СССР-2061. Сборник рассказов. Том 5 [СССР 2061] (fb2) читать онлайн
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
[Оглавление]
Зеленов Иван 087: Ночной рейс
Простому человеку доверили такую большую государственную задачу – проложить первую дорогу в космос! Можно ли мечтать о большем? Ведь это – история, это – новая эра! … В технику я верю полностью. Она подвести не должна. Но бывает ведь, что на ровном месте человек падает и ломает себе шею. Здесь тоже может что-нибудь случиться. Но сам я пока в это не верю. … Надеюсь, что через несколько дней мы опять будем вместе, будем счастливы. До свидания, мои родные. Крепко-накрепко вас обнимаю и целую.Из письма Ю. А. Гагарина семье. 10 апреля 1961 года.
***
— Пусть над землею ветер стонет… пусть в темных тучах небосвод, — вполголоса, едва слышно мурлыкал космонавт навязчивую мелодию. — В пути вас коршун не догонит… с пути вас коршун не собьёт… — «Кедр», я «Заря-1». Минутная готовность, — ожил динамик шлемофона. Космонавт не отреагировал, продолжая напевать: — Летите, голуби, летите… Для вас нигде преграды нет… — «Кедр», я «Заря-1». Минутная готовность. Как слышите? Космонавт вздрогнул, словно очнувшись от забытья. — «Заря-1», я «Кедр». Вас понял: минутная готовность. Я… занимал исходное положение, занял, поэтому несколько задержался с ответом. Приём. Предстартовая подготовка шла своим чередом. Здесь, в непроницаемой для солнечного света, тесной кабине обитаемого отсека царила абсолютная тишина, нарушаемая лишь шуршанием скафандра да сухими командами и отчетами по радиосвязи. «Ключ на старт. — Понял. — Дается продувка… Ключ поставлен на дренаж. — Понял вас. — Дренажные клапана закрылись. — У меня все нормально, самочувствие хорошее. — Отошла кабель-мачта. — Понял вас. Слышу работу клапанов…» Пятнадцать километров проводки. Полторы тысячи реле. 287 тонн веса. Двадцать миллионов лошадиных сил. Один человек. — Дается зажигание. — Понял вас, дается зажигание. — Предварительная ступень. — Понял. — Промежуточная. — Понял. — Полный подъем. — Поехали! Пульс Гагарина подскочил в два с половиной раза, корабль загудел и завибрировал, голос Королева утонул в помехах. Космонавт часто дышал, думая – «Ну что же?… Поехали же?!.. Ну?!!..» Лишь спустя несколько секунд он ощутил, как перегрузки плавно начали нарастать – земля к этому времени была уже далеко внизу. Очень мягкий старт. Осталось надеяться, что и дальше все пройдет столь же гладко. Хотя как на это можно рассчитывать, мчась в неизвестность…***
Пронзительный писк известил о том, что до отправления остаётся пять минут. Кира сняла стереоочки и, полуобернувшись в водительском кресле, протянула их единственному пассажиру автобуса. Режиссер, сидевший в салоне в первом ряду, принял очки из рук девушки, убрал во внутренний карман пиджака и спросил: — Ну, как? — Мне понравилось, — на симпатичном лице девушки-водителя блуждала отрешенная улыбка. — Действительно впечатляет. Погружение в ситуацию полное! И мне кажется, лицо у него один в один. — Ну, не совсем, — улыбнулся режиссер в ответ. — На самом деле он не сильно похож. Была мысль воссоздать абсолютную похожесть с помощью компьютерной графики, но в итоге мы отказались. Называйте меня ретроградом, но я уверен – даже самый совершенный захват мимики не передаст всех нюансов. — А они нужны? — простодушно поинтересовалась девушка. — Из этого отрывка мне показалось, что кино о корабле, а не о человеке. Вся эта техника… старт… это всё просто потрясает! — Да-да, — кивнул режиссер. — Это и должно потрясать. Но надеюсь, мне удалось также передать мысль, что всё это – творение рук человеческих. Смелость замыслов конструкторов. Смелость первого космонавта планеты. Вот что лично меня потрясло, когда я начал работать над этим фильмом. Пассажир устроился поудобней в обшарпанном кресле и выглянул в окно автобуса. Глухие бетонно-блочные стены автобусной станции, тускло освещаемые лишь потолочными лампами дневного света, две-три из которых мигали, пара фикусов в кадках, ряды пластиковых скамеек для ожидающих. Зал был практически пуст, если не считать уборщика, флегматично подметавшего выложенный бежевой плиткой пол. — Прямо как у нас, — покачал головой режиссер. — Даже не верится. У меня какое-то сюрреалистическое чувство – словно все это нереально. — А что вы ожидали увидеть? — пожала плечами девушка. — Люди везде одни и те же. Обстановка тоже. Романтика только в кино бывает. — Только в кино?.. Не согласен, — возразил режиссер. — Но спорить не буду. Вы сами однажды поймёте. В салоне повисла тишина. — Скажите, Кира, — прервал режиссер неловкую паузу. — А если вообще ни одного пассажира не будет, вы всё равно отправитесь в рейс? Насколько я вижу, — пассажир окинул взглядом пустой салон, — у вас тут далеко не час-пик. — Автобусы отправляются на маршрут вне зависимости от наличия пассажиров, — ответила девушка. — Все как везде. Просто на ночных рейсах мало кто ездит. Тут все-таки все поселения достаточно автономны. Вновь пропищал сигнал. Режиссер увидел в окне, как огромные внутренние створки шлюза медленно раскрылись. — Рейс 27–70, даю разрешение на отправление, — раздался из динамика голос диспетчера. — Вас поняла, — ответила Кира и её руки запорхали над приборами. Мягко заурчал двигатель, автобус чуть вздрогнул и, лязгая тяжелыми гусеницами по исцарапанному пандусу, вкатился в шлюз. Внутренние створки закрылись, табло над внешним выходом замерцало цифрами, начав обратный отсчёт. — Эксцессы в пути часто происходят? — несколько нервно поинтересовался режиссер. — Лучше бы произошел хоть один, — вздохнула девушка, наблюдая, как начинают открываться внешние створки. — Несчастный случай может произойти только одного характера – умрете от скуки. Пристегните ремень, а то тут диспетчеры лютуют. Режиссер и Кира пристегнулись (пассажир не без труда справился с пятиточечным ремнем), девушка собрала волнистые каштановые волосы в хвост, перетянула их резинкой, взялась за штурвал и направила автобус в открывшийся створ. — Часов через пять будем на месте. Наслаждайтесь Утопией.***
Вздымая широкими траками небольшие облачка красно-бурой пыли, автобус выкатился на залитую предзакатным солнцем, плоскую как стол равнину, простиравшуюся во все стороны до горизонта. Лишь позади, за куполами базы «Надежда» имелись намеки на какой-то рельеф. Рыжее марсианское небо переходило в сине-фиолетовые цвета у горизонта, над которым раскаленной каплей висело крошечное солнце, а на противоположном краю небосвода уже сверкала россыпь звезд. — На утопию не очень похоже, — скептически отозвался режиссер, который, тем не менее, жадно рассматривал открывавшийся в окне пейзаж. — Эту равнину назвали Утопией на Земле, — пояснила Кира, плавно ускоряя автобус. — С Земли весь Марс казался утопией… — Откуда столь критические настроения? — обернулся к девушке режиссер. — Можно подумать, вас сюда пинками загнали? Кто же были эти гнусные мерзавцы? — сыронизировал он. — Да нет, — мотнула головой девушка, отгоняя смурные мысли, и улыбка вновь заиграла на её губах. — Сама, конечно. Всегда была примерной комсомолкой, отличницей и далее по тексту, как говорится. В двадцать два года, когда объявили набор в универе, рвалась изо всех сил и… пробилась. Полтора года подготовки, и два с половиной года вот теперь здесь уже торчу, в режиме: два дня – автобус, три – стажировка по специальности, два – выходные. Через полгода срок выслуги должен окончиться и буду уже полноценно заниматься наукой, геоморфологией Марса. Надеюсь, к тому времени ещё останется, что открывать и изучать… — Ну конечно, останется! — успокоил режиссер. — Все мы только в начале пути. Марс велик и непознан. — Вы же впервые видите его с поверхности, — иронично приподняла бровь Кира, уверенно мча автобус по испещренному следами траков маршруту. — И уже осознали его величие? — Я всегда об этом знал, — подмигнул режиссер. — Но только сейчас осознал, насколько может бы… ой, что это?! Метрах в ста деловито и неторопливо прокладывал себе путь по пустынной долине небольшой пылевой вихрь. — Бывает, — отозвалась девушка. — Атмосфера-то тут все же есть, хоть и слабенькая, хоть и из углекислого газа. Это ж не Луна. Сейчас за бортом, кстати, тепло, — Кира кинула быстрый взгляд на приборы. — Всего минус двадцать. Если бы не низкое давление, можно было бы даже без скафандра пару минут выдержать. — До сих пор не могу поверить, — ошарашено качал головой режиссер. — Я на Марсе! Красная планета! Колонисты! Герои космоса. Все стройные, подтянутые, как на подбор. Настоящие марсиане! — Родившихся здесь пока немного. Ну а то, что стройные… Тут особо не пошикуешь в пище, как на Земле. Да и суточный цикл у нас длиннее, значит, в период земного года едим меньше вас! — хихикнула Кира. — Да-да, — кивнул режиссер. — Сутки на сорок минут длиннее, знаю. Кстати, никак не могу привыкнуть к местным наручным часам с двумя циферблатами. Как вы только живете с такой двойной ориентировкой? — Земное время тут мало кого интересует. Только Новый год, майские праздники и седьмое ноября. А так мы сами по себе. Пожелав счастливого пути, диспетчер, наконец, пропал с миниатюрного экрана на приборной доске, и Кира немедленно освободилась от ремня безопасности, поудобнее устроилась в скрипучем кресле. Недоверчиво косясь на водителя, то же самое сделал и режиссер, разгладил смявшийся костюм. Без тугого ремня путешествие сразу показалось более приятным. — Эх, вот ещё покурить бы… — неосторожно выдал тайное желание пассажир. — С самого отлета не курил, так и бросить недолго! — Сигареты есть? — Да, у меня их на таможне не отобрали, — неуверенно пробормотал режиссер. — А что, должны были?.. Вместо ответа девушка указала: — Дым выпускайте сюда. Палец показывал на воздушный фильтр, прямо под табличкой с перечеркнутой сигаретой. — А… можно? — Фильтр справится, не волнуйтесь. Только молчок, никому ни слова. Режиссер щелкнул зажигалкой и с наслаждением затянулся, потом, спохватившись, предложил сигарету девушке. — Марсиане не курят, — ответила та с загадочной улыбкой. Автобус продолжал нестись по бескрайней равнине, усеянной каким-то подобием невесть как оказавшейся здесь морской гальки.***
Медное пятнышко Фобоса торопливо проплывало по вечернему марсианскому небу, пронзая знакомые созвездия. Солнце уже скрылось за горизонтом, но треть небосклона ещё была освещена призрачным фиолетовым заревом. — Какие тут эм-м… мощные сумерки, — заметил режиссер. — Ага. И очень долгие. Тут вообще закаты и рассветы очень красивые, особенно в горных районах. Я даже хотела зарисовать их. В школе я очень неплохо рисовала. Хотела стать художницей. — Почему же не стали? — На Марсе художники не нужны. А я с детства грезила Марсом. Вот и поступила в МИИГАиК, переехав в Москву из Свердловска. — Художники всюду нужны. Если однажды мы решим иначе – пора будет передавать эстафету другой цивилизации. Более человечной. — В водителях тут потребность острее, — вздохнула девушка. — Ну а что, — подмигнул режиссер. — Хороший автобус, кстати. Совсем нет тряски. Ощущение, словно на корабле плывешь. Он был прав – характер местности наконец-то сменился, теперь автобус лихо переваливал через небольшие холмы, но подвеска гасила любые неровности поверхности. — Ну, среди советских ВАЗовские, пожалуй, да – лучшие, — согласилась девушка, вглядываясь в разрезаемую лучами фар темноту. — Почти как «форды», только те пошустрее всё-таки. — А где это вы на них ездили? — Да в рамках обмена опытом летали в НАТОвский район, в долины Маринер, там и опробовала. — Хорошо же американцы обосновались, почти вплотную к Олимпу! — с досадой крякнул режиссер. — Небось, регулярно ездят любоваться видами! — Ерунда, — махнула рукой Кира. — Во-первых, от них до вулкана расстояние всё-таки немаленькое. А во-вторых, была я там в составе экспедиции. Да, думала – более двадцати километров высотой, вот это зрелище! Так ведь он полтысячи километров в диаметре, за горизонт уходит. Стоишь на нем, на склоне, а он кажется почти плоским. Словом, далеко не Эверест. Правда, с запада есть довольно крутые обрывы семикилометровые, вот там здорово. Там… В это время автобус резко дернуло, накренило в сторону. Пассажир слетел с сиденья, Кира каким-то чудом удержалась, вывернула штурвал и выровняла машину. Замедлив ход, она обернулась в салон. — Я в порядке, я в порядке, — режиссер торопливо вскочил с пола, замахал руками. — Что такое?.. что-то серьёзное? Кира смахнула капельки пота со лба, вытерла чуть подрагивающие ладони о видавший виды, некогда белоснежный, комбинезон. — Крутой склон не заметила, — потупила девушка взор красивых карих глаз. — Заговорилась. Извините. Черт, второй раз уже тут спотыкаюсь. Месяца три назад вообще едва не перевернула машину. Не ушиблись? — Нет-нет, всё в порядке, — успокоил Киру режиссер, усаживаясь в кресло, вытирая испачканное колено. — Ну вот, хоть какое-то развлечение, а то сами жаловались на скуку. — Да уж, — пробормотала водитель, вновь разгоняя машину. — Извините ещё раз. — Всё в по-ряд-ке, — с нажимом произнес режиссер. — Правда. Не буду вас больше отвлекать расспросами. Пересмотрю-ка пару эпизодов материала, не уверен в монтаже до сих пор. Он достал стереоочки, выбрал на крошечном сенсорном дисплее нужный файл и погрузился в просмотр.***
— Открыл светофильтр «Взор». Вижу горизонт, — докладывал космонавт. — Горизонт Земли выплывает. Но звезд на небе не видно. Земная поверхность… Космонавт задумался. «Описывай все, что видишь. Все.» Установка была дана предельно четкая. Слишком четкая. Но как описать то, что он видел сейчас? И тем более как описать то, что чувствовал? Руки и ноги были невесомы, почти не ощущались. Голова слегка кружилась от прилившей крови. Невесомость. Краем сознания Гагарин замечал, что его слегка подташнивает. Ерунда. По сравнению с центрифугами и тренажерами это было ничто. Практически не замечалось. За десятки минут полета состояние невесомости стало даже привычным. А вот к пейзажу в иллюминаторе «Взор» привыкнуть было невозможно. Вот эта вот призрачная, голубая, светящаяся поверхность – весь мир?! Мир, где живут миллиарды людей? Где первые люди добывали огонь, где затем строили величественные пирамиды, создавали могучие империи, вели кровопролитные войны? Все умещается на этой маленькой планете! Политические игры и открытия ученых, детские площадки и огромные лайнеры, все радости и печали всех людей на земле, от тропиков до полюсов – всё – ВНИЗУ. ТАМ. Он – единственный, кто смотрит на все это со стороны. Единственный, кто не на планете. Единственный, кого ни при каких условиях не удастся спасти… Космонавт отогнал тревожную мысль и продолжил. — Земную поверхность видно в иллюминатор. Небо черное и по краю Земли… — «Земли… планеты с миллиардами людей… планеты, где находятся все остальные, кроме него», — по краю горизонта такой красивый голубой ореол, который темнее по удалению от Земли. Динамик ожил – подключилась очередная станция связи. — «Кедр», я «Заря-3». «Кедр», я «Заря-3». Как слышите меня, прием. — «Заря-3», я «Кедр». Вас слышу хорошо. Как меня? Прием. Объект осве… Внезапно корабль сотряс удар. Освещение отсека погасло, послышался свист стремительно уходящего в пространство воздуха. Карандаш и бортжурнал стремительно пронеслись по кабине мимо Гагарина, которого тоже рвануло из кресла, но он ремни удержали его. Все произошло в течение секунды. Теперь космонавт находился в мертвом, неторопливо вращающемся корабле. В герметично закрытом скафандре дыхание было оглушающим, пульс молотом бил в виски. Глазами, в которых едва сдерживалась паника, космонавт смотрел на десятисантиметровую дыру в корпусе корабля, прямо напротив забрала его шлема. За дырой была чернота. Абсолютная пустота космоса. Так. Собраться. Действовать по инструкции. Космонавт окинул взглядом освещенную лишь голубовато-бледным светом Земли кабину. Навигационная панель была раскурочена, обрывки проводов извивались в невесомости, словно щупальца. По отсеку плавали какие-то камешки и мелкая крошка. Микрометеорит. Что ж, по крайней мере, скафандр не задело. Будем оптимистами. Связь не работает. Приборы показаний не дают – обесточены. Питания нет. Резервный контур также неисправен. Корабль не ориентирован, маневровые двигатели не включаются. Земля… Такой близкой, такой огромной и гостеприимной она была сейчас. Такой желанной. Космонавт облизал пересохшие губы. Космический холод ещё не ощущался сквозь термослой скафандра. Гагарин пощелкал тумблерами, на всякий случай ещё раз выставил все в нужные положения. — «Заря-3», я «Кедр». Метеорит диаметром около… десяти сантиметров пробил корпус аппарата и, похоже, обесточил все контуры. Как слышно, ответьте. Нет ответа. Ещё одна попытка связи. Нет ответа. И нет надежды. Но космонавт вновь заговорил. — Товарищи… Друзья! Мне выпало высшее счастье – участвовать в величайшем открытии, первым отправиться в космическое пространство. Это огромное доверие, и огромный риск. И даже если я не вернусь обратно на нашу родную планету, я уверен – наш полет станет лишь первой ласточкой, лишь первым шагом на трудном звездном пути… Экран затемнился, по нему поползли титры. «Первый полет человека в космос, оказавшийся билетом в один конец, стал светлой, но скорбной датой в истории советской космонавтики. Гибель первого космонавта повлекла за собой целый ряд важных изменений в научных и политических кругах страны. Космическая программа Советского Союза была приостановлена на полтора года и переосмыслена. И когда, казалось, США закрепили за собой статус лидера космической отрасли, целый ряд достижений советской космонавтики стал достойным наследием памяти Юрия Алексеевича Гагарина. 1967 год – советский пилотируемый корабль «Луна-67» высаживает на Луну первых её визитеров. 1976 год – на Луне основана первая постоянная база «Октябрь» 1985 год – первая высадка советских космонавтов на Марс 1990 год – основана постоянная марсианская база «Арес» (СССР) 1993 год – советским правительством принята программа «Марс-2061» …***
