Песец подкрался незамеченным [Михаил Александрович Михеев] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Михаил Михеев Дилетант галактических войн

Пролог


Как это часто и бывает, великая империя рухнула в одночасье. Государственный переворот — обычное дело. Просто на этот раз мятежники не имели достаточно сил чтобы, взяв штурмом дворец и убив императора и его семью, удержать власть — слишком непопулярны были их вожди в армии. Генералы и адмиралы, разбросанные по разным планетам и базам, дружно рванули одеяло на себя — и оно не выдержало, расползлось на лоскутки. Государство, еще недавно включавшее в себя больше полутысячи миров, раскололось на несколько сотен объединений размерами от одной планеты до пяти-семи звездных систем. В одних правили избранные народом президенты и губернаторы, на других — самопровозглашенные короли. Какие-то миры, в основном, аграрные, жили мирно, на других, чаще всего индустриальных, кипели гражданские войны. Ничего, кстати, удивительного, крестьяне — народ степенный и, как правило, неприхотливый, если нет проблем с едой, обеспечен минимальный комфорт, а власть более-менее заботится о порядке, крестьянин без особой нужды воевать не пойдет. Индустриальные же миры часто элементарно оказывались на грани (а иногда и за гранью) голода. А тут еще некоторые генералы-адмиралы, а иной раз и полковники (был даже один шустрый лейтенант, которого, кстати, так и не прибили — сам помер, своей смертью, если можно так назвать экзотическую болячку, подхваченную в молодости и толком не залеченную), не мудрствуя лукаво, объявляли себя императорами. Ничего, кстати, необычного — предок последнего императора сам когда-то начинал удачливым адмиралом, оказавшимся в нужное время в нужном месте. Вспыхивали войны, создавались и распадались коалиции, галактика кипела, как котел.

Как всегда, нашлись желающие погреть руки у чужого огня, даже если это не мирный костер или уютная домашняя печь, а всепожирающее пламя лесного пожара, готовое поглотить все вокруг. Извне, из-за границ империи хлынули толпы любителей легкой наживы — чужаки, не имеющие с людьми ничего общего, пираты, на которых вдруг прекратилась охота, солдаты Забытых миров, заселенных во время Великой экспансии и отколовшихся или потерянных во время краха Первой империи. Эти, не без основания считавшие себя брошенными когда-то на произвол судьбы и гордые тем, что сумели выжить в одиночестве, были особенно беспощадны — они мстили имперцам за свое унижение, за долгие столетия лишений, которые миновали жителей больших планет. Если чужаки, как правило, грабили и убивали, в основном, тех, кто подвернулся под руку, а пираты грабили, насиловали, но убивали, как правило, опять же тех, кто оказывал сопротивление, то высаживающиеся со своих допотопных звездолетов варвары Забытых миров убивали с удовольствием и неприкрытым садизмом, оставляя за собой мертвые, выжженные планеты. Причем страдали как раз не жители центральных планет, неплохо защищенных и имеющих приличные флоты и большие гарнизоны, а окраинные сельские миры, заселенные недавно и сами еле сводящие концы с концами. Пытаясь защититься, их жители сами брались за оружие и пытались оказывать сопротивление, порой, небезуспешно, во всяком случае, кое-кто из пиратов и варваров украсил собой ветки деревьев, причем отнюдь не в качестве элементов икебаны, да и чужаков мирные фермеры резали почем зря. В результате одиночные пиратские корабли теперь рисковали совершать налеты редко, чаще объединялись в целые флоты, да и Забытые миры все чаще начали сбиваться в кучу… Словом, бардак начался нешуточный.

Однако оставались и те, кто был верен присяге. Их было немного, у них не было единого лидера, часто они даже не знали друг о друге, но они были. Зачастую они имели под своим началом небольшие армии и флоты, хотя чаще — полузаброшенные базы на Богом забытых планетах и фортпостах. Они честно пытались выполнить свой долг, удерживая границы и первыми принимая на себя удары врагов и их силы таяли, как лед под жарким солнцем. Последние солдаты некогда великой империи…


- -

Эскадру контр-адмирала Гасса известие о перевороте застало в глубоком космосе, в стороне от звездных путей. Эскадра выполняла плановые маневры, обкатывая новый линкор. В принципе, те же учения, совмещенные с ходовыми испытаниями корабля новой серии, совершенно обычное явление, имперский флот мог позволить себе не экономить на вооружении и новые модели кораблей появлялись достаточно часто, хотя порой это приводило к проблемам — новый корабль это новые серии механизмов, часто новые системы вооружения и ремонтировать неисправность иной раз бывало достаточно сложно. Именно отсутствие единой стандартизации механизмов частенько оказывалось раньше ахиллесовой пятой флота, поэтому новые корабли всегда тщательно обкатывали, стремясь сделать их системы максимально надежными. Этим и занимался сейчас Гасс, проводя последние испытания корабля перед запуском его в серию. Остальные корабли эскадры, в принципе, охраняли грозный прототип, хотя, конечно, учения для экипажей тоже штука нужная.

В тот момент, когда пришло сообщение, совет капитанов, собранный Гассом, решал очень важный вопрос — что делать с третьим механиком крейсера «Ураган», который из подручных материалов собрал самогонный аппарат и гнал самогон в огромных количествах. Ничего удивительного в этом, в общем-то, не было — на любом корабле можно найти пару таких агрегатах, а на громадных линкорах и авианосцах их, бывали случаи, работало по дюжине и больше. Каждый опытный капитан смотрит на это сквозь пальцы — в походе по уставу сухой закон, а матросам необходима разрядка. Ничего страшного, если какой-нибудь старшина пропустит после вахты стаканчик-другой. Главное — неофициально и тихо, чтобы никто не видел. Матрос доволен — и выпил, и нервы себе пощекотал самим фактом того, что храбро занимался тем, за что положен трибунал. Во всяком случае, теоретически — за последние полста лет прецедентов не отмечено. Капитан тоже не в обиде — матросы не кучкуются по углам и не шепчутся на темы вроде «и зачем нам эта война (поход, учения, погрузка… нужное подчеркнуть, недостающее вписать), мужики»? Вдобавок с ними всегда можно сыграть в доброго отца-командира, вызвав к себе кого-нибудь помоложе, сунув под нос написанный кем-нибудь из офицеров рапорт, грозно выругать, вскипеть от гнева и, когда парень уже готов будет от страха перед неминуемым наказанием потерять сознание или хотя бы наложить в штаны (опять же теоретически можно и в штрафную роту угодить), выдать что-нибудь вроде «ладно, парень, я своих не выдаю и попробую замять дело, это, конечно, тяжело, но ты хороший матрос, но смотри у меня»… Это тоже позволяет малость поднять авторитет капитана в глазах молодежи — просто, надежно, все так делают. Со старослужащими этот номер, конечно, не пройдет, но таковы уж негласные правила игры, все их понимают и принимают.

Сейчас делу дали ход лишь потому, что механик запил сам, перепутал «плюс и минус» и в результате взорвался блок охлаждения синхронизатора. Дело было, в общем-то, плевое, никто не пострадал, нагрузку приняли на себя дублирующие системы, а сам блок заменили часа за полтора, однако виновного все равно надо было найти и прилюдно высечь.

Можно сказать, механику повезло — крах империи был несколько важнее самогонного аппарата. Пока механик тихо-тихо, бочком смывался из кают-компании, совет капитанов уже решал, как жить дальше, хотя решать-то, в общем, и нечего было. Фокус был в том, что Гасс никогда не был предан империи, но он всегда был предан императору. Старая история, достойная сентиментальных романов для подростков — много лет назад его, еще пацана, оставшегося без родителей, погибших в очередной войне, кредиторы отца выбросили на улицу подыхать. Выжить в современном городе иной раз сложнее, чем в джунглях, особенно если ты слаб и не имеешь опыта. Скорее всего, мальчишка погиб бы, но вмешался случай. На планету прибыл сам император — знаменитые местные курорты он ценил ничуть не меньше простых смертных. А сын его, парнишка чуть старше Гасса, отправился самостоятельно искать приключений, ловко обманув охрану. Он то и притащил на собственном горбу в летнюю императорскую резиденцию пацана со сломанной ногой и начавшейся гангреной. Приволок и сказал «он останется здесь» и никто не посмел ему возразить.

Смешно, но мальчишка поступил, как потом выяснилось, и умно, и дальновидно. Конечно, на первых порах от Гасса особого толку не было, да и что с него было взять в таком возрасте? Однако со временем спутник принца по всевозможным сомнительным похождениям, превратившийся из уличного оборванца в лицо, приближенное к трону и никогда не забывающий, кому он обязан жизнью, вырос и стал доверенным человеком принца, а позже, когда тот вошел на престол, и императора. Он получил отличное образование с военным уклоном и превратился в этакую смесь офицера для особых поручений и личного телохранителя императора. Именно он сорвал первую попытку покушения на императорскую семью, в одиночку прикрывая отход своего сюзерена и задержав в узком коридоре два десятка заговорщиков до тех пор, пока не подоспела помощь.

После госпиталя, когда новые ноги Гасса начали ходить, его ждало новое назначение. Император, решив, что по-настоящему преданных людей найти крайне сложно, предпочел такими ценными кадрами не разбрасываться, а продвигать Гасса в высшее руководство империи. Увы, даже императоры, особенно в то время, всесильными уже не были, их власть постепенно слабела, слишком много сановников на всех уровнях могли тем или иным способом мешать исполнению его решений. Да и потом, без специфических знаний и опыта, приобретаемых только и исключительно через собственноручно набитые шишки, Гасс был бы пока в лучшем случае бесполезен. Поэтому император, всерьез решивший пропихнуть доверенного человека или в кресло канцлера, или в военные министры, поступил весьма просто. Гасс, в виде награды за особые заслуги (все, естественно, понимали, за какие — попытка покушения вылезла на всеобщее обозрение) получил, кроме ордена, капитанский чин и крейсер под командование. А дальше, сделав головокружительную карьеру, меньше чем за год он стал контр-адмиралом и отправился к базе-доку «Океан-17» принимать под командование эскадру, которой, по задумке, светила судьба стать основой его личной гвардии. Дальше, по плану, несколько несложных заданий, испытание нового линкора, после чего, вернувшись из этого похода он должен был получить вице-адмиральский чин и назначение на должность наместника в одной из окраинных провинций. Но вот не срослось…

Эскадра, которой командовал Гасс, была невелика — всего двадцать четыре корабля разных классов — и довольно пестрой по составу. Вообще, обычная эскадра состояла из линкора, авианосца и кораблей поддержки, крейсеров, эсминцев и прочей мелочи, числом до тридцати, а иногда и больше. Формула, проверенная веками, в общем-то. Эскадра Гасса, помимо флагмана, новейшего, только что сошедшего со стапеля линкора с амбициозным именем «Империя», который Гасс, в принципе, и испытывал, имел также только что прошедший капитальный ремонт и серьезно модернизированный линкор «Громовая звезда». Этот корабль превосходил флагмана только по возрасту, по всем остальным показателям — скорости, защите, вооружению — он «Империи» серьезно уступал, однако, по сравнению с большинством имперских линкоров, был вполне на уровне и мог поспорить с ними на равных.

Третьим по мощи в эскадре был линейный крейсер «Удар». Корабль этот был, в принципе, модификацией «Империи», построенной на пол года раньше — те же конструкция, размеры и вооружение, однако, для увеличения скорости и автономности корабля, его бронирование было сильно облегчено. Слабая броня, даже с учетом первоклассных силовых полей, заметно снижала живучесть «Удара», что, однако, не считалось серьезным недостатком — все-таки стихия линейного крейсера — не участие в сражениях «флот на флот» или «эскадра на эскадру», а дальняя разведка, действия на коммуникациях, уничтожение легких боевых кораблей противника. Словом, свободная охота, в которой скорость была лучшей защитой. Военная доктрина империи предполагала создание нескольких групп таких кораблей, но пока что «Удар» был первой и единственной ласточкой.

Список линейных сил завершал броненосец «Вулкан» — корабль старый, но все еще вполне боеспособный. После замены при последней модернизации двигателей и вооружения он мог постоять за себя даже в схватке с куда более молодыми противниками. Конечно, корабли типа «Империи», или «Громовой звезды» были ему не по зубам, но вот линейным крейсерам, даже тому же «Удару» к броненосцу лучше было не соваться — броня тяжелая, силовые поля мощные, поэтому в бою он не спасует и, пусть даже по вооружению он «Громовой звезде» уступает почти вдвое, а «Империи» еще больше, слабо защищенный линейный крейсер старик порвет, как Тузик грелку.

Кроме них в эскадру входили два новейших рейд-авианосца типа «Воин», несущих по полсотни штурмовиков каждый, и два монитора типа «Кинжал» — огромные, неуклюжие, плохо приспособленные для боя в открытом космосе, но великолепно бронированные и несущие вооружение, способное смести орбитальную оборону средней по защите планеты.

Силы прикрытия, четыре легких крейсера и дюжина эсминцев, были невелики, однако в этом походе большого количества кораблей просто не требовалось, а позже, при получении нового назначения, Гасс рассчитывал на полсотни легких кораблей последних моделей. А вообще, благодаря большому количеству тяжелых кораблей, даже несмотря на свою разномастность и явную несбалансированность эскадра была страшным противником. Возможно, она была одной из сильнейших в империи. Вернее, могла бы быть.

На «Империи» не было экипажа. Только минимум, необходимый для ходовых испытаний, и все. Гигантские башни главного калибра, конечно, управлялись компьютером корабля, но обслуживались-то они людьми! Экипаж линкора должен был насчитывать почти полтысячи человек и вдвое больше, учитывая абордажно-десантное подразделение. На остальных кораблях эскадры положение было немногим лучше — конечно, экипажи на них были укомплектованы, но десантников был минимум. Ничего удивительного, поход не должен был затянуться надолго, какое-либо активное участие десантных подразделений в учениях не планировалось, а десантников на флоте в последние годы не хватало катастрофически. Что поделаешь — мало того, что военная служба в постепенно становилась в империи все менее популярной, так и те, кто шел на нее, предпочитали или тыловые службы или, на худой конец, уютные кресла корабельной команды, а не выматывающие душу тренировки десанта. Император считал (и Гасс был полностью с ним согласен), что это — признак начинающегося упадка империи. Цвет нации, конкистадоры, создавшие ее, уходят, гибнут в войнах, а на их место лезет всякая шушера, отсидевшаяся по тылам и тискающая баб, когда другие воюют. Сейчас это было не очень заметно и пока некритично, но пройдет несколько поколений — и начнется вырождение. Кстати, участившиеся попытки переворотов тоже говорили об этом. Империи давно нужна была хорошая встряска, она ее, в конечном итоге, и получила, только куда более серьезную, чем смогла переварить.

Так что идти к столице и наводить там порядок, что было первым побуждением Гасса, в такой ситуации было рискованно и, скорее всего, бесполезно. Конечно, можно было вернуться на базу и набрать людей там, но, вот незадача, на «Океане» тоже было всего человек триста и это были рабочие, не солдаты. Конечно, инженеров можно было посадить за управление механизмами, благо они знали корабли в совершенстве, но люди они глубоко штатские, пусть даже некоторые и носят погоны, десантников из них быстро не сделаешь. Единственное относительно боевое подразделение, которое охраняло базу, состояло из двух десятков старослужащих предпенсионного возраста и погоды не делало.

По причине такого расклада дебаты шли бурно. Гасс все-таки намеревался двинуть свои корабли к столице, остальные его активно отговаривали — говорили, что это извращенная форма самоубийства. Гасс это и сам, в общем-то, понимал и бесился от собственного бессилия. У кого-то, правда, почти сразу же возникла мысль идти к первой попавшейся колонии и рекрутировать солдат из местного населения. Однако тут воспротивился сам адмирал — человека с улицы за пульт не посадишь и даже в боевой скафандр не впихнешь, не справится, да и физические кондиции мгновенно не наработать. Конечно, современные средства обучения позволяли готовить людей достаточно быстро, но, в любом случае, тренировки должны быль растянуться как минимум на год. «За это время, — сказал адмирал, — нас десять раз найдут и, если захотят, сто раз уничтожат». Идея идти к военной базе и набирать там людей тоже хорошей не показалась — Гасс не был слишком уж высокого мнения об имперских адмиралах и хорошо представлял себе, что сейчас творится на этих самых базах. Главнокомандующего нет, безвластие — и местные генералы с минимумом мозгов, но избытком амбиций, моментально вцепляются друг другу в глотки, в этом с Гассом были согласны все.

Дебаты шли до тех пор, пока не вмешался главврач (Главгад, как его прозвали пациенты) эскадры, который, по освященной веками традиции, вместе с флаг-механиком, флаг-штурманом и флаг-артиллеристом имел право присутствовать на совете капитанов с правом совещательного голоса. Он-то и выдал интересную идею, изменившую впоследствии судьбу империи.

— Лет тридцать назад, — прокашлявшись, важно сказал он, — когда империя была богаче, а обстановка — спокойнее, я стажировался в экспедиции глубокого поиска. Мы искали планеты, заселенные во время Великой экспансии и забытые после краха Первой империи. Тогда в поисках Забытых миров экспедициями, подобными нашей, было обследовано несколько десятков звездных систем.

Мы шли, пользуясь старыми, найденными в архивах картами, но часто заходили и в системы, которые, теоретически, не должны были заселяться. Дело в том, что материалы в архивах были неточны и неполны, экспансия шла бессистемно, в космос уходили сотни кораблей с переселенцами, иногда даже не указывая, куда. И, что самое интересное, почти во всех системах, в которых были хотя бы относительно пригодные для жизни планеты, мы находили их следы.

На одних планетах колонии погибли, не сумев выжить в одиночку, на других, напротив, процветали. Пара планет сумела сохранить и даже развить космические технологии Первой империи — во всяком случае, именно к таким выводам мы пришли, считая дырки в бортах наших кораблей, проделанные их крейсерами. Эти парни нас не любили и (доктор цинично хохотнул) были опасны, как обиженная теща. Ничего удивительного, кстати, они на полном серьезе считали, что их бросили на произвол судьбы и, в общем-то, были правы.

Однако большинство планет просто впали в варварство. Они откатились в развитии на сотни, иногда на тысячи лет назад, некоторые даже в каменный век. Никакого интереса для империи они не представляли, куда больше ими интересовались ученые-биологи. Честное слово, такого количества мутаций и уродств я в жизни не видел. Ничего удивительного — сотни, а некоторые и тысячи лет провели в чужой среде. Другие микроорганизмы, уровни радиации, составы атмосферы, магнитные поля, разная гравитация… Одни обрастали мехом, у других был третий глаз, третьи вообще не пойми как выглядели. Ну а некоторые, в общем-то, и не изменились, во всяком случае, внешне. По разному бывало. К одной из таких планет я и предлагаю лететь — там нас никто не будет искать, мы спокойно сможем набрать и подготовить экипажи.

— Мутанты, — презрительно фыркнул кто-то.

— Да, мутанты, — ответил доктор. — Они ничем не хуже и не лучше нас с вами, просто их предкам не повезло. Но ведь я не предлагаю набирать что-то совсем уж неприятное. Есть у меня на примете планетка, на которой мутации почти не отразились на внешности людей, разве что они стали чуть выше ростом. А вот внутри…

То, что они немного крупнее нас, совершенно не смертельно. В конце-концов, их габариты укладываются в нормы, человек среднего роста там соответствует примерно росту Блума (все невольно заулыбались — Блум, командир миноносца «Искатель» был самым высоким из собравшихся), да и сложением они от нас почти не отличаются. Интеллект у них тоже самый обычный, они не умнее и не глупее, чем мы. Вообще, думают они, возможно, чуть медленнее, но это вообще особенность малоразвитых аграрных планет, люди там быстро думать просто не приучены, зато и ошибаются не слишком часто.

А вот с физическими данными уже интереснее. Адмирал, вы помните эксперименты по генетической оптимизации солдат?

Гасс кивнул, уже понимая, куда клонит доктор. Эксперименты по генетической оптимизации солдат были свернуты из-за их неэтичности, а также (и, возможно, в большей степени) из-за запредельной стоимости, хотя военные выли и писались от счастья — оптимизированный солдат был на сорок-сорок пять процентов сильнее обычного и на семьдесят процентов превосходил последнего по скорости реакции.

— Жители этой планеты в среднем на тридцать процентов превосходят нас по скорости реакции и процентов на двадцать — по силе. Вы понимаете? Это еще не генетически оптимизированный гвардеец, но уже нечто близкое к нему, причем, считайте, на халяву. И они за нами пойдут — у них продолжительность жизни раз в десять ниже, чем в империи, мы для них практически бессмертные. За такой куш они любому глотку порвут. Пара лет подготовки — и в галактике не найдется силы, способной нам противостоять…

После бурных, но недолгих дебатов решение было принято. Эскадра, взяв на буксир док, растворилась в глубинах космоса. Правда, не сразу — сначала она наведалась к соседям, на «Океан-25», новенький, недавно вошедший в строй док, близнец их собственного, в ангарах которого покоилось несколько недостроенных кораблей. Базу никто не охранял и ее без проблем прихватили с собой, однако на этом удача и закончилась.

Через два дня эскадра угодила в природную ловушку — хроноворот. Это таинственное для имперских ученых явление наблюдалось крайне редко и происходило всегда в открытом космосе, вдали от звездных систем. Считалось, что хроноворот неопасен — космос велик и вероятность случайной встречи с ним составляла миллионные доли процента. Кроме того, хроноворот всегда был спутником мощного гравитационного шторма, некоторые ученые считали даже, что хроноворот — это нечто вроде «глаза» тайфуна. Возможно, они и были правы, но такого уж было счастье Гасса — и хроноворот, хоть и слабенький, ему встретился безо всякого шторма, и вляпалась в него вся эскадра.

Для рассчитанных на тысячелетия функционирования кораблей ровным счетом ничего не изменилось, а вот люди постарели разом на три сотни лет. Достигнувшая в конце-концов цели эскадра была практически мертва, лишь в медотсеке флагмана еще теплилась жизнь…

На Земле шли Наполеоновские войны.

Часть 1

Глава 1


По замерзшему лесу шел замерзший человек. Вернее, замерз он еще не до конца, ведь тогда он не смог бы идти, однако был весьма и весьма близок к этому, особенно теперь, когда сломалась зажигалка. Наверное, проще было сесть, привалиться к какой-нибудь березе или елке, чтобы хоть как-то укрыться от несильного, но пронизывающего в сорокаградусный мороз до костей ветра и, закрыв глаза, провалиться в объятия сна, плавно уносящего в вечность. Когда весной сойдет снег, оголодавшие за зиму хищники быстро найдут труп, а что останется после них доедят муравьи или какие-нибудь другие насекомые. Все правильно, в общем-то, в природе ничто не исчезает зря. Наверное, никто и никогда не найдет его останков… Возможно, именно эта мысль и гнала человека вперед, хотя конец, в любом случае, был один. Он уже не чувствовал ног, несмотря на теплые унты, а пальцы рук, на которые были надеты двойные вязаные рукавицы, одеревенели еще раньше, но он все равно упрямо шел вперед, проваливаясь в рыхлый снег то по колено, то по пояс.

Конечно, он был сам виноват, что попал в такую ситуацию. Сейчас, перед лицом смерти, не было смысла врать себе — желания надо соизмерять с возможностями, но неделю назад об этом как-то не думалось. Тогда у всех была сплошная эйфория — как же, на Новый Год домой…

Вообще, тот день с самого начала не заладился — туман, опустившийся с вечера, не собирался рассеиваться даже к полудню. Нетипичное явление для конца декабря, надо сказать, но ветер с океана нагнал влажного воздуха и видимость снизилась почти до нуля. Метеослужба в последние годы вообще была бесполезна — несмотря на все свои спутники, компьютеры и прочие дорогостоящие игрушки их прогнозы сбывались все реже. Планете явно надоело баловство хилых двуногих, возомнивших себя венцом творения и интенсивно загрязняющих все вокруг, и она решила преподать им урок. С климатом творилось непонятно что. Глобального потепления, о котором десятилетия верещали ученые, правда, не наблюдалось, но погода менялась по пять раз на дню даже в сравнительно спокойной средней полосе. Что уж говорить о всегда не слишком стабильном заполярье, где температура плясала не хуже взбесившегося ежика?

Так что резкое изменение погоды никого, в общем то, не удивило, но взволновало изрядно — на праздники домой хотелось всем и то, что вахтовый день для их ударно-раздолбайской буровой бригады выпадал на двадцать восьмое декабря не могло не радовать. А теперь праздники грозили накрыться звонким медным тазом даже для тех, кто жил в славном городе Усинске, куда, собственно, они и должны были лететь. Для тех же, кто жил в других городах и собирался пересесть на поезд или самолет, проблема вообще вставала в полный рост и злорадно хихикала.

Однако потом все вроде стало налаживаться — ближе к вечеру, уже в рано наступивших северных сумерках, туман начал подозрительно быстро рассеиваться и почти сразу же им сообщили, что борт вылетел. И уже совсем в темноте загудели винты МИ-171. Поганенькая машина, намного менее надежная, чем старенький МИ-8, как почему-то считали многие, однако сейчас ей были рады. А вот чему рады не были — так это вновь наползавшему туману, густому, как молоко. В такой ситуации вертолет мог и уйти, все зависело от воли пилота, но тому, очевидно, не слишком улыбалось назавтра повторять тот же маршрут и потому он решил садиться. Угу. Решить решил, но огней вертолетной площадки явно не увидел и пошел на посадку по другую сторону от буровой. Хорошо, растяжки[1] не зацепил.

Потом вертолет, завывая, как последняя сволочь, на малой высоте облетел буровую и все-таки сел, обсыпав собравшихся поднятым потоком воздуха из-под винта снегом. Открылся люк, вывалился наружу трап и, как обычно, первым спустился механик, а потом начали вылезать как обычно недовольные жизнью сменщики. Как обычно — это потому, что на две недели в тундру, да еще в праздники, где единственными радостями жизни будут прихваченная контрабандой бутылка, диски с фильмами да телевизор, если не навернется антенна, не особенно хотелось никому и никогда.

Прилетевшие и улетающие быстро здоровались, иногда обменивались парой-тройкой фраз и разбегались — одни спешили отойти от вертолета до того, как винты на взлетном режиме вновь поднимут снежную круговерть, другие, наоборот, торопились залезть в вертолет. Впрочем, до взлета было еще довольно далеко — сзади из вертолета шустрые стропаля, ПГРщик и двое помбуров выгружали переводники, ящики с сухарями и еще какую-то железную мелочь. Взамен на базу отправляли разобранный пробоотборник и ящики с керном.[2]

Народ разместился в металлическом брюхе винтокрылой машины довольно быстро. Двадцать три человека — помбуры во главе с бурильщиком, машинисты, слесарь, электрик, повара… Словом, народу набралось изрядно. Последними залезли поммастера, химик и супервайзер.[3] Супервайзер, вообще-то, должен был лететь другим бортом, но его начальство как-то договорилось и его поменяли вместе с буровиками.

Супервайзер Джим, американец огромного роста и немалых габаритов, был мужик пожилой если не сказать старый. Когда-то он отвоевал во Вьетнаме, был ранен. После войны оставшийся не у дел бывший морской пехотинец крепко запил, но нашлись друзья, устроившие его на работу на буровую. С тех пор он так и работал, объездил практически весь мир, а последние годы прочно прописался в России, благо легко находил общий язык с людьми. Мужик он был не вредный и его, в общем-то, уважали, тем более что стучать, в отличие от многих более молодых соотечественников (и не только соотечественников), он не любил.

Поммастера, двадцативосьмилетний Женя со смешной фамилией Пец, пожалуй, не уступал американцу ни в росте, ни в габаритах, хотя и выглядел заметно более подтянутым. Впрочем, это объяснялось скорее разницей в возрасте и хорошей генетикой, чем его собственными стараниями — спортом он не увлекался уже давно и физической работой себя особенно тоже не перетруждал. Однако эти двое, заняв свои места, сидели спокойно, а вот основной шум производил зажатый между ними Вася-химик.

Мало того, что у него с собой были тяжелый старый, еще советского образца, рюкзак, здоровенная сумка и ноутбук (ничего удивительного — человек, бывало, по два месяца в тундре сидел, вот и привык все таскать с запасом), так он с собой зачем-то таскал еще и барсетку, что раньше вызывало смех у остальных. Потом, правда, привыкли и посмеиваться перестали — химик работал с ними уже четвертый год, что для инженера из сервисной организации довольно много. Инженером он был хорошим, людей зря не гонял и, при необходимости, мог сутками не слезать с буровой, поэтому его уважали, а на мелкие странности давно перестали обращать внимание. Вот его сменщицу, которая сейчас топала к балкам, многие не слишком жаловали — нет, инженером она тоже была неплохим, тут претензий к ней ни у кого не было, но вот с людьми она ладить не умела совершенно. К тому же если улетавший сейчас химик умел организовывать работу так, что все делалось спокойно и не торопясь, не рвя лишний раз жилы, то у Натальи аврал был скорее нормой.

Однако сейчас химик как раз в очередной раз, под негромкие смешки собравшихся, скандалил, перекрикивая шум турбин, с первым помбуром Серегой Сотниковым. Вообще, они всегда скандалили по мелочам при том, что в паре работали исключительно хорошо. На сей раз поводом для скандала послужил еще один элемент поклажи химика — гитара в потертом чехле, которую он таскал с собой из города, терзая уши собравшихся не слишком мелодичной (слух — его ведь не купишь) музыкой. Судя по всему, химик ухитрился зацепить Серегу по голове и теперь они громко обвиняли друг друга во всех тяжких. Правда, химик явно проигрывал — трудно ругаться матом с тем, кто матом разговаривает. Однако на сей раз это быстро надоело их попутчиком.

— Вась, да уймись ты, — бурильщик, Виктор Шурманов, мужик серьезный и уважаемый (двадцать лет в бурении и две ходки) протянул руку и дернул химика за полу пуховика. — И ты, Сергей, сядь и заткнись. Сотников, б… Я кому сказал!

Увещевание подействовало — Сотников уселся и с видом победителя задрал нос. Вообще, парень он был шебутной, но добродушный, так что для него инцидент был исчерпан. Химик от рывка Шурманова плюхнулся на свое место секундой раньше, только и успев буркнуть «повесишься на барите».[4] Впрочем, эту угрозу никто всерьез не воспринял — чего-чего, а подлянок от химика пока что не было.

Наконец все расселись по жестким сиденьям вдоль бортов, кто-то пристегнулся, кто-то привычно не стал. Конечно, по технике безопасности пристегиваться положено, но, во-первых, ремни были расположены неудобно, во-вторых, сработала исконно русская (хотя здесь были не только русские, но и татары, украинцы, азербайджанцы, белорусы, дагестанцы… даже чеченец один был, не говоря уж о коми и прочих ненцах) надежда на авось и, наконец в-третьих, некоторые после Варандейской трагедии[5] просто боялись пристегиваться. Впрочем, механик, которому положено проверять соблюдение правил, не обратил на это внимания — давно летал и отлично знал, что буровики все равно его проигнорируют.

Загудела сильнее турбина, винты завертелись быстрее и вертолет, несколько раз качнувшись, оторвался от заснеженных бревен вертолетки. Со стороны взлетающий в темноте вертолет довольно красивое зрелище, но сидевшие внутри могли только наблюдать из иллюминаторов серую мглу тумана, да и свет, который по прежнему горел в кабине, видимости пассажирам не улучшал. Впрочем, спустя несколько секунд вертолет из тумана выпрыгнул — оказалось, что туман хоть и густой, но стелется довольно низко, во всяком случае, освещенный по всем правилам кронблок[6] торчал из него и был неплохо виден, а вот то, что ниже — нет.

Лететь предстояло не слишком долго, минут сорок, и эти сорок минут каждый коротал, как мог. Кто-то играл на мобильнике, кто-то разговаривал, хотя это и было затруднительно, кто-то спал. Тот же химик, например, выудил из своего необъятного баула какой-то журнал с анекдотами и погрузился в чтение. Он всегда так — либо увлеченно читал, либо мгновенно засыпал. Второй журнал он сунул Сотникову, тот кивнул и тоже погрузился в чтение или, скорее, в разглядывание картинок — трясло изрядно, да и свет был тускловат, поэтому лишний раз напрягали глаза или фанатики чтения или просто не очень заботящиеся о здоровье люди. Одно другого не исключало, кстати.

Однако полет все тянулся и тянулся. Сорок минут, час, полтора… Некоторые начали с интересом посматривать в иллюминаторы, хотя в темноте разглядеть что-либо было проблематично, а потом вертолет начало крутить.

Многотонную машину вертело вокруг своей оси как игрушку, все быстрее и быстрее — похоже, что-то случилось с хвостовым винтом. Однако, прежде чем сидящие в салоне осознали это, вертолет накренило и с размаху ударило об землю. Люди — и бодрствующие, и так и не проснувшиеся, полетели в одну кучу вместе со своими вещами, грузом, еще какими-то железками. Лампы в салоне синхронно погасли и наступила темнота…

Сколько они так лежали и кто первым пришел в себя и попытался выбраться из образовавшейся в результате падения кучи малы сказать трудно, однако произошло это уже после того, как заглохли турбины — на этом, вспоминая те минуты, сошлись все. Сначала народ шевелился вяло — ничего удивительно после такого удара, да и наступившая темнота отнюдь не способствовала активности, однако вскоре салон осветился неверным, колеблющимся светом — кто-то догадался вытащить и зажечь зажигалку. Потом зажегся второй огонек, третий, потом зажегся фонарик — у кого-то в дешевой китайской зажигалке нашлась такая вот неожиданно востребованная безделушка. А потом народ стал, постанывая и матюгаясь, выползать из кучи, а секунду спустя распахнулся чудом не заклинивший люк и в салон хлынул неожиданно холодный воздух и целая куча снега.

Примерно час спустя выжившие в авиакатастрофе и сохранившие при этом какие-то остатки здоровья подвели первые и весьма неутешительные итоги. Судя по всему, у вертолета отказал хвостовой винт и потерявшая управление машина рухнула на землю, зарывшись в глубокий снег почти на две трети. Каким-то чудом корпус вертолета выдержал и турбину, которая в момент падения еще работала, не сорвало — а то бывает, как авторитетно заявил уже побывавший до этого в подобной катастрофе Шурманов, что турбина от удара сминает корпус и проваливается в салон. Сейчас, правда, то ли сила удара была не столь велика, то ли конструкция оказалась попрочнее. А может, снег смягчил удар — кто знает… Пилоты, конечно, в таких вещах должны были разбираться, но где теперь эти пилоты? Кабина была разбита буквально в лепешку, даже закрытая в момент падения дверь в пилотскую кабину была искорежена настолько, что просто не открывалась. Одного из пилотов выбросило при падении и буквально насадило на сук некстати попавшейся на пути сосны, у второго даже головы не нашли — снесло ударом. Бортмеханик, правда, оказался жив, но был без сознания и, судя по всему, ударило его так, что мог и не выжить. Во всяком случае, то, что сломаны нога и обе руки видно было сразу, да и ребра, похоже, были помяты. Во всяком случае, именно такой диагноз выдал Гриша-ситовой,[7] сказав, что он такого в Чечне навидался. Грише поверили безоговорочно — несмотря на относительную молодость, он успел не только бросить пединститут и отслужить срочную в морской пехоте, но и послужить по контракту и даже повоевать, был ранен и, вероятно, знал, что говорит.

Остальные, впрочем, выглядели не лучше — в той или иной степени при аварии досталось всем. Правда, погиб только один из пассажиров — при падении какой-то металлический обломок угодил ему точно в висок, однако относительно целым остался только все тот же Вася-химик, хотя его и тошнило периодически, похоже, из-за сотрясения мозга. Остальные отделались переломами, вывихами, ранами, к счастью, не слишком серьезными. Все-таки русские морозы, вынуждающие носить теплые куртки и полушубки, имеют и свои плюсы. Например, позволяют держать тела в относительной безопасности — теплая одежда обладает приличной толщиной и изрядно смягчает удары, да и расхаракиренная куртка — это далеко не то же самое, что распоротый живот.

Однако осмотреться всерьез мешали не только и не столько ушибы (огромное количество адреналина в крови неплохо снимает боль), сколько темнота, поэтому решено было ждать утра. Вынеся трупы, кое-как задраив люк и завернувшись во все, что нашли (у кого-то был с собой свитер, а кто-то и зимнюю робу с собой тащил) люди кое-как разместились в искореженном, быстро остывающем салоне и дождались утра. Одним повезло заснуть, другие просто сидели или лежали, закрыв глаза или таращась в темноту, но все дрожали от холода…

Утро радости не добавило — ночью умер механик, а когда вылезли наружу, то оставалось только удивленно присвистнуть. Хвоста у вертолета просто не было, чуть позже его обнаружили метрах в двухстах, он торчал, косо воткнувшись в снег. Фюзеляж вертолета был пробит в нескольких местах, однако баки уцелели. Впрочем, будь иначе — скорее всего, никто не дожил бы до утра. Да что там до утра — сгорели бы вместе с вертушкой сразу после падения. Но самым плохим было то, что вертолет лежал в лесу, да еще на горном склоне. Ну не могло здесь быть ни леса, ни гор — по дороге к Усинску большую часть пространства занимает тундра, ближе к городу, правда, лес, но вот гор там нет точно. Получалось, что вертолет отклонился от курса и, похоже, ушел на восток или, скорее, на юго-восток. Ближайшими горами были Урал на востоке и Тиманский кряж на западе, но на Тимане горы невысокие, сильно выветрившиеся, поросшие лесом, а здесь невооруженным глазом было видно, что леса вокруг не так и много. Химик как единственный почти целый кое-как залез на ель и с вершины увидел вполне даже приличные скалы и авторитетно (а то как же, он родился и почти всю жизнь прожил в Ухте, что в самом сердце Тиманского кряжа) заявил, что на Тиман это совсем не похоже, а вот на Урал (а как же, бывали, знаем) — очень и очень. А это значило, что вертолет, во-первых, отклонился от курса очень сильно, а во-вторых, что искать их будут совсем в другом месте. Впрочем, как все слышали, на вертолете должен быть радиомаяк, поэтому надежда, что их найдут, все-таки оставалась, хотя, конечно, если и найдут, то не сразу — это понимали все.

Так или иначе, надо было обустраиваться. В первую очередь провели инвентаризацию всего, что было, и сразу же заполучили скандал. Серьезный скандал, по полной программе. Повариха, когда кто-то полез смотреть ее сумку, завопила, что не даст никому копаться в ее белье. Ну, не больно-то и хотелось, но тут кому-то пришла в голову мысль, что для женского белья здоровенная клеенчатая сумка «мечта оккупанта» не только великовата, но и тяжеловата. Отчаянно вопящую повариху отодвинули в сторону и тут же обнаружили, что в сумке не только и не столько белье, сколько мясо, колбаса, консервы и еще много чего. И вот тут поварих на полном серьезе хотели убить.

— Б…, с… — вопил, потрясая кулаками, один из стропалей. — Мало того, что обсчитывают, недокладывают да за наш счет жрут, так еще и крадут у нас же!

Дальше было просто непечатно и многоэтажно. Остальные были с ним согласны полностью и безоговорочно, некоторые выражали свои эмоции и куда более выразительно, однако… Русский человек отходчив. Поварих не стали ни убивать, ни даже просто выгонять из вертолета (что было бы тем же убийством), надавали, конечно, плюх, но этим и обошлось. А потом кое-как начали устраиваться и кое-кто даже пропустил шуточку насчет того, что не будь у них в команде таких вот вороватых поваров, то пришлось бы или с голоду дохнуть, или этих же поваров жрать, благо — толстые, откормленные. А так — ничего, живем, ребята!

В вертолете нашелся топор и пара лопат, почти у всех были ножи, были кое-какие теплые вещи. Люди, хоть и кривились от боли, но смогли и утеплиться, и соорудить подобие печки-буржуйки, и заготовить дров. Остатки топлива из баков пригодились на растопку и вскоре салон уже освещался, пусть и кое-как, отблесками огня из самодельной печки (без нужды батарейки в найденном там же фонаре решили не тратить), температура медленно, но верно поднималась и жизнь стала казаться не такой уж и пропащей.

Два дня они ждали, потом погода испортилась, пошел снег, окончательно засыпавший обломки вертолета, и людей охватило уныние. Похоже было, что их не найдут — если и искали, то совсем в другом районе, а радиомаяк, очевидно, не работал, иначе спасатели давно бы уже прилетели. Жгли, правда, костер, пытаясь дымом обозначить свое местонахождение, но без толку. А еще через сутки стало ясно, что еды, даже в режиме строжайшей экономии, хватит еще на сутки — и все, суши весла…

Вот тогда Вася-химик и решил попытаться выйти к людям. В конце-концов, рассудил он, очень уж далеко от реки Печоры, главной водной артерии этих мест, вертолет отклониться не мог и, если идти на запад, рано или поздно в нее упрешься. А где река — там люди. Авантюрный план, конечно, но лучшего никто предложить все равно не мог, а с учетом того, что у сломавшего обе ноги Шурманова, похоже, начиналась гангрена, то и времени тоже не оставалось. Правда, идти приходилось одному — остальные все-таки пострадали изрядно и к такому переходу были не слишком-то пригодны, но где наша не пропадала! Молодой (для мужчины сорок — не возраст), здоровый, в лесу и в тундре не новичок… Экипировался, как смог,взял свою долю продуктов и пошел.

Очень скоро он понял, что переоценил свои силы и возможности. Конечно, новичком он не был, но он был рыбак, грибы и ягоды любил собирать, но все эти удовольствия приходились на лето и осень, а вот на охоту химик не ходил и в зимний лес выбирался, только когда на лыжах бегал. Но одно дело, когда в куртке, на легких беговых лыжах да по лыжне и совсем другое, когда тепло одет, без лыж по пояс проваливаясь… Словом, шел он еле-еле, хорошо хоть, дорога шла под уклон.

Ночевал у костра, не куче елового лапника, утром с трудом смог разогнуться, но потом разогрелся и вроде как даже второе дыхание открылось. А к вечеру ударил мороз, да еще с ветром, ночью было уже не до сна, а на следующий день сломалась зажигалка — дешевый китайский пластик на морозе просто треснул и газ улетучился. Второй зажигалки он не взял, первопроходец липовый, а спичками народ уже и забыл, когда в последний раз пользовался. Так что к исходу четвертого дня он уже не брел даже, а почти полз, именно поэтому свет, ударивший ему в глаза, показался химику галлюцинацией, равно как и несуразные фигуры, вышедшие из света и шагнувшие ему навстречу…


Глава 2


Василий Ковалев, инженер-буровик и невольный первопроходец, проснулся от яркого света, резанувшему глаза не хуже ножа. Он помотал головой и зажмурился, не желая вырываться окончательно из объятий Морфея, но свет бил даже сквозь плотно сомкнутые веки и Василий проснулся окончательно, не открывая глаз потянулся и резко сел — до него дошло, что он ПРОСНУЛСЯ! Именно проснулся, а не пришел в себя. И еще, судя по ощущениям, он находился в отличной форме.

Осторожно приоткрыв один, а затем и второй глаз, Василий огляделся. Впрочем, ничего интересного осмотр не показал — небольшое квадратное помещение с белыми стенами и низким белым же потолком. Кровать, на которой он сидел, стояла у стены, а почти все остальное пространство занимала не слишком понятная, но явно медицинская аппаратура — белая, устрашающих форм и вся мигающая какими-то лампочками. Надписи на аппаратуре кругом непонятные, даже буквы (или пиктограммы? Фиг поймешь) незнакомые. В Китае делали небось. Свет… Вот свет заслуживал отдельного описания. Он был какой-то неестественный, молочно-белый и лился не из каких-то скрытых панелей, а, казалось, отовсюду, не оставляя места для теней. Однако в нынешнюю эру высоких технологий это тоже удивительным не казалось и простенький логический анализ говорил о том, что Василий находится в больнице. В одиночной палате, похоже. Двери, правда, не видать, но это, скорее, заслуга цвета краски и освещения. И все-таки что-то резало глаза. Что?

Лишь спустя несколько секунд он понял. Руки. Точнее, пальцы. Нет, они никуда не делись — они просто стали другими. Да и кисти рук тоже изменились. Исчезли мелкие шрамы, исчез несводимый казалось бы след от химического ожога, исчезли многочисленные мозоли, а кожа, которая на тыльной стороне ладоней была вечно сухая и постоянно трескалась,[8] да так, что из сеточки мелких трещин сочилась кровь, теперь была гладкая и розовая, как у младенца. А ведь мороз должен был окончательно ее испоганить.

Пальцы же — это вообще отдельная тема. Мало того, что они выглядели ЗДОРОВЫМИ, хотя, казалось бы, после прогулки по лесу должны были просто отвалиться, так они еще и форму изменили. Нет, как и раньше, они были толстыми, как сардельки, вполне способные согнуть гвоздь. Молодые лаборантки всегда удивлялись, как бывший мастер спорта по самбо этими самыми пальцами виртуозно управляется не только со сравнительно грубыми приборами, но и с колбами-пробирками. Потом привыкали. Однако теперь эти пальцы, бывшие для широкой, как лопата, ладони несколько коротковатыми, смотрелись вполне пропорционально. Невероятно, но факт — казалось, кто-то добавил пальцам по паре сантиметров.

Василий резко сел. Голова на мгновение закружилась, но в общем и целом самочувствие осталось на уровне и неприятных сюрпризов не последовало. Правда, все тело было облеплено какими-то датчиками на присосках, которые он с каким-то злорадным удовольствием ободрал. Никаких санкций не последовало — только медицинский аппарат озарился серией протестующих вспышек, абсолютно, впрочем, беззвучных. А вот когда он, неловко повернувшись на в меру жесткой, но на удивление низкой кровати, попытался встать, голова закружилась так, что он чудом не упал. С усилием разогнулся — и обнаружил, что между макушкой и потолком всего ничего. Попробовал сделать шаг — и, потеряв равновесие, едва не упал. Схватился за кровать — и неловким движением буквально вырвал из нее кусок гнутой металлической спинки, от неожиданности потерял равновесие и сел на пол. Что-то странное творилось с ним и с этим надо было срочно разобраться.

Осторожно, буквально двумя пальцами Василий положил железку на кровать. Руки и ноги слушались не то чтобы плохо — скорее, непривычно. Изменились пропорции — все до единой. Казалось, тело было… Это было странное ощущение — свое и в то же время чужое. Руки и ноги стали длиннее, исчезли шрамы и, похоже, все до единой родинки. Тело… Насколько можно было рассмотреть без зеркала, на нем не было ни грамма жира, что неудивительно после марш-броска по лесу. А вот откуда взялись мускулы? После того, как Ковалев забросил спорт, красотой фигуры он не блистал, а тут прямо хоть в модельный бизнес иди. Мышцы твердые, рельефные, не перекачанные, как у культуристов, а что называется «самое то». Он ощупал лицо — вроде не изменилось, хотя без зеркала, конечно, не поймешь. Опустил взгляд… Да, все на месте. А вообще, стоит одеться.

Ковалев поискал глазами одежду и не нашел ничего, хотя бы отдаленно ее напоминающее. Тогда он содрал с кровати простыню и кое-как задрапировался в нее — все лучше, чем голышом бегать. Вдруг сейчас медсестричка какая войдет? Они, конечно, девушки, по слухам, циничные и раскрепощенные, да и не девушки уже, опять же по слухам, поголовно, ну да самому ведь как-то в одежде спокойнее.

Однако время шло, никто не заходил, а Ковалев не отличался долготерпением, поэтому ему быстро надоело тупо сидеть на кровати и ждать. Энергия била ключом и требовала выхода. С усилием поднявшись, он на непослушных ногах подошел к стене и начал искать выход, а так как рассмотреть стену не получалось, она как будто расплывалась в глазах, то искать он начал на ощупь, здраво рассудив, что на уровне груди она в любом случае быть должна. Ну в самом-то деле, нагнуться при входе еще можно, но не на карачках же местные врачи сюда заходят? В такое поверить трудно, у докторов, даже отечественных, свое достоинство есть.

Самое смешное, что уже на второй стене дверь нашлась. Взглядом за нее можно было ухватиться только очень хорошо присмотревшись, но пальцы — штука чувствительная, их не обманешь. Тонкие, чуть заметные щели, верхняя часть двери заканчивается на уровне его подбородка и никаких следов замка. И что теперь? Поддаваться дверь решительно не хотела. Правда, возможно, надо было не толкать ее, а тянуть или пытаться сдвинуть вбок, но тянуть без ручки как-то не получалось, а когда Ковалев попытался сдвинуть дверь в сторону руки просто скользнули по ней безо всякого результата. На ощупь материал стен и двери был больше всего похож на тефлон, так что результат был, в общем-то, предсказуем. Помучавшись некоторое время и обследовав для очистки совести остальные стены (безрезультатно, естественно), Ковалев вновь плюхнулся на кровать. Время ожидания тянулось, как резина, свет медленно, так, что процесс сознанием человека не воспринимался, померк и Ковалев не заметил, как вновь погрузился в глубокий, здоровый сон.

Вторично он проснулся от негромкого деликатного покашливания и, хотя и был еще в полудреме, мгновенно сообразил, что в комнате кроме него еще кто-то есть. Инстинктивно он затаил дыхание и почти сразу же услышал:

— Ну-ну, молодой человек, открывайте глаза. Я же вижу, что вы проснулись — веки дергаются, дыхание сбилось. И вообще, на будущее, хотите, чтобы не поняли, что вы пришли в себя — дышите спокойно и ровно.

Пришлось открыть глаза и сесть на кровати. Сидевший на невесть откуда взявшемся (разве что с собой принес) стуле, обычном таком, как в офисах стоят, человек в сером халате беззастенчиво рассматривал Ковалева, а тот в ответ (к черту приличия — как вы с нами, так и мы вас, морду кирпичом кто угодно сделать может) откровенно пялился на него. Ничего особенного, кстати — человек как человек. Невысокий, на полторы головы ниже Ковалева нынешнего, худощавый, лицо сухое, костистое, из под круглой шапочки явно медицинского вида торчат довольно длинные черные как смоль волосы. А вот бородка-эспаньолка черной была в далеком прошлом — сейчас в ней седины больше, чем естественного цвета. Впрочем, борода — единственное, что указывает на возраст, потому как морщин на лице почти нет, да и серые глаза молодые, смотрят с живым интересом. Да по правде сказать, черноволосые седеют рано, так что серебряные нити в бороде могут ничего не значить. Могучим телосложением тоже не отличается, но жилистый, в схватке с таким может быть много мороки…

Между тем пауза затягивалась. Бородатый начинать разговор не спешил, явно ждал, что Ковалев заговорит первым, а Ковалев этого удовольствия ему доставлять не собирался. Более того, его вновь начало клонить в сон, тем более что есть почему-то совсем не хотелось. Видя, что глаза Ковалева закрываются, его собеседник наконец-то прервал молчание.

— Ну-с, молодой человек, как мы себя чувствуем? — несколько старомодно начал он.

— Мы? Трудно сказать. Как вы себя чувствуете я просто не знаю, а себя вроде бы пока что неплохо.

Бородатый улыбнулся уголками губ, показывая, что оценил шутку.

— Позвольте представиться. Меня зовут Аллар Шерр. Доктор Шерр, если точнее, но вы можете называть меня просто по фамилии. Или по имени, как вам удобнее — мне, если честно, все равно. А вот как вас зовут позвольте полюбопытствовать — незнание имени человека создает, признаться, некоторые неудобства.

— Ковалев Василий Тихонович. Называйте, как вам удобнее Но разве вы не видели мой паспорт? Он был у меня во внутреннем кармане и выпасть не мог…

— Ну, я ведь не вор и не сыщик, по карманам не шарю, — улыбнулся доктор. — Ваших документов я в глаза не видел, да и, честно говоря, не до того мне было.

— Ясно. Когда я могу встретиться с властями? У меня срочная информация.

— Очевидно, никогда, — пожал плечами Шерр. — Никого, кроме нас, здесь нет, так что с властями, думаю, придется обождать.

— Нельзя ждать… — начал Ковалев и осекся, остановленный повелительным жестом доктора.

— Вы, очевидно, не совсем понимаете ситуацию. Как вы считаете, где мы сейчас находимся?

Ковалев пожал плечами. Для него очевидно было только то, что находится он в больнице, но он не знал, ни где его подобрали, ни куда привезли, ни сколько он провалялся. Может, столько, что могли увезти хоть в Москву, хоть в Америку?

— Взгляните, — доктор встал, подошел к противоположной от двери стене и, повинуясь легкому касанию его пальцев, она стала прозрачной. — Вам это ничего не напоминает?

За окном был космос.


Глава 3


Спустя пол часа Ковалев и Шерр сидели в огромной, как небольшая площадь, кают-компании линкора и прихлебывали чай из вполне обычных на вид стеклянных стаканчиков. Правда, как объяснил доктор, на такой вот стакан мог наехать танк безо всякого вреда для его целостности, но это уже было выше понимания Ковалева. Еще доктор, почему-то смущаясь, объяснил, что за последние годы пристрастился к земным напиткам, особенно к чаю и молоку. Ковалев лишь пожал плечами — его данный факт не очень волновал. Мало того, что он не видел ничего удивительного в том, что у человека могут быть свои привычки, пусть и отличные от принятых на его Родине, так ему было еще и просто все равно. Куда больше его беспокоили совсем другие вопросы и первым в их списке стоял вопрос о том, что же ему делать дальше.

Доктор не торопился. Чай с плюшками… Было похоже, что он наслаждается ими. Просто ему было хорошо и, как ни удивительно, его эманации тепла и спокойствия подействовали на Ковалева успокаивающе. Возможно, доктор этого и добивался — кто знает? Ели предположить, что это правда, то у доктора все получилось — Ковалев наконец-то успокоился. И постепенно чай вновь стал сладким, плюшки — мягкими, тело наконец расслабилось. Через блоки, которыми человеческий мозг отделяет наше сознание от чрезмерных стрессов, до него начало доходить, что он сидит, облаченный в самую обычную больничную пижаму, посреди огромного, стерильно-чистого помещения, что этим огромным даже по меркам планеты, не говоря уж о корабле, где каждый кубометр пространства на вес золота, помещением уже давным-давно никто не пользовался и что по пути сюда им не встретилось ни одной живой души. Нет, корабль не был мертв — воздух был чист и свеж, не стерилен, а именно свеж, пропитан незнакомыми запахами. По коридорам двигались многочисленные роботы самых причудливых форм. Шерр походя пояснил, что одни роботы — ремонтники, другие — уборщики, третьи, четвертые, пятые… Ковалев не пытался запомнить — зачем? Оставаться здесь он не собирался, ну а если деваться будет некуда — будет время научиться.

Ковалев звенел самой обычной на вид ложечкой в самом обычном на вид стакане. Подстаканник, тоже вполне обычный, был, похоже, из серебра, разве что рисунок был незнакомый — во всяком случае, нагревался он в точности как серебряный, однако никаких неприятных ощущений это не вызывало. Вообще, тело Ковалева изменилось не только внешне — та железяка, которую он выломал в медицинском блоке, оказалась из какого-то высокопрочного сплава. Доктор еще удивился, как это она отломилась — неужели кровать попалась бракованная? Ковалев, как раз в тот момент рассматривавший железку, смущенно пожал плечами и, по привычке любого мужчины проверять предметы на прочность, чуть нажал. Металл согнулся, как пластилин и Ковалев, не долго думая, одними пальцами, не напрягая остальных мышц, легко завязал толстостенную трубку диаметром сантиметра в три в узел. Доктор, увидев это, внешне остался совершенно спокоен, но Ковалев готов был поклясться, что, не будь его здесь, глаза доктора выпучились бы от удивления и повисли на стебельках, как у рака.

Резко повысившиеся физические возможности оказались не единственным изменением — как оказалось, он почти не чувствовал неудобств, связанных с изменением температуры, а его кожа, совершенно не потеряв чувствительность, стала намного прочнее. Обострились слух и обоняние, глаза начали различать невиданные раньше оттенки, увеличилась скорость реакции… Шерр гонял на своем приборе разные тесты, брал кровь на анализ, бил Ковалева слабыми электрическими разрядами — бесполезно. Ковалев все это чувствовал, но это не было болезненным. Неприятным — да, но не более. Доктор мрачнел все больше, а потом сказал, что на корабле (линкор «Громовая звезда», как объяснил Шерр) нет оборудования, которое позволило бы адекватно изучить новые возможности организма Ковалева. Точнее, кое-какие возможности увидеть было можно и невооруженным глазом, но как, за счет чего они достигнуты, было совершенно непонятно. Шерр так и сказал, сердито сверкая глазами — похоже, он был из тех фанатиков ученых, которые, столкнувшись с проблемой, упираются рогом и не бросают дело, пока не решат эту самую проблему или не свалятся в изнеможении. Однако сейчас был не тот случай — оборудование медицинского бокса было обычным медицинским же автоматом-диагностом со стандартной программой и стандартным спектром возможностей. Вырастить оторванную в бою руку или ногу — это запросто, но провести какие-то более сложные работы — извините, это вам не высокомощный биоскан, входящий в оснащение исследовательских кораблей. Хотя могли бы и воткнуть — вечно они на мелочах экономят — так можно было вкратце перевести на нормальный язык длинную тираду Шера, если выбросить из нее горячие проклятия, образные сравнения и многоэтажные словесные конструкции. Более совершенное оборудование, как объяснил Шерр, находится на флагманском линкоре, мирно (насколько это слово вообще может быть применимо к боевому кораблю вообще и к самому совершенному в галактике боевому кораблю в частности) болтающемуся сейчас вместе со всей эскадрой где-то на орбите Сатурна, однако вряд ли поможет и оно — тут нужны даже не столько приборы, сколько специальное программное обеспечение к ним, а вот его-то у доктора как раз и не было.

Так что, потыкав Ковалева для очистки совести еще какими-то датчиками, Шерр плюнул и решил отложить разговор на потом, дабы передохнуть, перекусить, чем Бог послал (удивительно, но опытный космонавт атеистом не был — более того, среди космолетчиков вообще, как объяснил Шерр, атеисты составляли меньшинство) и поговорить заодно. Вот и сидели они теперь, булки кушали и за жизнь разговаривать готовились.

Шерр вновь начал первым — очевидно, решил, что клиент созрел. Отставив стакан, он аккуратно промокнул губы самой обычной, опять же, бумажной салфеткой, скомкал ее и бросил в стоящую на столе пепельницу. Или что-то напоминающее пепельницу — Ковалев не уточнил, предпочитая для себя называть предметы привычными словами. Внимательно посмотрев на Ковалева, Шерр задумчиво, чуть растягивая слова, произнес:

— Если позволите, я начну издалека…

— Издалека будет долго, — невежливо перебил его Ковалев. — Давайте лучше кратко — кто вы, что вы и зачем я вам понадобился?

— Вы? Мне? Да вы, если честно, мне совершенно не нужны. Я наткнулся на вас случайно — полетел на охоту, понимаете, смотрю — плетется кто-то. Ну, я снизился, выпустил двух роботов-разведчиков и они вас притащили. Честно говоря, я даже не знаю, зачем я это сделал — очевидно, сработал инстинкт врача. Вы уже почти не дышали и были обморожены до такого состояния, что в условиях вашей планеты единственным спасением для вас была бы ампутация всего, что только можно отрезать. Во всяком случае, ни рук, ни ног спасти бы уже не удалось. Я запихал вас в регенерационную камеру — и она повела себя неадекватно. Теоретически регенератор должен был просканировать вас, считать генетический код и на основе этого кода вырастить утраченные конечности, а заодно и все, что было повреждено в организме. Вы вышли бы абсолютно здоровым человеком, не более, и ушло бы на все про все часа два. Однако, по непонятной причине, вместо стандартной программы запустилась программа генетической оптимизации. Честное слово, я даже не знал, что она была в памяти компьютера — очевидно, сохранилась с тех времен, когда этот корабль использовался каким-то образом в эксперименте по созданию суперсолдат. Точно не знаю, но даже в этом случае программа была заблокирована наглухо и почему она запустилась мне еще предстоит разобраться. Если получится, конечно, этот долбанный регенератор — детище еще Первой империи, мы так и не смогли разобраться в принципе его работы и лишь бездумно копируем первичный образец. Но, так или иначе, ваше тело было практически полностью растворено и клонировано вновь. Процесс занял месяц по вашему времени — из-за этого в свое время программа и была свернута, затраты на создание суперменов не оправдывали результата. Но, так или иначе, на выходе получилось то, что получилось, хотя я, признаться, не ожидал — результат превзошел любые теоретические выкладки. Теперь не знаю даже, что с вами делать. В космос выбросить на всякий случай, что ли?

Доктор улыбнулся, показывая, что шутит, но секунду спустя улыбка исчезла с его лица. Он даже не успел рассмотреть движение Ковалева — только смазанная тень и резкий порыв ветра — столь быстрым оно было. Миг — и он висит в воздухе, а Ковалев спокойно, совершенно не напрягаясь, держит его на весу за горло. Одной рукой.

— Вам не кажется, что кто кого выкинет в космос — вопрос спорный? — Ковалев чуть ослабил хватку. — Не шутите так больше, пожалуйста.

В сложившейся ситуации подчеркнутая вежливость просьбы прозвучала угрожающе и, когда отпущенный наконец Шерр вновь сел, массируя помятое горло, на свой стул, то смотрел он на Ковалева если и не со страхом, то с заметным уважением.

— Признаться, не ожидал, — хрипло выдавил он из себя. — Однако, это очень хорошо, что у вас такие интересные способности. Пожалуй, мы действительно можем быть полезными друг другу.

— И чем же, — прищурившись, спросил Ковалев.

— Ну, вот чтобы вы могли понять это, мне и надо начать издалека.

— Валяйте, — махнул рукой Ковалев и по-барски развалился в кресле. Шерр улыбнулся и начал свой рассказ.

Он рассказывал долго. Рассказывал о великой Первой империи, вышедшей с неизвестной прародины и завоевавшей огромный сектор Галактики. Рассказывал о ее падении в результате страшной войны с Иными, пришедшими из соседнего сектора, где они ломали и уничтожали непокорных и обращали в бесправных рабов тех, кто решил, сдавшись, купить себе жизнь. Рассказывал о том, как цивилизация оказалась отброшенной на столетия назад, как бились друг с другом жалкие остатки некогда победоносных армий и флотов, как утрачены были древние знания. Рассказывал о том, как потомки выживших в той войне по крупицам знаний, сохранившихся в уцелевших архивах, восстановили историю — и оказалось, что Первая империя в той войне победила, вышибла Иных из своего сектора и выжгла их планеты, но так и не нашла, откуда они пришли. Великая держава рухнула не от самой войны, а от ее последствий — истощения всех, и в первую очередь людских, ресурсов (не секрет, что сильные и храбрые, генетическая сокровищница любого народа, в войнах гибнут первыми, и место их занимают те, кого раньше не пустили бы на порог), дикого голода, потрясшего многие планеты, а главное — человеческого эгоизма, заставившего драться между собой, отбирая друг у друга последний кусок. Ну и плюс то, что каждый мелкий чиновничек возжелал, воспользовавшись ситуацией, заиметь королевскую власть, тоже сыграло роль. Вспыхнувшая гражданская война пожрала надорвавшуюся империю.

В ответ на это Ковалев, не понаслышке знакомый с подобной ситуацией[9] обозвал всех чиновников долбодятлами. Шерр согласно кивнул и продолжил свой рассказ.

Прошли века — и империя возродилась. При всей пакостности человеческой натуры и ее врожденной глупости, на некоторых планетах сохранили остатки космических технологий. Жалкие лодченки по сравнению с дредноутами прошлого, корабли последних, чаще всего провинциальных оплотов цивилизации вновь стали, подминая под себя соседей, создавать и укрупнять государства. Процесс длился сотни лет — и закончился, что вполне закономерно, образованием Второй империи. Однако это было уже не то, далеко не то — даже на пике своего развития и могущества Вторая империя во многом уступала Первой. Возможно, со временем она и достигла бы ее уровня и даже превзошла его, но… История любит повторяться. Империя вновь рухнула, разметав по космосу осколки, в число которых попала и эскадра адмирала Гасса, бултыхающаяся сейчас в Солнечной системе.

Узнав об этом, Ковалев весьма удивился. Огромная эскадра — мертвая по сути, без охраны? Шерр лишь улыбнулся в ответ:

— Вы представьте себе подводную лодку, которая легла на грунт на огромной глубине. Она ничего не излучает, не шумит, полное радиомолчание. Обнаружить ее, конечно, возможно… Теоретически. Но для этого надо более-менее точно знать ее местонахождение, а ведь куда мы ушли не знал никто. Космос — он ведь, вдобавок, побольше ваших океанов будет, а куда уходила эскадра не знал никто, — Шерр повторил эту фразу так, будто старался убедить сам себя. — Более того, судя по иногда долетающим и перехватывающимся станциями слежения эскадры обрывкам переговоров, нас и не искали — там сейчас такая заваруха, что не приведи Господь, вдобавок вновь падение технических возможностей… Словом, найти законсервированную эскадру очень сложно, слава великим ежикам!

— Чего-чего? — опешил Ковалев.

— Ой, ничего, простите… Я просто от скуки пристрастился ползать в вашем Интернете — вот и набрел на интересную книжку.[10]

— А, тогда понятно, — кивнул задумчиво Ковалев. — Там и не такое найти можно.

— Именно, — кивнул доктор. — Так получилось, что из всей эскадры уцелел только я, а был я всего лишь вторым помощником Главгада…

— Кого-кого? — вновь не понял Ковалев.

— Ну, так моего шефа звали. Совершенно незаслуженно, кстати — просто он всегда был непредвзят и, вдобавок, резок, поэтому и прилепилось… Впрочем, не суть. Я лежал себе спокойно в регенераторе, сломанную ногу залечивал, вдруг щелк — и свет погас. А пришел я в себя уже через сто лет… Это, по-вашему, почти двести лет. Оказывается, когда мой организм мгновенно стареть начал, регенератор сработал по аварийной программе и законсервировал его. А когда время прошло и новых команд не поступило, то та же программа меня из консервации вывела. Правда, пришлось мне новое тело клонировать, потому как старое в хроновороте пришло в полную негодность, ну да это уже даже не проблема была, а так — легкое неудобство.

— И что было дальше? — заинтересованно спросил Ковалев.

— А дальше было хреново, — вздохнул Шерр. — Я был в курсе цели похода, шеф рассказал, но вот как мне ее достичь — в общем-то, неясно. Раньше-то проблемы не было — здесь нам только десантные партии и набрать-то надо было, со всем остальным сами бы на первое время разобрались, а там, глядишь, все бы само решилось. К победоносной армии всегда присоединяются добровольцы, это аксиома. А теперь… И, главное, знаю, как вас, дикарей семь раз неграмотных обучить быстро, но не потянуть одному. Так что вот здесь вы мне и можете помочь.

— Давай уж на «ты», — махнул рукой Ковалев. — Раз пошла такая пьянка — объясни мне две вещи: почему я должен тебе помогать и почему ты, друг сердешный, так в свою Империю рвешься? Не, ну, в самом-то деле, чем тебе Земля не подходит? Стал бы крутым диктатором, с твоими кораблями это несложно. Я ведь так понимаю — какое-то время твои корабли и на автопилоте воевать могут, особенно если противник, как у нас, не слишком силен. Был бы кто-нибудь в рубке. Так? Или у тебя там остался кто?

— Да нет, никого там не осталось, — махнул рукой Шерр. — У нас хоть и живут долго, но вот так… Триста лет — это ведь ваших почти шестьсот. Да и потом, у нас долгожители, в основном, на центральных планетах, а на периферии, в провинции, она по вашим меркам лет полтораста составляет от силы. Так что все, долетался.

— Тогда зачем?

— Ну, есть такое понятие — долг.

— Можешь не продолжать, я понимаю, — кивнул Ковалев. — Тебе сколько лет было?

— Двадцать пять, если по вашему. Я был лейтенантом медицинской службы.

— Поздравляю — ты им, похоже, и остался. Будь ты полковником — не факт, что не последовал бы моему совету. А здесь ты сколько?

— Года два всего, как очнулся.

— Понятно все с тобой. Благородные цели и юношеский идеализм… Наивно, но достойно. А вот почему такая борода седая?

— Да я ее так, для солидности отпустил… А поседела, когда на медведя в лесу нарвался. Я ведь с окраины, там к охоте приучают с детства, вот и решил, что стоит хоть немного отдохнуть. Ну и нарвался на медведя, а карабин заклинило. Хорошо, мишка сытый был, повернулся да ушел, а вот борода и волосы поседели изрядно. Думал в регенератор залезть-исправить, но так и не собрался.

— Ясно. Но на мой вопрос по поводу моей тебе помощи ты так и не ответил.

— Ну, во-первых, элементарная благодарность…

— А вдруг я подонок?

— Поверь, я знаю, откуда ты шел — ты бредил своими друзьями, пока тебя в регенератор запихали.

— Ладно, давай во-вторых.

— Приключения. Ты ведь, похоже, по натуре немного романтик и чуть-чуть авантюрист, иначе бы не пошел.

— Допустим.

— Ну и, в третьих, твои товарищи живы.

— Как? — Ковалев аж привстал и, не рассчитав движение, выломал кусок из столешницы.

— Да очень просто, — Шерр, похоже, наслаждался произведенным эффектом. — Я не поленился, сгонял к вашему вертолету и накрыл его стазис-полем. Словом, время для них остановилось.

— М-дя… А если я тебя обману?

— Ну, тут все просто — я ведь врач. Поставлю пси-блокировку на твои мозги. Такую, чтобы ты не мог нарушить конкретного слова, которое ты мне дашь. Больше ничего, поверь. Но твоих товарищей вытащим только после этого. Ну а не договоримся — просто сниму стазис-поле. До планеты я тебя доставлю, но к тому времени…

— Ладно, понял. Шантажируешь, значит? А если я тебе прямо сейчас головенку-то откручу?

— Не сумеешь. Вернее, голову-то открутить сумеешь, но стазис-поле отключится сразу после того, как я умру, это я предусмотрел. А потом и ты умрешь — я отдал соответствующие распоряжения центральному компьютеру. Меня-то сразу в реаниматор и откачают, а вот для вас это будет конец. И потом, я же тебе ничего плохого не предлагаю — подумай, ты от нашей сделки кругом выиграешь.

— Да понял я, понял, — устало вздохнул Ковалев. Ладно, давай обсудим детали…


Глава 4


Когда сумерки за иллюминатором сменилась вдруг ярким солнечным светом, Сотников решил, что незаметно для себя заснул и проспал даже не до утра, а до полудня, однако почти сразу понял: что-то здесь не так. Эта мысль пришла в его неглупые, но порядком пропитые мозги довольно резво — сказалось, очевидно, полное и долгое отсутствие спиртного в пределах досягаемости. Рядом в таком же недоумении ворочались остальные.

Наконец кто-то, зло (а откуда быть хорошему настроению, если который день жрать нечего?) матюгнувшись, отодвинул люк и удивленно присвистнул. Остальные, кто еще мог ходить, полезли следом и по одному, неуклюже, начали выбираться из вертолета. Им было чему удивиться — вокруг вертолета была весна.

Да-да, самая настоящая весна, с пением птиц, набухшими почками на осинах, кое-где проклюнувшейся листвой, осторожно раздвигавшей прошлогоднюю хвою и полусгнившие листья молодой травой… Под деревьями еще лежал снег — плотный, потемневший, но на поляне его уже не было и даже земля немного просохла. Еще снег, совершенно белый, зимний, был под вертолетом, ну и на нем — но там он уже стремительно таял, стекая тонкими струйками воды. И на все это чудо сверху, с ослепительно-голубого неба, смотрел ярко-желтый шар Солнца.

Народ смотрел на случившееся выпученными глазами. Буквально секунду назад был холодный зимний вечер, снег и резкий ветер, в вертолете был дубак, а сейчас им уже было жарко в намотанных на себя слоях одежды, по лицам тек пот… Кое-кто уже расстегивал и даже снимал куртки, другие рассматривали траву, трогали ее, срывали, мяли в пальцах и даже пробовали на вкус все еще не веря в реальность происходящего.

— Ну что, мужики, как вы тут без меня? — раздался за их спинами удивительно знакомый голос. Сотников обернулся. «Наверное, это бред», решил он. Впрочем, остальные, похоже, думали так же — человека, одетого в необычную на вид, но явно очень удобную одежду, чем-то похожую на армейскую униформу, который стоял позади них, небрежно опираясь на искореженный обломок вертолетного хвоста, куце торчащий из фюзеляжа, никто из них увидеть живым не ожидал.

— Это что творится? — вместо ответа спросил кто-то.

— Это? Это весна, ребята, — улыбнулся Ковалев, окончательно выходя из-за вертолета. — Вы как, все живы?

— Джораев умер, — эхом откликнулся Пец.

— Хреново. Давно?

— Да почти сразу как ты ушел. Заснул — и не проснулся.

Ковалев вздохнул. Джораев, вконец обрусевший чеченец, был неплохим парнем. И работал неплохо, и понты, несмотря на свою национальность, не гнал. Да и в Чечне он никогда не был — в свое время его дед так и не вернулся из Сибири на Кавказ, родители бывали там наездами, у родственников, так что связи с родиной предков парень не чувствовал. Так что Ковалеву было искренне жаль парня, однако мертвым торопиться некуда — надо заботиться о живых.

Повинуясь незаметному мысленному приказу из-за его спины выдвинулись двое самоходных носилок, плавно перемещающихся на гравитационной подушке. Ничего сложного в управлении ими не было — надетый на голову Ковалева тонкий, почти невидимый обруч из практически прозрачного материала (Ковалев спросил Шера про него, но Шерр выдал только труднопроизносимое название полимера, из которого тот был сделан — в тонкостях механики он разбирался примерно как свинья в ананасах[11]), прикрытый волосами, на самом деле представлял из себя мощный компьютер. Точнее, по меркам империи, компьютер был как раз слабеньким — так, чисто утилитарная модель с набором простейших функций — однако Шерр клятвенно заверил, что его производительность в разы превосходит производительность самого мощного из имеющихся на Земле суперкомпьютеров. Какая-то иная по сравнению с земной система обработки информации и технологии, обгоняющие человеческие на тысячи лет, делала возможности вычислительной техники поистине фантастическими.

Так вот, этот компьютер, помимо прочего, являлся универсальной системой управления механизмами корабля. Интерфейс транслировался прямо в мозг, с мозга же считывались и команды. Ковалев попытался расспросить Шерра о том, как это делается, однако запутался уже через пять минут щедро пересыпанных мудреной терминологией объяснений. Результатами этой лекции для Ковалева стали только кратковременная головная боль и стойкое убеждение, что молодой врач и сам плавает в этом вопросе. Возможно, так оно и было, но выяснять это у Ковалева не было никакого желания, действует — и ладно.

— Так, мужики, кто может двигаться — идет туда, — Ковалев махнул рукой себе за спину. — Кто посильнее — помогите мне с ранеными, грузить их придется самим. Ну, чего встали? — Он нетерпеливо захлопал в ладоши. — Действуем, действуем.

Однако люди, видимо еще не оправились от шока, а потом к нему добавилось новое потрясение.

— Эт-то… Что… — заикаясь, выдавил один из помбуров со звучным именем Спартак, указывая пальцем за спину Ковалева. Нельзя сказать, чтобы он трусил — трусость этому человеку была вообще не свойственна, однако ошарашен он был изрядно. Похоже, потрясений для ребят на сегодня было многовато.

Ковалев обернулся и сплюнул. Позади него стоял транспортный бот с «Громовой звезды». Самый обычный такой транспортный бот — стреловидный, обтекаемый, отполированный, блестящий на солнце, как живое серебро. Прекрасная в своем совершенстве стометровая машина, будто сошедшая на эту Богом забытую поляну с экрана кинотеатра, из старого фильма о звездных войнах… Елки-палки, Ковалеву за прошедшие месяцы такие машины примелькались уже настолько, что он даже не подумал, каким шоком будет для его товарищей увидеть это чудо.

— Это то, что надо, — чуть резче, чем стоило, ответил он. — Мужики, некогда, некогда, давайте внутрь, там сидения, как в самолете. Заходите, пристегиваетесь… И помогите мне кто-нибудь, одному раненых грузить неудобно.

Однако, до погрузки на носилки раненых, обессилевших, получивших повреждения ног надо было еще вытащить их из вертолета. Выносить раненых людей через пассажирский люк… Ну, это неудобно и травмоопасно для самих выносимых, тем более что вертолет лежал косо и вылезать из люка было неудобно даже налегке. Створки грузового люка были заклинены, казалось, наглухо, однако Ковалев решил эту проблему походя — одним резким движением выворотил левую створку и отбросил ее в сторону. У тех, кто видел это, в очередной раз полезли на лоб глаза, но потрясением больше — потрясением меньше сейчас роли не играло. Легко запрыгнул внутрь, огляделся.

Видно в полумраке было паршивенько. Глаза, несмотря на щедрый дар корабельного регенератора, позволивший им видеть при нужде каждое перышко летящей в небе птицы, все-таки адаптировались к резкому изменению освещенности пару секунд. Впрочем, компьютер на лбу тут же, хотя его об этом и не просили, начал передачу в мозг видеоизображения, призванного заменить человеку в такой ситуации зрение. Все правильно, он был рассчитан на обычного человека, зрение которого адаптируется значительно дольше. Сделав мысленно пометку поменять настройки, Ковалев выключил надоедливую опцию и, убрав наконец мешающее и раздражающее удвоение, возникшее при наложении того, что он видел собственными глазами, и видеотрансляции, смог наконец осмотреться.

М-дя, ничего хорошего он не увидел. Неходящих было аж семь человек, среди них одна женщина. Ну, это согласовывалось с тем, что он уже знал, включая смерть Джораева. Однако, за то время, пока его не было (исключая те месяцы, которые все здесь находились в стазис-поле и не чувствовали течения времени) их состояние ухудшилось. Резкий запах давно не мытых тел и болезни, от которых Ковалев успел отвыкнуть, как молотком бил в ноздри. Похоже, что Шерр тогда со своим стазисом успел вовремя. Лучше бы он, конечно, установил поле сразу после того, как подобрал Ковалева, а не через неделю с лишним, но, как говорится, на безклевье и рыбу раком. Спасибо и на том, что вообще помог — совершенно не обязан был, если вдуматься.

Ковалев начал укладывать пострадавших на носилки, которые, подчиняясь его командам, по очереди вплывали в вертолет и услужливо опускались в нужном месте. Одному было неудобно, однако почти сразу ему пришли на помощь. Как ни удивительно, это оказался Джим — американец, несмотря на возраст, полученные травмы и общее истощение, все еще был довольно силен, так что получилось все как нельзя лучше. Самое интересное, что Джиму вынужденное голодание даже пошло на пользу — сбросив лишний вес, он стал заметно подвижнее, да и одышка, мучавшая его в последние годы, куда-то пропала.

Заметно потяжелевшие носилки двигались не то чтобы медленнее — скорее, осторожнее. Ничего, впрочем, удивительного — хотя они и имели солидный запас прочности, но жители Земли были все-таки намного крупнее и тяжелее, чем соплеменники Шерра, да и гравитация здесь была посильнее, чем на большинстве планет Империи. Даже несмотря на то, что люди были истощены, это сказывалось — инерцию никто не отменял, а встроенная в управляющие блоки носилок программа требовала доставить пациентов с максимально возможным комфортом. Вот и двигались носилки аккуратно, разворачивались плавненько, чтобы, не дай Бог, не колыхнуться лишний раз. В принципе, Ковалев был даже благодарен им за это — несмотря на то, что он прекрасно понимал, что имеет дело с довольно простым механизмом, он почему-то относился к ним, как к живым существам. Забавные глюки сознания, которые, впрочем, частенько бывают у людей, любящих возиться с техникой и обладающих мало-мальски развитой фантазией. Впрочем, замедленность носилок проблемой не была — те, кто шел на своих ногах, все равно двигались медленнее, да и спешить теперь было, в общем-то, некуда. Кто умер — тот умер, их не вернешь, а живых вытащат всех, в возможностях регенератора сомневаться не приходилось.

Пока Ковалев размещал носилки с их особо ценным грузом в транспортных медицинских боксах, остальные рассаживались в кресла пассажирского салона. Вообще, изначально бот был предназначен для быстрой переброски из пункта «А» в пункт «Б» небольших армейских подразделений с их техникой, снаряжением и боезапасом, а также разнообразных грузов. Этакий высокотехнологичный аналог отечественного ИЛ-76 в космическом исполнении — минимальные средства защиты, минимальный (по имперским меркам) комфорт при высокой грузоподъемности и дальности, приемлимой скорости и малой требовательности к обслуживанию и оборудованию мест базирования. Короче, рабочая лошадка пехоты и десанта — дешево и надежно, плюс живучесть и неприхотливость, не свойственные гражданским машинам. Шерр рассказывал как-то, да и Ковалеву в информатории крейсера попадалась информация, что были попытки создания пассажирских и грузовых гражданских моделей на базе этих и аналогичных ботов, однако особым успехом они не пользовались. Толстосумы предпочитали изящные и дорогие яхты, а каботажные компании, занимающиеся перевозками в пределах планетарных систем (для межзвездных перелетов такие боты были, увы, не приспособлены), предпочитали машины подешевле и поэкономичнее, или просто выкупали по бросовым ценам списанную армейскую технику и перестраивали изношенные боты своими силами и под свои потребности.

Однако относительно низкий комфорт для собравшихся не играл роли по двум причинам: во-первых, даже просто факт, что они оказались сейчас вместо медленной смерти во вполне цивилизованной обстановке и, более того, их сейчас вывезут в цивилизованные места (о том, как их будут везти никто не думал — мало ли у отечественных, особенно военных, КБ новинок, о которых еще никто не знает, может и сейчас вертолет без винта сляпали) приводил их в состояние эйфории. Во-вторых, все были еще в шоке и от смены времени года, и от явления Ковалева, которого все списали в погибшие еще когда он пошел в свой безумный поход по зимнему лесу. Ну и в третьих, низким комфорт был только по меркам империи — то есть кресла без массажа, воздух не ароматизирован, еда и напитки по одному нажатию клавиш не доставляются и т. д. и т. п.

А если взглянуть с точки зрения обычного человека, местного, не привыкшего к изыскам, то комфорт был вполне на уровне. Больше всего пассажирский салон бота напоминал внутренности Боинга-747, хотя и без иллюминаторов, только кресла были вдвое шире, а пространства между ними намного больше. Ну, в этом как раз ничего удивительного не было — кресла должны были вмещать тяжеловооруженного солдата в полной экипировке и, вдобавок, доставить его к месту назначения не выжатой досуха долгим и неудобным перелетом тряпкой, а свежим, бодрым и готовым в любой момент вступить в бой, причем сделать это быстро. Так что тем, кто рассаживался сейчас в эти самые кресла и пристегивался, привыкшим к жестким лавкам вертолетов или узким креслам Ту-134 и «аннушек», которые, в основном, летали в эти места, было более чем удобно.

Убедившись, что все заняли свои места, Ковалев прошел в рубку. Вообще, он мог бы вести бот сам или доверить это дело автопилоту, однако Шерр решил слетать с ним — на всякий случай и во избежание. Не то чтобы он не доверял Ковалеву, особенно после пси-блокировки, но, похоже, предпочитал контролировать процесс. Ковалев его не винил — неизвестно, как бы он сам поступил, окажись на месте Шерра, а так, похоже, можно было обойтись малой кровью. Ну, обидно, конечно, немного, но ведь не маленькие дети собрались, чтобы вот так обижаться, все всё прекрасно понимают. Гораздо больше Ковалева беспокоило,как бы Шерра не сломал груз свалившейся на него ответственности, а то лишиться единственного более-менее знающего ситуацию в целом и технику в частности человека в самом начале пути — это, понимаете ли, чревато. Ну и потом, Шерр все-таки врач, а в каком состоянии люди, которых требовалось вывезти, Ковалев не знал, поэтому, подумав, он с мыслью Шерра о совместном полете вполне согласился.

— Ну как, все сели? — Шерр повернулся к Ковалеву. Удобное пилотское кресло хорошо фиксировало тело, но при этом позволяло двигаться совершенно свободно.

— Да куда они денутся?

Ковалев плюхнулся в свое кресло и начал пристраивать на голове гарнитуру с наушниками, совсем как на обычном самолете. Получалось не очень — хотя все, что носили или использовали имперские пилоты было намного удобнее земных аналогов (хотя аналогами земные изделия можно было назвать лишь с огромной натяжкой), но сказывалось отсутствие привычки. Ковалев просто не любил таскать на теле ничего лишнего, даже цепочек, печаток и крестиков, одно время очень модных, у него никогда не было. Впрочем, Шерр, владеющий азами психологии (как же, военврач должен быть специалистом широкого профиля) сказал ему, что это пошло от детской нелюбви таскать на шее ключ. Ковалев тогда пожал плечами — его ситуация совершенно не беспокоила.

— Ну, скоро ты там?

— Сейчас. Ты начинай пока.

Шерр кивнул, втянул трап, закрыл внешний люк и загерметизировал от пассажирского отсека пилотскую кабину. Естественно, делал он это не сам лично — он лишь щелкал клавиатурой пульта, а собственно работали многочисленные механизмы бота, но суть от этого не менялась. Затем в пассажирский салон хлынул усыпляющий газ.

Конечно, поступать так по отношению к людям было не совсем хорошо, но Ковалев с Шерром, подумав, решили, что лишние переживания людям ни к чему — и так натерпелись. Ну и потом, хотя энергетические компенсаторы и смягчают перегрузки при старте, но полностью их не снимают — нижний предел, на котором они срабатывают, 3g. Ничего удивительного в этом нет — специфика военной техники. В самом деле, 3g подготовленный и здоровый физически солдат выдерживает легко, так что зачем тратить энергию? Единственными местами, где перегрузки компенсировались полностью, были медицинские боксы и кабина пилотов, но тут уж деваться некуда — больные могут не выдержать, а пилотов в полете лучше не перегружать, им еще управлять ботом и, возможно, долго. Именно поэтому Ковалев с Шером погрузили людей в сон — легче перенесут старт.

Убедившись, что все уснули и их состояние не вызывает опасений, Шерр продул салон чистым воздухом и спросил:

— Мне повести или ты сам?

— Лучше сам, люблю я это дело, — улыбнулся Ковалев. Ему действительно нравилось управлять ботом, чувствовать мощь и покорность двигателей, видеть бескрайнее пространство космоса… Романтика, блин, нереализованные детские мечты, которым вот так, случайно, суждено было сбыться.

Несколько минут спустя бот, тихо но внушительно рыкнув двигателями, почти вертикально взлетел и начал стремительно разгоняться. Невидимый для радаров и плохо различимый визуально, он очень быстро вышел за пределы атмосферы и, ловко уклонившись от спутников (хотя кто знает — возможно, они что-то и успели зафиксировать), продолжил разгон. Спустя еще час бот уже вплывал в гостеприимно открывшиеся перед ним широченные ворота — шлюзовая камера «Громовой звезды» поражала воображение размерами…


Глава 5


Спустя неделю после чудесного спасения пассажиры злополучного рейса, вновь бодрые и здоровые, сидели в кают-компании линкора и слушали рассказ Ковалева. Василий не пытался ничего скрывать — просто рассказывал, и когда он закончил, над собравшимися повисла тишина.

— М-дя… Значит, ты у нас теперь самый обыкновенный супермен, владеющий самым обыкновенным супероружием, — выдал вердикт Пец.

— Дурак ты, Жека, — беззлобно откликнулся Шурманов. — Супермен. Ты лучше подумай — он же из-за нас, считай, в рабство полез.

Пец сконфуженно замолчал, но тут вновь заговорил Ковалев.

— Вообще, все не так страшно. Просто придется отрабатывать долг, всего и делов то. Если честно, я бы Шерру и без пси-кодирования помог, и не только из чувства благодарности. Вы подумайте — это же моя детская мечта! Космос, приключения… Ну раз дает судьба шанс, зачем отказываться?

— М-дя-а-а… — заметил Спартак. — А ты уверен, что он кроме блокировки еще чего-нибудь в мозгах не переставил?

— Уверен, — отмахнулся Ковалев. — Я и до его предложения думал, как бы к этой истории примазаться.

— Да, сбылась мечта идиота, — кивнул Шурманов. — И что дальше? Ты ведь нас не для того, чтобы детскими мечтами похвастаться, собрал. Сильно подозреваю, что отрабатывать придется нам всем. Так?

— Не совсем. Я, конечно, сволочь, но не настолько, чтобы подписывать вас на не пойми что. Но и вы меня поймите — дать распространиться слухам о реальном положении вещей я не могу. Мне, в принципе, плевать, но могут возникнуть сложности, а зачем лишний раз напрягаться? Так что, ребята, у вас небогатый выбор.

— И какой же? — спросил Спартак.

— Ну, два варианта. Есть возможность отправиться с нами. Людей я набираю сам, ваши кандидатуры мы с Шерром уже обсудили. Я, кстати, прибалдел — у них, оказывается, есть интереснейшая методика обучения — информация вбивается в мозг напрямую, стопроцентное усвоение, но потом надо все закреплять практикой. Метода экспериментальная, они так собирались в свое время десантников готовить, ну а на мне проверили, получилось очень и очень. Поэтому неделя в гипносне, два года тренировок — и вы готовый космонавт.

— Ты, я так понял, уже обучился. Но времени прошло меньше…

— А ничего удивительного, я ведь супермен. У меня сейчас мгновенно нарабатываются любые рефлексы. Вам будет тяжелее — во время обучения ни на кого из вас регенератор не сработал и улучшать вас не стал.

— Кстати — интересно, почему?

— Потом объясню. Так вот, первый вариант — работа с риском. Потом возвращаемся богатыми, как Крезы, если все пойдет, как планировали, или не возвращаемся вообще.

— Как кто богатыми? — не понял Сотников.

— Как Крезы. Крез — это царь такой древний, очень богатый. Так вот, или мы побеждаем, или просто гибнем. Честно скажу, я даже примерно не представляю себе шансы.

— А второй вариант? — с интересом спросил Шурманов. — В космос без скафандров?

— Семеныч, ну зачем так грубо? Просто подчищаем память до момента, как я забрал вас с вертушки, накладываем ложные воспоминания о скитаниях по тайге и высаживаем в близ Печоры. Будете героями газетных хроник — выжившие после катастрофы. Ну и в целом только плюсы.

— Какие.

— Какие… Серега, вот скажи — выпить хочешь?

— Нет, — после некоторой заминки, чуть удивленно ответил Сотников.

— А ты, Семеныч, хочешь закурить? Рашид, ты хромаешь? Гена, как твои пальцы, отросли?..

— Понятно-понятно, — примирительно поднял руки Шурманов. — В благородного играешь…

— Да нет, зачем мне играть? Регенератор вас всех полностью вылечил — не рубить же снова пальцы? Словом, вот вам два варианта. Только имейте в виду — дома вас уже похоронили, а второго шанса не будет. Кто захочет лететь со мной, сможет родных предупредить — придумаем что-нибудь, чтобы слухи раньше времени не пошли. Скажем, например, что буровик — это только прикрытие, а на самом деле он — секретный агент, контрразведчик. Или еще что-нибудь соврем, чем невероятнее — тем лучше и, главное, надежнее. Человек — существо доверчивое. Ну а потом — жизнь, полная приключений, да еще и длинная… В общем, если не погибнет человек, то проживет он раз в пять дольше обычного. Так что пряник предлагается солидный, решайтесь.

— И какой же план?

— Да простой. Мы тут с Шерром посоветовались — ему надо восстановить империю, а для этого нужен император, символ власти. Иначе любую попытку навести порядок можно считать обреченной на провал, война опять будет. Конечно, судя по косвенным данным, там сейчас жуткий упадок, в том числе и технологический, поэтому можно предположить, что наша эскадра в любой стычке устроит побоище, да и народ всегда тянется за победителем, особенно если ему многое пообещать, но… Кто знает, что будет в реальности, поэтому желательно иметь императора. Пусть и марионетку, но обязательно потомка правившей династии. Дед последнего императора был тот еще ходок, поэтому найти потомка, в принципе, возможно — бастард, конечно, но все же лучше, чем ничего. Объявляем его императором, сажаем на трон, сами остаемся сильными теневыми фигурами, которые, в принципе, и обладают реальной властью. Ну а дальше — по ситуации. Людей для комплектования личного состава наберем на Земле. Вот и все, в принципе.

— Как-то уж больно гладко у тебя все получается…

— Гладко было на бумаге, да забыли про овраги. Естественно, все так весело не будет — это так, общая канва, ориентироваться придется на ходу, мы слишком мало знаем. Авантюра, конечно, но мне деваться некуда, а вы решайте сами.

— Знаешь, а я рискну. Старуха моя умерла, дети выросли… А вы как, пойдете? — обернулся Шурманов к остальным. Нестройный гул голосов был ему ответом. — Ну все, Вась, народ согласный. Командуй.

— Хорошо, — кивнул Ковалев. — Но теперь все, вольница кончилась. Скажу прыгать — прыгаете и вопрос может быть только «Как высоко»?

На сей раз собравшиеся подтверждали свое согласие несколько тише — очевидно, до людей начало доходить, что они подписались, фактически, на воинскую службу со всеми ее не слишком приятными моментами вроде дисциплины. А что поделать? Без нее никуда. Да еще и в наемники… Однако тут Ковалев кинул в них еще один камень.

— И пси-блокировку вам тоже сделают. Сразу предупреждаю. Такую же, как и мне.

— Это навсегда? — спросил кто-то.

— Только до восстановления империи. Это было мое условие, поставленное Шерру. Я пытался обойтись без нее вовсе — но Шерр доверять нам до конца не может и, честно говоря, понимаю его и не виню.

— Да и хрен с ней, — ответил за всех Шурманов. — Неприятно, но потерпим. А вот если мы потом буянить начнем и разнесем все по кирпичику?

— А это уже будут не наши проблемы. Мы с Шерром четко договорились, что если империя рухнет снова — то на фиг она нужна? Мы даем империи шанс, остальное — ее проблемы. Это справедливо.

Вопрос был, конечно, спорный, но развивать тему никому не хотелось.

— Значит, договорились. Все согласны? Джим, ты с нами?

— Да, с вами — куда же мне теперь деваться? — на чистейшем (спасибо обучающим программам линкора) русском откликнулся супервайзер. Он за то время, которое провел в регенераторе, не только вылечился от кучи мелких болячек, которые преследуют любого буровика (север и полевые условия — не сахар), но и помолодел немного, впрочем, как и остальные — организм, хорошо пролеченный и избавленный от шлаков, менялся просто разительно. — Только чтобы против Америки ничего не повернулось.

— Вот и славненько. Значит, нас шестнадцать человек, плюс я и Шерр… Итого восемнадцать.

— Как восемнадцать? А мы?

Ковалев повернулся и посмотрел на женщин, аккуратненько сидящих чуть в стороне, особняком.

— А вы никуда не летите. Вас мы вернем на Землю.

— Это что за дискриминация, а? — заверещала, привычно уперев руки в толстые даже после голодовки и лечения бока, повариха Люда, самая горластая и хамовитая из присутствующих женщин. — Да я жаловаться буду…

И осеклась, поняв, что говорит что-то не то.

Ковалев с интересом посмотрел на нее, по-птичьи наклонив голову набок. Потом хмыкнул:

— Пожаловаться здесь ты можешь только мне — так уж получилось, что главный сейчас я. Я в этом не виноват, не напрашивался, но раз уж так сложилось — то так и будет, отказываться не собираюсь. А раз мне командовать эскадрой, то мне и набирать команду и крысы в ней мне не нужны. Может, напомнить тебе, что мы нашли в твоих сумках? Уже за одно это тебя гнать стоит, а уж с учетом того, что готовят здесь роботы, а ваша ценность как боевых единиц стремится к нулю, то вы тем более не нужны. Все, разговор окончен, дуйте в свои каюты, здесь вам делать нечего.

— Круто ты с ними, — покачал головой Шурманов, когда женщин увели и непонятно, чего в его голосе было больше, одобрения или совсем даже наоборот. — Хотя, может, так и надо. Но я так понимаю, что с кораблями нам не справиться, нужны будут еще люди. И где мы их тут возьмем? Что, будем подавать объявления на манер вербовщиков Иностранного легиона или по религиозному принципу набирать, по методе наших кавказских психов? И кого мы наберем?

— А вот здесь есть идея.

И Ковалев выдал простую, как три копейки, мысль. Ведь что у нас на севере? Работы много, людей мало, поэтому работа вахтами — едва ли не самое обычное, что можно увидеть. Фирм, подвизающихся в нефтяном бизнесе, геологии, сервисных службах, море. Есть гиганты типа «Газпрома» или «Роснефти», но есть и куча мелких фирм и фирмочек, кующих совсем не мелкую денежку на свой страх и риск. Кто обратит внимание, если появится где-то в провинции еще одна? Разве что налоговая, но можно сделать так, что все будет в ажуре. Деньги будут — золото и камешки всегда в цене, а в космосе, в астероидном поле, можно найти и то, и другое. Вопрос в реализации — но и это можно решить. Главное что — развернуть деятельность, благо время терпит, и за те два года, что потребуются собравшимся, чтобы пройти здесь, на кораблях, необходимое обучение, создать работающую и не вызывающую ни у кого подозрений, а желательно еще и прибыльную структуру. Тогда можно будет спокойно и не торопясь, благо время терпит, набрать людей, подходящих по возрасту, физическим кондициям и еще тысяче и одному параметру, проверить их благонадежность и потихоньку собрать экипажи. Ну а там — вперед и с песней, а фирма пускай работает, будет еще одна гарантия светлого будущего, когда придет время вернуться.

Идея, конечно, была сырая и требовала большой и кропотливой доработки, но, в общем и целом, была признана работоспособной. Легальное прикрытие остается легальным прикрытием, как ни крути, поэтому было решено, что вместе с якобы чудом спасшимися женщинами пойдут еще трое посвященных — Пец, Шурманов, ну и сам Ковалев. На том собрание закончилось, благо пришло время обеда, ну а вечером состоялся еще один разговор — менее важный, но тоже весьма интересный.

Ковалев и Шерр сидели в адмиральской каюте, которую Ковалев нагло занял и расположился в ней со всеми возможными удобствами. Поначалу он предполагал, что Шерр сам примет командование, но доктор честно признался — занятие это для него бесперспективное. Дело в том, что в империи давным-давно проводили тестирование на предрасположенность к какой-либо профессии. Военное дело, да и вообще все, связанное с тактикой и стратегией, Шерру не светило совершенно, не то мышление, а вот Ковалеву светило, и еще как — на тестировании компьютер выдал девяносто семь и три десятых процента от теоретически возможного максимума. Шерр тогда только присвистнул удивленно, прогнал тестирование вновь, получил те же результаты и надолго задумался, после чего засел в информатории линкора. Ковалев на это не обратил тогда внимания, но сегодня Шерр изъявил желание продемонстрировать плоды своих изысканий. Ковалев был не против, да и скучно ему было, признаться — развлечения, обычные для имперцев, были ему непривычны и казались примитивными, а сидеть тет-а-тет с книгой или телевизором было неинтересно.

Вот и сидели сейчас они, курили, благо рак легких теперь Ковалеву не грозил, и пили, каждый свое. Шерр налегал на коньяк, к которому изрядно пристрастился на Земле, утверждая, что в империи ничего подобного не производилось. Впрочем, отметил для себя Ковалев, может, и производилось, просто Шерру было не по карману — не графья-с…

Ковалев пил легкое вино из запасов линкора — он не любил коньяк. Как-то, в бурной студенческой молодости, избавляясь от депрессии (несчастная любовь и все такое), он сдуру выхлебал в одно горло бутылку неплохого коньяка, закусив ее (вот дурак, портить благородный напиток) маринованным огурчиком. В результате он всю ночь обнимал унитаз, потом целый день болел и от коньяка его потом отвратило наглухо. Ну а вино имперского производства, хоть и не блистало изысканным букетом, в котором Ковалев все равно не разбирался, было легким, приятным на вкус и не вызывало похмелья. Хотя Шерр и сказал Ковалеву, что теперь его желудок может без вреда для здоровья переварить даже денатурат, проверять его слова как-то не тянуло.

Однако разговор начался не совсем так, как ожидал Ковалев. Вместо того, чтобы поведать раскопанную им сенсацию, Шерр внезапно спросил:

— Василий, почему ты был так уверен, что они согласятся?

— Но ведь я был прав.

— Оно так, ты был прав, а я ошибался. Честно говоря, я рассчитывал максимум на двоих-троих. Но почему?

— А ты подумай — кто идет на такую работу? В принципе, домашние мальчики пополняют ряды офисного планктона, а в поле работают, в основном, люди с немного авантюрным складом ума и склонные к романтике. Помнишь, как ты меня охарактеризовал? Вот то-то. Не все, конечно, причины и пути у каждого свои, но большинство. Особенно те, кто пошел в поле сразу — романтика, блин… Сам такой был. А вон Шурманов — он ведь вор, не по хулиганке сидел и не по гоп-стопу по молодости. Серьезный, можно сказать, человек, но начинал, он мне сам рассказывал, из-за блатной романтики. Вот так бывает. А сейчас им романтики будет — хоть ложкой ешь. По молодости даже не задумывались бы, наверное, сейчас сложнее, с возрастом становишься более циничным, да и двадцать лет из нас романтику вытравливали, но тут есть еще и материальный фактор. Всем страшно надоело работать на дядю, да еще и за сравнительно небольшие бабки, а сейчас у них появился реальный шанс рискнуть и на всю жизнь обеспечить и себя, и свои семьи. Да что там семьи — внукам с правнуками хватит, поэтому я даже и не сомневался, что пойдут почти все. Да ты себя вспомни — с чего на флот пошел? Сам рассказывал, что дома тупо жрать нечего было и скучно вдобавок, так что ты и сам такой же, в нашу компанию идеально вписываешься. Так что факт один — все, кто сейчас на борту, люди как минимум сильные характером и, в большинстве, решительные.

— Согласен, — вздохнул Шерр. — Ладно, слушай. Я тут покопался, кое-что сравнил, залез в такие дебри, что и сам не ожидал, благо теперь, как единственный офицер, имею полный доступ. Кстати, я раскопал еще и как тебе полный доступ обеспечить, завтра сделаю. Но суть не в этом. Помнишь, я рассказывал, что ваша планета была заселена еще во времена Первой империи?

— Да, говорил ты что-то такое. И что?

— Понимаешь, это не совсем так. Ваша планета была не просто заселена — она была одним из центральных миров. Если верить нашим исследователям, а они ели свой хлеб не зря, да и шеф мой, хоть и не имел полного доступа к информации, тоже что-то такое предполагал, это была планета-полигон. Точнее, часть планеты была чем-то вроде фешенебельного курорта для особо богатых, но заправляли здесь, в основном, военные. Честно говоря, я довольно тяжело понимаю логику наших предков, хотя, возможно, курорт был чем-то вроде прикрытия полигона. Или наоборот, не знаю. Впрочем, может быть, были и другие соображения. Несомненно одно — какая-то логика была, в первой империи иногда мыслили извращенно, но мыслили всегда и очень редко ошибались.

— И что ты хочешь этим сказать? Что нас создали искусственно или что мы — потомки выродившихся богатых бездельников?

— Не знаю. Скорее всего, и то, и другое. Видишь ли, судя по косвенным данным, здесь шли работы по созданию идеальных солдат. Генетические эксперименты такого уровня, который нам и не снился. Та генетическая оптимизация, которой занимались наши вояки — жалкая пародия на достижения ученых Первой империи. Щенки, они даже не представляли, что занимались мышиной возней. Видел Египетские пирамиды? Это — одна из баз того времени, вернее, чудом сохранившийся комплекс наземных сооружений Первой империи. Я там прозондировал кое-что — оказывается, часть аппаратуры цела до сих пор, стоит себе законсервированная. Потом надо будет там полазить, но это уже действительно потом, к тому же я даже приблизительно не представляю, для чего эта аппаратура предназначена.

— Серьезно, но что дальше-то было?

— А дальше все просто. Та война началась для Первой империи внезапно, причем центральные планеты разом подверглись массированной атаке. Некоторые сумели отбиться, другие — нет. Эта планета официально была абсолютно мирной и, хотя и относилась к центральным, по значению считалась второстепенной. Не знаю, почему — возможно, из-за режима секретности, но на орбите планеты не было боевых станций. Результат оказался закономерен — планета подверглась жесточайшей бомбардировке, инфраструктура была полностью разрушена, кого-то потом эвакуировали, кого-то не успели, а последующие война и крах империи привели к забвению планеты. Людей было слишком мало и в результате уже через несколько поколений люди скатились в каменный век.

— То есть мы — потомки выращенных в пробирках суперменов?

— И да, и нет. Все дело в том, что эксперименты, судя по всему, велись в разных направлениях. Тебя никогда не удивляло, что на планете аж три расы? Ни на одной планете такое больше не встречается. Это ведь неспроста. Понимаешь, трудно предположить, для чего первично предназначались представители негроидной расы — но этот эксперимент, я полагаю, был или незавершен, или просто оказался неудачным. Словом, негроидная раса не то чтобы неполноценна, но самостоятельно развиваться практически неспособна. Возможно, их и готовили первично как идеальных чернорабочих — сильных, плодовитых и не слишком развитых умственно. Потом, правда, вмешался процесс естественного отбора, но он дал относительно небольшой эффект. То же и с монголоидной расой — что-то там перемудрили, в результате раса оказалась также лишена внутренних стимулов для развития. Если бы в свое время европейцы их не попинали изрядно, то все их государства закончили бы одинаково — на определенном этапе развития они склонны к «закукливанию» и остановке в развитии. То развитие Китая и Японии, которые наблюдаются сейчас — всего лишь реакция на внешние раздражители, оставьте их в покое, обложите санитарным кордоном — и очень скоро они остановятся и еще быстрее откатятся назад.

— Ты хочешь сказать, что полноценными являемся только мы?

— В какой-то степени, да. Хотя и это под вопросом — в процессе истории в вас тоже намешано немало кровей. Вот у тебя в предках нет негроидов, но прадед твой был представителем монголоидной расы.

— Я в курсе.

— Другое дело, что у тебя доминирует. Понимаешь, когда планета оказалась отрезанной и люди вынуждены были выживать как сумеют, доминировали, очевидно, две группы — классические представители имперской расы и те самые идеальные солдаты, остальные только размножались, но роли никакой не играли. Постепенно происходило смешение, кровь, что называется, разбавлялась. Кстати, чтоб ты знал, ваша история в разы короче, чем учат в ваших школах, но это так, для сведения. Так вот, великие воины, все эти древнегреческие геракаклы и скандинавские берсерки, рождавшиеся во все времена, это как раз люди, в которых доминировали гены тех самых идеальных солдат, когда случайная комбинация генов давала возможность проявиться способностям их предков. Однако вырождение продолжалось, набивался генетический мусор и, одновременно с ростом кондиций среднестатистического жителя Земли, вероятность появления человека с полноценно выраженными боевыми способностями уменьшалась. В результате сейчас любой землянин может в бараний рог согнуть любого имперца, причем не прерывая, скажем, завтрак или непринужденную беседу, одной левой, так сказать, но при этом вероятность появления на свет полноценного суперсолдата свелась практически к нулю. Однако встречаются, пусть и крайне редко, люди, чей генетический код может быть подчищен за счет относительно небольшого вмешательства, той самой генетической оптимизации. Очевидно, та программа и запустилась потому, что ты подходил по параметрам. Однако, не попади ты сюда, ты никогда не узнал бы о своих потенциальных возможностях, они просто не проявились бы.

— То есть я — идеальный солдат Первой империи?

— Теперь — да. Именно поэтому ты имеешь такие физические кондиции и предрасположенность к военному делу, я имею в виду твои мозги.

— Ясно. И что дальше?

— А дальше нам придется думать, как с максимальной эффективностью использовать то, что мы сейчас имеем…


Глава 6


Три года спустя…

Александр Синицын, третий штурман линкора «Громовая звезда», закончил прокладку курса и с наслаждением откинулся в кресле. Захотелось покурить, но он усилием воли подавил в себе это желание — курить на вахте было запрещено строжайше, тем более что физиологически тяги к курению после регенератора Синицын не испытывал. Оставалась привычка, но для ее устранения требовалась психологическая коррекция, а ее Синицын делать отказался — хватит с него и одной пси-блокировки. Хотя Шерр и предлагал, конечно.

Вообще, ничего сложного в прокладке курса не было — практически вся работа делалась ходовым компьютером линкора, оператору, в данном случае штурману, требовалось лишь корректировать его действия. Что поделаешь — космос только кажется пустым и бесконечным, на самом деле он меняется с прямо таки космической быстротой. То метеоритный рой пройдет, то газовое облако… С учетом того, что в этих местах давным-давно никто не летал и никакого слежения за пространством не проводилось, приходилось уподобляться первопроходцам. С учетом сумасшедшей скорости эскадры (и это еще экономичный ход, ой-ёй-ёй что будет, когда корабли форсируют движки для атаки) и, в общем-то, несовершенства, точнее, ограниченности инициативы компьютеров, присутствие человека на вахте становилось обязательным. Синицын как-то спросил Шерра, почему на компьютеры кораблей наложены такие жесткие ограничения. Шерр тогда вздохнул и сказал, что когда-то, еще на заре экспансии, вторая империя пережила период увлечения думающими машинами. Результаты разгребали несколько десятилетий, а восстанавливать некоторые из городов даже не стали — проще было построить новые, чем разгребать развалины.

Так что сидел теперь штурман Синицын в своем кресле уже третий час и периодически уточнял курс — а что делать, надо. Еще часа полтора — и смена, вахты четырехчасовые, три штурмана и второй помощник, тоже штурман. Словом, жить можно. Правда, случись бой, все они соберутся здесь, работа, по словам все того же Шерра, будет адова, но пока что ничего особенного, можно перекинуться парой слов с вахтенным артиллеристом или еще с кем, попить кофе… В первые дни похода, конечно, было тяжелее — опыта, считай, никакого, учебные маневры вокруг системы не в счет. Там и скорости другие, и расстояния, а главное, время совсем не то, пятнадцать-двадцать минут — и все, уступай пульт сменщику. Не успевали, в общем-то, уставать, а вот когда пошли в глубокий космос — там да, работать пришлось на полном серьезе, после первой вахты вообще в каюте еле-еле до койки добрался, но привык очень быстро, все же система обучения у имперцев великолепная, знания лежат в голове именно так, как положено. Надо было только научиться грамотно их использовать, приходит это только с опытом, а опыт земляне нарабатывали быстро.

С легким шипеньем разошлась входная диафрагма, и в ходовую рубку стремительно вошел Ковалев. Точнее, адмирал Ковалев — звания первые офицеры эскадры присвоили себе самочинно, но тут уж сложно было их упрекать, все равно из настоящих офицеров империи оставался только Шерр, да и тот был ничуть не главой генштаба, а иерархию выстраивать было жизненно необходимо.

Синицын вскочил, как подброшенный невидимой пружиной — все-таки рефлексы, вбитые годами службы, давали о себе знать. Ковалев отмахнулся — сиди, мол — и направился к своему личному пульту. Конечно, он мог подключиться к корабельному компьютеру откуда угодно, хоть из сортира, но работать предпочитал все же на мостике. В принципе, он здесь почти постоянно находился — пожалуй, адмиралу без никакого опыта приходилось в этом походе тяжелее всего и он спешил, устраняя пробелы в собственных знаниях и постигая на бегу то, что не успел или по собственному разгильдяйству пропустил на Земле.

Однако сейчас Ковалев не стал рассиживаться за пультом — быстро прогнал какие-то расчеты, кивнул удовлетворенно и встал. Окинул взглядом рубку, склонившихся над пультами людей (в походе особой работы не было, в рубке, включая его самого, было восемь человек) и удовлетворенно хмыкнул. Хотя народ и расслабился несколько после напряжения первых дней полета, но все было в меру, никаких запредельных вольностей, так что придраться было не к чему.

Неторопливым шагом (рубка была, как и все на этом корабле, большая — не то что на эсминцах) Ковалев подошел к обзорному окну. Два метра бронестекла исключительной прозрачности отделяли его сейчас от космоса. В бою поверх стекла надвинутся толстенные плиты корабельной брони и информация будет поступать с экранов, но пока что можно было вживую видеть звезды. Их свет на таких скоростях искажался в точности согласно теории относительности, однако, слава Богу, это было единственным, в чем Эйнштейн оказался прав. Никаких фокусов со временем, никакого принципиального светового барьера не существовало, корабли перли через пространство в сотни раз быстрее, чем было теоретически возможно — и ничего, никто от осознания этого вопиющего факта пока не умер.

Синицына, успевшего до армии и сержантских погон заиметь еще и диплом физика, этот факт первоначально несказанно удивлял — ровно до того момента, как он познакомился с мнением на сей счет имперских ученых. Надо сказать, их мнение резко отличалось от мнения земных специалистов и, в отличие от последних, было подкреплено солидным аргументом в лице боевых кораблей, на одном из которых Синицын сейчас и находился. Критерий науки — эксперимент, поэтому Синицын предпочел довериться ученым империи и не прогадал. Во всяком случае, сейчас он несся к звездам, хотя еще полтора года назад и помыслить не мог ни о чем подобном.

Впрочем, когда он встретился с Ковалевым в первый раз, он вообще мало о чем способен был думать — лежал себе с оторванной по колено ногой, смотрел невидящими глазами на окровавленную культю, наспех перевязанную промокшим от крови бинтом, и на сердце была такая смертная тоска, что помереть впору. От желания сунуть в рот ствол автомата и нажать на спуск его удерживало только то, что химия, которой обколол его приданный их взводу врач, не военный даже, а обычный гражданский, из местных, не только снимала боль, но и наполняла мозги жутковатой вялостью, не позволяющей окончательно сойти с ума. Ну и еще, наверное, держало его осознание того, что боевики, чьи фигурки все чаще мелькали между камнями, вот-вот доберутся до них и тогда все равно все кончится, но он, возможно, успеет прихватить кого-то из них с собой и отомстить. Во всяком случае, десяток патронов в магазине и граната у него еще оставались.

Вообще, задание, которое выполнял их взвод, с самого начала дурно пахло. Оседлать ущелье и не дать остаткам разбитой банды пройти по нему — задача, в принципе, нехитрая, вот только сил для этого у них было явно маловато. Правда, и направление, которое они перекрывали, командованием расценивалось как второстепенное, возможность прорыва боевиков именно здесь считалась, скорее, теоретической. Ну в самом-то деле, что ущелье, наиболее легкий путь отхода, будет перекрыто ясно было и младенцу, а стало быть, боевики или попытаются проскочить там, где их не будут ждать, или разобьются на маленькие группы, которые будут просачиваться поодиночке. В любом случае, если не дураки — не полезут. Так, очевидно, размышляло высокое начальство, распределяя свои не такие уж и большие силы, и поставило в ущелье, на господствующей высоте, всего взвод, хотя и усиленный парой крупнокалиберных пулеметов. Но боевики оказались то ли слишком напуганными, то ли слишком глупыми, то ли, наоборот, умными и хладнокровными, умеющими просчитывать рассуждения своих армейских оппонентов — похоже, наиболее вероятным было как раз последнее предположение, поскольку в ущелье не только ломанулась почти вся банда, более полутысячи хорошо вооруженных и обученных рыл, в основном наемников со всего света. Они притащили с собой еще и пару минометов, которые, по всем прикидкам, должны были бросить, чтобы облегчить себе отход, давным-давно. И, не дожидаясь, пока взвод обнаружит свое присутствие, расположили их в зеленке и первыми открыли огонь. Может быть, был среди них грамотный командир из бывших офицеров — по слухам, среди боевиков и выпускники академии генштаба попадались. А может, просто разведка боевиков хорошо сработала — или засекли десантников, или заранее были о них предупреждены, среди штабных попадались еще гниды, продающие за хорошие деньги информацию боевикам. Контрразведка свирепствовала, конечно, но справиться с этим положением пока что не могла.

Вообще, Ингушская кампания развивалась откровенно по-дурацки. Вроде и опыт чеченских войн был, а все равно так ничему толком и не научились. Нет, в отличие от Чечни, сделать смогли многое — не было той массовой бойни, как в девяностые годы прошлого века, однако банды ходили крупные, и задавить их так и не получалось. Снабжение у боевиков было отличное, выучка — тоже на уровне, чувствовалась опытная рука США. Отлавливали, конечно, потихоньку, но гораздо медленнее и с куда большими потерями, чем хотелось бы. Впрочем, что значит с меньшими потерями, чем хотелось бы? Не хотелось бы никаких, только вот война без жертв, увы, не бывает, как ни старайся, можно их снизить, но и только. А у генералов пока что и этого толком не получалось. Вот и сидели сейчас уцелевшие десантники и, экономя патроны, отстреливались, с тоской глядя на покрытое низкими тучами небо — для вертушек погода нелетная, как ни крути. Помощи оставалось ждать только от своих, которые наверняка уже шли сюда на БТРах, вот только пока они еще дойдут… Рацию разбило в самом начале и, к бабке не ходи, немалая часть драгоценного времени была затрачена на бесчисленные утряски, согласования и принятие решения. Хорошо еще, что запас мин у боевиков был, видимо, невелик, хотя и того, что свалилось на десантников, было достаточно, чтобы смешать их со щебенкой. Да еще повезло, что снайперов хороших у боевиков не было — те два олуха-любителя, что пытались изображать из себя крутых, были сняты в самом начале боя, благо крупнокалиберные пулеметы уцелели. Они, кстати, и позволили отбить первые две атаки, но сейчас у них практически кончились патроны. Боевики, правда, этого пока что не знали и осторожничали, но рано или поздно до них дойдет, что по ним давно уже работают только «калаши», и с этого момента время жизни взвода будет исчисляться минутами.

Можно было, конечно, бросить все и отступить — вряд ли боевики будут их преследовать, не в том они положении. Но приказ есть приказ и десантники зубами вцепились в высоту, как уже не раз бывало в русской истории…

Помощь пришла неожиданно. Бесшумной молнией высверкнул в низких тучах стреловидный аппарат и почти сразу же среди боевиков вспухли облачка белого дыма. А потом аппарат, похожий на красочную иллюстрацию к фантастической книге, мягко опустился прямо в ущелье и с него начали выпрыгивать крепкие ребята в приметной черной форме со старыми добрыми «Калашниковыми» в руках. Человек десять, не более, но двигались они уверенно, так, будто им ничего не грозило.

То, что случилось дальше, повергло десантников в легкий шок. Ни один из боевиков даже не пытался не то что стрелять, но даже просто подняться, зато новоприбывшие старались вовсю — шли себе от одного лежащего боевика к другому и скупыми, на два-три патрона, очередями просто пристреливали их. Били, в основном, в головы, иногда в живот или в грудь, но так, чтобы если даже и не убить сразу, то до госпиталя не довезли наверняка. Такая спокойная деловитость просто потрясала воображение.

Накладка получилась всего одна — один из тех «черных», которые, деловито постреливая, направлялись к позициям взвода, внезапно получил жесткий отпор. Один из боевиков не пожелал спокойно лежать, а вскочил и полоснул из автомата. «Черного» отшвырнуло назад, но, прежде чем боевик успел поменять магазин, идущий за следом за упавшим в каком-то нечеловеческой длины прыжке преодолел разделяющее их расстояние. Короткая вспышка — и тело боевика буквально распалось на две части, а в руках у прыгуна оказался самый настоящий лазерный меч — совсем как у джедаев в фильме.

— Твою мать… — довольно эмоционально выдал, поднимаясь, упавший, что само по себе было невероятным — автоматную очередь в упор не выдержит никакой бронежилет. — Твою……….. мать.

— Спокойно, Семеныч, спокойно. Живой? — спросил его спаситель, убирая ярко светящийся красным клинок и вешая оружие на пояс.

— Да живой……. - думал, все, песец пришел.

— Когда он придет — ты не заметишь, поверь. Ну что, надо прибраться, а то очень уж результат в глаза бросается.

— Угу. А чего не стрелял?

— Да переклинило чего-то. Ладно, кто пойдет за дезинтегратором?

— А зачем? Сунь под эту падаль гранату, когда рванет — никто уже не будет разбирать, что там за раны и от чего он помер.

— Тоже верно. Твоя идея — вот и займись. Инициатива, сам знаешь, наказуема.

Пока Семеныч, тихо ворча себе по нос, возился с гранатой, второй не торопясь подошел к напряженно замершим в окопах десантникам и негромко поинтересовался:

— Кто старший?

— А ты кто? — спросил, поднимаясь из-за валуна, командир взвода лейтенант Голованов, совсем молодой офицер, недавно прибывший из училища. Дельный офицер, надо сказать, и в бою не струсил — несмотря на молодость, имел неплохой опыт, отслужив срочную в так до конца и не замеренной Чечне.

— Адмирал Ковалев. С кем имею честь?

— Лейтенант Голованов, командир…

— Без разницы, — прервал его Ковалев. — Что у тебя? А то я случайно пролетал — бой засек, понял, кто с кем воюет, а больше ни хрена не знаю.

— Да вот…

Лейтенант коротко обрисовал ситуацию. Ковалев задумчиво кивал, хмурился, потом, ничего не скрывая, в двух словах объяснил, кто он, что случилось с боевиками (парализовало их, оказывается — было на разведкатере такое оружие, газ паралитический, тот боевик, что ожил, вне его зоны действия оказался) и перспективы дальнейшего сотрудничества.

Перспективы были, кстати, вполне приемлемые. Ковалев попросту предложил желающим лететь с ним, остальным же пришлось бы пройти процедуру наложения ложной памяти — что поделаешь, секретность. Были бы десантникам после этого почет и уважение, плюс ордена-медали на грудь, ибо все вокруг, в том числе и они сами, были бы свято уверены в том, что именно они, силами одного взвода, проявив чудеса героизма (так, надо признать, и было) и невероятное воинское мастерство (а это уже с натяжкой, конечно), положили здесь всю банду. Надо признать, шикарные условия, тем более времени у Ковалева было еще часов пять — раньше до перевала никому было не добраться.

Многие (хотя как многие — их и осталось-то всего ничего) согласились, особенно тяжелораненые. Синицын тоже пошел — а что? Ковалев пообещал вырастить новую ногу и слово свое, надо сказать, сдержал. Да и с матерью дал возможность встретиться еще до похоронки. Все честно, такие авансы надо отрабатывать, вот и отрабатывал теперь Синицын и жизнь свою, и будущую обеспеченную жизнь, в поте лица прокладывая курс космического линкора.

Кстати, оказалось, что Синицын, как и сам Ковалев, относится к суперменам, или суперам, как в шутку, с долей иронии,[12] окрестили их остальные члены экипажей. Их и было то всего человек десять на всю эскадру, они подчинялись Ковалеву напрямую и были собраны здесь, на флагманском линкоре. Ничего, кроме осознания собственной исключительности и лишней головной боли (на тренировках им доставалось больше всех), Синицыну это не принесло, однако способность согнуть руками рельс лишней не бывает, уж это в доказательствах не нуждается…

Синицын перевел взгляд на сидевшего за соседним пультом лейтенанта-артиллериста. Хороший мужик, кстати, математик, доктор наук, в Питере, в Горной академии преподавал. Загибался от рака в последней стадии, хирурги только руками разводили, расписываясь в собственном бессилии. Здесь, в корабельном стационаре, его поставили на ноги менее чем за сутки, но прежде взяли с него согласие служить. Вообще, если подумать, Ковалев никому не помогал просто так — все, кто шел сейчас с ним, были ему обязаны или своей жизнью, или своим здоровьем, или жизнью-здоровьем своих родственников. Синицын с некоторым неудовольствием подумал, что Ковалев очень четко делит мир на своих и чужих. В смысле, что ради своих нужно в лепешку разбиться, но помочь, а чужие пусть хоть загнутся все разом, ничего в груди не дрогнет. Из этого определения, правда, выпадал тот факт, что Ковалев пришел на помощь их взводу, совершенно не представляя себе, будет ли что-то с этого иметь, ну и еще несколько подобных же эпизодов (кстати, после одного из них в экипаже добавился немец, а после второго — аж трое американцев), но общую картину это никак не меняло, поэтому Синицын списал их на непредсказуемые выверты психики адмирала.

Между тем, Ковалев по-прежнему стоял перед окном. Простой черный комбинезон сидел на нем ладно, удобно облегая тело и не мешая двигаться. Вообще, к одежде он был безразличен, чистое — и ладно. Только парадную форму не любил — в аксельбантах путался. Он бы и еще постоял, но тут вошли еще двое — Голованов (да-да, тот самый лейтенант, впрочем, здесь уже капитан-лейтенант и командир десантной группы) и Шурманов. На него многие смотрели косо — уголовное прошлое как-никак, только и заслуг, что был в первой команде Босса (именно так за глаза называли Ковалева). Впрочем, ни авторитета среди своих, ни деловой хватки это Шурманову не убавляло, так что на разговоры ему было, в принципе, плевать. Ковалев повернулся к нему. Шурманов четко, как на параде, даже опередив Голованова, откозырял:

— Прибыл разведчик…


Глава 7


Дальний разведчик — штука хорошая. Правда, назвать его боевым кораблем рука не поднимается, но… И без него ведь никуда.

Разведчик редко ходит самостоятельно. Не потому, что не может — может, да еще как, — а длятого, чтобы банально не тратить моторесурс форсированного двигателя. Ведь что такое разведчик? В принципе, это металлическая бочка, более всего напоминающая внешне увеличенные в несколько раз советские корабли типа «Восток». Маленькая кабина на два человека, в которой из удобств только туалет, защищенная достаточно, чтобы выдержать прямое попадание из орудия среднего калибра, и огромная бочка двигателя, способная разогнать кораблик до вовсе уж немыслимых скоростей. И никакого оружия — в империи не без основания полагали, что разведчик, вынужденный открыть огонь, это мертвый разведчик. Лучшей защитой были не пушки, а скорость, маневренность, малые размеры и отличная маскировка, делающая вероятность обнаружения такого корабля ничтожно малой. Были, правда, еще силовые поля, позволяющие прорываться сквозь зенитный огонь корабельных орудий, но сам факт того, что их пришлось задействовать говорил, как правило, об ошибке пилота разведчика или того, кто послал его на задание, не проработав толком маршрут. Второе случалось даже чаще — пилоты разведчиков обычно были крутыми профессионалами.

Главным недостатком разведчика, если не считать быстрого износа двигателя, был совершенно дикий расход топлива, поэтому даже в составе эскадры, с танкером-заправщиком и прочими удобствами, разведчики обычно базировались на авианосцах. Вот и этот разведчик, только что вернувшийся из броска и лежащий сейчас на палубе авианосца (кабину приходилось отсоединять от двигателя — уж больно негабаритная конструкция получалась, впрочем, все это делалось достаточно быстро), был приписан к его авиагруппе и, соответственно, собственного названия не имел только сложный цифровой код. Впрочем, отсутствие названия не мешало ему успешно справиться с поставленной задачей.

Пока техники возились с кораблем, а вымотанных до предела пилотов отпаивали кофе, прибывшие на авианосец Шерр и Ковалев терпеливо ждали. А куда деваться — разведка есть разведка, у нее во все времена были определенные привилегии. Конечно, будь сейчас сражение, спешка — и никакого отдыха разведчикам бы не видать как своих ушей, во всяком случае, до доклада. Однако сейчас, когда до места еще двое суток хода, можно было позволить ребятам поиграть в собственную исключительность. Впрочем, терпеливо — это не совсем точно. Шерр, например, нервно ходил из угла в угол по мостику и ничего удивительного в этом не было — как-никак разведчик ходил не просто к первой планете на их маршруте, а к его родной планете. Можно понять и простить человеку маленькую слабость. Ковалев же просто сидел и думал — в первую очередь о том, не ошибся ли, взяв с собой оба авианосца.

