быть с велосипедом! Мне повезло. Прямо навстречу по аллее катил на ярко-красном велосипеде мальчишка в соломенной кепке с козырьком, в коротких штанах и красных гольфах.

— Салют! —сказал я и поднял руку.

— Тебе чего? — спросил он, притормозив.

— Прокатиться хочу...

— На, жми! —сказал он и подкатил мне машину.

Я взялся за руль, выпрямил колесо, встал одной ногой на педаль и хотел перекинуть другую. И тут почему-то мы с велосипедом оказались на земле.

Подержи, пожалуйста, пока я сяду. Не привык я к твоему, — пробормотал я смущённо.

Он ничего не сказал, взялся за раму и держал велосипед, пока я сел. Я нашёл педали и крикнул: — Пускай!

Он отпустил, я отчаянно заработал педалями и покатил! Всё быстрее и быстрее!

— Ура! — кричал я, радуясь, что так легко получается.

Поворот и киоск возле него появились так быстро, что я не успел сообразить, откуда они взялись. И повернуть руль не успел...

Я лежал на земле, и, может быть, мне было больно. Но я смотрел как заворожённый на велосипед. Он стоял на сиденье, одно колесо исчезло, другое крутилось. Я не видел, как выбежал из киоска продавец и бросился поднимать меня; я не слышал, как громко кричала мне что-то очень обидное мать мальчика, — я смотрел на разбитый велосипед, и мне было очень жалко его.

А потом папе пришлось купить велосипед, но не мне, а мальчику в коротких штанах и красных гольфах. Я даже не пошёл смотреть на этот велосипед.

После этой истории мама сказала:

— Надеюсь, что на этом закончатся твои особые мужские дела!

Но... через несколько дней к нам из Горького приехала моя двоюродная сестра Ленка, она приехала сама. Её, как багаж, сдали вечером проводнику в поезд, а утром мама поехала на вокзал, получила её и привезла. Я Ленку до этого никогда не видел. Подстрижена, как мальчишка, нос в веснушках, ходит не в юбке, а в чёрных брюках с жёлтыми полосками по бокам. Чудная какая-то и всё время говорит слово «бесподобно»:

«Ой, какой у вас телевизор бесподобный! Ой, какой чай бесподобно вкусный! Ой, какой у вас во дворе гуляет дог бесподобный!»

— Сама ты тоже бесподобная! —сказал я Ленке.

А она не обиделась, рассмеялась:

— Ой, какой у меня братик бесподобный! — И полезла бороться.

Она только на полголовы выше меня. Я её сразу схватил за шею и хотел применить «французский ключ». Но она здорово сопротивлялась — никак я не мог её одолеть. На шум прибежала мама и закричала:

— Не деритесь!

— А мы и не дерёмся, — сказала Ленка. — Мы шутим! Потом папа повёл нас в парк кататься на лодке. Ленка села на нос, папа — на вёсла, я — на корму. Озеро у нас большое, но неглубокое. Папа погрёб немного, потом предложил:

— Кто желает?

Вижу, Ленка молчит. Значит, грести не умеет.

— Если ты устал, то давай уж погребу, — сказал я.

— Ах, опять мужское дело! — папа засмеялся, но место мне уступил.

Я всегда думал, что вёсла легче. Они совсем не слушались, хлопали по воде. Ленка вскрикивала:

— Ой, не брызгайся!

Лодка почти не двигалась. Я был весь мокрый, но не сдавался! Вдруг Ленка как закричит:

— Правым табань, левым греби!.. Эх ты, бесподобный какой!

Она мигом оказалась рядом, выхватила у меня вёсла и, сильно загребая, стала поворачивать лодку. Оказывается, мы чуть не столкнулись с другой лодкой.

«Вот тебе и бесподобная! — подумал я. — Как управляется с лодкой. А сидела тихоней... Теперь она нос задерёт... Но ничего, пойдём купаться, я ей покажу, как наши плавают!»

