Серьезный разговор [Реймонд Карвер] (fb2) читать онлайн

РАЙМОНД КАРВЕР СЕРЬЕЗНЫЙ РАЗГОВОР

Перевел Иван Ющенко

Возле дома стояла машина Веры, других не было, и Берт поблагодарил за это Бога. Он въехал в проезд и остановился возле пирога, который вчера уронил. Пирог по–прежнему валялся на асфальте — перевернутая алюминиевая тарелочка в нимбе из тыквенной начинки. Первый день после Рождества.

На Рождество он приезжал навестить жену и детей. Вера его предупредила заранее. Дала полный расклад. Заявила ему, что он должен уехать к шести, потому что ее друг со своими детьми приезжает на ужин.

Они сидели в гостиной и сосредоточенно разворачивали подарки, которые привез Берт. Открывали его пакеты, а другие, обернутые праздничной бумагой, стопкой лежали под елкой, дожидаясь шести часов.

Он смотрел, как дети открывают свои подарки, а Вера пока развязывала ленточку на своем. Стянула бумагу, открыла крышку коробки и вытащила кашмировую кофту.

— Как мило, — сказала она. — Спасибо, Берт.

— Примерь, — сказала дочь.

— Надень, — сказал сын.

Берт поглядел на сына с благодарностью за то, что тот его поддержал.

Она примерила. Ушла в спальню и вышла в кофте.

— Как мило, — сказала она.

— На тебе мило, — произнес Берт и почувствовал, как сдавило в груди.

Потом открыл свои подарки. От Веры — подарочный чек в мужской универмаг Сондхайма. От дочери — набор из расчески и массажной щетки. От сына — шариковая ручка.

Вера принесла содовой, они немного поболтали. Но в основном — смотрели на елку. Потом дочь встала и начала накрывать к ужину, а сын ушел к себе.

Берту же не хотелось вставать. Ему нравилось сидеть у камина, со стаканом в руке, в собственном доме, у себя дома.

Вера ушла на кухню.

Время от времени появлялась дочь и ставила что‑нибудь на стол. Берт глядел на нее. Смотрел, как вкладывает сложенные льняные салфетки в бокалы для вина. Как ставит тонкую вазу в центр стола. Как вкладывает в нее цветок, осторожно–преосторожно.

Поленце из воска и прессованных опилок горело в камине. Коробка с пятью такими же стояла перед очагом. Он поднялся с дивана и положил их все в огонь. Посмотрел, как запылали. Потом направился к задней двери. По пути увидел на буфете шеренгу пирогов. Взял, сложив стопкой, все шесть — по одному за каждый десяток ее измен.

На проезде впотьмах он выронил один, пока возился с дверью.

Передняя дверь теперь постоянно была закрыта — после того, как в замке сломался ключ. Он обогнул дом. На задней двери висел рождественский веночек. Берт постучал в стекло.

Вера была в купальном халате. Увидев его, она вздрогнула. Чуть приоткрыла дверь.

Берт произнес:

— Я хочу извиниться за вчерашнее. И перед детьми тоже.

— Их нет дома. — Она стояла на пороге, а Берт — во дворике, возле куста филодендрона. Он снял какую‑то ниточку с рукава.

Она сказала:

— У меня нет больше сил терпеть. Ты пытался спалить дом.

— Не пытался.

— Пытался. Мы здесь все свидетели.

Он ответил:

— Можно, я войду, и мы об этом поговорим?

Вера запахнула халат на горле и отступила.

Он зашел.

— Мне где‑то через час надо идти.

Осмотрелся. Мигала елка. В углу дивана лежала стопка цветных бумажных салфеток и блестящие коробки. На блюде в центре стола грмоздился остов индейки. Жесткие объедки на ложе из петрушки. Как в жутком гнезде. Зола горкой лежала в камине. Там же валялись пустые банки из‑под газировки «Шаста». След копоти подымался по кирпичам до самой каминной полки: дерево, за которым след прерывался, обгорело до черноты.

Он повернулся и пошел обратно на кухню. Спросил:

— Во сколько вчера ушел твой друг?

— Если ты опять за старое — можешь уходить сразу, — ответила она.

Он выдвинул табуретку и сел за кухонный стол, прямо перед большой пепельницей. Закрыл глаза и снова открыл. Отодвинул занавеску и выглянул на задний двор. Увидел перевернутый велосипед без переднего колеса. Увидел полоску травы вдоль декоративного штакетника.

Вера набирала воду в кастрюлю.

— Ты помнишь День Благодарения? — спросила она. — Я тогда сказала, что это последний праздник, который ты нам портишь. Есть яичницу с беконом вместо индейки в десять вечера!..

— Я знаю, — произнес он. — Я же сказал, извини.

— Что мне твои извинения?

Сигнальный огонек опять не работал. Она стояла у плиты, пытаясь зажечь газ под кастрюлькой.

— Не обожгись, — сказал он. — Осторожно, а то загоришься.

Он представил, как загорается ее халат, он выпрыгивает из‑за стола, швыряет ее на пол и перекатывает до самой гостиной, где накрывает ее своим телом! Или лучше сбегать в спальню за одеялом?

— Вера?

Она взглянула на него.

— У тебя есть что‑нибудь выпить? Я бы сегодня не отказался.

— Там немного водки в морозилке.

— С каких пор ты держишь водку в морозилке?

— Не спрашивай.

— Ладно, — ответил он. — Не буду.

Он достал водку и плеснул немного в чашку, которую нашел на стойке.

