Путешествие четырнадцатое [Станислав Лем] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

Станислав Лем Путешествие четырнадцатое

19.VIII. Отдал ракету в ремонт. В последний раз я прошел слишком близко от Солнца: весь лак облез. Заведующий мастерской советует покрасить в зеленый цвет. Еще не знаю. С утра наводил порядок в моей коллекции. В мехе прекраснейшего гаргауна полно моли. Насыпал нафталину. Вторая половина дня — у Тарантоги. Пели марсианские песни. Одолжил у него «Два года среди курдлей и осмиолов» Бризарда. Читал до рассвета — страшно интересно.

20.VIII. Согласился на зеленый цвет. Заведующий уговаривает меня купить электронный мозг. У него есть вполне приличный, мало использованный, мощностью в двенадцать паровых душ. Говорит, что без мозга теперь никто не сунется даже за Луну. Колеблюсь — очень дорого. Всю вторую половину дня читал Бризарда — захватывающая книга! Просто стыдно, что я никогда не видел курдля.

21.VIII. Утром — в мастерской. Заведующий показал мне мозг. Действительно, приличный, с батареей анекдотов на пять лет. Пожалуй, это решает проблему космической скуки.

— Прохохочете все путешествие, — сказал заведующий.

После истощения батареи можно поставить новую. Велел покрасить рули в красный цвет. Что касается мозга — еще не решил. До полуночи читал Бризарда. Не поохотиться ли самому?

22.VIII. Все-таки купил мозг. Велел вмонтировать его в стену. Заведующий добавил к нему электрическую грелку. Наверно, порядочно с меня содрал! Говорит, что я сэкономлю кучу денег. Дело в том, что при посадке на планету обычно нужно платить въездную пошлину. Имея же мозг, можно оставить ракету в пустоте, свободно обращающейся вокруг планеты, как искусственный спутник, и, не заплатив ни гроша пошлины, пройти остаток дороги пешком. Мозг рассчитывает астрономические элементы движения и сообщает, где потом искать ракету. Кончил Бризарда. Уже почти решил ехать на Интеропию.

23.VIII. Забрал ракету из мастерской. Очень хорошо выглядит, только рули не в тон с остальным. Перекрасил их сам в желтый цвет. Гораздо лучше. Одолжил у Тарантоги том Космической энциклопедии на «И» и переписал статью об Интеропии. Вот она:

«ИНТЕРОПИЯ». 6-я планета двойного (красного и голубого) солнца в созвездии Тельца. 8 континентов, 2 океана, 167 действующих вулканов, 1 сцьорг (см. Сцьорг). Сутки — 20 часов, климат теплый, условия жизни, за исключением периода хмепов (см. ХМЕП), хорошие.

Обитатели:

а) Ардриты — господствующая раса, разумные существа, многопрозрачностенные, симметрично непарноветвистые (3), относящиеся к типу Siliconoidae, класс Luminifera, отряд Polytheria. Как все Политерии (см.), ардриты подвергаются периодическому произвольному расщеплению. Образуют семьи шарового типа. Система правления: градархия II Б, с введенным 340 лет назад Пенитенциарным Трансмом (см. Трансм). Высокоразвитая промышленность, главным образом пищевая. Основные статьи экспорта: фосфоресцирующие манубрии, сердцеклеты и лаупании нескольких десятков разновидностей, реброватые и обожженные на медленном огне. Столица Тентотам, 1400 000 жителей. Главные промышленные центры; Гаупр, Друр, Арбагеллар. Культура люминарная с признаками загрибания, в связи с пропитыванием реликтами цивилизации истребленных ардритами фитогозян (грибосков, см.). В последние годы все большую роль в общественной и культурной жизни играют сепульки (см.). Верования: господствующая религия — монодрумизм. Согласно М. мир был сотворен Множественным Друмой в виде Первичной Кашвы, из которой образовались солнца и планеты во главе с Интеропией. Ардриты строят храмы Кашвы, постоянные и сборные. Кроме М., существуют несколько сект, из них важнейшая — плакотралов (см.). Плакотралы не верят ни во что, кроме Эмфезы (см.), да и то не все. Искусство: танец (катальный), радиоакты, сепуление, басновая драма. Архитектура: в связи с хмепами — прессо-надувная, гмазевая. Чашечные гмазникй достигают 130 этажей. На искусственных лунах постройки преимущественно овицелларные (яйцевидные).

б) Животные. Фауна силиконоидального типа, главные представители: мерзавли, дендроги думанные, асманиты, курдли и осьмиолы визговатые. Во время хмепов охота на курдлей и осьмиолов запрещена. Для человека эти животные несъедобны, за исключением курдлей (только район зарда, см. Зард). Водная фауна является сырьем для пищевой промышленности. Главные представители: брюшан (орухи), близвы, пси-веты и смедзи. К особенностям Интеропии относится сцьорг с его мутнявой фауной и флорой. В нашей Галактике его единственным эквивалентом являются алы в бапневых улесах Юпитера. Как показывают исследования школы профессора Тарантоги, жизнь на Интеропии развилась в пределах сцьорга из залежей бальбазила. В связи с массовым материковым и водным строительством следует учитывать быстрое исчезновение остатков сцьорга. Подпадая под действие § 6 закона об охране планетных памятников старины (Галактический кодекс т. МОБОУП, ч. XXXII, стр. 4670), сцьор подлежит охране; в особенности запрещено его тупанье в темноте».

В этой статье все для меня ясно, за исключением упоминаний о сепульках, трансме и хмепе. Увы, последний вышедший в свет том энциклопедии кончался статьей «Соус грибной», значит, ни о трансме, ни о хмепе ничего нет. Все-таки я пошел к Тарантоге, чтобы посмотреть статью о сепульках. Нашел короткую информацию:

«Сепульки — играющий значительную роль элемент цивилизации ардритов (см.) с планеты Интеропия (см.). См. Сепулькарии».

