Ярославна [Любовь Михайловна Коваленко] (fb2) читать постранично, страница - 3

дерзновенная идея, — продолжал он, — а нельзя ли оживить клетки тела давно умершего человека? И вот перед самой войной, за большие деньги, я купил у монахов Киево-Печерской лавры найденный там старинный, почти совершенно неповрежденный гроб, в котором, по моим догадкам, должна была хорошо сохраниться мумия.

С большой предосторожностью (чтобы об этом не узнали церковники!) гроб привезли сюда. Мы с покойным Василием Ивановичем…. Василий Иванович Шило, мой ученик, очень способный юноша. Осенью умер от чахотки… Обычная судьба честного интеллигента старой России — тюрьма или чахотка…

Профессор скорбно помолчал, потом продолжил:

— Мы с Василием Ивановичем, в большом волнении, долго рассматривали гроб. Он был очень старый, наверно восемьсот-девятьсот лет. Что в нем? Наконец решились снять крышку и нашли внутри меньший гроб, глазок которого был закрыт прозрачной тканью, пропитанной маслами. Со временем ткань задубела и стала твердой, как стекло. Мы склонились над гробом — сохранилась ли мумия? И опешили. Там была не высохшая мумия, нет… Сквозь ткань хорошо видно было свежее, красивое личико молоденькой девушки. Казалось, она только что заснула. Спокойное выражение, губы слегка раскрыты. На шее тускло сверкало золотом и серебром ожерелье старинной работы. Тело тихонько покачивалось, словно кто-то невидимый убаюкивал красавицу.

Василий Иванович удивленно воскликнул:

— Смотрите, Петр Семенович, тело девушки покоится в густой жидкости. Вот почему оно покачивается!

Действительно, гроб была заполнена какой-то жидкостью. Что это значит? Еще никогда не приходилось мне не только видеть, но и слышать о таком способе мумификации.

Долгие месяцы мы старались отгадать загадку, дневали и ночевали возле спящей красавицы, не смея нарушить ее вековечный сон. И наконец — догадка, простая и невероятная: анабиоз! Ну конечно, анабиоз! Максимальное временное прекращение жизненной деятельности организма с тем, чтобы затем восстановить ее. И верили и не верили: анабиоз? Несколько сотен лет назад? А почему бы нет? Разве нам все известно об знания древних? Еще не раз, юноша, мы будем удивляться и ломать себе головы над тайнами, которые оставили нам пращуры. Вот так и здесь: некий гениальный предок нашел способ анабиоза и прислал нам через века весть об этом в виде прекрасной девушки…

Почти два года мы работали над химическим составом жидкости. Усыпляли животных. Оживляли. Сотни и сотни опытов, пока решились приступить к главному…

И как видите — мы вернули Ярославну к жизни.

— Товарищ, — тихо, но торжественно сказал профессор, — все научные записи о наших опытах, все выводы найдете в ящиках этого стола. Я отдаю их молодой России. Ярославну хотел сам отвезти в академию, показать ученым… Теперь поручаю вам…

Петр Семенович устало замолчал, и я ужасно разволновался. Лицо мое пылало. Что там в академию! Ленину надо! Самому Ильичу все расскажем, все покажем! А сюда надо немедленно охрану. Врачей. Лучших. Вылечить профессора любой ценой! Подумать только — девушка жила неизвестно когда — и вот теперь…

— Увы, — сказал ученый, — осталось тайной, почему неизвестный гений избрал для своего опыта эту нежную девушку? Или ему так приказали? Кому она мешала там, в той жизни? Сама Ярославна об этом ничего не знает, твердит только — насколько я понимаю ее древнерусскую речь, — что вчера легла спать дома, в Киеве, а проснулась здесь, в неизвестной стране, среди чужих людей. Сначала плакала, потом привыкла, полюбила нас… Которого Ярослава это дочь? Или Ярослава Мудрого, или какого другого? А что она знатного рода — нет сомнения. Драгоценности видели на ней? А одежду — это уже мы заказали ей по старинным рисункам. Возможно, ученые…

Выстрел рассек тишину, и мелкие осколки ее рассыпались с глухим грохотом в горах. В комнату ворвался испуганный Галиев.

— Ай-ай! Белый! Белый!

Я выбежал на веранду. Сквозь листья винограда видно было, как серые фигуры перебегали между глыбами камней, приближаясь к дому. Я толкнул Галиева в противоположный конец веранды, прошептал:

— Изо всех сил к нашим!

Иван залег возле скалы за грубо вытесанным каменным столбом. Я притаился под виноградником. Надо любой ценой — любой ценой! — выстоять до прихода наших. Галиев домчит быстро… Он как птица… Он в этих горах, как дома. Серые шинели приближались…

Рядом зашуршали листья, я выстрелил и словно подал сигнал: поднялась бешеная стрельба. Мне обожгло ногу выше колена. И в тот же миг сзади навалились, прижали лицом к мокрой гальке, стянули руки, больно выворачивая их назад. Краешком глаза мне было видно, как Иван, прижавшись спиной к каменному столбу, размахивал тяжелой кобурой маузера, не подпуская никого к себе. Двое подползали к нему со стороны моря, заходя в тыл. Я успел крикнуть:

— Берегись!

Тяжелый солдатский сапог, словно молот, ударил меня в голову…

Я разлепил набухшие веки. Перед глазами роились черные и зеленые круги. Во рту было солено.