Не дожидаясь окончания титров, режиссер снял стереоочки и задумался. «Наверное, слишком пафосен последний монолог. Вот ведь штука: последнее, что передала телеметрия – произошла разгерметизация корабля. Как действовал Гагарин, что говорил, и говорил ли вообще что-нибудь – никто не знает. Может, он вообще погиб мгновенно. Патетика… Но ведь она здесь нужна! В пафосе самом по себе нет ничего плохого. Кто из нас в жизни, хоть раз, хоть в мыслях, не скатывался в пафос? В обычной жизни мы не даём этому ход, не произносим вслух. Но если представить себе момент, когда это объяснимо, применимо, необходимо! — то это именно тот момент, черт побери!» — Вот я иногда думаю, — режиссер начал размышлять вслух. — А если бы Гагарин не погиб? Его гибель тормознула всю космическую программу, многих министров сняли, да и следующий генсек, поговаривают, именно на волне «Возрождения и переосмысления» пришел к власти… Ведь не будь всего этого, пройди полет нормально, все могло бы пойти по-другому. Каких бы успехов добились мы тогда сейчас? — Надеюсь, что куда больших, — отозвалась Кира. — Такое ощущение, что мы тут на Марсе катимся в застой. Да, успехи 80-90-х – настоящие подвиги, а что сейчас? — Кира, милая моя, а как же «Марс-2061»? Терраформирование Марса – что может быть глобальней! Не могу себе представить, что однажды на Марсе появится воздушная атмосфера, реки, зеленые поля, сады… А ведь это будет, убежден! — Вы сейчас говорите, как эти деятели из Политбюро, — махнула рукой Кира. — Лозунги сплошные. Вы на Марсе человек новый, от всего в восторге. А я вижу, что происходит тут. Пятнадцать тысяч колонистов на всю планету, тесные базы-поселения и скрипучие ВАЗы, мотающиеся между ними. — Кира, вы видите только плохое. Ну дайте срок! Шаг за шагом – все будет сделано! Ведь прошло всего двадцать лет с момента колонизации Марса. Да, двадцать лет назад казалось что сейчас, в 2012-м году, тут будут яблони цвести. А пока дело обстоит гораздо скромнее. Но ведь все могло быть куда хуже! Вот сейчас вы со скучающим видом ведете автобус-вездеход по привычному маршруту по Марсу. По Марсу! Уверен – из всех возможных вариантов настоящего этот – далеко не самый худший. А главное – надо приближать будущее. Всеми усилиями, всеми возможностями, на пике сил. Только так можно сделать его настоящим! — Не думала я пять лет назад, что в 2012-м буду водить автобус, — буркнула девушка. — Так это же ненадолго! Я вот, кстати, не думал, что буду режиссером. В юношестве хотел стать писателем. Быть свободным в выборе сюжетов, ограничиваться только собственной фантазией, создавать миры одним росчерком пера. А в итоге мне приходится юлить перед Госкино, воевать со сценаристами, лебезить перед зазвездившимися актерами, подгонять декораторов, общаться с непрошибаемыми администраторами… Режиссура – это все здорово, но писательство – это для души! — Так почему вы не пишите? — А я пишу, — подмигнул режиссер. — В том-то и дело. Вот как раз полгода назад моя последняя книга вышла. Небольшим тиражом, правда. — Не слышала о ней. — Да, как писатель я, наверное, реализовался куда менее успешно, — смущенно развел руками режиссер. — Но главное – я пишу! А вот почему вы не рисуете, если имеете к этому склонность? — Да как-то… рутина заела, — замялась девушка. — Не до этого. Да и страшно начинать сейчас, после большого перерыва. — А кто сказал, что будет легко? что будет безопасно? что новое дается само собой? Знали бы вы, Кира, как мне сейчас страшно затевать съемки нового фильма! — Кстати, товарищ режиссер, а почему о Марсе? — поинтересовалась девушка. — Прямо-таки столетний разброс – то космический полет 1960-х, а то – Марс 2060-х. Из прошлого в будущее. А как же настоящее, как же живущие сейчас? — А я про «сейчас» и снимаю. Мне живые и интересны. Мертвых душой и разумом во все времена хватало… Но я снимаю фильмы только о живых. Кира и режиссер переглянулись и обменялись улыбками.***
Автобус, скользя гусеницами по рыхлому грунту, перевалил через холм и… впереди засияли огни базы «Красный Луч» – основного научно-исследовательского фронтира Советского Союза на Марсе. Она была не такой крупной, как сопряженная с космопортом «Надежда», но именно она интересовала режиссера. — Зачем вы вообще прибыли на Марс? — спросила Кира. — Ведь у вас в фильме Марс будущего будет совсем другим. Все могли бы отснять на Земле. — Съемки и будут проходить на Земле. Но для того, чтобы понять, каким будет Марс в будущем, в 2061-м году, я должен понять, каков он в настоящем. Почувствовать его. Понять людей, которые здесь живут. Именно вы, Кира, определяете будущее Марса. Именно ваши надежды воплотятся в будущем. — Надежды… Ну, я надеюсь, что отыщу свой старый мольберт и кисти, которыми ещё в детстве рисовала, — улыбнулась девушка. — Точно помню, что брала их сюда. Возможно, вы и правы… А ещё надеюсь, что новая модель ВАЗовского автобуса будет поизящней! Девушка и режиссер рассмеялись. Вышел на связь диспетчер «Красного Луча». Режиссер задумчиво наблюдал за уверенными действиями Киры, выслушал её шутливую перепалку с диспетчером, понятную только для них. Автобус обогнул впадину и взял прямой курс к шлюзу. — А вы знаете, Кира, — улыбнулся режиссер. — Я введу вашего персонажа в фильм. Персонажа, списанного с вас. Пусть он будет всего лишь статистом, но я это сделаю. Вы будете в 2061-м году. — Девушка, переворачивающая автобусы? — уголками рта улыбнулась Кира. — Нет. Художница, стоящая с мольбертом на вершине холма. Кареглазая, красивая. Уверенная и талантливая. Девушка с Марса, живущая в настоящем и создающая будущее. Пожалуй, я даже сделаю это открывающим кадром! Да, точно. Режиссер начал активно жестикулировать, «на пальцах» выстраивая кадр. — Титр: «2061 год, Марс». Синее небо с легкими перистыми облачками. Поросший зеленой травой холм на берегу реки, лесок на горизонте. Ветерок гонит рябь по воде и колышет траву волнами… — К 2061-му году терраформация вряд ли добьется таких успехов, — возразила девушка. — …Затем картинка застывает, — режиссер словно не услышал Киру. — Камера отплывает назад, и видно, что это лишь реалистичный рисунок. Почти дорисованная картина на мольберте. Камера продолжает отплывать назад. Мольберт стоит на песчаном холме, внутри огромного климатического купола. Поверхность ещё голая и безжизненная. Но на холме стоит девушка в теплом комбинезоне и в респираторе, с кистью и палитрой. Она рисует. Марсианка, рисующая зеленый Марс.***
Пока это только начало, я ещё молод и не собираюсь складывать крылья. Ведь неспроста Дмитрий Павлович Марьянов, впервые, как орел своего птенца, поднявший меня в небо, говорил:— Крылья растут от летания.Ю.А.Гагарин, «Дорога в космос»
***
15-17 января 2012, специально для конкурса «СССР-2061»
Криворуков Лука 088: Царство Цереры
Привет! Недавно мне на почту пришло странное письмо с неизвестного адреса. Вопреки, своей привычке отправлять в корзину все подозрительные письма, на этот раз я не стал удалять его и все же прочел. Ни как не могу понять, кому же было не лень писать подобный бред, ради такой глупой шутки? Но признаюсь, было забавно почитать его. X-Account-Key: account 13 Date: Wed, 18 Jan 2084 04:38:13 +0000 Message-Id:20611801043813@teleporttime.info Content-Type: text/plain; charset=koi8-r Content-Transfer-Encoding: 8bit Precedence: list Return-Path: To: luka17@mail.com Здравствуй, Лука! Это не спам, и не «письмо счастья». Это письмо, написал ты, но через много-много лет. Никогда не думал, что буду писать подобную ерунду, но что делать – за моей спиной сейчас находится человек, который испепеляя взглядом мой затылок, следит, что бы я не отлынивал. Думая о чем рассказать, я решил, что напишу о переломном моменте нашей с тобой жизни. О 2061-ом годе. Именно в этот год, жизнь далеко уже не молодого человека, у которого давно выросли дети, внуки, и даже появились правнуки, снова наполнилась смыслом. Этим письмом, я хочу попытаться уберечь тебя от одной ошибки совершенной в тот год. Впрочем, все по порядку… Судьба застала меня утром двадцать девятого марта две тысячи шестьдесят первого года за завтраком. Раздался звонок – обычно, так рано ко мне в гости ни кто не заходил, и потому немного удивившись, я пошел открывать дверь. На просторной лестничной площадке, стояли мужчина и женщина. — Здравствуй, Лука! — сказал мужчина. На вид ему было около шестидесяти. Загорелое лицо, аккуратно подстриженная, черная с проседью бородка, несколько глубоких морщин на лбу. Лицо приятное, располагающее к доверию. Одет он был в рубашку «гавайку», светлые, просторные шорты по колено, и шлепанцы. Далее, знакомство продолжила женщина: — Меня зовут Кристина. А это Женя – сказала она, указывая на своего спутника. Кристине, я дал бы лет двадцать восемь – тридцать. Смуглая кожа, чувственные губы, большие серые глаза, тонкий прямой носик. Одета она была в элегантное вечернее платье, на ножках поблескивали черные лакированные туфельки, а на плече висела маленькая сумочка. Мне показалось, что она чем-то смущенна. — Мы из Комитета Индивидуального Благополучия Гражданина и Гармоничного Развития Общества. Можно войти? — Да, да! Конечно, входите! Обрадовавшись, я отскочил от дверного проема и жестом пригласил гостей войти внутрь. «Комитет» – не дружелюбно как-то звучит, да? Ты наверно думаешь, и чего я так обрадовался? Знаешь, и в наше время не очень-то любят всякие комитеты, так как их работники, обычно приходят в гости только с дурными вестями. Но этот комитет – особенный! В народе его даже прозвали «комитетом счастья», и на такую любовь к нему есть причины. Эта организация занимается тем, что ищет для людей подходящее им, и полезное для общества занятие. Ты спросишь «чем же она отличается от биржи труда»? Биржи труда существуют, и по сей день, но они просто подбирают работников, для работы. В то время как методы и цели «КИБГГРО» абсолютно иные. Комитет подбирает не работника для работы или наоборот, а Человека для Дела, и Дело для Человека. С каждым кандидатом работа ведется индивидуально. Не нужно ни куда ходить, или отправлять какие-либо запросы. Комитет сам ищет тех, кому он может помочь. То есть – ты живешь своей жизнью, трудишься, обзаводишься семьей, страдаешь и радуешься, но если получается так, что работники комитета замечают тебя и исследуя выявляют, что ты, возможно, находишься не совсем на своем месте, и другая жизнь принесет тебе больше радости, а обществу пользы, то они начинают свою работу. Изучая досконально человека, его привычки, страхи и симпатии, приобретенные и врожденные стремления, его умственные, психические и физические возможности, а главное – выделяя истинную мечту человека (а не приобретенный от социума стремленческий хлам), комитет подбирает для него подходящее занятие, и делает приглашение. Ну, а принять его, или отказаться это уже дело кандидата. В 2061 году, комитет только начинал «набирать обороты». Процент получившего помощь населения не доходил и до единицы, а работа с одним человеком могла занимать от нескольких недель, до нескольких лет. Сейчас же «КИБГГРО» оказывает помощь примерно половине населения СССР на Земле, и около семидесяти процентов населения внеземных поселений. Но речь не о нынешнем времени, а о 2061 годе, времени, когда получить помощь от «КИБГГРО» означало примерно, то же самое, что и выиграть в лотерею. Я усадил гостей на диван и предложил им позавтракать со мной. Они отказались, но согласились на чай. Пока я колдовал на кухне над напитком и выбирал, какие сладости подать к нему, гости о чем-то не громко спорили в комнате. Когда я вернулся и поставил поднос с полными чашками и тарелочкой сушеных фруктов на кофейный столик, они замолкли. Кристина слегка покраснела. Подняв глаза, ко мне обратился Женя: — Лука, извини нас… Вернее меня. Тут такое дело… В общем, Кристина – моя жена, и я немного подшутил над ней. Это наше первое посещение кандидата, и она не знала, как одеться. Я настаивал на простой одежде, она же считала, что мы должны выглядеть более представительно. Не в силах ее переубедить, я одел свой вечерний костюм, но сразу же после того как позвонил в твою дверь, переоделся вот в это – Женя указал руками на свою пеструю рубашку и шорты. — Теперь она волнуется, что выглядела неуклюже в своем наряде. Можно Кристина переоденется во что-то более удобное? Пока Женя говорил, его жена, опустив глаза молча, слушала. Теперь мне стала ясна причина ее смущения, и я еле сдержал улыбку, представив, как достанется мужу-шутнику дома. — Да, да! Конечно! Можете переодеться прямо здесь – сказал, я. — Спасибо – ответила она, и встав начала переодеваться. Сначала, Кристина достала из сумочки КПК и нажала на нем какие-то кнопки. Потом, наниты, из которых состояло ее платье, собрались в спортивные штаны и майку. Туфли превратились в кеды, а сумочка в заплечный рюкзак. Выглядело это так, как будто одежда вдруг стала жидкой и прямо по телу перетекла из одной формы в другую. Вся процедура заняла не больше двух секунд. Наконец, расположившись на диване, гости взяли кружки с горячим напитком в руки, а я пододвинул кресло и сел напротив них. Кристина попробовала чай, и растянув губы в профессиональной улыбке, заговорила: — Не смотря, на то, что мой муж дурак, — услышав это, Женя с ухмылкой откинулся на спинку дивана – мы работаем в серьезном государственном учреждении. Ты слышал о том, чем занимается «КИБГГРО»? Я изложил вкратце им то, что слышал о них. — В общем, все верно. Как, ты уже догадался, мы решили сделать тебя кандидатом. Но перед тем, как я озвучу наше предложение, я хочу задать тебе один вопрос. В 2012 году, ты написал фантастический рассказ под названием «Царство Цереры». В нем описывалось освоение человечеством солнечной системы. Помнишь его? От волнения у меня дико забилось сердце. Я помнил этот рассказ. Сорок девять лет прошло, но я отлично помнил его! Конечно она была права (не зря же они, в этом комитете свой хлеб едят), тогда я описал свою мечту – интересную, полную трудностей и приключений жизнь на огромной космической стройке. Я кивнул головой. — Честно признаться, именно из-за этого рассказа мы и решили изучить тебя. Может, мы не правы, но нам показалось, что через него ты выразил свою мечту. Ты хотел бы участвовать в работе, подобной той, что была описана в «Царстве Цереры»? — Кристина замолчала. Я ни чего не смог ответить. Я просто сидел, и пытался понять, сон это, или явь. — И так… на астероидном поясе есть дело для тебя – заговорил Женя – Ты являешься специалистом в области строительства сложных объектов с большим стажем работы. Ты не боишься трудностей и «грязной работы». Твой опыт и моральные качества могут пригодиться на стройке червоточных врат, и мы предлагаем тебе должность инженера-космоустрителя. Сама работа будет вестись вахтами на астероидном поясе между Марсом и Юпитером. Тебе будет предоставлено постоянное жилье на Марсе, полный социальный пакет и очень хорошая зарплата. Я думаю, ты понимаешь, что на эту работу хотели бы попасть многие, но наш комитет считает, что именно ты должен ее получить. И если ты решишься, то так и будет. Но так же, я надеюсь, ты отдаешь себе отчет в том, что приняв это предложение, ты мало того, что лишишься комфорта, который может предоставить тебе жизнь на Земле, но и пребывая на вахте, ты будешь работать в экстремальных, часто, опасных для жизни, условиях. Повисла тишина. Через несколько секунд, гости, молча, встали и направились к выходу. Я же, еле держась на ногах, поплелся за ними. — Ждем твоего ответа, — Женя открыл дверь, пропустил вперед Кристину, вышел на лестничную площадку, и обернувшись в пол оборота ко мне, произнес – Да… по странному совпадению, основной узел строительства червоточных врат (где тебе и предоставляется возможность работать) находится на Церере – карликовой планете в астероидном поясе. Вылет через две недели. Удачи, Лука! Дверь закрылась. Пришел в себя я, только на следующий день. Сразу после обеда, позвонив по голофону в «КИБГГРО», я сообщил о своем согласии. В ответ, мне дали кое-какие инструкции, и поздравили. В следующие две недели время текло издевательски медленно. Я увольнялся, передавал дела на уже бывшей, работе, улаживал некоторые финансовые вопросы, оформлял документы для полета, навещал друзей и родственников, сообщая о том, что покидаю Землю. Но все это время, я был как во сне. В голове мелькала только одна мысль: «ну когда, уже я окажусь на Церере»? Еще, за эти две недели, я осознал кое-что. Размышляя о том, почему же я так легко согласился на эту работу, я понял, что действительно всегда мечтал о ней. Еще в детстве, после просмотра какого-нибудь фантастического фильма о космосе, я любил представить себя храбрым космическим путешественником. Я всегда любил звезды. Они манили меня. Но почему же, тогда я не стремился полететь к ним? Разве у меня не было возможности самому попасть на строительство врат? Была! Я действительно хороший специалист! Пусть и в земном строительстве, но с моим опытом переквалифицироваться в космострой, можно было за полгода, а то, и меньше. Да, пришлось бы потрудиться, что бы именно мне досталась эта должность, но это было реально! Почему же я не шел к своей мечте? Сначала, это было невозможно, ведь в космос попадали только избранные, ну а потом… Работа, семья, дела. В то время как человечество бросало все новые вызовы своей природе и