Легенда сумасшедшего [Денис Ватутин] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Денис Ватутин ЛЕГЕНДА СУМАСШЕДШЕГО

Посвящается И. Т.

Уроборос, ороборосгреч., букв, «пожирающий свой хвост») — мифологический мировой змей, обвивающий кольцом Землю, ухватив себя за хвост. Считался символом бесконечного возрождения, одним из первых символов бесконечности в истории человечества. Также было распространено его изображение не в виде кольца, но в виде «восьмерки».

Алхимический символ
У верблюда два горба,

Потому что жизнь — борьба!

Старинная марсианская мудрость
Студенту-физику задают вопрос на экзамене в семинарию.

Священнослужитель:

— А знаешь ли ты, сын мой, что есть Сила Божия?

Студент:

— Конечно! Божья Масса, помноженная на Божье Ускорение!

Анекдот

— Гребаная планета! — в сердцах сплюнул Йорген, ударяя ладонью по заклинившему рожку своего старенького АК-108. Он резко отбросил магазин в сторону и снял с пояса следующий.

— Побереги патроны, Акмэ,[1] — хрипловатым низким голосом сказала Сибилла, сидевшая в бункере напротив и заряжающая свой защитный костюм от портативного генератора.

Раздался сухой треск короткой очереди.

Бац!

Бац!

Бац!

Сибилла отбросила с лица прядь густых черных волос и ухмыльнулась, глядя на Йоргена, который с остервенением лупил из автомата по церберам. Они с низким утробным лаем бросались к амбразуре, с рваным треском царапая когтями чуть покатую бетонную стену. Урчание и гулкий визг вперемешку с предсмертным гортанным клекотом отражались в бункере дота, как в резонаторной коробке, перемежаясь с тусклым позвякиванием отстрелянных гильз. Стая была крупной — особей пятнадцать — двадцать, и были среди них и двух-, и трехголовые мутанты.

— Все равно они к вечеру уйдут за бархан, к свалке за «Геофизикой». — Лениво потянувшись, Сибилла закурила.

— Я уже просил тебя, кажется, — прижавшись к прикладу, процедил Йорген, — не называть меня Акмэ…


Бац!

Бац!


— А чего здесь такого? — невинно вскинула густые черные брови Сибилла.

— Просил?! — Йорген, казалось, кричал это церберам. — Я тебе сколько раз…


Бац!

Бац!

Бац!


— Слушай, Йорген! — не выдержал я, быстро откладывая в сторону электронный планшет. — Не нагнетай, бога ради! И без тебя есть о чем голове поболеть, а ты еще тир тут устроил!

— Слушай, Странный, — в тон мне огрызнулся Йорген, — иди лучше к туристам: там дамочка-гид симпатичная больно, вот и займись ею, а меня оставь в покое!

— А тебя больше собаки интересуют, — ехидно парировал я.

— Заткнись!

Раздалась длинная очередь, и фальшивыми колокольчиками брызнули гильзы на бетонный пол.

— Он бесится, что его дромадера скушали юварки,[2] которых он так сильно любит, — усмехнулась Сибилла и, обращаясь к амбразуре: — Не горюй так, мы тебе нового купим в Городе.

В проем дота заглянула Ирина, гид туристической группы «кси-516», следом за ней, трясущийся от нетерпения, сунул свою рыжую голову щекастый и конопатый Крис Паттерсон — не то канадец, не то американец. Он снял очки, протер линзы о толстый мохеровый свитер и замер, как собака в ожидании, когда хозяин положит в миску вкусную кость.

— Извините, если помешаю, — ровным голосом произнесла Ирина в паузе перезарядки автомата. — Крис хочет посмотреть на марсианских собак. Это можно?

— Милости просим, — сказал я тоном балаганного зазывалы, — зрелище впечатляющее и к тому же абсолютно бесплатное! Сценка называется «Йорген — сеятель боекомплекта»! В античной греческой легенде один герой, чтобы пройти испытание на крутость характера, засеял поле зубами дракона, и из них выросла армия свирепых воинов, с которыми он сразился. Насколько я понимаю, Йорген пытается проделать сейчас что-то подобное, только непонятно зачем…

— Это легенда об Аргонавтах, — перебила Ирина, бросив на меня слегка насмешливый взгляд, — и герой, Ясон, проходил это испытание, чтоб завладеть волшебным Золотым Руном, которое приносит богатство и славу.

— Знаете, дамочка, — отозвался Йорген, — мы все здесь в какой-то степени ищем это самое «золотое руно», просто не знаем, как оно выглядит точно…

— А почему эти твари есть такие большие и имеют несколько голова? — вмешался Крис, который своим староамериканским акцентом мог доконать кого угодно: казалось, что наступление ледника на Северо-Американский континент сказывалось на некоторых людях.

Крис был неторопливым, но любопытным и настырным, медленно и тщательно выговаривал каждое слово. Он утверждал, что работал на земле экзобиологом, но мы решили, что это грязная ложь, и максимум, что он делал, имея денежки своего папочки-миллиардера, — так это разводил хомячков для лабораторных опытов.

— Эти собаки мутировали под воздействием низкой гравитации и космических лучей, — терпеливо объяснила Ирина. — К тому же у Марса имеются два спутника — Фобос и Деймос, которые компенсируют часть гравитации планеты, что позволяет некоторым организмам…

Крис смотрел на Ирину глазами, полными чистого детского идиотизма, как если бы взрослая мама объясняла ребенку лет пяти устройство синхрофазотрона или генератора переменного тока. Я крепко зажмурил глаза — вся эта ситуация казалась мне каким-то безумным абсурдом в стиле обрывочных сновидений. Все вели себя так, будто мы выехали на пикник в национальный парк джунглей Амазонки, а вовсе не сидели сейчас на другой планете, на которой творится черт-те что и в любой момент каждый из нас может погибнуть от чего угодно — начиная с мутировавшего вируса, заканчивая глюком или каким-нибудь голодным зверем. А в заброшенных армейских блокпостах могли сработать автоматические системы защиты или хотя бы просто банальная песчаная буря на месяц-полтора. Ладно — туристы, но Охотники-то люди опытные, а ведут себя, как…

— Ирина, — не выдержала наконец Сибилла, — скажите Крису, что мы сегодня ночью выходим на маршрут, и он еще много всего увидит…

— Хорошо. — Ирина прервала свой рассказ. — Я поняла. Крис, пойдемте в бытовой сектор — Охотникам нужно подготовиться к ночному переходу.

Крис блаженно кивнул и послушно поплелся за своим гидом.

Я иногда поражался ей, этой миниатюрной хрупкой девушке, которая своим спокойствием и здравомыслием, а главное — внутренним ощущением уверенности могла сдержать эту шайку сумасшедших самоубийц от полной моральной деградации. Она сама на Марсе второй раз! Как она выжила в первый — для меня остается глубокой тайной. Говорит — тур был небольшой, в Новые Афины. Ну, не знаю — здесь царит хаос повсеместно, и все уже так к этому привыкли, что на исчезновение очередной группы «отдыхающих» (как их называл Йорген) никто бы даже не отреагировал — ни тут, ни тем более на Земле.

Я вспомнил, как мы встретились: с орбиты сообщили о прибытии частника — корпоративного пассажирского транспорта с посадочными шаттлами на борту. Ракетный Сезон[3] начинался только через два с половиной месяца, а сейчас было затишье. Сказали — мол, говорят, туристы хотят добраться до вулкана Олимп, если вы их найдете после приземления и они сразу не угодят при этом в какой-нибудь глюк, — вам неплохо заплатят, а там — смотрите сами. В глюк они не угодили, но искали мы их три сола,[4] пока не встретили возле заброшенной станции техобслуживания, где их держали под контролем паладины. Отдыхающие даже не успели понять, что с ними произошло, они думали — это их встречают. А паладины просто ждали, когда те захотят есть или пить, — а потом их за это можно было бы и обчистить до нитки. Пришлось немного пострелять, но больше для виду, чтобы паладины успокоились. Их главный, не слезая с борова, словно памятник, подъехал к нам и приказал назвать наши имена. Мы назвали, и тогда он сказал, что такие вольные Охотники есть в его списке Доверенных Охотников Этой Долины. Потом назвал свой процент с груза, который обязательно спускали вместе с шаттлом: деньги на Марсе непопулярны.

Мы поторговались, пригрозили орбитальной бомбежкой со станции, они пригрозили армейскими бластерами… в общем, был выполнен весь необходимый ритуал выкупа отдыхающих, и кончилось все благополучно. Над полуразрушенными корпусами СТО поднялся лениво трепещущий бело-голубой флаг военно-космических сил, на котором был изображен кентавр, стреляющий из лука в звезду, — таким образом, паладины давали понять, что настроены мирно. Под тяжелую поступь и похрюкивание своих свиноконей они удалились в ангар. Туристы выехали нам навстречу на вьючных дромадерах. На переднем мясистом альбиносе покачивалась хрупкая фигурка в экстрим-комбезе. Она подъехала ко мне, и я поднял забрало светофильтров своего шлема.

— Как вас зовут? — спросил я с любопытством.

— Ирина, — ответила она, тоже приподняв забрало, и… я на некоторое время остолбенел, засмотревшись в огромные серые глаза, внутри которых мерцали золотые искорки…

— Русская? — спросил я нарочито небрежно.

— Да, а вы? — ответила она в тон мне.

Я ухмыльнулся:

— Во мне намешано столько кровей, что, пожалуй, лучше об этом не думать.

Вот так этот путь и начался…

Вернее, начался он с моего прилета на Марс и моей дурацкой тяги ко всему новому и невыносимой жажды одиночества. Я здесь был уже пятый год (по марсианским меркам — чуть меньше трех), хотя ощущение было, что уже лет десять. Сам не знаю, что меня потянуло с этими двумя типами из одного полушария в другое. Но я-то ладно… А она, спрашивается, она здесь зачем, да еще с такой обузой, как туристы? Закопанные в подсознании комплексы? Тяга доказать всем свою самостоятельность? Жажда острых ощущений после перенаселенных земных мегаполисов и жесткого климата? В России еще не так плохо с погодой — нет таких резких разниц температур, как во многих других странах. Что ей тут надо? Нереализованная девочка — ответ был настолько очевиден, что я не мог его принять: наверное, что-то мешало мне поверить такой банальности. Первое, что я подумал, глядя на нее, — никогда, ни при каких обстоятельствах у меня НИЧЕГО НЕ МОЖЕТ БЫТЬ С ЭТОЙ ЖЕНЩИНОЙ ОБЩЕГО!

— И как вам Марс? — задал я тогда вопрос.

— Нормально, — ответила она.

Мне показалось, что она рисуется.

— Нет тут ничего нормального, — резко прикрикнул я. — ЗДЕСЬ вам, дамочка, не ТАМ!

Было видно замешательство на ее лице, а может, просто загар ей очень шел…

— Я, может, не так выразилась, — сказала она, слабо улыбнувшись. — Интересно очень.

— Интересно здесь выжить, — буркнул я.

Она посмотрела на меня с любопытством и, как мне показалось, с жалостью.

«Самоуверенная скучающая нахалка», — подумал я и отвернулся. Да и плевать — вот посмотрим, какое у нее будет лицо, когда мы доберемся до Олимпа и начнем на него залазить: 27 километров высоты при марсианской атмосфере — это я не назвал бы «интересным», даже учитывая то, что мы будем в специальном аэростате.

Несколько дней шла наша смена по равнине Элизий, которая подходила к концу, спускаясь к равнине Амазония, упиравшейся на юге, в районе экватора, в плоскогорье. Первое происшествие произошло только вчера и только с верблюдом.

После небольшого перехода по Пустоши Свана, где на нас напало четверо юварков, которые буквально выгрызли Йоргенова верблюда прямо из-под его седла, мы остановились в «ОАЗИСЕ-213». Это бетонный полуподземный бункер с бытовыми помещениями и четырьмя дотами по периметру — таких убежищ по Марсу несколько сотен, они оснащены автономными генераторами на солнечных батареях, минимальными запасами оружия и продовольствия и примитивными средствами планетарной связи (если, конечно, там не побывали мародеры). Их строили военные в период Первой Волны.

Мы стали готовиться к переходу: проверили все оборудование, оружие, аккумуляторы и стали все втроем делать зарядку: это туристы тут недавно, а сила тяжести на Марсе в три раза меньше, чем на Земле, и, чтобы наши мышцы — мышцы аборигенов — здесь не атрофировались, физические упражнения были просто необходимы. Зато мы могли носить с собой гораздо большую кучу разного полезного хлама, и рюкзаки наши и поклажа на верблюдах были внушительных размеров.

