Кто главнее? [Вилли Конн] (fb2) читать постранично, страница - 2

— Какую же судостроительную профессию ты считаешь главной?

— Не знаю, — чистосердечно признался Тима. — Много с кем разговаривал. Одни говорят: туда иди — больше платят, другие — сюда, работа — не бей лежачего. А я хочу, чтобы моя профессия была самой главной. Меня мама отпустила к вам посоветоваться, думала, вы знаете, а вы тоже… — Тима осекся на полуслове.

— Что, тоже не знаю? — продолжил я за него. — Верно, брат, не знаю. Трудную ты задачу задал.

Видимо, Чижик не ожидал услышать от меня такого признания. Думал, писатель все должен знать. Расстроился паренек, отставил чашку, перестал жевать торт.

— Да ты не огорчайся, что-нибудь придумаем. Пойдем позвоним.

Я набрал знакомый номер, и когда на другом конце провода сняли трубку, очень обрадовался, что Олег, знакомый мастер-судостроитель, не в командировке и не в отпуске. О лучшем консультанте мечтать не приходилось. Это был человек, влюбленный в судостроение и прекрасно его знавший.

— Добрый день, Олег! Я к тебе с несколько необычным вопросом. У меня сидит Тима Чижов…

— Тот самый, с Черного моря? — перебила трубка.

— Он самый. Парень хочет стать судостроителем.

— В чем вопрос, давай его к нам…

— Погоди, не торопись. Тимофей хочет получить главную судостроительную профессию. Вот теперь скажи нам, что это за специальность?

Я посмотрел на Тиму. Он сидел напрягшись, жадно ловя каждое слово. Но трубка молчала.

— Знаешь, — ответил наконец Олег, — вопрос трудный.

— Знаю, что трудный, но человек приехал к нам издалека, хочет получить дельный ответ. Между прочим, у него отличный аттестат.

— Ну ладно, — вздохнул мастер, — сделаем вот что. Приезжайте завтра с утра ко мне на завод. Достану вам пропуска и возьму отгул на целый день. Буду вашим гидом.

— Спасибо, Олег!

— Не стоит. До встречи!

Я повесил трубку. Тима сиял от радости. Он весь был во власти нетерпеливого ожидания. Часы, отделявшие нас от завтрашнего утра, казались ему бесконечно долгими. Однако встреча с заводом произошла гораздо раньше, чем можно было ожидать, и самым неожиданным образом.

Вечером мы пошли в кино. Шел документальный фильм с названием мало что нам говорившим. Как же мы были удивлены, когда на экране возник образ нашего завода! Вернее, корабля-завода! Да-да, именно корабля-завода! Их невозможно было представить друг без друга. Стальная махина лежала на стапеле, топорщилась рыжим некрашеным металлом. Но это была только одна часть. Другая, и возможно большая, лежала на верстаках слесарей, вращалась в токарных станках, тряслась в кузовах грузовых заводских автомобилей. Неведомый нам кинооператор вел камеру вдоль цеховых пролетов, иногда на минуту задерживался и показывал крупным планом судовую деталь, о назначении которой можно было только догадываться. Тысячи таких деталей, подобно стальным ручейкам, тянулись из цехов к стапелю, впадали в него, как в талое весеннее озеро, и оно разливалось вглубь и вширь, выписывая крутые изгибы бортов и зияющие провалы трюмов, корму, полубак, рубки…

Строящееся судно было цехом среди цехов. Длинное — с футбольное поле, широкое, как дом, оно еще несло в себе следы незавершенности: трюмы без люков, мачты без макушек, корма без винтов — все как в забывчивом детском рисунке — нереальное, почти уродливое. Но упорный труд корабелов гнал и гнал стальные ручьи к стапелю, и судно из «гадкого утенка» у нас на глазах превращалось в великолепного морского орла. Теперь один лишь шаг отделял его от стихии, для которой он был создан. Спуск! Вздыбив водяные валы, под гром оркестра и дружное «ура» корабелов судно сходит со стапеля.

Суда… Как изменились они на глазах лишь одного поколения. Трепещущие блеклые кадры кинохроники 20-х годов с дергающимися фигурками людей заставили нас с Тимой забыть об окружающем. Да и можно ли было смотреть безразлично на подвиг советского ледокола «Красин», спасающего экспедицию Нобиле! Сам ледокол — неуклюжий и угловатый, маленький черный лилипут среди враждебных льдов, — казалось, нуждался в помощи. Его скромные размеры, характерные для того времени дымовые трубы, надстройки, очертания корпуса не производили впечатления мощи и несокрушимости, напротив, казались уязвимыми и ненадежными.

Изображение на экране становится четче и яснее. Оно и понятно. Эти кадры снимались значительно позже предыдущих — в 30-е — 40-е годы. С судов исчезли многочисленные дымящие трубы — значит, вместо паровой машины, пожирающей горы угля, на них стали устанавливаться двигатели внутреннего сгорания, и пароход стал именоваться теплоходом. Изменились и их формы — стали лаконичнее, стремительнее, увеличились скорость и грузоподъемность.

А вот построенные в послевоенные годы научно-исследовательские суда «Космонавт Юрий Гагарин» и «Космонавт Владимир Комаров». Огромные чашеобразные сооружения на их палубах, сеть антенн, связанных с сотнями приборов, создают неповторимый облик этих «космических» судов. Даже человеку,