«Тигры» горят! [Мартин Кэйдин] (fb2) читать онлайн

Книга 245989 устарела и заменена на исправленную


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Мартин Кэйдин «ТИГРЫ» ГОРЯТ! Разгром танковой элиты Гитлера

Предисловие «ВЫРВАННАЯ ПОБЕДА» МАРТИНА КАЙДИНА

Книга американского историка Мартина Кайдина «„Тигры“ горят!», посвящённая грандиозному сражению Великой Отечественной и, соответственно, Второй мировой войны — битве на Курской дуге, несомненно, заслуживает прочтения.

Несмотря на то, что вышла она более тридцати лет назад, в 1974 году.

И именно поэтому.

Несмотря на то что в книге содержится масса неточностей, ошибок и откровенных ляпов — особенно при описании столь любимой фанатами военной истории боевой техники, да и, собственно, это не научное исследование в строгом смысле этого слова, а, скорее, историческая беллетристика. Взгляд американца на далёкие от него события.

И именно поэтому.

Несмотря на то, что автор имел доступ к крайне ограниченному, по сравнению с современными исследователями, кругу источников.

И снова — именно поэтому.

Если обратиться к списку использованной автором литературы, можно чётко выделить три основные группы источников информации, на которых построено это исследование.

Первая группа — воспоминания высшего командного состава немцев, изданные вскоре после окончания Второй мировой войны, и их отчёты, собранные англичанами и американцами в лагерях военнопленных. Впрочем, не только германской верхушки — иные непосредственные участники военных действий тоже оставили мемуары со своей интерпретацией хода войны. В Сети уже более семи лет ходит весьма меткая пародия на все эти мемуары за авторством широко известного в неформальных военно-исторических кругах инженера-нефтехимика, язвительного острослова и автора серии блистательных художественных книг о Великой Отечественной войне Ивана Кошкина. Позволю себе с разрешения автора привести этот текст целиком.

«УТЕРЯННЫЕ ПОБЕДЫ-2». ВЫВОДЫ
По мемуарам Гудериана, Миддельдорфа, Меллентина, Манштейна и Типпельскирха

1) Нам мешал Гитлер. Гитлер был дурак. Немецкий солдат был рулез. Немецкий командир был как Великий Фридрих, но без порочных наклонностей.

2) Русские завалили нас мясом. Мяса у русских было много. Русский солдат — дитя природы, он ест то, что не сможет от него убежать, спит стоя, как конь, и умеет просачиваться. Автор неоднократно был свидетелем того, как целые танковые армии русских просачивались сквозь линию фронта, причем ничто не выдавало их присутствия — казалось бы, еще вчера обычная артподготовка, бомбежка, наступление русских, и вдруг раз!!! — в тылу уже русская танковая армия.

3) СС иногда немного перебарщивали. То есть, если бы все ограничилось обычными грабежами, расстрелами, насилиями и разрушениями, которые иногда учинял германский солдат от избытка молодецкой силы, гораздо больше людей приняли бы новый порядок с удовольствием.

4) У русских был танк Т-34. Это было нечестно. У нас такого танка не было.

5) У русских было много противотанковых пушек. Противотанковая пушка была у каждого солдата — он прятался с нею в ямках, в дуплах деревьев, в траве, под корнями деревьев.

6) У русских было много монголов и туркмен. Монголы и туркмены, подкрепленные комиссарами, — это страшная вещь.

7) У русских были комиссары. Комиссары — это страшная вещь. По определению. Большинство комиссаров были евреи. Мы своих евреев не по-хозяйски уничтожили. Гиммлер был дурак.

8) Русские использовали нечестный прием — делали вид, что сдаются, а потом — Р-РАЗ! и стреляли немецкому солдату в спину. Однажды русский танковый корпус сделал вид, что сдается, перестрелял в спину целый тяжелый танковый батальон.

9) Русские убивали немецких солдат. Это вообще было страшное западло, ведь по-честному это немецкие солдаты должны были убивать русских! Русские все козлы, поголовно.

10) Союзники нас предали. В смысле, американцы и англичане.

Иван Кошкин, апрель 2002 г.
Вторая группа источников Мартина Кайдина — составленные на основании этих же воспоминаний и отчётов официальные документы армии США, анализирующие стратегию и тактику Советской Армии, природные условия на (в то время потенциальном) театре военных действий европейской части СССР. Отмечу — официальные отчёты, издававшиеся в условиях вполне вероятного начала третьей мировой войны — теперь уже между бывшими союзниками, с целью использования этих отчётов в этой вероятной войне армией Соединённых Штатов. То есть это те же германские источники, со всей их однобокостью, хотя и подвергнутые критическому переосмыслению — готовящаяся к войне армия (разумеется, хорошая армия) не может себе позволить быть излишне доверчивой.

И, наконец, третья группа — мемуары и статьи нескольких советских военачальников, начиная с маршалов Жукова и Рокоссовского, не минуя истории рядовых советских солдат и офицеров и заканчивая статьями проходящих по ведомству военной истории полковников политического управления Советской Армии 70-х годов. Причём автор неоднократно выражает свой скептицизм по поводу третьей группы источников, а полемике с «полковниками исторических войск» даже посвящена отдельная глава, тогда как критические замечания автора по адресу первых двух групп не выходят за рамки лёгких сомнений в правдоподобности количества уничтоженных орд русских — согласно немецким заявкам.

Итак, основой авторского взгляда на Курскую битву стали германские источники. Это совершенно естественно — напомню, книга издана в 1974 году, в разгар противостояния СССР и США. Причём именно в этот период советская военно-историческая наука вступила в полосу обронзовевшего застоя и вместо предоставления чётких данных и документов изредка роняла гранитные фразы, перемежаемые филиппиками в адрес «буржуазных фальсификаторов истории». «Буржуазные фальсификаторы», в число которых, по всем формальным признакам, входил и М. Кайдин, естественно, были недовольны. Лучшие их них (в число которых М. Кайдин входил уже по существу, а не формально) соглашались пробиваться через лабиринт, составленный из рядов этих гранитных фраз. Они согласны были форсировать и болото с ядовитыми шипами гневных филиппик, лишь бы добраться наконец до архивных сокровищ — фактов, цифр, документов, описывающих войну — и, в частности, битву на Курской дуге — глазами русских.

Увы. Доступ к этим сокровищам был в то время перекрыт наглухо. Реальные суровые цифры и исполненные драматизма, а временами и трагичности документы грозили нарушить глянец рисуемой «историческими полковниками» картины. Архивные сокровища оставались под семью замками.

Что, кстати, и привело к обратному ходу маятника в начале девяностых годов прошлого века, когда прямые антиподы «полковников» в области идеологии, но полные их аналоги в части подхода с точки зрения этой самой идеологии, а не фактов, просто-напросто вылили поверх официального глянца ведро перемешанных с чёрной краской помоев. И лишь в последние годы наконец в отечественной военно-исторической традиции начали появляться основанные на документах, цифрах и фактах, а не на заданном идеологическом фундаменте исследования. Хотя, к сожалению, этот — научный — подход всё ещё не стал нормой в отечественной истории.

Итак, в силу общей ситуации на момент своего выхода книга М. Кайдина имела все шансы стать очередной эпопеей в серии таких же эпопей-описаний «утерянных побед» в героической, но безнадёжной борьбе лайковых рыцарей с бесчисленными азиатскими ордами. И вовсе не из-за симпатий к нацизму и ненависти к коммунизму, СССР, русским — нужное подчеркнуть. Просто немецкие архивы и немецкие генералы и офицеры стали добычей американцев и англичан по праву победителей и были выпотрошены ими до донышка. Затем, по мере издания мемуаров и рассекречивания официальных документов, воззрения немцев становились доступны широкому кругу исследователей.

А советские архивы и «живые» воспоминания участников войны с советской стороны остались недоступными для исследователей вне СССР. По причине полного служебного несоответствия всего исторического — и шире — общественно-научного сектора советской науки. Или, скорее, советской политики. Естественно, даже изначально благожелательно настроенные к СССР историки смотрели на историю Великой Отечественной через — где вынужденно, а где любезно — предоставленные немцами очки. Эта книга должна была отразить именно немецкий взгляд на Курскую битву.

Этого не случилось. Возможно, М. Кайдин просто оказался слишком хорошим историком.

Мы можем воспользоваться едким текстом Ивана Кошкина и рассмотреть, как правда о той войне проглядывает через изначальный перекос односторонних исходных данных и давление немецких интерпретаций. Точнее — как эту правду проявляет Мартин Кайдин. Правда, увы, никогда не проглядывает сама.

1) Нам мешал Гитлер. Гитлер был дурак. Немецкий солдат был рулез. Немецкий командир был как Великий Фридрих, но без порочных наклонностей.

При описании подготовки Курской битвы с немецкой стороны М. Кайдин рисует настолько живую картину свар и разногласий в высшем германском командовании, что появляется даже тень сочувствия к «несчастному» Гитлеру, вынужденному работать в условиях такого серпентария. В противовес этому приводится картина осознанного (хотя и, как считают некоторые современные историки и как отмечает — уже в 1974 году — Кайдин, возможно, ошибочного) решения советского командования на операцию.

Вообще, сравнивая советское высшее командование (а его весьма примечательная характеристика приводится в одном из процитированных в книге документов), приходишь к выводу, что характерный для германской военной машины «Ordnung» — порядок — в низовых звеньях наверху выражался в хаос. И, напротив, уступая немцам в организации на тактическом и, пожалуй, на оперативном уровне, на уровне стратегическом советская военная машина действовала намного более эффективно. Что и предопределило итог войны. Вместе с героизмом советского народа, а не, как сейчас модно считать, вопреки ему.

2) Русские завалили нас мясом. Мяса у русских было много. Русский солдат — дитя природы, он ест то, что не сможет от него убежать, спит стоя, как конь, и умеет просачиваться. Автор неоднократно был свидетелем того, как целые танковые армии русских просачивались сквозь линию фронта, причем ничто не выдавало их присутствия — казалось бы, еще вчера обычная артподготовка, бомбежка, наступление русских, и вдруг раз!!! — в тылу уже русская танковая армия.

В описании Курской битвы главным героем становится рядовой советский солдат. О да — даются панорамы боёв через смотровые приборы немецких танков, в которых русские танки «заполняют всё поле боя подобно крысам», но многократно приписанное русским использование «людских волн», «human waves», ставшее синонимом бездумной растраты людских ресурсов и наплевательского отношения к потерям, применяется в данном тексте по отношению к немцам. Заслуженно применяется, в полном соответствии с исторической правдой.

А описания самых тяжёлых поражений советских войск во время битвы — сорванного удара по харьковским аэродромам и атаки на Харьков же в начале августа — описываются так, что видно: русские каждый раз извлекают из своих неудач уроки, проводят довольно сложные, в том числе и ночные, авиационные и танковые операции. И, в отличие от тупой пятидневной долбёжки Моделя в советскую оборону, в случае неудачи решают ту же проблему иными средствами. Какое уж тут заваливание мясом. Просто немцы на тот момент, на лето 43-го года, всё ещё очень сильны. Сильны своей техникой, своей организацией, своей подготовкой. И «просочившаяся» русская танковая армия в немецком тылу — это каждый раз следствие того, что техника, организация и подготовка советских войск оказываются лучшими в нужное время и в нужном месте.

А что касается спящих стоя и жующих кору русских… Некоторые приведённые в книге документы действительно полностью оправдывают расход Иваном Кошкиным словесного яда. Но М. Кайдин за этим испуганным восхищением «дикарскими» чертами характера видит глубокую мотивацию людей, мотивацию, которую невозможно внушить ни страхом, ни идеологией. Мотивацию защитников своей страны.

4) У русских был танк Т-34. Это было нечестно. У нас такого танка не было.

Описание «заклёпок» не относится к сильным сторонам М. Кайдина. Мифические лишённые пулемётов «Тигры» Порше, наглухо приваренные к башенному погону корпуса сиденья помещающихся в башне командира и заряжающего Т-34 (хотел бы я посмотреть на реакцию тов. Сталина на такое конструктивное решение… Пожалуй, на фоне этой гипотетической реакции померкло бы описание тем же Иваном Кошкиным первой встречи фюрера с танком «Тигр», которое здесь приводить, к сожалению, неуместно, но которое каждый может найти на бескрайних просторах Интернета по ключевым словам «сжевал коврик»).

Иначе говоря, относиться к приводимым в книге специфически-техническим деталям следует весьма скептически. Однако М. Кайдин не впадает в другую крайность — «очарованность» действительно великолепной немецкой техникой, характерной для большинства «заклёпкометристов». Взвешивая весь комплекс ТТХ техники — и, главное, качества основной детали любой машины, её экипажа, и управления составленными из этих людей и этой техники соединениями, — он приходит к выводу о закономерности итога Курской битвы, обусловленного превосходством советских войск, включая танковые войска, в комплексе.

5) У русских было много противотанковых пушек. Противотанковая пушка была у каждого солдата — он прятался с нею в ямках, в дуплах деревьев, в траве, под корнями деревьев.

Противотанковая оборона — элемент, который не может быть обойдён при описании Курской битвы, особенно её первого этапа. Для неспециального, беллетризованного исследования описание автором подготовленной советскими войсками противотанковой обороны на Курской дуге весьма подробно и точно. Показано, как недостаточные «табличные» качества советских пушек компенсировались тем, что сейчас традиционно принято считать слабой стороной Красной Армии — стратегией и тактикой.

И тем, что обычно затирается метрами в секунду начальной скорости снаряда и миллиметрами пробиваемой брони. Людьми. Действия не орудий, но их расчётов, истребителей танков из числа советских стрелковых подразделений, идущих на таран в горящих машинах танкистов, — вот что, по мысли Кайдина, сломало хребет Панцерваффе.

И с этим мне невозможно не согласиться.

7) У русских были комиссары. Комиссары — это страшная вещь.

Комиссарам и политическому руководству вообще уделено не столь уж большое место в книге Кайдина и в цитируемых им документах. И что самое примечательное, автор приходит к совершенно определённому выводу — проявленные советскими войсками качества просто не могли быть объяснены столь модными ныне в некоторых кругах репрессивными мерами — штрафбатами, заградотрядами, комиссарами и расстрелами. Напротив — советский солдат описан как человек, понимающий, за что он воюет, и, вследствие этого, воюющий сознательно.

9) Русские убивали немецких солдат. Это вообще было страшное западло, ведь по-честному это немецкие солдаты должны были убивать русских! Русские все козлы, поголовно.

Да, немецкие солдаты действительно должны были сокрушить русских летом 1943 года под Курском. И это не получилось. Потому, что русские противопоставили германскому Ordnung-y высокое индивидуальное мужество в отдельном окопе и на отдельной артиллерийской позиции, в тесной коробке танка и в кабине самолёта. Но этого было бы недостаточно. Русские противопоставили превосходству немцев в тактике и на оперативном уровне полное превосходство в общей стратегии и на более высоком уровне — можно назвать его политикой — в понимании всех целей войны. В книге Кайдина чётко отражено — Курскую битву, да и всю войну, вопреки многим современным «завываниям» (здесь впору уже ставить знак ™) выиграл не только советский солдат в крови и пыли боя, но и советское руководство, небезупречное, но переигравшее своих немецких визави.

10) Союзники нас предали. В смысле, американцы и англичане.

Ну, не знаю, на какое поведение «союзников» (сиречь англичан и американцев) рассчитывали разнообразные германские генералы. Но автору книги «„Тигры“ горят!» Мартину Кайдену, несмотря на серьёзный перекос немецких источников в заложенный под эту книгу фундамент и сквозящую в его строках чисто человеческую обиду на деятелей советской официальной истории, удалось прорваться и через однобокость, и через обиду. И в результате ему удалось дать небезупречный, но весьма интересный взгляд на одно из величайших сражений Великой Отечественной и всей Второй мировой войны.

Чего же не следует ожидать от этой книги?

Как уже упомянуто, не следует ожидать точного описания вооружений Красной Армии и Вермахта. Здесь можно рекомендовать читателю обратиться к книгам М. Свирина, М. Коломийца, М. Барятинского, О. Растренина и других.

Не следует ждать, к сожалению, даже точного описания хода битвы — в частности, знаменитого сражения под Прохоровкой. За 35 лет проведены дополнительные архивные исследования, и, к примеру, труды В. Замулина дают намного более точную и весьма отличающуюся от «канонической» титанической битвы бронированных орд картину. А серия книг А. Исаева (ни разу не полковника, но тем не менее одного из лучших современных исследователей, работающих по теме Великой Отечественной и Второй мировой войны), или из зарубежных — Д. Гланца (что характерно, как раз полковника армии США), значительно детальнее и достовернее описывает и общий ход войны, и детали действий советских и немецких войск. А описание войны рядовыми солдатами и офицерами из самой гущи могут быть почерпнуты из серии «Я дрался…» под редакцией А. Драбкина.

Однако для отечественного читателя наверняка будет представлять изрядный интерес обзор раздоров и споров в среде высшего германского командования в процессе подготовке битвы, которая должна была затушевать поражение под Сталинградом и которая была фактически последней попыткой немцев переломить ход войны. Элементы этих свар прорываются на страницах мемуаров Гудериана, Манштейна и других германских генералов, которым посчастливилось дожить до их написания. Однако в данной книге все их взгляды и жалобы сведены в одну общую картину. Весьма поучительную картину.

Но главный интерес для русского читателя — это именно то, как воспринимается Курская битва и в целом Великая Отечественная война нашими бывшими союзниками. Иногда книга даёт представления не столько об описываемых в ней событиях, сколько о личности автора, об особенности его восприятия. И шире — о коллективном восприятии читательской аудитории автора, в данном случае — всего хоть сколько-нибудь интересующегося историей Второй мировой сообщества в США. Книга «„Тигры“ горят!» — это как раз тот, почти химически чистый случай. Именно этот взгляд со стороны на нашу историю наиболее интересен в этой книге.

С какими-то деталями этого взгляда читатель может не согласиться. Вернее — не согласится почти наверняка. Главное — не стоит подобно юмористу восклицать «ну тупыыыые» и откладывать книгу. Значительно интереснее понять, почему взгляд не худшего представителя американского военно-исторического коммьюнити именно таков, какие причины вызвали это и что следует изменить, чтобы наши взгляды и наши воззрения стали бы основой понимания миром нашей истории.

Какие-то тезисы, после первого инстинктивного отторжения, могут оказаться как минимум достойными осмысления. Но в таком случае также не следует слепо бросаться в иную крайность и с криком «нам всё врали» вышвыривать уже противоречащие «новому откровению» данные и книги на помойку. В конце концов, автору же удалось совместить противоречивые версии истории в достаточно цельную картину.

Что-то покажется нам банальностью, подаваемой на этих страницах с огромной помпой. Тут следует задуматься — и отдать должное автору, сделавшему простые и привычные для нас факты как гигантских жертв и тяжелейших поражений, так и мужества, упорства и героизма и основанных на них побед откровением уже для западного читателя. Да, возможно, для нас это может показаться диким — но до выхода книги Кайдина Курской битве, в отличие, скажем, от того же Сталинграда, уделялось в западной историографии ничтожно малое место. Эта книга действительно стала — в этом смысле — этапной.

И, помимо всего, при всех своих недостатках в деталях и при всей не до конца избытой однобокости (многие эпизоды всё же рассмотрены слишком односторонне, в частности — драматический августовский штурм советскими войсками прикрывающих Харьков высот и действия Воронежского фронта против Группы армий «Юг» под командованием Гота с 5 по 12 июля), эта книга даёт достаточно широкое описание Курской битвы. Разумеется, для любого заинтересованного военной историей читателя это описание может и должно быть затем расширено посредством обращения к другим источникам. Эта книга действительно заслуживает внимательного, вдумчивого, хотя и несколько критического прочтения.

С. Буркатовский

Часть 1 ПРЕЛЮДИЯ К БИТВЕ

ПЛАН ОПЕРАЦИИ «ЦИТАДЕЛЬ»

В книге «Die Ersten und die Letzten» («Первые и последние») генерал Адольф Галланд, командовавший истребительной авиацией Люфтваффе во Второй мировой войне, упоминает о величайшем наземном сражении, когда-либо происходившем в истории: «В июле 1943 года немецкие солдаты предприняли последнее масштабное наступление. Нападение было отбито».

Нападение было отбито.

Вот и всё. Ничего не было сказано об огромном количестве танков и самоходных установок, участвовавших в грандиозном сражении армий и воздушных сил русских и немцев. Ничего не было сказано об огромной концентрации огневой мощи на обеих сторонах. Ничего не было сказано об огромных изменениях в балансе сил на русском фронте — того, что вошло в исторические книги о Второй мировой войне как Курская битва.

Галланд описывал, хоть и с поразительной краткостью, Курскую битву как последнее крупномасштабное наступление немецкой армии на русском фронте. Это правда, но не из-за того, что атака немцев была «отбита». После поражения Вермахта оказалось, что немецкая армия больше не могла диктовать условия боя русским. Иными словами, до Курской битвы, начавшийся 4 июля 1943 года, главенствовала одна армия, а после — другая.

До разгрома под Курском — а это был разгром именно для немцев — именно Вермахту принадлежал первый выстрел во всех основных столкновениях с русскими. Конечно, до этого были поражения, самые значительные из которых — Москва и Сталинград, где германская мощь была сломлена и остановлена упорной обороной русских. Даже в их поражениях под Москвой и Сталинградом немцы нанесли русским огромный ущерб. Даже в своих поражениях немцы отступали с такой мощью, скоростью и мобильностью, что могли диктовать условия следующих сражений потрепанным, но непобеждённым русским.

В битве под Курском всё было иначе. Или, если выразиться точнее, столкновения под Курском, под Орлом на северном направлении и под Харьковом на южном — все эти операции были частями единого сражения — определили новый характер войны.

То, что Курская битва, схватка двух сильнейших смертельных врагов, рвущих друг друга, могла стать ключевой для кампании в России, было понятно обеим сторонам. Если бы немцам удалось провести свою операцию «Цитадель», план по захвату Курска, одобренный самим Гитлером, сцена была бы готова для нового наступления на русских. На карту было поставлено гораздо больше, чем просто город Курск и области на севере, юге и востоке от него, целью было наказать, уничтожить, измотать русских — вот что было сердцем немецкого плана. Не было ничего особенного в географическом положении армий, и также не было никакой особой политической цели. Ни Сталинград, ни Москва не были бы немедленно разрушены или оккупированы.

По крайней мере, не сразу. Что было бы дальше — неизвестно. Позднее, если бы «Цитадель» пошла бы, как и предсказывал Гитлер, в скором времени была бы предпринята новая крупная попытка захвата Москвы. Позднее Гитлер привёл бы в действие свой сверхсекретный план «Песец», и немецкие силы в ходе молниеносного вторжения захватили бы Швецию.

Затем он смог бы передвигать свои силы как хотел, двигая их как по шахматной доске военной стратегии. Он бросил бы больше сил в Италию, чтобы отразить наступление союзников, о подготовке которого он знал. Затем в корне перевооружил бы Атлантический вал — в достаточной степени для того, чтобы отразить вторжение Англии.

Но операция «Цитадель», в отличие от других планов лидера Третьего рейха, не была внезапным резким ударом. Никакой агитации, убеждающей немецкого солдата сделать невозможное. «Цитадель» приходила в действие медленно. Она выросла из самолюбия Гитлера, задетого поражением. Но не нужно обманываться. Изначально план был рождён самим Гитлером. Но впоследствии разработкой этого плана занимался ряд высокопоставленных чиновников и офицеров, назначенных исполнителями желаний Гитлера, его планов.

Никто так хорошо, как Адольф Гитлер, верховный командующий вооруженными силами Германии, не знал, что нации была просто необходима эффектная победа над варварами с востока. В феврале 1943 года русские становились самой большой угрозой для всего, на чём стояла нацистская Германия. Славные победы, последовавшие за вторжением Германии 22 июня 1941 года, уже потускнели. Ликование дало результаты, но затем сменилось сдержанностью, затем осторожностью, а впоследствии переросло в паранойю. Потому что ужасы Сталинграда были слишком реальными. То, что русские побороли огромные армии, было плохим знаком. Страх перед зимой и русскими глубоко закрался в души немцев.

Приближалось лето 1943-го, и Гитлер требовал от своих армий, чтобы те «сделали летом то, что было упущено зимой». Благородное стремление, но оно слепо основывалось на том, что русские не могут сражаться, если земля не покрыта льдом. Слепые догадки — вот весь материал, которым руководствовался Гитлер, несмотря на прогнозы офицеров, основывавшихся на данных о боевой мощи Вермахта. Рейх потерял около семисот тысяч человек в мясорубке на русском фронте. Правда, не все из них были немцами: командование бросало в бой всех солдат, которых оно могло получить от своих союзников.

Покажите русскому участок передовой с итальянскими и венгерскими солдатами, плохо вооружёнными и мечтающими оказаться где угодно, кроме русского фронта — вы увидите Ивана, готового разгромить врага. Преувеличенная оценка фронтовых рассказов? Ни в коем случае; никаких преувеличений. Спросите тех, кто там был.

Тем не менее такое множество людей, несмотря на презрение к ним своих немецких хозяев, держало фронт. Они представляли собой достаточное количество живой силы, которую можно было легко бросить под танки, авиацию, артиллерию и пулемёты. Если нужно было кем-то пожертвовать, именно этих людей кидали в центр русской атаки, а элита Рейха сберегалась для тех фронтов, где были необходимы сила, умение, смелость и надёжность.

Притом немцам приходилось подсчитывать силы в целом, и неважно, как они оценивали числа. Они столкнулись с фактом, что они потеряли семьсот тысяч человек — и всё вооружение и экипировку, ушедшую с ними, — в бою с русскими. Вследствие такого катастрофического поражения Гитлер потребовал новой «полной мобилизации» немецкой пехоты. Но этого оказалось недостаточно. Проблема нехватки людей была актуальна. Новым боевым частям не хватало опыта и способности держать удар. А так как русские солдаты опыт набирали, это сулило перерасти в постоянное бедствие.

Другим врагом было время. Оно утекало слишком быстро через часы войны, по которым Германия сверяла своё величие как нация военной мощи. Немцы могли восполнить только половину людей, убитых русскими. Когда поток солдат на фронт стихал, русские с огромной скоростью наращивали свою военную мощь. Казалось, что они набирали солдат со всех концов света. Они страдали от кровоточащих ран, но продолжали бороться. Хотя немцы и их союзники и проиграли, русские проиграли ещё больше.

Немецкие заводы изо всех сил производили оружие для Восточного фронта. А русские потеряли огромную часть своей страны, включая целые города, и в этих потерях следует учитывать также и количество потерянных городов, и миллионы гражданских, перешедших под власть немцев, и разрушенные и захваченные заводы.

Тем не менее — и это было и удивительным, и пугающим — производство русского оружия росло. И мужчины, и женщины трудились днями и ночами на русских заводах, чтобы победить не числом людей, а прекрасным качеством оружия. Но нацистам, привыкшим встречаться с плохой техникой на земле и в воздухе, было невозможно осознать, что новая техника русских была такой же по качеству, как и у них. Если не лучше.

Но это было действительно так. И чем дольше длилась война, тем больше становился поток поступающего на фронт русского вооружения, и тем более явственно вставал призрак поражения Рейха.

Время не ждало. И эту проблему необходимо было решить.

Могла ли война против Советского Союза быть выиграна? Весной 1943 года этот вопрос был ещё очень актуален. Большинство исторических книг, написанных немцами, говорят, что почти никто в верхах немецкого командования не верил, что победу можно было бы вырвать из трясины войны с Россией. Те, кто был в курсе дела, понимали, что поражение на Восточном фронте неизбежно. Генералы и их подчинённые не верили в чудесную победу над ордой коммунистов.

Автор считает, что этому достаточно распространённому мнению не хватает объективного взгляда на немцев и на войну. С одной стороны, немцы активно пропагандировали свою веру в победу над русскими. С другой стороны, они даже не скрывали, что не ждали от их тщательно проработанной операции «Цитадель» решительных результатов. Было бы попросту совершенно неприемлемо заявлять с нашей стороны, что они пытались заставить нас поверить в обе точки зрения одновременно. Если бы «Цитадель» провалилась, они бы просто кивнули, поняв реальное состояние дел, и попытались бы предсказать, что будет происходить дальше. Если бы «Цитадель» достигла своей цели — ударить по русской армии, лишить её возможности срочного восстановления и широко открыть ворота к хорошему удару Германии прямо в сердце Советского Союза, их призыв к вере в немецкую армию оправдался бы.

Если бы надежды на победу не было, на чём многие настаивают, в чём был смысл планов по укреплению немецкой защиты в Италии против готовившегося вторжения? Как было бы возможным укреплять прочность Атлантического вала? Откуда они взяли бы людей и оружие для приведения в действие плана «Песец» — вторжения и оккупации Швеции? Каким образом Германия начала бы новое наступление на Москву после провала первого?

Такие вопросы ставят под сомнение общепринятое мнение о том, что Германия не верила в будущее.

Курская битва решала всё. Случившееся там должно было определить будущее.

Географические масштабы операции будут гораздо меньше масштабов предыдущих основных немецких операций. Фронт будет простираться менее чем на 150 миль с севера на юг. Но на этом фронте, в одном решительном сражении, будет сосредоточено гораздо больше танков и других бронированных машин, чем на всём Западном фронте после вторжения союзников в Европу.

И то, что русские выиграли Курскую битву, было успехом не только для них самих. Это определило ход всей войны.

ЖУКОВ: ВЕЛИКИЙ МАРШАЛ

Атака немцев на Москву была отбита. Их силам дали мощный отпор в Сталинграде. Их отбросили от Харькова и в ожесточённом бою потрепали при отступлении обратно.

Но чтобы выполнить требования Гитлера по возвращению могущества, Третьему рейху, недостаточно было заново захватить Харьков. Была масса других фронтов, кроме русского фронта. Из Северной Африки были выбиты все немецкие силы. Итальянцы просили Германию прекратить войну.

Но Гитлеру было неважно, что происходило на остальных фронтах, его взор был обращён только в сторону России. Если бы удалось сломить сопротивление русских, Рейх смог бы уделить внимание любой неожиданности, которая могла бы внезапно возникнуть. Мечта Гитлера была достаточно ясна. Военная победа в России была необходима. С помощью этой победы можно было бы решить самые острые экономические, политические и пропагандистские проблемы.

По некоторым личным и историческим источникам, Гитлер в начале 1943 года собирался вначале стабилизировать фронт на Востоке и затем нанести по врагу сильнейший удар. А затем он собирался широко собрать всю мощь победоносной Германии для сильного броска прямо в сердце Советского Союза.

Гитлер изучал карту, намечая линию фронта, которую нужно было оборонять. Она тянулась от Финского залива до Азовского моря. Немецкие укрепления были достаточно надёжны на протяжении всей линии фронта. За исключением одного выступа, центром которого был Курск — огромный нарыв на шкуре Германии, простиравшийся на много километров с севера на юг.

Что же было такого особенного в Курске?

Удачное расположение. В самом Курске не было ничего особенного, кроме его географического положения и наличия в нём огромного количества сил русской армии.

Город Курск расположен на невысоком плато в Центральной России, в месте слияния рек Туссор и Сейм. Москва расположена более чем на 300 километров севернее от него. С точки зрения военных операций ландшафт мог бы быть гораздо лучше. Дороги проходимы только в сухую погоду. Окрестности представляли собой смесь холмов, равнин, усеянных кустами, песчаниками, камнями и так далее. Не лучший рельеф для отражения наступления хорошо вооруженных сил.

Курск был основан почти за тысячу лет до того, как он стал местом величайшего вооружённого столкновения в истории войны. Это интересно само по себе, но это не имеет никакого отношения к нашему времени: Курск был таким же городом, как и все остальные города Древней Руси. Население Курска до войны равнялось примерно 120 000 человек. Весной 1943 года никто не знал численности населения Курска. Каждого мужчину, способного держать оружие, забирали в армию. Многие уже ранее погибли в боях на Восточном фронте.

Курск лежит на пути от Москвы к Чёрному морю. В самом Курске мало примечательного. Окрестности, как и другие сельские районы в Советском Союзе: обычный ландшафт с полями, на которых выращивались пшеница и сахарная свёкла, с частыми рощами. Если бы вы были пилотом или геологом, вы бы знали, что под городом и в прилегающих к нему территориях залегает огромное количество магнетита. Это вызывает отклонение стрелки компаса — широко известную Курскую магнитную аномалию.

Словом, в Курске не было ничего особенного, способного вызвать интерес Гитлера и высшего немецкого командования. Но русские держали Курск и таким образом удерживали позиции, вдающиеся глубоко в немецкие тылы. И эта проблема очень волновала Гитлера и его генералов.

Курский выступ глубоко вдавался в район, занятый немецкой армией. Орёл лежал на севере, а Белгород — на юге выступа. Русские стягивали в этот район огромные силы. Если бы им удалось сконцентрировать там ещё большие силы и привезти туда достаточное количество военных припасов, этот выступ мог бы превратиться в прекрасный плацдарм для наступления не столько на запад, сколько на северо-запад, чтобы освободить Орёл и Брянск, и одновременно на юго-запад, чтобы очистить Украину от немцев.

Итак, Курск становился тем местом, где Советский Союз начал собирать силы. Туда стекались танки, артиллерия, все виды бронированной техники и сотни тысяч солдат. Ремонтировались аэродромы, а на них перебрасывались истребители и бомбардировщики. Железные дороги перешивались на колею стандартной ширины, и они могли обеспечивать находящиеся в Курске войска. К тому же русские превратили пригород в «осиное гнездо» с многочисленными артиллерийскими позициями и сотнями километров переплетающихся траншей.

Всё это немцам было известно. Они также понимали, что русские не собирались летом только защищаться, а наступать зимой. Командование Вермахта считало, что русские могут ударить, воспользовавшись плохой погодой.

Вначале Гитлер приказал стянуть к Курску войска от Финского залива до Азовского моря. Следующим своим действием он хотел сокрушить русских там, где они собрали свои наибольшие силы. Гитлеру казалось, что русские сами влезли в ловушку. Для сил, сконцентрированных в Курске, выступ также мог стать слабым местом.

Если бы немецкие силы ударили быстро и умело, русские были бы пойманы в огромный мешок. Нужды в том, чтобы долго осаждать русские позиции, не будет. У русских не останется достаточно места для манёвров. Вермахт собирался нанести стремительные танковые удары с севера и с юга, взяв русских в бронированные «клещи», таким образом поймав русских в капкан.

Вдобавок нацисты осознавали, что русским потребуется бросить в бой большие резервы, чтобы отразить такой мощный удар. Как результат, уничтожение русских сил приобретёт ещё большие масштабы. Действительно, в операции пришлось бы задействовать огромные силы. Но если бы элита Вермахта показала бы себя так же, как и ранее, весь ход войны мог бы радикально измениться. Сталину бы не хватило сил, чтобы отразить атаку немецких танков.

Забегая вперёд в будущее, чтобы не ошибиться в оценке немецких планов русскими, заметим: действия, описанные в плане, который одобрил сам Гитлер, были предсказаны советским верховным командованием. Ещё за месяц до первого артиллерийского залпа, как и затем во время самой Курской битвы, себя ярко проявит заместитель Верховного Главнокомандующего, Маршал Советского Союза Георгий Константинович Жуков.

Немцам уже были хорошо знакомы и имя, и выдающиеся навыки Жукова, ведь он был гениальным стратегом, которому Сталин полностью доверял и в котором был полностью уверен. Надо сказать, что Иосиф Сталин был среди людей, стоявших у власти, уникумом из-за его маниакального, даже параноидального недоверия к коллегам в правительстве. Сталин, каким запомнила его история, проводил долгие чистки и пускал кровь, нужную для того, чтобы устранить свои собственные подозрения. До войны он выпотрошил военное руководство Советского Союза, и это откликнулось в будущем, когда Советскому Союзу, атакованному немецкими захватчиками, пришлось спешно набирать новых офицеров, в которых тогда возникла такая сильная нужда. Тем не менее именно Жуков вырывал вначале право на жизнь, а затем и победу из челюстей врага.

Жуков был блестящим тактиком и стратегом. Он был человеком, приученным добиваться цели там, где другие потерпели бы неудачу. Его полное безразличие к человеческим жизням — если успех достигнут, неважно, каковы потери — было хорошо известно Сталину задолго до того, как немцы вторглись в Россию в июне 1941 года. Для маршала Жукова человек, проигравший бой, вне зависимости от причин, не имел оправданий. В 1939 году Жуков находился далеко, на границе с Монголией. Он командовал советскими силами, когда в Монголию вторглась семидесятипятитысячная японская Шестая армия, поддерживаемая сотнями бомбардировщиков и истребителей. Японцы уже получили военный опыт в войне с Китаем, и они надеялись, что русские силы отступят под их неослабевающим натиском. Жуков прекрасно руководил своими людьми, и японцы понесли потери в 41 000 убитых и раненых и бежали от русских, от которых они не ожидали такой силы удара.

Затем состоялось немецкое вторжение. Ленинград, яростно осаждаемый Вермахтом, был на грани разрушения. Казалось, что шансов у города на то, чтобы не быть оккупированным и уничтоженным, не было. И тогда Жуков появился на сцене, чтобы поддержать своих терпящих поражение соотечественников. И они продержались. Затем немцы обратили свои взоры на Москву, стены которой уже были хорошо видны передовым частям их бронированных колонн. Москва должна была пасть, так приказал Гитлер, и он был полностью готов реализовать своё величайшее желание.

Жуков принял на себя командование обороной, и русская армия в конечном счёте остановила врага почти у входа в город. Фронт трещал, но решительно держался достаточно долго для того, чтобы зима окутала поле боя. Русские поднялись, как призраки из-под земли, покрытой снегом, бросились на ошеломлённых немцев и отбросили их на 150 миль от самой дальней точки, до которой немцы смогли дойти.

Следующим был Сталинград. Он просто должен был быть взят под колоссальным натиском захватчиков. Но там оказался Жуков. Благодаря ему русские не только продержались, но и провели контрнаступление. Фланги русских не утратили свою ярость, они окружили и уничтожили Шестую немецкую армию целиком, плюс огромную часть Четвёртой немецкой армии. Считается, что русские уничтожили в Сталинграде не менее чем двадцать две дивизии немцев и их союзников.

Затем, когда Жуков был на Северо-Западном фронте, ситуация в Воронеже начинала ухудшаться. Сталин срочно отправил Жукова с Северо-Западного фронта туда, где немцы наносили удары по русским войскам. Когда Жуков прибыл, было уже поздно, он не смог спасти Харьков, в третий раз захваченный немецкой армией. Но Харьков был не единственной опасностью.

«Мы должны выдвинуть все имеющиеся резервы Ставки (главный советский штаб. — М.К.) и резервы со всех соседних фронтов, — радировал он Сталину, — потому что если мы этого не сделаем, немцы захватят Белгород и начнут наступление на Курск».

Это были слова Жукова, уже заслужившего доверие Сталина, и он не ошибся в своём «гениальном маршале». Через час Жукова уже известили, что по срочному приказу Ставки Двадцать первая и Сорок третья армии уже двинулись по направлению к Белгороду.

Затем полное доверие к Жукову подтвердилось в том, что Первая танковая армия также уже двигалась в том же направлении и была передана под прямое командование Жукова с разрешением использовать эту ударную силу там, где он сочтёт нужным. Ситуация была критической, и беды удалось избежать наименьшим количеством резервов. 18 марта немцы предприняли попытку штурма Белгорода, но встретились с жёстким сопротивлением. Спустя три днярусские окопались на самой границе города. Север города, хуже всех державшийся против немцев, был укреплён более основательно. Жуков расположил Первую танковую армию южнее города Обоянь, где её можно было бы использовать для обороны, или, если будет благоприятная ситуация, для контрудара во фланг немцам в направлении Курска. Вдоль восточного берега реки Донец он поставил Шестьдесят четвёртую армию, занявшую оборонительную позицию.

К концу месяца Жуков добился для русских войск передышки, в которой они очень сильно нуждались. Лёд на реке Донец таял, превращая реку в оборонительный ров по всей его длине. Весна пришла в пригород, и замёрзшие дороги, проходимые зимой, превратились в трясину. То же самое было и с фермами, и с открытыми полями. Немцы проанализировали ситуацию и прекратили наступление.

На некоторое время непростая и шаткая тишина воцарилась на фронте. Оттепель дала немного времени. И Жуков укрепил спинной хребет русских оборонительных позиций. Было ли этого достаточно?

Ответ, конечно, кроется в намерениях немцев. Жуков не был полностью уверен в том, что позиции русской армии выдержат наступление. Враг бы не стал долго ждать, чтобы провести крупномасштабное наступление, и Жуков чувствовал: немцы хорошо понимали, что время не на их стороне, они знали, что, пользуясь полной поддержкой Сталина, он не замедлит прислать ещё подкреплений.

Итак, немцы должны были ударить, и, как считал Жуков, незамедлительно. Он понимал, что будет сложно удержать даже новые укреплённые рубежи. Русские силы были глубоко вдавлены в немецкий фронт.

Было два варианта развития событий: если бы немцы провели наступление быстро и решительно, они окружили бы русских в огромном котле. Если бы они не провели наступление немедленно, а постепенно копили бы силы, был бы шанс, что Вермахт встретится с достаточно подготовленным противником, обладающим гигантской мощью. Но здесь действовал фактор Жукова. Слишком много раз он затуплял немецкую сталь и использовал оборотную строну своего меча, чтобы сокрушить немецкую армию.

Время. Оно было полностью на стороне русских, ждавших нового нападения.

И тут им помог новый, неожиданный союзник — Гитлер.

Он откладывал наступление на Курск. Жуков схватился за этот шанс обеими руками. В следующие три месяца он переправлял к месту схватки по восстановленной железной дороге людей и оружие. Пятьсот тысяч машин было перевезено к Курску.

Всё для начала величайшего боя в истории было готово.

РОКОВОЙ НЕДОСТАТОК «ТИГРОВ»

Зимой и в начале весны 1943 года советское командование никогда не теряло из виду положение на Курской дуге. Танковое столкновение, к которому готовились обе стороны, — назревавшее на Курской дуге, должно было решить, кто будет занимать главенствующую позицию в дальнейшей войне. Для русских Курск обещал стать новой Куликовской битвой, историческим сражением, произошедшим в 1380 году, в котором князь Дмитрий Донской победил татар.

Под тиканье часов, становившееся всё громче и громче, русские продолжали укреплять свои позиции, понимая, что они должны использовать каждую оставшуюся минуту. Тем не менее, по непонятным русским причинам, задержка немецкого наступления продолжалась.

Это было очень неожиданным и очень выгодным для советских войск. Пока артиллерия будет обстреливать русские позиции, Жуков соберёт самую большую когда-либо виданную военную силу.

Двадцать процентов всех войск русских будут сконцентрированы на Курской дуге, а подкрепления — немного западнее. Огромная концентрация танков была достигнута за счёт того, что более чем треть танков, находившихся на фронте, будет задействована здесь. Каждый четвёртый самолёт, находившийся на фронте, будет находиться в районе Курска.

Масштаб задействованного вооружения, количество людей, запутанные и сложные передвижения войск, критические моменты сражения — всё это определяет взгляд наблюдателя со стороны. Существует тенденция использовать особые термины для взаимной связи утверждённых сроков в таких случаях. Слишком часто история таких сражений характеризуется тем, что целые армии «крутят педали изо всех сил», чтобы применить силу так, как это требует ситуация. Это хорошо звучит и это очень драматично, но остаётся вопрос: можем ли мы извлечь из дыма и ярости Курской битвы связное понимание, полную оценку того, что случилось на самом деле? Хотя битва — это нечто большее, чем просто цифры, мы должны начать как раз с деклараций и цифр.

Взаимосвязанность событий, одновременно происходящих в сражении, длившемся пятьдесят дней на фронте длиной 350 миль и углублявшемся за линию фронта более чем на 175 миль, делает попытку описать их, даже грубо, крайне сложной.

Курская битва не была простым сражением. Она была последовательностью связанных между собой событий, в которых участвовали обычные солдаты, чьи отвага, храбрость, страх, смерть — а именно всё это делает сражение таким грандиозным — утонули в масштабах самого сражения. И когда мы возвращаемся в прошлое к таким моментам, нужно понимать, что мы можем знать только те истории, которые пережили и битву, и годы, прошедшие с того момента.

Если бы мы перенеслись на поле боя сегодня, невозможно было бы окинуть всё поле боя — протяженностью 350 и уходившее вглубь на 175 миль — одним взглядом. Даже если бы мы могли подняться достаточно высоко и увидели бы весь ландшафт, мы бы были всё ещё очень далеки от того, что нас интересует. Даже если бы мы прошлись вдоль позиций, мы получили бы об этом весьма скудное представление. До сих пор постоянно на месте боёв находят останки техники. Ржавые корпуса танков, грузовики, артиллерия, бронемашины, мотоциклы, винтовки, шлемы. Их истории будут забыты навсегда.

Недостаточно изучить карты и начерченные на них схемы боёв. Это не просто передвижение солдатиков и маленьких орудий по макету поля боя. Нельзя сравнивать реальность с передвижением фигурок по шахматной доске. При анализе такого сражения, как Курская битва, нельзя не учитывать, что многие бои шли одновременно и переплетались. Множество событий влияло друг на друга, как падающие костяшки домино, выстроенные в линейку. Другие же события требовали часов или даже недель, чтобы оказать заметный эффект на ситуацию. И невозможно строго отделить одно от другого.

Несмотря на все случайные события до, в ходе и после боя, именно люди играют главную роль. Некоторые, например, генералы и другие известные лидеры, несомненно, играют ключевую роль в критические моменты боя. Но есть и другие, остающиеся неизвестными, но тем не менее сыгравшие решающие роли, люди, оказавшиеся в нужное время в нужном месте. Мужество, трусость, стойкость, паника — эмоции — определяющий фактор в бою, и о большинстве из них мы можем только догадываться, потому что все они исчезли в хрониках, по которым мы сейчас вынуждены судить о тех временах.

Есть необычная параллель между Курской битвой и более ранним, совершенно непохожим столкновением — битвой за Британию, когда небольшая группа людей на маленьких крылатых машинах сдерживала немецкую авиацию, пока не потрепала ряды машин с чёрными крестами и пока Люфтваффе не отступило, чтобы ударить ночью. Немецким истребителем во времена, когда Англия одна стояла против Рейха, был Messerschmitt Ме-109Е.[1] Кто-то может спросить, почему важно, что в бою участвовал именно этот самолёт? Ответом будет тот факт, что Bf-109E, используемый для сопровождения бомбардировщиков и атаки английских истребителей, был одним из лучших самолётов в мире, и он помог бы немцам завоевать Британские острова, если бы был устранён один изъян, не будь которого так и не случившееся вторжение могло бы стать реальным.

Всё было достаточно просто. Немцам было необходимо, чтобы их истребители защищали бомбардировщики на протяжении всего пути до цели. Под прикрытием быстрых и смертоносных Bf-109E бомбардировщики могли бы добраться в любую точку Англии. Даже до самых отдалённых посадочных полей, используемых Королевскими Военно-воздушными силами. То, чего немцы не могли сделать с английскими истребителями в воздухе, они могли бы сделать на земле. Они могли бы уничтожить ангары, ремонтные мастерские, топливные станции — всё, что было необходимо для того, чтобы самолёты могли находиться в той стихии, для которой они были созданы — в небе.

Но Bf-109E не хватало одной простой вещи — дополнительного топливного бака, который можно было бы прикрепить под брюхом самолёта, который можно было бы сбросить, когда это нужно пилоту, бака, добавлявшего к дальности полёта сто или даже двести дополнительных километров.

С таким баком истребители смогли бы сопровождать немецкие бомбардировщики на всём протяжении их маршрута. Без бака Bf-109E были вынуждены поворачивать назад до того, как бомбардировщики достигали цели, и бомбардировщики летели сами по себе. После чего они быстро и эффективно сбивались самолётами «Спитфайр» и «Харрикейн».

Заметим, всё это происходило, когда Королевские ВВС были почти уничтожены. Грань между продолжением сопротивления и полным поражением была практически стёртой. Если бы немецкие истребители могли добираться до назначенных бомбардировщикам целей, скорее всего, Англии было бы невозможно бороться с немецкими самолётами. Не защитившись от немцев с воздуха, было бы практически невозможно предотвратить атаку немцев на Англию.

Командование Центрального фронта (К. К. Рокоссовский в середине и К. Ф. Телегин у ствола пушки) рассматривают подбитый «Фердинанд»
Хоть и в меньших масштабах (конечно, мы никогда не узнаем, какими точно были бы последствия), немцы повторили ту же ошибку в Курской битве. То, что немцы повторили ту же простую ошибку, приведшую к катастрофическим последствиям, удивительно. Ошибку в той области, которой немцы гордились больше всего, — в качестве их бронетехники.

Для Курской битвы, откладываемой Гитлером по советам его генералов и советников, настоятельно рекомендующих выждать и подтянуть новые танки на фронт, немцы наряду с другим оружием привезли свои лучшие танки — «Тигры». Представим на минуту, что танк PzKpfW VI «Тигр» — лучшее оружие в мире среди себе подобных. Крепость на колёсах, стремительно несущаяся вперёд на врага, несравнимая ни с чем другим по защите и смертоносности.

Однако в «Тиграх» был один недостаток, допущенный компанией Порше. Ни одного изъяна в двигателе, вооружении, гусеницах, в системе управления. Порше создавал свои «Тигры» с умением, с надёжностью, которой можно было бы гордиться. Ошибка была в решении, очень неожиданной для компании, обладавшей огромным опытом в производстве танков, и притом Порше повторил эту ошибку, когда создавал другую бронетехнику.

На танке не было ни одного пулемёта.[2] То есть того, что называется дополнительным вооружением. На нём была длинная пушка, смертоносное оружие, характерное для тяжёлой немецкой бронетехники. На танке была толстая броня, что делало уничтожение такого танка сложной проблемой. Но даже с этими преимуществами в бою танк не может сражаться в одиночестве. Как и все значительные орудия, он должен быть частью группы.

Вскоре после того, как начался бой на Курской дуге, с немцами, ударяющими по укреплённым советским позициям, некоторые русские солдаты заметили любопытную вещь. Они спокойно подбегали и захватывали «Тигры» (как и другие машины с таким же недостатком). Более того, некоторые случаи захвата «Тигров» совершенно невероятны.

Вначале «Тигры» прорвались через русские укрепления. Знаменитая 88-миллиметровая пушка разрушала танки и укреплённые позиции, и защитники отступали. «Тигры» ехали дальше, рыча и лязгая, как компактные динозавры.

Они прорвались через русские укрепления без сопровождения немецкой пехоты. А это само по себе — отличная возможность атаковать танки сбоку — со стороны их самого уязвимого места. Но танк различными способами защищает сам себя во время атаки. Один из таких способов — истребить пехоту с помощью пулемётов, дополнительного вооружения танков.

Красноармейцы осматривают один из подбитых «Фердинандов»
Но поскольку пулемётов на «Тиграх» не было, смертоносные немецкие танки, разбившие советскую бронетехнику и укрепления, оказались полностью беззащитными перед атаками русской пехоты. И когда русским стало известно это слабое место, с криком «Ура!» они бросались толпой на «Тигры», залезали на стальные спины танков, а затем бросали бутылки с зажигательной смесью в выхлопные трубы или вентиляцию, в другие уязвимые части.

Если раньше «Тигров» боялись, теперь их считали глупыми, бесполезными кусками металла, коими они и были. И надежды немецкого командования на то, что это оружие сокрушит русские укрепления, растворились в торжествующих криках русских солдат и пламени, пожирающем танки.

Небольшое дополнение. В небе над Англией немцам не хватало запасных баков на Bf-109Е.

В Центральной России немцам не хватало пулемётов, дополнительного вооружения на великих «Тиграх».

Не хватало настолько, что, несмотря на другие обстоятельства, о которых нам рассказывает история (или которые она предпочла скрыть в дыме великого сражения), это, по всей видимости, определило ход и итог битвы.[3]

Термин «битва» в нашем понимании неприменим к такому обширному сражению под Курском. То, что произошло на Курской дуге и вокруг неё, последствия этого столкновения, проходившие на территории вначале в сотни, а потом и в тысячи километров, никак не укладывается в такой узкий термин. Слово «битва» в том смысле, в котором оно используется на этих страницах, описывает все события, произошедшие на Курской дуге, как если бы они произошли в одном бою.

Причины битвы на Курской дуге кроются не только в ее географическом положении. Битва произошла по причинам, одной из которых были рискованные решения, принятые задолго до того, как они были претворены в жизнь при помощи горячей стали. Некоторые сражения происходили по обстоятельствам, непредвиденным и иногда нежелательным. Но этого никак нельзя сказать про Курскую битву, к которой обе стороны готовились задолго до этого события. К тому же обе стороны имели несколько месяцев для подготовки.

Курская битва открылась атакой немцев, начавшейся по приказу из Берлина и по решению Москвы позволить немцам первыми начать боевые действия.

Итак, Курская битва началась с сильнейшей атаки немцев на советские позиции, сопровождаемой бурным и продолжительным боем в небе, затем постепенным ожесточением сопротивления русских, отражения атаки немцев, и продолжилась грандиозной контратакой русских, за которой последовал гигантский бросок вперёд, после которого немцы (и русские тоже) оказались в огромной мясорубке, уничтожавшей людей и бронетехнику на обеих сторонах. В этом яростном крупномасштабном сражении было несчётное множество маленьких стычек, меньших по размеру, но не менее кровавых и беспощадных. Всё это было частями большого сражения.

Историкам хорошо известно, что, несмотря на долгое и тщательное планирование, никакой чёткой цели в операции не ставилось. Да, немцы намеревались уничтожить военную мощь русских. Да, Гитлер и его генералы хотели вывести из строя русскую армию, но когда можно было бы сказать, что эта цель была бы достигнута? Каков был план немцев после уничтожения русской военной мощи? Когда бы они признали, что их план сработал?