Ночь наступила…

Сегодня она была на редкость темной — воздух был густым и каким-то фиолетовым. Небо — прозрачным, слегка подернутым мутноватой дымкой — даже видно звезды. Обычно ночью на небе висят большие ломти облаков и что-то вроде смога, который отсвечивает зловеще-красноватым сиянием, — это из-за парниковых газов, которые поддерживают слабую атмосферу и выравнивают температуру Марса. Свечение же по ночам присутствует из-за мощной ионизации верхних слоев атмосферы, которые не так уж высоко. Да и дифракция солнечных лучей сильнее, чем на Земле.

На темном ночном небе взошел Фобос. Маленькая и бледная луна. Он является эллипсоидом, около десяти километров в диаметре. Фобос падает на Марс: за каждые сто лет приближается к красной планете на девять метров и рано или поздно упадет на него, если никто не разберет его на куски. Восходит он на местном эквиваленте запада, света фактически не дает. Фобос совершает обращение вокруг планеты втрое быстрее, чем сам Марс вращается вокруг своей оси. За сутки Марса этот малютка успевает совершить три полных оборота и пройти еще дугу в 78 градусов. Фобос в переводе с древнегреческого означает «страх». Может, это он таращится своим кратером Стикни в мой затылок, словно мертвой глазницей черепа? Почему я об этом подумал? Я же не турист, а это всего лишь мертвый никчемный булыжник, который несколько миллиардов лет болтается на орбите. И «страхом» его назвали люди: ему самому все наше копошение — тьфу, и растереть… Но все же что-то не мертвое, а живое есть, кроме нас, в этой пустыне, этой ночью… где-то рядом…

Я наблюдал, как из гаражных ворот бункера выводят заспанных дромадеров и невыспавшихся туристов в экстрим-комбезах с рюкзаками. Их было восемь человек — большая группа для Марса. Было холодно, из-под дыхательных масок выбивался пар. Пятнами сквозь него преломлялся свет нашлемных фонарей. Ирина уже была в седле, она сидела, застыв как изваяние, молча наблюдая за погрузкой своих подопечных по верблюдам.

Йорген и Сибилла вышли из ворот последними и закрыли створки гаража за собой.

— Никто ничего не оставил, — донесся приглушенный маской голос Йоргена — не то утвердительный, не то вопрошающий. Он обращался к Ирине. — Странный поедет первым в смене, он хорошо знает дорогу, — продолжил он, — вы за ним, мы с Сибиллой замыкаем. По первой же нашей команде вырубаете нашлемные фонари. Вы проинструктировали граждан отдыхающих?

— Да, конечно, — тихим, но твердым голосом ответила она.

Осиротевший на транспорт Йорген забрался в седло позади Сибиллы и сразу перевесил свой автомат со спины под локоть. Местные дромадеры были гораздо крупнее своих земных сородичей — причина все та же: маленькая марсианская гравитация и луны. К тому же жировые ткани у них были слегка гипертрофированы — это позволяло им защищать себя от марсианской радиации.

— Ну, — Йорген выдохнул облачко пара, — тронулись.

И наш отряд побрел по еле заметной тропинке, которая вела на гребень огромного бархана. Некоторое время Ирине понадобилось на то, чтобы навести среди отдыхающих порядок. Они никак не могли понять, в каком порядке им ехать: мужчины рвались быть первыми, женщинам хотелось ехать по двое или по трое, чтобы вести непринужденную беседу.

— Поймите, — говорила Ирина спокойным голосом, — это для вашей же личной безопасности. Мы во всем должны слушаться Охотников — они знают здесь все.

«Хотелось бы мне знать здесь все!» — подумалось мне. Но по сравнению с ними и в их глазах мы — вездесущие и всемогущие аборигены Красных Песков. И все же меня не покидало странное беспокойство, которое взошло во мне вместе с Фобосом. Что-то не так! Мне казалось, что за нами кто-то внимательно наблюдает, — такое непонятное напряжение в затылке… Вокруг только пески, которые сейчас казались темно-фиолетовыми. Они молчали: ни следов, ни каких-то знаков… Воздух тоже был спокоен — дул легкий и прохладный ночной ветерок, слегка шелестя песчинками на гребне огромного бархана, и тишина… Темный силуэт «Геофизики» медленно исчезал в ночном мраке по левую сторону…

Я достал драгоценную флягу со спиртом и сделал пару глотков живительной влаги. Алкоголь на Марсе был дефицитом, но я выискивал свои способы его найти — он помогал выводить радионуклиды и придавал спокойствие более качественно, чем релаксанты.

Я подумал о нашем гиде, которая так спокойно держится с этими туристами: странная она какая-то девушка. С виду холодная и безэмоциональная, а в глазах ее я часто видел бурю эмоций — от боли до какой-то тихой, радостной грусти. Иногда интерес и пристальное внимание излучали ее глаза… Возможно, у меня и нет с нею ничего общего, но меня тянуло к ней каким-то магнитом. Может, просто банально все непонятное иногда притягивает — или просто от скуки в пути? Казалось, что там, внутри, в глубине души этой миниатюрной и бесстрастной женщины, скрыто нечто мощное, удивительное и… не знаю, как сказать… что-то совсем не такое, как снаружи… Сравнить с сокровищами в глубине пещеры на необитаемом острове? Нет, что-то гораздо более живое и искреннее… и какая-то боль…

Словно почувствовав мои мысли, справа ко мне подъехала Ирина.

— Все в порядке с экскурсантами? — спросил я.

Забрала шлемов были у всех подняты — ночь, и светофильтры ни к чему, да и радиационный фон ниже дневного. Я мог видеть ее красивые глаза. Она бросила на меня короткий взгляд.

— Да, все нормально, — ответила, — скажите, а почему вас называют «Странный»?

— Погоняло такое, — задумчиво ответил я.

— Что, простите? — переспросила она.

— Просто я очень странный, — с усмешкой ответил я, — иногда и сам себя не понимаю.

— А мне кажется, что вы абсолютно нормальный человек. — Она пожала плечами.

— Нормальный человек не станет Охотником, — произнес я медленно. — И уж конечно не попрется на эту кучу песка и камней в восьми месяцах лету от Земли со второй космической скоростью.

Я внимательно поглядел ей в глаза: только что я и ее причислил к лику ненормальных, но она либо не обратила внимания, либо просто не хотела спорить.

— А имя у вас есть? — вновь спросила Ирина.

— А вам зачем? — удивился я.

— Просто мне удобнее называть человека по имени.

Что-то было в ее словах такое, что мне показалось, будто я на Земле и не улетал никуда вовсе. Даже беспокойство куда-то на миг исчезло.

— Дэн меня зовут, — проговорил я быстро, словно мне было неловко оттого, что у меня тоже есть имя.

— Очень приятно, — ответила она ровным голосом.

Зря сказал. Эти официозные формулы приемлемы на светских раутах, а у нас сильно не та ситуация. Рядом с Ириной я всегда ощущал какую-то абсурдность происходящего. Взять хотя бы ее манеру говорить: она произносила слова почти без интонаций, тихо, но твердо. И только в мельчайших отзвуках ее голоса можно было уловить намек на некие эмоции — странно, но я почему-то их воспринимал, как будто она вела параллельную передачу на других волнах.

И тут я вновь почувствовал постороннюю «волну»: опять непонятный внешний раздражитель… Фобос… Бред какой-то…

Тихо шуршат по песку тяжелые копыта дромадеров, шелест ветра в бархане, тихое журчание голоса гида, шепотом переговариваются туристы… Шур-шур-шур… Шур-шур-шур… ритмичное шуршание… Откуда оно взялось? Оно не такое, как остальные звуки… искусственное… синтетическое… Это чужое шуршание! Я стал нервно озираться по сторонам — шуршало ВСЕ! Засосало под ложечкой, пульс участился, а в нижнюю часть затылка впились сотни мелких иголок. Мне показалось, что я слышу какие-то голоса: это клеенчатые пауки вздымаются и опускаются на своих плоских клеенчатых лапках и что-то бормочут! Я сжал в руках рукоять своего автомата и передернул затвор — этого звука в тиши марсианской пустыни было достаточно, чтобы все в смене остановились. Больше всего на свете мне хотелось сейчас остаться одному и проблеваться на эти треклятые пески! Внезапно я все понял! В глазах потемнело, но я отчетливо разглядел в ночном небе светящийся сиреневым цветом по периметру огромный треугольник. В его центре сиял розовый луч, который упирался в пески бархана, оставляя на них кроваво-красное пятно! Оно медленно ползло к нам! Ко мне!

Словно в ночном кошмаре я тронул шпорами своего дромадера и проехал пару шагов вперед… Ирина! Луч не должен попасть в нее первую! Я перегородил собой тропу и, бросив бесполезный автомат, вцепился в гриву своего верблюда до онемения в пальцах!.. Дромадера трясло так же, как и меня…

Медленно, будто специально, проекция луча подползала все ближе и ближе, а я пытался взять себя в руки и изо всех сил вцепился зубами в капюшон своего экстрим-комбеза… В глаза ударил яркий свет… запахло озоном… а я проваливался в бесконечную черную яму, засыпая на лету…


Я парил над огромной красной долиной… Пески приятно ребрились мелким узором, будто застывшие волны. Среди ландшафта огромным вздыбившимся каменным пузырем выделялся потухший вулкан Олимп, с зияющей бездонной пропастью жерла в центре. На верхней его площадке, рядом с провалом в недра, стояло огромное, чуть вогнутое зеркало, тускло-красноватого оттенка. Внутри него шевелились какие-то тени. Я подлетел поближе и примостился на каменной глыбе, заменявшей ему подставку.

Вдруг изображение в зеркале сфокусировалось, и возник поясной портрет бородатого мужчины с косматыми бровями и обернутого простыней…

— Ты? — спросил он меня грозным голосом, несущимся над вулканом раскатистым эхом.

— Я, — ответил я.

Он мрачно кивнул:

— Ну и зачем ты приперся сюда, ко мне на Олимп?

— Понимаешь, старик, — я глубоко затянулся сигаретой, — мы ведем группу туристов…

— Дионис, — он сурово нахмурился, — ты мне зубы-то не заговаривай! Это ведь ты науськал Гефеста, чтобы тот подпоил твоим зельем Прометея, и тот полез в наш плазменный генератор?!

— Да это все какие-то домыслы! — не выдержал я. — Сто лет мне не нужен был ваш плазменный генератор!

— Сто лет не был нужен, а сейчас понадобился, — подозрительно прищурился старец. — Ты всегда был слишком любопытен — за это я тебя и любил. — Он неожиданно смягчился. — Ты проживаешь много жизней, как и подобает тебе! Люди — твои игрушки, а ты — игрушка людей… Гея, то есть Пангея… Помнишь, как все начиналось?

— Нет, — произнес я медленно, сам удивляясь своему голосу, — не помню…

— А ты поищи, поройся в памяти — все на месте…

— Где? Я хотел бы просто вспомнить…

— Скажу тебе по секрету: ты не там ищешь…

— А где надо? — удивился я.

— Иногда, — он лукаво прищурился, — то, что мы ищем, находится совсем не там, где мы ищем.

— А как мне это понять?

— Ты чувствителен, мой сын, — ты многое знаешь в душе своей, твоя мать… — Он мечтательно сощурился. — В общем, я возлагаю на тебя большие надежды… Помнишь, когда ты был маленький, бабушка и мама читали тебе сказки, а ты слушал. Внимательно слушал… Слушал голос своего «я»… Вот и сейчас… Слушай… слушай… слушай… Ты слышишь? Ты меня слышишь? Ты слышишь меня?! Ты? Что-то шуршит… Может, надо немного аммиака? С ним точно все в порядке? Успокойтесь, дамочка, он не помер — реакция зрачков в норме… Он же закрыл вас! Сделайте хоть что-нибудь! Сибилла, уведи ее подальше… Приятное шуршание… Слышишь?.. Это просто глюк, все в порядке… Вы что, глюков никогда не видели? Странный! Ты слышишь меня?!

Мне показалось, что кто-то трогает меня за лицо…

Кажется, я помню людей, которые говорят со мной…

Ирина?

Я дал себе команду сделать свет — веки, словно налитые свинцом, поднялись, и я увидел искаженное лицо Йоргена с занесенной наотмашь ладонью.

— Йорген, ты что, охренел меня так лупить? — заплетающимся языком промямлил я.

— Все в порядке, — крикнул Йорген, — очухался!

Я лежал на песке, и тело мое сотрясалось от дрожи!

— С туристами все в порядке? — Слова будто выговаривал за меня чей-то чужой рот, но в голове постепенно прояснялось.

