Линия судьбы [Элла Уорнер] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Элла Уорнер Линия судьбы

* * *

Этот сон с удивительной настойчивостью посещал Долли. Она знала его наизусть и в определенный момент старалась проснуться, не желая досматривать до конца.

Во сне ее собственное «я» раздваивалось и она могла видеть себя со стороны. Долли разбила коленку, ей было больно, она горько плакала, но в то же самое время видела маленькую девочку, которая сидела на корточках и серьезно глядела на нее из-под шапки золотистых кудрей прозрачными голубыми глазами.

Чьи-то теплые руки подхватывали Долли, прижимая к груди, и в этот момент она заставляла себя проснуться, так как знала, что потом с пронзительным криком полетит куда-то в черную бездну.

Просыпаясь в слезах, она вытирала мокрые щеки ладонями и долго лежала молча, слушая, как часто колотится сердце.

1

В жизни каждого человека случаются порой неожиданные события, способные роковым образом изменить жизнь.

Именно так произошло с Долли Карлайл, когда по пути из Лондона в Женеву она на одну ночь остановилась в Париже.

Долли не планировала эту остановку, а просто поддалась внезапному импульсу, вызванному тоской по Кэтлин и Джерри. Ей хотелось заглушить или хотя бы уменьшить чувство вины перед приемными родителями.

Их уже не было в живых, но, с теплым чувством вспоминая о том времени, когда они были вместе, Долли всегда украдкой смахивала слезы.

Так произошло и сейчас. Хлопнув дверцей такси, она замерла перед величественным фасадом отеля, в котором сорок лет назад останавливались Кэтлин и Джерри.

Это было поистине впечатляющее здание, как и подобает одному из самых престижных отелей Парижа.

Разглядывая замысловатую лепнину фасада, Долли прикусила губу, лихорадочно соображая, сколько же может стоить номер в таком отеле. Даже если она снимет самый скромный, это нанесет ощутимый удар по ее кошельку, но что сделано, то сделано. Она не собиралась останавливаться на полпути. Да и что значат деньги по сравнению с памятью о людях, которых она беззаветно любила!

Больше сорока лет назад Кэтлин и Джерри Карлайл провели в этом отеле три дня своего медового месяца. История всплыла, когда Долли, разбирая вещи Джерри, натолкнулась на пожелтевшую от времени открытку. Он хранил ее как свидетельство драгоценного прошлого.

Каждый человек должен разобраться со своим прошлым. Вот почему Долли отправилась в Женеву с остановкой в Париже. Она чувствовала, что должна отдать дань памяти людям, которые воспитали ее, как родную дочь, и выяснить наконец, существуют ли какие-то официальные сведения о ее настоящих родителях. А это можно было сделать в штаб-квартире Красного Креста в Женеве.

Некоторое время после смерти приемного отца Долли не предпринимала никаких шагов, не ощущая необходимости в подобных действиях. Но сейчас она надеялась, что таким образом сможет обрести покой, заглушить тоску по ушедшим близким и начать строить свою жизнь заново. А пока что будущее представлялось ей весьма туманно. Пока…

Возможно, следовало вновь заняться карьерой и продолжить занятия, которые она вынуждена была на время прервать, но вернуться к этому Долли еще не могла. Много месяцев ей пришлось ухаживать за умирающим Джерри, и теперь она чувствовала себя полностью опустошенной и обессиленной. После его смерти ей казалось, что у нее не осталось ничего — ни сил, ни желаний.

А что касается личной жизни… С тех пор как Грег Кендалл бросил ее, здесь тоже не было никакой перспективы. Он просто не выдержал сорванных из-за необходимости ухаживать за Джерри свиданий, извинений, оправданий… Но Долли пережила их разрыв довольно спокойно: она не была уверена, что любит Грега, да, по правде сказать, толком и не знала, что такое любовь, обладая весьма скромным опытом в этой области.

Конечно, она сожалела о Греге, но еще не утихшая боль утраты Кэтлин и переживания по поводу смертельной болезни Джерри были гораздо сильнее. Слишком многим она была обязана приемным родителям, чтобы без колебаний отдавать все свое время Грегу.

В результате ей уже стукнуло двадцать восемь, а у нее не было ни мужа, ни любовника, ни родителей, ни работы — ничего, что могло бы заполнить ее жизнь.

Однако этот отель на самом деле производит впечатление, подумала Долли не без иронии, ловя в огромных зеркальных окнах свое отражение. Тряхнув копной золотистых кудрей, она решительно направилась к дверям, но не успела перешагнуть порог, как тут же произошел первый маленький инцидент, который заставил ее усомниться, правильно ли она сделала, остановившись в Париже.

В тот момент, когда Долли появилась на пороге, толстяк-швейцар, стоявший у парадной двери, подобострастно расшаркивался перед какой-то стильной парочкой, спешившей к поджидавшему их лимузину. Его взгляд рассеянно скользнул по лицу девушки и неожиданно замер. Благожелательная улыбка мгновенно исчезла, и эта перемена была столь разительна, что Долли от неожиданности споткнулась. Швейцар окинул ее оценивающим взглядом и, похоже, пришел в полное замешательство, граничащее с шоком.

Наверное, что-то не в порядке с моей одеждой, пронеслось у нее в голове. Разумеется, застиранные джинсы и потрепанную кожаную куртку едва ли можно было назвать стильными, а кроссовки, пусть даже фирменные, выглядели и того хуже, но Долли всегда казалось, что это общепринятая униформа туристов. С другой стороны, ее одеяние и огромная матерчатая сумка вряд ли соответствовали уровню этого отеля.

Хотя, успокаивала себя Долли, если я заплачу за номер, у них не должно быть причин выдворить меня отсюда. Недоверие в округлившихся глазах толстяка-швейцара, должно быть, было следствием обыкновенного снобизма, и она решила попытаться обезоружить его ослепительной улыбкой.

Этот прием всегда срабатывал безотказно, хотя Кэтлин считала, что главный козырь Долли — волосы. Во-первых, их было очень много, этих неуправляемых кудрей и завитков, спадающих на плечи тяжелым каскадом, а необычный золотисто-абрикосовый оттенок подчеркивал матовую белизну кожи. Самой Долли ее лицо казалось весьма заурядным, но Кэтлин находила его эффектным, даже прекрасным. В аккуратных носике и рте не было ничего примечательного, зато глаза нежной эмалевой голубизны в сочетании с золотистой гаммой волос неизменно привлекали внимание окружающих.

Увы! На этот раз ее улыбка не возымела никакого действия. Напротив, швейцар казался еще более встревоженным. Долли задумалась, чем бы еще завоевать его симпатию, и решила продемонстрировать свой безукоризненный французский.

— Бонжур, месье, — сладко пролепетала она, демонстрируя великолепное произношение.

Врожденный дар к иностранным языкам давал ей возможность легко адаптироваться на новом месте, куда бы ни заносила ее судьба.

— Бонжур, мадам.

Никакого энтузиазма, констатировала Долли. Весьма формальный ответ. Ох уж эти французы! Она не стала уточнять, что «мадемуазель» ей больше подходит, нежели «мадам». Ее занимало другое: почему этот толстяк так занервничал при ее появлении.

Между тем швейцар жестом подозвал мальчика-посыльного, который тут же поспешил взять ее сумку. Что ж, по крайней мере в этом ей не было отказано.

Толстяк придержал дверь, пропуская Долли в холл. Она порылась в сумочке, намереваясь дать ему чаевые, но он, по-видимому, сочтя ниже своего достоинства что-то принимать от нее, отвернулся.

Стараясь подавить неприятное ощущение, Долли направилась в холл следом за посыльным. При ее приближении один из клерков за стойкой застыл как вкопанный. Сначала ей показалось, что он поражен чем-то, находящимся позади нее, но нет, его взгляд тут же остановился на ней. На этот раз это было не недоверие, а, скорее, ужас.

Да что происходит, в самом деле? — недоумевала Долли. Почему мое появление вызывает у всех подобную реакцию? Неужели я настолько плохо одета? Но если сейчас повернуться и уйти, то я не смогу выполнить задуманное!

Долли хотелось понять, что пережила здесь Кэтлин сорок лет назад, и потребность эта была настолько велика, что она упрямо продолжила свой путь, с любопытством оглядываясь по сторонам.

«Окунуться в золотистую дымку роскоши…» Эти слова Кэтлин даже спустя много лет соответствовали действительности. Мягкий желтый свет, который излучали бронзовые бра, теплой позолотой окрашивал холодный мрамор стен. Пол сверкал, а тяжелые роскошные люстры только усиливали эффект великолепия. Все здесь было именно так, как описывала Кэтлин, и сердце Долли дрогнуло.

Однако атмосфера роскоши в отеле не выходила за рамки хорошего вкуса. Она впитывала аромат богатства, ощутимый во всем, в том числе и в элегантности постояльцев, беспечно фланирующих по холлу. Среди них действительно не было никого в джинсах, пусть даже самых модных, а что касается кроссовок… Долли подозревала, что все эти господа скорее умерли бы, нежели позволили себе нечто подобное.

Да, признала Долли, я совершенно не вписываюсь в окружающую обстановку. Вероятно, в свое время Кэтлин и Джерри продумали свой гардероб, прежде чем приехать сюда, а мне это даже в голову не пришло! Но что сделано, то сделано. С какой стати я должна изменять себе? Все, что мне нужно, — это скромный номер на одну ночь. Я обязана завершить начатое дело и выполнить свою миссию.

Долли не видела причин, которые могли бы помешать ей осуществить задуманное. Возможно, это могло показаться кому-то сентиментальностью или капризом. Ну и что! Она так не считала, и этого довольно.

Мальчик-посыльный застыл с ее сумкой около стойки администратора. Оба — посыльный и клерк, который так перепугался при ее появлении, — не сводили с девушки встревоженных глаз.

Какого черта? — возмутилась про себя Долли. В конце концов, где ваше хваленое гостеприимство? Впрочем, мне нет дела до этих людей и их мнения о моей персоне. Им не удастся запугать меня, решила она, останавливаясь перед стойкой. Администратор, высокий худой мужчина с залысинами, с готовностью повернулся к ней. По-видимому, в его обязанности входило улаживать конфликты с «трудными» гостями.

— Я к вашим услугам, мадам, — произнес он, и Долли усмехнулась этой нарочитой любезности.

— Мне нужна комната на одну ночь. Только на одну, — сказала она, подчеркивая последнее слово и тем самым давая понять, что не собирается задерживаться здесь надолго. Может, это успокоит их?

Он заколебался, глядя мимо нее.

— У нас есть апартаменты…

Неужели он не догадывается, что я не из тех, кто может позволить себе дорогостоящие апартаменты? — подумала Долли.

— Мне нужен номер… просто обычная комната, — терпеливо пояснила она. — Вы хотите сказать, что у вас нет ничего подходящего?

Казалось, ее напористость напугала его, так как он поспешил заверить ее:

— О нет, мадам! Все, что вы пожелаете…

— Мне нужна самая дешевая комната, — во избежание ошибки почти по слогам произнесла Долли.

— Да-да, мадам, конечно… — кивнул служащий.

Он пододвинул Долли бланк регистрации, и она начала заполнять его, чувствуя, что одержала маленькую победу. Но почему здесь все величают ее «мадам»? Пока это оставалось загадкой, как и трепет, который она внушала этим людям.

Но сейчас не время раздумывать, сказала себе девушка. Я здесь, и это главное.

Просмотрев заполненный бланк, Долли поставила подпись и протянула листок администратору. Тот начал читать, и глаза его чуть не вылезли из орбит. Возможно, он удивлен тем, что я американка, а не француженка?

Но потом произошло нечто еще более странное. Скомкав бланк, администратор швырнул его под стол, словно тот был испорчен, а затем протянул ключ посыльному, суетливым и нервным жестом указывая на лифт.

Поведение администратора обескуражило Долли. Выросшая в атмосфере любви, она не привыкла, чтобы с ней обращались подобным образом.

Только из чувства собственного достоинства она не стала вступать в объяснения и решила не обращать внимания на подобные мелочи.

Девушка вздохнула и молча двинулась к лифту.

Ее глаза невольно остановились на паре, сидевшей за низким столиком и мирно о чем-то беседовавшей. Долли не слышала слов, но по артикуляции говоривших могла догадаться, что они говорят по-французски. Женщина — эффектная брюнетка в чем-то белом и, несомненно, дорогом — что-то оживленно рассказывала своему спутнику.

Пожалуй, он был даже еще более ослепителен, чем она, являя собой совершенный образец элегантности. Его высокий лоб говорил о незаурядном уме, нос был чуть длинноват, но красивой формы, а твердый волевой подбородок и необычайно чувственные губы завершали впечатление сильной личности. На первый взгляд казалось, что мужчина одет с удивительной непритязательностью, но на самом деле эта простота стоила не одну тысячу франков.

Что-то в этом человеке невольно привлекло внимание Долли, словно она когда-то знала его, хотя девушка понимала, что, если бы они хоть раз встречались прежде, она наверняка запомнила бы это. Ее охватило смутное, тревожное чувство, и она стала вглядываться в лицо незнакомца со все возрастающим интересом.

Наверное, он неплохо разбирается в искусстве и музыке, подумала Долли, к тому же знает толк в хороших винах и еде. Чуть-чуть насмешливый изгиб его бровей, казалось, говорил, что он испытывает удовольствие от беседы, а темные искорки, плясавшие в глазах, обещали сделать это удовольствие возможно более полным.

В едва заметном подрагивании его ноздрей читалась страстная натура, а в уголках красиво очерченных губ — остроумие. На вид ему было лет тридцать, и он излучал непреклонную уверенность победителя, которая приходит с годами успеха.

И вдруг странное чувство зависти к его спутнице охватило Долли. По-видимому, они что-то отмечали. В серебряном ведерке со льдом стояла бутылка шампанского, а два хрустальных бокала, наполненных искрящейся жидкостью, поблескивали в их руках. Может быть, это молодожены, предположила она, и сердце ее защемило при этой мысли.

Мужчина улыбнулся своей спутнице, и улыбка эта была такой неотразимой, что у Долли перехватило дыхание. Ее вдруг охватило страстное желание, чтобы прекрасный незнакомец улыбался ей, и только ей… Эта сумасбродная идея настолько завладела ее воображением, что она забыла обо всем на свете, так что ей пришлось сделать усилие, чтобы заставить себя наконец отвести взгляд от его лица.

Мальчик-посыльный нетерпеливо топтался возле лифта, поджидая ее.

В конце концов, подумала Долли, я вовсе не просила его об услуге и имею право делать, что хочу.

Мужчина и женщина, за которыми она наблюдала, были настолько поглощены друг другом, что никто из них не заметил ее пристального взгляда. Долли еще раз оглянулась на них, и в ней непонятно почему вспыхнула необъяснимая обида.

То, что случилось потом, вообще не поддавалось объяснению.

Мужчина вздрогнул словно от удара, отвернулся от своей спутницы, уставился на Долли и начал медленно подниматься со своего места. Его лицо исказила гримаса… чего? Что это было? Удивление, смущение, шок, чувство вины или, может быть, гнев?

Как в замедленной съемке, его рука поднялась в агрессивном жесте и бокал со звоном упал, разбрызгивая содержимое. Мужчина попытался поймать его, но наклонился слишком резко, так что стол покачнулся и все, что стояло на нем, полетело на пол — кусочки прозрачного льда, хрустальные бокалы, большая массивная пепельница… Из бутылки прозрачной струйкой вытекало шампанское.

Он на секунду отвел взгляд от Долли, глядя на то, что натворил, но тут же забыл обо всем и снова уставился на девушку. На этот раз она прочла в его глазах обвинение, адресованное именно ей. Как будто это она была во всем виновата, причем знала это так же хорошо, как и он сам.

Долли вдруг показалось, что все это уже было в ее жизни… Это было странное чувство, как будто она оказалась в другом измерении… Ее пульс участился, лоб покрылся испариной, а сердце стучало с такой силой, что отдавалось в висках. Она увидела, что брюнетка приподнялась и ухватилась за руку мужчины, пытаясь усадить его на место, и тут же почувствовала, как чья-то рука коснулась ее собственной. С трудом сбросив странное оцепенение, девушка обернулась и поняла, что это администратор, оставив стойку, подошел к ней.

— Ваша комната готова, мадам, — настойчиво произнес он. — Будьте любезны… Портье держит для вас лифт.

— О да, конечно. О'кей, — пробубнила Долли, не замечая, что перешла на английский, и нахмурилась.

Неужели это я стала причиной скандала, разразившегося в холле? Но почему? Отчего этот мужчина так смотрел на меня? Но мы никогда не были знакомы, и мне нет никакого дела до его роскошной брюнетки!

Мальчик-посыльный держал дверь лифта, а сумка Долли уже стояла в кабине. Когда она вошла внутрь, он покачал головой, кивнув в сторону холла.

— Да, досадное происшествие, — сказала Долли.

— Скандал, — пробормотал посыльный и нажал кнопку. Дверь бесшумно закрылась, наконец скрыв от них происходящее в холле. — Ужасный скандал, мадам! — добавил он с едва заметной ноткой осуждения.

Пока лифт плавно двигался вверх, Долли решила воздержаться от комментариев и не вступать в обсуждение происшедшего с мальчиком-посыльным, тем более что все еще продолжала дрожать, не в состоянии забыть странного взгляда незнакомца.

2

Что за мелодрама! Просто глупость какая-то, подумала Долли.

Подобные происшествия, по-видимому, не часто случались в этом отеле, но персонал среагировал мгновенно, и Долли была уверена, что через несколько минут в холле и следа не останется от беспорядка. Все будет убрано, вычищено, вымыто и расставлено по местам. Быстро и эффективно. Как будто ничего и не произошло.

Но ее не переставала занимать мысль, что опрокинутый стол и разлитое шампанское едва ли могли стать причиной скандала. Здесь крылось что-то еще…

Честно говоря, она не испытывала прежде ничего подобного. Возможно, на ней просто сказывались перенесенный недавно стресс и переутомление, но сейчас внезапное желание приехать сюда показалось Долли полнейшей глупостью. Не слишком гостеприимный прием, оказанный персоналом отеля, тоже действовал на нервы.

Долли вздохнула. Может быть, она просто придает слишком большое значение пустякам?

Но мужчина в холле и разрушительная сила эмоций, что исходила от него… Почему у нее возникло такое чувство, что они встречались в какой-то другой жизни?

Долли растерянно покачала головой. Возможно, это отель и воспоминания о Кэтлин и Джерри пробудили в ней такие мистические фантазии? Странный, явно преувеличенный интерес незнакомца, должно быть, подействовал на нее, заставив увидеть вещи в необычном свете.

А что, если все это всего лишь больное воображение? Могло быть и так: женщина, которая сидела рядом с тем мужчиной, сказала ему что-то неприятное; затем он обнаружил, что Долли пристально разглядывает его, что вполне могло показаться ему оскорбительным, тем более когда он так неудачно опрокинул стол. Никто не был бы в восторге, став невольным виновником такой неприятной оплошности. Вот и все, и глупо было искать в этой истории что-то другое.

Лифт остановился. Двери открылись. Хоть как-то объяснив себе ситуацию, Долли решила, что больше ничто не выведет ее из себя во время короткого пребывания здесь, в Париже.

Стоило Долли окинуть комнату беглым взглядом, как сердце ее ёкнуло при мысли о сумме, которую ей придется выложить на следующее утро. Обстановка никак не соответствовала ее представлениям о «самом дешевом» номере. Но она сразу же одернула себя, припомнив, что приехала насладиться окружающей атмосферой и в данном случае цена не является решающим фактором.

Она порылась в сумочке, приготовив чаевые, но это был напрасный труд. Мальчик-посыльный, поставив ее сумку у дверей, исчез с невероятной скоростью. Видимо, так предписывали правила отеля. Она тут же забыла об этом, обрадованная, что наконец может укрыться от любопытных взглядов и больше ей не придется общаться с администрацией.

Комната была восхитительна. Несколько оттенков белого удачно контрастировали с черным. Все выглядело очень стильно и, по ее понятиям, соответствовало парижскому шику. Хотя разум и подсказывал ей, что обстановка наверняка не раз менялась, с тех пор как Кэтлин и Джерри останавливались здесь; но она не сомневалась, что они были еще в большем восторге от роскоши и изящества интерьера, ведь их объединяла любовь.

Отделанная мрамором ванная комната являла собой образец поистине королевской роскоши. Долли без труда представила, какое наслаждение все это доставляло Кэтлин. Великолепная современная сантехника в сочетании со сверкающей медью старинных кранов ничем не напоминала то, с чем ей приходилось сталкиваться в странах третьего мира, куда она часто сопровождала Джерри во время его армейской службы. Не то чтобы Кэтлин жаловалась на примитивные условия, но когда они возвращались к «цивилизации», то в это понятие она прежде всего вкладывала наличие хорошо оборудованной ванной комнаты.

Долли решила уже разобрать вещи, но в этот момент в дверь тихонько постучали. Отворив ее, она с удивлением увидела перед собой представительного джентльмена в полосатом костюме. Его полные щеки лоснились от довольства. Мужчина был одного роста с Долли, но, принимая во внимание его пол, можно было сказать, что он ниже среднего роста. Но вместе с тем от него исходила аура мягкой властности.

— Мадам, одно слово… — произнес он извиняющимся тоном.

— А вы, собственно, кто? — спросила Долли, невольно улыбаясь.

— Неплохая шутка, мадам, — сказал он, захихикав в ответ. Не успела Долли сообразить, что он подразумевает под словом «шутка», как он продолжил, кивком головы указывая внутрь комнаты: — Разрешите войти, мадам?

Долли нахмурилась. Человек ей был совершенно незнаком и, учитывая всю странность происходящего, весьма неосмотрительно было ответить согласием.

— Зачем? — подозрительно спросила она.

Он просто расплылся в извинениях.

— Эта комната… видите ли… произошла ошибка. Маленькое недоразумение. Если вы позволите мне исправить…

— Что? — только и могла произнести она, лихорадочно соображая.

Так вот в чем дело. Это управляющий и пришел сказать, что номер весьма недешев и что она может убираться вон из отеля?

Между тем мужчина сложил руки на груди и склонил голову, всем своим видом демонстрируя, насколько сожалеет о причиненном ей беспокойстве.

— Маленькое недоразумение, досадная ошибка… видите ли…

Долли не мигая смотрела на него, задаваясь вопросом, а не устроить ли ей скандал? Но если весь персонал по непонятным причинам ополчился на нее, то вряд ли ее пребывание здесь будет приятным. А тогда зачем настаивать?

— Если вы будете столь любезны простить мою настойчивость… — властные нотки завибрировали в его бархатном тоне, — я должен просить вас покинуть этот номер.

Долли охватило негодование, но она попыталась сохранить самообладание. Она могла бы стоять на своем и, возможно, даже потребовать компенсацию, в конце концов это ошибка отеля, а не ее, но стоит ли? Хорошо еще, что она не успела разложить вещи и ей не придется испытывать чувство унижения, собирая их под взглядом этого кретина.

— Мадам, прошу позволить мне проводить вас в более соответствующее… гм… вашему положению место, — с необычайной предупредительностью произнес управляющий.

— Вы мастер своего дела, месье, — сухо бросила Долли, подумав, что, для того чтобы вышвырнуть ее из номера, вовсе не обязательно демонстрировать подобную вежливость.

Напрочь проигнорировав иронию в ее словах, он просиял, приняв замечание «мадам» за комплимент.

— О, мы славимся отличной репутацией во всем мире, и все отмечают наш такт и… понимание. Благодарю.

— То… место, куда вы собираетесь сопроводить меня… я надеюсь, это не дорого? — спросила Долли с откровенной прямотой. Она не обязана разводить политес. — Видите ли, в данный момент у меня мало денег.

— Ни слова больше, мадам. Наше кредо — понимание, такт, дипломатия. С моим опытом… — Он возвел глаза к потолку.

— В таком случае, — твердо сказала Долли, — чего мы ждем? Я только возьму свои вещи. — Она больше не желала, чтобы кто-то в этом отеле оказывал ей хоть какую-то услугу.

— Ни в коем случае, мадам, — возразил управляющий. — Это невозможно. Позвольте мне помочь вам. — С этими словами он подхватил ее сумку.

Долли чувствовала себя озадаченной. Она полагала, что он посчитает это ниже своего достоинства. По-видимому, торопится выпроводить ее из отеля. Приехать сюда было дурацкой фантазией. С прошлым покончено, и оно никогда не вернется. Что ж, по крайней мере она увидела этот отель. Пожалуй, в сложившихся обстоятельствах не стоит мечтать о большем.

По коридору, устланному мягкими ковровыми дорожками, она дошли до нужной двери. Управляющий поставил сумку на пол, достал связку ключей и принялся их перебирать с таким видом, словно он был Святым Петром, открывающим врата рая. Ах вот оно что, промелькнуло в голове Долли, он не собирается выбросить ее из отеля, а просто хочет предложить более дешевый номер.

Открыв дверь, управляющий выразительным жестом предложил Долли пройти вперед.

— Мадам, ваша комната, — объявил он с явным удовлетворением.

Долли сделала несколько шагов, огляделась и остановилась как вкопанная. Что это? Еще одна злая шутка? Выпроводить ее из того номера и привести сюда, в эти шикарные апартаменты, которые наверняка стоят баснословных денег, и это притом, что она недвусмысленно сослалась на стесненные обстоятельства?

— Я не могу позволить себе подобный номер, — прошептала она.

Управляющий выглядел обиженным.

— Мадам наша гостья. И, разумеется, мадам ничего не придется платить. — В его голосе послышалась нотка обиды на ее непонимание его «понимания, такта и дипломатии».

— Я полагаю, — возразила Долли, — здесь какая-то ошибка.

— Мадам… гм… мадам Карлайл… — Он тихонько рассмеялся и хитро подмигнул Долли. — Не будем волноваться. Ошибка исправлена, мадам.

Он прошел в огромную гостиную с окном во всю стену и выходом на веранду, оттуда проследовал в гардеробную, где поставил ее сумку, таким образом подчеркивая полноправность ее пребывания здесь. Долли растерянно наблюдала за ним. Интересно, что стоит за этой смехотворной путаницей. С другой стороны, он знает ее фамилию, хотя, почему он называет ее «мадам», так и оставалось тайной. Он не мог не заметить, что у нее на руке нет обручального кольца.

— Вы убеждены, что эти апартаменты предназначены именно для меня, месье? — поинтересовалась она, желая докопаться до чего-то конкретного.

Он просиял предельной убежденностью.

— Абсолютно.

Долли сдалась. Она больше не желает испытывать стресс, разбираясь в этой ситуации, не желает переезжать в другой отель. Перед ней сам управляющий. Это их ошибка, пусть сами и разбираются. Она изложила свои условия достаточно ясно и теперь не собирается снова перебираться в какой-то другой номер.

— И еще одна маленькая деталь, мадам Карлайл…

— Да?

Управляющий подошел к двери на противоположной стороне гостиной, выбрав в связке нужный ключ, вставил его в замочную скважину.

— Это только для вас, мадам, — сказал он важно.

Долли безучастно уставилась на него. Что еще он придумал?

Он мягко повернул ключ.

— Открыто, — сказал он. Затем вновь повернул ключ в другую сторону. — Закрыто. Я оставляю его вам на ваше усмотрение.

— Но, месье… — возразила Долли. Она пребывала в полном замешательстве от хода событий.

— Ни слова, мадам. Ни слова. Понимание. Такт. Дипломатия. Мы знаем толк во всех этих вещах.

Он вынул ключ из замка, пересек комнату и почти насильно вложил его ей в руку. Это было уж слишком!

— Месье…

— Довольно. Вы наша гостья, и пусть цена вас не беспокоит… Если эта… деликатная ситуация разрешится благополучно… гм… пожалуйста, не забудьте вашего покорного слугу. — Он поклонился и зашагал из комнаты, а его подобострастный смешок еще долго звучал в ее ушах и на этот раз казался издевкой.

В одном Долли была абсолютно уверена: произошла какая-то чудовищная ошибка. А она ничего не может поделать с этим.

Вспомнив последние слова управляющего, она нахмурилась. О какой деликатной ситуации он толковал? Она ничего не понимала, ясно было одно: с того момента, как она вышла из такси возле отеля и глаза толстяка-швейцара остановились на ней, завертелась вся эта чехарда.

Здравый смысл подсказывал ей, что она должна выбраться отсюда как можно скорее. Бежать. Ретироваться. Прежде чем случится какая-то ужасная беда. «Ужасный скандал, мадам!» — вспомнила Долли слова мальчика-портье.

Эта мысль вызвала у нее взрыв истеричного смеха; по-видимому, ее нервы были на пределе. Вопреки ожиданиям, пребывание в этом отеле отнюдь не способствовало обретению покоя. Депрессия, вызванная одиночеством, снова больно ударила Долли, нашептывая, что ее маленькое путешествие в Женеву, скорей всего, тоже окончится неудачей.

Энергия и силы, которые побудили ее совершить эту поездку, иссякли, что явилось одной из причин, почему она позволила управляющему отелем продолжить цепь ошибок. Она пыталась протестовать, объяснять, но все тщетно. В этой истории нет ее вины. Без сомнения, думала Долли, вскоре последует еще один визит и все будет расставлено по местам. Так что не стоит распаковывать вещи.

Обнаружив, что все еще сжимает в руке ключ, она взглянула на таинственную дверь. Может быть, разгадка ситуации лежит по другую сторону этой двери? Разумеется, это не ее дело, но, с другой стороны, раз уж она оказалась втянутой в какую-то темную историю, ей по крайней мере следует знать во что?

Она вспомнила о Пандоре, которая, открыв таинственный ящик, выпустила на свет божий все бедствия мира. Любопытство никогда не доводило до добра, а могло быть и безмерно опасным. Лучше оставить эту затею и не рисковать, решила она.

Долли положила ключ на низкий кофейный столик и вышла на веранду. Пожалуй, стоит насладиться всей этой роскошью, пока ее не выдворят отсюда, мелькнуло у нее в голове. Все это скоро закончится. Вид с веранды был как на открытке: Эйфелева башня, Триумфальная арка, площадь Согласия. В другое время такая божественная красота вызвала бы в ней искреннее восхищение, но мысли Долли были далеко. Чувство беспокойства заставило ее вернуться в комнату.

Ключ по-прежнему лежал на столе, подобно магниту притягивая ее взгляд. Это было настоящее искушение, и она уже была готова схватить его, когда раздался стук в дверь, столь неожиданный, что Долли вздрогнула. Слава Богу, стучали в наружную дверь коридора, не в ту, которая занимала ее воображение.

Они обнаружили ошибку, почти с радостью подумала Долли и облегченно вздохнула при мысли, что ей не придется и дальше вести борьбу со своим любопытством, которое могло бы завести ее Бог знает куда.

К ее удивлению, на пороге стояла молоденькая горничная. Она прижимала к груди прелестную вазу, в которой красовался букет чайных роз. Девушка молча поставила вазу на стол, туда, где лежал злополучный ключ, и так же молча удалилась. Я увязаю все глубже и глубже, подумала Долли, глядя вслед горничной.

Внутреннее напряжение, казалось, достигло предела, когда снова раздался стук. На этот раз другая горничная принесла бутылку шампанского и блюдо с фруктами. Долли смотрела на это подношение, как будто это был смертельный яд. Почему ей оказывают такие почести? Что за всем этим стоит?

Через некоторое время появилась третья горничная с коробками подарков: туалетная вода и мыло известных косметических фирм.

Просто как в сказке, беспокойно подумала Долли, вот только все это совсем не доставляет ей удовольствия. Невозможно отделаться от чувства, что подарки были каким-то образом связаны с ключом. Не скрывает ли эта запертая дверь ответа на вопрос, почему она здесь и почему ей оказывают такой королевский прием? Может, все-таки следует узнать, прежде чем она еще глубже увязнет в этой таинственной ситуации?

И тогда она взяла ключ.

Я только загляну на секундочку, подумала Долли.

Это тебя не касается, нашептывал внутренний голос.

Ну как же? Ведь я уже полностью вовлечена в эту историю, причем не по своей вине. Это меня непосредственно касается. И я должна понять, в чем тут дело.

