Преданное сердце [Джозефина Кэрсон] (fb2) читать онлайн

Джозефина Кэрсон Преданное сердце

1

Джонатан Уэбб — молодой преуспевающий врач сидел в кресле перед камином в своем уютном кабинете. Весело потрескивали дрова. Теплый красноватый отблеск пламени высвечивал его умное выразительное лицо с мягкими светло-карими глазами.

День выдался тяжелый, в бедных кварталах участились случаи заболевания холерой. Несмотря на обширную практику и множество богатых пациентов, доктор Уэбб не оставлял своим вниманием сирых и убогих и делал все возможное, чтобы помочь им. Большинство обитателей роскошных особняков центральных улиц города считали это чудачеством. Но Джонатан, будучи врачом по призванию, видел в этом свой прямой долг.

Однако сейчас перед его мысленным взором стоял образ прелестной белокурой девушки, оттесняя все остальное на второй план. Вспоминая ее улыбку, глаза, только ей свойственный поворот головы, каждый мимолетный жест, он понимал, как глубоко она проникла и его сердце. Он готов был на все, чтобы услышать из ее милых уст одно-единственное, короткое, но такое желанное для каждого влюбленного мужчины, «да».

Он взволнованно встал и подошел к окну. На улице было пасмурно, шел мокрый снег, налипая на черные ветви деревьев, тускло поблескивая в свете газовых фонарей и тая на темной земле. Последний февральский снег перед приходом весны.

Снег, снег… Неожиданно перед его глазами возникла картина: маленькая девочка пытается закрыть лицо руками от летящих в ее сторону снежков. «За что, за что?..» — еле слышно шепчет она дрожащими губами. И талый снег вперемешку со слезами струится по ее лицу. Но ее трогательная беззащитность и испуг вызывают только новый взрыв улюлюканья и свиста группы сорванцов, забавляющихся растерянностью своей жертвы.

Не выдержав, Джонатан с кулаками бросается на вихрастого вожака, остальные мальчишки тут же разбегаются. Потом он вытирает лицо девочки своим носовым платком.

— Глория Моррисон, — тепло с надеждой в голосе шепчет Джонатан.

Пушистая рыжая кошка калачиком свернулась на подоконнике. Ей не мешает ни снег за окном, ни свет в комнате. Тепло, уютно, тихо. И миске свежие сливки. Кажется, что она спит, но малейший шорох заставляет ее настороженно приоткрывать круглый зеленый глаз.

Повсюду разбросаны разноцветные ленточки, кружева, бусинки и блесточки, листки бумаги, с написанными на них стихами и посвящениями. В свете лампы над столом склонилась женщина. Несмотря на позднее время, она что-то увлеченно мастерит. По тому, как она порой откидывается на высокую спинку стула и на какое-то время закрывает глаза, чувствуется, что она устала. Рука с иголкой двигается все медленнее и медленнее. В ее утомленном мозгу мелькает видение: она совсем еще маленькая, в аляповатой бедной одежде. Мальчик вытирает ей слезы и на вопрос «за что» отвечает: «Потому что ты самая красивая. Они хотели привлечь твое внимание, но не знали как». Она поверила, и обида и растерянность в ее сердце сменились благодарностью. Потом они стали друзьями, поверяя друг другу самое сокровенное.

Из стенных часов выскочила маленькая птичка, прокуковала десять раз и спряталась в своем деревянном гнездышке. Женщина вздрогнула. Неужели так поздно? Неудивительно, что она чуть не уснула. Сделав последний стежок, она закрепила еще одну блестку на валентинке — открытке, посвященной Дню Святого Валентина, покровителя всех влюбленных.

Отличающиеся тонким вкусом и мастерством исполнения, украшенные шелком и кружевом, на плотной муаровой бумаге эти изящные произведения, автором которых была Глория Моррисон, высоко ценились представительницами прекрасного пола и стоили немалых денег.

Оставалось всего две недели до Дня Святого Валентина — четырнадцать дней, чтобы закончить несколько сот знаков любви, которые местные джентльмены преподнесут покорившим их сердца дамам. Она устало взглянула на стопки любовных посланий, написанных ею на протяжении долгой зимы. Теперь оставалось лишь поставить свой фирменный знак — летящую черно-золотую цаплю, чтобы традиционные валентинки превратились в оригинальные «моррисоны».

Глория с удовлетворением оглядела комнату, обстановка которой свидетельствовала о достатке и хорошем вкусе. Хотя в силу своего образа жизни она не испытывала потребности в дорогой одежде, ей было приятно видеть по воскресеньям в церкви своих тетушек в теплых шерстяных накидках и шляпах, вызывавших завистливые взгляды благородных дам. Валентинки, превращавшиеся в ее умелых руках в маленькие произведения искусства, оказались весьма доходным делом.

— Ты все еще работаешь, дорогуша? — раздался голос тети Джулии.

Свет лампы упал на ее сразу заблестевшие шелковистые волосы, обрисовал полную фигуру, укутанную в толстую шерстяную шаль. Глуховатая и довольно рассеянная, Джулия тем не менее сохранила привлекательную наивность и была похожа на добрую фею. Ее глаза встревоженно смотрели на обрезки лент, ворох кружев, стопки листков на столе.

— Хочу доделать еще несколько открыток прежде, чем отправлюсь спать, — ответила Глория. Поскольку выражение тетушкиных глаз не изменилось, она прибегла к иной тактике. — Ты же не хочешь разочаровать молодых леди, правда?

— Да нет, наверное. — Джулия тихо вздохнула, тронув пальцем розовую атласную ленту. — Но ты выглядишь такой утомленной, дорогуша. Я как раз говорила тете Эмилии, что ты слишком много работаешь. Тебе следует почаще выбираться из дому, общаться с привлекательными молодыми мужчинами! Я в твоем возрасте была королевой города.

— Могу себе представить. — Снова улыбнулась Глория. — Расскажи мне еще о Джордже. Он действительно был так красив?

Лицо Джулии засветилось, как у юной девушки.

— Еще как! Высокий, смуглый. И добрый. Очень добрый. Многое можно сказать о мужчине по его глазам, дорогуша. Помни об этом. У Джорджа были самые ласковые синие глаза, которые я когда-либо видела. Они походили на озеро на рассвете. Я тебе рассказывала о том, как он нарвал мне фиалок?

Глория заканчивала очередную открытку, пока Джулия рассказывала. Хотя она знала все эти истории чуть ли не наизусть еще с детского возраста, они ей никогда не надоедали, несмотря на то, что тетя Эмилия утверждала, что все поклонники ее сестры были лишь плодом ее воображения.

Две женщины сидели рядом, привычно наслаждаясь поздним часом. Это был своеобразный молчаливый сговор, позволявший Глории забыть про усталость, а Джулии — мысленно вернуться в свою юность. Невелика цена, считала девушка, за то, что сделала для нее эта стареющая леди.

— Не хочешь выпить стаканчик тутового вина? Тетя Эмилия приготовила его только на прошлой неделе.

Глория содрогнулась. На самом деле вино Эмилии было джином домашнего приготовления, но ни одна из тетушек не признавала этого.

— Нет, не хочу, дорогая. Может, ты выпьешь моего? Оно вроде помогает твоему артриту.

— О, еще как, милочка. Спасибо, ты так добра. — Джулия достала из буфета графин и наполнила стакан, потом снова бросила обеспокоенный взгляд на племянницу. — А ты совсем ничего не хочешь? Ни горячего чаю? Ни чашечки молока?

— Нет, мне ничего не нужно. Спокойной ночи, тетя Джулия.

Улыбнувшись, Глория вернулась к своей работе. Тетушкам пришлось бы несладко, если бы не доход от ее открыток. Стареющие, одинокие, и бедные люди всем в тягость; их считают чуть ли не сумасшедшими, хотя такие же старики с деньгами кажутся всего лишь забавно эксцентричными. Глория была благодарна двум престарелым дамам, которые приютили ее, когда родители погибли в дорожном происшествии. Ей было всего семь, но она помнила тот день так ясно, словно все случилось только накануне. Тетя Джулия сказала ей печальную правду, привезла в этот неказистый старый дом и заверила, что ей нечего бояться, так как они вдвоем с тетей Эмилией позаботятся о ней.

Поправив темную прядку, упавшую ей на глаза, она положила иголку и потянулась к стопке листов. Где-то среди них был очень подходящий для розово-серебряной открытки стишок. Как раз для молоденькой девушки, впервые познавшей муки любви.

Глория перебирала листки, и сердце ее привычно ныло. Как когда-то давно обида и растерянность сменились в ее сердце благодарностью, так теперь мучительная боль пришла на смену любви, боль столь привычная ей, что она уже почти не обращала на нее внимания. Рыжая кошка замурлыкала, лениво потянулась и спрыгнула с подоконника, отвлекая ее от любовных посланий, слов привязанности, страстного желания и любви, слов, которые так никто и никогда ей не написал.

В ее судьбе был один мужчина… мальчик, мысленно поправила она. В детстве они были лучшими друзьями, и она надеялась, что их дружба перерастет в нечто большее для него, как это случилось с ней. Скоро она станет второй тетей Джулией, выдумывающей романы за отсутствием любви в реальной жизни, упрекнула она себя. Зевнув, она сделала свой выбор и стала наклеивать стишок на открытку.

На улице раздался шум подъезжающего к дому экипажа и послышались приглушенные шаги. Подняв глаза, Глория с удивлением увидела, как распахнулась входная дверь мастерской и на пороге появился мужчина.

— Извините, сэр, но магазин закрыт.

Снег засыпал его от воротника пальто до мысков начищенных сапог. Джентльмен, привычным глазом определила Глория и поспешно поправила очки. Стоя к ней спиной, мужчина топал ногами, стараясь стряхнуть таявший снег, чтобы не занести его в комнату. Когда же он повернулся и на него упал свет пампы, ее сердце забилось так, словно жаждало вырваться из груди.

— Знаю, что уже поздно, но… — Его голос замер, и на смену вежливым словам пришла теплая улыбка. — Глория!

— Джонатан! — едва слышно прошептала она.

Господи, неужели это он? Уж не потеряла ли она голову, постоянно грезя о нем? Она с подозрением покосилась на графин с вином. Не считая выпитого тетей Джулией стакана, он был почти полон.

— Как приятно увидеть тебя снова. — Он шагнул к ней и взял ее за руку, потом рассмеялся при виде ее растерянности, отпустил ее руку и потер друг о дружку свои ладони. — Извини, снаружи такая холодина. Я очень рад тебя видеть. И я слышал о твоих успехах.

Оцепенев, она чуть заметно кивнула, по-новому оглядывая комнату. В стене за ее спиной в беспорядке торчали иголки, и шелковые нитки всех воображаемых цветов свисали с них наподобие причудливого оперения стрел. Кошка запуталась в куче упавших на пол лент. Повсюду разбросаны стихи и раскрытые книги.

Тетя Эмилия порицала беспорядок, ворча, что не понимает, как можно работать в таких условиях, а по мнению Глории, он помогал разыграться ее воображению. Когда же выручка от продажи открыток превзошла все их мыслимые и немыслимые ожидания, даже тетя Эмилия перестала читать нравоучения.

— Тут… немного не прибрано. — Глория порозовела, поняв, что он откровенно забавляется ее растерянностью и необычным видом комнаты.

Он стал еще красивее, чем она его помнила. Волосы, темно-каштановые в детстве, теперь казались почти черными и ниспадали на лоб. Светло-карие глаза, чувственный рот. Он полностью воплощал ее самые смелые мечты. Она тщетно попыталась пригладить свои волосы и неловко шагнула к мягким стульям, стоявшим у окна.

— Садись, пожалуйста. Извини, я даже не спросила… выпьешь чаю или чего-нибудь еще? На улице ведь холодно.

Какое-то мгновение он смотрел на нее с неподражаемо доброй улыбкой.

— Кофе, если можно. Не могу пить этот чай, хотя вся моя семья жить без него не может.

Она рассмеялась, наполнив комнату перезвоном колокольчиков. Кошка высунула на секунду свою мордочку из паутины лент, потом возобновила свою борьбу с ними, увидев, что хозяйка пошла на кухню.

Дрожащими руками она зажгла плиту, благодаря Бога за то, что Джонатан не видит ее в этот момент.

Он здесь, он действительно здесь! Ей хотелось улыбаться, смеяться, громко петь, и нелепость ее желаний вызвала у нее смешок. Глупо чувствовать себя такой счастливой, непременно сказала бы тетя Эмилия. Но она не могла ничего с собой поделать. Джонатан вернулся!

Но ее улыбка мгновенно угасла, лишь только она вспомнила, как долго он не давал о себе знать, и ее охватило сомнение.

Она была сиротой, бедной, застенчивой, всеми высмеиваемой девочкой, удочеренной самыми эксцентричными тетушками в городе. Он же происходил из известной семьи. Богатый, удачливый, обаятельный. Что удивительного в том, что она столько лет не получала от него никаких вестей?

Вода, как всегда неожиданно, закипела, и кофе убежал. Глория схватила плюющийся кофейник и, естественно, обожгла руку. Не удержавшись, она вскрикнула, торопливо нащупана тряпку и сняла кофейник с плиты. Налив темной жидкости в чашку, она вернулась в комнату и протянула ему кофе.

— Надеюсь, у меня получилось. Хотя он немного… перекипел.

— Уверен, что все в порядке. — Он сделал глоток, и горячая жидкость обожгла ему язык. Ничем себя не выдав, он поставил чашку на стол рядом с собой и улыбнулся. — Чудесно. Именно то, что нужно. Знаешь, как здорово видеть тебя снова. Я много думал о тебе. Моя сестра рассказала мне об успехе твоего предприятия. Ты помнишь Энн?

Почему, мысленно закричала она, почему ты ни разу не написал мне? Но она ответила ему улыбкой, прекрасно зная, что никогда не задаст такого вопроса, чтобы не подвергать риску их дружбу.

— Я рада, что ты заехал ко мне, хоть уже и поздно… — Она вопросительно посмотрела на него.

— Извини, но мне просто необходимо было увидеть тебя и поговорить. Понимаешь, работа отнимает у меня массу времени.

Глория согласно кивнула. Джонатан стал замечательным врачом, весьма уважаемым в городе.

— Мне никак не удавалось выбраться к тебе. А я так давно хотел сделать это, поверь мне.

Сердце девушки радостно забилось. Уж не питает ли он к ней чувства, похожие на те, что она хранила в своем сердце? Это кажется невероятным, и все же что-то в его взгляде давало ей повод так думать. Она уставилась на усыпанный обрывками ниток пол, не смея даже надеяться.

— Я очень скучала по тебе, — застенчиво призналась она.

— И я тоже. Я размышлял о тебе по дороге сюда, вспоминал, какими добрыми друзьями мы были в детстве. Как ты думаешь, мы могли бы опять стать ими? Обещаю больше не пропадать. Знаешь, так важно было сосредоточиться на занятиях первые несколько лет, что я почти ни с кем не виделся. А потом нужно было завоевать определенное положение. Но сейчас…

У нее перехватило дыхание. Слишком хорошо. Никто не может быть таким счастливым. Все написанные ею до сих пор стихи показались ей ничего не значащими и бессмысленными, а рифмы — банальными. Именно в этот момент она поняла, что значит любить по-настоящему.

— Сейчас? — Она готова была заплакать, хотя это было совершенно ни к чему. Она наслаждалась моментом, чтобы вспомнить его потом незамутненным неуместными эмоциями.

Он порылся во внутреннем кармане пиджаки и достал газетную вырезку.

— Ты, наверняка, читала об этом. — Он протянул ей заметку, даже не подозревая, что Глория не читает газет. — Мне нужна твоя помощь.