На берегу я сразу разделся и нырнул. Плыл под водой до тех пор, пока в ушах не зазвенело. Вынырнул, поплыл на боку, потом лёг на спину и лежу, смотрю в сторону берега. Вижу, папа и Ленка тоже смотрят на меня. Я поплыл к берегу на спинке, ногами вперёд — это у меня здорово получается.

— А ты бесподобно плаваешь, Саня, — сказала Ленка уважительно, даже с восхищением.

— Ничего себе! — ответил я, а сам думаю: «То-то!» Папа уже успел доплыть до середины озера и вернуться, а Ленка ещё не входила в воду.

— Что же ты? — спросил папа.

— Надо разогреться! — ответила Ленка.

— Просто она сухопутная! —я засмеялся, довольный своей шуткой.

Лена ничего мне не ответила, походила немного по берегу, а потом разбежалась и нырнула. Долго её не было видно, мне даже стало как-то нехорошо. Наконец её голова появилась.

Так далеко никто из наших ребят не нырял. А Ленка уже плыла— вы только подумайте! —плыла настоящим кролем, потом перешла на брасс.

Через неделю Лена уезжала в Крым. Всю дорогу, пока мы ехали на вокзал, я смотрел на Лену и думал: «Вот ты уезжаешь, а я так и не смог поразить тебя чем-нибудь таким, необыкновенным!» А когда Лена садилась в поезд, мне даже очень жалко стало, что она уезжает. Я выхватил у папы чемодан и дотащил до Лениного места.

— Ну, Санечка, ты меня поразил!—воскликнула Ленка. — Прямо бесподобно, как ты дотащил такой тяжёлый чемодан.

— Подумаешь! — сказал я. — Помочь женщине — есть первое мужское дело.

Все в купе рассмеялись, кроме Лены.

Когда мы вернулись домой, мама посмотрела на пол, потом на меня. И я пошёл за щёткой, ничего не поделаешь, помочь женщине — есть первое мужское дело. Я ведь сам сказал!

ВТОРОЕ ДЫХАНИЕ

У нас в школе собрались проводить спартакиаду юных спортсменов и «будущих рекордсменов», как сказал, обращаясь к нам, учитель физкультуры.

«Но, — добавил он, — ни одного рекорда не завоюешь, если в сердце нет дерзкой мечты».

Я хорошо запомнил слова физкультурника — и сразу же принялся «дерзко мечтать».

Я «увидел» стадион, переполненный болельщиками и зрителями, напряжённо замершие трибуны и себя, бегущего впереди школьников в разноцветных майках...

Я всё больше и больше отрываюсь от них. Трибуны шумят.

До меня доносятся крики:

— Саня, давай! Давай! Жми, Крутилин! Мы с тобой, Саня!

Я чувствую на себе восхищённые взгляды болельщиков; они, весь стадион, ждут моей победы... И я разрываю финишную ленточку.

Я так живо представил себе всё это, что даже ощутил на груди прикосновение ленточки. От радостного волнения по спине моей побежали мурашки, а в горле появился какой-то комок.

Я не мог успокоиться и повторил всё сначала... Нет, пожалуй, я не должен сразу бежать первым. Лучше так: впереди бежит Серёжка из 5 «в» — говорят, он здорово бегает, — а я пока в общей группе.

Но вот до финиша остаются считанные метры. Я вырываюсь вперёд, догоняю Серёжку... Обхожу и под восторженный гул всего стадиона финиширую...

Мечтать мне понравилось. До того как лечь спать, я много раз пережил свою победу, внося в неё всё новые и новые подробности.

...Вот я после рекордного финиша уже расслабленным шагом иду по гаревой дорожке, а мне навстречу бросается толпа болельщиков — учеников и учениц нашей школы. Они забрасывают меня цветами, обнимают. Раздаётся крик: «Качать его!» И я лечу вверх, подбрасываемый нежными и добрыми руками болельщиков. Щёлкают фотоаппараты, жужжат кинокамеры...

