На лезвии риска [Геннадий Никитович Падерин] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Геннадий Падерин На лезвии риска Фрагменты из будней автоинспектора

Рискую и сознаю, что иду на риск.

(Из декларации, которую вслед за Туром Хейердалом подписали перед плаванием все члены экспедиции «РА»)

Незапланированный автопробег

Сдвоенная лента бетонки огибает укрывшийся в сосняке Академгородок и вдоль берега Обского водохранилища устремляется за пределы Новосибирска. Однако прежде, чем пересечь городскую черту, шоссе «притормаживает» возле аккуратного кирпичного домика, окруженного, как правило, автомобилями, шоферами и людьми в милицейской форме.

Это КПП — контрольно-пропускной пост Госавтоинспекции. Южные ворота миллионного города. Здесь проверяется техническое состояние транспорта — и того, что направляется в Новосибирск (неисправная машина в городской толчее, по определению правил уличного движения, «источник повышенной опасности»), и того, что покидает его (перед дальней дорогой совсем даже не лишнее мероприятие).

Кирпичный домик КПП на самом взгорке, сразу за ним шоссе ныряет в долину широко известной в кругу грибников речки Зырянки. Взгорок обдувался всеми ветрами, особенно пронзительными в осеннюю пору. Собираясь сегодня на дежурство, Виктор не сплоховал — надел под кожанку меховую безрукавку.

Заступил он во вторую смену; поток машин уже пошел на спад, в сгущающейся темноте огненная цепочка фар рвалась то в одном, то в другом местах.

Дежурство началось с тревожной радиограммы, переданной из горотдела милиции:

«Всем, всем, всем! Примерно полчаса назад с проспекта Дзержинского угнан автомобиль марки ГАЗ-51 № 32–99 НСЗ. При обнаружении доложить немедленно!»

— Немедленно, — ворчал негромко Виктор, подходя к обочине шоссе, где толпились дружинники, обступившие старшину милиции Николая Кочетова, — немедленно… Как будто люди сами не догадаются известить, если… Товарищи, прошу внимания!

Виктор огласил радиограмму, добавил от себя:

— Конечно, в наш конец, за три десятка километров, преступник вряд ли кинется, там поближе есть выезды из города, но тем не менее…

— Да мы и так каждую машину проверяем, — наперебой заговорили ребята. — Не проскочит, если что.

— Не проскочит, — заверил Кочетов, — заслон надежный.

Виктор оставил Кочетову текст радиограммы, где был обведен карандашом номер угнанной автомашины, а сам отправился осматривать только что задержанный самосвал, который кренился на правый борт: видимо, не в порядке были рессоры. Самосвал уже распростер залепленное грязью днище над смотровой ямой. Спускаясь в нее с фонарем в руках, Виктор все возвращался мыслью к радиограмме из горотдела:

— Немедленно, — повторял с неудовольствием, — немедленно… Да уж сами как-нибудь… Водитель, где вы?

— Я следом за вами, товарищ лейтенант, тут я.

— Младший лейтенант, — поправил Виктор, ощупывая фонарем днище. — Ничего себе грязи поднакопили.

— Да все как-то этак со дня на день откладываешь, откладываешь, а оно…

— Ну вот, так я и думал: как же в рейс с такой рессорой?

Водитель, пожилой человек, молча потупил голову: на неопытность не сошлешься, а больше оправдать халатность нечем. Виктор осуждающе вздохнул, перекинул луч к заднему мосту. Однако осмотреть его как следует не успел: над шоссе взвилась трель милицейского свистка, раздался характерный визг резко прижатых тормозов, а следом по-звериному взрыкнул пришпоренный газом мотор. Подтянувшись на руках, Виктор увидел на шоссе — на той его полосе, что вела из города, — контуры затормозившего было грузовика, который тут же снова рванулся вперед, прямо на преградивших путь дружинников. В свете фар Виктор узнал Валерия Баранова и Евгения Чепурного.

— В сторону! — крикнул он им, но парни и сами, поняв, что сидящий за рулем не посчитается ни с чем, метнулись с проезжей части на обочину. Грузовик пронесся мимо, сиганул под уклон, к мосту через Зырянку.

Виктор выбрался наверх, кинулся к желтевшей в темноте служебной «Волге». Кочетов уже был тут, держал руки на баранке. Захлопывая дверцу, Виктор ухватил краем глаза худощавую фигуру Валерия Баранова — дружинник выкатывал из-за домика КПП свой «Иж».

«Этот в подсказках не нуждается, — с одобрением подумал Виктор, — сам ситуацию улавливает. Только не полез бы со своим мотоциклом в пекло поперед батьки…»

— Номер не углядел? — спросил у Кочетова, когда «Волга», слегка присев, как львица перед прыжком, рванулась с места. — Может, тот самый, с проспекта Дзержинского?

— Все заляпано грязью. Боюсь, умышленно.

Виктор присвистнул: учитывая поведение водителя, и в самом деле напрашивается вывод, что номерной знак на убегающей машине забрызган неслучайно.

«Волга» миновала мост, дальше начинался подъем — она взяла его без особого напряжения, и, как только вынырнула на гребень, Виктор увидел высвеченный фарами встречных машин грузовик: он оторвался метров на двести.

— У Нового поселка достанем, — пообещал Кочетов, до предела утопив педаль газа.

Виктор глянул в заднее окно: Баранов шел на мотоцикле почти впритык за ними.

Вот и Новый поселок. Кочетов сдержал слово: до мчащегося впереди грузовика два десятка метров, не больше. Сноп света упирается в его задний борт; белые буквы и цифры на нем, дублирующие номерной знак, почти полностью замазаны, а вот на металлической табличке, что ниже борта, подсохшая грязь пообилась от тряски, и номер проступает достаточно явственно: 32–99.

— Видишь? — толкнул локтем Кочетова Виктор.

— Он, я сразу так и подумал.

Виктор повернул рычажок громкоговорящей установки, поднес ко рту микрофон:

— Водитель автомашины 32–99, приказываю остановиться!

Голос разнесся на добрый километр, можно было не сомневаться, что приказ услышал и водитель, тем не менее грузовик продолжал мчаться с прежней скоростью. Встречные машины опасливо жались к самой обочине на противоположной стороне дороги. Дождавшись, когда поток их прервался, Кочетов включил сирену и пошел на обгон, однако грузовик тотчас подался влево, перекрыл «Волге» путь.

— Видать, с опытом, вражина, — ругнулся Кочетов. — Бывал в переделках.

Виктор отозвался с тревогой:

— С опытом или без опыта, а только не сбил бы кого, не наломал бы дров, пока мы…

Он включил рацию, принялся вызывать дежурного по райотделу:

— Орел, Орел, я сто семидесятый. Как слышите меня? Прием.

— Орел слушает, — довольно вяло отозвался дежурный. — Что там у вас?

— Преследуем машину ГАЗ-51 32–99 НСЗ…

Виктор намеренно сделал паузу, переключился на прием: хотелось услышать, как отреагирует дежурный.

— Где вы? — далекий голос теперь звенел от напряжения. — Какая нужна помощь?

Виктор укорил себя мысленно за преднамеренную паузу.

— Орел, докладывает сто семидесятый: проходим Новый поселок, движемся в сторону Бердска. Водитель не останавливается, препятствует обгону. Прошу сообщить в Бердск, чтоб там перекрыли движение.

— Вас понял, все будет сделано! Держите меня в курсе.

За Новым поселком Валерий Баранов, прятавшийся до поры на своем мотоцикле позади «Волги», потушил фару и сделал неожиданный бросок — обскочил грузовик. Обскочил и начал «юлить» перед ним, загораживая проезд. Только водитель грузовика и не подумал сбавить скорость, не стал искать возможности объезда: подобно ослепленному злобой быку, несся прямо на мотоциклиста. И хотя Виктор знал, что Баранов опытный гонщик, участник многих состязаний, что в случае чего сумеет увернуться, тем не менее испугался за него, нашарил рычажок громкоговорящей установки:

— Валерий, не рискуй! Я же говорил тебе, чтоб не лез поперед батьки… — он не узнал своего голоса, ставшего чужим от напряжения, приказал спокойнее: — Быстро вперед, к железнодорожному переезду: опустить шлагбаум!

Баранов вскинул левую руку: знак того, что понял, что приступает к исполнению. И действительно тут же наддал: стал уходить вперед, отрываясь от грузовика.

Кочетов отер лоб:

— Не из робкого десятка, однако, парнишечка!

— Не из робкого, а только ни к чему, сказал устало Виктор. — Тут ведь по-всякому повернуться может…

В памяти всплыл солнечный майский день. И это же шоссе. Только машина с пьяным водителем за рулем неслась тогда не в Бердск, а в обратном направлении — к Новосибирску. И догонял ее Виктор в тот раз не на «Волге», а, как теперь Баранов, на мотоцикле. Он беспрерывно давил на педаль сирены, предупреждая об опасности всех, кто был впереди них. В том месте, где на шоссе доверчиво сбегает асфальтовая дорожка, проложенная из Академгородка к морю, на пляж, растянулись в цепочку женщины и дети, идущие погреться на майском солнышке. Услышав сигнал мотоцикла и увидев мчащийся с необычной скоростью самосвал, они разбежались по обе стороны от дороги, но один мальчонка, споткнувшись, растянулся прямо на проезжей части. Тогда Виктор рванулся на мотоцикле в обгон и успел обойти махину самосвала, преградить ему путь. И тут произошло то, чего испугался сейчас Виктор, увидев Баранова впереди грузовика: пьяный водитель самосвала вывернул на мгновение руль вправо, затем внезапно кинул машину рывком влево, прижал мотоцикл Виктора к поребрику и ударил его левым бортом. А они шли на скорости, близкой к девяноста километрам, и сила инерции, объединившись с ударом, кинула мотоцикл наискосок через промежуточную полосу, через второе полотно бетонки, через кювет — далеко на обочину. Тридцать семь метров пробуровил Виктор вместе с мотоциклом (это, конечно, уже потом замерили) и еще восемнадцать без него. Весь ободранный и оглушенный, он все же нашел тогда в себе силы, чтобы вскочить и, более того, продолжить погоню: остановил проезжавшего на собственной «Волге» знакомого академика, и они, таки, настигли нарушителя.