Кивнув, Глория развернула газетный лист. Для него она сделает все, все что угодно. Поправив очки, она разглядела портрет молодой женщины. Что-то в нем показалось ей знакомым, но она никак не могла вспомнить, кому принадлежит это лицо.

— Сьюзен Осборн, — проникновенно произнес он. — Я мечтаю жениться на ней, а ты должна помочь мне добиться ее расположения.

2

Она замерла, не в силах поверить услышанному. Помочь ему ухаживать за другой женщиной? Она, должно быть, неправильно поняла его, произошла ужасная ошибка, но он продолжал в том же духе, не замечая ее реакции.

— Глупо звучит, но я и понятия не имею о том, как писать романтические письма или ухаживать за женщиной. Я неважно излагаю свои мысли на бумаге. Помнишь те ужасные сочинения, которые я писал в школе? Нет, мне это не дано. А судя по твоим открыткам, у тебя просто дар писать о любви.

Боль в ее сердце стала нестерпимой, к ней примешалось чувство униженности и горечи. Он вернулся не к ней, ему даже в голову не приходило такое. Он пришел, как и многие другие до него, с желанием воспользоваться ее умением писать, попросить рассказать о его любви словами, которые он сам был не способен произнести. Она ничего для него не значила, совершенно ничего.

— Я был бы весьма признателен тебе и готов заплатить любую сумму, которую ты назовешь.

— Когда? — промолвила она и, так как он в замешательстве уставился на нее, еле слышно повторила: — Когда ты собираешься жениться?

— Еще не знаю, — в задумчивости ответил Джонатан. — Но я хочу сделать предложение в День Святого Валентина. Со Сьюзен нельзя тянуть.

Глория кивнула, вполне разделяя его мнение. Сьюзен Осборн — изнеженная дочь Осборнов, одной из самых уважаемых семей города. Возмутительно красивая блондинка, она была самой легкомысленной ученицей школы. Она не думала ни о чем, кроме своей внешности, уроков танца, сомнительного искусства игры на фортепьяно. И все же мальчишки обожали ее: им достаточно было заглянуть один раз в ее огромные серые глаза, и они тонули в них навсегда. Похоже, Джонатан не устоял перед ней так же, как и любой другой мужчина на его месте.

— А что думает твоя семья по поводу твоего решения? — Глория попыталась совладать со своими эмоциями. — Одобряют твой выбор?

Джонатан кивнул.

— Мама высказывает определенные опасения, но в целом склоняется к тому, что мы со Сьюзен будем прекрасной парой во многих отношениях. Ее семья хорошо известна и пользуется большим влиянием. Осборны внесли немалый вклад в строительство больницы, за что заслужили благодарность всего медицинского персонала.

— Но как ты сам относишься к ней? — Видя некоторое недоумение в его взгляде, Глория поспешно добавила: — Мне нужно знать, если уж я соглашусь на твое предложение, чтобы решить, какой подход выбрать.

Ее объяснение, похоже, удовлетворило его, и он улыбнулся.

— Сьюзен… необыкновенно красива. Должен признать, что никогда не видел более красивой девушки. Очень живая, очаровательная… Ну, ты же помнишь ее по школе. Если она примет мое предложение, я буду самым счастливым человеком на свете.

Сердце Глории разрывалось от горя, но она лишь спросила:

— И она разделяет твои чувства?

Он поколебался прежде, чем ответить:

— Она уклончива, не похожа на большинство женщин и умеет скрывать свои истинные мысли и эмоции. Но я уверен, что мои чувства… находят ответ. Я не могу смотреть ни на одну другую женщину после того, как встретил ее снова совсем недавно.

Казалось, у Глории не хватит сил продолжить разговор. Ей нужно было спрятаться, найти какое-то тихое и темное место, где она могла бы выплакать свое отчаяние, которое сейчас перед ним пыталась скрыть. Она энергично пожала его руку в свойственной ей деловой манере.

— Ты хочешь сказать, что согласна? — с надеждой спросил Джонатан, поднимаясь.

— Мне нужно подумать. — Видя, как потемнело его лицо, она поспешно пояснила. — Я завалена работой и должна прикинуть, не берусь ли за то, что не смогу выполнить. Мне нужно убедиться, что у меня найдется время на твой заказ.

— Понимаю. — Он взял пальто и наградил ее теплой улыбкой. — Двух дней будет достаточно? Мы могли бы обсудить детали за ленчем.

Глория кивнула, чувствуя, что отныне ей придется жить с разбитым сердцем. Она едва сумела вежливо проститься с ним. Однако в дверях он остановился.

— Я действительно рад был повидать тебя. Ты для меня многое значишь, Глория. Ты так напоминаешь мне… сестру. — Улыбнувшись, он повернулся и вышел.

Дверь затворилась, и она почувствовала себя еле живой от переживаний. Черт бы его побрал! Зачем он вернулся в ее жизнь таким образом? Это еще хуже, чем в детстве, когда другие дети смеялись над ней. При всей своей доброте Джонатан Уэбб причинил ей ни с чем не сравнимую боль.

Ее охватили воспоминания, бередя свежую рану. Вот он в десятилетнем возрасте, восхищающийся ее талантами, уговаривает своих родителей купить все изготовленные ею мешочки на школьной ярмарке. Два года спустя он потихоньку от всех научил ее играть в бейсбол, смеясь над промахами и поздравляя с успехами. В шестнадцать лет девочки увивались за ним, но именно ее он приглашал на танцы. Один-единственный раз он рассердился, когда ей пришлось отказать ему. Не могла же она сказать, что у нее не было платья, туфель и перчаток, подходящих к случаю. Поэтому он пригласил ее подружку, и Глории пришлось сделать вид, что ее это совсем не задело.

Слезы лились ручьем из ее глаз. Обвив руками колени, она примостилась на стуле, на котором только что сидел он. Чувство и разум боролись в ней, и она стала вспоминать, что именно он сказал ей. Да, Сьюзен действительно была бы превосходной женой для доктора Уэбба. Богатая, красивая, с блестящим положением в обществе, в состоянии способствовать его карьере. Она же, Глория Моррисон, так и останется старой девой и племянницей полусумасшедших тетушек, а также автором популярных валентинок. О Господи, было безумием даже мечтать о том, что она нужна ему.

Достаточно ли будет двух дней?..

Два дня. Ей предстоит решить, сможет ли она забыть о своих чувствах и помочь ему добиться руки Сьюзен. Нет, она не забудет о своих чувствах, она слишком его любит, чтобы не попытаться сделать его счастливым. Задача не из легких. От нее потребуется все ее умение, чтобы выполнить его просьбу. Но, Боже, как трудно решиться на это.

— И я говорила кружевнице, что нам нужен еще розовый цвет ко Дню Святого Валентина. Такой… нежно-розовый, ты не считаешь, дорогуша? — спросила тетя Джулия.

Эмилия взглянула на Глорию, сидевшую за кухонным столом, заваленным книгами. Утренний свет проникал в комнату сквозь занавеси, оставляя солнечные зайчики на столе и стульях. Обычно болтовня Джулии вызывала добрую улыбку на лице ее племянницы, но сегодня Глория не обращала на нее внимания, а записывала цифры столбиками, складывала их и хмурилась, видя полученные суммы. Это была непростая работа.

Обиженная тетушка налила себе еще чашку чаю.

— Может же человек высказать свое мнение, как ты думаешь, Эмилия?

— Ш-ш-ш, — Эмилия наградила свою сестру предупреждающим взглядом, потом посмотрела на книги.

Что-то явно произошло. Глория выглядела удрученной. Глаза были красными от слез, а ее лицо, и так не пышущее здоровьем, побледнело и походило на английский фарфор.

Нахмурившись, Эмилия припомнила, что накануне поздно вечером слышала, как у дома остановился экипаж и в мастерской послышался мужской голос. Это не было столь уж удивительным происшествием, особенно в такое время года, но в сочетании с тем, как выглядела ее племянница сегодня утром, казалось значительным.

Эмилия вздохнула. Она привыкла брать на себя всякого рода заботы и была готова подставить свое плечо любому, нуждающемуся в ее помощи. Она постучала по страничке, которую изучала племянница.

— Этот пенсионный фонд ты пытаешься организовать для работающих на тебя женщин?

Глория подняла на нее глаза.

— Да. Ты же знаешь, что многие женщины выполняют для нас работу на дому. Им необходима помощь в престарелом возрасте. Я хочу подсчитать, сколько наличных денег нам нужно. Вчера мне сделали выгодное предложение. Хотя не хочется брать сейчас дополнительную работу, но нам не удастся иначе достаточно заработать.

Эмилия согласно кивнула:

— Ты собираешься сделать благородное дело, но на это потребуется немало средств. А о каком предложении ты говоришь?

Пожав плечами, Глория отложила в сторону гроссбух.

— Один мужчина попросил меня помочь ему ухаживать за женщиной, писать для нее любовные письма и стихи. И он говорит, что я могу назначить свою цену.

Пухлое лицо Джулии засветилось радостью.

— Чудесно, дорогуша! У тебя так хорошо это получается. Хм, я припоминаю ту милую старую деву, которой ты помогла выйти замуж, написав для нее несколько записок. Как же ее звали?

— Робинс, — подсказала Эмилия. — Лия Робинс. — Она с любопытством перевела свой взгляд на Глорию. — Ты возьмешься за эту работу? — В ее голосе прозвучало понимание, и Глория кивнула.

— Мне нужны деньги, и было бы глупо отказываться от заработка. Как говорит тетя Джулия, это будет легкая работа для меня. — Повернувшись к обеим тетушкам, она показана им газетную вырезку. — А теперь я хочу, чтобы вы нашли все, что сможете, об Сьюзен Осборн: что ей нравится и не нравится, какие цвета она предпочитает. Ну, вы знаете, что мне нужно.

— Это будет нетрудно — ее так часто упоминают в светской хронике. Так что мы добудем нужную тебе информацию. Когда мы нее разузнаем, ты будешь знать о Сьюзен достаточно, чтобы написать сенсационный роман, — заверила ее Джулия.

День Святого Валентина всегда был ее любимым праздником, до сих пор во всяком случае, размышляла Глория два дня спустя после посещения Джонатана. Когда она рылась и груде информации, которую собрали ее тетушки, — частью достали с помощью подкупа, частью вполне законно, — о Сьюзен Осборн, ее лицо мрачнело все больше.

Сьюзен мало в чем изменилась с тех пор, как закончила школу. Ни одна из ее горничных не могла сказать о ней ничего доброго, а дамы из общества высказывались еще резче. Дело не в том, что Сьюзен была столь уж ужасной личностью, просто в силу своей беспечности и эгоцентричности она даже не осознавала, что своими поступками или словами может причинить боль другим людям.

Ее любимым цветом был алый, духи доставляли ей из Парижа, маргаритки вызывали у нее приступы аллергии, а ступни ног у нее были столь большими, что вызывали сильные переживания. Носила она блузки и юбки на бретельках из самых дорогих магазинов, предпочитала перья цветам на своих шляпах и обожала кружевные перчатки. Она носила изящные шляпки летом и миниатюрные шапочки зимой. Короче говоря, следовала последней моде и уделяла большую часть своего времени уходу за своей внешностью.

Глория вздохнула и в третий раз взялась за карандаш. Прошло уже столько времени, а она ухитрилась не написать ни единого слова, которое польстило бы Сьюзен. Должна же она придумать хоть что-нибудь, чтобы удовлетворить всех заинтересованных.

— Сюда, пожалуйста. Мистер Уэбб ждет вас.

Глория последовала за метрдотелем к удобно расположенному столику у окна одного из старейших ресторанов города. Его интерьеры отличались простотой и красотой, свойственной его колониальному прошлому. Свежие цветы оживляли столики, а оловянные кружки служили украшением белоснежных льняных скатертей.

Оглядываясь вокруг, Глория как зачарованная впитывала в себя вид одетых по последней моде дам в платьях с турнюрами и крошечными зонтиками, страусовыми перьями и сумочками с вышивкой. Они походили на экзотические цветы в своих туалетах трудно вообразимых оттенков и из самых разнообразных тканей, когда-либо рекомендованных модельерами.

А джентльмены! Они были не менее элегантны с их черными котелками и тростями с перламутровыми ручками, многие с нафабренными усами, лихо завитыми под их носами. Потягивая портвейн, они обсуждали друг с другом свои дела или наслаждались обществом дам за неторопливым ленчем.

Тетя Джулия была права, думала Глория, стоя посреди окружающего ее водоворота красок: она действительно сидит в четырех стенах, ведя почти такой же образ жизни старой девы, как и ее тетушки. А жизнь во всех ее многообразных проявлениях проходит мимо нее.

— Глория?

Ей понадобилась почти целая минута, чтобы сообразить, что Джонатан обращается к ней уже во второй раз. Смущенная, она посмотрела на него и, встретив его взгляд, покраснела.

— Хочешь выпить чего-нибудь сначала? Чаю или, может, стаканчик вина?

— Чаю, пожалуйста.

— А я выпью виски.

Официант кивнул и через мгновение вернулся, поставил на столик напитки и протянул меню.

Глория вздохнула.

— Здесь чудесно. Но нам действительно не следовало приходить сюда в такой снег. Мы могли бы поговорить и в мастерской.

Джонатан улыбнулся, и она вдруг вспомнила слова тетушки Джулии, какими необыкновенными могут быть глаза мужчины.

— Я пригласил тебя сюда, не только чтобы обсудить наше дело. Не обижайся, но я помню, какими могут быть твои тетушки. Одна будет заглядывать как бы ненароком в дверь, а другая не удержится от того, чтобы не навязывать свои советы. Не думаю, чтобы это способствовало нашей работе.

Глория хихикнула, что прозвучало у нее довольно мелодично.

— Иногда они и меня достают, но я даже не представляю, что делала бы без них.

Он смотрел на нее в упор, не соображая, что делает, пока она в смущении не опустила глаза и не стала рыться в сумочке в поисках бумаг. Он даже не представлял себе, как сильно ее не доставало ему до сегодняшнего утра, когда решил повидать ее снова. Она была по-настоящему хороша собой — красивые каштановые волосы и ясные голубые глаза. Но очки и вышедшие из моды шляпка и платье умаляли ее красоту. Она, казалось, не обращала внимания на свой внешний вид, выкладывая на стол листки с записями, как раз в тот момент, когда снова появился официант, готовый принять заказ.

— Извини, но я и вправду не знаю… — начала заикаться Глория, глядя в меню. Большинство названий блюд было ей незнакомо, но она просматривала их все, не желая показаться столь неосведомленной.

— Ты не будешь возражать, если я сделаю заказ? — предложил Джонатан.

Почувствовав облегчение, она утвердительно кивнула, а он назвал официанту выбранные блюда.

— Прекрасно, сэр. Через минуту я все принесу.

Официант исчез, а Глория пыталась найти карандаш, явно ощущая смущение и неловкость. Это ему не понравилось, и он положил свою руку на ее предплечье, останавливая ее поиски. Она в замешательстве взглянула на него.

— Незачем начинать прямо сейчас, хотя я глубоко благодарен тебе за то, что ты согласилась на мое предложение. Послушай, Глория, нам предстоит еще многое вспомнить. Почему бы нам не сосредоточиться на этом? А о работе поговорим позже. У нас полно времени.

Она кивнула, отложила карандаш и снова оглядела переполненный зал.

— Я не была здесь… даже не припомню, как давно.

Пораженный, он взглядом указал на улицу.

— Но ты ведь живешь менее чем в трех кварталах отсюда.

Пожав плечами, она принялась за свой чай.

