День расплаты [Ребекка Тинсли] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Ребекка Тинсли День расплаты

Моим дедушке и бабушке Кэтлин и Эрику Брайян

Пролог

Июнь, Монлорей, Нью-Джерси, США


Дик Зандер ждал, когда его босс — президент корпорации — закончит телефонный разговор в соседней комнате. Чтобы скоротать время, он выстукивал пальцами по краю стола мелодию песенки «Настроение цвета индиго». Затем развернул обитое кожей кресло к экрану телевизора, встроенного в шкаф красного дерева, стоявший в углу кабинета. Экран светился и шипел, словно голодная змея, требующая, чтобы в пасть ей засунули видеокассету.

Шторы в кабинете были задернуты, не пропуская ослепительный летний солнечный свет, преобразивший золотыми б лжами обычно пасмурный Нью-Джерси. Но даже это благословение небес не могло оживить однообразие бетонных сооружений, которые расползлись по территории «Глобал Текнолоджис». Во все стороны протянулись ряды одинаковых современных заводских строений, возле каждой безликой коробки размещалась служебная автостоянка. Автомобили, будто какая-то керамическая мозаика, сверкая, обжигались на солнце, пока их владельцы трудились в приземистых корпусах с кондиционированным воздухом.

Погода идеальная, чтобы походить под парусами, но сохранится ли она до полудня пятницы, когда Зандер сможет присоединиться к своей семье на Лонг-Айленде? А пока он был связан по рукам и ногам, исполняя обязанности финансового директора «Глобал Текнолоджис», зарабатывая деньги на ту недолгую райскую жизнь, что выпадала ему в конце каждой недели.

Дик Зандер был высокий, поджарый, с длинными руками и ногами, чуть моложе пятидесяти. С узкого лица круглый год не сходил загар. Лоб без морщин, ясные синие глаза. Двигался Зандер быстро и уверенно, как, впрочем, и соображал.

Он сидел без пиджака, в рубашке из египетского хлопка, сшитой, однако, тем же лондонским портным, который шил все его темные полосатые костюмы.

Макс Кларк вошел, не дав себе труда постучаться или хотя бы поздороваться. Круглый, как шар, в костюме, измятом до такой степени, что казался сильно поношенным, Кларк ловко, словно на роликах, проскользнул по ковру, поставил видеокассету, которую принес с собой, а потом развалился на кожаном диване. Когда он откидывался на спинку дивана, из груди у него вырвался сиплый звук, будто из баллона выпустили газ. Грудь Кларка ходила ходуном, и Зандер заметил на его бледной лысине бисерины пота. Наконец Кларк задвигал своими тяжелыми челюстями:

— Вот самая последняя запись, полученная от команды, работающей над «Дермитроном». Заснято сутки спустя после опыления. Я сам еще не видел, но, судя по докладу, ребята вполне довольны. — Он прервался, чтобы откашляться, потом нетерпеливо махнул рукой в сторону экрана. — Удобрение, между прочим, просто мечта! Эти чертовы растения так и прут!

Зандер взял пульт дистанционного управления, нажал на кнопку, и после щелчка экран ожил. Вскоре президент и финансовый директор «Глобал Текнолоджис» наблюдали, как группа мужчин, тяжело волоча ноги, входит в большую теплицу. Объектив камеры располагался в углу, но находившиеся в теплице люди об этом не знали. Они в замешательстве разглядывали листву растений. У некоторых в глазах застыл ужас. Иные просто замерли в оцепенении. Одежда их свисала лохмотьями. Они явно не замечали, что в этом замкнутом пространстве вокруг них толкутся другие люди.

— Почему не набрали черномазых? Я полагал, что этой стороной дела мы занимаемся в Мексике. — В голосе Макса Кларка звучало раздраженное недоумение.

— В них больше нет необходимости, — ответил Зандер. — Наши друзья разрешили нам работать с группой лиц, которых они используют при испытаниях различных препаратов. Это душевнобольные и слабоумные из государственных приютов. Родственников у них нет. Или же такие, которые в душе только радуются, когда им звонят и сообщают, что с их дядюшкой или младшим братцем произошел несчастный случай.

— Это обходится нам значительно дешевле, а? — проговорил Кларк, не отрывая взгляда от экрана. — Я слышал, что Пентагон и ЦРУ занимались подобными делами в шестидесятых, но никогда не мог в это поверить. — Он захихикал.

Люди, бродившие перед камерой, начали тереть лица руками, словно стараясь защитить глаза. Зандер посмотрел на часы: прошло две минуты с того момента, как людей запустили в теплицу. Казалось, что они кричат, но, поскольку звук на пленку не записывался, можно было только видеть разинутые рты.

Через три минуты многие корчились на полу между рядами растений, пытаясь сорвать с себя одежду. Кожа их воспалялась, становилась багровой, затем почти черной. Конечности судорожно дергались, лица искажала гримаса агонии. Через четыре минуты большинство уже валялось на цементном полу, едва вздрагивая. Потом они затихли.

Зандер сделал пометку в блокноте. Лицо его оставалось бесстрастным. Он выглядел как делец, оценивающий качество нового товара. Он включил перемотку на пульте и взглянул на своего босса. Кларк потирал пухлые ладони.

— Потрясающе, ничего не скажешь!

Зандер кивнул в знак согласия. Их заказчики останутся довольны испытаниями «Дермитрона». А «Глобал Текнолоджис» подпишет кучу контрактов на производство вещества с каким-нибудь невинным названием вроде «удобрения». Только заказчики будут знать, что за этим скрывается.

Кларк ухмыльнулся и сдвинулся с места, чтобы оторвать от дивана свою тушу. Потом, отдуваясь, с побагровевшим лицом, немного поколебавшись, произнес с легким злорадством:

— Ну, давай посмотрим еще раз!

Глава первая

2 июля, Сити, Лондон


Джеймс Мэлпас закрыл за собой тяжелую сосновую дверь зала заседаний банка «Броди Макклин». Он повернулся и зашагал по коридору, покрытому мягким ковром, а в ушах у него продолжали звенеть слова председателя правления.

— Нам незачем заниматься маркетингом, — заявил ему сэр Энтони Брук с плохо скрываемым презрением. — У нас всегда была репутация банка, известного своим финансовым благоразумием.

Члены правления «Броди Макклин» мрачно уставились в лежащие перед ними блокноты в кожаных переплетах, оставив Джеймса выпутываться одного. В частных беседах они уверяли его, что целиком и полностью с ним согласны: банку действительно надо расширять сферу услуг, учитывая возрастающую конкуренцию. Однако, когда нужно, эти бесхарактерные приспособленцы ни за что не осмелятся подать голос. Единственный, кто проявил хоть какие-то эмоции во время нагоняя, был Чарльз Рейвенскрофт, наиболее вероятный кандидат на должность председателя правления. Он даже не пытался скрыть свою радость.

Джеймс ушел, когда после заседания они, соблюдая дурацкую традицию, пили кофе с печеньем. У него были срочные дела в департаменте банка, занимающегося финансированием промышленных корпораций. Мэлпас знал, что в его отсутствие они говорят о нем. «Ладно, — думал он, направляясь по коридору к лифту, — пусть себе говорят». В конце лета сэр Энтони уходит в отставку, а нового председателя будут выбирать все члены правления. Чарльз Рейвенскрофт вел себя так, словно победа уже лежала у него в кармане, но Мэлпас полагал, что такая самонадеянность соперника дает преимущество ему, Джеймсу. Мэлпас знал, что именно он был темной лошадкой, но его слишком шумные выступления на заседаниях правления приводили к тому, что он шел все-таки вторым после Чарльза, наступая ему на пятки и придерживая за хвост.

Утренняя схватка с председателем ни для кого не была неожиданностью. При каждом удобном случае Джеймс поднимал вопрос по поводу решения правления о слиянии с американским банком. Чарльз Рейвенскрофт как директор департамента международных операций «Броди Макклин» возглавлял переговоры между старейшим лондонским учреждением и банком «Эмпайр Нэшнл», первоклассным, прочно обосновавшимся на Манхэттене, вполне подходящим для подобной сделки.

Джеймс признавал необходимость поиска заокеанского партнера, но у него вызывал беспокойство выбор кандидата для брачного союза, сделанный Чарльзом. Поэтому он собирался бить тревогу, и как можно чаще — пока не поздно.

Конечно, нью-йоркский банк пользовался большим уважением — у тех, кто не заглядывал в его баланс последние десять лет. Внешне «Эмпайр Нэшнл» был таким же солидным, как и его предполагаемый лондонский партнер: один из столпов финансового сообщества, бастион здравомыслия. Неважно, что оба банка заработали хорошую репутацию в то время, когда прогореть в банковском деле мог лишь дурак или ленивый. Неважно, что поколения директоров не задумываясь поддерживали разные сомнительные предприятия — от проектов строительства железных дорог в Боливии в начале века до выпуска автомобилей «делорин».

За прошедшие две недели Джеймс неоднократно пытался обратить внимание правления на шаткость показателей баланса американского банка, но его настойчивость не оценили. Достаточно прислушаться к разговорам на Уолл-стрит, заявил он им тогда, или почитать американскую деловую прессу, и сразу станет ясно, насколько серьезные проблемы возникли у «Эмпайр Нэшнл». На самом деле Джеймс имел в виду вот что: старые дураки и самонадеянные консерваторы, которые слишком долго цеплялись за власть, теперь крепко влипли, а сам банк напоминает перезревшую невесту, поджидающую доверчивого и к тому же невзыскательного жениха. И тут возникает «Броди Макклин».

Руководящая верхушка банка отмахнулась от доводов Джеймса, но он свою позицию изложил ясно. И если «Эмпайр Нэшнл» совсем скиснет, ни у кого не будет сомнений ни в том, кто виноват, ни в том, кто предостерегал от этой сделки. Сам Джеймс считал, что вопрос стоит так: не «если», а «когда». Он полностью владел ситуацией.

При мысли о предстоящем фиаско Чарльза Рейвенскрофта Джеймс приободрился и зашагал вдоль стеклянной стены коридора, огибавшего атриум. Здание было выстроено в форме бриллианта — фирменного знака «Броди Макклин». Отсюда Джеймс мог взглянуть на все восемь корпусов банка, а также на фонтаны и деревья внизу, расположенные столь продуманно, что они казались ненастоящими.

На другой стене коридора, выкрашенной в бежевый цвет, висели безобразные, но дорогие картины из коллекции банка. Только модернизм и стоимость оправдывали их претензию на то, чтобы считаться «серьезным» искусством. В самом банке на них смотрели просто как на объект капиталовложения, не более достойный или благородный, чем фабрика для сжигания мусора в районе Тисайд.

В приемной секретарша, восседавшая за монументальным столом, покрытым жемчужно-серой мраморной плитой, оторвалась от компьютера, заслышав, как по идеально отполированному полу стучат каблуки Джеймса. Ожидая лифт, он встал к ней спиной: высокий, чуть больше шести футов[1], широкоплечий. Костюм с Севил-роу сидел на нем превосходно, а темно-синяя ткань в тонкую продольную полоску подчеркивала длину ног.

Неожиданно он обернулся, словно почувствовав, что секретарша пристально смотрит на него. На мгновение жесткий взгляд его карих глаз задержался на ее лице. У него был длинный острый нос и довольно грозные, сросшиеся на переносице брови. Темно-каштановые волосы, тонкие, как пух, были расчесаны на косой пробор и свисали на лоб.

Мелодичный звук возвестил, что лифт прибыл, и секретарша быстро опустила глаза. Джеймс равнодушно посмотрел на ее склоненную голову и вошел в стеклянную шестиугольную клетку лифта, который бесшумно нырнул вниз, на шестой этаж.

— Есть что-нибудь важное, Тесс? — спросил он резко, проходя к себе в кабинет.

Секретарша, блондинка с лошадиным лицом, подняла на него усталые глаза.

— Минут десять назад. Сэр Теренс Певз, «Мартиндейл».

Достопочтенная Тесса де Форрест протянула листок бумаги, и Джеймс молча взял его. Он знал, что нужно Певзу. Компания «Мартиндейл», крупный производитель оборонной продукции, была одним из самых значительных клиентов «Броди Макклин». Певз начнет плакаться по поводу вялой игры на курсе их акций, будто это во власти Мэлпаса заставить его расти или падать.

Чтобы проветрить мозги клиенту, Джеймс хотел бы высказать ему правду. Что после окончания «холодной войны» рынку надоели оборонный сектор и «Мартиндейл», которой навесили ярлык торговцев, спекулирующих на металлоломе. Что это вчерашний день. На жаргоне Сити это называется «сортир»; и все — хорошее и плохое — компании заключено в ее «стоимости».

Джеймс вошел к себе в кабинет, но дверь оставил открытой — чтобы отбить у Тесс всякое желание бездельничать. Человеку, занимающему такую должность, рекомендовалось иметь породистую секретаршу, из хорошей семьи, даже если весь рабочий день она обсуждает с друзьями-лодырями свою светскую жизнь.

Мимо стола, за которым он проводил заседания, Джеймс прошел к разместившемуся в углу большому письменному столу. Сине-зеленая лампа — в стиле Тиффани — лила мягкий свет на бумаги и доклады, разбросанные на блестящей поверхности стола. На стенах, выкрашенных в кремовые тона, висели написанные маслом картины с изображениями лошадей. Единственным достоинством этих картин был возраст. Прямо над столом помешалось более современное полотно — изображение скаковой лошади Клеопатры, собственности Джеймса.

Усевшись, Джеймс протянул руку к телефону и начал набирать номер компании «Мартиндейл». Он опасался разговора с Певзом, но не в характере Джеймса было откладывать «на потом» неприятности. Лучше уж отделаться сразу. Он собирался сообщить директору-распорядителю, что из банка «Броди Макклин», из департамента биржевых операций, на встречу с ним придет новый способный аналитик Пол Робертс. Черт с ними, с правилами! Если кто-нибудь станет задавать лишние вопросы (а этого не произойдет), Джеймс объяснит простым совпадением, что в «Мартиндейл» отправился представитель технически самостоятельного подразделения, занимающегося операциями с обыкновенными акциями. Джеймс заверит Певза, что серьезные рекомендации «приобретать», содержащиеся в отчете «Броди Макклин», вызовут несомненный интерес у инвесторов.

Ожидая, пока ответит коммутатор «Мартиндейл», Джеймс просматривал лежавшие на столе бумаги, потом крикнул:

— Тесс! Вы можете раскопать отчет о компании «Уильям Стоун и сын», который мы получили вчера?

Минуту спустя Тесса, облаченная в твидовый костюм, более подходящий для загородных прогулок, чем для офиса в Сити, ленивой походкой вошла в кабинет Джеймса и вручила ему аналитический отчет, на титульном листе которого был вытеснен бриллиант — фирменный знак «Броди Макклин». Джеймс внимательно просмотрел первую страницу, пока его взгляд не остановился на фамилии автора. Он ждал, когда его соединят с секретарем Певза, но тут заметил, что Тесса машет перед ним еще одним листком.

— Я забыла. Звонил Джим Зандер. Какой-то американец, — произнесла она небрежно, — из корпорации «Глобал Текнолоджис». Он сказал, что встречался с вами в прошлом году на банкете у лорд-мэра. — Она с некоторым сомнением взглянула на Мэлпаса. — Они с женой сейчас в Лондоне. Здесь записан номер его телефона в отеле. — И Тесса прошествовала назад в свой кабинет.

Джеймс оставил попытку дозвониться в «Мартиндейл» и мрачно посмотрел на имя американца. Очень характерно для Тесс — все перепутать: «Джим» вместо «Дик». Что ей за дело до всех этих незначительных людей, когда она предвкушала вечер в клубе «Аннабель», где сможет прижать к своей роскошной груди какого-нибудь светского франта голубых кровей!

На банкете у лорд-мэра Зандер мимоходом упомянул, что «Глобал Текнолоджис», вероятно, займется поиском в Англии подходящей собственности для приобретения — что-нибудь такое, что можно будет использовать как основу для проникновения на рынки Европы, — и им потребуется консультация специалиста по финансированию промышленных корпораций. После этой случайной встречи Джеймс отправил американцу несколько экземпляров исследовательских отчетов «Броди Макклин», и на этом все заглохло. Сэр Энтони Брук неодобрительно отнесся к подобной дорогостоящей затее ловить рыбку в мутной воде, потому дело этим и закончилось. Пока не настал сегодняшний день.

Через тридцать секунд Мэлпас беседовал с финансовым директором одной из крупнейших в мире фирм-производителей военной продукции. Во время разговора Джеймс проглядывал свой ежедневник и обнаружил пометку: «Глайндбурн». У него было четыре билета. Американец пришел в восторг от идеи провести вечер в опере, в обществе английской знати, а в антракте попасть на легендарный «пикник» в духе Марии-Антуанетты, который устраивался в парке прекрасного и величественного поместья в Суссексе. Они договорились встретиться прямо там.

Положив трубку, Джеймс посмотрел в окно, занимавшее всю стену, и увидел коробки офисных зданий, «Банк Англии»; весь Лондон, вплоть до отдаленных окраин, миля за милей, расстилался, словно старый грязный ковер.

А дальше, в графстве Эссекс, среди улочек, застроенных двухквартирными домами, принадлежащими почтенным представителям среднего класса, вырос Джеймс. Его родители выбивались из сил, экономя деньги, чтобы отдать сына в частную подготовительную школу, когда ему исполнилось восемь лет. Но они никогда не попрекали его тем, что им пришлось многим пожертвовать. Лучшей наградой для них было то, что юный Джеймс отлично успевал, а учителя давали блестящие отзывы о его академических успехах. Ничто не должно было помешать их умному ребенку.

Поэтому-то миссис Мэлпас, которая работала продавщицей, и ее муж, клерк из страховой компании, вынуждены были вкалывать сверхурочно. Их одаренный сын, единственный со всей улицы, учился в закрытой частной средней школе на полном пансионе; в результате его семья, одна из немногих семей в округе, не могла позволить себе купить новую машину. Только когда Джеймс благополучно поступил в Бристольский университет (ему не удалось попасть в Оксфорд, что вызвало большое недоумение у его родителей и ярость у него самого), у них появилась возможность провести отпуск за границей. Все это потому, что на первом месте стояло образование Джеймса. Но теперь он старался как можно меньше думать о своем происхождении и о родителях. Обычно ему это удавалось.

Очнувшись от размышлений, Мэлпас обнаружил, что продолжает скрежетать зубами, вспоминая резкие слова председателя правления. Как бы ни старался этот проклятый сэр Энтони Брук, Джеймс Мэлпас не позволит, чтобы правление, состоящее из бесхарактерных бюрократов, встало у него на пути. Заполучить в клиенты «Глобал Текнолоджис» по любым меркам было бы несомненной удачей, но он знал, что ему понадобится помошь специалиста по военной промышленности, чтобы подобрать подходящую жертву для американского хищника. Джеймс с нетерпением ждал встречи с Полом Робертсом — новым аналитиком по вопросам обороны из департамента биржевых операций.

Интересно, как случилось, что у него оказались эти модные билеты в Глайндбурн именно тогда, когда в Лондоне появился американец? Джеймс снова заглянул в ежедневник, взял карандаш и записал: «Отменить встречу с родителями». С минуту он ломал голову над тем, почему вообще он собирался встретиться там с ними. Потом вспомнил: завтра ему исполнится сорок лет.


Третий год подряд они забывали про ее день рождения, но Шарлотта Картер не уставала напоминать себе, что у ее родителей такая бурная жизнь! Она слонялась по своей квартире в Западном Лондоне, занимаясь ненужными сейчас домашними делами и притворяясь, что они отправили открытку слишком поздно, чтобы Шарлотта получила ее вовремя, именно в день рождения, который был вчера.

Почтальон, однако, принес обычные счета и письма с предложениями о совместном использовании компьютера (в целях экономии), и Шарлотта отправилась в Паддингтон-Бэйсн, стараясь убедить себя, что ее родители — люди не эгоистичные и не жестокие. Вероятно, они просто считали, что их дочь достаточно взрослая, чтобы не беспокоиться по поводу своего двадцативосьмилетия, и, как они сами, слишком занята, чтобы отвлекаться на разные сентиментальности.

Когда она наконец приехала в службу новостей телекомпании «Нэшнл ньюс нетуорк», выяснилось, что никаких интересных событий в финансовых кругах не произошло. Поэтому Шарлотта устроилась за своим столом с липким пончиком в руке и с отчетом о деятельности компании «Уильям Стоун и сын». Это был один из сотен аналитических отчетов, которые брокеры из Сити в рекламных целях рассылают журналистам вроде нее, но у данного отчета имелось преимущество: он был грамотно написан. Его подготовил аналитик банка «Броди Макклин» Пол Робертс.

Прочитав отчет дважды, она съела плитку шоколада, отпраздновав таким образом маленькую удачу. Компания, о которой шла речь в отчете Робертса, обеспечивала Шарлотту хорошим примером того, как британские деловые круги приспособились к сокращениям бюджетных ассигнований на военные нужды. Тема не новая, но редактору программы требовался сюжет, «доступный» для телезрителя. Материал о компании «Уильям Стоун и сын» мог бы стать частью этой передачи.

Однако Шарлотте с трудом удавалось сосредоточиться на работе. Дома, принимая ванну, она услышала по радио, как «Сьюпримз» поет «Ничего, кроме страданий», и с тех пор песня вертелась в голове — то громче, то тише. В сочетании с чувством легкого похмелья это несколько раздражало. Накануне вечером она допоздна пьянствовала со своими приятелями-репортерами. Хотя их гулянка и не была в честь дня рождения коллеги: Шарлотта никогда не призналась бы, что не нашлось никого, кто пригласил бы ее куда-нибудь по такому случаю.

Вместо этого она присоединилась к журналистам, которые после выхода в эфир в половине шестого сводки новостей по обыкновению перемешались в бар. В последнее время она за неимением более интересного занятия поступала так все чаше и чаше, плетясь за ними по пятам. Ее ежедневник был пуст с тех пор, как полгода назад она отказалась от «дружеских» отношений с одним молодым человеком. Он был последним в не слишком длинном списке ее «ошибок», о которых Шарлотта предпочитала не вспоминать, но все же часто вспоминала.

«Почему же я так плохо разбираюсь в мужчинах», — спрашивала себя Шарлотта, делая вид, что читает статью о производстве бронетранспортеров. Неужели она единственная женщина на свете, которая способна образумиться только в самый неподходящий момент? Неужели она единственная, кто пытается мягко, но решительно закончить роман и притом не сказать: «Я думала, что ты настоящий парень, но теперь-то я понимаю, что ты дерьмо!», и получает в ответ эти ужасно нелепые сцены?

Шарлотта не стремилась найти что-то уж очень сложное, но тем мужчинам, которые нравились ей, не нравилась она. Когда же проходил интерес к совместным походам в театр, оказывалось, что они либо зануды, либо подонки. Она решила временно прекратить искания, пока не поймет, чего хочет. В данный момент она хотела получить из автомата еще одну шоколадку, надеясь, что это не кончится для нее прибавкой в весе или пятнами. При росте пять футов шесть дюймов Шарлотта не была ни худой ни толстой, но временами, когда чувствовала себя неважно, она испытывала судьбу, поглощая шоколад в огромном количестве.

Второй раз принесли почту, и Шарлотта обнаружила юту издаваемых промышленными корпорациями пресс-релизов, но в них не нашлось ничего достойного для того, чтобы вечером нагнать тоску на зрителей. Принесли также конверт из оберточной бумаги, без обратного адреса. Этим он отличался от других конвертов, к тому же был надписан от руки. Внутри оказались фотокопии статей из американских газет и деловых журналов. Все статьи касались расположенного на Манхэттене банка «Эмпайр Нэшнл», и читать их было довольно жутко.

В конверте находилась еще пачка фотокопий, скрепленных вместе. На первом листе стояла эмблема — бриллиант, и Шарлотта узнала фирменный знак банка «Броди Макклин». Тот же знак стоял на аналитическом отчете Пола Робертса, и вообще он был хорошо известен лобому журналисту, знающему финансовые организации Лондона. Шарлотта перелистала страницы в поисках какой-нибудь записки от того, кто отправил это любопытное послание. Записки не было.

Убрав за уши длинные, до плеч, пряди каштановых волос, Шарлотта погрузилась в работу. Через десять минут она поняла, что перед ней «закрытые» протоколы заседания подкомиссии главного правления банка, и речь в них идет о слиянии с «Эмпайр Нэшнл». Она вернулась к статьям из американской прессы и внимательно их перечитала. По лицу ее скользнула улыбка, и Шарлотта сморщила нос, как кролик, увидевший пучок морковки.

— Боб! — сказала Шарлотта возбужденно, подойдя к своему боссу.

Тот сидел за столом в противоположном углу комнаты и мусолил бульварную газету. Пока Шарлотта шла к нему, несколько журналистов оторвались от терминалов и посмотрели на хорошенькую девушку. Но не для того, чтобы полюбоваться стройными ножками коллеги; они пытались понять, есть ли у нее какой-нибудь лакомый кусочек информации, и, если так, не вылетят ли из-за этого их собственные материалы, подготовленные к вечерней сводке новостей.

Лохматый редактор программы восседал, словно Будда, упираясь животом в край стола. Когда Шарлотта встала перед ним, он никак не отреагировал на ее появление и не поднял глаз от газеты, однако подобное безразличие не остановило Шарлотту. Она привыкла к тому, что надо показать товар лицом, прежде чем босс заинтересуется.

— Боб, мне стало известно, что «Броди Макклин» собирается объединиться с американским инвестиционным банком, — начала она, надеясь, что в ее голосе не слишком звучат самодовольство. — Кто-то по нашу сторону океана, очевидно, не в восторге от этого. Они прислали мне «закрытые» протоколы заседания, а также ворох материалов из Америки, которые наводят на мысль, что «Броди Макклин» делает большую ошибку.

Она знала, что слово «закрытый» решит все дело. Боб поднял голову и почесал под мышкой. Некоторое время он, казалось, переваривал услышанное, потом заморгал — верный признак того, что босс готов перейти к действию.

Шарлотта разложила перед ним фотокопии документов и стала ждать.

— Ладно, — произнес он наконец, — отправляйся туда со своей командой. Мне нужен кусок на три минуты.


Гэри Смит скучал. Он склонился над столом, и, не обращая внимания на расположенные перед ним терминалы с последними биржевыми котировками, листал «Пентхаус». Рядом сидели точно такие же молодые маклеры, новая арийская господствующая раса дельцов. Все они были модно, но безвкусно одеты, и брюки на них были в обтяжку, так что сквозь ткань проступали контуры нижнего белья. Рубашки тоже выдавали их: тускло-белые, из смеси хлопка с синтетикой, плохо скроенные. И галстуки их были грубой подделкой с Джермин-стрит: цвета слишком яркие, а узоры слишком вульгарные для района Сент-Джеймс.

У солдат этой новой армии был воинственный вид; волосы они стригли очень коротко, чтобы пряди не свешивались на лоб, и таким образом ничто не смягчало бы впечатления. В результате черты, которые они так смело демонстрировали, и шишковатые, в форме репы головы выдавали их происхождение — предки их были родом из Ист-Энда.

Такие старинные учреждения Сити, как «Броди Макклин», обязаны были своими успехами тому, что кроме аристократов там работали и ловкие молодые дельцы. Эти ребята переместились с Уайтчепел-роуд, где они торговали контрабандными товарами, в офисы самых известных организаций финансовой элиты. Банковская «верхушка» готовилась к своей профессии с рождения. Это был приятный фасад, те люди, которые призваны привлекать клиентов и представлять свой банк воплощением опыта, накопленного в этой сфере бизнеса. А контроль над спросом и предложением на рынке ценных бумаг они поручали шустрым подчиненным «из низов».

— Я присяду, не возражаете? — раздался за спиной Гэри низкий бодрый голос с манчестерским выговором. — Что нового сегодня?

Гэри пожал плечами и, вздохнув, взлохматил свои светлые волосы. Новый аналитик «Броди Макклин» сел рядом.

«Броди Макклин» взял Пола Робертса сразу после Кембриджа; он был из тех головастых школяров, которых банк в последние годы предпочитал брать в качестве некой прослойки между аристократами и молодыми дельцами. У Пола было открытое красивое лицо и копна прямых светло-каштановых волос. Гэри с одобрением отметил про себя, что Робертс не столь хлипкий, как другие «умники»-аналитики, типичные зануды, — таких Гэри ненавидел со школьных времен; они сидели дома и зубрили, а Гэри тогда уже был на пути к своему первому «БМВ».

— Что там с моим отчетом о компании «Уильям Стоун и сын»? — спросил Пол, не уверенный, что Гэри его слушает.

Большинство аналитиков избегало общения с маклерами, утверждая, что те слишком примитивно и враждебно относятся к тонкостям финансовых исследований. На самом же деле дельцы просто напоминали им головорезов, которых они боялись еще в школе.

Робертс был одним из немногих, кто решался, миновав длинный коридор, заходить из департамента исследований, где царил монастырский покой, в шумный медвежий угол маклеров[2]. Там, откуда он приходил, за спасительными стеклянными перегородками восемь молодых смышленых мужчин и женщин молчаливо сидели за своими столами, склонившись над калькуляторами, вычисляя коэффициенты, при помощи которых они могли сравнивать одну компанию с другой. Никто из них не задумывался о том, чтобы сделать карьеру в промышленной сфере, производя что-либо реальное. Платят там мало, и умные люди слишком медленно продвигаются по службе. Да и кому охота жить где-нибудь в Бирмингеме?

Работа Пола Робертса заключалась в том, чтобы прогнозировать, у каких фирм, занятых производством оборонной продукции, будут лучшие финансовые показатели. Он писал пространные «записки» о каждой компании и отправлял их клиентам «Броди Макклин» с рекомендациями покупать или продавать акции. Совет «придержать» не приносил банку комиссионных, поэтому маклеры выражали недовольство.

Пол работал в Сити недостаточно долго, чтобы понимать, как редко читаются его отчеты. Если бы он знал, что три четверти дорогостоящих исследований идут прямиком в мусорную корзину, он, наверное, не был бы столь предан своей работе. Пол общался с такими дельцами, как Гэри, поскольку хотел, чтобы они доводили его идеи до клиентов. Коллеги-аналитики убеждали Робертса не тратить попусту время на придурков, сидящих в другом конце здания. Они ведь читать-то толком не умеют.

Маклеры же считали аналитиков теоретиками, которым чересчур много платят. Пол увлеченно описывал какие-то технические детали, и, слушая его, Гэри пытался понять, сможет ли тот определить, когда финансовый директор какой-нибудь компании врет насчет перспектив получения прибыли в следующем году. С точки зрения Гэри, это гораздо важнее, чем разбираться в том, как функционирует торпеда.

Пока Пол рассказывал о компании «Уильям Стоун и сын», Гэри вертел на руке золотой браслет с монограммой. Через пять минут аналитик остановился перевести дыхание и произнес:

— Неплохо, да?

Гэри рассеянно кивнул и пробежался пальцами по клавиатуре, чтобы вызвать на экран данные о биржевом курсе акций компании «Стоун и сын».

— Что там происходит? — спросил он после паузы.

Пол почувствовал холодок в животе.

— Давай колись. Почему я должен подбивать клиентов вкладываться в «Стоун»?

— Ну, хорошо… — неуверенно начал Пол. — Они приступают к выпуску экологически чистой продукции, что принесет им кучу денег, но я обещал не болтать об этом, пока они не запустят производство. Я дал слово Дэвиду Стоуну, управляющему… — Он заметил, что Гэри зевнул, и умолк. Их глаза встретились.

— Итак, в чем дело? — настойчиво повторил Гэри.

Пол изо всех сил пытался заставить свой мозг работать «под огнем противника».

— Я только что рассказал о них в интервью одной телекомпании, — сообщил он, надеясь пробудить интерес маклера.

Прием сработал. Гэри повернулся к нему, и в глазах его сверкнула ярость.

— Чего ж ты, мать твою, раньше мне об этом не сказал? Господи, ты же просто урод хренов! — Гэри затряс головой, будто не мог поверить, что такое вообще возможно.

— Интервью не выйдет в эфир еще несколько дней, — рискнул вставить слово Пол. — Эн-эн-эн сейчас готовит сюжет о компании «Уильям Стоун и сын». — Потом, стараясь придать голосу побольше решительности, он добавил: — Я выясню, когда они собираются его показать, хорошо?

Пол даже обрадовался, что возник предлог позвонить той красивой женщине, которая днем брала у него интервью. Шарлотта… как ее там? При этой мысли у него потеплело на душе, но тут он услышал презрительное фырканье Гэри: на экране появились данные о биржевом курсе акций компании «Уильям Стоун и сын».

— О, парни в темных очках так и повалят на это секс-шоу! — ухмыльнулся Гэри. — Как там насчет диапазона изменений курса?

— Не понимаю… — Пол изумленно уставился на маклера.

— Естественно! — с горечью усмехнулся Гэри. — Ты ведь ни черта не смыслишь в этих играх. Разве не так?

Пол изучал носки своих ботинок, чтобы не видеть насмешливого выражения на лице Гэри. Он неподвижно сидел рядом с маклером, размышляя, что же надо сказать.

— Дай мне что-нибудь такое, о чем никто больше на рынке не знает, какую-нибудь сплетню — то, что заставит моих клиентов купить несколько акций этой долбаной компании! Слышал про «ценочувствительную» информацию? — Выпалив все это, Гэри откинулся на спинку кресла. На маловыразительном лице маклера было написано отвращение.

Обескураженный, аналитик лихорадочно соображал, но ничего путного в голову не приходило. До него не дошло, что Гэри предлагает нарушить правила, запрещающие использование «внутренней» информации для операций на бирже; что любой маклер, владеющий «порше», поступает так изо дня в день и плюет на механизм саморегулирования, существующий в Сити. И как это еще брокерские конторы заключают сделки в условиях такой конкуренции?

— Вот что, — сказал Гэри уже совсем другим тоном. — Как насчет того, чтобы пойти со мной и ребятами врезать после работы?

Пол подумал, не смеется ли Гэри над ним, но тот смотрел вполне дружелюбно. Аналитик повеселел.

— Отлично! — согласился он, не совсем понимая, что значит «врезать», но готовый пойти, что бы там ни затевалось.


Шарлотту бросило прямо на Стивена, кинооператора из ее команды, когда тот резко нажал на тормоза «пежо-уннверсала». Она почувствовала, как ремень безопасности натянулся, предохранив ее от удара о лобовое стекло, но продолжала писать в блокноте, который лежал у нее на коленях. Шарлотта делала набросок сценария, экономя драгоценные минуты, пока машина неслась по улицам к редакции телекомпании Эн-эн-эн.

Чарльз Рейвенскрофт должен попасть в ее материал, хотя он и не подтвердил и не опроверг тот факт, что «Броди Макклин» участвует в переговорах о слиянии с американским банком. Но, очевидно, потом он сжалился над ней: едва Шарлотта упомянула, что собирается взять у одного из его коллег интервью по поводу компании «Уильям Стоун и сын», он немедленно вызвал аналитика, занимающегося оборонной промышленностью. Журналистка, хорошо знающая, что время дорого, чувствовала, что это время уходит, но когда Пол Робертс вошел в кабинет, она решила отложить следующую встречу: он ей понравился..

После интервью Шарлотта спросила Пола, может ли она использовать его прогнозы, когда будет готовить весь материал целиком. Тот охотно разрешил, и на мгновение Шарлотте показалось, что они поглядывают друг на друга с симпатией. Позже, пока машина торчала в «пробке» на обратном пути в Паддингтон-Бэйсн, Шарлотта спросила себя, не придумала ли она это. Случайные романтические встречи не выпадают на долю таких женщин, как она.

Заверещал радиотелефон, и Шарлотта чуть не застонала. Если сюда звонили из службы новостей, это могло означать, что ее сюжет выбросили ради чего-то «важного», вроде авиакатастрофы. Какой к черту «Броди Макклин», раз у телекомпантий есть красочные кадры, где куски человеческого мяса раскиданы среди искореженных обломков самолета?! Если погибло много людей, это будет «хороший» сюжет. Он будет «прекрасным», если пассажиры были белыми и говорили по-английски. И он будет «просто сногсшибательным», если кто-нибудь, желательно ребенок, останется в живых и сможет рассказать телезрителям, что он испытывал. Ценность репортажа обратно пропорциональна цене человеческой жизни.

Она почувствовала сперва облегчение, а потом слабость, когда до нее дошло, что звонит Джонатан Слоуп, репортер из Би-би-си. Стоило только Шарлотте вспомнить его узкое, похожее на мордочку хорька лицо, обрамленное светлыми, вечно немытыми волосами, и блестящие глаза-бусинки, увеличенные стеклами очков а-ля Джон Леннон, и ее начинало тошнить.

— Шарлотта, интересно, что ты там выдала о прекращении строительства японского автомобильного завода в Уэльсе? Не хочешь же ты, чтобы все думали, будто ты мне подражаешь? — Это был его обычный подход. Он использовал какую-нибудь «профессиональную» тему как предлог, а затем неожиданно приглашал пообедать, словно эта идея только что пришла ему в голову.

В тот единственный раз, когда Шарлотта согласилась, она быстро поняла свою ошибку. Не успели они устроиться за маленьким столиком в уютном ресторанчике в Сохо, как он немедленно прекратил разговоры о работе. Его самоуверенность, прямолинейные вопросы, живет она одна или нет, и то, что он беспрестанно подливал в ее бокал дрянное кьянти, сразу ее насторожили.

Сейчас, слушая Джонатана, Шарлотта вспомнила его пальцы с грязными ногтями, медленно подбирающиеся к ней через стол, будто Тварь — рука из фильма «Семейка Аддамс». Получив отпор, Слоуп повел себя бестактно. В том, что Шарлотта не захотела с ним переспать, каким-то образом оказался виноват не он, а она. Не надо быть такой холодной и такой недотрогой.

Шарлотта высунула голову в окно и увидела в какой-то канаве кучу гниющих овощей. Тучи мух роились над ней. Очень подходящий образ, подумала Шарлотта: она сама и мужчины, которых она привлекает. В довершение ко всем неприятностям к ней опять привязалась мелодия песенки «Ничего, кроме страданий».

— Джонатан, у меня полно работы! — не выдержала наконец Шарлотта.

Возникла пауза.

— С нетерпением буду ждать твоих глубокомысленных исследовании! — сказал он и повесил трубку.

Шарлотта положила радиотелефон на пол. Очень похоже на Джонатана — проехаться насчет ее умственных способностей. Стоило ей что-нибудь раскопать, и он тут же высказывал предположение, будто она «воспользовалась своим женским обаянием», чтобы вытянуть информацию. Почему тогда он продолжает за ней бегать, было загадкой. Такой же неразрешимой, как ее отношение к музыке «Карпентерс». Шарлотта терпеть не могла их песни, но все слова знала наизусть. Почему?

— На прошлой неделе у меня была небольшая работенка в Белфасте, — сообщил вдруг кинооператор таким тоном, будто рассказывал о самом приятном эпизоде своего отпуска. Болтая, он продолжал гнать машину с бешеной скоростью, вынуждая людей, собравшихся у края пешеходной дорожки, запрыгивать обратно на тротуар.

Шарлотта, которая и так уже нервничала, что до выхода в эфир сводки новостей осталось совсем мало времени, потеряла всякую надежду дописать сценарий.

— Это по поводу взрыва на Фоллз-роуд? — спросила она, когда машина с визгом рванулась по Истбурн Терис.

— Ага. Полиция нас близко не подпустила, хотя мы сказали, что должны снимать для дневного эфира. Один из репортеров говорит: «Слушай! Мне нужны кадры, хотя бы внешний вид». Но они так и не разрешили. Их главный заявил, что они там все еще что-то ищут. А репортер говорит: «Ну пропусти!» А тот ему: «Слушай, там был мальчонка лет пяти, и мы до сих пор не можем отыскать его голову!»

Когда машина, дернувшись, остановилась у входа в здание Эн-эн-эн, Шарлотта с позеленевшим лицом собрала свои вещи и помчалась в студию.

Глава вторая

Из окна своего кабинета Дэвид Стоун мог видеть простиравшиеся до самого горизонта пшеничные поля. Однообразие Кембриджширских низин нарушалось только силуэтами одиноких домов, съежившихся под огромным серым небом. Злаки и овощи хорошо росли на богатой земле, превратив этот край в национальную житницу. Именно потому йоркширские крестьяне, вроде Стоунов, обосновались здесь двести лет назад.

Через два поколения они уже стали землевладельцами и нанимали других для обработки своих обширных угодий. Их родовым поместьем был Уэсторп-Холл, замок семнадцатого века, в десяти милях от городка Эли. Уэсторп-Холл — незврачное каменное строение с окнами, точно маленькие подслеповатые глазки, и черепичной крышей, позеленевшей от лишайников, — стоял в самом конце длинной, покрытой гравием подъездной аллеи, спрятавшись за купами деревьев и высокой стеной. Поблизости выросла деревушка, где размещали прислугу и работников; этих малых держали в страхе, и они, приходя и уходя, много раз снимали шляпу.

Отец Дэвида Стоуна Уильям унаследовал поместье в сороковых годах. К тому времени у него уже был свой бизнес, хотя джентльмен не должен называть таким вульгарным словом дело, которым он зарабатывает на жизнь. Но молодой Уильям Стоун не мог согласиться тратить время на то, чтобы по утрам присматривать за работниками, а днем ездить на охоту, как делал раньше его отец.

Вместо этого Уильям занялся экспериментированием, добиваясь повышения урожайности, закупил новейшее американское оборудование и взял кредит, чтобы расширить производство. Это было неслыханно: сквайр построил на собственной земле консервный завод; но Уильям игнорировал мнение кембриджширских феодалов. Они вежливо объяснили Уильяму, что тот рехнулся, но уже вскоре платили ему хорошие деньги за аренду уборочных комбайнов «Мэсси-Фергюсон». Его кузены только головами качали, предрекая провал, но через год сдавали свою продукцию на консервный завод Уильяма.

Ко времени рождения Дэвида в середине пятидесятых компания, принадлежащая его отцу, разрослась и вторглась в другие сферы бизнеса. Это был скорее случай, нежели расчет. Многие годы Уильям закупал весы с измерительной шкалой, необходимые при расфасовке овощей. Когда владелец фабрики, производившей весы, умер, Уильям купил ее, и фабрика стала выпускать более сложные измерительные приборы, применение которым нашлось в оборонной промышленности. Надежное фермерское дело, поддерживавшее поколения его предков, изменилось.

В 1979 году Уильяма пригласили в Букингемский дворец, где ему былопожаловано дворянское звание за заслуги в области промышленности. В тот солнечный день, когда он гордо проходил в величественные ворота в конце бульвара Молл, его огорчало только одно: Дэвид, его единственный сын, не видит своего отца на вершине карьеры. Молодой человек изучал историю искусств во Флоренции и отказался приехать.

Позднее старик упрекал себя за то, что недостаточно интересовался «семейными» проблемами. Он женился на дочери кембриджширского землевладельца, женился не по любви, а просто потому, что человеку его круга полагалось так делать. Уильям никогда не задумывался, счастливы ли они с Изабел, — он слишком был занят делами компании. Когда сыну исполнилось восемь, его отправили в Грантчестер-Хауз — в ту же подготовительную школу, которую окончил отец.

Уильям считал, что лет через десять Дэвид присоединится к нему; он не предполагал, что сын не проявит никакого интереса ни к сельскому хозяйству, ни вообще к какому-либо предпринимательству. Мальчик был несомненно способным, его школьные характеристики были отличными, в чем Уильям убеждался, просматривая их в конце каждого семестра.

И когда в восемнадцать лет Дэвид сообщил, что ему предложили место в итальянском университете, Уильям от гнева потерял дар речи. Специальное сельскохозяйственное учебное заведение — это другое дело, но он запретил сыну поступать в какой-либо университет, тем более — в иностранный. У Дэвида, получавшего стипендию от опекунского фонда, было достаточно средств, чтобы самому заплатить за обучение, поэтому он просто уехал из Англии и прислал матери номер почтового ящика, куда ему можно писать.

Получив степень, Дэвид остался во Флоренции преподавать в университете. Только однажды он приехал в Уэсторп-Холл — на похороны Изабел. С его матерью во время прогулки верхом произошел несчастный случай: ее сбросила норовистая лошадь. Отцу и сыну было почти нечего сказать друг другу, и Дэвид вернулся в Италию следующим же рейсом.

Однако два года спустя привычный уклад их жизней был нарушен еще раз. Как-то теплым весенним днем Дэвид вернулся из научной поездки в Сиену и обнаружил телеграмму из Англии: у отца случился удар прямо накануне его шестидесятитрехлетия.

Дэвид, загорелый молодой человек с карими глазами и слегка вьющимися каштановыми волосами, сидел в своем кабинете. Он вертел в руках листок бумаги. Счастливый мир, созданный им, рухнул в одно мгновение. Дэвид был единственным сыном; никто больше не справится с трудностями, которые возникнут в случае смерти Уильяма. На следующий день Дэвид вылетел в Англию.

Пока отец находился в больнице, Дэвид просмотрел деловые книги компании и пришел в ужас. Доходы не росли, производственные линии не модернизировались много лет. Руководство компании состояло из сельскохозяйственных работников, обычных служащих, которые просто подчинялись своему хозяину — пока хозяин был на месте и интересовался делами.

Продать компанию было невозможно, разве что по бросовой цене, а этого Дэвид допустить не мог. Он не мог позволить, чтобы за бесценок ушло то, что создавали многие поколения его семьи. Дэвид насторожился бы, если б узнал, что именно такие рассуждения когда-то подтолкнули к действию его отца.

Выписавшись из больницы, Уильям серьезно занялся здоровьем при помощи курса физиотерапии, и его решительность удивила сына. Только спустя несколько месяцев Дэвид понял, что удар был не столь значительным. Он даже начал подозревать, что его вызвали из Италии под ложным предлогом. Но к этому времени отец уже мог праздновать победу. Дэвид попался; он все бросил и прочно встал у руля семейного предприятия.

Поскольку ни отец, ни сын не собирались жить под одной крышей, амбар, расположенный на территории поместья, был приспособлен под жилье для Уильяма; там же была комната для медсестры. Заводы компании размешались в полях позади Уэсторп-Холла, укрывшегося за рощей, посаженной еще прадедом Дэвида.

Через полгода Уильям был вновь на ногах и стал совать нос в конторы компании, выясняя, почему закрывается консервная линия и запускается линия по обработке свежих овощей.

— Консервное производство всегда приносило доход, — ворчал он, угрожающе размахивая прогулочной тростью.

Убытки от консервного завода составляли не менее четверти миллиона фунтов в год, но Стога-старший и слышать не хотел об этом. Его методы хозяйствования превосходны, настаивал он, даже то, что бухгалтерские книги пишутся «от руки», а учет товарных запасов ведется где-нибудь на обороте конверта. Когда Дэвид поставил компьютеры и нанял квалифицированного бухгалтера, Уильям заявил, что компания в скором времени «загнется».

Но через два года вынужденного руководства Дэвиду удалось увеличить объемы сбыта и доходы более чем вдвое. Однако Уильям по-прежнему отпускал язвительные замечания.

— Неужели ты не в состоянии проследить даже за садовниками? — спрашивал он, глядя на цветочные клумбы перед офисом компании.

А когда Дэвид решил жениться, его выбор долго служил мишенью для колкостей отца по поводу неравного брака.

Дэвид помнил, что видел Элен на танцах в Эли, еще когда был подростком. В шестнадцать она привлекала смуглой знойной красотой, пышной соблазнительной фигурой, в то время как ее одноклассницы оставались плоскогрудыми и узкобедрыми. На юного Дэвида она не обращала никакого внимания, но когда он вернулся из Италии и они встретились вновь, Элен которой было уже двадцать шесть, проявила к нему гораздо больший интерес.

Через полгода они поженились, несмотря на возражения Уильяма — правда, высказанные только Дэвиду. Элен с радостью перебралась в Уэсторп-Холл, удивляясь своему везению: вышла замуж за состоятельного человека, пусть он и озабочен вечно делами и невнимателен к ней. Если ее первый муж — торговец химикатами для сельского хозяйства — все свободные часы возился с машиной или смотрел спортивные телепрограммы, то Дэвид с головой уходил в книги, которые ей было скучно раскрывать — не то что читать.

Но она не собиралась жаловаться на жизнь, пока получала все, что хотела: няню для младенца, наряды из Парижа и Милана, ювелирные украшения с Бонд-стрит и Пятой авеню и автомобиль «лотос-экла». Даже если Дэвид все время пропадал на заводе, она была постоянно занята, тратя его деньги: на часы от Картье, сумочки от Гуччи, на новые туфли, которых и без того скопилась гора в ее гардеробной. Муж никогда не выражал недовольства. Он никогда ничего ей не говорил. Он работал и оплачивая счета.

Минуло пять лет с тех пор, как Дэвид, возглавив компанию «Уильям Стоун и сын», полностью ее преобразовал, и следующим очевидным шагом был выход на рынок ценных бумаг. Несмотря на скептицизм отца, размещение акций компании прошло успешно, акции «Стоун и сын» стали надежным средством вложения денег, хотя и не вызвали большого ажиотажа.

Проведя модернизацию компании, Дэвид занялся поиском какой-нибудь собственной продукции, на которую имел бы исключительные права, — что-нибудь такое, чего никто больше не производит. Его осенило, когда он подумал о соломе. С детства Дэвид знал, что солома позволяет содержать в тепле скот. Он рассудил так: этот же простейший материал можно использовать для того, чтобы сохранять теплыми готовые блюда, продающиеся «на вынос». Он будет дешевле полистирола и к тому же экологически чистым. Как только идея создания «Верди», как он назвал этот материал[3], окрепла, Дэвиду понадобился человек, способный разработать технологию. Он отыскал такого человека в Кембриджском университете, и сейчас, в этот дождливый июльский день, Дэвид ехал проведать Сару, принятую на службу в компанию месяц назад.

Здание лаборатории мало чем отличалось от других сельских построек, но внутри все было выкрашено в ослепительно белый цвет и безукоризненно чисто; ничего общего со школьной лабораторией в Грантчестер-Хауз, где всегда висел тошнотворный запах, раковины были в пятнах и трещинах, а полки с пробирками покрывала пыль. Здесь же стояло современное оборудование и повсюду виднелись маленькие тазики с истерзанной соломой.

Сара сидела на высоком лабораторном табурете, делая какие-то записи. Она была худенькой и бледной, словно нежный цветок, выращенный в темной комнате или в одном из ящиков ее химической лаборатории.

Длинные белокурые волосы она стягивала на затылке в строгий узел, очки в позолоченной оправе оседлали довольно крупный нос. Только ее мужу, которого она, к собственному удивлению, каким-то образом заполучила, удавалось поймать ее беспокойный взгляд. Но Дэвида это устраивало. Он платил Саре за научное дарование, а не за умение вести светские беседы.

Он не требовал от Сары немедленных результатов, но сегодня у нее были новости. Когда Дэвид уселся, она вытащила из выдвижного ящика своего табурета какой-то предмет. Потом выпрямилась, и Дэвид разглядел у нее в руках маленькую картонную коробку. Сара вручила ее Дэвиду.

— Вот это и есть Первый Контейнер для гамбургера, — пробормотала она. — Я собиралась отдать его вам, когда у вас будет свободная минутка.

Ее застенчивость вызвала у Дэвида улыбку. Она должна была знать, что эта новость приведет его в восторг, и все же представила первое конкретное доказательство успеха своей работы так, словно речь шла о заплесневелом сандвиче. В ООН вскоре будет обсуждаться вопрос о запрете на производство стирола, поскольку он уничтожает озоновый слой и является канцерогеном. Этот запрет означает конец полистирола, а у Дэвида окажется идеальный заменитель, предназначенный для использования в индустрии готовых пищевых продуктов. Лучшего времени для «Верди» выбрать нельзя.

Вернувшись в офис, Дэвид стал внимательно просматривать пачку записок, которые секретарша положила ему на стол. Шейла по обыкновению делала полезные пометки, вроде: «Это не срочно, хотя звонивший считает, что наоборот». Она работала на фирму уже пятнадцать лет, и на нее можно было положиться во всем, что касалось толковой организации деловой жизни босса.

— Ты телепат, — сказал Дэвид Шейле, когда она вошла в кабинет вслед за ним с чашкой кофе. — Что бы я без тебя делал?

Ее круглое лило расплылось в улыбке. Они были ровесниками, обоим по тридцать восемь, но рождение трех детей отразилось на фигуре Шейлы и оставило морщины возле глаз.

— Твой отец просил, чтобы ты ему позвонил. — сказала она, поливая цветы на подоконниках. Она ждала, что сейчас Дэвид вздохнет; так оно и случилось. — Знаешь, он хочет, чтобы ты держал его в курсе дел.

Дэвид молча кивнул. Наверное, она права, но от этого общаться со вздорным стариком не легче.

— Некая леди из телекомпании Эн-эн-эн будет весьма признательна, если ты позвонишь ей завтра утром, поскольку сейчас она занята подготовкой сводки вечерних новостей. — Шейла указала на записку по поводу звонка журналистки. — Шарлотта Картер, ну, ты знаешь, репортер Эн-эн-эн.

Дэвид выглядел озадаченным.

— О, ты наверняка ее видел, — сказала Шейла, и в ее голосе с кембриджширским выговором послышалось раздражение.

— Удивляюсь, что ей от нас надо? — спросил он, обеспокоенный тем, что могли просочиться какие-нибудь сведения о «Верди». Это было бы, по меньшей мере, нехорошо.

— А через полчаса тебе надо быть в Эли на встрече с мистером Джарвисом, — напомнила Шейла, направляясь к себе.

— Спасибо, — пробормотал Дэвид. Он пил кофе маленькими глотками и повторял про себя то, что собирался сказать своему адвокату. Бракоразводный процесс — едва ли приятный предмет для обсуждения.

Дэвид не склонен был винить во всем только Элен. Он старался дать ей все, что она хочет, — чтобы возместить отсутствие привязанности к ней. Со временем исчезла страсть, которую они когда-то испытывали друг к другу. Больше всего его угнетало то, что не сохранилось ни уз дружбы, ни даже взаимного уважения. Когда два года назад умер их маленький сын, уже ничто не могло удержать их вместе. Такая трагедия некоторые семейные пары только сплотила бы, но смерть Билли лишь обнажила все недостатки их несчастливого брака.

С тех пор, как случилась трагедия, у них обоих отпала необходимость скрывать свои подлинные чувства. Элен презирала все, чем Дэвид так дорожил, — оперу, антиквариат, прогулки по окрестностям, все это для нее ничего не значило. Она хотела влиться в водоворот вечеринок и званых обедов, тогда как Дэвид терпеть не мог эту «бессмысленную светскую жизнь». Когда их приглашали, например, на «гавайскую вечеринку», Элен отправлялась туда со своими друзьями, нанеся на лицо искусственный загар и обрядившись в юбочку «хула-хула», а Дэвид, презрительно фыркая, оставался дома с романами Грэма Грина или Джулиана Барнса.

Он перебрался в отдельную спальню еще год назад и перестал интересоваться, где Элен была, когда поздно возвращалась домой, или кто это так часто звонит, вешая трубку всякий раз, когда к телефону подходит Дэвид. Было очевидно, что продолжать не имеет смысла.

Одна из записок напоминала ему, что сегодня вечером устраивается обед, где будут собираться пожертвования на восстановление собора в Эли. Надо сказать об этом Элен. Она никогда не помнила о таких «скучных, занудных вещах»; она, законченная провинциалка, привыкшая наряжаться даже ради поездки в соседнюю деревушку Сейнсбури. Она до сих пор была уверена, что сливки общества делают покупки только в магазине «Хэрродс». «Сливки общества таксистов», — ругался Дэвид.

Он прослушал пятнадцать гудков, но никто не ответил. Кто знает, где она сейчас и чем занимается? Он надеялся только, что она не пьет: эти сцены, когда она разыгрывала из себя капризную девочку, были унизительны для них обоих.

Потом он вспомнил, что на некоторых документах требуется подпись отца. Хотя старик охотно предоставлял сыну вести повседневные дела компании, Уильям Стоун по-прежнему председательствовал на заседаниях правления, словно какой-нибудь сицилийский «крестный отец». Проходя мимо стола Шейлы, Дэвид сказал, что на минуту заскочит к отцу и скоро вернется.

— Тогда надень джемпер или еще что-нибудь, — проговорила она быстро. — Сейчас довольно промозгло.

Дэвид развернулся и прошел назад в кабинет за джемпером. На нем были только джинсы и светло-голубая рубашка. Когда он выходил, секретарша буркнула:

— Ведет себя, словно четырехлетний ребенок! — Но в ее голосе слышалась нежность, и это его странным образом подбодрило.

Он добрался до рощицы, когда до него донесся смех жены. Дэвид осмотрелся. За деревьями он разглядел машину, припаркованную возле черного хода в дом. В машину садился мужчина, лицо которого показалось Дэвиду знакомым. Это был тип, когда-то работавший в фирме. В свое время Дэвид выгнал его за взятки, которые тот получал от поставщиков комплектующих деталей. Несколько секунд Дэвид ломал голову над тем, что делает этот человек в Уэсторп-Холле. Потом вдруг до него дошло, почему Элен не подходила к телефону.

Он подбежал к машине как раз в тот момент, когда захлопывалась дверца. Дэвид рванул ее и, схватив перепуганного парня за горло, выкинул из машины. Элен, съежившись от страха, застыла в дверном проеме, глядя, как Дэвид в ярости одним движением перекинул ее гостя через капот. Одумавшись, он сдержался, чтобы не врезать узурпатору кулаком, и отошел в сторону, пока вспыльчивость не довела его до большой беды.

— Пошел вон! — рявкнул Дэвид.

Парень с трудом забрался обратно в машину. Дэвид перевел взгляд на жену и медленно покачал головой.

— Только не под крышей нашего дома, — сказал он. — Голос его, наполненный болью, был холоден. — Только не в доме, где мы растили нашего Билли. Делай, что хочешь, если тебе надо, но подыщи для этого другое место. — Он повернулся и зашагал к домику отца, изо всех сил стараясь сохранять самообладание.


Джеймс Мэлпас захлопнул дверцу своей черной «БМВ» и включил зажигание. Он насладился первым рыком сверхчувствительного мотора, плавно вывел машину со своего места на автостоянке и нажал акселератор, чтобы подняться вверх по эстакаде подземного гаража, расположенного под зданием «Броди Макклин».

Он терпеть не мог пробки в час «пик» и, прежде чем покинуть офис, выжидал, пока не разъедутся «эти людишки». Каждый вечер он посещал тренажерный зал в спорткомплексе, принадлежащем банку, затем плавал. Это давало ему ощущение превосходства, поскольку, пока его конкуренты надоедали друг другу в барах Сити или томились в ожидании пригородных поездов, он тренировал мышцы и сгонял лишний вес. Не для него привычка выпивать в кругу «своих» после работы. Это слабость. От этого никакой пользы.

Светская жизнь Джеймса всегда была связана с клиентами банка, будь то посещение скачек в Гудвуде ил и регаты Хенли, рыбалка в Шотландии, охота в Нортамптоншире или на болотах Северного Йоркшира. Это были «связи», и они способствовали успеху карьеры Джеймса Мэлпаса. Он никогда не упускал возможности познакомиться с влиятельными людьми.

Предстоящий вечер как раз сулил такую возможность. Джеймс собирался в Найтсбридж на вечеринку, которую устраивал директор коммерческого банка «Мортон», конкурирующей фирмы, но ведь всегда полезно поддерживать контакт с людьми, сидящими на нужных местах, — чтобы обменяться сплетнями, информацией, услугами, в конце концов; расширить круг знакомых в Сити. Это могло оказаться полезным.

Дождь прекратился, но пустынные мокрые мостовые Чипсайда и Хай-Холборна все еще тускло отсвечивали, было влажно и душно. В салоне машины с кондиционированным воздухом Джеймс был защищен от вони отбросов, скопившихся возле закусочных. Он не замечал, как разбредаются в разные стороны женщины азиатского и вест-индского происхождения, которые, выйдя из автобусов, направлялись к зданиям банков и страховых компаний. Там они во второй или третий раз за день будут наводить чистоту и порядок в офисах тех, кто давно покинул кабинет, чтобы выпить бутылку шампанского.

Разгоняя машину по Кингсуэй, Джеймс с удовольствием ощущал тугую напряженность своих мышц, которые приятно ныли после занятий в тренажерном зале. Ему не нужна была музыка в машине: адреналин, насытивший кровь, задавал ритм лучше любой барабанной дроби.

В этот вечер он чувствовал исключительную гармонию со своим телом, поскольку испытал особое облегчение, помимо того, что наступает после обычных упражнений со штангой или на снарядах. Подобно Джону Кеннеди, он начинал страдать от головной боли, если хотя бы раз в три дня у него не было полового сношения. Но в отличие от покойного президента, Мэлпаса не особенно волновал пол его партнера. Ему пришлось потратить целых две недели, чтобы уговорить паренька, служившего в пункте обработки почтовой корреспонденции банка, и заманить его в раздевалку, оторвав от упражнений на гребном тренажере. В конце концов он своего добился.

Мэлпас почувствовал жжение внизу живота, ноги напряглись, точно стальные рычаги, когда он вспомнил непродолжительное, но сильное объятие под струями горячего душа. Подросток притворялся беспомощным, цеплялся руками за перегородки душевой кабины, прикидывался испуганным, когда его жестокий и властный завоеватель овладел им. Еще больше Джеймса возбуждало то, что мальчишка стал задыхаться, когда Джеймс начал вторгаться в его тело. Мэлпас предпочитал использовать собственную слюну, чтобы облегчить проникновение, вместо бабской вазелиновой смазки, и паренек стонал и отбивался, когда Мэлпас входил в него. Это усиливало наслаждение Джеймса, ему хотелось держаться с мальчишкой грубо. Все было в высшей степени удовлетворительно, думал Джеймс, не подозревая, как банальны и примитивны его фантазии.

«БМВ» миновала подземный переезд из Пиккадилли в Найтсбридж, район, который Джеймс считал «своим». Когда он мысленно рисовал карту города, то сознательно выбрасывал из нее преисподнюю — Лейчестер-сквер, Оксфорд-стрит или Тотенэм-Корт-роуд. На их месте были пустыри — между Сити и Королевским городским округом Кенсингтон и Челси.

Джеймс собирался развлечься вечером еще и в связи с репортажем Шарлотты Картер для сводки новостей Эн-эн-эн. Чарльз Рейвенскрофт с белым от гнева лицом бегал по коридорам, выискивая того, кто допустил утечку информации. Он устроил допрос каждому члену подкомиссии, но — увы! — он не там искал, со злорадством думал Мэлпас. Рейвенскрофту давно надо было научиться запирать на ключ шкафы с документами, а точнее, шкаф своего тупого личного помощника, бывшего выпускника аристократической школы Харроу.

Мысли о неприятностях, свалившихся на голову Чарльза, развлекали Джеймса весь остаток пути, но стоило ему оказаться среди гостей банкира, и он снова сосредоточил все свое внимание на делах. Потягивая минеральную воду, он разглядывал гостиную с высокими потолками, гудевшую от разговоров, насыщенную запахами сигар и духов. Всюду были самоуверенные мужчины, интересующиеся деньгами, и разряженные женщины в блестящих платьях, плотно облегавших их оберегаемые голодной диетой фигуры. В отличие от подобных сборищ в Нью-Йорке, эти люди не только говорили о деньгах, но и думали лишь о них, оценивая доходы других гостей или прикидывая стоимость имевшейся у них информации, их связей и их драгоценностей.

Уже через несколько минут Джеймс включился в разговор с банкиром, который в «Мортоне» занимался капиталовложениями в фонд охраны окружающей среды. Они обменялись мнениями о том, как плохо идут дела у такого фонда, хотя он ничуть не хуже, чем другие так называемые «этические» фонды. Банкир сетовал, что экологически чистая продукция привлекает потребителей только в том случае, если она стоит дешевле, как, например, бензин без содержания свинца. Поскольку, по его словам, широкая публика не видит связи между уничтожением озонового слоя и своим собственным образом жизни. По обыкновению Джеймс задавал умные вопросы; расставаясь, они обменялись визитками. Затем обоих завертело, подобно тому, как крутятся шикарные одежды в необычной стиральной машине.

Этого отнюдь нельзя было сказать о задней комнате бара «Бриклейэрс Армс», неподалеку от Лондон-Холл. Пол Робертс принял предложение Гэри «врезать» после работы. Это было несколько часов назад, а они все переходили из одного бара в другой — восемь молодых маклеров банка «Броди Макклин».

К девяти вечера Пол уже избавился от настороженного отношения к маклерам, ему нравился их грубый юмор, но приходилось делать над собой усилие, чтобы не отставать от них в феноменальном поглощении крепких напитков. В университете он способен был за ночь одолеть максимум восемь пинт горького пива, а шампанское после водки с тоником — вообще другое дело.

С наступлением ночи они все больше удалялись от центра, перебираясь из отделанного хромированной сталью и пластиком бара «Коутс Караоке», интерьер которого напоминал космический корабль, к покрытым рельефным орнаментом темным стенам «Бриклейэрс Армс». Когда они приехали, задняя комната была уже синей от табачного дыма, и там сидели простые парни. Во влажном вечернем воздухе не чувствовалось прохлады, и все перешли с водки на пиво — более освежающий напиток.

Кевин, герой вечера, болтался возле стойки бара в окружении маклеров из конкурирующих фирм, ребят, с которыми он успел познакомиться за десять лет, проведенных в Сити. Это был белокурый толстомясый ирландец, презиравший своего отца, который обосновался в Англии и всю жизнь подчинялся приказам какого-то маленького Гитлера на строительной площадке. Кевин за год зарабатывал больше, чем его отец за десять лет. Годам к тридцати он рассчитывал сильно разбогатеть. Конечно, досадно было, что девица, которую он трахал, забеременела. Она требовала, чтобы он женился. Но Кевин не собирался допускать, чтобы она встала у него на пути. Так он уверял всех присутствовавших на этой холостяцкой пирушке.

Кевин расстегнул воротник рубашки и закатал рукава, продемонстрировав отсутствие шеи и бледные безволосые предплечья, размерами напоминавшие окорока. Он стоял, широко расставив нога, живот складками свисал на ремень. Он не выпускал из рук огромную пивную кружку, разве только для того, чтобы вновь ее наполнить. Парни, вертевшиеся вокруг него, смеялись всем его шуткам и предлагали сигареты, как только он докуривал предыдущую.

В какой-то момент их внимание привлекла неразбериха у входа. Раздались вопли, восхищенный свист, и толпа расступилась, освобождая дорогу закутанной в черный бархатный плащ статной блондинке в сапогах на высоких каблуках. Когда ей указали на Кевина, она направилась к нему под новые одобрительные возгласы. Плащ был сброшен на пол, и все зааплодировали. На блондинке красовались черные чулки и перчатки, пояс с резинками и облегающий черный кожаный костюм с высоким воротом, с громадной «молнией» впереди.

Кевин ухмыльнулся, и глаза его превратились в щелки. Он надеялся, что его дружки организовали стриптиз. Они запели, а блондинка принялась правой рукой тереть себе промежность. Она взмахнула хлыстом, зажатым в левой руке, а потом наставила хлыст на Кевина. Кевин смотрел, как она облизывает блестящие кораллово-красные губы, отставил пивную кружку и отложил сигарету.

Парни окружили стриптизершу, поощряя ее улюлюканьем и криками. Она начала медленно расстегивать «молнию», демонстрируя треугольник обнаженной плоти, но остановилась у пупка. Затем опустилась на колени перед Кевином и снова щелкнула хлыстом. Он подчинился и шагнул вперед, расстегивая брюки, — к полному восторгу всех присутствовавших. Рукой в кожаной перчатке стриптизерша стала массировать быстро твердеющий член. Потом вытащила его из ширинки и под восторженные крики зрителей склонилась над ним.

Робертс, которому все было прекрасно видно, вытаращив глаза, смотрел, как Кевин вдвинул свой член в нежный, но вполне податливый рот девицы. Ирландец уперся кулаками в бока и торжествующим взглядом окинул своих дружков, а в это время блондинка усердно трудилась.

— Боже! — раздался голос Гэри. — В прошлом году на мой день рождения они достали мне девицу из стриптиза, но она этого не делала. Она просто снимала с себя тряпки.

— Все? — прошептал Пол, не в силах оторваться от зрелища. — Даже трусики?

— Да. Беда в том, что от нее ужасно воняло. Ребята потом меня спрашивали: «Что с тобой? Ты ведь ее даже за сиськи ни разу не хапнул!». Она совала мне их прямо в лицо. Но вонь была невероятная! — Гэри рассмеялся.

Тем временем Кевин, зажав руками голову блондинки и возбужденно сопя, быстро двигал бедрами. Зрители поощряли его одобрительными криками, пока Кевин не застонал. Он освободился от девицы и раскланялся.

Он наслаждался всеобщим восхищением, но тут блондинка совсем расстегнула «молнию» и приспустила кожаный костюм настолько, чтобы все увидели совершенно плоскую грудь. Эффектным жестом был сдернут белокурый парик, и комната огласилась восторженными воплями. Стриптизерша оказалась мужчиной. Он послал Кевину воздушный поцелуй и, вновь закутавшись в черный бархатный плащ, с достоинством удалился. Кевин прирос к полу, и с его поникшего инструмента на брюки падали капли.


В половине одиннадцатого вечера Дэвид припарковал машину сбоку от входа в Уэсторп-Холл и сидел некоторое время, стараясь привести в порядок мысли. Он только что вернулся с обеда, данного по случаю создания фонда восстановления собора в Эли. Он был там в одиночестве, что случалось довольно часто. Голова раскалывалась, страшно хотелось выпить, но он медлил: он не знал, что его ожидает дома. Встретившись утром с адвокатом, он сразу же сообщил о своем решении Элен: они должны развестись как можно скорее. В ответ та коротко заявила, что он ей опротивел и она его терпела, поскольку он был ее ходячей чековой книжкой. Она ухватилась за возможность расторгнуть их брак с такой легкостью, будто отменила встречу с парикмахером.

Наконец-то теперь все закончилось.

Дэвид выбрался из машины и открыл входную дверь. В доме было очень тихо; когда он двигал кресло или открывал какую-нибудь дверь, звуки казались ему более громкими, чем обычно. На кухне он приготовил себе выпивку, а потом начал слоняться из комнаты в комнату, зажигая повсюду свет и отхлебывая из бокала.

В спальне Элен он обнаружил, что чек, который он оставил на туалетном столике, исчез. Исчезли наряды жены, туфли — все десять тысяч пар, а также косметика. Она забрала деньги, предложенные ей в качестве первоначальных откупных, — четыреста тысяч фунтов, и покинула его.


На следующее утро в половине седьмого Пол Робертс вышел из своей квартиры на первом этаже, повернул налево, на Стернхолд-авеню, и зашагал по отлогому склону вниз, к газонам Бэлэм. Голова у него трещала, и чувствовал он себя так, словно в любой момент его могло вывернуть наизнанку. В своем наспех напяленном костюме он дрожал и потел, пытаясь преодолеть тропинку, пролегавшую через широкие газоны.

Сеял теплый дождь, вода стекала по шее и мочила воротник. У газетного киоска Пол долго шарил в карманах в поисках мелочи, чтобы купить газету, потом спустился вниз, в мрачный переход подземки. Оказавшись на платформе, он почувствовал, как ему плохо. Утренняя прохлада несколько прояснила мозги, но голова все равно словно была набита стальной стружкой, и здесь, под землей, ему казалось, что он вот-вот задохнется. Глаза болели от света, голова кружилась. Он старался сфокусировать взгляд на первой странице «Файнэншл таймс», но колонки текста уплыли куда-то влево, будто соскользнули по масляной поверхности. Опять волной накатила дурнота, и он понял, что еще не протрезвел.