Я последовая этому совету и прочитал:

«Сепулькарии — устройства, служащие для сепуления (см.)».

Поискал сепуление, там было:

«Сепуление — занятие ардритов (см.) с планеты Интеропия. (см.) См. Сепульки».

Круг замкнулся, больше искать было негде. Я ни за что не признаюсь профессору Тарантоге в своем невежестве, а спросить больше не у кого. Жребий брошен — еду на Интеропию. Отправляюсь через три дня.

28.VIII. Стартовал ровно в два, сразу после обеда. Никаких книг не взял, ведь у меня теперь есть этот мозг. До самой Луны слушал анекдоты, которые, он рассказывал. Смеялся довольно много. Потом ужин и сон.

29.VIII. Кажется, я простудился в лунной тени, непрерывно чихаю. Принял аспирин. На курсе — три грузовые ракеты с Плутона; машинист радировал, чтобы я освободил дорогу. Я спросил, какой груз, думал, бог весть что, а это обыкновенные брындасы. Сразу же за ними — курьерская с Марса, битком набита. Видел в окна — пассажиров как сельдей в бочке. Мы махали платочками, пока не потеряли друг друга из виду. До ужина слушая анекдоты. Отлично, только все еще чихаю.

30.VIII. Увеличил скорость. Мозг работает безупречно. Я чуть животики не надорвал со смеху, поэтому выключил мозг на два часа и включил электрическую грелку. Почувствовал себя хорошо. После двух поймал радиосигнал, который Попов отправил с Земли в 1896 году. Я уже порядочно отдалился от Земли.

31.VIII. Солнце едва видно. Перед обедом — прогулка вокруг ракеты, чтобы не засидеться. До вечера — анекдоты. Большинство с бородой. По-моему, заведующий мастерской дал мозгу прочитать старые юмористические журналы, а сверху присыпал все это горсткой новых острот. Я забыл о картошке, которую поставил в атомный реактор, — вся сгорела.

32.VIII. Вследствие большой скорости время удлиняется — пора бы быть октябрь, а у меня все август и август. В окне что-то начало мигать. Думал, уже Млечный Путь, но оказалось, что это всего-навсего облезает лак. Халтурщики чертовы! Прямо по курсу — станция техобслуживания. Прикидываю, стоит ли там задерживаться.

33.VIII. Все еще август. После обеда долетел до станции. Она стоит на маленькой, совершенно пустой планете. Здание как будто вымерло, вокруг ни души. Взял ведерко и пошел взглянуть, нет ли здесь какого-нибудь лака. Ходил, пока не услышал пыхтение. Смотрю, за зданием станции стоят несколько паровых машин и беседуют:

Одна говорит:

— Ясно ведь, что тучи — форма загробного существования паровых машин. Следовательно, главное — выяснить, что было сначала — паровые машины или водяной пар? Я утверждаю, что пар!

— Молчи, проклятая идеалистка! — зашипела другая.

Я попытался спросить их о лаке, но они так шипели и свистели, что я не слышал собственного голоса. Сделал запись в книге жалоб и полетел дальше.

34.VIII. Неужели конца не будет этому августу? До полудня чистил ракету. Ужасно скучное занятие. Поспешил внутрь, к мозгу. Вместо смеха на меня напала такая зевота, что я испугался за челюсти. Справа по борту маленькая планета. Пролетая мимо нее, заметил какие-то белые точки. В бинокль увидел, что это таблички с надписью: «Не высовываться». С мозгом что-то не в порядке — глотает знаки препинания.

1.Х. Пришлось задержаться на Строглоне: кончилось горючее. Тормозя, с разгона проскочил весь сентябрь.

На космодроме оживленное движение. Оставил ракету в пространстве, чтобы не платить пошлины, взял только банки для горючего. Перед этим рассчитал с помощью мозга координаты эллиптической орбиты. Через час вернулся с полными банками, а ракеты нет и следа. Естественно, принялся ее искать. Думал, ноги протяну: пришлось пройти около четырех тысяч километров пешком. Ну, конечно, мозг напутал. Придется побеседовать с заведующим мастерской, когда вернусь.

2.Х. Скорость так велика, что звезды превратились в огненные полосы, словно кто-то в темной комнате размахивает миллионами горящих папирос. Мозг заикается. Хуже всего то, что сломался выключатель, и я не могу его остановить. Болтает без умолку.

3.Х. Насколько можно судить, мозг истощается — он уже бормочет по слогам. Постепенно я к этому привыкаю. Стараюсь подольше сидеть снаружи, только ноги спускаю в ракету: довольно холодно.

7.Х. В половине двенадцатого добрался до въездной станции Интеропии. При торможении ракета сильно разогрелась. Пришвартовался на верхней платформе искусственной луны (там размещается станция) и спустился внутрь, чтобы уладить формальности. В спиральном коридоре столпотворение; существа, прибывшие из отдаленнейших мест Галактики, ходили, переливались и прыгали от окошка к окошку. Я встал в очередь за светло-голубым алголянином, который вежливым жестом предупредил меня, чтобы я не слишком приближался к его заднему электрическому органу. За мной сразу же встал какой-то молодой сатурнянин в бежевом шлаулоне. Тремя присосками он держал чемоданы, а четвертой вытирал пот. Действительно, было очень жарко. Когда подошла моя очередь, чиновник-ардрит, прозрачный как хрусталь, внимательно оглядел меня, позеленел (ардриты выражают чувства изменением окраски, зеленый цвет соответствует улыбке) и спросил:

— Вы позвоночный?

— Да.

— Двоякодышащий?

