Мальчик в пионерском галстуке [Георгий Константинович Холопов] (fb2) читать онлайн

Георгий Холопов Мальчик в пионерском галстуке

Это случилось в самом конце войны. В моей памяти сохранилось много неповторимых событий тех дней, и самое яркое из них — встреча с первой колонной наших советских людей. После четырёхлетнего пребывания в рабстве люди возвращались домой, на родину.

Колонна была большая. Были в ней женщины, старики, молодёжь. Шли без флагов, транспарантов, без песен — строгим, форсированным шагом. Казалось — боялись не успеть вырваться из неволи. Впереди колонны шёл мальчик лет четырнадцати в красном пионерском галстуке; замыкала колонну старая колымага, сидели в ней древний подслеповатый дед и древняя бабка в овчинных шубах.

Моё внимание привлёк мальчик. У него было не по-детски серьёзное лицо, глаза, которые видели всё на свете и ничему больше не могли удивляться. Мальчик шёл не как освобождённый, вызволенный из неволи пленник, а как солдат-победитель, но победитель, которому эта победа стоила немалых сил и немалой крови. Не потому ли наши люди и поставили его впереди колонны?

Потом вслед за советской колонной прошли другие колонны, снова на автостраде раздались песни на французском, чешском, польском и других языках, снова гремели приветствия в честь советских воинов-освободителей, но я думал о русском мальчике, о его судьбе в водовороте событий этой страшной четырёхлетней войны.

Я останавливался на сборных пунктах, где собирали наших людей перед отправкой на родину. Я искал мальчика в пионерском галстуке. Найти его среди десятка тысяч людей было невозможно. Я уже отчаялся в своих поисках, но мне всё же повезло: мальчика, правда, я не нашёл, но мне встретилась женщина, жительница Смоленска, хорошо знавшая его, которая и рассказала вот эту историю…

* * *

К фрау Матильде я попала осенью тысяча девятьсот сорок первого года. Хозяйство у неё и тогда было крепкое, по-нашему, — кулацкое, но небольшое по сравнению с соседскими: восемь гектаров земли, пять коров, пять лошадей. Сыновья фрау Матильды воевали у нас в России, мужа у неё не было, умер он давно, и хозяйство она вела сама.

С виду это была кроткая старушка, сухонькая такая, аккуратная. Я помню её всегда в чистеньком фартуке, в накрахмаленном воротничке, ласково смотрящую поверх очков… И комнаты в доме были под стать хозяйке: чистенькие, прибранные, в иконах и бумажных цветочках, в вышитых полотенцах и пёстрых ковриках с порхающими ангелами.

Но дьявольская сила и жадность сидели в этой чёртовой старухе. Целыми днями она была на ногах и заставляла нас работать, работать, работать. Просыпались мы ровно в четыре утра. Ни на минуту раньше и не позже! Даже в осеннее ненастье, даже в январскую стужу!.. Ровно в четыре! Ровно в два часа дня у нас был обед. Ровно в девять вечера — ужин.

Рабов у фрау Матильды было больше сорока: французы, чехи, поляки. Русских было четверо, да и то народ всё старый и хворый, вроде меня… Но наша фрау Матильда никому не давала поблажки, всем находила работу. Только и слышишь целый день её голос: «Работать! Работать!»

Богатела она не по дням, а по часам. И сыновья её старались. Посылки из России шли десятками…

С утра до вечера в доме, на дворе, на поле кипела работа. За какие-нибудь полгода плотники построили новый скотный двор, маслобойню, бараки, каменщики сложили два одноэтажных каменных дома, усадебную тюрьму, обнесли всю усадьбу высоким забором, поверх которого ещё протянули в три нитки колючую проволоку. Хозяйка наняла управляющего и надсмотрщика, и жизнь наша у неё стала протекать, как в настоящей крепости. Ворота были обиты железом, по двору бегали злющие овчарки со вздыбленной шерстью, сущие волкодавы, и попробуй вырваться из этого ада! Да и бежать некуда: Россия тогда ещё была далеко. Но некоторые всё же пытались бежать, дядя Прохор, например, колхозный пасечник, был он откуда-то со Смоленщины… Волкодавы настигли его за деревней и так покусали, что старик на другой день умер…

Мы уже больше года жили в рабстве у фрау Матильды. Однажды старуха получила извещение — убили её сына где-то у нас на Южном фронте. Потом, через неделю, — второе извещение: погиб старший сын. Старуху хватил удар, у неё отнялась левая нога.

В утешение фрау Матильде за убитых сыновей пригнали новую партию рабов, и она ожила. Это было летом тысяча девятьсот сорок третьего года, перед уборкой хлебов. Среди пленников был и мальчик Вася, которого вы ищете. Был он пионером, учился в седьмом классе советской школы — и попал к фашистам!.. С приходом Васи всё и завертелось в усадьбе фрау Матильды.

