«Я на свете всех умней…» (IQ, ЕВГЕНИКА И ГУМИЛЕВ КАК ОТЕЦ ПОЛИТИЧЕСКОЙ КОРРЕКТНОСТИ) [Юрий Иосифович Колкер] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

Юрий Колкер

«Я НА СВЕТЕ ВСЕХ УМНЕЙ…»
(IQ, ЕВГЕНИКА И ГУМИЛЕВ КАК ОТЕЦ ПОЛИТИЧЕСКОЙ КОРРЕКТНОСТИ)
(1999)



Никогда не забуду этого специфического опыта. В возрасте сорока лет посадили меня за стол в обществе очень непохожих на меня (и друг на друга) людей, развернули передо мною тетрадку с кубиками, треугольниками, кружками и кляксами и предложили — дипломы и звания побоку — доказать, что я не совсем дурак…

Во всех языках мира существуют слова и ;. Определений для них нет, но и в пояснении они не нуждаются. В иной компании стоит мимоходом упомянуть «этого дурака», и все уже знают, о ком речь. Но измерять интеллект стали сравнительно недавно. Первым взялся за дело двоюродный брат Дарвина, основоположник евгеники, психолог и антрополог сэр Фрэнсис Гальтон (1822-1911). Он был большой оригинал: полагал, что музыкальный слух или мускульная сила — косвенные свидетельства умственных способностей. Занимался самыми неожиданными вещами, например, статистическими методами исследовал эффективность молитвы. Из любопытства, но с риском для жизни, путешествовал по Африке. Он же составил географическую карту Англии, на которой в баллах отмечалось… безобразие местных женщин (самые некрасивые оказались в Кембридже). Мимоходом, развлекаясь и увлекаясь, сделал несколько открытий. В частности, первым пришел к выводу, что наши отпечатки пальцев уникальны, совершенно как наши души…

Здесь вот что любопытно. До Гальтона в порядочном английском обществе было укоренено представление о гении и таланте в искусстве, но не в науке. Считалось, что люди бывают двух родов: нормальные и идиоты. Нормальные — все примерно одного и того же интеллекта. Если кто выдвинулся по части философии или физики, так это потому, что не ленился. Сам Дарвин думал именно так — и был поражен мыслью Гальтона, что люди родятся с очень разными умственными способностями.

Плодотворную мысль Гальтона уразумели и стали развивать.

Современный психометрический подход разработал в 1904 году француз Альфред Бине (1857-1911). Затем идея была подхвачена психологом Льюисом Терменом (1877-1956) в Стандфордском университете в США, где и возникла знаменитая теперь аббревиатура IQ (intelligence quotient, показатель умственных способностей).

Сегодня заокеанская сверхдержава буквально помешана на тестировании мозгов. Говорят, даже нанимаясь в дворники, теста не миновать. С особым рвением американские психологи исследуют детей. Начинают с двухлетних, а пятилетним уже прямо произносят окончательный приговор, выраженный в баллах. С ним и живи, будь ты хоть пророк. Обжалованию он не подлежит.

Чтобы не обижать дураков, нижний балл в тестировании принят равным ста. Верхняя отметка — 200, но ее, кажется, еще никто в мире не достигал. Средний (нормальный) показатель — 120, притом он одинаков для женщин и для мужчин. Никакого преимущества у сильного пола не наблюдается.

Пользуясь тестами, американские психологи давно уже оценили умственные способности народов. Самыми глупыми, вообразите, оказались китайцы и русские. Обиженные народы спрашивают, и не без некоторого основания: а не косвенная ли это оценка тестов? Китайцы — древнейший народ на земле. Они умели писать в XII веке до. н. э. — и это были они, сегодняшние китайцы, этнически мало изменившиеся. Музыка, танец, живопись, скульптура, театр — едва ли не их изобретения (известны некоторые художники VI века до н. э.), хотя, разумеется, все народы шли к этим искусствам. Китайцы изобрели колесо (во всяком случае, со спицами; известно с 1200 года до н. э.), бумагу, шелк, порох, книгопечатание, бумажные деньги, фарфор… незачем продолжать. Теперь допускают, что они и Америку открыли задолго до викингов (не говоря уже о Колумбе). Но, может, они выродились, отстали? Такое с народами случается. Однако в лучших американских школах первыми по успеваемости идут обыкновенно выходцы с Дальнего Востока: японцы и китайцы, а уж вслед за ними — евреи.

Русские, наоборот, один из молодых народов. Вровень с западными народами русских поставили культурные и научные достижения XIX-XX веков, в первую очередь — литература. Поль Валери приравнивал русский роман XIX века к итальянскому Возрождению (как целому!) и культурному взлету Афин в V в. д. н. Тут он, конечно, хватанул, но и в преувеличениях, осознанных как таковые, есть своя правда. Английский и французский роман ему чудом не казались, а уж эти литературы куда как богаты. Правда, эпохальных открытий вроде колеса, шелка или Америки, за русскими не числится (за французами и англичанами — тоже), да и самовар не ими придуман, а китайцами, но и глупыми русские нигде ни у кого не слывут. В американских университетах русские математики и физики — нарасхват. В чем же тут дело?