космосу, моя жизнь становилась стабильной и устойчивой. Пытаться изменить ее, подразумевало начать новый путь, в то время как не один год жизни, был уже пройден по старому, пусть и не ведущему к мечте но, зато гладкому и накатанному. Я менял семьи (дважды женился, дважды разводился), менял работы и специальности, а тем временем космос становился все ближе и доступнее. Вот уже и я, омолодив и излечив свое тело с помощью нанитов, стал подходящим кандидатом для полета, но новая работа на земле не позволяла мне даже подумать о звездах. И я окончательно забыл о своей мечте. Как крот я врылся в свои мелкие каждодневные дела, спрятавшись под тоннами забот от неба. Вечер перед вылетом, я провел на крыше. Лежа на шезлонге, я пил кофе, курил сигару и смотрел на звезды. Так я прощался с миром бессмысленных для меня дел. Утром я вызвал такси и поехал в космопорт. Не смотря на то, что начинался второй день рабочей недели, на дорогах было довольно просторно. Робомобиль мог ехать быстрее, но заказывая маршрут, я выбрал «туристический режим», и такси не спеша везло меня через живописные места города. Я знал, что увижу этот мир огромных голоэкранов, непрекращающихся строек и застывшей во всем вокруг, силе человеческой мысли – еще не скоро, и потому хотел насладиться его видом перед отлетом. В здании космодрома меня уже ждали Женя и Кристина. — Добрый день, Лука! — широко улыбаясь, Женя пожал мне руку. — Поздравляю с новой жизнью! — Кристина, протянула мне билет на корабль. — Спасибо! А я поздравляю тебя с днем рождения! — поцеловав ее в щеку, произнес я. — Ого! Ты не поленился посмотреть информацию обо мне в «базе»! Спасибо большое, за поздравление. — Извини, что без подарка. — Помочь тебе, это лучший подарок на мое шестидесятилетие – сказала она улыбаясь. Да, ей исполнилось шестьдесят. Я дал ей около тридцати лет при нашем знакомстве, но оказалось, что я ошибся. Она так выглядела благодаря процедуре омоложения, пройденной за пять лет до нашей встречи. Так же, я знал, что Женя не хочет проходить подобные процедуры, считая это противоестественным. Еще я знал, что женились они двадцать девять лет назад и счастливы в браке. Стали работать в «КИБГРО» они полгода назад, до этого он был художником, а она историком. Ну а сегодняшним утром, она ела тосты, а он овсянку. Все это я нашел в «базе». Ах да, ты же ни чего еще не знаешь о «базе». Думаю, стоит рассказать о ней. В СССР существует виртуальная база данных на АБСОЛЮТНО КАЖДОГО его гражданина. В этой базе содержится практически вся информация о человеке. Видеозаписи наблюдения, аудиозаписи разговоров, записи эмоциональных всплесков, полные биометрические данные, данные из различных учреждений. Следящие устройства находятся абсолютно везде. Мало того, они вживлены и в наши тела. Они отслеживают не только наши разговоры, но и наши реакции и химические процессы организма. Они знают, когда мы лжем. Они знают, когда мы боимся. От них невозможно скрыться, или что-либо утаить. Вся информация с них, беспрерывно поступает в общую базу, и просмотреть ее может ЛЮБОЙ гражданин СССР (ею, кстати, пользуется также и «КИБГГРО» при изучении кандидатов). Редактировать же, или удалять содержимое базы, не имеет право ни кто, и ни что. Я понимаю, ты находишься в 2012 году, и для тебя это совершенно дико, что бы какой-то незнакомый человек имел доступ к данным о твоих болезнях и финансах. Или, кто угодно мог бы посмотреть видео, на котором ты, принимая душ, поешь песню группы ХэндэХох. Я помню это ревностное отношение к личной жизни, эти попытки скрыть что-то (якобы) неподобающее, ведь ты – это я в прошлом. Но посмотри на это с другой стороны. Тотальное отслеживание граждан и полный доступ к информации о нас, создали такое общество, где каждый является тем, что он из себя представляет. Благодаря чему, моральные качества людей сильно изменились в сравнении с концом двадцатого, началом двадцать первого века. Не имея возможности выбирать, какую информацию о себе давать в общий доступ, мы не смогли и дальше ваять из себя какие-то нелепые, кумироподобные фигуры. Для всех мы стали такими, какие мы есть. Но так же, мы увидели и других в их истинном виде. И со временем, нам пришлось перестать претворяться, что мы лучше чем есть, и начать становиться таковыми. Если нам задавали вопросы, то мы вынуждены были отвечать честно. Если мы совершали преступление, то мы вынуждены были идти с повинной (кстати, благодаря соблюдению законов подавляющим числом населения, и сами законы стали более разумными). Если мы хотели казаться умными, или красивыми, то мы должны были ими быть. Общество стало честным, что принесло ему колоссальное духовное оздоровление. Так же изменились и представления о том, что нормально, а что нет. Наконец, став честными с собой, мы стали видеть, что на самом деле представляет из себя природа человека, и перестали ее скрывать. Вместо этого, мы начали развивать те качества, которые хотели бы видеть в себе. Мы стали лучше понимать друг друга, мы стали ближе и сплоченнее. Я даже сказал бы, что нация, наконец превратилась в одно целое подобно клеткам отбросившим свои эгоистичные инстинкты и объединившимся в единый организм. Так же данная система дала отличный инструмент для выбора подходящих управленцев на всех ступенях организации, как труда, так и государства. Теперь мы точно уверены, что народ, действительно заслуживает своего правителя. Конечно, эта система не сразу прижилась в обществе, и было множество попыток избавиться от нее. Не смотря на то, что переход происходил постепенно (сначала с помощью добровольного занесения личных данных в социальные сети, а позже через – опять же добровольное – внедрение в тело человека следящих устройств), общество долгое время не могло выкинуть те маски, которые носило веками, скрывая свои истинные лица. Но дело было не только в нежелании обычных людей принимать новое устройство их мира. Эта система была крайне не выгодна «нечистым на руку» правителям, и эксплуататорам. Они, прикрываясь моральными принципами и прочим псевдогуманизмом, всячески защищали свои «шкурные» интересы, и звериную сущность. Но система выстояла. И родила воистину социалистическое государство, и совершенно новое, просвещенное общество. Общество людей свободных от страхов перед стереотипами и иллюзиями. Но вернемся к моей истории. Попрощавшись с Кристиной, я прошел в посадочный коридор. В салоне корабля было приятно прохладно. Расположившись в мягкое кресло, я почти сразу заснул, а очнулся уже на орбите. — Мы здесь будем висеть еще минут двадцать. — сказал мне странный парень сидящий справа, — Ну, пока, не откроются врата наМарс… Артур – представился он, протянув мне руку. — Лука – ответил я и невольно посмотрел на его гладко выбритую голову, венчавшуюся мигающей макушкой. Свет разными цветами исходил прямо от кожи. — Ну чего так уставился, папаша? — сказал парень, смотря, как я таращусь на его маковку. — А это не больно? — «сморозил» я. После небольшой паузы он заливисто засмеялся, а я глупо улыбнулся. Оказалось, что Артур свободный художник, принадлежавший к неформальному молодежному движению людей именующих себя «люции». Своими светящимися головами, они выражали протест против бездуховности современного человека. Но, честно говоря, я не очень понял их идей и целей. — Вот смотри: СССР – Союз Свободных и Социально Равных. А правда ли мы так свободны? — объяснял мне Артур в уютном кафе на территории космодрома. Там мы разговаривали и пили тонизирующие напитки, отдыхая от прохода через червоточные врата и посадки на Марс – Государство это же машина порабощения! Какая может быть свобода, когда мы постоянно следим друг за другом? Вспомни, как жили наши предки! Каждый занимался своим делом, и не смотрел, чем занимается сосед! Да – были убийства и прочее насилие, но это только из-за того, что исполнительная власть не умела работать. Но зато, мы были свободны! Мы были сильнее, потому, как нам приходилось каждый день учиться новым способам выживания. А сейчас что? СССР – превратившись в стадо слабых, не знающих о том, что такое настоящая жизнь, баранов – отгородил себя от остального земного шара. А одураченные блеском «заботы» нашего государства о своих гражданах страны, постепенно вступают в его состав. Люди ищут лучшей жизни, и оболваненные, предают идеалы своих свободолюбивых предков! К тому же, все просто боятся перечить СССР, ведь у нас самая большая, и «вооруженная до зубов» армия. Конечно, страны будут вливаться в наш состав, хотя бы из-за угрозы принудительного присоединения… — Артур, но СССР даже военных действий, ни каких не ведет. У нас, вся внешняя политика, это практически полная изоляция от других стран. Какие угрозы? Они там воюют и делят все что ни попадя между собой, а СССР в стороне находится, и не лезет в их распри – и так забот хватает. Такие, как их лидеры, у нас в кибер-камерах виртуальные воины ведут друг с другом, да в клиниках лечатся, а там – народы мучают. Вот и люди, ищущие спокойной жизни, уходят под крыло, мало того, что могучего, но еще и стабильного государства. — Ну вот, ты сам говоришь, что они там воюют, а СССР в стороне стоит. А как же гуманизм? Как же помощь страдающим народам? — не унимался мой оппонент и продолжал «гнуть свою линию». Позже, выяснилось, что Артур, тоже отправляется работать на Цереру. На стройке он решил испытать себя. Посмотреть, на что он способен, и за одно почерпнуть вдохновения для своих «гениальных идей». Он оказался интересным парнем – много говорил, рассуждал о правильном обустройстве общества и человека, рисовал странные картины, писал стихи, изобретал какие-то малопонятные мне (да и остальным) штуки. Мне он понравился. Он напомнил мне себя в его возрасте. Мы сдружились, и наши споры на различные темы, вновь и вновь разгораются и по сей день. Жилье, предоставленное мне на Марсе, оказалось небольшим одноэтажным домом. Стоял он на покрытой невысокой травой поляне, находящейся среди зарослей тропических растений. Марс уже давно не был «красной планетой» – примерно двадцать процентов его поверхности занимали атмоформирующие купола, внутри которых, было настоящее зеленое царство. Огромные оранжереи разрастались на тысячи километров и постоянно увеличивали свою площадь. Среди этих зарослей были проложены дороги, сооружены дома, построены заводы и социальные объекты. За два дня проведенных на Марсе, я успел кое-как обустроиться в этом постоянно растущем зеленом мире. Побродив по улочкам, познакомившись с местными жителями, послушав вечернее пение цикад, я понял, что мне будет приятно сюда возвращаться, после трудной работы. К тому же, я здесь познакомился с одной весьма интересной барышней, и возращение сюда обещало быть даже больше, чем просто приятным… Ну а потом, настало время лететь на Цереру – заступать на двухмесячную вахту. — А она и вправду блондинка – произнес Артур глядя на ледяную поверхность Цереры. — Что? — не поняв, что он имеет в виду, переспросил я. — Тот, кто мотыгой дробит нерадивые глыбы, кто выйдет В поле с плетеной своей бороной, тот пашне помощник. Он с олимпийских высот белокурой замечен Церерой – на распев прочитал он в ответ – Это Вергилий, «Георгики» – поэма возделывающим почву. Я улыбнулся, подумав, что Церера, наконец, заметила и меня. *** Уже много лет я работаю здесь. За это время мы не только построили червоточные врата на Юпитер, но и обустроили для нужд человечества значительную часть и самого астероидного пояса. Мы пережили много трудностей, и выполнили множество тяжелых задач. Пару раз, я даже был на волосок от гибели. Но мне тут, чертовски нравится! Тут, в отличие от комфортных условий Земли, я чувствую, как в моих жилах течет настоящая жизнь. Артур по-прежнему работает здесь. Постоянно что-то изобретает и выдумывает. Он стал местной достопримечательностью – его бредовые идеи привлекают космических туристов, желающих познакомиться с «великим изобретателем бесполезных вещей», как он называет себя в последнее время. Он часто делится со мной своими «революционными» идеями и изобретениями. И вот сегодня, зайдя ко мне, он опять приволок какую-то штуковину. На этот раз, он заявил, что это машина времени, способная отправлять в прошлое цифровой код. Ну, я конечно «поверил» ему, он же «великий изобретатель», и согласился воспользоваться его чудо устройством, отправив письмо в прошлое. Я решил написать тебе. Да и адрес этой почты – единственный сохранившийся у меня. Понятия не имею, как мы узнаем, дошло до тебя письмо или, нет (думаю и Артур упустил этот момент – это на него похоже), но, тем не менее, — как я и обещал в начале письма – хочу уберечь тебя от одной опасности, поджидающей в будущем. Когда, приняв предложение от «КИБГГРО» работать на Церере, ты, сев в космический корабль, полетишь на Марс, то проснувшись на орбите земли, увидишь рядом с собой странного человека. Он скажет: «мы здесь будем висеть еще минут двадцать», но, ты, не отвечай. И не разговаривай с ним ни под каким предлогом, иначе следующие годы он будет доставать тебя своими бредовыми идеями, и в один прекрасный день заставит написать это письмо. Вот, наверное, и все о чем я хотел рассказать. Хотя нет. Добавлю еще кое-что… Каждый раз, летя с Цереры на Марс, не смотря на то, что я возвращаюсь к любимой женщине и ребенку, я чувствую что-то вроде тоски. Я полюбил эту маленькую планету. Полюбил ее ледяные долины. Полюбил ее не простой нрав и людей, работающих здесь со мной. Я знаю, что это мой дом, и тут я останусь до конца своей жизни. Возможно, я погибну здесь – задохнусь из-за разгерметизации скафандра, замерзну во льдах, не добравшись с данными разведки до наших корпусов, буду убит метеоритом во время обхода инженерных строений, или смерть найдет меня в каком-то другом обличии, но я буду счастлив – я нашел свое место. 2061 год – это год, изменивший мою жизнь, и словно нашкодившего щенка, подтянувший меня за шкирку и ткнувший носом в неосуществленную мечту. Но именно в 2012-ом ты смог ее выразить, а спустя сорок девять лет, она была замечена и наконец, перешла в статус «сбывшаяся». Что бы ни случилось – делай, то, что должно, и Церера обратит на тебя свой взор. Сей зерна, не смотря на состав почвы – песок или глина, чернозем или цельный известняк – где-нибудь обязательно взойдет тот самый росток, ради которого ты здесь и находишься. Удачи, Лука! Когда-нибудь Церера заметит тебя!Агниев Кристиан 089: Дитя Марса
Корпус корабля сотрясала мелкая дрожь. Со стороны правой палубы раздался протяжный скрежет, и гидравлические домкраты намертво защёлкнули штифты на обшивке судна. Несколько секунд тишины, затем заработала лента, буксирующая корабль к ангару, в сторону от посадочной площадки. «Выход 4Д, — раздался долгожданный женский голос из динамика, — Уважаемые пассажиры, космическое судно совершило успешную посадку на космодроме Энио-3 на планете Марс. Марсианские сутки составляют 24 часа 38 минут, годовое обращение – 687 дней, ускорение свободного падения – 0,378g. Местное время – 16 часов 36 минут. Убедительная просьба не покидать пределы купола самостоятельно без сопровождения. По всем вопросам вы можете обратиться к информационному терминалу или любому работнику в зале прибытия. Информируем вас о том, что ремни безопасности не позволят вам вставать с кресел до прибытия корабля в стояночный ангар. На выходе с космического судна каждому будет выдан мобильный дисплей и стандартный колониальный костюм. Благодарим за внимание, желаем продуктивной и приятной работы». Слушая в половину внимания, я задумчиво растирал ноющую шею. В космические полеты допускали лишь физически здоровых людей, прошедших специальную подготовку перед полетом. Такая подготовка занимала не один месяц. Перед своим назначением в исследовательский марсианский центр, мне это казалось нелепым, но теперь я мысленно благодарил дальновидных медиков, не выдающих разрешение на полет никому до получения сертификата о прохождении курса тренировок. Сейчас, в окно противостояния Земли и Марса, десятки кораблей с грузами и людьми устремились навстречу друг к другу. Благодаря космическим станциям, имеющим промежуточную орбиту, явление противостояния стало не столь значимым, как на заре колонизации. Но и сегодня упускать подобную возможность было нецелесообразно. Многомесячный полет в невесомости становился настоящим испытанием даже для физически крепких и психически устойчивых людей. Наконец зажглись зеленые огни на информационном дисплее, и посадочные ремни безопасности звонко отстегнулись от груди. Стремительно шурша, словно гигантские змеи, они скрылись под корабельными креслами. Люди осторожно вставали, наслаждаясь гравитацией, забытой в процессе долгого полёта. Ежедневные тренировки мышечной системы в пути не позволяли атрофироваться мускулам ног, но большинство пассажиров поднимались с трудом, а иные вовсе тяжело оседали назад в кресла, не в силах встать. Чувство равновесия и ощущения тела в пространстве требовало нового привыкания в условиях гравитации планет. — Евгений, надеюсь, свидимся, — Улыбнулся мужчина, встающий с соседнего ряда, — Спасибо за игру. Когда-нибудь всё же смогу тебя победить. Я рассмеялся. Седовласый специалист по зерновым за весь полёт так и не смог победить меня в шахматы. — Меня подберет пилот. До встречи, удачи с гречихой. Многомесячные космические перелёты сближают людей. Вероятно, благодаря кропотливой выборке психологических типажей, за время путешествия не возникло ни одного серьёзного конфликта на борту корабля. Но было и другое объяснение: пассажиры испытывали невообразимое одиночество, день за днём наблюдая в иллюминатор лишь холодные и чуждые звёзды на тёмной вуали космического