— Нет, только воздухом…

— Благодарю вас, отлично. Всеядный?

— Да.

— Можно узнать, с какой планеты?

— С Земли.

— Тогда пожалуйте к соседнему окошку.

Я подошел к следующему окну и, заглянув внутрь, убедился, что передо мной тот же самый чиновник, вернее, другая его часть. Он листал большую книгу.

— Ага! Есть, — сказал он. — Земля… Гм, очень хорошо. Вы к нам как турист или коммерсант?

— Как турист.

— Тогда разрешите…

Одним щупальцем он заполнил бланк и одновременно другим протянул мне второй бланк для подписи, сообщив при этом:

— Хмеп начинается через неделю. В связи с этим будьте любезны пройти в комнату сто шестнадцать, там наше бюро резервов, которое вами займется. Потом прошу пройти в комнату шестьдесят семь, это фармацевтический пункт. Там вы получите пилюли эвфруглиум, которые нужно принимать каждые три часа, чтобы нейтрализовать вредное для вашего организма действие радиоактивности нашей планеты… Не желаете ли светиться во время пребывания на Интеропии?

— Благодарю вас, нет.

— Как вам будет угодно. Прошу, вот ваши бумаги. Вы млекопитающий, не правда ли?

— Да.

— В таком случае приятного млекопитания!

Простившись с любезным чиновником, я по его указанию пошел в бюро резервов. В яйцевидном помещении на первый взгляд было пусто. Там стояло несколько электрических аппаратов, под потолком сверкал хрустальный светильник. Оказалось, однако, что это был ардрит, дежурный техник, который сразу же спустился с потолка. Я сел в кресло, он же, развлекая меня беседой, произвел нужные измерения, а потом сказал:

— Благодарю, вашу почку мы передадим всем инкубаторам планеты. Если с вами что-нибудь случится во время хмепа, вы можете быть совершенно спокойны… Мы немедленно доставим резерв!

Я не совсем понял, что он имеет в виду, но многолетние путешествия научили меня сдержанности: нет ничего неприятнее для обитателей любой планеты, чем объяснять чужестранцу местные нравы и обычая. В фармацевтическом кабинете я снова встал в очередь, которая двигалась, однако, очень быстро, так что вскоре проворная ардритка в фаянсовом абажуре дала мне порцию пилюль. Еще небольшая таможенная формальность (я уже не полагался на электронный мозг), и с визой в руке я вернулся на платформу.

Тут же за спутником начинается хорошо оборудованная космотрасса с большими рекламными надписями но обе стороны ее. Буквы их удалены друг от друга на тысячи километров, чтобы при нормальной скорости езды слова складывались так быстро, словно они напечатаны в газете. Некоторое время я читал рекламы с интересом — например: «Охотники, пользуйтесь только охотничьей пастой МЛИН!» или: «Хочешь быть веселым — охоться на осьмиола!» и т.д.

В семь вечера я сел на тотентамском космодроме. Голубое солнце только что зашло. В лучах красного, которое было еще довольно высоко, все вокруг казалось охваченным пожаром — необыкновенное зрелище. Рядом с моей ракетой величественно опустился галактический лайнер. Под его хвостом разыгрывались трогательные сцены встреч. Ардриты после многомесячной разлуки с возгласами восторга падали в объятия друг друга, потом все, отцы, матери, дети, нежно слившись в семейные шары, красочно переливающиеся в солнечных лучах, спешили к выходу. Я тоже двинулся вслед за гармонично катящимися семьями; у самого космопорта находится остановка гламбуса, в который я и сел. Этот экипаж, украшенный сверху золотыми буквами, образующими надпись: «Паста Раус охотится сама!», представляет собой нечто вроде швейцарского сыра; в его больших дырах размещаются взрослые, в маленьких — детвора. Едва я сел, гламбус тронулся. Окруженный его кристаллической мякотью, над собой, под собой и вокруг я видел симпатично просвечивающие разноцветные силуэты пассажиров. Я полез в карман за томиком Бедекера: самое время было познакомиться с его советами. Каково же было мое удивление, когда я увидел, что держу путеводитель по планете Интевропии, отдаленной от места, где я находился, на три миллиона световых лет! Нужный мне Бедекер остался дома. Проклятая рассеянность!

Не оставалось другого выхода, как пойти в тотентамское отделение известного космического агентства Галакс. Кондуктор, к которому я обратился, любезно остановил гламбус, показал мне щупальцем на огромное здание и на прощание сердечно изменился в лице.

Несколько минут я стоял неподвижно, наслаждаясь необыкновенным зрелищем, какое представлял собой погружающийся в сумерки центр города. Красное солнце только что опустилось за горизонт. Ардриты не пользуются искусственным освещением, так как светятся сами. Аллея Мрудр, на которой я стоял, была заполнена мерцающими прохожими; какая-то молодая ардритка, проходя мимо меня, игриво вспыхнула внутри своего абажура золотистыми полосками, но, видимо, признав во мне чужестранца, стыдливо пригасла.

Близкие и далекие дома искрились, озаряясь возвращающимися домой жителями; в глубине храмов сверкали толпы молящихся; дети с бешеной быстротой переливались всеми цветами радуги по лестничным клеткам — все это было так прекрасно, так живописно, что просто не хотелось уходить. К сожалению, приходилось торопиться, я боялся, что закроется Галакс.

В вестибюле бюро путешествий меня направили на двадцать третий этаж, в периферийный отдел. Увы, это горькая, но неоспоримая истина: Земля находится в малоизвестной, глухой провинции космоса!