Узнать точную цель невозможно, только изучая документы по операции «Цитадель». Каждая сторона искала выход из своей специфической, особенной ситуации, и это интересно вне зависимости от самой схватки. Для русских бой, назревавший на Курской дуге, означал не просто ожидание немецкого штурма. Они как будто даже приглашали немцев напасть, чтобы заставить Вермахт сражаться на русских условиях, среди русских укреплённых позиций, под огнём тщательно подготовленных орудий Красной Армии. Таков был основной план, основная цель. Спровоцировать атаку немцев. А когда они придут, расстрелять их ряды. Затем провести контратаку, а дальше действовать по ситуации. Приготовленная Жуковым для немцев мясорубка работала раньше, и он не сомневался, что она сработает снова.

Был также и другой неосязаемый эффект на поле боя. Эффект, который никогда не проявлялся раньше, но, несомненно, повлиявший на бой. Это был русский солдат. Русские, сражавшиеся на Курской дуге, были не теми же самыми людьми, с которыми раньше встречался враг. Нацисты долго презирали «Ивана», относясь к нему как к представителю низшей расы. Для них он был немногим лучше животного, обычным зверем. Это отношение, однако, изменилось ещё до начала Курской битвы. Нацисты официально признали, что русскому солдату присуща необычайно высокая мораль и что они были «неплохо натренированы» — русские уже были далеко не теми «недочеловеками», неспособными освоить управление техникой и профессию солдата.

Очевидно, если русские смогли защитить Москву, Ленинград, Сталинград и другие места, где немцы потерпели крах, с теми «второсортными», технически слабо подготовленными войсками, то этот «новый» русский солдат, обладающий высоким боевым духом и некоторым уровнем подготовки (т. е. компетентностью и дисциплиной), станет серьёзным противником на поле боя. Это должно было повлиять, и повлияло, на исход сражения.

Между тем нужно понимать, что жизнь солдата на войне — даже для человека, находящегося на фронте, — состоит не только из военных действий, жестокости, постоянного противостояния с врагом. Люди, которые долго остаются на одном месте, ищут себе занятие, и их жизнь становится более спокойной и менее связанной с армией. Дневники немецких солдат показывают, что при первой возможности они делали, и притом достаточно изобретательно, свои спартанские условия более комфортными. Большая часть немецкого фронта была местом, где солдаты занимались больше тем, чтобы сделать своё пребывание комфортнее, нежели подготовкой к предстоящему бою.

Сельские территории Центральной России, где и будет проходить Курская битва, заслуживают того, чтобы описать их природу. Здесь смешаны постоянно сменяющие друг друга ландшафты. Из-за небольшого дождя земля превращается в непроходимое болото. В глубокой слякоти застревают машины, а людям сложно передвигаться. Танки, грузовики, самоходные установки теряют мобильность. Этот факт также нужно принять в расчёт за его влияние на сражение.

Курская битва общепризнанна самым масштабным в мире вооружённым столкновением с использованием бронетехники. Ни в одной битве не участвовало такое количество танков, как на Курской дуге. Но было бы огромной ошибкой утверждать, что Курская битва была только столкновением этих бронированных чудовищ. Следует учесть и другие слагаемые битвы помимо танков, боевых машин и людей.

При движении по мягкому грунту «Фердинанды» оставляли очень глубокую колею
Главным из них была русская кавалерия, наносившая удары стремительно и мощно на ландшафте, кажущемся практически непроходимым для большой группы людей. И притом не только за линией фронта, но и в самом центре боя. Кавалерия была обучена использовать свою превосходную манёвренность и опыт, чтобы наносить неожиданные удары. Она также сыграла значительную роль в Курской битве.

Это новый пример, как сложно изучать Курскую битву, пытаясь понять природу этого сражения. Некоторые просто считают числа, и это ведёт к неправильному представлению о ситуации. Если судить об эффекте лошадей в русскую зиму, например, нужно понимать, что при температуре -4° по Фаренгейту немецкая лошадь замёрзнет до смерти.

Почему немецкая лошадь? Важны особенности пород. Будучи защищённой от ветра, русская лошадь выдерживает температуру до -58° по Фаренгейту.

Были ли лошади так значительны во время Второй мировой войны? Особенно на русском фронте с его насыщенностью бронетехникой и механизированным вооружением?

Только на русском фронте немецкие войска потеряли в своём составе полмиллиона лошадей — в боях и связанных с ними действиях.

Курская битва, как уже говорилось ранее, лишила немецкую армию возможности диктовать, когда, где и как будут проходить следующие сражения на русском фронте. Описывая Курскую битву как «одно из самых решающих сражений Второй мировой войны», маршал Жуков добавил, что после этого «фашистское командование… будет вынуждено вести только оборонительные бои».

Никто не собирается утверждать, что немцы потеряли свою способность вести масштабные и разрушительные боевые действия. Но они больше не могли после пятидесяти дней сражения под Курском выбирать время и место сражения. Теперь эта привилегия была отдана русским. Такова будет ситуация до конца войны, до штурма Берлина, на протяжении всей линии фронта, на каждую милю которого в среднем приходилось триста единиц тяжёлой артиллерии и тридцать танков[4] (наряду с авиацией, ракетами и пехотой).

Разумеется, некоторые офицеры высокого ранга признают истинное положение вещей в Курской битве — то, что это была попытка разгромить русскую армию, потерпевшая крах. Они посмотрят на сражение трезвым взглядом и признают, что это был разгром, поражение колоссальных масштабов, потому что оно определило сторону, которая задавала после этого условия войны.

Безнадежно застрявший в грязи «Тигр» из 503 тяжелого танкового батальона
Но большинство немецких должностных лиц тем не менее предпочли закрыть глаза и на сражение, и на его последствия. Они скажут, что немецкая армия никогда не была окружена русскими, и будут правы. Они скажут, что паники среди солдат Вермахта не было. И это тоже будет правдой. Они опишут доблестные арьергардные бои своих солдат, но для них будет слишком сложным признать, что эта доблесть была доблестью во время поражения, а не во время победы. Они скажут, что русские-де понесли ещё большие потери, чем немцы, что это показывают окончательные подсчёты (если немецкая статистика верна, а это весьма сомнительно, так что это спорный вопрос).

Однако окончательный результат Курской битвы таков: когда прогремели последние выстрелы на Курской дуге, стратегическая инициатива в войне перешла к Красной Армии, получившей возможность диктовать, где и когда будут проходить сражения.

МОСТ СЕРЖАНТА ШЕРШАВИНА

Некоторые люди считают, что всё решает грубая, массовая сила, хотя и у неё есть кое-какие ограничения. В Курской битве сильное сопротивление немцам оказывали специально организованные отряды людей, сражающихся, как тени, действующие далеко от передовых линий, в тылу, действующие совершенно свободно от ограничений, характерных для регулярных дивизий и батальонов. Эти люди были разведчиками, заброшенными русскими в немецкий тыл с задачей уничтожить какую-либо специфическую цель, и партизаны, постоянно сражавшиеся за немецкой линией фронта — без машин, без лошадей, почти всегда на ногах. Среди них были и мужчины, и даже женщины, они наносили удар под покровом ночи и вырезали десятки тысяч немецких солдат. Они представляли постоянную и сильнейшую угрозу Германии.


Русские извлекли максимум пользы из таких операций, чтобы проникнуть внутрь немецких тылов во время долгих приготовлений Вермахта к бою. Для русских время означало всё. Чем дольше была задержка перед ударом немцев, тем сильнее были бы русские укрепления и тем больше резервов было бы доступно. Одним из средств задержать атаку немцев наряду с разрушением немецких путей сообщения, когда они в них особенно нуждались, было разрушение многих ключевых центров снабжения врага, насколько это было возможно.

В ходе последней недели июня 1943 года, за десять дней до первого выстрела в Курской битве, русское командование послало сапёрные команды, чтобы те взорвали немецкие мосты и железнодорожные пути. Одна такая группа была послана взорвать мост, который немцы построили, чтобы переправлять войска через Северский Донец, реку в районе Харькова, южнее Курской дуги.

Это рассказ о Сергее Шершавине, сержанте 48-го стрелкового полка, проведшем три мучительных дня за немецкой линией фронта.

Разведывательный отряд Шершавина проник сквозь немецкую линию фронта ночью. Один немецкий часовой, приблизившийся к нему, умер быстро, одна рука Шершавина закрыла ему рот, пока другой он воткнул в часового нож между лопатками. Шершавин сбросил мёртвого с моста, и тот упал на песок около реки.

Отряд Шершавина двигался быстро и тихо. Перевес был не в их пользу. Последние попытки взрыва моста заканчивались тем, что очередная русская группа была убита, а мост оставался целым. Работая очень быстро, русские перенесли свои пакеты взрывчатки на середину моста, поместив их туда, где они окажут на мост наибольшее воздействие. Сергей Шершавин подбежал к зарядам и воткнул в них два проводка. Затем он побежал назад, разматывая провод на ходу. Внезапно тишину рассёк звук, и он застыл. Всё было тихо. Были слышны только обычные звуки ночи. Немцев не было. Повезло.

Человек позади Шершавина тяжело дышал. Он крутил головой, хватаясь за нож. Он был только одним из его сапёров, хватающим воздух со смесью нервозности и возбуждения. Это было его первым заданием за линией фронта. Шершавин легко тронул его за плечо и двинулся дальше, разматывая за собой провод. Он дошёл до конца моста и отошёл в сторону.

«Так, — прошептал он, — готово». Ещё один солдат бежал к ним, Шершавин присел на корточки и начал наматывать конец детонирующего шнура[5] на палец. Он больше полагался на ощущения, чем на зрение, мост, казалось, полностью растворился в темноте.

«Сержант…»

Шершавин взглянул на сапёра. «В чём дело? — сказал он. — Говори скорее».

«М-можно я это сделаю, — сказал, заикаясь, сапёр, — я имею в виду дёрну за шнурок».

Шершавин улыбнулся. Он почувствовал небольшое огорчение, сматывая шнур с пальца, и осторожно передал его сапёру. «Давай», — сказал он. Он понимал, что тот чувствовал. Всегда, когда он тянул за шнур, он испытывал странное детское чувство власти, когда по окрестностям раздастся гром взрыва.

Сапёр был готов. «Тяни», — сказал ему Шершавин. Другие ждали в сильном напряжении. Шершавин скорее почувствовал, чем увидел, как сапёр дёрнул шнур. С напряжёнными мускулами и задержанным дыханием они ждали яркую вспышку света, а затем и взрыв.

Ничего не произошло. Они выпустили воздух из лёгких. Тишина, казалось, навалилась на них, давя на их уши, — так велико было их ожидание грома от взрыва моста. Не было ни рыка, ни грохота. Они так и остались на том месте, где и были раньше. Что могло пойти не так? Тишина опять нарушилась. Шершавин слушал, не двигаясь. Соловей, напевающий песню.

«Товарищ старший сержант!» — прошептал сапёр Шершавину с ноткой замешательства в голосе. Ответа не было. «Сержант?» Ни звука. Только свист соловья, единственный звук в ночи, единственная маскировка для звуков шагов. Шершавин исчез в темноте, двигаясь по мосту боком, подобно крабу.

Шершавин был зол и разочарован. Ведь он зашёл так далеко. Он не оставит мост. Он не может. Немцы использовали этот мост, чтобы переправлять подкрепление на левый берег реки. Они уже переправили опасное количество боеприпасов и пополнений. Оставить этот мост означало дать врагу возможность получить численный перевес. Но если мост бы удалось взорвать, немцам пришлось бы обходиться тем, что у них есть. Тогда полк Шершавина смог бы усилить давление на немцев, ослабить их и окончательно разрушить немецкий плацдарм. Именно это было самым важным сейчас. Близилось что-то очень большое и важное. Было необходимо разрушать немецкие коммуникации, линии поставки вооружения и патронов везде, где это возможно. Шершавин понимал, что он никак не мог просто так взять и уйти, и неважно, насколько рисковал своей жизнью он сам.

Он уже почти подобрался к взрывчатке, как вдруг он услышал гортанную немецкую речь. На секунду русский сапёр застыл, потому что услышал не только голоса. Был слышен топот сапог по мосту. И он приближался.

Шершавин затаил дыхание. Он полз настолько быстро, насколько мог, чтобы добраться до взрывчатки. Сержант был почти на месте, но немцы были ближе.

Его заряды были расположены на самой середине моста. Шершавин встал на ноги и побежал в отчаянии, чтобы поскорее добраться до своих зарядов. Пока он бежал, он вынул запасной фитиль из кармана, взяв его в руку. Немцы сразу же стали кричать. Кромешную темноту озарил яркий оранжевый свет. В то же время русские услышали клокочущую пулемётную очередь.

Шершавин жадно глотал воздух на бегу к взрывчатке. Он опять услышал пулемётную очередь и пули, свистящие прямо рядом с ним. Сержант схватил взрывной заряд. Молниеносно он вытянул не сработавший провод и отбросил его. Почти в тот же момент, когда стук ботинок начал приближаться, он вставил запасной фитиль. Пулемет протрещал снова, но Шершавин не обратил на него внимания и дёрнул шнур. Мир разорвался в его глазах. Что-то огромное и ослепляющее полетело прямо на него. Он пытался думать, но он был небольшой пылинкой в потоке вырывающейся наружу энергии, а затем всё стало чёрным.

Шершавин очнулся, с изумлением осознав, что он всё ещё жив. Сознание вернулось к нему внезапно, на мгновение показалось, что это был просто глубокий и долгий сон. Ему, должно быть, очень повезло. Оказаться в эпицентре взрыва и остаться целым!

Он не мог открыть глаза. Стараясь не двигаться, он сконцентрировался на том, что он должен был делать дальше. Медленно он попытался открыть глаза, и сразу же его охватила паника. Как он ни пытался, его глаза были закрыты. Веки отказывались двигаться. Насколько сильно его ранило? Ни единого звука — предупреждал он себя. Кто знает, кто или что может быть рядом. Его самообладание позволило ему восстановить контроль над собой, он попытался поднять правую руку. Ничего не произошло. В следующие несколько секунд Шершавин обнаружил, что он полностью оцепенел. Он не чувствовал своего тела, будто у него не было ни ног, ни рук, ничего. Но он мог слышать!

Сержант ругал себя за свою глупость. Слышать? Ничего подобного. Он слушал монотонный гул, шумевший в его голове. Глухой гул из пустоты. Он был глух, как камень.

В следующий момент острая боль пронеслась по его телу. Шершавин никогда не был так рад что-то чувствовать, даже боль. Боль означала жизнь. Его состояние менялось, и как только он осознал это, он прислушался к ощущениям тела. Ага! Значит, смерть к нему ещё не подобралась. Он ощупал тело рукой. Большая часть тела не реагировала и не чувствовала ничего. Сержант всё ещё был парализован. Шершавин решил не торопиться. Он должен определить, куда он ранен. Через несколько секунд он заметил странную вещь. Там, где его рука дотрагивалась до тела, прикосновение ещё чувствовалось некоторое время. Шершавин продолжил трогать себя рукой и обнаружил, что его одежда была изорвана. Внезапно силы оставили его, и он опустил руки.

Холодно… Верхняя часть его тела лежала на земле, а его ноги был погружены в воду. Конечно, в реку. Он попытался шевельнуть ногами, но они замёрзли и не двигались. Медленно, глотая воздух, он выполз на берег. Сержант бил по ногам кулаками, начал их растирать настолько энергично, насколько мог. Чувства со временем возвращались вместе с сильными болями. Шершавин аккуратно поднёс руки к лицу. Он вздрогнул. Его лицо превратилось в мягкую массу. Он пощупал свои глаза. Они были на месте. Там, где должны были быть глаза, снаружи была разбухшая кожа. Теперь он понял, почему он не мог видеть. Он не мог открыть свои глаза.

Глухое гудение в его ушах изменилось. Изменилось? Сержант пошевелился, попытался встать на ноги, понять, что происходило. Шершавин слышал звуки, но он не был уверен, что они были реальны. Он опустился обратно на песок. Звуки стихли. Он поднялся. Звуки стали громче. Шершавин закрыл уши руками. Звуки стихли. Он отвёл руки. Опять звуки! Слух возвращался. Теперь он понял, что случилось. Взрыв. Его отбросило взрывной волной. Многие функции его тела были нарушены, но это было временное явление. Но что это за звук? Словно сигналы. Сигналы высокой частоты. Всё ещё слепой, в темноте, он не мог подавить улыбку. Соловей! Взрыв отгремел и, повинуясь инстинкту, птица продолжила песню.

Затем он услышал новый звук. Голоса! Шершавин почувствовал, как сильно забилось его сердце. Ему нужна была помощь, а там были… Он заставил себя подумать. У него не было никакого представления о том, кто это мог быть. Сержант начал звать на помощь перед тем, как вспомнил, кто мог услышать его здесь. Он должен был сначала подумать, а потом кричать. Через несколько секунд он осознал, как близко была его смерть. Немецкие голоса. Шершавин слышал их отчётливо. И он лёг на берег реки, на песок, слепой, всё ещё не знающий, насколько сильно были повреждены остальные части его тела. Но он не должен быть захвачен в плен, даже слепым. Он засунул руку в карман, ища ручную гранату. Он был готов в любую секунду дёрнуть чеку.

Голоса прошли мимо него в темноте. Шершавин внимательно вслушался. Опять тишина; только птица. Сержант пошевелил губами. Это было очень больно, и он понял, насколько они опухли и потрескались. Но ему необходима была уверенность в себе, если даже больше у него ничего не было.

«Я буду жить», — сказал он вслух и испугался грубости своего голоса.

С трудом он встал на колени. Несколько секунд он покачивался и нащупывал предмет, на который можно было бы опереться — и чуть не потерял сознание. Затем он всё-таки упал, опять без сознания, на песок.

Когда он попытался подняться ещё раз, он заставил себя спланировать свои действия. На этот раз он отполз назад, к воде, двигаясь вниз по склону. Сержант должен был знать, где он оказался. Он окунул свою левую руку в реку. Он не двигался некоторое время, прислушиваясь к ощущениям. Вода мягко текла по тыльной стороне его ладони. Шершавин понял, что взрыв отбросил его на правый берег реки, далеко за немецкой линией обороны.

На левом берегу реки немцы расположили передовую боевую группу. Они заняли участок земли между озером и длинной узкой старицей. Поскольку мост был разрушен, немецкая группа была отрезана от основных сил. Шершавин прокрутил всё это в своей голове. Позиции 48-го стрелкового полка были достаточно близко к немцам, находящимся на берегу озера. Если он хотел жить, он должен был вернуться к русским позициям.

Шершавин, борясь с болью, снял порванную одежду со своего одеревеневшего тела. Это заняло около часа. Всё ещё слепой, он связал свою одежду в узел и шагнул в реку. Он двигался медленно, осторожно, переходя реку вброд. Сержант знал, что он не должен поскользнуться. Это было бы ещё хуже, чем если бы он потерял одежду. Он мог потерять равновесие. Для него, слепого и раненого, это был бы конец. И он понимал, что должен сохранять разум. Паника убила бы его быстрее, чем любой другой враг. Вскоре вода дошла до его подбородка. Он поднял одежду настолько высоко, насколько мог, оттолкнулся от дна и поплыл. Шершавин плыл наперерез течению, чтобы его не снесло слишком далеко. Несколько раз он задерживал дыхание и погружался под воду, чтобы почувствовать дно ногами. И опять заставлял себя плыть. Река оказалась шире, чем он думал. Наконец его ноги коснулись песка. Он двинулся к берегу, осторожно выползая из воды, а затем сел, чтобы восстановить дыхание.

Что он мог сделать теперь? «Думай», — приказал он себе. Шершавин послушал птиц, заполняющих воздух своим пением. Тот, кто думает, тот поймёт. Птицы. Они поют только по утрам. Ночь прошла.

Вскоре он почувствовал тепло раннего утреннего солнца. Если бы он только мог видеть! Он открыл свой правый глаз пальцами. Ничего. Только темнота в глазах. Даже несмотря на солнце, сияющее над землёй, было так же темно, как и ночью. Он поднёс руки к левому глазу и отодвинул набухшее веко. Это никак нельзя было назвать зрением, но темнота сменилась жёлтой дымкой, а это свидетельствовало о том, что свет достигал его зрительных нервов. Глаз всё ещё был чувствителен к свету. Оставалась надежда. Шершавин сел на корточки, с трудом удерживая равновесие. Он повернул голову к небу, держа открытым своё веко левого глаза. Медленно сделал полный поворот.

Когда он закончил, он почувствовал разочарование. Сверкания солнца увидеть не удалось. Сержант внезапно впал в депрессию. Но не настолько, чтобы сдаваться. Он пополз вперёд. Что-то жёсткое и колючее дотронулось до его кожи. Маленький куст. Маленький куст… Тогда рядом должно быть ещё несколько. Кусты могли помешать ему увидеть солнце, особенно если оно только немного приподнялось над горизонтом. Он сразу же понял. Если бы он мог увидеть солнце, он бы смог сориентироваться. Шершавин встал, чтобы кусты не загораживали солнце. Через несколько секунд он улыбнулся, но затем вздрогнул от боли. Его губы были чёрными, покрытыми грязной коркой, и улыбка стоила ему трещин на коже. Неважно. Он почувствовал другую боль, но это было хорошо — боль от того, что он смотрел прямо на солнце левым глазом. Он знал направление на восток.

Итак, у него была точка опоры. Он знал, куда идти. Он натянул одежду и пополз. Для равновесия он хватался за кусты, которые касались его кожи. Он должен добраться до озера. Когда он чувствовал, что он терял направление, он открывал глаз и смотрел, в какой стороне солнце.

Шершавин понимал, что если он хочет выжить, он должен скомпенсировать зрение остальными чувствами. Зрение улучшалось, опухоль спадала — он был в этом уверен, — но не знал, как долго это ещё могло продлиться, пока он опять сможет видеть. Когда воздух стал более влажным, чем пока он полз по земле, он понял, что он должен был подумать о том, что вокруг него. Конечно: земля под его ногами. Сырая. Мягкая. Шершавин почувствовал это своими коленями. Он добрался до озера.

Но он не чувствовал ликования. Сержант слишком устал. Он отполз в кусты, снял рубаху и накрыл ею голову. Что-то изменилось. Солнце больше не грело, и Шершавин не удивился, когда почувствовал первую упавшую на него каплю дождя. Он услышал, как по листьям над ним стучат капли. Рубаха защищала его лицо от дождя, и он заснул.

Когда он проснулся, полностью освежившийся, было опять темно. Дождь уже не капал. Шершавин надел на себя рубаху и выполз из-под куста. Он сидел тихо, пытаясь восстановить дыхание. Он слышал голоса, но не мог определить их происхождение. Сержант вслушался в них и застыл. Немцы! Он засунул руку в карман, доставая гранату, и вдруг понял, что это был уже третий раз, когда он был готов отдать свою жизнь, забрав с собой настолько много вражеских жизней, насколько способна граната.

Голоса приближались. Казалось, что они были в нескольких шагах от него. Они прошли мимо. Пальцами он почувствовал, как немного содрогнулась земля, затем кто-то пошевелил траву рядом. Они не увидели его ночью. Голоса удалились на достаточное расстояние. Шершавин глубоко вдохнул. Они были очень близко. Долгое время он просто сидел в тишине. Птицы. Лицо стало согреваться. Рассвет. Он ждал, пока он снова не узнает направление на восток. Было очень тепло. Сержант снял одежду, чтобы её посушить. Он лёг на землю и вспомнил, что прошло много времени с тех пор, как он в последний раз ел, и удивился, что совсем не чувствовал голода.

Пора. Шершавин оделся и пополз. Час или даже два прошло до тех пор, как он застыл почти в страхе. Он увидел перед собой что-то зелёное. Он мог видеть! Немного, но бесконечно лучше, чем раньше. Было немного странно так видеть: он мог различать цвета предметов, но не их форму. Неважно; если ему стало лучше, значит, зрение продолжит восстанавливаться. Сержант понимал, что он должен был столкнуться с ещё большей болью, чтобы окончательно вернуть себе способность видеть. Он чувствовал, как будто кто-то нажимал пальцем на его глаз. Борьба за то, чтобы вернуть зрение, стала слишком сложной. Шершавин закрыл глаза и отдохнул.

Пришло время идти. Но пока не на ногах. Он должен ползти. Но полз с передышками. Его руки были в мозолях, потому что он был сапёром. Теперь на его руках и ногах стало ещё больше мозолей. Сержант полз всю остальную часть дня и прилёг отдохнуть, только когда «увидел», как постепенно наступила ночь.

Но этой ночью ему было теплее, чем когда он в первый раз очутился в темноте. Шершавин посчитал это хорошим знаком. К нему возвращалась его сила. Ему стало легче держать глаз открытым, и он был очень удивлён, когда понял, что даже в темноте может немного различать формы предметов. Шершавин услышал негромкий звук ручья и спустился к маленькому ущелью, в котором тот тёк. Внезапно он услышал голоса. Он затаил дыхание и вытащил гранату. Его сердце замерло. Русские голоса! Его сердце так сильно билось в груди, что он не мог выговорить ни слова. Он поднялся на локте.

«Помогите! — крикнул он. — Помогите! Сюда!»

Никто его не услышал. Шершавин понял, что его голос был слаб, он звучал немногим громче громкого шёпота. Его охватило отчаяние, и он быстро пополз вперёд. Вдруг он поскользнулся и упал. Беспомощный, он ожидал глухого звука удара, а затем хруста ломающихся костей. Сержант был удивлён, даже поражён тем, что упал, не получив ни единой травмы. Он привстал и почувствовал рукой рядом с собой стену. Стену? Шершавин прощупал стену от земли до верха. Она была высотой не более полутора метров. Он пощупал её ещё раз кончиками пальцев. Стена оказалась гладкой, на ней изредка встречались небольшие длинные неровности. Сержант понял, что это было. Неровности были сделаны лопатой. Он был в траншее.

Русской? Или немецкой? Неизвестно. Шершавин поискал какой-нибудь предмет вокруг себя. Его пальцы нащупали гранаты. Он взял одну обеими руками и ощупал её со всех сторон. Это была немецкая граната.

Теперь он понял, что слишком сильно отклонился от курса и набрёл на немецкие траншеи. Шершавин взглянул на небо. Раньше он видел несколько ярких звёзд, но теперь их не было. Должно быть, небо заволокло облаками. Прекрасно! Он продумал свой путь в ту сторону, где, он думал, должны были находиться русские позиции, и опять пополз. На него начали падать небольшие капли дождя, и вскоре небольшой дождь превратился в затяжной ливень. Сержант почувствовал себя одиноко без своих товарищей. На него накатилась тоска. Но он боролся со своими чувствами и в то же время продолжал ползти.

Шершавин резко остановился. Лбом ощутилчто-то острое. Только острый предмет. Больше ничего. Сержант понял, что это. Колючая проволока. Он опять вслушался, и ночь ответила молчанием. Он приподнял самую нижнюю проволоку и пополз под заграждением, прижался к земле. Отталкиваясь от земли локтями, он полз, как змея.

Пехотинцы, вооруженные пистолетами-пулеметами и противотанковыми гранатами в ожидании немецкой атаки
Низкая трава облегчала ему путь и помогала ему двигаться почти бесшумно. Шершавин полз медленно. Прежде чем сдвинуть тело, он выпрямлял руку, чтобы прощупать путь перед собой.

Это спасло ему жизнь. Сержант почувствовал небольшой штырь в земле. От этого штыря шла проволока. Ему не нужно было видеть, чтобы осознать опасность. Он аккуратно провёл пальцем по проволоке. Через шесть метров проволока уходила под землю. Мина-растяжка. Шершавин покивал, ощущая удовлетворение. Этого он и ожидал. Минные поля обычно располагались перед колючей проволокой. Опасность миновала. Как сапёр, он знал, как такие минные поля устанавливались и где ожидать следующую мину. Вокруг него была смерть, но печаль и досада пропали.

Теперь всё зависело только от него. Ему не нужно было зрение, чтобы знать, что было вокруг него. Он много раз до этого проходил через такие минные поля. Его опыт был на его стороне. Он передвигался осторожно, рассчитывая каждое своё движение, чтобы избежать ошибок, каждая из которых могла бы стать фатальной. Его руки шли перед его телом, и он нащупал ещё один штырь со смертельной проволокой. Шершавин провёл пальцами по проволоке от штыря по проволоке до земли и обратно. Теперь он знал положение мины. Он перекинул одну ногу через проволоку, а затем другую. Он нагибался, двигался на коленях, затем ложился на живот и опять полз.

Впереди было спасение и его люди. Время текло медленно. Весь мир для него превратился в поле с минами, по которому он полз, как ящерица. Ничто не могло ему помочь. Одно-единственное неверное движение, и всё бы исчезло в ослепляющей вспышке. Так, медленно, но верно он двигался всю ночь, и узнал об этом, только тогда, когда левым глазом увидел загорающийся горизонт. Перед собой он почувствовал куст. Дальше двигаться не имело смысла. Едва ли немцы не заметили бы его, ползущего через поле к русским позициям. Шершавин заполз в кусты и устроился в них. Он хотел поспать. Через несколько секунд он открыл глаза. Кусты… скроют ли они от взора немцев? Нельзя было так рисковать. Днём он мог бы найти место получше.

Ещё двадцать минут он полз. Возможно, даже ещё дольше; неважно. В своём небольшом круге зрения он увидел окоп. Стены этого окопа были сделаны лопатой. Частично они были закрыты брёвнами. Это означало, что окоп был недавно занят. Тогда почему он был пустым? Шершавин попытался разглядеть что-нибудь поподробнее, но своим повреждённым глазом не мог видеть лучше. Шершавин, двигаясь ощупью, заполз в окоп, переходивший в траншею. Он остановился, и по его лицу расползлась широкая улыбка. Это был его собственный окоп!

Почти на месте. Всё ещё не в полной безопасности, но уже гораздо лучше, чем раньше. Он не мог теперь допустить ни одного промаха. Позиции, до которых ему так нужно было добраться, были недалеко за кустами. Шершавин должен был найти телефонный кабель. Он должен был быть где-то рядом. Через несколько минут он нашёл этот кабель, едва заметный в траве. Сержант опять лёг на живот и пополз как ящерица, держась руками за кабель. Он знал карту этой местности. Через двадцать — двадцать пять минут он будет на месте.

Шершавин не мог пошевелиться. Ему пришлось сильно постараться, чтобы понять, что происходило. Его тело не слушалось его. Он слишком долго не ел, не пил воду, он был сильно изранен, долго не спал. Он понял это, и его тело отказывалось двигаться. Шершавин ругался и проклинал всё на свете, бил кулаком по ногам. Он оскалил зубы, пытался вызвать боль, делал всё, чтобы заставить своё онемевшее тело двигаться. Сержант попытался подняться на ноги, но пошатнулся и упал. Он проклинал себя, тащился по земле, перерывая пальцами землю, он полз по грязи. Слёзы покатились по его щекам. Ещё пару шагов. Так он полз по грязной неровной земле.

Вдруг он услышал какой-то звук. Шершавин не смог идентифицировать этот глухой звук, раздавшийся в небе над ним, но он рефлекторно сжался и прижался к земле. Артиллерийский снаряд, уже подлетавший к земле. Этот звук он до этого слышал множество раз, и он уже научился реагировать на него, не думая. Это заставило его прижаться к земле, чтобы выжить. Секундой позже рядом с ним раздался звук взрыва, и его окатило грязью. Он услышал свист осколка снаряда прямо около земли. Если бы он стоял, его бы точно разрезало этим осколком.

Ещё один снаряд упал с неба и взорвался. Затем третий, прогремевший где-то за ним. Шершавин лежал на земле, лицом в траве, накрыв голову руками, как будто эти мягкие руки могли уберечь его от огня и стали. Взорвался ещё один снаряд, на этот раз ближе, его осыпало землёй и камнями. Шершавин не чувствовал страха. Он зашёл так далеко, чтобы так глупо умереть?! Его охватила ярость.

Взорвались ещё два снаряда. Один далеко, другой достаточно близко, чтобы тряхнуть его тело. Сапёр ничего не узнал о последних двух взрывах. Он уже заснул.

Они нашли его, спящего на земле, с головой, лежавшей на ладони, на его лице читались усталость и странное чувство удовлетворения.

Через неделю немцы ударили со своих позиций, чтобы начать Курскую битву. Бронированные машины наступали на русские укрепления. Они медленно отступали.

Затем началась контратака. Русские отбросили немцев. Один из людей, которые двигались обратно к Харькову, был удостоен звания Героя Советского Союза.

Шершавин был одним из тех немногих людей, которые когда-либо были удостоены такой чести.

Посмертно.

Человек, который жив по сей день.

Оказалось, что награда была дана ему ещё тогда, когда он был за линией фронта, когда его уже считали погибшим.

СПОРЫ ПО ПОВОДУ РОЛИ КУРСКОЙ БИТВЫ В ИСТОРИИ

Если бы вы были русским, вы бы знали о двух войнах, шедших с 1941 года по май 1945-го.

Первая из них известна всему миру: Вторая мировая война.

Но есть и другая, и она известна как Великая Отечественная война. Она занимает тот же самый период, с 1941 года по май 1945-го, когда остатки немецких вооружённых сил из последних сил, в полной беспомощности, пытались наносить удары по русским войскам.

Русские чётко разделяли эти два конфликта. Вторая мировая война была, конечно, противостоянием между силами нацистов и союзников. Основными странами, принимающими участие в боевых действиях, были Великобритания, Соединённые Штаты и Советский Союз, объединённые против нацистской Германии и Японской империи.

Но что же такое была Великая Отечественная война? Этот конфликт, включавший в себя борьбу только между Россией и Германией, русские считают основным противостоянием Второй мировой войны. Она считается особенной. Что касается официальной истории, как она интерпретировалась в Советском Союзе, все остальные происходившие в мире события целиком и полностью зависели от хода схватки между двумя гигантскими военными машинами на европейском континенте.

Русские убеждены (если, конечно, они не учитывают таких факторов, как ядерная бомба), что если бы Великая Отечественная война не была бы ими выиграна, союзники никогда бы не достигли победы во всей Второй мировой войне. В худшем случае — немцы и японцы захватили бы весь мир. В лучшем — Соединённые Штаты пошли бы на мирные переговоры и в результате остались бы маленьким островом на планете, где остальными континентами правил бы враг.

А Великая Отечественная война полностью зависела от исхода Курской битвы.

Нельзя говорить о значении Курской битвы, не приняв в расчёт точку зрения русских, хотя бы не выслушав их аргументы, говорящие, что английские и американские историки сделали всё возможное, чтобы фальсифицировать итоги Второй мировой войны и умалить заслуги Советской Армии. Если эти подозрения верны, то мы заблуждались относительно вклада русских в наш общий статус победителей в войне. Если же они неверны, это помогло бы объяснить неприязнь советских историков к их западным современникам. Тем не менее, вне зависимости от того, правда это или нет, поскольку русские верят в это, они будут вести себя соответствующим образом.

Г. Колтунов и Б. Соловьёв, научные сотрудники Института военной истории при Министерстве обороны СССР, закончили в 1970 году доскональное исследование Курской битвы, опиравшееся на многочисленные документы, включая личные записи её участников с обеих сторон: и немцев, и русских.

Колтунов и Соловьёв пишут, что в Курской битве немецкая военная машина встретила настолько сильное сопротивление, что вынуждена была поменять наступательную тактику на оборонительную на протяжении всего немецкого фронта. Они настаивают на том, что Вермахт не просто перешёл от наступления к обороне.

Полковник В. Секистов хвалит работу Колтунова и Соловьёва и отмечает:

Советские историки показали, что победа Советского Союза и поражение гитлеровской Германии под Курском оказали решительное влияние на мораль войск и населения Германии и её союзников, так же как и на положение дел в Европе. Неверие в победу стало распространяться не только среди солдат, но и среди офицеров и даже генералов Вермахта. Ширилось движение Сопротивления во Франции, Норвегии и Болгарии, а особенно — в Югославии и Албании.

Кажется, что русские историки настаивают на том, что волны шока от поражений на Курской дуге распространялись на дальние расстояния и давали моментальные результаты. Следовало бы рассмотреть этот вопрос с помощью наиболее беспристрастных исследователей истории этой войны. Это было бы немного лучше со стороны писателя, чем поднять с вопрошающим выражением лица бровь и спросить, действительно ли Сопротивление во Франции усилилось так быстро, так сильно в результате Курской битвы? Или же русские, даже университетские историки, действительно верят в то, что они могут объяснить удалённые события (которые, в случае французского Сопротивления, были организованы британцами и американцами, в частности в порядке подготовки вторжения, состоявшегося годом позже) следствием Курска и только Курска?

В другой отсылке на взаимосвязь отношений руководителей союзников и битвы под Курском полковник Секистов делает примечательное заявление:

Огромное влияние победы Советской Армии под Курском на ход Второй мировой войны было отменено Ф. Д. Рузвельтом, президентом Соединённых Штатов Америки. В специальном послании главе Советского правительства от 6 августа 1943 года он писал, что в течение месяца грандиозных боёв Советские вооружённые силы своим умением, храбростью, самоотверженностью и стойкостью не только остановили долго готовившееся германское наступление, но и провели успешное контрнаступление с далеко идущими последствиями.

Продолжая отсылки на комментарии времён войны в Соединённых Штатах, Секистов писал:

В то время американская пресса подчёркивала, что победа Советской Армии открыла «новую эру» войны, характерной чертой которой были «действия России как мощной военной силы».

Это едва ли подтверждает верность утверждений о том, что западные историки умаляли заслуги русских. Действительно, это было сказано, ещё когда боевые действия были в полном разгаре. Замечание президента США было сделано, когда битва ещё продолжалась.

Возможно, некоторые чувствуют элемент паранойи в жалобах русских историков на то, что Запад недооценил их успехи в войне. Относиться к речи Рузвельта, говоря, что он признал, что русские поставили огромную точку в Курской битве, означало бы переоценить её результаты. Рузвельт ничего не признавал, учитывая то, что признание следует за давлением врага на какое-либо непокорное ему общество. Семантика? Конечно, да, негодование русских по поводу недооценивания значения Курской битвы в истории выражается в таких колкостях, основанных на игре слов. А когда русский разгневан, особенно если он чувствует, что его страна будет забыта в исторических книгах, он возвращается к старым и хорошо известным методам — высокопарным идеологическим суждениям. Это глупо, потому что в таких нелепых выходках нет нужды. Как бы то ни было, исход здесь не столько в том, как мы понимаем значение Курской битвы, руководствуясь логикой, сколько в том, как ощущают это русские, будто их так жестоко недооценила кучка людей, записывавших историю войны для большинства тех, кто находился за границей Советского Союза.

В журнале «Советское военное обозрение», вышедшем в августе 1971-го, полковник Секистов (являющийся также профессором истории) отмечает, что великая битва под Курском

…занимает прочное место также и в послевоенных трудах буржуазных историков. Например, в вышедшей недавно в США книге «Курск: Битва Танков» («Kursk: The Clash of Armor») её автор Дж. Джукс (G. Jukes) признаёт среди прочего, что Курская дуга стала крупнейшим в мире сражением с использованием бронетехники. В свою очередь, X. Болдуин (Н. Baldwin) отмечает, что в этой битве была сбита значительная часть самолётов германских ВВС, благодаря чему союзники получили абсолютное преимущество в воздухе над Средиземным морем, в то время как англо-американские операции не приводили к существенному ослаблению Германии ни на море, ни в воздухе, не ослабили они и наземной мощи Германии.

Давайте рассмотрим поподробнее вот это.

У автора здесь, конечно, нет намерения отходить от основной темы, которой является всё же Курская битва, а не несколько близорукая (и даже с оттенком паранойи) точка зрения полковника Секистова, который, кажется, просто не может отклониться в своих протестах от линии партии. Снова и снова он цепляется за термин «признать» в отношении Джеффри Джукса, целью всей книги которого было отдать должное в отношении к одной из великих поворотных точек войны тем, кому это положено — русским.

Замечания Секистова относительно «признаний» Хэнсона Болдуина дают основание внимательно рассмотреть его аккуратность в отношении основных событий войны. Замечательный полковник-профессор довольно ловко «принял», жонглируя имеющимися фактами, что превосходство в воздухе над Средиземноморьем было достигнуто благодаря событиям в России. Можно даже подумать, что решительное превосходство в силах, собранных в Средиземноморье против германских ВВС, почти никак не повлияло на завоевание превосходства. Да и разгром Люфтваффе в Северной Африке тоже почти не дал эффекта. Ну а отвлечение огромного количества немецких истребителей против собранных в Англии бомбардировочных армад союзников эффекта вообще не имело.

Если бы мы приняли образ мыслей Секистова, почему бы честно не признать, что огромное количество немецких истребителей, связанных британскими и американскими ВВС, тысячи дополнительных немецких самолётов, которые могли бы применить немцы, не могли бы изменить итог сражения под Курском? Как изменился бы баланс сил, если в бурлящий в Центральной России котёл бросить наземные силы — пехоту, танки, бронемашины, боеприпасы, использованные на других фронтах против Британии и США?

Несмотря на то что все эти обстоятельства прямо или косвенно помогали русским сокрушить нацистского исполина, полковник Секистов идёт ещё дальше в его описании удалённых последствий титанической битвы:

…ни одна битва не была объектом таких бессовестных фальсификаций, как Курская. И это не случайно. Именно победа Советской Армии под Курском стала переломным моментом Второй мировой войны и привела гитлеровскую Германию на грань катастрофы. Она также положила конец надеждам реакционных империалистических кругов на то, что они смогут диктовать условия Советскому Союзу, ослабленному войной.

Приведённое выше замечание является великолепным примером того, почему исследование основных событий русской истории так часто является безумно сложным. Как можно разделять информацию — голые факты и профессиональные военные суждения — от неуместных и неожиданных восхвалений линии партии? Почти ни один из предоставляемых русскими источников не свободен от таких вставок. Они прячутся за каждой страницей, режут глаз в каждой строчке.

Есть ли правда в заявлениях русских, что значение Курской битвы преуменьшалось преднамеренно! Является ли это своего рода трансокеанским заговором, участниками которого мы все являемся? Я, например, не в курсе подобных махинаций, и мне кажется, что полковник Секистов и его коллеги только вредят себе, пытаясь произвести впечатление такими неумными заявлениями.

Но являются ли эти утверждения полностью беспочвенными? Это совсем другой вопрос, и лучше всего вновь предоставить слово полковнику. Он продолжает:

Любимым методом фальсификаторов является замалчивание этой гигантской битвы. Например, такие публикации по истории Второй мировой войны, как «Иллюстрированная история Второй мировой войны фонда Америкен Херитейдж» К. Зальцбергера (The American Heritage Picture History of World War II, C. Sulzberger) и «Гитлер и Россия» Т. Хиггинса (Hitler and Russia, Т. Higgins), ссылаются на сражения под Эль-Аламейном и Мидуэем, в Тунисе и Сицилии, в Южной Италии и на тихоокеанских островах, но в них нет ни единой строчки о Курской битве. Множество буржуазных историков продолжают повторять версию, что в планах немецкого верховного командования германское наступление не занимало серьёзного места, то есть преследовало «ограниченные цели».

Факты, однако, свидетельствуют об обратном. В самом деле, сложно утверждать, что действия лучших соединений, большей части сил, собранных Гитлером летом 1943 года под Курском, преследовали всего лишь «ограниченные цели». Свыше 100 немецких дивизий — приблизительно половина дивизий, действовавших в то время на советско-германском фронте, одна за другой бросались в эту битву. Кстати, большинство этих дивизий, как показали советские историки Г. Колтунов и Б. Соловьёв, были специально подготовлены для решительного удара и были наиболее боеспособными соединениями.

Полковник Секистов затем переходит в своих аргументах к признаниям врагов. Это нехарактерно для обычного советского отношения ко всему, что заявлено, признано или иным способом декларируется немецкими офицерами или официальными лицами, но в данном случае это служит весомым подтверждением аргументов полковника.

Гитлеровские войска понесли тяжёлые потери. Даже согласно заниженным цифрам гитлеровского командования, за пятьдесят дней боёв гитлеровцы потеряли 50 000 человек убитыми, пропавшими без вести и тяжело раненными, до 1500 танков, 3000 орудий и более 3700 самолётов. Гитлеровский генерал (Ф.В. фон. — М.К.) Меллентин был вынужден признать, что «в Курской битве, в которой наши войска атаковали с отчаянной решимостью победить или умереть, лучшие соединения германской армии были уничтожены». Другой гитлеровский генерал Г. (Гейнц. — М.К.) Гудериан (…) отметил: «В результате провала операции „Цитадель“ мы потерпели сокрушительное поражение… Инициатива полностью перешла к противнику». Под Курском, согласно мнению западногерманского историка (Вальтера. — М.К.) Гёрлица, «последние соединения, способные проводить наступательные операции, были сожжены, превращены в пепел, и хребет немецких танковых сил был сломан». Это, как правильно заметил Маршал Советского Союза И. Конев, была «лебединая песня» немецких танковых войск.

Далее полковник Секистов переходит к сравнениям:

Понимая важность победы Советской Армии в битве под Курском, выигранной в отсутствие Второго фронта в Европе, некоторые буржуазные историки, дабы минимизировать её значение, ищут различные обстоятельства, которые, с их точки зрения, были «благоприятными» для советских войск. Некоторые из них заходят настолько далеко, что приписывают эту победу… успехам англо-американских войск на Средиземноморском театре. Так, американский историк Р. Лекки считает, что летом и осенью 1943 года основные события, приковавшие к себе внимание всего мира, развивались в Средиземноморье. Не принижая значения операций союзников на упомянутом театре, следует отметить, что Курская битва стартовала раньше (5 июля), чем высадка союзников в Сицилии (10 июля). Простое арифметическое сравнение тоже весьма показательно: 50 лучших немецких дивизий, включая 16 танковых и моторизованных, были сконцентрированы под Курском в районе планировавшегося наступления, тогда как на Сицилии союзникам противостояло только 9 итальянских и 2 немецких дивизии…

Теперь, подведя основу, полковник переходит к добиванию:

Совершенно ясно то, что по сравнению с титанической битвой под Курском ограниченный успех англо-американских сил в Средиземноморье не имел серьёзного влияния на ход Второй мировой войны. На средиземноморском театре операции и действия англо-американских сил не отвлекли существенных германских сил. Генерал Дуайт Эйзенхауэр, Верховный командующий союзными войсками, признал (снова признал! — М.К.), что боевые действия в Средиземноморье свелись к вспомогательной операции. Основные операции, как указывал Уинстон Черчилль, проходили на советско-германском фронте, где три гигантских сражения — Курское, Орловское и Харьковское, прошедшие в течение всего двух месяцев, — предопределили коллапс немецкой армии. Эти признания (М.К.) выдающихся американского и британского государственных деятелей полностью вскрывают банкротство тех фальсификаторов истории Второй мировой войны, которые пытаются свести к нулю вклад советского народа в разгром гитлеровской Германии — ударного отряда мирового империализма.

Неужели мы в действительности так плохи? В замечаниях Секистова есть доля правды, особенно в отношении исторических исследований, которые пытаются исказить картину Второй мировой войны и которые фактически представляют искажённое видение масштаба операций различных союзнических сил. Не является секретом то, что большая часть истории русского фронта не доходит до писателей, редакторов и издателей исторических книг.

Но есть одна проблема. Плохо, что Секистов тоже находится по эту сторону забора. Плохо, что он не проводит годы, подобно «буржуазным историкам», в попытках заполучить достоверную информацию от Советского Союза. Неудивительно, что информации об огромной роли Советского Союза в Победе над Германией столько, сколько есть. Есть масса стен, которые необходимо пробивать, и куча лабиринтов, через которые нужно пробраться, чтобы получить помощь и содействие от советских инстанций, только для того, чтобы рассказать наконец русскую историю войны.

А когда контакт наконец установлен, начинается топкое болото, через которое нужно продираться шаг за шагом, под яростные крики о линии партии, которые, при всей их важности для русских, представляют мало интереса для исследователей реальных фактов. Это делает попытки представить точку зрения русских разочаровывающим занятием.

Из протестов Секистова можно сделать вывод, что советские официальные лица всегда готовы сделать шаг навстречу в предоставлении точных данных о привлечённых силах, понесённых и причинённых противнику потерях. Такой вывод будет в высшей степени ошибочным, поскольку в их многолетних попытках привлечь внимание к их доблести и достижениям русские редко приводили точные цифры вместо грубой и не заслуживающей доверия пропаганды.

Вот одно подтверждение этого. Во время и вскоре после Курской битвы русские заявили, что за 18 дней, с 5 по 23 июля, их авиацией, поддерживающей войска в районе Курска, были сбиты в воздушных боях не менее 1392 немецких самолётов. Это составляет до 70 % всех немецких самолётов первой линии под Курском. Заявка была настолько явно смехотворной, что русские предпочли просто удалить эти цифры из дальнейшей истории Великой Отечественной войны.

Они их не поправили. Они их просто удалили.

За тот же самый период в восемнадцать дней русское командование подтвердило уничтожение 2900 немецких танков. Не «повреждение и уничтожение», а именно «уничтожение».

Интересная цифра — если посчитать все немецкие танковые силы, вовлечённые в события под Курском, их окажется всего 2700.


Решение проблемы попытки описания такой гигантской битвы, как Курская, — в том, что мы нуждаемся в правде, а не в фальшивых заявлениях или в гневных указаниях советских историков, одержимых идеей о существовании гигантского разветвлённого заговора, направленного на лишение русских их монументальных заслуг в уничтожении немецкой военной машины.

Часть 2 ОПЕРАЦИЯ «ЦИТАДЕЛЬ»

РАЗНОГЛАСИЯ В ВЫСШЕМ НЕМЕЦКОМ КОМАНДОВАНИИ

Как и многие другие операции, «Цитадель» была детищем различных планов, директив, манипуляций и махинаций многих высокопоставленных чиновников и офицеров нацистской Германии. Но бой, ставший впоследствии величайшим танковым столкновением в истории, сильно отличался в плане командования от остальных сражений.

Только один человек был полностью ознакомлен со всеми важнейшими частями плана. Только один человек имел право отменять приказы, менять их и вообще управлять всем в его поле зрения. Этот человек был абсолютным лидером Третьего рейха — это был Адольф Гитлер. Таким образом, любая оценка Курской битвы, особенно со стороны Германии, должна учитывать личное участие (или вмешательство) этого человека. Это та ситуация, в которой быстро развиваются разногласия, точки зрения доходят до прямо противоположных, и это было как раз то, что случилось. Высшее командование Германии разделилось на два дома.

Есть старая аксиома — то, о чём ты не знаешь, тебе не вредит. Но стоило бы ввести ещё одну аксиому о том, что первая аксиома — наихудшее когда-либо сделанное утверждение и особенно это относится к военному делу.

В чём угодно столь грандиозном, как крупномасштабное сражение, неизвестные факторы играют большую роль, чем то, что, казалось бы, ясно видно непосредственным участникам.

Сражение, которое должно было разыграться в районе Курска летом 1943 года, неизбежно должно было проходить с учётом опыта, извлечённого из предыдущих боевых действий. Люди руководствуются аксиомами, и одна из них гласит, что история повторяется. Есть ещё небольшое дополнение, что история может повторяться, но не буквально.

Если рассмотреть начало немецкого наступления 1941 года и события, произошедшие в районе Курска в Центральной России в 1943 году, можно заметить повторение некоторых элементов в этих сражениях. Сэр Бэзил Лиддел Гарт (Basil Liddell Hart), один из наиболее наблюдательных историков, пишущих о Второй мировой войне, замечает на странице 174 своей книги «По ту сторону холма» («The Other Side of the Hill»), что проблема снабжения армии стала одной из самых значимых проблем во вторжении в Россию. Недостаточно, чтобы ударная армия углубилась глубоко во вражеский фронт, если эта армия не снабжается достаточно топливом, боеприпасами и запасными частями, необходимыми для поддержания её силы и мобильности. Немцы очень гордились своими танками, и небезосновательно: они вдребезги разгромили укрепления русских.

Но они входили в страну с плохими и старыми коммуникациями, с дорогами, сделанными из рук вон плохо, с дорогами, которые становились непроходимыми болотами, когда небо становилось тёмным и на землю начинал капать дождь.

«Фердинанд» по пути на фронт. Июнь 1943 года
Бронетехника была способна передвигаться по таким дорогам, разумеется: это же были танки, самоходные установки и так далее. Но транспорт, доставлявший припасы и бензин, был моторизованным. А это означало невозможность дальнего вторжения. Лиддел Гарт отмечает:

«Если бы советский режим обеспечил бы её (Россию. — М.К.) системой дорог, сравнимой с таковой на Западе, он, вероятно, был бы побеждён в короткий срок. Германские механизированные части были остановлены плохими дорогами.

Но это заключение имеет и другую сторону. Немцы упустили победу, поскольку основой их мобильности были колёса, а не гусеницы. Транспорт застревал на этих грязных дорогах, хотя танки ещё могли двигаться.

Танковые войска с гусеничным транспортом могли бы захватить жизненные центры русских задолго до осени, невзирая на плохие дороги».

Ранее мы отметили, что операция «Цитадель» не просто родилась в уме Гитлера и его генералов. Она складывалась постепенно, рывками и частями, и с самого начала на её подготовке сказывались изменения планов, вызванные многочисленными факторами, которые, казалось, менялись от недели к неделе. Один из факторов, бывший полностью на стороне Германии, — время, — был растрачен по мелочам, на маленькие задержки, и это впоследствии дало преимущество русским.

Мы также видели, что в марте 1943 года русские были вынуждены уже в третий раз оставить важный город — Харьков. И даже вмешательство в последний момент блистательного Жукова не смогло предотвратить потерю. Харьков был оставлен, и это стало причиной того, что продолжение немецких операций против России начало увязать в германской нерешительности и конфликтах среди военного окружения Гитлера.

Фельдмаршал Эрих фон Манштейн руководил битвой за Харьков. Один из лучших генералов нацистской Германии, он требовал не только не ослаблять натиск на русских, но и одновременно продолжать продвигаться вперёд. Но были и другие факторы. Манштейн мог бы достичь того, чего хотел, если бы фельдмаршал Понтер фон Клюге, командовавший немецкими силами на севере, также оказал бы сильное давление на русских. Иначе русские бросили бы свои резервы против Манштейна. Без этого давления шансы Манштейна на удачное наступление сильно уменьшились бы. Но вне зависимости от этих соображений задержка была непозволительной.