мрака. Холод космоса объединял людей, заставляя их преодолевать бездну мелочных личных различий. Каждый, встретившийся с космической мглой лицом к лицу, уже никогда не возвращался прежним. Люди, сблизившиеся за время полёта, прощались на выходе из корабля, покидая космическое судно группами по пять-семь человек. Слабая гравитация Марса позволяла пропускать восстановительный этап привыкания, проводившийся в обязательном порядке по прибытии на Землю. Здание космопорта по земным меркам выглядело карликовым: зал ожидания, составляющий в радиусе всего несколько сот метров, восемь крытых ангаров и два внешних прохода к стартовым площадкам. Я взял колониальный костюм, информационный планшет и сделал шаг на эскалатор. Ощущая слабость в ногах, я крепко держался за композитные поручни, испускающие слабое тепло. Информационный пульт, располагавшийся у нижних ступеней подвижного трапа, указывал пути к железнодорожным посадочным станциям. Две дороги вели в город-сад, ещё несколько – в исследовательские научные центры. Для всех прочих пунктов назначения использовались воздушные суда – марсианские флаеры. — Запрос информации. ИХвальский Андреймя: Евгений Самир Горов. Экзогеолог. Личный номер: 1286-7П. — Добро пожаловать на Марс, Евгений Горов. Ваш пилот – Анастасия Тэя Каннон. Посадочная площадка 6-A. Ожидайте в зале прибытия, флаер зарегистрирован, приземлился двадцать минут назад. Указав место доставки багажа и переодевшись в теплый облегающий костюм колониального типа, я устроился в мягком кресле у окна, выходящем на стоянку флаеров. Над дорожкой, проложенной поверх отопительных установок, клубился водяной пар. Поднимаясь достаточно высоко, клубы пара быстро охлаждались и осыпались ледяными иглами на ржавый песок по обе стороны дорожки. Пейзаж выглядел пустынным и крайне недружелюбным. Чувствовалась сильная усталость, словно во сне мысли тянулись медленно и вяло. Сонно наблюдая за тем, как снаружи взмывает белоснежный флаер, разбрасывая ледяные снежинки во все стороны, я внимательно прислушивался к своему организму. Существует особый рубеж, на пороге которого тело решает: заболеть ему или выздороветь. Сейчас я чувствовал, что акклиматизация пройдёт без последствий, хоть и потребует определённого времени. Поднявшись на ноги, я потянулся. Сустав в плече предательски хрустнул, заставив меня сморщиться от боли и повернуть голову в сторону противоположной стены купола. Лишь теперь я заметил, что с внешней стороны поликарбонатного стекла находится человек. Прижавшись спиной к металлической колонне, стояла молодая девушка, одетая в светящийся тонкий сарафан. Руки и ноги незнакомки казались полностью свободными от одежды, а лицо скрывала падающая мягкая тень со стороны атмосферного шлюза. Не рассчитывая на ответ, я постучал по стеклу. К моему удивлению, девушка легко развернулась на рыхлом песке лицом к прозрачному куполу и несколько раз стукнула в ответ. Её глаза скрывали защитные очки, а переносицу обхватывало пластичное дыхательное устройство. Жестом указав, что собирается войти внутрь, девушка скрылась за восходящими потоками пара, и вскоре послышался свист выравнивания давления в атмосферном шлюзе. Двери распахнулись и девушка подлетела ко мне, на ходу снимая очки и демонстрируя ровные ряды мелких белых зубов. — Евгений Ваше имя? Зовут меня Анастасией. Тея Каннон, учитель классов младших. Пилот Ваш на сегодня. — Рад знакомству, Анастасия. Вы оделись не по погоде, я нахожу. Девушка рассмеялась и прихватила волосы на макушке полимерной заколкой. — Мы, дети Марса, потомки первых колонистов. Удивляем часто вновь сюда прибывших. Вы со временем поймете. — Анастасия, Вы говорите верлибром, стихом свободным, — Я испытующе взглянул на девушку, мягко ступающую рядом в направлении атмосферного шлюза, — Почему? — Не тайна это. Я, как часть эксперимента, учу детей стихами мыслить. Мозг работает иначе, когда слов порядок измененный в речи. Недостаточно одну лишь часть алмаза шлифовать, бриллиант так не получишь, — Анастасия задумалась на секунду и добавила, — Быть может, это выглядит и странно. Я кивнул как-то боком и усмехнулся, поймав на себе взгляд полный сарказма за миг до того, как защитные очки скрыли её серые загадочные глаза. — Непривычно холодно для Вас на Марсе. Оденьте шлем: вот этот. За дорожку пара, где давление близко к Земному, не ходите – может быть опасно. — А Вы ходили, и не замерзли? Сколько там десятых атмосфер? — Есть места, где достаточно вполне. Но в одиночку – даже не пытайтесь повторить, — Анастасия опустила рубильник, открыв дверцу воздушного шлюза. Горячие струи пара в доли секунд опутали нас с головы до ног. Идя по дорожке я с ужасом наблюдал, как хрупкое тело Анастасии заволокло горячими клубами водяных испарений. Словно не замечая их, она продолжала идти к стоянке флаеров весело пританцовывая, словно беспечный ребёнок. Мы подошли к марсианскому воздушному судну, и дверца шлюза уехала вверх, приглашая нас войти. Анастасия вскочила на короткий трап и указала мне кресло второго пилота. Внутри флаера царил сумрак. Этот тип воздушных судов разрабатывался специально для передвижения в условиях низкой гравитации при сильно разряженной атмосфере. На Земле даже модификации подобных судов практически не использовались. Анастасия задраила люк и сказала, что шлем можно снять. Положив руки на экран управления, она завела двигатель. Послышался протяжный свист раскрутившихся вентиляторов, перемежающийся глухими ударами гидравлических поршней. Флаер взвился в воздух и взял курс на юго-восток, в сторону Лабиринта ночи, немного западнее долины Марринера. Анастасия включила передатчик, замигавший зелеными огнями внешней связи с Центром. — Регистрационный номер 18/4-ЗВ, пункт назначения – геологический центр Арес-8 в квадрате 74. — Воздушная трасса 14-П, доброго пути. — Перехожу на автоматическое управление. До скорой встречи. Загорелся дисплей автоматического управления, флаер покачнулся и начал медленно набирать скорость. Фиолетовое солнце догорало на горизонте, лениво опускаясь за ржавые дюны. По левому борту дул сильный ветер, поднимая в воздух тысячи песчинок пыли, а над этой рыжей пеленой, словно дикие птицы, кружилось несколько флаеров. Пейзаж мертвой и пока ещё пустынной планеты, на которую посмела ступить нога хрупкого человека, вызывал тяжёлое ощущение на сердце. — Увидеть здесь леса не сможем с Вами мы, — Анастасия внимательно вглядывалась в моё лицо из полутени, — и в реках искупаться не дано нам будет. Век человека короток, а век мечты – не беспределен разве? — Людям надо где-то жить. Полагаю, что любой, сажающий семя дерева, не дождётся плодов с его ветвей. Он делает это для будущих поколений. — Но в том ли дело? — Она выехала из тени и бросила мечтательный взгляд на садящееся бледно-фиолетовое солнце, — Не знала мира я иного, чем мир барханов Марса. Жить под сводом куполов – так тяжело, и каждый здесь рожденный человек стремится их покинуть. Разбить стекло, увидеть небо, почувствовать росу. Я почти её понимал. Она говорила без доли поэтичности, как это делали невоздержанные поэты Земли во все времена. Нет, для неё это не было абстракцией, но самой настоящей объективностью, ежедневной реальностью. Если и присутствовало в ней что-то от поэзии, то лишь потому, что всю свою жизнь она превратила в поэзию о будущем и в страсть по настоящему. — Меняются тут люди, — продолжала Анастасия, задумчиво сжимая в руках информационный планшет и вглядываясь в простирающуюся под нами мертвую долину, — Все то, что на Земле тревожит вас – здесь видится таким ничтожным, мелким и абсурдным. Союз, Америка, Китай – все базы здесь международные, мы люди все, сыны и дочери Вселенной. Различия пред общим холодом и одиночеством вселенной, столь мелочны, пусты и глупы! Тепло к теплу примкнуть спешит скорее. Мне нравилась эта девушка. Не смотря на некоторый пафос речей, излагаемое ею не являлось продуктом пропаганды и убеждения. Анастасия чувствовала одиночество человеческого разума в огромной Вселенной, чувствовала глухой стук сердца, объятый космическим морозом. И она искала ответа у других сердец, с которыми сможет биться в такт. Дочь колонистов, не имеющая собственного дома и жаждущая сама построить дом в столь неприветливом мире. Дитя Марса – дочь безводных пустынь. Солнце полностью скрылось за горизонтом, когда мы начали спуск к широкому плато Лабиринта ночи. Геологический центр состоял из двух куполообразных строений. Первое служило небольшим садом с замкнутой эко-системой, а второе строение отводилось под жилые помещения. Вместе они образовывали комплекс, служивший верхушкой айсберга в разросшихся вниз тоннелях и полевых штреках. Глубоко под поверхностью располагались тонны замороженной воды. После того, как воду растапливали и выбрасывали в атмосферу, штреки взрывали, желая не допустить неконтролируемого обвала в будущем. Флаер мягко опустился на посадочную площадку и Анастасия утвердительно кивнула. — Через несколько месяцев я Вас навещу. Тогда и проведу экскурсию по местам, где сама люблю бывать. — Буду ждать, — Мне и вправду этого очень хотелось. Несколько месяцев казались слишком долгим периодом, — Могли бы прилететь и раньше. Анастасия немного грустно рассмеялась. — В старом бункере Штатов ржавеют древние снаряды. Я помогать их обещала обезвреживать. Лежат боеголовки под завалом, это время какое-то займет. Преследует нас прошлое. Прежде чем начать борьбу с хаосом природы, нам нужно победить себя. Я одел шлем и прошёл к атмосферному шлюзу. Выходить из флаера мне не хотелось. Каждый, когда знакомится с новыми людьми, чувствует некоторое одиночество среди давно знакомых друг с другом. Я знал, что некоторое время между мной и другими учеными воцарится прохлада. Такова неизбежность. А единственный знакомый мне человек – ещё почти ребёнок – улетала в пустынную даль марсианской ночи. — Евгений, — уже на выходе позвала меня Анастасия, — Не беспокойтесь из-за людей. Здесь слишком холодно для того, чтобы ещё мог существовать холод между нами. Я не успел ничего ответить: двери воздушного шлюза закрылись, и флаер взвился в темноту, несясь на северо-запад, в сторону величественного силуэта горы Олимп.***
Когда Вы приходите на новое место, узнаете новых людей и осваиваете практическую профессию, время для вас словно замирает. Оно растягивается как резина, и дни могут казаться месяцами. Но со временем – вы привыкаете. Тогда время начинает ускорять свой бег, словно спеша наверстать упущенное ранее – день сменяется днем, а вы уже не способны определить разницы между вчера и завтра. Где бы я ни работал, со мной так происходило всегда. Но здесь, на Марсе, время не собиралось ускоряться, словно хитрый Хронос был пойман колонистами и на веке закован в ледяные кандалы. Дело даже не в том новом, открывавшемся мне. Просто сама жизнь наполнялась каким-то ранее неведомым чудесным смыслом. Здесь я повстречал и других потомков колонистов, родившихся на Марсе и никогда не видевших цветущих лугов Земли. Каждого из них отличало какое-то непостижимое желание вырваться из тесноты, оказаться в самом центре открытого пространства. Всё чаще они отказывались носить защитные костюмы и ходили в легкой одежде везде, где радиация, температура и давление позволяли это делать. Поначалу я думал, что никогда не пойму детей Марса до конца. Но чем больше времени проходило, тем глубже я понимал их тоску и жажду по созданию цветущих садов и золотых лесов на бесплодных марсианских равнинах. Возвращаясь после работы в сад под куполом на Арес-8, я часами смотрел фильмы об этапах будущей эволюции атмосферы и биосферы Марса. Я наблюдал как за какие-то десятки минут из пустынь образовывались океаны, как мхи и лишайники оплетали своими корнями голые скалы, дробя породу, создавая почву для растений. Им на смену приходили морозоустойчивые сосны и ели, опыляемые ветром. Кратеры заполнялись дождевой водой, становясь озёрами, с гор срывались водопады. Люди купались в них без защитных костюмов, небо постепенно окрашивалось в голубые тона. На орбите Марса вырастали защитные экраны, оберегающие жизнь от солнечной радиации. Фильмы повествовали о длительном времени периодом в сотни лет, так далеко, как тянулась фантазия человека. Фантазия творца, ежечасно памятующего ради чего он трудится. Это ни сколько не напоминало социальную пропаганду, казалось, будущее даже ближе, чем это мимолетное и такое призрачное настоящее с голыми пустынями и морями, лишёнными воды. Время шло, а я все чаще ловил себя на мысли, что думаю об Анастасии. Вопреки данному обещанию, она не прилетела меня навестить. Делать информационные запросы и навязываться ей мне не хотелось, а никто из моих коллег её лично не знал. Население Марса месяц от месяца росло, все чаще прилетали не только ученые, но и обычные люди в поисках нового дома. Ещё полгода назад я не верил, что можно променять теплые моря и удобную жизнь на безжизненные равнины. Лишь здесь во мне родилось трудно объяснимое чувство радости, что я сам прикладывал руку к созданию нового мира. Мира, который мы строим вместе. На восьмой месяц пребывания на красной планете мне предложили участвовать в разработке штрека недалеко от американской базы. Города Марса давно стали международными, но некоторые из специализированных исследовательских центров все ещё носили на себе бремя флагов, которые здесь уже ничего не значили. Политические центры переставали играть роль в этом мире. Когда наш флаер заходил на посадку, я обратил внимание на странную статую, выбитую пневматическим долотом из марсианского базальта. Скульптура изображала бегущую девушку, сжимающую в руках боеголовку. За спиной каменного изваяния, укрывшись руками, сидели дети. Несколько женщин прижимали их к своей груди, словно стараясь защитить от опасности. Я вопросительно посмотрел на пилота, но тот только пожал плечами. Несчастные случаи на Марсе не были редкостью, каждый день приходили сообщения о несчастных случаях, ранениях и жертвах. Но этот памятник не был поставлен в память о погибших. Он прославлял героизм. Мы вышли из флаера и я махнул рукой, показывая, что скоро догоню своих коллег. Дождавшись, когда они скроются за воротами шлюза, я осторожно подошёл к памятнику и внимательно осмотрел. На красном постаменте матовым серебром сияли выгравированные строки стихотворения на русском и английском языках. Всего восемь строк, читая которые, я упал на колени не в силах сдержать скорби.Хвальский Андрей 095: Летняя практика
Пневмодорожный состав бесшумно катил по привычным родным просторам. В купе ехали двое: молодой человек, по виду студент, и мужчина средних лет. Молодой трещал без умолку, его спутник произносил свои фразы веско, со знанием дела, тоном наставника. — Василий Иваныч, я так рад, так рад наконец-то откусить настоящую ленинградскую булочку! А этот краснодарский чай просто сводит меня с ума! Надо еще заказать по пневмопочте «жигулевского» и воблы из вагона-ресторана. Через пару минут холодная запотевшая бутылка с характерным легким свистом оказалась на столе, за ней приземлилась золотистая вобла. — Что надоела буржуазная еда за лето, Петька? — бросил старший. — Да сил уже никаких нет терпеть это ГМО и консерванты, Василий Иванович! Несколько раз порывался «аварийную кнопку» нажать, но тогда бы Вы мне практику не засчитали. Пришлось бы проходить ее по новой, без практики зачета не поставят. Кстати, я захватил с собой несколько презентов, бутылочку «Кока Колы» и «Сникерс». — Во-первых, Петька, учись снова говорить по-русски, а во-вторых, выкинь эту отраву в мусорный бачок. — Жалко. Эта, как вы выразились, «отрава» эквивалентна 3 часам работы на сосисочной фабрике или 4 часам в «Макдональдсе» или……. — Так что же ты, Петька, за три месяца не смог даже младшим менеджером стать? — перебил его старший. — Больше трояка тебе не поставлю. — Не пойму я все же, Василий Иванович, зачем нам на 144 году советской власти отдавать столько учебных часов изучению этой дурацкой архаичной буржуазной модели, да еще проходить кошмарную практику в зоне Капленд по реальному буржуазному моделированию с риском, между прочим, для молодой жизни и здоровья. Достаточно было просто посидеть месяц в имитационном пространстве… — Не смеши меня Петька! Во-первых, каждый студент может в любой момент нажать на «аварийную кнопку». Во-вторых, случись чего, тебя быстро поставит на ноги советская медицина, а в-третьих, ты должен все это своей жо. ой прочувствовать. Так в министерстве образования решили, постсоветский временно капиталистический период подтверждать только реальной практикой со 100 % коэффициентом подобия. 