Сотрудница отдела обслуживания туристов, к которой я обратился, затуманилась от смущения и сказала мне, что, к сожалению, Галакс не располагает ни путеводителями, ни туристскими справочниками для землян, поскольку они посещают Интеропию не чаще, чем раз в столетие. Учитывая общее солнечное происхождение Юпитера и Земли, она предложила мне справочник для юпитерян. За неимением лучшего я взял его и попросил забронировать для меня номер в отеле «Космония». Я также записался и на охоту, организуемую Галаксом, и пошел бродить по городу. То, что я сам не светился, оказалось весьма неудобным, пришлось остановиться на перекрестке около ардрита, регулирующего движение, и в его свете просмотреть полученный справочник. Как и следовало ожидать, он содержал информацию о том, где можно получить продукты переработки метана, что делать со щупальцами на официальных приемах и т.п. Я выбросил справочник в урну для мусора, остановил проезжавший мимо эборет и велел отвезти себя в район гмазников. Эти великолепные чашеобразные строения сверкали издали разноцветными огоньками ардритов, предававшихся прелестям семейной жизни, а в административных зданиях очаровательно переливались светящиеся ожерелья служащих.

Отпустив эборет, я некоторое время прогуливался пешком.

Когда я восхищался вознесшимся над площадью гмазником Управления супсов, из него вышли два высокопоставленных служащих, которых можно узнать по интенсивному свечению и красным гребням вокруг абажура. Они остановились неподалеку, и я услышал их беседу.

— Розмазь каймистости уже не обязательна? — спрашивал один, высокий, весь в орденах.

Другой отвечал, посветлев:

— Нет. Директор говорит, что мы не выполняем плана, и все из-за Грудруфса. Не остается ничего другого, сказал директор, как заменить его.

— Грудруфса?

— Ну да.

Первый погас, только ордена продолжали светиться разноцветными венчиками, и, понизив голос, сказал:

— Вот закрусится, бедняга.

— Пускай себе крусится, ничего ему не поможет. Иначе порядка не будет. Не для того столько лет трансмутируют всяких типов, чтобы сепулек становилось все больше.

Заинтересованный, я невольно приблизился к ардритам, но они, замолчав, удалились.

Странное дело, но после этого случая до меня все чаще стало доноситься слово «сепульки». Когда я шагал по тротуарам, стремясь погрузиться в ночную жизнь столицы, из глубины переливающихся толп меня настигало это загадочное выражение, то произнесенное приглушенным шепотом, то выкрикиваемое со страстью; его можно было прочитать на шарах объявлений, которые сообщали об аукционах и публичных торгах редких сепулек, и в сверкающих неоновых рекламах, рекомендующих приобрести модные сепулькарии. Напрасно пытался я догадаться, что бы это могло быть; наконец, когда около полуночи я освежался бокалом курдлевых сливок в баре на восьмидесятом этаже универмага, а ардритская певица начала исполнять модную песенку «Моя маленькая селулечка», мое любопытство возросло до такой степени, Что я спросил подошедшего кельнера, где можно приобрести сепульку.

— Напротив, — ответил он машинально, получая по счету. Потом внимательно посмотрел на меня и слегка потемнел. — Вы один? — спросил он.

— Да. А что?

— Нет, ничего. К сожалению, у меня нет мелочи.

Я оставил сдачу и на лифте спустился вниз. Действительно, напротив я увидел огромную рекламу сепулек, толкнул стеклянные двери и очутился внутри пустого в это время магазина. Я подошел к прилавку и с наигранным безразличием спросил сепульку.

— Для какого сепулькария? — поинтересовался продавец, снимаясь со своей вешалки.

— Ну, для какого… Для обычного, — ответил я.

— Как это для обычного? — удивился он. — Мы держим только сепульки с присвистом…

— Вот и дайте одну…

— А где у вас щересь?

— Э, мгм… Я не захватил с собой…

— Но как же вы возьмете ее без жены? — произнес продавец, в упор посмотрев на меня. Он медленно мутнел.

— У меня нет жены, — воскликнул я неосторожно.

— У вас… нет… жены?! — пробормотал почерневший продавец, глядя на меня с ужасом. — И вы хотите сепульку?.. Без жены?..

Он дрожал всем телом. Несолоно хлебавши я выскочил на улицу, поймал свободный эборет и в ярости приказал ехать в какой-нибудь ночной ресторан. Меня привезли в «Миргиндрагг». Я вошел в тот момент, когда оркестр перестал играть. В зале висело больше трехсот посетителей. Осматриваясь в поисках свободного места, я шел сквозь толпу, как вдруг меня кто-то окликнул. Я с радостью увидел знакомое лицо. Это был один коммивояжер, с которым я познакомился когда-то на Аутронин. Он висел с женой и дочкой. Я представился дамам и начал развлекать беседой уже изрядно подгулявшую компанию, которая то и дело вставала, чтобы под звуки какой-нибудь танцевальной мелодии покататься по паркету. Поощряемый женой знакомого, я, наконец, отважился пуститься в пляс; крепко обнявшись, мы вчетвером покатились в огненном мамбрине. Честно говоря, я несколько раз ушибся, но делал хорошую мину при плохой игре и притворялся восхищенным. Когда мы возвращались к столику, я задержал в проходе моего знакомого и на ухо спросил его о сепульках.

— Простите, что? — не расслышал он.

Я повторил вопрос, добавив, что хотел бы приобрести сепульку. Очевидно, я говорил слишком громко, — висящие поблизости поворачивались с помутневшими лицами и рассматривали меня, а мой знакомый от страха умоляюще сложил щупальца.

— Ради Друмы, Тихий, ведь вы один!

— Ну и что? — выпалил я, уже немного разозлившись. — Неужели из-за этого мне нельзя увидеть сепульку?