Эскадра в свой первый рейд шла в сильно урезанном составе — «Громовая звезда», «Удар», оба авианосца и по паре крейсеров и эсминцев для прикрытия. Остальные корабли оставались в Солнечной системе, что называется, на хозяйстве — броненосец и мониторы потому, что были кораблями довольно тихоходными и сильно тормозили бы эскадру, идущую, по сути, в разведку, легкие корабли на подхвате и для патрулирования окрестностей, а для «Империи» еще не был готов экипаж. На линкоре шли напряженные тренировки, но на все требовалось время, поэтому корабль со всей его непередаваемой мощью пока что остался дома в качестве резерва главного командования. Ковалев, впрочем, не особенно жалел — он привык к «Громовой звезде» и не собирался переносить флаг на другой корабль, пусть даже и более мощный.

Второй причиной, по которой половина кораблей осталась дома, была пусть теоретическая, но все же опасность появления в Солнечной системе конкурентов. На протяжении последних десятилетий они являлись не раз — автоматические станции слежения эскадры старательно фиксировали чужие корабли, приходящие к Земле. К счастью, попыток масштабной экспансии на планету никто пока не предпринимал, но теперь Ковалев решил поставить на этом безобразии жирный крест. Приказ, который он отдал остающимся, был однозначен: если кто появится — сбивать ко всем чертям. И подстраховаться от проблем стоило, и реальные боевые стрельбы провести, экипажи потренировать.

Третья причина была не столь очевидна для большинства участвующих в походе, но, тем не менее, она была для Ковалева в чем-то важнее двух первых. Все дело было в страховке, которую он оставил себе и своим людям, улетая.

Небольшая фирмочка, основной задачей которой было, по первоначальному плану, прикрытие набора рекрутов для «работы с риском», как метко высказался кто-то из писателей, неожиданно для всех развилась в неслабого монстрика, способного в случае форс-мажорных обстоятельств обеспечить Ковалеву и его товарищам или (не приведи Господь) их наследникам безбедную жизнь. Начальный капитал, созданный на основе имперского золота, был невелик — несколько десятков золотых брусков и кучка необработанных алмазов были предъявлены властям, как фашистский клад времен войны, случайно выкопанный в Калининграде. Простейший и не вызывающий, в принципе, вопросов способ легализовать ценности — ведь финансовых спекулянтов, способных реализовать любую аферу и надежно замести следы, у Ковалева под рукой не было. Никто всерьез и не заинтересовался, тем более чиновники получили на лапу свой процент. Разве что местные мафиози… Ну, что делать, вечная им память.

Однако, как оказалось, денег было не так уж и много — просчитались они, что поделать, не экономисты. То есть открыть фирму смогли, но надо было делать ее рентабельной, да и финансовые вливания тоже требовались. И все это без привлечения инвесторов со стороны — только так можно было сохранить секретность.

Ну, партия сказала — «надо», народ ответил — «есть». Придумали зарубежного инвестора с полными карманами денег — для этого не было нужды легализовывать золото. Зачем такие сложности, если есть корабельный компьютер, способный взломать любую земную сеть? Просто тихо и незаметно деньги с одних счетов перекочевали на другие, а потом, по сложной цепочке, ушли в Россию, где растворились окончательно.

Ну а для руководства компанией нашли профессионалов из молодых да ранних, положили им более чем солидные оклады и поставили конкретные задачи, плюс предупредили о необходимости держать язык за зубами и не воровать. Первый из топ-менеджеров с последним пунктом был крайне не согласен, зато в собственной гениальности в выстраивании схем по перекачке денег в свой карман был уверен абсолютно. Новому специалисту, который пришел ему на смену, показали фотографии того, что осталось от его незадачливого предшественника и предупредили о вписанной в контракт периодической проверке с использованием спецсредств, после чего компания как-то резко начала работать, как часы.

За три прошедших года из маленькой сервисной фирмы вырос гигант, владеющий не только деньгами, но и множеством нефтяных месторождений. Делалось просто — покупались за бесценок площади, разработка которых стала нерентабельной, после чего, благодаря использованию имперских технологий, добыча нефти возрастала в разы.[13] Попытки отобрать месторождения обратно кончилась для конкурентов плохо — одна корпорация средней руки просто разорилась и ее месторождения были куплены победителем. Остальных, тоже протянувших было лапку к лакомому куску, предупредили, предъявив неопровержимый компромат (а как же, приемы разведки Второй империи и ее шпионская техника давали возможность нарыть что угодно и на кого угодно), что вставать на пути новичка чревато. Те понятливо заткнулись, хотя один пробный шар все-таки был — руководство одного из конкурентов оказалось отмороженным на всю голову. Что поделать, бандитское прошлое давало о себе знать.

Ну что же — вольному, как говорится, воля. Буквально на следующий день генеральный директор вконец оборзевших конкурентов, катаясь на яхте, выпал за борт. К вечеру его заместитель, вылетевший на вертолете к месту трагедии, попал в авиакатострофу. Вертолет так и не нашли. Второй зам слетел с дороги на своем шикарном Феррари. Никто так и не понял, почему — машина была абсолютно исправна, создавалось впечатление, что водитель за рулем просто потерял сознание. Еще несколько человек умерло попроще — кто-то повесился, у кого-то остановилось безо всяких причин сердце. Органы копали долго, но концов так и не нашли, конкуренты раздергали на куски оставшуюся без руководства компанию и с тех пор табу на попытки конфликтовать с корпорацией «Небесная империя» (да-да, так вот, простенько и безыскусно) стало нормой.

Ну а тем временем фирма начала выходить на новый уровень. Прекрасно понимая, что на одной нефти далеко не уедешь, было закуплено несколько заводов, новое оборудование в которых поражало даже европейцев и американцев. Да, это самое оборудование было закуплено как раз в этих странах, но даже там редко кто мог это себе позволить. Отлично обученные кадры плюс жесткая полуказарменная дисциплина вкупе с финансовыми вливаниями позволяли «Небесной империи» с одинаковой легкостью выплавлять алюминий и производить автомобили собственной конструкции, причем обеспечивать полный цикл производства, и это было далеко не единственным, чем занималась корпорация.

Естественно, столь резкий, можно сказать нереально резкий взлет не мог не привлечь внимания власть имущих, однако, во-первых, президент России был человеком умным и быстро понял, что во вред его стране ничего не делается, а вот пользы, наоборот, много, а во-вторых, корпорация сразу и бесповоротно обязалась поддерживать его во всех начинаниях. Наезды же чиновников поменьше, включая попытки рейдерских захватов, были жестоко пресечены службой безопасности (проще говоря, десантными подразделениями эскадры). Добавилось несколько трупов, но порядка добиться удалось.

А вот следующий аспект деятельности оказался спорным, малоприбыльным, но, тем не менее, поддержанным руководством фирмы в лице Ковалева и потому получившим развитие. Корпорация вышла на международный рынок не только с нефтепродуктами и металлом и даже не только с продукцией своих заводов — это как раз был процесс долгий и, на первых порах, много денег не приносящий. Вместо этого корпорация активнейшее скупала предприятия в полуразорившихся европейских странах, в первую очередь в Прибалтике, после чего началось странное.

Как-то вдруг руководство этих предприятий, получающее немалые даже по мировым меркам зарплаты, оказалось составлено из людей местных, но этнических русских. А вот латыши, эстонцы и прочие литовцы вдруг обнаружили, что их страна им больше не принадлежит — все, что можно было сделать прибыльным, было скуплено «Небесной империей» самой или через подставных лиц и устроиться туда на работу прибалт мог разве что дворником, за гроши.[14] А все остальное было также скуплено и попросту ликвидировано. Вот тогда они и взвыли, но было поздно — как-то так получилось, что полиция меньше чем за пол года оказалась у корпорации на содержании, а политики, ознакомившись с содержимым предъявленных им пухлых папок, предпочли вежливо улыбаться новым хозяевам и не рисковать карьерой. Однако гул недовольства в этих странах нарастал.

Так что, вылетая в первый разведовательно-боевой поход, Ковалев оставил за своей спиной кипящий котел. Пец, оставшийся за старшего при кораблях, которые находились сейчас в Солнечной системе, получил недвусмысленный приказ — в случае осложнений не церемониться и применять силу вплоть до установления полного контроля над планетой. В том, что приказ он выполнит, можно было не сомневаться. Конечно, возможно, стоило бы стартовать чуть позже, однако Ковалев не без основания решил, что такие проблемы как у него, возникнув почти мгновенно, рассасываться могут годами, поэтому незачем зря дергаться и тянуть, а надо быстрее натаскивать и обкатывать экипажи. Шерр, подумав, согласился с ним и эскадра вышла в открытый космос.

Ковалев, мотнув головой, отогнал неприятные мысли. Что сделано — то сделано, возможно, не без ошибок, но он хотя бы попытался. Попытался, имея новые возможности, дать шанс людям, с которыми жил в одной стране и которым мог сказать Киплинговское «мы с тобой одной крови». Однако сейчас пришла пора отрабатывать авансы и надо было сосредоточиться именно на этом, в конце-концов, он дал слово. Правда, был один нюанс, о котором Ковалев знал прекрасно, а Шерр, похоже, даже не догадывался, но это сейчас можно было отнести к несущественным нюансам.

Ковалев лениво потянулся и буркнул:

— Док, хорош мельтешить. Сядь, а то от тебя уже в глазах рябит.

— Ты не понимаешь, — отмахнулся Шерр. — Я дома не был уже…

— Можешь не считать, — правильно интерпретировал его заминку Ковалев. — Долго тебя дома не было, понимаю. Но это не повод нервничать, если все равно ничего своими дерганиями не изменишь. Еще пара-тройка минут — и придут, никуда не денутся. Сядь, я говорю. Не мотай зря нервы ни мне, ни себе. Перед людьми, блин, стыдно.

Хотя кроме них на мостике никого сейчас не было и видеть, что на нем происходит, невозможно было даже теоретически, Шерр послушался и с маху плюхнулся в кресло. Ковалев ободряюще улыбнулся:

— Ну вот и ладушки. Успокойся, сейчас ты не лейтенант, а фактически руководитель нашего тухлого дела. Выпей кофе и расслабься.

Шерр обреченно махнул рукой. Ковалев улыбнулся, подошел к стоящей в углу кофемашине, самой обычной, земной, хотя и одной из самых продвинутых моделей, налил себе и Шерру кофе, щедрой рукой плеснул в него коньяка из фляжки, которую всегда носил с собой. На мостике, естественно, был сухой закон, но зачем становиться САМЫМИ ГЛАВНЫМИ, если собираетесь в точности исполнять правила, которые сами же и установили?

Шерр отхлебнул кофе и поморщился:

— Вот объясни мне: почему что бы не готовил автомат — все равно получается хуже, чем живой повар?

— Тебе кажется, — отмахнулся Ковалев. — Лично я разницы не замечаю. Впрочем, некоторые говорят, что каждый хороший повар вкладывает в то, что готовит, частицу собственной души и фантазии. Помню, один мой знакомый так готовил свинью в апельсинах…[15]

— Ну, домой вернемся — познакомишь…

Ковалев отметил про себя, что Шерр уже считает домом и собственную планету, и Землю, Но в этот момент их прервали — открылась диафрагма и на мостик вошли разведчики, уже успевшие помыться, переодеться и, похоже, даже принять, не дожидаясь, когда их отпустят, законные сто грамм. Это уже было явно лишним, но Ковалев решил сделать вид, что не заметил. Как-никак первый бросок, да еще и дальний, Шерр рассказывал, что и матерые пилоты с огромным налетом после такого выбирались из своих кораблей выжатые, как лимон, а эти ничего, бодрые.

Однако доклад резко испортил им настроение — в систему, в которую они стремились, шел бой.


Глава 8


Ковалев стоял на мостике «Громовой звезды» и тихо злился. А как еще называть состояние, когда для разочарования слишком мягко, а для бешенства — слишком слабо? Ну и плюс перед подчиненными свои слабости показывать не стоит, вот и приходилось сохранять внешнюю невозмутимость, типа все так и должно быть, все идет, как задумано, удерживая внутри распирающие, словно пар в кипящем чайнике, эмоции. А злиться было на что.

Нет, ну в самом-то деле, гнать корабли в режиме боевого хода, напрягая двигатели чтобы выиграть лишние пару часов — и ради чего? Ради того, чтобы выяснить, что бой, который наблюдали эти олухи — нечто вялотекущее, продолжающееся, похоже, уже не первый месяц, а возможно, и не первый год. Конечно, незадачливые разведчики, которые, вместо того, чтобы поболтаться хоть чуть-чуть по системе и полноценно разведать обстановку, засекли стрельбу, отбили сканером количество огневых платформ и сразу рванули назад с докладом, сидели сейчас на губе, но легче от этого не становилось. Конечно, Ковалев понимал, что все это — следствие неопытности, как разведчиков, так и его самого, но все равно ничего хорошего в ситуации не было. Ресурс двигателей, как известно, не беспределен и, хотя аж две первоклассные ремонтные базы в Солнечной системе позволяли поддерживать состояние кораблей на приемлимом уровне достаточно долго, да и имперская техника славилась своей надежностью, злоупотреблять такими режимами не стоило. Впрочем, что сделано — то сделано, теперь надо было разбираться с ситуацией.

Ситуация была не то чтобы напрягающей — скорее, скучной. В системе была одна населенная планета с тремя спутниками. Два спутника — вполне себе естественные образования наподобие луны, только каждый раза в три меньше, третий — орбитальная станция, в которой Шерр не без труда опоздал перекроенный до неузнаваемости грузовой терминал. Здоровенная бандура считалась устаревшей и ее собирались разобрать на металл и заменить чем-нибудь более эффективным еще до рождения доктора, однако она все еще летала и исчезать, похоже, не собиралась. Более того, она активно использовалась, правда, отнюдь не по прямому назначению.

Очень похоже, что нашлась умная голова, решившая, что терминал — штука хорошая, но орбитальная крепость все же лучше, ибо в комплекте с двумя лунами, на которых тоже можно установить батареи, можно создать очень приличную планетарную оборону. Судя по всему, идея с самопальной крепостью оказалась вполне жизнеспособной, во всяком случае, именно с этой станции велась наиболее интенсивная стрельба — по два-три выстрела в час примерно. С обеих лун тоже периодически что-то стреляло, кроме того, похоже, на них базировались истребители — взлетали они оттуда постоянно. Впрочем, судя по всему, обстрел был чем-то вроде беспокоящей стрельбы, какая бывает, когда противники давно и надежно окопались, сидят в окопах друг напротив друга и переходить к решительным действиям ни одна сторона не желает. Этак скоро и до братания дойдет.

Противники обороняющихся расположились тесной группой на безопасном расстоянии. Довольно приличных размеров флот, пятьдесят два корабля, два из которых как минимум не уступали размерами «Громовой звезде», а еще два — «Империи». Эти, судя по всему, относились к войне примерно так же, как и защитники — постреливали себе изредка и на штурм не спешили.

— Ну, что скажешь, эксперт? — спросил Ковалев Шерра.

— А что тут сказать? Корабли явно человеческие — некоторые элементы конструкций очень специфичны, у чужаков я такого не замечал.

— Я это и сам вижу — компьютер на что? А вот что ты думаешь по этому поводу?

— По поводу боя? Думаю, что он может продолжаться сколь угодно долго безо всякого изменения ситуации. С одной стороны — ресурсы планеты, с другой — флот. Большие корабли — это, похоже, не столько артиллерийские платформы, сколько корабли обеспечения. Хотел бы я иметь такой кораблик в своем активе, швартуешь этакую дуру к любому астероиду — и он прямо на месте производит все, что надо, на основе материала астероида синтезирует. Такие корабли в империи были, но использовались довольно мало, потому что баз было больше чем достаточно, новых не строили почти, а здесь, похоже, используют. Так что патовая ситуация, ресурсов у обоих сторон более чем достаточно. Прорвать оборону планеты флот, похоже, не в состоянии, но и с планеты никому не уйти — по системе наверняка шныряют перехватчики.

— И все?

— Да все, вроде.

— Док, ты же космонавт со стажем. Подумай головой — где расположился флот?

— И где?

— Там, где его не достанут. Но расположись на этом месте любой из наших кораблей — и он смог бы вести эффективный обстрел и орбитальных систем, и планеты. Здесь этого нет. Значит, что? А значит это, что дальнобойность орудий и тех, и других раза в три ниже, чем у нас. Дальше, смотри — энергетическая мощь импульсов ниже, чем у нашего среднего калибра. Глянь на экран — наши сканеры просвечивают их корабли насквозь, а они нас даже не видят. И скорость. Погляди на истребители — они ведь еле плетутся. Выводы?

— Ты хочешь сказать, что падение технологических возможностей сильнее, чем мы рассчитывали?

— На порядок. Похоже, после развала империи планеты по одиночке не смогли удержать уровень развития технологий на сколь либо приемлимом уровне. Во всяком случае, военных технологий.

— Странно — обычно как раз военные ухитряются сохранить то, что имеют. Впрочем, это не так и плохо. Можем спокойно атаковать.

— Кого?

— Тех, кто осаждает планету, конечно.

— А ты уверен, что это правильно? Не, я понимаю, конечно, что это — твоя родная планета, но подумай головой. Возможно, на нее напали извне, это наиболее вероятно, но, вполне возможно, мы имеем дело с банальной гражданской войной. Может, на планете сейчас хунта какая-нибудь правит, переворот совершившая, а те, кто осаждают — самые что ни на есть правительственные войска. А может, это вообще не война, а простые маневры. Мы ведь далеко, отсюда хрен разберешь. Что перехват? — Ковалев обернулся к сидящему за пультом кап-три, руководившему системами дистанционной разведки.

— Пусто, — ответил тот. — Разговоры только в радиодиапазоне, о гравитационной связи даже речи нет, на всех частотах тишина. А так с обеих сторон ловим только чисто технические разговоры. Язык во всех разговорах общеимперский, на местный диалект не похоже, но как этот самый диалект за столько лет изменился предположить трудно. Может, пару дней посидим, соберем материал — тогда составим какую-нибудь картинку. А пока данных мало.

— Пара дней — это долго. Надо брать языка. Ну-ка, приведите мне наших разведчиков недоделанных, дадим им шанс реабилитироваться…

План был прост и рискован — классическая охота «на живца». Все тот же дальний разведчик, лихо подрулив к эскадре противника, сбросил маскировочное поле, дал себя обнаружить и не торопясь удалился. Результат был закономерен — за неизвестным кораблем тут же погнались, причем не истребитель, как ожидалось, а что-то посолиднее. Эсминец или крейсер, а может, еще что — сказать точно, не зная классификацию кораблей противника, было весьма затруднительно, однако это был не самый маленький корабль вероятного противника, хотя, конечно, и не самый большой. Впрочем, тем лучше — на большом корабле и офицеров больше, и чины у них не в пример более высокие, чем у пилота истребителя. Там ведь кто? Лейтенант в лучшем случае, ну капитан, вряд ли что-то более серьезное, а здесь наверняка хоть один старший офицер найдется.

Между тем преследователь, медленно, намного медленнее, чем имперские корабли, разгоняясь, устремился за неспешно уходящим разведчиком. Экипаж разведовательного корабля, точно выполняя инструкции Ковалева, держал скорость так, чтобы не дать противнику приблизиться на опасную дистанцию, но в то же время и не спровоцировать у него своей динамикой желания плюнуть на все и прекратить преследование. То есть скорость была на уровне чуть ниже местного истребителя, а чтобы не дать неповоротливому, хотя и довольно скоростному по сравнению с тем же истребителем преследователю приблизиться, разведчик периодически демонстрировал сверхманевренность и, меняя курс, вновь отрывался. Желающие восстановить репутацию разведчики, аккуратно и не торопясь, с абсолютным хладнокровием маневрируя, постепенно выманивали вошедшего в раж преследователя из системы, стремясь выйти из предполагаемой зоны действия детекторов осаждающей планету эскадры (да и самой планеты) и вывести его под прицел имперской эскадры. Надо сказать, они справились.

Похоже, командир столь неосторожно влетевшего в ловушку корабля не видел своих имперских визави до самого последнего момента. Поэтому, когда корабли Ковалева сняли маскирующие поля, вид четырех бронированных громадин, идущих параллельными курсами четко уравняв скорость со своей жертвой, стал для него шоком.

— Просигнальте ему: пусть сбросит ход, откроет люки и приготовится к приему абордажной группы, — скомандовал Ковалев. За его спиной офицер связи на лающем общеимперском передал его команду…

Как ни странно, приказ как будто привел командира атакованного корабля в чувство. Вместо того, чтобы послушно выполнить приказ под прицелом орудий численно превосходящего противника, он поступил с достойной уважения храбростью. Корабль попытался выйти на связь со своими, а когда выяснил, что имперцы глушат его радиостанцию, немедленно окутался дымкой силового поля и открыл огонь, одновременно пытаясь сманеврировать и выйти из тисков. Однако залп пропал впустую — силовые поля имперских кораблей, линкора, линейного крейсера и двух легких крейсеров, были его орудиям явно не по зубам. К тому же он сразу же совершил ошибку, открыв огонь по всем противникам одновременно и тем самым распылив свою огневую мощь. Имперские корабли с ювелирной точностью повторили его маневр и пошли на сближение. На атакованном корабле не могли не видеть, как ворочаются их огневые башни, но, к чести его командира, он вновь не дрогнул.

— Однако, у парня железные нервы, — сердито пробормотал Шурманов, на правах старшего помощника находившийся рядом с Ковалевым на мостике. На огромном экране было хорошо видно, как чужой корабль, оставив попытки разобраться со всеми сразу, решил сконцентрировать огонь на одном противнике и теперь с упорством, достойным лучшего применения, долбил из всех орудий по «Урагану». Защита крейсера эти комариные укусы держала с легкостью, но командир чужого корабля, очевидно, закусил удила и решил если не прорваться, то хотя бы попытаться прихватить с собой на тот свет одного из противников.

— Угу. И, как говорят американцы, стальные яйца, — откликнулся Ковалев. — Ничего, грамотно поставленный удар и Шаляпина заставит петь фальцетом.

Он был абсолютно прав. Уже через минуту их жертва перестала трепыхаться и, отчаянно паря изо всех пробоин, прекратила огонь. Неуправляемый корабль начал все более отклоняться от курса и, наконец, соизволил открыть люки. В принципе, заслуга принадлежала артиллеристам линкора, которые аккуратными точечными ударами из орудий среднего калибра пробили слабенькое силовое поле корабля и точно поразили его двигатели, ходовую рубку и антенный блок. Сразу после этого, пользуясь тем, что защиты у противника больше не было, мелкокалиберные орудия буквально отперфорировали его орудийную палубу, превратив стройный и не лишенный изящества корпус корабля в гигантский дуршлаг. Теперь у его команды не оставалось выбора — на искалеченном корабле, без двигателей и связи, люди были обречены.

Ковалев внимательно посмотрел на раскрытые, ярко освещенные люки и приказал:

— Готовьте десантный бот и спецгруппу. Сам пойду.

Спецгруппа — это серьезно. Это двенадцать человек, включая самого Ковалева. Супермены. Идеальные солдаты, при попадании которых в регенератор автоматически включалась программа оптимизации. Секретное и еще ни разу не опробованное оружие Земли.

— Риск…

— Док, не лезь. В первый раз я должен пойти сам. Так надо, понял?

— Хорошо. Но я пойду с тобой.

— Нет. Если со мной что-то случиться, ты должен остаться в живых и закончить начатое. Обидно будет, если все зря.

Ковалев улыбнулся и хлопнул Шерра по плечу. Тот аж чуть присел — адмирал иногда не совсем соизмерял силу.

— Не дрейфь. Двум смертям не бывать, а одной все равно не миновать. С Богом…

-

Он проснулся по сигналу боевой тревоги. Прыжком соскочил с койки, оделся быстрее, чем когда-то в армии. Впрочем, форма имперского десантника удобнее, чем армейская, пусть даже и сшитая по стандартам НАТО. А потом лучемет на пояс силовую рапиру рядышком и — бегом по коридору, грохоча сапогами и стараясь не врезаться на повороте в стену.

Вообще, интересная штука эта силовая рапира. В первый раз увидел — думал, крыша поехала от избытка впечатлений. Натуральный меч джедая из фильма о звездных войнах. Оказалось все проще — светился сгорающий в направленном силовом поле воздух. Да и возможности оружия не совсем такие, как у легендарных лазерных мечей — попроще, послабже, но все равно впечатляло. Стандартное оружие офицера десанта.

Оружейная комната десанта. Бронированный боевой скафандр, полтонны брони и оружия. Лазер на правом плече, установка для запуска трех малокалиберных ракет на левом. На запястьях встроенные лучеметы. Горб с генератором силового поля на спине. Можно бегать, прыгать и даже летать. Сбруя с оружием. Словом, ходячий арсенал. Пожалуй, человек в таком скафандре даже в одиночку может в открытом бою уничтожить всю армию его родной страны.

Даже хорошо, что русские так доверчивы. Всю историю их использовали, и вот теперь, когда им выпал такой шанс, нашелся ОН, патриот своей страны и всей Европы, офицер и разведчик, перед которым Джеймс Бонд — младенец, который вошел в доверие, сумел проникнуть не просто на корабль, но попасть в элиту. Он сумел обмануть не только их, он сумел обмануть их проклятую гипнотизирующую машину. Вот еще одно доказательство превосходства истинного европейца перед этими дикарями — на них-то все действует и все они теперь рабы этого доктора. Добровольные рабы — тот приказ, который вложен в их головы, совпадает с их истинными устремлениями, с их желанием создавать империи и жить в них. Наверное, не будь гипноза, они пошли бы и добровольно. Рабы, вечные рабы, судьба которых быть рабами. Иное дело ОН и разве тот факт, что у него обнаружились сверх способности, не доказательство избранности его расы, великой европейской нации вообще и его народа в частности…

Но все потом, потом. Сейчас пока еще не время действовать, сейчас надо доказывать свою лояльность. Мало ли, что они не знают, кто он, считают его своим — они не дураки. Наверняка есть своя контрразведка и свои палачи, которые должны избавляться от скрытых врагов. Никто о них не слышал, но ведь просто не может быть того, чтобы они не предусмотрели возможность предательства. Шерр — идеалист, фанатик и теоретик, но русские… Подозрительность у них в крови, она не мешает им быть наивными, но стукачи наверняка есть… Странное сочетание…

Однако тут его мысли были прерваны. Линкор несколько раз чуть заметно колыхнулся — отдача от орудийных залпов чувствовалась несмотря на чудовищную массу. Минуту спустя на экране тактического компьютера вспыхнул приказ, а еще через пять минут он уже сидел в кресле десантного бота среди таких же как он солдат, напоминающих металлические статуи. Последним вошел Ковалев, сел в пилотское кресло и преувеличенно спокойным голосом сказал:

— Ну что, мужики, поехали.


Глава 9


«Похоже, злость скоро станет для меня нормой», думал Ковалев, усердно улыбаясь. С каждой секундой это давалось ему все труднее и, наверное, скоро гримасу на его лице перестанут принимать за улыбку и начнут воспринимать, как оскал, но пока что он держался. Политика, мать ее за ногу, для серьезного разговора еще не время. Приходится старательно улыбаться этим придуркам, одетым в какое-то подобие тог а-ля античность и изображающих из себя то ли римских сенаторов на отдыхе, то ли греческих педиков. А может, то и другое вместе, Ковалеву было уже плевать — шок первых минут разговора прошел и на него накатила холодная ярость, не затмевающая сознание, а, напротив, заставляющая быстро и четко принимать решения. И решение должно было быть максимально жестким, даже жестоким, иные к данной ситуации и к данным людям не подходили в принципе. Да и вообще, подобные решения свойственны любому солдату любой империи, ибо ЕЖИ ЕДЯТ МЯСО!!![16]

А ведь как все хорошо начиналось. Имперская эскадра вломилась в систему и сотворила там примерно то, что делает слон в посудной лавке. Впрочем, для этого не требовалось ни ума, ни фантазии — противник был как раз того уровня, чтобы без лишнего риска обкатать экипажи в условиях, приближенных к боевым, а заодно потренироваться в стрельбе по тарелочкам. Собственно, стрельбы по тарелочкам была в данном случае не совсем метафорой — часть кораблей противника имела характерную дисковидную форму. Шерр рассказал, а компьютер линкора подтвердил, что лет за триста до развала империи одно время была мода на строительство таких кораблей. Страшно было даже представить, из какой седой древности или, скорее, с какого набитого устаревшей и списанной техникой корабельного кладбища выплыли эти мелкие монстры. Мелкие потому, что самый большой из дисков был по размерам меньше эсминца и вряд ли мог оказаться серьезным противником. Так, в принципе, и вышло. И сражение напоминало даже не избиение младенцев, а падение гири на стеклянный аквариум. В смысле «бам-м — и вдребезги». И рыбки на полу…

Вообще, когда абордажная группа притащила на флагманский линкор капитана подбитого корабля, аж целого крейсера по классификации его бывших хозяев, все были самую малость, совсем чуть-чуть удивлены. От экипажа столь свирепо сражавшегося корабля ожидали если и не попытки взорвать корабль вместе с абордажной группой, то хотя бы засады с целью взять заложников. Взрыв корабля, впрочем, был невозможен физически — сразу после того, как имперские корабли приблизились, а защитное поле «Адмирала Крузенауцера», как назывался корабль противника, исчезло, «Удар» немедленно накрыл его полем подавления. Теперь никакая ядерная или термоядерная реакция на корабле была невозможна в принципе, а обычной взрывчаткой такую громадину подорвать было, мягко говоря, затруднительно. Правда, оставались еще аварийные энергонакопители, но емкость их даже на имперских кораблях была недостаточна для того, чтобы их взрыв представлял серьезную опасность. Ковалев не без основания рассудил, что на том убожестве корабельной архитектуры, которое они берут на абордаж, ситуация с запасами энергии еще хуже и ожидать следует скорее перестрелки и рукопашной, чем единомоментного уничтожения всех и вся.

Абордажники, грохоча тяжелыми доспехами, прошли тогда по всему крейсеру, не встретив ни малейшего сопротивления. Команда при их приближении просто разбегалась. Позже, уже допрашивая капитана, чудом уцелевшего при уничтожении ходовой рубки (он предпочел командовать боем из хорошо, по местным меркам, бронированной боевой рубки, на мостике и в ходовой рубке находились только несколько человек, погибших при попадании снаряда), свежеиспеченные имперцы выяснили интересный факт. Оказывается, в той системе, из которой прибыла эскадра, за сравнительно небольшой промежуток времени произошло не только падение технологического уровня цивилизации. Превратилась в легенду и сама империя, а имперские солдаты стали героями сказок и баллад. Страшных сказок, которые не рекомендуется рассказывать на ночь. Первоначальным источником этого, конечно, была пропаганда, проводимая сепаратистами во время развала империи и направленная на укрепление новой власти, но, как это часто бывает, впоследствии сказки пошли в свободное плавание и, наоборот, не позволили об империи забыть. И был еще один интересный побочный эффект.

Если человеку с детства что-то внушать, то даже когда он поймет, что это сказка, что-то в его голове все равно останется. И каждый, кто входил в экипаж «Адмирала Крузенауцера», в детстве слушал сказки про непобедимых и жестоких имперцев, этаких кащеев бессмертных конвейерной сборки. А лет за десять до появления на звездных трассах Ковалева со товарищи легенда внезапно получила подтверждение — из глубин космоса явился какой-то имперский корабль. Судя по описанию, это был эсминец, довольно старой модели и сильно потрепанный. Его уничтожили, благо смогли застать врасплох, но прежде он успел разнести в щепки авианосец, превратить в нечто не подлежащее восстановлению линкор и почти отбился от насевших на него крейсеров. Если бы не три линкора личной гвардии Диктатора, подоспевшие к месту боя, он бы смог уйти, но против объединенного залпа трех тяжелых кораблей его защита не плясала и эсминец разнесло в пыль. Однако его опознали, как имперский корабль — когда он пытался установить связь, то использовал старые имперские коды и частоты. Конечно, информацию попытались засекретить, благо принимать сообщения по грависвязи могла единственная станция, находящаяся под личным патронажем Диктатора, однако шила в мешке не утаишь. Пошли слухи и семена паники упали на хорошо унавоженную почву — с тех пор имперцев, оказавшимися вполне реальными, стали по настоящему бояться.

Ну и не замедлил сказаться результат. Когда совсем рядом с крейсером обнаружилась целая эскадра тяжелых кораблей с имперскими опознавательными знаками, его экипаж, удерживаемый от паники железной волей и абсолютной тупостью своего капитана, оказывал отчаянное сопротивление, на полном серьезе считая, что их поубивают в любом случае. Этому способствовал и сложившийся в народе имидж имперцев, и небезосновательное предположение, что явились товарищи тех, кто вел тот уничтоженный эсминец. Однако, когда крейсер потерял ход и на его палубу ступили тяжелые сапоги имперского десанта сработал инстинкт самосохранения и экипаж попросту разбежался, стремясь забиться как можно глубже, прикинуться ветошью и не отсвечивать. О неуязвимости имперского десантного доспеха тоже сохранились только слухи, но слухи эти были пугающими, равно как и слухи об оружии империи, подкрепленные к тому же орудийным залпом линкора, только что выведшим крейсер из строя. Ковалев совершенно зря опасался и совершенно зря вел в атаку элиту своего экипажа. Он-то рассчитывал на схватку с неясным исходом, а перед ним просто никого не оказалось. Десантники совершенно спокойно дошли до боевой рубки и, воспользовавшись боевым лазером, вскрыли его дверь. Капитан, правда, попытался оказать сопротивление — ну да и фак ему в руки. Все равно его слабенький лучемет не мог причинить никакого вреда имперским доспехам. С максимально возможной деликатностью (а как иначе? Сами крутые, да еще и сервоприводы скафандров… Если силу не рассчитать, то мяу сказать не успеешь, как оторвешь пленному руку, а то и еще чего-нибудь) у него отобрали ствол и ловко оглушили, хлопнув тяжелой металлической перчаткой по затылку. Станнером по неопытности воспользоваться не догадались, но и так результат был удовлетворительный. В конце концов, капитан остался не только жив, но и почти здоров, отделавшись только легким сотрясением мозга. Его последующие головные боли никого, в общем-то, не интересовали, поэтому пленного не слишком деликатно уволокли в бот и увезли на «Громовую звезду», а на трофейный крейсер выслали призовую команду.

Ну а уже на борту линкора пленного допросили с пристрастием. Правда, вначале пробовали договориться по хорошему, но тот, заламывая бровь, цедил через губу с непередаваемым презрением ругательства и ничего большего от него добиться было невозможно. А может, спрашивали не так — у Ковалева терпение кончилось через две с половиной минуты, к тому же он обиделся на неумелые ругательства и, в особенности, на их полную неизобретательность, после чего и пошел собственно допрос. Начали по старинке, с ударов по почкам, но когда это не помогло, пришлось вызвать штатного корабельного палача. Ковалев, кстати, был в свое время удивлен тем фактом, что эта должность вообще есть, однако, как оказалось, имперцы были тоже не дураки и специалист по допросам, в общем-то, действительно необходим, тем более что он, по совместительству, был ассистентом Шерра. На эту должность еще на Земле подобрали молодого парнишку-медика, который работал зубным врачом и очень хотел иметь свой кабинет. В результате занял денег, благополучно разорился и, наверное, был бы жестоко убит (деньги были немалые, а те, у кого он их занял — людьми без особых моральных тормозов), но вот повезло — попал на глаза сначала Ковалеву, а затем и Шерру, который разглядел в парне маленькую, но многообещающую садистскую жилку.[17] Так и появился в экипаже линкора молодой, со вкусом одетый человек в белом халате, настоящий профессионал, мастер своего дела, умеющий, если надо, причинять людям боль.

Вообще, Ковалев был уверен, что палач вколет допрашиваемому какую-нибудь сыворотку правды или запихнет его под мнемоскоп, но тот поступил проще, заявив, что классические методы самые действенные. В общем-то, он оказался прав — пленный заговорил уже после второй иголки под ноготь, чем расстроил специалиста, который рассчитывал как следует попрактиковаться. А то теория — это, конечно, хорошо, но на муляже, пусть даже и имитирующем поведение пациента, не очень-то потренируешься. Впрочем, ему пообещали, что скоро работы, возможно, будет много.

Когда пленный заговорил, то из хлынувшего потока информации (пришлось даже дать ему пару раз по морде, чтобы отвечал только на поставленный вопрос, говорил четко и ясно, так сказать, конструктивно, а не все подряд) достаточно быстро удалось вычленить главное и составить четкую и немудреную картину происходящего.

Систему вполне серьезно взяли в осаду. Эскадра, пришедшая из соседней системы, уже имела опыт в подобных делах. Лет за двадцать до происходящего в одной из сохранивших некоторый технологический потенциал колоний к власти в результате переворота пришел молодой и амбициозный полковник, объявивший себя генералиссимусом и Диктатором. Да-да, именно так, с большой буквы.

Будучи, очевидно, талантливым организатором и неплохим полководцем, новоявленный Диктатор сумел навести порядок на собственной планете, выстроить жесткую вертикаль власти и создать мощный по нынешним временам военный флот. Правда, с последним ему повезло — в системе, на поверхности одной из небольших, лишенных атмосферы планет, раньше находилось корабельное кладбище, а при нем предприятие по утилизации списанных боевых кораблей. Работы на этом заводе шли ни шатко ни валко, кладбище было большое, поэтому к моменту развала империи на нем находилось около тысячи кораблей в разной степени сохранности. Потом предприятие остановилось на века и лишь новый Диктатор обратил на него внимание.

В принципе, действие это было вынужденное — уже несколько десятилетий тянулась война с соседями. Война, правда, была какой-то вялотекущей и ограничивалась, в основном, грозными выкриками политиков и редкими перехватами грузовых кораблей, вздумавших выйти в межзвездный рейс без охраны. Однако экономику такая война все-таки подрывала изрядно и Диктатор решил положить ей конец. Из металлолома, в изобилии валявшемся на корабельном кладбище, удалось собрать почти две сотни кораблей. Правда, возможности древних конструкций в разы уступали имперским, но вполне соответствовали и даже в чем-то превосходили средний уровень, установившийся к тому времени на пространстве, ранее именуемомтерриторией империи.

Ну а отстроив флот, Диктатор, не долго думая, выиграл войну. Вернее, как только его корабли появились в системе, где располагалась вражеская планета, как воевать стало не с кем — перед ним просто подняли руки. Вполне, в принципе, обоснованное решение. С двумя десятками кораблей против двух сотен особо не повоюешь.

Диктатор поступил мудро — захваченную систему включил в состав собственного государства, но притеснений побежденным никаких не делал, зато объявил о том, что намерен создать сильное государство, с которым придется считаться (ха, попробуйте не считаться, с таким-то флотом…) и которое не потерпит притеснения своих интересов. А дальше все пошло по проторенному пути — мощная идеологическая накачка (народы, населяющие первые две планеты, были объявлены Высшими, а все остальные — недочеловеками, такой вот вариант нацизма), объединение ресурсов двух планет, форсированное строительство новых кораблей и, как следствие, серия коротких, кровопролитных войн. Правда, благодаря мощному флоту и грамотному командованию, кровопролитными войны были для его врагов, поэтому на родине, куда стекался мощный поток трофеев, Диктатор оставался национальным героем и непререкаемым авторитетом.

К моменту встречи с эскадрой Ковалева Диктатор успел захватить восемь звездных систем. Родная система Шерра была девятой — эскадра Диктатора, идущая в авангарде, попыталась захватить планету с ходу, но получила жесткий и неожиданно сильный отпор — тот, кто создавал систему планетарной обороны, был мастером своего дела, да и ее небольшой флот сражался совсем неплохо. Однако такой жестокий облом не охладил пыла нападающих — они просто перешли к плану «Б» и блокировали планету, чтобы предотвратить возможную помощь извне. Теперь дело оставалось за малым — дождаться прибытия подкреплений и взять планету банальным штурмом. Вот блокадой они и занимались уже больше полугода — флот Диктатора завяз в войне с небольшим планетарным союзом, который оказался для него крепким орешком.

Ну а определившись с диспозицией, Ковалев был вынужден поддаться на вопли Шерра, которому, что вполне логично, родную планету было как-то даже и жаль, и заняться серьезным разговором с незадачливыми завоевателями, выбравшими для своего похода не совсем то время и совсем не то место. Дальше он действовал безо всяких предварительных подготовок, не одной интуиции. Отдав приказ авианосцам и стартовавшим с них истребителям держаться подальше и не вмешиваться, он сделал ставку на артиллерийские корабли и провел бой, за который вполне мог потом требовать орден, если бы было, кому его вручать. Преимуществами его кораблей были скорость и маневренность, огневая мощь, системы защиты и маскировки. У противника был только численный перевес, что в схватке с имперским флотом значило немногое.

План Ковалева был прост и реализован был на все сто процентов. Его корабли атаковали с дистанции, недосягаемой для орудий противника, причем проводили бой под прикрытием не только силовых полей, но и со включенной маскировкой. Для не умеющего видеть сквозь нее противника это выглядело так, как будто в них выстрелили из ниоткуда. Распределив цели между кораблями своей эскадры, Ковалев приказал корабли противника не уничтожать, а бить по двигателям с тем, чтобы обездвижить их и лишить энергии. Это удалось на все сто, благо даже эсминец имперской постройки был намного сильнее местного линкора. Правда, к чести атакованных, они не растерялись, а почти сразу открыли ответный огонь, ориентируясь по вспышкам, однако большая часть их орудий просто не могла достать имперские корабли. При этом корабли Ковалева непрерывно маневрировали и лишь «Удар» получил случайное попадание ракетой — все-таки корабль с длиной корпуса почти четыре километра мал лишь в сравнении с бесконечностью космоса, по человеческим же меркам он был весьма и весьма соблазнительной мишенью. Защитное поле, естественно, выдержало, но командир линейного крейсера, в бытность свою обычным человеком лейтенант ВВС, вчистую списанный из-за болезни, очень обиделся. В результате прежде, чем Ковалев грозным окриком осадил не в меру ретивого подчиненного, два корабля противника превратились в облачка ионизированного газа, слабо светящегося в темноте космоса.

Бой продолжался не более трех минут. В результате флот противника превратился в кучу обездвиженных консервных банок — ни один из атакованных кораблей не успел дать ход, что само по себе было для них неважной характеристикой. Любой имперский корабль в аварийном режиме, даже на холодных двигателях, мог дать ход немедленно. Эти — не могли.

Сразу после окончания боя ко вражеским кораблям были направлены десантные боты. Результат был практически аналогичным захвату «Адмирала Крузенауцера», только в большем масштабе. Вид имперских кораблей полностью парализовал у некогда бравых вояк всякую волю к сопротивлению. Победа была блестящей, разгром противника — полным. Правда, по системе болтались еще и истребители и охотиться за ними можно было еще довольно долго, но Ковалев вовсе не собирался заниматься этим неблагодарным делом. Зачем? Никуда они не денутся. По имеющейся у него информации, для межзвездных перелетов эти машины не годились совершенно, собственные системы обеспечения могли обеспечить более-менее сносное существование пилота не более пяти дней или вдвое дольше в режиме жесткой экономии. А дальше или сдадутся сами или могут героически помирать, Ковалеву было как-то без разницы.

Вообще, эти истребители еще раз доказывали преимущество имперской техники. Любой истребитель имперской постройки имел вполне приличную дальность, позволяющую машине, оставшейся без корабля-носителя, своим ходом добраться до ближайшей базы. Возможности системы жизнеобеспечения, конечно, были далеко не бесконечны, зато в истребителе предусматривалась аварийная анабиозная система. Дорого, конечно, но жизнь подготовленного пилота в разы дороже. У нынешних противников, похоже, была другая философия конструирования, а зря…

Словом, в результате этого боя у Ковалева оказалось сорок восемь трофейных кораблей различных типов. Оставив на них призовые команды, он двинул свою эскадру к планете. И вот тут они попали…


Глава 10


Они действительно попали — что угодно могли они ожидать, но такого… Нет, в жизни, конечно, всякое бывает, но если идет война действовать начинают совсем другие нормы и правила. Однако же нет пределу человеческого маразма.

Вначале, правда, встретили их нормально. Если точнее, то настороженно-доброжелательно, иначе и не назовешь. Вполне логично, в общем — явились неизвестно кто, утверждают, что представители империи, но откуда такое чудо? С другой стороны, доказательства веские — вон они, доказательства, висят поодаль и орудиями благожелательно так шевелят. Да и помогли…

Военные, вообще, народ вменяемый, особенно во время войны. Ни для кого из экипажа орбитальной крепости и гарнизонов на спутниках, от маршала до кока, не было секретом, что они доживают последние дни. Еще яснее видели это экипажи немногих уцелевших кораблей, которые, испещренные пробоинами, сумели доползти до баз, и истребителей. С них, пожалуй, ситуация была видна лучше всего — молодые бесшабашные лейтенанты летали каждый день, намного чаще, чем экипажи тяжелых кораблей, и потому постоянно видели, как противник не торопясь ремонтирует свои корабли, как перехватывает транспорты, пытающиеся пройти к планете или уйти с нее, между тем как планетарная оборона, чудом пережив первый удар, никак не может оправится. И в самом деле — ремонт крепости велся черепашьими темпами, восстановление сооружений на спутниках, сильно пострадавших при попытке штурма, не велся вообще. Корабли, правда, ремонтировали, но сколько их, тех кораблей? А то, что противник не торопился, наводило на нехорошие мысли — тактика Диктатора была уже достаточно изучена на всех планетах, которые опасались его нападения. Таковых, кстати, было в избытке. И все понимали — подойдут подкрепления и на том история самостоятельной жизни планеты закончится.

И вот представьте себе чувства людей, которые сидят себе, готовятся к обороне, к безнадежному бою, боятся заранее (это, кстати, вполне нормально — не боятся только дураки). И вдруг раз! Появляется какой-то хрен с горы и разносит готовящийся к штурму флот, причем слепой увидит и глухой услышит, с какими блеском и треском он это делает. И вроде бы все замечательно, но!

Разгромив ненавистного врага, этот самый хрен, который спаситель, уходить не собирается. Больше того, он и вражеские корабли не уничтожает, а захватывает, после чего располагается на расстоянии, которое делает его неуязвимым для орудий планетарной обороны и при этом позволяет контролировать все подходы к планете, и демонстрирует еще одну (после возможности становиться невидимым для средств обнаружения, скорости, сверхманевренности и мощи орудий) интересную способность. А именно — походя сшибает какой-то из оставшихся в системе истребителей противника. Причем делает он это на дистанции, которая втрое превышает дальнобойность самых мощных орудий планетарной обороны. А после этого демонстративного жеста (типа все вы у меня под прицелом) от одного из кораблей (не самого большого) отделяется бот и двигается в сторону орбитальной крепости. И принять его как-то стремно, и послать куда подальше страшно — вдруг обидятся. И что тогда? Обиженный друг (а это ведь еще даже и не друг — вообще не пойми кто) может оказаться опаснее врага. И ссориться с теми, кто имел за спиной эскадру такой мощи, было как-то не с руки. Вдруг пальнет из чего-то крупнокалиберного? Неизвестно ведь, какие цели они преследуют и какие средства готовы применить для их достижения. А вот в то, что они пришли помочь просто так, за красивые глаза, ни один из солдат и, тем более, офицеров, не верил. Альтруисты в космосе почему-то не приживаются. И, вот незадача, начальству доложили, но почему-то никто приказы отдавать не спешит, сваливая ответственность на командующего орбитальной группой.

Вот так примерно Ковалев представлял себе мысли встречающих и, надо сказать, не ошибся. В шлюзе орбитальной крепости его и Шерра (ну как его удержишь — хочется человеку на родную планету посмотреть) встречал почетный караул, больше похожий на конвой. Два десятка десантников в штурмовой броне — жалком подобии имперских боевых лат, при оружии и в задраенных гермошлемах.

Однако был во всем этом и положительный момент. В смысле, хороший, а не тот, на который можно «положить». Ни в действиях десантников, ни в выражении лица генерала, коменданта крепости, который лично вышел встречать таких дорогих (и таких опасных) гостей не было ни тени страха. Похоже, здесь антиимперских настроений не было, Ковалев, пока они шли вслед за генералом в его кабинет, даже незаметно толкнул Шерра локтем в бок и шепотом указал ему на это. Шерр согласно кивнул, но ничего не сказал — они как раз пришли, и надо было сохранить лицо перед серьезным разговором.

В небольшом генеральском кабинете, расположенном на месте бывшей операторской, они пробыли недолго. Отказавшись от гапы, тонизирующего напитка, напоминающего чай, Ковалев представился сам, представил Шерра и сразу предупредил, что времени у него мало, а терпения у артиллеристов на его флагмане еще меньше. Поэтому у них есть час, за время которого он хотел бы обсудить наиболее животрепещущие вопросы с Самым Главным, после чего желал бы вернуться на линкор. А вот если он не успеет, то этот самый линкор проделает в этом старом терминале (генерал удивленно поднял брови) большую и аккуратную сквозную дыру точно по центру, а потом еще много-много дырочек диаметром поменьше, но тоже сквозных, по всей площади этой летающей древности. Что такое час генерал, естественно, не знал и потому проникся важностью момента. Словом, маршал, командующий орбитальной обороной планеты, прибыл ровно через семнадцать минут двадцать четыре секунды. Никто, кстати, через час стрелять не собирался — только в случае осложнений, для чего Ковалев непрерывно поддерживал связь с эскадрой. Зато затраты времени, которые требовалось для того, чтобы добиться встречи с высоким начальством, сокращались в разы.

Ну а дальше был серьезный разговор, в котором вещающей стороной был Шерр, а Ковалев стоял рядом и изображал группу силовой поддержки. Это, наверное, очень интересно смотрелось со стороны — невысокий, худощавый Шерр в парадном мундире и рядом с ним Ковалев, закованный в бронированный боевой скафандр имперского производства и напоминающий в нем то ли ожившую железную гору, то ли какого-то мифического титана.

И вот тут Шерр совершил ошибку. Ковалев, отдавая ему инициативу, не догадался спросить, какую линию намерен гнуть доктор, а тот от великого ума взял, да и выложил не только то, что эскадра у них, по сути, бродячая, но и то, что сам он как раз с этой планеты родом. Хорошо хоть, про Землю догадался промолчать. Ковалев тихо взвыл про себя, но дело было сделано — теперь их воспринимали уже совсем иначе и отнюдь не так, как надо.

Поэтому, пока они летели вниз, на планету, Ковалев Шерра костерил на все корки. Доктор покаянно молчал.

Ну а на планете Ковалев вообще варежку открыл. Впрочем, у Шерра тоже челюсть отвисла — ну не ожидал он, что цветущий некогда мир безо всякой войны (нынешняя разборка не в счет, она недавно началась да и ни одной бомбардировки планеты еще не было) можно превратить в такое убожество.

Вначале, правда, им подали лимузин с затемненными окнами, больше всего похожий на старый Мерседес, даже двигатель был бензиновый. Но тут Ковалев проявил твердость и стребовал для поездки автомобиль с нормальным обзором, пригрозив, что вообще без транспорта обойдется, а сейчас спустит с орбиты свой линкор и пролетит до места на нем. Похоже, этим он малость поднял свой имидж — во всяком случае, требуемую машину им выдали без дальнейших вопросов. Ну а когда они въехали в город, стало понятно, почему им предлагали лимузин…

Вообще, город производил удручающее впечатление. Окраины города представляли какую-то жуткую помесь руин и свалки. В грязи рылись чумазые дети. Ничего похожего на инфраструктуру не наблюдалось. Один раз Шерр схватил Ковалева за плечо и сжал так, что Василий чуть не взвыл — они проезжали мимо дома, в котором доктор жил когда-то. Это здание, некогда не фешенебельное но вполне приличное, сейчас было полуразрушено и торчало среди других руин, как гнилой зуб во рту бомжа. Пустые оконные проемы слепо таращились на проезжающих.

— Это что такое? — тихо и зло спросил Ковалев у сопровождавшего их коменданта крепости. Тот невольно съежился и ответил:

— Эти районы пострадали во время последнего конфликта кланов…

— Здесь был проигравший клан?

— Нет. Кланы не выясняют отношений на своей территории, для этого и других мест хватает. — Генерал скрипнул зубами. — У меня во время такого конфликта погибла жена.

— И вы это терпите?

— А куда деваться? Правительство — это совет кланов, а мы давали присягу. И потом, — генерал оглянулся и понизил голос, хотя Ковалев при нем проверил машину на предмет прослушки и с мясом выдрал все микрофоны, — все войска буквально пропитаны агентами СБ. Безопасники, конечно, тоже всякие бывают, некоторые вполне вменяемы и воюют не хуже нас, но другие…

Генерал помотал головой и вздохнул. Ковалев кивнул сочувствующе — видать, сильно достало все мужика, раз он с пришлыми имперцами такие вещи обсуждает. Однако тут они въехали в центр города и адмирал с доктором вновь окосели от удивления — центр был цел. И не просто цел, а убран, можно сказать отдраен, ярко освещен (очень кстати — уже начало темнеть), десятки небоскребов заливала яркая неоновая подсветка, проносились мимо блестящие автомобили футуристического дизайна. Ковалев, придя в себя, почесал в затылке и в упор взглянул на генерала:

— Я не совсем понял юмор. У вас война или почему? Вы что, вместо того, чтобы, пока есть время, корабли ремонтировать, культуру в массы продвигаете? Какого хрена?

— А они ничего слушать не хотят. Такое чувство, что наше правительство уже окончательно оторвалось от реальности.

— А вы на что? На вашем месте я бы их убил.

— Вы не на нашем месте — знаете, сколько думавших так просто исчезло? Да и маршал — их человек…

Ковалев внимательно посмотрел на генерала. Не зря, ох, не зря этот немолодой и, по всему видать, смелый (а как иначе? Чай, не в штабах сидел, а на орбите обороной занимался), затеял такой опасный разговор с чужаками, однако в этот момент автомобиль затормозил — похоже, они прибыли.

Ну а дальше все пошло по тому сценарию, которого опасался Ковалев. Правительство планеты — стадо разжиревших свиней, одетых во что-то похожее на древнеримские тоги, похоже, давным-давно утратили чувство реальности. Во всяком случае, они, вместо того, чтобы встать навытяжку перед имперскими офицерами (в полной парадной форме, кстати), развалились на своих ложах удобной формы, похожих на разделочные столы (и это хорошо) и вели неспешную беседу. Очевидно, они ожидали, что по стойке «смирно» стоять должны исключительно перед ними. И, более того, с таким видом, будто никого, кроме них, в помещении нет, они обсуждали возможности дальнейшего использования флота. ЕГО, КОВАЛЕВА, ФЛОТА. На том простом основании, что Шерр родился здесь и, значит, является гражданином этой планеты. И вот теперь скажите — разве получить вместо мира, который станет базой для восстановления империи, стадо этих скотов, доведших родную планету до ручки — не попадалово?

Ковалев молчал. Ковалев терпел. Целых две минуты…

Потом он мягким, текучим движением (скафандр и оружие пришлось оставить в боте) шагнул вперед и, прежде чем кто-то успел удивиться, схватил ближайшего из этих, с позволения сказать, сенаторов за горло и чуть-чуть сдавил. Раздался мягкий хруст и дело, чуть трепыхнувшись в руках адмирала, мягко осело на пол. По залу раскатилась едкая вонь от опорожнившегося кишечника.

Все замерли в шоке. В зале находилось два десятка сенаторов, они же главы крупнейших полупромышленных-полумафиозных кланов планеты, четверо (угу, зажрались вы, господа, отвыкли от дипломатии по имперски) гвардейцев в качестве то ли охраны, то ли прислуги (без оружия — это вообще дурость) и Ковалев с Шерром и генералом в качестве сопровождающего. Так вот, адекватно отреагировал только генерал — отскочил подальше. Остальные замерли в шоке. Ну правильно, зажрались, привыкли к безнаказанности, крысы тыловые.

— Смир-рна! Молчать! Не рассуждать! В глаза смотреть, одноклеточные! Либерасты вашу мать!..

Нет, правду говорят, что армия сделает человека из кого угодно. Повинуясь командирскому рыку, сенаторы повскакали со своих мест и вытянулись во фрунт. Правда, тут же сообразили, что хозяева-то, в общем-то, они и один из них, маленький и плешивый, открыл было рот и вякнул… Что он вякнул Ковалева интересовало мало, поэтому он с чистой совестью пропустил слова сенатора мимо ушей и врезал ему кулаком по макушке. То ли позвоночник сломал, то ли череп проломил, но лег мужичек на пол и больше не двигался.

— Так. Слушайте сюда, ублюдки! Я — адмирал военно-космического флота империи Ковалев. Ваша планета объявляется на военном положении. Как старший по званию, объявляю начало мобилизации и роспуск гражданских институтов. Сдадите дела военным специалистам с эскадры. За то, что натворили, пойдете под трибунал. Генерал… Как вас там? Похрену. Назначаетесь военным комендантом планеты. Маршала вашего арестуете, потом посмотрим, что с ним делать. Агентов СБ арестовать и — на ваше усмотрение. Надеюсь, контрразведка их всех в лицо знает? — и, уже в микрофон дальней связи командиру «Удара». — Альбанов! Альбанов, твою мать, ты что, не слышишь? Возьми под прицел терминал, если дернутся — разнеси его на фиг. Семеныч! Как договаривались, контролируешь спутники. Остальным действовать по плану «Б».

План «Б», как и положено, был рассчитан на силовое решение, которое, по мнению Ковалева, было наиболее простым и эффективным для любой ситуации. Вот только сенаторы, похоже, были против.

— По какому праву…

Ковалев с нехорошей улыбочкой подошел к посмевшему открыть рот. Тот мгновенно заткнулся и вытаращился на адмирала, как кролик на удава. Очень похоже, что всю эту веселую компанию давно никто не осмеливался бить и они просто не знали, как вести себя в подобной ситуации. Вытащив из-за голенища сапога стек, Ковалев ткнул им сенатора в живот.

— Брюхо подобрать! — и стеком по зубам, с тем расчетом, чтобы губы в кровь расквасить. — Голову выше! Во, молодец, орел! Пойдешь в штрафную роту, знаменосцем. Там тебя научат родину любить.

— Руки!

Ковалев обернулся. Один из охранников целился в него из пистолета. Маленького такого, аккуратного пистолета, который можно носить незаметно. Остальные тоже зашевелились, полезли за стволами. Похоже, не так уж они и беззащитны. Молодцы, но они явно никогда не имели дела с идеальными солдатами.

Ковалев чуть заметно шевельнул пальцами. Изящный аксельбант, который был в них зажат, в полете развернулся в тончайшую мономолекулярную нить, мгновенно обернувшуюся в конце своего полета вокруг шеи державшего пистолет охранника. Рывок — и отрезанная словно бритвой голова падает на пол, из рассеченных артерий в потолок бьет фонтан крови. Пока все пялятся на это зрелище, Ковалев вскидывает руку. Из рукава кителя, притянутый силовой петлей, в нее выпрыгивает маленький пистолет. Керамический корпус, керамические пули, хитрый порох… Все это не улавливается никакими детекторами. Хлоп, хлоп, хлоп… Почти бесшумные выстрелы, оседающие на пол охранники. Ковалев с перекошенным от гнева лицом:

— Стоять смирно, каз-злы!!!

Примерно через два часа, когда имперские десантники, невежливо подталкивая сенаторов прикладами, гнали их в тюремные камеры, генерал спросил Ковалева:

— А вы не боитесь назначать меня комендантом? Вдруг захочу сыграть в свою игру?

— Я? Вас? Да нет, в общем-то. Во-первых, спрашивая это, вы сами демонстрируете лояльность. Во-вторых, вы умный человек — создали у меня определенное отношение к вашим боссам вы довольно изящно. Хотя и рисковали, конечно. Однако же, победителей не судят. В третьих, вы и ваши помощники получат свою порцию сыворотки лояльности. В четвертых, вы сидите на моих штыках. Исчезнут штыки — начнется хаос, во всяком случае пока вы не взяли власть крепко. В пятых, вы отлично понимаете, что быть имперским наместником с неограниченными полномочиями выгоднее, чем главой правительства нищей планеты. Ну и в шестых, вы ведь прекрасно понимаете — если что не так, то сюда заявится первый попавшийся корабль моей эскадры и выжжет всю планету. Я — не Шерр, меня ностальгия не замучает. Мы поняли друг друга? Да? Ну и замечательно. Идите готовьтесь — скоро здесь будет флот Диктатора и вам надо приготовить лагеря для военнопленных…


Глава 11


— Красиво идут! — восхищенно заметил Шурманов, невоспитанно ткнув пальцем в экран. — Прям как на параде.

— Считай, это парад и есть, — откликнулся Шерр. — Для космического флота что походный строй, что парадный — разницы практически нет. Вот боевой порядок — это уже совсем другое…

— Угу, — Ковалев обвел маркером один из вражеских кораблей. — А вот это что за хрень?

Изображение увеличилось, все склонились над экраном…

Эскадра Ковалева, заметно увеличившись в численности, висела в космосе на пути флота Диктатора. Спешить было некуда — все равно боевые корабли имперской постройки были в разы быстроходнее чуть ли не на коленке сляпанных посудин, которые неспешно шлепали в их сторону.

Нет, ну в самом деле, идти против эскадры имперских кораблей, причем кораблей, построенных на пике могущества империи, на таком барахле было несерьезно. Кто-то из ребят даже предположил, что это — изощренная попытка оскорбления. Ему ответили, что не изощренная, а извращенная и что они тут не самураи, чтобы от обиды харакирю себе резать, а стало быть, обидчики достойны сурового наказания. Посмеялись, короче.

Единственным, что вызывало серьезное опасение, была численность кораблей противника. Почти три сотни — это уже немало. Пришлось Ковалеву снимать с Солнечной системы практически все корабли. Правда, снимал он их больше для того, чтобы не дать кораблям вражеской эскадры успеть разбежаться — лови их потом. Чем короче будет бой — тем лучше, во всяком случае, с этим были согласны все.

Сейчас Землю в гордом одиночестве прикрывал «Вулкан». Правда, туда перетащили с десяток наименее поврежденных трофейных гробов, в том числе оба корабля обеспечения и оба линкора. Сейчас в доках в спешном порядке пытались их залатать, но получалось не очень. Знания знаниями, но отсутствие опыта сказывалось, рефлексы и интуицию в мозги не закачаешь, их надо получать естественным путем, через пальцы. К тому же малый калибр линкоров и крейсеров оставлял в корпусах пробоины таких размеров, что сквозь них вполне мог проехать автомобиль. Средний и главный, как показала практика, не оставляли материала для восстановления, разнося любой нынешний корабль в мелкую пыль. В результате двигатели (а на них и было акцентировано внимание артиллеристов) представляли собой жалкое зрелище, проще было склепать новые, чем восстанавливать старые. Вот на базах и клепали движки по имперским технологиям, но, опять же, медленно — их ведь еще требовалось адаптировать к архаичным конструкциям. Словом, большая часть прибывших в Солнечную систему трофеев предстояло пока использовать просто как боевые станции, неспособные перемещаться вовсе или способные, но черепашьими темпами. К тому же уже назревала проблема с экипажами. Вербовали, конечно, на Земле новиков, но, похоже, лавочку пора было прикрывать — слишком многие начинали интересоваться деятельностью фирмы…

Впрочем, Ковалев не унывал. За два месяца, прошедшие с момента захвата власти на Лейде (так, если немного упростить транскрипцию, называлась родина Шерра), на планете удалось навести относительный порядок. Точнее, порядок наводил новоявленный имперский наместник, а эскадра просто висела сверху и производила впечатление. Насколько удачно у нее это получалось указывал тот простой факт, что попыток сопротивления армии не оказывал никто. Ну и с последствиями почти сорокалетней тупорылости постепенно справлялись, благо военные смогли грамотно организовать управление и мобилизовать имеющиеся ресурсы. Словом, до нормальной жизни было еще, как до Луны задним ходом, но положительные подвижки имелись. Измученный, но очень устойчивый организм человеческой цивилизации медленно приходил в себя.[18] А ведь планета имела кое-какой научно-технический потенциал, который сейчас спешно реализовывался.

Впервые после долгого перерыва заработали ремонтные заводы, приводя в относительный порядок трофейные корабли. Одновременно начали формироваться для них команды. Правда, отремонтированные корабли должны были вступить в строй не раньше, чем через год, однако для создаваемых с нуля колониальных (а что вы хотели — сразу коронным миром стать?) сил империи это само по себе было достижение. Ну а пока надо было отбить кое-кому загребущие ручонки, для чего и стягивалась имперская эскадра…

Впрочем, всерьез противника сейчас воспринимали только новички с «Империи» и прибывших с линкором кораблей охранения. Они в настоящем космическом бою еще не были, а симуляторы остаются симуляторами, как бы совершенны они ни были. Вот и оставался у народа легкий мандраж, хотя для поднятия боевого духа Ковалев и приказал прокрутить всем запись первого сражения, а заодно объявил, что разрешает использование главного калибра. Последнее было с энтузиазмом воспринято всеми — мужчины есть мужчины, им всегда нравится оружие, а уж когда есть возможность пострелять из чего-то большого и мощного… У-у-у…

Между тем флот Диктатора медленно, но верно приближался. Очевидно те, кто им командовал, не очень представляли себе, с кем им придется иметь дело. Во всяком случае, двух эсминцев, прикрытых маскировочным полем, с нее явно не замечали, хотя расстояние, на котором эти эсминцы шли от флота обнаглевшего вконец Диктатора, по космическим меркам было ничтожным. В принципе, сражение можно было считать уже выигранным — те же эсминцы могли сейчас запросто, как в тире, снять вражеские флагманские корабли, благо вооружение позволяло, и нанести флоту такие потери, что уцелевшим оставалось бы только разбежаться.

Однако именно такого финала Ковалев и хотел избежать. Рвани корабли Диктатора в разные стороны одновременно — и всех их не переловить, кто-то обязательно уцелеет и потом еще долго будет пакостить. А может, и не будет, но рисковать не хотелось — куда интереснее было прихлопнуть противников всех и разом. Поэтому имперские корабли, прикрытые маскировочным полем, заняли позиции, приготовились к атаке на ничего не подозревающего и идущего походным строем противника и теперь спокойно распределяли цели.

— Итак, господа, они будут здесь через два часа. Время принимать решение, но, как хотите, эти посудины мне не нравятся.

Ковалев вновь обвел маркером интересующие его корабли. Числом три единицы, они не выделялись размерами, но форма корпуса у них была совершенно незнакомой. Другой дизайнер их лепил, похоже. И чувство симметрии у него было… В общем, оно было, но какое-то странное. Корабли выделялись меж остальных своей удивительной завершенностью и, в то же время, своей нестандартностью. Это все, что можно было о них пока что сказать.

Шерр, чуть прищурившись, вгляделся в изображение и, ловко чиркнув пальцем по сенсорному экрану, увеличил изображение.

— Гляньте-ка сюда. Видите, здесь опознавательные знаки, но разобрать я их не могу. Похоже то, что мы сейчас видим, предел разрешения нашей аппаратуры.

— Ближе эсминцам подходить опасно…

— Война — вообще опасная штука. Адмирал, — в голосе Шерра зазвенел металл. — Отдайте приказ на эсминцы — пусть подойдут поближе.

Ну что же, Шерр вспоминал о своих правах руководителя всей этой авантюры не то чтобы часто, но всегда в тему. Пять минут спустя один из эсминцев, сблизившись с флотом Диктатора на опасно-малую дистанцию, передал изображение непонятного корабля крупным планом и сразу же отскочил. Поле полем, но вблизи его элементарно могли обнаружить по инверсионному следу, оставляемому в космосе гравитационным двигателем — он комкал пространство, как бумагу и это вполне могли засечь даже слабенькие детекторы противника.

Однако пронесло — очевидно, в походе не предусматривался столь серьезный режим безопасности, как в зоне боевых действий. Да и вряд ли Диктатор всерьез чего-то опасался. Ну, прервалась связь с передовой эскадрой, не вышла она вовремя на связь — ну и что? Все что угодно может быть, от потери корабля-ретранслятора до перегоревшего транзистора на его передающей антенне. А то и просто гравитационный шторм прошел, связь после этого всегда неустойчивая. В то, что кто-то может ему реально угрожать, Диктатор, очень похоже, не верил. А зря, батенька, зря — не так уж много лет вы не знали поражений, но уже забыли, что все на свете имеет свойство кончаться.

Шерр увеличил изображение до упора. Странно. Убегающий квадрат, псевдоматематическая фигура. И что?

Похоже, такой вопрос возник разом у всех. Шерр потер лоб, пробежал пальцами по возникшей перед ним виртуальной клавиатуре…

— Что-то мне это напоминает, — не слишком уверенно сказал он. — Что-то не слишком приятное. Но в основных базах данных корабля его нет, там только то, что требуется для сиюминутных нужд. Потом покопаюсь в архивах…

— Копайся-копайся, — откликнулся Ковалев, задумчиво рассматривая вражеский строй. — Эй, на «Стремительном»!

Капитан эсминца, только что сделавшего съемку, откликнулся моментально. Совсем молодой парень… Из бывших летчиков. Во время учебного полета потерпел аварию, лишился зрения. Жена ушла сразу — зачем ей муж-калека? Тихо спивался. Сейчас он был здоров, как бык и очень хорошо знал, кому этим обязан.

Ковалев в двух словах объяснил ему задачу и прервал связь. Можно было не сомневаться, что как минимум один из непонятных кораблей к концу боя будет взят в качестве трофея. Остальные капитаны, активно согласовывающие сейчас между собой цели, сделали себе пометку, в какую из них не стоило стрелять.

— А не поторопились ли мы?

Все удивленно обернулись на реплику. Шурманов поежился под недоуменными взглядами, но долго смущаться он не привык.

— Я говорю, не торопимся ли мы? Мы неплохо представляем, на что способно большинство из этих кораблей, но вот это трио меня очень смущает. Вдруг они окажутся эсминцу не по зубам? Давайте лучше расстреляем их. Тогда и риску меньше, и будет, что исследовать…

— Ага, щас! — руководитель научной группы, на Земле неудачливый аспирант, а здесь пыжащийся от осознания собственной важности гений-одиночка (он себя позиционировал именно так, остальные посмеивались про себя, но вслух парня не гнобили — дело свое он, надо признать, делал хорошо) воинственно упер руки в бока. — После ваших методов остается только набор гаек. И что я по ним исследую? Удельный вес металлолома?

— Да хотя бы! Мы и так рискуем людьми, нашими людьми, заметь…

— Так давайте проведем переговоры. Они же разумные люди, должны понимать…

— Проф, ты вроде умный-умный, но иногда такой дурак, — осадил его Ковалев. — Мы чем по твоему занимаемся? Мы к переговорам как раз и готовимся. А самый весомый аргумент в переговорах — это девять на шестнадцать или, на худой конец, восемь на пятнадцать.[19] Поэтому, если захватывать эту жестянку будет слишком опасно, ты займешься сбором гаек. Но, думаю, обойдемся без этого — наши эсминцы они не засекли, а значит, техника у них примерно того же уровня, что и на остальных коробках.

Ученый хотел было возмущенно возразить, но, увидев улыбающиеся рожи офицеров, передумал, надулся и отошел. Нет, он был, конечно, дельным человеком, но иногда интеллигентские замашки здорово портили ему имидж. Хорошо хоть, делу не мешали.

Между тем, взглянув на обиженного интеллигента, Ковалев вспомнил еще об одном деле. Его было желательно решить прямо сейчас, но вот сор из избы выносить совсем не хотелось, поэтому он раздал последние инструкции, разогнал народ по местам и, тронув Шерра за рукав, сделал ему знак следовать за собой и одновременно вызвал электрокар. Минут через пять они уже сидели в одном из трюмных помещений «Громовой звезды». Очень малопосещаемом помещении и, в то же время, очень важном. Важном настолько, что о его истинном предназначении догадывались единицы.

Человек, который сидел перед ними, выглядел подавленным, чему очень способствовали здоровенные фингалы под глазами. Когда его брали, он попытался оказать сопротивление. Безуспешно пытался, правда — против обычных десантников, даже в полной боевой броне, он имел бы неплохие шансы, но брать его пришли суперы числом аж четверо, так что ни отбиться, ни сбежать он попросту не сумел.

— Ну что, чухонец, как тебе быть в шкуре раскрытого агента? — вместо приветствия спросил его Ковалев. Скованный усиленными титановыми наручниками шпион презрительно отвернулся. Ковалева, впрочем, его презрение мало волновало.

— Обрати внимание, док, вот за что я всегда уважал профессию шпиона — так это за то, что дураков и трусов туда не берут. И наш визави, обрати внимание, исключением не является.

Разбитые в кровь губы шпиона исказились в усмешке:

— Как вы меня вычислили?

— Да очень просто. Мы тебя вели практически с самого начала.

Назвать выражение лица прибалта удивленным — значило ничего не сказать. Ковалев улыбнулся.

— Мальчик, ты сделал большую глупость — ты, голубь ты мой сизокрылый, скрыл то, что на тебя не подействовала пси-блокировка. Никто из суперов не скрыл, а ты вот… К чему бы это, а?

— Не понял…

— Док, ты ведь тоже не в курсе — на нас твои блокировки не действуют совершенно. На обычных людей — пожалуйста, а вот на идеальных солдат — извини. Мы ведь потому и идеальные, что превосходим нормальных по всем параметрам, в том числе и по пси-невосприимчивости. Вот так то.

Ободряюще улыбнувшись Шерру, Ковалев встал, подошел к арестованному и аккуратно отомкнул наручники. Тот удивленно посмотрел на адмирала и принялся сосредоточенно разминать запястья. Потом поднял голову и с интересом спросил:

— А не боишься?

— И чего мне бояться? Ты всегда был слабейшим из нас. Да-да, не делай круглые глаза. Ты ведь не знал, конечно, но все тесты однозначно показывали — ты уступаешь остальным по всем кондициям. Не знаю почему, вот чес-слово. Может, потому, что остальные все-таки славяне, а у тебя славянской крови уже кот наплакал. Хотя это расизм, конечно, но другого объяснения пока что не вижу. Впрочем, непринципиально. Принципиально то, что тебя, вдобавок, еще и по спецпрограмме готовили. В смысле, в отличие от остальных, реально имперской системе рукопашного боя тебя никто не учил — так, на общеобразовательном уровне. Попытаешься совершить глупость — шансов у тебя никаких, так что прими поражение достойно, ты ведь профессионал. И потом, как ни крути, все же, ты один из нас.

Ковалев плеснул себе коньяку — не много, на два пальца, налил еще две порции — Шеру и шпиону. Все трое выпили — Ковалев с удовольствием, Шерр задумчиво, прибалт все с той же кривой усмешкой. Правда, она тут же сменилась болезненной гримасой — спиртное обожгло разбитые губы, как огнем. Ковалев подождал, пока он перестанет болезненно морщиться и, задумчиво потерев переносицу, спросил:

— И что мне теперь с тобой делать? Вначале, честно говоря, думал, что ты осознаешь, кто есть кто, и перестанешь творить глупости, но — не срослось. Все информацию собираешь, на планете пытался сеть разведывательную организовать… Мы ведь за каждым твоим шагом следили. Так что оставлять тебя на свободе — не лучший вариант, особенно перед войной. Ты, конечно, вреда причинить не сможешь, даже если сумел бы до своих боссов добраться, это все равно скоро не будет иметь никакого значения, но к чему нам лишний геморрой? С другой стороны, и пускать тебя в распыл как-то жалко. Все ж таки супер, хоть и дрянненький…

— Грязные русские свиньи, — выдал шпион и добавил что-то по литовски. Ковалев не понял, да и плевать ему было, хотя на свиней он обиделся. В особенности потому, что хамил представитель абсолютно неуважаемого им этноса, народ которого с завидной регулярностью ложился под любого, кто был хоть чуть-чуть круче.

— Ты язычок-то попридержи, а не то отрежу на фиг. Знаешь, Пушкин, говорят, дописался, Гагарин долетался, а ты у меня доп…ся. Ладно, не хочешь по хорошему — будет по плохому. Здесь неподалеку есть планетка. Необитаемая. Получишь аптечку первой помощи, пистолет — и адью, солнце мое. Там тебя никто и никогда не найдет. Лет через десять прилечу — гляну, что получилось. Считай это тюремным заключением. За шпионаж…

Когда шпиона увели, вновь заковав в наручники и поддерживая под локти, два супера, Шерр, задумчиво молчавший все время разговора, спросил:

— Если на вас не действует пси-блокировка — почему ты здесь?

— А ты никогда не думал, что мне это может быть интересно? И еще, док, ты глубоко неправ, если отказываешь людям в элементарном чувстве благодарности. А теперь пошли — нас ждет война!

— Ну, как скажешь, — по-прежнему задумчиво ответил Шерр, и опошлил все на свете.


Глава 12


— Не слишком ли ты мягко с ним обошелся?

— Да нет, нормально. Десять лет в одиночестве… Даже если выживет, крыша поедет напрочь.

— Ну а зачем тогда за ним прилетать?

— А кто сказал, что мы за ним прилетим?

— Ты сам…

— Я сказал, что прилечу. Но кто сказал, что за ним? Посмотрю просто, насколько устойчива психика суперов. А так, эта планета — его последнее пристанище.

Ковалев и Шерр стояли на мостике линкора, не таком огромном, как футбольное поле, но все равно очень впечатляющих размеров, и с интересом наблюдали за флотом Диктатора, приближающемся к имперской эскадре. Кофе в кружках дымилось, разговор тек неспешно, но это была всего лишь видимость спокойствия — перед боем все волновались. Были уверены, что победят, но все равно волновались. Позади них, похожие в своих скафандрах на диковинных боевых роботов, сидели за пультами офицеры — те, кто будет проводником их приказов и кто реально будет вести бой. И, даже волнуясь, Ковалев все равно был горд за этих людей, сумевших прорвать рамки обыденности и шагнуть вслед за ним на широкую и такую заманчивую дорогу космической цивилизации.

— Противник сбрасывает ход, начинает перестроение, — четко, по уставному, доложил вахтенный штурман.

— Им до нас еще полчаса ходу. Неужели почуяли?

— Спокойно, док, все в норме, — с легким напряжением в голосе отозвался Ковалев. — Они подходят к системе, здесь велика опасность встречи с метеорами, а резких разгонов-торможений их корыта не выдержат. Предпочитают, очевидно, потерять во времени, но выиграть в безопасности. Ну и перестроение делают заранее — так проще, не мешает никто.

Дальнейшее развитие ситуации показали, что он был прав — перестроение флот Диктатора проводил спокойно, да и тормозил не слишком интенсивно. Пожалуй что при такой интенсивности он как раз выйдет на досветовую у границ системы, а к планете, которую Диктатор собирался штурмовать, подойдут как раз на планетарной скорости. Идеально для боя в системе — похоже, Диктатор, или кто там вел его флот, хорошо знал свое дело.

Однако до системы их никто допускать не собирался — имперская эскадра стояла у них на пути и орудия главного калибра линкоров уже могли доставать до кораблей Диктатора. Стрелять, правда, никто пока не собирался — и точность на такой дистанции невелика, и расстояние сильно ослабляет энергетический удар. Да и рисунок боя планировался совсем другой, поэтому Ковалев пока что ждал.

Однако, когда флот Диктатора вошел в зону досягаемости среднего калибра (кораблям Диктатора даже для того, чтобы наиболее дальнобойные орудия его кораблей просто доставали до цели, было еще пилить и пилить), станция дальней связи флагмана передала заранее заготовленное и записанное сообщение которое, похоже, было для Диктатора полным шоком.

Ковалев помнил, как они его записывали. Лейтенант-аналитик из группы разведки, обладающий на редкость гнусавым голосом с врожденно-протокольной интонацией и внешностью типичнейшейканцелярской крысы надиктовывал его в микрофон и рожа его была на редкость довольная. В прошлой жизни он был офицером ГРУ, разжалованным и уволенным со службы за зверскую (по мнению журналюг и правозащитников) расправу над мирным населением. На самом деле он командовал группой, преследовавшей боевиков, незадолго до того запытавших до смерти нескольких пленных десантников. Когда боевики зашли в село, которое, как точно было известно, было родным для главаря, его брата и, по совместительству, подельника и еще трех членов банды, подполковник Веселов, командовавший операцией, вызвал помощь, обложил село со всех сторон и потребовал у боевиков сдаться. После первого же выстрела со стороны села оно было стерта с лица земли залпом «Градов». После обстрела выжило пятеро местных и один боевик. «Гражданских» (да какие они гражданские — днем улыбается, а ночью в спину стреляет) отпустили на все четыре стороны, а боевика Веселов просто посадил задницей на гранату. Тот сидел часа два, потом ягодичные мышцы устали и граната, соответственно, рванула. За это самоуправство он и еще трое офицеров были уволены и после громкого процесса, несмотря на протесты армейских офицеров (впоследствии протесты вылились во вполне конкретные действия, закончившиеся долгой и мучительной смертью трех писак и одного правозащитника, а также сломанными ребрами судьи) посажены. Впрочем, просидели они дня два, а потом исчезли, как испарились. И очень немногие знали, что они по-прежнему служат по специальности, только на новом месте, в немногочисленном пока подразделении разведки имперской эскадры.

А сообщение, которое ушло сейчас Диктатору и которое, без сомнения, было получено на всех кораблях его флота, сообщалось, что эти самые корабли вошли на территорию империи, вследствие чего являются нарушителями границы. Всем кораблям предписывалось немедленно лечь в дрейф, принять досмотровые группы и приготовиться к отконвоированию на имперскую базу для дальнейшего разбирательства. Ну и, естественно, предупреждалось, что в случае неповиновения будет открыт огонь. Ковалев все еще рассчитывал, что удастся обойтись без стрельбы, одним авторитетом империи. Но… Не удалось.

Было интересно наблюдать, как корабли вражеского флота начали поспешное и не слишком слаженное перестроение в боевой порядок. Вот теперь становилась видна основная проблема этого флота — во-первых, он был большим и, как и всякий большой флот, трудноуправляемым, а во-вторых, очень похоже, не все экипажи были хорошо подготовлены и, тем более, слетаны. Корявое перестроение, даже с учетом спешки, говорит о подготовке флота только плохое.

Но, тем не менее, действия флота противника были вполне ожидаемы. Ну что же, предсказуемость тоже бывает наказуема, особенно во время войны. В момент перестроения любое соединение наиболее уязвимо и в этот момент, по всем законам тактики, следовало нанести удар. Конечно, тот, кто командовал сейчас флотом Диктатора, не без основания полагал, что время у него еще есть — кораблей Ковалева он пока что не видел. Больше того, он мог предположить, что послание — вообще блеф отчаявшихся защитников планеты. Однако он не учел простой вещи — наличия у имперцев маскирующего поля и потому, когда атакующие эсминцы оказались вдруг совсем рядом, не успел уже предпринять ничего. Впрочем, он умер на боевом посту — смерть, достойная офицера. Она была бы еще достойнее, сумей он хоть что-то сделать, но когда имперский эсминец, огромный, как гора, материализовался из ничего совсем рядом с флагманом и всадил ему в борт две торпеды, он ничего не успел понять — он просто перестал быть.

В следующие три секунды были уничтожены еще четыре корабля, которые, по мнению аналитиков от разведки, могли взять на себя роль флагмана в случае его уничтожения, после чего оба эсминца, окутавшись маскировочным и защитным полями, полным ходом рванули с места боя — свою роль они уже сыграли и терять корабли и экипажи (а при плотности огня, которую мог развить флот, даже с учетом его маломощных орудий, не спасли бы никакие системы защиты) никто не собирался. По ним, естественно, открыли огонь из всего, что могло стрелять, три секунды — это очень много, но прелесть ситуации заключалась в том, что в момент перестроения, когда походный ордер уже разрушен, а боевого порядка еще не построено, стрелять особенно и некому. Слишком велика опасность попасть в своего, поэтому реально из всего флота огонь вели не более десятка кораблей. Накрыть невидимые для систем обнаружения, идущие с огромной скоростью и при этом отчаянно маневрирующие эсминцы в такой ситуации становится невыполнимой задачей.

Однако уничтожение флагманов дало не только отвлекающий и деморализующий, но и стратегический эффект. Командиры кораблей, лишившись централизованного командования, повели себя так, как и положено вести никогда не воевавшим в форс-мажорных обстоятельствах, да еще и с хотя бы равным противником, офицерам. То есть каждый начал делать то, что считал правильным в подобной ситуации, в меру собственного опыта и способностей. Одни продолжили маневр перестроения, другие попытались построить оборонительный порядок, третьи просто сбросили ход или начали бестолково рыскать на курсе. Вместо флота моментально образовалось сборище кораблей разных классов, вдобавок больше озабоченных тем, как бы не протаранить друг друга, чем противодействием неизвестному противнику. Ценность флота как боевого соединения была потеряна, воевать моментально стало некому.

Конечно, такой процесс не может продолжаться бесконечно — рано или поздно порядок будет восстановлен, вот только времени на это флоту Диктатора давать некто не собирался. Два имперских линкора, линейный крейсер и мониторы просто разрядили в образовавшуюся беспомощную толпу свои орудия и на том первая фаза боя, можно сказать, была завершена — как минимум пятая часть вражеских кораблей исчезла в облаках взрывов или продолжила свой путь в виде мертвой груды обломков. Потом последовал еще один залп по смешавшемуся, сбивающемуся в кучу противнику, а потом линкоры перешли на беглый огонь.

Менее чем за минуту потерявший почти половину кораблей флот Диктатора оказался в невыгоднейшем положении избиваемого — подойти под огнем на расстояние, с которого имелся хоть малейший шанс достать имперские корабли, было не то чтобы затруднительно, а просто невозможно. Однако, похоже, в командиры кораблей редко берут дураков. Все они как-то синхронно сообразили, что пытаться держать строй, как того предписывают тактические наставление и сам Великий и Непогрешимый Устав в такой ситуации — извращенная форма самоубийства.

Короче говоря, рванули они в разные стороны, резонно рассудив, что в отдельно взятый и при том активно маневрирующий корабль попасть сложнее. Вполне логично и… предсказуемость наказуема.

Крейсера и эсминцы, до того скрытые маскировочными полями и спокойно идущие параллельно флоту Диктатора, приняли их с распростертыми объятиями и начали расстреливать в упор, благо сектора обстрела давно были распределены. То тут, то там среди вражеских кораблей серебристыми стрелами мелькали имперские штурмовики, перехватывающие немногих, сумевших прорваться сквозь огонь артиллерийских кораблей. Стремительный росчерк — и эскадрилья из десятка машин проносится мимо вражеского корабля и идет искать следующую жертву, оставив позади лишь объятые пламенем лоскутья. Выпустившие их авианосцы держались поодаль — они тоже несли мощную артиллерию, но она была в такой ситуации не слишком нужна.

Словом, получилась классическая бойня, в которой немногочисленные, но великолепно вооруженные, отлично защищенные и скоростные корабли одной из сторон просто частью уничтожили, а частью обездвижили корабли противника, не обладавшие этими качествами. Вполне предсказуемый результат за одним исключением — те, неопознанные, корабли все-таки преподнесли неприятные сюрпризы. И сюрприз этот стоил жизни трем офицерам…

Короче говоря, два из трех неопознанных кораблей благополучно расстреляли. Первый получил снаряд главного калибра с линкора и раскрылся, как цветок — мезонный пучок прошил слабенькое силовое поле точно по оси корабля и пробил его с носа до кормы. Огромное количество энергии, выделившееся при попадании, разорвало корабль в клочья, что, кстати, само по себе вызвало удивление — других такой удар разносил в пыль. Пожалуй, прочностные характеристики непонятного корабля были сравнимы с характеристиками имперских кораблей, а значит, соответствовало технологическому уровню совсем иного порядка, чем остальные корабли Диктатора.

Второй корабль получил два десятка попаданий среднего калибра с одного из имперских крейсеров. Позже, просматривая кадры, все удивлялись — было видно, что силовое поле сдохло сразу и корпус корабля пробивался орудиями крейсера, иногда даже насквозь, но корабль продолжал маневр и скорость сбрасывать, похоже, не собирался. Однако, очевидно, одним из попаданий повредило систему управления — вместо того, чтобы завершить маневр (на такой случай крейсер уже разворачивал главный калибр, задействованный до того по другим целям) корабль продолжил разворачиваться и с маху врезался в борт другому кораблю Диктатора, пытающемуся сбежать от имперского эсминца. Рвануло так… Словом, хорошо рвануло, скорости у кораблей были приличные, так что разнесло обоих в месиво.

А вот третий, тот, которого решил брать, что называется, живьем, показывал вначале чудеса прыти, уплетывая из зоны боя. Скорость его заметно превосходила остальные корабли избиваемого флота и почти не уступала скорости преследующего его эсминца. Он, пожалуй, сумел бы уйти, если бы его обстреливали, что называется, на общих основаниях. Но за ним охотились персонально и, как и для каждой персональной дичи, ему был выделен персональный охотник.

Гонка продолжалась минут пять, не меньше. Очень долго, остальных догоняли за секунды. Однако капитан «Стремительного» не только хотел выполнить приказ — он, подобно многим молодым офицерам, сам вошел в раж и, выжав из двигателей своего корабля все возможное и невозможное, настиг-таки чужой корабль, пользуясь преимуществом маскировочного поля зашел с борта и дал предупредительный залп поперек курса.

Кто бы ни был на мостике чужого корабля, ему нельзя было отказать ни в уме, ни в решительности. Моментально оценив свои шансы уйти, он развернул корабль в сторону, откуда был открыт огонь, и дал залп. И во тут-то экипаж эсминца ощутил на собственной шкуре второй (после скорости) сюрприз, который преподнес им неизвестный противник.

Выходцы с Земли уже успели привыкнуть к неуязвимости, которую дает им техника имперского производства, к несокрушимости силовых полей и мощи огня… Опасная, как оказалось, привычка. Залп противника был всего процентов на пятнадцать-двадцать менее мощным, чем залп самого эсминца. В упор, почти не растеряв энергию, он пробил силовое поле «Стремительного» и поразил борт эсминца.

Взрывом у корабля вывернуло пол борта, снесло внешние антенны и вдребезги разнесло штурманский пост. Три человека, находившиеся там, погибли мгновенно. По идее, за первым залпом должен был последовать второй, но артиллеристы эсминца не подкачали и успели ответить. Хотя и сильно ослабленный из-за повреждений, залп эсминца достиг цели — поле противника было, мягко говоря, несерьезным. Поврежденный корабль форсировал двигатели и понесся прочь мимо потерявшего ход эсминца, однако уйти ему не удалось — к месту боя полным ходом шел имперский линкор.

Ковалев с белым от ярости лицом смотрел на медленно приближающийся вражеский корабль. Двигатели того работали на форсаже, что было легко различимо по спектру выхлопа, в котором ясно видны были следы сгорающего металла дюз. Однако линкор, плод многолетней селекции идей и технологий древней империи, был быстроходнее и медленно настигал свою жертву. И экипажу чужого корабля было сейчас сложно позавидовать — погибшие на «Стремительном» были первыми потерями землян в этой войне и, хотя войн без потерь не бывает, первые потери всегда самые тяжелые. И теперь Ковалев был намерен преподать всем такой урок, чтобы стало ясно: причинивший вред землянину подписывает смертный приговор и себе и всем родным до седьмого колена.

Легко нагнав вражеский корабль, орудия «Громовой звезды» аккуратно подавили его батареи, затем отстрелили дюзы, заставив корабль потерять ход, а потом точными выстрелами вышибли сразу несколько люков. Поле подавления линкора накрыло чужой корабль и теперь дело было за абордажниками. Ковалев, уже одетый в боевой скафандр, взял шлем, напялил его на голову и, заняв свое место в боте, скомандовал:

— Ну что, мужики, поехали. Патронов не жалеть…


Глава 13


Абордаж производился классически, в точности по уставу. Устав, кстати, иногда оказывается очень неплохой штукой, особенно с учетом того, что включает в себя опыт многих поколений и написан, что бы там ни говорили, кровью. Тем более устав имперского спецназа…

Боты один за другим швартовались к бортам чужого корабля, как раз напротив выбитых попаданиями люков. Стандартная тактика — внешнюю броню даже самого вшивенького корабля на раз не прогрызешь, она рассчитана на куда более серьезные воздействия, чем ручное оружие, вышибные заряды или даже мелкокалиберные пушки ботов. А вот если проникнуть внутрь — там ситуация меняется. Слабенькие по сравнению с внешней броней переборки, как правило, вскрываются моментально. Поэтому во все времена тактика десанта, идущего на абордаж вражеского корабля, сводилась к проникновению на борт или через пробоины, или через открытые люки. Бывало, кстати, и такое — если штатные имперские военные хакеры могли перехватить контроль за какими-либо управляющими контурами вражеского корабля. Сейчас, впрочем, был не тот случай.

Почти синхронно из стыковочных узлов ботов выдвинулись гофрированные шланги-кессоны. Раз — и они намертво прикрепились к бортам корабля, окружив пробоины плотным кольцом. Два — по периметру выступила пена, мгновенно заполнив все пустоты. Три — пена затвердела, кессон стал герметичен. Четыре — поток воздуха заполнил кессон, уравняв давления.

Тяжело бухая металлическими сапогами боевых скафандров, десантная группа (все суперы, которые были на флагмане и, соответственно, вообще все) занялась привычным, многократно отработанным делом. Судя по ощущениям, генераторы гравитации корабля еще работали, что заметно упрощало дело, и, хотя гравитация, судя по ощущениям, была чуть меньше земной, двигаться это не мешало.

Пройдя по развороченному взрывом тамбуру, Герасимчук, штатный сапер группы, ловко наложил на уцелевший внутренний люк вышибной заряд и еще одно ноу-хау имперского десанта, в то время как остальные устанавливали напротив гранатомет. Пых! Выбитый направленным взрывом кусок металла улетел внутрь корабля, и в люке образовалась маленькая, сантиметров двадцати в диаметре, дырочка.

Все правильно. Можно, конечно, вышибить к чертям весь люк — и что? Наверняка за ним есть некое помещение, в котором уже сидит комитет по встрече, сжимая в руках стволы всех калибров, и напряженно ждет, когда же абордажники полезут в эту узкую дыру. Люк ведь невелик. Даже если вывернуть кусок переборки, чтобы сделать отверстие пошире, все равно в нем будет не развернуться и десантник, который полезет первым, будет представлять из себя отличную зеленовато-стальную мишень на белом (или какой он там у них) фоне. Стрелять по нему будут изо всего, что возможно, и совсем не факт, что не слишком мощное силовое поле скафандра и его броня выдержат град попаданий.[20] Неизвестно еще, что там у обороняющихся за оружие. Подбитый эсминец — хороший пример того, как опасно зарываться и считать себя всемогущим лишь на основании того, что пользуешься имперским оружием, а, как известно, от мании величия до мании преследования — один шаг! Можно было, конечно, погнать вперед боевого кибера, но зачем терять хорошую машину? Значительно проще и эффективнее было воспользоваться главным оружием солдата — головой, что древние имперцы, разрабатывающие тактику абордажных действий, и сделали.

Поэтому тактика абордажа была чуточку другой. Негромкий «бабах», сопровождающий пробой двери, сменился коротким «пуфф» — это гранатомет аккуратно забросил в отверстие плазменную гранату. Затем с сочным чмоканьем сработало ноу-хау — маленький кибер, закрепившийся на вакуумных присосках на двери аккурат около отверстия, ловко прикрыл ее броневой заслонкой и намертво прижал. Две секунды спустя с той стороны, куда улетела граната, рвануло, да так, что вздрогнул, казалось, весь корабль. Впрочем, так только показалось.

Плазменная граната — очень простое устройство. Порция высокотемпературной плазмы, сжатая внутри мощного электромагнитного поля, а генератор его — в самой оболочке. После выстрела через три секунды (ну, или как настроишь) генератор отключается, поле исчезает, и плазма вырывается на свободу. Собственно, так и произошло сейчас — граната рванула, и за переборкой было больше пяти тысяч градусов. Впрочем, всего секунду, потом температура стремительно пошла на спад.

Ну а теперь можно было и заходить. Конечно, там у кого-то тоже мог быть боевой скафандр, но даже если и так, все сенсоры его сейчас были нейтрализованы. Впрочем, стоило поторопиться. Аккуратно сняли кибера-затычку, не пропадать же добру. Заложили вышибной заряд по периметру, отошли подальше. Бухнул взрыв, вышибая, на сей раз, весь люк, и Ковалев первым шагнул в пролом.

И с трех других ботов одновременно с ним (а может, чуть раньше или чуть позже, не все ли равно) точно так же шагнули командиры других абордажных групп.

Помещение было обожжено адским огнем, вся органика, похоже, выгорела, но особенных повреждений типа расплавленных переборок не было. Ничего удивительного — слишком коротким было воздействие температуры. Но, тем не менее, сопротивления не было, а значит, дело свое граната сделала, дорогу группе расчистила.

Помещение было не слишком длинным, узким, как кишка. Скорее, это был участок коридора с таким же люком в конце, как тот, что они только что вышибли. В принципе, можно было бы вышибать и его, но всегда существовала вероятность, что у противника нашелся грамотный офицер, который успел отвести своих людей с первой линии или просто их туда не ставил. В этом случае, вероятнее всего, засада будет за этим люком. Вернее, могла бы быть — свои штурмовые действия имперцы повторили в точности, разнеся и второе помещение.

Ну а дальше пошла самая обычная зачистка. Впереди мерно бухали стальными лапами два боевых кибера, ощетинившиеся во все стороны самым разнообразным оружием. Впрочем, большая часть этого арсенала здесь была неприменима — те же плазменные гранаты были слишком мощным оружием, в замкнутом пространстве способным причинить вред самим абордажникам, поэтому киберам отводилась, в основном, почетная, но малопривлекательная роль самоходного щита. Если где-то будет засада, то первый удар придется не по людям. В конце концов, киберов при нужде сколько надо — столько и наштампуют, а вот человека, если его разнесет в клочки, никакой регенератор не спасет.

Следом за боевыми механизмами, не торопясь, двигались десантники. Боевые скафандры обеспечивали неплохую защиту, так что люди могли чувствовать себя в относительной безопасности. В самом центре строя шел еще один кибер, но на сей раз не он защищал, а его охраняли и защищали. Кибер не нес оружия, зато на нем был особо важный груз — аппаратура связи. Неизвестно, с чем придется иметь дело на штурмуемом корабле, и какими средствами располагает противник, чтобы эту самую связь глушить. Аппаратура скафандров особой мощностью не обладала, зато оборудование, которым был под завязку загружен кибер-связист, позволяло пробиться сквозь любые помехи.

Ну и замыкали строй еще два боевых кибера — на сей раз, их задачей была защита от атаки с тылу. Противник недра своего корабля знал наверняка лучше незваных гостей и, пользуясь этим, мог обойти их, так что предосторожность была не лишней.

Четыре группы. Одна должна была захватить машинное отделение и, соответственно, реакторы, вторая — орудийную палубу, если, конечно, принципы конструкции этого корабля будут аналогичны имперским. Третья группа, самая многочисленная, должна была заниматься собственно зачисткой, уничтожая всех, кто попадется на пути, ну и четвертая, группа Ковалева, брала на себя самое сложное — захват рубки и взятие «языков».

В целом, на первый взгляд, конструкция корабля от имперских аналогов отличалась не слишком. Разве что коридоры были поуже, потолки пониже да цвет стен был грязно-бурым. Люки или не были закрыты, или открывались легко и, в отличие от имперских кораблей, на которых использовались удобные и надежные диафрагмы, представляли из себя просто отходящие вверх броневые плиты. Это был, однако же, примитивный корабль. Исходя из такой схожести конструкций и начали искать рубку. Однако центральная часть корабля оказалась совсем другой — набор хаотично, во всяком случае, на взгляд Ковалева, скомпонованных залов с узкими переходами. В одном из таких залов их и атаковали.

Как только группа втянулась в зал, из-за наскоро сооруженной из каких-то непонятных шкафов, ящиков и приборов невыясненного назначения, баррикады по ним открыли огонь. Стреляли из чего-то вроде ручных лучеметов, которыми были вооружены десантники. Не слишком страшно, тем более что энергия выстрелов была ниже, чем у имперских образцов, однако все равно приятного было мало. Да вдобавок еще ответный огонь и десантников, и киберов оказался не слишком эффективен — похоже, тот, кто организовывал оборону, дело свое знал туго и хорошо представлял, с чем ему придется столкнуться. Во всяком случае, баррикаду прикрывало мощное защитное поле, эффективно рассеивающее энергетические удары. Лучеметы против такой защиты, в общем-то, бессильны — пока генераторы запитаны от корабельной сети, их ручным оружием не пробить, зато огонь обороняющихся постепенно истощает защиту абордажников. Такой прием был прост, логичен и весьма распространен. Именно поэтому и вошли в моду силовые рапиры — поле, блокирующее лучевые удары, слишком часто вынуждало атакующих искать рукопашной схватки, под обстрелом проводя самоубийственные атаки. Однако на сей раз все пошло по другому.

Оружейники империи были, несомненно, мастерами своего дела, однако один момент они то ли упустили, то ли считали бессмысленным развивать тупиковую, как им казалось, ветвь стрелкового оружия. На вооружении имперских десантников стояли мощные, легкие, удобные и надежные лучеметы. В других родах войск наблюдалось то же самое — энергетическое оружие разных мощностей, типов и предназначений. И практически полное отсутствие кинетического оружия.

В свое время, когда земляне обучались использованию имперского оружия, они были поражены, насколько отсталыми, даже по сравнению с земными образцами, выглядят их винтовки и пистолеты. Было впечатление, что их развитие остановилось на уровне первой половины двадцатого века. Ничего удивительного в этом, правда, не было — когда-то давно, еще в эпоху первой империи, развитие оружейного дела пошло в ней совсем другим, отличным от Земли, путем. Развивались, в первую очередь, энергетические отрасли и, соответственно, сопутствующие им науки, поэтому очень быстро были изобретены компактные и мощные лучевые системы. Надобность в развитии огнестрельного оружия тогда отпала, и вот результат: насколько совершенным было оружие энергетическое, настолько примитивным осталось оружие кинетическое. Неудивительно, что оно практически не использовалось.

Однако сейчас настал момент исправить эту ошибку. Энергетические поля — это, конечно, здорово, но вот только предназначены они исключительно для рассеивания энергетических пучков и против кинетического оружия практически бессильны. Конечно, это не относилось к защите кораблей — там все было намного более серьезным, но притом и более энергоемким. Ковалев даже пытался приспособить для скафандров что-нибудь более универсальное, но схем или готовых образцов компактных генераторов в наличии не оказалось, а разрабатывать самим было просто некому — конструкторов среди земных наемников не оказалось. Проблема-то была в том, что поле, способное отражать пули, просто не давало возможности двигаться и самому его хозяину, а сгенерировать независимый силовой кокон оказалось слишком сложно. Дистанционно прикрывающее поле, наводимое, скажем, с бота на небольшой дистанции, сделать кое-как сумели, а вот индивидуальное — нет. Так что пришлось довольствоваться имеющимся и уповать на то, что скафандры сами по себе неплохая защита от пуль. Но вот то, что силовой экран у противника — аналог имперскому было ясно сразу. Именно поэтому вооружение протолкавшегося вперед Герасимчука оказалось для обороняющихся смертным приговором.

Миниган — очень хорошо пропиаренное оружие. Посмотрите любой американский армейский боевик — и на каком-нибудь вертолете или джипе вы обязательно увидите это шестиствольное чудовище, способное выплюнуть три-четыре тысячи пуль в минуту. Вот только иногда проскальзывает в таких фильмах явный бред о том, что им можно стрелять, как из автомата — с рук.[21]

Однако что невозможно на Земле — то возможно в космосе. И если миниган не в руках обычного человека, а у супера, тем более закованного в весящий более четырехсот килограммов боевой скафандр с сервоприводами, позволяющими развивать поистине невероятные усилия, то он становится действительно страшным в своей эффективности оружием. И именно такой вариант был реализован в образце, которым был вооружен Герасимчук. Подключенный к энергосистеме скафандра и коробу с патронами, который гигант-десантник тащил на спине, пулемет крепился на жестком кронштейне. Куда бы не поворачивался Герасимчук — туда же и смотрели жуткие дырочки стволов его оружия. Вот он посмотрел в сторону баррикады. «Ж-ж-ж-ж» взревел, раскручивая стволы, электромотор.

В общем, баррикаду просто срезало, как ножом. Против потока свинца в твердой «рубашке» защита, как и предполагалось, оказавшаяся довольно слабеньким аналогом имперской, не сработала. После этого оставалось только подойти, чтобы добить выживших, впрочем, после минигана таких обычно не остается.

Десантники с удивлением рассматривали получившийся результат. Нет, как раз сам результат удивления не вызывал — свинцовая смерть в клочья разнесла и саму баррикаду, и тех, кто за ней прятался. Однако внешний вид останков наводил на размышления. Не верьте тем, кто говорит, что вид кишок на стенах всегда одинаков — как-то странно это звучит, если кровь зеленовато-голубая, с изумрудным оттенком, а куски мяса белые, как у вареной курицы. Словом, необычная скотобойня получилась.

Да и сами трупы, сколь либо поддающиеся опознанию, оказались отнюдь не человеческими. Больше всего убитые тварюшки напоминали миниатюрных тираннозавров с весьма развитыми трехпалыми передними конечностями. Тела прикрывала прочная даже на вид чешуя, крупная и зеленая на спине и светло-серая, заметно более мелкая, на брюхе. По спине шел рудиментарный гребень, зубы выдавали плотоядных существ, короткий толстый хвост смотрелся довольно нелепо. Словом, совершенно непонятная пакость. Хорошо хоть не сблеванул никто, слишком уж нереальным все это выглядело. А вот не выдержи у кого желудок — что тогда? Долго и мучительно очищать потом скафандр изнутри? Забрала у гермошлемов-то опущены.

На телах динозавров-недоростков были обрывки (ну а что вы хотели — чтобы они после пулеметов целыми остались?) мундиров ядовито-зеленого цвета, какие-то ремни, портупеи… Скафандров не было, зато оружия было в избытке — и ручного, вроде имперских лучеметов, и стояла между обломками баррикады какая-то пушка. Впрочем, даже при внимательном рассмотрении было непонятно, как она работает — пулемет снес жалкое подобие щита и разворотил всю казенную часть.

Вот на рассматривании они и попались. Не так уж и эффективен оказался миниган, как его расписывают — один из обороняющихся выжил. И не просто выжил, но и, к чести своей, не стал ждать, пока его отроют и скрутят, а атаковал. Причем атаковал настолько стремительно, что это едва не стоило стоявшему ближе всех Синицину жизни.

Он был вооружен чем-то вроде силовой рапиры, только покороче и, как потом оказалось, с меньшей напряженностью поля. Именно это, а также молниеносная реакция, спасли штурману жизнь. Силовой пучок такого вида оружия, за счет бешеной концентрации в малом объеме, легко проходит сквозь силовое поле и прорубает практически любую броню. Но как говорится, недалеко и неглубоко — в плотных материалах он быстро вязнет и для увеличения поражающей способности приходится поднимать напряженность поля клинка. Здесь пошли по тому же пути, но сказалось технологическое отставание — оружие было явно хуже, чем имперское.

В общем, прыгнул динозаврик, как пружиной подброшенный. Очевидно, мощные задние ноги обеспечивали ему прыгучесть не хуже, чем у кенгуру — во всяком случае, взлетел он почти под потолок, а в этом зале потолки были, как ни странно, довольно высокими — почти три с половиной метра, в то время как рост чуда-юда не превышал полутора метров. А ведь он был по сравнению с остальными едва ли не гигантом — сантиметров на десять-пятнадцать выше навскидку. И зачем, спрашивается, такие потолки?

Впрочем, он отличался от остальных не только ростом, но и цветом мундира — черным, с золотыми нашивками. Однако это рассмотрели уже потом — в тот момент, когда этот лихой боец прыгал было как-то не до бесполезной в ту секунду информации. Динозаврик рубанул со всей силы, вкладывая в удар всю энергию прыжка. Оружие он держал в обеих лапах и владеть им явно умел, вот только с имперскими скафандрами явно до того не сталкивался. Ударь он, пусть и не так сильно, в стык доспехов — и у него был шанс унести кого-нибудь с собой в могилу, но эти самые места стыков надо знать — внешне они не выделяются. А так его удар, нацеленный на шлем, пришелся в подставленную руку штурмана — чисто рефлекторный жест, спасший Синицину жизнь. Имперская силовая рапира, скорее всего, просто снесла бы руку и достигла цели, но слабость оружия прыгуна сыграла с ним злую шутку — прорубив броню и глубоко располосовав предплечье, даже кость разрубив, клинок дальше не пошел. Ну а на второй удар времени у динозаврика не оставалось в принципе, он даже на пол приземлиться не успел — еще в полете его настиг могучий пинок стоящего рядом десантника. Даже не пинок, а хорошо поставленный удар ногой, пришедшийся в то место, где у человека должны быть ребра. У этого существа было то же самое. В смысле, ребра на месте были. Их просто раздробило и, наверное, динозаврик сдох, еще не долетев до стены, в которую его буквально вбило силой удара. Однако чешуя оказалась на высоте — таким ударом супер даже без скафандра способен пробить человека насквозь, а уж в броне с искусственными усилителями мышц… Динозаврика не пробило, только превратило все внутренности в фарш.

Синицину оказали помощь, впрочем, это сделали не люди, а встроенный медблок скафандра, моментально впрыснувший обезболивающее, остановивший кровь и зафиксировавший поврежденную руку. Дальше шли с куда большей осторожностью, но сопротивления не встретили и, проплутав минут пятнадцать, нашли все же боевую рубку корабля. В рубке оказалось еще трое динозавриков, один в зеленой и двое в черной форме, незамедлительно открывших огонь, однако киберы выстрелили в них клейкими сетками, моментально спеленав по рукам и ногам и обездвижив. На том штурм и закончился — все остальные группы дело свое уже сделали и, с захватом рубки, чужой корабль был наконец взят.


Глава 14


— Ну, что я могу сказать… — Шерр устало потер виски. Он уже третьи сутки держался на стимуляторах и, хотя имперская фармацевтика была на высоте, здоровья ему это не прибавляло. — Эти зверюги ничем не идентифицируются. Нет по ним данных в информаториях кораблей, нет — и все. Конечно, информатории с центральной императорской библиотекой не сравнишь, но информация по всем расам, с которыми империя когда-либо сталкивалась, в них имеется. Это же что-то совершенно новое и непонятное.

— А что ты там говорил про опознавательные знаки? — Ковалев, в отличие от Шерра хорошо выспавшийся, позавтракавший и после удачного сражения гордый от осознания хорошо проделанной работы, был полон энтузиазма. — Вроде встречал где-то, или видел…

— О, с этим проще, — оживился Шерр. — Эти знаки в информатории как раз есть. Только толку нам с того…

— А что так?

— Взгляни, — Шерр включил голографический проектор и над столом появилось изображение, до того реалистичное, что Ковалев поспешно снял с него кружку с кофе: казалось, еще немного — и неприятная во всех отношениях тварь, напоминающая лысого головастого карлика с коротеньким слоновьим хоботом и глазами раскосыми, как фары «мазды». — Это — Ти'Тали, во всяком случае, самоназвание их расы в нашей транскрипции звучит именно так.

— И что, эта дрянь имеет к нам какое-то отношение?

— Ты — ксенофоб, — обвиняющим тоном заявил Шерр. — У тебя все — твари, дряни и…

— А я и не говорил, что я хороший.

— К другим расам надо относиться с уважением…

— А я их уважаю и потому целюсь старательно. Так при чем здесь эта дрянь?

Шерр понял, что языкастого адмирала ему не переспорить, обиженно махнул рукой и защелкал клавиатурой голопроектора. Рядом с неприятной фигурой Ти'Тали возникло изображение давешнего динозаврика. Ковалев посмотрел с интересом:

— В натуральную величину оба?

— Ага. Ну как, похожи?

Динозаврик был раза в полтора меньше Ти'Тали и не имел с ним даже отдаленного сходства, о чем Ковалев тут же и заявил Шеру. Доктор довольно кивнул:

— И я никакого сходства не вижу. Ти'Тали были классическими млекопитающими с красной кровью и метаболизмом, очень сходным с человеческим. Эти, которых вы наловили при абордаже, ближе к ящерам. Да что ближе — ящеры и есть. Правда, теплокровные. Кровь, сам видел, совсем другого цвета, основной элемент — медь, а не железо, как у нас. Плюс, судя по зубам, они явные хищники, а Ти'Тали — чистейшей воды травоядные. Взгляни на зубы, — доктор увеличил изображение. — У них даже клыков не было.

— Да, зубы у них, скорее, лошадиные, — кивнул Ковалев. — И что с того? Зачем ты мне про это рассказываешь?

Над столом появилось еще одно изображение — опознавательный знак, нарисованный на борту трофейного корабля. Рядом вспыхнул другой, точно такой же. Знаки аккуратно наложились и совпали один в один.

— Ну, что скажешь?

— А что я должен сказать? Ты мне изображение показал. Одно в двух экземплярах. Я так тоже могу.

— Первое изображение, — нравоучительным тоном выдал Шерр, — с трофейного корабля, второе — из нашего информатория. И это изображение — не что иное, как опознавательный знак кораблей Ти'Тали.

— Ну и что с того?

— А то, что Ти'Тали были уничтожены еще во времена первой империи. Последнюю базу разбомбили еще до начала Великой экспансии.

— И за что же их так? Твари, конечно, противные, но предков трудно обвинить в жестокости ради жестокости.

— Они представляли реальную угрозу человечеству как виду. Старая раса, намного старше людей, достаточно стабильная и не слишком стремящаяся к развитию. Их техника была тогда на одном уровне с техникой первой империи. На том уровне, кстати, который сейчас продемонстрировали наши зубастые приятели. Их никто не трогал — космос велик, а ярко выраженных экспансионистских наклонностей люди тогда не проявляли. Тем не менее, Ти'Тали напали первыми, нанесли несколько жесточайших ударов, выжигая ядерным оружием крупные планеты и уничтожая население на мелких. Все население — не только мужчин, а и женщин, детей, стариков… Геноцид в самом жестком варианте. После этого с Ти'Тали никто не стал разговаривать даже тогда, когда их флот был уничтожен, а сами они сбились в кучу на нескольких центральных планетах — их просто вырезали, хотя реальной опасности они уже не представляли. С тех пор первую империю никто не рисковал трогать и, как полагали наши ученые, именно эти события подтолкнули людей к идеям Великой экспансии и создания сверхдержавы.

— Ну, может, совпадение?

— А что ты скажешь по поводу того, что спектр выхлопа их двигателей в точности совпадает со спектром выхлопа нашего трофея? Больше, правда, сказать ничего не могу — информации у меня мало, она ведь ненужная, в принципе, считалась… Но, поверь моей интуиции, если бы удалось сравнить дизайн этого корабля с кораблями Ти'Тали, ты бы удивился.

— Они не могли где-то сохраниться?

— Вряд ли. Хотя все может быть. Но тогда они бы выплыли раньше — шила в мешке не утаишь. Да и делиться технологиями непонятно с кем — совсем не в духе Ти'Тали. Они, насколько я знаю, предпочитали воевать с соседями — до того, как столкнуться с людьми, они, как оказалось успешно уничтожили целых четыре расы. Я, если честно, удивлен, что потомки травоядных оказались столь агрессивны.

— А я абсолютно не удивляюсь. Это как раз в духе таких существ, совпадает с их логикой. Ты подумай сам: хищники очень редко грызутся просто так. Они делят территорию, могут драться за самку или из-за жратвы, но просто так… Видимо, хищники слишком хорошо знают, что такое боль и как тяжело в этой жизни выжить подранку, поэтому и не тратят силы зря. А вот травоядные, дорвавшись до несвойственных им от природы возможностей, отрываются по полной. То, что они творили — это не жестокость, это просто уничтожение потенциальной опасности, очень логичное и бесстрастное. Не рассчитали силы — с кем не бывает… Но такое поведение и у нас встречается, внутри одного вида, так сказать. Посмотри. Я вашу историю трогать не буду, плохо ее знаю, но у нас сплошь и рядом дерьмократы втаптывали оппонентов в грязь и плясали на могилах. И не оппонентов даже, а просто инакомыслящих. Или интеллигенция — сами ни на что не годны, но настучать, обгадить — это они завсегда…

— Ну-ну-ну, разошелся, — Шерр рассмеялся. — Может, ты и прав, не знаю. В принципе, меня мало волнуют причины той войны, куда важнее результат, а также то, что всплыла техника Ти'Тали. Причем это не расконсервированная или восстановленная старинная шаланда, а вполне себе боеспособный новодел. Что делать будем?

— А что тут делать? Допросим пленных, да и этих ящериц тоже. Компьютеры их взломаем…

— Ну да, взломал тут один такой. Пока вы блуждали по отсекам, те, которые были в рубке, успели затереть всю информацию. Что-то мы, конечно, восстановим, но это не здесь и не сейчас, да и вряд ли многое сможем — сработано крайне грамотно. Хорошо хоть, ящеры наш язык знают.

— А люди? В смысле, человеческие пленные?

— Если кто всерьез и знал, то разве только Диктатор и несколько его ближайших помощников. Но ни с кого из них уже ничего не спросишь — все флагманские корабли были приоритетными целями, живых там не осталось.

— Да уж, перестарались чуток…

— Разведчики, пока ты спал да предавался самолюбованию, — не удержался от шпильки Шерр, — провели первичный допрос. К сожалению, в наши руки попали только мелкие сошки, по должности не выше командира крейсера. Ситуацией они владеют тоже на уровне исполнителей. Наш спец по допросам очень старался, но трудно выбить из людей информацию, которую они просто не знают.

— А ящеры?

— А что ящеры? О них мы знаем немного. Те, что в зеленой форме — нижние чины, в черной — офицеры. В плен нам попали только… Как бы сказать… В общем, их звания соответствуют нашим лейтенантам. Они — специалисты по компьютерам, вот и занимались уничтожением информации. Капитан возглавил оборону и сам был на последнем рубеже. Это он, кстати, Синицину руку разрубил. Увы, его уже не допросишь.

— Что еще?

— А ничего. Молчат, сволочи.

— Ясненько… А что наш палач?

— А он сейчас может немногое — таких пациентов ему допрашивать еще не приходилось. Наши медикаменты при их метаболизме не годятся, а болевые точки ему пока неизвестны. Впрочем, вам попался один из нижних чинов, с точки зрения получения информации он нам бесполезен, так что пусть послужит науке. Палач его сейчас разбирает на запчасти, думаю, к вечеру закончит. Тогда можно и остальных допрашивать.

— Да… Не позавидуешь ящерице… Ладно, послужит науке. Ну и хорошо, значит, не будем бежать впереди паровоза. Время у нас есть, поэтому дадим специалистам работать спокойно.

Шерр кивнул — с идиомой про паровоз он был знаком и мнение Ковалева разделял. Однако Ковалев со своим холерическим темпераментом просто так сидеть тоже не мог.

— В любом случае, надо начинать подготовку к войне.

— Не рановато ли?

— Как бы поздно не было, Док. Ну подумай сам: флот Диктатора мы уничтожили, значит, что?

— Что?

— А то, что имеется не самая малая территория, оставшаяся без охраны. Сейчас об этом никто не знает, а что будет, когда информация разойдется? А она ведь разойдется, на то она и информация, чтобы утекать. Как думаешь, что будет?

— Ну…

— Да безо всякого ну. Во-первых, они к обороне готовиться начнут со страшной силой. Представь себе: куча планет — и все сопротивляются. Мы их оборону, конечно, прогрызем, против наших кораблей их орбитальные крепости не пляшут, но ты подумай: промахивается орудие монитора, заряд уходит в атмосферу планеты. Двести мегатонн! Это, как минимум, экологическая катастрофа. От промаха с линкора, конечно, такого не будет, но все равно приятного мало. Тебе что надо — империя, провинции которой приносят стабильный доход в казну, или обезлюдившие планеты с вымирающим населением. Зачем тебе этот геморрой?

— А во-вторых?

— Что во-вторых?

— Ты сказал, во-первых. По логике, должно быть как минимум во-вторых.

— А, ты в этом смысле… Во-вторых, оставшиеся без серьезной защиты территории — лакомый кусок. Откусить планетку-другую захотят все. А захватив планету, они будут ее защищать. Воевать с кучей противников мы не можем. Пока не можем. В космосе мы, конечно, сильнее всех их вместе взятых, но у нас мало людей. Поэтому у нас один шанс — опередить всех. Одно дело отхватить кусок территории у проигравшей войну страны-агрессора, другое — напасть на того, кто этого агрессора завалил. Так что хотим удержать эти планеты — занимать их надо немедленно. Достаточно двух причин, или еще привести?

— Достаточно.

— Ну,а раз достаточно, то отдам-ка я приказ нашему местному генералу армию готовить. Хватит пузо отращивать, высокое положение надо отрабатывать. Кораблей на ходу у него хватит, пускай поднимает все, что может летать.

— А сами?

— А что сами? Я что, за всех воевать буду? Нас горстка. В космосе — пожалуйста, но планетарные десанты пускай проводят другие. И гибнут пусть тоже другие. Но вообще, пора возвращаться на Землю. Хорош баловаться с фирмой, пора начинать играть в открытую — набирать людей и реально готовить армию вторжения.

— Не слишком ли?

— Не слишком. Подумай сам — не так много за тобой пойдет людей, сепаратизм здесь цветет и пахнет. Тебе нужна мощная армия. Сейчас у тебя есть люди, на чьих штыках мы можем посадить на трон нового императора, но он там не удержится. Флот — это не все, и гвардия — тоже не все. Нужны не только штыки — нужны люди на местах, которым ты сможешь доверять… Короче, армия нужна и чиновники грамотные.

— Ладно, на твоей совести. Помнится, не так давно ты говорил совсем другое.

— Растем.

— А теперь о плохом. Я провел генетическое тестирование Диктатора.

— Нашли тело?

— Да, в плохом состоянии, но это не принципиально. Сам знаешь, хватит капли крови.

— И что, нашел что-то интересное?

— Да. Диктатор действительно имел права на престол. Я поднял генетический банк данных — получается, что он потомок дяди последнего императора. Незаконный, конечно, ну да какая разница?

— Логично. Получается, мы облажались? Нам ведь, по логике, надо было бы его поддерживать, холить и лелеять. А мы, напротив, грохнули человека, имеющего права на престол и успешно восстанавливающего империю. Можно сказать, законного императора в распыл пустили.

— Получается, так, — вздохнул Шерр. — Только вот знаешь, я бы не хотел жить в империи, построенной таким человеком. Я чуточку представляю, чем может обернуться фашизм.

— Я с тобой согласен. Поищем другого кандидата, подостойнее… Ну, что стоишь? Вперед!


Конец первой части.


Часть 2

Глава 1


— Либерастия неизлечима, — со вздохом заметил Ковалев. — Их бомбят, а они визжат в эфире. Ты послушай, на всех волнах только эти придурки, даже военные каналы забивают. Такое чувство, что свято верят: вот придет империя — и наступит рай на земле… Хотя на самом деле наверняка прекрасно осознают, что они будут первыми в очереди к кормушке и жаждут только полежать на кисельных берегах молочной речки.

— Ну, сейчас они играют на нас, хрен с ними. Ну так как, даешь добро?

— Даю, даю, куда же я денусь… Но смотрите там, аккуратнее — не попадите под зенитки. Это крейсеру они — что слону дробина, а вас могут и поцарапать, а повезет если — то и сбить.

— Не извольте беспокоиться, вашбродь! — Шурманов шутовски щелкнул каблуками. — Усе сделаем в лучшем виде!

— Иди уж, Семеныч, не бухти. Скажи Спартаку и Грише — пускай они тебя прикроют. Истребители — это здорово, конечно, но крейсера как-то лучше смотрятся. Не хватало еще нам потерять людей на такой ерунде.

Шурманов вышел, звонко цокая каблуками. Ковалев с тоской посмотрел ему вслед — он бы и сам с радостью сел сейчас за штурвал истребителя и полетел, навалял бы кому-нибудь. Ан — нет, будь любезен, раз уж стал адмиралом, осуществлять оперативное руководство операцией, а не лезть в пекло. И так ребята на него орали, как резаные, после тех двух штурмов. Он им тогда показал неприличный жест, но зарубку в памяти сделал — не так уж они были неправы. Так что придется сидеть на орбите и надувать щеки положение обязывает. Хотя, конечно, тоже плюс — дел больше, чем песка на пляже, и разгребать их все равно пришлось бы рано или поздно. Так почему бы не сейчас, раз такая оказия? Но начинать все равно требовалось с дел местных и потому Ковалев потянулся к переговорнику.

— Русаков! Полковник! Зайдите, пожалуйста.

Вошел начальник разведки — невысокий, крепко сбитый мужик неопределенных лет. Ковалев прекрасно знал, что ему под пятьдесят, но даже омоложение в регенераторе линкора не изменило впечатление. От тридцати до пятидесяти… Впрочем, не так уж и плохо для разведчика иметь незапоминающуюся внешность.

— Павел Сергеевич, — Ковалев всегда обращался к полковнику по имени-отчеству, потому как уважал — слишком многое успел повидать в жизни этот седоватый крепыш и слишком много сделать. — Что вы думаете об этом?

Ковалев ткнул пальцем в сторону радиоприемника, который с завидным упорством вещал голосом какого-то местного правозащитника. Мужик попался говорливый и работоспособный — третий час уже говорил. А может, просто запись была заранее записана по частям и склеена в кольцо — все равно в его бреде достаточно трудно было запомнить, с чего все началось.

Полковник пощелкал допотопного вида переключателем — на всех волнах творилось то же самое, только голоса менялись. Он усмехнулся:

— Мы это слушаем почти непрерывно. По долгу службы, так сказать. Верещат, как демократы на митинге.

— Они и есть демократы, — вздохнул Ковалев. — Местного разлива. Из тех, что к любой власти в оппозиции. А раз так, то и разговор про них будет. Полковник, эти козлы штурм пережить не должны. Только постарайтесь сделать это аккуратно, чтобы на нас подозрений потом не пало — мне совершенно не надо, чтобы меня считали мерзавцем, убивающим союзников. Это мы с вами знаем, что они для нас никто, а для обывателей они прямо-таки борцы за свободу и наши эмиссары, типа всю жизнь сидели да нас ждали. Пусть думают, что случайность — на войне бывает и не такое.

— На мой взгляд, вы погорячились. Я бы предпочел с ними серьезно поработать…

— Это приказ, полковник, — перебил его Ковалев. — А приказы, сами знаете, не обсуждаются. Или вы дома от этих либерастов мало хлебнули? Еще хотите?

— Ну, товарищ адмирал, вы…

— Что я? Преувеличиваю? Я о будущем думаю, чтобы через несколько поколений, когда мы уйдем, их потомки не развалили то, что мы сейчас строим. Вам ясно?

— Так точно! — браво рявкнул полковник. Видно было — включил дурака, изобразил солдафона, но остался при своем мнении. Ковалев вздохнул:

— Ну как вы не понимаете, Павел Сергеевич. У человека могут быть абсолютно любые убеждения. Понимаете? Абсолютно. Больше того, в течение жизни они имеют свойство меняться. Да что я вам объясняю? Вы же кадровый офицер, разведчик, вам это наверняка еще когда вы учились в голову вбивали. Но, может, я не прав, но я считаю так: вне зависимости от убеждений, если на твою родину напали, если на твои дома падают бомбы, а твоих детей вот завтра переедет танк, ты должен защищать их. И неважно — хорош твой царь-президент-диктатор, или плох, ты все равно должен защищать свою Родину. Только потому даже, что она твоя РОДИНА. А убеждения на этот период лучше спрятать подальше. Поэтому я не собираюсь иметь дела с предателями, на мой взгляд они — генетический брак и будет лучше, если потомству эти гены не передадутся.