70 лет назад советский народ уже чуть было не сбился с пути, а все потому, что забыл про реальные ужасы капитализма, возжелал его всей душой. А как только ужасы настали, пришлось приложить немалые усилия для того, чтобы вновь нащупать верную историческую почву, Петька. С тех пор нашим Всеобщим Советом принято решение всех студентов, достигших 18 лет, отправлять в лагерь реального буржуазного моделирования. Служба в армии заменена для них на когнитивно идеологическую подготовку с 2040 года. — Да знаю я, Василий Иванович, на зубок уже выучил, лучше бы больше часов на «Ориентирование во Вселенной» или на «Марсианские раскопки» выделили. — Вот именно для того, чтобы так не говорили и выдумано буржуазное моделирование, Петька. Думаешь, во Всеобщем Совете дураки сидят? Там большинство тех, кто в 2017 году обеспечил Великий Исторический Перелом, создал Новый Союз. И произошел перелом, как ты знаешь, не в результате космических сражений, а в битве за умы людей, в результате Большого Ноосферного Взрыва. Впервые после Маркса и Ленина была создана Обновленная Теория Коммунизма, которая в короткий срок овладела сознанием населения на двух третях земного пространства, а ныне почти полностью господствует и в ближнем Космосе. — Одного я не понимаю, Василий Иванович, откуда берутся люди, населяющие «имитационную буржуазную колонию»? Это же бесчеловечно оставлять их, пусть и по доброй воле, пусть и бывших эксплуататоров, пусть и всяких там либерал дарвинистов, как тараканов в банке, предоставленных самим себе и собственным безумным теориям. Среди них попадаются совсем еще молодые люди. — Понимаешь в чем дело, Петька, наши ученные считают, что существуют так называемые «генетические либералы», для которых неприемлемая, с нашей точки зрения, среда обитания является органичной, как болото для кикиморы. К тому же, советские юристы ввели для особо опасных экономических убийц и бывших «эффективных менеджеров» параграф «Джона Сильвера», позволяющий заменить реальный тюремный срок на изоляцию в зоне Капленд. Наши врачи проводили опыты. Сколько, например, сортов колбасы необходимо таким больным для счастья? Эксперимент прекратили на 2001 сорте, колбасы не осталось, а пациенты требовали все больше и больше разнообразия! Решили, что гуманнее предоставить таких людей самим себе. Они неплохо шьют джинсы, варят жвачку, валяют колбасу, создали себе 200 партий и парламент, у них в обращении 10 валют, имеется 1000 страховых компаний и 2000 юридических фирм, 50 банков, 15 бирж, выходит 30 общеобразовательных глянцевых журналов и все это на миллионное население Капленда. — Но все же не по-советски это все как-то, Василий Иванович! — гундосил Петька. — Мы же не фашисты, Петька, тем более, что сами подписали в 2030 году Заключительный Ословский Акт по защите прав психов и их индивидуального психического климата. НСССР подкармливает всю эту братию, наши врачи следят, чтобы там не было эпидемий и массового мора, а милиция пресекает деятельность банд, изымает оружие. Несколько сотен людей в год выздоравливает и переезжает в НСССР на пмж. Некоторое количество капиталистических бомжей регулярно откармливаем и проводим их дезинсекцию. Каждого посетителя Экспериментальной капзоны снабжаем «аварийной кнопкой» срочной эвакуации. Вообщем, со времен ГУЛАГа прогресс на лицо. Капленд посещают каждый год тысячи студентов и ученых социологов. Многие экстремальные туристы хотят посмотреть на настоящий либеральный капитализм, который изжил себя в 20 годах 21 века, купить сувенирную соевую колбасу с примесью туалетной бумаги, вареные джинсы, а если повезет, даже поработать в три смены по 16 часов на настоящего буржуя. — Василий Иванович, разве есть хоть одна сотая процента возможности реставрации этого ужасного колбасно-джинсового общества или, как считают некоторые ученные, массового заболевания, особого замутненного состояния человеческого сознания? — Вот поэтому-то, Петька, надо это квазиобщество изучать! Не существует окончательной победы разума над маразмом, для поддержания достаточного интеллектуального уровня в здоровом социуме надо постоянно прикладывать усилия, энергию. Закон возрастания энтропии, брат, никто не отменял. Пойми, дурья твоя башка, Капленд это черная материя, зазеркалье, она дремлет в каждом из нас и во Всемирном Космосе! При наличии питательной среды она способна в короткий срок пожрать все вокруг, отравить воду и воздух, повредить ДНК, сбить электроны с орбит, повернуть Большую Эволюцию вспять! Наши ведущие социологи в 30–40 годах придумали теорию «Ранней Вакцинации», согласно которой общество должно переболеть наиболее опасными болячками в легкой форме, тогда приобретается здоровый устойчивый иммунитет. — Нет, я лучше выучусь на космофизика и буду работать в НИИ марсианских комплексов, пускай доктора человеческих душ в этой ерунде подкорковой ковыряются. — Но сначала, дорогуша, ты сдашь мне зачет по иммунолиберальным флуктуациям. На подготовку и отчет по практике даю тебе 2 недели, если не хочешь загреметь в Капленд еще на месяц. — Все-таки, Вы садист, Василий Иванович, так надо мной не издевались даже на фабрике вареных джинсов «Клевая Варенка». — Скажи спасибо, что не оказался на фабрике естественных удобрений «Благоухающий Навоз». — А вот уже и Ленинград показался! Вижу памятник Сталину, проспект Ленина, библиотеку Вассермана, грандиозные павильоны Гоблин-фильма. — Не пей сегодня много пива, Петька, завтра в 12 ко мне на консультацию. — Василий Иванович, завтра с утра я уже договорился о встрече с Анной Чакмэн. Помните, рыженькая такая перебежчица из Капленда, которую я завербовал в прошлом месяце? Так вот, в 11 мы будем готовить тезисы к научной конференции по влиянию капсреды на состояние интеллекта. — Как же так, эта чертовка завтра в 11 обещала со мной обсудить концепцию своего доклада на конференции! — при этих словах кончики роскошных длинных усов Василия Ивановича установились практически вертикально, что не предвещало ничего хорошего. — Не переживайте, Василий Иваныч, Анка не виновата, просто в Капленде постоянно чудят со временем! Сейчас они вроде живут по-зимнему, а календарь так и вовсе изуродовали до неузнаваемости. Чтобы увеличить продажи, даты все время меняют местами, могут сделать 3 дня подряд 8 марта, например, для ликвидации залежей просроченной помады….. — Петька, ты, похоже, сам в этом буржуазном Капленде врать научился, не верю ни тебе, ни Анке-перебежчице! Брысь с глаз моих долой, завтра вообще можешь не появляться в институте, но, чтобы тезисы эти основные, готовы были к 1 сентября! — Я знал, что Вы меня всегда поймете. До встречи на ученом совете, Василий Иваныч! И оба сошли на родном перроне среди советских людей. Василь Иваныч пошел своей дорогой, а Петька к Анке своей.+++ +++
Твердый Артём 097: В неизведанное завтра
— Ага, а вот и наша Персефона! — Сергей, приподнялся в постели, насмешливо улыбаясь сыну, влетевшему в палату. — Как ты вырвался? Неужели, ваш Аид Маркович тебя отпустил. Ах, да! Весна! Весна! Пора навестить мамочку. — Ну, вижу у тебя все в порядке, — совсем по-детски наморщился Алешка и посмотрел на мать, сидевшую у кровати отца, как бы ища у нее подтверждения своих слов. Та, улыбнувшись, едва заметно кивнула. — Здорово, предки! — расслабился Алешка и счастливо заржал, как первоклашка, выцыганивший у уличного автомата лишнюю порцию мороженного. Прошло около семи дней, с момента как он узнал, что отец в больнице. И ему стоило больших усилий оказаться сейчас в этой палате. Алексей вел большой проект, и вырвался с работы буквально чудом. Ну, теперь, все хорошо, отец улыбается и шутит, значит, все будет хорошо. Напряжение последних часов схлынуло, и он бросился обнимать родителей. Почувствовав крепкое рукопожатие отца, Алексей удовлетворенно хмыкнул: — Навестить мамочку… — передразнил он, — во-первых, скорее уж папочку. Рardonne la mеre. А во-вторых: Андрей Маркович, к твоему сведению, мелочами не занимается. Что ему отсутствие какого-то физика. У него этих физиков, честно говоря, больше чем нужно – вагон и маленькая вагонетка. А вот, Удовцев вцепился… — Это Цербер, ваш? — перебил Сергей. — Ну да, заведующий, — согласился Алешка, — вцепился хуже Цербера, а, что говорит, если Андрей Маркович вас к себе потребует, что я ему скажу? Что? А я ему: «А, вы скажите: так, мол, и так, Ваше Превосходительство, укатил ваш холоп Алешка Степцов на Крит по семейным, будет через день, ну, от силы два». «Да, что я с вами шутки шучу что ли?» – говорит. «Ну что вы, какие шутки… Вы подпишите пропуск, Модест Тарасович, а вам «метаксы» привезу… две бутылки». Ну, он и подписал. Только, говорит: «Под вашу ответственность…». Родители смеялись. Алексей, довольный, счастливо улыбался. — Как ты живо все это изобразил, Леша, — привлекла его к себе мама. — Не верь ему, Лена, не отпустил бы его Модест, а уж тем более под его, видите ли, собственную ответственность. Подделал пропуск, лоботряс, и сбежал. — Говорила я тебе поступай в театральный… — Ну, не расстраивайся, мама, вот, зажжем для Аида… тьфу… для Андрея Марковича «солнышко» и брошу все, пойду в театральный. — Да, да и я, — подхватил отец, — подлечусь немного, и в «Школу Ветеранов», на актерский факультет. Алексей оценивающе осмотрел отца и, покачав головой, поучительно изрек: — Нет, не возьмут тебя, батя. Там возрастной ценз – семьдесят пять. Тебе еще пыхтеть и пыхтеть. — Ох, артисты. — улыбнувшись, сказала мама, и, взяв сына под руку направилась к выходу, — Пойдем, Леша, пообедаем. Он-то здесь весь медперсонал обаял – кормят четыре раза в сутки. А ты с дороги. — Отец… — извиняющее начал, было, Алексей. — Да езжай, ты, езжай! Пообедай только с мамой и езжай. Что ты вообще примчался как на пожар. Просто позвонить, не мог что ли? — Да… этот…все время слово забываю. Атавизм! Во! Не верю, знаешь, всем этим техническим штучкам. Все надо руками потрогать, убедится. — Еще бы! Ты ведь этот… как его… слово еще такое – дурацкое… Термоядерщик! Как тут не потрогать, не убедиться… Ты, вот что, возьми еще пару бутылок Модесту от меня. И на словах передай – гнать надо таких физиков! Гнать прямо в театральный! Алексей и Елена устроились в кафе неподалеку от госпиталя. Жизнь вокруг кипела, и даже не верилось, что еще неделю назад всему этому огромному живописному острову угрожала величайшая катастрофа. * * * Выводы сейсмологов были однозначны: в течение месяца произойдет извержение подводного вулкана вблизи острова Крит. История повторяется. Примерно три с половиной тысячи лет назад в результате взрыва вулкана на острове Санторин, породившего разрушительное цунами, на Крите была практически уничтожена минойская цивилизация. Чтобы не допустить повторения столь масштабной трагедии решили провести эвакуацию населения силами мирового сообщества. Кроме того, в срочном порядке был запущен проект «Заслон», предполагающий создание на побережье барьера из силовых полей. Однако, времени на его реализацию не хватило. Из всех участников только СССР и Китай успели развернуть на Крите сеть УСП до начала катастрофы. К тому же, в результате чрезвычайной спешки они не успели скоординировать свои действия и первая волна цунами, по счастью самая незначительная из трех набросившихся в ту ночь на Крит, была пропущена. За полчаса до прихода Первой полковник МЧС Сергей Степцов, под командованием которого проходила эвакуация в зоне ответственности СССР, отправил крайний транспорт и запросил данные последнего сканирования. — Все чисто, Сережа! — откликнулся из штаба майор Берегуля, — Можешь уходить… Постой… — голос майора предательски дрогнул. — Только что поступила информация от киприотов. Ребенок… считался погибшим в результате утренних толчков… так… данные спутниковой съемки – дом разрушен… Индефикаторы девочки и ее родителей не пеленговались… последнее сканирование дало результат… возможно индефикаторы просто экранировались и последний толчок сместил экранирующую поверхность… — Адрес!!! — раздраженно сказал Стецов в микрофон, прерывая майора. — Просто скинь адрес на мой навигатор, а подробности расскажешь по дороге… — Постой… тут как раз посчитали… Ты не успеваешь, Сережа. Там завалы… — Адрес, майор! — стальным голосом потребовал Степцов. Полковник сел в свою машину. Пискнул навигатор, выводя на лобовое стекло трехмерную карту района, прочерчивая красной линией кратчайший маршрут, в обход завалов из разрушенных зданий. — Пятнадцать минут если ничего на голову не упадет, — проворчал Степцов, и, подтверждая выбор компьютера, нажал красную кнопку на панели, — Поехали! В наушниках послышался голос майора: — Сережа, родители девочки мертвы – это точно. Она жива, но без сознания. Предположительно на втором этаже. Схему дома я сбросил. Какие там сейчас разрушения сказать не могу. Если завален вход, уходи не раздумывая. Шансов в этом случае ноль. На все у тебя минут семь-восемь, потом там будет вода. На лобовом стекле вспыхнула схема двухэтажного дома. Степцов хотел ответить майору, но его прервал оглушительный грохот. Полковник включил камеры заднего вида и увидел как пятиэтажное здание, мимо которого он только что проскочил, медленно и даже, если можно так сказать, торжественно рушитсяна дорогу. Что было потом, он помнил как бы со стороны. Как будто все происходило с кем-то другим. Небольшая черная машина резко тормозит, выхватывая фарами из темноты двухэтажный дом со съехавшей набок крышей и черным провалом над развалинами крыльца. Из машины выскакивает человек, опуская на ходу визор шлема и переводя его в режим ночного виденья, бежит к дому. С трудом, несколько раз упав, вскарабкивается по обломкам и исчезает в черном проеме. «Лестница. Не спеши. Аккуратно. Второй этаж. Налево. Наружная стена помещения обрушена. Сверху точат обломанные балки, вместо пола провал. Где?!!!» На визоре замигало красное пятно. В углу на небольшом сохранившемся участке, зажатое обломками мебели тряпичное тельце. «Разобрать обломки. Взять на руки. Аккуратно. Лестница». Появившись в черном проеме, человек с девочкой на руках осторожно спускается по круче, бывшей когда-то крыльцом. Уже почти спустившись, он теряет равновесие, левая нога его проваливается в какую-то щель, но, падая, он умудряется, изловчиться и развернуться так, чтобы не повредить ребенка. «Так, нога и, по-моему, ребро. У тебя где-то здесь…» Он срывает с плеча блокирующую пластинку и нажимает на спрятанную под ней кнопку. В эту же секунду специальное устройство в комбинезоне делает ему инъекцию обезболивающего. Прижав к себе ребенка, Степцов медленно с трудом поднимается и, волоча левую ногу, добирается до машины. — Берегуля… Антон! Вытаскивай нас отсюда.* * *
Генерал Востриков спешно вошел в операторскую, в сопровождении молодого лейтенанта из аналитической группы. — «Заслон» прорван, товарищ генерал, — не отрываясь от экранов, доложил Кудрявцев. — Район поражения полностью эвакуирован. Приход Второй волны, исходя из данных синоптической модели, ожидается через сорок минут. — Степцов? — Его в последний момент удалось вывести из под удара. Сейчас машина с полковником и ребенком движется к госпиталю. Степцов без сознания. Транспортом дистанционно управляет майор Берегуля. — оператор указал на майора. — Антон, — обратился к нему генерал – передай кому-нибудь управление машиной Степцова. Для тебя есть задание. Максимум через двадцать минут ты должен сесть в операторское кресло управления силовыми полями в штабе Китая. — Кто меня в это кресло пустит? — удивлено отозвался Антон, передавая управление помощнику. — Это уж моя забота, — нетерпеливо проворчал Востриков, — В сопровождение даю тебе Фролова, — генерал указал на рослого аналитика, — Он и введет в курс дела. В конце-концов, этого его гениальная идея… впрочем, в сложившихся обстоятельствах это единственная надежда. Все, отправляйся! — Все просто, — заговорил Фролов, как только машина набрала предельную скорость, — Ты знаешь, что сейчас китайская и наша сети УСП работают независимо. Интегрировав их между собой, можно будет повысить эффективность «Заслона» процентов на сорок. — Это понятно. Это обсуждалось уже не один раз. Вопрос в том, как ты собираешься их интегрировать. Наша сеть состоит из установок силового поля четырнадцатого поколения, а у Китая только УСП –10. Конфликт программного обеспечения. Системы просто не воспринимают друг друга. — Нам придется перезагрузить систему. Предварительно мы введем данные о повреждении части оборудования в сети УСП. После перезагрузки система обнаружит китайскую сеть, и, оценив ее как поврежденную, но сохранившую работоспособность возьмет под контроль. — Но это ничего не даст! — воскликнул Антон, — Виртуальный контроль! Распоряжения просто не будут доходить. — Это и есть твое задание, Антон, — улыбнулся Фролов, — ты должен будешь интерпретировать распоряжения системы и вводить их непосредственно с пульта управления китайского штаба. — Я же не компьютер. — Скорость твоих реакций учтена, и вполне укладывается в концепцию поврежденного оборудования. Кроме того, ты участвовал в развертывании сети УПС на Крите, имеешь большой опыт работы с силовыми полями, вполне способен предсказать действия системы. И еще, когда Востриков выслушал наш план, он сказал, что ты единственный, кто способен реально его осуществить. Видимо, генерал еще не успел договориться. Их не никто не встречал. Фролову пришлось оттеснить постового, и, пока они с ним препирались, Берегуля бегом бросился в операторскую. Множество незнакомых лиц с удивлением обернулось на него. Китайские офицеры, уже пришедшие в себя от неожиданности, готовы были кинуться и задержать неожиданного посетителя. — Советский Союз! — выкрикнул Берегуля и уверенно двинулся к пульту управления. Оператор, только закончивший разговор по коммуникатору со своим начальством и получивший распоряжение допустить к пульту советского офицера, с удивлением посмотрел на Антона. Он никак не ожидал, что советский офицер уже здесь. — Майор Берегуля, — представился Антон. — Советский Союз! — Да, да… Билигуля! — вскочил опомнившийся оператор и жестом указал Антону на свое место. Сев в кресло, майор бегло оглядел пульт и большие голографические экраны. — Может и получится… — тихо произнес он, и уже громче, — Фролов! Связь! Фролов, как раз, с трудом прорывался в помещение, буквально, волоча за собой упирающегося постового, вцепившегося в высокого аналитика мертвой хваткой. — Простите, товарищи… — просипел он, окружившим его китайским военным. — Нам срочно… Те понимающе закивали, шикнули на постового, и, высвободившийся, наконец, Фролов кинулся к пульту, на ходу извлекая коммуникатор. В притихшую операторскую китайского штаба, ворвался гул советского центра управления. На экране, включившимся над коммуникатором, появилось лицо Кудрявцева. — Антон, система обнаружила вашу сеть и готова к работе. Лови первую серию кодов. Пальцы майора привычно заскользили по консоли, вводя данные. На экранах возникла береговая линия, на которой, выстраивая оборону, вспыхивали все новые маячки, вступающих в борьбу, установок силового поля. Антон полностью погрузился в работу. Он словно ощутил себя частью воздвигаемой стены – многокилометрового барьера, протянувшегося по побережью. Ему уже не нужно было смотреть на экраны, чтобы увидеть слабые места «Заслона». Он, подобно музыканту, слившись со своим любимым инструментом, то, подчиняясь ему, то, направляя, безошибочно подбирал нужные созвучия, творил величественную симфонию силовых полей. Начался отчет. — До прихода Волны три минуты. — пропел металлический голос. Она надвигалась с нарастающим гулом. Огромная, черная, готовая заполнить собой весь мир. — Две минуты. Земля дрогнула, в бессильной попытке бежать от могущественного свирепого существа, готового вот-вот наброситься, навалиться все своей мощью и в бессмысленной ярости срывать с нее кожу, крушить, рвать на куски… — Одна минута. Антону показалось, что над бездной, нависшей у береговой линии, вспыхнули глаза. Древние, не знающие жалости глаза, оценивающе смотрели прямо на него. Антон знал, стоит отвести взгляд – «Заслон» рухнет, и бездна обрушится, поглотив остров. Преодолевая первобытный ужас, Антон до упора вдавил регуляторы мощности. На миг все стихло, а затем раздался чудовищный взрыв, пространство содрогнулось. Все еще напирая, вода неистово клокотала и пенилась. Но все уже было кончено. «Заслон» устоял.* * *