Утреннее совещание в банке «Броди Макклин» начиналось в восемь. Аналитики, которые появлялись первыми, просматривали газеты и специализированные журналы в поисках новостей, способных повлиять на рынок ценных бумаг. Они покидали свои стеклянные клетки с неохотой, поскольку вынуждены были оказываться под пулеметным огнем циничных и нестерпимых замечаний маклеров.

Пол устроился в задних рядах, делая вид, что прислушивается к разговорам коллег, и поражался бодрости маклеров, с которыми он пьянствовал ночью. К счастью, в этот день ему больше не надо было присутствовать ни на каких совещаниях и презентациях, поэтому он рассчитывал спокойно отсидеться, укрывшись за штабелями книг и заняв свои мысли какими-нибудь несложными расчетами, пока не наступит время отправляться домой и завалиться в постель.

Но в половине девятого разразилась катастрофа: Пола вызвали наверх, к Джеймсу Мэлласу — директору департамента финансирования промышленных корпораций. Босс Пола сообщил об этом таким тоном, словно предполагал, что, хотя Мэлпас из другого подразделения «Броди Макклин», Робертс должен подпрыгнуть от радости. Какая честь!

Мэлпас приходил на службу в восемь, но когда ошеломленный аналитик явился, кабинет был пуст. Пол стоял, разглядывая картину с изображением лошади Клеопатры, гадая, какой злой рок его преследует, и тайно надеясь, что его не стошнит. Он никогда не встречался с Мэлпасом и вообще не поднимался на олимпийские высоты «Броди Макклин». Наконец Мэлпас влетел в кабинет, и его вид преисполненного решимости руководителя, который к тому же ужасно спешит, добил упавшего духом аналитика.

— Как мило с вашей стороны, что вы пришли. — начал Мэлпас, разбирая бумаги на столе.

Пол не знал, что у него, оказывается, был выбор. Он с трудом выдавил из себя улыбку.

— Вы ведь у нас новичок, верно? — спросил Мэлпас весело. — Садитесь. Мне кажется, ваш отчет о компании «Уильям Стоун и сын» хорошо написан. — Он присел рядом с Робертсом возле стола для совещаний и устремил на аналитика пронизывающий взгляд. — Именно потому, что мне понравился ваш подход к этой компании, — он указал на отчет, — я хочу поручить вам заняться корпорацией «Мартиндейл». Вы о ней знаете?

Пол прочистил горло, прокашлявшись, и обрел способность говорить.

— Ну… нет, — запнувшись, сказал он.

— Неважно. Значит, вы отправитесь туда без всяких предубеждений, — продолжал Мэлпас, не прекращая сверлить аналитика взглядом, отчего Пол чувствовал еще большую неловкость. — Я хотел бы, чтобы вы занялись чем-нибудь серьезным. Я назначил на сегодня встречу с директором-распорядителем «Мартиндейл» Теренсом Певзом. Я жду от вас положительного отчета, способного несколько поднять котировку их акций и привлечь инвесторов. Не нужно многостороннего исследования — общие характеристики торговой деятельности, финансового положения, перспектив на ближайшие пять лет; словом, обычные вещи.

Пол кивнул, ощущая полную безысходность. Пропал спокойный денек! А хуже всего то, что ему предстоит второпях провести исследования для такого весьма важного лица, и оценивать его будут на основе этой наспех сделанной работы.

— Они находятся где-то в Ридинге или Басингстоуке, — добавил Мэлпас, поднимаясь. — Что-то в этом роде, так что вы без проблем доберетесь туда поездом. И, конечно, мне хотелось бы познакомиться с черновиком, когда он будет готов.

В его голосе не слышалось и намека на извинение, словно подразумевалось, что ради выполнения его распоряжений следует отменить другие дела. Мэлпас переключил внимание на документы, лежавшие перед ним на столе, давая понять, что беседа окончена. Пол сообразил, что его выставляют, и, пятясь, вышел, удивляясь, почему чувствует себя круглым дураком.

После двух часов пополудни Пол вылез из такси возле штаб-квартиры «Мартиндейл Электроникс» — кирпичного прямоугольного здания в промышленном районе Ридинга. Пять минут спустя он пил жидкий растворимый кофе и слушал разглагольствования седовласого коротышки о том, до чего глупа британская армия. У сэра Теренса Певза — Терри — было костистое лицо, с которого кожа свисала, точно мясо с крючьев. Пол невольно отметил, что Певз шлепает губами — они были словно резиновые и блестели от слюны.

— Наше наиболее рентабельное производство — запчасти, — говорил он, выпрямляясь в кожаном кресле с высокой спинкой. — У нас невероятно удачно идут дела благодаря танковым радиостанциям. Дело в том, что танкисты используют их как подставку, когда залезают или вылезают через люк. Естественно, мы будем последними, кто решит объяснить министерству обороны, что следует конструктивно изменить вход в их проклятый танк! — Певз разразился хохотом и хлопнул себя по колену. — Имейте в виду, — добавил он, отсмеявшись, — что они до сих пор не научились толком пользоваться оборудованием. Вот что значит брать в армию тех, кто бросил школу в шестнадцать лет, а потом пытается управлять маленькими приборами, которые изобрели люди с учеными степенями.

Однако Терри Певз стал менее разговорчив, когда речь зашла о прибыли «Мартиндейл» и о том, насколько выросли объемы производства со времен окончания «холодной войны». Пол старался придерживаться заранее составленного вопросника, но тут управляющий предложил пройтись по заводу. Это был хорошо известный прием, надежный способ избежать нежелательных расспросов. Разве можно узнать о количестве полученных фирмой заказов, глядя на безликих рабочих, выполняющих монотонные операции у конвейеров?

Они переходили из одного пакгауза в другой, пока наконец не добрались до какого-то огромного сарая, где создавалась «краса и гордость» компании «Мартиндейл».

— Здесь то, чем мы побьем всех своих конкурентов, — объявил Певз, с важным видом приблизившись к груде металла, похожей на поезд, потерпевший крушение. — Это система наведения для ракет «земля-воздух», — произнес он с нежностью. — При помощи этого ангелочка мы снимем все сливки с международного рынка.

Еще месяц назад Пол видел подобную систему в другой фирме — там работа была гораздо ближе к завершению. Когда он упомянул об этом, Певз скрестил руки на груди, прищурился, и под глазами у него появились морщинистые мешки.

— В таком случае, может, вы расскажете мне, как она функционирует? — рявкнул он.

Аналитика напугала враждебность, прозвучавшая в голосе Певза, поэтому он робко попытался объяснить:

— Они не используют тепловую головку самонаведения. Их модель реагирует на различные характерные движения. В случае с вертолетом — на вращение лопастей. Ракета летит на них.

— Это все теория, — усмехнулся управляющий. — А что произошло, когда они демонстрировали образен покупателям?

Пол старался не смотреть, как с нижней губы Певза капает слюна.

— Мои так называемые конкуренты по обычаю накачали шампанским этот сброд черномазых и отвезли на поле позади своих заводов, чтобы клиенты могли увидеть чудо-изобретение в действии. Затем подняли в воздух небольшой автожир и запустили ракету. Ну да, вначале она ринулась за автожиром, потом посреди полета засомневалась и повернулась носом в другую сторону. И прежде чем кто-нибудь сообразил ее взорвать, она рухнула вниз и уничтожила какой-то сарай. Арабы и прочие чернозадые не пришли в восторг. Знаете, что случилось?

Пол, как и ожидалось, покачал головой, пытаясь не смотреть на нитку слюны, тянущуюся между губами Певза.

— Эта их чертова умная система наведения решила, что неплохо бы взглянуть на вытяжной вентилятор в сортире, который помещался в том сарае. — Певз так захохотал, что на него напал кашель и, к облегчению Пола, вытер рот носовым платком. — Подумайте сами: не очень-то здорово для того типа, который сидел там со спущенными штанами, — снова загоготал Певз.

Часом позже в поезде, идущем в Лондон, Пол размышлял о неопределенном будущем, ожидавшем «Мартиндейл». В прошлом компания получала невероятно крупные доходы, сбывая второсортное оборудование диктаторам из стран третьего мира, которые готовы были платить цены, выше рыночных, за гарантию анонимности покупателя. Но теперь рынок был перенасыщен советским вооружением по бросовым ценам, что портило Певзу всю игру.

За каким чертом Мэлпас попросил именно его, аналитика из департамента биржевых операций, составить отчет с позитивной оценкой компании «Мартиндейл»? Это озадачило Пола. Он ломал бы голову еще больше, если бы понял, что директор департамента финансирования промышленных корпораций фактически велел ему перешагнуть через правовую «китайскую стену», разделявшую два подразделения «Броди Макклин»: существовало правило, которое теоретически накладывало запрет на операции в том случае, если возникало столкновение интересов.

Добираясь на такси с вокзала в Сити, Пол заметил круглые тарелки спутниковых антенн студий Эн-эн-эн и вспомнил симпатичную журналистку, которая вчера брала у него интервью. Шарлотта Картер — вот как ее зовут. Сегодня он позвонит ей и предложит вместе пообедать. Это будет куда приятнее, чем исследовать кучу дерьма сэра Теренса Певза.

Глава третья

— Как насчет кофе, пока вы будете ждать? — спросила Шейла. — Дэвид появится с минуты на минуту.

— Может, нам подключить аппаратуру в кабинете мистера Стоуна? — предложила Шарлотта. — Это сэкономило бы массу времени.

Шейла разрешила. Перетаскивая свое оборудование в кабинет, Стив, оператор, заметил на стене «Благовещение» — картину пятнадцатого века работы итальянского мастера: архангел Гавриил возвещает Деве Марии о грядущем рождении Иисуса.

— Господи! — воскликнул Стив без малейшей иронии. — Надо непременно это использовать!

С помощью осветителя он переставил всю мебель, чтобы во время интервью картина виднелась над плечом Дэвида. Стив со своими подручными часто переворачивал все вверх дном в домах и офисах, чтобы при съемке обязательно получился нужный задний план, хотя им и в голову не приходило, что хорошо бы вернуть потом вещи на прежнее место.

Шарлотта присела на край стола, гадая, что же это за бизнесмен, который управляет своей деловой империей в таком скромном малопривлекательном помещении. Она вытянула длинные загорелые ноги и стала критически разглядывать их, но тут услышала, как хлопнула дверца автомобиля. Она выглянула в окно и увидела древнюю «вольво-универсал». Мужчина с темными вьющимися волосами, в грязных веллингтоновских сапогах торопливо шел по двору, наклонив голову и пряча лицо от дождя. На нем были джинсы и мешковатая рубашка с открытым воротом. Какой-нибудь работник, подумала Шарлотта.

— Погасите эти лампы!

Перед ней стоял человек, которого она только что видела; правда, теперь он был не в грязных сапогах, а в носках.

— Одному Богу известно, что вы натворили!

Он прошел мимо Шарлотты и внимательно осмотрел картину, покачивая головой. Шарлотта немедленно соскочила со стола и начала что-то бормотать, извиняясь, но, пока они переустанавливали аппаратуру, тягостная атмосфера в кабинете не разрядилась.

Дэвид Стоун сидел за столом, подписывая письма и счета, а Шарлотта с любопытством разглядывала его каштановые волосы, падавшие мягкими волнами на воротник, правильные черты лица и нахмуренные брови. Она ожидала увидеть типичного управляющего в сером костюме, внушительных размеров кабинет, где вся обстановка призвана подчеркивать значительность владельца. Здесь же не было ни всяких штучек, которые так любят администраторы, ни полуграмотной красотки-секретарши. За вспыльчивым хозяином кабинета присматривали только славная Шейла и Мадонна.

Некоторым удается выглядеть элегантно и в джинсах, подумала Шарлотта, особенно если зад красивый, на что она невольно обратила внимание, когда Дэвид причитал над своей картиной. В нем было около пяти футов десяти дюймов. Плотная хлопчатобумажная рубашка в белую и голубую полоску почти сверкала качеством: лучшее, что могли предложить у «Сан-Марко», где с тех пор, как Дэвид жил в Италии, в книге регистрации заказов хранились его мерки. Шарлотта подавила мимолетное желание потрогать материю и сделала вид, что просматривает свои записи, пока ее команда развлекалась, переставляя мебель.

Напряжение не исчезло и во время интервью. Дэвид отвечал на вопросы только «да» и «нет». Когда Шарлотта объяснила ему, что ей нужны более подробные ответы, Дэвид насмешливо спросил:

— Не будет ли проще, если вы напишете мне сценарий?

Стив хихикнул, и, сдерживая ярость, Шарлотта поикусила губу.

— Можем мы теперь поговорить о вашей работе над альтернативным упаковочным материалом? — упрямо продолжала она.

— Нет, не можем! — произнес Дэвид взволнованно. — Откуда вы об этом узнали? Это не для широкой публики! — Он наклонился к испуганной журналистке, глаза его горели. — Если какой-нибудь крупной фирме станет известно, что мы затеяли, они могут воспользоваться нашей идеей и выбросить товар на рынок вдвое быстрее.

Шарлотта покраснела. О новом «зеленом» веществе ей рассказал аналитик Пол Робертс из банка «Броди Макклин», но он не говорил, что это секрет. Онаопустила глаза и заметила, что ломает свои многострадальные ногти.

— Давайте поговорим о проблемах, с которыми сталкивается компания «Уильям Стоун и сын», о приоритетных направлениях развития вашей фирмы, — попыталась Шарлотта еще раз, чувствуя, как краска заливает лицо.

— Ну, хорошо. Знаете, я не учился в бизнес-школе, поэтому, когда дело доходит до стратегии, я теряюсь. Я просто руковожу компанией. — Дэвид нетерпеливо ерзал в кресле, и пока они сердито смотрели друг на друга, Шарлотта не могла себя заставить не замечать, какие у него длинные и темные ресницы.

Потом ее команда снимала, как Довил ходит по фабрике. Со своими служащими он держался намного приветливее, чем с гостями. Он знал всех работников по именам, знал, кто из них недавно вернулся из отпуска и где этот отпуск проводил. Шарлотта наблюдала, как он обходит свои владения с уверенностью опытного политика, умеющего общаться с народом.

Еще через полчаса команда погрузила аппаратуру в «пежо» и приготовилась ехать назад в Лондон. Шарлотта, которая приехала самостоятельно, помахала им на прощание рукой и направилась к своей машине. Она открывала дверцу, когда Дэвид, выйдя из офиса, трусцой подбежал к ней. Увидев его, Шарлотта напряглась, ожидая очередного нападения.

— Я хочу извиниться за то, что вспылил, — начал он нерешительно. — Я был груб. Простите. — Он криво улыбнулся и в замешательстве уставился на свои ботинки. — У меня возникли некоторые проблемы, слишком скучные, чтобы о них говорить, но в любом случае я не должен был кидаться. — Он умолк и заставил себя посмотреть Шарлотте прямо в глаза. — Вы задали мне вполне уместный вопрос по поводу вялой игры на курсе моих акций. Я абсолютно беспомощен во всем, что касается работы Сити, и, возможно, в последнее время прилагаю слишком мало усилий, чтобы пробудить интерес к нашей компании. Поэтому я рад, что вы к нам приехали и собираетесь сделать о нас сюжет. Догадываюсь, что у вас сложилось другое впечатление. Но я просто чертовски испугался, как бы кто-нибудь не узнал про «Верди».

Шарлотта, внимательно вглядевшись в его встревоженное лицо, кивнула.

— Я все понимаю и обещаю, что даже упоминать об этом не буду.

— Спасибо, — произнес Дэвид с облегчением. — Не хотите выпить чашку чая перед отъездом? Вы очень спешите?

Шарлотта могла бы рассказать ему, что ей абсолютно некуда торопиться и что вечером у нее нет никаких дел, кроме похода в китайскую лавочку, где торгуют готовой едой. Она милостиво согласилась. Закрывая дверцу машины на ключ, она услышала странные звуки, похожие на блеяние козы, и вздрогнула.

— О Господи! Она сбежала! — воскликнул Дэвид.

Шарлотта обернулась и увидела, что светлая ангорская коза собирается попробовать на вкус ее юбку.

— Нельзя! — крикнул Дэвид и ухватил козу за витой рог. Она упрямо уперлась копытами в землю, но противник оказался сильнее и ему удалось оттащить животное.

— Я, пожалуй, лучше отведу ее обратно в загон, — сказал Дэвид небрежно, словно в этот момент не боролся с козой, которая пыталась его опрокинуть. — Может, мы попьем чаю в доме? Там уютнее, чем в офисе.

— Хорошо, — ответила Шарлотта неуверенно и покосилась на лохматое животное. Глаз у козы не было видно из-за шерсти, поэтому нельзя было угадать, какое у нее настроение — злобное или благодушное. Шарлотта и Дэвид пошли вместе по подъездной дороге, при этом Дэвид, продолжая болтать, тащил упиравшуюся козу, которая возмущенно задирала голову.

Втолкнув козу на лужайку в загоне и захлопнув ворота, Дэвид провел Шарлотту в Уэсторп-Холл. Гостья сразу почувствовала себя так, будто попала в сцену из «Хансель и Гретель». Громадные деревянные двери открывались в зал с высоченным потолком. Стены были увешаны коврами и портретами людей, на лицах которых застыло какое-то неестественное выражение, словно они страдали подагрой. Длинный потемневший обеденный стол расположился напротив безобразного открытого каменного очага. Все это выглядело точно карикатура на сельский дом, и Шарлотта ждала, что вот-вот появится гид, ведущий за собой группу туристов.

В кухне Дэвид предложил ей сесть за огромный деревянный стол, который стоял, будто корабль на якоре посреди морского простора из каменных плиток. Пока Дэвид ставил чайник, Шарлотта разглядывала балки под потолком, с которых свисали связки чеснока и лука, а также ивовые корзинки. Поблескивали медные кастрюли и сковороды, развешанные по стенам на крючках.

Раньше она видела в Пиннере или Айлингтоне неудачные попытки скопировать такие кухни, но для Шарлотты очарование заключалось именно в подлинности вещей.

— Чай индийский или китайский? — спросил Дэвид, прогревая заварочный чайник.

Шарлотта непонимающе уставилась на него, поскольку всю жизнь пользовалась пакетиками с чаем и не привыкла к таким тонкостям.

— Мне все равно, — ответила она.

«Он видит меня насквозь», — подумала Шарлотта.

Дэвид ложечкой насыпал в чайник «Эрл Грэй».

— У вас тут все как у настоящего повара, — проговорила Шарлотта весело, закинув удочку, чтобы узнать о миссис Стоун, которая вроде бы днем не появлялась.

— Ну, я не очень хорошо готовлю, — вздохнул Дэвид, усаживаясь напротив нее. С минуту он разглядывал узоры на полированной поверхности дерева, потом поджал губы. — Знаете, я думаю, я смог бы, если б вы мне посоветовали.

Шарлотта удивленно подняла брови, поразившись, что с ней, Королевой гамбургеров, кто-то хочет проконсультироваться по поводу готовки.

— Понимаете, — продолжал Дэвид, — я сосредоточил все внимание на руководстве этой проклятой компанией и считал, что проблемы с Сити решатся сами собой. Но оказалось, что одной только прибыли недостаточно, чтобы держатели акций были довольны. Я имею в виду не людей, владеющих несколькими сотнями моих акций, а пенсионные фонды и страховые компании. — Он наклонил голову и поставил локти на стол, положив подбородок на руку.

Шарлотта смотрела в его задумчивые глаза и удивлялась, почему в его взгляде такая тоска. У него прекрасный дом, процветающее дело, он наверняка женат на роскошной красотке, поскольку обычно симпатичные умные мужчины не связывают свою судьбу со старыми ведьмами.

— Вам все известно о Сити. Я был бы благодарен вам за консультацию. Банк, который ведет мои дела, слишком занят, чтобы наставить меня на путь истинный. Видите ли, я не занимаюсь куплей-продажей компаний, поэтому на мне нельзя заработать комиссионные.

— Не знаю, смогу ли я оказаться вам полезной, — начала Шарлотта. — Я всего-навсего писака…

— Ерунда! — проговорил Дэвид и чуть улыбнулся. — В вашем нежном возрасте вы бы не сумели добиться такого высокого положения, если бы не знали предмет, о котором пишете.

Шарлотта могла бы посоветовать ему не преувеличивать, но только скромно хмыкнула в ответ и сделала глоток чая. На мгновение ей захотелось протянуть руку через стол и погладить его по волосам, и волна желания прокатилась по ее телу. Вместо этого она откашлялась и попыталась хоть что-нибудь сказать:

— Ваш банк не присылал своих аналитиков, чтобы они тут все разнюхали?

Дэвид в ужасе затряс головой.

— О Боже! Это ужасно! Я бы не вынес подобных расспросов! — Он уставился в чашку, удрученный собственной беспомощностью.

Шарлотта не удержалась и фыркнула.

— Только не надо так говорить, когда вы с ними встретитесь. Эти люди сами не способны заниматься настоящим бизнесом. Я имею в виду, конечно, не тех, кто, зарабатывая деньги предпринимательством, работает на себя, а не на пенсионный фонд. Знаете, для большинства пенсионных фондов было бы гораздо лучше разделить деньги и вложить их в покупку акций ста наиболее прибыльных компаний. Управляющие пенсионных фондов постоянно проигрывают.

Дэвид откинулся в кресле, наслаждаясь неприязнью к Сити, прозвучавшей в словах журналистки.

— И вас удивляет, почему разъяренные толпы не выходят на улицы, чтобы вытащить этих тунеядцев из их «порше» и повесить на столбах, — заключил он.

— Люди из Сити напоминают некоторых журналистов. Они ленивы, но если вы станете кормить их с ложечки, они с удовольствием будут заглатывать лакомые кусочки. Почему бы вам не начать трубить о своей компании? Возможно, стоит нанять какую-нибудь фирму, которая занимается организацией связей с общественностью, — предложила Шарлотта и увидела, что хозяин дома вздрогнул. — Я знаю, это дорого, — поспешно добавила она, — но вы сами поразитесь, как они могут повлиять на общественное мнение. Если бы у Гитлера был приличный советник по связям с общественностью, может, мы все давно распевали бы «Хорст Вессель».

Дэвид вздохнул и дошит чай.

— Да, наверное, вы правы. Мне надо научиться всему этому. Как вы, вероятно, догадались, бизнесмен из меня никакой.

— С моей точки зрения данные о доходах вашей компании выглядят вполне благополучно, — с удивлением запротестовала Шарлотта, но Дэвид покачал головой:

— Я не об этом. Я бы предпочел почитать хорошую книгу или побродить вокруг церкви эпохи Возрождения.

Шарлотта понимающе закивала, испугавшись, как бы не пришлось сознаваться в полном невежестве в подобных вопросах. Она загадочно улыбнулась, что означало: «Я всегда мечтала разбираться в живописи и музыке, выучить иностранный язык, но в юности я была слишком занята, слушая группу „АББА“ и читая Агату Кристи. А теперь каждую минуту я трачу на работу». Она сменила тему:

— Этот дом идеально подходит для вашей коллекции, — сказала она громко, надеясь, что ей тут же будет предложено осмотреть Уэсторп-Холл.

— У вас есть время, чтобы побродить немного? — поднимаясь, спросил Дэвид, словно прочитав ее мысли.

Шарлотте очень не хотелось признаваться, что нет такого человека, к которому она торопилась бы, поэтому она только улыбнулась и пошла следом за Дэвидом по отделанному потемневшими деревянными панелями коридору в кабинет. Стены кабинета занимали полки с книгами, было много старых картин и древней мебели, и все это напоминало декорации для фильма «Торговцы слоновой костью». На письменном столе стояла фотография в рамке — маленький мальчик, вылитый Дэвид. Шарлотта хотела спросить о нем, но в этот момент Дэвид показывал ей свой любимый пейзаж с видом Перуджи, и Шарлотта промолчала. Пока он говорил, его воодушевление передалось и ей, и она позавидовала тому, что у него есть такое увлечение, не имеющее отношения к работе.

Выходя из кабинета, Шарлотта задержалась возле стола.

— Он очень на вас похож. Как его зовут?

Дэвид отвернулся и сделал вид, что разбирает на столе какие-то бумаги.

— Билли. Он умер от лейкемии два года назад. — Он мог бы сказать, когда это случилось, с точностью до одного дня, но избавил ее от подробностей.

У Шарлотты было такое чувство, словно она наступила на мину и прогремел жуткий взрыв, который почему-то не убил ее. «Было бы лучше, если бы меня в клочья разнесло», — подумала она. Плотная тяжелая тишина повисла между ними, как бархатный занавес. Шарлотта хотела сказать, что сожалеет, — как говорят в американских фильмах, но это показалось ей таким малозначительным, что она умолкла на полуслове, издав какое-то мычание.

— Господи, как ужасно, должно быть, вы себя почувствовали, задав этот вопрос, — проговорил Дэвид.

Шарлотта с трудом заставила себя посмотреть ему в глаза, но вид у Дэвида был скорее сочувствующий, чем расстроенный. Он вздохнул, будто хотел сказать: «Не переживайте, вы ведь не могли знать».

Однако недавнее оживление исчезло, и как бы спокойно он ни отнесся к ее неудачному вопросу, ему явно стоило усилий сохранять самообладание.

— Пойдемте, — сказал Дэвид с наигранной веселостью и прихлопнул руками по столу, словно уничтожая плохое настроение. — Буду нагонять на вас тоску прогулкой по саду.

Шарлотта выдавила из себя слабую улыбку и пошла за ним.

Привыкшая подмечать всякие житейские мелочи, она заметила, что Дэвид не носит обручального кольца, но на сегодня она уже задала достаточно личных вопросов.

— Оставайтесь пообедать, ладно? — попросил он, не оборачиваясь. — Я хотел бы посоветоваться с вами насчет визита аналитика из Сити.

На кухне он откупорил бутылку «Шардоннэ», и они, наполнив бокалы, прошли в оранжерею, которую Дэвид скромно назвал теплицей. Виноградные лозы цеплялись за деревянные решетки, тропические растения сражались с плетеной мебелью за жизненное пространство. Шарлотта выглянула в окно: за ухоженным садом тянулись поля, на которых паслись коровы. В прошлом кто-то приложил немало усилий, чтобы оживить однообразие окрестных болотистых низин.

Потом Дэвид провел ее по имению, объяснив, что планировкой сада занимался еще его прадед. Он прорыл канал к ближайшей реке, чтобы по саду текли, соединяясь, ручьи. Теперь повсюду были тенистые заросли ивняка и папоротников, а покрытые листьями кувшинок ручьи пересекали небольшие мостики из тесаного камня. Впервые в жизни Шарлотта поняла смысл садоводства — занятия, которое она всегда считала некой заменой секса для стариков. Для нее стало открытием, что это может быть так увлекательно и доставлять удовольствие — из года в год. Правда, столь долгосрочная стратегия смущала девушку, не привыкшую думать о завтрашнем дне.

Вернувшись в дом, Дэвид занялся обедом, пока Шарлотта накрывала стол в теплице. Закончив, она встала у открытых французских окон и выглянула в сад. Вечерний свет бросал золотые блики на траву и кусты, а в воздухе пахло так, точно все цветы сразу выпустили на волю свой аромат. Закрыв глаза, Шарлотта вслушивалась в тишину: ни рева машин, ни ора телевизоров, ни шумного хлопанья дверей у соседей.

Каково это — жить в таком доме, быть замужем за таким вот человеком, растить ребенка в таком вот славном краю? Эта мысль потрясла ее, потом она подумала: а не свихнулась ли я от тоски? У нее были университетские приятели, которые, отказавшись от безумно заманчивой карьеры, выбрали деревенскую идиллию, чтобы размножаться и выращивать редиску. Почему?

Она открыла глаза и обернулась. Дэвид стоял в дверном проеме, прислонившись к косяку и скрестив руки на груди. Она наблюдал за ней, как давно — она не знала. Они смотрели друг на друга несколько минут, Шарлотта мысленно приказывала ему подойти и поцеловать ее, но он разрушил это заклинание:

— Вы не поможете мне подать обед?

Желание исчезло, очевидно, так и не коснувшись его. Шарлотта подумала, что, может быть, страсть охватила только ее, а он лишь недоумевал, что с ней такое происходит. Она сжалась, почувствовав себя униженной.

Когда они сели обедать, Дэвид сказал:

— Есть какое-то величие в том, как итальянцы совершенствуют макароны. — Он подцепил вилкой трубочку «ригатони». Видите, внутренняя поверхность этих макарон ребристая, чтобы удерживать как можно больше соуса или подливки. В Англии ловкие ребята ударяются в рекламу, а в Италии они предпочитают тратить усилия на нечто «вещественное».

Разговор их был легким и приятным. Когда Шарлотта съела все, что было у нее в тарелке, и получила добавку, она поблагодарила Дэвида за любезное приглашение остаться пообедать. Еще она сказала, что поражена его умением готовить.

— Это я должен вас благодарить за то, что составили мне компанию. Я рад, что смог поговорить о своей фирме с кем-то, кроме отца. — Он рассказал ей, что Стоун-старший постоянно вмешивается в дела. — Я все делаю не так, хотя доходы растут. — Дэвид глотнул вина и покачал головой: — Разумеется, об этом он помалкивает.

— Самое сложное то, о чем они предпочитают помалкивать, — согласилась Шарлотта. — Мои родители хотели, чтобы я стала юристом. Видите ли, отец у меня — юрисконсульт в Хартфорде, мать — судья, и они были уверены, что после университета я должна поступить в юридический колледж. Не знаю, простят ли они мне когда-нибудь, что я стала работать в газете: Для родителей это было равнозначно тому, как если бы я вдруг заговорила на другом языке или начала пить денатурат. Разумеется, когда мне предложили место в Эн-эн-эн, они сквозь зубы поздравили меня, но, по их мнению, телевидение — это что-то эфемерное. Зато мой брат сейчас тащит на себе бремя их надежд. Он вкалывает, чтобы стать юристом.

Все выглядело так, словно в комнате была не она, а какая-то другая женщина, говорящая ее голосом, рассказывающая о вещах, в которых она никогда и никому не признавалась. Дэвид молча кивал. У меня такие же проблемы, как бы давал понять он. Но следующие его слова застигли Шарлотту врасплох:

— От меня недавно ушла жена. Это я говорю на тот случай, если вы удивлены, что здесь больше никого нет. — Он с горечью рассмеялся.

— А что… э-э… случилось? — Шарлотта разрывалась между любопытством и страхом, как бы не перейти границу приличий. — Если вас не смущают такие вопросы. — Она изо всех сил старалась не показать своей радости.

— Не смущают. Я же сам сказал вам об этом, поскольку хотел, чтобы вы знали.

Он сделал паузу и дотронулся до перечницы, стоявшей на столе между ними. Шарлотта с жадностью вслушивалась в его последние слова, надеясь, что это означает: он дает понять ей, что свободен.

— Мне бы не хотелось, чтобы вы считали, будто я пригласил вас на обед только потому, что моя жена куда-то уехала. Знаете, этакий немолодой распутник в поисках любовных приключений.

Шарлотта почувствовала, как от такого прозаического объяснения сердце у нее оборвалось. Потом она устыдилась, что так неверно истолковала его слова. «Кого, дорогая, ты пытаешься обмануть?» — подумала она.

— Хотите кофе? Вам надо выпить чашечку, прежде чем ехать, — проговорил Дэвид, поднимаясь и собирая тарелки.

Шарлотта отнесла бокалы в кухню, чувствуя, что ее выпроваживают, и ненавидя себя за то, что навоображала, как ей удалось завоевать внимание этого человека. Но когда Дэвид закончил молоть кофе, он поразил ее тем, что ответил все-таки на ее вопрос:

— Когда Билли умер, нас с Элен ничего уже больше не связывало. Это звучит банально, я понимаю, но смерть ребенка способна доказать невозможность дальнейшего совместного существования. Вы, я уверен, понимаете, как невыносимо для мужчины признать, что не он, а кто-то другой может сделать его жену счастливее.

Шарлотта не нашла подходящих слов, чтобы как-то отреагировать на это откровенное признание, потому лишь задумчиво пила кофе маленькими глотками.

В угасающем свете летнего вечера Дэвид проводил ее к машине. Открыв дверцу, Шарлотта обернулась, чтобы попрощаться. Она была уверена, что он собирается приблизиться к ней или даже дотронуться. Но он просто посоветовал ехать осторожнее и повернулся, чтобы уйти. Когда она завела мотор, Дэвид уже исчез.

По дороге домой Шарлотта удивлялась сама себе: с какой стати она так на него разозлилась? Она вспомнила Пола Робертса — аналитика из банка «Броди Макклин» и улыбнулась. Он пригласил ее пообедать завтра.

Глава четвертая

— Невесело, да?

Джеймс Мэлпас отложил в сторону черновик доклада и принялся изучать глянцевую обложку лежавшего у него на столе для совещаний годового отчета о деятельности компании «Мартиндейл». Аналитик боялся именно этого момента: человек, от власти которого зависела его карьера в банке «Броди Макклин», собирался вынести ему приговор. Робертс полночи сидел над этим отчетом, переделывая каждый параграф, чтобы, не прибегая к откровенной лжи, заставить результаты исследовательского отчета выглядеть более оптимистичными.

— Думаю, учитывая сложившиеся обстоятельства, вы чертовски хорошо поработали, — пососав зуб, продолжал Мэлпас.

Как всегда бывало в присутствии Мэлпаса, Пол не нашелся, что ответить. Он сидел напротив директора департамента финансирования промышленных корпораций, вертя в пальцах карандаш и гадая, что произойдет дальше.

— Я прикидываю, как бы немного поиграть с некоторыми цифрами, — проговорил Джеймс задумчиво и посмотрел на Робертса. Взгляд его был открытым и обезоруживающим. — Это понравится Певзу.

— Можно, конечно, раздуть прибыли от продажи радаров и проявить больше снисходительности в отношении размера налогов, — с готовность подхватил Пол. — Затем я покопаюсь в вопросах колебания курса акций, чтобы маклеры были довольны.

Молодой аналитик гордился, что ему удалось разобраться в концепции «верхних и нижних границ колебаний курса акций».

— Полагаю, что мы неплохо поработаем. Пол, — улыбнулся Джеймс. — Как насчет рюмочки сегодня вечером? Поедем в половине шестого в мой клуб и поболтаем. Вас это устраивает?

Говоря это, Мэлпас игриво приподнял брови. Пол подумал, что пристальный взгляд Мэлпаса был довольно странным, сбивающим с толку. Однако мысли аналитика занимало решение возникшей перед ним дилеммы. Он договорился встретиться с Шарлоттой в половине восьмого, но и приглашение Мэлпаса отклонить не мог. Куда бы ни вел его этот влиятельный человек, он последует за ним.

— В семь я встречаюсь с тем человеком, — добавил Мэлпас. — Я имею в виду Певза. Я пригласил его пообедать. Но мы с вами успеем выпить «по одной» и поговорить о вашем будущем в «Броди Макклин», — сказал он дружелюбно.

Когда Робертс ушел назад в департамент биржевых операций, Джеймс переключился на дела более личного характера. Он решил купить участок земли в сельской местности, своего рода деревенское убежище, где он смог бы принимать своих самых важных клиентов.

Нет, никакого размаха, учитывая стоимость закладной на его большой дом викторианской постройки в Ричмонде. Фиона, жена, составила для него краткий перечень возможных вариантов покупки, и Джеймс надеялся, что сумеет во время уик-энда взглянуть на лучшее из того, что она выбрала.

У Фионы были грандиозные планы: она собиралась заниматься огородом и прочими сельскохозяйственными делами, мало интересующими Джеймса. Он редко видел ее столь оживленной. Когда он спрашивав, откуда она почерпнула все эти знания, она призналась, что всегда мечтала жить в деревне. Это потрясло Джеймса: за десять лет их брачного союза она ни о чем подобном не говорила. Но потом он подумал, что, возможно, просто не помнит. Обычно ему приходилось столько всего держать в голове, а она никогда не навязывала ему своего мнения.

Им обоим было ясно, что в их союзе именно он являлся движущей силой, стержнем, ему принадлежали все решения, а в результате его успешной карьеры на банковском поприще жизнь у них шла в лихорадочном темпе, отнимая немало сил. Фиона просто следовала за ним — послушная, благодарная, безропотная. Возможно, она и была чем-то недовольна, а он просто не успел этого заметить, поскольку занимался только своей карьерой. Было бы весьма печально, если бы она его покинула. Человеку, собирающемуся занять место в верхушке банка, нужна рядом преданная жена, хорошая хозяйка. Джеймс Мэлпас прекрасно знал, какое плохое впечатление сложилось бы у его коллег, если бы Фиона исчезла из его жизни.


Вечером, ровно в половине шестого, Пол Робертс ждал в подземном гараже банка, а минуту спустя Джеймс, сидя в своем «БМВ», начал прицениваться. Как высоко Робертс метит? Не хотелось бы ему иметь такую же машину? Мэлпас даже погладил руль, поглядывая на своего подчиненного.

Пол на миг затаил дыхание, ошеломленный способностью этого человека читать его сокровенные мысли. Он решительно кивнул, что означало «да», и Джеймс продолжил. Хочет ли он спокойно покупать все, что душа пожелает, не тревожась, достаточно ли денег у него на счету? Пол рассмеялся и сказал, что, конечно, хочет, удивляясь в то же время, что такой человек способен сопереживать ему. Пол с трудом мог себе представить, чтобы высокопоставленному руководителю вроде Мэлпаса когда-нибудь не хватило денег на хороший билет на Уимблдон. Однако следующие слова Джеймса сбили его с толку.

— Знаете, Пол, у нас с вами много общего. — Мэлпас заговорщически улыбнулся аналитику, пока они стояли у светофора на Лондон-Уолл. — Я не имею никакого отношения к этому сброду в белых перчатках, которым окружил себя в нашем банке Чарльз Рейвенскрофт.

Пол кивнул, смутно припоминая, что, по слухам, Рейвенскрофт в будущем встанет во главе банка. В тот единственный раз, когда они встретились, Рейвенскрофт показался Полу приятным и доступным человеком. Но заметив, как Мэлпас поджал губы, аналитик догадался, что Джеймс не разделяет его мнения.

— Я зарабатываю сейчас столько потому, что я этого заслуживаю. Так же, как этого будете заслуживать и вы. Ценятся мозги, а не школьные связи или папочкины знакомства.

Пол наблюдал, как Джеймс долго обдумывает следующую фразу. Складывалось впечатление, что он пытается решить, стоит или нет откровенничать и дальше со своим пассажиром. Сворачивая в Мургейт. Джеймс вздохнул и покачал головой.

— Я из очень простой семьи, Пол. Мои родители вкалывали, чтобы у меня были возможности, каких другие дети из нашей округи никогда не имели. — Джеймс умолк и поджал губы, когда они проезжали перекресток возле «Банка Англии». — А для такого тупицы, как Рейвенскрофт, эти возможности кажутся само собой разумеющимися.

Пол понимающе кивнул, хотя не представлял, что имеет в вшу Мэлпас, поскольку самому Полу пока в жизни приходилось сражаться разве что за место у стойки бара.

— У Рейвенскрофта это врожденное: уметь одеваться, знать, что не следует носить полосатые галстуки, электронные часы или носки с узором… и тому подобное. А мне пришлось с нуля обучаться всем этим тонкостям. Стиль — вот что отличает элиту от всех прочих, а ведь именно элита руководит учреждениями вроде нашего банка. У них собственная система опознавательных знаков: они способны мгновенно вычислить чужака по запонкам. И если у вас нет соответствующих знаков принадлежности к их племени, вы навеки обречены, — заключил он мрачно.

Пол внимательно слушал, пока они ехали по Флит-стрит. Он задавался вопросом, какую низкую ступень в этой неофициальной иерархии он занимает, если манжеты его рубашки застегиваются просто на пуговицы.

— Вы должны знать, куда точно надо ехать, если хотите покататься на лыжах, и когда открывается охотничий сезон, — продолжал Джеймс язвительно. — Они всегда могут подловить вас, спросив, знакомы ли вы с таким-то, и, уж конечно же, ваши родители знают такого-то, и как это возможно, чтобы вы не встречались с теми-то? — Голос Мэлпаса звучал все громче. — Им неважно, умеете ли вы читать и писать, поскольку ваши личные способности — для них не главное. Самое большое их достижение в жизни — то, что они родились с надлежащим общественным положением.

К тому времени, когда они добрались до Стрэнда, Пол начал опасаться, что запутается во всех этих хитросплетениях, но, когда они объезжали с юга Трафальгарскую плошадь, настроение у его наставника немного поднялось и аналитик подумал, что теперь, возможно, Джеймс собирается открыть ему секрет успешного продвижения в Сити.

— Дело в том, что вам и мне надо научиться играть в эти игры, чтобы получить доступ в их святая святых. И как только мы его получим, мы их всех обставим, поскольку у нас есть мозги, а пока мы пробивались наверх, жизнь нас закалила. Когда я был в вашем возрасте, — сказал Джеймс, на миг повернувшись к своему пассажиру, — я пришел к выводу, что на свете существуют только два типа людей.

Пол сосредоточился, уповая на то, что способен сделать правильный выбор в примере, который обязательно последует. Его спутник опять решительно сжал губы, и Пол приготовился к худшему.

— Есть люди, которые на эскалаторе стоят справа и, разинув рты, тупо глазеют по сторонам. А есть другие, которые поднимаются вверх слева. Они предпочитают действовать, в отличие от тех, кто попусту теряет время, будто в своей бессмысленной ничтожной жизни они совершили нечто такое, что дает им право никуда не торопиться.

Пол даже слегка побледнел, поскольку прекрасно знал, что он-то как раз их тех, кто стоит и глазеет. Потому что реклама в подземке занятная, и к тому же ему нравилось высматривать симпатичных женщин. Ему доставляло удовольствие, встретившись взглядом с какой-нибудь девушкой, едущей в противоположном направлении, пожирать ее глазами, пока та смущенно не отворачивалась.

Пол с трудом верил своим ушам. Джеймс Мэлпас предлагает ему помочь пробиться в высшие сферы. Он разговаривал с ним, как с равным. Сердце аналитика взволнованно заколотилось. Машина затормозила на обочине у Сент-Джеймс.

— Так что все зависит от вас, Пол, — с улыбкой сказал Джеймс, отстегивая ремень безопасности. Рука его соскользнула вниз и легла на колено пассажира.

Пол подумал, что его погладили, точно собаку, и нервно усмехнулся. Он пытался заставить себя не отстраняться, но это получилось машинально. Джеймс пристально посмотрел на него, и в его взгляде было что-то странное, но когда Пол слегка дрыгнул ногой, Мэлпас убрал руку и опять улыбнулся.

— Самое время выпить! — произнес он бодро.

Они подошли к «Будлз». Это было одно из самых фешенебельных мест в столице, которые постоянно фигурируют в разделе светской хроники; одним словом, не то заведение, куда может свободно зайти какой-нибудь студент из Чидл-Хьюм. Следом за Джеймсом Робертс поднялся по ступеням и вошел в величественную дверь в стиле эпохи короля Георга, надеясь, что вид у него вполне нормальный, а не растерянный и неловкий, хотя именно так он себя и чувствовал на самом деле.

Джеймс провел его по тихим коридорам, устланным коврами, мимо стен, украшенных старинными гравюрами. В курительной комнате они устроились в кожаных креслах, и Джеймс небрежно-надменным тоном заказал шампанское. Этот человек, который совсем недавно признавался в своем низком происхождении, сейчас держался столь же непринужденно, как любой другой член этого аристократического клуба.

— Пол, скажите честно, — начал Мэлпас, поднимая бокал. — Вы хотите стать одним из тех, кто заправляет делами в Сити? — Не дожидаясь ответа, он развернулся и оказался лицом к Робертсу. Пол заметил, что выражение дружеского участия на лине Джеймса неожиданно сменилось издевательской ухмылкой. — Маклеры и аналитики — люди второстепенные. Они в панике суетятся, пытаясь разобраться в том, что устроено другими. — Джеймс криво улыбнулся и резко откинулся на спинку кресла, будто испытывая его на прочность. — Настоящие деньги зарабатываются на купле-продаже, консультации компаний, реорганизации, когда для них наступают плохие времена, потом — на развитии их деятельности, когда наступают времена хорошие. — В запале Мэлпас вцепился в подлокотники кресла.

Как глупый маленький щенок, Пол лишь молча кивал. Ему даже не приходило в голову, что во всем этом может быть что-то сомнительное. Именно банкиры соблазняют компании, с самого начала не имеющие достаточных средств, брать кредиты и развиваться. И те же самые консультанты вторично зарабатывают комиссионные, помогая промышленникам выбраться из ямы, в которую сами же их и загнали. Однако моральная сторона таких операций Мэлласа не волновала — только прибыльность.

Пол же был слишком загипнотизирован рассказом, чтобы критически отнестись к картинам роскошной жизни, которые Мэлпас, словно Мефистофель, развертывал перед ним: связи с нужными людьми, владение информацией, умение ловко заключать сделки, большой дом в Ричмонде (Джеймс рассказал, как дорого стоил его особняк и сколько знаменитостей среди его соседей) и — тут взыграла собственная фантазия Пола — свидания с Шарлоттой Картер.

— Вы не думали о том, чтобы перебраться в департамент финансирования промышленных корпораций? — спросил Джеймс, искоса взглянув на Робертса.

Пол постарался сохранить невозмутимый вид, но сердце его так забилось, будто Мэлпас вручил ему ключи от Форт-Нокса[4].

— Вы должны стать моим человеком, — произнес Мэлпас прямо, не моргнув глазом. — Докладывайте мне лично, рассказывайте обо всем, что услышите в банке.

Это замечание озадачило Пола, но он тут же выкинул из головы подобные мысли. Он так хотел работать в департаменте финансирования промышленных корпораций, что готов был продать душу, если бы точно знал, что она у него есть. Мэлпас обещал сделать все возможное, чтобы найти в своем отделе кабинет для Робертса, затем бросил взгляд на часы и скорчил гримасу.

— Прошу прощения, Пол, но через пятнадцать минут я встречаюсь с Певзом, — объявил он, осушив свой бокал, и подождал, пока Пол сделает то же самое. — Подумайте над тем, что я сказал, хорошо?

Они расстались на тротуаре возле «Будлз». Пол выразил свою благодарность целым потоком слов и зашагал по Пиккадилли, даже не соображая толком, куда направляется. Голова у него шла кругом, и он едва верил тому, что сказал ему Мэлпас.

Он очнулся от своих грез и оглянулся в поисках станции подземки. Было еще рано, но он хотел попасть на свидание с Шарлоттой вовремя. При мысли о ней он пришел в еще большее возбуждение. Если он добьется успеха у этой девушки, то может считать себя неотразимым.


— Мне кажется, я потерял группу.

Человек, который занимался в Эн-эн-эн организацией зарубежных командировок, говорил спокойно и, скорее, с грустью, чем с раздражением. Морис привык к таким неувязкам: он собирал группы репортеров, отправлял их в «горячие точки», за несколько часов доставал для них визы, находил переводчиков и обеспечивал телестудиями и спутниковой связью посреди пустынь и в гуще боев.

Шарлотта подняла глаза от компьютера и увидела, как Морис взлохматил свои кудрявые седые волосы. Затем он отхлебнул кофе из чашки и скорчил гримасу, когда понял, что кофе остыл. Шарлотта встала и направилась к холодильнику. Половина шестого — самое время выпить.

— Что случилось? — спросила она, подтолкнув в его сторону банку пива и потянув за колечко на своей банке. Морис снял тяжелые очки с бифокальными линзами, и уже не в первый раз Шарлотте пришло в голову, что ее приятель похож на старого задумчивого шимпанзе.

— Да у меня трое парней сейчас в одной африканской стране выясняют, действительно ли их правительство потворствует браконьерам, которые охотятся за слоновой костью, — пояснил он. — Как будто недостаточно того, что министры там положили на свои личные банковские счета деньги, собранные британскими школьниками в фонд помощи голодающим. Наш внештатный корреспондент рассказывает, что полиция заодно с браконьерами и убивает егерей, которые пытаются им помешать. Темное дело. Особенно, если учесть, что этот корреспондент исчез на прошлой неделе.

— Шарлотта! Можно тебя на пару слов?

Ее редактор стоял в дверном проеме своего кабинета со стеклянными стенами. Шарлотта обменялась с Морисом испуганными взглядами и заторопилась через зал службы новостей в клетушку, где сидел Боб, окруженный мониторами и пустыми коробками из-под пиццы.

— Прикрой дверь, дорогуша! — проговорил редактор, когда она просунула голову в его кабинет.

Сегодня комната пахла жареным цыпленком и застарелой вонью самого Боба. Шарлотта чуть не задохнулась, но села. Через пять минут она выскочила, глотнув свежий воздух в зале службы новостей, но к тому времени она уже забыла о своих эстетических разногласиях с боссом.

Морис удивленно приподнял брови, когда она вернулась и уселась напротив.

— Обещаешь никому не рассказывать? — спросила она; ее зеленые глаза сверкали, а щеки пылали от возбуждения.

Морис прижал руку к груди.

— Очевидно, «наверху», в правлении, понравилось то, что я откопала насчет банка «Эмпайр Нэшнл» — ну знаешь, утечка сведений из банка «Броди Макклин», — сказала она, подскакивая на месте. — И они хотят, чтобы я подготовила подробный материал о том, как военная промышленность Соединенных Штатов приспосабливается к условиям после окончания «холодной войны». Не имеет смысла объяснять Бобу, что другие компании уже отработали эту тему три года назад. Главное, что я поеду в Штаты!

— Ну-ка, — сказал Морис, хлопнув в ладоши, и живо вскочил. — Забирай вещи! Я приглашаю прекрасную женщину на обед. Это надо отметить!

— О, Морис! — воскликнула она расстроенно. — Сегодня я не могу. Как насчет того, чтобы просто выпить? Извини, у меня деловая встреча. — Она пыталась произнести это скучным голосом, чтобы не выдать свою радость по поводу свидания с Полом. Шарлотте не хотелось, чтобы Морис думал, будто она его отшила.

Морис философски пожал плечами и кивнул.

— Хорошо, принцесса! Просто выпьем!

Пока Шарлотта и Морис пили поддельное шампанское в баре на Праед-стрит, Джеймс Мэлпас попросил принести еще одну бутылку минеральной воды в ресторане отеля «Савой». Ему достаточно было чуть повернуть голову в сторону официанта, и сразу же появлялось несколько человек, страстно желающих заработать чаевые. Учитывая, какое у них жалованье, едва ли стоило удивляться такой угодливости.

Мэлпас гордился тем, что знал, какие развлечения больше всего по душе тому или иному из его клиентов. Для Терри Певза это были шикарные дорогие места, где человек может поверить, будто принадлежит к сильным мира сего. Певзу льстила постоянная предупредительность обслуги, хотя он даже не умел правильно обращаться с ножом.

Более чувствительной натуре, чем Джеймс Мэлпас, могло бы показаться преступлением впустую переводить продукты ресторана «Савой» на такого типа, как Певз, однако Мэлпас плохо разбирался в тонкостях кулинарии. Как бы то ни было, но вкусовые рецепторы исполнительного директора компании «Мартиндейл» вряд ли могли реагировать и на аскорбиновую кислоту, не говоря уж о гастрономических изысках, красиво разложенных на его тарелке. И поэтому бутылка довольно хорошего кларета была принесена в жертву варварскому вкусу владельца металлолома в Ридинге. Джеймс не слишком разбирался в алкогольных напитках, но он был достаточно хитер, чтобы позволить своему гостю увидеть собственными глазами, сколько стоит бутылка «Шато Тальбо». Размер счета польстит Певзу не меньше всего остального.

Когда вторая рюмка «Курвуазье» отправилась тем же маршрутом, что кларет и джин, Мэлпас предложил развлечься где-нибудь еще. Он собирался сделать так, чтобы клиент повеселился на славу, а потом продолжил свои дела с «Броди Макклин», и Джеймс знал, куда его надо отправить. Мэлпас вызвал такси и отвез пьяного Певза в публичный дом, услугами которого пользовался, чтобы ублажить своих «ценных» деловых партнеров. Передав его в объятия тучной рябой особы с вызывающе красными губами, Джеймс выразил сожаление по поводу того, что ему необходимо ехать домой. Он предпочел оставить Певзу шампанское по «накрученной» цене, музыку диско и диваны, покрытые искусственной леопардовой шкурой.

Джеймс тепло распрощался со своим гостем, оставив достаточно денег, чтобы хватило на все удовольствия, включая такси до Паддингтона. Сам же пешком отправился через Сохо. Мышцы лица болели от напряжения: весь вечер Джеймсу пришлось улыбаться, слушая россказни своего клиента, и смеяться его шуткам. Однако Мэлпас был доволен: он устранил проблему, которая могла бы возникнуть. Теперь он и послушный Пол Робертс должны немного поработать, чтобы раздуть стоимость акций «Мартиндейл», и надеяться на то, что этот негодяй уймется.

Джеймс на ходу снял галстук, аккуратно сложил его и сунул в карман пиджака. Достав бумажник, он вынул оттуда маленький пакетик из фольги и спустился вниз по узкой лестнице в один из самых известных в Центральном Лондоне «коттеджей» — общественный туалет, где собираются гомосексуалисты в поисках случайных встреч. Он заслужил это небольшое удовольствие.


В этот вечер «Кенсингтон Плейс» ходил ходуном. Там гуляла «золотая молодежь». Когда Шарлотта через вращающиеся двери вошла в ресторан, ее встретила толпа, в которой смешались черная кожа, раскачивающиеся серьги, ярко-красная помада и темные очки. Жизнерадостные девицы с черными, как вороново крыло, торчащими во все стороны волосами принимали какие-то спортивные позы, точно солдаты на плацу. Озираясь, Шарлотта с облегчением поняла, что она в своем невыразительном льняном костюме и шелковой блузке почти незаметна.

Шарлотта наконец увидела Пола, который болтался возле стойки бара из стекла и хромированной стали, похожего на алтарь в стиле «ар деко». Он потягивал какой-то красноватый напиток, напоминавший томатный сок. Заметив Шарлотту, Робертс показал на свой бокал, и она, кивнув, начала проталкиваться сквозь толпу, уворачиваясь от цепких лап назойливых гермафродитов, которые всячески демонстрировали свою сексуальность, но скрывали пол. К тому моменту, когда она оказалась рядом с Робертсом, тот успел поймать бармена за стойкой, и напиток уже ожидал ее. Она с жадностью глотнула и ощутила, как огонь потек по горлу, точно раскаленная лава по склону вулкана.

— Там, где я работаю, это называется «Серьезная Кровавая Мэри», — произнес одобрительно Пол, когда увидел, что у Шарлотты на глазах выступили слезы. — Здорово, правда?

Шарлотта задохнулась, словно на голодный желудок проглотила бутылку мексиканского соуса «Табаско».

— Отлично, — всхлипнула она. Шарлотта уже несколько лет избегала крепких напитков — с того печального вечера с двумя подружками и бутылкой джина. Она до сих пор корчилась при воспоминании о том, как ее рвало в вагоне подземки. В годы воздержания излюбленным времяпрепровождением вместо пьянства стало обжорство.

Когда Шарлотта пришла в себя после атаки на свой желудок, Пол показал ей на расписанную стену ресторана. Это была современная пастель, сюжет которой можно было определить приблизительно как «Dejeuner sur l’Еах» — «Завтрак на воде»[5]. Он был доволен, что выбрал именно «Кенсингтон Плейс». По залу сновали какие-то типы, чей самоуверенный вид сразу выдавал жителей Лондона. Робертсу они не нравились, но он надеялся, что все это произведет впечатление на Шарлотту.

— Я не была здесь сто лет, — попыталась перекричать Шарлотта голоса и смех. На их счастье не грохотала музыка, но голые стены и пол, соединяясь, образовывали пространство, в котором эхо, повторяя, усиливало восклицания посетителей.

— А-а… — Робертс постарался скрыть разочарование. — Значит, вам эти места знакомы?

— Я здесь рядом работаю — в Паддингтон-Бэйсн, за вокзалом. В одном из переоборудованных пакгаузов, которые подошли для телестудий, использующих спутниковую связь. А живу я на Глочестер-роуд. — Шарлотта взглянула на открытое лицо Пола, в его ясные глаза и не заметила никакой реакции. — Как вы попали в Сити? — спросила она. Шарлотта терпеть не могла такие тривиальные беседы и пыталась придумать, как заставить его поговорить о чем-нибудь более интересном. — Чем вы хотели заниматься? — Это прозвучало так, словно репортер собирает материал.

— Когда я поступил в колледж, я думал, что стануфизиком. Я даже два года писал работу для получения степени. Но потом получил через одного знакомого предложение «Броди Макклин». Да и жалованье оказалось выше, чем я мог бы рассчитывать, работая в оборонной промышленности.

Шарлотта улыбнулась ему, думая, какие же красивые и ровные у него зубы, и любуясь его фигурой. Интересно, как он выглядит без одежды? Потолкавшись двадцать пять мннут возле бара и обменявшись банальными замечаниями о положении в Сити, они наконец получили столик. Он стоял у окна, выходящего на антикварные лавки Кенсингтон-Черч-стрит и кучу черных пластиковых мешков с мусором, сваленных возле автобусной останови!.

Карточку меню, похоже, писал тупым пером какой-то паук. Шарлотта, которой просто было скучно выбирать главное блюдо, заказала два вида закусок, паштет с гречишными и кукурузными блинами и дюжину устриц. Пол выбрал ассорти из копченой рыбы, а также цыпленка с эстрагоном. Он не знал никого, кто сразу заказал бы себе именно то, что ему хочется, не обращая внимания на заведенный порядок, как это сделала Шарлотта. Официанты даже ни о чем ее не спросили. Пол всегда считал, что существуют какие-то правила, которым надо обязательно следовать. Иначе зачем тогда в меню стоят вначале первые, а потом вторые блюда?

Юность Робертса прошла в Чешире, в почтенном кругу людей среднего класса; там обед вне дома был редкостью — только по каким-то особым случаям. Мать его все время пугалась официантов, а отец держался с ними слишком фамильярно. Полу до сих пор казалось странным, что жители Лондона с таким безразличием выскакивают, чтобы перекусить. У них, должно быть, есть некий тайный источник получения денег, о котором ему ничего не известно.

Шарлотта смотрела, как Пол изучает карту вин.

— Прямо не знаю. — Он вздохнул. — Для меня все они одинаковы. Как насчет… э-э… «Мускадэ»? — предложил он, выбрав то, о чем когда-то слышал. Он удивился, когда Шарлотта поморщилась.

— Не возражаете, если я взгляну? — спросила она и, прежде чем Пол успел ответить, выхватила карту у него из рук.

— Боюсь, что в винах я мало у то понимаю, — пробормотал Робертс упавшим голосом. У него было очень простодушное выражение лица.

— Я тоже, — сказала Шарлотта, посмотрев в карту вин. — Но я точно знаю, что это преступление — тратить деньги на французскую дрянь по сумасшедшей цене, когда можно заказать какое-нибудь хорошее вино из Нового Света.

Пол понятия не имел, о чем она говорит, но она произнесла это с такой убежденностью, что просто не могла быть неправа.

— Что вам больше нравится: «Шардоннэ», «Совиньон Блан», «Пино Блан», может, «Семийон»?

— Белое вино подойдет? — спросит Пол.

Шарлотта взглянула на его красивое лицо и подумала, как приятно общаться с тем, чьи слова не вызывают ощущения, что вляпываешься в дерьмо.

— Мне хотелось бы сделать материал о Великой Французской Обираловке, — проговорила она, наклоняясь вперед, чтобы Пол мог ее услышать. — Знаете, о том, как они нас надувают, заставляя верить, что они самая цивилизованная нация на свете, что у них великолепная еда и вино, что их живопись, музыка, литература и мода самые лучшие и что самые интеллектуальные кинофильмы снимаются во Франции.

Робертс выглядел озадаченным.

— Понимаете, что я имею в виду? — продолжала Шарлотта ободряюще, надеясь, что Пол рискнет высказать свое мнение. Он промолчал, и Шарлотта заявила еще резче: — Французы — те же арабы, только белые! — По-прежнему никаких проблесков понимания. — В Бельгии еда лучше, итальянцы завоевали мир в области дизайна, из Латинской Америки идет поток потрясающих книг, и мы тоже не так плохи. А эти вонючие лягушатники стригут купоны со своего имиджа, наживаясь на претенциозности.

— У меня такое впечатление, что вы не любите французов. Во Франции с вами случилось что-нибудь ужасное? — усмехнулся Пол.

— Нет. — Шарлотта выглядела удивленной.

— Похоже, вы на них за что-то здорово разозлились, — ухмыльнулся Робертс.

На миг Шарлотта смутилась, а потом пришла в ярость. Ей захотелось стукнуть кулаком по столу и сказать, что она вовсе не злится на французов. Но она призвала на помощь всю свою выдержку и объяснила, что у нее просто собственная точка зрения.

— Могу поспорить, что у вас тоже свой взгляд на веши, — произнесла она, но в ответ на это предположение Робертс только рассеянно посмотрел на нее. — Например, в отношении компаний, которыми вы занимаетесь, — добавила она с отчаянием, чувствуя, что теперь разозлилась по-настоящему. Как его расшевелить, чтобы втянуть в разговор?

Он добродушно пожал плечами.

— Да нет, я довольно ленив. Я из тех, кто позволяет миру существовать, и если он мне не мешает, я ему тоже не мешаю.

— Так чем же вы интересуетесь, Пол? Что для вас важнее всего? — спросила она. Шарлотта Картер завелась, она не понимала, как можно жить по принципу: дешево досталось — легко потерялось.

— Люблю крикет и регби, — ответил Пол, допивая «Кровавую Мэри». — Плюхнусь перед телевизором и с удовольствием смотрю почти все спортивные программы.

Шарлотта почувствовала, что совсем падает духом. Она не могла сказать ничего умного по поводу занятий, которые считала самыми бессмысленными на свете. Но наконец-то от ее расспросов появился толк. В конечном итоге Пол разговорился и рассказывал о своем увлечении разными видами спорта, пока не принесли заказанные блюла. Еда была красиво разложена на черных шестиугольных тарелках, и Шарлотта пришла в восторг, попробовав первый нежный кусочек паштета.

— Чертовски вкусно! — Она даже застонала от удовольствия. — А у вас как?

— Да, неплохо. И вино хорошее. Умело выбрано. — Он поднял бокал. — Теперь мне ясно, что я должен научиться искусству красиво жить. Я ведь типичный холостяк. Даже яйцо сварить не сумею.

— Да бросьте! Держу пари, что вы скромничаете, — протянула Шарлотта, отметив про себя, что он живет один. Шарлотту бесило, что ее собеседник, похоже, не интересуется ничем, кроме спорта и военного оборудования, но зато на него так приятно смотреть, особенно когда у тебя в желудке полбутылки отличного вина. К тому же благодаря своей наивности Пол выигрывал по сравнению с ее бывшими ухажерами.

В прошлом году у нее был парень, который соблазнил ее великолепной едой. Несколько недель они пировали вместе, деля феноменальные расходы пополам, в самых чудесных ресторанах, какие только мог предложить Лондон. Но стоило Шарлотте уступить его обаянию, как выяснилось, что его страсть к еде — просто показуха. Дома он пил оранжад и пожирал дешевые, полные хрящей гамбургеры, которые доставал из морозильника. За исключением тех случаев, когда приглашал на обед друзей, чтобы похвастать своими познаниями в кулинарии, он оказался совершенно равнодушен к любимому развлечению Шарлотты. «Открывая в очередной раз меню, — обычно говорила она, — я чувствую себя так, словно у меня начинается новый роман». Но тут она явно ошиблась. Он прекратил показуху, и она его бросила, усомнившись еще раз в своем благоразумии.

У Шарлотты было достаточно конфликтов в детстве и унизительных ситуаций в юности. Но то, каких мужчин она выбирала, сейчас сильно ее беспокоило. Ей надоедали репортер из конкурирующей телекомпании и зануда Джонатан Слоуп, а симпатичные мужчины из ее профессионального круга не обращали на нее внимания. Больше всего ее расстраивало то, что мужчины, столь же честолюбивые, как и она сама, которые могли бы стать хорошими друзьями и, возможно, мужьями, ее не переносили. Похоже, они искали женщин, способных восторгаться ими. Только этим можно объяснить, почему ей всегда так катастрофически не везло в личной жизни.

Они принялись уже за вторую бутылку калифорнийского вина, когда Шарлотта спросила у Пола, какое впечатление произвел на него Дэвид Стоун.

— Он отличный бизнесмен, — ответил Пол между двумя глотками вина. — И знаете, у него нет шофера. Он сам водит старую «вольво». Это довольно странно, если учесть, что он, должно быть, богат. И еще он носит джинсы. — Видимо, Пола озадачили подобные чудачества.

— Думаю, именно так и ведут себя настоящие богачи. — Шарлотта пожала плечами. — Им не нужно самоутверждаться, а потому не нужно выставлять напоказ свои деньги. Они считают, что новые машины и модные костюмы — это пошлость. — Шарлотта заметила недоумение на лице Пола. — И еще: по-настоящему богатые люди говорят на простом английском языке. Они не стараются слишком профессионально рассказывать о своей работе или укрепить свое положение в обществе тем, что употребляют чересчур сложные выражения, описывая, чем они занимаются. Я имею в виду, когда другие говорят «приобретаю» и «задаю вопрос», они говорят «покупаю» и «спрашиваю».

— Мне кажется, ему не нравятся люди, имеющие отношение к Сити, — задумчиво пробормотал Пол, вспомнив, с какой неохотой Стоун рассказывал о своей работе. Только когда Робертс пообещал хранить тайну, Дэвид показал ему свои лаборатории. Аналитик считал, что он действительно сдержал слово. Во всяком случае, в прессу это не попало.

Двадцать минут спустя они стояли на тротуаре, высматривая маленький желтый огонек свободного такси для Шарлотты. Пол заметил, что для него будет очень необычно первый раз в жизни увидеть себя на экране телевизора, и, поддавшись на миг вспыхнувшему желанию, наполовину объяснимому количеством выпитого вина, Шарлотта спросила, не хочет ли он вечером в воскресенье приехать к ней, чтобы вместе посмотреть программу новостей. Он охотно согласился и усадил ее в такси. Такси быстро затерялось в потоке машин, направлявшихся в сторону Южного Кенсингтона, а Робертс зашагал к Ноттингхилл-Гейт, чтобы на метро добраться домой. Он был чрезвычайно доволен проведенным вечером и самим собой.


Дэвид Стоун запирал на ночь дверь Уэсторп-Холла. Если не считать обычного потрескивания половиц и тиканья дедовских часов, в доме стояла тишина. Поднимаясь в спальню, он думал о том, как глупо одному жить в таком громадном особняке. Но только когда он погасил свет и в темноте вытянулся на кровати, он ощутил всю боль от удара, который нанесла ему своим решением Элен. Она ушла. Его сын ушел давно. Теперь он один. «По крайней мере, у меня осталось мое дело», — подумал он и чуть не поперхнулся: какая ирония судьбы! Он послал проклятия отцу и повернулся на бок.

Глава пятая

У Чарльза Рейвенскрофта были все признаки выпускника частной привилегированной школы в Итоне: обаяние, манера говорить нарочито туманно, когда речь идет о конкретных вещах; стремление дважды получить объяснение, если что-то было ему непонятно, и аура власти, в которой редко кто сомневался. Ему исполнилось сорок пять лет. Рост у него был чуть меньше шести футов. Прямые светлые волосы он стриг не очень коротко и зачесывал назад, обнажая высокий лоб. Отпрыск банкирской семьи, он, как и его отец, носил скромные, по хорошо скроенные костюмы из отличного материала, сшитые не для того, чтобы отдать дань моде, а чтобы подчеркнуть его широкие плечи и узкие бедра.

Чарльз возглавлял департамент международных операций банка «Броди Макклин». Его подразделение занималось кредитованием иностранных компаний и правительств и управлением фондами заморских клиентов, которые хотели разместить капиталовложения в Англии, но предпочитали, чтобы за них это сделало какое-то финансовое учреждение на месте. К несчастью, Чарльз был по горло занят также переговорами с нью-йоркским банком «Эмпайр Нэшнл», следствием чего были телефонные звонки в любое время суток, так что казалось, будто американцам совершенно неизвестно о разнице во времени между двумя странами.

Когда он получил краткое распоряжение «немедленно» явиться на совещание по поводу компании «Мартиндейл» в кабинет Джеймса Мэлпаса, он почувствовал легкое раздражение. Кто-то думает, будто по требованию Мэлпаса он должен все бросить. Департамент Чарльза подсунул «Мартиндейл» своим иностранным клиентам в те дни, когда компания считалась фаворитом на рынке ценных бумаг. Правительства нескольких арабских государств по-прежнему были держателями значительных пакетов акций, но Чарльз никак не думал, что обязан присутствовать на совещании по поводу этой компании.

Едва он и Пол Робертс заняли свои места за столом, как Джеймс быстро обрисовал ситуацию. Он объяснил, что у Пола готов подробный отчет об этой компании, так что самое время немного вздуть цены на ее акции.

— А почему они сами не могут выйти в Сити, чтобы привлечь к себе интерес? — спросил Рейвенскрофт и, не дожидаясь ответа, добавил: — Или пусть этот, как его там, посадит своих акционеров в «торнадо» и войдет в штопор. Или что-нибудь в таком духе. Обычно это вызывает некоторое оживление среди клиентов.

Мэлпас рассвирепел и, избегая смотреть в блекло-голубые глаза Чарльза, объяснил, что Певз не вызывает большого доверия. Чем меньше он будет контактировать с акционерами, тем лучше. Прошло несколько минут, прежде чем выпускник Итона осознал, что могущественная когда-то корпорация, производившая электронное оборудование, стоит на краю финансовой пропасти. Рейвенскрофт сделал строгое лицо.

— Может быть, мне стоит посоветовать своим клиентам выходить из «Мартиндейл» и перебрасывать деньги в другую компанию, работающую в аналогичной области? Есть еще какие-нибудь идеи? — спросил он с наивным видом у Пола.

По всей вероятности, Чарльза не очень беспокоило, что «Мартиндейл» может перейти в другой банк, если Певзу станет известно, что иностранные клиенты «Броди Макклин» начали избавляться от ее акций. В этом случае именно Мэлпасу предстоит объясняться с правлением.

— Вы ведь специалист по «Мартиндейл», не так ли? — мягко спросил Пола Рейвенскрофт. — Как вы оцениваете ситуацию? Вы бы оставили у себя их акции, будь вы акционером?

Чарльз обратил внимание на то, что молодой аналитик испугался и бросил быстрый взгляд на Мэлпаса, прежде чем ответить. При этом он не заметил, что его вопрос привел в ярость Джеймса. «Какие к черту акционеры, — думал Мэлпас. — Главное — получить комиссионные».

Пол откашлялся и заглянул в свои записи.

— У них достаточно заказов, чтобы загрузить производственные линии. Это означает, что у компании есть значительные резервы. Их продукция до сих пор пользуется спросом. Стоимость акций компании действительно занижена — для того, чтобы их покупали.

— Вот именно! — гневно воскликнул Мэлпас. Он был так возбужден, что, казалось, с ним вот-вот случится припадок. Джеймс привык, чтобы его указания не обсуждались и выполнялись немедленно. Он не нуждался в советах Чарльза Рейвенскрофта, который был известен своими продолжительными деловыми ленчами и размерами «представительских» расходов.

— Когда появится этот отчет? — В голосе Рейвенскрофта прозвучала покорность, и Робертс понял, что тому просто надоело спорить.

— В понедельник утром, — ответил Пол.

Рейвенскрофт посмотрел на часы и, усмехнувшись, поднялся. Для него было невыносимо иметь дело с такими, как Мэлпас, который совершенно выходил из себя из-за какой-то чепухи.

Джеймс мрачно посмотрел в спину удалявшемуся Чарльзу. Он бы с радостью оторвал ему руку и заткнул ею его глотку. А Чарльз вознесся на лифте к себе на верхние этажи банка, где повсюду были ковры и тишина, и в голове у него звучала приятная мелодия Дебюсси.