Эти слова прозвучали во внезапно возникшей тишине. Жена моего знакомого, потеряв сознание, рухнула на пол, он кинулся к ней, а ближайшие ардриты поплыли ко мне, выдавая окраской свои враждебные намерения; в этот момент появились три официанта, взяли меня за шиворот и вышвырнули на улицу.

Я был в ярости, остановил эборет и велел ехать в отель. Всю ночь я не сомкнул глаз, меня что-то немилосердно кололо и кусало; только утром я обнаружил, в чем дело. Не получив точных данных из Галакса, гостиничная прислуга, по собственному горькому опыту зная, что некоторые гости прожигают матрацы насквозь, постелила асбест.

Утро было прекрасное, и неприятные впечатления вчерашнего дня перестали меня волновать. Я с радостью приветствовал представителя Галакса, который в десять часов заехал за мной на эборете, набитом припасами, банками с пастой для охоты и целым арсеналом охотничьего снаряжения.

— Вы никогда не охотились на курдлей? — справился мой провожатый, когда экипаж на большой скорости мчался по улицам Тотентама.

— Нет. Может быть, вы будете любезны проинструктировать меня? — произнес я с улыбкой.

С моим опытом охотничьих экспедиций за самыми крупными животными Галактики я мог позволить себе сохранять полнейшее хладнокровие.

— К вашим услугам, — ответил любезный провожатый.

Это был щуплый ардрит с бесцветным лицом, без абажура, закутанный в темно-синюю ткань — такой одежды я еще не видел на планете. Когда я сказал ему об этом, он ответил, что это охотничий костюм, необходимый для того, чтобы подкрасться к зверю; то, что я принял за ткань, было специальной субстанцией, которой покрывалось тело. Короче говоря, набрызгиваемая одежда, удобная, практичная и, что самое важное, совершенно маскирующая естественное свечение ардритов, которое могло спугнуть курдля.

Гид достал из папки лист бумаги с напечатанным на нем текстом и подал мне для ознакомления. Я сохранил этот листок в своих бумагах. Вот он:

ОХОТА НА КУРДЛЯ

Инструкция для чужестранцев

Курдль, как промысловое животное, предъявляет очень высокие требования как к личным качествам, так и к снаряжению охотника. Поскольку у животного, в процессе эволюции приспособившегося к метеоритным дождям, образовался непробиваемый панцирь, на курдля охотятся изнутри.

Для охоты на курдля необходимы:

а) в начальной фазе — основная паста, грибной соус, зеленый лук, соль и перец.

б) в основной фазе — рисовая метелка, бомба с часовым механизмом.

I. Приготовления на месте.

На курдля охотятся с приманкой. Охотник, предварительно натершись основной пастой, садится на корточки в борозде сцьорга, после чего спутники посыпают его мелко накрошенным луком и приправляют по вкусу.

II. В этой позиции нужно ожидать курдля. Когда животное приблизится, нужно, сохраняя спокойствие, взять в обе руки бомбу, находившуюся до этого между колен. Голодный курдль обычно глотает сразу. Если курдль не хочет брать, можно для поощрения легонько похлопать его по языку. В случае, если грозит неудача, некоторые советуют дополнительно посолиться, но это чрезвычайно рискованный шаг, так как курдль может чихнуть. Мало кто из охотников пережил чихание курдля.

III. Курдль, который взял, облизывается и уходит. После заглатывания охотник незамедлительно приступает к активной фазе, то есть с помощью метелки стряхивает с себя лук и приправы, чтобы паста могла свободно проявить свое слабительное действие, после чего устанавливает часовой механизм бомбы и как можно быстрее удаляется в сторону, противоположную той, откуда прибыл.

IV. Покидая курдля, нужно стараться упасть на руки и на ноги и не ушибиться.

Примечания. Использование острых приправ запрещено. Также запрещено подкладывать курдлям бомбы с приведенным в действие часовым механизмом и посыпанные луком. Такие действия преследуются и караются как браконьерство.

На границе охотничьего заповедника нас уже ожидал управляющий Ваувр в окружении сверкающей на солнце, как хрусталь, семьи. Он оказался чрезвычайно сердечным и гостеприимным, пригласил нас пообедать, и мы провели среди его милых домочадцев несколько часов, слушая истории из жизни курдлей и охотничьи воспоминания Ваувра и его сыновей. Вдруг Появился запыхавшийся гонец, сообщивший, что выслеженного курдля загонщики погнали в лес.

— Курдля, — объяснил мне управляющий, — нужно сначала хорошенько погонять, чтобы он проголодался!

Намазанный пастой, с бомбой и приправами я отправился в обществе Ваувра и проводника в глубь сцьорга. Дорога вскоре исчезла в непроходимой чаще. Мы продвигались с трудом, время от времени обходя похожие на ямы следы курдлей, пятиметрового диаметра. Поход длился довольно долго. Вдруг земля задрожала, и проводник остановился, щупальцем призывая к молчанию. Послышался грохот, словно за горизонтом бесновалась буря.

— Слышите? — шепнул проводник.

— Слышу. Это курдль?

— Да. Бобчит.

Мы двигались теперь медленнее и осторожнее. Грохот утих, и сцьорг погрузился в тишину. Наконец в зарослях проглянула обширная поляна. На ее краю мои спутники отыскали удобное место, приправили меня и, убедившись, что метелка и бомба у меня наготове, на цыпочках удалились, посоветовав мне сохранять терпение. Некоторое время тишину нарушало только чавканье осьмиолов; ноги у меня совсем за немели, и тут земля задрожала. Я увидел вдали какое-то движение — верхушки деревьев на краю поляны наклонялись и падали, отмечая путь животного. Очевидно, это был солидный экземпляр. Вскоре курдль выглянул на поляну, перешагнул через поваленные стволы и пошел вперед. Величественно колыхаясь и шумно принюхиваясь, он направился в мою сторону. Обеими руками я схватил ушастую бомбу и хладнокровно ждал. Курдль остановился метрах в пятидесяти от меня и облизнулся. Сквозь прозрачные ткани я видел внутри него останки многих охотников, которым не повезло.