В Берлине, где Генеральный штаб обдумывал, какие последствия это вызовет, большинство было против планов Манштейна. Его операции «Пантера» и «Ястреб», как думали в Берлине, без наступления Клюге на севере будут обречены на неудачу. И, что было не менее важным, на центральной части фронта наступала весенняя оттепель. Никто не хотел идти в наступление в это время — лёд, покрывавший землю, таял, и все дороги тонули в слякоти, а это могло сильно затормозить наступление.

Сразу же, как только Манштейн закончил продвижение, его войска завязли. Все значительные попытки штурмовать русские укрепления и занять территорию проваливались почти каждую ночь. Пришло время отступать.

Немцы оттянули назад с фронта все свои танковые дивизии. Затем те пехотные части, которые только было возможно снять с передовой, отступили с фронта.

В районе Харькова все вооружённые силы были собраны вокруг XLVIII танкового корпуса. Немецкие командиры сразу же начали тренировки, чтобы убедиться, что воевавшие зимой солдаты смогут воевать и в изменившихся условиях. И это было не просто бесполезной попыткой, тренировку проходили солдаты, шли крупномасштабные манёвры. Пока немцы ускоряли свою тренировочную программу, фронт уже отзывался выстрелами малых и тяжёлых орудий, хотя крупных сражений не было. Генерал-майор Ф.В. фон Меллентин, командовавший бронетехникой в зоне Харькова, должен был держать своих людей в готовности к тому, что сражение может быстро возобновиться.

Как оказалось, учебные бои стали единственными боями его войск на какое-то время.

Гитлер и его штаб были вынуждены приспособить свой план к неблагоприятным обстоятельствам. Все они соглашались, что у Германии было недостаточно сил, чтобы провести быстрое и спланированное наступление на Россию. Гитлер, чьи надежды и мечты, казалось, менялись от недели к неделе, ликовал, видя отличную возможность вторгнуться в Москву, но сейчас, в марте 1943 года, его больше заботила проблема, как дальше будет продвигаться его армия.

Для начала нужно было достичь хотя бы общего согласия между генералами по поводу положения Германии. Было нетрудно прийти к согласию по поводу того, что суровая реальность была разочаровывающей. Во-первых, Америка и Великобритания напрягали все свои силы, чтобы осуществить вторжение в Европу. Когда это вторжение планировалось, было неизвестно, неясно было, произойдёт ли оно в 1943 или 1944 году. Но оно точно должно было состояться, и это потребовало бы огромных усилий со стороны немецкой армии и авиации, чтобы отбить это наступление.

Но если на континент готовилось вторжение, как могла Германия переправить свою авиацию на восток, на русский фронт, с тем чтобы провести крупномасштабную атаку на Россию? Некоторые генералы были убеждены, что если бы эти силы были доступны, немецкая армия одержала бы колоссальную победу над Советским Союзом.

Но могла ли Германия так рисковать, ослабляя Атлантический вал? Ситуация была непростой. Япония уже выстрелила свои лучшие стрелы в тихоокеанской войне. Несмотря на то что Япония заняла большие территории, в тихоокеанской войне им постоянно приходилось сражаться с морскими и воздушными силами Соединённых Штатов, и они сильно уменьшили силы Японии. Итак, японцы были вынуждены защищаться, Соединённые Штаты наращивали свою силу на море, а Германия не могла ждать помощи от союзников.

Италия была тем еще подарком для Берлина. Вообще-то итальянское правительство было готово платить любую цену, чтобы избежать ужасной мясорубки на русском фронте. Что же до других союзников Германии или даже не союзников, но стран, посылавших солдат на русский фронт, единственное, чего они хотели, — найти выход с этого самого Восточного фронта.

Мы не будем сейчас интересоваться тем, как они разрешали ситуацию, Гитлер и верхушка ОКВ (штаб оперативного руководства вооружёнными силами Германии) и ОКХ (штаб главного командования сухопутных войск) пришли к соглашению по двум пунктам. Первый — что союзники собирались вторгнуться на континент из Англии, и второй — что в 1943 году Германия не будет в состоянии провести масштабное наступление на Восточном фронте.

Кажется, это единственное, в чём генералы согласились. В остальном же они разбились на две группы. Одна, возглавляемая фельдмаршалом Альфредом Йодлем и высшим командованием вооружёнными силами, рекомендовала ещё настойчивее, чем даже Гитлер, что необходимо перебросить с русского фронта как можно больше сил на Средиземноморье и на Атлантический вал. Русский фронт лучше всего было оставить на прежнем месте.

Высшее командование сухопутными силами сразу же предъявило множество значительных аргументов против этих действий. Действительно, штаб ОКХ мало заботился о проблемах за пределами России. Они были ответственны за Восточный фронт, и было справедливо, что им всем следовало бы сконцентрировать все свои силы на проблеме войны с русскими.

К тому же они говорили, что ситуация ухудшается. В конце января 1943 года ОКХ могла предъявить аргумент, что им не хватало 487 000 человек, чтобы выполнить свои обязательства. Они указывали на острую нехватку бронетехники; Германия вторглась в Россию летом 1941 года с превосходно экипированными танковыми дивизиями, и в их распоряжении было 3300 танков. Но в последнюю неделю января на всём русском фронте было всего 495 танков, считавшихся боеготовыми. Ещё сотни были в ремонте. Крайне необходимы были новые запасные части, и хотя они доставлялись судами, они были ничем, пока не были бы установлены на технику. Был недостаток самолётов, грузовиков и даже лошадей.

Они представили убедительный аргумент. Русские в воздухе не сравнились бы с немцами ни в плане техники, ни в плане обученности пилотов, но количество русских самолётов увеличивалось с поразительной быстротой. Также было важно, что и их качество улучшалось с не меньшей скоростью. Русские улучшали качество своей бронетехники и производили их с ошеломляющей быстротой.

Когда производство русскими новых танков в количествах, превышающих количество танков, производимых немецкой промышленностью, в разы, стало фактом, ОКХ отметила, что русским была оказана сильная помощь от Соединённых Штатов. Русские также сильно нуждались в транспорте, обладавшем высокой проходимостью. Они нуждались в десятках тысяч грузовиков, и они получали их из США, таким образом давая своей индустрии возможность сконцентрироваться на производстве танков. Это также дало Советскому Союзу возможность снабжать быстро продвигающиеся армии.

Всё это вовсе не значит, что между офицерами произошёл раскол, но штаб ОКХ был согласен уменьшить силы на русском фронте, только если будут выполнены следующие условия. Требовалось, чтобы длина фронта была сокращена, в некоторых случаях значительно, чтобы армия могла отступить на лучшие защитные позиции. В то же время многие требования Гитлера по Восточному фронту должны были быть отменены. Нужно было занять защитную позицию в надежде на то, чтобы воспользоваться при случае какой-либо слабостью русских войск.

Но Гитлер отказался. Для него продолжительная защита на русском фронте означала потерю престижа в глазах союзников, которых и без того было сложно держать в рядах. Также он настаивал на том, что если бы Германия последовала этому плану, она потеряла бы крайне важные ресурсы оставляемых районов. Престиж и экономика — основные причины, впоследствии оказавшиеся ложными, по которым он отказался сужать русский фронт.

Но не только Гитлер не мог не считаться с суровой реальностью, заключавшейся в том, что Германия больше была не способна к оперативному наступлению на Россию, это убеждение разделяло всё высшее командование. Была только одна возможность — защита. Но чтобы это сделать, было много вариантов действий, и их внимание начало концентрироваться на Курске.


Генерал Курт Цейтцлер, начальник Генерального штаба, полностью соглашался с Гитлером в том, что лучшим способом обороны длинной линии русского фронта является проведение ограниченных наступательных операций на отдельных участках. Это вывело бы советские силы из равновесия, совершенно уничтожило бы их военные силы и уменьшило бы потери немцев до минимума.

Это должно было быть ограниченное наступление в период, когда весенняя оттепель прошла бы свой наихудший период и дороги стали бы пригодны для колёсного транспорта, необходимого для поддержки продвинутых операций. Если бы армия двинулась сразу же, когда дороги были бы готовы, считал Гитлер, опять же при полной поддержке Цейтцлера, у русских просто не было бы времени, чтобы подготовить наступление. Так Гитлер мог бы достичь множества своих целей. Наступательный потенциал Красной Армии был бы ослаблен. Не было бы необходимости ослаблять силы на других фронтах. Немецкие союзники были бы сильно впечатлены ударной силой Вермахта, в то время как сейчас многие из них ставили под вопрос продолжение боевых действий на Восточном фронте.

Но эти цели, надо сказать, были гораздо меньшими, чем надежды, которые Гитлер возлагал на операцию «Цитадель». Хотя планирование «Цитадели» началось довольно робко и в первых своих приказах Гитлер демонстрировал не свойственную ему нерешительность.

13 марта 1943 года он так изложил свой стратегический план:

«Следует ожидать, что русские после окончания зимы и весенней распутицы, создав запасы материальных средств и пополнив частично свои соединения людьми, возобновят наступление.

Поэтому наша задача состоит в том, чтобы по возможности упредить их наступление в отдельных местах с целью навязать им, хотя бы на одном из участков фронта, свою волю.

На остальных участках фронта мы должны отражать русские атаки, пока они не истощат свои силы. В этих местах нашу оборону нужно основательно усилить с помощью тяжёлых орудий, дополнительных укреплений, стратегических минных полей, центров снабжения и мобильных резервов».

Именно по этой причине любой план наступления Гитлера начинал буксовать ещё в фазе подготовки. Причины были разнообразными. Собственная способность Гитлера принять твёрдое решение была существенно осложнена постоянными сварами вокруг него, не говоря уже о веских доводах, выдвигавшихся генералами, не всегда согласными друг с другом, но всё ещё одержимыми идеей о важности задержки операции «Цитадель».

Фельдмаршал Вальтер Модель был одним из тех военных руководителей, в ком Гитлер был уверен больше всех, и когда Модель высказал весомые аргументы против даты начала наступления, Гитлеру ничего не оставалось, кроме как прислушаться к мнению своих генералов. Модель настаивал, что начало атаки на русских создаст острую нехватку людей в пехоте, которая будет так необходима на защитных позициях. Нужно время, настаивал он, чтобы предпринять необходимые перегруппировки находящихся на фронте войск, а также для концентрации непосредственных резервов.

Как только он согласился на задержку по этим причинам, как Модель стал настаивать (кстати, вполне обоснованно), что войска должны быть серьёзно пополнены. Модель выражал своё мнение, тщательно его аргументируя. Он приводил множество разведывательных данных. Он прилагал тысячи фотоснимков с воздуха, говоривших об основательности и сложности обороны, которую русские создавали в районе Курска. Это было началом доказательства того, что Красная Армия будет превосходить немецкую не только по количеству пехоты, бронетехники, артиллерии и средств снабжения, но и по качеству, так что Курск мог стать значительной помехой на пути Вермахта. Гитлер понял эти аргументы как основание дать своим командирам время для подготовки. «Цитадель» опять начинала давать сбои.

Дело было в том, что Манштейн считал, что нападать на русских было необходимо немедленно. Курская дуга, настаивал он, была идеальна для немедленного удара. Она вдавалась в немецкий фронт на 70 миль. Её протяженность была 250 миль. На дуге были русские солдаты, заключённые в маленькой скорлупе своих возможностей сражаться, говорил Манштейн. Они стояли месяц. Их силы были потрёпаны. У них было мало еды, топлива, снарядов и запасных частей. Если бы Вермахт ударил быстро, русские были бы раздавлены, как мягкое тесто под скалкой. Быстрый удар мог бы принести огромное количество пленных, единиц бронетехники и продовольствия, таким образомразрушив окончательно всю надежду русских на наступление. Такая атака должна быть проведена в мае, когда исчезнет слякоть на дорогах. Танки могли бы нанести смертельный удар. Это было бы лучшее время, чтобы нанести удар — сразу же после того, как закончатся худшие эффекты оттепели, пока русские не успели бы пополнить снабжение, чтобы восстановить свои силы.

Аргументация была хорошей. Но, несмотря на доказанную гениальность и успех в бою, Манштейну не хватало поддержки его коллег-генералов, чьи споры так надоедали Гитлеру, что он признал негодным план быстрого удара Манштейна в начале мая.

Опять «Цитадель» завязла ещё глубже в стремительно проходящем времени. Гитлер был разгневан тем, что у него не было необходимого количества бронетехники для удара. По его данным, русские производили танки в астрономических количествах. Даже если эти данные были очень неточными, стоило об этом побеспокоиться. Гитлер хотел видеть в бою не только танки «Тигр», но и новую «Пантеру», более быструю и более лёгкую, чем «Тигр», но такую же смертоносную по своей главной огневой мощи.

К несчастью для Гитлера, «Пантера» всё ещё испытывала массу серьёзных технических проблем, доводя инженеров и испытателей до отчаяния в их попытках привести так нужную войскам машину в рабочее состояние. В то время как атака на Курск требовала тысячи танков и по меньшей мере нескольких сотен самых лучших машин для наиболее опасных частей фронта, немецкая промышленность могла произвести всего двенадцать «Пантер» в неделю — едва ли можно было добиться чего-нибудь большего, чем стона разочарования, от людей, пытающихся экипировать танковую дивизию, необходимую для удара по русским.

Проходили дни, и конфликты между генералами усугублялись, немецкое командование переставало быть единым, его эффективность падала по мере того, как мнения расходились настолько, что люди принимали прямо противоположные стороны. В апреле раздоры и споры охватили все высшее командование вплоть до генералов. Эффект от этого начал быть настолько значительным, что некоторые генералы и их прямые подчинённые перестали верить в успех какой бы то ни было атаки этим летом.

Йодль, начальник штаба ОКБ, даже предложил Гитлеру отменить все планы наступления на русских. Чтобы нанести такой удар, считал он, придётся выкачать до дна все стратегические резервы Вермахта. Такой ход будет не чем иным, как щедрым подарком врагу, который предпринимает столь активные действия на Средиземном море.

Цейтцлер, начальник штаба ОКХ, выражал открытое презрение к «бабскому» мнению Йодля. Но в его предложении осуществить серию ударов по русским Цейтцлер был столь неадекватен, что возникли слухи о его психическом нездоровье.

Он настаивал на том, что немецкая армия была настолько слаба на всём протяжении русского фронта, что невозможно будет защищаться от врага. Поэтому, чтобы решить проблему, Вермахт должен был действовать. Нужно было предпринять решительный шаг. Какова его цель? Втянуть русских в ближний бой как можно быстрее.

Но если, думали его подчинённые, армия была настолько слаба, что не могла противостоять атакам противника, в чём же была цель спровоцировать боевые действия?

Цейтцлер отметал любые возражения против своих взглядов. Он даже разогнал осторожное крыло своего штаба, когда они обратили его внимание на серьёзные проблемы на других фронтах. То, что Цейтцлер был главой штаба, ответственным за весь русский фронт, было предметом постоянных оскорблений и источником ненависти к нему, ему постоянно казалось, что он не пользуется авторитетом среди генералов. Почти никто из его подчинённых не считался с его мнением, остальные же были склонны игнорировать его замечания. Это едва ли сулило что-нибудь хорошее для кооперации между генералами.

Вдобавок к раздорам между генералами, которые, казалось, усиливались с каждым днём, был тот факт, что ОKB было приказано держать нос подальше от русского фронта. Немецкая организация ОКВ не должна была быть полностью ознакомлена со всеми военными проблемами и рисками, но должна была принимать активное участие в планировании заранее готовящихся операций. То, что ОКВ оказывалась всегда в стороне, когда Гитлеру предлагали на рассмотрение документы, связанные с русским фронтом, серьёзно подрывало авторитет ОКВ.

Гораздо большее, чем различие мнений, разделяло Йодля и Цейтцлера. Настоящая вражда разделяла этих двух людей, таким образом делая ещё менее связной и скоординированной работу этих двух штабов. Но эта вражда между Йодлем и Цейтцлером казалась небольшой ссорой в сравнении с неприкрытой войной между фельдмаршалом Клюге и генерал-полковником Хайнцом Гудерианом. Последний был уволен со своей должности после поражения под Москвой. Гудериан оставался в отставке, пока шокирующие перемены на русском фронте не убедили даже Гитлера, что Гудериана необходимо опять вернуть на его должность.

Гитлер вернул Гудериана, одного из величайших командиров танковыми войсками, на пост главного инспектора бронетанковых войск, он поручил ему вернуть танковым войскам их мощь, умение и эффективность, которыми они обладали к моменту начала войны. Этот приказ Гитлера, который приветствовали все, кто знал, как сильно Германия нуждалась в Гудериане, не встретил восторгов у Клюге.

Ненависть — а это не было ничем меньшим — между этими двумя людьми начинала настолько обостряться в мае, что, когда немцы принимали окончательное решение по операции «Цитадель», Клюге связался с Гитлером с просьбой разрешить ему вызвать Гудериана на дуэль. Нетрудно догадаться, какой эффект это оказало на отношение Гитлера к нему, неважно, какие капризы могли возникать в уме у Гитлера, сейчас он был обеспокоен самой главной проблемой на пути к своему успеху — остановить наступление русских войск и нанести им окончательное поражение. А два его высокопоставленных командира — Гудериан, необходимый для того, чтобы перестроить танковые войска, и командующий центральной группировкой армии на русском фронте — враждовали друг с другом до смерти.


К сожалению, история подвержена влиянию эмоций, и наиболее ярким примером этому служит эго, а эго означает, что «моя точка зрения — единственно правильная точка зрения». Эмоции играют скрытую роль в изучении исторических документов, просто потому что история сама себя не пишет. Конечно, участники событий приукрашивают себя для истории, а историки часто оказываются предвзятыми. Изучая документы или события вокруг Курской битвы и её дальних последствий, невозможно избежать вовлечения в конфликт мнений. Конечно, видение Йодля не полностью совпадает с мнением Манштейна, и Клюге мог серьёзно противоречить Меллентину. Но остаётся фактом: то, что Гитлер говорил и думал, зависело от того, кто докладывал ему о событиях.

Не было никакого досконального и объективного описания действий высшего немецкого командования по приготовлениям к Курской битве. Официальными документами в немецкой армии были только официальные доклады. Очень часто они корректировались, чтобы представить в лучшем свете офицера, окончательно редактировавшего этот доклад. Множество раз один генерал эмоционально комментировал точку зрения или чувства другого, в то время как третий офицер говорил что-то совершенно другое, конечно же, отражавшее его точку зрения.

Что мучительнее всего, это неизбежно переносится и в сферу, казалось бы, точных данных. Например, если мы говорим о количестве танков в бронетанковой дивизии, необходимо спросить, про какой период времени мы говорим. «Дивизия Гудериана» — не то же самое, что «Дивизия Гитлера», и если нам нужно перевести количество танков в число дивизий, необходимо уточнить, о каком времени мы говорим.

Когда Гудериан создавал свои танковые дивизии в 1940 году, считалось, что дивизия должна состоять из четырёх батальонов, а в каждом из них — по 100 танков. Таким образом, в каждой дивизии было по 400 танков. Но когда Гитлер (после того как он выгнал Гудериана до начала 1943 года) переформировывал свои танковые дивизии, он уменьшил число танков до количества 200 и добавил один батальон самоходных установок. Это, конечно, едва ли было тем же самым, что и раньше. Но даже и эти данные вводили в заблуждение, поскольку, согласно Гудериану, картина размывания танковых сил стала почти катастрофической.

В начале 1943 года на русском фронте было восемнадцать танковых дивизий. До первых боёв в 1940 году это означало всего 7200 танков. Конечно, это число приближённое, но с учётом деления (с 1941 по 1942 г.) до 200 танков и 100 самоходных установок это означало, что на всём протяжении русского фронта немцы обладали только 3600 танками и 1800 самоходками. К тому же к 1943 году немцы владели всего 495 танками на русском фронте, действительно готовыми к бою, — всего 27 танков на дивизию.

Когда Гудериан был возвращён на должность, он получил огромную власть и престиж, данные ему лично Гитлером. Враги Гудериана, особенно Клюге, отнеслись к этому триумфальному возвращению с нескрываемым отвращением и ненавистью к нему. Когда Гудериан поставил Гитлера перед фактами, ему ничего не оставалось, кроме как отступить перед реальностью таких цифр. Ему пришлось обратить внимание на то, на чём настаивал Гудериан: все свободные силы нужно было бросить на перевооружение танковых войск. Для этого необходимо было отложить все наступательные операции, а задержки противоречили мнениям многих генералов, включая тех, кто упорно отказывался верить в данные Гудериана, говорящие о плохом состоянии немецкой бронетехники.

Одним из генералов, не соглашавшихся с Гудерианом насчёт задержки наступления, но, несомненно, уважавшим главу танковых войск, был Манштейн. Но он хотел только вырваться из Харькова и продолжить преследование русских сил, которые только что потерпели серьёзное поражение от его собственных дивизий. Но, как мы уже видели, попытка Манштейна возобновить бои не дала результатов.

Итак, Гитлер оказался между двумя рекомендациями: Манштейн хотел просто продолжать сражаться, а Гудериан говорил, что если бы Манштейн продолжал наступление в локальном секторе фронта, Вермахт лишился бы возможности отразить атаки русских.

А вот следующее обстоятельство просто выводило Гитлера из себя. Прежде чем он мог принять какое-либо хорошо спланированное решение по развёртыванию атаки, он должен был иметь какое-либо представление о том, планировала ли атаку Красная Армия — для её отражения Вермахту пришлось бы принять специальные меры. Но никто не мог предугадать решений русских, строя свои аккуратные рассуждения на догадках. Хвалёная немецкая разведывательная система давала сбой, когда дело касалось русских. Как пишет Дж. Джукс в своей книге «Курск: Столкновение танков», «безопасность в Советском Союзе была абсолютной, и в Высшем советском командовании не было ни одного немецкого шпиона».

Догадки, неважно, насколько образованны и опытны были те, кто делал эти догадки, похожи на разглядывание кристалла. Для Гитлера это было особенно верно, Гитлер не разделял личные качества людей, с которыми он имел дело, с их способностями.

Гудериан, в своей новой роли генерала-инспектора бронетехники, в срочном порядке занимался её подготовкой, в то время как Курск был намечен местом масштабного немецкого наступления летом, а 29 марта Гудериан встретился с Манштейном и генералом Германом Гоффом (командующим Четвёртой танковой армией). Встреча должна была состояться в штаб-квартире Группы армий «Юг», руководимой Манштейном, находившейся в России, в Запорожье. Когда он впоследствии отменил эту встречу, Гудериан пожалел, что только Гитлер должен был рассуживать своих подчинённых. Действительно, Гитлер почти не замечал блеска Манштейна, и, как говорит Гудериан, он не мог даже «терпеть присутствия в своём окружении такого квалифицированного в военном деле человека, как Манштейн».

Как отмечал Гудериан, Гитлер уделял много внимания личному влиянию. Он был человеком экстраординарной силы воли, чьи мысли, однако, скакали от одного к другому, следуя за воображением. Манштейн был совершенно другим, писал Гудериан, «человек с ярко выраженными военными талантами, продукт немецкого Генеральского штаба, с тонким, холодным пониманием ситуации, он был нашим лучшим умом».

(Позднее, когда Гудериан стал начальником Генерального штаба армии, он попытался добиться от Гитлера того, чтобы Манштейн занял должность начальника Генерального штаба Вооружённых сил. Он занял место фельдмаршала Вильгельма Кейтеля, человека, который мог достаточно быстро предугадывать настроения и мысли Гитлера и который поэтому, конечно, очень нравился Гитлеру в личном плане. Но Гитлер отказал ему, приведя объяснение, которое вызвало многочисленные противоречивые комментарии через много лет. «Манштейн, — говорил Гитлер, — возможно, лучший ум, который когда-либо знал Генеральный штаб. Но он может оперировать только со свежими дивизиями, а не с остатками дивизий — единственное, чем мы сейчас располагаем. Пока я не смогу найти ему свежие, хорошие в бою подразделения, нет смысла давать ему эту работу».)

Гудериан провёл несколько личных схваток на всех направлениях, чтобы воскресить свои танковые дивизии. 13 апреля он вернулся из своей долгой поездки, в которой встречался с главами сухопутных и воздушных сил. Надежды немцев на Африку были разбиты огневой мощью Америки и Великобритании, и Гудериан был очень озабочен тем, чтобы эвакуировать из Африки танковые группы, оставленные без бронетехники. Для него, как для эксперта по танкам, эти люди были даже более ценны, чем сами танки, — они обладали огромным опытом.

Гитлер из соображений престижа отказался одобрить массовую эвакуацию этих людей, которую на самом деле никто не планировал. Гудериан спорил, что незаменимые экипажи истребляются и что самолёты возвращаются из Африки пустыми. Но ничто не могло убедить Гитлера, и Гудериану оставалось только смотреть на этих выдающихся людей, которых он считал лучшими танкистами в мире, которые могли бы принести огромную пользу под Курском, поглощаемых войной, войной, которая теперь была безнадёжно проиграна.

Через два дня Гитлер окончательно подтвердил свою Директиву номер шесть. Германия готовилась к большому противостоянию с русскими на Курской дуге.

ПЛАН ГИТЛЕРОВСКОГО НАСТУПЛЕНИЯ

Операционная Директива номер шесть,

кодовое название «Цитадель», от 15 апреля 1943,

подпись: Адольф Гитлер.


Я решил, как только позволят условия погоды, провести операцию «Цитадель» — первое наступление в этом году. Этому наступлению придаётся решающее значение. Оно должно завершиться быстрым и решающим успехом. Наступление должно дать в наши руки инициативу в войне. В связи с этим все подготовительные мероприятия необходимо провести с величайшей тщательностью и энергией. На направлении главных ударов должны быть использованы лучшие соединения, лучшие армии, лучшие командиры, лучшее снаряжение должно быть доставлено в ключевые точки. Каждый командир, каждый рядовой должен проникнуться сознанием решающего значения этого наступления. Победа под Курском должна стать факелом для всего мира.

Я приказываю:

1. Цель наступления — сосредоточенным ударом, проведённым решительно и быстро силами одной ударной армии из района Белгорода и другой — из района южнее Орла, путём концентрического наступления окружить вражеские силы, находящиеся в районе Курска, и уничтожить их. В ходе этого наступления в целях экономии сил следует занять новый сокращённый фронт по линии Нежега — река Короча — Скородное — Тим — восточнее Шигр — река Сосна.

2. Необходимо:

а) Как можно надежнее обеспечить внезапность, и прежде всего оставить противника в неведении относительно дня наступления.

б) Как можно лучше сосредоточить наступательные силы на узком участке фронта, чтобы использовать превосходство в отдельных пунктах всех наступательных средств (танков, штурмовых орудий, артиллерии, дымовых миномётов и т. д.), и одним ударом, до соединения обеих наступающих армий, прорвать фронт противника и окружить его.

в) Как можно быстрее выдвинуть из глубины наступательные штурмовые клинья с целью обеспечения флангов, чтобы самим этим клиньям оставалось только пробиваться вперед.

г) Своевременным вклинением со всех сторон в котёл не давать противнику покоя и ускорить его уничтожение.

д) Провести наступление столь быстро, чтобы противник не смог ни уйти от окружения, ни подтянуть свои резервы с других фронтов.

е) Быстрым созданием новой линии фронта своевременно высвободить силы, особенно подвижные войска, для выполнения новых задач.

3. Первая группа армий должна прорваться через линию Белгород — Томаровка… направиться на запад и сомкнуться с центральной атакующей армией рядом с Курском. Чтобы прикрыть эту атаку с востока, линия Нежега — Короча (исключительно) — Скородное — Тим должна быть достигнута как можно скорее… для прикрытия наступления с запада должны быть выделены войска для немедленного стягивания котла сразу по его образовании.

4. Группа армий «Центр» ведёт наступление… по линии Троена — севернее Малоархангельск… для прорыва и установления контакта с атакующим крылом Группы армий «Юг» рядом и восточнее Курска. Для прикрытия наступления с востока, линия Тим — восточнее Шигр — Сосна (исключительно) должна быть достигнута как можно скорее, для того чтобы исключить угрозу наступательному движению и сосредоточению войск. Необходимо выделить силы для прикрытия западного фланга наступления.

Войска Группы армий «Центр», оперирующие к западу от Троена до стыка с Группой армий «Центр», связывают ударные силы противника с момента начала наступления посредством локальных ударов и затем своевременно смыкают котёл. Постоянная воздушная и наземная разведка ведётся для предотвращения скрытного отступления противника. При таких попытках должно быть начато генеральное наступление по всему фронту.

5. Подготовка войск обеих Групп армий должна в полной мере использовать все возможные средства маскировки, военной хитрости и дезинформации, при том что начиная с 28 апреля наступление должно быть в шестидневной готовности к началу после получения приказа от ОКХ. Самая ранняя дата наступления — З мая. Выдвижение на исходные позиции должно производиться исключительно по ночам, с применением всех возможных мер маскировки.

6. В целях дезинформации противника подготовка операции «Пантера» должна продолжаться в полосе действия Группы армий «Юг». Она должна быть по возможности усилена… и продолжаться как можно дольше. Меры по дезинформации должны осуществляться в дополнение к уже проводящимся в целях укрепления обороны по р. Донец. В полосе Группы армий «Центр» крупномасштабных мер по дезинформации не предпринимать, но создавать для противника ложную картину ситуации всеми возможными средствами (передвижениями войск от фронта к фронту, ложными передвижениями, движением транспорта днём и распространением фальшивых слухов о том, что наступление может начаться не ранее июня).

7. Для обеспечения секретности должны быть определены только ключевые персонажи, также должна вестись непрерывная борьба с вражеским шпионажем.

8. Вследствие сокращения масштабов по сравнению с предыдущими операциями… задействованные в наступлении войска должны держать в тылу всю технику и снаряжение кроме абсолютно необходимых.

9…каждый командир должен убедиться, что он имеет в своём распоряжении абсолютно всё необходимое для боя. Командующие генералы и командиры дивизий должны обеспечить строгий контроль за этим. Должен быть обеспечен жёсткий контроль за передвижениями. Они должны осуществляться в тайне от посторонних глаз.

10. Военно-воздушные силы должны концентрировать все возможные силы в ключевых точках. Совещания с командными структурами ВВС должны начаться немедленно. Специальное внимание уделить сохранению секретности.

11. Для успеха наступления критически важно недопущение успехов противника на других участках фронта Групп армий «Юг» и «Центр» в парировании «Цитадели» или для принуждения преждевременного отвлечения ударных сил. Вследствие этого обе Группы армий должны наряду с операцией «Цитадель» подготовиться к оборонительным боям на других участках фронта до конца месяца. Критически важно, чтобы эти участки были укреплены всеми средствами, танкоопасные направления должны быть надёжно прикрыты противотанковой артиллерией, должны быть выделены локальные резервы, и приготовления противника должны быть своевременно вскрыты подробной разведкой особенно важных точек.

12. Предусматривается, что финальное положение к окончанию операции составит:

а) разграничение между Группами армий «Юг» и «Центр» проходит по общей линии Конотоп («Юг») — Курск («Юг») — Долгое («Центр»);

б) Вторая армия с тремя корпусными командованиями и девятью пехотными дивизиями плюс части армейского подчинения передаётся из Группы армий «Центр» в Группу армий «Юг»;

в) ещё три пехотных дивизии Группы армий «Центр» будут дислоцированы ОКХ в районе северо-западнее Курска;

г) наиболее мобильные соединения будут выведены с фронта для использования в других местах;

д) перемещения, особенно соединений Второй армии, должны проводиться с учётом этого. Предусматривается, что в ходе операции части и штабы различных соединений будут подчинены Группе армий «Юг». Я также предусматриваю, что если операция будет развиваться в соответствии с планом, операция в юго-восточном направлении («Пантера») будет проведена максимально быстро, для использования растерянности противника.

13. Группы армий будут отчитываться в предпринимаемых ими шагах для оборонительных и наступательных действий на основании этого приказа с использованием карт масштаба 1:300000…

(подпись) А. Гитлер
Удостоверение подписи:
Генерал-лейтенант Хойзингер
В Оперативном Приказе номер шесть был огромный недочёт. По-настоящему в нём было несколько слабых мест, но одно из них было настолько слабым, что делало один из пунктов операции просто нелепым.

Пункт номер семь утверждал: «Для обеспечения секретности должны быть определены только ключевые персонажи, также должна вестись непрерывная борьба с вражеским шпионажем».

Но с того момента, когда приказ вступил в действие, русская разведка была уже знакома с каждой деталью операции, и Москва знала весь механизм критически важного для обеих сторон наступления.

У Германии не было агентов в верховном командовании Сталина, у русских ситуация была прямо противоположной. Русские внедрили к ним сверхсекретного агента, снабжавшего Москву информацией обо всём, что происходило в верховном командовании Гитлера.

Агент под кодовым именем Люси докладывал русским о ситуации почти сразу после того, как заканчивались военные советы. Русские знали так много о немецких планах, что даже их самый лучший генерал, Манштейн, сильно ошибался в своих предположениях о том, что могли предпринять русские, чтобы отразить немецкое наступление на Курской дуге. Манштейн был уверен, что как только они будут готовы, русские бы предприняли грандиозный штурм линий немцев.

Вообще-то русские действительно начали приготовления к такому манёвру. Так, Манштейн, заработавший славу самого блистательного лидера, доказал её снова. Но гений на поле боя может быть бессилен в силу других обстоятельств, и так и случилось в назревавшем сражении у Курска.

Когда русские узнали от своего секретного агента о подготовке операции «Цитадель», они в срочном порядке отменили свои собственные наступательные планы. Они намеревались ударить, чтобы уничтожить немцев в их дуге — выпуклости, проходящей по реке Донец, — но теперь они сочли этот ход намного менее привлекательным, чем просто сидеть и ждать. Манштейн и другие генералы сами придут к ним. Немцы сами ударят по Курской дуге. Зная далеко наперёд немецкие ходы и планы, Советы будут просто спокойно сидеть и выжидать.

Люси, конечно, было псевдонимом человека по имени Рудольф Росслер. На этих страницах мы не будем описывать детально судьбу этого замечательного человека, но стоит сказать, что он был ветераном Первой мировой войны, нашедшим нацизм отвратительным и посчитавшим, что единственный способ послужить своей стране — сделать всё возможное, чтобы избавить Германию от его ужасного владычества. Росслер и десяток других немцев, также ветеранов войны, были единственными, кто делал что-то значительное во имя своих убеждений. Росслер и его коллеги оставались в костяке вооружённых сил после поражения Германии в 1918 году. Из этих десяти людей восемь поднялись в верховное командование Германии (пять из них были генералами!), а двое других стали высокопоставленными офицерами в Люфтваффе.

Ни один из этих людей никогда не переставал ненавидеть нацистов. Все они пытались избавить Германию от лап Адольфа Гитлера и его кучки людоедов. На протяжении всей войны они стремились уничтожить националистический строй. И они снабжали Москву разведывательной информацией прямо из Берлина (от Росслера через Швейцарию).

Переоценить заслуги Люси перед Советским командованием невозможно.

Через две недели после того, как Гитлер подписал Приказ номер шесть, Ставка Советского Главнокомандования уже была полностью осведомлена обо всех деталях предстоящего наступления немцев на Курск. Русские знали о конкретных частях и дивизиях, командирах, запланированном количестве орудий и запланированной дате выдвижения немецких сил. Детали о точках снабжения, местоположении аэродромов, количество боеприпасов — всё это было известно из сообщений Люси.

Копии Оперативного Приказа номер шесть достигли рук Жукова и других русских командующих, прежде чем этот же приказ об операции получили немецкие полевые командиры.

Если бы немецкое командование знало о том, что русские имеют на руках план «Цитадель», и о защитных сооружениях, строившихся русскими, Гитлер бы, несомненно, отменил «Цитадель» до того, как послал последние отряды в мясорубку, которую Жуков готовил для Вермахта.

ДАТА НАСТУПЛЕНИЯ НАЗНАЧЕНА

4 мая, почти через три недели после того, как Гитлер подтвердил свой оперативный приказ, он собрал в Мюнхене совет своего верховного командования, чтобы утрясти последние проблемы атаки на Курской дуге.

Опять исторические события отражают личные отношения, а официальные бумаги и мемуары многих немецких лидеров, посетивших встречу, серьёзно противоречат друг другу. Многие записи показывают достаточно чётко, что совещание в Мюнхене было призвано уладить окончательные детали операции «Цитадель». Одним ключевым человеком, который не появился на встрече, был Модель, но он написал письмо, в котором детально описывал серьёзные недостатки атаки на Курск.

В сущности, Модель доказывал, что «Цитадель» была уже провалена до того, как она началась. Библией Моделя стало то, что русские установили прочную оборону в Курском выступе. Он настаивал, что немецкие дивизии понесут тяжёлые потери из-за неравенства в силах. Русские уже настолько сильны, настаивал он, что они смогут остановить лучшие силы Вермахта и среагировать достаточно быстро для того, чтобы подтянуть резервы, которые смогут разбить немецкие танки и пехотные дивизии.

Но у Манштейна и Клюге были другие мнения. «Цитадель» будет успешной, но только если атака начнётся в один момент. Дальнейшие откладывания сразу же изменят баланс между их и советскими силами — Жуков использует каждый день, чтобы подтянуть дополнительные подкрепления.

То, что говорят официальные источники (и некоторые участники) о цели встречи, очень различается с воспоминаниями Гудериана, говорившего, что он приходил на встречу вообще для того, чтобы обсудить не детали операции «Цитадель», а, как он сам выразился, «нерешённый вопрос о том, будут ли вообще Группы армий „Центр“ и „Юг“ наступать на Восточном фронте летом 1943-го». Это примечательно в свете его отрицания любых деталей, которые так ясно подтверждают другие участники.

Согласно Гудериану — или, по крайней мере, создаётся такое впечатление, — все были озабочены тем фактом, что из-за поражения под Сталинградом и «внезапного поражения на всём южном фланге немецкого фронта на Востоке, крупномасштабные наступательные операции казались теперь едва ли возможными». Гудериан даёт понять, что ещё не было ясно, будет ли вообще проводиться «Цитадель», и дело было вовсе не в том, чтобы уяснить последние детали.

Гитлер начал встречу с непрерывной сорокапятиминутной речи, в которой, как утверждают даже его критики, дал подробный, подтверждённый фактами и трезвый анализ положения на Восточном фронте, а затем дал высказать остальным свои соображения. Модель в своём письме считал атаку на Курск тупиком. Клюге и Манштейн говорили, что атака может быть удачной, если операция будет начата без задержки. Манштейн сказал, что задержка вообще-то уже стоила им того, что русские построили укрепления, так что, чтобы провести своё наступление Группой армий «Юг», ему понадобятся две полных пехотных дивизии в дополнение к его уже собранным силам.

Как всегда, Манштейн не добился своего на встрече с Гитлером с глазу на глаз, и он получил короткий ответ, что две дивизии просто были недоступны и что Манштейну придётся обходиться тем, что у него имелось. И после такого поверхностного ответа Гитлер снова задал Манштейну вопрос о наступлении на Курск. Согласно отчётам о совещании Манштейн бормотал больше, чем отвечал, и Гитлер обратился к остальным.

Кейтель голосовал за удар. Йодль настаивал, что это было рискованно. Цейтцлер чувствовал, что Гитлер хочет атаковать, и он отдал свой голос за то, чтобы пустить танки в наступление. Клюге согласился с Гитлером и Цейтцлером.

Модель проголосовал против наступления на Курск в своём письме, так что Гудериан оставался единственным присутствовавшим, кто проголосовал против операции «Цитадель». Он сказал Гитлеру, что атака будет бессмысленной и что немецкая армия испытала бы «серьёзные потери тяжёлых танков, которые потом не удастся восполнить…» В своих мемуарах Гудериан пишет, что только он и Альберт Шпеер были «категорически против» «Цитадели». Но большая часть офицеров поддержала наступление.

Но Гитлер ещё не огласил точную дату. Была серьёзная проблема в том, чтобы собрать танки для операции — их критически не хватало. Гитлер, как известно, был зачарован числами и новыми технологиями. Задолго до Курской битвы он возлагал большие надежды на новый противотанковый снаряд с кумулятивным зарядом, который использовал эффект струи Монро, концентрируя взрывную энергию снаряда в одной точке, за счёт чего он мог пробивать толстую броню. Это было чем-то вроде американской базуки, и Гитлер считал, что это даст немецким пехотинцам и лёгкой технике мощное оружие против русских танков. К несчастью для тех, кто рассчитывал на высокую эффективность этих снарядов, их ожидания не оправдались. Те, кто знал Гитлера, узнавали симптомы. Он хотел технологического преимущества в новых танках, новые танки, говорил он, могут помочь наступлению на Курск и разгрому русских.

Постоянное вмешательство Гитлера в конструирование оружейных систем было занозой в боку немецких производственных штабов и армейских командиров. Вместо того чтобы оставлять эту работу настоящим экспертам, Гитлер пренебрегал советами своих инженеров и техников, а сам задавал в общих чертах, какие танки и орудия необходимо было производить.

Это негативно влияло на положение дел, в том числе на планы Гитлера в отношении Курска — это было одной из важнейших причин задержки начала битвы. Всё, что он мог выиграть, увеличивая количество танков в своих войсках, не шло ни в какое сравнение с тем подарком, который он сделал Жукову, дав русским два месяца на увеличение их сил. (Русские накапливали в среднем по две тысячи средних и тяжёлых танков каждый месяц; становится ясным, насколько значительными были задержки в плане укрепления советской защиты на Курской дуге.)

Замаскированный «Тигр» в районе сосредоточения
В последних месяцах 1942 года немецкие заводы производили по сотне танков PzKpfW IV в месяц. Производство этого танка наращивало обороты, но от этого было ничуть не лучше, потому что PzKpfW IV был очень плох в бою. За исключением огневой мощи, последняя версия PzKpfW IV была хуже в плане управления, манёвренности, надёжности, защиты и скорости по сравнению с русским Т-34.

Новые танки, конечно, были важнейшим приоритетом в немецкой армии, но проблемы руководства, споры по поводу конструирования и постоянное вмешательство Гитлера даже в самые незначительные детали конструкций, модификаций, испытаний и изготовления — всё это тормозило производство. Наиболее огорчительным для его генералов было то, что Гитлер настаивал на том, чтобы множество инженеров проводило бы время за конструированием супероружия, на котором он был помешан.

Гитлер был увлечён идеями о строительстве сверхтяжёлых танков и приказал срочно начать разработку стотонных танков. Что удручало его командиров, так это то, что его бешеная поддержка танков могла исчезнуть в любой момент под каким-нибудь неожиданным влиянием, таким, какое армия испытала в 1942-м.

Тем временем группа ключевых артиллерийских офицеров заручилась поддержкой Гитлера и убедила его, что самоходные установки — артиллерийские орудия, установленные на корпус танка (но без сложного механизма башни), — были лучше, чем стандартный танк. Гитлер лично взялся за их производство. Он приказал нескольким заводам переключиться с танков на самоходки. В то же время, осознавая и необходимость танков, он выпустил приказ, требовавший поднять производство танков до шестисот единиц в месяц.

К лету 1942 года, за год до Курска, согласно доминирующему мнению Гитлера, дела в области разработки и производства танков закончились полным провалом. Заводы производили танки, которые, как обнаружили танковые командиры, сильно уступали Т-34. Необходимы были лучшие танки, и они необходимы были срочно и в больших количествах.

Но вместо этого большинство усилий тех, кто был в ответе за новые танки, были брошены на удовлетворение постоянно меняющихся требований Гитлера. На финишной прямой были три новых основных модели — знаменитый «Тигр», средний танк, известный как «Пантера», и средний разведывательный танк «Леопард», который так и не прошёл дальше испытательных полигонов. Таким образом, остались только «Пантера» и «Тигр».

Каждый танк существовал в двух вариантах. В то время как крохоборство — удел нищих, особенно в отношении исхода таких сражений, как Курская битва, самым важным вопросом казался спор о модели нового немецкого танка: никто не мог выбрать из существующих моделей, какие из них (тяжёлые или средние) запустить в производство.

Танк «Тигр» четвёртой модели[6] существовал в двух исполнениях — Порше и Хеншель. Версия Порше, известная как «Тигр-П», производилась компанией Крупп и сразу же была отклонена из-за низкой манёвренности в тяжёлых условиях боя. Кроме того танк пострадал из-за ужасной ошибки в конструкции, в том, что у него не было дополнительного вооружения, пулемёта, устанавливаемого отдельно от основного орудия.[7]

Вдобавок танки, которые производила компания Крупп, не могли поступить в серийное производство. Их недостаток как танков сочли настолько значительным, что все танки переделали в самоходные противотанковые орудия без башни, вооружённый длинной 88-миллиметровой пушкой. Эта модель известна как «Фердинанд». Что было сложно понять, так это то, что серьёзный недостаток танка «Тигр» — недостаток вторичного вооружения — был повторён и в танке «Фердинанд»!

«Тигр», производимый Хеншелем, был гораздо лучшим оружием, чем его конкурент, производимый Круппом. PzKpvW VI, модель Henschel, была почти неуязвима для атак спереди из-за своей тяжёлой брони; он отлично мог маневрировать, его главным оружием была 88-миллиметровая 56-калиберная, переделанная из зенитной, пушка (возможно, самая лучшая в своём классе пушка Второй мировой войны), и у него имелось дополнительное оружие — два пулемёта.[8]

Но новой блистающей звездой для танковых лидеров был новый танк «Пантера», PzKpfW V. «Пантера» (в разных документах этот танк назывался и средним и тяжёлым) весил 45 тонн боевого веса, обладал 75-миллиметровой пушкой и тремя пулемётами и считался генералами лучшим когда-либо произведённым танком. Этот танк действительно включал в себя всё лучшее от немецких и русских танков и за это был вправе называться «танком нового поколения».

Но «Пантеры» не могли произвести в количестве, достаточном для того, чтобы как-нибудь повлиять на исход готовившегося сражения в районе Курска. На встрече в мае Гитлер узнал, что вопреки обещаниям его промышленных экспертов было произведено не более 130 «Пантер» и что 100 из них всё ещё не были доставлены в расположение армий. Гитлер был разъярён этой новостью, потому что ожидал, что как минимум 250 танков будут в руках танковых экипажей к концу мая.

Решающие решения, повлиявшие на производство и доставку танков — и окончательная дата начала Курской битвы, — были сделаны 10 мая в Берлине. На этой встрече, на которой присутствовал Гудериан, Шпеер объяснил Гитлеру, что ранние проблемы с производством «Пантеры» были преодолены. И что будет доставлено не 250, а 324 «Пантеры». И это было очень хорошо, потому что для наступления на Курск крайне были нужны танки. Но опять было потеряно время. Чтобы «Пантеры» были готовы к бою, необходимо было доставить их на фронт, причём в расположение частей. Это означало ещё две недели после доставки, и Гитлер обозначил новую дату наступления — 13 июня.

Была ещё одна проблема между Гитлером и Гудерианом. Первого мая, за десять дней до заседания в Берлине, Гудериан вызвал гнев Гитлера из-за технического решения, которое он сделал. Гитлер посетил компанию Крупп, чтобы посмотреть на деревянную модель нового сверхтяжёлого танка под названием «Маус» (mauss — нем. мышь), огромное творение профессора Порше весом 175 тонн, вооружённое 150-миллиметровой пушкой. Все восторгались этим танком. Все, кроме Гудериана. Он с насмешкой, неформально высказался об этой машине. В ней была та же фатальная ошибка, которую делала компания Порше, — отсутствие дополнительного вооружения.

Гудериан, воспользовавшись своим авторитетом, приказал прекратить дальнейшую работу над танком «Маус», разрешив единичное производство. Он покинул встречу с чувством горечи и даже не скрывал свой гнев: до этого он ни раз критиковал компанию Порше за глупость в конструировании танков и самоходок без дополнительного вооружения.

Но окончательная судьба танков всё ещё не была решена. На встрече в Берлине 10 мая Гудериан дождался окончания конференции, чтобы решить с Гитлером одну проблему. Он хотел убедить Гитлера «отменить план атаки на Восточном фронте». Гудериан высказал свои причины, по которым он считал, что проведение операции «Цитадель» будет бедствием для Германии: «Почему вы хотите провести атаку на Восточном фронте именно в этом году?»

Ответ последовал не от Гитлера, а от Кейтеля: «Мы должны атаковать по политическим причинам».

Гудериан был скептичен и попытался скомпрометировать его реакцию. «Как вы думаете, сколько людей знают, где находится Курск? — возражал он. — Миру совершенно безразлично, захватили мы Курск или нет».

Гудериан повернулся от Кейтеля в сторону Гитлера и заново спросил: «Почему мы хотим атаковать именно на Восточном фронте в этом году?»

Кейтель молчал, в то время как Гитлер смотрел прямо на Гудериана. «Вы совершенно правы, — сказал он Гудериану. — Когда я думаю об этом наступлении, у меня в животе начинаются колики». «В таком случае, — быстро сказал Гудериан, — ваша реакция на это наступление правильна. Отмените его!»

У «Пантеры» было множество недостатков, кроме проблем, связанных с производством. Как и у любой новой техники, у «Пантеры» на протяжении первых месяцев операции было множество технических недочётов. Некоторые из них, отмеченные Гудерианом, — неудовлетворительное выступление на испытании по проходимости и управлению. Оптические системы также оставляли желать лучшего. Всё это можно было исправить за умеренное время, но этого хватало, чтобы не считать эти танки надёжным оружием в Курской битве и включить их в наступательную операцию.

Настало 13 июня, но наступление всё откладывалось. Гудериан (и другие эксперты) старались изо всех сил убедить Гитлера не включать непроверенное вооружение в план наступления. Не только «Пантеры» доставляли ему головную боль, также были серьёзные проблемы с созданными компанией Порше «Тиграми» и самоходными установками «Фердинанд».

«Пантера», «Тигр» и «Фердинанд» не прошли испытаний, необходимых для принятия на вооружение в немецкой армии. Тем не менее окончательным решением Гитлера было включить каждый танк, каждую самоходную установку в план сражения. Всё, что пытался сделать Гудериан, провалилось.

Возможно, некоторые сочтут, что из этого комментария Гудериана 10 мая следует, что даже от мысли о наступлении на Курск Гитлеру становилось плохо и что он решил из-за множества неопределённостей, связанных с операцией, отменить запланированное наступление. Это было не так. Меллентин, прекрасный командир танковых войск, убеждает, что именно под давлением Кейтеля и Цейтцлера Гитлер отмёл в сторону все рассуждения и решил пойти на ужасный риск, проведя операцию «Цитадель».

Отчёты Меллентина о том, что за два месяца до того, как был подписан первый приказ о начале подготовки, операция «Цитадель» казалась мрачноватой перспективой. Меллентин объяснял странности вокруг «Цитадели» тем, что Гитлер никогда не верил в её успех и что интуиция подсказывала ему отменить операцию. Меллентин добавляет, что на этот раз «интуиция Гитлера его не подвела».

К середине июня, когда настал час наступления, Гитлер установил новую «окончательную» дату наступления — 4 июля. Это было число, отмеченное начальником XLV дивизии III танкового корпуса в грубой оценке, по которой «Цитадель» была «Днём независимости для Америкии началом конца для Германии».

Тем не менее «начало конца» началось с остро заточенной немецкой стали и бормотания верховного немецкого главнокомандующего. 1 июля Гитлер собрал высших командующих, непосредственно принимавших участие в «Цитадели», для того, чтобы решить последние проблемы. Ничего не было оставлено воле случая. Несмотря на все ожидания бурных споров по стратегии и тактике, обыкновенных накануне сражения — оставалось только три дня, — Гитлер нерешительно выступил с монологом, за который надолго заработает дурную славу среди своих подчинённых. Они услышали, что «Цитадель» была результатом не военной ситуации, а скорее неизбежным следствием падения его союзников. Военная ситуация усугубилась из-за того, что итальянцы подорвали фундамент его планов и что они были ответственны за все неудачи, которые испытала Германия. Затем Гитлер вписал в этот список Румынию и Венгрию, которых он считал крайне ненадёжными и которым поэтому не доверял. Финляндия была практически истощена и уже не могла снабжать русский фронт так, как раньше. При таких обстоятельствах, жаловался Гитлер, Германия не могла надеяться на своих «друзей».

Гитлер подчёркивал, что Германия «любой ценой» должна была держать каждый дюйм захваченной земли — Рейх не мог существовать без ресурсов на этой территории — и физических, и человеческих. Каждый немецкий солдат должен был знать, что именно поэтому, столкнувшись с врагом, он не должен был отступать. Отдавать Балканы было немыслимо, и поэтому бесполезные итальянские силы там должны были быть заменены немецкими. Ни при каких обстоятельствах нельзя было отступать с Крита, чтобы враг не получил новую огромную авиабазу, с которой можно было посылать бомбардировщики, это представляло огромную угрозу для немецкой промышленности.

Россия, предупреждал он своих командующих, могла бы решить множество важнейших проблем, связанных с ресурсами. Но было время проводить операцию «Цитадель», и, что просто шокировало присутствовавших, Гитлер, казалось, небрежно относился к полученным предупреждениям о том, что Красная Армия летом не собиралась ничего предпринимать, но готовила масштабное наступление зимой. Таким образом, именно сейчас было время атаковать.

Орёл был углублением в русском фронте (как и Курская дуга — для немцев), и русские едва ли собирались отказываться от этой земли. У Рейха было преимущество в том, что он связал огромную силу русских силами, находящимися на Орловской дуге. Русские не знали, как провести организованное отступление, и поэтому ударять по ним нужно было немедленно. В бегстве, которое последует за немецкой атакой, танки с лёгкостью смогут уничтожить бегущие вражеские силы.

«Фердинанд» на исходной позиции перед началом операции
Тем не менее, признавал Гитлер, русские показали огромную силу, и поэтому «Цитадель» была азартной игрой. Вдруг фюрер, казалось, остерёгся предупреждений его генералов, что «Цитадель» была слишком рискованным предприятием. Но эти предупреждения были основаны на бумагах и цифрах, которые необходимо было изучить, а только его вера в победу, говорил он, будет именно тем, что изменит ситуацию. Он напомнил присутствующим, что это он принял решение захватить Австрию, вторгнуться в Чехословакию, ударить по Польше и разбить русскую армию.

Вечером 4 июля Вермахт должен был ударить. Весь мир опять почувствует силу немецкой армии.

НЕМЦЫ ГОТОВЯТСЯ НАНЕСТИ УДАР

Но пусть закулисные интриги не создают впечатление, что «Цитадель» была обделена в плане материально-технического обеспечения.