— Когда я была маленькой, у нас не было мелких денег. Ты и сам знаешь.

— Ну а сейчас? — Он кивнул на бумаги перед ней. — Все знают, что «моррисоны» хорошо продаются. Неужели ты отказываешь себе в небольших удовольствиях, например, в том, чтобы поесть время от времени в приличном заведении?

— Долги поначалу были просто невероятными — призналась Глория, не отдавая себе отчета в том, что не принято даме обсуждать такие вопросы с джентльменом. — Как только они были уплачены, пришлось делать ремонт дома, Джулия нуждалась в лечении, и я должна была вложить часть прибыли в дело. На меня работает несколько женщин-надомниц. Я хочу учредить для них пенсионный фонд. Знаешь ли ты… — она наклонилась вперед, и ее лицо осветилось такой страстью, о которой он и не подозревал, — …что у этих женщин нет профсоюза и никакой охраны труда?

Джонатан кивнул.

— Слишком много иммигрантов претендуют на рабочие места, отсюда и сложности.

— Но ты не прав! — Глория вспыхнула и слегка отклонилась назад, когда официант ставил перед ней тарелку с густым коричневым супом.

— Нет прав, я знаю, ибо лечу их детей. Я побывал в одном доме на прошлой неделе и обнаружил там целое семейство, заболевшее холерой. Их условия жизни невозможно даже описать.

— Я не могу оставить их без внимания, просто обязана помочь им. Если бы не открытки…

Он понял, что она имела в виду: «Лишь благодаря Господу Богу». Он сочувственно посмотрел на нее, не удивляясь этому. Глория всегда с состраданием относилась к другим, даже когда они едва ли заслуживали этого.

— Я помню, как однажды ты настояла, чтобы мы отдали наш ленч нищему.

— А он променял его на виски. — Она печально улыбнулась. — Ты рассказал мне об этом после.

— Но из-за того случая не стал думать о тебе хуже. Скорее, стал восхищаться тобой еще больше.

Что-то в выражении его лица снова смутило ее и заставило почувствовать свою беззащитность. Остановись, приказала она себе. Он хочет, чтобы ты помогла ему покорить сердце Сьюзен. Джонатан не воспринимает тебя никак иначе. Однако она старалась не смотреть в его сторону. Уж слишком близко он находился, такой красивый, такой обаятельный, такой желанный.

— Ты помнишь, как мы купались в ручье? Тебе еще попадало за то, что ты здорово испачкала там свое платье.

— Тетя Джулия до сих пор думает, что я так испачкалась в школьной песочнице, — призналась Глория. — А помнишь, как я помогала тебе с домашними заданиями, а мистер Кларк писал «очень хорошо» на моих работах и «интересно» на твоих.

Джонатан рассмеялся:

— Как ты ни старалась, все равно в них проглядывал стиль Моррисон.

Официант принес рыбу, овощи, фрукты и булочки. Джонатан продолжал говорить, и она начала постепенно расслабляться, наслаждаясь едой и его обществом. Чувство униженности и горечи покидало ее, и она уже стала свыкаться с мыслью о том, что этот мужчина, единственный, кто что-либо значил для нее, никогда не будет принадлежать ей.

И все же она была по-своему счастлива, как бы это ни казалось парадоксальным. Хотя это и делается ради Сьюзен, но она сможет видеть его ближайшие две недели, общаться с ним.

Подали десерт, а их беседа все продолжалась. И только когда зал стал постепенно пустеть, она сообразила, как долго они сидели вместе. Виновато покраснев, она показала несколько листов чистой бумаги.

— Извини, мне было так хорошо, что я даже забыла, зачем мы встретились.

— Ты не виновата, наша встреча и мне доставила удовольствие. — Он с досадой взглянул на карманные часы. — Но мне нужно бежать на работу. Как ты думаешь, тебе удастся подготовить для меня что-нибудь к концу недели? Надеюсь увидеться со Сьюзен в пятницу.

У нее сжалось горло, но она поспешно кивнула.

— У меня уже будет кое-какая информация, и уверена, что к пятнице я напишу стихотворение.

— Хорошо. — Он встал и уплатил по счету. — Рад был нашей встрече. Благодарю тебя. И спасибо за твою помощь. Ты даже не представляешь, что она значит для меня.

Она торопливо собрала свои бумаги и засунула все в сумочку. Уж она-то знала, что значила ее помощь для него.

И именно это больше всего расстраивало ее.

3

Забыть о работе — это было на него не похоже. Натягивая свой докторский халат, Джонатан с неудовольствием вспомнил набитую пациентами приемную. Ни один из них не был рад его опозданию. Его так увлек разговор с Глорией, что они не только не приступили к написанию любовного послания, но и он сам опоздал на целых двадцать минут к началу приема.

Его помощница Агнес наградила его убийственным взглядом, но промолчала, когда он торопливо прошел к двери. Он нагонит потерянное время, просто ему придется работать быстрее. Потом ему предстоит нанести визит пожилой пациентке, а затем увидеться со Сьюзен.

Черт! Однако встреча стоила того, решил он, стараясь отделаться от раздражения. Так приятно было увидеть снова Глорию, услышать ее смех. Он и забыл, как много общего у них когда-то было, как живо она интересовалась людьми вокруг себя. Он подумал о пенсионном фонде, который она собиралась создать. Это была идея, вполне соответствующая ее характеру. Она понимала нужды простых людей и жаждала помочь им.

И она явно давно не выходила в свет. Это удивило его, поскольку он продолжал считать ее весьма привлекательной девушкой. Но еще со школы большинство ровесников не могли разглядеть за ее аляповатой одеждой и неудачной прической очаровательную девушку.

Невероятно, как при всем этом ей удалось организовать свое собственное дело, притом весьма успешное. Его удивляло, что достаток совсем не изменил ее и что она оставалась такой же неискушенной, как и раньше. Она выказала настоящую заинтересованность его работой. Во время ленча вдруг стала расспрашивать о его карьере, медицинской практике, об отношениях с пациентами. Чувствовалось, что она задавала вопросы не из вежливости или простого любопытства. Он тоже отвечал на них вполне искренне, обрадованный возможностью поделиться с ней мыслями о своей работе. Он откровенно все рассказывал ей как когда-то, когда они были детьми. Но теперь она превратилась в женщину, притом в весьма соблазнительную женщину.

О Боже, о чем он думает? Они друзья, напомнил он себе, просто хорошие друзья. Но он ощутил, как ему недоставало ее все это время, как он скучал без нее. Какое же удовольствие было разговаривать с ней, рассказывать о своей жизни.

Сьюзен терпеть не могла разговоров о его профессии. Побоявшись оказаться необъективным, он мысленно постарался оправдать свою возлюбленную. Сьюзен была просто очень брезглива, как и большинство женщин. Если уж на то пошло, стеснительность и нежелание обсуждать деликатные вопросы свидетельствовали лишь о ее женственности. Глория воспитывалась в иных условиях и даже не понимала, что некоторых вопросов вообще не следовало касаться.

Быть может, он познакомит ее со Сьюзен, и они станут подругами. Сьюзен это понравится, а Глории поможет чаще выбираться в свет. Удовлетворенный своим решением, Джонатан пригласил первого пациента. Иногда бывали моменты, когда он радовался, что работа отвлекает его от мыслей, и сейчас был как раз такой момент.

Глория нахмурилась, прочитав эти строфы вслух, повторяя свои же слова про себя. Знал ли он? Мог ли предположить, что именно такие слова она жаждала услышать от него? Ее щеки порозовели, но когда она осмелилась взглянуть на него, он улыбался, весьма довольный любовным посланием. Потом посмотрел на нее с восхищением и благодарностью.

— Превосходно. Я так тебе обязан!

У нее перехватило дыхание, и она отвернулась.

— Ничего особенного. Я зарабатываю этим на жизнь, как ты помнишь.

— Знаю, но ты замечательно написала. Это самая прекрасная вещь, которую я когда-либо читал. Я бы никогда не смог сочинить ничего подобного. У тебя просто фантастическое воображение. Именно это всегда восхищало меня в тебе. — Их взгляды встретились, и он тепло улыбнулся ей. — Сьюзен понравится, я уверен.

— Мне нужно уходить.

Глория взяла свою шляпу и пальто, желая исчезнуть, оказаться где угодно, хоть на краю земли, только не в его кабинете. Она чувствовала себя совершенно обнаженной — ее чувства были приравнены к товару, продаваемому за деньги. Она казалась себе совершенно опустошенной и больной, и боль становилась все невыносимее, пока он помогал ей надеть пальто.

— Прежде чем уйдешь, я хочу спросить тебя кое о чем, — остановил он ее уже у дверей, беря ее руку в свои. — Сьюзен пригласила на чай сегодня после ленча нескольких друзей. Ничего особенного, но мне бы очень хотелось, чтобы пришла и ты. Уверен, ей доставит удовольствие увидеть тебя снова.

Глория уставилась на него в изумлении.

— Меня? Ты хочешь, чтобы я пошла на чай?

— Разумеется. — Он усмехнулся при виде ее реакции. — Это же вполне естественно, ты не находишь? Там будет моя сестра — ты ее помнишь по школе — и еще несколько человек. Обещай, что придешь.

Это было так соблазнительно — провести какое-то время вместе, видеть его, говорить с ним, но она поняла, что он просит не об этом. Сьюзен была той женщиной, которую он любил. Он всего лишь хотел, чтобы Глория пришла в качестве одного из его друзей. Вероятно, просто жалел ее. При одной этой мысли она покраснела.

— Я… я не могу, — запинаясь, произнесла Глория, поворачиваясь к двери. — Сожалею, но просто не могу.

Он стоял на ее пути, загораживая выход, с чертовски привлекательной улыбкой.

— Почему бы и нет? Я знаю, у тебя не назначено других свиданий. Если проблема в транспорте, могу послать за тобой экипаж?

— Нет, дело не в этом, — попыталась объяснить она. — Просто… мне нужно поговорить с тобой. Не думаю, что нам следует сотрудничать в том же духе. Я написала для тебя одно письмо и сделаю еще открытку, но мне кажется, на этом нужно закончить.

Ну вот, она и сказала все, что хотела, и увидела болезненную гримасу на его лице. Но она была ничто в сравнении с тем, что творилось в ее душе. Ей не под силу участвовать в подобной игре. Не станет она помогать ему ухаживать за Сьюзен, как бы ни хотела помочь ему. Это разрывало ей сердце. Хуже того, она боялась, что он проникнет в ее тайну, и это положит конец их дружбе. Она просто не могла пойти на такое, и хорошо, что сразу поняла это.

— Извини, если я чем-то обидел тебя. — Он выглядел таким расстроенным, что Глория поспешила как-то оправдать свой отказ.

— Нет, просто… у меня недостаточно информации. — Она ухватилась за свою выдумку и быстро продолжила: — Уже много лет я не видела Сьюзен. Даже не знаю, что она собой представляет сейчас, о чем думает. Очень трудно писать стихи, пытаясь найти путь к сердцу адресата, когда не имеешь о нем никакого представления.

Его улыбка стала только шире, и он никак не отпускал ее руку.

— Ты только что сама назвала превосходную причину, по которой должна пойти к Осборнам. И я не приму твоего отказа, — предупредил он, видя выражение протеста на ее лице. — Так у тебя будет возможность возобновить твое знакомство с Сьюзен. Вы знали друг друга по школе. Теперь ты можешь узнать ее в качестве подруги. Это не только облегчит твою задачу, она даже может помочь тебе. Она знает здесь всех и введет тебя в общество. Глория, я желаю тебе счастья. Скажи, что сделаешь так, как я прошу.

Она закрыла глаза, чувствуя, что больше не в силах сопротивляться. Она никогда не была в состоянии отказать ему в чем-либо, и со временем ничто не изменилось в этом отношении. Борясь с эмоциями, которые вот-вот могли воспреобладать над ее волей, она высвободила свою руку и взглянула на него еще раз.

— Ладно, я приду.

— Хорошо. — Он отступил в сторону и открыл дверь. — Моя пролетка заедет за тобой сегодня к вечеру. И спасибо, Глория.

Она торопливо сбежала со ступеней крыльца. Ей необходимо было поскорее убраться отсюда, подальше от него, чтобы хоть каким-то образом взять под контроль своичувства.

— Глория Моррисон? — Сьюзен посмотрела на Джонатана так, словно он сошел с ума. — Чего ради ты решил пригласить ее к чаю?

Что-то в ее тоне заставило Джонатана поморщиться, но он сообразил, что его предложение действительно было неожиданным. Не мог же он сообщить ей истинную причину, по которой виделся с Глорией, а без этого его просьба и вправду казалось странной.

— Она так одинока, Сьюзен. Я не видел ее много лет, а на днях встретил за ленчем. Мне подумалось, что было бы замечательно, если бы ты помогла вывести ее в свет и познакомить с некоторыми из твоих друзей.

Сузив глаза, Сьюзен возразила:

— Но никто из наших друзей не знаком с ней! Она ведь даже не живет на нашей улице, а ты знаешь, как здешние обитатели относятся к чужакам. Стоит им только узнать, что она зарабатывает на жизнь изготовлением валентинок, как ее примут за сумасшедшую, да и нас заодно!

У Джонатана челюсть свело от гнева, но он попытался сохранить спокойствие. Сьюзен не понимала, какой безжалостной бывала порой.

— Ничего такого они не подумают, если только мы не скажем, чем она занимается. Никто автоматически не свяжет Глорию с «моррисонами», если только мы не представим ее в качестве их автора. В нашем большом городе бизнес с валентинками всегда был окутан некоторой тайной. Те немногие, кто слышал о Глории, никак не могли поверить, что женщина организовала такое успешное предприятие. И ее и твоя репутация будут в безопасности.

— Я не это имела в виду, — уже мягче ответила Сьюзен, понимая, что допустила ошибку. — Я думала, в каком положении окажется Глория. Я действительно помню ее по школе, и она всегда казалась мне прелестной девочкой. Она выглядит по-прежнему?

Нахмурившись, Джонатан кивнул.

— Да. Я даже подумал, что ты могла бы помочь ей. Я всегда считал, что Глория от природы очень привлекательна, но одевается так, словно нарочно старается спрятать свою красоту. Может, ты научишь ее кое-чему, поможешь познакомиться с приличными людьми. Хотелось бы, чтобы у нее появился хоть какой-то шанс. А то она света белого не видит из-за своей работы.

Сьюзен улыбнулась, тряхнув своими белокурыми локонами.

— Ты, похоже, всерьез заинтересовался ею. Уж не должна ли я ревновать к ней?

Джонатан усмехнулся: она была так уверена в себе, так самонадеянна. Одетая в голубое шелковое платье с кружевами, она казалась самой привлекательной женщиной, которую он когда-либо встречал. Страдания и бедность не затронули ее, она часто и легко смеялась, даже не задумываясь о том, как живут остальные люди. Иногда он желал, чтобы она была хоть чуточку чувствительней. Но когда Сьюзен смеялась, он забывал о своем раздражении и мог лишь вторить ее смеху.

— Нет, у тебя нет причин ревновать, сама знаешь. Но ты ведь сделаешь так, как я прошу? Я буду очень благодарен тебе.

— Разумеется, — согласилась Сьюзен. В конце концов, никто не сможет затмить ее, так что Сьюзен могла не опасаться соперниц. А уж Глории и подавно. Неприятностей или особых хлопот ей она не доставит. — Я прослежу за тем, чтобы она познакомилась с нужными людьми, и сама отведу к своему парикмахеру. Одним словом, сделаю все, чтобы Глория стала совсем другой женщиной. Вот увидишь.