— Все нормально, Дэн, — услышал я напряженный женский голос откуда-то сверху. — Как вы?

— Кажется, я упал с верблюда, — ответил я. — Глюк прошел?

— Странный. — Я увидел над собой невозмутимое лицо Сибиллы. — Все нормально — ты правда упал с верблюда. А глюка больше нет!

Я почувствовал болевое ощущение в районе локтевого сгиба правой руки.

— Потерпи, Странный, — сказала Сибилла ласково, — это сейчас пройдет. Немного нейролептиков…

Я приподнялся на локтях и сел.

— Ну что? — спросил Йорген. — Сможешь ехать?

Я потряс головой и фыркнул:

— Наверное…

— Почему мы едем по этой страшной пустыне ночью? — Этот тонкий голос принадлежал средних лет туристке из Японии — не уверен, что я верно произнесу, но, кажется, ее звали Аюми Сокато.

— Днем еще хуже в этих местах. — Сибилла убрала аптечный контейнер в свой рюкзак. — Ночью меньше радиации, и глюки видно за версту…

— Да… — протянул Йорген, — этого мы чуть не пропустили… Это как в долине Касей, помнишь, Сибилла? Там было четыре таких треугольника — один в центре и три по краям, только светились они красным и пульсировали еще вот так, — Йорген ритмично поводил ладонями, демонстрируя как.

Я еще чувствовал легкую слабость — Сибилла помогла мне вскарабкаться в седло моего дромадера. Вот ему-то, казалось, вообще на все аномалии плевать — жует свои губы как ни в чем не бывало, а полчаса назад нас колотило с ним вместе как отбойным молотом.

— Поехали. — Я вяло махнул рукой и тронул поводья.

Ко мне подъехала Ирина. Ее глаза были испуганны и встревоженны одновременно:

— Мы страшно за вас перепугались, Дэн. Все в порядке?

Я вспомнил ее звенящий от напряжения голос, готовый сорваться на истерический крик… Это было, когда я приходил в себя… Мне захотелось внезапно обнять ее, прижать к себе и погладить по голове, но я сдержался.

— Если кто за меня и переживал, — сказал я с ухмылкой, искренне надеясь быть похожим на старинного артиста Харрисона Форда, — так только не та парочка. — Я кивнул в сторону Йоргена с Сибиллой.

— Перестаньте разыгрывать из себя ковбоя! — Глаза Ирины послали в меня довольно чувствительный статический разряд. — Вы думаете, я дурочка и не знаю, что контакты с аномалиями, как вы говорите — «глюками», частенько имеют летальный исход? Ведь все знают, что это одна из серьезных причин, по которой провалился проект «Терра-3» и фактически колонизация планеты вообще.

Она была, конечно, права — можно с уверенностью заявить: колонизация планеты Марс ПРОВАЛЕНА! Люди слили всухую! Это на Земле любую аномалию можно назвать НЛО и положить все в мусорный контейнер или списать на секретные эксперименты военных, а на Марсе такая «страусиная политика» не прокатила. То, что стало происходить здесь после второго этапа колонизации, язык не поворачивался назвать «тарелками пришельцев», просто Земле пришлось признать, что мы не знаем об этом ничего, и даже как подступиться близко к решению этой проблемы, нам невдомек. Управляемые природные явления? Кем управляемые? Аномалии неизвестных законов физики? А какова их природа? А вообще что это? Все эти светящиеся шары, пульсирующие треугольники, цепочки огней, жесткие электромагнитные лучи, существующие так, безо всяких видимых причин? Но причины ведь должны где-то быть! Раньше мы смотрели на это в телескопы, теперь мы смогли это «пощупать», но и только.

Когда по телику говорят, что «мировая наука считает» или «современной наукой доказано» — мне смешно: Марс показал, что не существует никакой «мировой науки». Все усилия ученых разрозненны, несогласованны и непродуктивны. При столкновении с неведомым мы показали свое бессилие как расы: политика, деньги, предрассудки и косность. Возврат в темное Средневековье, с его алхимией и «тайными» знаниями.

Конечно, какая-то часть этих аномалий, безусловно, являлась природными явлениями, так называемыми плазмоидами[5] — но и они были изучены весьма поверхностно. Да и марсианские аномалии имели зачастую довольно сложную модель как формы, так и «поведения». Бывало, подобные плазмоиды выстраивались в геометрически правильный порядок, совершали четкие маневры…

Климатические перемены, связанные с увеличением солнечной активности, повлекшие за собой ряд крупных катастроф в начале двадцать первого века (названные впоследствии Великим Переломом), создали невыносимые условия для жизни во многих уголках земного шара. Несмотря на сокращение населения планеты, места, в которых климат и природа были кое-как пригодны к существованию, были перенаселены. Вот тогда-то «марсианская программа» получила свою актуальность, и ею попытались заняться всерьез.

Рывок землян в попытке освоить ближайшую мало-мальски пригодную для жизни планету напоминал попытку пьяного ныряльщика, который надеется, что в подводной пещере найдутся воздушные карманы, чтобы выдохнуть и вдохнуть заново, — карманы нашлись, да только воздух в них оказался другим.

А потом получилась инсценировка «стандартного земного кошмара» чисто по Роберту Шекли: хотите мутантов? Вырастим сами! Боитесь зомби и упырей? А вот на Марсе под воздействием радиации и миллиона неучтенных факторов появляются, как из дешевых кинофильмов, одичавшие в попытках выжить на этой непригодной для жизни планете странные люди, наделенные странными способностями, дикие, сумасшедшие, потерявшие человеческий облик, с гипертрофированными животными инстинктами. Звери мутируют и приспосабливаются быстрее человека — взглянем, к примеру, на церберов — бродячих марсианских собак. И это не единственный пример — вот юварки, допустим, вообще непонятно кто: поговаривают, что неудавшийся биологический эксперимент генетиков.

Мы все сделали по Фрейду — сами реализовали свои кошмары так, что они стали явью. Взять хотя бы этих паладинов — очумевшие выродившиеся остатки сынов Земли, гордо носившие когда-то имя «Космический Десант»! Они продолжают делать вид, что поддерживают некий порядок, не брезгуя при этом грабежами, мародерством, да и убийствами иногда. Они уже давно превратились в самодостаточную прослойку марсианского «общества», цель у которой одна — банально выжить. Любым способом. Они считают Охотников отморозками, а Охотники — их. И все их преимущество перед нами — это армейское лазерное оружие, которое на Марсе наперечет, да и непонятно, как они достают для него энергию. Охотники типа нас — вольные, эдакие тусовщики, живущие по принципу «ты — мне, я — тебе». Есть и психи среди них, конечно. И это еще, можно сказать, «сливки общества».

Я не думаю, что на Земле ничего не знают, — знают, конечно. Просто колонизация не принесла прибыли, да еще вдобавок и проблем подкинула, поэтому про нее забыли, как про запертого в чулане дурачка, бремя всей семьи. Марс теперь обслуживают «частники» — различные корпорации по проведению экстремальных путешествий и туризма. «Хотите вырваться из серой и обыденной жизни, полной проблем? Дикая земля Марса ждет вас! Вдохните полной грудью вашу Новую Марсианскую Жизнь! Фантастика вчера — Реальность сегодня!»

И самое смешное, что идиоты, готовые платить умопомрачительные бабки за добровольное самоубийство, прут сюда пачками! Приезжают тысячами, сотни выживают — и лишь немногие возвращаются обратно с мыслями забыть о своей «Новой Марсианской Жизни» на всю жизнь. Некоторые остаются, чтобы пополнить ряды отчаянных сумасшедших на никем не контролируемой планете (которая формально принадлежит Странам Мирового Содружества).

Люди посчитали, что напустить парниковых газов и растопить марсианские льды с целью наделать из воды кислорода — вполне достаточно для того, чтобы все получилось само собой.

Теперь марсианская колония выглядела как разрозненные и относительно обособленные города, лагеря и поселки, сосредоточенные в районе экватора и низких широт и зон с повышенной гравитацией. Это районы с сильными магнитными полями с напряженностями порядка 0,2–0,3 гаусса,[6] то есть сравнимыми по величине с напряженностью земного магнитного поля. Они представляют собой полосы, простирающиеся с запада на восток. Их ширина с севера на юг достигает около тысячи километров.

Возникали в таких областях поселения вокруг добывающих заводов или станций энергоснабжения, или других подобных «животворных источников». Формально местное самоуправление осуществлялось Советом Четырех Городов, который пытался создать хотя бы видимость какого-то контроля и выдавал лицензии Охотникам. Это были крупные поселения — Арена Геркулеса, Лихоторо-Сити, Новые Афины и Маринер-Сити. Правда, далеко не все Охотники приобретали какие-то там лицензии. Существовала вялая меновая торговля, клановая система узких социальных групп и борьба за ресурсы и выгодные земли. Вот так: откат к дикому Средневековью.

Я, может, один из немногих добровольных колонистов — я знал, на что иду. Ошибся только в одном: что я смогу здесь в чем-то разобраться. Не вышло…

— Простите, что заставил вас волноваться, — сказал я Ирине с легким поклоном, — но мое поведение не продиктовано чистым позерством. Скорее, наоборот.

— Что вы имеете в виду? — Вспышка эмоций прошла так же внезапно, как и возникла.

— Вы спрашивали, почему меня называют «Странный»?

— Да, но вы мне ничего вразумительного не ответили.

— Не знаю, как это объяснить… — Я замялся, подбирая слова, что было для меня большой редкостью. — Я не боюсь аномалий… я умею их как бы… чувствовать… Как это происходит и что это такое — я и сам не очень понимаю… Это что-то вроде контакта, если это слово вообще можно применить в данном случае.

— Надо же! — воскликнула Ирина, но тут же овладела собой и продолжила: — Так это я о вас так много слышала во время инструктажа — «старики» рассказывали…

Я не выдержал и рассмеялся:

— Прямо такие седые старцы, с гуслями, пели про меня баллады?

Как ни странно, она даже не обиделась, и я заметил, что она улыбнулась кончиками губ, которых не скрывала свободно висящая кислородная маска:

— У гидов тоже свое арго: «старики» — это гиды, у которых было больше пяти посадок.

— Я не понимаю, — не выдержал я, — вас-то, умную, красивую и хрупкую девушку, вас-то на кой ляд сюда понесло? Вы же действительно напоминаете музейного экскурсовода — простите, но это так.

Я ожидал отчуждения и обиды, но она, как всегда, повела себя неожиданно (пора уже было привыкнуть).

— За «красивую» — спасибо, — она задумчиво и немного отстраненно поглядела куда-то вдаль, — а вообще… я здесь себя как-то хорошо чувствую. На своем месте, что ли? У вас ведь тоже был наверняка шанс распрощаться с этой планетой, и вы им не воспользовались, не так ли?

Я промолчал — слишком она понимает много… что-то в нас есть неуловимо сходное, но что? Это как контакты с глюками…

— Так, и что там ваши деды рассказывали? — перевел я тему беседы на более интересный объект, то есть на себя.

— «Старики» говорили, что есть один такой Охотник, который, дескать, контактирует с аномалиями, управляет ими даже, и встретить его — большая удача, потому что любую группу проводит по Марсу, как по ботаническому саду. Но я не верила — а это, оказывается, вы.

— Слухи, сплетни и домыслы. — Я почему-то почувствовал некую неловкость, словно меня уличили в чем-то постыдном. — Мне иногда кажется, что в голове я слышу тысячи голосов, воспоминаний, мыслей — человеческих или не совсем… Это как галлюцинации, сны… Мой «контакт» с аномалиями имеет непонятную мне самому природу, а уж до управления ими я не дошел даже близко. Просто я понял, что их нельзя бояться, — тогда не произойдет ничего плохого. Мне кажется иногда, что глюки в какой-то степени «чувствуют» человека, и их воздействие является как бы отражением эмоционального фона, сверхэмпатией, что ли… Жаль, конечно, что нельзя расспросить об этом мертвых…

— Вы какой-то мрачный. — Она совершенно по-женски надулась, как обыкновенная девочка, которой просто хочется внимания.

Я уже стал привыкать к тому, что я ее не угадаю никогда. Кто она? Взбалмошная девчонка? Закомплексованная феминистка? Женщина-боец, как Сибилла? Или сложный человек в поисках простого счастья? А может быть, и никто из перечисленного…

— Да и вообще, — продолжил я, — очень сомневаюсь, что я такой один на всем Марсе. Вам, наверное, про кого-нибудь другого рассказывали…

— Да нет. — Она как-то странно посмотрела на меня. — Не думаю…

— А-а-а-а!!! А-а-а-а-а-а-а!!!