Некоторое время курдль размышлял. Я уже начал опасаться, что он уйдет, когда зверь подошел и отведал меня. Я услышал глухое чавканье, и земля ушла у меня из-под ног.

«Есть! Наша взяла!» — подумал я. Внутри кур для было совсем не так темно, как мне показалось сначала. Отряхнувшись, я поднял тяжелую бомбу и занялся установкой часового механизма, когда до меня донеслось чье-то покашливание. Я поднял голову и, удивленный, увидел перед собой неизвестного ардрита, так же как и я наклонившеюся над бомбой. Мгновение мы смотрели друг на друга.

— Что вы здесь делаете? — спросил я.

— Охочусь на курдля, — ответил он.

— Я тоже, — произнес я. — Но, пожалуйста, но обращайте на меня внимания. Вы пришли сюда первым.

— Ничего подобного, — возразил он. — Вы чужестранец.

— Ну и что из этого? — запротестовал я. — Оставлю свою бомбу на другой раз. Прошу вас! Пусть вас не стесняет мое присутствие.

— Никогда в жизни! — воскликнул он. — Вы наш гость.

— Прежде всего я охотник.

— А я прежде всего — хозяин и не позволю, чтобы из-за меня вам пришлось отказаться от этого курдля. Очень прошу вас поторопиться, паста уже начинает действовать.

Действительно, курдль забеспокоился: даже сюда доносилось его мощное пыхтение, можно было подумать, что десятки локомотивов одновременно выпускают пар. Видя, что переубедить встреченного мной ардрита не удастся, я установил бомбу и подождал нового товарища, который, однако, настоял, чтобы я шел впереди. Вскоре мы покинули курдля. Падая с высоты двух этажей, я немного ушиб лодыжку. Курдль, которому явно полегчало, понесся в чащу и с ужасным шумом ломал там деревья. Наконец раздался страшный грохот, и все утихло.

— Готов! От души поздравляю, — крикнул охотник, крепко пожимая мне руку.

В этот момент подошел проводник и управляющий заповедником.

Поскольку уже темнело, нужно было спешить: управляющий обещал мне собственноручно сделать из курдля чучело и прислать его на Землю ближайшим ракетным транспортом.

5.XI. Четыре дня не записывал ни слова — был страшно занят.

Каждое утро — представители Общества культурных связей с космосом, музеи, выставки, радиоакты, а во второй половине дня визиты, официальные приемы и выступления. Я уже изрядно устал. Представитель ОКСМ, который надо мной шефствует, сказал мне вчера, что приближается хмеп, но я забыл его спросить, что это значит. Должен встретиться с профессором Разулом, выдающимся ардрит-ским ученым, но еще не знаю когда.

6.XI. Утром в отеле меня разбудил страшный грохот. Я вскочил с постели и увидел возносящиеся над городом столбы дыма и огня. Я позвонил в справочное бюро отеля и спросил, что происходит.

— Ничего особенного, — ответила телефонистка. — Не волнуйтесь, это только хмеп.

— Хмеп?

— Хаотический метеорный поток, с которым мы сталкиваемся каждые десять месяцев.

— Но ведь это ужасно! — закричал я. — Может быть, нужно пойти в убежище?!

— О, ни одно убежище не выдержит попадания метеора. Но ведь вы, как всякий гражданин, имеете резерв, можете не тревожиться.

— Какой еще резерв? — спросил я, но телефонистка уже повесила трубку.

Я быстро оделся и вышел в город. Движение на улицах было совершенно нормальное; прохожие спешили по своим делам, сановники, сверкающие разноцветными орденами, ехали в учреждения, а в садиках играли дети, светясь и распевая. Взрывы через некоторое время стали реже, и только издалека доносился мерный гул. Я подумал, что, наверное, хмеп не очень опасное явление, поскольку никто на него не обращает внимания, и поехал, как и планировал раньше, в зоологический сад.

Меня сопровождал сам директор, худой, нервный ардрит с очень красивым блеском. Тотентамский зоопарк содержится великолепно; директор с гордостью рассказал мне, что он располагает коллекцией животных из самых отдаленных областей Галактики, в том числе и земными животными. Растроганный, я захотел их увидеть.

— Увы, сейчас это невозможно, — ответил директор, а заметив мой недоверчивый взгляд, добавил: — Период спячки. Вы знаете, у нас были большие трудности с акклиматизацией, и я боялся, что не выживет ни один экземпляр, но, к счастью, витаминизированная диета, разработанная нашими учеными, дала великолепные результаты.

— Ах, вот как. А что это, собственно, за животные?

— Мухи. Вы любите курдлей?

Он смотрел на меня каким-то особенным, выжидающим взглядом, так что я ответил, стараясь говорить с неподдельным энтузиазмом:

— О, очень люблю, это чрезвычайно милые существа!

Он посветлел.

— Это хорошо. Мы пойдем к ним, но до этого я вас на минутку оставлю, извините.

Он сразу же вернулся с мотком троса на плече и проводил меня в загон курдлей, окруженный девяностометровой стеной. Отворив двери, он пропустил меня вперед.

— Можете идти спокойно, — сказал директор, — мои курдли совершенно ручные.

Я очутился на искусственном сцьоргище. Здесь паслось шесть или семь курдлей: отборные экземпляры величиной около трех гектаров. Самый большой, услышав голос директора, приблизился к нам и подставил хвост. Директор взобрался на него и жестом пригласил меня следовать за ним. Когда крутизна стала слишком велика, директор размотал трос, дал мне один конец, и я обвязался. Связанные, мы поднимались около двух часов. На вершине кур для директор молча уселся, явно взволнованный. Я не нарушал молчания из уважения к его чувствам. Через некоторое время он произнес:

— Какой прекрасный отсюда вид, не правда ли?