Отчасти — в народа. Английское слово nation, в его современном значении, правильно переводится на русский не как , а как страна. (Послеперестроечные переводчики этого не знали, и сейчас слова по-русски поменяло свое значение на обратное, став собирательным — вроде печально известного словосочетания .) Американцы по психометрическим тестам — народ неглупый, но это американцы, во всем их этническом многообразии. А сколько среди них этнических китайцев, немцев, поляков?.. (Кстати, именно поляки слывут в США тем, чем в России — чукчи. «Сколько нужно поляков, чтобы ввинтить лампочку? Пять. Один приставляет лампочку к патрону, а четверо других вращают под ним стол…»)

Второй ответ дал в свое время Бенджамин Дизраэли, любимый премьер-министр королевы Виктории: «Есть ложь, бессовестная ложь — и статистика…» Какова была контрольная выборка опрошенных? Какова она по качеству и количеству? И что такое средняя температура по больнице? О тупости немцев твердили при Пушкине, твердят и сейчас, а философия, да и физика с химией и биологией до середины XX века — чуть не сплошь немецкие. Это потом мозги перетекли за океан, где денег стало много.

Кстати, бросим взгляд и на такой показатель, как нобелевская премия. У меня под рукой таблица до 1994 года; ее и обрабатываю. Получается: США — 238, Германия — 96, Великобритания — 85, Франция — 46, Швеция (sic!) — 30, Дания — 20, Швейцария — 19, Россия плюс СССР — 17, Канада и Нидерланды — 14, Италия — 13, Австрия — 11, Япония, Норвегия и Бельгия — 8, Ирландия — 7, Испания и Южная Африка — 6, Аргентина — 5, Израиль и Австралия — 4, Польша и Индия — 3; остальные меньше. Занятно, не правда ли? О многом эта статистика говорит, но о многом и красноречиво умалчивает. Построить на ней представление об интеллекте народа — дело безнадежное.

Россия по части разработки своих тестов отстает; в советское время они не поощрялись. Но российские интеллектуальные состязания, так называемые детские олимпиады по школьным предметам, дали прелюбопытный результат. В течение десятилетий ни один из победителей в дальнейшем не стал даже доктором наук, не то что большим ученым. Тут кстати вспомнить, что один из величайших мыслителей XX века, Альберт Швейцер (1876-1965), считался в школе мальчиком туповатым и едва не был исключен за неуспеваемость. Даже в музыке (а он потом, среди прочего, сделался еще и замечательным органистом) отставал. Не блистал на студенческой скамье и Альберт Эйнштейн.

Вообще в Старом Свете тестирование пока не приняло повального характера. Спасибо традиции! Как часто она оказывается умнее разума. И его измерителей. Кто составляет тесты? Избранники божьи или самозванцы? Любое произведение несет на себе печать авторской индивидуальности. Тест — тоже. Даже если считать ученого-психолога человеком усредненным (а не психом, каковым он нередко оказывается), все равно субъективности не избежать.

Возьмем примеры из российской печати последнего времени.

.

Правильный ответ, говорят нам, — дельфин, поскольку он — млекопитающее, а остальные — рыбы. Но этот тест — переводной (как и большинство российских тестов), и ошибка переводчика допускает другой ответ: селедка. Действительно, рыба, под которую хорошо идет водка, по-русски — сельдь; селедка — скорее блюдо; или уж во всяком случае, просторечие, уменьшительно-ласкательное имя обитательницы морей clupea harengus, тогда как прочие имена — без всякой ласки. Выходит, что это слово выпадает из общего ряда. Вот вам и тест.

.

Опять, правильный ответ (Глазго = Золгаг) на поверку оказывается неправильным: ведь Кардифф (Фидкраф) тоже город не английский, а валлийский, что особенно бросается в глаза в наши дни, когда Уэльс обрел, наконец, некоторую степень автономии. Составитель теста, что называется, сам дурак. Более того, здесь возможен и третий безукоризненно правильный ответ: ни один из городов не является английским. Перечисленных названий нет ни на карте Англии, ни в произведениях английский беллетристов, — а ведь о том, что города зашифрованы, тестируемый не предупрежден, стало быть вопрос — некорректен.

Именно из-за подобного рода некорректностей психометрические тесты вызывают у многих возмущение. Люди спрашивают психологов: с чего бы это вдруг нам играть в ваши игры, а не в свои собственные?