— Вы хорошо с этим справились, — произнес Джеймс, когда из его кабинета убрался выпускник Итона. — Скажите же имя вашей матери. Она еще жива, я надеюсь?

— Айрин. Она живет в Чидл-Хьюме.

Пол был несколько сбит с толку таким неожиданным интересом к его личной жизни. Он сидел за столом для совещаний и смотрел на силуэт Мэлпаса на фоне окна, пока его босс куда-то звонил. До него донеслось, что на имя миссис Айрин Робертс открывается текущий счет. Миссис Робертс дает поручение на приобретение пяти тысяч акций компании, о которой Пол никогда в жизни не слышал. Мэлпас прикрыл трубку рукой и прошипел Полу, чтобы тот записал для него адрес матери.

Через две минуты Мэлпас вновь сидел напротив, его глаза блестели.

— Вам лучше предупредить мать, что она получит извещение о порядке расчетов по акциям. Ко дню расчетов эти акции уже «поработают» на бирже, поэтому вам не придется платить за их приобретение до того момента, пока вы не решите их продать. В случае удачи ваша мать получит хорошую сумму. — Мэлпас помедлил, заметив, что Пол нахмурился. — День расчетов по акциям наступает через десять дней после их приобретения. Если ваши акции упали, вам придется доплатить, а если заработали, то деньги потекут к вам рекой. В день расплаты вы и узнаете свой приговор.

У Пола отвисла челюсть, когда Мэлпас пояснил ему, что ведет дела с одной брокерской фирмой в Бристоле. Туда он и звонил только что. Их сотрудничество длится давно, и они поверили ему на слово, что миссис Айрин Робертс полностью оплатит приобретение акций. Пол пришел в возбуждение, представив, как расскажет матери, до чего же он дьявольски умен, и отдаст ей часть прибыли. Но еще больше, гораздо больше, его приводило в восторг то, что его наконец-то приняли в свой круг люди, действительно знающие обо всем, что происходит в Сити.

— Итак, — мягко сказал Мэлпас, — давайте обсудим стратегию. Нам следует объяснить инвесторам, заинтересованным в оборонной промышленности, почему они должны сделать упор на акции «Мартиндейл».

Пол посмотрел на него с сомнением, но Джеймс это предвидел.

— Надо творчески подойти к расчетам, — вкрадчиво пояснил он. — Требуется позитивный взгляд на перспективы «Мартиндейл» и некоторое понижение курса акций одного из их конкурентов — неважно, кого. Во-вторых… — Он сделал паузу, чтобы Пол мог вникнуть в его указания. — Уточните моменты, которые способствовали бы повышению курса, чтобы маклеры убедили клиентов покупать больше акций «Мартиндейл».

Джеймс принялся за дело. Это и было то, за что он любил свою работу, — борьба за инвесторов, тактические приемы, искусство убеждения. Слова лились рекой, словно он проделывал это и прежде; так оно и было на самом деле. Он диктовал своему ученику полчаса, потом откинулся в кресле, потирая руки. Пол сообразил, что пора уходить, и направился к двери.

— Мне хотелось бы получить черновик как можно скорее, — попросил Джеймс вдогонку. — И вот еще что. Пол, — добавил он тихо. — Не звоните матери из офиса, хорошо? Учтите, что в вашем департаменте записывают все разговоры. — Он мимолетно улыбнулся и вновь занялся своими бумагами.


Дик Зандер извлек из кармана прямоугольную пластиковую карточку и поводил ею перед фотоэлементом электронного замка. Красный свет сменился зеленым, и Зандер прошел через двойные двери в исследовательский отдел, занимающийся созданием удобрений. Финансовый директор «Глобал Текнолоджис» знал достаточно хорошо все эти коридоры, чтобы без труда найти нужные комнаты. Он испытывал почти отеческую любовь к работе этого подразделения, потому часто наведывался сюда. Деньги, связанные с разработкой «Дермитрона», были колоссальными; это касалось как первоначальных вложений, так и ожидаемой прибыли: любимое дитя должно получить все, что потребуется, дабы пройти весь путь от опытного образца до готового продукта..

Когда Зандер добрался до лаборатории, занимающейся «Дермитроном», он с удовлетворением отметил, что пять человек с головой ушли в работу.

— Брюс! — позвал он бодро. — У меня для тебя кое-что есть.

Человек, которого он окликнул, оторвал взгляд от монитора и слегка испуганно улыбнулся.

— Как дела, Дик? Хорошо съездили?

Зандер развалился в свободном кресле рядом с худощавым рыжеволосым мужчиной лет сорока.

— Я до сих пор не пришел в себя после перелета через часовые пояса. Ощущение такое, словно столкнулся с грузовиком. Но в целом отпуск получился отличный. — Он положил на лабораторную скамью, стоявшую между ними, грампластинку в потрепанном конверте. — Это я нашел в Лондоне для тебя.

Лицо Карретты с резкими чертами исказилось широким оскалом.

— Господи! Да вы же просто герой! — произнес он с восхищением, бережно и любовно взяв пластинку. — Майлз Дэвис! Шестьдесят четвертый год! Где вы, черт побери, ее раскопали?

— Часами охотился в лондонских лавках и киосках, торгующих подержанными грампластинками, — сказал Зандер, вытягивая перед собой длинные ноги. — Видел бы ты, какую добычу я приволок оттуда! Но в ту минуту, когда я нашел эту пластинку, я понял, кому она нужна.

Карретта, с восхищением качая головой, изучал конверт грампластинки, словно перед ним была священная реликвия.

— Невероятно! Сколько я вам должен?

— Ничего. Просто запусти «Дермитрон» вовремя, — сказал Зандер, подмигнув. — Как продвигается дело?

Руководитель группы разработчиков слегка скривился.

— Мы можем поговорить? Я только положу это у себя в кабинете.

Вскоре они оказались в коридоре, медленно шагая рядом, засунув руки в карманы.

— Нэнси хорошо провела время? — Карретта спросил это только для того, чтобы хоть что-то сказать, пока их могли слышать коллеги.

Зандер фыркнул:

— В этом месяце ожидается дефицит торгового баланса: она скупила в «Маркс и Спенсер» все шерстяные свитера, которые были в продаже. Поэтому проблема подарков к Рождеству уже решена. А один банкир пригласил нас в оперу в Глайндбурн. Нэнси наслаждалась каждой минутой. Ты же знаешь, она такие вещи просто обожает. Билеты туда достать невозможно, если только тебя не сопровождает член клуба. Так что она потрясающе провела время.

— Я всегда знал, что от банкиров бывает некоторая польза, — прокомментировал Карретта, пожимая плечами.

— Макс по-прежнему занят поиском британской компании, чтобы пробиться в Европу и, конечно, на Ближний Восток. Англичане так долго их обхаживали, что до сих пор сохраняют там солидные знакомства. К тому же они осторожны.

— Значит, мы ищем британскую компанию, — протянул задумчиво Карретта.

Зандер кивнул.

— Только помалкивай, ладно? Чтобы это не пошло дальше.

Они миновали еще одни двойные двери в конце коридора.

— Итак, в чем дело? — спросил Зандер, сразу оставив приятельский тон.

— Один из ребят засомневался, — сообщил ему Карретта, как заботливый учитель рассказывает о многообещающем ученике, который вдруг сбился с пути. — Меня беспокоит его отношение к обязательствам по нашему проекту. Пока это выражается всего лишь в случайных высказываниях, но я думаю, дело серьезнее, и мне хотелось бы уже сейчас что-то предпринять.

— О ком ты говоришь? — спросил Зандер, когда они приостановились возле фонтанчика с питьевой водой.

— О Рауле Гутьересе. Помните его — мексиканец из Лос-Анджелеса. Он в полном раздрызге. — Карретта наклонился над водой, сделал хороший глоток и вытер губы. — Очень комплексует по поводу своей работы.

— А что произошло? Ударился в религию или что-то в этом роде? Неужели еще один из «Христианского возрождения»? — холодно усмехнулся Зандер.

— Нет, тут друтое.

— Как с тем бородачом?

— Да, но он ушел. С ним больше никаких проблем.

— Ты уверен? Он еще не стал Альбертом Швейцером?[6] — поинтересовался Зандер, нетерпеливо позванивая мелочью в кармане.

— Да нет, в самом деле. Дик, — проговорил Карретта успокаивающе, неуверенно улыбаясь. — Насчет того парня волноваться не стоит. Он перебрался в Вашингтон и прибился к движению «Право на жизнь».

Зандер поморщился, будто объяснения Карретты его не убедили.

— Но мы продолжаем за ним присматривать, не так ли? — спросил он настойчиво.

— Ну да. Расслабьтесь! — ответил Карретта слишком поспешно. — А вот с Раулем проблем будет побольше. Это не связано с религиозными убеждениями. Пару месяцев назад его младшего брата застрелил на улице какой-то наркоман, и Рауля это потрясло. Я беспокоюсь, как бы он не начал распространять настроение недовольства.

— По нашим делам он ни с кем больше не общается? — В голосе Зандера не слышалось теперь обычного добродушия. — Как далеко все зашло?

— Не нервничайте! Пока что это случайные реплики, но я считаю, что нам следует действовать незамедлительно.

— Выбор у нас невелик, — отреагировал Зандер, стиснув челюсти, как Клинт Иствуд. — Ты займешься этим сам?

Карретта застыл на месте, и его впалые щеки побледнели.

— Может быть, служба безопасности? — спросил он срывающимся голосом.

— Нет! — поджав губы, ответил ему босс. — Надо постараться по возможности не допустить, чтобы это пошло дальше. — Он помедлил, заметив страх в глазах Карретты. — У тебя с этим какие-то проблемы? Могу я по-прежнему считать, что ты выполняешь обязательства по нашему проекту?

— На сто процентов. Дик! — заверил испуганный Карретта с энтузиазмом. Над верхней губой у него выступил пот, и Карретта заморгал под пристальным взглядом своего боса.

Улыбка скользнула по лицу Зандера.

— Между прочим, как поживает Брюс-младший? Он, как и раньше, дает всем прикурить, выступая в «Младшей лиге»?


В воскресенье, в десять утра, Шарлотта с неохотой вылезла из постели. На кухне ее ожидал завтрак. Она сунула ложку в небольшую пластиковую коробочку с баклажанной икрой и откусила кусочек холодного кебаба из барашка. Вкусно, но ничего особенного. Она вытерла губы бумажной салфеткой и оглядела кухонный стол, на котором лежали остатки вчерашней трапезы. Вот оно — практическое доказательство того, что ливанские закуски в качестве завтрака не идут ни в какое сравнение с индийскими.

Дансак из креветок со слипшимся рисом, бхинди-бхаи и цыпленок, которого она вчера не смогла доесть, притащив домой после работы… Из этого мог бы получиться отличный завтрак. Однако Шарлотта пришла к выводу, что, как ни печально признаваться в этом, все же ливанская еда вкуснее, когда она горячая — такая, какой была, когда вчера вечером Шарлотта забирала ее из ресторанчика на углу. Она с сожалением собрала все упаковки с остатками еды и выкинула их в мусорное ведро. Пышные похороны.

Квартира Шарлотты была типичным жильем журналистки и деловой женщины. Там было чисто, поскольку Шарлотта наняла девушку-португалку, приходившую дважды в неделю убирать, стирать и гладить. Обстановка подобрана со вкусом, потому что ей удалось совершить налет на родительский дом в Хартфордшире. Но здесь не ощущалось присутствия хозяйки. Шарлотта проводила в квартире мало времени, но, если вдруг выпадал вечер, который она могла посвятить себе, она чувствовала себя не очень уютно в этих стенах, окрашенных в цвет магнолии. Даже когда Шарлотта включала телевизор или слушала компакт-диски, квартира казалась безликой и пустой, словно номер в отеле.

Спальня была просто комнатой для сна, а не тем прибежищем, где можно укрыться от мира и найти покой. Здесь не происходило никаких знаменательных событий, так что даже плакаты Климта на стенах в этой окружающей безликости потеряли свою эротичность. Единственной выдающейся личностью в спальне был игрушечный Кролик Альфред, который спал рядом с Шарлоттой еще с тех пор, когда ей было шесть лет. Если не считать Кролика, все остальное в квартире использовалось только по назначению; квартира это хорошо знала и ничего не давала взамен.

Изучая утром в зеркале в ванной свое лицо, Шарлотта заметила, что следует немного загореть: здоровый цвет лица необходим, чтобы хорошо смотреться на маленьком экране. Квартира находилась на последнем этаже жилого дома времен Эдуардов. В восьмидесятые годы его реставрировали, подстраиваясь под вкусы молодежи. Шарлотте нужно было только подняться по лестнице на один пролет, чтобы оказаться под ослепительными солнечными лучами. Она устроилась на пляжном одеяле и постаралась занять мысли чем-нибудь интересным, кроме своих обычных детских фантазий о том, каких успехов она могла бы добиться, или навязчивой идеи по поводу того, что она может допустить оплошность и как все этому будут радоваться.

Ей вдруг вспомнился сон, который приснился прошлой ночью. Она сидела в машине на заднем сиденье вместе с братом, а родители расположились на переднем. Она все время спрашивала, куда ее везут. Мать притворялась, что не слышит, а отец мрачно следил за дорогой. Брат безучастно смотрел в окно. В конце концов мать ответила, что ее везут к ветеринару.

Она очень огорчилась, обнаружив где-то в закоулках своей памяти завалы этой чепухи. У нее идеальные родители, настойчиво убеждала она себя, словно стараясь подобрать аргументы в споре. Например, они не вмешивались в ее личную жизнь. Их юридическая практика преподносила им достаточное количество ситуаций — разводы, изнасилования, убийства, — чтобы удовлетворить их интерес к чужой Жизни. Конечно, они были бы разочарованы, если бы узнали о всяких фортелях, которые выкидывала иногда их дочь. Но она и сама так себя чувствовала — разочарованной.

А что у нее будет с Полом Робертсом? Собирается ли она начать с ним что-нибудь сегодня вечером, она — нерешительная, разборчивая Шарлотта? Она переменила положение, чтобы попасть на самый солнцепек, и попыталась представить, что может получиться. Не слишком ли он спокойный? Хотя, возможно, он способен научить ее, как расслабляться и избегать некоторых простых жизненных ситуаций, не принимать близко к сердцу и относиться ко всему легче?

«Хрен с ними, с этими простыми жизненными ситуациями», — разозлившись вдруг, подумала Шарлотта. Моя жизнь и без того достаточно бессмысленна, когда я, словно одержимая, загружаю себя работой, чтобы хоть как-то оправдать никчемность своей неукротимой энергии. Это еще бесполезнее, чем просто зевать, пребывая в нирване. Другие хотя бы борются против догм католической церкви или против жестокого обращения с животными.

Она спохватилась, заметив, что лежит, сжав кулаки и стиснув зубы, и громко расхохоталась. В этот момент с соседней крыши донесся звон фарфора — наверное, там завтракали соседи. Они притихли, решив, вероятно, что где-то рядом, спрятавшись за трубами дымохода, гогочет и бормочет какой-нибудь психопат. Покраснев, Шарлотта собрала свои вещи и вернулась в квартиру, чтобы начать сражение в кухне.

Через сорок пять минут после приезда Пола они были уже без одежды и барахтались на кровати Шарлотты. Джинсы Пола и его летняя рубашка с открытым воротом валялись на полу вместе с белым хлопчатобумажным платьем Шарлотты. В кухне стояла пустая бутылка из-под «Шардоннэ», ожидая последнее путешествие — в мусорное ведро. Пол принес вино с собой — в качестве взноса в обед. Это было точно такое же вино, какое они пили в «Кенсингтон Плейс», и, вспоминая об этом позже, Шарлотта подумала, что этот жест характерен для Пола и свидетельствует об отсутствии оригинальности.

Но сейчас, когда в ее желудке оказалось изрядное количество вина, Шарлотта предпочла любоваться атлетической фигурой и широкими плечами Пола, а не отвлекаться на незначительные недостатки. Возможно, Пол ничего не понимал в опере или винах, но светская жизнь в колледже не оставила ему секретов по части секса. Он обнял Шарлотту уверенно и крепко, опустил на кровать, а сам лег сверху, разведя в стороны ее руки и жадно целуя шею и грудь. Можно было не сомневаться, что Шарлотте не придется играть активную роль, сидя на нем верхом: он командовал сам и ласкал ее с такой энергией, что это очень ее возбуждало. Он ничего не говорил, не признавался в любви, не бормотал о том, как он ее хочет. Шарлотта даже испугалась, когда он раздвинул ее ноги, стараясь сразу войти в нее.

— Ой! — вскрикнула она, пытаясь выскользнуть из его объятий. — Мы ничего не забыли? — Она перевернулась на бок, убрала волосы с лица и улыбнулась, заметив его недоумение. — Ты не захватил эту штучку с собой? — мягко спросила она. Он покачал головой, и ей пришлось спихнуть его с себя, чтобы дотянуться до ящика ночного столика.

— А-а! — произнес Пол скучающе, когда Шарлотта, поцеловав его во влажный лоб, протянула маленький пакетик из фольги. Через несколько секунд он опять лежал сверху и наконец проник в нее, но уже не так торопливо.

Шарлотта надеялась, что ее вмешательство не охладит его любовный пыл. Она почувствовала, как он задрожал в экстазе, когда начал двигаться, и она обхватила руками его спину, ощутив бугры мышц вдоль позвоночника. Он вторгался в нее все быстрее и энергичнее, задыхался, а потом застонал. Шарлотта отчаянно пыталась прижаться к нему крепче, чтобы получить хотя бы немного наслаждения. Но ничто не могло заставить Пола двигаться чуть медленнее, и Шарлотта поняла, что он совершенно не представлял, как далека она от оргазма.

Кончив, он спрятал лицо в ее волосы, и Шарлотта услышала, что он удовлетворенно вздохнул. «Больше всего, — подумала она, — это похоже на то, как похотливый бык кроет корову». Она ждала, что он хотя бы узнает, понравилось ли ей, извинится за то, что утратил контроль, не смог удержаться от оргазма, скажет хоть что-нибудь… Но он перевернулся на спину, улыбнулся, а потом спросил, нет ли у нее бумажных салфеток.

На миг щеки ее вспыхнули от возмущения, но затем ей стало просто грустно и у нее появилось чувство какой-то неполноценности. Пока Пол был в ванной, она легла на живот и стала размышлять, что же с ней не так. «Оргазм — это, конечно, хорошо, — тоскливо думала она. — А вообще секс — такое занудство! Кончить — все равно что съесть артишок: сколько усилий ради небольшого наслаждения в конце».

Почему у нее это не получается так же просто, как, очевидно, у всех остальных?

Почему Пол не попытался разжечь ее никакими ласками, кроме легкого покусывания сосков? Неужели она такая необыкновенная, что ее обязательно нужно возбуждать при помощи языка или пальца? Так она думала, глядя на пробивающийся сквозь занавески вечерний свет угасающего солнца.

Неожиданно Шарлотте пришло в голову: а может, она фригидная — что бы это ни означало? Такая мысль взволновала ее и разозлила. Она встала и расправила постель, почувствовав, как во влагалище что-то булькнуло. Она подождала, пока сгусток спермы стечет по внутренней поверхности бедра и вспомнила про презерватив и про то, как Пол удивился, когда она спросила, пользуется ли он «этой штучкой».

Когда Пол вновь появился, вид у него был свежий и бодрый, и Шарлотта, упрятав подальше свои переживания, отправилась в ванную. Пока она принимала душ, он оделся, открыл вторую бутылку вина и включил телевизор, готовясь смотреть деловую программу телекомпании Эн-эн-эн.

— Ну, и что ты думаешь? — спросил он осторожно, когда передача закончилась.

— О чем? О том, как ты смотришься на экране?

— Ну да, — ответил он, немного устыдившись своего вопроса.

Шарлотта поставила тарелки на стол, сдерживаясь, чтобы не улыбнуться. Победитель вновь стал неловким и застенчивым молодым человеком. Она вытащила из духовки кастрюлю: запах чеснока, сыра и оливкового масла достиг ее ноздрей, и она вздрогнула от возбуждения. Она всегда предпочитала отличную еду сексу. Оргазм оргазмом, а спагетти — это чертовски вкусно!

Она поставила на стол тарелки с горами горячих макарон и заверила Пола, что он рожден для телевидения. Затем села напротив и, первый раз с того момента, как они выбрались из постели, посмотрела ему прямо в глаза и спросила:

— А что думаешь ты?

— О чем?

— О моей передаче, — ответила она, улыбнувшись. — Рассказала я зрителям то, что они должны знать о компании «Уильям Стоун и сын»?

Он задумчиво жевал, потом кивнул.

— Это было неплохо, хотя ты недостаточно прижала Стоуна по поводу того, почет его акции не слишком высоко котируются. Нет, это было замечательно! — Он перестал жевать и спросил, широко улыбаясь: — Ты сама делала эту передачу?

— Да. А что ты имеешь в виду, говоря о Стоуне? Разве в Англии не нужны такие компании — качественная продукция, хороший дизайн, исследовательская работа, развитие производства, даже если он и не говорит об этом в интервью?

Пол смотрел на нее и думал, какая же она красивая. Он никогда раньше не был в постели с такой восхитительной женщиной и пытался убедить себя, что эти встречи станут постоянными. Он с трудом верил своему счастью.


В понедельник без четверти девять утра — это было уже позднее время для Джеймса Мэлпаса, но для сэра Теренса Певза звонок банкира означал, что он должен чуть свет в бешеном темпе заниматься делами. Мэлпас проверял, получил ли клиент с утренней почтой копию отчета Пола Робертса относительно компании «Мартиндейл». Певз в самом деле пролистал его, хотя внимательно прочитать не успел.

— Отличное исследование, оно должно вызвать немалый интерес у возможных инвесторов, — убеждал его Мэлпас.

Слушая Джеймса, Певз думал, что голос банкира звучит напряженно, как натянутая струна.

— Пока еще ничего такого и в помине нет, — недовольно буркнул Певз. — Курс акций застрял на самом дерьмовом уровне!

— Это только вопрос времени, — продолжал Мэлпас бодро. — Надо дать инвесторам время вникнуть в отчет, и вскоре их можно будет складывать штабеля ми. — Банкир сделал многозначительную паузу. — Конечно, Терри, мы могли бы вам помочь поднять котировку ваших акций… А вы в то же время могли бы заработать.

— Что вы имеете в виду?

— Заставьте пенсионный фонд «Мартиндейл» купить акции компании, а когда курс поднимется, вы получите прибыль не без пользы для себя.

— О Боже, а во что мне все это обойдется? — проворчал Певз. Ни его, ни Мэлпаса не смущало, что подобный маневр с акциями является противозаконным, если на это не было согласия акционеров.

— Вам не надо скупать слишком много акций, чтобы добиться эффекта, — схитрил Мэлпас. — Сейчас на рынке ценных бумаг активность небольшая: летние отпуска и все такое, поэтому любое движение привлечет повышенное внимание.

— Ну да, а вы уверены, что я не прогорю? Может, все это ваши чертовы игры? — пробурчал Певз.

— Разумеется, вы правы, — поспешил согласиться Мэлпас, чуть не скрипя зубами от злости на тупого клиента. Певз был типичным выпускником «школы жизни» со свойственной такому образованию самонадеянностью.

Положив трубку после разговора, Джеймс некоторое время сидел неподвижно, размышляя. Он держался с клиентом спокойно и решительно. Банкиры, как и политики, никогда не признают поражения. Однако Мэлпас знал, что, если он не сумеет вздуть цены на акции «Мартиндейл», то упадет в глазах многих. Его департамент получит комиссионные в любом случае, но репутации самого Мэлпаса будет нанесен ущерб, если он не сможет гарантировать успех. Репутация — вот что приносит доход, но когда дела идут неважно, не приходится быть слишком разборчивым.

Для «Броди Макклин» настали не лучшие времена: департамент биржевых операций терял гораздо больше, чем было предусмотрено. Не потому, что подразделение плохо работало, — это Мэлпас не мог не признать. Просто появилось чересчур много конкурентов. Карьере самого Джеймса очень способствовало бы, если б его департамент не вносил свою горькую лепту в общую беду.

Мэлпас вернулся к работе. Он купит как можно больше акций «Мартиндейл» — втихаря, конечно. Затем откроет за рубежом два закодированных счета, например, «Клеопатра» и «Мальборо», и постарается не привлечь к себе внимания и не нарушить правило «пяти процентов», чтобы не регистрироваться на бирже. Позднее он сможет сбыть акции прибыльно, как он надеялся, и никто об этом даже не узнает. Джеймс сам себе казался грабителем, который действует скрытно, тихо и не оставляет следов. Позор, что приходится тратить свой талант на спасение придурка, вроде Терри Певза.

Насколько лучше было бы прорабатывать первоклассные сделки для «Глобал Текнолоджис». Если бы только ему удалось подыскать подходящую кандидатуру для этого американского гиганта! Он со злостью уставился в отчет Робертса, валявшийся на столе. И тут Джеймса осенило.


Внизу, в департаменте биржевых операций, Пол Робертс, склонившись над столом, убеждал Гэри и его «троглодитов» сбывать отчет о компании «Мартиндейл» более активно. Пока что публикация отчета слабо повлияла на котировку акций, и Пол даже думать боялся о том, как отреагирует Джеймс. Для Робертса это была прекрасная возможность; ему просто не повезло, что его попросили третьеразрядную фирш — пережиток восьмидесятых годов — разукрасить так, чтобы в девяностых она стала привлекательной для инвесторов, которые уже обожглись на таком понятии, как «спад».

В течение дня Пол прошелся по списку крупнейших страховых компаний, пересказывая управляющим содержание отчета. Но убеждать по телефону — все равно, что плевать против ветра. К четырем часам аналитик исчерпал весь арсенал доводов, с помощью которых пытался выкручивать руки управляющим, и вернулся к себе в департамент, размышляя, как он будет оправдываться перед Мэлпасом. Когда Гэри, засунув руки в карманы, развязно подошел к нему с самодовольной ухмылкой на физиономии, Пол приготовился к худшему, но был приятно удивлен.

— Мы нашли, куда пристроить акции, которые засоряют рынок, — объявил Гэри, задрав голову, как петух. — Мы сгребли их и всучили одному клиенту, так что теперь курс окрепнет.

— Какому клиенту? — спросил Пол. Он едва удержался, чтобы не вскочить с места и не заключить Гэри в объятия.

Маклер пожал плечами.

— Считай, что с тебя бутылка «шипучки». Как насчет сегодня, когда наш балаган закроется?

— Так кто же этот особенный клиент? — повторил вопрос Пол двумя часами позже, вернувшись от стойки бара в ресторане «Коутс» еще с одной бутылкой шампанского. Он втиснулся на стул рядом с Гэри Смитом и наполнил бокалы пятерым сотрудникам «Броди Макклин», которые там сидели. Уже в восемь вечера «Коутс» был битком набит молодыми людьми лакавшими «шипучку», словно не было никакого спада на фондовой бирже.

С потолка свешивались экраны, на которых высвечивались последние данные с нью-йоркской биржи, еще работавшей в эти часы. Но в основном все головы были повернуты к другим экранам, где мелькали видеоклипы. Музыка разносилась по залу, похожему на летающую тарелку. Столы и стулья были сделаны из матово-черного металла и покрыты резиной, а бар со скругленными углами состоял из гнутых стальных трубок. Все это выглядело так, будто капитанский мостик космического корабля «Старшип интернэшнл» приспособили под сумасшедший дом, чтобы его обитатели себя не покалечили.

— Теперь, приятель, поклянись, что дальше тебя это не пойдет, — тихо произнес Гэри. — Мой клиент…

Скажем так: он мне кое-чем обязан, поэтому, когда я попадаю в переплет или у нас случается прокол с дерьмовыми акциями, старина Гордон нас выручает.

— Но почему? — нахмурился Пол. — Он же теряет кучу денег, если каждый раз поступает так, как сегодня.

Гэри увидел, что приятели обсуждают недавнее безобразноевыступление английской команды по крикету. Он наклонился поближе к раскрасневшемуся, покрытому испариной лицу Робертса.

— Обещай, что не заикнешься, иначе мне конец!

Пол энергично закивал.

— Никому не скажу!

— Я обеспечил Гордону алиби в суде, ясно? Встал на свидетельское место и заявил во всеуслышание, что это не Гордон сделал то, о чем там говорили, потому что в это время мы с ним находились вместе. Вот так просто. Гордону все сошло с рук, но мне-то он обязан, правильно?

— Наверно, обязан, — вновь наполняя бокалы, задумчиво сказал Пол.

Они с Гэри тоже включились в разговор о крикете, но тут Пол взглянул на часы.

— Ах ты, дьявол! — заорал он, хватая пиджак и вскакивая. — Надо искать такси. Я собирался кое с кем встретиться!

Он разволновался, когда его приятели стали приставать к нему с расспросами, к какой птичке он так летит. Наконец Гэри заявил, что ему тоже пора идти.

Когда они вышли к Мургейт, было еще светло, а над пустынными мостовыми повисло розовое облако. Пол безнадежно оглядывался вокруг: такси нигде не было. Гэри, который шел рядом, продолжал болтать.

— Пошли! Быстрее доберешься по подземке, — сказал он, заметив, что Пол ударился в панику. — Все нормально! — добавил он. — Она тебя подождет. Птички всегда ждут.

— Ну да, — согласился Пол не очень уверенно.

Пока они неслись по Мургейт, Пол снова подумал о Гордоне. Мысли его путались из-за выпитого шампанского, он задыхался, но все же сумел спросить Гэри, в чем обвинялся Гордон.

— Кто-то кокнул его жену, — отдуваясь, ответил Гэри, когда они мчались вниз по ступеням, спускаясь в подземку. — Кто-то убил его жену, а кончилось тем, что обвинили его.

— В самом деле? Ничего себе. Убийство… — пробормотал Пол удивленно.

Они стояли на эскалаторе, опускаясь в «чрево Земли». От платформ поднимался теплый и влажный воздух, принося с собой запахи, оставшиеся после часа «пик».

— Неудивительно, что он тебе так благодарен! — заметил Пол, когда они сошли с эскалатора и стали болтаться между двумя платформами, поджидая, какой поезд — восточный или западный — появится первым.

— Да уж, — захохотал Гэри, — особенно если учесть, что в ту ночь меня и близко не было рядом с этим придурком.

Глухой шум возвестил, что сейчас появится нужный Робертсу поезд.

— Но ты же сказал, что ты дал показания, будто находился с Гордоном! Что ты обеспечил ему алиби! — прокричал Пол сквозь грохот подъезжающего состава.

— Ну да, — хмыкнул Гэри, подталкивая Пола к открывшимся дверям вагона. — А иначе с чего бы он был мне так благодарен за мою долбаную услугу?! Пока, приятель!

Пол плюхнулся на сиденье и смотрел, как Гэри в небрежно наброшенном на плечи пиджаке переходит на противоположную платформу. У Пола не оставалось времени поразмыслить по поводу «услуги» Гэри, поскольку сейчас он сосредоточенно думал, как оправдаться перед Шарлоттой. Он уже опоздал, к тому же его мочевой пузырь готов был лопнуть. Пока поезд мчался к Тоттенем-Корт-роуд, Пол прикидывал, быстрее ли он доберется до бара, где назначено свидание, если сперва облегчится. Или попытаться сократить время опоздания и, забыв про мочевой пузырь, начать метаться по Сохо, разыскивая бар, в котором он раньше никогда не бывал.

Пол вскочил, как только поезд вполз на станцию Тоттенем-Корт-роуд. Тяжесть в мочевом пузыре стала просто непереносимой, так что все расчеты потеряли смысл. В первую очередь — облегчиться. Сойдя с эскалатора, Робертс, спотыкаясь, бродил по круглому вестибюлю в поисках вожделенного указателя с изображением мужской фигуры, но все, что он нашел, это ряды пустых киосков «Информация для пассажиров» и кучи мусора.

Чуть не плача, он прекратил поиски и стал подниматься по лестнице к Оксфорд-стрит, двигаясь при этом таким образом, чтобы не лопнул мочевой пузырь. Выбравшись наверх, он начал озираться, словно несчастный инопланетянин, прилетевший с более цивилизованной планеты. Он не знал этой части города и заблудился бы тут даже будучи трезвым. Он увидел унылую картину. Туристы тупо, как коровы, жевали гамбургеры из «Макдоналдса», бросая упаковки прямо на тротуар. Костлявые женщины с коричневыми от загара, морщинистыми грудями сидели на порогах домов. Угрожающего вида парни, покрытые татуировками, с выбритыми головами, бродили в поисках приключений.

«Не смотри им в глаза», — твердил себе Пол, продираясь сквозь толпу. Ему показалось, что прошла вечность, пока он блуждал по Сохо, выясняя, как попасть на Дин-стрит. Когда он наконец ввалился в бар, то едва обратил внимание на холодный прием, оказанный Шарлоттой, — так отчаянно ему хотелось облегчиться. Он выпалил извинения и помчался в туалет.

Вернувшись и усевшись рядом с Шарлоттой, он успокоился. Он снова мог передвигаться, не опасаясь, что его мочевой пузырь лопнет. Шарлотта налила в его бокал белое вино. Похоже, она не поняла, что он слегка пьян. Пол пригляделся к ней, и она показалась ему еще более красивой, загорелой и полной достоинства.

— Как прошел день? — спросила Шарлотта с натянутой улыбкой, которой прежде Пол не замечал.

Он состроил гримасу, изображая полное изнеможение, а потом довольно напыщенным тоном сообщил, что ему удалось поднять курс акций «Мартиндейл». И добавил с почтением в голосе, что скоро будет работать на Джеймса Мэлпаса. Ему было приятно, что Шарлотта захотела узнать о перспективах его работы в департаменте финансирования промышленных корпораций. Он надеялся, что журналистка, пишущая на темы бизнеса, по достоинству оценит, как толково он сумел убедить клиентов вложить деньги в акции «Мартиндейл».

— Да, сегодня я получила твой отчет. Ты очень красочно расписал «Мартиндейл», но я думаю, что это вшивая компания. Разве у них нет финансовых проблем? Или ты не знаешь, какие у нее долги? — поинтересовалась Шарлотта.

— Они там действительно много чего наворотили, — сказал Пол беспечно. — Но это не наша забота. Мы должны поднять курс. Это наша обязанность по отношению к клиенту, — добавил он небрежным тоном знатока. — Как бы то ни было, разве ты против, чтобы стоимость акций, принадлежащих людям, выросла? Знаешь, что произошло после твоей передачи, посвященной компании Дэвида Стоуна?

Шарлотта кивнула, хотя не считала, что телеочерк можно сравнивать с аналитическим отчетом, искажающим истину с целью взвинтить цены на акции. Она пыталась дать объективную картину состояния компании Дэвида Стоуна. На миг она ощутила укол разочарования. Он даже не позвонил ей, чтобы сказать: «Здорово сделано!» или «Спасибо!», или хотя бы «Почему вы не упомянули о том-то и о том-то?». Ее размышления были прерваны новым откровением Пола:

— Я считаю, что компания Стоуна — идеальный вариант для захвата, — произнес он наставительно. — Можно было бы провернуть блестящее дело, разделив производство и превратив каждое направление в прибыльное предприятие. Удивительно, что никто до сих пор не скупил все акции, пока они котируются так низко. Я собираюсь подготовить для Джеймса специальную записку с предложением на этот счет.

— Ну и как, по-твоему, отреагирует Дэвид Стоун? — поинтересовалась Шарлотта.

— Это его проблема, не так ли? — Робертс пожал плечами. — Закон джунглей и прочее… — Он погладил ее по руке и почувствовал, что та сжалась в кулак.

— A-а, закон джунглей! Я так и знала, что ты приплетешь какую-нибудь подходящую теорию, — произнесла Шарлотта таким тоном, каким китайский чиновник цитирует изречения Великого Кормчего. Но, взглянув на удивленное лицо Робертса, она поняла, что ее сарказм до него не дошел. — Старый добрый грабеж? — уточнила она и убрала руку.

Сквозь туман самодовольства Робертс уловил неодобрение в ее голосе.

— Так устроен мир, — сказал он мягко. — Засохшие деревья надо вырубать. Слабые уступают сильным. Это здоровый процесс.

— Значит, «Стоун и сын» — засохшее дерево, так, по-твоему? Знаешь, это довольно странно, если учесть, что, когда ты писал об этой компании, кажется, она произвела на тебя хорошее впечатление.

Пол опять пожал плечами и допил вино. Он снова почувствовал неприятную тяжесть в мочевом пузыре и испугался, что придется еще раз бежать в туалет. Он недоумевал, почему Шарлотта столь внимательно, оценивающе на него смотрит, и ломал голову, отчего у нее так быстро испортилось настроение. Он начал подниматься, когда Шарлотта взяла со стола свою сумочку и крепко зажала ее под мышкой, словно сержант — свою дубинку. Она встала гораздо быстрее и, нахмурившись, наблюдала, как он хватается за спинку стула, чтобы удержать равновесие. Ему вновь приспичило, но, заметив, что Шарлотта сурово поджала губы, и прочитав в ее взгляде враждебность, он остановился.

— В чем дело? Неприятности на работе или что-то другое? — спросил он, надеясь, что ответ не займет у нее слишком много времени.

— Мне кажется, мы теряем время. Пол! Я ухожу.

— Подожди! — Он показал на стойку бара. — Я вернусь через секунду.

Шарлотта вздохнула и раздраженно затрясла головой.

— Ты не понимаешь! Я не вижу смысла продолжать этот вечер. Я просто потрясена!

Мочевой пузырь у Пола начал сокращаться, а мокрый лоб защипало от выступившей испарины. Шарлотта говорила очень зло. Вероятно, она все-таки догадалась, что он пьян, хотя до сих пор ему вполне удавалось держаться. Он поднял вверх указательный палец и попросил подождать минутку.

— Я не знаю, о чем ты, но мне надо в одно место, — сказал он, пританцовывая.

— Я тебе скажу, о чем я! — прошипела Шарлотта. — Я о том, что это безнравственно — сначала выкачивать из Дэвида Стоуна все сведения о его компании, а потом подбить кого-то перекупить ее! Отвратительно!

— О, черт! — взвыл Робертс. — Мы поговорим через секунду. Мне действительно надо…

— Так иди! Но не рассчитывай найти меня здесь, когда вернешься. Я тебя презираю! Это ужасно — так обращаться с людьми! — процедила она, стиснув зубы.

— Шарлотта! Не заводись! Подожди минуту, прежде чем горячиться, — умолял он ее, потихоньку пробираясь за стойку бара по направлению к заветной комнатке, облицованной кафелем.

— Не смей говорить мне, что я завожусь! — огрызнулась Шарлотта. Она развернулась на каблуках и выскочила из бара на Дин-стрит.

Пол попрыгал на месте, решая, бежать ли ему за ней или же рвануть в туалет, но понял, что просто умрет, если немедленно не справит нужду. Он помчался в уборную, расстегнув ширинку, еще не добравшись до писсуара. Испытав чудесное облегчение, он стал размышлять над поведением Шарлотты. Она, должно быть, разозлилась, потому что он опоздал и был немного пьян, решил он с усмешкой. Завтра, когда она не будет так раздражена, он все уладит, заключил Пол, отряхиваясь.

Он забрал свой пиджак возле пустого столика, где они недавно сидели, и вышел на вечернюю улицу, прикидывая, когда сможет отвезти Шарлотту в Чешир познакомиться с его родителями.

Глава шестая

Рауль Гутьерес был известен тем, что допоздна засиживался на работе. Возможно, у него и мелькали сомнения по поводу продукции, которую он создает, но к своим обязанностям он по-прежнему относился ответственно. Он задерживался в лаборатории еще и потому, что его жена Кэти тоже работала допоздна, и он не видел смысла в том, чтобы в одиночестве болтаться по дому, ожидая ее возвращения. Раньше он приходил первым и готовил ужин на двоих. Это казалось ему справедливым, поскольку работа требовала от Кэти больше физических и эмоциональных усилий: она заведовала местным приютом для бездомных, и за последние годы объем и сложность ее работы возрастали с пугающей быстротой. До экономического спада большинство ее подопечных составляли пьяницы, несколько наркоманов и ветераны вьетнамской войны. Теперь же надо было накормить, одеть и удержать от неизбежного падения в пропасть целые семьи.

Возможно, кто-то был бы недоволен тем, сколько времени и сил тратит Кэти на этот приют, но Рауль гордился женой и ее преданностью своему делу. Один из них должен приносить обществу пользу, думал Рауль, и этот человек, конечно, не он. После получения степени магистра в Калифорнийском технологическом институте он не сразу сделал свой выбор, и вот чем все обернулось. Теперь он сидел, как в капкане, в «Глобал Текнолоджис», потому что нужно было платить по закладной и потому что в этой отрасли химической промышленности не так-то просто найти работу.

Раулю, круглолицему пышноволосому парню из Лос-Анджелеса, было двадцать семь лет. Он считал, что ему повезло, когда он получил эту хорошо оплачиваемую работу. Он не был настолько идеалистом, чтобы из-за своих принципов пожертвовать карьерой. В любом случае они с Кэти собирались обзавестись детьми, а это означало, что один из родителей должен достаточно прилично зарабатывать, чтобы содержать семью.

Было без четверти семь, и Рауль размышлял, заканчивать ли ему или просмотреть еще одну статью в научном журнале. Он мог бы взять журнал домой, но там не удастся сосредоточиться, если выяснится, что по телевизору будут показывать что-нибудь занятное. Лучше почитать статью завтра на свежую голову, решил он и заложил линейкой страницу.

Он собирал вещи, когда услышал, как кто-то открыл, а затем закрыл двери в лабораторию. Раздался металлический звук, когда в замке повернули ключ. Уборщица уже ушла, поэтому Рауль удивился. Он опустил сумку на пол и заглянул за угол — в соседнюю лабораторию. На миг ему показалось, что кто-то с маскарада по ошибке попал в исследовательский центр. Человек, похожий на астронавта в полном снаряжении, медленно и острожно шел по комнате.

Рауль всмотрелся в иллюминатор скафандра и улыбнулся.

— Брюс! Это ты? — спросил он неуверенно. — Что ты тут делаешь?

Астронавт, облаченный с ног до головы в защитный костюм, не улыбался. Он остановился в двух футах от химика.

— Зачем ты так вырядился? — спросил Рауль со смехом. Но ухмылка исчезла с его лица, когда астронавт поднял правую руку и прицелился. В руке он держал обыкновенный насос-пульверизатор, какие обычно используют садовники для полива растений.

Рауль машинально отпрянул назад, но жидкость из пульверизатора попала в лицо и на грудь. Он закричал и прижал руки к глазам, но было уже поздно. Глаза жгло, как огнем, он почувствовал резкую боль в горле. Рауль отлетел к стене и тяжело осел на пол. Он кашлял и задыхался, но каждый вдох казался глотком кислоты. Он не мог произнести ни звука, не то что подняться. Словно кто-то тер наждаком его глаза и губы и бил тяжелой кувалдой по голове. Он моргал и моргал, но резь только усиливалась. Потом его голову пронзила острая боль, и он потерял сознание.

Астронавт смотрел, как Рауль корчится на полу, и ждал, когда судороги прекратятся. Затем он перетащил безжизненное тело к окну и распахнул створки настежь. Вернувшись к рабочему столу, он опрокинул стул. После этого, достав из кармана скафандра пузырьки с какой-то жидкостью, поставил их на стол. Несколько пузырьков он положил, будто они опрокинулись.

Потом он подошел к компьютеру и набрал пароль, чтобы войти в файлы разработчиков «Дермитрона». Он вызвал на экран страницу химических формул и побрызгал из пульверизатора на часть стула, стоявшего возле компьютера. Наконец, он снял пробку с пустого пузырька и положил его в лужицу жидкости. К утру, когда люди придут на работу, действие яда, благодаря открытому всю ночь окну, должно ослабнуть. В любом случае, он первый появится в лаборатории и забьет тревогу, что произошел несчастный случай. Затем можно опечатать комнату, чтобы провести дезинфекцию. И всем будет ясно, что случилось с беднягой Раулем.


Лишь немногие руководители подразделений банка «Броди Макклин» могли беспрепятственно попасть к председателю. Даже члены правления предпочитали соблюдать формальности, чтобы побеседовать с высокопоставленным лицом, нежели просто заскочить в кабинет сэра Энтони, даже будучи в полной уверенности, что их пригласят на разговор. Но для Чарльза Рейвенскрофта дверь кабинета председателя была всегда открыта, как и маленький бар, находившийся в этом кабинете. Возможно, Брук слегка поостыл к Чарльзу после утечки информации относительно банка «Эмпайр Нэшнл». Возможно также, что он перестал делиться с Чарльзом содержанием документов, попадавших в корзинку для входящих бумаг. Но оба по-прежнему чувствовали себя непринужденно и свободно в компании друг друга. У Рейвенскрофта не было причин сомневаться, что именно его сэр Энтони выбрал себе в преемники на посту председателя правления.

Так что пользуясь приятельскими отношения с Бруком, Чарльзу не пришлось думать дважды, чтобы решить высказать сэру Энтони свою озабоченность по поводу Джеймса Мэлпаса. В последний понедельник июля он зашел перед обедом в кабинет председателя выпить рюмку хереса. Их равное происхождение подразумевало, что они могут обойтись без туманных разговоров о коллегах — членах правления или о банковских делах.

— У нас обсуждают последнее представление, которое устроил департамент финансирования промышленных корпораций, — проговорил Чарльз, пока председатель наливал ему охлажденный херес «Тио Пепе». — Они выпустили смехотворный оптимистический отчет о компании «Мартиндейл» и на основе своих рекомендаций навязывают всем и каждому их проклятые акции. А теперь до меня доходят слухи с биржи, что «Мартиндейл» в своем полутодовом отчете, который появится в следующем месяце, покажет убытки.

Чарльз помедлил, пытаясь поймать взгляд председателя, но тот продолжал разливать херес. Рейвенскрофт спросил себя, понял ли председатель то, что Чарльз сказал. Брук фыркнул и протянул ему рюмку.

— Знаешь, Чарльз, не стоит тебе совать нос в департамент Мэлпаса, — произнес он устало. — Смею заметить, что «Мартиндейл» в самом деле сомнительная компания, которой управляет этот маленький хам. Но пока отчет не опубликован, у нас нет оснований устраивать разнос департаменту Джеймса. — Он тяжело опустился в кресло, словно процесс наполнения рюмок лишил его последних сил. — Мэлпас, благодаря результатам, которых он добивается из года в год, вносит значительный вклад, чтобы наш банк мог держаться на плаву. Поэтому ему надо дать время разобраться в ситуации с «Мартиндейл».

— Ничего хорошего ждать не приходится! — Голос Рейвенскрофта прозвучал необыкновенно резко. — Более того, эти фокусы могут дорого обойтись нам, не говоря уже о наших несчастных клиентах.

Уставившись на ковер, Брук пытался переварить неприятное сообщение. Директор департамента международных операций довершил картину, окончательно испортив ему настроение:

— Говорят, будто он использует средства с тех его проклятых закодированных счетов, чтобы взвинчивать курс. О, я знаю, это всего лишь сплетни, и у нас нет возможности выяснить, что Джеймс затевает на самом деле, поскольку в его департамент попасть так же трудно, как медведю в задницу. Но предположим, что он действительно скупил акции «Мартиндейл». Что произойдет, когда он сбросит эти акции на рынок? Он понесет дьявольски крупные потери — вот что произойдет; поэтому возможно уменьшение прибыли в текущем году. Я тебя уверяю, — произнес Чарльз со злостью, — Джеймсу придется совершить нечто выдающееся, чтобы выбраться из такой ямы.

Рейвенскрофт стоял возле окна и смотрел, как председатель устало трет глаза. Что касается сэра Энтони, то он думал, что ни на день не задержится с уходом в отставку в конце лета. Он решил распрощаться со всеми после заключения сделки с «Эмпайр Нэшнл». Это будет его лебединая песнь. У него не было больше ни малейшего желания ввязываться в склоки между различными подразделениями банка. Все это он оставит своему преемнику — Чарльзу Рейвенскрофту. Он не мог представить, чтобы какие-то препятствия помешали Чарльзу благополучно занять его место. По крайней мере, это было хоть каким-то утешением.


Рядом с именем «Энтони Брук» Мэлпас написал инициалы «Ч. Р.». Такие же инициалы он поставил возле имени «Чарльз Рейвенскрофт». Добравшись до фамилии главы департамента финансирования промышленных корпораций, он вписал собственные инициалы и пришел к выводу, что если бы выборы состоялись завтра, борьба была бы упорной: пост председателя достался бы Рейвенскрофту, но для этого ему едва хватило бы голосов.

Стюардесса предложила Мэлпасу бокал шампанского, но тот отказался. Его мысли были в будущем: он размышлял над тем, какие услуги должен оказать своему банку, чтобы заручиться поддержкой членов правления.

Пол Робертс тихо сидел рядом, изучая годовой отчет корпорации «Глобал Текнолоджис». Он расстроился, увидев, что босс отказался от шампанского, но последовал его примеру. До полета он предвкушал, как вовсю будет пользоваться дополнительными льготами, которые предоставляются пассажирам, путешествующим по высшему разряду. Наконец-то он стал одним из правителей страны, где расходы оплачиваются за счет фирмы. Затем он понял, что босс с головой погрузился в работу, и Робертс осознал, что также обязан сосредоточиться на цели их поездки.

Как бывало с большинством проектов Мэлпаса, путешествие в Америку окружала тайна. Только когда они встретились в аэропорту, Мэлпас вручил Полу досье на «Глобал Текнолоджис» и признался, что они попытаются заполучить в клиенты этот гигантский американский концерн. Обомлевшему Полу было приказано изучить информацию о «ГТ» и быть готовым к тому, чтобы разработать предложения по поводу прорыва «Глобал Текнолоджис» на британский и европейский рынки вооружений путем приобретения английской фирмы.

Пол недоумевал, зачем понадобилась такая секретность, однако приступил к работе, не задавая лишних вопросов. Настроение Мэлпаса портилось по мере того, как все явственнее становилась неудача попытки взвинтить курс акций «Мартиндейл». В этом не было ничего удивительного, и Пол вспомнил Шарлотту: она оказалась права насчет лени журналистов, когда рассказывала, что в Сити нет своих Вудуордов и Берстайнов.

Пол работал в кабинете, расположенном радом с кабинетом Мэлпаса. Как и было обещано, он стал помощником директора департамента финансирования промышленных корпораций. Жалованье его выросло вдвое, но вдвое длиннее стал и рабочий день — или ему так казалось. Теперь у него не было возможности увидеться с Шарлоттой, даже, как подумал Пол с грустью, если бы она захотела опять с ним встречаться. Он снова углубился в данные о корпорации «Глобал Текнолоджис».


Вернувшись в Лондон, в студию «Нэшнл ньюс нетуорк», Шарлотта уселась возле терминала, просматривая телетайпные сообщения в поисках каких-нибудь интересных новостей для вечернего выпуска. Однако ко времени ленча единственные привлекшие внимание истории пришли из Соединенных Штатов, где день только начался. Одно сообщение было передано из Вашингтона: в Конгрессе предстояли дебаты по поводу начатой президентом кампании против наркотиков. Правительство США объявило о своей готовности платить за уничтожение посевов наркотических растений, а также предоставить семена и рабочую силу для того, чтобы фермеры могли переключиться на выращивание товарных продовольственных культур. Предполагалось, что деньга на эти цели будут выделяться из бюджетных сумм, предназначенных на оказание помощи зарубежным странам, а это породило споры и разногласия, как и вся программа в целом. Журналист, передававший сообщение, предсказывал, что инициатива президента получит большинство голосов.

Следом шло сообщение из Нью-Йорка, из Организации Объединенных Наций. Информированные источники давали понять, что Англия присоединится к США и ряду других промышленно развитых стран, которые выступают против введения запрета на производство стиреновых мономеров — веществ, которые используются для изготовления упаковочных материалов из полистирола. Считается, что полистирол уничтожает озоновый слой.

Ни одно из этих сообщений не задержалось в голове Шарлотты дольше, чем на долю секунды; вслед за интервью со звездами футбола и заметками о том, что больше всего вредит здоровью, они отправились в воображаемую мусорную корзину. Стало очевидно, что в вечерней сводке новостей Эн-эн-эн на первом месте будет насилие в Южной Африке. Неважно, что репортажи об этом не отличались новизной и особой силой. Не имело значения и то, что где-нибудь на Тибете или в Восточном Тиморе каждый день нарушались права человека. Английские журналисты верят, что события в Южной Африке наглядно демонстрируют самые худшие черты всего человечества, и это надо донести до зрителей, даже если зрителям не очень-то интересно. Самое удобное в репортажах о событиях в Соуэто заключалось в том, что там хорошие парни от природы черные. Поэтому журналистам разобраться значительно легче, чем когда речь идет о гражданской войне в Боснии или африканском Сахеле.

Однообразие утренних новостей привело к тому, что Шарлотта позволила себе помечтать. А лучше бы держать такие мысли на коротком поводке, словно плохо выдрессированную собаку. Ее мысли сосредоточились на Робертсе и на том, что она вернулась к одиночеству, как и положено честолюбивой женщине, работающей в средствах массовой информации. «Хорошо, что я его бросила», — рассуждала Шарлотта. Но в метафорическом смысле бросить Пола оказалось не так просто.

Чтобы убедить себя в правильности своего поступка, она попыталась вообразить повседневную рутину. Субботние вечера с пивом перед экраном телевизора: она смотрит, как Пол смотрит какой-нибудь матч. Встречи в обшарпанных закусочных и пивнушках с его приятелями — славными ребятами, которые с увлечением будут обсуждать достоинства разных автомобилей. Пьяная болтовня до и во время ужинов в ресторанчике, где готовят карри. Потом — безрадостный секс. Неизбежные посиделки с его дорогой и любимой мамочкой: милые разговорчики двух женщин, которые вместе моют посуду. Она будет смотреть на Шарлотту влажными глазами и заглядывать ей в лицо, чтобы угадать ответ на свои намеки по части того, «не пора ли остепениться» и «не пора ли завести семью». Естественно, она никогда не произнесет прямо: «свадьба» и «дети». Шарлотта почему-то смутилась и поднялась с места, чтобы пойти за шоколадкой.

Вернувшись к столу, она обнаружила, что второй раз доставили почту, и среди скучных пресс-релизов заметила письмо, проштемпелеванное в Эли, Кембриджшир. В конверте оказалась открытка с репродукцией «Венеры» Боттичелли. На открытке было краткое послание, написанное от руки:

«Дорогая Шарлотта!

Мне доставило удовольствие познакомиться с Вашим очерком о нашей компании. Следуя Вашим советам, я кое-что предпринял. Я просил коммерческий банк, который ведет мои дела, устроить для меня в Сити ряд деловых обедов для встреч с теми, кто вложил капиталы в мои акции. Не будет ли слишком большой наглостью с моей стороны, если я еще раз воспользуюсь Вашей помощью, прежде чем встречусь с ними? Я знаю, что Вы ужасно заняты, но нельзя ли мне пригласить Вас на обед? Пожалуйста, позвоните мне.

Всегда Ваш,

Дэвид Стоун»

Она почувствовала, как приятно затрепетало в груди сердце и заполыхали щеки, когда она перечитала открытку. Ей с трудом удалось подавить улыбку, которая была шире, чем у Чеширского Кота. Шарлотта потянулась к телефону.


Прибыв в Нью-Йорк, Пол хотел сразу отправиться смотреть город, но Джеймс настоял, чтобы они пообедали в отеле, а затем ушел в свой номер работать. Пол оказался предоставлен самому себе, поэтому он побродил по Манхэттену, хотя и не представлял, где находится. Вернувшись к отелю, он увидел, как Джеймс, облаченный в черную кожаную куртку, какие носят рокеры, садился в такси. Он не заметил Пола, а крайне удивленный молодой человек не стал его окликать. Робертс отправился в свой номер и стал развлекаться, переключая телевизор с одного канала на другой.

Пока Пол с изумлением наблюдал за телеиграми, где участники, отвечая на вопросы, с которыми справился бы даже десятилетний ребенок, получали призы, равные по стоимости годовому валовому национальному продукту Гватемалы, Мэлпас пытался привлечь внимание невысокого белокурого парня. Он прикинул, что этому худощавому мускулистому подростку, за которым он наблюдал, должно быть, не больше шестнадцати. Они стояли возле стойки бара в клубе под названием «Штольня», находившемся в Гринвич-Вилледж. Джеймс бросал на парня многозначительные взгляды, но блондин делал вид, что тусуется с друзьями, сидевшими в другом конце бара. Его бесцеремонное издевательское поведение так раздражало Джеймса, что он решил во что бы то ни стало добиться своего. Парень изгалялся вовсю, и чем больше Джеймс смотрел, как он рисуется, тем больше его охватывала похоть.

В конце концов парень соизволил обратить взор больших голубых глаз на своего поклонника. Он придвинулся поближе, и Мэлпас купил ему выпивку. После короткого разговора они удалились в комнату с черными стенами, где царил полумрак. Там на матрацах, брошенных на пол, уже расположились несколько пар. Громкая музыка заглушала все иные звуки. В одном углу с потолка свисали ременные петли, похожие на качели. На них сидели мужчины, раздвинув ноги, будто на гинекологических креслах. Их партнеры, закатав рукава, размешались ниже, сидя на корточках и держа наготове кулак. Но Джеймсу не нравилось такое «кулачное» сношение, как он тут же ясно дал понять Голубоглазому. Ему было неинтересно смотреть, как партнер испражняется, что, вероятно, считалось здесь эротически возбуждающим. Вибраторы также его не привлекали.

Джеймс постарался внушить парню, что не нуждается и в грубых приемах: он не желал, чтобы у него на теле остались отметины. Многие посетители «Штольни» одевались таким образом, чтобы их потенциальным жертвам было очевидно желание причинить боль. В качестве доказательства они надевали на член кожаные кольца с металлическими выступами — для усиления ощущений во время акта — или же протыкали стальными заклепками собственные соски. Они также надевали под пиджаки и брюки черные кожаные доспехи, как другие носят жилеты или поддевают боксерские трусы. По общему мнению, кожа сексуально возбуждала и к тому же была практичной, поскольку с нее легко смывалась всякая дрянь.

Джеймс и блондин прошли в угол черной комнаты, где было поменьше народу. У спермы подростка был вкус малины, и он предложил Джеймсу купить порошок, с помощью которого достигается такой эффект. Когда очередь дошла до действий Джеймса, он полез в карман пиджака за презервативом, но это привело парня в ярость.

— О нет, не надо! — воскликнул он. — Если ты меня хочешь, возьми прямо так!

Но не успел Джеймс спросить, о чем это он, как Голубоглазый уселся и потянулся за своей рубашкой.

— Не знаю, почему ты веришь всему этому дерьму! — сказал он с раздражением.

Джеймс схватил его за руку, чтобы помешать застегнуть пуговицы. Он не собирался позволить этому маленькому Адонису так легко ускользнуть.

— Что ты имеешь в виду? — спросил он.

— Это интриги гетеросексуалов, — с жаром объяснил мальчишка. — Это способ помешать нам самовыражаться!

Джеймс никогда не относил себя к тем, кого разгневанный парень назвал «мы». И действительно, он не считал себя гомиком — слово, которое он ненавидел почти так же, как и надуманные принципы своего партнера. Идея о солидарности «голубых» претила ему во всех ее проявлениях. Он презирал тонкоруких женоподобных слабаков, которые кричали о своих убеждениях на каждом углу. Джеймс просто следовал своим инстинктам и избегал крайностей.

Слушая гневные излияния красавчика, он думал только о том, как бы успокоить его и продолжить. Джеймс подумал, что, вероятно, оскорбил мальчишку, словно намекнул, будто тот заразный. Поэтому он погладил его загорелую грудь и уговорами завлек назад, на матрац. Согласившись наконец, мальчишка отвинтил крышечку маленького серебряного флакончика в форме пули, висевшего на цепочке у него на шее, и предложил Джеймсу. Англичанин с удовольствием втянул ноздрями порошок и вернул флакончик. Когда наркотический дурман ударил ему в голову, Джеймс перестал себя сдерживать.

На следующее утро он встал пораньше, чтобы поплавать в бассейне отеля, а в восемь они с Полом уже были на главной автомагистрали Нью-Джерси Торн-пайк. Пол выглядывал из окна и вспоминал строчки из песни Саймона и Гарфанкля насчет того, как кто-то ехал и считал машины на дороге Нью-Джерси Торн-пайк. Реальность его разочаровала. Монлорей оказался городком, протянувшимся вдоль автомагистрали, по обеим сторонам которой располагались забегаловки, где жарили пончики, выставочные залы, где демонстрировались надувные матрацы, и похоронные конторы, похожие на общественный сортир.

Территория, занятая корпорацией «Глобал Текнолоджис», ничем не отличалась от промышленной зоны любого английского города. Как только все уселись вокруг стола для совещаний в кабинете Зандера, Мэлпас перешел к делу, заявив, что у него есть достойный объект для приобретения. Услышав такую новость, Пол навострил уши. Он полагал, что они прибыли сюда обсуждать с американцами лишь общие вопросы, и потому, пока босс продолжал говорить, Робертс чувствовал себя все более неловко.

— Курс акций этой компании резко упал, — пояснял Мэлпас.

У Робертса появилось нехорошее предчувствие, будто он знает, что последует дальше, и он постарался, чтобы на лице его не отразился ужас.

— Доверие инвесторов подорвано из-за того, что много лет в компании было плохое руководство, но производственная база «Мартиндейл» идеально подходит для вас. — Мэлпас указал на Пола, который невольно дернулся, словно кто-то ткнул ему в глаз. — Присутствуюший здесь Пол Робертс изучил эту компанию от и до. Он может объяснить, как использовать «Мартиндейл» для создания производственной базы в Англии, какими широкими возможностями сбыта она располагает в самых многообещающих странах, создающих или модернизирующих оборонную промышленность, и, конечно, как стать стартовой площадкой для вашего выхода на европейский рынок.

Зандер взял карандаш.

— Давайте обсудим финансовую сторону, Джеймс. До того, как попросим Пола поделиться своими соображениями по всем вопросам.

Зандер улыбнулся аналитику, и того прошиб холодный пот. Мэлпас наклонился над столом, аккуратно сложил руки и принялся отвечать американцу с хладнокровной уверенностью, за которой ему удавалось скрывать свою нервозность.

— Думаю, «Мартиндейл» будет стоить корпорации «Глобал Текнолоджис» порядка двух миллиардов долларов наличными. Но вам не нужно вкладывать ни пенни, — добавил он торопливо. — Учитывая такие активы, как у корпорации «ГТ», акционеры «Мартиндейл» с удовольствием возьмут ваши акции взамен тех, которые у них на руках. На деле же следует приобрести контрольный пакет.

— Если инвесторы с такой неохотой вкладываются в «Мартиндейл», — спросил Зандер мягко, — то с какой стати у нас должно возникнуть такое желание?

— Пол! — сказал Мэлпас, точно пасовал ему мяч во время игры в регби.

— Э-э… — замялся аналитик, но Джеймс нарочно смотрел в свои записи. Пол прокашлялся и глупо улыбнулся Зандеру. — «Мартиндейл», — начал он медленно, — пострадала от неразумного расширения производства в тот момент, когда на рынке сильно упал спрос на военную продукцию, а у руководства не хватило ума расширить ассортимент или поднять качество. В компании есть несколько подразделений, которые можно прибыльно продать.

Зандер с усмешкой смотрел, как молодой человек старается заработать для своего банка комиссионные на расчленении несчастной «Мартиндейл». «Комиссионные за слияние и приобретение, комиссионные за изъятие капиталовложений, комиссионные за выдачу кредитов», — думал Зандер. Управляющий мясокомбината, по крайней мере, не пытается изображать, что занят творческим трудом; он прямо говорит, что следит за теми, кто разделывает туши. Когда же эти никчемные посредственности займутся чем-нибудь полезным, спрашивал себя американец.

Порывшись в папке для бумаг, Пол извлек два экземпляра своего отчета о компании «Мартиндейл», вспомнив, что они у него с собой. Это была скорее случайность, нежели расчет.

— Теперь я остановлюсь на производственной мощности каждого подразделения, — пояснил он. — Производительность… — Он умолк, когда Зандер внезапно выхватил у него из рук обе копии отчета.

— Не возражаете, если я возьму их? — спросил американец, поднимаясь. — Я покажу их президенту корпорации. Он примет участие в наших переговорах немного позже, но мне хотелось бы, чтобы он прежде просмотрел это.

Когда Зандер покинул комнату, Мэлпас, напряженно улыбаясь, повернулся к своему коллеге. Пол собирался спросить у него, зачем он без предупреждения толкнул его в омут на самом опасном месте. Как всегда, Мэлпас опередил его.

— Отлично, Пол! Это было весьма впечатляюще! — И Мэлпас ухмыльнулся, заметив потрясенное выражение на лице своего ученика.

— Я думал, что в первую очередь мы должны соблюдать интересы нашего клиента, — возразил Пол. — Как раз это вы мне и внушали раньше. Мы играем против правил, разве не так? — добавил он мрачно.

Джеймс с раздражением закатил глаза.

— Правила, Пол, существуют для того, чтобы мешать творческим людям. Игра по правилам — это оправдание, которое придумали тупицы, чтобы объяснить свои промахи и отсутствие воображения. Послушайте, я опасался, что, если расскажу вам все заранее, вы попытаетесь меня отговорить или откажетесь от поездки. Но вы были великолепны! — сказал он искренне. И добавил еще несколько лестных слов.

Гнев аналитика утих. А потом Робертс почувствовал, что доволен собой.

— Знаете, Пол, надо стараться вовсю, — произнес Джеймс доверительно. — На Уолл-стрит полно первоклассных инвестиционных банков, которые способны работать над реализацией идей Зандера и Кларка по поводу покупки компании; вот с чем нам предстоит бороться. Я сам работал на Уолл-стрит в середине восьмидесятых, когда наш банк купил здесь брокерскую контору. Тогда все в Лондоне этим занимались, строя фантастические планы создания глобальных сетей, поскольку часовая зона Лондона находится между Америкой и Японией. Конечно, следуя такой логике, Аккра тоже могла бы оказаться в числе претендентов, но эта идея никому в голову почему-то не приходила, — добавил он с усмешкой. — Я проработал здесь полгода, и некоторые мифы развеялись. Например, те, что шикарно одетые люди, разъезжающие в лимузинах, разговаривая одновременно по двум мобильным телефонам, на деле не всегда многого стоят. Надо признать, что они занимались вычислениями день и ночь, но их выводы оказывались менее толковыми, чем расчеты какого-нибудь английского бухгалтера, который пишет суммы на обороте конверта. Все дело в стиле и умении себя подать. Тут американцам равных нет. — Мэлпас умолк, чтобы перевести дыхание, и стряхнул пушинку с рукава. — Среди аналитиков, которых я знал, были такие, кого больше волновал вопрос, кто предпринял самую дорогую поездку на горнолыжный курорт Аспен, — продолжал Джеймс. — У себя в офисах они изъяснялись на каком-то военно-шифрованном языке, особенно те, кто никогда не был во Вьетнаме, но притворялся, что был. И они же боялись возвращаться домой после работы по подземке. Естественно, те, кто действительно был во Вьетнаме, помалкивали. — Мэлпас уставился в окно, будто впал в какой-то транс. — Невероятно! Целая нация травмирована гибелью менее чем шестидесяти тысяч солдат. Во время битвы на Сомме столько людей теряли за одно утро[7].

— Макс уже идет, — проговорил Зандер, просовывая голову в дверной проем.

Они поднялись, чтобы обменяться рукопожатием с президентом «Глобал Текнолоджис».

Макс Кларк буркнул односложное приветствие и уселся в кресло во главе стола. От него несло запахом сигар. Череп покрывали капельки пота.

— О’кей, — побурчал он финансисту.

— Пол, что бы вы сделали с производственными мощностями «Мартиндейл»? — спросил Зандер.

Это была одна из любимых тем Пола — будущее военной промышленности в Европе. Он чувствовал себя уверенно и следующие двадцать минут приводил аргументы в пользу оборонительных систем вооружения против тяжелого вооружения наступательного типа.

— А как быть с эсминцами и авианосцами? — прервал его Зандер.

Робертс покачал головой. Он сомневался, что найдется много стран, способных вкладывать громадные суммы в такие сравнительно маломаневренные плавучие платформы: они уязвимы для нападения и легко обнаруживаются.

— Парень прав, — проговорил Зандер, тыча сигарой в сторону Пола. — Военно-морским силам конец.

Когда они перешли к обсуждению финансовых вопросов, настал черед Мэлпаса. Пол никак не мог понять, насколько успешно складывается ситуация, пока грубый президент «ГТ» не поднял в воздух свои массивные лапы; обсуждение прекратилось.

— О’кей! Хватит дерьма! Предложение по большинству пунктов отвечает тому, что мы ищем. Это хорошо, — прорычал он. — Но как вам удалось так много узнать об их финансовых делах, а? — спросил он и взглянул на Мэлпаса, сильно прищурившись, словно смотрел сквозь туман.

— Они наши клиенты.

От хохота Кларк чуть не свалился с кресла. Он стряхнул пепел со своих брюк и весело покачал головой.

— Мне нравятся эти сукины дети! — сказал он Зандеру. — Согласен иметь с ними дело.

Они договорились, что Пол задержится на пару дней в Монлорее, чтобы познакомиться с организационной структурой «ГТ», а также встретиться с техническими экспертами, которым нужно досконально знать все, что касается «Мартиндейл». Он должен подготовить наброски необходимых документов и поддерживать связь с «Броди Макклин» по телефону и факсу.

Мэлпас в тот же день вернулся в Англию, чтобы запустить в действие колеса механизма. Но прежде он позвонил журналисту, пишущему на финансовые темы в «Бизнес уик интернэшнл» на Манхэттене, и они условились встретиться в аэропорту перед отлетом. Джеймс знал этого журналиста со времен своей работы на Уолл-стрит; писака жаждал обменяться сплетнями по поводу банка «Эмпайр Нэшнл».

Спустя шесть часов Мэлпас занял свое кресло в салоне первого класса реактивного лайнера и торопливо еще раз проверил все расчеты. Надо как можно скорее через свои закодированные счета «Клеопатра» и «Мальборо» сбрасывать на рынок пакеты акций «Мартиндейл», чтобы резко понизить их стоимость. Затем следует начать продажу этих же акций со скидкой, чтобы еще больше сбить цену и сделать их более привлекательными для американских клиентов. А затем, непосредственно накануне скупки акций корпорацией «ГТ», он снова приобретет их и заработает колоссальную прибыль для своегодепартамента.

Одним хитрым ходом он разрешит сразу несколько неприятных проблем. Но ему придется рискнуть, поскольку «ГТ» в любой момент до наступления часа «икс» может отказаться от сделки. Это был риск, на который он обязан пойти. Его поражало, что до сих пор ему все удавалось легко. Он с удовольствием предвкушал появление следующего номера «Бизнес уик интернэшнл». Он думал об этом со злорадством.

Глава седьмая

Во вторник вечером Шарлотта, проскочив мимо нелепо одетого малого, который распахнул перед ней двери ресторана «Ритц», надеялась, что она выглядит достаточно независимо и невозмутимо, как и полагается приличной особе. Но оказавшись внутри, она не сумела до конца сыграть свою роль и дрогнула. Всматриваясь в глубину коридоров с позолоченными стенами, она заморгала, когда на нее хлынула волна сигарного дыма и аромата духов. Везде сидели роскошно одетые женщины, которые слегка приподняли головы, чтобы посмотреть на вновь вошедшего посетителя. Они расположились за круглыми столиками и с нарочитой элегантностью потягивали из бокалов, время от времени разглядывая себя в громадных зеркалах, украшавших стены зала. У всех женщин блестящие белокурые волосы были зачесаны назад и собраны в пышный узел совершенной формы, словно волосы взбивали с помощью какого-то косметического пылесоса. Окинув Шарлотту взглядами, они вновь защебетали, убедившись, что новая гостья угрозы для них не представляет.

