Карнавал в Венеции [Нина Бомонт] (fb2) читать постранично, страница - 3

свет, подобный лучам восходящего солнца. Она думала, что увидит тьму и зло, но их не было. Видимо, это какая-то уловка, хитроумный трюк, чтобы ослепить ее, решила она. Но тут за спиной человека, внутри которого был свет, появились очертания темного силуэта. Она узнала его — те же совершенные черты лица, та же стать. Но этот силуэт окружала темная аура, такая явственная, что она могла бы потрогать ее руками.

Стало быть, он владеет секретами черной магии, решила она. Он хотел ослепить ее своим сиянием, чтобы она не увидела его темную душу. Но ему не удастся ее обмануть — она уже увидела зло.

Усилием воли она заставила себя вернуться в реальный мир. Мужчина все еще глядел на нее. В его взгляде было не простое любопытство. Он смотрел так, как мужчина смотрит на женщину.

Однако в ту ночь в цыганском таборе на окраине Тосканы она была свидетельницей того, как этот человек надругался над ее сестрой. Дьявольский огонь и похоть светились тогда в его взгляде.

Сейчас этот взгляд был другим. Угадывавшееся в нем вожделение было более утонченным, притягательным. И невидимыми щупальцами оно коснулось Кьяры прежде, чем та успела это понять и защититься.

— Что ж, начнем!

Визгливый голос Джульетты прервал размышления Луки. Он увидел, как необычный свет в глазах цыганки померк. Но за секунду до того, как она снова посмотрела на него с ненавистью, мужчина заметил, что ее взгляд смягчился, словно он каким-то образом тронул в ее душе струну, созвучную его собственным ощущениям.

— Сними свою ужасную шаль. — Капризный тон Джульетты вызвал у Луки раздражение. Вообще он заметил, что это чувство возрастало уже несколько недель. Видимо, настало время подарить Джульетте рубиновое ожерелье и расстаться с ней. — Тебе бы следовало ее отмыть, Манелли, — продолжала выговаривать Джульетта, размахивая перед носом Кьяры веером из слоновой кости и искусно расписанного пергамента. — Впрочем, кое-кому эта дикарка может и понравиться. Ты уж постарайся, Манелли, чтобы она понравилась моим гостям. Я полагаюсь на тебя.

Манелли сдернул шаль с плеч Кьяры и подтолкнул ее в комнату, где в ожидании чудес уже собралась большая компания гостей.

Джульетта, взяв Луку под руку, хотела отвести его в сторону, но он не сдвинулся с места.

— По-моему, ты слишком заинтересовался этой девчонкой, дорогой. — Джульетта надула накрашенные губы.

— А разве не этого ты хотела? — удивился Лука. — Разжечь любопытство своих гостей?

— Но ты же не гость, ты…

Лука приложил палец к губам Джульетты, призывая ее помолчать, и стал наблюдать за цыганкой. Окружившие ее гости протягивали к ней ладони и все разом просили предсказать судьбу.

— Я не гадаю по ладони.

При звуке ее голоса Лука вздрогнул: для юной девушки он был низким и хрипловатым, но как нельзя лучше подходил цыганке, которая привыкла проводить ночи в открытом поле у костра.

— Я не могу видеть всей вашей жизни. Вы можете задавать вопросы, и если мне будет позволено увидеть ответы, вы о них узнаете.

— Да она мошенница, — прошипела Джульетта. — Манелли и лиры от меня не получит.

Неожиданно от группы гостей отделился некто в длинном черном плаще и плотно прилегающей белой маске, закрывавшей две трети лица. Капюшон из черного кружева ниспадал на плечи, так что было невозможно определить, скрывается под этим нарядом мужчина или женщина.

Человек приподнял треуголку в знак приветствия и слегка поклонился.

— Скажи мне, покорится ли когда-нибудь женщина, которую я люблю? — Вопрос был задан скрипучим шепотом.

Лука увидел, что взгляд цыганки снова остекленел, а сама она застыла в полной неподвижности. Казалось даже, что она перестала дышать.

Прошло несколько минут. Девушка тяжело вздохнула, и отсутствующее выражение исчезло.

— Женщина, которую ты любишь, покорится тебе не один раз. Но она никогда не отдаст своего сердца.

— Почему?

— Потому что ее сердце принадлежит только ей одной.

Человек в плаще жестом показал, что он не верит.

Кьяра пристально посмотрела в глаза, сверкнувшие в разрезах маски.

— Ни один мужчина не будет любить вас так, как вы сами себя любите, синьора.

Манелли вцепился в плечо Кьяры и, наклонившись к ее уху, предупредил шепотом:

— В Венеции никто не смеет раскрывать тайну маски.

Кьяра сбросила руку Манелли и с отвращением отвернулась: от него противно пахло луком и дешевым вином.

— Тот, кто не хочет знать правду, пусть не задает вопросов.

— Оставьте бедную девушку, — промолвила маска, и на сей раз голос был явно женским. — Она сказала правду.

Женщина рассмеялась и, протянув Кьяре золотую монету, повернулась и направилась к выходу.

В комнате воцарилась тишина. Все узнали голос, но никто не решался открыто это объявить. Он принадлежал сказочно богатой и эксцентричной синьоре Лауре Парадини, которая постоянно нарушала все условности и без того весьма терпимого в вопросах морали венецианского общества. Лаура Парадини пережила трех