— А это мистер и миссис Джордж Харрисон, это Вудворты…

Глория пыталась запомнить имена, которые называла Энн, сестра Джонатана, рассказывая о занятиях их хозяев и вводя в курс их жизни.

— Харрисон — это торговля. Вудворт химикаты. Ты помнишь его дочку по школе? Джейн была врачом, как и Джонатан, но сейчас занимается производством лекарств. — Энн улыбнулась при виде изумления на лице Глории. — Вскоре и ты будешь знать их всех.

— Как ты можешь запомнить все это? — поинтересовалась Глория.

Энн рассмеялась:

— Это легко — мы же выросли рядом со всеми ими, понимаешь? К тому же, такие знания помогают в беседе. Но не волнуйся, я тебе помогу.

Глория наградила Энн взглядом, полным неподдельной благодарности. Потом посмотрела на свой наряд. На ней было сизо-серое платье с рюшами, которые по заверению тетушки Джулии были последним писком моды. Однако она заметила, что остальные женщины носили только платья с турнюрами, и поняла, что выглядит отчаянно отставшей от моды.

— Привет, Глория. Не видела тебя с самой школы. — Сьюзен улыбнулась, обегая взглядом ее наряд. — Ты выглядишь, совсем как тогда.

Она не хотела, чтобы ее слова прозвучали жестоко, но Глория поняла, что Сьюзен права. Она с восхищением разглядывала ее чудесное белое платье, украшенное скромными кружевами и бледными розами. Собранное сзади в турнюр, оно подчеркивало ее фигуру и привлекало внимание к ее точеным формам. Золотистые волосы были искусно причесаны, обрамляя лицо, не нуждавшееся в косметике. На какое-то мгновение Глория задумалась, почему такая очаровательная от природы женщина, как Сьюзен, прилагает столько усилий, чтобы подчеркнуть свою красоту, но тут же отбросила эту мысль, как свидетельство зависти. Сьюзен была просто восхитительна и умела подать себя наилучшим образом.

— Джонатан будет рад, узнав, что ты пришла. Мне было приятно услышать, что он повстречал тебя.

— Да, я тоже была удивлена, — сказала Энн, бросив на Сьюзен изумленный взгляд. — У Джонатана не так много друзей, но он сохраняет им верность. Я помню, как близки вы были в школе.

Глория покраснела, уставившись в пол. Неужели Энн догадывалась о ее чувствах? Сестра Джонатана подбадривающе сжала ее руку, а Сьюзен одарила мимолетной улыбкой.

— Это было так давно, — произнесла Сьюзен. — Разреши, я представлю тебя «старой гвардии». Эти дамы занимают важное положение в обществе. Уверена, все они заинтересованы, кто это со мной.

Энн кивнула, а Глория доследовала за Сьюзен по заполненной людьми гостиной. Чувствуя себя все более не в своей тарелке, она бросала испуганные взгляды на женщин в чудесных нарядах и мужчин в безукоризненно сшитых костюмах. Джонатан стоял у камина, со слегка склоненной головой прислушиваясь к словам пожилой дамы, сидевшей на мягкой софе. Увидев их, он приветственно улыбнулся и одобрительно кивнул Сьюзен, взявшей Глорию под руку.

Группа пожилых дам перестала разговаривать при их приближении, и Глория почувствовала их невысказанную оценку ее внешности, когда они рассматривали ее. Ей хотелось сбежать домой к тете Джулии и ее тутовому вину, и тете Эмилии с ее тростью, скребущей по полу. Она жаждала оказаться где угодно, только не здесь, где ей было не место. Ради чего она согласилась прийти на этот чай? Как бы ни был добр Джонатан, неужели он искренне считал, что это пойдет ей на пользу?

— Джейн Остин, Эмма Девон и Мэри Дрексел, разрешите представить вам Глорию Моррисон. — Сьюзен грациозно склонила голову и, улыбаясь, подвела к ним девушку. — Вы же слышали о «моррисонах»? Так вот Глория и делает эти открытки.

Женщины в унисон перевели дыхание. А Сьюзен, сладко улыбнувшись, устремила взгляд на пару, показавшуюся в дверях.

— А вот и Максвеллы. Мне нужно поговорить с ними. Позже я подойду к тебе.

И она исчезла, оставив Глорию с незнакомыми дамами.

— Так вы та самая Глория Моррисон? — спросила Джейн, не скрывая своего удивления.

Несчастная Глория кивнула:

— Да, я делаю…

— О, моя дорогая, я прекрасно знаю, что вы делаете. Каждый знает, что собой представляют валентинки-«моррисоны». — Стареющее лицо Джейн осветилось, и она повернулась к другим дамам с удовольствием заговорщицы во взгляде. — Вы помните ту чудесную открытку, что я получила от Уильяма в прошлом году? Это была настоящая «моррисон». На ней стоял знак — цапля и все такое прочее.

Женщины сгрудились теснее, сгорая от любопытства и явно заинтригованные знакомством с нею.

— Как у вас так получается? — спросила Мэри с возбуждением в голосе. — А стихи… вы сами их пишете? И где вы достаете такие отличные кружева?

— И духи! — Вздохнула Джейн, закатывая глаза. — Моя открытка в прошлом году пахла сиренью и розами в позапрошлом.

— А мои — ландышем и гелиотропом, — радостно сообщила Эмма. Она посмотрела на Глорию с необыкновенным уважением. — Только подумать, что такая юная девушка, как вы, смогла завести такое дело! Я говорила мужу, что женщины не менее способны, чем мужчины, и рада найти подтверждение своим словам.

Все заговорили одновременно, и Глории с трудом удалось скрыть свое изумление. Они приняли ее, были счастливы говорить с нею и проявляли очевидный интерес к ее занятию. Объясняя процесс изготовления открыток, она видела в их глазах любопытство и зависть.

Невероятно. Она не могла скрыть своего удивления, когда Энн присоединилась к ним.

— Ты это знала, Энн? Она та самая Моррисон, поэтесса, которая делает валентинки.

— Разумеется, — тепло улыбнулась Энн. — Глория старый друг нашей семьи.

— Вы с Энн должны прийти к нам на второй завтрак в воскресенье, — предложила Мэри. — Мы будем рады видеть вас. Стоит только сказать, что я познакомилась с самой Глорией Моррисон, как все будут мне завидовать.

— А я вас приглашаю к нам на ужин в пятницу, — сказала Эмма, расстроенная тем, что Мэри опередила ее. — Придут все, а после мы отправимся в театр.

Глория улыбнулась, потрясенная своим успехом. Она была рада, когда Энн увела ее и угостила чашечкой чая и пирожными.

— Чему ты удивляешься? — спросила сестра Джонатана. — У брата отличные друзья. Я только сожалею, что ты не поддерживала с нами контакт все это время. Он только о тебе и говорит после того, как вы случайно встретились.

Глория чуть не поперхнулась.

— Вот как?

Энн кивнула:

— Мне нравится, что он наконец немного расслабился. У него такое доброе сердце, и он все время отдает работе, никому не может отказать. С тех пор, как он начал ухаживать за Сьюзен, у него совсем не осталось времени. Я почти не вижу его.

— Знаю. Но людям он необходим, как и другие, вроде него, — поспешила Глория высказаться в защиту Джонатана. — Он рассказывал мне о некоторых людях, которых лечил в бедных районах. Они невероятно страдают, и я не представляю, что бы они делали без него.

Энн улыбнулась, и лукавые искорки зажглись в ее глазах.

— Я рада, что ты так близко принимаешь это к сердцу. Очень часто людям из высшего общества не хватает жалости к беднякам. Может, потому что мы с Джонатаном помним время, когда сами были бедны, нам легче понять их проблемы. Наши родители потеряли кучу денег во время депрессии, но, к счастью, потом их удалось вернуть. И все же я думаю, что Джонатан поступает очень благородно, не забывая о том времени. — Она взглянула на своего брата, стоявшего в другом конце комнаты вместе со Сьюзен.

Джонатан был исключением во многих отношениях. Но и Глория тоже.

— Ну не удивительно ли, как хорошо вписывается Глория в нашу компанию? — поделился Джонатан своим наблюдением со Сьюзен, увидев, что Энн смотрит в его сторону и ободряюще улыбается ему. — Вокруг нее толпится народ. Убежден, она очаровала твою «старую гвардию».

Сьюзен посмотрела туда, где женщины оживленно беседовали с Глорией. Ее очаровательное личико нахмурилось при виде стеснительной прежде изготовительницы валентинок, которая теперь непринужденно смеялась, явно наслаждаясь обществом своих собеседниц. Даже Джейн Остин увлеклась, видимо, Глорией и просто-таки изливала ей свои чувства.

— Удивительно, — проговорила Сьюзен. — Кто бы мог подумать? Особенно если иметь в виду, какой нескладной и робкой была Глория в школе.

— Я никогда не считал ее нескладной, — слегка раздраженно ответил Джонатан. — Знаешь, тебе следовало бы подумать, прежде чем говорить. Глория преданный и добрый друг. Я ее очень уважаю.

Сьюзен задумчиво посмотрела на Джонатана. Ее глаза сузились, и странная улыбка появилась на ее лице.

— Ты прав, Джонатан. Прости. Ты и в самом деле высоко ценишь Глорию. Постараюсь не забыть этого.

Джонатан улыбнулся и взял ее под руку.

— Вот вы какая! — Глории нахально улыбался красивый белокурый молодой человек с усами. — Энн, я задаюсь вопросом, уж не собираешься ли ты лишить нас общества такого привлекательного создания.

— Глория, это мой кузен Генри. У вас двоих есть нечто общее. Генри тоже художник.

— Вы занимаетесь живописью? — с нескрываемым восторгом воскликнул Генри.

Глория покачала головой.

— Нет, я…

— Она делает валентинки, — пояснила Энн.

— Вы это серьезно? — Переводя взгляд со своей кузины на Глорию, Генри улыбнулся еще шире. — Я слышал разговоры женщин. И вы действительно пишете любовные поэмы?

Глория кивнула, испытывая неловкость от его преувеличенного внимания.

— Да, открытки ко Дню Святого Валентина. Ну, вы знаете…

— Я их видел, — продолжал он, явно под впечатлением от услышанного. — Они замечательны. Не встречал ничего лучше. Как вы начали дело?

Отвечая на вопросы, Глория взяла вторую чашку чая и пирожное. Все было легко, гораздо легче, чем она себе воображала. Она начала получать удовольствие от вечера, когда заметила, что Джонатан наблюдает за ней с не совсем довольным выражением на лице. Извинившись перед своими друзьями, они со Сьюзен присоединились к Глории. Джонатан наградил Генри не очень-то дружелюбным взглядом.

— Ну, как тебе тут? — поинтересовался он, повернувшись почти спиной к своему кузену.

Глория хихикнула, когда Генри состроил гримасу и, поклонившись, пообещал подойти попозже.

— Мне здесь весело. Благодарю за приглашение.

— Джонатан, ты поступил нехорошо, — сказала Энн, еле сдерживая смех. — Ты спугнул Генри.

— Вот и замечательно, — отозвался ее брат, обращаясь к Глории с извиняющейся улыбкой. — Не стал бы мешать тебе, но просто мы с Генри терпеть не можем друг друга с детства. И я не хотел, чтобы он полностью завладел твоим вниманием.

— Джонатану просто не нравится искусство, — откликнулась Энн. — Он не может узнать гения, когда тот попадается ему на глаза.

— Он тоже этого не может, — пробормотал Джонатан, видя, как Генри помахал Глории из толпы гостей.

Что-то тут было не так, что-то, на что она не смела и надеяться. Энн ободряюще улыбнулась ей, и, к счастью, Джонатан не заметил этого. Невероятно, и все же…

— Глория, — вмешалась Сьюзен. Она казалась еще очаровательней, чем обычно, хотя ее улыбка выглядела не вполне искренней. — Похоже, ты пользуешься успехом! Даже Генри сражен. — Бросив на Джонатана взгляд, полный скрытого смысла, она взяла его под руку, показывая этим интимным жестом, что он принадлежит ей, и только ей. — Может, скажем всем сейчас?

Вид Джонатана не свидетельствовал о том, что он согласен с ее предложением.

— Я бы предпочел… — пожав плечами, начал он…

— О, нет, давай скажем! — прервала его Сьюзен, необычайно взволнованная. — Джонатан прислал мне сегодня утром очаровательные стихи. Прочитав их, я уже не сомневалась и дала согласие стать его женой.

4

Первой пришла в себя Энн. Бросив испуганный взгляд на в миг побледневшее лицо Глории, она, казалось, готова была задушить Сьюзен. Вместо этого она захлопала в ладоши, как подобает младшей сестре, и напряженно улыбнулась.

— Как здорово! Мои поздравления. Когда свадьба?

— Ну, не раньше чем через шесть месяцев, — радостно возвестила Сьюзен. — Еще так много нужно сделать. Ты же знаешь моих родителей. Они уже давно планировали эту свадьбу.

— Могу себе представить. — В тоне Энн послышался враждебный оттенок. — Они должны быть довольны. Джонатан — отличная добыча.

Улыбка исчезла с лица Сьюзен, и она холодно взглянула на Энн.

— Да и я не последняя, как говорят.

Джонатан явно чувствовал себя не в своей тарелке и ошеломленно поглядывал на сестру. Напряжение сняла Глория.

— Я уверена, что все будут рады услышать эту новость, а вы оба будете счастливы. А теперь извините меня… Я обещала тете Эмилии, что рано вернусь домой.

— Пожалуйста, прими приглашение на свадьбу. — Сьюзен опять улыбалась. — Теперь, когда мы сошлись вновь, мне будет приятно видеть тебя у себя.

Глория кивнула, заставив себя улыбнуться. Она жаждала убраться подальше от расцветающего счастья Сьюзен. Сочувственные взгляды Энн расстраивали ее еще больше. Сестра Джонатана, должно быть, сообразила что к чему и теперь пыталась выразить ей нечто вроде соболезнования, что было, по крайней мере, унизительно.

— Я провожу тебя до экипажа, — твердо сказал Джонатан, беря ее под руку.

Глория хотела было возразить, но он настоял на своем, увел ее от других гостей и велел дворецкому принести ее пальто.

— В этом нет никакой необходимости…

— Глория, я очень сожалею. — Джонатан сделал глубокий вдох и наградил ее унылой улыбкой. — Похоже, твоя работа произвела должный эффект, но я бы предпочел сам сообщить тебе об этом. Сьюзен просто не думает иногда.

— Она ничего особенного не сказала, — прошептала Глория.

— Я знаю, она возбуждена, но все же… — Его голос замер, и она заметила выражение досады на его лице, когда Сьюзен подошла к группе гостей, и они стали бросать косые взгляды на Джонатана и Глорию. Снова повернувшись к Глории, он помог ей надеть пальто, подождал, пока она поправит воротник, и тихо произнес:

— Я зайду к тебе завтра.

— Но тебе больше не нужна моя помощь. — Она кивнула в сторону его возлюбленной. — Нет уже причин…

— Еще как есть. — Улыбка Джонатана стала еще печальнее, когда он попытался объяснить. — Сьюзен была так очарована стихами, что захотела, чтобы я и дальше продолжал воспевать ее подобным образом. Наше обручение не будет объявлено официально до Дня Святого Валентина. Хотя она и согласилась на мое предложение, однако требует продолжать ухаживания, хочет, чтобы ее нежно уговаривали, как того и заслуживает женщина ее круга. Так что письма придется писать и дальше.

В горле у нее застрял ком, и она отвела взгляд. Часть ее существа радовалась перспективе видеть его снова и снова, ибо прекращение их недавно возобновленной дружбы было бы слишком болезненным для нее. Но мысль о новых любовных посланиях Сьюзен была почти невыносимой, особенно когда знаешь, чем все закончится.