Журналистка пришла сюда прямо из телестудии и чувствовала себя не в своей тарелке без накладных плеч, высоких каблуков, без пояса, украшенного драгоценностями, в простом светло-зеленом платье. Она шагала мимо круглых столиков, надеясь, что осталась незамеченной для пристальных оценивающих взглядов.

Шарлотта увидела наконец Дэвида Стоуна, когда была от него в пяти футах. Она еще раз вгляделась; он встал, улыбаясь и протягивая ей руку. Она еще не успела прийти в себя, как он поцеловал ее в щеку. Ее критические способности были нокаутированы накатившей волной желания, заставившего ее задрожать и потерять дар речи. Она уселась в кресло и с восхищением смотрела на Дэвида, пока тот наливал в ее бокал шампанское и спрашивал, как прошел день. Она что-то пробормотала, думая, что наверняка покраснела и вид у нее глупый.

Конечно, она не предполагала, что он явится в веллингтоновских сапогах и в джинсах, но она никак не ожидала увидеть «Состоятельного Бизнесмена Международного Класса». На Дэвиде был темно-серый костюм и самый красивый шелковый галстук, который она когда-либо видела. Шарлотта едва удержалась, чтобы не дотронуться до Дэвида. Она взяла бокал и откашлялась.

— Приятно выпить немного шампанского, — сказала она, — после того, как весь день пришлось биться, чтобы данные об объеме денежной массы прозвучали интересно. — Шампанское ударило ей в голову, и она испытала еще один приступ страсти.

— Спасибо, что согласились встретиться со мной, — тепло произнес Дэвид. — Мне так не хотелось, чтобы вы жертвовали своим вечером ради меня.

Шарлотта могла бы заверить его, что готова была бы встретиться с ним в пустыне Гоби, если бы он ее об этом попросил. Более того, она готова была ползти по дороге, усеянной бритвенными лезвиями, чтобы туда добраться. Вместо этого она принялась расспрашивать про банк «Вайнбергс», который вел дела его компании.

— Я провел там сегодня весь день. Мы решили организовать несколько обедов, чтобы управляющие финансовых фондов смогли выяснить, в каком направлении мы собираемся развиваться. — Он умолк и вздохнул, рассеянно срывая бумажную упаковку с журнала «Экономист». — Я не могу угнаться за этими специалистами которые в совершенстве изучили сотни компаний. В их глазах я буду выглядеть каким-то клоуном, деревенщиной.

Шарлотта чуть наклонилась вперед, чтобы посмотреть в его задумчивые глаза.

— Дэвид, эти люди получают удовольствие от членства в «Обществе страховых агентов»! Они не идут в бухгалтеры, потому что боятся работать в темпе, — сказала она, все больше распаляясь от выпитого шампанского. Она вскинула голову, и в ее зеленых глазах появился озорной блеск. — Я хочу рассказать вам историю о двух влиятельных управляющих из финансовых фондов. Они встретились за дружеским ленчем в известной мне брокерской фирме — два брокера этой фирмы и двое управляющих. За ленчем гости выпили три бутылки вина. Поэтому брокеры заказали еще, и ленч продолжался в том же духе: брокеры едва прикасались к спиртному, а клиенты все больше веселились… К половине четвертого они прикончили также бутылку марочного портвейна «Тейлорс», — продолжала Шарлотта. — Брокеры из вежливости заказали еще бутылку портвейна — чтобы гости были счастливы; сами же слушали их скучные истории и продолжали пить минеральную воду… К пяти часам брокеры намекнули, что пора бы всем вернуться к работе. Сказано это было добродушно, но старший управляющий взъелся и потребовал еще портвейна. Брокеры вежливо отказали, и тогда управляющий тут же позвонил в другую брокерскую фирму, расположенную через дорогу, и предложил им две тысячи фунтов комиссионных за сделку, если они немедленно доставят бутылку марочного портвейна в столовую своих конкурентов. Что они и сделали.

— Блеск! — рассмеялся Дэвид.

Но Шарлотта еще не закончила. Она подняла вверх палеи и сделала глоток шампанского.

— Ежегодно проводится одно противное мероприятие, которое называется «Обед аналитиков». Его организуют в одном из крупных отелей на Парк-Лейн. Каждый аналитик из брокерских фирм приглашает клиента, оплачивает и еду, и выпивку, и безобразия с битьем посуды, а потом — ночные клубы или публичные дома. И тянется все это с шести вечера до следующего дня.

Дэвид с отвращением сморщил нос и снова подлил шампанского в бокал Шарлотты.

— Может, мне стоит сэкономить и не выплачивать банку «Вайнбергс» их грабительские комиссионные? Может, лучше снять на вечер «Мануар о карт сезон» и позволить самым крупным владельцам моих акций учинить там погром?

Шарлотта захихикала, но потом заметила, что Дэвид помрачнел. Если бы он был котом, то мог бы забить хвостом или отвернуться и вылизывать лапу.

— Специалист по рекламе, которого «Вайнбергс» навязал мне, советует отснять для акционеров видеоролик, — произнес он равнодушно.

— Понятно, — сказала Шарлотта.

Дэвид заметил ее прохладную реакцию.

— Замечательная мысль, особенно если вы воспользуетесь услугами фирмы «Пайнвуд». У вас есть пятьдесят тысяч фунтов, чтобы выбросить их на ветер? Извините, мне не стоит относится к этому так негативно. — Шарлотта заерзала в кресле, представив дребезжащие звуки плохой записи поп-музыки на пленке, смазанные, не в фокусе кадры, смущенных служащих. — Нет, — решила она. — Я столько видела этих роликов о разных компаниях, и все они одинаково нудные, унизительные и глупые.

— О! — Дэвид нахмурился, услышав этот быстрый безжалостный анализ.

— Лучше опубликовать хороший годовой отчет, — посоветовала Шарлотта. — Может, мы в отличие от Штатов еще не стали постграмотным обществом, но надо помнить об интеллектуальной ограниченности вашей аудитории.

Ее скептицизм заставил Дэвида помрачнеть еще больше, и ей захотелось взять его за руку, чтобы подбодрить, заставить снова засмеяться.

— А что вы скажете насчет моей интеллектуальной ограниченности? — пробормотал он.

— Не понимаю, зачем вы себя так принижаете? — спросила Шарлотта с наигранным отчаянием. — Вы Гетти[8] и Аристотель вместе взятые по сравнению с большинством дельцов, с которыми раньше приходилось сталкиваться инвесторам.

— А вы, я думаю, никогда не занимаетесь самоуничижением, — сказал Дэвид насмешливо. — Извините, это уже слишком личное.

У Шарлотты отвисла челюсть, и он отвел глаза.

— Извините, — повторит Дэвид.

Она могла бы сказать ему, что даже если бы он вдруг попросил ее сесть ему на лицо, это не показалось бы ей чересчур личным — так она была влюблена. Но она лишь одарила его самой широкой улыбкой, на какую только была способна.

— Как насчет того, чтобы поесть? — предложил он. — Я заказал столик в «Ла Каприс». Надеюсь, я сделал правильно. — Он сунул в папку для бумаг довольно помятый «Экономист».

Шарлотту переполнял восторг, и она с восхищением смотрела на Дэвида. Желудок ее тоже был доволен. Когда они проходили мимо всех этих женщин, сидевших за круглыми столами, она с удовлетворением замечала их жадные и завистливые взгляды.

Вечер был теплый и солнечный. Они вышли из ресторана на Арлингтон-стрит, и Шарлотта взяла Дэвида под руку. Будь она немного трезвее, она вряд ли решилась бы на такой поступок, но теперь это показалось ей самым естественным делом на свете. Когда они двигались по улице, мягко спускавшейся вниз, к ресторану «Ла Каприс», колокола дворца Сент-Джеймс прозвонили семь раз, и Шарлотте казалось, что сердце ее вот-вот лопнет от счастья. Дэвид может остановиться, заключить ее в объятия и поцеловать. Это может случиться в любую минуту!

Но этого не случилось.

— Ваш очерк о компании оказал мне огромную помощь, — заметил Дэвид. — Спасибо!

Они шли рядом, и Дэвид поглядывал на нее. Шарлотте померещилось, что он сжал ее руку, лежавшую на его руке, и она ответила пожатием.

Они вошли в шумный ресторан и сели в белом просторном зале за столик у окна. На какое-то время Шарлотта отвлеклась, изучая меню и ломая голову над тем, что выбрать: акулье мясо, испеченное на углях, или же фрикасе из цыпленка в соусе с каким-то изумительным названием. Вдруг она заметила, что Дэвид наклонился к ней. Это могло означать, что готовится важное признание. Она почувствовала, как у нее в душе запорхали бабочки.

— Чем на самом деле занимаются коммерческие банки? — спросил Дэвид.

Она постаралась скрыть от него свою кислую реакцию на этот прямолинейный вопрос. Видимо, он действительно пригласил ее на обед, чтобы расспросить о подобных вещах. Никаких скрытых мотивов для приглашения у него не было, а все эти сумасбродные желания возникали только у нее. Почему первая искренняя влюбленность должна остаться безответной? Увидятся ли они снова после сегодняшнего вечера или же она обречена вечно любоваться им издалека? Что за трагическая участь, думала она, входя в роль учителя, готового с энтузиазмом отвечать на любые вопросы.

Было без четверти девять, и они успели поменять уже третье блюдо. Дэвид извинился, что вынужден оставить ее здесь, и, попросив счет, отпустил несколько язвительных замечаний по поводу безнадежного состояния железнодорожного сообщения с Кембриджем.

Шарлотта боролась с чувством отчаяния, когда они вышли из ресторана и направились к Пиккадилли, обсуждая проблему насильственной распродажи компаний. На этот раз, как заметила Шарлотта, Дэвид держал папку для бумаг с той стороны, где шла она, поэтому у нее не оказалось возможности взять его под руку. Дэвид усадил ее в такси, бесстрастно поцеловал в щеку и наградил потоком похвал и благодарности за ее мудрые советы. Шарлотта вернулась домой на Глочестер-роуд, размышляя о безысходности неразделенной любви.


Пока поезд, в котором тем вечером ехал Дэвид Стоун, тащился в Кембридж, сам Дэвид даже не подозревал, что его компания стала предметом дискуссии на совещании по вопросам дальнейшей стратегии «Глобал Текнолоджис» в штаб-квартире корпорации в городе Монлорей, штат Нью-Джерси.

Сформированная в спешном порядке команда Дика Зандера, как предполагалось, должна была разработать план по установлению полного контроля над компанией «Мартиндейл» со стороны «ГТ». Поэтому Пол Робертс был немало удивлен расспросами Зандера о компании «Уильям Стоун и сын» и особенно — о производимом этой фирмой веществе под названием «Верди». Когда Пол недоуменно нахмурился, американец пояснил, что, передавая отчет о «Мартиндейл», аналитик случайно вложил туда свои записи о поездке в Кембриджшир. Зандер ознакомился с записями и наткнулся на упоминание о «Верди». Теперь финансовый директор корпорации «ГТ» повел речь о попытке захвата компании «Уильям Стоун и сын».

— Вы имеете в виду — вместо компании «Мартиндейл»? — осторожно поинтересовался Пол.

Зандер ухмыльнулся, прекрасно зная, какие мысли появились у молодого банкира. Он думает, что если жертвой захвата будет фирма поменьше, меньше будет и гонорар за подготовку операции.

— Нет, Пол. «Мартиндейл» и «Уильям Стоун и сын». А что такое? — спросил он добродушно.

Пол почувствовал облегчение и уселся в кресло.

— Замечательная идея, — произнес он с нескрываемым восхищением. — Мне уже приходило в голову, что компания Стоуна вполне созрела для захвата. Я думаю об этом с тех пор, как побывал у них. Прекрасная маленькая фирма. Но я не предполагал, что она вас заинтересует, поскольку предприятие совсем небольшое.

— Действительно, — кивнул задумчиво Зандер. — Но представьте, что мы могли бы предпринять, располагая технологией Стоуна. — Он сделал глоток минеральной воды и дружески улыбнулся аналитику. — Сынок, это перст судьбы, что ваши заметки оказались в документах «Мартиндейл»! — Он благодарно воздел руки, словно Папа Римский, благословляющий толпу. — Дареному коню в зубы не смотрят, верно?

Пол улыбнулся в ответ, с удовольствием предвкушая, как расскажет Мэлпасу, что их гонорар должен увеличиться. Но сообщит он об этом после того, как даст указание матери подкупить акций компании «Уильям Стоун и сын».


В среду вечером Джеймс Мэлпас сидел в своем домашнем кабинете у себя в Ричмонде, окруженный полками с первыми изданиями многих книг. Он никогда не читал эти книги, но они представляли реальную ценность, и вид у них был впечатляющий. Он достал из ящика стола листок бумаги и разгладил его ладонью. Это был составленный им список членов правления банка «Броди Макклин» с пометками о том, как они могут проголосовать. На этот раз он поставил свои инициалы около фамилии человека, возглавляющего Общий инвестиционный траст-фонд[9].

Мэлпас довольно улыбнулся, вспоминая, как легко получил этот голос: невинная беседа во время ленча. Он поделился с коллегой некоторой информацией. Любой инвестор, если только у него есть голова на плечах, должен сейчас избавляться от акций «Мартиндейл», а потом вновь приобрести их, но после того, как будет опубликован удручающий отчет о деятельности компании за полгода. Директор траст-фонда понимающе кивал.

Джеймс спрятал листок в ящик стола, довольный тем, что влияние Рейвенскрофта разваливается. Статья в журнале «Бизнес уик Интернэшнл», разумеется, также этому способствовала: в результате в банке пролито море крови. Словно вернулись времена Джозефа Маккарти и он лично бродил по коридорам, проводя расследования и разоблачая. Однако сторонникам Рейвенскрофта не хватило ума, чтобы понять, кто все это подстроил. Они подозревали, что банк «Эмпайр Нэшнл» сам допустил утечку информации, поскольку в статье дураком выглядел как раз «Броди Макклин», а все дело оборачивалось так, будто американцам удалось его облапошить. Чарльз Рейвенскрофт закатил бурный скандал президенту «Эмпайр Нэшнл», и идея слияния банков была фактически похоронена. На обеспокоенном лице Джеймса появилось удовлетворение.

Причиной его беспокойства в тот вечер стала Фиона. Он вдруг осознал, что не слишком считался с чувствами жены: накопилось так много невысказанного, а он был вечно занят делами, чтобы обращать на это внимание. Она не навязывала ему своего мнения, не пыталась давить, и Джеймс думал об этом с признательностью. Благодаря такому качеству она была прекрасной хозяйкой и помощницей, никогда ему не перечила, умела побудить других рассказывать о себе, в то время как сама избегала любых откровений.

Джеймс заметил эту черту ее характера еще десять лет назад, когда они встретились на открытии выставки в галерее на Бонд-стрит. Фиона собиралась стать реставратором, и, познакомившись с ней, Джеймс сразу оценил ее сдержанность и рассудительность. Ему понравилось и то, что она была высокой — пять футов одиннадцать дюймов, хотя она и стеснялась своего роста. У нее было бледное лицо с правильными чертами, но ей всю жизнь приходилось бороться, чтобы не выглядеть слишком худой. Это не волновало Джеймса — он терпеть не мог толстых. Длинные, до плеч, белокурые волосы она чаше всего собирала сзади в «конский хвост». В ту самую минуту, когда Джеймс увидел ее, он понял, что именно такая женщина ему нужна, и через полгода они поженились.

Фиона родилась в шотландской семье, принадлежащей к верхушке среднего класса. Ей было обеспечено приличное содержание, чтобы она могла свободно продолжать образование. Джеймс учился у нее хорошим манерам, умению одеваться и быть обаятельным в общении с людьми. Прислушиваясь к ее речи, он перестал употреблять такие слова, как «пардон», «салон» и «сортир», а вместо этого говорил: «гостиная» и «туалет»; не расслышав же собеседника, произносил: «Извините!». Она была находкой во всех отношениях, и он никогда не упрекал ее, что она не смогла родить ему сына и наследника.

Вечером они ждали гостей — члена правления банка «Броди Макклин» с женой. Это был один из запланированных обедов, которые Джеймс устраивал, чтобы выяснить, как относятся к нему коллеги и поддержат ли они его кандидатуру на пост председателя правления. Подобные светские мероприятия давали финансисту отличную возможность произвести впечатление на коллег и попытаться склонить их на свою сторону. По крайней мере Джеймс на это рассчитывал.

Мэлпас нашел жену в столовой их викторианского особняка. Фиона следила за сервировкой стола для предстоящего обеда, проверяя, не осталось ли на бокалах пятен после того, как их протерли. По обыкновению стол был накрыт безупречно; Мэлпас знал, что и блюда будут превосходными. Фиона надела очаровательную длинную цветастую юбку и шелковую блузку. Через три минуты он сумел убедить ее рассказать, чем она расстроена.

Ей позвонила миссис Коллинз — пожилая дама, владелица фермы, которую они собирались купить. Джеймс замешкался возле стола, зная, что последует за этими словами, и стал думать, как объяснить все своей наивной жене.

— Я была несколько удивлена, когда миссис Коллинз сообщила мне, что ты отказался от своего предложения, — начала Фиона неуверенно, избегая смотреть Джеймсу в глаза. — Она, естественно, расстроилась, а мне нечего было ей сказать.

— Дело в технической стороне вопроса, — ответил Джеймс бодро. — Я хочу предложить им заключить сделку на более разумных условиях. Очевидно, агент по продаже недвижимости ничего толком не объяснил миссис Коллинз.

Фиона, внимательно следившая, правильно ли украшают стол цветами, нахмурилась.

— Мистер и миссис Коллинз дали обязательство купить бунгало в Бадлей-Солтертоне, — объяснила она. — Они подписали контракт и попали в неприятное положение. Ведь они не могут рассчитывать, что появится новый покупатель.

Джеймс вздохнул.

— Ради Бога, Фиона!

Она переставляла цветы и, похоже, не слышала, что он говорит, и ему пришлось повысить голос:

— Завтра я собираюсь сделать им другое предложение, и у них будет время подумать. Это заставит их все как следует взвесить.

В то утро он совершенно сознательно отказался от своего предложения в надежде, что они снизят цену. Он знал, что пожилая пара подписала контракт на покупку этого несчастного бунгало только потому, что им посоветовал тот безмозглый агент. Джеймс сразу сообразил, что это дает ему возможность действовать с позиции силы, и он собирался воспользоваться таким преимуществом. Он рассчитывал через пару дней сделать им новое предложение, назвав цену пониже, но он не учел, что общительная миссис Коллинз начнет плакаться Фионе.

— Они же все равно получат от нас вполне приличные деньги, достаточные для обеспеченной жизни на пенсии, — буркнул Джеймс. — Я не понимаю, с чего ты решила заняться благотворительностью в их интересах, моя дорогая.

Она кивнула, будто во всем, что он сказал, был здравый смысл.

— Прости, — прошептала она и ушла в кухню.

На миг Мэлпас застыл на месте, раздраженно вцепившись руками в спинку стула и уставившись на цветы, расставленные на столе. Надо найти более удобный момент и объяснить ей, что управляющий их банка не готов предоставить им достаточно крупный кредит, поэтому он вынужден сбивать цену. Право, сейчас неподходящее время. Джеймс проследовал за женой в кухню, чтобы открыть вино до приезда гостей.


На следующий день только к середине ленча Дэвид понял, почему сидевшие вокруг молодые люди так часто смотрят вниз, на свои колени. Оказывается, они бросали взгляды совсем не на салфетки, а на рекламные проспекты фирмы «Экстель», в которых кратко излагалась история компании «Уильям Стоун и сын».

Десять управляющих из финансовых фондов поглощали пережаренное мясо ягненка с картофелем, оплаченное банком «Вайнбергс». Они были основными акционерами компании Дэвида, и он ожидал допроса с пристрастием. Но, насколько он мог видеть, в данную минуту их больше интересовали красивые ягодицы официантки, подливавшей им вино.

Когда время от времени почтенное собрание умолкало, что случалось нередко, Дэвид по своей инициативе выдавал некоторую информацию о том или ином аспекте деятельности своей компании. Приглядываясь к людям, сидевшим за столом, он понимал, что они совершенно не намерены поддерживать разговор. Они были неуклюжими, невоспитанными, если не сказать — грубыми, словно считали свое присутствие здесь личным одолжением Дэвиду. Они и не думали извиняться за то, что ничего не знают ни о прибыльности, ни о продукции, которую производит компания, ни о том, где она расположена.

Такое пренебрежение удивило Дэвида. Он не ожидал, что его инвесторы окажутся прыщавыми безусыми математиками. Дэвид не знал, что управляющие финансовых фондов не интересуются ленчем с владельцами таких маленьких фирм, как его, и вместо себя присылают стажеров. В половине третьего эти стажеры ринулись назад, в свои офисы, а Дэвид отправился на станцию Ливерпуль-стрит, удивляясь, какого черта он так суетился.


Тем временем в Монлорее Брюс Карретта тихо постучал в двери кабинета Дика Зандера.

— Я принес компакт-диск Арта Блэки, о котором говорил, — сказал он, когда финансовый директор оторвался от своих бумаг.

— Отлично! Заходи, — пригласил его Зандер широким жестом. — Примости где-нибудь свой зад на секунду, ладно? И закрой дверь!

Карретта так и сделал, вручив боссу компакт-диск.

Зандер улыбнулся и облизал губы.

— Отлично, отлично! Это же классика! Лучшее из того, что у него есть. Я сегодня вечером перепишу, а завтра верну тебе.

— Мне не к спеху, босс, — заискивающе проговорил Карретта. — Можете наслаждаться. — Он умолк, тщательно подбирая слова. — Небольшая проблема с Кэти Гутьерес.

Зандер перевел взгляд с обложки компакт-диска на Карретту и прищурился.

— Жена одного из наших парней встретила ее вчера на улице, — начал объяснять Карретта. — Кэти говорила ей разные странные вещи. Кажется, она не верит в обстоятельства смерти Рауля. Знаете, она подозревает, что это не был несчастный случай.

Рот Зандера превратился в тонкую щель.

— Не похоже на безутешную вдову, верно? — Он заметил тревогу на лице Карретты. — А если Рауль делился с ней своими сомнениями по поводу проекта?

— Видимо, так. Они были очень близки, — согласился Карретта и скривился, словно съел что-то горькое. — Проклятая либералка! И к тому же упрямая.

— Она способна причинить нам неприятности? Я имею в виду, как много она знает и кому может рассказать?

— Она из породы активистов. Вечно треплется в местных газетенках по поводу несправедливых сокращений в госбюджете. У нее в прессе полно друзей, что меня и тревожит. Дик. Иначе я не стал бы вас беспокоить. — Карретта пожал плечами, будто извиняясь.

— Ничего, я это ценю, — произнес Зандер задумчиво и постучал пальцем по обложке компакт-диска. — Еще один несчастный случай выглядел бы подозрительно, — добавил он, помедлив. — Статистически неправдоподобно.

Карретта кивнул.

— Да, я об этом думал. Может, стоит принять в расчет место, где она работает? Знаете, приют на Скид-роу, в другом конце города.

Некоторое время Зандер сидел с отсутствующим видом, будто что-то припоминая. Он вспомнил серьезную и довольно симпатичную Кэти Гутьерес и ее просьбы выделить средства в пользу приюта для бездомных. Он встречался с ней на ежегодных пикниках, которые «ГТ» устраивала для своих сотрудников; ее лицо привычно мелькало на экране в новостях местной телекомпании. Время от времени корпорация «ГТ» жертвовала для приюта несколько тысяч долларов.

— Да, мне известно то место, которое ты имеешь в виду. Там полно психов и бродяг. Очень опасно для молодой женщины.

На мгновение Карретта замешкался, наблюдая, как неподдельная обеспокоенность на липе его босса сменилась ухмылкой.

— Там всего хватает, — согласился он. — Стреляют из автомашин во время разборок, гибнут случайные прохожие, свихнувшиеся подростки бродят по улицам с оружием.

Зандер снова взглянул на компакт-диск.

— Именно в той части города, Брюс! Типичная американская смерть! Статистически такая смерть в наши дни более вероятна, чем смерть от рака, спида или даже в автокатастрофе. Особенно, если ты общаешься с бродягами. — Он зевнул и протер глаза. — Что за страна, твою мать!

Глава восьмая

— Знаешь, ты не с того конца взялась за «Мартиндейл». — Джонатан Слоуп с ехидством смотрел на нее из-за тяжелых стекол очков а-ля Джон Леннон. — Обычная дерьмовая компания, вроде этой. — Он кивнул на подиум, с высоты которого председатель правления фирмы — конкурента «Мартиндейл» — оглашал жалкие данные о своих доходах. — Никакого заговора с целью сбить цену на акции «Мартиндейл» не было и в помине. И ты села в калошу со своими мстительными нападками на «Броди Макклин». Тебе следовало быть более осторожной.

Шарлотта шикнула на него, сделав вид, что все ее внимание поглощено пресс-конференцией.

— Оборонная промышленность последние несколько лет переживает тяжелые времена, — говорил председатель правления похоронным тоном. С таким же успехом он мог бы сказать: «Для производителей оружия кошмар продолжается: самое время начать войну с какой-нибудь страной третьего мира».

Джонатан откровенно смеялся над тем, как упрямо Шарлотта отстаивает идею, будто кто-то специально сбивает цены на акции «Мартиндейл». В своей последней программе она договорилась до того, что банку «Броди Макклин», ведущему дела компании, известно гораздо больше, чем думают другие.

— Не делай вид, что собираешься разоблачить Уотергейт в Сити, — покровительственно посоветовал Джонатан, и Шарлотта почувствовала себя униженной. — Лучше пошло улыбайся в камеру! — Он положил руку на спинку ее стула. — Почему ты не хочешь, чтобы я написал для тебя сценарий? Из нас получилась бы неплохая команда!

Он старался заглянуть в вырез ее блузки, поэтому Шарлотта отодвинулась и застегнула верхнюю пуговицу. Но пальцы ее дрожали, и она услышала смех Джонатана:

— Шарлотта Картер — кожа да кости. Когда же ты повзрослеешь и позволишь уложить тебя в постель?

— А когда ты почистишь ногти и сменишь носки? — прошипела она в ответ, но Джонатан притворился, что не слышит.

— У нас на работе есть один парень, который собирает материал для программы «Мастер своего дела», — сказал он, переводя разговор на другую тещ. — Просто диву даешься, на какие вопросы эти кретины хотели бы отвечать. — Он презрительно фыркнул. — Например, об автотрассах, идущих от Летчуорта. Или о замене шейки бедра. Или о том, «как готовить пищу на одного». — Он пренебрежительно ухмыльнулся.

Шарлотта промолчала, но чем больше она размышляла, тем печальнее казалось ей, что существуют специалисты, которые умеют готовить «на одного». Она подумала о многочисленных, незнакомых ей людях, ведущих несчастную одинокую жизнь. Только вчера она увидела на столбе объявление: если кто-нибудь найдет собаку такой-то породы, просьба позвонить по такому-то телефону. Там же была прикреплена фотография любимицы. Шарлотта никак не могла избавиться от мысли, что вряд ли эта собака жива и каким несчастным, должно быть, чувствует себя ее хозяин. Может, это старушка, для которой собака была единственным другом. Настроение у Шарлотты портилось все больше.

Подобный ход мыслей помимо ее воли привел Шарлотту к выводу о том, как ужасно оказаться старой или слепой, или одинокой, или бедной. А то еще хуже: слепой, старой, одинокой и бедной. Она вспомнила, что неделю назад читала, как дети в Ист-Энде до смерти забили камнями собаку-поводыря, принадлежавшую какому-то старику, забили просто так, развлекаясь. А это недавнее судебное дело, когда четверо мальчишек замучили кота, сбрасывая его несколько раз с балкона, пока он не переломал все кости?

Шарлотта уже готова была заплакать от жалости ко всем этим животным и от злости на всех этих жестоких людей. Чтобы отвлечься, она огляделась, узнавая лица журналистов, которые собирались на такие вот пресс-конференции ради дармовой выпивки, а не ради информации. Во втором ряду она заметила знакомую голову. Возможно, в департаменте, которым руководил Джеймс Мэлпас, Пол занимал теперь высокое положение, но для него по-прежнему было важно следить за тем, что происходит в оборонной промышленности. Когда он в свою очередь повернулся, чтобы осмотреться, их взгляды встретились. Шарлотта тут же опустила голову, притворившись, будто делает в блокноте какие-то записи.

Председатель правления компании продолжал по бумажке читать свой доклад, словно какой-нибудь аппаратчик коммунистической партии, оглашающий фиктивные статистические данные о выплавке стали. Сможет ли Шарлотта, спрятавшись за спины своих операторов, выскользнуть из помещения так, чтобы Пол ее не увидел? Размышляя, как выбраться из этой ситуации, она потихоньку отодвигалась от твидового пиджака Джонатана Слоупа. Шарлотта подозревала, что Джонатан из тех, кто воспринимает эрекцию как подарок, и боялась, что он сунет ее руку себе в промежность. «Меня хотят только такие вонючки и ущербные, — подумала она с горечью, — а не такие, как Дэвид Стоун!» Она закрыла глаза и стала повторять свое заклинание: «Завтра опять в ресторан, завтра опять в ресторан».

Она ошиблась насчет Дэвида. Насчет «Мартиндейл» она тоже ошиблась? Босс Пола Джеймс Мэлпас стоял во главе махинации с понижением курса акций. Зачем он это делал, учитывая, что сэр Теренс Певз являлся клиентом «Броди Макклин», Шарлотта понять не могла. Где бы ей раздобыть железные доказательства? Ее взгляд еще раз задержался на светло-каштановых волосах Пола, сидевшего впереди.

Через десять минут по залу прокатился недовольный ропот: журналисты решили, что настало время закусить. Председатель правления принялся выражать признательность за участие всех в пресс-конференции, но его голос утонул в грохоте отодвигаемых стульев. Шарлотта вскочила, стараясь избежать приставаний Джонатана. Она указала своей команде на толпу репортеров, которые рвались в буфет, — к волованам[10] и «Шабли», а сама уселась, притворяясь, будто просматривает свои записи, ожидая на самом деле, когда подойдет Робертс.


В тот день после обеда, возвращаясь в «Броди Макклин», Пол поздравил себя с тем, что, встретив Шарлотту, предпочел дело удовольствиям. Он хотел бы пригласить ее куда-нибудь выпить, но знал, что ему все равно не выбраться из завала работы, связанной с «Глобал Текнолоджис». К тому же он чувствовал, что момент для возобновления отношений еще не настал.

Он поболтал с ней вполне дружески, не выдав своего раздражения по поводу того, что она не желает отвечать на его бесконечные телефонные звонки. Тем не менее Пола встревожили ее расспросы насчет «Мартиндейл». У нее надежные источники информации в деловом мире, отметил он про себя, но ему удалось отвлечь ее внимание советом следить за компанией «Уильям Стоун и сын». По тому, как у Шарлотты загорелись глаза, он понял, что сумел разжечь ее любопытство.

Впрочем, это было не столь уж важно, поскольку фирма «Уильям Стоун и сын» — мелочь, и кто охотится за этой компанией. Шарлотте все равно не догадаться. Если это способно отвлечь ее и она перестанет копаться в делах «Мартиндейл», то у самого Пола будет меньше хлопот. К сожалению, он не сможет разделить радость победы с Джеймсом, поскольку тот наверняка отреагирует слишком бурно на то, что какая-то журналистка собирается что-то вынюхивать вокруг компании «Уильям Стоун и сын». Мэлпас вовсе не пришел бы в восторг от этого отвлекающего маневра, который предпринял Робертс.

Пол откинулся на спинку кожаного сиденья такси и закрыл глаза. Когда корпорация «ГТ» объявит об установлении контроля над обеими компаниями, у него будет больше свободного времени и он еще раз попробует осторожно взять приступом прекрасную крепость — Шарлотту.


— Конечно, я должен был предупредить заранее, но не хотели бы вы сегодня вместе со мной пообедать?

У Шарлотты сразу пересохло в горле, и она сосчитала до трех, прежде чем согласиться. Вряд ли он поверил, что ей пришлось заглянуть в свой ежедневник, но чувство собственного достоинства не позволило ей тут же с восторгом завопить в телефонную трубку: «Да! Да! Да!» — так громко, чтобы слышно было в самом Кембриджшире.

К тому моменту, когда закончился вечерний выпуск новостей, она с трудом могла говорить от нетерпения. Она едва сдерживалась, чтобы не сбежать из студии раньше времени, пока наконец не оказалась в приемной, где Дэвид читал «Файнэншл таймс». Увидев Шарлотту, он отшвырнул газету и, улыбаясь, встал.

Они протолкались сквозь толпу и зашли в бар, где, купив бутылку белого вина «Риоха», нашли свободный столик. Шарлотта объяснила Дэвиду то, на что намекала днем в телефонном разговоре. Курс акций его компании резко пошел вверх: кто-то собирается установить над фирмой контроль. Ажиотаж вокруг его акций на бирже доказывает то же самое.

— Конечно, пока это только сплетни, но в любом случае существует несколько способов защиты, которые следует использовать. — сказала Шарлотта ободряюще. — Например, так называемое «Спасение бриллиантов короны»: вы выставляете на продажу ту часть своего предприятия, которой больше всего стремится завладеть захватчик, и это сразу делает установление контроля над всей компанией менее привлекательным.

Дэвид, не отрываясь, смотрел в рюмку, стоявшую перед ним.

— Или вы сами объявляете о намерении купить более крупную фирму, чем ваша, — продолжала Шарлотта, — и собираетесь влезть в долги. Или снимаете со счета все, до последнего пенни. Это может отпугнуть.

Она пыталась заглянуть Дэвиду в глаза, но он отрешенно смотрел на пламя свечи, горевшей на столе.

— Это лучше, чем потерять всю компанию! — добавила Шарлотта.

— Значит, вы считаете, что я могу ее потерять? — Это прозвучало так, словно он не мог поверить.

Шарлотта прокляла себя за резкость и постаралась подбирать слова более осторожно. В то же время ей хотелось убедить Дэвида, что ему надо действовать.

— Не сдавайтесь! — произнесла она бодро.

— Удивительно, что двадцать управляющих из финансовых фондов могут решать судьбу компаний, которые гораздо крупнее моей, — начал Дэвид, будто не слушая Шарлотту.

Она смотрела, как Дэвид отковырнул кусочек воска с бутылки, служившей подсвечником. Затем он поднял голову и посмотрел Шарлотте в глаза.

— Мне хотелось позвонить вам, но я не мог придумать подходящий предлог. Вы могли бы подумать, что я к вам пристаю и послать меня к черту.

— О нет, что за глупости! — возразила Шарлотта, с трудом сдерживаясь, чтобы не броситься к его ногам.

— Если бы я был юной симпатичной удачливой журналисткой, я вряд ли захотел бы, чтобы меня преследовал своим вниманием немолодой фермер, которого бросила жена. — Он грустно усмехнулся.

— Вы польстили мне и унизили себя, — пробормотала Шарлотта.

— Ну, тогда я задам личный вопрос. У вас есть кто-нибудь? Я имею в виду — у вас есть приятель?

— Нет. — Она удивилась.

— Вероятно, я сумасшедший, раз пристаю к вам? Или мы можем стать друзьями, и вы считаете забавным, что вами восхищается человек, который намного вас старше?

«Я считаю, что нам надо немедленно ехать ко мне и трахаться до потери сознания», — могла бы сказать Шарлотта, но вместо этого она скромно улыбнулась и произнесла:

— Вы не сумасшедший.

Пять минут спустя они уже ехали в такси к Глочестер-роуд. Он не пытался обнять ее ни в машине, ни в холле ее квартиры, когда она закрыла входную дверь. Никакого прерывистого дыхания. Никаких страстных поцелуев. Никаких попыток расстегнуть пуговицы на ее блузке. Она провела его в кухню, подумав, что, наверное, в зрелом возрасте мужчины избавляются от склонности проявлять бешеную нетерпеливость. Дэвид говорил с ней, не переставая, открыл вино, пока Шарлотта готовила ванну, а когда она вернулась, похвалил ее вкус в выборе вина. Потом он стал бродить по комнате, взглянул на книжную полку с романами и ничего не сказал. «Нехороший знак», — подумала Шарлотта. Он даже вздрогнул, когда увидел ее компакт-диски.

— У меня есть и классика, — попыталась оправдаться Шарлотта.

— «Времена года»? — пробормотал Дэвид, рассматривая книгу о химической промышленности.

— Как вы догадались? — спросила она обиженно. — Полагаю, рок вам не нравится?

— Не совсем так. Я слушаю Кросби, Стилса, Нэша и Янга. Вместе и отдельно. — Заметив, что это ей ничего не говорит, он пояснил: — Вы другое поколение. Вы действительно читаете все эти книги? У вас, должно быть, особая способность сосредотачиваться на таких скучных вещах.

— Почему вы такой ужасный? — спросила Шарлотта.

Он повернулся к ней и взял свой бокал с вином.

— Потому что я нервничаю. Дело не в сдержанности. У меня нет опыта, и я не знаю, как должен себя вести, чтобы не напугать вас. Так что я лучше просто лягу в ванну и постараюсь избегать ошибок, которые непременно натворю. — Дэвид обошел Шарлотту и направился в ванную. Через несколько минут он окликнул ее: — Почему бы вам не принести сюда бутылку и не наполнить снова мой бокал?

Шарлотта отправилась в кухню и вытащила из холодильника бутылку вина «Монополь», размышляя, что же должно произойти сегодня вечером и произойдет ли вообще что-нибудь? Но вскоре она уже сидела на крышке унитаза и разговаривала с Дэвидом, потягивая вино. Напряжение исчезло, и она украдкой бросила несколько взглядов на его тело. У него была гладкая безволосая грудь, широкая, но не слишком мускулистая. Ноги — длинные, покрытые нежными каштановыми волосками, но вовсе не лохматые, как у обезьяны. Все остальное, кажется, тоже было в порядке.

— Когда мы будем есть? — спросила Шарлотта.

— Шарлотта, вы женщина моей мечты! Еда в самом деле для вас кое-что значит, если она интересует вас в такой момент. Не стоит ждать половины девятого!

Он выбрался из ванны, и Шарлотта, вскочив, ринулась к сушильному шкафу за полотенцем. Он обернул полотенце вокруг себя, но пока она решала, раздеваться ли в его присутствии, он обнял ее, и полотенце упало на пол.

— Ты представить себе не можешь, как давно я мечтал это сделать! — сказал он, целуя ее, и засмеялся. Затем он провел ее в гостиную и осторожно уложил на пол.

— Очень даже хорошо представляю! — произнесла Шарлотта с нежностью, когда Дэвид, опустившись перед ней на колени, расстегивал пуговицы на ее блузке.

— Ты прекрасна! — воскликнул Дэвид и начал нежно целовать ее груди. Он раздевал ее, пока она не осталась в одних только белых шелковых французских трусиках, которые ему очень понравились. Он лег рядом и стал водить вверх-вниз пальцем по прозрачному шелку трусиков между ног Шарлотты. Его рука двигалась ритмично и ровно, и вскоре он увидел, как возбуждение на лице Шарлотты сменилось наслаждением. Она ухватилась за его плечи и начала извиваться на полу. Оргазм сотрясал ее тело, и она крепко прижалась к Дэвиду, пока дрожь не унялась.

— Это было потрясающе, удивительно, невероятно! — призналась Шарлотта. Затем она заставила Дэвида перевернуться на спину и села на него верхом, положив руки ему на грудь.

— Ты даже лучше, чем я думала!

— Высокая похвала. — Дэвид протянул руку и погладил ее бедро.

— Я безумно хочу тебя, — прошептала Шарлотта, склоняясь над ним.

— Я тоже хочу тебя, — проговорил Дэвид между поцелуями. — Но нам надо достать одну из этих ужасных штук. Думаю, пока мы могли бы развлечься более невинным способом.

Шарлотта улыбнулась.

— У меня в спальне есть несколько этих штучек, — сообщила она с готовностью и высвободилась из его объятий.

— Значит, я дурак, — сказал Дэвид спокойно. — Только сначала ответь мне. — Он крепко держал ее. — Расскажи, откуда ты узнала, что кто-то собирается захватить мою компанию? Кто тебе сказал?

— Дэвид, я хочу тебя, немедленно! Неужели мы не можем поговорить после? — спросила Шарлотта. Но когда она попыталась встать, он навалился на нее и поцеловал в шею. Она чувствовала пульсирующую плоть, твердо упиравшуюся в ее бедро, и думала, как замечательно было бы сейчас же заняться с ним любовью. — Пожалуйста, — простонала она.

— Ты ничего не получишь, пока не скажешь, откуда у тебя такая интересная информация о моих акциях, — прошептал Дэвид ей в ухо.

— Ладно, придется рассказать, — засмеялась Шарлотта и обхватила ногами его ноги. — Я была в приятельских отношениях с аналитиком, который писал о твоей компании. Помнишь его?

Дэвид кивнул и погладил ее волосы.

— Пол решил, что твоя компания — идеальный вариант для захвата. Он теперь работает в департаменте финансирования промышленных корпораций «Броди Макклин».

— Чтобы я еще когда-нибудь водил это дерьмо по своим фабрикам! Или рассказывал, чем я занимаюсь! Половина из того, что я говорил, не предназначалась для записи! — сказал Дэвид и подумал, не стал ли теперь «Верди» всеобщим достоянием?

— Я встретила его на прошлой неделе на презентации в Сити, и он сказал мне, что скоро за твою компанию возьмутся как следует, — продолжала Шарлотта.

— В самом деле? Зачем он тебе об этом рассказал? — Дэвид выпустил Шарлотту из объятий и сел.

Она надулась и попыталась снова притянуть его к себе, но Дэвид сопротивлялся.

— Я не знаю, — сказала Шарлотта. Ей не хотелось говорить на эту тему.

— Ты с ним спишь? — спросил Дэвид, повысив голос. — И поэтому у тебя здесь повсюду валяются презервативы? Или, может, он думает, что ты станешь с ним спать,если он будет снабжать тебя сплетнями?

— Нет. О чем ты говоришь? — Она покачала головой, делая вид, что не понимает причины его беспокойства.

— У тебя не очень хорошо получается врать, Шарлотта, — сказал Дэвид, поднимаясь. Все признаки его возбуждения быстро исчезли. — Ты водишь его за нос или ты с ним спишь?

Шарлотта, потрясенная такой неожиданной сменой настроения, села, подтянув колени. Она вдруг почувствовала свою наготу и стала мерзнуть. Прежде чем до нее дошло, что случилось, Дэвид отправился в ванную и собрал одежду.

— Я знал, что нельзя быть таким ослом, — буркнул он себе под нос, вернувшись в гостиную. Он уже надел рубашку и боксерские трусы.

— Я не сплю с ним, — заявила Шарлотта резко. — В любом случае, только дура в наше время не держит дома презервативы. Ты должен сказать мне спасибо за то, что я так осторожна! — рявкнула она, увидев, что Дэвид надевает брюки. — Никогда нельзя полагаться на то, что другая сторона удосужится подумать о таких скучных вещах.

Он холодно посмотрел на нее, но Шарлотта заметила, что руки у него дрожат.

— Ну, довольно, Дэвид! — Она встала и попыталась обнять его.

Дэвид отстранил ее мягко, но решительно.

— Нет, я не позволю тебе играть со мной. Подбери себе кого-нибудь помоложе. Я слишком стар, чтобы мною попользовались и выкинули. Мне этого не надо, Шарлотта, так что найди другого дурака, вроде твоего маклера.

— За что ты со мной так? — задохнувшись, спросила Шарлотта, когда он направился в холл.

— Я достаточно унижался! — бросил Дэвид и хлопнул дверью.

Шарлотта слышала, как он сбегал вниз по лестнице. Она добралась до дивана. Сколько там просидела, она не знала. Наконец, когда ее затрясло от холода, она пришла в себя и встала, чтобы зажечь свет и собрать разбросанную по полу одежду. Одежда эта выглядела словно улика какого-то преступления, которое случайно совершили двое незнакомых друг другу людей; и ни одного из этих незнакомцев Шарлотта не знала.

Она накинула на плечи халат и слила воду из ванны, стараясь понять, что же произошло. Голова раскалывалась, и Шарлотта побрела в спальню, даже не соображая, куда идет.

Но вспомнив, как они с Дэвидом катались по полу, она рухнула на кровать, будто позвоночник больше не мог держать ее.

Одно неосмотрительное замечание, одно бездумное признание — и она в своей глупости превзошла сама себя, разрушив такую великую возможность. Почему она не соврала? Почему не сообразила, как все это прозвучит? Зачем ей вообще понадобилось раскрывать рот?

Шарлотта свернулась на кровати клубком в обнимку с Кроликом Альфредом и зарылась головой в подушку, словно стараясь задушить свою память. Но при этом внутри у нее начал закипать гнев. Что за спектакль по поводу презервативов? Может, из-за того, что ему изменила жена, у него теперь полный набор неразрешимых психологических проблем? Последний раз она позволила своему непокорному сердцу вести себя самостоятельно. Оно еще недостаточно взрослое, чтобы переходить улицу без присмотра.

Она закрыла глаза и разревелась. Впервые в жизни, насколько она могла помнить, Шарлотта Картер совсем не хотела есть.

Глава девятая

В то время, как Дэвид Стоун в самом отвратительном настроении возвращался в Кембридж, его компания снова была предметом обсуждения в Монлорее, штат Нью-Джерси, где день был еще в самом разгаре. Дик Зандер сидел напротив своего босса Макса Кларка, от которого, как он заметил, сегодня особенно воняло потом.

— Я по-прежнему думаю, что лучший способ в этой ситуации — установить контроль над компанией путем скупки ее акций одновременно со скупкой акций «Мартиндейл». Тогда никто не поднимет шума, — убеждал Зандер своего босса.

Но Кларк не соглашался. Зандер дипломатично пожал плечами, чтобы скрыть свое раздражение. Кларк всегда выбирал самую скрытную бандитскую стратегию, и первым его побуждением было сразу ввязаться в драку с огнеметом в руках.

— Говоря откровенно, Макс, компания Дэвида Стоуна стоит недорого. Она обойдется нам в сумму, равную клубным членским взносам наших директоров. Это пустяк, а покупка через биржу контрольного пакета акций не вызовет негативной реакции, которая в ином случае непременно возникнет.

Кларк поморщился.

— Не знаю. По-моему, слишком много шума из ничего. Ты уверен насчет полистирола? — спросил он с сомнением в голосе.

Зандер кивнул и вызывающе скрестил руки на груди, настолько вызывающе, насколько это было допустимо в присутствии хозяина. Когда Кларк вздохнул и протянул руку за очередной сигарой, Зандер понял, что добился своего.

— Хорошо! — согласился президент. — Захватим эту сраную компанию через скупку акций.


Было без четверти двенадцать ночи, когда Кэти Гутьерес закрыла за собой дверь приюта и направилась к своей машине, припаркованной чуть дальше. Вечер показался ей долгим: она разбиралась с дракой старых сварливых пьянчуг, которые оспаривали друг у друга право занять свои излюбленные койки; возилась с вновь прибывшими несчастными смущенными наркоманами.

Кэти оставляла приют на попечение ночного дежурного — исполнительного, но неопытного молодого человека, который только что окончил колледж. Со временем он освоится, но сейчас он слишком потакал хитрым пьяницам. Кэти пыталась объяснить ему, что эти закаленные во всяких передрягах люди не нуждаются в особом внимании. В отличие от молодых женщин, которые появлялись на пороге приюта с младенцами на руках и рассказывали о том, как их бросили, использовали, а то и еще хуже. Им в первую очередь нужно чувство безопасности и надежды, настаивала Кэти.

Для августа вечер был прохладный, и, шагая по тихой пустынной улице, она натянула на себя мешковатый шерстяной свитер. На ее джинсах все еще оставались следы блевотины какого-то пьяницы; у нее хватило времени только на то, чтобы смахнуть губкой остатки дряни. У нее были более срочные дела, чем следить за своей одеждой или даже расчесывать длинные каштановые волосы. С тех пор, как погиб Рауль, она не видела смысла заниматься такими вещами. Появись она перед своими подопечными обритой наголо, они вряд ли это заметили бы.

В ее работе было одно преимущество: у нее не хватало времени страдать. Оставаясь одна, она отсыпалась и старалась не забыть поесть. Она пыталась постоянно о чем-нибудь думать. Сегодня вечером голова у нее разламывалась, и, плетясь по дороге к месту, где всегда оставляла свою «хонду», Кэти едва узнавала знакомые улицы.

Она даже не заметила, как сзади подъехала машина, и не обернулась, чтобы посмотреть. Она не слышала рокота мотора и звука автоматически открываемого стекла. И вряд ли она почувствовала град пуль, с оглушительным грохотом ударивших ей в спину. Она была почти мертва, падая на дорогу. Почти. Кровь хлестала две минуты, а потом Кэти умерла. Машина, взвизгнув колесами, отъехала и исчезла. В тот вечер в Нью-Джерси было еще два происшествия, когда стреляли из автомашин. Так что на следующий день смерть Кэти не удостоилась даже заголовка в газетах этого штата.


— Джеймс! — заорала Тесса де Форрест. — Джеймс! Ради Бога, возьми трубку! Звонят из «Мартиндейл»!

Мэлпас ожидал этого звонка уже несколько дней. Лучше сразу разделаться, решил он, поднимая трубку.

— Хэлло, Терри! — приветливо сказал банкир. — Надеюсь, у вас все в порядке?

Звонивший не разделял оптимизма финансиста.

— Вы видели котировки моих акций? Что происходит, черт возьми?

— Ну… — протянул Мэлпас более мрачно, уловив раздражение в голосе клиента. — Для биржи вообще сейчас не лучшие времена.

Певз кипел от негодования, и Мэлпас ожидал возмущенной тирады, но то, что он услышал, его удивило.

— Здесь репортер пристает ко мне с разными хитрыми вопросами, вроде: известно ли мне, что мой коммерческий банк распродаст мои акции? — вопил он. — Что происходит, твою мать?!

Самоуверенная улыбка исчезла с лица Мэлпаса.

— Кто он такой? Как его зовут? — требовательно спросил Джеймс.

— Это не он, а она. Шарлотта Картер, — ответил Певз с ненавистью. — Это сучонка является сюда, такая милая и симпатичная, а потом втыкает мне в задницу копье и начинает крутить.

Джеймс прекрасно знал, о какой журналистке говорит его клиент. В прошлом Картер, сама того не зная, оказывалась ему полезной.

— Я немедленно разберусь! — быстро заверил он Певза.

— Дело не в этом! — завизжал Певз. — Что она раскопала?

Мэлпас склонился к трубке и спокойно сказал:

— Терри, она обычная писака, которая охотится за сенсациями. Они всегда в конце августа выдумывают всякую чепуху, вроде этой. Дурацкое время! Не обращайте внимания.

— Может, она знает то, чего не знаю я? — раздраженно спросил Певз. — Это могло бы объяснить, почему мои акции падают, — скрежетал он.

— Мне жаль, что вы так думаете, Терри, — невозмутимо произнес Мэлпас. Он рассчитывал, что такой тон выведет его клиента из себя. Так и произошло. Джеймс услышал, как Певз со свистом набирает воздух в легкие.

— Это все, что вы можете сказать?!

Мэлпас написал «Эн-эн-эн» возле фамилии Картер и открыл служебный телефонный справочник.

— Ну, знаете! — заорал Певз. — Я собираюсь подыскать себе более осмотрительного банкира. Вот что я собираюсь сделать!

— Мне жаль слышать это от вас, Терри, — прервал его Мэлпас и посмотрел в ежедневнике, успеет ли заскочить наверх, к председателю правления.

На другом конце провода, в Ридинге, возникла пауза, а потом хлынул поток восклицаний.

— Жаль?!Скоро вы по-настоящему пожалеете, мать твою! — завопил Певз.

— Дерьмо! — раздался из соседнего кабинета крик Тессы.

Ее вопль сопровождался звоном разбитого стекла. Она разбила еще одну кофеварку: отпрыск поколений джентльменов, гордившихся голубой кровью и военной доблестью, пасовал перед простым кухонным агрегатом. Мэлпас пытался подавить смех. Он прикрыл рукой трубку, но у него все-таки вырвался короткий смешок и долетел до офиса «МартинДейл».

— Ладно! — рявкнул Певз. — В таком случае вы уволены! Вы лично и ваш сраный банк! — И он бросил трубку.

Мэлпас опять услышал грохот в соседнем кабинете, потом раздался выстрел хлопнувшей двери. Это означало, что Тессу он сегодня больше не увидит.

Он набрал номер кабинета сэра Энтони Бруха, и ему ответили, что председатель готов с ним встретиться, если это необходимо. Мэлпас надел пиджак и направился к лифтам. Он не очень волновался, что старик может разгневаться в связи с решением Певза. Джеймс давно, еще на обратном пути из Нью-Джерси, подготовил правдоподобное объяснение.

Благовоспитанный дворянин, сэр Энтони Брук был огорчен тем обстоятельством, что в результате ошибочных идеалистических соображений, которые появились благодаря вредному влиянию Макмиллана[11], Певз получил такой же титул. Мэлпас решил начать беседу именно с этого, чтобы легче было объяснить, почему «Броди Макклин» отказывается от «Мартиндейл».

Он оказался прав. Узнав, что их отношения с пролетарием Певзом прекратились, Брук с облегчением вздохнул, особенно после того, как Мэлпас высказал подозрения, что «Мартиндейл» использовала собственный пенсионный фонд для скупки своих акций без согласия акционеров. Поэтому может быть негативная общественная реакция, пояснил он достопочтенному председателю. Это возымело эффект, поскольку совсем недавно пресса писала о провале сделки с банком «Эмпайр Нэшнл». Казалось, Брук даже благодарен Джеймсу за то, что тот проявил инициативу и отказал Певзу. Мэлпас спросил, нельзя ли выпустить сегодня сообщение для печати по этому поводу.

Согласовав, что должно быть написано в сообщении, сэр Энтони взглянул на часы и предложил выпить. Они пересели в удобные кресла, и Брук поинтересовался мнением Джеймса относительно сокращения расходов «Броди Макклин». Департамент биржевых операций ежемесячно теряет тысячи фунтов, и председатель хотел бы знать, как долго еще стоит терпеть.

По мере того, как Мэлпас выдвигал доводы в пользу ликвидации сектора, занимающегося простыми акциями, а также предлагал широкомасштабное сокращение штатов во всем банке, Брук оценил этого человека, о котором Рейвенскрофт высказывался столь неразумно. Стыдно, что Чарли так ревнует. Он еще раз усомнился, можно ли доверять мнению директора департамента международных операций.


В тот же вечер, без четверти десять, Пол вышел из здания банка «Броди Макклин» и сел в такси. Он откинулся на сиденье и устало закрыл глаза. В эти дни ему приходилось работать больше, чем его боссу. В результате дома у него не было ни молока, ни продуктов, и он возвращался в свою квартиру к пустому холодильнику. Если бы его мать знала, что он питается одними сандвичами, которые поедает прямо за письменным столом, она сошла бы с ума. И было бы невозможно объяснить, что в эти дни ему совсем не до житейских мелочей. Миссис Робертс просто не поверила бы, что босс заставляет его работать все свободное ото сна время.

Подумав о матери, он решил, что им надо разобраться в этих сложных комбинациях с акциями, и потянулся к мобильному телефону. Мать всегда недоумевала, почему ее сын звонит ночью, пока едет в такси по пустынным улицам Лондона, хотя он и объяснял, что в банке не одобряют личные телефонные разговоры.

Пол надеялся, что трубку возьмет именно мать. Ему не нравилось оправдываться за столь поздние звонки перед отцом, у которого было непреклонное убеждение по поводу того, «чем должен заниматься настоящий мужчина» и в какое время люди работают. Мистер Робертс неодобрительно смотрел на «эти игры с акциями», в которые «ввязался» его сын. Он думал, что Сити — легализованное прибежище преступников, и не мог понять, зачем Пол пошел работать в такое место, когда мог получить вполне приличную работу в промышленности.

Когда мать ответила на звонок, Пол постарался говорить весело, но миссис Робертс сразу отметила усталость в его голосе и немедленно подвергла его допросу о том, почему он слишком задерживается на службе.

— Я не просто так сижу вечерами, мама, — сказал он резко. — Я работаю над специальным проектом, и если все пройдет, как надо, я получу повышение. Знаешь, у меня все отлично! — Создавалось впечатление, что его родители не замечают, что их сын быстро продвигается по служебной лестнице.

— Пол! — сказала мать тихо. — От твоих маклеров пришло извещение. — Она помедлила, а потом продолжила: — Там говорится, что на мое имя открыт счет на десять тысяч фунтов. Это не ошибка? Твоему отцу не нравится, чем ты занимаешься, Пол.

— Папа не знает элементарных вещей о фондовом рынке, поэтому пусть не лезет в чужие дела, — разозлился Пол. — Это мои деньги, а не его, и доход, который мы получим, будет поделен между тобой и мной.

— Ради Бога, Пол! Почему ты сердишься? Папа просто беспокоится о тебе!

Мистер Робертс работал в местной администрации, достигнув головокружительных высот поста помощника главы администрации в районном совете Чешира. Он часто читал проповеди Полу о бесполезности и жадности банков, которые торгуют клочками бумаги и делают на этом миллионы, не производя никаких материальных ценностей и не помогая британской промышленности. Он твердил сыну, что безнравственно зарабатывать так много, прилагая «так мало усилий». Как бы потом не пришлось проливать слезы, добавлял он радостно.

Поговорив с матерью, Пол выглянул из окна на темную улицу. Его злила двойная мораль старика. Отец был мастер доить «систему», чтобы полностью, до последнего пенни, покрыть свои расходы. Он знал все ухищрения и требовал возмещения за каждую выпитую в служебное время чашку чая, думал с обидой Пол. Если бы отец работал в какой-нибудь транснациональной корпорации, было бы то же самое: Робертс-старший стал бы одним из тех менеджеров, которые изучили все правила пользования автотранспортом своей компании и тратят деньги фирмы на поддержание престижа, при этом никак не способствуя увеличению прибыли. Время от времени Пол замечал, как эти «менеджеры», с самовольным видом уставившись в пространство, нежатся в купе первого класса. Если бы кто-нибудь предположил, что фирма отправила их первым классом для выполнения какой-то работы, они, наверное, в ответ только сочно зачмокали бы губами. Полу приходилось слышать, как они по мобильному телефону обсуждают, сколько картошки им нужно на обед. Они никогда в жизни не «работали» — так, как работал Пол.

Такие необычайно горькие мысли крутились у него в голове, пока машина ехала мимо пабов и ресторанов, из дверей которых выходили счастливые беззаботные люди. Пол гадал, когда же у него появится возможность выбраться куда-нибудь и позабыть о корпорации «ГТ». Не то, чтобы у него появился кто-то, кого можно пригласить провести вечер. Он вспомнил все свои бесполезные послания, которые оставлял для Шарлотты в телекомпании Эн-эн-эн с просьбой позвонить, к у него совсем испортилось настроение. Так закончились его попытки возобновить отношения.

Затем он подумал о том, что еще надо сделать, и немного воспрял духом. Завтра утром он выскочит из банка к телефону-автомату и переговорит со своим маклером. Он собирался купить акции «Мартиндейл». Это позволит ему потом приобрести приличную мебель для своей квартиры. Он пожелал таксисту спокойной ночи и открыл входную дверь.

Глава десятая

— Ты худеешь.

Был понедельник во второй половине августа. Секретарша окинула Дэвида критическим взглядом и пощупала его подбородок.

— Второй подбородок совсем исчез! — заметила она с неодобрением. — Мне будет трудно работать на худого босса. Пожалуйста, постарайся есть побольше.

Он кивнул, но она знала, что Дэвид ее не послушается.

— Да, только что звонила Шарлотта Картер, — продолжала Шейла деловито. — И она просила прислать ей самое последнее издание регистрационного списка наших акционеров. Она хочет выяснить, кто занимается скупкой наших акций. Что с тобой, Дэвид?

— Все нормально. Я сам напишу сопроводительную записку, — ответил он, забирая у нее список.

Когда Шейла вышла из кабинета, Дэвид порылся в ящике стола в поисках подходящей бумаги и наткнулся на бледно-зеленую визитную карточку. Он поднес визитку ближе к свету и прочитал: «Достопочтенный Николас Дарридж. „Гринбэк“ инвестиционная компания». Эта компания, занимавшаяся капиталовложениями в проекты охраны окружающей среды, располагалась в Сент-Элбанс. Ник рассказывал ему о деятельности своей фирмы два месяца назад, на вечере выпускников школы Грантчестер-Хауз. Дэвид положил карточку возле телефона. Он собирался пригласить Дарриджа сегодня на обед. Болтовня с энергичным вторым сыном виконта, возможно, поднимет ему настроение.

Он нашел лист бумаги и написал Шарлотте вежливое послание, прося прощения за то, что устроил в ее квартире неприятную сцену. На этом он поставил точку, поскольку догадывался, что пока не готов ни к каким иным отношениям, и боялся опять обжечься. Он положил письмо в конверт вместе с регистрационным списком акционеров и попросил Шейлу отправить в телестудию Эн-эн-эн.

Потом он позвонил Нику. Его давняя дружба с Дарриджем избавляла от необходимости предварительной светской беседы, и Дэвид объяснил школьному приятелю, почему резко взлетел курс акций компании Стоуна и что он опасается захвата. Он не знает, кто за этим стоит.

Дарриджа заинтересовал вопрос о судьбе «Верди», поскольку сам он все время занимался поиском финансовых ресурсов для поддержки коммерческих проектов, связанных с выпуском экологически чистой продукции.

Слушай, у меня идея, — прогудел в трубке баритон Ника. — Ты должен просмотреть все свои годовые отчеты и все пресс-релизы, — посоветовал он. — Это жизненно необходимо! Я хочу быть полностью уверенным, что ты нигде не упоминал о «Верди». Тогда за обедом мы все обсудим.

— Я так и сделаю. — Дэвид вспомнил, как глупо он поступил, доверившись молодому банкиру и водя его по лабораториям. Теперь у него было две причины свернуть шею этому ублюдку!


— Да, конечно, — сказала Шарлотта вежливо, — я понимаю, что это не для печати.

Она вычеркнула из своего списка еще одну инвестиционную фирму и откинулась на спинку дивана. Вот так теперь Шарлотта проводила свободное время: работала дома. Был вторник, 27 августа. Она обзвонила уже двадцать основных владельцев акций компании «Мартиндейл» и от каждого слышала одинаковые жалобы на падение курса. Никто не удивлялся, что Певз порвал с «Броди Макклин». Удивляло то, что это не смущало руководство банка. Маклеры были настроены агрессивно, а в департаменте финансирования промышленных корпораций никто об этом не сожалел.

Проблема заключалась в отсутствии у Шарлотты доказательств, и любой репортаж, обвиняющий в махинациях банк «Броди Макклин», не прошел бы в эфир.

Она сидела на диване, вертя в пальцах серебряную клипсу в форме бабочки, и размышляла, чем бы занять остаток дня. За покупками идти было поздно, и к тому же не было настроения примерять туфли и юбки; это только напомнит ей, что наряжаться не для кого. Теперь ее светская жизнь ограничивалась компанией репортеров и продюсеров Эн-эн-эн. Вот что значит имидж ее блестящей профессии! До сих пор ей не приходилось видеть, чтобы кто-нибудь лежал в ванне «джакузи», попивая дорогое шампанское, — как изображают тележурналистов в романах. Репортерам Эн-эн-эн скорее подходили бутылка пива и пакет хрустящих сухариков.

Шарлотта посмотрела на часы и схватила сумочку. Она заскочит в студию под предлогом, что надо просмотреть материалы об американских компаниях, производящих оружие. Так она начнет готовиться к своей поездке в Штаты, а если кто-нибудь поведет всех в кино или в паб, она к ним присоединится. Через минуту Шарлотта была уже на Глочестер-роуд и махала рукой, подзывая такси.

Морис сражался с телефаксом в дальнем углу комнаты службы новостей, когда его внимание привлекли какие-то звуки. Он огляделся в поисках источника этих звуков. Как раз в это время в эфир выходила сводка новостей, и он был уверен, что все находятся в просмотровом зале дирекции, но увидел Шарлотту, которая сил ела к нему спиной, склонившись над столом. Бросив безуспешные попытки передать факс в Москву, Морис застыл на месте.

Шарлотта, наверное, тоже была уверена, что одна, и в открытую рыдала над письмом Дэвида. Морис кашлянул, чтобы обозначить свое присутствие. Она достала носовой платок и прикрыла ладонью глаза, когда Морис подошел к ней.

— Это я, Шарлотта, — произнес он тихо.

Девушка закрыла лицо руками.

— О-о! — простонала Шарлотта. — О, Морис! — Сквозь платок ее голос звучал глухо.

— Не хочешь рассказать? — спросил он. — Или мне лучше уйти? Я все пойму.

Она помотала головой и шмыгнула носом.

— Нет, не уходи!


— Тебе не надоело выслушивать эту ерунду? — спросила Шарлотта двадцать минут спустя, когда они сидели в углу тихого бара.

— Моя дорогая девочка, — сказал Морис мягко, — это не ерунда, если твое сердце разбито. — Морис скрестил длинные худые ноги и сделал глоток «шприцера»[12]. — Итак, это он, тот самый единственный?

— Во всяком случае, я так думала, — прошептала Шарлотта. — Да! — Она прикусила губу, чтобы не заплакать.

Морис дотронулся до ее руки и пожал.

— Не думаю, что он достоин такой редкой награды, как ты. Забудь о нем, принцесса! — ворчал Морис. — Или ты сойдешь с ума. Выброси письмо, иначе вычитаешь то, чего там вовсе нет. Прибереги свою любовь для более порядочного человека! — Он поскреб подбородок, заросший седой щетиной. — Учти, что я тоже мог бы разозлиться, если бы понял, что тебе от меня нужен только список моих акционеров! — Он хмыкнул и снова пожал ее руку. — Как насчет обеда в нашем любимом китайском ресторане?

После того, как они разделались с огромным количеством еды и вина, Шарлотта вернулась в студию, «захватить кое-что», как объяснила Морису. Когда он отвернулся, Шарлотта выудила из мусорной корзины письмо Дэвида и спрятала его в сумочку. Она забрала список — в качестве развлекательного чтива — и отправилась домой, где и просидела до полуночи, попивая витаминный чай и сравнивая новый и старый списки акционеров компании Стоуна.

Когда в голове у нее прояснилось, Шарлотта поняла, что за последнее время с этими акциями происходило что-то необычное. Кто-то или что-то, под именем «Клеопатра», скупил 4,9 % акций Стоуна, как и другой инвестор — «Мальборо». Она быстро просмотрела старый список и убедилась, что раньше этих инвесторов не было.

«Странно», — решила она и погасила свет.

Она ворочалась, пытаясь не думать о компании Стоуна, но вместо этого стала думать о самом Стоуне. Прежде чем Шарлотта успела обуздать свое воображение, она уже вновь была на полу с Дэвидом, целуя его, обнимая его, лежа на нем, обхватив его тело ногами. Она даже смогла вообразить, как он входит в нее и попыталась успокоить себя при помощи пальца, но это не помогло. «Ничего общего с настоящим», — подумала Шарлотта с горечью и зажмурилась.


Вернувшись в тот вечер домой в Ричмонд, Джеймс Мэлпас нашел жену в студии, разместившейся в глубине сада. Направляясь к кирпичной постройке, он видел в окно светловолосую голову Фионы, склоненную над стопкой книг. Сноп света настольной лампы падал на доску для рисования. Похоже, Фиона была счастлива, работая здесь в одиночестве поздно ночью.

Раньше он думал, что его жена — вроде холодильника: свет в нем загорается только тогда, когда он сам открывает дверцу. Теперь Джеймс не был уверен, что она лишь Луна, вращающаяся вокрут Солнца, и был рад, что Фиона посвятила себя планам, связанным с покупкой сельского дома, но его раздражало, что жена никогда не спрашивала, как идут у него дела в банке, хотя ей было известно, что он вот-вот завершит самую крупную в своей жизни операцию и закончит борьбу за кресло председателя правления. Он был настолько загружен работой и так часто засиживался допоздна, что со времени возвращения из Америки ни разу не занимался с женой любовью. Правда, казалось, это не слишком огорчало его невозмутимую Фиону.

Джеймс открыл дверь в студию, и Фиона подняла голову, оторвавшись от книг по садоводству, чтобы приветствовать его мимолетной улыбкой. Он остановился возле стола, сунув руки в карманы, и стал раскачиваться на пятках — верный признак, что надо поговорить. И заговорил с ней на тему, которая, как он знал, привлечет ее внимание.

— Я думаю позвонить в банк по поводу кредита, — начал он бодро. — Тогда мы можем поторопиться с покупкой фермы.

Некоторое время жена смотрела на него, затем перевела взгляд на аккуратный набросок огорода, который собиралась создать возле дома, пока ей не принадлежавшего.

— С этим не возникнет много проблем, как ты считаешь? — осторожно спросила она. — У них не вызовет удивления стоимость строительных работ, учитывая довольно высокую стоимость самой покупки?

Джеймс раздраженно ответил. Он очень устал от работы, которую пришлось проделать в последнюю минуту В связи с операцией от имени «ГТ», хотя большей частью деталей занимался Пол.

— Нет, они поймут, что это хорошее помещение капитала. — Он прошел через всю студию к мольберту, на котором стоял неоконченный холст с букетом цветов. — Ладно, я иду спать, — произнес он вкрадчиво. — Ты идешь? — И улыбнулся, глядя на склоненную голову жены, но Фиона не отрывалась от своего наброска.

— О! — ответила она не сразу. — Не возражаешь, если я сперва закончу вот это?

Мгновение Джеймс сердито смотрел на нее, но, очевидно, ей больше нечего было сказать, и он оставил ее в покое.

Когда он ушел, Фиона Мэлпас позволила себе улыбнуться. Это была слабая, но храбрая улыбка. Скоро она перевезет все свои вещи в сельский дом в Гэмпшире — как только тот будет куплен — и немедленно начнет бракоразводный процесс. И тогда ей больше не придется выносить тошнотворную скуку в этом особняке: все эти бесконечные обеды и пустые разговоры; все эти ужасные приемы, во время которых злобные безмозглые жены членов правления смотрят друг на друга оценивающими взглядами; никогда больше она не будет бродить по дому, словно привидение или служанка, ожидающая, когда ее владыка и господин соизволит вернуться из Сити.

И никогда больше не услышит в телефонной трубке плаксивые жалобные голоса страдающих молодых людей, которых Джеймс использовал, а потом бросил, интересуясь ими не больше, чем своим дерьмом после того, как спустил воду.

Никогда больше… Как только она убедит Джеймса купить этот сельский дом.


— Надеюсь, тебе это о чем-то говорит, — сказала Шейла, зайдя в кабинет своего босса на следующий день. — Потому что для меня это так же понятно, как расписание автобусов в Перу. — Она протянула Дэвиду листок. — Только что звонила Шарлотта Картер. Она говорит, что надо воспользоваться правилом двести двенадцать относительно этих акционеров — «Мальборо инвестментс» и «Клеопатра холдингс».

Тут она заметила, как побледнел Дэвид.

— Это плохо? — спросила Шейла.

— Она не хотела переговорить со мной, чтобы… э-э… объяснить? — Он вернул записку секретарше.

— Она сказала, что не хочет отнимать у тебя время. Разумная девушка! Если бы все так поступали, нам бы удалось сделать гораздо больше, правда?

— Да уж! — Дэвид рассвирепел. — Хватит с меня этих репортеров! — Он сделал вид, что сосредоточился на делах.

Шейла стояла рядом, глядя на его темные вьющиеся волосы.

— Она помогает нам выяснить, кто так охотится за нашими акциями, мой мальчик, — сухо заметила Шейла и удалилась в свой кабинет, тихонько насвистывая.