Она прислушалась, что на это возразит ее внутренний голос. Может, посоветует отойти назад, за безопасную линию?

Никакого ответа.

По-видимому, ее аргументация возымела действие.

Крепко сжимая в руке ключ и не обращая внимания на устрашающий стук сердца, Долли приблизилась к двери, вставила ключ в замок и быстро и бесшумно повернула его. Затем глубоко вздохнула и, уговаривая себя, что не совершает ничего предосудительного, открыла дверь.

Ни звука. Ни движения. Набравшись смелости и не обнаружив никаких препятствий на своем пути, Долли распахнула дверь пошире. Пред ней предстала другая гостиная, как две капли воды похожая на ту, что занимала она.

Несколько секунд она стояла не двигаясь, напряженно прислушиваясь. Убедившись, что в комнате никого нет, Долли сделала первый шаг. Любопытство подталкивало ее вперед.

И вдруг совершенно отчетливо она услышала звук поворачиваемого ключа. Кровь прилила к лицу, сердце бешено забилось, она замерла посреди комнаты, с ужасом глядя на дверь, которая должна была вот-вот открыться… Через секунду дверь медленно отворилась, и глаза Долли расширились: она узнала мужчину, появившегося в проеме дверей.

Это был он, тот самый загадочный незнакомец, который привел ее в замешательство своим пристальным взглядом. Тот самый элегантный джентльмен, который совсем не элегантно прервал романтическую беседу со своей спутницей, учинив «ужасный скандал».

Долли отметила, что, увидев ее, он совсем не удивился. Напротив, он улыбался, но это была не та ослепительная улыбка, которая произвела на нее такое впечатление в холле; язвительный изгиб его губ говорил о том, что он знает о ней нечто такое, что вовсе не доставляет ему удовольствия.

Он молча закрыл дверь, ни на йоту не утратив хладнокровия. Его поведение свидетельствовало, что он ожидал увидеть ее здесь.

Но почему?

И что он мог знать о ней?

Чувство призрачной нереальности происходящего вновь охватило Долли. Она с напряжением ожидала дальнейшего развития событий.

3

— Итак… — процедил он сквозь зубы, едва сдерживая бурю эмоций.

Долли мгновенно поняла, что его хладнокровие было обманчивым, это чувствовалось во всем; и его срывающийся голос, и горящий пронзительный взгляд лишь подтверждали, насколько хрупким было это видимое спокойствие. Темные глаза смотрели с неподвижной суровостью, огоньки изумления больше не плясали в них, они сверкали гневом… болью, они обвиняли.

— Итак, что ты можешь сказать в свое оправдание? — В его требовательном тоне сквозила саркастическая усмешка, которая, по-видимому, была призвана прикрыть кипящее в нем раздражение.

Какой красивый, богатый полутонами, мужественный и, можно сказать, гипнотизирующий голос! Возможно, это благодаря эмоциям, которые переполняют его владельца, подумала Долли и тут же одернула себя: чем, черт возьми, она занимается? Сейчас не время оценивать достоинства незнакомца, необходимо сосредоточиться на его требованиях.

Скорей всего, он думает, что я воровка, решила Долли, усиленно пытаясь сообразить, как бы достовернее объяснить свое присутствие в его номере.

— Я сожалею… — не очень уверенно начала она и тут же умолкла под его испепеляющим взглядом.

— Что-что? — Недоверчивый возглас эхом разнесся по огромной комнате. Темные глаза с уничтожающим презрением окинули Долли с головы до ног. — Так ты сожалеешь? — едко повторил он и, закинув голову и устремив взор в потолок, воскликнул: — О Господи! Ты должна объяснить мне тысячу вещей, а вместо этого «я сожалею»? — Хриплый, раскатистый смех не предвещал Ничего хорошего, и Долли невольно поежилась, чувствуя, как мурашки холодным ручейком пробежали по спине.

Она метнула взгляд на дверь, разделяющую два номера, мысленно прокладывая путь к отступлению.

— О нет, моя радость! Этот номер не пройдет.

Притворно-нежный, а на самом деле полный ядовитой издевки тон заставил Долли вновь повернуться к незнакомцу. Она видела, как он рванулся с места, отрезая ей путь к бегству, и аура неистовой силы, которая исходила от него, была достаточно убедительна, чтобы удержать Долли там, где она стояла. Не стоит больше провоцировать его, хватит того, что она без приглашения заявилась в его номер.

— Ты не уйдешь, пока не объяснишь мне все. Абсолютно все, — произнес он, чеканя каждое слово.

Долли с трудом проглотила слюну. Она вся дрожала, и, казалось, ничто не может унять эту дрожь. Во рту пересохло, и ей пришлось сделать усилие, чтобы произнести первое слово.

— На самом деле… все очень просто, — начала она, но он раздраженно перебил ее.

— Просто? — Темные глаза горели нехорошим огнем. Он подошел ближе и остановился, глядя на нее сверху вниз. — Два года! Два горьких одиноких года! И ты всего-навсего сожалеешь? Или того лучше — «все очень просто»? — Он задыхался от негодования.

Какие два года, о чем он говорит? Как Долли ни пыталась, она никак не могла сообразить, о чем он…

— Я, право, не знаю, что вы хотите узнать, — робко проговорила она в надежде добиться от него хоть какой-то подсказки до того, как он вновь отвергнет все, что бы она ни сказала.

Кажется, это возымело действие, отметила Долли с облегчением. Взрыв бешенства потихоньку начал стихать. Хотя ситуация все еще выглядела опасной, она постепенно становилась управляемой. Незнакомец улыбнулся ей, но его улыбка была такой же холодной, как и его резкий смех, и вряд ли сулила что-то хорошее. Не дай Бог сделать неверный шаг. Это плохо кончится.

— Быть может, ты пришла сюда в надежде услышать от меня слова любви? — спросил он язвительным тоном.

— Что-о-о? — Долли отчаянно замотала головой. — Конечно нет. — Что за идиотская мысль пришла ему в голову, с какой стати она должна ожидать от незнакомца объяснений в любви?

Темная бровь насмешливо поползла наверх.

— А может быть, сказать мне, что ты любишь меня?

Долли не верила своим ушам. Она не знала этого мужчину. За кого он ее принимает? Неужели она похожа на тех развязных и предприимчивых девиц, пробирающихся в гостиничные номера в надежде подзаработать?

— Это… смешно! — возмутилась она.

Он расхохотался.

— Браво! — Его темные глаза еще пристальнее уставились на нее, а бархатистый тон напоминал урчанье хищника, играющего со своей жертвой. — Хочешь соблазнить меня и заставить заняться с тобой любовью? Ощутить, как мои руки ласкают твое тело, разумеется именно так, как тебе больше всего нравится?

— Нет! Совсем нет! Я вовсе не думала… — воскликнула Долли, с ужасом сознавая, как от его слов участился ее пульс.

Ее реакция, казалось, только подлила масла в огонь.

— Тогда я скажу тебе, что думаю. — Его губы искривились, и он медленно, отчетливо, словно выплевывая каждое слово, произнес: — Ты трусливая, подлая, малодушная тварь… Бесстыжая и бессердечная… Как у тебя хватило наглости явиться сюда?!

В течение нескольких секунд Долли стояла словно громом пораженная. Затем горячая волна гнева обдала ее, она подняла руку и, размахнувшись, с силой, на которую только была способна, обрушила ее на лицо мужчины. Его голова резко отклонилась назад. Глаза Долли просияли жестоким удовлетворением при виде красной отметины на ненавистном лице. Никогда в жизни она не ощущала подобной злости.

— Оставьте свои мерзкие слова и мысли при себе! — прошипела она, готовая защищаться зубами и ногтями, если он вздумает снова облить ее грязью.

Он не имеет никакого права оскорблять ее, сравнивая с уличной девкой! Все, что она совершила, это вошла в его комнату, но, между прочим, ей дали ключ для этой цели. Именно дали, она сама не просила об этом. Она не заслуживает такого обращения, и ничто в целом мире не заставит ее смириться.

Темные глаза, встретившись с прозрачной чистотой ее глаз, в которых явно читался вызов, вспыхнули дикой страстью. И это столкновение неуправляемых эмоций обещало что-то еще более разрушительное. И вдруг Долли почувствовала, как внутри нее разрастается желание, примитивное и острое, и, почти испугавшись, подумала, что никогда прежде ей не приходилось испытывать ничего подобного.

Она не знает этого мужчину.

Но что-то внутри нее говорило об обратном. Или ей только кажется? Какое-то подсознательное узнавание, которое она была не в состоянии объяснить. И это странное чувство, которое впервые пришло к ней в холле отеля, еще больше обострилось сейчас, подогреваемое силой примитивного желания, вызванного его словами. Она с ужасом обнаружила, что буквально сгорает от нетерпения, так ей хотелось узнать, как его руки станут ласкать ее тело…

Внезапно обжигающие темные глаза стали подобны магниту, вытягивающему из нее душу. Между ними протянулась ниточка глубокой интимности. Ей вдруг отчаянно захотелось подойти к нему вплотную и коснуться его щеки, нежно дотронуться до алого пятна, оставленного ее рукой. Скажи ей кто-нибудь, что она способна на такое, она никогда бы не поверила. Долли вообще не имела привычки давать волю рукам, предпочитая обходиться словами. Но он довел ее до этого, что было так не похоже на нее.

Долли вообще отказывалась понимать себя. Как она могла так быстро поддаться гипнотизирующей силе этого незнакомца? И чем это может кончиться? Ужас охватил ее. Она была уравновешенным человеком, но стоило ей перешагнуть порог этого отеля, как все смешалось, стало ненормальным, и прежде всего она сама.

Алиса, которая, ступив в Зазеркалье, попала в иной мир?

Похоже, со мной случилось что-то подобное, лихорадочно соображала Долли. Сделав глубокий вдох, она постаралась восстановить хоть какое-то здравомыслие. Подумай сама, какая близость может быть между тобой и незнакомым мужчиной, уговаривала она себя и не находила ответа — его слова о любви совсем замутили ее разум.

Даже учитывая, что между ними определенно существует таинственное притяжение, в поведении этого мужчины она не могла не заметить настороженности, какого-то внутреннего недоверия, удерживающего его на опасной грани. Его губы сложились в жесткую линию. Глаза сузились, блестя недобрым огнем.

Долли вновь подумала об извинениях, но так как ее первая попытка не привела ни к чему хорошему, то эта идея не казалось ей больше удачной. Кроме того, он был так же не прав, как и она. И все же объяснения были совершенно необходимы.

— Месье… — начала онаснова, осторожно подыскивая слова.

— Не называй меня так! — сердито оборвал он.

Господи, что бы я ни сказала, все заканчивается неприятностями. Долли вздохнула.

— Хорошо, — согласилась она, соображая, как бы еще обратиться к нему. — Я бы хотела объяснить…

— О, я с большим интересом послушаю, — снова сердито пробурчал он. — Просто сгораю от нетерпения узнать, как ты объяснишь свои поступки, — продолжил он, и на этот раз в его голосе слышалось неприкрытое презрение. — Каждое слово будет для меня драгоценным даром, и, поверь, я сумею по достоинству оценить твой рассказ.

Это заявление заставило Долли задуматься, она вовсе не придавала своим словам столь большого значения, и, как она предполагала, он не найдет в них тоже ничего особенного.

— У меня был этот ключ, — медленно начала она, — мне дал его управляющий…

Кажется, и эта попытка закончилась неудачей. Он взял ее за плечи и легонько тряхнул, еле сдерживая нетерпение.

— Ты неподражаема! Нет, ты просто невозможна! Совершенно невозможна! — процедил он сквозь зубы.

Пожалуй, он прав, подумала девушка, ее объяснение и вправду было идиотским. Но, чувствуя, как его руки сжимают ее плечи, и в ужасе от того, что может последовать дальше, она совсем растерялась, не зная, что сказать и что сделать.

— Пожалуйста, — она не могла снова сказать «месье» — уберите руки.

Он высокомерно рассмеялся, но отпустил ее плечи.

— Ты думаешь, я жажду прикоснуться к тебе? Не могу с собой справиться? Да? — Он обнажил зубы, и ее передернуло от его хищной улыбки. — Ты ошибаешься, моя радость! Как видишь, я могу преспокойно сделать это.

— Спасибо. — Долли вздохнула с облегчением.

Одно неверное действие порождает другое, не менее неверное, подумала она. Она сама виновата, ей не следовало давать волю рукам. Больше она не позволит себе такого.

По-видимому, он тоже пришел к подобному решению и отступил от нее на шаг. Выражение его лица оставалось по-прежнему неприступным, беспокойство и резкие жесты исчезли, видимо его внутренний аристократизм заявил о себе. Заложив руки за спину, он мерил шагами комнату.

— Ты ничтожество, — спокойно произнес он. — Ничто, понимаешь? Ни крупинки раскаяния! Ничто и никто, так… пустое место!

Долли молча прикусила губу, заставляя себя не реагировать на его новые выпады, и, несмотря на издевательский тон, не могла не признать, что в его словах была доля правды. В огромном мире она действительно была ничто. Никого не осталось, кто бы любил ее, заботился о ней, в конце концов просто задумался бы, существует она или нет.

— Я понимаю, — тихо сказала она.

Услышав ее ответ, он на какую-то долю секунды замялся, темные глаза уставились на нее с подозрительным недоверием.

— Ты понимаешь? — сказал он медленно, внимательно следя за ее реакцией.

— Конечно, — кивнула Долли. И в самом деле, почему она должна что-то значить для этого мужчины, она действительно для него ничто. Они совершенно чужие.

Он подошел к ней, смутное беспокойство сквозило в его взгляде.

— Ах ты… — Он сдержался, но тут же добавил: — Я докажу, что ты для меня…

— Не надо ничего доказывать, — взмолилась Долли, боясь, как бы он снова не схватил ее.

— Где ты была целых два года? Отвечай! — почти прорычал он. — Чем занималась? Почему ты сбежала, не сказав ни слова? Не объяснив, не предупредив…

Постепенно ситуация начинала проясняться. Так вот в чем дело?.. По необъяснимой причине этот мужчина принимает ее за кого-то другого. То же самое произошло и с персоналом отеля, начиная с толстяка-швейцара и кончая управляющим; они все думали, что она это не она, а какая-то другая женщина. Это единственное объяснение расставляло все по своим местам. Теперь понятен и инцидент в холле, и слова мальчика-посыльного «ужасный скандал». И обращение «мадам», и поведение управляющего с его странными маневрами и осторожностью.

Что ж, пожалуй, она готова согласиться с управляющим, это действительно весьма «деликатная ситуация»!

Но сразу же возникал мучительный вопрос: за кого они все принимают ее? И почему не видят, что она — это она, Долли Карлайл, а не та, за кого они ее принимают?

— Отвечай! — откуда-то издалека долетел резкий голос.

Он снова требовал ее внимания. Где-нибудь, когда-нибудь Долли найдет объяснение случившемуся, а пока она незамедлительно должна ответить на его вопрос. Ее сердце совершило маленький скачок, когда она снова взглянула в его темные глаза.

— Я почти все время была в Сан-Франциско…

— Вот как?! Мне следовало догадаться по твоему акценту. И, разумеется, сбежала со своим американцем? Гнусная обманщица!

— Я не обманщица! — попыталась защититься Долли.

— И ты думаешь, что можешь снова заставить меня поверить в это? После того, что ты сделала?

Но она ничего не сделала! Кроме того, что воспользовалась ключом и вошла в эту комнату. Но, прежде чем она смогла возразить, произошло невероятное — он поднял руку и коснулся ее щеки! Она отпрянула назад, но было поздно… Он приподнял лицо Долли за подбородок, склонил голову и припал к ее губам.

Неожиданный поворот событий лишил ее всякой возможности защищаться. Нежно и сильно он прижал к себе ее вдруг обмякшее тело. Его огневой поцелуй побуждал к ответу, который не заставил себя ждать: все ее тело, каждая его клеточка горела огнем, охваченная неудержимой страстью. Предыдущие знания Долли о том, каким может быть поцелуй, вмиг были разрушены, пробуждая желание отбросить все мыслимые преграды и отдаться тому, что сулило несказанное наслаждение.

Поцелуй прекратился внезапно и именно в тот момент, когда продолжение казалось просто необходимым. Он оторвался от нее, осторожным жестом снял со своих плеч ее руки. Изумленная резкой переменой и находясь все еще под воздействием сумасшедшего взрыва чувств, Долли смотрела на него в полном недоумении.

Его темные глаза сверкнули самодовольным триумфом.

— Ну что, убедилась? — усмехнулся он, отводя свои руки, как будто прикосновение к ней было ему неприятно. — Я ничего не чувствую к тебе. Абсолютно ничего.

Это была очевидная ложь.

Он не был равнодушен ни к ней, ни к тому, что случилось между ними. Его дыхание все еще оставалось прерывистым, однако он повернулся к ней спиной, вроде бы демонстрируя свою независимость, а на самом деле, как догадалась Долли, чтобы она не заметила признаков его физического возбуждения. Да и как подобная вспышка страсти могла остаться без последствий?

Господи, как она могла с такой готовностью ответить на призыв чувственности совершенно незнакомого человека? — думала Долли. Но было и другое, что мучило Долли еще больше, — целуя ее, он целовал другую женщину! Долли боялась признаться себе, насколько глубоко задета, ее щеки полыхали, горло перехватило болезненным спазмом. Она, Долли Карлайл, была здесь, но для этого мужчины не существовала вовсе.

Тем не менее она обязана объяснить ему все.

— То, что вы ничего не чувствуете (хотя она была уверена в обратном), совершенно естественно. Вы и не можете ничего чувствовать, так как совсем не" знаете меня, — все еще дрожа, произнесла Долли.

Его лицо исказила гримаса возмущения, и он злобно уставился на нее.

— Не говори глупостей, кто-кто, а я-то уж знаю тебя прекрасно!

Все еще выбитая из колеи бурной сценой, которую он учинил, Долли попыталась возразить:

— Вы напрасно настаиваете, — произнесла она, стараясь говорить как можно спокойнее. Он не отрицал. Он вообще предпочел не отвечать, но его глаза все еще обвиняли ее в каких-то неведомых преступлениях. — То, что произошло, очень просто… — продолжила она, решительно пытаясь заставить его выслушать ее. — Вы понимаете…

— Я знаю, что произошло, — отрезал он.

— Ошибаетесь. — Долли пропустила его замечание мимо ушей. — Вы принимаете меня за кого-то другого… Я не та женщина, кто…

— Действительно не та. — Он цинично рассмеялся. — Та умерла два года назад. Во всяком случае, я бы хотел, чтобы так было… Было бы лучше, если бы ты умерла.

— Я понимаю… Но все же, все же… Дайте мне шанс… — Долли почти топнула ногой от возмущения, что он не дает ей договорить.

— Ни за что, — злобно заявил он. — Ты не заслуживаешь этого.

Они говорили каждый о своем, не понимая друг друга. Пытаться объяснить ситуацию — занятие бесполезное. Он зациклился на своей идее и не в состоянии воспринимать что-либо еще.

— Прекрасно, — согласилась Долли, понимая, что больше ей ничего не остается. Так как она не видела смысла в продолжении разговора, самое лучшее для нее уйти, и немедленно. — Прошу извинить меня, но я бы хотела вернуться к себе в комнату.

— Ради Бога. — Он неопределенно махнул рукой.

— И запереть дверь, — добавила Долли и подумала: чтобы ты не мог ворваться следом за мной.

— Отлично! — Он выглядел вполне удовлетворенным.

— Завтра я уезжаю из Парижа. — Долли привела последний довод, думая успокоить его и таким образом получить возможность наконец рассказать, какую идиотскую роль она играет в этом фарсе.

— Превосходно!

Нет, и это не дало нужного эффекта.

— Я никогда не вернусь, — заявила она.

Что ж, его это вполне устраивает, подумала она. Теперь он сможет преспокойно утверждать, что она умерла. Странно, но почему-то это больно задело ее, но она тут же справилась с этой болью. Если он хочет, чтобы она навсегда исчезла из его жизни, эта встреча абсолютно лишена будущего. И для нее лучше забыть об этом, как будто ничего и не произошло.

— Что тебе от меня надо? — Его глаза подозрительно сузились.

Долли гордо вздернула подбородок. Разговор окончен. Эта неожиданная встреча не может ничего принести ей. Во всяком случае, ничего хорошего.

— Ничего! — заявила она. Плевать, что он о ней подумает. — Абсолютно ничего!

И в подтверждение своих слов она круто повернулась на каблуках и направилась к двери, разделявшей комнаты. Она взялась за ручку, когда раздался его требовательный возглас:

— Подожди!

Ну уж нет, с нее довольно. Она сделала все, что могла. Она не станет снова слушать его оскорбления, он еще больше выведет ее из себя. Ей нечего ждать, она уйдет не оглянувшись, с высоко поднятой головой. Именно так она пересекла комнату и, проскользнув на свою территорию, быстро захлопнула за собой дверь. Один резкий поворот ключа, и дверь заперта.

Вот так, подумала Долли, и никак иначе!

4

Уже находясь в своем номере, Долли еще долго не могла успокоиться, расхаживая по комнате взад и вперед, не обращая внимания на богатство и элегантность окружающей обстановки. Ее просто разрывало от негодования. Что за странный тип! И кто ему позволил вмешиваться в ее жизнь (просто потому, что он, видите ли, принял ее за свою сбежавшую пассию), да еще таким наглым образом?! Что она, Долли Карлайл, сделала такого, что он считает себя вправе обвинять ее во всех смертных грехах, оскорблять, причем не только словами?! И самое невероятное — он заставил ее испытать ощущения, о которых она читала разве что в любовных романах.

Это несправедливо!

Он не имел никакого права!

Все, что случилось, стоило ей переступить порог этого отеля, не укладывается ни в какие рамки.

Долли казалось, что, появившись здесь, она нарушила какой-то устоявшийся порядок, вызвала к жизни целую цепь событий и сама попала в эту сумятицу. Ее глаза остановились на вазе с розами. Нет, вряд ли это подношение от незнакомца, скорее всего идея управляющего, надеющегося любыми средствами уладить «деликатную ситуацию». Впрочем, за исключением этих роз, происходящее выглядит вовсе не деликатно.

Но почему они все, словно сговорившись, принимают ее за кого-то другого?

Почему?.. Почему?..

Долли направилась в ванную комнату и взглянула на свое отражение в зеркале. Не очень-то приятно сознавать, что на свете существует кто-то еще, кто выглядит точно так же, как ты. На самом деле возможно ли существование абсолютного двойника? Ну, разумеется, она слышала о кинозвездах, которые имеют дублеров. Но тут явно что-то другое. Мужчина, который, по всей вероятности, был любовником ее двойника, наверняка заметил бы какую-то разницу, если бы она существовала; даже если принять во внимание, что в последний раз он видел ту мифическую женщину два года назад. Близкое сходство могло обмануть персонал отеля, но чтобы не заметил любовник?

Долли настойчиво вглядывалась в свое отражение.

Кто ты, мой неизвестный двойник?

Почему ты бросила его, не сказав ни слова?

Я бы никогда не могла поступить так.

Я не такая, как ты. Я бы не могла быть такой бессердечной с человеком, который любил меня. А может быть, не любил? Может, в нем заговорило оскорбленное самолюбие, когда он потерял то, что, по его мнению, принадлежало ему? В любом случае ты должна быть вероломным существом, если способна на такое. Но почему он не видит, что я другая?

Осторожным движением пальца она провела по своему лицу, повторяя каждую черточку. Неужели никакого отличия? Тот же овал, рот, нос… глаза? Неужели и глаза той женщины такие же небесно-голубые? А волосы? Неужели они точно такого же редкого оттенка, оттенка золотистого абрикоса? Неужели возможно такое? Наверное нет. Но тогда как он мог совершить такую ошибку?

Долли болезненно поморщилась, недоверчиво качая головой. Просто кошмар какой-то, и в дурном сне такое не приснится. Она отвела взгляд от своего отражения и вышла из ванной, тихонько прикрыв за собой дверь. Вернувшись в комнату, остановилась, задумчиво глядя на свою дорожную сумку.

Ей следует немедленно бежать отсюда. Это единственно разумная вещь. Уйти из этого шикарного номера, из этого отеля, прочь от этой кошмарной ситуации. Тогда она снова станет собой и продолжит своей путь в Женеву, как и планировала, прежде чем совершила эту остановку, поддавшись сентиментальному порыву.

Продолжить путь в Женеву…

Сердце Долли остановилась, а ее мысли совершили головокружительный поворот. Такого не увидишь и в дурном сне. Ее сон, тот сон, который с удивительной настойчивостью повторяется… Что, если та маленькая девочка, сидевшая на корточках и серьезно смотревшая на нее, была… О Боже! Долли казалось, что она просто не выдержит такого напряжения. Нет, нужно успокоиться и обдумать все по порядку. Итак, она собиралась отыскать в миссии Красного Креста хоть какой-то след своей семьи, которую потеряла двадцать пять лет назад. А вдруг не только ей удалось уцелеть во время того страшного землетрясения? Что, если у нее была сестра-близнец и именно ее она видела во сне, сестра, как две капли воды похожая на нее? Что, если и она тоже осталась в живых? Или, быть может, вообще в тот страшный момент оказалась в другом месте?

Сердце колотилось так, словно вот-вот выскочит из груди.

Ответ, который она жаждала получить, был совсем рядом. Стоило только… Мужчина в соседней комнате мог что-то знать. Если у нее действительно есть сестра, если они близнецы, то тогда становилась понятной вся эта путаница…

Но возможна ли такая сверхъестественная цепь совпадений?.. Мужчина остановился именно в этом отеле и находился в холле именно в тот момент, когда она появилась там в первый и, скорей всего, в последний раз в жизни. Нет, ей казалось, что такое могло произойти только в том случае, если в дело вмешались какие-то потусторонние силы. Похоже, Кэтлин и Джерри привели ее сюда, видя, как она одинока. Возможно, они испытывали чувство вины, зная, что на всю жизнь оторвали ее от сестры.

Долли потерла виски. Голова раскалывалась. Не удивительно! Хочет она этого или нет, но ей придется еще раз поговорить с мужчиной, занимающим соседний номер. Возможно, и у него остались нерешенные вопросы и он нуждается в этом разговоре не меньше, чем она.

Сгорая от нетерпения, Долли подошла к злополучной двери. На этот раз ничто не могло удержать ее: ни его слова, ни оскорбления, ни даже применение физической силы, хотя она сомневалась, чтобы он снова позволил себе нечто подобное.

Предварительно постучав, Долли повернула ключ, и дверь открылась.

— Месье… — позвала она решительно, отбросив испуг.

Но ответа не последовало.

Тогда она вошла в комнату и позвала снова, беспокойно оглядываясь кругом. Никого. Она ждала, дрожа от напряжения. Возможно, он в ванной? Долли прислушалась. Ни звука. Абсолютная тишина. Ясно, что в номере никого нет.

На несколько минут застыв посреди комнаты, она лихорадочно соображала, что же делать дальше. Его нет. Она даже не знает его имени. Управляющий отелем такой перестраховщик, что вряд ли поможет ей. Так как эта путаница все еще продолжалась, подобные вопросы с ее стороны будут восприняты как очередная шутка.

Самое правильное для нее — сидеть и ждать его возвращения. Сейчас середина дня. Он наверняка вернется, чтобы переодеться к ужину. С другой стороны, вполне Возможно, он решил, что им больше нечего выяснять, и укатил куда-то со своей красавицей-брюнеткой.

Странно, но эта мысль больно кольнула ее.

Откуда такое влечение к незнакомому мужчине и почему она так вдруг поддалась его обаянию? Но он, конечно, не захочет иметь ничего общего с женщиной, чья сестра так вероломно обошлась с ним. Может быть, ее неожиданное чувство к нему объясняется общим с сестрой генетическим кодом?

В полном унынии она вернулась к себе, рухнула на широченную постель, тупо уставившись в потолок. Ей необходимо узнать его имя, но, впрочем, это может подождать, пока подождать. Если ей не удастся повидать его сегодня, то утром она возьмется за персонал отеля, расскажет им все как есть и будет просить о помощи.

Она ни в коем случае не должна потерять крохотную ниточку, связывающую ее с родной сестрой!

Совершенно обессиленная от пережитых эмоций, Долли постаралась взять себя в руки. Решительно поднялась с постели и отправилась в ванную. Приняв душ, она почувствовала себя значительно лучше, силы вернулись к ней, а вместе с ними пришло и чувство голода. Тут Долли вспомнила, что пропустила ланч. Необходимо подкрепиться, усмехнулась она, иначе ей не выдержать второго раунда с незнакомцем.

Долли покосилась на блюдо с фруктами, чувствуя, как ее рот наполняется слюной, но медлила, все еще не в состоянии отделаться от ощущения, что все здесь предназначено для другой: и эти фрукты, и эта шикарная комната.

Но надо позаботиться о себе, решила Долли. Остановив свой выбор на грозди винограда, она вышла на веранду, надеясь, что чудесный вид подействует благотворно на ее издерганные нервы. Она смотрела вниз на площадь Согласия и почти машинально отправляла в рот виноградину за виноградиной, наблюдая за движением людей, кажущихся отсюда маленькими фигурками. Вскоре у нее в руках осталась пустая веточка, что ее очень удивило: она не заметила, как съела весь виноград и не ощутила никакого вкуса. Но зато успокоилась и почувствовала настоящий голод.

Вернувшись в гостиную, она взяла с блюда персик; предвкушая удовольствие, разломила его и уже собиралась поднести одну половинку ко рту, как ее рука замерла на полпути — в дверь постучали. Сердце рванулось при мысли, что это он, таинственный незнакомец, но она сразу же заставила себя успокоиться. Если бы это был незнакомец, то, скорее всего, он постучал бы во внутреннюю дверь, а не в ту, которая выходила в коридор.

Долли открыла дверь и увидела перед собой уже знакомого мальчика-посыльного и двух горничных с огромными коробками в руках. Посыльный держал серебряный поднос, на котором лежал длинный конверт.

— Вам записка, мадам, — объявил он, с интересом разглядывая Долли.

Лица девушек светились любопытством. Итак, «деликатная ситуация» продолжается, и, судя по всему, это наиглавнейшее событие дня, которое занимает умы всего персонала, подумала Долли.

— Мерси, — процедила она сквозь зубы и взяла конверт.

Отказать — значит только усугубить ситуацию и вызвать новые пересуды, к тому же Долли мучило любопытство. Интересно, от кого эта записка — от него или от управляющего?

И тут ее осенило.

— Вы знаете мое имя? — спросила она посыльного, надеясь, что ее двойник будет таким образом идентифицирован. Фамилия могла стать отправной точкой в раскрытии этой мистической тайны.

— Конечно, мадам…

— И как же? — настаивала Долли.

Мальчик-посыльный подозрительно покосился на нее. Он был явно встревожен.

— Это каждый знает. Мадам… Карлайл, — наконец сказал он.

Осмотрительность прежде всего, усмехнулась Долли и сделала логический вывод — ей не удастся больше ни слова вытянуть из него, хотя на самом деле он прекрасно знает имя женщины, за которую ее все принимают. Он, несомненно, получил инструкции, коих будет неукоснительно придерживаться. Иначе он может потерять работу.

Подавив естественное разочарование, она открыла конверт и достала простой лист бумаги, сознавая, что все глубже и глубже погружается в эту таинственную историю, но стремление узнать, что же кроется за всем этим, побудило ее к дальнейшим действиям. Ее взгляд инстинктивно остановился на подписи.

«Реймонд».

Нет, управляющий отелем, конечно, подписался бы более официально. Записка была от незнакомца. Значит, его зовут Реймонд. Кто он, этот Реймонд? Долли взглянула на посыльного и горничных, которым было наверняка известно гораздо больше, чем ей, и углубилась в чтение.

«Есть вопросы, которые необходимо урегулировать».

Разумеется есть. Сердце Долли забилось с надеждой. Выходит, у нее будет возможность поговорить с ним! Ее глаза впились в следующее предложение.

«Разумнее всего провести нашу встречу в нейтральном месте, чтобы сохранить цивилизованный уровень. Исходя из этого, я полагаю, мы могли бы поужинать в «Этуаль». В восемь часов».