— Мама, а тот ребенок, та девочка? — осторожно спросил Антон. — Что с ней? — Эля? Она здесь в госпитале, в детском отделении. Я навещаю ее каждый день. — ответила Елена. — Слушай, Антошка, ты ведь не сбежишь прямо сейчас в свое подземелье? Давай зайдем к Эле. Познакомитесь. Ну, пожалуйста… — Конечно, мам. — Лена, Алешка! Как здорово, что вы здесь! — радостно помахав рукой, подошел к их столику Антон Беругуля. — А к вашему отцу не пускают. Говорят режим. А тут вы! — Барин, откушал и почивать изволят, — подобострастно-обиженным тоном прогунтел Алексей. — А ты все такой же! Шалопай! — крепко пожимая руку Алешке, засмеялся Берегуля. — В газетах про него пишут, молодое дарование, повелитель термояда… Здравствуй, Леночка! Ведь, правда? Шалопай! — Яблочко от яблони… — улыбнулась Елена, — Здравствуй, Антон! Рада тебя видеть. Сережа в порядке. Мы недавно от него. Ты есть будешь? — Нет, Леночка, спасибо. — Мы Эле собираемся. Пойдем с нами. — Эля – это та девочка, Эллина Ксенакис, которую Серега спас? Пойдем, с удовольствием с ней познакомлюсь. Сколько ей лет? — Четыре с половиной. — Жаль ее. Родители погибли. — Да…, — вздохнула Лена. Они направились к госпиталю. — А как наша красавица Ольга? — взяв Елену под руку, спросил Антон. — Влюбилась… — вздохнула Лена. — Снежная королева влюбилась? Ни за что не поверю! — вмешался Алексей, — Тем более Марс, мне кажется, не очень подходящее для этого местечко. Ну, представьте, себе хотя бы вечернюю прогулку влюбленных: двое в тяжелых скафандрах плетутся по красному песку от одного силового купола к другому, вместо сердечных разговоров они слышат тяжелое дыхание друг друга, вместо несмелых рукопожатий – прочная бутриновая связка. И что их ждет под куполом, если вообще получится до него добраться; может, скамейка в парке? Или, может, чашечка кофе в уютной кафешке? Ну, может, хотя бы, небольшая лужайка искусственной травы? Нет! Металл, пластик, суровые распоряжения командиров!!! Ну, а какой любви можно говорить… — А у тебя, в твоем подземелье, — прервала эту словесную эскападу Елена, — будут и парки и кафе и лужайки? Зачем они вообще нужны эти подземные города? — Как? — возмутился Алешка, — Во-первых, решается проблема перенаселения, во-вторых, в перспективе, вся промышленность, весь транспорт уйдет под землю. А, здесь, на поверхности – только прекрасная архитектура, парки, леса, реки. Природа в чистом первозданном виде – рай! — А под землей, следовательно – ад. Ох, недаром, Сережа, твоего Антона Марковича прозвал Аидом! — Ага, а меня Персефоной, — хохотнул Алексей, — Нет, мама, будут в подземных городах и парки и лужайки. С настоящей, между прочим, травой! И даже солнце будет, не совсем настоящее, конечно, но будет. Все, что нужно для человека. Для полноценной, интересной, насыщенной жизни! — Вот-вот, — нахмурилась Елена, — Всем вам только и нужно – интересной насыщенной жизни! О матери вы совсем не думаете. Один, забрался под землю, в тартарары, и выращивает там свое «солнышко», готовое рвануть в любую секунду! Вторая… Ты знаешь, что Ольга написала раппорт о назначении в экипаж «Сципиона»? — «Сципион» – это научно-исследовательское судно, — припоминая, произнес Берегуля. — По-моему, где-то, через полгода, оно должно отправиться с Марса к Поясу Астероидов. — Так точно, товарищ майор! — горько усмехнулась Елена. — А, ну так ее не возьмут, — облегченно выдохнул Алексей, — она только на четвертом курсе. Ей еще полтора года практики на Марсе… — К твоему сведению, — с нескрываемым раздражением произнесла Елена, — Твоя младшая сестра, Алексей, как раз через полгода заканчивает и марсианскую практику, и Военную Академию Космического Флота им. С.П. Королева. И нее есть все шансы попасть в эту экспедицию. — Да, ладно тебе, мама, — примирительно заговорил растерявшийся Алексей, — Все не так плохо. Эта экспедиция – отличное начало для Ольги. Ну, как ты вообще себе представляла: человек с отличием заканчивает ВАКФ, а потом, бросив все, прилетает в Москву, чтобы жить рядом с мамой, которая, кстати, преподает, по обыкновению, в трех-четырех институтах и дома почти не бывает. И обращаясь к Берегуле, Алексей заговорил, изобразив детскую обиду в голосе: — Вот так, дядя Антон, выбьешь себе командировку в Москву. С трудом, с кровью выбьешь. Прибегаешь, значит, домой. А там – ни пирогов, ни оладушек… И не встречает никто. У мамы – лекции. — У, злопамятный какой! — рассмеялась Елена. — А как же! — согласился Алексей и поинтересовался, — А в кого Ольга влюбилась? — Об этом она ничего не пишет. Ты же ее знаешь. Я сама почувствовала. Слишком уж страстно рвется она в эту экспедицию… и еще стихи стала писать. — Стихи? Курсант космического флота? Это, действительно, ни в какие ворота! Не верю! Елена достала из сумочки электронный блокнот, и задумчиво пролистав несколько страниц, протянула его Алексею: — Ну, вот это, например. — Вслух читай, только не ерничай. — попросил Берегуля, с интересом заглядывая через плечо.* * *
Занятия в «Школе Ветеранов», в отличие от обычных вузов начинались 1-го октября. Так как, большинство из студентов являлись отчаянными дачниками, и, ни под каким предлогом, не желали приступать к учебе, бросив урожай, выращенный с таким усердием. В «Школу Ветеранов» шли люди после семидесяти пяти. Никто, впрочем, не запрещал им штурмовать обычные вузы наряду с выпускниками средних школ. Но, большинство старичков, предпочитало именно «Школу Ветеранов». Тем более, что первый год обучения, так называемый нулевой, был по сути дела санаторием. При помощи различных медицинских хитростей, психологических тренингов, медитаций, занятий физкультурой старичкам возвращали упругость сосудов, восстанавливали качество синапсических связей, латали сердца и души. И тут начинались настоящие превращения. Погружаясь в учебу, увлеченные карнавалом студенческой жизни, бодрые старички обманывали старость. Появлялся юношеский блеск в глазах, мир вновь казался огромным, неизведанным, манящим своими тайнами чудом. Возвращалась, казалось, навсегда утраченная жизнерадостность. Аудитории, в которых заседали «Ветераны» взрывались порой оглушительным смехом, да так, что стены дрожали. Случались и большие прорывы. «Теория подпространства», написанная Олегом Трубченко на сто двенадцатом году жизни отличалась размахом и бесстрашием тридцатилетнего гения эпохи ренессанса, лет на двести опередившего свое время. Современному миру еще только предстоит ее понять и переварить. «Это дорога к звездам!», — сказал о теории Трубченко академик Гулята, Окинув взглядом аудиторию, как всегда, после долгих летних каникул, Елена немного растерялась, почувствовав себя на мгновение, неопытной молодой учительницей, перед первым самостоятельным уроком. В этом году она отказалась от всех предложений, взяв часы только в «Школе Ветеранов». Причина, по которой Елена практически отказалась от любимой работы, находилась здесь, рядом. На последнем ряду аудитории, устроенной по принципу амфитеатра, сидела ее приемная дочь Элька, которую, не решившись оставить дома одну, Лена привела на свою лекцию. Перед Элькой лежал альбом для рисования и коробка цветных карандашей. Кто-то из сидевших впереди добродушных старичков, обернулся и положил перед девочкой большое красное яблоко. Помня запрет матери – не мешать и не разговаривать, Элька тихо-тихо, одними губами прошептала: «Спа-си-бо!» и снова взялась за рисунок. Она уже нарисовала большой желтый круг в верхнем левом углу листа, большую дугу внизу, себя, держащую за руки маму Лену и папу Сережу. Рядышком стояли ее старший брат – высоченный Алешка, который приезжал летом и водил ее в зоопарк и красавица Ольга, сестра, которую Эля видела пока только на экране коммуникатора. Но зато Элька легко могла отыскать на вечернем небе Марс, маленькую звездочку, где живет Ольга. Подумав немного, Эля нарисовала еще и дедушку, который только что угостил ее яблоком. Потом, вспомнив что-то, добавила на свой рисунок еще одну фигурку. И еще, и еще… Эля рисовала свой мир. Мир сильных и добрых людей.Паршин Александр Николаевич 100: Параллели веков
Студенты веселой толпой вышли из аудитории, последним Артур в сопровождении преподавателя. — Итак, Берестов, жду от тебя доклад на тему «Параллели веков», который удивит и твоих товарищей, и меня, — с иронией произнес молодой преподаватель истории. — Несомненно, Валерий Григорьевич, — с большей долей иронии ответил студент, слегка, поклонившись. Он догнал своего друга по курсу и, увидев на его губах улыбку, весело спросил: — Петя, что смеешься? — Артур, ты зачем молодого преподавателя достаешь? Это тебе не информатика, где твой доклад на тему: «Вселенский разум» произвел фурор, это, брат, история. — Ты забыл, что у меня дед знаменитый писатель-историк и, вдобавок, профессор. Утру я нос этому Валере. Самодвижущая дорожка довела их до выхода. Простившись с другом, Артур, достал телефон и нажал кнопку, на дисплее появилось изображение пожилого человека, сидящего в кресле, над которым красовалась надпись: Декан исторического факультета профессор Берестов Андрей Сергеевич. — Здравствуй, дед! Приходи сегодня в гости, поговорим. — Что, внучек, проблемы? — И проблемы тоже, и связь сегодня с родителями. Ты с ними давно не общался. — Во сколько сеанс? — В двадцать сорок пять. — Прибуду в семь. Приготовь, что-нибудь из украинской кухни. — Дед, эта кухня вредна для здоровья, особенно старикам. — Я не старый, а пожилой и, вообще, могу я хоть иногда поесть по нормальному. Борщ не готовь. — Тогда котлета по-киевски. — Артур, а чем она отличается от простой котлеты? — Из курицы готовится. Закусочку, неплохую, могу приготовить с рыбой и грибами. — Всё, до вечера не ем. Артур пришел домой под вечер, после баскетбольного матча и бассейна. Быстро стал укладывать продукты в электронный кухонный шкаф и набирать программу, улыбаясь и приговаривая: — Ох, дед, дед! На улице шестидесятые годы двадцать первого века, а ты себе еду по вкусу приготовить не можешь. Достаточно набрать всевозможных продуктов, приправ и научиться программировать кухонного робота, плюс фантазия или скаченные с интернета блюда. Всё! Побежал мыться. Выйдя из ванной комнаты, на кухне он увидел дедушку, пытающегося разобраться во всех тонкостях современной электронной кулинарии. — Садись, дед, за стол, — внук открыл дверцу электронного шкафа, достал оттуда две керамические кастрюльки. — Будем наслаждаться блюдами украинской кухни. Сейчас салат нарежу. — Ты почему входную дверь не закрываешь? — строго спросил Андрей Сергеевич — Я ее прикрываю, а закрывать на электронный замок – это пережиток прошлого. — Я застал время, когда двери на механические замки закрывали. — Дед, я так и не пойму, зачем вы это делали? — Чтобы не обокрали. — Что? Что? — рассмеялся Артур. — Это сейчас никому не приходит в голову залезть в чужую квартиру или угнать машину, а когда я был таким, как ты, кражи были не редки. Бомжи на улице тоже были обычным явлением. — А это еще что за звери? — Не звери, хотя на сытых и обеспеченных они смотрели волком. Это люди без определенного места жительства по аббревиатуре. Были в наше время и такие. Через пять минут они сидели за столом, наслаждаясь вкусными блюдами. Когда с ужином было покончено, на столе появился чай, аромат которого невольно переносил, вдыхающих его, на экзотический остров Цейлон. — Твою проблему будем решать после разговора с родителями, — Андрей Сергеевич усмехнулся. — А пока расскажи о Вселенском разуме с научной точки зрения. — Уже знаешь? — Пока не знаю, но, говорят, оригинально. — Ладно, слушай! Внуку, явно, доставляло удовольствия учить чему-то своего умного деда. Он учился на четвертом уровне в области информационных технологий и ему вполне под силу оказаться и на пятом. Артур улыбнулся и начал излагать деду свою теорию. — Дед, смотри. Он положил руки на стол и включил компьютер, включил с помощью мысленного приказа, открыл папку, пролистал ее, затем закрыл и выключил компьютер. — Впечатляет? — улыбнулся Артур. — Не очень, — усмехнулся в ответ дед. — Подобное даже на нашем факультете увидеть можно. — Согласен. Теперь представь, что компьютер гораздо мощнее, а расстояние до него гораздо больше. Допустим, размеры и мощность совершенствуется тысячелетиями. Люди, населяющие Землю многие тысячелетия назад, накопили огромные знания, которые могут использоваться для блага всего человечества. Что бы эти знания ни пропали, сверхмощный источник этих знания замуровали в скалу, к примеру, Уральских гор. — А, почему не Эвереста? — Андрей Сергеевич любил поспорить с внуком. — Уральские горы очень стары и не подвержены сильным изменениям. Я продолжу. Очень умные люди, жившие на земле много веков назад, имели свободный доступ к этой информации. Это и есть всемирный разум. — У меня к тебе два вопроса, — улыбнулся дед, любивший загонять внука в угол, трудными вопросами. — Первый. Но эти знания могли быть использованы в злых целях? — Я ведь сказал, что люди были очень умные и злой умысел, просто, не мог придти в их голову, и сам источник знаний закрывал доступ к информации пользователю, имеющему корыстный умысел. — Согласен! — улыбнулся Андрей Сергеевич, загнать внука в угол в последнее время удавалось всё реже и реже. — Второй. Ты говоришь, что твои умные люди жили много веков назад. Почему исчезла их цивилизация? — Встреча с метеоритом и так далее. — Постой, постой! — засмеялся дед. — Встречу с метеоритом я не принимаю – даже мы смогли бы решить эту проблему. Внук на минуту задумался. Андрей Сергеевич, улыбаясь, ждал ответа и вскоре молодой гений выдал оригинальную идею: — Они погибли от простой болезни, допустим, гриппа. Он тогда был неведом для той цивилизации, распространялся с огромной скоростью, и они не были готовы для борьбы с ним. — Предположим, но штаммы этого гриппа, даже уничтожив всех животных на земле, могли сохраняться тысячелетия. Каким же способом животный мир зародился вновь? Внук вновь задумался, но опять нашел, что ответить деду: — На Земле появились растения, способные уничтожать эти вирусы: малина, мята, чабрец и так далее. Появились и насекомые, например, пчелы, производящие мёд. В местах, где прорастали эти растения и размножались эти насекомые, создалась вполне благоприятная среда для появления теплокровных животных, а затем человека. Конечно, этот процесс длился не одно тысячелетие. — Я вижу – ты на любой вопрос найдешь ответ, — с восторгом произнес дед. — Ответь не последний. А вселенский разум? — То же самое, что и всемирный, но люди уже с легкостью осваивают просторы вселенной, и мощнейший источник информации спрятан на одной из планет, которой в ближайшие десять миллиардов лет не грозит гибель. Возможно, таких источников могло быть. — Ладно, пора на связь с родителями выходить. Родители Артура более года находились на Марсе, занимаясь его освоением. Раз в месяц им разрешалось в течение пятнадцати минут общаться по специальному каналу с родственниками, оставшимися на земле. Артур пользовался этим правом два раза в месяц, общаясь то с матерью, то с отцом. Вот на экране появился мужчина средних – сегодня была очередь отца. — Здравствуй, Боря! — первым поздоровался Андрей Сергеевич? — Здравствуй, папа! Здорово, Артур! — Что у тебя нового? — дед был на связи реже и разговор взял в свои руки. — Все тоже – занимаемся терраформированием Марса. — Сын, я это ваше слово и выговорить не смогу, говори просто: освоением. — Это далеко ни одно и то же, — усмехнулся Борис Андреевич. — Этому понятию уже более ста лет, и в толковых словарях оно трактуется, как «изменение климатических условий планеты, спутника или же иного космического тела для приведения атмосферы, температуры и экологических условий в состояние, пригодное для обитания земных животных и растений». Но будь, по-твоему: осваиваем потихоньку Марс — Нам по телевизору все ваши купола кажут. А что под ними? — Деревенские домики и поля с растительностью. Первым делом необходимо создать на Марсе атмосферу, подобную земной. Папа, за пятнадцать минут всего не расскажешь. Как у вас дела? — Твой сын удивляет всех своими