А вот я стою на пьедестале почёта, на самой верхней ступеньке. Рядом, чуть ниже — Серёжка, на третьем месте кто-то (не всё равно кто!).

Я снисходительно похлопываю Серёжку по плечу, дружески улыбаюсь, но сейчас мне не до них — торжественно несут венок чемпиона спартакиады и медаль на ленточке.

Играют туш, весь стадион кричит ура, а я, одной рукой придерживая венок (или поглаживая медаль), другой посылаю воздушные поцелуи.

Всё это показывают по телевизору. К нам прибежали соседи. Мама готова влезть в экран, чтобы обнять меня. Она, не стесняясь, плачет от радости. Папа тоже незаметно смахивает слезу.

— Кто бы мог подумать, что это наш Санька! —восклицает хозяйка дога, который принёс в зубах мамину сумку.

— Как вы нехорошо говорите! — возмущается соседка по лестничной площадке. — Мы всегда считали Саню необыкновенным мальчиком.

— Да, он у нас такой! — подтверждает мама с гордостью.

Но это ещё не всё.

В тот же день состоялось моё триумфальное выступление на общешкольном собрании. Над трибуной висел плакат: «Мы гордимся тобой, Саня!» Учителя аплодировали мне и даже математичка, которая говорит, что «махнула» на меня рукой, теперь этой же самой рукой приветствовала меня. Все смотрели на меня влюблёнными глазами. Нянечка доставила мне прямо на трибуну стакан чаю с сахаром, как настоящему оратору. А я говорил, что способен ещё не такое сделать во имя любимой школы.

Ночью мне приснилось, что возле нашего дома состоялся митинг! Домоуправ сбросил покрывало — и все увидели мраморную мемориальную доску, на которой золотом были написаны слова: «Здесь родился и провёл своё детство победитель школьной спартакиады Саня Крутилин».

Я не знал, что в мечтах такая большая сила, она захватывала меня даже на уроках — и я то разрывал ленточку, то стоял в гордой позе у мемориальной доски, то принимал ценный подарок от девчонок нашего класса. Мне совсем не важно было, что дарили, а нравился сам торжественный момент вручения...

— Саньк! Что это ты такой красный? И глаза у тебя лихорадочно блестят! — толкал меня локтем кто-нибудь из ребят. — Ты что, заболел?

— Точно! У него безвитаминоз. Сначала краснеешь, а потом весь синий делаешься, — такая уж болезнь.

— Много ты понимаешь! У него самый обыкновенный склероз. Врачи говорят, что в таком возрасте очень даже часто бывает.

— Причём тут болезнь! Саньку в цирк берут, клоуном-дрессировщиком. Разве не слышали? Будет выступать вместе с Булькой. Вот он и учится краснеть, чтобы щёки не мазать.

Тут вмешивается учитель, и меня оставляют на время в покое. Я не обижаюсь на ребят, но жалко, когда мечту прерывают, будто на бегу останавливают перед самым финишем.

И вот началась подготовка к спартакиаде. Я сразу же решил тренироваться самостоятельно. А то увидят все, на что я способен, и уже ничего неожиданного не будет в моей победе.

— Крутилин, ты почему не готовишься к спартакиаде? — спросил меня учитель физкультуры.

— Я! Я готовлюсь! Честное слово!.. Мы с папой тренируемся особым способом. Папа у меня бегом занимается.

— Ну, если с папой... В конце концов важен результат! — сказал учитель и больше меня не беспокоил.

Насчёт папы я соврал, а с подготовкой к спартакиаде у меня всё было в порядке.

Каждый день после школы, не заходя домой, я отправлялся в парк, выбирал место, где меньше народу и ребят не было, и приступал к тренировке.

«Удачный старт — это почти победа на финише», — говорили по телевизору, когда показывали бег. И я, конечно, начал со старта.

Я сам себе командовал «На старт!» и становился на одно колено, упираясь руками в землю.