Значит, сегодня вечером! На нейтральной территории. Долли вздохнула с облегчением. Он не станет устраивать скандал в публичном месте. Она получает шанс задать все вопросы, на которые жаждет получить ответ.

Ее глаза выхватили следующую строку.

«Не сомневайся, я выброшу тебя из своей памяти, как только решу все вопросы».

Прочитав это, Долли просто не могла удержаться от смеха. Такие слова могли исходить от человека, который не уверен в себе. Скорей, это она может стереть его черты из своей памяти, как только получит ответ на интересующие ее вопросы. Она еще острее почувствовала, как сильна привязанность незнакомца к ее двойнику. Что ж, тем более ей следует отнестись к предлагаемой встрече с большим вниманием.

После подписи следовал постскриптум.

«P.S. Я взял на себя заботу о туалетах, в которых ты бы могла, не компрометируя меня, показаться на людях. Мне не хотелось бы вновь испытывать стыд при виде того, как неподобающе ты одета».

Так вот что означают коробки в руках горничных. Подумать только, какое высокомерие! Видимо, его самолюбию был нанесен незабываемый удар… Ну что ж, не в ее интересах сыпать соль на раны, да и потом, каким бы странным ни казалось его властное желание одеть ее в соответствии со своим вкусом, не может же она, в самом деле, появиться в шикарном ресторане в джинсах? Отказ означал бы, что ей не удастся попасть туда, куда она стремится. Придется закусить удила и смириться ради достижения собственной цели. Вот так, Долли Карлайл.

Она подняла глаза на посыльного.

— Вы знаете ресторан «Этуаль»?

Он удивленно заморгал в ответ.

— Разумеется, мадам. Это лучший ресторан в нашем отеле.

Ну естественно — высший класс, стоило ли спрашивать? Долли открыто улыбнулась посыльному.

— Конечно-конечно. Я запамятовала…

Горничные и посыльный смотрели на нее так, будто она потеряла рассудок. Что, впрочем, не так уж далеко от истины, вздохнула Долли. Однако она не собирается отступать. Если она станет обращать внимание на поведение Реймонда… Икс (пока будем называть его так, решила Долли) и нездоровое любопытство со стороны персонала отеля, ей ничего не добиться. Она должна оставаться той, за кого ее принимают, пусть даже рискуя и точно не зная, куда это может привести. Она должна докопаться до истины.

Долли жестом пригласила горничных в номер.

Войдя, они поставили коробки в гардеробной. Долли отметила про себя, что это не те девушки, что приходили утром с фруктами и прочими подношениями. Все служащие отеля, по-видимому, горят желанием участвовать в «деликатной ситуации». Без сомнения, это явилось главным развлечением дня. Еще раз поймав на себе пытливые взгляды, Долли наконец закрыла за ними дверь.

Новые обстоятельства продвинули ее изыскания, картина обрисовывалась с большей ясностью. Реймонд Икс, должно быть, очень хорошо известен персоналу отеля. Возможно, он крупная общественная фигура, чья добрая репутация поставлена на карту. «Ужасный скандал», сказал посыльный, и, похоже, это не было преувеличением. По всей видимости, ситуация действительно была весьма деликатной.

Шок другого рода ожидал ее в гардеробной. На коробках стояла эмблема дома Диор. Это проясняло еще кое-что. Реймонд Икс, судя по всему, не только известная, но и могущественная фигура, если от Диора в мгновение ока прислали туалеты по его команде. К тому же он должен обладать большими деньгами, чтобы оплатить эту роскошь.

Это все добавляло ему веса. Она же рядом с ним никто, одинокая сирота, и никогда в жизни ни от кого не получала подобных подарков. Легкая дрожь пробежала по ее спине, когда она подумала о предстоящем ужине. А официанты, перед которыми она предстанет в этом чужом обличье, не заметят ли они подмены?

Долли посмотрела на имя знаменитого дизайнера.

Не слишком ли далеко она зашла? Что она может противопоставить силе и могуществу этого Реймонда? Только правду, но парадокс заключается в том, что она не сумеет добиться правды от Реймонда Икс, если не примет его правила игры. С глубоким вздохом она начала разбирать коробки.

Вечернее платье из черного крепа с глубоким декольте, вышитое бисером на плечах, с узкой юбкой, повторяющей в мягкой драпировке угол декольте. Маленькая расшитая бисером сумочка на длинном шелковом шнуре; элегантные лодочки на высоченной шпильке и необыкновенно тонкие шелковые чулки, тоже черные, как и кружевное боди, смотревшееся очень сексуально.

Все это должно было обойтись ему в кругленькую сумму. Долли, впрочем, подозревала, что цена ничего не значит для него: так, пустяк, чего не сделаешь ради достижения цели. Впечатление от его дамы в холле отпечаталось в ее мозгу; красавица-брюнетка одевалась явно у кого-то из знаменитых дизайнеров. Видимо, ничего другого просто не приходило ему в голову.

Тем не менее Долли почему-то трудно было представить, что ее возможная сестра могла одеваться так. Или ее содержал Реймонд Икс? А может, она сама принадлежала к богатой семье? Если она бесследно пропадала в течение двух лет, вряд ли у нее была семья. Такой могущественный человек без труда бы отыскал ее.

Господи, что ждет ее в конце поездки?

Неужели совсем ничего?

Нет, по крайней мере она уже узнала то, чего не знала прежде.

Долли решительно начала готовиться к важному ужину. Она долго отмокала в ванне, ублажая себя пахучими лосьонами и шампунями, потом тщательно наложила макияж, соответствующий ее вечернему туалету, и долго расчесывала свои удивительные золотые локоны.

Надев черное боди и чулки, она загадочно улыбнулась, на мгновение ощутив себя дорогой проституткой. Каковы были отношения ее двойника с Реймондом Икс? Разумеется близкие… Это уж точно. И очень страстные. Она вспомнила его поцелуй и сразу же попыталась отбросить это воспоминание. Потому что этот поцелуй с невыразимой ясностью обнаружил абсолютную пустоту ее жизни.

Руки Долли дрожали, когда она осторожно натягивала на себя роскошное платье. Интересно, а где его шикарная спутница? И представив себе красавицу-брюнетку, ехидно хмыкнула. По-видимому, бедняжке придется этот вечер поскучать в одиночестве.

Были ли они любовниками? По какой-то причине ей не хотелось, чтобы это было так. Вряд ли мужчина, который с такой страстью целует женщину, пусть даже ненавистную, влюблен еще в кого-то. Нет. Здесь кроется что-то большее, чем оскорбленное самолюбие. Даже будучи не искушенной в вопросах страсти, Долли хорошо понимала это.

Платье сидело отлично. Как говорится, ни убавить ни прибавить. Просто само совершенство. Значит, она и ее двойник имеют не только одинаковое лицо, но и одинаковую фигуру?

Долли взяла туфли. Нет, это не на ее ногу, подавляя странное чувство паники, подумала она. И вряд ли придутся ей впору. Даже абсолютно одинаковые близнецы имеют маленькие различия. А их жизнь разлучила на долгие годы; целых двадцать пять лет они шли разными путями.

Она с сомнением рассматривала элегантные лодочки ручной работы. Нет, похоже, это ее размер. Но наверняка где-нибудь будут жать или тереть.

Она поставила туфли на пол и сунула в них ноги. Они сидели идеально.

У Долли тоскливо засосало под ложечкой, она и ее двойник были абсолютно идентичны. Как две капли воды. Таким же сильным, как желание отыскать сестру, было чувство потери собственной индивидуальности, панического разочарования, охватившего ее. Как будто кто-то жонглировал с ее жизнью. Как случилось, что существует кто-то еще, сотворенный точно так, как ты сама?

Мысли Долли лихорадочно путались. Что, если Реймонд Икс не поверит, что она это она? Достаточно ли будет ее паспорта? Это единственное, что подтвердит ее личность, и в посольстве США могут засвидетельствовать, если потребуется. Она поспешно переложила паспорт из своего багажа в вечернюю сумочку. Пусть будет под рукой.

Внезапно ей пришло в голову, что дом Диор должен иметь все размеры ее двойника. Такие роскошные вещи не могли быть изготовлены на глаз. Долли была уверена, что дома высокой моды в Париже не работают таким образом. Это означает, что на имя ее двойника там был открыт счет.

Голова раскалывалась от вопросов. Долли инстинктивно повернулась к зеркалу и… ахнула. Эффект, создаваемый платьем, не поддавался описанию. Как будто она, пройдя сквозь зеркало, появилась там вновь в облике совершенно иной женщины. И эта женщина была ослепительна… И эту женщину она не знает… Скорей всего, именно ее пригласил на ужин Реймонд Икс.

Если он одел тебя так, спрашивала она изображение, которое было уже ее и еще не ее, какую жизнь ты вела с ним? Неужели эта жизнь была такой невыносимой, что ты ушла и в течение двух лет даже ни разу не поинтересовалась, что с ним? Ты все еще живешь где-то далеко отсюда? Что случилось с тобой? Неужели ты на деле такая, как он говорит? Бессердечная, бесстыжая…

Легкая дрожь пробежала по спине. Может быть, возлагая такие большие надежды на предстоящий ужин, она совершает еще одну глупость? Что, если и это не принесет ответа? И тогда… что тогда?

Реймонд Икс знает все… или думает, что знает.

Она не собирается менять свое решение.

Без пяти восемь.

Время шагнуть в это зеркало и узнать, что скрывается по другую сторону.

5

Ровно в восемь Долли стояла у входа в «Этуаль». К ее удивлению, Реймонда не было. Черт возьми, пронеслось в ее голове, мог бы и не опаздывать! Заставлять ее одну торчать здесь! Это уж слишком! Нервы дрожали, как натянутая тетива, раздражение нарастало с каждой минутой. Подумать только, она исполнила все его пожелания. А он? Ведь он сам указал это время! В сложившихся обстоятельствах было бы совсем не лишним, отдавая дань вежливости, проявить пунктуальность.

Метрдотель, ловко лавируя между столиками, спешил ей навстречу. По его лицу было ясно, что он в курсе «деликатной ситуации», так же хорошо, как и персонал отеля.

Долли бесстрастным взглядом обвела главный зал «Этуаль»: интерьер был выдержан в стиле восемнадцатого столетия; стены затянуты великолепными гобеленами и отделаны мраморными панелями. Зеркала в витиеватых золоченых рамах отражали мягкий свет тяжелых хрустальных люстр. Потолок представлял собой не что иное, как небесный свод с облаками на нежно-голубом фоне, и по всему его периметру шел бордюр из золотых листьев. Столы были великолепно сервированы и украшены цветами.

Это был красивый, просторный зал, и Долли с удовлетворением отметила, что ее платье и вообще весь облик как нельзя лучше соответствуют блестящей обстановке. Она знала, что со стороны выглядит как представительница элиты, а до того, что у нее делается внутри, в конце концов никому дела нет. Напряженное ожидание достигло точки кипения, и она почти подпрыгнула, когда рядом с ней раздался голос Реймонда:

— Мои извинения…

Долли подняла на него глаза и потеряла дар речи, возмущение испарилось, а сердце совершило невероятное сальто. Он поразил ее еще там, в холле, когда она впервые увидела его, но сейчас, в черном смокинге, он был просто неподражаем.

— Не надо! — усмехнулся он, грозя пальцем.

— Что, не надо? — не поняла Долли.

— Не надо притворяться, что я значу для тебя что-то. Тебя, кроме денег, ничто не волнует. — Этот неожиданный ответ разрушил очарование его магнетизма.

— Но это платье ваша идея, не моя, — как можно мягче возразила Долли, стараясь избежать конфронтации.

Но он явно был настроен иначе. Сухо улыбнувшись, он продолжил нападение:

— Должен заметить, что оно тебе очень к лицу. Впрочем, не сомневаюсь, что ты отлично знаешь это. Ты появилась, и я просто был сражен, твоя красота загипнотизировала меня. Я даже не в состоянии был подняться тебе навстречу…

Он сказал «красота»? Долли никогда не думала о себе в столь высоких выражениях. Все дело в платье, которое по праву должно принадлежать другой женщине. Собственно, так оно и есть: глядя на нее, он видит другую женщину.

Реймонд взял ее руку и, поднеся к губам, поцеловал кончики пальцев. Долли почувствовала, как все ее тело отозвалось невольным порывом. Эти неожиданные перемены в его поведении очень сильно смущали ее. В конце концов, это уже нечто большее, чем цивилизованные отношения. Уж лучше открытая нетерпимость предыдущей встречи!

— Прошу, — сказал он, выводя ее из размышлений.

Стоило Долли опереться на его руку, как ее сердце бешено забилось. Она почувствовала его истинную физическую силу, и вместе с тем к ней пришло странное ощущение своей собственной слабости. Да, она была женственна, но назвать ее слабой… О, нет, Долли Карлайл никогда не была слабой женщиной. Должно быть, дело в двусмысленности ситуации, успокаивала она себя.

Опытный взгляд метрдотеля уловил, как переплелись их руки, и, приняв это за сигнал готовности, он чинно сопроводил блестящую пару к предназначенному для них столу. Идя через зал, Долли тихонько дрожала, ловя на себе внимательные взгляды. Посетители как по команде уставились на них. Скорей всего, думала Долли, столь пристальное внимание вызывает не сам Реймонд, а ее присутствие рядом с ним.

Что же такое совершила та женщина? Пользовалась дурной славой среди этих богатых и пресыщенных господ? Была ли она виновата в чем-то большем или ее преступление заключалось лишь в том, что она, презрев все неоспоримые достоинства Реймонда, исчезла без объяснения? А может, осуждали его, скажем, за то, что он прогнал ее? Почему их совместное появление вызывает такое преувеличенное внимание? Все эти вопросы вихрем кружились у нее в голове, пока они шли к столику.

Официант налил шампанское в тонкие бокалы.

— За лучшее понимание, — сказал Реймонд, поднимая бокал и загадочно поглядывая на нее. Словно он знал о ней что-то, но пока хранил это в тайне.

— Что ж, я не против, — согласилась Долли и подумала, что глоток вина именно то, что ей сейчас нужно, ибо во рту у нее пересохло.

Еще не успев поставить бокал, она заметила на лице своего визави выражение полного удовлетворения, а в глазах блеск триумфа. Видимо, дружеский тост был частью какого-то шоу, смысл которого она не понимала и в котором невольно принимала участие.

А объяснение всему — гордость Реймонда. Все должно работать только на это. Так вот почему он заставил ее ждать! Не хотел рисковать, боялся, что она не появится и ему придется на глазах у всех одиноко маячить у входа. Или посмеет ослушаться и не наденет присланное им платье, компрометируя его своим неподобающим видом. Все получилось так, как он хотел, отчего же не выпить шампанского!

Его галантность, комплименты, поцелуй руки — все это лишь доказательство, что он может возвыситься над любой ситуацией, какой бы деликатной она ни была. Он не только дьявольски красив, подумала Долли, но и обладает гордыней Люцифера.

— Ну и как, я выдержала испытание? — насмешливо спросила Долли, удовлетворяя собственную гордость: пусть знает, она не просто пешка в его игре.

Он понял. Его взгляд стал жестким, он безразлично пожал плечами.

— Ты устроила сцену в холле. Неужели ты ожидала, что я снова готов пройти через унижение?

— Честно говоря, я вообще ничего не ждала от вас, — совершенно правдиво отозвалась Долли.

— Это ты только так говоришь… — Его губы скривились в циничной усмешке. — Хотя твое появление заставило меня усомниться…

— Усомниться?.. В чем? — Всем корпусом Долли решительно подалась вперед, ожидая ответа.

Ему не нравилось, когда его припирали к стенке. Он хотел вести разговор по собственному сценарию. Он задумчиво тер подбородок, рассматривая ее с напряженным вниманием. Наконец он медленно произнес:

— Я принял тебя за Клод. Собственно, ты с этого и намеревалась начать… для осуществления своих целей.

Значит, Клод!

Наконец-то ее двойник обрел имя! Долли, облегченно вздохнув, откинулась на спинку стула. Ей не нужно ничего доказывать. Но оставалось еще выяснить, что все это значит и возможно ли, что Клод ее сестра?

Ей нужно быть очень осмотрительной, проявить максимум хитрости и изобретательности. Кто знает, чего можно ждать от этого джентльмена? Он может уйти в себя, и тогда все пропало… Почему он должен помогать кому-то, кто ничего не значит для него?

— Итак, вы теперь знаете что я Долли Карлайл, а не Клод.

— Сходство потрясающее, я уверен, ты имела возможность убедиться. Я не стану извиняться за свое поведение, так как ты сама потворствовала мне.

Долли вспомнила поцелуй и прикусила язык. Настойчивое отнекивание не приведет ни к чему хорошему, перед ее носом захлопнется дверь, которую она стремилась открыть.

— Правда, не могу не признать, что ты пыталась разубедить меня.

— Могу я спросить, что же в конце концов убедило вас в вашей ошибке? — Ей самой было интересно услышать, в чем же состоит различие между ней и ее возможной сестрой.

— Ты закрыла дверь левой рукой, и это, казалось бы, простое действие заставило меня насторожиться.

Долли была левша, и сам этот факт не беспокоил ее, давно став естественной привычкой. Но тут она вспомнила его «Подожди!», брошенное ей вслед. Тогда она действительно не придала этому значения.

— И потом, когда я поцеловал тебя… — Его веки опустились, густые длинные ресницы дрогнули, скрывая выражение темных глаз. — То, как ты ответила… было тоже совсем по-другому.

Долли уставилась на свой бокал, не в состоянии подавить смущение, она покраснела, а все ее тело обдало жаром.

— Это ведь ничего не значило для вас… — сухо напомнила она.

— Но твой ответ не мог оставить меня равнодушным!

О, несомненно! — подумала Долли раздраженно, все еще живо помня его сексуальную притягательность и интенсивное проявление его мужского начала, которое она ощущала, когда он сжимал ее в объятиях. Тщетное чувство, лишенное будущего… Мгновенно вспыхнувшее и так же быстро угасшее… Лучше бы этого не было вообще! Все, что ей было от него надо, — это добыть необходимую информацию.

— Итак, вы наконец готовы признать во мне меня, а не кого-то другого, — быстро заключила она.

Он коротко рассмеялся и, свободно растянувшись на стуле, продолжал сверлить ее пытливым взглядом.

— Не так быстро, как ты думаешь. Я справился в администрации, и, как ни странно, там тоже запомнили, что ты заполняла регистрационный бланк левой рукой; потом, узнав номер твоего паспорта, проверил его в посольстве США.

Могущество, богатство, влияние… Крепкий, однако, орешек!

— Значит, в отеле тоже все знают? — спросила она.

— Управляющий знает, хотя потребовались соответствующие усилия, чтобы переубедить его. — Его губы тронула усмешка. — Не волнуйся, тебе по-прежнему не придется ничего платить.

— Почему? — Долли пожала плечами. — Я готова оплатить недорогой номер, — она вздернула подбородок, — который я просила с самого начала.

— А получила апартаменты люкс.

— Но меня заставили!

— И приняла платье…

— Потому, как вы объяснили, что от этого зависит, состоится ли наша встреча.

— Конечно. Встреча, ради которой ты приехала, ведь я прав? — Он посмотрел ей прямо в глаза. — Отстаивать интересы Клод?

Долли с трудом удержалась, чтобы не сказать правду. Она взяла себя в руки. Не стоит обращать внимание на его подстрекательства, иначе ей не удастся ничего вытянуть из него.

— Но вы ведь сами написали, что есть вопросы, которые необходимо уладить?

— Раз и навсегда. — Его глаза наполнились решимостью. — Но только не вздумайте заблуждаться на этот счет, мадемуазель Карлайл.

Все закончится очень быстро, промелькнуло в голове Долли, если она проговорится, что никогда в жизни не видела Клод, которая так вероломно поступила с ним.

— Почему вы решили, что я прибыла с этой целью?

— Потому что, как я понимаю, больше некому выступать от имени и по поручению Клод. — Его губы растянулись в самодовольной улыбке. — Она сама слишком виновата и боится встретиться со мной с глазу на глаз, поэтому и послала тебя.

— Что ж, я ее понимаю, — заявила Долли.

— Тебя-то не испугаешь… Ты борец. Совсем другая, чем Клод. Но это типично для близнецов: одна личность всегда более жизнеспособна. Ты более стойкая. Сильная…

Близнецы… Теперь у нее не оставалось сомнений по поводу ее родства с Клод — его слова подтверждают ее собственное предположение о существовании двойника. Но правда ли это? Есть ли у него неоспоримое доказательство?

Подошедший официант протянул им меню и застыл в ожидании, готовый оказать помощь в выборе блюд. Долли взглянула на длинный перечень названий, совершенно не чувствуя интереса к еде. Она выбрала на закуску зеленый салат с шампиньонами и ростбиф в качестве основного блюда — самое недорогое и самое незамысловатое. Реймонд тоже обошелся без помощи официанта. Приняв заказ, официант удалился, и они снова остались одни.

Несколько минут царило молчание. Реймонд задумчиво разглядывал свой бокал, вертя ножку между большим и указательным пальцем.

— А я ведь не верил в твое существование, — наконец сказал он. — Я думал, ты плод воображения Клод. Мечта… Необходимость…

Она знала обо мне? Долли была так потрясена этим предположением, что почти не могла скрыть своегоизумления. Желая поскорее узнать, что было известно Клод, она всем корпусом подалась вперед; вихрь вопросов крутился у нее в мозгу, глаза горели от нетерпения.

— Однако какой стремительный поворот событий… Мечта воплотилась в реальность, — заметил он. — Твое имя Дороти. Клод звала тебя Дора. Как ты превратилась в Долли?

От волнения ее лицо залил пунцовый румянец. Он больше не говорил о ней как о какой-то фигуре, вымышленной Клод, он имел в виду реального человека, о существовании которого знал.

— Одна американская пара удочерила меня, — ответила она. Значит, я называла себя Дорой? Трехлетний ребенок вряд ли знал свое полное имя. — Думаю, это они стали звать меня так, а может быть, я не выговаривала «р»…

— Ты не помнила свое имя?

— Вполне возможно, я была совсем маленькая.

— Четыре года, — критически заметил он.

Четыре? Кэтлин и Джерри, должно быть, что-то напутали с ее возрастом, или, может быть, она вовсе не та Дора, которую помнила Клод. О Боже! Сомнения снова овладели ею.

— Я была в коме, на искусственном дыхании, — тихо начала она, стараясь разобраться, — а когда пришла в себя, то не помнила ничего, что было со мной до катастрофы.

— Все считали, что ты погибла во время землетрясения, — нахмурился он.

О Господи! Он сказал «землетрясение»! Значит, все сходится. Не может быть столько совпадений! Выходит, у нее действительно есть сестра, которая помнит ее. Долли внезапно ощутила слабость. Все эти годы они могли общаться друг с другом, любить… и все эти годы были непоправимо потеряны.

— Я лежала под руинами пять дней.

— Пять? — недоверчиво переспросил он. — И как же ты выжила?

— Не знаю. Джерри говорил, это чудо.

— Джерри?

— Джерри Карлайл. Он и его жена, Кэтлин, удочерили меня. Сейчас их обоих уже нет в живых.

Долли опустила глаза, от горького чувства потери перехватило дыхание. Она потянулась за своим бокалом, стараясь удержать непрошеные слезы. Сделав несколько глотков шампанского, она вновь смогла продолжить рассказ. Реймонд молчал, давая ей прийти в себя. Долли оценила это и решила подробнее коснуться темы своего спасения.

— Джерри служил в армии США, — быстро начала она, затем, сделав паузу, перешла к более подробному объяснению. — В те дни он служил в специальных спасательных войсках, которые были направлены в пострадавшие города. К тому времени, как меня вытащили из-под завала, уже никого не осталось в живых и на месте развалин работали бульдозеры, снося полуразрушенные дома.

Воспоминания о катастрофе воскресили в памяти ужас тех лет, ночные кошмары, которые преследовали ее все детство, безотчетный страх, от которого она долго не могла оправиться. Она покачала головой, не желая останавливаться на этом, но вместе с тем понимая, что должна довести рассказ до конца.

— Джерри объяснил мне, что я попала в пустоту, образованную двумя балками, которые защитили меня, когда все кругом рушилось. Из разбитой трубы стекала вода, как раз поблизости от моего рта. Думаю, пока я была в сознании, я могла пить. — Долли перевела дух. — Когда меня вытащили из этой дыры, я была доставлена на самолете в Тель-Авив в госпиталь.

— Почему в Израиль? — спросил он. — Ведь землетрясение было в Турции, под Анкарой?

И это он знает! Его осведомленность окончательно доказывает ее связь с Клод.

— Все госпитали были переполнены. Я нуждалась в специальном лечении, и Джерри организовал это. Он спас мне жизнь, — поспешила закончить Долли, чувствуя, как комок застрял в горле.

— Так вот, значит, как ты потерялась… — пробормотал он, качая головой. — Клод никогда не верила, что ты умерла. Она говорила, что чувствует тебя… чувствует, что ты живая… Понимаешь? Я не спорил, учитывая тот факт, что все остальные члены ее семьи погибли… И так слишком много потерь, чтобы выдержать.

Значит, моя семья погибла? Все, за исключением ее и Клод? Но, по крайней мере, теперь у нее есть сестра, утешала себя Долли. Кто мог быть ближе ей, чем сестра, да еще ее точная копия… другая половинка ее самой?

— И она оказалась права, — произнес он с некоторой иронией. — Ты тоже чувствовала то же самое?

Долли задумалась, вспоминая свои ощущения.

— Честно говоря, в моем сознании не осталось воспоминаний о ней. Вообще никаких воспоминаний, до того как я очнулась в госпитале. Лишь смутные проблески… Но я остро ощущала, что какая-то часть меня… потеряна. Я всегда жила с ощущением странной пустоты.

Вот почему она отправилась в Женеву.

Теперь ей больше незачем ехать туда; не осталось никого из родных, кроме сестры, о которой этот мужчина может рассказать больше, чем все документы в Женеве.

— Что ж, Клод счастлива, что нашла тебя? — спросил он с кислой миной.

Долли взглянула на него, с горечью сознавая, насколько велика пропасть непонимания между ними. Может, пора рассказать ему все как есть? Но выражение его лица было настолько равнодушным, более того — печать холодного высокомерия лежала на нем, что она медлила. Темные глаза больше не пылали от злости, но в этих окнах его души Долли чувствовала сумрак сердца.

Она молчала, и тогда он нетерпеливо произнес:

— Если нет, она должна винить только себя.

— Почему это? — вспыхнув возразила Долли. Хотя она толком не знала, что произошло между ними, но в ней заговорила собственная плоть и кровь и ее симпатии инстинктивно были на стороне сестры. — Я заметила, что вы нашли утешение с другой женщиной.

— Знаю я эти истерики! Ревнивые подозрения Клод по поводу Мэриан абсолютно необоснованны. Абсолютно! — резко воскликнул он.

— Неужели? — недоверчиво возразила Долли, заметив его страстный протест и то, как отчаянно он искал оправдания. — Там, в холле, мне показалось, что вы очень увлечены друг другом. Значит, я ошиблась?

— Прошло два года!

— Нет дыма без огня, месье! Видя вас вместе, я без особого труда могу представить, что должна была переживать Клод!

— Это она нажаловалась тебе!

— Нет, я до сегодняшнего дня ничего не знала о Мэриан. Это только мои наблюдения. — И из этих наблюдений, думала Долли, напрашивается только один вывод: он виноват, да еще как!

— Тогда ты не можешь судить поступки Клод и с такой поспешностью делать заключения.

— Хорошо, но объясните, почему она оставила вас?

— Американец!

— Какой американец?

Он колебался, явно недовольный ее вопросом, потом, с трудом сдерживая злость, готовую вырваться наружу, произнес:

— Они сбежали в один и тот же день!

— И это все, что вы можете мне рассказать? — Она в недоумении уставилась на него.

— Есть и другие обстоятельства…

— Как убедительно! — В ее тоне слышался неприкрытый сарказм. — Скажите, месье, вы видели, как они уехали вместе?

— Я не видел, но знаю, что они исчезли в один и тот же день. Не сказав мне ни слова. Объясните это, мадемуазель!

— Я не должна ничего объяснять, — возразила Долли. — Я понятия не имею об американце, о котором вы говорите.

Может быть, она поддалась импульсивному порыву, встав на сторону сестры, но этот мужчина пробуждал в ней самые примитивные инстинкты. В том, как он ставил под сомнение чистоту ее сестры, она усмотрела нападки на ее собственную непогрешимость и не собиралась это терпеть! В его обвинениях было что-то очень несправедливое, и она не хотела верить, что ее сестра виновата во всем. В разрыве принимали участие две стороны.

Ее молчаливое несогласие дало ему время подумать. Он прищурился и произнес с ледяным спокойствием:

— Если ты приехала узнать, возможно ли примирение, то позволь мне разочаровать тебя: твоя миссия напрасна.

Долли не сводила с него глаз, пораженная внезапной переменой — от бурной злости до ледяной учтивости.

— Я сама разберусь с этим, месье, — отозвалась она, размышляя, насколько сильна вина за поспешное бегство Клод могла лежать на Мэриан. Она видела своими собственными глазами, как эта женщина схватила его за руку, когда она, Долли, появилась в холле.

Он хлопнул по столу рукой, давая понять, что вопрос исчерпан и что пора положить конец этой беседе.

— Я согласен обсудить условия развода, и, полагаю, мы можем продолжить на этой основе.

Что он сказал? Развод? Нет, не может быть… От неожиданности Долли поперхнулась, и ей потребовалось время, чтобы перевести дух.

Клод была его женой?

Дело повернулось совсем другой стороной, и шок парализовал Долли. Этот мужчина не любовник, а муж ее родной сестры. Ее муж. Не любовник. Муж.

Он подался вперед, не сводя с нее глаз, и ей невольно передалось его немыслимое напряжение, которое, несомненно, сдерживало кипящую бурю эмоций.

— И позвольте мне сразу же заявить вам, мадемуазель, Клод никогда, слышите никогда, не получит наших детей! Жиля и Лилиан! Она оставила их со мной, со мной они и останутся впредь. Мой сын и моя дочь… Не сочтите за труд, мадемуазель, передать это вашей сестре.

6

О Боже! Ее сестра была не только женой Реймонда Икс, она была матерью его детей!

И она бросила их всех!

Ни словом не предупредив и в течение двух лет даже не поинтересовавшись, что же с ними происходит. Полное молчание целых два года! Невероятно!

Не удивительно, думала Долли, что ее появление вызвало такой переполох в отеле. В шоке были все. Толстяк-швейцар со своей «мадам»; администратор у стойки; сам Реймонд, заметивший ее, когда она проходила мимо; потом мальчик-посыльный, управляющий, горничные… Теперь все встало на свои места и хорошего было мало. Честно говоря, ничего хорошего. Можно сказать, выражение «деликатная ситуация», которое так часто употреблял управляющий, просто шедевр дипломатии для замалчивания грандиозного скандала.

Отношение Долли, потрясенной последними словами Реймонда, к ситуации круто изменилось. Нет оправдания матери, которая наплевала на двух маленьких детей. Ведь они, должно быть, еще маленькие? Клод одного возраста с ней, а Долли — двадцать восемь. (Не двадцать девять, как утверждает Реймонд.) Значит, когда их мать исчезла, детям было не больше восьми. Возраст, прямо скажем, нежный.

Какая мать способна совершить такое? Я бы никогда не могла так поступить. О Боже, Клод, неужели ты такая… такая бессердечная?

Бессердечная… Это было его слово, сказанное им несколькими часами раньше. Да-да, именно так: бессердечная, бесстыжая… Как ни прискорбно, но Долли должна согласиться, что все это выглядит именно так… Но как могла женщина, которая в детстве сама пережила трагедию утраты близких, обречь своих собственных детей на подобное испытание?

Она все еще ломала голову над этим вопросом, когда появился официант и поставил на стол блюдо с закусками. Тарелка с салатом и шампиньонами, казалось, не произвела на нее никакого впечатления. Долли ковыряла вилкой салат, делая вид, что собирается приступить к еде.