Ирина вздрогнула — крик раздался слишком внезапно и близко. Я машинально передернул затвор автомата и вгляделся в фиолетовый мрак бархана.

— Гасим фонари! — раздалась приглушенная команда Йоргена.

Мы за разговорами почти перевалили через гребень. Чуть поодаль, в паре километров внизу, чернели полузасыпанные песком корпуса стандартного марсианского ГРП (геологоразведочный поселок). Его очертания легко узнавались по центральной буровой башне и двум «долькам» зданий, окружавших ее. Когда-то давно это были «опорные пункты» марсианской колонизации, позволяющие обеспечивать сырьем первые поселения. На полпути к поселку врылся в песок своим бронированным килем ГРВ «Марс-5» — вездеход, сделанный на базе армейского бэтээра, ощетинившийся солнечными батареями, портативной буровой установкой и легкими пулеметами, которые давно проржавели. От него по направлению к нам бежала одинокая фигура в драном антирадиационном комбезе. Без шлема, но в респираторе, всклокоченная грязная шевелюра волос, давно потерявших свой цвет, — еще один больной мозг, выпитый этой планетой в гонке на выживаемость.

— Отставить тревогу! — крикнул я. — Это геолог.

Геологами называли всех людей, которые водились (по-другому и не скажешь) возле различных заброшенных марсианских строений научно-производственного характера. Выглядели они примерно одинаково и напугать могли разве что туристов своими дикими выкриками и бессвязными речами. Контакт с ними был абсолютно бесполезен. Некоторые отморозки их отстреливали — ради развлечения или из жалости.

— Так! — зычно крикнул я, стянув ненадолго кислородную маску. — Приказ по группе: геологов не дразнить и не кормить! А то еще увяжутся за нами…

— Весть! Весть Благую несу вам, паломники! — услышали мы первые членораздельные слова геолога. — Я видел! Я ВИДЕЛ ИХ! ОНИ ЗДЕСЬ!

Он лепетал, искажая то, что состояло из смеси русских, английских и испанских слов и, собственно, являлось марсианским сленгом, на котором говорило на Марсе большинство колонистов. Его никто специально не выдумывал: он сложился сам собой и имел даже некоторые диалекты и наречия. Этот сленг все изучали перед полетом сюда. Его использовали даже туристы, хотя иногда они переходили на родные языки, и чаще всего их мог понять почти любой. Называлось все это — империо.

— Кто «они», папаша? — спросил Йорген.

— ОНИ!!! — с благоговейной дрожью в голосе произнес геолог. — ПРИЩЕЛЬЦЫ! Я — первый контактер! Они — БОГИ! Они повелели принести мне Весть Благую ЛЮДЯМ! Они — ЕСТЬ ВСЕ! Они — СУТЬ ВСЕГО! Они покарают людей за их гордыню, подобно тому как покарали Икара, сына Дедала, коий построил ужасный лабиринт Миносу, владыке Критскому!

— Че-то я такое где-то слышал, — отозвался Йорген, который почувствовал себя центром внимания и начал идиотничать. — А в чем заключается Весть-то твоя Благая?

— Грядет Эпоха Счастья и Гармонии! ОНИ все ведают о грехах всех людей, что вышли плодом неудачного биологического эксперимента! Но любят они чад своих неразумных, и спасут они их!

— А ты точно их видел? — не унимался Йорген.

— Да! Они приходят ко мне часто! Вы можете сами ИХ увидеть! Три сола назад…

— Мы серьезные люди и очень торопимся, — Йорген явно вошел во вкус, — но ты, как мессия, можешь попросить их для нас?

— Конечно! Я буду молиться за вас, добрые путники! Чего вы хотели?

— Нам бы парочку бластеров армейского образца, пару атомных батареек и АКМ с бесконечным магазином…

— Йорген! Е-мое! — не вытерпел я. — Был же приказ «не дразнить геологов»! Ну что непонятно?!

— Отвянь, Странный, — огрызнулся тот, — я, может, уверовать хочу в инопланетянинов!

— Йорген, твою мать! Ты Охотник, а не клоун! Перестань!

Но меня уже никто не слушал… Туристы послазили со своих дромадеров, стали кучкой вокруг геолога, наперебой предлагали ему свои сухпайки и начали с ним фотографироваться на фоне поселка его обитания. Крис Паттерсон пытался выяснить, как называется его религия и какие обряды в ней приняты, а главное — нет ли ритуальных человеческих жертвоприношений и нельзя ли это снять на видео.

Мы с Ириной растерянно смотрели друг на друга и глупо улыбались — мы сейчас были лишними для всех, и это нас объединяло.

— Нет, ну ты посмотри на них, а? — Я не мог сдержать усмешки на своей физиономии. — А говорят, Охотники Марса — суровые люди! Любимая женщина для них — автомат, подковы гнут усилием воли, супермены пустынь и плоскогорий! Мать их разэдак! А ведут себя как дети, честное слово. Я извиняюсь, Ирина, за поведение своих людей…

— Да ладно, — она, рассмеявшись, махнула рукой, — мои-то еще хуже: как в зоопарке… особенно этот… Паттерсон. Я его, честно говоря, на дух не переношу — полный имбецил!

— Мне он тоже не очень, — признался я. — Американец?

— Скорей всего. — Ирина покачала головой.

Я поднял ствол автомата вверх и нажал на спусковой крючок. Бахнул одиночный выстрел. Эффект был предсказуем — все вздрогнули.

— Встречу с дружественными аборигенами из племени Геологов объявляю закрытой! — крикнул я. — Настает минута прощаний и слез!

— Очень жаль! — сказал действительно растроганный итальянец Джованни Муррей. — А я хотел…

Тут взгляд геолога уперся в меня.

— Вам повезло, путники! — воскликнул он, тыча в меня пальцем. — Вас ведет за собой Воин Света! Он — Избранный! От его автомата исходит священное сияние предков! Я вижу его Путь! Он приведет вас к Зеркалу! В Зеркале есть все! Там хранятся КЛЮЧИ! Следуйте за ним и за этой женщиной! Она отражается в нем, а он в ней! В них есмь Начало!

— Да-да, — подтвердил я, — и мы еще поженимся, и у нас будет тройня, и мы завоюем Вселенную! По коням, граждане отдыхающие, — поездотправляется!

Боковым зрением я заметил темное пятно, напоминающее Черную Дыру, — это были глаза Ирины, в которых неожиданно сконцентрировалась вся марсианская ночь.

— Что-то не так? — спросил я.

— Вы иногда бываете не менее циничны, чем ваши люди, — кинула она небрежно и, дав шпоры своему дромадеру, поехала вперед.

Мысленно назвав себя кретином в кубе, я рванул за ней и только на полдороге спохватился: стоп! Это что же получается? Первые разборки у сладкой парочки? Нет, так не годится. Здесь не институт благородных девиц. Я — веду группу… От меня все зависит… я — за всех отвечаю! Я — я!!! Один я везде! Оставалась бы на своей кафедре! Сидела бы в своих архивах, если такая нежная!

И все равно внутри было как-то неприятно… только-только мы, кажется, начали понимать друг друга…


Тихо и без особых происшествий продолжался наш путь. Взошла вторая луна — Деймос, то есть «ужас», но ужаса я никакого не чувствовал. Мерно покачивались дромадеры, Йорген негромко включил через внешние динамики какой-то свой сборник «Deep Purple», а Сибилла требовала поставить Мерлина Мэнсона. Йорген пытался доказать ей, что ее «Мэнсон полное дерьмо по сравнению с настоящим хард-роком», а Сибилла в сотый раз называла его «ретроградом, безвозвратно ставшим на якорь прадедушкиных ценностей». А когда их культурологический спор переключался на транс и рэйв — культуру и ее значение в революции синтетических наркотиков, — мой канал восприятия просто отключался. Туристы негромко переговаривались, тихо смеялись, а над гигантскими гребнями барханов раздавался тоскливый вой церберов, которые, подобно своим земным предкам, не оставляли луны без внимания, тем более что их тут целых две! Где-то очень далеко эхом отдавались одиночные выстрелы, но, зная, как в барханах передаются звуки, можно было предположить, что это за много километров отсюда.

Я сдвинул вбок кислородную маску и закурил сигарету, периодически прикладываясь к заветной фляге и борясь с острым желанием подъехать к Ирине и попросить прощения (я иногда действительно совсем себя не понимаю). Ирина ехала на корпус впереди и казалась совершенно отчужденной, а я делал ставки сам на себя — сколько я выдержу без общения: дорога длинная. Расчетная точка нашего прибытия была, по моим подсчетам, еще в пяти стандартных часах нашего маршрута. Это старый горнодобывающий автономный мини-завод, уже давно заброшенный и разграбленный, но с уцелевшим бытовым сектором и сносно работающим реактором. Он стоял на границе песков и каменистой равнины, переходящей в многокилометровое плоскогорье, тянущееся далеко на север.

Я проиграл сам себе сто пятьдесят эргов[7] и с чистой совестью проигравшего подъехал поближе к Ирине.

— А вы знаете, что по инструкции гид должен следовать вторым, за лидером смены? — спросил я.

Ирина промолчала: она что-то записывала в свой электронный планшет.

— Вы на меня сердитесь? — вновь спросил я, напоминая самому себе кота, трущегося о ноги хозяина.

— Нет, не сержусь, — ровным голосом ответила она.

— А можно узнать, что вы там записываете? — Я уже тихо ненавидел себя за то, что вообще заговорил с ней.

— Да… так… личные заметки… — Она отвернула планшет так, чтобы я не мог ничего на нем прочесть. Но я успел уловить пару слов: «…аномалия № 42. Форма — треугольник…»

— Вы пишете о глюках? — удивился я.

Она резко повернула голову в мою сторону, смерила меня взглядом — скорее оценивающим, нежели гневным.

— Да, — наконец ответила она, — я веду классификацию аномалий, виденных мною лично.

— Это у вас задание такое? — спросил я как можно непринужденней.

— Почему? — искренне удивилась она. — Я интересуюсь Марсом, мне нравится эта планета, и я хочу здесь многое понять. Может, эти заметки пригодятся кому-нибудь, даже если это буду и я.

— И как вы классифицировали сегодняшний глюк? — спросил я не без иронии.

— Пожиратель Избранных Воинов Света, — ответила она, хищно улыбнувшись.

У меня было ощущение, что я получил в солнечное сплетение.

— Ладно, — я как-то очень комедийно хрюкнул, — один-один.

И она УЛЫБНУЛАСЬ! Я купался в лучах этой улыбки, как идиот, которому подарили новый фантик! Боже — я определенно себе не нравился. Я стал социально опасен!

— А скажите мне, — спросила Ирина, — про какое «зеркало» бредил этот безумный геолог? Ну, помните? Он сказал, что в зеркале есть все, какие-то ключи, и что вы нас туда ведете.

— Это такая старая марсианская байка, — ответил я, затягиваясь сигаретой, — про то, как когда-то, очень давно, при Первой Волне колонизации, когда на Земле бушевали ураганы и жарило солнце, а на Марсе не было вообще ни хрена, даже такой жиденькой кислородной атмосферки, одна из первых экспедиций на Марс была целиком военной и до потери пульса секретной. Она-то и заложила первую Марсианскую базу под видом установки подпочвенного сканера пород. Сделана она была суперкруто — по технологиям, опережающим свое время на добрую сотню лет. Проект назывался «Зеркало-13», почему — никто не знает. И говорят, эта база до сих пор существует и в состоянии привести в действие какие-то секретнейшие устройства, которые могут сделать жизнь на Марсе земным раем, но без приказа — ни-ни. И вообще они в курсе всего, что тут происходит, могут они все, и инопланетяне у них в корешах числятся. Во как! Но месторасположение ее сверхзасекречено, десятью степенями высшей секретности, потому что… мало ли что… Ищут ее уже третье поколение колонистов, да не могут сыскать! В общем, бред отчаявшихся, своеобразный эквивалент местной религии… А вы разве не слыхали? Или деды вам только обо мне рассказывали?

— Очень любопытно, — пробормотала Ирина, что-то быстро набивая на планшете.