— Слушаюсь, товарищ адмирал…

Судя по всему, полковник убежден не был, однако приказ он выполнит, и выполнит хорошо. Ну и фиг с ним, потом поймет. Да и не поймет — ничего страшного, приказы он все равно выполнять будет. Может, не сам — перепоручит Веселову, тот сделает — у него к предателям свой счет.

Вообще, иерархия выстроилась четкая. На самом верху — Шерр с Ковалевым. Формально Шерр был выше, реально… Ну, его голос что-то значил в последнее время только при обсуждении стратегических идей. Сразу под ними шли те, кто с Ковалевым начинал. В меру их способностей, конечно, однако оперативный штаб, в основном, составляли именно они. Ну а дальше уже распределение ролей складывалось в меру ума и способностей и очень прочно удерживалось, благодаря пси-блокировкам. Отдельной строкой, особняком располагались суперы — крутые мужики, на которых возлагались спецзадачи. Отношение к ним было особым, они реально не подчинялись никому, кроме Ковалева, но их было немного, да и спрос с них был велик.

Полковник между тем развернулся и пошел к выходу, ухитряясь спиной показать, как не нравится ему задание. Ковалев пожал плечами: полковник, похоже, так и не утратил некоторого чистоплюйства. Что же, судьбы мира сложно вершить в белых перчатках, а вот в дерьме измазаться можно запросто.

Следующим на очереди был капитан Иосселиани. Веселый молодой грузин, точнее — сван, потомок знаменитого подводника. На Земле он вынужден был уехать с земли предков — жил в России, служил, подобно предку, моряку, герою и писателю, на флоте, а потому оказался дома нежелательным элементом. Поэтому, когда после несчастного случая он получил инвалидность, возвращаться ему оказалось некуда. Хорошо, нашелся приятель, который рекомендовал его Ковалеву, ну а восстановить поврежденный позвоночник было несложно. С ним разговор, правда, был совсем иного рода.

Пока Ковалев ждал капитана (мысль о разговоре возникла спонтанно, поэтому минут пять до прибытия офицера у него было), он с интересом наблюдал за сражением, разворачивающемся на планете, которая висела у него буквально тут, под ногами. Точнее, это линкор висел на ее орбите, но… Все относительно.

А зрелище там разворачивалось действительно эпическое. Последняя битва, можно сказать, Армагеддон местного масштаба. Для маленькой планеты со всего то десятимиллионным населением — более чем внушительно.

Вообще, оригинально получилось — куда более крупные, густонаселенные, обладающие мощнейшими системами обороны планеты, ранее входившие в состав спешно создававшейся империи Диктатора, сдавались сразу после того, как в систему входили корабли Ковалева. Некоторые, правда, пытались продемонстрировать свою готовность обороняться до последнего, однако, как только напоминающие бронированные гробы мониторы выходили на дистанцию залпа, воинственный пыл обороняющихся куда то сразу пропадал. Единственный раз обороняться попробовали реально — и что? Первый же выстрел с монитора смахнул с орбиты висящую там боевую станцию, после чего противник буквально сразу выбросил белый флаг. И так семь планет. А вот на восьмой споткнулись — обитатели маленького, слаборазвитого мира оказали внезапно жесточайшее сопротивление, которое длилось уже четвертый день, ломая Ковалеву все графики наступления. Запас времени, правда, еще был, но если так пойдет дальше… Впрочем, конкретно на этой планете через несколько часов все должно было закончиться.

Планета вначале сюрпризов, вроде бы, не сулила — обычная колония при другой планете, более крупной. Диктатор в свое время взял планету-метрополию почти без боя. Однако, как оказалось позже, он поступил умно — во всяком случае, умнее, чем многие «гении» до него. Воистину, империю может создать и ефрейтор, но почему-то у потомственных аристократов получается лучше — генетика, наверное, сказывается. Вот и здесь он воспользовался моментом — в колонии бушевала тогда эпидемия какой-то местной болезни. Увы, прошли те времена, когда любому, кто высаживался на новые планеты либо шел служить в армию, прививали биоблокаду. Универсальная система иммунной защиты канула в лету вместе с империей и теперь, как и в полузабытом прошлом, колонисты высаживались на свой страх и риск.

Итак, эпидемия, метрополия не чешется. Все правильно — кому охота лезть в пекло? Врачам, которым за такой экстрим платят гроши? Нет, им выгоднее дома сидеть, в платных клиниках работать и неплохо зарабатывать, и заставить их не получается — демократия, однако, кто посмелее да попатриотичнее — те как раз в колонию и уехали, с первыми колонистами. Только вот это — в основном молодняк без опыта да те, кто на грани профнепригодности, там и таким рады, плюс медицинского оборудования в колонии кот наплакал. Поэтому в метрополии предпочли просто подождать — авось само рассосется. А тем временем свои врачи погибают одними из первых — им ведь по долгу службы от беды не сбежать, вот и получается что через два месяца почти треть населения уже переселилась в поля великой охоты. И тут приходит флот Диктатора и с неба сыплется десант… врачей.

И завозится медоборудование, припасы, лекарства… Почти сорок человек из трехсот прибывших с гуманитарной миссией погибла тогда, еще столько же остались калеками, но дело свое они сделали — эпидемию остановили. Кто знает, почему Диктатор так поступил — то ли человеколюбие решил продемонстрировать, то ли просто ничто человеческое ему было не чуждо, и сострадание в том числе… Кто знает. Однако ход был беспроигрышный — новая планета обошлась не так и дорого, зато с тех пор именно она являлась поставщиком солдат для Диктатора. Сначала во вспомогательные части, потому как физические кондиции недокормленным в детстве набрать не так и просто, но следующее поколение шло уже в десант и гвардию. Элитные части, преданные Диктатору душой и телом, те, для которых умереть за повелителя — честь, уничтожить любого, в кого он ткнет пальцем — доблесть. И вот это разведка Ковалева позорно проморгала, доверившись данным, полученным от наместника Лейды. Ну все правильно — всей полнотой информации тот обладать не мог, а проверить и перепроверить времени не было, вот и вляпались.

Конечно, насторожить Ковалева должна была еще чрезвычайно сильная орбитальная оборона планеты. Помимо пародии на орбитальные крепости, как в других местах, здесь над планетой висел целый линкор еще имперского производства. Точнее, не линкор, а старый корпус, неизвестно откуда притащенный сюда, наскоро залатанный на местной верфи и перевооруженный — очевидно, «родные» орудия были уже ни на что не годны. Интересно, откуда местные выкопали эту бандуру? Корабль был всего на поколение старше «Громовой звезды» — таких монстров с вооружения в империи никто не снимал, их или серьезно модернизировали, или меняли их статус, передавая, как правило, из боевых подразделений во вспомогательные эскадры.

Вот этот линкор и оказался первой серьезной неприятностью — хотя его орудия и были жалкой пародией на былую мощь, а двигатели местного производства не позволяли свободно маневрировать, реакторы, очевидно, были вполне работоспособными, да и генераторы силового поля работали почти в половину номинальной мощности, а это значило, что крейсера и эсминцы сразу можно было списывать со счетов. Шанс проломить поле такой мощности они имели, лишь подойдя на ничтожно малую дистанцию — с такой даже местные орудия представляли для них немалую опасность, а рисковать кораблями и людьми Ковалев не хотел. К тому же у него было желание наложить лапу на вполне боеспособный корабль, который, используя собственные верфи, вполне можно было восстановить. В результате получился вполне серьезный космический бой линейных кораблей с пробоем силового поля, подавлением батарей и всеми прелестями абордажа. Корабль имперские десантники, конечно, захватили, но потеряли под сотню человек ранеными — вражеский корабль обороняла полнокровная дивизия и в плен они не сдавались. Регенераторы работали на пределе — среди раненых было много тяжелых, лечить надо было максимально быстро. Хорошо хоть не погиб никто — имперская броня оказалась на высоте.

После захвата линкора, расстрела обоих крепостей и подавления боевых спутников (пять часов вместо изначально положенных по плану пятнадцати минут!) приступили к выброске десанта. Ага, аж два раза. Хорошо, хоть в бой шли на сей раз не земляне, а расходный материал — уроженцы Лейды. Потери при высадке, даже с учетом проведенной воздушной атаки, практически полностью уничтожившей системы ПВО, составили не менее четверти личного состава, что уж вообще ни в какие ворота не лезло — в результате высадок на семь предшествующих планет потери составили двоих убитых и меньше десятка раненых. Однако, как оказалось, к тому, что местные, не имея возможности уничтожить десантный бот зенитками, будут бросаться под них, обвязавшись взрывчаткой, никто готов не был. Боты, правда, были не имперского производства, таких наштамповать можно было без проблем, но людей-то не вернешь…

Драка получилась страшная. Танки лейдского производства горели, как свечки — барахло они были все-таки, на уровне отечественных Т-55, в лучшем случае, только с тяжелыми лучеметами вместо орудий. Оно и понятно — Лейда ни с кем не воевала уже слишком давно, с того самого момента, как вошла когда-то в состав империи. Оставшись в изоляции, они деградировали технически со страшной скоростью — ничего удивительного, серьезного производства на периферийной планете никогда не было. Удивительно даже, что они космические технологии сохранили.

Противостоящие им войска Диктатора (покойного, но, увы, оставшегося для местных реальным вождем — похвальная верность присяге, даже жаль было, что нельзя оставить их в покое, слишком велика была опасность создать нездоровый прецеденти и пример для подражания другим планетам) располагали оружием более совершенным, но, в основном, ручным — тяжелого вооружения у них изначально было мало, а после того, как поработали имперские истребители, не осталось вовсе. Вообще, наступление велось только потому, что имперские истребители непрерывно висели в воздухе, выкашивая любой очаг сопротивления. Шурманов вон и попросился в рейд для того, чтобы подавить такой стихийно образовавшийся очаг в развалинах полуразрушенного завода — там было немалое количество непонятно как уцелевших зениток, которые валили ракеты еще на подлете, и уже дважды имперские истребители уходили оттуда дымя и кренясь, так и не прорвавшись к цели. Ковалев, по чести говоря, уже готов был отдать приказ флоту на орбитальный удар, но Шурманову очень не хотелось гробить планету — уж больно она была красива. Здесь вообще все было красивым, а закаты и восходы были вообще непередаваемы — изумрудно-зеленое солнце раскрашивало атмосферу в такие оттенки, что вышибали слезу восхищения у самых прожженных циников.

Истребители сейчас как раз отваливали от авианосца, к ним присоединялась штурмовая группа с линкора. Ковалев поморщился — ему было бы намного легче идти сейчас на головной машине, чем ждать здесь, но — увы… Ладно, всяк сверчок знай свой шесток.

Им повезло еще, что небольшое относительно население планеты было почти полностью сосредоточено в трех крупных городах и нескольких десятках поселков. Будь население более разбросано по планете, контролировать такую территорию наличными силами было бы невозможно, а бороться с партизанами — тем более. Но захватить города оказалось намного проще. Во-первых, их было проще блокировать, а во-вторых, два города из трех удалось накрыть парализующим излучением и местные прочухались уже когда по городам ходили оккупанты. С третьим городом, планетарной столицей, вышло заметно сложнее — ПВО там было подавлено не полностью, потому как удары по ним неизбежно разрушили бы жилые кварталы, а империи не нужны были лишние жертвы. В результате фокус с излучением не прошел. Частично получилось применение усыпляющих газов, но как раз с ними местные бороться умели — противогазы еще никто не отменял. В полный рост начала вырисовываться перспектива медленного, квартал за кварталом, штурма, причем стрелять, похоже, будет каждый камень. И тут им повезло снова.

В каждом, даже самом тоталитарном обществе есть оппозиция. Варианты ее действий варьируются очень широко — от перешептывания на кухне (как интеллигенция в России) до буйного неповиновения и открытого предательства. И если тот же интеллигент, будучи человеком, в общем-то, никчемным, в случае нужды чаще всего идет защищать родину и, говоря по чести, воюет порой очень хорошо, то буйные шизофреники-демократы готовы лечь под любого, кто против существующей власти. Причем неважно, насколько эта власть справедлива — демократов, как бы они не назывались, устраивает только вариант, когда все разделяют их идеи, а сами они — главные свиньи у кормушки. Самое смешное при этом, что они, как правило, сами по себе не годны ни на что, абсолютные неудачники — примеров тому в истории немало. Результаты порой бывают страшными — Гитлер еще не самый худший вариант.

Ну и вышли такие либерасты на связь с Ковалевым, в два счета предали и продали своих соотечественников и теперь занимались активным саботажем. Было их очень немного, но тем удивительнее становится тот факт, что палки в колеса обороняющимся они вставляли нереально ловко. Во многом благодаря их деятельности имперские солдаты практически завершили штурм столицы и теперь занимались зачисткой. Именно их Ковалев ненавидел.

Тут экран приемника подернулся рябью — перебивая и глуша остальные станции пошла передача из дворца правительства. Станция у них была мощная и продержалась в эфире почти пол минуты, пока корабельные глушилки не заткнули ее начисто. Ковалев успел рассмотреть сквозь помехи женщину в камуфляже, с жаром требующую продолжать сопротивление.

— Кто такая? — спросил он сердито, прижав клавиш прямой связи с разведотделом.

— Информация отсутствует. Постараемся…

— Незачем стараться, — перебил их Ковалев. — Эту мадаму взять живой и, желательно, целой, с ней и будем вести дела.

— Слушаюсь.

Полковник отключился, а секунду спустя на мостик вошел капитан Иосселиани, четко, по-уставному, козырнул. Ковалев усмехнулся, кивнул ему и, привычно включив полог бесшумности (предстоящий разговор был несколько важнее, чем решение судьбы местной оппозиции), вместо приветствия спросил:

— Петр… э-э-э… Багратович. Как вы смотрите на то, чтобы стать президентом Грузии?


Глава 2


— Я не совсем понимаю… Не совсем понимаю причину этого предложения, — капитан позвякивал ложечкой в стакане, они с Ковалевым сидели за столом, наблюдали за панорамой сражения, разворачивающегося на планете и пили. Иосселиани — чай, Ковалев, как обычно, кофе. — Взять власть в Грузии можно взводом наших десантников. Ну, или батальоном российских. При чем здесь я? Я ведь не политик.

— Ну, Петр Багратович, зато вы — этнический грузин. Сколько с нами таких, как вы? Не считали?

— Еще трое.

— Да, трое. Один — кок на эсминце… Шашлык, конечно, готовит — закачаешься, но толку от него, как от боевой единицы, чуть, а в качестве лидера он вообще ни на что не годен. Второй, если помните, лейтенант десанта. Мальчишка, к тому же спеси слишком много, хотя, конечно, храбр… Понты со временем пройдут, но мы живем сейчас, так что в настоящее время он для этой миссии не годен. Третий — механик на эсминце. Посредственный механик, особым уважением у экипажа не пользуется, а нам нужен именно лидер. Вы уж извините, Петр Багратович, но умение петь, равно как и умение говорить тосты, не слишком нужны нам сейчас. Вы же подходите идеально — боевой офицер там, хороший старший помощник здесь, люди вас уважают. Поэтому в качестве главы этого опереточного государства вы будете способны на многое. Я могу, конечно, послать на эту миссию кого-то еще, но вам многое будет проще сделать именно из-за вашей национальности — согласитесь, русскому будут подчиняться только из страха, а штыки — опора ненадежная.

— Но зачем вам это вообще?

— А это будет тестом, — улыбнулся Ковалев и, видя непонимающие глаза собеседника, пустился в объяснения. — Вы поймите, как бы ни поворачивалась ситуация, нам нужен на Земле союзник. Лично я союзником вижу Россию — хотя бы потому, что сам там родился и прожил всю жизнь. И почти все наши — тоже из России, даже если и являются представителями других национальностей, как вы, например. Не знаю пока, договоримся ли полюбовно, но если нет — просто возьмем власть, не так уж это и сложно. Но, в любом случае, надо подготовить почву. И начать лучше всего с наведения порядка в каком-нибудь нежизнеспособном третьесортном государстве. Не обижайтесь, но Грузия сейчас именно такое государство. Навести порядок и посмотреть, как отреагируют остальные, те же США. Вмешаются — настучать по рукам и отбить желание лезть в наши дела, а когда выдрессируем их — создать потихоньку буферную зону вокруг России. Ну и потренируемся заодно, на случай, если власть на родине брать придется. Мысль понятна?

— Понятна, — с обреченным выражением лица ответил Иосселиани. — Только я ведь думал в космосе остаться, надеялся, что одно из этих трофейных корыт…

— Капитаном решили стать? Похвально. Так кто вам мешает? Это ведь будет не ваше постоянное место работы, а, считайте, командировка. Вернетесь — получите свою коробку. Как вам эта?

Как раз в этот момент совсем рядом с «Громовой звездой», по чуть более низкой орбите, проплывала громада трофейного линкора. В какой-то момент она заняла все пространство экрана, невольно подавляя своими размерами. Выглядела махина неважно — в бортах зияли дыры, корпус был весь в проплешинах обожженной брони, но все равно это был КОРАБЛЬ, корабль, пришедший из эпохи величия империи, почти что современник их собственных…

Перехватив мечтательный взгляд Иосселиани, Ковалев улыбнулся уголками губ. Змей-искуситель местного разлива — ему порой нравилась эта роль.

— За год отреставрируют. В принципе, можно и быстрее, все технологические цепочки у нас сохранились, но он в местные доки просто не влезет, придется гнать к себе, а это время. Ну и двигатели придется с нуля восстанавливать — наши инженеры, когда маршевые двигатели смотрели, вообще за головы схватились, такого там местные чудики наворотили… А знаете, что самое смешное?

— Что?

— Да то, что все орудия у этого монстра были вполне исправны.

— То есть? Я же сам видел, как он стрелял, вернее, плевался…

— Орудия в порядке. Они намудрили с системами питания. Не знаю уж, где этот корабль раньше был и сколько он проторчал без ремонта, но накопители у него просто сгнили. У них ведь ресурс, в принципе, не так уж и велик, вот они и повыходили из строя. Это на наших кораблях они новенькие были, а там их, видать, сначала юзали до упора, а потом оставили все, как есть. А потом в чью-то умную голову, очевидно, уже местную, пришла идея подбить орудия к реактору напрямую. Ничего удивительного — новые накопители они производить разучились давным-давно. Ну а реактор — он ведь мощность не аккумулирует, больше, чем может дать, не даст, тем более такой изношенный. Вот и стреляли их орудия то на четверть мощности, то на десятую.

— Весело… И, значит, через год корабль войдет в строй?

— Ну разумеется. А остальное будет зависеть только от вас. Справитесь с заданием — обживайте капитанскую каюту, не справитесь — останетесь старпомом. Идет?

— Уж больно грязно это, политикой заниматься.

— Ну разумеется. Или вы думаете, я вам корабль за красивые глаза дам? Погоны положено отрабатывать. Ну так как, согласны?

— Разумеется, — вздохнул Иосселиани. — Когда приступать?

— Да прямо сейчас и приступайте — здесь справимся уже без вас. В разведотделе вам выдадут проработанный план, они специалисты в таких вещах, это у меня только общие идеи да словоблудие. Я, как тот филин, стратегией занимаюсь.[22] Ну а потом начинайте готовить наш трофей к буксировке, возьмете в сопровождение столько кораблей, сколько потребуется. Лучше всего берите те, которые получили повреждения — заодно и приведут их там в порядок. Так что временно вы будете старшим над инвалидной командой. Людей вам для вашей грузинской миссии Пец подберет. Или сами возьмете, из тех, кого знает?

— Благодарю, предпочту сам. Разрешите идти?

— Идите. Удачи вам и… Не подведите нас.

Иосселиани аккуратно допил чай, поставил стакан на поднос бесшумно подкатившегося сзади робота-официанта и резко встал. Оправил китель — так, чтобы не осталось ни единой неуставной складочки, и быстрым шагом отправился к разведчикам. Ковалев посмотрел ему вслед, вздохнул — он бы предпочел для этой миссии человека совсем другого склада, но что делать, работать приходится с тем, что есть… И ведь главное, приходится всех убеждать, стимулировать! Нет, можно и приказать — выполнят, сомнений никаких, только вот результаты когда человек отбывает повинность и когда он убежден в том, что сделать дело необходимо, почему-то часто бывают принципиально разными. Вот и приходится с каждым возиться. Блин, детский сад какой-то.

От размышлений его оторвал сигнал зуммера — вызывал Шурманов. Оказывается он, пока Ковалев тут чаи распевал, успел уже смотаться на штурмовку и разнести там все вдребезги и пополам. Вот хорошо так работать, с ним проблем никаких. Да и с другими, кто был с самого начала, проще — они знают Ковалева давно, доверяют не потому, что он их командир и даже не потому, что они ему чем-то обязаны, а потому, что он никогда не подставлял их в той, прошлой жизни. Ну, что тут скажешь — живой пример теории убеждения. Вместо того, чтобы атаковать, как положено, спикировал с орбиты на скорости в двадцать махов,[23] положил бомбы точно в центр укреплений и смылся прежде, чем зенитки успели захватить цель. Уставом такой маневр запрещен в принципе — слишком велика вероятность не успеть выйти из пике. А этот адреналиновый наркоман все сделал и живым вернулся. Теперь придется сначала прилюдно, но неофициально, обругать, лучше по радио, а потом прилюдно, но уже официально, наградить…

Ковалев как раз заканчивал ругаться, когда на мостик буквально ворвался Сотников, осуществляющий координацию действий между орбитальной группировкой и наземными силами. Вообще, вырос человек — как нашел себе занятие по душе, так и к водке тянуть перестало начисто. Честно говоря, страшно подумать, сколько народу спивается только потому, что вынуждены каждый день делать абсолютно не подходящую для них, нелюбимую работу. Сотников — тоже живой пример этого, ведь спал в человеке талант военный… Впрочем, менее импульсивным он не стал, да и ругался не меньше, чем раньше.

— Ты посмотри, что эти……. делают! — начал он буквально с порога. — Они что, совсем воевать разучились?

— Может, и разучились, — кивнул Ковалев. — Но мне будет более понятно, если ты вначале объяснишь, в чем дело.

— В чем дело? В чем дело?!!! Только что почти половину танков у них уничтожили, вот в чем дело!

— Так, а с этого места поподробней, — Ковалев весь подобрался. — Что там опять?

— Да что там… Аэродром проспали, а на нем два десятка атмосферных штурмовиков. Я их с орбиты не вижу, они в капонирах стояли, а полосу отбил. Запрос им даю, чтобы проверили — они говорят, разведка, мол, ничего не обнаружила. А потом эти пташки взлетают и начинают гвоздить танкистов — их боты только сели, в боевые порядки танки развернуться не успели, стояли кучей, их одним ударом и накрыло. Мы их с орбиты, конечно, сняли, но от этого не легче.

— Идиоты, — пробормотал Ковалев. — Я же им говорил……., что лучшее средство ПВО — это танк на полосе. Много потеряли?

— Говорю же, до хрена. Считай, вся вторая волна десанта на том направлении техники лишилась. И людей пожгли.

— Точные цифры, значит, пока неизвестны. Ладно. Насколько нам это помешает?

— Да сейчас уже не сильно — в принципе, основные узлы сопротивления подавлены. Ну, провозимся лишние несколько часов, на худой конец, высадим своих молодчиков — пусть ребята потренируются.

— Ну и не дергайся тогда — я думал, там что-то действительно страшное. А так, раз уж они решили не слушать советов умных людей, то будут учиться на собственной крови. Как говорится, не доходит через голову — дойдет через ж…

Они поговорили еще минут пять, потом Сотников ушел, получив напоследок приказ взять сбитых летчиков по возможности живыми. Ковалев устало потер виски — вот ведь еще незадача, успокаивай теперь их всех. И если бы Сотников первый… Все-таки они все так и остались штатскими, как ни крути. Какие бы погоны не носили, какую бы подготовку не проходили — все равно штатские, а Сотников, вдобавок, несмотря на весь гонор, очень добрый человек. Шерра надо припрячь — пускай разбирается, в конце концов, кто тут врач?

Но вообще, надо, конечно, что-то делать — лейдцы воевать не умеют. Нет, они не трусы и вроде как подготовлены, но реального боевого опыта — чуть, а потому и результаты соответствующие. Надо набирать офицеров с Земли, с реальным боевым опытом, и ставить их во главе подразделений — тогда толк будет. Наместник, конечно, человек военный, но сгодится как администратор, да на своей планете оборону организовать, а в бою вроде того, что идет здесь, будет пока что в лучшем случае бесполезен, его натаскивать и натаскивать. Вопрос — оно надо? Ответ — а зачем? Проще переподчинить войска, а потом пусть посмеет вякнуть. А для солдат прапор, который сможет их грамотно натаскать да в бою командовать будет, окажется авторитетом большим, чем генерал, до которого тридцать светолет…

Немного успокоившись, Ковалев вновь занялся текучкой, а мелочей, как обычно, накопилось много. Ковалев, когда брался за это дело, даже не думал, что на комфлота висит столько дел — от организации реальных боевых действий до снабжения флота туалетной бумагой. Грамотный командир обычно спихивает это на свой штаб, но штабные виртуозно от всего этого уклонялись. Вон Шурманов — он на штурмовку намылился как раз после того, как Ковалев его за бумаги посадить попробовал. Бросили командира, гады!

Ковалев несколько минут мучительно пытался вникнуть в смысл слов и цифр, столбики которых заполонили экран, потом плюнул и вырубил компьютер. Секунду посидел, откинувшись на спинку кресла и наблюдая, как шустрый кибер-уборщик ловко убирает последствия его плевка, потом встал и решительно направился в десантный отсек. В конце концов, если он здесь самый главный — почему он должен сам все делать? Почему не может хоть раз воспользоваться служебным положением?

Пятнадцать минут спустя истребитель с опознавательными знаками командующего отвалил от борта линкора. Почти сразу к нему присоединились два истребителя сопровождения — выскочили из ангаров и дисциплинированно заняли позицию чуть сзади машины Ковалева, один слева другой справа. Все правильно — незачем из-за глупой спеси рисковать лишний раз. На планете пока что неспокойно, могут и ракетой запулить, да и после приземления истребитель будет беспомощен — на планете все его мощное вооружение не стоит ровным счетом ничего.

Истребители заложили широкую петлю вокруг линкора — гигантский корабль величественно плыл в пустоте, готовый поддержать свои войска огнем орудий главного калибра. Впрочем, вряд ли это потребуется — достойных противников «Громовой звезде» в этих местах пока что не попадалось. Чуть в стороне висела еще более внушительная туша «Империи», маслянисто отблескивая бортами в неверном свете местного светила. Еще дальше располагались транспортные корабли, доставившие сюда десант. Рядом с этими пузатыми гробами охраняющие их крейсера и эсминцы как-то терялись, а ведь транспорты были местные, современной постройки. Ковалев поймал себя на мысли, что не может себе представить транспорта имперского производства — таких гигантов не строили уже давно. Если верить описаниям, эти корабли должны были быть больше «Империи» и способны перевозить по три десантных дивизии зараз. С полным комплектом положенной техники.

Чуть ближе к планете плавно снижались несколько сотен ботов — третья волна десанта, готовящаяся сейчас к высадке. Боты шли плотным строем, ощетинившись орудиями, вокруг них в оборонительном порядке скользили истребители. Боты были лейдские, истребители — имперские. Все правильно, будь истребители тоже лейдского производства, то при высадке первой волны десант растерзали бы еще в воздухе, имперские же истребители отделались парой не слишком серьезно поврежденных машин. Вообще, родина Шерра во многом оказалась очень отсталой планетой.

Истребители заложили широкий вираж и пошли на снижение. Почти сразу вокруг них начало разгораться зарево — вошли в верхние слои атмосферы. Машины снижались по траектории, увидь которую конструкторы земных шаттлов съели бы от зависти собственные ботинки. Конечно, конструкция имперских истребителей была куда совершеннее, чем у шаттлов, но прочность их тоже была далеко не беспредельна. Защиту при таких маневрах обеспечивала не только и не столько термостойкая броня, сколько мощное силовое поле, защищающее машину как от перегрева, так и от обстрела. Естественно, десантные боты на подобное способны не были, поэтому звено, которое вел сейчас Ковалев, легко обогнало их и устремилось к поверхности планеты, где сейчас шел бой.

Огненными болидами почертив небосклон, на высоте около километра истребители сбросили скорость и перешли в горизонтальный полет. Пройдя над одним из немногочисленных узлов сопротивления, они ловко подавили его огневые точки, потом поохотились на небольшую группу вражеских танков, готовящихся, видимо, встретиться с наступающими танками лейдского производства. Ну, как говорится, не в этой жизни…

Словом, Ковалев занялся тем, что называется «свободной охотой». Просто летали, жгли все подряд и получали порции адреналина в кровь. Нет, адреналиновым наркоманом Ковалев никогда не был, однако это было очень уж хорошей заменой бумажкам…

Лишь расстреляв боезапас истребители вновь набрали высоту и ушли к эскадре. И когда Ковалев, потный и довольный, вылез наконец из кабины, его уже ожидал доклад, в котором сообщалось, что противник, наконец, прекратил сопротивление и складывает оружие и о том, что его приказание выполнено — женщина, выступавшая по телевидению, захвачена и доставлена.


Глава 3


Пленных доставили на линкор буквально за пять минут до возвращения адмирала и высадили в соседнем ангаре, поэтому Ковалев, не снимая летного комбинезона, отправился на них посмотреть. Их как раз выводили из бота — хорошего десантного бота имперской постройки, не местных развалюх. «Пожалуй, много чести гнать из-за них такую машину, обошлись бы чем-нибудь попроще», подумал Ковалев, но тут же отогнал от себя эту мысль — наверняка пленных запихали в тот бот, что был ближе всех и первым попался на глаза. Придав лицу полагающееся по случаю выражение холодной улыбки, он встал напротив трапа в позе супермена из американских фильмов — ноги на ширину плеч, руки за спиной, грудь колесом, челюсть нагло выпячена… Честно говоря, позу он в свое время подсмотрел у одного из своих начальников — тот тоже, руководя чем-то сложным, любил картинные позы принимать. Раньше, правда, вставать так Ковалеву было бесполезно — средний рост, впечатления особого не произведешь. Хорошо было тому начальнику — два метра без малого… Ну а сейчас — очень даже ничего получилось, для местных он и со своим прежним ростом крупным бы показался, а сейчас — вообще скала скалой. Еще бы сигару в зубы!

Спускающиеся пленные не производили впечатления забитых и испуганных — не тот типаж, скорее уж их можно было назвать ошарашенными. Их было немного — всего-то человек двадцать, местные в плен, похоже, предпочитали не сдаваться. Однако же, высший генералитет… Некоторые, правда, в повязках — видать, сопротивлялись, но не застрелились ведь. Значит, не фанатики, а раз так, их вполне можно использовать в будущем. Но все же насколько мерзко — солдаты в плен практически не сдавались, во всяком случае, до того, как получили от этих вот приказ сложить оружие, а вот генералы… Впрочем, подумал Ковалев, не мне их судить — сам в такой ситуации не был. Хотя, возможно, Сталин был не так и неправ, объявляя сдавшихся в плен генералов предателями.

Женщина, так пламенно выступавшая совсем недавно по телевидению, заметно выделялась из общей толпы. Во-первых, она была ростом выше большинства мужчин, во-вторых, она была единственной, на ком не было мундира с погонами, а только мешковатый комбинезон, в третьих, чертами лица она заметно отличалась от остальных, определить это не мешал даже роскошный синяк под левым глазом. Ну и, наконец, она была единственной здесь женщиной.

Ковалев усмехнулся и, когда пленные наконец спустились на палубу и сбились в кучу под бдительными взглядами охраны (десантники в боевых скафандрах возвышались над ними, как башни), решительно направился к ним. При его приближении толпа отшатнулась — ну все правильно, вид у него был внушительный, к тому же адмирал еще не отошел от полета, не в последнюю очередь из-за того, что в летном комбинезоне было жарковато — отключенный от системы жезнеобеспечения истребителя, свойствами кондиционера он отнюдь не обладал. Так что… Морда красная такая! Да и запах пота вокруг него в воздухе витал изрядный. Впрочем, от пленных пахло куда хуже — от них исходил запах страха.

Подойдя к женщине (она, кстати, не отшатнулась — стояла и смотрела твердо, в глаза, хотя и получалось поневоле снизу вверх), Ковалев жестом гестаповца из старого фильма взял ее затянутой в тонкую перчатку рукой за подбородок, повернул голову вправо, влево… Это было унизительно — и именно этого адмирал добывался. Наверняка для пленной было совершенно непривычно, когда ее рассматривают, как кобылу, разве что зубы не пересчитали. И ведь не дернешься… Хотя нет, дернулась. И что, помогло это? Ковалев небрежно похлопал ее по щеке:

— Этих всех — в тюремный бокс, в одиночки. И выдайте одежду. Пускай помоются, а то смотреть противно, переоденутся. А потом пускай Русаков ими занимается. Эту, — он ткнул пальцем в женщину, — в отдельную камеру. И через час — ко мне. Будем разговаривать.

Впрочем, разговор пришлось отложить до вечера. Сначала Ковалева отвлекли — техник, обслуживающий его машину, перехватил адмирала по дороге в каюту. Хотя что там по дороге — Ковалев даже с полетной палубы уйти не успел. Пришлось вернуться, пройтись по крылу истребителя и, присвистнув, рассмотреть цепочку дыр на плоскости. Вот вам и защита! Били явно из чего-то динамического, очевидно, какого-то аналога отечественной 23-миллиметровой зенитки. Хорошо, элероны не задело, а прочности корпуса истребителя хватило за глаза — на нем снаряды оставили лишь чуть заметные царапины. Очевидно, зацепило в самом начале боя, когда из-за перегрузки защиты при снижении пришлось на короткое время отключать силовое поле. Однако же, что называется, повезло. Вдоволь налюбовавшись на следы пролетевшей совсем рядом смерти, Ковалев вызвал в ангар Русакова и, когда тот пришел, ругаясь, что его от дела оторвали, ласковым таким голосом спросил: а почему это уважаемый Пал-Сергеич, который, в общем-то, отвечает за разведку, имеет прокол на проколе? Почему он, простите, линкор на орбите прошляпил? Почему боеспособность местной армии недооценил? И почему он, черт возьми, не сообщил о такой мелочи, как использование местными ствольной артиллерии? А ведь в этом случае системы защиты должныбыть совсем иными, иначе пилотов можно и потерять. Сколько там машин было повреждено? И, интересно, чем? А еще интересно, хочет он должность свою дальше занимать, или готов вот прямо сейчас передать дела заместителю и начинать карьеру по новой, в десанте, со звания рядового?

В общем, начальник разведки вырвался из его цепких лап только через полчаса, красный, помятый и получивший последнее китайское предупреждение. А Ковалев, со злостью попинав сваленные в углу железки, вместо своей каюты отправился прямиком в спортзал — лупить грушу, снимая раздражение. И только потом он отправился к себе, набрал ванну, залез в нее и, неожиданно для себя, заснул.

Проснулся он только к вечеру и вначале долго не мог понять, где он и что произошло. Очевидно, организм, слишком долго работающий в боевом режиме, просто потребовал отдыха. Вылезая из остывшей ванны и вытираясь (а имперские полотенца были ничуть не лучше китайских), Ковалев успел еще подумать о том, что надо бы обратить внимание на особенности работы организмов суперов, а то ведь можно и проблемы впоследствии получить — привыкли, понимаешь, что супер — идеальная боевая машина, а он ведь тоже человек… Однако додумать ему не дали — по кораблю прокатился гнусный вой сирены, подающей сигнал боевой тревоги.

Очевидно, есть у любого человека на генетическом уровне нечто, заставляющего его в экстремальной ситуации действовать быстро и четко, не отвлекаясь на мелочи. В общем, секунду спустя после сигнала Ковалев уже сидел в кресле, в одних трусах, зато с подключенной к системе управления линкора гарнитурой компьютера на голове. Одно из преимуществ командующего — все управление завернуто прямо на него и руководить действиями можно хоть из сортира. Кстати, по слухам, один из легендарных полководцев империи в свое время выиграл крупную битву, сидя на толчке. Опять же по слухам, к концу битвы он отдал приказ пленных не брать — очевидно, из-за несварения желудка.

Однако же, удобная штука — человек, погружаясь в виртуальную реальность, как будто становится одним целым с кораблем, обретая тысячи глаз и рук. Пространство становится близким и понятным, а информация льется в мозг широким потоком. Главное, научиться ее правильно фильтровать, а то можно и шизофрению заработать — от такой перегрузки умом тронуться совсем не сложно. Впрочем, это уже издержки, так сказать, профессиональный риск. Боишься — не иди в космонавты. Ну а если твои мозги от информации имеют свойство закипать — что же… Таких не берут в космонавты.

Но все-таки ощущения непередаваемы — видеть и ощущать космос, чувствовать присутствие других кораблей вокруг. Впечатление, что это твои пальцы — мозг приказал, а они зашевелились, потянулись пощупать и… Ай! По пальцам чувствительно врезали, а ведь он ими еще даже не пошевелил.

Ар-ригинальная ситуация — точно в плоскости эклиптики от границ системы к планете быстро приближаются три корабля больших и один маленький. Большие — это значит БОЛЬШИЕ! Один размерами больше «Империи», два других не уступают в габаритах «Громовой звезде», во всяком случае, если верить приборам, масса у них примерно одинаковая. Но на имперские и вообще на человеческие корабли незваные гости похожи мало. Люди строят стреловидные корабли, это правило сохраняется на всех планетах, населенных людьми и реализуется совершенно независимо друг от друга. Похоже, просто на уровне подсознания, а может, и все той же генетики эстетика боевого корабля ассоциируется с наконечником копья. Даже грузовые суда — и те стреловидные, хотя от стрелы в них только основа, первичным все же является способность перевозить грузы, отсюда и одутловатость корпусов. Но все же, все же… А здесь — какая-то помесь шаровидной формы, характерной для космических станций, и летающих тарелок. Получился этакий Сатурн в миниатюре. Вот с малым кораблем никаких вопросов — знакомая конструкция размером с эсминец. Похоже, опять дракончики пожаловали. Хорошо, хоть идут на досветовой скорости. Процентов двадцать от световой, если точнее — быстрее в системе идти смертельно опасно.

Итак, что у нас в пассиве? А в пассиве у нас неизвестный противник, корабли которого (установлено на печальном опыте) способны причинять вред имперским аналогам. Во всяком случае, один так точно — корабль ящериц имеется. Три других пока величина неизвестная, но, пожалуй, стоит считать их как минимум на том же технологическом уровне, что и корабль пресмыкающихся… Или земноводных? Тьфу, так и не поинтересовался. Впрочем, неважно. Суворов говорил «бить, а не считать», сейчас же больше подходит «бить, а не рассматривать», хотя, конечно, габариты новых действующих лиц внушают уважение. Если на этих кораблях орудия им под стать, то они могут представлять проблему.

Так, а что у нас в активе? Эскадра… Блин, а ведь эскадра-то в пассиве. Кроме «Громовой звезды» по эту сторону планеты лишь два эсминца, да еще третий, который первым засек чужие корабли, лихо выскочил им навстречу и теперь, истекая струями воздуха из пробитого борта, спешно отваливает в сторону. Хорошую плюху словил, похоже — вести бой даже не пытается. Впрочем, и за ним никто не гонится, так что пусть его, тем более что и сам в долгу не остался — из корабля динозавров явно вырываются очень похожие воздушные облачка, похоже, именно с него и стреляли, по нему в ответ и врезали. Но почему командир эсминца так подставился?

Впрочем, все потом — сейчас это неважно. Главное то, что гиганты-линкоры, несокрушимые и быстроходные — это корабли открытого космоса, да и крейсера с эсминцами на орбитах чувствуют себя не слишком уютно. Ошибкой было размещать их все здесь, надо было раскидать по системе — а в результате сейчас флот лишен маневра. Относительно лишен, конечно, крейсера, экстренно запустив двигатели, смогут уйти с орбиты через четыре минуты, линкоры провозятся дольше, но, как бы не повернулась ситуация, противник приблизится раньше. И «Громовая звезда» — не исключение, двигатели мгновенно не запустить, с орбиты не уйти. Драться придется в одиночку, на невыгодной позиции. В сущности, тактика имперского флота в такой ситуации требовала от атакующих открывать огонь — все равно преимущества внезапного нападения они уже лишились, а расстояние для орудий, например, линкора уже вполне приемлемое. Но пока не стреляют, или их орудия до цели еще не достают, или… А что или? Они же видят ОДИН линкор на орбите. Очень похоже, планируют навалиться силами трех кораблей и тупо захватить. Если действительно так, то разведка у них ни к черту, впрочем, как и у имперской эскадры. Жаль, конечно, что маскировочное поле не включено, но что поделать, поздняк метаться…

Однако, когда они подойдут на пистолетный выстрел, начнется свалка, а в свалке можно изрядно пострадать. Не самый лучший вариант, но можно сделать иначе — лучший способ обороны, как известно, нападение. Вот и пощупаем их за вымя, посмотрим, у кого яйца, а кто так, погулять вышел. Тем более что кораблик динозавров, которых, кстати, как ни допрашивали, ничего узнать не смогли, они сдохли почти сразу, можно смело исключить из расчетов — его орудия играют только на малой дистанции. Блин, как же капитан эсминца ухитрился так подставиться?

Все эти размышления пролетели в голове Ковалева в считанные секунды, а тем временем он уже начал действовать. Линкор, попыхивая планетарными двигателями, разворачивался к противнику бортом — это позволяло использовать максимальное количество орудий. Генераторы защитного поля тоже набирали обороты, и корабль окутывался мерцающей дымкой, пока что почти прозрачной, невидимой, но очень скоро она сможет защитить корабль даже от орудий другого имперского линкора — главное, чтобы генераторы вышли в рабочий режим до того, как начнется атака. Эсминцы поспешно расползались в стороны, чтобы не мешать линкору маневрировать — если букашка случайно попадет под удар великана, то ее просто сомнет. И плевать, что эта букашка сама по местным меркам огромный корабль, по сравнению с линкором она все равно размерами не блещет. А вот на подхвате эсминцы вполне могут пригодиться.

Противник, очевидно, что-то почувствовал — их корабли начали чуть заметно разгоняться, однако не так-то просто как следует разогнать махину с массой покоя в десятки миллионов тонн. Все-таки патрульный эсминец, обнаруживший их задолго до того, как радары линкора смогли обшарить столь грандиозное пространство, свою задачу выполнил, эскадру предупредил и теперь вражеские корабли не успевали, не успевали… Словом, имперский линкор открыл огонь первым.

Головной корабль противника как будто налетел с размаху на стену — всю его лобовую полусферу буквально смяло, скомкало, словно лист бумаги. В первый момент создалось впечатление, что корабль сделан из картона и силового поля не имеет в принципе, но секунду спустя Ковалев понял, что это — как раз результат воздействия его собственного защитного поля. Очевидно, оно выдержало удар, но, вместо того, чтобы распределить и отвести энергию, переправив ее частично в накопители самого корабля, а частично распылив по космосу, как это делали поля имперских кораблей, само как бы вмялось внутрь, прогнулось и раздавило металлические конструкции, которые, по идее, должно было защищать.

За первым залпом последовал второй, и силовая защита огромного корабля, самого большого корабля вражеской эскадры, наконец, не выдержала. Полыхнуло так, что, казалось, зажглось новое солнце. На несколько секунд все приборы ослепли, датчики показывали черт знает что, сбитые с толку ударом жесткого излучения, однако линкор уже разворачивался к следующей цели и орудия ударили вновь, превращая в пар второй корабль. На сей раз поле пробило с одного удара. Ковалев аж ошалел — эти корабли что, действительно из жести?

Сразу после залпа двигатели линкора дали, наконец ход — и, как оказалось, вовремя. Третий корабль противника открыл огонь, хотя и с бешеным опозданием — бешеным, конечно, по меркам боя, на самом деле оно составило доли секунды. Мощный голубовато-сиреневый луч, отчетливо видимый благодаря ожившим уже датчикам, быстро рассеиваясь, устремился к линкору. Судя по всему, интенсивность энергетического потока к моменту, когда он достиг цели, упала раз в пять, да и задело линкор вскользь, по силовому полю, но удар был страшен.

Громаду линкора затрясло всю, от носа до кормы. Генераторы истошно взвыли, забирая энергию у реакторов, по всем отсекам замигали лампочки, запахло паленой проводкой. Где-то сработала система аварийного пожаротушения, потухли экраны на мостике, но генераторы выдержали и мощности реакторов хватило. Линкор развернуло ударом, сбило с траектории, однако это было и все, что смог сделать противник. А в следующий момент орудия линкора заговорили вновь, щедро тратя остатки энергии в накопителях и одну за другой всаживая порции разогнанных до скорости, в тысячи раз превышающей световую, частиц в корпус вражеского корабля. И над планетой в третий раз за этот бой вспыхнуло новое солнце.

Весь бой занял не более двух минут, однако за это время Ковалев устал так, будто в одиночку разгрузил вагон с чугунием.[24] Килограммов пять сбросил, а то и больше — метаболизм во время боя был запредельным. Уже без особого интереса он наблюдал, как эсминцы гоняются за обратившимся в бегство кораблем динозавриков, чертыхнулся, когда опоздавшие к основному бою линейные корабли принялись гвоздить по беглецу главным калибром и приказал прекратить. Однако приказ запоздал — чей-то выстрел достиг цели, разнеся вражеский корабль на куски. Обругав капитанов (исключительно цензурно — не стоило из-за такой мелочи обижать людей) и, посетовав на то, что теперь в ближайшее время уж точно узнать, чьи это были корабли и зачем они явились, не получится, он вновь полез в душ — тело вспотело и это было неприятно.

Вылез мокрый, злой, голодный — вода шла только холодная, полотенцем пришлось воспользоваться прежним, влажным, вдобавок, не открывалась входная диафрагма, видимо, заклинило во время встряски. Хорошо хоть НЗ в виде пары бутербродов нашлось и энергия на плитку подавалась, кофе сварить удалось. Потом, конечно, прибежали техники, запустились ремонтные киберы, началась движуха — словом, все как и положено. Ковалев обругал до кучи еще и главного механика — чтобы работал оперативнее, но это было уже так, положенное действие. Механик и сам это понимал и не обижался.

Предстоял разбор полетов и изменение конфигурации расположения эскадры, но все это было потом, а пока что Ковалев смотрел на планету, лежащую у его ног. Она уже немного повернулась, скрыв участок, где бушевали невиданные ранее атмосферные возмущения — выстрел вражеского корабля задел верхние слои атмосферы. По нелепому выверту оптических процессов она казалась сейчас кроваво-красной, как будто залитой кровью, и, на черном фоне космоса, была великолепной иллюстрацией к старой песне.[25] И глядя на нее, Ковалеву впервые стало страшно.


Глава 4


Ужин для представителей прибывших на переговоры (да что уж там — захваченных в плен и привезенных подписывать капитуляцию) генералов недавнего противника давали в малой офицерской кают-компании. Ну, правда, малая — это, скорее, название, реально она была вполне приличных размеров. Обычно в ней проводились всевозможные мероприятия для офицерского состава, а во время боя разворачивали вспомогательный госпиталь. Ну а сейчас она использовалась по своему прямому назначению — здоровенный стол, стоящий в центре этого немаленького помещения, был сервирован не то чтобы разнообразно, но вкусно и обильно. Если вдуматься, такой и должна быть еда в походе — простой, сытной и вкусной, Ковалев придерживался этого правила и не собирался от него отступать ради каких-то гостей-пленников. Единственное послабление — спиртное, но и это, в принципе, не нарушение устава, это на вахту подшофе заступать чревато, а в свободное время и понемногу — почему бы и нет?

Местный генералитет был, что называется, в полном составе. За более чем сутки их пребывания здесь их форма была приведена в порядок, да и сами они успели прийти в себя и отоспаться. Сверкали золотым шитьем погоны, пояса, какие-то нашивки… В их значении Ковалев не дал себе труда разобраться — ему было достаточно знать, кто у пленных занимает ведущие места в табеле о рангах, остальное его волновало мало. Больше того — его это не волновало вообще. Зато его в очередной раз удивила закономерность, одинаковая для разных миров и стран: чем более маленькое и слабое государство — тем пышнее парадная форма его комсостава. Прямо закон природы какой-то. А может, просто всеобщее проявление человеческой тупости. Это ведь известно всем: интеллект любого человека ограничен, а вот тупость и тщеславие воистину безразмерны.

Со стороны имперских сил народу было совсем немного — Шерр, Веселов в качестве нового начальника разведки (адмирал сдержал слово и сослал Русакова в десант — прорыв чужих кораблей в систему, который разведка, будем говорить честно, прошляпила, переполнил чашу терпения), Шурманов. Ну и сам Ковалев, конечно — куда же в таком деле без него?

Ужин протекал, что называется, в теплой и дружественной обстановке. В смысле, земляне ели, Шерр тоже не отставал, а вот из генералов никто не мог похвастаться аппетитом. Разве что единственная присутствующая здесь дама…

Да-да, у нее, похоже, были железные нервы — сидела себе и спокойно насыщалась, отдавая дань имперской кухне. Ковалев, глядя на нее, только присвистнул уважительно — такие нервы само по себе выдающееся достижение природы. Ну и папы с мамой, естественно.

А вообще, примечательная попалась особа. Когда ей дали возможность отмыться, выспаться, свели в регенераторе синяки да выдали вместо драного комбеза нормальную флотскую одежду (что делать, платьев на борту не нашлось) без знаков различия, то взору собравшихся предстало вполне симпатичное существо лет двадцати-двадцати двух на вид. Все были весьма удивлены — трудно ожидать железной воли от столь юного создания, однако же вот… Кровь — она не водица, и в данном случае только двое из присутствующих понимали справедливость этой поговорки.

Красавицей ее, правда, назвать было трудно — худощавая, лицо узкое, скуластое, волосы черные, коротко постриженные… Да, не красавица, особенно по стандартам этого мира, но и не уродка, конечно. Обычная. А вот манера держаться, опять же спокойная и уверенная, резко контрастировала с остальными. Генералитет выглядел пришибленным, это да, но вот Ковалев и его люди… Их манеры были благоприобретенными, а у нее — врожденными. Такое не скрыть и не подделать, этому невозможно научиться, такое дается от рождения, вместе с длинным поколением благородных предков. Неудивительно, что эта сопля смогла оказаться во главе планеты и до самого конца не терять нитей управления разваливающейся на глазах обороной.

Ковалев тряхнул головой, отгоняя наваждение. Очень оригинально — сидеть и пялиться… Впрочем, никто, кажется, не заметил — все продлилось пару секунд от силы, к тому же взгляд адмирала был привычно расфокусированным. Однако же прокол вам, адмирал, прокол — нельзя даже намеком показывать людям, что вы в них каким-то боком заинтересованы — наглеют, гады.

Ковалев плеснул себе в бокал минералки, одним махом выпил — хотелось вина, но адмирал быстро пьянел, а голова перед серьезным разговором должна быть максимально ясной. А и запивать бифштекс чем-то надо, так что пусть желудок удивиться. Он присмотрелся. Его товарищи тоже почти не пили — разве что Шурманов, эстет, позволил себе стопку водки, но и только, хотя как раз ему можно было и больше. Его ведь задача не планы строить, а массовку создавать — производить впечатление этакой груды мускулов с минимумом мозгов. А то, что у Степаныча голова варит иной раз почище компьютера, чужим знать необязательно, для них он — командир десантно-штурмового подразделения, головорез для особых поручений, и не больше. Его должны бояться, а не кружева с ним словесные вести.

А вот другая высокая (или, хе-хе, не очень, и в прямом, и в переносном смысле) договаривающаяся сторона выглядела неважно и вела себя соответствующе. Да, пленные успели отдохнуть, и даже навести некоторый внешний лоск, но они боялись. Это, конечно, не позор, более того, не боятся только идиоты, но сейчас от них в буквальном смысле слова исходил запах страха, обостренные чувства супера вычленяли его достаточно легко. Для генералов, которые, вообще-то, помимо прочего должны вселять в подчиненных если не отвагу, то уверенность и спокойствие, ТАК бояться непростительно. Боишься — не ищи работу с риском, нашел — не надо бояться, поздно. Честное слово, те лейтенанты, что шли в бой на планете, зная, что шансов нет, но предпочитали смерть плену, заслуживали больше уважения.

Однако так панически боялись не все, и это Ковалев тоже почувствовал. Седой генерал с прямой спиной, сидящий, словно палку проглотил, похоже, умел справляться с собственными страхами, загонять их глубоко внутрь, не давая сминать собственное сознание. Еще один, толстый, как бочка, но с живыми, умными глазами… Присмотревшись внимательно, Ковалев вычленил из этого стада еще троих. Ну и дама, естественно. Впрочем, как раз с ней все понятно — помимо врожденных качеств и высокородного гонора, она еще и не в том возрасте, чтобы бояться, просто еще не научилась, и собственная смерть кажется ей пока абстракцией. Однако, можно поаплодировать самому себе — выводы совпали с психологическими портретами, построенными разведчиками. Компьютер вон подтверждает.

Итак, эти шестеро — кандидаты на разговор, остальные — расходный материал, не более. Похоже, и сами это понимают — пьют с чувством, как в последний раз. Впрочем, кто знает, может быть и впрямь — в последний, Ковалев это еще не решил. Нет, но до чего же здорово пьют, даже отсутствие положенных по этикету официантов или как их там на кораблях? Стюардов им не мешает. Хотя, конечно, это у них там — в имперском космофлоте такой дури отродясь не водилось, в империи когда-то на многие вещи смотрели не в пример проще, чем на таких вот отсталых мирах.

Ковалев аккуратно промокнул губы салфеткой, посмотрел, как переливается вино в бокале у дамы… Что же, пускай еще посидит, побудет в уютной иллюзии спокойствия — время пока есть. Еще сутки, как минимум — Иосселиани еще не закончил подготовку трофейного линкора к перегону, да и эсминцы инвалидной команды стартовать смогут далеко не сразу, досталось им все-таки изрядно. Глупо — война еще не началась по-настоящему, а половина легких сил эскадры уже нуждается в ремонте. Хорошо, что есть, где приводить их в порядок, а то совсем кисло было бы. По неопытности, однако, наломали вы дров, адмирал, и нечего все свои ошибки на разведку списывать. Она, конечно, хреновая оказалась, но ответственен-то всегда адмирал! Самое паршивое, что «Громовую звезду» тоже в док поставить придется — пусть механик и утверждает, что никаких серьезных повреждений в том бою линкор не получил и все можно легко исправить, что называется, на коленке, лучше перестраховаться и провести полное тестирование систем. Хотя, с собой-то можно быть честным, это еще и шанс побывать дома, родных повидать… Так что механикусы могут клясться и божиться, что все в норме — в Солнечную систему линкор все равно смотается. И вообще, надо установить ротацию, чтобы периодически корабли возвращались к родной планете, и народ мог бы хоть немного побыть дома.

Адмирал вновь поймал себя на том, что погрузился в собственные мысли и перестал наблюдать за происходящим. Хорошо хоть, это опять осталось без последствий — ужин проходил в полном молчании и собравшихся пока больше интересовали еда и напитки. Однако же, во второй раз буквально за несколько минут потерять контроль над ситуацией — это настораживающий симптом.

Ковалев окинул взглядом собравшихся. Надо же, все еще жрут. То ли проголодались… Хотя нет, их должны были покормить еще в камерах, как привезли и разместили, вряд ли мелкие встряски и прочие проблемы, связанные с неожиданными военными действиями, помешали выполнить приказ, да и между прибытием пленных и боем прошло довольно много времени. Ужин с переговорами на сутки сдвинулся, конечно, но это так, рабочий момент. Да и потом, покормить их должны были в любом случае, хоть и без изысков, согласно правилам внутреннего распорядка тюремного блока. Значит, очень голодными они быть не могут и аппетит — это нервное. Ну и пусть их.

А дама, кстати, уже наелась — сидит, дуется, как мышь на крупу. Ковалев усмехнулся про себя от воспоминаний о мышах — когда-то давно на одной из буровых он открыл холодильник. Тот был, естественно, пустой — агрегат месяц простоял, отключенный от розетки, и продукты из него вынули еще тогда, но вот тут-то Ковалев и понял справедливость поговорки «мышь повесилась», потому что в холодильнике висела, примотанная шнурком к полке, здоровенная серая компьютерная «мышь»… Хохмач какой-то, видать, попался. Впрочем, на буровых таких умников хватало во все времена.[26]

Однако же, не стоит мешать людям насыщаться. Ковалев встал и отправился к кофейному автомату в углу. Пленные разом оторвались от тарелок — видать, не поняли. А может, у них все еще не укладывалось в головах, что адмирал может вот так просто встать и без всяких денщиков что-то налить в свой стакан или положить в тарелку. Ну, их проблемы.

Когда Ковалев вернулся с кружкой дымящегося кофе (ну любил он кофе — что тут поделаешь?), то уловил на себе взгляды даже не испуганные, а удивленно испуганные. И лишь спустя пару минут до него дошло, что видели его до сегодняшнего дня всего один раз, сразу после боя и плена, когда все чувства притуплены. А сегодня он пришел раньше «гостей» и вставать при их появлении не счел нужным. Сейчас же он встал… Ха, на большинство собравшихся он с непривычки должен был произвести впечатление ожившей обсадной башни. Ковалев с усмешкой вспомнил, как поначалу рост и габариты землян доставляли им неудобства — ну ладно форма, ее автопортные подогнали без проблем, да и койки слишком короткими и узкими не оказались, имперцы любили комфорт и строили все с запасом. Но эргономика рабочих мест! Ее ведь пол года пришлось под себя подгонять, и то все еще периодически какие-нибудь узкие проходы да низкие кресла выплывают.

На сей раз Ковалев не расслаблялся и успел уловить момент, когда все закончили трапезу и выжидающе уставились на него. Выждав не такую уж и большую паузу, вроде бы размышляя, хотя, конечно, все и так было уже решено, адмирал совершенно невежливо ткнул пальцем:

— Вы, девушка… Вы, вы, вы, вот вы и вы еще остаетесь. Остальных прошу вернуться в свои боксы. Конвой!

Однако же, встали и пошли, конвой ждал их за дверью. И ведь ни пискнул ни один! То ли военная дисциплина сказалась, то ли и впрямь никчемные людишки. Хотя, надо сказать, те, что остались, были из боевых генералов, не штабных. Во всяком случае, четверо — толстяк, как Ковалеву успели доложить (хорошая все-таки штука эта гарнитура на голове) руководил местным СБ. Вот он-то и рассматривал сейчас Ковалева с профессиональным интересом, настолько профессиональным, что стало неуютно.

Когда диафрагма за вышедшими закрылась, именно он и спросил:

— Я так понимаю, сейчас состоится разговор? Может, объясните, о чем?

— Вы же умный человек, — улыбнулся Ковалев как можно обаятельнее. — О судьбе вашей планеты вообще и лично вас шестерых в частности.

— И что вы нам можете предложить?

— Я — вам? Ну не чересчур ли нагло? Зачем мне что-то предлагать? Мы и так можем взять все, что захотим. По праву, так сказать, победителей.

— Тогда к чему этот разговор?

Ковалев улыбнулся одними губами — разговор ему не нравился, но раз уж начал — приходилось продолжать.

— Ребята, вы никогда не думали, что мы — не заурядные пираты и не ваши добропорядочные соседи, которым посчастливилось отделать как следует вашего Диктатора? Если не приходило — то посмотрите на наши корабли. Кто и где умеет строить подобные?

— В космосе немало хлама. У нас тоже был один такой… Я бы предположил, что вам посчастливилось найти где-то заброшенную имперскую консервационную базу — говорят, были и такие.

— Ну, можете думать и так, хотя у вас был действительно хлам. Причем в том, что ваш линкор оказался в столь плачевном состоянии, вина только и исключительно ваша. Технике нужен квалифицированный уход, если вы не в курсе.

— И что же еще я могу думать? — иронично осведомился толстяк, проигнорировав вторую часть фразы. Похоже, уже понял, что расстреливать ни прямо сейчас, ни потом его пока что не собираются и начал прощупывать почву, насколько велико будет пространство для маневра. Ну, это он зря — не стоит дразнить имперского адмирала…

— Да мне, в общем-то, плевать, что вы думать собираетесь, — Ковалев откинулся на стуле и с усмешкой посмотрел генералу в глаза. Несколько секунд они молча играли в гляделки, потом генерал стушевался и отвел взгляд. Ковалев удовлетворенно усмехнулся. — Мне ведь и в самом деле наплевать. Да и остальным тоже. С нас достаточно того, что мы захватили контроль над частью вашего незаконного объединения, и максимум через месяц будем контролировать его полностью.

— Как это неза…

Ковалев жестом прервал одного из возмутившихся было генералов.

— Насколько я помню, весь этот сектор относится к владениям империи. Так?

— Ну, вы бы еще вспомнили рождение вселенной.

— Я ничего не собираюсь вспоминать. Я знаю, что есть империя и официально она существования не прекращала, И права на самоопределение вам никто не давал. Хотите в сепаратизм поиграть? А с имперским флотом пообщаться не хотите?

— Имперский флот? — вскинулась вдруг молчавшая до того женщина. — Значит, это была правда?

— Когда я передавал ультиматум от имени империи? Разумеется. Мне нет смысла врать. А теперь давайте расставим точки над «ё». Вы мне нужны. Не слишком сильно. Я вам нужен. Очень сильно нужен, из этого и исходите.

— И почему это вы нам нужны? — вновь влез толстяк.

— Потому, что только я решаю — будете вы жить или нет, — раздраженно отмахнулся Ковалев. — А вы мне нужны потому, что знаете местные условия, имеете опыт руководства и способны на принятие решений. Если я поставлю своих людей, они справятся, но с местными кадрами эффективность будет заметно выше.

— А если откажемся?

— Расстреляю.

— Предадим?

— Не сумеете. Еще вопросы?

— Почему именно мы?

— Уважаю смелых людей.

— Чем важна наша планета?

— Ничем. Мне проще было бы выжечь ее до мантии в назидание другим. Но ее жители, хотя и забыли об этом много поколений назад, все еще являются гражданами империи.

— А сама империя-то еще существует?

— Империя жива, пока жив хоть один имперский солдат. Я же не один, как вы, наверное, заметили.

— Решили восстановить империю?

— Да.

— Сколько у нас времени на размышление?

— До утра по общекорабельному. Потом решать уже буду я. Разговор окончен, пока свободны. Увести!

— Последний вопрос, — толстяк как-то весь подобрался. — Кроме нас и наших э-э-э… Менее храбрых коллег были еще и те, кто поддержал вас безоговорочно. Не логичнее ли…

— Не логичнее, — усмехнулся адмирал. — По двум… Нет, даже по трем причинам. Во-первых, я не доверяю предателям. Во-вторых, они вряд ли способны на что-то путное. Вы ведь наверняка в курсе личных дел хотя бы кого-нибудь из них. Что они умеют, кроме как митинговать и толкать с трибун бездарные речи? И будут ли они работать? Мне кажется, нет. Вот за власть грызться — это они запросто, потому что единственной властью, которая им подходит, будет та, где у власти они сами. Я прав?

— Да.

— Ну вот видите… Вообще, подобные личности — явный генетический брак. На всю голову. И зачем мне они?

— Совершенно незачем. А третья причина?

— Двух мало? Ну хорошо, объясню. Когда бот с представителями вашей громогласной интеллигенции взлетал с планеты, кто-то из ваших людей отработал по нему из ПЗРК.[27] Обратите внимание, уже после прекращения огня. Нехорошо… Впрочем, он мог и не знать, да и искать этого мерзавца в нынешнем бардаке — дело безнадежное. К сожалению, бот был лейдской постройки, имперскую машину так просто не собьешь… В общем, пилоты успели катапультироваться, а пассажирский салон оказался разрушен прямым попаданием. Так что скорбим, скорбим о судьбе сих достойных личностей. Надеюсь, вы меня поняли?

Толстяк кивнул — на сей раз, с уважением. Ковалев кивнул ему в ответ и сказал:

— Ну все, до завтра, — и, когда гости-пленные двинулись к выходу, небрежно бросил им вслед: — а вас, мадемуазель, я попрошу остаться…


Глава 5


Они сидели втроем — Шурманов и Веселов, повинуясь незаметному жесту Ковалева, ушли сразу же. А они сидели и молча разглядывали друг друга. Женщина не выдержала первой.

— Ну, и о чем мы будем говорить?

— А вдруг мы не собирались говорить, а просто хотели на вас посмотреть?

— Тогда остался бы кто-то один. Тот, кого я больше заинтересовала или, возможно, старший по званию. А вас двое.

— Туше, — Ковалев улыбнулся и развел руками. — Мы и в самом деле хотели поговорить. Но, может, представимся друг другу для начала?

— Ну, вообще-то, первыми представляются мужчины.

— Опять туше, — Ковалев посмотрел на собеседницу с еще большим интересом. Шерр засмеялся.

— Вась, она может стать достойным противником.

— Угу, а еще верным соратником или страшным врагом. И вообще, она может стать кем угодно. Док, не парь мозги.

— Ну и ладно, — изобразил всей фигурой обиду Шерр.

Ковалев не обратил на это никакого внимания — с Шером они частенько так вот лаялись, такая пикировка была чем-то вроде игры. Разрядка для нервов — так, наверное, точнее…

— Ладно, мамзель, я — адмирал Ковалев. Василий Ковалев, если интересно, а вон тот умник с обиженной спиной — Шерр. Доктор Шерр, точнее. Позвольте узнать ваше имя?

— Называйте меня… Ну, скажем, Дайяна.

— Да легко. Мадемуазель Велия т'Герра, я готов называть вас просто Дайяной.

Сказать, что девушка была удивлена — значило ничего не сказать. Скорее, тут подошло бы старинное «глаза на лоб полезли». Впрочем, она достаточно быстро овладела собой.

— Вы знали?

— Ну разумеется. Неужели вы думаете, что наша разведка уж совсем ни на что не годится? Девушка-красавица, вы еще только на борт корабля поднялись, а у вас уже генокод сканировали. А дальше — дело техники. Водку будете?

— Буду. А что это?

— Попробуйте — узнаете. Только залпом… А вы смелая, — добавил Ковалев, чуть ли не силком запихивая в рот судорожно хватающей воздух дамы соленый огурчик. Не так много и выпила, вроде, грамм пятьдесят от силы, но с непривычки девушку явно пробило. — Вы что, никогда ничего крепче компота не пили?

— Вино… — девушка закашлялась.

— Ах да, я и забыл, — Ковалев сочувствующе кивнул. — Но все равно смелая. Пить незнакомый напиток вот так…

— Сами сказали, — огрызнулась девушка. — Уберите от меня эту гадость.

Гадость гадостью, а щеки порозовели, да и напряженность во взгляде постепенно исчезла, чего, собственно, Ковалев и добивался. Наблюдавший за происходящим Шерр лишь неодобрительно пожал плечами, но ничего не сказал, отдавая инициативу адмиралу.

Ковалев плеснул себе полстакана, опрокинул в рот, крякнул и зажевал нежнейшей бужениной. Доктор, подумав, тоже не отказался от предложенной ему «винной порции» и уже через пару минут вся компания сидела и бодро хрумкала огурчиками. Огурчики, кстати, были отменные, с перчиком и хреном, их Ковалеву передали с Земли, с последним кораблем.

— Ну что, собутыльники, повторим?

Возражений не последовало и уже порядком захмелевшая дама, видимо, решив, что помирать — так с музыкой, уже не морщась выпила вторую порцию. «Вот это по-нашему» одобрительно выдал Ковалев и предложил еще по одной…

Короче говоря, вместо намечавшегося разговора получилась банальнейшая пьянка, в ходе которой высокие договаривающиеся стороны активно снимали стресс и, как следовало из обрывков воспоминаний, которые в голове адмирала никак не могли сложиться в целостную картину, клялись во взаимном уважении и вечной дружбе. Еще Ковалев помнил, что, несмотря на достаточно юный возраст, их гостья продержалась дольше Шерра — во всяком случае, он помнил, что они сидели вдвоем и спорили о стихах какого-то Таллота. Этого местного поэта, которого адмирал никогда не читал, но в стихах которого, как ни удивительно, разбирался, они, жарко споря и переходя порой на личности, сравнивали с Пушкиным. Пушкина не читала девушка. Но разбиралась… Шерр в борьбе с зеленым змием сдался первым и, как хорошо помнил Ковалев, в это время уже спал, удобно развалившись в кресле и закинув ноги на стоящий рядом стул и оглашая своим абсолютно немузыкальным храпом кают-компанию. Дальнейшего память адмирала не сохранила.

Пробуждение было тяжелым. Несмотря на то, что совершенный механизм супера имел и совершенный метаболизм вкупе с повышенной регенерацией, голова наутро раскалывалась совсем как в молодости, после студенческих попоек. На мгновение Ковалеву даже показалось, что он вернулся в те благословенные времена, когда небо было голубее, трава зеленее, будущее казалось радужным, а сам он — молодым и наглым. Однако жесткий толчок в бок вернул его к действительности.

Он лежал на широком диване в углу все той же кают-компании. Если быть честным, леживал и сиживал он здесь и раньше, в моменты, когда на мостике делать было нечего, а в каюту тащиться — лень. Правда, леживал-сиживал он, в основном, с книжкой или с гитарой, а отнюдь не с бодуна. И леживал все-таки один, сейчас же рядом явно кто-то был.

Адмирал скосил глаза влево. Там, рядом с ним, валетом лежал Шерр и по-прежнему храпел. Видимо, именно он, ворочаясь в тяжелом алкогольном забытье, и разбудил Ковалева. От носок доктора ощутимо воняло. «Эскулап, блин, ни храп вылечить, ни ноги лишний раз помыть», раздраженно подумал Ковалев и осторожно повернул голову вправо. Ощущение при этом было такое, будто по вискам застучали молотком, а внутри черепа перекатывались две чугунные гири. Да и вообще, во рту было сухо и, судя по ощущениям, там будто табун ночевал, а глаза резало, будто в них сыпанули песка. Словом, все симптомы алкогольного отравления.

«Мать моя женщина!», подумал Ковалев, когда убедился, что то, что видят его глаза — объективная реальность, а не плод утомленного водкой воображения. Нет, конечно, похмелье тоже объективная реальность, данная нам в ощущениях, но то, что он увидел, было куда неожиданнее и, надо признать, интереснее.

Справа, положив голову ему на плечо, сладко дрыхла Дайяна. Правда, надо отдать ей должное, была она вполне одетая, только растрепанная. Лежала, спала себе, чуть слышно посапывая… Нет, но это как же надо было нализаться?

Ковалев аккуратно, очень осторожно освободил изрядно затекшее плечо (маленькая, вроде, легкая, но плечо отдавила, надо сказать, изрядно) и, проявив чудеса изворотливости, ухитрился подсунуть ей под голову кое-как сложенный китель Шерра, благо тот валялся в пределах досягаемости. Девушка не проснулась, только перевернулась на другой бок и обхватила себя руками — видимо, без большой теплой грелки в полный рост было прохладно. Аккуратно встав, Ковалев снял свой китель со спинки стула (надо же, а как повесил абсолютно не помнил), накрыл Дайяну, после чего сдернул на пол Шерра. Доктор чувствительно приземлился на пятую точку, открыл глаза и возмущенно замычал — издавать более членораздельные звуки ему мешала рука адмирала, крепко зажимающая ему рот. Пару раз встряхнув доктора (голова его моталась, как у тряпичной куклы), Ковалев добился того, что взгляд его подопечного стал более-менее осмысленным. Ткнув пальцем в сторону спящей, он поднес сначала палец к губам, а потом кулак к носу доктора. Шерр понятливо закивал, после чего мужчины на цыпочках покинули помещение, удалившись в подсобку.

К счастью, подсобка была неплохо оборудована — во всяком случае, санузел и аптечка в ней были. Ковалев на правах более проснувшегося тут же оккупировал единственную душевую кабинку, одновременно закинув в рот таблетку похмелина. Пока Шерр ворчал по поводу того, что он, вообще-то, тоже не против ополоснуться, Ковалев, стоя под струями ледяной воды, ожидал момента, когда лекарство начнет действовать. Имперские фармацевты не подкачали, вот только такого эффекта, который дало лекарство, Ковалев, раньше его не принимавший, никак не ожидал. Впрочем, с душем он, как оказалось, угадал.

В момент, когда подействовала таблетка, Ковалеву показалось, что тело его превратилось в сплошной сюрреалистический фонтан. Ощущение было такое, будто каждая пора активно извергает из себя всю ту дрянь, которой адмирал безуспешно травил себя вечером. Запоминается такая разновидность пытки надолго, впрочем, и результат был впечатляющим — от силы через десять секунд Ковалев был не только мокрый, замерзший и злой, но и абсолютно трезвый. Положительным моментом было то, что не осталось ни следа от головной боли, отрицательным — то, что кожа после этого немилосердно чесалась еще пару минут.

Возблагодарив Бога вообще и имперских инженеров в частности за то, что в комплекте к душевой шла куча полотенец и несколько комплектов безразмерной рабочей одежды, адмирал насухо вытерся с такой силой, словно хотел протереть в себе дырки, и переоделся в чистое. Когда он вылез из санузла, нетерпеливо мнущийся у двери Шерр тут же юркнул на его место. Ковалев даже удивился тому энтузиазму, с которым доктор рвался в душ, однако все оказалось заметно проще — судя по звуку, доктору надо было не столько вымыться, сколько справить естественные надобности.

— Лучше принимать лекарство и залезать после этого под горячую воду — организм легче адаптируется к очистке, — объявил Шерр десять минут спустя, выходя из санузла. Вслед за ним из открытых дверей вырвались клубы пара.

— Раньше не мог сказать? — Ковалев уже стоял у плиты, собственноручно заваривая кофе — кофейного автомата здесь не было.

— Ты не спрашивал, — отмахнулся доктор, активно вытирая голову полотенцем. Не по-армейски длинные волосы моментально приняли форму классической прически «взрыв на макаронной фабрике».

— Ну, ты козел, — беззлобно выругался адмирал. — Давай к столу.

Оставляя на теплом пластике пола мокрые следы, Шерр прошлепал к столу. Ковалев посмотрел на все еще извергающий клубы пара санузел и иронически хмыкнул:

— Двери за собой не закрывают короли и собаки. Ты что, король?

Шерр, ничуть не смущаясь, кивнул:

— Я — не король, я тот, кто их делает.

— В каком смысле?

— В обоих.

— Ха! Делать королей может любой из нас. Хоть ты, хоть я, хоть Шурманов… Вон, Пец прилетит — и тоже, если захочет, сможет королей делать, Его броненосца хватит, чтобы при желании завоевать пару планет и оставаться у власти, пока не надоест.

— Думаешь, надоест?

— Думаю, да, и очень быстро. Скучное это занятие, работы валом, а ответственности еще больше, а Женька — парень шебутной, на месте долго не усидит. Ты дверь-то закрой.

Шерр пожал плечами, вернулся и закрыл дверь, уменьшив тем самым приток влажного воздуха. Впрочем, пара в помещение проникло уже изрядно и климатическая установка начала с ним бороться, успешно, но медленно.

— Кстати, — спросил Шерр, вновь подойдя к столу. — Где там мой кофе?

— Держи, — Ковалев аккуратно толкнул в его сторону небольшую фарфоровую чашечку с крепчайшим ароматным напитком. Шерр пригубил и закатил глаза от удовольствия:

— Райское наслаждение… Как жаль, что это — чисто земной напиток.

— Почему?

— Потому что когда Земля начнет его экспортировать, мне он сразу же станет не по карману.

— Не мели чепухи, делатель королей. Ты у нас будешь лицом, приближенным к трону. Этаким лейб-медиком… Слушай, а может, тебя императором объявим? И делу конец…

— Не, такая империя просуществует недолго. Ну, не мой это уровень. Лигитимный правитель нужен.

— Ну и как хочешь, было бы предложено… Впрочем, в одном ты прав: империи, создаваемые сержантами, редко переживают своих создателей.

— Вот видишь… Кстати, все хотел спросить: а откуда у твоего Евгения такая оригинальная фамилия — Пец?

— Не знаю, никогда не задумывался. Да и не все ли равно. Главное, чтобы не Поц.

Знакомый с земными нюансами межнационального общения, Шерр с готовностью заржал.

— И чего смешного? Женька, вон, уже в системе ото сна опух.Нужна ротация экипажей, вместе с кораблями, естественно, а то со скуки людям мысли разные в головы лезут, а где мысли — там разброд и шатание.

— Тебе бы роботами командовать…

— Не скажи. Робот туп, инициативы от него не дождешься, но вот от многих мыслей бывает много горя.

— От многих знаний…

— Ну да, и от них тоже. И вообще, не грузи меня ерундой — делом займись лучше. Ты, док, когда спортзал в последний раз посещал? У тебя уже вместо пресса вон какой момон вырос, а по бокам и вовсе кольца Сатурна. Боевой офицер, блин… Не позорься, как друга прошу.

Шерр с сомнением посмотрел на свой едва наметившийся животик (под формой и не видно вовсе), пощупал незаметные складочки на боках…

— Вась, я понимаю, конечно, что у тебя паршивое настроение, но…

— Ладно, прости, — адмирал вздохнул. — Просто сегодняшняя пробудка меня конкретно выбила из колеи.

— Хочешь об этом поговорить?

— Хорош из себя психотерапевта строить. Все равно ты в этом ни бельмеса.

— Ну, надо же тебя как-то в чувство приводить. Я, конечно, понимаю — несколько месяцев воздержания и все такое, но это еще не повод, чтобы…

— Слушай, док, заткнись, а? — Ковалев залпом выпил все, что оставалось в чашке и, резко встав, отправился к плите.

— Ты чего, шуток не пони…

Шерра прервали весьма неожиданным образом — входная диафрагма почти бесшумно разъехалась в стороны, явив мужчинам их собутыльницу, лицо которой могло своим нежно-зеленым оттенком посоперничать с молодыми огурцами. Мужчины мгновенно заткнулись, выпучив глаза на это чудо природы. Первым, как и положено суперу, среагировал Ковалев.

Аккуратно подхватив даму под локоть, он быстро и, в то же время, деликатно отправил ее к санузлу. Надо сказать, держалась она еще неплохо — во всяком случае, хотя и было заметно, что желудок ее подтягивается к горлу, рвотные позывы она пока что успешно сдерживала.

Хорошо хоть, что в туалетах, и в душевых кабинках управление было стандартным и в тюремном блоке, и в местном санузле, и в адмиральской каюте, отличаясь разве что уровнем отделки. Соответственно, Дайяне не надо было объяснять назначение клавиш и кранов, а то было бы мучение объяснять больной на всю голову женщине, что крутить и на что нажимать. Впрочем, и без этого было видно, что держится она на одной только гордости.

— Воду откроешь горячую. Проглоти вот это, — Ковалев чуть ли не силой впихнул ей в рот таблетку похмелина и влил туда же стакан ледяной воды прямо из-под крана. Впрочем, вода была чистой, с оптимальным минеральным составом, поэтому проблем для желудка от нее не ожидалось. Девушка, вновь героически подавив рвоту, сглотнула, и тут же адмирал прямо в одежде впихнул ее в душ и вышел, захлопнув дверь.

Пока Дайяна «наслаждалась» действием лекарства, мужчины сидели в полном молчании. Однако, когда она из душа высунулась, они не смогли сдержать улыбки — полотенца-то она нашла, благо они просто на полке лежали, а вот шкафчик с одеждой, похоже, нет. Все правильно — в тюремном блоке такие излишества не предусмотрены, там эти шкафчики снаружи и под зеркала не замаскированы. Вот и высунулась она из полуоткрытых дверей, с ног до головы замотанная в махровые полотенца, со слипшимися в сосульки мокрыми волосами… Очень эротично, ничего не скажешь. Мужчины синхронно отвернулись, дабы, что называется, не смущать, хотя после ночного загула это было довольно смешно.

— Мальчики, во что можно переодеться?

— Позади тебя, за зеркалом, шкаф, — не оборачиваясь, ответил Ковалев.

— Спасибо…

А голосок у нее был очень даже ничего, мелодичный такой. Ковалев чуть заметно усмехнулся про себя — гормоны, конечно, штука нужная и важная, но не хрен, не хрен… Скоро он временно передаст бразды правления Шурманову, тот вполне справится со штурмом немногочисленных и слабоукрепленных планет противника, и смотается домой. Уж там-то можно будет оттянуться по полной программе, а пока — война, и совершенно незачем мешать деловое с личным.

Девушка вышла минут через пять, аккуратно причесанная и одетая в, мягко говоря, великоватую ей одежду. Однако, держалась она совершенно спокойно и чашечку с кофе приняла безо всякого страха — очевидно, уже поняла, что ни травить ее, ни еще каким-то образом причинять ей вред здесь никто не собирается. Хотя, когда она попробовала кофе, брови у нее удивленно приподнялись — такого напитка она раньше явно не пила. Ну а когда она покончила все-таки со своей порцией бодрящего напитка, со вновь проснувшимся аппетитом зажевав его плюшками, Ковалев, чуть заметно улыбнулся и, глядя ей в глаза, внушительно произнес:

— Ну что, а теперь давай, покалякаем о делах наших скорбных…


Глава 6


Дайяна от неожиданности аж поперхнулась — не все кофе, оказывается, проглотить успела. Ковалев похлопал кашляющую девушку по спине — аккуратно и осторожно, чтобы неловким движением не сломать ей кости. Все-таки организм супера и организм обычного человека — это, как говорят в Одессе, две большие разницы. В самом начале карьеры Ковалеву, да и остальным суперам пришлось долго учиться управлять новыми возможностями своих мускулов, и рефлексы вырабатывались очень долго. Ничего удивительного — трудно сразу научить человека, способного двумя пальцами свернуть чью-нибудь не очень крепкую шею или обогнать гепарда, точно соизмерять силу и скорость движений, в особенности, если такой проблемы у него до этого не стояло никогда.

— Не нервничай ты так — никто тебе ничего плохого делать не собирается. Я, конечно, сволочь, но не настолько же.

— Да я, в общем-то, и не нервничаю…

— Ну, значит, не бойся.

— И не боюсь.

— Во, наш человек, — одобрительно прокомментировал Шерр со своего конца стола. — Вась, ты, главное, не наливай ей больше — сопьется.

— Видно будет. Чай, не девочка, сама понимать должна, что ей можно, а что нет.

В ответ на это, Дайяна вновь закашлялась, на сей раз возмущенно, но когда Ковалев занес руку для нового хлопка, опасливо замотала головой и отстранилась. Очевидно, тяжелые и широкие, похожие на лопаты лапы адмирала не внушали ей доверия.

— Ну вот, а говорила — не боишься…

— Ты бы грабли свои спрятал куда, — вновь вмешался доктор. — А то как размахнешься — меня аж самого в дрожь бросает.

— Ну и ладно, ну и пусть, могу и совсем уйти… — сделал кислую рожу Ковалев. После этого два старших офицера эскадры посмотрели друг на друга и громко расхохотались. Дайяна, недоуменно глядя на них, тоже неуверенно улыбнулась.

— Не обращай внимания, девочка, — отсмеявшись и вытерев тыльной стороной ладони выступившие слезы, сказал Ковалев. — Это мы шутим так.

— Угу. Главное — понять, где кончается шутка и начинается серьезное дело. Ну, и наоборот, — откликнулся Шерр.

— Нет, док, ты не прав. Главное, не понять, а не перепутать. А то, сам знаешь, в нашей тесной компании такие ошибки чреваты.

Дайяна смотрела на эту парочку с удивлением. Перед ней сидели два человека, могуществу которых в этой части космоса мог позавидовать, наверное, кто угодно, и неловко шутили, как мальчишки, распустившие хвосты перед одноклассницей. Ковалев с Шером тоже почувствовали некую неправильность ситуации и резко свернули веселье — в самом деле, им предстоял серьезный разговор, от которого зависело очень многое.

— Прежде всего, мадемуазель т'Герра…

— Давайте уж просто Дайяна, — устало вздохнула девушка. Ее действительно напрягало официальное общение — не успела привыкнуть в таком возрасте. Ковалев это понял.

— Тогда так, Дайяна. Я говорю — ты слушаешь. Что непонятно — переспрашиваешь. Идет?

Девушка кивнула. Ковалев улыбнулся:

— Не куксись, все будет зер гут. Просто постарайся понять одну простую истину — так уж получилось, что сейчас мы все трое повязаны одной веревочкой, только твой кончик этой самой веревочки очень-очень тонок. И если веревочка порвется, нам это будет неприятно, но катастрофой это не будет. А вот для тебя — не знаю, сама решишь. Ну что, готова? Да ты не думай, ты кивни.

Дайяна кивнула и стала с интересом ждать продолжения разговора. Продолжение не заставило себя ждать.

— Итак, ты уже знаешь, кто мы. Но я хочу тебе пояснить кое-какие нюансы — так, чтобы ты поняла ситуацию и малость прониклась. Мы, конечно, солдаты Империи, но, скажем так, нового набора. Если точнее, настоящий имперский офицер здесь один — наш уважаемый доктор (Шерр привстал и важно, можно сказать, величественно кивнул). А мы…

И Ковалев рассказал Дайяне свою историю, естественно, опустив некоторые мелкие, малозначащие подробности. Про суперов, например, или про то, где находится Земля. Ну и еще кое-что — так, на всякий случай.

Дайяна слушала внимательно и, надо сказать, красиво слушала. Многие, когда им вещают что-то менторским голосом, или начинают проваливаться в дрему, или перебирают рассказчика вопросами, или просто морщат лоб, совершают какие-то движения, долженствующие, по их мнению, подчеркнуть их внимание к излагаемому. Дайяна обошлась без спецэффектов, просто впитала информацию, как губка, и единственным вопросом, который она задала, когда Ковалев закончил рассказ и разрешил спросить, что непонятно, был:

— А с какого боку тут, собственно, я?

Ковалев и Шерр, услышав это, переглянулись и одновременно улыбнулись, да так плотоядно, что девушке на мгновение стало страшно.

— А ты, как ни крути, оказалась заложницей собственной семьи.

— Это как?

— Просто, — Ковалев внимательно посмотрел ей в глаза. — Диктатор — твой двоюродный брат, это генетическое сканирование определило точно. Спорить будешь?

— Не буду. Но мы были не в лучших отношениях.

— Да, я знаю. А почему, кстати?

— Моя мама не слишком одобряла идеи своего племянника.

— Ну, мы их тоже не одобрили и, в результате, покритиковали из главного калибра. Но не суть важно — важнее то, что он тебе все равно доверял, иначе не послал бы наместницей на эту планету. Почему, кстати, доверял?

— А у него не было больше родных — ни сестер, ни братьев. Родители, и мои, и его, умерли довольно давно. Так что я оказалась самым близким ему человеком.

— Понятно. Ну, что поделать — бывает. Теперь твоего ближайшего родственника нет в живых. Соболезновать, прости, не буду — не из-за кого. А вот теперь я тебе сообщу одну очень интересную информацию. Если не боишься, конечно.

— А чего я должна бояться?

— Есть такое понятие — точка невозвращения. Применительно к конкретному случаю это значит, что после того, что ты услышишь, уйти отсюда просто так ты уже не сможешь. Нет-нет, — Ковалев махнул ей рукой. — Сиди, не бойся, никто тебя убивать не собирается. Просто с этого корабля ты уже не уйдешь, во всяком случае, до тех пор, пока ситуация не разрешится. Ну что, готова? Или не будем рисковать? Тогда я отправлю тебя обратно на планету. Ты неплохо справлялась со своими обязанностями при прежней власти — справишься и теперь…

— Не стоит, я готова слушать.

— Ну что же, любопытство сгубило кошку… Все просто. Помнишь, я говорил тебе, что для восстановления империи нам нужен потомок императора? Так вот, твой кузен как раз таким и являлся. Ну и ты, соответственно, тоже.

Девушка молчала секунд пять, потом согласно наклонила голову:

— Да, я знаю — у нас в семье есть предание, что среди наших предков был император… Я, если честно, не верила, да и мама, думаю, тоже. А вот Санно… Мой брат двоюродный… Он верил. Наверное, поэтому и ударился в политику и даже преуспел. И вот теперь оказывается, что он был прав.

Теперь ошарашено молчал уже Ковалев. А вот Шерр, напротив, рассмеялся:

— Вась, а ведь мы недооценили девушку. Я же говорю — наш человек, а?

— Да уж…

Ковалев был обескуражен — такого облома он не ожидал. Конечно, всякое бывает, но когда такая вот сопля выставляет тебя если не идиотом, то уж надутым индюком, гордящимся мнимыми тайнами… А оказывается, что это — секрет полишинеля. Не страшно, но неприятно, а главное, непонятно, что делать дальше. Именно это он и озвучил одним коротким, тоскливым вопросом:

— Ну и что мне теперь с тобой делать?

— Может, законопатить ее в тюремный блок, в одиночку, да там и забыть?

Ковалев открыл было рот, дабы возмущенно ответить на реплику доктора, но, увидев веселый прищур его глаз, захлопнул обратно. Шерра, похоже, откровенно забавляла ситуация — во всяком случае, улыбался он вполне искренне. Да и Дайяна тоже улыбалась — видать, моментально сообразила, что ничего ей не грозит, и теперь позволила себе по-настоящему расслабиться… М-дя, а у девчонки крепкие нервы… Ладно, сейчас малость сбросим ей апломб.

— Ну, раз уж ты в курсе… Скажи, кто конкретно был твоим предком?

— Не знаю, — Дайяна равнодушно пожала плечами. — Это было слишком давно и всегда воспринималось, как легенда. Ну и отношение к этому было соответствующим.

— То есть, история имен не сохранила? А вот я могу сказать, кто, причем с гарантией. Твоим предком был дедушка последнего императора. Шерр, как там его звали? Не помнишь? Да и плевать, в общем-то, хотя звали его Дирай пятый. Стыдно, док… Но это, если честно, непринципиально — ничем особым этот конкретный король себя не запятнал, ни хорошим, ни плохим. Одно точно — ходок он был еще тот, особенно в молодости, об этом легенды ходили и даже в официальной истории о его романах упоминается. За что, кстати, снискал себе уважение в народе, типа наш император — настоящий мужик! Бастардов он наплодил, надо полагать, немало, хотя наверняка и от других императоров потомков найти можно. А теперь к сути дела. Твоя семья, формально, конечно, и в самом деле могла претендовать на престол. А нам нужен наследник этого самого чертова престола.

— Зачем?

— Дайяна, мы ведь, по сути, никто — наемники… Мы можем восстановить империю территориально, у нас достаточно для этого и кораблей, и пушек, В принципе, это проще всего, особенно если перестать миндальничать со штурмами и десантами. Да-да, и не смотри на меня так, десант — очень щадящая для мирного населения тактика, в нынешней ситуации разумнее всего при первом намеке на сопротивление производить орбитальную бомбардировку. Правда, при этом потери среди населения возрастают на два порядка. Так вот, мы можем восстановить контроль над территорией, посадить на престол своего человека. Неважно, будет это крутая личность или шестерка, этакий попка, сидящий на телефоне и оглашающий ЦУ, которые мы будем ему выдавать. Результат все равно будет один — очень скоро начнется борьба за власть, потому как формально на престол после такой катавасии сможет претендовать кто угодно. Удержаться наш ставленник, возможно, и удержится, но крови будет… Оно надо? Любой империи нужен император, причем законный император, это удержит государство от многих катаклизмов.

— То есть, вам нужен коронованный козел отпущения. И вы предлагаете сию почетную миссию мне?

— Ты не права дважды. Не козел отпущения, а император. Подтирать ему сопли и подтягивать штаны мы не будем — если честно, лично у меня чуточку другие планы. И тебе эту миссию мы доверить не сможем при всем желании — престол женщиной не наследуется, этот закон в империи соблюдали неукоснительно. Конечно, крутые времена требуют крутых решений, но лучше пусть эти решения будут незаметны для окружающих.

— Тогда что?

— А будешь ты у нас пугалом.

Вот теперь девушка обалдела окончательно. После чего выразилась в том смысле, что за пугало можно и в лоб получить. Ковалев улыбнулся — как только почувствовала себя равной среди равных (ох и опасная это иллюзия, если вдуматься), так сразу же начала характер показывать. Характер — это хорошо, конечно, но зачем же грубить старшим по званию? Именно это он и постарался донести до девушки, ни разу не сорвавшись на ругань, зато внушительно похлопывая по столу тяжелой дланью. Дайяна прониклась, или сделала вид, что прониклась, такие нюансы Ковалева, в общем-то, не интересовали.

После восстановления статус-кво, адмирал популярно объяснил девушке, что он имел в виду. На самом деле, все было достаточно просто — сама Дайяна трон наследовать не могла, зато ее сын — запросто, на сей счет, в случае отсутствия законного наследника, никаких формальных препятствий не существовало. Конечно, наследника не было еще даже в проекте, но это Ковалева как раз и не волновало — ну, будет Дайяна называться не императрицей, а регентшей, ничего страшного. Но главное было даже не в этом. Просто само наличие девушки, с учетом развития ситуации с престолонаследованием, служило для остальных претендентов, если они найдутся, конечно, фактором устрашения. По принципу: если не договоримся, то идите на фиг, у нас жизнеспособный вариант и без вас есть. Конечно, вряд ли кому-то это особенно понравится, но во все времена как раз «кого-то» никто и не спрашивает. Сговорчивее быть в любом случае придется, только и всего. Особенно если будут понимать, что при нужде убить — не убьют, но пальцы оттопчут.

В ответ на последнюю реплику Дайяна с интересом поинтересовалась: а почему не убьют-то? Из-за того, что в предках императоры были? Так ведь кровь-то у всех красная, и прецедент уже имеется.

— М-дя, политика — дело грязное, — прокомментировал Шерр, внимательно наблюдая за реакцией Ковалева. На лице адмирала появилось на мгновение выражение легкой брезгливости, но тут же исчезло — мимикой супер владел неплохо. — Мы ведь, мадемуазель, не политики, мы — солдаты. Одно дело убить человека в бою, другое — ткнуть ножом из-за угла. Своя этика, так, наверное, правильнее всего сказать.

— Но этих… Которые подняли мятеж при вашем появлении и ударили нам в спину, их-то вы, будем называть вещи своими именами, именно так и убили.

— А это были и не люди, — спокойно ответил Ковалев. — Либераст — не человек.

— Оригинально. Значит, вы делите своих противников на людей и не людей?

— Да, к нелюдям относятся такие вот предатели. Ну, еще всевозможные маньяки, извращенцы…

— Ясно. Ну, в таком случае, я согласна.

«Вот незадача, — подумал Ковалев, — а ведь это она нас опять проверяла. Блин, развела, как лохов. И кто, интересно, в результате командовать будет»? А вслух сказал:

— Кстати о не людях. Что это за ящероподобные пакости вместе с твоим э-э-э… братцем нам попались? Горят они неплохо, но и сами стреляют метко.

— Не знаю, — пожала плечами Дайяна. — Точнее, знаю, но немногое. Наше государство граничит… Граничило не только с человеческими анклавами, но и с цивилизациями внешнего космоса. Но нам повезло — нам попались мирные соседи, хотя этих ящеров среди них не было. Они появились меньше года назад, сами вышли на контакт. Их корабли немногочисленны, но, по слухам, лучше наших.

Девушка замолчала на секунду, и Ковалев тут же воспользовался моментом:

— Что их корабли по сравнению с вашими весьма неплохи, мы и сами уже убедились. Ты лучше скажи, какие силы они могут реально выставить.

— Я же говорю — не знаю. Брат сам вел с ними все дела. Единственно, что их планета где-то далеко, потому что даже наши соседи с ними ни разу не пересекались.

— Ясно. То есть, никакой информации…

— Единственно, брат называл их Адерами. Возможно, это их самоназвание.

— Ну, хоть что-то. А те корабли, которые не так давно вошли в систему и которые мы расстреляли?

— Не знаю, меня никто не предупреждал.

— Все страньше и страньше, как сказала Алиса…

— Кто?

— Неважно, потом объясню.

Ковалев встал, прошелся по комнате, разминая ноги. Так уж получилось, что лучше всего ему думалось именно тогда, когда он двигался. Привычка такая, что ли. Ситуация ему не нравилась совершенно. Одно дело принимать участие во внутричеловеческих разборках и совсем другое — схватиться с противником неясного пока потенциала. В том, что схватка будет, он ни капли не сомневался — слишком уж невероятным выглядел случайный заход в систему четырех кораблей, один из которых был, несомненно, боевым, а оставшиеся три обладали огневой мощью, сравнимой с его линкором. Если эта троица — мирные суда, пришедшие с самыми добрыми намерениями, то можно заранее начинать вешаться.

Итак, что мы имеем? А имеем мы то, что имеют нас. В наличии куча противников известных, мелких и слабых — это осколки человеческой империи. С ними справиться не то чтобы легко, но и не сложно, скорее, затратно по времени. Имеется куча цивилизаций нечеловеческих, однако они то ли не слишком агрессивны, то ли слишком слабы для активных действий. Еще имеется один противник, о котором известно только название, а также то, что они могут строить корабли, по боевым возможностям сравнимые с имперскими эсминцами. Чуть потихоходнее, заметно менее дальнобойные орудия — но и только. Корабли-гиганты, вошедшие в эту систему, с большой долей вероятности тоже их. Вне зависимости от реальных боевых и технических возможностей этих кораблей, сам факт, что чья-то цивилизация оказалась способной построить таких монстров, внушает уважение. И все — ни местоположения их планеты, ни каких-либо данных об их флоте. Даже неизвестно, к какому классу сами создатели относят эти корабли и когда они были построены. Вполне возможно, что это сто лет как устаревшее барахло, летающие лоханки, а где-то там, в неведомых глубинах космоса, стоит и готовятся к атаке корабли, намного более мощные, чем имперские. А может быть, и нет. И что прикажете делать? Гадать на кофейной гуще или рвать волосы на заднице от безысходности?

Пару минут Ковалев думал над этой дилеммой, потом вздохнул и спросил:

— Ребята, а не попить ли нам кофе?


Глава 7


Имперская эскадра браво шуровала сквозь пространство. Как и положено командиру, впереди, на лихом коне шел Ковалев. В роли коня выступал его флагман — линкор «Громовая звезда», и заменой четвероногому копытному он был более чем неплохой. Во всяком случае, заметно более быстрой.

Сзади, немного отстав, хищным полумесяцем скользили узкие, стремительные тени трех крейсеров, прекрасных в своем смертоносном совершенстве. Эти четыре корабля, ушедшие в дальний бросок, обладали одним несомненным достоинством — их скорость и радиус действия были практически одинаковы, а значит, в эскадре, которая всегда равняется по слабейшему, не было ярко выраженного слабого звена и обузой друг другу никто не будет.

Вообще, движение на сверхсветовых скоростях имеет свою специфику. Если при маневрах на планетарных скоростях корабль разгоняется, а затем продолжает движение с постоянной скоростью неограниченно долго и потому двигатели нужны ему только для разгона, торможения ну и, если что, корректировки курса, то уже при субсветовом полете кораблю приходится периодически запускать двигатели на разгон просто для поддержки скорости — космос отнюдь не так пустынен, как принято считать. Мельчайшие частицы, газовые облака, например, несмотря на всю свою ничтожную плотность, уже способны подтормаживать несущийся на колоссальной скорости корабль, каждая молекула бьет при этом по лобовой броне не хуже кувалды. Но самое интересное начинается, когда корабль преодолевает световой барьер. Физика при этом становится совсем иной, ее законы никакими Эйнштейнами с Ландау не описаны, не доросла еще земная наука до этого. С чисто утилитарной точки зрения главным здесь является то, что всевозможные магнитные, гравитационные и прочие силовые поля начинают играть для корабля ту же роль, что для корабля морского играет вода. Проще говоря, создают сопротивление внешней среды. Затраты энергии на преодоление этого сопротивления достаточно велики, и потому двигатели корабля при полете на сверхсветовых скоростях вынуждены работать непрерывно. Чем выше скорость — тем серьезнее сопротивление и тем большее количество энергии требуется на ее преодоление. Вот и получается, что если для обычной ракеты запас топлива определяет скорость полета, то для сверхсветовика от него зависит автономность или, проще говоря, расстояние, на которое корабль может удалиться от базы.

Конечно, не так и много топлива жрут двигатели имперского производства, да и пополнить его запас не столь уж сложно — имперские конструкторы предусмотрели вариант, при котором кораблю придется действовать вдали от баз. Достаточно заполнить бункера корабля любым радиоактивным материалом — и умная машина сделает все остальное. Сама произведет обогащение, сама переработает… Но это не самый лучший вариант — слишком мал выход собственно топлива из, скажем, урановой руды, да и не всегда ее можно найти, а, скажем, слаборадиоактивные базальты вообще паршивое сырье. Так что все эти заправки чем попало — не более чем аварийные полумеры, всегда предпочтительнее заправиться нормальным топливом, выработанным реактором базы.

Итак, четыре корабля… Вообще, дальние рейды — это не совсем то, для чего предназначены линкоры. Их задача медленно-медленно подойти, не торопясь разнести все на запчасти и так же неспешно удалиться, а «длинной рукой» эскадры был линейный крейсер. Но Ковалев не рискнул посылать в этот рейд «Удар», потому что слабое место любого линейного крейсера — его защита, а с чем им придется столкнуться, Ковалев не знал и рисковать не хотел. К тому же, и «Громовая звезда», и «Империя» доставали до цели их полета, и даже не совсем на пределе дальности, так что решил адмирал не рисковать зря, а отложить ненадолго визит домой и испытать оружие своего линкора на новом противнике. И вот теперь, оставив за старших при основной эскадре Шерра и Шурманова, он малыми силами двинул в рейд. В разведку, а возможно, на войну — это как получится.

Конечно, если быть честными, случившаяся неприятность была хренова главным образом своей непредсказуемостью — ожидание чего-то подобного уже давно, с самого первого дня появления имперской эскадры в местном нетоптаном курятнике висело в воздухе, только, скажем так, в чуточку иной форме эту проблему ожидали. А так… Ну, что получилось — то и получилось. Или, согласно закону Мерфи, «если какая-то неприятность может произойти — она происходит». В общем, в войну вмешалась третья сторона.

Такой вариант рассматривался давно. С разгромом и полным уничтожением флота Диктатора, его не самая большая, но и отнюдь не карликовая страна осталась фактически без защиты. Орбитальные крепости не в счет, без прикрытия мобильных ударных подразделений флота прогрызть подобные укрепления — дело времени, а при достаточных силах и не такого уж большого времени. В том же, что силы будут достаточными, никто и не сомневался — только дурак пойдет на штурм, не обеспечив себе подавляющего перевеса в силах. Правда, еще от отчаяния могут полезть, но это будет уже не война, а пародия. Пока был жив Диктатор, а его корабли представляли из себя грозную силу, особой защиты планетам, правда, и не требовалось — никому не захочется испытать на себе ярость ответного удара гигантского по местным местечковым меркам флота. Ну а теперь, когда флот Диктатора перестал существовать, подобная политика нераспыления ресурсов на защиту каждой отдельно взятой планеты грозила аукнуться с самой негативной стороны. Имеющиеся орбитальные крепости были немногочисленны и довольно слабы, а в поддержку к ним при планетах оставалось, в лучшем случае, по два-три корабля, что трудно было считать серьезной военной силой.

Ковалев рассчитывал подгрести под себя территорию Диктатора раньше, чем соседи сообразят, какой им выпал шанс, но вот не получилось — две периферийные системы с шестью планетами еще оставались сами по себе. И одну из этих систем, аж с четыремя планетами, контролировали теперь бывшие мирные и доброжелательные соседи Диктатора, решившие погреть руки на чужом пожаре. Нет, похвально, конечно, знать азбучные истины политики, но Ковалеву такие расклады не понравились — те планеты он уже считал своими и отдавать их кому попало вовсе даже не собирался.

Положительным (а может, и отрицательным, пока не ясно) моментом было то, что нападавшие не были людьми, а значит, с ними можно было не церемониться. Точнее, церемониться Ковалев не стал бы в любом случае, но жестокий геноцид планет, заселенных людьми, сильно испортил бы в глазах остальных имидж реаниматора империи. С другой стороны, с чужаками сложнее — неясно ни чего от них ожидать, ни какими силами они реально обладают. Проще говоря, нарваться можно. Известно, что логика их сильно отличается от человеческой — уже одно это было опасно. Хотя, к счастью для адмирала, как раз про эту цивилизацию информации было довольно много.

Внешний вид ее представителей, арр-гахов, как они сами себя называли — помесь краба со скорпионом двух с лишним метров в высоту. Бронированное, покрытое хитиновым панцирем тело на четырех паучьих лапах, мощная конечность, украшенная устрашающего вида клешней и девять тонких, гибких щупалец с присосками. По свидетельствам очевидцев, несмотря на кажущуюся тонкость силой эти щупальца обладали невероятной. На конце каждого щупальца — тонкий костяной шип, выделяющий порцию несильного яда, моментально заставляющего пораженного им человека терять ориентацию. Действие само по себе проходило через пару часов, но в бою порой и пара секунд — непозволительная роскошь. Панцирь сам по себе — отличная броня, но арр-гахи не имели предубеждения и против бронежилетов и прочих средств защиты.

В бою арр-гахи пользовались весьма эффективным кинетическим оружием — что-то наподобие крупнокалиберных пулеметов или мелкокалиберных пушек, благо рост, сила и вес позволяли им и справляться с отдачей, и таскать на себе внушительный боезапас. Бронетехникой они, правда, почти не пользовались — да и какой в той бронетехнике смысл, если каждый арр-гах сам себе БТР? Зато авиация у них была паршивая — крабики, как ни странно, плохо переносили перегрузки.

Однако, если надо было, арр-гахи не боялись и рукопашной. Более того, именно в рукопашной они завоевали себе славу непобедимых бойцов. Еще в имперские времена были у них и серьезные стычки с людьми, и жестокие войны с другими расами. Арр-гахи тогда отстояли свои границы и заставили себя уважать, хотя и понесли при этом немалые потери. Что же, свобода стоит крови, и арр-гахи тогда сделали свой выбор, достойный с любых точек зрения.

Средой обитания арр-гахов были планеты земного типа — кислородная атмосфера, много воды и наличие суши, да и температуры примерно те же. Словом, вот здесь они были конкурентами и людям, и подавляющему большинству других рас. Однако к дележу большого космического пирога арр-гахи опоздали — развивались они не то чтобы медленно, просто в космос вышли чуть позже других. Результат оказался закономерен — все их государство насчитывало три жутко перенаселенных планеты в двух системах, причем две планеты были как раз в их родной системе. Для того чтобы приспособить для жизни вторую планету из этой сладкой парочки, арр-гахам пришлось затратить колоссальные усилия на изменение ее климата. Надо отдать должное их инженерам — с задачей они справились неплохо, хотя, конечно, искусственная среда остается искусственной, как ни крути.

Конечно, на заре своей космической экспансии звездолеты арр-гахов посетили немало миров, однако почти все попытки закрепиться в других системах закончились провалом — арр-гахам чувствительно дали по щупальцам, чтобы не тянулись куда попало. Место везде было занято, и надо было или пытаться уходить в глубокий космос, или смириться с тем, что есть — сил, чтобы воевать, у крабообразных на тот момент просто не было. В глубокий космос уйти, конечно, было можно, арр-гахи не были трусами, но их звездолеты на тот момент не отличались ни скоростью, ни надежностью, ни сколь либо приемлемой автономностью. Да и неизвестно было, что там, вдали, за горизонтом… Словом, экспедиции ушли и не вернулись, и арр-гахам пришлось смириться с тем, что они остаются вечным карликам на задворках большого мира.

При всем при том, несмотря на богатые военные традиции, арр-гахи были народом достаточно миролюбивым — за последние столетия, включая период после крушения империи, не было ни одной войны, которую бы они начали. Да, границы свои держали крепко, от наездов со стороны отбивались храбро, но наружу не лезли, хотя и не закукливались в себе — их торговые корабли можно было встретить очень далеко от родных планет. Торговали арр-гахи грамотно, с выгодой, но честно, и партнерами считались надежными. Естественно, их купцы занимались также и сбором информации, на это — совершенно нормальная ситуация, во все времена торговля и шпионаж шли рука об руку. В приличном обществе на это и внимания-то обращать не принято.

Но всему на свете приходит конец, Соломон был прав.[28] Пришел, очевидно, конец и миролюбию арр-гахов — ну не смогли они, похоже, удержаться от соблазна и раззявили пасть на такие привлекательные, нужные им и притом практически незащищенные планеты. Их флот, который до того никто не принимал в расчет, отчасти из-за его малочисленности и не слишком высокого технологического уровня, а отчасти — из-за сложившегося веками образа миролюбивых торговцев, который арр-гахи тщательно культивировали, провел молниеносную и, судя по всему, тщательно спланированную и великолепно осуществленную операцию. Результатом этого действа стал захват ближайшей к владениям арр-гахов человеческой системы. Несколько кораблей, правда, успели из нее вырваться, поэтому в тайне начало военных действий сохранялось недолго, но это было уже неважно — процесс, что называется, пошел.

Очень паршивым при данном раскладе были три вещи: во-первых, у Ковалева просто не было свободных сил для реализации операции по освобождению планет. Своих кораблей было не так и много, да и поврежденных в боях среди них хватало, а трофейные в большинстве не были еще приведены в порядок, да и наличных войск для проведения широкомасштабных планетарных боев, особенно со столь грозными противниками, как арр-гахи, пока не хватало. Во-вторых, свою роль играл фактор времени — наверняка завоеватели усиленно укрепляли оборону захваченных планет, да и населению планет вряд ли сейчас было сладко. Ну и в-третьих, Ковалев просто не мог оставить такое поведение арр-гахов безнаказанным — и из-за того, что воевал он, в принципе, за империю и, соответственно, за людей, которые, пусть формально, являлись ее гражданами, и потому, что сейчас за ситуацией наблюдали буквально все. Прояви Ковалев слабость, и многочисленные соседи моментально решат, что его можно гнуть через колено. Увы, но как раз в этом логика всех живых существ, считающих себя разумными, совпадает. Падающего толкни… Так что, если не среагировать максимально жестко, то результат будет однозначен — сразу же навалятся со всех сторон и, как ни крутись, разорвут на кусочки.

Так что реагировать было необходимо, реагировать быстро, жестко и притом малыми силами. Нужен был нестандартный ход. Что же, люди, откуда бы они ни были родом, всегда отличались способностью найти способ быстро и качественно сделать гадость ближнему своему. Ну а уж дальнего отпинать — так это сам Бог велел. К тому же были в происходящем и свои положительные моменты: во-первых, в случае успеха на примере арр-гахов можно было показать всем, что случается с теми, кто осмеливается бросить вызов человечеству вообще и империи в частности. Во-вторых, страх перед атакой извне с одной стороны и жестокая, но справедливая политика империи с другой могли создать ситуацию, когда соседи предпочтут скорее присоединиться на добровольных началах, чем иметь проблемы, а самому Ковалеву создадут имидж защитника и спасителя. Поэтому Ковалев, немного подумав (а думал он всегда быстро), серьезно посчитав (а вот реальные варианты он всегда рассчитывал долго и аккуратно, предпочитая проиграть в скорости, но выиграть в безопасности для своих людей) и посоветовавшись со своим штабом, громогласно, так, чтобы слышали во всех подконтрольных ему мирах и за их пределами, заявил:

— Я никогда не мешаю другим топиться, если этим они не мешают мне.

Фразу он, правда, безбожно сплагиатил из старой книги,[29] но менее актуальной она не стала. А те, кто хорошо знал адмирала, поняли ее смысл сразу: арр-гахам выносился приговор. Правда, Ковалев еще сам не решил, будет приговор смертным или просто поставит крест на арр-гахах, как на космической цивилизации, но то, что они станут показательным примером для остальных — это точно.

Подготовку к контрудару имперцы начали незамедлительно. Вначале Ковалев хотел использовать для этой цели свой линейный крейсер, но, по здравому размышлению, решил отказаться от этой мысли. Слишком слабая защита этого корабля совершенно не перевешивала его достоинств с точки зрения скорости и дальности. С другой стороны, имперские линкоры все равно были быстроходнее любого вражеского корабля, так что фактор защиты вновь выходил на первое место.

В качестве ядра ударной эскадры, после отказа от линейного крейсера, предполагалось использовать оба имеющихся под рукой линкора, но, по зрелому размышлению, отказались и от этого. В самом деле, если не справится один корабль, то он всегда сможет отступить и, даже если и получит повреждения, это не будет критичным для операции в целом. Если же плюху словят оба линкора, то о сколь либо сбалансированной эскадре можно забыть и миссия окажется даже не под угрозой срыва, а просто сорвана. По той же причине Ковалев отказался от включения в состав эскадры авианосцев — штурмовые действия не планировались, да и вероятность контакта с истребителями, способными причинить вред отлично бронированным ударным кораблям считался крайне маловероятным. В результате остановились на варианте из одного линкора и трех крейсеров — с одной стороны, достаточно мощная группировка, способная решать в дальнем рейде практически любые задачи, с другой, потеря любого из этих кораблей и даже всей ударной группы смертельной для эскадры не была.

Из двух имеющихся под рукой линкоров, Ковалев остановил выбор на «Громовой звезде». И привык он к своему флагману, и считал давным-давно проверенный в деле корабль надежнее. К тому же «Империя» была не только новым, но и неповрежденным кораблем, «Громовую звезду» же все равно планировали гнать на базу для профилактического ремонта. На рейд же его возможностей, если адмирал не ошибся в оценке противника, хватало за глаза. Так что выбор был сделан однозначный и линкор начали спешно готовить к броску.

Шерр, правда, пытался настоять на том, чтобы тоже пойти в этот рейд, но тут уж Ковалев проявил твердость и заявил доктору, что адмирала, случись что, можно найти и другого, а вот Шерра в их операции заменить будет куда сложнее. Доктор прислушался к аргументам адмирала и увял, хотя и выглядел недовольным. Впрочем, когда он выглядел довольным? Раз в год по большим праздникам?

Так что буквально через два дня наскоро собранная эскадра решительно рванула в сторону границы с арр-гахами — не форсируя двигатели, но и не тормозя. Вначале их сопровождали два корабля обеспечения и два эсминца, но вскоре, после того, как часть бункеров боевых кораблей показали дно, запас топлива с грузовиков был перегружен на линкор и крейсера, а корабли обеспечения под охраной эсминцев вернулись к основной эскадре. Теперь небольшая ударная группа осталась одна, и результаты ее похода зависели только от мужества и профессионализма экипажей. Ну и от удачи, естественно.


Глава 8


Бросок имперской эскадры был стремителен, а ее курс прям, как древко стрелы. Четыре корабля прошли участок пространства, контролируемый людьми, нарушив при этом границы как минимум трех человеческих государств. Ковалеву было настолько наплевать на это, что он даже не знал, кого он тем самым оскорбил и чей суверенитет нарушил. Возможно, и зря, но четырех его кораблей было более чем достаточно для того, чтобы любое из этих государств-недомерков своего суверенитета просто лишилось. Наверняка правительства, да и военные в этих самых государствах полностью разделяли его мнение как о праве сильного, так и о том, кто сейчас сильнее. Во всяком случае, если движение имперской эскадры и отслеживалось, то Ковалеву об этом ничего известно не было, ибо умные люди при его появлении наверняка решили прикинуться ветошью и не отсвечивать. Очень разумное поведение, надо сказать.

Курс имперских кораблей, правда, был очень предсказуем — прямиком к захваченной арр-гахами системе. Любому стороннему наблюдателю, взгляни он на происходящее со стороны, моментально стало бы ясно, что имперские корабли сейчас займутся выбиванием наглого захватчика со своей территории. Вполне логично — дать по мозгам зарвавшимся хамам, а заодно предстать перед населением планет не узурпаторами, а освободителями. Наверное, так поступил бы любой, но Ковалев любым не был, он был землянином, человеком с дикой планеты, жители которой воевали всегда. И он не без основания решил, что выбивать противника с уже захваченных им территорий — разновидность обороны. А войны обороной не выигрываются.[30]

Именно поэтому его эскадра, вместо того, чтобы и дальше следовать заданному маршруту, достигла так называемого «темного пятна», места, где ничьи радары не могли ее обнаружить и в силу удаленности кораблей от точек наблюдения, и в силу некоторых особенностей самого пространства, и резко изменила курс. Вот теперь началась гонка. Вместо того, чтобы идти, как и раньше, на крейсерской скорости, имперские корабли рванули по новому курсу со всей дури, выжимая из двигателей если и не все, на что они были способны, то, во всяком случае, нечто близкое к этому. Сейчас скорость решала все.

На этом этапе похода курс эскадры не предсказать было никому, но при этом как раз сейчас он был выверен с невероятной тщательностью. Корабли мчались хитрым зигзагом, который резко удлинял их маршрут, но зато обеспечивал им главное — абсолютную незаметность. Ни один наблюдатель не смог бы их отследить не потому даже, что курс менялся почти постоянно, а потому, что он просто не смог бы корабли засечь. Курс проходил по «темным пятнам», которых в этом секторе было немало, и Ковалев просто выбрал наугад один вариант из нескольких сотен возможных. Ну а дальше, как говорится, у беглецов одна дорога, у преследователей — тысяча.

Самое смешное, что для имперских радаров «темных пятен» просто не существовало — их возможности были, по местным меркам, запредельны. Поэтому Ковалев всегда мог с уверенностью сказать, попался ли им кто-нибудь по дороге. Впрочем, существовал микроскопический шанс того, что у кого-то в этих местах есть радары лучше имперских, однако такое было возможно, скорее,в теории, так что не стоило лишний раз волноваться и трепать себе нервы.

Нервам, кстати, и так досталось изрядно. Ковалев весь поход провел на мостике линкора, контролируя буквально каждый его этап и засыпая, когда держаться было уже невозможно, а действие стимуляторов в очередной раз подходило к концу, прямо там же, в своем кресле. Конечно, командовать линкором он мог из любой точки корабля, хоть из душа, но, наверное, в подсознании любого офицера генетически заложено: корабль управляется с капитанского мостика. Это и привычнее, и спокойнее… Прадед Ковалева был капитаном. Правда, в море он не ходил, а принадлежал к славной когорте речных моряков, но это, в данном случае, мало что значило — гены не пропьешь.

Однако всему на свете приходит конец, остался позади и хитро изломанный зигзаг их пути, с единственным, кстати, слабым местом, когда эскадры почти два часа была, теоретически, в зоне досягаемости локаторов одного из государств. Ну не было в том месте «темного пятна», что поделаешь. Правда, Ковалев не очень волновался по этому поводу — во-первых, этот район был достаточно далеко и от оживленных космических трасс, и от обитаемых миров, и от военных баз, а во-вторых, чтобы случайно обнаружить имперский боевой корабль надо быть редкостным везунчиком. Их и когда специально ищешь засечь сложно, потому как о методах маскировки во всех диапазонах имперские военные инженеры-кораблестроители не забывали никогда, а когда перед тобой весь космос и попытка засечь корабль превращается в поиск черной кошки в темном зале необъятных размеров… Короче, опять-таки только небольшая теоретическая возможность. Да и реализуй ее кто-нибудь… Ну и что? Кто сказал, что имперские корабли будут так вот запросто идентифицированы? По космосу в последнее время мотается немало всякой дряни, от дредноутов неизвестной принадлежности до куч мусора и незарегистрированных астероидов. Словом, если бы ни закон всемирного свинства, Ковалев бы и не волновался. Впрочем, сейчас этот закон вроде бы не сработал.

Что же, всему на свете приходит конец, пришел он и лихому маневрированию. После очередного поворота эскадра вывалилась из полосы «темных пятен». Теперь имперским кораблям оставалось не более полусуток боевого хода, и цель уже отчетливо различалась на экранах дальних гравирадаров. Точность этих систем была, конечно, ничтожной, но сейчас от них этого и не требовалось — дали привязку к пространственным координатам, и ладно. А еще через восемь часов заработали, наконец, Медее дальнозоркие, но и более точные системы обнаружения, которые подтвердили: противник пока что ни о чем не догадывается и нервозности не проявляет, немногочисленные корабли спокойно стоят на базах, а не мельтешат туда-сюда, подкрепление к ним не подходит. Словом, первый этап удался.

Ну а второй этап начался, когда имперские корабли были примерно в получасе пути до цели. Здесь их наконец-то засекли и, похоже, практически сразу идентифицировали средства обнаружения противника. Чем уж они там пользовались, Ковалева волновало мало — главное, что возможности локаторов противника оставляли желать лучшего. За такой короткий период сделать что-либо серьезное уже не представлялось возможным — и все равно, арр-гахи попытались… Ух, как они забегали! Оно понятно — жить хочется всем, а то, что имперские корабли несут в своих трюмах смерть, было ясно без слов. Впрочем, желают они жить или не желают Ковалева не интересовало совершенно. Как говорится, проблемы негров шерифа не волнуют.

Похоже, арр-гахи совершенно не ожидали увидеть имперскую эскадру здесь, у самых границ их материнской системы. И в самом-то деле, откуда? Но ведь появились же, и обе обитаемые планеты плюс многочисленные космические заводы, верфи, базы по добыче и переработке полезных ископаемых внезапно оказались под ударом. А сейчас имперские корабли уже сбрасывали ход, приближаясь к орбите внешней планеты системы и, при желании, могли даже вести огонь на поражение, даже непонятно было, почему они медлили. До момента входа имперцев в систему оставались считанные минуты, и остановить их было уже нечем — почти корабли арр-гахов были на базах. Нет, они, конечно, сейчас в спешном порядке задраивали люки и отстыковывались от причалов своих космических станций, однако преградить путь имперским кораблям и грудью заслонить родные планеты в любом случае не успевали. Хотя это было, если честно, не столь уж критичным — в любом случае по системе имперские корабли пойдут с относительно малой, наверняка досветовой скоростью. Она, в принципе, уже была ниже скорости света — шанс нарваться на случайный метеор здесь был слишком велик, а на сверхсвете даже относительно небольшой камушек имел шанс пробить силовое поле и повредить корабль. Так что чем меньше скорость, тем проще избежать опасности, поэтому внутри систем сражения всегда велись неторопливо и степенно, при этом имперские корабли разом утрачивали большую часть своего преимущества в скорости, а значит, флот арр-гахов успевал выйти на перехват… Наивные рассуждения — арр-гахи никогда еще не сталкивались в бою с землянами.

Земляне, впрочем, тоже никогда еще не били арр-гахов. К тому же, прошлые сражения научили их осторожности и, напротив, отучили от веры во всемогущество имперской техники, поэтому к предстоящему сражению отнеслись более чем серьезно. Во-первых, задвинулись и заблокировались все диафрагмы, разделяя корабли на множество маленьких, изолированных отсеков. Во-вторых, из внешнего периметра отсеков был выкачан весь воздух. Теперь даже пробитие брони и взрыв внутри отсеков не вызывали образования сокрушительной ударной волны, наносящей чудовищные разрушения каркасу корабля и гибель людей. Члены экипажа сидели сейчас в боевых скафандрах, что тоже давало им дополнительные шансы. Словом, подготовились.

Однако воевать в планы Ковалева, собственно, не входило — зачем? Гораздо более выгодно просто уничтожить противника, чем сходиться с ним грудь в грудь. Ни для кого не секрет, что мушкетеры, благородно тыкающие друг в друга острыми железками, смотрятся очень достойно. А вот сколько таких достойных на счету одного-единственного скромного снайпера — это уже секрет, и связан он не столько с тем, что снайперы не любят об этом распространяться, сколько с тем, что широкой публике эти цифры не слишком интересны. Ну что поделаешь — обывателю подавай красоту и спецэффекты, а задача снайпера просто с максимальной эффективностью и минимальным риском для себя любимого накрошить как можно больше врагов. Так что не столь уж и неправы те, кто считает, что незачем извлекать из ножен шпаги, если можно обойтись ножом из-за угла — с житейской точки зрения такой подход вполне оправдан.

Вот и Ковалев поступил примерно так же. Его корабли внезапно резко рванули вверх (хотя понятия «верх» и «низ» с точки зрения космоса звучат смешно, но люди по привычке все равно пользовались ими, считая разделение от плоскости палуб своих кораблей) и сделали фигуру, которая в высшем пилотаже называется «горка». Заставив двигатели мгновенно выдать полную мощность и за счет этого резко ускорившись, корабли вышли из плоскости эклиптики и, пользуясь вновь обретенным перевесом в скорости, ловко обогнули вражеский флот. Миг — и они уже падали на систему, как коршун на цыпленка.

Теперь перед ними не было противников — лишь орбитальные крепости, но они только что были с огромным трудом переведены на орбиты, обеспечивающие перехват имперских кораблей, движущихся прежним курсом, и теперь эскадра Ковалева для большинства их орудий оказалась в мертвой зоне. Да и не успевали ни их экипажи, ни даже куда более быстродействующая автоматика адекватно среагировать на изменение ситуации. Да что там говорить — маневр был настолько резок, а перегрузки при этом столь велики, что даже компенсаторы самих имперских кораблей не смогли полностью сгладить их последствия. Людей изрядно тряхнуло, но это была мелочь. А вот то, что противник отреагировать не успевал совершенно, стало новостью более чем приятной. Похоже, в этих мирах воевать по настоящему разучились уже давно. Что же, вот им урок первый — никогда не связывайся с людьми, и сразу же урок второй — с империей связываться смерти подобно.

В принципе, бой был уже выигран — имперские корабли проскочили сквозь плоскость эклиптики и выскочили с другой стороны, опустошив по дороге свои арсеналы. Арр-гахам это стоило шестидесяти процентов кораблей, которые оказались развернуты к имперцам самой уязвимой, кормовой частью и предпринять что-либо просто не успели. Однако гораздо важнее было то, что корабли в данном случае были лишь побочными мишенями, тренировкой для артиллеристов, не более. А основными объектами атаки стали обе обитаемые планеты этой системы, одну атаковали крейсера, а другую, соответственно, линкор.

Планета, атакованная крейсерами, мгновенно превратилась в сплошной океан кипящей магмы — кварковые бомбы, сброшенные с имперских кораблей, оказались поразительно эффективны. Линкор же атаковал столичную, она же материнская, планету, и его действия были на порядок изящнее, хотя и столь же смертоносны.

Уже достаточно давно на Земле были изобретены сверхмощные бомбы, основной задачей которых является поражение хорошо защищенных и углубленных в землю бункеров. Такая бомба пробивает многометровую толщу бетона как картон и рвется глубоко внизу, в считающемся безопасным убежище, уничтожая там все живое. Примерно такой же боеприпас вынырнул из пусковой установки в подбрюшье линкора, только создан он был цивилизацией далеко опередившей земную и, соответственно, был на несколько порядков эффективнее. Хотя принцип был один и тот же.

Управляемая ракета прошила атмосферу планеты, ударила в почву и… Ничего не произошло. Возможно, местные посчитали, что этим все и закончилось и что ракета была предупреждением, а может, что она просто не сработала — кто знает… Ни один из тех, кто мог бы сообщить об этом, не пережил последствий той бомбардировки, хотя результата и пришлось ждать почти пять часов. Для экипажей имперских кораблей это было время отдыха и занимательной игрушки-стрелялки, прямо как в продвинутом компьютерном симуляторе. Проще говоря, имперские корабли занимались тем, что с безопасной дистанции расстреливали бестолково мечущиеся корабли арр-гахов. Сначала, естественно, те, которые все-таки попытались приблизиться к имперской эскадре и навязать бой, а потом и всех остальных. Было интересно. Ну а через пять часов началось…

Ракета, выпущенная с линкора, не была предупреждением, и у нее не вышел из строя взрыватель. Задача этой ракеты была проста и чудовищно сложна одновременно — пронзить земную кору, всю эту толщу осадочных и магматических пород, и добраться до раскаленного ядра планеты. А уж там срабатывал заряд, задачей которого было запустить неуправляемую ядерную реакцию. Проще говоря, вся планета разом превратилась в гигантский ядерный реактор, пошедший вразнос.