успехами в области информатики. Сегодня мы, как раз беседуем с ним на одно историко-информационную тему. — И, как вам это удается? — усмехнулся Берестов средний. — Ты, Боря, не смейся – сын уже умнее тебя стал. — Вернусь, соберемся втроем и посмотрим, кто умнее. — Пока вы надумаете вернуться, год пройдет, и на дорогу – год. — Сейчас торможение и разгон космических кораблей сокращен до нескольких часов, а сам путь от Марса до Земли занимает три месяца. — Вот, поговори с женой и возвращайся. У Вари, как дела? — Выращивает новые виды растений, способные одновременно насыщать атмосферу кислородом, являться продуктом, пригодным для употребления и соответствовать всем вкусовым качествам. Быстро пролетели пятнадцать минут. Добрый час Андрей Сергеевич был под впечатлением от разговора с сыном, но, вновь увидев на столе чашки с ароматным чаем, произнес: — Давай, Артур, твою проблему решать. — Дед мне нужен доклад по истории, — внук немного задумался. — Смотри. В начале двадцатого века была Россия, в тысяча девятьсот семнадцатом году произошла революция, а в тысяча девятьсот двадцать втором году вместо России был образован Союз Советских Социалистических Республик. Однако, в тысяча девятьсот девяносто первом году, наше государство вновь стало называться Россией. В двадцать первом веке стали происходить интересные совпадения. В двух тысяче семнадцатом году новый президент резко изменил политику, словно, революцию совершил, а в двух тысяче двадцать втором году вновь образован Союз Советских Социалистических Республик. Дед, мне нужно провести параллели между двадцатым и двадцать первым веком. — Это мы сделаем – я уже проводил, кое-какие исследования в этой области. Твой всемирный разум тоже дал пищу для раздумий. Начнем с двадцатого века. В тысяча девятьсот семнадцатом году Владимир Ульянов, более известный под фамилией Ленин, сумел совершить революцию. Шансов удержать власть у него было, я думаю, один к десяти, но он удержал. В двух тысяча семнадцатом году президентом, неожиданно, стал Алексей Симбирцев. Он тоже совершил революцию, но бескровную и у него шансы удержать власть были мизерные, но и он удержал, словно, история или бог дали многострадальному русскому народу попытаться еще раз стать сильной процветающей державой. А может они были настолько умны, что нашли доступ к твоему всемирному разуму? — Дед, ты знал о моем докладе до того, как я тебе рассказал? — Я хотел услышать о нем от тебя. Продолжу. Почему же у Ульянова не получилось создать процветающее государство, а у Симбирцева получилось? Первый не учел главного – уровня сознания людей. Второй, подошел к этому оригинально и просто, как, впрочем, и к любому другому вопросу. Все население страны прошло сложный тест на уровень интеллекта, результаты которого были занесены в паспорт. С тех пор любой житель страны мог занять должность, соответствующую его умственным способностям. За потасовку результатов теста несли уголовную ответственность и сам владелец паспорта, и его вышестоящий руководитель. Результат был ошеломляющий: восемьдесят процентов руководителей всех рангов не соответствовали своим должностям. — Как же он смог спасти страну от хаоса? Экономика, наверняка, рухнула, а на ее восстановление нужно время, — спросил Артур. — Ты забыл, что наша страна богата полезными ископаемыми, особенно нефтью. Симбирцев просто изменил вторую часть шестой статьи Закона о естественных монополиях, которую ввела в двух тысяче первом году Государственная дума. Звучала она так: «Право доступа к системе российских магистральных трубопроводов и терминалов при вывозе нефти за пределы таможенной территории Российской Федерации предоставляется организациям, осуществляющим добычу нефти и зарегистрированным в установленном порядке, а также организациям, являющимся основными обществами по отношению к организациям, осуществляющим добычу нефти, пропорционально объемам добытой нефти, сданной в систему магистральных трубопроводов с учетом стопроцентной пропускной способности магистральных трубопроводов исходя из их технических возможностей». Это запутанное дополнение позволяло продавать нефть за границу, кому попало. После изменений, внесенных Симбирцевым, она зазвучала просто и ясно: «Является прерогативой государства». Новому президенту удалось договориться с олигархами, с трудом, но удалось. Это дало стране возможность восстановить экономику. Более того, новые руководители страны были настоль умны, что за десять лет вывели ее в число мировых лидеров. Зная, что дед любит крепкий чая со сладостями, Артур, продолжая слушать его, налил новую порцию горячего ароматного напитка и положил шоколадных конфет. Андрей Сергеевич, между тем, увлеченно продолжал: — Далее, новому президенту пришлось столкнуться с противостоянием наркомафии. Одним из его первых указов был о ее полной ликвидации. В ответ на яростное сопротивление наркобаронов в двух тысяче восемнадцатом году был объявлен правительственный террор, через два года с наркотиками у нас в стране было покончено навсегда. И здесь параллель очевидна в тысяча девятьсот восемнадцатом году Яковом Свердловым, соратником Ленина, был узаконен так называемый «красный террор», направленный на ликвидацию буржуазных элементов, но тогда пострадало много невинных. Следующая параллель – ликвидация неграмотности. Если в двадцатом веке пытались научить все население страны от восьми до пятидесяти лет элементарной грамоте, то в двадцать первом боролись, скорее, с «всеобщей грамотностью». Всевозможные учебные заведения штамповали юристов и экономистов во много раз больше, чем требовалось. К тому же, если в столичных вузах их чему-то учили, то в провинциальных все сводилось к взяткам при сдаче экзаменов и защите дипломов. Некоторые преподаватели, готовясь к урокам, первый раз в жизни читали незнакомые учебники, уровень интеллекта таких горе-педагогов был иногда ниже интеллекта их учеников. И тогда была введена современная пятиуровневая система образования, каждый из уровней состоял из четырех лет обучения. На первом уровне всех обучали в одинаковых общеобразовательных школах, где и определяли способности детей к тем или иным наукам. Следующие четыре года школьники обучались с учетом индивидуальных наклонностей. На третий уровень попадал каждый четвертый, остальные становились рабочими, военными, геологами и так далее. На четвертый уровень попадал каждый четвертый из продолжающих обученье, на пятый уровень каждый четвертый из них. — Дед, об этом я знаю – можешь не продолжать, — улыбнулся Артур. — Все же продолжу. После обучения человек мог продолжать расти. Я сейчас нахожусь на девятом уровне, твой отец – на седьмом, ты – на четвертом. Уровень оплаты, находящихся на десятом уровне руководителей государства и крупных ученых, превышает оплату школьников первого уровня в десять раз. В начале века доход олигархов превышал минимальную зарплату в миллионы раз. — Ничего себе! — вырвался удивленный возглас из уст внука. — Из экономики известно, чем эта разница меньше, тем стабильнее обстановка в стране. — Не только в стране, а в любом обществе, на любом предприятие. — Ладно, дед, давай по теме. — Тридцатого декабря двух тысяче двадцать второго года Россией, Украиной, Белоруссией и Казахстаном, вновь был образован Союз Советских Социалистических Республик, именно в столетнюю годовщину образования строго Союза. Экономика России в то время находилась на подъеме, и объединение было взаимовыгодным, как с экономической, так и с политической точки зрения. Вскоре к ним присоединились и остальные республики Советского Союза. Через девятнадцать лет Советский Союз стал самой могущественной державой на Земле. Население земного шара в то время составляло пятнадцать миллиардов человек, продолжительность жизни возросла в полтора раза и во многих странах возникла проблема перенаселенности, особенно остро она чувствовалась в Китае, Японии и развитых странах Европы. Совместными усилиями китайских и японских ученых было изобретен мощный радар, нейтрализующее атомное оружие. Уничтожив весь арсенал советского атомного вооружения, мировое сообщество попыталось диктовать Советскому Союзу свои условия по равномерному расселению и равномерному пользованию природными ресурсами. Подобные действия привели к войне, холодной, но с большой долей вероятности перехода к настоящей. Неизвестно, чем это закончилось бы, но советскими учеными было изобретено аналогичные радары и, в результате четырехлетнего противостояния, мир навек избавился от атомного оружия. — Дед, а ведь я помню эту войну, — задумчиво улыбнулся Артур. — Отец в то время постоянно куда-то исчезал. Мама говорила: уехал в командировку, а сама плакала по ночам. Когда мне исполнилось лет шестнадцать, нашел в интернете статью о героях той войны. Среди них был папа. Он имел множество наград и… два ранения. Когда я стал расспрашивать его обо всем этом, он ответил, что ему стыдно и за себя и за всех, кто участвовал в этой войне. — Он тогда служил в космических войсках, в разведывательном управлении, — с грустью предался воспоминаниям Андрей Сергеевич. — Ему приходилось заниматься какими-то секретными делами и часто бывать в тех государствах, с которыми велась холодная война, а мы с бабушкой и твоей мамой ночей спали, всё молили бога, что бы он живым вернулся. После войны Борис сменил свою профессию и стал заниматься проблемами освоения Марса, как он сказал: «Марс хоть и бог войны, но самой войны там не будет». — Дед, а какие параллели были далее? — Далее внучек сильно заметных параллелей я не обнаружил. Хотя, между некоторыми событиями их можно провести. В двух тысяче пятьдесят четвертом году началось освоение морских глубин в поисках дополнительного продукта питания для быстро увеличивающегося населения страны. Ровно сто лет назад начато освоение целинных земель. В двух тысяча пятьдесят шестом году появились автомобили, управляемые автороботом, а век назад на дорогах страны появился автомобиль «Волга», первый нормальный автомобиль в Советском Союзе. Через год на Марс была отправлена первая экспедиция – сто лет назад они запустили первый в мире искусственный спутник. Андрей Сергеевич неожиданно улыбнулся, что не ускользнула от пристального внимания его внука. — Дед, ты что вспомнил? — В этом году все население нашей страны перешло на новую систему оплаты. Раньше электронную карточку хоть в руках можно держать – я до сих пор своей старой пользуюсь, а с новой разобраться не могу. — Ну, ты даешь! — вырвалось у внука. — Давай свой сотовый! Артур взял у деда аппарат. Современные сотовые телефоны сильно отличался от тех, которыми пользовались в начале века: кроме связи, он использовался для оплаты с электронной карты всевозможных услуг, был компьютером и навигатором. Новая система оплаты полностью ликвидировало саму карту, и стала еще одной функцией бывшего сотового телефона. — Все можешь пользоваться, — улыбнулся внук. — Берешь или заказываешь любой товар, не задумываясь об оплате. — Это еще одна параллель – в тысяча девятьсот шестьдесят первом году в Советском Союзе произошла денежная реформа. — Последняя из параллелей веков, — покачал головой внук. — Так-то оно так, — вздохнул Андрей Сергеевич. — Но век-то еще не кончился. Двадцать шестого декабря тысяча девятьсот девяносто первого года Советский Союз прекратил свое существование. Я не доживу до двух тысяче девяносто первого года, но ваше поколение должно сделать все, что бы этой параллели ни было. Третью попытку русскому народу история не даст.Tupac_Amaru 104: Free Trade Area
Алексеич позвонил в 9.35, а без пяти десять новичок стоял у стеклянной двери в наблюдательную кабину. Не могу сказать, чтобы это меня обрадовало. Именно в мою вахту, а ведь я хотел сегодня отсканировать результаты последней серии в экспериментальной оранжерее. Но что делать, раз надо? Я радушно распахнул дверь. — Томас, — он сдавил мою руку неожиданно жестко. На вид – щуплик; белесые волосики на висках, чуть испуганные глаза, хотя и храбрится. Я искренне улыбнулся. — Валерий. Заходи – это наша кабинка. У вас там, наверное, похоже? Томас у себя в Канаде тоже работал на гидропонике. Так что общий язык мы быстро нашли. Я мало читал о методах ФТА – а что о них читать, если они от нас минимум на десятилетие отстают? Хотя наши, говорят, отслеживают и у них новые идеи – мало ли? Вот и Томас порассказал мне кое-что интересное, например, субстраты у них используются совсем другие. А до регулировки атмосферы они еще не дошли. Я налил Томасу кофе, и мы мило беседовали, покачиваясь в креслах над зеленым морем. В кабинке у нас красиво – будто сидишь в гигантском зимнем саду, вокруг неистовая зелень, просверки стали и стекла – оборудование, всюду снуют тонкие лапки манипуляторов, в верхних этажах, среди висячих лиан, облепленных тропическими фруктами, носятся стайки колибри. Кабинка неторопливо скользит по монорельсу под куполом, объезжая всю фабрику. На самом деле визуальный контроль нужен лишь в особых случаях, дежурство заключается в наблюдении за приборами. — А какой у вас выход продукции? — неуверенно спросил Томас. — По каким позициям? Наша фабрика выпускает четыреста тридцать восемь наименований продукции. Мы практически кормим весь Новосибирск. — Например, томаты. Я назвал цифры по всем шести сортам выпускаемых томатов. Томас покачал головой и присвистнул. — Боюсь, нашим до такой урожайности далеко. Это за счет генетики? — Да, конечно, — я хотел рассказать о своем эксперименте, но подумал, что малоинтересно, слишком уж специальная тема. — А почему вы называете ваше предприятие «колхоз»? — поинтересовался Томас. — Это мы шутим так. Слушай, может, сходим в столовку, перекусим? У меня обычно в это время второй завтрак. Томас окинул взглядом кабинку. — А как же вахта? Я показал ему нотик. — Дистанционно. Мое постоянное присутствие не требуется. К тому же есть еще второй пост и инженерно-технический. Мы на перерыв по очереди ходим.Томас заказал салат из нашей продукции, я ограничился кофе со свежими рогаликами. Канадец ел с аппетитом и сдержанно восхищался запахами и необычайно, по его мнению, ярким вкусом огурцов и помидоров. — Ага, как говорит Ахмед, наш генэксперт, — я изобразил кавказский акцент, — это агурец? Эта разви агурец?! Эта жи дыня! Томас вежливо-скованно улыбнулся. Я вспомнил школьные уроки коммуникации. — Слушай, расскажи о себе. Где учился, чего к нам решил переехать… — Да у меня все обычно. Мне тридцать два. Закончил высший колледж сельского хозяйства, — подчеркнул он с ноткой гордости, — сразу нашел неплохое место, на фирме в Торонто. Четыре года работал биоинженером, затем прошел дополнительный курс, и стал начальником участка… А почему переехал? Перспектив у нас там нет. Наша фирма во время кризиса разорилась. Наверное, с моим образованием я бы в итоге нашел работу, но зарплаты предлагали такие, что и браться не стоило. У меня кредит был за машину. Семьи у меня нет. С подругой, — он смущенно потупился, как бы извиняясь за личную нотку, — поругались как раз. Я и подумал – почему не рискнуть? Русский я знаю с детства, у меня бабушка русская, да и в колледже учил. — Ну и как тебе у нас, нравится? — Да неплохо пока. Квартиру дали, и главное, бесплатно все, странно. Еда. Жилье. И неплохо по качеству. Не блеск, но жить можно. Удивительно, — он нервно пожал плечами. Покосился на соседний столик, за которым щебетали две девушки-практикантки. — А у меня есть семья, — сообщил я, — жена, Ирка… Ирина сейчас на Марсе. Она робототехник, а там… Сейчас же у нас купол Аэлиты возводится, скоро первый город будет. Еще два месяца осталось, они по вахтовому методу работают. И дочь есть, Уля, ей десять. Мне самому тридцать шесть. А так у меня тоже обычная жизнь, ничего особенного. Закончил школу. Биология меня интересовала всегда. Сначала работал в области медицины, в Центре наследственности… В смысле, конечно, учился. Там было мое место практики. Потом понял, что хочу с растениями. В двадцать два защитился, стал мастером. Это как увас окончание колледжа, наверное. Потом пошел в армию. Там мы и познакомились с Иркой. Только у меня так получилось, что я не год служил, а два. Как раз Пхеньянский конфликт был, и я туда поехал. Я в биологических войсках, а Ирка служила в танковой части, водительница. — Ты, выходит, воевал? — Ну да, — я смутился. Не люблю вспоминать это время. Зачем вообще было рассказывать про армию? Наверное, по ассоциации с Иркой. — Я думал, там в основном воевали китайцы. — Какая разница, мы же все – Советский Союз. У нас в части отовсюду народ был. Французы были и даже чилийцы. Я внутренне напрягся – мало ли, как он относится ко всему этому? Ведь он сам из ФТА. Но Томасу, похоже, было безразлично. — А после армии я стал работать здесь на фабрике, мы поженились, потом родилась Улька. Я занимался раньше фитопатологией. Наверное, медицина сказалась. У меня вышло несколько статей в «Вестнике сельского хозяйства», и я разработал общие основы метода хемостимуляции иммунитета у пасленовых. Ну я уже рассказывал. А последние два года я по генетике больше. Еще я занимаюсь спортом – горные лыжи, плавание, немного биатлон. Туризм, люблю поездить по миру. Из хобби – играю на электросинтезаторе, делаю трехмерные видеоклипы, у меня довольно посещаемый сайт в сети. А еще у меня есть коллекция антикварных фильмов, представляешь – на видеодисках! Томас отнесся спокойно. — У меня тоже есть проигрыватель ДВД, и несколько старых дисков, от бабушки с дедушкой. Но они уже в очень плохом качестве. — А у меня более шестидесяти дисков! Все старые фильмы, и их вполне можно смотреть. Вся эта голливудщина – апокалиптические фильмы, «Аватар» с продолжениями, или, например, первый