По аннотации сложилось впечатление, что это очередная писанина про аристократа, написанная рукой дегенерата.
cit anno: "...офигевшая в край родня [...] не будь я барон Буровин!".
Барон. "Офигевшая" родня. Не охамевшая, не обнаглевшая, не осмелевшая, не распустившаяся... Они же там, поди, имения, фабрики и миллионы делят, а не полторашку "Жигулёвского" на кухне "хрущёвки". Но хочется, хочется глянуть внутрь, вдруг всё не так плохо.
Итак: главный
подробнее ...
герой до попадания в мир аристократов - пятидесятилетний бывший военный РФ. Чёрт побери, ещё один звоночек, сейчас будет какая-то ебанина... А как автор его показывает? Ага, тот видит, как незнакомую ему девушку незнакомый парень хлещет по щекам и, ничего не спрашивая, нокаутирует того до госпитализации. Дальше его "прикрывает" от ответственности друг-мент, бьёт, "чтобы получить хоть какое-то удовольствие", а на прощание говорит о том, что тот тридцать пять лет назад так и не трахнул одноклассницу. Kurwa pierdolona. С героем всё ясно, на очереди мир аристократов.
Персонажа убивают, и на этом мог бы быть хэппи-энд, но нет, он переносится в раненое молодое тело в магической Российской империи. Которое исцеляет практикантка "Первой магической медицинской академии". Сукаблять. Не императорской, не Петербургской, не имени прошлого императора. "Первой". Почему? Да потому что выросший в постсовке автор не представляет мир без Первого МГМУ им.Сеченова, он это созданное большевиками учреждение и в магической Российской империи организует. Дегенерат? Дегенерат. Единица.
Автор просто восхитительная гнида. Даже слушая перлы Валерии Ильиничны Новодворской я такой мерзости и представить не мог. И дело, естественно, не в том, как автор определяет Путина, это личное мнение автора, на которое он, безусловно, имеет право. Дело в том, какие миазмы автор выдаёт о своей родине, то есть стране, где он родился, вырос, получил образование и благополучно прожил всё своё сытое, но, как вдруг выясняется, абсолютно
Обычно я стараюсь никогда не «копировать» одних впечатлений сразу о нескольких томах (ибо мелкие отличия все же не могут «не иметь место»), однако в отношении части четвертой (и пятой) я намерен поступить именно так))
По сути — что четвертая, что пятая часть, это некий «финал пьесы», в котором слелись как многочисленные дворцовые интриги (тайны, заговоры, перевороты и пр), так и вся «геополитика» в целом...
Сразу скажу — я
подробнее ...
довольно-таки не сразу «врубился» в весь этот хитроупный расклад (из-за которого автор видимо проделал просто титаническую работу) и в описания жизни всех эти «коронованных тушек» Лео ...(польды, Людовики и пр) начали складываться в немного понятную картину только (где-то) к тому №2. И как ни странно — но «в одолении данного цикла» мне очень помог тов.Стариков (с его: «Геополитика, как это делается) где и был вполне подробно расписан весь «реальный расклад» времен ...надцатого века))
В противном же случае, не являясь большим поклонником «средневековых тем» (и довольно посредственно участь в школе)) весьма трудно понять кто (из указанных персоналий) занимает какое место, и что это (блин) за государство вобсЧще?))
В остальном же — единственная возможная претензия (субъективная оценка) состоит в том, что автор настолько ушел в тему «голой А.И», что постепенно поставил окончательный крест на изначальной «фишке» (а именно тов.Софьи).
Нет — она конечно в меру присутствует здесь (отдает приказы, молится, мстит и пр.), но уже играет (по сути) «актера второстепенного плана» (озвучивающего «общую партию сезона»)). Так что (да простит меня автор), после первоначальных восторгов — пришла эра «глухих непоняток» (в стиле концовки «Игры престолов»)) И ты в очередной раз «получаешь» совсем не то что ты хотел))
Впрочем нельзя не заметить и тот (многократно повторяемый мной) факт, что «весь рассказ об этом персонаже» все же НЕ свелся к очередному описанию «гламурно-понтовой» императрицы (сотворенной в «наивно-розовой вере», в подростковом стиле с большим непробиваемым апломбом)) А ведь это именно то — чего я изначально опасался (открывая часть первую))
Данная книга была «крайней» (из данного цикла), которую я купил на бумаге... И хотя (как и в прошлые разы) несмотря на наличие «цифрового варианта» я специально заказывал их (и ждал доставки не один день), все же некое «послевкусие» (по итогу чтения) оставило некоторый... осадок))
С одной стороны — о покупке данной части я все же не пожалел (ибо фактически) - это как раз была последняя часть, где «помимо всей пьесы А.И» раскрыта тема именно
подробнее ...
этого персонажа (Софьи), а не многочисленного сонма второстепенных персонажей («царь, царевич, король, королевич»)).