Ну а когда сей реактор все-таки соизволил рвануть, это было достаточно впечатляющим зрелищем. Вначале планета вдруг стала напоминать перезрелый арбуз, по которому вдруг стукнули гигантским кулаком. От полюсов к экватору протянулись стремительно расширяющиеся трещины, вначале темные, но уже несколько секунд спустя начавшие наливаться огненно-красным — это из нутра планеты полезла раскаленная магма. Трещины удлинялись и расширялись, соединяясь друг с другом, и планета начала внезапно распухать вдоль экватора, будто выпучиваясь, выворачиваясь наизнанку. Одновременно полюса планеты провалились внутрь, поглощенные ее раскаленными недрами, а потом на их месте вырвались, пронзив атмосферу и достав до космоса, потоки огня. А затем загорелась собственно атмосфера. Очевидно было, что на тот момент на планете уже не осталось ничего живого, но это все равно было страшно. Горящий воздух засветился с немыслимой яркостью, переливаясь всеми цветами радуги и, если бы не светофильтры, те, кто смотрел на это зрелище, наверняка лишились бы глаз. А потом наступил апофеоз!

Очевидно, давление в недрах планеты достигло своего предела и планета… Нет, она не взорвалась, как в старом фильме.[31] Ее начало растягивать на куски, которые стремительно расползались по орбите, отставая от породившего их огненного облака. Это было страшное и завораживающее зрелище — рождение нового астероидного пояса, памятник неразумному разуму, дошедшему до абсурда самомнению одних и безжалостности других. И это все тянулось и тянулось, и наблюдающие за этим не могли оторвать глаз.

Потом Ковалев все-таки сморгнул, сгоняя наваждение, вызванное картиной развернувшегося апокалипсиса. Судорожно сглотнул — в горле было сухо, как в пустыне. Посмотрел вокруг, увидел на столе (атмосфера в отсеках была давно восстановлена) бутылку минералки, схватил ее и в два глотка осушил. Вокруг, словно очнувшись, начали двигаться его офицеры. Некоторые смотрели на адмирала с почтением, некоторые — со страхом, но ни одного осуждающего взгляда Ковалев не уловил. Что же, спасибо, ребята.

— Не думаю, что когда-нибудь смогу это повторить, — хрипло выдавил он из себя. Его офицеры промолчали, только Сотников, прямой, как обычно, бухнул:

— Не переживай, командир, все равно это не люди. Думаешь, они бы с нами церемонились?

Ковалев только пожал плечами — гадать на эту тему ему совершенно не хотелось. Что получилось — то получилось и, в конце концов, сделанного не вернешь. В конце концов, для имперского флота в свое время подобные действия не были чем-то необычным. Редким — да, но не более того. Да и, если честно, населению второй планеты повезло ничуть не больше, разве что выглядело это куда менее зрелищно. Через силу прокашлявшись, он спросил уже обычным голосом:

— Все снять успели?

— Так точно! — отрапортовал кто-то из штурманов. — Аппаратура все зафиксировала.

— Ну и добре. Два часа отдыха — и готовимся к походу.

Итак, второй этап операции был выполнен, наказание тем, кто посмел открыть пасть на империю, приведено в исполнение. Оставался третий этап — не самый трудоемкий, но, возможно, наиболее сложный. Флот арр-гахов, расположившийся в аннексированной ими системе, никуда ведь не делся, и теперь требовалось вывести его из игры, по возможности не причинив вреда находящимся на планетах людям. Правда, сложно сказать, были ли еще эти люди живы, или крабовидные спруты уже решили проблему людского присутствия на осваиваемых территориях, но исходить надо было из того, что люди там есть и их необходимо выручать.

Словом, два часа спустя имперские корабли двинулись в новый поход, теперь уже не занимаясь никакими маневрами — сейчас им не от кого было скрываться, они уже доказали, что в обозримой части пространства они самые крутые. Ну а раз так — пусть скрываются остальные. Если успеют.


Глава 9


— Ну что, сперматозоид, допрыгался? Стоять смирно, когда с тобой разговаривает лейтенант!

Вряд ли старый, это было видно по блекло-серебристому цвету панциря, арр-гах понял смысл оскорбления. Еще менее вероятно, что он оценил иронию последней фразы.[32] Однако и то, что его оскорбляют, и то, что лучше подчиниться он понял сразу. Самое интересное, что, хотя на его панцирной роже в принципе не могли отражаться никакие эмоции, адмирал флота арр-гахов ухитрился передать и то, что он оскорблен, и то, что в грош не ставит своего собеседника, и то, что когда-нибудь это вспомнит. Телепатия какая-то или эта, как там ее, эмпатия? Не все ли равно. Хочешь вспомнить — ну что же, фиг с тобой, вспоминай-вспоминай.

Лейтенанта Синицина, штурмана линкора «Громовая звезда» и супера в дополнение к штурманским талантам, действительно мало что волновало. Он прекрасно знал и то, что сам, голыми руками, порвет при нужде этого урода, и то, что тот будет стоять навытяжку. Хотя бы потому будет стоять, что совсем рядом, по космическим, естественно, меркам, всего в паре сотен километров, висит в пустоте громада имперского линкора, способного (уже проверено и в родной системе арр-гахов, и непосредственно здесь) размазать половину вражеского флота одним залпом. И да, конечно, оскорбительно для вражеского адмирала то, что для переговоров с ним прислали всего лишь лейтенанта, но… Так ведь и задумывалось. Хамство, подкрепленное силой, всеми политиками воспринимается одинаково, и это тоже проверено. А в том, что адмирал еще и политик, сомневаться не приходилось — очень редко до больших чинов дорастают те, кто не умеет лавировать в глубинных течениях этой самой политики, мерзейшей и выгоднейшей из профессий.

Вообще-то Синицин не был удивлен тому, что для переговоров выбрали именно его. На особо ответственные миссии всегда ходили суперы, когда надо было, адмирал Ковалев и сам не брезговал надеть боевой скафандр. Так что вопрос был лишь в том, кого из них выберут. Выбрали штурмана Синицина, только и всего, и теперь лейтенант, закованный в броню боевого скафандра, был здесь, в стане врага и никакого дискомфорта при этом не чувствовал. Прирожденный воин, что с него взять — он, если что, и в одиночку против армии выступит безо всяких сомнений.

Риск, конечно, был — куда же в таком деле без риска? Однако, по оценкам доморощенных ксенопсихологов, был он не столь уж и велик, а раз так — стоило попробовать обойтись малой кровью. Естественно, малой кровью для людей — кровь арр-гахов никто в расчет принимать не собирался, больно много чести. Пусть скажут спасибо хотя бы за то, что с ними вообще решили разговаривать, а не превратили их флот в груду обломков. Хотя — как сказать, не менее (а может, и более, кто же их специально считал) половины боевых кораблей арр-гахов имперская эскадра разнесла, как только вошла в систему. В качестве приветственного салюта, так сказать. Правда, корабли там были вперемешку и боевые, и транспортные, и даже конфискованные для перевозки войск пассажирские лайнеры, и когда их жгли, никто не стал разбираться, в кого конкретно стреляет, отсюда и сложности с оценкой результатов, но, в любом случае, эффект получился впечатляющим. Сейчас имперские крейсера, выйдя из плоскости эклиптики, грозно нависали над системой, а линкор отправился прямо в стан врага для того, чтобы вести переговоры. Ибо какие же это переговоры, если для их поддержки не выделено что-то такое вот, большое и страшное?

Кстати сказать, не так все оказалось плохо, как первоначально думал Ковалев. Реально арр-гахам в этой системе удалось взять под контроль лишь две планеты из четырех. Третья планета, мир-рудник, хотя и не была защищена, оказалась для них слишком крепким орешком. Шахтеры во всех мирах одинаковы — народ суровый, решительный, так что сунувшихся на планету не столь и многочисленных десантников арр-гахов подняли на ножи едва ли не раньше, чем они вылезли из своих десантных ботов. И ведь хрен этих работяг выкуришь — они живут в многочисленных небольших поселках, которые заколебешься бомбить. При этом бомбежки, в общем-то, ничего не дают — при первых признаках опасности мужики тут же переместились, гоня перед собой жен и детей, в штольни, многие из которых уходили вглубь планеты на километры. С учетом многочисленных выходов на поверхность железных руд, отсканировать штольни было просто невозможно, и в результате военные действия на планете могли длиться годами — до тех пор, пока у обороняющихся не подойдут к концу запасы продовольствия. Так что арр-гахам пришлось ограничиться блокадой планеты, для чего на орбите подвесили насколько кораблей. Ага, подвесили — и что теперь? Лежат эти корабли на скалах, догорают потихоньку — артиллеристы имперских крейсеров постарались. До Ковалева даже слух дошел, что они между собой соревнование в стрельбе по движущимся мишеням устроили. Стрелки ворошиловские, блин…

Со второй планетой почти то же самое получилось, разве что планета была насквозь аграрной. Ну, там все организованно прошло — местный губернатор за те несколько часов, пока орбитальная крепость удерживала корабли противника, успел не только организовать оборону, но и эвакуировать население. В результате, когда арр-гахи все-таки высадились, их ожидали покинутые города (хотя какие там города — по меркам, например, России — так, поселки) и огромные лесные пространства, в которые лучше было не соваться, потому что выстрел мог раздаться из-за любого куста. Губернатор планеты на ровном месте и в кратчайшие сроки создал всепланетное партизанское движение, которое благополучно и талантливо возглавил, Ковпак доморощенный. Ковалев заочно представил его к ордену и приказал вытащить любой ценой — типа «такие люди нам нужны». Словом, на двух планетах враги хотя и были, но было их мало, сидели они в местных столицах (шикарное название для полусотни бараков) и нос наружу высунуть не рисковали. Немцы в Белоруссии — идеальное определение ситуации.

На двух других планетах было похуже — индустриальные миры с достаточно скромным населением, сосредоточенным в городах, арр-гахи взяли за жабры в течение суток, даже вполне приличная планетарная оборона не спасла. Правда, надо отдать им должное, геноцида местного населения они не учиняли — в смысле, никаких массовых расстрелов и газовых камер. Просто согнали людей в концлагеря и там и забыли. В прямом, кстати, смысле — никакого завоза продуктов туда не проводилось. Судя по всему, людей арр-гахи рассматривали лишь как расходный материал, заложников для обмена на что-то, возможно даже, на то, чтобы имперский флот не начал штурм планет. Ага, щас, размечтались.

Так что ситуация сейчас складывалась для арр-гахов не лучшим образом, А ведь это они еще о том, что в их метрополии случилось, не знали. Ничего, скоро узнают — для этого Синицин и прилетел.

Небрежно распихав бронированным плечом присутствующих здесь же арр-гахов-офицеров, лейтенант подошел к подобию стола, стоящему в углу рубки и аккуратно поставил на него маленькую коробочку голопроектора. Потом достал из кармана транслятор-переводчик, такой же, как тот, которым пользовался сам, положил рядом. Вдавил кнопку запуска связи — и в центре рубки замерцало чуть размытое изображение Ковалева. Одновременно переводчик запиликал-защелкал, переводя на неудобоваримую местную речь послание адмирала. Неприятное послание, надо сказать.

— Ну что, заправка для салата, слышишь меня? — Ковалев смотрел с голопроектора с усмешкой. В принципе, для связи достаточно было просто перейти на волну арр-гахов, но адмиралу нужен был повод заслать человека на борт вражеского флагмана. Проще говоря, в случае, если арр-гахи отреагируют неадекватно, Синицин должен был устроить на их корабле резню и обеспечить имперским кораблям резерв времени, в течение которого некому будет отдать планетарным силам арр-гахов приказ на уничтожение заложников. Ну и был у него еще один приказ, который требовалось выполнить в любом случае.

— Слышу тебя, мягкотелый.

— Это хорошо, если слышишь. Кстати, хорошо и то, что ты адекватен и не начал дергаться, наказание за атаку имперского корабля в пространстве империи — немедленное уничтожение. Впрочем, смертную казнь вы уже заработали.

— Эта система не принадлежит империи.

— Империи принадлежит то место, которое она захочет объявить своим. И там, где появился хоть один имперский солдат, всяким мозгоклюям делать нечего. Я понятно объясняю?

Не дождавшись ответа, Ковалев пожал плечами.

— Ну, как хотите. Мое дело предупредить, ваше — подумать. А теперь слушайте меня внимательно. Сейчас вы отдадите приказ своим войскам вернуться на корабли. Их у вас, правда, поубавилось, но как размещаться теперь только ваши проблемы. Потом идете на вашу родную планету, адмирал, там высаживаетесь и оставляете корабли на орбите. Или можете их подорвать — мне ваше барахло не слишком нужно. С того момента, как вы окажетесь на планете, ни одному арр-гаху не позволено покидать ее пределов. Любой из вас, обнаруженный вне планеты, будь он на своем корабле или на корабле третьей стороны, будет уничтожен вместе с кораблем. Вопросы есть?

— С какой стати?

Возможно, на родном языке арр-гаха это звучало чуть иначе, но переводчик выбрал именно это выражение, как наиболее близкое к оригиналу. Ковалев ухмыльнулся:

— Альтернатива — полное уничтожение вас как вида.

— На планетах твои соплеменники, мягкотелый. У меня есть четкие указания от моего командования о том, как поступить с ними в случае появления вашего флота и как — если вы окажетесь столь неразумны, что попытаетесь выдавить нас из системы. Вряд ли тебе понравится результат, подумай об этом.

— Думаешь, меня это остановит? Ну, рискни, проверь. А для начала посмотри вот это. Там, кстати, и про свое командование узнаешь.

И на голограмме потекли кадры, снятые в имперской метрополии. Не все, правда, но наиболее яркие, с точки зрения человека, конечно. Кадры того, как имперские корабли расстреливали слабые и неповоротливые суда арр-гахов. Кадры, на которых была запечатлена бомбардировка их колонии. И, как апофеоз, кадры гибели их столичной планеты.

— Этого не может быть. Это фальшивка… — выдохнул кто-то, когда запись закончилась. Точнее, что уж там он сделал было непонятно, но впечатление было как от выдоха. Ковалев презрительно дернул уголком рта — к такому повороту он был готов.

— Эй, там, приведите этого…

В поле зрения камеры втолкнули пленного арр-гаха. Для своего вида этот был мелковат — может, женская особь, может, ребенок, а может, просто мелкий от природы. Ковалева это совершенно не интересовало — он не видел смысла забивать себе голову ненужной информацией и даже не дал себе труда узнать, двуполы арр-гахи, трехполы или вовсе делением размножаются. По панцирю пленного змеилась длинная трещина, сбоку панцирь и вовсе имел вмятину с кучей коротких трещин вокруг, клешня была сломана, щупальца бессильно висели. Тварь попыталась сопротивляться имперским десантникам — абсолютно зря, кстати. Воспитанные на американских фантастических ужастиках типа «Чужого» или «Звездного десанта», где все пришельцы жуткого вида — создания однозначно мерзкие, земляне пиетета перед носителем иного разума не испытывали и отходили арр-гаха ногами так, что удивительно, как он жив остался. Остальные члены экипажа его корабля, взятого на абордаж имперским крейсером, и вовсе не пережили этого боя, не пережил бы и этот, но у десантников был приказ хотя бы одного взять живьем. Насчет здоровья, правда, в приказе не было ни слова, поэтому результат получился соответствующий, ну да говорить пленный мог, а большего от него и не требовалось.

— Ну что, тамагочи долбанный, — совершенно невежливо ткнул в пленного пальцем Ковалев. — Подтверди своим друзьям, что врать мне незачем.

Арр-гах присел, что у его расы являлось аналогом человеческого кивка, и проскрипел:

— Он говорит правду. Моей планеты больше нет. Убейте его…

— Убьют, убьют, если смогут. Ну что, теперь верите, козлы?

Позади Синицина раздался шум. Лейтенант развернулся всем телом — там, в группе офицеров, богатырских габаритов арр-гах рвался к нему, а остальные держали его, не пуская. Но он все-таки вырвался. Рубка была большая, под габариты хозяев, арр-гах успел разогнаться и пер на лейтенанта, как паровоз, размахивая чем-то… Синицин не понял, чем угрожал ему съехавший с катушек офицер. Он просто шагнул навстречу и чуть вбок… Зашипела силовая рапира, и полетели в одну сторону рассеченное почти пополам бронированное тело, в другую — отрубленные щупальца, клешня… Никто из присутствующих, кроме, разумеется, Ковалева не смог уследить за движениями супера и понять, сколько лейтенант нанес ударов. Более чем достаточно, кстати — скорость землянина превышала все мыслимые нормы и впечатлила арр-гахов не меньше, чем все предыдущее. Похоже, возможностей имперского десантника они не представляли вовсе, и случившееся стало для них шоком. Не стоило просвещать их о том, сколько таких, как Синицин — страх должен быть иррационален.

Ковалев людоедски улыбнулся (вряд ли арр-гахи разбираются в человеческих эмоциях — ну а вдруг?) и выдал:

— Адмирал, сейчас у вас еще есть возможность спасти родную планету и ее население. Если же вы не выполните наши требования, то сначала мы уничтожим ваши корабли здесь. Надеюсь, вы не сомневаетесь, что больше десятка секунд это не займет? Потом мы высадим десанты и нарежем ваших солдат на вермишель. Вы видели возможности наших десантников — как считаете, сколько времени займет уничтожение ваших группировок? Не столь и многочисленных, кстати. Ну а потом наши корабли отправятся к вашей последней планете и, когда они ее достигнут, вы перестанете существовать как раса. Может быть, останется где-то пара-тройка кораблей, которые находятся в глубоком космосе, но общей картины это, согласитесь, не изменит. У вас есть выбор, адмирал, и время для принятия решения. Примерно минута — думаю, этого достаточно. Время пошло.

Ковалев демонстративно посмотрел на часы. В наступившей внезапно тишине раздались отчетливые щелчки метронома.

И тут адмирал арр-гахов сломался. Возможно, будь он родом со столичной планеты, он бы плюнул на все и очертя голову ринулся в бой. Тогда неизбежны были бы жертвы на планетах, да и смертный приговор Синицину можно было бы считать подписанным — в одиночку против такой толпы не отмахался бы даже легендарный Брюс Ли. Но тогда бы и Ковалев применил против него совсем другую тактику. Сейчас же имперская разведка сработала правильно и, когда на чашу весов оказалась брошена не только судьба всей цивилизации арр-гахов, но и, главное, судьба его родной планеты, его родных и друзей, расклад получился не в пользу арр-гаха. И адмирал не выдержал ответственности. Подогнув переднюю пару ног в знаке подчинения, он пробормотал:

— Я согласен на ваши условия. И будьте вы прокляты…

— Да-да, вы мне тоже неприятны.

— Нам нужно время…

— Ну, время у вас будет. Честно говоря, никогда не сомневался, что мы сумеем договориться, — согласно склонил голову Ковалев. — Рекомендую начать эвакуацию войск незамедлительно, а то у моих артиллеристов пальцы на гашетках чешутся.

Ответом ему было высказывание, которое не было адекватно переведено — автоматический переводчик, как потом выяснилось, не был настроен на разбор сложносоставных конструкций. Наверное, он точно так же не смог бы перевести адмиралу арр-гахов, вздумай Ковалев обругать его в пять этажей. Впрочем, то, что выданная командующим арр-гахов фраза была руганью, аналогичной русскому мату, было ясно, понятно и даже не слишком обидно — в конце концов, Ковалев, наверное, в подобной ситуации высказался бы в том же ключе. По всему выходило, не так уж и велика была разница в психологии двух столь разных рас. Ковалев, внимательно выслушав визги и писки крабоспрута, только вздохнул:

— Наши народы могли бы стать союзниками, но вы выбрали войну. И никто из вас не подумал, что слоны не воюют с муравьями — они их просто топчут. Вы нас прокляли? Возможно, мы уже все давно прокляты, но вам от этого не легче. Условия сдачи и передачи ваших кораблей призовым командам вам изложит лейтенант Синицин. Прощайте, адмирал.

Сутки спустя, стоя на мостике линкора, Ковалев и несколько присутствующих там же офицеров с интересом наблюдали отход остатков вражеского флота. Система, в которую уходили корабли арр-гахов, была всего в семнадцати часах хода даже для их примитивных посудин, поэтому, очевидно, арр-гахи и выбрали для атаки именно эти миры. Ковалев предпочел следовать за вражеским флотом — потеря времени небольшая, зато присутствие имперских кораблей, способных мгновенно покончить с ними, заставит арр-гахов воздержаться от необдуманных поступков. В разгар созерцания этого печального и величественного зрелища, сзади его за плечо тронул Сотников.

— Вась, пойдем, поговорить надо.

— Ну, пошли.

Ну а несколько минут спустя, когда они уже сидели в адмиральской каюте и не торопясь потягивали чай с отличным вишневым вареньем, Сотников, немного помолчав, выдал жесткую фразу.

— Адмирал, боюсь, мы перешли границы дозволенного.

Ковалев отметил это «мы». Похоже, Сотников не отделял себя от своего командира и не собирался отказываться, если что, от ответственности — такое поведение было одной из причин того, что Ковалев еще тогда, в прошлой жизни, уважал Сотникова, даже если и ругался с ним по двадцать раз на дню. И все же он переспросил:

— Объяснись, Сергей, в чем мы перестарались? А то ведь мы уже много граней переступили, как нам, людям, и на роду написано. Воистину, если бы змей был запретным, Адам и его бы съел.

— Мы практически уничтожили одну из сопредельных с империей цивилизаций. Фактически, вогнали развитую и уважаемую расу в каменный век.

— Насчет каменного века ты, извиняюсь, загнул. Да и если даже так — нам-то что с того?

— Вася, я не загнул. Та планета уже сейчас перенаселена и не обеспечивает элементарного пропитания своим жителям. Сейчас ты добавляешь им еще населения, не перебивай, я понимаю, что немного, но все же, и фактически лишаешь их права на подвоз продовольствия со стороны. Нет-нет, я понимаю, что они первые начали и все такое, но эта раса обречена теперь если не на вымирание, то на прозябание и медленное вырождение. Тебе не кажется, что это геноцид?

— Ксеноцид, если точнее, но ты прав. И что с того?

— А то, умник, что нам этого не простят. И какая теперь, хрен, разница — геноцид, ксеноцид… Ты понимаешь, что на нас сейчас ополчатся буквально все? Просто со страху. Я тут почитал кое-что из местной истории, и получается, что вне зависимости от индивидуальной расовой психологии дружить против кого-то умеют буквально все. Теперь они будут дружить против нас. Ты можешь разбомбить одних, вторых, третьих… Их два десятка, Вась, только в этом регионе два десятка, от одной до восьми планет… Даже если мы уничтожим их всех, потери на периферийных планетах будут страшными. У нас просто не хватит кораблей, чтобы перекрыть все направления, а пока мы еще отремонтируем, отреставрируем и модернизируем наши трофеи… На нас в два счета могут навалиться раньше.

— Серег, история — не наука, а описательный процесс. Но хрен с ней, с историей, ее можно вертеть, как угодно. Ты мне вот что скажи: ты действительно считаешь, что нас испугаются?

— Конечно, еще как.

— Замечательно!

— И чего ты здесь нашел замечательного? — ядовито осведомился Сотников.

— Как раз то, что нас боятся. Ты Корецкого, второго «Антикиллера» помнишь?

— Не читал.

— Читал-читал, я тебе сам книгу давал. Значит, не помнишь. Я тебе напомню один момент. Там не в самой даже книге, а в аннотации к ней была воистину мудрая фраза: «благодарность проходит, страх — никогда». Догадываешься, к чему я?

— К тому, что хотел их напугать и уничтожил арр-гахов намеренно, с дальним прицелом. Но зачем? Ситуацию-то это никак не меняет.

— Меняет, Серег, еще как меняет. Ты думаешь, я не задумывался над опасностью того, что против нас выступят единым фронтом? Задумывался, долго и упорно задумывался. Можешь мне поверить — не выступят. Потому что мы сделаем вот как…

И Ковалев рассказал Сотникову о своей идее. Чем больше он рассказывал, тем задумчивее Сотников становился, а когда адмирал окончил, он еще несколько минут сидел молча, переваривая услышанное. А потом спросил:

— Вообще, это, конечно, может сработать, но ты думаешь, нам хватит для этого сил?

— Разумеется, нет. Но прелесть ситуации заключается в том, что никто, кроме нас, этого не знает. Ты посуди сам: что о нас известно? Очень немногое, если вдуматься. Империя здесь давно превратилась в легенду, даже, возможно, в сказку. В страшную сказку, кстати — во времена становления и роста империи ее солдаты постарались создать своей стране имидж сверхдержавы, не останавливающейся ни перед чем. И что вдруг происходит? Из ниоткуда появляются имперские корабли, причем число их постоянно меняется, и походя завоевывают крупнейшую и сильнейшую державу региона. И объявляется это всего-навсего борьбой с сепаратизмом. Вот скажи мне теперь, соседей это к осторожности располагает?

— Ну… Да.

— Замечательно. Теперь: самого неосторожного, и не самого слабого соседа, вздумавшего пощупать этих самых имперцев за вымя, разносят в клочья, причем делают это не напрягаясь, силами всего четырех кораблей. Так?

— Так.

— И вот теперь получается такой момент: о нас неизвестно ничего — ни нашей численности, ни наших баз, ни того, какие силы в случае нужды придут к нам на помощь. Известно только, что мы подавляюще превосходим всех технически и ни перед чем не останавливаемся. Ну и еще теперь про нас будет известно, что наши солдаты — самые крутые в обозримой части галактики. Как считаешь, это достаточный повод для того, чтобы не предпринимать опрометчивых решений?

— Ну, вообще-то, да, — вынужден был признать Сотников. — Расы, лишенные инстинкта самосохранения, до космической эпохи, как правило, не доживают.

— Ну вот, и я тебе о том же. А пока они будут все думать, взвешивать, мы успеем не то что старые корабли отреставрировать — мы новых понастроим. И экипажи худо-бедно обучить успеем, хотя как раз экипажи для этого барахла можно и из местных набрать, так что сил у нас будет с избытком. Причем не факт, что после нашего предложения они вообще рискнут друг с дружкой объединяться.

— Насчет предложения — это ты, конечно, интересно придумал. Особенно слово «предложение» в этом контексте шикарно звучит.

— Ну, как звучит — так и звучит, нам не до лингвистических изысков. Главное, суть передает точно — мы предлагаем им остаться живыми.

— Ой, рискованно… Мы ведь их, считай, на понт берем.

— Хе-хе… Ты вспомни, как мы крабов на пальцах развели. Считай, силами одного лейтенанта. Думаешь, эти будут круче? Что-то сомневаюсь, империя их била уже не раз. Думаешь, почему они так отставали технически, что даже сейчас их космические технологии в большинстве своем не дотягивают даже до уровня местного человеческого флота? Да потому, что империя опускала их всех, причем многих не по одному разу. А некоторых, кстати, и вообще стерла в порошок.

— Да знаю я. Все равно боязно.

— Почему?

— Читал я про подобное… Это плохо кончалось.

— Чтение сделало Дон Кихота рыцарем, а вера в прочитанное сделала его сумасшедшим. Давай решать проблемы по мере их поступления, и ориентироваться на собственный опыт.

— Говорят, что только дураки учатся на своих ошибках, а умные — на ошибках других.

— Чушь, любая ситуация неповторима, на чужих ошибках далеко не уедешь, разве что в самых простых вопросах.

— Блин, наградил тебя Бог памятью на афоризмы.

— Стараюсь, — скромно потупил глаза Ковалев. — А вообще, как сказал Чингисхан, боишься — не делай, делаешь — не бойся. Мы с тобой подписались на «не бойся» еще когда уходили в этот поход. Ну что, готов к труду и обороне?

— Готов, готов…

— А на значок сдавал?

— Какой значок?

— ГТО, блин. Ладно, не бери в голову, это я шучу так. Ты молодой еще, не застал этого. Это я старый перечник…

— Застал, в детстве.

— Ну и молодец. А теперь иди, готовь ретрансляторы — нам надо, чтобы сигнал дошел до адресатов одновременно.

Результатом этого разговора явилось то, что практически одновременно руководители сопредельных с человеческими владениями держав близлежащего региона получили послания, несколько отличающиеся по содержанию (что поделаешь, приходилось делать скидку на различие языков и менталитетов разных рас), но одинаковые по сути. В них вполне доходчиво сообщалось, что некие арр-гахи обнаглели настолько, что решили напасть на систему, являющуюся провинцией империи, к тому же находящуюся на военном положении вследствие проведения контртеррористической операции. Правительство империи сочло такое поведение в корне неверным и абсолютно недопустимым. Вследствие этого было принято решение о восстановлении законного порядка и социальной справедливости в рассматриваемой системе, вследствие чего по планетам арр-гахов был нанесен ответный удар.

Далее шли кадры, показывающие последние минуты существования планет арр-гахов и имперских десантников, конвоирующих пленных арр-гахов на транспортные корабли. После этого излагались предупреждение о недопустимости оказания арр-гахам помощи в покидании планеты-резервации и предупреждение о судьбе, которая ждет экипажи кораблей, нарушивших это требование.

Ну а затем уже шла основная часть послания, в котором предупреждалось, что при повторении инцидентов империя будет вынуждена принимать соответствующие меры, адекватные ситуации. Проще горя, никто воевать не собирается, агрессора просто выжгут вместе с его планетами до скального основания, причем разбираться, государственной инициативой был инцидент, или провокацией, устроенной третьей стороной, империя тоже не будет — ее руководство не видит смысла в потере времени и сил на такую ерунду.

После всех этих угроз, подкрепленных делами, в послании сообщалось, что цивилизации, руководитель которой в этот самый момент его получает, выделяется зона ответственности на внешнем периметре границ империи. Ну и карта зоны прилагалась, естественно. Грубо говоря, если в этой зоне с человеческими планетами что-то произойдет, то терпилой назначается эта самая цивилизация. После чего ее ждет уничтожение — просто и безыскусно. Ну а в случае, если все будет тип-топ и граница будет на замке, то в качестве конфетки гарантировалась неприкосновенность и поддержка в случае войны с внешним, не граничащим с империей соседом.

Ковалев не обольщался — его угроза будет действовать очень недолго, однако его вполне устраивал тот факт, что в течение какого-то времени забугорные конкуренты предпочтут сориентироваться в ситуации, зорко приглядывая за соседями-соперниками, стараясь сделать им подлянку и не допустить провокаций в собственной зоне ответственности… Проще говоря, пока они не договорятся между собой (а договориться им будет, учитывая длительную историю многих внутренних конфликтов, ну очень сложно), они сами будут вынуждены оборонять границы империи. Ну а уж если и когда договорятся… Если вдуматься, времени Ковалеву требовалось не так уж и много, пройдет максимум пол года — и его флот вновь наберет силу исполина, и потребность в политических игрищах отпадет сама собой. Вот тогда, если что, и поговорим всерьез.


Глава 10


Эскадра, точнее, ударная группа Ковалева выполняла демонстрационный полет. Или визит вежливости. Демонстрировала она силу, неуязвимость и возможность дотянуться долюбого, кто косо посмотрит, а вежливость проявляла в том, что никого пока с орбиты имперские корабли не ссадили. В общем, обычные действия, выполняемые флотами держав, желающих жить в мире с соседями.[33]

Если говорить проще, имперские корабли аккуратно заходили в столичные системы ближайших государств, вежливо показывались в зоне видимости их средств наблюдения, давали себя опознать и уходили дальше прежде, чем кто-либо успевал отреагировать. Действия эти проводились как в системах, занятых негуманоидными цивилизациями, так и в мирах, населенных людьми — пусть привыкают к тому, что их кажущейся независимости приходит конец.

Естественно, вряд ли это нравилось тем, в чьих системах побывали имперские корабли, но, так как никто не осмелился даже тявкнуть, Ковалев сделал вывод о том, что требуемый психологический эффект достигнут и уровень страха у соседей достиг точки «что хотите делайте, что надо берите — не убивайте только». В принципе, Ковалева это вполне устраивало.

Первоначально такой рейд не планировался, но так уж получилось, что в освобожденной (и радостно приветствующей освободителей, вот ведь какой пиар случайно получился — просто удача, что нашлись под рукой такие недалекие завоеватели, как арр-гахи) системе оказались огромные склады вооружения, амуниции и, главное, топлива — наследство покойного Диктатора. Топливо для имперских кораблей вполне годилось, поэтому Ковалев, не откладывая дела в долгий ящик, решил продемонстрировать свой флаг соседям. Еще одна демонстрация силы, раз уж оказия подвернулась — дело, в общем-то, житейское.

Линкор, как обычно, шел впереди, крейсера, выстроившись пирамидой, чуть отставали. Классический строй имперских ударных групп, позволяющий, помимо всего прочего, уверенно пеленговать в пространстве любой обнаруженный объект.

Тут ведь все просто — для того, чтобы фиксировать объект в космосе, желательно иметь привязку с трех точек, максимально удаленных друг от друга. По пересечению пеленгов с трех кораблей дальнейшая привязка наблюдаемого объекта в пространстве — дело несложных математических расчетов. Вот и шли — линкор, расположившийся впереди, сканировал пространство, а три крейсера, получив информацию об объекте, наводили на него свои радары. Мощность систем обнаружения крейсеров была, конечно, вполне сравнима с теми, которые были установлены на линкоре, но, сориентировавшись по данным с флагмана, они могли работать более узким лучом, повышая и точность, и дальность соответственно.

Не то чтобы Ковалев кого-то боялся — он просто не хотел неожиданностей. Как известно, всегда проще и безопаснее вначале выстрелить, а потом уже смотреть, в кого ты попал. Ковалев, конечно, не собирался доводить эту мысль до абсурда, но все же, все же… Правда, пока что все, попадающиеся ему по дороге, разбегались, едва завидев на радарах характерные отметки имперских кораблей. Впрочем, человеческие корабли относились к эскадре спокойнее: не обращают имперцы на них внимания — ну и фиг с ними. Тем более тот факт, что имперский флот людей пока что, в основном, защищает и в пиратстве не замечен, был уже широко известен. То, что перед этим был уничтожен флот Диктатора, как-то уже начало забываться — в конце концов, Диктатор первым начал, нечего было лезть на территорию, которую имперцы объявили своей. Да и память человеческая устроена таким образом, что предпочитает забывать неприятные моменты. Да и то сказать, самой большой неприятностью, которая могла исходить от проносящегося мимо на чудовищной скорости имперского корабля (если он не начнет стрелять, конечно), было мощное колебание силовых полей, так сказать, гравитационный шторм в миниатюре. Такие возмущения, в общем-то, создавал любой корабль, однако их величина возрастала прямо пропорционально массе корабля и квадрату его скорости. Местные корабли такие колебания тоже создавали, но слабенькие, незаметные, а вот силовой волной, колебаниями, аналогичными буруну, что создает морской корабль, спровоцированными, скажем, имперским линкором, их могло изрядно потрясти. Как говорится, не смертельно, но неприятно. Об этой особенности имперских кораблей здесь были, похоже, наслышаны (хотя и непонятно, откуда, но всем известно, что высшие скорости, доступные человеку, это скорость стука и скорость слуха, так что ничего удивительного в этом имперцы не находили), потому некоторая осторожность по отношению к кораблям Ковалева была даже оправдана.

Однако получилось так, что тряхнуло как раз корабли Ковалева. Точнее, один из его крейсеров, и то чуть-чуть. Громада линкора на такое возмущение пространства не отреагировала никак просто в силу своей массивности, а на двух других крейсерах если и почувствовали сотрясение, то не обратили на него внимания. А вот Гриша Чернов, командир крейсера «Полюс», обратил — он в Чечне во время войны научился обращать внимание на любые мелочи.

Ну а дальше он доложил Ковалеву, благо имел, на правах старого знакомого из той, прошлой жизни и все того же приснопамятного вертолета, да и как капитан корабля, прямой выход на адмирала. Ну а дальше завертелось, как колеса в хорошо смазанной машине.

Вообще, в другое время Ковалев, скорее всего, проигнорировал бы эту информацию, но так уж получилось, что он маялся со скуки. Дело в том, что адмирал был классическим человеком кризиса — когда была проблема, он ее решал, проявляя зачастую чудеса работоспособности и изобретательности. Когда же все начинало течь просто и гладко, он как бы впадал в ступор, и ему было лень не то что работать, а даже просто лишний раз шевелиться. Возможно, именно поэтому в прошлой жизни он и не сделал карьеру, хотя специалистом был действительно классным — начальство с удовольствием посылало его «на прорыв», зная, что он справится в любой ситуации, но продвигать не спешило — к офисной работе со строгим регламентом и рутиной Ковалев не был приспособлен совершенно. Возможно, кстати, что это было слабым местом всех суперов — во всяком случае, в мирной жизни такой характеристике соответствовали все суперы эскадры. Расплата за потенциально высокие физические возможности, наверное, иное в голову не приходило.

Вот поэтому, очевидно, после получения доклада Ковалев и отдал приказ провести сканирование области пространства, в которой была отмечена аномалия. Так сказать, во избежание… В самом деле, локальное возмущение могло произойти по миллиону причин и вероятность прохода здесь сверхсветового звездолета со сходными с имперскими массой и скоростью была отнюдь не на первом месте, но мало ли, поэтому имперская эскадра сбросила ход и, вернувшись в район возмущения (великая вещь приборы контроля — все, включая координаты, зафиксировали и записали) провели сканирование пространства. Как оказалось, не зря.

След корабля был довольно старым, но четким. Причем это был след именно корабля — на графиках энергетических линий четко выделялись характерные пики, возникающие при работе маршевых двигателей. След был очень похож на след линкоров самого Ковалева, но и различия были видны невооруженным глазом. Уровень утилизации энергии, например, не превышал семидесяти процентов, тогда как даже относительно старые двигатели Вулкана выдавали честные восемьдесят шесть процентов, а «Громовой звезды», корабля более нового, но изрядно потрепанного походами, девяносто с гаком. По характеристикам волны рассчитали и скорость чужого корабля — выходило, что она ненамного ниже, чем крейсерская скорость кораблей Ковалева.

Решение проверить, что за чудо тут шляется, напрашивалось само собой — вероятность засады была минимальной, хотя бы просто потому, что о маршруте имперских кораблей никто не знал. Ковалев и сам, в общем-то, не знал — просто выбирал наобум один из вариантов, считая, что непредсказуемость и, соответственно, неперехватываемость стоят больше, чем потраченное топливо. Да даже если бы нашелся тот, кто смог бы предсказать их курс, ловить их на такую наживку, как слабый след давно прошедшего корабля, было наивно и несерьезно. С другой стороны, встретить корабль, сравнимый по характеристикам с имперскими, да еще в одиночку, и не посмотреть, кто на нем летает, было, как минимум, нерационально. Когда еще подвернется такой случай?

Словом, буквально через несколько минут после идентификации причины возмущения, имперская эскадра уже браво шуровала вслед за кораблем, имевшим неосторожность попасться у нее на пути. И, надо сказать, долго гнаться за ним не пришлось. Уже через пять часов радары дальнего обнаружения зафиксировали объект, а еще через три его удалось идентифицировать. И вот тут все, собравшиеся в рубке, удивленно присвистнули — рассчитывали они на что угодно, на крупный корабль адеров, например, или на вовсе уж неизвестную конструкцию, но встретить здесь имперский корабль…

— Мне это кажется, или так оно и есть? — задал риторический вопрос Сотников.

— Всем вместе казаться не может, а миражами здесь не пахнет.

— Прямо призрак какой-то.

— Ну да, если среди призраков встречаются линкоры, то так оно и есть. Но уж больно он лихо чешет для призрака. Движки явно давно не перебирали, но за пределы допустимого их износ пока не выходит…

— Это ни о чем не говорит — сам знаешь, какой у них ресурс.

— Да и хрен с ним, догоним — разберемся.

— Эт точно. Зато ясно теперь, почему местные от нас так ловко шарахаются. Привыкли, видать — не одни мы в этих краях любим быструю езду.

Догонять, правда, пришлось довольно долго — очевидно, их присутствие не осталось незамеченным, и неизвестный корабль прибавил ход. Не слишком сильно — все же его двигатели явно уступали двигателям кораблей имперской эскадры, но лишних пару часов ему это дало. Впрочем, все равно его догнали и смогли идентифицировать уже точнее. Признаться, такой гроб встретить было сложно даже во времена империи, а уж сейчас — тем более.

Перед Ковалевым со товарищи находился ни много ни мало как линкор типа «Пограничник». Очень интересный с некоторых точек зрения корабль, классический представитель тупиковой ветви кораблестроения. Еще во времена могущества Второй империи перед ее учеными и инженерами была поставлена задача создать универсальный корабль, способный проводить дальние рейды, штурмовые и крупномасштабные десантные операции, нести истребители на манер авианосца, а случись нужда — выступить в роли орбитальной крепости. И все это корабль должен был совершать в одиночку, то есть сам по себе заменять целую эскадру. Кораблестроители, получив приказ (а приказы, как известно, не обсуждаются), поначалу чесали репу, а потом взялись за дело и слепили требуемый прототип, добавив к нему кое-какие приятные мелочи вроде лабораторий на случай, если корабль захотят использовать для научных экспедиций, возможности тащить груз на внешней подвеске и блочную систему, чтобы, при нужде, иметь возможность отстрелить, скажем, поврежденный артиллерийский модуль и быстро заменить его на другой, такой же. Или любой другой, лишь бы размер был стандартным.

Представленная корабелами новинка понравилась заказчику вообще и императору (кстати, тогда как раз правил Дирай пятый, предок Дайяны) в частности. Ну, тут уже заслуга, скорее, тех, кто этот корабль представлял заказчику — сумели, что называется, красиво преподнести новинку. Словом, проекту дали «добро» и корабль запустили в серию, возлагая на него большие надежды.

На деле же все получилось, как и положено, чуточку иначе, чем планировалось. Как и любая попытка скрестить ежа с ужом, корабль получился не слишком приспособлен для суровой прозы жизни, особенно когда потребовалось начать его массовое производство и выяснилось, что существовавшие на тот момент технологические цепочки, мягко говоря, не слишком подходили под требования капризной новинки.

Да, корабль был красиво задуман, однако, в сущности, реально мог не так уж и много. Его огневая мощь была велика, но, из-за перегрузки линкора дополнительными функциями, артиллерия имела не самое удачное расположение и поэтому на сто процентов не могла использоваться в принципе, а зенитное вооружение и вообще имело массу мертвых зон из-за того, что надстроек у корабля было явно больше, чем нужно. Огромные габариты и масса требовали мощнейших двигателей, которые, в свою очередь, требовали много топлива, что требовало установки дополнительных бункеров, что приводило к увеличению массы… Ну и так далее. Словом, чтобы добиться требуемых заказчиком скорости и автономности пришлось пойти по пути облегчения бронирования в частности и конструкции вообще. Отчасти это было компенсировано мощнейшей силовой защитой и усиливающими каркас силовыми полями, однако энергетические структуры были не слишком надежны и в более поздние периоды, а в тот момент, когда «Пограничник», первый корабль серии, проектировался, управлять ими еще толком не умели. Отсюда была крайняя ненадежность корабля, плюс многочисленные деформации конструкции при длительной эксплуатации, и выяснилось это довольно быстро.

Истребителей корабль тоже нес немного — его авиакрыло количественно было, в лучшем случае, на уровне эскортного авианосца и, случись драться против мощной авиагруппы полноценного ударного авианосца, особых шансов не имело. Да и даже если бы истребителям и удалось прикрыть линкор, то защитить другие корабли эскадры (если они, конечно, будут) или нанести ответный удар они уже не могли. Просто потому, что их было слишком мало, и были они исключительно легкого класса и ударное вооружение нести практически не могли. Штурмовики же в тесные ангары не влезали в принципе, да и инфраструктура корабля не позволяла ему обеспечить ни сколь либо серьезный ремонт, ни запасов топлива для большого числа вылетов.

Блочная структура, конечно, была интересным решением, но она сама по себе усложняла конструкцию и, вдобавок, раньше никогда не применялась, что сильно усложняло ее внедрение. К тому же она сильно ослабляла и без того непрочный каркас. То же относилось и к внешней подвеске — и требует специальных модулей, приспособленных для крепления на корпусе корабля, и конструкцию осложняет, да еще и перекрывает сектора обстрела, и так неоптимальные. Сбросить же их быстро в бою не получалось — не те габариты, много креплений и соединений с корпусом корабля.

Если учесть, что стоила эта бандура, даже без учета необходимости создания для нее новых производств, больше, чем полнокровная эскадра, становится понятно, почему дальнейшего развития идея не получила и, после строительства первой, пробной серии из десяти кораблей, программу тихонько прикрыли. Платить такую цену за мертворожденную идею руководители империи не собирались — они, надо отдать им должное, были прагматиками до мозга костей. Тем более, что на подходе были новые корабли, которые создавались уже с учетом новых технологий, новых двигателей и новых материалов и были, соответственно, и дешевле, и эффективнее.

Правда, опыт проектирования таких гигантов даром не пропал — многие интересные и оказавшиеся эффективными решения были внедрены в следующих поколениях кораблей, другие — творчески доработаны. Вот, например, истребители. Никто уже не пытался создать на линкорах полноценные авиагруппы, но десяток истребителей для мелких операций последующие поколения кораблей несли. Или вот лаборатории — как раз они оказались нелишними, в космосе встречается всякое и часто проще исследовать непонятный и, зачастую, опасный объект на месте, чем снаряжать для этого целую экспедицию. Места они занимали немного, особых специалистов, благодаря высокому уровню автоматизации, не требовали, да и стоили, по имперским меркам, копейки, так что почему бы и нет? Так что как раз эта новинка пришлась, что называется, ко двору.

Ну а уже построенные линкоры… Куда их было девать? Десять новеньких, с иголочки, кораблей — не на металлолом же их пускать. Вот и родилась в чьей-то голове светлая мысль реализовать их возможности соответственно названию серии, и передали корабли в распоряжение пограничных частей, раскидали по периферийным базам. Там большая автономность этих линкоров и их способность к перевозке массы войск оказалась востребована как нельзя более и корабли прижились и не были списаны даже через много лет. Что стало с ними при развале империи сказать сложно, но один из них прямо вот сейчас был обнаружен эскадрой Ковалева.

На запросы корабль не отвечал, в ответ на требование лечь в дрейф и принять на борт досмотровую группу тоже никак не отреагировал. Ковалев отдал приказ приготовиться к абордажу и назначил для высадки абордажные группы два и три. Надо сказать, что номера групп говорили об уровне их подготовленности и эффективности. Группа номер один — суперы, группа двадцать — салабоны. Соответственно, вторая и третья группы — это элита, но без сверхвозможностей. И такой выбор абордажных команд для атаки линкора был неслучаен — Ковалев не без основания полагал, что приучать людей постоянно надеяться на суперов — тенденция вредная, да и обижались многие, что им часто приходится оставаться на вторых ролях. Тем более, что и обычные земные солдаты в разы превосходили своих местных коллег. Взять хотя бы последний случай — в только что освобожденной системе двое десантников (как раз из двадцатой абордажной группы линкора, кстати), пойдя в увольнение, перебрали горячительного в местном баре и подрались с местными из-за доступного женского пола. Вполне нормальная, житейская, можно сказать, ситуация, подобное случается во все времена и во всех мирах. Так вот, двое десантников размазали по стенкам толпу из почти сорока местных забияк. Хорошо, что обошлось без смертоубийства и закончилось все братанием и дружной попойкой, но сам факт физического превосходства землян позволял предполагать, что при абордаже данного конкретного корабля десантники и без помощи суперов обойдутся. И даже относительно малыми силами, если уж говорить честно. Ну а если эти две группы не справятся — что же, тогда им на помощь придут остальные.

Оставалось только затормозить неизвестный линкор, желательно, не нанося ему повреждений. Ну а раз на стандартные сигналы он не отвечает… Словом, один из имперских крейсеров, выдвинувшись вперед, поступил так же, как во все времена поступали в таких ситуациях на флоте — дал залп поперек курса неизвестного линкора.


Глава 11


Это очень, очень опасно — считать себя самым крутым. Еще опаснее, когда ты настолько убежден в своей крутости, что готов демонстрировать ее направо и налево. Именно так и получилось, когда земляне изогнули пальцы перед неизвестным противником, и им тут же был преподан жесткий урок. Проще говоря, орудия линкора врезали в ответ и хорошо еще, что ответ был адекватным, то есть залп был произведен поперек курса крейсеров. Открой старый линкор огонь на поражение — и на крейсерах можно было бы ставить жирный крест. Пусть и старый, но линкор оставался линкором и, судя по всему — линкором модернизированным. Во всяком случае, установленные на нем орудия ничуть не уступали тем, что имелись на «Громовой звезде». Разве что количеством, и то ненамного.

— Все назад! — взревел Ковалев.

Повторять не потребовалось. Крейсера незамедлительно перевели двигатели в режим торможения, линкор запоздал на четверть секунды, не более.

— Командир, прими влево — я сделаю его в три залпа, — раздался неожиданно громкий голос главного артиллериста.

— Отставить! Огня не открывать! Курс плюс двенадцать, смещение семь градусов, сбросить скорость.

Пятнадцатью минутами позже, когда корабли окончили торможение и зависли в пространстве, старшие офицеры эскадры проводили виртуальное совещание — голопроекторы транслировали их изображение в небольшую, но очень хорошо приспособленную для таких мероприятий конференц-комнату. Возмущению капитанов крейсеров не было предела.

Ковалев прекрасно понимал их — мало того, что имперской эскадре оказали сопротивление, так им еще и не дали наказать нахала. Настроение соответствующее, и адмирал понимал, почему. Воистину, Иосиф Виссарионович был прав, когда говорил про головокружение от успехов. И поэтому, когда народ спустил пар и возмущенные вопли стихли, он с усмешкой спросил:

— Ребята, вы что, идиоты?

Наступила абсолютная тишина, казалось, пролети муха — и звук ее крыльев разнесется, подобно грому. Хорошо хоть, что в стерильной атмосфере корабля мух не водилось в принципе. Это, кстати, было не только требованием гигиены, но и связано было с элементарной безопасностью — что способна закоротить тварь, попавшая в распределительный щит, предсказать было невозможно, поэтому со всевозможными паразитами на кораблях боролись нещадно и, надо сказать, успешно.

Окинув взглядом собравшихся, Ковалев пояснил свою мысль:

— Во-первых, это корабль имперской постройки, то есть, с огромной вероятностью, человеческий корабль. Мирно идущий по своим делам, заметьте. Мы здесь зачем — империю реставрировать или с людьми воевать? Что молчите-то, а?

Народ действительно пристыжено молчал — похоже, элементарно подумать у них вылетело из головы. Ковалев продолжил, развивая успех:

— Запомните, людей без нужды бить нельзя. Чужаков гнобите сколько угодно, они нам что есть, что нет, но людей… Ну ладно, с этим вопросом разобрались. Во-вторых, подумайте своими пустыми головами: это — линкор. Вчетвером мы его завалим, но он нам таких плюх успеет навешать, что даже если не потеряем корабли, то в доки встанем надолго. У нас что, корабли девать некуда? Альбанов, это к тебе, в первую очередь, относится — с той дистанции, на которую ты подставился, он бы из тебя сделал дуршлаг! Я, конечно, упустил момент и не предупредил, чтобы ты действовал издали, но свою голову-то на плечах иметь надо? Или не надо? Или все вам разжевывать да в рот класть? Еще раз так лопухнешься — сниму с командования, и будешь у меня местные шаланды из точки «а» в точку «б» гонять. Все ясно? И, в-третьих, он нас честно предупредил, что драться не хочет, но и не боится. Уже одно это заслуживает уважения. Добавьте еще, что неизвестно, какие силы сконцентрированы там, куда он идет. Так какого… вы опять воевать собрались? Без разведки, без ни хрена? Все, отставить хамство. Одно дело, если бы он ход сбросил и рыпаться не стал, и совсем другое драка. В драку пока не лезть, все всё поняли?

Народ предпочел промолчать и, даже если кто-то был не согласен, свои мысли он оставил при себе. Ковалев прекрасно понимал, что получилось спонтанно, не слишком убедительно и, в сущности, он в очередной раз надавил авторитетом. Что поделаешь — оратором адмирал был паршивым. Однако ораторское искусство — это ораторское искусство, а надо было продолжать.

— Сейчас пускай этот гроб движется своим курсом. Я уже отдал приказ прицепить к нему шпиона. Проследит, отобьет его базу, а там уже посмотрим, что делать с этими несговорчивыми типами. Но — по ситуации и с учетом максимально полной информации.

Вот теперь головами согласно закивали все. Привычная картина мира на глазах восстанавливалась, то есть адмирал вовсе не собирался спускать кому бы то ни было хамство — он просто откладывал это дела «на потом», до того момента, когда будет знать, кого, как и какими силами безопасно метелить. На самом деле, это было не совсем так, но все же их логике не противоречило. Ковалев, глядя на них, в очередной раз поймал себя на мысли, что пси-блокировка — не такая уж безобидная штука. Во всяком случае, люди после нее выглядели, мягко говоря, заторможенными в некоторых аспектах сознания, резко снижался кругозор… Причем с течением времени эффект все более усиливается. Пожалуй что на человеке, как на боевой единице, это не сказывалось, но вот способность принимать адекватные решения и анализировать ситуацию не столько с точки зрения «выстрелил, а потом пошел посмотреть, кого убил» оставляла желать лучшего. Вполне возможно, что ситуация с малой эффективностью разведки оказалась связана как раз с этим нехорошим нюансом, ведь главное оружие разведчика — это его голова, а как раз головы наблюдается все меньше. Хотя и насчет боевой эффективности — тоже не факт. Люди теряют осторожность, причем все чаще, а это — тревожный симптом. Разговор на эту тему с Шером, похоже, придется провести — люди должны оставаться людьми, а не зомби с прогрессирующей манией стрелять по всему, что движется. Пока же надо было играть с теми картами, которые на руках. Ну а джокер в рукаве, разумеется, не помешает — именно с этой целью Ковалев и пестовал своих суперов, которые, случись нужда, будут играть по его правилам, не нуждаясь в психокоррекции. И, кстати, составят новую элиту возрожденной империи — Ковалев отнюдь не собирался, восстановив государство, получить заслуженное «спасибо» и идти куда подальше. Зачем? В любую игру можно играть со своими, только тебя касающимися целями.

Но далекие перспективы и стратегические планы — это потом, пока же надо было решать вопросы сиюминутные, так сказать, тактические. И первым из этих вопросов бала необходимость определить куда, откуда и с какими целями движется неизвестный линкор. Для этой цели и отправился за ним робот дальней разведки или, в просторечии, «шпион». В принципе, что такое этот шпион? Маленькое и, в общем-то, довольно тупое следящее устройство с собственным двигателем и мощным передатчиком, позволяющим связаться с хозяевами на большом расстоянии. Ничтожные размеры, малая масса, двигатель, мощный и экономичный, практически не оставляющий следа — и попробуйте такого обнаружить. Если и получится, то разве что случайно, а с учетом того, что робот умеет уклоняться от направленного луча всех типов радаров, и вообще… К тому же надо ведь еще знать, что шпион вообще имеется в наличии. Какими бы ни были параноиками неизвестные хозяева старого линкора и как бы ни старались они обезопаситься, шансы на то, что шпион останется незамеченным, были крайне велики. Ну а когда шпион выполнит свою миссию, можно будет и вплотную вопросом заняться — выслать нормальную разведку и пускай уже специалисты разбираются в вопросе того, с кем придется иметь дело.

Правда, меньше всего Ковалев ожидал, что шпион пригодится ему всего через несколько часов, причем совсем не в том качестве, в котором планировалось. Но так уж получилось — человек предполагает, а судьба располагает.

Имперская эскадра к тому моменту уже давно легла на новый курс и даже самые чувствительные радары не могли обнаружить чужого корабля, по-прежнему браво ломящемуся сквозь пространство к неизвестной цели. Кстати, курс он периодически корректировал, не давая точно вычислить пункт своего назначения. Последнее говорило о том, что капитан линкора хорошо знал свое дело, был в меру осторожен и отнюдь не горел желанием давать каждому встречному-поперечному информацию о своих планах. Другое дело, что шпион доносил о каждой смене курса, и штурманы «Громовой звезды», фиксирующие движение контролируемого объекта, уже выстроили на пространственной карте сектора достаточно длинную ломаную линию. Кстати о птичках, даже не зная пункта назначения линкора можно было предположить, что он не так уж и далеко — слишком уж щедро капитан корабля расходовал топливо, тем самым давая наблюдателям пищу для размышлений. Даже не прибегая к помощи компьютеров, любой мало-мальски грамотный человек мог бы перенести курс в двумерную проекцию и с помощью примитивного курвиметра, а то и еще более примитивной линейки, прийти к выводу, что путь корабля удлиняется почти вдвое, а значит, слишком далеко так уйти этот старый корабль просто не мог. Это на момент постройки его автономность выглядела впечатляюще, но сейчас она смотрелась уже несерьезно.

По корабельному времени был час ночи, к тому времени Ковалев уже сладко дрых — режим его работы приучил его использовать для сна каждую свободную минуту,[34] и он не собирался отказываться от этого правила. Тем более что его новая профессия давала времени на отдых ничуть не больше, а даже меньше, чем прежняя.

На сей раз его сон прервали самым бесцеремонным образом — вызовом с мостика, и уже через пять минут Ковалев был на месте, попутно входя в курс дела. А там было о чем задуматься — по сообщению шпиона, наблюдаемый им корабль подвергся нападению достаточно крупной, не менее (точнее шпион сообщить не мог, его средства контроля пространства были довольно примитивны) чем из десяти кораблей, эскадры противника и, судя по всему, терпел поражение.

Еще через десять минут имперская эскадра уже шла к месту боя. Шансы на то, что они успеют, были невелики, но корабли мчались со всей возможной скоростью, выжимая из двигателей все, что можно. Кто бы не атаковал линкор, он явно не был человеком — уж это-то шпион распознать смог. А раз так, следовало вмешаться, ибо всем, кто обитал в этом секторе галактики, следовало уяснить: человек — это звучит гордо, а все остальные — вообще не звучат. Как ни странно, но спешка принесла свои плоды — они все-таки успели, причем не к шапочному разбору, а в самый разгар вялотекущей схватки.

А иначе как вялотекущей эту схватку назвать было и нельзя. Линейный корабль отплевывался от целой кучи заметно менее крупных кораблей с хорошо знакомыми силуэтами, при этом на его стороне была мощь, на их — маневренность. В скорости они все были примерно равны, атакующие имели совершенно ничтожный перевес, так что этот фактор решающим назвать было трудно. Более того, в результате такого паритета скоростей бой и растянулся так надолго — рано или поздно, вынужденные интенсивно маневрировать под огнем линкора, его противники отставали и им приходилось тратить немалое время на то, чтобы нагнать линкор, тем самым давая ему не только фору во времени, но и передышку. В результате два корабля уже висели в пространстве грудами обломков, но четырнадцать! уцелевших это не останавливало. На броне линкора, в свою очередь, были заметны проплешины — следы попаданий, одна из башен лавного калибра превратилась в ком оплавленного металла, а рядом зияла здоровенная дыра с неровными, оплавленными краями и, хотя большой и мощный корабль продолжал уверенно отбиваться, шансы его были невелики. Рано или поздно его задавят числом, завалят, как волки лося, или за счет удачного попадания (а при такой интенсивности ведения огня шанс на «золотой выстрел» у них был), или просто за счет медленного накопления повреждений и перехода, в полном соответствии с законами диалектики, их количества в качество. Потери хода, например, или снижения плотности огня, или повреждения систем наведения, а то и силовое поле откажет. Да мало ли что может случиться с нахватавшимся снарядов кораблем.

Однако же, похоже, что состояние систем наведения обороняющегося линкора и так оставляло желать лучшего. «Громовой звезде», да еще с такой дистанции, хватило бы пяти минут на то, чтобы перещелкать всех противников, а этот лупил во все стороны из своих калибров с явно низкой результативностью. Впрочем, пока что он держался, хотя ситуация говорила о том, что его возможности Ковалев первоначально сильно переоценил и, при необходимости, смог бы справиться с этим кораблем не сильно напрягаясь.

— Серег, узнаешь? — азартно потер руки Ковалев.

— Узнаю, конечно, — ответил Сотников. — Ну что, вмешаемся?

— Естественно. Когда еще подвернется такая возможность взять нормального «языка»? К тому же, они увлеклись и нас сейчас не видят, а преимущество в скорости на нашей стороне. Захотим — отступить всегда сможем, — и, повернувшись к остальным, громко сказал: — работаем, господа!

От Сотникова не укрылся чисто рефлекторный жест адмирала — он механическим движением повернул браслет с часами на запястье циферблатом внутрь. Привычка, выработанная на работе — так Ковалеву было проще в некоторых случаях следить за секундной стрелкой.[35] Стало быть, адмирал действительно относился к происходящему всего лишь как к работе. Тяжелой, в чем-то раскованной, грязной, но работе… А еще несколько минут спустя имперские корабли прямо с марша стремительно атаковали эскадру адеров.

Помимо увлеченности боем, адерам очень сильно помешал тот факт, что их средства обнаружения были весьма малоэффективны по сравнению с имперскими. В результате имперские корабли, чьи антирадарные системы изначально проектировались на противостояние аппаратуре куда более эффективной, чем имелась в наличие у ящеров, смогли приблизиться незамеченными и ударили почти в упор, на огромной скорости обгоняя дерущихся. И пришел к адерам суровый и упитанный северный зверь, которого дамы ценят за красивый мех, а мужчины — за то, что им и припугнуть кого-нибудь можно. Впрочем, Ковалев дал себе слово, что, если у него будет время, ящеров он похоронит достойно.

Четыре корабля, используя преимущество в скорости, которое обеспечивали им работающие на форсаже двигатели, пронеслись мимо эскадры противника, дали синхронный залп и растворились в космосе, моментально выйдя из поля зрения вражеских радаров. Однако сами имперцы продолжали отлично видеть поле боя и результат своей первой атаки. Нельзя сказать, что он был сверхуспешным, но был он вполне закономерен — каждый из имперских кораблей выбрал себе цель и никто не промахнулся, разом сократив численность вражеской эскадры на четыре единицы.

Можно было добиться и лучшего результата, однако Ковалев приказал не пытаться поразить всех и сразу, а вести сосредоточенный огонь. Во-первых, адеры — это не увальни арр-гахи с их чудовищным отставанием в технологии, они уже успели показать себя достаточно сильным и даже довольно опасным противником, а во-вторых, их корабли, участвующие в схватке, были заметно крупнее и, надо полагать, мощнее тех боевых кораблей ящеров, с которыми Ковалев сталкивался раньше. Конечно, были еще и те впечатляющих размеров гробы, которых «Громовая звезда» развалила в орбитальном бою, но, во-первых, неизвестно назначение тех кораблей, а во-вторых, нет полной уверенности, что они принадлежали именно адерам. Принадлежность же этих лоханок сомнений не вызывала — характерные особенности конструкции корпусов были лучше любой визитной карточки, а хищно-стремительные обводы, похоже, свойственны любому боевому кораблю, вне зависимости от его происхождения. Однако корабли, которых приходилось жечь сейчас, были заметно крупнее виденных Ковалевым раньше военных кораблей ящеров. Хотя разваливались на куски, надо сказать, ничуть не хуже. Честно говоря, они были даже крупнее крейсеров имперской постройки, которые сейчас так активно вступили в бой, поэтому Ковалев решил перестраховаться и получить гарантированное уничтожение четырех кораблей противника предпочел неясному результату стрельбы по всей вражеской эскадре. Ну а его подчиненные выполнили установку адмирала в точности.

Трудно сказать, насколько тактика, выбранная адмиралом, была правильна, но она сработала и его корабли, развернувшись, лихо проскочили в обратном направлении, завалив еще четверых противников, а потом и еще раз. Правда, третий заход получился не очень удачным — эффект внезапности был утерян, к тому же имперские корабли вновь заходили со стороны кормы, что давало противнику лишние секунды на прицеливание. Теоретически это ничего не меняло — эскадра Ковалева находилась вне пределов досягаемости вражеских орудий, однако, продемонстрировав внезапно приличную координации действий, все шесть кораблей противника внезапно развернулись и рванули вперед, пересекая курс имперской эскадры. К тому же их орудия были заметно дальнобойнее образцов, попадавших в руки имперских специалистов ранее. Так или иначе, один залп они дать успели, и «Полюс» схлопотал изрядную плюху. Броню его, разумеется, не проломило, больше, того, даже защитное поле крейсера адеры пробить не смогли, однако встряхнуло корабль изрядно. Впрочем, на результатах боя это не сказалось — соотношение шестнадцать к одному сменилось на два к пяти не в пользу адеров. Атакованный ими линкор тоже внес свою лепту, врезав одному из уцелевших кораблей прямо в двигатели, четко по оси корабля, а другого зацепив в корму по касательной, вскрыв его броню с той же легкостью, с какой консервный нож вскрывает банку тушенки. Эффективность ведения огня линкора сейчас явно повысилась, благо целей стало меньше и противник почти перестал маневрировать. Эффектность попадания превзошла все результаты — главный калибр линкора в артиллерийском бою оставался решающим аргументом всегда, и во времена морских сражений, и в космических битвах.

Первый корабль адеров просто пробило насквозь. Попавшая в корму порция идущих с невероятной скоростью мезонов вышла через нос. В результате корабль продолжил движение, внешне почти целый. Только внутри него ничего живого не осталось — так, выжженная скорлупа. Второму повезло больше — ему просто оторвало кормовую часть вместе с двигателями. Носовая часть уцелела и, пожалуй, могла сохранить что-то живое, читай, потенциальных «языков». Возможно, капитан старого линкора предпочел бы добить подранка, но имперские корабли среагировали моментально. Два крейсера мигом оказались на линии огня, своими корпусами перекрывая возможность уничтожить столь заманчивый трофей, а линкор тем временем двинулся в его сторону, намереваясь взять поврежденный корабль на абордаж.

Что же, капитан спасенного землянами корабля обошелся без вежливых раскланиваний. Просто передал на всех волнах на общеимперском «благодарю за помощь» и полным ходом удалился. Ну и фиг с ним — все равно за линкором увязался шпион, точнее, целых три. Ковалев не без основания решил, что капитан неизвестного корабля наверняка задумается, с чего бы это ему помогли и как узнали о том, что он, собственно, нуждается в помощи. Ну а если задумается, то может и о слежке догадаться, это достаточно просто и логично, так что вопрос обнаружения шпиона становился лишь вопросом времени. А у одного из троих шансов уцелеть и продолжить наблюдение оказывалось не в пример больше, поэтому, по здравому размышлению, Ковалев и отдал приказ усилить группировку слежения. Так, на всякий случай.

Однако все это было работой, что называется, на перспективу, пока же перед глазами адмирала маячил трофей, который еще надо было взять под контроль, и именно этим Ковалев и намерен был заняться. Повинуясь его команде, «Громовая звезда» пошла на абордаж.


Глава 12


Как уже упоминалось, технология абордажа была отработана раз и навсегда, и имперские десантники не собирались от нее отступать. Дело было даже не в том, что так было прописано в уставе — что для землян уставы, писанные для худосочных коренных жителей империи? Дело было в том, что отработанная технология была действительно хороша, а раз так, то незачем изобретать что-то новое. Лучшее — враг хорошего, улучшайте нюансы применительно к конкретной ситуации, но сохраните основу. И все у вас получится.

Земляне достаточно хорошо понимали это, и потому вломились во вражеский корабль решительно, быстро и по всем правилам. И то, что на сей раз ни одного супера среди штурмующих не было, ничего не меняло — восьми штурмовых групп землян было достаточно для того, чтобы завоевать планету средней величины. Во всяком случае, так всерьез считали идущие на штурм десантники, и, возможно, они были правы. Имперские гвардейцы, лучшие воины новой империи, они готовы были уничтожить любого врага. Что им хилые ящеры?

Ну, может, они и ошибались, но вряд ли намного. В конце концов, им уже приходилось выбивать из адеров пыль — так почему в этот раз что-нибудь должно было сложиться иначе? И суперы действительно были ни при чем — когда-то давно один известный писатель[36] сказал, что землянина всегда можно отличить от любого другого гуманоида по количеству навешенного на него оружия. Он был прав, и идущие на абордаж десантники исключением не были. Ходячие арсеналы, иначе и не скажешь. И любой имел за плечами боевой опыт, а значит, мастерски умел этим оружием владеть и пиетета перед такой единственной и неповторимой жизнью не испытывал. Особенно перед жизнью врага. Другой писатель, еще более известный,[37] сказал по этому поводу, что человек — наиболее преуспевающие хищник в известной части вселенной. И он тоже был прав.

Это только в мозгу, воспаленном от просмотра «ящика», в котором распинаются такие же, как он, придурки, интеллигента (не зря, ох, не зря родилось определение «гнилая интеллигенция») может возникнуть мысль о плодотворном сотрудничестве между цивилизациями. На самом деле все в этом худшем из миров намного проще и жестче. Каждая цивилизация борется за свое, и только свое существование. Конечно, потребности у разных цивилизаций, как правило, несколько отличаются, но, как бы далеко они друг от друга не отстояли, рано или поздно интересы двух территориально соприкасающихся видов приходят в противоречие. Простейший пример — одним планета нужна для того, чтобы ее заселить, другим — чтобы беспрепятственно разрабатывать ее недра без оглядки на экологию. И все — пошла потеха. Частенько удается договориться — как правило, в случае, если одна из цивилизаций заметно сильнее другой. Но и войны возникают не менее часто и, случается, по совершенно ничтожным поводам. Вся история взаимоотношения различных рас — это история непрерывных войн просто за свое будущее, за выживание вида в целом. Дружба или, точнее, долговременное (понятие «долго» каждый при этом понимает по-своему) сотрудничество возможно, как правило, только когда двое объединяются, чтобы сообща навалять кому-то третьему. Ну а когда наваляют, очень часто начинают грызться между собой, что вполне закономерно.

Конфликт с адерами, таким образом, был абсолютно неизбежен. Они могли уклониться от войны с людьми раньше, просто не влезая на их территорию, но коли уж влезли, то процесс пошел. И что бы там ни вопили правозащитники (а эти, оказываются, встречаются не только на Земле) о ценности любой жизни, война уже шла и результат ее был известен заранее — или одна из сторон будет уничтожена, или ее потенциал будет ослаблен настолько, что после поражения вопрос об уничтожении упирался лишь во время. Ковалев на полном серьезе надеялся, что успеет вбомбить ящеров в каменный век раньше, чем они напакостят ему всерьез. Так что участь экипажа корабля, который сейчас штурмовали десантники, была однозначной — смертный приговор тем, кто не попадет в плен, уже подписан, а тем, кто попадет… Ну, скорее всего, тоже, только в действие он будет приведен чуть попозже. И что по этомуповоду думают пораженные либерастией идиоты, адмирала не волновало совершенно. Если говорить честно, интеллигентов он откровенно презирал, считая их никчемностями, способными только кичиться своими якобы умом и якобы знаниями в кухонных разговорах на тему «вот если бы нам дали» (давать вам жены будут, придурки), да разваливать все, до чего дотянутся своими слабыми и неловкими ручонками.[38] Ничтожества, одно слово.

Мнение адмирала большая часть его людей разделяла полностью, поэтому сейчас никто не задумывался, будет ли его осуждать какой-нибудь Вася Пупкин с тремя дипломами и пятью учеными степенями по ненужным наукам.[39] Куда большее, если не сказать основное, внимание уделялось состоянию оружия или настройкам боевых киберов. Имперская гвардия намерена была оторвать кое-кому головы, и это было правильно — силу понимают все. Ну а интеллигентов среди них никогда не было. Да и вообще, во всей эскадре интеллигенты встречались разве что в научной группе — ну что поделаешь, распространено среди яйцеголовых такое заболевание. Ничего удивительного, кстати — вечно они с какой-нибудь дрянью возятся, с вирусами всякими, бактериями, вот и подхватывают иногда всякие нехорошие болезни. Ну и еще корабельный палач считался интеллигентом и эстетом, но раз уж это не шло во вред основной работе — пусть его. Тем более что надо же как-то расслабляться человеку, пускай он хоть сто раз трудоголик.

Ну и, соответственно, стрельбы началась почти сразу после того, как десантники проникли на вражеский корабль. Точнее, сразу же после того, как адеры попытались оказать сопротивление. Именно попытались — на поврежденном, практически лишенном энергии и потерявшем и ход, и вооружение корабле это было лишь жестом отчаяния. Хотя, надо отдать ящерам должное, бойцами они оказались не самыми худшими, и умереть за свою Родину не боялись.

Правда, ситуация малость осложнялась тем, что на потерявшем ход корабле отключились генераторы искусственной гравитации и теперь во всех отсеках царила невесомость. Данный факт удобства не добавлял, хотя имперский десант обучен работать в любых условиях. В смысле, их натаскивали воевать и при нормальной гравитации, и при повышенной, и при пониженной, и вообще в невесомости. Проще сказать, на что их не натаскивали, но ощущать под ногами опору все-таки как-то привычнее, да и от кинетического оружия приходилось отказаться — любой выстрел из чего-нибудь более менее мощного просто отбрасывал стрелка назад. Вдобавок, корабли адеров были построены, в основном, из титана и его сплавов, поэтому магниты на обуви скафандров были здесь абсолютно бесполезны. Ну да что поделаешь — как говорится, за неимением гербовой будем писать на клозетной.

На этот раз штурмовым группам противостояли не обычные «морячки», а вполне прилично подготовленные десантные группы, тоже в боевых доспехах. По этому принципу, кстати, их и отличали от обычных матросов и офицеров — те были в обычных мягких скафандрах, предназначенных, очевидно, для выхода в открытый космос. Предосторожность, кстати, совершенно не лишняя — хотя отсеки и сохранили герметичность, никто не мог поручиться, что такое положение сохранится вечно, особенно когда внутри корабля начнется стрельба. И, кстати, это защитило адеров от пущенного десантниками усыпляющего газа, разработанного, а точнее, адаптированного к метаболизму ящеров на основании исследований ранее попавших к имперцам тел. Увы, в первом же помещении выяснилось, что ящеры не просто надели скафандры, но и наглухо их задраили, так что газ оказался абсолютно бесполезен. Десантников, впрочем, это не обескуражило, и они применили шоковые гранаты — те самые светозвуковые игрушки, которыми так любят забавляться земные спецслужбы. Вот это оружие против адеров оказалось вполне действенным — видели ящеры несколько в другом диапазоне, чем люди, но вспышки изрядно слепили и их, а вот слух у них, по сравнению с человеческим, был гораздо более тонким. В результате звуковая волна действовала на них просто убойно. Десантники адеров, правда, не пострадали — все-таки на них тоже были боевые доспехи, пусть и уступающие имперским, но все равно обеспечивающие определенную защиту от многих поражающих факторов, а вот простые члены экипажа после взрыва шоковой гранаты теряли сознание или, как минимум, ориентацию в пространстве. Таким образом, и пленных удавалось взять, и снизить плотность огня противника в разы — своего десанта у адеров на борту было все-таки немного.

И все равно схватка получилась жаркой. Хотя адеры и не были очень уж крутыми воинами, но дрались они умело и отчаянно, на всю катушку используя отличное знание корабля и первоначальное численное преимущество. Зато на стороне людей были большая сила и скорость, лучшие доспехи и более мощное оружие. Ну и еще, если адеры сражались с отчаянием обреченных, прекрасно зная, что, даже если они и сумеют каким-то чудом выбить имперских десантников со своего корабля, конец для них все равно будет один и не десантники с лучеметами — так огонь корабельных орудий все равно отправит их на тот свет, то люди воевали куда как более аккуратно, а значит, и более грамотно. И постепенно оставшихся в живых и в сознании адеров оттеснили к периферийным отсекам корабля. Рубка была, кстати, захвачена почти сразу — имея представление о том, какова планировка вражеского корабля, земляне нанесли основной удар именно по ней, стремясь захватить компьютеры неповрежденными. И это им удалось.

Адеры посопротивлялись еще некоторое время, но это была уже агония. Их даже не стали пытаться взять в плен — пленных-то как раз и так было в избытке. Просто загерметизировали отсеки, в которых адеры укрепились, а потом легкие орудия линкора проделали в том месте несколько дыр в обшивке. Оставалось только подождать немного, а потом зайти и выбросить в космос трупы — запасы кислорода в скафандрах адеров были не так уж и велики.

Десантникам тоже досталось. Убитых, правда, не было, зато раненых оказалось почти три десятка. В ближнем бою силовые рапиры адеров оказались довольно опасным оружием и, хотя земные десантники тоже неплохо умели им владеть, но одно дело — тренировки, и совсем другое — реальный бой. Как раз опыта применения силовых рапир в рукопашном бою у землян явно не хватало, а вот у адеров он, похоже, был. Рубились они, во всяком случае, здорово и, хотя и уступали землянам в скорости, достать успели многих, благо скафандр против силовой рапиры надежной защитой не являлся. К счастью, никого до смерти не зарезали и не застрелили, а с ранениями любой степени тяжести корабельные регенераторы справлялись без проблем. И, в любом случае, это была победа!

Однако, как оказалось, бой был еще не окончен. Не успели еще гордые своей победой десантники залезть под душ, а раненых еще не всех разместили в реаниматорах, не успел палач закончить прием и размещение пленных, а швартовые команды состыковать имперский линкор с трофейным кораблем, как эскадра подверглась атаке. И проблемой тут был даже не еще один бой, а то, что имперцы привыкли атаковать первыми и к тому, что навалятся уже на них, оказались не слишком готовы. Это послужило позже темой для серьезного разговора на совещании командиров кораблей, а в тот момент едва не закончилось трагически — во всяком случае, шанс потерять один, а то и пару кораблей у имперцев был.

Откуда взялись еще четыре корабля адеров, никто тогда так и не понял. Лишь позже, прокручивая записи, Ковалев смог восстановить их действия и поневоле зауважал того, кто командовал этой маленькой эскадрой. Виртуозно проведя свои корабли по тонкой грани, отделяющей мощную энергетическую аномалию, след от когда-то, давным-давно взорвавшейся звезды. Как он это сделал, было вообще непонятно — мастерство пилотов было нереальным, имперские пилоты потом лишь восхищенно крутили головами. Пилоты адеров сумели провести на высоком сверхсвете свои корабли по коридору, в котором вязли рассеянные лучи радаров, а ширина этого коридора не превышала сотни километров, что, по меркам космоса, было меньше, чем игольное ушко. Конечно, если бы этот участок контролировали специально и обшаривали узконаправленными лучами, адеров бы, несомненно, обнаружили, но никто не ожидал появления здесь еще одного противника и, в результате, имперскую эскадру застали врасплох.

Эти корабли были меньше тех, которые только что были уничтожены имперцами, но заметно больше тех, что встречались землянам раньше. Если проводить условную классификацию и обозвать ранее встреченные корабли эсминцами, а уничтоженные сейчас — крейсерами, то корабли вновь прибывшей группы можно было отнести к классу лидеров, легких крейсеров, которые в свое время строились на земле для усиления групп эсминцев. Впрочем, насколько правильна эта классификация, оставалось пока что только гадать — пленные еще не были допрошены, да и трофейные компьютеры выпотрошить не успели чисто физически. Однако несомненным достоинством вмешавшихся в схватку кораблей была их неожиданно высокая скорость — они превосходили по этому показателю все ранее встреченные имперцами корабли не только адеров, но и вообще всех известных негуманоидных рас. Более того, их ходовые характеристики вплотную приближались к возможностям имперских кораблей, а вот это было уже серьезно и очень, очень опасно. Насколько такое положение вещей опасно как раз и показал случившийся тут же бой.

В принципе, землян спасла автоматика, вовремя включившая защитное поле — люди просто не успели отреагировать, когда вражеские корабли внезапно оказались совсем рядом и открыли огонь. Однако за тысячные доли секунда автоматические охранные системы успели не только рассчитать курс кораблей противника, но и прийти к выводу, что вероятность атаки слишком высока. В таких случаях автоматика сама могла принимать решение о пассивной защите, и в результате залп адеров пришелся в экстренно начавшее формироваться защитное поле.

Конечно, напряженность защитного поля не успевшей выйти на рабочий режим оборонительной системы оказалась очень невысокой, какие-то проценты от максимальной. И, соответственно, поле одного из крейсеров, словившего сосредоточенный залп сразу трех кораблей противника (четвертый врезал по линкору — безрезультатно, конечно) не выдержало, хотя и сделало все, что могло, значительно ослабив. И все же обстрелянному кораблю досталось. Точным попаданием какой-то из кораблей противника проломил поле крейсера и сделал здоровенную дыру в борту корабля, разом уничтожив почти половину батарей зенитных орудий и чудом не задев жилых помещений, однако времени добить поврежденный корабль противник уже не имел — имперские корабли, очнувшись от шока, открыли огонь из всего, что имели, хотя и не слишком точно. И оставалось адерам лишь использовать преимущество в скорости и постараться проскочить прежде, чем имперские корабли сумеют их перехватить. Этот маневр и был противником с блеском проделан, и корабли адеров умчались прочь, счастливо уклонившись от данного им вслед нестройного залпа. Вот таким ярким и эффектным, хотя и мало что меняющим в диспозиции штрихом и закончилось то сражение.

Ну а дальше рамантика дальних странствий как-то вдруг резко закончилась и на смену ей пришли суровые будни. Вместо парадной пробежки по сопредельным государствам, имперским кораблям пришлось наскоро латать пробоины и идти на соединение с остальной эскадрой, да еще и тащить с собой трофей. А он, зараза, был большим и тяжелым и, будучи пришвартованным к борту линкора, здорово смещал центр масс корабля, сильно мешая только маневрировать.

Чуть позже выяснилось, что и повреждения крейсера оказались не столь безобидны, как думали раньше. Бункера военных, да и не только военных кораблей, будучи заполнены высококачественным топливом, имеют одну неприятную особенность — в них иногда начинается цепная реакция. Явление, в принципе, давно известное и достаточно легко решаемое — поглотители нейтронов, как в обычном ядерном реакторе. Надо сказать, что в этом отношении имперские технологии ничем принципиально не отличались от земных, разве что были реализованы на более высоком техническом уровне. Те же стержни-поглотители, которые в земных ядерных реакторах изымают излишек нейтронов, здесь не давали начаться проблемам в бункерах кораблей. Однако проблема оказалась в том, что у поврежденного корабля стержни отказались вставать на положенное им место. То есть все тестовые программы указывали на исправность систем, но механизмы работать отказывались. Вот тебе и сверхнадежная имперская техника. Повезло еще, что Ковалев набирал в механики специалистов-ядерщиков, благо после известных событий девяностых годов их не у дел оказалось много. Да и пенсионеров с огромным опытом, которые не отказались продолжить жизнь в новом качестве, гарантирующем и лучшие условия жизни, и куда большую ее продолжительность, было в достатке. Конечно, корабельные двигатели я земные реакторы имели не слишком много общего, но все же эти люди были неплохо подготовлены, и натаскать их серьезного труда не составило.

Вот такой вот престарелый (это, конечно, по земным меркам) слесарь от физики, привыкший не слишком доверять аппаратуре и периодически проверять все сам, и обнаружил угрозу и тем самым спас корабль от неминуемого взрыва. Правда, произвести ремонт на ходу было нереально, но как раз такая ситуация теми, кто проектировал имперские корабли, была предусмотрена. Позже, копаясь в библиотеке линкора, Ковалев обнаружил и причину такой предусмотрительности — оказывается, еще на заре космических полетов было несколько инцидентов с цепной реакцией в бункерах, некоторые из которых привели к гибели кораблей. Тогда-то и были внедрены системы, если не предотвращающие последствия подобных аварий, хотя бы снижающие вероятность их возникновения. Проще говоря, была внедрена система экстренного сброса содержимого бункеров или, если по каким-то причинам это будет невозможно, отстрела самого бункера. На протяжении не самой короткой истории космоплавания эти системы применялись не раз, доказав тем самым свою необходимость. Был зафиксирован даже случай невольной диверсии с помощью такой вот аварийной системы, когда во время очередной проблемы с сепаратистами экстренно взлетающий с захваченной ими базы корабль «забыл» на этой самой базе аварийный бункер или, точнее, отстрелил его прямо у причала. В результате внутреннего взрыва от базы мало что осталось, командир корабля получил орден и повышение, а во всех портах были приняты меры по предотвращению подобных инцидентов. Весьма разумная предосторожность, надо признать.

Сейчас, правда, обошлось без эксцессов — люки аварийного сброса открылись штатно и несколько тысяч тонн топлива просто рассеялись на огромном пространстве — скорость корабля к тому моменту была уже довольно солидной. Провели и экспресс-расследование, в ходе которого выяснилось, что происшедшее — не результат конструктивных недостатков или чьего-то злого умысла, а всего лишь следствие повреждения в бою. Такое случается крайне редко, однако Ковалев отдал приказ провести немедленную и внеплановую проверку всех систем. Все согласно старой истине: гром грянул — мужик перекрестился.

Ну, ничего, что могло бы привести к серьезным последствиям, не нашли, правда. Так, куча мелких неисправностей, сопутствующих любому кораблю в любом походе, неважно, дальнем или не очень, вне зависимости от подготовленности к нему корабля и экипажа, даже при использовании самой совершенной техники. Эти мелкие, досадные проблемки стары, как мир, и сопутствуют человеку, наверное, со дня сотворения мира. Однако, хотя ничего и не нашли, нервов случившееся потрепало людям изрядно и по пути назад все были как на иголках. Теперь желание Ковалева провести доковый ремонт кораблей уже никому не казалось перестраховкой.

Ну а сам Ковалев тем временем пытался анализировать собственные действия и приходил к неутешительным выводам. По всему выходило, что, несмотря на общие успехи кампании, он проявил себя далеко не с самой лучшей стороны. Говоря по чести, его действия тому, чего стоило ожидать от имперского адмирала, совершенно не соответствовали. Возможностям и действиям удачливого и хорошо вооруженного пирата, решившего наложить лапу на несколько планет — да, на все сто, но никак не адмирала.

Самому себе Ковалев мог признаться — так, как действовал он, можно сколотить крошечное королевство, которое будет держаться на страхе, но восстановить империю не удастся. Возможно, получится завоевать двух-трех соседей, если удастся укомплектовать трофейные корабли наемниками-землянами, то это будет не так и сложно. А дальше — все. Основные возможности Ковалева держатся на его мобильности, а мобильность обеспечивается только его эскадрой — мощной, быстроходной, но маленькой. В такой ситуации создать государство большое и устойчивое нечего даже и думать — периферийные колонии, оказавшись вне оперативной досягаемости центра, ударятся в сепаратизм со страшной силой. И вариантов тут два — или иметь большое количество кораблей, которые будут достаточно быстроходны, чтобы легко достигать любой точки империи, или распрощаться с мыслью об империи. Во всяком случае, тактически все именно так и обстояло. А вот стратегически… Ну не стратег был Ковалев, тактик — да, приемлемый, но не стратег. А значит, надо было с этим что-то делать. Но все это — потом, в перспективе, а пока что Ковалеву больше всего хотелось одного — как страшный сон забыть о кровавой работе и налагаемой ею ответственности, давящей на плечи подобно бетонной плите, и хоть ненадолго оказаться дома…


Конец второй части.


Часть 3

Глава 1


— Папа, ну…

— Нет! — ответил Ковалев, наверное, чуть громче и чуть резче, чем следовало, и резко поднялся из кресла. Кресло было глубокое, мягкое, очень удобное, но сесть в него и расслабиться не получилось. А все почему? Да все потому, что дети хоть и цветы жизни, но, согласно старой поговорке, пускай они лучше растут в чужом огороде.

Нет, ну в самом-то деле, такой подлянки от жизни он не ожидал. Ведь буквально на месяц-полтора вырвался из космоса, отдохнуть и перевести дух, пока линкор стоит в доке и шустрые механики прозванивают его до последнего винтика. Чем должен заниматься настоящий мужчина, вернувшись домой из далекого и опасного путешествия? Правильно, пиво и бабы. Ну, или коньяк и женщины. Или еще какой-нибудь вариант — в меру вкусовых и эстетических предпочтений каждого. А что в результате?

Нет, адмирал, конечно, понимал, что просто так месяц отдыхать не придется — в конце концов, он ведь теперь и на Земле-то был не просто рядовой инженер, а, так сказать, небольшой олигарх местного значения. Стало быть, дел накопилось валом, придется провести разгром в собственном офисе (длительное отсутствие начальника — оно, знаете ли, расхолаживает и никакие селекторные совещания, тем более не всегда возможные даже с учетом имперской техники связи, тут не помогут), несколько деловых встреч, возможно, побывать на паре банкетов и совместить приятное с полезным. Деталей он пока что и сам не представлял — он ведь был еще очень неопытный олигарх и не знал досконально правил игры, хотя и понимал, что здесь не космос и очередью из лучемета от пояса проблему не решишь. Хотя это еще как сказать, выпадет случай — стоит проверить. Но действительность превзошла его самые худшие ожидания.

Все дело в том, что Ковалев был женат. Точнее, когда-то был женат — он развелся почти за десять лет до того, как встретил доктора Шерра и рванул вместе с ним в авантюру под названием "спаси империю". Ну, это по названию, а по сути "мы ставим в позу всех, кто не с нами", впрочем, чисто технически это одно и то же.

Так вот, когда-то Ковалев был женат и жену свою любил. Ровно до того момента, когда однажды, вернувшись чуть пораньше с вахты, не застал ее за занятием… Э-э-э… Слегка недостойным верной спутницы жизни. Проще говоря, застукал ее, когда она кувыркалась в постели с любовником. Ну, в общем-то, обычная ситуация, многие вахтовики через подобное проходят.

Ковалев не стал вышвыривать их обоих из окна, хотя и хотелось очень, а силушкой Бог его не обидел и смазливенького мачо он мог бы переломить о колено, не напрягаясь. Не стал скандалить. Просто повернулся и ушел, оставив жене все — квартиру, машину, деньги… Сколько он тогда выпил сказать трудно, он и сам этого не помнил, но когда примерно две недели спустя будущий адмирал и будущий космопроходец увидел в зеркало свою опухшую от водки физиономию, он психанул уже по-настоящему. А это, в свою очередь, вылилось во вполне конкретные действия — пить Ковалев бросил сразу и бесповоротно, поменял работу, жену себе вспоминать запретил. При разводе единственное, что он себе вытребовал — это право раз в неделю видеться с дочерью. Впрочем, спустя два года жена его, забрав дочь, вторично вышла замуж, переехала в другой город, и с тех пор Ковалев их не видел, да и на алименты жена подавать не стала — решила видать, что того, что она получила вполне достаточно. Ну, впрочем, тут стоило благодарить, скорее, ее мать — теща, женщина прямая и суровая, хорошо относилась к Ковалеву, дочь осуждала за глупость и б…ство. К тому же она не без основания считала, что если дело дойдет до дележа имущества, то потеряет ее дочка больше, чем приобретет от алиментов непонятной величины — на дворе бушевал очередной кризис и все находились в "подвешенном" состоянии. Впрочем, как раз кризис Ковалев пережил тогда спокойно, а с бывшей тещей до сих пор поддерживал хорошие отношения.

Так вот, со временем у Ковалева все наладилось, благо мужчина он был видный, с женским полом проблем не имел, хотя второй раз под венец никому его затащить не удалось. Ну а потом начались заморочки с космосом и разом взлетевший, в прямом и переносном смысле, в заоблачную высь бывший рядовой инженер, а ныне имперский адмирал и, по совместительству, просто очень богатый человек, Ковалев и думать забыл о делах давно минувших лет. А вот экс-супруга, похоже, не забыла.

Как уж она узнала о новом земном статусе своего бывшего мужа, остается только гадать. Скорее всего, просто увидела по телевизору или в газете — что поделать, любой крупный предприниматель — человек в какой-то мере публичный, издержки профессии, так сказать. Так что пришлось и Ковалеву малость попозировать перед фото- и телекамерами, да и от наездов и криминала, и правоохранительных структур поотбиваться. Впрочем, этот вопрос он решил просто — обеспечил себе прикрытие на самом верху. Можно было, конечно, просто поубивать всех, кто мешал, благо возможностей для этого имелось более чем достаточно, да и опыт устранения самых наглых конкурентов уже имелся, но опыт показывал, что один труп обязательно потянет за собой, второй, третий и конца кровавой цепочке не будет. Ничего, конечно, страшного, но зачем лишние проблемы, тем более перед отлетом?

Ковалев поступил очень просто — вышел непосредственно на президента, благо за что его зацепить было ясно. Президент-то, как бы он ни хорохорился, был человеком сугубо штатским и, как и многие штатские люди, пылал одной пламенной страстью и любовью — любовью к оружию. Причем практически к любому, от пистолета до атомного крейсера, лишь бы выглядело оно грозно и брутально. На этом Ковалев его и подловил, тупо подарив авиаполк К-50, знаменитых "черных акул" — он не без основания решил, что, какова бы ни была реальная боевая эффективность этих машин, по брутальности им равных точно нет, и угадал. Наверное, американский президент очень удивился бы, узнав, куда ушли деньги, выделенные на очередную маленькую и победоносную войну, а именно эти деньги были честно украдены со счетов американского министерства обороны с помощью компьютера имперского линкора и пошли на оплату строительства вертолетов. Так что Ковалев одним ударом убил целое стадо зайцев — укрепил обороноспособность собственной страны, ослабил страну-конкурента и обеспечил лояльность со стороны собственного президента. Тому, кстати, давно уже хотелось заполучить такую силу, но денег, как обычно, катастрофически не хватало, поэтому он не стал вдаваться в подробности относительно их происхождения, а просто принял наличие новых вертолетов как должное. Ну а результатом явилось то, что Ковалева и его корпорацию никто больше не пытался трогать всерьез — самоубийц не находилось. Конечно, спецслужбы почти наверняка держали "Небесную империю" под колпаком, но в самой фирме предателей не могло быть в принципе, а давления извне с такой крышей можно было не опасаться.

Так вот, именно тогда, очевидно, его бывшая жена, к тому моменту уже вторично разведенная и живущая, мягко говоря, небогато, и узнала о новых возможностях своего бывшего мужа. Вполне естественно, что в сердце ее моментально вспыхнули чувства к такому хорошему, а главное, перспективному человеку, но вот найти Ковалева оказалось делом весьма затруднительным — к тому моменту адмирал уже достаточно давно болтался в глубоком космосе, и желанием разговаривать оттуда с кем попало, совершенно не горел. Вдобавок, телефон его за столько лет поменяться успел уже не раз и, даже будь Ковалев на Земле, найти его было бы крайне проблематично.

Поэтому дозвониться до Ковалева его бывшая, естественно, не могла, а на звонки в приемную корпорации даме регулярно отвечал приятный женский голос (а как же, иметь симпатичную секретутку — привилегия любого крупного начальника) сообщающий о том, что господина Ковалева нет на месте, и когда он будет неизвестно. Возможно… Да что там возможно, наверняка это бесило пышущую праведным гневом и жаждой золота даму, но никакое бешенство повлиять на ситуацию не могло в принципе — кроме как "позвоните попозже" ей ничего ответить не смогли бы, даже если бы очень захотели.

Однако терпение и труд, как говорится, все перетрут, и несколько месяцев настойчивых звонков дали все-таки результат — адмирал еще только появился в офисе, а его уже выцепили, и Ковалеву пришлось проклинать свои тупые мозги за то, что не додумался вовремя создать список лиц, для которых его нет НИКОГДА. Увы, все мы задним умом крепки.

Больше всего Ковалеву хотелось послать наглую бабу куда подальше, но он сдержался — издержки воспитания, не позволяющего бить женщин и ругаться при них, а тем более на них. Однако воспитание не помешало адмиралу в ответ на слова бывшей супруги о том, что она желает его видеть, популярно объяснить ей, что он-то ее видеть не желает совершенно и что его охране (по статусу положена, однако, и плевать, что он всех этих бодигардов раскидает, не вспотев) дано указание гнать ее в три шеи. Примерно тот же ответ она получила и на намек о том, что муженек алиментов уж сколько лет не платил. Единственная разница была в том, что на улицу (и в буквальном, и в переносном смысле) вышвырнут ее не телохранители (за шиворот и пинком), а адвокаты. На них, кстати, Ковалев не экономил, и экономить не собирался — не так уж много денег они требовали, а пользы от грамотных юристов всегда было много. Тем более главу юротдела он знал уже много лет и доверял ему, хотя и не посвящал в основное направление своей деятельности. Мало ли что — даже кристальной честность и абсолютной верности человека можно споить, напугать, или просто похитить и пытать до посинения. А вот если человек ничего не знает, он ничего и рассказать не сможет.

Однако настырная женщина не угомонилась и, хотя получила недвусмысленное предупреждение, начала буквально осаждать офис "Небесной империи", доведя до зубовного скрежета не только секретаршу, которой по должности положено быть вежливой, но и охрану. Вдобавок, она попробовала связаться с газетчиками — скандалы всегда были в цене у третьесортной (а в России она почти вся третьесортная) прессы.

Ну, газеты хоть и именуются третьей властью и в самом деле могут влиять на умы обывателей (даже те, которые пишут о гигантских кузнечиках, терроризирующих американских старушек), обладают общей отличительной чертой — возглавляют их отнюдь не дураки. Нет, бывают среди них и дураки, конечно, но крайне редко, и такие издания долго не живут. Именно поэтому, когда вышла первая статья, к главному редактору пришли два человека и пассатижами выдрали ему зубы. Суперы (а это были именно они) из команды Ковалева прошли через охрану редакции так, как будто ее и не было, сделали дело, объяснили, за что, и ушли. На следующий день ситуация повторилась, но уже в другом офисе совсем другой газеты. Остальные сделали выводы, возможно, кто-то вспомнил и о незавидной судьбе конкурентов Ковалева, которые кончили однозначно плохо — подобные слухи распространяются в среде журналюг моментально. Правда, один из хозяев первой газеты попытался подать в суд, но судья лишь закатил глаза, ткнул пальцем вверх и объявил, что претензии явно необоснованны, а свидетельские показания — сфабрикованы. На том газетная шумиха и улеглась.

Да и о бывшей жене Ковалев забыл буквально через пару дней — смылся на неделю на Мальдивы, отдохнуть и поправить здоровье. Хотя куда уж поправлять? Здоровью адмирала и так мог позавидовать любой, даже самый здоровый человек на Земле. Но, однако же, стресс снимать все равно было надо, а космические перелеты и, тем более, космические войны — это один большой стресс, который лучше всего снимать по старинке…

Но вот Ковалев вернулся — и ему была подброшена новая гадость. На сей раз экс-супруга поступила умнее — она ничего не требовала, она только просила Ковалева на пару недель взять к себе дочь, а дура секретарша передала. Увы, несколько склонный к сентиментальности Ковалев не смог отказать.

Надо сказать, что Ковалев не видел дочь уже достаточно давно — с того самого момента, как мать увезла ее с собой в старинный, красивый, но совершенно неинтересный Ковалеву город Тверь. Через бывшую тещу Ковалев был достаточно хорошо информирован о том, что с девочкой все в порядке, и не слишком беспокоился. К тому же он с определенного момента стал достаточно скептически относиться к жизни вообще и к своей семейной истории в частности. Когда прошло шоковое состояние, он всерьез задумался над ситуацией и задал самому себе вполне логичный вопрос: а его ли ребенок-то? Судя по тому, что супруга образцом добродетели не являлась, могло быть и совсем даже наоборот.

Вообще, надо сказать, Ковалев жену когда-то любил и доверял ей абсолютно. Тем болезненнее оказался удар, хотя, по прошествии лет, он переосмыслил ситуацию и не смог сдержать грустную усмешку — все как всегда, один любит, а второй этим пользуется. Ну и, если уж на то пошло, ни один человек не ценит того, что досталось ему легко, и женщины — не исключение. Ну а дальше все было вполне предсказуемо, любовь через шок и боль быстро переросла в ненависть, а та, в свою очередь, с течением лет трансформировалась в равнодушие. И, так уж получилось, через мысли о происхождении ребенка это равнодушие перекинулось и на дочь.

Однако, когда Ковалев вернулся из космоса и начались проблемы со вздорной бабой, он на всякий случай проверил ребенка, благо имперская техника позволяла сделать это быстро, незаметно и с приличной дистанции. Увы, любопытство сгубило кошку — ребенок оказался все-таки его. Технически это ничего для Ковалева не меняло — как говорится, перегорело, быльем поросло, много воды утекло и так далее, но все же он согласился, даже не представляя, сколько проблем на себя навешивает.

В самом деле, он помнил дочь еще маленьким, непоседливым и шустрым существом с густыми, в мать, абсолютно черными волосами, украшенными целой горой бантиков. Наверное, он ожидал увидеть нечто подобное, но совершенно не был готов к тому, что в его доме появится пятнадцатилетнее чучело, еще по-детски угловатое, одетое в потертые джинсы и топик, вдобавок, со скверным характером и склонное к юношескому максимализму. Мало того, что мать явно не смогла привить дочери чувство вкуса в одежде и элементарного такта, она, похоже, очень хорошо объяснила ей, какая сволочь папа-олигарх и сколько всего с него можно поиметь. Впрочем, возможно, все это было связано еще и с относительно юным возрастом девочки, ну и, естественно, с непривычностью для Ковалева к ситуации, когда в его жизнь вносится извне что-то непонятное, о чем ему придется заботиться. С непривычностью к роли папаши, короче.

Единственный человек, который был искренне рад случившемуся, была мать Ковалева — как же, впервые за столько лет увидела внучку. Поэтому Ковалев, который мать искренне уважал и любил, вынужден был смириться с возникшим в доме бардаком. Просто теперь он старался появляться дома пореже, и жил в таком темпе уже неделю.

Впрочем, ожиданий дочери он не оправдал, да и, по чести говоря, оправдывать их не собирался. Похоже, в сознании дочери сформировался образ отца, как крутого олигарха, человека с бешеными деньгами, живущего в особняке на Рублевке и ездящего на инкрустированном алмазами "роллс-ройсе". Ага, аж два раза.

Во-первых, Москву Ковалев не любил, а вот собственный небольшой городок ему нравился. Поэтому, хотя в Москве и был офис "Небесной империи", Ковалев не собирался ни переезжать в столицу, ни даже просто обзаводиться там серьезным жильем. Ну не видел он в этом смысла, тем более, что хотя адмирал из соображений секретности и не рисковал использовать в густо напичканной средствами обнаружения европейской части России космический бот, способный доставить его в столицу минут за десять, он держал "под парами" сверхзвуковой самолет бизнес класса, позволяющий при нужде быть в Москве через вполне приемлемые пол часа.

Во-вторых, Ковалев отнюдь не считал, что дом должен быть чем-то из ряда вон шикарным и уж тем более располагаться в городе. Дом должен быть уютным, считал адмирал, и расположенным в красивом месте, желательно подальше от людей, чтобы перед глазами не мельтешили. Поэтому он выкупил солидный участок километрах в пятидесяти от города, на берегу реки, вокруг — сосновый лес. Небольшой двухэтажный коттедж, удобный и комфортабельный — словом, дом, в который хочется возвращаться… Что еще надо? Ну, кому-то, возможно, и надо, но Ковалева устраивало как раз такое жилище, к тому же солидно укрепленное, способное при необходимости обеспечить не только комфорт, но и защиту.

Вот машины — да, в необходимости иметь хороший автомобиль адмирал ни на секунду не сомневался, но "роллс-ройсы", "бентли"… К чему? Девок возить или белок пугать? Ковалев предпочел БМВ Х-5, машину удобную, комфортабельную, быстроходную и не слишком большую. А вместо бронирования корабельные техники-умельцы впихнули в нее генератор силового поля, способный, при обнаружении опасности (а как же, пули, например, бортовыми датчиками распознавались и идентифицировались за сотые доли секунды) прикрыть машину почти мгновенно и намного надежнее, чем обычная земная броня. Кстати, как раз техники и удивлялись выбору Ковалева больше всего — офицеры и даже рядовые матросы эскадры часто предпочитали и машины, и жилье пошикарнее, благо денег хватало.

Ну и во вместительном гараже стоял неплохой американский "проходимец", на котором Ковалев мотался на рыбалку и собирался поездить за грибами — август месяц, самое время, плюс для матери, чтобы она могла в город ездить, стоял небольшой, но удобный "Мерседес". Еще в самом низу, в секретном гараже располагался малый десантный бот. И на этом — все.

Так вот, для дочери, похоже, было ударом то, что ни в какую Москву она не поехала (ответ был простой: "а на хрена?"), машину ей отец тоже покупать не собирался ("молодая еще, незачем"), вечеринок не устраивал ("я что, идиот? Захочу — в ресторан съезжу, а в своем доме кого попало принимать не собираюсь") и вообще, бывали у него в гостях только ближайшие родственники и друзья, публика для девушки совершенно неинтересная. Даже в город Ковалев мотался только по необходимости. Немного скрашивало жизнь то, что бабушка была женщиной еще не старой, энергичной (ну как же, после корабельного регенератора ей еще лет сто жить положено, а то и больше) и периодически ездила в город сама и брала с собой внучку. А в городе была и еще одна бабушка, и все-таки какая-никакая, а компания, хотя, конечно, по сравнению с Тверью городок был маленький, скучный и не слишком нравился рассчитывавшей совсем на другое девушке. Причем Ковалева последний факт не волновал, как говорится, напросились в гости — Бога ради, но будьте любезны жить по правилам, установленным хозяином. И ничего тут не поделаешь. Тем более в деньгах он дочь не стеснял, но тратить их было особенно и не на что — разве что на шмотки, потому как ночные клубы и прочие развлечения подобного рода для нее были закрыты напрочь. В девять — домой, не приедешь сама — возьмут за шкирку и приволокут. В первый раз так и случилось, кстати.

Словом, не слишком подходил Ковалев на роль любящего отца, хотя, надо сказать, не слишком страдал от этого, и к концу первой недели пребывания в его доме дочери, в нем сложилась взрывоопасная атмосфера.


Глава 2

— Ни на какой концерт ты не поедешь.

Ковалев прошелся туда-сюда по комнате, вернулся и сел в кресло. Взял газету и демонстративно зашуршал ею, показывая, что разговор окончен. Не то чтобы она была ему нужна — под рукой адмирала были многократно более точные и объективные источники информации. Даром, что ли, аналитический отдел ест свой тоненький кусочек хлебушка с толстым слоем масла, да еще и черную икорочку сверху ложками кладет? Нет, ребята вполне свое жалование отрабатывают и нужды просматривать перлы не слишком умных людей, называющих себя журналистами[40], в общем-то, не было, но газета являлась классическим, многократно обыгранным и в кино, и в литературе стереотипом, намеком на то, что разговор окончен. Умный, как говорится, поймет, а свою дочку дурой Ковалев не считал. Да, невоспитанной, да, три раза необразованной, но никак не дурой. Во-первых, втихую протестировал ее и получил обнадеживающие результаты, а во-вторых, с известной долей самомнения считал, что у такого умного, как он, отца дочка дурой родиться не просто может. Конечно, пословица о том, что на детях природа отдыхает, родилась не на пустом месте, но как раз к ней Ковалев относился с известной долей скепсиса. Ну не мог он представить свою дочь дурой — это, наверное, свойственно каждому отцу. А раз так, то намек будет понят и чадо, наконец, заткнется. Но, как оказалось, не в этом случае.

— Ну папа-а-а, — капризно заныла дочь. — Как ты не понимаешь? Это же…

— Смердящие? — перебил ее Ковалев. — Или как там их? Сопящие? Пищащие? Хрипящие?

— Блестящие!

— И что?

Дочка была фанаткой этой группы, и Ковалев это отлично знал и, естественно, название помнил. Возможно, если бы она уже неделю не ныла о том, что раз в соседний город приезжает ее любимая группа, и она кровь из носу должна быть на концерте, а просто один раз попросила отца по-человечески, он бы ее туда отпустил, а может, и сам скатался, благо, недалеко — всего-то километров триста. Не потому, что на концерте желал побывать, а просто так, чтобы посидеть вволю за рулем, почувствовать скорость… Что интересно, имперские боты, а тем более крупные корабли, этого ощущения практически не давали и потому, будучи дома, Ковалев порой совсем не против был полихачить. Но дочка начала тупо ныть и адмирал так же тупо разозлился. Зря, конечно, можно было просто выделить ей человека в сопровождение и отпустить, однако давать обратный ход ему уже не хотелось. В результате сейчас вздорная девица расписывала ему, какая это замечательная группа, какие у нее замечательные хиты, и вообще… А Ковалев слушал и тихо сатанел, проклиная день и час, когда человечество изобрело шоу-бизнес вообще и "ящик" в частности.

— Ни на какой концерт ты не поедешь, — медленно, с расстановкой, но так, чтобы сразу стало понятно, что это окончательное решение, сказал он, когда дочь замолчала на секунду. И замолчала-то просто для того, чтобы воздуху в легкие набрать — и все, упустила инициативу. — Ты еще не поняла, почему я не то что имена, а даже название этих твоих… Как их там? Словом, почему я их запоминать не намерен? Или объяснить?

— Ну объясни!

Дочка, похоже, решила стать "в позу". Слезы из голоса моментально исчезли, руки в бока уперла — явно хочет скандала, совсем как мать, и не скажешь, что сопля совсем. Жаль, что аргументы до нее сейчас не добьют, просто не достучатся до мозга, подумал Ковалев. Но сказать все равно было надо, если не сразу, то через год поймет, никуда не денется. Память — она штука хитрая, все, что можно фиксирует, глядишь, со временем что-нибудь и просочится до думательной горошины.

— Юля, вот вспомни — ты имена официантов в ресторанах, или там в кафе, запоминаешь?

— Нет, а что?

— Ничего. Просто скажи — почему ты их не запоминаешь?

На сей раз дочка задумалась — очевидно, вопрос поставил ее в тупик. Ковалев внутренне обрадовался, потому что если человек хотя бы пытается думать, то для него еще не все потеряно. Однако пытаться думать и получить результат или хотя бы родить сколь либо умную мысль — две большие разницы. Так что пришлось Ковалеву объяснить.

— Ты не запоминаешь имен официантов потому, что у прислуги нет имен. Не положено им такой роскоши — они все для нас "эй, ты". Они могут быть вполне приличными и достойными людьми в обычной жизни, но на работе они прислуга, не более того. По этой же причине я не запоминал и не собираюсь запоминать всевозможных певцов — они такой же обслуживающий персонал, принеси-подай-пшел вон. Разница в том, что официант приносит нам еду, а певец — настроение, да и оплата у них разная, но это уже детали.

Конечно, Ковалев переборщил насчет прислуги. Да он и сам это понимал — тут больше подошло бы определение "холуи". Однако пускаться в объяснения у него не было никакого желания, а самое главное, времени — дочь уже покраснела от гнева и, казалось, сейчас взорвется.

— Да как ты можешь сравнивать…

— Могу, девочка, могу. И, для сведения, и среди официантов есть мастера, а есть убожество, и среди певцов. А квалификация твоих… Свистящих оставляет желать лучшего. Третий сорт — не брак, конечно, но и не то, на что стоит обращать внимание.

— Ты… Ты…

Похоже, девушку проняло, что называется, до самых печенок. Следующие пять минут Ковалев с интересом слушал о том, какая он сволочь и даже узнал некоторые неизвестные ему самому факты собственной биографии. Однако же, фантазия у ребенка… Хотя, возможно, это фантазии ее матери. Вновь пришлось дожидаться, пока дочка устанет, но она в запале неожиданно выдалавполне здравую фразу о том, что, раз Ковалев так уж хреново относится к певцам, то почему, когда что-нибудь делает, постоянно себе под нос напевает? Пришлось пояснить, что к певцам он вообще не относится, а песни ему просто нравятся иногда, и ему совершенно нет дела до того, как зовут человека, который их поет. А группа, по которой дочка фанатеет, и вовсе сборище безголосых дур, умеющих только задницами крутить да на сцене полуголыми прыгать. И вообще, таких групп, цена которым гривенник дюжина, рубль ведро, найти можно кучу, а при наличии денег и из бревна суперзвезда получится. Почитай историю, доченька, раньше артистов вообще к проституткам приравнивали. Думаешь, многое изменилось?

Самым смешным в ситуации было то, что Ковалев не был музыко- или тем театроненавистником. Более того, он был большим поклонником Высоцкого, с удовольствием слушал некоторые отечественные рок-группы и ретро, а бывая в Москве или в Питере никогда не упускал возможности сходить на оперетту. Да и на балет ходил иногда, хотя и редко, под настроение. Вот безголосую попсу — да, не любил, но это уже, как говорится, вопросы личных пристрастий. В конце концов, он и оперу не любил — так что с того? Однако, объясняя дочери свою позицию, душой он не кривил — адмирал действительно относился к богеме любого уровня, как к обслуживающему персоналу, и его мнение логики лишено не было. Другое дело, что до дочери эту мысль он пока что донести не сумел — дети, вне зависимости от возраста, мыслят чуточку другими категориями и оставалось надеяться на классическое "вырастет — поумнеет".

Словом, после длительной перепалки конфликт разрешился так, как и положено решаться конфликту отцов и детей. То есть обе стороны остались при своем мнении, но одна из них пригрозила взять ремень, а вторая разрыдалась и убежала в свою комнату.

Ковалев философски пожал плечами и отправился в кабинет — ему надо было поработать. Если бы он знал, чем кончится вечер и чем это для него обернется, он, конечно, сделал бы все иначе, но, увы, даром предвидения адмирал не обладал — хреновой он был Кассандрой.

Впрочем, в тот вечер ему действительно было не до мелких, как он считал, разногласий с дочерью — дел навалилось, что называется, по самое "не балуйся". Во-первых, вышел на связь Шурманов. Доложил обстановку, которая, впрочем, мало изменилась — имперский флот, наложив мягкую, но тяжелую лапу на довольно обширные территории, занимался в отсутствие главнокомандующего типично полицейскими функциями. Проще говоря, наводил порядок и призывал сепаратистов к спокойствию путем длительной ссылки на урановые рудники активистов и пожизненной ссылки туда же невменяемых. Ну, опять появлялись адеры, но пара их легких кораблей была почти сразу перехвачена имперскими крейсерами и расстреляна — пленные и трофеи Ковалеву сейчас были не нужны, имперцы и так получили кучу информации от пленных, захваченных в предыдущем рейде, и до сих пор не могли ее полноценно переварить. Еще Шурманов жаловался на Шерра — эта парочка и так друг друга не слишком любила, а после того, как Ковалев, взяв доктора за грудки, популярно объяснил ему свое мнение о перспективах дальнейшего использования пси-блокировки, и вовсе цапалась каждый день. Шерр тогда вынужден был под давлением превосходящих сил противника (в лице Ковалева) и угрозой расправы (адмирал сунул ему под нос кулак впечатляющих размеров) заняться срочным изменением параметров блокировки. В результате общий эффект, конечно, был положительным, но вот пиетета перед Шерром земляне стали испытывать намного меньше, что доктору не совсем нравилось. Вот и сейчас Шурманов пожаловался на то, что Шерр лезет, куда не просят, и дает кучу никому не нужных и совершенно дурацких ЦУ. Словом, все как всегда.

Примерно через час на связь вышел Шерр. Доложил о том же самом и пожаловался на Шурманова, что тот оспаривает приказы вышестоящего начальство (его, Шерра, то есть) и хамит периодически. Опять же, как всегда, Ковалеву эта каждодневная грызня уже начинала надоедать, но, с другой стороны, в таком положении вещей была и своя выгода, поэтому все пока оставалось, как есть. Да и вызывало у него это скорее улыбку, чем злость — поневоле вспоминал, как сам собачился с Сотниковым. Все еще собачился, кстати…

Потом пришел вызов с базы — ремонт "Громовой звезды" затягивался минимум на неделю. В чашечном отражателе одного из маневровых двигателей обнаружилась солидная трещина. Что послужило причиной неясно, то ли сотрясения во время стрельбы и маневров, то ли плохое качество материала, но факт оставался фактом — отражатель надо было менять, а для этого необходимо было разобрать практически весь двигатель. Ну а потом, соответственно, собрать его обратно и полностью оттестировать, что тоже занимает определенное время. Ковалеву оставалось лишь выругаться сквозь зубы — никто ведь, в принципе, и не виноват в случившемся. Более того, если бы не расторопность механиков, то двигатель мог бы и взорваться при маневре, да и обычный отказ техники во время, скажем, боя тоже не фунт изюму. Так что оставалось только отписать главному механику письмо с требованием форсировать работы — и на этом все, больше тут ничего придумать не получалось. Правда, можно было и самому слетать на базу и дать всем трендюлей за нерасторопность, да что толку-то — все равно быстрее дело не пойдет, механики и так в три смены пашут.

Потом Ковалев разгребался с земными делами — ну, тут все было куда более запутано. Бизнес, однако, а Ковалев совершенно не был к нему приспособлен. Впрочем, зря он, что ли, платил целой команде профессионалов? Большая часть вопросов была уже практически решена и бумаги требовали только его, Ковалева, подписи. Вот он и ставил их, ругаясь сквозь зубы — писать он не любил, очень уж почерк имел плохой, поэтому предпочитал клавиатуру компьютера. В результате Ковалев совсем отвык от писанины и почти сразу у него заболел палец, намятый авторучкой. Впрочем, были и дела, требующие его личного решения, так что просидел Ковалев почти до двух часов ночи, после чего плюнул на все и, со словами "я вам что, не человек?" завалился спать.

Утром его ждал небольшой сюрприз — к завтраку дочь не вышла. Впрочем, сюрприз действительно был из разряда мелких, потому как поспать она любила не хуже отца. Ковалев с матерью не так давно даже посмеялись над этим, но будить ребенка не стали. Не стал Ковалев будить ее и сейчас, тем более что мать Ковалева вчера улетела на Дальний Восток, Долину Гейзеров посмотреть. Давно хотела, вот и собралась наконец. В общем-то, и правильно — если есть возможность, надо ею пользоваться.

Вот и Ковалев воспользовался возможностью тихо и спокойно доделать дела, не сделанные с вечера. Как говорится, в тишине и покое, когда никто над ухом не нудит и не стонет. Однако, когда дочь не вышла и к обеду, Ковалев удивился — поесть девочка тоже любила, и здесь она тоже пошла в отца, тем более что лишние килограммы ей пока что не грозили. Поэтому вздохнул адмирал и отправился выяснять, с чего это она так игнорирует пищу. Может, голодовку объявила? В знак, так сказать, протеста против родительского произвола. Или, может, животом мается…

Однако в комнате дочери Ковалева ждал новый сюрприз — ее там просто не было. Тут уж адмирал взволновался не на шутку и предпринял короткое, но эффективное расследование. В результате выяснилось, что примерно в четыре часа утра девушка покинула дом и удалилась в направлении дороги. Автоматика зафиксировала это, однако, так как настройки систем защиты дома были направлены исключительно против вторжения извне и не имели приказов по поводу тех, кто желал его покинуть, то и мер никаких принято не было.

Да, весело… Сбежала девочка. Похоже, в решениях она была резкая, как понос — вся в мать, Ковалеву оставалось лишь удрученно помотать головой. Дальше, конечно, по поводу ее местонахождения можно было строить различные догадки, но что-то подсказывало адмиралу, что его дочь просто плюнула на запреты и решила поехать на концерт самостоятельно. Машину брать не стала — во-первых, не смогла бы завести, а во-вторых, водила паршиво. Ну и поступила вполне логично — поехала автостопом, благо недалеко, а трасса весьма оживленная даже ночью. Оставалось только проверить, насколько правильны предположения, чем Ковалев незамедлительно и занялся.

Сразу по приезду дочери он предпринял некоторые меры предосторожности — так, на всякий случай. Одной из таких мер было незаметное вживление под кожу девочки маяка, благо был он совсем маленький, меньше полумиллиметра в диаметре. Этакое чудо инопланетной техники, которым снабжался любой имперский военнослужащий. Передатчик подавал очень узкий по частоте, но, в то же время, достаточно мощный сигнал, указывающий на местонахождение носителя датчика. Ну и биометрию передавал заодно — так, на всякий случай. Мощность сигнала была как раз достаточной для того, чтобы его было несложно отследить при помощи самого примитивного спутника, а уж чего-чего, а спутников на орбите Ковалев подвесил предостаточно, благо размеры их были ничтожны и земными средствами наблюдения они не обнаруживались в принципе.

Спутников, правда, в тот момент поблизости не оказалось, а при работе с дальней дистанции, как сейчас, со спутника, висящего над экватором, неизбежна погрешность, однако сигнал был четким, аппаратура спутника достаточно чувствительной и местоположение девушки определялось с точностью до полутора метров. Ковалев мог поздравить себя с грамотным использованием дедуктивного метода и стройностью логических построений, достойной ученого или шизофреника. Ну и выругать самого себя, опять же, за то, что не подвесил геостационарные спутники.

Но, в принципе, определив местонахождение дочери, Ковалев не слишком заволновался — возможно, из-за того, что никогда за дочкой не приглядывал и как члена семьи ее пока что не очень воспринимал, а скорее всего, из-за врожденного цинизма. Проще сказать, подошел по принципу "нагуляется — вернется", и выбросил проблему из головы. В самом-то деле, не дитя малое — в ее возрасте за Ковалевым уже были и драки, и приводы в милицию, и еще много всего. И ничего — вырос вполне нормальным. Адмирал считал, что в детстве стоит перебеситься — меньше проблем будет потом, во взрослой жизни. Так что пускай девочка оторвется малость, на том же концерте, тем более что и ее местоположение, и физическое состояние постоянно отслеживаются. Ну а когда она перебесится и вернется, дома ее будет ждать любящий отец с ремнем в руках — так, для профилактики дальнейшей дурости.

К концу третьего дня он так уже не считал, на полном серьезе собираясь ехать за дочерью, брать ее за шиворот и волочить домой, презрев все рекомендованные психологами методы воспитания. Именно в этот момент и раздался телефонный звонок.

Трубку Ковалев взял немедленно — звонить по этому телефону могли немногие, в первую очередь члены семьи. У адмирала была нешуточная надежда, что звонит блудная дочь, однако вместо нее в трубке прозвучал незнакомый мужской голос с характерным акцентом, поинтересовавшийся, здесь ли Ковалев, причем даже не по фамилии, а типа "ты, козел, хозяина позови, да!" Ковалев малость ошалел от такого наезда — с подобным обращением он не сталкивался очень давно, еще с лихих девяностых, но тогда многие так лаялись.

Впрочем, адмирал не остался в долгу и с чисто барской вальяжностью спросил, что за дендромутант антропоморфный его спрашивает. На той стороне трубки заткнулись на секунду, а потом выдали грубую и незатейливую (фу, у нынешних уродов криминальных, похоже, напрочь утрачено искусство составления сложнопостроенных многоэтажных конструкций) фразу, смысл которой сводился к тому, что Ковалева не поняли. "Буратино недотесаный" любезно пояснил Ковалев и повесил трубку.

Однако секунду спустя телефон задребезжал вновь, и на этот раз уже другой голос, на чистейшем русском языке и без всякого акцента, произнес:

— Василий Олегович, не вешайте трубку. Ваша дочь у нас, и судьба ее зависит только от вашего поведения.

"Боже, как банально" — подумал Ковалев и, подпустив в голос растерянные и чуть испуганные нотки, ответил:

— Чего вам нужно?


Глава 3


— Нет, это не кавказцы. У них акцент совсем другой, а так обычно рассказывают скверные анекдоты про них.

Вердикт эксперта, в данном случае штурмана Синицына, был воспринят Ковалевым с должной степенью уважения и доверия. И в самом деле, почему бы и не доверять человеку, который с этими самыми кавказцами общался очень плотно и не одного лично отправил на тот свет. Правда, все это были сепаратисты-террористы, но от рода занятий, как говорится, национальность не меняется, равно как и цвет их потрохов.

Олаф, еще один супер, примчавшийся по вызову вместе с Птахом (а именно таково было прозвище Синицына "среди своих" — что поделать, производная от фамилии), сидел в кресле и со своим обычным спокойствием наблюдал за происходящим. Вот ведь идеальный боевик — интересуется только и исключительно тем, что надо для дела, никаких умствований. Получил приказ, пошел и нарезал всех на кусочки, без лишних раздумий и эмоций. Именно за это Ковалев его и ценил, и именно поэтому не собирался продвигать на руководящие посты — Олаф, как он считал, был вполне на своем месте. Это на непоседливого и умного Синицына у адмирала были серьезные планы, а Олафу он рискнул бы доверить командование, максимум, ротой. Впрочем, у каждого свои достоинства и свои недостатки.

Вообще, интересная фигура этот Олаф. Внешне — образец викинга из старых скандинавских саг, такой же светловолосый и могучий, ростом почти на голову выше тоже отнюдь не маленького Ковалева. От этого сходства и прозвище свое получил, кстати. Даже бороду носит, подобно викингам, только очень аккуратную — он вообще аккуратист и чистюля. Хотя, конечно, в космосе с бородой не слишком удобно, особенно в скафандре — но ведь носит же, и фиг его переубедишь. Кстати сказать, отпустил он ее уже после того, как его прозвали Олафом, очевидно, чтобы соответствовать новому имени, так-то он Петр Герасимов, лейтенант-десантник в отставке. В отставке после того, как разбился мало не насмерть и, не встреться на его пути адмирал Ковалев, был бы обречен навсегда остаться привязанным к инвалидной коляске.

— Думаю, ничего особенного выдумывать не надо, — продолжал между тем Синицын. — Зачем изобретать велосипед? Подвешиваем над ними бот, обрабатываем их логово станером — и делаем, что хотим. Ну, голова у девочки поболит слегка…

— Станером нельзя, — отозвался Ланцет, четвертый и последний член их импровизированного штаба, примчавшийся на помощь вместе с Синицыным и Олафом и сейчас занятый не столько обсуждением ситуации, сколько ревизией книжных полок адмирала. Ковалев когда-то увлекался историей, и в его собрании было немало интересных трудов, которые Ланцет, вроде бы и не обращающий внимания на происходящее, с большим интересом просматривал. Явно намерен был себе чего-нибудь выпросить, эстет… Вообще, от него и не ожидалось активного участия в обсуждении планов, Ланцет был специалистом, скажем так, несколько иного профиля, однако, несмотря на кажущуюся отрешенность от происходящего, Ланцет все слышал и успевал анализировать. Просто не встревал в разговор профессионалов, пока этого не требовала ситуация.

— Это почему же нельзя? — воинственно обернулся к нему Синицын.

— Да все очень просто, — Ланцет подошел к экрану, провел пальцем по сенсорной поверхности, заставляя передаваемое со спутника изображение особнячка чуть увеличиться и выглядеть под другим углом. — Мы не знаем, из чего сделаны стены этого домишки, с имеющимся в наличии оборудованием этого не определить, а выводить на орбиту серьезный спутник-разведчик мы уже не успеваем. Но, если мне не изменяет склероз, в этих местах многие дома строятся из дерева, а потом обкладываются кирпичом — так и теплее, и дешевле. И очень похоже, что, как и многие вокруг, хозяин этого безвкусного строения поступил так же. Дерево, если ты забыл, заряд станера гасит очень сильно, стало быть, излучение низкой интенсивности они даже не заметят, ну, почувствуют легкий дискомфорт, а стоит добавить мощности, как удар будет усилен скачкообразно. Вспомни характеристики дерева как поглотителя. Забыл? В среднем до трех единиц поглощение почти полное, а дальше структура дерева нарушается и проходит уже абсолютно все. Если девочка в подвале, под бетонной плитой, то ей ничего не грозит, а если в самом доме? Мы ведь даже не можем пока что даже прозондировать строение. Взрослым, скорее всего, ничего не будет, действительно головы поболят, а вот ребенку три-три с половиной единицы в два счета могут мозги просто запечь, как в микроволновке. Станером… Ерунду говоришь. Садитесь, молодой человек, двойка.