Силы Вермахта были изрядно потрёпаны за два года сражений с русскими, но их было достаточно для наступления на Курской дуге.

Действительно, по сравнению с наступлениями 1941 и 1942 годов операция «Цитадель» была лишь незначительным сражением, нацеленным на уничтожение бронетехники противника. На бумаге это кажется весьма правдоподобным: в 1941 году нацисты вторглись в Россию с одиннадцатью танковыми армиями на протяжении фронта длиной 1200 миль, в 1942-м они ударяли шестью армиями на фронте длиной 450 миль. В 1943 году в операции «Цитадель» планировалось ударить тремя армиями на фронте длиной всего 150 миль.

Но эти цифры обманчивы. «Цитадель» проводилась на очень маленькой территории, и это повышало силу задействованных дивизий. Это дало возможность сконцентрировать огневую силу на нужном участке фронта. Пути поставки были бы короче, и их было бы легче защищать. Любую нежелательную ситуацию можно было бы достаточно быстро исправить из-за меньших расстояний.

За время последней задержки, с 13 июня по 4 июля, немцам удалось переправить два дополнительных батальона «Тигров» для Моделя на северный фронт, как и «Пантеры» на южный фронт. Группа армий «А» в Крыму и Группа армий «Север» должны были оставаться в стратегической обороне. Основные силы должны были быть сконцентрированы на левом фланге Группы армий «Юг» и на правом фланге Группы армий «Центр» для решающего удара на Курской дуге.

Атаку должна была провести Четвёртая танковая армия с юга. С севера — Девятая армия. Две эти силы должны были встретиться западнее Курска, отрезав город от советских подкреплений и окружив силы Красной Армии.

«Фердинанд» на марше. Машина замаскирована ветками
Четвёртая танковая армия должна была провести основную атаку по обеим сторонам реки Томаровка: слева — с помощью XLVIII танкового корпуса и справа — с помощью танкового корпуса СС «Адольф Гитлер», «Мёртвая голова» и «Рейх». Её правый фланг прикрывала армейская группа генерала Кемпфа, состоящая из одного танкового и двух пехотных корпусов. Кемпф должен был выдвинуться в северо-восточном направлении на Белгород и прикрывать фланги для основной атаки. В XLVIII танковый корпус входили 3-я и 11-я танковые дивизии и дивизия СС «Великая Германия».

«Великая Германия» даёт хорошее впечатление о ключевых немецких силах, без таких явных недостатков, которыми обладали немецкие танки раньше. Генерал Меллентин отмечает, что в этом формировании было 180 танков. Но это были не просто те старые, хорошо известные нам машины — 80 танков были новейшими «Пантерами», составлявшими единый кулак, и 100 обычными танками, сведёнными в один полк.

Представление о мощи этой структуры даёт простое перечисление включённых в неё подразделений: четырёхдивизионный артиллерийский полк, противотанковый дивизион, дивизион самоходных орудий, инженерно-сапёрный батальон и масса включённых в структуру более крупных единиц связных, транспортных, снабженческих, ремонтных, штабных и других подобных служб.

Специальным изучением операции под Курском занималась Армия Соединённых Штатов, и, по её данным, таким образом были распределены немецкие силы летом 1943 года:

Кроме того, у немцев в июле 1943 года было 7 дивизий в Финляндии, 12 в Норвегии и Дании, 25 во Франции, Бельгии и Голландии, три — на Сицилии и в Италии и 8 — на Балканах.

Таким образом, количество дивизий на Восточном фронте составляло примерно 75 % от общего числа, что подтверждает правоту убеждений русских, что они несли основное бремя сухопутной войны против общего врага.


Тем не менее данные русских расходятся с данными США о мощи, собранной Германией для удара по Курской дуге.

На севере Девятой армии, обладавшей 1500 танками и 3000 единицами артиллерии, удалось сконцентрировать по 4500 солдат, от 40 до 50 танков и от 70 до 80 единиц артиллерии на километр на протяжении 45-километровой линии фронта. (Один километр примерно равен 6/10 мили.)

Четвёртая танковая армия, располагавшаяся на 80-километровом фронте севернее Харькова, обладавшая 1700 танками и 2000 единицами артиллерии, смогла распределить по фронту по 3000 человек, 40 танков и 50 единиц артиллерии на километр.

Всего в группировке нацистских сил, специально подготовленных для атаки на Курской дуге, которые должны были ударить на протяжении 60 миль фронта (основные силы должны были пройти 35 километров, чтобы сомкнуть клещи на Курской дуге), было 35 дивизий, оснащённых 2700 танками и самоходными установками.

Всего в сражении участвовало 570 000 пехотинцев в основной ударной группе и 230 000 солдат в так называемых «тихих» частях фронта — всего 900 000 человек.

В дополнение к 2700 танкам в ударной группе было 10 000 единиц артиллерии, необходимых для того, чтобы начать бой.

Два немецких воздушных флота — 2050 истребителей и бомбардировщиков — должны были прикрывать наступающие группировки с воздуха. И ещё 500 самолётов были в резерве.

Но это были только цифры. Качество людей не менее важно, чем их количество. Это подтверждает фраза Меллентина, что многие группы были подготовлены к сражению, так что обладали «ударной мощью, которую [они] уже никогда не увидят». Он также указывает на то, что «в первый и последний раз за русскую кампанию дивизиям дали двухнедельный отдых перед атакой, и личный состав накопил сил и восполнил недостатки в вооружении».

Второго июля русские войска были предупреждены о возможной атаке немцев, собиравших свои силы для штурма русских укреплений. Советское высшее командование сочло, что немцы скорее всего ударят с 3 по 6 июля, и разослало соответствующие предупреждения на фронт.

Маленькие события влияют на великие сражения. И ночью 3 июля такое событие вызвало сильнейший артиллерийский обстрел на Курской дуге.

В этом был виноват один человек. Это был специалист из инженерного немецкого батальона LII армейского корпуса. Он был чехом и бежал из компании своих немецких «друзей», когда представилась возможность. И это случалось нередко, но этому человеку было что рассказать, и именно это вызвало такие последствия. Немецкие солдаты, сказал чех, недавно получили провизию и водку на пять дней вперёд.

«Тигры» из состава 503-го тяжелого танкового батальона незадолго до операции «Цитадель»
Этого было достаточно, чтобы советское командование приказало открыть огонь. Артиллерийские расчеты получили приказ открыть огонь, и четыре часа они вели непрерывный огонь по немецкому фронту. Любопытно то, что русские приказали не стрелять всем противотанковым подразделениям.

Немецкие солдаты укрылись на то время, пока небо озарялось красными вспышками. Один раз ночью они были предупреждены специальным посланием Адольфа Гитлера:

Солдаты Рейха!

Сегодня вы примите участие в наступлении, от которого зависит исход войны. Как ничто иное, ваша победа покажет всему миру, что сопротивление силе немецкой армии бесполезно.

Но может, Гитлер просто успокаивал себя?

Изучение окончательного расположения сил показывает, что Гитлер действительно поверил, вместе со многими своими генералами, что немецкая армия достигнет своей главной цели на Курской дуге — отрежет русские силы от основной части фронта и уничтожит их.

Меллентин подчёркивал, что немецкий солдат обладал высоким боевым духом, хорошо вооружён, что он был хорошо отдохнувшим и полностью готов к операции. Меллентин также ссылается на группу немецких офицеров, которые даже после войны продолжали утверждать (причём большинство их современников считало совершенно иначе), что танки «Тигр» и новая «Пантера» по качеству очень превосходили русские танки, которым они противостояли. Необходимо заметить ещё кое-что. Несмотря на огромное превосходство русских по количеству вооружения, немцы начинали сражение с фактическим равенством с русскими по количеству танков и самоходных установок.

Это равенство немцы имели также в авиации: у немцев было 2500 самолётов, а у русских — 2650. И ни один немецкий пилот не забывал, что его оснащение превосходило русское и что средний немецкий пилот мог «наворачивать круги» вокруг своего русского противника.

Даже отношение к происходящему местных командиров было таким, чтобы внушить немецким солдатам то, что они выйдут победителями из Курской битвы. Немцам было так необходимо провести до конца танковую атаку и сомкнуть клещи, что ещё перед боем они пошли на риск тяжёлых потерь в бронетехнике. Танкисты перед боем получили приказ, что

…танки не должны быть остановлены для ремонта ни при каких обстоятельствах. Починка — задача только инженеров. Командующие танками должны не ослаблять натиск, пока у них хватает для этого мобильности. Танк, лишённый способности передвижения (из-за механических неполадок или с повреждённой гусеницей), но всё ещё способный стрелять, должен вести огневую поддержку со своей позиции.

Экипажи 502-го тяжелого танкового батальона осваивают новые «Тигры»
Представьте, говорили Гитлеру его генералы, особенности этого сражения. Никогда ещё за время войны немецкие силы не проваливали задачу прорвать русские укрепления в начале боя. Всегда, когда ударяли танки, у них получалось достичь своей цели — прорвать дыру в русских укреплениях. Проблемы, которые испытывал Вермахт, никогда не исходили от бронетехники. Только через долгое время после начала битвы, когда наступление было в самом разгаре, немцы начали испытывать сильные трудности. Поля и степи России были настолько большими, а продвижения танков и сопровождающих их дивизий настолько дальними, что Вермахту едва удавалось снабжать свои армии.

Но важно помнить, что Гитлеру снова и снова повторяли, что его танки ещё никогда не проваливали приказ прорваться через русские укрепления. На этот раз, в Курской битве, опасности у Вермахта выбиться из сил не будет: не нужно будет проходить слишком больших дистанций, не будет никаких особенно опасных линий поставки, фланги будут хорошо защищены от русских. На этот раз ударным группам нужно будет провести рывок только на 70 миль, и манёвр будет завершён стремительным, мощным рывком.

«Тигры» оперативной группы «Кемпф» выдвигаются к линии фронта перед наступлением
До последнего момента, с единственной задержкой на то время, пока русская артиллерия не начала обстрел в ночь с 3 на 4 июля, немецкая армия готовилась к наступлению. Обычным солдатам, конечно, было совершенно неизвестно о том, что советской разведке была досконально известна вся операция «Цитадель» (как и им самим), и каждый на фронте беспрекословно подчинялся приказам и исполнял обязанности. Все танковые офицеры, как им было приказано, сменили свою чёрную, хорошо заметную форму на новую, перед тем как отправиться на фронт. Каждый, кто направлялся на передовую, принимал все меры для того, чтобы избежать точной идентификации его части врагом. И немцам не нравилась рекогносцировка, потому что за их траншеями простирались обширные равнины, усеянные многочисленными впадинами, небольшими рощицами, беспорядочно расположенными деревнями с соломенными крышами, с речками и ручьями, среди них стремительным потоком бежала река Пена. Уровень земли немного поднимался к северу, что было выгодно защитникам. Огромные зерновые поля покрывали ландшафт, что сильно снижало видимость.

Последние регулировочные работы на двигателях танков
Танковым командирам нужна была сухая, тёплая погода: дороги на территории, на которой должно было проходить сражение, представляли собой немногим большее, чем проложенные по песку колеи. Как подчёркивал Меллентин, эта местность была с трудом проходима для танков, но, разумеется, не неуязвима для них. Ожидания немцев стали ещё больше, когда была предсказана отличная погода на день наступления.

Немцы за время организованных Гитлером задержек за два месяца идеально подготовились к наступлению. Ни одна деталь не была упущена. Каждый квадратный метр Курской дуги был сфотографирован немецкими разведывательными самолётами, и образцы фотографий были разосланы войскам, участвовавшим в операции «Цитадель». Пехотные и танковые офицеры тщательно изучили каждый кусочек земли, на которой они собирались вести наступление. Они нанесли на карту траншеи, укрепления — всё. Немецкие офицеры были перемещены на передовые позиции, чтобы лично осмотреть занимаемые русскими территории.

«Тигр» дивизии «Великая Германия» занимает замаскированную позицию накануне наступления
За день на немецкий транспорт и бронетехнику был нанесён камуфляж. Всё было спокойно. Ночью всё обстояло совсем иначе: любой имеющийся в распоряжении час, когда было достаточно темно, Вермахт использовал для подготовки.

Ни одной детали не было упущено в подготовке взаимодействия воздушных и сухопутных сил. Люфтваффе перебросило все самолёты, которые только можно было перебросить, в зону, где проводилась «Цитадель». На юге, в районе Белгорода, генерал Ганс Сидман провёл выдающийся бой силами тысячи истребителей, бомбардировщиков, штурмовиков и противотанковых самолётов. Эти силы будут сопровождать Четвёртую танковую армию Гота, обладавшую такой огневой и танковой мощью, какой не знала никакая другая немецкая армия. Девятую армию Моделя прикрывал первый авиакорпус генерал-полковника Пауля Дитчмана, располагавшийся в районе Орла, и расположенные вблизи фронта силы (не обладавшие резервами), включавшие в себя 700 самолётов всех видов.

«Тигр» и пехотинцы перед наступлением
Когда был получен сигнал к атаке, все семьсот самолётов должны были уже быть в воздухе, разрушая русские укрепления прямо перед продвигающимися немецкими подразделениями до самой глубины оборонительных систем Красной Армии.

Центральный штаб сражения в районе Белгорода находился в Микояновке, всего в 20 милях от фронта. Пять летных полей под Харьковом были забиты самолётами, а их экипажи были готовы взлететь за минуту.

Большего для подготовки наступления сделать было нельзя. Никогда ещё не было такой боевой операции, говорит Меллентин, которая «была бы лучше подготовлена, чем эта… Боевой дух атакующих был высок, как никогда; они были готовы терпеть любые потери и выносить любое задание, которое им бы дали».

Час проведения операции «Цитадель» наступил.

Часть 3 РУССКИЕ

ПРИГОТОВЛЕНИЯ СОВЕТСКОГО СОЮЗА К ОБОРОНЕ

Никто никогда не называл его добрым. Он едва ли делал что-либо такое, что бы отдалённо напоминало это представление. Действительно, он казался даже больше машиной, чем человеком, полностью посвящавшей себя тому, что должно было, по его мнению, быть сделано. Он относился совершенно равнодушно к смерти, независимо от количества погибших и от того, умирали ли враги или его собственные люди. Только одно имело значение для маршала Георгия Жукова — цель.

Он признавал только одного бога — полную преданность своему долгу. Хуже его неудовольствия мог быть только расстрел. Он не принимал никаких извинений и сам не приносил их никому. Он был выше всего, за исключением тщательности и дотошности в своих действиях. Он не оставлял ничего на волю случая и наказывал, иногда с ужасными результатами, своих подчинённых, которые его подводили.

Тем не менее никто в той же степени, что и он, не был ответственен за неудачи Германии. Он побеждал немцев везде, где сталкивался с ними. Он никогда не требовал от своих подчинённых низкопоклонства, но он заслужил их непоколебимое уважение. Он был жёстким, талантливым, блистательным.

У нас тоже есть список великих военных. Всплывает в памяти генерал Джордж Паттон. Есть фельдмаршал Бернард Л. Монтгомери и генерал Дуглас МакАртур. Гудериан считается одним из лучших танковых командиров, как и генерал Эрвин Роммель. Есть также и другие «гиганты» военного дела. Адмирал Честер Нимитц, генерал Дуайт Д. Эйзенхауэр, подполковник Джеймс Дулитл. Но сколько учеников, для которых история Второй мировой войны — всего лишь обязательный предмет в школе, сразу выделяют имя Георгия Жукова? Сколько людей знают, кем он был, что он делал? Сколько людей знают, что этот человек, лучше всего описанный Харрисоном Е. Солсбери, «будет лучшим из всех мастеров военного дела в двадцатом веке».

Выдающиеся достижения Жукова в боях против лучших сил нацистской Германии выглядят ещё более поразительными при изучении битв, которыми командовал Жуков. Жуков редко обладал военным преимуществом перед врагом. Действительно, он был «пожарником» на русском фронте: когда другие генералы не могли ничего сделать, когда другие генералы терпели поражения, Сталин вызывал Жукова. Он выходил на арену со своим военным гением, со своим железным характером, со своей решительностью, ничего не признавая, кроме собственной воли, — и предотвращал беду, поставив врагу шах и мат.

В последние дни августа и первые дни сентября 1941 года, когда немецкая военная машина смела всё перед своими мощными танковыми дивизиями, именно Жуков подарил русским победу среди моря тёмных и ужасных поражений. Битва под Ельней, жестокое сражение, проходившее в 220 милях западнее Москвы и в 50 милях юго-восточнее Смоленска, была работой Жукова. В первый раз немецкое наступление было остановлено и немцы были разбиты защитниками России.

Это было следующим крупномасштабным сражением, укрепившим этого человека как величайшего эксперта всех времён в области массовой войны. С октября 1941 по январь 1942 года, когда весь мир думал, что русские потерпят кровавое поражение от руки немецких захватчиков, Жуков управлял обороной Москвы.

Затем прошла битва под Сталинградом, с августа 1942 года по февраль 1943 года. После этой мясорубки немцы готовились к решительному наступлению, в котором они так нуждались для того, чтобы вернуть себе инициативу, — Курской битве. И опять всё решит тяжёлая, непобедимая, беспощадная рука Жукова, которая будет ощущаться на поле боя.

Каждое из этих крупномасштабных сражений представляет собой образец, практически не отличающийся от других. В каждом бою Жуков командовал более чем миллионом людей, обычно двадцатью или более армиями каждый раз. Число танков под командованием Жукова было огромным. С начала Курской битвы у него в распоряжении имелись первые русские самоходные установки. Он не просто использовал массовые артиллерийские обстрелы, он верил в эффективность плотных, непрекращающихся обстрелов. Он широко использовал тактику дальнего боя везде, начиная от миномётных обстрелов и заканчивая массированными ракетными обстрелами.

В концентрацию огневой мощи он верил больше, чем каким-либо цифрам. Он собрал все самолёты, способные подняться в воздух и сражаться. На некоторых направлениях он использовал мины десятками тысяч. С людьми дело обстояло так же, как и с орудиями, которыми они сражались; просто они были другим оружием. Они должны были быть приготовлены к бою настолько хорошо, насколько можно, им было выдано лучшее снаряжение, и они отправлялись в самое сердце сражения. Для него они были всего лишь цифрами. Он не сожалел о погибших, если цель достигалась, враг был разбит, бой был выигран.

Сложно спорить с таким рассуждением. Если бы Жуков не был бы тем, кем он был, если бы он не поступал так, как поступил, возможно, что решающие сражения в России не были бы выиграны — а тогда потери в России были бы сравнимы с потерями во всей Европе.

Жуков был не последним, кто был прислан на фронт для защиты Советского Союза от Германии. В его семье все были профессиональными солдатами. В Первой мировой войне он героически сражался и получил даже не одну, а две высших медали за отвагу в бою от царского правительства. В 1919 году как член большевистской партии он участвовал в жесточайших сражениях с белыми около Царицына. Раненый, завоевавший внимание начальства, он был отправлен на обучение в военные школы и академии.

С Жуковым немцы были давно знакомы — и со всех сторон. Во-первых, ранее, в 1930-х, он был секретно отправлен в Германию с группой офицеров из Красной Армии для изучения продвинутой тактики и военной доктрины в школе генерала Ганса фон Секта. Во-вторых, танковые бои в Испании, в которых участвовали немцы, итальянцы и русские, внимательно наблюдал Жуков.

После Испании Жукову было дано военное задание в Китае. Это дало ему возможность наблюдения и исследования японской Квантунской армии, что создало прочную основу для того, чтобы наголову разгромить японцев чуть позднее. Монголия стоила русским больших потерь. Но никто не возражал. Японцы были разбиты и с позором отступили, испытав шок, достигший стен Токио.

Как-то раз Жукову задали вопрос о гигантских потерях, понесённых им. Этот вопрос показался Жукову странным. Как можно выиграть бой без потерь?

Однажды Жуков сказал Эйзенхауэру, что если его солдаты натыкаются на минное поле, они атакуют так, как будто его там нет: потери, которые мы бы понесли от немецких пулемётчиков и артиллерии, защищающих эту территорию, приблизительно равны потерям, понесённым от мин.

Философия человека, который будет командовать советскими силами в Курской битве, была совершенно ясна ещё до того, как немцы начали атаку. Присутствие Жукова кардинально повлияло на ход сражения. Именно поэтому Манштейн был твёрдо уверен в том, что операция «Цитадель» не должна была проводиться. Манштейн знал, что в присутствии Жукова, и особенно с учётом двухмесячной отсрочки операции, оборона Красной Армии будет настолько сильной, что сокрушить её будет невозможно. Но было уже слишком поздно, и Манштейн пошёл на роковой штурм.

На 13-й странице вступления к своей книге «Величайшие бои Маршала Жукова» Харрисон Солсбери даёт прекрасное представление о том, как вёл бои Жуков.

Жуков сражался так — а это могло быть как следствием обстоятельств, так и частью плана: давал врагу растянуться, ждал, пока немецкое наступление наберёт обороты, а затем устраивал нацистам кровавую мясорубку. Между тем, несмотря на ужасающие потери и опасный прорыв немцев, Жуков осторожно, внимательно и тщательно собирал резервные армии, которые он отказывался бросать в бой до срока, несмотря на то, насколько острой была ситуация на фронте. А затем, когда немцы израсходуют свои силы, он наносил контрудар с поразительной быстротой — обычно в течение 48 часов, перед тем как нацисты смогут достаточно укрепить свои позиции.

Ранее мы уже видели содержание Директивы номер шесть, которая была доставлена немецким командирам 15 апреля 1943 года; притом, как уже было замечено, эта директива попала в руки Высшего советского командования от Люси через Швейцарию. Но ни один русский в здравом уме не поверит стенограмме, отправленной прямо из Берлина. Всегда есть шанс, что немецкое командование загоняет их в ловушку, которая будет иметь колоссальные последствия. Верховное командование действовало единственным разумным методом. Вся информация, получаемая от Люси, взвешивалась, а затем проводилась тщательная разведка немецких линий.

После изучения приготовлений русских к Курской битве становится ясным одно. Немцы до этого были очень методичны и последовательны: они никогда ничего не оставляли несделанным при подготовке к бою. Это, разумеется, верно, но, что менее известно, русские тем временем готовились ещё тщательнее.

Имея информацию от Люси, данные разведки и рекогносцировки, Жуков к 8 апреля — за неделю до того, как Оперативный Приказ номер шесть вышел из Берлина, — приказал провести оценку сил Вермахта, собиравшихся для операции «Цитадель».

Докладываю своё мнение о возможных действиях противника весной и летом 1943 года и соображения о наших оборонительных боях на ближайший период.

1. Понеся большие потери в зимней кампании 1942/43 года, видимо… ввиду ограниченности крупных резервов противник вынужден будет весной и в первой половине лета 1943 года развернуть свои наступательные действия на более узком фронте. Исходя из наличия в данный момент группировок против ваших Центрального, Воронежского и Юго-Западного фронтов, я считаю, что главные наступательные действия противник развернет против этих трёх фронтов…

2. Нанесёт удар своей Орловско-Кромской группировкой в обход Курска с северо-востока и белгородско-харьковской группировкой в обход Курска с юго-востока.

3. На втором этапе противник будет стремиться выйти во фланг и тыл Юго-Западному фронту в общем направлении через Валуйки — Уразово.

Навстречу этому удару противник может нанести удар из района Лисичанска в северном направлении на Сватово — Уразово.

На остальных участках противник будет стремиться выйти на линию Ливны — Касторное — Старый и Новый Оскол.

4. На третьем этапе после соответствующей перегруппировки противник, возможно, будет стремиться выйти на фронт Лиски — Воронеж — Елец и, прикрывшись в юго-восточном направлении, может организовать удар в обход Москвы с юго-востока через Раненбург — Ряжск — Рязань.

5. Следует ожидать, что противник в этом году основную ставку при наступательных действиях будет делать на свои танковые дивизии и авиацию, так как его пехота сейчас значительно слабее подготовлена к наступательным действиям, чем в прошлом году.

В настоящее время перед Центральным и Воронежским фронтами противник имеет до 12 танковых дивизий и, подтянув с других участков 3–4 танковые дивизии, может бросить против нашей курской группировки до 15–16 танковых дивизий общей численностью до 2500 танков.

6. Для того чтобы противник разбился о нашу оборону, кроме мер по усилению ПТО Центрального и Воронежского фронтов, нам необходимо как можно быстрее собрать с пассивных участков и перебросить в резерв Ставки на угрожаемые направления 30 полков ИПТАП, все полки самоходной артиллерии сосредоточить на участке Ливны — Касторное — Ст. Оскол.

Жуковская манера подготовиться ко всем мыслимым вариантам, а затем разгромить врага ясно проявляется в заключительном параграфе доклада:

Переход наших войск в наступление в ближайшие дни с целью упреждения противника считаю нецелесообразным. Лучше будет, если мы измотаем противника на нашей обороне, выбьем его танки, а затем, введя свежие резервы, переходом в общее наступление окончательно добьем основную группировку противника.[9]

В то время как Жуков посылал этот отчёт Сталину, на линии фронта в районе Курской дуги, на юге и на севере от Курска, ситуация оставалась достаточно стабильной. Территория, на которой должно было проходить сражение, была разбита на несколько участков. Северной частью фронта на Курской дуге командовал маршал Константин Рокоссовский, а на Воронежском фронте (на южной части Курской дуги) — генерал Николай Ф. Ватутин (Никита Хрущёв присутствовал на фронте как политический деятель).

Северной частью фронта назывался Брянский фронт под командованием генерала Попова. Центральной частью фронта руководил генерал В. Соколовский. А югом Воронежского фронта назывался Юго-Восточный фронт.

Генерал Рокоссовский (Центральный фронт) первым порекомендовал расположить огромные резервы на востоке от Курской дуги. Этот основной стратегический резерв, состоящий из пяти армий, назывался Резервным (название было впоследствии изменено на Степной фронт), и он находился под командованием маршала Ивана С. Конева.

В армии маршала Конева была одна танковая армия и один танковый, один моторизованный и три кавалерийских корпуса. В распоряжении Рокоссовского было шесть армий, включавших в себя одну танковую армию и два отдельных танковых корпуса. На Воронежском фронте Ватутина насчитывалось четыре армии на фронте и одна пехотная и одна танковая армия, а также два танковых и один пехотный корпус в резерве.

Вокруг количества войск, собранных русскими для Курской битвы, существует множество разногласий, чаще всего из-за разной степени достоверности многих источников. По официальным источникам советского правительства, в битве принимало участие 1 337 000 человек, 20 220 орудий, 3306 единиц бронетехники и 2650 самолётов.

Жуков требует продукты, топливо и снаряжение для 1 300 000 человек, 3600 танков, 20 000 артиллерийских расчетов и 3130 самолётов (включая дальние бомбардировщики).

По данным Рокоссовского, русские силы состояли из 1 300 000 офицеров и солдат, примерно 20 000 единиц артиллерии, по меньшей мере 3600 танков и самоходных установок (включая 2535 тяжёлых и средних танков и САУ) и примерно 3130 самолётов. Рокоссовский добавляет к этому интересную статистику, гласящую, что русские превосходили врага в 1,4 раза в пехоте, в 1,9 раза в артиллерии, в 1,3 раза в бронетехнике и почти в 1,6 раза в авиации.

Алан Кларк в книге «Барбаросса» утверждает, что к концу июня у русских было больше артиллерийских полков, чем пехотных. Кларк также пишет, что Рокоссовский обладал более чем 20 000 единиц артиллерии, не менее 6000 из которых были смертоносными 76,2-миллиметровыми противотанковыми орудиями и 920 ракетными установками «Катюша» (каждая из них содержала несколько пакетов направляющих с ракетами). Кларк добавляет, что центральная часть фронта была невероятно плотно устлана четырьмя тысячами противотанковых и противопехотных мин на каждую квадратную милю фронта.

Жуков утверждает, что на части линии фронта, на которой располагалась Тринадцатая армия, ожидался наиболее сильный удар, и на ней было сконцентрировано до 148 орудий и миномётов на милю. Жуков также добавляет, что самая сильная противотанковая оборона была создана на Центральном фронте в секторе, где располагалась Тринадцатая армия, и на прилегающих флангах, на которых стояли Сорок восьмая и Семнадцатая армии, и на Воронежском фронте в районе Шестой и Седьмой защитных армий. На одну милю приходилось в среднем 25 орудий, а если считать и вторую защитную линию — 48. Позднее к противотанковым силам добавились два танковых полка и один танковый корпус.

Через два дня Жуков посылает предварительный отчёт о ситуации Сталину. Другой отчёт в Москву приходит от Рокоссовского.

а) Учитывая наличие сил и средств, а главное, результаты наступательных операций 1941–1942 годов, в весенне-летний период 1943 года следует ожидать наступления противника лишь на курско-воронежском оперативном направлении.

На других направлениях наступление врага вряд ли возможно.

При создавшейся общей стратегической обстановке на этом этапе войны для немцев было бы выгодно прочно обеспечить за собой Крым, Донбасс и Украину, а для этого необходимо выдвинуть линию фронта на рубеж Штеровка — Старобельск — Ровеньки — Лиски — Воронеж — Ливны — Новость. Для решения этой задачи противнику потребуется не менее 60 пехотных дивизий с соответствующим авиационным, танковым и артиллерийским усилением.

Такое количество сил и средств на данном направлении враг сосредоточить не может.

Отсюда курско-воронежское оперативное направление приобретает первостепенное значение.

б) Исходя из этих оперативных предположений, следует ожидать направления главных усилий противника одновременно по внешним и внутренним радиусам действий:

по внутреннему радиусу — из района Орла через Кромы на Курск и из района Белгорода — через Обоянь на Курск;

по внешнему радиусу — из района Орла через Ливны на Касторное и из района Белгорода через Старый Оскол на Касторное.

в) При отсутствии противодействующих мероприятий с нашей стороны этому намерению противника успешные его действия по этим направлениям могли бы привести к разгрому войск Центрального и Воронежского фронтов, к захвату противником важнейшей железнодорожной магистрали Орел — Курск — Харьков и выходу его войск на выгодный рубеж, обеспечивающий прочное удержание Крыма, Донбасса и Украины.

г) К перегруппировке и сосредоточению войск на вероятных для наступления направлениях, а также к созданию необходимых запасов противник может приступить после окончания весенней распутицы и весеннего половодья.

Следовательно, перехода противника в решительное наступление можно ожидать ориентировочно во второй половине мая 1943 года.

5. В условиях данной оперативной обстановки считал бы целесообразным предпринять следующие меры:

а) Объединенными усилиями войск Западного, Брянского и Центрального фронтов уничтожить орловскую группировку противника и этим лишить его возможности нанести удар из района Орла через Ливны на Касторное, захватить важнейшую для нас железнодорожную магистраль Мценск — Орёл — Курск и лишить противника возможности пользоваться Брянским узлом железных и грунтовых дорог.

б) Для срыва наступательных действий противника необходимо усилить войска Центрального и Воронежского фронтов авиацией, главным образом истребительной, и противотанковой артиллерией не менее 10 полков на фронт.

в) С этой же целью желательно наличие сильных резервов Ставки в районе Ливны — Касторное — Лиски — Воронеж — Елец.[10]

Расчет выкатывает 76-мм пушку Ф-22 на огневую позицию. Орловское направление. Июль 1943 года
Через два дня, 12 апреля, после представления детального отчёта о силах немцев, расположенных в этом районе, штаб Воронежского фронта отметил в сообщении в Москву:

Таким образом, следует ожидать, что противник перед Воронежским фронтом сможет создать ударную группу силой до 10 танковых дивизий и не менее шести пехотных дивизий, всего до 1500 танков, сосредоточения которых следует ожидать в районе Борисовка — Белгород — Муром — Казачья Лопань. Эта ударная группа может быть поддержана сильной авиацией численностью примерно до 500 бомбардировщиков и не менее 300 истребителей.

Намерение противника — нанести концентрические удары из района Белгорода на северо-восток и из района Орла на юго-восток, с тем чтобы окружить наши войска, находящиеся западнее линии Белгород — Курск.

В дальнейшем следует ожидать удара противника в юго-восточном направлении во фланг и тыл Юго-Западному фронту, с тем чтобы затем действовать в северном направлении.

Однако не исключена возможность, что в этом году противник откажется от плана наступления на юго-восток и будет проводить другой план, именно после концентрических ударов из района Белгорода и Орла он наметит наступление на северо-восток для обхода Москвы.

С этой возможностью следует считаться и соответственно готовить резервы.

Таким образом, перед Воронежским фронтом противник, вероятнее всего, будет наносить главный удар из района Борисовка — Белгород в направлении на Старый Оскол и частью сил на Обоянь и Курск. Вспомогательные удары следует ожидать в направлении Волчанск — Новый Оскол и Суджа — Обоянь — Курск.[11]

Рокоссовский на Центральном фронте хотел немедленно выдвинуть силы на немцев. Ватутин на Воронежском фронте пришёл к решению, что лучшим способом справиться с немцами будет занять оборонительную позицию и ждать наступления немцев.

Казалось бы, это должно вызвать разногласия в русском верховном командовании, однако каждый принимал решения на своей части фронта и каждый составлял рекомендации для того, чтобы решить военные проблемы как можно эффективнее и быстрее.

Немцы, сражавшиеся против Рокоссовского, испытывали в тот момент серьёзные трудности со снабжением. Машины, подвозившие всё необходимое для армии, застревали в весенней слякоти. Приготовления Рокоссовского к масштабному наступлению были далеки от завершения. Он считал, что немцам потребуется пять недель, чтобы подготовиться к атаке.

В таком случае — а это было бы очень эффективным действием — лучшим способом справиться с растущей силой нацистов на Центральном фронте было бы ударить по ним в момент их наибольшей слабости. Как гласит проверенная временем истина, лучший способ обороны — это нападение.

Загрузка боеприпасов в Т-34. Воронежский фронт
Но то, что было так логично для Рокоссовского, для Ватутина на Воронежском фронте совершенно не подходило. Там немцы уже укрепились и не испытывали таких проблем со снабжением, как на Центральном. Согласно оценкам Ватутина, немцы будут готовы к нападению не более чем через три недели.

Также различие в ситуации обусловливалось географическими причинами. На юге (Ватутин) слякоть на дорогах закончится гораздо раньше, чем на севере (Рокоссовский), и немцы будут готовы к наступлению гораздо быстрее.

Что выдаётся, подобно свету маяка, из рапортов этих двух советских офицеров, несмотря на различные проблемы и условия — и что Гитлер всё ещё должен был подписать Оперативный Приказ номер шесть, — и Рокоссовский, и Ватутин прекрасно сформулировали оценки возможностей противника, с которым они должны были сражаться. Но, как показали события, Советскому Союзу оказалось нужнее занять оборонительную позицию, чем ударить первым, и Рокоссовскому было запрещено проводить наступление на врага, собиравшегося атаковать.

Конечно, как показывают рапорты и отчёты, ни один советский офицер не считал, что немцы начнут наступление позже мая. Но кто же мог предсказать множество мелких проблем, с которыми столкнулся Гитлер, не говоря уже о тех, которые он сам создал своим промедлением? Никто из русских не рассчитывал на то, что немцы будут настолько «щедры», что подарят Красной Армии дополнительно к предполагаемой дате наступления на Курской дуге ещё шесть-семь недель.

Интересно то, что верховное русское командование казалось полностью убеждённым, что даже если наступление состоялось бы в мае, оно бы всё равно было отбито.


Жуков прибыл в Москву ночью 11 апреля и провёл весь следующий день с генералом Александром Василевским и генералом А. И. Антоновым из Генерального штаба, чтобы подготовить карту, отражающую состояние на Курской дуге, и рекомендации для Красной Армии на следующие месяцы. Эти три человека пришли к тому же решению, что и Гитлер: немцы должны будут держать фронтовую линию от Финского залива до Азовского моря, а чтобы суметь удержать весь этот фронт, им потребуется провести наступательную операцию на Курской дуге.

Вечер 12 апреля Жуков провёл у Сталина. Жуков рассказал о решениях, которые необходимо было принять наопределённых участках фронта. Между ними было достигнуто соглашение, что в районе Курска нужно собрать большую военную мощь, несмотря на то что Сталин ни в коем случае не хотел ради этого рисковать безопасностью Москвы. Он продолжит заниматься защитой советской столицы, однако ему придётся преодолеть сверлящий его страх потерять Москву.

К середине апреля фронтовые командиры получили приказы о начале подготовки к приближающейся атаке немцев. Причём приказы были доставлены офицерам ещё до того, как Гитлер выпустил оперативный приказ, который впоследствии создаст операцию «Цитадель».

Под строгим командованием Жукова русские, работая день и ночь, доставляли людей и боевую технику в район Курской дуги, притом они всегда, были готовы изменить свою основную стратегию в соответствии с новыми событиями.

Нужно было ждать двух критических периодов — последней недели мая и первой недели июня. К этому времени, по словам Жукова, русским были известны все детали вражеского плана удара по Воронежскому и Центральному фронтам. Немцы собирались использовать огромные танковые силы, в том числе они хотели пустить в бой новые танки «Тигр» и самоходные установки «Фердинанд».

Подготовка русских к обороне была поистине грандиозным мероприятием. На самой дуге оборонительные линии строились ряд за рядом. По всей линии фронта, длившейся 110 миль, русские подготовили шесть смертоносных укреплённых линий, через которые должны были пройти немцы. Каждая из них была грандиозно укреплена, и если бы Вермахт попытался пробить оборону русских, их бы ожидали многочисленные войска Степного фронта, за ними — ещё одна укрепленная линия, а ещё дальше — укрепления на восточном берегу реки Дон.

Минные поля располагались перед и между защитными линиями. Причём это были одни из самых плотных минных полей в истории. На одну милю в среднем приходилось более 5000 противотанковых и противопехотных мин. Это в четыре раза больше, чем под Сталинградом, и в шесть раз больше, чем под Москвой.

Были вырыты сотни миль глубоких противотанковых окопов. Только на Центральном фронте было выкопано более трёх тысяч миль траншей. То же самое было сделано на Воронежском фронте. То есть на этих двух фронтах русские вырыли траншеи общей протяжённостью, равной расстоянию от западного побережья Соединённых Штатов до Англии. Большая часть работы была проделана русскими солдатами, но командиры осознали, что необходимо привлечь ещё людей, и они созвали со всего Курска всех способных к тяжёлой работе горожан. К середине апреля русские собрали более 100 000 граждан на дугу для строительства траншей, а в течение шестидесяти дней они увеличили это число до 300 000 граждан.

Экипаж занимает места в танке по тревоге. Воронежский фронт, 1-я гвардейская армия
Пока работа продолжалась, русские путём постоянных тренировок готовили своих людей к титаническому сражению. Ничего не было оставлено воле случая.

Один из советских капитанов пишет, что его бригада предсказала пять возможных мест, по которым могли ударить немцы, и всегда было известно, с кем рядом мы будем сражаться, были известны наши перемещения и местонахождения командных постов. Мост был расположен в тылу, а траншеи и укрытия — на фронте. Маршруты, по которым можно было добраться до них, были обозначены.

Была проведена топографическая разведка, на земле были установлены указатели. Глубина бродов, максимальная тяжесть, которую способны выдержать мосты, были известны. Связь с дивизией была продублирована, о кодах и сигналах было условлено. Часто по ночам и днём раздавался сигнал тревоги, и солдаты были хорошо знакомы с тем, что им нужно делать…

ПЛАН БОЯ ЖУКОВА

Основу плана боя Жукова составляли улучшенные меры, которые оказались эффективными в жестоких боях под Москвой и Сталинградом. Всё основывалось на том, чтобы позволить немецкой армии начать сражение, дать немцам растянуться на пути наступления — и обнаружить их самые уязвимые точки настолько быстро, насколько можно.

В Москве Сталин одобрил основную часть плана, которому будут следовать многочисленные армии, готовящиеся к бою, и Жуков передал полевым командирам об их обязанностях во время отражения наступления. Русские не начнут огонь до тех пор, пока не будет совершенно ясно, что немцы идут в наступление. Затем, сразу после того как враг сконцентрирует свои силы в местах, в которых планируется прорыв, вся имеющаяся у русских артиллерия, миномёты и штурмовики откроют по ним огонь.

Воздушные силы должны были посодействовать защитным манёврам Красной Армии. Истребители должны были уничтожить авиацию врага (включая дальние бомбардировщики).

Русские должны были отступить, только если было бы совершенно невозможно удерживать позиции, но такое отступление было бы проведено строго в соответствии с изначальным планом и только если бы была уверенность, что немцы понесут серьёзные потери.

Затем всё пойдёт по классической схеме операций Жукова. Поскольку немецкое наступление теряет напор, вражеские силы будут уничтожены превосходящей огневой мощью русских, инициатива на поле боя окажется у русских. Жуков будет изучать каждую деталь сражения и поймёт, когда немецкое наступление начнёт выдыхаться… Тогда он пошлёт свои армии в наступление против расстроенных орд врага на Воронежском, Центральном, Степном и Брянском фронтах, на левом крыле Западного фронта и правом крыле Юго-Западного.

Центральный фронт, как следует из написанного выше, был самой решающей частью сражения. К двадцать пятой годовщине этого события маршал, дважды Герой Советского Союза Рокоссовский написал для «Советского военного обозрения» специальное исследование этих событий:

Советскому командованию удалось своевременно разгадать замыслы противника, предположительные направления основных его ударов и даже сроки перехода в наступление. Учитывая сложившуюся на фронте обстановку и намерения врага, Ставка приняла решение в оборонительной операции под Курском ослабить его ударные группировки, а потом перейти в наступление на всём южном участке фронта — от Смоленска до Таганрога. Не могу умолчать о том, что при обсуждении в Ставке предстоящей операции (на этом совещании присутствовали и мы — командующие фронтами) были сторонники не ожидать наступления противника, а, наоборот, упредить удар. Ставка поступила правильно, не согласившись с этим предложением.

В соответствии с принятым Ставкой решением Центральному и Воронежскому фронтам были отданы указания о создании прочной обороны.

Наибольшую опасность мы у себя на Центральном фронте видели в основании Орловского выступа, нависавшем над нашим правым крылом. Поэтому было решено создать здесь наиболее плотную группировку сил. На этом же направлении предусматривалось расположить и основную часть фронтовых резервов.

Принятое командованием Центрального фронта решение было одобрено Верховным Главнокомандующим.

Учитывая, что противник будет наносить удар безусловно крупными силами, командование фронта уже в конце марта в своих приказах и директивах дало войскам конкретные указания об оборудовании оборонительных рубежей.

Организуя эти работы, мы использовали опыт, накопившийся к этому времени. Все приказы и директивы командования фронта требовали создания прочной, глубоко эшелонированной, многополосной полевой обороны с максимальным развитием инженерных сооружений на всю её оперативную глубину.

Вначале предполагалось построить пять оборонительных полос общей глубиной 120–130 километров. Но затем глубина оборонительных полос на отдельных, наиболее важных направлениях была увеличена до 150–190 километров.

За три месяца войска фронта оборудовали шесть основных оборонительных полос. Кроме того, были построены промежуточные рубежи и отсечные позиции, протянувшиеся на сотни километров. Ходы сообщения между траншеями строились с таким расчётом, чтобы при необходимости они могли служить отсечными позициями. Батальонные узлы сопротивления, как правило, были подготовлены к круговой обороне.

Особое внимание уделялось прикрытию стыков, обеспечению манёвра артиллерии траекторией и колёсами, а также манёвра войск по фронту и из глубины.

Всего войсками фронта за апрель — июнь было отрыто до 5 тысяч километров траншей и ходов сообщения, установлено до 400 тысяч мин и фугасов. Только на участке 13-й и 70-й армий было выставлено 112 километров проволочных заграждений, из которых 10,7 километра — электризованных и свыше 170 тысяч мин.

Располагая данными о том, что немецкое командование, готовясь к летнему наступлению, особые надежды возлагает на массированные удары своих танковых войск, оборону Курского выступа мы строили прежде всего как противотанковую, в расчёте на отражение ударов крупных танковых группировок противника. Приходилось учитывать и то, что противник собирается широко применять свои новые мощные танки «Тигр» и самоходные орудия «Фердинанд». Мы подготовили сильные противотанковые рубежи с мощными опорными пунктами на наиболее опасных направлениях и максимально насытили их артиллерией.

К отражению вражеских танков решено было привлечь всю артиллерию фронта, в том числе и зенитную, сосредоточив её основные силы в полосах обороны 13-й, частично 48-й и 70-й армий на направлении ожидаемого главного удара противника.

Для лучшей организации взаимодействия и удобства управления опорные пункты объединялись в противотанковые районы. К июлю на правом крыле фронта глубина противотанковой обороны достигла 30–35 километров. Только в полосе 13-й армии на главной полосе обороны насчитывалось 13 противотанковых районов, состоявших из 44 опорных пунктов; на второй полосе имелось 9 таких районов с 34 опорными пунктами, а на третьей полосе — 15 районов с 60 противотанковыми опорными пунктами.

Большое внимание было уделено созданию различного вида противотанковых заграждений. Перед передним краем и в глубине обороны на танкоопасных направлениях была подготовлена сплошная зона таких препятствий. Сюда входили минные поля, противотанковые рвы, надолбы, плотины для затопления местности, лесные завалы.

Хотя использование гвардейских миномётов — «Катюш» для борьбы с танками инструкцией не предусматривалось, было решено и их привлечь к выполнению этой задачи. Чтобы найти наиболее эффективные способы применения реактивной артиллерии для отражения массированных танковых атак, с минометчиками провели опытные стрельбы по макетам танков. Они показали высокий процент попаданий.

К борьбе с танками противника в случае их вклинения в нашу оборону мы готовили в дивизиях и армиях подвижные отряды заграждения, которые в ходе боя должны были выставлять на пути вражеских танков мины, фугасы и переносные препятствия. Эти отряды состояли в дивизиях из одной-двух сапёрных рот, а в армиях — из инженерного батальона, усиленного автоматчиками. Им заранее указывались вероятные районы их действий.

Кроме отрядов заграждения в дивизиях, армиях и во фронте были созданы артиллерийские противотанковые резервы. В моём резерве находились три противотанковые артиллерийские бригады и два противотанковых артполка.

При создании обороны особое внимание уделялось организации системы огня. Огневые средства эшелонировались на всю армейскую глубину. Предусматривался манёвр огнём и массирование его на угрожаемых направлениях. Для обеспечения простоты и надёжности управления огнём создавалась разветвлённая сеть наблюдательных пунктов с устойчивой связью.

При построении боевых порядков в ротных районах обороны мы в первую очередь руководствовались требованием создать непроницаемую огневую завесу. Исходя из условий местности, подразделения располагались в одном случае углом вперёд, в другом углом назад, что позволяло держать под обстрелом всю местность внутри батальонного района и вести фланкирующий и косоприцельный огонь. Почти во всех батальонах был подготовлен заградительный и сосредоточенный огонь станковых пулемётов как перед передним краем, так и в глубине батальонных районов и полковых участков. Миномётные роты заранее пристреляли участки и рубежи. Расчёты противотанковых ружей располагались повзводно или отделениями на танкоопасных направлениях.

По такому же принципу строилась система огня пехотного оружия во второй и тыловой армейской оборонительных полосах. На участках, занятых войсками, эти рубежи по насыщенности огневыми средствами почти не уступали главной полосе. В тыловой полосе 13-й армии плотность огневых средств была даже выше, чем на главной полосе обороны.

На вероятных направлениях действий противника мы сосредоточили мощные артиллерийские группировки. Общая плотность артиллерии у нас составляла 35 стволов, в том числе более 10 противотанковых орудий, на километр фронта, но в полосе обороны 13-й армии эта плотность была намного выше.

Наряду с оборонительными работами войска усиленно занимались боевой подготовкой. Не менее трети всех занятий проводилось в ночных условиях. Неутомимая учёба шла в штабах.

Противник собирался применить тяжёлые танки «Тигр», имевшие толстую броню и вооружённые 88-миллиметровой пушкой. Наши бойцы и командиры изучали тактико-технические данные этих машин, осваивали методы борьбы с ними. В каждой армии были оборудованы полигоны, где проводились боевые стрельбы по танкам-мишеням. Расчёты 45-миллиметровых пушек учились бить по гусеницам танков с близких дистанций. В результате систематических занятий удалось значительно повысить мастерство артиллеристов.

Боевая готовность артиллеристов проверялась прямо на позициях. Прибыв на наблюдательный пункт артиллерийского командира, проверяющий в соответствии с планом обороны сообщал, что в таком-то районе появился противник. Цели указывались на позициях гитлеровцев. Не проходило и минуты, как открывался меткий огонь.

Очень многое сделали для нас партизаны Брянщины и Белоруссии. С партизанскими штабами мы поддерживали постоянную связь. Оттуда к нам поступали сведения о передвижениях войск противника. Наблюдения нашей воздушной разведки перепроверялись и дополнялись партизанами. По их целеуказаниям авиация бомбила важные вражеские объекты. Со своей стороны мы по мере сил помогали народным мстителям: снабжали оружием, боеприпасами, медикаментами, вывозили раненых на Большую землю.

Строительство укреплений главной полосы велось войсковыми частями. В сооружении второй и третьей полосы обороны, а также тыловых армейских и фронтовой полос наряду с войсками активно участвовало местное население.

В мае и июне сильно активизировалась немецкая авиация. Она совершала налёты на железнодорожные узлы, станции, мосты, стремилась помешать нам подвозить к фронту войска, технику, боеприпасы и горючее.

Обычно поздно вечером я просматривал шифровки, а затем шёл ужинать в столовую Военного совета, помещавшуюся в соседнем доме. Но однажды я почему-то не стал ожидать у себя шифровальщика, а, позвонив ему, попросил, чтобы он принёс шифровки в столовую. В это же время пролетел немецкий самолёт, сбросил осветительные бомбы, а затем послышался шум ещё одного самолёта и свист сброшенных им бомб. Я успел лишь подать команду «Ложись». Все легли на пол, и тут же прогремел оглушительный взрыв… Из нас никто не пострадал. Однако от дома, где я жил, ничего не осталось — он был снесён второй бомбой. Спас меня просто случай, а возможно, интуиция. На войне всякое бывает.

Вторая половина июня ознаменовалась особенно сильными воздушными боями. Бывали дни, когда в воздухе с обеих сторон участвовало одновременно свыше сотни самолётов, и всё это происходило на сравнительно небольшом участке неба. Противник упорно старался нарушить наши перевозки. Это еще более осложняло и без того трудные задачи тыла фронта. Для борьбы с авиацией противника была привлечена вся 16-я воздушная армия генерала Руденко, успевшая перебазироваться под Курск, части авиации ПВО страны, фронтовая и армейская зенитная артиллерия. Завязалась настоящая борьба за господство в воздухе.

А тучи всё сгущались. В конце июня стали поступать данные о крупных передвижениях немецких бронетанковых, артиллерийских и пехотных соединений. Они подтягивались к переднему краю. Артиллерийская и воздушная разведки засекали всё новые артиллерийские позиции, скопления вражеских танков в балках и рощах вблизи переднего края.

2 июля Ставка предупредила: противник вот-вот перейдёт в наступление. Это было уже третье предупреждение. Первое мы получили 2 мая, второе — 20 мая.

В ночь на 5 июля в полосе 13-й и 48-й армий были захвачены немецкие сапёры, разминировавшие минные поля. Они показали: наступление назначено на три часа утра, немецкие войска уже заняли исходное положение.

До этого срока оставалось чуть более часа. Верить или не верить показаниям пленных? Если они говорят правду, надо уже начинать запланированную нами артиллерийскую контрподготовку, на которую выделялось до половины боевого комплекта снарядов и мин.

Времени на запрос Ставки не было, обстановка складывалась так, что промедление могло привести к тяжёлым последствиям. Присутствовавший при этом представитель Ставки Г. К. Жуков, который прибыл к нам накануне вечером, доверил решение этого вопроса мне. Благодаря этому я смог немедленно дать распоряжение командующему артиллерией фронта об открытии огня.

Было предпринято несколько попыток захватить и/или допросить пленных из германских передовых частей, что позволило бы русским немедленно получить информацию о надвигающемся вражеском наступлении. Некоторые из этих попыток являются критически важными, и кажется логичным рассмотреть их несколько подробнее.

Первый «захват» состоялся 4 июля в районе Белгорода. Словенскому сапёру удалось добраться до советских оборонительных линий, где он и сдался в плен. По его донесению немецкие солдаты получили провизию и коньяк на пять дней вперёд. Он также утверждал, что его отряд был задействован в расчистке минных полей и удалении колючей проволоки и что их работа должна была быть закончена до того, как немецкие армии начнут движение в 03.00 5 июля.

Второй случай послужил подтверждением первому. В ночь с 4 на 5 июля в Тринадцатой армии на Центральном фронте была поднята тревога. Патруль из Пятнадцатой стрелковой дивизии наткнулся на группу немецких сапёров, которые расчищали дорожку сквозь минное поле (это именно та группа, о которой пишет Рокоссовский). Рядовой Фермелло, прикомандированный к сапёрной группе 6-й пехотной дивизии, раскололся на допросе и весьма ясно и чётко выдал всю информацию русским. Фермелло (возможно, с некоторой подсказки допросчиков) сказал русским, что атака была назначена ровно на 3 часа утра 5 июля и что передовые отряды уже заняли свои позиции.

Было известно о двух очень чётких, произошедших в разных местах, несвязанных событиях, а также других небольших происшествиях на других участках. Время наступления стало известным, и русские подготовились соответствующе.

Время ожидания перед сражением было тяжело для русских как никогда. Это было сражение, которого Советский Союз ожидал во многих отношениях. В первый раз «они играли на своём поле».

Начальник танковых войск сказал, что в начале войны всё делалось второпях, в спешке, и времени всегда не хватало, но на этот раз мы перешли к действиям спокойно и с расчётом.

Одно было бесспорно: на этот раз немцы испытают на себе силу нового русского солдата.

Теперь посмотрим поближе на этого «Ивана».

ЧТО ПРЕДСТАВЛЯЛ СОБОЙ РУССКИЙ СОЛДАТ

Каждая война звучит по-своему. На разных полях сражения звуки были разными. У русских снарядов звук свой собственный, прекрасно отличимый от остальных. Когда вы находитесь в конечном пункте назначения таких снарядов, как немцы на Курской дуге, вы инстинктивно начинаете на слух узнавать признаки приближающейся смерти.