Она зациклилась на том, что узнала о Клод, и всячески старалась найти объяснение ее поступку. Что она знает о ее жизни? Ничего. А вдруг сестра пережила какое-то потрясение и в результате стресса у нее возникли проблемы с психикой? Как она жила? Какие отношения были у нее с Реймондом?

«Знаю я эти истерики», вспомнила она его слова. Скорей всего, их совместная жизнь не отличалась безоблачностью. И если Клод не была по природе борцом, как заметил Реймонд, сравнивая их, может, было что-то такое, что тяготило ее, что она не в силах была вынести? И, по всей вероятности, у нее не было никого, к кому бы она могла обратиться за помощью.

Долли было знакомо чувство одиночества. И сейчас, думая о том, что переживала сестра, ее сердце наполнилось щемящей тоской.

А что, если она опоздала со своей помощью?

Она должна найти Клод. Пока она не найдет ее, ни один вопрос не получит ответа.

— Нет аппетита?

Саркастическое замечание заставило Долли взглянуть на своего спутника. В его глазах таилось уже знакомое насмешливое выражение. По-видимому, он думал, что поставил ее в трудное положение, не оставив вариантов для маневров, и она пала духом. Он покончил со своей семейной жизнью. Взял детей на свое попечение. Все, что осталось, — отрегулировать права матери на посещение (если таковые притязания возникнут) и раздел собственности. Он уверен, что Долли и Клод интересуют только деньги.

Трудно было вообразить большую ошибку…

Но с чего начать? Как организовать поиски женщины, от которой он отказался? Он думал, что Долли принесла с собой ответ на этот вопрос. Ему необходим этот ответ, если он хочет поставить Мэриан на место Клод. О да, он нуждается в ответе так же, как и сама Долли. Вот почему он позволил себе заявить, что вычеркнет ее из своей памяти, как только все вопросы будут улажены.

Она отложила вилку, чувствуя, что готова продолжить разговор и рассказать ему все.

— Вы правы. У меня пропал аппетит. — Мельком взглянув на его тарелку, она убедилась, что у него нет подобной проблемы. — По крайней мере, один из нас по достоинству оценил еду, — усмехнулась она, недоумевая про себя, как же он справится со следующим блюдом.

— Возможно потому, что справедливость на моей стороне, — парировал он.

Долли не стала опровергать это заявление, хотя в душе сомневалась в его однозначности, и, открыто посмотрев ему в глаза, спросила:

— У вас нет никаких сомнений, что я сестра вашей жены?

— Какие могут быть сомнения? Если только мои глаза не врут и все остальные тоже… — Он с легким презрением оглядел зал. — Детали твоей биографии подтверждают этот факт.

— Я тоже так полагаю, — кивнула она.

Он вопросительно приподнял бровь.

— Ты, похоже, думаешь, что должна показать мне подтверждающие документы? Не нужно, — небрежным жестом он отмел подобную необходимость. — Я готов согласиться, что ты представляешь сторону Клод.

Долли сделала глубокий вдох и приготовилась к решающей фазе разговора.

— Я не могу говорить от имени Клод. Я никогда в жизни не видела своей сестры. Я представления не имела о ее существовании, пока не узнала об этом от вас, месье.

Ее слова словно ударили его. Голова резко дернулась, он вскочил, всем телом рванувшись вперед.

— Святая невинность! Зачем эта ложь? Чего ты добиваешься? Говори!

Долли едва удержалась, чтобы не выскочить из-за стола. Сердце пустилось вскачь, но она не собиралась отказываться от своей цели. Она должна преодолеть страх.

— Только правды, — глядя прямо в его сверкающие глаза, спокойно заявила она.

Он шумно выдохнул и сел, разглядывая ее с ледяным презрением.

— Ах вот как? Что ж, тогда выкладывай…

Холодная волна горечи обдала ее, легкой дрожью пробежав по спине. Она заставила себя продолжить. Назад пути не было.

— Прошу прощения, что ввела вас в заблуждение, месье, — начала она с предельной искренностью. — Поверьте, это вышло неумышленно. Из всего того, что случилось со мной, стоило мне переступить порог этого отеля, я лишь поняла, что меня принимают за какую-то другую женщину. И я согласилась поужинать с вами потому, что мне необходимо разобраться во всем этом.

Он криво усмехнулся, его лицо по-прежнему выражало крайнее недоверие.

Она не отводила от него глаз, упрямо моля о понимании.

— Вы были настроены очень враждебно, не хотели меня слушать. Персонал отеля тоже избегал ответов на вопросы.

Она пожала плечами и, подняв руки, провела по расшитому бисером платью, словно стараясь продемонстрировать, в каком странном положении оказалась.

— Это платье, туфли сидят так, словно они сделаны специально для меня. Как будто я влезла в кожу другого человека. Я хотела узнать, за кого меня принимают? — Она замолчала, потом быстро спросила: — Вы бы… как поступили бы вы, если бы оказались на моем месте?

Последовала долгая напряженная пауза. Долли чувствовала, что ее объяснение подвергается тщательному анализу; он припоминал предложение за предложением и сравнивал их с предыдущим разговором. Когда он наконец заговорил, его голос был все еще полон подозрительности.

— Но почему ты защищала женщину, которую не знаешь?

— Вы заставили меня поверить, что это моя сестра. Что мы близнецы… Я чувствовала связь с ней… во мне заговорила родная кровь… Я ничего не знала про детей. Откуда я могла знать? А вас я видела с другой женщиной и…

И вдруг ее словно пронзило током, до того острым было то сокровенное чувство близости с ним, которое неожиданно охватило ее… Что это? Волна страсти, ревности… Может, в ней эхом отозвались те чувства, которые Клод испытывала к нему? Может, дала о себе знать та тоненькая ниточка, которая связывала ее с сестрой? Так или иначе, но это чувство было таким явственным, таким неожиданным и мощным, что казалось совершенно нереальным в обычных обстоятельствах.

— И что? — хрипло переспросил он.

Долли покачала головой, стараясь освободиться от этого разрушительного ощущения и невольно ища в его глазах отголосок того, что она только что испытала… Что-то промелькнуло в их бездонной глубине, и ее пульс участился.

— Мне показалось, что я знаю вас, — сказала она тихо. — Хотя я уверена, что мы никогда не встречались, я почувствовала…

— А я был уверен, что ты Клод… — задумчиво произнес он, опуская густые ресницы.

— Понятно, — вздохнула она и выпрямилась, пытаясь разобраться в путанице эмоций.

Глупо отрицать, что этот мужчина определенным образом действует на нее. Но ни о каких интимных отношениях с ним она и думать не может. Или не должна… Это табу.

Официант подошел забрать тарелки, и их бокалы снова наполнились шампанским. Долли так теснило грудь, что, когда официант отошел, она потянулась за своим бокалом, надеясь с помощью шампанского чуть-чуть расслабиться и развязать тугой узел натянутых нервов. Сделав несколько глотков, она умудрилась изобразить некое подобие миролюбивой улыбки.

— Я даже не знаю вашей фамилии. Реймонд?..

— Дадье. — Он поднял на нее проницательный взор.

— Клод Дадье… — задумчиво сказала она, прислушиваясь к звучанию имени и фамилии, словно это могло вызвать в воображении реальный облик их носительницы.

— И что же привело тебя в этот отель? — Он все еще не оставил свои подозрения, но в его вопросе было больше осторожности, чем недоверия.

У нее на языке вертелось слово «импульс», но она вовремя прикусила язык: ей вдруг пришло в голову, что тогда сработали другие, потусторонние силы, которые выше ее человеческого понимания. Здравый смысл подсказывал, что он сочтет ее сумасшедшей. Лучше изложить простые факты.

— Мои приемные родители останавливались здесь во время своего медового месяца. Они… уже умерли… Джерри совсем недавно. — Ее голос невольно прервался, она откашлялась. — Я приехала сюда, чтобы отдать дань уважения их памяти, а затем собиралась отправиться дальше, в Женеву. Разыскать хоть какие-то сведения о моей пропавшей семье.

— О Господи! И ты тоже?

Он был удивлен ее словам, а она не менее поражена его удивлением. Она непонимающе уставилась на него, видя, какая внутренняя борьба происходит в нем, отражаясь гримасой на его лице. В чем дело? Она молчала и, затаив дыхание, ждала объяснений. Наконец он овладел собой.

— В последние месяцы нашей совместной жизни Клод постоянно твердила, что хочет съездить в Женеву, — сказал он, и даже сейчас в его тоне слышалось явное раздражение. — По ее просьбе я уже несколько раз посылал запрос. Ничего обнадеживающего. Окончательный ответ пришел как раз перед ее исчезновением… — Он замолчал, хмуро уставившись в пустоту. — Она не хотела верить. Не переставала говорить, что, если бы поехала сама… — Он сделал нетерпеливый жест. — Моему терпению пришел конец, и я предложил ей поехать и убедиться самой. Но вскоре она почему-то оставила эту идею, предпочитая изводить себя и окружающих.

Его рассказ подтвердил гипотезу Долли, что ее сестра была далеко не в лучшем состоянии, хотя она еще не совсем понимала почему.

— Возможно, она все же поехала туда, когда сбежала от вас? Вы пытались навести справки?

— Конечно, — резко ответил он. — В Женеве никаких следов… Полиция не нашла ничего, что бы свидетельствовало о ее приезде туда. Частное расследование тоже ни к чему не привело. Никакой зацепки.

— Она уехала на машине? — поинтересовалась Долли, не соглашаясь верить, что не осталось абсолютно никаких следов.

— Да. Автомобиль тоже не нашли, — хмуро сообщил он. — Не похоже, чтобы Клод заранее продумала все детали своего исчезновения. Это мог сделать только американец.

— Двое людей исчезли совершенно бесследно? — Долли недоверчиво покачала головой.

— Ты думаешь, я ничего не предпринимал, чтобы разыскать их? — спросил он, и нотка горькой обиды послышалась в его голосе.

О, разумеется предпринимал, подумала она. Наверняка его оскорбленное самолюбие потребовало сделать это, а цена не была существенным фактором. Тем не менее все кажется невероятным. Полное отсутствие следов, никакого ключа к их обнаружению. Но хоть что-то должно быть…

— Два года… и ничего… только ты, — произнес он в ответ на ее мысли. — Но и у тебя ничего нет для меня. Они пропали четвертого июля, — продолжал он. — Между прочим, ваш американский праздник, День независимости. — Он взял свой бокал, приподнял в шутливом тосте. — За вас, мадемуазель… за вас, точную копию своей сестры, которая пожелала сделать свою личную независимость абсолютной!

Долли напряженно молчала; ее мысли сосредоточились на дате исчезновения сестры. Для нее эта дата была связана с далеко не ординарным событием. То, что случилось с ней в тот день, до сих пор не находит объяснения. Именно в тот день два года назад! Невероятно! В тот самый день! Доктора не могли никак объяснить того, что с ней произошло. Она отличалась отменным здоровьем. В ее медицинской карте не было никаких указаний, которые могли бы пролить свет на случившееся. Ничего похожего она не испытывала ни до этого, ни после.

Долли была в больнице, на своем обычном дежурстве. Она хорошо помнила, как все началось… Сильный удар в сердце… Сознание затуманилось… Затем пришел страх, охвативший все ее существо… Потом растущая боль в голове, бесконечное падение в какую-то черноту… Неотвратимое предчувствие близкой смерти… Холод, ледяной волной омывающий ее тело… Невозможность дышать… Ужасная боль в груди… Шок…

Потом она узнала, что имела место остановка дыхания и фельдшер, в тот день дежуривший вместе с ней, делал ей искусственное дыхание, стараясь привести в чувство. Потом ее перенесли в палату и держали под наблюдением, пока не были сделаны всевозможные анализы. Ничего настораживающего с сердцем, никаких отклонений в других органах, никаких признаков эпилепсии. То есть никакого ответа на то, что произошло с ней.

И вот теперь этот ответ пришел. Страшное открытие наполнило ее душу опустошающим ужасом. Клод исчезла в тот самый день… И ничего от нее до сих пор… Ничего, потому что нет ничего!

— Мадемуазель! — откуда-то издалека донесся беспокойный голос. — Вам плохо?

Она слышала его вопрос, но не могла выйти из того оцепенения, в которое ее повергло страшное открытие. Словно сквозь пелену тумана, она видела размытые очертания мужчины, сидевшего напротив нее, и никак не могла сфокусировать на нем взгляд, вытащить свое сознание из ямы, которая поглотила его. Муж Клод. Но вряд ли это известие огорчит его. Для него это не потеря, а, судя по всему, освобождение. У него теперь есть Мэриан. Красавица-брюнетка… С Клод покончено.

— Что случилось, скажите же мне?

Он тряс ее за плечо, требуя ответа. И она знала ответ, ужасный и простой ответ, объясняющий все: почему его жена исчезла, бросив мужа и детей, почему за два года она ни разу не заявила о себе. Спазм боли волной прошел по телу Долли, слезы подступили к глазам. Лучше сказать сразу… И покончить с этим.

— Ваша жена Клод Дадье… моя сестра… умерла, месье. Я знаю это, потому что почувствовала ее смерть четвертого июля… два года назад.

Слезы хлынули, застилая глаза. Она ухватилась за край стола, пытаясь подняться.

— Извините меня, месье, — прошептала она, — я не могу больше оставаться здесь.

7

Реймонд Дадье вскочил на ноги, прежде чем Долли успела выйти из-за стола. Резко повернувшись, стремясь как можно скорее убежать, она споткнулась. Ноги плохо держали ее. Она вся дрожала. И тогда он крепко обхватил ее за талию, притягивая к себе.

— Нет! — вскрикнула она.

— Но я должен помочь тебе, — ответил он.

И в этом он был по-своему прав. У нее не было сил освободиться, глаза застилали слезы, все, что она смутно видела перед собой, плыло и покачивалось, а зал казался ей огромным минным полем, через которое предстояло пройти. Ее уход определенно таил в себе неприятности… для него.

Он хотел избежать новой сцены. Вот почему он оказался рядом с ней, поддерживал ее и опекал. Во избежание новых эксцессов. Она понимала это и ненавидела его, ненавидела его силу, чувствуя ее всем своим существом; ненавидела близость, рождающую чувство общности, которая была сплошной ложью. Ее сестра не совершала преступлений, которые он приписывал ей. Ему следовало знать это. И сейчас его близость была ей отвратительна.

Метрдотель поспешил к ним.

— Месье, я могу вам помочь?

— Мадемуазель, неважно себя чувствует… Будьте любезны вызвать лифт.

— Конечно, месье.

Ее ловко выпроводили из ресторана. Если их уход и привлек внимание, дав повод для новых сплетен, то ее это больше не волновало. Это была не ее жизнь, не ее отель с его постоянными клиентами в роскошных туалетах от знаменитых дизайнеров… И мужчина рядом с ней был тоже не ее. Ее жизнь снова опустела.

Портье держал двери лифта, поджидая их. Как только они вошли в кабину, Долли высвободилась из рук Реймонда Дадье и, забившись в дальний угол, прислонилась спиной к стене.

— Я сама справлюсь, — заявила она, глядя на него сквозь пелену слез.

Он нажал кнопку их этажа. Двери плавно закрылись, отрезая их от всего мира.

— Неужели вы, мадемуазель, ожидали, что после вашего заявления я вот так возьму и уйду? — тихо произнес он. — Это так же горько для меня, как и для вас. Я слишком долго ждал известий о моей жене и теперь не могу отпустить вас, пока не получу подтверждения, что сказанное вами правда.

— У меня нет доказательств, — выдохнула она, чувствуя пронзительную боль в груди, которую вызывало его присутствие.

— Но вы можете рассказать подробнее, как это узнали? — продолжал настаивать он, и его тон и манера выражали неотступную решимость.

Долли с трудом проглотила комок в горле. Лифт шел вверх. Совсем скоро они прибудут на их этаж. Она не позволит ему войти к ней в номер. Отчаянно сфокусировав свой рассудок на тех скудных фактах, что были в ее распоряжении, Долли сказала быстро и четко:

— Это случилось в восемь часов утра по времени Сан-Франциско. Сначала был удар, потом… падение. Она долго падала. В воду, я думаю. Вода была очень холодная. Чувство было такое, что я тону. — Она перевела дух. — Это все, месье, что я могу рассказать вам. — Лифт остановился. — Соберите сведения об автокатастрофах, которые произошли в соответствующее время, — хмуро посоветовала она. — Приблизительно где-то под Женевой. Место, где автомобиль мог соскочить с дороги и упасть в воду. На приличную глубину…

— Почему Женева? Если она была с американцем…

— О Господи! Да что вы заладили! Я ничего не знаю об американце, — вспыхнув сказала она, смывая грязь с памяти ее сестры. — Женева… потому что она, должно быть, думала обо мне… — Ее голос звенел от страстного желания открыть ему глаза на правду. — Как еще я могла ощутить это?..

Слезы текли по щекам. Она не вытирала их. Двери лифта открылись, и она опрометью бросилась в коридор.

— Вам не в ту сторону, мадемуазель!

Долли остановилась, проклиная себя за ошибку. Ссутулившись, стараясь унять рыдания, она рылась в вечерней сумочке в поисках ключа, пока наконец на ощупь не отыскала его.

— Но почему я должен верить вам? — настаивал он, и его голос срывался от волнения. — Все дорожные происшествия того дня были проверены.

Она, как школьница, вытерла мокрые щеки ладонями. Глубоко вздохнув, распрямила плечи и круто развернулась, намереваясь идти в другую сторону.

— А что, если авария была не зарегистрирована, потому что машина упала в воду и по сей день лежит там? Глубоко в воде, в безлюдном месте… Может, поэтому ее и не нашли? — бросила она ему, стараясь проскользнуть мимо него к своей двери.

— Слишком много «если», — с сомнением произнес он.

— Похоже, вы не хотите, чтобы ее нашли, — сказала она, поднимая на него заплаканные глаза.

Он схватил ее за руку, силой удерживая на месте.

— Ты о чем?

— Найти Клод — значит поднять те вопросы, на которые вам не хочется отвечать. Это может поставить под сомнение вашу удачную маленькую историю о неверной жене и ее вероломном исчезновении. Что, если американца вообще не окажется в этом злосчастном автомобиле?

— Поверь, я хочу знать правду, — горячо заявил он.

— Неужели? — с вызовом сказала она. — А как же вы будете оправдываться, узнав, что ваша жена была просто несчастной женщиной, а вовсе не бессердечной, подлой и бесстыжей, как вы утверждали?

— Вы многого не знаете, мадемуазель Карлайл, — перебил он ее, и его глаза сверкнули злостью.

— Что ж, позвольте мне, месье Дадье, сказать вам, что я не верила ни на секунду, что моя сестра могла предать свою собственную кровь и плоть, свою семью. Пройдя то, что пришлось испытать нам, будучи детьми! И вам, ее мужу, следовало знать это.

Ее убежденность, похоже, достигла цели — он дрогнул. Долли воспользовалась его растерянностью и освободилась от его хватки.

— Сначала я тоже не хотел верить…

— Она скорее бы умерла, чем сделала это. — Долли покачала головой. — И она умерла. Умерла.

Слезы снова хлынули из ее глаз. Она никак не могла справиться с ключом, и Реймонд, склонившись к ней, безжалостный в своей настойчивости, почти силой буквально вырвал его из ее рук.

— Дайте мне уйти! — закричала она.

— Нет! Пока мы не придем к соглашению…

— Что? Что это значит? — Долли в недоумении уставилась на него. — Я сказала все, что знала. Нам нечего согласовывать!

— Завтра утром вы должны поехать со мной в Кресси. Вы должны помочь мне добиться правды.

Это была не просьба — требование.

— Мне нечего сказать вам. Я больше ничего не знаю! — в отчаянии кричала она.

Он был неумолим.

— Если мне лгали… если Клод оклеветали в моих глазах… я найду правду… с вашей помощью, мадемуазель. Вы должны появиться в Кресси совершенно неожиданно… как Клод…

— Что-о-о? Вы хотите, чтобы я изображала вашу жену? — в ужасе возразила Долли. — Я… я… не хочу!

— Нет, это не то, что я прошу. Да это и невозможно, — произнес он, и жесткая непримиримость в его глазах сменилась выражением глубокой признательности. — Вы это вы. — На его лице появилось решительное выражение. — Тем не менее ваше сходство с Клод поразительно! Мне необходимо увидеть, какую реакцию вызовет ваше появление…

Долли снова охватила паника. О Боже, как он волнует ее!

— Но почему я должна помогать вам? — воскликнула она. — Моя сестра умерла. И, как мне стало известно, вы способствовали ухудшению ее душевного состояния в те дни.

— Остались дети, — тихо сказал он. — Они ведь тоже твоя семья. Ты не хочешь познакомиться с ними?

Дети… Жиль и Лилиан!

О Господи! Она всегда хотела иметь семью… Теперь у нее есть племянница и племянник и она не одна в этом мире. Клод оставила ей два драгоценных существа, которые были частью ее самой.

Бедные дети…

Мысль о них разрывала ее сердце и вместе с тем наполняла его светом надежды. Она их тетя. Она сможет заменить им мать, любить их, защищать, заботиться о них… если ей позволит их отец.

— И куда я должна поехать с вами?

— Ко мне домой, это недалеко от Бордо. Замок в Кресси.

Конечно замок. Она была права, распознав в нем аристократа.

— Дети там?

— Да.

Естественно, когда он развлекался в Париже с Мэриан, ему не хотелось, чтобы дети путались под ногами, сердито подумала Долли.

— И кто присматривает за ними?

— О, там достаточно желающих… В замке живет наша семья: моя мать, сестра, мой брат с женой. Разумеется, у нас есть прислуга.

Разумеется. Сердце Долли упало. У детей, конечно, есть няня. Но ведь она их родная тетя, самый близкий человек со стороны их матери!

— Я могла бы остаться и поближе узнать их? — спросила она, не в состоянии сдержать нотку нетерпеливого желания.

— Естественно, — кивнул он. — Они должны знать своих родственников по материнской линии так же хорошо, как и с моей стороны.

Долли вздохнула, глубоко и благодарно.

— Это очень много значит для меня. Спасибо, месье.

Уголки его губ тронула ироничная усмешка.

— Значит, наконец мне удалось сделать что-то хорошее, для вас, мадемуазель?

Его вопрос привел ее в замешательство. О Господи, она же собиралась держать дистанцию. Он не сделал ничего хорошего ее сестре, она не сомневалась в этом.

— Вы сказали, завтра? — напомнила она.

— Мне не терпится продолжить расследование. Чем скорее все вопросы разрешатся, тем лучше, — хмуро заявил он. — Если вы, мадемуазель, не откажетесь позавтракать со мной завтра утром и соизволите посетить мои апартаменты, смежные с вашей комнатой, мы сможем составить план действий.

Та самая комната, где он целовал меня! — Долли мгновенно отбросила эту мысль. О нет! Это совсем ни к чему.

— В котором часу?

— В девять подойдет?

— Да. Спокойной ночи, месье Дадье, — сухо выговорила она, отводя от него глаза, не в состоянии выдерживать его сексуальную притягательность, которую ей довелось уже ощутить несколькими часами раньше.

— Учитывая сложившиеся обстоятельства, было бы лучше, если бы… ты… обращалась ко мне по имени и, разумеется, на «ты». Просто Реймонд. В конце концов, мы родственники.

— Очень хорошо, Реймонд. — Она кивнула, успокаивая себя, что в этом нет ничего особенного. Он ведь тоже член ее семьи.

— А ты не возражаешь, если я буду называть тебя просто Долли?

— Нет. Нормально, — согласилась она, чувствуя, как кожа покрылась мурашками, настолько чувственно прозвучало ее имя в его устах.

— Для детей, я думаю, это будет более понятно, — подытожил Реймонд, заглядывая ей в глаза.

Сердце Долли перевернулось в груди. Ей почудилось или на самом деле искорки нежности промелькнули в глубине его глаз?

— О, вы… то есть ты… только не подумай, что я бы хотела отдалить их от тебя. — Она из последних сил старалась игнорировать его обаяние. Шарм — это еще одно оружие, которое он может пустить в ход для достижения собственной цели. Берегись, он не остановится ни перед чем, уговаривала себя Долли.

— Я бы хотел объединить наши усилия и выступить единым фронтом, Долли, но мы поговорим об этом завтра. Прости, что удерживал тебя здесь против твоей воли. Я не задержу тебя надолго.

Он открыл ее дверь, отдал ключ и с легким поклоном отступил в сторону, давая ей пройти.

— Спокойной ночи, Реймонд, — сказала Долли, чувствуя огромное облегчение от возможности наконец войти в свой номер, закрыть дверь и не видеть его. Но выбросить его из своих мыслей она не могла.

Слезы текли и текли, пока она снимала с себя платье, на котором он так настаивал. Платье, подходящее для двойника его жены. Все на показ, все на публику… ради его собственного тщеславия. Он даже не подумал, как она будет себя чувствовать в нем?

Она убрала все вещи назад в коробки. Может, их можно вернуть обратно? Они не нужны ей, она не хочет оставлять эти вещи. Она хочет снова стать собой. Долли с удовольствием закуталась в шелковое кимоно, которое когда-то привезла из Японии Кэтлин. В нем она чувствовала себя комфортно. Это была ее вещь, и ничего другого ей не нужно.

Слезы печали, оплакивавшие те долгие годы одиночества, которые она могла бы разделить с сестрой и которые безвозвратно канули в Лету, иссякли, и Долли побрела в гостиную, размышляя, что бы произошло, если бы она могла оказаться рядом с Клод до той фатальной поездки в Женеву. Почему судьба сыграла с ними такую жестокую шутку? Взяв так много и отдав слишком поздно?

Внутренняя дверь, разделяющая апартаменты, привлекла ее внимание, и она замерла, уставившись на нее. Еще днем это была дверь, за которой скрывалась интригующая тайна. Теперь она узнала ее. Это была дверь в мир Клод, и завтра утром ей предстоит шагнуть в этот мир.

Что на самом деле скрывается там, по другую сторону зеркала?

8

Париж остался далеко позади, но им предстоял еще долгий путь. Как говорил Реймонд, до Бордо было еще свыше пятисот километров, и Долли, понимая, что им придется провести вместе не один час, постаралась расположиться как можно удобнее в ограниченном пространстве «ситроена».

Совместный путь не обещал быть легким, учитывая то, что все утро они конфликтовали, и она до сих пор не могла примириться с его требованиями. Не будь детей, она ни за что бы не уступила его настойчивости. Получить возможность увидеть ребятишек, общаться с ними было верхом ее мечтаний и целиком зависело от их отца. Реймонд Дадье прекрасно знал это. И Долли, сознавая свою зависимость, ничего другого не оставалось, как уступить.

В который раз, едва сдерживая раздражение, она окинула взглядом свой новый костюм. Нет, я была права, хмурилась она, это вовсе не моя вещь. Она предпочла бы остаться в джинсах и куртке, своей излюбленной и удобной одежде, и уж совсем не намеревалась быть точной копией своей сестры. И хотя Реймонд и отрицал эту цель, но его настойчивость утверждала обратное.

Все началось утром, стоило ей переступить порог его апартаментов.

— Ты не можешь ехать в этом в Кресси, — сказал он, окидывая ее критическим взглядом.

— Но у меня с собой больше ничего нет, — резонно возразила она.

— Я обо всем позабочусь, закажу все, что надо. Не волнуйся, они сами все доставят в отель.

— Нет! Лучше я куплю все сама и…

— Это займет много времени, — перебил он. — Есть несколько модных домов, где одевалась Клод, у них имеются ее мерки…

— Но я не Клод! — вспыхнула Долли.

Огонь сопротивления, пылающий в ее глазах, заставил его приостановить атаку. Он продолжил гораздо мягче:

— Я попрошу их прислать побольше вещей, чтобы ты сама могла выбрать, что тебе нравится.

— Но я не могу себе позволить одежду «от кутюр».

— Пусть тебя это не беспокоит. Я заплачу.

— О нет! Так не годится…

— Ты хочешь поехать в Кресси и познакомиться с детьми своей сестры?

— Вы… ты знаешь, что я хочу.

— Тогда тебе остается только принять мои условия.

Он был непреклонен. Поняв всю бесполезность борьбы, Долли сложила оружие.

— Прекрасно! Но, будь любезен, скажи своим кутюрье, какие цвета я люблю: синий, зеленый и особенно все оттенки лимонного. Они только зря потратят время, если пришлют мне что-то нейтральное, или черное, или белое. — Она прикусила губу, вспомнив Мэриан, уж на нее-то она точно не хотела быть похожей.

Долли была готова из последних сил отстаивать свои права, в душе испытывая ужас от черного цвета, который он выбрал для нее прошлым вечером, и вспоминая Мэриан в ее шикарном белом наряде. Нет, ей совсем не хотелось выглядеть, как эта красавица-брюнетка.

Во всяком случае, хоть эту малость ей удалось отстоять, с улыбкой удовлетворения вспоминала Долли, поглаживая тончайшую замшу ее нового наряда. Мягкая блуза с длинными рукавами и просторные брюки, все ярко-синего цвета, а к ним маленький шелковый топ и ремень, украшенные бирюзой с зелеными вкраплениями, придававшими комплекту некую вольность и женственность. Она не хотела ничего блеклого, серого, нейтрального, ничего черно-белого, печального и скучного, и, слава Богу, ничего такого не оказалось в ее новом гардеробе. Долли вытянула ногу, повертела носком — отличные туфли, тоже из темно-синей замши, с зелеными разводами.

У нее с собой была огромная сумка, полная новой одежды — все за счет Реймонда. Сколько ему это стоило, она представления не имела, да это и не особенно занимало ее. Дети сестры — Жиль и Лилиан — вот что сейчас занимало ее воображение.

— Расскажи мне о себе, Долли, — внезапно попросил Реймонд.

Они ехали по сельской местности; кругом простирались поля и виноградники, и у них была куча времени, которое нужно было заполнить. Долли, не останавливаясь на подробностях, просто перечислила главные события своей жизни, страны, где ей удалось побывать благодаря Джерри и его службе в армии; школьные годы, довольно сумбурные из-за бесконечных переездов. Она всерьез занялась образованием только тогда, когда они наконец обосновались в Соединенных Штатах. Здесь она и выбрала профессию медсестры.

Слушая ее рассказ, он то и дело бросал на нее пристальные взгляды.

— А как же личная жизнь? — спросил он.

Возможно, интересуется, сколько я смогу пробыть в Кресси с детьми, предположила Долли.

— На сегодняшний момент отсутствует. Джерри был очень болен последние месяцы, и у меня не оставалось времени ни для чего, кроме как ухаживать за ним, — объяснила она.

— Должно быть, это было не легко, — сочувственно заметил он.

— Я не жалею ни секунды, что поступила так.

— По всей вероятности, ты очень отзывчивый человек.

Слова сопровождались улыбкой, от которой ее мысли мгновенно спутались и сердце застучало с бешеной скоростью. Она поймала себя на том, что завидует своей сестре и ее интимной близости с этим мужчиной, завидует и Мэриан… Он был так обезоруживающе привлекателен, когда хотел! И даже когда не прикладывал никаких усилий, его аура невольно притягивала, и было бесполезно бороться с этим.

— Откуда ты так хорошо знаешь французский? — поинтересовался Реймонд.

Долли почувствовала благодарность к нему за то, что он оторвал ее от никчемных и опасных мыслей.

— Как я говорила, Джерри приходилось много ездить по долгу службы; несколько лет мы провели на Филиппинах. Отдыхать ездили в Наоми.

— А, Новая Каледония…

— Ну да. Там говорят по-французски. Я быстро начала говорить, и вообще у меня проснулся интерес к языку. Стала учить. Кэтлин купила мне кассеты. Во Франции мы тоже жили… В Париже и Провансе.

— Когда?

— Десять лет назад.

— Еще до того, как я женился на Клод, — задумчиво произнес Реймонд.

Если бы их судьбы пересеклись тогда!.. Легкая грусть тоской отозвалась в душе Долли.

— Ты знаешь, что ты родилась во Франции? — спросил Реймонд. — И в своем раннем детстве слышала французскую речь, вот почему тебе было так легко выучить французский.

Это была новость для Долли.

— Ты не рассказал мне, что случилось с Клод после землетрясения, — напомнила она, стремясь узнать побольше о жизни сестры. Может быть, они прошли мимо друг друга в Париже или вПровансе?