И вновь повисла пауза — несколько напряженная, но ни к чему не обязывающая…

Клекот я услышал, но сильно не напрягся: максимум, на что способен марсианский гриф, именуемый в народе «гарпия», — это сбить с седла. Они вообще редко нападают на людей, только с большой голодухи. Покалечить могут того, кто без шлема, но шлем, по инструкции, снимать можно только в бытовых блоках. Грифов завезли на Марс в качестве детритофагов,[8] в надежде воссоздать экологическую земную цепочку. Ну тому гению, кто их выпустил полетать и освоиться, я бы в глаза посмотрел, со значением… В общем, я уже отчетливо слышал свист перьев и легкое повизгивание и был готов наклонить голову сантиметров на двадцать, а он бы и промахнулся. Ирина слегка отстала, так что гарпия ее и не задела бы. Но пока нагибался, я успел заметить расширившиеся от ужаса глаза Ирины и ее молниеносное движение к бедру, потом — яркую вспышку, и, не пригнись я пониже, меня снесло бы огромным кровоточащим куском птичьего тела. Запахло паленым мясом, и по моей спине потекла свежая горячая кровь грифа-мутанта, а на песок рядом шлепнулась отличная дымящаяся деталь цыпленка-табака. Кто-то вскрикнул. И — тишина…

Я, не вынимая изо рта сигареты, забрызганной кровью, надо полагать, вместе с моей физиономией, медленно поднял голову и посмотрел на Ирину очень внимательно. Она застыла, как статуя, сжимая в правой руке небольшой черный продолговатый предмет, бугрящийся блестящими трубками.

Я выдохнул дым, ставший тошнотворно сладковатым, и медленно спросил:

— Милая дама, откуда у вас это оружие?

Ирина тряхнула головой и немного растерянно произнесла:

— Между прочим, я спасла вам жизнь — могли бы сказать «спасибо».

Я посмотрел через всю смену на Йоргена, который делал мне глазами какие-то страшные знаки. Я лишний раз убедился, что не ошибся в своем открытии.

— Спасибо, — сказал я с легким поклоном, — огромное спасибо вам, милая дама, но моей жизни ничто не угрожало. Вы испугались сами.

— Я защищала жизнь лидера смены! — обиженно и с вызовом выкрикнула она, еще не придя в себя от шока.

— Хорошо, — холодно произнес я, — тогда потрудитесь мне ответить: с каких это пор гидов комплектуют портативными бластерами системы «сталкер», принятыми в штатное оружие спецподразделений армейской разведки? Минута на размышление. Время пошло.

— Это… мм… — Было видно, что она с трудом подбирает слова. — Это мне подарил один человек…

— Ответ неправильный. — Я начинал злиться, а этого надо было любой ценой избежать. — Такого оружия не дарят — оно еще недавно было полностью секретным. Я знаю, Ирина.

Туристы с любопытством наблюдали за всей этой сценкой, и я понял, что повел себя в корне неверно: этот инцидент надо было замять и выяснить все с нею с глазу на глаз. Но уже поздно, да и не успел я сориентироваться от неожиданности. Черт! Миллион чертей Марса мне в зад! Надо выкручиваться!

— Ох, простите… я немного психанул от этой ситуации, — сказал я мрачно, потерев ладонью свой лоб, — прошу меня извинить, Ирина, вы действовали строго по инструкции, и вы совершенно правы… Извините меня…

Все вроде успокоились, хотя продолжили озираться по сторонам, изучая в основном небо. А у меня ходили ходуном виски, и марсианская твердь провалилась из-под ног — Ирина вновь рванула своего дромадера вперед, но я успел заметить: ОНА ПЛАЧЕТ!

Некоторое время я обтирал лицо влажными салфетками с антисептиком из аптечного контейнера, потом закурил трясущимися руками новую сигарету и сделал приличный глоток из фляги, но дрожь не унималась. Мне опять захотелось обнять Ирину и успокоить, но теперь у меня появилась к ней настороженность, и она, эта настороженность, доводила меня до истерики, так что я сам был готов расплакаться — или кого-нибудь пристрелить. Чертов бластер! Откуда он у НЕЕ?!! Кто она такая, черт дери?! Зачем она классифицирует глюки?! Почему она интересовалась этим бредом про «Зеркало-13»? Паладины тоже были с ними очень подозрительно вежливы! Она второй раз на Марсе? Да хоть режь меня — я в это не верю! Первый! Первый здесь она раз!

Я стиснул нервы в кулак и дал шпоры.

— Нам с вами нужно поговорить. — Голос мой немного дрожал, когда я догнал ее.

Она всхлипнула:

— Оставьте меня в покое — нам не о чем с вами разговаривать…

— А поговорить придется, — настаивал я.

— Отстаньте от меня! — гневно воскликнула Ирина. — Не трогайте меня, пожалуйста!

Мысли медленно приходили в порядок. Да… это было искреннее горе — так сыграть под силу только суперагенту, который в минуту опасности никогда бы не раскрыл себя такой нелепой выходкой. Я обидел женщину, которая защищала меня от, как ей казалось, неминуемой смерти. Я должен все исправить, я должен во всем разобраться!

Я обернулся назад и увидел, что скучающая публика уже обо всем забыла, восприняв, видно, все происшедшее как интересную инсценировку «чтобнескучновпутибыло».

Я схватил Иринину ладонь и стиснул в своей — она слабо дернула рукой, но потом обмякла.

— Ирина, — сказал я искренне и как можно мягче, — простите меня, правда, простите — я абсолютно не собирался вас обижать. Я благодарен вам за ваш поступок, честно говорю! Просто поймите и вы меня: я совершенно не ожидал такого поворота. Дорога у нас длинная и тяжелая, надеюсь, вы это понимаете, а посему нам нужно держаться друг за друга изо всех сил: мы с вами отвечаем за жизни других людей — мы партнеры, понимаете?

Она повернула ко мне свое заплаканное лицо и слабо кивнула, мое сердце встрепенулось, как загнанный дромадер: на ее лице проступили едва заметные веснушки, — но я вновь взял себя в руки:

— Очень хорошо, что вы на моей стороне, — я стремился закрепить отвоеванные позиции, — поэтому вы должны меня понять. Между нами не должно быть никаких загадок и тайн, поэтому я и спросил, немного резко, простите тысячу раз, откуда у вас это редкое, а в условиях Марса — уникальное высокотехнологичное оружие?

— Я понимаю. — Она опять всхлипнула и, как показалось мне, слегка сжала мою ладонь. Меня это слегка успокоило. — Мне действительно подарил его один человек.

Опять двадцать пять! Только мне показалось, что у меня что-то получается… Я постарался медленно сосчитать до восьми — обычно это срабатывало.

— Один человек — это имя, фамилия или должность? — устало, но вкрадчиво поинтересовался я.

— Какая вам разница, господи! — Она вновь была готова порвать меня на свастики.

— Ирина, простите, что я настаиваю, но есть, есть эта разница!

— Мой бывший муж мне его подарил… — произнесла она тихим голосом.

— Ну и вот! — Я не знал, радоваться мне или огорчаться. — А служил он в разведке? Да?

— Четвертый особый десантный спецкорпус космических войск, — ответила она усталым голосом.

— Серьезный мужчина, — присвистнул я одобрительно. — А сейчас он где?

Она посмотрела на меня с каким-то детским недоверием, как на незнакомого дядю на улице, который ни с того ни с сего предлагает маленькой девочке конфету. Она искала защиты, она хотела доверия, но что-то ее останавливало.

— Ирина, вы можете мне абсолютно доверять, — сказал я, осмелившись положить ей руку на плечо. Она никак не отреагировала.

— Мне показалось сначала, что вы не очень серьезный человек, легковесный: вы много говорите и постоянно… ну… не знаю…

— Паясничаю? — подсказал я одно из своих достоинств.

— Да…

Казалось, она была благодарна мне за подсказку: сейчас на меня смотрела взрослая, умудренная опытом женщина, которая видит мужчину и оценивает его надежность по своей древней интуиции. Боги марсианские, я когда-нибудь смогу понять этого человека?

— Но потом я поняла, что это не так, — продолжила она.

— Мне очень приятно, что вы меня раскусили так просто, — я улыбнулся, — но вы так и не сказали мне — где сейчас ваш бывший муж?

Тень на секунду промелькнула в ее глазах. Повисла пауза. Я молчал, вопрошающе и ласково глядя ей в глаза.

— Он погиб, — сдавленным голосом произнесла она.

— Простите… — Я понял, что начинаю вязнуть в этой истории все глубже и глубже, как в экваториальных зыбучих песках. Восхождение на Олимп и так задачка не из школьной программы, а тут начинает вырисовываться что-то такое, от чего, как подсказывали мне мои предчувствия, лучше держаться подальше, да вот только не получится, скорее всего…

— Мы к тому моменту уже не были вместе, — продолжила она без всяких интонаций, словно звуковая программа по распознанию текста. — И этот бластер он мне подарил при разводе, не знаю зачем… Сказал, что с этой штукой я везде буду в безопасности, записал меня на курсы по стрелковой подготовке, через своих друзей-военных… говорил… ну, в общем, не так важно…

— Важно, — подбодрил я ее.

— Говорил, чтобы пользовалась им только в случае крайней необходимости.

Меня как током шарахнуло: защитить меня — был для нее случай крайней необходимости! Боже мой, какой я осел!

— Да-а-а… — только и смог я произнести. — Досталось вам в жизни.

— Уж, наверное, не больше, чем вам. — И опять она была другой — не могу объяснить в чем, но уже не той даже, как пять минут назад.

— А в каком он был звании, ваш муж, и при каких обстоятельствах он погиб? — осторожно поинтересовался я.

— И это важно? — Она искренне удивилась.

— Если не хотите об этом говорить — отложим на другой раз. — Я и так чувствовал себя подонком.

— Ну зачем же, если важно. Другого раза может и не быть.

— Почему вы так думаете?

— Я не люблю рассказывать о себе и своей семье. Дайте, пожалуйста, сигарету.

— Не знал, что вы курите. — Я протянул пачку местных сигарет «Красная Планета».

— Ой, это крепкие, хотя ладно, давайте. Да я и не курю — так, от нервов, вообще бросаю.

Она по-женски неловко взяла сигарету, как некий инородный предмет своего окружения, с которым надо мириться, я поднес ей зажигалку, и она прикурила, слегка закашлявшись дымом.

— По званию мой бывший был майор, а погиб он на каком-то задании, мне не говорили. — Она с шумом выдохнула затяжку и потерла левый глаз.

Да уж, подумал я, если такой крутой парень дарит своей бывшей жене табельное оружие, учит ее стрелять, а потом гибнет, исполняя свой священный долг, — это совсем неспроста.

— А когда это случилось, вы уже работали гидом? — спросил я.

Она кинула на меня умоляющий взгляд.

— Это последний важный вопрос, — пообещал я, четко понимая, что я отъявленный лжец.

— Нет, — ответила Ирина, — я пошла работать гидом через полгода после его смерти.

— Все, больше ни слова об этом! — Я прижал руку к груди. — Простите меня еще раз за все это. Я надеюсь, что мы и вправду станем партнерами. Я пойду проверю, как там наш арьергард, и сразу вернусь!

— Хорошо, — ответила она.

Я опять задумался. Она искренна, в этом я не сомневался, но все же многого недоговаривает… Пока, по крайней мере… Слишком много в этой истории странных мелочей, которые, как возмущения гравитационных полей планетарной орбиты, намекают на то, что где-то там, в темноте, скрывается какое-то другое небесное тело, которое просто не отражает света, потому и невидимо, но оно там точно есть! Чутье меня никогда не подводило, а за пять лет пребывания на более чем враждебной планете оно обострилось до предела. У меня создавалось стойкое впечатление, что вся эта чертова экскурсия — кем-то умело разыгранный фарс, а мы в нем играем каждый свою, отведенную ему роль. Эх! Добраться бы до этих сценаристов-постановщиков, мать их разэдак! С другой стороны — пока никто не доказал на сто процентов, что этот сценарий существует: ну девочка-гид, ну муж у нее работал суперменом, ну подарил, развелись, погиб. А она, чтобы развеять душевные переживания, полетела к черту на кулички, ей одиноко, я ей приглянулся, она меня спасла. Все. Простая цепь событий, имеющая простое объяснение. Глюки она коллекционирует? Так это чтобы занять свой мозг чем-нибудь, отвлечься от мрачных воспоминаний. Эффект собственной значимости, опять же туристы ее особо не занимают, хоть по отношению к ним она ведет себя очень корректно. Но прохладно так, по инструкции. А то, что «Зеркалом-13» интересовалась — так тоже со скуки.

Но в глубине души я чувствовал, что успокаиваться нельзя: пока ни один из вариантов не перевешивал. И не хотелось бы неожиданно узнать про плохое в самый неподходящий для этого момент…

— Ну, как дела у доблестных рыцарей автомата и батареек? — спросил я бодрым голосом, подъехав к Сибилле и Йоргену.

— Ты это, Ромео, ты с ней там разобрался или так, флиртуешь больше? — Йорген смотрел на меня настороженно. — Ты ее волыну особистскую заценил? Она нам даст пострелять из нее — или только тебе, за душевный разговор?