«Вы когда-нибудь слышали, как захлопывается дверь? Захлопывается где-то в небе? Вот так, — писал немецкий солдат своей семье, — звучат русские снаряды. Когда они открывают артподготовку, кажется, будто она идёт без остановки и повсеместно вокруг тебя. Хлопает одна дверь, потом другая, потом ещё дюжина, и не слышно ничего, кроме этого. А затем снаряды начинают разрываться с такой быстротой, что шум от них становится похож на глухой гул, а иногда отчётливо и громко слышатся отдельные взрывы, всё ближе и ближе, и весь этот шум сливается в раскаты грома, заполняющие весь мир…»

Звуки взрывов. Даже в темноте опытные ветераны могли отличить «наши» от «их». Слышите? Пулемётная очередь. Выстрелы, достаточно высокие. Шипящий треск. Это немецкий пулемёт.

Потом более грубый звук. Как скрежет. Глухой, похожий на кашель, звук русского пулемёта. Совершенно точно.

Но есть оружие, звук от которого ни с чем не спутаешь. В немецкой армии он назывался Nebelwerfer — ракетный миномёт. Снаряды запускались из стволов, многие из них имели взрывной заряд в форме луковицы. При выстреле из этого орудия образовывалось чрезвычайно много дыма и раздавался громкий ревущий звук. Тёмное, коптящее пламя вырывается назад, облако горячего дыма выбрасывается из сопла ракеты. Это нельзя увидеть, смотря сзади, потому что в первые же доли секунды из ракет стремительно вырываются пламя и дым. Вы смотрите в то место, куда летит ракета, множество ракет, выстреленных этим залпом, и туда, выпрыгивая из грязного, развеиваемого ветром дыма, выскакивает смазанный силуэт фугасного снаряда, летящего в сторону русских. Немного позже слышатся звуки взрывов.

Русские «Катюши» отличаются от этого оружия очень сильно. Солдаты называют их «Оргàном Сталина». Залп из «Катюши» — хлыст смертоносного ракетного огня. Ракеты выстреливаются из ячеек, закреплённых на грузовике. Русские обычно выставляют грузовики дюжинами, ряд за рядом. На каждом грузовике может быть один, два, три или даже четыре ряда ячеек, и огневая мощь одного такого грузовика если не превосходит, то точно не меньше мощи боевого крейсера.

Когда они ведут огонь массовыми залпами, сразу же появляется пламя — длинные, похожие на наконечник копья, языки пламени вырываются назад из ракеты на каждом грузовике, а затем множество таких огней устремляется в небеса через ими же созданный дым. Вокруг стоит шум, сравнимый с шумом от рвущейся простыни, если бы эта простыня была размером с небеса. Пламя беснуется не так уж долго, лишь настолько, сколько нужно, чтобы придать скорость фугасному заряду. Это похоже на десять тысяч тяжёлых пушек, дающих залп в течение нескольких секунд. Звук пронзает и сотрясает небеса, везде огонь.

Снаряды падают с небес как наказание библейских времён, но гораздо хуже: тысячи камней с пронзительным свистом падают с небес, а когда они ударяются о землю, она превращается в ад. Тысячи взрывов раздаются вокруг, вся видимая территория вокруг покрывается пламенем, как огненным ковром.

Есть ещё один звук, который никогда не забудет ни один немец. Это крик русского солдата. Когда он осознаёт свою значимость в атаке и он и его товарищи вылезают из окопов и траншей и бегут на врага, они кричат «Ура!». Опять и опять они хором кричат это яростное, дерзкое «Ура!». Некоторые из них умирают с этим криком, но остальные подхватывают его и бросаются в решительную атаку.

Русский солдат, объясняет генерал Меллентин, уникален и «обладает невероятной способностью противостоять самому сильному артиллерийскому огню и воздушным бомбардировкам». Эта способность была известна русским командирам не хуже, чем тем, кто обстреливал этого Ивана в его траншее, ждущего того, чтобы покинуть свой окоп и начать смертоносное наступление на немецкие орудия. Если верить тому, что говорят и русские, и их враги, это солдат, который не отступит под таким огнём, от которого другой бы побежал в ужасе.

«Косность большинства русских солдат, — пишет Меллентин, — делает их совершенно нечувствительными к потерям».

Действительно ли это так? Мы уже видели, как мало японцы ценили единственную жизнь. Мы забили себе в голову, что японцы ничуть не заботились о своей жизни и что они с радостью кинутся на американские пушки. Возможно, мы всё-таки путаем слепую преданность делу с полным безразличием к собственной жизни? Может, мы неправильно поняли взгляды на жизнь этой нации, и что то, что мы считали склонностью к самоубийству, было на самом деле патриотизмом? После войны выяснилось, что японцы были не менее чувствительны к смерти, чем наши люди. Может, они были настолько фаталистичны, что принимали свою смерть на поле боя как неизбежное? Скорее всего. Никто не станет в бою оспаривать фатализм. Какому солдату, побывавшему в гуще сражения, не приходилось его испытать?

Но действительно ли это было полное безразличие к собственной жизни? Неужели мы поверим, как и Меллентин, что русскому солдату действительно было наплевать на собственную жизнь?

«Русский солдат, — пишет Меллентин в книге „Танковые бои“ (Norman, Okla.: University of Oklahpma Press), — ценит собственную жизнь не больше жизни товарищей. Он может совершенно хладнокровно ходить по горам трупов своих бывших друзей; даже не моргнув глазом он будет продолжать атаку или оставаться на позиции, которую ему приказано удерживать».

Меллентин вскрыл всю суть дела, когда написал о русском солдате: «Жизнь не ценна для него. Он невосприимчив к самым невероятным трудностям, он просто их не замечает; он кажется совершенно безразличным к бомбам и снарядам».


Одним из наиболее выдающихся источников из числа использованных в этой книге является одно из серии исторических исследований, проведённой Министерством обороны США, проходящий под номером 20-230, под названием «Методы ведения боёв русскими во Второй мировой войне» и предназначенный для ограниченного пользования.

В предисловии было отмечено, что это издание было подготовлено комиссией бывших немецких офицеров во время ускоренного допроса в Нейштадте, в Германии, в конце 1947 года и начале 1948-го. «Все эти офицеры, — написано в предисловии, — приобрели богатый опыт в войне на Восточном фронте с 1941-го по 1945-й. Главный автор, например, на протяжении всего этого времени командовал танковой дивизией, корпусом, танковой армией и группой армий».

Весьма примечательная последовательность командных постов, она настолько чётко даёт понять, что такой взгляд неизбежно страдает узостью поля зрения, что в исследовании повторяется осторожная пометка: «Публикации в „Журнале немецких отчётов“ написаны немцами и поэтому дают взгляд только с немецкой точки зрения».

Эта черта делает очаровательным исследование, являющееся, возможно, самым близким взглядом, который мы можем бросить на русского солдата, который и является выдающейся фигурой Курской битвы. К нашему вечному беспокойству, мы до сих пор не в состоянии получить от русских представления об их рядовых солдатах без необходимости пробираться через глубокое болото клятв в почти религиозной и истеричной преданности Коммунистической партии.[12] Поэтому мы приводим выдержку исторического исследования 20-230, с выделениями, сделанными непосредственно автором:

На основании опыта возможно предсказать поведение в заданной ситуации солдата практически любой западной страны — но не русского. Черты характера этого полуазиата, как и таковые его пустынной страны, непонятны и противоречивы. В течение последней войны встречались части, которые сегодня отражали мощные германские атаки с выдающейся храбростью, а назавтра полностью сдавались. Были и другие, которые терялись с первым разрывом снаряда, а на следующий день держались, позволяя разносить себя на куски, одного за другим. Русские, в общем, нечувствительны к чрезвычайным обстоятельствам, но иногда обретают крайнюю чувствительность к ним. Как правило, они не боятся угрозы своим флангам, но временами становятся крайне восприимчивыми к обходам. Они отрицают множество устаревших законов тактики, но слепо цепляются за свои собственные шаблоны.

Ключ к этому странному поведению может быть найден в национальном характере русского солдата, который, как воин, не имеет ни рассудительности, ни способности к независимому мышлению. Он — субъект настроения, сравнивать которого с человеком Запада бессмысленно — он действует согласно инстинкту. Как солдат, русский примитивен и непритязателен, храбрый по природе, но замкнуто-пассивный в группе. Эти черты делают его во многих отношениях противостояния превосходящим самоуверенного и более требовательного к комфорту солдата других армий…

Неуважение к человеческой жизни и презрение к смерти — другие черты русского солдата. Он с полным безразличием и хладнокровием пробирается среди трупов сотен павших товарищей, чтобы пойти в атаку на ту же самую цель. Стой же апатией он будет работать весь день, хороня павших товарищей после боя. Он смотрит на собственную смерть с той же самой отстранённостью. Даже тяжёлые ранения мало влияют на него. Например, русский, сидя прямо на улице, несмотря на то, что обе его ноги отстрелены ниже колен, может с дружеской улыбкой попросить сигарету. Он преодолеет холод и жару, голод и жажду, сырость и грязь, болезни и паразитов с полным хладнокровием. Благодаря его простой и примитивной натуре любые трудности не вызывают у него ничего, кроме немногих эмоциональных реакций. Его эмоции охватывают спектр от звериной жестокости до наивысшей мягкости; злобный и жестокий в группе, он может быть дружелюбным и готовым помочь в одиночку.

В атаке русский дерётся до смерти. Несмотря на многочисленные широкие германские оборонительные мероприятия, он продолжает идти вперёд, полностью наплевав на потери. Он, как правило, не поддаётся панике. Например, после прорыва линии обороны под Брянском в октябре 1941-го, русские бункеры, давно обойдённые и оставленные в глубоком тылу, продолжали держаться, даже когда исчезла всякая надежда на помощь.

Вслед за форсированием Буга немцами в июле 1941 года укрепления, зачищенные от противника 167-й пехотной дивизией, были вновь заняты через несколько дней группой русских окруженцев, и впоследствии тыловые дивизии были вынуждены тщательно зачищать их вновь.

Сумма этих разнообразных характеристик делает русского отличным солдатом, который, при должном управлении, становится опасным противником. Было бы серьёзной ошибкой недооценивать русского солдата, даже при том, что он не вполне соответствует образцу оснащённого современным оружием и образованного бойца. Силой западного солдата являются осознанные и рационально контролируемые действия. Ни самостоятельные действия, ни согласованность действий с другими солдатами не являются частью образа действий русского.

При оценке базовых качеств русского солдата необходимо отметить, что по натуре он храбр, что ясно показывает история. В 1807 году именно русские солдаты впервые выстояли против Наполеона — эта схватка была воистину эпической.

Наряду с этим освобождением от иллюзий следует учитывать ещё один определяющий фактор, привнесённый в Красную Армию комиссарами, — беспрекословное повиновение. Доведённый до логического завершения, он превратил бесформенную людскую массу в первоклассную военную машину. Систематические тренировки, муштра, безразличие к собственной жизни, природная склонность русского солдата к бездумному подчинению и, не в последнюю очередь, реальные рычаги власти, доступные комиссарам, являются основой этого железного подчинения. В этой связи следует помнить, что Россия — автократическое государство — абсолютная диктатура, требующая и внедряющая полное подчинение любого индивидуума. Это слепое повиновение масс, становой хребет Красной Армии, является триумфом коммунизма и объяснением его военного успеха.

Не будет преувеличением сказать, что русский солдат не подвержен влиянию погоды и местности. Этот иммунитет даёт ему решительное преимущество над немцами, особенно на русской территории, где времена года, температура и местность играют решающую роль.

Проблемы снабжения для отдельного солдата в русской армии всегда были на втором плане, поскольку русскому солдату для его собственных нужд требуется очень мало продуктов. Полевая кухня, священная корова других армий, для русского солдата — приятный сюрприз, если она есть, а её отсутствие — вполне терпимое неудобство, которое можно выносить днями и неделями.

Во время зимней кампании 1941 года русский полк был окружён в лесах под Волховом и, по причине недостатка сил у немцев, был оставлен вымирать. Через неделю разведывательные патрули столкнулись с таким же сопротивлением, как и в первый день, ещё через неделю сдалось только несколько человек, а большинство пробилось к своим войскам, несмотря на плотное окружение. Согласно показаниям пленных, русские всё это время питались небольшим количеством мёрзлого хлеба, листьями и сосновыми иглами, которые они жевали, и небольшим количеством табака. Никто ни разу не потерял сознания от голода, а холод (минус тридцать по Фаренгейту) на них не действовал.

Близость к природе, которую русские сохранили в большей степени, чем другие европейцы, является причиной способности русских использовать местность, практически сливаться с ней. Русский — мастер маскировки, окапывания и оборонительных позиций.

Крайняя осторожность нужна при движении по незнакомой местности. Даже длительное наблюдение часто не может обнаружить тщательно замаскировавшихся русских. Часто германские разведывательные патрули проходили в непосредственной близости от русских позиций или отдельного стрелка, не обнаруживая их, и затем были расстреляны с тылу.

Русские создавали всё то новое оружие и военное снаряжение, которое требовала военная машина, с потрясающей быстротой. Солдаты, имеющие подготовку по техническим специальностям, тщательно расставлялись на должности, на которых они могли вдолбить необходимые основы своим более глупым городским товарищам и тем, кто был призван из сельской местности. Технические навыки русских были особенно заметны в области связи. Чем дольше шла война, тем лучше русские управлялись с этим родом техники.

По контрасту с хорошими сторонами русского солдата были и плохие, не менее существенные. Для немцев было непредсказуемо, какая сторона любого русского соединения будет доминировать. У них всё ещё оставались существенные рецидивы глупости, неповоротливости и апатии, которые так и не были преодолены и вряд ли будут преодолены в ближайшее время.

Непредсказуемость настроения русского солдата и его выраженный стадный инстинкт временами приводили к внезапной панике в отдельных частях. Такими же необъяснимыми, как фанатичное сопротивление отдельных частей, были случаи их массового бегства или внезапной полной капитуляции. Причиной может быть непредсказуемая ситуация морального состояния. Этот эффект не мог быть просчитан ни одним комиссаром.

Эмоции превращали русских в стадо, которое давало ему силу и храбрость. Индивидуальный боец, продукт современной военной науки, среди русских редок. Большинство времени русский тупо стоит и не знает, что делать. Однако во время войны эта серьёзная слабость компенсировалась большими людскими массами.

Относительно русских командных инстанций исследование, в частности, утверждает:

Высшие эшелоны русского командования показали себя компетентными с самого начала войны и, разумеется, значительно улучшились в её ходе. Они были гибкими, инициативными и энергичными. Однако они были не в состоянии управлять большими массами русских солдат. Большинство командиров выдвинулись на высшие посты в мирное время и в очень молодом возрасте, хотя среди них были и более пожилые. Были представлены все социальные группы, от обычного рабочего до университетского профессора монгольского языка и культуры. Разумеется, революционные заслуги учитывались, но подбор по критериям характера, военного мышления и интеллекта был правильным. Чисто партийные генералы занимали позиции, связанные большей частью с престижем. Характерной была технология, к которой командование обращалось при выполнении своих обязанностей. Каждый день и глубоко за полночь проводились совещания, на которых они собирались, чтобы письменно зафиксировать итоги дня.

…ресурсы их страны и огромное количество доступных войск давали советскому командованию преимущество перед германским. Оснащение, обучение и физическое и моральное состояние их армии — всё соответствовало условиям войны на Востоке. По этой причине немцы были вынуждены столкнуться с огромным количеством трудностей, которые просто не существовали для русского Верховного Командования. В дополнение низкая цена человеческой жизни освобождала советское командование от моральных ограничений. Когда, к примеру, несколько дивизий погибали в окружении или когда дивизия пополнения погибала на Мурманском фронте в снежном буране, это было не особенно важно. До самого конца войны, когда большая продолжительность войны и тяжёлые потери вынудили Красное командование к большей экономии огневой силы.

Гибкость, продемонстрированная высшим командованием (армии и фронты), была нехарактерной для более низких уровней. Низшие командные структуры (ниже уровня дивизии) и промежуточный эшелон (в основном дивизионный уровень) долгий период оставались негибкими и нерешительными, избегали персональной ответственности. Жёсткие шаблоны обучения и слишком строгая дисциплина так тесно ограничивали низшее командование рамками существующих инструкций, что результатом была летаргия… Русские части, прорвавшиеся через германский фронт, днями оставались в немецком тылу без понимания их преимущественной позиции и попыток реализовать это преимущество. Страх командира мелкого русского подразделения сделать что-нибудь не то и быть взятым за это на карандаш превосходил стремление воспользоваться ситуацией.

Командиры русских общевойсковых соединений часто были хорошо обучены в тактическом плане, но по какой-то причине они не вникали в суть тактических доктрин и поэтому часто следовали шаблонам, а не обстоятельствам. Также присутствовал выраженный дух слепого подчинения, который, вероятно, был привнесён в военную область из жёстко регламентированной гражданской жизни.

Ни одно суждение о русском как о солдате не может быть полным без комментария о роли политических комиссаров, выдержка из которого приведена в исследовании:

Влияние Коммунистической партии и её представителей в армии — комиссаров — было гигантским. Комиссар был, пожалуй, наиболее противоречивой фигурой в русской армии. Даже в Советском Союзе мнения относительно его позиции в армейской иерархии и его полезности расходились. Он был движущей силой армии, управляющей ею с хладнокровием и умением.

Посредством частой сети осведомителей и особенно избранных личностей комиссары жёсткой хваткой держали армию под своим контролем. Комиссары в преобладающей степени были настоящими политическими фанатиками. Они в основном были выходцами из рабочего класса, почти все за редким исключением были горожанами, храбрыми, умными и беспощадными.

Однако неверно, что русский солдат хорошо сражался только из-за страха комиссаров. Солдат, мотивированный только страхом, никогда не обладает теми качествами, которые продемонстрировал на этой войне русский солдат. Страх может быть финальным доводом в трудной ситуации, но в основном русские имели не меньше национального — и отличного от политики — патриотизма, чем солдаты западных армий, и который являлся таким же источником силы.

Среди самих войск отношение солдат к комиссару обычно было сносным, несмотря на бескомпромиссную жёсткость и строгость комиссара. Высшие штабы, однако, относились к комиссарам с недоверием.

Пример, демонстрируемый комиссарами, в большой степени является причиной стойкого сопротивления русского солдата даже в безнадёжной ситуации. То, что немецкий «приказ о комиссарах», требующий передачи захваченных в плен комиссаров СД (службе безопасности) для «специального обращения», то есть расстрела, был причиной сопротивления комиссаров до последнего, верно не в полной мере. Движущей силой гораздо чаще был фанатизм в сочетании с качествами солдата и, пожалуй, также чувство личной ответственности за победу Советского Союза.

В исследовании был также и комментарий, касающийся женщин в рядах сражающихся:

Комиссары находили особую поддержку среди женщин, которые служили в рядах Советской Армии. Русские женщины служили в отдельных женских частях, в так называемых партизанских отрядах[13] отдельно — наводчиками в артиллерии, забрасывались с парашютами в качестве разведчиков, в медицинских частях, придаваемых войскам, и во вспомогательных частях в тылу. Они были политическими фанатиками, полными ненависти к каждому врагу, жестокими и беспощадными. Женщины были ярыми коммунистами — и они были опасными.

Для женщин не было необычным сражаться на линии фронта. Так, женщины в форме участвовали в финальной попытке прорыва из Севастополя в 1942 году, женщины из медицинских частей обороняли последнюю позицию под Ленинградом с пистолетами и ручными гранатами, пока не погибли в бою. В боях на Северском Донце в феврале 1943 года русский танк внезапно встал неподвижно после прямого попадания. Когда немецкие танки приблизились, он внезапно вновь открыл огонь и попытался прорваться назад. Второе прямое попадание снова обездвижило его, но, несмотря на безнадёжное положение, он оборонялся, пока противотанковая группа не подобралась к нему. Наконец, он взорвался от подрывного заряда, и только тогда башенный люк открылся. Женщина в танкистском комбинезоне выбралась наружу. Она была женой и членом экипажа командира танковой роты, который был убит первым попаданием. И лежал за ней в башне. Как считали красные солдаты, женщины в форме были товарищами или командирами, которые достойны уважения.

РУССКИЕ ПАРТИЗАНЫ ТЕРРОРИЗИРУЮТ ГЕРМАНСКИЕ ЛИНИИ СНАБЖЕНИЯ

Маршал Жуков в своём отчёте о подготовке к бою на Курской дуге в апреле 1943 года утверждал, что более 200 000 русскихпартизан действовали далеко в тылу немецкой армии. И это была не небольшая сила, целью которой было только изредка тревожить немцев. Напротив, они были мощнейшей частью Красной Армии и, как и все, получали приказы, продовольствие и патроны от центрального управления партизанского движения. Глава передаёт свои директивы через подпольные и партизанские части (units), работающие в оккупированных городах, областях и районах.

Перечисляя многочисленные фронты, созданные Верховным Главнокомандованием при подготовке к Курской битве, Жуков упоминает Центральный, Воронежский, Степной, Брянский и Западный фронты и утверждает, что центральному штабу управления партизанским движением был отдан приказ организовывать массовые диверсии во вражеском тылу на всех транспортных маршрутах под Орлом, Брянском, Харьковом и в других областях и собрать разведывательную информацию.

Таким образом, партизаны играли огромную, даже решающую роль в Курской битве, и об этих силах, способных быстро передвигаться в немецком тылу, необходимо упомянуть в рассказе о грандиозном сражении. Потому что, что бы немцы ни делали или ни пытались делать для подготовки к предстоящему сражению, на это влияла деятельность партизан в тылу и даже в самом центре могущественных, но распределённых по большой площади немецких сил.

Это было гораздо большее, чем просто небольшие уколы; русские настолько извели немцев своими атаками «из ниоткуда», что заметная часть немецких войск была рассредоточена для совершения атак и удерживания партизан. И это послужило значительным препятствием для немцев на пути к подготовке наступления на Курской дуге. Также немцы понесли потери в живой силе и технике из-за беспощадных налётов в тылу.

Если бы вы посмотрели на карту русских территорий под немецкой оккупацией, у вас сложилось бы ложное впечатление о настоящей ситуации. Реальное положение дел было таково: несмотря на то что немцы обладали множеством опорных пунктов, большая часть территории была усеяна очагами сильного сопротивления. В действительности немецкие оккупанты держали только крупные транспортно-административные центры, связанные с фронтом. Огромные районы в немецком тылу были выжжены и не населены, дороги были слишком опасны для ремонта, почти все мосты выгорели, и только по железным дорогам с усиленной охраной двигались поезда. От использования всех остальных путей снабжения немцы отказались.

Можно подумать, что за границами этих удерживаемых немцами «оазисов» были обширные леса и болотистые районы, всё сопротивление в которых было подавлено. Всё было совершенно наоборот, эти территории кишели жизнью, озлобленной, полной ненависти, опасной жизнью. Настоящие хозяева и властелины леса, которых так боялись и ненавидели немцы, — русские партизаны.

В этих густых лесах ночью, когда исчезал дневной свет и на землю спускалась тьма, начинала кипеть жизнь. Партизаны взрывали железнодорожные пути, разрушали только что отремонтированные немцами мосты. Они устанавливали мины на путях поездов, грузовиков и машин. Они поджигали поля так, что ветер относил огонь в немецкие лагеря. Они отравляли источники воды, обстреливали бараки и пытались поджигать склады.

Даже ночное небо было во владении партизан и тех, кто снабжал их припасами с другой стороны немецкого фронта, потому что ночью небеса грохотали и сотрясались от звуков русских бомбардировщиков и транспортных самолётов, доставлявших припасы на расчищенные поля и отдельные дороги. Очень быстро с них разгружали боеприпасы, топливо, взрывные заряды и другие запасы. Территория вокруг ночных посадочных полей сулила неминуемую смерть любым немецким силам, потому что в этих зонах были собраны чрезвычайно большие партизанские силы. От этого зависела их жизнь, и рисковать было нельзя.

Тем не менее было множество партизан, которые отвлекали внимание врага на другие вещи. Дорожные заставы, опорные пункты, штабы — любое скопление ненавистного Вермахта становилось мишенью для партизанских ружей, миномётов, пулемётов и сапёров. Страна партизан была территорией постоянных глухих звуков, внезапных вспышек ослепительного света от осветительных ракет, запускаемых немцами для обнаружения врага.

Опорные пункты становились целью партизан ночью — это была единственная возможность для атаки. На дорогах никого не было, железнодорожные депо были закрыты и усиленно охранялись. Отдельные гарнизоны изолировались от остального мира. А в каждом таком гарнизоне, ненадолго оставленном без внимания партизан, люди, всматриваясь в темноту, слышали взрывы других атакуемых гарнизонов.

И только с первым лучом рассвета приходило освобождение от опасности партизанских атак. Днём партизанские силы прекращали свою деятельность и шли в свои тайные места и прятались там. Только тогда немцы могли выходить из своих укреплённых каморок. Они искали мины и взрывные заряды, устраняли воронки в дорогах, тушили тлеющие огни, искали ловушки и давали своим истощённым часовым поспать. И все знали, что, когда солнце вновь зайдёт за горизонт, это начнётся опять.

Конечно, немцы как завоеватели делали всё, что было в их силах, чтобы эти сводящие с ума штурмы на их позиции прекратились. Потому что партизаны не просто докучали им; они подрывали всю структуру тыла по всей России. Был только один способ нанести ответный удар партизанам на оккупированной земле — беспощадно, с силой, с использованием всего доступного оружия и быстро. И нацисты создавали мощные мобильные силы, привлекали их к охране коммуникаций. Они пробирались через территории, на которых подозревали о наличии партизан, и пытались выбить партизан из их укрытий. Если им не хватало сил, они даже вызывали подкрепления с фронта, а затем в самый благоприятный момент нападали на подозреваемую территорию.

Немецким силам было невозможно хорошо держать строй, поддерживать связь, как только они уходили с ровного ландшафта в горы, густые леса, болота или топи. Поэтому, перед тем как они приближались, партизаны уже выбывали из своих тайных мест. Прочь от немцев, пока их фланги не истончились опасным ландшафтом, пока их транспортные средства не будут вынуждены передвигаться по узким дорожкам, пока их преследователи не откроют уязвимые места.

То, что изначально было сжимающимся кольцом, впоследствии становилось кучкой тонких разрозненных линий. И партизаны всё ещё оставались невидимыми, выжидая момента, пока их невидимые приготовления не сработают в их интересах. Вездеходная машина пробирается по своему мучительному пути, не находя ни одного партизана много километров. Затем транспорт наткнётся на мину, скрытую под землёй, и раздастся оглушающий взрыв, машину охватит огнём, несколько солдат умрут и ещё больше будут ранены. Это именно то, чего добиваются партизаны, — не решающего сражения, а постепенного, планомерного разрушения немецких сил. По мере того как немцы продвигались в глубь лесов, они несли потери от мин и растяжек. Немцев тревожит ощущение того, что рядом находится невидимый враг. Это замедляет передвижение, нервы солдат напряжены, и они готовы в любой момент выстрелить.

Как ни странно, деятельность партизан продолжалась весь день; просто вид деятельности сменялся ото дня к ночи. Партизаны регулярно проводили оценку немецких сил. Эта информация была жизненно важна для расположения и передвижений отрядов Красной Армии. Террористические атаки — снайперские выстрелы, взрывы мин и тому подобное — были столько же вероятны как днём, так и ночью. Советские агенты, работавшие в немецких штабах (а с этой проблемой немцы столкнулись на территории всей оккупированной России), были специалистами в распускании слухов, которые часто принимались за правдивую информацию, и приводили к полному беспорядку, что сильно мешало завоевателям. Немцы часто сталкивались с саботажем, потому что целая армия русских работников — уборщиков, водителей, ремонтников, плотников и каменщиков, электриков, переводчиков — была вовлечена в работу оккупантами. Где только это было возможно, они обрезали провода, прокалывали шины, сыпали песок в топливные баки; эта невидимая битва на истощение продолжалась всё время.

Любые жилища русских, которые работали на немцев, становились первой целью партизанских атак. Обычной политикой было убивать тех, кто работал на немцев, их жён и детей. Это был террор в его худшем смысле, и он проводился с усердием, присущим русским. Партизанские агенты также шли работать на немцев. Зачем? Чтобы возбудить в немцах ненависть к русским, которая вылилась бы в репрессии против местного населения — это делало жизнь под немцами нетерпимой и приводило к сопротивлению врагу.

Во время месячной подготовки к битве на Курской дуге партизаны, действуя под прямым руководством из Москвы, усилили свою деятельность против немцев, готовившихся к наступлению.

Весной 1943 года Вторая танковая армия, содержавшая 35 дивизий, была занята в тяжёлой оборонительной операции в секторе Орёл — Брянск. Большое количество немецких припасов доставлялось по дублированной железной дороге Гомель — Унеча — Брянск — Орёл, по которой также доставлялись грузы для стоящей рядом Второй армии в район Курской дуги. Одноколейная дорога Кричев — Сурож, которая вливается в основную линию в Унече, была предназначена для экстренных случаев и немного облегчала поток по основной линии. Другая одноколейная дорога, служившая дополнительным маршрутом поставки, проходила из Смоленска через Рославль в Брянск. В дополнение к железнодорожным путям была основная дорога, проходившая по пути Смоленск — Рославль — Брянск. Меньшая дорога, ведущая из Гомеля через Унечу, была сплошным разочарованием, потому что она вела по открытому пространству и была в настолько ужасном состоянии, что немцы считали, что её можно будет использовать только в крайнем случае.

Сильные партизанские отряды владели лесами на востоке от посёлка Локоть (на юге от Брянска). Это были не просто какие-нибудь фермеры, а группы настоящих убийц, сформированные из русских солдат, изначально отделённых от основных сил в жестокой битве в районе Брянска и Вязьмы. Окружённые немцами и отделённые от основных сил, они ни в коем случае не были убраны с поля боя. Они просто приняли новую роль — роль партизан, получавших приказы от штаба партизанского движения, располагавшихся в глубоком немецком тылу. Когда русские зимой 1942/43 г. занимали район Курска (чтобы организовать оборону), эти партизаны проводили постоянные нападения на врага и тем самым представляли постоянную угрозу тылу и флангу Второй танковой армии.

Они представляли такую опасность, что немцы рекрутировали русских в районе Локтя; это были русские, крайне недовольные сталинским режимом и готовые работать на немцев против своих же сограждан. Можно предположить, что после того как немцы были изгнаны из этого района, отдельное внимание было уделено этим рекрутам, которых русские считали самыми худшими предателями.

Результатом подготовки к обороне Курской дуги также явилось большое количество отставших солдат в районе посёлков Клетня и Акуличи. Они формировали партизанские отряды, и с такой активностью, которая перечёркивала все заявления немцев о том, что они полностью контролировали свой тыл, фактически партизаны взяли под контроль главные лесопилки и начали переправлять жизненно необходимую древесину через немецкий фронт — в том числе ночью на самолётах!

Эти партизаны были, разумеется, больше чем просто лесорубы и плотники. Они собирались в мощнейшие группы и ударяли из лесов по дорогам и железнодорожным путям, ведшим к Рославлю, и на долгие сроки останавливали движение транспорта. Это было жизненно важно для русских и дало Красной Армии решающее преимущество в Курской битве.

Чтобы защитить себя от усилившихся набегов, Вторая танковая армия была вынуждена выделять всё больше и больше сил на войну с партизанами. Они уходили с фронта целыми дивизиями для защиты путей сообщения на севере и на юго-западе от Брянска и дорог и железнодорожных путей, ведущих к Орлу, а также связующих дорог в районе Жиздры. Русские перебежчики использовались Вермахтом для охраны тылов около города Трубчевска (к югу от Брянска).

Между ренегатами и партизанами разгорелось жесточайшее сражение, впоследствии район Жиздры стал последним убежищем русских крестьян. Эти небольшие общины подвергались сильнейшим атакам партизан, искавших еду, патроны и людей для пополнения. Несомненно, в этих налётах возникало много личных счётов, и сельские жители с нескрываемой ненавистью ополчались против партизан. Столкновения между русскими партизанами и деревенскими жителями были настолько значительны, что последние даже сами совершали набеги на леса, чтобы найти брошенное оружие и амуницию, необходимые им для защиты не от немцев, а от партизан.

Действия против партизан предпринимались и днём, и ночью. Ничто не могло находиться в безопасности, если оно не охранялось круглосуточно. Немецкие охранные силы выделяли мощные отряды для обороны депо, мостов, штабов и казарм. Любой поезд, движущийся через открытое пространство, должен был усиленно охраняться, если только планировалось, что он вернётся из этого рейса. Все колонны грузовиков конвоировались от одного опорного пункта к другому. Все эти меры по охране тылов при этом были в основном неэффективны, что подтверждалось большими жертвами и колоссальными потерями в боеприпасах и продовольствии, испытываемыми немецкой армией. Об этой территории есть ироническое примечание: ровно здесь же до 1926 или 1927 года укрывались остатки белой армии русских, так и не схваченные советскими силами.

Из всех целей партизан самой важной и для русских, и для немцев была железнодорожная сеть. Когда в Россию пришла весенняя оттепель, она осталась единственным способом переправлять на фронт подкрепления и поставлять припасы. Дороги были непроходимы, и даже когда они были восстановлены, немцы обнаружили, что тысячи их грузовиков находятся в настолько ужасном состоянии, что у них не оставалось никакого выбора, кроме того, как перейти на лошадиные упряжки, очень уязвимые для атак партизан.

Партизаны приобрели серьёзный опыт в части ударов по железнодорожным путям, и их методы работы были очень многообразны. Для рядовых нападений они использовали несколько типов мин, притом различие в видах мин затрудняло задачу распознавания и обезвреживания их немцами. Мины, реагирующие на давление и на вибрацию, были просты и эффективны и были рассчитаны так, что взрывались, когда над ними проходил локомотив. Но если партизаны хотели чего-то большего, чем просто крушения локомотива и остановки движения, например уничтожения груза с боепитанием (скажем, топлива для танков), они устанавливали на путях заряды, которые взрывались, если потянуть за шнур. Нацистам также сильно досаждали установленные под железнодорожными путями в ходе отступления мины, которые взводились только после трёх месяцев с момента их закладки.

Конечно, немцы прибегали к такой предосторожности, как прицепка перед локомотивом тяжело загруженных платформ. Партизаны предпринимали контрмеры против этого: они перешли к минам замедленного действия. Мины активизировались давлением платформ, но взрывались с задержкой в несколько секунд, так что взрыв происходил, только когда локомотив или другие вагоны были над миной.

Нацистские миноискатели были очень эффективны, но даже самое продвинутое оборудование было бесполезно против настойчивости и находчивости русских. Многие мины представляли собой не что иное, как взрывные заряды, заключённые в металлическую коробку с предохранителем. Когда немцы изменили свои методы обнаружения для поиска этого вида мин, русские начали использовать магнитные мины, помещаемые прямо на поезда саботажниками в мастерских и на станциях; эти магнитные мины просто обладали детонаторами с большей задержкой по времени.

Один из наиболее громких взрывов прогремел на железнодорожной станции Осиповичи. Разрушения были настолько значительны, что все операции были приостановлены на недели. Русский саботажник прикрепил магнитную мину к вагону с топливом. Вагон взорвался, и взрыв охватил соседние вагоны, которые также взорвались, и вскоре огонь охватил весь поезд.

На соседнем пути стоял поезд с боеприпасами, а времени убирать вагоны со станции не было. Жар и не стихающие взрывы от цистерн с топливом в конечном счёте подожгли поезд со снарядами, взрыв от которого и разрушил всю станцию. Из-за этого, в свою очередь, загорелись почти все вагоны стоявшего рядом поезда с продовольствием. Взрывы и пожиравший всё огонь полностью вышли из-под контроля, и вскоре добрались до четвёртого поезда, от начала до конца загруженного новейшими танками «Тигр».

Партизанская разведка была ответственна за «сверхъестественную осведомлённость» русских штабов относительно данных о местоположении и содержимом немецких поездов и складов, на которые немцы сильно рассчитывали, в целях доставки припасов для войск, собравшихся для операции «Цитадель». Опять же необходимо заметить, что в любом смысле эта деятельность была частью Курской битвы, так как она повлияла не только на подготовку к сражению, но и на его исход. Совершенно неправильно было бы думать, что результат Курской битвы не мог бы быть другим, если бы партизаны не действовали бы так эффективно и под управлением русского Верховного Командования.

Действуя хорошо управляемыми группами, партизаны собрали обширную информацию о немецкой железнодорожной системе и направляли сильнейшие группировки русских бомбардировщиков на цели. В большинстве случаев партизаны оставались рядом, для того чтобы гарантировать попадание бомб в цель. До весны 1943 года русские воздушные удары по железным дорогам и складам были крайне неэффективны. Всё поменялось с тех пор, как маршал Жуков привёл в действие свои тщательно проработанные планы по уничтожению костяка немецких танковых сил, одной из частей которого было не дать немцам доставить все дееспособные машины на фронт.

Красные военно-воздушные силы были достаточно сильны для того, чтобы предпринимать налёты на точки, где были сконцентрированы немецкие склады, и в последние месяцы перед тем, как Курск стал местом начавшегося сражения, мощные атаки предпринимались на немецкие железнодорожные станции снабжения под Орлом и Брянском. Эти линии не только служили базовым потребностям Второй танковой армии, но и были основной артерией снабжения для операции «Цитадель».

Немецкие исторические документы показывают, что эффективность воздушных ударов русских была высока, как никогда до этого, и налёты действительно очень сильно затруднили подготовку к операции «Цитадель». Один из воздушных ударов по Орлу был особенно эффективен, когда бомбардировщики успешно провели несколько прямых попаданий в поезд с продовольствием, предназначавшимся для немецких солдат. Удар проходил днём, и яростные языки огня перекинулись на склад с продовольствием для армии, которое ещё не успели поместить в подземный бункер. На восточной окраине Брянска русские бомбардировщики атаковали склад с боеприпасами, местоположение которого было указано партизанами. Всё прошло идеально для Воздушных сил Красной Армии — более двенадцати сотен тонн боеприпасов исчезли в огне прямого попадания. Обычно немцы не пускали ночные поезда из-за активности партизан, но критическая необходимость поставок всё изменила. Русские бросали одновременно многие сотни бомбардировщиков на железнодорожные центры, и Брянск был мишенью для рейдов, которые шли всю ночь.

Вермахт прибегал к отчаянным мерам, чтобы доставить всё необходимое для операции «Цитадель», и когда снабжение начало уничтожаться целыми составами и это стало оказывать эффект на положение на фронте, они немедленно разделили все большие склады на множество маленьких. Этот ход вызвал ряд новых серьёзных проблем. Чтобы маленькие склады функционировали надлежащим образом, немцам приходилось использовать всё, что имело колёса и могло на них ездить. Автомашины корпусного и дивизионного звена были переведены с фронта на линии снабжения, и с ними ушли тысячи солдат, необходимых для охраны.

Поскольку новые склады располагались далеко от железнодорожных путей, они требовали всего наличного транспорта и тем самым сильно увеличили потребление бензина (который предназначался для танков и бронированных машин). Строгий приказ рассредоточить склады едва ни разрушил планы немцев по доставке грузов к назначенным целям. Очень часто поезда с поставками не доходили до главных разгрузочных узлов. Вагоны поодиночке растаскивались по корпусам, которые имели свои отдельные железнодорожные ветки и станции разгрузки. Таким образом немцы могли под покровом ночи переместить каждый вагон с уязвимых железнодорожных станций.

Система железнодорожных путей постоянно находилась под атакой партизан. Обычно немцы задерживали целые поезда на время, пока пути ремонтировались. Но то, что времени было очень мало, а также постоянные атаки партизан всё изменили, поезда разгружались там, где они были. Тысячи солдат с каждой стороны поезда вручную таскали грузы к ожидающим грузовикам и другим транспортным средствам. Система работала достаточно хорошо, но она обладала своими недостатками: было необходимо ещё больше грузовиков, ещё больше топлива, ещё больше водителей и ещё больше охранных отрядов. Немцы вскоре осознали тщетность такой попытки и попытались изменить путь доставки припасов для операции «Цитадель» на Рославльско-Брянском направлении.

Партизаны сразу же доложили об изменении маршрутов снабжения Верховному командованию русских, и ВВС Красной Армии перенесли своё внимание на новый маршрут.

Сильные, частые, точные воздушные удары полностью уничтожили железнодорожную станцию Сещинская, находившуюся на 55 миль северо-западнее от Брянска. Параллельно железной дороге проходила большая автомобильная дорога, и русские бомбардировщики уделили особое внимание обоим путям, в результате чего они оба оказались непроходимыми. Немцы начали принимать отчаянные меры: они задержали поезда в Рославль, где грузовики группы армий ждали того, чтобы доставить груз с поездов на фронт. Когда немцы и здесь столкнулись с теми же проблемами, что и раньше, они собрали ремонтные части с остальных участков русской территории, чтобы сконцентрировать свои силы.

В воздушных атаках на склады есть несколько недостатков. Чем больше удалённость от линии фронта, тем более непредсказуемая погода может встретить ВВС Красной Армии. Особенно русским мешало прикрытие немецких истребителей. Становилось ясно, что воздушные удары, даже по наводке партизан, не могли полностью защитить фронтовые линии от немецкого удара. Из Москвы приходили приказы партизанам: увеличить активность отрядов и атаковать немецкие пути снабжения с наибольшей возможной силой.

Первая волна партизанских атак отразилась в десятках случаев перекрытия основного маршрута между Орлом и Гомелем, партизаны взрывали его с той же скоростью, с которой немцы успевали его ремонтировать. После этого немцы перешли к одноколейной дороге между Кричевом и Унечей. Но тыловая охрана на линии настолько истончилась, что стала совершенно неэффективной.

На время русским удалось практически полностью изолировать Орловскую дугу в районе Курска, перекрыв главную линию поставок. То, что не могли сделать русские бомбардировщики, партизаны сделали одной стремительной операцией. Гигантский разрыв в линии находился на расстоянии порядка 15 миль на северо-запад от Брянска, где двухколейная железная дорога пересекала по мосту реку Десна. Мост был единственным уязвимым местом на линии, и на этот факт много раз было обращено внимание гитлеровского командира, отвечавшего за эту область, которому было приказано сохранить этот мост «любой ценой». Это означало высокую концентрацию солдат и в дополнение охранный взвод с противотанковыми орудиями.

Конечно же, приказ охранять «любой ценой» не сработал, как обычно и бывает со спускаемыми сверху вниз приказами. Рано вечером партизанские разведчики, следя за тем, как сменялись защитные силы немцев, обнаружили, что ночь наступает раньше, чем немецкие часовые занимают свои посты. Было похоже, что немецкие солдаты предпочитали держаться вместе, прикрывая друг друга, а не бродить во тьме, рискуя быть схваченным партизанами. Русские немедленно собрали силы для атаки и на рассвете ударили. Партизаны открыли плотный огонь по мосту с запада и были встречены открытым огнём оборонявшихся немцев.

Это было именно то, чего партизаны и добивались. В то время как немцы отстреливались на западной стороне моста, триста партизан зашли с востока, сняли немецких часовых и под сильным прикрытием заложили взрывные заряды на основные несущие балки. Через несколько секунд взрывы разнесли мост и окончательно перекрыли путь.

Немцы бросили туда всех доступных инженеров-железнодорожников, все ремонтные силы. Под ещё более усиленной охраной они построили несущие конструкции для железнодорожных пролётов высотой в шестьдесят футов. Спустя пять дней, прикрытые кольцом солдатских автоматов, немецкие инженеры смогли пустить по мосту одиночный гружёный вагон. Но только один вагон мог находиться на временном сооружении, причём толкать его нужно было руками. Через несколько дней по мосту можно было посылать целый поезд, но только без локомотива. Все составы необходимо было толкать на мост паровозом сзади, а затем тянуть локомотивом спереди.

В это время немцы возлагали большие надежды на запасную железнодорожную ветку, проходившую от Кричева до Унечи. Эти надежды растворились в огне взрывов, которые производили партизаны, перерезав линию в девяноста местах на протяжении шестидесяти миль, тем самым блокировав её по меньшей мере на неделю.

В январе 1943 года немцы зафиксировали 397 нападений на железнодорожную сеть, обеспечивающую операцию под Курском; эти атаки повредили 112 локомотивов и 22 моста. И это было только самым началом того, что станет грандиозной операцией: записи немецкого управления «Восточными железными дорогами» показывали печальную статистику. В феврале количество нападений увеличилось с 397 до более чем 500, до 1045 нападений в мае, до 1092 в июне, а во время хода Курской битвы — до 1460 нападений в июле.

Немецкий солдат писал домой своей жене:

«Наш поезд идёт один день, а затем три дня ремонтируются пути, потому что партизаны всё взорвали. Две ночи назад они организовали столкновение курьерского поезда с встречным эшелоном… Вот как мы живём в России».

Историческое исследование номер 20-230 (Армия Соединённых Штатов) ссылается на немецкий отчёт о том, что «активные действия на фронте немедленно сказывались на активности партизан, целью которых, конечно, являлось разрушение железнодорожных путей». Обращая внимание на начало действий, связанных с Курской битвой, в отчёте отмечается, что «основная железнодорожная линия, по которой планировалось доставлять боеприпасы и продовольствие трём немецким армиям, была разрушена в двух тысячах местах за одну ночь и настолько эффективно разбита, что всё движение было приостановлено на несколько дней».

Партизаны показали прекрасное мастерство в ударах по особым целям. То же самое исследование ссылается на случай, произошедший летом 1943 года, когда говорящий по-немецки русский солдат в немецкой офицерской форме проехал в расположение военного командования, где он запросил аудиенции с немецким генералом.

Ему удалось оглушить генерала и закатать его в большой ковёр. С невозмутимым видом он попросил помощи у немцев вынести тяжёлый ковёр и положить его в грузовик. А затем на этом грузовике он доставил генерала в руки партизан, ждавших в лесах за городом.[14]

НЕВЕРОЯТНЫЙ РУССКИЙ ТАНК Т-34

Водитель сел в обитое кожей кресло, спинка надёжно зафиксировалась за ним. Никакой роскоши; только то, что нужно, чтобы оставаться на своём месте, когда условия движения лучше всего будет охарактеризовать как «жестокие». При тряске во время езды по пересечённой местности условия в тесном нутре Т-34 комфортными не назовёшь никак. Танк есть танк, и одной из вещей, которые совершенно не беспокоили разработчиков Т-34, была забота об условиях экипажа.

Четыре человека управляли тем, что было поистине величайшим оружием Второй мировой войны. Спереди слева сидел водитель, контролировавший с помощью рычагов скорости гусениц Т-34. Он также управлял сцеплением, у него был ножной тормоз и педаль газа, размещённые в стандартном порядке, справа налево, как в автомобиле. Некоторые танки, производимые во время войны, злили танкистов тем, что было предпринято всё, чтобы он обладал максимумом комфорта, в то время как многие средства управления движущейся крепостью были зажаты и скучены между плитами брони. Но только не в Т-34.

В полной боевой готовности русский танк весил от 54 до 56 тысяч фунтов, в зависимости от состава оборудования и боекомплекта для различных боевых ситуаций. В длину Т-34 насчитывает немногим меньше двадцати двух футов, если считать от конца дула до кормы танка. Высота танка равнялась восьми футам. Он передвигался на двух гусеницах шириной 19 дюймов.

Сердце Т-34 — а Гудериан ещё задолго до войны говорил, что все слишком много думали о пушках, но совершенно забыли о двигателе, — было одним из его сильнейших мест. Двенадцатицилиндровый двигатель, частично сделанный из алюминия, работал на дизельном топливе и мог выдавать мощность до 500 лошадиных сил при 1800 оборотов в минуту, он сочетал в себе прекрасную надёжность с исключительной экономичностью. Чтобы наблюдать и контролировать свою машину, у водителя Т-34 были датчики температуры воды, температуры и давления масла. Слева от него была панель, где находился тахометр, спидометр, амперметр, вольтметр и кнопка стартёра. Танк Т-34, использовавшийся летом 1943 года (во время войны танк непрерывно улучшался), обладал коробкой передач с тремя передними и одной задней передачей.[15]

Справа от водителя в таком же обитом кожей кресле с регулируемой спинкой сидел пулемётчик, стрелявший из 7,62-мм пулемёта Дегтярёва, работающего на принципе отвода пороховых газов. У этого оружия был дисковый магазин с шестьюдесятью патронами. По официальным данным, пулемёт был способен делать 580 выстрелов в минуту, но это была совершенно нереалистичная цифра (как и многие другие данные о скорострельности пулемётов), и скорострельность в бою доходила максимум до 150 выстрелов в минуту.[16]

Двое других членов экипажа имели ещё меньше пространства, и им было ещё менее комфортно, чем водителю и пулемётчику; командир танка и заряжающий с трудом помещались в тесной башне Т-34. Представьте, что командир танка должен был действовать в пространстве шириной всего пятьдесят шесть дюймов,[17] на которых ему было нужно командовать действиями всего танка, наводить тяжёлую пушку и вести из неё огонь, координировать свои действия с заряжающим — эффективные действия требовали от русских танкистов большой ловкости.

Оба находящихся в башне члена экипажа сидели на обшитых кожей трубчатых сиденьях. У каждого из них была широкая мягкая спинка, жёстко закреплённая на кольцевом погоне башни. Устройство, требующее изрядной ловкости. В большинстве танков, произведённых в Соединённых Штатах и Британии, сиденья экипажа были закреплены так, что поворачивались вместе с башней. Но не в Т-34, где кресла крепились к неподвижному погону башни. Когда башня поворачивалась для того, чтобы экипаж мог навести 76,2-мм орудие, командир и заряжающий должны были перемещаться со своих невращающихся сидений.[18]

Это были самые основы умений, которые требовались для боевых действий в условиях боя, когда мир наполнялся сумасшествием ревущих моторов, лязгающих траков, стука пулемётов, ударов пушек и вытряхивающего из тела душу движения по суровой пересечённой местности.

Командир танка управлялся не только с мощной пушкой, но и со спаренным с ней пулемётом. Он наводил оружие с помощью обзорного перископа и переламывающегося телескопического прицела, в обоих случаях он использовал объективы с резиновым наглазником, защищающим глаза и брови, прижимаясь к нему как можно плотнее, чтобы не получить травму при жёстких рывках при маневрировании. Командир вёл огонь посредством ручного или ножного спуска (наводчик также мог стрелять из пулемёта с помощью отдельного спускового крючка), и иногда возможность использовать тот или иной способ была критической.

Мало кто на поле боя был занят больше, чем командир Т-34. Впереди и ниже него водитель вёл танк, пользуясь крайне ограниченным полем зрения наблюдательных приборов (к примеру, намного меньшим, чем на немецких танках). Пока танк не выходил на прямой курс, водитель нуждался в постоянных указаниях от командира, которые тот подавал через ларингофон. В то же время командир постоянно отвлекался от управления на операции с пушкой и контроль результатов стрельбы — мощная пушка была полностью под его контролем.

Итого, командир должен быть задавать направление водителю, наводить орудие и спаренный пулемёт, давать приказания наводчику о выборе типа снаряда, использовать прицел для определения дистанции, прицеливания и стрельбы — и быть абсолютно уверенным, что он не находится на пути отката орудия, поскольку оно при каждом выстреле со смертельной мощью отбрасывалось отдачей на целых четырнадцать дюймов. Он должен был также наблюдать за флажковыми сигналами командира взвода, который мог отдать какие-либо указания; русские не озаботились оснащением радиостанциями танков ниже уровня командира взвода, имевшего под началом три танка.

Заряжающий, размещавшийся в башне рядом с командиром, имел кучу своих проблем. Комплект снарядов для орудия составлял семьдесят семь выстрелов. Типичный боекомплект (менявшийся в зависимости от ожидаемых условий боя) состоял из девятнадцати бронебойных, сорока трёх фугасных и пяти шрапнельных снарядов. Если начавшийся бой быстро заканчивался, работа заряжающего не была особенно трудной; но в затяжном бою от него требовалось настоящее жонглёрство.

Из семидесяти семи выстрелов, входивших в боекомплект Т-34, легко доступны были не более девяти — шесть в укладке на левой стороне башни и ещё три в укладке справа. На днище корпуса под башней размещались укупорки с оставшимися шестьюдесятью восемью выстрелами. Достаточно умно, но они лежали под резиновыми ковриками, которые образовывали пол башни. Если бой затягивался на хоть сколько-нибудь продолжительное время, заряжающий должен был, сгибаясь к полу, снять коврики, чтобы получить быстрый (но быстрый не значит легкий) доступ к снарядам. И он должен был совершать эти резкие движения в жестоко трясущемся и раскачивающемся танке, оглушённый шумом, в удушающей жаре, при этом складывая обжигающие стреляные гильзы после каждого выстрела пушки в освободившиеся укладки.

И это был тот самый танк, который составил основу русских бронетанковых сил под Курском? Танк, который немцы сочли настолько опасным, что неделю за неделей откладывали начало «Цитадели», чтобы нагнать на фронт побольше «Пантер» и «Тигров»? Тот самый Т-34, со всеми своими конструктивными ограничениями?

И ответ по всем пунктам будет — да. По всем статьям Т-34 был властителем поля боя на Восточном фронте, даже принимая во внимание все эти факторы.

Конечно, были решительные заявления Меллентина, что он считает «Пантеры» и «Тигры» полностью превосходящими Т-34. Конечно, Меллентин и кое-кто вместе с ним никогда не считали Т-34 бронированным властелином битвы. Немецкие танковые эксперты, зацикленные на технических деталях, почти всегда приходили к финальным оценкам, в которых Т-34 находился далеко от начала списка.

Но русские, игнорируя такую зацикленность, продолжали производить Т-34 в максимально возможных количествах и использовали его для сокрушения германских танковых сил.

Могло ли тупое количественное превосходство стать тем фактором, который принёс Т-34 его славу? Определённо нет. Не то чтобы количество было неважным, но количество само по себе никогда не даёт такой репутации на поле боя, которая сложилась у Т-34.

Это был танк, которым генерал-полковник Гейнц Гудериан, бывший командующий Второй танковой армией был «очень обеспокоен… потому что если до сегодняшнего дня мы наслаждались превосходством в танках, то в настоящий момент ситуация изменилась. Перспективы быстрых и решительных побед начинали истаивать в тумане».