— Вся твоя семья отправилась на отдых в Турцию, — начал он, и его лицо потемнело, стоило ему обратиться к воспоминаниям. — Твои родители, вы обе, брат твоего отца с женой… и родители твоего отца. Все жили в кемпинге рядом с деревней, где и произошло землетрясение. Клод и твою тетю нашли на следующий день, они были живы. Остальных тоже отыскали, но все погибли…

— А почему же я не оказалась вместе с ними?

— Твоя тетка говорила, что ты потерялась во время паники.

— А ты не знаешь нашу фамилию, ту, с которой я родилась?

— Мервиль.

— Дороти… Дора… Мервиль. Дороти и Клод Мервиль. А как звали мою мать и отца?

— Айрин и Поль.

— А родители мамы? Ее семья?..

— У нее никого не было, насколько мне известно. Я так понял, что она была из Ирландии. Сирота. Поль встретил ее в Армии Спасения.

Сирота, как и ее дочери, грустно вздохнула Долли.

— Ваша тетя взяла Клод на попечение и вернулась с ней во Францию, — продолжал Реймонд. — Ее звали Жюльетт. После ранений, полученных во время землетрясения, она не могла иметь детей. В конце концов она вышла замуж за владельца виноградников и винодела, вдовца с двумя взрослыми сыновьями — Фредерика Ракурье. Его виноградники располагались недалеко от Бордо. Жюльетт застала замужество Клод, но, к сожалению, умерла два года назад.

Еще одна потеря.

— А что же Клод? Она была близка со своим отчимом? Или с его детьми? — спросила Долли.

— У Фредди и Клод были прекрасные отношения, но не близость. Его сыновья были намного старше Клод; не удивительно, что у них была своя жизнь.

Значит, никто из близких не мог помочь ей, заключила Долли. Она оказалась права в своих предположениях: Клод была очень одинока. Наверное, ей не стоило жить с семьей Реймонда под одной крышей. Видимо, со временем в ее отношениях с мужем возникла трещина, что наверняка не способствовало душевному равновесию. Но как были настроены другие члены семьи? Неужели никто не испытывал к ней симпатии?

Что ж, сейчас она едет именно туда и сможет получить ответ на этот вопрос, думала Долли, и волнение все с большей силой охватывало ее. Что происходило там, в Кресси? Наверное, что-то там было не так, если Клод ощущала в себе необходимость поехать в Женеву, несмотря на то что ее муж уже навел справки и получил хоть и отрицательный, но определенный ответ.

Проявив героическое усилие, дабы забыть о мужчине, сидящем рядом, Долли сосредоточилась на проплывающем за окном пейзаже. По обе стороны дороги простиралась долина Луары, сердце французского виноделия. Но, несмотря на сельскую идиллию и умиротворяющую красоту пейзажа, Долли неотступно возвращалась к цели их путешествия. Она не могла не думать, что же ждет ее там, в Кресси.

Виноделие — бизнес Реймонда Дадье, и, несомненно, весьма успешный, судя по тому, какую жизнь он вел. Когда утром она спросила о Кресси, он объяснил, что это деревня рядом с замком, где живут крестьяне и ремесленники, представители самых разных профессий, занятые в винодельческом производстве. Тут были плотники и садовники, бондари и красильщики, механики и каменщики, сантехники — всех не перечислишь.

Сам замок, в отличие от себе подобных в знаменитой долине Луары, всегда был местом проживания кого-то из семейства Дадье, с тех пор как он был построен в первом десятилетии девятнадцатого столетия.

Богатство, высокое социальное положение, безупречная репутация… Реймонд Дадье обладал всем этим. Его семья, без сомнения, тоже. Может быть, Клод тяготило ее положение? Может, она ощущала себя Золушкой среди этого великолепия? Долли клялась, что с ней такое не произойдет. Она займет свое место в доме, как тетя детей. Возможно, довольно скромная родственница, но очень важная…

Скромная… Она нахмурилась. А не потому ли Реймонд так настаивал на шикарных туалетах, что старался привести ее внешний вид в соответствие с тем, что ждет ее в замке? Что это? Доброта? Или за всем этим стоит какой-то другой мотив? «Ваше сходство с Клод поразительно!» — сказал он ей накануне. Кого он хотел поразить? Зачем?

Он меня использует!

И все же… Это даст ей возможность войти в жизнь детей Клод.

И она никоим образом не позволит себе не воспользоваться этой возможностью.

День уже перевалил за половину, когда «ситроен» свернул на аллею, ведущую к особняку. Это и был замок Кресси. Долли была готова увидеть очередное обветшалое строение, напоминающее о былом величии, но открывшееся взору великолепие заставило ее задохнуться от восхищения.

Замок возвышался посреди парка, который хотя и не был абсолютной копией Версаля, но отличался схожей элегантностью четко распределенного пространства, где зеленые лужайки чередовались с водоемами и фонтанами в строгой последовательности. Здание имело три этажа, и с фасада открывался вид на широкую парадную лестницу, ведущую к центральному входу, под портиком, поддерживаемым четырьмя колоннами. Архитектурный облик являл собой пример строгой симметрии, так любимой французами.

Реймонд притормозил автомобиль у основания лестницы.

— Я бы хотел, чтобы ты сначала встретилась с детьми. — Он с пониманием взглянул на Долли. — Думаю, тебе не терпится. Я прав?

— Да, — согласилась она и опустила ресницы, не выдержав его пристального взгляда.

Он вышел из машины, обошел ее спереди, чтобы открыть дверь для Долли. Дети, подумала она, стараясь сфокусировать свои мысли только на предстоящей встрече… дети ее сестры, ее плоть и кровь. Но это и его дети тоже. Вдруг эта очевидная мысль пришла ей в голову. Она должна разделить их с ним. А что еще?

Выйдя из машины, она уклонилась от предложенной им руки и постаралась держать дистанцию, пока они поднимались по ступеням. Но, несмотря на это обстоятельство, она ощущала его присутствие так остро, как никакого другого мужчины в ее жизни.

Ей предстояло войти в его дом, жить под одной крышей с ним. Как ей суметь удержать дистанцию между ними в дальнейшем, как устоять перед этими понимающими темными глазами, от одного взгляда которых она теряет самообладание?

Одна из огромных дверей отворилась, как только они подошли. Пожилая женщина в черном платье, с седыми волосами, забранными в пучок на затылке, и, несомненно, обладающая сознанием собственного величия, вышла им навстречу.

Реймонд представил свою гостью.

— Луиза, это мадемуазель Карлайл. В распоряжении Луизы вся прислуга замка, она постарается, чтобы тебе здесь было удобно.

— Добро пожаловать, мадемуазель. — Формальное приветствие не могло скрыть потрясения, промелькнувшего в глазах женщины.

— Добрый день, Луиза, — ответила Долли, а про себя подумала: интересно, как относилась Луиза к ее сестре?

— Дети в большой гостиной, месье… с вашей матерью, — объявила экономка.

— Как? Мать здесь? — удивленно переспросил Реймонд.

— Здесь, месье.

— Итак, начинается, — насмешливо буркнул он. — Пойдемте, Луиза.

Почувствовав какую-то скрытую игру, Долли не возражала, когда Реймонд взял ее за локоть и подтолкнул вперед, следуя за Луизой прямо к двойным дверям, ведущим в зал.

— Объединенный фронт. Я рассчитываю на тебя, Долли, — прошептал он, склонясь к ее уху.

Это был скорее приказ, чем напоминание о том, чего он ждет от ее присутствия. Он смотрит на свою мать как на противника? Подозревает, что она приложила руку к тому, что Клод чувствовала себя несчастной в этом доме? Выгнав одну сестру, она вряд ли смирится с присутствием другой.

Долли настроила себя решительно, собираясь оказать сопротивление. Двери перед ними открылись, и они вошли в великолепную просторную комнату. Она была потрясена элегантностью интерьера: старинная мебель, картины в тяжелых бронзовых рамах, красивые лампы и канделябры. Выложенный узором паркет сверкал восковой желтизной.

Но ее восхищение окружающим великолепием было недолгим. На диване лицом к дверям сидела женщина, чье присутствие сразу приковало внимание Долли, заставив забыть обо всем, потому что по обеим сторонам от нее сидели дети.

Мальчик был так сильно похож на отца, что это сразу бросалось в глаза, а девочка — точная копия Долли в детстве: прозрачные голубые глаза, копна кудрей золотисто-абрикосового оттенка… Дочка ее сестры, но вполне могла сойти за ее собственную.

Сердце перевернулось в груди.

Она всегда мечтала иметь семью, и вот ее желания, надежды, мечты исполнились: настоящая семья прямо здесь перед ней, стоит только протянуть руку.

Дети уставились на Долли, по-видимому не менее потрясенные, чем она. Они помнят свою мать? Вряд ли. Мальчику было на вид пять или шесть, девочке года три-четыре. Два года прошло с исчезновения их матери, но, возможно, они видели ее фотографии…

Долли не сознавала, как долго длилось молчание. Время остановилось, мысли и чувства, бурлящие в ней, затихли.

Мальчик осторожно сполз с дивана, поставил крепкие ножки в лакированных ботинках на пол, его личико выражало решимость. Совсем как его отец, подумала Долли, прирожденный лидер.

— Ты похожа на маму, — заявил он.

Долли ободряюще улыбнулась ему.

— Я сестра твоей мамы, а мы с ней близнецы, — объяснила она. — Я твоя тетя Долли из Америки.

— Значит, мама уехала в Америку? — спросил мальчик.

— Прости, Жиль, но я не знаю, где мама, — мягко сказала Долли. — Я даже ничего не знала о тебе, пока твой папа не рассказал. — Она протянула к нему руки. — Я очень хочу узнать тебя получше. Надеюсь, ты не возражаешь?

Он кивнул, продолжая внимательно рассматривать ее.

— Мама часто обнимала меня, — сообщил Жиль.

Он забыл, что такое материнское тепло и нежность! Сердце Долли мгновенно потянулось к нему. Он был похож на Реймонда, но он был и сын Клод, ее первенец.

— Я с радостью обниму тебя, Жиль.

Его лицо просияло от удовольствия. Он подпрыгнул, потом рванулся к ней через комнату. Долли наклонилась, готовая поймать его. Он влетел в ее объятия и, обхватив шею руками, застыл в молчании, потом заговорил снова:

— Лилиан не помнит маму. Она была очень маленькая, когда мама потерялась. Я рад, что папа нашел тебя, тетя Долли, потому что теперь Лилиан сможет узнать, какая была мама. — Он серьезно посмотрел на Долли, понимая, насколько трудная задача стоит перед сестрой. — Я рассказывал ей… Но теперь ты здесь, и ей будет легче представить…

Долли тоже надеялась, хотя сама имела очень мало информации о своей сестре. Возможно, быть похожей на нее достаточно для детей?

Жиль посмотрел на отца, ища поддержки.

— Ведь это хорошо. Правда, папа?

Реймонд, чье лицо словно осветилось изнутри, потянулся и потрепал мальчика по голове.

— Очень хорошо, Жиль. А теперь иди ко мне, чтобы тетя Долли смогла обнять и Лилиан.

Мальчуган с готовностью забрался к отцу на руки, и Долли отметила, сколь сильной была привязанность между этими двумя мужчинами — большим и маленьким. Сделав глубокий вдох, она проглотила ком, вставший в горле, и быстро повернулась к девочке, которая слезла с дивана, но все еще не решалась сдвинуться с места, робко держась за колени бабушки.

— Лилиан, — тихо позвала Долли, протянув руки.

— Иди, Лили, — нетерпеливо подбодрил сестренку Жиль. — Посмотри на ее волосы. Они такие же, как у тебя. И совсем как у мамы, я ведь рассказывал тебе.

Настоящий лидер, снова подумала Долли. Между тем Лилиан внимательно посмотрела на волосы Долли, потом, захватив один локон со своей головки, девочка поднесла его к глазам, сравнивая. Долли решила перехватить инициативу и с теплой улыбкой направилась к малышке.

— И что же, Жиль всегда говорит тебе, что нужно делать?

Маленькая девочка серьезно кивнула.

— Но ты не всегда делаешь то, что он говорит?

Малышка покачала головой.

— А что ты хочешь сделать сейчас?

Головка робко опустилась вниз.

Долли присела около племянницы.

— Давай я скажу, что хочу сделать.

Легкий кивок, большие голубые глаза доверчиво сверкнули сквозь густые ресницы.

— Я хочу подержать тебя, как папа держит Жиля. А ты?

Большой вдох для храбрости, и еще один взгляд на волосы Долли, затем окончательный кивок.

Долли обхватила Лилиан и поднялась, прижимая ребенка к своему плечу, едва сдерживая переполнявшие ее чувства. Лилиан прижалась к ней и гладила ее волосы, пропуская пряди сквозь свои пальчики. Улыбка удовольствия залила ее личико. Наконец она отважилась и заговорила:

— У всех волосы такие темные… и у Жиля, и у папы… Теперь у меня есть кто-то такой же, как я.

Волна безудержной нежности захлестнула Долли.

Как твоя мать, хотелось ей прокричать.

И еще, возможно, как твоя ирландская бабушка, которая погибла во время землетрясения.

И мы никогда не узнаем их.

Но мы нашли друг друга, и теперь никто не посмеет разлучить нас в этой жизни, беззвучно шептала Долли. Ни Реймонд, ни Мэриан, ни бабушка, которая с хитрой полуулыбкой следила за происходящим, видимо про себя взвешивая ситуацию.

Они оба — Реймонд и его мать, — наблюдая за развитием этой сцены, не вмешивались, но Долли, вовремя сообразив, что ее жадное внимание к детям могло показаться невежливым, повернулась к даме, судя по всему исполняющей обязанности хозяйки дома, и поклонилась.

— Мадам Дадье…

Матери Реймонда — женщине, красивой холодной бездушной красотой, — можно было дать и сорок и шестьдесят, но наличие прядок седых волос в ее иссиня-черных волосах свидетельствовало, что она мало внимания придавала возрасту. Ее серые глаза не выражали никаких эмоций по поводу происходящего. Женщина, знающая свою силу и имеющая вес в обществе, подумала Долли, женщина, которую трудно переубедить, у нее на все есть свое мнение. Она, казалось, даже не требовала соблюдения формальной вежливости при знакомстве.

Чуть-чуть склонив голову и сдержанно улыбаясь, мадам Дадье процедила:

— Мадемуазель Карлайл…

— Ты удовлетворена, маман? — послышался голос Реймонда, резкий и вызывающий.

Она поднялась — высокая, с царственная осанкой — и насмешливо взглянула на сына.

— Ты что же, Рей, думал, что я смогу оставить без внимания твой приезд, да еще с такой гостьей? Теперь я оставляю тебя с детьми, как ты, по-видимому, хочешь. Няня ждет в детской.

— Спасибо, — усмехнулся он в ответ.

Мадам Дадье оглянулась, и ее серые ледяные глаза остановились на Долли.

— Поговорим за ужином. — Уголки губ едва заметно дрогнули. — Предвкушаю интересный вечер.

Долли не мигая встретила бесстрастный взгляд, ее собственные глаза смотрели прямо и открыто.

— Спасибо за ваше… понимание, мадам, — вежливо отозвалась она, решив не отступать.

Одна прямая бровь вопросительно изогнулась.

— Однако любая точная копия бывает только внешней. Ну конечно… — Ее взгляд обратился к сыну. — Я вижу, в лице мадемуазель Карлайл нас ждет еще не один сюрприз, Рей.

— До вечера, маман, — коротко произнес Реймонд.

Она кивнула и, не сказав ничего в ответ, удалилась из комнаты.

Долли видела, что что-то происходит между ними, но, что именно, пока понять не могла. По ее мнению, Реймонд Дадье был настроен решительно, и это включало установление родственных отношений между его детьми и их новой тетей. За что она была ему искренне благодарна.

А что касается остального, это может подождать.

Главное, что сейчас эти двое чудесных детей были с ней.

9

То, что дети так доброжелательно приняли ее, было для Долли и огромной радостью, и облегчением. Им не терпелось показать свои владения, особенно игровую комнату, где ей надлежало восхититься всеми их сокровищами. Чего тут только не было — и игрушки, и книги, железная дорога с тремя разными составами, кукольный дом с самой настоящей мебелью, разумеется в миниатюре…

Няня ребятишек Брижжит, по всей видимости, тоже положительно отнеслась к ее появлению. Казалось, она даже порадовалась за своих питомцев, у которых теперь была тетя, которая будет с удовольствием проводить с ними время. Это была молоденькая женщина, которая появилась в замке только полтора года назад, так что не могла знать Клод и, к сожалению, ничего не могла рассказать Долли о ее сестре. Но с детьми у нее были прекрасные отношения. Они обожали ее.

По тому, как Реймонд вел себя с детьми, Долли сделала вывод, что он вовсе не был «приходящим папочкой»; для него общение с малышами было не просто обычным делом, но и удовольствием.

Лилиан с радостью устроилась у него на коленях. Жиль грелся в лучах его ласки. Видя эту картину, Долли не могла не признать, что дети сестры отнюдь не обделены любовью, и при таких обстоятельствах настаивать на необходимости ее присутствия в доме будет весьма затруднительно.

Чувствуя на себе пристальный взгляд Реймонда, Долли прекрасно понимала, что он наблюдает, насколько она отвечает ситуации, и не сомневалась, что он тут же вмешается, если только заметит фальшь в ее общении с детьми. Строгий контроль… Может, это угнетало ее сестру? Все больше и больше Долли томило желание понять, почему не сложилась их семейная жизнь.

Брижжит принесла в детскую чай, и Реймонд, мягко передав детей под ее опеку, сказал:

— Ваша тетя должна отдохнуть. Она устала после тяжелой дороги, и мне нужно проводить ее в отведенную ей комнату. Завтра вы снова увидите ее.

— Утром, папа? — с надеждой спросил Жиль.

— Да, утром, — пообещала Долли, решительно настроенная проводить с детьми как можно больше времени.

Она поцеловала их обоих, прежде чем присоединиться к Реймонду, чей благожелательный настрой вселил в нее надежду. Тем не менее она посчитала своим долгом удостовериться в этом, как только они вышли из детской.

— Я надеюсь, ты ничего не имеешь против?

— Отнюдь. — Теплые искорки промелькнули в глубине его темных глаз. — Однако ты поразительно быстро нашла с ними общий язык.

Его похвала мгновенно вызвала ответную реакцию.

— Они такие чудные! — воскликнула она.

Он отвел глаза, сухо заметив:

— Далеко не со всеми.

— Кого ты имеешь в виду? Надеюсь, не Брижжит? — Долли вопросительно уставилась на него.

Он ответил не сразу, молча сопровождая ее к лестнице, которая вела на второй этаж.

— Нет. Я сам выбрал Брижжит.

Нотка удовлетворения в его голосе заставила Долли поинтересоваться:

— Им не нравилась няня, которую выбрала Клод?

— Клод никого не выбирала. Это делала моя мать. Она считала, что дети нуждаются в строгом режиме и дисциплине. В то время я склонен был доверять ее мнению.

— Мне кажется, муж в первую очередь должен прислушиваться к мнению жены? — возразила Долли.

— Клод, — он сделал глубокий вдох, — после рождения Лилиан перенесла послеродовую депрессию. Она оставалась безучастна к любым решениям.

Долли знала из своей медицинской практики, что подобные заболевания плохо поддаются лечению. Еще один фактор, который мог оказать негативное влияние на душевное состояние Клод? Она нахмурилась, глядя себе под ноги, пока они бок о бок поднимались по лестнице. Потом спросила:

— Ей было все равно, кто будет сидеть с ее детьми?

— В то время да, — мрачно произнес Рей. — Казалось, ничто не радовало ее. К сожалению, только сейчас я понимаю, что мне следовало более внимательно прислушиваться к ее жалобам. Может быть, тогда все было бы по-другому…

Он сожалеет, что не проявил достаточного внимания к ее сестре? И вдруг Долли обнаружила, что уже не смотрит на Реймонда как на злодея, виноватого в том, что случилось с ее сестрой, и все потому, что она не могла не заметить, насколько заботлив он с детьми. И все же нетерпение не лучший способ борьбы с депрессией.

— Еще и полугода не прошло, как исчезла Клод, — продолжал Реймонд, — а Жиль сообщил мне, что ненавидит няню Тилькен. Я стал разбираться… — Он замолчал, покачав головой. — Слишком поздно, чтобы исправить то, что она сделала с Клод.

О ком он говорит, думала Долли, о матери или о няне? Может, последняя действовала по наущению его матери? Тоска, неуверенность в своих силах, страх перед свекровью, страх перед няней… Все это вместе взятое способно было довести молодую женщину до отчаяния, особенно если она не могла рассчитывать на поддержку мужа.

— Жиль теперь менее упрямый, а Лилиан не такая робкая и запуганная, — заключил Реймонд, и в его тоне снова послышалось удовлетворение. — Надеюсь, твой приезд будет не менее благотворен для детей.

Долли, в свою очередь, готова была сделать все, чтобы это случилось. По крайней мере, в этом вопросе их желания совпадают, что придавало ей уверенности в этом большом чужом доме. И она поклялась себе, что никому не позволит поколебать эту уверенность. Ни по какой причине.

Реймонд открыл дверь и провел ее в комнату, которая, по всей видимости, была изначально предназначена для нее, — ее сумки уже стояли на полу в ногах кровати.

А что это была за кровать! Огромная, на четырех витых столбиках, с балдахином из богатого бургундского шелка, с кистями, в изголовье — груда подушек. Прелестная антикварная мебель из палисандрового дерева украшала комнату, стулья были обиты бархатом, красное смешивалось с густым винным оттенком с добавлением золота; изящный туалетный стол с зеркалами, миниатюрный секретер, на столах вазы с цветами и на картинах тоже цветы… Долли замерла от восторга.

— Дверь в углу ведет в твою персональную ванную и гардеробную, — пояснил Рей.

Роскошь на самом высочайшем уровне, подумала Долли, медленно оглядываясь кругом, стараясь не упустить ни одну деталь интерьера. Другая дверь на противоположной стороне невольно приковала ее внимание.

— А куда ведет эта дверь? — спросила она.

— На мою половину, — послышался невозмутимый ответ.

Ее сердце забилось часто-часто… Это необходимо выяснить немедленно, твердо решила она, поворачиваясь лицом к нему.

— Ты разместил меня в комнате, смежной с твоей? — еле сдерживая негодование, воскликнула она.

— Тебе не стоит волноваться по этому поводу, — спокойно возразил он. — Дверь запирается на ключ.

— Неужели в этом огромном замке больше нет комнат для гостей? — негодовала Долли. В мозгу у нее билась настойчивая мысль, что подобная близость недопустима, более того — опасна, независимо от того, заперта дверь или не заперта.

— Это была комната Клод. Я думал, тебе будет приятно ощутить ее близость, — послышался тихий ответ.

Все внутри сжалось, щеки вспыхнули румянцем. Как она может ощутить близость своей сестры, не почувствовав его близости? О Боже, она пропала!

— Но почему вы жили в разных комнатах? — воскликнула Долли, намереваясь выяснить все до конца. — Или так принято в вашем обществе?

— Не я этого хотел! — резко бросил Реймонд, и его лицо исказила гримаса напряжения.

— Значит, она? — не сдавалась Долли. — Но почему, Реймонд? Почему ты допустил, чтобы твоя жена так отдалилась от тебя?

— Ты слишком много хочешь знать! — крикнул он.

— Да, я хочу знать всю правду. Всю, понимаешь? — с вызовом бросила Долли, не обращая внимания на его переживания, когда ее собственные были так мучительны. — Чего ты намерен добиться, привезя меня сюда? Какой правды? Может, только той, что годится тебе?

Гордость в нем воевала с необходимостью заполучить в ней союзника.

— Клод настояла на отдельной спальне после рождения Лили. Она не хотела, чтобы я беспокоил ее, и, принимая во внимание ее самочувствие, я не настаивал.

— И как долго это продолжалось, Реймонд? — спросила Долли. — Я имею представление, как протекает эта болезнь, но ты сказал, что она снова начала проявлять интерес к детям. Возможно, она чувствовала себя достаточно хорошо, чтобы ощутить и твое внимание?

Защищаясь, он поднял руки вверх и быстро зашагал по комнате.

— Она убедила себя, что у меня роман с Мэриан. — Он взглянул на Долли. — Это не соответствовало действительности. Это была неправда, — повторил он.

— Тогда почему Клод была так уверена? — задала Долли очевидный вопрос.

— Может, энергия Клод требовала выхода и для нее было проще направить ее в ревность, чем сделать что-то позитивное для укрепления наших отношений?

— Но для этого должна быть какая-то причина, — возразила Долли.

Реймонд наконец перестал мерить комнату шагами, его плечи выпрямились, грудь расправилась, и она почти задохнулась от ощущения этой могучей силы. Он повернулся и уставился на нее пламенным взором, и ее кожа мгновенно покрылась мурашками.

— Да, теперь я уверен, что причина существовала. И твое присутствие здесь, рядом со мной, поможет мне раскрыть ее.

Тревога пробежала холодком по спине Долли.

— Что ты имеешь в виду? — Долли подняла на него растерянный взгляд. Или он придумал какой-то секретный план действий и поэтому отвел ей эту спальню, рядом с его собственной?

Его губы тронула улыбка, полная горького сарказма.

— Присутствие точной копии моей жены в моих личных апартаментах создает довольно пикантную ситуацию, которая может спровоцировать всех окружающих на неожиданные проявления, для меня весьма любопытные.

На этот аргумент она не могла возразить ему, она сама находила положение из ряда вон выходящим.

— Я не уверена, что мне все это нравится, — пробормотала она, обводя жестом комнату, которая вдруг превратилась в золоченую клетку.

— Как говорится, «уговор дороже денег». Надеюсь, ты не забыла о нашем соглашении? — напомнил он. — Ты получила желаемое. Разве нет? Возможность свободно общаться с детьми в их собственном доме.

Она поняла. Он напоминал ей, что так же легко может отказать, как и позволил, и сознание его могущества заставило Долли прикусить язык. Ее нервы натянулись до предела, когда он, не сводя с нее глаз, подошел ближе, словно хотел продемонстрировать свою власть, которая не знает преград.

— Ты убеждала меня, что близнецы способны испытывать схожие чувства, поэтому тебе будет нетрудно понять, что чувствовала Клод, живя в этом доме, — сказал он, и его проницательные глаза снова проникли в ее душу, выражая нечто, недоступное ее пониманию.

Он хочет, чтобы я стала сыщиком? Чтобы я докладывала ему, как окружающие реагируют на меня? Или, возможно, ему достаточно будет наблюдать самому, проявляя большую проницательность, чем он делал это в последние месяцы своей женитьбы?

— В тебе есть огонь, которого никогда не было в Клод, — добавил он более мягко. — И это различие делает другим все, что так важно для меня.

Долли была так зачарована его ошеломляющей близостью, что не могла даже уловить смысл сказанного, и поняла лишь одно — он наконец увидел в ней что-то, присущее только ей и отличающее ее от сестры-близняшки. И это открытие сладкой волной заволокло ее душу.

Затем его взгляд остановился на ее губах. Она знала, чувствовала всем сердцем, что он вспоминает, как она накануне ответила на его поцелуй, который, как он говорил, ничего не значил для него. О нет, она знала, что он лукавил. Тот поцелуй пробудил в нем желание, как сейчас своей близостью он пробуждает желание в ней, — желание, которое отзывается горячей волной внизу живота, сладким томлением в груди и заставляет все мысли улетучиваться из головы.

Ее глаза вглядывались в очертания его чувственного рта, изучали изгибы губ, ее ноздри трепетали, ловя прозрачно-холодный запах его туалетной воды и находя его соблазнительным, в ушах гулко отдавались удары пульса, ее руки томились от желания прикоснуться к нему.

Он сам прервал это опасное очарование так не похожим на свойственный ему тембр глухим голосом:

— Нравится тебе это или нет, но твое место здесь, Долли. Так нужно.

Она подняла на него затуманенный взгляд, все еще находясь в плену своих чувств.

— Почему? — В горле пересохло, и звук был похож на жалкий хрип.

— Ты не думаешь, что сама судьба вмешалась и не стоит противостоять ей?

— Мне кажется, ты снова отождествляешь меня со своим прошлым.

— Вчера возможно, вчера я не мог разобраться в этой путанице, но сегодня… — Его глаза горели гипнотическим светом. — Сегодня я многое знаю лучше.

— А я нет.

— Ты скоро сама все увидишь. — Он коротко рассмеялся. — Семья соберется в салоне в семь тридцать. Это официальный ужин и одежда должна быть соответствующей. Если тебе потребуется помощь разложить вещи и прочее, около кровати звонок для вызова прислуги.

— Я не знаю, куда идти…

— Я провожу тебя. Ровно в семь тридцать я постучу в дверь.

— В какую? — Она нервно взглянула на дверь, соединяющую их комнаты.

— В ту дверь, через которую мы вошли, — усмехнулся он, — и через которую я сейчас уйду.

Она чувствовала себя довольно глупо, глядя ему вслед. Он не позволил себе ничего лишнего, но чувство опасности оттого, что их спальни разделяет всего лишь одна стена, не покидало ее. Он посягнул на ее покой, да еще таким вероломным способом! Она вдруг всем сердцем ощутила свою ранимость, ей страстно захотелось, чтобы обстоятельства были другими, чтобы он никогда не принадлежал ее сестре, чтобы он никогда…

— Мэриан останавливалась в этой комнате? — Ревнивый вопрос сорвался с ее губ, и ей на мгновение показалось, будто не она, а сестра произнесла эти слова.

Рей уже открыл дверь, готовый покинуть комнату. Он повернулся — его движение было мучительно медленным — и взглянул на нее, темные глаза неприятно сверкнули.

— Нет. И никогда не будет… пока ты здесь…

Он вышел, а его слова все еще звенели у нее в ушах, отзываясь эхом многозначительной недоговоренности. Запертая дверь, которая разделяла их комнаты, притягивала ее мысли, притягивала ее сердце, притягивала ее взгляд. Она посмела отпереть дверь в отеле, и этот шаг вызвал к жизни целую цепь событий… Она вошла в жизнь по другую сторону зеркала… в жизнь, которая была жизнью ее сестры.

«Пока ты здесь»…

Неужели Реймонд рассчитывает, что она займет место сестры рядом с ним, по ту сторону двери?

10

Долли придирчиво рассматривала свое отражение в зеркале. С одной стороны, ее просто поражали те изменения, которые придавала ей одежда столь высокого класса, но с другой — что-то все же смущало, заставляя задуматься о правильности выбора, который она сделала. Она не успела примерить ни одного из тех платьев, которые доставили в отель по распоряжению Реймонда, и единственное, в чем она могла не сомневаться, это в цвете, зная наверняка, что среди них не найдется ни белого, ни черного, ни нейтрального.

Но сейчас, глядя на себя в лиловом вечернем платье, она сомневалась. Ее ли это вещь? Шнуровка, искусная драпировка на лифе в сочетании с глубоким вырезом придавали ее облику какую-то особую чувственность, а темно-лиловый цвет тяжелого шелка подчеркивал нежную белизну обнаженной кожи.

Платье мягко облегало фигуру, обрисовывая тонкую талию и округлые бедра, подчеркивая каждый изгиб тела и добавляя Долли таинственной женственности. Скорее даже провокационной женственности…

Серебристые босоножки на высоких каблуках зрительно удлиняли ноги, а юбка, доходившая до середины колена, подчеркивала их стройность. Если Реймонд хотел выставить ее напоказ — вроде модели на подиуме, — это вечернее платье было как нельзя более кстати; если же он выбирал его, преследуя свои личные цели, не играет ли она с огнем?

Ее сердце замерло, когда послышался стук в дверь. Она еще раз кинула взгляд на свое отражение. Слишком поздно, чтобы что-то менять. Кроме того, другие туалеты, на покупке которых он настоял, возможно могут выглядеть еще более рискованно. Дрожащей рукой подхватив серебряную цепочку крохотной вечерней сумочки, Долли глубоко вздохнула и направилась к двери, стараясь успокоить бешеный пульс.