— Йорген, ты сегодня уже пару раз отличился, — процедил я сквозь зубы, — и я бы на твоем месте язык засунул себе в задницу. Улавливаешь, дружище?

— Ты смотри! На девочку его покусились! — Йорген криво ухмыльнулся. — А я, может, тоже хочу бабу из спецназа!

Я инстинктивно вскинул с плеча автомат, одновременно передернув затвор большим пальцем правой руки.

— Пока еще я командир группы, — произнес ледяным тоном, — и ты, Охотник Йорген, обязан соблюдать дисциплину и субординацию. Как понял? Прием.

— Полегче, ковбой, у Охотников нет командиров. — Йорген напрягся — он меня знал хорошо, особенно когда я говорил серьезно.

— Мальчики, не ссорьтесь из-за девочки, — с усмешкой произнесла Сибилла. Ее вздернутый курносый нос нахально торчал из-под смоляной челки. — Вообще, Странный, — продолжила она, — если пропустить слова нашего достойнейшего эсквайра через дерьмофильтр, то у меня к тебе два вопроса: первый — а она кто? И второй — а мы за тот заказ взялись, командир?

Я кивнул:

— Вопросы приняты. Значит, по первому: удалось установить, что ее бывший супруг, служивший в четвертом особом десантном спецкорпусе космических войск, действительно подарил своей жене табельный бластер системы «сталкер». Погиб при исполнении больше года назад.

Сибилла присвистнула:

— Мне бы такого мужа — я бы ему век верная была!

— По второму вопросу, скажем так, идет служебное расследование. — Йорген молчал, и меня это вдохновило. — Фактов пока мало про этот наш заказ, но одно скажу: держать всем нос по ветру. Приказ такой — спать сменами, двое обязательно на дежурстве. И поменьше трепитесь, побольше слушайте и смотрите. Ирина про этих отдыхающих сама мало в курсе. Вы за туристами приглядывайте и докладывайте о любых мелочах, хоть как-то подозрительных, Ирину я беру на себя…

— Ну понятно! — не выдержал Йорген.

Я внимательно посмотрел в его глаза, представив на секунду, что передо мной отвратительнейший из глюков. Йорген как-то сразу сник.

— Ну… я… это понятно, говорю, что делать надо. — Слова явно давались ему с трудом.

— Разумно, — одобрила Сибилла. — Договорились, Странный.

И я тронул поводья.


Длинная марсианская ночь подходила к концу — над местным эквивалентом востока небо из темно-фиолетового превращалось в сиреневое, и расплывшиеся в парниковых слоях бледные пятна звезд постепенно гасли, уступая небо звезде-хозяйке. Барханы впереди были резко и графично очерчены бордовыми тенями, словно эстампы. Это происходило из-за разреженности марсианской атмосферы, в которой свет рассеивался немного хуже, чем на Земле. С первыми лучами солнца начинали оживать индикаторы радиации, оглашая предутреннюю тишину деловитым потрескиванием. Магнитное поле Марса слабее земного примерно в восемьсот раз. Вместе с разреженной атмосферой это увеличивает количество достигающего его поверхности ионизирующего излучения, хотя, конечно, гораздо меньше, чем в период Первой Волны. В этом унылом пустынном ландшафте от индикаторного треска создавалось впечатление, что на планете тоже просыпается жизнь, — пускай чуждая и враждебная, но все-таки жизнь. Вон там над горизонтом пролетела стайка дискообразных глюков, а вон там, чуть севернее, поднялся в небо тоненький дымный выхлоп — наверное, ожили фотоэлементы какого-нибудь автоматического предприятия (не помню я по карте, чтобы там были людские поселения, да и вулканов действующих не должно быть).

Кое-где на горизонте вспыхивали зарницы магнитных бурь, которые на далекой Земле назывались полярным сиянием, а в последние годы просто ионными смерчами.

На гребнях освещенных солнцем барханов поднялись первые утренние «пылевые дьяволы» — маленькие смерчи, вызванные резким нагревом песка и воздуха первыми лучами солнца, и как следствие — локальным скачком давления. Иногда такие воронки превращались в смерчи по триста метров в высоту, и начинались многодневные песчаные бури. Это явление сезонное — просто нынешнее лето выдалось жарким по марсианским меркам, из-за того что совпало с прохождением Марса через перигелий.


Новый сол… Вообще утро всегда воскрешает какую-то надежду, как бы ни было погано накануне. Даже угрюмый и циничный Йорген непринужденно болтал с Сибиллой и, что самое удивительное, завел ради нее со своего КПК «Наин Нейч Нэйс», который та очень любила.

Йорген и Сибилла родились уже тут, и вся земная культура, включая музыкальную, была унаследована ими от их натуральных дедушек или мам и пап. То, что привезли они с собой с Земли еще тогда, в те годы. То, что происходило на Земле, сейчас все представляли смутно и по слухам — от редких новостных видеозаписей или случайных сеансов связи со станцией до рассказов вновь прибывших и их скудных культурных запасов. Так что наслаждался каждый на свой лад.

Вот так вот, оглашая пустыню маниакальными завываниями, дизельными гитарными запилами и веселым потрескиванием индикаторов, мы взобрались на последний бархан, откуда открылся величественный вид на терракотовую каменистую равнину, кое-где заветренную красновато-оранжевым песком, который красиво гармонировал с охристыми ноздреватыми скалами, у подножия которых и притулился маленький горнодобывающий завод полного цикла. Он повторял ритмику скал своими тремя трубами, торчащими на разной высоте, поблескивая в лучах восходящего солнца сетками стальных конструкций и корпусами агрегатов.

Никто точно не измерял, где кончалась граница долины Элизий — местности, изобилующей дикими обособленными кланами, — и начиналась равнина Амазония, где сохранились даже отдельные крупные города и крупные производства. К тому же мы пересекали рубежи целых трех крупных географических территорий. Южный край Амазонии, упирающийся в плоскогорье, которое тянулось далеко на юг, за экватор. Его называли в народе по-разному: кто — Лежанкой Лукаса, кто — Плоским Лукой. На картах же оно обозначалось как Lucus Planum — плоскогорье Луки.

Последний раз я был тут не так давно. Йорген и Сибилла покинули меня, уйдя в рейд с какими-то сомнительными типами. Я идти отказался и сидел в лагере клана Бобров. Они-то меня и взяли «погулять» в эти места. Вообще мне больше нравились эти дикие равнины, чем гористые местности долины Маринера, хоть там и был мой клан, татуировку которого я носил на плече. Просто нам с Йоргеном и Сибиллой не сиделось на месте, и, чтобы попасть рано или поздно в Амазонию и поглядеть на крупные марсианские города, мы обошли почти всю планету по экватору, дабы не лазить по горам. А горы за долиной Маринера огромные, и их много — только через полярные широты обойдешь…

Несмотря на оставляющую желать много лучшего репутацию Элизия, я познакомился тут со многими интересными и хорошими людьми, которые, как ни странно, тут жили как раз на границе между западным и восточным полушарием… Да… когда доберемся до Олимпа — мы почти закончим нашу марсианскую кругосветную прогулку…

Мы выбивались из графика примерно на сорок стандартных минут, нужных как раз для того, чтобы преодолеть терракотовую долину, но я не волновался — на всех экстрим-комбезы, шлемы с защитными светофильтрами и электромагнитные антирадиационные генераторы, так что надо было бы еще постараться, чтобы даже больному калеке схлопотать дозу радиации, мало-мальски опасную для здоровья.

К тому же я изучил заводик через инфракрасный сканер и убедился, что, кроме двух-трех церберов, нас там никто не поджидает.

Ирина тоже, казалось, приободрилась и забыла обо всех наших ночных перипетиях. Мы с ней весело болтали, обсуждая туристов и вообще марсианскую публику — кто кого видел. А итальянец Джованни Муррей с японкой Аюми и каким-то невнятным негром, у которого из-под шлема выпирала копна пестро переплетенных косичек-раста, пытались сбацать акапелла Боба Марли, да так, что Ирине даже пришлось пару раз на них шикнуть.

Мы спустились в долину, освещенную косыми солнечными лучами, словно мощным прожектором на съемочной площадке. Иногда на Марсе меня нет-нет да и охватывало чувство абсолютной нереальности происходящего, особенно в такие моменты, как сейчас: я глядел на длинные черные тени гор, разрезающих долину пополам, и вдыхал затхло-кисловатый марсианский воздух, сдвинув кислородную маску и отбросив сигарету.

Загадочными артефактами выглядели обломки покореженной техники: ГРВ, севший на обода проколотых колес, поржавевший джип «хонда» с газотурбинным двигателем. Возле запыленной бетонки, которая кольцом огибала долину и почти сливалась с ландшафтом, стояло одноэтажное здание из грубо отесанных каменных блоков с провалами узких черных окон, на стене которого было намалевано грубой малярной кистью какое-то подобие летающей тарелки, а дальше шла надпись «Ночной клуб „У Глюка“. Музыка, куры-гриль, прохладительные напитки, выпивка!» Да-а-а, с фантазией тут жили ребята!

В небе парила одинокая гарпия, и, если бы не обилие красных оттенков и не неестественно отвесные скалы, можно было бы подумать, что мы на Земле, где-нибудь в мексиканских прериях века двадцатого.

Нас с Ириной нагнал итальянец Джованни Муррей.

— Красиво, правда? — обратился он к Ирине.

— Да, — просто ответила она, — очень. Я всегда любила восход солнца.

— Вы такая очаровательная девушка и такая смелая, — воодушевленно продолжал он. — Я до сих пор не могу забыть, как лихо вы подстрелили этого грифа, что напал на сеньора Охотника, — это было великолепно! Вы служили в русской армии?

— Нет, — ответила Ирина, поморщившись, — я занималась в стрелковом кружке.

— Это так необычно для такой хрупкой красавицы, я слышал, что женщины в России очень мужественны.

— Конечно, — Ирина кисло улыбнулась, — дромадера на скаку остановят, в горящий реактор войдут.

— У вас есть вопросы к гиду? — не выдержал я потока его славословий.

Ирина бросила на меня удивленный взгляд.

— Простите, что прервал вашу беседу, сеньор Охотник. — Он слегка поклонился в мою сторону. — Кстати, как вас зовут?

— Странный, — ответил я.

— О, это кличка?

— Это мое свойство. — Он начинал меня слегка раздражать.

— Хм… Интересно. — Он загадочно улыбнулся. — Я хотел спросить у вас.

— Спрашивайте.

— А правда вы приведете нашу группу к этой загадочной базе, которая затеряна где-то на этой планете? Этот старик… там, у поселения… он говорил…

— Мне платят за то, — ответил я с видом разухабистого наемника, чтоб сбить с него этот романтический налет, — чтобы вы добрались до вулкана Олимп, а не для того, чтобы мы искали марсианскую Аркадию. Понимаете? Есть реальность и мечты. За мечты на Марсе люди расплачиваются жизнью — такова здесь реальность.

— Значит, вы уверены, что этой базы не существует? — Он смотрел на меня с оттенком сожаления.

— Если многие тысячи людей за почти двести лет ничего не нашли здесь, а планета, надо сказать, не слишком огромная, — значит, искать нечего. — Я закурил. — И потом — вы можете поверить, что кто-то контролирует Марс? Я здесь пять лет, и если честно, все, что я наблюдал, — это повальная анархия и дикость. А вы думаете, что у кого-то на полке лежат ключи от Марса и он ими не пользуется? Опасаясь, наверное, военной инспекции ООН? Или что с Марса уволят? Или вы считаете, что эту базу бок о бок с военными строили зеленые человечки, которые не хотят, чтобы люди сильно размножались на Марсе?

— Вы — жестокий утилитарист. — Он пытался сделать вид, что мои доводы неубедительны.

— Это Марс, — сказал я резко, — а не ролевая игра и не «Star Galaksy».

— Но я кое-что слышал об этой базе еще на Земле. — Он хитро улыбнулся.

— Представляю себе… — Я посмотрел на него с сожалением: такие, как он, на Марсе долго не живут.