— Не знаю…

— Пожалуйста, ты должна мне помочь, — умоляюще произнес Джонатан. — Ты же знаешь, что я не могу писать их сам. Единственный выход для меня — это признаться во всем Сьюзен, сказать, что не я написал стихи, которые она сегодня прочла. Не думаю, что это наилучший вариант. А ты как считаешь?

Глория бросила взгляд на Сьюзен. Ее окружали поклонники, она была на вершине блаженства, сверкая, как золотое солнышко. Нет, она не считала, что Сьюзен понравится правда, особенно если она уверена, что слова любви принадлежат Джонатану. Закрыв глаза, она кивнула.

— Я приду завтра к вечеру. Тебя это устроит? — Увидев согласие в глазах, Джонатан сжал ее руку. — Ты самый лучший друг, какой когда-либо у меня бы. Что бы я делал без тебя?

Кое-как она выдавила из себя улыбку. К счастью, подъехала пролетка, и она выбежала из дому. Я не стану плакать, я должна быть рада за него, твердила девушка. Но она понимала, как все это плохо для нее. Она опять влюбилась в Джонатана, а он собирается жениться на Сьюзен Осборн.

— Ты ведь Энн Уэбб? — Джулия впустила молодую женщину в мастерскую, с одобрением рассматривая чудесную шляпку и очаровательное платье, которые были на сестре Джонатана. — Я помню тебя маленькой девочкой. Ну и красивой же ты стала! Как ты считаешь, Эмилия?

Эмилия бросила на нее острый взгляд, потом пригласила Энн присесть.

— Глория сейчас спустится. Не выпьешь ли пока чая?

— С удовольствием, — ответила Энн.

Она разглядывала комнату, удивленная очевидным материальным успехом Глории. Она увидела законченные открытки и кучу валентинок в процессе изготовления; Джулия с удовольствием пришивала небеленые кружева к красному сердечку, потом показала жестом на стопку заказов.

— У нее даже нет времени прочитать все это. Нынешний День Святого Валентина станет самым удачливым. А заказы все поступают и поступают.

Энн улыбнулась и кивнула:

— Я так рада за вас. Глория заслужила это.

— Да уж, мы тоже так думаем, — подтвердила Джулия.

Энн приняла чашку чая из рук Эмилии. В окна вливался солнечный свет, от которого блестел сатин и сверкали блестки. В комнате царил беспорядок, свидетельствовавший о напряженной работе. Она увидела кружевную шаль, лежавшую на диванчике, заметила, как ухожен дом, и оценила еще раз усилия, которых стоил успех Глории. Многие мужчины еле перебивались с хлеба на воду и вкалывали в отчаянном стремлении прокормить семью. Благодарение Богу, у Глории есть и талант и честолюбие, необходимые, чтобы успешно управлять таким предприятием, подумала Энн.

— Мы должны выполнить эти заказы сегодня. С вечерней почтой поступят новые. Мне еще нужно достать розовые нитки…

В комнату вошла Глория и остановилась, увидев сестру Джонатана.

— О, Энн, — с удивлением произнесла она, — как приятно видеть тебя здесь.

— Мы угостили ее чаем, дорогуша. Ты видела ее шляпку? Просто чудо, — восторженно проговорила Джулия. — Когда я была юной девушкой и мужчины ухаживали за мной, у меня была как раз такая же.

— Ну, Джулия, давай оставим их наедине. — Эмилия твердо взяла сестру за руку и повела к двери. — Всего доброго, мисс Уэбб. Мы были рады видеть вас снова.

Джулия со слегка обиженным видом последовала за ней на кухню. Дверь затворилась, а Глория смущенно посмотрела на Энн.

— Извини. Они иногда ведут себя… странно.

— Они просто очаровашки, — искренне отозвалась Энн. — Особенно Джулия. Глория ты просто молодец, что содержишь всю семью. Тебе можно позавидовать.

Никогда еще никто не говорил ей такого Глория даже не знала, гордиться ли ей или смущаться от такой оценки ее деятельности. Сев, она пожала плечами.

— У меня не было особого выбора. Однако мне кажется, ты пришла не для этого. Сожалею, что сбежала с вечеринки, но меня ждала работа. Последнее время я совсем ее забросила.

— Я понимаю, что ты ужасно занята. Долго я тебя не задержу. Все же я хотела бы поговорить с тобой о некоторых вещах. — Минуту поколебавшись, Энн торопливо выпалила: — Глория, как ты относишься к моему брату?

Глории не удалось скрыть своего смущения. Она судорожно сжала руки и в отчаянии зажмурилась.

— Неужели это так видно? Я очень тепло к нему отношусь, но я вовсе не желаю, чтобы…

— Нет, ничего не говори. Нетактично с моей стороны было спрашивать об этом, но я так обеспокоена. — Энн отставила свою чашку в сторону и наклонилась к Глории с очень обеспокоенным видом. — Пожалуйста, пойми меня правильно. Меня вынуждает говорить забота о Джонатане. Он не должен жениться на Сьюзен, не должен.

Надежда шевельнулась в душе Глории, и она ошеломленно уставилась на Энн.

— Но почему…

— Она совершенно не подходит ему. Ты сама это видишь, я знаю. Дело не в том, что Сьюзен недостаточно хороша. Убеждена, она будет превосходной женой… но для другого мужчины. Только не для Джонатана. Она, как маленькая. Ее нужно баловать, ею нужно постоянно восхищаться, она понятия не имеет о том, что значит любить по-настоящему. Как только Джонатан «переболеет» своей увлеченностью, их брак будет обречен.

— Не знаю, — ответила Глория, вспоминая, как Джонатан говорил о Сьюзен. — Он сказал, что она самая красивая женщина, которую он когда-либо знал.

Энн кивнула:

— Знаю, она действительно красива. К несчастью, при всем своем уме, Джонатан немногим отличается от других мужчин. Он не идет дальше внешности. Они не должны пожениться, просто не должны.

Глория отвела взгляд, боясь, что в нем промелькнет охватившая ее радость. Она постаралась подавить ее, напоминая себе, что Джонатан принадлежит не ей, а другой.

— Но они женятся, — возразила она. — Ты же слышала, что они сказали вчера.

Энн кивнула.

— Вот тут ты и нужна. Я уверена, что это ты помогаешь Джонатану ухаживать за ней — видела стихи. — Когда Глория покачала головой, Энн, остановила ее улыбкой. — Я знаю брата всю жизнь и знаю, на что он способен. Как только Сьюзен показала мне письмо, я поняла, что только Глория Моррисон могла написать его. Мне стало ясно, почему Джонатан возобновил свою дружбу с тобой, хотя, думаю он сделал бы это в любом случае.

— Что ты хочешь сказать?

Глаза Энн сверкнули, и она с трудом удержалась от улыбки.

— Позволь мне помочь тебе. Я буду давать тебе советы, — а ты — передавать их Джонатану. Тем временем мы должны стать друзьями, настоящими друзьями. Так ты сможешь чаще видеть Джонатана и дашь ему возможность сделать правильный выбор.

— Я не могу поступить так! — Глория с нескрываемым ужасом уставилась на нее, едва понимая, что предлагала ей Энн. — Ты хочешь заманить его в ловушку.

— Не совсем так, — успокаивающе ответила Энн. — Просто хочу дать ему шанс увидеть Сьюзен в истинном свете. Мы же говорим о браке. Если вовремя не вмешаться, ты своими стихами бросишь его в объятия Сьюзен.

— Я не могу обмануть его, — с дрожью в голосе произнесла Глория. — Сама мысль причинить боль Джонатану для меня просто невыносима.

— Подумай хорошенько. — Энн поднялась с самоуверенным видом. — Если, в конце концов, он женится на ней, ты будешь отчасти виновата в этом. Если ты считаешь неправильным поступить так сейчас, подумай, как ты будешь чувствовать себя потом. — Она кивнула в сторону заказов. — Понимаю, у тебя много работы, но почему бы тебе не навестить меня сегодня вечером? Джонатан встречается с Сьюзен, так что он нам не помешает.

Неожиданно для самой себя Глория кивнула, и Энн выскользнула из дома и села в свой экипаж. На лице Глории появилась неуверенная улыбка, когда она сообразила, что по какой-то причине Энн желала видеть рядом со своим братом не Сьюзен, а именно ее — Глорию. Но это была всего лишь несбыточная мечта.

— Дорогуша, как зовут ту молодую леди, за которой ухаживает мистер Уэбб? — мягко спросила Джулия, отвлекшись на секунду от разбора почты.

Нахмурившись и держа в руке какое-то письмо, она взглянула на племянницу, Эмилия посмотрела на нее так, словно та сошла с ума.

— Сьюзен Осборн. Ты же знаешь это, Джулия. Мы целый день собирали информацию о ней.

— Все верно, хотя довольно странно. Я знаю, что ее так зовут, но тогда в этом нет никакого смысла. — Джулия выглядела озадаченной, рассматривая листок бумаги.

— В чем нет смысла? — нахмурилась Глория.

— Ну, разве ты не говорила, дорогуша, что мисс Осборн дала согласие выйти замуж за мистера Уэбба?

Продолжая шить, Глория глубоко вздохнула, пытаясь сохранить спокойствие.

— Да, тетя Джулия, ты правильно все помнишь. Джонатан намерен жениться на Сьюзен через шесть месяцев. Я уже говорила вам об этом.

— Джулия, — резко бросила Эмилия, — ты опять пила свое тутовое вино за завтраком? — Она с подозрением принюхалась к содержимому чайной чашки сестры, а пухлая старушка возмутилась:

— И вовсе нет! Я пью его только на ночь, ты прекрасно это знаешь, как лекарство. — Ее раздражение несколько улеглось, и она продолжила в том же духе. — Мне просто интересно, почему Сьюзен Осборн, будучи практически обрученной с мистером Уэббом, получит валентинки еще и от других мужчин?

— Что? — Эмилия и Глория, бросив свои занятия, в изумлении уставились на Джулию.

— Ну да, — смущенно ответила та. — У меня здесь заказы. Один от мистера Джеймса Дилворта. Это тот приятный молодой человек, которого мы видели в церкви, помнишь, дорогая? А другой — от Джорджа Девона. Не уверена, знаю ли я его.

Эмилия и Глория обменялись взглядами. Потом Глория взяла заказы и прочитала их сама. Никаких сомнений — оба были на открытки для Сьюзен Осборн, оба от поклонников, желавших выразить свои чувства. Эти заказные любовные послания, несомненно, свидетельствовали об определенных отношениях, что могло означать только…

— Она встречается и с другими мужчинами, — высказала предположение Эмилия.

Глория услышала, как у Джулии перехватило дыхание, когда пожилая добрая леди поняла значение своего открытия.

— Уж не хочешь ли ты сказать… Какой ужас! А этот мистер Уэбб такой приятный молодой человек. — Повернувшись к Глории, она произнесла взволнованным шепотом: — Ты скажешь ему об этом, дорогуша? Как я поняла, он заглянет сегодня к тебе?

— Я не могу.

— Почему бы и нет? Ты полагаешь, он не вправе знать, что Сьюзен обманывает его? Встречается с другими мужчинами за его спиной. У нас есть доказательство! Ты все еще будешь помогать ему ухаживать за ней?

Глория вздохнула и пожала плечами:

— Что я могу сделать? Как ты не понимаешь, тетя Эмилия? Он мой друг, самый близкий друг. Узнай он о двуличности Сьюзен… да это просто убьет его. Я не в силах поступить с ним так.

— Но это же дает тебе шанс…

— Нет! — Обе женщины взглянули на Глорию в изумлении от ее горячности. — Я не воспользуюсь этой информацией ради себя. Я не причиню ему боль. Если Джонатану предстоит узнать, что собой представляет его невеста, пусть узнает сам. Если он предпочтет остаться в неведении, значит, он так влюблен, что правда ему ни к чему. Пожалуйста, даже не заговаривайте больше об этом.

Эмилия вздохнула, отложила шитье и встала рядом с Глорией.

— Я разделяю твои взгляды, но как ты можешь и дальше помогать ему ухаживать за ней при таких обстоятельствах? Ты считаешь это честным?

— Нет, — призналась Глория. — Но не знаю, как выбраться из такой ситуации. Я же согласилась помочь ему. Если сейчас откажусь, он сразу поймет, что у меня есть для того причины.

— Так что ты будешь, делать?

Глория задумалась на мгновение:

— Думаю, его сестра найдет выход из сложившегося положения.

5

— А теперь, Глория, задержи дыхание, пока я затяну шнурки. Не гримасничай. — Энн рассмеялась, туго затягивая корсет. Затем натянула прелестное лавандового цвета шелковое платье на голову девушки. Когда целые ярды материи соскользнули вниз, она одернула платье на стройной фигуре Глории и поправила сзади турнюр. — Ну вот. Что скажешь?

Глянув в зеркало, Глория едва не задохнулась, увидев низко вырезанное декольте, обнажавшее добрую часть ее груди. В корсете у нее была просто осиная талия, а турнюр придал очарования ее формам.

— Ну, не могу же я… оно слишком, слишком…

— Последний крик моды, — подчеркнула Энн, оглаживая ткань. — Немного смелое, конечно. На Сьюзен тоже будет нечто похожее, но если ты не хочешь…

— Хочу, — мрачно воскликнула Глория, представив себе Сьюзен одетой, словно сказочная принцесса. У нее изменилось лицо, когда она подумала о заказах на открытки, и с озабоченным видом она повернулась к сестре Джонатана. — Почему, ты думаешь, она так поступает? Изображает верность твоему брату, а сама встречается с другими мужчинами?

— Вероятно, все еще выбирает свою жертву. — Энн пожала плечами, вкалывая еще одну булавку в турнюр. — Другие ее поклонники — люди не менее состоятельные и именитые. Если ни один из них не сделает ей предложения у нее останется Джонатан.

Глория вздрогнула. Трудно вообразить, что кто-то действует столь расчетливо по отношению к такому человеку, как Джонатан. Она снова посмотрела на свое отражение в зеркале.

— Ты уверена, что в таком наряде можно появиться у Барнеров?

— Он просто прелестный, — заверила Энн. — Послушай, ты сказала Джонатану о цветах?

Глория кивнула в замешательстве.

— Да, но маргаритки вполне подходят для подарка. А я думала, ты хочешь добиться, чтобы ухаживание Джонатана было неудачным.

Энн хихикнула, потом изобразила серьёзную мину, принялась за прическу Глории.

— Конечно, годятся, если только не вынуждают человека чихать. Но Джонатану это неизвестно.

— А ведь верно, как я забыла об этом. — У Глории даже дыхание перехватило.

— Конечно же! Она только взглянет на этот букет и, я уверена, покажет себя в истинном свете. — Энн довольно улыбнулась. А ты написала стихи?

Глория развернула листок бумаги и протянула его сестре Джонатана.

— Я все сделала так, как ты советовала. Ты действительно считаешь, что мы должны поступить именно так? Я слышала, Сьюзен весьма чувствительна насчет своих ног.

Рот Энн презрительно скривился.

— Можно сказать, что ноги — самая заметная ее характеристика. Разумеется, мы должны действовать именно так. Джонатану просто необходимо видеть ее такой, какая она есть. Иначе он женится на ней. Ты не показывала еще это послание Джонатану?

Глория покачала головой, и Энн кивнула:

— Отлично. Лучше всего отдать его на приеме. Смотри не забудь. Ну вот, готово. — Коснувшись в последний раз темных локонов Глории, она повернула ее к зеркалу, удовлетворенно улыбнувшись, видя неподдельное удивление молодой женщины. — Как тебе это нравится?