И согласно высказыванию не менее значимой фигуры — генерал-фельдмаршала Эвальда фон Клейста, командующего Первой танковой армией, Т-34 «был лучшим танком мира».

Всё это на первый взгляд прямо противоречит приведённому здесь перечню конструктивных недостатков Т-34. Но есть разница между узкими проблемами конкретного танка и разница в общей эффективности.

Проблемы Т-34, если рассматривать его, как и должно, в качестве оружия, были невелики.

Дуглас Оргилл, ветеран Второй мировой, командир танка в Британской армии, в своей книге «Т-34: Русская броня» сделал примечательное и крайне существенное замечание в оценке танка. Т-34, согласно Оргиллу, «на сегодняшний день является превосходным решением основного уравнения, которое должно быть золотыми буквами начертано на столе каждого конструктора: „Эффективность оружия равна его способности быть доставленной на нужную позицию, чтобы нанести решительный ущерб противнику, продержавшись достаточное время под наносимыми противником ударами“».

Танковый десант занимает места на боевых машинах. 22-я танковая бригада. Воронежский фронт
Оргилл добавляет, что Т-34 «был плодом не вдохновенного озарения, но крепкого здравого смысла. Он обязан своим существованием людям, которые предвидели картину поля боя середины столетия более ясно, чем кто-либо на Западе, более ясно, чем это смогли сделать многочисленные теоретики. Работа, проведённая Кошкиным и его коллегами в 1939 году на Харьковском паровозостроительном заводе, изменила историю войны — а значит, и Европы, и всего мира».

И ещё один заключительный комментарий Оргилла по вопросу, который играет большую роль в окончательном определении советского бронетанкового монстра в великой битве под Курском: «Основой танка являются вооружение, броня и манёвр. Степень успеха именно в балансе этих трёх факторов и определяет окончательно боевые качества танка. В каждом из этих качеств Т-34 бросал самый серьёзный вызов любому из современных ему танков».


Русские концентрировали для жестокой битвы на Курской дуге танки двух основных типов.[19] Т-34 были основой их сил, что выглядело странным, поскольку это был средний танк, а не тяжёлый, подобно КВ-1, весящему около 45 тонн. Оба танка использовали один и тот же двигатель, но вследствие разницы в весе Т-34 имел максимальную скорость 33 мили в час, тогда как скорость KB была всего 24 мили. Т-34 имел точно ту же высокоэффективную 76,2-мм пушку, что и KB-1. На KB было 3 пулемёта вместо 2 на Т-34.

Многие танки имели более толстую, чем у Т-34, броню, но никто не мог сравниться с ним в своём классе. Бронирование (65-мм башня и 47-мм корпус) было достаточно тяжёлым, но благодаря своей толщине оно было более эффективным, чем у любого другого современника. Русские уделяли громадное внимание использованию любой возможности усилить защиту Т-34, и из испытаний, направленных на увеличение способности брони противостоять бронебойным снарядам, они сделали вывод, что наклонная броня намного эффективнее брони, установленной на танке вертикально. Если 100-мм броня установлена на танке под углом 60 градусов, она даст почти ту же защиту, что и вертикально установленная 300-мм броня.

Вплоть до лета 1943 года, когда «Тигры» и «Пантеры» не поступили на вооружение германских танковых войск, основным оппонентом Т-34 был танк Pz IV. Первоначально эта машина имела короткоствольную 75-мм пушку, которая показала себя ужасающе неэффективной против Т-34, а сам танк был в высшей степени уязвим для русского танка. Короткоствольная пушка Pz IV имела начальную скорость снаряда ок. 1300 футов в секунду по сравнению с 2172 футами в секунду у Т-34, и русские имели серьёзное преимущество, вскрывая броню немецких танков, как жестянки.

Поле боя у станции Поныри. Видны два подбитых «Фердинанда», два советских Т-70 и три Т-34
Эффект для морали немцев был большим, чем влияние потерь на поле боя, ведь какие-то «унтерменши», русские недочеловеки, обладали таким разрушительным оружием, на голову превосходившим всё, что служило становым хребтом германских танковых сил.

«Это чудо-оружие, — писал один немецкий танкист, — которое сеет страх и ужас везде, где появляется».

Немецкие противотанковые части, на вооружении которых стояли 37-мм противотанковые пушки и задачей которых была борьба с русскими танками, с возрастающим изумление и ужасом наблюдали, как их снаряды бессильно отскакивают от наклонной брони Т-34 — и затем, спасая свои жизни, бежали, когда русские танки неумолимо приближались к беззащитным артиллеристам.

В стремительных налётах или скоротечных перестрелках, в которых высокая проходимость по пересечённой местности была жизненно важна, ничто не могло сравниться с Т-34. Но было и много других боёв, в которых русские тяжёлые танки KB-1 продемонстрировали другую сторону немецких кошмаров, как в случае, зафиксированном в официальной истории Первой танковой дивизии немцев, описывающем их первую встречу с КВ-1.

Наши танки открыли огонь примерно с восьмисот метров, но огонь оказался неэффективным. Мы продвигались ближе и ближе к противнику, который, со своей стороны, также шёл на сближение как ни в нём не бывало. Очень скоро мы сблизились на расстояние от пятидесяти до ста метров друг от друга. Яростный обоюдный огонь вёлся без видимых успехов для немцев.

Русские танки продолжали приближаться, и все бронебойные снаряды отскакивали от них. Поэтому мы вскоре столкнулись с угрожающей ситуацией, когда русские танки прорвались через танки Первого танкового полка к нашей пехоте и тылам. Наш танковый полк развернулся и началпреследование KB… следуя за их линией. Входе этой операции мы смогли обездвижить некоторые из них специальными снарядами с очень короткой дистанции — от двадцати до шестидесяти метров.

Немецкий сержант, наводчик танковой пушки из Четвёртой танковой дивизии, так описывал столкновение с Т-34:

…нет ничего более ужасного, чем танковый бой против превосходящего врага. Количество не играет особой роли, мы привыкли к численному превосходству противника. Но лучшие, чем у тебя, машины — это ужасно. Ты форсируешь двигатель — но он отзывается слишком медленно. Русские танки настолько проворны, что на короткой дистанции они вскарабкаются на склон или пересекут болото быстрее, чем ты развернёшь башню. И через весь этот шум и тряску ты продолжаешь слышать звон ударов по броне. Когда русские попадали в один из наших танков, очень часто следовал сильный продолжительный взрыв, гул горящего топлива. Слава богу, этот гул был таким громким, что заглушал крики сгорающих заживо экипажей.

Т-34 «утюжит» немецкую артиллерийскую батарею. Судя по положению станин 10,5-см гаубицы, ее расчет пытался покинуть позицию, но сделать этого не успел
Но битва под Курском должна была быть проведена новыми образцами танков, с которыми русские в бою ещё никогда не встречались. Конечно, в частности, должны были использоваться и старые Pz III, которые немцы намеревались использовать подальше от основных схваток. Pz IV, особенно с более толстой бронёй и длинноствольной 75-мм пушкой с высокой начальной скоростью снаряда, должны были идти в гущу боя. И сверх того, туда направлялись новые «Пантеры» и Pz VI «Тигр», выстроенные в ударные клинья, которыми немцы рассчитывали вскрыть оборону русских. Туда направлялись также массивные самоходные орудия «Фердинанд», уже прозванные немецкими солдатами «Элефантами» — для мощной огневой поддержки в любой точке, где она должна была понадобиться.

Следует внести ещё одно замечание в этом предварительном обзоре, прежде чем перейти к описанию разразившейся на Курской дуге битвы. Слово «Тигр» стало символом блестящего тяжелобронированного орудия убийства. Из Второй мировой войны этот танк вышел с совершенно магической репутацией, несравнимой с репутацией любого другого оружия.

Но в том, что касается Курской битвы, то её итоги показали, что для такой оценки нет оснований.

Достаточно провести сравнение Т-34 с «Тигром» в том состоянии, в котором они подошли к битве летом 1943 года, и приходишь к удивительному факту — Т-34 был явно лучшим оружием. Конечно, «Тигр» был тяжелее, лучше бронирован и был вооружён великолепной 88-мм пушкой. Но он был неподходящим оружием для наступления на Курской дуге. По пересечённой местности он двигался вдвое медленнее Т-34, развивая скорость всего 12 миль в час. Его дальность хода была не более шестидесяти миль, и без дозаправки прямо на поле боя «Тигры» скоро теряли подвижность и становились лёгкими мишенями для русских орудий.

Другим фактором, который был более чем значимым — с точки зрения того, что производство должно превышать потери, — было то, что танки «Тигр», направленные под Курск для участия в операции «Цитадель», страдали от дурной привычки внезапно, без предупреждения выходить из строя. Танк, сломавшийся на поле боя, не был единичной потерей.

Потому что отбуксировать «Тигр» с поля боя мог только другой «Тигр».


Был и ещё один случай, которые немецкие офицеры вспоминали перед тем, как рёв орудий дал начало Курской битве; случай, который показал, насколько упорным, отважным и опасным противником может быть один-единственный русский танковый экипаж. Предлагаемый вниманию читателя отчёт о бое одного русского тяжёлого танка, вскоре после их первого появления в бою, взят из немецких — не русских — документов. Если бы этот отчёт исходил от русских, ему, без сомнения, почти никто не поверил бы.

Танки Степного фронта на марше
Одному из русских танков КВ-1 даже удалось перерезать единственный путь снабжения германской боевой группы, удерживающей северный плацдарм, и заблокировать его на несколько дней. Первые ничего не подозревающие грузовики со снабжением были немедленно сожжены танком. Не было никаких возможностей уничтожить это чудовище. Его было невозможно обойти по причине заболоченности окружающей местности. Ни боеприпасы, ни другое снабжение не могли быть доставлены. Тяжелораненые не могли быть доставлены в госпиталь для необходимых операций, что привело к их смерти. Попытка вывести танк из строя огнём батареи 50-мм противотанковых пушек… с дальности 500 метров закончилась тяжёлыми потерями среди расчётов и вооружения батареи.

Танк остался неповреждённым, хотя, как было потом установлено, он получил четырнадцать прямых попаданий. Эти попадания в основном оставляли синеватые отметины на броне. Когда замаскированная 88-мм зенитная пушка была выдвинута на позицию на дистанции около 700 метров, танк хладнокровно позволил развернуть её, а затем уничтожил её вместе с расчётом прежде, чем она открыла огонь. Попытка взорвать танк ночью силами сапёров не увенчалась успехом.

Точнее, сапёрам удалось подобраться к танку в течение ночи и заложить под гусеницы подготовленные заранее подрывные заряды. Заряды сработали согласно плану, однако оказались недостаточно мощными для разрушения огромных траков. От траков были отломаны куски, но танк сохранил подвижность и продолжал досаждать фронтовым тылам и блокировать подвоз припасов.

Первоначально экипаж получал продовольствие по ночам от рассеянных групп русских войск и местных жителей, но немецкие войска ликвидировали эту возможность, заблокировав окружающий район. Однако даже изоляция не вынудила русских покинуть выгодную позицию. Наконец, они стали жертвой немецкой уловки. Пятидесяти танкам было приказано симулировать атаку с трёх направлений и вести огонь, чтобы приковать внимание русских. Под прикрытием этой демонстрации удалось установить на позиции и замаскировать ещё одну 88-мм зенитную пушку в тылу танка, так, что она смогла открыть огонь. Из двенадцати достигнутых попаданий три пробили броню танка и уничтожили его.

И это был один русский тяжёлый танк.

Часть 4 БИТВА

НАЦИСТЫ ИДУТ В НАСТУПЛЕНИЕ

Курск был ужасающим столкновением, которое разворачивалось шаг за шагом. Столкновение развивалось начиная с десятков мелких стычек к нескольким главным боям и затем, уже с полной силой, оно покатилось через поля Центральной России.

Как мы видим, никто не планировал этого. Немецкое главнокомандование предусматривало, что наступление «Цитадель» должно было начаться разрушительной артиллерийской и ракетной подготовкой, поддержанной повторяющимися массированными авианалётами, на исходе ночи. Ожидалось, что массирование огневой мощи пробьет огромные бреши в плотной обороне, организованной русскими. На рассвете 5 июля, после нескольких часов безжалостного обстрела русских позиций, немецкие войска покинут свои укрепления и последуют за танками на врага. Помимо всего прочего, именно Девятая армия Моделя, которая должна была сыграть основную роль в немецкой атаке, была усилена мощным кулаком из девяноста тяжёлых самоходных орудий Порше «Фердинанд».

Дальше к югу от Курска, координируя действия своих сил с силами Моделя, Гот должен был сокрушить своей Четвёртой танковой армией Воронежский фронт под командованием Ватутина. Несмотря на огромные силы, сконцентрированные Моделем против Центрального фронта Рокоссовского, именно Гот командовал цветом немецких танковых сил и именно танки Гота должны были прорываться к Курску.

Жуков, командовавший всей операцией, полностью отдавал себе отчёт, что неважно, насколько полными были его данные разведки от Люси или даже данные разведки подчинённых ему командиров о планах противника, он всё ещё крупно рисковал. Единственное неверное предположение — и путь немцам, следующим за своими танками, открыт.

Чтобы предотвратить выход ситуации из-под контроля — а немцы использовали любой удачный прорыв, — Жуков серьёзно рассчитывал на мощный оперативный резерв маршала Ивана Конева. Конев держал в готовности к немедленному развёртыванию на любом угрожаемом направлении мощные танковые соединения, которые включали Пятую гвардейскую танковую армию генерала П. А. Ротмистрова, 1-й гвардейский механизированный корпус, 4-й гвардейский танковый корпус и 10-й танковый корпус. Среди этих резервных сил (в манере Жукова было держать наиболее мощные силы именно в резерве для его излюбленного мощного контрудара) была элита русских танковых войск.

Немецкие армейские командиры были намного лучше осведомлены о растянутой в глубину русской обороне, чем их фюрер в Берлине, и они задолго до битвы отбросили традиционные приёмы наступления, применявшиеся ранее против русских. «Старый» способ продвижения через оборону противника состоял в ударе танков и мотопехоты — быстром, сильном и на максимально возможную глубину; за ними следовали массы пехоты, которые должны были замыкать кольцо вокруг окружённого противника. Это работало раньше; но это не могло сработать теперь, и немцы вместо этого обратились к идее танкового клина.

Операция «Цитадель» началась!
Танковый клин — в самом прямом и угрожающем смысле. Основой немецкой атаки был клин, составленный из тяжёлых танков, в данном случае — новых массивных «Тигров». За ними должны были следовать новые «Пантеры» и более старые Pz IV. Но это было больше, чем просто один клин, это было несколько последовательных уступов, следующих один за другим, расширяющихся к концу, так что его движение вперёд напоминало удар массивного копья. За клином, который можно сравнить с наконечником копья, должна была двигаться пехота, вооружённая автоматическим оружием и гранатами. Сразу за этими силами двигались тяжёлые подразделения, состоящие из бронетранспортёров с войсками, которые были готовы оказать им плотную огневую поддержку из тысяч миномётов.

Немцы надеялись, что даже мощная русская оборона не сможет сдержать последовательный удар этих клиньев, каждый из которых теоретически мог пробить огромную брешь в русском фронте. По мере того как один клин расходовал свой наступательный порыв, другой продолжал движение, так что русские должны были быть уничтожены до последнего человека либо вытеснены со своих ключевых оборонительных позиций. Тогда дорога на Курск будет открыта.

Русские, как ожидалось, конечно, не могли быть полностью в неведении относительно новой немецкой тактики. Но даже лучшие разведданные от Люси, разведгрупп или от воздушной разведки не смогли бы снабдить Жукова деталями, касающимися маневрирования вражеских частей. Нужно было одно-единственное усовершенствование системы обороны, использовавшейся Красной Армией, которое позволило бы предотвратить любую неожиданную угрозу, и русские обратились за необходимым им опытом к противнику.

В собственной обороне немцы уже долгое время использовали систему опорных пунктов. Ключевым элементом в этой системе были противотанковые орудия, а основным таким оружием советских войск была 76,2-мм пушка. Она была смертельно эффективной против танков Pz III и Pz IV, но «Тигр» — это было совсем другое дело, и первоначальные стычки с пятидесятишеститонными танками продемонстрировали русскому командованию, что их снаряды слишком часто будут отскакивать от толстой брони новых тяжёлых танков. А ещё были проблемы с монстрообразными «Фердинандами». Эти самоходные орудия были защищены 200-мм бронёй, более толстой, чем у большинства крейсеров на море.

Соответственно система опорных пунктов была видоизменена русскими, чтобы обеспечить ливень орудийного огня тогда и там, где им это было необходимо в максимально короткий срок. Один офицер командовал примерно десятком противотанковых пушек, огонь которых он мог концентрировать на одной цели. Если одна или две 76,2-мм пушки могут быть неэффективными против «Тигра», то десять таких орудий почти наверняка вскроют его, как консервную банку, или выведут из строя жизненно важные части. Однако этого было недостаточно, и русские окружили каждый опорный пункт плотными минными полями.

5 июля. «Тигры» идут в атаку
Это было сделано с двумя целями. Во-первых, это должно было выводить из строя гусеницы танков, делая их беззащитными перед яростным огнём не только артиллерии опорных пунктов, но и перед огнём тяжёлой артиллерии, стреляющей с закрытых позиций. Тяжелая артиллерия в высшей степени неэффективна против танков — но против движущихся танков.

И второе. Если даже мины не смогут остановить танки, они замедлят их продвижение, они будут едва ползти, и вот тогда — время вызвать на них огненный всесокрушающий дождь артиллерийского огня.

Было у простирающейся на многие километры в глубину обороны системы опорных пунктов и ещё одно достоинство. Она продемонстрировала беспрецедентный уровень обдуманности в части размещения, организации и фортификации, а маскировке было придано такое значение, опорные пункты были так вписаны в местность, что немецкая разведка полностью провалилась в попытках определить их расположение перед началом битвы. Типичный отчёт штаба танковой дивизии иллюстрирует эту проблему: «Ни минные поля, ни опорные пункты не были обнаружены до тех пор, пока первый танк не взрывался или первое противотанковое орудие не открывало огонь…»

Приказ на начало операции «Цитадель» предусматривал начало артиллерийской подготовки ровно в 02.30 5 июля. Тридцать минут немецкая артиллерия, миномёты и ракетные установки должны были утюжить русские траншеи. В 03.00 утра передовые танки должны были выдвинуться вперёд, за ними — пехота и моторизованные части. Они должны были занять исходные позиции с первыми лучами солнца, чтобы немецкие ВВС атаковали поле боя и нанесли удар по русским оборонительным позициям.

Таков был план, но осуществиться ему было не суждено. Вместо того чтобы начаться с единого мощного удара по всему фронту, образующему Курский выступ, «Цитадель» разворачивалась как серия отдельных событий, какие-то из них были взаимосвязаны, какие-то представляли собой отдельные стычки, но каждое из них своим особым образом входило в ту последовательность событий, которая подобно взрыву развернулась утром 5 июля.

Гот принял решение, что его силы занимают невыгодную позицию для начала наступления «Цитадель» к указанному Берлином времени — 03.00 5 июля. Согласно его плану, Четвёртая танковая армия должна была несколько изменить линию фронта. Он хотел нанести сильный удар своими силами, чтобы получить необходимое преимущество. За двенадцать часов до назначенного времени начала «Цитадели» противостоящие фронту Ватутина германские силы провели атаку.

День был жарким и душным, грозовые тучи нависли над районом боя — определённо не лучшие условия для авиационной поддержки, которая требовалась немцам для «изменения линии фронта». Несмотря на мешавшую им облачность, немецкие бомбардировщики и истребители рвали русские траншеи под аккомпанемент короткого, но крайне мощного артиллерийского налёта. Стремительным броском танковые и пехотные клинья рванулись вперёд.

Казалось, атака застала русских врасплох. Разведподразделения LII корпуса, быстро ворвавшиеся на занимаемую русскими территорию, как для собственно разведки, так и для совершения диверсий, свободно прошли русскую линию обороны. Одновременно самые мощные части XLVIII танкового корпуса рванулись вперёд и обрушились на оборону Шестой гвардейской армии. Немцы ожидали ожесточённого сопротивления своему удару, Шестая гвардейская армия была мощной и опытной силой, которая, однако, понесла тяжёлые потери, отражая прорыв XLVIII танкового корпуса на Дону.

Мнение немцев, что русские были захвачены врасплох, подтвердилось, когда несколько часов прошло без существенного противодействия артиллерии оборонявшихся русских войск. Какой-то огонь вёлся, но он был спорадическим и неэффективным, и немцы пришли к заключению, что командующий артиллерией был не в курсе положения на фронте. XLVIII танковый корпус уверенно продвигался на рубеж примерно тремя милями южнее Лучанино, Алексеевки и Завидовки. Тяжёлые штурмовые орудия и сапёрные подразделения обеспечивали прямую, мощную и эффективную поддержку гренадерам и пехотинцам корпуса, части двигались компактно, так, что могли немедленно использовать любую брешь, образовавшуюся в оборонительных порядках русских.

Атака немцев в течение дня дала превосходные результаты. К наступлению ночи продвигающиеся части заняли достаточно места для развёртывания дивизии и значительно улучшили своё положение для начала основного наступления, которое должно было состояться на следующий день в рамках «Цитадели». Как только спустилась ночь, дивизия «Великая Германия» со всеми своими тяжёлыми танками двинулась вперёд, чтобы по окончании ночи (утром 5 июля) нанести решительный удар. II танковый корпус СС продвинулся на вновь занятую территорию и выслал сильные дозоры для дальнейшей разведки русских оборонительных линий в целях подготовки главного удара.

Немцы были более чем довольны. Вся линия фронта сдвинулась в направлении на Драгунское, и главные бронетанковые силы находились на позиции, пригодной для развития успеха. Передовые части получили приказ: рано утром 5 июля «Великая Германия» ударит всеми силами между Сырцевым и Лучанино. 3-я и 11-я танковые дивизии будут продвигаться на флангах «Великой Германии», обеспечивая нанесение танковым клином главных сил сокрушительного удара по обороне русских.

К несчастью для Вермахта, ни русские, ни погода не желали содействовать исполнению этого плана.

Во-первых, русские не выражали никакого беспокойства по поводу продвижения немцев. По их мнению, это не имело никакого отношения к тому, как будут проходить будущие бои. Да, немцы продвинулись, но будет ли им столь же просто, когда они столкнутся с основными линиями обороны русских, — было неочевидно.

Согласно оперативным картам, немцы улучшили свои позиции, но их продвижение было, в общем, ограничено одной-двумя милями. Маленькие русские деревеньки, занятые немцами, имели небольшое значение для главной системы обороны, и русские в высших штабах с интересом смотрели, как глубокой ночью немцы упорно сражаются, очищая каждый отдельный дом в каждой деревне. Интерес относился не столько к бою мелких подразделений, сколько к тяжёлым танкам и другим силам, которые немцы перемещали под покровом ночи.

Как думал Ватутин, немцы отлично сыграли свою роль. Своим продвижением с целью улучшения положения после подтягивания подкреплений к русской оборонительной линии немцы на самом деле точно сообщили русским, где сосредоточены их основные ударные силы. Огонь русской артиллерии был спорадическим и, в общем, малоэффективным по всему полю боя весь день и весь вечер 4 июля, но Ватутин намеревался изменить положение. Ставка (русское Верховное командование) информировала его, что основной удар ожидается в ночь с 4 на 5 июля, и теперь он имел возможность спутать немцам карты.

Немецкие войска тем временем были серьёзно заняты выкуриванием русских одиночек из захваченных при продвижении русских деревень. Ватутин хорошо знал, зачем они это делают — немцы обеспечивали фланги ударной группировки у реки, чтобы утром главные силы смогли форсировать водную преграду и выдвинуться к русским рубежам.

В 22.30 4 июля небо рухнуло на немцев. Ватутин собрал достаточно информации для того, чтобы дать слово своим большим пушкам, и вся масса артиллерии всей Шестой гвардейской армии начала свою работу. Тысячи снарядов сыпались на готовящиеся к наступлению войска, огромные взрывы загоняли немцев в укрытия, дезорганизовали попытки немцев подготовиться к наступлению, которое вот-вот должно было начаться.

Снова и снова мощные орудия обрушивались на немецкие танки, мотопехоту, сапёрные батальоны, разносили в клочья автоколонны, топливные склады, превращая ночное небо в сплошное, непрерывно мерцающее огненное полотно. Немецкая артиллерия, почти подавленная неожиданной яростью русского обстрела, наконец смогла открыть ответный огонь, после чего Ватутин выложил свою вторую карту.

Несколько сотен крупнокалиберных орудий, молчавших до этого момента, теперь, когда немецкая артиллерия обнаружила свои позиции, вступили в действие, посылая по засечённым позициям новые порции снарядов. Ватутин имел в распоряжении гигантскую артиллерийскую мощь, и он использовал её в полной мере. Пушки грохотали всю ночь, а к утру Ватутин ввёл в действие ещё больше артиллерии. Он приказал всей артиллерии Шестой армии и Седьмой гвардейской армии открыть огонь по целям по всему фронту.

То, что началось как ограниченное продвижение немцев — успешное продвижение, — превратилось в ужасный обстрел мощью тысяч русских орудий. Немцы понесли тяжёлые потери, но ещё больше они пострадали от дезорганизации, вызванной беспощадным и безостановочным обстрелом.

Но каким бы тяжёлым ни был обстрел, немцы умели воевать и в таких условиях, а темнота мешала русским точно оценить эффективность их налётов. Немцы получили своё и понесли потери. Они потеряли время для подготовки атаки в рамках «Цитадели», но они всё равно ударят и добавят свою огромную силу, особенно силу танковых дивизий, к полномасштабному удару по Курскому выступу.

И в это время погода на Воронежском фронте тоже повернулась против немцев. Собиравшиеся в течение всего жаркого и душного дня тучи ночью выполнили свою угрозу, вылившуюся в мгновенный шквал, с тысячами молний, бьющих прямо в поле битвы. В четырёх маленьких деревеньках, занятых немцами, где предпринимались все усилия для обеспечения флангов наступления, земля превратилась в толстый слой грязи. Между Сырцевом и Завидовкой земля вообще превратилась в болото.

Немцы с тоской смотрели на потоки, несущиеся вдоль берегов, разливающиеся в стороны всё больше, на глазах превращая маленькие спокойные ручейки в небольшие бурные реки. Дороги и тропы, ведущие к немецким позициям, превращались в реки грязи. Грузовики, снующие по этим дорогам, не находили грунт под слоем воды. Колёсные машины были беспомощны, и чертыхающиеся немецкие водители должны были ждать гусеничных тягачей, которые вытянули бы их из грязевого плена.

С течением ночи дождь продолжался без перерыва, временами перемежаемый резкими порывами ветра. Вспышки молний смешивались со вспышками взрывов тяжёлых снарядов, а небеса сотрясались под непрерывными ударами выстрелов артиллерии и мощной канонадой грома.

Это был подарок капризной фортуны, который русские не замедлили использовать. Под прикрытием собственной непрерывной канонады и резкого снижения видимости вследствие низкой облачности и сильного дождя они вкатили тяжёлые пушки и танки прямо в разбитые дома на окраинах городка. Красные войска навели свои орудия туда, где должны были собраться немцы. Стальной и свинцовый ливень обрушился на серый горизонт, командиры русских орудий имели перед собой идеальную цель — плотно скученные части двух немецких дивизий, пытающиеся форсировать поток воды, на несколько футов глубже, чем несколько часов назад, с почти непроходимыми берегами.

Момент начала «Цитадели» согласно плану наступил и прошёл, и всё, чего Гот смог достичь своим «улучшением» фронта, был прорыв первой линии обороны русских и раскрытие своих сил для огня второго оборонительного рубежа, который быстро показал, что русские сильнее, чем докладывала немецкая разведка. События ночи дали, писал Меллентин, «большие преимущества для второй линии обороны русских к северу от реки, увеличившие и так внушительные оборонительные возможности».

Тем временем назначенный час начала артиллерийской подготовки на Центральном фронте приближался, и здесь немцы тоже будут серьёзно выведены из равновесия.

СОВЕТСКИЙ ОГНЕННЫЙ СЮРПРИЗ

Вечером 4 июля Жуков совещался с командующим Центральным фронтом Рокоссовским и его штабом. Мы видели ранее, что русские требовали, чтобы каждый клочок разведывательной информации с фронтов немедленно поступал в штаб фронта, каждое из таких мелких сообщений давало возможность сместить равновесие, получить немедленное преимущество в надвигающейся битве. Несколько пленных и как минимум один перебежчик своими показаниями прояснили, что немцы начнут атаку на рассвете следующим утром. Ещё одно донесение с фронта в последний момент сняло все сомнения в том, что немцы атакуют утром пятого числа.

Жуков проводил часы, проверяя донесения с разных фронтов. Он был у телефона, разговаривая с находящимся на своём командном пункте Василевским (Юго-Западный фронт), когда получил сводку донесений разведки, собранную на участке фронта в районе Белгорода. От Василевского Жуков также получил информацию о том, что пленный из 168-й пехотной дивизии «согласился» дать показания захватившим его разведчикам о том, что наступление начнётся прежде, чем закончится ночь.

Другие сообщения были более общими, но приводили к тому же выводу. Так, сразу после 02.00 5 июля телефон на командном пункте зазвонил. К аппарату требовали Рокоссовского. Генерал Пухов, командующий 13-й армией, сообщил ещё один кусок «железной» информации. Захваченный сапёр из 6-й пехотной дивизии показал, что наступление начнётся этим утром в 03.00. Оставалось менее часа.

Рокоссовский повернулся к Жукову. «Что делать? Информировать вышестоящее руководство или отдать приказ на артиллерийскую контрподготовку самостоятельно?»

Жуков ответил мгновенно. Для корифея массовых сражений это было улыбкой фортуны. Такая информация не должна пропадать впустую, и даваемое ею преимущество во времени тоже тратить впустую нельзя.

«Мы не можем терять времени, — ответил Жуков. — Отдавайте приказ согласно плану, а я позвоню Сталину и сообщу ему эту информацию».

Как только Рокоссовский отвернулся, чтобы отдать приказ о начале обстрела, Жуков связался со Сталиным в Ставке Верховного Главнокомандования и сообщил полученную от пленных информацию, а также своё решение начать контрподготовку. Для Сталина новость не стала сюрпризом, поскольку он только что закончил разговор с Василевским. Он немедленно одобрил приказ открыть огонь по немецким траншеям и попросил Жукова информировать его.

Медленно текли минуты, требующиеся приказу на прохождение вниз по команде. Полковник Г. С. Надышев, начальник штаба артиллерии фронта, держал постоянную связь с артиллерийскими офицерами в Ставке и с командующим артиллерией фронта генералом В. И. Казаковым. Наконец, Надышев и Казаков замолкли. Все ждали.

«В 02.20 5 июля, — писал Рокоссовский, — шквал артиллерийского огня разорвал предрассветную тишину над позициями на обеих сторонах на широком участке фронта к югу от Орла. Получилось так, что наша артиллерия открыла огонь на участке обороны 13-й и, частично, 48-й армии, где мы ожидали удара противника, за десять минут до начала вражеской артподготовки».

«Тридцать минут около 600 артиллерийских орудий и миномётов вели огонь по приготовившимся к наступлению гитлеровским войскам. Противник понёс тяжёлые потери, особенно в артиллерии; система управления войсками была дезорганизована».

Нет никаких сомнений, что огонь русской артиллерии, массированный именно для этого удара, был сокрушительным. В дополнение к тяжёлым орудиям и миномётам русские выпустили тысячи ракет М-31 («Катюша»), превращавших ночь в день. В расположении командования Центрального фронта здание командного пункта тряслось непрерывно от выстрелов пушек, и Жуков отметил: «Грохот тяжёлых пушек и взрывы ракет М-31 были ясно слышны».

Пушки продолжали стрелять, когда последовал телефонный звонок от Сталина. «Ну что, вы уже начали?» — спросил он Жукова. Когда ему ответили, что обстрел уже идёт, Сталин спросил: «А что делает противник?»

Жуков мог доложить, что реакция немцев пока вялая и что немцы «пытаются отвечать несколькими батареями».

«Хорошо, — сказал Сталин, — я ещё позвоню».

Для немцев открытие русскими массированного артиллерийского огня было почти полным сюрпризом. Гитлеровские войска готовились начать свой собственный налёт в 02.30, длительностью в 30 минут и затем перенести огонь, чтобы немецкие войска смогли начать движение к русским позициям.

С самого начала около ста немецких батарей попали под огонь пушек Рокоссовского. Некоторое время на немецких позициях царила неразбериха, и как минимум половина батарей не могла ответить на русский огонь.

В 04.30, через два часа десять минут после того, как русские задействовали свои тяжёлые орудия, первые батареи немцев открыли огонь согласно плану. Какое-то время эффект от обстрела был несущественным, но к 05.00 эффективность значительно улучшилась, а к 05.30 громовое крещендо оповестило о начале тяжёлого немецкого обстрела.

Тем не менее, чего бы немцы ни смогли достигнуть этой усиливающейся подготовкой, конечный результат был меньше, чем предполагалось. Нигде в немецких планах массированная контрподготовка со стороны русских не предусматривалась. Немцы рассчитывали на сокрушительный удар по русским позициям из своих стволов. Вместо этого русские застали их врасплох.

При этом огромная масса снарядов, обрушенная Рокоссовским на немецкие позиции, была именно тем, что могло дать русским неожиданное преимущество. Русские артиллерийские командиры, образно говоря, блуждали во тьме относительно мест сосредоточения германских войск для рывка к русским позициям. Не было также надёжной информации о расположении немецких батарей. Поэтому командующий артиллерией фронта Казаков применил обстрел по площадям, рассчитывая на эффект огромной массы русского залпа, а не на точность. Конечно, у него не было другого выхода, но, как заметил Жуков, «это позволило немцам избежать тяжелейших потерь».

Огонь ведет 203-мм «Сталинская кувалда»
Вся информация, которую могли получить русские касательно эффекта контрподготовки, могла поступить только от пленных, захваченных в начале битвы. Рокоссовский, отметив медленно растущую мощь германской артиллерии после начала ею артподготовки в 04.30, пришёл к выводу, что хороших вещей слишком много не бывает, и приказал подготовить ещё более мощный удар по немецким позициям.

У него были веские причины для такого решения. Русская контрподготовка привела к молчанию многие германские артиллерийские батареи, но теперь у них было время на реорганизацию и исправление полученных ими тяжёлых повреждений, и скоро они вновь войдут в строй. Тринадцатая армия сообщала о тяжелейшем артиллерийском обстреле со стороны немцев, затем пришли сообщения, что армия находится под сильным ударом со стороны около трёхсот немецких бомбардировщиков. В этот момент Рокоссовский приказал Казакову начать ещё один массированный обстрел германских позиций, только на этот раз количество вываливаемой на немцев взрывчатки должно было быть удвоено.

Более тысячи тяжёлых пушек, миномётов и ракетных установок одновременно открыли огонь, и следующие тридцать минут немецкие и русские войска были вовлечены в дуэль на уничтожение, в которой более двух тысяч орудий с обеих сторон непрерывно вели огонь друг по другу. Немецкие авианалёты усилились с первыми лучами солнца.

То, что немцы подготовили удар превосходящими тяжеловооружёнными силами, стало очевидно в 05.30 утра. Немецкие танки, сапёры и пехота перешли в наступление на всём фронте 13-й армии и на правом фланге 17-й армии.

Эффективность русской контрподготовки ставится под вопрос, особенно что касается времени её начала, и Жуков впоследствии выражал мнение, что он и его командующие фронтами слишком поторопились. В этом отношении Жуков использует анализ битвы постфактум, но этот вопрос следует рассмотреть в приложении к тому, что в это время проходило на Центральном и Воронежском фронтах.

Когда русские орудия начали массированный налёт, большая часть немецких войск ещё отсыпалась, войска были всё ещё надёжно укрыты в глубоких траншеях, окопах, блиндажах и «лисьих норах»,[20] в отношении которых огонь русской артиллерии был ослаблен. Большинство немецких танковых частей всё ещё выдвигалось на исходные позиции и представляло собой трудную цель для русской артиллерии, что тоже смазало эффект от русского огня.

Однако налёт советской артиллерии всё же определённо повлиял на ситуацию как в данный конкретный момент, так и в будущем. Немецкие войска, возможно, и были хорошо защищены, но громовые раскаты тысяч разрывающих землю снарядов вокруг них мешали их сбору и выдвижению на исходные позиции. Почти везде изготовившиеся немцы обнаруживали, что связь с командованием отсутствует, и Жуков (как и другие русские полководцы) нашёл утешение в том факте, что основная эффективность контрподготовки состояла в нарушении системы связи почти во всех районах сосредоточения немецких войск.

Насколько хуже пришлось бы русским оборонительным позициям, если бы русская артиллерия не открыла огонь? Насколько более эффективным был бы огонь немецкой артиллерии, если бы орудиям Вермахта позволили бы вести точный огонь без помех?

Жуков и его генералы отмечали, что способность немецких войск к самовосстановлению была почти фантастической. Несмотря на внезапный первоначальный налёт шестью сотнями пушек, несмотря на вторую жестокую дуэль между немецкой артиллерией и тысячью русских крупнокалиберных орудий, в 05.30 утра 5 июля — всего через два с половиной часа после определённого планом времени — немецкие танки и части поддержки уже двинулись и ударили по русскому рубежу обороны.

И снова глобальный вопрос из серии «если бы…». Немцы почти сразу достигли некоторых успехов в прорыве оборонительных позиций Красной Армии. Что, если бы они смогли провести свои действия без помех со стороны русской артиллерии — это серьёзный вопрос. В каждом случае немцы понесли серьёзные потери во время артиллерийских налётов на Центральном и Воронежском фронтах, они были несколько дезорганизованы, их график был сорван, начатое ими наступление было плохо организовано и развивалось скорее согласно приказам, полученным изначально ещё до выдвижения.

Вполне возможно, что Курская битва закончилась бы с совершенно иным результатам, не прими Жуков, Рокоссовский и другие командующие решения о контрподготовке.

Но есть ещё одна составляющая военной силы, с которой русские потерпели неудачу. Фронтовые командиры рассчитывали на мощный удар по немецким позициям русских бомбардировщиков под прикрытием истребителей. Их ждало разочарование. Жуков признал (и его признание нехарактерно для русских), что русские бомбардировщики в начальной стадии Курской битвы действовали плохо. Он утверждал, что «…воздушная поддержка была недостаточной и, если быть откровенным, неэффективной. Наши удары по вражеским аэродромам на рассвете запоздали».

ГИТЛЕРОВСКИЕ ИСТРЕБИТЕЛИ СПАСАЮТ ПОЛОЖЕНИЕ

Жуков в своей оценке той роли, которую сыграли русские ВВС в начале битвы под Курском, ясно говорит, что воздушная поддержка его войск была несущественной, «поскольку ночью состоялась превентивная бомбардировка».

Вообще-то ночные атаки не представляли каких-либо особенных трудностей для Люфтваффе, так что в 03.30 фронтовая группировка из семнадцати сотен истребителей, бомбардировщиков, штурмовиков и противотанковых самолётов — согласно Кэйсу Беккеру (Cajus Bekker), «Военные дневники Люфтваффе» (Luftwaffe War Diaries) — «уже… находилась над линией фронта и начала атаки не только на аэродромы, но и на укрепления, траншеи и артиллерийские позиции глубоко эшелонированной системы обороны русских».

За редким исключением русские историки предпочитают помалкивать о той роли, которую сыграли красные ВВС в начальной фазе Курской битвы. Можно быть вполне уверенным, что именно Люфтваффе царили над полем битвы, выполняя свои задачи. То, что немцы не смогли достичь успеха, нельзя поставить в вину немецким ВВС, которые воевали с исключительной эффективностью и были разбиты вследствие недостаточной собственной численности и всё возраставшего численного превосходства русских.

Как и во многих других аспектах битвы на Курской дуге, попытки уточнить факты о количественном составе сил быстро тонут в постоянных противоречиях между данными из многочисленных источников. Оценки количества немецких самолётов простираются от сравнительно небольшой цифры в тысячу семьсот машин всех типов — но это только машины первой линии, непосредственно участвовавшие в бою. Эти цифры в любом случае требуют увеличения с учётом самолётов, находящихся в ремонте, непосредственных резервов и пополнений, направляющихся на фронт. По мере хода битвы количество принимающих в ней участие машин постоянно растёт, и для точного учёта количества задействованных в битве машин становится необходимым обращение к другим источникам.

Но то, что тысяча семьсот машин были готовы к вылету для атаки русских позиций утром 5 июля, сомнений не вызывает. Одна тысяча самолётов должна была поддерживать Четвёртую танковую армию Гота на юге, а оставшиеся семьсот были направлены на прикрытие Девятой армии Моделя.

Немцы ожидали сильного противодействия со стороны русских истребителей, но их на удивление мало беспокоила способность Советов помешать действиям ударных самолётов. Неважно, что могут утверждать историки относительно сравнения технических характеристик русских и немецких самолётов, и то, что немецкие пилоты считали русских опасными только при их громадном численном превосходстве, тоже не было аргументом. Всё равно истребительная поддержка была критически важной, притом что большинство полётов проходили на очень низких высотах, когда немецкие самолёты стремились поддерживать свои танки и пехоту, продвигающиеся в глубь русской обороны, с минимальной дистанции.

Немецкая истребительная авиация имела на вооружении одномоторные машины — великолепные «Фокке-Вульфы» FW-190 и «Мессершмитт» Bf-109. Основу ударной авиации составляли знаменитые «Юнкерсы» Ju-87 «Stuka», но использовались они уже не в той роли пикирующих бомбардировщиков, которая принесла им их легендарную известность.

В специальных противотанковых частях, созданных как раз для Курской битвы, имевших на вооружении тяжёлые пушки, числился прославленный охотник за танками, пилот «Штуки» Ганс Рудель. Отдельная часть, вооружённая двухмоторным истребителем танков «Хеншель» Hs-129, тоже была отправлена на фронт, и эта машина показала себя исключительно эффективной при поддержке наземных войск. Ожидалось, что противотанковые самолёты станут полным сюрпризом для русских. Они были вооружены 30-мм пушкой с высокой начальной скоростью снаряда и с пилотами, обученными атаковать так, чтобы их снаряды попадали в борта или в корму русских танков, так как атака в лоб считалась неэффективной против толстобронных танков Т-34 и КВ-1.

Были задействованы, разумеется, и стандартные машины бомбардировочного флота Германии — истребители-бомбардировщики, несущие большой бомбовый груз, большое количество различных модификаций двухмоторных бомбардировщиков «Юнкерсов» Ju-88, и некоторое количество устаревших двухмоторных бомбардировщиков «Хейнкель» Не-111. В передовых частях встречались и другие машины — немцы скребли по всем сусекам, пытаясь усилить свою группировку под Курском.

Немцы планировали реализовать своё качественное превосходство в некоторых чётко известных аспектах. Во-первых, истребители будут защищать бомбардировщики от русских истребителей. Во-вторых они должны были также предотвратить нанесение русскими ударными самолётами ударов по наземным войскам. В-третьих, истребителям предоставлялся практически карт-бланш для расчистки воздуха — как по заявке с земли, так и при свободной охоте.

Для истребителей танков роль была определена чётко — в первую очередь выбивать русские танки, в качестве вторичных целей фигурировали самоходная артиллерия и автотранспорт. Бомбардировщикам также были отведены ясные и хорошо знакомые роли: они должны были работать по заявкам наземных сил, оказывать тесную, быструю и мощную воздушную поддержку, при необходимости уничтожая основные цели в обороне русских.

Большинство советских самолётов делало свои вылеты в целях непосредственной поддержки наземных войск, при значительно меньшем акценте на остальной спектр возможностей применения авиации. Для русских самолёт был просто чем-то вроде дальнобойной пушки, и это была его основная задача. Их истребители получили совершенно примитивные приказы — атаковать немецкие истребители при каждой возможности и не давать немецким противотанковым самолётам и бомбардировщикам атаковать их цели.

Одним из самолётов, на которые русские возлагали большие надежды, был штурмовик Ильюшина Ил-2, одномоторный ударный самолёт с выдающейся, почти невероятной способностью выживать под уничтожительным огнём противника. Экипаж штурмовика сидел за плитами толстой брони, на самом деле все жизненно важные части самолёта были прикрыты такой толстой бронёй, что штурмовик мог выдержать количество попаданий, которого хватило бы для того, чтобы сбить несколько обычных самолётов. И продолжить полёт. Даже немецкие пилоты, относившиеся к другим русским машинам с презрением, только уважительно качали головой при упоминании о «летающем доте», который красные ВВС бросили в этот бой.

Среди немецких лётчиков ходила история — реальная история — о штурмовике, атакованном четырьмя истребителями Люфтваффе. Ситуация была — просто конфетка. Одинокий русский самолёт был перехвачен четырьмя истребителями, вооружёнными пулемётами и пушками. Первый истребитель пристроился за «летающим танком» и высадил по русскому весь боезапас. Без какого-либо видимого эффекта. Один за другим остальные три истребителя сделали то же самое, но русский продолжал лететь своим курсом.

Ошарашенный немецкий пилот связался по радио с остальными, спрашивая, как этотрусский ещё может держаться в воздухе. Последовал классический ответ: «Господин полковник, ежа в задницу не укусишь».

Через два дня после начала наступления для штурмовиков Ил-2 настанет их звёздный час в этой войне, когда несколько эскадрилий, атакуя части 9-й танковой дивизии, уничтожат семьдесят немецких танков за двадцать минут.


Немецкий план обеспечения массированной воздушной поддержки первого удара операции «Цитадель» едва не закончился катастрофой. Дело решали минуты. Финал битвы снова в огромной степени зависел от влияния событий, произошедших вне театра операции.

Ил-2 штурмуют скопление германских танков
Готовясь к старту самолётов с пяти аэродромов под Харьковом, немецкие ВВС держали пилотов и экипажи в готовности номер один, начиная с полуночи. Разумеется, никаких проблем, досаждающих ВВС зимой, вроде холодных двигателей или других головных болей, не было. Даже погода способствовала немцам. Угроза ураганных ветров в районе Харькова сошла на нет, и метеорологи обещали, что ясная погода на рассвете поможет немецким планам.

Всё было готово, и экипажи ждали только сигнала занять свои места и запустить моторы. Немцы планировали поднять бомбардировщики первыми; они сформируют строй и затем встретятся с истребителями сопровождения, которые поднимутся в воздух в последний момент.

Истребительное сопровождение считалось критически важным. Немцы всё ещё верили, что точное время начала наступления «Цитадель» остаётся секретом, который неизвестен русским. В последние несколько дней немцы демонстрировали серьёзную активность в воздухе, чтобы, в частности, дать русским привыкнуть к частым ударам как к обычной подготовке к наступлению. Но командующие Люфтваффе были уверены, что мощный удар по русским позициям будет достаточно неожиданным, чтобы пройти без серьёзного противодействия. Если всё пойдёт согласно планам, они также поймают большую часть русских бомбардировщиков и истребителей на аэродромах при подготовке к взлёту. Русские упорствовали в неприятии ночных полётов, и немцы чувствовали, что всё идёт к тому, что мощный удар уничтожит значительную часть красных ВВС на земле.

Экипажи уже садились в свои самолёты, когда в штаб VIII авиакорпуса в Микояновке по радио пришёл тревожный сигнал с командного пункта генерала Ганса Зейдеманна. Было зафиксировано внезапное и резкое увеличение радиообмена на стороне русских. Обмен между советскими авиаполками вырос более чем в три раза: чёткий показатель того, что русские готовятся предпринять крупную авиационную операцию. Истребительным частям было приказано приготовиться к экстренному взлёту, и через короткое время новые сообщения всколыхнули штаб Зейдеманна.

Радарная станция «Фрея», расположенная в районе Харькова, засекла сотни русских самолётов — уже в воздухе и уже на прямом курсе, ведущем к скученным около Харькова аэродромам. Немцы потребовали подтверждения доклада — если это верно, то русские были полностью осведомлены о времени начала немцами наступления, и они собирались сделать с Люфтваффе ровно то же, что немцы планировали в отношении них, — уничтожить противника на земле, прежде чем он поднимется в воздух.

Аэродромы Харькова были особенно уязвимы к такому удару. Каждый свободный клочок был занят истребителями и бомбардировщиками, это были настоящие пороховые бочки, набитые огромными запасами снарядов, бомб и топлива. Даже если немецкие бомбардировщики немедленно начнут взлёт, пройдёт слишком много времени, прежде чем они поднимутся в воздух, и русские истребители будут иметь отличную возможность атаковать их. Самолёты стояли так плотно, что русским было невозможно промахнуться по такой цели.

Бомбардировщикам был отдан приказ: оставаться на своих местах. Назначенное время взлёта прошло, и с минуты на минуту экипажи ожидали разрешения на вылет.

Тем временем истребители уже выруливали на взлёт. Пилоты в Микояновке ждали около своих самолётов, по первому сигналу тревоги они забрались в кабины, в то время как механики запускали моторы. Истребительная группа 52[21] с рёвом взлетала в небо, отчаянно набирая высоту, стремясь перехватить русских на максимальной дистанции, прежде чем они прорвутся к харьковским аэродромам.

Затем в действие вступила 3-я истребительная группа. Бомбардировщики ожидали сигнала выруливать на взлётную полосу, с работающими моторами, когда они получили приказ оставаться на месте. Истребители третьей группы пробирались между их рядами, лихорадочно маневрируя, чтобы избежать столкновения, взлетая без разрешения контрольной вышки. Как писал Кейс Беккер, «в эти минуты операция „Цитадель“ могла бы быть обречена, ещё не начавшись. Поскольку без мощной и постоянной воздушной поддержки битва не могла бы быть выиграна».

Немецкие истребители взлетали со всех направлений, игнорируя ветер, прямо с рулёжных дорожек — всё для того, чтобы взлететь и набрать высоту. Небо над Микояновкой заполнилось гулом, и немецкое командование могло наблюдать идущую прямо над головой массу русских самолётов, рвущуюся к Харькову.

Но задолго до того, как эта масса достигла своей цели, «Фокке-Вульфы» и «Мессершмитты» прорезали её, как волки прорезают овечье стадо. Две полных группы немецких истребителей сошлись с четырьмя сотнями русских бомбардировщиков, истребителей и штурмовиков, и началась одна из самых больших и самых жестоких воздушных битв на русском фронте.

Генерал Зейдеманн, наблюдавший за этой гигантской каруселью, вспоминал этот воздушный бой, как «…редкостное зрелище. По всему небу самолёты горели и взрывались. Почти мгновенно 120 самолётов было сбито. Наши потери были настолько незначительны, что можно говорить о тотальной победе, следствием её было полное господство в воздухе в секторе VIII авиакорпуса».

Читатель может усомниться в цифре 120 русских самолётов, сбитых за такое короткое время. Но то, что немецкие истребители своим перехватом достигли успеха, было правдой. Они атаковали русские бомбардировщики на всём пути к Харькову, не отцепляясь от них даже в зоне собственной ПВО, продолжали атаки и сделали всё, чтобы разрушить строй русских. По всем показателям они добились своей цели. Бомбы сбрасывались где попало, и не может быть сомнений, что попытка нанести мощный удар по немецким бомбардировщикам на их аэродромах была ими провалена. Через несколько минут после запланированного времени немецкие бомбардировщики начали выруливать на взлётные полосы, чтобы взлететь и нанести свой удар. Немецкие истребители садились, заправлялись, пополняли боекомплект и снова взлетали на прикрытие идущих на свои цели бомбардировщиков.

Многие детали воздушных боёв на всём протяжении долгой битвы под Курском потеряны в потоках оглушающей болтовни. Но ясно, что русские продолжали использовать свой шаблон, применяя авиацию как дополнение к артиллерии для непосредственной поддержки своих войск.

Что представляется новшеством в тактике применения авиации, так это то, что русские собирали огромные группы штурмовиков для массированной атаки немецких танковых и механизированных частей, когда их уничтожение требовалось для спасения советских наземных сил.

Гитлеровцам крайне нужны были дополнительные самолёты, и особенно они нуждались в истребителях танков, которые они развили до предельно возможной степени эффективности. Старая добрая «Штука» всё ещё применялась в больших количествах, и она применялась оправдавшим себя способом, действуя, как летающий клин непосредственно перед наступающими немецкими танками. С передовых аэродромов, выдвинутых к линии фронта, немцы могли обеспечивать шесть вылетов в сутки на самолёт и пилота. Применяя бомбардировочную карусель — одна группа бомбит цель, вторая идёт домой, третья взлетает, — они делали всё для того, чтобы всегда держать свои самолёты над полем боя.

Русские делали примерно то же, хотя, кажется, красные ВВС действовали по принципу «возьмём всё, что летает, и пошлём в бой» — неважно, насколько устали пилоты и насколько изношена материальная часть. Русские использовали авиацию точно так же, как они использовали артиллерию или пехоту на земле: пошлём всё, способное взлететь, на врага, а когда авиация необходима для немедленной помощи войскам в опасной тактической ситуации, сделаем всё, чтобы смешать немцев с землёй, невзирая на действия немецких истребителей и, следовательно, на потери.

Для немцев Курск стал первой возможностью для широкомасштабного использования их воздушных охотников за танками, и они сделали всё, что могли, благо целей в гигантском столкновении брони было предостаточно. На четвёртый день наступления южная часть германских клещей, стремящихся сомкнуться вокруг Курского выступа, продвинулась на двадцать пять миль к северу от исходных позиций. Продвижение было в своём роде небезопасным, восточный фланг Четвёртой танковой армии был опасно оголён.

Местность была прямо-таки создана для русского контрудара — раскиданные там и сям рощи давали частям Красной Армии отличное укрытие, так что, при серьёзном общем превосходстве немцев, всё ещё избегали танкового удара. К тому же немцы понесли настолько серьёзные потери в танках, что были не в состоянии обеспечить свой фланг, все танки были связаны жестокими боями. Армия обратилась к Люфтваффе за постоянной воздушной разведкой, рассчитывая на немедленное извещение об опасности и затем и на парирование угрозы, когда авиаразведка выявит её характер.

Рано утром 8 июля худшие страхи немцев стали явью. На полностью обнажённом, не прикрытом никакими войсками фланге немецкие самолёты обнаружили массу русских танков, с мощной поддержкой пехоты, пробирающуюся через густые леса. Первым русских заметил капитан Бруно Мейер, ведущий звена «Хеншелей» Hs-129, охотников за танками.