вариант «Гарри Поттера» – все восемь фильмов. Звездные войны… Есть записи фильмов первого Союза! Конечно, не аутентичные – когда их снимали, еще дисков-то не было. Но во время ЭРФ их записали заново, деньги на них делали. И у меня есть многое – фильмы Рязанова, комедии Гайдая… — А что такое ЭРФ? — Это сокращение от Эпохи Рыночного Фашизма, — пояснил я, — это из истории России. Мы так называем время между разрушением Первого Союза и Войной. Почти тридцать лет. Гнилое было время. — Да, неплохая у тебя коллекция, — признал Томас, — покажешь как-нибудь? — Обязательно! Вообще заходи в гости, — я объяснил, как найти наш дом. И подумал, что канадец все же раскрепостился. — А ты, значит, просто как бы служащий на этой фирме? Не начальство? — поинтересовался он. — Да, я простой рабочий. Но у нас и нет начальства, есть, правда, организаторы, вот, например, Алексеич… Томас не дослушал мою лекцию о структуре персонала и перебил. — Знаешь, Валерий, я все-таки опасаюсь. Ведь у меня совсем другое образование и опыт! Справлюсь ли я с работой? У вас какой испытательный срок? Я несколько секунд соображал, что он имеет в виду. Потом рассмеялся и хлопнул канадца по плечу. — Какой еще срок? Приходи да работай, кто мешает? Наш «колхоз» же не частнику принадлежит, а нам – тем, кто здесь работает! Мы и решаем все. Ну а насчет того, что другое образование – не беда, научим! Было бы желание. Я посмотрел на экран нотика. Все пятьдесят основных отсеков мирно горели зелеными огоньками. Томас недоверчиво покачал головой. — Все-таки не понимаю я, как это у вас устроено. Ну ладно, без денег. Но если даже не увольняют? Зачем же вы работаете? — Ну а что, дома, что ли, сидеть? Работать интересно. — А простые, монотонные работы? Ладно, ты биолог, экспериментируешь. А вот зерновые до сих пор выгоднее на земле растить, у вас тоже поля есть… их кто обрабатывает? — Мы сами, — пояснил я, — у нас по полям дежурства, как и по фабрике. И тебе тоже придется иногда. Даже если тебе обидно, закончив ваш этот высший колледж, пахать на комбайне, как простой крестьянин. — Да нет, почему же обидно? — возразил Томас, — Я пока учился, кем только не подрабатывал… Денег-то нет, а жить надо. Ящики грузил, полы мыл, пиццу развозил. И сейчас, пока был безработным, меня заставили в фирме по переездам работать. А то бы пособия лишили… Тут на нотике вспыхнул сигнал вызова – я туда свой мобильник вывел, и заверещала недавно поставленная мной модная «Марсианочка». Я включил на браслете полную громкость, и голос вредной Ульки зазвучал над столом. — Пап, привет! Я не отвлекаю? — Нет. Ты уже дома, что ли? — Я еще дома. У меня сетевые уроки до двенадцати, а потом на тренировку по «Пути воина»… а потом у нас проект еще этот, исторический. — Какой проект? — Ну па, я же рассказывала, — обиделась Улька, — реконструкция! Революционных событий 22го года в Пекине! Подписание Союзного договора! Сейчас опять в моду у нас в России входят национальные имена… Орловы вон назвали сына Изяславом. А Улькино полное имя – не Ульяна, а Ульрика. В честь Ульрики Майнхоф. Мы, кстати, в прошлом году ездили в Берлин и там сходили на могилу Ульрики, где стоит ей памятник. Улька прониклась. — А, да, Уленыш, прости! Вспомнил. Чего звонишь – соскучилась? — Я хотела спросить, па – может, вечером в Стратегию сыграем? — нежно-просительно зажурчала Уля, — а то мы давно не играли уже… Вот этого в ней не понимаю! Я в десять лет уже почти не ночевал дома! В школе всегда можно остаться в интернате, подростки так и так постепенно переселяются туда жить – в интернате молодежная вольница, разве что под присмотром педагога. Я туда в Улькином возрасте уже и переселился. Правда, у нас была очень хорошая школа, и с родителями у меня были отношения так себе. А вот Улька предпочитает все еще каждый вечер – ну почти – проводить дома. — Улечка, я сегодня не смогу. У нас же видак недельный! — Улька издала разочарованное «у-у-у». — Но если хочешь, — поспешил я ее утешить, — ты можешь со мной поучаствовать в видаке, а потом мы посмотрим что-нибудь коллекционное! — Мультики про кота Леопольда, — уточнила Уля. — Хорошо, пусть мультики. Ну пока, зайчонок! Мне работать надо. Я показал Томасу фабрику. Весь наш белковый цех. Гигантские чаны, где из клонированной биомассы выращивались килотонны разнообразных видов мяса, расфасовочные линии, формовка – из желеобразной красной биомассы лепились филе, котлеты и целые «тушки» без костей. — В следующем году мы начнем строительство пищевого цеха… специалисты уже заказаны, — сообщил я, — а пока это все развозится в виде сырья в холодильники и на кухни. Я еще показал Томасу грибной цех, а потом мы вернулись в родную наблюдательную кабинку. В конце концов, отсюда можно видеть весь цех, пусть и по частям. Мы пили кофе, рассматривали дивные виды внизу и болтали о том, о сем. Томас расслабился. — Все-таки знаешь, — сказал он, — что мне не нравится? Ваш прозелитический характер. Ведь должен быть свободный выбор! Кому-то, как мне, не нравится в ФТА. А кому-то не нравится в СССР! Ведь согласись, от вас тоже уезжают! Два мира – две системы, это нормально. А вы хотите мирового господства, что ли? Я усмехнулся. — Знаешь, Том… мне, если честно, начхать на мировое господство. Меня другое волнует. Эта ваша ФТА… Free Trade Area, как вы стыдливо ее называете. Зона ваша… свободной торговли. Ладно, что у вас там людей гнобят – это действительно, как ты выразился, вопрос свободы выбора. То, что половина вашей территории – «гуманитарные зоны», откуда людям не выехать… Да и в развитых странах половина народу живет еле-еле, а низший слой вообще в дерьме. Это все ваше дело, хотя людей жалко. Но ведь нам с вами на одной планете приходится жить. Одним океаном пользоваться и одной атмосферой. И еще Антарктида и Арктика у нас общие. И рук у нас – разбирать ваши мусорные завалы и вашу нефть из океана выцеживать – не хватает! Поэтому… Пусть бы ФТА существовала, раз уж есть такие рыночные энтузиасты – но только под нашим контролем. Тут я вспомнил, что Томас вовсе не виноват, что он-то – наш, и что он теперь мой товарищ, и мне стало стыдно. Я даже обнял его за плечи. — Но это все ерунда, Том! Разберемся. И не такие задачи решали! И мы перешли на более интересную тему – мою работу. Я все-таки рассказал ему об эксперименте. — А как ты результаты потом собираешь? — заинтересовался Томас. — Обыкновенно. Вручную. Сначала анализатором, потом заношу цифры на планшет… — Для этого лучше сканер, — произнес канадец и, повернувшись, извлек из своей сумки… эх, мечта! Он был похож на нотик, только еще меньше, и с выдвижным манипулятором. На черной лаковой крышечке вязью выведено – ЛОМО. Это же «Орлиный глаз»! Генный сканер, разработанный в Ленинграде. Мы заказывали такие, но ленинградцы сказали, что там возникли какие-то сложности с производством, и придется подождать. Возможно, несколько лет. А опытную партию уже выпустили. — Нам прислали образец в Канаду, — пояснил Томас, — а когда фирма распалась, мне зарплату последнюю не выплатили, ну и я сканер взял себе и сказал, что не отдам, пока не будет зарплаты. Так в суматохе у меня и осталось. Мне он, правда, самому не нужен, я вообще генетикой не занимаюсь. — А мне бы очень пригодился, — заметил я, — да и многим у нас. — Так давай я тебе его продам! — предложил канадец. Я довольно долго соображал, что он имеет в виду. Мне показалось, что это такая ролевая игра. — А-а, понял. Но у нас же нет денег! Как я тебе могу это… заплатить? Идентификатор, что ли, свой подарить на время? Так у тебя точно такой же. Томас был вполне серьезен. — Ты можешь заплатить мне чем-то другим. Например, твоя коллекция. Проигрыватель можешь оставить себе, у меня есть. У меня возникло такое же ощущение, как в Корее, когда стенка убежища обрушилась, и в пролом полезли морпехи в ОЗК. В районе желудка сконденсировался холодный жгучий ком и медленно распространился по всей области живота. — Надо подумать, — произнес я наконец. — Подумай! Цена нормальная. — Ты хочешь – все фильмы? — Ну конечно. Шесть десятков дисков – не много за такую технологию! Ну как? Или жалко? — Да нет, не жалко. Но… знаешь, я еще подумаю.
В прозрачной вогнутой полусфере экран вокруг меня появились изображения Надьки, Юльки, Васи и Катерины. Вернувшись домой и пообедав – Уля еще не пришла с проекта – я первым делом вызвал друзей. Большая часть, правда, была занята, но кое-кто откликнулся. — Ну чего? — сварливо спросила биотехнолог Надька, — до видака еще два часа! Я тут над рассказом собиралась поработать, у нас конкурс литературный! — Да знаете, народ, я сегодня новенького общал. Колхоз показывал и вообще. — Это эмигрант, что ли? — спросил Вася. Наш славянский богатырь. Занимается геноконструированием декоративных цветов. — Ага. Томас его зовут… И я рассказал слово за словом сегодняшнюю историю. В том числе, и о сканере, и о предложении Томаса рассказал. — И вот я теперь даже не знаю, как быть. Сканер дико нужен, сами понимаете! Это я бы в пять раз быстрее данные обрабатывал! — А коллекцию жалко? — уточнила Юлька. — Ну а ты как думаешь? Но я бы отдал, вот честное слово, отдал бы. Коллапсар с ней! — Может, переснять? — предложила деловитая Надька. — Я даже не знаю, где сейчас такие диски взять! Перезаписать на комп можно, но это же совсем не то! В Информатории они все и так есть… Но это коллекция! — Но с другой стороны, это баловство, — прогудел Василий, — а сканер… — Ребята, мы не о том! — решительно пресекла Катерина. Кате за пятьдесят лет, у нее двое взрослых детей, она доктор и профессор физиологии растений, к тому же кинорежиссер, — Дело не в том, жалко или не жалко! Вот представляете, этот Томас теперь будет у нас работать… И как мы с ним должны общаться? А например, модулятор у него можно попросить, если свой сломался? Ведь это же его собственность! — Катерина произнесла это слово с легким омерзением, — А можно его попросить отдежурить за тебя, если не можешь? Или за это тоже придется чем-то… платить? Мы растерянно замолчали. Я не знал, как все это оценивать. Что вообще значит такое предложение? Вроде логически все выглядит правильно. У него есть ценность, у меня тоже. Мы можем обменяться взаимовыгодно… тьфу. В чем дело? Может, потому что нас еще в садике и школе по-другому учили: если вещь тебе не нужна, а нужна другому – поделись. А научные приборы и вовсе лучше всего отдать в общую собственность. Но мы уже давно не в детском садике… — Может, вынести этот вопрос на видак? — предложил Вася, — Этот Томас… он ведь тоже будет присутствовать. — Ну это уж совсем! — возмутилась Надя, — Мы же не в армии! И человек же не виноват! Что же его теперь, клевать всем коллективом? Или коллективно заставить отдать сканер? — Фу-у, Надя! — Да не нужен мне на фиг этот сканер! — сказал я в сердцах, — Обойдусь вообще! И давайте это все забудем. — Подожди, — прервала меня Катерина, — я предлагаю поговорить с Алексеичем.
Алексеич был дома и вызовы принимал. Михаил Алексеевич Рощин, главный мастер-организатор нашей фабрики (раньше таких мастеров еще называли английским словечком «менеджер») — личность примечательная. Он родился аж в 1973 году. Учился в техникуме еще при Первом Союзе, пережил перестройку, во времена РФ успел создать фирму, закончить какой-то вуз, посидеть в тюрьме, создать сначала легальную, а потом подпольную организацию коммунистов, потом воевал в Третью Мировую на Ближнем Востоке, работал в ядерном очаге на севере Италии, потом руководил строительством социалистических предприятий в Таджикистане, а затем прочно осел на родине, в Новосибирске. Уже пять лет, как он у нас главный организатор, и справляется с работой очень неплохо. Конечно, он мог бы не работать или хоть уйти на нехлопотную должность. Но Алексеич чувствует себя прекрасно и вовсе не рвется на покой. Он возник в центре экрана – крепкий и кряжистый, с небольшой седой бородкой, в узорчатом свитере. — Салют, товарищи, — сказал он торжественно, — в чем дело? Почему нельзя было видеоконференции дождаться? Я вкратце повторил свой рассказ. Алексеич задумался. Беспокойная Надька хотела уже прервать молчание, но Алексеич, словно почуяв это, сделал отрицательный жест. — Сейчас. Я размышлял. Да, я знаком с этим явлением, ребята. Деньги, торговля… Это явление было даже еще при Первом Союзе, но тогда это было неизбежно. А в ФТА сейчас даже хуже, чем у нас при рыночном фашизме. Была раньше даже такая поговорка: одни любят воевать, а другие торговать; дескать, вторые лучше. А на самом деле это две стороны одной медали: торговля рано или поздно приводит и к войне. А как это влияет на отношения людей между собой! В ФТА человек человеку – волк, каждый чувствует себя одиноким и сражается за собственное существование, как в тылу врага. — А у нас человек человеку – друг, товарищ и брат, — ввернул Василий. Алексеич продолжал. — А теперь представляете, такой вот одинокий волк – и у него есть ресурс. Не просто доставшийся, а выгрызенный у этой жизни. Материальный ресурс. Ему и в голову не придет отдать его просто так. Как можно! Он сам никогда ничего даром не получал – и не отдаст ничего. А вот на эквивалент, не менее ценный – обменяет. Такова логика Томаса. — То есть получается, это у него просто от страха? — уточнила Юля, самая наша молодая работница, ей всего двадцать два. — Да. Подумайте, вы-то росли без всякого страха вообще. Перед вами все пути открыты. Вы можете учиться по любой специальности, выбирать любую работу, лишь с некоторыми ограничениями – по способностям, по возможностям общества. Можете сделать перерыв, чтобы на год отправиться путешествовать, чтобы отслужить в армии, чтобы родить и вырастить ребенка, и никто вас за это не уволит. У вас есть свободный доступ к любой информации, к любому образованию… Вы даже не представляете, как жить, когда всего этого у человека нет, и за все это надо бороться, все надо покупать. Знаете что? Я предлагаю не форсировать события. Пусть Томас поживет у нас, поучаствует в самоуправлении, поработает. Найдет друзей. Но вот покупать я бы не стал, и это заставило бы его впервые задуматься. Знаешь, Валера, может, и правда, обама с ним, с этим сканером?
Мы разошлись по своим делам – я лично проанализировал результаты новой серии и составил план на завтра. Потом кинул Томасу личное сообщение, в котором без всяких объяснений отказался покупать сканер. Пришла Улька, я чмокнул ее в щечку, и она уселась рядышком. Рассказала об их игре. Она уже знает про этот исторический период больше, чем я – очень хорошая форма обучения, такие игровые проекты. В мое время их еще не было. Тут начался видак – то есть видеоконференция по итогам трудовой недели. Подключились все двести тридцать работников нашего «колхоза». Модератором по жребию назначили Алину Курочкину из грибного цеха. Алина огласила список вопросов, и пошло-поехало. Сначала кратко о международной обстановке, о проблеме мусорного острова в Атлантике, о столкновениях на границе с Пакистаном и о вопросе воссоединения Германии – южные земли вроде теперь могут присоединиться к остальным и войти в СССР. Мы решили от фабрики послать привет трудящимся Южной Германии и выразить готовность им помочь в борьбе. Таких изъявлений в Сети, конечно, полно – но каждый голос здесь важен. Затем о событиях в стране – усовершенствование системы распределения, обратной связи потребитель-производитель, о школьных проектах, о новом центре долголетия. Все это не заняло много времени. Наконец перешли к нашей фабрике. За неделю мы выполнили план по всем поставкам, а моркови произвели больше, чем нужно – на следующую неделю план по моркови снижается. Поговорили о том, как продвигаются дела по пищевому цеху. Несколько человек рассказали о своих научных исследованиях. Я промолчал— у меня пока конкретно говорить не о чем. Рассмотрели четыре рацпредложения, и два из них тут же поручили внедрять исполнителям. Улька сидела рядом со мной с важным видом – как же, она «участвует» в настоящем взрослом, не каком-нибудь там школьном видаке! Я нашел взглядом Томаса. Его изображение было в пятом ряду сверху. Я укрупнил его лицо – оно казалось растерянным. Под конец взял слово Алексеич. — Товарищи колхозники! Тут дело такое…я принял решение покинуть пост организатора на нашей фабрике. «У-у-у» – сказал я в точности, как Улька. Дочь быстро взглянула на меня. Разочарование и горечь, казалось, разливались по экрану. Алексеича у нас все любили. Хотя понять можно… ведь человеку скоро девяносто! Алексеич продолжал. — Я делаю это в связи с тем, что перехожу на другую работу. Меня приняли на открывшуюся вакансию помощника организатора в первом марсианском городе Аэлита! На сей раз экран словно бы дружно охнул. Алексеич широко улыбнулся. — Что, удивил? Конечно, необычно для такого старого хрыча. Но знаете… — он понизил голос, — я ведь в жизни чего только не видел. Еще в первом Союзе вырос… И вы знаете, с детства, с самого раннего детства я так мечтал увидеть звезды! Побывать в Космосе. Буш побери, я шагну на чужую планету! А отправляюсь через два месяца, как раз следующий караван кораблей прибудет…
Когда Улька ложилась спать, я как обычно, присел рядом с ней, потрепал по спутанным лунным волосам. — Пап, — сказала она сонно, — а я знаешь кем буду, когда вырасту? — Кем? — Когда я вырасту, то поеду в ФТА. Я буду агентом и подпольщицей, и устрою там революцию! — Ты устроишь, — согласился я, — в этом у меня нет ни малейшего сомнения. Марс светил прямо в окно отраженным красноватым светом. Через два месяца вернется Ирка.
21.01.2012
Последние комментарии
1 час 59 минут назад
2 часов 19 минут назад
2 часов 44 минут назад
2 часов 48 минут назад
12 часов 18 минут назад
12 часов 22 минут назад