…Железнодорожный переезд Баранов перекрыть не успел: грузовик проскочил под опускавшимся уже полосатым барьером, пересек рельсовую колею и ушел.

— Прямо как в кино, — нервно усмехнулся Кочетов, притормаживая перед опустившимся после времени шлагбаумом; но тут же закричал обрадованно: — О, помощь подоспела!

В самом деле, из боковой улицы на противоположной стороне переезда выскользнул на шоссе ярко-желтый «Москвич» ГАИ, перегородил дорогу. Объехать его было невозможно.

Но преступник, как раньше на Баранова с его мотоциклом, и теперь нацелился с бычьей ослепленностью прямо на неожиданное препятствие. Стало ясно, что он без раздумий ударит «Москвича» мощным бампером и на этаком разгоне сомнет, попросту сметет его с пути.

Водитель милицейского «Москвича» тоже, видимо, понял это: в последнюю секунду резко подал машину назад, увел из-под удара. Громыхая бортами, грузовик помчался по уже пустынной улице Бердска.

В это время по-комариному запел зуммер рации. Виктор включился в сеть, услышал:

— Я Орел, я Орел, вызываю сто семидесятого. Сто семидесятый, где вы? Прием.

— Сто семидесятый докладывает: продолжаем преследование, проходим Бердск.

— Бердскому ГАИ дана команда перекрыть движение.

— Бердчане подключились, но остановить преступника не удалось.

— Плохо, что не удалось. Остается одно: по выходе за город разрешаю…

Пронзительный свист эфира скомкал, оборвал продолжение фразы, но Виктор все понял и, включив передатчик, произнес:

— Орел, я сто семидесятый. Есть применить крайние меры по выходе за город!

Преследование продолжалось. Виктор попросил Кочетова помигать фарами вырулившей впереди них бердской машине.

— Пусть остановится, пересяду туда.

— Зачем? — не понял Кочетов.

— Из «Москвича» удобнее стрелять.

Пересадка не отняла много времени. Бердскую машину вел младший лейтенант Валерий Ненашев. Он понял Виктора с полуслова и, когда они нагнали грузовик, пристроился позади так, чтобы можно было вести огонь по левым колесам — не только по заднему, но и по переднему. Виктор опустил до отказа правое стекло, высунулся по пояс навстречу тугому холодному ветру, вскинул пистолет и раз за разом сделал четыре выстрела по левым скатам — два по наружному заднему, два по переднему.

Попал ли? Он не сомневался, что бил точно, у него имелся уже подобный опыт. Однако сразу определить результат было невозможно. Прошло минуты две, не меньше, пока начали опадать покрышки.

Грузовик потянуло влево. Водитель, надо думать, осознал, что ему не удержать руля, погнал машину на предельной скорости, надеясь, как видно, проскочить хотя бы опасный для себя участок дороги: в этом месте насыпь вздымалась над окружающей местностью высоким гребнем.

Но откосы, хотя и крутые, все же откосы, и, когда машину занесло, она не свалилась, а благополучно скатилась в темноту, под уклон, и лишь там, внизу, на пахоте окончательно потеряла скорость.

— Развернись так, чтобы свет туда падал, — попросил Виктор Ненашева и, покинув «Москвича», понесся прыжками под откос вслед за грузовиком.

Подбегая к нему, увидел, как из кабины выпрыгнули один за другим трое мужчин. Виктор успел перехватить последнего из них — ударил его в прыжке обеими руками в грудь, повалил на землю. Повалил, однако тот, уже на земле, крутнулся волчком и проворно заполз под передок грузовика. Виктор ухватил беглеца за ноги, потянул к себе, но в это мгновение кто-то прыгнул на него со спины, кто-то сильный, тяжелый сбил с ног, остервенело вмял лицом в рыхлую землю.

Виктор напрягся, вывернул голову набок, чтоб глотнуть воздуха, стал подтягивать под себя ноги, готовясь к контратаке. И вдруг почувствовал, как жесткие сильные пальцы, сомкнувшиеся на его шее, разжались. В уши тут же ударил яростный вскрик Ненашева:

— Не сметь хвататься за нож!

В следующую секунду над Виктором сплелись в схватке два извивающихся тела. Виктор мгновенно перевернулся на спину и, с трудом определив, где свой, а где чужой, помог Ненашеву скрутить преступника. Тут лишь вспомнил:

— Их же трое было.

— Знаю, — хрипнул в ответ Ненашев. — Возьмем и тех.

Но их участия не потребовалось: одного, кинувшегося в поле, в темноту, настигли Кочетов с Барановым, а тот, которого в самом начале сбил Виктор, так и остался под грузовиком.

— Ну, ну, вылезай, — тронул Виктор за торчащий из-под машины ботинок.

— Я не виноватый, — дернулся ботинок. — Мы оба не виноватые… Это все он, бандюга этот!

— За рулем кто был?

— Он и был. Он только из заключения, за грабеж отбывал. И опять…

— Замолчь, сука! — скрежетнул зубами связанный и вдруг завопил по-бабьи, с подвизгиванием: — Уберите меня, помогите, спасите, задавит же, задавит!..

Он лежал, стянутый по рукам и ногам, справа от грузовика, и вопль его оказался отнюдь не наигранным: на него по откосу катился «Москвич», оставленный Ненашевым на самом краю насыпи. Видимо, ослабли тормоза, и машина поползла под уклон.

— Ой, задавит же, спасите!..

— Не канючь! — прикрикнул Виктор, кидаясь к нему и ухватившись за веревку, поволок тяжелое тело в сторону.

Но «Москвич» только напугал: неожиданно передние колеса вильнули влево, он съехал в канаву, уперся фарами в землю. Сразу стало темно. До черноты, до красной ряби в глазах. И из этой черноты, откуда-то из-под грузовика, донеслось, сопровождаемое всхлипом:

— Это же тюрьма теперь, верником — тюрьма…

Семь минут

— Подождите, я запишу: дом полсотни шесть, подъезд три, — услышал Виктор, входя в комнату дежурного по левобережному отделению милиции Советского района.

Услышал и тут же забыл: мало ли адресов называется в присутствии милицейского работника в течение дня. В ту минуту он и предположить не мог, что, мельком услышанные, эти слова отпечатаются в памяти, будто вырубленные топором.

Левобережное отделение, обслуживающее рабочий поселок Обской ГЭС, располагается в большом двухэтажном каменном доме. Однако часть дома отдана под книжный магазин, в другом крыле разместилась аптека, и работникам милиции, таким образом, приходится довольствоваться сильно урезанной площадью. Как говорится, не разбежишься.

Комнату дежурного, соответственно, можно с большим основанием назвать не комнатой, а комнаткой: трое-четверо соберутся — уже теснота. Сегодня Виктор застал тут лишь старшего лейтенанта Головина. Возможно, потому, что время близилось уже к одиннадцати вечера. Иван Андреевич говорил по телефону, делая пометки в блокноте.

— Да, да, я понял вас, понял: третий подъезд… Хорошо, хорошо, действуйте.

Увидев Виктора, спросил обрадованно:

— Ты к нам на огонек или по делу? — Попросил: — Ну, присядь на минуту, присядь, пожалуйста!

Виктор понял, чего ждет от него дежурный: судя по телефонному разговору, надо выезжать на место происшествия, а ни одного свободного сотрудника нет. Конечно, формально Виктор в левобережном отделении — гость и может отказаться от участия в операции: он будет продолжать патрулирование района. Однако формализм и служба в милиции — понятия несовместимые. Пусть это звучит несколько высокопарно, но именно такое у него, Виктора, понимание своего долга.

— Я здесь на «Волге», — поднялся он. — Далеко нам?

— Минуты за три, от силы за пять, доскочим.

На улице падал снег — мягкий, податливый. Шагая к машине, Иван Андреевич проговорил с горечью:

— На лыжи сто лет, наверное, не вставал…

Садясь в машину, рассказал: звонок о происшествии, которым сейчас предстоит заняться, исходил не от потерпевшего и не от родственников или друзей его. Позвонил врач из «Скорой»: вызывает их какая-то женщина: в подъезде, мол, парень порезанный. И сообщила адрес.

— Так, «Скорую» вызвали, а милицию в известность не поставили, — прокомментировал Виктор. — Странно!

— Тут надвое расклад: либо парни из одной компании, либо родственники потерпевшего опасаются мести преступника.

— Может, и так, — согласился Виктор, включая зажигание. — Куда ехать?

Иван Андреевич назвал улицу. Это на самой окраине, дальше никаких строений. «Волга» обогнула торец здания райотдела, вышла на магистральное шоссе и, пробивая фарами вязкую снежную мглу, помчалась в конец поселка.

Новые многоэтажные жилые дома сгруппированы здесь в виде этаких замкнутых прямоугольников, своего рода миниатюрных микрорайонов с дворами, где и столбы для бельевых веревок, и шеренга деревянных грибков, и волейбольная площадка, и выстроившиеся в строгой симметрии деревца, теперь скукожившиеся от холода и потому особенно жалкие. В один такой двор Виктор и свернул.

— По-моему, вон тот, — кивнул Иван Андреевич на пятиэтажный корпус с доброй сотней окон, большая часть которых, несмотря на поздний час, была еще освещена. — Подъезжай ближе, поглядим на номер.

Он не ошибся, на углу дома значилось — 56. Фасадом он выходил как раз на окраинную улицу. Противоположная сторона ее находилась уже за пределами населенной зоны, и падавший из окон свет переливчато мерцал на снежных шапках ближних кустов, тополей и берез. Позади них все растворялось в непроглядной темени. Уйти тут преступнику проще простого.

— Н-да, — сказал Виктор, подумав об этом.

Иван Андреевич уловил, как видно, ход его мысли, вздохнул:

— Вот именно…

Виктор поставил «Волгу» у третьего подъезда. Выходя, не захлопнул дверцу, как делал это обычно, а бесшумно придавил коленом. Иван Андреевич последовал его примеру.

— А «Скорой»-то еще и в помине нет, — произнес вполголоса, и не понять было, сетует ли он на неразворотливость медиков, или просто доволен собственной оперативностью.

— Вечная история, — качнул головою Виктор.

Приподняв рукав полушубка, он глянул на светящийся циферблат: 23–02. Это уже автоматически действовала профессиональная привычка: приступая к операции, заметь время.