Наконец, ясно и то, что тест, даже самый что ни на есть объективный (если таковой вообще возможен), именно в силу своей объективности вытолкнет на обочину человека действительно своеобразного, не говоря уже о гении. Идея психометрического теста — средний человек, возведенный в квадрат (в идеале — в куб). Представим себе такую картину: 1811 год; двенадцатилетний Пушкин поступает в лицей, — и вот ему, в качестве проверки интеллекта, предлагают продолжить числовой ряд: 1, 3, 7, 17… (члены, начиная с третьего, определяются по правилу a(n+1)=a(n-1) + 2a(n), которое и нужно угадать). Что, если бы он не справился? «Милостивый государь Сергей Львович, не обессудьте, сын Ваш, Александр Сергеевич, не может быть принят в Императорский Лицей, ибо не оказал на испытаниях достаточных умственных способностей…» Прощай, Евгений Онегин, Пиковая дама, «Я помню чудное мгновенье»… Прощай, «наше всё»! Получился бы из Пушкина — Денис Давыдов, отважный гусар, пописывающий стихи. Ведь это признать нужно: не было у Пушкина математических способностей. И еще многих.

Иногда кажется, что тесты специально придуманы для газетных сенсаций. Одна из них вот какова: нас уверяют, что IQ женщин падает при наступлении климакса, а затем — еще раз падает, когда эта неприятность совсем уже позади. Мало того: чем выше начальный IQ, тем позднее наступает климакс, то есть сексуальная одаренность есть причина (или следствие?) умственной. Приводятся ученые соображения, объясняющие нам эту гримасу природы… Что ж, может оно и верно. Что-то ведь тесты да измеряют. Вопрос только: что?

Сам я получил на этот счет урок — во время того самого испытания, с которого начал (и которое проходил в одной кровожадной ближневосточной армии*).

Нашлись читатели, решившие, что слово произнесено здесь всерьез. Не иначе как по этой причине статья попала в одно московское издание, где, вероятно, израильскую армию и впрямь считают кровожадной.

Рядом со мной сидел грузный человек лет 28-30, о котором, перемолвившись с ним, я узнал, что он торгует на рынке. Страницы теста он перелистывал с какой-то несколько даже пугающей быстротой, закончил первым — и сразу же был приглашен к начальству… Решительность, собранность, темп жизни, может, и сила духа — вот что, похоже, в первую очередь проверяется в ходе тестов. Они — не для созерцательных или артистических натур. Пушкин («умнейший человек России») закончил лицей предпоследним по списку; вероятно, квадратного уравнения не мог решить. Мандельштам провал экзамен по литературе (не смог рассказать об Эсхиле) — да так и не получил высшего образования. (Дарвин, Фарадей, Галуа — тоже никаких дипломов не имели…)


Опомнятся ли американские психометристы? Трудно сказать. США в наши дни — страна поветрий, выращенных из человеколюбия, на деле же — обращенных против человека. Рука об руку с тестированием идет политическая корректность, идея которой — уравниловка. Еще не прямо, а косвенно, но совершенно недвусмысленно она говорит нам, что ум ничуть не лучше глупости. Спрашивается, зачем же тогда тесты?

Между прочим, идея политической корректности (и именно в такой форме, уравнивающая ум и глупость) родилась не где-нибудь, а в пореволюционной России, в голодном Петрограде 1921 года. Дело было вот как. Шло заседание Цеха поэтов. Председательствовал Николай Гумилев. Предстояло принять нового члена цеха: некоего Сергея Нельдихена, теперь прочно забытого. Этот господин читал стихи не то чтобы совсем плохие, а явно глупые. Технически — они были написаны сносно. Никому из собравшихся стихи не понравились, однако Гумилев настоял на том, чтобы Нельдихена приняли. В его защиту он сказал вот что: «Глупость доныне была в загоне, поэты ею несправедливо гнушались. Однако пора ей иметь свой голос в литературе. Глупость — такое же естественное человеческое свойство, как ум».

Николай Гумилев

Как видим, и тут мы .


29 апреля 1999, Лондон

газета ЛОНДОНСКИЙ КУРЬЕР апрель или май 1999 (под псевдонимом).

газета ГОРИЗОНТ (Денвер), 30 июня 1999.

газета ЗА РУБЕЖОМ (приложение к газете , Тель-Авив) №30, 29 июля 1999.

журнал КОСМОПОЛИТ №42 (Бостон), июль-август 2003 (под псевдонимом Никифор Оксеншерна).

в антологии СОВРЕМЕННОЕ РУССКОЕ ЗАРУБЕЖЬЕ в 7 томах, том 4 (публицистика). Сост. А.Алек­сан­дрович, И.Ан­друш­ке­вич, В.Ани­симов и др. Издание Московского института социально-культурных программ и Институтом со­ци­аль­но-по­ли­ти­чес­ких исследований РАН, Москва, 2008.

ЮРИЙ КОЛКЕР, 1999, ЛОНДОН