«Итак, — подумал Дэвид, когда остался один, — у Шарлотты был шанс ответить на мое письмо, но она решила им пренебречь. Встречается ли она по-прежнему с тем аналитиком?» Дэвид пытался припомнить, как же тот выглядит. Выше, чем он сам, атлетически сложен, привлекателен, но из тех, кто со временем утрачивает свою красоту. Мускулы заплывают жиром, а на макушке появляется ужасная лысина, вроде тонзуры. Спит ли с ним Шарлотта? Дэвид пытался представить их вдвоем. Выделывает ли он с ней под душем всякие энергичные штуки, к которым Дэвид потерял интерес много лет назад? Может, он занимался с ней любовью еще прошлой ночью?

— Дэвид! Я думала, что ты подпишешь это письмо, а не разорвешь в клочья!

Тот очнулся и увидел, что секретарша сердито смотрит на него.

— Боже мой, что с тобой происходит? — спросила она.

Дэвид машинально разорвал лежавший перед ним лист бумаги на длинные полоски.

— Извини, — пробормотал он, запинаясь. — Сам не понимаю, что на меня нашло.

— Я тоже не понимаю, — сказала Шейла. — Я отпечатаю еще одну копию, но если ты опять разорвешь, то заработаешь первостатейную порку! — Она погрозила ему пальцем. — С каждым днем ты все больше становишься похож на отца!


В телестудии Эн-эн-эн Шарлотта просматривала на экране новости с фондовой биржи. Стоимость акций компании «Уильям Стоун и сын» продолжала расти, а вместе с этим росли и заявки на их приобретение. И снова упоминалась таинственная пара, «Мальборо» и «Клеопатра», из нового списка акционеров Стоуна. По сравнению с их покупками все остальные сделки на рынке выглядели ничтожными. Но сколько же времени пройдет, пока они получат ответ по правилу 212? Недели, а может, месяцы? Большинство компаний не располагает современной системой регистрации акций: часто этим занимается какая-нибудь пожилая особа в задних комнатах никому не известного банка где-нибудь в глуши Уэльса.

Серьезные доказательства того, что эти таинственные покупатели связаны с банком «Броди Макклин», могут быть получены только тогда, когда действительно заработает правило 212, которое должно вынудить «Мальборо» и «Клеопатру» раскрыть свои подлинные имена. Проблема была именно в этом. Шарлотта съела шоколадку «Марс» и принялась рассеянно листать годовой отчет компании «Уильям Стоун и сын». Увидев фотографию Дэвида, она остановилась, и все мысли о правиле 212 вылетели у нее из головы. Остались желание и боль. Она никогда больше его не увидит. Никогда больше с ним не поговорит. «Марс» лежал у нее в желудке камнем.

Ей не удается продвинуться вперед ни с «Мартиндейл», ни с компанией «Уильям Стоун и сын», а ее босса не интересуют разные догадки и мелкие язвительные выпады против «Броди Макклин». И без того Эн-эн-эн стала достаточно непопулярной в этом банке после сенсационного сообщения о неудавшемся слиянии с «Эмпайр Нэшнл», так что Шарлотте лучше оставить их в покое. В конце концов, может, телекомпании еще придется обращаться к ним за помощью, чтобы получить кредит на льготных условиях. Прекрасный пример независимости и объективности коммерческих телекомпаний, подумала она мрачно.

Одно светлое пятно на горизонте — предстоящая поездка в Америку, где Шарлотта будет готовить специальный материал об оборонной промышленности. Это был один из способов забыть о Дэвиде.

А вдруг начнется новый этап в ее карьере, размышляла Шарлотта, внимательно просматривая записи о расходах Пентагона на выпуск солдатской обуви. А вдруг удастся получить место корреспондента по Америке для британской телекомпании? Легче сказать, чем сделать: журналисты в Лондоне готовы друг другу глотки перегрызть за возможность вести репортажи из Брюсселя, не говоря уж о Вашингтоне. По сравнению с ними у Шарлотты никаких шансов. Между тем, как насчет пакетика лакричных леденцов? Если женщине еще и не есть как следует, то что у нее остается в жизни?


— Боже, Дэвид, очень вкусно! Нельзя ли еще? — Достопочтенный Николас Дарридж ткнул вилкой в свою тарелку. — Было бы преступно оставлять это!

Ник улыбнулся, словно довольный кашалот, и вытер лоб платком, будто устал. Дарриджу было тридцать восемь лет; у него были редкие светлые волосы и выпученные, точно у рака, глаза. Он не слишком изменился с тех пор, как Дэвид в школе делился с ним пирожными. Одного взгляда на талию приятеля было достаточно, чтобы понять: сладости и то, что их заменяет во взрослом возрасте, по-прежнему занимают значительное место в его меню.

Вернувшись из кухни с добавкой, Дэвид поставил на стол еще бутылку вина. Если Ник и заметил, что хозяин пьет слишком много, то не показал виду. Он был очень увлечен рассказом о своей идее. Дэвиду надо основать новую компанию — только для производства «Верди» — и принять на работу всех прежних заинтересованных сотрудников. Вначале их следует уволить, а затем нанять заново. Таким образом, если кто-то действительно стремится завладеть компанией «Уильям Стоун и сын», он получит фирму, производящую пружинные грузовые весы и обычные упаковочные материалы, то есть такую фирму, о которой написано в проспекте при размещении акций на бирже. Если хищник не обнаружится, Дэвид ничего не теряет, даже выигрывает, поскольку улучшает организационную структуру своего предприятия. Выделяя производство «Верди», он превращает это предприятие в основной источник получения доходов и может обеспечивать отдельное его финансирование.

Ник берется организовать закрытую продажу акций новой компании для тех инвесторов, которые готовы вложить деньги, не рассчитывая на немедленную прибыль. Продукция Дэвида завоюет рынок, как только ООН поймет, что проблему озонового слоя надо решать, а не обсуждать.

Покончив и с добавкой, Дарридж, с раскрасневшимся от удовольствия лицом, откинулся в кресле. Ткань сорочки натянулась у него на животе. Ник походил на карикатурное изображение сквайра восемнадцатого века. Чтобы довершить картину, не хватало только бархатного камзола, обтянувшего бочкообразную грудь, и нахлобученной на голову треуголки.

— Хорошо, что ты готов мне помочь, — начал Дэвид, но, даже несмотря на алкогольный дурман, понял, что любые его слова прозвучат сентиментально. Он умолк.

— А что у тебя произошло с той женщиной? — спросил Ник прямо.

Когда Дэвид рассказал о свидании с Шарлоттой, его друг осуждающе поджал губы.

— Ты пополнил ряды лицемеров? Как, ты думаешь, она себя чувствовала, когда ты схватил в охапку свои штаны и смылся?!

Под этим словесным натиском Дэвид съежился в кресле и сидел, потягивая из бокала вино.

— Почему бы не попытаться еще раз? — настаивал Ник. — Разумеется, после того, как она тебя простит.

Они хмуро посмотрели друг на друга.

— Что ты теряешь? — спросил Ник. И добавил строго: — Конечно, ты страдаешь, но это лучше, чем вообще ничего не чувствовать.

Дэвид отвернулся, но его друг обожал читать нотации, поэтому не оставлял его в покое.

— А эта женщина… Как ее зовут?

— Шарлотта, — ответил Дэвид чуть слышно, делая вид, что изучает носки своих ботинок.

— Шарлотта похожа чем-то на Элен? Это просто физическое влечение или же с ней можно в самом деле о чем-то разговаривать? Она красивая? — выпытывал Ник, но прежде чем Дэвид ответил, продолжил: — Разумеется, красивая. К тому же тебе следует подумать о детях. Долг красивых представителей среднего класса — населять планету симпатичными, умными, воспитанными детьми. — Ник говорил с таким пафосом, словно сам не отказался от женщин ради мужчин.

— Что случилось с твоей теорией социального равноправия? — съязвил Дэвид.

— Чем старше я становлюсь, — начал Дарридж, предвкушая возможность прочитать еще одну проповедь, — тем больше ценю деревья и дельфинов, а не эти вонючие толпы. — Он величественно развел руки, словно философ, раздающий жемчужины своих мыслей. — Пусть они без конца бормочут, что добились всего, обойдясь без поэзии и живописи, которыми только забивают головы. — Он в притворном гневе затряс щеками и подбородками. — Нет и нет! Сохранение популяции туканов значит для меня гораздо больше! — Потом, почти противореча себе, Ник мягко сказал: — Дэвид, тебе нужен ребенок. Все зависит от тебя.

— А если наши дети вырастут и начнут презирать все то, что дорого нам? — возразил Дэвид. — Как быть, если они начнут бросать школы, избивать пакистанцев и мучать кроликов?

— Мои дети, если бы они у меня были, никогда так не поступили бы, — заявил Ник решительно и покосился на Дэвида. — Конечно, — добавил он, — англичане не столь лояльны, как американцы, чтобы позволить гомикам усыновлять детей, поэтому для нас с Марком эта проблема чисто теоретическая… — Он смутился. — Думаю, нам стоило бы отправиться в какие-нибудь ужасные лондонские трущобы, чтобы социальные службы позволили нам взять ребенка на усыновление. Слушай! — сказал он поспешно. — Да ты просто должен накинуться на эту девушку! А потом будет видно. И постарайся не пить так много. Это скажется на твоей внешности.

Выдав очередной совет, Ник тяжело поднялся, объявив, что ему пора домой. Они вышли из дома и направились к машине Ника, продолжая на ходу обсуждать планы, связанные с «Верди». Прежде чем забраться в свой «мерседес». Ник по-медвежьи обнял Дэвида и еще раз похвалил его кулинарное искусство. Он уехал, и Дэвид опять остался один в своем пустом тихом доме. От вина у него кружилась голова, и, покинув кухню, которая выглядела так, словно находилась в Бейруте, он доплелся до постели и, засыпая, думал о том, какую мучительную смерть выбрать для Пола Робертса.


Весь вечер Джеймс провел на пикнике у своего коллеги. Вообще-то подобные вечеринки ему не очень нравились, но теперь, накануне выборов председателя правления банка, он наслаждался каждой минутой. Пока они сидели в саду Рикмансуорта, попивая портвейн «Пимс», Джеймс склонял на свою сторону одного директора за другим.

Из разговоров ему удалось осторожно выяснеть, что мнение большинства членов правления склоняется в его пользу. Если внешний вид о чем-то говорит, то у всей свиты Рейвенскрофта вид был мрачный из-за неприятностей, связанных с банком «Эмпайр Нэшнл». На этот пикник стоило пойти, хотя еда была безобразная, а жены директоров — дуры. Спасибо, Фиона благоразумно уводила их, когда они начинали мешать беседам Джеймса с их мужьями.

Позднее, когда они вернулись в Ричмонд, Фиона робко поинтересовалась, когда он назначит новую цену за сельский дом в Гэмпшире. Они стояли в кухне, глядя друг на друга, как генералы на поле битвы, и Джеймс объяснял, что возникли некоторые бюрократические сложности. Такая отговорка была лучше, чем признание, что ему еще предстоит убедить свой банк выдать ссуду на покупку этого дома. На самом деле управляющий банка выразил обеспокоенность по поводу возрастающих расходов Джеймса: ежемесячные взносы за «лендровер», расходы на содержание скаковой лошади Клеопатры, а также членские взносы в различные клубы. Самые большие выплаты были по закладной за особняк в Ричмонде.

Фиона пила виски с водой и печально покачивала головой; ее поведение казалось необычным: эти сомнения, выпивка… Джеймс отправился спать и еще минут двадцать ворочался, размышляя, когда же ему удастся уговорить жену заняться с ним сексом. Может, когда он подпишет контракт на покупку сельского дома? Затем, осознав бессмысленность своей злости, он начал думать о более творческих вещах — о захвате «Мартиндейл» корпорацией «ГТ». Каждая деталь всей операции проверялась дважды, но Мэлпас был педантом. Он и жил ради этих деталей, а не ради сенсационных заголовков, кричащих о том, как удивлен Сити разбойничьим налетом.

Он так же умел объясняться со своими подчиненными. За час до того, как на бирже будет объявлено об установлении финансового контроля над компанией «Мартиндейл», он соберет маклеров и произнесет речь, типа «Марш вперед — труба зовет!». Джеймс, подобно всякому талантливому исполнителю, прекрасно понимал, какое впечатление произведет этот воинственный клич на его войско, поэтому он собирался отдать приказ в последнюю минуту, чтобы добиться максимального драматического эффекта, как это делал Ноэл Коуард,[13] обращаясь к своей команде в «Кому мы служим».

Джеймс лежал, сочиняя речь и испытывая при этом такой подъем и возбуждение, будто от кокаина. Но ни разу он не вспомнил о другой фирме, которой интересовалась корпорация «ГТ», — о маленькой незначительной компании «Уильям Стоун и сын». Слава Богу, этим занимается Пол, хотя Мэлпас так до конца и не разобрался, зачем Дику Зандеру и Максу Кларку нужно предприятие, расположенное где-то в Кембриджшире. Ему не дано было знать, что для его клиентов компания Дэвида Стоуна стала гораздо важнее, чем «Мартиндейл».

Глава одиннадцатая

В понедельник, 2 сентября, Шарлотта вылетела из Флориды и в пять часов прибыла в Вашингтон. Было жарко и душно. После уик-энда, проведенного, по совету ее редактора Боба, в «Бока Рэтон Ризорт энд Клаб», она выглядела посвежевшей и отдохнувшей. Но даже тарелки с гигантскими креветками, которые там предлагали, несмогли вытравить из ее памяти образ Дэвида Стоуна.

Она остановилась в отеле «Феникс» в центре Вашингтона и приняла душ, чтобы смыть липкий пот. Одеваясь, Шарлотта размышляла, трудно ли найти работу в Нью-Йорке. Может быть, приятель, с которым она собиралась встретиться, посоветует ей что-нибудь, думала Шарлотта, причесываясь.

Она увидела Скотта Бернса в баре отеля «Феникс». Тот сидел в углу, потягивая пиво «Гиннес». Бар выглядел так, как, по чьему-то представлению, выглядит паб в Дублине: опилки на полу, небольшие деревянные столики и крепкое пиво в бочках. Увидев Шарлотту, Скотт вскочил и обхватил ее, словно добрый ручной удав. Он был коренастый, с темными волосами, которые, вопреки законам земного притяжения, торчали в разные стороны, как щетина на щетке. Шарлотта познакомилась с ним в прошлом году, когда тридцатилетнего репортера направила в Лондон Эй-би-си. Он вернулся в Штаты с женой-англичанкой и стал корреспондентом в Вашингтоне.

Они включились в разговор, словно один из них только что отходил к стойке бара за очередной кружкой пива. Как большинство представителей их профессии, тут же начали злословить по поводу знакомых журналистов из Лондона. Потом Скотт вылил на нее поток последних вашингтонских сплетен, связанных со скандалом о взятках, который разрушил карьеру нескольких политиков-демократов. Но после пары кружек они перешли к обсуждению поездки Шарлотты.

— Самый важный человек, у которого ты должна взять интервью, это сенатор Марк Сэндал из Комитета по вооруженным силам, — сказал Скотт. — Он прекрасно обо всем осведомлен, но его никак нельзя назвать приверженцем военной индустрии. Обожает повторять, что начиная с сорок седьмого года армия США получила из федерального бюджета столько денег, что можно было бы заново создать и построить в Америке все — от автоматов по производству попкорна до аэропортов.

Шарлотта запомнила это имя и взяла на заметку слова Скотта, что ради саморекламы сенатор готов на все.

— Надеюсь, проблем у тебя не будет, — продолжал Скотт, — но я организовал ужин с моим приятелем — аналитиком, занимающимся оборонной промышленностью. Он один из лучших специалистов, сам когда-то работал в Пентагоне; знаешь, из тех военных, кто перебрался на Уолл-стрит. Он в курсе всего, что происходит. Эд Стэнфилд, компания «Дот Макмерчи» на Уолл-стрит. Сегодня вечером он будет в городе, и я подумал, что нам надо собраться втроем. О’кей?

— Прекрасно, — с благодарностью в голосе сказала Шарлотта. — Мне нужна любая помощь.

Они допили пиво и выбрались в духоту вашингтонского вечера, чтобы поймать такси и поехать в Джорджтаун.

Первое, что заметила Шарлотта, когда увидела Эда Стэнфилда, это то, что тот очень нервничает, стоя возле бара и встревоженно озираясь. От него исходила какая-то притягательная угроза, точно от ядерного реактора, втиснутого в деловой костюм. Его плоское широкое лицо покраснело, как решила Шарлотта, от пьянства или от частых тренировок на свежем воздухе. У него были рыжие волосы и такие замечательные глаза, что рыжие волосы становились незаметными. Глаза были бледно-голубые и выпуклые, словно держались на каких-то стебельках. Если бы Шарлотте пришлось угадать его возраст, она дала бы ему сорок с небольшим.

— Шарлотта! — воскликнул Эд, пожимая двумя руками ее руку. — Великолепно! Боже мой, Скотт, какое дивное создание! — Он уставился на нее, продолжая держать ее ладонь в своей дрожащей руке.

Усевшись за столик, они заказали коктейль «Каян»[14], который по вкусу напоминал мексиканскую водку текилу с большим количеством молотого черного перца. Пока Шарлотта, давясь, пробовала этот напиток, аналитик посоветовал ей встретиться с полковником Вэггом из Пентагона, важной шишкой в комиссии по закупкам для вооруженных сил. Потом, после нескольких порций «Каяна», Эд Стэнфилд обрисовал положение дел в оборонной промышленности.

— Программа разработки бомбардировщика «Стелс» заставляет меня гордиться тем, что я американец. Если бы его отливали из чистого золота, он обошелся бы нам дешевле. Самолетостроение также заморожено. Ребята в Пентагоне чуть умом не тронулись, когда обнаружили свой сверхсекретный истребитель «F-117А» на прилавках магазинов, потому что какой-то производитель игрушек достал чертежи. — Он умолк и пронзил Шарлотту рентгеновским взглядом своих глаз, потом неуклюже наклонился и понизил голос. — Это происки немцев, — сказал он. — Пентагон! Все эти американцы голубых кровей на самом деле пруссаки.

У Шарлотты от удивления поползли на лоб брови, и она посмотрела на Скотта, но тот, привыкший, очевидно, к теориям Стэнфилда, заказывал ужин. Аналитик продолжал свой монолог.

— Посмотри на фамилии на дверях кабинетов в этом здании, Шарлотта! Они все люди кайзера! — Он говорил быстро, и утолки его губ подергивались в кривой ухмылке. — Немцы больше не ведут себя как свихнувшиеся маньяки. Они производят дьявольски хорошие автомашины. А настоящие фрицы, бредившие блицкригами, перебрались сюда и захватили Пентагон. Энтризм[15], захват. Они очень умные, Шарлотта. Очень. Умный народ. Я это хорошо знаю. Я с ними работал.

Шарлотта задумчиво кивнула:

— Таким же образом они проникают в банковскую систему Англии. Все уверены, что старинные лондонские коммерческие банки возглавляют евреи, в некоторых случаях так и есть, но дело не в этом. Ротшильды — из Франкфурта, Бэрингсы — из Бремена, Хамбро — из Ганновера, Шодерсы — из Гамбурга, так же, как и Варбурги. Все из Германии.

— Отлично, Шарлотта! Отлично! Скотт, она замечательная женщина! — заявил Эд, взглянув на американского журналиста. — Ну, давайте начнем губить свое здоровье!

На столе появились тарелки с креветками в остром соусе, запеченная до черноты красная рыба и другие наперченные каянские деликатесы. Эд продолжал разглагольствовать о военно-промышленном комплексе, пока не напился так, что был не в состоянии связно говорить. Скотт, в большей степени владевший собой, упомянул, что Шарлотта, возможно, будет искать работу в экономическом разделе какой-нибудь газеты. Эд немного пришел в себя и заставил Шарлотту рассказать о себе.

— «Уолл-стрит джорнэл», — сказал он не задумываясь. — Я познакомлю тебя с важной шишкой оттуда. — Он умолк и посмотрел на Скотта. — Шарлотта должна ехать работать в Нью-Йорк, так?

Скотт кивнул, явно забавляясь тем, какое впечатление произвела его английская приятельница на аналитика с Уолл-стрит.

— Шарлотта, немедленно ответь мне. Ты будешь встречаться с тем человеком из «Уолл-стрит джорнэл»? Ответь мне, Шарлотта! — бубнил Эд. — Шарлотта, я сейчас соберу всю эту еду и вывалю себе на голову, прямо сейчас, если ты мне не ответишь. — Он запустил пятерню в тарелку с креветками, стоявшую перед ним.

— Да-да-да! — пробубнила Шарлотта в ответ. — Я встречусь с тем человеком из «Уолл-стрит джорнэл».

— Отлично, — сказал аналитик и ушел мыть руки.

Набив желудки, они выбрались на улицу, где стояла жаркая влажная ночь. Контраст с кондиционированным воздухом ресторана был таким сильным, что они испытали шок, как от удара по голове.

— Ладно, — произнес Эд решительно, когда они влезли в такси. Он всмотрелся в водительское удостоверение, расположенное на приборном щитке. — Мистер Бодделли, — прочитал он.

Шофер обернулся.

— Мистер Бодделли, — снова начал Эд. — Это Шарлотта Картер, важный представитель британской прессы. Мы должны показать ей нашу великую столицу. Так что, если не возражаете, давайте покатаемся. Только избегайте кварталы черных, поскольку там нас, белых, выволакивают из машин и приколачивают к столбам. Затем мы поедем в отель «Феникс».

Он откинулся на спинку сиденья, и Шарлотта понадеялась, что он утихомирится и заснет. Но когда они оказались в центре, он придвинулся к ней поближе и стал показывать в окно на памятники. Они говорили со Скоттом одновременно, указывая на разные достопримечательности и правительственные здания.

— Вот наш вариант вашего Музея естественной истории, — объяснял Эд, когда они на большой скорости срезали угол. Это заставило Шарлотту подумать, что водитель немного не в себе. — Там огромный аквариум для рыб. Рыбы со всей Америки. Американские рыбы, — говорил Эд, и его голос звучал все громче и агрессивней. — Знаете ли вы, что для всех рыб там не хватает корма? Мистер Бодделли, вы об этом знаете? У нашего правительства не хватает корма для рыб! — Он уже орал. — Это НАЦИОНАЛЬНЫЙ ПОЗОР!

Мистер Бодделли притормозил. Когда его пассажиры с трудом вылезли из машины возле отеля, он не очень настаивал на чаевых.

— Хороший парень, — кивнул Эд в сторону такси, которое с визгом рвануло за угол и скрылось.

На следующее утро у Шарлотты трещала голова, но она включила телевизор, чтобы послушать новости. Она заказала завтрак в номер, но смогла заставить себя есть, только запивая кофе. Выбравшись из-под душа, Шарлотта завернулась в гигантское американское полотенце и второй раз почистила зубы. Запах чеснока и перегара, казалось, сочился из каждой поры ее тела. Она встала перед зеркалом и начала изучать свое помятое лицо, но обрывки фраз, которые донеслись из телевизора, прервали попытку оценить ущерб, нанесенный ее внешности. Шарлотта ринулась в спальню, забыв о похмелье.

— «…Захват британской компании произошел рано утром, когда четыре часа назад открылась лондонская биржа. Директор-распорядитель компании „Мартиндейл“ сэр Теренс Певз поклялся, что даст отпор корпорации „ГТ“, расположенной в городе Монлорей, штат Нью-Джерси. Он назвал попытку захвата „абсолютно неприемлемым актом агрессии“ Курс акций корпорации „ГТ“, по всем признакам, еще более возрастет, когда откроется биржа на Уолл-стрит…»

Шарлотта позвонила в штаб-квартиру «Глобал Текнолоджис», потом — в Лондон, в студию Эн-эн-эн, Бобу.

— Попроси Мориса организовать мне спутниковую связь, — сказала она. — Я собираюсь встретиться с Максом Кларком и Диком Зандером в корпорации «ГТ» в одиннадцать утра по местному времени. Если ты провернешь все поскорее, то получишь материал к выпуску новостей.

Одеваясь, она пыталась представить, как быстро сможет добраться со своей командой до Монлорея в Нью-Джерси — где бы, черт возьми, это ни находилось.


Во вторник днем, вылезая из своего «деймлера» возле банка «Хогартс», который взялся вести его дела, сэр Теренс Певз все еще задыхался от гнева. Он стоял на тротуаре Лондон-Уолл и вглядывался в каньон, образованный одинаково потрепанными зданиями. Эти финансовые храмы, когда их только построили в начале восьмидесятых, сверкали, словно пирамиды из стекла, стали и труб; сейчас они были заляпаны грязью и обветшали, так же, как и бетонные коробки, расположенные на милю дальше к востоку, в обедневшем квартале Бетнал-Грин. Перспектива таскаться туда-сюда в ближайшую пару месяцев и высиживать на заседаниях в обществе высокомерных банкиров приводила Певза в уныние.

Представители «Хогартса» терпеливо выслушали предложения сэра Теренса по поводу борьбы с «ГТ», которые сводились к тому, чтобы призвать британских акционеров защитить британскую компанию. Но директор-распорядитель был единственным, кто верил, что такая акция даст какой-нибудь результат, кроме насмешек в Сити и в прессе. Банкиры предпочитали другую стратегию: следует возмутиться, что «ГТ» предложил за компанию их клиента так мало. Для Сити это гораздо весомее, чем защита национального флага. В «Хогартсе» знали компании, которые готовы продаться Фиделю Кастро, если он предложит достаточную сумму.

Певз попытался разыграть другую карту, вроде «Я обращусь к своим друзьям в правительстве». Маклеры снова его выслушали, опустив глаза и глядя в свои блокноты. Когда сэр Теренс закончил, наступила тишина. Руководитель группы маклеров, похожий на верблюда, выглядел растерянным. Он старался подобрать слова, чтобы объяснить Певзу, что его пожертвований в фонд правящей партии, возможно, хватило для получения дворянского звания, но их недостаточно, чтобы перевернуть с ног на голову идеологию свободного рынка. Тем не менее, Верблюд поддержал бизнесмена, что в любом случае контакты на высоком уровне полезны. Это был способ занять чем-нибудь директора-распорядителя.

Пока в «Хогартсе» финансовые алхимики предлагали Певзу ограниченный выбор возможных контрмер со стороны «Мартиндейл», в двухстах ярдах от них поражение сэра Теренса было причиной праздничной атмосферы. В департаменте биржевых операций царило карнавальное настроение. Гэри Смит был счастлив. Еще счастливее был клиент Гэри — доктор Криппен из управления финансовым фондом: он чуть не сошел с ума от радости. Неохотно согласившись взвалить на себя тяжкое бремя и разместить в фонде избыток акций «Мартиндейл», он теперь рассчитывал на солидную прибыль.

Как только на бирже было объявлено о заявке корпорации «ГТ» на установление контроля над «Мартиндейл», акции компании подскочили, и ребята в темных очках начали набивать карманы. У них было такое настроение, как у человека, укладывающего чемодан перед летним отпуском. Все хотели купить немного акций «Мартиндейл», хотя бы для того, чтобы поучаствовать в этой операции. Клиенты «Броди Макклин», которые прежде ворчали, если им приходилось против воли оставаться акционерами «Мартиндейл», теперь благословляли тот день, когда согласились приобрести их акции. Некоторые биржевые игроки были рады немедленно продать акции и получить прибыль, пока она сама плывет в руки. Некоторые выжидали, надеясь, что другая компания, возможно, европейская, вступит в игру и перекупит «Мартиндейл», и благодаря последующей конкурентной войне акции взлетят еще выше. Для биржи снова настали счастливые времена.

Для Джеймса Мэлпаса это было утро триумфа; председатель правления лично спустился вниз, к маклерам, чтобы в девять часов наблюдать утренний захват. Затем сэр Энтони поздравил Джеймса с блестящей операцией, и даже враги Мэлпаса вынуждены были признать, что это сделано мастерски. Мэлпасу удалось вытащить себя и свой департамент из неприятной ситуации с «Мартиндейл» и сокрушить своих противников. Те не знали, что сам Джеймс приложил руку к недавнему краху акций компании. Они также не знали, что он использовал свои закодированные счета, «Мальборо» и «Клеопатра», чтобы скупить акции «Мартиндейл» в самые последние дни. Теперь курс акций непомерно вырос, и Джеймс уже предвкушал, как заработает на каждой акции девяносто пенсов. Директор департамента финансирования промышленных корпораций добился в этом году фантастических результатов. А выборы нового председателя правления состоятся на следующей неделе.


Когда Дэвид Стоун узнал о захвате «Мартиндейл» корпорацией «ГТ», он ел на завтрак очень маленькую морковку. Он выращивал на своей ферме «овощи-малютки», потому что на них был больший спрос, чем на обычные, «взрослые» овощи. Больше за меньшее, так сказать. Они не имели никакого вкуса, но выглядели очень привлекательно: одинакового размера и цвета. Дэвид ожидал, что они будут нежными и сладкими, но на самом деле те оказались совершенно безвкусными. Такое впечатление, что ученые, выводящие новые сорта овощей, создавали их по своему образу и подобию.

Дэвид сидел за столом, грызя крохотный корнеплод и думая о том, что это безумие — производить игрушечную еду для пресыщенных желудков. И о том, что это безобразие, когда владельцы супермаркетов отказываются брать тонны моркови только потому, что она на полсантиметра длиннее, в то время как в далеких странах дети умирают от голода.

— Тебе надо это прочитать, Дэвид! — Шейла протянула ему шуршащие скрученные листы факса, отправленного Джеймсом Мэлпасом, и, забирая листы. Дэвид заметил, что у его секретарши очень встревоженный вид.

— Ах ты, дьявол! — воскликнул он, пробежав глазами первый абзац, и посмотрел на Шейлу в надежде, что та разрушит это наваждение, но у нее задрожали губы, и Шейла отвернулась, притворившись, что разглядывает цветок цикламена, стоявший на подоконнике. «Ты была права, Шарлотта, где бы ты теперь ни находилась», — подумал Дэвид, откинувшись в кресле и уставившись в потолок. Его мрачные мысли прервал звонок Ника Дарриджа.

— Этим американцам наплевать на мономеры стирена, — убеждал Ник своего друга. — В любом случае, они сейчас по горло заняты «Мартиндейл» и не заметят, как мы умыкнем «Верди» через черный ход. И не вздумай обращаться к своим инвесторам, мой милый, — предостерег его Ник. — Это банда говнюков. Жадных, недальновидных, маленьких говнюков. Сосредоточься на «Верди».

Но Дэвид не мог так быстро успокоиться. Сколько раз он проклинал себя за то, что рассказал тому аналитику из «Броди Макклин» о «Верди»! Скорее всего, парень забыл обо всем, а может, и нет. Дэвид пытался выбросить из головы эти мысли; у него и так было много причин ненавидеть Пола Робертса. Потом он подумал о том, как сообщить новость отцу… Этого будет вполне достаточно, чтобы у старика случился второй удар.


— Какие индюки! — засмеялся Скотт Бернс, выключив телевизор.

Они сидели с Шарлоттой в офисе Эй-би-си, потягивая пиво и наблюдая, как другие телекомпании пытаются объяснить попытку захвата «Мартиндейл». Американским комментаторам было известно все, что касалось «Глобал Текнолоджис». Но об английской жертве они не знали ничего. По эту сторону Атлантики никто никогда не слышал о «Мартиндейл».

Скотт Бернс был политическим обозревателем, поэтому история с «ГТ» его не касалась, но ему повезло, что, когда в эфир вышла сводка новостей, рядом находился такой «эксперт». Его босс привлек Шарлотту к подготовке всех деловых материалов с самого раннего утра, когда она вернулась из Монлорея, до основного вечернего выпуска новостей.

Разница в пять часовых поясов подвела американские телекомпании. В Сити уже все разошлись к тому времени, когда американские корреспонденты наконец докопались до своих газетных вырезок об иностранных фирмах и начали названивать в британские брокерские конторы, чтобы найти какого-нибудь специалиста в области оборонной промышленности и взять у него интервью. В результате только Эй-би-си сумела разобраться с главной новостью недели. Это был успех, который ничего не значил для зрителей, но для заинтересованных журналистов значил все. Теперь они целыми днями будут поздравлять друг друга, смакуя беспомощность и растерянность других телеканалов.

— Эй, знаешь, ты дьявольски хороший репортер, — сказал Бернс Шарлотте, когда они вышли из здания и направились к Скотту домой, где собирались выпить вместе с его женой, чтобы потом ехать на обед. — Мой босс думает, что ты первоклассный тележурналист. Я повторяю его слова.

Они стояли на пешеходной дорожке рядом со зданием Эй-би-си, наслаждаясь теплым вечерним ветерком и дожидаясь такси.

— Я действительно работала сегодня с удовольствием! — Шарлотта улыбнулась и смолкла, размышляя, стоит ли снова упоминать о возможности получить работу. — Я только что подумала о том, как мне нравится ваша страна.

Скотт ухмыльнулся.

— Я не думаю, что возникнут какие-то проблемы и будет трудно подыскать для тебя что-нибудь. Потерпи немного. — Он повернулся к ней и увидел, что она, прищурившись, внимательно смотрит на него. — Знаешь, Шарлотта, — поддразнил он ее, — проблема может возникнуть из-за твоего акцента.

От удивления у Шарлотты поднялись брови.

— У меня нет никакого акцента, — сказала она надменно.

— Не сходи с ума! Конечно, он у тебя есть, — засмеялся Скотт. — У тебя английский акцент. В этом и заключается проблема, если ты собираешься вести программу на американском телевидении.

— Да это у вас акцент! — настаивала Шарлотта, но приятель оборвал ее.

— У нас у всех акцент — у всех в мире. Все говорят по-разному, разве не так? У каждого свой акцент. Поэтому не факт, что я говорю неправильно, а ты — правильно, — заключил он добродушно.

Всю жизнь Шарлотта верила, что тот оксфордский английский, на котором вещает Би-би-си, это язык, созданный для людей Богом. Она забралась в такси, чувствуя себя довольно глупо.

— Слушай, — продолжал Скотт, — в нашей компании кое-что движется, но я ничего не могу обещать, поскольку не решаю такие вопросы…

— …Пока, — добавила Шарлотта, и он заметил, как ее глаза вновь загорелись.

Только на следующее утро Шарлотте стало известно о второй части операции «ГТ». Все американские средства массовой информации сосредоточили внимание на многомиллионном предложении «Мартиндейл», и никто не упоминал о компании «Уильям Стоун и сын». Шарлотта узнала всю правду, когда из номера отеля позвонила в Эн-эн-эн, чтобы получить инструкции на предстоящий день, и Боб велел ей выяснить, почему американский гигант интересуется такой сравнительно небольшой фирмой.

Положив трубку, Шарлотта опустилась на кровать, трясясь от ярости: во всей этой истории видна была рука Пола. Может, это он предложил американцам захватить компанию? Она представила себе реакцию Дэвида, и ей захотелось немедленно ему позвонить. Но она вспомнила совет Мориса: не поддавайся слабости, не обращай на него внимания, забудь о нем, занимайся своими делами. Она выстояла эту маленькую символическую борьбу с самой собой и отправилась на встречу со своей командой операторов.


Сидя в своем офисе в ста пятидесяти милях к северу от Вашингтона, Дик Зандер не колебался ни секунды. Позвонив Дэвиду, он начал с извинений, что не смог позвонить раньше.

— Мы здесь были заняты, и я просил «Броди Макклин» проинформировать вас. Нам не пришлось лично заниматься этими проблемами, — сказал американец кротко, — и, боюсь, это не самое хорошее начало для переговоров.

Дэвид прекрасно знал, что «ГТ» в состоянии сто раз купить его компанию, потратив лишь мелочь, поэтому сразу отказался от попытки бороться за независимость.

— Я буду откровенным, чтобы не тратить время впустую, — ответил он со всей любезностью, на какую только был способен. — Если вы предложите мне такую сделку, которая гарантирует соблюдение интересов моих служащих, я не буду сопротивляться.

— О! — Похоже, Зандер удивился.

Немного помолчав, Дэвид решил рискнуть.

— Видите ли, — объяснил он, — я собираюсь открыть новое дело, поэтому мне надо обсудить вопрос о моих рабочих. — Абсурдно было бы предполагать, что «ГТ» беспокоит, примет он их предложение или нет, но Дэвид хотел поторговаться.

— Какого рода соглашение вы имеете в виду? — немедленно спросил Зандер.

— Сколько рабочих мест вы намерены сократить? — начал Дэвид с тяжелым сердцем.

В голосе американца послышалось недоумение:

— Мистер Стоун, мы ознакомились с данными о вашей компании — настолько подробно, насколько это возможно на таком расстоянии, и пришли к выводу, что финансы и производство в норме. — Он мог бы добавить, что иметь дело с бухгалтерской отчетностью Стоуна было одно удовольствие по сравнению с путаницей Певза, который прятал взятки в статье «представительские расходы».

— О! — Дэвид был удивлен этой новостью. Он выглянул в окно и посмотрел на поля. Из пшеницы медленно поднялась в воздух цапля, похожая на древнего летающего яшера. Дэвид прислушался к доисторическому пронзительному крику птицы.

— Если вы хотите получить от нас гарантию сохранения определенного уровня занятости, мы можем договориться прямо сейчас, — сказал американец.

Дэвид смотрел, как цапля поднималась все выше, а потом начала плавно кружить над полем. «Проси невозможное и уступай понемногу», — сказал он себе.

— Ну, на сегодняшний день у меня работает около двухсот человек. Учитывая естественный отсев и при условии раннего выхода на пенсию в вашей компании, я хотел бы, чтобы вы сохраняли сто пятьдесят мест в течение трех лет. — Дэвид даже вздрогнул, когда эти его слова полетели через Атлантику.

— О’кей, — пришел лаконичный ответ. — Сто пятьдесят в следующие три года. Отлично. И большая пенсия.

Они договорились, что Дэвид подготовит сообщение для прессы, рекомендующее акционерам компании принять предложение «ГТ». «Как легко, оказывается, расстаться с плодом труда многих поколений», — подумал Дэвид мрачно.

— Да, знаете, мистер Зандер, еще кое-что, — вспомнил Дэвид, прежде чем они закончили разговор. — У меня есть несколько акций моей компании, и я надеюсь вскоре обменять их на ваши. Как они отреагировали на новость об установлении контроля над «Мартиндейл»?

— Забавно, что вы об этом спросили, — усмехнулся американец. — Их курс растет, поскольку на Уоллстрит давно ждали, что мы начнем операцию. И нам помогла одна английская журналистка, которая сейчас здесь. Она без конца твердила всем, что «ГТ» покупает «Мартиндейл» по заниженной цене. Инвесторам это приятно слышать. Акции выросли на семь долларов и идут по девяноста два бакса за штуку. О’кей?

— О’кей, — сказал Дэвид.

Он достал из кармана калькулятор, запрятав информацию о тележурналистке в закоулки своей измученной памяти. «Вот так, — подумал Дэвид, повесив трубку. — Все кончено». На калькуляторе появились цифры. В конце концов, ему не придется распродавать свою коллекцию картин эпохи Возрождения.

Он устал и злился на самого себя, поэтому вышел из офиса и отправился бродить по поместью, глубоко засунув руки в карманы и глядя в землю. Сколько его служащих поблагодарят его за то, что он вообще сунулся на биржу, думал он, шагая по гравиевой дороге. Что будет с женщинами, работающими на производственных линиях и знающими его еще с детства? Как он объяснит, что появился новый владелец, который не знает их имен и который может через год продать их еще кому-нибудь?

Дойдя до границы поместья, Дэвид прислонился к деревянной изгороди, посмотрел на простиравшиеся до горизонта пшеничные поля и невольно зевнул. Скоро вся эта проклятая сделка будет заключена. Он чувствовал какую-то отрешенность от происходящего и подумал, не является ли такое состояние, когда эмоции отсутствуют, чем-то вроде состояния больного, ожидающего ампутации ноги. Может, еще до операции он перестает ощущать свою плоть и кровь, готовясь к ее отторжению?

Потом он вспомнил свою реакцию, когда доктор сказал ему, что Билли умирает. Тогда было невозможно отстраниться или возвести какую-нибудь защитную стену. А его компания? Он не питал иллюзий относительно того, что его основные акционеры станут демонстрировать ему свою преданность, в то время как могут захапать больше, имея дело с «ГТ». За это не стоило бороться.

Он повернул назад и зашагал в офис, вспомнив, что должен ехать в Сент-Элбанс, чтобы обсудить вопрос о финансировании «Верди». Сев в «вольво», он поставил компакт-диск с «Реквиемом» Моцарта, и настроение у него несколько улучшилось, словно он сбросил с себя тяжкую ношу. Но выехав на шоссе М11, Дэвид понял, что забыл задать Зандеру самый главный вопрос: зачем корпорации «ГТ» нужна его компания?


Пока Дэвид гнал машину в направлении Сент-Элбанс, Дик Зандер сидел напротив Макса Кларка в его кабинете. Финансовый директор был весьма доволен собой, пересказывая свой разговор со Стоуном.

— Может, стоило спросить его об этой новой компании, которую он создает? — Кларк был не из тех, кто слишком долго смотрит на вещи с хорошей стороны.

— Естественно, я все выясню, — поспешно ответил Зандер. — Но он не имеет ни малейшего представления, что мы собираемся делать дальше. Вероятно, он намерен открыть картинную галерею — ты же читал его анкету.

Кларк равнодушно пожал мясистыми плечами. Зандер поднялся, чтобы уйти, но вспомнил, что позднее должен встретиться с журналисткой из Эн-эн-эн.

— Как бы то ни было, сегодня я даю еще одно интервью британской телекомпании, и я уверен, что они считают, будто компания Стоуна привлекает нас качеством своей продукции. Обычная чушь, вроде «мировой экспансии в традиционные сферы бизнеса», — сказал Зандер, заметив во взгляде Кларка раздражение. — Но я проверю его научные разработки и узнаю насчет новой компании, — продолжал он, — и если что-то затевается, мы, как ты предлагал, нейтрализуем его технологические возможности, хотя я думаю, это крайние меры. По-моему, парень не собирается отстаивать свою честь.

Кларк опять пожал плечами и буркнул:

— Посмотрим!


Дэвид и Ник сидели в кабинете Дарриджа и обсуждали, сколько Дэвид сможет вложить в новое дело, когда их прервал звонок Шейлы. Обычно она могла самостоятельно справиться с любой критической ситуацией, используя необыкновенное сочетание властности и грубости, поэтому Дэвид встревожился.

Шейла передала трубку Саре. Та извинилась, что беспокоит его, но в лаборатории произошло такое, о чем Дэвид должен знать — немедленно, как она сказала. Сара говорила невнятно, и в ее голосе слышалось отчаяние.

— Подождите, Сара, — мягко сказал Дэвид. — Сосчитайте до десяти, подумайте хорошо, о чем вы хотите сказать, и начните сначала.

Молодая женщина тяжело вздохнула, и Дэвид испугался, что она сейчас заплачет. Она проверяла устойчивость «Верди» к высоким температурам. Контейнер для гамбургера, а точнее — внук того Первого Контейнера для гамбургеров, в течение нескольких дней подвергался температурной обработке. Несмотря на нехватку времени, Дэвид терпеливо слушал.

— Я слышала, что вы поедете к катетеру Дарриджу насчет «Верди», — произнесла Сара жалобным голосом. — Вот почему я решила, что вам следует знать… Он загорелся. И расплавился. Я думаю, у нас ничего не получится.

Глава двенадцатая

Записав гладкое, но бессодержательное интервью с Диком Зандером, Шарлотта отправилась в Вашингтон, чтобы взять интервью у полковника Вэгга, важной персоны в Пентагоне, который занимался поставками для армии. Эту встречу организовал Эд Стэнфилд. Для английской журналистки Пентагон был легендой из бетона: крепость, самое крупное в мире здание, с несколькими подземными этажами. В самом нижнем находился оперативный штаб, расположенный так глубоко, что, по слухам, мог выдержать прямое попадание ядерной бомбы.

В Пентагоне работали тысячи людей, но когда было вторжение в Гренаду, они, с их финансовыми возможностями, не сумели сделать приличную крупномасштабную карту для своих солдат. Странно, подумала Шарлотта. Она могла бы спокойно купить им такую — в картографическом магазине Стэнфорда в Лондоне на Ковент-Гарден.

Подойдя к дверям, она испытала детский трепет от того, что находится возле центра управления величайшей в мире военной машины. Но возбуждение быстро прошло. Вестибюль был такой же запущенный и пустой, как приемная британской службы здравоохранения. По обеим сторонам рентгеновского аппарата устаревшей конструкции стояли два охранника. Они, точно коровы, жевали жвачку, и ума в их взглядах светилось столько же, сколько у коровы. Когда Шарлотта протянула им свой заказанный заранее пропуск, они рассматривали его так, словно не умели читать, что, возможно, и было на самом деле, и пропустили, даже не взглянув на аппаратуру сопровождавших ее операторов. Если бы ее команда находилась в Министерстве обороны в Уайтхолле, то в специальных клетушках проверяли бы даже их задницы.

Шарлотта думала, что здесь охрана будет еще надежней, но меньше чем через тридцать секунд они уже шли по бесконечным коридорам Пентагона. Вдоль стен стояли ряды грубых дешевых стульев, на доске для объявлений сообщались даты тренировок баскетбольной команды.

Шарлотта и ее группа бродили в недрах здания. Они смотрелись здесь так же неуместно, как туристы из Алма-Аты, но никто их не остановил и не спросил, по какому праву они тут находятся. Интересно, действительно ли столь же легко, как кажется, можно попасть в «Отдел планирования перехвата стратегических летающих объектов» и провести время с капитаном ВВС Дуэйном Шикльгрубером[16]? Если так, почему в коридорах отсутствуют вооруженные до зубов коммандос? Шарлотте потребовалось бы больше времени, чтобы пробраться на склад какого-нибудь лондонского магазина.

Полковник Вэгг тоже разрушил созданный ею образ хладнокровного твердолобого вояки. Он был невысок, около пяти футов восьми дюймов, и лыс, с полным лицом, которое, казалось, может лопнуть, как переспелый персик. Шарлотта предположила, что ему пятьдесят с небольшим, и пыталась угадать, где он заработал столько наград: для Кореи слишком молод, для Кувейта слишком стар. Значит — Вьетнам. Но полковник Вэгг совсем не походил на человека, который неистовствовал в деревнях, сжигая старух и поливая напалмом детей. У него была профессорская внешность, и он обладал сдержанным чувством юмора, который Шарлотта нашла очаровательным. Если бы не военная форма, его можно было принять за библиотекаря.

Вэгг нарисовал довольно благоприятную картину «Глобал Текнолоджис», несмотря на ехидные замечания по поводу «кормушки», и весьма заинтересовался специфической информацией Шарлотты о «Мартиндейл». Они оба сошлись во мнении, что «ГТ» воспользуется этой британской компанией как базой для проникновения на рынки Европы и Ближнего Востока. Пока его друзья из Монлорея не начнут продавать какую-либо продукцию, предназначенную для Пентагона, северокорейцам, для полковника Вэгга в том, что касается его компетенции, все будет о’кей. Однако полковник не смог помочь Шарлотте разобраться, зачем корпорации «ГТ» нужна фирма, производящая измерительную аппаратуру. Когда она объяснила ему, чем еще занимается компания Стоуна, полковник Вэгг пошутил, что, возможно, Макс Кларк на старости лет решил стать фермером.

Пока операторы упаковывали аппаратуру, Вэгг спросил, с кем еще Шарлотта собирается встретиться, и когда она упомянула сенатора Марка Сэндала, с которым у нее была назначена следующая встреча, Вэгг немного помрачнел. Скривившись, он предупредил журналистку, что амбиции Сэндала никак не соответствуют его интеллекту и что ей следует с осторожностью относиться к его диким теориям насчет тайных заговоров.

— Задайтесь вопросом, чьи интересы на самом деле представляет Марк Сэндал, — заключил полковник, — и вы обнаружите, что в основном это отнюдь не интересы избирателей. Он не думает ни о чем, кроме собственной карьеры.

Пока Шарлотта шла назад, к главному входу, где с отсутствующим видом стояли охранники, Вэгг позвонил в корпорацию «ГТ». Дика Зандера совсем не обрадовало, что та же самая молодая британская журналистка, которая дважды за последние пару дней брала у него интервью, собирается встречаться с сенатором Сэндалом. Ему не понравилось, что ее, по всей вероятности, не убедили объяснения причины их интереса к компании «Уильям Стоун и сын».

— Давайте следить за развитием событий, — предложил Вэгг.

Зандер понимал, что, хотя его клиент говорил спокойно и без раздражения, он дает понять: держите ситуацию под контролем, чтобы не было никаких проблем.

— Отлично, — ответил Зандер так же спокойно. — Я уверен, что никаких трудностей не возникнет. — И добавил с бодрой усмешкой в голосе: — Мои люди будут держать связь с вашими.


Марк Сэндал приветствовал Шарлотту типично американским рукопожатием, которое смущает англичан и заставляет их вздрагивать от боли. Он подарил ей неестественный взгляд, какой обычно рекомендуют в пособии для продавцов «Как производить хорошее впечатление при первой встрече». Его безупречные белые зубы свидетельствовали о том, что за них дантисту было выложено маленькое состояние; это была некая декларация, вроде того, как африканцы демонстрируют свое богатство в виде золотых браслетов на лодыжках своих жен.

Прическа сенатора а-ля Джон Кеннеди напоминала аккуратно подстриженный куст; у него были тяжелый подбородок и мелкие черты лица. Короче говоря, Сэндал оказался типичным сенатором от демократической партии, стремящимся к высоким постам: красавец-радикал, обреченный на провал. У него было гораздо больше шансов, чем у его соперников, подорвать свою карьеру благодаря какому-нибудь скандалу или просто отсутствию здравого смысла.

Операторы установили аппаратуру в его увешанном книжными полками кабинете, расположившемся в старом правительственном здании, и Шарлотта объяснила цель их интервью. При упоминании «Глобал Текнолоджис» в глазах сенатора появился какой-то странный блеск. В Англии Сэндал примкнул бы к тем, кто приковывает себя наручниками к ограде на Даунинг-стрит[17], требуя введения в стране письменной конституции и пропорционального представительства в парламенте.

Сенатор с озадаченным видом сел в обитое кожей кресло. Он медлил, словно в нем боролись обязанность вести себя спокойно, как того требовало его ответственное положение, и стремление к саморекламе. Шарлотта рискнула предположить, что знает, какая из сторон победит.

— Корпорация «ГТ» разрабатывает новый нервно-паралитический газ, который называется «Дермитрон», — начал сенатор осторожно, — но правительство сейчас не слишком в этом заинтересовано. В самом разгаре переговоры с русскими о разоружении, а это может их сорвать. — Он кивнул, словно соглашаясь сам с собой.

От удивления у Шарлотты поползли вверх брови.

— Начинайте, пожалуйста, — бросила она через плечо оператору.

— Шуруем вовсю! — ответил тот.

Шарлотта поинтересовалась мнением Сэндала о корпорации «Глобал Текнолоджис».

Глаза сенатора остекленели, и автоматическая система ответов включилась.

— Последние тридцать лет «ГТ» производит нервно-паралитический газ и химическое оружие, — начал Сэндал. — В шестидесятых, благодаря напалму и гербицидам, они стали богатой корпорацией. Теперь они используют те же технологии для выпуска удобрений и пестицидов, но это только подтверждает, что на самом деле «ГТ» занимается прежними делами. Люди увольняются оттуда, потому что их беспокоит программа научно-исследовательских работ. Русские тоже не заинтересованы в такой программе. — Он выдержал драматическую паузу. — Мои друзья и я сам сражались во Вьетнаме не за то, чтобы банда дельцов разрушила шанс на установление прочного мира.

Шарлотта с трудом подавила восторженный возглас: у нее появились новые факты, позволяющие под другим утлом взглянуть на ситуацию с захватом компаний корпорацией «ГТ». Такой материал не раздобудет никто из английских журналистов, если только не приедет сюда и не начнет рыть землю носом. Она горячо поблагодарила Сэндала за то, что тот уделил ей столько времени. Когда она собралась уходить, сенатор записал на листе бумаги имя и номер телефона и протянул ей.

— Поговорите с этим парнем. Можете прямо отсюда, если хотите, — предложил сенатор как бы между прочим. — Он расскажет вам о «ГТ». Это химик, работал там в исследовательском отделе. Знает дефолианты, как свои пять пальцев.

Химик не хотел разговаривать, несмотря на частое упоминание измени Сэндала. Но когда Шарлотта дала гарантию, что интервью не попадет на американское телевидение, он сдался, и двадцать минут спустя Шарлотта уже сидела в обшарпанной квартире. Его жилище напоминало комнату активиста студенческого движения: сваленные в углу кипы газетных вырезок, плакаты на стенах, грязные кофейные чашки на полках.

Источник информации сенатора выглядел не совсем нормальным и был бледен как смерть. У него росла косматая борода; короткие курчавые волосы обрамляли лысину, покрытую неопрятным пухом. Он был слишком молод для пенсионера, и Шарлотта удивилась, почему он не на работе. Может, его просто уволили из «ГТ»? Правду ли он расскажет?

Его взгляд блуждал по комнате, и Шарлотта расценила это как признак нечистой совести или, если быть снисходительной, — признак страха. Но когда они начали разговаривать, он немного успокоился. Шарлотта спросила его о разработке нервно-паралитического газа, и он рассказал о «Дермитроне».

— Для кого разрабатывается «Дермитрон»? — спросила она. — Для Пентагона?

— Не знаю. Я занимался только фундаментальными исследованиями, и когда я увольнялся, он не дошел до стадии производства.

— Почему вы уволились? — попыталась зайти с другой стороны Шарлотта.

— Так велел мне Господь.

— А-а, — произнесла Шарлотта с натянутой улыбкой.

— Раньше моя жизнь была пустой. Теперь я посвятил себя делу, которое наполнено смыслом, — сказал он, значительно оживившись, как только перестали говорить о химическом оружии.

— О, я понимаю.

— Вместе с Иисусом мы пытаемся остановить ежегодное уничтожение миллионов невинных жизней, — произнес он как само собой разумеющееся.

Шарлотта терпеливо слушала, надеясь вернуться к «Дермитрону».

— Люди рассуждают о Гитлере и Саддаме Хуссейне, но массовое истребление происходит прямо здесь, в Америке, каждый день, из года в год. В клиниках, где делают аборты, убивают души младенцев.

Его голос окреп и завибрировал, и становился все громче по мере того, как он перечислял все грехи плоти, призывая сопротивляться ее испепеляющему зову, что интересовало Шарлотту гораздо больше. Он был так увлечен своей проповедью, что Шарлотта попробовала угадать, заметит ли он, если скорчить ему рожу или легонько щелкнуть по носу. В конце концов она прервала его речь, но, похоже, такая бесцеремонность его не смутила. Словно это случалось с ним неоднократно, как, возможно, и было на самом деле.

— Зачем «ГТ» нужна маленькая английская компания, выпускающая измерительную аппаратуру? — спросила Шарлотта.

Он пожал плечами.

— Еще они немного занимаются сельским хозяйством и производят кое-какую продукцию для оборонных предприятий, — продолжала Шарлотта.

— И никакого химического производства? Никаких газов? Ничего такого?

Шарлотта покачала головой. Потом она вспомнила про «Верди», материале из соломы, о котором столь беспокоился Дэвид. «Какого черта, — подумала она, — компания все равно пропала».

— У них есть заменитель полистирола, из соломы, — проговорила она медленно. — Они измельчают солому и превращают ее в заменитель полистирола, он так же сохраняет тепло, но не наносит вреда окружающей среде.

Химик поскреб свой заросший подбородок пухлой бледной рукой.

— Он заменяет мономеры стирена?

Шарлотта пожала плечами.

— Тогда все ясно! Для «Дермитрона» «ГТ» нужны мономеры стирена. Они позволяют ему прилипать к поверхности, на которую его разбрызгивают. Иначе ничего не получится, поскольку человек может просто его смахнуть. Помните, как было в Ливане? Они использовали фосфорные бомбы, вещество прилипало к человеческой коже и продолжало гореть, даже когда люди уже умерли. Это и есть технология, основанная на мономерах стирена.

У Шарлотты скрутило желудок.

— Тогда зачем «ГТ» нужен заменительмономеров стирена, если у них есть мономеры стирена? — спросила она. — Солома им вряд ли подойдет.

— Им не нужен заменитель мономеров стирена. Они хотят не допустить его появления на рынке. — Он произнес это, как почти нормальный человек с живым аналитическим умом. — Вы говорите, он пока на стадии разработки? — Шарлотта кивнула, и химик опять поскреб подбородок. — В таком случае «ГТ» нужна эта компания, чтобы остановить исследования. Если появится заменитель, то на пути к полному запрету во всем мире производства мономеров стирена не останется никаких препятствий. «Зеленые» борются за это запрещение уже много лет, вопрос о нем даже поставлен в ООН, но проблема в том, что требуется заменитель.

— Нет мономеров стирена, нет и «Дермитрона»?

Химик кивнул и с победным видом дернул себя за бороду.

Оставив хозяина квартиры заниматься спасением всего человечества, Шарлотта ринулась к телефону-автомату, из которого можно было позвонить по кредитной карточке. Она дозвонилась до Дика Зандера и спросила, могут ли они поговорить о «Дермитроне». Тот ответил, что с удовольствием расскажет ей о производимых корпорацией химикалиях для сельского хозяйства, но, вероятно, она предпочтет поговорить с вице-президентом, который возглавляет подразделение, занимающееся разработкой удобрений и пестицидов.

Услышав этот вежливый ответ, Шарлотта изо всех сил вцепилась в трубку и заскрежетала зубами. Когда она высказала предположение, что «Дермитрон» в действительности является нервно-паралитическим газом, добродушная усмешка исчезла из голоса Дика Зандера и тот заявил, что это просто нелепо. Его самоуверенности еще поубавилось, когда она сообщила, что у нее есть запись беседы с двумя людьми, которые могут опровергнуть его слова. Теперь настала ее очередь ухмыляться. Шарлотта повесила трубку на рычаг.

Шарлотта стояла, пряча голову под пластиковым пузырем, окружавшим телефон-автомат, и обдумывала, что делать дальше. Затем опустила монету в двадцать пять центов и позвонила сенатору Марку Сэндалу. Тот с жадностью набросился на новую информацию. Шарлотта повторила свою просьбу не упоминать в прессе о материале Стоуна, пока он не появится на рынке, и обещала, что сенатор будет первым, кто об этом узнает; тогда он может заработать столько политических очков, сколько захочет. Сэндал пригласил ее на обед, но Шарлотта отказалась со всей любезностью, на какую только была способна. Он призвал ее соблюдать осторожность — в этом чувствовалась его склонность к мелодраме, о чем говорил ей Скотт. Шарлотта повесила трубку.

Несмотря на совет Мориса забыть Дэвида, Шарлотта обязана была предупредить его об истинных намерениях «ГТ». Через минуту она уже говорила с автоответчиком Дэвида. Она сообщила оба своих телефона — в Эй-би-си и в отеле, затем, зажав в руке видеокассету, поймала такси и отправилась в студию, чтобы заняться гигантской редакторской работой. Двадцать минут спустя она сидела перед монитором с пакетом чипсов и диетической кока-колой, даже не подозревая, какой безумный переполох вызвали ее расспросы.


— Я хочу помочь вам в вашей борьбе, — произнесла женщина, стоявшая перед дверью его квартиры. — Мне сказали, чтобы я обратилась к вам.

Она говорила тихо, переминаясь с ноги на ногу, словно ей было неловко или она волновалась. Он тоже занервничал, но снял дверную цепочку и впустил женщину. Ему нужна была любая помощь, чтобы распространять листовки, устраивать пикеты и собирать подписи под петициями «Право на жизнь», поэтому он не стал прогонять единомышленницу, несмотря на позднее время.

Пока она неуклюже толклась в его маленькой прихожей, он разглядывал ее. Около сорока, примерно пять футов восемь дюймов, прямые, мышиного цвета волосы, собранные в хвостик, и полное отсутствие косметики на грубоватом лице. На ней был легкий летний плащ, в руке она держала брезентовый рюкзак. Но его больше заинтересовал треугольник плоти, видневшийся в вырезе ее расстегнутой у горла рубашки, и очертания полных грудей. Серебряный крест, словно искушение, притягивал его взгляд.

Женщина проследовала за ним в комнату, где он хранил пропагандистские материалы. Он собирался рассказать ей о предстоящем пикетировании клиники, где делают аборты, но ему вдруг пришло в голову сперва предложить ей чашку кофе или что-нибудь еще. Он не привык принимать гостей. Это было уже второе вторжение в его частную жизнь: сначала британская журналистка, теперь она.

Женщина согласилась выпить кофе и спросила, можно ли воспользоваться его ванной. Он пошел в кухню, чтобы сполоснуть пару кружек и поставить чайник.

— Извините меня, — позвала она из прихожей. — Подойдите, пожалуйста. Не могли бы вы мне помочь?

Он почувствовал, как участился его пульс, и, обнаружив, что дверь ванной слегка приоткрыта, растерялся, не зная, как поступить.

— Простите, что беспокою вас, — раздался из ванной голос женщины. — У меня тут кое-какая проблема. Не могли бы вы зайти?

Он открыл дверь, но ванная оказалась пустой. Он зашел, удивляясь, куда же подевалась его гостья, но прежде чем успел оглядеться, она обхватила его шею и толкнула к ванне так быстро, что он не успел отреагировать. Он потерял равновесие, попытался выпрямиться, но она одной рукой держала его мертвой хваткой, а другой упиралась в стену, заталкивая его в конец ванной и при этом сдавливая его шею.

Потом одним ловким движением она перегнула его через край ванны, и он начал задыхаться. Он ощутил возле уха прикосновение ножа и попытался увернуться, но она зажала его в замок, как профессиональный борец, ее колено упиралось ему в ногу, словно кол, вынуждая наклоняться все ниже. Все, о чем он успел подумать, когда нож прошелся по его горлу от уха до уха, это то, что лезвие жжется, как лимонный сок. В следующее мгновение нож перерезал трахею, и он захлебнулся кровью.

Женщина бросила нож в забрызганную ванну. Потом под нос ему сунула ампулу, и в ноздри ударил тошнотворный запах. Сердце его бешено заколотилось под стимулирующим воздействием препарата, и кровь быстрее побежала по жилам. Чем быстрее он хватал ртом воздух, тем сильнее булькала в горле кровь.

Он все еще пытался сопротивляться, но начал задыхаться и терять сознание. Она навалилась на него всем телом. Его лицо было залито кровью, кровь текла с бороды и попадала в глаза, так что он едва мог видеть. Сердце колотилось, и пульсация в венах сопровождалась звуком падающих на дно ванны кровавых капель. Каждых вдох напоминал всхлип. Если бы ему удалось подняться, он как-нибудь смог бы остановить кровотечение и сбросить с себя эту женщину, но она крепко держала его. У него стучало в висках, перед глазами висела кровавая пелена. Последний образ мелькнул в его мозгу — свинья на бойне, с перерезанной глоткой, над вонючим сливом. Через пять минут он лежал в ванне, как Че Гевара на смертном одре. Нож был вложен в его ослабевшие пальцы.


Шарлотта вышла из здания Эй-би-си ближе к полуночи. Она почти закончила редактировать материал и приготовилась к завтрашним съемкам в Нью-Йорке, а также к длительному и многообещающему телефонному разговору с Эдом Стэнфилдом, у которого собиралась взять интервью о корпорации «ГТ».

Оказавшись в номере отеля, она поставила будильник на пять утра, чтобы успеть на ранний поезд, надела длинную белую ночную рубашку и уже собиралась залезть под простыню, но услышала звонок и вздрогнула. Ее глаза сузились от закипающего гнева: что-то случилось в Эн-эн-эн, и они хотят отказаться от ее материала о «ГТ». Поднимая трубку, она ожидала услышать извиняющийся голос Боба. Потом сообразила, что в Англии сейчас шесть утра. Слишком рано, чтобы ее толстяк-редактор был на работе.

— Шарлотта? Это Дэвид Стоун.

Она сжалась и с трудом подавила импульсивное желание бросить трубку. Это была последняя возможность проверить готовность выкинуть его вон из своего сердца.

— Спасибо, что перезвонил, — произнесла Шарлотта сухо, и, насколько могла, отчужденно. — Прости, что побеспокоила тебя. — Она сделала паузу, но на другом конце провода молчали. — Я тут наткнулась на неприятную информацию, о которой тебе следует знать. «ГТ» охотится за твоим заменителем полистирола. Я знаю, ты хочешь держать все в секрете, но, послушай, это важно.

Она торопилась, словно обезумевший заяц, рассказывая все, что услышала, не давая Дэвиду вмешаться ни на секунду. Когда она закончила, то подумала, что сейчас он поднимет ее на смех.

— Шарлотта, «ГТ» не удастся наложить лапу на «Верди». Не говоря уже о том, что пока он этого не стоит, между прочим. Я буду заниматься его производством в другой компании — знаешь, по методу «Спасение бриллиантов короны», о котором ты мне говорила. Если это хранить в тайне, все будет о’кей.

— О! — произнесла Шарлотта, потрясенная такой новостью. Потом ощутила холодок беспокойства, что разболтала о «Верди» Марку Сэндалу и его сумасшедшему приятелю.

— И все равно спасибо, что позвонила, — продолжал Дэвид.

Сердце у Шарлотты екнуло, и она приготовилась услышать слова, которых давно ждала. Но он замолчал, и Шарлотта подумала, что голос у него подавленный и усталый. Решимость, которая и без того не была особенно прочной, дала трещину. Шарлотта собиралась или сказать что-нибудь банальное, вроде того, что скучает по нему, или же положить трубку. Либо одно, либо другое; она не знала, что выбрать.

— Хорошо, — бодро произнесла она. — Ладно, мне пора. До свидания. — И положила трубку, ругая себя за то, что чуть не поддалась слабости. Она погасила свет и забралась в постель, думая, как глупо было бы сдаться. Морис оказался прав.


Дэвид поднялся и подошел к окну. Ранние солнечные лучи превратили пшеничные поля в золотистое море, мерцающее от дуновения легкого ветра. Он потер глаза, вокруг которых появились темные крути: накануне он несколько часов провел с Ником, обсуждая план действий; всю ночь разгребал горы запущенных дел; не Мог уснуть из-за «Верди Номер Два» и, конечно, из-за неуловимой, ускользающей Шарлотты. Он прошел в кабинет Шейлы, где стояла кофеварка, приготовил себе чашку кофе и остановился в задумчивости.

— Проклятье! — пробормотал он.


Хотя Шарлотта не успела даже задремать, она нервно дернулась, когда телефон опять зазвонил, и, нащупав в темноте трубку, ответила еще более настороженно, чем раньше.

— Я кое-что вспомнил, — сказал Дэвид вместо приветствия. — Я хотел бы сейчас оказаться рядом с тобой. Ты в постели?

В горле у Шарлотты стало сухо, как в Сахаре.

— Да, — каркнула она.

— Тогда представь, будто я рядом. — Он закрыл глаза, ожидая, что она пошлет его к черту или просто бросит трубку. Но на другом конце провода, в Вашингтоне, молчали. — Я буду говорить тебе, что бы я делал, если бы был рядом, а ты должна делать так, как я скажу. — Вновь никакого ответа. — Положи руку между ног и погладь себя там.

— О’кей, — выдохнула она робко.

— Хорошо, — произнес он медленно, словно человек, обдумывающий пытку для своей жертвы. — Делай, что я тебе говорю, и слушай. Мои пальцы бегут по твоим икрам… Они пробираются по твоему телу… движутся по бедрам, по животу, по груди — к плечам. Ты меня чувствуешь?

— Да, — блаженно протянула она в темноте, в то время как ее правая рука стала двигаться все энергичнее.

— Хорошо. Я уткнулся носом в твою шею, в плечи… теперь я добрался до сосков… сначала пальцами… теперь языком…

Непроизвольно ее бедра задвигались, помогая руке.

— Шарлотта почувствовала, как по телу прокатилась жаркая волна, и начала падать в глубокую пропасть наслаждения.

— О'кей, — сказал он хриплым прерывающимся голосом. — Теперь я лежу между твоих ног и целую тебя везде, кроме того места, где бы ты больше всего хотела…

Шарлотта часто и быстро дышала, а ее пальцы ощущали влагу вокруг влагалища. Она дрожала и металась, когда Дэвид сказал:

— Теперь ты чувствуешь жар моего языка прямо там…

Шарлотта достигла вершины наслаждения, и Дэвид услышал ее вздох. Она лежала, содрогаясь, и пыталась перевести дыхание.

— Господи, Дэвид… Это было… — Она приподнялась на локте. — А как ты?

— Нет. — Голос у него дрожал. — Я подожду, когда ты вернешься. Теперь ты должна мне дважды. А сейчас мне надо работать. — Он повесил трубку. Потом сделал глоток кофе и позволил себе улыбнуться, и эта улыбка впервые за много дней прогнала выражение озабоченности с его лица.


Когда телефон зазвонил в третий раз, Шарлотта, улыбаясь, взяла трубку.

— Дэвид? Это ты?

Но ответом на ее теплое приветствие было молчание, и Шарлотта поняла, что не слышит на линии эха международной связи.

— Алло! — произнесла она раздраженно. — Алло!

— Мисс Картер?

— Да, — ответила она резко. — Кто это?

— Вам лучше вернуться в Англию.

— Кто это? — повторила Шарлотта и села на кровати.

— Вы напрасно теряете время, беседуя с параноиками-политиками и сумасшедшими. Бросьте все и поезжайте домой, если понимаете, что для вас лучше.

— Вы мне угрожаете? — заорала Шарлотта в бешенстве. — Если в «ГТ» думают, что я все брошу только потому, что какие-то придурки звонят мне посреди ночи, то они могут катиться ко всем чертям! Идите к своему Дику Зандеру и скажите — пусть сам себя трахнет! — заявила она и швырнула трубку. Шарлотта легла и закрыла глаза, слушая, как сердце колотится от злости. Потом опять села, позвонила ночному дежурному и попросила: — Пожалуйста, ни с кем меня не соединяйте!

«Какая наглость, — думала она, гася свет. — Глупая корова». И Шарлотта только теперь сообразила, что ей звонила женщина.

Глава тринадцатая

Когда во вторник утром Пол Робертс приехал на работу, его ждала краткая записка, в которой босс приказывал ему зайти.

— Вчера вечером, где-то в половине одиннадцатого, мне домой звонил Дик Зандер, — начал Джеймс, как только аналитик просунул голову в дверной проем. Мэлпас был не из тех, кто тратит время на пустяки, вроде приветствия. — Он хочет, чтобы мы как можно скорее закончили с компанией Стоуна. Теперь, когда Дэвид Стоун согласился, мы должны быстро все оформить.

Полу не понравился тонкий намек на то, что рто он затягивает дело.

— Сегодня акционеры Стоуна получат все необходимые документы, — сказал он, словно оправдываясь.

— Да-да-да. — Мэлпас взмахнул рукой, будто прогоняя осу. — Главное, я хочу, чтобы вы поднажали на юристов, и те поскорее всучили бы Стоуну акции «ГТ». Мы ведь без проблем получим согласие инвесторов Стоуна, не так ли?

— А если кто-нибудь сделает другое предложение? — кротко спросил Пол.

Мэлпас не ответил.

— Одна журналистка все время пристает к Зандеру. — Директор департамента взглянул на Робертса, который с беспомощным видом мялся возле двери. — Какая-то сторонница движения за мир, по мнению Зандера. Выступает против торговли оружием, — пояснил Джеймс угрюмо. — Больше всего мне не нравится, что это та самая чертова баба, которая две недели назад выматывала душу Терри Певзу. — Джеймс не стал добавлять, что хорошо знает, кто такая Шарлотта Картер, и что в прошлом она, сама того не подозревая, оказывалась ему полезной. — Я никогда о ней не говорил? — спросил Мэлпас.

Робертс почувствовал, как краска заливает его шеки.