Вошли в подъезд. Наружная дверь закрывалась неплотно, на пол у порога намело снега, а пол — цементный, шлифованный, и снег под ногами у Виктора предательски скользнул вперед, в глубину. Виктор с трудом удержал равновесие.

— А, дьявол! — вырвалось непроизвольно.

Голос его спугнул кого-то: кто-то поспешно зашаркал вверх по лестнице.

— Слышишь? — шепотом спросил Иван Андреевич.

— Сейчас разберемся, — отозвался Виктор.

В подъезде было тепло, стоял густой запах мясной стряпни — беляшей либо пирожков. Видно, в одной из четырех квартир, двери которых выходили на лестничную площадку, хозяйка хлопотала над поздним ужином.

На площадке, довольно хорошо освещенной, никого не оказалось, но на покрытом метлахской плиткой полу бросились в глаза пятна крови — и подсохшей уже, и совсем еще свежей. При виде ее, хотя и готов был внутренне к такому, Виктор вздрогнул: настолько не вязалась пролитая человеком кровь с мирными запахами, наполнявшими подъезд.

Свежие следы крови вели к бетонным ступеням, поднимавшимся на второй этаж. Только поднимались они не сразу, а в два присеста, двумя маршами, с остановкой на маленькой промежуточной площадке у ряда почтовых ящиков. Здесь, на повороте, навалившись грудью на перила, стоял рослый парень в белой нейлоновой рубашке с полуоторванным рукавом: рубашка на спине была прорезана в четырех местах, ткань вокруг пропиталась кровью, прилипла к телу.

Дышал он винным перегаром; хрипло, обессиленно. И хотя лампочка на площадке отсутствовала, света все же хватило, чтобы рассмотреть его лицо, когда он с трудом повернул голову на звук шагов: оно белело даже на фоне белой рубашки.

— Крови потерял много, — с тревогой определил Иван Андреевич.

Виктор с невольным гневом вспомнил о «Скорой помощи»:

— Непонятно, где медицина заблудилась!

И спросил у парня:

— Кто тебя?..

Парень едва выдавил:

— Помогите… Сорок шестая…

Они подхватили его с двух сторон и, теснясь на узкой лестнице, повели на второй этаж. Дверь в сорок шестую квартиру оказалась чуть приоткрытой, Виктор толкнул ее плечом, она распахнулась; в глубине узкого коридорчика стояла, прижав руки к груди, пожилая заплаканная женщина.

— Ведь говорила же, говорила, — еле слышно причитала она, — просила — не ходи, а ты…

Парень встрепенулся:

— Просили тебя?!

Женщина попятилась из прихожей в комнату.

— Что ты, что ты, я только в «Скорую»…

Она оправдывалась в чем-то — стремилась оправдаться. В чем? «Я только в „Скорую“»… Ясно, тот запретил звонить в милицию, а теперь, увидев их, решил, что она пренебрегла запретом.

— Просили тебя?! — повторил парень, опускаясь на узкий, покрытый цветастой накидкой диванчик.

— Ты чего это на мать так! — укорил его Виктор.

— Не мать я — тетка, — поспешила вступиться женщина. — Мы вообще-то ладим, не забижает он меня, нет.

— Кто его так? — спросил у нее Виктор, кивнув на залитую кровью рубашку парня.

Женщина бросила быстрый взгляд на племянника и, хотя тот никак не отреагировал, помотала испуганно головой — не знаю. Но, видел Виктор, знает, только боится сказать.

— А чего это он у вас на лестнице загорал?

— Не схотел моей помощи принять, прогнал. Сам, дескать, подымусь.

Говоря это, она достала из встроенного шкафа подушку, осторожно положила рядом с парнем на диванчик.

Иван Андреевич тем временем извлек из планшетки пакет с бинтами, ватой, флакончик с йодом, жестом пригласил Виктора: помогай. Виктор уложил парня на диванчик лицом вниз, осторожно поднял рубашку. Открылись четыре разреза, судя по всему, не очень глубокие. Во всяком случае, не опасные для жизни. Виктор вздохнул с облегчением и, взяв у Ивана Андреевича смоченную йодом вату, стал обрабатывать раны. Парень дернулся, застонал и спросил со страхом:

— Ну, что там?..

— Смерти забоялся? — отозвался Виктор, помогая Ивану Андреевичу накладывать повязку. — А когда на нож лез, подумал о смерти?

— Я не лез, это они…

— Чего же замолчал: досказывай, кто это — «они»?

— Не взять вам их, только спугнете, а они после пришьют меня: бандиты же настоящие!

— Вот и борись с преступностью! — сказал с горечью Иван Андреевич; он стянул узлом концы бинта, поднялся с колен.

— Не взять вам их…

— Это уже наша забота, — обозлился Виктор. — Ты нам адрес…

— Какой адрес! — перебил раненый. — Под нами квартира… Если только не смотались уже, пока вы со мной возились.

— Под вами? — Виктор обернулся к окну. — А куда окна — во двор или на пустырь?

— К лесу мы обращенные, — кинулась раздвигать штору хозяйка. — Лес — прямо вот он начинается.

Виктор переглянулся с Иваном Андреевичем. Тот понимающе кивнул и, застегивая на ходу форменное пальто, вышел из квартиры. Сейчас он обогнет дом и встанет под окнами нижних соседей. Тогда Виктору можно будет пойти и постучать в дверь.

— Сколько их? — спросил он у парня.

— Двое…

— При оружии?

— Н-не знаю… Нож — это да, а про другое не знаю. Но здоровые оба — просто быки!

— Дружил с ними?

— Впервой увидал. Пригласили выпить за знакомство — соблазнился, дурак.

— Умнее вперед будешь. А чего не поделили-то?

— Так, пьяная перепалка сначала, а потом задрались.

— Как же до ножа дошло? Двое, да еще «быки» — они и без ножа могли уделать!

— В привычку, видать. Я бежать кинулся, а один и достал в спину.

— Ну, поправляйся, горе луковое!

Спускаясь на первый этаж, Виктор обратил внимание, что ни на лестнице, ни на площадке внизу уже никаких следов крови: кто-то поработал мокрой тряпкой. Не иначе, проявили беспокойство хозяева квартиры, в которую ему сейчас предстоит войти.

Виктор оглядел нужную дверь, нашел глазами кнопку звонка, но, прежде чем протянуть к ней руку, прислушался: за дверью — глухой переплеск голосов. Позвонил.

Голоса тотчас смолкли, но к двери никто не спешил. Позвонил еще — тот же результат. Постучал. Увы! Он наклонился к замочной скважине, выкрикнул:

— Милиция: проверка паспортов!

И приложил к скважине ухо.

Тяжелые мужские шаги, чей-то невнятый шепот, раздраженное: «А, ладно!»

Виктор выпрямился. Дверь приоткрылась, из темноты донеслось:

— Спим давно, какие паспорта!

Вместе с этими словами на Виктора пахнуло крепким перегаром и тяжелым запахом беляшей.

— Не вижу, с кем говорю, — кинул Виктор в эту духмяную темноту. — Почему боитесь показаться? Не съем, поди!

— А чего нам бояться? Мы с милицией не в ссоре.

Дверь приоткрылась шире, к порогу придвинулся высокий — на добрую голову выше его, Виктора, — черноволосый детина лет двадцати двух. Высокий, черноволосый, в мятой, не заправленной в брюки рубашке. Высокий, черноволосый… И черные волосы еще не успели отрасти после машинки… И среди верхних зубов, справа от резца — золотая коронка…

«Объявляется розыск…»

В памяти всплыло описание одного из братьев Загуменниковых — оба они, выйдя недавно из заключения, вновь успели совершить несколько тяжких преступлений.

— Молодой человек, можно вас на минуточку!

И Виктор отступил в сторону, жестом приглашая того на площадку. В ту же минуту из глубины квартиры выплеснулся истерический женский вскрик:

— Это мой муж!.. Я его никуда не отпущу!..

— А, ладно, — досадливо отмахнулся «муж» и шагнул через порог.

Следом выскочила растрепанная, с красным лицом девица. Судя по всему, «под градусом». На какие-то доли секунды Виктор невольно переключил на нее внимание, и этим не преминул воспользоваться преступник: неожиданно отбросив Виктора к стене, рванулся к выходу из подъезда.

Однако Виктор не растерялся: стена помогла ему спружинить телом, он резко оттолкнулся, прыгнул и в прыжке настиг беглеца — успел схватить за рукав. И сразу перехватил пониже — поймал кисть, резко завернул руку за спину. Преступник охнул, с усилием выдавил:

— Л-ладно, гражданин н-начальник, н-не ломай руку: сам пойду.

— Слово?

— В законе!

Виктор отпустил его. И через минуту обругал себя мысленно за «рыцарство»: у выхода на улицу, возле порога, где скопился на цементном полу снег и где он уже поскользнулся давеча, сейчас ноги вновь разъехались в стороны, а преступник, мгновенно оценив ситуацию, рванулся за дверь. Но и на этот раз не ушел далеко: Виктор догнал его в десятке шагов от подъезда, на тротуаре, когда тот огибал «Волгу».

Завязалась борьба. Они повалились в палисадник — в снег, набросанный с тротуара. Снег оказался жесткий, комками, почти не сминался, они не угрузли в него, а барахтались на бугристом склоне, и Виктор поневоле вспомнил о лежавших в кармане перчатках: льдистые комки больно царапали, обдирали голые руки.

Силы бандиту было не занимать, да, кроме того, ему не мешала одежда, и он сумел подмять Виктора и даже попытался ухватить за горло. Только эта попытка как раз и подвела его: он ослабил хватку на торсе, Виктор не упустил возможности — вывернулся наверх. Вывернулся, оседлал противника, придавил одну его руку коленом, вторую согнул в локте и круто отвел вбок — так, чтобы, при попытке вырваться, боль в локте останавливала преступника.

Теперь у Виктора освободилась левая рука. Он расстегнул полушубок, стал снимать с брюк поясной ремень.

И все же неизвестно, справился бы с этим детиной Виктор, сумел ли связать, если бы не девица, выскочившая на улицу вслед за ними: увидев, что сотрудник милиции берет в схатке верх, она завопила, как перед этим в подъезде:

— Это мой муж, оставьте, отпустите, он ни в чем не виноват, отпустите!..

