Парадоксы Младшего Патриарха [Элеонора Генриховна Раткевич] (fb2) читать постранично, страница - 2

занес кулак в последний раз. И в последний раз посмотрел ему в лицо — чтобы запомнить, каким оно было и больше уже не будет.

Да, я посмотрел... и ничего не увидел. Ни прав, ни привилегий, ни древней родословной, ни казны несметной. Не было ничего. Был мальчишка. Сопляк. Новичок. Насмешник, неспособный пока еще дать мне сдачи... которого я только что избил с такой ошеломляющей жестокостью... я ведь и правда убить его хотел... а он не мог мне сопротивляться, совсем не мог, совсем... уж если никто из старших учеников не насмелился меня остановить — где ему... скорее мотылек даст оплеуху горной лавине.

Кулак мой разжался сам собой. Я еще не знал, что же мне, скотине, теперь делать. И не успел узнать.

Никто из старших учеников не полез мне под горячую руку. Храбрости не хватило. Зато у кого-то хватило ума сбегать за учителем Дайром.

Я встал и повернулся к Дайру прежде, чем он велит мне это сделать. За спиной у меня лежал Тхиа, передо мной возвышался учитель, а я стоял между ними и желал только одного — чтобы у меня разорвалось сердце. Чтобы милосердные Боги позволили мне не быть.

— Странно, Кинтар, — негромким бесцветным голосом сказал мастер Дайр. — Никогда не замечал за тобой. Оказывается, тебе нравится избивать тех, кто слабее тебя.

Пальцы его легли на пряжку ремня, и она еле слышно щелкнула.

— Похоже, тебе пора напомнить, как себя чувствует тот, кто не может сопротивляться.

Пояс скользнул в руку мастера Дайра беззвучно, и впервые за эти годы я вновь ощутил, как у меня враз слабеют колени, как наливаются свинцовой тяжестью страха губы. Потому что мастер Дайр с самого первого дня никогда, никогда меня не бил, и тем более не... потому что он нас никогда...

Я был выдран боевым поясом. Со всеми пряжками, накладками и прочим, что к боевому ремню полагается. Выдран у всех на глазах — как только что у всех на глазах я сам избивал Тхиа. С той же ненавистью, с той же ошеломляющей жестокостью и мстительной изобретательностью. С тем же точно желанием унизить и причинить боль. Вот только я так и не дал Тхиа потерять сознание — а меня избили до беспамятства.

В чувство я был приведен двумя короткими пинками — под ребра и в челюсть.

— Между прочим, именно так себя Тхиа и чувствовал, — еще более бесцветным голосом сообщил Дайр. — И ведь тебе это нравилось, Кинтар?

Тхиа... мотылек, на которого обрушилась лавина... и лавине это и в самом деле понравилось...

Я ничего не ответил мастеру Дайру. Не до него мне было. И плевать, что за подобную дерзость меня могут еще как-нибудь наказать. У меня не только желания отвечать, но и сил не было: силы мне нужны, чтобы встать.

Встать я все-таки сумел. И оглядеться. И найти взглядом Тхиа — избитого в кровь, жалкого, бледного от потрясения. Даже когда я занес кулак для последнего, смертельного удара, в глазах Тхиа не было такого ужаса.

Я сглотнул кровь из прокушенной губы, преодолел несколько шагов, отделявших меня от Тхиа и рухнул перед ним на колени. Перед высокородным Майоном Тхиа, так давно желавшим поставить на колени дерзкого нищеброда? Черта с два — перед беззащитным сопляком, которого я едва не убил за пару насмешек и наглую улыбочку.

— Прости, если можешь, — сказал я, стараясь говорить отчетливо. — Это я не потому, что меня наказали... правда... я сам... я не должен был...

Слова не шли мне на ум. Вместо них пришло беспамятство.

Очнулся я уже под вечер, в своей постели. Кто-то принес меня сюда, уложил лицом вниз — а потом, хвала Богам, оставил меня одного. Иначе мне трудно было бы плакать.

Когда-то, когда мальчишки из другой, не нашей помоечной ватажки, ловили меня все скопом и оставляли избитого в самой грязной луже, какую могли сыскать, я кусал губы или щипал себя за руку — это помогало оттягивать боль в сторону. Теперь все было по-другому. Боль сама была оттяжкой. Она хоть немного оттягивала от меня мою ненависть к себе. Мастер Дайр был прав. И сделал то, что должен был сделать. Для тех, кто любит мучить, лекарство одно — боль. Как можно быстрее — пока еще не поздно. Без малейшей жалости. И при всех. Чтоб каждый видел и запомнил: безнаказанным мучитель не останется.

Притом же я понимал, что за бешенство овладело мастером Дайром. Самозабвенно воспитывать бойца, воина — и вдруг увидеть, как боец превращается в пьяного насилием палача... и увидеть лицо Тхиа... вот только моего лица в эту минуту мастер Дайр не видел — иначе просто оставил бы меня в руках моей совести... и это было бы в тысячу раз хуже... навряд ли я смог бы хоть когда-нибудь еще подумать о себе без омерзения... я ведь даже и сейчас не могу.

Прохлада. Что-то прохладное коснулось моей спины. Что-то, унимающее боль... зачем?

С огромным трудом я повернул голову.

Возле моей постели на коленях сидел Тхиа и осторожно касался моих ран мягкой тканью, смоченной целебным раствором. Я смигнул, отказываясь верить своим глазам — но видение не исчезло. Мокрое от пота видение, иззелена-бледное. Оно сглотнуло — и только