Действительно, под нами открывался почти весь Тотентам с его башнями, храмами и глазниками; по улицам ползли прохожие, маленькие, как муравьи.

— Вы очень привязаны к курдлям? — спросил я тихо, видя, как нежно директор гладит спину животного у самой вершины.

— Я люблю их, — сказал он просто и посмотрел мне в лицо. — Ведь курдли — это колыбель нашей цивилизации, — добавил он.

На мгновение задумавшись, директор продолжал:

— Когда-то, много тысяч лет назад, у нас не было ни городов, ни великолепных домов, ни техники, ни резервов… В те времена эти добрые, могучие существа выпестовали нас, спасали нас в тяжелые периоды хмепов. Без курдлей ни один ардрит не дожил бы до нынешних прекрасных дней, и вот теперь он охотится на них, уничтожает и губит — какая чудовищная, черная неблагодарность!

Я не осмеливался перебивать его. Через несколько секунд, поборов волнение, он снова заговорил:

— Как же я ненавижу этих охотников, которые за добро платят подлостью! Вы, наверное, видели рекламы охотничьей пасты, не так ли?

— Да.

До глубины души пристыженный словами директора, я дрожал при мысли, что он мог бы узнать о моем недавнем поступке; ведь я собственными руками убил кур для. Желая отвлечь директора от этой щекотливой темы, я спросил:

— Вы действительно так многим им обязаны? Я не знал об этом…

— Как это вы не знали? Ведь курдли носили нас в своем чреве двадцать тысяч лет. Живя в них, защищенные их мощными панцирями от града убийственных метеоров, наши предки стали тем, чем мы являемся сегодня: существами разумными, прекрасными, светящимися в темноте. Вы об этом не знали?

— Я чужестранец… — прошептал я, в глубине души давая клятву никогда больше не поднимать руки на курдля.

— Ну да, да… — ответил директор, не слушая меня, и встал. — К сожалению, нужно возвращаться, меня ждет работа.

Из зоологического сада я поехал эборетом в Галакс, где мне должны были оставить билеты на дневной спектакль.

В центре города снова стали слышны громовые раскаты, все более сильные и частые. Над крышами взметались столбы огня и дыма. Видя, что никто из прохожих не обращает на это ни малейшего внимания, я помалкивал. Наконец эборет остановился у Галакса. Дежурный спросил, как мне понравился зоопарк.

— Очень, очень интересно, — ответил я, — но… о господи!

Здание Галакса подскочило. Два административных корпуса, которые в окно были видны как на ладони, разлетелись от прямого попадания метеора. Я оглох и отлетел к стене.

— Это не страшно, — сказал дежурный. — Поживете у нас подольше, привыкнете. Прошу, вот ваши би…

Он не договорил. Вспышка, грохот, облако пыли, а когда пыль осела, вместо моего собеседника я увидел огромную дыру в полу. Я стоял, словно окаменев. Не прошло и минуты, как несколько ардритов в комбинезонах заделали дыру и прикатили низкую тележку с большим пакетом. Когда его развернули, перед моими глазами предстал дежурный с билетом в руке. Он стряхнул с себя обрывки упаковки и, устраиваясь на вешалке, сказал:

— Вот ваши билеты. Я говорил вам, что ничего страшного. Каждый из нас в случае необходимости дублируется. Вас удивляет наше спокойствие? Но ведь это продолжается уже тридцать тысяч лет, мы привыкли… Если желаете пообедать, ресторан Галакса уже открыт. Внизу, слева от входа.

— Благодарю вас, у меня нет аппетита, — ответил я и, слегка покачиваясь, вышел среди непрекращающихся взрывов и грохота. Вдруг меня охватил гнев.

«Не видать им страха землянина!» — подумал я и, взглянув на часы, приказал отвезти себя в театр.

По дороге метеор разбил эборет, и я пересел в другой. На том месте, где вчера стояло здание театра, громоздились дымящиеся развалины.

— Вы возвращаете деньги за билеты? — спросил я стоящего на улице кассира.

— Ни в коем случае. Спектакль начнется нормально.

— Как это нормально? Ведь метеор…

— До начала еще двадцать минут.

— Но…

— Не будете ли вы любезны отойти от кассы? Мы хотим купить билеты! — заволновалась уже образовавшаяся за мной очередь.

Пожав плечами, я отошел. Две большие машины тем временем грузили обломки и куда-то их увозили. Через несколько минут площадь была очищена.

— А что, спектакль состоится под открытым небом? — спросил я одного из ожидающих начала зрителей, который обмахивался программой.

— Ничего подобного; думаю, что все будет как обычно, — ответил он.

Рассерженный, я умолк, решив, что он меня разыгрывает.

На площадь въехала большая цистерна. Из нее вылилась смолистая рубиново-светящаяся субстанция, образовав довольно большой бугор; в эту кашеобразную пышущую жаром массу сразу же воткнули трубы и начали накачивать в нее воздух. Каша превратилась в пузырь, увеличивавшийся с головокружительной быстротой. Через минуту он представлял собой точную Копию театрального здания, только совершенно мягкую, колеблющуюся под порывами ветра. Еще через пять минут свежевыдутое здание затвердело: в этот момент метеор разнес часть крыши. Поддули новую крышу, и сквозь широко открытые двустворчатые двери внутрь хлынул поток зрителей. Садясь на свое место; я обнаружил, что оно еще теплое, но это было единственным свидетельством недавней катастрофы. Я спросил соседа, как называется масса, из которой вновь построили театр, и узнал, что это и есть знаменитая ардритская гмазь.