Она завопила, и вопль ее услышал, как потом рассказывал, Иван Андреевич. Он покинул свой пост под окнами квартиры, поспешил на помощь Виктору. Брючным ремнем они скрутили преступнику руки, посадили его в машину. Девица все не умолкала, пока бандит не прикрикнул:

— Чего хипеж подняла, ночь на дворе!

Иван Андреевич остался у машины, а Виктор побежал обратно в дом: выуживать второго.

Дверь в квартиру оставалась открытой, свет по-прежнему не горел. Виктор, напрягая зрение, шагнул в темноту узкого коридора, нашарил рукой выключатель, щелкнул раз, другой — безрезультатно.

— Не трудись зазря, — услышал шепот, — лампочка-тя разбитая.

Шепот этот почему-то вдруг испугал его, он отпрыгнул обратно за порог и отсюда уже разглядел в глубине коридора маленькую старушку-толстушку. Она делала ему рукой непонятные знаки.

Виктор спросил, тоже невольно переходя на шепот:

— Чего вам, бабуля?

Она как-то боком, прижимаясь спиной к стене, прошмыгнула из коридора к нему, на площадку, показала жестом, чтоб Виктор наклонился, прошептала в самое ухо:

— С топором он…

— В комнате?

— Не, в узле в этим.

— А, в санузле? Он у вас совмещенный?

— Освещенный, как же, только не знаю, цела ли и там лампочка-тя.

Несмотря на всю напряженность ситуации, Виктор не удержался от улыбки. Она сказала:

— Не лыбься, я те всерьез: с топором он…

— Бог не выдаст, свинья не съест… А где вход в этот ваш узел?

— Да вот же!..

Из коридора — две двери: одна — в комнату, вторая, ближняя к площадке, — в санузел. Это мимо нее старушка прошмыгнула с такой опаской.

Виктор решительно шагнул к этой двери, толкнул плечом — не тут-то было!

Постучал кулаком — молчание.

— И долго сидеть там собираешься?

Молчание.

— А ну, выходи по-хорошему!

Молчание.

— С топором он, — напомнила бабка.

— Да, вы говорили, — кивнул Виктор. — А как зовут его?

— Ты мне сказал, как тебя зовут?

— Разве не сыновья ваши?

— Да я их в глаза до сегодняшего вечера не видела! Любка приволокла откуда-то.

Виктор еще потолкал дверь плечом, предупредил:

— Слушай, парень, ломать буду.

— Ломай, падло, — донеслось из-за двери, — ломай, я тебя встречу как надо!

— А-а, заговорил.

Виктор отошел в дальний угол коридора, чтоб разбег был хотя бы в два шага, резко рванулся вперед и ударил в дверь ногой. Задвижка не выдержала, дверь распахнулась.

— Выходи! — крикнул он в темноту образовавшегося проема.

Молчание.

Виктор вгляделся; в глубине, напротив дверного проема — контуры ванны, в стене над иен — прямоугольник небольшого окна, что выходит, очевидно, в кухню; в окно проникает какой-то слабый, отраженный свет — видимо, от уличного фонаря — слабый, отраженный, но благодаря ему можно рассмотреть не только ванну, но и умывальную чашу справа, какую-то скамейку и стиральную машину слева, а главное, оба дальние угла: ни в том, ни в другом — никого. Значит, преступник либо слева, либо справа от двери, за стеной.

Виктор поправил на голове шапку.

— С топором он…

— Знаю.

И прыгнул в проем. Прыгнул с расчетом, чтобы проскочить до самой ванны. Это ему удалось. Там он мгновенно развернулся и сразу увидел отчетливый силуэт человека со вскинутой кверху рукой. Ни секунды не медля, Виктор бросился к нему, перехватил руку с топором.

— Не балуй, Загуменников, — посоветовал, — за такое ведь вышка, не меньше.

Бандит обмяк, прекратил сопротивление.

— Откуда фамилию знаете?

— Смотри ты, какие перемены: то подлюкой крестил, а тут на «вы» переключился.

Вывел преступника на площадку, повернул лицом к стене, обыскал. В кармане пиджака обнаружился небольшой складень, перепачканный кровью.

— За что человека пырнул?

— Вот вы с какого конца на нас вышли… Живой он?

— За что пырнул, спрашиваю?

— Так, глупость. По пьянке.

В сиплом голосе не было раскаяния. Виктор подумал: такой мог без раздумья ударить и топором. Спасибо старушенции — предупредила.

— Благодарю за помощь, — подмигнул ей дружески.

— Тебе спасибо: от этаких гостеньков избавил, — и спросила помедлив: — А Любку-тя… тоже забираешь?

— Вернется сейчас.

Хлопнула наружная дверь. Виктор сказал:

— Вон, легка на помине.

Но в подъезд вошел молодой мужчина с маленьким чемоданчиком в руках; из-под короткого пальто белели полы халата.

— «Скорая» прибыла, — определил Виктор и не удержался от упрека врачу: — Не очень-то вы спешили на вызов. Мы уже здесь, знаете, сколько?..

Посмотрел на часы и не поверил себе: с того момента, как они вошли с Иваном Андреевичем в подъезд, минуло лишь семь минут.

Стремянка от дежурки

1
Сообщение поступило в первом часу ночи: в 18-ю больницу, что в рабочем поселке Обской ГЭС, доставлен труп молодого мужчины, сбитого неизвестной автомашиной.

Виктора сообщение застало в пути: он ехал с КПП на служебном ГАЗ-69 в райотдел, чтобы сдать смену, а тут по рации это известие. Связался сразу с отделом, доложил, что отправляется на место происшествия, и погнал «газик» на левый берег.

Обширный двор 18-й больницы весь засажен деревьями, они покрылись уже листвой — май на исходе! — и, когда машина нырнула в зеленый туннель, Виктору стало даже не по себе от мысли, что смерть настигла человека в такую ночь, когда все в природе зовет к жизни, к радости. Нелепая, бессмысленная смерть под колесами автомашины…

Он подъехал к моргу — одноэтажному каменному домику в глубине двора. Неподалеку от входа громоздился пустой рейсовый автобус с тускло отсвечивавшими темными окнами. Зачем он здесь, было непонятно. Объехав его, Виктор с облегчением увидел возле самого крыльца милицейскую «Волгу». Значит, аппарат райотдела уже включился в расследование.

За те пять лет, что работает в милиции, Виктору уже приходилось навещать по разным поводам морги. Казалось бы, должен привыкнуть, однако всякий раз при входе в это помещение испытывал к нему чувство неприязни, словно именно оно было повинно во всех на свете смертях. И еще: к чувству неприязни примешивалась махонькая, но все же ощутимая крупинка робости перед тем неведомым, что содержит в себе смерть для всякого живого существа.

С этим сложным чувством, мгновенно охватившим его, он и открыл дверь домика, заранее готовясь вдохнуть знакомый и неприятный для него запах формалина, карболки, нашатыря, хлорамина и еще черт знает каких дезинфицирующих составов. Однако вместо этого ноздри его ощутили аромат сигареты — она дымилась в зубах у невысокого седого человека в милицейской форме с блокнотом и карандашом в руках. Это был Федор Сергеевич Гавриленко, дежурный по райотделу. Увидев Виктора, он сказал, обращаясь к маленькой женщине, что склонилась над носилками, стоявшими прямо тут, в прихожке, в двух шагах от порога:

— Вот, я же вам говорил, Светлана Ивановна: Виктор себя ждать не заставит.

Светлана Ивановна Богданова, райотдельский следователь, повернула к Виктору смуглое лицо, молча кивнула ему и вновь склонилась над носилками. На носилках вытянулось длинное, уже окоченевшее тело мужчины — черные полуботинки, синий плащ, серые брюки, серый, забрызганный кровью пиджак, испачканная кровью клетчатая рубашка… Виктор заставил себя перевести взгляд с рубашки на лицо покойного и не увидел лица: сплошная рана. Видимо, машина проехала по голове.

От страшного этого зрелища Виктору сделалось не по себе, он принялся поспешно шарить по карманам. Но увы, все было рассчитано точно: заканчивая смену, он приканчивал обычно и взятую с собою полную пачку «Беломорканала».

— Хочешь сигарету? — предложил Гавриленко, от которого не укрылось, как видно, состояние Виктора.

— Кашель меня забивает от них, — сказал Виктор, тем не менее протягивая руку.

Глотнув едучего дыма, действительно закашлялся, но сумел подавить кашель и, вновь проходя взглядом по одежде несчастного, спросил у Светланы Ивановны:

— Обнаружили что-нибудь?

— Ничего существенного, — ответил за нее Гавриленко. — Ни следов протектора, ни следов краски — ничего!

— Удостоверение личности там, — вставила Светлана Ивановна, кивнув на столик в углу.

Виктор развернул синие корочки:

«Пассажирское автотранспортное предприятие № 4. Должность — слесарь. Ф. И. О. — Дементьев Геннадий Федорович».

— Четвертый автопарк — где это у нас?

— На Первомайке, — подсказал Федор Сергеевич. — Я уже думал над этим: зачем его, бедолагу, несло сюда, в Советский район: как-никак два десятка километров?

— Странная логика, — разогнулась Светлана Ивановна. — Мало ли зачем мог приехать человек: на свидание к девушке, в гости к приятелю, навестить родных…

— В представлении женщин мужская логика всегда выглядит странной, — посетовал, ни к кому не обращаясь, Гавриленко. — А только объясните мне, будьте добры, почему он поехал в столь позднее время? Что, это пятница, конец рабочей недели? Или суббота?..

Теперь он адресовал свой вопрос к нему, Виктору, но Виктор не успел ответить: Светлана Ивановна спросила — и опять у него же:

— Разве мы уже установили час, когда именно был сбит этот человек? Нам известно, насколько я понимаю, лишь время, когда его доставили сюда…

Виктор понял, что пора вмешаться.

— А кто подобрал его? — спросил он у Федора Сергеевича. — И где?

— Автобус видел у крыльца? — вопросом ответил Гавриленко.

— Стоит.

— На нем и был доставлен труп. Водитель сказал, что обнаружил его, проезжая по Ветлужской, в том месте, где строится новая пятиэтажка.

— А где водитель?

— Домой, надо думать, ушел.

— Вы говорили с ним?

— Нет, уже не застали, это я со слов медсестры, — Гавриленко полистал блокнот, добавил: — Номер я записал на всякий случай: ЗИЛ-158 № 40–60 НСК.