— Короче, эта девица из Эн-эн-эн думает, что у «ГТ» есть свои причины интересоваться компанией Стоуна. — Мэлпас рассмеялся, но лицо его оставалось мрачным. — Все-таки будет досадно, если в прессе начнется кампания против «ГТ». Знаете, лейбористы гудят, как вертолеты «Уэстленд».

Пол смущался все больше. Мэлпас положит ноги на край стола и откинулся на спинку кресла.

— Почему они интересуются операцией с компанией Стоуна, а не с «Мартиндейл», если их так бесит производство оружия? — наивно просил аналитик.

— Об этом я не думал, — признался Мэлпас в порыве неожиданного откровения. — Зандер сказал, журналистка подозревает, что их подразделение, производящее удобрения, занимается разработкой химического оружия.

— Конечно, занимается, — простодушно согласился Пол.

Мэлпас резко выпрямился, и усмешка исчезла с его лица, когда он услышал объяснения Пола.

— Это было основным направлением деятельности «ГТ», пока не объявили запрет на химическое оружие. Теперь они сделали акцент на производство химикатов для промышленности и сельского хозяйства, но у них остались технологии и рынок сбыта.

Мэлпас нахмурился.

— Значит, эта журналистка думает, что «ГТ» собирается использовать компанию Стоуна для производства химического оружия в Великобритании, так, что ли?

— Я не знаю, о чем она думает, — сказал аналитик решительно. Он пытался угадать, известно ли Мэлпасу о его отношениях с Шарлоттой и не пытается ли Джеймс заманить его в ловушку.

— Пол, — начал Мэлпас и жестом указал на кресло. Первый раз с того момента, как аналитик появился в его кабинете, босс предложил ему сесть. — Зачем на самом деле «ГТ» нужна компания Стоуна?

Пол неуклюже опустился в кресло по другую сторону стола, с облегчением подумав, что обсуждение щекотливой темы, связанной с именем Шарлотты Картер, закончилось.

— Когда я уточнял детали с людьми из Монлорея, они настойчиво расспрашивали об исследовательской работе Стоупа. У меня сложилось впечатление, что они заинтересованы в его новой технологии, которую он сейчас разрабатывает.

— Что за новая технология? — встрепенулся Мэлпас.

— Дэвид Стоун намерен держать все в тайне, пока не запустит это в производство.

— Ладно! О чем, черт возьми, идет речь?

Пол выглядел озадаченным.

— Вот это-то и странно. Ничего особенного. Вещество называется «Верди». Это альтернативный упаковочный материал из соломы. Он может заменить полистирол. Никакого отношения к оборонной промышленности.

— А зачем понадобилось заменять полистирол? — нетерпеливо спросил Мэлпас. — Эта соломенная штука дешевле?

— Да. Но дело в том, что основными составляющими элементами полистирола являются мономеры стирена, — начал объяснять Пол, — которые разрушают озоновый слой. К тому же они канцерогенные. Поэтому компания Стоуна стала разрабатывать упаковочный материал на основе соломы, способный сохранять тепло и не наносить вреда окружающей среде.

— Все это очень мило, — усмехнулся Джеймс, — но какого черта Дик Зандер и Макс Кларк стали так беспокоиться об окружающей среде?

— Вы совершенно правы. Тут какая-то загадка, — согласился Пол, надеясь смягчить раздражение Мэлпаса.

Его босс с задумчивым видом делал какие-то пометки на листе бумаги.

— Пол, почему бы вам не поговорить с этой журналисткой из Эн-эн-эн? Пригласите ее на обед или сделайте что-нибудь в таком духе, вы же умеете общаться с журналистами. Объясните ей, что она не там ищет, о’кей? — Мэлпас умолк и заскрежетал зубами. — Зандер был вчера вечером взбудоражен. Взбешен. Так что мы обязаны остановить эту девицу, которая распространяет вонь относительно покупки компании Стоупа… Как же, черт возьми, ее зовут?

Пол побледнел и заметил, что Мэлпас пристально смотрит на него.

— Шарлотта как-то там, — подсказал Джеймс, но рассеянность в его голосе была фальшивой. — Узнайте в Эн-эн-эн.

— Хорошо, — произнес Пол без всякого энтузиазма. — Я ей позвоню.

Его сердце ушло в пятки, когда он представил, какого рода ответ услышит. Он вернулся к себе, размышляя, как, к черту, заставить ее понять, что она должна выпутываться из этой истории в одиночку. «Никак», — подумал он, набирая номер Эн-эн-эн.

Когда Пол ушел, Джеймс позвонил секретарю сэра Энтони Брука и спросил, нельзя ли переговорить с председателем. Можно по телефону, добавил он любезно. Через тридцать секунд директор департамента финансирования промышленных корпораций добросовестно докладывал руководству, как хорошо проходит операция и как скоро «Броди Макклин» сможет объявить, что их новые американские клиенты успешно установили финансовый контроль над «Мартиндейл».

— Великолепные новости для нашего банка, — заметил председатель, точно директор школы, раздающий призы на спортивном празднике. — В деловой прессе пишут, что мы толково провели сделку. Перечитайте мои поздравления вашей команде, — сказал он мягко, и в его голосе звучало удовлетворение. — Может, мне встретиться с Полом Робертсом, вашим новым вундеркиндом? Говорят, это прекрасная находка для банка.

— Да нет, — быстро возразил Джеймс. — Похоже, Пол старается привлечь внимание к собственной персоне, что несправедливо по отношению к остальным. Это успех всей команды. — Джеймс выдержал многозначительную паузу. — Честно говоря, в работе Пола есть некоторые слабые места…

— Понятно, — произнес председатель, словно действительно понял, о чем идет речь. — Ну, тогда поздравьте всех, Джеймс. Вы проделали колоссальную работу.


Такси, в котором Шарлотта ехала по Кэнэл-стрит на Манхэттене, ползло, стараясь не врезаться в валившие из подземки эшелоны молодых мужчин и женщин в официальном обмундировании, состоящем из сшитых на заказ костюмов и спортивных туфель. Они целеустремленно шагали сквозь толпу, но у них был такой вид, будто они прекрасно знают, что именно сейчас кто-то изобретает компьютер, который в следующем году сделает их работу бесполезной. В это утро Шарлотта не могла разделить их мрачное настроение: мысль, что она увидит Дэвида, когда вернется домой, заставляла ее улыбаться.

Однако долго улыбаться ей не пришлось.

Съемочная группа из Эй-би-си ожидала ее возле здания «Доти Макмерчи» — монолита с затемненными стеклами, втиснутого между двумя угловатыми глыбами, расположенными на Уолл-стрит. Они ввалились к Эду Стэнфилду в кабинет, в котором и без того негде было повернуться из-за моделей самолетов и ракет. На стене висели фотографии Эда в военной форме. Скотт говорил ей, в шутку, как она считала, что в начале восьмидесятых Эд был военным советником где-то в Центральной Америке.

Пока Шарлотта усаживалась и прикрепляла микрофон к своей шелковой блузке, Стэнфилд рявкал остроты в телефонную трубку. Без десяти восемь утра он выглядел таким же безумным, как и в полночь, когда его брюхо было наполнено текилой, и вертелся в кресле, точно страдал пляской святого Витта.

— Какое дивное виденье в моем скромном офисе! — сказал он, положив трубку. — Я польщен.

Шарлотта улыбнулась, чувствуя, что он действует на нее возбуждающе. Запись началась, и он заговорил решительно и громко, как человек, привыкший высказывать «мнение специалиста». Шарлотте казалось, что от него исходят какие-то колдовские импульсы, но она сомневалась, что эти импульсы дойдут до телезрителей. Их больше развлечет его ярко-красный галстук, особенно в сочетании с такими волосами.

— Что вы можете сказать о подразделении «ГТ», которое занимается сельским хозяйством? — спросила Шарлотта. — Там по-прежнему производят нервно-паралитический газ и дефолианты?

— Вам не следовало обращать внимание на обвинения сенатора Сэндала, — сказал Стэнфилд с отвращением и приподнял угол «Вашингтон пост».

— Пожалуйста, остановите запись! — бросила Шарлотта через плечо.

Стэнфилд протянул ей газету и указал на статью на третьей полосе. Читая, Шарлотта почувствовала, как у нее перехватило горло.

Сэндал призывал администрацию США поддержать предложение ООН о запрете производства мономеров стирена. Он утверждал, что британская компания разработала альтернативный материал, благодаря которому отпадет необходимость в мономерах стирена. Не будет больше препятствий, чтобы поставить вне закона эти канцерогенные вещества, наносящие ущерб окружающей среде, заявил он, особенно теперь, когда США подписали соглашение о запрещении производства химического оружия всех видов, а все знают, что мономеры стирена используются для производства химического оружия. Это ирония судьбы, подчеркнул он, что американские производители напалма стремятся захватить ту самую британскую компанию. Далее сенатор отрицал, что обвинял Пентагон в закупке химического оружия. Публике оставалось читать между строк.

— О, нет, — простонала Шарлотта, положив газету на стол Стэнфилда. Потом она вспомнила, как ее предупреждали о страсти Сэндала к саморекламе, и из-за этого разозлилась на себя еще больше. Второй раунд ее отношений с Дэвидом может окончиться досрочно. Шарлотта еще раз взглянула на статью и заморгала, чтобы прогнать навернувшиеся на глаза слезы.

— Этот парень чокнутый, если думает, что Пентагон покупает химическое оружие, — произнес Эд Стэнфилд. — Надо игнорировать девяносто процентов из того, что говорит Сэндал. Он сделает все, чтобы его кандидатура попала в списки претендентов на более высокий пост.

Пока Стэнфилд говорил, Шарлотта почувствовала, как тяжелые лапы ужаса ложатся на ее плечи.

— Он все напутал насчет производства удобрений. Только Господь знает, производит ли «ГТ» химическое оружие. Одно могу сказать: если производит, то не для Пентагона.

— Почему ты так уверен? — спросила Шарлотта.

Стэнфилд воздел руки к небу, словно обращаясь за помощью к Господу Богу.

— Шарлотта, для нашего правительства наладить отношения с русскими гораздо важнее. Они вряд ли наплюют на это ради нескольких бочек каких-то химикатов. Они не могут допустить срыва переговоров. На еще одну гонку вооружений у них просто нет денег.

Она посмотрела на него с сомнением:

— Ты можешь с уверенностью сказать, что они не производят это вещество?

Стэнфилд предостерегающе поднял указательный палец.

— Я никогда не говорил, что они его не производят. Запомни: корпорация «ГТ» сотрудничала с ЦРУ в разработке вещества, от которого у Фиделя Кастро должна была отвалиться борода. Проблема заключалась лишь в том, как подобраться к нему поближе, чтобы сделать инъекцию. На самом деле эта компания способна на все. Но я точно знаю, что Пентагон этого не покупал.

— Тогда кто? — выпалила Шарлотта. — Правительству США наверняка известно, чем занимается «ГТ», и оно, очевидно, дало свое молчаливое согласие на экспорт такой продукции.

Эд откинулся на спинку кресла и вздохнул.

— Хорошо, Шарлотта, давай посмотрим на вещи реально. Южная Корея, Таиланд, Индонезия, Пакистан, Турция — у всех этих ребят карт-бланш на покупку всего, что им нужно, у Дяди Сэма. Слава Богу, они на нашей стороне. И Китай тоже. И красные кхмеры.

— Но эти же — коммунисты! — возразила Шарлотта, поморщившись.

Эд покачал головой:

— Есть коммунисты и коммунисты, моя дорогая. Китай и красные кхмеры настроены антивьетнамски. Знаешь старую пословицу: враг моего врага — мой друг? Как бы то ни было, британское правительство из кожи вон лезет, чтобы поцеловать китайцев в задницу, и вы годами обучали красных кхмеров военному ремеслу. Разве я не прав?

Шарлотта заметила, что Эд взглянул на часы.

— Может быть, достаточно? — спросил он извиняющимся тоном. — Мне надо кое-куда поехать. Извини.

Шарлотта поблагодарила его, но, пока операторы собирали оборудование, Стэнфилд еще раз предупредил ее насчет болтливого сенатора:

— Знаешь, есть такие люди, которые одержимы идеей выяснить, кто убил Кеннеди? — произнес он, поднимаясь и надевая пиджак. — «Они» везде, некие темные силы, некая безликая группа власть придержащих, на которых можно возложить ответственность за все несчастья. Как показывает история, люди вроде Сэндала всегда заканчивают тем, что во всех отечественных проблемах обвиняют евреев.

— О'кей, — кротко сказала Шарлотта. — Я поняла.

Стэнфилд стоял перед ней, прижимая кейс с документами к груди, словно шит. Уловив досаду в ее голосе, он нахмурился.

— Есть теория получше, — заявил он. — Сталин — это в действительности лорд Китченер[18]. Взгляни на их фотографии! Корабль Китченера затонул примерно в то же время, когда на мировой сцене объявился старина Иосиф Джугашвили. Правда!

Шарлотта невольно улыбнулась. Рыжий аналитик вновь нервно задергался:

— А Тито? Все знают, что на самом деле Тито был женщиной, — проговорил он быстро. — Не забудь: мы собирались встретиться тет-а-тет по поводу твоей работы в Нью-Йорке. Так во сколько? — спросил он, когда они шли по коридору следом за командой операторов по направлению к приемной «Доти Макмерчи».

— Сегодня вечером я возвращаюсь в Лондон, — ответила Шарлотта.

— Зачем? — спросил он, разводя руками. — Что за спешка? Сейчас в галерее «Мома» великолепная ретроспектива кубистов.

— Мне очень жаль, я сама собиралась туда сходить, но когда мой босс требует, чтобы я вернулась, я не могу спорить, — извиняясь, сказала она.

— Как насчет ленча? — спросил он, пока лифт спускался с двадцатого этажа.

— Мне надо отредактировать материал и отослать его в Лондон, — объяснила Шарлотта.

— Увольняйся! Скажи этим ублюдкам, чтобы катились ко всем чертям! — предложил Эд, пока команда операторов пыталась найти такси, чтобы вернуться в студию Эй-би-си.

Шарлотта стояла на тротуаре, а краснолицый аналитик продолжал уговаривать ее, приводя различные убедительные доводы.

— Брось! Зачем тебе возвращаться в Лондон? — спрашивал он, и Шарлотта отвернулась, чтобы не отвечать.

Ее взгляд натолкнулся на женщину, которая застыла в дверях подъезда одного из домой на противоположной стороне улицы и, казалось, наблюдала за Шарлоттой. Журналистка задумалась, почему ей так знакомо это лицо. Она ничем не отличалась от других женщин на Уолл-стрит: темный костюм, шелковая блуза с большим нелепым бантом. Что-то около тридцати пяти. Невзрачная внешность, приземистая фигура… И все-таки где Шарлотта видела ее раньше?

— Ты едешь к какому-то мужчине? — предположил Эд. — Ведь так?

— Нет, — почти честно ответила Шарлотта. Вряд ли кто-то будет ждать ее возвращения, во всяком случае после того, как увидит, что на страницах «Вашингтон пост» обсуждается вопрос о создании «Верди».

Она обернулась и опять посмотрела на женщину, следившую за ней. Теперь Шарлотта заметила у нее в руках сумку, какие дают в магазине «Барберри», сумку с шотландским клетчатым орнаментом — Шарлотта их терпеть не могла. Именно на такую сумку она обратила внимание, совершенно бессознательно, сегодня утром. Она еще удивилась, неужели Англии в наше время нечего больше поставлять на экспорт, кроме виски, макинтошей и джемперов. Когда у нее мелькнула эта мысль? Когда она летела в Ньюарк? В аэропорту Вашингтона?

— Не теряй со мной связь, ладно? — настойчиво повторял Эд, и Шарлотта, вздрогнув, повернулась к нему.

— Я тебе позвоню, — пообещала она, усаживаясь в такси, которое остановил оператор. — Я уверена, что скоро вернусь. — Помолчав, она улыбнулась: — Мне еще придется искать газету, чтобы устроиться на работу!

Пока такси пыталось влиться в транспортный поток, направлявшийся из центра, Стэнфилд, словно в трансе, махал рукой. Но Шарлотта чуть шею себе не свернула, пытаясь разглядеть подъезд дома на противоположной стороне улицы. Женщина уже ушла.

Скотт Бернс договорился, чтобы ей разрешили пользоваться аппаратурой Эй-би-си, поэтому она направилась прямиком в студию. Ей нужно было добавить комментарий Эда по поводу «ГТ» к тому материалу, который она сделала накануне, а затем отправить все в Лондон. Но она решила сперва посмотреть все целиком. Когда началось интервью с бывшим химиком-разработчиком из «ГТ», видеоинженер неожиданно остановил запись.

— Твою мать! — воскликнул он. — Откуда у тебя здесь этот парень? — Он не мог оторваться от изображения на экране. — Господи, они знают, что у тебя это есть? — ошарашенно спросил он. — Позвоню-ка я лучше наверх. — Он вызвал в студию редактора новостей.

— Этого парня сегодня утром обнаружили в ванне, полной крови, — объяснил видеоинженер. — Покончил с собой. Оставил записку, что делает это в знак протеста против абортов. Мы готовим большой блок о фундаменталистах и маньяках, ну, знаешь, какими они становятся жестокими и агрессивными. Потом случилось вот это, так что мы будем первыми.

— Вы уверены, что это тот же самый человек? — спросила Шарлотта, стараясь, чтобы голос не выдал охватившей ее паники.

Видеоинженер кивнул и поставил другую кассету.

— Это рабочий материал, — пояснил он.

На ожившем экране появился интерьер той самой вашингтонской квартиры, в которой Шарлотта побывала накануне. Она присела на краешек стула и стиснула кулаки. Она все еще не могла в это поверить.

Камера показала плакаты, призывающие к запрету абортов, затем переместилась из гостиной в ванную. Шарлотта собралась с духом, приготовившись к тому, что увидит. Эти рабочие съемки любого человеческого несчастья были особенно отвратительными, поскольку операторам давали команду снимать все, что разрешает полиция. Редакторам нравилось потом просматривать все целиком и решать, что пойдет в эфир. Шарлотте приходилось видеть рабочие материалы с мест авиакатастроф, когда из фюзеляжей вытаскивали обгоревшие тела, застывшие в сидячем положении, словно угольные статуи, навсегда сохранившие последние минуты их агонии. Это разрушило все иллюзии Шарлотты, что смерть в авиакатастрофе бывает безболезненной.

Запись этого события была такой же беспристрастной. Кадры, показывающие тело мужчины, ничком лежащего в ванне, крупным планом — залитая кровью рубашка, остекленевший взгляд полуприкрытых глаз, окровавленный нож. Шарлотта подумала, что она еще молодец, раз ее не вырвало. В этот момент примчался редактор новостей Эй-би-си, стройный блондин с тонким лицом. Он приветливо пожал Шарлотте руку.

— Вы уверены, что он покончил с собой? — спросила она, пока копировался ее материал.

Редактор новостей решительно кивнул и мягко похлопал по ее наманикюренным пальцам.

— Предсмертная записка написана на его машинке, на ноже — отпечатки его пальцев, никаких следов борьбы; наши источники утверждают, что он был свихнувшимся типом; его уволили с работы, в том числе и по этой причине. Для нас это просто находка, Шарлотта. Огромное спасибо! — Он поднялся и уже собрался выйти из комнаты, но в дверях обернулся: — Заходи взглянуть на наш материал. Третья студия, о’кей?

Шарлотта ответила слабой улыбкой и почувствовала, что руки у нее стали холодными и влажными. Она с жадностью выпила банку пива, чтобы исчез противный вкус во рту, и встала. Возможно, если она посмотрит материал для сводки новостей, это убедит ее, что химик действительно покончил с собой.

В третьей студии царил хаос, но все же Шарлотта смогла посмотреть то, что удалось сделать наспех. Там была обычная полицейская дребедень, затем интервью с сотрудником «ГТ», который сказал, что покойник был зациклен на проблеме абортов, держался странно и замкнуто. Уволен он был из-за своей ненадежности, намекнул директор по кадровым вопросам корпорации «ГТ». После чего разговор в программе продолжился, но уже по главной теме: рост насилия в спорах между сторонниками и противниками абортов.

На всякий случай Шарлотта взяла на заметку фамилию бывшего коллеги покойного из корпорации «ГТ»: некий Брюс Карретта. Теперь ей нужно разобраться с собственными проблемам?. Она не могла использовать интервью с покойным экспертом, следовательно, нужно найти кого-то, кто установит связь между производством мономеров стирена и «Дермитрона». Она позвонила в Колумбийский университет и разыскала человека, который согласился сделать такую работу, при условии, что она со своей командой приедет немедленно. Конечно, было маловероятно, что этот ученый способен установить необходимую связь с «ГТ» или хотя бы доказать, что «Дермитрон» является химическим оружием, а вовсе не удобрением. Но он мог хоть что-то сделать за такое короткое время, прежде чем она отправит материалы в Лондон.

Шарлотта с командой, состоящей из двух человек, погрузилась к такси, продолжая ломать голову над этой проблемой.

Глава четырнадцатая

Факсимильный аппарат в кабинете Джеймса Мэлпаса дважды прозвонил и ожил. Фотокопию статьи из «Вашингтон пост» сопровождала записка Дика Зандера, который просил Мэлпаса позвонить немедленно, как только прочтет вырезку из газеты. Джеймс просмотрел статью два раза, но так ничего и не понял. Поэтому он вызвал Пола Робертса.

Бегло читая текст факса, аналитик шумно втягивал воздух сквозь стиснутые зубы.

— Теперь мы знаем, почему «ГТ» так интересуется научными исследованиями компании Дэвида Стоуна, — заметил он.

— Что вы имеете в виду? — спросил Джеймс, когда Пол уселся в кресло по другую сторону стола.

— Этот сенатор говорит о корпорации «ГТ», — пояснил Робертс. — Полагаю, ему известно, что они заняты производством химического оружия… Но я понятия не имею, откуда американский политик мог узнать о соломенном материале Дэвида Стоуна!

— Я все равно не понимаю, за каким чертом Дику Зандеру и Максу Кларку понадобился соломенный заменитель, — со вздохом произнес Мэлпас.

— Он им очень понадобится, если ООН запретит производство мономеров стирена, — возразил Пол.

— Вы хотите сказать, что продукция Стоуна может принести хорошую прибыль тому, кто будет ею владеть?

Пол явно был озадачен вопросом босса.

— Я об этом не думал, — ответил он, — но вы правы: колоссальную прибыть. Нет, я-то имел в виду другое. «ГТ» покупает компанию Стоуна, чтобы остановить производство «Верди». ООН не сможет запретить полистирол, если на рынке не будет альтернативного материала.

По лицу Мэлпаса прошла туча.

— Потрудитесь объяснить четче! — рявкнул он.

— Корпорации «ГТ» необходимы мономеры стирена для производства химического оружия. Вот о чем говорится в статье. Этот сенатор целится в «ГТ», но не обвиняет их открыто. Сэндал намекает, что «ГТ» хочет остановить разработку «Верди», чтобы тот не привел к запрету на производство мономеров стирена.

Мэлпас энергично кивал, будто для него с самого начала все было понятно и теперь его раздражают такие подробные объяснения.

— Можем мы все это проверить. Пол? Очевидно, источник тот же, что и у той женщины из Эн-эн-эн. Вы с ней встретились?

— Она в Штатах, — холодно ответил Пол. — В студии ее ожидают завтра.

— Короче, вы должны с ней переговорить. Зандер в ярости. — Мэлпас вновь просмотрел статью. — Чего он хочет, по-вашему?

Пол выглядел расстроенным.

— О, Зандер беспокоится, что кому-то стало известно, что они там затевают. Эта статья чревата…

Мэлпас прикусил кончик ручки.

— Выясните у каких-нибудь ученых или как-то еще, есть ли во всем этом хоть доля правды, и немедленно доложите мне. А теперь мне надо позвонить Зандеру. — Взмахом руки он предложил Полу покинуть кабинет.

Аналитик вернулся в свой кабинет, возмущенный невежеством Мэлпаса и тем, как тот произнес «какие-нибудь ученые», подразумевая под этим всех — от конструкторов ракетной техники до тех, кто разводит нарциссы. Этого следовало ожидать от такого человека, думал Робертс, листая свою записную книжку, и неожиданно понял, что недолюбливает своего босса. Лучше бы он не переходил работать в этот департамент. Приятно получать много денег, но еще приятнее было бы, если б нашлось время их тратить.

Он оставил жалобы и позвонил своему бывшему руководителю из Кембриджского университета. После короткого, но веселого обмена последними сплетнями, руководитель назвал Полу имя человека, который сможет ему помочь. Пять минут спустя Робертс выяснил, почему для производства химического оружия необходимы мономеры стирена. Однако преподаватель хотел знать, кто такой Пол и почему он ему звонит. Пол рассказал о газетной статье, и преподаватель стал более чем сдержанным.

Обнаружив, что босс все еще разговаривает с Зандером, Пол написал на листке бумаги: «Использование мономеров стирена позволяет сделать так, чтобы химическое оружие типа напалма прилипало к коже и растениям». Затем он положил листок перед Мэлпасом. Тот прочитал и скомкал бумагу. Пол вернулся к себе в кабинет, размышляя, как заставить Шарлотту встретиться с ним.

Зандер был необычайно возбужден, и эта нервозность была какой-то заразной, потому что недовольный клиент означал проблемы для Джеймса. Американца волновало британское общественное мнение, а еще больше — то, насколько Шарлотта Картер способна поднять шум.

— Следует ли ожидать значительной реакции у вас, если люди поймут, что американская корпорация покупает их передовую технологию в области защиты окружающей среды? — спросил Зандер.

Мэлпас искренне удивился:

— Никто здесь не видел этой статьи, не говоря уж о том, что никто бы ничего и не понял.

— Но там, в этой статье, прямо сказано, что речь идет о британской компании, — настаивал Зандер. — А если журналисты начнут задавать вопросы? А что, если другая корпорация прочтет статью и вступит в борьбу за компанию Стоуна? Ведь теоретически на этом заменителе можно заработать чертову прорву денег!

Тут Мэлпас понял, что его клиент продолжает делать вид, будто «ГТ» собирается приобрести продукцию Стоуна для собственных нужд.

— А как насчет лоббистов, выступающих за охрану окружающей среды? — волновался Зандер. — Они вряд ли обрадуются, что подобный материал попадет в руки бывшим производителям химического оружия.

— Если бы речь шла об опытах над кроликами, вся нация встала бы на дыбы, — весело заметил Мэлпас. — Но экономический спад вытеснил из коллективного общественного сознания проблему потепления климата.

Зандер выразил недоверие, и Джеймсу пришлось повторить то, о чем несколько недель назад на вечеринке в Найтсбридже ему рассказал человек, занимающийся в банке «Мортон» финансированием проектов охраны окружающей среды. Правда, источник информации Мэлпас не назвал.

— Люди переключатся на новый продукт, который не наносит вреда окружающей среде, только в том случае, если он окажется дешевле, — пояснил он.

Зандера не очень успокоило это объяснение характера британских потребителей, и он потребовал от Мэлпаса, чтобы женщина из Эн-эн-эн прекратила поливать грязью корпорацию «ГТ». Финансист немедленно заверил его, что все дело уже под контролем.

— Нет, Джеймс, — возразил Зандер, — это дело не под контролем, поскольку она до сих пор в Штатах и интервьюирует радикально настроенных дерьмокопателей, вроде сенатора Сэндала.

— Хорошо, я обещаю, что ни в теленовостях, ни в газетах здесь ничего не появится, — высокомерно произнес Джеймс. — Мы направим ее в нужное русло.

Когда клиент наконец повесил трубку, Джеймс откинулся в кресле, потрясенный гневом, звучавшим в голосе Зандера. В свое время ему приходилось вести дела с мрачными типами и просто параноиками, но он еще не сталкивался с такими, которые заводятся из-за пустой газетной статейки. Неужеливсе американцы разговаривают, как герои дешевых мелодрам? Или за его словами скрывалось что-то очень важное?

Затем он вновь вспомнил своего знакомого из банка «Мортон». Может быть, тот знает что-либо о материале Дэвида Стоуна? Джеймс нашел его визитку и позвонил. К счастью, управляющий фондом как раз занимался вопросом о создании материала на основе соломы. Он сказал, что «Верди» вовсе не является заменителем полистирола, это лишь альтернативный упаковочный материал. Новая компания именно сейчас ищет финансовую поддержку, а сколачивает капиталы для нового дела Ник Дарридж из «Гринбэк инвестментс».

Закончив разговор, Мэлпас подошел к окну и застыл, размышляя. Он был восхищен тем, какой красивый маневр совершил Дэвид Стоун. Джеймса не обмануло упоминание насчет «простого упаковочного материала», это был точный ход, учитывая, что «ГТ» приперла его к стене. Финансист знал, что следует немедленно позвонить Дику Зандеру, но тогда вся операция может оказаться под угрозой срыва. Если «ГТ» откажется от своих намерений, для «Броди Макклин» это будет катастрофой и сильно повредит самому Джеймсу на данном этапе борьбы за председательское кресло.


Спустя два часа Ник Дарридж ворвался в кабинет Дэвида, сияя улыбкой на своем лице херувима.

— Великолепные новости! — возвестил он, словно городской глашатай, и уселся. — Мы нашли, где разместить оставшиеся пять процентов акций!

Дэвид рассеянно кивнул. Сегодня ему трудно было разделить восторженное настроение своего приятеля. Перед приездом Ника у Дэвида побывала его несчастный «соломенный» специалист: Пол Робертс из банка «Броди Макклин» расспрашивал о мономерах стирена Сару, которая работала в Кембриджском университете.

Вся стратегия Дэвида базировалась на маловероятной возможности, что Пол Робертс забыл про «Верди».

Но звонок аналитика в университет означал, что банку «Броди Макклин» отлично известно, чем занимается компания Стоуна. И теперь Дэвид с минуты на минуту ожидал налета «ГТ». Конечно, он мог бы сказать Зандеру, что из идеи создания заменителя полистирола ничего не вышло, но понимал, что это вряд ли прозвучит убедительно.

Ник заверил Дэвида, что инвесторы, заинтересованные в проектах охраны окружающей среды, на голову выше управляющих финансовыми фондами, с которыми Дэвид сталкивался раньше. Даже если бы проект создания заменителя полистирола уже почил в бозе, люди Ника готовы поддержать новый, правда, более скромный. Он помогает делу зашиты окружающей среды, а для таких людей это главное, подбадривал Дэвида школьный приятель. Дэвид мрачно кивнул, придержав свои сомнения при себе.

— Эта женщина собирается приобрести оставшиеся пять процентов, — повторил Ник, надеясь, что теперь его друг отреагирует с большей признательностью, поскольку сделка должна была состояться уже на следующий день. — Ее зовут Фиона Кармайкл. Мне звонил ее финансовый консультант. Вообще-то не она сама, а ее муж проявил интерес к проектам, имеющим отношение к экологии, но делает он это от имени жены по соображениям, связанным с налогами, — добавил он и заметил, что Дэвид вновь помрачнел.

Фамилия Кармайкл вертелась у Стоуна в голове; он никак не мог вспомнить, где встречал эту женщину или читал о ней.

— Она собирается приобрести оставшиеся пять процентов, — сказал Ник громче, чтобы пробиться сквозь стену озабоченности Дэвида.

— Да-да, — пробормотал Стоун, по-прежнему пытаясь понять, почему ему знакомо имя этой женщины.

— И она согласилась вложить деньги, хотя даже не знает подробностей. Здорово, да?

— Вот дьявол! — простонал Дэвид, роясь в ящиках стола.

— Почему «вот дьявол»?! — вытаращил глаза Ник.

— Фиона Кармайкл! — бормотал Дэвид. — Я вспомнил, где раньше встречал это имя!

— Ради Бога, о чем ты, Дэвид? — Вечно налитые кровью глаза Ника засверкали. — Я только что сообщил тебе отличные новости. Господи, я же сэкономил четверть миллиона фунтов твоих собственных денег! — проворчал Ник, но Дэвид не обратил на это никакого внимания. Он рылся в ящиках, как мышь в сене. — Твоя баба совсем заморочила тебе голову, — прибавил Ник язвительно.

Дэвид шикнул на него и с беспокойством посмотрел в сторону кабинета секретарши, надеясь, что Шейла ничего не слышала. Он не любил, когда его личные проблемы обсуждались на людях.

— Вот оно, — объявил Дэвид, положив на стол последний список акционеров.

Ник равнодушно следил за тем, как приятель листает страницы. Остановившись, Дэвид задумался, прикусив губу.

— Кармайкл… Она знает, что делает, Ник. Она скупала мои акции как раз накануне захвата.

— А-а-а, — протянул Ник, словно на приеме у отоларинголога. Он издал такой же звук, когда Дэвид рассказал ему о звонке из банка «Броди Макклин» в Кембриджский университет.

— Хочешь поспорим, что Фиона Кармайкл работает на этот чертов коммерческий банк? — спросил Дэвид со злостью.

— Сомневаюсь. — Ник засопел и заерзал в кресле, проглядывая список акционеров. — Темное дело. Явное использование внутрибанковской информации.

— Откуда она знает про «ГТ» и «Верди»?

— В том-то и дело. — Ник забарабанил пальцами по столу. — Кем бы ни была эта женщина, она думает, что вкладывает деньги в проект создания упаковки для гамбургеров. Ведь именно об этом расспрашивал тот аналитик, верно?

Дэвид кивнул и с сомнением посмотрел на список акционеров.

— Так кто же они, эта женщина и ее муж, которые так уверены насчет «Верди», что даже не захотели просмотреть подробный проспект, прежде чем вкладывать деньги?

— Может, тот аналитик из «Броди Макклин», который знает про «Верди»? Вдруг он попросил свою жену или подружку купить акции? — предположил Ник.

— Нет, — неожиданно ледяным тоном возразил Дэвид.

— Странно, — удивился Ник.

Дэвид промолчал, положил руки на стол и опустил на них голову, как на подушку. Глядя на него, Ник подумал, не собирается ли его друг вздремнуть.

— Хочешь, я скажу Фионе Кармайкл, что мы уже собрали достаточно средств?

— Может, это еще чья-нибудь жена, какого-то человека, который связан с «ГТ» и с нами? — Дэвид поднял голову и посмотрел на Ника слезящимися глазами. — Я думаю, может это Джеймс Мэлпас? Фактически он всем заправляет в «Броди Макклин». — Он встал и направился к кабинету Шейлы.

Компания Стоуна обзавелась собственным телефонным справочником с тех пор, как «Бритиш телеком» стала взимать плату за информацию о городских телефонных номерах. Таким образом «БТ» наказывала остальную часть населения за то, что они не были лондонцами и потому не имели телефонных справочников.

В справочнике Мэлпасов было немного, еще меньше — Дж. Мэлпасов. Водя пальцем по списку, Дэвид проглядывал адреса и размышлял, с кого начать. Вдруг он наткнулся на Дж. Мэлпаса, который жил в Ричмонде, на Мальборо-роуд, и в памяти Стоуна прозвучал сигнал. Он вернулся к столу и принялся изучать список акционеров.

— Взгляни, Ник! «Мальборо» скупил огромное количество наших акций как раз накануне захвата. Это тот самый таинственный вкладчик — помнишь, Шарлотта им интересовалась. Она говорила мне, что следует воспользоваться правилом двести двенадцать, чтобы выяснить, кто является настоящим покупателем, но я до сих пор не получил ответа.

— Похоже на Джеймса Мэлпаса, — произнес Ник похоронным тоном и начал просматривать список.

Дэвид вздохнул:

— Есть один способ это выяснить. — Он уселся за стол, набрал номер и обменялся с Ником беспокойным взглядом. — Алло! Пожалуйста, я хотел бы поговорить с Фионой Кармайкл.

— Да. Я могу вам помочь? — ответила она.

— Надеюсь, что можете, — начал Дэвид. — Я звоню по поводу Клеопатры.

Возникла секундная пауза, и Дэвид испугался, что его безумная затея провалилась. Он подмигнул приятелю, сидевшему напротив.

— А, конечно, — произнесла женщина, словно только теперь поняла, о чем идет речь. — Извините, я растерялась, но на самом деле этим вопросом больше интересуется мой муж. Может быть, дать вам телефон людей, которые управляют конюшней, или пусть Джеймс сам вам перезвонит?

Дэвид записал номер телефона конюшни и повесил трубку.

— Шейла! — позвал он.

Ник приподнял брови, ожидая, что Дэвид расскажет ему содержание телефонного разговора, но мысли Стоуна уже переключились на другое:

— Не могла бы ты найти у кого-нибудь на фабрике экземпляр сегодняшней «Спортинг лайф»?

Секретарша неодобрительно цокнула языком и отправилась обходить цеха.

— Какая Клеопатра? — спросил Ник, но его друг ринулся в соседний кабинет. — Что ты делаешь?

Он поднялся и последовал за ним. Дэвид сделал на «ксероксе» копию соответствующих страниц из лондонского телефонного справочника и поставил галочку рядом с надписью: Дж. Мэлпас, Мальборо-роуд, Ричмонд. Затем он сделал то же самое со списком акционеров и обвел имена: Кармайкл, Клеопатра и Мальборо. Ник смотрел на Дэвида так, словно его приятель исполнял некий местный ритуальный обряд.

Дэвид как раз заканчивал надписывать на одной из копий: «Миссис Фиона Мэлпас, урожденная Кармайкл…», когда вернулась Шейла с газетой, в которой были напечатаны результаты заездов на ипподроме. Дэвид разделил газетные листы на троих и попросил поискать любое упоминание лошади по кличке Клеопатра. Затем они сели и начали быстро просматривать результаты скачек, набранные мелким шрифтом.

— Вот! — воскликнула Шейла через две минуты. — «Клеопатра, ипподром Сэндаун, в три пятнадцать». — Взглянув на Дэвида, она нахмурилась: — Я отказываюсь верить, что лошадь купила акции твоей компании.

— Посмотри на фамилию владельца, а потом сюда. — Дэвид положил перед ней фотокопию страницы из телефонного справочника.

Она посмотрела на адрес. Ник чуть не свернул себе шею, пытаясь заглянуть в газетный лист, лежавший у нее на коленях.

— Подведем итог: это Джеймс Мэлпас! — объявила Шейла торжествующе.

— И «Броди Макклин», — добавил Дэвид. — Он использовал закодированные счета, чтобы скупать наши акции. И у него также есть счет на имя его жены.

— Так, значит, она еще должна за него отдуваться? — спросила Шейла. — Приятный малый.

— Воплощенная добродетель, — пробормотал Дэвид, делая фотокопию страницы из «Спортинг лайф» и обводя имя «Клеопатра» и фамилию владельца. — Но если он готов вложить четверть миллиона фунтов в «Верди», то кто я такой, чтобы встать у него на пути? — Он пожал плечами. — Будь добра, отправь это по факсу Шарлотте Картер в Эн-эн-эн, с обычной сопроводительной запиской.

— Очень романтично! — заметил Ник. — Кто скажет, что эпоха поэзии и цветов умерла, если остались казановы, вроде Стоуна? — Дарридж посмотрел на ошарашенную Шейлу, словно ища поддержки, но та сделала вид, что перебирает бумаги на столе.

— Ник, заткнись! — резко сказал Дэвид, развернулся на каблуках и направился к себе в кабинет. — Пошли, у нас полно работы, — бросил он через плечо.


В этот же день имя «Фиона» приобрело особый смысл и для Пола Робертса. Он использовал это имя, только написанное задом наперед — АНОИФ, чтобы проникнуть в досье своего босса. «Самый примитивный в мире пароль для неопытных пользователей», — подумал Пол презрительно. Он уже дошел до такой стадии, когда стал сомневаться во всем, что говорит ему хитрый банкир. Единственный способ выяснить истину о корпорации «ГТ» и компании Стоуна, — поискать персональные файлы босса. Теперь аналитику представилась такая возможность, поскольку босс только что покинул офис.

Он не нашел ничего, что могло бы пролить свет на интересующую его проблему, но то, что он обнаружил, встревожило его гораздо больше. Утром Мэлпас получил по электронной почте служебную записку от руководителя департамента по кадрам. В записке обсуждался вопрос о сокращении штата в банке, согласованный с членами правления. Все служащие банка давали обязательство руководствоваться принципом: пришел последним, ушел первым. Ниже, говорилось в записке, приводится список из семи человек, которых Мэлпас принял на работу недавно. Имя Пола стояло вторым. Он перечитал записку. Внес ли Джеймс какие-либо изменения?

Пол нашел ответ Мэлпаса. Директор департамента финансирования промышленных корпораций просто скопировал записку и приписал в конце: «Согласен». Ответ был отправлен по электронной почте в десять утра.

Глубоко засунув руки в карманы. Пол прошелся по коридору, огибавшему атриум. Голова у аналитика гудела от ярости. У него накопилось столько грязной информации о Мэлпасе, что тот изменит свое решение по поводу увольнения Пола. Робертс развернулся и зашагал обратно. Он вдруг сообразил, что у его босса гораздо больше компромата на самого Пола. Мэлпас, например, мог вывести на счет, открытый на имя миссис Айрин Робертс.

В хороший переплет он попал, как сказал бы со злорадством его отец. Пол прислонился пылающим лбом к стеклянной стене коридора, пытаясь сдержать слезы. В конце концов он вернулся к себе в кабинет, потрясенный и измученный, и проглядел записи, которые сделал утром, когда звонил своему бывшему университетскому руководителю. Вот она, расплата, за большие деньги и тщеславие. Он был бы счастливее, если бы остался в Кембридже.

Он вспомнил, как его руководитель упомянул, что в университете есть вакансия почасовика. Может, Полу стоит попытаться получить докторскую степень, а в свободное время читать лекции? Надо немедленно написать руководству университета. Они должны расценить его практический опыт как дополнительный плюс и принять его с распростертыми объятиями. Робертс достал конверт, сразу почувствовав себя лучше.


Позвонив после ленча в свой банк, Джеймс был поражен, услышав, что управляющий не сможет увидеться с ним на следующий день в семь утра. И в восемь тоже, добавила секретарша так заносчиво, словно Джеймс намекнул, что в это время они с шефом занимаются чем-то непристойным. Тогда Мэлпас предложил безумный вариант: сегодня, в четыре часа, всего на десять минут. Джеймс просто сразил ее наповал своей поразительной находчивостью; секретарша согласилась, и это прозвучало так, будто она милостиво даровала ему право на аудиенцию у Папы Римского.

Джеймсу было необходимо проконсультироваться с управляющим, прежде чем Фиона подпишет чек на сумму в двести пятьдесят тысяч фунтов для приобретения акций по проекту «Верди». У них был общий банковский счет, но подписывать чеки имела право только Фиона. Эту меру предосторожности Джеймс предпринял, чтобы покупка акций на ее имя не привела к нему. Если чек на такую крупную сумму будет предъявлен банку без предварительного уведомления, могут возникнуть проблемы. Он достаточно хорошо изучил образ мыслей мелких бюрократов, чтобы знать: лучше держать их в курсе дел, иначе они тут же впадают в страшную панику.

Когда Мэлпас расположился в душном, заставленном мебелью кабинете, управляющий высказал предположение, что визит его клиента связан с превышением кредита, предоставленного банком совместному счету Мэлпас-Кармайкл. Джеймс попытался внести поправку, но управляющий уткнулся носом в документы и принялся фыркать по поводу расходов на содержание Клеопатры. Джеймс, вспотевший и покрасневший, сидел напротив, дожидаясь, когда управляющий заткнется и позволит ему изложить цель визита.

— Мне всегда не нравилось, что вы вторично заложили дом, — сказал управляющий и любовно провел рукой по папке с документами.

Джеймс откашлялся, с трудом сдерживаясь, чтобы не заорать на банкира.

— Думаю, вы знаете, что мое жалованье достаточно велико, чтобы я мог гарантировать отсутствие проблем с погашением по закладной.

Управляющий, долговязый человек лет пятидесяти с небольшим, секунду смотрел на Мэлпаса, будто сравнивая выражение лица клиента с надменностью, прозвучавшей в его голосе.

— Насколько я могу судить, мистер Мэлпас, вы используете достаточно большую часть ваших доходов на покрытие процентов по закладной. А в прошлом году ваши расходы постоянно росли. — Он произнес это таким тоном, словно зачитал список концентрационных лагерей.

— Вскоре мне существенно увеличат жалованье, — заверил его Джеймс. — Думаю, я не покажусь вам оптимистом, если скажу, что скоро я стану председателем правления моего банка. Только, пожалуйста, держите это пока в секрете, — добавил он с самодовольной ухмылкой.

Неожиданно Джеймс подумал, что, возможно, этот парень просто слишком робеет в присутствии такого влиятельного и преуспевающего клиента. Мэлпас постарался вести разговор мягче. Однако духота, стоявшая в этой мрачной клетухе, похожей скорее на шкаф, в котором держат швабры, плохо влияла на Джеймса, а голые серые стены действовали на него угнетающе. На них не было ни одной картины, если не считать какого-то отвратительного календаря. Стекла в окнах были матовыми, чтобы никто не глазел на улицу, отвлекаясь от работы.

— Мне придется ввести ограничения, учитывая превышение кредита, мистер Мэлпас, — медленно произнес управляющий. Он заметил, что Джеймс удивленно приподнял брови. — Вы много зарабатываете, но и много тратите. — Он неодобрительно скривил тонкогубый рот. — Для меня важны не абсолютные цифры ваших доходов, а соотношение между доходами и расходами. И я полагаю, мы должны остановить превышение кредита на том уровне, на котором оно зафиксировано на сегодняшний момент.

Управляющий заметил, что клиент пришел в ярость, но, похоже, это его не взволновало. Джеймс подался вперед и пронзил банкира своим знаменитым буравящим взглядом.

— Разумеется, я понимаю ваше беспокойство, — начал он вежливо, — но мне кажется, вы должны догадываться, что я не принадлежу к числу тех, кто относится к группе повышенного риска. — Он постарался, чтобы его голос звучал бодрее. — Каждый день мне приходится сталкиваться с такими же проблемами, — добавил он добродушно. — Следует ли мне выдать этим людям несколько миллионов? Стоит ли мне поддержать то или иное начинание? — Он улыбнулся управляющему, но тот не ответил.

Все равно что кидать камни в йогурт, думал Джеймс, покидая банк. Ни волн, ни ряби.

Джеймс сдерживался до тех пор, пока не вышел на улицу; сейчас он готов был свернуть шею первому встречному. Как теперь Фиона подпишет чек на двести пятьдесят тысяч фунтов, если Дж. П. Морган из Ричмонда не разрешает им купить несколько дюжин бутылок шампанского? Потом он вспомнил, что у Фионы есть еще счет в банке «Куттс», куда ее отец переводил назначенное ей содержание. Может быть, «Куттс» легче уговорить предоставить ей такой кредит…

Добравшись до своей машины, он обнаружил под «дворником» счет за парковку. Он сверился с часами и обнаружил, что пробыл в банке полчаса. Он разорвал счет вместе с конвертом и выбросил в канаву. Эти маленькие людишки нарочно сговорились сегодня вставать у него на пути, чтобы помешать восхождению Джеймса Мэлпаса.

По дороге домой он размышлял, что сказать жене. Вероятно, частичную правду: что банк отказывается давать им деньги на покупку бунгало, поэтому придется искать кредит в четверть миллиона где-то еще. Приняв такое решение, он приободрился и подумал о предстоящем обеде. Сегодня вечером они с Фионой приглашены в дом к сэру Энтони и леди Брук.

Глава пятнадцатая

— Нам очень понравилась ваша запись с тем парнем, — разглагольствовала пепельная блондинка, редактор Эй-би-си, когда Шарлотта пришла в ее кабинет. — И наше отделение в Вашингтоне в восторге. Мы — единственный канал в городе, у которого есть о нем хоть что-то, — добавила она с широкой улыбкой.

— Да, это хорошо, — ответила Шарлотта, мельком взглянув на часы. У нее оставалось очень мало времени, чтобы отредактировать свой материал и отправить по спутниковой связи в Лондон, в Эн-эн-эн. Но когда она вернулась в Эй-би-си из Колумбийского университета, ее потащили на встречу с этой Большой Шишкой. А поскольку Шарлотта позаимствовала у нее команду операторов и оборудование, она вряд ли могла попросить ее отвалить.

— Знаете, у меня раньше не было возможности спросить, зачем вообще вы брали у него интервью? — поинтересовалась Большая Шишка таким тоном, который подразумевал, что Шарлотта должна сесть, попить кофейку и полчаса протрепаться.

Журналистка выдавила из себя улыбку и в нерешительности остановилась возле окна. Было уже половина четвертого, и Боб рассвирепеет, сели она не передаст ему отредактированный материал до пяти.

Но ответа от Шарлотты не потребовалось, поскольку телевизионное начальство продолжало упиваться своим успехом. Телефонный звонок прервал ее монолог, и Шарлотта выглянула в окно, размышляя, как ей отсюда сбежать. В конце Сорок второй улицы у обочины остановилось такси. Из него вышла женщина и посмотрела на здание Эй-би-си. Шарлотта не обратила бы на нее внимания, если бы не сумка: мадам Барберри, в комплекте со своей блузкой с бантом.

У Шарлотты перехватило дыхание, когда она увидела, как женщина пересекла улицу и направилась ко входу в здание Эй-би-си. Она исчезла из поля зрения, и Шарлотта вновь посмотрела на Большую Шишку, которая наконец «слезла» с телефона и опять принялась обсуждать, как ее компания стремится прорваться в мировой бизнес в области телевещания. Она сказала, что Эй-би-си не успевает освещать события, происходящие в Токио или во Франкфурте. Финансовое сообщество должно получать информацию о том, как меняются показатели в японской экономике, следить за колебаниями курсов европейских валют, знать статистику германского промышленного производства, быть в курсе того, о чем размышляют саудовские министры. Шарлотта кивала, соглашаясь, но думала совсем о другом — о мадам Барберри. Откуда она? Кто ее прислал? Зачем? Или Шарлотта все это придумывала? Может, это просто совпадение?

Большая Шишка переключилась на обсуждение проблемы, как передавать сводки новостей через различные часовые пояса и как найти журналистов широкого профиля. Шарлотта чувствовала, что время уходит, но, склонив голову к плечу, изобразила глубокую заинтересованность.

— Мне очень понравился ваш материал о «ГТ», — сделав глоток кофе, вновь начала Большая Шишка.

Упоминание этой корпорации заставило журналистку спохватиться.

— Огромное спасибо, — произнесла Шарлотта со всей теплотой, на какую только была способна, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не заткнуть носовым платком рот этой бабе. — Я как раз сейчас занята редактированием материала о «ГТ» для Эн-эн-эн, так что… э-э… я бы хотела…

— Ах ты, черт! — воскликнула Шишка, выпрямляясь в кресле. — Я тут болтаю, а вам надо работать! Вперед!

На этот раз улыбка у Шарлотты была искренней. Выскочив в коридор, она побежала, но когда оказалась в студии, то видеоинженер не смог найти пленки. Он и Шарлотта ползали по полу, заглядывали в старые коробки из-под пиццы, просмотрели все наклейки на кассетах, горой сваленных в углу. Но среди них не было пленки Шарлотты.

Они проверили в других студиях на случай, если кто-нибудь из журналистов в спешке взял ее по ошибке. Ничего. Все записи интервью с полковником Вэггом, сенатором Сэндалом, Эдом Стэнфилдом и ныне покойным химиком исчезли. Пропали также съемки, сделанные в корпорации «ГТ», и отредактированные куски, над которыми Шарлотта работала накануне в Вашингтоне. Все, что у нее осталось, это объяснения ученого из Колумбийского университета, проследившего связь между мономерами стирена и напалмом. Исчезло все, что касалось деятельности гигантской корпорации, занятой производством военной продукции. Копию интервью с экс-разработчиком «ГТ» уже стерли, чтобы использовать пленку для другой съемки.

Шарлотта рухнула в кресло и попыталась осознать размеры катастрофы. Сердце ее бешено колотилось, а в голове словно работала бригада сибирских горняков. На нее вновь обрушился град вопросов, и она даже вцепилась в подлокотники кресла, чтобы не поддаться нахлынувшим теориям о заговорах в духе Марка Сэндала. Затем реальность в виде ежемесячного чека взяла верх, и она бросилась звонить в Лондон.

— Боб, у меня возникли проблемы, — начала Шарлотта осторожно, дожидаясь взрыва термоядерного реактора на друтом конце провода. — Пленки пропали, а один из моих собеседников вчера покончил с собой. Мне нечего включить в блок по «ГТ». — Молчание. Долгое молчание. — Я могу сделать что-нибудь к завтрашнему дню… — пробормотала Шарлотта, но редактор резко оборвал ее:

— Завтра это будет дохлый номер. Никто за историю с «ГТ» ломаного гроша не даст, поскольку ходят слухи о захвате пивоваренной компании.

— Но, Боб, у меня ведь не просто очерк о какой-то компании, это сенсационный материал, — возразила Шарлотта. — «ГТ» разрабатывает новый нервно-паралитический газ под названием «Дермитрон», и у меня есть основания считать, что они продают его Пентагону. В любом случае, они хотят купить компанию «Уильям Стоун и сын», чтобы остановить их исследовательскую работу по поиску заменителя полистирола, создание которого приведет к запрету в ООН на производство мономеров стирена. Понимаешь, мономеры стирена используются в производстве нервно-паралитического газа и химического оружия как вещества, прилипающие к человеческой коже. — Она замолчала, чтобы перевести дыхание.

— Подожди, подожди, — вмешался босс. — Если ты всерьез думаешь, что я пушу такое в эфир, значит, ты, твою мать, совсем рехнулась, солнышко! Я попросил тебя сделать этот хренов очерк о компании, и единственное, почему она меня заинтересовала, так только потому, что захватила «Мартиндейл», которая дает работу тысячам наших зрителей. Мне плевать на всякие безумные сплетни, которые ты собрала. И Эн-эн-эн не собирается нападать на такую корпорацию, как «ГТ», из-за того, что они делают бомбы или хрен знает что, о чем ты там болтаешь!

— Но это правда! — сказала Шарлотта, и голос ее прозвучал напряженно от усталости и волнения. — И это действительно наносит ущерб интересам Великобритании, поскольку они собираются захватить компанию «Уильям Стоун и сын».

Она услышала, как Боб застонал.

— Сколько раз тебе повторять, чтобы ты отстала? Возвращайся немедленно ближайшим чертовым рейсом, потому что у меня есть для тебя работа. Поняла? Немедленно!

— А как же быть с материалом об американской оборонной промышленности? — заныла Шарлотта.

— Ни в коем случае! — ответил Боб таким тоном, что сразу становилось понятно: он сыт по горло. — Тебя близко нельзя подпускать к теме оборонной промышленности! Ты все делаешь хреново! Учти на будущее: тебе следует переключиться на легкую промышленность. Я найду другого специалиста по оборонке.

Работа с Бобом приучила Шарлотту к тому, что демонстрация эмоций на него не действует, поэтому она лишь стиснула в руке трубку так, словно это были его яйца.

— Я, правда, волнуюсь за тебя, — продолжал он таким тоном, который выдавал его полнейшее равнодушие. — Мне не нужен репортер, который не в состоянии отличить бред сумасшедшего от хорошего материала. Подумай об этом, Шарлотта! Я жду тебя завтра утром, о’кей? Иначе тебе придется искать другую работу.

Шарлотта повесила трубку и застыла, уткнувшись лицом в ладони, пытаясь припомнить все, что произошло за этот день: статья в «Вашингтон пост», пропажа пленок, появление мадам Барберри, угроза увольнения. Сибирские горняки вновь заработали у нее в голове, долбя в виски. Но было еще кое-что, занимавшее ее мысли, — смерть химика. Возможно, он действительно был сумасшедшим: есть много отвергнутых обществом людей, которые состоят в политических партиях и участвуют в каких-то движениях, — для таких социальная активность является своего рода заменой секса. Но они не убивают себя. Химик поразил ее как раз жизнелюбием и осознанием важности своего предназначения, независимо от того, соглашаетесь вы с ним или нет. Глупо лишать себя жизни в знак протеста против тех, кто лишает права на жизнь еще не родившихся.

Она просмотрела свои записи и сняла трубку.

— Брюса Карретту, пожалуйста! — попросила она, когда ее соединили со штаб-квартирой корпорации «ГТ» в Монлорее. — Привет! Я видела вас в репортаже Эй-би-си о том парне, с которым вы когда-то работали… Да, верно… Я подумала, не согласитесь ли вы поговорить со мной, поскольку я лишь вчера брала у него интервью в связи с одним важным делом, имеющим отношение к «Глобал Текнолоджис», и у меня возникли некоторые вопросы, на которые вы могли бы помочь мне ответить. Я была бы признательна вам за любую информацию, касающуюся того, чем он занимался в «ГТ» и почему ушел.

Она рассчитывала, что, если вот так давить на него, легче будет его разговорить.

Последовала продолжительная пауза.

— Даже не знаю, — ответил Карретта едва слышно. — Не уверен, что смогу вам помочь. Это… сложная задача.

— Послушайте, я все понимаю, Брюс, — мягко произнесла Шарлотта. — Я не хочу создавать вам никаких проблем, но мне кажется, что ваш покойный коллега попал в какой-то переплет. И еще мне кажется, что это не было самоубийством. Мне только нужно поговорить с кем-нибудь, кто знал его так же хорошо, как вы.

Молчание. Она услышала, как кто-то грызет ногти и шаркает ногами. Чем больше Карретта молчал, тем больше Шарлотта убеждалась, что она на правильном пути.

Наконец Карретта вздохнул.

— Я не уверен, что должен встречаться с вами. Я имею в виду, что не хотел бы лишиться работы, — произнес он, запинаясь.

Услышав это, Шарлотта поморщилась: от нее ускользала единственная зацепка.

— Я знаю про «Дермитрон», — объявила она, поскольку терять ей было нечего. — Химик мне все рассказал. И еще я знаю, зачем ваше руководство покупает маленькую компанию в Англии.

— Мне очень трудно… — начал Карретта, но Шарлотта оборвала его:

— А еще труднее будет множеству людей, если работа над «Дермитроном» продолжится. Вот что меня волнует.

— Да, я знаю, — робко ответил Карретта. — Слушайте, я не смогу увидеться с вами до девяти, потому что жду проверочную комиссию из департамента.

Он назвал ей адрес бара в Монлорее и предупредил, что, если его там не будет, значит, он заметил в баре сотрудников «ГТ». В таком случае его следует искать на автостоянке, в красной «люмине».

В свою очередь, Шарлотта описала, как она выглядит, и добавила, что в Филадельфии возьмет напрокат машину.

Почувствовав, как адреналин побежал по ее жилам, оттого что ей предстоит новое журналистское расследование, она помчалась наверх, в кабинет Большой Шишки, и поблагодарила ее. Они еще полчаса поговорили о сложностях, связанных с мировым телевещанием, а также о профессиональной биографии Шарлотты, и та ушла. И только оказавшись в поезде, Шарлотта поняла, что Большая Шишка брала у нее интервью.


Дэвид чувствовал, что его преследуют; он бежал в кромешной темноте; он слишком устал, чтобы бежать дальше, и был слишком напуган, чтобы остановиться. Неожиданно он услышал позади вой сирены и понял, что его вот-вот догонят. Приближаясь, рев сирены становился все громче, пока Дэвид не проснулся и не сообразил, что слышит этот вой уже наяву.

Когда он добрался до служебных построек, пожарные уже включили прожектора и поливали водой здание лаборатории.

— Что за дрянь у вас в этом амбаре? — прокричал один из пожарников, стараясь перекрыть рев вырывающейся из брандспойтов воды и гудение огня. — Горит, как коробок со спичками!

— Это лаборатория, — сказал Дэвид. Он стоял, беспомощно глядя на покореженные балки, почерневшие стены, на языки пламени, лизавшие дверь.

— Там есть что-нибудь такое, что может взорваться? — проорал пожарник.

Дэвид кивнул:

— Всякие химикаты и консерванты. — Он помолчал. — Тюки с соломой. Вы знаете, отчего это произошло?

— Может, проводка? Или кто-то забыл что-то, чего не следует забывать. — Пожарник пожал плечами. — Или поджог. Пока трудно сказать. — Он направился к другим пожарным, которые пытались сбить пламя и не дать ему перекинуться на соседние постройки.

Дэвид отошел подальше от жаркой стены огня и смотрел, как его замечательная лаборатория исчезает в ночи, точно гроб в печи крематория.


— Эй, красотка, ты меня ждешь?

Обернувшись, Шарлотта наградила того, кто задал этот вопрос, испепеляющим взглядом.

— Нет, не тебя. Я здесь кое с кем встречаюсь, — сказала она и оглядела переполненный бар в поисках Брюса Карретты. В баре не было ни одного белого, который ждал бы ее. В баре вообще не было белых. И чем больше Шарлотта думала об этом, тем более странным казалось ей предложение Карретты встретиться в такой душной забегаловке, где полно молодых негров, попивавших пиво и слушавших оглушительный рэп. Шарлотте рэп нравился не больше, чем беседа с парикмахером, и она чувствовала, что начинает раздражаться.

— Ну, леди, и что ты здесь делаешь? — спросил ее здоровенный мускулистый парень, похожий на огромный кусок черного дерева. — Я — Гарет. А ты кто? Ты нездешняя?

— Слушай, честно, я договорилась здесь кое с кем встретиться, только не помню, как он выглядит. — Шарлотта опять огляделась. — Лично тебя это не касается. — Она удивилась, почемуу негра из Нью-Джерси такое имя, которое больше подошло бы игроку в регби из Уэльса.

— Да? А я думаю, что это касается лично меня, — возразил Гарет угрожающе. — У тебя какие-то дела с американцами африканского происхождения или ты пришла сюда поглазеть на нас?

Вздохнув, Шарлотта посмотрела на Гарета.

— У меня нет никаких дел с американцами африканского происхождения, — нетерпеливо сказала она. «Тем более с таким красавцем, как ты», — могла бы добавить Шарлотта, если бы не боялась проглядеть Карретту. Она заметила, как гладкое, с правильными чертами лицо Гарета исказилось от гнева.

— А иди ты, сука! — огрызнулся тот и отошел.

Шарлотте не очень понравилось, что с ней разговаривают таким тоном, и, глядя, как парень присоединился к своим приятелям у стойки бара, она надеялась, что ему не придет в голову подбить их выместить на ней злобу за несправедливую политику расовой дискриминации. Однако она слишком сосредоточилась на мысли, где ей искать Брюса Карретту, чтобы думать об угрозе группового изнасилования. Судьба всего материала о «Дермитроне» зависела только от желания химика направить ее по верному следу. Если тот не сможет ей помочь, придется опять обращаться к сенатору Сэндалу, а ему доверять нельзя.

Еще раз обойдя весь бар, она неуверенно направилась к автостоянке, разместившейся позади здания. Через некоторое время глаза привыкли к темноте, и Шарлотта остановилась. До стоянки едва доходил свет с основной шестиполосной магистрали Монлорея. Более пустынного и отвратительного места нельзя было себе представить. Конечно же, высокооплачиваемому химику незачем здесь шататься.

Тут она увидела красную «люмину». Ее трудно было не заметить, потому что это была единственная новая машина среди сорока или около того ржавых жестянок, припаркованных на стоянке. Шарлотта медленно пошла, обходя выбоины, и, наконец, остановилась, разглядев за рулем чей-то силуэт. Один раз мигнули фары. Затем стоянка опять погрузилась во мрак, а когда глаза Шарлотты вновь привыкли к темноте, она услышала позади хруст гравия.

— Садитесь в машину! — приказала мадам Барберри. Она стояла в десяти футах от Шарлотты. На сей раз сумки у нее в руках не оказалось; на ней был плащ, такой мятый, что в нем ее не пустили бы даже на порог магазина «Барберри».

Шарлотта, точно гончая, которую выпустили из загона, рванула в тот угол стоянки, где оставила свою взятую напрокат машину. Женщину, очевидно, удивила такая прыть, но она не побежала следом. Добежав до машины, Шарлотта поняла, почему: шины были изрезаны ножом, лобовое стекло и окна разбиты. На земле, среди сверкающих осколков, валялся кирпич.

Шарлотта стояла, сжимая в руке бесполезные теперь ключи. Она поняла, что находится в самом дальнем углу автостоянки, и плечи ее затряслись от отчаяния. Услышав звук шагов, она обернулась, но опоздала, и сильный удар отбросил ее на капот. Навалившись на нее, Карретта сдавил руками ее шею. Она ткнула ключами ему в лицо, он отшатнулся, но хватки не ослабил.

Неожиданно кто-то оторвал его от Шарлотты, приподняв, точно черепаху за панцирь. Руки и ноги Карретты болтались в воздухе.

— С какими славными ребятами ты водишься! — заметил Гарет. — Со мной бы ты лучше провела время. — Он приподнял голову Карретты. — Этого типа ты ждала?

Шарлотта слезла с капота и опустилась на землю. Она посмотрела на своего спасителя: тот крепко прижимал к себе Карретту, не давая тому вырваться.

— Спасибо, — сказала она и потрясла головой. — Я не думала, что наша встреча пройдет таким образом. — Она уже собиралась выдавить благодарную улыбку, но тут шея Гарета превратилась в кровавое месиво, когда пуля прошла сквозь него и спину Карретты. Оба рухнули на машину. Широко раскрытыми от ужаса глазами Шарлотта смотрела, как они со стоном опускаются на землю. Она подняла голову и увидела мадам Барберри, стоявшую в пяти футах от них с пистолетом в руке.

Когда Барберри подошла еще ближе и вновь прицелилась, Шарлотта нащупала кирпич, валявшийся рядом. Сощурившись, Барберри целилась журналистке прямо в голову. Схватив кирпич, Шарлотта изо всех сил швырнула его в Барберри, та, потеряв равновесие, покачнулась, споткнулась обо что-то, и этого оказалось достаточно, чтобы Шарлотта успела броситься на нее и вырвать из ее руки пистолет. Она нагнулась, опять схватила кирпич и ударила Барберри по голове. Та ничком упала на землю.

Шарлотта посмотрела вниз; ужасаясь тому, что натворили за несколько секунд ее руки. Потом она увидела струйку крови, стекавшую по машине, и услышала последние стоны Гарета, из горла которого вылетали кровавые сгустки. Человек, лежавший под ним, молчал.

Хотя в ушах еще звучал грохот выстрела, в голове у нее неожиданно прояснилось. Она склонилась над женщиной, схватила ее за волосы и, не обращая внимания на ее невнятное бормотание, ткнула лицом в осколки стекла. Она еще раз воспользовалась кирпичом, нанеся удары Карретте и Барберри.

Руки у нее тряслись, когда она отбросила кирпич в сторону и повернулась к своему спасителю. Гарет лежал неподвижно, и, судя по огромной блестящей луже крови, растекавшейся вокруг, вряд ли можно было надеяться, что он жив. Она потрогала его запястье — пульса не было. Раз этот негр мертв, не стоит вызывать «скорую» для Белых Людей из Преисподней.

Она поднялась, ноги у нее дрожали. Шарлотта, все еще не веря своим глазам, смотрела на то, что она натворила. На стоянке было безлюдно. По обеим сторонам возвышались какие-то промышленные здания, свет в окнах не горел. Очевидно, здесь так привыкли к звукам выстрелов, что никто не обратил на это внимания. Она была одна, не считая трупа и еще двух потенциальных покойников. Похоже, настало время запаниковать.

Она вытащила из багажника своей машины чемодан, потом подобрала свою сумочку, валявшуюся на земле возле «люмины» Карретты. Мысли ее путались, но она понимала, что едва ли сможет выбраться на главную магистраль и поймать попутную машину. Никто не прогуливается здесь после наступления темноты, и ее появление заметит и запомнит любой.

У нее так тряслись руки, что она с трудом повернула ключи зажигания «люмины». Когда она завела мотор, ей пришлось повозиться с различными кнопками и рычажками, чтобы понять, как включить фары. Что еще хуже, мотор взревел, словно голодный динозавр, когда она носком туфли нажала на педаль газа. Теперь наверняка десятки людей наблюдают за ней и уже тянут руки к телефону, чтобы позвонить в полицию. Нужно немедленно убираться отсюда. Она начала потихоньку выезжать со стоянки, продолжая нажимать разные кнопки и клавиши, но фары так и не загорались. К тому моменту, когда Шарлотта уже почти выехала со стоянки, она наконец обнаружила до смешного маленькую, но столь необходимую кнопку, и фары зажглись. Она чуть не взвыла от радости и вывела машину на главную автостраду.

Шарлотта медленно ехала мимо пиццерий и мебельных складов. Позади осталась ее разбитая арендованная машина, бар, где все парни видели, как она разговаривала с их приятелем Гаретом, прежде чем того убили. Бегство вряд ли можно считать самым разумным поступком, но что ей еще оставалось? Она ехала, стараясь соблюдать ограничения скорости, и размышляла, как на ее месте поступил бы Филипп Марлоу[19]. Вероятно, он просто вернулся бы в бар и заказал выпивку.

И все же Шарлотта поражалась, что действовала, будто герой комиксов. Какой потусторонний голос подсказал ей запустить кирпичом в мадам Барберри? Что за инстинкт сработал, заставив ее схватить этот кирпич до того, как пуля Барберри начнет свой полет? Какие тайные и неизвестные силы ее души управляли ею в тот момент? Совершенно неожиданно ее размеренная жизнь из правильной и реальной превратилась в нереальную, и эта смена декораций не очень ей нравилась.

Шарлотту все еще продолжала бить нервная дрожь, но вождение несколько успокоило ее. Впереди на перекрестке появился указатель на Филадельфию, и Шарлотта без всякой причины свернула, следуя указателю. «И что дальше», — спросила она себя. Отправиться в полицию на краденой машине? Рассказать невероятную историю, которая начинается с «Дермитрона», продолжается в сельской Англии, где находится неизвестная фирма, и заканчивается тремя бездыханными телами на автостоянке в Нью-Джерси? Билет в один конец до станции Смерть ей обеспечен.

Или стоит вернуться в Нью-Йорк, в студию Эй-би-си, и обо всем им рассказать, хотя у нее нет никаких доказательств? Никто не захочет связываться с таким карточным домиком. Прав был Боб, когда говорил, что эта история неправдоподобна. Шарлотта почувствовала, что снова закипает от ярости.

Скотт Бернс мог бы предоставить ей какое-нибудь убежище, неожиданно подумала она. Он мог бы поговорить с Эй-би-си, убедить полицию пересмотреть дело о самоубийстве химика. Сенатор Сэндал поддержал бы ее, и у Дэвида появилась бы возможность объяснить, какое важное значение имеет его новый материал. Она собиралась ехать в Филадельфию, но потом резко свернула в сторону Вашингтона. Приняв такое неожиданное решение, она почувствовала некоторое облегчение и включила радио, чтобы отвлечься от негативных мыслей.

Через двадцать минут программа была прервана выпуском новостей: инициатива президента по финансированию уничтожения в странах-производителях наркотиков посевов растений, содержащих наркотические вещества, получила одобрение обеих палат Конгресса; на Флориду обрушился ураган; еще пятеро сенаторов-демократов попались на взяточничестве; на следующей неделе в Нью-Джерси ожидается забастовка учителей. Слава Богу, никаких сообщений о групповом убийстве в Монлорее.

Шарлотта продолжала ехать.

К половине двенадцатого она уже находилась южнее Балтимора. По радио зазвучала веселая мелодия, и Шарлотта поискала станцию, которая вещает для информационных наркоманов.

— Среди упомянутых сегодня сенаторов-демократов оказался и Марк Сэндал, чье имя пополнило список взяточников только час назад, когда на свет появились подробности частной жизни Сэндала. Молодой сенатор из Иллинойса, единственный из этой пятерки, категорически отвергает все предположения о том, что он тайком получал деньги от ведущего производителя табачных изделий. Сотрудники аппарата Сэндала утверждают, что все это подстроено и что сенатор собирается оспаривать любые обвинения… Учителя со всего штата…

Шарлотта выключила радио и, съехав на обочину, остановила машину. Черта с два теперь Марк Сэндал может быть свидетелем. Она откинулась на спинку непривычного водительского сиденья и закрыла глаза, чтобы сосредоточиться. Безумие ехать в Вашингтон. И впутывать в это дело Скотта она не имеет права. Люди, которые за ней охотятся, не собираются вступать с ней в переговоры; они собираются ее убить, как и любого другого, кто встанет у них на пути, как ненадежного Карретту из «ГТ». Те, кто нанял мадам Барберри, направят к Шарлотте еще одного робота, а может, ту же самую мадам, если она осталась жива.