Она спросила:

— Ты что, вот так и будешь пить из чашки? — Потом добавила: — Господи, Берт. О чем ты, в конце концов хотел поговорить? Я же тебе сказала — мне нужно кое–куда. У меня занятия по флейте в час.

— Все еще занимаешься флейтой?

— Я же только что сказала. В чем дело? Выкладывай, что там у тебя, и мне надо собираться.

— Я хотел извиниться.

— Уже говорил, — ответила она.

Он сказал:

— У тебя сок есть какой‑нибудь, я бы водку разбавил.

Она открыла холодильник, попереставляла что‑то.

— Вот яблочно–брусничный.

— Сойдет.

— Я пошла в ванную, — произнесла она.

Он выпил чашку сока с водкой. Подкурил сигарету и кинул спичку в большую пепельницу, которая всегда стояла на кухонном столе. Исследовал лежавшие в ней окурки. Некоторые — от сигарет, которые курила Вера. А некоторые — нет. Некоторые даже были лавандового цвета. Он встал и вытряхнул их под раковину.

Пепельница, вообще‑то, была не пепельницей. Большое керамическое блюдо, которое они купили у бородатого гончара на рынке в Санта–Кларе. Он сполоснул блюдо и вытер его. Снова поставил на стол. А потом затушил в него сигарету.

Вода на плите забулькала. Как раз, когда зазвонил телефон.

Он услышал, как открылась дверь ванной, и Вера крикнула ему через гостиную:

— Ответь! Я как раз собиралась залезть под душ.

Кухонный телефон стоял в углу на стойке, за сковородой. Он отодвинул сковороду и снял трубку.

— Чарли там? — спросили в трубке.

— Нет, — ответил Берт.

— О'кей, — сказали в трубке.

Пока он готовил кофе, телефон зазвонил снова.

— Чарли?

— Нет его, — сказал Берт.

На этот раз он не стал класть трубку на рычаг.

Вера вернулась на кухню в джинсах и свитере, расчесывая на ходу волосы.

Он насыпал растворимого кофе в чашки с кипятком и капнул в свою немного водки. Перенес чашки на стол.

Она взяла трубку, послушала. Спросила:

— В чем дело? Кто звонил?

— Никто, — ответил он. — Кто курил цветные сигареты?

— Я.

— Я и не знал.

— Вот, курю.

Она села напротив и выпила свой кофе. Они покурили, стряхивая пепел в блюдо.

Были вещи, которые он хотел сказать, горькие вещи, утешительные, разные.

— Я выкириваю по три пачки в день, — сказала Вера. — Если ты и впрямь хочешь знать, что тут творится.

— Господи Боже, — произнес Берт.

Вера кивнула.

— Не затем я сюда пришел, чтобы это услышать, — сказал он.

— А что ты пришел здесь услышать? Что ты дом спалил?

— Вера, — произнес он. — Рождество на дворе. Вот почему я пришел.

— Вчера было Рождество, — сказала она. — Рождество приходит и уходит, — сказала она. — Глаза б мои его больше не видели.

— А я что? — сказал он. — Думаешь, жду не дождусь праздников?

Снова зазвонил телефон. Берт снял трубку.

— Кто‑то спрашивает Чарли, — сказал он.

— Что?

— Чарли, — повторил Берт.

Вера взяла телефон. Разговаривая, она отвернулась от Берта. Потом повернулась к нему и сказала:

— Я буду разговаривать из спальни. Так что, пожалуйста, положи трубку, когда я там возьму. Я услышу, так что положи, когда я скажу.

Он взял трубку. Вера вышла. Он держал трубку возле уха и слушал. Ничего не слышно. Потом откашлялся мужчина. Потом Вера взяла другой телефон. Крикнула:

— О'кей, Берт! Я взяла трубку, Берт.

Он положил трубку и постоял, глядя на нее. Открыл ящик со столовым серебром, пошурудил там. Открыл другой. Заглянул в мойку. Сходил в столовую, вернулся с ножом. Подержал его под горячей водой, пока жир не стаял. Потом вытер лезвие рукавом. Подошел к телефону, согнул провод пополам и перерезал без всяких усилий. Осмотрел концы шнура. И запихал телефон обратно за сковородку.

Пришла она. Сказала:

— Телефон отключился. Ты что‑то делал с телефоном? — Посмотрела на аппарат. Подняла его со стойки.

— Сукин ты сын! — закричала она. — Вон, вон, катись, откуда пришел! — Она потрясла перед ним телефоном. — Хватит! Я добьюсь от суда, чтоб тебя и близко сюда не подпускали, вот что я сделаю.

Телефон дзинькнул, когда она хрястнула им о стойку.

— Я пойду к соседям и вызову полицию, если ты сейчас же не уберешься!

Он взял пепельницу. Он держал ее за край. Он застыл с ней, как человек, собирающийся метнуть диск.

— Пожалуйста, не надо, — сказала он. — Это же наша пепельница.

Он вышел через заднюю дверь. Ему смутно представлялось, что он смог что‑то доказать. Он надеялся, что сумел что‑то прояснить. Главное, скоро у них будет серьезный разговор. Есть вещи, о которых нужно поговорить, важные вещи, которые нужно обсудить. Они поговорят снова. Может быть, после праздников, когда все войдет в русло. Он ей скажет, что эта пепельница, черт бы ее драл, это, черт его дери, блюдо, например.

Он обошел пирог на асфальте и сел в машину. Завел мотор и дал задний ход. Было трудновато, но потом он положил пепельницу на сиденье.

Оглавление

РАЙМОНД КАРВЕР СЕРЬЕЗНЫЙ РАЗГОВОР