При виде Реймонда она испытала новое потрясение, еще более мощное, чем в прошлый вечер, когда толком ничего не знала о нем. Потрясающе элегантный в своем вечернем костюме, он стоял, отступив на шаг от двери, и пожирал ее глазами. Долли безошибочно угадала его восхищенную мужскую оценку — она выглядит отлично, но главное, ее вид вполне соответствует намеченному им плану действий…

Она толком не знала, что это за план, но ее не покидало предчувствие, что она находится на грани ситуации, которая чрезвычайно опасна. Может ли она доверять Реймонду Дадье? Рассказал ли он ей правду о себе и его жизни с Клод? Правда ли его слова о Мэриан? И главное — как он собирается использовать ее сегодня вечером? «Использовать», какое неприятное слово, но, похоже, точнее не придумаешь, промелькнуло в голове у Долли.

— Не надо так пугаться, — мягко сказал он. — Я буду рядом и поддержу тебя во всем, что бы ты ни сказала и ни сделала.

Но она боится вовсе не его семьи! Этот мужчина был мужем ее сестры! А она испытывает к нему такие чувства, которые кажутся ей неуместными в сложившейся ситуации.

— Жаль, что ты в свое время не сделал этого для Клод, — не удержалась она скорее из-за собственного беспокойства, чем из желания обвинить его.

— Существенное заблуждение на мой счет, — парировал он. Что промелькнуло в темной глубине его глаз? Неужели сожаление? — Я не устану повторять, что ты ошибаешься, Долли, — добавил он мягко, и снова в этом соблазнительном тоне слышалось нечто большее, чем просто слова.

— Ты бы лучше сказал мне, как кого зовут, у меня всегда проблема с именами, — быстро проговорила она, идя рядом с ним по коридору и стараясь избежать нечаянного прикосновения.

Он начал перечислять имена, но информация скользила мимо нее, ей не давал покоя вопрос: если не он виноват, что Клод не оказали необходимой помощи, тогда кто?

Наконец она не выдержала.

— Как ты думаешь, кто довел мою сестру до такого состояния?

Они уже спустились с лестницы, но он все еще хранил молчание. Долли вопросительно приподняла брови. Он нахмурился, но, поймав ее взгляд, прямо сказал:

— Ты можешь стать следующей мишенью. Те, кто хотел отдалить от меня Клод, скорей всего и с тобой поступят подобным образом. Но я не хочу ничего предрекать, не хочу, чтобы мои подозрения повлияли на твои собственные суждения.

Стать мишенью! Простой, но безжалостный план.

— Я рассчитываю на твою интуицию, Долли, — добавил Реймонд после некоторой паузы.

Она с трудом переваривала его слова, в его плане столько неясностей… Стать следующей мишенью, ничего себе перспектива! Она просто не знала, как поступить. Реймонд рядом, ее тянет к нему все неудержимее, и он, конечно, не может не сознавать этого. Как долго будет продолжаться эта история? И чего он хочет добиться от нее?

Ее смятение было столь велико, что она не заметила, когда они наконец остановились около огромных дверей и Реймонд взялся за тяжелую бронзовую ручку.

— Семейный салон, — пробормотал он с блеском хищного нетерпения в глазах.

Сердце Долли гулко стучало, когда они вошли в просторную комнату, не менее роскошную, чем все то, что ей уже довелось увидеть в замке. Три дивана, обтянутые кремовым шелком с едва заметным рисунком в зеленовато-розовых тонах, были уютно сгруппированы вокруг низкого стола из нежно-бежевого мрамора с розовыми прожилками, и тем же мрамором был отделан богато украшенный камин, замыкающий это великолепное каре.

Два дивана были заняты, третий, по-видимому, предназначался для нее и Реймонда, подумала Долли. Он властно обнял ее за талию, близко-близко притягивая к себе. Его тепло, казалось, проникало через шелк платья, заставляя забыть обо всем.

— Ты уже знакома с моей матерью… — Реймонд начал представление, подведя Долли к восседавшей у камина группе домочадцев.

Мадам Дадье, безупречно элегантная в своем черно-сером вечернем платье, украшенном большой бриллиантовой брошью, сидела в дальнем конце дивана против стола. Она слегка наклонила голову, ее холодные глаза прошлись по гостье оценивающим взглядом, затем переместились на сына. Создавалось впечатление, что она прикидывает, насколько они соответствуют друг другу. Затем, едва заметно улыбнувшись, мать Реймонда сказала:

— Твоя сестра звала меня Эдит. Ты можешь последовать ее примеру.

Это прозвучало так неожиданно, почти как «добро пожаловать», хотя на самом деле в тоне Эдит Дадье не было и намека на радушие.

— Благодарю, — коротко ответила Долли, решив, что подобный холодок со стороны Эдит вполне понятен в данных обстоятельствах, и, постаравшись выдать свою самую очаровательную улыбку, добавила: — Пожалуйста, зовите меня Долли.

— А ближе к тебе моя сестра Глэдис, — продолжил Рей.

Никакой улыбки. Глэдис было лет тридцать; очень стильная короткая стрижка, из-под густой черной челки на Долли смотрели темно-карие глаза. Платье — черные зигзаги на ярко-красном фоне — обтягивало худую, если не сказать костлявую, фигуру. Помада того же красного оттенка покрывала презрительно надутые губы. Тонкие дуги бровей поползли вверх, и низкий с хрипотцой голос произнес:

— Так-так, еще одна Клод. — Изящный поворот головы, и Глэдис обратилась к брату: — Тебе было мало одной, Рей?

От этой неприкрытой наглости у Долли перехватило дыхание, она уже готова была ринуться в бой, но медлила, ожидая поддержки со стороны Реймонда.

— Немного вежливости тебе не помешает, Глэдис, — холодно заметил он.

Глаза Глэдис злобно сверкнули.

— А ты вежливо обошелся с Мэриан, когда бросил ее ради сестрички женщины, которая не удосужилась быть тебе настоящей женой?

Веский аргумент, подумала Долли, гадая, что же сделал Реймонд со своей красавицей-брюнеткой?

— Мои отношения с Мэриан тебя не касаются, — резко произнес он, ставя точку на этом вопросе.

— Но она моя подруга! — не желала отступать Глэдис.

— Да? Интересно, на какой почве вы сблизились?

Мысли Долли вихрем кружились в голове. Разговор принимал сугубо личный характер, но его начала Глэдис, видимо преследуя какую-то свою цель.

— Если ты думаешь… — Красные пятна выступили на щеках Глэдис.

— Я ничего не думаю. Просто я помню, как часто ты приглашала Мэриан в замок и как долго она гостила здесь еще до того, как Клод исчезла.

Так, значит, Мэриан приезжала в Кресси не по приглашению Реймонда? Это была новость для Долли. Приятная новость. Но у нее не было времени раздумывать над этим.

— Она моя лучшая подруга! — заявила Глэдис. — А ты выставил ее за дверь, унизил… — Она с гневным презрением взглянула на Долли. — Ради нее?

— Ради семьи, — спокойно произнес Рей. — В отличие от тебя, я дорожу семейными отношениями. Позволь напомнить тебе, что Долли тетя моих детей!

Эдит Дадье потянулась и прикрыла своей ладонью руку дочери, отдав молчаливый приказ не горячиться.

— Ты забываешь, милая, что Долли еще и гостья Реймонда, — процедила она. — Его желания надо уважать.

Молодая женщина поджала губы и, сделав неопределенный жест свободной рукой, заявила с язвительным снисхождением:

— Видите ли, Долли, когда я критиковала моего брата за его недопустимое отношение к моей лучшей подруге, я была уверена, что это и вам небезынтересно.

— Да? Думаю, это все же касается больше вас, — ответила Долли, сознавая, что никогда ей не удастся изменить враждебную позицию этой женщины, но, тем не менее, в ответ на робкие миролюбивые нотки добавила: — Если мой приезд расстроил кого-то, то прошу прощения. Поверьте, я совсем не хотела…

— Это совершенно не соответствует действительности, — вдруг послышался низкий баритон. Мужчина, сидевший на диванчике лицом к камину, поднялся и шагнул к Долли, приветственно протягивая руку. Он был пониже ростом, чем Реймонд, и поплотнее; его темные волосы непослушно вились, несмотря на все старания усмирить их. Черты лица напоминали брата, но, пожалуй, были лишены утонченной элегантности последнего. Он выглядел моложе Рея и Глэдис.

— Я Жак, брат Реймонда, — представился он, стремясь сгладить неловкую ситуацию. — Добро пожаловать в Кресси! — тепло добавил он, и Долли протянула ему руку.

Совершенно очевидно, что он рад ее присутствию и ему неприятно из-за сцены, учиненной его сестрой.

— Спасибо, Жак, — ответила Долли с благодарной улыбкой. — Я очень хотела увидеть детей.

Он улыбнулся в ответ.

— Они очаровательные? Правда? — Он указал на свою жену. — Пожалуйста, извини Люсиль, что она не встает поздороваться с тобой. Если ты заметила, мы ждем первенца.

— О, Люсиль, ради Бога не беспокойся! — проговорила Долли, улыбаясь беременной женщине. — Мне очень приятно познакомиться с тобой.

— И мне тоже, Долли! — последовал радушный ответ.

И Люсиль — очень симпатичная молоденькая женщина с волнистыми каштановыми волосами, мягко обрамлявшими нежное лицо, которое, несомненно, располагало к дружбе, тепло улыбнулась Долли. Та, в свою очередь, поняла, что жена Жака хотела бы продолжить беседу, но враждебность Глэдис привела в трепет весь маленький семейный кружок, в том числе и Люсиль, ведь ей еще много лет придется жить под одной крышей с сестрой брата, тогда как она, Долли, здесь, скорее всего, временная гостья.

— Присядьте, Долли, Рей! — настаивал Жак, стремясь отвести внимание от жены. — Позвольте, я налью вам чего-нибудь? Что вы предпочитаете?

Он всячески поддерживал разговор по поводу поездки Реймонда в Париж. Долли устроилась на диване напротив Эдит, Рей рядом с ней, лицом к сестре. Жак налил им шампанского. Мадам Дадье, убрав руку с руки дочери, не произносила ни слова, сохраняя выражение самодовольства на холеном холодном лице. Глэдис тоже молчала, но было ясно, что внутри у нее бурлят страсти и она просто ждет подходящего момента, чтобы ринуться в атаку. Люсиль изображала безмятежность, не глядя ни на кого, кроме собственного супруга.

Как только в разговоре между двумя мужчинами возникла пауза, Эдит воспользовалась возможностью расспросить Долли о ее жизни. Вопросы задавались с невинным видом, изображающим подлинный интерес, и Долли отвечала со всей правдивостью, так как ей нечего было скрывать. Только когда речь зашла о ее работе, в разговор вмешалась Глэдис.

— Медсестра? — сказала она и поморщилась, как будто речь шла о чем-то неприличном.

Решив не поддаваться на подобные выпады, Долли с улыбкой повернулась к жене Жака.

— Да, и знаешь, Люсиль, мне приходилось работать в родильном отделении, так что я буду счастлива поболтать с тобой, если у тебя возникнут какие-то проблемы.

Молоденькая женщина слегка порозовела.

— Как мило! — робко пробормотала она.

— Я не знала, что медсестры так много получают, — не унималась Глэдис, — ведь это платье от Лагерфельда?

— Совершенно верно, — подтвердила Долли не моргнув глазом, мгновенно решив не вдаваться в подробности его приобретения.

— И оно очень идет тебе. — Рей подвинулся ближе к Долли, наполняя ее сердце тревожным трепетом.

— Спасибо, Реймонд. — Она подняла на него сияющие глаза и смутилась, поймав его взгляд, с явным восхищением скользящий по ее фигуре.

Глэдис не выдержала и вскочила.

— Пора за стол, —объявила она.

— Да, пожалуй. По-видимому, уже все готово, — согласилась Эдит, величественно поднимаясь с дивана.

Жак помог своей жене встать, и они последовали за дамами к двери в углу гостиной. Долли казалось, что Рей ждет, пока все уйдут, и она тоже не шевелилась.

Поднявшись, он потянул ее за собой так быстро и ловко, что Долли и не заметила, как его рука скользнула ей под локоть. Она сказала себе, что в этом нет ничего особенного, просто она должна выполнять его условия, как бы они ни смущали ее. Кроме того, очень скоро им снова придется сидеть рядом.

Столовая, в которую они вошли, по цвету гармонировала с семейным салоном; бледно-зеленое, кремовое и персиковое контрастировало с полированным деревом массивного стола и стульев с высокими спинками. Хотя Долли и не привыкла к такому уровню жизни, но, в конце концов, замок есть замок, и все это великолепие больше не занимало ее.

Стол был накрыт на шесть персон. Хрусталь переливался, отражая трепещущее пламя свечей, серебро сверкало, тонкий фарфор изумлял изяществом форм, белые лилии в высокой вазе издавали умопомрачительный аромат… Члены семейства двинулись к своим привычным местам. Жак и Люсиль уселись по одну сторону стола, Эдит в дальнем торце, место во главе стола, видимо, предназначалось Реймонду, а Глэдис уселась по правую руку от него, так что для Долли оставался стул между ней и Эдит.

Но Реймонд, подойдя к столу, остановился.

— Глэдис, я бы хотел, чтобы сегодня рядом со мной сидела Долли, — сказал он тоном, не терпящим возражений.

Глэдис повернулась к нему с перекошенным от злобы лицом.

— Но она тебе не жена, Рей! Я по праву должна сидеть здесь!

— Моя гостья будет сидеть там, где я считаю нужным. И я хочу, чтобы Долли сегодня заняла место Клод. Будь добра, пересядь.

Это прозвучало как приказ, и было совершенно очевидно, что Реймонд отдает себе отчет, какую бурю он породил своим заявлением. Но он не собирался отступать.

Долли показалось, что она уловила мгновенную вспышку ненависти в глазах Глэдис, направленных на брата. Обычное ли это соперничество между братом и сестрой? Или, может быть, ревность? Но скандала, который повис в воздухе, не произошло. Глэдис, пожав плечами, освободила злосчастный стул, пересев на соседний, поближе к Эдит.

— Я не понимаю тебя, Рей, — усмехнулась она. — Если бы я была на месте Долли, то мне было бы неловко сидеть там, где обычно сидела Клод.

Долли замерла. Удар пришелся прямо в сердце.

— А я счел бы это за честь, и, насколько мне известно, сестра моей жены достойна ее, — возразил Реймонд, с подчеркнутой любезностью усаживая Долли, прежде чем занять свое место во главе стола. Окинув с улыбкой всех присутствующих, он опустился на свой стул. — И прошу запомнить: Долли есть Долли и так будет всегда. Она это она, не тень ее сестры. — Улыбка коснулась Долли, и в ней было такое неприкрытое восхищение и одобрение, что она с трудом выдержала его взгляд.

Была ли она пешкой в какой-то сложной игре? Или он не соображает, что говорит? Долли терялась в догадках, но в этот момент очень кстати появился дворецкий в сопровождении двух горничных, которые начали хлопотать у стола и наливать вино в бокалы. На первое подали суп из спаржи, к нему хрустящие теплые булочки и сливочное масло, кусочками нарезанное и лежащее во льду.

Долли не решилась разломить булочку, боясь накрошить на столе. Не хватало еще привлечь критические взгляды. И тут Глэдис заметила:

— Возможно, Долли даже не знает, насколько сильно похожа на свою сестру. Клод никогда не прикасалась к булочкам, — добавила она, фальшиво улыбнувшись, затем вонзила острые зубы в белый мякиш.

— Просто я хочу начать с супа, а уж потом… — небрежно заметила Долли. — Думаю, у каждого свои привычки в еде.

Казалось бы, такая роскошная обстановка должна сдерживать людей, делать их вежливыми и предупредительными, но, по-видимому, здесь царили другие порядки.

С супом было покончено, и у мужчин завязалась беседа о качествах вин. Люсиль набралась смелости и забросала Долли вопросами о ее работе. Таким образом, время между первым и вторым прошло вполне сносно и никто не заметил, как опять появилась троица слуг и торжественно водрузила на стол главное блюдо. Как объяснил Реймонд, это оказалось местной достопримечательностью — антрекот с луком-шалотом, выдержанный в красном вине с приправами, а на гарнир овощи, приготовленные на пару.

Долли расточала похвалы искусным кулинарам, искоса поглядывая на Глэдис, которая хоть и сосредоточилась на еде, но наверняка припасла груду язвительных замечаний, готовая воспроизвести их в удобный момент. Касалось ли это Мэриан или было частью давнего глубокого антагонизма по отношению к старшему брату, Долли пока не знала, но вот то, что Глэдис приложила руку к несчастью Клод, почти не вызывало сомнений. И это заставило Долли приготовиться к бою.

Тарелки были незаметно убраны, и на столе появились разные сорта сыров и фрукты. Никто не торопился покидать столовую, и тогда Глэдис открыла огонь, изображая невинное любопытство.

— Долли не рассказала нам, — начала она, разламывая сочный персик, — как случилось, что, приехав в Париж, она остановилась именно в том отеле, где обычно живет Реймонд?

— Меня всегда изумляло, насколько тесен мир, когда он сталкивает людей, которые и не подозревают о возможной встрече, — сказала Долли, прежде чем ответить на вопрос. — Я просто решила остановиться в Париже по пути в Женеву. В этот отель меня привело сентиментальное воспоминание. Мои приёмные родители рассказывали, что провели там свой медовый месяц.

— Женева? — переспросила Глэдис удивленным тоном. — Если бы вы поехали туда, вместо того чтобы приезжать к детям, то, возможно, нашли бы то, что искали.

Долли вздрогнула, но сдержалась. Она не могла доказать, что ее сестра мертва, и не имела ни малейшего желания открываться перед этой женщиной, чтобы та посмеялась над ней.

— Реймонд рассказывал мне, что его запросы не дали положительных результатов.

— Совершенно верно, — беззаботно заметила Глэдис. — К тому же я уверена, что вы скорее могли бы столкнуться с Клод где-нибудь в Америке, куда она сбежала со своим американцем.

Долли напряглась. Она ни за что не позволит, чтобы оклеветали ее сестру! Все ее существо восставало против этого. Она повернулась к Глэдис и взглянула ей прямо в глаза.

— Ни вам, ни кому другому не удастся убедить меня, что моя сестра могла бросить детей и сбежать с любовником, — заявила она, еле сдерживая гнев.

— О, милочка, какая наивность! — усмехнулась Глэдис. — Вы напоминаете мне Клод, она тоже была неспособна посмотреть фактам в лицо!

— О каких фактах вы говорите, Глэдис? О тех, которыми вы ее пичкали? — Слова, продиктованные инстинктивным желанием защитить сестру, слетели с ее языка, прежде чем она успела подумать.

Глэдис повернулась к Реймонду.

— Что такое? Она хочет обвинить всех нас в том, что натворила ее сестра?

— А что конкретно сделала моя сестра? — с вызовом спросила Долли, игнорируя формальную вежливость.

Презрительный взгляд коснулся ее, потом вновь остановился на Реймонде.

— Только не говори мне, что ты не рассказывал ей!

— Долли уверена, что ее сестра ни в чем не виновата, — холодно заметил он.

— Ах вот как? Удобная позиция! — рассмеялась Глэдис. — Тогда как она объяснит ее выходку с американцем?

— А ты уверена, что сама видела, как они уехали вместе? — поинтересовался Реймонд, и его тихий вкрадчивый голос заставил Долли вздрогнуть.

Этот вопрос был задан неспроста, в нем таилась какая-то загадка. Долли еще не могла разгадать какая, но чувствовала, что это так.

Его сестра, скомкав салфетку, со злостью швырнула ее на стол.

— Я уже говорила тебе, что да.

— И он был твоим другом, правда? Это ты пригласила его сюда вместе с Мэриан?

Мысли Долли лихорадочно теснили друг друга. Неужели Реймонд предполагает возможность какого-то скрытого заговора: Глэдис, Мэриан и тот американец… и все против Клод? Глэдис пожала плечами.

— Вовсе не друг, просто приятель…

— Которого ты в глаза не видела с тех пор?

— Если бы видела, то сказала тебе.

— О да, конечно… — Он не стал продолжать, тем самым породив сомнение в ее словах. Потом, помолчав, добавил: — Напоминаю, Долли не участвовала в том, что произошло с Клод.

— Тогда зачем она ворошит прошлое? — быстро последовала ответная реплика.

В течение нескольких секунд атмосфера накалилась до предела, и Долли интуитивно почувствовала, что ее бедная сестра имела в лице Глэдис злейшего врага.

— Реймонд прав, — послышался негромкий властный голос Эдит, — Долли не имеет отношения к тому, что здесь когда-то случилось. Это несправедливо…

— Но это так интересно, маман, — возразил Реймонд все тем же вкрадчивым тоном. — Кое-кто может подумать, что Глэдис была обиженной стороной в этой истории. — Его взгляд, казалось, пригвоздил сестру к стулу. — Странно, но я не могу припомнить, чтобы ты переживала тогда, Глэдис, хотя бы из-за меня.

— Мы все переживали из-за абсолютной неспособности Клод выполнять роль жены, — воскликнула Глэдис, и ее глаза вспыхнули недобрым блеском. — Но, слава Богу, ты благополучно избавился от нее. И что же? Опять собираешься повторить ту же ошибку? — Она скосила глаза на Долли.

— «Благополучно избавился»? — Долли слышала свой голос и не узнавала его, таким странно высоким он был. Она потянулась со стула и смотрела на женщину, сидящую подле нее, сверху вниз. Слова Реймонда сами собой соскочили у нее с языка: — Бессердечное, бесстыжее существо! Моя сестра была больна и нуждалась в поддержке, а вы говорите «благополучно избавился». Вы пошли еще дальше, стараясь отделаться от нее, и вконец разрушили ее психику, создавая невыносимые условия существования…

— Ах вот как? Значит, я виновата? Виновата во всем, что с ней произошло? Вы ничего не знаете о Клод, ее преследовали неудачи, сплошные неудачи, за что бы она ни бралась! Единственное, что ей удалось, — это ее побег!

— Глэдис… — прорычал Реймонд и резко встал с места.

— Взгляни в лицо фактам, Рей…

— Это я и намереваюсь сделать. Поверь мне, я готов. — Слова застревали у него в горле. — Например, тот факт, что сегодня наконец нашли автомобиль Клод.

Известие шоком поразило всех присутствующих, и они как по команде повернулись в его сторону.

Реймонд молчал, не комментируя сказанное. Он обошел стол, остановился за Жаком и Люсиль, безжалостно целясь словами в сестру.

— Автомобиль сорвался с обрыва два года назад. Расследованием установлен день несчастного случая, и именно в этот день моя жена уехала отсюда в Женеву. — Реймонд сделал пару шагов и, остановившись за спиной Эдит, положил руки ей на плечи. — Странно, что моя жена не сочла нужным сообщить вам, куда она уезжает. Не правда ли, маман? Или вы скрыли этот факт?

Эдит Дадье нервно передернула плечами, словно старалась освободиться от рук сына, и невнятно промямлила:

— А… да, что-то такое припоминаю… Но Глэдис сказала…

Рей перебил ее, подошел к сестре и склонился к ее уху.

— А как тебе такой факт? Клод была в машине одна, там не было твоего американского друга, Глэдис. И вообще никого не было. — Он отошел от сестры и, подойдя к Долли, положил ей руки на плечи. — Клод вовсе не сбежала. Она уехала, чтобы отыскать одного человека, потому что чувствовала, что только он сможет помочь ей. И этим человеком была ее сестра, в гибель которой она никогда не верила. И оказалась права! — Он сильно сжал ее плечи, не оставляя сомнений в своей поддержке. Потом с вызовом продолжил: — И последний факт. Перед вами точная копия моей жены и позвольте мне сказать вам, что Долли будет здесь так долго и так часто, как того пожелает. И с детьми она будет проводить столько времени, сколько захочет, потому что это единственная вещь, которую я могу сделать для Клод, и это то, чего она наверняка бы хотела.

11

Молчание тянулось бесконечно долго. Клод умерла. Она была не виновна в тех преступлениях, что ей приписывали, а только стремилась найти поддержку, которую не могла обрести в этих стенах.

Подтверждение ее внутреннего предчувствия не вызывало у Долли ни радости, ни триумфа. Лишь бесконечное чувство печали.

— Почему машину нашли только сейчас, Реймонд? — тихо спросил Жак.

— Неделю назад на том самом месте произошла автомобильная авария. Ограждение было неисправно. И тогда-то и нашли автомобиль Клод. По имеющимся признакам было установлено, что это ее машина. Автомобиль лежал глубоко в воде и не был виден с дороги.

Как просто все разрешилось. Даже Долли понимала, что неизвестность истерзала душу Реймонда, сумев поколебать его доверие по отношению к жене. Сколь бы горькой ни была правда, но это всегда лучше…

Дыхание Реймонда коснулось ее уха, она чувствовала, как поднимается и опускается его грудь, его голос отдавался болью в ее сердце.

— Долли сказала мне, где искать. Она пережила сильное психическое потрясение в тот день, когда Клод уехала отсюда. Именно она навела меня на мысль, что автомобиль упал в воду, назвала время. Оставалось только определить место, где это могло случиться.

— Как необычно! — прошептала Люсиль.

— А не подсказали ли ей неведомые силы, что случилось с приятелем Клод, я имею в виду того американца? — Глэдис скептически приподняла тонкие брови.

Что? Слова Глэдис вывели Долли из состояния глубокой задумчивости. Неужели она не ослышалась, неужели даже сейчас эта женщина способна на злую шутку? Она взглянула в лицо сестре Реймонда и кроме злости и коварства не могла ничего отыскать в нем. Коварство, которое разрушило покой Клод, питая ее нежную душу низменными страстями и слухами. Долли встречала подобный тип людей и раньше. Этакие шутники — как она про себя окрестила их, — которые веселятся, насмехаясь над несчастьями других. Она всегда остерегалась общения с подобными милыми вампирами, а если и случалось, то отвечала на их подлые выходки смехом. Не случайно Реймонд заметил, что у нее бойцовский характер и она в состоянии оградить себя от подобных вещей. Но сегодня ей было не до смеха: перед глазами у нее отчетливо стоял образ Клод. Она видела ее в машине, и рядом не было никого…

— Что касается американца, — сказал Реймонд, глядя на сестру, — то это ведь только с твоих слов мы знаем, что Клод уехала с ним. Но его не оказалось в машине.

— Может, она высадила его по дороге, — не долго думая ответила Глэдис, и ее глаза сверкнули в настойчивом желании во что бы то ни стало обрисовать Клод в черном свете.

— Не могу поверить, что они были любовниками. — Реймонд покачал головой. — Как ты ни пыталась убедить меня.

Да, шутники обычно чудесным образом жонглируют чужими судьбами.

— Напрасно. Это ответ на вопрос, почему она не хотела спать с тобой, — зло отрезала Глэдис.

Хитрость и коварство.

— О, теперь я склонен думать, что это скорее потому, что ты внушала ей мысль, будто мы с Мэриан любовники, — возразил Рей.

Конечно. Совершенный образец уничтожения.

— Пытаешься выгородить себя, братец? — рассмеялась Глэдис.

— Нет, просто хочу выяснить, почему моя женитьба потерпела фиаско. И прихожу к выводу, что дело тут не во мне и не в Клод. Что ты скажешь по этому поводу, маман?

Мать и дочь стоят друг друга.

Красивое лицо Эдит, казалось, постарело на несколько лет. Она устало покачала головой.

— Только то, что, если Клод умерла, я глубоко сожалею о ее смерти, Реймонд.

Полное отсутствие привычной злобы. Что бы это могло значить?

— Что ж, а я не сожалею и не скрываю этого, — презрительно заявила Глэдис. — Потому что все это сплошное лицемерие и притворство.

— Но послушай… — пытался протестовать Жак.

Она отмахнулась от него, продолжая атаку на другого брата.

— И тебя, Реймонд, это касается особенно. Все дело в том, что тебе не дает покоя появление точной копии Клод, и как это ни цинично, но тебя бы больше устроило, если бы оригинал на самом деле оказался мертвым.

Долли замерла. Самое ужасное, что в этом мерзком обвинении была крупица правды, которая пульсировала в каждой клеточке ее тела и от которой замирала душа и сердце билось часто-часто…

— Глэдис… — Эдит попыталась остановить дочь.

— Никакие роскошные платья от самого что ни на есть знаменитого дизайнера не могут сделать из потаскушки леди! Так было с Клод, и то же самое касается и ее…

Рука Реймонда лежала на правом плече Долли, но ничто не могло помешать ее левой руке. Она взлетела вверх и опустилась на щеку Глэдис, и Долли даже не успела сообразить, что она делает. Пощечина произвела на присутствующих действие разорвавшейся бомбы. Все оторопели. Казалось, воздух звенел от ненависти, справедливой ненависти, а потом полились слова, полные сердечной боли.

— Моя сестра умерла. А вы… — Взгляд Долли остановился на женщине, которая так бессовестно, так грубо оскорбила сестру и ее саму, затем коснулся каждого из сидящих за столом… — Вы все…

Она оттолкнула Реймонда. Она хотела остаться одна. Совершенно одна.

— Вы были рядом с моей сестрой, чего я была лишена почти всю свою жизнь. И кто из вас выслушал ее? Кто из вас позаботился о ней? Кто хотя бы заметил, что ей плохо? Кто предложил ей помощь? — Слезы хлынули из глаз Долли. — Она умерла. И теперь я никогда не узнаю ее. И все, что вы можете делать, это спорить, кто виноват!

Сквозь слезы она смутно видела Глэдис, потирающую щеку, и не испытала сожаления… никакого сожаления. Что значит одна пощечина по сравнению с тысячью мелких незаметных укусов?

Она повернулась к ним спиной, стремясь поскорее уйти, чтобы не видеть эти лица.

— Долли… — послышался глубокий бархатный баритон, и Реймонд протянул к ней руки.

Ее сердце сжалось, но она покачала головой.

— Ты должен был сначала сказать мне… Ты использовал меня.

Эдит поднялась.

— День откровений, — сказала она тяжело, как будто это все утомило ее.


Мне больше не о чем говорить с ними. С этой мыслью Долли бросилась прочь из столовой, минуя семейный салон, вверх по лестнице, в полумрак коридоров. Она точно не знала, как пройти в ее комнату, вернее в комнату Клод. Но какой-то внутренний инстинкт безошибочно вел ее. Она держалась за перила, ноги не слушались ее… Наконец она нашла нужную дверь и, открыв ее, оказалась в спасительном замкнутом пространстве.

К чему вся эта роскошь вокруг? Какое утешение находила Клод в свои одинокие часы, которые ей суждено было проводить здесь? Как часто смотрела она на свое отражение в зеркале, что стояло на туалетном столе, и разговаривала сама с собой о той глубокой тоске по своей потерянной половине… Дороти… Дороти…

Воображение рисовало настолько живую картину, болью отзываясь в сердце, что Долли машинально подошла к зеркалу и уставилась на свое отражение. Слезы высохли, дав выход новой волне эмоций. Любовь и горькое чувство потери заполнили ее душу.

Прости! Прости, что опоздала! Я не буду плакать и сделаю для тебя все! Все, что смогу… Я сильная, я справлюсь! Я сделаю все, Клод. Я потребую уважения для нас обоих.

Глэдис не удастся помешать мне остаться здесь с твоими детьми. Я останусь и сделаю для них все, что в моих силах.

И если потребуется бороться за это право, я готова. Я не боюсь никого, даже Эдит…

Мэриан никогда не получит Реймонда. Подумать только, лучшая подруга Глэдис! Нет, я никогда не позволю им победить тебя!

А что касается Реймонда…

Ясное осознание собственной правоты вдруг перешло в болезненную нерешительность.

Почему он заставил меня пережить все это? Это хорошо или плохо?

Стук в дверь прервал водоворот мыслей и чувств. Кому еще потребовалось беспокоить ее? Ах, Боже мой, неужели непонятно, что она не хочет видеть никого, не желает разговаривать ни с кем, тем более не собирается извиняться за свое поведение. Пусть думают, что хотят, и говорят, что хотят, ей все равно! Но слышать она этого не желает!

Дверь открылась.

Реймонд вошел в комнату.