Сделанный по радио доклад Мейера вызвал немалое беспокойство у командования Четвёртой танковой армии: по мере того как он продолжал кружить над лесами, обнаруживались новые и новые танки, пока он не смог насчитать как минимум сорок подвижных крепостей, сопровождаемых «плотными колоннами пехоты, как на средневековом батальном полотне».

Это было критическим испытанием надежд немцев на их новые авиационные средства борьбы с танками. Это были не бомбы, а 30-мм пушки с большой начальной скоростью снаряда, созданные специально для этой цели. Мейер приказал всем «Хеншелям» из Микояновки — четыре эскадрильи по шестнадцать самолётов каждая — одновременно идти на взлёт для атаки.

Через пятнадцать минут русские войска попали под огонь первой эскадрильи. Немецкие пилоты пикировали с высоты в строгом порядке. Не было и тени русских истребителей — единственной реальной угрозы. Так долго укрывавшиеся в густых лесах русские предпочли бросить свои истребители в бой, а не отправлять на обычное воздушное патрулирование.

Панцергренадеры СС обозначают свое местоположение для бомбардировщиков Люфтваффе
Это была идеальная ситуация, о которой немцы не могли и мечтать. Тяжело бронированные «Хеншели», игнорируя направленный на них огонь пехоты и танковых пулемётов, атаковали со всех сторон, всаживая снаряды своих пушек в мишени. Каждый проход самолёта означал четыре или пять попаданий в русский танк, и каждый самолёт, завершив атаку, разворачивался и атаковал снова.

Через секунды после первой атаки первый танк загорелся, и Мейер сообщил по радио, что за первые пять минут, прошедших с начала атаки, загорелось как минимум шесть танков и что русская бронетанковая бригада смешала свои порядки. Мейер передал по радио: истребителям — атаковать пехоту, тогда как «Хеншели» продолжали атаковать танки.

Прежде чем прошли ещё двадцать минут, истребители «Фокке-Вульф» FW-190 проредили скученную пехоту, нанося удары осколочными бомбами и затем делая повторные штурмовые заходы, стреляя из четырёх 20-мм пушек и двух тяжелых пулемётов каждый. Точных цифр уничтоженных русских танков не приводится, но Мейер сообщил своему командованию, что местность «была усеяна подбитыми и горящими танками» Более того, он доложил, что уцелевшие танки бригады, с рассредоточившейся между ними пехотой, отступили назад под прикрытие густого леса. Внезапная угроза флангу Четвёртой танковой армии была сочтена ликвидированной.

В более общем масштабе, однако, роль воздушной поддержки, как оказалось, была сведена к вторичному фактору в общей картине битвы. Русские были убеждены в том, что сражения такого рода подразумевают тяжёлые потери, и не очень важно, были ли эти потери причинены германской авиацией или же танками и орудиями сухопутных сил. Если бы с одной или обеих сторон участвовало больше самолётов, воздушная поддержка рассматривалась бы в приложении к передвижению огромных армий, вцепившихся друг в друга, более явно. Но, согласно образу мыслей Жукова, самолёт не был королём битвы, именно танк, а не самолёт решал, каков будет итог под Курском.

ЦЕНТРАЛЬНЫЙ ФРОНТ

Массовое сражение под Курском разворачивалось на двух отдельных удалённых фронтах с утра 5 июля. На севере это был Центральный фронт под командованием Рокоссовского, на юге — Воронежский фронт под командованием Ватутина. Хотя каждый из этих фронтов не может рассматриваться отдельно от всей Курской битвы, ясно, что жестокие бои на каждом из них были отдельными большими наступлениями и что эти два наступления объединятся в одно, только если немцам удастся сомкнуть свои клещи, чтобы отрезать так необходимый им Курск.

Панцергренадер готовится к новой атаке
Вскоре после 00.30 утра 5 июля немцы выдвинулись со своих оборонительных линий к русским позициям, чтобы начать операцию «Цитадель». На участке Тринадцатой армии немцы наносили главный удар тремя танковыми и пятью пехотными дивизиями в первой линии наступления. На острие копья находились немецкие танки и поддерживающая их мотопехота. Пока танки и пехота медленно продвигались навстречу шквальному огню русской обороны, немцы расширяли линию наступления. Они построили свои силы (9, 18 и 20-ю танковые дивизии, 6, 78, 86, 216 и 292-ю пехотные дивизии) с расчётом ударить не только по русской Тринадцатой армии, но и по соседним флангам Сорок восьмой и Семнадцатой армий.

Немцы сконцентрировали свои войска на фронте в двадцать восемь миль и, как Жуков и его штаб впоследствии выяснили, гром и ярость наступления на самом деле были отвлекающим манёвром, призванным отвлечь внимание русских от главного удара Вермахта — мощного наступления Девятой армии против Воронежского фронта Ватутина на юге. Это было, конечно, неважно в тот момент для Рокоссовского, поскольку наступление на его участке было существенной и мощной угрозой, и оно явно обладало достаточной мощью, чтобы прорвать его оборонительные рубежи.

Расчет 76-мм дивизионной пушки ЗИС-3 готовится к открытию огня
В течение тридцати минут или около того русские полностью приготовились к встрече бронированных клиньев немцев, пытающихся прорваться через их позиции. Во главе ударных сил находились две мощные группы, образованные из наиболее опытных танковых и мотопехотных частей фронта. Каждая группа насчитывала приблизительно от сорока до пятидесяти танков, поддерживаемых пехотой.

Солнце взошло над картиной ужасающего разрушения, когда русские встретили атакующих жутким шквалом огня. Тяжёлая артиллерия стреляла прямой наводкой по остриям германских клиньев, кроме того, русские открыли яростный огонь из миномётов, орудий меньших калибров, 76,2-мм пушек опорных пунктов, совершали свои ужасающие огневые налёты ракетные установки «Катюша». Над головами русские истребители и противотанковые штурмовики летели над самыми верхушками деревьев, атакуя немецкие танки и более уязвимую пехоту. Плотная завеса огня почти сразу подожгла траву и поля, уничтожала хутора и деревеньки. Огонь и дым, разносившиеся по полю боя утренним ветром, быстро смешались с густыми столбами дыма от горящих танков. Казалось, горит сама земля, когда взрывы снарядов выбрасывали её тысячами фонтанов, перемешивая её в воздухе с сажей и обломками.

Чего бы немцы ни ожидали, они получили от обороны русских больше, чем могли представить. Опорные пункты сами по себе были не подарком, но русские ещё и прикрыли каждую группу противотанковых пушек плотной обороной. Немцы представляли, что следует ожидать русских мин, но они обнаружили, что земля буквально засеяна тысячами смертельных зарядов. Конечно, сапёры и инженеры помогали танкам пробираться через минные поля, но немцы не догадывались, что самые удобные проходы через минные поля, где мин было не так много, были теми самыми местами, где русские и ожидали немецкие танки.

Сапёры расчистили путь, и танки пошли по коридорам, которые находились под постоянным прицелом русских артиллеристов. Как только танк попадал в сектор обстрела русского опорного пункта, русские давали яростный залп не менее чем из десяти пушек. Даже толстая броня «тифа» не могла противостоять 76,2-мм русскому снаряду с высокой начальной скоростью на дистанции прямого выстрела. А когда танк попадал в один из коридоров, он попадал под обстрел сразу нескольких опорных пунктов. Всюду, где это было возможно, русские провели пристрелку тяжёлой артиллерией, и танк не имел никаких шансов против такой большой массы огня и взрывчатки.

Прежде чем танки продвинулись на милю, большое число бронированных машин пало жертвой мощных мин и было обездвижено. Танк со сброшенной гусеницей или вставший из-за повреждений, конечно, почти всегда может быть возвращён в бой снова, особенно если его быстро эвакуировать из-под ведущегося русскими разрушительного огня. Но немцы слишком буквально соблюдали приказы, которые рвущиеся вперёд части получили перед началом операции «Цитадель»:

«…ни при каких обстоятельствах танки не должны быть остановлены для оказания помощи повреждённым… Командиры танков должны двигаться к своей цели до тех пор, пока танк сохраняет мобильность. Если танк обездвижен, но орудие находится в исправности… экипаж обязан оказывать огневую поддержку с этой позиции».

На Курской дуге этот приказ, возможно, привёл к гибели многих танковых экипажей. Русские орудия были установлены с такой концентрацией сил, что любой повреждённый танк, не эвакуированный с поля боя другим танком, немедленно становился объектом тяжёлого концентрированного обстрела.

Танки, разумеется, были готовы к уничтожению орудийных позиций, мешающих их продвижению. Но это оказалось невозможным из-за количества и размещения опорных пунктов, а также из-за принятых русскими специальных мер. Каждый опорный пункт, не беря в учёт личное оружие расчётов, был расположен так, что он прикрывался перекрёстным огнём миномётов и пулемётов. Когда танки останавливались пушками опорного пункта, немецкая пехота получала приказ выдвинуться вперёд и уничтожить орудия. Но никто не мог обнаружить позиции пулемётов и миномётов, оборонявших опорный пункт. Русские издали строгий приказ — пулемётчики и миномётчики должны были открывать огонь только по нацистским пехотинцам, атакующим тот опорный пункт, который они должны были прикрывать. Результатом был хаос среди атакующих. Опорные пункты разрывали на части танки, а поддерживающая их пехота разрывалась на куски беглым огнём со всех сторон, с хорошо окопанных и защищённых от ответного огня позиций.

Подбитый Pz.IV Ausf.H
По мере ожесточения битвы, когда большие потери замедлили немецкое наступление, русские применили ещё один неприятный сюрприз, один из тех, что хорошо соответствует духу русского солдата. Между минными полями земля была исчерчена глубокими зигзагообразными траншеями, через которые танки, следующие за расчищающими минные поля сапёрами, спокойно проходили.

После того как танки проходили, специальные отряды отчаянных русских, бойцов противотанковых отделений, вставали из глубоких узких траншей за немецкими танками с фанатичным рвением, вызывая растерянность у врага, ошеломлённого обнаружением советских солдат за собой, в самой гуще боя.


«Тигр» дивизии СС «Рейх», потерявший часть опорных катков в результате подрыва на минах
Будучи полностью убеждёнными в неизбежности столкновения с угрозой частых минных полей, немцы заготовили контрмеры. Тяжёлые танки толкали впереди себя катки, создающие сильное давление на грунт, чтобы привести в действие детонаторы мин. Они также применили одно из самых странных порождений войны — маленькую, лишённую экипажа танкетку, дистанционно управляемую по радио, которая рвалась через минные поля, пока её собственный заряд не взрывался по команде оператора. Миниатюрные железные жуки, парадоксально названные «Голиафами», сновали впереди танков, но в результате их эффект, на фоне разрушительного русского огня, оказался пренебрежимо малым.

Постепенно, но необратимо, нацистское наступление начало выдыхаться. Русская тактика применения мощного миномётного и пулемётного огня по пехоте, в то время как опорные пункты разбирались с танками — и всё это при поддержке волн летящих на бреющем самолётов, — отлично оправдалась. Немецкие пехотинцы обнаруживали, что они отрезаны от танков. Сами танки уничтожались шквальным перекрёстным огнём опорных пунктов, и наступление захлебнулось. Под ужасающим кинжальным огнём немцы отступили на исходные позиции.

Германская панцергренадерская дивизия в наступлении
В 07.30 того же утра Вермахт, перегруппировавшись и придя к выводу, что оборона русских оказалась намного мощнее, чем ожидалось, снова начал наступление с тех же позиций. На этот раз немцы обрушились на левый фланг Тринадцатой армии, предварив новую волну наступления интенсивным артиллерийским обстрелом, продолжавшимся час. Танки и части поддержки двигались под прикрытием огненного вала, выжидая момента, когда обстрел завершится к 08:30 утра. Теперь главные ударные силы неотвратимо надвигались на русские оборонительные рубежи, на это раз много большей мощью, чем в первой попытке несколькими часами ранее.

Во главе двигались мощные «Тигры», а чтобы придать взламывающим оборону русских клиньям запредельную мощь, им были приданы специальные подразделения гигантских самоходных орудий «Фердинанд», весом около семидесяти тонн, защищённых 200-мм бронёй. «Тигры» и «Фердинанды» стремительно сокрушали оборону 15-й и 8-й дивизий Тринадцатой армии, но они были только наконечником массивной стрелы, пущенной Вермахтом из гигантского лука. За тяжёлыми немецкими танками следовали сотни средних танков Pz IV, во взаимодействии с бронетранспортёрами, набитыми ударными частями пехоты. Это была германская мощь во всём сиянии того самого блицкрига, о котором у русских остались столь тяжёлые воспоминания.

Два подбитых «Фердинанда» из штабной роты 654-го батальона тяжелых истребителей танков. Район станции Поныри
Как только русские полностью осознали масштаб наступления немцев, они бросили для отражения немецкой атаки все возможные силы. Шестнадцатая воздушная армия сконцентрировала на участке боя все свои самолёты, так что над полем боя постоянно находилось несколько сот истребителей, штурмовиков и бомбардировщиков. Генерал Хорст Гроссман (6-я пехотная дивизия), отметил: «Русские использовали авиацию в таких количествах, которые мы еще не встречали на востоке».

Но немцы всё ещё пребывали в полной уверенности, что их могучие клинья пробьют русскую оборону, особенно это касалось девяноста «Фердинандов» XLVII танкового корпуса. Даже с дистанции прямого выстрела русские 76,2-мм снаряды бессильно отскакивали от их толстой брони, и они в своём продвижении, казалось, почти не обращали внимания на мины, которые останавливали другие танки, разрывая их гусеницы. Тем временем, результаты боя «Фердинандов» против русской обороны подкреплял немецкие надежды. Танки Т-34 оказались беспомощными против гигантских «Фердинандов». На близких дистанциях яростной битвы пушки «Фердинандов» с их высокой настильностью траектории и огромной начальной скоростью снаряда разносили в клочья один русский танк за другим. Даже опорные пункты не могли ничего сделать с германскими монстрами.

«Фердинанд», меняющий позицию во время боя
Совместные действия гигантского клина «Тигров» и «Фердинандов» стали тем топором, который смог врубиться в русский оборонительный рубеж. Русские пушки не смогли ничего противопоставить этой силе, и немецкая пехота следовала за этой дубинкой, показавшей такую эффективность.

Теперь они уже были в глубине оборонительных порядков, и взаимоувязанная система опорных пунктов, прикрытых пулемётными гнёздами и позициями миномётов, начала нести ужасающие потери от огня немецких войск. Шаг за шагом пехота отрывалась от танков, по мере того, как русские артиллеристы, смирившись с неизбежным, переносили огонь с «Фердинандов» на средние танки, прореживая их ряды шквалом огня.

«Фердинанды» продолжали движение, неуязвимые и смертоносные, пока не вклинились в позиции русской пехоты, укрывавшейся в глубоких траншеях и подземных блиндажах. Русская пехота, опытная, фанатичная, исполненная ненависти, увидела, что «Фердинанды» оторвались от более лёгких танков — и теперь остались абсолютно беззащитными против простого солдата, который мог приблизиться к ним сбоку или сзади.

«Фердинанд», уничтоженный внутренним взрывом
Именно русский солдат в гуще битвы подписал приговор могучим «Фердинандам». Группы истребителей танков выскочили из своих траншей и яростно рванулись к гигантским самоходным пушкам. Русские пехотинцы со своим громогласным «Ура!» начали карабкаться на сотрясающие землю «Фердинанды». Закрепившись на них, они засовывали стволы огнемётов в вентиляционные отверстия германских чудищ. Один длинный язык пламени — и «Фердинанд» был готов, его экипаж погибал от шока, обожжённый пламенем, или сгорал заживо. Тот, кому удавалось вылезти через открытые люки, разрывался на куски огнём множества направленных на него стволов.

Гудериан предупреждал об опасности боевого применения этого оружия — «Фердинандов» и «Тигров» Порше без оснащения их пулемётами. Он вынес свой вердикт относительно боя «Фердинандов» с Тринадцатой армией:

Они были не приспособлены к ближнему бою, так как имели недостаточно боеприпасов (фугасных, в сравнении с бронебойными. — М.К.) для своих пушек, и этот недостаток был усугублен тем, что они не несли пулемётов. Как только они («Фердинанды». — М.К.) ворвались на линию укреплений вражеской пехоты, они, образно выражаясь, вынуждены были стрелять из пушки по воробьям. Они не смогли ни нейтрализовать, ни подавить вражеский ружейно-пулемётный огонь так что наша собственная пехота не могла следовать непосредственно за ними. К тому времени, когда они достигли позиций русской артиллерии, они были предоставлены сами себе. Несмотря на продемонстрированную выдающуюся храбрость и неслыханные понесённые потери, пехота дивизии Вейдлинга не смогла развить успех танков.

Убитый немецкий самоходчик на фоне разбитой машины
Русские не упустили возможность запечатать все прорывы, которых немцы смогли достичь на участке обороны Тринадцатой армии. Сапёрные части в первый день боёв прямо в гуще схватки, под дулами яростно рвущихся вперёд немецких пушек, установили на участке Тринадцатой армии ещё шесть тысяч мин. Эффективность минных полей настолько превзошла ожидания, что русские насчитали свыше сотни немецких танков и самоходных орудий, тяжело повреждённых или уничтоженных подрывами за первый же день боёв. Другим существенным эффектом минных полей, помимо прямого ущерба, который они наносили германским танкам, было то, что они направляли танки под огонь опорных пунктов. На протяжении всего дня командиры танков предпочитали двигаться по расчищенным от мин проходам, стесняя себя в манёвре и ещё больше увеличивая свою уязвимость от опорных пунктов, тяжёлой артиллерии и команд охотников за танками, скрывающихся в своих щелях по всему полю боя.

Вид сзади на «Фердинанд» гауптмана Шпильмана. 6 июля эта машина подорвалась на мине
Позже, в тот же день, явно смиряясь с любыми потерями, которые были бы необходимы для прорыва русских позиций, Вермахт под командованием Моделя продолжил наступление массами своих танков. Поскольку медленное продвижение запиналось на каждом шагу, Модель затребовал максимальную воздушную поддержку для противодействия русским самолётам над полем боя, оттеснения их от атакующих немецких сил, а также для помощи в пробивании брешей в русских позициях. Именно эти воздушные удары, 5 июля и на следующий день, заставили Жукова признать, что «оба дня немецкая авиация сеяла опустошение».

Немецкий успех измерялся в медленном, запинающемся продвижении, за которое приходилось платить ужасными потерями в людях и технике. Вермахт провёл пять отдельных крупных атак на советские оборонительные позиции, но достижения нацистов были почти неразличимы до самого конца дня, когда они бросили в атаку все свои танки. При этом Модель не получил удовлетворения. Русские 15-я и 18-я дивизии оставили первую линию своей обороны, но только чтобы отойти назад ко второму, ещё более укреплённому рубежу всего в трёх-пяти милях южнее первой линии. Двигаясь к русскому городку Гнилец, немцы отбросили две русские дивизии, но обнаружили, что дальше чем на три мили продвинуться они не в состоянии.

«Фердинанд» оберфельдфебеля Хекеля 227
Ещё одна массированная атака была предпринята против трёх дивизий на стыке Тринадцатой и Сорок восьмой армий, в яростной попытке Вермахта прорваться к Малоархангельску. Немцы достигли первоначального успеха в штурме русских позиций при массированной артиллерийской и авиационной поддержке. Но русские немедленно контратаковали и обрушились на изнурённых захватчиков. Вечером немцы были выбиты с захваченных ими на короткое время позиций на участке русской обороны, и эта территория не могла считаться взятой.

Ночью нацисты отчаянно пытались привести себя в порядок. Потери были настолько тяжёлыми, что было приказано эвакуировать все немецкие танки, самоходные орудия и другое вооружение для ремонта и возвращения в войска. Проще сказать, чем сделать. Немцы столкнулись с совершенно новыми русскими солдатами, и те использовали ночь для боевых действий такой ожесточённости, которая ранее не отмечалась на Восточном фронте.

Чтобы перегруппироваться, немцы должны были использовать захваченные днём территории, но темнота показала, что этот захват сопровождался некоторыми специфическими опасностями. Многие передовые танковые подразделения были теперь отрезаны от основных немецких войск. Маленьким группкам «Тигров» удалось вклиниться далеко в глубину русской обороны, где они не имели поддержки пехоты, в которой они отчаянно нуждались для защиты от русских сапёров, подбиравшихся к такой лакомой добыче.

Единственным способом для немцев воспользоваться скудными плодами дня 5 июля было подвести вперёд под покровом темноты пехоту; вся ночь прошла в этом движении, но не без тяжёлых потерь. Захваченная территория стала смертельной «ничейной землёй», полной русских патрулей, охотившихся на немцев, пытающихся пробиться к своим опасно отрезанным танкам. Пулемёты, винтовки и гранаты рвали ночь, и в огромном количестве траншей две вражеских армии сходились в смертельной схватке под неверным светом и косыми тенями осветительных ракет.

Подорванный на мине и сгоревший «Фердинанд»
Немецким сапёрам было указано, что минные поля должны были быть обезврежены любой ценой для того, чтобы танковые части могли продвинуться и вырвать у русских победу. Здесь тоже проявился индивидуальный характер русского солдата, поскольку поле боя было полно снайперов, которые появлялись из своих берлог ровно на столько, сколько нужно было, чтобы расстрелять команду разминирования, а затем появиться ещё где-нибудь, перемещаясь по так хорошо знакомым им траншеям.

Рассвет застал первую линию обороны, надёжно захваченную немцами, но это было достигнуто ценой ужасных потерь, понесённых долгой, наполненной боями ночью. Цена для немцев была явно слишком высокой, учитывая то, что ждало их следующим днём.

Длинные и тщательные приготовления русских к битве теперь приносили им особую выгоду. Рокоссовский и его штаб предполагали, что они будут выбиты с первой линии обороны. Каждая пушка второй линии имела точные данные для стрельбы на случай, если эти позиции будут заняты противником. В дополнение русские нашли способ восполнить потери в орудиях, которые они понесли на занятых немцами территориях. В течение ночи они собрали сотни танков и вкопали большинство из них в грунт, защищая корпус толщей земли и оставляя сверху только башню, выступающую в роли импровизированной противотанковой артиллерии.

Немецкие атаки, возобновившиеся утром 6 июля, проходили под столь же яростным огнём, как и днём ранее. И немцы обнаружили, что русские солдаты бьются столь же ожесточённо, как и в первый день наступления. Там, где немцы врывались на позиции русских, они часто сражались до последнего человека. Жуков лично отметил один из примеров храбрости русских солдат: «Батарея под командованием капитана Г. И. Игишева отбила мощную атаку и уничтожила девятнадцать немецких танков в течение одного дня. Весь личный состав батареи героически погиб в бою, но не позволил фашистам пройти».

К концу второго дня наступления на Центральном фронте немцы добились общего продвижения на шесть миль. Это продвижение было достигнуто на фронте всего в двадцать миль, и войска Моделя заплатили десятью тысячами убитых и ещё пятнадцатью тысячами раненых и пропавших без вести.

Серьёзное продвижение вынудило немцев заплатить, но Вермахт обнаружил, что взятие этой территории не снизило нарастания потерь. Местность, по которой продвигался Вермахт, была как будто специально создана для обороны, и по мере того, как немецкие солдаты зачищали рощи и перелески, деревни, посёлки и холмы, они попадали под огонь отчаянных одиночек, которые появлялись, казалось, буквально отовсюду.

«Фердинанд» меняет позицию
Ночью 6 июля положение немцев, несмотря на достигнутый ими прогресс, было незавидным. Двадцать пять тысяч человек, заменить которых было некем, выбыли из рядов войск под командованием Моделя. Как минимум двести танков и самоходных орудий были уничтожены яростным перекрёстным огнём русских — и замены им тоже не было. Вермахт израсходовал огромное количество боеприпасов, и Девятая армия имела настолько малое их количество, что Модель обратился с личным запросом к Цейтцлеру в ОКХ (главнокомандование армии) о выделении 100 000 снарядов для танков и другого тяжёлого вооружения.

К ужасу немецкого командования, русские продолжали ставить мины на всех направлениях и, что особенно их нервировало, в тылу немецких танковых клиньев, вонзившихся в оборону русских. Это означало, что войска поддержки, двигающиеся за танковыми клиньями, должны были сами выполнять утомительную и пожирающую время работу по расчистке пути через минные поля, тогда как они отчаянно нужны были на передовой.

Модель испытывал мало радости от того факта, что остриё его клина удалось вбить в русский рубеж обороны. Самое серьёзное продвижение его танков было намертво остановлено в холмистой местности к северу от Ольховатки.

Модель получил сообщения авиаразведки, что русские перебрасывают с востока крупные бронетанковые подкрепления. Затем он получил подтверждение, что крупные колонны русских движутся на запад, к югу от Малоархангельска, на Ольховатку и Поныри.

«Потерпев неудачу в достижении решительного успеха в центре и на левом фланге 13-й армии, — писал Рокоссовский, — противник перенёс свои основные усилия к деревне и железнодорожной станции Поныри, которая, в создавшейся ситуации, имела серьёзное оперативно-тактическое значение. Удерживая Поныри, наши войска могли нанести фланговый удар по противнику, продвигающемуся на Малоархангельск и Ольховатку, а также удерживать в своих руках железную дорогу Орёл — Курск».

На рассвете 7 июля Модель бросил свои силы на Поныри. Именно в их окрестности, вдоль изломанной линии от Малоархангельска до Никольского, и особенно между Понырями и Молотычами в течение следующих четырёх дней немцы полностью выдохлись.

Атака, проведённая с той яростью, которая характерна для людей, знающих, что они либо победят, либо увидят крах всех своих долговременных планов, превратила местность вокруг в огненный ад. Рокоссовский использовал свои вкопанные в землю танки для препятствия продвижению средних и тяжёлых танков немцев. Его приказы прямо запрещали прямое открытое столкновение русских танков с тяжёлыми немецкими машинами и предписывали атаковать вместо них пехоту и более лёгкие танки.

«Фердинанд» № 113 из состава 1-й роты 653-го батальона тяжелых истребителей танков на марше
В течение нескольких часов густой дым покрыл небеса, затмил солнце, по мере того как загорались окрестные поля. Какой бы ни была ярость танковых атак до сих пор, она померкла в сравнении с этим моментом, когда две враждебные друг другу танковые армады маневрировали и подобно молотам атаковали друг друга. Массированный орудийный огонь перемежался рукопашными схватками между немцами и русскими. Русские окопались на обеих сторонах господствующих высот. Местность внизу была превращена в простреливаемый со всех направлений лабиринт траншей, блиндажей и «лисьих нор».

Чтобы пробить себе путь через ужасающий перекрёстный огонь русских, немцы прибегли к тактике «людских волн», одна цепь за другой рвалась навстречу ревущему грому русских орудий, вою ракет и непрерывному треску винтовочных выстрелов. Лучшие части, которые были у Вермахта в этом районе, атаковали ложбину между холмов сначала с запада, потом с востока, но вне зависимости от направления удара их встречал подавляющий огонь обороны, который, казалось, не прекращался ни на мгновение.

Потери, понесённые немцами, были достаточными для того, чтобы отбросить любую армию, и это было доблестью немцев — что признавали обе стороны, — что они продолжали драться с редкой отвагой и самоотверженностью. Один из полков в первый же час потерял убитыми и раненными всех офицеров. Батальоны сокращались до рот, но они продолжали сражаться, пока не сводились до уровня взводов.

САУ майора Санковского. Его батарея уничтожила в одном бою 10 танков противника. Центральный фронт, 13-я армия. Июль 1943 года
В этой жестокой схватке жертвы и подвиги большинства участников были забыты, стёрты из памяти или даже не замечены на фоне ужасных понесённых потерь, и те подвиги выживших, которые стали известны, конечно, дают представление о намного большем количестве людей, погибших в бою.

История 2-й батареи 540-го лёгкого артиллерийского полка РГК русских даёт нам образец храбрости и отваги в бою, проявившихся в этом страшном сражении. Вторая батарея занимала позиции на прямой наводке к северу от Понырей. Одним из орудийных расчётов командовал старшина К. Седов; Седову и его расчёту предстояло проявить себя выдающимся образом даже на фоне массового героизма.

Расчёт Седова следил за продвижением тяжёлых танков Вермахта и не открывал огня до тех пор, пока немцы не приблизились к их позиции на каких-то двести метров. Они открыли огонь и прямым попаданием поразили головной танк, пробив его броню. Танк загорелся. Второй танк взорвался сразу же после этого, и прежде чем немцы ответили сильным и точным огнём, были подбиты ещё несколько танков.

Разбитый «Фердинанд»
Бой между батареей Седова и остановленными ею немецкими танками длился несколько часов. Артиллеристы один за другим гибли у своих противотанковых пушек. Их сменяли другие, пока не осталось только несколько человек, собравшихся у орудий. Краска на стволе орудия Седова сгорела. Раненые солдаты перевязывали с помощью товарищей свои раны и возвращались в бой. Бой выдыхался, и именно Седов и его товарищи выдержали его. Прежде чем немцы отползли назад, согласно официальным данным, одно-единственное орудие уничтожило восемь танков и до сотни солдат и офицеров атаковавшего противника.

Людские волны накатывались на ревущие русские орудия одна за другой. В один из моментов немцы бросили в долину около Понырей 150 танков и неизвестное, но огромное число бронетранспортёров для фланговой атаки на оборону русских. Обнаруженные авиаразведкой с истребителей немецкие войска сразу же поверглись удару тяжёлой артиллерией и атаке 120 штурмовиков и двухмоторных бомбардировщиков. Немцы с тяжёлыми потерями в беспорядке отступили назад.

«Фердинанд», подорвавшийся на мине
Днём 7 июля Модель пришёл в отчаяние и вызвал тяжёлую авиационную поддержку. На этот раз немецкий налёт против окопанных танков и артиллерии был успешнее. Гитлеровские солдаты бежали за валом тяжёлых бомб, они рвались вперёд. Их ряды снова прореживались огнём, но наконец-то они добились успеха — два батальона пехоты при поддержке пятидесяти танков ворвались на северо-западную окраину Понырей. Но едва Модель заполучил свой первый реальный успех, захватив важный русский узел, как русские перешли в яростную контратаку, выбив силы немцев из города иуничтожив оба батальона.

Тьма медленно спускалась на поле боя, солнце в укутывающем мир дыму казалось не более чем призрачным диском. Модель знал, что не может останавливать давление, и послал в атаку ещё два пехотных полка и шестьдесят танков.

Свежие подкрепления пробили широкие бреши в порядках 307-й дивизии, которая медленно откатывалась под натиском немецкого наступления. Ночью, когда обе стороны прекратили атаки, русские согнали дезорганизованную 307-ю дивизию в один кулак, и с первыми лучами солнца провели контратаку, вышибив немцев с дорого доставшейся им территории и ликвидировав угрозу Понырям.

Самоходное орудие СУ-122 выдвигается на огневую позицию. Центральный фронт. 7 июля
Тяжёлые танковые бои, начавшиеся 7 июля в районе Ольховатки, продолжались весь день и большую часть ночи 8 июля. Всё, что оставалось у немцев на этом участке — три сотни танков при мощной поддержке автоматчиков, — было брошено против 3-й противотанковой бригады к северо-западу от Ольховатки. Одна из батарей бригады под командованием капитана Г. И. Игишева уже была отмечена в приказе Жукова. Когда немцы откатились назад после жестокого боя, они не могли знать, что единственной оставшейся противостоящей им силой оставалось одно орудие и трое смертельно уставших израненных русских.

8 июля продемонстрировало ещё один пример отчаяния, с которым немцы бросались в атаку. Деревня Тёплое, на западном фланге участка боёв, стала сценой для яростной атаки, в которой участвовал последний бронетанковый резерв Моделя. Танки этого последнего резерва — 4-й танковой дивизии — пополненные танками 2-й и 20-й дивизий, совместно с мощной ударной группировкой мотопехоты, двинулись в атаку, которая «должна была завершиться успехом» благодаря мощному превосходству в огне и силах над уже ослабленной и измотанной обороной.

«Фердинанд», уходящий в тыл после боев. Весь экипаж, кроме механика-водителя, сидит на броне машины
Рокоссовский выставил сильный резерв из числа предназначенных для наступления войск. Деревня Тёплое и холмы вокруг кишели русскими обороняющимися войсками, включавшими артиллерийскую и две стрелковые дивизии, две бригады танков и бригаду штурмовых орудий. Трижды немцы бросались на занимаемые советскими войсками господствующие высоты, и трижды русские контратаками выбивали их с политой кровью земли. Четвёртой атаки немцев не последовало; их наступление захлебнулось.

День 9 июля был последним днём, когда войска Моделя пытались хоть как-то атаковать яростно сражающихся русских. К 10 июля потери в танках оказались настолько тяжёлыми, а потери среди немецких солдат росли так быстро, что попытки Вермахта перейти в атаку рушились на глазах. В этот день никакого их продвижения на Центральном фронте зафиксировано не было.

Командир Красной армии у подбитого «Фердинанда»
Тем временем битва продолжалась, но её оборонительная фаза подходила к концу. Немцы захлебнулись, атакуя русские войска, подобных которым они не встречали ранее, а пружина мощного контрнаступления уже начала раскручивать свой механизм.

Но действительно титанические сражения, на которые немцы сделали главную ставку, разворачивались южнее, на Воронежском фронте.

ВОРОНЕЖСКИЙ ФРОНТ

Утром 5 июля дивизия «Великая Германия» обнаружила, что она столкнулась с серьёзной проблемой. Местность между Сырцевым и Завидовкой, где эта мощная немецкая дивизия должна была развернуть полномасштабное наступление на оборону Воронежского фронта, из-за прошедших ночью ливней превратилась в море грязи. Река, протекавшая между двух деревень, вышла из берегов, превратив ровную местность в огромное болото. Множество более мелких речек и ручейков превратились в быстрые водные потоки, пересекавшие трясину. В дополнение к этому рассвет застал немецкие дивизии плотно скучившимися на берегу этого болота — отличная цель для огромной массы русской артиллерии, которая была стянута под покровом темноты и которая только и ждала этого момента.

Спешно собранная артиллерия открыла огонь, проведя ужасающий налёт на порядки «Великой Германии», вынуждая людей и технику искать любое доступное укрытие. Темп и интенсивность огня увеличились, когда русские танки выкатились на вершины холмов на своей стороне водной преграды и выпустили по этому бардаку сотни стремительных снарядов.

Орудия Вермахта ответили на обстрел, и панические запросы к Люфтваффе вывели на сцену мощную авиационную поддержку. Истребители нацистов дрались с особенным ожесточением. Их главной целью были русские самолёты, атакующие инженеров «Великой Германии». Эта группа подвергалась постоянному обстрелу при своих безнадёжных попытках перебросить через вздувшийся от дождей поток мосты. Немцы были также стеснены постоянно взрывавшимися минами, и сапёрам с миноискателями была масса работы.

Если немецкая авиаподдержка в боях на Центральном фронте, примерно в сотне миль к северу, была сильной, то на Воронежском фронте она была почти всеподавляющей. То, чего немцам не хватало в артиллерии для ответа на обстрел русских орудий, они получили благодаря мощным бомбардировкам Люфтваффе.

Воздушное прикрытие было бы ещё более эффективным, если бы силы Вермахта не были бы так растянуты.

Сами русские решили предоставить артиллерии сражаться самостоятельно и использовать русские ударные противотанковые самолёты для той задачи, которая была их коньком — для атаки немецких танков, которые можно было найти в достаточном количестве и которые из-за дождя и грязи потеряли подвижность и стали отличными мишенями.

«Множество танков стали жертвой красных ВВС, — писал Меллентин позднее. — Во время этой битвы русские самолёты действовали с примечательной эффективностью, несмотря на германское превосходство в воздухе».

5 июля, второй день наступления сил Гота, был наполнен тяжёлыми потерями и разочарованиями в немецких рядах. Меллентин признал, что на занятой немцами 4 июля территории русские снайперы и группы истребителей танков «возникали из ниоткуда», и существенные силы из состава дивизии «Великая Германия» были отвлечены на борьбу с фанатичными русскими, которые представляли серьёзную угрозу дивизионным тылам. У инженеров дивизии ушло минимум 12 часов на строительство мостов через водные преграды и болота, тем временем наступила ночь, а немецкие войска всё ещё не могли начать по новым мостам переправу. Алексеевка и Лучанино, ближайшие цели наступления «Великой Германии», всё ещё были вне опасности.

На левом фланге «Великой Германии» 3-я танковая дивизия билась о твердокаменную оборону у Завидовки, но танковые части были остановлены. 3-я танковая сообщала о высокой плотности минных полей на участке операции, мины выводили из строя танки и бронированные машины почти везде. Бесценное время было потеряно на расчистку прохода в минных полях. Пока нацисты были заняты этой проблемой, русские, пользуясь, выгодами превышения местности на их стороне, крушили силы дивизии дальнобойной артиллерией, тогда как танки со склонов холмов своими снарядами производили опустошение в германских рядах.

Вместо того чтобы продвинуться, 5 июля 3-я танковая дивизия получала своё от русского обстрела и отражала яростные контратаки русских. И снова только Люфтваффе смогло достичь существенного успеха, когда самолёты нацистов нанесли яростный удар по русским артиллерийским позициям и атакующим танкам. Однако русские сосредоточили здесь такие запасы материальной части, что смогли перенести и этот удар.

После долгого, заполненного кровавыми боями промежутка времени, русские мало-помалу осознали, что войска Вермахта, собранные против них на Воронежском фронте, намного превосходят то, с чем столкнулся на Центральном фронте Рокоссовский. Гот планировал немедленный массированный удар по русским позициям, и он нанёс первоначальный удар приблизительно тысячей танков и тремястами пятьюдесятью самоходными орудиями — 300 бронированных монстров относились только к «Великой Германии» (которые, естественно, скучились, ожидая наведения мостов через реки и болота).

Если Гот видел, что часть его волны наступления остановлена в каком-нибудь районе, то у него было достаточно сил для того, чтобы надавить в других точках, чтобы достичь прорыва труднопреодолимой обороны русских. У него было пять танковых дивизий к северу от Белгорода и ещё три южнее этого города.

И, наконец, в центре дивизии СС Хауссера в битве такого накала ярости, который доступен лишь истинным арийцам, добились единственного бесспорного успеха немцев за этот день. К югу от Белгорода III танковый корпус зацепился за маленький, но жизненно важный плацдарм на берегу Донца. Всё, чего немцы смогли достичь за 5 и 6 июля, были три относительно маленьких прорыва. Ни один из них не простирался далее семи миль в глубину русских позиций, хотя Гот рассчитывал продвинуться на двадцать или более миль.

«Тигр» ведет огонь по советским танкам
В ночь с 5 на 6 июля русские ввели в бой мощные подкрепления. Шестая гвардейская армия получила специализированные противотанковые части, Первая танковая армия развернулась за второй линией обороны, усилив и без того мощные оборонительные позиции. Стрелковые соединения Шестой гвардейской армии были сочтены опасно недовооружёнными тяжелой артиллерией, и несколько сот танков были выведены на позиции и окопаны по самую башню.

6 июля немцы начали прорыв. Люки закрыты, тяжёлые танки и самоходные орудия выдвинулись с защищённых исходных позиций и начали выдвижение по покрытым пшеницей полям. Радист танка «Тигр» писал:

При нашем приближении русская артиллерия начала перепахивать землю вокруг нас… весь фронт был в череде вспышек. Казалось, мы движемся в огненном кольце. Четыре раза наш отважный «Россинант» содрогался от прямых попаданий, и мы благодарили судьбу за прочность крупповской брони.

Четвёртая танковая армия немцев 6 июля добилась уверенного продвижения к своей цели — Обояни, открывающей прямую дорогу на Курск. Для прикрытия увязшей в тяжёлых сражениях армии Люфтваффе совершило тысячу семьсот самолётовылетов на поддержку продвигающихся вперёд танков. Эффект в этой области был очевидным и стал весомым вкладом в успех Четвёртой танковой армии немцев, но его ценой были задержки в прикрытии других отчаянно нуждавшихся в нём сил. Воздушные операции по поддержке XLVIII танкового корпуса и II танкового корпуса СС были в высшей степени недостаточными, немецкие пилоты вынуждены были биться за свою собственную жизнь против всё растущих в количестве орд вездесущих советских истребителей.

Панцергренадеры и «Тигр» дивизии СС «Рейх» продвигаются через заросли конопли
Давление Вермахта, несмотря на интенсивное сопротивление русских, было основательным, и немцы продвигались к своей цели медленно, но неотвратимо. Советский офицер, наблюдавший движение немецких танков у Обояни, в пятидесяти милях южнее Курска, писал впоследствии:

Пожалуй, ни я, ни кто другой из наших командиров не видали зараз такого количества вражеских танков. Генерал-полковник Гот, командовавший 4-й танковой армией гитлеровцев, ставил на кон всё. Против каждой нашей роты в 10 танков действовало 30–40 немецких. Гот отлично понимал, что если он прорвется к Курску, любые потери будут оправданы, любые жертвы не напрасны.[22]

Командир «Тигра» ведет наблюдение за полем боя через стереотрубу
Ситуация медленно, но неуклонно улучшалась для Вермахта, по мере того как танки подавляли оборону русских и расширяли прорыв на участке 67-й Гвардейской стрелковой дивизии, устремляясь к Обояни и форсируя Псёл. Танки СС Хауссера прорвались через оборону 52-й гвардейской стрелковой дивизии, готовясь к маршу в направлении Прохоровки. Ещё одна мощная сила пробивалась на Ржавец после форсирования Донца, но ожидания Гота относительно быстрого продвижения этой группы поблекли по мере того, как советское противодействие на этом направлении неожиданно усилилось.

Несмотря на это, Гот готовился максимально развить успех. Ему нужен был простор для его танков, чтобы они могли двигаться быстро и решительно, так что он сконцентрировался на прорыве, который давал ему выход на открытую местность к юго-востоку от Обояни. Там-то он и хотел применить всесокрушающий танковый клин, как он мечтал уже давно, и нанести мощный удар по русскому левому флангу и тылу. Если он добьётся успеха, если проведёт эту операцию с решительностью и быстротой, он вскроет русские оборонительные рубежи — и Курск более не будет недостижимо далёкой целью. Гот знал, что он обязан двигаться быстро, поскольку войска Моделя на севере увязли в фанатичном сопротивлении русских на Центральном фронте, и он не должен был ожидать оттуда помощи своему наступлению.

Гот не мог выбрать лучшего времени и места для своей рискованной ставки. В смертельной танковой битве под Обоянью его танки понесли серьёзные потери, но они нанесли могучий удар и по русским танковым войскам. Именно после этой схватки Ватутин приказал огромному числу оставшихся у него танков окопаться и действовать в качестве защищённой артиллерии, чтобы восполнить потери, понесённые при наступлении немецких войск. А согласно видению ситуации со стороны Гота, его Четвёртая танковая армия всё ещё была сокрушительным кулаком, насчитывающим шесть сотен «Тигров», «Пантер», Pz IV и самоходных орудий. С другой стороны, русским не хватало танков, которые они могли бы в большом числе выставить на поле битвы, и преимущество в мобильности перешло к Готу.

Русские, конечно, знали, что они должны ввести в бой свои танковые резервы, даже если это означает нарушение планов Жукова по нанесению мощного ответного удара в последний возможный момент. Если они не сделают этого, Гот будет иметь все шансы прорваться через Прохоровку, резко развернуть свои силы и рвануться через Обоянь к Курску.

Если его удастся остановить здесь и сейчас, то его продвижение превратится в марш по ужасной долине смерти, в которой будут навсегда похоронены надежды немцев на продолжение наступления. Поэтому Ватутин отдал войскам жёсткий приказ: «Немцы не должны прорваться к Обояни ни при каких обстоятельствах».

Панцергренадеры СС ведут огонь из пулёмета
Он дополнил свой приказ мощным подкреплением в составе двух полков самоходных артиллерийских установок, направленных на тот участок, где дела шли особенно плохо для русских, но это был как раз тот случай, когда слишком малое подкрепление прибыло слишком поздно и танки разгромили ошеломлённых, только что вступивших в бой русских.

Угроза Обояни и собственно Курску была сочтена столь смертельной, что командный пункт Ватутина «удостоился» прибытия Никиты Хрущёва, представлявшего всю политическую мощь Москвы.

«Следующие два или три дня будут ужасными, — заявил Хрущёв. — Или мы удержимся, или немцы возьмут Курск. Они ставят на карту всё. Это для них вопрос жизни и смерти. Мы должны позаботиться о том, чтобы они свернули себе шею».

Он не добавил: «…Иначе…»

Утром 7 июля танки начали осуществлять надежды Гота, внушённые предшествующим ходом боёв. Продвигающиеся вперёд войска взяли штурмом деревню Дуброво, отбросив русских назад, к посёлку Сырцево на реке Пена, считавшемуся обеими сторонами последним узлом обороны, препятствующим рывку немцев непосредственно на Обоянь. Когда русские откатились к Гремучему и Сырцеву, они попали в радиус действия тяжёлой немецкой артиллерии и были разнесены на клочки. Отступление перешло в беспорядочное бегство. Воодушевлённые подобным успехом, танки на полной скорости рванулись на северо-запад, надеясь нанести глубокий и смертельный удар по русским оборонительным линиям, что дало бы им свободу манёвра в любом направлении, которое разведка сочла бы слабейшим. Этого не случилось.

Бегущие русские войска, встретив спешащие к месту разгрома резервы, остановили свои танки и грузовики и стали окапываться, чтобы продолжить бой с яростью, которая застала преследующих их немцев врасплох. Страшный огонь со спешно оборудованных позиций сначала остановил танки, а затем вынудил их драться насмерть, по мере того как тысячи русских поднимались из своих окопов для контратаки, следуя за линией танков Т-34 и КВ.

Справа от внезапно остановленных танков полк «Великой Германии», соблазнённый внезапным успехом, о котором им сообщили, атаковал городок Верхопенье, взятие которого обозначало бы действительно значительный прорыв обороны русских. Немецкое командование мгновенно ввело в прорыв специальную боевую группу, чтобы быстро воспользоваться обозначившимся успехом.

Когда эта группа была поймана в ловушку полковой обороны, немцы осознали, что они стали жертвой картографической ошибки и что до Верхопенья всё ещё далеко. Для этой боевой группы 7 июля закончилось схваткой, в которой оба врага яростно дрались за отдельные холмы, затихшей затем из-за обоюдного истощения к ночи.

Длинный фронт не был больше единым полем битвы, он разбился на несколько отдельных участков боёв, с чередующимися успехами и поражениями для обеих сторон. В течение ночи 7 июля 3-я танковая дивизия была задействована для развития своего дневного успеха, срезая очаги сопротивления русских на позициях вдоль реки Пена. XLVIII Танковый корпус благословлял темноту, поскольку огонь русской артиллерии и танков неожиданно прекратился, и передовые части начали форсировать Пену при странном отсутствии сопротивления со стороны обороняющихся.

Были и ещё признаки успеха бронированных клиньев, вонзившихся глубоко в линию обороны русских. К счастью для XLVIII танковый корпуса, три дивизии СС на его правом фланге пробили глубокие и широкие бреши в русском рубеже обороны. Но у СС не было никакого шанса самостоятельно развить этот успех. Они не могли свести вместе три глубоких вклинения, так что весь день 8 июля и большую часть 9-го три группы СС, продвигающиеся вперёд, отмечали, что сопротивление русских на флангах их прорывов стоит им слишком дорого как в людах, так и в танках. Наконечник клина каждой дивизии СС был силён, как всегда, но фланги тем временем разносились на кровавые кусочки.

Возобновившиеся на рассвете 8 июля локальные стычки продолжали вспыхивать там и сям. Отдельная боевая группа, которая вчера надеялась закрепить «взятие германскими силами Верхопенья», пробивала себе путь через усиливающуюся оборону русских. Танки прокладывали себе путь от одного холма до другого, русские медленно пятились, раздавая медвежьи удары противнику, по-видимому, жертвуя территорией в обмен на истощение сил и наступательного порыва немецких танков. Немцы дрались, демонстрируя впечатляющий дух и настойчивость, используя каждый перерыв в боевых действиях, используя каждую слабость русских, встречая грудью советский огонь, когда не оставалось другого пути продвинуться.

Одно мощное штурмовое подразделение из специальной боевой группы обошло Верхопенье, оставив штурмуемый город восточнее, так что деревня оказалась под перекрёстным огнём с нескольких направлений. Русские удерживали не только Верхопенье, но и, что было ещё более важным, холм в степи немного севернее, обозначенный на немецких картах как высота 243.

Русские танкисты оседлали холм и расстреливали из своих пушек продвигающихся внизу немцев. Ничего не смогли сделать ни немецкие танки внизу, ни немецкие тяжёлые танки и орудия на земле, ни яростные атаки с воздуха, которыми немцы пытались выбить русских танкистов, которые сокрушали любую попытку штурма жизненно важной высоты танками. А когда немцы вымотались и начали перегруппировку вследствие тяжёлых потерь, русские танки, казалось, появились отовсюду и беспощадно отбросили немецкие танковые клинья, воспрепятствовав их соединению с целью взаимного усиления и взаимной защиты.

Рано утром 8 июля сорок Т-34 атаковали группу «Тигров» XLVIII танкового корпуса, но с незначительным успехом. Они понесли действительно тяжёлые потери, и уцелевшие танки были вынуждены бежать под защиту оборонительных позиций на другом берегу реки Пена.

Днём было предпринято ещё семь тщетных атак Т-34 против «Тигров» — и на это раз был уничтожен 21 русский танк. Но русские продолжали контратаковать, совершая быстрые набеги в стиле «бей и беги», тогда как артиллерийские части продолжали обстрел, а красные ВВС набирали мощь и увеличивали свою эффективность с каждым днём.

На участке фронта, где немцы получили пространство и набрали было разбег, их порыв начинал выдыхаться.

«Ни высота 243, ни западные окраины Верхопенья не были взяты в этот день, — писал Меллентин, — и больше не было сомнений, что хребет германского наступления был сломлен и наступательный порыв утрачен».

Бронебойщики ведут огонь по «Тигру»
Немцам следовало преломить локальную неудачу на поле боя, достигнув новой победы. Каждая сторона завоёвывала и теряла инициативу в многочисленных поворотах событий, но время начинало в большей степени работать на русских.

Неважно, сколько людей ни теряли, казалось, у них всегда есть свежие резервы. Неважно, сколько танков было уничтожено в бою, следующее утро приносило новые танковые волны, идущие, казалось, из неисчерпаемых источников. Неважно, насколько яростно Люфтваффе билось в воздухе, следующий день приносил новые и новые тучи русских истребителей и штурмовиков. Неважно, сколько было уничтожено военного снаряжения, сколько артиллерии было уничтожено или захвачено — всегда появлялась новая.

К 9 июля, после пяти дней яростных сражений на Воронежском фронте, немцы достигли существенных результатов на некоторых участках, но их силы были перемолоты. Не было никакого пополнения для немецких танков, даже если бы новые мощные части русских не включились бы в битву. Как заключили германские танковые командиры, полностью отвлекаясь от численных показателей, качественно битва разворачивалась в пользу русских.

Самоходные орудия «Фердинанд» на северном участке фронта Моделя доказали, что они являются неповоротливыми чудовищами, неспособными защититься от пехоты, и теперь здесь, на юге, средние танки «Пантера», на которые танкисты возлагали такие большие надежды, также доказали, что они являются маленьким бедствием сами по себе. Конструкция танка, вне всякого сомнения, была великолепной. Но он нуждался в длительном периоде доработки, для того чтобы устранить дефекты конструкции. Как «Фердинанд», так и «Пантера» посылались в бой с неподходящим для решения встающих перед ними задач боекомплектом. «Пантеры» также могли быть уничтожены попаданиями, которые только поцарапали бы «Тигр», а система питания бензином и маслом была защищена настолько плохо, что любая вспышка немедленно превращала танк в филиал ада.

А что же «Тигры» Порше?[23] Они разделили ту же судьбу, что и «Фердинанды», и они попадают под тот же безжалостный приговор Гудериана, что и неповоротливые самоходные орудия. Без дополнительного вооружения (в отличие от «Тигров» Хеншеля), «Тигры» Порше пали жертвами того же проклятия, что и «Фердинанды». Как только они оставались без плотного прикрытия пехоты, русские истребители танков набрасывались на них и превращали их в развалины почти безо всяких усилий.

Т-34, подбитые у Ахтырки
Немецкие войска находились в боях и переходах уже пять суток. Они вступили в бой, неся свой рацион на своих плечах — как раз на пять дней, — и у них не было возможности пополнить запасы. Они были истощены и отчаянно нуждались в отдыхе. Боеприпасы кончались у стрелков, пулемётчиков, танков, артиллерии, миномётов. А артиллерийский огонь русских между тем становился всё сильнее, так же как и русские атаки с воздуха, крайне затрудняя для немецких тыловых служб подвоз топлива для танков, боеприпасов и другого снабжения для ремонта танков там, где это было нужнее всего — прямо на поле боя.


На самом деле не было ничего, что могло бы пополнить танковые части утром 9 июля. Силы Гота, находившиеся в бою с 4 июля, смогли пробиться на расстоянии 16 миль от Обояни (XLVIII танковый корпус), но кончик клина был всё ещё в пятидесяти пяти милях от Курска и, что было ещё важнее, минимум в девяноста милях от Девятой армии Моделя. В это время никто уже не питал хоть сколько-нибудь реальных надежд, что избиваемые и истекающие кровью войска Моделя смогут восстановить свои силы, чтобы справиться с армиями Рокоссовского.

Вермахт получил несколько болезненных уроков и чувствительных ударов по своей гордости. Русский солдат показал, что он является чем-то радикально отличающимся от портрета, который так карикатурно нарисовала пропаганда Рейха. Он поднимался со своих позиций, чтобы одержать победу над огромными самоходными орудиями «Фердинанд», которые не могли остановить русские орудия. Ужасные «Тигры», особенно те, что не имели пулемётов, также быстро становились жертвами ударов русских групп истребителей танков, заполняющих поле боя. Люфтваффе, вознесшее себя на недосягаемый пьедестал, обнаруживало собственную неспособность остановить русских в воздухе и оказалось бессильно сдержать русские самолёты, уничтожающие германские войска на земле.