По команде «Внимание!» я приподнимался с колен и оглядывался: не наблюдает ли кто за мной. Команду «Марш» я не успевал произнести до конца, как уже срывался с места и несся вперёд, правда, почти тут же останавливался — ведь я отрабатывал старт!

Каждый день я стартовал так раз по двадцать-тридцать, пока мечты опять не захватывали меня или голод не гнал домой. Но мне всё ещё казалось, что начальная скорость у меня недостаточная. К счастью, я вспомнил про стартовые колодки.

Колодок мне не достать, но их может заменить пенёк... Я упирался в него ногой, и толчок у меня сразу стал намного сильнее.

А тут мне пришло в голову, что ведь начинать бег можно с прыжка — сразу всех опередишь! Удивительно только, как другие до этого не додумались.

Теперь при команде «Марш» я выпрямлялся и делал прыжок. Главное — прыгнуть как можно дальше и сразу перейти на бег... Постепенно у меня стало всё это здорово получаться.

Однажды я так увлёкся прыжками, что забыл про осторожность.

— Мама, смотри, — услышал я совсем рядом голос, — он прыгает, как кенгуру в зоопарке.

Я сразу же надел ранец и пошёл домой. «Это хорошо, что я прыгаю, как кенгуру! — думал я по дороге. — Значит, старт у меня отработан и победа на финише обеспечена».

«Молодец ты, Санька, что придумал эти прыжки!» — сказал я себе и довольный сел обедать.

Тренироваться в самом беге я особенно не старался. Пробежал несколько раз по аллее и всё. При быстром беге я начинал задыхаться. Ну и что? Ничего страшного. Надо продолжать бежать — и обязательно придёт второе дыхание.

Я об этом много раз слышал. Но теперь, решил я, дотягивать до второго дыхания не стоит. Лучше остановиться, поберечь силы. Уж там, на стадионе, я соберусь, напрягусь... Главное, у меня отработан старт — а это уже почти победа.

Когда наступил долгожданный день, я был спокоен и даже пригласил на стадион маму с папой — я не сомневался в своём успехе.

На беговую дорожку нас вышло семеро, Серёжка из 5 «в» был здесь. Меня это не испугало.

Я взглянул на трибуны, где сидели школьники и родители, на залитое солнцем золотисто-зелёное бархатное поле, на свежевыбеленные футбольные ворота с сеткой и с радостью подумал: «Вот сейчас осуществится моя мечта, всего несколько минут отделяет меня от славы...»

Я размечтался и едва не прозевал команду «На старт».

Но при команде «Внимание!» я уже весь напружинился и, когда раздался стартовый выстрел, сделал гигантский прыжок и вырвался вперёд.

Я помчался изо всех сил, оставив остальных бегунов где-то сзади. Сознание, что я бегу первым, окрыляло меня. Я не бежал, я — летел!..

Однако довольно скоро я начал задыхаться, мне не хватало дыхания.

«Надо перетерпеть, собраться, — говорил я себе, — и придёт второе дыхание, обязательно придёт». Я по-прежнему был впереди, не сдавался, держал высокий темп. Но второе дыхание не приходило.

А до финиша было ещё далеко. Я чувствовал, что сердце то уходит куда-то вниз, то подступает к горлу.

Ещё немного, и я не выдержу... Меня уже настигали. Я сделал отчаянный рывок, чтобы оторваться... Но ноги мои вдруг стали ватными, и закружилась голова. Меня сразу обошли трое, и среди них был Серёжка, а потом остальные... Я видел их удаляющиеся спины, но ничего уже не мог сделать. Как сквозь туман доносился до меня гул стадиона и крики. Они уже не относились ко мне.

Я готов был упасть тут же на беговой дорожке, и только стыд удерживал меня. Кое-как дотянул я до финиша.

Мне хотелось сразу же убежать со стадиона, не видеть никого... Кто-то взял меня за руку — это был отец. Мама вытерла своим платком пот с моего лба.

