Новый мир, 2011 № 06 [Захар Прилепин] (fb2) читать постранично


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

Под зеркалом



Хлебников Олег Никитович родился в Ижевске в 1956 году. Кандидат физико-математических наук. Автор двенадцати сихотворных книг (в том числе переведенных на французский и датский языки); заместитель главного редактора “тНовой газеты”. Живет в Переделкине.



Олег Хлебников

*

ПОД ЗЕРКАЛОМ

*     *

 *

Мины замедленного действия,

хорошие мины при плохой игре —

это мы, люди.

У, как пугался в детстве я,

увидев в голом нашем дворе

еловые лапочки

                        в кузове — как на блюде.

Взрывы чаще бывали тихими,

но кто-то за стенкой подняться не мог —

вон в той квартире.

А механизмы тикали

часовые. И только звонок

будил уставших людей

                        к жизни в опасном мире.

И бежали они на фабрики,

заводы и в пыльную скуку контор —

чтобы нажиться.

Где-нибудь, скажем, в Африке

такое счастье, такой фавор —

на минах пехотных подорванным —

                        только снится.



*     *

 *

Жизнь постепенно сводится не к успеху

и неудачам, а только к ее созерцанью.

Активная жизненная позиция — типа сверху —

это для тех, кто свои бестолковые знанья

хочет отдать молодежи — для отрицанья.

Жизнь постепенно сводится к сумме привычек,

после чего вычитанье их неизбежно.

И появляются новые — типа окрестных птичек

хлебом засохшим кормить и вставать прилежно

в пять, хоть бежать уже никуда не нужно.

Жизнь постепенно сводится к воспоминаньям

о том, что она была — и еще осталась.

Надо б ее угостить, окружить вниманьем,

пока не пришла с сумою склерозная старость,

которая не сумеет и эту малость.

Жизнь постепенно сводится к осени, лету,

весне и зиме — так уже в детстве было.

А если движения вспять у времени нету,

надо, чтобы мгновение остановила

нам неизвестная, но и желанная сила.

*     *

 *

По ночному галечному пляжу

ковыляет длинное пальто —

к счастью, мимо. Чуждое пейзажу,

я не знаю, что оно и кто.

Мне бы догадаться — уж полвека

с лишком (слишком?) на земле живу.

Да не утруждаюсь. А калека

за собой сгущает синеву.

Может, бомж, но кажется — бомжиха,

никакая, говорю, не смерть!

А идет неотвратимо тихо —

по-другому ей и не суметь.

До кого-то все же доберется,

но, твержу, не до моих родных! —

спят они. И до восхода солнца

опасаться нечего за них?

Глядя в небо, усыплю тревогу

вечную — о том, что предстоит,

и на темную ступлю дорогу —

там, за нею,

            Млечный Путь открыт.


Поколение отцов

Карапузы преклонных годков,

в детство впавшие статью и сутью

и ужимок своих, и прыжков… —

вы мне солнышко нарисуйте!

Как светило оно вам, когда

еще пятнами не покрылось,

и в реке ключевая вода

под косыми лучами искрилась…

Вы застали тот Божеский мир,

что задуман был Им и завещан.

Только мы износили до дыр

дорогие отцовские вещи.

А оставили так, пустяки,

своим детям и внукам похожим,

из чего ни избы, ни строки,

ни шинели построить не можем.


Сосед по Переделкину

     ...последних паутинок блеск,

последних спиц велосипедных..

            Андрей Вознесенский

Сердце стучало слева, а рядом — справа —

билась другая жизнь — не на жизнь, а насмерть

и улыбалась мне, как былая слава,

та, на которую выправлен вечный паспорт.

Эта другая жизнь не давала покоя —

все-таки надо сделать что-то такое,

чтобы на равных с ней толковать с богами —

были ж мы рядом под и за облаками!

— Вот отправляюсь за рифмами, — вы говорили,

как бы оправдываясь и смущаясь явно.

Я ж уходил в другую сторону — или

в сторону от себя и от вас подавно.

А паутинки последние напоминали

спицы велосипедные — в точку, не спорю.

Вот бы на них уехать в дальние дали —

лучше б туда, где рифмуется с небом море…

Лучше туда, где мы бы не умирали.


*     *

 *

Раннее пробуждение, потом одинокий путь

с чужими людьми в близком и потном соседстве.

Бросили тебя старшие, не дали глазом моргнуть —

и сиротливо, словно в счастливом детстве.

Тело везешь куда-то, а душа твоя за спиной —

с кем-то и с чем-то еще не рассталась, видно.

Сам ты размазан в