«Пантера» считалась военными экспертами лучшим танком своего класса в мире, когда она была брошена в наступление «Цитадель», но русские сочли, что она горит вполне очаровательно. Среди многих важных уроков русские усвоили ещё один, простой, но самый важный.

88-мм пушка «Тигра» полностью превосходила 76,2-мм орудие как Т-34, так и КВ-1. Особенно уязвимым к бронебойным возможностям «Тигра» при этом был Т-34, которому недоставало массивной брони тяжёлого КВ. Урок, так чётко усвоенный русскими, состоял в том, что превосходство 88-мм пушки «Тигра» было абсолютным, только если русские и немецкие танки разделяла большая дистанция. Когда дело доходило до ближнего боя в садах, балках и среди строений, то начинались бои на дистанции прямого выстрела.

И на этой пистолетной дистанции Т-34 доказал, что он может поражать «Тигр» не хуже, чем «Тигр» может дырявить Т-34.

Это сразу и необратимо сместило баланс боя в сторону русских, у которых Т-34 было намного больше, чем «Тигров» у немцев (их танковые войска в большой степени основывались на старых танках Pz IV).

Когда 9 июня солнце поднялось выше, единственный бесспорный немецкий успех обозначился на участке дивизии «Великая Германия», которая вела ожесточённый бой в деревне, лежащей на основной линии обороны. Весь день и часть ночи немцы делали всё возможное для того, чтобы расширить прорыв, выслав сильную боевую группу пополнения, включая сорок танков, к передовым войскам.

Немцы провели это пополнение через брешь в русских позициях и затем с обновлённой яростью ударили на запад, двигаясь за русской линией обороны так, чтобы перемолоть основание оборонительной линии, которая блокировала продвижение танкового клина. Этой ночью (9 июля) русские преподнесли противнику сюрприз, ускользнув из Раково, где они блокировали продвижение немецких танков.

Подгоняемый необходимостью быстро использовать уже достигнутый прорыв, Гот приказал своему командованию ввести в брешь ударные части и самоходную артиллерию, уничтожить русских одиночек, быстро сосредоточить и направить в прорыв в стратегически важный район между Кругликом и Новосёловкой танковые войска, состоящие их опытных частей и имеющие достаточно огневой мощи, топлива и боеприпасов. Если они смогут прорваться, они расшатают самую основу советской оборонительной системы.

Следующие два дня проходила действительно критически важная для исхода битвы на Воронежском фронте схватка между этими русскими посёлками, где 3-я танковая дивизия и «Великая Германия» имели своим противником время. На холмистых берегах Пены немецкие пехотинцы пробивались от одной маленькой деревеньки до другой, нанося тяжёлые потери обороняющимся русским, но и сами они несли тяжёлые потери. Гитлеровские пехотные подразделения брали один дом за другим, падая на четвереньки и затем вновь поднимаясь в рывок на огонь обороняющихся из окон, дверей и сараев. Бой катился из комнаты в комнату, по разрушенным артиллерией ступеням. Русские и немцы сходились в ожесточённых рукопашных схватках, которые иногда доходили до ударов прикладами, когда кончались патроны.

Прогресс был достигнут, но он был ужасающе дорогим и безумно медленным, вечером 11 июня, когда разбитые русские войска укрылись в лесах около Берёзовки, немцы смогли осознать, что их яростные бои и понесённые потери смогли обеспечить им выступ около пятнадцати миль в ширину и только девять миль в глубину. Это было конечным результатом всех усилий, которые они приложили в попытке прорвать оборону русских.

Но для Гота это было необходимым. У него не было выбора, кроме как использовать возможности, которые давал ему этот выступ, и преимущество должно было быть использовано немедленно. Танковые войска наконец получили место для перегруппировки, приведения себя в порядок, одновременно удерживая фронт и оставаясь вне постоянного обстрела смертоносной русской артиллерии. Это также позволяло Готу рискнуть. Солдаты «Великой Германии» устали до степени полного истощения. Без какого-либо отдыха и пополнения они были не в состоянии продолжать бой. Немецкие войска окопались, и Гот приказал 3-й танковой дивизии занять позиции, освобождая «Великую Германию».

Это должен был быть короткий отдых, возможно — только на несколько часов, для того чтобы сконцентрировать «Великую Германию» на ведущей на север дороге. Люди встанут лагерем вдоль дороги и немного поспят, а затем они будут готовы к удару далеко на север. Там наступления Моделя на войска Рокоссовского превратилось в кровавую бойню, и без дополнительного давления на Центральный фронт — что было бы задачей «Великой Германии» — не было надежды на победу в операции «Цитадель».

Смена «Великой Германии» частями 3-й танковой дивизии прошла без происшествий. Но только до того момента, когда последние группы покинули свои позиции. Ночное небо озарилось ярко сверкающими вспышками, и кто угодно, кроме немцев, затруднился бы опознать в этом мощный советский артиллерийский налёт.

3-я танковая дивизия ещё не успела занять позиции, как в её порядках начали рваться снаряды. Войска превзошли себя в скорости и качестве окапывания — но это были неизбежные новые потери, которые немцы всеми силами старались избегать. Налёт внезапно прекратился, но это не сулило отдыха уставшим пехотинцам. Разведчики сообщали о звуках и перемещениях техники, обещавших скорую контратаку русских. Она последовала той же ночью, с достаточной стремительностью и силой, чтобы выбить 3-ю танковую дивизию с едва занятых ею позиций.

Рассвет принесёт с собой начало величайшей танковой битвы всех времён.

«ТИГРЫ» ГОРЯТ!

Напряжение в Москве ощущалось почти физически, когда русские получили первые сообщения о том, что германская армия начала наступление на Курской дуге. Те, кто был в курсе деталей войны, конечно, были обеспокоены огромным столкновением, готовившимся так много месяцев и, кажется, в кругах, имеющих отношение к битве, её оценки были адекватными. Детали, конечно, были неизвестны населению и даже иностранным корреспондентам в Москве, но недостаток подробностей вряд ли мог замаскировать перемещения громадных армий и странное затишье, предшествовавшее операции «Цитадель».

Не было никаких сомнений, что если разворачивающаяся под Курском битва пойдёт неудачно, Россия окажется в таком же страшном положении, как тогда, когда нацистский блицкриг захлестнул её границы летом 1941 года. Иностранные дипломаты, репортёры, русские официальные лица, собственный опыт и интуиция людей — всё говорило об одном, что страна подошла к определяющему моменту войны. Напряжение, как этого и можно было бы ожидать, росло и становилось почти невыносимым.

Первые официальные новости о том, что «плотину прорвало», вышли в пламенной националистической по духу статье, напечатанной в «Красной Звезде»:

Наши отцы и деды немало жертвовали для спасения своей России, своей родной матери. Народ наш никогда не забудет Минина и Пожарского, Суворова и Кутузова, русских партизан времен Отечественной войны 1812 года. Мы гордимся тем, что в наших жилах течет кровь наших славных предков, мы никогда не отстанем от них.

Новости просачивались с фронта, и Москва приникла к радиоприёмникам, ожидая малейших порций новостей. Все понимали, что немцы рискнули, собрав все свои силы ради успеха в этой битве. Почти сразу стало ясно, что приготовления русских к обороне против вражеского наступления простирались далеко за пределы обычной практики с начала этой войны. Москва и Сталинград давали примеры победы над сильным и безжалостным врагом, но даже эти героические достижения должны были померкнуть перед тем, что приготовил Жуков для того, что бы остановить и потом разгромить противника у ворот Курска. Наконец, была выпущена первая официальная сводка:

С утра 5 июля наши войска на Орловско-Курском и Белгородском направлениях вели упорные бои с перешедшими в наступление крупными силами пехоты и танков противника, поддержанными большим количеством авиации. Все атаки противника отбиты с большими для него потерями и лишь в отдельных местах небольшим отрядам немцев удалось незначительно вклиниться в нашу оборону.

По предварительным данным, нашими войсками на Орловско-Курском и Белгородском направлениях за день боёв подбито и уничтожено 586 немецких танков, в воздушных боях и зенитной артиллерией сбито 203 самолёта противника. Бои продолжаются.

Реакция на это сообщение была напряжённой. Никто не сомневался, что к югу от Москвы разворачивалась величайшая битва войны, и на всех устах была невероятная цифра — уничтожено пятьсот восемьдесят шесть немецких танков! Это число превосходило всё остальное, вместе взятое, и народ не мог заснуть, ожидая дальнейших новостей.

Т-34 5-й гвардейской танковой армии перед атакой. 12 июля 1943 года
На второй день битвы, 6 июля, советское правительство признало мелкие отступления русских, не пытаясь скрыть тот факт, что причиной стало наступление немцев. Но это было неважно для миллионов людей, ждущих, затаив дыхание, новых цифр. И эти цифры, хотя и несколько меньшие, чем в прошлый день, были впечатляющими. Согласно правительственному заявлению было уничтожено 433 танка и сбито 111 самолётов.

На третий день, 7 июля, было заявлено 520 танков и ещё 111 самолётов.

Первые признаки железной мощи русских последовали 8 июля, когда Москва объявила, что на некоторых участках фронта русские войска перешли в контрнаступление. Немецкие потери за день были объявлены в количестве 304 танков и 161 самолёта.

К этому времени уже не было сомнений в том, что, даже если цифры и преувеличены, Вермахт подвергается кровавому и, вероятнее всего, смертельному избиению со стороны окопавшихся русских. Особенно потрясающими были потери немцев в танках, и по ним можно было представить германские потери в людях, автотранспорте, вооружении и другом военном снаряжении. И либо у немцев был неисчерпаемый источник военных материалов, либо до их крушения осталось не так уж долго.

Напряжение в Москве сменялось возбуждением и ликованием с каждым днём. Наконец, 9 июля вышел первый развёрнутый репортаж с поля битвы на Курской дуге.

И именно заголовок этого репортажа вызвал бурю в Москве и во всей России. Примечательный заголовок «„Тигры“ горят!».

Но это было только прелюдией к главной битве.


Не зная о планах друг друга, и немцы, и русские готовились к решительным ударам 12 июля, через неделю после начала боевых действий на Воронежском фронте.

Гот, как мы уже видели, отчаянно нуждался в прорыве на открытые пространства к юго-востоку от Обояни, около Прохоровки, где у него будет достаточно места для манёвра своими крупными танковыми силами, чтобы нанести по противнику сокрушительный удар и открыть своим танкам дорогу на Курск.

Русские чувствовали, что настало время для контрудара по Готу и приготовились к этому удару, собрав танковые части под командованием Ватутина. Ватутин планировал использовать для удара Первую танковую армию под командованием генерала Михаила Ефимовича Катукова, но его войска стояли в глубокой обороне, сдерживая постоянные атаки немецких войск. Жуков передал под командование Ватутина почти всю массу свободных резервов русских — Пятую танковую армию (известную также как Пятая гвардейская танковая армия) под командованием Ротмистрова, опытного и талантливого генерала танковых войск. В дополнение Жуков передал под контроль Ватутина Пятую гвардейскую армию генерала А. С. Жадова из состава Степного фронта.

Как уже говорилось, Жуков планировал провести серию контрнаступлений по всему фронту под Курском. Четыре армии должны были нанести удар утром 12 июля.

Это должен был быть удар против Орловского выступа, командующим войсками был Соколовский. Через сорок восемь часов Попов должен был нанести ещё один удар на соседнем фронте.

Но решающая битва должна была состояться между Ротмистровым и танками II танкового корпуса СС. Под командованием Гота немцы, собравшие танки со всего фронта, создать танковый кулак, способный пробиться к Обояни, собирались ударить по Ротмистрову.


Два основных противника в битве 12 июля, Ротмистров и Гот, не были друг для друга незнакомцами, поскольку уже встречались в жестокой схватке под Сталинградом, когда немцы предприняли отчаянную попытку пробиться к своим силам, окружённым русскими. Ротмистрову удалось выйти победителем в этой схватке с Готом, и он шёл в бой со спокойной уверенностью. Он знал, что Гот управлял всей битвой, разрываясь на части, подобно командующему фронтом Ватутину, а его непосредственным противником в сражении будет командующий II танковым корпусом СС Хауссер.

Согласно планам Ротмистрова, битва должна была состояться на открытом участке местности, прилегающей к Прохоровке. Если Хауссер будет действовать так, как предполагал Ротмистров, то немецкий командующий соберёт свои танки в мощный бронированный кулак, движущийся на относительно узком участке земли, лежащем между рекой Псёл и железнодорожной насыпью. Эта местность была тяжёлой для такого чудовищного столкновения, поскольку равнина на всём протяжении была изрезана лощинами и балками, усеяна садами и рощами. Почва быстро просыхала, что было педантично отмечено Ротмистровым. Это должно было привести к тому, что идущие в атаку танки должны были поднять огромные тучи пыли, надёжно скрывая поля боя от авиации.

Ротмистров собирался использовать любое преимущество, которое он мог иметь над противником. Он знал, что немецкие танки не выходили из боёв уже много дней, что неизбежно вело к тому, что уцелевшие машины немцев нуждались в обслуживании и ремонте, и что какой-то их процент неизбежно выйдет из строя прямо на поле боя из-за технических неполадок. С другой стороны, танки Ротмистрова были в отличном состоянии, экипажи отдохнули и рвались в бой, боеприпасы загружены, войска были оснащены всем необходимым — были учтены все факторы, критически важные для танкового сражения.

Ротмистров всегда в первую очередь учитывал необходимость личного наблюдения за своими войсками, с расчётом иметь возможность самому оказывать влияние на ход боя. На вершине холма, господствующего над Прохоровкой и над всем полем предстоящего боя, он расположил свой командный пункт. Он мог широким взглядом охватить большинство своих сил — 850 танков, в основном — Т-34, среди них было несколько тяжёлых КВ-1 и две бригады СУ-85, мощных самоходных орудий с 85-мм пушкой на шасси Т-34, которые были запущены в производство как непосредственный ответ на появление у немцев новых «Пантер» и «Тигров».

Сразу после начала дня волна за волной русские бомбардировщики и штурмовики, сопровождаемые мощным истребительным эскортом, атаковали немецкие позиции, уделяя особое внимание немецким танкам. Эффективность русского налёта вызывает сомнения, поскольку немецкие колонны продолжили движение лишь с незначительным нарушением порядка в рядах.

Отдельное танковое сражение разворачивалось в тот же день между XLVIII танковым корпусом немцев и Первой танковой армией, эта битва, затянувшаяся на несколько дней, стоила тяжёлых потерь обеим сторонам.

Начало боя между двумя танковыми лавинами — 850 бронированных машин с русской стороны и около 700 у немцев, включая более ста тяжелых «Тигров» и несколько меньшее количество «Пантер» — оказалось совершенно неожиданным для обеих сторон, что и определило итог схватки.

Лишь только войска Ротмистрова пришли в движение, дозоры сообщили о немецкой танковой колонне, почти не уступающей советской, рвущейся к русским оборонительным позициям. Советские войска с трудом смогли поверить своим глазам. Он планировали нанести по противнику неожиданный и внезапный танковый удар, а теперь наперерез им неслась приблизительно равная им по силе лава, вздымающая облака пыли и сотрясающая землю.

Танки обеих сторон задраили люки, и экипажи мчались в бой среди удушающей жары и пыли, их неповоротливые машины раскачивались и подпрыгивали на пересечённой местности. Самолёты обеих сторон устремились к земле, атакуя машины врага, но облака пыли, поднимаемые гусеницами, и густой дым вскоре отрезали авиацию от поля боя, сделав почти невозможным разобрать, где свой, где чужой. В результате воздушные армады вонзили свои когти друг в друга, они вертелись в карусели ближнего боя и внезапных атак, так продолжалось весь день.

Затем наступил критический момент. Немецкие танки неумолимо двигались своим курсом, а русские, пользуясь превышением местности с их стороны, не теряли времени,извлекая из ситуации выгоду. Ротмистров приказал атаковать с ходу, и Т-34 сломя голову понеслись по склону.

Осознанно избегая лобовой атаки, Т-34 удалось прорваться через уничтожающий огонь 88-мм пушек немецких танков, прежде чем враг сумел развернуться им навстречу. При подавляющем преимуществе нацистов в толщине брони и мощи орудий, посылающих более тяжёлые снаряды с большей начальной скоростью, их стратегией было держаться на большой дистанции. Русские уничтожили это преимущество резким рывком, обойдя немецкую армаду с фланга и рывком по диагонали выйдя на пистолетную дистанцию к немецкой танковой линии.

Никогда прежде не случалось танковых атак таких гигантских масштабов, никогда более до сих пор такого не повторялось. Это был единственный в своём роде танковый рывок, и массированный тактический ход, предпринятый советской танковой армией, определил весь рисунок предстоящего боя.

Казалось, весь мир задрожал от непрерывного лязга, доносившегося с поля боя. Это было адское крещендо орудийного огня, рвущихся снарядов и бомб, взлетающих на воздух танков, врезающихся в землю самолётов, ревущих моторов — всё смешалось в громовых раскатах боя, не смолкавшего восемь часов.

Там, где «Тигры» и «Пантеры» успевали развернуть свои башни и использовать свои длинноствольные пушки по назначению, они устаивали своим противникам жестокое избиение. На близких дистанциях 88-мм пушки были смертоносным орудием, и обычно одного выстрела хватало, чтобы пробить даже расположенную под большим углом наклона броню Т-34. Но шансов стоять на месте и разрывать своих противников на куски у немецких танков было немного. Т-34 были быстрее, их экипажи управляли ими умело и храбро, и они, казалось, были повсюду. Снова и снова немцы сталкивались с уроком: меньшая по сравнению с немецкими пушка Т-34 на дальностях до ста метров не теряла способности пробивать даже толстую броню «Тигров» и «Пантер».

В ошеломляюще короткий промежуток более полутора тысяч танков и самоходных орудий смешались в дикую смешанную массу орудийных вспышек и густых клубов пыли и дыма. Русская «кавалерийская атака» сломала хребет тщательно готовившимся немецким планам навязать противнику свою манеру боя. Атака Т-34 была проведена так быстро, что танки немцев просто не имели возможности повернуться навстречу угрозе. Прежде, чем немцы успели среагировать, первые подразделения русских танков уже прорвались сквозь первый эшелон немцев.

Немецкий танковый командир писал про этот невероятный момент:

Нас предупредили относительно ожидаемого сопротивления со стороны опорных пунктов и окопанных на позициях танков, а также о возможности встречи с несколькими отдельными бригадами медлительных КВ. Фактически мы обнаружили, что нас атакует почти бесконечная масса вражеских танков — я никогда не встречал такого ошеломляющего свидетельства русской мощи и количественного превосходства, как в тот день. Облака пыли затрудняли возможность получить поддержку со стороны Люфтваффе, и вскоре множество Т-34 прорвались за наш заслон и, как крысы, расползлись по всему полю боя.

Немцы ни разу не получили возможности перестроиться в правильный боевой порядок. Танковые подразделения смешались в суматохе ревущих пушек и яростных потоков огня, внезапных ослепительно-белых взрывов, отмечавших конец очередного танка или самоходного орудия. Снова и снова немцы пытались разорвать дистанцию и перестроиться, но «крысы» заполнили всё поле боя, сделав манёвр невозможным.

Поле битвы оказалось слишком тесным для огромного числа боевых машин, и в течение первого же часа склоны холмов были усеяны дымящими и горящими останками, многие из которых были разнесены на куски, с отброшенными взрывом на пятьдесят или сто футов от них башнями. Выжившие в горящих и взрывающихся танках экипажи понимали, что выбираться к своим по открытой местности было бы самоубийством. Бежать пришлось бы под градом снарядов, под ударами не различающих своих и чужих штурмовиков и пулемётным огнём уцелевших танков.

Наконец битва распалась на бой отдельных групп танков, которые маневрировали, концентрируя огонь на таких же мелких группах противника, ищущих укрытия за деревьями и за склонами неглубоких балок.

Ротмистров был одновременно вдохновлён и шокирован открывающимся с его командного пункта на вершине холма зрелищем. В плотных клубах пыли танки горели, как факелы — сотни факелов, и пыль мешалась с постоянно сгущающимися клубами чёрного дыма от уничтоженных машин. С такой дистанции невозможно было понять, кто атакует, а кто попал под удар.

Вот один из впечатляющих примеров индивидуального мужества из истории 2-го батальона 18-го танкового корпуса, атаковавшего врага вдоль левого берега Псёла. Батальон сразу же вошёл в столкновение с мощной группой «Тигров». Немецкие танки остановились, их длинные пушки нащупывали русские танки на предельно дальней дистанции. Если бы им это удалось, они разнесли бы русских на куски. Тяжёлые KB 2-го батальона могли справиться с «Тиграми» в ближнем бою, но на более существенных дистанциях немецкая броня отражала русские 76,2-мм снаряды.

Командир батальона капитан П. А. Скрипкин приказал своим танкам следовать за ним в решительном броске на «Тигров», и сам направил свой KB прямо в центр группы немецких танков. Это стало для немцев сюрпризом, и прежде чем «Тигры» открыли огонь, KB с малой дистанции вогнал снаряд в тяжёлый немецкий танк, пробив броню и вызвав мощный взрыв, полностью уничтоживший его экипаж.

Скрипкин резко развернул KB, догнал второго «Тигра» и поразил его тремя снарядами, подняв его на воздух. Но немцы успели навести свои орудия, и несколько «Тигров» сосредоточили огонь на отважном русском. Один 88-мм снаряд пробил борт KB, ещё один взорвался с частичным пробитием, тяжело ранив Скрипкина.

Механик-водитель Николаев вместе с радистом вытащили Скрипкина из горящего KB и укрыли в глубокой снарядной воронке. Русские собирались пересидеть в ней остаток боя, но их заметил экипаж одного из «Тигров», и танк направился к ним, чтобы прикончить выживших. Николаев выскочил из воронки обратно к своему пылающему танку, запустил двигатель и рванулся вперёд на полной скорости.

Горит «Тигр» мотодивизии СС «Мертвая голова»
Что подумали немцы о несущемся на них объятом пламенем тяжёлом русском танке, осталось неизвестным, «Тигр» остановился, выстрелил по KB и промахнулся, «Тигр» пытался увернуться от несущейся на него пылающей глыбы. Поздно. Горящий танк Николаева на полной скорости протаранил «Тигр» и обе машины исчезли в пламени гигантского взрыва.

Примеры именно такого рода в битве с врагом можно было бы найти в любой точке схватки. Героический самоотверженный подвиг Николаева был из числа тех поступков, которые множились от схватки к схватке, и именно они вырвали победу у немецких танков.


Ночь, опустившаяся на поле боя, была полна огня. Зловещий пунктир пылающих костров и ярких вспышек от уничтоженных танков и самолётов, сбитых в течение дня, прорезал темноту. Это был бой, который стратеги могут счесть не принёсшим результата ни одной из сторон. Вермахт потерял как минимум 350, а возможно — и 400 танков, при любой арифметике половина их первоначального количества была уничтожена, а уцелевшие находились в ужасном техническом состоянии и отчаянно нуждались в пополнении боекомплекта и обслуживании. Ещё одна ужасная потеря — более десяти тысяч человек из числа опытных экипажей и поддерживающей пехоты, так же как и десятки сбитых самолётов и их экипажей.

Есть суждения, настаивающие, что русские не победили в этой танковой битве, и едва свели её в ничью. Это кажется близорукой оценкой, поскольку немцы бросили в бой силы, которые, как они считали, просто не могли потерпеть поражение. Сотня «Тигров» и несколько меньшее количество «Пантер» были тем, что некоторые эстеты назовут лучшими образцами танков всей войны, но они не смогли разбить своих русских противников. Советские войска серьёзно уступали в числе тяжёлых танков, но солдаты Ротмистрова в их немногочисленных КВ-1 и скоростных Т-34, несомненно, встретили врага на равных и били его так же яростно и эффективно, как и он бил их.

Существуют прямо противоположные мнения на тему того, что происходило ночью после грандиозного танкового сражения. Некоторые настаивают, что русские остались на поле боя для эвакуации повреждённых танков и спасения выживших экипажей. Другие говорят, что Ротмистров не смог уничтожить немецкие танки, что было его целью[24] и что он отвёл войска с поля для перегруппировки. Сильные аргументы приводятся в поддержку каждой из этих точек зрения, но в долгосрочной перспективе немцам это не дало бы ничего. Они потеряли в этот день минимум половину своих танков, и Гот насчитывал теперь всего 350 машин, тогда как у Ротмистрова их всё ещё было более 500.

Танки 22-й танковой бригады и сопровождающая их пехота врываются в село
Если даже Хауссер и в самом деле получил в качестве трофея эту страшную, выжженную землю, она всё равно была для него бесполезной, и скоро немецкие танки уйдут из этого района насовсем. Битва 12 августа, неважно, сколько потерь насчитают русским в будущем, сокрушила способность немцев диктовать, где и когда состоится следующая битва.

Разъярённый Гитлер отстранил Хауссера от командования, а немецкие танки вскоре отступили зализывать свои раны и решать новые проблемы в виде массированных русских атак на всех фронтах Курской дуги. Способность к наступлению была вырвана у немцев, которые больше никогда не станут играть первую скрипку.

12 июля над узкой полоской земли между рекой и железнодорожной насыпью прозвенел похоронный звон по немецким танковым войскам. В тот же день русские армии на прилегающих фронтах нанесли мощные удары по немцам. Через три дня Красная Армия добилась продвижения на глубину от пятнадцати до тридцати миль.

Через двенадцать дней после крупнейшего танкового сражения, когда-либо проходившего одномоментно, русские отвоевали каждый фут земли, захваченный Вермахтом с начала операции «Цитадель», с 5 июля. В районе Орла, Курска и Белгорода немцы бросили на русских семнадцать танковых, две моторизованных и восемнадцать пехотных дивизий, и к их отчаянию, они потеряли около 70 000 человек только убитыми, 2900 танков, 195 самоходных орудий, 844 полевые пушки, 1392 самолёта и более 5000 автомашин уничтоженными.

Но бои, которые разгорелись в этот день, были только началом великого уничтожения немецких вооружённых сил. В Советском Союзе считают, что битва под Курском длилась в течение пятидесяти дней, начиная с первых выстрелов 5 июля. Эти пятьдесят дней войдут в историю войны как гигантское летнее наступление Красной Армии.

Наиболее критическая фаза этих пятидесяти дней — время, когда Вермахт и его танковые дивизии в своих попытках взять Курск и вновь открыть себе дорогу на Москву, создали серьёзную угрозу русским — закончилась 24 июля. Начиная с этого момента русские ковали новые победы и сокрушали способность немецкой армии начинать новые наступления. Однако было бы тяжкой ошибкой рассматривать остаток лета как время, когда русские только и делали, что крушили своего врага. Как бы ни были избиты нацисты, они оставались мощной силой как в отношении живой силы и техники, так и в отношении своего упорства.

То, что операция «Цитадель» перемолола соль германских танковых войск, было фактом, который не мог отрицать ни один немецкий лидер, и неважно, в какой форме были озвучены эти признания.

Была и другая сторона медали, о которой следует рассказать, и битва под Харьковом в августе 1943 года в этом отношении особенно показательна. Огромные победы русских, прогремевшие на весь мир, заслонили детали сражений, в которых Вермахт временами превосходил своего противника и брал кровавую плату с русских, которые в соответствии с кредо Жукова считали, что никакая цена не является слишком большой, если цель достигнута.

Сборный пункт подбитой немецкой техники
Даже наиболее критично настроенные немецкие генералы рассматривают русское контрнаступление в районе Белгорода, как исключительно хорошо проведённое советскими генералами. Они менее великодушны в отношении исходящих из Москвы приказов и поясняют, что те исходили скорее из политических, чем из военных соображений.

В первый день мощного советского удара — то, что немцы называют началом Белгородского контрнаступления 5 августа — масса русских танков заполонила район вокруг Богодухова, к северо-западу от Харькова, и Грай-ворона. Затем, как сообщил один из командующих немецкими танковыми войсками на послевоенном брифинге американским офицерам в Нойштадте, русские танки «подобно лаве растеклись по широким равнинам к востоку о Ворсклы, где они были остановлены немецкими контратаками из района Полтава — Ахтырка».

Особенно интересно отметить настроение немцев и их интерпретацию ситуации вокруг Харькова. Утверждение, сделанное во время допроса командующих немецкими танковыми частями в Нойштадте, гласит:

Харьков образовал глубокий выступ немецких войск на востоке, препятствовавший противнику использовать его как важный транспортный центр и центр снабжения. Все предыдущие попытки отбить его провалились. Ни танковые атаки, ни массовые штурмы посредством пехоты не достигли успеха в обеспечении падения этого важного города. Хвастливые заявления русского радио и ошибочные сообщения немецких пилотов, объявивших о входе русских войск в Харьков в то время, как германский фронт стоял непоколебимо, не могли изменить фактов. Когда русское командование осознало свою ошибку, маршал Сталин приказал взять Харьков немедленно.

Именно приказ из Москвы стоил русским столь дорого, хотя в начале гигантского наступления Ставка была убеждена, что реорганизованная Пятая танковая армия не встретит существенных трудностей в освобождении Харькова от немецких войск. Ставка ошиблась в определении мощности немецких сил в этом районе и недооценила скорость, с которой Вермахт реагировал на советское наступление.

Пять дивизий немецкого XI пехотного корпуса эффективно закрыли Харьковскую дугу в тот момент, когда немцы обнаружили признаки разворачивающегося танкового наступления. Для обороняющихся советский план был совершенно очевиден, без каких-либо возможностей его варьирования; он определялся силами немцев и условиями местности. Немцы могли делать твёрдую ставку на то, что русские, даже при их нечувствительности к ужасным потерям, не смогут провести фронтальную атаку на прикрывающие Харьков укрепления, но бросят свои силы по кратчайшему расстоянию между флангами оборонительной дуги к западу от города. Если бы им удалось прорваться в этой точке, они смогли бы вскрыть оборону и освободить город.

Брошенные немцами шестиствольные реактивные минометы «Небельверфер»
Считая, что русский план наступления должен следовать этой логике, нацисты выстроили мощную противотанковую оборону. Вдоль северного края «бутылочного горлышка» немцы выкатили и окопали на позициях свои смертоносные 88-мм зенитные орудия, наведя их на танкоопасные направления, и затем укрепили свою передовую линию обороны дополнительными батареями «8-8» на господствующих над предполагаемым полем боя высотах.

Не полагаясь только на эти орудия, немцы не успокоились относительно своей способности удержать Харьков, поскольку они ожидали, что русские атакуют крайне мощными танковыми силами. За день до русского наступления оборонительные порядки были усилены прибытием в город 2-й танковой дивизии СС «Дас Райх». Это мощное танковое соединение было направлено на наиболее угрожаемый участок.

Девяносто шесть «Пантер», тридцать два «Тигра» и двадцать пять тяжёлых самоходных орудий выдвинулись на позиции в ночь с 4 на 5 августа — как раз вовремя, чтобы встретить красные танки, рванувшиеся вперёд в массированном ударе.

Русские манёвры до сих пор ограничивались в основном концентрацией своих танков в деревнях и на заливных лугах на равнине перед построением в боевой порядок в точке сбора. Оборонявшие Харьков войска ответили мощными авианалётами.

Это был воздушный удар, подобного которому на русском фронте ещё не встречалось. Потери немцев в боеприпасах были столь высоки, что бомбардировщики «Штука» не имели бомб, обычно использовавшихся при атаке на танки. Всё, что было доступно — это груз четырёхтысячефунтовых бомб, предназначенных для использования против боевых кораблей русских. Не было другого выхода, кроме как использовать эти двухтонные чудовища, и «Штуки», загруженные этими тяжёлыми бомбами, взлетели и направились к месту сбора русских танков. К счастью для Вермахта, у этого рейда было мощное и эффективное истребительное прикрытие, иначе немецкие бомбардировщики просто были бы уничтожены.

Русские истребители возникли из облаков, чтобы защитить свои войска, но были перехвачены агрессивными нацистскими пилотами на «Мессершмиттах» и «Фокке-Вульфах». Вместо того чтобы удирать от русских истребителей, которые были связаны боем, «Штуки» построились клином, вошли в пике и ринулись к земле на танки противника.

Разгром
Земля тряслась и колыхалась на мили вокруг, когда тяжёлые бомбы взрывались в области цели с силой землетрясения. Каждый раз, когда четырёхтысячефунтовая бомба взрывалась, удар разносился вокруг, как исполинский удар грома. Относительно свободные от атак русских истребителей, пилоты «Штук» с «великолепным спокойствием» пикировали к земле, выполняя бомбометание с исключительной точностью. Через минуты после первой волны — а на подлёте были ещё и другие — занятая русскими танками деревня пылала от края до края. Среди поднимающихся к небу языков огня от домов и ферм можно было заметить более яркие белые вспышки рвущихся боеприпасов и топлива от взрывающихся и полыхающих русских танков.

К концу дня, после серии интенсивных воздушных ударов приказ Сталина о наступлении был не выполнен. Заходящее солнце ярко освещало напоминающую ад картину. Всюду над долиной поднимались чёрные извивающиеся столбы дыма от разбитых танков. Для немцев это было свидетельством высокой эффективности Люфтваффе и большим подарком судьбы. Не рискуя ни единым танком, ни единым солдатом, они серьёзно ослабили врага и получили дополнительное время для организации системы обороны.

Следующее утро, 6 августа, показало, насколько хорошо русские выучили преподанный «Штуками» урок. Когда прорезался рассвет, массированных группировок танков уже не было, небольшие группы танков пересекали долину в разных местах и затем растворялись в раскинувшихся пшеничных полях, лежащих между двумя ордами врагов. Это было только временное укрытие для красных танков, поскольку поля заканчивались у идущей с востока на запад шоссейной дороги в нескольких сотнях метров от главной линии немецкой обороны.

Утро разгоралось, и русские экипажи неуклонно продолжали свой путь к цепи холмов и низменностей южнее полей. Немцы смотрели во все глаза, но вражеские танки были надёжно укрыты. Затем, как немцы и ожидали, русскими был дан сигнал — двигаться на максимальной скорости. Огромное скопление Т-34 превратилось в широкую дубину, русские водители выжимали всё из своих моторов, лязг и вой заглушили пулемётные очереди и глухие удары танковых пушек.

«Пантеры» были готовы и ждали, казалось, воздух кричал, разорванный настильными траекториями 88-мм снарядов немецких танков. Экипажи немецких танков выстраивали свои «Пантеры», чтобы подставить приближающиеся Т-34 под ужасающий фланговый огонь, и за считанные мгновения поле было усеяно пылающими Т-34 с оторванными башнями, продырявленными бортами, залито горящим топливом и маслом из пробитых баков в результате смертоносного огня «Пантер» с близкой дистанции. Первая волна Т-34 захлебнулась в рёве 88-мм пушек, и атака провалилась. Она не остановилась, она закончилась вследствие полного уничтожения русских танков.

Но у Красной Армии были ещё танки, казалось, у них всегда были ещё. И Пятая гвардейская армия, её командование, понуждаемое Ставкой взять Харьков любой ценой, бросило до того скрываемые вторую, третью, а затем и четвёртую волну Т-34. Ещё многие танки были подбиты, и количество горящих и разбитых машин увеличилось. Но Т-34, имевшие абсолютное превосходство в численности и упрямую решимость, вырывались из спасительной низины прямо в зубы «Пантер» и пробили путь к передовым позициям немцев.

То, что случилось с немецкими танками месяц назад, когда они штурмовали опорные пункты русских оборонительных рубежей, повторилось у ворот Харькова, только теперь русские были на другом конце стволов. Т-34 взломали первую линию обороны немцев, набрали скорость для штурма следующего рубежа и выкатились прямо в гнездо противотанковых и 88-мм зенитных орудий. И, уже совершенно неожиданно — под мощные стволы «Шершней» («Hornisse», 88-мм истребитель танков) и «Ос» («Wespe», 105-мм лёгкая полевая гаубица).

Убийственный перекрёстный огонь из более чем сотни смертоносных «8-8», палящих одновременно, и поддержанный дополнительной огневой мощью, разнёс в клочья русские попытки поддержать порядок в построении танков и рассёк продвигающуюся бронетехнику на широко разнесённые отдельные группы. Теперь «8-8» и особенно «Шершни», маневрирующие для выбора наиболее выгодных позиций, атаковали Т-34 с флангов и начали систематическое вырезание противника.

Русские всё ещё продвигались вперёд, игнорируя ужасающие уничтожительные потери, игнорируя неизменно меняющуюся в пользу немцев ситуацию. Т-34 всё ещё ползли по земле, упорно вели огонь, атакуя противника в лоб и с флангов. Часть танков останавливалась ударами в корму, а со стороны фронта огрызающейся яростным огнём обороны русским удалось сконцентрировать новые группы танков, чтобы пробиться через подавляющее численное и огневое преимущество. Т-34 уже массированно атаковали вторую линию обороны, когда внезапно они были жестоко атакованы с другого направления немецким резервом, состоявшим из прибывших тяжёлых «Тигров» и самоходных орудий.

Когда битва закончилась и русские отступили с поля боя, они оставили позади 184 уничтоженных Т-34.

Один из русских отрядов не оставил своих позиций. Батальон мотопехоты закрепился в покрытой густым лесом местности к западу от Люботина, занял оборону и выдержал очень тяжёлую атаку немцев. Отрезанным и изолированным от основных сил русским обещали помощь по радио, и они окапывались ещё и ещё, чтобы драться, когда закончится ночь.

7 августа началось с изменения советской наступательной тактики. Теперь не было массовых атак широким фронтом. Обороняющие свои позиции немцы, пополненные после вчерашнего боя, увидели надвигающуюся на них невероятную по мощи танковую атаку. Несколько сот машин двигались все вместе, гигантским клином, поднимая с трясущейся земли клубы пыли. Клин казался неостановимым, но командиры германских танков уже наводили свои орудия, эффективные на намного больших дистанциях, чем пушки Т-34. По рядам немцев пронеслась команда открыть огонь. С двух тысяч метров 88-мм пушки выжидающих «Тигров» и «Шершней» обрушили на броню Т-34, которые не могли ещё отвечать хоть с какой-нибудь эффективностью, дождь смертоносных снарядов. Пока гигантский бронированный клин двигался по открытой местности вдоль железной дороги, «Тигры» и «Шершни» продолжали выбивать свои цели одну за одной, и всё большее количество Т-34 вываливалось из строя разбитыми или подожжёнными.

8 разгар дня, после нескольких остановок, вызванных смертоносным огнём с дальних дистанций, русские, наконец, были готовы к завершающему рывку, и снова Т-34 вырвались из спасительных ложбин и ударили прямо в зубы германской обороны. То, что они испытали вчера, было подарком по сравнению с сегодняшней встречей. Каждый «Тигр», каждая «Пантера», каждое самоходное орудие, каждая противотанковая или зенитная пушка — все открыли беглый огонь. Земля, казалось, ожившая под ударами тысяч стремительных снарядов, покрылась разбитыми русскими танками, взрывы гремели, хаос воцарился среди густеющего дыма и ярких вспышек взрывающихся танков.

Сто пятьдесят четыре русских танка были сожжены, взорваны или уничтожены к концу этой атаки, но русские зацепились за почти непригодную для обороны позицию. Крупные пехотные соединения, серьёзно ослабленные потерей прикрывавших их танков, были открыты для огня немецких «8–8», и там разразилась кровавая бойня, когда снаряды рвали ряды бегущей пехоты.

Ещё один жестокий бой разгорелся в лесах неподалёку, где окружённый батальон Красной Армии отклонил все предложения сдаться и с безумной отвагой продолжал сопротивляться окружившему его противнику. В конце дня немцы перехватили его сообщение по радио, в котором советскому командованию сообщалось, что батальон пал в бою. В районе боя продолжались периодические перестрелки, пока не прогремел прямой наводкой залп тяжёлой германской артиллерии, а потом наступила тишина. Русские, до последнего человека, включая передавших радиограмму связистов, погибли, сражаясь.

К полному изумлению немцев, 8 июля прошло без атак. Целый день под палящим солнцем, среди раскалённого железа, русские эвакуировали с поля боя свои подбитые танки, чтобы пополнить свои поредевшие танковые части.

День почти закончился — до полуночи оставалось совсем немного, — когда сигнал тревоги всколыхнул немецкую оборону. Сонные танкисты и окопавшаяся пехота не могли поверить своим ушам. Из темноты, легко прорезая почти полную тишину, надвигались звуки множества моторов и лязгающих траков.

Прежде чем невидимый в темноте враг достиг подножья возвышенности, на которой укрепились немецкие войска, ночь была разогнана ослепительными вспышками огня. В свете выстрелов Т-34, ведущих огонь с той скоростью, которую только могли поддерживать заряжающие, немцы увидели беспрецедентную ночную массированную атаку всеми силами, которые русские смогли заставить двигаться.

В первые же мгновения боя, когда немецкие орудия открыли ответный огонь, обе стороны потеряли в ярких вспышках взрывов по несколько танков, и вспыхнувший свет горящего топлива ярко осветил поле боя. «Танковые факелы» росли в количестве, по мере того как бой закрутился на коротких дистанциях и всё больше машин разрывались на куски и поджигались.

Немцы никогда не сталкивались с чем-либо подобным. Расчёты противотанковых пушек почти впали в отчаяние, в неверном свете горящих танков они не могли различить своих и чужих, и их смертоносный огонь потерял эффективность. Командирам «Тигров» и «Пантер» было проще. Оправившись от шока, они криками приказывали своим экипажам двигаться прямо в гущу русских танков, стреляя на ходу. Обе стороны начали нести тяжёлые потери на дистанции пистолетного выстрела, и командиры немецких танков, знающие, что они бьются на собственных оборонительных позициях, начали таранить уцелевшие под снарядами 88-мм пушек русские танки.

Немцы продержались достаточно для того, чтобы танки резерва успели включиться в жестокую схватку. По мере того как ещё больше «Тигров» и «Пантер» вступало в бой, ночь становилась ещё ярче — не только от горящих танков, но и от почти непрерывных выстрелов тяжёлых орудий и всё увеличивающегося количества осветительных ракет, которые, подобно змеям, шипели в небе. Потом загорелись несколько отдельных деревенских зданий, света стало намного больше, и немцы уже могли различать русские танки по силуэтам на дистанции в одну-две сотни метров.

Жители освобожденной деревни приветствуют красноармейца
Ещё одним громом среди ясного неба, усилившим и до того безумный поток отдающихся экипажам немецких танков в темпе пулемётного огня приказов, стал грохот боя, доносящийся теперь уже со всех сторон от одного горизонта до другого. Яркие вспышки взрывов внезапно засверкали далеко за высоким плато, на котором шла грандиозная ночная танковая битва. Русские танки воспользовались темнотой и суматохой и прорвались далеко за линию обороны немцев, где они теперь рвали на куски всё, что подворачивалось под стволы их орудий.

Следующим утром сражение закончилось. Русские снова понесли тяжёлые потери в бронетехнике. На поле боя выгоревшими развалинами осталось более восьмидесяти Т-34. Оставался ещё один островок жестокой битвы. Далеко за линией немецкой обороны в густых лесах, русские мотострелки с небольшим количеством танков и противотанковых орудий окопались и дрались с полностью превосходящими силами противника. Ничто не могло выбить упрямых русских — пока огнемётные танки не выдвинулись и не сожгли весь лесной массив, выдавив русских под сокрушительный огонь. Было взято только несколько израненных и оглушённых пленных.

В результате длившейся три дня гигантской танковой битвы русские потерпели поражение, стоившее им 420 танков и таких потерь в людях и материальной части, что, согласно немецкой разведке, русская Пятая гвардейская танковая армия была «…на ближайшее будущее исключена из расчётов немецкого командования». Харьков оставался в руках немцев, пока им не был отдан приказ отойти.[25]

Однако имеют значение только финальные результаты. За пятьдесят дней, которые прошли со дня начала операции «Цитадель», 5 июля 1943 года, более сотни германских дивизий были разбиты в гигантском конфликте, ставшем известным как Курская битва.

Отдельные поражения и даже неожиданные ужасные потери не могут отменить прозвучавшего в опубликованном 9 июля 1943 года репортаже, который так образно описал и бои на Курской дуге, и дальнейший путь русских к Берлину, пророчества:

«Тигры» горят!

БИБЛИОГРАФИЯ

Веkkег, Cajus. The Luftwaffe War Diaries. Garden City, N.Y.: Doubleday&Co., 1968.

Carell, Paul. Hitler Moves East, 1941–1943. Boston: Little, Brown & Co., 1965.

Clark, Alan. Barbarossa: The Russian-German Conflict, 1941–1945. New York: William Morrow & Co., 1965.

Constable, Trewor J. and Toliver, Raymond F. Horrido! New York: Macmillan Co., 1968.

Galland, Adolf. The First and the Last. New York: Henry Holt & Co., 1954.

Goerlitz, Walther. History of the German General Staff. New York: FA.Praeger, 1952.

Guderian, Heinz. Panzer Leader. New York: E. P. Dutton & Co., n. d.

Jukes, Geoffrey. Kursk: The Clash of Armor. New York: Ballantine Books, 1969.

Keegan, John. Barbarossa: Invasion of Russia, 1941. New York: Ballantine Books, 1971.

Kerr, Walther. The Russian Army. New York: Alfred A. Knopf, 1944.

Killen, John. A History of the Luftwaffe. Garden City, N.Y: Doubleday &Co., 1967.

Liddel Hart, Basil Henry. The German Generals Talk. New York: William Morrow & Co., 1948.

Liddel Hart, Basil Henry. The Red Army. New York: Harcourt, Brace, 1956.

Macksey, Major K. J. Panzer Division: The Mailed First. New York: Ballantine Books, 1968.

Mellinthin, Major General F.W. von. Panzer Battles. Norman, Okla.: University of Oklahoma Press, 1956.

Neumann, Peter. The Black Marsh. New York: William Sloane Associates, 1965.

Orgill, Douglass. T-34: Russian Armor. New York: Ballantine Books, 1971.

Pabst, Helmut. The Outermost Frontier. London: William Kimber, n.d.

Schroter, Heinz. Stalingrad. New York: E. P. Dutton & Co, 1958.

Werth, Alexander. Russia at War. New York: E. P. Dutton & Co, 1964.

Zhukov, Georgi K. Marshal Zhukov's Greatest Battles. Edited by Harrison Salisbury. New York. Harper & Row, 1969.

Zieser, Benno. The Road to Stalingrad. New York: Ballantine Books, 1956.

Отдельные публикации
Combat at Russian Forests and Swamps. U.S. Army Study № 20-231.

Effects of Climate on Combat in European Russia. U.S. Army Study № 20-291.

German Defense Tactics against Russian Breakthroughs. U.S. Army Study № 20-233.

Operations of Encircled Forces: German Experience in Russia. U.S.Army Study № 20-234.

Operations on the Russian Front: November 1942 — December 1943. U.S. Military Academy, 1944.

Order of Battle of the German Army. U.S. Army, Military Intelligence Service.

Russian Combat Methods in World War II. U.S. Army Study № 20-230.

Rear Area Security in Russia. U.S. Army Study № 20-240. Soviet Military Review. 1968, 1969, 1970, 1971. Moscow: Krasnaya Zvezda.

Strategy and Tactics of the Soviet-German War. (By officers of the Red Army and Soviet war correspondents.) Moscow: Soviet War News.

Terrain Factors in the Russian Campaign. U.S. Army Study № 20290.

Примечания

1

Так у автора. Правильное обозначение — Bf-109Е, которое и будет применяться далее. — Прим. перев.

(обратно)

2

В данном случае М. Кайдин демонстрирует слабое владение материалом. По-видимому, автор перепутал штурмовое орудие конструкции Порше, известное как «Элефант» или, по имени конструктора, «Фердинанд», действительно не имевшее в период Курской битвы пулемётов, с тяжёлым танком «Тигр» конструкции Хеншеля — Порше. К «Тигру», пожалуй, лучшему из тяжёлых танков войны, может быть предъявлена масса претензий, к примеру, к той же ходовой части. Но уж с пулемётами у него всё было в полном порядке. — Прим. перев.

(обратно)

3

Учитывая ошибку автора, касающуюся якобы отсутствия на «Тиграх» пулемётов, отношение к вышеизложенной картине оставляется целиком на усмотрение читателя. — Прим. перев.

(обратно)

4

Такие плотности артиллерии и бронетехники создавались, как правило, на узких участках главных ударов в наступлении. — Прим. перев.

(обратно)

5

В приведённом рассказе непонятен способ подрыва моста. Упомянуты и электрозапалы, и детонирующий шнур, и просто шнурок, за который следуют дёрнуть, чтобы привести в действие механический взрыватель. — Прим. перев.

(обратно)

6

Танк «Тигр» официально обозначался как PzKpfW VI, а не PzKpfW IV. — Прим. перев.

(обратно)

7

Вероятно, автор имеет в виду пулемёт в лобовом листе. — Прим. перев.

(обратно)

8

Совершенно непонятен в таком случае энтузиазм, с которым автор в первой части описывает бравую атаку советской пехоты на якобы лишенные пулемётов «Тигры». Заметим, что башня «Тигра» была разработана именно Порше и пулемёт, как выяснилось, в ней был. — Прим. перев.

(обратно)

9

Доклад цитируется по: Жуков Г. К. Воспоминания и размышления. — Прим. перев

(обратно)

10

Жуков Г. К. Воспоминания и размышления. — Прим. перев

(обратно)

11

Жуков Г. К. Воспоминания и размышления. — Прим. перев

(обратно)

12

Книга вышла в 1974 году. — Прим. перев.

(обратно)

13

Следует учитывать немецкое происхождение документа. В оригинале — «so-called partisan bands». — Прим. перев.

(обратно)

14

Речь идёт о действиях выдающегося советского разведчика H. Кузнецова, осуществлявшего свои операции в г. Ровно. — Прим. перев.

(обратно)

15

М. Кайдин опять не очень точен в технических деталях. КПП Т-34 имела сначала 4, а затем и 5 скоростей переднего хода. Кстати, приемлемая надёжность как коробки перемены передач, так и дизеля была достигнута только ко времени Курской битвы. — Прим. перев.

(обратно)

16

М. Кайдин здесь не различает техническую и боевую скорострельность пулемёта. — Прим. перев.

(обратно)

17

1420 мм — ширина всего круга обслуживания башни, занимаемого вооружением, механизмами и двумя членами экипажа. На долю командира на самом деле приходилось всего около 45 сантиметров пространства на уровне плеч, хотя башни 43-го года выпуска были несколько просторнее. — Прим. перев.

(обратно)

18

Это просто бред. Сиденья экипажа в Т-34 вращались вместе с башней, как и во всех прочих танках. Другое дело, что вращающийся полик в башне Т-34 и в самом деле отсутствовал, что создавало экипажу определённые неудобства. — Прим. перев

(обратно)

19

На самом деле в составе советских танковых войск на Курской дуге было значительное количество лёгких танков, таких, как T-70, а также полученные по ленд-лизу танки — американские М-3 средние и британские «Черчилли». — Прим. перев.

(обратно)

20

Индивидуальное укрытие, представляющее собой глубокую нишу, выкопанную в обращённой к противнику стене окопа или траншеи. — Прим. перев

(обратно)

21

Jagdgeshwader 52 — истребительная группа номер 52, одна из лучших немецких истребительных частей.

(обратно)

22

Попель Н. К. Танки повернули на запад. — Прим. перев.

(обратно)

23

Напоминаем, что никаких «Тигров» Порше на вооружении немецких частей не состояло. — Прим. перев.

(обратно)

24

Имеются и иные взгляды на ход и результаты битвы под Прохоровкой, существенно отличающиеся от изложенной в данном тексте канонической версии, включая данные по количеству участвовавших и уничтоженных танков с обеих сторон. — Прим. перев

(обратно)

25

…что они и вынуждены были сделать всего через две недели. — Прим. перев.

(обратно)

Оглавление

  • Предисловие «ВЫРВАННАЯ ПОБЕДА» МАРТИНА КАЙДИНА
  • Часть 1 ПРЕЛЮДИЯ К БИТВЕ
  •   ПЛАН ОПЕРАЦИИ «ЦИТАДЕЛЬ»
  •   ЖУКОВ: ВЕЛИКИЙ МАРШАЛ
  •   РОКОВОЙ НЕДОСТАТОК «ТИГРОВ»
  •   МОСТ СЕРЖАНТА ШЕРШАВИНА
  •   СПОРЫ ПО ПОВОДУ РОЛИ КУРСКОЙ БИТВЫ В ИСТОРИИ
  • Часть 2 ОПЕРАЦИЯ «ЦИТАДЕЛЬ»
  •   РАЗНОГЛАСИЯ В ВЫСШЕМ НЕМЕЦКОМ КОМАНДОВАНИИ
  •   ПЛАН ГИТЛЕРОВСКОГО НАСТУПЛЕНИЯ
  •   ДАТА НАСТУПЛЕНИЯ НАЗНАЧЕНА
  •   НЕМЦЫ ГОТОВЯТСЯ НАНЕСТИ УДАР
  • Часть 3 РУССКИЕ
  •   ПРИГОТОВЛЕНИЯ СОВЕТСКОГО СОЮЗА К ОБОРОНЕ
  •   ПЛАН БОЯ ЖУКОВА
  •   ЧТО ПРЕДСТАВЛЯЛ СОБОЙ РУССКИЙ СОЛДАТ
  •   РУССКИЕ ПАРТИЗАНЫ ТЕРРОРИЗИРУЮТ ГЕРМАНСКИЕ ЛИНИИ СНАБЖЕНИЯ
  •   НЕВЕРОЯТНЫЙ РУССКИЙ ТАНК Т-34
  • Часть 4 БИТВА
  •   НАЦИСТЫ ИДУТ В НАСТУПЛЕНИЕ
  •   СОВЕТСКИЙ ОГНЕННЫЙ СЮРПРИЗ
  •   ГИТЛЕРОВСКИЕ ИСТРЕБИТЕЛИ СПАСАЮТ ПОЛОЖЕНИЕ
  •   ЦЕНТРАЛЬНЫЙ ФРОНТ
  •   ВОРОНЕЖСКИЙ ФРОНТ
  •   «ТИГРЫ» ГОРЯТ!
  • БИБЛИОГРАФИЯ
  • *** Примечания ***