Она резко повернулась и, преодолевая внутренний страх от его появления, бросила с вызовом:

— Я не приглашала тебя.

— Я сомневался, нашла ли ты дорогу, — мирно произнес он.

— Как видишь, нашла.

Он молча захлопнул дверь за своей спиной.

— Мне позвонили по поводу автомобиля, когда я уже собирался спуститься вниз. Я хотел рассказать тебе сразу после ужина. Извини, что не сделал этого. Глэдис спровоцировала меня…

— Это соответствовало твоей цели. — Долли пожала плечами.

— Я не ожидал, что дойдет до прямой атаки.

— Ты знаешь, не очень-то приятно ощущать себя мишенью. Я тоже способна постоять за себя.

— Не думаю, чтобы у кого-то остались сомнения на этот счет, Долли, — сказал он мягко. — Твоя внутренняя сила невероятна.

Румянец смущения окрасил ее щеки. Она зашла слишком далеко?

— Вы вынудили меня. Вы все! — с болью в голосе воскликнула она.

— Нет, не все, — мягко поправил ее Рей. — Жак всегда прекрасно относился к Клод, хотя в последнее время они редко виделись. Он ухаживал за Люсиль, а она едва знала Клод. Они женаты всего немногим больше года.

— Значит, я была к ним несправедлива. — Она прикрыла глаза и покачала головой, ругая себя за свою опрометчивость.

— Ничего, они все понимают.

— Чтобы я кому-то давала пощечину! Такого не было в моей жизни ни разу, — бросила она ему, в ужасе от той перемены, что произошла с ней. — Что вы за люди?

— Мы оба оскорбили твое чувство собственного достоинства, Долли, и это оскорбление перекинулось и на Клод. Ты сделала, что должна была сделать, защищая себя и свою сестру.

Перекинулось на Клод…

Она задрожала. Он так хорошо понимает ее? Так хорошо?

Внезапно он оказался позади нее. Его руки мягко гладили ее обнаженные плечи. От его прикосновений тепло разливалось по ее телу, тысячи электрических разрядов заставляли кровь бежать быстрее, а сама она становилась податливой и невесомой… Отчаянно защищаясь, она вцепилась в крохотную вечернюю сумочку, которую прижимала к груди, словно маленький щит.

— Ты любил ее, Реймонд? — Слова давались ей с трудом.

Последовало несколько ударов сердца, прежде чем он ответил, и она поежилась, когда его пальцы впились в ее кожу.

— Да. Любил. Но не достаточно… Теперь я знаю это.

Она услышала горькое сожаление в его голосе, но промолчала. Он отпустил ее и двинулся вдоль комнаты, мучительно вспоминая что-то известное только ему одному. Долли застыла на месте с сумочкой, прижатой к груди, наблюдая за ним в зеркале и интуитивно догадываясь, что она для него связующее звено с жизнью, которую он делил с ее сестрой.

— Она была такая красивая… но вместе с тем как невинный ребенок… не от мира сего. Ты понимаешь? — Он остановился около постели, погладив шелк подушки. — Это приводило меня в замешательство. Я хотел сделать ее жизнь безопасной, положить весь мир к ее ногам…

Он глубоко вздохнул и отошел от постели, качая головой.

— Я идеализировал ее, и это не привело ни к чему хорошему. Я потерял ее, потому что искал в ней то, чего в ней на самом деле не было.

Он говорил правду. Долли не сомневалась в этом. Конфликт между иллюзией и реальностью вещь не такая уж редкая.

А он тем временем продолжал вспоминать свои другие неудачи.

— Тот последний год после рождения Лилиан она перестала спать со мной, и я не мог ничего поделать. Она все больше и больше отдалялась от меня, замыкаясь в себе. — Он внезапно пересек комнату, направляясь к двери, ведущей на его половину, и широко распахнул ее. — Говорю тебе, Долли, моя дверь была открыта для нее. Это не я запер ее на ключ.

И не Клод, печально подумала она.

Он вновь подошел к ней, нервно жестикулируя. Мужчина, загнанный в угол, который оказался не в состоянии отстоять свои права.

— Она не хотела спать со мной. Избегала моей близости. Даже детей она использовала как преграду между нами, стремясь всячески отгородиться от меня, причем ее глаза смотрели на меня с постоянным упреком. Словно обвиняли меня в том, что я запер ее в золотую клетку. Мне казалось, что ее тяготит вся наша жизнь, что она томится, что ненавидит этот дом… — Его хриплый голос срывался, и, когда он подошел ближе, его волнение передалось Долли. — Все время она смотрела на меня так, как смотрела ты несколько минут назад, когда я попытался отодвинуть невидимый барьер.

Он взял сумочку из рук Долли и отбросил ее в сторону.

— Я хотел заключить ее в свои объятия и разбить сопротивление.

Он сопровождал свои слова действиями, только вместо Клод в его руках оказалась Долли. Одной рукой он обнимал ее за талию, другой гладил ей волосы.

— Я хотел рассеять все сомнения и страхи и вернуть ее доверие.

Его глаза жгли ее.

— Но вокруг нее всегда существовала эта аура хрупкости, и я отступал, снова и снова уговаривая себя подождать…

Его рука прошлась по ее щеке, спустилась к подбородку.

— Ты говорила о том, что Клод нуждалась в моей поддержке. А обо мне ты подумала, Долли?

Она молчала, не зная, что ответить. Хотя ответ был очевиден. То, что она чувствовала, заключалось в ней, наполняло каждую ее клеточку.

— Потом появилась ты, — продолжал он, и его негромкий голос звучал с гипнотизирующей силой. Его пальцы медленно двигались по контуру ее губ. — Другая Клод… Клод, пробудившая во мне те чувства, о которых я и мечтать не смел. И с того дня я только и думаю об этом… Как долго я ждал этого момента, как мучительно долго… Я не могу больше ждать!

Он провел тыльной стороной ладони по ее скуле, и его пальцы вновь углубились в ее волосы, потом рука его легла на затылок, легонько притягивая голову ближе, и она и охнуть не успела, как ее губы оказались рядом с его жаждущим ртом. И тогда он поцеловал ее нетерпеливо, жадно, страстно, вкладывая в этот поцелуй все долгие годы отчаяния и надежды.

И она отвечала ему, полная трепетного желания узнать правду о нем, о себе, презрев все мыслимые барьеры и всем своим существом отдаваясь той силе, которая заполнила ее.

Поцелуя было явно недостаточно, и они оба прекрасно сознавали это. Реймонд все крепче сжимал ее в объятиях, и Долли не сопротивлялась; наоборот, упивалась откровенной демонстрацией его мужской силы и внутренне ликовала от сознания своей торжествующей женственности. Кровь стучала в висках, дыхание становилось все прерывистее, объятия все мучительнее в своей безысходности…

Он оторвался от ее рта и прошелся серией поцелуев вниз по шее, задержавшись на тоненькой пульсирующей жилке у самого основания, заставляя сердце Долли биться сильнее. Его сердце колотилось в унисон с ее сердцем, и Долли хотелось, чтобы оно билось только для нее, страдало только по ней и умирало только вместе с ней.

Захватив губами бретельку ее платья, Рей потянул ее вниз, и, когда его взору открылась грудь с розовыми бутонами сосков, он задохнулся от восхищения, со стоном припав к ним губами. Она ослабила узел его галстука, расстегнула пуговицы рубашки…

Он поднял голову. Его глаза горели лихорадочным блеском, и она прочла в их сверкающей глубине немой вопрос. И тогда ее ресницы опустились, и она чуть-чуть вздохнула, соглашаясь…

Властным движением он подхватил ее на руки.

— Не здесь… — прошептал он и, прижимая ее к груди, быстро пошел к двери, разделяющей комнаты.


Где-то в глубине своего воспаленного сознания Долли понимала, что он прав — в его комнате никто не помешает им, никакие тени прошлого не потревожат их. Он хотел унести Долли из комнаты Клод, где проходила ее печальная одинокая жизнь.

За дверью стояла кромешная тьма. Он опустил ее на постель. Прохладный шелк ознобом прошелся по ее разгоряченной коже, но его руки тут же завладели ее телом, и она забыла обо всем на свете. Он склонился над ней, продолжая осыпать ее лицо, шею, плечи, грудь поцелуями, в то время как его руки быстро и ловко раздевали ее.

Нетерпеливым движением он потянул наверх шелк ее платья, и все, что было под ним, включая чулки и туфли, полетело на пол. Потом одним коротким движением он расстегнул ремень своих брюк и, опустившись на локоть, на секунду склонился над ней.

— Долли… Долли…

Глаза привыкли к темноте и теперь в лунном свете, просачивающемся сквозь шторы на окнах, уже различали все предметы в комнате, которые казались таинственными и нереальными. Ее кожа отливала перламутром, глаза были прикрыты, золотые волосы ореолом разметались по подушке, но во всей ее позе читалось такое страстное желание, что не оставалось сомнений: она готова принять его и раствориться в нем.

Его дыхание было быстрым и хриплым, ее — легким и почти неслышным. Она потянулась и провела кончиками пальцев вдоль его спины, от плеча и ниже, ощущая каждую впадинку, каждую выпуклость, каждый изгиб его сильного мускулистого тела. Ее ухо уловило ряд звуков: тихий потаенный стон, переходящий в низкий хрип и достигший сладострастной силы, когда он овладел ею одним быстрым решительным движением. Потрясенная, она услышала свой собственный крик. Но это был не звук, а слово, и это слово было: «да». Безумный пронзительный всплеск наслаждения, спазмом прокатившегося по ее телу.

Ее ноги ослабли, медленно опустились с его бедер. Испытываемое ощущение было невероятным… Она не могла отказать себе в желании как можно дольше длить удовольствие и не спешить.

Он неожиданно понял ее и сделал паузу, достаточно долгую, для того чтобы окончательно снять с себя остатки одежды. И она была благодарна ему за это. Наконец-то они были совершенно голыми, и теперь ничто не мешало им чувствовать близость друг друга, ничто не разделяло их. Обхватив руками ее податливые бедра, он взял другой ритм. Последовала быстрая, сладкая серия ударов, которую Долли поощряла и поддерживала, изгибаясь и выворачиваясь. Иногда он останавливался и склонялся над ней, чтобы поцеловать нежно и чувственно, наслаждаясь вкусом того, что она дарила ему, а может быть, благодаря за то, с какой страстью она делала это…

Но все же необходимость дойти до высшей точки наслаждения захватила их обоих, и они с безумной одержимостью устремились к достижению того, что сулило им абсолютное освобождение и блаженство.

Их дыхание смешалось, тела двигались в едином ритме, его горячие губы иногда касались ее губ, бессвязно произнося какие-то слова. Время остановилось, и страсть несла их с неудержимой силой… Наконец слияние разразилось бурным взрывом чувственности, опустошив их полностью…


Казалось, ничего больше произойти не может, но только не для Реймонда. И Долли не могла отказать ему… Вынужденная узнать и испытать все, покоряясь его власти… Два обнаженных тела, распростертых на королевской постели в бликах голубоватого лунного света… Это было похоже на мечту, на танец для двоих, где вел мужчина, а женщина только следовала, вторя ему. Он не произносил ни слова. Она тоже. Только тихие вздохи и стоны нарушали тишину… И лишь когда мечта медленно погрузилась в сон, танец прекратился.

Была ли в нем вся полнота?

Будет ли он иметь продолжение?

Значит ли это нечто большее, чем просто дань моменту?

Вопросы не нарушали сон Долли.

Они подождут, пока она проснется.

12

Непривычная тяжесть руки, лежащей поперек ее талии, разбудила Долли. Сознание того, где она находится и кто лежит рядом с ней, пришло вместе с отчаянными ударами сердца. Она открыла глаза. Было еще темно, но это была не та темнота, которая побуждала к дерзкому поведению; наоборот, сейчас она служила убежищем от многих вопросов, которые тут же обступили Долли.

Когда они заснули? Сколько времени прошло с того момента, когда Реймонд принес ее в эту комнату? Скоро ли наступит утро и что оно принесет? Подвергнет ли критике все, что они сделали? Имели ли они на это право и каковы возможные последствия?

Мысли Долли лихорадочно метались между правомерностью и неправомерностью происшедшего. Она вновь и вновь прокручивала в уме все события прошедшего дня. Соблазн остаться рядом с Реймондом был невыносимо велик. Она хотела продолжения, хотела, чтобы их близость развивалась дальше, но тут же задавала себе вопрос: на какой основе это могло продолжаться? Что, если для Реймонда это было просто своеобразной попыткой избавиться от воспоминаний о своей неудачной женитьбе?

Долли тихо вздохнула, уставившись в темноту. Образ Клод внезапно проступил из мрака. Так же сильно, как Клод, Долли хотела верить, что она единственная, кто внушает Реймонду такое страстное желание, и так же, как Клод, она не была уверена в этом — более того, мучилась, что это может оказаться ложью.

Прошлым вечером их обоих выбило из колеи известие о страшной находке, подтвердившей гибель Клод. Они были глубоко потрясены этим горьким фактом. Невосполнимая потеря, образовав пустоту в жизни каждого из них, властно потребовала заполнения. А возможно, она просто обманывает себя, придавая естественной человеческой потребности романтический флер? Боится взглянуть в лицо фактам?

Так или иначе, скоро им придется посмотреть друг другу в глаза. И что же лучше — остаться здесь или?..

Нет, пока все это слишком свежо! Пока ни он, ни она не готовы подвергнуть анализу то, что произошло между ними этой ночью, разумнее позволить каждому самостоятельно принять решение на этот счет.

Хотя, наверное, не стоит искать трезвого объяснения тому, что произошло между ними; скорее, они действовали, подчиняясь безрассудному, бессознательному порыву. Но в холодном свете дня это может обернуться совсем иначе, и Долли задохнулась при мысли, что случившееся каким-то образом отразится на ее положении в доме, а главное, лишит ее возможности общения с детьми. Нет, она не позволит, чтобы это произошло!

Лучше обдумать все где-нибудь в укромном уголке и спокойно взглянуть на это сумасшествие со стороны, решила Долли. Чувство, заполнившее ее сердце, было слишком большим и слишком важным, чтобы рисковать и предпринимать что-либо, как следует не подумав.

Решение пришло быстро и окончательно. Уйти сейчас, пока Реймонд спит. Не теряя ни минуты…

Очень осторожно она освободилась от его руки, подсунув под нее подушку, чтобы он не заметил подмены. С сердцем, трепещущим от страха при мысли, что он может проснуться, она обошла вокруг постели и, схватив в охапку свою одежду, на цыпочках направилась к двери, ведущей в комнату Клод.

Испытывая огромное облегчение, она закрыла за собой дверь. Взглянув на ключ, торчащий в замке с ее стороны, она спросила себя: стоит ли воспользоваться им? О Боже, неужели она хочет запереться от Реймонда на ключ? И потом, он наверняка расценит это как сигнал к прекращению отношений, как прямое указание, что для него вход закрыт.

Нет, Долли не собирается лгать ни себе, ни ему. Пусть дверь окажется не заперта, если он захочет открыть ее. Ей нечего скрывать, даже ее собственное тело — подумала она с потаенной улыбкой — после этой ночи не является для него тайной за семью печатями… Оставив дверь незапертой, она направилась в гардеробную. Порывшись в сумке со своими вещами, она достала длинную, свободную футболку, в которой предпочитала спать, затем взглянула на пластиковые швейцарские часы — половина четвертого.

Что ж, пожалуй, на этот час единственно правильное решение — постараться урвать у ночи несколько часов для сна, подумала Долли, подойдя к постели Клод. Задвинув шторы, она погасила настольную лампу и улеглась в постель, стараясь найти место поуютнее и заснуть, прежде чем новые мысли начнут терзать ее душу.

Прямо скажем, Долли чувствовала себя не очень комфортно — ведь она переспала с мужем сестры. Но потом, припомнив свою недавнюю клятву, она утешила себя мыслью, что лучше она, чем Мэриан… На этой успокоительной ноте Долли погрузилась в сон.


Она проспала почти до десяти часов, и когда открыла глаза и бросила взгляд на часы, то в ужасе соскочила с постели, толком не зная, что делать дальше. Душ — это понятно, а завтрак? Наверное, семейный завтрак уже давно закончился. Она могла бы позвонить и попросить, чтобы ей принесли что-нибудь в комнату, но задерживаться здесь надолго не входило в ее планы.

Ее глаза остановились на двери в смежную комнату. По-видимому, Рей не искал ее и правильно — ее место в это утро было рядом с детьми.

Решив, что с едой можно потерпеть до ланча, Долли приняла душ, потом выбрала из своего собственного гардероба то, что ей хотелось надеть, — джинсы, майку, легкий льняной пиджачок и, конечно, неизменные кроссовки. В конце концов, с грустной иронией заверила она себя, Реймонд достиг желаемой цели со своей дизайнерской одеждой, на приобретении которой он так настаивал, и теперь она не видела причины, почему бы не одеться так, как ей нравится.

Сначала и прежде всего она желает быть самой собой, и, если внешний вид значит для него и его семьи больше, чем она сама, тем хуже! Она не собирается подгонять себя под желаемый шаблон, чтобы заслужить их одобрение. Это не помогло ее сестре, не поможет и ей. Они должны принять ее такой, какая она есть. Никаких приукрашиваний. Кроме того, она на самом деле не хочет, чтобы Реймонд даже в мыслях путал ее с Клод.

Она нашла Брижжит на детской половине, девушка наводила порядок в игровой комнате.

— Доброе утро, Брижжит! — поздоровалась Долли. — А где дети?

— В саду со своим отцом, мадемуазель! — Брижжит кивнула в сторону окна. — Они всегда играют на воздухе в это время. Погода чудесная, и месье Дадье захотел побыть с ними наедине.

— О! — Долли беспокойно передернула плечами, не зная, Что ей теперь делать. — Тогда я не стану мешать…

— Нет-нет, мадемуазель! — Брижжит испуганно замахала руками. Месье Дадье сказал, что просит вас присоединиться к ним, как только вы встанете. Пожалуйста… Он очень просил. И дети счастливы, что вы здесь.

Долли глубоко вздохнула. Рей решил не избегать встречи с ней в это утро, а как поступить ей — оставил на ее усмотрение. Что ж, она здесь в первую очередь из-за детей Клод, подумала Долли и решительно направилась к двери, которую Брижжит уже открыла для нее.

Долли поблагодарила ее и, найдя нужную тропинку, вышла к детской площадке. Это была просторная лужайка, огороженная белым штакетником. Белый металлический стол и стулья стояли на усыпанной гравием дорожке, тянувшейся вдоль линии ограды, и именно там сидел Реймонд, наблюдая за детьми. Долли заметила, что он был одет официально, а вовсе не для игр с детьми. В темном костюме он выглядел очень серьезным.

Лилиан толкала пластиковую тележку, полную ярких разноцветных кубиков. Она первая увидела Долли, и ее личико просияло от удовольствия.

— Тетя Дороти!

Девочка оставила игрушку и бросилась через лужайку так быстро, как только позволяли ей маленькие ножки. Обернувшись на крик сестры, Жиль швырнул свой мяч и рванулся следом за ней. Но Лилиан опередила его и, визжа от восторга, уткнулась в колени Долли, которая наклонилась и взяла ее на руки.

— Тетя Дороти моя, — заявила она брату и, словно в доказательство этого, потянула длинный локон Долли маленькими пальчиками.

— Она и моя тетя тоже, — возразил Жиль, — но ее зовут Долли, не Дороти.


— Знаешь, Жиль, — сказала Долли, наклоняясь, чтобы обнять и его, — ваша мама называла меня Дороти, когда мы были такие маленькие, как Лилиан.

— Папа сказал нам, что наша мама на небе и никогда не сможет вернуться к нам, — печально произнес Жиль.

— Да, это так, Жиль, но ведь мы все помним ее? — мягко сказала Долли, и ее сердце сжалось, когда она поняла, что Реймонд прислушивается, проверяя, как она справляется с этой нелегкой темой.

— Нам легче помнить маму теперь, когда ты здесь, тетя Долли, — кивнул мальчик.

— Папа сказал, что наша мамочка ангел, — счастливо улыбнулась Лилиан, — и это она прислала тебя к нам, тетя Дороти.

— Да, думаю, это она, — согласилась Долли, с трудом проглатывая ком в горле.

Что бы он ни думал об их ночи, он сдержал слово, дав ей возможность общаться с детьми и делая все, чтобы это общение было максимально приятным. То, что он говорил о ней своим детям, пошло на пользу ее отношениям с ними, рассеяло робость Лилиан и чуть-чуть облегчило им знание того печального факта, что их мать навсегда потеряна для них. Его как отца не в чем было упрекнуть. Но что он думает по поводу ее места в этой семейной картине?

Стараясь не выказать своей озабоченности, Долли мягко поставила Лилиан на землю.

— Во что вы играете?

Дети с энтузиазмом стали объяснять ей, что они делали на лужайке. Оказывается, Жиль тренировался; он намеревался стать знаменитым футболистом. Лилиан должна была подавать ему пасы из разных точек лужайки, используя для этой цели пластмассовые кубики из своей тележки. Долли заметила, что Рей поднялся со своего места и, стоя у стола, внимательно следит за ними, чувствуя… Что он чувствует?

Самые разные предположения теснились в ее мозгу, принимая угрожающие размеры. Поэтому, когда Реймонд, подойдя к детям, сказал им, чтобы они продолжали игру, пока он поговорит с их тетей, она стояла, лишившись дара речи и краем глаза наблюдая, как дети с радостью ускакали прочь. Несмотря на то что на ней была ее любимая привычная одежда, она чувствовала себя совершенно голой, такой, какой убежала от него посреди ночи.

— Надеюсь, ты простила мне, что я был так требователен этой ночью? — сказал он тихо. — Я не мог справиться с собой, и тому нет оправдания. Это было выше моих сил.

Она прикрыла глаза, думая, что уж лучше бы он никогда не произносил этих слов, ненавидя и эти слова, и его самого.

— Теперь уж ничего не исправить, — добавил Реймонд.

Нет, это уж слишком! С нее довольно. Она бросила на него взгляд, полный вызова, и грубая неприкрытая правда слетела с языка.

— Но ты ведь не насиловал меня, Реймонд!

На какой-то момент его глаза расширились, и очевидная боль отпечаталась в их темной глубине. Но Долли едва успела уловить это выражение, так как густые ресницы тут же опустились.

— Я не мог совладать с собой. Прости. Когда я проснулся и обнаружил, что ты ушла, — он тяжело вздохнул, — я почувствовал себя хуже некуда.

— Когда я проснулась, мне тоже было не по себе, — сказала Долли, отводя глаза.

— Но ты не… — Он колебался, его лицо напряглось, пока он мучительно искал верные слова. — Ты не чувствовала… У тебя не осталось плохого чувства после…

— Что случилось, то случилось, — сказала она быстро, болезненно морщась от его виноватого вида, — и позволь тебе напомнить, Рей, что в этом участвовали мы оба.

Она увидела искру облегчения, промелькнувшую в его глазах.

— Значит, ты не сердишься на меня?

— Думаю, не стоит муссировать этот момент, — спокойно сказала Долли, стараясь закрыть деликатную тему.

— Да, — согласился Рей, беспокойновсматриваясь в ее лицо, — я просто не хочу, чтобы ты чувствовала себя неловко со мной или, еще хуже, опасалась меня.

Она опустила глаза, вспомнив о двери, которую оставила незапертой. Очевидно, он даже не пытался посягнуть на ее безопасность.

— Не думаю, что вчерашнее может повториться, — пробормотала она. — Тебе не о чем беспокоиться.

— Не будем загадывать, — сказал он нерешительно, — но я сожалею, что должен оставить тебя сейчас. Мне надо уладить некоторые формальности, касающиеся смерти Клод.

— Да, конечно.

— Но я не могу уехать, пока не удостоверюсь, что с тобой все в порядке. Что я найду тебя здесь, когда вернусь.

Долли повернулась, ее прозрачные голубые глаза остановились на детях.

— У меня две очень веские причины остаться, Рей.

— Я рад, если это так, — сказал он с такой искренней теплотой, что Долли невольно залилась румянцем.

Ради меня или ради них? — хотела спросить она, но не могла заставить себя произнести эти слова.

— Меня не будет целый день, — продолжил он. — Если тебе что-то понадобится…

— Не беспокойся, — быстро заверила она.

— Тогда не буду терять время. Надеюсь увидеть тебя попозже.

Она хотела проверить, была ли эта надежда искренней, и рискнула взглянуть на него. Возможно, он уловил ее неуверенность. Его глаза, напротив, светились решимостью, приковывая ее взгляд к себе.

— Ты очень нужна нам всем, Долли, — проникновенно произнес он.

Его слова перевернули ей душу.

Реймонд отступил в сторону и, позвав детей, стал объяснять им, что должен уехать, что они остаются под присмотром своей тети и обязаны беспрекословно слушаться ее.

Прежде чем уйти, он бросил на нее последний взгляд, темный проницательный взгляд, полный уверенности, что все будет улажено, чего бы это ни стоило.

Он ушел, а Долли осталась, снедаемая массой мучительных вопросов. Что он хочет от нее? Зачем она нужна его семье? Да, для детей она, — безусловно, находка, но для его матери, для сестры…

Время покажет, решила она.

По крайней мере, Реймонд соизволил дождаться ее появления и заверил, что она может не опасаться повторения безумия прошлой ночи.

Хотя для нее это вовсе не было безумием.

И она была бы счастлива, если бы это повторилось снова.

Если бы только быть на сто процентов уверенной, что она та женщина, которую он на самом деле желает.

13

Все утро Долли провела с детьми, чувствуя себя счастливой от общения с ними и оттого, что ей хоть на время удалось отвлечься от беспокойных мыслей. Она целиком погрузилась в игру, испытывая настоящее удовольствие. Они играли в футбол, причем она и Лилиан прятались в кустах и оттуда неожиданно били по воротам, так что Жилю все время приходилось быть начеку. Звонкий смех и радостные возгласы то и дело оглашали лужайку.

Сделав перерыв, чтобы выпить соку и передохнуть, Долли вместе с детьми устроились в тени большого вяза, и они стали рассказывать ей о своей жизни. Бабушку они считали самой важной персоной в замке и относились к ней с боязливым уважением. Тетя Люсиль — хорошая и добрая, она часто приносит им шоколад и делает маленькие подарки. С дядей Жаком здорово играть в разные игры. Брижжит была на первом месте, за исключением отца, которого они обожали и боготворили.

Они ни словом не обмолвились о Глэдис, из чего Долли сделала вывод, что дети не интересуют ее, а они, в свою очередь, не испытывают к ней никаких чувств. Это открытие порадовало Долли; она совсем не хотела, чтобы Глэдис со свойственным ей отсутствием деликатности уничтожила те ростки собственного достоинства, которые уже сейчас намечаются в детях.

В конце концов, Брижжит позвала их обедать. Долли хотела присоединиться к детям, но тут появилась Луиза и сообщила, что мадам Дадье приглашает Долли на ланч и ожидает ее на большой террасе. Луиза готова проводить мадемуазель, если она не возражает.

Мадемуазель ответила согласием. Тоже мне, королевские обычаи, хмыкнула про себя Долли, но подумав решила, что ничто не мешает ей позавтракать с матерью Реймонда. Вряд ли Эдит заинтересована в новом конфликте, и если Долли предстоит провести в замке много времени, то лучше установить с ней нормальные отношения. Но Долли ни за что не согласится сидеть за столом рядом с Глэдис.

— Кроме меня, кто-то еще будет за завтраком? — спросила она Луизу.

— Нет, мадемуазель. Это ланч на двоих.

— Чудесно! Тогда мне не обязательно переодеваться к столу?

— На ваше усмотрение, мадемуазель…

Реймонд ничего не сказал сегодня по поводу ее вида, хотя это не удивительно — его голова была занята более важными делами. Долли быстро прикинула степень важности предстоящей встречи и решила не быть рабой условностей, не видя на то веских причин.

— Тогда я готова.

Луиза кивнула, благоразумно воздержавшись от комментариев.

Долли предстоял маленький тур по замку, вполне достаточный, чтобы подготовиться к встрече с матерью Реймонда и привести свои чувства и мысли в должное состояние. Замок был построен в виде подковы, одно крыло занимали апартаменты Реймонда и Жака, в другом размещались комнаты Эдит и Глэдис. Средняя часть была занята библиотекой, столовой, семейным салоном и комнатами для гостей. Коридоры были спланированы с удивительной логикой, позволявшей быстро ориентироваться в огромном пространстве, и соединяли все помещения.

На большой застекленной террасе, расположенной в центральной части замка, росли разные экзотические растения и папоротники. Все пространство было заставлено кадками и керамическими горшками, с потолка свисали корзины с вьющимися растениями, на открытой части террасы стояло несколько плетеных стульев, кресел и разнокалиберных столиков. Один из них был накрыт для ланча. Долли с удовлетворением отметила, что он сервирован на две персоны.

Возможно, она была обеспокоена вчерашней сценой и решила избежать новых осложнений. Прошлым вечером понимание между матерью и дочерью было очевидным, хотя Глэдис и пренебрегла увещеваниями матери. С годами человек не обязательно становится добрее.

В противовес ее собственным мыслям Долли с удивлением обнаружила, что Эдит Дадье стоит около клетки с двумя разноцветными попугайчиками и ласково уговаривает птичек, чтобы они что-нибудь произнесли в ответ на ее приветствие. Такое искреннее проявление простых человеческих чувств не вязалось с ее холодным обликом.

— Мадам… — предупредительно позвала Луиза.

— Она придет? — спросила Эдит, не поворачивая головы.

— Я уже пришла, — отозвалась Долли, не собираясь пасовать перед безупречной внешностью пожилой дамы. Элегантный темно-зеленый костюм, лаковые лодочки на тонкой шпильке и волосы, уложенные волосок к волоску.

Эдит резко повернула голову; ее быстрый взгляд оценивающе прошелся по повседневной одежде Долли, не обойдя вниманием и ее кроссовки.

— Прошу прошения, Долли, я слышала только шаги Луизы, — объяснила она и виновато улыбнулась без какого-либо намека на критику. — Я не была уверена, что вы примете мое предложение.

Подобное признание удивило Долли, ибо она вспомнила слова, которые Эдит произнесла прошлой ночью: «День откровений».

Набравшись смелости, Долли сказала:

— Я бы хотела, чтобы вы рассказали мне о Клод.

— Почему бы и нет? — Она вздохнула и кивнула прислуге. — Спасибо, Луиза. Скажите Кендаллу, что можно подавать ланч.

Эдит жестом пригласила Долли к столу, и они уселись друг против друга.

— Я очень сожалею о вашей утрате, Долли. Судьба разлучила вас с сестрой в самом нежном возрасте, вам так не хватало ее и вы отыскали ее след слишком поздно… — Она покачала головой. — На вашем месте я, наверное, испытывала бы те же чувства, что и вы. Я имею в виду чувства, которые вы выказали вчера вечером.

Достаточно того, что я уже была несправедлива по отношению к Жаку и Люсиль, подумала Долли, решив проявить великодушие.

— Это все случилось так вдруг, я сама не ожидала, что способна на подобный взрыв. Мне очень стыдно, если я кого-то обидела.

— Вы имели полное право вести себя так, как вели, — последовал быстрый ответ, — ваши чувства были задеты, и вы ни в чем не виноваты ни перед Глэдис, ни перед Реймондом. Это моя вина, я беспокоилась, что ваше появление в доме создаст немало проблем. — Она с тревогой посмотрела на Долли. — У англичан есть одна хорошая поговорка: «Не будите спящую собаку». Я именно это и сделала и убедилась, насколько справедливо это изречение. Пока собаки спят, все хорошо, но стоит их потревожить, как они набрасываются на вас с лаем, готовые укусить, причем очень больно.

Долли нахмурилась, пытаясь понять, кого имеет в виду мадам Дадье. Она подождала немножко, потом спросила:

— Не скажете ли вы, почему Глэдис так враждебно настроена по отношению к Реймонду?

Усталое смирение отразилось на лице мадам Дадье.

— Реймонд мой первенец и к тому же мужчина. Глэдис всегда сокрушалась по поводу этого факта. Возможно, ревность, не знаю… — Эдит усмехнулась.