Он прикурил новую сигарету, вопросительно поглядел на Светлану Ивановну. Та пожала плечами:

— Собственно, здесь мы ничего не установим: осмотр тела результатов не дал, а иные источники — вне больницы.

— Я к тому и веду, — пояснил Гавриленко, — не пора ли, мол, на место происшествия?

2
Подъезжая к строящейся пятиэтажке, Виктор еще издали, несмотря на ночную тьму, рассмотрел человека, топтавшегося на обочине дороги, возле ограждавшего стройку забора.

«Да это же постовой!» — опознал Виктор, подъехав поближе, и его осенила запоздалая догадка: Гавриленко распорядился выставить охрану… Соображает старик!

— Как тут? — обратился Федор Сергеевич к постовому, выходя из машины.

— Все в полной неприкосновенности, товарищ старший лейтенант. В каком виде я застал, так все и осталось.

Гавриленко поблагодарил постового, отпустил его.

Приступили к осмотру. Ветлужская делала тут широкий вираж — огибала заболоченный пустырь, прижав выгнувшийся бок свой к забору новостройки. Этакая асфальтированная кривулина, оробевшая перед пустырем; и на самом выгибе кривулины, возле поребрика, — загустевшая лужа крови.

— Посвети, — попросил Гавриленко, доставая рулетку.

Виктор включил фонарик, помог обмерить страшную лужу. Гавриленко достал блокнот, записал: 1 м X 70 см.

— Здесь она его и настигла, костлявая.

— Навряд ли здесь, — подошла Светлана Ивановна. — Я осмотрела асфальт выше по дороге и…

— Вечно вы со мной спорите, — недовольно перебил Гавриленко и тут же попросил нетерпеливо: — Ну, рассказывайте же, что вы там обнаружили?

— Может быть, лучше показать?

Светлана Ивановна провела их метров на двадцать выше по дороге, посветила фонариком: пыль, сбившаяся в виде валика вдоль всего поребрика, была в этом месте порушена, а в направлении страшной лужи, на протяжении всех двадцати метров, разметена по асфальту, будто здесь проволокли куль с песком.

— Пожалуй, вы правы, Светлана Ивановна, — признал Гавриленко, — сбила она его выше, а потом волокла, пока тормоза не сработали, и где он остался лежать, тут и натекла кровь.

Измерили расстояние от места удара до натека: 21 метр. Потом обследовали участок дороги ниже натека, но никаких следов больше не обнаружилось. Светлана Ивановна и Гавриленко вернулись обратно, а Виктор прошел еще вперед — к темневшему у левой обочины непонятному предмету. Оказалось, это подвесная лесенка, сваренная из обрезков водопроводной трубы, — такие обычно цепляют к задним бортам грузовых машин, приспособленных для перевозки людей.

Она лежала тотчас за выбоиной, что пересекала поперек всю проезжую часть улицы — от поребрика до поребрика. Видно, в этом месте проходила под землей какая-то траншея, грунт со временем просел, асфальт потрескался и раскрошился — и вот вам непредвиденный трамплин для испытания на прочность автомобильных рессор.

Виктор окликнул спутников. Светлана Ивановна и Гавриленко осмотрели находку, замерили расстояние от нее до места, где пролилась кровь, — 38 метров.

— Стремянку надо будет включить в протокол, — сказал Федор Сергеевич, делая пометку в блокноте. — Мне теперь так картина представляется: сбив пешехода, водитель испугался, метнулся на противоположную сторону дороги и наддал; тормозить перед выбоиной было уже некогда, он перемахнул через нее с ходу, и машину так тряхануло, что, несмотря на эти большие крючья, лестница сорвалась с борта. Можно допустить, что водитель слышал, как она грохнулась на асфальт, но тут уж не до нее — скорей, скорей подальше от злополучного места.

— Скорей подальше, — с горечью подхватилаСветлана Ивановна, — скорей подальше вместо того, чтобы остановиться, оказать пострадавшему помощь… Какая все-таки подлость!

Виктор подобрал стремянку, отнес к себе в машину.

— Видимо, так все и было, — согласился он с выводами Федора Сергеевича. — Водитель испугался ответственности и поскорее удрал… Только одного я не пойму: зачем этого-то горемыку вынесло на проезжую часть? И главное, в таком месте — ни остановки автобуса тут, ни жилья…

— Положим, до жилья отсюда рукой подать, — возразил Гавриленко. — Вон же, сразу после забора дома начинаются. Да и на задах у стройки, как видишь, большой дом.

— Как раз из этого дома он и мог выйти, — поддержала Светлана Ивановна. — А чтобы не колесить вокруг стройплощадки, пересек ее напрямую.

Она вернулась к забору, прошлась вдоль него.

— Идите-ка, взгляните, — позвала их, — Вот он и лаз.

В заборе и в самом деле были выломаны две доски, на нижней поперечине темнела грязь: кто-то скребнул подошвой.

— Да, пожалуй, все так, — опять согласился Виктор. — Через эту дыру он вылез, прошел вдоль дороги вперед, а тут машина…

— Именно, — подхватил Гавриленко. — Он сошел на проезжую часть и стал голосовать.

И сам же засомневался:

— Странно лишь, почему он пытался остановить машину, которая шла не в сторону Первомайского района, а в противоположном направлении?

— Снова эта железная мужская логика, — вздохнула Светлана Ивановна. — Мог он, помимо этого дома, поехать еще к кому-то? А то просто решил подъехать до автобусной остановки? Мало ли что могло руководить его поступками!

Спорить не приходилось: они действительно не в состоянии угадать, что именно предопределяло действия покойного сегодня вечером. Впрочем, уже не сегодня, а вчера.

Подумав об этом, Виктор посмотрел на часы: ого, два скоро! То-то нигде в окнах света не видно, спит давно честной народ. И преступник, поди, тоже решил, что может спокойно спать: попробуйте найдите его в миллионном городе.

Вспомнился плакат, занимавший одну стену в Ленинской комнате райотдела:

«Важно не то, чтобы за преступление было назначено тяжкое наказание, а то, чтобы ни один случай преступления не проходил нераскрытым».

И подпись: ЛЕНИН.

НИ ОДИН случай… Чтобы НИ ОДИН преступник не мог спать спокойно.

А только в данном конкретном случае придется, наверное, смириться с поражением: что можно сделать, если не оставлено никаких следов? Хотя бы один очевидец…

— Ну, что, товарищи, будем подводить итоги? — прервал его размышления Гавриленко. — Имеем мы что?.. Впрочем, ничего мы не имеем, никаких улик.

— Никаких, — точно эхо, отозвалась Светлана Ивановна.

— Стремянка не в счет, — продолжал Гавриленко, — ее мог обронить кто угодно…

— Не в счет, — присоединилась Светлана Ивановна. — В разряд вещественных доказательств ее не отнесешь, с ее помощью ничего не докажешь.

— Все наши давешние рассуждения логичны, однако это не больше, чем рассуждения, одна из рабочих гипотез…

— Именно, — вновь согласилась Светлана Ивановна. — А с гипотезой преступника не изобличишь, даже если бы и удалось каким-то образом найти его.

— А ты чего молчишь, Виктор? — повернулся Гавриленко к нему.

— Да вот думаю, как он сейчас спит: спокойно или нет?

— Кто спит?

— Этот, который сбил… Приехал к себе в гараж, осмотрел машину, помыл на всякий случай — и домой. Ужинать, читать газеты, сидеть у телевизора. А потом спать. Спокойно — не найдут…

— Знаешь, Витек, одно дело — угрызения совести и совсем другое — конкретные действия. А что мы можем конкретно предпринять в данной ситуации? Ну, скажи, можем мы что-нибудь предпринять? Какие у тебя предложения?

— Да никаких у меня предложений, просто… А что, если отложить составление протокола до утра? Все же стремянка-то у нас есть, я бы над ней поразмыслил.

Гавриленко развел руками: какой разговор, размышляй. И оглянулся на следователя:

— Как, Светлана Ивановна?

— Могу лишь пожелать успеха. Я и сама присоединилась бы к Виктору Пантелеевичу, да работа в отделе ждет — никто за меня ее не сделает.

3
Прежде всего надо было для себя решить, какой тип машин имело смысл разыскивать. Конечно, стремянку мог обронить любой грузовик, на котором хотя бы изредка перевозят людей. Однако в данном случае в действие вступал фактор времени, благодаря которому круг машин резко ограничивался: слесаря сбили около двенадцати ночи, может быть даже чуть позже, а в такое время грузовые машины предприятий и учреждений не ходят, в такое время обычно бегают дежурки. Вот на них и следовало сосредоточить внимание.

Ну, а где в их районе могут стоять дежурки? Здесь, на левом берегу Оби, имеется шесть подлежащих проверке гаражей, на правом — четыре. Итого — десять. Если вместе с переездами на каждый положить по полчаса, потребуется пять часов. Сейчас половина третьего, так что где-то к восьми утра он пройдет по всему кругу.

Что же, в путь!

По-хорошему, заскочить бы домой, перекусить, но это еще полчаса, а то и больше…

Первый из гаражей находился в десяти минутах езды от места происшествия. Он представлял собой большой кирпичный корпус, обнесенный кирпичной же оградой. Вход на территорию — через проходную будку, прилепившуюся к торцу корпуса.

Виктор подъехал, заглянул в окошечко будки — темно. Вылез из машины, подергал дверь — заперта. Постучал — никакой реакции. Попробовал побарабанить в окошко — тот же результат. Что было делать? Отступиться?

Перед своим приходом в госавтоинспекцию Виктор работал старшим механиком в одном из гаражей Академгородка. Так вот, у них там на ночь тоже оставался сторож, который, проводив механика, тут же укладывался спать и уже не реагировал ни на какие стуки, крики, даже телефонные звонки, хотя аппарат ставил возле самого уха. Зато стоило прозвучать у ворот автомобильному гудку, мгновенно кидался открывать ворота. Вспомнив теперь об этом, Виктор вернулся к машине, давнул на сигнал.

И — точно: в будке вспыхнул свет.

— Кого там еще выпендрило? — донеслось из-за двери.

Виктор назвал себя. Сторож, как показалось Виктору, впустил его не очень охотно. Впрочем, ночь на дворе: кому охота будоражиться?

— Не спится? — ехидно осведомился он, пропуская Виктора в узкую дверь.