— Зря вы иронизируете. — Он нахмурился. — На Земле я возглавлял правительственную комиссию по вопросам космических и атмосферных аномалий. Организация у нас была большая, и даже я не мог контролировать все целиком, не говоря уж о некоторых подразделениях, которые у нас числились только на бумаге. Мы вообще не догадывались, чем занимаются эти хозяйственные и аналитические структуры нашей организации, которыми фактически руководили военные ведомства, хотя формально все отделы подчинялись научному правительственному комитету при Римском университете «La Sapienza». И вот однажды пришла в наш отдел разнарядка на участие во втором этапе колонизации Марса, «Терра-2». На Марсе к тому времени начали наблюдаться пространственные аномалии, как и на Луне, и, естественно, мы, как специалисты, должны были обезопасить первых поселенцев, сделав все возможное, чтобы аномалии не повлияли на жизнь на планете и не помешали развитию колонии. Как вы помните, «Терра-1», начавшаяся более ста лет назад, предусматривала, что в терраформировании Марса будут принимать участие роботы и люди, прилетевшие на Марс навсегда. Хотя климат на Земле постепенно пришел в некое равновесие, идея колонизации казалась спасительной даже тогда. И надо сказать, опыт у нас в изучении аномалий имелся, синьор Охотник! Я не могу рассказать всего, но скажу, что наша комиссия во многом продвинула мировую науку в целом! И мне совершенно непонятно, почему на Марсе сейчас происходит то, что происходит… — Он мрачно замолчал. — Вы думаете, что я скучающий миллионер? Я полетел на Марс на деньги, собранные добровольцами нашего института, и только лишь для того, чтобы разобраться — каким образом и что именно пошло не так. Наши инструкции были достаточно близки к реальности и почти все проверены на опыте… Да-да, не улыбайтесь…

— Я не иронизирую. — Он начал мне уже нравиться своим одержимым наивным энтузиазмом. — Редко на Марсе можно встретить настоящего ученого, особенно специалиста по глюкам.

— Вы, как я понял, тоже многого достигли в изучении этих аномалий, — он слегка поклонился, — несмотря на то что действовали в основном эмпирическими и флюктуативными категориями. Вы — молодец: мыслящий Охотник с живым умом…

— Мне всегда казалось, что итальянцы — верх галантности. — Я опять заулыбался: что-то в нем было трогательное — ведь он фактически кабинетный ученый, даже и близко не представляющий, что здесь происходит.

— Благодарю вас, синьор. — Он вновь поклонился. — Так вот, я продолжу. Наши лаборатории подготовили полный отчет по аномалиям в тесном сотрудничестве с учеными России, Европы, Америки, Бразилии и Китая, работа была проделана колоссальная, были созданы инструкции, подробные описания, сняты некоторые грифы секретности, многое объяснялось. Были и предупреждения — серьезные предупреждения по поводу валового характера возникновения аномалий. Люди были подготовлены. Мы обратили внимание, что количество наблюдаемых аномалий на той же Луне резко возросло после появления на ней автоматических станций и экспедиций «Аполлон». То есть когда человек заинтересовался своим ближайшим спутником всерьез. Мы сделали предположение, что такая ситуация может повториться на Марсе, — и, как видите, не ошиблись. Ну да ладно, я подхожу к главному. Так вот — самые подробные и секретные инструкции направлялись непосредственно в Министерство обороны, департамент космических войск. И однажды нам пришла депеша с приказом подготовить подобный пакет инструкций с учетом действий людей в экстремальных ситуациях высокогорных марсианских районов при повышенном радиоактивном излучении и электромагнитных полевых искажениях в рамках проекта пятидесятилетней давности под названием «Зеркало-13», и стояла подпись командующего Космическим Спецкорпусом сил ООН. С нас всех взяли строжайшие подписки о том, что если хоть полслова мы скажем об этом не в стенах нашего комитета, то нас ожидает «полная профессиональная дисквалификация». Мы это понимали не только как крах карьеры — один из наших стажеров продал какую-то минимальную информацию журналистам, а через два дня исчез, пропал и не объявился ни дома, ни на работе. Через неделю его труп обнаружила береговая полиция — несчастный поехал на курорт, никого не предупредив, там до бесчувствия напился и полез в воду… Конечно, этому никто не поверил. Да… вот так… А вы говорите, что «Зеркало-13» — это миф. Ради мифа не убивают, разве что фанатики…

Я некоторое время смотрел на него, пытаясь осмыслить услышанное, и думал — а не является ли он сам таким фанатиком, эдаким сумасшедшим профессором, который ради доказательства теории может полететь на другую планету безо всякой подготовки и конкретного плана действий? Грань между гениальностью и безумием достаточно зыбка — безумие зачастую необходимый фактор таланта, так как дает свободу от предрассудков и стереотипов. В науке это важно… да… Это не группа, а какой-то ящик Пандоры: сюрпризы один за одним. Я немного нервничал, но старался держать себя в руках.

— Поймите же, — он комично прижал коротенькие ручки к бочкообразной груди, усиленной стандартным бронежилетом, — Земля остро нуждалась в инопланетной колонии после изменения климата… и тут…

— Скажите, пожалуйста, профессор… — Я сделал задумчивое лицо, словно что-то вспоминал. — А вы никогда не сталкивались с четвертым особым десантным спецкорпусом космических войск?

Он посмотрел на меня как-то с прищуром, что-то похожее на подозрение мелькнуло в его глазах, но потом он бросил взгляд на Ирину, которая за все время не проронила ни слова, и отвел глаза.

— Это была одна-единственная наша поездка с целью выездного инструктажа личного состава, — сказал он медленно. — А почему вы спросили?

— Долго объяснять. — Я тоже посмотрел на Ирину — она казалась абсолютно спокойной и внимательно слушала наш разговор. — Считайте, что это интуиция неглупого Охотника.

Он наконец доверительно улыбнулся и кивнул:

— Все-таки я разбираюсь в людях, вопреки мнению моей жены и тещи: они думают, что я без царя в голове, раз пишу стихи! — Он поклонился еще раз и, дав дромадеру шпоры, вернулся к основной группе.

— Ну, что скажете? — Я обратился к Ирине.

— А что я должна сказать? — Она посмотрела мне прямо в глаза. — Вы до сих пор меня в чем-то подозреваете?

— А посудите сами… — Я насмешливо посмотрел в ее сердитые глаза. — Вы и ваша история уже связаны с этой легендарной базой, ну хорошо, ваш муж, правда, я пока не понимаю как, но это вопрос времени. Поверьте — ни в чем плохом я не подозреваю вас, но я уверен, что вы неслучайно устроились на эту работу и неслучайно появились на этой планете. Вот, как на грех, у нас тут в кустах оказался рояль в виде полусумасшедшего итальянца-профессора, который тоже интересуется ЭТИМ «зеркалом». И не исключено, что он даже инструктировал вашего бывшего мужа, — вам не кажется, что в Солнечной системе становится тесновато, — и везде натыкаешься на людей с похожими историями?

— И что, вы намекаете на то, что я сама организовала этот тур и наняла транспортный корабль, ограбив перед этим несколько международных банков?

— Нет, я так не думаю, — ответил я примирительным тоном. — Я думаю, что тот, кто организовал этот тур, остался на Земле, а сюда послал одного или нескольких своих помощников.

— Вы думаете, среди нас есть шпион? — Что-то похожее на испуг промелькнуло на ее лице.

— Ну, шпион не шпион, а младший помощник старшего кукловода — я бы это так назвал. — Я старательно подбирал каждое слово: напугать ее совсем не входило в мои планы.

— И что же теперь делать? — Она растерянно обернулась в сторону туристов.

— Во-первых — не нервничать, это раз. — Я подъехал поближе к ней и попытался вновь провернуть трюк с ее ладонью, но она увернулась. — Может, это всего лишь уникальные совпадения и неуемная подозрительность.

— Хорошо вам говорить — «не нервничать». А я теперь буду думать: кто же из этих милых людей может оказаться агентом правительства, который ищет эту базу…

— Да далась вам эта база!.. — Я в сердцах хлопнул себя по колену.

— Да на хрен она мне не сдалась! — запальчиво ответила она.

Я вздрогнул: это было первое грубое слово, которое я услышал от нее за всю дорогу. Наверное, наслушалась Йоргена с Сибиллой… да и я тоже хорош…

— И мне, — буркнул я мрачно. — В гробу я ее цинковом видел, в пластиковых тапочках… до Олимпа — и по домам…

— Не переживайте, — сказала Ирина с каким-то ласковым придыханием, — мы так и сделаем: до Олимпа — и по домам…

Как мне хотелось бы ей поверить, господи боже марсианский!

— Во-вторых, — продолжил я, стиснув зубы, — в рамках нашего с вами сотрудничества у меня к вам вопрос: что вы можете рассказать мне о каждом члене вашей группы?

— А что? — Ирина удивилась. — Я их подноготную знать не должна, да и они не особо делятся: у каждого свои заморочки с этой поездкой связаны. Анкеты проверяют в офисе, кандидатуры либо утверждают, либо отклоняют, выдают космическую визу, прикрепляют гида — и все.

— Ну, какое-то свое мнение, наблюдение за характерами, потом вы хотя бы представляете, кто откуда?

— Итальянец — милый, — сказала она серьезно.

— Конечно, милый: он на вас просто неприлично пялился. — Мне решительно не нравилось, что Джованни вдруг уже «милый».

— Это его проблемы, — сказала она строго. — Я на работе, а он мой подопечный, и здесь Марс, а не место для дурацкого флирта.

На душе у меня заметно потеплело.

— Увлеченный специалист, — продолжила Ирина, — эмоциональный, рассеянный, на роль «засланца» не тянет.

— Хорошо, — согласился я, — я также считаю. А дальше?

— Крис Паттерсон — типичный обыватель, пресытившийся жизнью папенькин сынок, а папенька, судя по всему, далеко не бедный — часы у Криса стоят, наверное, как новый автомобиль экстра-класса. Непосредственность ребенка, интеллектом явно не обезображен — вывод напрашивается: нет.

— Он говорил, что он экзобиолог — специалист по неземным формам жизни, — вставил я.

— Вы сами в это верите? — Ирина хмыкнула. — Помните, как он из дота на собачек марсианских любовался, даже на видео их не заснял, хотя всегда с камерой ходит. Это у него выпендреж чистой воды!

— Ну да, — я кивнул, — похоже на то. А японка?

— Аюми Сокато? — Она пожала плечами. — Для азиатки очень эмоциональная внешне: «болтушка и хохотушка», так она сама себя называет. Любит стихи Арсения Тарковского и американский рок. Она не глупа. Но с космосом никак не связана: по профессии переводчик, муж — богатый швейцарец, — он-то и оплатил поездку.

— Я бы свою жену близко к Марсу не подпустил, — я покачал головой, — цепями бы приковал, свозил бы в пару горячих точек, но только не сюда…

Ирина вновь изучающе поглядела на меня.

— Это проявление вашего мужского шовинизма? — с любопытством спросила она. — Вам, значит, можно?

— Нет. — Я опять закурил. — Это было бы проявление заботы о любимом человеке, в виде сохранения ему жизни.

— А если бы ваша жена предложила вам лететь с ней?

— Тогда я бы поселился с супругой в военном лагере на полгодика, как было в моем случае, прошел бы с ней интенсивный курс физической и психологической подготовки, а потом, если бы желание лететь на Марс у нее не прошло… ну… не знаю… можно было бы попробовать…

— Бедная ваша жена. — Ирина рассмеялась.

— Она не бедная, — я хмыкнул, — я пять лет назад развелся и не жалею об этом.

Я мысленно себя поздравил: по тому взгляду, который я перехватил у Ирины, я понял, что мои акции пошли на повышение курса.

— Извините, — сказала она таким тоном, каким уместнее было бы сказать: «Ну и хорошо, что так все получилось».

— Ничего страшного. — Я вздохнул с облегчением.

— Еще Аюми занималась айкидо и макраме.

— И еще оригами, буриме и харакири! — не смог я сдержаться.

— Ну что вы говорите ерунду! — Ирина громко рассмеялась.

— Простите, просто красиво прозвучало. — Я тоже заулыбался: приятно, когда на твои плоские шутки реагирует умная женщина, — это добрый знак. Хотя, даже зная Ирину… потерять контакт с ней тоже элементарно…

— В общем, тонкой азиатской натуры не понять: к чему такой жизнерадостной и не отягощенной проблемами женщине Марс? Не знаю. Теоретически она может на кого-нибудь работать.

— Ну, это только теоретически, — я задумчиво выдохнул дым сигареты, — а на практике сомнительно:непохожа она на натренированного бойца невидимого фронта, хотя… поставим пока знак вопроса.

— Азиз Алима, гражданин Саудовской Аравии, — продолжала Ирина тоном школьного учителя — я даже пожалел, что не записываю. — Про него знаю только из разговоров между туристами. Учился в Колумбийском университете. Слышала краем уха, что он поссорился с отцом-миллиардером, и тот сказал, что не простит сына, пока тот не станет настоящим мужчиной. Вот он и полетел. Увлекается растафарианством — на этой почве, наверное, и поругались: семьи у них строгие, а этот понахватался в Америке всякой ереси, не свойственной арабскому быту.