С момента своего бегства из Монлорея Шарлотта старательно отгоняла от себя подобные мысли. Но теперь они появились. Как она будет прятаться, точно беглый каторжник, в стране, где никого не знает? Не знает даже названия всех штатов, не говоря уж о том, что ехать без карты невозможно.

Шарлотта сидела, слушала, как мимо с визгом проносятся машины и исчезают в ночи, и у нее появилось такое ощущение, словно она только что проснулась и впервые за эти дни столкнулась нос к носу с реальностью. Она увидела, как ужасная темень ее окружает, и заплакала. Как бы ей хотелось быть одной из тех, кто едет по дороге, а не Шарлоттой Картер, телерепортером и убийцей! Как бы она хотела стать обыкновенной женщиной, которая едет к нормальному парню, живущему в славном городке, расположенном где-нибудь недалеко. Как бы она хотела никогда не слышать о «Дермитроне» или об этом несчастном веществе Дэвида Стоуна; сидеть на диване, есть чипсы, пить пиво и смотреть телевизор.

Шарлотта плакала от жалости к себе, слезы жгли ее щеки, и она поняла, что с нее хватит великих подвигов на поле журналистских расследований. Довольно демонстрировать свою храбрость! Надо возвращаться домой, прежде чем в каждом аэропорту появится ее фотография. Когда же ближайший рейс из Нью-Йорка? Она порылась в машине и в «бардачке» нашла потрепанную карту с замусоленными углами. Следует избегать Филадельфии и того участка автострады Нью-Джерси, на котором расположен Монлорей, — на тот случай, если полиция уже бросилась на поиски автомобиля Карретты. Тогда как? Свернуть на запад и сделать большой крюк, чтобы попасть в Пенсильванию? Через Йорк? Через Харрисбург? Затем через Аллентаун и дальше через Ньюарк? Придется проехать много миль, но ей не оставалось ничего другого. В отель нельзя, так что у нее есть возможность прекрасно изучить американский северо-восток.

Приняв новое решение, она приободрилась и поехала к ближайшей бензоколонке, чтобы заправиться. Но когда она открыла дверь машины, внутри салона зажегся свет, и Шарлотта заметила, что ее блузка забрызгана кровью. Она посмотрелась в зеркало заднего вида и обнаружила, что еще больше крови — крови Гарета, догадалась она, — у нее на лице. Послюнявив носовой платок, она с трудом стерла кровь, но после этого ей стало плохо. Кто-то другой, более бесстрастный, утешился бы мыслью, что скорее всего Гарета убили бы его дружки или полиция еще до того, как ему стукнуло бы тридцать. Но Шарлотту мучили угрызения совести за эту жертву на ее пути поиска правды и справедливости.

Надев поверх блузки джемпер, она выбралась из машины, стараясь прогнать подступающие слезы. Заправив полный бак и купив несколько шоколадных батончиков, а также диет-колу, она вернулась на автостраду и поехала на север.

Глава шестнадцатая

— Зандер уже достал меня сегодня, — заявил Джеймс своему подчиненному, вызвав его к себе в кабинет.

Пол быстро высчитал, что в Нью-Джерси сейчас только семь утра, и приготовился услышать, что произошла какая-нибудь катастрофа или что-то в этом роде.

— Это по поводу той журналистки из Эн-эн-эн, которая все еще болтается там и задает дурацкие вопросы, — пояснил Джеймс и уставился на Пола взглядом, не предвещавшим ничего хорошего.

Молодой человек, сидевший по другую сторону стола для заседаний, так заерзал, словно готов был выскочить из своего темно-серого костюма.

— Я уже сто раз звонил ей в студию, — выпалил он, не обращая внимания на раздражение босса. — Как я могу с ней связаться, если они не дают мне ее телефон в Штатах?

Этот отпор заставил Джеймса почувствовать себя неуютно.

— Люди, с которыми я говорил, ожидали, что она вернется сегодня утром, но она не объявилась, и дома ее тоже нет. Похоже, она осталась в Америке. Тогда почему Зандер сам с ней не поговорит? — с вызовом произнес Пол, и Джеймсу это не понравилось.

— Потому что он платит нам, чтобы мы улаживали подобные дела, — решительно сказал Джеймс, посмотрев на Пола так, чтобы тот не вздумал спорить. — Слушайте, Зандер просто обезумел из-за этой чертовой бабы! Он абсолютно уверен, что та собирается начать рассказывать чудовищные истории о том, как «ГТ» производит оружие!

— Но об этом ничего не говорится ни по телевидению, ни в газетах, — возразил Пол. — Он знает это или нет?

Мэлпас вздохнул и раздраженно затряс головой.

— Разумеется, я ему говорил, но он дьявольски настырный клиент, и если он беспокоится о том, какое впечатление сложится о его компании в этой стране, мы должны отреагировать. Именно здесь «ГТ» хочет создать базу для своих операции в Европе и на Ближнем Востоке, поэтому я обязан отнестись ко всему происходящему серьезно.

— Это уже переходит границы разумного… — начал Робертс, но изумленно смолк, потому что Мэлпас стукнул кулаком по столу.

— Проклятье! Слушайте, Пол, что я вам говорю! Зандер грозится расторгнуть сделку с «Мартиндейл», если женщина по фамилии Картер не прекратит орать, — рявкнул он. — Он считает, что она уже находится по пути в Англию и тащит с собой фантастический воз всякой чепухи насчет производства дефолиантов или чего-то там еще — я не знаю. Но дело в том, что он требует, чтобы именно вы заткнули ей глотку.

Аналитик пожал плечами и сухо рассмеялся:

— Это просто смешно! Я не могу запретить журналистке писать статью, сколько бы дорогостоящих обедов я для нее не устраивал.

— Я хочу, чтобы вы кое-что поняли. Пол. Только между нами, — сказал Мэлпас таким тоном, каким учитель отчитывает провинившегося ученика. — Дик Зандер привык добиваться своего. И мы не будем ему мешать.

Пол нахмурился.

— О чем это вы? — спросил он, первый раз в присутствии Мэлпаса повысив голос. — Может, мне запереть ее в шкафу, пока операция по захвату не завершится? — фыркнул он.

Мэлпас опять затряс головой. Затем встал и закрыл дверь. Вернувшись, он уселся на край стола, прямо напротив Пола, и, наклонившись вперед, произнес тихо, но отчетливо:

— Я только что сказал тебе очень важную вещь, ты, маленький глупый щенок! Оборонная промышленность не занимается благотворительностью. Зандер и Кларк — безжалостные люди, живущие в мире, где все готовы перегрызть друг другу глотки. И они не привыкли к тому, чтобы их приказы не выполнялись. Ты никогда ничего не добьешься в своем деле, пока не усвоишь некоторые истины, например, вроде той, что, если клиент хочет, чтобы ты зажал свой член в тиски, ты, черт возьми, должен это сделать! — Мэлпас остановился.

Пол отвернулся и опять пожал плечами.

— Прочти это, милый! — сказал Джеймс, протянув аналитику отпечатанную на машинке копию телетайпного сообщения. — Ночью на фабрике Дэвида Стоуна был пожар. Пораскинь мозгами; тогда, может быть, ты начнешь относиться к просьбам Дика Зандера с уважением, которого они заслуживают.

Вызывающе-презрительное выражение исчезло с липа Робертса. Глаза его сузились, когда он прочитал сообщение.

— Что произошло? — спросил он, и тут до него дошло, что его босс по-настоявшему напуган, почти дрожит от страха.

— Ты бы лучше выяснил, где эта сука Шарлотта Картер, и убедил ее, что она идет по ложному следу. У тебя должно получиться, если ты дашь себе труд подумать, — резко произнес Джеймс и вернулся к своему столу.

Пол медленно поднялся, словно обдумывал, что сказать напоследок, но его так потрясло известие о пожаре в Эли, что он отправился к маклерам почитать на телетайпе сообщения «Рейтер».

Через десять минут Джеймс вышел из здания банка и пошел по Мургейт в сторону Финсбери-серкус, где должен был пройти ежегодный медицинский осмотр. Огибая площадку для боулинга в центре Финсбери-серкус, он вдруг подумал, что Робертс разочаровал его, что он стал настоящей головной болью, просто помехой. Слава Богу, скоро тот получит уведомление о своем увольнении в связи с сокращением штатов, но пока что он демонстрирует исключительную тупость.

Джеймс приободрился, с удовольствием вспомнив намек сэра Энтони Брука, прозвучавший накануне во время обеда в Челси. Пока они наслаждались бренди и сигарами в одном конце огромной гостиной в стиле эпохи Регентства, а их жены в другом конце беседовали о садоводстве, сэр Энтони выразился столь прозрачно, как только он один умел делать:

— Раньше мне не очень нравился ваш подход к делу… Этакая храбрость, граничащая с нахальством… Думаю, вы это знали. — Брук хихикнул. — Но теперь я считаю, что именно вы способны в ближайшие годы решить наши проблемы. Банковский бизнес становится настоящим кошмаром, в самом деле, — добавил он, и на его лице патриция появилось озадаченное выражение.

«Так он пытается оправдать свою некомпетентность». — подумал Джеймс, делая вид, что внимает речам пророка. Брук вполне мог бы добавить: «Время джентльменов прошло, и мы вынуждены уступить мужланам, вроде тебя». Намек не ускользнул от внимания Джеймса, а предрассудки старого дурака его не интересовали. Вот его благословение — другое дело! Джеймс прикинул, что этого будет достаточно, чтобы убрать с дороги трусливых слабаков, когда на следующей неделе правление будет выбирать нового председателя.

Другая причина, заставляющая его бодро шагать, заключалась в том, что скоро начнется выпуск «Верди», и в том, что удалось убедить Фиону профинансировать покупку акций. Правда, она считала, что платит за сельский дом. Когда у него будет время, он придумает, как объяснить эту маленькую ложь.

А пока его все больше радовала мысль о росте собственных доходов в связи с ростом стоимости акций «Верди». Ник Дарридж сегодня утром отправил всем акционерам «Верди» факс, в котором заверял, что разработка материала идет полным ходом, несмотря на пожар в лаборатории Стоуна. Технология изготовления этого сложного чудо-вещества была записана на дискету и хранилась в кабинете Дэвида, Стоуна, так что, хотя прототип уничтожен огнем, новые образцы появятся на следующей неделе. Джеймса не удивило, что Дэвид Стоун блефовал, утверждая, будто новое вещество — просто дешевый, экологически чистый упаковочный материал. Мэлпас наконец понял, чем объясняется решимость Зандера получить заменитель полистирола. Как только о новом веществе будет объявлено на пресс-конференции, «ГТ» уже ничего не сможет сделать, чтобы уничтожить его. И все-таки поджог — чересчур крутой способ вести деловые переговоры, и при этой мысли у Джеймса скручивало кишки.

Он пересек Финсбери-серкус и пошел медленнее, разглядывая таблички на зданиях, стоявших на левой стороне улицы. Увидев ту, которую искал, с надписью «Доктор Адамс», он вошел в подъезд помпезного дома, выстроенного в викторианском стиле, и поднялся наверх, в кабинет доктора, перепрыгивая через две ступеньки. Он продолжал свое восхождение к вершинам.


В пятницу после обеда на территории компании «Уильям Стоун и сын» по-прежнему царил хаос. Дэвид только что звонил в Эн-эн-эн Шарлотте и просил передать, чтобы та позвонила ему, — еще одна безответная просьба, поскольку теперь даже там не знали, где находится Шарлотта. Сотрудники сказали, что она должна была прилететь из Нью-Йорка ночным рейсом. Дэвид сморщился и тут заметил Шейлу, которая стояла в дверях, переминаясь с ноги на ногу и натянуто улыбаясь.

— Дэвид, с тобой хотят поговорить из полиции, — произнесла она официальным тоном, показавшимся Стоуну смешным и нелепым. — Пришел суперинтендант Фэрроу, он просит, чтобы ты его принял.

Офицер прошел мимо нее, всем своим видом показывая, что просить он не намерен.

Они с Дэвидом обменялись рукопожатием. Суперинтендант поинтересовался, можно ли закрыть дверь, уселся и сразу приступил к допросу:

— Мистер Стоун, что вы делали прошлой ночью с десяти часов вечера до того момента, как случайный прохожий вызвал пожарную команду?

Дэвид рассеянно запустил пятерню в волосы, пытаясь заставить свой утомленный мозг найти ответ на вопрос полицейского.

— Я… э-э… Я работал у себя в кабинете, а около одиннадцати лег спать.

— Кто-нибудь может это подтвердить, мистер Стоун?

Дэвид пожал плечами:

— Нет, я живу один.

Суперинтендант почесал концом карандаша ямочку на подбородке — такую же, как у Кирка Дугласа.

— Значит, мы должны верить только вашему слову. Правильно?

— На что это вы намекаете? — спросил Дэвид, недипломатично уставившись на полицейского.

— Как вы думаете, не могли бы вы поехать в участок, чтобы ответить еще на несколько вопросов, мистер Стоун? Прямо сейчас? — И суперинтендант Фэрроу кротко улыбнулся.


Наземная часть путешествия Шарлотты закончилась в аэропорту Кеннеди в пятницу, в девять утра. До этого ей удалось дозвониться до автоматической справочной и выяснить, что в девять тридцать из аэропорта Кеннеди вылетает самолет компании «Америкэн эрлайнз», прибывающий в Лондон в половине десятого вечера. На Манхэттене она села в автобус, идущий до аэропорта, бросив «люмину» на забитой стоянке в районе Девятой авеню и Сорок второй улицы. Она оставила ключи в замке зажигания, так что не пройдет и нескольких часов, как машину украдут. Теперь надо молиться, чтобы полиция Монлорея не успела добраться до какого-нибудь служащего из компании, выдающей автомобили напрокат, и тот не сообщил, кто оставил свою машину на месте преступления. Если полиции известно, что Шарлотта приехала из Англии, они могут искать ее в аэропортах. Если нет, то ей стоит опасаться лишь людей из «ГТ».

Во время ночной поездки по Нью-Джерси, Филадельфии и Нью-Йорку она думала только об этом. Шарлотта смотрела, как за окнами мелькают сотни городов, которые казались ей знакомыми, как, впрочем, все в Америке: забегаловки с их придорожными рекламными щитами, автомастерские, улицы, застроенные одинаковыми низенькими бунгало в стиле пятидесятых годов. Больше всего ее забавляло, что эти города словно пародируют сами себя. Затем ее мысли вновь возвращались к тому, что произошло на автостоянке.

Приехав в аэропорт, Шарлотта купила билет, сдала в багаж чемодан, прошла паспортный контроль и скрылась в туалете, чтобы привести себя в порядок. Если бы она жила так, как раньше, то не возражала бы после такой одиссеи против завтрака, но теперь она не чувствовала голода — только тошноту и усталость. К тому же у нее, похоже, начиналась мания преследования. Откуда же взяться аппетиту?

Ей надо было сделать звонок, и она, разыскав телефон-автомат, позвонила Бобу в Эн-эн-эн. Услышав, что она еще в Штатах, тот помолчал, шумно дыша, а потом объявил, что она уволена. Все произошло так быстро, что позже Шарлотта задумалась, не было ли это решение принято заранее. Скорее всего, ее упрямство просто стало последней каплей. Оправдываться и рассказывать о своих злоключениях не имело смысла. Очевидно, Боб давно вычеркнул ее из списка, а то, что утром она не появилась в Лондоне, только подхлестнуло его.

Самое смешное, что, узнав о конце своей карьеры в Эн-эн-эн, Шарлотта не удивилась. Она всегда считала: в свое время ей просто повезло, что она стала тележурналистом, поэтому известие об увольнении отнюдь не потрясло ее. В любом случае, эта новость принесла хоть какую-то разрядку за последние сутки. Она была уже не в состоянии думать о том, как расплачиваться за аренду машины или за билет до Лондона. Главная проблема — как остаться в живых. Оглядевшись, она убедилась, что на нее не собирается наброситься какой-нибудь псих, и вновь сняла трубку.

Повинуясь минутному порыву, она позвонила в компанию по прокату автомашин в Филадельфии, размышляя при этом, сумеет ли сочинить невероятную байку, которая помешает сотрудникам немедленно сообщить полиции ее фамилию и описать внешность. К ее удивлению, они вдруг сами начали извиняться за те «неприятности», которые возникли у нее из-за этой машины. Оказывается, кто-то позвонил ночью и сообщил о том, что произошло. У Шарлотты от усталости слипались глаза, она спокойно выслушала эту новость и попрощалась.

Но прежде, чем поразмыслить над таким неожиданным поворотом событий, она позвонила в офис Дэвида в Кембриджшире, где, по ее подсчетам, было полвторого. Шейла объяснила, что босса нет на месте и что она не знает, когда тот вернется. Шарлотта заколебалась, стоит ли предупреждать Дэвида, посоветовав ему соблюдать осторожность. Это прозвучало бы слишком мелодраматично и просто странно для любого, кто не испытал того, что пришлось пережить ей, сутки не сомкнувшей глаз. И все-таки она решилась. К ее изумлению, Шейлу это вовсе не смутило, и секретарша обещала все передать.

— Да, — согласилась Шейла устало, — ему действительно надо быть осторожным. Ситуация кошмарная!

Шарлотту вновь охватили ужасные предчувствия.

— Что случилось? — выкрикнула она.

— Разве вы не слышали? Прошлой ночью сгорела лаборатория, — ответила Шейла и замолчала, пытаясь справиться со своими эмоциями. — Думаю, я могу вам рассказать, потому что вы нам так помогали, — продолжала она дрожащим голосом. — Дэвид сейчас на допросе в полиции. Они подозревают, что это был поджог.

— Значит, он в полиции? — переспросила Шарлотта и закрыла глаза, чтобы сосредоточиться на рассказе Шейлы.

— Там его адвокат. Я немедленно известила его. Но это так ужасно! Я все еще не могу поверить в то, что случилось! — В голосе Шейлы зазвучали траурные ноты. — Почему они сомневаются, что это был просто несчастный случай? Знаете, во всей округе жуткий переполох. Людям всегда надо найти виноватого.

— А вы уверены, что это был несчастный случай? — угрюмо спросила Шарлотта. — Вы не замечали, может кто-то околачивался на территории фабрики или что-нибудь в таком роде?

— Этого еще не хватало! — Похоже, Шейлу потрясло такое предположение. — Я передам Дэвиду, что вы звонили, — заключила она довольно сухо.

Шарлотта доплелась до скамьи и рухнула, словно боксер, получивший в голову хук слева. «Еще одно совпадение?» — размышляла она. Что ждет ее в Лондоне? Может, лучше остаться в Штатах? Конечно, в Англии легче спрятаться, по крайней мере, знакомые места. Вдруг удастся убедить полицию, что там орудуют некие темные силы, устраивающие пожары? Здесь же вряд ли стоит полагаться на благосклонность местных органов правосудия, учитывая наличие трех трупов. Она протерла глаза и осмотрелась, разглядывая спешивших на ранние рейсы людей. Вроде бы никто не сжимает в руке мачете или автомат «узи». Она подавила подступающие к горлу рыдания, вернулась в туалет и стала ждать, когда объявят посадку на ее самолет.


В Лондоне, в квартире Шарлотты на Глочестер-роуд, зазвонил телефон.

— Шарлотта, это опять Пол. Сегодня пятница, половина четвертого. Я уже несколько раз просил тебя связаться со мной. У меня очень важное дело. — Он умолк, подумав, что все это звучит довольно нелепо. — Пожалуйста, позвони мне, как только появишься!

Оставив свое сообщение на автоответчике, аналитик положил трубку, моля Бога, чтобы Шарлотта отнеслась ко всему серьезно. Затем он поднялся и заглянул в кабинет Мэлпаса удостовериться, что босса еще нет. Робертс не хотел, чтобы тот подслушал его следующий разговор.

Он вернулся к своему столу и просмотрел последние сообщения «Ассошиэйтед пресс», которые взял с телетайпа. Там говорилось о каких-то не слишком значительных событиях в восточных графствах, включая автокатастрофу в Норидже и ограбление банка в Питерборо. Но последнее сообщение заинтересовало Пола. В половине третьего полиция Кембриджшира подтвердила, что ведет допрос управляющего компании «Уильям Стоун и сын» Дэвида Стоуна в связи с пожаром, случившимся на его фабрике прошлой ночью.

Через пять минут Пол уже разговаривал с суперинтендантом Фэрроу. Он объяснил, что знает Дэвида Стоуна и его компанию и что Дэвид — последний человек, которого можно подозревать в поджоге собственной лаборатории. Пока полицейский переваривал эту информацию, Пол напряженно прислушивался, не пришел ли Джеймс. Ничего не услышав, он продолжил:

— Скорее всего, к этому приложила руку американская корпорация «Глобал Текнолоджис», потому что они стремятся уничтожить новый материал Стоуна, — произнес он тихо. Пол ждал, что его попросят объяснить подробнее, поскольку полагал, что полицейский записывает, но реакция суперинтенданта Фэрроу сбила его с толку.

— Ладно, все это очень интересно, но материал, который разрабатывался в лаборатории, — просто некая разновидность картона, насколько я понимаю… Он не имеет никакого отношения к упаковке для гамбургеров или к озоновому слою, мистер… э-э…. мистер Робертс.

От растерянности у Пола поползли вверх брови.

— Вы уверены? — спросил он.

На другом конце провода вздохнули.

— Сам мистер Стоун называет свой материал картоном на основе соломы. Тем не менее, я приму к сведению все, что вы мне сообщили, — добавил он вежливо, прежде чем повесить трубку.

Пол начал карандашом выстукивать по столу мелодию «Письмо из бутылки», затем полистал «Файнэншл таймс», разыскивая вечернюю телепрограмму. Провалиться ему на этом месте, если он еще когда-нибудь будет засиживаться на работе допоздна ради Джеймса Мэлпаса!


В пятницу Дик Зандер собирался выехать из Монлорея пораньше, сразу после обеда, но Макс Кларк настоял на том, чтобы провести совещание в самом конце рабочего дня. Финансовый директор подумал, не нарочно ли Макс Кларк выбрал такое время, чтобы помешать ему попасть в Остер-Бей до захода солнца. Ему просто повезет, если он сумеет повидаться с женой и детьми до того, как они лягут спать. Однако Зандер решил, что лучше не показывать свое раздражение. Макс не способен понять людей, которые хотят провести выходные со своей семьей. Жена Кларка была похожа на супругу Леонида Брежнева, и президент корпорации «ГТ» никогда не торопился домой, и Зандер не знал, кто из них двоих больше заслуживает сочувствия.

Он уселся напротив босса, и его взгляд сразу наткнулся на факс, лежавший на столе. Факс из банка «Мортон» пришел в начале дня на имя Зандера, и тот передал его Кларку. Там говорилось о пожаре в лаборатории Стоуна, а также прилагалась копия извещения, направленного Ником Дарриджем акционерам компании «Верди».

— Итак, что все это значит? Это сообщение о производстве обычного упаковочного материала? — начал Кларк, словно они возобновили прерванный разговор. — Стоун блефует? Я думал, что мы уничтожили это дерьмо!

Прикидывая, сколько времени потребуется, чтобы уговорить Кларка не волноваться, Зандер почувствовал, как у него заломило затылок.

— Я убежден, Макс, что повода для беспокойства нет, — бодро произнес он. — Обыкновенный маневр, чтобы удержать акционеров.

Кларк раздраженно поморщился:

— Тогда зачем нам его компания? Мы, черт возьми, теряем время, разве не так?

Зандер мягко улыбнулся:

— Если мы сейчас снимем свою заявку на покупку, это вызовет подозрение. Затея со Стоуном обходится нам недорого, так что имеет смысл продолжать игру, иначе кто-нибудь начнет задавать вопросы.

Скривившись, президент принялся ножом для разрезания бумаги вычищать грязь из-под ногтей.

— О’кей, но при условии, что мы получим этот гребаный материал!

— Получим, — кивнув, заверил Зандер и умолк, увидев, что плечи Кларка затряслись от смеха.

— Между прочим, черномазые в пригороде Монлорея ужасно взбеленились! — заметил он со злобной ухмылкой. — Нам ничего не оставалось, кроме как стоять в сторонке и позволить им убивать друг друга. Как себя чувствует наш парень?

— С Брюсом все будет в порядке. Ничего серьезного, никакие важные органы не задеты, хотя на всю жизнь у него останется потрясающий шрам.

Кларк продолжал заниматься своими ногтями, но веселое выражение исчезло с его лица.

— Тогда постарайся, чтобы такого дерьма больше не было!

— Все под контролем, — поспешно заверил его Зандер. — Наши люди сейчас занимаются этим, и ситуация скоро стабилизируется. — Он пытался не обращать внимания на то, как Макс презрительно поджал губы.


Когда Дэвида Стоуна наконец отпустили долгой, было уже почти одиннадцать вечера. Адвокат подбросил его до особняка Уэсторп-Холл, но от предложения выпить отказался — к облегчению своего клиента. Дэвид хотел остаться один. Открыв входную дверь, он сразу прошел в кухню и взял бутылку вина. Он бродил по комнатам, делая большие глотки и пытаясь избавиться от воспоминаний о полицейском участке. Его инквизиторы явно подозревали, что он устроил поджог из-за страховки, но доказательств у них не было и предъявить ему обвинение они не могли. Черт с ними! Его тошнило, поэтому есть он не стал. Он чувствовал себя несчастным и разбитым. Дэвид залпом выпил второй стакан и отправился спать.


Добираясь до своей квартиры на Глочестер-роуд, Шарлотта засыпала на ходу. За последние семьдесят часов она проспала едва ли больше пяти. В самолете заснуть ей не удалось, и она в полудреме смотрела какой-то фильм, восхищаясь красотой Харрисона Форда.

В аэропорту она забрала свой чемодан и с трудом добралась до Лондона. Она так устала и была так потрясена случившимся, что не испытывала страха. Выбравшись из подземки, она поплелась к дому, даже ни разу не оглянувшись. «Пропади все пропадом, — думала она, волоча по лестнице чемодан. — Если они хотят до меня добраться, они до меня доберутся. — Это была не бравада, это было признание в поражении. — Я осталась без работы, мне никто не верит и мне негде спрятаться. Легче сдаться, и пусть все идет к черту», — думала она, стиснув зубы.

Шарлотта щелкнула выключателем и на миг задержалась в дверях, с удивлением разглядывая свою гостиную. Там все оставалось на месте: счет из магазина «Маркс и Спенсер» на кофейном столике, компакт-диск «Иглс», ожидавший, когда его положат в коробку. Кролик Альфред валялся на полу в спальне, там, где она его бросила, и с упреком смотрел в потолок. Безумие последних дней совсем не ощущалось в этой ее более чем спокойной жизни, и Шарлотта на мгновение засомневалась, не приснилось ли ей все?

Она приготовила ванну, налила туда огромное количество ароматного масла, подумав, что ни одна женщина в Англии сегодня вечером не заслуживает этой маленькой роскоши так, как она. Но прежде чем стянуть с себя одежду, которую не снимала несколько дней, Шарлотта уселась возле автоответчика, чтобы избавить от страданий мигающую красную лампочку. Первое сообщение оставил Пол, и это привело ее в замешательство. Второе сообщение было от Скотта из телекомпании Эй-би-си, и Шарлотта встрепенулась, услышав, что Большая Шишка из Нью-Йорка намерена провести с ней официальное собеседование по поводу найма на работу в качестве ведущей новой программы международных бизнес-новостей.

— Это просто, твою мать, фантастика, Шарлотта! — восторженно кричал Скотт. — Я ведь тебе говорил, что ты им понравилась. Как бы то ни было, не могла бы ты прилететь в понедельник? Я знаю, все слишком неожиданно и остается мало времени, так что в выходные передохни и скажи в Эн-эн-эн, что тебе надо обратно в Нью-Йорк, потому что ты забыла там свою сумочку. О’кей? Я разговаривал с Эдом Стэнфилдом, и тот затрясся от возбуждения, узнав, что ты переберешься на Манхэттен в Эй-би-си, и хочет, чтобы ты ему позвонила. Как ты его окрутила, дорогая? И еще я должен передать тебе сообщение, которое кто-то оставил для тебя на коммутаторе Эй-би-си. Тебя просят позвонить по номеру: 215 229 2999, добавочный 543. Больше ничего. В любом случае, свяжись с Большой Шишкой и подтверди свое согласие встретиться с ней в понедельник. Салли шлет тебе сердечный привет и спрашивает, не остановишься ли ты у нас на пару дней, пока не станет известен результат собеседования. Неплохая идея, а? Позвони нам. Пока!

Нахмурившись, Шарлотта смотрела на автоответчик. Потом подняла тяжелую, словно свинцом налитую руку и остановила пленку. Вернуться в Нью-Йорк? Это определенно сбило бы с толку ее преследователей. Она перемотала пленку, записала номер, оставленный неизвестным в Эй-би-си, и зевнула. Сначала в ванну, потом — в постель. Ни о чем другом она больше не могла думать.

Глава семнадцатая

— Веди себя спокойно, тогда больно не будет! — приказал он, схватил ее и одним ловким движением повалил на землю.

Теперь она лежала в траве неподвижно, а он навис над ней с ножом в руке. Прерывисто дыша, она испуганно смотрела на него. Он увидел, как широко раскрылись ее глаза, когда он мягко опустился на нее. Он взял в руку правое переднее копыто животного и начал ножом срезать разросшееся роговое покрытие.

— Ну вот, не так уж это было и страшно! — заметил Дэвид.

Коза бойко вскочила и отбежала в сторону, но вскоре вернулась и принялась прыгать вокруг Дэвида, стараясь добраться до моркови, которую тот вытащил из кармана.

Дэвид побрел к дому, вспоминая, как визжал от восторга его сын, когда они вместе с ним каждую весну стригли эту козу. Билли держал ее за рога, пока Дэвид, зажав ее между коленей, стриг шерсть электрической машинкой. А потом Билли покатывался со смеху, когда козу отпускали и та, ошарашенная, неслась прочь.

«Дня не проходит, чтобы я не думал о нем», — с грустью осознал Дэвид. Он пытался вспоминать только хорошее, сохранить образ пышущего здоровьем маленького мальчика, играющего с козой. Но в его памяти, точно выжженное клеймо, была картина худенького, отрешенного от мира ребенка, лежавшего в постели и с отважной улыбкой дожидавшегося смерти.

Дэвид открыл холодильник и оглядел полки. Он чувствовал себя совершенно разбитым, что в последнее время случалось с ним довольно часто. У него скрутило желудок, когда он вспомнил Билли. Дэвид налил себе стакан вина: не самый разумный поступок. Хотя была суббота, но до вечера еще оставалось много времени. Он прошел в оранжерею, уселся в плетеное ивовое кресло и стал смотреть в сад. Сад, конечно, прекрасен, но рядом не было никого, кто любовался бы вместе с ним, и Дэвиду вдруг показалось эгоизмом содержать сад для себя одного. Здесь должна жить счастливая семья.

Какой вообще смысл оставаться здесь? Он может с успехом заниматься «Верди», но на это вряд ли будет уходить весь день. Что же он будет делать в остальное время?

После того телефонного разговора с Шарлоттой через океан Дэвид послал ей письмо, но она не ответила. Информацией насчет Джеймса Мэлпаса, отправленной ей по факсу, она тоже не воспользовалась. Кто может обвинить ее за то, что она потеряла интерес к нему — немолодому провинциалу? Зачем ей связываться со скучным фермером, для которого лучшее развлечение — провести два часа в букинистическом магазине?

Только теперь он понял, каким жалким выглядел его жест, когда он отправил ей книгу «Гордость и предубеждение», объяснив в письме, что это пример того, как влюбленных разлучает непонимание. Наверное, она вздохнет над его сентиментальностью и, пожав плечами, выбросит книгу в мусорное ведро. Похоже, он проиграл. Он продолжал пить вино, смущаясь от собственной неловкости.


Шарлотта приехала в студию Эн-эн-эн в субботу около полудня. Она хотела освободить свой стол без риска столкнуться с Бобом или с кем-то из бывших коллег. Слава Богу, в комнате никого не оказалось, и она смогла пережить унижение в одиночестве.

В кипе адресованной ей почты она обнаружит факс Дэвида с обычной сопроводительной запиской. Закусив губу, она просмотрела фотокопии из газеты «Спортинг лайф» и страницы из телефонного справочника и злорадно улыбнулась.

— Ну и Мэлпас! Мешок с дерьмом! — произнесла она, но ее улыбка испарилась, как только Шарлотта поняла, что не сможет дать этот материал в эфир. Немного подумав, она взяла конверт. Почему бы не воспользоваться испытанным приемом с анонимкой? Кто клюнет на это? Скорчив гримасу, она написала на конверте имя Джонатана Слоупа и адрес телецентра Би-би-си, затем положила конверт в корзину для исходящих бумаг. Даже любящая женщина не сделала бы этому отвратительному Слоупу такой подарок!

Она просмотрела остальную почту, не находя там ничего интересного, пока не обнаружила толстый пакет, отправленный из почтового отделения Эли. Вскрыв пакет, она достала книгу Джейн Остин «Гордость и предубеждение» и письмо Дэвида. Она чуть не вскрикнула и почувствовала, как сердце заколотилось от восторга. «Все это очень хорошо, — подумала она, пряча книгу и письмо в сумку, — но я ведь собираюсь в Америку на собеседование по поводу работы. К тому же какие-то люди еще недавно пытались меня убить». Оба эти обстоятельства никак не делали ее идеальной возлюбленной, и, если отвлечься от романтики, то в данный момент ее занимали совсем другие вещи.

До сих пор у нее не было доказательств, что с того момента, когда она покинула Монлорей, за ней продолжали следить или что ее преследователи теперь в Англии. Утром, хорошо выспавшись, на свежую голову она задумалась, не мог ли пожар в лаборатории Дэвида быть просто случайностью. Возможно, теперь ее враги поняли, что никто не верит россказням Шарлотты и что она не опасна. Может, если она будет вести себя тихо, они оставят ее в покое?

Она была бы счастлива согласиться. Она совсем не подходит на роль современной героини, сражающейся с темными силами; она просто слабая, напутанная до смерти Шарлотта Картер, которая столкнулась с чем-то, что намного сильнее нее. Эд Стэнфилд, очевидно, был прав: кому какое дело до химического оружия? На рынке уже существует несколько видов такого оружия, и, если «ГТ» не начнет поставлять его жестоким диктаторам в разные концы света, этим обязательно займется кто-нибудь еще.

Сразившись с подобной нравственной дилеммой, Шарлотта в последний раз включила компьютер и оставила прощальное послание для Мориса, рассказав ему о решении Боба — на тот случай, если Морис еще ничего не слышал, объяснила, что в понедельник утром собирается лететь в Нью-Йорк на собеседование в Эй-би-си и что в этом ей помог Скотт Бернс. Она добавила несколько пожеланий и выключила компьютер.

Последним ее делом за счет компании Эн-эн-эн стал звонок по таинственному номеру, оставленному на коммутаторе Эй-би-си.

— «Глобал Текнолоджис». Здравствуйте, с кем вас соединить?

От удивления у Шарлотты поползли вверх брови, но она все-таки назвала добавочный номер. Через три секунды она услышала голос некоего Дона Редмана, записанный на автоответчик.

— Я звоню вам, как вы просили в субботу утром, — сказала она, — и позвоню снова в понедельник, когда вы, надеюсь, будете на месте.

Какого дьявола все это значит, спрашивала она себя, спускаясь к машине. Какие еще странные сюрпризы ее ожидают? У нее появилась возможность получить работу в Эй-би-си; в ее жизни вновь возник Дэвид Стоутг; ей позвонил сотрудник «ГТ», о котором она никогда не слышала… Что дальше? Сербский политик расскажет правду?

Она выехала со стоянки Эн-эн-эн и тут вспомнила, что собиралась позвонить Полу Робертсу. Она стояла у светофора и размышляла, как лучше поступить. Если она позвонит ему или встретится с ним, тот начнет разговоры, вроде «давай опять дружить», а для нее это будет унизительно. Вообще-то ей с трудом верилось, что он собирается сказать ей действительно что-то важное. Загорелся зеленый, и «фольксваген» Шарлотты направился в сторону Глочестер-роуд.

Через двадцать минут она взбиралась по лестнице наверх, к своей квартире, держа в руках сумки, набитые «памятными сувенирами» из Эн-эн-эн. На предпоследней лестничной площадке она остановилась, чтобы убрать спадавшие на глаза волосы и достать ключи. Затем вновь подхватила сумки и начала преодолевать последний лестничный пролет.

Входная дверь в ее квартиру была приоткрыта. Замок выломан. Шарлотта поставила сумки, спустилась на ступень ниже, прислушалась, но ничего не услышала. Бежать отсюда? Или войти? Если бежать, то куда? Она толкнула дверь. Гостиная выглядела, как Сараево после бомбежки. Все ящики выдвинуты; все книги сняты с полок, разорваны пополам и брошены на пол; диван вспорот ножом; телевизор лежал экраном вниз с открытой задней стенкой и вырванными проводами.

В спальне было то же самое: одежда валялась на полу, вокруг разбросано содержимое ящиков — типичная картина разграбленного средневекового города. И тут железные когти вцепились в ее сердце: она увидела Кролика Альфреда с оторванной головой и вспоротым туловищем. Она бережно взяла в руки все, что от него осталось, и почувствовала, как в глазах закипают слезы. Неожиданно страх и растерянность исчезли.

— Ладно, ублюдки, — пробормотала Шарлотта. — Я вас достану.


На Нью-Йорк опускался душный вечер, но было еще светло, когда на следующий день Шарлотта зарегистрировалась в отеле «Барбизон». Смыв под душем воспоминания о полете на самолете польской авиакомпании, она, застонав от наслаждения, упала на большую мягкую кровать. Она слишком устала, и поэтому ей даже не пришло в голову, что кто-нибудь может проникнуть к ней в номер и зарубить ее топором. Она, словно заключенный «в бегах», столь долго вынуждена была обходиться без сна, что значение слова «свобода», которой она так дорожила, потеряло для нее всякий смысл.

Шарлотта прилетела из Лондона в Варшаву днем в субботу, а затем из Варшавы — в Нью-Йорк на самолете, вылетавшем из столицы Польши в воскресенье утром. Никто не ожидает, что она вновь появится в Штатах так скоро, тем более — из Варшавы. Даже если убийцы, нанятые «ГТ» видели, что она регистрирует билет в аэропорту Хитроу, они все равно не знали, куда она отправится. А если их дружки ждали, что она прилетит рейсом «Бритиш эруэйз» в Нью-Йорк или Вашингтон, они будут разочарованы.

Жалко лишь, что у нее было мало времени, чтобы полюбоваться бережно восстановленной красотой Варшавы, хотя воспоминания о лимонной водке, копченом лососе и филе дикого кабана сохранились. Так же, как и самый вкусный в ее жизни бифштекс под соусом «тартар», который она ела на завтрак много часов назад в кафетерии Варшавского аэропорта. Новый личный рекорд Ш. Картер в потреблении завтраков.

Прежде чем покинуть Лондон, она получила по кредитной карточке две тысячи долларов, что позволило бы ей останавливаться в отелях под вымышленным именем и расплачиваться наличными. Кредитные карточки, которые ей выдавали в Эн-эн-эн и еще не успели отобрать, пригодились и для оплаты билета из Варшавы в Нью-Йорк. К черту Эн-эн-эн! Шарлотта уткнулась в подушки, предалась своим мечтам о Дэвиде и погрузилась в глубокий сон.


В понедельник утром Дэвид Стоун обнаружил у себя на столе, среди обычной почтовой чепухи, нераспечатанный конверт из Хунслоу с пометкой «лично». Вскрыв конверт, он заглянул в конец письма и узнал подпись Шарлотты. Он присел и, волнуясь, начал читать:

Дорогой Дэвид!

Я пишу тебе из подземки по дороге в аэропорт Хитроу. Спасибо тебе за письмо, я была счастлива его получить, и за Джейн Остин, которую я буду читать в самолете.

С чего начать? В первую очередь я пишу тебе, чтобы на бумаге остался мой рассказ о том, что со мной произошло.

Во-вторых, я должна предупредить тебя: будь предельно осторожен! Я уже говорила, что корпорация «ГТ» охотится за твоим заменителем полистирола, потому что запрет на производство мономеров стирена помешает им производить химическое оружие под названием «Дермитрон», которое они выдают за обыкновенное удобрение. Не знаю, поверил ли ты мне в свое время, но надеюсь, что поверишь теперь. Я брала интервью у химика, который работал в «ГТ» над «Дермитроном», а на следующий день он погиб. Обстоятельства его смерти были столь странными, что я отказываюсь верить в то, что это было самоубийство. Затем исчезли мои пленки с записями интервью. Я отправилась на встречу с одним из его коллег и попала в ловушку на автостоянке, расположенной недалеко от штаб-квартиры «ГТ». В результате один, а возможно, и три человека убиты. Мне удалось сбежать, и в пятницу ночью я вернулась в Англию. Кроме того, сенатора, который публично указал пальцем на корпорацию «ГТ», неожиданно обвинили во взяточничестве, и его словам теперь никто не поверит. Сегодня утром я обнаружила, что моя квартира разгромлена. Я предоставляю тебе самому сделать заключение относительно причины пожара в твоей лаборатории.

У меня нет другого выбора, кроме как лететь в Нью-Йорк, потому что кто-то из «ГТ» пытается пойти со мной на контакт, и мне нужны кое-какие зацепки, чтобы до конца разобраться в этой истории. Меня выгнали из Эн-эн-эн, и я уверена, что ни одна телекомпания не согласится обнародовать мои материалы, поскольку у меня нет доказательств. Единственное, чего я все-таки не понимаю: почему для них так важен «Дермитрон»? Если я смогу это выяснить, я вернусь домой, хотя в действительности не знаю, что еще может случиться. Надеюсь, что наступит день, когда мы снова увидимся.

С любовью, Шарлотта.

Дэвид положил исписанные листы на стол и откинулся на спинку кресла. Кровь отхлынула от лица, и он почувствовал себя так, словно попал в чей-то ночной кошмар. По штемпелю он определил, что письмо отправлено в субботу в шесть вечера, так что, скорее всего, она в Штатах более суток и, вполне вероятно, худшее уже произошло. Он выбросил из головы этот ужасный вариант развития событий и попытался сообразить, чем может ей помочь. Он поднял телефонную трубку, позвонил в Эн-эн-эн и сказал, что хочет поговорить с кем-нибудь из коллег Шарлотты. Когда он объяснил, кто он такой, в трубке рявкнули:

— Если вы думаете, мне очень интересно с вами разговаривать, то вы свихнулись! Собственно говоря, я-то знаю, где она находится и что там делает, но я не собираюсьвам об этом рассказывать. Мне про вас все известно. Оставьте ее в покое и убирайтесь к черту! — заявил Морис и бросил трубку.

Нахмурившись, Дэвид некоторое время смотрел на телефон, а потом позвал секретаршу.

— Шейла, я тут вляпался в одну историю, — начал он, когда та села напротив.

Секретарша подняла взгляд от блокнота и сделала вид, что очень удивлена.

— Я серьезно. Помоги мне! — Он умолк и закусил нижнюю губу, прикидывая, как много может рассказать. — Мне надо сегодня улететь в Америку, я хочу найти там женщину.

— Вообще женщину? Ты кого-нибудь присмотрел в каталоге или собираешься действовать на удачу?

Дэвид слабо улыбнулся.

— Шарлотту Картер, журналистку из Эн-эн-эн, — пояснил он, чувствуя, что краснеет. — Я не буду забивать тебе голову деталями, поскольку обстоятельства, как ты понимаешь, достаточно странные, но она попала в беду. Все, что я знаю, это что она улетела в Нью-Йорк и я должен найти ее как можно быстрее.

— Я так и думала, что речь идет о ней, — сказала Шейла, постукивая карандашом по блокноту. Она произнесла это таким тоном, словно разгадала слово в кроссворде. — Я всегда подозревала, что это была Шарлотта. — Заметив, какое выражение появилось на лице Дэвида, она хмыкнула. — Похищение младенца, а? Ладно, — посерьезнев, добавила она, — нам нужно выработать план действий. — Она взглянула на часы и нахмурилась. — Ты ведь знаешь, полиция не придет в восторг, если ты исчезнешь. В любом случае, тебе надо вернуться домой за паспортом, а потом немедленно ехать в Лондон. Пока ты будешь добираться в Хитроу, я закажу билет на ближайший рейс. И переговорю с людьми из Эн-эн-эн. Им наверняка известно, где она находится и что с ней. Когда приедешь в аэропорт, позвони мне, я тебе расскажу все, что мне удастся выяснить, и назову номер твоего рейса.

— Отлично! Но есть одно «но», — сказал Дэвид, покачав головой. — Ее уволили из Эн-эн-эн, и, судя по тону, каким со мной разговаривал один из ее бывших сослуживцев, они не горят желанием нам помочь.

— Ерунда! — воскликнула Шейла. — Я тебя знаю: ты всегда ищешь у кого-нибудь сочувствия и пытаешься уговорить. Их вполне можно убедить, если постараться.

Дэвид поцокал языком, слушая, как секретарша над ним посмеивается. Неожиданно она застонала.

— В чем дело? — спросил Дэвид.

— У тебя очень мало времени на ее поиски, — произнесла она серьезно. Заметив его растерянность, она добавила: — Что бы там ни случилось, тебе надо вернуться в Лондон завтра к одиннадцати утра. Не забудь! Любовь — это одно, Дэвид, но наше коллективное будущее тоже важно. — Шейла видела, как он изо всех сил пытается уловить ход ее мыслей. — Пресс-конференция по поводу «Верди».

— О, Господи! — взвыл Дэвид, в досаде стукнув кулаком по колену. — Это невозможно!

— Нет, возможно! Ты должен продумать, как ее найти, — решительно заявила Шейла. — Хватит заниматься самобичеванием, точно кающийся грешник. Начни думать.


Из окна номера Шарлотты открывался прекрасный вид на Манхэттен. Она лежала в постели, и ей достаточно было поднять глаза, чтобы увидеть блестевших в первых лучах восходящего солнца горгулей на здании корпорации «Крайслер». Снизу, с Лексингтон-авеню, сюда, на пятнадцатый этаж, доносились звуки нового дня. При других обстоятельствах Шарлотта была бы счастлива, что вернулась в Нью-Йорк.

Внутренние биологические часы заставили ее проснуться в половине пятого, и хотя она знала, что ей нужно отдохнуть еще, заснуть больше не удалось. У Шарлотты были две крайности: либо спать на ходу, либо бежать на полной скорости. Стоило ей открыть глаза, как начинала работать какая-то антенна, исследующая все вокруг, потом включался мозг, и Шарлотта задумывалась, что сегодня предстоит сделать и что приготовить на завтрак. Она никогда не могла снова уснуть, даже если очень уставала.

Итак, было половина пятого утра. Она села в постели, положила на колени блокнот и принялась составлять план на день. Это оказалось сложнее, чем обычно, поскольку она пыталась совместить две параллельные жизни: она была журналисткой, которая бежит, прячется и пытается выяснить правду о нервно-паралитическом газе; и она же была просто безработным репортером, которому нужно убедить весьма влиятельных людей из Эй-би-си взять ее на работу.

Главная проблема заключалась в том, что Шарлотта не знала, как сложится ее новая бродячая жизнь. Ее продолжали одолевать всякие тревоги: исчезающие видеопленки, мертвые собеседники, у которых она брала интервью, разгромленные квартиры… Единственный способ избавиться от таких мыслей — позвонить и заказать в номер стопку блинов с кленовым сиропом. И действительно, она сразу воспряла духом, хотя губы и пальцы стали ужасно липкими.

Затем она просмотрела утренние газеты, чтобы ее не застали врасплох на собеседовании в Эй-би-си. Пролистав «Уолл-стрит джорнэл» и «Нью-Йорк таймс», Шарлотта взяла книгу Джейн Остин. Она начала читать роман в самолете в полной уверенности, что тот окажется таким скучным и трудным, что она оставит его в кармане, расположенном на стоявшем перед ней сиденье. К ее большому удивлению, этот страшно интеллектуальный шедевр оказался романом о пяти глупых сестрах и их молодых людях. Значит, Дэвид читает сентиментальные романы о женщинах в длинных платьях… Это стало для нее откровением.

Она на мгновение покинула Англию времен короля Георга и, подойдя к окну, задумалась. Внизу, на Лексингтон-авеню, врет от времени со свистом проносились лимузины, везущие Деловых Людей на Деловые Завтраки. В этот час народу на улице было немного, лишь несколько человек, выгуливаюших собак, и джоггеры. Из окна магазина, торгующего мясными деликатесами, на тротуар падали желтые квадраты света, но другие магазины были закрыты и надежно защищены металлическими решетками.

Интересно, что сейчас делает Дэвид? Получил ли он ее письмо? Наверное, прочитав, он решит, что она сошла с ума. Кто бы позволил втянуть себя в это безумие? Слезы брызнули из глаз Шарлотты, она часто заморгала, села на кровать и попыталась взять себя в руки. Она вспомнила бедолагу, который поплатился за то, что рассказал о «Дермитроне». Остался бы он в живых, если бы она не сунула свой журналистский нос не в свое дело? Можно ли все оправдывать поисками истины? Или она просто еще один репортер, которого больше волнует собственная карьера, чем стремление покончить с коррупцией?

Она вытерла глаза и выглянула в окно, размышляя, что это за влиятельные люди, которые могут нанять армию поджигателей и убийц, лишь бы защитить от посторонних глаз нервно-паралитический газ. Действует ли «ГТ» в одиночку? Или же она разворошила осиное гнездо потребителей «Дермитрона» из стран третьего мира — этих маяков демократии, свободы и прав человека, рыцарей без страха и упрека, о которых ей рассказывал Эд Стэнфилд и которые способны отравить своих соседей нервно-паралитическим газом? Не говоря уже о том, что они способны отрубать головы игрушечным кроликам, с горечью подумала она. В этот момент несчастная маленькая девочка исчезла, и новая волна ярости опять придала решимость Шарлотте.


Приехав в полдень в телестудию Эн-эн-эн, Дэвид поставил «вольво» прямо возле входа. В телефонной будке около шоссе, ведущего к станции Паддингтон, воняло, как в общественном сортире, а стены были украшены мозаикой наклеек, рекламирующих предоставление невероятных интимных услуг, но Дэвид так спешил, что ему было не до эстетических возражений.

— Шейла, пожалуйста, срочно отправь Дику Зандеру факс! — быстро произнес он. — Текст следующий: «Рад сообщить вам, что скоро наш договор вступит в заключительную стадию. Возможно, представители вашей корпорации — инженеры и руководители — захотят посетить предприятие в Эли, чтобы познакомиться с нашим производством, встретиться со своими коллегами и получить более широкое представление о том, чем занимается наша компания. Во вторник утром я отправлю вам пресс-релиз, рассказывающий о моей новой компании, которая будет производить упаковочный материал на основе соломы, более дешевый и экологически чистый по сравнению с картоном. Наши первоначальные планы найти замену полистиролу провалились. Приглашаем ваших научных разработчиков. Жду ответа. И т. д. и т. п. Дэвид Стоун». Все, Шейла! Я побежал. Позвоню тебе из аэропорта.

Он помчался к зданию Эн-эн-эн, на бегу размышляя, правильно ли поступил, фактически признавшись Зандеру в том, что компания «Уильям Стоун и сын» работала над созданием заменителя полистирола. Это было равнозначно признанию, будто Дэвид догадывался, что в действительности затевает «ГТ». Он пошел на риск, поскольку это был единственный шанс убедить Зандера, что «Верди» не угрожает существованию «Дермитрона». Тогда он, возможно, прекратит травить Шарлотту. Оставалась еще вероятность, что «ГТ» хочет заставить ее замолчать, просто потому что она слишком много знает. А вдруг они уже сделали свое черное дело?

Оказавшись в приемной Эн-эн-эн, он выпалил, задыхаясь:

— Пожалуйста, не могли бы вы позвонить пожилому человеку, который работает в службе новостей, и попросить его выйти ко мне? Меня зовут Дэвид Стоун.

— Догадываюсь, зачем вы здесь! — произнес худой, жилистый человек с морщинистым лицом. — Я провожу этого джентльмена, — заявил он испуганной дежурной.

— Значит, вы решили не сдаваться? — язвительно заметил Морис. Он крепко ухватил Дэвида за локоть и повел к двери, продолжая на ходу свой монолог. Дэвида надо кастрировать при помощи ржавой консервной банки. Шарлотта старается держаться от него подальше, так почему бы ему не оставить ее в покое? Он продолжат читать нотации, пока они не оказались на автостоянке Эн-эн-эн.

Начался сильный дождь, и вскоре они оба промокли, но у Мориса, очевидно, так много накопилось, что он продолжал говорить.

— Мне нужна ваша помощь! — сказал Дэвид, когда Морис умолк, чтобы перевести дыхание. — Я сейчас еду в Хитроу и вылетаю в Нью-Йорк на поиски Шарлотты. — Дэвид увидел, что на лице Мориса появилось удивленное выражение. — Она попала в беду.

Морис крякнул и отступил на шаг.

— Самая большая беда в ее жизни — это вы! Поищите себе другого помощника.

Дэвид смотрел, как Морис идет к дверям здания телекомпании, и понимал, что время уходит, как уходит сейчас его единственный шанс выяснить, где сейчас Шарлотта. Потеряв все свое самообладание, он догнал Мориса и, вцепившись в него сильнее, чем хотел бы, развернул к себе.

— Прочтите это! Немедленно! — потребовал он и опустил руки.

Морис, похоже, был потрясен, но взял письмо и встал под козырек подъезда, чтобы дождь не лил на страницы. Через минуту он недоверчиво взглянул на Дэвида, и его бледное морщинистое лицо исказила мрачная гримаса. Дэвид видел, с каким трудом Морис пытается сохранять спокойствие. Наконец тот поманил его, и они поднялись в комнату службы новостей.

— Сегодня утром у нее собеседование в Эй-би-си по поводу работы, — сказал Морис, записывая что-то на листе бумага. — У нее есть приятель, Скотт Бернс, который работает в отделении Эй-би-си в Вашингтоне. Может, он знает, где она находится. Вот его телефон. Давайте позвоним ему прямо сейчас! — предложил он, с сомнением взглянув на часы.

Пока Морис набирал номер, Дэвид нетерпеливо топтался возле его стола.

— Они говорят, что он скоро появится, — доложил Морис после короткого разговора с оператором коммутатора Эй-би-си. — Позвоните ему перед вылетом. — Он сел и почесал подбородок, заросший седой щетиной. — Слушайте, а в полицию вы не сообщили?

— Они и так считают, что я поджег собственную лабораторию, — с отчаянием в голосе произнес Дэвид и выразительно посмотрел на часы, вспоминая, с каким скептицизмом отнеслась к нему полиция в Эли. — В любом случае, думаю, им будет слишком сложно во всем этом разобраться.

Морис понимающе кивнул.

— Вот как? Тогда хотя бы радуйтесь, что вы не ирландец. И вообще, полиция чересчур занята разборками с автомобилистами, которые гоняют со скоростью семьдесят пять миль в час. — Он посмотрел на настенные часы. — Вам пора.

Глава восемнадцатая

В то утро слух возник в пресс-службе банка, а к обеду пронесся по всем кабинетам «Броди Макклин» и достиг утлей Чарльза Рейвенскрофта. Вроде бы журналист из Би-би-си просил руководство банка прокомментировать историю, связанную с использованием департаментом финансирования промышленных корпораций внутренней служебной информации в корыстных целях.

Дожидаясь лифта, Чарльз смотрел на атриум и представлял, как полиция ведет Джеймса Мэлпаса в наручниках. Секретарши высыпят на балконы и будут выкрикивать проклятия в адрес ненавистного директора департамента, когда тот под конвоем пойдет мимо фонтанов. Чарльз наслаждался этой воображаемой картиной, пока поднимался на верхний этаж и шел по коридору, направляясь к председателю правления. Это была его последняя надежда перед завтрашним собранием. Стиснув зубы, он постучал в дверь кабинета сэра Энтони Брука.

— Ты необъективен, — огорченно сказал председатель.

В течение пяти минут Чарльз мягко, без всякого раздражения, объяснял причину своей обеспокоенности, но сэр Энтони, казалось, устал от этого разговора еще до того, как тот начался.

— Я никак не пойму твоей вендетты против Джеймса. Это самый способный финансист в Сити. — Брук сделал глоток чая. — И он провернул потрясающую сделку, обеспечив американцам захват «Мартиндейл».

Гениальный ход, Чарльз! Возможно, это не в твоем стиле, да и не в моем тоже, но операция блестящая!

Чарльз нервно заерзал в кресле, размышляя, как вытряхнуть из старика его самодовольство. Банк вот-вот попадет в руки к разбойнику, и все потому что Брук впал в маразм и не способен учуять коррупцию, хотя она прямо у него под носом. Но есть ли у Чарльза какие-нибудь доказательства, чтобы убедить председателя? Нет, только слухи, что Би-би-си собирается облить грязью банк «Броди Макклин».

— Я уже говорил об этом с Джеймсом, — продолжал председатель. — Первое, что он сделал утром, — пришел ко мне. Похоже, Би-би-си не располагает ничем, кроме жалких сплетен. Просто заскучавший журналист ищет материал.

— И вы в это верите? — спросил Чарльз, так сильно поджав губы, что они побелели, словно у альпиниста, штурмующего вершину. На лице Брука не отразилось никаких эмоций. — С какой стати Би-би-си суетиться и что-то вынюхивать, если у них ничего нет?

— О чем ты говоришь, черт возьми? — угрожающе спросил Брук.

Не обращая внимания, Чарльз продолжал:

— Знаете, по поводу захвата тоже ходили слухи. Кое-кто в нашем банке утверждает, что Джеймс без всяких усилий скупил большие пакеты акций «Мартиндейл» и компании Стоуна.

— Ради Бога, Чарльз! — воскликнул Брук. — К чему ты клонишь?

— Я говорю, что Джеймс Мэлпас припрятывал акции на своих чертовых закодированных счетах, а потом пустил их в дело. Это называется использованием внутренней служебной информации в корыстных целях.

— Чарльз, у тебя предвзятое мнение, тебя мучает ревность, — спокойно возразил Брук, отодвинув в сторону рюмку с хересом, и на мгновение уставился в пространство. — Мне неприятно тебе об этом говорить, но я не могу понять, что с тобой произошло за последние несколько недель. Возможно, ты просто отстал от жизни. — Сэр Энтони начал просматривать бумаги, лежавшие у него на столе. — Если не возражаешь, я займусь делами.

После того, как его выставили за дверь, Чарльз Рейвенскрофт вернулся в свой кабинет, пылая от негодования. Он чуть не задохнулся от ярости, и ему пришлось выпить два стакана минеральной воды, прежде чем он смог нормально дышать. Затем он сел и провел рукой по своим белокурым волосам, приводя их в порядок. Когда сердце перестало колотиться так сильно, он вновь вышел в коридор и вызвал лифт. На сей раз он собирался спуститься вниз, в пресс-службу.

— Извините за беспокойство, — сказал он вежливо, заглянув в комнату, — не могли бы вы назвать имя того репортера из Би-би-си, который звонил утром.


В восемь утра Шарлотта позвонила таинственному незнакомцу из корпорации «ГТ».

— Что-то подсказывает мне, что не стоит с вами разговаривать, — сказала она вместо приветствия, — но любопытство меня победило.

— Я пытался предупредить вас насчет Карретты, — произнес тот, словно оправдываясь. — Я обзвонил все фирмы по прокату автомобилей, хотел оставить для вас записку, чтобы вы не ходили на встречу тем вечером. Но вашей фамилии ни в одной книге регистрации не оказалось. А я не смог придумать другого способа связаться с вами. Я не знал, с кем вы прилетите, поэтому не сумел остановить вас в аэропорту.

— Я приехала поездом, — резко сказала Шарлотта, постаравшись, чтобы по ее тону он понял, что она не верит ни единому его слову.

— О! — протянул он удивленно. — А я обзванивал фирмы по прокату, которые расположены в аэропорту… Знаете, я догадывался, что затевает Карретта; я имею в виду вашу встречу. Я слышал, как он говорил здесь об этом кое с кем. И я пытался вас предупредить. — Его голос звучал обеспокоенно.

«Чересчур обеспокоенно», — подумала Шарлотта.

— Так, значит, это не с вами я имела счастье встречаться в Монлорее, в местном фешенебельном ресторане? — ядовито спросила Шарлотта. Она лежала на кровати, закрыв глаза.

— Я подслушал, как Карретта разговаривает с вами по телефону, и я знал, о чем вы с ним говорили, потому что был знаком с тем парнем, у которого вы брали интервью в Вашингтоне. Мне приходилось с ним работать, — добавил он. — Между прочим, из нашей команды он не первый погиб.

— Ну ладно, вам, конечно, удалось привлечь мое внимание, но, может, мне стоит спросить, кто еще нас слушает? Дик Зандер, например? Нет? — поинтересовалась Шарлотта насмешливо. — Итак, кто вы такой и что вам нужно? Зачем вы мне позвонили? — нетерпеливо продолжала она.

— Меня зовут Дон Редман. Я работаю здесь над проектом, который вас интересует. Я работаю с Карреттой, и я не пытаюсь вас подставить. Вы должны мне верить, — сказал он с нажимом. — Слушайте, вы кое-что раскопали!

— Неужели? Наверно, Дик Зандер обещал вам премию, если вам удастся заманить меня в ловушку?

Она услышала вздох.

— О’кей, я понимаю, как вы должны себя чувствовать. Я не знаю, что произошло тогда ночью, потому что никто здесь такие вещи не обсуждает в открытую, с тех пор, как несколько недель назад умер Рауль Гутьерес. Нам только сказали, что с Карреттой произошел несчастный случай и он лежит в больнице. — Дон помолчал. — Этим людям есть что скрывать, и они полны решимости сделать все, чтобы их проект осуществился. — Он вновь умолк. — Двое моих друзей погибли, и, мне кажется, пришло время поднять шум. Вот почему я вам позвонил. Вы можете приехать? Где вы сейчас находитесь?

Шарлотта рассмеялась:

— Вы серьезно верите, что я собираюсь сказать вам, где я нахожусь, или даже, что еще невероятнее, что я подъеду к Монлорею ближе, чем на сто миль?

— У меня есть такая информация о проекте, которую вы должны знать. Я не имею права дать вам интервью, но могу рассказать правду. Никто в «ГТ» не имеет права давать интервью. Но если вас интересуют факты…

— Ладно, если вы так жаждете все мне рассказать, подсуетитесь! Встретимся днем, в Нью-Йорке, или не встретимся вообще. И произойдет это в каком-нибудь людном месте, чтобы не заявились ваши дружки со своими скрипичными футлярами!

— Я не могу просто так уйти! — возразил он трагическим шепотом.

— Найдите предлог, например, живот схватило, месячные начались. Обычно это срабатывает, — отрезала Шарлотта. Она перевернулась на бок, чтобы было удобнее писать в блокноте.

— Мне это действительно сложно сделать, — пробормотал он.

— Да, вот такая я противная, мистер Редман, — ласково сказала Шарлотта. — Как насчет того, чтобы встретиться в три часа на Рокфеллер-плаза, на одной из этих лавочек перед зданием А-си-эй, — знаете, где на зиму заливают каток. Я буду в пуленепробиваемом жилете и голубой каске.

— Я знаю, как вы выглядите, — сказал он обиженно. — Я видел вас по телевизору, когда рассказывали о захвате английской компании. Одному Богу известно, как я доберусь, но вы должны дать мне слово, что не будете ничего записывать. Никаких спрятанных диктофонов.

— Даю вам слово, что не буду ничего записывать, — пообещала Шарлотта и сделала пометку в блокноте. — Между прочим, поезда из Филадельфии ходят регулярно и быстро. Я с нетерпением буду ждать встречи с вами. Кстати, может быть, вы позволите мне узнать, как вы выглядите.

— Я довольно высокий и, жена говорит, тощий. У меня светло-каштановые волосы.

«И на спине у тебя мишень», — подумала Шарлотта, вешая трубку. Она опять перевернулась и посмотрела на здание корпорации «Крайслер», сверкающее, как священный монумент, возведенный во славу «ар деко». Это самый глупый поступок в ее жизни. Она сама шла в ловушку, столь очевидную, что не хватало только неоновой вывески. Почему она поверила в искренность Дона Редмана? Потому что он разговаривал, как придурок? Нет, поняла она: потому что кто-то должен был объяснить ей, отчего такая суета вокруг «Дермитрона». Кто-то, кто может предоставить ей конкретные доказательства, — чтобы ей потом тоже поверили. Иначе эта история никогда не закончится…

Она была в таком ужасе, что позвонила Эду Стэнфилду в «Доти Макмерчи» на Уолл-стрит. Она ведь обещала ему позвонить и почувствовала, что ей хочется поговорить с каким-нибудь знакомым человеком.

— Пообедаем сегодня? — сразу спросил он. — Разреши мне сводить тебя в самый лучший ресторан на Манхэттене. Или ты предпочитаешь что-нибудь более утонченное?

— Я не уверена, что смогу пообедать с тобой, Эд, хотя мне очень хотелось бы. Я скоро уезжаю в Вашингтон к Скотту и Салли.

— Тогда, может, выпьем перед отъездом? — тут же нашелся Эд. — Когда у тебя собеседование на Эй-би-си? Кстати, желаю удачи! Я знаю, ты сразишь их наповал. Так когда?

— Сегодня утром. Но у меня и после обеда есть кое-какие важные дела, и я не уверена, что смогу с тобой выпить.

— Что это за важные дела, если ты даже не можешь увидеться со мной, чтобы выпить? — спросил он таким тоном, словно была задета его честь. — Какой удар, Шарлотта! Я думал, в Америке у тебя начнется новая жизнь, и я стану какой-то ее частью.

Она не знала, говорит ли он серьезно или валяет дурака. В любом случае, приятно, когда тебя преследует обожатель, а не наемный убийца. Для разнообразия. Она не могла ответить ему взаимностью: Дэвид прочно обосновался в ее сердце.

Эд заставил Шарлотту пообещать, что она позвонит ему, если после второй ее встречи останется время. Она повесила трубку и поняла, что последние пять минут чувствует себя почти нормально. Затем вернулась к своим приготовлениям: полистав справочник, позвонила в первое попавшееся частное детективное агентство и убедилась, что у них есть необходимое ей оборудование.

Пять минут спустя она поймала возле отеля такси и поехала в западную часть острова. Вскарабкавшись наверх по скрипучей расшатанной лестнице и попав в грязный, плохо освещенный коридор, она обнаружила агентство, которое искала. Однако, когда Шарлотта зашла внутрь, ассоциации с романами о Филипе Марлоу исчезли. Она увидела чистое, по-спартански скромное помещение, экраны компьютеров и современную шведскую мебель.

Безупречно одетый молодой блондин с аккуратной прической, благоухающий одеколоном после бритья, предложил ей различное оборудование для прослушивания и наблюдения на расстоянии. Шарлотта выбрала самую совершенную и самую дорогую аппаратуру. Она получила в свое распоряжение оператора звукозаписывающей аппаратуры и микрофон направленного действия, который мог фиксировать разговоры на открытом пространстве на расстоянии семидесяти пяти футов.

Молодой человек согласился, что Рокфеллер-плаза вполне удачное место и запись должна получиться хорошего качества. Лучше всего расположиться так, объяснил он Шарлотте, чтобы между ней и оператором получилась прямая линия.

— Только все время привлекайте внимание вашего собеседника, чтобы он не оглядывался по сторонам. Мы постараемся остаться незамеченными, — успокоил ее молодой человек.

Пренебрегая местным обычаем не передвигаться пешком, она прошла весь Манхэттен и вернулась в отель «Барбизон». По дороге она купила пачку больших плотных конвертов и несколько марок, затем позволила себе немного поглазеть на витрины Пятой авеню, чтобы отвлечься от мыслей о корпорации «ГТ». Конечно, магазин «Гэп» больше соответствовал ее финансовому положению, но она не могла отказать себе в удовольствии созерцать роскошь. К тому же вряд ли в понедельник утром ее застрелят в фирменном магазине «Гуччи». Никто не знал, где она находится, и она пребывала в эйфории от своего анонимного присутствия в этом огромном городе.

Вернувшись в отель, Шарлотта десять минут приводила себя в порядок, пытаясь замаскировать круги под глазами. Потом надела блузку кремового цвета и свой лучший костюм из натурального шелка и выбросила из головы все, кроме международных бизнес-новостей. Она положила в сумочку паспорт, конверты, марки и видеозапись интервью с ученым из Колумбийского университета — все, что осталось от ее материала о «ГТ». Недавние события приучили ее быть готовой бежать в любое время, поэтому она взяла с собой все необходимое. Сдав чемодан в камеру хранения, она выписалась из отеля. Не следует строить планы, как провести остаток дня, пока она не увидится с Большой Шишкой из Эй-би-си и человеком из Монлорея.

Кто знает, какие еще удовольствия преподнесет Шарлотте Картер ее интересная жизнь, думала Шарлотта, пытаясь поймать такси на Четвертой авеню.

Глава девятнадцатая

Было без десяти два, когда Дэвид добрался до аэропорта Хитроу и начал крутиться в поисках стоянки. Сердце его работало с бешеной скоростью, точно лопасть вертолета. Он так мчался по Лондону, будто пробовался на роль актера в фильме «Безумный Макс». У него все время было такое чувство, что самолет улетит без него. Он резко затормозил и, схватив паспорт, бумажник и книгу Тролоппа[20], бросился к терминалу № 4, моля Бога, что не забыл выключить в машине приемник и запереть дверь.

Навалившись грудью на стойку регистрации билетов, он кашлял и отдувался, пытаясь восстановить дыхание. Служащая за стойкой не сводила с него тревожного взгляда, пока он обливался потом и пыхтел. Наконец ему удалось выговорить свое имя, и ледяной взгляд служащей потеплел градуса на два.

— Ваша секретарша предупредила нас, — сказала она, протягивая билет и посадочный талон на рейс вылетающий в два пятнадцать. — У вас нет багажа, верно? — спросила она таким тоном, словно подозревала, что он болен проказой.

Дэвид покачал головой и поинтересовался, где найти телефон.

— Вы должны отправляться на посадку, — строго сказала служащая, — и немедленно!

Инструкция, объясняющая, как сделать международный звонок, пользуясь кредитной карточкой, занимала чуть ли не всю стену телефонной кабины, но у Дэвида не было времени изучить тринадцать пунктов, так что он просто вставил карточку и набрал номер Скотта Бернса. Дожидаясь, когда оператор коммутатора Эй-би-си соединит его с журналистом, он посмотрел на табло и увидел, что посадка на его рейс закончилась. Он пританцовывал на месте, словно боксер, пока наконец не услышал сочный голос с североамериканским акцентом, сообщавший, что Скотт сейчас на пресс-конференции в Белом доме. На всякий случай коллега Бернса проглядел настольный календарь Скотта.

— Здесь написано: «Шарлотта, после обеда». Это то, что вам нужно?

Он помчался по коридору к выходу на летное поле, прижимая к груди, точно младенца, книгу, билет, деньги и паспорт. Расталкивая пассажиров, он представлял, как дверь самолета закрывается у него перед носом, как он колотит по ней кулаками, падает и умирает от сердечного приступа.

Только позже, уже на борту самолета, разглядывая себя в зеркале, висевшем в туалете, Дэвид понял, почему служащие аэропорта шарахнулись в сторону и пропустили его на посадку. Землистого цвета лицо. Вылезающие из орбит глаза — как у преследующей добычу лисицы. Волосы еще не высохли после дождя. Для полноты картины не хватало лишь крови, капающей с клыков.