Спектакль начался с опозданием на одну минуту. После удара гонга зал потемнел, стал похожим на топ ку, полную гаснущих углей, зато актеры величественно засветились. Давали историко-символическую пьесу, и, честно говоря, понял я немного, тем более что большинство сцен разыгрывалось цветовыми пантомимами. Первый акт происходил в храме; группа молодых ардриток возлагала венки на статую Друмы и пела о своих возлюбленных.

Вдруг появился янтарный жрец, который прогнал всех девушек, кроме самой красивой, прозрачной, как родниковая вода. Жрец запер ее внутри статуи. Узница пением звала возлюбленного, который вбежал и погасил старца. В этот момент метеор сокрушил потолок, часть декораций и влюбленную героиню, но из суфлерской будки сразу же выдвинули резерв, так ловко, что те из зрителей, кто в этот момент кашлял или прикрыл глаза, вообще ничего не заметили. Действие развивалось, влюбленные решили создать семью. В конце акта жреца бросили в пропасть.

Когда занавес поднялся после антракта, я увидел изящный шар супругов и потомства, раскачивающийся под звуки музыки то в одну, то в другую сторону. Появился слуга, сообщивший, что неизвестный доброжелатель прислал супругам охапку сепулек. На сцену внесли большой ящик. Затаив дыхание следил я за тем, как его открывают. Когда поднимали крышку, что-то сильно ударило меня но макушке, и я потерял сознание. Очнулся я на том же самом месте. О сепульках на сцене уже не говорили, там среди трагически светящихся детей и родителей извивался погашенный жрец, изрытая ужаснейшие проклятия. Я схватился за голову — шишки не было.

— Что со мной случилось? — спросил я шепотом соседку.

— Простите? А, вас убил метеор, но вы ничего не потеряли, этот дуэт был ужасен. Правда, это безобразие: за вашим резервом пришлось посылать в Галакс, — зашептала в ответ любезная ардритка.

— За каким резервом? — спросил я, чувствуя, что у меня темнеет в глазах.

— За вашим, конечно…

— А я где?

— Как где? В театре. Вам нехорошо?

— Так я резерв?

— Ну да.

Мой сосед, оранжевый от гнева, начал звать служителей. Я как безумный выбежал из театра, на первом попавшемся эборете вернулся в отель и тщательно осмотрел себя в зеркало. Я немного приободрился, ибо выглядел совершенно так же, как раньше, но при более тщательной проверке сделал жуткое открытие. Рубаха на мне была надета наизнанку, а пуговицы застегнуты не на ту сторону — явное доказательство того, что одевавшие меня не имели ни малейшего понятия о земной одежде. В довершение всего из носка я вытряхнул остатки забытой в спешке упаковочной стружки. У меня перехватило дыхание; в этот момент зазвонил телефон.

— Я звоню вам уже четвертый раз, — услышал я голос сотрудницы ОКСК, — профессор Разул хотел бы увидеться с вами сегодня.

— Кто? Профессор? — повторил я, огромным усилием воли собираясь с мыслями. — Хорошо, когда?

— Когда вы пожелаете. Хоть сейчас.

— Тогда я еду к нему немедленно! — решил я вдруг. — И… И приготовьте, пожалуйста, счет!

— Вы уже уезжаете? — удивилась сотрудница ОКСК.

— Да, приходится. Я очень плохо себя чувствую! — объяснил я и бросил трубку на рычаг.

Переодевшись, я спустился вниз. Последние события так на меня подействовали, что хотя в тот момент, когда я садился в эборет, метеор разнес на куски здание отеля, я даже не вздрогнул и спокойно назвал адрес профессора. Он жил в пригороде, среди мягко серебрящихся холмов. Я остановил эборет довольно далеко от его дома, радуясь возможности немного пройтись после нервного напряжения последних часов. Шагая по дороге, я заметил низенького пожилого ардрита, который медленно толкал перед собой что-то вроде тележки с крышкой. Он вежливо поздоровался со мной; я ответил. Некоторое время мы шли рядом Из-за поворота показалась живая изгородь, окружающая дом профессора; из-за нее к небу поднимались рваные клубы дыма. Ардрит, идущий рядом со мной, споткнулся; тотчас из-под крышки послышался голос:

— Что, уже?

— Нет еще, — ответил возчик.

Я немного удивился, но ничего не сказал. Когда мы подошли к ограде, я вдруг заметил дым, валившим из того места,где, судя по всему, должен был находиться профессорский дом. Я обратил на это внимание возчика, он кивнул.

— Да, да. Упал метеор. Четверть часа назад.

— Что я слышу!! — воскликнул я испуганно. — Ведь это ужасно!

— Сейчас приедет гмазильня, — ответил возчик, — в пригород они не очень-то спешат. Не то что мы.

— Ну что, уже? — снова послышался из тележки тот же скрипучий голос.

— Нет еще, — сказал возчик и обратился ко мне: — Будьте добры, откройте калитку.

Я машинально выполнил его просьбу и спросил:

— Так вы тоже к профессору?..

— Да, привез резерв, — ответил он, поднимая крышку.

Застыв от ужаса, я увидел старательно перевязанный большой пакет. В одном месте бумага была надорвана, оттуда смотрел живой глаз.

— Вы ко мне… а… а, значит, вы ко мне… — заскрипел из пакета старческий голос. — Я сейчас… сейчас… Пройдите, пожалуйста, в беседку.

— Да… да… Уже бегу… — ответил я.

Возчик покатил свой груз дальше, я же повернулся, перепрыгнул через ограду и что было сил понесся на космодром. Через час я уже мчался среди звездных просторов. Надеюсь, что профессор Разул не обиделся на меня за это.