В первый же день Вася нам всем категорически заявил, что он — пионер и на проклятых фашистов работать не будет.

— А ты, сынок, хоть притворись, что работаешь, — стала просить его тётя Фрося. — Здесь с нашим братом не церемонятся. Убьют ни за что!.. Потерпи немного, вызволят из неволи наши солдаты.

— И не подумаю! — гордо ответил мальчик.

Наутро вместе со всеми работниками он пришёл на кухню за завтраком. Завтрак всегда раздавала сама фрау Матильда. Известен немецкий завтрак: стакан кофе и кусок хлеба. На столе стояли большое блюдо и крохотные весы, вроде аптекарских. Хозяйка просыпалась раньше всех в доме, и когда мы приходили за завтраком, то и кофе был готов, и хлеб развешанный лежал на блюде.

Ну вот, значит, стоим мы все за завтраком. Опираясь на костыль, фрау Матильда раздаёт хлеб, разливает кофе. Доходит очередь и до Васи, он последним стоял, а на блюде — больше ни куска хлеба, в кастрюле — ни капли кофе!.. Он чуть смутился, покраснел, но ни слова не промолвил. Фрау Матильда ласково улыбнулась, погладила его по голове, сказала по-русски:

— Надо работать, потом кушать, мальчик.

Вышел Вася огорчённый из кухни и куда-то пропал. Но к обеду вернулся. И опять ему ничего не досталось. То же — на ужин.

Утром Вася больше не пошёл на кухню и весь день проголодал. Мы принесли ему в барак кое-что из наших припасов, но он очень даже сердито от всего отказался…

Мы гадали: чем кончится эта история? А история ещё только начиналась. Два дня голодал Вася, а на третий — пришёл к завтраку, опять ему ничего не досталось, тогда он схватил блюдо со стола и швырнул его на пол. Фрау Матильда так побледнела, так затряслась, что мы не на шутку испугались. Конечно, разбитого блюда ей было очень жаль, но не в нём была суть: в этом поступке русского мальчика она увидела что-то недоброе.

Пришёл управляющий герр Франц и вместе с ним герр Карл — наш надсмотрщик и палач. Между собой мы этого Карла называли не иначе, как Бегемот. Зверь был из зверей! Ходил всегда с плёткой. Мог любого избить до полусмерти. Мог затравить овчарками, как это он сделал с дядей Прохором, пасечником…

Схватили два герра нашего Васю под руки и поволокли на скотный двор… А мальчик, вы, наверное, сами заметили, щупленький, выдержать ли ему плётки Бегемота?.. Ну, тут мы все, кто был в это время на дворе — и русские, и французы, и поляки, — преградили им дорогу, запротестовали, сказали, что не имеют они никаких таких прав издеваться над мальчонком.

Герр Франц тогда очень рассерчал, оставил Васю под охраной Бегемота, побежал в контору звонить по телефону. Не прошло и десяти минут, видим, на машине приехали полицаи. Окружили они нас, загнали на скотный двор, вынесли во двор скамейку и начали на ней пороть всех по очереди… Первым выпороли Васю и полуживого поволокли, бросили в усадебную тюрьму… Потом — тётю Фросю, было ей лет под шестьдесят, тихая она такая была старуха, работала вместе со мной на скотном дворе. Потом потащили конюха, старика француза дядю Шарля, и тоже били… К полудню всех выпороли. Это в назидание, чтобы мы, пленники, не забывали, где находимся, чтобы ещё лучше работали на проклятую старуху.

Бедный наш Вася три дня без хлеба и воды пролежал в тюрьме. Она была, как настоящая тюрьма: с цементным полом, с крохотным окошком под самым потолком. Только вместо часового у двери сидел большой мохнатый пёс. Чёрная пасть называли все его и обходили за двадцать шагов.

На четвёртый день Васю навестил Бегемот. В одной руке он держал плётку, в другой — лопату.

— Выбирай! — сказал он мальчику. — Или пойдёшь работать, или запорю до смерти.

Вася, говорят, взял лопату, внимательно осмотрел её, взвесил в руках, потом вдруг сделал шаг назад, размахнулся и что есть силы ударил Бегемота лопатой по голове.

Мы в это время в сарае пилили дрова. Вдруг слышим дикий крик. Выбежали… видим — с залитым кровью лицом по двору, шатаясь, идёт Бегемот.

— Убили, убили! — кричит он по-немецки.

Ну, сбежались на крик работники фрау Матильды, схватили его под руки, внесли в дом. Вскоре приехал старичок доктор. Бегемота перевязали и увезли в больницу, а вооружённая толпа местных фашистов во главе со старичком доктором направилась в тюрьму, чтобы убить Васю. И убили бы они его, не побеги за ними служанка, которой старуха приказала привести Васю к ней.