— Что же ты, Крутилин?! А?! — услышал я голос учителя физкультуры. Он стоял в окружении ребят.

— Не дотянул до второго дыхания, — ответил я слабым голосом.

— Надо первое тренировать, тогда и второе придёт! — сказал учитель физкультуры, строго глядя на меня и отца.

ВСАДНИК БЕЗ ГОЛОВЫ

Итак, отличиться на спартакиаде мне не удалось. А кличка «второе дыхание» даже дома меня преследовала, напоминала о моём позоре.

Папа теперь чуть ли не каждый день интересовался:

— Ну, Санёк, как живётся на «втором дыхании»? — спрашивал и не смеялся. А это, сами знаете, ещё хуже.

Нет, надо отличиться по-настоящему. Тогда все и про кличку позабудут и вообще...

Только как это сделать?! Была бы война, на фронт можно убежать, пионером-героем стать. А так, что придумаешь!..

Можно, конечно, на глазах у всего класса спуститься по водосточной трубе с третьего этажа... Или спрятать в парту кошку и потом выпустить её во время уроков.

Или, на худой конец, разрисовать классный журнал. Но это ведь всё было уже. Скажут: «Повторяешься, Санёк!» Да и какой тут героизм! Нет, совсем не такая мне нужна теперь слава.

«Как трудно в наше время прославиться», — думал я и приходил в отчаяние.

Однажды в школьном вестибюле я прочитал объявление о том, что предстоит «конференция друзей книги». И тут вдруг какая-то сила понесла меня на второй этаж, в библиотеку.

— Скажите, а что будет происходить на этой конференции?— спросил я у библиотекарши.

— На ней выступят наши самые начитанные ребята, — ответила библиотекарша. — Они расскажут о своих любимых произведениях.

— Запишите, пожалуйста, и меня, — попросил я.

— Вот как? — удивилась библиотекарша.—Я что-то не помню, чтобы ты брал у нас книги.

— А у меня дома своя большая библиотека, — сказал я. — Так что ещё неизвестно, кто начитаннее!

Библиотекарша внимательно посмотрела на меня, как будто впервые увидела. И записала.

По правде сказать «начитанным» я в этот день ещё не был.

Но до конференции оставалось целых полмесяца. Можно горы книг прочесть, если захочешь. А другого такого случая отличиться скоро не представится. Сама судьба шла мне навстречу. Разве я мог подвести себя и её. Я взялся за чтение.

С хождением в кино и гости сразу же было покончено. Скоро и ребята на дворе забыли моё лицо. На приготовление уроков я тратил не больше получаса. Всё остальное время я читал.

Я читал утром по дороге в школу, перевесив ранец со спины на грудь. Книга лежала на крышке ранца, как на стойке, я только слегка придерживал её.

Прохожие, которых я толкал, не ругались. Я же не хулиганил, я — читал. Иногда до меня даже доносился восхищённый шёпот: «Бывают же дети!»

Я читал на уроках, обложившись со всех сторон тетрадями и учебниками, среди которых лежал раскрытый роман или повесть. Когда вопрос учителя застигал меня врасплох, я не слушал подсказок, а вставал и честно говорил:

— Не знаю!

Двойки сейчас меня не тревожили. У меня была цель, и я - шёл к ней несмотря ни на что.

Я читал во время завтрака, обеда и ужина, не всегда попадая ложкой в тарелку, потому что глаза мои были прикованы к художественной литературе. Я плохо жевал и глотал, потому что одновременно проглатывал строку за строкой.

Мама, видя меня всё время за книгой, радостно улыбалась, говорила всем, что наступил, наконец, счастливый перелом, и не посылала меня больше в магазин.

Папа перестал спрашивать о втором дыхании, но смотрел на меня с какой-то опаской. А я читал... Читал даже ночью, когда все уже спали — накрывался с головой одеялом, засовывал туда же, под одеяло, настольную лампу — и продолжал готовиться к конференции. «Я должен установить рекорд. Это будет грандиозный реванш за моё поражение на спартакиаде.