Синицын пристыжено сел, даже не пытаясь оспорить мнение профессионала. Ковалев, который сам хотел предложить только что озвученный вариант, почесал затылок:

— Ну, а сам-то что предлагаешь?

— Я бы предложил усыпляющий газ, но у нас его под рукой просто нету. Гнать же бот на базу… Шесть часов туда, столько же обратно — быстрее нашей шаланде не обернуться. Можно, конечно, связаться с ними, пускай высылают свою машину, так половину времени сэкономим, но толку то… Разве что истребитель вышлют.

— Да, истребитель — это выход, — кивнул Синицын, но тут же сам себя одернул. — Четыре с половиной часа, ну четыре, минимум, быстрее ему в ближнем космосе не обернуться, а то разгонится да нарвется на метеор или еще на что. А у нас осталось только два…

— Можно попробовать достать у местных умельцев, — размышлял между тем вслух Ланцет. — У спецслужб обязательно должно быть нечто подобное. Нот это, наверное, потребует еще больше времени, да и качество той дряни, которую можно здесь найти… Да и потом, если у этих мерзавцев есть свой человек в органах, мы спалимся моментально. А он у них есть, можно не сомневаться.

— А у твоих орлов здесь есть что-нибудь? — спросил Синицын. — Ты же здесь вроде как крутой бизнесмен, служба безопасности своя быть должна.

— Да какая там служба безопасности, — махнул рукой Ковалев. — В столице, в центральном офисе, спецы есть, хотя и не первый сорт — лучших, которые еще со времен Союза оставались, давным-давно завербовали конкуренты. Но все равно, там люди есть, а те, что здесь, только на проходной стоять и годятся. Опять же, со спецсредствами… Туго, в общем.

— Хреново…

Ковалев вздохнул:

— Все ясно, мужики. Придется работать по старинке, так что я просто пойду их убивать. Вы со мной?

— Конечно командир, — ответил за всех Олаф. — Ты и сам знаешь, иначе зачем нас вызывал?

— Тут дело такое, что я вам приказать не могу, только попросить.

— Ну и дурак. Разве в таком деле своих бросают?

— Ну, спасибо за столь лестную оценку моего умственного состояния, — через силу улыбнулся Ковалев. — Век не забуду.

— А мы и не сомневались, — улыбнулся неунывающий гигант. — У тебя брони на всех хватит, или домой смотаться придется?

— Да этого барахла, как грязи.

— А оружия?

— Еще больше. Пошли.

И все четверо отправились в подвал выбирать снаряжение.

Вообще, когда Ковалев вызывал группу поддержки, он был в шоковом состоянии. На него, которого боялись задеть и официальные власти практически любого уровня, и крутые бандиты, наехали самые обычные гопники. В том, что это именно мелкая мразь, Ковалев ни на секунду не усомнился — и наезд был в стиле третьесортных боевиков, и сумму выкупа назначили… Ну, скажем так, не впечатляющую. Десять миллионов долларов, с которого начались переговоры, Ковалев достаточно легко сбил до двух, мотивируя это банальным отсутствием средств и невозможностью собрать их в короткий срок.

А они торопились… Ох, как они торопились — понимали, видать, что как только человек, которого они намерены поставить на бабки, придет в себя, им живенько наступит кирдык. Ну да, дураку понятно, что как только они лишатся своего единственного козыря — девушки — на них начнется такая охота, что солнцу жарко станет. Но рискнули, дурики, шпана подзаборная, решили, видать, что такой шанс раз в жизни выпадает. Интересно, откуда они узнали, чья это дочь? Впрочем, неважно, Ковалев почти с умилением представил себе, как аккуратненько и, главное, медленно располовинивает силовой рапирой ту сволочь, что осмелилась нахамить ему по телефону. Но, пока шел разговор, надо было играть испуганного бизнесмена, с детства ничего страшнее вилки в руках не державшего, оставив подобные нездоровые увлечения на "потом". Ну а уже когда наступит это самое "потом", можно будет и поэкзаменовать кое-кого на тему "какой гриб самый опасный"[41].

Скорее всего, похитители прекрасно понимали, что десять миллионов за такой срок — сумма совершенно нереальная. Назвали, видать, с запасом — чтобы было, вокруг чего торговаться. У Ковалева один момент даже мелькнула мыслишка о том, что стоит отдать им деньги, не такие уж и большие по его нынешним меркам, и на том закончить, однако, обсосав эту мысль со всех сторон, он ее незамедлительно отбросил как глупую. Даже если дочь и отдадут, что сомнительно, он создаст сам себе скверную репутацию человека, которого можно гнуть через колено. Вдобавок, весьма вероятно, что похитители вцепятся на манер клещей, и будут сосать, пока не высосут все, вплоть до золотых коронок на зубах. Коронок Ковалев не носил, но и дураком не был. Как ни поворачивай, а все равно рано или поздно дело дойдет до силовой акции. Так почему не сразу?

Единственное, чего он не смог добиться, так это форы во времени. Эти мерзавцы, очевидно, представляли его возможности и рассчитывали на то, что у Ковалева не будет времени подготовиться. Три часа — срок мизерный, фактически обычному человеку его хватило бы только на то, чтобы открыть сейф, достать деньги и доехать до назначенного похитителями места встречи. Назначили они его, кстати, не там где стоял особняк, а совсем в другом районе. Маскируются, подлецы… И вот что интересно, когда Ковалев спросил, не согласятся ли вместо денег принять у него что-либо другое (подобные суммы все-таки в домашних сейфах не держат), ответ оказался несколько неожиданным — согласны были золотом или бриллиантами. Похоже, был среди этих гадов кто-то, разбирающийся в ювелирном деле. Что же, к ювелиру будет совершенно особый разговор.

Плохо было, что из всех товарищей, отдыхающих сейчас на Земле, в пределах непосредственной досягаемости были только трое. Из них двое — суперы, Синицын и Олаф, махнувшие на Урал на охоту-рыбалку, а третий — Ланцет. Ну, с ним вообще было просто — они с Ковалевым были почти что земляки, поэтому его и удалось быстро найти. Остальных, конечно, тоже можно было собрать, но время, время — все упиралось в эту незаметную, но столь важную для каждого человека субстанцию.

Конечно, Ковалев мог пойти "на дело" и в одиночку — страха у него не было и в том, что он голыми руками порвет толпу, а с тем оружием, которое хранится в подвале, запросто устроит локальную войну с предсказуемым результатом, адмирал не сомневался. Однако при всем при том он прекрасно понимал простую истину — один в поле не воин. Одиночку подстерегает слишком много случайностей — ведь случиться может все, что угодно, вплоть до не вовремя подвернувшейся ноги. И потом, Ковалев осознавал также, что истребить врагов — это, конечно, здорово, но главной-то задачей у него является дочку вытащить, а вот этого в одиночку можно и не суметь.

Ну и вот, Ланцет сразу и доказал справедливость подобного хода мыслей. Ну в самом-то деле, Ковалев и предполагал использовать станер — ну не знал он о свойстве древесины блокировать парализующее излучение. Да и откуда ему это знать? Он ведь, в основном, судовождением занимался да командованием эскадрой в бою. А Ланцет — профессионал, моментально все просек. И хорош бы был адмирал, попробуй он обработать станером дом, а потом туда войти. А там толпа вооруженных людей, нервных и злых…

Ну, теперь-то все получалось намного проще — четверо хорошо тренированных бойцов, из которых трое в разы превосходили обычного человека и в скорости, и в силе, облаченных в непроницаемую броню и вооруженные так, что все спецназовцы мира могут нервно курить в уголке, гарантированно делали любых доморощенных мафиози. Ковалев совершенно перестал волноваться. Жаль, конечно, что не получится ни со станером, ни с газом — ну да что делать, всего не предусмотришь, ну а на будущее урок будет. Примерно с такими мыслями Ковалев спускался в подвал, в котором располагалась его личная оружейная.

Подвал был как подвал, разве что уровней много. На первом, скорее даже не подвальном, а полуподвальном, располагался небольшой спортзал — маты, шведская стенка да тренажерный зал, отлично оборудованный и пыльный — как и большинство таких вот личных спортзалов, популярностью у хозяев он не пользовался. Впрочем, Ковалеву это было простительно — он в полете имел такую физическую нагрузку, что дополнительные занятия здесь выглядели смешно. Мать — женщина в возрасте, так что требовать от нее поднимать штангу тоже занятие бесперспективное. Хотя корабельный регенератор и постарался, но тут еще и чисто психологические моменты есть — возраст и все такое, достаточно велосипеда летом и лыж зимой. Дочь поселилась недавно, спортом она вообще не увлекалась, а больше в доме никто не жил, поэтому спортзал простаивал. Если вдуматься, оборудовать его было, в общем-то, ошибкой — Ковалев, когда проектировал дом, включил его в список требуемых помещений, скорее, по ошибке. Вот как вбит в голову стереотип, что в доме должны быть свои камин, бильярдная и спортзал, так он и реализуется. Вот и получилось совершенно бесполезное помещение, в отличие от гостиной с камином, у огня которого Ковалев, например, сиживал регулярно — нравилось ему просто сидеть, смотреть на огонь и думать. Да и мать камин любила. Бильярд тоже не простаивал — шары Ковалев гонять не то чтобы любил, но периодически этим развлекался. А вот спортзал…

Впрочем, спортзал был еще и решением на перспективу — Ковалев отнюдь не жаждал остаться последним в своем роду, поэтому рассчитывал рано или поздно все-таки обзавестись семьей и детьми. Так что, глядишь, не себе — так детям пригодится.

На уровень ниже располагались резервный электрогенератор, на случай, если прервется подача электричества, и котельная, питающая теплом и дом, и расположенную в отдельной пристройке сауну. Опять же, решение на уровне стереотипов — сауны Ковалев не слишком жаловал, предпочитая настоящую, на дровах, баню, желательно по черному — у нее и запах совсем другой, и эффект для организма. Такую он сам срубил чуть в стороне и регулярно (конечно, когда бывал дома) ею пользовался. Ну а лень топить баню — тогда просто душ или ванна, по настроению, а сауна — она вроде как во всех проектах есть, вот и пристроили, как говорят в Украине, "шоб було".

Так вот, а ниже котельной располагался третий уровень. На первый взгляд, обычная мастерская — с тисочками-станочками и обилием развешенных по стенам инструментов. Ковалев ею даже пользовался иногда — руки у него росли, что называется, откуда надо, и он просто любил иногда повозиться с железками и деревяшками. Но была у мастерской еще одна функция — большой шкаф, заставленный подшивками старых журналов, располагающийся у дальней стены, при нажатии на незаметный выступ в углу комнаты мягко и практически бесшумно отъезжал в сторону, открывая на всеобщее обозрение дверь наподобие сейфовой, только в десятки раз прочнее. Эту дверь открыть было куда сложнее — она отпиралась только при наборе довольно длинной комбинации цифр и сравнении генетического кода желающего войти с кодом хозяина, заложенного в ее памяти. Впрочем, процедура занимала пару секунд, не больше. Ну а когда дверь все же открывалась, то она являла на всеобщее обозрение большую комнату с содержимым, от одного взгляда на которое дружно удавились бы от зависти все — от милиции до армейского начальства. Хотя там было, по имперским меркам, не так и много вооружения — так, на штурмовой взвод.

Естественно, народ сразу же принялся активно вооружаться. Кто-то сказал, что в каждом мужчине, где-то там, в глубине души, сидит мальчишка. Некоторые, правда, шутят, что это возможно только в случае, если мальчишку этого съесть. Так или иначе, определенная логика во фразе про мальчишку имеется — попробуйте найти мужчину, равнодушного к оружию. Нет, есть и такие, но на проверку, как правило, это оказывается или гей, или просто, что называется, человек со сдвигом по фазе. Иными словами, очередная ошибка природы. Ну, есть и еще один вариант — когда человек отлично владеет собой и не хочет свою любовь к оружию афишировать, но это уже совсем другая история.

Так вот, пустите троих (Ковалева можно было не считать — он был у себя дома) мужчин в арсенал — и легко представить их реакцию, пусть даже у каждого из них дома коллекция не хуже. Впрочем, баловство с перебиранием пистолетов и выбора силовых рапир по руке (при том, что все они одинаковые) кончилось довольно быстро — все собравшиеся, все-таки, были профессионалами и знали, кому и что нужно. Однако оружия каждый набрал целую гору — все правильно, никогда не знаешь, на что нарвешься, а здоровья у суперов немерено, справятся без проблем. Ну а потом народ приступил к наиболее важной части подготовки — подборе и подгонке индивидуальной брони. Глупо было бы попасть под случайную пулю, если есть возможность защититься от нее, просто надев нетяжелый комбинезон, совершенно не стесняющий движения, когда давление на ткань идет изнутри, и приобретающий твердость стали при ударе снаружи. Такая броня предназначалась для легкой пехоты, случись ей действовать в условиях нормальной атмосферы при слабом сопротивлении противника. Здесь, правда, сопротивление ожидалось серьезное, но и бойцы были необычные, так что Ковалев согласился с выбором товарищей — такой защиты должно было хватить. Он и сам выбрал такой доспех.

Правда, чуть позже, пока суперы облачались, Ковалев поймал за локоть Ланцета, вздумавшего надеть такую же броню, и приказал:

— Паша, надень скафандр.

— Это почему еще? — обиженно вскинулся Ланцет.

— Паша, ты не супер, у тебя не та реакция, не та прочность костей. Не хотелось бы, чтобы ты пострадал — таких спецов, как ты, хрен найдешь.

Ланцет сделал обиженную физиономию, пожал плечами, но послушно влез в боевой скафандр. В таком доспехе ему было абсолютно не страшно любое энергетическое оружие, а также, теоретически, он должен был выдерживать попадание из стрелкового оружия, которое могло оказаться у предполагаемого противника. В теории, опять же, вплоть до противотанкового гранатомета, но это уже как попадет, да и теория от практики, зачастую, отличается сильно. Слабые места у скафандра, конечно, были, как не быть, но все-таки это была самая мощная броня из всего, доступного на данный момент, и пренебрегать ей не стоило.

Пять минут спустя бот, набитый оружием и несущий на борту четырех вооруженных до зубов головорезов, абсолютно бесшумно выплыл из ангара и устремился к точке, в которой находилась похищенная дочь адмирала.


Глава 4


— Да ты не бойся, никто тебя не тронет, — старый, седой цыган улыбнулся Юле вполне ободряюще. — Твой отец согласился заплатить, так что отдадим тебя ему в целости и сохранности. Ну посуди сама — какой резон нам тебя убивать, али еще что? Это ведь, как говорит нынешняя молодежь, бизнес. Думаешь, ты одна такая? Наивная. Не ты первая, не ты последняя. Все честно: получаем деньги — отдаем товар. А если не отдадим — кто же нам потом платить будет? Сделка честной быть должна.

Старик то ли изрядно принял на грудь, то ли был под кайфом — девушку это не интересовало. Главное, что он молол языком безостановочно, и потому было не так страшно. Да и то сказать, в потоке слов, изливающихся из старика, можно было подчерпнуть крупицу-другую информации. А Юля, хотя и не была гением, очень хорошо запомнила фразу, которую любила повторять мать и которую неожиданно услышала недавно и от отца: "кто владеет информацией — тот владеет миром"[42]. Обладая живым и цепким умом, пусть и скрытым под слоем грязи от воздействия отечественной поп-культуры, девушка сейчас пыталась узнать все, что возможно — кто знает, какое знание может спасти ей жизнь? Уж в том, что ее жизни угрожает реальная опасность, она не сомневалась. Болтливый и недалекий старик был для нее при этом просто находкой.

Юля не любила и не уважала стариков — она, изрядно насмотревшись в свое время на толстых болтливых старух, составила свое мнение о них как о сволочах и хамах, и в чем-то была права. Конечно, аппроксимировать впечатление от конкретных людей на всю возрастную группу, по меньшей мере некорректно, но, к сожалению, в данном случае такой подход себя оправдывал частенько. Впрочем, ее отец в этом вопросе был не то чтобы солидарен с ней, но имел весьма схожее мнение. Ковалев считал, что глупо уважать человека только за то, что он прожил какое-то количество лет — уважать следует за дела, и только. А годы… Что же, годы у каждого из нас впереди и все мы рано или поздно постареем — и герой, и бандит. Сами по себе годы не добавят ни ума, ни способностей, лишь отнимут силы и ясность мысли.

Старый цыган лишь подтверждал это правило. Поговорка "болтун — находка для шпиона" родилась не на пустом месте, и цыган соответствовал ей стопроцентно. Рот у него не закрывался уже третий час и, если бы Юля захотела, она бы уже выведала у него все тайны генштаба. Если бы он их еще знал, конечно.

Впрочем, и без страшных тайн отечественного центра обороны и нападения, узнала она немало. Во всяком случае, достаточно для того, чтобы когда прошел шок, не паниковать. Вначале, конечно, испугалась — да и было от чего. Когда ты второй день зажигаешь в компании новых подруг, таких же фанаток, как и ты сама, а потом вдруг теряешь сознание и приходишь в себя уже непонятно где, пристегнутая наручниками к батарее, это может выбить из колеи кого угодно, а не то что пятнадцатилетнего подростка. Но, когда первый страх прошел, и Юля поняла, что убивать ее не собираются, она принялась впитывать информацию с легкостью губки. Нервы у нее были крепкими — гены не пропьешь, а что отец, что мать слабостью характера не страдали, так что вела она себя с недетским самообладанием.

Ну что же, ситуация оригинальностью не блистала. Киднеппинг[43] — изобретение старая и Юля о нем, разумеется, слышала. Просто считала, как и все обычные, не пересекающиеся ни с криминалом, ни с большими деньгами, люди, что это где-то там, далеко, и с ней случиться ну никак не может. Увы, подобное заблуждение свойственно всем, наверное, это заложено в самой природе человека — думать "это может случиться с кем угодно, но только не со мной". На это попадаются и взрослые, серьезные, солидные люди, так чего же требовать от девчонки? Нет, конечно, нынешние дети умны и циничны, во многих вопросах они дадут фору взрослым, но вот опыта и умения анализировать им все равно не хватает, поэтому сложно требовать от них запредельной осторожности и предусмотрительности.

Как объяснил Юле словоохотливый дедок, технология бизнеса была отлажена поколениями — цыгане, а именно они составляли костяк бандгруппы, занимались подобным еще до революции. За своих детей большинство людей готовы отдать все, что угодно. Тут главное — не перегнуть палку, ведь если сумма окажется слишком велика, неподъемна, то Тот, Кого Разводят, может превратиться в Того, Кто Делает Глупости. Последнее чревато осложнениями, а кому они нужны? Проще взять немного, но наверняка, а потом вернуть ребенка. Конечно, всегда существует шанс, что, получив свое чадо обратно, суровый папаша начнет мстить, но попробуй, поймай цыгана — он сегодня здесь, а завтра — там, кочевое племя… Правда, сейчас традиции прошлого уходят, цыгане строят особняки, целые кварталы, и начинают жить оседло, но продажность отечественной милиции и несовершенство законов с лихвой компенсируют прежнюю неуловимость. Цыгане воруют, торгуют наркотиками, влезают во всевозможные виды бизнеса, отмывая деньги, но при этом не брезгуют и старым промыслом. И что с того, что лошадей заменили автомобили? Не все ли равно цыгану, что угонять. Нет, конечно, в нынешние времена в их сообщество иногда вливаются и люди со стороны, но их мало и используются они, в основном, на подхвате — ведь для цыган они чужаки и их жизнь не стоит ничего.

Так вот, получив выкуп, ребенка проще вернуть. Все равно, его родители ничего не докажут. Конечно, не стоит воровать ребенка, скажем, у Абрамовича, слишком разные получаются весовые категории, похитителей все равно найдут и размажут по стенке, а вот у бизнесмена средней руки сам Бог велел пощипать перышки. Ну а не заплатят — тут уж извините. Надо, как говорится, держать марку, так что не один ребенок (и взрослый, да-да, и взрослый) исчез без следа. Цыгане — народ наглый, никого не боящийся, понты дороже жизни… Юля, правда, не без основания предполагала, что, связавшись с ее отцом, они совершили ошибку, но благоразумно держала свое мнение при себе. На то, что отец будет платить, она не рассчитывала — не любил ее отец, она была для него чужой и чувствовала это с первого дня пребывания в его доме. Права была мать — бесчувственный чурбан, помешанный на работе да на исключительной правоте собственного мнения. А стало быть, он или пойдет в милицию, или просто пошлет похитителей с их требованиями куда подальше. В любом случае, кончится это, как ей сразу объяснили, для нее одинаково плачевно — ее, скорее всего, убьют, а сначала пустят по кругу. Юля вспомнила, какими сальными глазами смотрел на нее один из тех хорьков, что периодически заскакивали в комнату, и ее передернуло от отвращения.

Взяли-то ее они очень чисто — были у них в молодежной тусовке свои шестерки. Вот кто-то и кинул в бокал с пивом таблетку снотворного- старая, как мир, и столь же надежная уловка. Девочке стало плохо с перепою — чего удивительного-то? Утащили в соседнюю комнату якобы проспаться, пьянка тем временем продолжилась. О ней никто и не вспомнил, а когда часа полтора в комнате никого не оказалось, то это и подозрений не вызвало — ну проспалась и ушла, нормально. Тем более, что была она не "своей", а совсем даже из соседнего города приехала. Ну и еще нюанс — именно между жителями этих городов была этакая негласная неприязнь, вроде как между Москвой и Питером, только, разумеется, в меньших масштабах. Как говорится, труба пониже и дым пожиже.

Ну а что удивительного? Родной город Ковалева — город нефтяников, город, в котором люди реально работали и неплохо зарабатывали, и уровень жизни в нем был весьма неплох. А его, так сказать, антипод — административный и вроде как культурный центр, город, который ничего не производит, зато в нем есть куча контор, руководители которых облачены правом подписи, куча министерств местного масштаба, третьесортный театр, всевозможные псевдоэтнографические сообщества, гуманитарные академии и прочее, прочее, прочее. Соответственно, те, кто крутился при министерствах, жили очень хорошо, а вот те, кто к власти приближен не был, гуманитарии всякие и прочие маловостребованные недоспециалисты, жили куда как хуже и считали соседей зажравшимися снобами, которые гребут деньги лопатами, причем совершенно незаслуженно. Зависть, в общем, банальная зависть. Что интересно, вахтами да в тундру или там в тайгу ехать они не хотели, очень мало было таких, кто согласен был месяцами не бывать дома, а серьезных производств в городе не было физически, так что и зарабатывать-то особо негде было.

Впрочем, надо сказать, верным было и обратное. Земляки Ковалева считали жителей микростолицы уездного масштаба снобами, пользующимися своим положением административного центра и гребущими под себя все, до чего смогут дотянуться. От этого, мол, у них и дома выше, и дороги лучше, и магазины дешевле. Ерунда, кстати, высоток в столице можно было по пальцам пересчитать, а строить их можно было только благодаря лучшим грунтам — скальное основание, а не плывун, как на родине Ковалева. Дороги — ну, они ничуть не лучше, а магазины дешевле только потому, что город южнее, больше дорог (для сравнения, к родному городу Ковалева дорога шла одна единственная) и больше подвозят товару. Словом, ничего особенного, но стереотипы — великая вещь.

На все это накладывался еще один нюанс — демографический дисбаланс. Как и во многих городах с кучей гуманитарных и отсутствием технических вузов, а также отсутствием достойной работы для мужчин, в столице наблюдалось значительное преобладание женского пола над мужским. Смешно, но плюгавый мужчинка, на которого в другом месте и не посмотрели бы, здесь был избалован женским вниманием просто потому, что он мужчина. Вот почему к иногородней девушке отнеслись еще и как к конкурентке. А значит, ушла — и слава Богу, парней отбивать не будет.[44]

Ну вот так девушка и попалась. Ее просто деликатно вывезли из квартиры, в которой шел сабантуй, рекой лилось пиво и дымились косяки, и доставили в небольшой особнячок на окраине. Ну а там уже она пришла в себя и высказала похитителям все, что думала, за что была удостоена восхищенных взглядов и пощечины, расшатавшей пару зубов. Ну, это чтобы помолчала.

Бил ее плотно сбитый мордастый мужик с аккуратной черной бородой, в которой блестели серебряные нити седины. Он тут, видимо, был за главного — остальные без приказа даже дернуться не решались. Самое интересное, что лиц никто не скрывал — видать, не боялись ни капельки.

Юля даже не знала самого смешного нюанса — датчик, передававший ее биометрию, был штукой достаточно грубой, с большими допусками, и ни на легкое опьянение, ни на здоровый сон не отреагировал. Ну а потом, соответственно, не отреагировал и на удар — для здоровья не опасно, да и болевые ощущения притуплены алкоголем. Не будь этого, отец узнал бы о проблеме сразу же, но — не срослось.

Ну а потом ее по расписанию кормили, вполне, надо сказать, сносно, дедка вот приставили, то ли чтоб охранял, то ли просто так, на всякий случай. Старый болтун, кстати, с гордостью сказал, что похищением руководил его внук, оч-чень многообещающий молодой человек. Юля моментально сделала в памяти зарубочку — вдруг свидеться придется и всерьез поговорить. Не ей — так отцу, он, как мать говорила, человек мстительный. Эти недоделанные бандюки, видать, еще не поняли, с кем связались. Отец — не шестерка, он не оставит эту ситуацию без последствий вне зависимости от результатов, и человек он мстительный, в этом Юля уже убедилась.Она даже лицемерно посочувствовала похитителям, но оставила эти мысли на "потом", если оно будет, это "потом". Сейчас ее больше интересовала собственная судьба.

Однако пока что ей оставалось только ждать результата переговоров с отцом и тут, о чудо, ей сообщили, что отец согласился заплатить. Это ее не могло не радовать — и то, что отец ее все-таки любит, и, самое главное, то, что сама она останется жива. Но к радости примешивался легкий налет разочарования — не так и крут оказался папаша. Брутальный мужик, все дела, а как надавили посильнее — так и потек. Права мать была — тряпка он, если копнуть поглубже.

Похоже, после получения согласия от Ковалева, похитители расслабились окончательно — в помещение из коридора проник слабый запах "травки", где-то раздавался громкий смех, женские повизгивания. Вообще, Юля не могла понять, где она находится — похоже на подвал, стены бетонные, влажные, да и сверху доносятся шаги, окон нет. Однако, судя по услышанным ею обрывкам разговоров, на этом уровне находились вполне жилые комнаты. Кто по своей воле согласится жить в подвале? Она так и спросила старика, а тот, от большого, видимо, ума, ответил, что да, они в подвале, просто подвал большой, а народу много, человек под тридцать только мужчин собралось, наверху всех не разместишь, вот некоторых здесь поселить и пришлось.

Потом принесли обед — похоже, с закосом под праздничный, даже с тортом. Уверились видать, гады, что все у них получится. Юлю затрясло от гнева, но она справилась с собой, даже мило улыбнулась, а потом задремала или, точнее, заставила себя заснуть — так быстрее шло время.

Проснулась она от шума. Открывать глаза не спешила, посмотрела через сомкнутые веки — ну да, слух ее не обманул. В помещении кроме нее и неразлучного деда находился третий — тот самый, с сальными глазами, и они с дедом громко спорили. О чем шел спор Юля не понимала — орали цыгане на своем языке, но судя по красноречивым взглядам сального, которые он бросал в ее сторону, и его нетерпеливой жестикуляции, ничего хорошего от разговора ей ждать не приходилось.

Однако дед, имени которого она так и не удосужилась спросить, явно был против того, что требовал сальный и, хотя тот был на пол головы выше и явно сильнее, но дед давил авторитетом. Похоже, в местной иерархии старик занимал не последнюю ступень — для осаживания молодого нахала его положения явно было достаточно, однако и разгоряченный "травкой" (запашок от него шел соответствующий) молокосос отступать не хотел.

Неизвестно, чем бы кончился спор, молодой, явно играя на публику и изображая крутого, уже стал картинно хвататься за пистолет, заткнутый за пояс, но тут на шум вошел тот самый, с бородой и толстой мордой. Без лишних слов он врезал молодому по зубам, да так, что тот вылетел через дверь спиной вперед, а потом выдал ему вслед фразу, состоящую, казалось, из одних матюгов.[45] После этого он в грубой форме отчитал старика и вышел.

Настроение у деда сразу испортилось, он даже языком молоть перестал, а на вопросы отвечал односложно. То ли обиделся на наезд, то ли расстроился, что сам молодого осадить не смог, то ли еще что. Потом он и вовсе задремал в стоящем в углу комнаты кресле, не обращая внимания на довольно яркий свет, который давали мощная, ничем не прикрытая лампочка. Наступила тишина, которая, вместе с ожиданием, верные друзья скуки. Впрочем, продолжалось это недолго. Сверху раздался странный свистящий шум, а потом все помещение вздрогнуло, но не так, как от взрыва. Юля слышала раньше взрывы — у них в Твери как-то сносили старые здания. Так вот, это не было похоже на взрыв — очень уж бесшумное и мягкое было сотрясение, словно что-то огромное и обладающее соответствующей массой опустилось рядом с домом, и земля просто колыхнулась под неподъемным весом.

А потом на несколько секунд выключился свет, и наверху закричали, да так, что дед моментально проснулся. Откуда он достал огромный потертый пистолет, Юля не поняла, но ковбойская быстрота этого произвела впечатление. Быстрым движением дед задвинул засов, стал сбоку от двери. А наверху снова закричали, так кричат от боли и страха — тоскливо, безнадежно. Потом захлопали выстрелы, и вновь раздался крик. Затопали сапоги по лестнице, громыхнуло…

В дверь постучали — три коротких, два длинных. Очевидно, это был условный стук, потому что старик опустил пистолет, отодвинул засов, и почти сразу в комнату ввалились бородатый с пистолетом в руке, за ним еще один, тоже толстый и с бородой, но явно не цыганского облика и без оружия, и еще несколько молодых цыган, все с пистолетами и автоматами. Они тут же разбежались в стороны, благо комната была большой и изрядно захламленной. Наверное, в свободное от выполнения функций тюремной камеры время она служила обычной подсобкой. Сейчас, во всяком случае, в ней было за чем спрятаться и замаскироваться. Молодежь разбежалась по местам с изрядной сноровкой — видать, не в первый раз им приходилось стрелять по движущимся мишеням в условиях, приближенных к боевым. Бородатый, между тем, направился было к Юле, но не успел пройти и половины пути — дверь распахнулась. На пороге стоял какой-то совсем молодой, вряд ли старше Юли, парнишка, тоже из цыган, с перекошенным то ли от ужаса, то ли от чего-то еще лицом и с автоматом в опущенной руке.

— Рома!.. — начал было он и захлебнулся собственным криком. В его груди вдруг вспух пузырь, мгновением спустя взорвавшийся брызгами кипящей крови и оставивший сквозную дыру, через которую при желании можно было рассматривать коридор. Секунду парень смотрел на это, а потом издал горлом булькающий звук и начал сползать на пол, оставляя на косяке кровавый след. А потом в дверном проеме возник огромный массивный силуэт и неприятно-гулким голосом произнес:

— Ну, здоровеньки булы, ромалэ. Ну шо, не ждали? Та цэ ж я, песец…


Глава 5


Когда бот завис над небольшим особняком, стоящим, вот каламбур, особняком от прочих домов, Ковалев некоторое время рассматривал его с неподдельным интересом. Его товарищи, правда, от него не отставали — и была причина, уж больно домик для этих мест был примечательный.

Ну, то, что он стоял на отшибе, так в том ничего удивительного не было. И даже в том, что это был единственный дом на улице — тоже. Во-первых, район только начали застраивать, на соседней улице тоже всего три дома было. А во-вторых, мало ли у кого какие привычки — Ковалев вон вообще в лесу устроился.

А вот огромный, раз в пять больше самого дома по площади, двор — это уже из разряда интересного. Земля в черте города дорогая, некоторые считают это неоправданным, но своя логика в таком положении вещей есть — на одном и том же месте можно построить и коттедж, и многоквартирный дом. Вот и цена на землю и на коммуникации будет одинакова что для частного жилья, что для многоэтажки. И рассчитываться она, что вполне естественно, будет как раз для многоэтажки, то есть по максимуму — когда это наше государство в лице своих лучших представителей на местах упускало случай погреть руки? Поэтому большинство домов имеют дворы, мягко говоря, невеликие, не оправдывается на севере с экономической точки зрения большое пространство. Соответственно, те, кто строил данный конкретный коттедж, имели либо очень большие деньги, либо очень уж к ним были чиновники расположены. Возможен был, правда, и третий вариант — то и другое вместе, но это было уже непринципиально.

Ограда вокруг дома тоже была очень уж солидной — в два человеческих роста, кирпичная и, судя по толщине, явно не декоративная, да и осколки бутылок, вмурованные сверху, о чем-то говорят. Ворота тоже интересные — металлические, да такие, что не всяким снарядом возьмешь. Прямо таки крепость, иначе и не скажешь.

Сам дом, правда, на вид был не очень велик и имел снаружи довольно простую архитектуру. Но, с другой стороны, удобный, двухэтажный… В таком доме удобно жить семье из трех, пяти, ну максимум семи-восьми человек. Однако сканеры показывали наличие внутри просто массы народу — несколько десятков человек, точнее сказать было нельзя. Похоже, они набились там, что называется, как сельди в бочке. Дом был построен, как самый настоящий бункер, имел несколько подземных этажей и далеко не факт, что все они были видны на проецируемой сканером бота голографическом плане. Увы, маловата была мощность оборудования на неприспособленной, в общем-то, к проведению разведки машине — даже материалы, из которых построен дом, с его помощью было не определить. Что там, особенно на нижних ярусах, творится понять было сложно — люди ходили туда-сюда, мельтешили… Это было хреново — сложно воевать, когда даже приблизительно не знаешь, сколько у тебя противников.

Несколько человек находились во дворе. Ковалев аккуратно пошевелил джойстиком, наводя объектив камеры на лицо ближайшего. Всмотрелся… Да, рожа характерная, да и стиль одежды, если честно, тоже. Выходит, и сюда добрались, твари, гнездышко вьют… Ну нет! Первоначальный план Ковалева, уже сложившийся было в его голове, моментально испарился — в нем не было теперь места бесшумному проникновению, комбезам-хамелеонам и бесшумным иглодротам с парализующими зарядами. Зато в нем разом нашлось место и лучеметам, и пушкам бота. Судя по коротким репликам за спиной, остальные пришли к точно таким же выводам.

Расположение дома было донельзя удобным для начавших осваивать новый город пришельцев — цыгане любят селиться в стороне от других, моментально выживая всех соседей и создавая собственный район, в котором не действуют никакие законы, кроме их собственных. И хрен что поделаешь законным путем с этим насквозь асоциальным народом. Но вот незадача, удобство превращается в недостаток, когда тебя начинают убивать. Никто не придет на помощь — и потому, что не захочет[46], и просто потому, что поблизости никого нет. А для Ковалева расположение дома было прямо подарком с небес — он смог аккуратно накрыть дом вместе со двором куполом силового поля. Теперь звуки наружу не просачивались в принципе, да и внутрь попасть был затруднительно. Впрочем, по ночам здесь и не ходят, так что это пустая предосторожность, хотя — кто знает, в жизни бывает всякое. Ну а от любопытных глаз, если такие вдруг найдутся, место действия надежно закрывал забор.

Помимо часовых, во дворе находились несколько машин — дорогущих, престижных. Хорошо живут нынешние цыгане. На джипах ездят, а у кого-то вон и "Феррари" есть. А, вон у того, толстого — подошел, погладил по-хозяйски, явно неравнодушен к своей красавице. Ну, флаг в руки, можно будет его вместе с ней и закопать, хотя… Машина-то не виновата ни в чем. Зачем портить такую красоту? Глядишь — достанется потом хорошему человеку.

Еще по двору бегало с десяток псов — тоже здоровые, ухоженные. Собака — куда более верное существо, чем человек. Ковалев уважал собак, поэтому, ткнув в них пальцем, приказал, чтоб не убивали и не калечили без нужды. Народ понятливо закивал, только Ланцет в сомнении пожал плечами, но тоже кивнул — приказ есть приказ. Хотя, с другой стороны, проблем с собаками и не предвидится — они на открытом месте и вывести их из игры будет несложно.

В принципе, существовало несколько вариантов действий. Самый мягкий — задействовать хамелеоны, войти, глуша, не насмерть или как получится, только тех, кто реально мешает, забрать заложницу и смыться. Однако этот вариант Ковалев отмел еще на начальной стадии — поймут, сволочи, откуда ноги растут, и потом это может создать проблемы. К тому же хамелеоны, позволяющие практически слиться со стеной или с любым другим фоном, идеальной невидимости все равно не обеспечивали и, в случае маскировки от большого количества народу, да еще при свете, всегда оставался шанс, что кто-то посмотрит на диверсанта под неудачным углом. Здесь же народу было более чем достаточно.

Были и другие мягкие варианты, но сейчас Ковалев решил их не задействовать и работать жестко — насмерть бить всех, кто попытается сопротивляться, а с остальными разобраться позже. Реально, если бы не одно "но". Все дело было в том, что его бойцы, да и он сам, реальными навыками освобождения заложников не обладали. Ну не было у них опыта антитеррора — все четверо получили полноценную подготовку бойцов штурмовых групп, но все-таки это немного не то, а с учетом того, что практиковаться пришлось исключительно в жестких силовых операциях, таких как абордаж вражеского корабля или участие в планетарном десанте, навыки они успел подрастерять. Если операцию по освобождению заложников можно сравнить с хирургическим вмешательством, когда у пациента крохотным скальпелем вырезают маленький кусочек, то все те операции, в которых они принимали участие, стоит сравнивать с размахиванием топором на лесоповале. Конечно, говорят, что и топором прооперировать можно, но, как известно, лучше всего топором проводить ампутацию дурной башки. Знания у них, конечно, были, но скорее теоретические — тренировки все четверо успели давно и благополучно забыть. При том количестве народу, которое противостояло великолепной четверке, открытый штурм становился опасным — не для них, на их стороне был и опыт реальных боев, и нечеловеческая реакция, и непроницаемая броня, а для заложницы, которую чисто из злобы могли и пристукнуть.

Еще одним минусом было то, что в вооружении у штурмующих преимущества, в общем-то, не было. Мощные десантные лучеметы и лазеры, увы, были оружием не слишком подходящим для штурма такого здания. Хотя они и были взяты с собой, применять десантники их могли только в крайнем случае, в основном полагаясь на обычные земные автоматы и пистолеты, пусть и бесшумные. Дело в том, что выстрел, например, из лучемета, при всех всоих дополнительных бонусах в виде бесшумности собственно выстрела и кучи трупов в месте попадания, в замкнутом пространстве дает эффект, сравнимый с применением маломощного боеприпаса объемного взрыва. Лазеры тоже выдают в точке попадания более чем приличную температуру. При бое в коридорах боевого корабля, где даже переборки бронированы, это очень эффективные системы вооружения, но в доме, наверняка отделанном горючими материалами, да еще если он и вправду изнутри имеет слой деревянного бруса… Словом, эффект от применения энергетического оружия будет сравним с выплеснутой и подожженной канистрой бензина. Гарантированный пожар и куча трупов. Ковалева, правда, трупы эти не волновали, но не факт, что удастся дочь вытащить — такие здания горят, как порох, выделяя, вдобавок, огромное количество ядовитых газов. Бывали прецеденты[47]. Был у Ковалева, правда, в рукаве один козырь, который он намеревался задействовать, но все равно определенный риск оставался.

Вообще-то, существовали разнообразнейшие варианты спецсредств для подобных операций — и микророботы с портативными станерами, и собственно ручные станеры, позволяющие войти в помещение и палить во все стороны, не боясь повредить заложникам, и много чего еще. Увы, все это богатство сейчас находилось примерно там же, где и усыпляющий газ — на базе, и доставить его вовремя не было никакой возможности. А раз так — приходилось играть с тем, что есть.

Но… Боишься — не делай, делаешь — не бойся. Любимая фраза Ковалева, давно превратившаяся в его девиз. К тому же время поджимало — хотя бот, невидимый радарами и, благодаря совершенной маскировке, малозаметный визуально, и проскочил расстояние между городами за считанные минуты, но все равно времени на снаряжение и общую подготовку операции, да вдобавок на вывод все того же бота из ангара, ушло больше, чем хотелось бы. Так что пора было решать.

Есть такое понятие — точка невозвращения. По сути, это черта, перешагнув через которую обратной дороги уже не будет. Для самолета это расстояние, преодолев которое он не сможет вернуться, потому что не хватит топлива, и придется лететь только вперед. Для других ситуаций возможны и другие варианты, и касается это как техники, так и человеческих поступков. "Жребий брошен. Рубикон перейден" — эти слова будущего великого императора[48] тоже своего рода указывали на точку невозвращения, его личную точку. У каждого из нас есть свой Рубикон, и необязательно он столь же глобален — что поделать, не все мы императоры. Однако каждому когда-то приходится принимать решения, определяющие его дальнейшую судьбу, часто по нескольку раз на день. Для Ковалева сейчас тоже наступила очередная точка невозвращения, а ведь всего-то, кажется, он сказал "поехали".

На первом этапе бот стремительно скользнул вниз, и из стратосферы "скатился" на ничтожную высоту в два десятка метров. Там, зависнув над крышей дома, он был почти невидим — во-первых, темный, поглощающий почти все лучи спектра, корпус на фоне как по заказу затянутого облаками неба был слабо различим. Правда, сейчас было лето, но конец августа — он и есть конец августа, знаменитые северные белые ночи уже закончились, и было достаточно темно. Конечно, на фоне звезд силуэт бота все равно выделялся бы, не смотря ни на какую маскировку — просто загораживал бы своим отнюдь не маленьким корпусом звезды, и все, но облака, хоть и достаточно высокие, но плотные, пришлись очень кстати. Ну а во-вторых, от взглядов снизу бот закрывала сама крыша. Даже со двора увидеть летающую машину было бы проблематично, а уж из дома — и вовсе относилось к разряду ненаучной фантастики. Окон-то в крыше не предусмотрено.

Р-раз! На ничтожно короткое, всего-то двухсекундное завывание ветра никто в доме и внимания не обратил, а может, и не услышал. А зря — именно с таким звуком срабатывает мощный бортовой станер бота. На этом первую часть операции можно было считать успешно завершенной — все, кто находился во дворе, не защищенный стенами дома, остались лежать, пораженные невидимым, но от этого не менее действенным лучевым ударом. Теперь они дружно лежали на земле — и люди, и собаки, и даже здоровенный тощий кот, невесть каким ветром занесенный в этот двор и только что, зная, что собакам его не достать, с наглым видом прогуливавшийся по забору. Ах да, еще несколько голубей тут же лежать остались. Ковалев подумал еще, что, если ему очень повезло и дом сработан просто из кирпича, то все, кто в нем сейчас находятся, тоже должны лежать без сознания, но на такую удачу надеяться было не то чтобы смешно — скорее, наивно.

Два! Вокруг дома, двора и части улицы на мгновение становится ничего не видно. При желании можно даже вспомнить величину мгновения — что-то около трех десятых секунды. Потом видимость восстанавливается, но все — вокруг особняка уже установлена защита, точнее, не только вокруг, но и над. Силовой купол накрывает зону спецоперации, замыкаясь на висящем точно над центром крыши боте. Теперь можно действовать открыто. Ну, почти открыто — до поры до времени афишировать перед обитателями дома свое присутствие не стоило. Слишком уж их много, вот когда число цыган уменьшится раз в несколько — тогда и можно будет улыбнуться им во всю зубастую пасть и спросить: "а что это вы здесь делаете, а?". А пока рано, рано.

Три! Вниз протянулись невидимые силовые нити — аналоги тех канатов, по которым американские коммандос в крутых голливудских боевиках лихо десантируются со своих пропиаренных теми же боевиками вертолетов. Разница только в том, что канаты висят только вниз, а десантные силовые нити могут быть вытянуты под любым углом. Поэтому имперский десантник скатится по такой нити именно в ту точку, в какую ему удобнее всего высадиться. Именно этим и воспользовались атакующие, привычно скатившись во двор прямо к своим жертвам.

Часовых было шестеро — то есть по два на человека. Ланцета от сей важной миссии освободили — он собаками занимался. Подходил к каждой и аккуратно впрыскивал ей мощную дозу снотворного. Когда пройдет действие станера, зверюга еще как минимум пару часов будет в отключке — меньше проблем с ними. А то вдруг придет невовремя в себя да кинется? Придется убивать, а жалко, собака — она тварь бессловесная и хозяина защищает не за деньги. А вот к людям отношение было малость другое — они-то ведь знали, на что шли и чем рисковали, занимаясь криминалом. Ну а раз знали — нечего и обижаться. И потому, пока Ланцет занимался собаками, остальные активизировали свои силовые рапиры, и легкими взмахами отделили буйны головы от могучих плеч. Только легкий гул стоял — слабый, почти неразличимый.

Если вдуматься, этим шестерым еще повезло — они умерли мгновенно и, к тому же, находясь в полном беспамятстве, то есть ничего не почувствовав и не осознав, что умирают. Остальным, находящимся сейчас в доме, такая роскошь не светила, им предстояло умереть "как получится" — о безболезненных и комфортных способах ухода в мир иной никто заботиться не собирался. Для Ковалева и его товарищей все они были никем и звали их никак — так с чего ему зря волноваться?

Увы, вот тут удача, собственно, так и не начавшись, и закончилась, причем случилось это не из-за каких-то невероятных возможностей противника, а из-за собственно имперской техники, точнее, ее настроек. Все дело было в том, что бот, который доставил группу Ковалева к месту операции, был обычной десантной машиной, причем легкого класса. Соответственно, его задачи были просты, как молоток — доставить людей без тяжелого вооружения к месту боя максимально быстро и с минимальным риском, обеспечить высадку и, при необходимости, продержать огнем на поле боя. Отсюда следовали конструктивные особенности — двигатели мощные, выбранные с минимальной оглядкой на экономичность, но на короткой дистанции способные обеспечить боту отличные скорость и маневренность, броня, способная противостоять легким зенитным системам (их почему-то всегда много, а от тяжелых, но редких зениток крупного калибра и броня крейсера не всегда спасает), и вооружение, не слишком разнообразное, но достаточно мощное. При этом, когда за штурвалом бота сидел пилот, он с артиллерийскими системами разбирался сам, но когда бот, вот как сейчас, висел в беспилотном режиме обеспечения, выбор оружия производился согласно не слишком сложному алгоритму. Так вот, алгоритм не предусматривал антитеррористических операций — бот был для них просто не предназначен, а для поддержки обычного десанта алгоритм выбора оружия был максимально прост и примитивен — бей из чего помощнее, главное, своих не зацепить. В общем-то, оправданная постановка задачи, но именно сейчас она оказалась совсем неподходящей.

В общем, когда с охраной было уже покончено, а группа намеревалась, активировав "хамелеоны", тихонечко войти через заднюю дверь, открылась дверь пристроенного к дому здоровенного двухуровнего гаража, и из нее вышли трое. Возможно, просто покурить, возможно, еще по какой причине, не суть важно — гораздо важнее были два нюанса. Во-первых, гараж располагался для атакующих в мертвой зоне и, хотя аппаратура бота отметила появление новых действующих лиц, визуально штурмующие их обнаружили не сразу. А во-вторых, что куда хуже, они не увидели часового, который должен был находиться неподалеку и, хотя тот мог элементарно отлучиться по нужде, у кого-то из этой троицы явно возникла идея проверить, что да как. Ну и двинулись они проверять — все трое.

Конечно, проще всего, наверное, было бы снять их из бесшумок, когда подойдут поближе, но тут вмешалась автоматика бота, которая, очевидно, сочла эту троицу серьезной угрозой. И выбор оружия для их уничтожения удачным было не назвать — пальнул бот из гравитационной пушки, весьма распространенному и эффективному средству поддержки десанта. Открытой поддержки, надо отметить — хотя сам выстрел и был практически бесшумен, но, когда гравитационный заряд превратил незваных гостей в блин толщиной не больше молекулы с веером красных брызг на большом пространстве вокруг эпицентра, он ведь этим не ограничился. В результате попадания образовалась воронка глубиной метров пять и такого же диаметра, а земля вздрогнула от удара так, что дом колыхнулся, хотя и устоял. Ну а такое локальное землетрясение сложно было не заметить и, соответственно, в доме началась нездоровая движуха, и о дальнейшем аккуратном проведении операции можно было забыть — сейчас все решала скорость.


Глава 6


Эх, скорость-скорость… Ты сила супера, и в то же время его слабость. Конечно, супер может завязать лом морским узлом, а потом затянуть этот узел, или он может, не особо напрягаясь, поднять бетонный блок в пол тонны весом, или какое-то время находиться в открытом космосе без скафандра, или… Очень много чего может супер. И все-таки, как "из всех искусств для нас важнейшим является кино"[49], так для супера важнейшим достоинством являются непревзойденная реакция и скорость движения. В схватке с равным по подготовке противником то, что ты движешься быстрее его в три-четыре раза, дает тебе подавляющий перевес, при пилотировании скорость реакции вкупе с устойчивостью к перегрузкам позволяют справляться с куда лучше подготовленным и вооруженным противником… Увы, ничто не дается даром.

Сила, скорость и реакция — это не только более прочные кости, сильные мышцы и эффективная нервная система, еще и намного более интенсивный метаболизм. Наверное, это хорошо для любителей плотно-плотно поесть, когда калории от обильного обеда с салатами, тортом, мороженым и прочими вкусностями полностью расходуются максимум за час, но не выгодно экономически, да и проблематично в некоторых случаях непрерывно жрать. К тому же чем быстрее обмен веществ — тем быстрее расходуются ресурсы организма и, хотя вряд ли кто-то находил пределы моторесурса организмов суперов, непрерывные перегрузки ни для кого еще не проходили безболезненно.

Однако нельзя забывать, что суперов все же "выводили" искусственно и занимались этим профессионалы, равных которым никогда больше не появлялось — увы, технологический и научный уровень Второй империи так и не успел подняться до уровня предков. В организме любого супера генетически были заложены два режима "работы", если, конечно, такое определение можно применить к человеку — нормальный, при котором супер мало чем отличался от обычного человека, и боевой. Возможно, раньше они назывались иначе — неважно, сейчас их называли именно так. Вот в боевом режиме и были задействованы основные "сверхспособности" супера, и выйти на этот режим супер мог как по собственному желанию, так и вследствие стресса и запредельного выброса адреналина. Ну, второй случай — это уже из области нашей трудной жизни, а вот на желание надо было настроиться. Когда-то древние берсерки грызли свои щиты, чтобы добиться все того же выброса адреналина и заставить организм перейти в режим бойца. Имперские технологии управления сознанием позволяли суперу добиться того же эффекта без подобных извратов в течение каких-то двух секунд.

Сейчас среди атакующих было целых три обученных и вышедших на боевой режим супера — сила, равноценная, наверное, роте земного десанта. А еще рядом был один нормальный, без никаких генетических отклонений, человек, совсем даже не военной профессии, выполняющий на корабле совсем другие, хотя и не менее важные иногда функции. Но человек этот был сейчас закован в непроницаемую броню и представлял собой ходячий арсенал. Или танк на двух ногах — это уже в зависимости от ситуации. И даже для супера он мог бы, наверное, представлять некоторую проблему — секунд пять, возможно, а имей он соответствующую подготовку и опыт боевых действий, то и все десять.

Итак, атака. Первое препятствие — запертая дверь. Не новомодная "филенка", а прочное толстое дерево на мощных петлях. Словом, меньше всего это было похоже на те пародии на преграду, что ставятся в квартирах и вышибаются ударом ноги. И замок хороший… Был.

Короткий взмах силовой рапирой — и врезной замок перестал что-либо защищать. Филигранный удар прошел аккуратно между дверью и косяком, срезав и ригели, и защелку. Дверь открылась бесшумно — петли были отлично смазаны. Впрочем, это играло сейчас не такую уж большую роль — шум в доме нарастал. Еще кто-то, судя по информации, которая транслировалась с бота, попытался выйти из дома, и был аккуратно срезан его, бота, боевым лазером. Именно срезан — аккуратно, бесшумно, наискось, ноги и правая рука с одной стороны от двери, а левая рука с головой — с противоположной. Блин, ну разве нельзя было и с той троицей так же бесшумно? Или просто цель была групповая, и тактический компьютер бота предпочел накрыть всех одним ударом? Впрочем, уже неважно — важно то, что осиное гнездо разворошено и можно дальше не церемониться. А с учетом того, что стрелять можно во все, что видишь, не боясь задеть своих, то условия для работы очень и очень неплохие. Но можно было сделать их еще более комфортными, чем и занялась сейчас, получив команду от Ковалева, аппаратура бота.

Силовое поле на мгновение "сгустилось", мощность его локально поднялась — и как раз в том месте с легким скрежетом осыпались на землю обрезанные провода. От электроснабжения дом теперь был отрезан. Очень удобно, когда в доме нет света — суперы в темноте видят немногим хуже, чем днем, а в скафандре мощный прибор ночного видения. А вот те, кто в доме, должны были мгновенно ослепнуть — темно, однако. Увы, ставка не сыграла — свет включился почти сразу, очевидно, в доме имелся аварийный генератор, да еще и дежурил возле него кто-то. Хорошо подготовились, гады, ну да это вам не поможет — как ни учи зайца каратэ, волка ему не запинать.

Однако же, то ли из-за генератора, то ли из-за каких-то особенностей конструкции дома, как только атакующие вошли внутрь, связь с ботом пошла рывками, пакеты информации как будто обрубались. Ковалев матюгнулся, остальные его поддержали, но делать было нечего, надо было идти вперед.

Суперы двинулись вверх по лестнице практически бесшумно. Даже Ланцет в своей консервной банке ухитрялся не греметь. Впрочем, сервоприводы бронированного скафандра обеспечивали отменную плавность хода, соединения даже не поскрипывали, а подошвы были из мягкого полимера, так что если равновесие не потеряешь и с лестницы не упадешь — не загремишь. Даже за стены локтями Ланцет ухитрялся не цепляться — хотя лестница и была на вид абсолютно служебной, то есть что-то вынести-занести, но построена была широко, с размахом. Вот и не шумели они почти, и именно поэтому их появление оказалось абсолютной неожиданностью для четверых вооруженных автоматами цыган, выскочивших на лестницу — видать, хотели с черного хода из дому высунуться, олухи.

Четыре на четыре, да еще в узком переходе, где нет возможности маневрировать — вроде бы равные силы. Однако это если не брать в расчет то, что с одной стороны закованные в броню штурмовики, сточившие зубы на чужих костях, а с другой — абсолютно гражданские люди, умеющие стрелять и потому возомнившие себя крутыми. Только вот умение стрелять и умение воевать — абсолютно разные вещи.

Цыгане, судя по виду, еще неоперившаяся молодежь, только глаза выпучили, обнаружив на лестнице три расплывающиеся в глазах фигуры и еще одну, напоминавшую то ли боевого робота из старых фантастических фильмов, то ли ожившие рыцарские доспехи, выкрашенные в веселенький черный цвет. Это, кстати, было последнее, что они увидели — в руках идущих впереди суперов закашляли автоматы, короткими, по два-три патрона очередями отправив всех четверых цыган к праотцам. Ну а потом оставалось лишь перешагнуть через трупы, добив одного — он получил тяжелую девятимиллиметровую пулю в бедро и теперь скреб по стене ногтями, пытаясь встать. Не заорал — то ли от шока, то ли из гордости, то ли еще почему. Скорее все-таки от болевого шока — когда пуля рвет мышцы и дробит кость, боль должна быть адской.

Ковалев неодобрительно покачал головой Синицыну (тот лишь скорчил незаслуженно обиженную рожу — мол, сам не знаю, как так получилось) и поднял автомат. Раненный, в шоке он там был или нет, живо понял, что его будут сейчас убивать, открыл было рот… И все. Автомат кашлянул еще раз, и мозги цыгана расплескались по стенке. Во лбу его была просто дырочка, а вот затылочную кость вырвало и раздробило. Хорошая все-таки штука этот автомат — работает бесшумно, патрон мощный, габариты маленькие. Что еще, спрашивается, от него требовать?

Наверху то ли не услышали ничего, то ли не поняли… Нет, не услышали — в небольшом тупичке, примыкающем к лестнице, никого не было, а дверь, отделяющая его от коридора, была закрыта. Но вот когда эту дверь открыли… У-у-у, там цыган было как грязи, и не только мужчины, но и, похоже, члены их семей, во всяком случае, женщины там были точно. Мужики были вооружены чем попало, от автоматов до каких-то кусков арматуры, и суперов обнаружили почти сразу. Точнее, не почти, а просто сразу — когда дверь открылась, в нее уперлось несколько пар глаз. Ну и увидели движение, сунулись проверять и наткнулись на автоматный огонь. Тут уж бесшумки — не бесшумки, а кто-то из умирающих вскрикнул, кто-то успел конвульсивно нажать на курок. Ну а раз эффект внезапности был потерян — стало быть, пришла пора Ланцету показать, что не зря он увязался за остальными.

Тяжелый скафандр Ланцета был десантной модификации. Именно в таких шли на штурм кораблей ящеров земные десантники, именно эти скафандры выдерживали огонь их оружия. И именно та модификация, которую напялил Ланцет, несла миниган. Поэтому Ланцет, на боевые операции никогда не ходивший и слабо разбирающийся в тактике, но уверенный в прочности своей брони, рванулся вперед, не спросив разрешения Ковалева. Это стало его ошибкой.

Когда в коридор рывком вылезла гигантская черная фигура, по ней незамедлительно открыли огонь. Хорошо хоть, что стрелять могли только с одной стороны, с другой была стена, поэтому пули били в лобовую броню скафандра, более толстую и прочную. Но зато стволов, участвовавших в этом увлекательном шоу, было много — штук, наверно, двадцать. Ланцета просто сбило с ног и отшвырнуло к стене, где он и остался лежать, нелепо раскинув руки. Однако, как только к нему попытались приблизиться, он зашевелился и начал медленно вставать. Увы, индивидуального генератора силового поля эта модификация скафандра не имела, поэтому пули, хотя и не смогли пробить бронированную скорлупу, скрывающую нежное человеческое мясо, не только сшибли ее владельца с ног, но и слегка контузили его. К счастью, лишь слегка — звон в ушах и многочисленные ушибы лишь разозлили Ланцета и, хотя по нему вновь открыли огонь, практически в упор, и пули вновь защелкали по броне, он упорно, рывками поднимался.

Потом в коридор влетела дымовая граната. Ковалев предпочел бы что-либо боевое, или светошумовое, в крайнем случае, но чертов Ланцет спутал все карты. Телеметрия с его скафандра перестала идти почти сразу — очевидно, пули повредили устройство связи. Может, антенну покорежило, может, еще что — неважно. Проблемой было то, что Ковалев не мог оценить степень повреждения брони — по Ланцету били в упор, из чего попало, а антикварный АК-47, несмотря на некоторую устарелость, обладает чрезвычайно мощным патроном. Чем черт не шутит, могло и проломить скафандр — сустав там разворотить или повредить лицевой щиток. Он ведь хоть и сверхпрочный, но все-таки бронепластик — не титановый композит, так что в любом случае забрало гермошлема — элемент уязвимый. Если сейчас еще и гранату в непосредственной близости добавить, результат будет непредсказуем. Светошумовые гранаты тоже не самое лучшее в такой ситуации — если процессор скафандра поврежден, то он может и не задействовать фильтры, и тогда Ланцет получит по полной программе и вспышкой, и звуковой волной. Так что пришлось применять наименее травматичное — дымовую гранату, полностью перекрывшую цыганам видимость.

Однако цыгане тоже не растерялись, выпустив веер пуль и пытаясь отжать нападающих. В результате суперы, броня которых была хоть и эффективна, но все-таки легче, чем у Ланцета, не рискнули высунуть нос из комнаты — в теории-то, конечно, их доспехи автоматный огонь должны выдерживать, но теория и практика — разные вещи. Вот и сидели они в комнате до тех пор, пока огонь не ослаб — видимо, у стрелков пришел момент сменить магазины.

"У них что, патроны там ящиками?" — успел подумать Ковалев, высовываясь из-за двери. Высунулся и обалдел — картина, которая предстала перед ним, великолепно подошла бы для какого-нибудь голливудского боевика. Среди клочьев быстро рассеивающегося дыма (сработала система пожаротушения, и теперь дымовая завеса оседала под потоками распыленной воды) возвышалась закованная в черную броню фигура Ланцета. По мокрым металлическим пластинам стекали капли воды, переливающиеся в свете ламп всеми цветами радуги, и от этого могучая фигура, и так чуждая всему, что здесь было, смотрелась просто угрожающей. И миниган на кронштейне поворачивался, ища цель. Ж-ж-ж…, знакомо взревел раскручивающийся блок стволов, а затем коридор превратился в ад.

Сумевший под прикрытием дыма встать, Ланцет отыгрался на цыганах по полной программе. Когда он прекратил огонь, пули не только в фарш изрубили всех, кто находился в коридоре, но и снесли стенку самого коридора, смели всех, кто находился в большом зале позади нее и выворотили большой кусок наружной стены. В образовавшуюся дыру с интересом заглядывала высунувшаяся из-за туч как раз ради такого случая любопытная Луна.

Кроме этого, пули прорубили и боковые стены коридора. Даже если в комнатах за ними изначально кто-то был, то досталось этому кому-то изрядно. Две минуты непрерывной стрельбы, шесть тысяч выстрелов, если бы вращающийся блок стволов не охлаждался жидким азотом из спецконтейнера, его, наверное, заклинило бы. Под ногами желтовато блестела россыпь стреляных гильз, чуть дальше по коридору были живописно разбросаны куски окровавленного мяса — все, что осталось от обороняющихся, вполне закономерный результат. Наступившая после грохота пулемета тишина давила на уши — казалось, в них запихали по огромному куску ваты.

Суперы осторожно вышли в коридор. Ланцет, расстрелявший две трети боезапаса, уже поднял миниган стволами вверх, в походное положение, и убрал опору, которая выдвигалась из скафандра сзади. Вообще-то, она предназначалась для несколько других целей, но десантники наловчились использовать ее при стрельбе из тяжелого оружия, чтобы не унесло отдачей. Где Ланцет подсмотрел этот прием, оставалось загадкой, да и не интересовало, в общем-то, никого. Разозленный Ковалев лишь молча сунул под нос Ланцету кулак и протопал дальше. Остальные суперы в точности скопировали жест своего командира.

Зачистку первого этажа провели молниеносно, благо план у них был — еще когда с бота рассматривали здание, смогли получить четкую картинку наземных и одного подземного этажей. Работали просто — открывали дверь, забрасывали в нее игольчатую гранату, благо этого добра захватили с огромным запасом, и закрывали дверь. Потом проверяли и, если надо, стреляли. Но потребовалось всего дважды, игольчатая граната — штука страшная. Вместо взрывчатки — гравитационная капсула. Почти бесшумный взрыв — и разброс огромного количества мелких-мелких поражающих элементов-иголочек. Человека превращает в дикобраза. Или в ежика, если тот, у кого возникают ассоциации, патриот своей фауны. Крайне эффективное средство, когда речь идет о зачистке, хотя удар каждой иголки в отдельности сам по себе и не силен. Ковалев как раз и собирался швырнуть несколько таких гостинцев в коридор, когда влез Ланцет со своим героизмом.

Ну, сейчас Ланцет, получивший свою порцию теплых и ласковых слов, держался позади, в то время как суперы уничтожали на этаже все живое. Уничтожали методично и безо всякой жалости — местные обитатели вообразили себя самыми крутыми, этакими волками городских джунглей. Может быть, так оно и было, но следует помнить, что судьба сказочного волка сложилась бы, возможно, очень неплохо, если бы он не заговорил в лесу с незнакомой девочкой в красной шапочке. История любит повторяться — и сейчас в волчьем логове охотники без лишних угрызений совести давили всех, и матерых хищников, и волчат. Так, на всякий случай.

Со второго этажа никто не спускался — очевидно, слышали грохот выстрелов и решило не рисковать. Зато с бота наконец вновь пошла информация — еще несколько человек попытались выбраться из дома, на сей раз, через окна. Лазеры срезали их в тот самый миг, когда они в этих окнах появились. Намек был понят и больше никто выбраться не пытался — зато, если верить информации с бота, перед лестницей начали строить баррикаду.

Ну что же, не оставлять же врага за спиной? Ланцет по команде Ковалева выпустил по баррикаде серию ракет — те же игольчатые гранаты, в принципе, только с реактивным двигателем. Баррикаду разметало в клочья, тех, кто за ней прятался — тоже. После этого Ланцет взял под прицел лестницу, ведущую в подвал, а суперы быстро поднялись наверх и силовыми рапирами добили уцелевших, благо полностью деморализованный противник и не пытался сопротивляться. Быстро окинув взглядом роскошный, но полностью испоганенный интерьер, Ковалев решительно отправился вниз. Отдельные комнаты он проверять не стал — даже если там и оставался кто-нибудь, опасности он уже не представлял, а на крайний случай по полу рассыпалась горсть противопехотных мин-шариков. Принцип тот же, что и у гранат, только без поражающих элементов. Наступишь — оторвет ногу. Словом, те же яйца, только в профиль.

Ну а потом пошла быстрая зачистка подвалов. Юлю держали на минус третьем этаже — значит, минус первый и минус второй могли быть зачищены быстро и без проблем. Вошли, выстрел направо, выстрел налево, горсть мин вдоль коридора, и пошли дальше. Когда зачищали минус второй, на минус первом кто-то уже подорвался.

На минус третьем вновь пропала связь с ботом, но роли это уже не играло. Местонахождение заложника было четко локализовано даже ручными сканерами, да и этаж был невелик — всего один коридор и несколько комнат. Юлю держали в последней, вокруг никого не было, поэтому этаж на всякий случай зачистили по полной. Здесь они пользовались уже лучеметами — бетон не слишком хорошо горит, и опасности устроить апокалипсис не было, только заряд ставили ослабленный, чтобы случайно не прожечь стены и в заложника не попасть. В комнатах оказалось человек пятнадцать, трое мужчин, остальные, очевидно, их семьи. Впрочем, это поняли уже потом, когда рассматривали трупы — игольчатым гранатам без разницы, кого шинковать. Какой-то пацан, до того прятавшийся в неприметной нише, выскочил вдруг в коридор, подбежал к последней комнате, начал что-то кричать — и Ковалев выстрелил ему в спину. Ну а потом суперыпочти мгновенно рассредоточились по смежным комнатам, а Ланцет всунулся в дверь и, наверное, от избытка адреналина в крови, поприветствовал собравшихся на языке своих предков.


Глава 7


Человеческая психика — штука очень интересная, не зря же для ее изучения целую науку изобрели. И сейчас, перегрузившись впечатлениями, сокровенные изгибы этой самой психики сработали как надо и очень вовремя, притупив восприятие девушки — она как будто смотрела на происходящее со стороны, и единственной доступной ей эмоцией осталось удивление. Очевидно, это и помогло ей не сойти с ума от того, что произошло дальше.

Юля не могла поверить своим глазам. Гигант, занявший собой практически весь дверной проем (а он был, несмотря на то, что помещение было подвальным, отнюдь не маленьким), просто не мог существовать в нашем насквозь циничном и приземленном мире. Скорее, он выглядел как пришелец из тех фантастических миров, что показывают по телевизору, только вот был он вполне реальным.

— Не дергайтесь, ромалэ. Тогда и в живых останетесь. Пока что.

Пришелец перешел на нормальный язык и, похоже, именно это стряхнуло оцепенение, охватившее было цыган. Бородатый вновь шагнул к девушке, остальные взяли пришельца под прицел. Однако тот не обратил на них ни малейшего внимания — только закрепленная на плече конструкция начала вдруг вращаться. Ж-ж-ж…

Пулеметная очередь прогремела подобно грому. Пули раздробили пол перед ногами бородатого, заставив его шарахнуться назад. Вторая очередь, поверх головы, заставила его броситься на пол, распластавшись там, подобно огромной лягушке. Остальные цыгане открыли огонь, но пули лишь высекали искры из брони пришельца.

Между тем, поглощенные стрельбой, обороняющиеся не увидели того, что происходило у них на фланге. А ведь там было на что посмотреть. На стене вспыхнули три огненных круга, а затем куски кирпича просто влетели внутрь. Следом за ними в комнату проникли три человека, одетые во что-то непрерывно меняющее цвет, будто пытаясь слиться со стеной, явно куда более легкое и гибкое, чем броня пулеметчика. Но главное, в руке у каждого был огненно-красный, мерцающий клинок… Юля, увидев это, выпучила глаза так, что ей самой показалось, что они у нее на стебельках, как у рака. Похоже, фантастика продолжалась, и ей пришлось встретиться с персонажами еще одного кино.

Двое нападающих, двигавшиеся с такой скоростью, что их контуры стали размытыми, набросились на автоматчиков. Замерцали клинки, с невероятной скоростью и какой-то мясницкой деловитостью разделывающие цыган на куски. Кто-то успел крикнуть, кто-то нет, но вот развернуть оружие никто не успел, только брызнула кровь и выкатилась чья-то срезанная голова. В помещении моментально остались только лежащий на полу бородатый, старик, в изумлении замерший, широко открыв глаза, и незнакомый толстяк. Он был безоружен — наверное, поэтому его и не тронули.

Третий, небрежно переступая через препятствия, направился прямо к Юле. Очевидно, он был полностью уверен в том, что его помощь не требуется, даже клинок выключил. В его фигуре совершенно не чувствовалось угрозы, наверное, поэтому никто не воспринял всерьез фразу, которую он походя бросил:

— Не советую дергаться, уроды, у меня милосердия — как у акулы… Ну вот, я же предупреждал…

Это старик попытался повторить свой недавний трюк с пистолетом и не преуспел. Несмотря на то, что между врагами было больше трех метров, пока старикан доставал ствол, его визави успел подойти к нему и оторвать ему голову. Просто оторвать, одной рукой, одним движением, и отшвырнуть ее в сторону. Даже в крови ухитрился не заляпаться, хотя ее было даже слишком много.

— Доча, ты как?

— Жива, — Юля слышала свой голос как будто со стороны, да притом еще очень глухо — в ушах все еще звенело от грохота пулемета в замкнутом помещении. — Это ты, папа?

— Да я, я, — отец, а это был именно он, ловко отстегнул прикрывающую лицо непрозрачную маску, оставив ее висеть на закрепленном не плече шнуре. — Что, не узнала?

Его действительно было тяжело узнать. Юля привыкла к полноватому, всегда небрежно и мешковато одетому тюфяку, а сейчас перед ней был затянутый в черный (систему маскировки Ковалев уже выключил за ненадобностью) боевой комбинезон мускулистый человек, стройный и без капли жира. Ничего удивительного, организм в боевом режиме успел пережечь большую часть того, что Ковалев наел за время отпуска. Восемь с половиной минут (именно столько длился штурм) — и спортивная фигура обеспечена.

Уловив взгляд дочери, Ковалев рассмеялся:

— Я это, я, не бойся. Сильно страшно было?

Юля только кивнула. Ковалев сердито щелкнул пальцами.

— Зря. Смотри.

Ковалев подобрал лежащий на полу осколок штукатурки, выбитый пулей из стены, и с силой запустил его в дочь. Импровизированный снаряд, не дойдя до опешившей девочки пару сантиметров, вдруг со скоростью пули отлетел в сторону. Ковалев осклабился:

— Прости, не предупредил. У тебя в поясе, в пряжке, генератор силового поля, я его втихую туда вмонтировал, а когда начался штурм — активировал. Тридцать минут защиты от всего, кроме газа и бактерий, да еще станер плохо держит, к сожалению. Кстати, хорош сидеть — освобождайся.

Юля, как загипнотизированная, дернула рукой, и цепочка наручников, еще десять минут назад попавшая в силовое поле и, совсем незаметно для глаз, изжеванная им на молекулярном уровне, рассыпалась мелкой стальной крошкой. Потом она подняла глаза на отца и с прямо-таки детской непосредственностью спросила:

— Ты что, Дарт Вейдер, да?

Ответом ей был громовой хохот всех четверых спасателей. Громче всех смеялся самый высокий, он же и ответил:

— Дарт Вейдер… Ой, не могу! Девочка, да по сравнению с твоим отцом Дарт Вейдер — младенец…

— Молчать, поручик! — сквозь смех ответил Ковалев, пародируя старый анекдот. — И вообще, Олаф, бери ребенка и тащи его на борт, защиту я сейчас деактивирую. Доставишь — и мухой обратно.

Высокий, продолжая смеяться, подхватил Юлю под руку и потащил ее в угол комнаты. Минуту спустя он уже развернул там маленький, но не без изящества исполненный прибор в форме пирамидки с венчиком решетчатых антенн сверху. Еще пять секунд спустя потолок над прибором исчез в короткой яростной вспышке. Прибор был не более чем передатчиком, корректировщиком огня, по которому навелся позитронный излучатель бота, пробивший туннель непосредственно в подвал.

А дальше силовой захват подхватил обоих и в какие-то пару секунд втащил на борт бота. Юля даже взвизгнуть не успела, как уже сидела в мягком кресле, правда, огромном, в несколько раз больше обычного, намертво пристегнутая ремнем. Олаф, с немалой сноровкой затащивший ее на борт столь экзотического для Земли транспортного средства, поглядел на дело рук своих и улыбнулся:

— Давай договоримся. Я сейчас отлучусь ненадолго, помогу твоему папе, а ты пока сиди и ничего не трогай, ладно?

Дождавшись утвердительного кивка, Олаф еще раз ободряюще улыбнулся во все тридцать два зуба (благо, маска была уже снята) и отправился к десантному люку. По дороге он коротким, почти незаметным движением коснулся пальцем точки на шее девочки, и та мгновенно провалилась в глубокий здоровый сон. Вот теперь Олаф действительно мог быть уверен, что в течение как минимум часа она будет сидеть и ничего не трогать. А то дети — это, конечно, здорово, но геморрою с ними…

Олаф вернулся в подвал меньше чем через минуту. За это время диспозиция там принципиально не поменялась — Ланцет все так же стоял, покачивая стволом пулемета и оказывая на пленных психологическое давление, Ковалев и Синицын негромко переговаривались в углу, рассматривая стащенное в кучу оружие. Увидев, что десантник вернулся, Ковалев довольно кивнул и громко сказал:

— Ну что, господа офицеры, активную фазу операции можно считать законченной. Можно подводить итоги. Я недоволен нами, господа.

В первый момент Олаф удивился, что Ковалев начал разговор при пленных, но потом понял две простые истины: во-первых, Ковалеву надо выговориться, получить психологическую разрядку. Он ведь, несмотря на высокое звание, погоны надел совсем недавно и такую мясорубку своими руками еще ни разу не устраивал. С расстояния — устраивал и похлеще, но там все больше было каким-то… виртуальным, что ли. Кровь не чавкает под ногами того, кто отдает приказы, стоя на мостике, да и на лице пилота истребителя ее тоже, как правило, нет. Представители иных цивилизаций не в счет — их уничтожение воспринимается совсем иначе, а здесь все-таки люди, пусть и шелудивые, но люди. Ну а во-вторых, было похоже, что этих двоих Ковалев как живых уже не воспринимал, так что говорить при них можно было о чем угодно.

— Штурм мы провели бездарно. Я бы даже сказал, это был верх непрофессионализма. Что скажете?

А что сказать? Действительно, если бы у них не было сверхпрочной брони и нечеловеческих возможностей, то их перещелкали бы в первые минуты, как котят. И заложницу могли убить запросто. Конечно, всегда можно ответить, что антитеррористическими операциями они никогда не занимались, только штурмами укрепленных позиций и вражеских кораблей, со стрельбой направо и налево, а вся их подготовка — это так, краткие офицерские курсы, направленные на освоение имперской техники, но это — не оправдание. Равно как и то, что погоны на плечах всех, от лейтенанта до адмирала, не более чем аванс, который надо было еще отработать. Ковалев все это и так знал, да что там знал — сам был таким. Ладно, Ланцет — с него взятки гладки, он вообще другими делами заниматься должен. А вот Олаф и Синицын — они ведь еще в России повоевать успели. И что?

— Командир, ну все же нормально прошло, — вмешался было Ланцет. На него все зыркнули и он смущенно замолчал. Ковалев вздохнул:

— В общем, будем формировать подразделение антитеррора. И вообще силы быстрого реагирования с обязательным дежурством одной группы на Земле. А то сегодня меня зацепили, завтра — еще кого-нибудь. Недодумал я, надо признать… Олаф, тебе придется взять на себя командование. Инструкторами обеспечу. Ну а теперь, — Ковалев с нехорошей улыбкой повернулся к пленным, — вернемся к нашим баранам.

— Ты ко… — начал толстый и осекся. Подвели рефлексы, на секунду проигнорировавшие тот факт, что здесь он — пленный, а никак не хозяин. Конечно, заткнулся он моментально, но внимание на себя обратить успел. Ковалев повернулся к нему, всмотрелся в его лицо…

— Паша, — свистящим шепотом обратился он к Ланцету. — Тебе эта морда никого не напоминает?

Ланцет, подняв забрало шлема, чтобы постоянно выводившаяся на лицевой экран информация не отвлекала его и не рассеивала внимание, подошел к вжавшемуся в стену толстяку и взял его бронированными пальцами за подбородок. Приподнял, посмотрел внимательно, повернул и посмотрел в профиль…

— Гольденвейзер. Бывший депутат местного, республиканского госсовета. Очень богатый человек, по непроверенным данным держит до половины ювелирного рынка республики и засвечен в еще куче дел поменьше. Словом, охамевшее и разжиревшее быдло, из инородцев. Чес-слово, как раз из-за таких вот весь их род и ненавидят. Из госсовета ушел около года назад, по слухам не по своей воле. Ушли его за что-то, но за что — неясно. С тех пор информации мне не попадалось.

— А я то думаю — с чего бы это рыло мне таким знакомым показалось? — умилился Ковалев. — Ну что, ювелир у нас есть. Работай, Паша, как мы с тобой планировали. А вы, ребята, прикрутите этих м… к стульям и идите, выволакивайте остальных во двор.

Синицын и Олаф ловко связали пленных и, усадив их на стулья, крепко, но так, чтобы не повредить нежные человеческие организмы раньше времени, зафиксировали веревками. После этого они отправились на зачистку блокированных этажей, чтобы вывести на улицу выживших и дострелить тех, кого вывести не удастся. Пленные, правда, попытались дергаться, когда их связывали, однако толстяк получил под дых с такой силой, что, похоже, обделался, во всяком случае, штаны намокли, а лицо бородатого украсил великолепный фиолетовый синяк. Ковалев посмотрел на результат и довольно улыбнулся, а тем временем Ланцет неловко (сказывалось отсутствие постоянной практики) вылез из скафандра.

Ланцет, надо сказать, почти всегда производил на незнакомых людей благоприятное впечатление — высокий, худощавый блондин, всегда одетый чуть старомодно, но, что называется, "с иголочки". Этакий лондонский денди эпохи расцвета Британской империи или, уж во всяком случае точно не ее заката. Он очень часто воспринимался собеседниками, видевшими его впервые и незнакомыми с его родом занятий, как молодой преуспевающий бизнесмен и этому впечатлению, в общем-то, соответствовал. Правда, в том случае, если слово "бизнес" воспринимать буквально, то есть в значении "дело". Дело свое Ланцет знал очень неплохо, за что его Ковалев и ценил, а остальные, надо признаться честно, побаивались. Сейчас он, правда, был не в цивильном, а в офицерском мундире, но вид его это совершенно не портило. Больше того, даже несмотря на довольно длительное пребывание в скафандре, внешнему виду одежды отнюдь не способствующее, форма выглядела так, как будто ее только что выгладили и сидела на Ланцете просто идеально. Это, кстати, он настоял на том, чтобы быть в форме — сказал, что имиджу соответствует и впечатление определенное производит. Ковалев тогда лишь плечами пожал — Ланцет профи, ему виднее. Нужна ему форма — пускай ходит в форме, лишь бы результат был.

— Позвольте вам представить, господа, — официальным, без малейшего ерничанья, тоном объявил Ковалев. — Это — Павел Аркадьевич. Как его фамилия вам, извините, уже без разницы. У нас он занимает крайне важную и почетную должность главного полевого дознавателя или, если по старинке, палача. Дальше с вами будет работать, в основном, как раз он, а я — только задавать вопросы. И… Все зависит от вас. Кстати, Паш, господин Гольденвейзер нам, в общем-то, не особо и нужен — будь он серьезным человеком, его бы в этом логове не оказалось. А шестеркам положено умирать первыми.

Ланцет кивнул и направился к стоящему тут же, в углу комнаты, небольшому холодильнику. Для его целей можно было обойтись обычной водой или вообще без нее, но его это, видите ли, не удовлетворяло. Эстет, блин.

Холодильник был цел, если не считать пары пулевых пробоин в дверце. На общем фоне не так страшно, да и в любом случае непринципиально — хранить в нем ничего уже не будут, а посмотреть, что там, дырки не мешают. Ну, что хотели — то и нашли. Немного водки, какие-то консервы, несколько пакетов с соком, один разорван пулей, и томатный сок, на непривычный взгляд так похожий на кровь, залил все внутренности агрегата. И молоко. Именно его и выбрал Ланцет.

Найдя возле перевернутого столика несколько пластиковых стаканчиков, Ланцет придирчиво отобрал среди них чистый (чистоплюй, кого это уже волнует) и налил в него молоко. Потом извлек из кармана аккуратно сложенный пакетик и высыпал из него в стакан белый, слегка переливающийся на свету порошок. Аккуратно перемешал получившийся коктейль найденной тут же ложечкой и направился к Гольденвейзеру.

— Это, — прокомментировал он с видом лектора, — то, что вы так любите. В смысле, бриллиант. Цените, специально ради встречи с вами я взял не алмазы, а ограненные бриллианты, которые вы так хотели видеть в качестве выкупа. Алмазы для нас стоят немного, а вот правильно ограненный камень — удовольствие не из дешевых. Но что поделать, уговор дороже денег, поэтому специально для вас я растер в порошок не алмазы, а самые настоящие бриллианты. Цените доброе к вам отношение… А теперь давайте извлечем кляп и откроем ротик. Вот так… Ай, гад, ну зачем кусаться то? И не отворачивай морду, не отворачивай, все равно не поможет…

Вот так, с шутками и прибаутками, Ланцет влил в глотку Гольденвейзера адскую смесь и заставил проглотить. Потом отошел и, склонив голову на бок, с удовольствием понаблюдал за делом рук своих.

— Подыхать будет долго и мучительно. Как, командир, заняться вторым?

— Погоди, Паш, пока не стоит. У меня к нему есть пара вопросов.

Ланцет согласно кивнул — знал, что свое он все равно не упустит. Ведь для него его нынешняя работа была не только профессией, но и любимым делом и боль он, в отличие от многих других садистов, умел причинять интересно и "с огоньком". За что его Ковалев, надо сказать, и ценил — Ланцет наглядно показывал, что достижения сверхцивилизации могут сделать из заурядного, в общем-то, стоматолога. И результатов он, как правило, добивался. С чужаками, конечно, часто отнюдь не с первого раза, а вот с людьми — почти всегда. Ну да ничего удивительного, люди для него были материалом хорошо изученным, можно сказать, привычным.

Ковалев внимательно посмотрел на бородатого. Тот, казалось, совершенно не боялся, и даже вид корчащегося от невыносимой боли подельника (чтобы не орал и не портил своими неэстетичными воплями всю картину, Ланцет запихал ему кляп обратно в рот), похоже, впечатления на него не произвел. То ли абсолютно бесстрашный человек, то ли просто настолько привык, что с авторитетами его уровня ничего не может случиться в принципе, что даже все произошедшее его в этом не разубедило. Верит, что его положение от смерти и от пыток его спасет… Зря, зря, требовалось развеять это опасное заблуждение. Насчет смерти, конечно, видно будет, Ковалев еще сам не решил, что с ним делать дальше, а вот насчет всего остального точно зря. Ну не привык адмирал спускать оскорбления и, тем более, наезды. Но все же начал он со слов — время для Ланцета пока не пришло, надежда на здравомыслие пленного еще оставалась.

— Итак, вы готовы отвечать на вопросы? Нет? Ну, это вы зря. Тогда к делу. Павел Аркадьевич, приступайте.

Ланцет улыбнулся и с готовностью шагнул вперед. Уж он то знал правдивость старой истины, заключенной в пословице хирургов: "хорошо зафиксированный пациент в анестезии не нуждается".


Глава 8


Нет, все-таки профессионал — он в любом деле профессионал. Буквально за две минуты Ланцет довел бородатого до состояния истерики, когда он был готов отвечать на любые вопросы. И ничего в этом особенного не было — просто человек, который привык, что подчиняются ему беспрекословно, а любое желание исполняется по команде "бегом", вдруг обнаружил, что никого, кто бросился бы на помощь, рядом нет, и мир его, спокойный и привычный, дал трещину. А потом пришла боль, и мир рассыпался окончательно. Цыганский барон никогда не подозревал, что человеку может быть ТАК больно. И при этом не упало ни капли крови, на теле не добавилось ни одного синяка! Нет, это вам не какие-то костоломы из тюремных дознавателей — это работа профи, выращенного державой. Державой, которая даже явно ненормальному найдет свое место и использует его с максимальной эффективностью. И пускай от державы остался лишь осколок, наконечник рассыпавшегося от старости копья, все равно возможности даже этого кусочка были впечатляющими.

Кстати, что интересно, психом Ланцет не был. Все психические заболевания лечились в империи, что называется, на раз, так что склонность к садизму у него, после долгих раздумий, решили подавить — Шерр сказал, что иначе в будущем это может аукнуться. Но задумки-то, задумки-то остались. И фантазия осталась, и навыки. Поэтому Ланцет и был великолепным палачом, поэтому Ковалев и радовался, что земляк оказался дома. Адмиралу ведь не столь важен был Ланцет, как боевая единица, сколь именно как палач. Никто не должен был осмелиться в дальнейшем покуситься на Ковалева, его семью или кого-либо из его людей. Урок должен был быть страшным, а что может быть страшнее, чем попасть в руки Ланцета? Ковалев на этот вопрос ответить затруднялся.

Пока Ланцет "разогревал" цыгана, Ковалев вытащил из кармана блокнот, карандаш и начал набрасывать вопросы, которые хотел задать — так, чтобы не забыть ничего. Большинство его товарищей предпочитали электронные записные книжки или диктофоны, но Ковалев по привычке пользовался бумагой. Привычка сформировалась, когда он не был ни адмиралом, ни даже обычным инженером-буровиком. Привычка сформировалась чуть раньше, когда был он подающим надежды молодым ученым, с голодухи в лихие девяностые распростившимся с научной карьерой ради куска хлеба.

Правда, помимо привычки, у бумаги был и один здоровенный плюс — как ни крути, а старый добрый продукт переработки целлюлозы надежнее электронных документов, да и для считывания его приборы не нужны — глаз вполне достаточно. Ну а писать карандашом Ковалев привык, когда студентом ходил с геологами на Урал. Все-таки карандаш пишет в любых условиях и практически на любой поверхности, от влаги не расплывается, словом, удобная и надежная штука. Вот и остался верен адмирал старой привычке, всегда держа в кармане пару карандашей и блокнот.

Надо сказать, то, что творил Ланцет, выглядело крайне неаппетитно. Ковалев предпочел бы, конечно, находиться сейчас в другом месте, но считал своим долгом присутствовать и хоть вполглаза наблюдать за происходящим. Во-первых, по его мнению, звание адмирала имело определенные неприятные стороны, и уклоняться от них было, по мнению Ковалева, нечестным. Как говорится, пользуешься привилегиями — будь любезен и проблемы воспринимать по полной. А во-вторых, надо было посмотреть, что делает Ланцет, и запомнить — вдруг пригодится? Жизнь — она ведь штука сложная. Никогда не знаешь, что случится завтра, где ты будешь и с кем придется иметь дело. Ланцет, конечно, специалист хороший, но его под рукой может и не оказаться. И что тогда? Нет уж, лучше быть готовым ко всему, а значит, уметь воспринимать новые знания, как бы неэстетично они не выглядели.

— Командир, готово, — Ланцет отошел на шаг, полюбовался на дело рук своих и приглашающим жестом предложил адмиралу задавать вопросы. Ковалев приблизился, посмотрел на передернувшееся в страхе лицо цыгана и довольно улыбнулся. Нет, что ни говори, а результат работы профессионала всегда приятно видеть. И ведь, главное, никаких профессиональных костылей вроде химии Ланцету не потребовалось. Так оно, кстати, по мнению Ковалева, было намного лучше — в любом случае, воспитательное действие намного превосходит любой другой метод. Грамотно примененное насилие, как следует из человеческой истории, успешно разрешило намного больше конфликтов, чем ум и логика вместе взятые.

— Вопрос первый. Откуда у вас столько оружия? Его у вас обычно немного, а здесь на стрелковую роту хватит и еще на танковый взвод останется. Не слыхал я, чтоб цыгане с кем-то воевали. Итак?

— Это была партия под заказ. Купили на Кавказе, там с этим просто, привезли сюда. У нас хорошие связи. Привезли, отдать только не успели.

— И хорошо заплатили? — с улыбкой поинтересовался Ковалев.

— Очень.

— Ну и замечательно. Кто заказчик?

— Это очень серьезные люди. Вам лучше…

— Молодец, мальчик, — Ковалев одобрительно потрепал бородача по щеке. — Молодец, что о нас заботишься. Но что для нас лучше, я сам решу. Кто?

— Меня убьют…

— Мы тебя и так убьем. Имена!

Видимо, решив, что терять больше нечего, цыган попытался поиграть в несгибаемого партизана и, гордо выпятив бородатую челюсть, промолчал. Это он зря, конечно — человеку всегда есть, что терять, пускай это даже просто возможность умереть без лишних мучений. Ковалев только недовольно зыркнул — и тут же подскочил Ланцет, на ходу доставая походный набор инструментов. На сей раз, в качестве основного инструмента выступила обычная маленькая дрель из ремкомплекта скафандра, выставленная на минимальное количество оборотов. А в качестве объекта приложения были выбраны зубы цыгана, крупные, ровные и совершенно здоровые, даже без пломб… Ланцет просто решил обновить свои прежние профессиональные навыки, и это ему вполне удалось, правда, пришлось вколоть цыгану порцию химии, не давшей ему потерять сознание. Словом, пел цыган уже через минуту так, что, не будь у Ковалева диктофона, он не смог бы записать большую часть вылившихся наружу откровений. Просто не успел бы.

— Ну вот, давно бы так, — довольно кивнул Ковалев, когда словесный понос иссяк. — И давай уж лучше отвечай сразу, не заставляй меня прибегать к помощи Павла Аркадьевича — у него больше трех пломб еще никто не переживал. А кто продавал?

Цыган ответил, Ковалев понимающе покивал головй:

— Ну да, армейским снабженцам всегда жилось несладко, вот и стараются иметь свой гешефт со всего подряд. Ладно, этих мы повесим… Итак, второй вопрос: что это за дом? И не ври мне, что сам строил — это не дом, это противоатомный бункер какой-то. Что за дом?

На сей раз, ответ последовал незамедлительно и вполне развернуто. Ковалев довольно покивал — присутствие Ланцета явно сделало пациента сговорчивее. А говорят, что цыгане дрессировке не поддаются. Поддаются, да еще как — главное, знать, как и чем дрессировать. И вовсе не надо для получения результата примитивно зажимать дверью гениталии или там ногти рвать, главное в этом деле — творчески подходить к процессу. Вот как сейчас, подошли грамотно и с душой — и все, готов цыган хоть на губах ходить, хоть на ушах летать. И ничего страшного, что заикаться стал да штаны намокли, взаимопониманию это совсем даже не мешает, скорее наоборот. Правы, правы все-таки были классики, сказавшие, что хороший специалист сможет доказать и что люди ходят на руках, и что люди ходят на боках[50].

Дом, кстати, оказался действительно цыганский, только полученный ими в уплату за все то же оружие и наркоту. Цыгане просто осваивали новую территорию — раньше они здесь если и бывали, то наездами. Местное милицейское начальство, надо отдать ему должное, всячески противилось появлению в республике вообще и в этом городе в частности такого количества криминального элемента. Боролось достаточно жестко, во всяком случае, все попытки цыган осесть здесь на ПМЖ пресекались пока успешно. Но заказчик, видимо, был очень заинтересован в этом оружии и патронах. Трудно сказать, зачем все это было им нужно — люди вроде солидные, с определенным весом. Была у Ковалева, правда, мыслишка, что захотели они в сепаратизм поиграть. А что? Гарнизонов в городах нет, регион считается спокойным. Для затравки этого (и не факт, что только этого) оружия хватит, а там можно и склады, с советских времен оставшиеся, оседлать. Ну да это все потом, Ковалев отодвинул свои догадки подальше, чтобы поразмыслить над ними на досуге. Сейчас были более актуальные проблемы.

Так вот, дом цыгане получили в качестве уплаты и в счет будущих авансов, и, не успев обосноваться, взялись за привычное дело. Не разведав всерьез территорию. Интересно, почему? Цыган, которого Ковалев сейчас допрашивал, был у них за главного, и дураком отнюдь не выглядел. Вряд ли он просто так наехал бы на человека, явно местного, с деньгами и связями, не имея серьезной страховки. Отсюда пошел и третий вопрос: кто дал наводку?

На этот вопрос цыган ответил охотно, с некоторым даже злорадством. Ковалев ему не поверил вначале, даже руки чесались самому по морде врезать, Ланцета не привлекая. А потом подумал немного — и поверил. Уж больно подробный расклад цЫган выдал, и все становилось сразу на свои места. Складывалась несложная головоломка, в которых Ковалев никогда силен не был.

Вообще, не слишком даже и оригинально получается, если вдуматься. Ну, организовала мать похищение собственной дочери — так чего же тут такого? Вышла, судя по всему, на тех самых людей, с которыми цыгане дела делали. Интересно, кстати, как вышла? Дала, наверное, кому надо — она, несмотря на возраст, вид еще имела вполне товарный. Впрочем, тут возможны варианты.

Итак, вышла дамочка на серьезных людей. Нюансов пленный, разумеется, не знал — не по чину шестерке (пусть даже среди своих он типа крутой) знать, какие у бар расклады. Хотя, разумеется, тут додумывать можно по всякому — например, что экс-супруга решила на состояние Ковалева лапку наложить. А что? Вполне себе логичная и стройная гипотеза. Этим и тот момент, что дочка жива осталась и даже на ее честь ни одна жаба не покусилась, объясняется легко. А также то, что Ковалева, когда он выкуп принесет, должны были грохнуть. Вот так — просто и незатейливо. И тогда получается простой-простой расклад: дочурка, как наследница, получает папочкино состояние, а мамашка при ней опекуном, потому как до совершеннолетия девочке еще ой как далеко. Ну а дальше делится с покровителем… Вот дура — она что, не понимает, что ее тут же завалят? Впрочем, возможно, опять подстраховалась, она баба хитрая. А может, и вообще все не так, но уж больно концы с концами сходятся.

Так вот, серьезные люди спустили цыганам заказ. Интересный заказ — аккуратненько изъять ребенка, да так, чтобы с него ни волоска не упало, а потом вальнуть отца. Наводку дали — но вот не получилось, слишком поздно цыгане вышли на скромную загородную резиденцию адмирала. А когда они ночью приблизиться хотели, то одного не досчитались — на молекулы его распылило. Ковалев этот момент помнил, но камеры тогда ничего не зафиксировали — не было их там, на дальних подступах. Вот и решил он, что грибник заблудившийся, что не так давно в лесу пропал, вляпался, даже готовился к визиту спасателей каких, да себя ругал за то, что ни в чем неповинную душу загубил. Он тогда даже перестал на ночь систему активной безопасности включать — хорошо, цыгане про то не знали, а проверять по новой кишка у них тонка оказалась.

Потом эти мерзавцы начали за домом следить — хотели на выезде девочку перехватить, но не срослось — она в город два дня не выезжала, прихворнула слегка, а земные лекарства — это вам не имперский стационар. Два дня — не срок, конечно, но цыгане расслабились малость, и бегство девчонки из-под папиного крылышка позорно пропустили. Однако им повезло — в тусовке, в которую Юля затесалась на концерте, у них был свой стукачок…

Ковалев усмехнулся. Ну надо же, а ведь и вправду, почувствовав себя круче обрыва, он невольно подставил своих родных. За себя Ковалев не боялся — он вообще не боялся смерти, ибо "пока мы живы — ее нет, а как она придет — нас уже не будет", да и сложно с ним справиться. Но вот родные — они ведь все под прицелом оказались невольно, вряд ли, если что, их в живых оставят… Так что дурак вы, батенька, супермен доморощенный.

Впрочем, Ковалев быстро прекратил самокритику, как бесперспективное времяпровождение, и занялся куда более насущной проблемой, а именно — обдумыванием своих дальнейших действий. Оставлять ситуацию на самотек было нельзя, и адмирал это прекрасно понимал — сейчас он перехватил инициативу, но, если так будет продолжаться, его как минимум выживут из родных мест. А вот этого Ковалев делать бы никому не советовал. И даже пытаться бы не советовал — чревато.

Он механически задавал вопросы, выслушивал на них ответы, делал пометки в блокноте, но это проходило мимо основного потока сознания. В принципе, ничего страшного — все равно запись шла еще и на диктофон. А вот мозги Ковалева уже работали над планом нейтрализации врагов. Хотя, в принципе, план был прост до безобразия — фигурантов известно много и, хотя они явно не основные (ибо какой серьезный человек сам начнет у цыган оружие с наркотой покупать), но цепочку размотать несложно. На это есть собственные спецслужбы, но и без них можно погеройствовать. Вон, Ланцет любую цепочку в два счета размотает. Да так размотает, что и цепочки-то не будет…

Словом, в плане Ковалева живым места уже не было, и начать он решил с собственной женушки. А почему бы и нет? Ковалев никогда не бил женщин, это противоречило его жизненным принципам, но насчет убивать принципы молчали. Да и потом, не сам же адмирал ее убивать собрался — для этого вон Ланцет есть. Сделает, что называется, в лучшем виде. Око за око, как говорится. Почему бы и нет?

Между тем, вопросы кончились. Ковалев еще некоторое время постоял в задумчивости и спросил:

— Паш, а как ты думаешь, надо его кончать, или наградим за сотрудничество со следствием?

— Не знаю, — пожал плечами рациональный Ланцет. — А зачем он нам нужен? А так хоть остальных припугнем.

— Нет, Паш, эта кодла не поймет. Она понимает только силу, причем не абстрактную… Вот что, а давай-ка мы его как агента влияния используем.

— Это как?

— А вот так, — и, обращаясь уже к цыгану: — ты жить хочешь?

Цыган часто-часто закивал. Поразительно, как легко сошли лоск и уверенность с этого типа. Ковалева так и подмывало рубануть его рапирой, но он сдержался. В конце-концов, цыган еще мог быть полезен, а убить… Убить его он всегда успеет.

— Ну тогда слушай, урод. Если в моей республике появится хоть один цыган… Неважно, из твоих, или еще какой-то, я тебя убью. Так убью, что ты вообще пожалеешь, что отсюда живой вышел.

Цыган вновь закивал. Ковалев удовлетворенно улыбнулся — похоже, он запугал клиента окончательно и тот готов на все, лишь бы ухватить за хвост мелькнувший шанс. Но дело было еще не закончено.

— Ты, сволочь, еще не понял главного. Я тебя на дне морском найду. На вот, получи.

Дальнейшее весьма напоминало кадры из фильма "Матрица" — те самые, на которых главному герою подсаживают жука-соглядатая. Так же страшно, больно и противно. Ну что поделаешь, не только у кинематографистов есть фантазия — работники спецслужб тоже иногда отличаются весьма специфическим чувством юмора. Что, спрашивается, стоит подсадить человеку имплант навроде того, который Ковалев подсадил дочери? Да ровным счетом ничего, клиент даже не заметит, и стоимость его куда ниже… Но ведь сделали же такую вот гадость, а все потому, что всякую шваль, особенно с отсталых миров, такие вот спецэффекты пугают и живо делают сговорчивее.

— Итак, мразь, ты теперь понял, что мой со всеми потрохами? И если что, умирать будешь долго и страшно. И весь твой род исчезнет — поверь, я могу это сделать. Итак, ты понял? Карту помнишь или показать? Помнишь? Замечательно. Хоть одного увижу…

Ковалев и вправду верил, что сделает то, что обещал. И цыган ему верил, потому что видел, что Ковалев даже не пытается играть. Однако адмирал еще не закончил.

— Теперь о наказании лично для тебя. Ты, убогий, открыл хайло на моих близких — значит, ты должен быть наказан. В назидание другим, так сказать, и в подтверждение серьезности моих намерений. Паш, займись этим уродом, а я пойду — у меня нервы не железные.

— Не вопрос командир. Как считаешь, одной руки хватит?

— Думаю, да. Только смотри, чтоб он у тебя не сдох.

— Обижаешь, начальник. Эта гнида у меня так легко не отделается.

Ковалев согласно кивнул и, не оглядываясь, пошел прочь — ему и в самом деле не хотелось смотреть на то, что здесь будет происходить. Просыпаться по ночам с криком — оно надо? И так жизнь тяжелая, а тут еще и самому кошмары провоцировать… Вон, пусть этим профи занимается, он за это жалованье получает. Одно из самых больших по эскадре, кстати, больше только у капитанов кораблей выходит.

Уже открывая дверь Ковалев услышал за спиной:

— Тэк-с, вот эта инъекция — это чтоб ты от болевого шока не сдох. А вот эта — чтобы умом не тронулся. Вот это — чтоб не истек кровью. Вот это…

От спокойного, деловитого и даже довольного тона Ланцета Ковалева затошнило. Он видел однажды то, чем собирался сейчас заниматься корабельный палач. Правда, видел на экране, в обучающем фильме — и то чуть наизнанку не вывернуло. Это вам не банальное сдирание кожи — это с живого человека мясо срезается тонкими, как на отбивную, ломтиками. Остаются голые, хорошо очищенные кости. И все это время тот, кого вот так потрошат, остается в полном сознании. Страшная казнь за самые жуткие преступления — в империи за последние сто лет ее применяли всего дважды, и все это делали роботы. Сейчас же Ланцет собирался заняться этим лично… Все равно он псих!

Ковалев вышел из комнаты и поспешно закрыл за собой дверь.


Глава 9


Во дворе дома было довольно многолюдно — офицеры расстарались, не только выгнав из дома всех, кого смогли найти живыми и способными передвигаться (неспособных просто дострелили), но и рассортировав их на группы. В одну группу — мужчин и подростков, в другую — женщин и совсем маленьких детей. Ковалев лишь пожал плечами — приказа он не отдавал, да и потребуется ли ему эта сортировка пока что было неясно.

Перед толпой неторопливо прохаживался Олаф — высокий, могучий, в черной броне. Шлем снял, бородка нагло топорщится. Прямо древний викинг, только одежда другая. Или истинный ариец, похожий на их легендарных подводников — хоть на немецкий плакат времен войны его определяй. Хотя, надо признать, немцы знали толк в пропаганде, так что как к ним не относись, а поучиться у них есть чему…

Здесь же, во дворе, валялись пакеты с наркотой, которые Олаф с Синицыным нашли в доме. На взгляд, килограмм двести. И что со всем этим теперь делать прикажете? Заставить цыган сожрать это? А что, это мысль, как-то отстраненно подумал адмирал.

Пока Ковалев предавался размышлениям, пытаясь подавить дурноту от мыслей о том, что происходит в подвале (забыть о происходящем не давали дикие крики, доносившиеся наружу сквозь неплотно закрытые двери, внушающие уважение к голосовым связкам цыгана и заставляющие пленных ежиться от страха), появился Синицын. Штурман, насвистывая себе под нос бодрую песенку, гнал перед собой еще несколько человек, в основном женщин. Ковалев хмуро подумал, что придется и ему, похоже, научиться музыкально свистеть — это явно заглушало посторонние звуки намного эффективнее самовнушения, но тут его раздумья прервали.

— Командир! Глянь, кого я здесь нашел!

Ковалев повернулся и имел неудовольствие лицезреть среди вновь прибывших двух типов явно славянской наружности. Оба немолодые, на вид около шестидесяти, но лица… Странные лица — это, пожалуй, наиболее точное определение. Ну ничего вроде особенного, но отличалось оно от выражения лиц соотечественников Ковалева, неуловимо, но явственно. И в то же время оно было странно знакомым. Ковалев попытался вспомнить лица иностранцев, работающих в его команде — Джима, Фрица, прочих… Нет, все не то. У тех поначалу, пока они не вписались в тесный корабельный мирок, морды были уверенные в себе, даже чуть нагловатые, но не более того, а потом и вовсе пообтесались, стали вроде как своими. А здесь было нечто другое…

— Кто такие?

— А хрен знает. Лопочут вроде по нашему, только вон у того, с придурошной улыбкой, акцент какой-то.

— Импортный, стервец?

— Не, но похоже.

Придурошный поднял голову, скривился чуть презритетельно и в то же время покровительственно — и тут в голове Ковалева словно повернулись шестеренки…

— Иеговист? — Ковалев брезгливо ткнул в него пальцем. — Али белый братишка?

— Не смейте оскорблять святого отца!.. — взвизгнул второй и тут же заткнулся, задохнувшись от несильного, но точно рассчитанного удара в живот. Ковалев задумчиво посмотрел на него, потом перевел взгляд на Синицына:

— Ты бы поаккуратнее — убьешь ведь.

— Да и хрен с ним. Все равно их в распыл, а я с детства эту мразь не люблю.

— Зачем? Они нам ничего не сделали, да и этих, — Ковалев небрежно кивнул в сторону пленных цыган, — я кончать буду не всех.

— Ты кого кончать собрался, совок?

Вот этого никто не ожидал. Как правило вменяемый человек в ситуации, когда на него смотрят стволы, старается вести себя тише воды и ниже травы. А тут — на тебе. Похоже, падре потерял связь с реальностью… Или никогда ее не имел.

— Как зовут? — Ковалев посмотрел на "святого" отца с неподдельным интересом.

— Чижик…

— Как?

— Чижик. Это фамилия такая, чернопузик. Понял? А теперь отпустите нас и извинитесь.

— С какой стати?

— Я - американский гражданин, вы обязаны…

— Понятно. Из иммигрантов, значит. И с чего ты решил, что тебе кто-то что-то обязан? Что ты вообще здесь делаешь, урод?

— Я несу слово божье…

— Да я ложил, что ты там несешь, курица.

— Вообще-то, Чижик — это мелкая птичка отряда воробьиных. Или, может быть, я ошибаюсь, — влез в разговор Синицын.

— Да плевать, — Ковалев, нервы которого сегодня и так были на пределе, разозлился, и его несло. — Плевать, к какому он отряду относится. Ты что ЗДЕСЬ делаешь, скотина?

— Я здесь занимаюсь своим делом. И ты, чернозадый, ошибаешься, если думаешь, что…

— А ты меня не поправляй — я тебе не стринги, — Ковалев презрительно ухмыльнулся. — Еще раз тявкнешь — по морде дам, каз-зел!

— Не смейте оскорблять святого отца! — вновь завизжал второй пленный, разогнувшись. — И оставьте в покое этих людей! Каждая нация имеет право на самоопределение, и они отстаивают это право, а святой отец приехал в нашу отсталую страну, дабы…

Ковалев слушал вопли этого невменяемого человека, и его все более давило ощущение дежа-вю. Точно так же кричали правозащитники в Чечне, орали демократы на митингах… Сволочи, ненавидящие собственную страну. А потом под их радостные крики русских резали, как овец, а солдаты в Чечне гибли ротами и батальонами, и бандитов оправдывали. А теперь недобиток тех лет опять визжал на всю округу… Вернее, визжал бы на всю округу, если бы не купол силового поля, надежно поглощающий звуки.

На той войне у Ковалева погибли друзья. Хорошие парни, с которыми он в молодости катался на велосипедах и бегал за девчонками. Друзья… И просто русские люди. А теперь какое-то дерьмо приезжает из-за бугра и вновь учит, как надо жить! Ковалев почувствовал, как тяжелым холодным комом к горлу подкатила ярость — и закипела.

Вопли мерзавца были прерваны внезапно-звонкой оплеухой, от которой правозащитник покатился по земле. Олаф, который казался воплощением флегматичности, решил проблему мгновенно и теперь потирал ушибленную руку, глядя на изумленного демократа.

— Как ты посмел, быдло!

— Знаешь, — Олаф улыбнулся, — мои предки были дворянами. Они пороли твоих предков на конюшне, а мои дети будут пороть твоих детей, потому что умный и сильный человек всегда будет при почете, власти и деньгах. А ты, старый ублюдок, только визжать и можешь.

— Юлий, успокойтесь. Эти сволочи могут сколь угодно выделываться, но потом они нас отпустят и ничего не посмеют нам сделать…

— Как-как? Юлий? Вот свезло так свезло. Один — птица недоделанная, другой — с женским именем. Выродились дерьмократы…

Эта нехитрая реплика Синицына разом разрядила атмосферу. Даже Ковалев улыбнулся, быстро успокаиваясь. В самом деле, зачем нервы тратить, подумал он и уже совсем спокойным голосом сказал:

— Знаете, господа офицеры, в чем-то эти придурки правы. Мы ведь их больше действительно пальцем не тронем. Зачем наммараться? Так что, старая сволочь, ты мне хорошую идею накрякал. Пусть вашу судьбу, святоши, решат те, кого вы защищали, — и, обращаясь к пленным цыганам, громко приказал: — кто хочет жить, повесьте этих придурков.

Трое дюжих цыган, единственные уцелевшие и обошедшиеся без серьезных травм мужчины, отлично поняли, что от них требуется. Спустя буквально минуту оба правозащитника уже имели на шеях крепкие веревочные воротники, другие концы веревок были перекинуты через декоративные, но прочные фонарные крюки. Они, конечно, выли и дергались, но силы были явно неравны. А потом выпучивших от ужаса глаза, отчаянно вопящих либерастов аккуратно потянули вверх.

— Легче, легче, не надо им шейные позвонки ломать, — с неприкрытым отвращением в голосе бросил Ковалев. — Пусть задыхаются, сволочи, медленно и с осознанием собственной глупости.

Когда правозащитники перестали дергаться, адмирал брезгливо посмотрел на неаппетитное зрелище и спросил:

— Все сняли?

— Так точно, — отрапортовал Синицын. — На две камеры.

— Очень гут, — Ковалев поднял автомат. — Ну что, ромалэ, теперь ваша очередь.

— Вы же обещали… — по-бабьи охнул один.

— Я? Я вам ничего не обещал. Я спросил: хотите ли вы жить, и только. В следующий раз следите за тем, что вам говорят. Хотя какой уж там следующий…

Автомат коротко кашлянул, выпустив в цыган строчку пуль. Впрочем, они умерли безболезненно — Ковалев стрелял в головы. Потом подошел, шевельнул носком ботинка трупы.

— Ну вот, вроде, и все. Осталось решить, что с этими делать, — адмирал ткнул пальцем в оставшихся пленных, — да Пашу дождаться.

— А что делать? Перестрелять их, да и все, — бросил склонный к простым решениям Олаф.

— Да жалко. Хотя… Наверное, всех, кто выше, — Ковалев провел рукой на уровне груди, — стоит…

Очередь из лучемета ударила по пленным точно на уровне, указанном адмиралом. Ковалев в изумлении поднял брови:

— Олаф, ну чего ты торопишься? Я хотел сказать перепороть. Вожжами. По задницам. Чтоб сидеть не могли. Хотя, надо признать, — Ковалев, склонив голову к плечу, полюбовался получившейся картиной, — такая икебана тоже заслуживает внимания. В общем и целом, не так уж плохо получилось, стреляешь ты отлично.

— Прости, командир, — Олаф покаянно склонил голову. — Нервы после этих… ни к черту.

— Да ладно, попьешь валерьянки — и все пройдет. Я же говорю — ничего страшного, вполне пристойный результат. Только в следующий раз прежде, чем стрелять, сначала послушай, в кого.

Ковалев направился к уцелевшим цыганам. Точнее, цыганятам — человек двадцать уцелело, в основном, совсем молодняк, хотя было и несколько женщин и даже один взрослый мужчина, раненый в ногу. Все они в момент стрельбы сидели на земле и под огонь лучемета не попали — Ковалева это не радовало и не огорчало, просто со взрослыми разговаривать проще, чем с детьми. При его приближении детвора с воплями ужаса кинулась прочь, но земля прямо перед ними полыхнула — лучеметы суперов ясно указали черту, которую не следует переступать. Цыганята поняли и моментально остановились — понятливый народ, если припугнуть. Впрочем, это было уже непринципиально.

— Значит так, ублюдки. Чтоб на нашей земле я вас больше не видел. И вообще, убирайтесь-ка из страны куда подальше — очень скоро для всех вас здесь будет неуютно. Все всё поняли?

Судя по тому, как уцелевшие цыгане быстро-быстро закивали головами, они действительно поняли все. Метод кнута — он всегда эффективнее метода пряника — доказано дрессировщиками прошлого. Правда, кнут лучше чередовать с пряником, но в данном случае это было уже явным излишеством. Ковалев довольно улыбнулся и, щелкнув клавишей рации, вызвал Ланцета:

— Паш, ты там скоро?

— Да-да, командир. Еще минут пять…

В наушниках раздался дикий вопль цыгана, не заглушенный на этот раз расстоянием и стенами. Ковалев живо представил, что там сейчас происходит, но на этот раз рвотных рефлексов не последовало — очевидно, привык. А может быть, просто устал и пресытился сегодняшними впечатлениями, вот чувства и притупились. Неважно, в принципе — главное, результат.

Ланцет провозился не пять минут, а целых двадцать. Ковалеву уже надоело ходить туда-сюда по двору, пиная камешки и прочий мусор да свирепо поглядывая на ежащихся от страха цыган. Эти нехитрые развлечения приелись ему моментально, впрочем, как и занимающимся тем же Синицыну и Олафу. Однако результат стоил того. Когда Ланцет, волоча за собой обмякшего и дурно пахнущего цыгана, все трое, не сговариваясь, восхищенно присвистнули. Вместо правой руки цыганского барона, чуть пониже локтя, была сплошная выбеленная кость — хоть в учебник по анатомии фотографии вноси. Крови почти не было — все крупные сосуды были аккуратно перехвачены, прочее не менее аккуратно прижжено. Картина мерзкая и ирреальная, особенно с учетом вновь облачившегося в скафандр Ланцета, державшего цыгана за шиворот, как кутенка. По толпе цыган пронесся вопль ужаса, хотя на имперцев особо удручающего впечатления вид изувеченного врага не произвел — видать, зачерствели все-таки, да и морально были готовы.

— Ну как, командир, работа? — спросил Ланцет, откровенно люуясь на дело рук своих.

— Неплохо, только медленно очень. Долго возишься, Паш.

— Так ведь практики нет. Ты бы мне еще пару-тройку человек дал, попрактиковаться.

Цыгане вновь содрогнулись, причем всей толпой, как-то синхронно у них это получилось. Ковалев развел руками:

— В следующий раз — сейчас нет времени. Кстати, а что он у тебя такой толстый? Вроде в тот раз был стройнее, да и, судя по запаху, он должен был скорее похудеть.

— Да я же его все, что срезал, сожрать заставил. Не пропадать же добру.

На сей раз от цыган воплей ужаса не донеслось, а вот звуки рвоты доносились вполне явственно. Слабоваты нервишки у нынешних потомственных мерзавцев, слабоваты. Ковалев подумал и кивнул одобрительно — теперь они точно не рискнут появляться в этих местах. Еще и потомкам своим завещают: не ездите, мол, детишки, на север, там дяди страшные и злые, режут нас, сирых да убогих, почем зря, да еще и отвечать за это не собираются. Ну а что делать? Отвечать Ковалев и вправду не собирался — было бы за кого.

— Забирайте своего и проваливайте. Увижу — убью.

Конечно, Ковалев это уже говорил, но повторенье, как известно, мать учения. Цыгана швырнули к неплотной группе своих… Родственников, наверное, хотя фиг знает, кем они друг другу приходились. Ковалев совершенно не разбирался во взаимоотношениях членов табора и, если честно, разбираться не собирался. Забивание головы ненужной и неинтересной информацией он считал пустым времяпровождением.

В общем, цыгане своего главаря подхватили, упасть не дали. Похвально, конечно, но лучше бы они с тем же похвальным энтузиазмом занимались чем-нибудь полезным. На заводе бы работали, что ли. Ну да это уже относилось уж совсем к разряду ненаучной фантастики, поэтому Ковалев не стал развивать мысль, а просто открыл проход в силовом поле, в который цыган и выгнали, придав им напоследок ускорение мощными пинками. Когда последний, уподобившись лягушке, вылетел наружу, следом за ними вышвырнули еще не пришедших в себя собак, и поле вновь закрылось — правда, теперь уже не для маскировки, а для безопасности живущих в округе ни в чем неповинных людей.

Пару минут спустя все четверо вновь находились в боте. Юля еще не пришла в себя — так и спала в кресле, свернувшись калачиком. Ковалев. Посмотрел на нее, кивнул одобрительно и протопал в рубку управления, остальные потянулись за ним. Даже Ланцет, который вновь вылез из скафандра (вот удивительно, на его форме не оказалось ни капли крови, хотя наверняка она должна была течь из цыгана, как из подрезанной свиньи, хотя бы в первый момент), пошел вместе со всеми. В результате, в рубке, рассчитанной на двоих, оказалось не протолкнуться, но Ковалев не стал выгонять лишних. В конце концов, ребята заслужили право увидеть финал первого акта этой истории. Да и не очень-то они и мешали удобно устроившемуся в кресле адмиралу.

Реактор бота чуть слышно загудел, накачивая энергией тепловую пушку. Собственно, это было не оружие — бот был машиной многофункциональной, и нес много разного оборудования. Тепловая пушка предназначалась для горных работ или, скажем, для подготовки площадок. Ну, еще можно было ее использовать, например, для строительства дорог — направленный тепловой луч спекал все, до чего дотягивался, в однородную массу, структурой напоминающую асфальт, но во много раз прочнее. Хорошая, в общем, штука, и к ситуации подходящая просто великолепно.

Пять минут — и все, что находилось на месте особняка, превратилось в пылающий кратер. Это было интересно смотреть со стороны — как стремительно нагревается и вспыхивает дом, как горят и дерево, и кирпич, и металл, как все это оседает на землю, а следом начинает прогибаться и оседать и сама земля. Потом с неприятным звуком "умп-ф-ф" постройки проваливаются вниз, в подвалы. Возможно, там, в подвалах, еще кто-то оставался, детально облазить их никто не успел, да и не стремился к этому. Впрочем, теперь все они были уже мертвы, окончательно и бесповоротно. Потом выгорает все, что было в подвалах, но пушка все еще работает, порода плавится, и вот на месте дома образуется вытянутая воронка глубиной метров пятьдесят и диаметром метров двадцать, со светящейся белым светом поверхностью. Ну а потом вниз обрушивается поток охлажденного до сотни градусов воздуха, воронка медленно остывает, ее поверхность превращается в мутное потрескавшееся стекло, напоминающее обсидиан, и бот аккуратно снимает силовое поле.

Цыгане, оказывается, никуда не ушли — точнее, ушли, но не все. Трое по-прежнему стояли рядом и смотрели в мутную пелену — поле, сгустившись, стало непрозрачным и совсем не пропускало свет. Очевидно, эти трое ждали, когда им наконец дадут возможность вернуться домой — может, вещи взять, а может, еще что. Увы, их ждал жестокий облом. А пока они приходили в себя, глядя на картину малого Апокалипсиса, бот уже бесшумно взмыл в небо — на сегодня было еще много планов, а ночь уже заканчивалась.


Глава 10


— Зря ты так, — грустно сказал Олаф, когда, тремя часами позже, они сидели на веранде дома Ковалева и наблюдали рассвет. Хороший, кстати, рассвет получился, аж на удивление красивый. Перед Олафом стояла пустая тарелка — плохое настроение ничуть не помешало никогда не страдающему отсутствием аппетита гиганту отдать должное тушеному мясу и баклажанам. Ковалев, прихлебывая свой любимый кофе, в свою очередь с удовольствием разглядывал расцвеченное яркими красками небо и жмурился от удовольствия, как кот, дорвавшийся до халявной сметаны.

— И что я зря? Только не говори, что я вновь был излишне жесток. Эти люди получили то, что захотели. Превращать мою Родину, пусть и малую, в новую Чечню я никому не позволю.

— Да я не про жестокость, — махнул рукой Олаф. — Я бы этих крыс и сам передавил. А еще лучше, Ланцету бы отдал…

— Времени не было, извини, — вздохнул Ковалев. — Так, допросили по быстрому — и то слава Богу. Так что пусть будут довольны, толстопузые, что умерли быстро и семьи не пострадали.

— Да и хрен бы с ними, хотя насчет семей, может, и зря. Есть такое понятие — "коллективная ответственность". Как ни крути, а в чем-то Сталин был прав. Если будут знать, что не пощадят никого — сто раз подумают, прежде чем снова лезть в авантюры.

— Оно так, конечно, но дети, например, ни в чем не виноваты.

— Что вовсе не помешало им пользоваться тем, что наворовали папочки-мамочки. Хотя ладно — пускай сейчас почувствуют все прелести смены социального статуса. Но ты знаешь, меня куда больше другое волнует. Ты сам посуди — мы наследили, как рота слонов на фарфоровом заводе, и если воронка на месте цыганского табора — это повод офигеть, то насильственная смерть сразу трех республиканских министров, дюжины предпринимателей неслабого ранга и кучи тварей попроще — это уже ни в какие ворота не лезет. Тут будут КОПАТЬ!

— Это хорошо, что ты понимаешь ситуацию, — кивнул Ковалев. — А то я боялся, что ты так и останешься лейтенантом до конца дней своих. Нет, ты все правильно просчитал, но ты просто не в курсе всех нюансов, главный из которых — мы выходим из подполья.

— Это зачем еще? — удивленно поднял брови Олаф. — Нам что своих проблем не хватает.

— Хватает, десантная твоя душа, хватает. Но придется действовать — рамки, в которые мы сами себя поставили, стали нам уже тесны. На вот, читай.

Ковалев вытащил из кармана газетную вырезку и протянул ее Олафу. Лейтенант взял ее и, по мере чтения, брови его начали удивленно подниматься вверх.

По сообщениям нашего специального корреспондента в Тбилиси, вчера в стране произошел государственный переворот. Согласно сведениям из достоверных источников, небольшая группа наемников проникла в президентский дворец и уничтожила президента страны, а также правительство в полном составе. Практически одновременно вторая группа, не вступая в переговоры, полностью уничтожила парламент республики. Вызывает интерес тот факт, что охрана, попытавшаяся воспрепятствовать неизвестным, оказалась бессильна что-либо предпринять — во всяком случае, достоверно неизвестно ни об одном погибшем боевике. Сразу же после этого было объявлено о создании временного правительства республики под руководством некоего Кахо Абдурашидзе. Стихийно возникшие в столице митинги был подавлены с чрезвычайной жестокостью — против демонстрантов были применены рвотный и слезоточивый газы, пластиковые пули и водометы. В ряде случаев открывался огонь на поражение из стрелкового оружия. При этом полиция и расквартированные в республике воинские подразделения были блокированы в казармах, разоружены и в происходящее не вмешивались. Подразделениям американской армии, расположенным на военной базе в Поти, был передан ультиматум, согласно которому им дается сорок восемь часов на эвакуацию персонала и техники. Международное сообщество обеспокоено…

На этом вырезка обрывалась. Олаф поднял глаза на Ковалева. Адмирал пожал плечами:

— Дальше ничего интересного — визги и писки тех, кто ничего не решает, но лезет со своим мнением, которое никого не интересует.

— Но так, вроде, не планировалось…

— Иосселиани перестарался, как обычно. Что поделать — горячий горный… баран. Живо посчитал, что с теми силами, которые ему выделены, ничего громкого и красивого не совершить, план, выданный штабом, ему не понравился, вот он и нанял толпу каких-то придурков. Наемники, конечно, оказались вполне профессиональными исполнителями, но вместо скальпеля наш грузин получил мясорубку. Хорошо хоть, зиц-председателя найти догадался, но это уже делу не поможет. Он нашумел так, что нам теперь расхлебывать и расхлебывать. Словом, трудно сказать, что будет дальше, но ничего хорошего — это факт. Не хотелось мне шуметь, но придется, похоже. Я ошибся в выборе исполнителя, и теперь вместо мягкой смены власти мы получаем проблему — о ситуации знает весь мир, залезь в Интернет, интереса ради, и завтра, боюсь, нам придется давать пинки НАТОвцам, а я этого ну вот совершенно не хочу, потому как мы разнесем все вдребезги и пополам. Да и перед Джимом неудобно — я ему обещал, что соотечественников его лупить мы не будем… Придется выходить на президента, договариваться с ним… Вот через полчасика и полечу, поговорю, хотя придется изворачиваться со страшной силой. Блин, как неохота выглядеть просителем…

— А может, пронесет?

— Может, и пронесет. Так, что весь унитаз забрызгаем. Хочешь еще новость?

— Опять плохую?

— А когда это новости были хорошими? В общем, власти стран Балтии объявили о национализации всех предприятий, которые… ну, там большой список причин. Как-то все трое очень синхронно сработали. Не догадываешься, против кого это направлено?

— Догадываюсь, — хмуро кивнул Олаф. — И что теперь?

— А что, собственно, теперь? Они замахнулись на самое святое, что у нас есть — на наши бабки.[51] Я утрирую, конечно, но спустить это с рук мы им не можем, иначе мы покажем свою слабость, и любая чухонская сволочь решит, что нас можно гнуть через колено. Не-ет, шалишь, — Ковалев сложил фигу и показал ее воображаемому оппоненту. — Нам хватит сил, чтобы поотрывать грабки кому угодно. Думаю, в течение ближайшей недели эти страны перестанут существовать. И нам тогда все равно придется легализоваться — хотим мы этого, или нет. Вот только насколько все это невовремя…

Мужчины замолчали, и каждый думал о своем. Они не боялись, нет, после того, что они прошли, им вообще было несвойственно бояться. Однако им не по себе становилось от одной мысли о том, сколько проблем дополнительно легло на их и без того перегруженные плечи.

— Ох, и заклюют же нас всякие общечеловеки, — вздохнул Олаф.

— Плевать. Почему-то если человек решил убить тигра, это зовется спортом, а если тигр решил убить человека, это зовется кровожадностью. Мы для них — тот самый тигр, и все их вопли — это лишь страх того, что хищнику надоест, когда его дергают за хвост. При этом бросить столь увлекательное занятие они тоже не могут — проплачено, надо отрабатывать, а то в следующий раз к кормушке не подпустят.

— Угу, мир спасет или красота, или массовые расстрелы. Красота эстетичнее, но расстрелы как-то надежнее.

— Ты, часом, не заболел?

— Нет, а что?

— Да заговорил уж больно красиво. Я в тебе раньше склонности к такому не замечал.

— Растем, развиваемся, самосовершенствуемся…

Собеседники посмотрели друг на друга и рассмеялись — напряжение последней ночи стремительно уходило, оставляя ощущение легкой расслабленности. В самом деле — они просто устали, сводя на нет угрозу крупной заварухи республиканского масштаба, о которой узнали от пленного цыгана. Устали, потому что торопились и не имели времени даже на элементарную подготовку. Конечно, они наверняка уничтожили не всех, кто-то самый мелкий или, наоборот, самый крупный, затаился, но непосредственные исполнители уже покинули этот мир, и новая попытка заработать деньги на чужой крови в этих местах произойдет нескоро, если вообще произойдет. Но все же они устали, а впереди был непочатый край работы.