Сам он, кстати, не выглядел заспанным — во всяком случае, не настолько, чтобы не услышать стука в дверь. Это был невысокий плотный старик в накинутом на плечи кителе времен войны — такие носили, кажется, старшины в пехоте; на груди темнели пятнышки аккуратно заштопанных дырочек от орденов.

«Ветеран, — отметил про себя Виктор. — Из бывалых».

— У меня к вам только один вопрос, — обратился к старику, — возвращались в гараж какие-нибудь бортовые машины после двенадцати ночи?

Старик почесал пальцем щеку.

— После двенадцати-то? Как же, возвращались.

— Вы помните, какие именно? Можете показать?

— Машины-то? Почему не могу?

Вдел руки в рукава кителя, аккуратно застегнулся на все пуговицы, снял с вешалки шапку.

— Значит, которые после двенадцати?..

Повел Виктора через внутреннюю дверь во двор, повернул выключатель на стене своей будки — зажглись фонари по углам двора. В их свете Виктор увидел до десятка бортовых машин, однако сторож направился не к ним, а к стоявшему наособицу маленькому служебному автобусу.

— Что — этот вот? — не понял Виктор.

— После двенадцати который.

— А те? — растерянно кивнул Виктор на грузовики.

— Они еще до меня вернулись, а я в двенадцать ноль-ноль заступил.

— Чего же, — не сдержал Виктор раздражения, — голову морочил? Я ведь про бортовые спрашивал.

— Не поняли друг друга, получается, — спокойно отрезал старик и вдруг спросил, тоже переходя на «ты»: — А чего ищешь-то их, бортовые?

Виктор снова не сдержался:

— Знаешь, дорогой папаша…

И оборвал себя, подумав: собственно, почему он скрывает причину поисков? Почему с самого начала не сказать было старику, какая драма заставляет его среди ночи колесить по гаражам вместо того, чтобы досматривать пятый сон в своей постели?

— Такая штука, батяня: человека сбили…

— А-а, вот оно… А этот-то скрылся, получается?

— В чем и дело!

— Тогда тебе вот где посмотреть надо…

Но прежде, чем изложить свои соображения, он достал из нагрудного кармана кителя папиросу, покатал ее между пальцами. Однако прикуривать не спешил.

— Норму я себе установил, — счел необходимым пояснить, — одна папироса за ночь. Вот и думаю: сейчас выкурить или до рассвета оставить? На рассвете ужасное дело, как курить…

И не договорил, вглядываясь с подозрительностью в лицо Виктора (Виктор и сам не знал, что в эту минуту отразилось у него на лице).

— А ведь ты без курева, парень, — определил старик. — А? Точно? Старого курильщика не проведешь!

И как Виктор ни противился, заставил взять его эту единственную, так расчетливо сохраняемую папиросу. Лишь дождавшись, когда гость закурит, принялся называть адреса гаражей — и тех, что размещались здесь, в левобережье, и тех, которые были раскиданы по правому берегу Оби. В границах их Советского района, естественно.

Сторож называл адреса, а Виктор отмечал про себя: ага, этот он и сам имел в виду, и про тот помнил, и в том собирался побывать… Вышло, все те же десять гаражей, уже взятых им на заметку (считая и этот, в котором находился); ничего нового старик к его списку не прибавил.

— А еще знаешь, где бортовые дежурки могут быть? Во дворе управления механизации Сибакадемстроя, хотя гаража там и нету. Загляни на всякий случай.

Он проводил Виктора до самой машины.

— И что я тебе посоветовал бы, — сказал, прощаясь, — не таись от людей-то, иди к ним с откровенностью, и они тебе, это самое, получается…

Виктору это нравоучение пришлось не совсем по НУТРУ> но он не показал вида, поблагодарил старика и включил зажигание.

«Что же, — сказал себе, — пойдем по кругу».

Навестил один гараж, другой, третий — действовал уже как автомат: приезжал, стучался, входил, здоровался, задавал вопрос о машинах, прибывших после полуночи, осматривал, благодарил, прощался и — снова за руль.

Ночь, несмотря на усталость, минула незаметно. В шестом часу, когда уже день белый властвовал на улице, наконец закончил проверку, поставив мысленно напротив каждого из десяти адресов обескураживающий минус: на всех бортовых дежурках, которые подвергались осмотру, стремянки оказались на месте.

И пройдя список, спросил себя: что же дальше? И тут его осенило: а не могло быть так, что преступник, обнаружив на машине следы крови, решил попросту не возвращаться сегодня в гараж, а поехал сразу к себе домой, помыл машину, оставил у себя под окнами и улегся со спокойной душою спать? Не могло так получиться? И он-то хорош, новоиспеченный Шерлок Холмс, не догадался ни в одном из гаражей узнать, все ли машины возвратились!

Мысль эта обожгла, когда уже покидал последний гараж. Вернулся, сел на телефон и снова двинулся по всему кругу. И опять — минус, минус, минус…

«А еще знаешь, где бортовые дежурки могут быть?»

В самом деле, что он потеряет, если заглянет в управление механизации Сибакадемстроя? Ну, уйдет на это еще полчаса, так зато душа будет спокойна, что не упустил ни одной возможности найти концы от этой чертовой стремянки.

Поехал. Двор здесь просторный, хоть в футбол гоняй. В глубине его, на задах у кирпичного корпуса, — зеленая щитосборная времянка: пристанище диспетчеров и дежурных водителей. Напротив — площадка, где обычно оставляются на ночь машины. Сейчас здесь мирно дремали маленький служебный автобус, самосвал и два бортовых грузовика.

Виктор хотел было пойти к диспетчеру — узнать, в какое время прибыли бортовые машины, но одумался: надо прежде осмотреть их, и, если стремянки на месте, так можно и не беспокоить диспетчера. Оставил «газик» у ворот, прошел к стоянке. И — как током ударило: на ближней к нему дежурке стремянка отсутствовала.

Нет, нет, нет, совсем не то, как если бы она вообще никогда не существовала в приложении к этой машине, — нет, в данном случае она именно отсутствовала, временно покинув законно принадлежащее ей место. Ее следы — две светлые вертикальные полосы, где она стерла металлом краску с зеленого борта, — эти следы, подобно тавру на крупе лошади, могли принадлежать только ей и ничему иному.

Он сбегал — не сходил, а именно сбегал — в свой «газик» за стремянкой, повесил ее на борт, и трубчатые боковины сошлись с потертостями, как сходятся приработавшиеся детали единого механизма.

«А еще знаешь, где бортовые дежурки могут быть?»

Надо будет потом заглянуть к старику, сказать спасибо.

Виктор привалился к борту плечом и постоял так, заставляя себя успокоиться. Вот когда по-настоящему овладела им усталость. Тупая ноющая боль вдруг наполнила мышцы спицы и шеи (сказывалось пребывание за рулем), голова стала непривычно тяжелой, веки набухли, стоило усилий удерживать их в надлежащем положении.

— Устал как собака, — пожаловался вслух самому себе.

Но усталость усталостью, а поиски надо было приводить к знаменателю.

— Это ваши дежурки под окном? — спросил, зайдя к диспетчеру.

— С чужих дорого берем, — обрадовался тот возможности перекинуться словом с живым человеком, — так что не очень претендуют на постой.

— А где водители?

— Дрыхнут, — кивнул он на дверь, что вела в соседнюю комнату. — А что, какое-нибудь нарушение?

Виктор промолчал, распахнул дверь: тесная комнатка с небольшим столом в центре, вдоль стен широкие скамьи — на них и пристроились оба водителя.

Подошел к одному, ко второму, вгляделся — спят, как младенцы. Который из двух?

Диспетчер из-за порога с удивлением наблюдал за его действиями. Виктор поманил пальцем, показал через окно на автомашину-дежурку: чья? Диспетчер вместо ответа подошел к тому из спящих, что пустил слюну, довольно бесцеремонно растолкал. Бедняга даже всхлипнул, расставаясь с приятными сновидениями, и, тряся головой, спустил со скамьи ноги. И стоило ему сесть, как Виктор понял: с этим молодым человеком уже где-то встречался.

Водитель же, едва подняв глаза, воскликнул:

— Виктор Пантелеевич?! Что вас в этакую рань…

И прикусил язык — очевидно, на слове «принесло», посчитав его, наверное, недостаточно вежливым. Теперь Виктору припомнилось: он, Виктор, участвовал в работе комиссии, когда тот сдавал на второй класс.

— В котором часу приехал с левого берега? — задавая вопрос, Виктор пытался отыскать на лице у водителя следы испуга или хотя бы растерянности.

— После часа ночи, — услужливо выскочил диспетчер.

Виктор недовольно покосился на него, а водитель подтвердил со сладким зевком:

— Да, что-то около того.

Нет, он совсем не походил на преступника. Или такой актерский талант?

— А где твоя стремянка? — ударил Виктор.

— Что, вы ее подобрали? Где-нибудь на левом берегу?

— Сможешь опознать?

— Еще бы: сам варил.

Пошли к машине. Увидев на борту свою потерю, водитель в смущении развел руками.

— Виктор Пантелеевич, что вы со мной делаете! Меня же совесть замучает: из-за этакого растеряхи тащились сюда в такую рань.

Но произнося эти слова, он задумался, пристально посмотрел на Виктора.

— Постойте-ка, постойте, не тот ли след на меня вас вывел, что парень под автобус попал?

Виктор вздрогнул.

— Откуда тебе о нем известно?

— От тех же самых баб, думаю, что и вам? Только в свидетели я не гожусь: своими глазами ничего не видел.

— Знаешь, не темни: какие еще бабы?

— Так они у вас не были?..

Водитель опять задумался, вновь поглядел пристально на Виктора.

— Кажется, начинаю соображать: лесенку-то мою, поди, на Ветлужской подобрали?

Припухшее после сна лицо его стало быстро бледнеть, губы дрогнули и обвисли.

— Так недолго и в историю угодить: на меня, выходит, тень легла?

— Выходит, — жестко подтвердил Виктор и напомнил: — А теперь вернемся к твоим бабам.

— Не мои они, случайно я на них вышел. Вернее даже сказать, не я, а они на меня.

В диспетчерской зазвонил телефон. Однако поднять трубку было некому: хозяин торчал в дверях домика, с любопытством прислушиваясь к необычному диалогу. Телефон продолжал звонить, и водитель, обернувшись на звук, увидел в дверном проеме диспетчера.