Конкретно в этой части тов.Софья «взбрыкивает» и … берет недрогнувшей рукой все бразды управления государством на себя!!! Я же (ожидая чего-нибудь эдакого) ожидал некой драмы в отношении всех остальных (более старших) членов династии — но автор все сделала гораздо изящней (и царевич в итоге «остался жив» и добрался таки до трона))
Но — помимо этой (пожалуй) «самой вкусной части» становления героини (государыни!)), в книге опять (чрезмерно много) всякой «другой политики» (брани — в смысле сечи, а не в смысле бранных слов)) и прочих сражений (и решений) в рамках своеобразной средневековой «Большой игры»))
P.S Самое забавное — что если я изначально боялся «слишком углубленного экскурса во всякие няшности» и некоего слишком восторженно-пафосного стиля (присущего многим авторам «женскАго полу»), то по итогу прочтения части третьей «стал понемногу страдать» от некой сухости (построения) очередной «чисто альтернативной истории» (что как раз, характерная черта авторов-мужчин)) Вот такой вот «казус-белли»))
Осень 1983 года. Я стою на остановке ночного маршрута 601, возле памятника «Четырем спящим»[1] на Праге. Поздний вечер конца октября. Я возвращаюсь. После отмены военного положения[2] я любил ездить так, возможно, потому, что уже не было комендантского часа, а может, мне казалось, что с наступлением темноты я стану не тем, кем бываю днем, и встречу иных людей, не тех, что обычно. В ночном автобусе царит атмосфера родственной близости, как если бы мы очутились в такси (только дешевле настоящего): ничто не напоминает будничных поездок с работы и на работу, круговорота одних и тех же событий. Для каждого пассажира ночное путешествие – приключение, временная передышка от забот, поскольку в Польше в это время, как правило, спят. Нас немного, и ни у кого нет уверенности, каким путем проследует наш автобус, да и город за окнами предстает в незнакомом обличье: сонный, мрачный, опухший от темноты. Никто не знает, где будет следующая остановка. Легко завязывается разговор, налицо единение изгнанников из нормальной жизни. Пьянчуги – и те в приподнятом настроении, они тоже принадлежат к этим ничтожным остаткам сообщества, ибо от большей его части не осталось ничего, кроме разрозненных темных силуэтов сограждан, развозимых по таинственному городу натужно пыхтящими автобусами, набирающими непривычную скорость на опустевших улицах.
Итак, я стою на остановке, возвращаюсь к себе. Все ночные автобусы съезжаются к Центральному вокзалу и оттуда потом, по сигналу, мчатся куда-то вперед, как стадо трубящих слонов; кроме одного, того, которого я жду: 601-й катит сам по себе, поперек города, за Вислу – одиночка, не идущий за стадом. Мне неизвестно, откуда он держит путь и куда, я ни разу не ездил на нем до конца; дело в том, что хоть я и любитель ночных поездок, но мой маршрут ограничивается двумя конечными пунктами: районом, где я живу, й остановкой, что возле «Четырех спящих». Ведь я как-никак – человек ответственный. И серьезный. А ехать дальше было бы чересчур далека
По улице наконец-то несется красно-желтое чудище, издающее жалобный рев. Я вхожу в темный салон, на ощупь нахожу компостер. Устраиваюсь на липком двухместном сиденье, визави – молоденькая девушка, остриженная наголо, до кожи. Во врывающихся на ходу пятнах света от уличных фонарей я вижу красивое лицо и подозрительные шишки, уродующие череп. Она пристально наблюдает за мной, я смело отвечаю на ее взгляд, на что не решился бы днем.
– Тебя как звать? – спрашивает она. Я едва различаю ее голос в шуме двигателя. Такие знакомства случаются в ночных автобусах. Я называю свое имя и отвечаю вопросом:
– А тебя как?
– Атак.
Удивляться было бы глупо, пусть зовется как ей угодно. И я одобрительно киваю и уже открыто разглядываю ее: ярко накрашенные губы – замечаю я в огнях светофора на площади Дзержинского; глаза, кажется, зеленые, соображаю я, когда мы трогаемся дальше; взгляд дружелюбный, прихожу к выводу рядом с костелом на улице Лешно.
– Здорово, – заявляет она чуть погодя. – Отлично, что ты не удивляешься. Но ты все-таки не понял.
– Чего не понял? – задаю я вопрос, потому что знаю, что теперь мой черед спрашивать.
– Имени не понял. Меня звать Атак. Ну, если хочешь – Атака. Серьезно. Не веришь?
– Нет, – смеюсь я. – Но звучит красиво.
– Атака – значит приступ, штурм: кто-то наносит удар, а кому-то – больно. А еще значит, что я постоянно готова к контратаке – только не подчиняться, быть не такой, как все. А как? А так! Вы – так, А-я-так. – Я начинаю испытывать неловкость, досаду: как она посмела вообразить, будто меня удастся втянуть в эту темную словесную эквилибристику, что особенно для меня оскорбительно, поскольку (ощущаю это кожей) кто-то нас подслушивает. – В конечном счете Атака – это агрессия, правда, в моем случае нереализованная, потому что я не намерена никого обижать, и в последнюю минуту мое имя сопротивляется: А-я-не-такая! Зовусь я Атака, А-такую – ты принимаешь?
Я смущенно озираюсь, не хочу отвечать, предпочитаю (вспомнив детскую настольную игру с фишками) пропустить свой ход. И вдруг обнаруживаю того, кто нас подслушивает: с сиденья по другую сторону прохода на меня смотрит в упор шикарно одетый пацан лет шестнадцати, словно сошедший с обложки престижного журнала мод, этакий маленький старичок. Пиджачок, галстучек, бежевый плащик. Я отвечаю ему нарочито долгим, надменным взглядом. Прежде чем я успел перевести глаза на Атаку, он что-то злобно бросил в мой адрес.
– Простите? – переспрашиваю я, задавая официальный тон. Это должно его осадить.
– Слушай ее. Коли уж с тобой заговорила – слушай. Не первый месяц с ней езжу и ни разу слова не услыхал. А сегодня она исчезнет.
– Он прав, – отозвалась Атака. – Завтра меня уже не будет. Проводишь?
– Твой ход, – подсказывает парень. – У тебя выпала шестерка. Ходи.
Это ночной маршрут, вспоминаю я. И потому послушно киваю и пытаюсь осторожно
Последние комментарии
5 часов 38 минут назад
22 часов 59 минут назад
23 часов 22 минут назад
23 часов 37 минут назад
23 часов 37 минут назад
23 часов 38 минут назад