Хотя, конечно, эту самую работу лица, попавшие в разработку, облегчали им сами. Даже удивительно, насколько легко эти пустоглазые толстобрюхи начинали сдавать всех и вся, получив пару ударов по почкам. В общем, не тянули они на героев-подпольщиков… Мельчает народ, что ни говори.

Хотя, конечно, время на том сэкономили здорово. Догадка Ковалева о назначении оружия оказалась верной — действительно в сепаратизм поиграть захотели. Интересно, как они себе это представляли? Второго Дудаева, который, что ни говори, был личностью неординарной, среди них не было. Да что там, личностей среди них вообще не наблюдалось. Возможно, конечно, кто-то за ними и стоял…

Ковалев подумал, почесал затылок и отогнал ненужные мысли. Хочет кто-то поиграться — пусть их. Адмирал уже решил для себя, что при нужде не будет церемониться, а наведет порядок всеми доступными способами. Что было до него — то Бог с ним, пусть кто натворил — тот и расхлебывает, но при нем новых побоищ не будет.

— Где там наш штурман? Пиво пьет, али спать завалился?

— Да не, командир, он твою дочку развлекает. Смотри, дождешься, в зятья пробьется, — совсем не по-дворянски заржал Олаф.

— Не в этой жизни. Мала она еще, — нахмурился Ковалев и двинулся в дом.

По чести говоря, он сам попросил Синицына посидеть с Юлей — спать девочку не могли уложить даже легкие транквилизаторы, а что посильнее адмирал ей давать не стал. В конце концов, Ковалев плюнул и решил, что пускай она приходит в себя естественным путем. Ну а потом попросил штурмана чуть-чуть с ней побыть — так, на всякий случай.

Проще всего, кстати, было Ланцету — завалился спать, да и делу конец. Человек с железными нервами, иначе и не скажешь. Храпел, кстати, так, что в соседних помещениях слышно было. Ковалев даже решил, что когда вернется на линкор, то загонит палача в медотсек и заставит его избавиться от храпа раз и навсегда.

Вообще, Ланцет медотсек не любил, равно как и врачей, хотя сам относился к их братии. Это у него было остаточное — с той поры еще, как его от нездоровых наклонностей вылечили.[52] Но ради такого дела придется — приказы, как известно, не обсуждаются.

Подойдя к гостиной, Ковалев услышал разговор, от которого ему пришлось подобрать отвисшую было челюсть. Олаф не обратил на это внимания, но адмирал жестом остановил его — хотелось дослушать до конца.

— … в том, что твой Пушкин гениальный поэт, я нисколько не сомневаюсь, но его таланты прозаика, честно говоря, вызывают у меня сомнения. Единственные более-менее пристойные произведение, которое я могу навскидку вспомнить — это "Дубровский" и "Капитанская дочка". Они имеют вполне приличный средний уровень, но все остальное, мне кажется, не выдерживает серьезной критики. Это, конечно, только мое мнение, но все же, я подозреваю, в их восприятии людьми решающую роль играет не талант автора, а раскрученный бренд его фамилии. И Пушкин, думаю, отлично это понимал — не зря же его проза, в отличие от поэтических произведений, никогда не была слишком масштабной, да и количество его стихов во много раз больше.

Синицын, помимо того, что был первоклассным штурманом и хорошо знал физику, был еще и любителем полистать на досуге книги, так что в литературе, хотя и поверхностно разбирался. Но вот то, что Юля увлекается поэзией, причем хорошей поэзией, было для Ковалева сюрпризом. Он-то полагал, что девочка, подобно большинству представителей нынешнего молодого поколения, интересуется только музыкой в стиле дыдых-дыдых, песнями уровня "Я сошла с ума" и, возможно, еще каким-то бредом. Впрочем, поймал он себя на мысли, про его поколение старшие думали точно так же. Ничто, как говорится, не ново. Из него нормальный человек вышел — и из этих, глядишь, приличные люди получатся. Будущее покажет, конечно, но проблема отцов и детей абсолютно не нова и имеет свойство повторяться с завидной регулярностью. А раз уж он с дочкой и не общался почти, даже когда она у него жила — то что удивляться своему незнанию? Тут скорее огорчаться надо, раз уж сам дурак, а пока что послушать увлекательный разговор двух дилетантов.

Между тем, спор продолжался:

— Но ведь поэт-то он гениальный! Разве может гений быть плохим человеком?

— Пожалуйста. Гитлер — гениальный оратор.

— Ну, ты сравнил…

"Уже на "ты". Быстро, однако", — подумал Ковалев.

— Я просто привел пример. И я вовсе не утверждаю, что твой любимый Александр Сергеевич — мерзавец или еще что-то в этом духе. Во всем, кроме поэтического дара, он обычный человек, не более того. А человеку свойственно ошибаться, иметь и достоинства, и недостатки. Собственно, именно это и делает нас людьми.

— Ну да, ты еще скажи, что его недостатки перевешивали его достоинства. И вообще, кто ты такой, чтобы его судить?

— Ты в бутылку-то не лезь, — Синицын говорил спокойно, без малейшего раздражения в голосе. Именно это спокойствие, похоже, и позволяло ему убеждать девочку, а не давить на нее авторитетом. Ковалеву подобное никогда не давалось — впрочем, он пока и не старался. — Ты вот попробуй мозгой подумать: вот что, кроме стихов, он хорошего в жизни сделал? Ну вот так, навскидку? Наверняка многое, но ничего выдающегося — во всяком случае, ты ничего не можешь быстро вспомнить.

— Могу…

— Вспомнила бы — уже бы сказала. А между тем, его недостатки его и погубили.

— Он на дуэли погиб…

— Ага. И мерзавец Дантес убил великого поэта. Так?

— Ну да…

— А между прочим, в чем-то Дантес был прав.

— Что!..

— Тихо, тихо, не ругайся. Вот ты подумай так, спокойно: что получается, если откинуть личности дуэлянтов? Дантеса можно и не откидывать — самый обычный офицер-иностранец на русской службе. Кстати, с какого-то боку даже родственник Пушкина, кажется. Но это так, к слову. Откидываем личности — что имеем? А имеем очень неприятную и притом банальную картину: некий дворянин, хам и бабник, привыкший, что все ему с рук сходит, потому как морду ему бить не комильфо, вызывает на дуэль другого дворянина, притом офицера. И закономерно получает пулю в наглую башку. Или, в данном случае, в живот, что непринципиально. Другого результата дуэль иметь просто не могла.

— Это было убийство!

— Ну да. И что с того? Что мог в той ситуации сделать Дантес, даже если бы не захотел грохнуть хамовитое дарование? Ну, попробуй подумать?

— Не доводить до дуэли. Свести все к шутке, например, или извиниться. Ну, не знаю…

— Уже довели. Извиняться дворянам, уверенным в своей правоте, было, что называется, западло. Никто бы не понял, да и с какого, прости, перепугу, если сам Дантес считал себя правым? И потом, там еще интрига с женщинами была какая-то, точно не помню. Не интересовался, знаешь ли, специально, интереса не было. Так что вызвал его Пушкин, а не он Пушкина.

— Тогда не стрелять. Или стрелять мимо.

— Тебе легко говорить. Представь себе: в тебя целится человек, имеющий репутацию хорошего стрелка. Ты будешь стрелять мимо? А вот хренушки. Ты знаешь, меньше всего тебя будет волновать, какой он там, по другую сторону черты, поэт — волноваться ты будешь только и единственно о сохранении собственной драгоценной жизни. И ты выстрелишь как можно точнее, никуда не денешься. Вон, часов несколько назад, будь у тебя пистолет, ты бы что — стрелять не стала? Ну, самой-то себе врать не стоит, стала бы, да еще как. А ведь цыгане — музыкальный народ, и среди присутствующих наверняка были ТАКИЕ певцы!

— Ну, он мог бы выстрелить в руку, например…

— Это и из нынешних пистолетов задача не самая простая, а из того барахла, которым пользовались в те времена, и вовсе практически нерешаемая. Нет, чисто с точки зрения дуэли, Дантес поступил абсолютно правильно, как и положено профессиональному военному и, не будь Пушкин известным поэтом, о нем никто бы и не вспоминал.

— Но Дантес мог бы отказаться от дуэли.

— Не смог бы. Знаешь, в те времена слово "честь" не было пустым звуком. Отказаться от дуэли — значило потерять честь, а это было хуже смерти. Честное слово, жаль, что дуэли запрещены в наше время — очень много всякой швали триста раз подумало бы, прежде чем открывать свой поганый рот…

— Кхе-кхе… — сказал Ковалев, входя в комнату. — Развлекаетесь?

— Да, каждый в меру сил и испорченности, — отозвался Синицын. Он сидел в глубоком мягком кресле, вольготно вытянув ноги, и неторопливо, но с чувством, как воду, прихлебывал коньяк из граненого стакана. Стиль пития, конечно, оригинальный, культура потребления продукта — тоже, но… Почему бы нет? Тем более что стресс — он и для супера стресс, как ни крути. Похоже, лейтенант даже не опьянел, да и с чего ему пьянеть-то? Выпил граммов триста, не больше — бутылка, стоящая рядом, на столике, была полна еще больше чем на треть.

Юля сидела напротив, с ногами забравшись во второе кресло, и смотрела на огонь — несмотря на теплый день, камин был растоплен и дрова в нем весело потрескивали. Тоже своего рода снятие стресса — человеку никогда не надоедает смотреть на живой огонь, а лучший способ отвлечься — сконцентрироваться на чем-нибудь другом. Кстати, в руке девочки тоже был стакан с коньяком — правда, напитка в нем было на донышке. Ковалев посмотрел на сделавшего невинное лицо Синицына неодобрительно, но ничего не сказал — опять же, хотел бы, чтобы штурман вел себя, как положено насквозь воспитанному офицеру, дал бы инструкции четкие. А так, штурман развлекает ребенка в меру сил и возможностей. Сам виноват, думать надо было.

— Саш, иди позавтракай, — сказал Ковалев. — Сегодня мы еще много чего успеть должны. Через двадцать минут чтоб был готов. И готовься принимать корабль.

— В смысле? — не понял Синицын.

— В прямом. Иосселиани с заданием не справился. В Грузии идут уличные бои, и всю эту кашу мне теперь придется расхлебывать, а корабль я ему обещал как раз за то, чтобы не было проблем. Поэтому на линкор я его не поставлю — не дорос. Будет или вечным старпомом, или получит трофейное корыто, пока не повзрослеет и не научится сначала думать, а потом действовать. Командовать нашим трофеем пойдет кто-нибудь из командиров крейсеров, не решил еще, кого поставлю. Соответственно, по цепочке на его место встанет командир одного из эсминцев, ну а ты получишь этот самый эсминец. Пойдет?

— Спасибо, командир! — Синицын вскочил, вся его физиономия буквально светилась от радости.

— Ну и гут, — улыбнулся адмирал. — А теперь бегом завтракать!

Обрадованный штурман исчез, как по волшебству, деликатный Олаф последовал за ним. Ковалев задумчиво посмотрел им вслед — нет слов, парням он доверял, но справятся ли они? Хватит ли опыта? Впрочем, будущее покажет, тем более что выбора особого все равно нет. Командир корабля по специальности должен быть, в первую очередь, штурманом, потому что, случись что, именно ему этот корабль вести. Все остальное приветствуется, но не обязательно. Опыт — дело наживное, авторитет у команды молодой супер, будем надеяться, заработает. В конце концов, более опытных штурманов просто нет — все в один срок начинали, а парень хотя бы делом проверен не раз. Единственно, еще ни разу Ковалев не ставил супера командиром корабля, но ведь все равно надо когда-то начинать. Да и сам он, если подумать, раньше эскадрой не командовал — и ничего, справляется. Жаль только, стратегическими талантами он обделен, но и в этом ничего удивительного, если вдуматься, тоже нет. Ученые Первой империи создавали прирожденных солдат, но никак не прирожденных полководцев, возможно, они склонность к стратегическому мышлению как раз и считали чем-то противопоказанным. Чтобы, например, такой вот супермен сам на престол не позарился. Вполне, кстати, разумная предосторожность. А с учетом того, что нынешние суперы лишь бледное подобие тех, которые были выведены в секретных лабораториях Первой империи, то и вовсе…

А вот Олаф с задачей справится, тут к бабке не ходи. Задание четко по его профилю. Надо будет только режим наибольшего благоприятствования ему создать — как ни крути, а новое подразделение нужно создавать срочно. Имперский десант, конечно, способен на многое, но это все-таки не скальпель, а топор или даже, скорее, молот. Как известно, удаление прыщика топором превратится, скорее всего, в банальную ампутацию конечности, а в нынешних условиях это может обернуться многими смертями. Оно, спрашивается, надо?

Между тем Юля встала из кресла, подошла к отцу и некоторое время смотрела на него, не решаясь прервать его раздумья. Однако решилась наконец — осторожно тронула за рукав, заставив адмирала вздрогнуть от неожиданности.

— Прости…

— Не бери в голову. Как ты?

— Ничего. Главное, живая, — тряхнула головой девочка, но взгляд ее был отнюдь не самым спокойным. Ковалев вздохнул, осторожно погладил ее по голове.

— Все в порядке, доча, все уже кончилось. Ты только не пугай меня так больше, ладно?

— Хорошо, пап…

— И бабушке не говори — незачем ей волноваться.

— Не буду, — Юля несмело улыбнулась. — Пап?

— Да?

— А можно вопрос?

— Задавай, — кивнул адмирал.

— Кто ты такой?

— В смысле?

— Ну, мама говорила, что ты очень богатый человек, и все такое, но я же вижу, не слепая, все эти лазерные мечи и летающие машины…

— Силовые.

— Что силовые?

— Это не лазерные мечи, а силовые рапиры. Но ты, в общем, права. Давай так: ты сейчас отдохнешь, а потом я тебе все покажу и объясню. Ладно?

— Заметано, — на сей раз улыбка дочери была уже вполне нормальной, такой, какая и должна быть у девочки ее возраста.

— Вот и замечательно. Ты иди, ложись спать. У меня много дел и я сейчас уеду, но ты не бойся — в этом доме никто не сможет причинить тебе вред. Даже зайти без спросу сюда никто не сможет. Ты мне веришь?

— Да, папа.

— Ну и ладненько.

— Пап…

— Да?

— А мама приедет?

— Не знаю, вот честное слово. Я поговорю с ней, но…

— Понятно.

Девочка опять расстроилась, но теперь у нее хватило самообладания на то, чтобы относительно спокойно отправиться в свою комнату, а Ковалев тем временем отправился в кабинет — времени у него действительно было мало.


Глава 11


— Да что вы вообще о себе возомнили? Решили, что умнее всех? Мы готовили операцию два! Слышите? Два года! И тут являетесь вы и говорите: "Ах, я там напортачил немного, приберите, пожалуйста". Вы себе там на севере что, вообще последние мозги отморозили?

Ковалев смотрел на президента с интересом. Было забавно наблюдать, как этот невысокий, субтильный человек, привыкший к собственной значимости, пытается распекать адмирала, выглядящего рядом с ним великаном. Именно из-за нереальности происходящего Ковалев и ощущал общий комизм ситуации, что, вкупе с раздражением на того, кто вообще осмелился на него орать, начисто вытравило и то небольшое чувство вины, которое он ощущал первоначально. Нет сомнения — президент неплохой человек, немало сделавший для страны, но… Но надо думать, что и кому говоришь. И в какой ситуации.

Ковалев потянулся, как сытый кот, и негромко спросил:

— А в чем, собственно, проблема? Ну, ошиблись мы, с кем не бывает, но ничего страшного я не вижу. Я обрисовал ситуацию, предложил разобраться вместе, к обоюдной выгоде, пообещал нейтрализовать американцев… Если вы не поняли, мне это вполне по силам. Не хотите — ну, как хотите, я и сам справлюсь. Единственной проблемой будет то, что мы окажемся на всеобщем обозрении, и знать о нас будете не только вы, но и весь остальной мир, но лично для меня это проблемы представлять не будет. Уже то, что мы вышли на вас, а не на какого-то забугорного дядю, дает России вообще, и лично вам в частности, очень многое. Не бесплатно, разумеется. А доказательства моих возможностей вам, я думаю, были предоставлены достаточные.

Да уж, доказательства более чем достаточные. Бот, аккуратно приводнившийся у причала, рядом с президентской яхтой, охрана… Президентская охрана, аккуратненько накрытая станером. Лежат ребята, без сознания, но ничего страшного нет — станер бил на малой мощности, так что очнутся они через час, и единственное, что им грозит, так это легкая и недолгая, максимум на пять-десять минут, мигрень. Президент вон тоже под станер попал — и ничего, вкололи стимулятор — и уже стоит, матюгается вовсю. А по виду такой воспитанный человек…

Воспитанный человек между тем, похоже, не совсем въехал в ситуацию — во всяком случае, воспринимать Ковалева не как обычного, пусть и очень богатого человека, а как представителя третьей, причем огромной, силы он пока был явно не готов. А может, просто власть малость голову вскружила — очень часто люди, облаченные ей, теряют гибкость. Хотя, надо сказать, с такой властью, как у него, можно от этого не страдать — олигархи, куда более крутые, чем Ковалев, вступив в пререкания с решительно настроенной властью, частенько плохо кончали. Кто в иммиграции, как незабвенный Березовский, а кто и в местах не столь отдаленных[53]. Ну а те, кто помельче, просто оказывались в полном забвении, что для многих хуже смерти. Впрочем, это — удел шестерок, как своих, так и из сопредельных не вполне полноценных государств[54]. Будь Ковалев обычным предпринимателем, ему полагалось бы сейчас дрожать от страха, но пугаться ему категорически не хотелось, а наличие за его спиной ударных звездолетов позволяло ему лишь снисходительно улыбаться про себя. Президент между тем начал решительно втирать что-то о гражданском долге — Ковалев привычно пропускал его слова мимо ушей. Говорунов он за жизнь навидался изрядно и умел не обращать на них внимания, а президент в нынешнем состоянии был пока что именно говоруном, ждать от него конструктивных мыслей и решений можно было чуть попозже, когда ситуация дойдет наконец до сознания, и президент вновь станет тем, кем был — умным и достаточно решительным человеком.

— Вы меня вообще слушаете?

— Ну да. А что?

— Так что вы на это скажете?

— На что? На то, что как только я получил доступ к инопланетным технологиям, я, как патриот своей страны, должен был немедленно передать их компетентным представителям своего государства? И что, в принципе, я государственный преступник, как с точки зрения формального права, так и с точки зрения права морального?

— Именно так. Вы уловили суть…

Ковалев внезапно шагнул к президенту и взял его за шиворот. Президент дернулся, но обнаружил вдруг, что его ноги не достают до пола. Ковалев (президент пока даже мысленно не мог назвать его адмиралом — ну да ничего, привыкнет) держал президента на весу, на вытянутой руке, и притом без заметных усилий. Лицо его побелело от ярости, и это дико смотрелось здесь, посреди гостиной президентской виллы на берегу Черного моря. Ну не могло так быть — но, тем не менее, так было, и президент, впервые с начала их разговора, почувствовал страх.

— Патриотизм, говоришь? — почти прошипел Ковалев. — Патриотизм… Мой патриотизм умер тогда, в вертолете, когда мы замерзали в тайге, и ни одна сволочь нам не помогла!

— Ваш вертолет искали…

— И не нашли. Значит, так искали, — отрезал адмирал. — Я помню, какую-то американскую соплю, которая на яхте в океане пропала, искали десятки кораблей — и нашли! А нас — не нашли, потому что нашей стране было на нас наплевать. И не надо мне лопотать про погоду, сложные метеоусловия и тридцать три причины, по которым нам не могли помочь. Я хорошо помню другую зиму — тогда тоже были морозы, и все газеты верещали: ой, в Москве кошка хвост отморозила, ой, бомж в Москве спьяну на морозе заснул и только благодаря бдительным милиционерам… И так дальше. В Москве, — с горечью повторил Ковалев. — В Москве… А у нас тогда восемьдесят человек вместе с вахтовками на зимнике[55] погибли, когда им машины летней соляркой в мороз заправили — и хоть бы одна строчка, хоть одна фраза в новостях. Их тоже не искали… Мы вам нужны, пока мы добываем нефть и газ, рубим лес, добываем золото, но когда мы перестаем быть нужны, о нас забывают. Я пока что патриот своего народа и своей страны, но я — не патриот вашей власти. Она мне абсолютно безразлична. Конечно, сейчас в России живется лучше, чем при том дерьме, которое сидело наверху до вас, но хуже, чем могло бы быть. И будь доволен, что я хотя бы пытаюсь помочь стране, по старой памяти, только чтоб не повторилось то уродство, что уже было. Поэтому если ты еще раз мне скажешь, что я кому-то здесь что-то должен, то я тебя пришибу, и в два счета установлю в этой стране абсолютную монархию с собой любимым во главе. Хуже ей от этого не будет. Понял? Не слышу ответа! Понял?

Ковалев встряхнул президента, на в ответ раздался только хрип — ворот рубашки наглухо перехватил горло. Увидев, что клиент быстро синеет, Ковалев толчком отправил его на диван и несколько раз хлопнул по щекам, заставляя прийти в себя.

— Ну так что, птенчик, ты понял, кто здесь самый главный папа?

— Понял, — прохрипел президент. — П-понял…

— Ну вот и ладушки. Ты имей в виду — я не собираюсь покушаться на твою власть, мне она даром не нужна. Своих дел хватает. Я просто даю России шанс вновь стать сверхдержавой. Поэтому для начала надо, по моему скромному разуменью, создать буферный кордон из вассальных государств, и Грузия должна была стать пробным камнем. Мы допустили ошибку. Вернее, я допустил ошибку, неправильно выбрав исполнителя. Но процесс уже пошел, поэтому отступать поздно. Завтра в Грузии начнется резня, в которой погибнет до четверти населения страны. Через три дня их оппозиция обратится к России за помощью. К тому времени войска должны быть в полной боевой готовности и, войдя в страну, разом навести порядок. Ясно?

— Ясно-то ясно, — президент медленно приходил в себя и выглядел куда более адекватным, чем пару минут назад. — Но где вы найдете оппозицию?

— Мои проблемы.

— Хорошо. А если быстро навести порядок не получится?

— Получится. Наемники разбегутся, как только русские танки пересекут границу. Думаю, армии останутся исключительно полицейские функции.

— Хорошо. Ну а как быть с американцами? У них там военные базы…

— Они не будут вмешиваться.

— Уверены?

— Абсолютно. Только имейте в виду: грузин не кормить. Вы им обеспечиваете безопасность, получив взамен полную и неограниченную власть, но никаких денег не даете, никакую промышленность или что там у них не развиваете. Пусть будут на положении шестерок и выбираются из задницы сами, как хотят. Незачем растягивать ресурсы на кого попало — они и так невелики, и служить должны НАМ, а не всяким "братским" республикам. По мне так пусть они хоть сдохнут, если честно.

— И все же… Как вы обеспечите нейтралитет НАТО?

Ковалев улыбнулся — это воспоминание было ему особенно приятным. Перед глазами, как живая, всплыла картинка всего-то двухчасовой давности: Олаф, бодро цокая магнитными подковками скафандра по палубе крейсера (ради обеспечения соответствующего антуража, искусственную гравитацию отключили, и теперь во всех коридорах правого борта царила невесомость) волочил отчаянно брыкающегося американского президента к шлюзу, успокаивающе гудя ему что-то о том, что приказ адмирала нарушать нельзя, а прогулки в открытом космосе без скафандра — развлечение для настоящих мужчин. Американский президент вопил так, что было слышно буквально по всему кораблю, благо люки были открыты. Это вызывало презрительные смешки команды, отлично понимающей, что ничегошеньки с янкесом не сделают, даже Джим, который присутствовал при разговоре и был заранее предупрежден о ситуации, ухмылялся вместе со всеми — он хоть и был из Техаса, но предки его были с юга и цветных традиционно не любили. Конечно, ему не нравилось, что так поступают с президентом ЕГО страны, но Ковалев клятвенно обещал, что вреда ему не причинят, да и сам американец уже изрядно обрусел, пообтесавшись среди товарищей, проникся их пофигизмом по отношению к власти, поэтому дальнейшее представление Джим смотрел с неподдельным интересом. Хотя, впрочем, президента тоже можно было понять: вот только что ты — самый влиятельный человек на планете, стоишь, образно говоря, у руля самой сильной и в экономическом, и в военном плане державы — и вдруг ночью тебя бесцеремонно выдергивают из постели и, не дав одеться, банально похищают. А потом ты обнаруживаешь, что находишься в космосе, на борту межзвездного корабля, и хозяева этого корабля имеют к тебе серьезные претензии. Американский президент— тоже человек, и нервы у него не железные, особенно когда выясняется, что голубиной кротостью его похитители не страдают и никакого уважения ни к нему лично, ни к его должности не испытывают. Вот и сдали нервишки у мужика — что поделаешь, бывает, не привык он к такому. А иного, увы, и быть не могло — Ковалев не был дипломатом, и поэтому умел вести переговоры только с позиции силы, вот и разговаривал так что с одним президентом, что со вторым. Хотя, конечно, президенты земных государств — фигуры не того уровня, чтобы на равных разговаривать с имперским адмиралом. Особенно когда он не скрывает, что он — имперский адмирал.

Впрочем, надо отдать американцу должное, он сопротивлялся наглым и, с его точки зрения, совершенно неправомерным требованиям похитителей достаточно долго. Он, похоже, искренне не мог понять, почему они не разделяют его мнения о том, что США могут творить что угодно и где угодно лишь на основании того, что они самые сильные. Сдался он лишь тогда, когда Олаф запихнул-таки его в шлюз, задраил двери изнутри, а внешняя заслонка начала медленно отходить в сторону. Процедура, конечно, была разыграна четко по сценарию, обеспечивающему максимальное психологическое давление — стандартная процедура шлюзования проходила намного быстрее и совсем не так как в тот раз, во всяком случае, такие потери воздуха в полете не были оправданы. Однако сейчас свист вырывающегося в космос воздуха живо прочистил клиенту мозги, и американец искренне согласился с тем, что был неправ. Попробовал бы он не согласиться — процедуру шлюзования можно ведь было и не прерывать…

— Я его уже обеспечил, — улыбнулся еще раз приятным воспоминаниям адмирал и вновь стал серьезен. — Точнее, я обеспечил нейтралитет США, а также их спокойную реакцию на будущее укрепление границ России. Они, конечно, будут возмущаться и протестовать, но ничего не сделают на официальном уровне. Ну а остальные без их разрешения дергаться не рискнут — вы сами знаете, кто у них пахан. Да и то сказать — кому там дергаться? Разве что наглам[56], и то чисто из вредности, а остальным на Грузию плевать с высокой колокольни.

Ковалев не стал упоминать о деталях разговора с американским президентом, о кнуте, который он применил, ну и о прянике тоже. В качестве пряника были банальные деньги — частное пожертвование на предвыборную кампанию президента, достаточно большое, чтобы обеспечить ему победу на выборах.

— И все же… — президент продолжал сомневаться.

— Запросите свою внешнюю разведку. Просто для сведения: ни один ядерный заряд на планете, кроме тех, которые находятся на территории России, уже неделю не может быть взорван. Для наших технологий это — не проблема. Американский президент, кстати, в курсе. Достаточное будет доказательство наших возможностей и серьезности наших намерений?

Президент задумчиво кивнул. Ковалев уловил его мечтательный взгляд и предостерегающе поднял руку:

— Вот только не вздумай начать очередную войнушку. Голову оторву.

Президент промолчал, но во взгляде его явственно мелькнуло сожаление. Ковалев подсластил пилюлю:

— Вы получите доступ к технологиям, которые на два поколения опережают существующие, и золото, которое позволит вам реализовать их. Если не в курсе, я уже построил завод по производству микропроцессоров, каждый из которых работает на уровне лучших суперкомпьютеров Земли. Представляешь, какая это выгода? Пока что тебе, а также еще кое-кому, думаю, сам понимаешь, предлагается принять участие в проекте в качестве младшего партнера. Будете обеспечивать официальное прикрытие. Но имей в виду: торговать будем продукцией. Если на сторону поплывут технологии — поверь, я смогу тебя уничтожить. Физически уничтожить, вместе с чадами и домочадцами. Так что отвечаешь головой.

— А если я откажусь?

— Значит, деньги проплывут мимо твоего кармана, только и всего. Я без тебя обойдусь, да и свои интересы защитить сумею.

Ковалев не стал говорить о том, что самые продвинутые технологии, которые предполагалось пока что реализовывать на Земле, отставали от имперских лет на триста. Зачем? Умный поймет, а дураком президент не был.

Президент медленно наклонил голову в знак согласия и вдруг неожиданно спросил:

— Скажите, а каково это — летать к другим звездам?

Ковалев посмотрел на него с интересом:

— Хочешь попробовать?

— Если честно, да.

— Посмотрим на твое поведение. В принципе, никаких препятствий не вижу — свозим. Ну а пока продолжим разговор о делах наших скорбных. Что будем решать с Прибалтикой?

— А что там решать? Прибалты — не грузины, они в НАТО влезли давно и реальных рычагов влияния на них мы не имеем.

Понятно. Ну, тогда примерно через неделю там тоже начнутся беспорядки. С жертвами среди населения, естественно. Вводить туда войска НАТО не будет — скажут, что это внутреннее дело стран Балтии. По той же причине, что и с Грузией. Россия пусть тоже ограничится комментариями в прессе — я сам разберусь с обнаглевшими тормозами.

— Ну-ну, — президент в сомнении пожал плечами. — А не раскроетесь?

— Да нет. Я просто вооружу русских, которые проживали на территории этих стран. Они до недавнего времени имели все и успели к этому привыкнуть, поэтому за свое будут держаться руками и зубами. Ну и командиров серьезных они тоже получат. Сами власть возьмут — сам понимаешь, их трудно раскачать, но остановить тем более не получится. Пускай отрабатывают свои привилегии, это вполне логично. Хотя… На всякий случай прикажи привести войска в боевую готовность — мало ли что. А то могут найтись и те, кто возмутится стремительному сокращению численности, скажем, эстонцев или там литовцев в мире. А по моим расчетам, их популяция может сократиться в разы, чему я берусь всемерно поспособствовать. Вот и сунется в разборку кто-нибудь, кому больше всех надо. Та же Польша — эти хамы могут влезть не в свое дело и просто так, из гонора. В этом случае их можно будет и ракетами обработать. Система ПРО там, кстати, тоже с сегодняшнего дня вышла из строя.

Президент ухмыльнулся — он поляков тоже не любил. А Ковалев не любил и поляков, и прибалтов — у него всегда было особенное, можно сказать, трепетное отношение к предателям. Похоже, высокие договаривающиеся стороны нашли точки соприкосновения, и тем, кто в этих точках оказался, сложно было позавидовать.

Дальнейший разговор был довольно короток и, в основном, свелся к дележке будущих сверхприбылей. Однако этот момент у Ковалева был проработан очень неплохо — были у него свои экономисты, и экономисты хорошие, поэтому договорились на вполне разумных условиях. И только когда уже начала приходить в себя охрана и адмирал собирался улетать, президент задал вопрос, мучивший его, очевидно уже давно:

— А почему вы просто не взяли власть в свои руки? Сил и возможностей у вас, очевидно, достаточно даже для того, чтобы контролировать всю планету — так почему?

— Помнишь старый анекдот про "Волгу", которая никому не нужна?[57] Ну должен помнить — мы ведь из одного поколения.

— Помню. И что с того?

— Так вот — зачем мне этот геморрой? Своих забот хватает. Да, кстати, забыл сказать: действующие АЭС тоже остались только в России. Пока это всеми силами скрывают, но долго такие проблемы не утаишь, так что остальной мир очень скоро ждет глобальный энергетический кризис. До скорого, — махнул рукой Ковалев и вышел.


Глава 12


— Ну что, дорогая, присаживайся — в ногах правды нет. Вон там кофе, булочки… Да ты не обращай на меня внимания, чувствуй себя, как дома. Вина, правда, не предлагаю — сам пить не хочу, а ты свою порцию покамест не заработала.

Ковалев, развалившись в кресле, слушал треск дров в камине и с неподдельным интересом разглядывал стоящую перед ним высокую, все еще красивую женщину, сохранившую, несмотря на возраст, отличную фигуру. Хотя какой там возраст — она была на семь лет моложе него, а себя Ковалев старым отнюдь не считал даже до того, как побывал в регенераторе линкора. Так что, как говорится, дама в самом соку, хотя Ковалев и выглядел сейчас по сравнению с ней и моложе, и интереснее. Ну, положение имперского адмирала имеет и кое-какие преимущества, в том числе и в виде здоровья, молодости и долголетия, и Ковалев не собирался отказывать себе в этом.

Женщина между тем с интересом и без опаски окинула взглядом комнату. Пожала плечами, но от комментариев воздержалась. Впрочем, Ковалев и сам знал, что простой и безыскусный интерьер с минимумом мебели был не в ее вкусе. Женщина вновь пожала плечами и изящно уселась на мягкий кожаный диван, точно выверенным движением закинув обтянутую французскими чулками ногу на ногу. От каждого движения по комнате распространялся запах дорогих духов. Ковалев к этому остался равнодушен — и видел, и обонял не раз, в те еще времена, когда женщина эта была куда моложе и, что уж греха таить, волновала его намного больше.

Так они сидели, молча рассматривая друг друга — женщина со все тем же легким интересом, Ковалев — без заметных эмоций. Пауза затягивалась, но Ковалева это не слишком волновало, а вот женщина постепенно начала нервничать. И, когда волнение достигло пика, она все-таки не выдержала и спросила:

— Ну что, так и будем в молчанку играть?

— Твое дело. Есть что сказать — говори, я тебя слушаю.

— Кажется, это ты захотел меня видеть. Приволокли меня сюда, во всяком случае, по твоему приказу.

— Захотел видеть — вижу. А насчет разговора речи не шло.

— Не поняла… Что тебе надо то?

— Я и вправду решил на тебя посмотреть — я ведь больше тебя не увижу.

В голову женщины закрались смутные подозрения:

— То есть как больше не увидишь?

— Да просто. Сначала, после твоих закидонов, я решил тебя просто грохнуть. По старой памяти — быстро и безболезненно. Но потом решил: все же ты мать моей дочери, да и твою мать я, в общем-то, уважаю. Поэтому ты просто уберешься очень далеко и никогда, слышишь, никогда не появишься поблизости от меня.

— Это в честь чего еще?

— Ну, вообще-то, в честь той аферы, которую ты организовала. Цыгане сдали тебя с потрохами, ты для них — никто и звать тебя никак, поэтому никаких моральных терзаний у них, думаю, не было. Ну и твой любовник все подтвердил. Вот чес-слово, масштабность вашей интриги вызывала у меня здоровый смех.

Ругательства, правда, довольно неумелые, но наполненные такой экспрессией, что завидно стало, Ковалев выслушал с интересом. Конечно, на малый боцманский загиб это не тянуло, но адмирал все равно мысленно поаплодировал даме. Потом улыбнулся и кивнул:

— Я тоже полностью разделяю твое мнение по поводу того, какие они все гады и сволочи. Под стать тебе, дорогая.

Ого! Надо было видеть, как полыхнули ее глаза. Таким взглядом, наверное, линкор испепелить можно. Ковалев, впрочем, был огнеупорным, поэтому лишь досадливо поморщился — пикировка не входила в его планы. Просто в удовольствии вставить своей бывшей шпильку-другую он удержаться не мог. Конечно, адмирал и сам был не ангелом, но тех, кто его предал, не прощал никогда — очень хорошее, надо сказать, правило. Любой триста раз подумает, прежде чем связываться с человеком, который когда-нибудь все равно отомстит, и отомстит жестоко. Пусть пройдет год или десять — но отомстит, не потому, что это доставляет ему удовольствие, а в воспитательных целях, чтоб другим неповадно было. Сейчас наступало время для мести, и адмирал намерен был извлечь из происходящего максимум выгоды.

— Дорогая, хватит ругаться — этим ты себе не поможешь, хотя, конечно, и не навредишь. Я мелочиться не буду — тебе выдадут билеты, скажем, в Нарьян-Мар. Хороший такой городок, веселый, тысяч двадцать населения, если считать поселки. И чем еще хорош, так это тем, что туда трудно добраться и еще труднее оттуда выбраться[58]. Будешь жить там без права выезда. Естественно, за тобой присмотрят. Не советую пытаться уехать оттуда — этим ты просто подпишешь себе смертный приговор. Поверь, у меня хватит возможностей, чтобы привести его в исполнение, и никаких моральных терзаний я чувствовать не буду.

— И с какой стати ты решил, что я туда поеду?

— Именно потому, что я так решил, ты туда и поедешь, — ухмыльнулся Ковалев. — Считай это жестом доброй воли. Будь на моем месте менее щепетильный человек — ты просто тихо исчезла бы, и ни одна собака с милицией тебя бы не нашла. Честно говоря, я сам с трудом удержался от соблазна именно так и поступить. Может быть и зря, кстати, ну да переживу уж как-нибудь.

— А на что я там буду жить?

— Не знаю, — пожал плечами адмирал. — Ты ведь, кажется, геолог по образованию? Вот и давай, вспоминай, чему тебя учили. Кстати, рекомендую начать с того, чтобы найти себе жилье — оно там дорогое и выбора, в общем-то, нет, но, так и быть, на покупку скромной квартиры я тебя спонсирую, — обнадежил он ее, не глядя достал из кармана пачку денег и бросил ее на журнальный столик из тонкого, но прочного стекла. — На первое время, думаю, хватит. Впрочем, тебе не привыкать устраиваться где угодно, когда угодно и с кем угодно, — не удержался адмирал от очередной шпильки.

— Ясно. Ну что же, я проиграла — значит, надо проигрывать достойно. Когда мы едем?

— Рад, что ты поняла насчет достоинства, жаль — поздно. Хотя, конечно, лучше поздно, чем никогда. Ты, — Ковалев сделал ударение на слове "ты", — летишь туда завтра утром, рейсовым самолетом, через Москву. Рекомендую воспользоваться случаем и в последний раз взглянуть на столицу. Я специально заказал билеты так, чтобы у тебя были примерно сутки на прогулку. Сентиментальным становлюсь, что делать…

— А Юля…

— А она, я думаю, останется здесь. Сомневаюсь, что она захочет последовать за тобой в эту дыру после того, что ты учинила. Это же надо додуматься — похищение собственной дочери организовать! Ты о ребенке подумала? О ее нервах? Хорошо хоть, крепкие они — чувствуется моя кровь, — с гордостью сказал Ковалев.

— Ты ей что, все рассказал?

— Ну да.

— Мерзавец!!!

— Знаю, и горжусь этим.

— Негодяй!..

— В зеркало взгляни, дорогая. Что-то крылышек за твоей спиной я тоже не наблюдаю.

— И она тебе поверила?

— Нет, конечно. Но я дал ей прослушать запись допроса цыгана, запись допроса твоего… Как это правильнее? Босса? Ты ведь у него секретаршей числилась, если мне память не изменяет? Или как это правильнее? Секретутка? Ну и еще пару записей допросов известных тебе лиц.

— Подонок… — как-то тоскливо выдала женщина, и Ковалеву на мгновение стало ее жаль, но он тут же подавил непрошенное чувство.

— Может быть. Увы, с кем поведешься, дорогая. Я вот повелся с тобой.

— Ты думаешь, это сойдет тебе с рук? — женщина наклонилась вперед, уперлась руками в тол. — Думаешь, тебя так просто оставят?

Теперь она ничуть не напоминала вальяжную даму, какой была всего несколько минут назад, а ее голос напоминал скорее шипение разъяренной кобры. И в бешенстве своем она была красива. Адмирал невольно залюбовался ею, а потом кивнул:

— Разумеется, не сойдет. И я очень надеюсь, что мне попытаются отомстить — тогда будет понятно, кого добивать. Твои покровители ведь мало что знали — шестерки, как и ты сама, только костюмы подороже. Впрочем, тебя это волновать уже не должно.

Вот тут она и скисла окончательно. Откинулась на спинку дивана, будто из нее выпустили воздух, и спросила:

— Скажи, зачем тебе это надо?

— Что именно? Найти своих врагов? Это, я думаю, как минимум логично…

— Нет, я о Юле. Зачем? Ты столько лет нас не видел, даже не пытался связаться с нами, а теперь отбираешь у меня дочь. Зачем? Я никогда не поверю, что ты в одночасье воспылал прямо такими уж пламенными отцовскими чувствами. Не бывает так, хоть ты что мне говори. Хотя актер из тебя всегда был плохой, можешь зря не стараться.

— Правильно сделаешь, если не поверишь, — Ковалев задумчиво потер лоб. — Честно тебе скажу, полюбить совершенно незнакомого ребенка… Тяжело это, даже если точно знаешь, что это твоя дочь. Но оставлять ее с тобой я не хочу — мать играющая жизнью собственной дочери, как минимум ненормальная. Может быть, я неправ, но я считаю именно так. Поэтому я дал ей право выбора — и всю информацию, какую имел. Ну а дальше… Остаться — это было ее решение. Не знаю, что повлияло на нее больше — твое предательство… Да-да, именно предательство, иначе и не назовешь, или мое положение в обществе, но решение принято. Изменить его может только она сама, я не стану вмешиваться, но и тебе не позволю.

— Я хочу увидеть дочь.

— Увидишь, если она сама этого захочет.

— Как она может решать? Она еще ребенок…

— Этот ребенок по твоей милости повидал недавно такое, чего не видели большинство взрослых. И вообще, хватит уже — в ее возрасте я разгружал вагоны, приписав себе пару лет, чтоб не выгнали — очень уж жрать хотелось.

— Тогда время было другое.

— Да ну? Время — оно всегда одинаковое. И люди тоже одинаковые — есть нормальные, а есть — сволочи.

— Ты как меня назвал?

— Помилуй, — Ковалев шутовски развел руками. — Когда это я тебя обзывал? Я что, сказал, что ты сволочь? Кажется, нет, твое имя нигде не упоминалось. Не принимай все на свой счет — люди решат, что у тебя мания величия…

Однако экс-супруга уже завелась и остановить ее, как, впрочем, и большинство женщин, было затруднительно.

— Ты как меня назвал, скотина? Ты на себя посмотри! Бросил женщину с дочерью — и теперь хочешь, чтобы все тобой восхищались: ах ты, какой благородный мужчина, а жена — скотина! Да ты на себя посмотри! Мы остались без средств. Совершенно! Ты хоть знаешь, что это такое — не иметь возможности накормить ребенка? Когда ей нечего одеть? Когда она просит куклу, а у тебя просто нет на нее денег? И ведь она все понимала, не плакала! Даже когда в нее пальцами показывали в школе, не плакала. Ты скажи, я хоть раз к тебе за помощью обращалась?

— Нет, надо отдать тебе должное. И что с того?

— Что с того? Да ты благодарен мне должен быть за…

— За что? — перебил ее адмирал. — За что я тебе должен быть благодарен? Может, напомнить тебе, после чего я ушел, дорогая?

Последнее слово адмирал произнес с нескрываемой издевкой, однако женщину это не слишком смутило. Ее вообще трудно было смутить — именно это в свое время и привлекло тогда еще молодого инженера в шустрой и, что уж греха таить, симпатичной студентке.

— А ты никогда не думал, что сидеть одной месяц, а то и два — не самое приятное времяпровождение? Женщине нужны внимание и ласка, с женщиной надо периодически выбираться в свет, а ты приезжал, падал на кровать и отлеживался неделю, и ничего тебе не хотелось. А потом ехал в свой лес или на эту проклятую рыбалку, которую я терпеть не могла. Как будто на своей буровой не успевал так развлечься. И к нам никто не ходил, когда ты приезжал — ты никого не хотел видеть.

— И что? Знаешь, ты просто от безделья маялась, если честно. И то, что ты диссертацию писала — ерунда полная, ничего ты не делала, уж я-то знаю. Шла бы работать — не было бы проблем. А насчет месяцами одной — так ведь, насколько я помню, ты всегда любила и вкусно поесть, и пожить с комфортом. Ты ведь вряд ли согласилась бы жить на зарплату служащего или, скажем, научного сотрудника в НИИ, а в городе у нас много денег не заработать. Воровать я не умею, брать взятки — тоже. Противно, знаешь ли. Вот и мотался вахтами, потому что МУЖЧИНА ДОЛЖЕН РАБОТАТЬ. И все доводы вроде "не ценят", "тяжело" или "ниже моего достоинства" — не более чем отмазки неудачников. Да что я перед тобой распинаюсь? Сама все отлично знаешь. Я от тебя требовал не очень многого, но ты решила, что вольна решать, как жить. Вольна, конечно, но от меня-то что требуешь? И, для сведения, когда человек приезжает домой, ему охота просто отдохнуть, а не слушать бабьи причитания о тряпках. А вы с подругами ничего другого обсуждать просто не могли. Может, кто-то может это терпеть, но только не я.

— Ну да, ты у нас чистенький, одна я стерва…

— Да мне уже все равно, — Ковалев устало откинулся в кресле. Разговор вымотал его больше, чем многочасовое бдение на мостике во время рейда. — Каждый выбирает по себе и решает для себя сам. Если помнишь, я оставил тебе более чем достаточный задел для того, чтобы безбедно жить минимум пару лет. Не моя вина, что ты спустила все и сразу, и не моя, кстати, проблема. Помнится, ты уехала? Незачем было возвращаться, дешевле бы обошлось обоим. Ладно, не вижу смысла и дальше предаваться пустым воспоминаниям — решение принято и обжалованию не подлежит. Кстати, как хоть звали того мальчика, что я застал с тобой?

— Не помню.

— А что так?

— Да разве их всех упомнишь? Много их было…

Если экс-супруга хотела досадить Ковалеву, то это ей не удалось — адмиралу было абсолютно безразлично уже, что тогда было. Еще лет пять назад это его слегка задело бы, а семь-восемь — вызвало совершенно неадекватную реакцию, но сейчас в его душе перегорело все, что могло гореть. Поэтому он равнодушно пожал плечами и спросил:

— Последний вопрос, и я от тебя отстану. Скажи, идея с инсценировкой похищения твоя, или, может, подсказал кто?

— Не поверишь — в приключенческом романе вычитала.

— Почему же, вполне верю. Там, говорят, можно вычитать и детально проработанный план ограбления банка, да такой, что его и успешно реализовать можно. Ну так как, с Юлей-то встретиться хочешь?

— Конечно. Когда это можно будет сделать?

— Да хоть сейчас, она здесь. Ее комната на втором этаже.

— И что ж ты не сказал?

— А ты не спрашивала. Да и не факт, что она захочет… Давай у нее самой спросим? — адмирал чуть цинично улыбнулся. — Юля?

— Да, пап, — раздалось из динамиков стоящего в углу компьютера.

— Ты как, спустишься к нам?

— Наверное, да. Подождите минутку.

Несколько секунд в комнате висело напряженное молчание, потом экс-супруга тихим и злым шепотом спросила адмирала:

— Она что, все слышала?

— Разумеется. Микрофон включен, так что все… Или почти все — я не знаю, может, она отходила куда.

— Ты сволочь!

Ковалев лишь пожал плечами. Как раз в этот момент дверь открылась и в комнату вошла Юля. Ковалев с удовлетворением отметил, что на сей раз она выглядит куда лучше, чем в момент их первой встречи — во всяком случае, одета и аккуратнее, и куда более элегантно. И жвачку не жует, что само по себе отрадно — цивилизуется помаленьку.

— Ну что, дамы, — адмирал встал и широко улыбнулся. — Оставляю вас, так сказать, наедине. Думаю, у вас есть, что сказать друг другу…

Два часа спустя Ковалев стоял у окна и смотрел вслед уходящей женщине. Ей предстояло пройти метров пятьдесят по ровной, выложенной плиткой дорожке к месту, где ее ждала машина и двое здоровенных лбов, которым надлежало доставить ее в место ссылки. Она шла — красиво шла. Спина ровная, прямая. Среди невысоких елочек, которыми была обсажена дорожка, она смотрелась просто исключительно хорошо. Адмирал вздохнул и отвернулся.

— Пап, ты и вправду ее оттуда не выпустишь?

— Ближайшие пару лет — точно, а дальше пускай сама решает. Я ведь не зверь, хотя… Соблазн, конечно, есть.

— Не надо, пап. Она ведь хороший человек, просто ей не повезло…

— Да Бог с ней, мне как-то без разницы. Просто пускай подумает над своим поведением и своей глупостью, а там уже как знает.

Ковалев вздохнул, потрепал дочь по голове и задумчиво пошел в свою комнату. В отличие от дочери он не слушал разговор, не предназначенный для его ушей. Хотя, честно говоря, ему этого очень хотелось…


Глава 13


Планету лихорадило. Пожалуй, это было наиболее точное определение происходящих на ней катаклизмов и, хотя касались они, в общем-то, только людей и не затрагивали ни тектонику, ни океаны, ни атмосферу (ну, атмосферу, возможно, и затрагивали, но совсем чуть-чуть), но человек, особенно западный — скотина, склонная к максимализму, и поэтому любые изменения, происходящие с собой любимым, невольно распространяет и на окружающее его пространство. А когда трясти начинает уже не отдельного индивидуума, а целые страны, народы… Да что там — почти все человечество трясти начало, поэтому нет ничего удивительного в том, что во всех СМИ стоял сплошной вопль о катаклизме, происходящем с планетой. Самое смешное, что планете, в общем-то, наплевать на маленьких существ, подобно блохам на собаке ползающим по ее поверхности, и уж тем более ей наплевать на их вопли — люди ведь тоже не интересуются тем, что вопят тараканы под тапком. Так что Земля продолжала свой вечный путь по орбите, не подозревая даже, что ее, оказывается, лихорадит.

Однако же Ковалев эту лихорадку чувствовал, что называется, всеми фибрами души, и мог гордиться собой — ведь именно он эту лихорадку вызвал, хотя и не считал себя ее причиной[59]. Скорее, все происходящее зрело уже очень давно, и Ковалев лишь столкнул камешек, тем самым активировав лавину, которая, в том или ином виде, все равно рано или поздно сорвалась бы, погребая под собой все живое. Поэтому никаких угрызений совести адмирал не испытывал и с интересом следил за событиями, которые разворачивались в мире вообще и у границ России в частности.

А события были и впрямь интересными, глобальный энергетический кризис — это вам не хухры-мухры. Человечество, привыкнув жить в относительном достатке, в последнее время не слишком беспокоилось о будущем и ресурсы свои тратило, подобно дорвавшемуся до игрушек ребенку. В первую очередь это касалось энергоресурсов, и всякие там марши антиглобалистов, зеленых и прочих не слишком умных в массе своей последователей всевозможных течений были скорее игрой, нежели чем-то серьезным. Потребление лишь нарастало, и даже кризисы не могли сдвинуть дело с мертвой точки. Нет, конечно, кто-то в кризис был вынужден временно придержать свои амбиции, но, когда кризисы заканчивались, люди с удвоенным энтузиазмом начинали наверстывать упущенное.

Вполне естественно, что рост потребления — это, не в последнюю очередь, рост энергопотребления. Даже, наверное, в первую очередь — ведь и десяток новых люстр на вечеринку, и производство нового автомобиля, и просто приготовление лишнего пирога — все это, в конечном счете, требует определенных, часто немалых, затрат энергии. Вот и получалось в результате, что потребность в энергоресурсах обгоняла все остальные потребности, и некоторые ученые уже всерьез задумывались над тем, что же будет делать человечество, когда у него, образно говоря, кончится топливо.

Однако пока что это человечеству не грозило — во всяком случае, после того, как значительную часть энергии вместо теплостанций начали вырабатывать мощные ГЭС, количество которых, правда, было ограничено самой природой, а впоследствии, и АЭС. Правда, теоретически, на смену последним вскоре должны были прийти термоядерные электростанции, но с ними как-то не заладилось — действующих образцов пока не было, хотя слухи, сплетни и газетные статьи об успехах появлялись непрерывно. Очевидно, не слишком-то и хотелось. Опыт показывает, что если бы людей прижало по-настоящему, то состряпали бы моментально и что угодно — вся история изобилует примерами того, как в кризисный период люди, вне зависимости от национальной принадлежности, проявляют чудеса изобретательности[60]. Однако, пока что вершиной достижений человеческого гения оставались АЭС, которые за десятилетия были доведены, казалось бы, до совершенства, и занимали все более и более значительную нишу в энергетике планеты вообще и технически развитых стран в частности.

Вот эти самые АЭС вдруг и прекратили действовать, причем все и сразу. Причина оказалась простой до предела — топливо, которое было загружено в реакторы, внезапно превратилось во вполне безобидные и совершенно нерадиоактивные элементы. Ковалев мог лишь довольно потирать руки и аплодировать давным-давно умершим имперским инженерам — сделать такое, да еще и дистанционно, да еще и безо всяких спецэффектов типа ядерного взрыва или еще какого пожара земная наука была не способна в принципе. А так… Ну, разложились радиоактивные материалы — и все! Причем отказали только те АЭС, что были построены по западным технологиям. Топливо станций советской и более поздней, российской постройки оказалось как-то вне зоны воздействия, и осталось в полном порядке. Только в Китае навернулось все — Ковалев не знал, что и кем там построено, поэтому абордажный излучатель линкора, в течение почти восемнадцати часов обрабатывавшего планету, при атаке Китая бил по всему подряд. Россию, разумеется, Ковалев приказал не обрабатывать вообще, ну и неширокую зону вдоль ее границ тоже — мало ли что. В принципе, он и зарубежные реакторы российской постройки пощадил только для того, чтобы не навлечь лишних подозрений на Россию — их и так должно было оказаться с избытком, а люди, оказавшись перед лицом опасности, часто становятся невменяемы, и адмиралу совершенно не хотелось новых проблем. В результате только в России и в некоторых малозначимых странах по-прежнему работали АЭС, и только Россия сохранила ядерный арсенал. Остальные лишились и того, и другого, да вдобавок оказались не в лучшем положении экипажи атомных субмарин, реакторы которых тоже приказали долго жить. И если проблемы с ракетами и кораблями широкой публике были абсолютно неизвестны, да и, в общем-то, не слишком интересны, то остановка АЭС вылезла на всеобщее обозрение очень быстро.

АЭС вырабатывали значительный процент электричества и в Европе, и в США. В менее развитых странах они тоже были, но, чаще всего, их влияние не было столь масштабным, и из-за того, что потребности стран "третьего мира" были не столь уж велики, и из-за преобладания в тех странах технологически более простых тепловых станций и небольших ГЭС, и из-за того, что население в тех странах было куда более управляемым. Нет, ну в самом деле, какой-нибудь руководитель ближневосточной страны, если потребуется, мог в любой момент вывести из боксов танки и в два счета подавить любой намек на бунт. Попробуйте сделать это в Европе или США с их выборной формой правления… В общем, кислая для демократий ситуация, как ни крути.

Итак, остановка АЭС… Теоретически, ничего страшного, если остановится одна-две станции. Резерв мощности у остальных производителей электричества достаточен для того, чтобы практически сразу заполнить образовавшийся дефицит. Однако когда останавливаются разом ВСЕ атомные электростанции… Словом, автоматика сработала вовремя и не дала энергосетям Европы и США рухнуть полностью, но нехватка энергии получилась бешеная. А вот дальше стало еще интереснее.

Восполнить нехватку за счет ГЭС и тепловых станций оказалось не так-то просто — их мощности было недостаточно для того, чтобы заткнуть дыру. Конечно, не такой уж и большой процент энергии, если посмотреть вцелом по Европе, вырабатывается атомными станциями, но, вот незадача, наиболее развитые из них, такие, как например, Франция, сидят на этой игле крепко. В экстренном порядке начали вводиться в строй резервные станции, но и этого было мало. Вот тогда-то все и взвыли, а в особенности громко взвыли те, кому во все времена не требовалось ничего, кроме хлеба и зрелищ.

С одной стороны, один раз остановленные, АЭС просто так снова не запустишь. Как минимум, надо вновь загрузить их топливом. Только где же его взять? Но даже если и удастся его каким-то образом произвести, что само по себе вызывает сомнения, то что дальше? Это ведь не пять минут, и даже не сутки — это намного больше, а зима уже не за горами и, с учетом того, что зимы в последние годы были холодные (а то как же, глобальное потепление, ага), энергии потребуется очень много. Ее расход возрастет многократно просто потому, что люди захотят быть в тепле — и вот тогда энергосистема, а заодно уж и экономика, рухнут окончательно.

С другой стороны, можно было попытаться быстро произвести необходимое количество оборудования с тем, чтобы запустить новые ТЭЦ, стабилизировав тем самым ситуацию до восстановления деятельности АЭС, а до того времени ввести режим жесткой экономии — но кто же в демократическом обществе решится пойти на такие непопулярные меры? Так ведь и без теплого и мягкого кресла можно остаться. В результате драгоценная энергия растрачивалась на освещение улиц, работу развлекательных комплексов и прочую чушь, в то время как производства вынуждены были снижать мощности, а то и вовсе останавливаться. Однако и это еще было не самое страшное.

До зимы, конечно, было еще не близко — два три месяца до холодов, однако даже если и удалось бы запустить необходимое количество тепловых электростанций, что само по себе было весьма сомнительным, возникал закономерный вопрос: а на каком топливе они, собственно, будут работать? Собственные ресурсы Европы были, мягко говоря, смехотворны — месторождения в Северном море практически исчерпали себя. Угольные месторождения, конечно, имелись, но чтобы построить тепловые станции, работающие на угле и отвечающие всем требованиям экологии, требовалось время, а запускать чудовищно дымящие и абсолютно неэкологичные станции? Да всевозможные зеленые и прочие дельцы от экологии с костями сожрут того, кто на такое решится. И это еще если не принимать во внимание тот факт, что имеющиеся в Европе тепловые станции работали на дешевом, экспортируемом из Африки топливе. А он, вот несчастье, вдруг перестало поставляться — цепь аварий, прокатившаяся по тамошним шахтам, наводила на мысль о диверсии, но чьей? Собственный же уголь был дорог до безобразия — Европа, однако.

В США с этим было несколько попроще — у них имелись собственные запасы и нефти, и газа, к тому же их энергосистема, после нескольких неприятных инцидентов очень серьезно модернизированная, имела больший запас прочности, нежели ее аналог в Старом Свете. Вдобавок климат в США был более чем мягким. Больше проблем с климатом было у Канады, но и энергосистема у них традиционно была более надежной, и ее запас прочности был впечатляющим. А вот европейцы по традиции решили прикупить энергоносителей у России, да еще и, в свете обстоятельств, рассчитывая при этом на скидки. Всем было известно, что русские в эпоху кризиса всегда приходят на помощь, часто даже в ущерб собственным интересам. Увы, на сей раз их ждал жестокий облом.

Русские продавать нефть и газ и даже уголь в объемах больших, чем запланировано, отказались в принципе. Нет, они (во всяком случае те, кто считал себя газовыми и нефтяными "генералами"), возможно, были и не против, однако приказ о запрете подобных действий пришел с самого верха, причем в форме, исключающей двойное толкование. Судьба президента "Юкоса", решившего, что он может игнорировать мнение Кремля, еще ни у кого из памяти выветриться не успела, поэтому покупатели ушли несолоно хлебавши. А когда выяснилось вдруг, что Россия и вовсе собирается прекратить поставки нефти, а продавать только и исключительно продукты ее переработки, по миру пронесся разноголосый, но дружный вой. И тут русские преподнесли и "просвещенной Европе", и находящемуся в ненамного лучшем положении Китаю, еще один сюрприз — они этот вопль проигнорировали, довольно прозрачно намекнув, что каждый должен разбираться со своими проблемами сам, и проблемы соседей — не их проблемы. Точно так же была проигнорирована и резолюция ООН, осуждающая их поведение, как дестабилизирующее международную обстановку, только лишь с той разницей, что сделано это было в достаточно грубой форме и, естественно, с наложением вето на попытку введения международных санкций.

Что же, русские — не единственные поставщики энергоносителей, однако, ко всеобщему удивлению, страны Ближнего Востока проявили с ними редкостную и совершенно неожиданную солидарность. Вряд ли кому-нибудь стало бы легче, узнай они о том, что причиной происходящего стал визит к арабским шейхам и прочим руководителям небольших групп лиц откровенно славянской внешности, которые, насмерть обидев охраны этих самых шейхов, слегка прижали им горло (или другие нежные части тела) и объяснили, что поведение, не одобренное в Москве, чревато большими неприятностями. Шейхи (в некоторых случаях уже новые) вняли убедительным и вполне согласующимся с восточным менталитетом аргументам визитеров с исключительным энтузиазмом и абсолютной понятливостью к требованиям времени, поэтому в области продажи энергоносителей все они выступили единым фронтом, руководили которым, разумеется, из России. Правда (знали об этом, помимо Ковалева, менее десятка человек, которые прекрасно понимали, насколько опасным может быть их знание), руководство это осуществлялось не из Кремля, служившего лишь ретранслятором, а из маленького, ничем непримечательного внешне домика в окрестностях провинциального городка, но это уже детали.

Ну и уж совсем странным на фоне этого выглядела реакция США, президент которых молчал, как рыба, и не собирался, казалось, применять ни к кому никаких санкций. Точнее, к России эти санкции применять было опасно — все, кто хоть что-то понимал, прекрасно отдавали себе отчет в том, что русские и без ядерных ракет могут накостылять кое-кому по шее, а уж оставаясь единственными на планете хозяевами ядерного арсенала — и подавно. Но не применять их против арабов? Такая мягкотелость уже ни в какие ворота не лезла, тем более что Америка и санкции — это, как говорится, синонимы. Однако же, как говорится, фиг вам — США надулись, как мышь на крупу, и упорно молчали, и один только их президент знал, чего ему это стоило. Впрочем, помочь ему все же пришлось — слишком уж многие имели на президента США рычаги влияния, однако после того, как на них напал массовый мор, американский президент превратился в своей стране в авторитет для ВСЕХ слоев населения. Впрочем, при возможностях Ковалева помочь президенту США стать единоличным правителем было совсем несложно, и Джим, которого, как знатока местных условий, Ковалев отрядил на это дело, справился с задачей блестяще. Старый вояка доказал, что не зря оттрубил свое в морской пехоте во Вьетнаме, и организовать несчастные случаи (утопление, лейкемию, новую неизлечимую болезнь, симптомами похожую на грипп, но при этом абсолютно незаразную, и еще несколько вариантов) для него не составило труда. Ковалев, конечно, был не в восторге от того, чем приходится заниматься, однако прекрасно понимал, что политика — это как разгребание нужников, в белых перчатках соваться не стоит. Увы, приходилось. Ну а дальше шустрый негр сам справился, прекрасно понимая, что деньги просто так не даются и их надо отрабатывать. К тому же он правильно понял намек Ковалева о том, что президентство бывает и пожизненным, а жизнь — она штука сложная. В смысле, умереть можно и вот прямо сейчас, и лет через сто. Последняя перспектива, в смысле пожизненное президентство и долгая жизнь, показались американцу весьма и весьма интересной и достойной реализации, поэтому он и старался, как мог.

Правда, возникла в вопросе зачистки маленькая неувязка. Если точнее, Джим категорически отказался ликвидировать одного из фигурантов — оказывается, воевали они вместе, и морпех хорошо запомнил молодого, но смелого и справедливого лейтенанта. После недолгого раздумья, Ковалев дал добро на прекращение данной фазы операции — что такое сослуживец он понимал хорошо, да и пускай один хищник останется в целости. На то, как говорится, и щука в озере, чтоб президент за буйки не заплывал.

Итак, США явственно сигнализировали о намерении сохранять нейтралитет, и европейцы рискнули сами. Объединенная эскадра, большая часть которой составляли английские и, в меньшей степени, французские и турецкие корабли, двинулась к Персидскому заливу, однако русская эскадра, до того спокойно маневрировавшая в стороне, внезапно приблизилась, и с нее недвусмысленно потребовали проваливать, пока целы. Драка с относительно небольшой, но вполне полноценной и готовой к бою русской эскадрой ни в чьи планы не входила. Русские — это не арабы, чьи воинские таланты вызывали у европейских офицеров если не смех, то во всяком случае скептическую улыбку. Драка с русскими здесь и сейчас была, конечно, не самоубийством, но все же предприятием крайне неразумным, особенно с учетом того, что с русского авианосца уже взлетали истребители и с ревом проходили прямо над палубами английских кораблей. Добило всех требование развернуться и уматывать, пока целы, и вид русского атомного!!! крейсера, решительно занимающего позицию для атаки. "Убирайтесь, или откроем огонь" — язык, вполне понятный любому агрессору, поэтому, эскадра НАТО развернулась и, для сохранения лица покрейсировав неподалеку, бесславно свалила прочь. Их не преследовали.

Примерно в то же время, с опозданием буквально на пару дней, зашевелился Китай. К границам России была стянута достаточно крупная армия — Китай был намерен начать борьбу за ресурсы. Увы, для китайской армии это плохо кончилось — она просто исчезла, ее солдаты и офицеры умерли там, где сидели или стояли, причем никаких следов внешнего воздействия заметно не было. Никто не мог понять, что случилось с почти полумиллионом солдат, да и кто бы мог предположить, что это — дело "рук" космического крейсера, обработавшего китайцев тяжелыми станерами, мощность которых была выставлена на максимум, смертельный для любого живого существа. Там, где поработали имперцы, не осталось даже бактерий. Ну и через сутки вдруг обнаружилось, что небольшой городок, в котором имел неосторожность родиться командующий уничтоженной группировки, тоже вымер, причем с теми же симптомами. Китай понял намек и предпочел больше не рисковать.

И тут Россия внезапно предлагает вполне приемлемое решение вопроса. Если конкретно — продавать Европе не топливо, а электроэнергию, благо, резервы были. Конечно, нашлись бы те, кто продавал бы не только резервы, не заботясь о собственных гражданах. Они и нашлись — и умерли. Ковалев к предателям относился однозначно.

Однако энергию продавали не всем — не Евросоюзу, а нескольким конкретным странам, Германии, Италии, Испании, ну и еще кое-кому. По принципу "а перепродавайте кому хотите и почем хотите". А в США неожиданно для всех было продано или, точнее, сдано в аренду три АЭС, и еще две в Японию, смонтированных на базе плавучих платформ — эта технология в России была отлично отработана, такие станции недавно начали строить для собственных нужд — ну и поделились готовой продукцией. Откуда же было знать всему миру, что все это уже не играло для России значительной роли — русские только что приступили к строительству термоядерных реакторов — мощных, компактных и относительно безопасных. Империя в лице адмиралаКовалева сдержала слово и поделилась с Россией своими устаревшими технологиями, которые здесь шли "на ура".

Дав европейцам повод спокойно грызться между собой за так необходимую им энергию (ну как же, та же Германия отнюдь не собиралась перепродавать электричество задешево — триста процентов накрутки сделали, и это еще, по сравнению с итальянцами, по-божески, хотя, надо сказать, цены эти, пусть неофициально, были согласованы с Москвой), и надолго обеспечив им головную боль и полное отсутствие стабильности, а заодно подсадив на энергетическую иглу американцев, Россия получила от них то, что хотела. Энергия продавалась не за необеспеченные ничем доллары, не за стремительно обесценивающиеся евро и уж тем более за обладающие никому теперь непонятным статусом фунты. Не за юани и прочие тугрики. Даже не за золото. Русским нужны были в большом количестве некоторые виды высокотехнологичного оборудования, и они его получили.

Тут все дело было в том, что технологии, которые Ковалев был намерен передать России, были, разумеется, эффективны, но вот реализовать их в коммерческом масштабе… Ну, это было, мягко говоря, затруднительно, и грозила повториться история, когда в России что-то создают, но производят всего в двух-трех экземплярах, ибо на большее возможностей экспериментального производства не хватает, а на других предприятиях просто нет оборудования, позволяющего это производство развернуть. Тогда продается патент, где-то за рубежом плодами русского гения пользуются, производя в массовом количестве, а русские… Втридорога покупают готовую продукцию. Поставить же своими силами оборудование для массового производства, например, электроники или лекарств имперского образца Ковалев просто не мог — ну не было у него пока возможности массово производить те же высокоточные станки, все мощности были задействованы на ремонт своих и модернизацию трофейных кораблей, что являлось для него сейчас, как ни крути, первостепенной задачей.

Поэтому, пришлось выкручиваться. Вначале думали обойтись своими силами, но, увы, пока что российские микросхемы были, как говорится в печально известном анекдоте, самыми большими в мире. Это относилось и ко многому другому, имеющемуся в России, весь станочный парк которой практически во всех сферах изрядно устарел и морально, и физически, а потому было принято решение закупить требуемое оборудование за рубежом. Там вполне можно было найти то, что, пусть и с некоторой натяжкой, соответствовало требованиям имперского качества, пусть и двух- трехсотлетней давности. Самым большим препятствием являлось то, что большая часть этого оборудования считалась новейшим, и для продажи в Россию была просто запрещена, равно как и новейшие технологии Запада. Впрочем, там, очевидно, были готовы к тому, что русские потребуют в оплату сами технологии, поэтому станочный парк продали достаточно легко — думали, очевидно, что легко отделались. Наивные — их сверхсовременные технологии, по расчетам Ковалева, стали бы никому не нужны максимум через год. Впрочем, это были уже их проблемы, Россия же получила необходимое ей оборудование — быстро и много. Заводы покупались, что называется, "под ключ", что позволяло обеспечить полный цикл производства, и Россию это устраивало.

И уж совсем незаметно на фоне всего этого прошли беспорядки в прибалтийских государствах, в результате которых образовались куча трупов и пророссийские правительства, состоящие исключительно из этнических русских, поголовно находящихся на службе в корпорации "Небесная империя".


Глава 14


— Папа, ну ты же обещал…

— Юль, я от своих слов и не отказываюсь. Обещал, что возьму тебя с собой — значит, возьму. Но я не сказал, когда это будет. Подрастешь — тогда и полетим.

— Пап, ты опять играешь словами. Ты — не адмирал, ты — адвокат какой-то…

— Учись, пока я жив.

— Командир, может, и вправду возьмешь ее с собой? На корабле ей будет безопаснее, чем здесь, да и подучится нормально. В жизни хорошее образование пригодится, а земное перестанет быть востребованным уже через пару лет, — вмешался присутствовавший при разговоре Олаф.

— Думаешь? — с сомнением поднял глаза к потолку адмирал и неожиданно легко согласился: — Ну, тогда ладно. Но, Юль, бабушкам сама объяснять будешь.

— Ура-а-а!!!

— А ты, Петр, перестань вмешиваться, когда я над ребенком издеваюсь.

— Так ты уже все решил? Вот гад! — девочка бросилась к отцу и со смехом заколотила ему по груди кулачками. Адмирал ловко поймал ее, одним движением поднял и посадил на высокий шкаф.

— Сидеть! И не мешай папе ругаться. И вообще, что за нафиг? Один в воспитательный процесс вмешивается, другая, вместо того чтобы спасибо сказать, покушается на жизнь и здоровье родного отца…

— Это когда это я на тебя покушалась? — пискнула Юля со шкафа.

— А когда меня кулаками била. Вдруг синяки останутся? Это ведь нанесение побоев…

— Угу, тебя побьешь, — Юля легко спрыгнула со шкафа и с сомнением посмотрела на могучую фигуру адмирала. Тот еще не успел наесть лишние килограммы и сейчас выглядел очень внушительно — этакий терминатор из старого фильма, только мышцы не такие перекачанные. Однако Юля прекрасно знала, что любой супер даже не входя в боевой режим способен поотрывать знаменитому Шварцу руки-ноги. Девочку совершенно не обманывал расслабленный вид отца — она видела его в действии и очень сомневалась в том, что сможет причинить ему вред, даже если возьмет в руки дубину.

Адмирал пожал плечами:

— Побить можно кого угодно — было бы желание.

— Даже тебя?

— Даже меня. Или вон Олафа.

— Это как? Если передо мной шкаф вроде тебя — что сделать?

— Если не можешь победить честно — просто победи, — туманно ответил Ковалев.

— Ну а например?

— Налей этому шкафу стакан чаю, — с серьезной миной на лице пояснил отец. — Капни туда фенолфталеин. А потом делай с ним, что хочешь[61].

Адмирал рассмеялся, оставив дочь в легком недоумении, и отправился собираться — утром он намерен был улетать с Земли. Дела здесь были закончены и отпуск, хоть он и не прошел без эксцессов, можно было считать удавшимся. Вчера в систему вернулся "Вулкан", и Ковалев намерен был передать Пецу дежурство у материнской планеты с тем, чтобы всерьез взяться за дело. Тем более что на верфях успели модернизировать несколько трофейных кораблей, и теперь проблему со скоростными судами можно было считать если не решенной, то хотя бы немного ослабленной. Впрочем, даже с новыми двигателями эти корабли были не слишком ценными боевыми единицами.

Вечером была традиционная уже для экипажей уходящих в рейд кораблей отвальная — ну, тут уж каждый отрывался как хотел и где хотел. Ну а утром немного помятые, со следами легкого похмелья на лицах, но довольные космолетчики дружно грузились в боты и отправлялись на линкор. Нельзя сказать, что там их ждали очень уж аскетичные условия, да и на иных планетах увольнительные с сопутствующими развлечениями не возбранялись, но все равно, последний вечер дома — это святое, и провести его надо было так, чтобы запомнилось надолго.

Однако старт был проведен отнюдь не сразу, хотя перебросить людей к висящему на окололунной орбите линкору было делом недолгим. Вначале была встреча с командиром "Вулкана", а потом последняя инспекция в доки, где Ковалев лично и вживую проверил, как идет процесс модернизации трофеев и ремонта трофейного линкора и своих собственных кораблей, поврежденных в боях. Состояние большинства из них, кстати, было весьма далеким от идеала — все-таки мощности доков были хоть и велики, но весьма ограничены, и на приведение их в боевую готовность требовалось немало времени. Ковалев с тоской подумал, что при любом раскладе скоро придется задействовать трофейные верфи, чего ему совершенно не хотелось — он предпочел бы сохранить полный контроль над ремонтом и строительством кораблей. Увы, это было невозможно — два дока с трудом справлялись даже с ремонтом имеющихся судов, а в том, что их скоро станет больше, Ковалев не сомневался, потому что любой другой вариант гарантировал если не поражение, то патовую ситуацию, неприемлемую для адмирала. Впрочем, в ремонте стояли, в основном, эсминцы, а без них Ковалев вполне мог пока обойтись. Единственный крейсер, который стоял сейчас в доке, должен был уходить в расположение основных сил вместе с "Громовой звездой", но что-то техники намудрили, ремонт затянулся, и в результате корабль мог быть готов к походу не раньше, чем через сутки. Сейчас по его огромному корпусу, пришвартованному к внешнему стыковочному узлу дока, ползали многочисленные фигурки людей и роботов, которыми они управляли. Юля, в первый раз бывшая в космосе, была удивлена — люди были без скафандров, однако Ковалев объяснил ей, что вокруг корабля раскинулся силовой кокон, удерживающий атмосферу и не дающий метеорам достичь корпуса крейсера. Конечно, корпусу от них вреда не будет, но ведь там люди — кому-нибудь и по голове прилететь может. А так — милое дело. Работай себе, благо без тяжелого и неповоротливого скафандра это куда удобнее, и ничего не бойся. В доказательство его слов, в одном месте на поверхности кокона вспыхнуло на миг голубоватое сияние — что-то врезалось в защиту и мгновенно аннигилировалось. Но, как бы не торопились техники, приходилось задержаться, и Ковалев воспользовался моментом для того, чтобы проинспектировать еще и тренировочные лагеря, расположенные на Ио. Там, под прочным защитным куполом, прикрытом, вдобавок, силовым полем, располагалась база, на которой готовили новобранцев — пополнение для будущих экипажей новых кораблей и десантных групп, которые несли потери, пусть и незначительные, и, вдобавок, вскоре должны были быть развернуты в полноценные дивизии.

Дочь Ковалев таскал за собой повсюду — вводил, так сказать, в курс дела. Его подчиненные, будучи в курсе ситуации, кто понимающе хмыкал, кто слегка посмеивался над появившейся вдруг маленькой слабостью адмирала, но, в общем, относились с пониманием. В конце концов, все мы люди, все мы человеки, так что почему бы и нет? Кто-то вон еще в первый рейс кошку на борт корабля контрабандой приволок — тоже все понимающе отнеслись, и сам адмирал, вместо того, чтобы вышвырнуть непредусмотренное уставом животное за борт, только громогласно выдал: "Ну, я тебе покажу, ты у меня попрыгаешь", но ничего не показал и прыгать не заставил. К тому же все, от капитанов до матросов (а дураков Ковалев не держал), прекрасно понимали, что рано или поздно именно им предстоит стать элитой возрожденной империи, основателями новых дворянских родов. Пройдет какое-то время — и уже их дети пойдут в рейд вместе с ними, и адмиральская дочь — всего лишь первая ласточка, обкатка ситуации.

Вот на тренировочной базе Юлю и ожидал очередной шок — там, кроме вполне взрослых, развитых физически мужиков, полосу препятствий проходили и дети. Самому младшему, по виду, было лет восемь, старшему — не больше двенадцати. Впрочем, физически они были развиты явно не по годам — ничего удивительного, впрочем, если учесть, что гоняли их крайне интенсивно, а сила тяжести здесь была хоть и ненамного, но выше, чем на Земле. Генераторы искусственной гравитации явно были настроены таким образом специально, чтобы активизировать физическое развитие новобранцев. Впрочем, Ковалев пояснил дочери, что через подобный тренинг проходили все, включая и самого адмирала.

На удивленный вопрос дочери, что здесь делают дети, Ковалев честно ответил, что из этих самых детей будет в будущем формироваться спецподразделения десанта. Их будут готовить намного дольше, чем обычных солдат, к тому же, начав подготовку в столь юном возрасте, можно получить куда лучшие результаты, чем со взрослыми, сформировавшимися людьми[62]. Ну а родители, в общем-то, не против — нет их, родителей, детей набирали по детским домам, причем только тех, кто действительно был сиротами. Если честно, их возвращение на Землю даже и не планировалось — это были как раз те, кто должен был стать элитой имперской армии и для кого не будет Бога, кроме Империи, и адмирал Ковалев — пророк его.

Вообще, Юле не стоило пока об этом знать, но под патронажем "Небесной империи" было несколько десятков детских домов в России. Это было не простое перечисление денег непонятно кому, частенько скорее провоцирующее персонал таких учреждений на их расхищение, чем реально помогающее делу. Нет, процесс шел под жесточайшим контролем от момента выделения средств и до момента, когда каждый из воспитанников этих детдомов получал то, что ему причитается. И, как ни странно, именно политика "Небесной империи" в отношении детей, служила объектом непрекращающейся критики как со стороны чиновников, так и со стороны журналистской братии, особенно газет демократического направления. При этом, с определенной точки зрения, как раз журналистов трудно было упрекнуть в предвзятости и подтасовке — в чем-то они, безусловно, были правы.

Если чиновников раздражал сам факт того, что их от финансовых потоков решительно и не слишком деликатно отстранили, больно надавав по рукам тем, кто не понял с первого раза, то либеральных журналистов раздражало, скорее, распределение средств. И, редкий случай, руководство "Небесной империи" даже не попыталось их угомонить — отлично понимало, что в данном конкретном случае бить журналистскую братию совершенно не за что.

Все дело было в том, что помощь от Ковалева шла очень адресно. Адмирал даже не пытался помогать детским домам для инвалидов, например, хотя с точки зрения пиара это был бы беспроигрышный ход. Опять же, в "нормальных" детских домах помощь шла, в первую очередь, детям, которые остались без родителей, а тем, у кого родители были, скажем, лишены родительских прав, помощь шла по остаточному принципу. И, опять же, всевозможные "трудные подростки", курящие, колющиеся или сидящие в подворотнях с пивом Ковалева интересовали мало. Наркоманы вообще не получали ничего, даже когда адмирала просили оказать помощь в средствах на их лечение. Жесткий и даже порой жестокий подход, но, с точки зрения Ковалева, вполне оправданный.

В самом деле, как ни крути, но "Небесная империя" была организацией хоть и чрезвычайно богатой, но не всемогущей и, вдобавок, ориентированной на вполне конкретные цели. Дети — это, конечно, важно, но Ковалев не без основания полагал, что проблемами своих граждан, в том числе и детей, должно заниматься государство, а не частные (ну, или имперские) благотворители. Однако адмиралу нужны были дети — как раз оформилась идея создания этого самого нового спецназа. И дети эти должны были отвечать определенным критериям: быть здоровыми и не иметь на Земле ничего, что привязывало бы намертво. Идеально подходили как раз здоровые физически круглые сироты и, в меньшей степени, те, у кого родители были лишены родительских прав. Последнее было важным фактором даже не по причине наличия собственно родителей, которые, теоретически, могли потом поинтересоваться, что случилось с их детьми, а просто потому, что сын родителей-алкоголиков вряд ли станет полноценно здоровым человеком — патологий у него будет изрядно и не все они излечимы даже с использованием имперских технологий лечения. Особенно если учесть, что сейчас в распоряжении Шерра находился лишь военный вариант медицинского оборудования, функции которого были хоть и велики, но, в связи со спецификой его применения, ограничены по сравнению с полноценным медицинским стационаром какой-нибудь приличной планеты. Отсюда и определялся критерий работы с детьми и их отбора, благо после гуманитарной катастрофы, которую страна пережила из-за прихода к власти демократов, выбор был огромен, и первоначально программа помощи была ориентирована именно на потребности империи. Детей подкармливали, одновременно присматриваясь к ним, выбирая лучших и тщательно отсеивая тех, кто не проходил по физическим, психическим и многим другим критериям. Однако прошло время, необходимое количество народу набрали, а программа осталась — ее решили не сворачивать и потому, что в будущем могла вновь появиться потребность в молодежи, и потому, что детей было элементарно жалко. Да и не так уж дорого все это обходилось, если уж быть до конца честным.

Однако инвалидам как не начали помогать сразу, так не стали помогать и потом. Принцип был прост: "мы делаем немало, но весь воз тянуть не собираемся — пусть и те, кому положено, поработают". Кроме того, Ковалев, с присущей ему жесткостью, понимал простую истину: всерьез помочь он сможет только инвалидам, получившим увечья, и то не сразу, а после того, как будут под рукой свободные регенераторы. То есть ну в очень далекой перспективе — сейчас оборудование такого уровня и так было загружено до упора, обеспечивая лечение раненых в военных действиях. Помочь же инвалидам, проблемы которых на генетическом уровне, он не сможет вовсе. А обеспечить им относительно нормальную жизнь… И что? Чем они будут заниматься? Пожалуй, много чем смогут, но поэты художники-инвалиды, пусть и талантливые, Ковалеву не были нужны в принципе — ему были нужны солдаты, а стало быть, заниматься такими инвалидами он не собирался вовсе, ибо это значило впустую распылять ревурсы. К тому же наверняка их основным занятием будет плодиться и размножаться, передавая свои проблемы по наследству. Адмирал и так считал, что нынешняя медицина, стремящаяся спасти всех новорожденных, подрывает жизнеспособность человечества как вида. Если в прежние времена слабые дети гибли во младенчестве, а выживали сильнейшие, в свою очередь дающие здоровое потомство, то сейчас естественный отбор практически сошел "на нет", и каждое последующее поколение оказывалось слабее предыдущего. Ковалев не собирался бороться с системой — детей, в конце концов, просто жалко, они ни в чем не виноваты, но и помогать этой самой системе он не хотел. Примерно то же самое было с наркоманами — он не собирался вкладывать деньги в заведомо проигрышные мероприятия по их лечению. Рассуждения его опять же были просты: "Пускай наркомания и болезнь, но при чем тут я? Пускай врачи и лечат. А если государство не собирается решать проблему кардинально, развешивая наркодилеров по веткам подходящих деревьев, то с чего я буду исправлять последствия его ошибок?" И в его рассуждениях присутствовала своя, жестокая, но оправданная логика. Конечно, Ковалев прекрасно понимал, что его мысли далеки от библейских заповедей. Более того, кто-то назовет такой подход обыкновенным фашизмом… Но он принял решение уже давно: если помогать тем, кто не является близким тебе человеком, то или в случае, когда это выгодно, сейчас или в перспективе, или когда это тебе ничего не стоит. В противном случае возникал риторический вопрос — оно надо?

Правда, с наркотиками он собирался покончить — для имперского крейсера накрыть, например, все опиумные поля вкупе с окружающими их деревнями чем-нибудь смертоносным было отнюдь не тяжело. Да и отдать глав мафиозных кланов Ланцету на опыты тоже было делом достаточно легко осуществимым и, по мнению адмирала, богоугодным. Но все это было в планах на будущее, и лечение наркоманов в этих планах все равно не входило — просто потому, что имеющимися средствами полного излечения было все равно не добиться, а люди с уже в любом случае развившимися под действием наркотиков психическими и, главное, генетическими отклонениями адмирала, в общем-то, не интересовали. К тому же активная борьба с наркомафией означала установление фактического контроля как минимум над Россией, а в перспективе и над всей планетой, а к этому адмирал пока не был готов — вот и давал государству шанс исправиться, недвусмысленно высказав свои пожелания.

Вот такая сложилась к отлету Ковалева ситуация, но она его, честно говоря, напрягала не сильно — он и так сделал больше, чем от него можно было ожидать, во всяком случае, учитывая то, что его вертолет так и не был найден. Поэтому он и отправлялся на войну с легким сердцем, а в том, что война его ждет, он ни капли не сомневался, и поэтому он не собирался напрягаться дальше. Во всяком случае, до тех пор, пока сам не захочет установить на планете тот порядок, который сочтет нужным.

В общем, закончив инспекцию, а параллельно экскурсию для дочери, Ковалев вернулся на линкор, где раздал ЦУ[63] местному начальству. Нельзя сказать, что оно, это начальство, в указаниях нуждалось, все здесь и так знали свой маневр — но таковы были правила игры. Адмирал знал, что они знают, что он знает — и так до бесконечности, но положение обязывало всех собрать, объяснить "политику партии", кого-то слегка высечь прилюдно, кого-то так же слегка поощрить. Бюрократия, пусть и армейская, и никуда от нее не денешься. А вот после общего сборища пошли уже разговоры один на один, и это было куда серьезнее — там раздавались конкретные указания, там четко была поставлена задача по созданию сил быстрого реагирования. И если на общем сборище Олаф был представлен как их командир, то в приватных беседах со старшими офицерами базы уже четко давалась команда помочь всем, чем можно, и не дай Бог задание будет провалено — по мозгам получат все. Заодно был отдан приказ любой ценой ускорить восстановление трофейного линкора, получившего имя "Инквизитор" (Ковалеву был иногда свойственен черный юмор), его модернизацию, обеспечить формирование команд, для чего увеличить рекрутский набор на планете, и много чего еще. Адмирал не зря почти не спал в последние дни, составляя длинные циркуляры того, что надо сделать. И он, в отличие от многих командующих, не собирался детально расписывать, как это будет делаться — на то исполнители есть. Получили команду — действуйте, отрабатывайте авансом полученные звания.

Ну а на следующий день два тяжелых корабля в сопровождении модернизированных трофейных лоханок двинулись навстречу новой войне.


Конец третьей части.


Часть 4

Глава 1


К орбитальной станции они причаливали лихо, даже слишком лихо — Ковалев, благодаря оптическим усилителям, отлично видел сквозь прозрачную, защищенную только силовым полем стену стыковочного шлюза, как разбегались собравшиеся их встречать, причем и техники из местных, и закаленные в боях земные десантники драпали с одинаковым проворством. И было от чего — огромная туша линкора с приличной скоростью перла прямиком в борт станции и лишь в последний момент развернулась. Взвыли тормозные и маневровые движки, однако, казалось, ничто не сможет остановить чудовищную махину, огромная масса которой делает ее равно и неторопливой, и неудержимой. И лишь когда линкор замер буквально в считанных сантиметрах от стыковочного узла, Ковалев, украдкой переведя дух, обернулся и погрозил кулаком Синицыну. Тот сделал невинные глаза — как будто это и не он программировал ходовой компьютер линкора на совершение этаких кульбитов, но, судя по бледной роже, сам изрядно переволновался.

Вообще, это было, конечно, лихачество. Обычно даже не столь крупные корабли подходили тихонечко и занимали швартовочную позицию в сотне-другой метров от станции, после чего аккуратно подтягивались к ней силовым захватом, однако между экипажами кораблей велось постоянное негласное соревнование на извечную мужскую тему: кто круче. Сейчас Синицын лишний раз подтвердил, что на "Громовой звезде" элитный экипаж, в котором все поголовно сверхасы, и остальным до них тянуться и тянуться. Ковалев подумал несколько секунд, что ему делать с талантливым, но не в меру ретивым штурманом, потом плюнул и решил наедине дать ему суровый втык, но официально оставить все как есть, а красивый маневр засчитать ему, как последний экзамен на должность капитана. В конце концов, ничего ведь не случилось, а, как известно, нет тела — нет и дела.

К тому же, полет прошел на редкость буднично, можно даже сказать, рутинно. И в самом-то деле, чего ждать от полета, если курс проложен с расчетом максимальной безопасности полета и ни к одной звезде корабли не подходили ближе чем на пару парсек. Остаются разве что случайные встречи, но в этом, далеко не самом развитом секторе галактики, столкнуться с кем-то — это уже если и не из области фантастики, то, во всяком случае, уж точно из области везения. Или невезения, но это уж для кого как. Так что штурманы работали, артиллеристы скучали, десантники качали мускулы — словом, все были при деле.

В результате ребяческая выходка Синицына стала логичной кульминацией этого затянувшегося похода — ибо самый безопасный путь редко бывает самым коротким. Однако же, надо признать, сработал штурман мастерски, учел все — и массу корабля, и мощность его двигателей, и притяжение планеты, и даже слабое, но, тем не менее, все равно существующее сопротивление силового поля базы, не говоря уж о том, что и станция, и планета непрерывно перемещались в пространстве. Ничего не попишешь — Синицын был талантливым штурманом, который, как надеялся Ковалев, скоро станет хорошим капитаном. Если не погибнет в первом же бою и не угробит корабль вместе с экипажем. По этому поводу Ковалев тоже намерен был иметь с Синицыным серьезный разговор — но, это что называется, не сейчас.

Дальнейшая стыковка прошла на редкость просто. Обычно проблема была в том, что масса, скажем, линкора была заметно больше массы орбитальной станции. В результате попытка подтянуть к себе такой корабль привела бы к тому, что станция просто сошла бы с орбиты, и поэтому для компенсации приходилось задействовать маневровые двигатели как самой станции, так и швартующегося корабля. Однако несколько сантиметров роли не играли, и теперь операторам швартовочной команды оставалось лишь включить на несколько секунд захваты — и станция соединилась с линкором в единое целое.

Вообще, интересная это была станция. По сути, первоначально она была разработанной в незапамятные времена, тогда же построенной и давным-давно морально устаревшей имперской орбитальной крепостью. После списания ее из состава флота, крепость много лет висела на орбите в консервации, пока военные решали, что с ней делать — нормальная ситуация, использовать вроде нет смысла, а выкинуть жалко. Однако мирно и бесполезно висящая станция с каждым годом устаревала все больше, при этом ее ценность падала, а расходы на амортизацию, соответственно, росли. Ситуация заставила чиновников поторопиться, и дело сдвинулось наконец с мертвой точки. В результате станцию, сняв с нее оружие, продали по дешевке (но все равно выручив больше, чем за простой металлолом) частному грузоперевозчику. Тот, в свою очередь, снял с нее ненужную уже броню и переоборудовал станцию в орбитальный грузовой терминал, благо трюмы у нее были на редкость вместительные. Еще бы им не быть таковыми — по первоначальному проекту станции такого типа должны были оборонять дальние колонии, а стало быть, в случае нужды действовать как самостоятельные боевые единицы с большой автономностью. Ну а когда нужда в этом отпала и из трюмов выгрузили запасы ракет, продовольствия, боевые боты и вообще тысячу мелочей, просто необходимых в бою, но бесполезных в мирной жизни, покупатель смог осмотреть огромное пространство, открывшееся перед ним, и понять, что вложение денег получилось более чем удачным.

Дальше станция неоднократно подвергалась модернизации, которая заключалась, как правило, в установке на внешней обшивке новых жилых и грузовых модулей, вплоть до полной утраты станцией всяческого сходства с оригиналом. Получившийся в результате монстр, тем не менее, вполне успешно выполнял свою основную функцию — прием грузовых кораблей, их разгрузку и перегрузку грузов, а позднее и пересадку пассажиров на планетарные боты. Кроме того, станция занималась дозаправкой коммерческих (а в военное время и боевых) кораблей, мелким ремонтом этих самых кораблей, и вообще всем, что приносит прибыль. Словом, нормальная работа для частной орбитальной платформы, которая приносит стабильный доход. А доход она, надо сказать, приносила всегда, пусть и не слишком большой. Во всяком случае, хозяева станции за все годы ни разу не пытались ее продать, даже в периоды, когда финансы пели романсы.

Ситуация в одночасье изменилась, когда пала империя. В первую очередь это отразилось на распаде межпланетных экономических связей и, как следствие, на резком падении торговли. Перестали приходить корабли — перестала приносить доход станция. Однако хозяева не забросили ее, а на последних крохах энергии перегнали на дальнюю орбиту, где и законсервировали до лучших времен.

Третью жизнь станция получила, когда на планету пришли войска Диктатора, которые моментально навели на ней порядок, прекратив всяческие демократические разброд и шатания и наведя то, что на Земле называли "орднунг" или как-то вроде, то бишь порядок немецкий. Естественно, внимание Диктатора (ну, положим, не лично его, а кого-то из его чиновников или, возможно, генералов, хотя это у Диктатора чаще всего было одно и то же) привлекла бесхозная станция. Конечно, формально у нее были хозяева, но, во-первых, только формально, а во-вторых, с приходом завоевателей все права завоеванных смотрелись как-то очень уж кисло.

Станцию вновь перетащили на прежнюю орбиту, попытались восстановить, а по возможности и усилить бронирование ядра, оставшегося еще с имперских времен, но быстро поняли, что задача это бесперспективная — пришлось бы для начала демонтировать все то, что понастроили прежние владельцы, а ведь внешние надстройки уже занимали до половины объема сооружения. Это было сложно сделать технологически, потому как новые коммуникации уже соединили надстройки с базовой частью станции и с трудом поддавались демонтажу, но главное было даже не в этом. Станция после демонтажа надстроек потеряла бы значительную часть объема и, как следствие, часть функциональности. Подумав и почесав репу, инженеры Диктатора решили было забронировать станцию, которую планировалось превратить в гибрид грузового терминала, дока и орбитальной крепости, по новой, однако и от этого пришлось отказаться — во-первых, слишком много брони бы для этого потребовалось, а технически возможности человечества по сравнению с теми, что имела когда-то империя упали в разы, а во-вторых, надстройки не обладали достаточной жесткостью, что при установке нового бронирования, и, в особенности, при стрельбе, неизбежно привело бы к деформациям конструкций. Пришлось ограничиться частичным демонтажем второстепенных модулей, установки вместо них (а чаще поверх не демонтированных модулей, которые были попрочнее и, вдобавок, усиливались теперь дополнительным каркасом) орудийных комплексов и оснащения станции мощным генератором силового поля. По местным меркам мощного, конечно — на складах нашли установку, сохранившуюся еще с имперских времен и когда-то стоявшую на той самой станции, в бытность ее еще орбитальной крепостью. Однако, несмотря на древность и, вдобавок, необходимость растягивания силового поля в сферу большего диаметра, чем раньше, что вело, естественно, к снижению напряженности самого поля, защита получилась довольно надежная. Теперь станция, напоминающая после всех модернизаций и перевооружения скособоченного морского ежа, вновь стала достаточно серьезной боевой единицей.

К тому же, благо в отличие от кораблей места было вполне достаточно, на станцию в дополнение к имеющемуся реактору воткнули еще три. Старый реактор, конечно, имел весьма преклонный возраст, но, благодаря тому, что до консервации за ним был обеспечен серьезный уход, а сама консервация была проведена по всем правилам, находился в отличном состоянии. Загрузили топливом — и вперед, можно пользоваться. Новые реакторы были послабее и похуже сконструированы, да и качество изготовления оставляло желать лучшего, однако устанавливали их серьезные люди, которые собирались на этой же станции служить и далее. Данная практика была достаточно широко распространена в вооруженных силах Диктатора и, надо сказать, частенько приносила свои плоды. Поэтому, чтобы избавить самих себя от дальнейших проблем, будущий экипаж станции еще при монтаже перебрал капризные конструкции буквально по винтику и, в результате, получились работоспособные и вполне надежные агрегаты. Впрочем, дополнительные реакторы должны были работать на полную мощность только во время боя — остальное время два из них были заглушены, а один работал на холостом ходу, только чтобы ускорить при нужде вывод его на полную мощность и дать время для запуска двух других. Предназначались реакторы для обеспечения энергопитания орудий — их, в числе прочего, раскопали на старых военных складах. Так как секрет производства накопителей был давно утерян, то орудия приходилось подключать к реакторам напрямую, с такой схемой Ковалев уже сталкивался, когда захватывал "Инквизитора". При наличии одного реактора орудия могли выдавать лишь пять-десять процентов мощности, однако когда реакторов становилось четыре, причем три из них работали только и исключительно на обеспечение потребностей артиллеристов, огневая мощь станции становилась весьма и весьма внушительной.

Словом, проект был дорогой, но интересный и, в перспективе, обещающий немалые выгоды, однако тут явился Ковалев, и все поставил с ног на уши. Флот Диктатора был разбит, а сам Диктатор погиб. Правда, по существующей не только в России традиции тут же появилось несколько "чудом выживших" лжедиктаторов, но успеха никто из них не имел — в первую очередь благодаря тому, что наступление имперских войск развивалось столь стремительно и успешно, что никто из самозванцев просто не успевал хоть сколько-нибудь прочно обосноваться на новом месте. Ну и, конечно, потому еще, что города, в которых эти самые самозванцы пытались основать свои штаб-квартиры, подвергались жесточайшей орбитальной бомбардировке. В результате очень скоро того, кто объявлял себя Диктатором, в лучшем случае посылали куда подальше, а в худшем и побить могли. Или зарезать (пристрелить, взорвать, отравить — нужное подчеркнуть, недостающее вписать), но это уже зависело от местных особенностей. Так сказать, национальный колорит в действии.

Итак, самый главный начальник погиб, сестренка его, единственная, кто реально и, скажем так, законно могла претендовать на освободившееся место, сначала блокирована на какой-то окраинной планете, а потом и вовсе пленена (и, по слухам, переметнулась в стан врага). Что получаем в результате? Правильно — получаем разброд и шатание. Каждый начинает думать за себя, искать выгоду, именно поэтому ни разу больше не собирался объединенный флот — взыграли местечковые интересы, и немногочисленные оставшиеся корабли оказались растянуты по разным системам, где максимум, что они могли сделать — это послужить мишенями имперским голиафам. Впрочем, и соберись они всей толпой, результат все равно бы не сильно отличался, разве что имперским артиллеристам было бы интереснее стрелять — мишеней больше.

Ничего удивительного, что имперский флот в два счета подавил сопротивление. Многие и вовсе предпочитали сдаться, как только обнаруживали на периферии системы имперские корабли. Один раз дошло до того, что планета сдалась, когда к ней вышел эсминец, из-за поломки двигателя отставший от эскадры и теперь, догоняя своих и стремясь сократить маршрут, случайно пролетавший мимо. Весьма показательно, надо сказать.

Ну а после конфликта с арр-гахами, закончившегося освобождением нескольких населенных людьми планет и уничтожением цивилизации арр-гахов как таковой (ни один человек, хоть немного понимающий специфику развития космических цивилизаций, не сомневался, что изолированная на единственной, вдобавок не слишком подходящей для жизни планете цивилизация рано или поздно деградирует и постепенно вымрет либо впадет в совсем уж каменный век, что немногим лучше), имперцев начали не только бояться, но и уважать. Демонстрация того, что имперские войска действуют, в первую очередь в интересах человеческой цивилизации, была более чем наглядной. На освобожденных же от арр-гахов планетах, жители которых успели вкусить все прелести оккупации, имперцев вообще и Ковалева в частности готовы были носить на руках. Память людей избирательна, но те, кто сидел в лагерях и видел, как одни загибались от голода, а другие впадали в людоедство, хорошо запомнили этот ужас. В результате именно с этих планет Ковалев сейчас набирал наиболее преданных солдат, что давало немногочисленным землянам немалое подспорье. И, кстати, именно на этих планетах была максимально развита ксенофобия — вплоть до того, что любой корабль чужой цивилизации, который имел бы неосторожность появиться в окрестностях той звездной системы, подлежал немедленному уничтожению.

Ну и естественно, когда на пути наступающих имперских войск попалась готовая на девяносто процентов боевая многофункциональная станция, мимо такого лакомого куска они пройти никак не могли. Конечно, проще всего было разнести ее на запчасти, тем более что в составе имперской эскадры шел, наверное, сильнейший в известной части галактики суперлинкор "Империя", для которого подобные недокрепости вообще были на один зуб, но Шурманов, командовавший рейдом, был мужиком дальновидным. В результате станцию захватили целехонькой — впрочем, она и сопротивлялась-то больше для вида. Убедившись, что ее орудия не в силах пробить силовой щит гигантского линкора, командир станции отдал приказ прекратить огонь, и имперские десантники, в количестве десяти человек высадившиеся на ее борт, не встретили ни малейшего сопротивления. Вначале, конечно, их побаивались — вполне естественная реакция побежденных по отношению к победителю, однако, убедившись в том, что имперцы никого не торопятся предавать лютой смерти, процесс на станции пошел своим чередом, даже вахты менялись по прежнему расписанию.

Контроль над планетой имперцы установили столь же легко, после чего возник вполне логичный вопрос: а что же делать с трофеями? Ну, что делать с несколькими захваченными кораблями, было предельно ясно, а вот станция была звеном, выпадающим из общей цепочки. Немного подумав, ее решили достраивать по утвержденному еще покойным Диктатором проекту, естественно, внеся в него некоторые поправки, обусловленные возможностями имперских технологий. Даже экипаж решили, в основном, не менять, только поставили новых офицеров из тех, в ком были уверены, а техники — они и в Африке техники, пусть работают.

Однако держать большую и вполне работоспособную многофункциональную станцию на орбите заштатной планеты было, мягко говоря, нерационально — много чести, да и смысл? Поэтому, как только достройка станции была завершена (а заняло это всего пару недель), ее перегнали на орбиту Лейды, которая превратилась во временную столицу возрождаемой империи и, соответственно, в место временного базирования имперского флота. Там база и использовалась, хотя и не совсем по прямому назначению — ее основной задачей стал мелкий ремонт кораблей, их бункеровка ну и, заодно уж, станция вспомнила свою профессию орбитального терминала.

Именно к борту этого долгожителя космической архитектуры и швартовалась сейчас "Громовая звезда". Колдующие у пультов техники, все еще бледные и не отошедшие до конца от испуга с преувеличенной аккуратностью завершили процедуру, после чего открылись тяжелые броневые плиты, перекрывающие тамбуры, и на палубу станции начали выходить вновь прибывшие.

Первыми, как обычно, высыпали десантники — шустрые, как и во всех мирах, вне зависимости от национальной и видовой принадлежности, похожие на леопардов в своем практически не обмятом еще камуфляже. Новички, только что набранные на Земле и ушедшие в свой первых, а для некоторых, может статься, и последний боевой поход. Некоторые, правда, да что там некоторые, очень многие, успели дома и отслужить, и даже повоевать, но здесь они все равно были новичками и держались несколько скованно. Следом за ними, куда более степенно, выходили их более старшие, относительно опыта космических войн, а не возраста, разумеется, товарищи, побывавшие на Земле в отпуске. Впрочем, о том, что они не новички, говорили и их звания — офицерские либо сержантские. Все правильно — те, кто выжил в бою, приобретя бесценный, никак иначе не получаемый опыт, продвигались по служебной лестнице, сержанты становились офицерами, а рядовые, соответственно, сержантами. Теперь уже им предстояло командовать новичками и обеспечивать и выполнение задачи, и сохранение жизни личному составу. И пусть потери имперцев и в прошлый раз были минимальны — но нет предела совершенству. К тому же, численность десантных подразделений увеличивалась, и вакансий все уровней было в избытке.

Следом, после того, как десантники, грохоча тяжелыми ботинками по палубе, отправились в свои кубрики, пошли остальные. Ну а Ковалев вышел с корабля одним из последних и прямиком направился туда, где стояла группа людей, ожидающих его и только его. Они не испугались и не разбежались при виде надвигающегося на них нестандартно швартующегося линкора — то ли памятуя старую присказку о том, почему не бегают генералы[64], то ли просто доверяя адмиралу. И они заулыбались при его появлении, искренне радуясь его возвращению. И Ковалев, идя к ним, широко развел руки и совершенно несолидно крикнул:

— Здорово, орлы! Как же я рад вас видеть!


Глава 2


Ковалев сидел за столом, внимательно рассматривая рубиновую жидкость в бокале. Зеленоватый луч света от местного солнца, проходя через иллюминатор станции, падал на вино и дробился в нем на тысячи лучиков, мерцающих подобно странной, ни на что не похожей радуге. Фантастически смотрелось, кстати, особенно с учетом абсолютной прозрачности стекла, делающей бокал почти невидимым.

Вообще, интересная вещь эти бокалы. Два небольших набора, всего по восемь штук, были вырезаны из иллюминатора крейсера Первой империи. Обломки этого крейсера давно, еще во времена, когда был молод флагманский корабль Ковалева, были найдены на Богом забытой планете. Судя по всему, крейсер ссадили с орбиты, выстрелив в него чем-то невероятно мощным, таким, что лучшее оружие, имевшееся в распоряжении Ковалева сейчас, казалось по сравнению с ним водяным пистолетом против гаубицы. Адмирал как-то посмотрел интереса ради записи и почитал мнение экспертов — крейсер, как они считали, сходил с орбиты уже в виде слабосвязанных друг с другом обломков. Не доверять специалистам не было никаких оснований — дело свое они знали туго и, тем не менее,казалось невероятным, что разбитый корабль, упав на планету, не только не разлетелся в пыль, но и даже не развалился на куски. И иллюминаторы, которые то ли не успели, то ли даже не пытались закрыть заслонками, не рассыпались в пыль, не треснули и не оплавились, хотя температура при падении должна была быть невероятной, а сила удара и вовсе… Пожалуй, любой из кораблей Ковалева, окажись он в такой ситуации, смялся бы в лепешку, а этот — ничего. Каждый раз, рассматривая этот бокал, адмирал с тоской думал о том, насколько древняя Первая империя превосходила своих потомков из Второй империи. Наверное, примерно так же, как она сама сейчас превосходила сепаратистов. И эти мысли неизменно удручали адмирала.

Усилием воли отогнав мрачные мысли, Ковалев неспешно, маленькими глотками выпил вино, закусив его фруктом, формой и вкусом напоминающим яблоко. Конечно, вином этот напиток можно было назвать лишь с некоторой натяжкой — к продуктам переработки ягод окультуренной земной лианы он не имел никакого отношения. Насколько было известно адмиралу, данное конкретное вино производилось из местного плода, видом напоминавшего сливу, цветом — вишню, а вкусом — уксус, однако же вкус вина был великолепен. К тому же земное красное вино Ковалев не жаловал — от него у адмирала начинали плохо двигаться ноги, а пить в боевом режиме… Изврат, в общем — результат как от компота. Ну а местное вино таких ярко выраженных эффектов не имело, так что пить можно было безбоязненно, чем адмирал и занимался.

— Эх, умный — в артиллерии, богатый — в кавалерии, дураки — в пехоте, а пьяницы — во флоте, — выдал он старую присказку и налил себе еще бокал. Сидевшая рядом Дайяна посмотрела на него недовольно, но ничего не сказала. И вправду — какое ее дело? Тем более что она уже два часа, если точно, с того самого момента, как он представил друзьям дочь, активно на него дулась. Ковалев пожал тогда плечами — причин такого поведения он понять не мог, хотя, в общем-то, и не старался.

Впрочем, малая товарищеская попойка шла своим чередом. Шерр с Шурмановым пили коньяк, закусывая его обильно посыпанным крупной солью лимоном, а Ковалев составил компанию Дайяне в утилизации более легкого напитка — водка была, что называется, не в тему, а коньяк он не любил. Ну не любил, и все — давно, еще в пору разлада своей личной жизни, выхлебал он бутылку в одно горло, закусив единственным оказавшимся под рукой маринованным огурцом. Естественным результатом оказалась ночь в обнимку с унитазом и стойкое отвращение к коньяку. Отвращение, правда, со временем прошло, но и любви к коньяку не добавилось, поэтому выбор адмирала сейчас был естественен. Можно было, конечно, притащить бутылку шампанского, но не хотелось — его и было то всего несколько ящиков, и Ковалев решил приберечь экзотику к празднику. Тем более что шампанского здесь не знали — как ни удивительно, но до хороших игристых вин в империи то ли не додумались, то ли просто это знание ушло, погребенное под грудами веков. Впрочем, скорее первое — люди могут забыть что угодно, но то, что связано с виноделием, утрачивается почему-то крайне редко.

Однако пили аккуратно, зная меру — к чему напиваться до поросячьего визга? Спиртное должно снимать напряжение и слегка расслаблять, а не превращать людей в мычащих скотов. Увы, многие этого не понимают, а зря. Именно эта привычка если уж пить — то до упора, и создала русским, потребляющим, в принципе, не так уж и много алкоголя, сомнительную славу выдающихся пьяниц.

Ну а под легкую выпивку с хорошей закуской (стол буквально ломился от местных деликатесов, и собравшиеся отдали им должное) шел серьезный разговор на серьезную тему серьезной войны. И вот тут-то все были друг другом не слишком довольны. В первую очередь ругали самого Ковалева — и за то, что рисковал, и за то, что раскрылся. Хотя под официальной крышей работать было в чем-то проще, но процент агентов различных спецслужб, которые оказались у имперских вербовщиков под видом обыкновенных искателей приключений, авантюристов без лишних моральных барьеров, оказался запредельным. Повезло еще, что пси-блокировка позволяла обезвреживать их быстро и качественно, да еще то, что суперов, для которых эта блокировка была не страшна, давно научились определять безо всяких регенераторов. Теперь суперов отсеивали еще на начальной стадии отбора — Ковалев не хотел рисковать и предпочел обойтись простым увеличением численности контингента, безо всяких качественных скачков, во всяком случае, до тех пор, пока не подрастет новое поколение. Те самые пацаны, которых со страшной силой гоняли сейчас на тренировочной базе — среди них суперов будет никак не меньше двадцати человек… Серьезная сила в перспективе, если подумать хорошенько. Шерр, правда, сказал, что можно, в принципе, подобрать вариант пси-блокировки и для суперов, главное, постараться, но адмирал предупредил доктора, что не завидует ему, если тот попробует предпринять хоть какие-то шаги в этом направлении. Шерр понятливо кивнул и тему эту больше не затрагивал.

В свою очередь Ковалев был недоволен тем, что пока его не было (почти два месяца дома и по две недели на броски туда и обратно) здесь не мычали и не телились. То есть занимались чисто административной рутиной, безо всяких активных действий. И того, что флагманского корабля, равно как и комфлота не было на месте, по мнению Ковалева, ничуть их не извиняло. В конце концов, три линейных корабля даже без поддержки могли легко захватить любого соседа. Возникал логичный вопрос: чего ждете-то? Все равно рано или поздно действовать придется — так почему не сейчас? Словом, выпили, поругались, еще выпили, помирились и начали уже всерьез обсуждать дальнейшие шаги.

Вообще, как оказалось, не так уж и запущено, как подумал было Ковалев вначале. Его товарищи отнюдь не сидели сложа руки — сейчас на орбите в пожарном порядке строился новый док — не то чудо инженерной мысли, каким являлись доки имперской постройки, но все же вполне серьезное сооружение, рассчитанное на текущий ремонт кораблей крейсерского класса. Это радовало — теперь хоть не надо из-за каждой мелочи гонять корабли к Земле.

Ну и еще, вместо так любимых Ковалевым силовых акций они провели несколько акций дипломатических. Это значило, что к центральной планете государства подкатывал линкор и, деликатно поводя орудиями, выходил на связь с правительством планеты. Пока флот этой самой планеты изображал активные действия, тем не менее не пытаясь приблизиться к вежливо-наглому визитеру на дистанцию, на которой его орудия смогут до них достать (они, как правило, были в зоне поражения с самого начала, только не знали этого, что, безусловно, спасло многих от инфаркта), с линкора шла передача, в которой красивая девушка (догадайтесь с трех раз, кто) зачитывала предложение добровольно вернуться под юрисдикцию империи. Никакими санкциями не грозили, но сам вид грозного корабля внушал почтение. После этого давалось время на обдумывание, и линкор так же спокойно и неторопливо, как и пришел, покидал систему. За время отсутствия Ковалева, таких визитов вежливости было совершено аж восемь, так что соратники адмирала отнюдь не дремали и, пока он дома занимался своей личной вендеттой, провели время с куда большей эффективностью.

— Ну, и сколько из них дали ответ? — с интересом спросил Ковалев.

— Да все, — пожал плечами Шерр.

— Дай догадаюсь. Все вроде как согласны, но выставляют кучу условий о сохранении собственной администрации, собственной валюты, собственных законов и собственной экономической политики?

— Ну да. Там еще кое-что, по мелочи…

— Семеныч, это тебе ничего не напоминает? — повернулся Ковалев к Шурманову.

— Как же, как же, напоминает, — зло улыбнулся Шурманов в ответ. — Прибалтика, конец восьмидесятых. "Пусть государство нам помогает, пусть государство нас защищает, а в остальном мы сами по себе".

— Ну а раз так, то… Поступим с ними так же, как следовало тогда поступить с прибалтами. В смысле, врежем из чего-нибудь тяжелого, а потом рассчитаем, как у Высоцкого. Помнишь?

— "Первый — шаг вперед и в рай"? Помню, конечно. Кстати, а почему ты так прибалтов не любишь?

— Во-первых, их мой дед не любил. У него перед Отечественной там брат служил — так их в первую ночь войны всех местные перерезали. Дед их ненавидел с тех пор. Немцев не любил, но уважал, а этих просто ненавидел и презирал. А во-вторых, именно с них к нам вся зараза идеологическая шла. Пятая колонна недоделанная, одно слово. Ну и потом, мне, если честно, очень охота всегда было поинтересоваться: а какую компенсацию русские могут получить за зверства латышских стрелков в Гражданскую? Кстати, я и поляков за это не люблю…

— Ясно все с тобой, — понимающе кивнул Шурманов. — Значит, как прибалтов?

— Ну да. А начнем мы, пожалуй, вот с этих, — Ковалев включил голографическую карту. — Я еще когда мы сюда из дому возвращались долго думал, и решил, что с них и начнем.

— А почему именно с них, — спросила Дайяна. — Насколько я разбираюсь в тактике, а я, поверь, разбираюсь, бить их не слишком удобно, да и оборонять потом, если честно, тоже. Слишком далеко от нас, слишком много сильных соседей, а они ведь перед лицом угрозы и объединиться могут.

— Перед твоим братцем ведь не объединились, — беспечно махнул рукой Ковалев. — А и объединятся — нам же лучше. Не надо будет за каждым флотом в отдельности по всему космосу гоняться, всем разом головы оторвем — и делу конец.

Дайяна в сомнении пожала плечами, но спорить не стала — мощь имперских кораблей она уже как-то испытала на собственной шкуре и не сомневалась, что равного противника им в обозримой части галактики нет и не предвидится. Другое дело, что она все равно не понимала, по какой причине Ковалев выбрал эту ничем не примечательную республику — звезда не отшибе, единственная обитаемая планета, с точки зрения экономики — ноль без палочки, флот — тоже барахло, пара крейсеров, давным-давно устаревших даже с точки зрения местной невзыскательной публики. Словом, не видела она выгоды в действиях адмирала. Впрочем, Ковалев, видя ее метания, пояснил:

— Взгляните-ка сюда, пожалуйста, — он ловко увеличил голокарту, выделив владения намеченной жертвы. — Вас это ни о чем задуматься не заставляет?

— Да нет, вроде, — Шерр, похоже, был в недоумении, Дайяна и Шурманов — тоже. — Самая заурядная система.

— Система, может, и заурядная. А вот государство — явно нет. Смотрите сюда. У них одна, понимаете, ОДНА планета. Никаких особых достижений ни в науке, ни в экономике. Слабая армия, вшивенький флот… Любому соседу они на один укус. И все-таки они существуют, хотя, по всем канонам, их должны были слопать вечность тому назад.

— Может, они — как тот неуловимый мститель, на фиг никому не нужны?

— Семеныч, ты сам-то веришь тому, что сказал? Людям, может, и не нужны, хотя, насколько я знаю, еще ни один человек не отказался от того, чтобы подгрести что-либо под себя на халяву. Но допустим… Пока только допустим, что их оставили в покое из соображений большой политики, нам неведомых. Однако почему их не слопали чужаки?

— Может, потому, что это означало бы войну со всеми окрестными человеческими государствами?

— И это возможно. Предположим, что чужаки элементарно опасаются, что перед лицом внешней угрозы люди все же объединятся и начнут ставить раком всех подряд. Кстати, вполне возможно — то, что перед лицом внешней угрозы человечество объединялось, случалось в истории неоднократно, прецедентов хватает. И то, что соседям при этом наваляют, не деля на правых и виноватых, тоже возможно. Но вот как объяснить тот факт, что этому государству принадлежат ДВЕ системы? И никто не может сказать, для чего им вторая, которую они, кстати, защитить, если что, никак не смогут.

— Ну, может, потому, что там ничего интересного нету… — протянул задумчиво Шерр. — Считают ее формально своими владениями, как вы там у себя говорите, для понту, а там пара астероидов, и все…

— И это возможно, хотя, насколько я знаю, там есть довольно симпатичная кислородная планетка. И пара планет с условиями, подобными нашему Марсу, то есть теоретически пригодных для промышленной колонизации. Конечно, всякое может быть, и понты — они дороже жизни, но, хоть убей, не верю я в то, что столько совпадений бывает на ровном месте. Что-то здесь не так, и с этим чем-то, я думаю, стоит разобраться. В крайнем случае, мы ничего не теряем — ну, когда-то их все равно придется брать за жабры, так почему не сейчас? Ну а если повезет и наткнемся на что-то ценное…

Это был уж аргумент. Действительно, с кого начинать — невелика разница, все равно всем морды бить придется. А ситуация интересная, поэтому попробовать действительно стоило. Вот так, как это уже не раз случалось в истории самых разных планет, в дружеском застольном споре слегка подвыпивших сильных мира сего была решена судьба очередного карликового государства.

Ну а дальше пошло обсуждение деталей операции, которую уже считали неизбежной — решение было принято, чего еще надо? В том, что планету захватят без серьезных проблем, Ковалев не сомневался. Теоретически, один единственный линкор был способен захватить любую местную планету или превратить ее в пыль. Существующие здесь и сейчас системы планетарной обороны конкуренции бронированным выходцам из далекого прошлого составить никак не могли — их, теоретически, должны были смести походя. Правда, требовалось соблюсти приличия, поэтому дату начала атаки решили совместить со сроком истечения времени ультиматума о безоговорочной капитуляции и переходе планеты под юрисдикцию империи безо всяких дополнительных условий. Ультиматум решено было отослать немедленно, а времени на раздумье дать пять местных суток — именно за это время имперская эскадра могла заправиться, погрузить десантные части и прибыть к месту атаки. Ну и сутки еще запаса — мало ли что. В том, что сопротивление оказать попытаются, никто не сомневался — как известно, дорвавшиеся до власти просто так ее не отдают. Поэтому ровно через минуту по истечению времени, данного на размышление, линкоры должны были начать бомбардировку планеты, благо система маскировки позволяла им расположиться в непосредственной близости от нее. Угрызений совести Ковалев не испытывал ни малейших — в конце концов, обреченному государству, равно как и его соседям, уже было выслано предложение, которое они вежливо и в завуалированной форме отклонили. Теоретически ультиматум давал правительству планеты шанс одуматься, ну а воспользуются они шансом или нет — это уже были только их проблемы.

Дальнейшее было чисто технической проблемой, причем проработанной штабом Ковалева заранее, еще по дороге сюда, поэтому заморачиваться не стали, а продолжили наливаться спиртсодержащими жидкостями. Попутно обсуждали мелкие вопросы, которых во время отсутствия Ковалева накопилась масса. Правда, если деловой разговор шел достаточно бодро, то неформальное общение на сей раз не клеилось совершенно, поэтому вскоре сначала Дайяна, а потом и Шерр покинули их компанию. Ковалев с Шурмановым некоторое время еще сидели, пили и закусывали, а потом Ковалев, аккуратно заблокировав двери и включив защиту от прослушивания, негромко сказал:

— Семеныч, хорош жрать и включай мозг. У меня есть к тебе серьезный разговор…


Глава 3


Шурманов проглотил остаток колбасы и вытер руки о китель. Вот ведь зараза, вроде умный человек, но сколько не цивилизуешь его, а как чуть выпьет — готово дело, тормоза исчезли, и вся наносная культура исчезает, и сидит перед тобой крепкий мужик с наглой рожей, абсолютно не разбирающийся, что прилично, а что — нет. И, главное, знать о приличиях ничего не желающий.

Ковалев со вздохом толкнул к нему капсулу антидота. Шурманов, соображаловку отнюдь не растерявший, кивнул, брезгливо взял капсулу двумя пальцам, посмотрел на нее, как солдат на вошь, но все же кинул ее в рот и с омерзением сглотнул, запив коньяком — видать, чтобы пошла лучше.

Буквально через минуту взгляд его прояснился, а лицо скривилось — все правильно, первой реакцией на антидот является протрезвление, второй — головная боль. Правда, короткая — несколько секунд, но сильная. Впрочем, терпеть можно, а Шурманов — мужчина, значит, вытерпит.

— Ну и чего ты хочешь? — спросил Шурманов, отдышавшись? — Всю малину испоганил, шельмец.

— Семеныч, я тебя хоть раз не по делу напрягал?

— Ну нет. Но все же когда-то бывает впервые. Да, кстати, а это тебе на хрена? — Шурманов ткнул пальцем в лежащую на столе глушилку. — Что, не доверяешь кому?

— Доверяю, — Ковалев улыбнулся, взял мерцающую синим огоньком серебристую коробочку глушилки, сунул в карман. — Тебе вот доверяю…

— Та-ак… Тогда я уже вообще не понимаю ничего.

— Сейчас объясню. На линкоре, кстати, эта хрень мне бы не потребовалась, но эту станцию я не знаю, и какие на ней есть сюрпризы — тоже не знаю, поэтому и включил защиту. Надо было, конечно, потом встретиться, на корабле, ну да хрен с ним, мне результат уж больно интересен. Скажи, доктор наш свою зомби-машинку перенастроил?

— Вроде, да, во всяком случае, все через нее прошли уже по второму кругу. Блокировку, говорит, переменил.

— Ну и как тебе?

— Ну как… Как будто и нет ее, блокировки этой.

— Это хорошо. Фишка в том, Семеныч, что ее у тебя, похоже, и вправду нет.

Вот теперь Шурманова проняло по-настоящему. Он несколько секунд удивленно смотрел на Ковалева, а потом по привычке полез за сигаретами, забыв, что Шерр давным-давно вылечил его от этой вредной привычки. Как ни странно, сигареты нашлись, хотя и не у него, а в кармане предусмотрительного адмирала. Глубоко затянувшись, Шурманов закашлялся — отвык уже, но все же сумел выдавить:

— Это как же так понимать?

— На три буквы.

— Парень, ты мне не крути. Я ведь…

— Семеныч, я тебя хоть раз подводил?

— Ну, было дело, — задумчиво улыбнулся Шурманов.

— Так, спокойно. То было давно и неправда. Ладно, слушай, поясню — второй раз разжевывать не буду. И аккуратнее — не дай Бог, узнает кто.

— Могила, — старый бурильщик с чувством стукнул себя кулаком в грудь.

— Все очень просто, если вдуматься. Как ты думаешь — кто такой Шерр?

— Ну, доктор…

— А вот хрен тебе он доктор, — Ковалев сложил незамысловатую фигуру из трех пальцев, полюбовался полученным результатом и пояснил удивленно глядящему на него Шурманову: — То есть, возможно, формально он и доктор, но по факту любой наш практикующий хирург или терапевт даст ему сто очков форы. Царапину перевязать — вот его предел, и то не факт, что сумеет.

Шурманов смотрел непонимающе. Адмирал усмехнулся:

— Да пойми же ты, Семеныч, их ведь чему учили? Их учили, как взять человека, да засунуть его в диагност, а потом, по рекомендации диагноста, в регенератор или там в операционную камеру. Или еще куда — я фиг знает, какие там у него агрегаты стоят, но это и без разницы. Все равно Шерр — одно название, что врач, а по факту он техник, причем ускоренные курсы, умеет настраивать и обслуживать свои агрегаты, и на этом его возможности исчерпываются. Понял теперь?

— Понял, не дурак, дурак был бы — не понял бы. И что с того?

— А то, что когда он всем пси-блокировку накладывал, то получилось у него это грубо и для здоровья, если честно, опасно. Я его заставил ее переделать, многое смягчить, многое иначе сформулировать — не суть. Главное, что прогнали вас через эту процедуру еще раз — снять старые установки и наложить новые. А я уж сделал так, чтобы нашим всем, из тех, что первыми начинали, блокировка просто не накладывалась. Вернее, машина-то пищит, что блок установлен, а на деле его нет. Понял теперь?

— Понял… Рискованно.

— А что делать? Надо.

— И как ты этого добился?

— А запросто. Чем сложнее машина — тем проще ее взломать.

— Ты у нас что — еще и хакер по совместимости?

— Да нет, я хоть и на ДВК[65] еще поработать успел, но в программировании — ни в зуб ногой. Не мое это.

— И как тогда?

— А ты думаешь, у нас программистов тут нет? Есть, и еще какие… Отдал одному приказ, как старший по званию, разработать для меня отдельную систему управления с приоритетным уровнем команд и простым интерфейсом — и нет проблем. Никакая блокировка от этого не защищает — просто не предусмотрели этого, а просвещать Шерра по поводу дыр в защите я не собираюсь. Так что теперь управление этим ящиком я могу перехватить в любой момент. Но дохтеру нашему об этом знать совсем не обязательно.

— Само собой, — задумчиво кивнул Шурманов. — Интриган ты, ваше благородие…

— На том и стоим. Хотя, по чести сказать, интрижка детская. Но все равно, подстраховаться надо, а то свернут голову, как курятам — "мама" пискнуть не успеешь.

— Так, а вот с этого места поподробнее. Кто это нам головы сворачивать собрался?

— Кто? А ты подумай. Подумай-подумай, это несложно. За кочергой[66] иногда стоять сложнее выходит.

— А вот ты знаешь, не понимаю. Вроде бы, пока с нами играли честно.

— Разумеется. Пока. Потому что пока мы нужны. А дальше?

— Думаешь, Док нас сдаст?

— Шерр? Нет, как раз за него я спокоен.

— А за кого нет?

— Пока не знаю. Но я четко уяснил себе одно: как бы не повернулось дело — рано или поздно наступит момент, когда мы станем не нужны. Помнишь, что бывает с преторианцами?

— Думаешь…

— Кого бы мы ни посадили на престол, Семеныч, в какой-то момент он захочет единоличной власти. А мы будем мешать. Отношение же к нам, боюсь, будет таким же, как и к любым наемникам. Шила в мешке не утаишь, Семеныч, все равно правда всплывет, и я не хочу, чтобы меня пришли убивать.