Привели Васю к фрау Матильде.

— Почему ты не хочешь работать, мальчик? — спросила старуха.

— Я не раб, — ответил Вася, — это рабов заставляют работать. Я — пленник.

— Кто ты есть, мальчик? — спросила старуха. — Граф? Русский барон?

— Я есть русский пионер, — ответил Вася.

— Пионер? — сдерживая смех, спросила старуха. — Хорошо, — сказала она. — Мы не будем тебя убивать. Я это приказала, и ты будешь жить. Но мы будем вышибать из тебя русский дух, непокорность. Мы сделаем тебя рабом!

Васю привели на скотный двор, приставили к нему одного местного фашиста, дали в руку лопату и заставили выгребать навоз. Но мальчик так медленно и неохотно шевелил лопатой, что фашист чуть не лопнул от злости. Злобу свою он вымещал на Васе плёткой Бегемота. Тяжело было смотреть, как избивают беззащитного мальчика… Уж мы плакали, плакали!.. Пробовали ещё раз уговорить его, чтобы он хоть чуточку работу какую работал. А он нет, всё своё. Говорит, не работы он боится: дома он и воду матери носил, и дрова колол, и в тимуровской команде состоял, — помогали они какой-то старушке и мальчику-сироте, прикованному тяжёлой болезнью к постели, — а вот не может работать на фашистов, потому что они убийцы и разбойники, враги нашей страны…

Стойкость его поражала пленных, в особенности французов, поляков, чехов. Они говорили нам: «Страна, имеющая таких детей, — непобедима». Мы гордились нашим Васей. Не так уж потом безропотно мы переносили всякие издевательства от нашей хозяйки. Держались дружно между собой. Раза три устраивали настоящие забастовки. И ничего, должна вам сказать, старуха не стала нас больше трогать. Работать-то особенно было некому у неё, крестьяне-немцы неохотно нанимались к ней, она и с них снимала семь шкур и не меньше, чем над нами, измывалась.

Но с Васей она всё же не сладила! Нашла коса на камень. Не работал он, только так себе — переливал из пустого в порожнее. Нагребёт гору навозу, потом — разгребает его…

Ну, тогда снова заперли его в тюрьму. Погиб бы он, наверное, с голоду и от побоев, но тут, очень даже кстати, нашей фрау Матильде принесли ещё одно извещение: убит был у нас на фронте и третий её сын, Теодор… Старуху хватил ещё один удар. У неё отнялась правая половина тела.

Потом, когда она немного пришла в себя, — объявила трёхдневный траур по убитым сыновьям, по дню на каждого, велела выпустить Васю из тюрьмы и нам кое-какую поблажку сделала. Привели мы нашего Васю к себе в барак и стали лечить и откармливать. За какую-нибудь неделю он поправился, встал на ноги, но утих как-то, весь ушёл в себя, был малоразговорчив, всё думку какую-то думал, точно смирился со своим рабским положением. Сам потом пошёл к фрау Матильде и попросил определить его на работу.

Было уже время уборки хлебов. Как-то мы жали пшеницу, ветреный такой день выдался. Фрау Матильде немецкие мастера по её заказу смастерили высокое кресло на колёсах. Вроде зубоврачебного, с подъёмным механизмом. Покрутишь ручку — и кресло на сажень поднимается вверх. Сверху всё видно, всё поле. Как с вышки! Старуха разъезжала в этом кресле по полю, наблюдала за нашей работой.

Вот уж была хищница! С её горем дома бы сидеть да горе горевать, а она нет, мучается на солнцепёке, слепнет на ветру.

Вдруг слышу голос фрау Матильды. Кричит она:

— Где Вася? Почему его не вижу? Найти Васю!..

А Вася наш в тот день работал на подводе, снопы подвозил. Стали искать его — нигде не нашли.

— Найти Васю! — кричала старуха и грозила нам кулаком.

С чего, думаем, старуха сходит с ума, куда денется мальчик? Устал, видно, и спит где-нибудь в хлебах… А фрау Матильда всё кричит, всё грозится.

И в это время, видим, большое и густое облако поднялось над горизонтом, потом показались языки пламени. Горела барская усадьба.

— Пожар, пожар! — раздавались со всех концов радостные голоса.

— Туда! Тушить пожар! — кричала старуха, а мы стояли вокруг и посмеивались. Кое-кто даже плясал от радости.

И вдруг видим: утихла наша фрау, клюнула носом, подалась вперёд и свалилась со своего «наблюдательного пункта». Доконал-таки её Вася! Не смирился.

Искали его полицаи долго потом, не нашли. Убежал он с пастухами-словаками на их родину, скрывался в партизанском отряде.

Да… Вот он каков — мальчик в пионерском галстуке.

Оглавление

Георгий Холопов Мальчик в пионерском галстуке