— Интересуешься? — ласково спросил и вдруг рявкнул, выплеснув в крике все напряжение: — Ах ты, гад длинноухий!

Диспетчер мгновенно исчез. Тем не менее водитель не захотел продолжать разговора на улице, позвал Виктора в кабину своей дежурки, захлопнул дверцы, поднял боковые стекла и лишь после этого принялся рассказывать о двух женщинах, которые остановили его ночью на Ветлужской и попросили подвезти до дома. Он взял их в кабину, пошутил: не боятся ли, мол, гулять в столь позднее время без мужского сопровождения. И здесь одна из них расплакалась и рассказала сквозь слезы, что они ехали на автобусе, а на Ветлужской из него вывалился один из пассажиров, попал под колеса, и водитель прогнал всех остальных, заявив, что ему надо увезти пострадавшего в больницу.

— Очень напуганы были обе, — передавал свое впечатление водитель. — Одна все плакала, а вторая тряслась — зуб на зуб не попадал…

— И куда увез их?

— На Шлюзовую. Дом 20.

— Большой дом?

— Заботитесь, как найти там? Одна из них квартиру назвала: шестидесятая… Они стали деньги предлагать, а я отшутился — заеду, мол, как-нибудь на чашку чая. Вот она и… Если считаете, могу поехать с вами.

— Не нужно, отдыхай. Вот разве что…

— Слушаю, Виктор Пантелеевич.

Виктор помялся, но желание закурить было не просто сильным, а прямо-таки непреодолимым, и он махнул рукой на приличия.

— Так получилось: без папирос остался…

— Ну, этакая-то беда нам по плечу!

Водитель пошарил в вещевом ящике, извлек непочатую пачку «Севера».

— Берите всю, у меня еще есть.

Виктор поблагодарил, выпрыгнул из кабины.

— Ну, отдыхай, — повторил вновь.

— Какой теперь отдых!

Последняя фраза прозвучала как упрек, однако Виктор не чувствовал угрызений совести: ради истины можно немного и пострадать.

4
Связался по рации с райотделом.

— Федор Сергеевич, это вы?

— Нашел что-то? — догадался Гавриленко. — Ну, не тяни за душу, выкладывай!

Виктор пересказал разговор с водителем, назвал адрес женщин, которых дежурка подобрала на Ветлужской.

— Может, Светлана Ивановна подъедет туда? Мы вместе бы…

— Не клади трубку, — сказал Гавриленко и тотчас крикнул кому-то, чтоб пригласили следователя. А через полминуты окликнул Виктора: —Ты слушаешь? Так вот, минут через пятнадцать она будет на месте. Устраивает?..

Поехал на Шлюзовую. Шел уже седьмой час утра. Зарулив во двор, обежал взглядом бесчисленные окна. Дом начал просыпаться. Хорошо бы, если б и те женщины тоже успели подняться.

Вскоре приехала Светлана Ивановна. Вместе отыскали нужный подъезд, а затем и нужную квартиру.

Открыла молодая женщина — лет тридцати или чуть больше, увидела милицейскую форму, покивала без удивления неприбранной головой:

— Да-да… Да…

Провела их в комнату, торопливо накинула на смятую постель покрывало.

— Вы насчет этого случая… несчастья этого?

— В автобусе вы, кажется, вдвоем были? — задала встречный вопрос Светлана Ивановна.

— Соседка моя. Этажом выше. Сейчас позову.

Пришла худенькая блондинка в накинутом на плечи пальто; лицо бледное, усталое, как после бессонной ночи. Хозяйка пододвинула ей стул, кивнула молча на стулья и гостям.

Виктор попросил:.

— Расскажите, пожалуйста, что произошло ночью?

— Все по порядку, — добавила Светлана Ивановна.

Блондинка поежилась под пальто, вздохнула просительно.

— Пусть лучше она…

Рассказывать стала хозяйка.

Они с соседкой работают на пивоваренном заводе; вчера заступили во вторую смену, освободились близко к двенадцати ночи; вышли на улицу — идет автобус, подобрал их; в салоне находились двое мужчин, женщина и совсем еще молодой парень, который пристроился на первом сиденье, у самой двери; был он, похоже, немного выпивши и дремал; дверь же почему-то всю дорогу оставалась открытой — на это они поневоле обратили внимание, потому что на них задувало; и еще обратили внимание, что автобус шел очень быстро…

— Как н-на гонках каких, — вставила блондинка.

— Именно что, а на беду как раз этот поворот — ну, напротив стройки…

— Его и выбросило в открытую дверь…

— Да, как мотануло нас на повороте, этот парень-то с переднего сиденья и вывалился на мостовую…

— А что водитель? — спросил Виктор.

— Все закричали тут по-страшному, он затормозил, да уж поздно…

— И что водитель? — упрямо повторил Виктор.

— Подходит к парню: «Ну, чего ты?..»

— А там к-кровь сплошная, — добавила вторая.

— И что же водитель? — вновь обратился к женщинам Виктор.

— А что водитель? — вздохнула первая. — Прогнал нас всех из автобуса — и вся недолга.

Вторая добавила:

— С-свидетелей испугался.

Испугался свидетелей… Именно так, иного объяснения его поведению искать не приходится. Уже тут, в первые минуты свершившейся трагедии, он, судя по всему, принимает решение выдвинуть версию, с которой потом и явился в больницу: проезжал мимо, увидел на мостовой труп, подобрал, привез. При этой версии свидетели не нужны. Вернее, даже опасны. Так что все логично.

— Как он выглядел — водитель? — Виктор полез в карман за блокнотом.

Женщины задумались, припоминая. Виктор стал задавать наводящие вопросы: примерный возраст, рост, лицо, одежда. Постепенно составился так называемый словесный портрет.

— Ну, теперь его и в толпе узнать можно, — поблагодарил женщин.

Светлана Ивановна обратилась к ним с просьбой съездить с нею в райотдел — оформить протокол. Этот важный документ потребуется в последующем на суде.

— А я в больницу, — сказал Виктор. — Осмотрю автобус и подежурю там: если хозяин за ним явится, то с утра пораньше.

По дороге в больницу Виктор вновь связался по рации с райотделом. Оказалось, Гавриленко не терял даром времени: по номеру автобуса успел установить фамилию водителя, место работы, домашний адрес.

— Так давайте мне адрес, — обрадовался Виктор.

— Увы, он там давно не живет, — остудил его пыл Федор Сергеевич. — Больше того: по справке адресного бюро гражданин Макаров Василий Николаевич, 1931 года рождения, из города Новосибирска выписан еще два года назад…

— Это что же: обретается у нас на нелегальном положении?

— Вроде того… А перед этим; как выяснилось, жил в Москве, был судим и выслан.

Федор Сергеевич записал со слов Виктора приметы преступника, чтобы сообщить их на железнодорожный вокзал и в аэропорты.

— Может, он и не надумает пока удирать, но кто знает?.. А тебе действительно надо подежурить у автобуса. Попозже я подошлю смену.

5
Автобус стоял на прежнем месте, неподалеку от входа в морг. Нужно было осмотреть его как можно тщательнее — от результатов этой операции зависело, обретет ли следствие вещественные доказательства, прямые улики преступления.

Вообще-то, в соответствии с требованиями инструкции, официальный осмотр транспортных средств после дорожных происшествий должен проводиться в присутствии понятых и представителей гаража: только в этом случае данные осмотра могут быть занесены в протокол, как в документ, который правомочен фигурировать на судебном процессе. Но где их было взять сейчас, понятых? А тем более представителей гаража? Да и рано еще думать о протоколе, нужно прежде самому увериться окончательно в причастности этого автобуса к ночной трагедии, найти хоть какие-то следы.

Начал с того, что проверил исправность передней двери салона: сел в кабину и попробовал пневматику. Дверь открывалась и закрывалась нормально, без малейших заеданий. Почему же в таком случае водитель вез ночью пассажиров с открытой дверью? Объяснение одно: халатность. Логично допустить, что он управлял машиной в нетрезвом состоянии.

Виктор еще посидел в кабине, подсознательно отдаляя начало осмотра: предстояло сделать над собой усилие — сосредоточиться, собрать себя в кулак, будто и не было вовсе этой бессонной ночи. Но ведь она была, и напоминанием о ней остался у него в голове гуд, какой можно уловить, прислонившись ухом к телеграфному столбу.

— Ну, будет, будет, — буркнул, покидая кабину.

Осмотру подлежала правая сторона машины.

Снаружи — ни на корпусе, ни на створках передней двери, ни на колесах — ничего не обнаружилось, даже пятнышка крови нигде найти не удалось. Тогда Виктор извлек из багажника старый ватник, расстелил его под автобусом, лег на спину и, подсвечивая фонариком, принялся обследовать днище. Подталкивая по асфальту лопатками ватник, он прополз от переднего до заднего колеса — чуть ли не обнюхал сантиметр за сантиметром уляпанный засохшей грязью каркас кузова. Увы, следов крови и здесь не нашел. И лоскутков одежды, как это бывает в подобных случаях, тоже не оказалось. Обескураженный и сбитый с толку, он уже собрался вылезать из-под этого чертова кузова, как внимание его привлек шпангоут — точнее, большая зазубрина на остром ребре шпангоута: в зазубрине темнело нечто, похожее на пучок волос. Еще боясь себе поверить, он поднес фонарик вплотную: точно, это были человеческие волосы.

Конечно, никакой не пучок — всего четыре коротких волоска, но Виктор знал теперь, что не напрасно мозолил под автобусом спину. Надо будет сообщить следователю и в присутствии понятых забрать потом эту ценную находку: она послужит важной уликой.

Что дальше? А дальше надлежало настричь немного волос с головы потерпевшего, чтобы лаборатория могла установить идентичность или, наоборот, отличие одних от других. Что же, он сейчас пойдет в морг и произведет эту несложную операцию. И, кстати, еще раз осмотрит труп: вдруг все же остались какие-то, пусть самые незначительные, следы на одежде?