— Боишься?

— Боюсь. Я справлюсь с сотней местных… Или с десятком наших, если потребуется, но если навалится тысяча…

— Понятно. Думаешь, наших и пришлют?

— Ну конечно. Во благо империи, а у них блок в мозгах как раз на этот счет. Поэтому пойдут, и никуда не денутся. Я постараюсь, конечно, на ключевые точки рассадить суперов, но, сам понимаешь, нас горстка, да и в глаза это бросится сразу. Поэтому ставить будем вас, и мне надо, чтобы в момент кризиса флот был на моей стороне. Будем надеяться, что обойдется без этого, но береженого свои боги берегут, и чужие не трогают[67].

— Хреново — нас ведь тоже немного…

— Опять же по новой блокировке мои приказы обладают наивысшим приоритетом. Так что мне надо только, чтобы у штурвалов оказались те, кто владеет ситуацией.

— А может, просто ну его?

— Да нет. Начали, обещали — надо выполнять. И потом, Шерру мы многим обязаны.

— А если потом просто уйти?

— Ты от всего этого добровольно откажешься? — Ковалев обвел рукой вокруг. — Нет, ты только честно скажи — откажешься? Чего головой-то мотаешь? Я тоже не откажусь, честно говорю. За свою работу мы получим свое по полной программе. Главное, чтобы головы при этом сохранить на плечах. Идеи есть по этому поводу?

— А может, императора самого в зомби-ящик сунуть? Ну, чтоб и подумать не смел вред нам причинять?

— Мысль интересная. Но знаешь, Шерр на это не пойдет.

— А кто ему скажет-то? Если у тебя приоритет, то…

— Поймет, — перебил его Ковалев. — Он ведь не дурнее нас с тобой.

— Хрен он чего поймет. Он и про суперов не знал бы ничего, если бы ты не проболтался.

— Язык мой — враг мой.

— То-то и оно. Учишь тебя, учишь, а ты все ровно дитя малое, хоть седины уже пол бороды.

— Где ты у меня седину увидел? И где бороду?

— Верно, бороду ты бреешь, да и седины после регенератора нет, но ведь была? Была. Видел я тебя с бородой.

— И что? Ну не мог я в межсезонье бриться — лицо до мяса в свое время поморозил, вот и раздражение…

— Да знаю я, чего ты орешь? Просто думать тоже надо, когда языком треплешь почем зря.

Ковалев обиженно замолчал. Шурманов посмотрел на пристыженного адмирала и улыбнулся:

— Ладно, Вась, проехали. Имей просто в виду на будущее. Давай не дуйся, а подумаем лучше, что делать. Может, обойдется еще?

— Может, и обойдется…

— А может, и нет, — Шурманов задумчиво почесал затылок. — Значит, зомби-ящик отметаем. А как насчет того, чтобы найти совсем пацана, который в силу малолетства ничего решать не сможет, и выдрессировать его, пока молодой?

— Можно. У тебя есть хоть один такой на примете?

— Нету…

— У меня тоже. На сегодняшний день имеется семь реальных кандидатур, плюс Дайяна. Она изо всех самая молодая, кстати, и уже вполне сформировавшаяся личность. А новый претендент на престол нужен уже сейчас — у нас не так много времени, людям нужен символ, иначе начнутся разброд и шатание.

— То есть если найдем…

— Здесь на одно "если" больше, чем хотелось бы. Конечно, желательно найти, и наверняка возможно, но, боюсь, быстро этого не сделать.

— А может, ну их всех? Посадим на престол кого-нибудь из наших… Да хоть тебя.

— Заманчиво, но не пойдет — не потяну я, если честно. И потом, при смене династии бунты неизбежны. Это опять кровь. Оно надо? Нет, ты как хочешь, а нужен законный наследник.

— Тогда давай Дайяну. С ней, думаю, будет проще.

— Не факт. К тому же, мы уже обсуждали это — она женщина, а значит, не легитимна по определению. И потом, — Ковалев с усмешкой посмотрел на Шурманова. — Семеныч, ты действительно хочешь подсунуть ей эту каторжную работу?

Шурманов задумался, потом ответил:

— Крутые времена наступили. И решения нужны крутые. Думаю, подкорректировать закон о престолонаследии мы вправе. Хотя бы по праву сильного. А Дайяна, я уверен, потянет — администратор она классный, только неопытный пока. Ей бы еще юношеский задор слегка убрать — идеальный правитель получится.

— Ладно, оставим, как вариант. Но по флоту все остается в силе. Кстати, а чего она сегодня не в настроении?

— Не в настроении? — Шурманов вдруг захохотал. — Ну ты дурак, Вась. Не обижайся, но ты — дурак. Впрочем, это не оскорбление, а диагноз.

Ковалев пожал плечами. Дурак — значит, дурак, со стороны, как говорится, виднее. Потом на несколько секунд задумался и спросил:

— А вот скажи, Семеныч, как ты думаешь — нам под силу тишком изготовить партию регенераторов?

— Не знаю, если честно. Я не уверен, что мы вообще сможем их производить — не факт, что на наших доках сохранилась соответствующая технологическая цепочка, а здесь уже давно забыли, как делается оборудование такого класса. Мы ни разу не пробовали их делать с нуля — только собирали из запчастей да из консервации выводили.

— Ясно. Тогда со следующим караваном ты отправляешься домой. У тебя, кажется, по плану отпуск? Вот и отдохнешь, а заодно пробьешь этот момент. Договорились?

— А почему именно я?

— Да потому, что ты лучше всех разбираешься в вопросах, связанных с производством оборудования. Вообще, в производственных вопросах ты разбираешься из нас лучше всех. А мне нужны регенераторы, хотя бы несколько штук, и тайно от остальных. И вообще, требуется медицинское оборудование имперского образца, по максимуму.

— Сделаем, не вопрос. Насчет регенераторов не гарантирую, но что-нибудь, думаю, состряпать сможем. А тебе это зачем?

— Помнишь, как мы набирали первые экипажи? Да помнишь, недавно же было. Брали больных, увечных, и возвращали им здоровье — и эти люди нам верно служат до сих пор. Имей в виду — этот ресурс еще далеко не исчерпан. Но нам нужно, чтобы это прошло мимо остальных. Понимаешь, верные люди, замкнутые именно на нас с тобой, не на имперское руководство, пусть и в нашем лице, а именно на нас.

— Понятно… Личная гвардия?

— Не совсем, но что-то вроде.

— Ладно, постараюсь сделать. Но многого не обещаю, сам понимаешь.

— А ты не обещай — ты сделай.

Шурманов кивнул, вновь почесал затылок:

— А не бежим ли мы впереди паровоза?

— Может быть. Но лучше перебздеть, чем недобздеть.

— Ну, оно так… Ладно, сделаю. Набирать только из России?

— Лучше да — по менталитету ближе. Можно из Белоруссии. С Украины… Даже не знаю. Вроде бы свои, конечно, но подходить надо с осторожностью — слишком уж часто они нас сливали. Хотя, конечно, народ-то ни в чем не виноват. Словом, западенцев не бери, слишком уж они хитрые, а с востока, думаю, набирать можно.

— Болгар? Югославов? Еще кого?

Югославов — смотри сам, болгар — ни в коем случае. Их благодарность общеизвестна[68]. Из остальных смотри, думай, решай, тебе на месте виднее будет, но — только во вспомогательные части, непосвященные в детали, и обязательно с мощной пси-блокировкой. Я тебе потом сброшу соответствующие программные блоки. А вообще, смотри по ситуации. И не бери никого с востока — что у арабов, что у китаез менталитет гнусный, да и вояки они… Так себе.

— Не дурак, понимаю. Ладно, на месте сориентируюсь. А из Европы кого?

— На твое усмотрение. Французов не бери и англичан.

— Ясненько. Американцев?

— Можно, но негров не надо. И вообще, к этим подходи с осторожностью.

— Сделаем…

И два заговорщика еще долго строили планы на будущее, не подозревая о том, что их защита от прослушивания, увы, несовершенна.


Глава 4


Корабль был красив. Впрочем, красотой отличаются все средства уничтожения, созданные людьми, главное, чтобы создавали их с любовью и знанием дела. Эстеты могут сколько угодно восхищаться абстракционистской живописью, или, например, предметами современного искусства вроде статуи из старых обо…ных унитазов, но на то они и эстеты. Большинство людей и на самих подобных эстетов, и на предметы их восхищения смотрят с усмешкой, иногда понимающей, иногда сочувствующей, иногда брезгливой, словом, гамма чувств самая что ни на есть широкая. Есть, конечно, нетленные ценности, картины Айвазовского, например, или некоторые романы Толстого, но таких не так уж и много. Да и то сказать, восприятие их со временем меняется. Взять, скажем, Рембрандта — с точки зрения современного человека картины его, в общем-то, так себе. Не будь он ПЕРВЫМ, не факт, что кто-то вспомнил бы его, но… Он успел раньше других и заслужил тем самым высокий ранг в земной культуре. Тем не менее, таких все равно немного и понимают их творчество далеко не все. В то же время трудно найти мужчину, которого оставит равнодушным скромное обаяние тяжелого танка или хищная красота боевого вертолета. Оружие — это та тема, которая человечеством освоена лучше всего, и лучше всего им воспринимается.

Вот так красивы были и имперские корабли — огромные, могучие, функциональные, увешанные гирляндами антенн и пирамидами огневых башен. Именно такой корабль предстал на миг перед глазами командиров двух старых крейсеров ровно через минуту после того, как истек срок выдвинутого империей ультиматума. Правда, насладиться зрелищем они не смогли, потому что их корабли моментально исчезли во вспышке взрыва — линкор "Империя" накрыл их одним залпом, даже не напрягаясь.

Вообще, первоначально была мысль обездвижить корабли противника и захватить их, но потом от нее отказались — риск для абордажников во много раз превышал выгоды от захвата столь сомнительных трофеев. В самом деле, эти крейсера были столь стары, что ремонт и модернизация их вылились бы в кругленькую сумму, а перспективы использования оставались неясными. И дело тут было даже не только и не столько в возрасте — в конце концов, в имперском флоте в свое время служили и корабли постарше — сколько в том, что принцип компоновки этих кораблей изначально был ущербным, не позволяющим проводить быструю и эффективную модернизацию.

Ну в самом деле, имперские боевые корабли строились по блочному принципу, подобному тому, что на Земле был реализован на компьютерах. Их корпуса и системы жизнеобеспечения и энергоснабжения рассчитывались даже не на века, а на тысячелетия. А вот со всем остальным было намного сложнее, интереснее и функциональнее.

Скажем, устарел радар, появилась новая, более эффективная и совершенная модель. Или вышел из строя, или поврежден в бою. Что делается на имперском корабле для того, чтобы его заменить? Да все очень просто — пригоняется корабль в док или на верфь, или даже швартуется к самоходной мастерской. Блок радара извлекается, для этого достаточно снять крепления. Вместо него вставляется другой блок, такой же, или с другой начинкой — неважно. Главное, что он такой же по размерам, имеет такую же систему соединений и просто и незамысловато ставится в соответствующее гнездо. Все, дешево и сердито. То же самое с орудиями, силовыми установками, да и вообще практически со всем оборудованием корабля. Унификация систем соединения блоков была одним из козырей имперских инженеров, именно благодаря ей корабли могли претерпевать бесчисленные и практически непрерывные модернизации без ущерба для прочностных характеристик корпуса. Нет, бывало, конечно, что новое оборудование ну никак не влезало в габариты старых, но это значило только, что инженеры, это оборудование проектирующие, оказались недостаточно квалифицированы и, как правило, после определенных жестких мер по отношению к ним, все начинало и влезать, и работать, как надо.

Конечно, обратной стороной такой унификации было усложнение и, соответственно, удорожание конструкции и уменьшение прочности корпуса, но первое вполне оправдывалось получаемой выгодой, а сохранение прочности было обычной инженерной задачей, которую имперские специалисты умели щелкать, как орехи. Пришлось научиться — ведь без такой стандартизации части систем корабли, конструкции и начинка которых и так отличались друг от друга, порой, принципиально, стали бы неподъемны ни для какой экономики.[69] Некоторые экономисты от флота требовали даже, чтобы конструкции корпусов и стационарные корабельные системы стандартизировались, и в чем-то были правы — это удешевило бы флот как минимум вдвое, однако на это никто не пошел — в первую очередь, многочисленные КБ, специализирующиеся на конструировании кораблей, имеющие собственные наработки и люто конкурирующие между собой. Каждое серьезное КБ имело свое лобби и во флоте, и в парламенте, поэтому согнать их вместе и подчинить кому-то было, по меньшей мере, утопично.

Ну а крейсера, которые сейчас были расстреляны главным калибром линкора, мало того, что представляли из себя совсем уж древнее барахло, так еще и были вещью в себе, для их модернизации требовалась полная перестройка. Смысл? "Лучше уж пусть артиллеристы потренируются в условиях, приближенных к боевым", решило командование — и не прогадало.

Крейсера, красиво взорвавшиеся на орбите и разлетевшиеся в результате на мелкие кусочки, не успели предпринять абсолютно ничего — линкор, пользуясь тем, что его противорадарная маскировка была крайне эффективна, сумел приблизиться к ним практически вплотную. Впрочем, повезло еще, что рядом нагло и неторопливо пролетал крупный астероид, пристроившись в тени которого линкор и вовсе преодолел часть маршрута в абсолютной невидимости для планетарных средств обнаружения. Образовавшиеся в результате его атаки облака мусора теперь частично продолжали свой полет по орбите, частично уже сгорали в атмосфере планеты, раскрасив ее небо красивым метеоритным дождем, а частично, получив ускорение от взрыва, летели куда-то прочь, в бесконечность. Что же, погибнуть в бою, пусть и таком вот, честь для любого боевого корабля — альтернативой является гнить на корабельном кладбище или "пойти на патефонные иголки"[70]. Хотя, возможно, экипажи крейсеров подобную точку зрения и не разделяли.

Однако на этом удачи имперского корабля кончились — на орбите планеты внезапно оказалось десятка два боевых спутников, небольшая, но хорошо вооруженная орбитальная крепость, да и с местной луны поднялись несколько звеньев перехватчиков — очевидно, там у них была база. Ну и понеслось!

Линкору особого вреда, конечно, все это сборище космического антиквариата причинить не могло. Не особого, если честно, тоже — он прикрылся силовым полем и принялся аккуратно отстреливать элементы планетарной обороны. Проблема была в другом. Задействовать на полную мощность свою артиллерию линкор не мог из опасения отстрелить половину планеты (большую или меньшую половину — это уж как повезет). Приходилось работать аккуратно, не торопясь, да еще и отбиваться от обнаглевших боевых ботов противника. На перехватчиках, впрочем, вовремя сообразили, что для линкора их пушки не страшнее комариного писка, и догадались атаковать транспортные корабли, которые, набитые под завязку десантом, как раз входили в систему.

Вот тут-то имперцы и взвыли. Собственные истребители линкора были сейчас готовы к старту, вот только комплекс подвесного вооружения был у них ориентирован на подавление наземной планетарной обороны. То есть ракеты, которые могут разнести зарытый на полкилометра вглубь планеты и прикрытый бронеплитами бункер у них были, а вот ракет, предназначенных для космического боя — нет. В принципе, поменять боевой комплекс — не проблема, но это, во-первых, время, а во-вторых, новые ракеты еще из арсенала подвезти надо. Арсенал же — один из наиболее защищенных отсеков линкора, и это преимущество порой может превратиться в слабость. Вот как сейчас, например — летная палуба расположена на периферии отсеков, под внешней броней, что логично. Арсенал расположен в центральном ядре корабля, что тоже логично. Но на линкоре-гиганте расстояние между ними составляет несколько километров, а ракеты кроме как подвезти еще надо из арсенала извлечь, погрузить, а потом, вот незадача, и разгрузить. Вроде бы немного времени и надо, но в бою и секунды лишней нет.

Правда, было несколько машин, которые ориентировались на прикрытие штурмующих, но, опять же, изначально их задача ставилась из расчета полного господства имперского корабля в космосе. То есть их вооружение предназначалось для боя в атмосфере и сейчас было столь же бесполезно, как если бы его не было вообще. Вот так небольшой тактический просчет, произошедший из-за традиционно слабой разведки, едва не привел к срыву всей операции и гибели так тщательно собираемых и лелеемых Ковалевым десантных подразделений. Достаточно сказать, что из трех транспортных кораблей один был полностью укомплектован земными десантниками, то есть нес три четверти всех землян-десантников, бывших в распоряжении адмирала. Сумей перехватчики добраться до них — и им всем был бы подписан смертный приговор. Вооружение, установленное на транспортах, было скорее средством психологической поддержки для их экипажей, чем реальным препятствием для вооруженных дальнобойными ракетами истребителей. И, пока линкор был связан боем на орбите, перехватчики имели неплохие шансы выполнить свой долг и защитить родную планету, предотвратив высадку имперского десанта. Конечно, это была бы лишь отсрочка — прислали бы другие корабли и других солдат, но все же, все же…

Спасли ситуацию пилоты истребителей линкора. Несколько человек, не спрашивая мнения начальства, просто сбросили с подвесок тяжелые ракеты (техники, убирая их в оружейные боксы, потом долго и изобретательно матерились) и стартовали, имея на вооружении только пушки. Один, правда, был тут же сбит огнем со спутника, но пилот успел катапультироваться и был принят на борт линкора. Остальные бросились в погоню за вражескими машинами и, в результате, пользуясь преимуществом в скорости и в маневренности, они смогли настичь перехватчики. Навязав им маневренный бой, смельчаки сумели продержаться до подхода наконец-то перевооружившихся товарищей. Несмотря на изначально подавляющее численное превосходство, перехватчики мало что смогли сделать с имперскими истребителями, а когда подоспели их товарищи, то секунды перехватчиков были сочтены. В результате транспорты уцелели, а имперские истребители отделались неприятными, но не смертельными пробоинами.

Правда, высадка десанта прошла строго по плану, хоть и с опозданием на несколько минут. Очистивший наконец орбиту линкор принял на борт истребители, а уже пятнадцать минут спустя они, спокойно и обстоятельно перевооруженные, обрушили на слабо вооруженные и не слишком хорошо подготовленные войска обороняющихся шквал огня и стали. Потеряв еще три машины (опять же без потерь в людях), имперские истребители продавили оборону планеты, и на посадку пошли десантные боты. Тяжелые, маломаневренные, но отлично защищенные и несущие мощное вооружение, они высадили десант в ключевых точках планеты. Сражение продолжалось несколько часов и, будь здесь солдаты только со вновь вошедших в состав реставрируемой империи планет, неизвестно бы, чем оно закончилось — все-таки численность десанта была невелика. Но против земных десантников, облаченных в имперские боевые скафандры и поддержанных танками имперского производства (их выпуск, равно как и выпуск истребителей по имперским технологиям, был уже неплохо отлажен, что позволяло не скупиться на технику) обороняющиеся были бессильны. Их войска просто раздавили, намотав на гусеницы, а штурмовики, уже традиционно расстреливающие с воздуха все, что движется, в клочья разнесли уцелевших. Естественно, кое-кто уцелел и попал в плен, и было их немало, но их быстро и организованно согнали в наспех организованные лагеря. Интересно, что охрану для лагерей смогли завербовать из местных, причем моментально, что в очередной раз наталкивало на нехорошие мысли о человеческой природе. Вся операция, включая полную оккупацию планеты и подписание капитуляции, заняла меньше недели, хотя и проводилась неспешно, показательно, чтобы соседи успели узнать и ужаснуться. Однако это была только первая часть операции, а параллельно ей проводилась вторая. На сей раз Ковалев руководил ей лично.

Наличие второй системы, подконтрольной местному правительству, действительно беспокоило адмирала. Он совершенно не был склонен наплевательски относиться к тому, чего не понимает — слишком часто подобное отношение приводило к гибели людей и в земной истории, и в истории империи. Поэтому адмирал и решил разобраться сам, здраво рассудив, что если его опасения беспочвенны и ничего особенного им найти не удастся — то и страшного ничего не будет, а если оправданы, то лучше уж ему находиться в центре событий. Именно поэтому, кроме своего флагмана, он прихватил еще "Удар" и три эсминца сопровождения. В результате его осторожности эскадра, обладающая выдающейся по местным меркам огневой мощью, не вломилась в систему, а аккуратненько вошла в нее, прикрывшись силовыми полями и замаскировавшись так, что обнаружение их было бы возможно, скорее, вследствие какой-то случайности, но уж никак не целенаправленного поиска.Предосторожность, как оказалось, была совершенно не лишней.

Внешнюю границу системы эскадра, правда, прошла без проблем, однако при приближении к единственной здесь планете земного типа начались сюрпризы. Для начала они нарвались на минное поле. Правда, мины были весьма допотопные — просто несколько тысяч пусковых установок с движками, позволяющими кое-как ползать внутри планетарной системы и, очевидно, стягиваться к месту боя, радарами для обнаружения потенциальных целей и простейшими блоками распознавания "свой-чужой". В случае, если объект оказывался чужим, по нему выпускались ракеты, до того времени мирно дремавшие в пусковых установках. Примитивно и относительно дешево, но для местных флотов весьма труднопреодолимо, а потому оптимально по классическом сочетанию "цена-возможности" — залп нескольких тысяч ракет в упор практически невозможно отразить.

Впрочем, эскадре Ковалева минное поле не угрожало просто потому, что радары, установленные на пусковых установках, были не в состоянии засечь его корабли. Однако, на всякой случай, все установки были в качестве целей распределены между артиллеристами кораблей. Предосторожность была совсем не лишней, что подтвердили все дальнейшие события.

Надо сказать, что Ковалева наличие минного заграждения не то чтобы удивило, сюрпризов он ждал, а насторожило. Минное поле, как ни крути, дешево лишь относительно — сами установки, конечно, стоят недорого, все то, что было замечено с имперских кораблей, по финансам в сумме тянуло едва на один не самый новый эсминец, но если вдуматься… Во-первых, местные ракеты — отнюдь не образец надежности и долговечности. Вся остальная техника, впрочем, тоже, поэтому необходимо судно, которое с риском (а как же — вдруг на какой-нибудь мине блок опознавания не сработает) для жизни будет производить техническое обслуживание и перезарядку мин. Во-вторых, их еще надо сюда доставить, а рейсы кораблей тоже стоят денег. Ну и в-третьих, мины — оружие не абсолютное. Если минное поле будет заблаговременно обнаружено, его протралят за считанные часы. Минное поле, непонятно зачем установленное у никому не известной планеты, стояло здесь явно не просто так, следовательно, артиллерийское прикрытие у него должно было быть — иначе терялся всякий смысл минной постановки. Плохо было то, что эскадра не могла пользоваться активными средствами обнаружения из боязни быть обнаруженной, однако за относительно короткое время даже имеющимися пассивными масс-детекторами удалось обнаружить не менее четырех искусственных объектов, два из которых были уверенно классифицированы, как орбитальные крепости. Однако и это было не все. Согласно всем канонам тактики, в состав оборонительной группировки просто должны были входить боевые корабли — в противном случае практически лишенные маневра орбитальные крепости рано или поздно будут подавлены, не имея возможности реализовать всех преимуществ стационарной позиции. Следующий этап поиска был уже целенаправленно ориентирован на обнаружение именно кораблей. И корабли были найдены — шестнадцать штук, размерами чуть меньше эсминца, они висели на низкой орбите, прикрытые крепостями от внезапного удара.

Возможно, было здесь и что-нибудь еще, но пока что обнаружить ничего не удавалось. Пришлось заняться наблюдением за планетой и, чем больше Ковалев разглядывал ее поверхность, тем больше ему это не нравилось. Наконец, вдоволь налюбовавшись, он вызвал по связи старших офицеров и мрачно сказал:

— Ну вот, похоже, это то самое, из-за чего на нас могут ополчиться все соседи. И, кстати, на этой почве они против нас могут начать дружить. Ну что, господа офицеры, как ваше мнение — стоит атаковать, или прикинемся ветошью и тихонечко слиняем?


Глава 5


— Может, прежде, чем вопрос задавать, объяснишь, что же мы все же наблюдаем? — спросил после недолгой паузы Сотников. Ну да, как же, без старпома никуда…

— Сергей, а ты что, в информатории только общий курс прочитал? Сверх необходимого минимума тебе ничего не интересно было? — съязвил Ковалев, и Сотников, несмотря на вспыльчивый характер, предпочел смолчать. Адмирал бил, что называется, не в бровь, а в глаз — увы, большинство офицеров по милой русской привычке не стремилось совершенствовать знания по учебникам, а предпочитала разбираться с возникающими вопросами на практике[71]. По принципу "попадется — там и разберемся, а нет — зачем зря напрягаться"… Ковалев никак не мог вбить им в голову, что лишние знания — никогда не лишние и что хотя теория без практики мертва, но практику с теорией совмещать — дело нужное. Кивали, соглашались, и забывали, едва выходили из адмиральского кабинета, так что адмирал уже отчаялся заставить их отдыхать не на диване кверху пузом, а в библиотеке. — Это, к вашему сведению, стандартная база Охотников.

Ну да, стандартная база. Таких много, сложно не наткнуться, если подумать. Только вот эта база, судя по ее внешнему состоянию, была вполне целой, не разграбленной и, очень возможно, функционирующей. Во всяком случае, с линкора внешних повреждений видно не было (а ведь аппаратура позволяла рассмотреть даже местных муравьев), а вот силовой купол над базой был вполне действующим.

Вообще, интересное явление были эти Охотники. В свое время, когда Вторая империя еще не была сильна, а вот агрессивные чужаки на границах водились в избытке, имперская служба безопасности и управление разведки флота заключили некое подобие союза. Да, это были конкурирующие структура, но в тот момент у руля были жесткие прагматики, ставившие интересы страны выше собственных. Тогда и родился странный симбиоз грубой силы и хитрой интриги, направленный на подрыв военной и экономической мощи соседних с империей государств.

Флот, разведслужба которого привыкла решать, по сути, лишь сугубо военные и исключительно тактические задачи, давал технику и людей составивших костяк экипажей, служба безопасности — информацию о состоянии тех или иных соседей, офицеров, умеющих мыслить не только тактическими и стратегическими военными категориями, а также то, без чего ни одна современная военная машина не в состоянии не то что функционировать, но даже и просто существовать. Иными словами, наиболее ценным вкладом СБ в намечающуюся авантюру были базы, на которых осуществлялись ремонт и снабжение кораблей, давался отдых экипажам, и которые превращались в неприступные цитадели в случае появления серьезного врага.

Естественно, базы эти строились не самой СБ — не та специфика, но СБ всегда имела сильные позиции во всех структурах власти и могла продавить финансирование, выделение необходимой техники и все остальное, что было затруднительно для самих вояк просто потому, что последние не смогли бы внятно сказать, на что это все ушло. А уж остальное был чисто техническим вопросом. При достаточном финансировании отстроить базы, провести ремонт списанных, но вполне боеспособных кораблей, пропиарить проводимые действия и сделать еще тысячу незаметных, но от этого не менее важных мелочей оказалось не такой уж и сложной задачей.

В результате от этого противоестественного союза родилось явление, получившее впоследствии название "охота". Соответственно, принимающих в нем самое непосредственное участие молва стала называть Охотниками или дичью — в зависимости от того, кто на какой стороне был. Естественно, не всегда это соответствовало истине — иной раз сами Охотники могли только мечтать о том, чтобы дичь не обратила на них внимания и не начала гвоздить их из главного калибра, но общая тенденция, тем не менее, прослеживалась.

По сути, все было крайне просто. Пиратство в космосе было всегда, и спецслужбы разных государств часто использовали пиратов в своих целях — и как "крышу" для секретных операций, и как наемников в делах деликатных, да и во многих других случаях, но Вторая империя сделала пиратство профессиональной и вполне государственной деятельностью. Ведь, по сути, Охотники и были пиратами или, точнее, каперами, действующими исключительно за пределами империи и наводящими ужас на торговые корабли соседей. При нужде от них открещивались, объявляя, что ни к каким таким Охотникам империя официального отношения не имеет, а до самих Охотников достаточно четко доводилась мысль, что попадать в плен весьма чревато. Те, впрочем, и сами к этому не стремились — понимали, что умирать придется долго и мучительно. Ну а неудобства компенсировались большими деньгами и еще большими моральными довесками по возвращении.

Базы Охотников располагались за пределами границ империи или, реже, на пограничных планетах, всегда необитаемых. Хорошие базы были, кстати, оборудованные по последнему слову тогдашней техники и способные не только принимать корабли, служить крепостью, арсеналом и базой снабжения и отдыха, но и обеспечивать ремонт кораблей любых классов. А впоследствии начали строить и модернизированный вариант этих баз, имеющих собственные стапеля и способные строить легкие корабли — классом до эсминца включительно. Ходили слухи, что на некоторых базах силами экипажей проводили модернизацию, позволяющую строить даже легкие крейсера, но достоверной информации по этому не было. Как правило, к базе прилагался собственный комплекс добычи и переработки, обеспечивающий мелкосерийное производство запчастей и позволяющий базе гарантировать и строительство кораблей, и ремонт любой сложности. Это делало базу полностью автономной, а если автономна база — автономен и флот, к ней приписанный.

С этих баз Охотники, имеющие на вооружении, в основном, все те же эсминцы, совершали дерзкие рейды, перехватывая корабли чужаков, нанося удары по их планетам, высаживая десанты… Они подрывали экономику вероятного противника, добывали ценную информацию, разрушали инфраструктуру — и все это без объявления войны. Правда, продолжалось это недолго — постепенно империя усилилась, ей уже не были страшны внешние враги, и примерно через сто тридцать-сто сорок лет нужда в Охотниках отпала. Вполне логично, что их расформировали. Некоторые, правда, расформировываться отказались — именно на основе таких вот не желающих вернуться к мирной жизни и сформировались впоследствии знаменитые имперские пиратские кланы, но это было позже, да и направлена деятельность кланов была, в основном, опять-таки вовне, и в результате империя хоть и не покровительствовала пиратам, но и не охотилась за ними целенаправленно. А базы Охотников, к моменту расформирования очень многочисленные и, в большинстве, морально устаревшие, было решено не ликвидировать — невыгодно это было с чисто финансовой точки зрения. К тому же, они располагались уже, в основном, в пределах империи — государство расширило свои границы. Теоретически опасности они не несли, и базы были попросту законсервированы, благо ресурс, заложенный в оборудование, позволял такие финты. К моменту, когда спустя сто с небольшим лет империя распалась, таких вот законсервированных баз было больше тысячи. Часть, правда, была разграблена — любителей поживиться на бесхозном имуществе во все времена хватало, да и пираты, многие из которых раньше на них базировались, постарались вывезти все ценное, часть баз, особенно старые, выработали свой ресурс окончательно и, лишившись силового купола после того, как навернулись генераторы или остановились реакторы, тихо догнивала. Еще несколько оказались на колонизируемых планетах и были демонтированы, но какое-то количество, несомненно, просто обязано было уцелеть. Вот одна такая база и была теперь перед флотом Ковалева и, похоже, в целости и сохранности. Во всяком случае, это было вполне реально — базы считались секретными, поэтому кому попало знать о них было не положено. Соответственно, специальному, направленному разграблению они не подвергались. Имперские спецслужбы, правда, не подвергали охотников за подобным антиквариатом сколь либо серьезным репрессиям, но и жизнь им облегчать не стремились. Соответственно, база вполне могла остаться неразграбленной. Но здесь…

Хорошо хоть, про Охотников Ковалеву никому и ничего объяснять не требовалось — в общих чертах с этим были знакомы все. Вряд ли кто-нибудь знал совсем уж мелкие подробности, вроде того, как знаменитый пират Бура-Бурнаса ограбил в течении пяти часов три богатейших каравана окраинной цивилизации Шлиттов, перевозивших сверхценное сырье для фармацевтики (это для людей оно было таким, а Шлитты его потребляли в качестве обычной пищи и продавали неохотно — самим не хватало) и тем самым обеспечил себе баснословное состояние, фармацевтической промышленности корпорации-заказчика — два года бесперебойной работы, дипломатам — головную боль, а самим Шлиттам — многочисленные жертвы на трех оставшихся без продовольствия колониях. Последнее, кстати, вызвало в Сообществе Шлиттов массовые волнения, голодные бунты, гражданскую войну и надолго ослабило давление со стороны этой молодой и динамичной расы на границы империи. Впрочем, возможно, кто-то и слышал про этого пирата — его биография послужила основой для десятков авантюрных романов. Ну а о десятках ему подобных вряд ли кто знал. Ковалев знал, потому что ему это было интересно, а остальные — вряд ли. Однако кто такие были Охотники знали, разумеется, все.

— Ты думаешь, Охотники? — в голосе Сотникова звучало недоверие. — Они же давным-давно стали практически легендой.

Остальные офицеры молчали. Судя по всему, они были солидарны с Сотниковым, но предоставляли ему право на правах старого товарища вести разговор с начальством. Ковалев пожал плечами:

— Уж больно характерная структура построек. Насколько я знаю, архитектура таких баз была разработана специально под нужды Охотников и специфику их деятельности. Да и потом, корабельный компьютер дает восемьдесят три процента совпадений. Остальное может быть соотнесено с особенностями местных условий — проекты индивидуально подгонялись под конкретные рельеф и климат.

— Погоди, но базы Охотников… Даже если ты прав, они, насколько я помню, жуткий антиквариат. Я молчу про то, что у нее давным-давно выработан ресурс и она в лучшем случае представляет из себя пустую бетонную коробку. Так почему ее так охраняют и почему из-за нее на нас могут ополчиться?

— Эта база — из последних серий. Это сразу не различишь, но посмотри на конструкцию воздухозаборников, а заодно на увеличенные ворота стапелей. Таких и было построено всего несколько. Ресурса у нее могло и хватить, если климат тут мягкий, без ураганов и прочей жути. А если последняя серия, то технологии, которые на этой базе реализованы, минимум лет на пятьдесят обгоняют те, что сейчас в ходу. Не мне тебе объяснять, что может сделать флотоводец, получив в свои руки оружие, на пол века превосходящее то, что есть у его врагов. Сильно подозреваю, что и для нас такой трофей был бы небезынтересен — хотя по сравнению с нашими доками этот комплекс и устарел, но все базы Охотников строились с учетом возможности быстрой модернизации. Думаю, мы могли бы привести ее в порядок и приспособить к строительству собственных кораблей или хотя бы к производству запчастей для них. Хотя и не факт, конечно, но попробовать однозначно стоит — вдруг получится.

— Не бьется. Ты подумай сам: эта база находится на территории государства, которое еле сводит концы с концами. Они не только не поднялись на этом, не завоевали соседей, но и не были ими завоеваны. По логике их давно должны были пристукнуть, а базу — отнять.

Чувствовалось, что Сотников спорит уже не потому, что не верит, а только лишь из врожденной вредности. Впрочем, времени было в избытке, местные системы обнаружения засечь эскадру не могли, и Ковалев решил подыграть.

— Не-а, как раз наоборот. Попади база в руки кого-то сильного — он точно попытался бы завоевать всех, но скорее всего его самого бы пристукнули соседи. Всем скопом, просто на всякий случай. Сразу же после того, как проведали, какое сокровище ему досталось. А ведь проведали бы — шила в мешке не утаишь. А так… База в руках слабого хозяина, которому физически не хватает средств для того чтобы ее использовать. Ну и пусть у него будет — хоть никому вреда не причинит. Вполне нормальная логика. Куча стран, примерно равных по силе, и каждый следит за соседями, чтобы, не дай Бог, кто-нибудь до сокровища не дорвался. Этакое равновесие. Приди сюда Диктатор — скорее всего, базу бы живо задействовали, но Диктатор оказался слишком далеко и мы его перехватили раньше. А нас они как угрозу пока не воспринимают — считают, что мы слишком далеко. Дебилы.

— Ну, тогда надо брать их за жабры и отнимать… Оружие, которое здесь можно наклепать, опасно?

— Думаю, да.

— Так чего ты ждешь?

— Во-первых, мы сразу получим в противники не отдельное государство, а действующую коалицию, хотя как раз их я не боюсь ни вместе, ни поодиночке. Но есть и во-вторых. Видите кораблики на орбите? Похоже, это не местное барахло, а вполне приличные торпедоносцы, как бы даже не на этой самой базе построенные. Если и торпеды на них с этой базы, то это уже опасно — защитное поле может и не выдержать. Во всяком случае, залповая стрельба со всех торпедоносцев вполне может проломить даже защиту линкора, а ведь у них там еще станции. Да и какие ракеты на минном заграждении я не знаю, хотя там, сильно подозреваю, обычные поделки местных кустарей-самоучек.

— Знаете, — вмешался в разговор старший механик и, по совместительству, супер. — Если у нас есть время, я хочу рассказать одну ситуацию.

— Валяй, — разрешил Ковалев. — Времени навалом.

— Я, когда на Земле отдыхал, ездил в Тайланд и там решил принять участие в соревнованиях по тайскому боксу. По Муай-таю. Думал, с нашей подготовкой это несложно.

— И что?

— Да там, если спортсмен не таец, или как их там, узкоглазых, называют, а принадлежит к какой угодно другой национальности, то ему что-то светит, только если он противника-тайца нокаутирует. Причем сразу нокаутирует. Ему зачтут все ошибки, а тайцу не зачтут ни одной, а если таец просто останется на ногах, ему все равно присудят победу, хоть ты его как грушу меси весь бой. Судейство такое. Так вот, я, когда это прочухал, в первом же бою одному грудину проломил так, что у этой обезьяны позвоночник треснул, а второму по башке дал, и у него череп в ребра провалился, как у черепахи.

— И что? — нетерпеливо прервал его Ковалев. — Мы о твоих подвигах как-то слышали уже, ты давай ближе к делу.

— А ближе к делу… Словом, после того, как я судьям сказал: или судите честно, или я всех подряд так класть буду, они моментально стали судить по правилам, а не по национальности. Это я к тому, что дрессировке поддаются все — думаю, местные не исключение. Здесь наверняка собраны наиболее боеспособные подразделения в этом секторе пространства. И если мы их сейчас в клочья разнесем, то остальные моментально поймут, что когда им говорят "равняйсь", они должны равняться на того, на кого мы им укажем, а не спрашивать, что они с этого будут иметь.

— Логично… Дрессировке, говоришь, поддаются? Значит, стоит попробовать. А что остальные думают?

— Я - за, — немедленно откликнулся Сотников. — Раз уж пошла такая пьянка, то незачем тянуть резину. Да и на базе, глядишь, что-нибудь интересное найдем. А если нападем внезапно, то разнесем их защиту прежде, чем они глаза протрут.

— Я тоже… Тоже… Тоже…

Словом, все оказались "за" при одном воздержавшемся. Главный артиллерист флагмана воздержался — впрочем, он всегда воздерживался, редкостно нерешительный был человек, хотя в бою не подводил никогда. Когда надо было стрелять, он действовал с редкостным хладнокровием, а когда бой заканчивался, вновь превращался в обыкновенного растяпу и тюфяка.

Словом, офицерское собрание мысль об атаке одобрило, на других кораблях их поддержали, благо связь поддерживалась непрерывно и народ был в курсе событий, и пять минут спустя эскадра начала аккуратный маневр сближения. Увы, противника имперцы вновь недооценили и бой этот начали не они…


Глава 6


Успех абсолютно любого предприятия зависит от огромного числа факторов, причем неправы те, кто считает, что чем масштабнее предприятие — тем большее количество факторов оказывает на него свое влияние. Нет такой зависимости, например легкий ветерок, дующий во время марш-броска огромной армии вряд ли может оказать влияние на результат этого самого марш-броска. В то же время, тот же ветерок может испортить снайперу прицельный выстрел. Однако кто сказал, что снайпер не будет целиться в голову руководящего той же армией генерала? Словом, факторов множество, и зависимость результата от них не описать никакими уравнениями, но, тем не менее, их можно, пусть и грубо, разделить на те, что от нас зависят и те, что от нас не зависят никаким боком и существуют сами по себе. И, зная это, тем обиднее, если что-нибудь наворачивается из-за пресловутого "человеческого фактора".

В данном конкретном случае "человеческим фактором" оказалась природная растяпистость одного из механиков на базе, который, проводя обслуживание кораблей перед полетом, тупо не закрепил броневую заслонку, прикрывающую в походном положении пневмокомпенсатор гидравлической системы привода вспомогательных механизмов. Даже не то чтобы не закрепил, а, что называется, не дотянул болты. Так механики на автосервисах, бывает, недотягивают болты на колесах — просто забывают, а потом владелец авто, ощупывая (если повезет остаться в живых) шишку на лбу, гадает, почему вдруг оказался в кювете. Разгильдяйство, как оказалось, относится не только к работникам отечественного автосервиса, но и к жителям иных планет, то есть это — черта интернациональная. Лечится она, кстати, запросто, урановые рудники — панацея от многих болезней, но, увы, разговор с разгильдяем и саботажником (а еще, возможно, чьим-нибудь шпионом, неважно, настоящим или мнимым — иногда государству нужны шпионские истории, и грешно не воспользоваться случаем) состоялся не до, а после описываемых событий.

Итак, маленькая огреха в работе механика… Ничего смертельного, кстати, нагрузок крепление, как правило, не испытывает, поэтому вроде как и не опасно. Однако цепь случайностей получила первое звено и, в точном соответствии с законом всемирного свинства, начала расти и удлиняться. Для начала старший механик эсминца, на котором, в общем-то, и произошел инцидент, уже давно распределил обязанности и, занимаясь контролем за основными узлами, обслуживание вспомогательных механизмов переложил на плечи помощников. Правильно сделал, кстати, эсминец — штука большая и все контролировать никаких рук не хватит. Однако цепочка продолжала растягиваться, и вот уже младший механик, отвлекшись на работу, которой у механиков всегда в избытке, стал контролировать большую часть узлов, полагаясь на датчики и киберов-контролеров. Тоже никакого нарушения, кстати, в этом не было, нормальная процедура, но лишенный непосредственного, визуального контакта с оборудованием, механик, естественно, не мог обнаружить слабо закрепленную заслонку. Однако надо же было случиться тому, что гидравлика дала течь, причем четко в районе пневмокомпенсатора. Словом, прежде, чем успели принять меры, поток кипящего масла под давлением примерно в две тысячи атмосфер ударил в эту самую заслонку. Пробить металл, рассчитанный как раз на эту нагрузку, он не смог, но ослабленное крепление не выдержало и заслонку вышибло внутрь коридора, мгновенно заполнившегося едким туманом из распыленного масла, а следом за ней (заслонка была большая) вылетел и сам компенсатор, вырванный чудовищным давлением из креплений.

К счастью, никого в тот момент в коридоре не было, автоматика быстро перекрыла утечку и результатом аварии, теоретически, могла стать только блокировка шлюзовых камер правого борта, впрочем, кратковременная, поскольку немедленно запустилась аварийная система, да и целая бригада киберов-ремонтников устремилась к месту аварии. Но, увы, цепь случайностей продолжала расти, как снежный ком.

Компенсатор, здоровенная пустотелая болванка из высокопрочного титанового сплава, вылетел через отверстие, оставленное вырванной заслонкой. Будь заслонка на месте, никуда бы он не вылетел, но вот вылетел же. Вылети он точно в дыру — ударился бы о противоположную переборку и упал бы, оставив на ней, в худшем случае, вмятину, но — не сложилось. Вылетая, компенсатор зацепил за самый краешек отверстия, и это почти не лишило импровизированный снаряд энергии, зато чуть заметно изменил его траекторию. В результате компенсатор, пролетев всего на четверть метра больше, впечатался аккурат в досмотровый лючок электросети и, проломив его, разворотил кабель-канал, который был штукой совсем даже небронированной.

В результате оборванными оказалось не меньше десятка проводов и, хотя все системы неоднократно дублировались, цепочка случайностей продолжала расти и развиваться. Один из проводов отвечал за мелкий датчик в системе охлаждения реактора, точнее, за передачу данных от него к главному компьютеру эсминца. В результате появившегося при обрыве кабеля сбоя произошло экстренное переключение системы с основного на резервный канал, и все бы ничего, но надо учесть, что эсминец шел в режиме маскировки, а это требовало огромного количества энергии. В результате реактор, работающий на пределе, не мог обеспечить резерва энергии и, как следствие, возникла вполне закономерная проблема — при скачкообразном переключении режимов защита выключилась. Буквально полсекунды эсминец был различим на экранах радаров, но этого хватило, ибо наложилась еще одна случайность.

Все дело в том, что еще со времен Первой империи люди не пользовались искусственным интеллектом. Ну не строили они иск-интов, потому как имели крайне негативный опыт общения с возомнившими о себе слишком много микросхемами. Урок первой и последней войны человечества с компьютерами даром не прошел, и даже во Второй империи он не забылся. Компьютеры навсегда лишились свободы воли, поэтому в командных пунктах сидели операторы, и нажимать или не нажимать кнопку пуска ракет зависело от людей, а не от бездушных железяк. И, соответственно, сейчас за пультом тоже сидел живой человек.

Следующая случайность — оператор бдил. Вообще-то многие на посту если и не спят, то, во всяком случае, относятся к своей работе с ленцой, особенно на такой вот синекуре, в точке, где уже десятки лет страшнее случайного астероида ничего не пролетало. Но данный конкретный индивидуум занимался своей работой самозабвенно — он только что получил жестокий втык за то, что не начистил ботинки до требуемого штабными умниками зеркального блеска и, зная, что сержант крут, не рисковал попадаться ему на карандаш еще раз. Сержант их славился тем, что всегда держал слово, и раз он пообещал, что за следующее прегрешение виновный пойдет драить сортиры — значит, так оно и будет. Оператор в свое время по молодости да по неопытности сортиры драил — все новобранцы через это проходят и, наверное, во всех армиях всех миров. Хоть и говорят, что повторенье — мать учения, но как раз повторения пройденного ему не хотелось. Вот и бдил не отвлекаясь, и успел увидеть на экране монитора короткую, но четкую засветку. А дальше — вновь случайность.

Что сделал бы компьютер? А он бы или счел засветку случайным сбоем, потому что вот она есть — а вот ее нет. Нелогично. Или он бы навел на ту точку все радары и начал бы плотно сканировать пространство — безо всякой, кстати, надежды на успех. Впрочем, возможно, он запустил бы и поиск в оптическом диапазоне, но на такой дистанции оптика практически бессильна. Хотя, конечно, возможен и третий вариант. Если бы компьютер имел вконец параноидальную программу, в направлении подозрительного места выпустили бы пару ракет, которые, со своими примитивными системами наведения, тоже бы ничего не нашли. Все.

Но человек предпочел доложить по команде. И, вот незадача, доклад дошел до некоего полковника, бывшего сменным командиром орбитальной оборонительной группировки, который, опять совпадение, оказался серьезным профессионалом и был в курсе, что в секторе орудует эскадра кораблей имперской постройки. И, вот ведь снова незадача, человек этот имел представление о том, на что способны имперские системы маскировки. А также он знал, на что способен один единственный имперский линкор, вздумай он открыть огонь. И потому он решил перестраховаться и, если что, иметь возможность открыть огонь первым. Вполне логичный и профессиональный подход, кстати. Но все это выяснилось уже позже, равно как и то, какие действия этот самый полковник предпринял.

А действия были, кстати, не то чтоб оригинальные, но, тем не менее, удачные. Вместо того, чтобы объявлять тревогу, запускать сканирование пространства и начинать разворачивать орудийные башни, полковник решил не предпринимать демаскирующих действий, а просто привести в боевую готовность артиллерию баз, прогреть реакторы на висевших под ними кораблях (а это были, надо сказать, торпедоносцы, построенные на этих самых верфях по старой имперской технологии) и очень медленно, буквально по одной, разворачивать пусковые установки минных заграждений в сторону предполагаемого местонахождения эскадры. Заодно уж были приведены в боевую готовность спутники, висящие на орбите. От них, конечно, большой помощи не ждали, но кто знает — вдруг и их слабенькое вооружение на что-то сгодится. Ну и последней в цепи случайностей было то, что инцидент, на который и сами-то имперцы не обратили внимания, произошел в самом начале дрейфа и, в результате, полковник успел завершить приготовления к тому моменту, когда Ковалев принял решение атаковать.

Как следствие, когда имперская эскадра начала маневр и запустила двигатели, их слабый фон был моментально уловлен пассивными радарами, которые аккуратно следили за космосом. Для полковника это был сигнал, что вот оно, началось. Надо отдать должное, он пошел на риск, не поставив в известность вышестоящее начальство, но риск, что это самое начальство что-нибудь сотворит, перевешивал те проблемы, которые полковник поимел бы в случае ошибки. И потом, он всегда мог грамотно отбрехаться — сказать, например, что решил провести внеплановую тренировку экипажей. Вполне логично и, разумеется, неподсудно.

Все дело в том, что большая часть офицеров, не те, конечно, что просто отсиживают свой срок на работе, как примитивный офисный планктон, а более честолюбивые, стремящиеся сделать карьеру, довольно четко делятся на две группы. Причем и штабные офицеры, увешанные аксельбантами и не выходящие из штаба дальше курорта, и суровые звездолетчики, годами не выходящие из бронированных коробок своих кораблей и станций и почерневшие от космического загара, относятся к этим группам совершенно одинаково.

Первая группа — это молодые, стремящиеся всеми силами пробиться вверх и готовые поставить на кон все что угодно, даже собственную жизнь. Боевые офицеры из этой группы стараются попасть на корабли, которые постоянно в походах — там можно выдвинуться, быстро пройти по служебной лестнице и занять капитанский мостик. А капитан пусть даже и сторожевика — это шанс, тут можно выдвинуться и, при небольшой удаче, стать командиром корабля покрупнее или, сменив коня, сесть в штаб. Впрочем, штабные офицеры со страшной силой интригуют среди себе подобных, одновременно пытаясь попасть в команду какого-нибудь рвущегося к вершине старшего офицера или адмирала, причем многие готовы в любой момент бросить своего благодетеля, чтобы примкнуть к кому-либо более перспективному.

Вторая группа — это те, кто уже чего-то достиг. Эти, как правило, тоже ползут наверх, но у каждого генерала сидит подленькая мыслишка: "а вдруг я сделаю, что-то пойдет не так и…". Нет у них прежнего задора, слишком многое они теряют в случае неудачи. Поэтому генералы-адмиралы, люди в высоких чинах склонны перестраховываться, согласовывать каждый шаг… Не все, конечно, некоторые могут действовать быстро и решительно, особенно из боевых, получившие свои погоны на мостике корабля или в боевом скафандре, шагая по враждебной планете. Увы, таких мало, большинство высоких постов занимают выходцы из штабов, мастера интриги, но не мастера рукопашной.

Итак, как здраво рассудил полковник, если он доложит о своих подозрениях наверх, возможны два варианта: или ему скажут, чтобы не морочил голову, или начнутся бесконечные согласования, путаница, взаимоисключающие приказы и прочие прелести застигнутого врасплох генштаба. В результате как следует провести подготовку к атаке не удастся, зато имперцы, если это все-таки они, поймут, что их обнаружили и, если это одиночный корабль-разведчик, уйдут, а если что-нибудь посерьезнее, атакуют сами, причем атакуют неподготовленные позиции, используя все преимущества внезапной атаки. С учетом подавляющего технического и военного превосходства имперских кораблей, это будет означать смертный приговор обороняющимся.

Возможно, знай полковник, какие силы стянул Ковалев для атаки планеты, он бы не стал дергаться. Храбрость храбростью, но совсем голову терять не стоило — даже один линкор смог бы расколоть планету, как гнилой орех, бывали прецеденты. Последний, кстати, совсем недавно, и новость об этом уже давно успела разнестись по окрестным государствам. Но и не раскалывая планету, огневой мощи линкора вполне хватало для того, чтобы аккуратно и не слишком торопясь расстрелять орбитальную группировку. Тем более два корабля линейного класса — это уже была сила, перед которой стоило просто разбегаться и молить богов, чтобы тебя не заметили. Полковник не был самоубийцей и, возможно, так и поступил бы, но у него оставалась надежда, что это всего лишь эсминец или крейсер. С таким кораблем у него был шанс справиться и, надо признать, шанс неплохой.

Рассуждения полковника были вполне логичны: если уж появился ударный флот, то он скрываться не будет. Подойдет, расстреляет издали оборонительные сооружения, а потом высадит десант. В то же время легкие корабли, пришедшие для разведки, как раз и должны скрываться, а раз так, то надо их долбать, пока возможность есть. Правда, оставалась возможность, что основные силы имперской эскадры ошиваются где-то неподалеку, но полковник считал, что это маловероятно.

Все правильно, только вот не учитывался тот самый вариант, который Ковалевым реализовывался. А именно то, что решение по планете еще не принято и потому разведка совмещается с переброской флота. Вообще, тактически маневр не слишком грамотный, зато оказавшийся полной неожиданностью для обороняющихся, но это все выяснилось чуть позже, а пока они готовились и ждали. И дождались — как только заработали двигатели, имперские корабли обнаружили себя. Конечно, не высматривай их кто-то специально, обнаружить запуск двигателей было бы невозможно, но в том-то и дело, что поиск велся и запуска этого ждали давно.

Полковника подвело то, что маскирующие поля очень сильно искажали энергетический след кораблей. Тем более что корабли шли достаточно компактной группой и, в результате, с ходу определить, сколько двигателей были запущены практически одновременно, не представлялось возможным. И тем более за те несколько секунд, которые оставались у полковника. Хотя, конечно, в остальном он поступил вполне грамотно — четко определил местонахождение цели, на основании следа, оставленного кораблями при развороте, точно предугадал новый курс, выдал целеуказание и удачно распределил огонь имеющихся в его распоряжении боевых систем. Увы, к его глубокому разочарованию и, соответственно, радости имперцев, в оценке противника он все же ошибся. Ну и результат был закономерен, хотя начало, стоит признать, было впечатляющим.

Первыми стартовали ракеты из пусковых установок минных полей. Это было старое барахло местного производства, которое вряд ли могло прорваться через заградительный огонь имперского корабля и уж тем более не могло причинить вреда его силовому полю, зато ракет было много и они должны были отвлечь внимание имперских артиллеристов. Затем, с задержкой в две секунды, были выпущены ракеты с боевых станций, затем стартовали торпедоносцы и последними ударили орудия орбитальных крепостей и спутников. Все было четко рассчитано — выпущенные ими порции огня, металла и излучения должны были достичь предполагаемого корабля-разведчика одновременно и прорвать его защиту, нанеся повреждения, а торпедоносцы или добить поврежденный корабль, или высадить на него абордажные группы. И каковы же были охватившие всех удивление и ужас, когда маскировочные поля вдруг исчезли и перед обороняющимися предстала имперская эскадра во всей своей красе. Прошу, как говорится, любить и жаловать.


Глава 7


Сигнал тревоги прозвучал во всех отсеках линкора одновременно. Конечно, можно было обойтись и без этого звенящего грохота, все равно на тактические дисплеи всех членов экипажа сбрасывалась вся необходимая информация, а уж информация о том, что корабли атакованы, по определению обладает высшим приоритетом. Однако есть, наверное, что-то в звуке, призывающем в бой — и наши предки, разбегающиеся по местам под свист боцманской дудки испытывали наверняка те же эмоции и тот же приток адреналина в кровь, что и экипажи имперских кораблей. И для всех людей, родившихся под любым солнцем, под любым небом этот звук является на генетическом уровне впаянным сигналом к тому, что сейчас, возможно придется умирать, но не сдаваться и быть готовым к тому, что за их спинами сейчас их родные, которых надо защитить невзирая ни на что. То, что сейчас экипажи имперских кораблей сами были в какой-то степени агрессорами, ничего не меняло, главное — психологический настрой.

Атака планетарных сил на имперскую эскадру практически совпала по времени с моментом начала маневра и застала имперцев практически "со спущенными штанами". Трудно представить себе более неудобную позицию — на небольшом расстоянии от планеты, где ее гравитационное поле пусть несильно, но сковывает маневренность, среди большого количества мелких астероидов, которые тоже мешают маневрировать, причем куда существеннее, чем планета. Плюс ко всему, эскадра находилась на дистанции эффективного огня всех имеющихся в распоряжении обороняющихся систем вооружений и, вдобавок, в самом центре его глубоко эшелонированной обороны. Это не давало никакой возможности использовать обычную тактику расстрела вражеских кораблей с большой дистанции и, вдобавок, вообще сильно нивелировало технологическое превосходство имперских кораблей. В такой ситуации на полном серьезе появлялся шанс и самим схлопотать полновесную плюху. Словом, тяжко.

Имелись, правда, и положительные моменты: атака началась практически со всех направлений — это был, конечно, минус, но, с другой стороны, и имперские корабли могли использовать почти сто процентов своих орудий. Тут уж не "батарея правого борта — огонь!", когда значительная часть артиллерии не может принимать участия в сражении из-за того, что ее орудия смотрят в противоположную от противника сторону. Ну и вторым положительным моментом было то, что корабли, находившиеся на момент атаки в атмосфере, были вполне в пределах досягаемости орудий имперских кораблей — а это давало шанс сбить их раньше, чем они успеют наделать бед.

Впрочем, имперские корабли бой начали отнюдь не со стрельбы. Бой они начали с того, что отключили системы маскировки — толку от них, раз корабли уже обнаружены, было немного, а энергию они поглощали просто в неимоверных количествах. Жаль, конечно, целиться противнику они в любом случае мешали, но все-таки защита была важнее, и компьютер корабля, повинуясь заложенному в него алгоритму, сам, не дожидаясь команды с мостика, перераспределил энергетические потоки. Теперь в первую очередь снабжались энергией силовые поля и орудия кораблей. Действие это было своевременным — силовое поле не набирает мощь мгновенно, ему требуется время. Немного, всего несколько секунд, но требуется и, помедли тактический компьютер еще пару секунд, последствия могли бы быть плачевными.

На дисплеях это, кстати, красиво выглядело — тысячи огненных стрел, одновременно потянувшиеся из разных точек пространства в сторону имперских кораблей. Впрочем, и они не остались в долгу — орудия, заранее наведенные на установки минных полей, дали залп незамедлительно. Ковалеву повезло, что он отдал приказ заранее. Теперь это экономило такие дорогие в бою секунды и, вдобавок, позволяло предотвратить последующие залпы. Ну и фактически сводило не нет опасность поражения кораблей старыми ракетами местного производства. А после первого залпа артиллерия кораблей открыла беглый огонь "по готовности" — уж больно разным было время залпа орудий разных калибров и систем.

Прелесть ситуации заключалась в том, что пусковые установки, составляющие, в общем-то, минное поле и несущие, в зависимости от модели, от шести до десяти ракет, не могли выпустить эти ракеты одновременно. Между залпами проходило не менее двух секунд — иначе ракеты рисковали подорвать друг друга, едва сойдя с направляющих рельсов. При этом установки минного заграждения были доставлены сюда в разное время, относились к разным классам и даже разным поколениям, и потому после первого залпа стрельбы начиналась уже вразнобой. Все это привело к тому, что полновесный залп был только один, а второй успело дать не более четверти установок — и все, после этого имперские корабли как будто взорвались. Во всяком случае, именно так выглядел одновременный залп всех орудий, и менее чем через секунду посланные ими снаряды достигли цели — пусковые установки накрыл выпущенный линкорами огненный смерч, моментально оставивший от них лишь воспоминания.

Однако и выпущенные уже ракеты представляли немалую угрозу — в первую очередь, своим количеством. Ядерные боеголовки ракет были не слишком мощными — в переводе на земные мерки что-то около десяти-пятнадцати килотонн. С учетом того, что в космосе отсутствовал один из основных поражающих факторов ядерного взрыва — ударная волна — попадание одной или даже десятка таких ракет не могло нанести смертельных повреждений тяжело бронированной, многокилометровой туше линкора. Хотя тут уж, конечно, как повезет — близкие взрывы могли повредить, например, двигатели кораблей, снизить их скорость и маневренность и пусть не уничтожить линкоры, но сорвать операцию. Ракеты, правда, были достаточно тупыми и легко сбивалось зенитными турелями имперских кораблей — маневрирование не было сильной стороной этого типавооружения. Дешевая конструкция, в которой ставка была сделана не на точность и способность преодоления защиты кораблей, а на массовость применения. Проблема была не в тактических характеристиках ракет, а в том, что из нескольких тысяч хоть какое-то количество достигнет цели и, если линкоры им могут оказаться и не по зубам, то уж эсминцы-то точно такого удара не выдержат.

Хотя, конечно, все это теория — на практике дело обстояло совсем иначе. Имперские корабли, в отличие от кораблей местного производства, несли мощнейшие силовые поля, способные уверенно выдерживать энергию не слишком мощных взрывов местных поделок, к тому же никто не ожидал, что здесь окажутся линкоры. В результате "мозги" ракет были настроены на захват наиболее массивных целей, вследствие чего главной мишенью для них стал "Удар". Огромный линейный крейсер, самый большой корабль эскадры, принял на себя основную тяжесть атаки, и это было большой удачей для имперцев. Конструкция корабля была облегченной, броня — достаточно тонкой, но для компенсации этого недостатка генераторы силового поля были воистину сверхмощными, мощнее даже, чем установленные на "Империи", да и зенитное вооружение корабля было великолепным. Ничего удивительного, оно ведь предназначалось для борьбы с куда более совершенными противниками.

В общем, сквозь недостижимо плотный для нынешних кораблей заградительный огонь прошло не больше трех десятков ракет, из них более двадцати или сгорели в силовом поле "Удара", или бессильно взорвались при контакте с ним — сработали системы подрыва, которые, теоретически, близкими взрывами должны были в подобной ситуации перегрузить силовое поле и пробить в нем дорогу к атакуемому кораблю. В данном случае тактика не сработала совершенно — поле выдержало удар даже не слишком напрягшись. Еще четыре ракеты так же бесславно погибли при атаке "Громовой звезды" и две пришлись на долю эсминцев. С тем же результатом.

Если быть честными до конца, то местное оружие не выдерживало никакой критики. На Земле, несмотря на то, что история создания вооружения там была куда более короткой, боеголовки производились куда лучшие. Да, электроника была послабее, да, носители похуже, но сами боеголовки были и мощнее, и компактнее. Видимо, гены, оставленные землянам в наследство учеными Первой империи, заставляли людей совершенствовать именно оружие, находя в этом своеобразную эстетику. Во всяком случае, хотя земное вооружение и уступало имперскому (что неудивительно), на постимперском пространстве было бы вполне конкурентоспособным. И слабость местного оружия сейчас играла на руку имперцам.

Действия минного поля, несмотря на всю их грамотность, оказались бесполезными — ему не удалось выполнить даже функцию отвлечения внимания и огневой мощи имперских кораблей от остальных участников схватки. Нет, конечно, не будь здесь линкоров все бы сработало, но сейчас игра пошла фактически в одни ворота и, в рекордно-короткое время сметя минное поле, эскадра во всеоружии встретила поток ракет, идущих к ней со стороны планеты.

Эти были уже поопаснее, к тому же кроме них в сторону имперских кораблей летели плазменные сгустки, лучи лазеров, разогнанные до немыслимых скоростей металлические болванки и прочие смертоносные гостинцы с боевых орбитальных станций. Одновременно висящие на низкой орбите торпедоносцы начали маневр выхода за пределы гравитационного поля планеты, а из открывшегося за рекордно-короткое время стартового колодца на базе вверх полез самый настоящий тяжелый крейсер, причем имперской постройки. Старый, конечно, и не первой свежести — никакая краска не могла скрыть того, что на корпусе корабля немало заплаток, но все же это был полноценный боевой корабль. Похоже, база была не только из последних — она была еще и модернизирована и как минимум могла принимать и ремонтировать корабли достаточно высокого класса. Это, с одной стороны, говорило о правильности решения по ее захвату, но, с другой, возникал вполне закономерный вопрос: какие же еще сюрпризы она преподнесет?

Та или иначе, гадать пока не было смысла — необходимо было решать проблемы по мере их возникновения. Поэтому линкоры незамедлительно разделили цели. "Удар" начал достаточно ленивую перестрелку с орбитальными боевыми станциями, "Громовая звезда" же открыла плотный огонь по набирающим ход торпедоносцам и взлетающему крейсеру. Ковалев рассудил, что станции никуда не денутся. Смести их с орбиты можно и позже, хотя бы даже и разорвав дистанцию, а вот торпедоносцы вполне могут добавить огонька. Силовые щиты и так буквально содрогались от многочисленных попаданий — имперские корабли практически не имели сейчас возможности маневрировать и почти все выстрелы противника шли в цель. Хорошо хоть лазеры из-за расстояния оставались практически безвредными, но все остальное как минимум портило нервы. Поэтому, чтобы избежать увеличения нагрузки на защиту, линкор и обрушил свою огневую мощь на лишенные пока что скорости вражеские корабли — проще бить их на взлете, чем в маневренном бою. Однако, помимо кораблей, с планеты начали взлетать многочисленные противокорабельные ракеты наземного базирования. Похоже, защита базы оказалась более серьезной, чем Ковалев мог себе даже представить. Во всяком случае, теоретически такие ракеты могли представлять не слишком новому линкору опасность. Пришлось сосредоточить часть огня еще и на них, что тоже было не самым лучшим в бою — распыление ресурсов ни к чему хорошему никогда не приводит. А ведь и торпедоносцы, которые тоже несли орудия, и крейсер, не ставший дожидаться момента выхода из атмосферы, уже открыли огонь, причем залпы их орудий даже сейчас были едва ли не серьезнее тех, что вели огонь с орбитальных станций.

Эсминцы тем временем заняли позицию позади линкоров, прикрываясь от огня с планеты их силовыми полями и тяжелыми броневыми корпусами. С другой стороны — а куда еще им прикажете деваться? Эсминцы — не штурмовые корабли, их стихия открытый космос, а не борьба с орбитальными крепостями. Кстати, крепости по виду и конструкции сильно отличались друг от друга — похоже, оборону планеты строили всем миром. Опять же, никто не знает, что в них напихано, поэтому эсминцы и прикрылись броней старших собратьев, осуществляя контроль задней полусферы и прикрывая их от внезапной атаки с тылу. Конечно, линкорам последнее и самим было под силу, но раз уж есть возможность — надо ею пользоваться. В особенности с учетом того, что в азарте боя не только юные лейтенанты, но и поседевшие на мостиках командиры кораблей часто склонны увлекаться и переставать замечать то, что происходит вокруг.

Ничего удивительного, что с эсминцев первыми заметили новую опасность. Из-за планеты, почти по краю атмосферы, до последнего прикрываясь ею, как щитом, вышло больше трех сотен истребителей — небольших, слабо вооруженных, имеющих малую дальность, но маневренных и быстроходных. Это, кстати, было крайне неприятно — Ковалев даже пожалел, что не прихватил с собой в этот рейд авианосец. В совокупности, объединенная авиагруппа эскадры численно всего втрое уступала силам обороняющихся, но, на деле, истребителей и не уступающих им по боевым возможностям разведчиков было всего пара десятков, остальное — тяжелые штурмовики, десантные и транспортные боты, мало или вообще неприспособленные к маневренному бою. При пятнадцатикратном численном перевесе, да на коротких дистанциях, у обороняющихся были все шансы уничтожить истребительную группу эскадры, а потом сожрать тихоходные транспортные машины без гарнира. Последнее, вдобавок, ставило под сомнение успех всей операции — что толку захватить контроль над орбитой, если десант на планету высаживать будет не на чем? Можно, конечно, посадить один из линкоров — но это немалый и неоправданный риск. А самое противное, что имперские истребители, даже выйди они навстречу противнику, скорее помешали бы — сейчас зенитки кораблей могли вести огонь, не обращая внимания ни на какие помехи, а при наличии в космосе своих машин при постановке заградительного огня пришлось бы это учитывать.

Еще одним паршивым моментом было то, что на вооружении этих планетарных истребителей были лазеры. Силовое поле, защищающее корабли от большинства средств поражения, было бессильно против лучевого оружия, действующего в оптическом диапазоне. Конечно, восьмимегаваттный лазер импульсного действия не представлял серьезной угрозы для корпуса линкора, и даже броня эсминца была для него непрошибаема, но зато такой лазер мог серьезно повредить не защищенные броней надстройки. А лишиться в бою антенн значило оглохнуть и ослепнуть, да и зенитные турели, не прикрытые тяжелой броней, тоже могли быть изрядно прорежены. Остаться же без средств наведения и зениток в преддверии вполне реальной пока еще торпедной атаки было перспективой малоприятной. Впрочем, до зениток вражеским истребителям еще надо было добраться — в первую очередь, пройдя через их же огонь.

И зенитки этот огонь, естественно, открыли, благо силовое поле имело одностороннюю проницаемость. В сторону истребителей полетели порции высокотемпературной плазмы, пучки разогнанных до высокого сверхсвета протонов, и самое страшное оружие ближнего боя — вольфрамовая шрапнель. Куча маленьких, с дробинку, шариков, разогнанная до колоссальных скоростей, могла превратить небронированный истребитель в дуршлаг. Правда, на большой дистанции рассеивание превращало компактную группу шрапнели в облако с низкой плотностью, но при этом и увернуться от него было куда труднее. Кинетическая энергия даже таких маленьких кусочков металла, летящих с огромной скоростью, была колоссальна. Динамический удар даже одной шрапнелины проламывал небронированный корпус истребителя, вырывая изрядные куски. И пусть одна-две относительно небольшие пробоины, как правило, опасности для истребителя не представляют, но повреждения имеют свойство накапливаться и, рано или поздно, очередное попадание станет фатальным.

Истребители в ответ сами открыли плотный огонь и начали хаотично маневрировать, сбивая имперцам прицел. Впрочем, плотность их огня не шла ни в какое сравнение с тем, что могли противопоставить им линкоры, да и баллистические компьютеры имперских кораблей оказались на высоте. Надо признать, правда, что пилоты обороняющихся максимально полно использовали свое преимущество — как бы ни был совершенен компьютер, как бы быстро он не просчитывал вероятности, человеческая непредсказуемость всегда будет давать пилотируемой машине преимущество перед беспилотниками. Конечно, пилотировать истребитель куда опаснее, чем просто загнать пакет программ в автопилот, но во все времена и у всех народов люди, оседлавшие высоту, трусами не были. Поэтому они, рискуя жизнями, атаковали корабли, рядом с которыми выглядели безобидными мошками, и добились все-таки своей цели. Только вот цель эта была совсем не той, что думал Ковалев. Он понял это, когда силовое поле его флагмана содрогнулось от страшного удара и замерцало, перегруженное мощным энергетическим всплеском. И одновременно по всем отсекам корабля прокатился истошный рев сирен.


Глава 8


Истребители все-таки сделали свое дело — отвлекли внимание офицеров эскадры. Пока все дружно развлекались стрельбой по движущимся мишеням, командовавший обороной полковник переиграл не слишком опытного и излишне уверенного в своем техническом превосходстве адмирала, и грамотно использовал свой последний козырь. У него было еще четыре торпедоносца, базировавшиеся в системе чуть в стороне от основных позиций орбитальной группировки, на одной из лун планеты, и эти машины были оснащены системами маскировки, подобными имперским. Точнее, это и были имперские системы, только морально устаревшие много столетий назад. Однако, несмотря на несовершенство имеющихся в распоряжении обороняющихся маскировочных систем и их откровенную слабость и проницаемость для имперских систем обнаружения, использование такой защиты позволило торпедоносцам проскочить незамеченными. Ничего, в принципе, удивительного — для того, чтобы найти маскирующийся корабль надо знать, что он может маскироваться. Именно это Ковалев и упустил, и, в результате, его флагман схлопотал торпедный залп практически в упор.

Однако тут уже просчитался полковник. Хотя… Трудно назвать просчетом банальное незнание тактико-технических характеристик кораблей противника просто потому, что информация о них отсутствует в принципе. Полковник использовал свой шанс на внезапную атаку, но в его рукаве вместо туза оказался, в лучшем случае, валет. Торпеды несли мощный ядерный заряд, во много раз превосходящий слабенькие боеголовки ракет заграждения, четыре торпедоносца — сорок торпед, вполне достаточно для того, чтобы разнести силовое поле и поразить прикрытый им корабль. Один линкор или три эсминца, на выбор. Вот только возможности имперских силовых полей оставались для обороняющихся тайной за семью печатями, и удар был нанесен по двум линкорам сразу.

Результат был закономерен — силовые поля выдержали, хотя и с трудом, на пределе возможного. "Удар", обладая лучшей защитой, отделался, что называется, легкой контузией — боевой компьютер вынужден был перераспределить энергетические потоки, направив основную часть энергии на поддержание защиты. Из-за этого в течении пары минут после обстрела с торпедоносцев, до тех пор, пока не было восстановлено питание, его орудия главного калибра могли полагаться лишь на ту энергию, что была в накопителях. Энергии было всего, в зависимости от режима ведения огня, на пять-шесть залпов, что не являлось принципиальным — все равно использовать наиболее мощные системы вооружения линейный крейсер на мог. Ну в самом-то деле, не по торпедоносцам же стрелять, особенно с учетом того, что это цель малоразмерная, да еще и хаотически маневрирующая на относительно небольшом от линейных кораблей расстоянии. Да тут даже башню развернуть не успеешь, пока он сбежит. Ну а бить по оборонительным сооружениям планеты еще хуже, чуть-чуть промазал — и все, кирдык базе, и получится, что все зря, вместо трофеев — руины, вместо ценной кислородной планеты — выжженная пустыня. Зенитная артиллерия же, хоть и оказалась на короткий период "на голодном пайке", огонь не прекращала ни на секунду.

"Громовой звезде" повезло чуть меньше — ее силовое поле заметно уступало защите линейного крейсера, к тому же на долю линкора пришлось больше торпед. Защитное поле, хвала богам и давно почившим в бозе имперским инженерам, выдержало, но перегрузка всех систем оказалась жуткой, процентов на тридцать зашкаливающей за все мыслимые и немыслимые пределы. Результат оказался опять таки закономерен.

Генераторы защитного поля, благодаря огромному запасу прочности, выдержали перегрузку и спасли корабль, но потребление энергии в эти минуты были воистину запредельными. Реакторы "Громовой звезды" работали с полной нагрузкой, но обеспечить потребности генераторов все равно не могли. К счастью, имперскими инженерами был предусмотрен и такой вариант, когда потребности превышают возможности, и, задействовав аварийный алгоритм, компьютер корабля перебросил к генераторам энергию от артиллерийских накопителей. Не то чтобы очень много, но лишняя подпорка помогла удержать мост. Проще говоря, корабль был спасен, но последствия атаки все равно оказались самыми неприятными.

Самым неприятным было то, что на корабле сгорела и расплавилась от перегрузки половина энерговодов. Корабль наполнился едким дымом, вонью сгоревшей изоляции, треском разрядов и веером искр, вылетающих из многочисленных разрывов в кабель-каналах. Системы пожаротушения не дали распространиться огню, что было бы самым страшным — в закрытой консервной банке, которой, по сути, являлся линкор огонь моментально выжег бы кислород и уничтожил все, до чего смог бы дотянуться. Сброс атмосферы перед боем произвести не успели, и это резко повысило уязвимость корабля. К счастью, пожара избежали, но разрушения все равно были большими. К тому же из-за скачков напряжения в сети вышли из строя или были заблокированы большая часть приборов и механизмов. Конечно, для запуска многих из них достаточно было всего лишь поменять предохранители, но на все это требовалось время, а киберы-ремонтники, вдобавок, с трудом функционировали в спонтанно возникающих паразитных магнитных полях Вдобавок, автоматика заглушила реактор — из-за перегрузок нарушилась связь между ним и главным компьютером. Точнее, реактор не был совсем заглушен, а был переведен в аварийный режим, когда работает он с минимальной выработкой энергии, необходимой лишь для обеспечения собственных нужд, но от этого сейчас было не легче. Связь, правда, восстановили быстро, но повторный запуск реактора требовал времени. Энергонакопители орудий были полностью разряжены. Отказали радарные системы. Спасшее корабль защитное поле медленно сворачивалось, существуя лишь за счет остатков энергии в собственных накопителях. Словом, на какое-то время огромный корабль оказался глух, слеп, беззащитен и безоружен, да вдобавок не способен даже маневрировать — двигатели без энергии тоже почему-то оказывались функционировать. И, в довершение всех бед, на мостике отключилось не только основное освещение, но и аварийное, теоретически ни от чего не зависящее.

Теперь линкор представлял из себя просто очень большую и соблазнительную мишень. Из всей его немалой огневой мощи остались только несколько ракетных батарей, которым, теоретически, не требовался внешний источник энергии, но и они не могли быть запущены — бронированные створки пусковых установок были закрыты. Можно было, конечно, попытаться открыть их вручную, но на это требовалось много времени — больше, чем потребуется для восстановления энергосети и намного большее, чем потребуется вражеским кораблям, упорно лезущим на высокие орбиты, для того, чтобы если не прикончить, то надолго вывести из строя парализованный корабль. В том же положении оказались и боты, запертые сейчас в ангарах. И самое обидное было в том, что на "Ударе", похоже, еще даже не подозревали о беде, постигшей флагман — времени прошло слишком мало, а связь тоже не работала. Линейный крейсер продолжал перестреливаться с боевыми станциями, одновременно ведя огонь по торпедоносцам. Два из них были уничтожены почти сразу, еще один получил тяжелейшие повреждения и, лишившись хода, тихонько дрейфовал прочь от места событий. Последний, правда, сумел оторваться, дав полный ход и разогнавшись до немыслимой для этих устаревших кораблей скорости, но вслед ему устремились с десяток ракет и не было сомнений, что они как минимум отгонят храбреца далеко прочь, а при некоторой удаче и вообще распылят на атомы. Однако для экипажа линкора это было не слишком значимо — даже начни "Удар" маневрировать незамедлительно, он все равно чисто физически не успевал теперь занять необходимое место в ордере, с которого мог бы успешно перехватить уже ложащиеся на курс атаки торпедоносцы. В открытом космосе линкоры и линейные крейсера могли показывать чудеса, обгоняя те же эсминцы, но сейчас огромная масса корабля сковывала его маневренность и сильно ограничивала боевые возможности. А ведь на "Ударе", похоже, еще и не поняли, что остались пока что единственным функционирующим тяжелым боевым кораблем эскадры.

Спасли положение эсминцы — все-таки не зря Ковалев продвинул в капитаны теперь уже капитан-лейтенанта Синицына. Молодой супер успел связать потерю связи с флагманом и быстро растущее отклонение линкора от курса — тактическое мышление суперов было пусть и несовершенно, но все же заметно лучше стратегического, а скорость реакции на внешние раздражители и вовсе вне конкуренции. Абсолютно правильный вывод о возникшей нештатной ситуации, требующей быстрого вмешательства, требовал адекватных действий, тем более что огонь орбитальных станций уже начал вырывать из борта флагмана куски обшивки. Хватало молодому офицеру и решительности, поэтому, видя бедственное положение флагманского линкора, он рискнул и, нарушив отданный адмиралом приказ держаться позади линкоров, не задумываясь бросился в бой.

Позже, уже после сражения, Ковалев имел серьезный разговор с Синицыным по поводу приказов и их исполнения. Это был не первый и не последний разговор, который, как обычно, ни к чему не привел — Синицын со свойственным молодостью задором и пофигизмом выслушал адмирала и, как обычно, взял под козырек, но при этом наверняка решил в будущем поступать по-своему. В конце концов, победителей не судят. А Ковалев, который видел в Синицыне самого себя в молодости, лишь вздохнул про себя — молодому офицеру он, по ряду причин, благоволил. Поэтому Синицын получил мелкий втык тет-а-тет и поощрение в виде ордена официально. За "мужество и грамотные тактические действия". Но все это было потом, а пока что относительно небольшой, по сравнению с линкорами так и вовсе маленький кораблик, брошенный на чашу весов молодым офицером, спас положение и переломил ход сражения.

Конечно, одинокий эсминец вряд ли бы справился с толпой торпедоносцев, сам находясь при этом под обстрелом орбитальных крепостей и боевых спутников, а ведь крейсер противника уже вылезал на орбиту и в любой момент его старые, но мощные орудия могли вступить в бой, однако вслед за Синицыным в атаку пошли и два других эсминца, капитаны которых тоже решили не оставаться в стороне от драки. А вот три эсминца — это уже более чем серьезно.

Эсминец имперской постройки — корабль интересный. Реализованная при строительстве таких кораблей концепция весьма напоминала ту, что получила признание в русском флоте при строительстве знаменитого "Новика" в канун Первой Мировой войны. То есть это был практически небронированный корабль, обладающий огневой мощью, примерно аналогичной легкому крейсеру, намного превосходящий его в скорости, но сильно уступающий крейсеру в размерах.

В земной истории такая концепция кораблей вызывала сильные нарекания и подвергалась сомнению до того самого момента, когда все тот же "Новик", встретившись в море с двумя немецкими эсминцами, просто разделался с ними, не подвергая себя сколь либо заметному риску. После этого скептики дружно заткнулись, и все страны бросились повторять русский прототип. Получалось в различной степени удачно или неудачно, но факт примечательный. А если учесть то, что встречи с парой-тройкой таких эсминцев командиры немецких крейсеров, куда более крупных и дорогих, боялись порой панически[72], то вопрос о правильности решений русских кораблестроителей больше не стоял.

Подобная концепция, реализованная в империи, прошла куда легче. Абсолютная монархия в сильном государстве имеет ряд преимуществ. Одним из них является то, что одобрения монарха достаточно для того, чтобы реализовать практически любую идею. Правда, в случае ошибки такое достоинство превращается в недостаток, но в ситуации со строительством эсминцев был явно не тот случай. Кораблики получились — загляденье. Небольшие, маневренные, отлично вооруженные, они, конечно, не могли тягаться с крейсерами и линкорами в открытом космосе, но в условиях планетарных систем, где, по статистике, происходило до девяноста процентов сражений, а также при проводке конвоев, в разведывательных операциях и рейдах оказались незаменимы. Конечно, им требовались еще и грамотные командиры, знакомые с тактикой — а то ведь находились умники, которые пытались втиснуть эсминцы в строй крейсеров, что, с учетом слабого бронирования эсминцев, пусть и компенсированного частично защитными полями, могло оказаться (и оказывалось порой) для них смертным приговором. Пренебрежение тактикой приводило порой к неприятным последствиям — достаточно вспомнить, какие плюхи получил один из эсминцев в сражении с флотом Диктатора, однако это было, скорее, исключением из правил. В целом эсминцы зарекомендовали себя очень хорошо и были построены в больших количествах. Корабли, которые входили в эскадру покойного Гасса и достались по наследству Ковалеву, относились уже к восьмому поколению, и соединение таких кораблей было грозным противником для любого, кто осмеливался бросить им вызов. Тем более сейчас, когда противники были вооружены и намного более старыми, и, в большинстве, менее крупными кораблями.

Три эсминца, стремительно разгоняясь, проскочили мимо линейных кораблей и на контркурсах сошлись с уже выходящими в атаку торпедоносцами. Те, естественно, шарахнулись в стороны — схватка с более массивными, лучше защищенными, быстроходными и маневренными, а главное, отменно вооруженными эсминцами стала бы для них смертным приговором. Для двоих, правда, и стала — один раскололся пополам, получив полновесный залп с эсминца практически в упор, второй же, неудачно развернувшийся в сторону планеты, лишился хода и теперь снижался. Он оставался пока на орбите, но невооруженным глазом было видно, что корабль переживет не более одного-двух витков, а потом войдет в плотные слои атмосферы. На месте экипажа Ковалев, визуально наблюдавший за происходящим с мостика линкора, начал бы готовить спасательные шлюпки, чтобы покинуть корабль, едва он скроется за планетой. Конечно, можно и раньше, в шлюпки обычно не стреляют, но придурков хватает везде, может и здесь найтись любитель пострелять по живым мишеням, особенно если ему за это ничего не будет.

Еще несколько торпедоносцев, очевидно, получили незначительные повреждения, которые, конечно, не угрожали самому существованию кораблей, но наверняка охладили воинственный пыл капитанов. Во всяком случае, торпедоносцы восстанавливали строй очень долго, а ведь их, в любом случае, оставалось немало и сосредоточенный залп мог быть страшен. Но — не срослось, и момент, когда можно было накрыть несопротивляющийся и не перехватывающий торпеды корабль был безвозвратно упущен. Свою задачу выиграть время эсминцы, безусловно, выполнили.

Между тем эсминцы, если и не ликвидировав, то отсрочив непосредственную угрозу флагману, устремились к своей основной цели — крейсеру, который уже завершил выход на орбиту и сейчас неуклюже разворачивался для атаки. Атаке не суждено было состояться — эсминцы, успев раньше, удачно зашли с кормы и сбросили собственные торпеды, которые, хотя и уступали тем, что несли торпедоносцы, в численности, зато превосходили их в качестве. Да и защитные поля старого крейсера — это вам не защита линкора. Словом, крейсер моментально лишился кормы, соответственно, вместе с двигателями и, так и не сделав ни единого залпа, тут же заорал на весь космос о том, что сдается. Не слишком красивое, но разумное решение — второго залпа он бы гарантированно не пережил.

Между тем эсминцы, проскочив четь дальше, плавно сбросили скорость, и заложив широкий вираж, вновь устремились к месту сражения. Однако к тому моменту, как они вернулись, ситуация поменялась кардинально. Теперь уже линкор, на котором наконец заработала система энергопитания, мог хотя бы частично восстановить защитное поле, а зенитки пусть и с опозданием, но получили так необходимую им энергию. Главный калибр, правда, вести огонь пока не мог, но это было сейчас совершенно некритично, особенно если учесть, что и мощь орудий среднего калибра была впечатляющей.

Теперь, перестав быть беззащитным, а заодно и вновь обретя какое-то подобие хода, линкор скорректировал наконец курс и вновь двинулся вперед. Подобно мифической Немезиде он двигался к планете. Назревал новый этап драмы, в которой роль Отелло явно принадлежала имперской эскадре. И нетрудно догадаться, кому предстояло сыграть Дездемону.


Глава 9


Воистину, прав был великий Аль Капоне, сказавший, что добрым словом и пистолетом от человека можно добиться больше, чем одним добрым словом. Вот только он не сказал, что если "ствол" достаточно внушителен, то без доброго слова и вовсе можно обойтись.

То, что произошло дальше на орбите планеты вполне можно считать блестящим подтверждением этой истины. Ну а в самом деле, как можно назвать то избиение, которое учинили имперские корабли, когда Ковалев, разозленный полученной плюхой, отдал приказ атаковать, не церемонясь с выбором оружия? Варварством, наверное, и попранием всяких норм межпланетного права. Правда, те капитаны, которые получили приказ о "выборе средств на усмотрение командира корабля", считали Ковалева совершенно правым, а его оппоненты… Ну, как бы это помягче сказать… Словом, кто поумнее — те засунули языки в то самое место, где спина раздваивается и называется уже несколько иначе. А кто поглупее — те, соответственно, в очень скором времени были развешены для тщательной просушки на тех самых Г-образных сооружениях, которые популярны во все времена и, что интересно, на всех планетах. А что, все правильно — от дурака только дурак и родится, и зачем нам дураков плодить?

Впрочем, экспресс-разделение правозащитников и прочих юристов на умных и глупых случился чуть позже, а пока что сражение на орбите вспыхнуло с новой силой. Для начала перегруппировавшиеся таки торпедоносцы попытались повторить атаку, но одно дело — внезапное нападение под прикрытием маскировочных полей с последующим добиванием поврежденного корабля, и совсем другое — атака на успевший приготовиться к ней линкор, который отслеживает каждое движение и самих торпедоносцев, и их торпед. Шансы торпедоносцев в этом случае убегающе малы, причем это шансы не справиться с линкором, а просто уцелеть. Шансов же поразить линкор в такой ситуации нет, эта прописная истина, можно сказать, азбука космического боя была тут же наглядно продемонстрирована всем присутствующим — быстро, эффектно и жестоко.

Если отбросить подробности, коих, в общем-то, было не так уж и много, линкор торпедоносцы просто расстрелял. Воспользовался мощью и дальнобойностью своих орудий и расстрелял, сам в ответ не получив ни единого попадания. Правда, торпеды по нему выпустить все же успели, но их уничтожили еще на подлете — зенитчики расстарались.

Надо сказать, что позиция торпедоносцев оказалась не самой удачной — они сдуру начали готовиться к атаке точно по носу линкора, то есть по линии, на которой имперский корабль мог сосредоточить максимальную огневую мощь. Когда ожившие орудия линкора открыли огонь, у них не осталось никаких шансов — линкор своей огневой мощью просто тупо раздавил вставшую у него на дороге мелюзгу и пошел дальше.

Тем временем "Удар", успешно отбившись от насевших было на него истребителей, которых он частично уничтожил, а частично разогнал, вплотную занялся орбитальными крепостями. Если раньше их общение представляло из себя импровизированную дуэль, в которой обе стороны, активно упражняясь в меткости, не несли серьезных потерь, то теперь, когда капитан "Удара" получил разрешение на применение главного калибра, ситуация поменялась кардинально.

Глупы те, кто считает, что главная защита орбитальной крепости — ее броня, пушки и силовое поле. На деле главная защита — это позиция станции, и, например, чем ниже орбита — тем лучше станция защищена, а ведь это лишь один из множества нюансов. Нет, конечно, когда идет война на уничтожение, главными все-таки являются технические характеристики, но в том-то и дело, что война на уничтожение — событие нечастое. В междоусобицах, частенько случающихся между многочисленными человеческими государствами такая война и вовсе исключение из правил, а в войнах с иными цивилизациями играет роль еще один немаловажный момент — войны никогда не идут просто так, ради чистого искусства. Любая война ведется ради достижения каких-то целей и, чаще всего, эти цели территории и ресурсы, а не банальное желание пострелять друг в друга. Иными словами, каждой цивилизации требуется жизненное пространство, чтобы плодиться и размножаться, и ресурсы, чтобы этот процесс обеспечивать. И если метаболизм различных видов близок друг к другу, то ничего удивительного, что кислородные планеты с удовлетворительным климатом — большая ценность. А кто же в здравом уме будет уничтожать ценности, на которые планирует наложить лапу?

Но если на пути завоевателя орбитальная крепость, то ему придется решить сразу два проблемы: во-первых, нейтрализовать саму крепость, а во-вторых, не испакостить планету — ведь каждый промах по висящей на низкой орбите станции будет уходить в атмосферу и устраивать в ней локальный Армагеддон. А выстрел главного калибра линейного корабля имперской постройки и вовсе без особых проблем достигнет поверхности планеты, где попросту отстрелит от планеты кусочек. Таким образом, как минимум будет нарушена экология планеты, а про максимум лучше даже не гадать — последствия легко могут превзойти самые дикие фантазии.

Вот потому в большинстве случаев дуэль кораблей с орбитальной крепостью развивалась по одному и тому же сценарию: атакующие корабли очень аккуратно приближались к висящей на низкой орбите боевой станции и очень аккуратно, чтобы, не дай Бог, не промахнуться, обстреливали ее из орудий не слишком большого калибра, в то время как сама станция с этой самой низкой орбиты вела по ним огонь из всего бортового вооружения. Учитывая то, что при строительстве станций конструкторы могли не экономить ни на бронировании, ни на вооружении (избыточная масса, бич любого корабля, для не предназначенной для активного маневрирования станции роли не играла), то станция изначально имела преимущество перед атакующими ее кораблями. При прочих равных, орбитальная крепость вполне могла не только связать боем шесть-семь кораблей противника, но и выиграть этот бой.

Наличие у атакующих имперских линейных кораблей, которые, даже с учетом того, что оружие, установленное на станции, было создано по устаревшим имперским стандартам, значительно превосходили по мощи любые системы обороны, разумеется, меняло соотношение сил. Но в тактике никаких принципиальных изменений не произошло, разве что линейные корабли, благодаря защитным полям и мощной броне, могли приближаться к станциям в относительной безопасности. Впрочем, средний калибр линкоров также представлял для бронированных орбитальных колоссов серьезную опасность лишь при стрельбе практически в упор, с дистанций, на которых и артиллерия орбитальных крепостей начинала угрожать здоровью линкоров. Поэтому вялотекущая перестрелка пока что и не приносила результатов, однако все изменилось в тот миг, когда опасность, которую несли для планеты попадания разогнанных до высокого сверхсвета зарядов антиматерии, энергетических пучков высокой мощности, плазменных капсул и прочих извратов военно-конструкторской мысли, перестала учитываться атакующими в качестве негативного фактора.

Плотность огня орудий среднего калибра сразу возросла в разы. Теперь уже не пытались бить с ювелирной точностью и только наверняка, и в результате возросло как число попаданий в крепости, так и число попаданий в атмосферу, причем последнее — в разы. Однако огонь не прекращался, более того, "Удар" бросил на чашу весов своего джокера — главный калибр, который позволял превращать орбитальные крепости в металлолом с нескольких попаданий. С ближайшей крепостью это и произошло — огнем с линейного крейсера ее раскрошило на болтики очень быстро, почти мгновенно, правда, отстрелив при этом изрядный кусок атмосферы.

После столь эффектной кончины орбитальной крепости (ну как же, серия ярких вспышек, потом мощный взрыв, похожий на те, что так любят показывать в фантастических фильмах, и после этого быстро рассеивающееся облако слабо светящегося ионизированного газа на орбите, и все это абсолютно, нереально беззвучно) экипажи остальных крепостей, очевидно, призадумались о своей незавидной судьбе. Во всяком случае, огонь с них ослаб, а потом и вовсе прекратился — то ли среди членов экипажа шло обсуждение сдаваться или нет, то ли все были в шоке. "Удар", правда, тоже прекратил огонь — ждали, какая последует реакция. Вдруг да надумают сдаваться? Орбитальные крепости — они, знаете ли, на дороге не валяются, а штука в хозяйстве полезная. А время, что называется, терпит — можно и подождать.

Увы, не сдались. Очевидно, комендантам орбитальных крепостей удалось восстановить порядок, и вскоре боевые станции снова открыли огонь. Огонь был достаточно точным и весьма плотным, но, к разочарованию обороняющихся и радости имперцев, абсолютно бесполезным. Вся энергия выстрелов поглощалась силовой защитой, и они лишь красочно, но совершенно бессильно разбивались о невидимую броню корабля. Зрелище, конечно, было феерическое и весьма напоминало салют над Москвой или Питером в большой праздник вкупе с лазерным шоу, только на несколько порядков масштабнее. Можно было любоваться этим до бесконечности, тем более что экипаж линейного крейсера находился в совершеннейшей безопасности, но… Ничто не стоит доводить до абсурда, да и Ковалев, разъяренный повреждениями своего линкора, злобно прохрипел с экрана видеосвязи, чтоб заканчивали копаться. Командиру "Удара" оставалось только вздохнуть, развести руками и отдать команду о возобновлении обстрела. Что поделать — в жизни он был очень мягким человеком, подверженным чужому влиянию. В данном случае это было влияние непосредственного начальника, который сейчас, как это ни грубо звучит, исходил на говно от злости.

Вторую станцию завалили только с третьего залпа — позиция для стрельбы у линейного крейсера была на редкость неудобной, а совсем уж сносить атмосферу планеты его капитан не хотел. И так на том месте, где мезосферу и, частично, стратосферу планеты зацепило первым залпом, сейчас бушевал, закручивая тучи, чудовищных размеров циклон. Такого буйства стихий планета не видела, наверное, уже много тысячелетий, и единственное, что радовало, это то, что циклон этот был довольно далеко от места расположения базы и, соответственно, от места планируемой высадки десанта. Однако повторять эксперимент никому не хотелось, тем более что остальные крепости висели как раз в районе базы. Поэтому целились с осторожностью и, как следствие, два залпа ушли "в молоко". Зато третьим залпом половину орбитальной крепости как будто срезало огромным тупым ножом. Уцелевшая половина, кувыркаясь, отправилась в долгий полет прочь от планеты, ну а та половина, в которую пришелся удар… Ну, если говорить честно, то от нее просто ничего не осталось. Распылило на атомы — орудия линкора предназначались для борьбы с намного более крупными и защищенными целями и орбитальная крепость такого класса устоять перед их мощью, естественно, не могла.

Однако бой был еще не кончен. Хотя две боевые станции из четырех были уничтожены, но, как оказалось, не все они были обнаружены. Из-за планеты выплыли еще две орбитальные крепости — до этого они были скрыты планетой, а теперь, напрягая свои маломощные маневровые двигатели, спешили к месту сражения. Видимо, именно наличие этого резерва, а также то, что Ковалев отдал приказ не глушить противнику связь, и сделало гарнизоны орбитальных крепостей такими несговорчивыми. Уже позже, когда бой кончился, Ковалева спросили о причине столь странного приказа, ведь заглушить связь противнику и тем самым дезорганизовать его действия — азбука военного искусства. Ковалев тогда улыбнулся и ответил, что зато при наличии связи противник стал стягивать к месту боя все силы, и их не пришлось сначала искать, а потом отлавливать поодиночке по всей галактике, а при имеющемся превосходстве имперской техники серьезной угрозы они все равно не представляли. На двух стремительно приближающихся орбитальных крепостях о том, что идут фактически в ловушку, не знали, и потому стремились к месту боя на всех парах. Правда, при этом они подставились под огонь имперских кораблей, которые, уже не опасаясь задеть атмосферу, немедленно открыли огонь на поражение.

Пока "Удар" методично и не слишком торопясь истреблял как раз подоспевшие к раздаче резервные орбитальные крепости, "Громовая звезда", чьи орудия главного калибра все еще не действовали, занималась легкими спутниками, благо для этого не требовалось ни особого ума, ни запредельной огневой мощи. Знай себе расстреливай периодически влезающие в прицел непрочные конструкции, благо вреда линкору они причинить все равно неспособны, да посматривай по сторонам на случай очередного сюрприза. Эсминцы, вновь подоспевшие к месту боя, обеспечивали прикрытие, и полное уничтожение орбитальной группировки обороняющихся завершилось достаточно быстро.

На орбите из всей, ранее многочисленной, системы оборонительных сооружений и кораблей поддержки остались лишь две крепости, уже порядком поврежденные огнем корабельной артиллерии. Возможно, где-то еще висел незамеченный спутник, может, пара истребителей избегла уничтожения и болталась теперь чуть в стороне, скрытая облаком мусора. Неясной оставалась и судьба успевшего сбежать торпедоносца — то ли настигли его ракеты, то ли нет. Но все это были частности, ничего уже не решающие. Сейчас из ангаров линейных кораблей четко, как на учениях, выходили в космос истребители, штурмовики, боты с десантом. Единственным, кто мог им помешать, оставались те самые орбитальные крепости, и с ними надо было что-то делать, поэтому и "Удар", и практически восстановивший защитное поле линкор пошли на сближение. Сойтись, пользуясь своей неуязвимостью, на дистанцию стопроцентной вероятности поражения и раздавить крепости сосредоточенным огнем — тактика простая, как велосипед, и столь же эффективная.

Ну, что поделаешь, в любом поединке кто-то побеждает, а кто-то — проигрывает. Ничья, конечно, тоже бывает, но ничья — это несерьезно, и, если нет ограничений по времени, даже в футболе кто-то сумеет закатить мяч в ворота только потому, что еще держится на ногах, а противник — уже нет. Тем более в реальном бою реальных противников, вооруженных реальным оружием. Сейчас (впрочем, как обычно) выигрывали имперцы, причем отнюдь не по очкам. Экипажи орбитальных крепостей поняли это очень быстро и, когда первый залп "Громовой звезды" вырвал солидный кусок борта у одной из боевых станций, обе практически синхронно прекратили стрельбу и отчаянно засигналили о том, что воевать они не хотят, а хотят просто жить. И вообще, они все белые, пушистые, практически пацифисты, воевать с империей никогда не хотели, а сепаратизм — это так, мелкое баловство, не более. Словом, уцелевшие предпочли плен безнадежному бою.

Правда, Ковалев предполагал, что это, возможно, ловушка с целью захвата заложников, однако гарнизоны орбитальных крепостей (как оказалось, еще инеполные — большая часть народу находилась в увольнительных на планете, расслабились они там все от долгого ничегонеделания), если и замышляли чего-то, то при виде закованных в боевые латы десантников-землян предпочли тихонечко сделать в штанишки и не вякать. Ну а что поделаешь? Когда на тебя смотрит сверху вниз махина на две головы выше тебя ростом, да еще в броне, да еще оружием увешенная так, что елка новогодняя позавидует, мысли о сопротивлении как-то сразу исчезают. А если таких вот махин несколько десятков, да еще гонят они перед собой толпу боевых киберов… Словом, сопротивления никто не оказал. Все офицеры, как оказалось, были уже давным-давно арестованы силами самого гарнизона и теперь сидели в уютных карцерах, дожидаясь своей участи.

Ну, десантники сильно церемониться не стали — загнали пленных в трюмы, заблокировали артиллерию станций, установив прерыватели на боевой компьютер и энерговоды, оставили небольшую охрану и отбыли обратно — орбитальные крепости были так, частностями, а вот десант на планету еще только готовился.

Впрочем, тут все как раз прошло гладко. Лишившись орбитального прикрытия и впечатленные несколькими воронками, оставленными ракетами с кораблей в непосредственной близости от позиций, наземные силы, хоть и многократно превосходящие имперцев в численности, решили зря не геройствовать. Как только на поверхность планеты опустились бронированные боты с десантом, и гусеницы тяжелых танков начали сминать мягкую, покрытую изумрудно-зеленой травой почву, обороняющиеся тут же выбросили белый флаг и выслали парламентеров. В самом деле, утверждение о том, что быть живой собакой лучше, чем мертвым львом, во все времена имело немало приверженцев, и трудно их осуждать. Особенно когда шансов на победу нет, а воевать приходится на чужой земле и за никому не понятные интересы. Словом, гарнизон предпочел сложить оружие. Имперцы, в общем-то не возражали и уже спустя два часа контроль над базой и единственным на планете городом был полным. Как раз к тому моменту подоспел рукотворный катаклизм, и тучи, словно символ победы силы над доблестью, затянули небо над континентом…


Глава 10


На него не стали надевать наручники и, кажется, даже не особенно обращали на него внимание. Два высоченных… шкафа, иначе и не скажешь, быстро провели его по лабиринту широких коридоров, в которых, казалось, при нужде могут разъехаться танки. Путь был достаточно долгим, коридоров, похожих друг на друга, как две капли воды, множество и, несмотря даже на то, что его когда-то всерьез тренировали на ориентацию, он не был уверен, что сможет без посторонней помощи найти дорогу обратно. Впрочем, это его не слишком волновало — он прекрасно понимал, что обратного пути у него нет. Вряд ли после того, что он учинил, его выпустят, и оставалось только гадать, куда его ведут — в допросную, которые здесь, по слухам, были страшнее, чем может представить себе самое больное воображение, или же сразу на казнь. Публичную, конечно, медленную и жестокую, чтобы все видели, как империя поступает с врагами.

Можно было, конечно, попробовать потрепыхаться. Эти двое почти наверняка сильнее физически, но вряд ли они подготовлены так же, как он, да и не ждут они нападения, но даже если он с ними справится, что еще под вопросом — и что дальше? Даже если он сможет завладеть оружием, ему вряд ли удастся добраться до ангара — людей здесь не так много, но все же попадаются частенько и, рано или поздно, его обнаружат. Да и доберется — и что? Хрен его подпустят к ботам, а если и подпустят — бот не угнать. Партизанить? Да, это возможно. Корабль велик, он только сейчас понял, насколько грандиозна эта махина, которую по какому-то недоразумению называют космическим кораблем. Все эти орбитальные крепости, которыми они так гордились, детские игрушки рядом с этим гигантом. Но ведь все равно поймают, он ведь корабль не знает, а возможность контроля за всеми отсеками — это азбука противодиверсионных мероприятий. Наверняка имперцы не дураки и уж это-то понимают…

Впрочем, когда он все-таки переборол сомнения и начал аккуратно, чтобы не привлечь внимание, разворачиваться к ближайшему солдату, тот оказался начеку и нечеловечески быстрым движением перехватил его руку, уже метнувшуюся к кобуре конвоира. Он получил увесистый тычок в солнечное сплетение, а потом пару ударов тяжелыми ботинками по почкам. Удары были несильными — чувствовалось, что били без злобы — так, для порядка, чтобы показать, кто здесь главный. Последовавшую затем фразу на незнакомом языке он не понял, но смог с уверенностью предположить, что это что-то типа "не балуй" с вкраплениями ненормативной лексики. Опять же без злобы, а просто чтобы поставить пленного на место.

А потом его все-таки привели, куда хотели, и просто впихнули в обычную, стандартную дверь, отличающуюся от остальных разве что надписью. Впрочем, прочитать ее он не успел.

Однако же, на пыточную камеру не похоже, да и расстрельной команды пока не наблюдалось. Внутри помещение было не слишком большим, пожалуй, меньше его собственного кабинета, хотя и выполняло явно ту же функцию — ниши с книгами на стенах, большой стол, по виду из настоящего дерева, с висящим над ним экраном голографического монитора, несколько кресел. Словом, минимум мебели… Небогато, хотя, конечно, так и должно быть, звездолет, даже такой большой — не планетарная база, особо не развернешься. Зато уютно, и свет приятный — глаз не режет, работать в таком кабинете, должно быть, одно удовольствие.

Ну а за столом, очевидно, хозяин кабинета — склонился над какими-то бумагами. Лица не разглядеть, видна только макушка — жесткие, очень коротко стриженные светлые волосы, такой цвет волос — редкость, у людей преобладают все-таки более темные цвета, а тут они почти белые, будто специально покрашенные. Еще видны плечи — не то чтобы невероятно широкие, а скорее мощные, как у борца, адмиральские погоны на них смотрелись даже как-то мелковато.

— Ну, что встали? Садитесь уж, — буркнул хозяин кабинета, не поднимая головы. — Сейчас закончу — и займемся вами. Вон там, в холодильнике, соки-воды, в баре — спиртное. Снимите пока стресс, полковник.

Что же, это было более чем щедрое предложение, особенно в нынешней ситуации. Полковник думал недолго. Вначале он, конечно, с интересом и некоторой осторожностью (кто его знает, какова будет реакция адмирала — он, по слухам, был человеком непредсказуемым) рассматривал незнакомые этикетки на бутылках, но потом плюнул и, решив, что хуже уже не будет, откупорил первую попавшуюся бутылку, щедрой рукой плеснул себе в непривычный граненый стакан, найденный тут же, в баре. Потом, подумав, что если хаметь — то до упора, залез в холодильник и загреб какую-то мясную нарезку, очень кстати попавшуюся под руки. С учетом того, что он был голоден, закуска оказалась очень кстати, особенно когда он с гвардейским шиком одним махом влил в себя содержимое стакана.

Впечатление было такое, что по пищеводу хлынул жидкий огонь. Дыхание перехватило, из глаз брызнули слезы. Полковник хотел закричать, но вместо слов из груди вырвался лишь хрип.

— Ну вот, чудик нерусский. Кто же так с непривычки-то горилку с перцем хлебает? В ней же градусов восемьдесят, мне ее приятель с Запорожья возит. И что теперь с тобой делать? На вот, запей…

Слова доносились до полковника как будто сквозь вату, но стакан с каким-то незнакомым, холодным и кисловатым соком, ткнувшийся в губы, он ухватил сразу, двумя руками, и припал к источнику живительной влаги, как будто в мире не было ничего ценнее. Впрочем, наверное, для него сейчас так и было. Воистину, в стрессовой ситуации у людей происходит переоценка ценностей и глоток воды может быть ценнее всех сокровищ мира.

— Ну что, пришел в себя? На вот, заешь…

В губы полковника ткнулся бутерброд с чем-то, больше всего напоминающим слегка подсоленный концентрированный холестерин с прожилками мяса и какими-то специями. Однако вкус этого кругом вредного для здоровья и желудка непотребства оказался вполне сносным, и с выпитым, как ни удивительно, вполне сочетался. Прожевав, полковник неожиданно для себя икнул и смог, наконец, вытереть слезы.

— Жуй-жуй, глотай. Сало — оно к горилке в самый раз. Знал бы, что ты такой дурак — еще бы огурчиков прихватил.

Голос адмирала, а это был именно он, был чуть хрипловатым, а тон — слегка снисходительным. Так говорят с ребенком, который по малолетству допустил оплошность и которого ругать жалко, а спускать промашку с рук непедагогично. Полковнику неожиданно стало стыдно, но сказать он снова ничего не смог — закашлялся. Адмирал с готовностью хлопнул его по спине жесткой, словно сделанной из дерева, ладонью, и кашель тут же позорно сбежал, зато осталось впечатление, словно позвоночник всерьез раздумывает, а не осыпаться ли в трусы. Однако же не осыпался, выдержал.

Адмирал меж тем отступил на шаг назад, взглянул на невольного пациента и удовлетворенно кивнул. В начавшие затуманиваться от алкогольного удара мозги полковника вдруг вошло осознание того, что в его фигуре что-то не так, а секунду спустя пришло понимание: адмирал показался ему в первый момент, когда сидел за столом, очень мощным, физически даже избыточно развитым человеком, но сейчас это ощущение прошло. Адмирал был слегка полноват, но гигантом отнюдь не выглядел — мышцы не выпирали, как показалось вначале, а были, что называется, пропорциональными. Только вот погоны на плечах адмирала по прежнему казались маловатыми.

Адмирал усмехнулся и шагнул назад, к своему столу. Полковник проследил за ним взглядом и с трудом подавил возглас удивления. Да, адмирал не был перекачан, подобно культуристам — он просто был большим. Нет, даже не так — БОЛЬШИМ! Полковник всегда считал себя очень, чуть ли не болезненно высоким, в юности это даже стало причиной легкого комплекса неполноценности, но адмирал превосходил его в росте как минимум на голову, и те десантники, которые конвоировали сюда полковника, на фоне адмирала смотрелись людьми не особенно даже и крупными. Пока адмирал сидел за столом, это как-то не слишком бросалось в глаза, но сейчас его габариты выглядели поистине устрашающе.

Между тем адмирал, поколдовав у зашипевшего агрегата, стоящего на маленьком столике, теряющемся рядом со столом большим, вернулся и буквально всунул в руки полковника чашку с каким-то густо-коричневым, горячим напитком. Полковник механически отхлебнул — и его чуть не стошнило. Жидкость оказалась на редкость противной, одновременно и горькой и сладкой на вкус. Однако не к лицу офицеру показывать слабость перед лицом врага, и полковник героическим усилием сдержал рвущийся наружу желудок. Как ни удивительно, с трудом удержавшаяся в организме дрянь помогла — в голове прояснялась буквально на глазах, а затем ушла и тошнота. Очевидно, напиток оказывал сильное тонизирующее действие — во всем теле ощущалась невиданная легкость. Полковник потянулся всем телом и вдруг почувствовал, что усталость пропала, пропало и ощущение опасности.

— Пришел в себя? Вижу, пришел. Ну что, как самочувствие?

— В порядке. Что это было?

— Чифирь. Зэк знакомый варить научил. Он говорил, что в зависимости от того, как варить, можно добиться практически любого эффекта. Не знаю, насколько он говорил правду, но добиться от этой гадости действительно можно многого. Кстати, туалет вон там, дверь в дальнем углу кабинета.

Большая часть фразы полковнику осталась непонятной. При чем здесь туалет он тоже в первый момент не понял, но буквально несколько секунд спустя живот его скрутило спазмом с такой силой, что он сам не понял, как оказался в роскошном адмиральском санузле.

Когда изрядно похудевший полковник вернулся в кабинет, адмирал протянул ему стакан с пузырящимся напитком:

— Возьмите. На людей со слабым желудком именно так заваренный чифирь действует иногда не лучшим образом. Я, честно говоря, ожидал, что ваши военные — люди более-менее здоровые, предупреждал о туалете так, на всякий случай, но ошибся, простите. В стакане — средство от желудка.

— Благодарю, — полковник залпом выпил стакан, прислушался к ощущениям. Вроде ничего, организм быстро приходил в норму. — Просто я давно не ел — вот и оказался не в лучшей форме.

— Да? Еще раз простите, не подумал.

Пять минут спустя полковник уже сидел за извлеченным из одной из бесчисленных ниш складным столом и ел несколько непривычную, но вкусную пищу, а адмирал сидел в кресле и с улыбкой смотрел на него, подперев руками голову и оттого похожий на доброго дядю. Зрелище было тем более интересным, что адмирал вряд ли был старше полковника возрастом, скорее, наоборот, полковник решил, что адмирал чуть моложе него. Однако вот получалось это у адмирала как-то — то ли за счет габаритов, то ли потому, что победитель всегда имеет моральное преимущество перед побежденным.

Однако всему на свете приходит конец. Пришел конец и трапезе и, когда полковник, аккуратно промокнув губы салфеткой, сыто откинулся на спинку стула, взгляд адмирала как-то мгновенно и неуловимо изменился, стал жестким и острым, как клинок. И под этим взглядом полковнику стало неуютно — так же смотрел на него в свое время, в бытность его сопливым кадетом, начальник их военного училища, решая вышвырнуть хулиганистого пацана из училища, или все-таки оставить. Полковник хорошо помнил этот взгляд, и до сих пор воспоминания о нем вызывали у немолодого уже офицера неприятные ассоциации. Наконец, очевидно приняв какое-то решение, адмирал встал, и полковник в очередной раз почувствовал приступ комплекса неполноценности — правда, на этот раз не из-за роста, а из-за своей одежды.

В самом деле, на нем был обычный офицерский комбинезон. Даже не парадный, хотя и была у него мысль надеть парадную форму и в ней принять последний (а кто сомневался, что последний?) бой. Но вот не успел — время, да и мысли оказались заняты совсем другим, а потом его прямо из командного бункера взяли за шкирку и приволокли сюда. И вот теперь он сидел в своем грязно-зеленом комбинезоне, изрядно испачканном, порванном, да еще и с подбитым глазом для полного счастья. А напротив него был победитель…

Да, адмирал выглядел куда как представительнее. Шикарный черный мундир — отглаженный, сверкающий всеми положенными (а уж в этом-то полковник разбирался) шевронами и аксельбантами. Парадный мундир…

Единственной странностью, на которую полковник обратил внимание, было полное отсутствие наград. Причем отсутствовали не только сами ордена, что для парадного мундира нетипично, но все-таки допустимо, но и нашивки, указывающие на их наличие. Такого просто не могло быть — чтобы человек, дослужившийся до столь высоких чинов, не имел наград — это нонсенс. Выходит, не показывает, непонятно зачем. Впрочем, это его право.

Ну и, присмотревшись внимательно, полковник уловил еще один нетипичный момент — оружие, которое было при адмирале, оказалось явно боевым. Насколько полковник, любивший почитать историков, помнил, при парадном мундире обычно и оружие носили парадное. Конечно, историки всех миров почти всегда пишут о том, о чем не знают,[73] но тут полковник склонен был им верить. Во-первых, будучи одним из старших офицеров, он имел доступ к архивам охраняемой базы Охотников, в том числе и к библиотеке базы. Если большинство офицеров ограничивались необходимым по службе минимумом информации, то полковник читал много. Его интересовала, конечно, в первую очередь стратегия и тактика имперцев, а также характеристики их кораблей. Увы, характеристик тяжелых кораблей последних поколений, подобных тем, что разгромили его оборону, он не нашел, а тактика, которую против него применили, отличалась от описанной в литературе, причем отнюдь не в лучшую сторону. Однако информация о знаках различия, форме одежды и прочей мелкой и крупной атрибутике имперцев, похоже, была вполне полной и отнюдь не устаревшей, практически точно совпадавшей с тем, что писали историки его планеты.

Ну а во-вторых, перед носом полковника был пример его собственной армии и армий сопредельных государств. К парадной форме прилагалось парадное оружие, часто не имеющее никакого отношения к оружию боевому. Они, конечно, не имели отношения к имперской армии, однако же психология военных во все времена одинакова и можно с уверенностью предположить, что и офицеры империи должны таскать с парадной формой что-то особенное. Может, и боевое, но, во всяком случае, соответствующим образом отделанное. А тут парадным, образцово-показательным оружием и не пахло. И лучемет, и силовая рапира на поясе адмирала были простыми, массивными и явно боевыми. Рукояти и того, и другого были буквально отполированы руками владельца — а значит, он таскал их с собой постоянно и, очевидно, как часто минимум тренировался с ними, а то и в бою применял. Хотя, скорее всего, все же тренировался — адмирал, рубящийся с кем-то в бою — это нонсенс. Однако же декоративным гравировкам и изяществу места тут, похоже, не нашлось, что не очень-то соответствовало представлениям полковника об имперских адмиралах.

Меду тем адмирал улыбнулся широкой, располагающей улыбкой и спокойно, даже почти весело сказал:

— Ну что же, давайте знакомиться. Я знаю, кто вы, а вы наверняка предполагаете, кто я, но, на всякий случай, давайте расставим точки над "ё". Меня зовут Василий Ковалев. Адмирал имперского флота Ковалев, к вашим услугам, сэр. Можете называть меня по фамилии или по званию — мне, в общем-то, безразлично. Я командую этим кораблем, этой эскадрой и, в общем-то, всем имперским флотом, который, на сегодняшний день, имеется в наличии. Прошу, как говорится, любить и жаловать. А вы, я так понимаю, полковник Вален ля'Комто ню Вагре… И там еще куча всяких слов, но об них только язык сломаешь, а толку все равно не будет. Так что мы их пропустим, будем называть вас просто полковником и отметим только, что в прошедшем только что сражении именно вы фактически руководили обороной планеты и именно вашим действиям я обязан тем, что моему кораблю теперь необходим довольно серьезный ремонт. Я прав?

— Да, — кивнул полковник, лихорадочно думая, чем же ему теперь грозит продолжение разговора. А адмирал, с усмешкой наблюдающий за метаниями офицера, внезапно протянул ему руку:

— Мне очень приятно познакомиться с вами, полковник…


Глава 11


Линкор "Громовая звезда" уверенно шел к окраинам новообразующейся империи. Впрочем, "шел" — это не совсем правильно, правильнее сказать "шли". В составе эскадры были все три линейных корабля, оказавшиеся у Ковалева под рукой, оба авианосца и три эсминца. На сей раз предполагалось устроить не бой, а бойню, и Ковалев никому не собирался спускать хамский наезд.

А ведь как хорошо все начиналось. Ковалев обвел взглядом мостик, уже полностью приведенный в порядок, без следа последнего боя. Техники поработали на славу — а ведь тогда здесь половина пультов была черной, обугленной, в следах липкой, жирной противопожарной пены. Что поделать — очень часто предохранители переживают аппаратуру, которую они призваны защитить. Ну а телохранители — тела, которые должны охранять…

Ковалев зло мотнул головой, отгоняя неуместные мысли. Да, линкору тогда досталось, придется теперь опять гнать его в док на профилактику, но они тогда все же победили, и получили неплохой трофей. База Охотников — приобретение ценное, хотя, конечно, довольно устаревшее. Но еще одна база, где можно модернизировать трофейные и даже строить не самые слабые в нынешнее время корабли — это серьезно. Во всяком случае, ни в одной войне производственные мощности лишними не бывают. Правда, база была в порядком запущенном состоянии — местные техники не блистали ни подготовкой, ни дисциплиной. Но это было поправимо. Как говаривал в начале двадцатого века один небезызвестный американец, "незаменимых у нас нет"[74]. Как добавил народ "был один — и того вчера заменили". Русские, народ не обделенный ни талантами, ни житейской смекалкой, сразу поняли суть высказывания. Местным же, очевидно, надо было все это растолковывать. Ну что же, значит, пришло время менять технический персонал этой базы. Поголовно. Сами виноваты, если вдуматься, не захотели повышать квалификацию в сложном деле строительства кораблей — значит, будут заниматься тем, что попроще. А лесоповал — он на любой планете лесоповал.

Хотя, конечно, всякие попадаются. Взять хоть их командира. Адмирал усмехнулся, вспомнив ошарашенное лицо полковника, который, очевидно, был готов к тому, что его расстреляют, но совершенно не был готов к предложению, которое ему сделали. Хотя протянутую руку адмирала пожал — жест был в ходу.

— Вы смелый человек, полковник, — сказал тогда Ковалев. — Вы ведь прекрасно понимали, что с имперским флотом вам не справиться.

— Я думал, там корабль-разведчик. С одиночным кораблем у нас были шансы.

— И неплохие, — кивнул адмирал. — Но когда стало ясно, что против вас работает линейная эскадра — почему не прекратили огонь?

— Я - солдат. Я должен исполнять свой долг и защитить вверенную мне планету, пусть и ценой жизни.

— Ну-ну, не надо пафоса. Хотя, если честно, я вас понимаю и одобряю, а вот ваших непосредственных начальников — нет. Смешно — весь местный генералитет в количестве двух рыл забился в самый укрепленный бункер, заблокировал двери, отключил связь и носа оттуда не высовывал. У вас им за что жалование-то платят? Хотя, честно сказать, поступили вы опрометчиво. Вам повезло, что здесь оказалась именно эскадра. Знаете, что произошло бы, если бы вы действительно завалили разведчика?

— Что?

— Сюда пришел бы линкор, рядом с которым мой красавец, — адмирал с любовью погладил переборку, — не более чем вспомогательный корабль. И он бы открыл огонь с предельной дистанции, главным калибром расковырял бы вашу оборону вдребезги, а потом уничтожил обороняющихся поголовно, ибо — не фиг. Имперские военнослужащие неприкосновенны. Вам, кстати, очень повезло, что с нашей стороны никто не погиб — мне просто пришлось бы сурово наказать здесь всех подряд.

— Жестоко…

— Это война, полковник. Впрочем, все это теории, а сейчас давайте посмотрим, что у нас творилось во время боя. Кстати, насчет разведчика вы, самое смешное, почти угадали, но, на будущее, запомните: имперские корабли в разведку в одиночку ходят только в крайнем случае. Вот и мы… Пошли в разведку.

Зажегся экран тактического монитора, проецируя голограмму на центр кабинета. Ковалев взял в руки указку и, с интонациями старого доброго учителя, начал:

— Вот взгляните сюда, полковник. Корабли проходят через минное поле. В тот момент действовало только маскировочное поле, силовая защита не работала. Идеальный момент для атаки. Если вы нас видели — почему не атаковали?

— В тот момент мы вас не видели.

— Так, а в какой момент увидели? И как?

Полковник сказал. Лицо Ковалева вытянулось.

— Похоже, придется мне кое-кого натянуть за такие шутки, — адмирал зло щелкнул пальцами. — Впрочем, ладно, расследованием займемся позже. Почему вы не атаковали сразу после того, как обнаружили нас?

Полковник объяснил. Ковалев кивнул, на сей раз удовлетворенно.

— Ну что же, алгоритм действий вы выбрали правильно. А теперь посмотрим на ваши ошибки. Вот Бога ради, объясните мне: какого черта вы расположили свои торпедоносцы на низких орбитах? Там они теряют свое главное преимущество — возможность внезапной массированной атаки на больших скоростях. Артиллерия тяжелых кораблей в схватке лоб в лоб расстреливает их еще на подходе, что, в принципе, и произошло. Может, объясните?

— Приказ вышестоящего начальства, — скривился полковник. — Решили, что под прикрытием орбитальных крепостей безопаснее всего.

— Ню-ню, — скептически пожал плечами адмирал. — Безопасность в схватке с имперскими кораблями — понятие относительное и очень, очень сомнительное. Технически, если бы я поставил задачу не захватить базу, а уничтожить ее, то накрыл бы планету с дистанции, на которой вы меня и засечь-то не смогли бы.

— Да знаю я, — раздраженно махнул рукой полковник. — Приказы, увы, обсуждать не положено. Конечно, это имеет свои плюсы, но иногда такие минусы… Будто сами не знаете: сидит иной раз перед тобой придурок — и хоть ты кол ему на голове теши, у него все равно звезд погонах больше. Ты начальник — я дурак.

— Универсальная поговорка для всех миров, — кивнул Ковалев. — Хорошо хоть, сейчас надо мной начальства нет.

— Везет, — чуть завистливо кивнул полковник.

— Да уж, — в тон ему ответил адмирал. — Вам бы такое везение — зареклись бы вообще это слово произносить. Ну ладно, с дислокацией разобрались. Кстати, а откуда взялись резервные торпедоносцы? В смысле, где база у них была я уже знаю, но как они там оказались?

— А это мы с командиром группы торпов выбили разрешение на постоянное дежурство группы за пределами зоны ответственности. В целях повышения бдительности. Начальство это любит, а с учетом того, что здесь все изрядно обленились, звучало это вполне резонно.

— Хорошо. Теперь объясните: почему ваши торпедоносцы атаковали оба линкора? Атакуй вы один корабль, у вас была бы хорошая возможность раскидать гайки по всей системе, а так ваша атака завязла еще на рубеже пассивной защиты.

— Не знаю. Решение принимал командир звена, на месте.

— Значит, он ошибся. Впрочем, незнание характеристик наших кораблей, похоже, такую ошибку объясняет. Как бы то ни было, они честно выполнили свой долг, а мертвые сраму не имут.

— Там… Все погибли?

— Не знаю. На двух кораблях — точно все. Еще с одного сняли экипаж — погибших там всего ничего, но остальные получили ранения разной степени тяжести, контузии, ну и облучились заодно. Жить будут, но только если ими займутся мои медики. Четвертого мы пока не нашли, но в направлении его отхода зафиксированы взрывы — видать, ракеты его достали. Впрочем, видно будет, поищем.

Полковник задумчиво кивнул. Видимо, он начал замечать всю несуразность происходящего и его уже глодал червячок сомнений. Ковалев отметил это, улыбнулся еще шире и продолжил:

— Теперь смотрим дальше. Вы можете мне объяснить, почему ваш крейсер полз на орбиту, как беременная черепаха? Даже на этом старье планетарные двигатели обеспечивают куда более резвый старт, а в случае, когда кораблю грозит реальная угроза, можно и маршевыми воспользоваться. Конечно, атмосфере достанется, но лучше загаженная тучка, чем падающие с неба обломки. Или кто-то считал, что угроза нереальная? Ну так имейте в виду: успей ваш корабль к месту боя, он как минимум сорвал бы атаку эсминцев и дал торпедоносцам возможность добить мой линкор.

Полковник густо зарделся:

— Командир крейсера получил команду на немедленный старт, но он взлетал в строгом соответствии с инструкциями. Он всегда был на них помешан. А там четко сказано, как взлетать и какой процент мощности двигателей задействовать. Вот он и взлетал, как учили, а остальное его не волновало.

— Идиот, — с чувством выдавил Ковалев. — Где вы таких накопали? Хотя… Дайте подумаю. Он ни с кем из адмиралов в родственных связях не замечен?

— Есть такое дело.

— Ну, тогда ясно. Впрочем, теперь уж что говорить — менять что-либо поздно. Осталось не допустить повторения ошибок.

Полковник вдруг резко встал, одернул мундир:

— Адмирал, зачем вы мне все это говорите? Хотите унизить?

Ковалев внимательно посмотрел на собеседника. Высокий, по местным меркам даже очень — смешно, но на Земле он был бы заметно выше среднего роста. Худощавое, но не хрупкое сложение — жилистый, широкоплечий… Волосы черные, по-военному коротко остриженные, черты лица крупные. Вообще, лицо открытое. Не красавец, но хороший образчик мужчины, а не тряпки половой.

— Полковник, ваше имя… Длинное такое, интересное, приставок много. Вы дворянин?

— Да.

— И, сильно подозреваю, из старых семей, еще имперского происхождения. Я прав?

— Ну да, — ответил сбитый с толку полковник. — Но у нас на планете дворянство ликвидировано законом.