— Я выгляжу… просто замечательно. — Глория с изумлением уставилась в зеркало.

И вправду: зачесанные наверх каштановые волосы выглядели великолепно. Локоны блестели в утреннем свете, подчеркивая ее высокие скулы и прелестный рот. Без очков ее глаза стали вдруг гораздо выразительнее и казались такими же синими как у тети Джулии. Энн ущипнула ее за щечки, отчего они порозовели, потом отступила назад, восхищаясь своим мастерством.

— Ты смотришься просто прелестно. Джонатан не сможет отвести от тебя глаз. У меня предчувствие, что этот прием окажется самым лучшим из всех, на которых я побывала в последнее время.

Особняк Барнеров казался еще более роскошным, чем дома Узббов или Осборнов. Глория с изумлением разглядывала мраморные полы, высокие греческие окна, закрытые кружевными парижскими шторами, блестящую мебель розового дерева. Сверкали люстры. Шикарно одетые женщины и элегантные мужчины потягивали шампанское и ели изящные сэндвичи.

— Пойдем, не надо волноваться, — окликнула Глорию Энн, когда та с некоторым испугом воззрилась на собравшуюся толпу. — Ты прекрасно смотришься. Иди так, как я тебя учила — плечи слегка назад и голову чуть выше.

— Жутко делать вид, что имеешь много денег. — Глория едва удержалась от смешка, следуя инструкциям Энн. — Гораздо легче разрисовывать открытки.

— Конечно, трудно, — согласилась ее подруга. — Позволь мне представить тебя Бейкерам и Мак-Клелланам. Они внесли много денег на строительство больницы Джонатана, а их жены просто умирают от желания познакомиться с тобой. Не забывай только улыбаться и быть любезной.

Глория последовала за Энн. Как все просто, думала она, изящно раскланиваясь, улыбаясь и проявляя интерес к рассказам гостей о проведенных ими отпусках на мысе Мэй и о состоянии экономики. Она держала свою чашку так, как ее научила Энн, ограничила себя одним сэндвичем, вежливо слушала и кивала в подобающих случаях. Как прежде, ее репутация автора валентинок стала основной темой разговоров, и все женщины высказывали свое восхищение ее работой.

Все было просто чудесно. Глорию никогда еще не принимали так, как здесь. Ее улыбка стала еще шире, когда к ним присоединился Генри, выразивший свое восхищение ее прической и нарядом, а еще несколько привлекательных мужчин под всякими предлогами старались привлечь ее внимание. Она смеялась над чем-то, сказанным Энн, когда заметила Джонатана и Сьюзен на другом конце комнаты.

С бьющимся сердцем она попыталась отвести свой взгляд, но ей это не удалось. Сьюзен была так ослепительно красива, что выглядела почти нереальной. Бледно-голубое платье необыкновенно шло к ее белокурым локонам. Она прижималась к Джонатану, явно гордясь им. Ее смех разносился по дому.

Глория перевела взгляд на Джонатана — он с обожанием смотрел на свою невесту, потом наклонился и прошептал что-то ей на ушко, и Сьюзен опять рассмеялась, прелестно порозовев.

Бог мой! Да что со мной такое, думала про себя Глория. Джонатан любит Сьюзен — вот и все дела. Никакой хитроумный план Энн не может ничего изменить. Как глупо было надеяться на это. Взглянув на свое одолженное платье, она съежилась. Разве она так хороша, чтобы составить конкуренцию Сьюзен, так остроумна, утонченна? Она обманывала себя, воображая, что в один прекрасный день он предпочтет ее. Упав духом, она наблюдала, как они шли в ее сторону, едва сдерживаясь, чтобы не сбежать.

— О, привет, Глория, — весело воскликнула Сьюзен, оглядывая ее платье. — Ты выглядишь прелестно. Мне кажется, я помню это платье. Энн, разве оно не твое?

— Ах, конечно. — Энн наградила Сьюзен отнюдь не дружелюбным взглядом. — Разве не замечательно, что у нас с Глорией один и то же размер? Я порекомендовала ей моего портного, и он шьет Глории чудесные туалеты.

Сьюзен улыбнулась, и морщинки лучиками разбежались от ее глаз.

— Нужно сделать так, чтобы она встретила здесь самых обворожительных молодых людей. Не хотим же мы, чтобы она страдала от одиночества, правда же?

— Не думаю, что этого следует опасаться. — Энн окинула многозначительным взглядом стоявших поблизости мужчин. — Генри, похоже, уже сходит по ней с ума, а его друзья просто околдованы ею.

— Дурачок. — Джонатан враждебно посмотрел на кузена, потом повернулся к Глории и оглядел ее с неподдельным удивлением. Его взгляд задержался на мгновение на ее декольте и она могла бы поклясться, что заметила в нем неодобрение в сочетании с чем-то еще, от чего ее сердце учащенно забилось. — Дивное платье, но Энн, ты могла бы предложить наряд поскромнее. Сама знаешь, как реагируют эти студенты.

— Да прекрати ты! — воскликнула довольная Энн. — Глория вовсе не собирается влюбляться во всех подряд, не так ли, дорогая?

Глория хотела было сказать «нет», когда Энн предостерегающе посмотрела на нее. Впервые в ее жизни она прибегла к вооруженной женской хитрости, вспоминая разговоры дам, для которых писала открытки ко Дню Святого Валентина и которым везло в любви. Пряча улыбку, она опустила глаза, обещая себе исповедаться в церкви на следующее утро.

— Ну, не во всех. Хотя попадаются очень приятные молодые люди, например Генри. Он пригласил меня завтра на верховую прогулку. Вы считаете, это прилично? — Она взглянула на Энн широко раскрытыми невинными глазами, и сестра Джонатана ободряюще улыбнулась ей.

— Разумеется. Он у нас пользуется популярностью. И он без ума от тебя. Замечательная идея. А тебе как кажется, Джонатан?

Джонатан пробормотал нечто нечленораздельное, в то время как Энн продолжала широко улыбаться. Его отвлекла Сьюзен, показав пальцем на слугу в другом конце комнаты.

— Джонатан, дворецкий, похоже, пытается привлечь твое внимание?

Джонатан оторвал взгляд от Глории и увидел дворецкого, делавшего ему знаки. Усмехнувшись, он повернулся к Сьюзен и поцеловал ей руку.

— Я вернусь через минуту. Ты ведь меня простишь?

— Не задерживайся долго, милый, — слащаво произнесла Сьюзен. — Даже один миг без тебя кажется вечностью.

Он несколько смущенно улыбнулся и зашагал в сторону дворецкого, а Сьюзен вновь обратилась к автору валентинок.

— Он действительно ужасно милый. И даже написал мне еще одно послание, которое собирается прочесть в зимнем саду.

— Немудрено, что он тебя очаровал, — ласково проговорила Энн, а Глория едва не поперхнулась чаем. — Кстати, Сьюзен, не тебя ли я видела позавчера в опере вместе с Джеймсом Дилвортом?

Сьюзен и глазом не моргнула.

— Да. Он мой старый приятель, как ты знаешь. Мне кажется, сегодня он здесь.

— Какая жалость, что Джонатан не смог пойти с тобой в оперу. Но обязанности врача не оставляют ему достаточно свободного времени. Это ведь несправедливо, как ты считаешь?

Улыбка слиняла с лица Сьюзен, и в ее красивых глазах промелькнула искра раздражения. Она собиралась уже ответить, когда к ним вернулся Джонатан с охапкой маргариток и протянул их Сьюзен. Глаза его суженой расширились от ужаса.

— Маргаритки! О мой Бог, Джонатан, как… как ты мог… — Она чихнула, и множество лепестков разлетелось в разные стороны. Убери их немедленно. — Она сердито сунула цветы Джонатану, озадаченно смотревшему на нее. — Унеси их отсюда! Я не могу… — Снова чихнув, она вся содрогнулась. Потом чихнула еще раз. Ее глаза наполнились слезами, а нос покраснел. — Сейчас же!

Джонатан забрал цветы и махнул рукой, подзывая официанта, чтобы попросить воды. Сьюзен чихала не переставая. Энн сочувственно вздохнула и предложила носовой платочек.

— Бедняжка! Похоже, братец свалял дурака. Маргаритки! Надо же, не повезло!

— Никогда не дари мне маргаритки! — раздраженно воскликнула Сьюзен, перестав на мгновение чихать. — Чертовы сорняки!

— Прости меня, — извинился Джонатан. — Я и не подозревал о твоей аллергии. Только хотел доставить тебе удовольствие, как ты и просила.

— Знаю, я… апчхи! — опять чихнула Сьюзен, отдавая отчет в том, что ведет себя неправильно.

По тону Джонатана она поняла, что обидела его, но не могла ничего поделать со своим нравом. Резко повернувшись, она убежала, чтобы привести себя в порядок. Энн лишь пожала плечами, олицетворяя саму невинность. Джонатан проследил взглядом за своей суженой с озадаченным выражением на лице. Глория испытала легкие угрызения совести, но тут же напомнила себе о заказанных ей открытках. Сьюзен лишь проявила некоторые из своих неприглядных качеств. Джонатану просто необходимо знать об них.

Сьюзен нервно вскочила и стояла теперь посреди зимнего сада с отнюдь не ангельским выражением на красивом лице. Она наконец перестала чихать, привела себя в порядок и присоединилась к Джонатану, сгорая от нетерпения услышать новое любовное стихотворение. Задыхаясь от ярости, она ломала себе руки, словно не могла решиться, то ли влепить ему пощечину, то ли прибегнуть к иному виду мести.

— Да как ты смеешь? — Ее глаза холодно сверкнули. — Как ты мог написать такое?

— Да в чем дело? — Джонатан растерянно зажал листок со стихотворением в руке, уставясь на свою невесту, как если бы думал, что она спятила.

— В том… в том, что ты написал! — Сьюзен со злостью пристукнула каблучком. — Мне это совсем не кажется смешным. Слишком плохой вкус!

— Да о чем, наконец, ты говоришь? — Джонатан схватил ее за руку, чтобы не дать ей возможности уйти от ответа. — Стихотворение немного необычно, верно, но я не вижу ничего дурного в словах, а тем более в своих намерениях.

— В самом деле? — прошипела Сьюзен и чуть приподняла подол своего платья. Джонатан беспомощно опустил глаза к полу. Он был в недоумении, пока не увидел ее ног.

Туфельки Сьюзен вовсе не были изящными и миниатюрными. Пораженный, он сообразил, что у нее былисамые большие ступни, которые он когда-либо видел у женщины. Комичность ситуации застала его врасплох, и он невольно расхохотался.

— Это не смешно! — Сьюзен забарабанила своим кулачком по его груди, распаляясь все больше. — Никогда не встречала такого грубого, бестактного человека, как ты! Да я скорее умру, чем выйду за тебя замуж!

Перестав смеяться, он уставился на нее с выражением, от которого ее ярость моментально испарилась.

— Жаль, что ты так это восприняла, — холодно произнес он. — Стихотворение явно неудачное, но не настолько, чтобы отказать мне. Очевидно, мое предложение ничего не значит для тебя.

— Прости, — торопливо проговорила Сьюзен, сообразив, что выдала себя. Натянуто улыбнувшись, она бросила на него кокетливый взгляд. — Меня просто ранит всякое упоминание о моих ногах.

— Понятно.

Он позволил ей взять себя за руку, но продолжал смотреть на нее так, словно под красивой маской увидел нечто совсем иное. Сьюзен улыбнулась, тряхнула локонами и быстро поцеловала его в щеку.

— Как глупо с моей стороны, милый. Ты ведь прощаешь меня?

В ответ на ее по-детски невинный жест, он улыбнулся и кивнул:

— Да, забудем об этом. Похоже, все уже идут к столу, не пора ли нам присоединиться к ним?

Энн и Глория увидели, как Джонатан вышел из зимнего сада с неестественно выпрямленными плечами, сопровождая свою невесту в столовую. Энн как-то ухитрилась организовать так, что за столом они оказались рядом с Джонатаном. Ее улыбка излучала невинность, когда она поинтересовалась у него, как они провели время в зимнем саду.

— Я слышала, что у Барнеров удивительные папоротники, — ехидно проговорила Энн. — Как ты их нашла, Сьюзен?

Джонатан взглянул на нее так, словно не понял, о чем она говорит, а Сьюзен под благовидным предлогом покинула стол. Проводив ее взглядом, Джонатан потягивал вино, задумчиво разглядывая сестру.

— Могу поклясться, здесь происходит что-то темное, — проговорил он. — Ты никак не замешана во всем этом, а?

— О чем ты говоришь? — преувеличенно ласково спросила его Энн. Поскольку брат не ответил, она продолжила в том же тоне. — Перестань хмуриться, Джонатан, и передай сэндвичи. Ты выглядишь гораздо старше, когда хмуришься. Тебе разве не пора идти на работу?

Он достал карманные часы, проверяя время.

— Ты права. Из-за эпидемии холеры больница переполнена. Мы все работаем сверхурочно. Но все равно людей не хватает.

— Неужели все так плохо? — спросила Глория.

— Никогда не видел подобного. Все койки заняты. Не хватает лекарств и продуктов. Все пациенты в тяжелом состоянии — и мужчины, и женщины, и даже маленькие дети, но большинство из них бедны и ограничены в средствах.

Когда вернулась Сьюзен, Глория уже вся была преисполнена сострадания к несчастным больным.

— Так вам нужна помощь? Я мало знаю о том, как ухаживать за больными, но могла бы давать лекарства и менять белье.

— Я тоже с радостью помогу, — искренне предложила свои услуги Энн.

Доктор Уэбб улыбнулся:

— Вы обе очень добры, но больница не самое приятное место для женщины. Не знаю, выдержите ли вы в наших ужасных условиях.

— А, чепуха, — твердо произнесла Энн. — Это нас не убьет. Многие женщины ухаживают за больными, и ничего. Все, договорились. Сегодня мы придем. — Энн повернулась к Сьюзен. — Ты с нами?

— Я… я не могу. Больные вызывают у меня ужас. — Она повернулась к Джонатану, передернув плечами. — Ты ведь не будешь настаивать?

— Нет, я понимаю, — в его голосе прозвучала необычная нота, потом он поднялся из-за стола и тепло улыбнулся Глории и своей сестре: — Жду вас в больнице. Всего доброго, Сьюзен.

6

Больничные палаты выглядели еще хуже, чем их описывал Джонатан. У Глории перехватило дыхание при виде изнуренных взрослых мужчин, не способных удержать пищу в своих желудках, и не меньше их страдавших женщин и детей. Постели нужно было постоянно менять, как и стирать белье, скоблить полы. Повсюду царствовали бедность и страдание. Сладковато-тошнотворный запах лекарств и болезни наполнял палаты. Глория была не в силах видеть, как женщина или ребенок прекращали бороться за свою жизнь и засыпали навсегда.

Джонатан работал здесь целыми днями. Восхищенная им, Глория видела, как он проявлял сочувствие к немощным, выслушивал их жалобы, пытался организовать для них максимальные удобства и всячески старался облегчить их страдания. Он был удивительно терпеливым, даже когда один мужчина сознался, что не последовал его совету и продолжал пить из грязной посуды. Он проявлял внимание ко всем, и люди испытывали к нему чувство симпатии и доверяли ему.

К вечеру он выглядел смертельно усталым. Энн ушла несколькими минутами раньше, и Джонатан присоединился к Глории, вытирая пот со своего лица и оглядывая чистые полы и свежее белье.

— Ты проделала сегодня огромную работу. Как мне отблагодарить тебя?

Глория улыбнулась и нежно коснулась рукой его щеки.

