Узнавание [Джеймс Грэм Баллард] (fb2) читать постранично


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

Джеймс Грэм Баллард
Узнавание

В канун дня летнего солнцестояния городок одного юго-западного графства, где я проводил отпуск, посетил маленький цирк. Тремя днями раньше в центральный парк, как и каждое лето, прибыл парад аттракционов — с колесом обозрения, каруселями, десятками тиров и павильончиков, — так что цирку пришлось расположиться на пустыре у реки, за пакгаузами.

В сгущавшихся сумерках я бродил по городу; над морем огней высоко поднималось колесо обозрения, а горожане раскатывали на каруселях или прохаживались рука об руку по мощеным брусчаткой улочкам. За пределами этого пятачка гвалта и до самой реки город казался вымершим. Мне нравилось в полном одиночестве скользить от тени к тени, мимо загороженных ставнями магазинных витрин. Канун дня летнего солнцестояния представлялся мне временем не только для празднеств, но и для размышления, для внимательного наблюдения за постепенными сдвигами в природе. Когда я миновал темную воду реки, что золоченой змеей петляла через весь город, и углубился в начинавшийся за дорогой лес, у меня возникло безошибочное ощущение, будто в лесу идет какая-то лихорадочная подготовка, и даже деревья на пробу шевелят под землей своими жилистыми корнями, словно перед шабашем.

Возвращаясь после прогулки через мост, я и увидел прибытие маленького бродячего цирка. Караван, подъехавший к мосту по боковой дороге, состоял всего из пяти-шести повозок с высокими железными клетками; каждую повозку тянула пара худых кляч. В голове процессии на сером жеребце ехала молодая бледная женщина в безрукавке. Остановившись посередине моста, я облокотился на ограждение и стал наблюдать, как караван выезжает на набережную. Потянув широкую кожаную уздечку, молодая женщина остановила своего жеребца и нерешительно бросила взгляд через плечо на сбившиеся в кучу повозки. Затем процессия принялась заезжать на мост. Подъем был довольно пологий, но лошади на своих подкашивающихся ногах одолели его с явным трудом, и у меня было достаточно времени толком рассмотреть этот странный караван, позже так занимавший мои мысли.

Подгоняя спотыкающегося жеребца, молодая женщина поравнялась со мной; по крайней мере, тогда мне казалось, что она молода — но возраст ее в значительной степени определялся настроением, ее и моим. Я видел ее несколько раз, и иногда она представлялась мне двенадцатилетней девочкой — скуластой, с недооформившимся подбородком и немигающим взглядом, — а позже могло показаться, будто она чуть ли не средних лет, и тогда под седыми волосами, под кожей лица явственно проступал угловатый череп.

В тот момент, на мосту, я подумал, что ей лет двадцать, и что она, вероятно, дочь владельца этого захудалого цирка. Жеребец вяло протрусил мимо, и мигающие огни далеких аттракционов высветили на лице наездницы длинный прямой нос и решительно поджатые губы. Красивой ее было никак не назвать, но какой-то диковинной привлекательностью она обладала; я часто наблюдал в женщинах из ярмарочных балаганов похожую сексуальность — безотчетную, но совершенно явную, несмотря на потрепанную одежду и жалкие жизненные обстоятельства. Проезжая мимо, она скользнула по мне взглядом; спокойные глаза ее сфокусировались на какой-то неощутимой точке в моем лице.

За ней последовали шесть повозок с тяжелыми клетками. Лошади, выбиваясь из сил, одолели подъем моста, и за толстыми прутьями я разглядел в углу каждой клетки подобие домика, а на полу — слой соломы; но животных видно не было. Наверно, решил я, они так оголодали, что на сон лишь и способны. Замыкал процессию еще один член труппы (и, как выяснилось, единственный) — карлик в кожаной куртке.

Я направился вслед за ними, думая, не относится ли припозднившийся цирк все к тому же луна-парку. Но, судя по тому, как перед мостом караван нерешительно замер, и молодая женщина оглядывалась, а карлик горбился в тени последней клетки, никакого отношения к сверкающим огням, колесу обозрения и аттракционам в центральном парке они не имели. Казалось, даже лошади, неуверенно замедлив шаг и отворачиваясь от сиянья разноцветных огней, чувствовали себя изгоями.

Помедлив, караван двинулся по узкой прибрежной дороге; колеса то и дело соскальзывали с поросшей травой кромки, и повозки покачивались из стороны в сторону. Вскоре показался гаревый пустырь, отделявший пакгаузы речного порта от ряда домиков под мостом и тускло освещенный единственным на северной стороне уличным фонарем. Город уже погрузился в сумерки, и этот закопченный клочок земли казался изолированным от всего и вся; даже река не вносила никакого оживления.

Потянув уздечку, женщина свернула с дороги; следуя за серым жеребцом, караван пересек пустырь и остановился у высокой стенки первого пакгауза. Оказавшись в тени, лошади явно приободрились. Карлик спрыгнул с последней повозки и засеменил в голову замершей процессии; молодая женщина также спешилась.

Все это время я неторопливо вышагивал вдоль