— А зря. Я всегда считал, что дворянство — элита общества. Генетическая элита. Вот сами подумайте: кто основывал дворянские роды? Те, кто был сильнее, умнее, решительнее, в конце концов, храбрее остальных. Конечно, удача тут тоже роль играла, но удача — это лишь один из факторов. А потом эти сильные-умные-храбрые скрещивались между собой, и в результате постепенно выводилась фактически отдельная порода людей, превосходящих остальных. Правда, увы, параллельно наблюдались еще несколько процессов. Во-первых, лучшие — они и гибли раньше остальных, за свою страну, как правило, а те, кто вышел откровенно неудачными, отсиживались за их спинами. А во-вторых, отсутствовал постоянный приток свежей крови, что рано или поздно приводило к вырождению. Но, в вашем лице, я вижу, что выродились не все.

— К чему это…

— Полковник, перебивать старших по званию — дурной тон. Продолжим. Откроем, так сказать, ваше досье. Да-да, ваше досье. Мы его извлекли из вашего сейфа. Вернее, не вашего лично, а одного из ваших офицеров — наверное, особиста, но это сейчас неважно. Читаем: Вален ля'Комто… Так, ну, это мы опустим. Родился… Это неинтересно. Ага, вот. Из семьи потомственных военных. Окончил с отличием высшее командное училище в городе Тианга… Это ваша столица, кажется? Специализация — космический десант. Насколько я знаю, в вашей армии самая рискованная и самая непопулярная. Быстрый карьерный рост, вплоть до… Не понял… Ага, примерно соответствует нашему генерал-майору. Разжалован до полковника… За что? Ясно. Попытка государственного переворота, ваша дивизия ее предотвратила с особой жестокостью. Пять тысяч убитых, в основном среди членов партий демократического толка, а ныне просто членов… Не обращайте внимания, это у меня юмор такой. В принципе, правильно сделали. А за что же разжаловали? Ах да, во всех СМИ вас заклеймили палачом. Сошло бы с рук, но вы повесили… Кого? Ну и имечко. Шансемулхон Дельтерпитальд… Тьфу, язык сломаешь. И что с того, что повесили придурка? Не виновен в перевороте, а просто вас оскорбил? Ну а почему не дуэль? А, он у вас любовник президента. У вас что, женщина-президент? Мужчина? Так, я не понял — у вас что, педерастов вешать нельзя? Только расстреливать? Как, и расстреливать нельзя, и топить тоже? Кошмар, какое отсталое государство. Ага, от тюрьмы вас друзья отмазали. Как, интересно? А, окружили танками президентский дворец. Всех поубивали? Как, не стреляли? Идиоты. В общем, понятно, вся дивизия в полном составе оказалась здесь. Легко отделались. И как получилось, что такие орлы так легко сдались? Что, ваших здесь не было — все в джунглях, на учениях? Это хорошо, полковник, это просто здорово…

Пока Ковалев продолжал свою тираду, глаза полковника становились все больше и больше. Под конец казалось уже, что они сейчас вылезут из орбит и повиснут на стебельках, как у рака. Дождавшись, когда удивление собеседника зашкалит за все мыслимые пределы, Ковалев с улыбкой закончил:

— Как я понимаю, вас интересует, к чему весь этот разговор? А ведь все просто, полковник — я предлагаю вам другую работу. С сохранением звания, ну и должность военного коменданта этой планеты — тоже ваша. Стоп! — адмирал предупреждающе поднял руку. — Не отказывайтесь сразу и не возмущайтесь. Сначала послушайте, что я вам скажу. Вы, конечно, скажете, что вы приносили присягу и все такое. Только тут есть два нюанса. Они друг с другом не пересекаются, но каждый по отдельности от необходимости следовать ей вас избавляют. Во-первых, ваша родная планета — не более чем одна из заштатных провинций Второй империи и в свободное плавание ее никто не отпускал. Сами собрались, никого не спросив. Следовательно, с нашей точки зрения ваше правительство — всего лишь сепаратисты и предатели, и поэтому переход в нашу армию является не более чем восстановлением естественного и вполне законного порядка вещей. А во-вторых, правительство вашей планеты уже давно подписало капитуляцию. Так что нет вашей незалежной не пойми чего, а есть владения империи, и я представляю здесь высшую власть. Поэтому думайте, полковник, время пока есть. В случае согласия (а поверьте, обмануть нас у вас не получится) вы получите намного больше, чем могли бы иметь раньше. Что заслужите — то и получите, я не вижу нужды экономить на людях. Ну а достигнуть вы можете многого — вы храбро сражались и проявили себя неплохим военачальником. Если администратором вы окажетесь таким же дельным, то перспективы перед вами открываются широчайшие.

— А если не соглашусь?

— Ну, а если не согласитесь — тоже ничего страшного. Вы знаете местные условия, с вами легче будет поставить здесь все на нормальные рельсы, но, если потребуется, справятся и другие. Людей у меня пока хватает. Ну а чтобы вы не мешали, вас всех запихнем в лагерь. Не волнуйтесь, ничего страшного там не будет, посидите до конца войны. И все же я рекомендую подумать. Ну и плюс поймите меня правильно: если вы согласитесь, то те люди, которых вы сочтете нужным взять на службу, на этой службе и останутся, а вот если не согласитесь — то в лагерь мы отправим вас всех, поголовно. Ничего страшного, конечно, но кто-то будет сопротивляться… Ваша дивизия — она ведь без боя не сдастся, десантура везде одинакова. А у меня нет времени на уговоры, я проблемы решаю просто, быстро и радикально. Да и в любом случае, жизнь в новой империи лучше начинать ее солдатом, чем никем.

— Вы страшный человек, адмирал.

— Благодарю, я в курсе.

— Можно вопрос?

— Валяйте, — и, видя недоуменные глаза полковника. — Задавайте свой вопрос.

— Как бы вы действовали, если бы мы вас не обнаружили?

— Да очень просто. Под прикрытием маскировочного поля подошел бы к орбитальным крепостям и высадил десант. Людей у меня достаточно, и на что они способны вы видели. Взяли бы вас тепленькими, думаю, и потерь было бы намного меньше, чем сейчас. В общем, ладно, думайте. Я вас не тороплю, полковник, время еще есть, но и не затягивайте.

Полковник думал два дня. Ковалев не пытался его торопить — знал, что такое решение не дается легко, и знал, что полковник согласится. Не из-за себя даже, а из-за тех десантников, которых обложили в джунглях и держали под прицелами корабельных орудий. Ну а потом все просто — зомби-ящик, чтоб дурных идей в голову не приходило, и вперед, впрягайтесь, полковник, в работу во имя светлого будущего.

Ну а буквально через неделю пришел курьер и сообщил, что на одной из окраинных планет началась эпидемия и что похоже это на применение бактериологического оружия — чужого, нечеловеческого, и сейчас спешно собранная карательная группа шла к границам, чтобы в очередной раз популярно объяснить соседям, кто здесь главный папа.


Глава 12

Галанн стоял в позе просителя. Хотя его не то лицо, не то морда ничего не выражало, было заметно, насколько тяжело этому гордому и сильному существу унижаться перед человеком. Но деваться галанну было некуда — это был последний шанс спасти его народ от полного истребления, и он намерен был его использовать, путь даже ценой гордости и самой жизни.

Галанны, разумные инсекты, больше всего напоминающие серо-зеленых трехметровых богомолов с резким и сильным хотя и не неприятным запахом, были ближайшими соседями вновь образующейся империи, и именно в их зоне ответственности произошло то досадное происшествие с эпидемией на заселенной людьми планете. Точнее, эпидемий было три, на разных планетах, но на одной ее очень быстро нейтрализовали, благо это был давно заселенный, очень развитый мир, на котором медицина хоть и несколько деградировала со времен империи, но, тем не менее, оставалась на очень высоком уровне. Вакцину разработали еще до того, как число жертв перевалило за тысячу, моментально развернули ее промышленное производство и смогли защитить планету. На второй планете эпидемии не дала шанса развиться как раз отсталость этого мира — небольшие поселки охотников и старателей, разбросанные по планете, практически не поддерживали связи между собой, поэтому очень легко оказалось установить в зараженном районе строгий карантин и локализовать болезнь, что позволило продержаться до прибытия санитарных кораблей. А вот третьей не повезло — довольно густозаселенный и не слишком развитый мир успел потерять до ста миллионов человек из полумиллиарда, живущих на нем до эпидемии. Потом подоспела помощь, но число жертв было огромно. Естественно, что как только выяснилось, что источник болезни — искусственно выведенная бактерия, имперский флот выдвинулся к границе. Спускать с рук наезд было никак нельзя, погибшие требовали отмщения, и теперь галанны стояли перед очень нехорошей перспективой прекратить свое существование.

Нет, они, конечно, не собирались сдаваться без боя, они были гордой и сильной расой, старой расой с богатыми военными традициями, но именно поэтому каждый из них, от старого генерала в истрескавшемся от времени хитиновом панцире до молодого, только что вылупившегося из куколки кадета, понимали, что шансов у них нет. То есть совсем нет. Их корабли во многом уступали даже современным человеческим посудинам, а против легендарных имперских линкоров, да еще в открытом бою, неполная сотня кораблей, которую смогли наскрести галанны, и вовсе не плясала. Даже против одного-единственного линкора этого было откровенно мало — орудия имперского корабля просто расстреляли бы их флот издали. Бой же этого, с позволения сказать, флота с имперской эскадрой и вовсе превратился бы для ее артиллеристов в нечто вроде стрельбы по тарелочкам. В последнем галланов очень доходчиво убедил тот простой факт, что когда имперская эскадра, подобно разъяренному носорогу вломилась на их территорию, пограничные корабли, попытавшиеся преградить дорогу имперцам, были уничтожены мгновенно, не сумев даже открыть огонь. Их расстреляли быстро и безжалостно, не дав им ни единого шанса.

Правил галланами… Трудно адекватно перевести эту должность. Для царя-короля не хватало передачи власти по наследству, для президента слишком широки были полномочия, да и не выбирали его, а назначали путем генетической селекции и одновременно учета заслуг и личностных характеристик… А неудачные правители, от которых никакая система не застрахована, жили у них нехорошо и недолго, и, опять таки, было непонятно, по какому принципу все происходит. Словом, странная система была, точнее, для людей странная, но результаты давала хорошие — во всяком случае нынешний глава галланов, воин и поэт, не побоялся лично, на маленьком, ничем не защищенном корабле выйти навстречу имперскому флоту. Смелость и готовность к самопожертвованию для правителя многое значат, и это был именно правитель, а не посланная на убой шестерка, что не раз бывало в истории человечества.

Вот сейчас главгаллан и стоял перед Ковалевым в позе просителя: треугольная голова с мощными челюстями наклонена, передние конечности, как две капли воды похожие на хватательные конечности земных богомолов, поджаты, две пары ног сложены, и длинное брюхо, прикрытое чем-то вроде комбинезона, почти лежит на полу. Поза полной покорности и уязвимости…

— …я рассказал все, что знаю. У меня нет доказательств, которые могли бы вас убедить. Да что там, у меня вообще никаких доказательств нет. А могу только просить вас поверить и пощадить мой народ, мы ни в чем не виноваты и не заслуживаем вашего гнева.

Переводчик пискнул и замолк. Ковалев задумчиво поглядел на маленькую коробочку, позволяющую легко общаться с кем угодно. Хорошая вещь, если вдуматься — без него с галланами вообще невозможно было бы общаться. Человеческое горло просто не воспроизведет те скрипы, которые издают насекомые, а ведь речь галланов — еще не самый сложный язык в галактике. Далеко не самый сложный…

— Виноваты-виноваты. В том, что не уследили, а ведь все были предупреждены о последствиях. Но я вам верю. И не столько из-за ваших слов, сколько из-за того, что моя разведка тоже не щи лаптем хлебает.

Ковалев не стал уточнять, что его разведка — это, в основном, наследство покойного Диктатора. Решил он в свое время, что добру пропадать совсем незачем, и наложил лапку на оставшуюся без головы, но, в целом, вполне налаженную и уверенно функционирующую структуру. Во главе поставил своих людей, конечно, ну да желающих поруководить всегда легче найти, чем желающих поработать, так что было из кого выбирать, а сейчас такая предусмотрительность оказалась кстати.

— В то, что это сотворили вы, я не верил с самого начала. Вы, во-первых, всегда воевали открыто, весь характер войн говорил о том, что вы предпочитаете честный бой, лоб в лоб. У вас своеобразный, но весьма впечатляющий и вызывающий уважение кодекс чести. Хотя, конечно, все бывает в первый раз. Ну а во-вторых, с точки зрения развития достаточно отсталый народ. Не сочтите за оскорбление, но это констатация факта — ваши технологии не слишком эффективны, корабли откровенно слабы, а биотехнологии и вовсе в зачаточном состоянии. Вам просто не создать эту дрянь. Наши ученые исследовали возбудителя — не ваш уровень.

— Тогда кто? Кто нас подставил? Скажите, и мы убьем их сами.

— Мертвых не вернешь, и искупить так свою вину вы не сможете. Хотя кто, сказать могу — ваши соседи, цивилизация кар-таан. Решили нагадить в секторе ответственности противника, хитрецы-мерзавцы, и посмотреть, как я вам задницы на британский флаг порву. Наивные. Они хорошо замаскировали следы своей работы, и их детище мало напоминает их обычные разработки, но наше оборудование позволяет копать глубже, чем они даже представить себе могут, поэтому определить производителя было несложно.

Галлан сник — против весьма многочисленной и развитой цивилизации кар-таанов его флот был откровенно слабым. Кар-тааны, цивилизация внешне напоминающих людей теплокровных гуманоидов, контролировали два десятка звездных систем, в шестнадцати из которых были развитые колонии, а галланы — только восемь. В свое время, довольно давно, у них был конфликт, и галланы, потеряв значительную часть территории, отбились с огромным трудом, но тогда силы цивилизаций были еще почти равны. Увы, кар-тааны развивались намного быстрее инсектов и сейчас уже на десятилетия опережали их в техническом отношении, так что выполнить обещание галлан не смог бы при всем желании. В принципе, война с кар-таанами для галланов стала бы такой же формой самоубийства, как и война с империей, разве что более медленной и, пожалуй, намного более неприятной.

Полюбовавшись расстроенным видом собеседника, Ковалев небрежно сказал:

— Ну и что мнес вами делать теперь? Вы поймите, лично против вас я зла не держу — ну, лопухнулись, но, когда против вас действуют спецслужбы более сильного и технологически более развитого государства, это неизбежно. Однако и не выполнить обещание я не могу. Я обещал оторвать голову любому, в чьей зоне ответственности произойдет инцидент, и теперь связан по рукам и ногам. Погибли люди, много людей, и поэтому если вы останетесь безнаказанными, то меня просто не поймут. Ни соседи, которые меня мало волнуют, ни, что важнее, мои же люди. Информация уже распространилась и скрыть ее не удастся — надо реагировать. Итак, какой выход вы можете предложить?

Галлан посмотрел на плотоядную ухмылку адмирала и сник еще больше — очевидно, в человеческой мимике он разбирался. Оба собеседника прекрасно понимали, что галланы влипли по самое брюхо. Для Ковалева ситуация, омраченная гибелью людей, была отличным поводом припугнуть соседей. Почти наверняка, посмотрев на то, что случилось с цивилизацией галланов, остальные удвоят усилия по предотвращению подобных инцидентов — жить всем хочется, а страх — отличный стимул для повышения бдительности. В том же, что с галланами адмирал может сотворить все, что угодно, сомневаться не приходилось.

Подождав немного и, видя, что клиент дозрел, Ковалев заговорил совсем другим тоном:

— Значит, так. Вы контролируете восемь звездных систем, — над столом адмирала зажглась голокарта сектора. — Из них в шести у вас колонии с высокой плотностью населения, и в двух — только небольшие комплексы по добыче и переработке полезных ископаемых. Как раз эти системы ближе всего к нашей территории. Их вы передаете нам. Будем считать это компенсацией за моральный ущерб, ну и, заодно, демонстрацией для всех вокруг того, что мы слов на ветер не бросаем.

Галлан печально кивнул. Конечно, потеря четверти территории — это не полное уничтожение, однако его цивилизация попадала в результате в очень неприятное положение. Половина добывающей и треть перерабатывающей промышленности в сфере производства редкоземельных металлов и радиоактивных материалов — это вам не шутки. Однако Ковалев лишь усмехнулся — ему эти системы, по большому счету, нужны не были. Своих хватало, и удобнее расположенных, и куда более богатых, а осваивать еще и эти не было сейчас ни средств, ни техники.

— После этого мы оформляем аренду. То есть системы считаются нашими, но своих рабочих вы никуда не убираете и спокойно продолжаете разработку полезных ископаемых, передавая нам четверть от того, что добываете. Плюс там будет расположена база моих патрульных кораблей. Так, на всякий случай, чтобы вы о правилах вежливости не забывали, а соседи хаметь не вздумали. Устраивает?

Разумеется, галлана это устраивало, и даже очень. Вместо ксеноцида или, как минимум, территориальных претензий его государство получало не такие уж и большие репарации, причем продукцией, производимой в больших количествах. Ковалев прекрасно знал, что ему требовать — гнобить инсектов в его планы пока не входило. Ключевым словом здесь, правда, было "пока", но знать об этом галлану не полагалось, к тому же Ковалев еще и сам не решил, что с ними делать дальше.

— А теперь давайте обсудим, что мне потребуется от вас реально. Готовы расплатиться, не забыв и себя любимого?

Трудно сказать, насколько галлан понял русскую идиому, но смысл фразы он, без сомнения, уловил — кивнул совсем по-человечески и принял позу полного внимания. Вообще, и них очень многое передавалось позами — мимикой-то хитиновый панцирь пользоваться не позволял. Впрочем, позы — тоже не самый худший вариант. По слухам, у некоторых цивилизаций было еще хлеще — кто-то начинал менять цвета, а кто-то издавать соответствующие запахи. Позы хороши уже хотя бы тем, что при общении с их хозяином не надо было нюхать сероводород.

— Итак, диверсию осуществили кар-тааны. Рассчитывали, очевидно, спровоцировать между нами войну, и это им почти удалось. В результате погибли и мои соплеменники, и ваши — корабли, погибшие на границе, по большому счету на совести этих козлов. Подстава у них получилась отличная, не будь у моих ученых хорошей аппаратуры — я бы смел вашу пародию на флот и ударил по планетам. Я считаю, что такие выходки никому не должны сходить с рук, и цивилизация кар-таанов должна понести соответствующее наказание. Стать, так сказать, показательным примером того, что происходит с мерзавцами. И, естественно, наказывать их должны обе пострадавшие в результате этой авантюры стороны. Думаю, это справедливо, как вы считаете?

Галлан медленно кивнул. До него, похоже, дошло, что вместо войны с империей или не менее страшной войны один на один с кар-таанами ему предлагается принять участие в карательной акции. С перспективой изрядно попортить кровь старым недругам. В общем-то, хороший вариант. Однако Ковалев еще не закончил.

— Скажите, какие из планет кар-таанов вам нужны?

Это было уже более чем интересно, и высокие договаривающиеся стороны начали увлеченно рассматривать карту. Интересно, что подумали бы кар-тааны, узнай они, что их будущее предрешено и что сейчас их территорию уже делят между собой те, у кого нет никакого пиетета по отношению к чужой жизни. Наверное, взвыли бы. Впрочем, сами виноваты — думать надо было раньше.

Разговор о том, что и кому надо, вышел, кстати, интересным. Галланы были весьма уязвимы с точки зрения среды обитания и потому привередливы — им были нужны планеты с относительно низкой гравитацией, высокой влажностью, теплым климатом и высоким содержанием кислорода в атмосфере. Ну, или хотя бы планеты, которые можно относительно легко модифицировать под эти запросы. Таких во владениях, точнее, уже в бывших владениях еще ни о чем не подозревающих кар-таанов нашлось шесть штук. Ну и системы, богатые с точки зрения ресурсов, также весьма интересовали галланов.

С другой стороны, империи сейчас не слишком нужны были планеты под колонизацию, да и сырьевых миров у людей хватало. Однако мыслить всегда надо с дальним прицелом, поэтому от своей доли будущей добычи Ковалев отказываться не хотел и, если с планетами, пригодными для колонизации, особых вопросов не возникло, то насчет остального возник жаркий спор. Впрочем, решили его полюбовно — как оказалось, принцип жребия галланам был вполне знаком. Разделили системы по их ценности на две примерно равные группы, а потом подбросили монетку и решили дело без взаимных обид.

Ну а потом стали решать, какая судьба будет у кар-таанов и какие вложения внезапные союзники сделают в войну. С судьбой вопросов не возникло совершенно — живыми столь беспокойные и подлые соседи не были нужны ни империи, ни галланам, а вот с прикладываемыми к этому усилиями были вопросы. Ковалеву не хотелось терять людей, а флот галланов в бою не слишком многого стоил. Но договорились быстро. На имперский флот была возложена задача уничтожения флота кар-таанов, что было для людей не самой сложной задачей, и подавление орбитальных крепостей. Последнее и вовсе было фикцией — военная доктрина кар-таанов предусматривала в качестве основы мощный и мобильный флот, а строительство крепостей было признано бесперспективным. Это, возможно, и не лишено было основания, но сейчас было только на руку Ковалеву — уничтожить жалких шесть орбитальных крепостей сомнительной эффективности было несложно. А ведь с учетом того, что уничтожение планет на сей раз не планировалось, хорошая орбитальная оборона могла доставить определенные неприятности.

Ну а галланы, соответственно, взяли на себя зачистку планет. Может, они были и не самыми талантливыми конструкторами и не слишком преуспели в развитии, но солдатами гигантские инсекты были отличными. Ковалев не без основания предположил, что в деле уничтожения конкурирующей расы они преуспеют, а раз так — не стоит пачкаться самим. Достаточно обеспечить союзникам возможность действовать.

Когда галлан отправился с радостной вестью к своим кораблям, адмирал с усмешкой посмотрел ему вслед. Он не был наивен и понимал, что приподнявшиеся за счет этой войны инсекты могут потом и сами помечтать о великодержавности. Только вот не скоро это произойдет — сначала им придется освоить то, что они захватили. Это займет их надолго, особенно с учетом потерь, которые понесут галланы в войне. Адмирал еще до встречи подсчитал, сколько живой силы потеряют потенциальные союзники, и был доволен результаты. Ну а когда галланы станут опасными… Впрочем, до этого еще надо было дожить.


Глава 13

Государство кар-таанов, компактно расположившееся у границ империи, окончило свое никчемное и порочное существование через месяц. Можно было и быстрее, примерно за пять-шесть дней, но имперские корабли оказались вынуждены подстраиваться под скоростные характеристики флота галланов, да и планеты пришлось все-таки штурмовать, а не выжигать. Хорошо хоть, для людей операция прошла без жертв — в десантных операциях участвовали исключительно войска галланов, они же и несли потери. Потери их, кстати, были не так и велики — хотя кар-тааны и отчаянно сопротивлялись, но бойцами они оказались более чем посредственными. Техническое превосходство не слишком повышало эффективность их ручного оружия по сравнению с оружием инсектов, а бронетехника, при полном господстве в воздухе и на орбите имперских боевых машин, сжигалась прежде, чем успевала выйти на позиции. В космосе все вообще сложилось мало не идеально. Не успевший подготовиться к обороне, довольно многочисленный и даже в чем-то опасный флот кар-таанов был разбит по частям — Ковалев беззастенчиво воспользовался преимуществом своих кораблей в скорости и огневой мощи. Порвал, в общем, как Тузик грелку. Наиболее мощная из вражеских эскадр вообще не успела даже отойти от стыковочных узлов своей мобильной базы. За остальными, правда, пришлось погоняться… Ну а в рукопашной галланы с их силой и мгновенной реакцией и вовсе имели подавляющий перевес.

Кстати, вторым неприятным сюрпризом для Ковалева, помимо непозволительно малых потерь галланов в живой силе, стало то, что врагов своих инсекты попросту ели, причем если поверженным и умерщвленным врагам было уже, в общем-то, все равно, то пленным — совсем даже наоборот. Как и многие насекомые, галланы не стремились убить свою добычу. Более того, они считали, что живая и сопротивляющаяся жертва намного вкуснее хладного трупа. Что же, у кого-то это может вызвать тошноту, но, с другой стороны, люди порой ведут себя ничуть не лучше[75].

Так или иначе, из опыта боев Ковалев сделал некоторые выводы — так, на будущее. Ибо у империи не бывает постоянных друзей — бывают только постоянные интересы. Англичане, конечно, изрядные сволочи, но сволочи умные, и кое-чему, хотя бы вот такому рациональному отношению к жизни, у них поучиться определенно стоит.

Однако всему на свете приходит конец, пришел он и маленькой победоносной войне, вновь поднявшей авторитет землян вообще и Ковалева в частности на недосягаемую высоту. Как же, непобедимый флотоводец и защитник интересов человечества, карающий меч империи и все такое прочее. В очередной раз истребил тех, кто посмел поднять руку на людей… Очевидно, именно это и дало толчок произошедшим впоследствии событиям.

Ковалев как раз проснулся, вылез из кровати и с неудовольствием посмотрел на себя в зеркало, когда запищал зуммер вызова. Адмирал не обратил на него внимания — когда происходило что-либо срочное, вызов шел по другому каналу. Куда больше его напрягало собственное состояние — он вновь активно толстел. Ну да, пока его организм не переходил в боевой режим, килограммы набирались со страшной силой и не сгонялись никакими тренировками. Естественная физиологическая реакция — толстый слой сала служил своего рода аккумулятором энергии, расходуемой в бою, но сейчас от этого Ковалеву было не легче. Поэтому адмирал решил, не мудрствуя лукаво, забросить ненадолго дела, пойти в спортзал и потренироваться по полной программе, с переходом на боевой режим, чтобы сбросить начавшие уже мешать килограммы, проклятие всех суперов. Давно надо было, честно говоря, но природная лень плюс обязанности командующего, отбирающие все свободное время… Да, надо было идти в спортзал, но проклятый зуммер продолжал действовать не нервы, и адмирал, стойко проигнорировав его пару минут, все-таки ответил.

— Привет, проснулся уже?

Голос Дайяны был отвратительно весел, как только может быть весел голос красивой молодой женщины, у которой нет ни проблем со здоровьем, ни с лишним весом, ни с личной жизнью. Уж чего-чего, а поклонников у нее было море, причем и среди местных, и среди землян. Вон, тот же Шерр клинья бить пытался, Олаф хвост как павлин распускал, да и остальные старались не отставать. Правда, насколько было известно адмиралу, она со всеми поддерживала хорошие, но чисто приятельские отношения, ни с кем не сходясь ближе установленных ею самой границ и деликатно отфутболивая особо настырных. Впрочем, ребята своих попыток не оставляли, и от недостатка внимания девушка не страдала. Так что живи и радуйся. Вот она и радовалась, а Ковалева это сегодня раздражало — не в том он был настроении, чтобы начинать утро с шуток.

— Представь себе, да, — брюзгливо съязвил он. — Это что-то меняет?

— Да нет, — Ковалев почти как наяву увидел, как она пожимает плечами. — Если бы не проснулся, я бы тебя разбудила.

— Спасибо за откровенность. Случилось что?

— Ну, в общем-то, да. Ты не мог бы зайти?

— Через час, — сердито буркнул адмирал, прикинув, что за это время он успеет и посетить спортзал, чтобы хоть немного согнать жирок, и сполоснуться после тренировки.

— Идет.

— Кто идет? Где идет?

Дайяна с полминуты молчала, переваривая услышанное, прежде чем поняла, что в очередной раз стала жертвой специфического адмиральского чувства юмора. Ковалев вообще обожал вот так, не слишком изобретательно играть словами, особенно когда собеседник, вот так, как сейчас, пользовался русскими оборотами речи. Потом раздался ее обиженный голос:

— Адмирал, а вам не кажется, что с дамой можно и повежливее?

— Мне никогда ничего не кажется. Я или уверен, или не болтаю, — фыркнул Ковалев и выключил связь.

Ровно через час сбросивший почти пять килограммов и, несмотря на изможденное лицо, похудевший и помолодевший адмирал деликатно позвонил в дверь каюты Дайяны. Дайяна занимала на базе самые роскошные апартаменты — целых пять комнат. Она любила простор. Впрочем, ни у кого эта маленькая слабость протестов не вызывала — Дайяну любили, и она беззастенчиво этим пользовалась, правда, надо отдать ей должное, только в мелочах. Единственно, на чем все дружно тогда настояли, так это на том, чтобы апартаменты эти были расположены во внутренней, самой защищенной части базы, в ее старом, но отлично бронированном ядре. Протесты девушки о том, что там нет иллюминаторов, были столь же дружно проигнорированы, и Дайяне пришлось смириться.

Ковалеву было проще — он космические станции не слишком жаловал, и потому предпочитал держать свой флаг на "Громовой звезде". Ну, или на планете расположиться на худой конец, но последнее ему тоже не слишком нравилось. Все-таки, несмотря на то, что он был теперь имперским адмиралом, восприятие его осталось чисто земным, и как многие жители слаборазвитых в плане космических перелетов планет, в чужих мирах он чувствовал некоторый дискомфорт. На корабле, который фактически стал его вторым домом, никакого дискомфорта не ощущалось, а вот на чужой планете и под чужим солнцем накатывало чувство какой-то незащищенности. То есть побывать на другой планете — пожалуйста, без проблем, а вот жить там сколь-либо продолжительное время как-то не тянуло. Впрочем, возможно, он был в этом плане не одинок — во всяком случае, как иначе объяснить тот факт, что возможность размещения командного центра на планете даже не рассматривалась? Все, не сговариваясь, решили, что орбитальная крепость, пусть даже и бывшая, надежнее, и теперь основной центр управления возрождаемой империи был именно здесь. Правда, Ковалев бывал на станции нечасто, но вот именно сейчас, вернувшись из похода, он именно на центральной базе и прохлаждался, а его флагман, пришвартованный здесь же, проходил текущий ремонт, в то время как команда его отрывалась на планете. Ну, там все было, как положено — развлечения, спиртное рекой, девочки… В принципе, то, что нужно вернувшемуся из похода солдату.

Адмирал, кстати, сразу после прибытия тоже прогулялся на планету, инкогнито, конечно — не пристало официальному лицу, можно сказать, второму (хе-хе, наивные) человеку в империи отрываться, как какому-то рядовому. Ковалев, когда ему долго втирали об особенностях этикета, вообще осатанел, потому как не без основания считал, что сам может устанавливать этикет, причем тот, который сочтет нужным. Увы, товарищи его не поняли, и адмиралу пришлось смириться перед напором общественного мнения и посещать планеты инкогнито, в обычном десантном комбезе с лейтенантскими погонами. Кстати, простые матросы и десантники ничего плохого в этом не видели — ну, решил командир оттянуться, и что с того? На планетах его не узнавали — во-первых, в жизни Ковалев сильно отличался от парадных портретов, а во-вторых, не ассоциируется десантник в невеликом звании, сидящий в самом обычном баре и пьющий в компании других таких же вояк, со всемогущим комфлота. Вот и здесь в первый вечер после прибытия Ковалев сгонял вниз, неплохо провел время и даже был арестован местной полицией за нарушение общественного порядка. Вообще-то, арестовывать военных имеет право только военная полиция, но Ковалев и несколько оказавшихся с ним в одной компании десантников были уже слишком веселыми, поэтому решили подшутить над блюстителями порядка и дали себя задержать и запереть в КПЗ. Утром полицейские, наверное, выпучив глаза, смотрели на пустую камеру и пролом в стене — кирпичная кладка супера не удержит…

Ну а после сих сомнительных "подвигов" адмирал уже неделю сидел на станции и разгребался с накопившимися делами. Их, кстати, было столько, что адмиралу взвыть хотелось. Увы, выть он мог сколько угодно, но дело от этого двигаться упорно не хотелось, и приходилось разбираться, вникать в каждую бумажку и шепотом материть тупоголовых помощничков, которые сами, без участия высокого начальства, не способны разобраться с такой вот ерундой. Впрочем, возможно, он был и неправ, просто очень уж ему не нравилась бумажная работа. На мостике боевого корабля, конечно, рискуешь больше, но там и понятнее все, и не надо разбираться, куда поставить запятую в чем-нибудь банально сложном, вроде "казнить нельзя помиловать".

Так что сейчас Ковалев был даже благодарен Дайяне — она, конечно, выдернула его не пойми зачем, но и, с другой стороны, отодвинула на некоторое время столь нелюбимые бумажные дела. И, вроде, причина есть этим не заниматься, а не просто лень и блажь.

Дверь открылась почти сразу, причем Дайяна открыла ее сама, встречая гостя у порогу, а не дистанционно. Значит, не сердилась уже — впрочем, она девушка отходчивая. Это Ковалева сложно было разозлить, но, однажды обидевшись по-настоящему, он мог помнить обиду годами, а Дайяна вспыхивала, как порох, на любую мелкую подначку, но так же быстро остывала. Легкий характер у человека, и работать с ней легко.

— Однако, ты пунктуален, — улыбнулась она вместо приветствия и сделала шаг в сторону, освобождая проход в свое жилище.

— Стараемся, — в тон ей ответил Ковалев, входя. — Ты что, за дверью стояла, меня ожидаючи?

— С чего ты так решил? — спросила Дайяна, но глаза ее вильнули в сторону, а лицо предательски покраснело.

— Да решил вот, — широко улыбнулся Ковалев, проходя в кабинет плюхаясь на мягкий кожаный диван и оглядывая комнату. Да, давненько он здесь не был. Впрочем, почти ничего не изменилось — кабинет был вполне обычным, офис как офис. Чем-то он напоминал кабинет самого Ковалева. Да что там чем-то, всем, пожалуй, разве что вместо коллекции кристаллов с разных планет, для которых у адмирала было выделено несколько застекленных шкафов, у нее на всех полках и полочках, а также на столе находилось множество всяких мелких, типично женских безделушек. Их, в основном, дарили ей знающие о ее любви к таким игрушкам поклонники, и со времени последнего визита адмирала их изрядно прибавилось. Ну что же, у каждого свои слабости — некоторые, говорят, вообще крокодилов коллекционируют.

— Зря решил, — не менее лучезарно улыбнулась в ответ Дайяна. Она уже справилась с собой, и теперь только пикантно порозовевшие уши чуть-чуть контрастировали с ее тоном. — Просто рядом проходила.

— Ну и ладушки, — серьезно кивнул адмирал. — Рассказывай.

— Что именно?

— Ну, то, ради чего ты решилась разбудить мою светлость ни свет ни заря.

— Чего-о? — ее изумление было совершенно неподдельным. — Бесстыдник, ты на часы-то смотрел?

— А зачем мне часы? Я и так время лучше любого хронометра чувствую.

— Ага, рассказывай давай.

— Это ты рассказывай, за ради чего заставила старого толстого дядю Васю бросить важные и нужные дела и сломя голову лететь через всю станцию сюда, теряя подметки?

— Хам!

Адмирал довольно заржал, Дайяна тоже улыбнулась — подобные пикировки были у них в порядке вещей. Каждый развлекается, как может, а без смеха в космосе трудно — давят на человеческую психику пустота и бесконечность. Вот и сбрасывают люди напряжение — кто в спортзале, кто вот так, шутливо переругиваясь, кто еще как-то. А иначе нельзя, уставший человек может и сорваться, а это уже опасно и для него самого, и для окружающих, причем на боевом корабле, да во время похода, опасно вдвойне. Вот и увольнительные для того же предназначены — расслабляться необходимо, и набитая физиономия какого-нибудь бармена или подхваченный по дурости триппер — не самая большая плата за психическое здоровье.

Отсмеявшись, Ковалев и Дайяна расселись по местам и приступили к разговору. Точнее, Ковалев остался сидеть на диване и не спеша потягивать кофе с малой толикой коньяка, который по-быстрому сварила девушка (точнее, сварила кофе-машина, сама Дайяна лишь ее включила — увы, это был предел ее кулинарных талантов, сама она не только не умела готовить, но и, похоже, испытывала к самому процессу стояния у плиты невыносимое отвращение), а Дайяна уселась за стол — тоже с огромной кружкой кофе. Этот напиток, моду на который завезли с Земли совсем недавно, в последнее время стремительно становился все более популярным. Впрочем, разговор, как обычно, начался издалека.

— Как Юля?

— Да нормально, — пожал плечами Ковалев. — Учится. Это я тебя, кстати, спросить хотел: пока меня не было она тут никого не достала? А то, насколько я ее знаю, учудить она может все, что угодно.

— Нет, ничего она не натворила. Кстати, она, пока ты в походе был, вообще как-то очень повзрослела. Видать, чувствовала какую-то ответственность. Но вот ты приехал…

— Да уж, — Ковалев смущенно кивнул. За поведение дочери на торжественном приеме по случаю возвращения с войны ему было стыдно. — Прости…

— Ничего страшного, — махнула рукой Дайяна. — Она все-таки еще ребенок, хоть и старается казаться взрослой и серьезной. А тут расслабилась. И потом, мне кажется, она тебя ко мне ревнует.

Адмирал покраснел так, что казалось, поднеси спичку — загорится. Дайяна снова рассмеялась.

— Не бери в голову, отважный воитель. Все вы, мужчины, герои в чем-то одном — или в бою, или с прекрасным полом. А чтоб и там, и там — это редко у кого получается. Видел бы ты, как Олаф периодически дар речи теряет и бекает-мекает…

— Да видел уж, — махнул рукой адмирал. — Мне его даже жалко.

— Мне тоже. Иногда. Но чаще смешно — ведь знает, что шансов ноль, и все равно… Впрочем, это все не требует мгновенного решения.

— А что требует?

— То, ради чего я тебя пригласила. Ты знаешь, похоже, у нас появился шанс закончить эту войну и объединить ближайшие провинции империи. Прямо сейчас.


Глава 14

— Ну, сволочи, — прохрипел адмирал, с трудом переводя дыхание. — Всех перебью, на фиг.

Силовая рапира в его руке чуть слышно гудела, а на полу лежали трупы. Одуряющее пахло кровью и предательски подрагивали от усталости ноги. Дайяна, привалившаяся к стене, ничего не ответила — тоже пыталась восстановить дыхание, только получалось это у нее куда как хуже. Отвыкла девушка от таких вот пробежек, а впрочем, она к ним и не привыкала никогда. А ведь как многообещающе все начиналось…

Когда Ковалев узнал, что почти сразу после того, как он отбыл разносить на запчасти кар-таанов, на Дайяну вышли эмиссары сопредельных человеческих государств (это пока сопредельных и пока государств, очень скоро имперский флот должен был объяснить им всю пагубность сепаратизма) и предложили встречу, на которой предполагалось обсудить будущие взаимоотношения и перспективы образования союза, вначале военного, а потом — кто знает, он обрадовался. Ну в самом деле, когда еще подвернется такая возможность — накрыть всех конкурентов одним ударом? Взять их за жабры всех и сразу, ну а если не получится… Артиллерийский удар линкора не оставляет этим умникам ни единого шанса — так он и сказал тогда, чуть ли не облизываясь от искушения. И был жестоко разочарован.

Как оказалось, несносная девчонка, ни с кем не посоветовавшись, уже дала свое согласие на встречу, причем дала слово, что во время переговоров никаких враждебных действий со стороны имперцев предприниматься не будет. То есть дала противной стороне гарантию безопасности и не позволит никому нарушить данное ей слово. В том числе и Ковалеву со товарищи. И вообще, она на встречу должна одна отправиться.

Ковалев тогда на минуту дара речи лишился. Слово? Эта сопля дала слово, а он его будет держать? Что она о себе возомнила-то? Крута до невозможности? Так ведь это быстро лечится — розгами по седалищу, и не посмотрит он ни на то, что женщина, ни на ее происхождение. Вот в таком примерно ключе он и ответил.

Ответ был… Интересным. Ковалев даже и не знал, что Дайяна знает такие слова. Впрочем, она ведь руководила целой планетой, а с людьми без этого нельзя — не поймут-с… А финал был еще интереснее.

Выслушав все, что девушка думает о всяких мужланах, которые дальше орудийного ствола и не видят ничего, Ковалев с удивлением услышал фразу о том, что Дайяна, в отличие от некоторых, пальцами тыкать не будем, хотя бы государственного переворота не замышляет. По тому, как девушка испуганно захлопнула рот, стало ясно, что сказанная в сердцах фраза вовсе не предназначалась для произнесения вслух, тем более при Ковалеве. ОСОБЕННО при Ковалеве. Адмирал незаметно подобрался и осторожно спросил:

— Это ты про что?

— Да про ваши разговоры с Шурмановым, — очевидно, девушка отлично поняла, что означают хищно прищуренные глаза адмирала. Ну а раз ее пассаж насчет переворота незамеченным не остался, она и решила не запираться. Разумно, кстати, лучшая оборона — нападение. Ковалев удивленно поднял брови:

— Насчет переворота — это ты загнула, конечно. А вот откуда ты знаешь о разговоре?

Девушка презрительно хмыкнула:

— Та глушилка, которой ты пользовался — она хороша. Но все дело в том, что с тобой сыграла шутку инертность мышления. Ты смотришь на возможность прослушки чисто технически, причем с упором на технологии, которые приняты на Земле… Ну и здесь, в принципе, тоже. Такие глушилки — они от внешнего прослушивания только защищают, от электронных устройств там, ну еще любая звукозапись при их работе невозможна… А вот просто ухо к переборке приложив, можно многое услышать — стеночки-то в том отсеке тоненькие, серьезной изоляции, в принципе, нет. Вот я и послушала. Честно говоря, была в шоке, хотя, зная тебя, ожидала чего-то подобного.

— Зачем? — Ковалев был сама лаконичность.

— Интересно стало, о чем вы там шептаться будете.

— Любопытство, знаешь ли, сгубило кошку, — с легкой напряженностью в голосе сказал адмирал. — Вы, женщины, всегда и везде любите совать нос в чужие дела.

— Такова уж наша, женская, суть, — пожала плечами Дайяна и очаровательно улыбнулась. — Ну любим мы быть в курсе событий, любим. Многие мужчины, говорят, любят грязные носки по полу разбрасывать, а мы любим много знать. И Вообще, чего хочет женщина — того хочет Бог. Так, кажется, у вас говорят?

— Именно так, — кивнул адмирал задумчиво. — Получается, Бог хочет цветы, конфеты и замуж…

Дайяна совсем по-девчачьи прыснула в кулачок, но адмирал остался серьезен.

— Шерр в курсе?

— Да за кого ты меня принимаешь? — Дайяна, кажется, немного обиделась. — Я что, похожа на дуру?

— Не знаю, — задумчиво покачал головой Ковалев. — Вот скажи: и что мне с тобой теперь делать?

— А что ты сделаешь? Убьешь разве что, но никому это поручить не сможешь, займешься сам. Правда, сомневаюсь, что у тебя на меня рука поднимется, но вдруг… Устраивать несчастные случаи не в твоем характере — ты слишком прямолинейно мыслишь. Это не в обиду тебе, но от командующего флотом ждешь чуть большего… Итак, несчастного случая не получается — значит, остается просто пришибить. Как бы ты чисто не сработал, все равно пойдут слухи. Ты в них и фигурировать-то, возможно, не будешь, но люди твои друг на друга коситься начнут. Оно тебе надо?

— Не надо, хотя насчет несчастного случая мысль интересная, — кивнул адмирал, соглашаясь с ее словами. — Особенно с учетом того, что ты до сих пор не проболталась. Почему, кстати?

— Да потому, что я вас с Семенычем понимаю. Если ты не в курсе, то мы все в одной лодке. И избавляться, если что, будут потом и от меня. Думаешь, мне такие расклады очень приятны? Я ведь тоже жить хочу, так что надо всем этим я думать стала едва ли не раньше тебя.

— Ясно, — кивнул адмирал. — Но на вопрос ты не ответила.

— А вот что делать ты сам решай. Ты вот всегда говоришь, что мужчина — это о-го-го и э-ге-ге, вот сейчас и решай. В конце концов, ты мужчина или так, погулять вышел?

Адмирал задумчиво кивнул, а девушка, развивая успех, продолжала:

— Думаешь, мне самой ситуация нравится? Я вон с Шерром вообще поговорить пыталась о том, чтобы прекратить эти дурацкие поиски, закончить перебирать варианты с наследниками, взять первого попавшегося малолетку и объявить императором его. А самим оставаться серыми кардиналами. Это ведь совсем несложно технически, матрица генетического кода императорской семьи есть только у Шерра, и проверить ни у кого ничего не получится. Для нас это практически идеальный вариант.

— Ну и как? — заинтересованно поинтересовался Ковалев, который сам уже неоднократно подумывал над подобной комбинацией.

— Да никак. Наш доктор в вопросах императорской семьи — фанатик, зашоренный так, что не видит дальше собственного носа. Причем этот пунктик у него сам по себе, безо всякой пси-блокировки. Он, мне кажется, свято убежден в том, что стоит нам восстановить империю, посадить на трон законного императора — и все, наступит рай и потекут молочные реки с кисельными берегами. Вот вроде во всем остальном нормальный человек, душа компании и все такое, а в этом — упертый, как баран. Похоже, для его психики та катастрофа, что с их флотом случилась, не прошла даром.

— И что он тебе сказал?

— Да ничего особенного. Мне, в отличие от некоторых умников в погонах, хватает мозгов для того, чтобы предусматривать разные ситуации. Поэтому я, когда завела разговор, прокрутила этот вопрос как бы между делом, невзначай. Вроде как в шутку. Потом еще и посмеялась над Шерром, что он уже совсем чувство юмора растерял. Но выводы я сделала, и выводы неутешительные. Похоже, доктор будет пропихивать кого-то из этих дебилов, которые уже сейчас ходят, раздуваясь от спеси. Вчера один вообще приставать вздумал. Говорил, что вот-вот станет императором и что я буду его фавориткой. И ведь не объяснишь ему, козлу, что он мне не нравится. Даже то, что мы с ним в некотором роде родственники, его совершенно не смутило — сразу лапать полез, скотина, и ведь еле вырвалась от этого борова.

— И что потом? — заинтересованно спросил адмирал.

— А что потом… Свистнула двух матросов, они этому хаму в два счета дали в табло и по почкам настучали. Он ведь для них никто и звать его никак, а я — прямое и непосредственное начальство. Сказала бы — вообще б убили, а так посидит пару дней в карцере, авось умнее будет.

— В каком карцере, говоришь? — деловито осведомился Ковалев.

— В третьем, пятый сектор. Что, добавить хочешь? Брось, не марайся, оно того не стоит. Да и не будет он никогда императором, уж я-то постараюсь.

— Ну, что стоит, а что нет, я сам решу, — фыркнул адмирал.

— Ты лучше другое реши. Что нам делать-то?

— А что ты сама думаешь насчет того, чтобы сесть на престол?

— Престолонаследие идет исключительно по мужской линии. Ну, если очень сильно покопаться в законах, можно это как-нибудь обойти, но престол в любом случае может занять только мужчина. Максимум, что мне светит — это регентство при несовершеннолетнем сыне, и то это очень спорный вопрос. А с учетом того, что сына пока не предвидится…

— Пфе, — пренебрежительно усмехнулся Ковалев. — Закон здесь и сейчас устанавливаем мы, поэтому это все не проблема даже, а так, мелкое неудобство. К тому же тебя "на ура" примут и армия, и флот, ну а тому, за кем стоит армия, нет нужды обращать внимание на мнение всяких там юристов, правозащитников и прочих слишком много о себе думающих… Умные смолчат, а дуракам я не завидую — ты мои методы знаешь.

— Знаю, — вроде бы покорно, но в то же время с не слишком скрываемой усмешкой кивнула Дайяна. — И ничуть не сомневаюсь, что все именно так и будет. Уж твои-то экстремистские методы известны всем.

— Ну вот видишь. Так что сделать тебя императрицей проще, чем два пальца… Гм… Так что, согласна мантию примерить?

— Не-а, — отрицательно мотнула головой Дайяна. — Зачем мне этот геморрой?

— В смысле? — такого ответа адмирал не ожидал. По его представлениям, императорами, особенно в молодости, согласны стать все — это ведь круто! Ему самому, конечно, было ясно, что быть императором — это не просто сидеть на престоле и делать все, что душа пожелает, это — работа, тяжелая и изматывающая, и это ответственность. Иначе будешь ты не император, а одно название. Но это ему, умудренному жизнью почти что старику, ясно, а Дайяна-то совсем молода…

— Ты пойми, — как-то очень серьезно и в то же время грустно отозвалась девушка. — Я ведь успела покомандовать. Если помнишь, я целой планетой рулила, и у меня это, я надеюсь, не так плохо получалось. Но я понимаю также, что империю я не потяну. Опыт у меня, слава Богу, есть, и я хорошо знаю пределы своих возможностей. Ты сейчас скажешь, что вы меня не оставите, будете мне помогать… Даже если сейчас ты будешь в это искренне верить, то потом у тебя найдутся и другие интересы, кроме как вечно поддерживать сидящую на троне приятельницу. И еще… Ты не обижайся, пожалуйста, но в этом ни от тебя, ни от твоих друзей не будет толку.

— Это почему еще? — слегка обиделся адмирал.

— Да потому, что, если вдуматься, вы не умеете управлять никем, кроме самих себя, да и то… Иногда в это не слишком верится, такие ляпы вы допускаете. Вот смотри, например. Сейчас вы пытаетесь воссоздать империю. Не слишком хорошо это у вас получается, но, я думаю, рано или поздно получится — у вас слишком большой бонус в виде эскадры имперских кораблей и общего технического перевеса, да и то, что вы чисто физически превосходите остальных людей, тоже играет вам на руку. Еще сколько-то потренируетесь, перестанете совершать детские ошибки… Да перестанете, конечно — их и сейчас уже намного меньше, чем вначале. Словом, рано или поздно вы сможете объединить если не все, то хотя бы значительную часть человеческих миров. И вот провозглашаете вы реставрацию империи. Что дальше?

— Ну, я так далеко еще не заглядывал…

— Зато я заглядывала. Вы, ребята, только и можете, что стрелять и, что самое интересное, на данном этапе этого достаточно. Я, конечно, утрирую, но в общем и целом ваши мысли крутятся вокруг чисто силовых решений. Все остальное — лишь придаток к ним и направлено, в принципе, на обеспечение все тех же силовых действий. И знаешь, что самое смешное?

— Что? — автоматически спросил Ковалев.

— Да то, что сейчас этого вполне достаточно. Ведь если вдуматься, все прекрасно понимают: идет война, а значит, вполне логично и то, что все, и в первую очередь экономика, ориентировано на нужды военных, и то, что эти самые военные всем заправляют. Все трудности, дефицит, комендантский час, всесилие спецслужб и прочие прелести военного времени воспринимаются, как должное. И потом, идет ГРАЖДАНСКАЯ война. А что это значит? Да то, что в любой спорной ситуации прав не тот, кто прав, а тот, у кого больше прав. Вы это довели до обывателей весьма доходчиво, хотя людей вешать, конечно, не метод. Правда, стоит признать, это остудило многие пустые головы.

— А что было делать?

— Да все правильно ты сделал, я ведь тебя ни в чем не упрекаю. Все эти… Ну, которые правозащитники, свою судьбу вполне заслужили. Тем более что кроме как языком трепать, они все равно больше ничего не умели. Ну да что делать, в любой стране есть такая вот пятая колонна. Хотя, конечно, я бы их на урановые рудники загнала — не так доходчиво, конечно, зато польза несомненная. Отработали бы хотя бы то, что государство вложило в их воспитание да учебу…

— Ладно, хрен с ними со всеми — кого, зачем и куда я загоняю, я знаю и сам. Ты лучше объясни, к чему ты этот разговор завела?

— Этот разговор я завела только для того, чтобы ты понял простую истину: как только вы сумеете создать… Да-да, реально придется создавать, а не реставрировать, империю, вам придется заняться ее обустройством.

— Нам.

— Что нам?

— Нам — значит, нам. Или ты от нас, сирых да убогих, уже дистанцируешься?

— Да нет. Действительно, нам. Но суть-то не в этом. Ты подумай сам: как только закончится война, люди захотят жить лучше, а для этого нужны экономика, культура, гражданское строительство… Да проще перечислить то, чего не нужно, а ведь финансы будут в раздрае, коммуникации окажутся нарушены, инфраструктура пострадает. Со всем этим надо будет что-то делать, я даже не представляю, если честно, что. А ты тем более не представляешь — ты ведь мыслишь только категориями и потребностями флота, который, кстати, тоже придется и модернизировать, и усиливать. Но ведь вооруженные силы — это не вся империя, это только ее часть. Важная, часто даже важнейшая, но часть. А потом люди спросят: "а почему нам жрать нечего"? Что ты им скажешь?

Ковалев подавленно молчал. Девушка говорила, в принципе, прописные истины, и возразить ей было нечего. А Дайяна, видя это и словно вколачивая последний гвоздь в крышку гроба, закончила:

— Да нечего тебе сказать будет. А людям охота нормально жить и, когда они увидят, что нормальной жизни ты им обеспечить не можешь, они спросят: "а на кой черт нам это сдалось"? И вот когда этот вопрос возникнет, это будет для империи началом конца.

— Пусть попробуют… — начал было Ковалев, но Дайяна, которая, похоже, вошла во вкус, перебила его:

— Знаю, ты сейчас скажешь, что у тебя флот, у тебя армия и, ежели что, ты разнесешь все вдребезги и пополам. Оно так, но, вот незадача, из кого ты будешь набирать армию? Твоих земляков не так и много, а из местных… Думаешь, они станут стрелять по своим? Может быть, и станут, конечно, если ты грамотно определишь солдатам места дислокации и проведешь хорошую психологическую обработку, но это, в любом случае, будет агония. На штыках можно усидеть… Какое-то время, а потом все равно произойдет взрыв, и возродить империю вновь уже не получится — она будет ассоциироваться у людей только со страхом, смертью, голодом. Ты этого хочешь?

Ковалев вновь промолчал — его уже давным-давно не тыкали как щенка носом в собственное дерьмо. Это было неприятно и… непривычно. Все-таки каждый из нас живет в иллюзорном мире, который сам создает, а потом холит и лелеет. Сейчас этот мир, главным постулатом которого была крутизна его создателя, разлетелся на куски. Дайяна усмехнулась:

— Да ты не волнуйся, ничего страшного еще не произошло. У нас пока достаточно времени и для того, чтобы подготовиться к проблемам послевоенного государства, и для того, чтобы принять меры. А вот если мы ничего не сделаем… Даже и не знаю, одно могу сказать: такие государства долго не живут.

— Блин, как без тебя было хорошо, как спокойно… Летали себе, стреляли, и ни над какими глобальными проблемами и в ус не дули, — вымученно улыбнулся адмирал. — А тут пришел поручик Ржевский и все опошлил.

— А что ты думал — в сказку попал? Проснись, дорогой, вокруг суровые будни.

— Да понял я уже, — хмуро кивнул адмирал. — Какие у тебя предложения?

— Для начала — оторвать от дивана то место, которым ты обычно думаешь, и сварить кофе. У тебя это лучше всего получается, даже лучше, чем воевать. Намного лучше, кстати. А потом подумать: а почему это я решила встретиться с нашими потенциальными противниками? Впрочем, ради экономии времени, специально для тебя я поясню — это шанс заполучить их целиком, с работающей экономикой и целой инфраструктурой. Если честно, ты со своими тупо-прямолинейными действиями добился-таки стратегического эффекта. Ты их напугал, и теперь велика вероятность, что они будут сговорчивее. Да, мне пришлось дать им слово — и его придется сдержать. Ты, если помнишь, сам учил меня этому, но все равно, хотя риск, я понимаю, и велик, мы не имеем права упустить такую возможность.

— Хорошо, — кивнул адмирал. — Считай, убедила. Но в поездке я тебе составлю компанию.

— Их условием было, что я буду одна.

— Да брось, кто я такой они знать не будут, загримируюсь на всякий случай, а наличие телохранителя — нормальное дело. К телохранителям относятся, как к предметам мебели, так что проблем быть, я думаю, не должно. И потом, короля играет свита. Пойдешь одна — будешь смотреться жалко, а вот с "гориллой" за плечом… К тому же это, я думаю, поубавит у них разных нехороших мыслей. В крайнем случае, можно будет открутить пару голов или ноги кому-нибудь вырвать.

— Ну, тогда я возьму кого-нибудь…

— Сам пойду. Для меня это тоже будет возможность поглядеть на этих… Ну очень потенциальных партнеров.

— Ну а если что случится?

— Плевать. В худшем случае, ребята сейчас справятся и без меня. Шурманов не дурак, вполне сможет меня заменить. Так что соглашайся, а то я тебя просто не пущу. Ты меня знаешь.

Разумеется, Дайяна согласилась.


Глава 15

Ну, до точки рандеву добрались они неплохо. Правда, Ковалев, немногоподумав, решил воспользоваться кораблем местного производства, даже не модернизированным, хоть и представительского класса. Удобный, конечно, отделка богатая, управлять даже в одиночку можно, а это немаловажно — в подробности Дайяна никого посвящать не хотела. Вначале, правда, Ковалев хотел воспользоваться ни много ни мало линкором — а что, при наличии такого прикрытия хрен с ними кто-то связываться будет, но девушка не без ехидства заметила, что тут уж связываться точно не будут. Просто разбегутся при виде такой махины, и фиг их переловишь, так что на успех переговоров можно будет уже не рассчитывать. И ведь правы будут, если вдуматься — на линкоре очень хорошо проделывать разные непотребства. Ну да, калибры позволяют, да и десанта на борт не одну тысячу человек принять можно, поэтому испугаются их визави, как пить дать. Ну а воспользоваться, скажем, чем-нибудь полегче, крейсером там или эсминцем — это провоцировать противников (а они хоть и потенциальные союзники, но пока еще противники) забить болт на все договоренности и попытаться наложить хилую лапку на столь ценный приз, как имперский корабль. Хрен у них получится, конечно, но зачем лишние проблемы? Да и в тайне рейд эсминца не сохранить хотя бы просто потому, что на нем команды под сотню человек, хоть один да проболтается. Так что бывшая яхта Диктатора оказалась тут как нельзя кстати — и солидно, и удобно, и ценности практической, если вдуматься, никакой. Скорость, правда, подкачала — это для местных "Мечта" (а ведь романтиком был покойный Диктатор, с поэтическим складом ума человек) сверхскоростное судно, а по меркам империи скорость у нее черепашья, ну да не такая уж это проблема. Лишние сутки мало что изменят, зато можно отдохнуть по-человечески, тем более, в компании красивой женщины, и хоть какое-то время не думать о делах.

Впрочем, отдохнуть не получилось. Дайяна была хмурой и неразговорчивой — ничего удивительного, что ее бьет мандраж было заметно невооруженным взглядом, да и не скрывала она того, что нервничает. К тому же ей, похоже, было не слишком комфортно на борту "Мечты" — ведь она бывала здесь еще в те времена, когда был жив и вовсе не собирался помирать Диктатор, так что ассоциации у нее были, наверное, не самые лучшие. Ковалев, напротив, был спокоен, как мамонт — в последнее время он вообще стал немного фаталистом. Однако рядом с заметно напуганной и неразговорчивой спутницей настроение у него тоже было максимум на троечку, поэтому о том, чтобы нормально расслабиться, разговору даже не шло. В результате практически все время адмирал проводил или в маленьком спортзале корабля, или валяясь на койке с книгой в руках, или в рубке, периодически контролируя работу автопилота. Впрочем, не так и долго это все происходило — место рандеву было выбрано довольно близко.

Грамотно место было выбрано, ничего не скажешь. Возле безымянной звезды, вокруг которой вертелись лишь два газовых гиганта, лишенные нормальных спутников, да еще был в наличии довольно убогий пояс астероидов. Возможно, когда-то здесь были и другие планеты, но в те незапамятные времена, когда звезда еще не была белым карликом, произошел естественный, вполне нормальный процесс, и расширяющаяся звезда, могучий красный гигант, пожрала их. А может, планет и не было изначально. Кто знает… Да никто, и никому, честно говоря, это не было интересно. Звезда и безымянной-то осталась потому, что на фиг была никому не нужна — пригодных для жизни планет не было, астероидный пояс — один камень да железо, а этого добра всюду в избытке. В общем, полноценную колонию основывать негде, поселение шахтеров — невыгодно. Даже пиратам система была неинтересна, потому что лежала в стороне от проторенных космических дорог. Словом, набитая космическим мусором система белого карлика, в которой сто лет никого не было и еще сто лет никого не будет. Ничем не примечательная система — таких звезд в галактике множество. Идеальное место для секретных переговоров.

Впрочем, Ковалев ни на миг не обольщался ни насчет самой системы и ее расположения, ни насчет моральных качеств тех, с кем ему предстояло встретиться. Точнее, не совсем ему, первую скрипку официально должна была играть Дайяна, но и адмирал здесь имел свой интерес. Ну а с учетом того, что людям, особенно незнакомым, особенно наделенным властью он не доверял ни на грош, то и меры он кое-какие принял. Так, на всякий случай, чтобы подстраховаться.

Штурманом Ковалев был неплохим. Нельзя сказать, что великолепным — были в нынешнем имперском флоте профи и покруче, тот же Синицын, например, но неплохим — это точно. А почему бы и нет? С математикой у адмирала всегда было неплохо, с пространственным мышлением — еще лучше, а память супера позволяла обходиться без постоянного использования шпаргалок, поэтому штурманское дело давалось ему легко и с дальними перелетами он был "на ты". Вот и сейчас его корабль оказался в точке рандеву минута в минуту — в серьезных делах адмирал старался быть пунктуальным. Точность — вежливость королей, часто говорил он. Точность — вежливость снайперов, думал он при этом.

Увы, те, с кем они собирались встречаться, подобным ценным качеством похвастаться не могли. "Мечта" болталась на орбите ближайшей к звезде планеты почти два часа и, когда Ковалев, слегка раздосадованный таким неуважением, уже решил возвращаться, радары его корабля зафиксировали появление в системе довольно крупного искусственного объекта, предположительно, корабля. Объект шел по траектории, долженствующей затруднить его обнаружение, но при этом его система маскировки была редкостно примитивна. Похоже, это и были те, кого они ждали.

Все то время, пока чужой корабль приближался к точке рандеву, Ковалев просидел в рубке, у панели управления огнем. Здесь не было такой эффективной системы виртуального управления, как на имперских кораблях, но и яхта — не линкор. Хотя это уже — как сказать.

Дело в том, что Ковалев наотрез отказался лететь хоть куда-то безоружным, поэтому "Мечту" перед стартом подвергли серьезной модернизации. Если раньше на яхте была лишь легкая зенитная артиллерия, то теперь ее усилили, добавив к тому же два торпедных аппарата. Точнее, не совсем добавив — по первоначальному проекту яхта была оснащена четырьмя стандартными спасательными капсулами. Прелесть ситуации была в том, что пусковые установки капсул в девичестве были пусковыми установками как раз торпед — просто конструкторы, которым в незапамятные, еще имперские времена необходимо было создать систему спасения для пассажиров и экипажей, не стали изобретать велосипед, а просто воспользовались надежной и проверенной временем конструкцией, подогнав под нее размеры индивидуальных капсул. Капсулы, кстати, пришлось увеличивать — торпеды оказались по размеру чуть больше них, но, так как сами капсулы на тот момент еще только проектировались, это не было проблемой. Конструкция без изменений сохранилась до нынешних времен и поставить вместо двух капсул торпеды имперского образца оказалось совсем несложно. В результате этой переделки "Мечта" теперь хотя и не являлась сколь либо серьезной боевой единицей по имперским меркам, но для местных увальней, вздумай они пощупать ее на прочность, несомненно стала бы крепким орешком.

Конечно, трудно было сказать, насколько силен приближающийся к "Мечте" корабль. Навскидку (несовершенные радары и масс-детекторы яхты не могли на такой дистанции выдать точный результат) корабль по размерам был примерно равен имперскому крейсеру. Но иметь одинаковые размеры и одинаковые возможности — это, как говорят в Одессе, две большие разницы. К тому же масса корабля была меньше, чем у крейсера, и причиной этого, скорее всего, было слабое бронирование. Во всяком случае, Ковалев был уверен, что при нужде он со своими двумя торпедами в два счета заставит капитана чужого корабля забыть о самой мысли поохотиться за яхтой, а если повезет, то и вообще поставит жирную точку как на карьере капитана, так и на самом существовании этой летающей жестянки.

К счастью, стрелять не пришлось — это были те, кого ожидала встретить здесь Дайяна, и когда корабль подошел на дистанцию визуального наблюдения, то с него был получен пароль и, соответственно, в ответ был отправлен отзыв. После этого корабль вышел на связь, на экране появилось чье-то породистое лицо, и этому самому лицу Дайяна высказала все то, что думает о мужчинах, которые даже на свидание вовремя явиться не могут. Все это она говорила с каменно-холодным и презрительным выражением лица потомственной аристократки, а ее собеседник, тут же растеряв всю спесь, оправдывался перед ней, как дворник перед управдомом…

В то время, как девушка занималась утрясанием вопросов этикета (а что, очень выгодно иногда, чтобы собеседник чувствовал себя виноватым), Ковалев с интересом рассматривал то чудо корабельной архитектуры, с которым был намерен состыковаться. Корабль больше всего был похож на старый школьный пенал — приплюснутый параллелепипед без особых изысков и с минимумом настроек. Привыкшему к изящно-стремительным формам имперских кораблей, равно как и к внешне похожим на них силуэтам других человеческих государств, адмиралу эти формы буквально резали глаза. Возможно, корабль был и функционален, но вид был убогий. Словом, не понравился Ковалеву этот корабль, хотя, конечно, это было лишь его субъективное мнение.

Впрочем, нельзя было не оценить удобства конструкции этого то ли крейсера то ли фиг знает чего — во всяком случае, сложных стыковочных маневров не потребовалось. Как оказалось, на корабле имелся ангар, точнее, причал, отделенный от космоса прозрачным пузырем силового поля. Требовалось просто уравнять скорости кораблей, после чего включался силовой захват — и оп-па, яхту уже втянуло практически внутрь чужого корабля. Защитное поле, очевидно, рассчитанное на противодействие объектам, движущимся с высокой скоростью, пропустило "Мечту" без проблем. Все, можно выходить и обходиться без скафандров. Действительно удобно, но говорит это, в первую очередь, о том, что корабль этот не военный, а, скорее, дипломатический или пассажирский — на боевом корабле такая конструкция причала скорее проблема, да и места много занимает. А ведь место — это и броня, и орудия, и запасы топлива, и много чего еще. Словом, для военного корабля построено слишком расточительно, а вот для круизного лайнера — самое то. Плюс это или минус пока не ясно, но можно надеяться хотя бы на то, что в случае нужды будет шанс отступить. Хотя, конечно, и на пассажирских кораблях бывает немало орудий — пираты не дремлют, поэтому опытные капитаны на пушках обычно не экономят.

По трапу они спустились так, как договаривались заранее. Дайяна, одетая в парадную, черную с серебром форму со знаками различия капитана второго ранга шла впереди, адмирал, изображающий телохранителя, чуть сзади. По поводу звания адмиралу пришлось выдержать целое сражение, но он настоял на своем — это было его политикой. Ковалев старался, чтобы все, кто с ним работает, имели соответствующие звания. Такой расклад позволял как придать им официальный статус в глазах подчиненных, так и избавиться от проблем в будущем, ведь звание подразумевает не только права, но и ответственность вплоть до трибунала. Последнее никогда не озвучивалось официально, но умный поймет, а дураков адмирал не держал. Впрочем, Дайяна хоть и долго отбрыкивалась, тем не менее, подобно многим женщинам, делала это скорее для виду. На самом деле ей льстило и само звание, и положение начальника отдела координации взаимодействия с гражданскими службами. Да и форма ей нравилась — когда-то флотское начальство не стало экономить на кутюрье, и результат оказался вполне удачным[76]. К тому же форма выгодно подчеркивала ее фигуру, а не оценить подобное женщине сложно.

На себя Ковалев надел полевую форму диверсионного подразделения. Конечно, он предпочел бы имперский боевой скафандр, но в данной ситуации подобное одеяние было бы неуместно даже для телохранителя, вот и пришлось обходиться полумерами. Впрочем, и форма диверсанта была совсем неплоха — тонкая, но чрезвычайно прочная ткань обладала одним замечательным свойством. Если изнутри мять ее можно было, как угодно, в результате чего она совершенно не стесняла движения, то снаружи ситуация была совсем иной. Любой удар распределялся по всей поверхности ткани, не пробивая ее. Это позволяло не бояться пуль и мелких осколков — удар будет, конечно, неприятным, но, скорее всего, не оставит даже синяков. Опаснее было воздействие из энергетического оружия, хотя и оно заметно ослаблялось. В свое время адмирал был очень удивлен таким раскладами, ведь энергетическое оружие было основным, а кинетическое, напротив, экзотикой, но после он понял, что противники империи, напротив, используют кинетическое оружие куда чаще. Да и потом, не все ли равно, что отражать — пулю или удар камнем-палкой-стрелой-фиг поймешь чем. Для действий на примитивных планетах самое то. Вдобавок, изнутри наиболее уязвимые части организма были прикрыты пластинами из сверхпрочной керамики, что повышало защиту если не в разы, то вполне серьезно. Небольшой генератор защитного поля, подобный тому, который Ковалев в свое время давал дочери, располагался на поясе. Пожалуй, слабым местом были кисти рук и шлем, вернее, его отсутствие. На руки, конечно, было положено надевать перчатки, они и сейчас были надеты, но все равно их площадь была невелика. Возможно, пулю они бы и остановили, но вот кости она могла и переломать. А вот шлем пришлось оставить на корабле — по этикету, видите ли, не положено. Адмирал лишь зубами скрипнул, но подчинился.

Впрочем, на встречающих его массивная фигура все равно произвела должное впечатление. Во всяком случае, когда он посмотрел на них с высоты своего роста (а даже солдат из почетного караула, которые были ребятами, по местным меркам, совсем даже немаленькими, он был выше на полторы головы), по группе собравшихся пронесся испуганный ропот. Кто-то даже шарахнулся назад (людоедский оскал адмирал репетировал перед зеркалом несколько часов), а один, все тот же хлыщ, с которым Дайяна разговаривала перед стыковкой, промямлил что-то о том, что они договаривались о встрече без спутников.

Дайяна лишь рассмеялась в ответ и ответила, что с ней лишь один спутник — ее телохранитель и пилот. Или что же, уважаемый (хе-хе, насчет уважения — это мы еще посмотрим, усмехнулся про себя адмирал) канцлер хочет сказать, что ей свита не положена? Или что она сама будет корабль два дня пилотировать? А не много ли он о себе вообразил? Она и так ему честь сделала, что прибыла на переговоры лично, а не прислала какую-нибудь шестерку или, того пуще, не ограничилась этого самого канцлера допросом после того, как имперские корабли повиснут над его столицей. Впрочем, все ведь еще можно исправить, не так ли?

В любых переговорах возможность говорить с позиции силы — серьезный аргумент. Канцлер робко заикнулся было о том, что хоть оружие-то телохранитель пусть оставит на своем корабле, но ему был дан развернутый ответ (Ковалев аж заслушался — начавшая раздражаться Дайяна стала выражаться исключительно образно) о том, куда это оружие ему, канцлеру, засунут и сколько раз провернут. После этого канцлер заткнулся и лишь периодически косил на Дайяну обиженно-злым, а на Ковалева почему-то испуганным взглядом. Впрочем, после того как Ковалев ответил ему своей очаровательной улыбочкой, канцлер сглотнул и вообще перестал смотреть в его сторону.

Корабль был, конечно, весьма велик, но если для того, чтобы быстро перемещаться по имперскому линкору часто требовался транспорт, да и на крейсере пользоваться им иногда приходилось, то здесь приходилось идти пешочком. Все-таки это был примитивный корабль — узкие переходы, множество переборок, порогов, небольших дверей… Словом, с каждой минутой корабль нравился адмиралу все меньше и меньше. Первое впечатление — оно ведь часто самое верное. Ну да приходилось пользоваться тем, что есть, хотя Дайяна и морщилась все более недовольно. К счастью, идти было недалеко, всего-то минут через десять они уже были на месте. Правда, за это время им успели до смерти надоесть их спутники — уж больно они оказались болтливы. Хорошо хоть солдаты поотстали и топали где-то сзади.

В небольшой приемной перед входом в комнату, предназначенную для переговоров, Ковалева попытались остановить. Какой-то суетливый человечек в мышино-сером мундире с непонятными знаками различия (Ковалев не утруждал себя запоминанием погон кукольных армий карликовых государств, но, судя по обилию звезд и нашивок, чин был немаленький) сдуру вздумал что-то вякнуть по поводу того, что телохранителю входить не положено и пусть он здесь, на стульчике посидит. Ковалев, продолжая играть роль тупого, но исполнительного служаки, основным достоинством которого являются могучие мускулы и который ни на шаг не намерен отходить от приказа сопровождать и защищать, просто взял шустрика левой рукой за горло, поднял его, подержал на весу и, когда тот уже начал хрипеть, разжал пальцы. Тот медузой растекся по полу, но все же сумел восстановить дыхание и очень ловко уполз куда-то под стол — очевидно, понял, что стоило телохранителю сжать пальцы чуть сильнее — и лежал бы он с раздавленным горлом и раздробленными шейными позвонками. Не дурак, надо признать, как раз такие и становятся опасными противниками. Ведь врагов стоит по возможности убивать, а такую мелочь хрен пришибешь — спрячется, как таракан, и будет пакостить исподтишка. Хотя данный конкретный индивидуум вряд ли опасен — и сам по себе невеликая величина, и напуган изрядно.

Больше никто не пытался им помешать, на Ковалева смотрели с откровенным страхом и в зале, точнее, в довольно большой комнате, предназначенной для переговоров, Ковалев без проблем встал там, где хотел. Ничего примечательного в помещении, кстати, не было — низкий потолок (адмирал едва не касался его макушкой), стены белого цвета, огромный круглый стол, а вокруг него десять стульев с высокими, удобными спинками.

— Я ожидала восемь собеседников, — небрежно сказала Дайяна канцлеру, усаживаясь на первый попавшийся стул.

— О, не волнуйтесь, миледи, просто к нашим переговорам присоединится еще одна сторона.

— И кто же это? — спросила девушка, с интересом рассматривая занимающих свои места представителей сопредельных территорий. — Вроде, остальные пока не представляют для нас интереса.

— Я.

И в комнату, блистая хищной, похожей на крокодилью, улыбкой, чуть переваливаясь вошел адер.


Глава 16

Дайяна еще только удивленно хлопала глазами, а Ковалев уже рывком сдернул слабо пискнувшую девушку со стула и одним по-звериному быстрым и точным движением забросил себе за спину. Из горла супера вырвалось хриплое рычание, и он по-медвежьи навис над собравшимися, одновременно закрывая собой девушку. Вот так, какие-то доли секунды — и он уже держал ситуацию под контролем. Во всяком случае, так ему казалось — никто из сидящих не успел поднять оружия, хотя все пытались сделать это. Но руки людей застыли на полпути — супер, сжимающий в каждой руке по лучемету, в два счета положил бы их всех. Однако (о проклятый этикет, который оставил адмирала без шлема, а ведь в нем были полезные причиндалы, в том числе и мощный сканер) позади него бесшумно открылась ниша в стене и из нее, беря послов империи в кольцо, вывалилось еще четверо, без тяжелой брони, которая лишь мешала бы им здесь, зато с мощными лучеметами наизготовку. Увидел их адмирал слишком поздно.

— Брось оружие, придурок, — голос канцлера был жёсток, весь его испуг исчез без следа. — Дайяна, скажите своему здоровяку, чтобы сдавался. Я знаю, на что способны имперские солдаты, но у него нет шансов — мои люди будут стрелять в вас.

"Хрен ты знаешь, на что я способен, козел", — подумал Ковалев, однако он и сам понимал, что шансов нет. Вернее, у него-то шансы как раз были, и неплохие, в конце концов, что такое дюжина вооруженных противников для супера в боевом режиме? Порвет и не заметит, однако Дайяну спасти не сможет — слишком много врагов держат ее под прицелом, хоть один да попадет. Адмирал с горечью подумал, что будь на его месте Олаф, или хотя бы Синицын, они бы справились. Ребята и моложе, и сильнее, и имеют куда больший опыт таких боев. Да и рукопашной учены они намного лучше, что уж греха таить. Словом, или придется жертвовать девушкой, или пытаться разыграть еще несколько козырей, которые оставались пока в рукаве.

Глухо ворча, что сделало его еще больше похожим на медведя, Ковалев медленно опустил оружие и положил его на стол. Тут же чьи-то проворные руки ловко и профессионально обшманали его, мгновенно разоружив и выложив на стол кучку самых разнообразных предметов. По мере роста этой кучки взгляд канцлера, неотрывно следившего за процедурой, становился все удивленнее, и было от чего.

На столе лежали два лучемета, которые положил туда сам адмирал (хорошие, кстати, машинки, аналог земного АПС[77]), две силовые рапиры, один легкий лучемет, который Ковалев носил в подмышечной кобуре, три ножа, из них один силовой и два обычных, еще один лучемет, совсем маленький, одноразовый, который адмирал таскал в рукаве, пряжка-генератор, несколько стальных звездочек, тонкая стальная спица, которую адмирал прятал в шве рубашки (незаменимая штука, если кого-то хочешь тихонечко пришить), две плазменные гранаты, две гранаты обычные, сухпаек, аптечка и еще куча мелочевки. По сравнению с этим богатством изъятые у Дайяны стандартный офицерский лучемет и силовая рапира смотрелись бледно. Словом выпотрошили их капитально, после чего на Ковалева одели наручники с очень тонкой, но чрезвычайно прочной цепью.

— Ну-с, — канцлер прямо-таки излучал довольство. — А теперь приступим.

Повинуясь его жесту, остальные присутствующие, включая сидевших за столом, сместились к стене, хотя из комнаты и не вышли. Просто, что называется, перестали мозолить глаза. Ковалев, глядя на это, пришел к простому выводу — и не пахло здесь переговорами, а так называемые дипломаты — всего лишь группа захвата, разменный материал. Попались, как сопляки…

— Что это значит, канцлер? — Дайяна, кажется, пришла в себя.

— Это значит, милая моя, что я решил не заключать с вами соглашений. Я послал тебе письмо от имени всех, и ты купилась. Всегда считал, что малолетним шлюхам вроде тебя нечего делать во власти. То, что предложил мне уважаемый Зегар, — канцлер величественно (ха, это он так считал, а по мнению Ковалева это выглядело смешно) повел рукой в сторону согласно наклонившего голову адера, — намного выгоднее, чем то, что я поимею от тебя. Наши друзья создали мультивидовое государство, и нам предложено стать полноправными партнерами с широкой автономией. Согласитесь, это лучше, чем быть провинцией империи и зависеть от прихоти имперского наместника.

— Дурак, — Дайяна покраснела от гнева. — Я знаю, кто они. Ты будешь их рабом, в лучшем случае, а в худшем тебя пустят на мясо…

— Не говори ерунды, девочка…

Канцлер вел себя неправильно. Адмирал смотрел на него и не мог понять, в чем дело, но не мог себя человек так вести. Было впечатление, что он как будто находится под гипнозом. Вроде и умные вещи говорил, но стиль разговора менялся ежесекундно. Казалось, что говорит не один человек, а по меньшей мере трое. Такое чувство возникало, что он шизофреник — у тех тоже несокрушимая логика при неверных предпосылках, и чем дольше канцлер нес ахинею, расписывая, как хорошо будет жить людям под властью адеров, тем более усиливалось это чувство. Но… не вязалось. Ну не будут люди столько времени подчиняться шизу, не будут. Разве что сами они неадекватны… Все пять планет… Ковалев помнил, кого представлял канцлер. Точнее, он никогда не интересовался, каков этот канцлер в лицо, делать ему было нечего, только фотографии не пойми кого разглядывать, но лишь в одном государстве сектора, так называемой Республике Белых звезд, объединяющей пять планет в двух близлежащих звездных системах, глава государства носил это звание. Пять планет, восемь миллиардов идиотов. Немыслимо.

Очевидно, Дайяна пришла к подобным же выводам, поскольку она с усмешкой поинтересовалась:

— Ну а от нас-то вы чего хотите? Задержать вы нас не можете — если мы не вернемся к сроку, флот разнесет ваши планеты по кирпичикам, а проводником ваших вшивых идей мы не станем. Скорее, наоборот — ускорим атаку. Вы крепко влипли, канцлер, да еще и подставили своих новых союзничков. Слышали, наверное, что империя не терпит конкурентов?

— Слышал, разумеется, — канцлер улыбнулся. — Поэтому вы вернетесь к своим и скажете то, что будет нужно нам. Ну и будете сообщать обо всех происках имперцев.

Канцлер, похоже, был намерен совершить типичнейшую ошибку всех киношных злодеев — выговориться перед пленными перед тем, как начать их убивать. То ли дурак, то ли психология у них, негодяев, такая, охота лишний раз унизить побежденных… Впрочем, плевать, лишняя информация никогда не лишняя, и как она получена не суть важно. Главное, вынести ее отсюда.

— Размечтался, ублюдок, — Дайяна надменно скрестила руки на груди.

— Да оскорбляйте, сколько вам влезет, — улыбка канцлера была такой же скользкой, как и он сам. — Проигравшие всегда пытаются оскорбить, им больше ничего просто не остается. Уважаемый Зегар, прошу вас, приступайте.

Адер неторопливо двинулся к ним. Полы его ярко-красного, похожего на халат одеяния развевались в такт шагам. Улыбочка его (кто бы мог подумать, что на бронированной морде могут так здорово отражаться эмоции) была, по меньшей мере, неприятной — такими разве что детей пугать, сработает за бабу Ягу, Кощея Бессмертного и Змея Горыныча вместе взятых. В общем, редкостный урод, если смотреть с точки зрения человеческой эстетики. Ковалев, возможно, подождал бы еще, но девушка начала бледнеть — похоже, готовилась упасть в обморок, поэтому адмирал решил начать действовать.

Скривив несчастную рожу, он глухо замычал. Внимание всех присутствующих моментально переключилось на него, стволы в руках дернулись. Даже адер — и тот остановился. Адмирал виновато пожал плечами:

— Простите, зубы… Всегда боялся стоматологов, а вот теперь…

На лицах некоторых охранников появилось некоторое подобие сочувствия — похоже, боязнь зубных врачей была фобией не только интернациональной, но и межпланетной. Впрочем, некоторые наоборот злорадно заулыбались.

Ковалев еще раз издал стонущий звук, выругался и вдруг плюнул на стол. По лакированной столешнице заплясал зуб. Самый обычный, ничем не примечательный коренной зуб — чуть желтоватый, с неприятного вида разводами, в луже тягучей слюны. И все клюнули — кто-то оказался раздражен, кто-то опешил, не ожидая такого хамства, но на пару секунд все они потеряли контроль за ситуацией. Хреноватые оказались профессионалы, можно сказать, и не профессионалы вовсе…

Ковалев резко откинулся назад, сбивая с ног Дайяну и накрывая ее своим телом. В следующий момент громыхнуло так, что, казалось, лопнут барабанные перепонки. По обтянутой комбинезоном спине хлестнуло осколками пластика, что-то тяжелое приложило адмирала по затылку, от чего перед глазами сразу заплясали разноцветные искры, однако сознания он не потерял. Моментально запахло гарью.

Не теряя времени, адмирал вскочил на ноги и резко рванул руки в стороны, пытаясь разорвать сковывающую их цепь. Обычная стальная цепочка должна была просто рассыпаться от рывка супера, но эта оказалась куда как прочнее — во всяком случае, она выдержала, что уже само по себе было подвигом. Вторую попытку Ковалев делать не стал, потому что среди валяющихся бесформенными грудами мяса охранников наметилось шевеление. Большинство, конечно, шевелились постольку-поскольку — их явно хорошо уконтропупило взрывной волной, да и осколки внесли свою лепту, поэтому, как правило, этот народ был сейчас или здорово оглушен, или ранен, или просто мертв. Однако один из них, явно еще не отошедший от шока, уже поднимался — видимо, сработали рефлексы. Ковалев, впрочем, успел раньше, чем тот смог подняться — подскочил, врезал тяжелым десантным ботинком в челюсть, сбивая с ног, и, несмотря на то, что наручники сильно мешали, ловко свернул незадачливому вояке шею. Почти сразу после этого с шелестом отъехала в сторону входная дверь и в комнату заглянул все тот же хмырь, которого Ковалев незадолго до бесславного начала переговоров помял в приемной. Очевидно, его привлек шум, однако лучше бы он притворился глухим — он даже не успел понять, что происходит, а адмирал, пользуясь сверхвозможностями своего тела, в прыжке достал его ногой и проломил грудную клетку. Любопытный офицер умер еще до того, как тело его, вылетевшее обратно в приемную, коснулось пола.

Адмирал выглянул за дверь, готовясь к схватке, но в приемной никого больше не было — то ли переговоры были настолько секретны, что всех услали куда подальше, то ли канцлер был слишком самоуверен, что привело к тому же результату. Ну и славненько. В два широких, стремительных шага адмирал подошел к наружной двери и наглухо ее заблокировал, после чего вернулся в комнату переговоров.

Все действо заняло меньше пятнадцати секунд, но в боевом режиме время, казалось, растягивалось. Сейчас тело неохотно выплывало из сладкого, как наркотические грезы, ощущения всемогущества, и Ковалев, возвращаясь к реальности, с удивлением видел, что Дайяна еще не пришла в себя, а канцлер и его шестерки лежали, шевелились, стонали, но встать, держась за стенку, пытался только один. Довольно безуспешно, кстати. Ковалев походя раздробил ему ботинком голову, еще раз попытался разорвать цепь, убедился в том, что это невозможно и, за неимением лучшего варианта, постарался найти что-нибудь, чем ее можно разрубить — искать ключи от наручников было в образовавшемся бардаке, по меньшей мере, наивно.

А бардак, кстати, образовался действительно первостатейный. Взрыв разметал стол, который, несмотря на свою монументальность и солидный, можно даже сказать, антикварный вид, оказался вовсе не деревянным, а довольно хлипкой пластиковой подделкой, на множество мелких осколков. Эти осколки и сыграли роль шрапнели, искрошив охрану и снеся канцлеру половину черепа. Впрочем, он и так был бы мертв — взрыв прогремел совсем рядом с ним, и если тех, кто был подальше, он, в первую очередь, оглушил и раскидал в стороны, то канцлера, похоже, он просто убил на месте. Ковалев прекрасно понимал, что и его самого в этой заварухе спасли только десантная броня да еще то, что на пути взрыва оказалась столешница. Она хотя и была, мягко говоря, непрочной, все же чуть-чуть отклонила ударную волну, хотя под конец и мстительно врезала адмиралу здоровенным обломком. Хорошо хоть обломок был нетяжелым, да и ударил удачно, а то лежал бы Ковалев сейчас, а Дайяне пришлось бы в одиночку выбираться отсюда. Так что, можно сказать, хоть в чем-то ему сегодня повезло.

Импровизированную отмычку адмирал нашел довольно быстро. В этом качестве выступила одна из его собственных силовых рапир, отброшенная взрывом как раз к выходу. Подобрав оружие, которое, к счастью, было не повреждено, Ковалев попытался рассечь цепь, но тут же сообразил, что рискует вместо этого отрезать себе что-нибудь важное и нужное. Клинок, способный одним прикосновением разрезать практически что угодно, из-за длинного клинка был слишком неуклюжим инструментом для подобной работы, поэтому Ковалеву пришлось подойти к Дайяне, которая вроде пришла в себя, но все еще смотрела ошалело, сунуть рапиру ей в руку и, показав наручники, скомандовать:

— Цепь режь. Только осторожно…

Дайяна справилась отлично. Ковалев кивнул благодарно, посмотрел вокруг, подобрал еще одну рапиру, проверил, действует ли она и направился туда, где лежала несуразная, зеленоватая туша адера. На полпути он обернулся и, ткнув пальцем в охранников, скомандовал Дайяне:

— Дорежь их пока.

Адер лежал неподвижно и Ковалев почти сразу понял, что он, вот невезение, тоже мертв. Носком ботинка перевернув адера на спину, он сразу понял причину этого — в груди ящера была здоровенная дыра. Очевидно, какой-то осколок, неясно, правда, чего обладал достаточно высокой скоростью и массой, чтобы, проломив чешую, эту природную защиту адера, прикончить его на месте. Было неясно даже, что это за осколок и осколок ли вообще — он полностью скрылся в ране и разглядеть его не было никакой возможности. Впрочем, Ковалев и не старался — ему был важен результат, а результат, увы, не впечатлял. Лужа крови и лежащий в ней труп, похоже, главного участника намечавшегося действа — совсем не то, что нужно. Шанс обзавестись ценным "языком" оказался упущен, и неизвестно было, когда он выпадет адмиралу снова и выпадет ли вообще. Обидно…

Сзади раздались неприятные звуки. Ковалев обернулся — так и есть, Дайяна, вместо того, чтобы, как он ей приказал, добивать раненых охранников, стояла на коленях посреди комнаты и извергала из себя непереваренный обед вместе с остатками завтрака. М-дя-а-а, дал же Бог помощницу. Похоже было, что справляться придется исключительно своими силами.

Подождав, пока девушка перестанет блевать, Ковалев аккуратно подхватил ее под мышки, поднял на ноги и усадил на чудом уцелевший стул, а сам занялся ранеными. К сожалению, годных для дальнейшего экстренного потрошения среди них не было, поэтому действительно оставалось лишь добить их. Нанести удар милосердия, иначе и не скажешь. И потом, не оставлять же за спиной врагов, имеющих хоть минимальный шанс выжить…

Он как раз закончил с неприятной процедурой и собрал с пола свое и Дайяны уцелевшее оружие (почти все уцелело, надо сказать, хорошо в империи оружие делали, крепко, жаль только — аптечку разметало в клочья, содержащиеся в ней стимуляторы сейчас очень бы пригодились, да сухпаек рассеялся по комнате в виде мелкой, почти невесомой пыли), когда за спиной раздался хриплый голос девушки:

— Что это было?

— В смысле? — Ковалев обернулся, осторожно распрямляя спину — похоже, приложило его все же сильнее, чем ему казалось раньше, движения причиняли тупую, хотя и терпимую боль. — Что и когда?

— Что это взорвалось?

— Да граната. Я ее в зуб встроил. Цени — пожертвовал зубом, улыбку испортил, вставил заряженный имплант. Мощность, конечно, невелика, но этим гадам, как видишь, хватило.

— Спасибо. И много у тебя еще таких… сюрпризов?

— Есть чуток. А что?

— Да нет, ничего. Предусмотрительный ты. Ой, у тебя кровь…

— Измазался, наверное, — безразлично пожал плечами Ковалев. И в самом деле, меньше всего его сейчас волновала испачканная одежда.

— Нет, у тебя на затылке кровь. Дай, посмотрю.

Ковалев послушно подошел, повернулся спиной, присел на корточки, чтобы девушка могла нормально посмотреть. Дайяна, с видимым усилием встав со стула, коснулась пальцами затылка…

— Уй-ю-юй!!!

Голову обожгла, как будто ее коснулся кусок раскаленного железа. Дайяна выругалась вполголоса:

— У тебя там скальп по всему затылку снят. Перевязать надо.

Пока она перевязывала рану, воспользовавшись для этого рукавом собственной рубашки, Ковалев стоически терпел, утешая себя мыслью, что на линкоре регенератор приведет его в норму за какие-то минуты. Однако до регенератора надо было еще дожить, поэтому после окончания экзекуции Ковалев немедленно занялся распределением собранного оружия и решением насущного вопроса — как жить дальше? И если с первым проблем, в общем-то, не было, взяли свое, плюс Ковалев навьючил на Дайяну еще два трофейных лучемета, то второе было, что называется, вопросом всех вопросов.

Путей, в принципе, было только два — или постараться прорваться на "Мечту" и рвать когти, или попробовать захватить вражеский корабль. Второй вариант был хотя и интереснее с точки зрения трофеев и пленных, но выглядел, скорее, утопией — в одиночку Ковалев, возможно, и рискнул бы, хотя шансов у одинокого супера в схватке с экипажем целого корабля было немного, но Дайяна… Она висела на адмирале, как гиря на ногах — несмотря на то, что девушка была сейчас увешена оружием и имела грозный вид, считать ее за полноценную боевую единицу было бы смешно. Правда, можно было попытаться малость попартизанить, вырезая экипаж постепенно. Это был, кстати, интересный вариант, но, во-первых, неизвестно было, какова численность этого самого экипажа, во-вторых, планировка корабля была незнакома, ну и, в-третьих, в подобной ситуации капитан корабля наверняка со всех ног ринется на базу, а там уж корабль прочешут частым гребнем и выкурят диверсантов, как крыс. Дайяна предложила еще, как вариант, угнать спасательную капсулу, но Ковалев забраковал идею сразу же. Будь капсула имперского производства — тогда да, стоило попытаться. В такой капсуле, по сути, миниатюрном корабле стояли двигатели высокого сверхсвета, которые позволяли без проблем, хотя и с минимумом удобств, доставить спасенного к населенной планете, даже если расстояние было достаточно большим. Капсулы же местного производства — это бочонок со слабыми двигателями и не слишком мощным гибернатором, только и способный, что дрейфовать в пространстве, подавая сигнал бедствия. Разница между конструкциями — как между спортивным катером и весельной лодкой. То и другое плавает, но как-то по-разному, и сваливать в капсулах было бы утонченной формой самоубийства. Так что, по сути, оставалось одно — прорываться на свой корабль и бежать.

После короткого и не слишком бурного обсуждения, на этом и остановились, но, прежде чем начать движение, адмирал задал Дайяне еще один вопрос, который мучил его уже несколько минут:

— А теперь скажи-ка мне, что ты имела в виду, когда сказала, что знаешь, кто такие адеры?

— Брат… Диктатор рассказывал, что с ними надо держать ухо востро, — пожала плечами девушка. — Говорил, что они считают себя высшей расой, хотя и скрывают это. Остальные достойны, видите ли, в лучшем случае быть их рабами. И еще говорил, что они могут каким-то образом воздействовать на сознание людей, причем больших масс людей. Я так понимаю, это что-то вроде нашего пси-кодирования, только погрубее. Наверное, и с нами собирались поступить так же.

— Поэтому, значит, ты и испугалась… Ясно. А почему ты раньше не сказала мне этого?

— Прости, я не придала этому значения, а потом и вовсе забыла. В конце концов, мы давно уже не видели их.

— Хреново, что не придала значения… В следующий раз постарайся не упускать мелочи — от них слишком многое зависит. Ладно, валить отсюда надо, пока не поздно. А выберемся — займемся рептилиями всерьез. А то как-то неправильно получается — они на нас наезжают, а мы от них только отмахиваемся и даже не знаем, где они прячутся. Надо менять такое положение вещей. Наверняка на родине нашего общего друга, — Ковалев кивнул головой в сторону канцлера, — найдется хоть какая-то информация. Ну а дальше дело техники. Как говорится, найду и съем.

— Хочешь их малость припугнуть? — понимающе кивнула Дайяна.

— Угу, самую малость. Вернемся — можешь начинать писать диссертацию на тему "Планетарные бомбы как средство разрешения межрасовых конфликтов". Эти игрушки пока еще никто не отменял.

— Не слишком ли жестко?

— Двум медведям в одной берлоге не ужиться и, если уж пошел разговор о высших расах, то я бы предпочел, чтобы высшими остались мы, люди. А терять солдат в штурмах я не собираюсь, для меня размен одного своего на тысячу врагов — плохой размен, расколоть планету обойдется дешевле. Если бы они пришли огромным флотом и устроили нам открытую войну — еще можно было бы поискать другие варианты, а за удар исподтишка надо бить насмерть. Да не морщись ты так, не буду я адеров поголовно уничтожать. Оставлю им пару планет, вбомблю там ящеров в каменный век и буду на них тренировать десантников. Адеры — бойцы неплохие, вот пусть ребята и учатся резать реального противника.

— То есть?

— То есть высаживается рота десанта, и пока у каждого, скажем, по десять голов отрезанных при себе не будет, не эвакуируется. Все, хватит мечтать, это потом будет. Пошли.

Но уйти так вот запросто им не дали. Едва они направились к двери, как она вздрогнула — кто-то попытался ее открыть. Безуспешно, разумеется, дверь была заклинена на совесть. Почти сразу замерцал сигнал — с той стороны требовали открыть дверь и, судя по настойчивости, считали, что имеют на это право. Ковалев резко остановился и, схватив Дайяну за плечо, буквально втащил ее обратно, в комнату для переговоров. Закрыл дверь, заблокировал…

— Уходим через запасной выход!

И, прежде чем девушка, не видевшая на подобный выход даже намека, успела удивиться, достал силовую рапиру и одним движением вырезал в стене большую, в рост человека, дыру.


Глава 17

За стеной оказался какой-то технический коридор — узкий, слегка пыльный, на противоположной стене тянулись какие-то кабели, висящие совершенно открыто. Ковалев мельком взглянул на них и подумал, что ему повезло, зацепи он рапирой такую змею в изоляции — и неизвестно, что было бы. Может, электрический разряд с молниями, а может, вой сирен. Короче, обнаружили бы их куда быстрее, а так они выскочили из комнаты, как пробка из бутылки, и бегом припустили по коридору с одной-единственной целью — убраться отсюда как можно дальше.

Бежали лихо. Ковалев, правда, в боевой режим не переходил — Дайяна и так за ним еле поспевала. Сказывалось преимущество адмирала в росте, ведь при прочих равных высокий рост — это еще и более длинные ноги, а значит, и большая скорость бега. А ведь их физическое состояние равным не смог бы назвать даже закоренелый шутник — уже то, что Ковалев был родом с Земли, подразумевало его подавляющее физическое преимущество. Правда, адмирал сейчас тоже был не в лучшей форме — спина болела все сильнее, а в груди как будто кто-то разжег костер. Похоже, контузия от слишком близкого взрыва не прошла бесследно. К тому же Ковалеву все время приходилось пригибаться — потолок был низковат, и адмирал постоянно рисковал приложиться головой о что-нибудь твердое.

Бежали хорошо как раз до поворота, а там столкнулись с четверкой каких-то типов в явно военной форме. Типусы, естественно, схватились за стволы, но в тот момент среди них уже плясала смерть и ни один из них не успел даже расстегнуть кобуры. А ведь Ковалев даже не переходил в боевой режим — заторможенные ребята попались, а может быть, просто технический персонал (скорее всего в техническом коридоре были какие-нибудь электрики и прочие слесари) не был привычен воевать. Все правильно, они ведь не спецназ какой, у них функции совсем другие.

Изрубив незадачливыхтехников на куски, Ковалев выключил силовую рапиру и выругался:

— Хоть бы одного допросить оставил… Дурак старый!

— Успокойся…

— Я спокоен. Черт возьми, я так спокоен, что сейчас разнесу эту халабуду на гайки. Пошли!

Мыслил адмирал уже не совсем адекватно. Голова болела, тошнило и все сильнее шатало — типичные признаки сотрясения мозга. Больше всего хотелось нажраться чего-нибудь болеутоляющего, пусть даже и пошлого аспирина, лечь и полежать, а еще хотелось кого-нибудь убить, желательно массово и с особой жестокостью. Но это, увы, пришлось оставить на потом, а пока что снова начался сумасшедший бег — позади дважды грохнуло, а потом по коридору разнесся громкий топот. Очевидно тот, кто хотел попасть в конференц-зал, был не только влиятелен, но и отличался решительностью и мелочиться не стал, равно как и медлить — взорвал двери, а потом организовал погоню за беглецами с размахом, достойным лучшего применения.

Правда, на том повороте, где Ковалев порубил техников, погоня задержалась. Адмирал, не мудрствуя лукаво, установил там растяжку, и плазменная граната натворила немало дел, серьезно проредив ряды преследователей, но это уже не меняло общей картины. По всему кораблю разносился сигнал тревоги, солдаты занимали позиции — похоже, кто бы ни командовал этим кораблем, дело свое он знал туго и противодиверсионные учения проводил регулярно, настолько грамотно и четко все делалось. Не попасть в сети облавы было, наверное, невозможно, однако дело было в том, что Ковалев и не пытался обойти заслоны — они с Дайяной перли напролом, как взбесившиеся носороги и, еще трижды столкнувшись с противником, оставили позади себя три кучи парного мяса. Правда, на сей раз Ковалев был в боевом режиме — рисковать ему совсем не хотелось, а солдаты — это вам не техники, они совсем иначе вооружены и намного лучше подготовлены. Словом, было не до шуток, ноги бы унести, желательно в комплекте с остальными частями тела, и Ковалев клал их быстро и аккуратно. Предпочитал рубить силовой рапирой — она, в отличие от лучеметов, действовала почти бесшумно, что гарантировало хотя бы на какое-то время сохранение тайны их продвижения. И вообще, они явно превосходили своих противников в скорости и отрывались от них, хотя для этого Ковалеву несколько раз приходилось брать совсем потерявшую силы Дайяну на закорки и тащить на себе.

Вот так они и прорвались к осадочной палубе, на которой величественно расположилась "Мечта", где Ковалев в очередной раз положил не успевшую даже отреагировать охрану, и на минуту остановились, переводя дыхание. Время у них было — один раз Ковалев сумел-таки остановиться и вместо удара клинком лишь оглушить одного из офицеров. Методом экспресс-потрошения (Дайяну опять стошнило, на сей раз желчью — желудок давно был пуст) он сумел вытрясти из него план корабля, точнее, офицерскую планшетку, в которой план этот был вписан, ну и код доступа к ней, а также еще кое-какие мелочи. Офицер попался словоохотливый — видимо, жить хотел. Увы, его надеждам не суждено было оправдаться, зато Ковалев, пожертвовав пятью минутами времени, сумел отрезать погоню. Довольно просто сделал, кстати — выбрал маршрут, проходящий вдоль борта корабля, и прорезал силовой рапирой внешнюю обшивку. Этим он вызвал небольшое, но четко зафиксированное приборами корабля падение давления и автоматическое срабатывание блокировки отсеков на доброй половине корабля. Некоторое время, правда, приходилось идти, прорубая себе дорогу сквозь стены, но противнику это неразберихи добавило. К тому же большая часть экипажа корабля оказалась отрезана и выведена из игры надолго. Теперь даже точная информация о местонахождении беглецов не могла помочь противнику, а с учетом того, что системы наблюдения здесь были не везде, да еще и примитивнейшие… Словом, выследить их было тяжело.

— Ну, вот и пришли…

— Слишком просто мы сюда добрались.

— Не боись, девочка, — Ковалев щелкнул ногтем по трофейной планшетке. — Они просто перестарались, когда бросились нас ловить, а народу у них было не так и много. У нас как минимум полчаса, пока они разберутся, поэтому давай, бегом к кораблю, а то предполетная процедура — это долго.

Ну они и побежали. Броском преодолели отделяющее их от яхты неширокое пространство, столкнулись с парой часовых у трапа, срубили их (правда, тут уж постарался один адмирал — Дайяна, как обычно, отстала) и проникли на борт.

Судя по всему, пока их не было, никто сюда не заходил. Ничего удивительного — и часу не прошло, как они прибыли сюда, а казалось, пролетела целая вечность. Воистину, странная штука время… Впрочем, сейчас было не до философии. Пока Дайяна, заняв кресло второго пилота, шустро прогоняла тесты, Ковалев, склонившись над пультом главного компьютера, набирал полетную программу. Закончив работу, он украдкой вытер пот со лба и повернулся к Дайяне:

— Теперь слушай меня. Когда взлетишь, автопилот запустится автоматически. Главное, не мешай ему. Доберешься до наших — расскажи им все, что здесь происходило.

— Взлечу? А ты?

— А я остаюсь, — и, не давая девушке опомниться, — иначе нельзя. Или ты взлетишь одна, и тогда выживем оба, или взлетаем вместе — и вместе гибнем.

— То есть?

Ковалев глубоко вздохнул и объяснил — медленно, чуть ли не по буквам, как ребенку:

— Как только "Мечта" стартует, по ней отработают все орудия этого корабля. Нас собьют, не дав даже разогнаться. Но есть вариант — мне пленный рассказал. Управление батареями в автоматическом режиме осуществляется главным компьютером корабля. Есть запасной командный пункт, он совсем рядом. Если с него взять управление в ручном режиме, то пройдет некоторое время, прежде чем с мостика сумеют восстановить контроль. За это время "Мечта" успеет взлететь и отойти на безопасное расстояние, но я на борт вернуться уже не успею.

— Я тебя не оставлю…

— Успокойся. Конечно, не оставишь. Я настроил компьютер так, что он немедленно после старта свяжется с "Громовой звездой", она в составе эскадры крейсирует всего в получасе боевого хода. Лучше бы, конечно, отсюда связаться, но эти сволочи глушат связь на всех частотах, поэтому, извини, только так. Ну а дальше линкор просто подойдет сюда и возьмет этот корабль на абордаж. Полчаса я продержусь, да и больше продержусь, если честно. Все поняла?

— Откуда здесь наши корабли?

— Это я подстраховался. Ну не доверяю я людям, ты уж меня прости. Короче, вперед и с песней. Держи со мной связь и взлетай немедленно после того, как я скомандую. Запомни, сейчас ты — наш единственный шанс. Ну, ты все поняла?

Глаза Дайяны предательски заблестели, но она кивнула. Ковалев ободряюще улыбнулся, стер слезинку с ее щеки:

— Ну, вот и ладушки. Ты, главное, не нервничай, все будет хорошо. Обещаю.

Минуту спустя Ковалев неторопливо спустился по трапу, подождал, пока тот поднимется и, не оглядываясь, зашагал к выходу с взлетной палубы. Вся его фигура излучала уверенность и несокрушимость, на поясе висела новая аптечка, на голове был шлем. Стимуляторами он был накачан по самые брови и, казалось, мог сокрушить весь мир. Увы, он и сам понимал, что это ему только казалось и чувство это будет недолгим. Впрочем, плевать — он успеет сделать то, что должен, а остальное не так уж и важно.

Однако, когда адмирал вышел с палубы в коридор и задраил дверь, он тут же перешел в боевой режим и понесся к цели бегом. Раньше он не делал это по одной простой причине — Дайяна должна была ощутить исходящую от него уверенность и, когда дойдет до дела, не запаниковать и сделать все, как надо. Сейчас она его не видела — следовательно, можно было и пробежаться. Тем более недалеко.

До места Ковалев добрался за пару минут. Не выходя из боевого режима срубил обоих часовых, решительно ввалился в заставленное аппаратурой тесное помещение. Ну все правильно, запасной КП, минимум удобств — максимум эффективности. Повсюду пульты, пульты, пульты… Вид — как в фантастическом романе шестидесятых — все мерцает, переливается, отблескивает полированная сталь, перемигиваются лампочки. Ну и два дежурных офицера здесь же, бесплатным приложением. Сидят, гады, и в ус не дуют — ну конечно, место, куда отправились беглецы, давным-давно локализовано. А вот о том, что не зря в тех отсеках вся аппаратура наблюдения сгорела, они, волки, не подумали. Зря, кстати — думать надо всегда, ну да развитие процесса мышления противника в задачу Ковалева не входил, поэтому он попросту оглушил обоих, задраил дверь и заблокировал ее.

Аккуратно связав пленных, адмирал привел их в себя старинным дедовским методом — слегка отхлестав их по щекам и выплеснув на головы по стакану холодной воды. Была, правда, мысль стащить с кого-нибудь носки и сунуть им под нос, но по здравому размышлению Ковалев от этого отказался — во-первых, побрезговал, а во-вторых, решил, что это будет слишком жестоко. Впрочем, и аккуратных оплеух вполне хватило — пленные заворочались и пришли в себя.

— Ну что, ребятишки, — Ковалев уселся верхом на стул, упер голову не сцепленные руки, которыми, в свою очередь, оперся об спинку стула. Посмотрел сверху вниз на лежащих на полу пленных, презрительно усмехнулся. — Вы мне не очень то и нужны, поэтому выбор у вас невелик. Или вы экономите мне время и выдаете коды доступа, или я вас здесь кладу и взламываю коды сам.

Он отчаянно блефовал — взломать незнакомую систему он бы не смог при всем желании. Очевидно, один из пленных, тот, что постарше, подумал об этом же. Его ответ был совершенно непечатным. Ковалев пожал плечами:

— Неверный ответ… Впрочем, как хочешь.

Силовая рапира негромко загудела, коснулась паха матерщинника, медленно пошла вверх. Тот заорал, забился, но ничего не мог сделать — клинок резал его пополам. Очень медленно. Очень болезненно. Очень страшно.

Когда вопли стихло, Ковалев повернулся ко второму пленному. Тот, похоже, сомлел от пережитого, но в себя пришел быстро и героем быть не захотел. Адмирал получил нужную информацию незамедлительно, взял пленного за шиворот, подтащил к сейфу. Дактилоскопический замок сработал мгновенно, и в руках адмирала оказалась тоненькая пластинка — магнитный носитель, аналог земной флешки. Вставил ее в компьютер и, пользуясь подсказками, которые пленный даже и не думал зажимать, легко вошел в систему, перехватил управление…

Дальше все было просто — Дайяна не подвела и, как только получила условный сигнал, тут же стартовала. "Мечта" выпрыгнула в космос, как пробка из бутылки, на мгновение залив экраны лиловым пламенем стартовых моторов. Адмирал с тоской посмотрел ей вслед — в отличие от девушки, он знал, что произойдет дальше.

В дверь уже ломились. Связанный пленный, извиваясь, как червяк, отполз в угол. Адмирал не обращал на него внимания — ему было уже все равно, он был уже мертв. Точнее, тело его еще жило, но минутой раньше, минутой позже — какая разница? В дверь уже ломились, она содрогалась от ударов, но это было непринципиально — те, кто был за дверью, тоже были мертвы, только пока не знали об этом. Да и зря они ломились — все равно через две минуты главный компьютер восстановит контроль над кораблем. "Мечта" не успеет уйти в любом случае.

Только вот она и не уйдет, вернее, уйдет, но не сразу. Сначала, пользуясь тем, что орудия вражеского корабля молчат, яхта выпустит в него обе торпеды. Именно эту команду адмирал ввел в бортовой компьютер, и Дайяне незачем было об этом знать. Имперские торпеды… Этому кораблю с запасом должно хватить и одной. Скорее всего, подумал Ковалев, он ничего не успеет почувствовать, но это неважно — Дайяна успеет уйти, а это главное. И все остальное, что он ей сказал — неправда, неправда, что через полчаса здесь будет имперский линкор, не хватило на это адмиральской предусмотрительности. Вот такой вот урок на будущее, дипломатия — опаснее войны, только для него это уже совсем неважно.

Что же, оставалось подвести итоги и сказать: "Я сделал все, что мог, кто может — пусть сделает лучше". А там, среди друзей, найдутся те, которые смогут завершить начатое и без него, может быть, даже с меньшей кровью. Что еще сделать? Помолиться? Адмирал не верил в богов… Когда-то он слышал, что почти во всех религиях души павших в бою воинов попадают в рай. Пускай их, он слишком презирал слепую веру, чтобы тратить последние мгновения жизни на пустые метания. Удивительно, но он не волновался — может быть, он и ошибался, даже, скорее всего, ошибался много раз, но сейчас он был спокоен и угрызения совести его не терзали. Он знал, что вот сейчас он все сделал правильно, и от этого на душе было хорошо и спокойно.

Дверь, наконец, не выдержала — кто-то, очевидно, распорядился ее взорвать, и не слишком толстый металл выбило внутрь командного пункта. Перед ворвавшимися внутрь десантниками открылась странная картина — в пол-оборота к ним спокойно сидел в кресле огромный человек, удобно откинувшись на спинку и положив на колени сжатые в кулаки руки. Силовая рапира валялась на пульте, выключенная и неопасная. Глаза великана неотрывно следили за двумя четко видимыми на экране стремительно приближающимися к кораблю точками. Не оборачиваясь, он улыбнулся, и это было последним, что увидели десантники, а затем все затопила чудовищная вспышка взрыва…


----------------------------------------


Конец четвертой части.

Примечания

1

Буровая вышка для повышения устойчивости крепится четырьмя растяжками из стального троса.

(обратно)

2

Стропаль — стропальщик, ПГРщик — рабочий по приготовлению бурового раствора, помбур — помощник бурильщика. В принципе, загружать и разгружать грузы должны грузчики или стропальщики, в разных организациях по разному, однако непосредственно на буровых, особенно в разведке, на такие вопросы, как правило, смотрят проще и на срочных погрузочно-разгрузочных работах задействованы все, не занятые в тот момент собственно в бурении, часто даже инженеры, особенно молодые. Переводники — короткие трубы с разными диаметрами и типами резьб. Сухари — сменные зазубренные металлические накладки из закаленной стали, улучшающие захват труб клиньями и ключами при свинчивании-развинчивании. Быстро изнашиваются и легко крошатся, поэтому являются расходным материалом. Пробоотборник — устройство для отбора пластового флюида с больших глубин. Керн — столбик породы, извлеченный на поверхность.

(обратно)

3

Химик — инженер по буровым растворам (исторически сложившееся название, профессиональный сленг). Супервайзер — представитель компании-заказчика на объекте подрядчика. На буровых, как правило, бывшие бурмастера с большим опытом, часто пенсионного возраста, хотя можно встретить там и парнишку только что после института или, еще хлеще, человека, буровую в жизни не видевшего, зато с амбициями.

(обратно)

4

Есть такой технологический процесс — утяжеление бурового раствора. Чисто технически представляет собой затарку огромного, десятки и даже сотни тонн, количества сыпучего материала — мелкомолотого сульфата бария или просто барита. Есть и другие материалы, но на европейском севере наиболее распространен именно барит. Процесс весьма трудоемкий, грязный и потому рабочими нелюбимый. Первый помбур теоретически этим заниматься не должен, но, когда аврал, на чины не особо смотрят и вкалывают все.

(обратно)

5

В свое время при заходе на посадку на Варандее разбился и загорелся самолет. По слухам, некоторые из пассажиров сгорели заживо, не сумев расстегнуть заклинившие ремни.

(обратно)

6

Кронблок — самая высокая точка буровой вышки, более 50 метров над землей.

(обратно)

7

Ситовой — помбур, основная обязанность которого в процессе бурения следить за виброситами.

(обратно)

8

Каждая профессия имеет свои профессиональные заболевания. Инженер растворщик, если не бережется (а это не всегда возможно) имеет проблемы с руками — воздействие химии (кислоты, щелочи, да и все остальные тоже здоровья не добавляют), постоянный контакт с водой, плюс зимой еще и холодно. Можно, правда, пользоваться резиновыми перчатками, но тогда пропадает часть информации — опытный специалист на ощупь скажет о растворе то, что пацан после института даже со всеми приборами не отобьет, поэтому большинство предпочитает работать голыми руками и, соответственно, рискует со временем заработать проблемы. Некоторым приходится из-за этого со временем менять работу.

(обратно)

9

Если кто не помнит — мы все прошли через лихие 90-е.

(обратно)

10

http://zhurnal.lib.ru/k/kuprijanow_d_w/dnevezj.shtml если кому интересно.

(обратно)

11

Поговорка насчет свиней и апельсинов несколько устарела — один из моих товарищей, в бытность свою в середине 90-х в рядах нашей славной армии, рассказывал мне о ситуации, когда на подшефную их части свиноферму привезли со склада целый самосвал начавших портиться цитрусовых. Так что свиньи в апельсинах вполне могут разбираться, а вот про ананасы — не слыхал. Может, и не пробовали.

(обратно)

12

Суперами на буровых часто называют супервайзеров.

(обратно)

13

На случай, если кто не знает — в настоящее время добывается, как правило, меньше половины нефти, содержащейся в пластах. Со снижением давлений и повышением обводненности добыча становится просто нерентабельной. Эффективных технологий для таких случаев просто нет.

(обратно)

14

Нечто подобное, пусть и в меньших масштабах, произошло на самом деле. Правда, совсем в другой стране.

(обратно)

15

http://zhurnal.lib.ru/k/korotin_w_j/romanticheskijuzhin.shtml кому интересно.

(обратно)

16

Кому интересно — по той же ссылке, что и в первый раз.

(обратно)

17

Р.Шекли. «Обмен разумов».

(обратно)

18

http://zhurnal.lib.ru/k/korotin_w_j/hmuroeutroodnoaktnajapxesaizzhizniorganowwnutrennihdel.shtml Вот примерно так все и происходило…

(обратно)

19

Девять шестнадцатидюймовых или восемь пятнадцатидюймовых орудий — распространенные варианты вооружения линкоров в нашей истории.

(обратно)

20

Подобный штурм хорошо показан в фильме «Звездные войны. Эпизод 4», в самом начале. Идущие первыми оказались смертниками.

(обратно)

21

Для справки. В фильме «Хищник» для того, чтобы стрелять так из минигана, актеру пришлось сзади подставлять специальную подпорку и искусственно снижать темп до полутора тысяч выстрелов, иначе его сбивало с ног отдачей. Ну и еще для его работы необходим источник электроэнергии, которого там не наблюдалось (в книге, кстати, указывалось, что хозяин этого чуда тащил на себе еще и аккумуляторы).

(обратно)

22

Старый советский анекдот. Приходят мыши к мудрому филину и говорят:

— Все нас обижают, все на нас охотятся. Филин, ты же мудрый, скажи, что нам делать?

— А вы колючки отрастите, станьте ежиками и вас никто не тронет.

Мыши радостные уходят, но с полдороги возвращаются и спрашивают:

— А как нам колючки-то отрастить?

На что филин им отвечает:

— Ребята, не грузите меня ерундой — я стратегией занимаюсь.

(обратно)

23

То есть в двадцать раз быстрее звука.

(обратно)

24

Старый анекдот:

— Товарищи курсанты, сегодня мы будем разгружать вагон с люминием.

— Товарищ старшина, не с люминием, а с алюминием.

— Кто сказал?

— Курсант Иванов.

— Товарищи курсанты, сегодня мы будем разгружать вагон с люминием, а курсант Иванов будет разгружать вагон с чугунием.

(обратно)

25

«Красное на черном». «Алиса», кто не в курсе.

(обратно)

26

Реальный случай из моей практики.

(обратно)

27

Переносной зенитно-ракетный комплекс.

(обратно)

28

По преданию, на перстне легендарного царя Соломона с одной стороны было выгравировано «все пройдет», а с другой — «и это тоже пройдет».

(обратно)

29

«Человек-амфибия», А.Беляев. Фраза главного мерзавца Педро Зуриты. Очень умная фраза, кстати.

(обратно)

30

Мысль, очень доходчиво прописанная у Р.Хайнлайна в книге «Звездные рейнджеры» (она же «Звездный десант», «Космическая пехота» и еще несколько вариантов перевода названия. Для сведения: фильм, снятый по мотивам этой книги, после ее прочтения смотреть невозможно).

(обратно)

31

«Звездные войны», эпизод IV.

(обратно)

32

Идея фразы позаимствована из всем известного фильма «Белое солнце пустыни».

(обратно)

33

Справедливость утверждения доказана тем простым фактом, что с Америкой, которая держит флоты во всех мало-мальски важных точках мирового океана, уже много лет никто воевать не рискует.

(обратно)

34

Растворщик на буровой, особенно если он работает один, часто не имеет времени элементарно поспать. Специфика работы такая. Так что спать очень часто приходится урывками, по два-три часа, а не спать иногда, напротив, по нескольку суток. Поневоле научишься ценить маленькие радости жизни.

(обратно)

35

Этот жест характерен для многих, кто не любит пользоваться секундомерами.

(обратно)

36

Р. Шекли.

(обратно)

37

Р. Хайнлайн.

(обратно)

38

Кто не верит — вспомните конец 80-х — начало 90-х.

(обратно)

39

История, например, или еще какая философия. Автор совсем не против них, как таковых (хотя историю наукой не считает вовсе), но, во-первых, считает, что такие вещи могут занять, в лучшем случае, нишу хобби, а не серьезной мужской профессии, а во-вторых, еще ни один «классический гуманитарий» (то есть, по сути, специалист по болтовне на отвлеченные темы) честно семью не прокормил. Как говорил не самый худший знакомый автора, кстати, историк, преподающий в ВУЗе, «я за экзамены брал, беру и брать буду». Автору, который, помимо основной работы, тоже преподает, такое отношение глубоко противно.

(обратно)

40

К сожалению, так и есть. Когда-то запоем читал журнал "Вокруг света", пока не попалась мне статья про бурение Кольской сверхглубокой. Я все-таки профессиональный буровик, да и материал по этой скважине у меня был. Словом, после той статьи перестал я уважать и журнал тот, и вообще журналистов.

(обратно)

41

Как известно, самый опасный гриб — ядерный.

(обратно)

42

Натан Ротшильд.

(обратно)

43

Похищение детей. В более широком смысле — похищение людей.

(обратно)

44

Описание городов и проблем реальное.

(обратно)

45

Реально. Фразы, состоящие исключительно из матерных слов, ну и предлогов еще, слыхать приходилось.

(обратно)

46

Доказано Гитлером.

(обратно)

47

Сам наблюдал. Страшно.

(обратно)

48

Гай Юлий Цезарь перед походом на Рим.

(обратно)

49

В.И.Ленин. Правда, полностью это звучит так: "Пока народ безграмотен, из всех искусств для нас важнейшими являются кино и цирк". ((с) В.И. Ленин. Полное собрание сочинений. 5-е изд., Т. 44., с. 579). Цинично, но верно. К этому мы сейчас, к сожалению, снова пришли.

(обратно)

50

Стругацкие. "Трудно быть Богом".

(обратно)

51

Цитата фразы римского сенатора (в исполнении Лесли Нильсона) из комедии "Операция "Чистые руки".

(обратно)

52

Считается, что садисты панически боятся боли.

(обратно)

53

Глава "Юкоса", например. В общем-то, за дело его посадили, но дурачки из наших недоделанных демократов до сих пор считают его политзаключенным.

(обратно)

54

Ну, тут можно вспомнить кучу телеведущих, которые исчезли с экранов вообще, или ведут сейчас тупые шоу на третьеразрядных каналах, журналистов, которые стали никому не интересны, Кикабидзе с Сердючкой, осмелившихся тявкнуть на Россию и пулей вылетевших с российской эстрады и лишившихся львиной доли доходов, или ту же Новодворскую — кто она такая многие молодые уже и не знают, хотя она и жива, и ее собираются послушать самые глупые из интеллигентов. И таких, никому не нужных "бывших" можно найти множество.

(обратно)

55

Вахтовка — машина для перевозки людей, аналог автобуса, как правило, на базе неприхотливых машин повышенной проходимости — "Урала" или "КАМАЗа". Минимум комфорта, максимум функциональности. Ехать в такой по плохой дороге врагу не пожелаешь. Зимник — сезонная (зимняя) дорога. Ситуация с замерзшими людьми реальная.

(обратно)

56

Англичане (сленг).

(обратно)

57

У нового русского спрашивают:

— Сколько вам надо времени, чтобы заработать на "Волгу"?

— Год, может, два.

Собеседник, разочарованный в платежеспособности НР уходит. Тот смотрит ему вслед и думает:

— И зачем мне эта Волга, с ее городами, кораблями…

(обратно)

58

Действительно, в этот город не идет нормальной дороги (только зимник), нет железной дороги, поэтому сообщение осуществляется самолетами. Есть, правда, водный транспорт.

(обратно)

59

Шел слепой. Споткнулся о камень и упал. Упал он потому, что слепой, но причиной тому был камень. (восточная мудрость).

(обратно)

60

В качестве примера можно вспомнить Вторую Мировую войну, когда техника за краткий период развилась больше, чем за предыдущие полвека.

(обратно)

61

Химики меня поймут, для прочих поясню: фенолфталеин (индикатор щелочности) имеет медицинское название "пурген". По-простому — сильное слабительное. Напоите человека чаем с этой пакостью — и все его мысли будут об одном: как бы добежать до туалета. Естественно, никакой опасности для вас он представлять уже не будет. Ну а если кроме слабительного еще добавить в чай димедрол…

(обратно)

62

Идея неплохо проиллюстрирована в сериале "Операция "Цвет нации". Ляпов в фильме, конечно, море, но идея явно жизнеспособная.

(обратно)

63

Ценные Указания. Ну, вдруг кто не знает.

(обратно)

64

Генералы не бегают, потому что в мирное время это вызывает смех, а в военное — панику.

(обратно)

65

ДВК — модель советского компьютера.

(обратно)

66

Кочерга — ручка тормоза буровой лебедки (сленг). Управлять лебедкой, а также всем, что кроме нее прилагается к пульту бурильщика, не сложно, но требует определенной квалификации и немалого опыта.

(обратно)

67

Позаимствовано у Ю.Никитина.

(обратно)

68

Достаточно вспомнить, сколько русских погибло, освобождая болгар от турок, и против кого потом воевали болгары.

(обратно)

69

Кто не в курсе, корабли, строившиеся в СССР, превосходя иностранные аналоги, были чрезвычайно дорогими. В результате СССР имел очень дорогой флот из мощных, но немногочисленных кораблей.

(обратно)

70

То есть пойти в переплавку.

(обратно)

71

Если обратить внимание, можно заметить, что большинство из нас разбирается с незнакомой техникой методом тыка или, что чаще, читает в инструкциях и учебниках только основные положения.

(обратно)

72

Одна из версий, почему немецкий крейсер "Магдебург" в самом начала войны вылетел на камни — его капитан настолько опасался встречи с русскими эсминцами, что предпочел в сложных навигационных условиях идти с совершенно неразумной скоростью.

(обратно)

73

Для сведения. История древней Руси, например, нам известна по "Повести временных лет", написанной намного ПОЗЖЕ описанных событий. Доказательства того, что информация, приведенная составителем летописи, достоверна, отсутствуют.

(обратно)

74

Эту фразу приписывают Сталину, но он ее никогда не произносил. Она принадлежит президенту США В. Вильсону, сказавшему ее в 1912 году.

(обратно)

75

Достаточно вспомнить, что устриц люди едят живьем, поливая их предварительно лимонной кислотой, вызывающей у моллюска конвульсии от боли. Или, например, для французских ресторанов вполне нормально подавать утку, которую убили путем медленного удушения — считается, что так мясо приобретает более изысканный вкус. Или в некоторых культурах, культивирующих разведение собак на мясо, считается, что мясо тем вкуснее, чем мучительнее собака умирает…

(обратно)

76

Ну, подобных примеров множество. Взять хотя бы форму от Юдашкина. Результат, правда, спорный. Куда более удачным примером можно считать форму СС.

(обратно)

77

АПС — автоматический пистолет Стечкина. Очень хорошее и довольно популярное, хотя и избыточно тяжелое оружие. Способен стрелять как одиночными выстрелами, так и очередями, кобура может пристегиваться, превращая оружие в пистолет-пулемет.

(обратно)

Оглавление

  • Пролог
  • Часть 1
  •   Глава 1
  •   Глава 2
  •   Глава 3
  •   Глава 4
  •   Глава 5
  •   Глава 6
  •   Глава 7
  •   Глава 8
  •   Глава 9
  •   Глава 10
  •   Глава 11
  •   Глава 12
  •   Глава 13
  •   Глава 14
  • Часть 2
  •   Глава 1
  •   Глава 2
  •   Глава 3
  •   Глава 4
  •   Глава 5
  •   Глава 6
  •   Глава 7
  •   Глава 8
  •   Глава 9
  •   Глава 10
  •   Глава 11
  •   Глава 12
  • Часть 3
  •   Глава 1
  •   Глава 2
  •   Глава 3
  •   Глава 4
  •   Глава 5
  •   Глава 6
  •   Глава 7
  •   Глава 8
  •   Глава 9
  •   Глава 10
  •   Глава 11
  •   Глава 12
  •   Глава 13
  •   Глава 14
  • Часть 4
  •   Глава 1
  •   Глава 2
  •   Глава 3
  •   Глава 4
  •   Глава 5
  •   Глава 6
  •   Глава 7
  •   Глава 8
  •   Глава 9
  •   Глава 10
  •   Глава 11
  •   Глава 12
  •   Глава 13
  •   Глава 14
  •   Глава 15
  •   Глава 16
  •   Глава 17
  •   ----------------------------------------
  • *** Примечания ***