— А Клод? Почему она ненавидела мою сестру? — настаивала Долли, стремясь понять, какие силы сплотились против ее сестры.

— Не думаю, что тут дело лично в Клод. На ком бы Рей ни женился, это отодвигало Глэдис в сторону, ущемляя ее права на наследство. Главным образом, именно это выводило ее из себя, ну и еще то, что Реймонд выбрал Клод, которая, по ее понятиям, совершенно не соответствовала этой роли.

— А она не соответствовала?

— Не думаю, что все упиралось только в это. — Эдит сделала паузу, словно взвешивая свои слова, затем снова заговорила: — Реймонд ладил с ней, Клод устраивала его в роли жены.

Долли было больно это слышать. Она искала подтверждения, что ее сестра была любима, любима человеком, который был ее мужем, а с другой стороны, червь ревности к прошлому Реймонда уже заполз ей в душу.

— А как вы думаете, она действительно не соответствовала? — Вопрос прозвучал несколько более резко, чем ей хотелось бы, но все оттого, что она старалась прикрыть словами свое смущение при мысли о любви Реймонда.

Серые глаза прямо посмотрели на нее.

— Во-первых, я старалась помочь ей в том, что считала ее обязанностями по отношению к мужу. Я думала, под моим руководством она добьется успеха на этом поприще, но чем больше я старалась руководить, тем больше Клод отдалялась от меня. И в конце концов я поняла, что только врежу ей своей настойчивостью. Не то чтобы я совсем отказала ей в поддержке, Долли. Просто мне стало ясно, что мои усилия напрасны, поэтому я предоставила ей самой разбираться со своей жизнью. — Она пожала плечами. — Я ведь тоже не могу измениться и стать другой!

Долли обдумывала слова Эдит и ее позицию по отношению к Клод. Быть свекровью, наверное, не простая задача, к тому же ее сестра, по-видимому, никак не могла воспринять стиль жизни, установленный в замке.

— А что вы считали ее главным качеством? — спросила Долли.

— Вы с ней совершенно разные, как вода и пламень. Я бы никогда не могла вот так беседовать с Клод.

— Почему? — настаивала Долли.

Эдит задумалась.

— В ней было что-то эфемерное, не от мира сего.

То же самое говорил Реймонд.

Эдит покачала головой.

— Она была очень скрытная. Похоже, до замужества она вела замкнутую жизнь. — Эдит сделала паузу. — В отличие от тебя, Долли, и той уверенности, что в тебе присутствует и заставляет поверить, что ты можешь добиться всего.

Долли не стала спорить. Она всегда смотрела жизни в лицо и видела вещи такими, какие они есть. Но порой это было нелегко, например встретиться лицом к лицу с Реймондом сегодня утром. Пожалуй, ее характерной чертой скорее была сильная воля, нежели уверенность.

Помолчав Эдит добавила:

— Ты не должна думать, что Клод была исключительно несчастна здесь. До рождения Лилиан, я думаю, ее вполне удовлетворяла жизнь с Реймондом, которая, во всяком случае со стороны, выглядела вполне счастливой для них обоих.

— Послеродовая депрессия — тяжелое заболевание, — резко сказала Долли, не желая углубляться в обсуждение этой любви. — И та няня, что вы подыскали, оказалась не очень симпатичной, — добавила она, надеясь, что Эдит наконец сдернет покров с прошлого.

— Я рассчитывала, что она привнесет стабильность. — Мадам Дадье сокрушенно покачала головой. — Это правда, я только усугубила ситуацию.

— А Глэдис довела ее до логического конца, — невольно вырвалось у Долли. Она старалась отыскать какую-то неувязку в рассказе Эдит, остерегаясь полностью довериться ей. — Почему Глэдис хотела, чтобы Мэриан заняла место Клод, если для нее не имело значения, кто будет женой брата, и она заранее уже ненавидела ее?

— Глэдис всегда руководила Мэриан, — последовал ответ. — Думаю, подсунув подругу Рею в жены, она хотела утвердить свою победу над братом. Но теперь с этим покончено.

Разве? Глэдис, по мнению Долли, не из тех, кто так просто сложит оружие. И вопрос о месте Мэриан в жизни Реймонда вовсе не отошел в прошлое.

— Почему вы так уверены? — спросила она.

Эдит с любопытством уставилась на нее.

— Как? Разве ты не понимаешь, что сама ускорила развязку?

Разумеется, я приложила руку, подумала Долли со скрытым удовлетворением.

— Вы хотите сказать, что я разбудила спящую собаку?

— Всех сразу, — кивнула та. — И назад хода нет.

Еще один поворот.

— Глэдис сегодня утром уехала из Кресси, — продолжала Эдит, и ее подавленный тон привел в замешательство Долли. — Теперь ей придется заняться своей собственной жизнью, а не жизнью брата. Он больше не потерпит ее вмешательства.

Вот это новость!

— Он выгнал ее из замка? — спросила она, гадая, когда же это произошло: утром или до того, как он пришел к ней ночью.

— Все к лучшему, — кивнула Эдит. — Для них обоих. Но я потеряла дочь. — Она наклонила голову, и ее лицо исказила печальная гримаса. — Как трудно быть матерью.

— Простите, — импульсивно вырвалось у Долли. Она представила, как тяжело было Эдит сделать выбор между двумя детьми, хотя она и не испытывала симпатии к Глэдис. — Вы, наверное, видели в Мэриан решение всех проблем?

Эдит вздохнула.

— Люди часто вынуждены идти на компромиссы, когда нет выхода, но это отнюдь не значит, что подобный шаг может сделать их счастливыми. Мне хотелось бы видеть всех моих детей счастливыми.

— Жак и Люсиль, по-моему, счастливы, — сказала Долли.

— Да, это так, — улыбнулась Эдит с неожиданной теплотой. — Жак всегда был моей радостью, Реймонд — гордостью, — ее голос дрогнул, — Глэдис — тяжким испытанием. Но они мои дети. И я люблю их всех и желаю им всем самого лучшего.

Что вполне понятно, решила Долли. Она не мать и, возможно, не будет ею никогда, но она видела, какие разные Жиль и Лилиан, и решила, что постарается сделать их отношения гармоничными.

Появился Кендалл, катя перед собой столик с разными салатами. Долли и Эдит приступили к еде, обмениваясь незначительными фразами; обе, словно сговорившись, решили больше не касаться щекотливых вопросов. Наконец они покончили с едой, и Кендалл принес кофе.

— Я благодарна вам за откровенность, Эдит, — мягко сказала Долли. — Особенно учитывая то обстоятельство, что вы тоже испытали горькое чувство утраты.

— Не думаю, что эта утрата равнозначна для каждой из нас, Долли. Тем не менее знайте, что я ничего не имею против вас. И если быть до конца честной, это Реймонд настаивал, чтобы я доказала это вам обоим.

— Что? Вы хотите сказать, что Реймонд устроил этот ланч? — Долли не могла сдержать нотку недоверия.

— Я осталась глуха к молчаливому страданию Клод, — сказала Эдит с сожалением. — И слишком поддалась напору со стороны Глэдис. Я не должна была принимать этого американца. Ничего в нем особенного не было. Так, обычный бабник, красивый, обаятельный, неглупый, готовый услужить… — Она замолчала, как если бы собиралась с духом сказать что-то важное. — Глэдис заплатила ему, чтобы он испарился в нужный момент, что он и сделал.

— И вы знали это? — Долли уставилась на нее в полном шоке. — Позволили, чтобы Реймонд поверил…

— Не тогда, — уточнила Эдит. — Я не верила, что он любовник Клод, но в те дни у меня не было доказательств, чтобы опровергнуть мнение Глэдис на этот счет. Поэтому я оставила все как есть… до сегодняшней ночи.

— Вы признались Реймонду этой ночью? — спросила Долли, про себя возмущаясь, что он не сказал ей об этом.

— Нет, утром. Вчера, после сцены в гостиной, я разговаривала с Глэдис до поздней ночи. Я пришла к ней и выложила все мои подозрения. — Эдит покачала головой, ее глаза слегка сверкнули, когда она вспомнила этот разговор. — Глэдис обвинила меня в молчаливом пособничестве, в моем негласном участии в интриге против Клод. Она верила, будто я одобряла, что она наняла того американца. Это все было так ужасно… Как она могла думать, что я заодно с ней против Реймонда!

День откровений! Насколько же горькими они иногда бывают…

— Сейчас я понимаю, до чего слепа была тогда, — печально продолжала Эдит, — объясняя все заботой о Реймонде. Он ведь тоже нуждался в поддержке. — Ее глаза снова стали жесткими. Она взглянула на Долли с прямой решимостью. — И это хорошо, что теперь я могу оказать ему эту поддержку.

Возможно, это и хорошо, подумала Долли сердито, но зачем просить мать вывертывать душу наизнанку? И перед кем? Перед тем, кого она едва знает… Разве Реймонд вправе требовать так много?

— Я для вас никто, — не удержалась Долли, — чужой человек.

— Может быть, но для Реймонда вы не чужая. Вы значите для него очень много, Долли. Как и для его детей.

«Ты всем нам очень нужна, Долли».

— Он не должен требовать от других делать то, что хочет он, — пробормотала Долли, радуясь, что вопрос с американцем выяснен до конца, и досадуя, почему Реймонд не рассказал ей сам, а заставил свою мать.

Удивительно, но Эдит улыбнулась.

— Не стоит беспокоиться, Рей имел основания для своего требования. И этот ланч на двоих позволил мне снять тяжкий груз со своей души. Я благодарна, что вы приняли мое предложение.

Долли обнаружила, что тоже улыбается.

— Я в свою очередь благодарна вам за приглашение.

Но, после того как их встреча закончилась, слова «имел основания» еще долго звучали в ее ушах, отзываясь эхом в сознании. Если взглянуть на ситуацию его глазами, это подводило итог всему, что Реймонд сделал, начиная с того момента, как впервые увидел ее в парижском отеле.

Хотя, объясняя многое, это не объясняло его сексуального порыва. Ответа она не находила, и ей оставалось только ждать возвращения Реймонда, томясь мучительной неизвестностью.

14

— Папа!

Жиль пулей пролетел через детскую и повис на шее отца. Лилиан на этот раз решила не соревноваться с ним; она стояла, прижавшись к Долли, склонив головку набок, так что волна золотистых локонов почти закрывала ее личико. Девочка была вполне довольна — ее тетя вместе с ней пролистала их детский альбом, который Клод составила своим детям. Очевидно, несмотря на депрессию, она продолжала любить своих детей. От этой мысли на сердце Долли стало невыносимо тяжело, и появление Реймонда не принесло облегчения.

Она подняла на него свои небесно-голубые глаза и почувствовала почти физическую тоску от желания, чтобы он принадлежал всецело только ей. Она ничего не могла поделать с собой… Он стоял, молча глядя на нее, и ей казалось, что он понимает и разделяет ее чувства.

— Папа, — снова позвал сын, требуя внимания.

Реймонд перевел взгляд на Жиля.

— Мама написала тебе в той записке, что она собирается на небеса?

— Что за записка, Жиль? — нахмурился Реймонд.

— Я помню, как она писала ее в тот день, когда уехала от нас, и как она отдала ее няне Тилькен и просила передать тебе.

Сердце Долли остановилось. Она знала, знала! Клод никогда бы не уехала без предупреждения. Ей все время казалось это невероятным, и вот пришло подтверждение.

Реймонд наклонился к мальчику, его лицо исказила напряженная гримаса.

— Ты уверен, Жиль? Няня Тилькен не давала мне никакой записки.

— Это потому, что тетя Глэдис взяла ее. Она спросила у няни, не оставила ли мама перед отъездом записки, и тогда няня отдала ее ей.

Боль… Даже через комнату Долли могла ощутить ее глубину. И Реймонду пришлось сделать определенное усилие, чтобы оторваться от сына.

— А, ну конечно, записка… Как же, как же, отлично помню, — произнес он, стараясь говорить как можно беспечнее. — Нет, там ничего не было про небеса, Жиль. Думаю, мама не знала, что ей предстоит отправиться так далеко.

— И превратиться в ангела, — с полным пониманием заключил Жиль.

— Да. В прекрасного ангела, который будет всегда заботиться о нас, — заверил его Рей.

Глаза Долли наполнились слезами. Она прикусила губу, сдерживая рыдания: еще не хватало разреветься при детях.

— Ну а теперь побудьте с Брижжит, а мне нужно взять тетю Долли на прогулку.

— Мы можем пойти с вами? — спросил Жиль.

— В другой раз, — твердо ответил Рей.

Долли захлопнула альбом и, передав Лилиан под опеку появившейся в детской Брижжит, молча проскользнула в дверь, которую уже распахнул Реймонд. Они вышли в сад.

Засунув руки в карманы и склонив голову, Долли шла следом за Реймондом, понимая, что и ему тоже нужно побыть одному и пережить это неожиданное сообщение, которое окончательно объясняло, что же случилось два года назад, четвертого июля.

Его жена не сбежала! Это была всего лишь гнусная клевета, придуманная Глэдис, которая хотела, чтобы брат поверил в ее сценарий о неверной жене, исчезнувшей с любовником. Ее не остановило даже то, что ложь выйдет наружу, когда Клод вернется домой из Женевы… Или она надеялась, что Клод не вернется никогда? И позволила этой лжи тлеть все это время, подсовывая ему Мэриан, как бальзам на его рану.

Но рана не желала затягиваться, не переставала причинять боль, и эта боль излилась на Долли в ту первую встречу в отеле. Боль попранной любви… Нет, это было не оскорбленное самолюбие (возможно, оно отчасти имело место), но боль. Все дело в том, что он любил ее сестру! И его лишили последних слов от нее, из которых он мог бы понять, что никакого предательства не было.

— Я не позволю Глэдис переступить порог этого дома! Никогда впредь, — заявил он с горькой страстью. — Нет оправдания тому, что она сделала. Она видела, что со мной происходит, и молчала…

Он не раскаивался, что выгнал свою сестру из дома. И кто мог осуждать его за это?

— Ты была права, Долли, когда сказала Глэдис, что она бессердечное и бесстыжее создание. Ты была права во всем, ведь это ты говорила, что твоя сестра не могла оставить мужа и детей. И про записку, которую я так и не получил.

Долли тяжело вздохнула. В его словах было мало утешения. Она перебирала в своем сознании длинную цепочку событий и людей, которые участвовали в них в той или иной степени, и невольно задавалась вопросом, почему они сделали то, что сделали. Она не хотела больше разбираться в хитросплетениях и персоналиях, формировавших эту трагедию, и единственное, что ощущала, это бесконечное чувство печали.

— Я думаю, твоя мать сделала все, чтобы загладить свои ошибки, — сказала она тихо.

— Просто ей не оставалось ничего другого, — жестко возразил он. — Не появись ты, она продолжала бы защищать Глэдис, позволив ей утаить правду… убийства.

Убийство?.. Долли молчала, не торопясь опровергнуть его обвинение. Итак, он сказал «убийство». Что ж, Глэдис на самом деле намеренно погубила семейную жизнь брата, но Долли не могла думать, что смерть сестры дело ее рук. Нет. Этого никто не планировал и не ожидал, в отличие от умышленных стараний Глэдис женить Реймонда на Мэриан.

— Смерть Клод произошла в результате несчастного случая, — напомнила она ему. — Надеюсь, ты позволишь моей сестре покоиться в мире, зная, что она и не думала причинить тебе боль.

Ее тихие слова призваны были направить его мысли в другую сторону. По продолжительному молчанию, нарушаемому только хрустом гравия под ногами, она чувствовала, что они возымели действие.

— Ты можешь простить мне, что я плохо думал о ней? — наконец раздался его глухой голос, полный мучительной неуверенности.

— В этом не было намерения, — ответила она. — Я думаю, прежде всего ты сам должен простить себя, Рей.

— Это очень великодушно с твоей стороны, — произнес он с истинным облегчением.

Не великодушно, подумала она. Просто честно. В ее довольно-таки двусмысленном положении лучше видеть вещи такими, какие они есть. Постараться охватить взглядом целое, а потом все те частички, из которых складывается картина. Она не была бы здесь, если бы не было трещины в жизни Клод и Реймонда. Если бы не было перемены в их отношениях, то ничего бы не произошло.

— Не будь тебя, я никогда бы ничего не узнал, — пробормотал он с тяжелым вздохом.

— О, я тоже могу сказать: не будь тебя, и я бы ничего не узнала. А это было так важно для меня.

— Я знаю, Долли.

Легкие мурашки пробежали вдоль ее спины, когда желание его близости снова завладело ею. Защищаясь, она спросила:

— Ты сделал нужные приготовления для похорон Клод?

Он остановился и указал вперед на стену чудесных старых сосен.

— Видишь часовню повыше деревьев? Она принадлежит нашему семейству и была построена тогда же, что и замок. Из поколения в поколение здесь совершались разные события: крестины, венчания, похороны… Клод будет лежать там, на маленьком семейном кладбище за часовней.

Решение показалось Долли справедливым. Ее сестре будет предназначено место, впитавшее в себя дух вековой истории и чувство семьи. Каким-то образом это отражалось в ее собственном глубоком желании иметь твердую почву под ногами, которая не подвергнется никакому разрушению. Ни землетрясениям. Ни хаосу. Ни времени.

Только мир и покой.

Она смотрела вокруг себя, отмечая красоту парка, по которому они проходили. Широкие зеленые лужайки, чудесные старые деревья, посаженные в строгом порядке, который невольно вызывал чувство, что они росли здесь всегда. И моя сестра здесь тоже будет лежать вечно, подумала она. И я всегда буду знать, где она лежит.

— Я рада, что ты привезешь ее домой, — тихо проговорила Долли. — Она сама, наверное, хотела бы, чтобы это было так… Рядом с ее детьми, рядом с тобой.

— И с тобой тоже, Долли, — сказал он голосом, полным глубокой убежденности. — Клод хотела быть с тобой, и, как я говорил детям, она действительно превратилась в ангела и заботится о нас…

Он сделал паузу, не уверенный, как она воспримет его слова.

— Я думаю, это очень хорошая идея, — согласилась Долли. — Это даст детям чувство светлой печали вместо безутешной потери.

— Говоря об этом, я думал и о нас, Долли. Клод хотела, чтобы мы были вместе, — сказал он интимным тоном.

Внезапно все внутри Долли задрожало в страстном неприятии. Она не желала, чтобы Клод участвовала в их близости. Но как избавиться от ее незримого присутствия? Ее сестра была неотъемлемой частью, связующим звеном их жизней. Но, возможно, Реймонд не имел в виду того, что случилось между ними этой ночью. Возможно, слова «чтобы мы были вместе», которые так взволновали ее, означают для него что-то другое?

— Я не совсем поняла, что ты хочешь сказать, — отозвалась она, стараясь, чтобы ее голос звучал спокойно и разумно.

— Ты не задумывалась, почему ты появилась в отеле именно тогда, когда я там был?

Она резко повернулась к нему, ее глаза с недоумением уставились на него.

— Неужели ты все еще не веришь… — Она покачала головой. — Я уже объясняла тебе, почему я оказалась там, Реймонд.

— Но ты не знаешь, почему я был там с Мэриан, — сказал он, как будто это имело значение.

— Это важно? — спросила она нахмурившись, потому что не желала больше слышать это имя.

— Наша встреча… сверхъестественна. Именно тогда я решил принять предложение Мэриан, которое она делала уже не один раз. Подружку Глэдис не смущало даже то, что я не собирался жениться на ней, и идея свободных отношений двух любовников ее вполне устраивала. — Его губы скривились в насмешливой улыбке. — Ты могла видеть эту сцену. Как раз в этот момент ты вошла.

Воспоминания снова вспыхнули в ее сознании. Красивая пара, тянущаяся к друг другу за столом, шампанское, сексуальное обещание, витавшее между ними… Возможно, молодожены, подумала она тогда и почему-то внезапно возненавидела эту идею, совершенно неосознанно, но сильно.

Реймонд прав. Встреча действительно была сверхъестественной.

Неужели это Клод привела ее туда, чтобы разрушить планы Глэдис и лишить ее триумфа по поводу женитьбы брата на Мэриан, оградить от предательства… Что это были за силы, которые сработали тогда? Кто мог знать? Сама Долли направлялась в Женеву, порвав со всем, что составляло ее предыдущую жизнь. Это все, что она знала.

Поворотный пункт.

Когда Реймонд был там с Мэриан.

Совпадение… Судьба… Долли постаралась прогнать мистические мысли и сосредоточиться на реальности.

— Значит, ты и Мэриан так и не стали любовниками?

— И никогда не станем. — Его глаза сказали: «После ночи с тобой». — Я позвонил ей в тот же вечер и извинился, что позволил отношениям зайти так далеко. Больше мы не возвращались к этой теме.

У Долли отлегло от сердца.

С Мэриан было покончено. Покончено и с Глэдис. Удалось ли ему сбросить груз старых ошибок?

— Что ж, я рада, что у тебя все прояснилось, — сказала она, стремясь увидеть впереди что-то более позитивное и для себя.

— Все стало ясно, как только я впервые увидел тебя.

Сердце Долли упало.

— Потому что ты принял меня за свою жену, — пробормотала она, опуская глаза, чтобы спрятать горькое разочарование.

— Нет. Это было нечто большее. В тебе была такая сила, которая влекла меня сильнее, чем я мог вообразить. Я пытался сопротивляться. Старался увильнуть… Я поцеловал тебя в страхе, потому что это было что-то такое, чего я никогда не испытывал с Клод. — Он сделал паузу, затем мягко добавил: — И ты ведь тогда тоже поцеловала меня, Долли.

Он замолчал, ожидая ее комментария. Она не могла отыскать в своей голове ни одной толковой мысли; все ее существо разрывалось между желанием верить ему и страхом, что она, возможно, неправильно поняла его слова.

— Почему ты поцеловала меня, Долли?

Его голос обволакивал ее, причиняя сладкую боль. Она прикрыла глаза, отчаянно пряча волнение, не в состоянии довериться тому чувству, которое исходило от него. И тут она ощутила тепло его рук на своем подбородке, и это прикосновение окончательно вскружило ей голову.

Ее глаза распахнулись, и слова выплеснулись из нее с силой и неожиданным вызовом.

— Потому что ты разбудил во мне то, что я не могла контролировать. Потому что, когда ты поцеловал меня, я просто была не в состоянии не ответить тебе. Но это не имело ничего общего с Клод! Никак не связано с ней! Никак! Я тогда даже не знала, что у меня есть сестра. — Она откинула его руку со своего лица, ее глаза горели протестом. — Если ты думаешь, что это Клод заставила меня ответить тебе, никогда больше не прикасайся ко мне. Потому что я — это я! Не Клод! И я не позволю тебе фантазировать, что во мне ты снова обрел свою жену.

— Ты действительно так думаешь? — Он выглядел озадаченным.

Его явное недоумение только усилило ее гнев.

— А что, по-твоему, я должна думать? Ты даже одевал меня, как Клод…

— Нет! Ты сама выбрала, что хотела… И если тебе не нравится то, что сказала Глэдис…

— Это я! — Она ухватилась за лацканы своего пиджака. — Это мое, то, к чему я привыкла! Это я!

— Ты — это ты, независимо от того что на тебе надето или… не надето.

— Вот именно. И ты мог убедиться в этом прошлой ночью, но не почувствовал разницы.

— О нет, это не так.

— Не лги! Это твои сексуальные недоразумения с Клод сработали этой ночью. Я поняла это. Поняла это потому, что утром ты спросил, не слишком ли был требователен в своих желаниях… А дело в том, что это я заставляла тебя. Я хотела тебя, я, Реймонд! И даже оставила дверь незапертой, для того чтобы ты знал, что я все еще хочу тебя!

Ее слова зажгли радость в его глазах, которая шокировала Долли. Она отступила от него на шаг.

— Не воображай, что я снова приму тебя, — вспыхнула она, отвернувшись в сторону. — Я не желаю делить постель с тобой и моей сестрой.

— Твоя сестра умерла. — Он подошел ближе.

Она толкнула его в грудь.

— Ты думаешь, что она ангел!

Он взял ее руки и положил их себе на плечи.

— Если это так, то она хочет, чтобы мы были вместе.

— Прекрати!

— Ни за что! — Он обнял ее и притянул к себе.

Она упиралась, продолжая возражать.

— Ты любил Клод!

— Но ты волнуешь меня так, как никто и никогда.

— Это не то же самое.

— Я не хочу, чтобы это было то же самое. Зачем, когда это сильнее во много раз?

— Сильнее?

— Ты не притягиваешь мое сердце, ты разбила его однажды и навсегда. — Одна его рука скользнула в ее волосы. — Ты не тревожишь мое сознание, ты поселилась в нем навечно.

Ее протест сник. Его объятия стали крепче. Что это? Неужели правда? Его глаза были словно двумя темными озерами, и постепенно она погружалась в их глубину, а между тем его голос все глубже и глубже проникал ей в сознание.

— Ты не играешь с моей душой, ты завладела ею целиком и полностью, и теперь мне нет без тебя жизни.

О Боже! Да! Именно это она и ощущает.

— И мое тело не хочет щадить твое. Оно требует его со всей жадностью, которую я не в силах контролировать.

Он поцеловал ее. Сила его страсти проникла ей в сердце и заставила его биться сильнее в предвкушении наслаждения, а душа ее ликовала от радости и абсолютной полноты счастья.

Она верит ему.

И поцеловала его в ответ.

Эпилог

Свадьба состоялась четыре месяца спустя.

Гости потянулись из банкетного зала, где был накрыт фуршет, направляясь через комнату приемов в большой зал, где когда-то Эдит вместе с детьми поджидала Долли, когда та в первый раз переступила порог замка Кресси. Члены многочисленного клана Дадье и гости переговаривались, обменивались радостными впечатлениями, не скупились на поздравления и пожелания, и Долли, которая, стоя рядом с Реймондом, отвечала на поздравления, переполняло чувство уверенности. Она как никто другой знала, насколько справедливо то, что они стали мужем и женой.

Она с улыбкой проследила глазами за Жаком, который, держа двухмесячного сына на руках, стремился показать гостям своего первенца, и заметила, как Люсиль поспешила через комнату и принялась отчитывать супруга за то, что он принес спящего младенца из детской.

— У Жака неприятности, — засмеялась Долли, поглядывая на Реймонда.

Он усмехнулся, глядя на брата.

— Нет, его просто переполняет отцовская гордость. Люсиль простит ему это.

Что было совершенно справедливо.

Легко простить, если любишь, подумала Долли и вдруг припомнила Глэдис. А доведется ли той когда-нибудь испытать это чувство? Долли хотела бы, чтобы это случилось. Неужели мир сестры Реймонда так и останется холодным, неуютным, где нет места состраданию и любви?

Жиль вился вокруг официанта, внесшего в зал поднос с шампанским, и остановился перед отцом с чувством возложенной на него миссии.

— Папа! Лилиан хочет спросить, можно ли нам теперь называть тетю Долли мамой?

Сердце Долли совершило головокружительное сальто. Маленькая девочка смотрела на нее с обожанием. Она не помнила своей настоящей матери, только знала, что Долли как две капли воды похожа на нее, а наряд невесты и длинная фата, воздушным облаком окутывающая Долли, делала ее похожей на ангела.

Реймонд наклонился и поднял обоих детей на руки.

— Что ж, я думаю, мы должны спросить это у Долли. — Он повернулся к ней, в его глазах плясали тревожные огоньки. — Ты хочешь стать матерью этого озорника, моего сына, и этой очаровательной малютки, моей обожаемой дочери?

Два детских личика с благоговейным ожиданием обернулись к ней, и она шагнула к ним, обнимая и целуя их обоих. Да-да, конечно, она всегда считала их своими детьми и будет счастлива, если они станут называть ее мамой.

После чего дети несколько раз хором повторили это слово с удовольствием и восторгом. Долли впервые успокоилась и поняла, что ей больше не следует думать, будто она что-то взяла у своей сестры; нет, она дала им то, в чем они больше всего нуждаются, — материнскую любовь.

Это напомнило ей клятву, которую она дала себе в ту первую ночь здесь, в Кресси, — заботится о детях, добиться их любви, очистить память сестры от подозрений и лжи.

Теперь все сомнения по поводу Реймонда и того, что было между ними, оставили ее.

Он опустил детей на пол, и они вприпрыжку побежали к бабушке поделиться счастливой новостью. Эдит, которая вела беседу в кругу друзей, выслушала внуков, затем так тепло улыбнулась Долли, что не оставалось никаких сомнений в ее одобрении. Эдит стала хорошим другом. Собственно она никогда не была врагом. Но, главное, за последние несколько месяцев отношения Реймонда с матерью претерпели изменения в лучшую сторону.

— Если мы хотим прибыть в Париж вовремя, то следует поторопиться, — сказал Рей, поглядывая на часы.

Ночь в Париже! В отеле «Крильон», где теперь с полным основанием ее будут называть «мадам». Затем перелет на Таити, где они проведут свой медовый месяц. На обратном пути они остановятся в Сан-Франциско, чтобы уладить формальности с наследством Джерри, и потом вернутся домой в Кресси.

— Тогда я потихоньку улизну и переоденусь, — шепнула Долли.

— Мне помочь? — спросил Реймонд, и лукавые искорки зажглись в темной глубине его глаз.

— Ночью, — просияла Долли. — Останься с гостями.


Желание побыть одной было сильным и бессознательным, но она не знала почему. Сменив подвенечный наряд на элегантный дорожный костюм, она надевала перед зеркалом шляпу, когда ее взгляд упал на свадебный букет, который она положила на туалетный стол. Тогда она поняла в чем дело. Ее сестра однажды держала такой же букет.

Долли не раздумывала ни секунды. Она прижала цветы к груди и, зарывшись в них лицом, вдыхая нежный аромат фрезий и королевских лилий, побежала к выходу. Через черный ход она вышла в парк.

Обогнув часовню, Долли вошла на кладбище. Было тихо, пустынно, и только где-то высоко над головой перекликались птицы.

Клод Дадье, возлюбленная супруга Реймонда

Дадье, мать Жиля и Лилиан, сестра Долли!

Покойся в мире!

Эти слова были выбиты золотом на теплом, розово-коричневом граните. Она настояла именно на таком камне, который отличался от принятых здесь холодных плит из белого мрамора.

Долли опустилась на колени, положила цветы на могилу, и слова, наполнявшие ее сердце, полились сами собой.

— Я с тобой, Клод. Не так, как бы нам хотелось, но я чувствую тебя рядом. Я люблю Реймонда и твоих детей и постараюсь, чтобы они навсегда сохранили память о тебе. Надеюсь, я сделала все, о чем ты могла бы попросить меня. И если, сестричка, ты на самом деле ангел, взгляни на меня и, пожалуйста, благослови меня и мою жизнь, ведь это ты подарила мне ее, когда позвала меня. Благослови свою Дороти…

Тихое умиротворение, казалось, проникло в ее душу. Она встала с колен, и, когда повернулась, нежная улыбка тронула ее губы. Реймонд стоял в воротах кладбища, поджидая ее. Он каким-то образом почувствовал, где ее искать… Мужчина, который читает в ее душе.

— Так будет правильно. — Она улыбнулась и указала на букет, лежавший около камня.

Он кивнул, и понимание в его глазах не требовало объяснения. В этом молчании было обещание, что между ними никогда не будет запертой двери, ничего тайного, секретного, что было бы необходимо прятать друг от друга.

— Ты принесла всем нам любовь, Долли, — пробормотал он, обнимая ее за плечи.

— О, я достаточно эгоистична, чтобы потребовать того же в ответ, — счастливо засмеялась она.

— Я постараюсь доказать тебе это во всем многообразии…

И он наклонился поцеловать ее, и чувство близости вновь окутало их неизменной радостью. Они покинули кладбище в полной гармонии и любви, направляясь вперед к своему будущему.

— Как вы себя чувствуете, мадам Дадье? — спросил Реймонд, лукаво приподняв брови.

— Прекрасно, месье, — ответила Долли, ласково улыбаясь в ответ.


Оглавление

  • * * *
  • 1
  • 2
  • 3
  • 4
  • 5
  • 6
  • 7
  • 8
  • 9
  • 10
  • 11
  • 12
  • 13
  • 14
  • Эпилог