Все увидят, на что я способен!» — подбадривал я себя. И сон немедленно отлетал от меня.

Я читал всё, что входило в программу, и даже прихватывал у старшеклассников, чтобы в конце выступления окончательно добить всех своим «диапазоном знаний», как любила говорить математичка.

Только праздные люди, которые читают от нечего делать, могут тратить время на пейзажи и всякие там описания и подробности. Я всё это, конечно же, пропускал...

И когда наступил день конференции, я был готов к реваншу.

— Только за последние полмесяца мною прочитано пять тысяч четыреста тридцать три страницы, — доложил я участникам конференции. Сначала я скромно опустил глаза, но потом решил, лучше гордо поднять голову.

— Ну, что же... Значит, можно сказать, что за это короткое время ты проглотил целый книжный шкаф... И тебе удалось его переварить? — спросила библиотекарша, которая председательствовала на конференции.

— Да! — подтвердил я. —Я очень быстро читаю. У меня своя система чтения.

— А ты не хочешь поделиться с нами этой системой? — спросила библиотекарша.

Я не захотел делиться своей системой и промолчал.

— Ну, тогда расскажи нам о книгах, которые особенно пришлись тебе по душе.

— Хорошо! —с готовностью согласился я. —Вот, например, «Таинственный остров». Это был остров, на котором было спрятано много богатств. Его так прямо и называли «Остров сокровищ».

— Ну и что же происходило на этом «Таинственном острове», который вдруг стал «Островом сокровищ»? — поинтересовалась библиотекарша. И весь зал смотрел на меня с каким-то непонятным мне насторожённым интересом.

— Известно, что на этот самый остров, где поселились... ну те, которые упали с воздушного шара, приплыли пираты во главе с одноногим Джоном, у него ещё попугай был.

Они искали сокровища. Если бы не капитан Немо со своей подводной лодкой, то все бы погибли.

Ребята в зале почему-то смеялись.

— Ты, я вижу, читатель-рационализатор! — с улыбкой, которая мне не понравилась, произнесла библиотекарша. — Два произведения ты решил объединить в одно! Ну, а ещё что ты читал?

— Русскую классику. Вот, например, очень жалостная история про собаку, которую очень любил немой дворник Герасим. А собака эта, её звали Каштанка, взяла и убежала в цирк.

Взрыв хохота не дал мне досказать про Герасима и Каштанку. Смеялись все, и библиотекарша тоже. Я совсем не ожидал этого — ведь история-то грустная. Почему они смеются?! На всякий случай я тоже хмыкнул.

Когда смех стих, я всё же решил продолжать.

— А больше всего мне понравился роман «Всадник без головы». Он всё время ездил на лошади. И был очень добрый, всех жалел, всем хотел помочь. Звали его Дон-Кихот — Рыцарь Печального образа.

От последних моих слов зал завизжал, и все начали корчиться, прямо валиться со стульев.

А у библиотекарши от смеха катились по щекам крупные, как дождевые капли, слёзы.

Я ничего не понимал.

Наконец, библиотекарша вытерла слёзы и сказала: — Оставь Дон-Кихота в покое. Это ты сам — «Всадник без головы», промчался таким неразумным галопом по книжным страницам, а теперь ничего вспомнить не можешь, всё перепутал...

Я уже подходил к дому, а в ушах всё ещё звенел смех и слова одного мальчика: «Почему он Всадник без головы, он скорее Рыцарь Печального образа». Наверное, у меня был слишком грустный вид.

И почему только другие и не думают вовсе о том, чтобы отличиться, а у них всё получается вроде само собой. А у меня... Над этим стоит подумать, хоть я теперь и «Всадник без головы».


Оглавление

  • МУЖСКОЕ ДЕЛО
  • ВТОРОЕ ДЫХАНИЕ
  • ВСАДНИК БЕЗ ГОЛОВЫ