— Это я должна благодарить тебя. Вынуждена сознаться, что до сегодняшнего дня по-настоящему не ценила твою работу. Мой Бог, никогда не думала, что могут быть такие жуткие эпидемии.

Он вытер руки полотенцем и кивнул на постели.

— Я говорю им о воде, о том, что они должны пить только свежую воду и кипятить ее, но они не понимают. Как же трудно убедить их в том, что нечто невидимое глазу может убить их. И они умирают в невероятных количествах. Это действительно ужасно.

— Но ты здорово с ними управляешься, — тихо проговорила Глория. — Они доверяют тебе. Это, наверное, помогает.

— Помогает, — согласился он и улыбнулся. — Извини, просто жутко видеть, как они страдают. У Джона Манли, что лежит там, у окна, большая семья и чудная девчушка. — Улыбка исчезла с его лица, когда он как бы заглянул к себе в душу и увидел там что-то страшное. — Господи, одна надежда, что заболеют не все.

Глория ободряюще положила руку на его плечо.

— Нельзя же сделать невозможное.

— Вот в этом-то и беда. Именно поэтому я и хожу на все эти приемы и обеды. Многие наши знакомые богаты и могут помочь, но их приходится убеждать. И я стараюсь это делать. — Он улыбнулся не без иронии, помогая Глории снять халат. — Я пытаюсь сделать их милосерднее. Пожертвования в прошлом году достигли значительных размеров.

— Рада за тебя. — Их взгляды встретились, и время, казалось, остановилось на мгновение. Ее переполняли эмоции, и она вынуждена была опустить глаза, лишь бы не смотреть на него. — Мне нужно идти, — тихо прошептала она. — Я должна доделать открытки.

— Не хочешь кофе? — Он просительно улыбнулся, когда она снова посмотрела на него. — По чашечке? Надолго я тебя не задержу. Терпеть не могу оставаться один после такого трудного дня.

Глория утвердительно кивнула в ответ. Уж это-то она могла понять, особенно после того, как поработала здесь сама. Взглянув на него еще раз, она обратила внимание на то, что его волосы растрепались и одна прядь упала на лоб. Ей хотелось прикоснуться к нему, промокнуть пот на его лице, снять пиджак с его плеч, чтобы ему стало уютнее и он расслабился наконец. Что с ней происходит? Он обручен, напомнила она себе. И все же она ощущала особую близость с ним.

— Ну, пойдем? — Он протянул ей руку, и Глория взяла ее.

У него были такие теплые глаза.

Необыкновенно хорошенькая, она к тому же обладала силой, которая не могла не вызвать его восхищения. Джонатан рассматривал Глорию, сидящую напротив него в кафе с усталой, но счастливой улыбкой. Она проработала в больнице до позднего вечера, не жалуясь на выпавшие на ее долю трудности, находя особые слова для каждого больного, отчего позже они говорили ему о ней, как об ангеле милосердия.

Неповторимая, особенная Моррисон, она обладала способностью протянуть руку помощи и утешить человека, дать ему почувствовать, что его ценят и любят. Поэтому и открытки у нее получались особенные, и сама она была необыкновенной. Ее дар проявлялся и в валентинках, но еще более очевидным он стал в ее сегодняшнем уходе за больными. Одетая в простенькое платьице, одолженное у его сестры, она привлекала его взор не только стройной фигурой и очаровательными формами. У него возникало желание обнять ее с благодарностью, и не только с благодарностью…

Джонатан нахмурился от своих мыслей. Что с ним? Он же почти женат на одной из самых красивых женщин в городе и все же не может не думать о Глории. Он находил ее физически привлекательной, верно, но было и нечто большее. Она волнует его во многих отношениях и значит для него больше, чем он предполагал.

— Почему ты улыбаешься? — спросила Глория, поправляя свои волосы. — Я, наверное, выгляжу, как пугало?

Ему захотелось сказать ей, о чем он думал только что, но она все равно не поверила бы ему.

— Мистер Уэбб?

К их столику подошел официант, явно не желавший нарушать их уединение. Однако его лицо выражало сильную озабоченность, которую сразу же заметил Джонатан. Что-то случилось. Он знал этого официанта по своим прошлым поздним посещениям кафе, и хотя тот всегда охотно улыбался ему, никогда не нарушал его покой. До сих пор. Отставив чашку с кофе, он уже догадался, что сейчас услышит.

— У дверей стоит мальчик. Назвался Питером Манли, говорит что-то о болезни. Я сказал ему, что вы работали весь день и устали, но он настаивает.

— Ладно, приведите его сюда.

Выругавшись про себя, он живо представил Джона Манли. Болезнь была запущена, и Джонатан мало что мог сделать, его смерть была лишь вопросом времени.

Черт! Он ощущал себя таким неумелым и беспомощным. Он извинился взглядом перед Глорией, а она сжала его руку, словно желая поддержать.

Маленький мальчик в обтрепанном пальто вошел в зал неохотно, словно опасаясь, что его присутствие лишит помещение опрятности. Он первым увидел Джонатана и стянул кепку с головы, обнажив рыжую шевелюру.

— Они все, сэр… все… они все заболели. Я не хотел вас беспокоить, но папа велел позвать вас, если это случится. — Сквозь слезы, струившиеся по детскому лицу, его глаза взывали к Джонатану. — Молли плачет.

— Я сейчас приду. Говоришь, все больны? — Мальчик кивнул, и Джонатан опять выругался про себя. У Джона была большая семья. Осмотреть всех, дать всем лекарства, организовать уход — непомерная задача. — Вы живете в квартале к востоку от городского сада? — Мальчик опять кивнул, и лицо Джонатана исказила гримаса. Этот район больше всего пострадал от эпидемии. — Пошли.

— Я пойду с вами. — Глория поднялась и взяла свое пальто.

— Нет, ты и так достаточно потрудилась сегодня, и тебя ждет твоя работа.

— Но я хочу помочь. — Улыбнувшись, она быстро добавила: — Ты сам убедился в этом сегодня. А моя работа может и подождать. За последние дни мне много удалось сделать. Так что не отказывай мне.

Он заколебался, глядя на нее.

— Помощь мне не помешает, но…

— Я иду.

Она опередила его, взяв мальчика за руку, шепча ему слова утешения.

Джонатан улыбнулся и торопливо последовал за ними. Глория умела настоять на своем, когда хотела, и он не мог противодействовать ей.

Семья Манли жила в ветхом многоквартирном доме в беднейшей части района. Глория старалась скрыть свои чувства, когда увидела разбитые стекла в окнах, протекающую крышу, пахнущий сточной канавой туалет и шуршащих в углах крыс… Здесь не могло быть денег на лекарства, постельное белье и прочие вещи первой необходимости.

Мэри Манли лежала раскрасневшаяся, потная на постели, слишком слабая от болезни, чтобы ухаживать за своей семьей. Глория огляделась и увидела детей — бледных, задыхающихся, понимающих, что они могут не поправиться. Приходили и уходили соседи, шептались, пытались помочь хоть чем-нибудь.

Самая маленькая — Молли — тихо лежала на старом диванчике, под ее голову было подложено свернутое отцовское пальто. Черные волосы обрамляли лицо, схожее в своей красоте с фарфоровой куклой, а ее пронзительно синие глаза была серьезны, как у взрослого. Сжимая старую тряпичную куклу, она едва слышно плакала, пока Джонатан осматривал других детей.

— Так-так, моя маленькая подружка. — У Глории сжалось горло, когда Джонатан склонился над девочкой. — Мне сказали, что ты приболела. Это правда?

Молли кивнула, еще крепче прижав куклу к себе.

— Мой па…

— Он в больнице. Мы хорошо заботимся о нем. А ты, как давно ты заболела?

Джонатан внимательно слушал, пока девочка рассказывала еле слышным шепотом историю своей болезни. У Глории разрывалось сердце, и она невольно зажмурилась, выслушивая симптомы. Ну не может же Бог допустить такое, не может он забрать ребенка, который не успел еще пожить. Взглянув на Молли, Глория подумала о том, как несправедливо, что девочка так никогда и не закончит школу, никогда не выйдет замуж и не родит собственных детей.

Сдерживая слезы, она передала Джонатану саквояж и ждала, пока он внимательно осматривал девочку, не переставая разговаривать с ней. Закончив, он закутал ее в пальто и влил ложку лекарства ей в рот. Через несколько минут Молли уже мирно спала, а Джонатан повернул свое бледное лицо к Глории.

— Она…

— Пока не знаю. — С печальным видом он провел рукой по своим волосам. — Есть небольшой шанс, что у нее вирусное заболевание, но черт побери! Посмотри на эту комнату! Нельзя так жить!

— Ясное дело. — Глория обняла его, стараясь утешить и одновременно почувствовать его близость. — Ты не можешь сделать все на свете.

— Я дал ей снотворного. Ненавижу! Знать, что можешь лишь чуть-чуть облегчить их страдание. Я даже не знаю, наступит ли у нее кризис до утра. Сегодня я уже ничего не могу сделать.

Глория подавила приступ душевной боли, видя, как девочка, зарывшись в пальто, спит, похожая на спящую красавицу. Молча они вышли. Ее руки покрылись цыпками от горячей воды. Она не могла удержаться от сравнения образа жизни семьи Джона Манли и своего. И возблагодарила Бога за то, что он дал ей талант, позволяющий зарабатывать на жизнь. Большинство людей не были так удачливы.

На улице моросящий дождик затенял уличные фонари. Джонатан повернул к ней лицо, искаженное сильной болью.

— Пожалуйста, — прошептал он, когда она взяла его за руку. — Я знаю, что не имею прав просить тебя об этом, но не побудешь ли ты со мной еще немного? Я просто не могу сейчас идти домой.

Глория кивнула, едва сдерживая слезы. Она готова была сделать для него все, что угодно, особенно сейчас.

— Пойдем в мастерскую. Тетя Джулия и тетя Эмилия сегодня останутся у подруги и не вернутся до утра. Мы будем одни и сможем спокойно поговорить.

Он крепче сжал ее руку и подсадил в пролетку, обращаясь с ней так, словно она была сделана из тонкого фарфора. Прошла целая вечность, прежде чем они доехали до ее улицы. Узкая улочка с аккуратными кирпичными домиками с зелеными ставнями и белыми каменными ступенями казалась совсем иным миром по сравнению с многоквартирными трущобами. Войдя в дом, Глория зажгла лампы.

— Пожалуйста. — Он подошел к ней, обнял ее и крепко прижал к себе. — Я просто хочу обнять тебя. Хочу почувствовать…

Она понимала, что он хочет сказать. У нее сжалось сердце. Но она, повернувшись к нему, обняла руками его талию. Это было не по правилам, он не принадлежал ей, но он нуждался в ней сегодня так же, как она нуждалась в нем всегда. Боль была нестерпимой, слишком опустошающей, чтобы не обращать на нее внимания.

Но когда его губы прикоснулись к ее, Глория вздохнула, приоткрыла рот и ответила на его поцелуй. Джонатан застонал, раздираемый сладкой мукой желания и конфликтом в своей душе. Задыхаясь, он притянул ее ближе к себе в стремлении почувствовать тепло ее тела, охваченный никогда еще не испытанной страстью.

— О Господи, Глория, если бы ты знала, как я ждал этого момента…

Она таяла в его объятиях, понимая, что желает того же, чего и он, — сжимать его с силой и отдаться ему без оглядки. Уже не имело значения, что он был помолвлен с другой, — он ее и всегда принадлежал только ей.

— Поцелуй меня, Джонатан, пожалуйста.

Ее требовательный шепот разгорячил его кровь. Их губы соединились в поцелуе, нежном и одновременно полном страсти.

Он подхватил ее на руки и отнес на диван в гостиной. У нее не было сил сопротивляться, да и не желала она сопротивляться. Барьеры пали, когда они сбросили с себя одежду в неистовом стремлении отделаться от всего, что стояло между ними. Когда он накрыл ее тело своим, Глория вскрикнула от чистого наслаждения, желая отдать ему всю себя, выплеснуть все те эмоции, которые она так долго скрывала.

— Глория, я хочу быть нежным, но не уверен, смогу ли. Я так хочу тебя…

— Я тоже хочу тебя. Пожалуйста…

Она напряженно выгнулась, прижалась к нему всем телом, а он ласкал и ласкал ее, пока не вырвал из уст легкий вскрик, когда наконец полностью вошел в нее. Чуть отстранившись, он осушил своими губами слезинку на ее щеке, озадаченный ее реакцией.

— Неужели я сделал тебе больно? Прости…

— Нет-нет. — Глория нашла его губы своими, заглушив слова. — Ты мне нужен, мне нужно чувствовать тебя… Боже, как я жаждала этого.

Необузданная страсть охватила его, и он обнимал ее и любил ее самозабвенно, со всей неистраченной силой своих чувств. Она чутко откликалась на все порывы его страсти, и они вместе достигли чувственного апогея, осуществления всех вожделений мужчины и женщины, слияния нежности и силы. Время остановилось, их сердца бились в унисон. Он прижимал ее все крепче к себе, и они упивались своим единением.

Она была его.

7

Рыжая кошка, играя на спинке дивана сатиновой лентой, свалилась на их сплетенные тела. Рассмеявшись, Глория открыла глаза, а Джонатан поспешил спустить ее на пол.

— Чертов зверь! — Он состроил гримасу, потом медленно поднялся и протянул ей кружевную шаль.

Румянец окрасил ее щеки, когда она накинула на себя тонкую ткань, — ей явно не приходилось бывать в подобной ситуации. Он собрал разбросанную в беспорядке по полу одежду.

Мысленно ругая себя, Джонатан понял, как осложнилось его положение. Глория оказалась девственницей, и она была ему нужна. Произошло нечто необычное, но в то же время легко объяснимое. Они оказались охвачены такой страстью, которую не могли даже предполагать в себе. И теперь речь шла о его чести. Он не может оставить Сьюзен, с которой связан обещанием, многое означавшим для него. Их семьи уже готовились к свадьбе. Но в то же время…

— Джонатан? — Глория заметила мучительное выражение на его лице. — Нам нужно поговорить.

Кивнув, он присел рядом с ней. Его замешательство было очевидным, и Глория не дала ему сказать ни слова.

— Насчет этой ночи… — Она улыбнулась так проникновенно, что у него сжалось сердце. — Я ничего не требую от тебя. Ты ведь обручен с Сьюзен. То, что случилось с нами… случилось, и все. У тебя была жуткая ночь и тебе нужен был кто-то. Я это прекрасно понимаю. Я не намереваюсь вынудить тебя нарушить свое обещание.

Чувства переполняли его, и, глядя на нее, он в который раз подумал, какая же она необыкновенная.

— Глория, пожалуйста, пойми… Дело гораздо серьезнее. Ты многое значишь для меня. Я просто не знаю, что сказать или сделать. Я никогда не нарушал своего слова и не обижал преднамеренно ни одного человека, и все же я ни о чем не сожалею. Ты понимаешь меня?

— Да, — кивнула Глория.

Джонатан — настоящий человек, поэтому она его и любит.

— Я никогда не забуду тебя, Глория.

Прикоснувшись к ее волосам, он смахнул навернувшуюся слезу с ее закрытых глаз, не в состоянии совладать со своими чувствами. Сделав усилие, он поднялся, оделся и задержался у порога, словно желал сказать что-то, потом вышел на улицу и плотно притворил за собой дверь.

Стены, казалось, обрушились на Глорию.

Слезы теперь струились свободно, и она не пыталась остановить их. Да и незачем. Инстинктивно она знала наперед, что все этим и кончится, знала, на какой риск шла. Но прошедшей ночью хоть несколько часов, но он принадлежал ей. И до самой смерти она будет помнить о том, что однажды она, Глория Моррисон, автор знаменитых валентинок, прижимала к своему сердцу единственного в ее жизни мужчину. И любила его.

