Навсегда [Ежи Сосновский] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

Ежи Сосновский Навсегда

Я вваливаюсь в комнату, захлопываю за собой дверь, прислоняюсь к ней, тяжело дыша. Склонившаяся над столом Лидуся глянула на меня мельком, продолжая заворачивать младенца в одеяло. Ребенок вроде бы спал. Надо хоть что-то сказать, но при виде такой бедности, облупившихся стен и женщины, которую некогда любил, я забыл все слова. Помнил только, что обещал проводить ее к матери. На Лидусе уже было ее серое пальтецо, словно она специально его надела: ведь именно такой я увидел ее впервые. Если бы она обратилась ко мне, я, возможно, еще нашел бы в себе силы что-нибудь изменить. Но она молчала уже много дней. Не беспочвенно, но малодушно.

– На улице неспокойно, – вырвалось у меня.

Уже с ребенком на руках она снова взглянула на меня, будто бы с презрением. Я отодвинулся, Лидуся вышла в коридор, я за ней. На лестнице встретили соседку, она, наверное, уже обо всем знала – поглядела на меня подозрительно. Я почти что слышал ее голос: А я о вас лучше думала. Эти слова мне были не в новинку, я сам уже не первую неделю их себе повторял. Мы спускались медленно, Лидуся впереди, на две ступеньки ниже, такая маленькая, нежно прижимает к себе ребенка. Все-таки я должен о ней заботиться, мелькнуло в голове. Буду о них заботиться. Даю слово.

Мы вышли во двор, а потом печально зашагали по улице Свободы, мимо нашей булочной, нашего парикмахера, нашей аптеки. К чему все это? На перекрестке Лидуся вдруг остановилась. Хватит, сказала сухо. Если бы сказала что-нибудь другое… но она сказала только это, и я покорно замер, лишь смотрел, как она удаляется. Ждать было нечего, но, уже поворачиваясь, я увидел, что она стоит и глядит на меня.

У Лидуси были серые глаза, большие, серьезные, всегда полные нежности, а сейчас только переполненные удивлением. И слезами. В то же мгновение я понял, что она ждала от меня чего-то – но ведь и я ждал – и теперь смотрела на меня с немым вопросом, на который уже не было ответа, ведь она захватила меня врасплох, я, словно ничего не чувствуя, просто хотел вернуться в опустевший дом. Так мы мерялись взглядами, совсем недолго, но когда я сделал движение, чтобы к ней приблизиться, она повернулась и пошла прочь. Я видел ее уменьшающийся силуэт, у неба был цвет ее глаз, все обвиняло меня, даже я сам. Я побрел в сторону нашего дома – уже не нашего, уже снова только моего – и тогда увидел тех пьяных солдат, которых (мне показалось) встречал раньше. Один из них сорвал с плеча автомат и выпустил очередь в воздух, а его товарищ загоготал и тоже начал стрелять – по стенам домов, по окнам. Какой-то прохожий рядом со мной упал, почему он, а не я? Ведь так было бы лучше, но я все-таки припал к земле и пополз к нашему подъезду. Я уже был на ступеньках, что-то хлопнуло рядом, и меня осыпало штукатуркой – а на стене обозначился узор: десяток щербинок, горизонтально в ряд. Хоть бы на этом и кончилось, прошептал я, но все равно бросился внутрь, взлетел на второй этаж, нажал дверную ручку. Наша квартира была не заперта.

Вваливаюсь в комнату, захлопываю за собой дверь и прислоняюсь к ней, тяжело дыша. Склонившаяся над столом Лидуся глянула на меня мельком, продолжая заворачивать младенца в одеяло. На улице неспокойно, вырвалось у меня. Она молча взяла ребенка на руки и взглянула на меня снова, будто бы с презрением. На лестнице повстречали соседку по этажу, потом зашагали печально: мимо нашей булочной, нашего парикмахера, нашей аптеки. Хватит, сказала Лидуся, когда мы дошли до перекрестка, я покорно замер, лишь смотрел, как она удаляется. Ждать было нечего, но, уже поворачиваясь, я увидел, что она стоит и глядит на меня.

Ее большие глаза, огромные, серьезные, всегда полные нежности глаза, переполненные сейчас только удивлением и слезами, смотрели на меня с немым вопросом, на который уже не было ответа. Ведь она захватила меня врасплох. А когда я сделал движение, чтобы приблизиться к ней, повернулась и пошла прочь. Я побрел в сторону нашего дома, и тогда – эти солдаты (которых, как мне показалось, я уже встречал) начали стрелять – по стенам домов, по окнам. Какой-то прохожий рядом со мной упал, почему он, а не я? В панике дополз до нашего подъезда. Что-то хлопнуло рядом, меня осыпало штукатуркой – а на стене обозначился узор: десяток щербинок, горизонтально в ряд. Хоть бы на этом и кончилось, прошептал я, но вместо того, чтобы позволить себя убить, бросился внутрь, взлетел на второй этаж, нажал дверную ручку. Наша квартира была не заперта.

Вваливаюсь в комнату, захлопываю за собой дверь и прислоняюсь к ней, тяжело дыша. Склонившаяся над столом Лидуся глянула на меня мельком, продолжая заворачивать младенца в одеяло. На Лидусе уже было ее серое пальтецо. На улице неспокойно, вырвалось у меня, но она ничего не ответила, только взглянула на меня снова, с презрением. Я отодвинулся, она вышла в коридор, я за ней. Мы печально зашагали по улице Свободы, на перекрестке Лидуся вдруг остановилась и сказала: хватит, и я покорно замер, лишь смотрел, как она удаляется. Ждать было нечего, но, уже поворачиваясь, я увидел, что она стоит и глядит на меня своими незабываемыми серыми глазами.