Дверь в каменный домик по-прежнему оставалась незапертой. Шагнув за порог, Виктор с облегчением убедился, что носилки с телом покойного так и стоят здесь, в прихожке. Отсюда вели две двери — направо и прямо, обе они были закрыты, и благодаря этому, видимо, в прихожке не так сильно ощущался хлорамино-формалиновый настой. Тем не менее Виктор непроизвольно сдерживал дыхание, пока не принюхался и пока не подавил в себе уже испытанного сегодня чувства неприязни к этому помещению.

В морге царила мертвая, в первородном смысле этого слова, тишина. По-видимому, с момента их давешнего посещения сюда больше никто не заглядывал. Виктору почему-то трудно было в этой тишине сосредоточиться, она отвлекала его, заставляя вслушиваться в нее, и он порушил ее — начал негромко, нараспев разговаривать сам с собой.

— …во-от, сейчас осмо-отрим, сейча-ас…

Носилки были развернуты в прихожке боком ко входу (иначе они просто не уместились бы), Виктор перешагнул через них и, повернувшись спиною к двери, что вела в основное помещение, присел на корточки.

— …во-от, сейчас осмо-отрим, сейча-ас…

Внимание привлек раньше всего плащ, синий плащ из болоньи, который, как это ни странно, был весь перепачкан дорожной пылью не с наружной, а с внутренней стороны; наружная же оказалась, наоборот, в крови. Объяснение этому напрашивалось одно: после того, как парня выбросило через открытую дверь автобуса на мостовую, он, опамятовавшись, попытался вскочить, тут его ударило шпангоутом и задним колесом, плащ завернуло на голову и после этого уже мяло, било, давило, волокло, пока не сработали тормоза машины… Плащ завернуло на голову, поэтому на автобусе и не осталось следов крови.

Покончив с плащом, Виктор перешел к обследованию брюк.

— …во-от, сейчас осмо-отрим, сейча-ас…

Разговаривая сам с собой, он и впрямь перестал вслушиваться в таинственную и страшноватую тишину морга, сумел собраться, сфокусировать все внимание на деталях одежды пострадавшего. Не может быть, думалось ему, чтобы одежда не унесла на себе после этакой мялки ничего, кроме дорожной пыли да крови. Не может быть…

— …во-от, сейчас ос…

И потерял вдруг голос, осекся на полуслове с перехваченным горлом, с ощущением мгновенного озноба, пронизавшего, подобно удару тока, все тело — от пальцев в сапогах до корней волос под форменной фуражкой: мертвая тишина морга внезапно ожила, ударив по нервам скрипом двери у него за спиной. Скрипом двери, позади которой никого не было, не должно было быть, кроме покойников. И не успел еще повернуть на этот звук головы, как дверь не сильно, но ощутимо толкнула в спину.

— Кто тут? — нашел в себе силы на несуразный в данной ситуации вопрос, скользнув непроизвольно рукою к кобуре.

И неожиданно услышал в ответ:

— А я это же самое хотела у вас спросить: кто, мол, тут хозяйничает?

Из-за двери просунулась женщина в темном халате с закатанными рукавами, с мокрой тряпкой в руках: уборщица!

— Ф-фу-а, — выдохнул Виктор. — Теперь я знаю, как делаются заиками.

Женщина почмокала сочувственно губами;

— На тебе и взаправду лица нет… И зачем таких пужливых в милицию брать!

— И то верно, — искренне согласился он.

Вышел поспешно на воздух, закурил.

— Ф-фу-а, — повторил с наслаждением.

И добавил, хотя женщина, оставшаяся за дверью, и не могла его слышать:

— В милиции работают, мать, обыкновенные люди…

Солнце пригревало весьма ощутимо, и этот факт заставил Виктора спохватиться: предстоит встреча с преступником, а он прохлаждается. Часы показывали уже без двенадцати минут восемь, надлежало приготовиться.

Что нужно сделать в первую очередь? Никоим образом не показать преступнику, что милиция идет по горячему следу, не спугнуть его раньше времени.

Сел в свой ярко-желтый «газик», отвел в боковую аллею, за плотную стену декоративного кустарника. Теперь следовало подумать о собственной персоне — выбрать достаточно скрытную позицию для наблюдения. Оглядевшись, понял, что единственное подходящее место — уже знакомый каменный домик: справа от входа имелось окно, через которое можно наблюдать — за всеми подходами к автобусу.

Но в морг почему-то не хотелось, он продолжал озираться, колеблясь, пока не увидел сквозь кусты человека, который шагал от ворот по главной аллее. Возвращаться в морг было поздно, Виктор попятился к «газику».

Возможно, это и не водитель, но рисковать незачем.

Человек шел неспешно, очень спокойно, помахивая шапкой, зажатой в кулаке. Вскоре стало возможным рассмотреть одежду: на незнакомце была коричневая кожаная куртка.

Но ведь именно о такой куртке упоминали, описывая внешность водителя, женщины со Шлюзовой! Значит, все же он?

Через минуту не осталось никаких сомнений: тот направлялся прямехонько к автобусу. Теперь Виктор мог рассмотреть его во всех подробностях: среднего роста, широкоплечий, плотный, даже можно сказать, полноватый, лицо рыхлое, возраст… Ну, в общем-то, как и определили обе женщины, что-то близко к сорока.

Все приметы совпадали с тем описанием, какое они дали: он! Явился за машиной самолично (Виктор опасался — не подослал бы кого из дружков), будто и нет за ним никакой вины. Походил вокруг автобуса, оглядел кузов, двери салона, нагнулся к колесам на правой стороне — сначала к передним, потом к задним, окончательно успокоился: все в порядке, повода для тревоги нет. Достал сигареты, закурил, полез в карман за ключом зажигания…

Виктор решил: пора. Быстро вышел из-за кустов, окликнул:

— Товарищ водитель, это ваша машина?

— Моя…

На лице — ни беспокойства, ни тем более растерянности, смотрит с некоторым даже недоумением: чего ради, мол, милиция прискребается?

— Как же это вы бросили ее на ночь в неположенном месте? Что, гаража нет?

— Есть, но…

— Предъявите права, пожалуйста.

Тот спокойно полез во внутренний карман кожаной своей куртки, достал бумажник.

— Можете не сомневаться: техталон в полном порядке.

Виктор развернул удостоверение: Макаров… Именно эту фамилию называл давеча Федор Сергеевич. Водитель между тем говорил:

— А что машину на ночь здесь оставил, так тут, значит, парня сбили…

— Где сбили?

— На Ветлужской, недалеко отсюда… Еду — лежит! Подобрал, привез…

— Что же нам не сообщили?

— Вчера уже поздно было, а сегодня как раз и собирался — вот сейчас, дескать, поеду.

Виктор возвратил права.

— Коль скоро все равно к нам собирались, так поедемте, надо занести ваши показания в протокол.

Поехали. Виктор на «газике» впереди, автобус за ним. В зеркальце, укрепленном над ветровым стеклом, Виктору была хорошо видна кабина идущего следом автобуса: широкое лицо водителя по-прежнему не выражало беспокойства.

В райотделе Виктор провел его в комнату дежурного. Федор Сергеевич, увидев их в дверях, все понял:

— Он?

— Он, — подтвердил Виктор, не сдержав вздоха облегчения.

— Жаль, Светлана Ивановна отпустила уже тех женщин.

— Попробуем, может, и без них расскажет.

И обращаясь к водителю, который, видимо, почуял наконец неладное и весь настороженно подобрался, Виктор посоветовал:

— Теперь можно играть в открытую: в нашем распоряжении, Макаров, полные сведения о ночном происшествии, так что выкладывайте все начистоту. Добровольное признание облегчит вашу участь.

Нет, это был тертый калач — мгновенно изобразил благородное негодование:

— Или я вам не рассказывал?! Еду — лежит! Подобрал, привез…

— Все понятно, Федор Сергеевич, — усмехнулся Виктор, — от этого гражданина откровенности ждать не приходится. Может, проведем с его участием следственный эксперимент?

Гавриленко посмотрел на часы, прикинул что-то про себя, кивнул согласно.

— Только Светлану Ивановну пригласить надо. И понятых.

Перед выездом Виктор заскочил в лабораторию — узнать, когда будет готово заключение экспертизы по поводу обнаруженных им на шпангоуте автобуса волос.

— Хорошо бы поскорее все сделать, — попросил дежурную лаборантку.

— Вы же все равно сейчас спать отправитесь, — пожала она плечами.

— А вам-то об этом откуда известно?

— Разве это не написано на вашем лице? — и добавила успокаивающе: — Хорошо, хорошо, позвоню домой.

Спать… Сейчас, когда главное было позади, сонливая истома действительно разлилась по всему телу, отпечаталась, очевидно, и на лице.

Он вышел на крыльцо. Все уже собрались у автобуса, ждали его. Водитель, не в силах понять, что затевается, сторожко взглядывал то на одного, то на другого.

— Как сделаем, Виктор Пантелеевич, — спросил Гавриленко, — может, ты поведешь?

Виктор молча кивнул, полез в кабину. В салоне разместились Светлана Ивановна, незнакомые Виктору мужчина и женщина — понятые, Федор Сергеевич и водитель. Федор Сергеевич занял место на переднем сиденье, у самой двери — здесь сидел ночью задремавший на свою беду слесарь.

Тронулись. Виктор повел автобус к месту ночной трагедии. Он вырулил на Ветлужскую на полквартала выше строящейся пятиэтажки, дождался интервала между проходившими по улице машинами и, наращивая скорость, двинулся к знакомому повороту. Вот уже и забор, опоясавший стройку, вон и пролом в заборе, который сбил их поначалу с толка; быстрее, быстрее…

Автобус мчался теперь на полной скорости, круто вписываясь в изгиб дороги. Виктор почувствовал, как его всем корпусом неудержимо клонит вправо. Он дотянулся до рычажка пневматики, и передняя дверь в салоне послушно раздвинула створки. И тотчас в зеркале, обращенном к салону, отразилась фигура Федора Сергеевича, безвольно посунувшегося к распахнутой двери.

— Стой! — крикнул Виктору водитель, метнувшись к стеклу, отделявшему салон от кабины. — Останови!

Его широкое лицо как-то мгновенно опало, губы дрожали.

— Я все расскажу…


Зовут моего героя, как читатель, видимо, уже обратил внимание, Виктор Пантелеевич. Фамилия — Горох. Остальные анкетные данные, мне кажется, для фрагментов и не требуются.


Оглавление

  • Незапланированный автопробег
  • Семь минут
  • Стремянка от дежурки