Джонатан тихо сидел в своей пролетке. Боль сжимала его сердце, пульсировала в голове, но как он ни старался, он не мог отделаться от ощущения своей вины.

Глория. Господи, она такая благородная, позволила ему уйти, не сказав ни единого злого слова, не промолвив ни одной мольбы. Она понимала его чувства и то, что он обязан был сделать. Она не дала волю своим эмоциям и, несомненно, обрекла себя на сердечную муку, отослав его к невесте.

Его охватила слабость при одной мысли о предстоящей свадьбе. До Святого Валентина осталось несколько дней. Родители Сьюзен объявят о помолвке, и она станет официальной. В другое время он был бы в восторге от предстоящей женитьбы. Но сейчас…

Теперь ему придется жить с сознанием того, что могло бы быть, но чего никогда уже не будет.

* * *

— Какая красота, дорогуша! Осмелюсь сказать, ты превзошла саму себя.

Тетя Джулия со счастливой улыбкой взирала на законченную открытку, которую Глория выложила на стол рядом с кучами кремовых конвертов и обтянутых сатином карточек. Повсюду виднелись кружева — на столе, на стенах, на стулья и на полу, где рыжая кошка устроила паутину из прозрачной ткани. Со всех сторон свешивались пучки розовых лент. Белый и розовый шелк украшал все — от открыток до «дивана любви».

Три женщины работали неистово, заканчивая последние открытки. Слова тети Джулии были первыми, произнесенными ею за целый час, поскольку все они ощущали, как быстро текло время. Джулия взяла на себя стихи, а Эмилия подбирала шелк и кружева. Глория надписывала адреса и окончательно все проверяла. Ни одна недоброкачественная открытка не подлежала отправке. В конце концов, речь шла не просто о поздравительных открытках, а о любовных посланиях.

— Да, эта получилась отлично, — согласилась Глория, глядя на обтянутую красным шелком открытку.

Ее очки соскользнули на кончик носа. Она сняла их, протерла и устало передернула плечами. Поправив лампу, она просмотрела книгу заказов и удовлетворенно вздохнула.

Они успевают. Несмотря на все случившееся в последние две недели, они выполнят все заказы. Приятно было сознавать, какое множество женщин получит подтверждение любви на следующий день, День Святого Валентина, самый желанный для женских сердец.

На какое-то мгновение она мысленно представила Джонатана. Она и не надеялась услышать что-нибудь от него, да это и не имело теперь никакого значения. Джонатан поступит так, как должен поступить.

— Ну все, — объявила тетя Эмилия. — Теперь мы должны отправить все эти открытки. Три сотни! Звездный час для оригинальных «моррисонов»!

— Не забудь о марках, дорогуша, — напомнила ей тетя Джулия, нанося золотые штрихи на элегантную цаплю.

День Святого Валентина наступил в сопровождении порывов ледяного ветра с севера и снежных заносов. Тетя Джулия помогала вкладывать открытки в конверты, раскладывая их по порядку, чтобы уличные гавроши легко могли найти адресаток.

— Наконец-то закончили. — Тетушка Эмилия оглядела стопки открыток, перевязанных красными лентами.

Даже упаковка выглядела восхитительно. Она поплотнее запахнула на себе шаль, сверяясь с гроссбухом, потом ухмыльнулась, довольная выполненной работой.

— Мы сделали значительно больше, чем в прошлом году. Полагаю, у тебя теперь наберется достаточно денег, чтобы основать пенсионный фонд.

Перебирая конверты, Глория кивнула.

— Более чем достаточно. Добавив деньги Джонатана, я обеспечу им вполне приличный доход. А с ростом прибылей смогу расширить фонд за счет одних процентов, не нанося ущерба бизнесу. Так приятно иметь наконец возможность оказывать помощь. — Она тепло улыбнулась и продолжила в том же тоне: — Я говорила вам о девочке Молли? Джонатан сказал, что она выздоровеет.

Старушки обменялись тревожными взглядами при упоминании имени Джонатана. Но Глория казалась вполне счастливой. Порой у нее было задумчивое выражение лица, но в целом она производила впечатление спокойной и довольной. В замешательстве тетя Джулия почесала голову и пожала плечами.

— Чудненько, дорогуша. Ты должна гордиться собой. И все же не нравится мне, что мистер Уэбб обручится сегодня с этой женщиной. Не хочется даже думать об этом.

— Джулия! — резко бросила Эмилия, потом повернулась к племяннице. — Прости, Глория. Она иногда болтает не подумавши.

— И вовсе нет! — фыркнула Джулия, но все же бросила испуганный взгляд на Глорию занятую складыванием конвертов в стопку.

— Все в порядке. Это не имеет никакого значения, — тихо проговорила Глория. Джонатан благородный человек. Он дал обещание Сьюзен. Он не лукавил по этому поводу. Мы же с ним друзья, и этого более чем достаточно.

Эмилия кивнула, а Джулия отвела глаза. Дружба не может быть достаточной: они обе прекрасно понимали это. Однако сегодня Сьюзен Осборн согласится стать женой Джонатана Уэбба.

И никто ничего не мог с этим поделать.

Джонатан стоял на белых мраморных ступеньках особняка Осборнов, рассматривая открытку в своей руке. Это была валентинка-«моррисон», и он выглядел вполне счастливым.

Отличная штука! Глория на этот раз превзошла саму себя. Белая с красными розами, обрамленная кружевами, а на развороте стихотворение, от которого растает сердце любой женщины. Он внимательно прочитал его, чтобы удостовериться, что в нем не упоминаются ноги, и не удержался от улыбки.

То стихотворение в зимнем саду не было случайным — теперь-то он убедился в этом. Он «прижал» свою сестру, и она во всем ему призналась и тут же поинтересовалась, когда же наконец он «разует глаза» и поймет, что Глория любит его. К огорчению Энн, он объяснил, что дал слово другой и не может его нарушить.

С замирающим сердцем он постучал в дверь, овеваемый холодным ветром. То, как он поступает, неправильно, несправедливо. Он не мог отделаться от этого ощущения и успокоиться. Сегодня он сделает официальное предложение, и Сьюзен примет его. Она станет его женой, подругой и участницей его любовных утех. Она проживет с ним всю оставшуюся жизнь, будет носить его детей, помогать ему в работе, выслушивать его, когда он будет возвращаться вечером домой и нуждаться в собеседнике…

Дворецкий провел его в гостиную, и теперь он ждал, ощущая все возрастающую тяжесть открытки в руке. Что-то не получалось. Он попытался вообразить Сьюзен в качестве своей жены, а видел лишь выражение ее лица в тот день, когда подарил ей маргаритки. Он вспоминал бесчисленные моменты, когда старался рассказать ей о своей жизни, своей работе, а припоминал ее изящные плечи, которые всегда считал признаком женственности. Даже когда он пытался говорить с ней о своих опасениях или честолюбивых замыслах, она становилась нетерпеливой и спешила перевести разговор на себя.

Сьюзен вошла в гостиную и затворила за собой дверь. Обольстительной улыбки как не бывало, искорка в ее светло-серых глазах приугасла, никакого кокетливого потряхивания локонами. Сегодня глаза ее казались жесткими и колючими, а их взгляд — ледяным.

— Джонатан, нам нужно поговорить.

Вздохнув, он кивнул, чувствуя по ее тону, что она злится.

— Сьюзен, если речь о том вечере.

— И не только о нем, — прервала она его без намека на обычную любезность в голосе. — Мы должны были пойти на обед к Корнеллам. Ты же посчитал нужным работать.

— Сьюзен, заболело семейство Манли. Я не мог оставить их без помощи на всю ночь.

— Но ты мог расстроить и разочаровать меня.

— Зачем ты так говоришь? — Он пришел в раздражение. Обед был важен для нее, но жизнь ребенка важнее. Почему она не может понять такой простой вещи? — Ты знаешь, какая сильная эпидемия в городе. Мой долг — помогать больным. Ты знаешь и это. А маленькая Молли…

— Джонатан, боюсь, я должна сказать все без обиняков: я не думаю, что нас ждет совместное будущее. Ты слишком занят своей работой, и все знают об этом. Откровенно говоря, ты становишься занудой. Только и говоришь, что о больнице, больных и этой своей подружке Глории. — Она взглянула на открытку в его руке и коротко хохотнула. — Оставь ее себе, Джонатан. Или отдай мисс Моррисон. Уверена, ей она понравится.

Она выпорхнула из комнаты, не оглянувшись. Ошарашенный, Джонатан уставился на открытку. Он еще чувствовал запах ее духов и слышал ее голос, приказывающий дворецкому проводить его. Выйдя в холл и ожидая, когда принесут его пальто, он увидел серебряный поднос на столике у двери. На нем лежали две валентинки.

Оригинальные «моррисоны»! Он ни за что не спутал бы красивый почерк, элегантные кремовые конверты и черно-золотую цаплю, украшавшую их. Кривая усмешка появилась на его лице — что могло быть яснее?

Сьюзен не любит его и никогда не любила. Она желала заполучить его как еще один вид собственности. Он был тем, кого, по ее мнению, она заслуживала в качестве мужа, но у нее были и другие кандидаты. Поскольку он не мог окружить ее постоянным обожанием, она нашла ему подходящую замену.

Он должен был бы ощущать себя подавленным, оскорбленным, однако его переполняло чувство облегчения. Он свободен, свободен делать то, чего желал больше всего на свете, свободен наполнить свою жизнь любовью, подлинной любовью. Развернув открытку, которую все еще сжимал в своей руке, он прочитал еще раз стихи и понял с мучительной ясностью, что эти слова предназначались ему. Вот женщина, единственная женщина, которая безусловно любит его. А он-то слепец! Она разобралась в непостоянной натуре Сьюзен, но молчала, не желая причинить ему боль.

Сунув открытку в карман, Джонатан счастливо улыбнулся смущенному дворецкому, сочувственно взиравшему на него. Он же чувствовал себя так, словно его вернули к жизни.

— А рассказывала я тебе о том, как мой Джордж прислал мне однажды цветы? Это были колокольчики. Как они были хороши!

— Джулия! — прервала ее Эмилия, скребя тростью по полу. — Меньше всего Глория хочет слышать сегодня воспоминания о твоих старых романах. Так что помолчи!

Джулия расстроилась, а Глория сказала:

— Ничего, пусть. Сегодня подходящий день, чтобы заново пережить старые увлечения, поэтому рассказывай, тетя Джулия.

Старушка широко улыбнулась и, наградив сестру взглядом «я же говорила», стала мечтать вслух о единственном мужчине, памятью о котором была наполнена ее жизнь. Глория считала квитанции и подбивала итоги в гроссбухе. В камине весело горели дрова, на коврике перед ним мурлыкала кошка. Три женщины отдались очарованию мирного семейного вечера.

День выдался весьма удачливым. Благодарственные записки поступали по мере получения женщинами столь ожидаемых валентинок. У Глории слезы навертывались на глаза, когда она находила подтверждение того, как ценили ее работу женщины, как она сумела порадовать их, дать им почувствовать то, что желала почувствовать каждая женщина, — что ее ценят, любят, обожают.

Благодарили даже мужчины. Некоторые из них сами были получателями открыток и не преминули нацарапать ей несколько строк, выражая свое восхищение их красотой. Другие благодарили за помощь в выражении их чувств любимым. Приятно было сознавать, что ты доставила удовольствие стольким людям, и Глория сама поражалась, как это все удалось ей и ее тетушкам.

В дверь постучали, и Джулия пошла открывать, уверенная, что к ним заглянул еще один их доброжелатель. Погруженная в свою работу, Глория не обратила внимания на появившегося в дверях мужчину, пока он не шагнул в комнату. Подняв глаза и увидев Джонатана Уэбба, она обмерла.

— Глория!

Она уставилась на него, подумав на мгновение, уж не материализовался ли он из ее грез. Тетушки обменялись понимающими улыбками, и на этот раз Эмилии не пришлось ничего подсказывать Джулии.

— О, пришел наш замечательный мистер Уэбб! Мы пойдем приготовим чай и пирожные, если не возражаете.

Джонатан снисходительно улыбался, наблюдая, как старушки исчезают из комнаты, оставляя его наедине с Глорией. С отчаянно бьющимся сердцем она встала в полном замешательстве, стараясь обуздать внезапную дрожь в руках.

— Джонатан? Все в… ты уже помолвлен, хотела я спросить? Сьюзен понравилась открытка?

Он рассмеялся так заразительно, что Глория почувствовала, что тоже улыбается, несмотря на ошеломление. Выведя ее из-за стола, он подвел ее к «дивану любви», к тому самому, на котором он любил ее несколько ночей назад. Еще более смущенная, она смотрела, как он достает из кармана своего пиджака конверт и протягивает ей.

— Разверни.

Она недоуменно уставилась на открытку, а он, посмеиваясь, помог ей открыть конверт. У нее потяжелели и сразу стали неуклюжими руки, когда она увидела розы, кружева, тщательно прорисованное сердечко. Ее собственное сердце наполнилось радостью, и горячие слезы брызнули из глаз. Такого просто не могло быть, такого не могло случиться с ней!

— Прочитай, — мягко попросил он, следя за ее лицом, пока она разворачивала открытку так, словно та была самой дорогой вещью, которую она когда-либо держала в руках.

Это были стихи. Любовное послание. Слезы заструились из глаз, мешая ей прочесть слова, из которых состояло его признание в любви. От переполнявших ее чувств у нее перехватило дыхание. Она повернулась к нему, прижалась лицом к его груди, а он так сжал ее в своих объятиях, что ей показалось, будто она умирает от наслаждения.

— Знаю, у меня не получилось так красиво, как у тебя, но я предпочел написать сам. Я хочу сказать, Глория, что люблю тебя. И ты должна стать частью моей жизни. Будь добра, выходи за меня замуж.

— Дорогой… — Ее слезы были так полны радостью, что она не могла бы перестать плакать, даже если бы пожелала того. Она смеялась и плакала одновременно, обнимая его.

— Означает ли это «да»? — с надеждой спросил он, как когда-то в детстве вытирая ей слезы своим носовым платком, а она все сильнее прижималась к нему.

— О да, любимый. Ты знаешь, что да. Мой Бог, я уже думала, что потеряла тебя навсегда.

— Ни за что! — яростно заверил он ее. — Никогда! Я был таким слепым, таким невероятно глупым. Пожалуйста, прости меня. Я люблю тебя, Глория. Думаю, что всегда любил тебя. Ты нужна мне. Ты такая необыкновенная!

— Нет, это ты необыкновенный! — Она рассмеялась, когда он притянул ее к себе и поцеловал, не скрывая своего желания.

Когда Джулия и Эмилия некоторое время спустя появились в дверях кухни с чайным подносом, теперь уже Джулия посмотрела на сестру с видом знатока и сказала:

— Полагаю, нам нужно поставить на поднос еще кое-что.

Эмилия кивнула.

— Думаю, дорогая Джулия, ты абсолютно права.

КОНЕЦ

Внимание! Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения. После ознакомления с содержанием данной книги Вам следует незамедлительно ее удалить. Сохраняя данный текст Вы несете ответственность в соответствии с законодательством. Любое коммерческое и иное использование кроме предварительного ознакомления запрещено. Публикация данных материалов не преследует за собой никакой коммерческой выгоды. Эта книга способствует профессиональному росту читателей и является рекламой бумажных изданий. Все права на исходные материалы принадлежат соответствующим организациям и частным лицам.

Оглавление

1

2

3

4

5

6

7