Дэвид занял свое место, закрыл глаза и минут пять блаженствовал. Он чуть не заплакал от счастья, но его соседи и без того уже были встревожены драматическим появлением Дэвида в последнюю минуту. Поэтому он открыл «Домик в Аллингтоне» и стал дожидаться, когда принесут выпивку.


В два часа дня Шарлотта вежливо отказалась от еще одного бокала сухого мартини и заметила, что всем, вероятно, пора вернуться в студию.

— К черту! — с чувством сказала Большая Шишка и подняла руку с наманикюренными ногтями, подзывая официанта. Комиссия, состоявшая из высших чинов Эй-би-си, перенесла собеседование в ресторан, решив, что это более подходящее место для обсуждения мировых цен на нефть.

С двенадцати часов они сидели за столом, накрытым белоснежной скатертью и уставленным фарфором, и Шарлотта слушала, как они болтают о повышении жалованья и о том, как до смешного мало платят в других телекомпаниях. Они пытались втянуть в разговор и Шарлотту, словно от этой информации зависело, приживется она в Эй-би-си или нет. Она задала несколько относящихся к делу вопросов, рассказала несколько журналистских баек, которые всем понравились, и выпила мартини. И только когда Большая Шишка наконец попросила счет, Шарлотта поинтересовалась насчет работы.

— Когда вы сможете приступить? — просто спросила та.

В пятнадцать минут третьего они вернулись в студию Эй-би-си на Сорок второй улице «обсудить некоторые детали». Стоя возле лифта, Шарлотта заметила, что за ней наблюдает молодой субъект в темных очках. Ссутулившись, он неуклюже топтался в углу приемной, и выглядел, словно человек, демонстрирующий на плакате в кабинете ортопеда, что такое плохая осанка. Что еще хуже, он жевал жвачку. С молодецким нахальством он пялился на Шарлотту, не пытаясь скрыть своего интереса, даже когда она, обернувшись, посмотрела на него.

Поднявшись на лифте со своими новыми сослуживцами в кабинет Шишки, Шарлотта старалась понять, не сыграла ли с ней шутку усталость или больное воображение. Без четверти три она тепло распрощалась со своим будущим боссом, и принялась плутать по коридорам, разыскивая запасной выход, чтобы избежать встречи с международным торговцем нервно-паралитическим газом.

В конце концов она обнаружила разгрузочную платформу с пандусом, ведущим к Сорок первой улице. Оказавшись снаружи, она прижалась к стене здания и осмотрелась, чувствуя себя совершенно по-дурацки. Никаких сомнительных типов, прячущихся в тени, она не заметила, но Шарлотта не хотела рисковать. Она чуть не свернула себе шею, разглядывая прохожих, и вдруг увидела такси, которое медленно ползло вдоль тротуара в поисках пассажиров. Она приготовилась, точно бегун у стартовой черты, дожидаясь, когда машина поравняется с ней, сделала рывок и очутилась на заднем сиденье.

Не уставая напоминать водителю, чтобы он ехал побыстрее, и время от времени посматривая в окно на улицы Манхэттена, Шарлотта успела достать из сумочки два конверта и надписала их. Потом наклеила марки и положила конверты обратно в сумочку.

Сердце ее бешено колотилось, когда она, выбравшись из машины на Рокфеллер-плаза, принялась оглядываться в поисках незнакомца из «ГТ». С тех пор, как она поговорила утром с Доном Редманом, у нее не было времени хорошо все обдумать. Не стоит заранее готовиться к встрече со смертью, решила Шарлотта, пересекая площадь и направляясь к зданию «Американской радиокорпорации».

На скамейках, стоявших в глубине площади, сидели, в основном, женщины и дети, уплетавшие мороженое, или туристы, разглядывавшие путеводители. Время ленча прошло, и все, кто выходил, вернулись на свои рабочие места. Шарлотта искала высокого худого мужчину со светло-каштановыми волосами, но никого, кто бы соответствовал такому описанию, так и не нашла. Головорезов из «ГТ» она тоже не увидела. Было уже две минуты четвертого. Следуя инструкции молодого человека из детективного агентства, она выбрала удачно расположенную скамейку и села.

Прошло еще пять минут, и Шарлотту начала бить нервная дрожь, но тут она заметила оператора. Тот стоял на противоположной стороне Рокфеллер-плаза, скрытый толпой пешеходов. Шарлотта быстро отвернулась, на тот случай, если Редман за ней наблюдает. В пятнадцать минут четвертого она пришла к заключению, что тот либо струсил, либо ему помешали покинуть территорию «ГТ». Она взглянула на свои обкусанные ногти и вновь задалась вопросом, не сошла ли она с ума.

— Шарлотта!

Она резко обернулась и увидела похожего на кузнечика, долговязого и худого человека примерно ее возраста. Она одарила его натянутой вежливой улыбкой и жестом пригласила сесть. Тот сложился пополам, приняв неудобную позу и скрестив длинные ноги, словно искал удобное положение, чтобы быть готовым в случае чего отразить атаку.

— Спасибо, что пришли! — начала Шарлотта. — Извините, что грубо разговаривала с вами, но мои предыдущие контакты с сотрудниками «ГТ» особого удовольствия мне не доставили. — Она опять улыбнулась и, взглянув на его худое лицо, убедилась, что Редман боится не меньше, чем она сама. — Как вам удалось уйти? — спросила она, чтобы поддержать разговор.

— Я сказал им, что еду в Филадельфию посмотреть кое-что в тамошней библиотеке. Я раньше довольно часто так делал, поэтому все выглядело правдоподобно, — сказал он, хотя, похоже, сомневался, что его объяснениям поверили.

— Ладно, думаю, мы можем перейти к делу, — произнесла Шарлотта, вновь натянуто улыбнувшись.

Редман неохотно кивнул.

— Я работаю над «Дермитроном» уже год. Сначала в нашей группе было семь человек. С одним произошел несчастный случай, другой покончил с собой, а Брюс, как вы знаете, попал в больницу. — Он внезапно умолк и взглянул на Шарлотту: — А вы не записываете?

Она открыла сумочку и позволила ему заглянуть внутрь. Затем откинулась назад и начала расстегивать пуговицы блузки на животе. Она продемонстрировала ему полоску загорелой кожи шириной в пару дюймов, и он отвернулся, очевидно, убедившись наконец, что его не записывают.

— Я обязан был проверить, — пробормотал он извиняющимся тоном.

— Итак, что такого особенного в этом «Дермитроне»? — приведя себя в порядок, спросила Шарлотта. — Почему столько народу сходит из-за него с ума? Я не могу этого понять! Во многих странах производится химическое оружие.

— «Дермитрон» — не просто химическое оружие. Сперва он считался удобрением. — Редман глубоко вздохнул. — Причина, по которой «ГТ» так оберегает «Дермитрон», связана с недавней инициативой президента.

Шарлотта жестом остановила его.

— Подождите! Я ничего не понимаю!

— Президент объявил новую войну наркотикам, — начал он. — Правительство собирается финансировать уничтожение плантаций наркотических растений в Центральной и Южной Америке. Вместо кокаиновых кустарников они планируют посадить продовольственные культуры. Фермерам делать ничего не надо: правительство даже готово предоставить семенной материал. Итак, целая армия безработных получает работу, занимаясь уничтожением плантаций наркотических растений, а фермеры получают возможность обеспечить себе существование за счет выращивания других культур. Смысл в том, чтобы остановить рост наркомании в Штатах. Вы — англичанка, поэтому, возможно, не знаете, какой проблемой для нас стала наркомания.

Шарлотта терпеливо улыбалась, пытаясь понять, что за ахинею несет этот болван. Неужели он тоже сумасшедший, вроде того чудака-химика?

— И что дальше? — учтиво поинтересовалась она.

— «Дермитрон» — специфическое удобрение. Если распылять его с воздуха на плантации коки, то можно не только добавлять фосфаты в почву; благодаря «Дермитрону» растения прут вверх, как дьяволы! Но если вы дотронетесь до него или просто окажетесь вблизи, «Дермитрон» подействует на вас как нервно-паралитический газ: он поражает глаза, дыхательные пути, кожный покров и, конечно, нервную систему. Даже два дня спустя после опрыскивания глаза слезятся так сильно, что человек не в состоянии нормально видеть. Требуется примерно неделя, чтобы исчезли последствия воздействия «Дермитрона». — Редман сделал паузу, заметив, как побледнела Шарлотта.

Подавшись вперед, она всматривалась в его лицо, точно глухонемая, читающая по губам.

— В любом случае, «Дермитрон» разрушает мозг, — продолжал он. — Через три дня с человека полностью слезает кожа. Достаточно произвести распыление с воздуха, когда станет известно, что бригады рабочих находятся на плантации, и после этого они успеют вырвать не больше одного-двух растений. В тех странах не применяют специальные механизмы — все делается вручную.

Слушая, Шарлотта нервно щелкала застежкой клипсы.

— Значит, это никак не связано с военной индустрией? — с трудом выговорила она.

— Особенность «Дермитрона» в том, что его можно использовать по прямому назначению, как нервно-паралитический газ, который не причиняет вреда растениям. Вспомните, что натворили во Вьетнаме «орандж» и прочие ядохимикаты! «Дермитрон» также может применяться в случае возникновения социальных беспорядков. Действует он очень быстро, и, в зависимости от степени концентрации яда, можно регулировать степень причиняемого ущерба: от мгновенной смерти до постепенного сжигания кожных покровов и разрушения мозга, — пояснил Редман. — Он не наносит вреда почве — только людям и животным.

— А что будет с наркотическими растениями? — наморщив лоб, спросила Шарлотта, все еще не веря тому, что услышала.

— Ничего. Мы потратили столько времени на разработку именно потому, что он хорошо удобряет кустарники коки. У него очень сложный состав. Потому-то «ГТ» так держится за «Дермитрон»: можно заламывать колоссальные цены за небольшое количество яда. Смысл заключается еще и в том, чтобы дожди смывали вещество с кустарников до уборки урожая. С фермерами ничего не случится, если они будут работать в защитных костюмах.

— А после переработки сырья?

— Немного вещества остается на листьях, однако риск небольшой: погибнуть может один процент потребителей.

— О! Только один процент! — саркастически фыркнула Шарлотта. — Ну, ладно, все ясно. Между прочим, когда вы говорите о «фермерах», то, наверно, имеете в виду наркобаронов? Ведь это по их приказу будут производить распыление?

Она все еще не могла поверить в то, что услышала. Жизнь в очередной раз поворачивалась к ней какой-то невероятной, сюрреалистической стороной.

Редман кивнул.

— Они и есть покупатели «Дермитрона», — сказал он, нервно дергая себя за мочку уха. — Им вряд ли удастся использовать слишком много яда, поскольку очень быстро разнесутся слухи, что работать на американцев, уничтожая плантации коки, — пустая затея. Если говорить о простых крестьянах, то можете быть уверены, что загнать местных жителей на эти плантации нельзя ни за какие деньги.

Шарлотта недоверчиво посмотрела на Редмана.

— Помните, что было, когда убили Пабло Эскобара? — продолжал он. — Простые колумбийцы оплакивали его, потому что он вкладывал огромные деньги, финансируя проекты городского строительства. В этих странах наркобаронов не считают злыми демонами: они обеспечивают людей работой. Вот почему никто не захочет расстреливать крестьян, которые занимаются сбором коки. Слишком грубый прием. В этом веществе увидят возмездие Господне.

— Но это равнозначно объявлению войны Соединенным Штатам! — воскликнула Шарлотта, недоуменно пожимая плечами. — Они не могут победить!

Редман настаивал на своем:

— «ГТ» вбухал в «Дермитрон» чертову прорву денег. А в Штатах и в странах, производящих наркотики, полно людей, которым выгодно, чтобы поток наркотиков не прекращался. Это политики, военные и, конечно, ЦРУ. Притом все сводится к тому, что фермеры будут просто использовать новое удобрение. Чудовищный бизнес!

— Постойте, но это же безумие! — возразила Шарлотта с отчаянием. — Разве в Пентагоне не знают, чем занимается «ГТ»? И почему в этом замешано ЦРУ?

— А зачем Пентагону интересоваться удобрениями? — нервно усмехнулся Редман. — «ГТ» прекратил заниматься производством химического оружия пять или шесть лет назад. Что касается ЦРУ, то в 1990 году их сотрудников задержали с тонной кокаина, который они пытались ввезти в Штаты из Венесуэлы. — Он цокнул языком и вздохнул. — Это единственный случай, когда их поймали. Представьте, что творится на самом деле!

— А если президент отправит туда войска или представителей организации по борьбе с наркотиками? Ведь эти американцы могут погибнуть, уничтожая опрысканные плантации. — Шарлотта остановилась, увидев, что Редман быстро замотал головой:

— Особенность президентской кампании против наркотиков заключается в том, чтобы, используя бюджетные ассигнования на помощь странам третьего мира, обеспечить местное население работой. Вот почему программа оказалась приемлемой для соответствующих стран: они извлекли из этого свою выгоду. А Соединенные Штаты не выглядят империалистической державой, которая пытается всеми командовать.

Шарлотта откинулась на спинку скамьи и внимательно посмотрела на Редмана. Может быть, в «ГТ» решили отказаться от попытки заставить ее замолчать, а вместо этого придумали байку, и она, купившись, дискредитирует себя как журналист? Конечно, Редман не был похож на других наемников «ГТ». Он слишком волновался. Если все, что он говорит, — правда, то он многим рискует, разговаривая с ней.

— Мне это кажется невероятным, — резко заявила Шарлотта.

Редман пожал плечами.

— Вы бы так не сказали, если бы знали, какими своеобразными вещами занимались раньше в «ГТ», — возразил он. — Взрывающиеся сигары — для убийства Кастро, опыты над ничего не подозревающими гражданами…

— И что мне с этим делать, как вы считаете? — спросила Шарлотта.

— Здравомыслящий человек должен был бы тут же забыть, что он вообще об этом слышал, и вернуться туда, откуда приехал. Но поскольку вы журналист, то, я думаю, вы вряд ли так поступите, — сказал он, и впервые за их встречу Шарлотта почувствовала в его словах иронию. — Почему бы вам не обратиться в британскую телекомпанию? Или в канадскую? Или в какую-нибудь мексиканскую газету? А уж американская пресса подхватит.

— Из-за чего Марк Сэндал оказался под следствием? Из-за статьи в «Вашингтон пост»? — продолжала расспрашивать Шарлотта, но он взглянул на часы иподнялся, чтобы уйти.

— Мне пора, — сказал он, нервно моргая. — Пожалуйста, постарайтесь, чтобы я не оказался в дерьме!

— О’кей, — пообещала Шарлотта и тоже встала. — Спасибо, что пришли. Я попробую сделать хороший материал, хотя это будет трудно, поскольку у меня нет доказательств.

— Я понимаю, — произнес он смущенно. — Пока!

Она снова опустилась на скамейку и смотрела, как он исчезает в толпе. Разум отказывался верить этим басням, а инстинкт подсказывал, что Редман говория правду. Она вспомнила про оператора и поискала его взглядом на другой стороне площади. Найдя, махнула ему рукой, и он снял камеру с плеча. Через минуту он уже был рядом и протягивал ей кассету.

— Отличный чистый звук, — сообщил он с гордостью. — Было не так уж много народу, поэтому мне удалось снимать почти без перерыва. Он часто прикрывал лицо руками — знаете, почесывал нос или делал еще что-то в этом роде, но его можно узнать.

Шарлотта поблагодарила оператора, и ушел. Она написала на кассете: «Дон Редман, „ГТ“» и положила в конверт вместе с запиской, что в случае выхода записи в эфир, лицо следует затемнить, а голос — изменить. Но почему кто-то должен ему поверить, если даже она сомневается? На нее вновь нахлынула волна страха; усталость сломила ее волю, и она опять почувствовала себя маленькой, испуганной и уязвимой. Куда бежать, где спрятаться, кто ей поверит? И тут она вспомнила о человеке, который знает о «ГТ» абсолютно все.


— Ты где? — спросил Эд Стэнфилд. — Я сейчас подъеду и заберу тебя.

— Не надо, все в порядке, — сказала она, озираясь, словно боялась, что какое-нибудь чудовище вот-вот протянет к ней покрытую чешуей лапу. — Но мне действительно необходимо выпить.

— Приезжай ко мне в пять, ладно? Что случилось, черт возьми? У тебя ужасный голос.

— Я только что разговаривала с человеком, который рассказал мне страшные вещи, и я не знаю, как поступить.

— Ты делала интервью для телекомпании? Для какой? О чем?

— Я пытаюсь разобраться в одной истории, о которой как-то упоминала, — уклончиво ответила она. — У меня еще недостаточно материала, чтобы нести его в студию, но то, что я услышала, привело меня в ужас. Я не знаю, может, меня подставляют.

— Приезжай, поговорим. Прямо сейчас, о’кей? — добавил он с тревогой, которую, учитывая обстоятельства, Шарлотта оценила по достоинству.

Повесив трубку, она посмотрела на часы. Четверть пятого. Если она будет дожидаться транспорта, идущего на Уолл-стрит, то в любом случае приедет не раньше пяти. Она покрепче прижала к себе сумочку и зашагала по направлению к Шестой авеню.

Точно в пять она вышла из лифта, вошла в приемную «Доти Макмерчи» и попросила вызвать Эда. Он появился почти сразу же и бросился к ней.

— Такое впечатление, что ты прошла все круги ада, — пробормотал он, заключив ее в объятия. — Пойдем выпьем.

Она растерянно кивнула.

— Я так рад опять видеть тебя! — говорил Эд, пока они продирались сквозь толпу людей, направлявшихся к подземке. — Я думал, ты меня забыла. — Он криво улыбнулся, схватил ее руку и быстро пожал, задержав лишь на долю секунды, но вложив в этот жест всю силу своего чувства.

Шарлотта не смогла удержаться и хмыкнула, но страх немного отступил. Оставаясь наедине с собой, она начинала подозревать, что сошла с ума, и сомневалась в адекватности своей реакции. Теперь же, чувствуя себя защищенной, она могла расслабиться и попытаться взглянуть на события более спокойно.

Эд привел ее в Южный порт, на пирс, где когда-то располагался рыбный рынок, до того, как в восьмидесятых годах эти места оккупировали эмигранты. Теперь здесь были кафе, рестораны и магазины.

— Не могли бы мы присесть на минутку, Эд? Я немного устала, — попросила Шарлотта и показала на скамейку в конце пирса.

Стэнфилд удивился, но последовал за ней. Она опустилась на скамейку и заметила его внимательный взгляд.

— Пожалуйста, не подумай, что я рехнулась, Эд, но то, о чем мне рассказали, касается «Дермитрона», вещества, над которым работают в «ГТ». — Она увидела, что Стэнфилд с сомнением приподнял брови, и заторопилась: — Я помню, ты мне уже говорил, что все это ерунда. Но ты все-таки послушай.

— Хорошо, — согласился тот, стараясь, чтобы его голос прозвучал бесстрастно.

— Мне сказали, что «Дермитрон» — это удобрение, предназначенное для плантаций наркотических растений в Центральной и Южной Америке. Его будут распылять, чтобы избавиться от созданных по инициативе вашего президента подразделений по борьбе с наркотиками. Ты понимаешь, о чем я говорю? — Она повернулась к нему и увидела, что он задумчиво кивает. — Главное, что «Дермитрон» причинит серьезный ущерб местным жителям, если вообще не убьет их. — Она замолчала, чтобы посмотреть, какое впечатление произвели на Эда ее слова. — Вот о чем мне рассказали, — добавила она слабым голосом, думая, как смешно все это выглядит, и удивляясь, что могла поверить хоть одному слову. Она нервно теребила серебряную клипсу и ждала, когда Эд скажет, что ее просто разыграли.

Откинувшись на спинку скамьи, Стэнфилд пристально разглядывал пакгаузы на другом берегу реки, и, казалось, тщательно подбирал слова.

— О’кей, Шарлотта, пришло время посмотреть правде в глаза. Я не собираюсь вешать тебе лапшу на уши, — произнес он решительно, чуть ли не свысока. — Да, «Дермитрон» — не просто удобрение. Действительно, он будет использован в интересах наркодельцов в ниших, отвратительных странах, в которых царит беззаконие и которые находятся за тысячи миль отсюда. О’кей, — повторил он, разведя руками, словно признавал свою вину. Он помолчал и, обернувшись, посмотрел через плечо на пирс.

— Что случилось? — спросила Шарлотта.

— Ничего. Послушай, действительность такова, что сейчас невозможно заработать серьезные деньги на военном производстве, даже если это нервно-паралитический газ. На мировом рынке полно дешевого дерьма из бывших Советов. «ГТ» разорится, если попытается конкурировать с их продукцией, поэтому они вынуждены искать другие способы существования, чтобы обеспечить американцам тысячи рабочих мест и платить налоги. Знаешь ли ты, что почти миллион человек потеряли работу со времен окончания «холодной войны»? Миллион, — подчеркнул он.

Шарлотта вздернула подбородок, словно это замечание оскорбило ее лично.

— Шарлотта, — продолжал он мягко, но настойчиво, — настоящие деньги делаются на наркотиках; только Штаты ежегодно зарабатывают на них семнадцать миллиардов долларов. И если ты думаешь, что проблему можно решить, выдернув несколько растений, значит, ты такая же идеалистка, как и наш президент.

Он дотронулся до ее руки, но Шарлотта, отдернув руку, положила ее на колено, и, слушая Эда, все сильнее сжимала пальцы в кулак.

— Проблема не в предложении, а в спросе. Это азы экономики. Если правительство какой-нибудь страны собирается бороться с наркотиками, оно в первую очередь должно сделать все, чтобы подростки, у которых ветер гуляет в голове, не становились наркоманами. А ты знаешь, что творится в городах по всей Америке? В клиниках, где лечат наркоманов, нет средств, поэтому они не принимают больных. Там этим несчастным, которые сидят на игле и умоляют, чтобы их спасли, говорят: «Извините, ребята! Приходите через полгода, когда мы сможем вами заняться». Шарлотта! — позвал Эд, но она продолжала тупо смотреть на Бруклинский мост. — Это политика.

Хотя она молчала, Стэнфилд почувствовал в этом молчании несогласие, и голос его зазвучал раздраженно. Он повернулся и сел на скамью боком, чтобы смотреть Шарлотте прямо в глаза.

— Я расскажу тебе еще об одной реальности, и заключается она в том, что на наркотиках делают большие деньги очень многие люди — политики, бизнесмены, уважаемые члены нашего общества, ЦРУ, ФБР и, конечно же, Пентагон. Почему, ты думаешь, Джордж Буш лично настаивал, чтобы Норьегу включили в платежную ведомость ЦРУ и удвоили ему сумму вознаграждения? Иначе каким образом такое количество «дури» попадало бы в страну каждый день? Неужели ты действительно веришь, что наши таможенники обеспечены всем необходимым и им хватает людей, чтобы бороться с наркотиками? Ты считаешь, что они в состоянии перекрыть все пути? На чем разбогатели многие в Майами, если не на отмывании денег, сделанных на наркотиках?

Она встряхнула головой и крепко зажмурилась, будто могла таким образом заставить его замолчать.

— Наркотики будут продолжать ввозиться в страну, потому что и у нас, и в производящих их странах подкуплено много людей. Даже Фидель, мать его, Кастро, торгует наркотиками. А эти партизаны в Колумбии? Здесь крутятся колоссальные деньги, — сказал он возбужденно. — По сравнению с ними прибыль от продажи оружия — дерьмо собачье!

— Вряд ли президент станет сидеть сложа руки, если наркомафия начнет поливать «Дермитроном» местных крестьян, — возразила Шарлотта, точно капризная шестилетняя девочка.

— Наркомафия? Шарлотта, мы говорим о странах, где марксисты постоянно устраивают террор, включая похищения и убийства, и взрывают бомбы, чтобы потом делать безумные политические заявления, а так называемые правительства не в состоянии навести элементарный порядок за пределами своих столиц. Всем заинтересованным людям ясно, что в отравлении «Дермитроном» обвинят партизан. Или других наркобаронов, соперников. — Эд говорил медленно, словно был безгранично терпеливым человеком. — И если ты всерьез полагаешь, что Пентагон одобрительно отнесется к какой-либо форме военного вмешательства в дела этих проклятых стран, значит, ты вообще не имеешь никакого представления о том, что происходит в Штатах. Ни один президент не рискнет санкционировать вторжение иностранных войск, чтобы избавиться от наркомафии. С тех пор, как захватили Норьегу, ввоз наркотиков из Панамы только увеличился; ты об этом знаешь, нет? Вторжение в Панаму затевалось для того, чтобы поднять рейтинг Буша среди избирателей и обеспечить независимость проклятому Норьеге, и не имело никакого отношения к наркотикам. Теперь, прослушав целую лекцию, которую я тебе прочитал, ты, я надеюсь, поняла, в какую жестокую игру ввязалась. Эти люди не отстанут от тебя, пока не убедятся, что ты будешь молчать.

— Продолжай, Эд! Они хотят меня убить, это ты имеешь в виду? — повернулась к нему Шарлотта с горящими от гнева глазами.

— Я скажу тебе, что они хотят. Они хотят быть уверенными, что ты больше никогда не раскроешь рта по поводу «Дермитрона». Вот и все. Просто заткнись и отдай им запись, которую ты сегодня сделала, и все будет о’кей, — произнес Стэнфилд отеческим тоном.

— Откуда ты знаешь? — спросила Шарлотта. Она отодвинулась и посмотрела на него так, словно перед ней сидел незнакомый человек. — Почему ты так уверен?

Эд вздохнул:

— Ладно, правду так правду. Ты отдаешь мне кассету, а я отдаю ее им. Тебе не надо знать, что и как, но я все улажу.

— Значит, если начинаешь работать на ЦРУ, уже никогда не остановишься. Так, Эд? — со злостью спросила она. — Это ты сказал им, что у меня утром собеседование в Эй-би-си? Поэтому они там оказались?

Эд расстроенно цокнул языком.

— Не валяй дурака! Я на твоей стороне. Я думал, ты это понимаешь, — прибавил он более мягко. — Тобой интересуется не ЦРУ, а клиенты «ГТ». Я не знаю, кто они, но, как я уже сказал, у меня есть связи, и я могу обещать, что если ты отдашь мне кассету, все будет о’кей. Я все улажу, сегодня же. Никто больше не будет за тобой охотиться по всему миру, — произнес он сочувственно и понял, что его слова подействовали.

Шарлотта уронила голову на руки и разрыдалась.

— Я не могу! — проговорила она, содрогаясь от плача. Когда она подняла голову, щеки ее были мокрыми от слез. — Что мне делать, Эд? Я знаю, что мне никто не поверит и что я должна бежать и где-нибудь спрятаться.

— Моя дорогая, — сказал Эд, обнимая ее за плечи и крепко прижимая к себе, — перестань плакать! Все обойдется. Но мне нужна твоя запись. Это цена, которую они назначили, — уговаривал он, крепче сжимая ее плечи.

Она кивнула и полезла в сумочку за бумажной салфеткой, чтобы вытереть глаза, тяжело вздохнула и попыталась совладать со своими эмоциями, а Эд успокаивал ее — тихо, ласково.

— Я знаю, через что тебе пришлось пройти, но надо с этим покончить. Давай мне кассету, я сделаю пару звонков, и все будет в порядке. Потом ты можешь продолжать жить, как прежде, и, между прочим, уделять мне больше внимания. — Он ободряюще улыбнулся ей. — Из меня получится прекрасный телохранитель.

— Ты выиграл, — сказала Шарлотта, вздохнув и горестно покачав головой. — Кассета здесь. — Она еще раз открыла сумочку и заглянула в нее. — Она в конверте.

Эд достал конверт, пощупал его, точно желая убедиться, что там действительно видеокассета. На конверте был написан адрес Шарлотты в Лондоне.

— Отлично, — пробормотал Стэнфилд, обращаясь скорее к себе самому, чем к ней. Затем опять обернулся и посмотрел через плечо на пирс.

— Что-нибудь не так? — спросила Шарлотта.

— Может, мы все-таки выпьем? — вместо ответа поинтересовался он. — Или ты хочешь, чтобы я немедленно связался с Монлореем?

Они поднялись, и Шарлотта провела рукой по волосам, чтобы хоть немного привести себя в порядок.

— Давай сделаем и то, и другое, — произнесла она устало. — Ты позвонишь, а потом выпьем.

Они пошли вдоль пирса к зданию бывшего рынка.

— Подожди минутку! — сказал Эд и остановился.

Она обернулась и посмотрела на него.

— В чем дело? — спросила она, но, казалось, Эд ее не слышал. На мгновение его взгляд метнулся чуть вправо, Шарлотта оглянулась и в тот же момент увидела примерно в ста футах двух мужчин, которые бежали по направлению к ним.

Когда она вновь повернулась к Эду, его голубые глаза были ясными и пустыми, а взгляд — холодным, как лед. Стэнфилд уже протянул руку, чтобы схватить ее, но Шарлотта увернулась и бросилась бежать. Прижимая к груди сумку, точно автомат, она помчалась в противоположную от рынка сторону, моля Бога, чтобы в конце пирса оказался выход на улицу. Однако, завернув за угол, она обнаружила, что там тупик, в глубине которого находился ресторан. Слева был цветочный магазин, она быстро нырнула туда и принялась безумно озираться. Карабкаться по винтовой лестнице на второй этаж показалось ей бессмысленной затеей, поэтому она, пробираясь сквозь цветочные джунгли и расталкивая покупателей, рванула к запасному выходу.

Оказавшись на улице, она свернула направо, туда, где пирс, заканчиваясь, выходил на Фултон-стрит, и помчалась дальше. В открытых кафе сидели десятки людей; еще больше народу стекалось с Фултон-стрит к пирсу. Прокладывать дорогу в этой толпе было все равно, что плыть против течения. Она остановилась и еще раз осмотрелась, пытаясь разглядеть в море голов рыжую шевелюру Эда. Вместо него она увидела типа в темных очках, который следил за ней в Эй-би-си. Он находился в пятидесяти футах от нее и быстро приближался.

Шарлотта вновь побежала, налетая на прохожих. В ответ ей несколько раз заехали локтем в ребра. Выбравшись на улицу, на перекресток, где сходились три дороги, она замерла на тротуаре, решая, куда бежать дальше. И тут увидела его — маленький желтый огонек такси, стоявшего на Фултон-стрит на расстоянии полутора кварталов. Она выскочила на дорогу, услышала у себя над ухом рев автомобильного клаксона и шарахнулась назад, пропуская машину. Все случилось так быстро, что она даже не успела испугаться. Она опять выбежала на запруженную машинами дорогу и, стоя на разделительной полосе, пережидала, когда пройдет транспортный поток.

Обернувшись, она увидела Темные Очки. Парень бежал к ней. Шарлотта бросилась прямо под колеса машины, которая едва успела затормозить, чуть не встав на дабы. Под рев гудков и проклятия водителей Шарлотта перебралась на другую сторону и галопом пустилась вперед по Фултон-стрит. Когда до такси оставалось полквартала, она подняла руку и принялась махать. Неожиданно она увидела, что машина тронулась с места и свернула в какой-то переулок.

Шарлотта опять побежала, тоже завернула за угол, молясь, чтобы такси не уехало. Но машина была там, она ехала достаточно медленно, и Шарлотта надеялась, что догонит ее, если будет бежать быстрее и если таксисту не вздумается прибавить скорость, чтобы проскочить на зеленый свет светофора. Шарлотта слышала позади себя топот, который эхом отражался от кирпичных стен зданий по обеим сторонам переулка. На бегу она расстегнула «молнию» на сумке и, сунув руку внутрь, пыталась нащупать свой перочинный ножик. Вместо этого ее пальцы наткнулись на баллончик с муссом для укладки волос.

На светофоре загорелся красный свет, и таксист включил тормозные огни. Шарлотта подскочила к машине и начала дергать ручку на двери. Темные Очки был уже в десяти футах от нее, когда она прыгнула на заднее сиденье и захлопнула дверь.

— Поехали! Поехали быстрее! Пожалуйста! — завопила она.

Но водитель, чуть не свернув себе шею, таращился на нее, пытаясь понять, что происходит у него в машине на заднем сиденье.

— Заприте двери! — задыхаясь, проговорила Шарлотта.

Таксист все еще недоумевал, когда Темные Очки, поравнявшись с машиной, начал дергать дверь.

— Пожалуйста, поезжайте! Быстрее! — взвизгнула Шарлотта.

Таксист заметил, как чья-то рука вцепилась в Шарлотту, и нажал на газ в тот момент, когда Шарлотта впилась зубами парню в руку. Машина скакнула вперед, Шарлотта сбила с парня очки и выпустила ему в лицо море пены из баллончика с муссом для укладки волос. Этого было достаточно, чтобы тот на миг ослабил хватку, и, когда водитель опять нажал на газ, парень, потеряв равновесие, упал на асфальт. Шарлотта захлопнула дверь и заперла ее.

— Все о’кей, леди? Надо сматываться отсюда! — крикнул таксист. — Куда едем, леди?

Шарлотта обернулась и посмотрела на распростертую на асфальте фигуру. Из-за угла показались Эд и его дружки.

— В аэропорт Ла-Гуардиа, пожалуйста! — прокричала она в ответ, не отрывая взгляда от своих преследователей. Те становились все меньше и меньше по мере того, как такси, подпрыгивая на неровной дороге, набирало скорость.

— Все нормально? — спросил водитель, когда они притормозили на углу; прежде чем свернуть налево, к Бруклинскому мосту.

— Я надеюсь, — вздохнула Шарлотта и тут увидела, что Эд, который на таком расстоянии казался не больше спички, тоже садится в такси.


Как только Дэвид прошел таможенный и иммиграционный контроль в аэропорту Кеннеди, он позвонил в Эй-би-си Скотту Бернсу. Морис предупредил американского журналиста, поэтому тот знал, зачем звонит Дэвид, и очень сожалел, что не может ему помочь. Шарлотта обещала приехать вечером, но не сказала, когда точно. Единственное, что ему было известно, это что она собиралась вылетать из аэропорта Ла-Гуардиа. Дэвид выяснил, что самолеты в столицу летят из трех аэропортов — Ньюарк, Ла-Гуардиа и Кеннеди. И что тот, который ему нужен, находится в двенадцати милях отсюда. Дэвид на всякий случай записал домашний телефон Скотта и торопливо поблагодарил его.

Семь часов назад он носился по аэропорту Хитроу, теперь же бегал по аэропорту Кеннеди. В пять двадцать он поймал такси, выпалил адрес, добавив, что ничего плохого не случится, если они поедут как можно быстрее. Они помчались по скоростной магистрали Ван-Вайк, и Дэвид, открыв окно и подставив лицо теплому вечернему ветру, размышлял, сколько у него шансов найти Шарлотту, прежде чем та вылетит в Вашингтон. Он пришел к выводу, что шансы эти невелики. Она могла садиться в самолет как раз в эту минуту. Ему надо будет поболтаться по терминалу и попытаться перехватить ее, чтобы вместе с ней вернуться в аэропорт Кеннеди и попасть на девятичасовой рейс до Лондона. Он обязан вылететь именно девятичасовым рейсом: от этого зависела судьба «Верди», и Дэвид не мог подводить своих служащих и акционеров.

Когда они подъехали к стоянке такси в аэропорту Ла-Гуардиа, Дэвид с благодарностью протянул водителю бумажку в пятьдесят долларов и бросился в здание. Добравшись до выхода, где начиналась посадка на вашингтонский рейс, Дэвид увидел очередь, но Шарлотты там не было. Он навис над регистрационной стойкой и стал умолять служащих сказать ему, числится ли Шарлотта Картер в списке пассажиров этого рейса. Это ужасно важно, он специально прилетел из Лондона, чтобы передать ей сообщение. Услышав такую невероятную историю, служащие аэропорта удивились, но это не поколебало их решимости не разглашать имена пассажиров.

Дэвид нашел место, откуда хорошо мог видеть всех, кто входит и выходит из здания аэропорта, и стал наблюдать. Она может опоздать на этот рейс, подумал он, или полетит следующим, через час. В любом случае, надо предотвратить эту безумную поездку в Вашингтон. Какого черта она хочет добиться? Или она настолько свихнулась, что решила бороться с Зандером? Неужели она рассчитывает, что тот сознается в своих грехах? Неужели не понимает, как все это опасно? А ее поездка в Вашингтон — самый дурацкий выход из положения.

Наблюдая за непрерывным потоком пассажиров, Дэвид начал злиться на Шарлотту. Почему она не позвонила ему раньше, не доверилась ему, а вместо этого сама полезла в осиное гнездо? Неожиданно Дэвид подумал, что, если он отвезет Шарлотту к себе, в Уэсторп-Холл, то сделает ее отличной мишенью. Значит, вряд ли она может туда вернуться.

Тогда что же делать, спросил он себя. Полетит ли она с ним Лондон? Может быть, им поехать в Италию и подождать там, пока буря утихнет? Дэвид знал достаточно много глухих уголков в Тоскане, где они могли бы спрятаться, — после презентации «Верди». Сколько еще времени у него на ожидание? Ведь настанет момент, когда ему придется все бросить и возвращаться в аэропорт Кеннеди. Успеет ли он позвонить в Вашингтон, чтобы проверить, прилетела она или нет?

Кровь застучала у него в висках при мысли о том, в какую ужасную ситуацию она попала, как, впрочем, и он сам. Дэвид продолжал внимательно разглядывать толпу пассажиров. Посадка на шестичасовой рейс закончилась, а Шарлотта так и не появилась.


— Далеко еще? — спросила Шарлотта таксиста.

Тот поднял голову повыше, чтобы как следует рассмотреть свою пассажирку в зеркало заднего вида. Она заслуживала такого внимания, решил таксист, несмотря на то, что напутана до смерти и удирает от этого разъяренного типа.

— Около двух миль. Они все еще у нас на хвосте? — Он говорил спокойно, с мягким бруклинским акцентом. Такое он уже видел, поэтому решил посоветовать этой симпатичной девушке расслабиться и нанять хорошего адвоката, занимающегося разводами.

Шарлотта, изогнувшись, смотрела назад, на дорогу, но магистраль была так забита, что можно было видеть только первые ряды. Она бросила это занятие и выпрямилась.

И что дальше, думала она, пока за окном проносились кварталы района Куинс. Ее вещи остались в камере хранения отеля, а она едет в аэропорт Ла-Гуардиа, и вполне вероятно, что за ней погоня. Стоит ли ей лететь в Вашингтон, где все ей незнакомо? И к тому же подвергать Скотта и его жену такому риску?

Нью-Йорк она знала лучше, в нем легче затеряться. Может, ей удастся обмануть Эда и его дружков, сделать вид, будто она собирается лететь, потом прыгнуть в другое такси и вернуться на Манхэттен? Она поедет в отель, спрячется под одеялом, а дальше что? Лететь в Англию? А потом в Финляндию? Сколько она может бегать? Сколько времени пройдет, прежде чем «ГТ» и ее клиентам надоест гоняться за отверженной Шарлоттой Картер или прежде чем они поймут, что никто не собирается воспользоваться ее материалами?

Она надеялась, что Эд скажет ей, что история с «Дермитроном» — просто выдумка, ловушка. Но он только подтвердил слова Дона Редмана. Как давно бывший сотрудник ЦРУ Эд Стэнфилд передает «ГТ» все сведения о Шарлотте и ее передвижениях? Она с трудом сдерживала слезы, но потом жалость к себе сменилась гневом. «Какой же он подонок», — подумала она, заскрежетав зубами. Все эти его красивые слова и показная страсть! Как бы она хотела взять большой, длинный, ржавый гвоздь и воткнуть его Эду прямо в яйца, покрытые рыжими волосами!

— Мы почти приехали, — объявил таксист. — Может, вам лучше приготовить деньги, чтобы сразу пуститься наутек? А, леди?

— Хорошая мысль! — отозвалась она неестественно весело, разглаживая на коленях несколько десятидолларовых купюр. Что же ей делать? Пора принимать решение: сесть на ближайший рейс и лететь в Солт-Лейк-Сити или в Де-Мойн, в Айову, или же, покружив по аэропорту, вернуться в город?

— Счастливо! — крикнул таксист ей вдогонку, глядя, как она исчезает в здании аэровокзала. Не успел он спрятать деньги в сумку, пристегнутую к ремню на животе, как услышал скрежет тормозов и увидел троих мужчин, которые вылезали из такси, остановившегося рядом с его машиной. «Пожалуй, этот развод может обернуться убийством», — подумал водитель, выезжая обратно на магистраль.


Сначала Дэвид увидел Шарлотту лишь краем глаза. Потом, наконец, понял, что это все-таки она и что бежит она со страшной скоростью. Он махнул ей рукой, но Шарлотта продолжала мчаться в противоположном направлении от стойки, где регистрировались билеты на вашингтонский рейс. Дэвид рванулся за ней вслед, но его быстро обогнали трое мужчин. Сперва он бежал за ними, но потом остановился и бросился в другую сторону.

Болтаясь по аэропорту в ожидании Шарлотты, Дэвид успел изучить его планировку и теперь сообразил, что она бежит по кругу, о чем ни сама Шарлотта, ни ее преследователи не подозревали. Дэвид припустился быстрее, вновь оказался у стойки регистрации на вашингтонский рейс, обогнул другую стойку, где шла регистрация пассажиров, летевших в Бостон, схватил багажную тележку и спрятался за колонной.

Через секунду мимо него промчалась Шарлотта. Лицо ее побелело, а в глазах стоял ужас, как у лисы, за которой охотится свора гончих псов. Он крепче вцепился в ручку тележки, дожидаясь, когда преследователи будут поближе. От его точности зависело все; Дэвид попытался представить, что собирается поймать свою своенравную козу, а не троих сумасшедших. Вспомнив козу, он выскочил вместе с тележкой и бросился им наперерез.

Металлическая тележка сбила двоих, и те упали, точно кегли. Третий, рыжий, вовремя заметив тележку, увернулся. Дэвид побежал за ним. Применив прием, которому научился, играя в молодости в регби, Дэвид дернул его за ноги и повалил на пол. Они рухнули оба, и Дэвид уселся на рыжего верхом.

— Вызовите полицию! — заорал он девице, которая, обомлев от страха, с идиотским видом таращилась из-за регистрационной стойки. — Этот человек вооружен! — Он не знал, есть ли у рыжего пистолет, но решил, что такое заявление заставит ее шевелиться.

Словно из воздуха, появились двое сотрудников службы безопасности аэропорта и занялись жертвой Дэвида.

— Эти тоже! — Тяжело дыша, Дэвид показал на двух мужчин, сидевших на полу.

Появился еще один сотрудник службы безопасности. Вытащив пистолет, он начал отдавать по рации какие-то приказания.

Наемники «ГТ» теперь были под присмотром. Вокруг уже образовалась толпа зевак. Дэвид огляделся. Возле стойки регистрации на вашингтонский рейс стояла Шарлотта, безучастная, словно манекен. Дэвид подбежал к ней, улыбаясь и раскрыв объятия, но Шарлотта никак не отреагировала. Он взял ее холодную, как лед, руку и приложил к своей горячей, мокрой от пота щеке. На мгновение он даже засомневался, узнала ли она его вообще. Может, ей сделали операцию по «промывке мозгов»? Или она просто на грани обморока?

Неожиданно Шарлотта зарыдала, бросилась к нему на шею, и Дэвид ощутил, как ее тело обмякло и она стала точно марионетка, у которой обрезали веревочки.

— Все хорошо, у тебя все будет хорошо, — приговаривал он, крепко обнимая ее. — Я с тобой, и я больше никогда никуда тебя не отпущу!

Шарлотта держалась за него так, словно от этого зависела вся ее жизнь, и без конца шепотом повторяла его имя.

— Ладно, — сказал Дэвид, ведя ее к стоянке такси. — Надо выбираться отсюда, пока они не начали задавать нам вопросы. Паспорт у тебя с собой? Мы должны успеть на самолет.

Глава двадцатая

Во вторник утром Джеймс Мэлпас приехал в банк «Броди Макклин», как всегда, очень рано. Заседание правления назначили на одиннадцать, но до этого он должен был сделать еще несколько дел. Он начал с того, что составил текст факса, в котором подтверждал, что согласия акционеров «Мартиндейл» продолжают поступать в большом количестве. Факс предназначался Дику Зандеру.

Затем он заглянул к руководителю пресс-службы банка, принеся с собой кофе и пирожные. После нудного разговора Джеймс пришел к выводу, что ему удалось убедить сбитого с толку парня не обращать внимания на расспросы репортера Би-би-си. Джеймс не стал уточнять, что этот репортер, который бегает и всюду сует свой нос, вряд ли имеет представление о том, как осуществляются операции с закодированными счетами, так что никаких доказательств у него нет.

В половине девятого Мэлпас вернулся к себе в кабинет, но понял, что ему не сидится на месте. Он начал ходить взад-вперед, в который раз уже перебирая в уме фамилии членов правления и пытаясь понять, насколько вероятна возможность провала. Он достал из кармана список и постарался расслабиться, пересчитывая своих сторонников. Он получит пост председателя; даже если трое его сторонников переметнутся, все равно он получит солидную поддержку. Это будет великий день, сказал он себе.

Словно победы на выборах ему было мало, Джеймс с нетерпением ждал результатов пресс-конференции по «Верди». Скоро в печати появится пресс-релиз.

«Файненшл таймс» опубликовала вялую статью, где говорилось о «процессе переработки соломы для создания упаковочного материала». В статье проезжались насчет избытка соломы в стране; никакого упоминания о возможном запрете ООН на производство полистирола. Газета упустила главное, мысленно усмехнулся Джеймс. Или, возможно, Стоун решил водить всех за нос до последнего момента. «Файненшл таймс» возьмет свои слова назад, когда в Сити поймут, что Дэвид Стоун фактически владеет патентом на станок для печатания денег. А Джеймс Мэлпас получит свою долю. Он улыбнулся при этой мысли и постарался сосредоточиться на более прозаических делах.


Фиона Мэлпас вздрогнула, услышав стук в дверь, и посмотрела на часы. Без четверти десять. Мужчина и женщина, смущаясь, представились сотрудниками подразделения по борьбе с мошенничеством и сказали, что хотят с ней переговорить. Фиона провела их в гостиную, предложила им кофе, от которого они вежливо отказались, и присела на край дивана.

— Мы проводим расследование, связанное с попыткой захвата американской фирмой двух английских компаний — «Уильям Стоун и сын» и «Мартиндейл», — сказала женщина, открыв свой блокнот. Произнеся эти слова, она посмотрела на Фиону и встретила холодный, непонимающий взгляд. — Списки торговых операций на фондовой бирже показали, что вы покупали акции обеих компаний как раз незадолго до захвата. — Женщина сделал паузу, заметив, что Фиона нахмурилась. — Мы проверили документы фондовой биржи, касающиеся этих компаний. Теперь, когда стало известно, что ваш муж принимал участие в операциях по приобретению…

— В таком случае почему бы вам не поговорить с ним самим? — мягко перебила ее Фиона. Она даже собиралась сделать рукой протестующий жест, но остановилась. Рука ее опустилась на колено, пальцы сжались в кулак. — Боюсь, я действительно не поняла ни слова из того, что вы сказали. Я не покупала никаких акций.

Офицеры обменялись быстрыми взглядами.

— Но в документах ясно написано, что Фиона Кармайкл приобрела акции обеих компаний. Фиона Кармайкл — это ведь ваше девичье имя, не так ли? — удивленно приподняв бровь, спросила женщина.

— Да. Но я не покупала никаких акций.

Женщина пролистала свой блокнот.

— У вас есть счет для биржевых операций, открытый в брокерской фирме в Бристоле, миссис Мэлпас, и создается впечатление, что не было недели, когда бы вы не совершали сделок.

Фиона взглянула на свой кулак, лежавший на колене, и заметила, как побелели костяшки пальцев. Она подняла глаза.

— Мой муж открыл этот счет восемь или девять лет назад, — с трудом выговорила она. — Он предложил мне воспользоваться им для покупки акций государственных предприятий, подлежавших приватизации. Что я и сделала. Кажется это были акции «Бритиш петролеум» и «Бритиш гас». Но с тех пор я не пользовалась счетом.

— Значит, у вас нет никаких документов, и вы вообще ничего об этом не знаете? — спросила женщина, пристально глядя Фионе в глаза.

Фиона заморгала, словно отвергала подобную мысль, и поднялась.

— Почему бы нам не поискать у мужа в столе. Я думаю, он держит документы там, и вы, возможно, найдете то, что вас интересует.

Пять минут спустя, когда визитеры ушли, унося с собой документы, Фиона направилась к телефону. Неожиданно ей в голову пришла одна очень неприятная мысль, и это было для нее важнее, чем проблемы Джеймса.


Без двадцати пяти одиннадцать Тесса объявила Мэлпасу, что звонит его жена. Это одновременно удивило и обеспокоило его, поскольку Фиона никогда не звонила ему на работу. Он с раздражением подумал, что, очевидно, произошел какой-нибудь инцидент, с которым он должен разбираться. Его подозрения оправдались: голос Фионы так дрожал, будто она испытала ужасное потрясение и с трудом сохраняет самообладание.

— Я только что разговаривала с агентом по недвижимости… — начала она почти в истерике, но Джеймс оборвал ее.

— Мы обсудим это позже! — рявкнул он, чтобы жена по его тону поняла, что он в ярости. — У меня сейчас состоится заседание правления, и я не могу отвлекаться на другие проблемы.

— Мне плевать на твое заседание! — резко сказала Фиона. — Где мои деньги? Где кредит, который я получила в своем банке? — Она была в бешенстве. — Может, ты потратил его, чтобы откупиться от одного из своих мальчиков? Или чтобы, используя внутреннюю служебную информацию, покупать акции от моего имени? Здесь только что побывала полиция, Джеймс, и я собираюсь звонить своему адвокату. Я выставлю на продажу дом и куплю то бунгало. И ты не сможешь мне помешать!

Мэлпас швырнул трубку и схватился за голову трясущимися, повлажневшими руками. Это казалось ему совершенно невероятным: Фиона, покорная Фиона, выкрикивала в его адрес такие оскорбления! Он почувствовал, как в его теле напрягся каждый мускул, и усилием воли вернул самообладание. Он не должен занимать свой мозг ничем, кроме предстоящего заседания. Это будет его триумф!

Он вышагивал по кабинету, пытаясь унять лихорадочное возбуждение. Удалось ли полиции проследить его связь с теми закодированными счетами? Как им это удалось, если никто не воспользовался правилом 212? Может, Фиона сообщила им, что не покупала акции, которые на ее имя купил он сам? Когда он приедет домой, то свернет ей шею, этой грязной суке, которая предала его! Если, конечно, еще застанет ее там…

Слезы ярости выступили у него на глазах, когда на экране компьютера появилось слово «Верди». Он вызвал на экран весь текст и начал читать. Он пробирался сквозь словесную чепуху по поводу окружающей среды, когда зазвонил телефон. Тесса наконец сняла трубку в соседней комнате, и Джеймс посмотрел на часы. Подробности он прочтет позже, после заседания. Надевая пиджак, он продолжал смотреть на экран.

— Джеймс! — крикнула Тесса. — К телефону!

— Нет! — рявкнул он, перечитывая абзац по поводу картонных коробок. — Скажите им, чтобы перезвонили после заседания.

Что, черт побери, имеется в виду? Какой картон из соломы? В сообщении не упоминались ни ООН, ни полистирол, ни контейнеры для гамбургеров, хотя Джеймс прочитал уже три четверти этой белиберды.

— Джеймс, возьмите трубку! Это важно, — опять крикнула секретарша.

— Какой картон? — пробормотал Мэлпас. Он вскочил и вновь уставился на экран. Ни единого слова о мономерах стирена или о многомиллионных прибылях. — Что значит, твою мать, картон из соломы!. — заорал он. Мэлпас открыл ящик стола и стал рыться, отыскивая проспект и другие бумаги, которые рассылала компания Ника Дарриджа. Джеймсу всегда не хватало времени на чтение подобной макулатуры, тем более, когда он, казалось, и так все знал. — Что за долбаный КАРТОН? — опять пробормотал он, с бешеной скоростью листая проспект.

— Джеймс, ради Бога! — завопила Тесса. — Это ваш доктор! Он настаивает, что должен поговорить с вами. Он хочет, чтобы вы пришли к нему как можно быстрее.

— У меня нет никакого доктора! Пусть идет к дьяволу! — проорал Мэлпас в открытую дверь. Его глаза загорелись, когда он нашел в проспекте место, где давалось описание вещества. Там было написано: «Картон на основе соломы», как и говорил все время Дэвид Стоун. Джеймс повернулся к экрану, где те же самые слова повторялись чуть ли не в каждом абзаце пресс-релиза. — Я не для того брал кредит в четверть миллиона фунтов, чтобы вложить деньги в какой-то вонючий картон! — взревел Мэлпас.

В соседней комнате Тесса объясняла доктору, что у мистера Мэлпаса через минуту начинается важное совещание. Не мог бы доктор сказать ей, что случилось и почему мистер Мэлпас обязательно должен подойти к телефону?

Не слушая, о чем говорит его благовоспитанная секретарша, Джеймс застыл на месте, точно его прибили к полу гвоздями, и так стиснул кулаки, будто собирался разбить вдребезги экран компьютера.

— Джеймс, вы должны подойти к телефону! — настаивала Тесса. — Это звонит доктор, у которого вы проходили обследование на прошлой неделе. Он хочет встретиться с вами по поводу вашего анализа крови. Возьмите трубку! — взвизгнула она, потеряв терпение. — Он требует, чтобы вы пришли к нему на прием сегодня же!

Трясущийся, с побагровевшим лицом, Джеймс отвернулся от экрана.

— Что?! — заорал он и в припадке бешенства схватил трубку, чтобы послать этого проклятого доктора ко всем чертям.

— Мистер Мэлпас, это доктор Адамс! — зазвучал в трубке взволнованный голос.

Джеймс закатам глаза, молясь, чтобы этот дурак поскорее закончил.

— Мы должны с вами увидеться по поводу результатов вашего анализа крови.

У Мэлпаса сдали нервы. Он резко произнес:

— У меня сейчас начинается очень важное совещание, так что, боюсь, нам придется побеседовать позже.

— Мистер Мэлпас, то, о чем я говорю, гораздо важнее, — сказал доктор, тщательно выговаривая слова. — Я бы хотел, чтобы вы приехали ко мне немедленно. Это очень серьезно…

— Мне неудобно отказывать вам, док… — прервал его Джеймс, фыркнув от злости, и Адамс вынужден был отбросить всю свою учтивость. Слушая его, Джеймс вспомнил Нью-Йорк, «Штольню» и роковые мгновения сладострастия. Закончив разговор, он рухнул в кресло, точно висельник, когда обрезают веревку.


Дик Зандер приехал в свой офис в Нью-Джерси в половине восьмого утра и обнаружил на столе два факса из Лондона. Первый прислал Джеймс Мэлпас, и Зандер без особого интереса бегло прочитал текст. Второй пришел от директора департамента финансирования промышленных корпораций коммерческого банка «Мортон». В тексте был всего один абзац — цитата из пресс-релиза «Верди». Зандер ухмыльнулся. Быстро подсчитав разницу во времени и определив, что в Англии сейчас половина двенадцатого, он поднял трубку и набрал номер.

— Какое облегчение узнать наконец, что эта штука не оказалась троянским конем, — сказал американец, когда его соединили с банкиром, и вздохнул так, словно гора упала с его плеч. — Знаете, в глубине души я все время сомневался, что Дэвид Стоун блефует. А когда вы сказали, что Мэлпас вложил в это собственные деньги, я почти поверил, что затевается интересное дело. — Он забросил ноги на стол, с удовольствием подумав о том, какое разочарование ждет Джеймса Мэлпаса.

— Думаю, он очень расстроится! — засмеялся англичанин. — Хотя троянская коробка из картона лучше, чем троянский конь[21].

Зандер взглянул на факс, пришедший в Нью-Джерси рано утром.

— Похоже, «Броди Макклин» завершает оформление сделки по приобретению «Мартиндейл», — сообщил он банкиру, — так что давайте займемся делом. Он полистал настольный календарь. — Когда ваши представители смогут приехать сюда? Следующая неделя вас устроит?

Банкир елейным голосом начал рассказывать, как не терпится людям из «Мортона» представить свои предложения, касающиеся реорганизации обеих компаний — «Мартиндейл» и «Уильям Стоун и сын». Представители банка могут приехать в Монлорей в понедельник утром.

— Все должно пройти гладко, не так ли? — усмехнулся Зандер и погладил кожаный подлокотник своего кресла. — Мне хотелось бы, чтобы к тому моменту, когда мы закончим операцию, все было готово. — Он нарочно замолчал, чтобы помучить немного англичанина. — А уж тогда объявим «Броди Макклин», что прекращаем с ними отношения и переключаемся на вас.

Банкир вновь начал говорить о том, что все в «Мортоне» счастливы сотрудничать с такой уважаемой фирмой, как «Глобал Текнолоджис».

— Я благодарен вам и мистеру Кларку за то, что вы предоставили нам возможность…

— А я благодарен вам за то, что вы рассказали мне о затее Мэлпаса, — мягко прервал его Зандер. — Мы бы никогда этого не узнали, если бы не усердие ваших сотрудников, в частности, директора фонда по этическим проблемам. Передайте ему мою благодарность, хорошо? — Зандер сделал паузу и поскреб тщательно выбритый подбородок, думая о том, как правдоподобно звучит его наигранное простодушие. — Я удивляюсь, зачем Мэлпас вложил столько собственных денег в «Верди».

— Понятия не имею, на что он рассчитывал, — фыркнул банкир.

Зандер же легко мог объяснить причину. «Это просто еще один жадный банкир», — с удовольствием сказал бы он своему собеседнику, но сдержался и как обычно вежливо заверил, что будет ждать в понедельник встречи с представителями «Мортона».

Закончив разговор, Зандер откинулся в кресле и удовлетворенно закрыл глаза. В его энциклопедической музыкальной памяти возникла Элла Фитцджеральд, поющая «Картонную луну», и он несколько мгновений наслаждался мелодией. Потом вспомнил, что есть еще один человек, который вздохнет с облегчением, услышав про «Верди». Он взглянул на часы и выпрямился. В Пентагоне не приходят на работу так рано, поэтому он позвонил полковнику Вэггу домой.

— Значит, так, полковник, — начал Зандер приветливо, — тот английский материал не опаснее картона. Собственно, это и есть картон, только из соломы. Дэвид Стоун говорил правду. Все о’кей! Никакого запрета на мономеры стирена.

— Слава Богу! — услышал он прокуренный голос. — Видимо, это сукин сын Сэндал все перепутал. Представляешь, этот маленькийублюдок одно время сильно меня беспокоил. А как насчет той английской журналистки?

— Все нормально. Она вернулась в Англию — наши в аэропорту подгадили, — пояснил Зандер. — Между прочим, на кассете, которую мы у нее нашли, не было ничего особенного. Она там расспрашивает какого-то умника из Колумбийского университета, а тот выдает ей положения из области элементарной химии. Одному Богу известно, зачем ей все это было нужно. Мы упустили ее, когда она покидала здание Эй-би-си, потом засекли при помощи нашего сотрудника. Она рассказала ему про какого-то человека, у которого брала интервью, но на кассете ничего нет. В любом случае, мы этим займемся, — добавил он устало.

— Да, пожалуй, — согласился полковник и замолчал.

Зандеру было слышно, как Вэгг попыхивает сигаретой.

Полковник рассмеялся:

— Ты ведь обязательно займешься этим, правда, Дик? Мы больше не можем тянуть.

— Не беспокойтесь! — сказал Зандер, надеясь, что голос его звучит достаточно уверенно. — Ситуация под контролем. Как бы то ни было, «Дермитрон» покажет себя со дня на день.

— Отлично! — удовлетворенно произнес полковник. — Когда вы сможете начать поставки?


Примерно в то время, когда должно было начаться заседание правления, Полу Робертсу позвонил его бывший руководитель из Кембриджского университета. Пол не ожидал столь быстрого ответа по поводу своего письма и предположил, что администрация университета хочет поскорее переговорить с ним. Однако, пока они обсуждали какие-то пустяки, руководитель явно смущался, и Робертс подумал, что того, очевидно, попросили затронуть щекотливую тему о размере жалованья. Возможно, администрация в ужасе, что их бывший выпускник может потребовать такую же астрономическую сумму, какую ему платили в Сити. Они удивятся, сколь скромны его запросы.

— Полагаю, ты написал нашему начальству по поводу того, что хочешь вернуться обратно, — сказал руководитель, приступив наконец к делу.

— Да, — ответил Пол, улыбнувшись. — Я знаю, что теряю многое, но деньги — это еще не все, — засмеялся он.

— Нет, конечно, — согласился руководитель, и Робертс решил, что предчувствие его не обмануло: сейчас пойдет разговор о размере вознаграждения.

— У нас, вообще-то, проблема с вакансиями, — запинаясь, продолжал руководитель. — У нас… э-э… их нет. Кроме места почасовика…

— Именно это меня и интересует, — подтвердил Пол.

— Дело в том, что нас просто завалили заявлениями ребята, вроде тебя, из Сити, — ну, знаешь, аналитики, которым надоела их работа или которых сократили. Предложение превышает спрос, — нервно усмехнулся руководитель.

— А-а… — Пол не был уверен, что понял все правильно.

— Потому я тебе и звоню — чтобы ты не особенно рассчитывал, Пол. Нам нечего тебе предложить. Хотя это странно, знаешь ли. В восьмидесятых все ушли от нас в Сити; теперь ветер переменился, и все хотят вернуться обратно. Мне жаль, Пол. Думаю, тебе лучше пока остаться на прежнем месте.

— Спасибо! — бодро произнес аналитик. — Наверно, вы правы. В любом случае я бы так и сделал. — Он помолчал и добавил, стараясь, чтобы его голос прозвучал равнодушно: — Это была просто минутная прихоть.

Эпилог

Пять дней спустя Джонатан Слоуп, сидя в студии телекомпании Би-би-си, занимался обработкой материала о крушении карьеры Джеймса Мэлпаса, когда в комнату влетел курьер из службы новостей и вручил ему пакет.

Джонатан посмотрел на пакет без всякого интереса, отметив лишь, что марка на нем американская. Затем он обратил внимание на почерк. Он уже видел его однажды, на конверте, в котором неизвестный заботливо прислал ему материал о жульнических проделках «Броди Макклин» с закодированными счетами. Слоуп жестом попросил курьера задержаться на секунду и открыл пакет.

Внутри оказалась кассета с пометкой «Дон Редман, „ГТ“». На листке бумаги было указание затемнеть лицо Редмана и изменить его голос. Слоуп отдал все это редактору:

— Можем сейчас просмотреть?

Редактор повертел кассету в руках:

— Надо ее сперва переписать, — сказал он с сомнением в голосе. — Она записана на другой аппаратуре. Наша не возьмет.

Они отправили курьера найти подходящее оборудование, а Джонатан вновь повернулся к экрану. Он просматривал рабочий материал о пресс-конференции, на которой полиция объявила, что Мэлпаса ждет судебное преследование за корыстное использование служебной информации в связи с попытками захвата корпорацией «ГТ» компаний «Мартиндейл» и «Уильям Стоун и сын». В конце материала шел репортаж Слоупа — его звездный час.

Джонатан собирался включить в свой репортаж о деле Мэлпаса комментарий Дэвида Стоуна; что-нибудь вроде: «Так ему и надо!». Но ничего не вышло. Слоуп держал в руках телетайпное сообщение, которое получил раньше: «Британский бизнесмен погиб в Италии».

«Дэвид Стоун, 38 лет, проживавший в Эли, Кембриджшир, погиб в воскресенье в Тоскане в автокатастрофе. Машина Стоуна сорвалась с горной дороги в пропасть в районе Сиены. Предварительное расследование показало, что, скорее всего, у машины отказали тормоза. Стоун был управляющим компании „Уильям Стоун и сын“, которая недавно стала жертвой попытки захвата американской корпорацией „Глобал Текнолоджис“. На прошлой неделе Стоун завершил оформление нового предприятия и осуществил запуск в производство нового материала „Верди“. По словам полиции, смерть была мгновенной. В катастрофе погибла еще одна подданная Великобритании, Шарлотта Картер, 28 лет, из Лондона. Она находилась вместе со Стоуном в машине и умерла в клинике спустя несколько часов. Сослуживцы Стоуна и Картер утверждают, что они собирались пожениться и отправились в Италию, чтобы провести двухнедельный отпуск».

Так что теперь Джонатану пришлось придумывать другую концовку для своего репортажа, а также включить в него фрагмент выступления нового председателя правления банка «Броди Макклин». Чарльз Рейвенскрофт решительно заявил, что ни он сам, ни банк не имеют никакого отношения к делу Мэлпаса, и обещал навести порядок в департаменте финансирования промышленных корпораций.

Джонатан успел написать лишь пару строчек, когда в студию влетела режиссер программы.

— Поторапливайся! — выпалила она. — Корреспондент из Южной Африки пропустил свой сеанс спутниковой связи, поэтому следующим пойдет твой материал. Ты закончил?

— Я собирался в конце сказать что-нибудь по поводу расплаты, — раздраженно начал Слоуп, но режиссер яростно затрясла головой:

— У нас нет времени показывать твою противную рожу. Скажешь за кадром несколько слов о Мэлпасе.

Пока она звонила редактору, Слоуп сверлил ее взглядом, недовольный тем, что лишается возможности показать телезрителям, кто создал такой шедевр. Он никогда не станет знаменитым, если; его лицо не будет появляться на экране. Режиссер повесила трубку, и вернулся курьер с таинственной видеозаписью.

— А это что такое? — удивленно спросила режиссер.

Джонатан вставил кассету и нетерпеливо махнул рукой видеоинженеру, чтобы тот включил аппаратуру.

— Что ты делаешь, Джонатан?! Нам нужен твой репортаж немедленно!

Слоуп вскочил и уставился на экран, узнав Шарлотту Картер. Она сидела на скамейке и беседовала с каким-то высоким мужчиной.

— Нет, — как во сне, пробормотал Джонатан. — Это очень важно.


— Попробуй еще раз. «Mi scuzi, signora, dove la cattedrale, Perfavore?»[22]

— Tosca La Boheme Rigoletto? — начала она и захихикала. — Как трогательно! Я, видно, никогда не выучу этот язык!

— Но ты должна, cara mia,[23] иначе ты никогда не сможешь заказать простейшие вещи в магазине или спросить, где находишься.

Она мило сморщила лоб, а потом подставила лицо солнечным лучам.

— О, лучше давай еще выпьем, а потом пообедаем.

— Скажи это по-итальянски!

— Ты зверь! О’кей, ancora due vino bianco per favore, e prendare mangiare subito.[24]

— Действительно terribile![25] А вот что касается обеда — прекрасная идея! Я бы не возражал, если бы Джанни к нам присоединился. Может, у него есть какие-нибудь новости.

— Я уверена, он уже дал бы нам знать, если бы американцы ему позвонили и попросили показать полицейские протоколы, — возразила она и, с наслаждением вздохнув, вытянула свои загорелые нош. — Господи, какое тяжкое испытание скрываться в Тоскане, на какой-то ферме с бассейном и виноградниками!

— Скажи спасибо Джанни! — откликнулся он, сделав глоток вша.

— Да-а-а, — протянула она. — Скажи, ты поддерживаешь отношения со всеми своими однокурсниками или только с сыновьями начальника местной полиции? Теперь я понимаю, как делаются дела в Италии!

— Не ехидничай, Bella Bambina![26] При наличии некоторых связей здесь можно всего добиться. Думаю, надо позвонить Джанни.

— А я займусь более важными вещами: pomodori е mozzarella ed avocado con oregano ed olio.[27]

— Как тебе удается с легкостью запоминать все слова, имеющие отношение к еде, если ты абсолютно беспомощна, когда надо спросить, где находится музей этнографии?

— Понятия не имею. Итак, на чем я остановилась? Funghi sott’olio, fettuccine alia marinara…[28]

— Какая прожорливая молодая женщина! До чего же мне повезло, что я ее встретил! — сказал он, поднимаясь, и поцеловал ее в загорелый лоб. — Но меня мучает один вопрос: как ей удается оставаться стройной?

— Ну, должно быть, из-за всех этих сумасшедших событий.

— Может, я лучше попрошу Джанни присоединиться к нам вечером? — вдруг спросил он, остановившись в дверях. — А сейчас пойдем! Я знаю одно отличное средство, чтобы похудеть!

Примечания

1

1 фут = 0,3048 см, 1 дюйм = 2,54 см. — Прим. ред.

(обратно)

2

Игра слов: биржевой термин «медведь» — игрок на понижение. — Прим. ред.

(обратно)

3

От английского «verdant» — зеленый. Прим. пер.

(обратно)

4

Хранилище золотого запаса США. — Прим. пер.

(обратно)

5

Намек на название картины Эдуара Мане «Завтрак на траве». — Прим. пер.

(обратно)

6

Альберт Швейцер (1875–1965) — философ, теолог, музыкант, врач-миссионер, лауреат Нобелевской премии мира. — Прим. пер.

(обратно)

7

Сомма — река на севере Франции. Во время первой мировой войны 17–18.11.1916 англо-французские войска пытались прорвать оборону германской армии; обе стороны потеряли 1,3 млн. человек. — Прим. пер.

(обратно)

8

Поль Гетти — американский миллиардер, нефтяной финансовый магнат. — Прим. пер.

(обратно)

9

Фонд для инвестирования на доверительной основе объединенного капитала мелких владельцев. — Прим. ред.

(обратно)

10

Слоеные пирожки. — Прим. ред.

(обратно)

11

Макмиллан Гарольд — премьер-министр Великобритании и лидер Консервативной партии в 1957–1963 гг.; проводил курс на большее признание и привлечение в правящие круги промышленников и научной интеллигенции. — Прим. пер.

(обратно)

12

Смесь содовой и белого вина. — Прим. пер.

(обратно)

13

Английский драматург и актер. — Прим. пер.

(обратно)

14

Каяны — народность, живущая в Юго-Восточной Азин. — Прим. ред.

(обратно)

15

От французского «entrisme» — засылка. — Прим. ред.

(обратно)

16

Шикльгрубер — настоящая фамилия Гитлера. — Прим пер.

(обратно)

17

Даунинг-стрит — улица, на которой располагается резиденция премьер-министра. — Прим. пер.

(обратно)

18

Китченер Гораций Герберт (1850–1916) — английский фельдмаршал. В 1916 г. направлявшийся в Россию крейсер «Гэмпшир», на борту которого находился Китченер, был потоплен в Норвежском море. — Прим. ред.

(обратно)

19

Частный детектив, герой романов Р. Чандлера. — Прим. пер.

(обратно)

20

Тролопп Энтони (1815–1882) — английский писатель. — Прим. пер.

(обратно)

21

Игра слов, построенная на созвучии английских слов «horse» (хос) — конь и «box» (бокс) — коробка. — Прим. ред.

(обратно)

22

Извините, пожалуйста, синьора, где находится собор? (итал.)

(обратно)

23

Моя дорогая.

(обратно)

24

Еще две порции белого вина, пожалуйста, и чего-нибудь поесть побыстрее.

(обратно)

25

Ужасно.

(обратно)

26

Прекрасное дитя.

(обратно)

27

Помидоры с сыром, авокадо с майораном и оливковым маслом.

(обратно)

28

Маринованные грибы, тушеные в оливковом масле.

(обратно)

Оглавление

  • Пролог
  • Глава первая
  • Глава вторая
  • Глава третья
  • Глава четвертая
  • Глава пятая
  • Глава шестая
  • Глава седьмая
  • Глава восьмая
  • Глава девятая
  • Глава десятая
  • Глава одиннадцатая
  • Глава двенадцатая
  • Глава тринадцатая
  • Глава четырнадцатая
  • Глава пятнадцатая
  • Глава шестнадцатая
  • Глава семнадцатая
  • Глава восемнадцатая
  • Глава девятнадцатая
  • Глава двадцатая
  • Эпилог
  • *** Примечания ***