— Да. — Я улыбнулся опять. — Аллах с Джа не уживутся…

— Он тоже не подходит на роль лазутчика, — кивнула Ирина.

— Да уж, не очень… — Я погрузился в размышления: принимая во внимание тот факт, что в армейской разведке космических сил работают профи, каждый может оказаться агентом с четко отработанной легендой и отвлекающим имиджем, если, конечно, это армейская разведка. Такой человек, по логике вещей, должен быть здорово на виду, быть заметным, чтобы никто про него не подумал, будто он «крот». А вообще — дурацкий разговор я затеял: это в дороге, да и со скуки, и девушка-гид мне понравилась — вот я перед ней и выпендриваюсь, набиваю себе цену, Охотник-супергерой. Какая база? Какая армейская разведка? Какие лазутчики, на фиг?! Дэн, остановись!

— А вот этот тип мне кажется достаточно подозрительным… — Ирине явно понравилась эта игра в следователя. — Аурелиано Скорцес, бразилец. Судя по его имени, родители были поклонниками Маркеса. Без комбеза напоминает священника — аккуратно постриженные волосы до плеч, легкая залысина на затылке, любит носить длинные темные рубашки с воротом под горло, мрачен, неразговорчив, речь громкая, интонации резкие, странный блеск в глазах. Может, он принимает наркотики?

— А из биографии что-нибудь известно? — Я подавил зевок: ночная дорога давала о себе знать.

— Я же говорю: почти ничего, он что-то упоминал о религиозной секте «Последние Клирики» — возможно, он в ней состоит. У них старинная организация, возникшая на Земле в две тысячи одиннадцатом году, течение: финалисты. Они проповедовали конец света. Своеобразная эсхатология. Очень эрудированный человек. Пока мы летели сюда на корабле, Аюми, чтобы убить время, часто сидела за кроссвордами, а некоторые слова всей группой отгадывали — и ноль эффекта, зато Аурелиано с ходу, как заранее знал уже. Колючий умник, одним словом. Подходит идеально под злодея — настолько идеально, что наверняка не он. Если только…

— Если только что? — спросил я.

— Если только он не является реальным религиозным фанатиком и не собирается здесь никого облагодетельствовать в насильственном порядке или устроить конец жизни на Марсе.

— Знаете, Ирина, — я мрачно улыбнулся, — мне иногда кажется, что Марс — это огромная психбольница, ей-богу: тут адекватных людей наперечет. Оно и понятно: человек, у которого все в порядке, сюда не полетит.

— Вы меня тоже считаете чокнутой? — Она посмотрела на меня щелками гневных глаз, из которых шло жесткое когерентное излучение.

— А вы меня? — Я улыбнулся.

— После развода, наверное, вам было неуютно дома… — Она опустила взгляд.

— А вам после странной смерти вашего мужа. — Я решил обменяться откровенностями.

— Ну да… — Она произнесла это очень тихо. — Но мы не сумасшедшие… Мне кажется… мне кажется, Земля последние столетия учила только животному выживанию. В современном обществе не хватает реализации многих инстинктов… позитивной реализации. На Марсе можно было все построить с нуля… Марс мог бы стать чем-то иным, но почему-то не стал… то есть стал, но также грубо… Вы понимаете, что я хочу сказать?

— Да, Ирина. — Я внимательно посмотрел ей в глаза, и у меня появилось ощущение, что между нами возникла какая-то прочная взаимосвязь. — Я очень хорошо понимаю вас… как никто здесь… Мне кажется…

Она вдруг взяла мою руку и едва заметно сжала ее своей ладонью. Меня пробрала легкая дрожь…

— Осталось трое, — все так же тихо сказала Ирина, сама смутившись. — Аида Дронова, полячка, по специальности — художник.

— И как она вам? — Корпуса завода заметно выросли и были совсем рядом.

— Экзальтированная особа, — Ирина пожала плечами, — мнительная и эмоциональная. Сказала, что полетела на Марс за свежими образами для своих работ…

— Самое скверное место для поиска свежих образов, — вставил я.

— Не знаю, — сказала Ирина, — возможно, но творческие люди зачастую являются сложноорганизованными личностями, и их мотивация может выглядеть неестественной для окружающих…

Она сейчас опять была гидом, который рассказывает об особенностях творческой личности на Марсе периода упадка колониальной экспансии.

— Деньги на поездку ей дал один меценат, который спит и видит себя владельцем сенсационной серии картин «Марс глазами художника». Хотя мне показалось, что она большая любительница преувеличить, не знаю: и замужем она была пять раз, и фотомоделью работала, и последний ее любовник, известный артист, ее замуж звал, а она отказалась, и чуть ли не рак у нее был, а потом прошел… Очень любит посплетничать.

— Ну понятно, а оставшиеся двое?

— Рой Гронфилд — отставной полковник из Штатов. Проповедует культ самца-супермена. Полетел, естественно, чтобы доказать всему миру, на что годятся «настоящие мужчины из Техаса».

— Еще один закомплексованный хрен. — Я вздохнул: голова отказывалась работать, а интуиция уже крепко спала.

— И последняя в нашем списке… — Ирина тоже устала — глаза ее напоминали два глубоких омута. — Лайла Блери. Француженка. Ее дед был кореец, служил в северокорейской армии. Родители ее в раннем возрасте погибли в авиакатастрофе, а вырастила тетка-кореянка. Манерой поведения она, конечно, напоминает… эту… как ее… женщину легкого поведения.

Все же Ирина не способна перешагнуть барьер грубого лексикона, хоть и изменят ее, скорее всего, марсианские условия.

— Интересно, а почему вы так решили? Лично мне Лайла показалось просто чувственной женщиной и не более.

Ирина немного замялась:

— Вы просили свои ощущения тоже говорить? Вот я и говорю, что чувствую.

Мне показалось, что женственность Ирины имеет мощность, близкую к ядерному реактору, и попавшие в него так называемые женщины-вамп сгорают в этом поле в считаные секунды.

— Спасибо большое за вашу информацию… — начал было я, как вдруг раздался хриплый и низкий собачий лай, и из распахнутых и покосившихся ворот ангара выскочило трое церберов пегой окраски, в которой изобиловали пятна ржавого цвета. Они бросились на нас с Ириной. Полутора метров в холке им хватало, чтоб тяпнуть нас за стремена или даже за икры. Я стрельнул из автомата в воздух, двумя одиночными. От этого только усилилось злобное рычание. Они почти добежали до меня, и я испробовал старый проверенный способ — дал очередь по песку перед вожаком. Брызнули в разные стороны облачка песчинок, одному, видимо, попало в глаза, и он взвизгнул. Остальные стали чихать, пытаясь продолжить лаять. Вдруг раздался выстрел, вожак заскулил и повалился на бок: это Йорген со своих арьергардных позиций не удержался и решил пострелять… Последнее время он просто стер из своей памяти директорию под названием «дисциплина». Мне было досадно, что у хорошего Охотника начинают брать верх рефлексы отморозка: с церберами управился бы и я один, к тому же их мало. У отдыхающих тоже было право на ношение оружия, но по инструкции без приказа Охотника они не могли его использовать.

Оставшиеся собаки с хриплым лаем стали носиться кругами, но было понятно, что нападать они боятся. Йорген прикончил еще одну.

— Боекомплект экономить! — крикнул я, обернувшись на Йоргена.

Тот только криво ухмыльнулся. Я пожал плечами и взглянул на Ирину: она смотрела на истекающих кровью собак с неким налетом жалости и отвращения. Цербер, продолжая хрипло гавкать, побежал в долину.

— Всем оставаться на своих местах! — вновь крикнул я под неумолчный треск индикаторов радиации. — Охотник Сибилла и я осмотрим здание.

Я отдал такой приказ назло Йоргену: пусть посидит в седле вместе с отдыхающими и покараулит их, пока мы с Сибиллой разомнем затекшие конечности. Надежды на то, что Йорген задумается над своим поведением, у меня конечно же не было. Просто он опять представит себе в красках, как душит меня ремнем от автомата.

— Это опасно? — спросила меня Ирина.

— Да нет, — махнул я рукой, — не более чем ночная прогулка в круглосуточный магазин в выходной день где-нибудь на окраинах Москвы.

Я улыбнулся.

— Вы бывали в Москве? — Она удивленно подняла брови.

— Доводилось. — Я спрыгнул с седла.

Вдруг мое внимание привлекла композиция из вбитых в глинистую почву между плитами ржавых болтов: три были вбиты треугольником, два — подряд и два перекрещивались.

— Ага… — сказал я задумчиво вслух.

— Вы что-то заметили? — Ирина с тревогой прищурилась.

— Охотники оставили знаки у входа.

— И что они означают?

— Треугольник, — я показал себе под ноги, — значит: здесь есть церберы, — правда, мы их уже видели. Два подряд — значит: крысы. А два перекрещенных — в бытовом секторе можно переночевать.

— Интересно, — сказала Ирина.

Сибилла уже подошла ко мне.

— Пошли глянем, что да как? — Она держала свой «абакан»[9] за ствол, закинув его на плечо, как будто это лопата или теннисная ракетка.

— Пошли, — кивнул я, и мы направились к воротам гаража.

Я заглянул вовнутрь в щель между поржавевшими створками — в ангаре стоял полумрак, и в тусклых полосах света, идущего косыми лучами из подпотолочных окон, клубилась пыль: видно, здесь резвились церберы. Я подобрал с земли мелкий осколок силикатного блока, который вполне заменял камень, и кинул его в пространство за воротами. Гулким эхом раздался звук, словно щелчок языком. Мы подождали около минуты, напряженно прислушиваясь, и зашли внутрь. Я был на корпус впереди Сибиллы, а она прикрывала. Я зажег нашлемный фонарь и огляделся по сторонам, направляя ствол автомата вслед за лучом. Никого. Слева от нас стоял на ободах легкий армейский БМП — сколько себя помню, он стоит именно здесь. Рядом с ним свалена припорошенная песком куча покрышек и промасленной ветоши. Ржавый токарно-фрезерный станок с прислоненным к нему куском арматуры, моток стальной проволоки, покрытой коррозией, высохшая серая скамейка, сколоченная из ящиков, на которой лежал ротор электродвигателя и крышка от него же, используемая когда-то как пепельница, рядом выцветшая смятая пачка из-под сигарет «Красная Планета». Справа в углу виднелась дверь с табличкой «Выход». Все было как обычно, как и три месяца назад, когда я ночевал здесь с группой Охотников Лешки Тесака. Нас тогда здорово атаковало зверье разное — несколько дней приходилось тупо отстреливаться от злых и голодных тварей. И несколько дней вокруг парили несколько глюков, то появляясь, то исчезая. Я чувствовал нутром, что это их рук дело: такие фокусы с живностью они любили.

Но в этот раз все, казалось, дышало спокойствием и умиротворением — эдакое позитивное равнодушие. Мои чувства меня никогда не подводили. Единственное, что-то вроде соринки в глазу: если зажмуриться, я ощущал ее где-то справа и спереди мерцающей красной точкой. Странно все-таки устроен мой мозг — отсюда и кличка; главное — я с ней полностью согласен, потому что сам себя объяснить не могу, даже чуть-чуть.

Абсолютно логическим продолжением ощущений моего сознания был резкий протяжный металлический скрип и облачко пыли, которое уловило боковое зрение: это медленно открывалась дверь в глубине ангара, на которой была надпись «Выход». В черноте дверного проема сверкнула вспышка, раздался резкий хлопок и одновременно высокий свист. Вслед за этим раздался хриплый громкий шепот, усиленный эхом в ангаре:

— Жрать! Жр-р-рать! Дайте жр-р-р-рать!

Мой разум даже не успел понять, что произошло, но левая рука толкнула плечо Сибиллы, голова моя отклонилась вправо, а луч фонарика уперся в позеленевшее лицо, вылезавшее из дверного проема, и вороненый ствол помпового ружья, на котором серая ладонь передергивала затвор. В ту же секунду стволы двух «абаканов» развернулись в направлении взгляда, и синхронно ударила двойная короткая очередь. Фигура, наполовину вышедшая из двери, конвульсивно задергалась под градом пуль и, ударившись о стену, рухнула навзничь с короткой железной лесенки в пыль ангара. Звякнуло металлом ружье о бетонный пол.

— Фу, блин! — выдохнула Сибилла. — Напугал, придурок, чуть не до смерти!

— Понятно, почему я его на красном сканере не увидел. — Я опустил автомат. — Кадавр забрел на огонек.

В ангар упала тень — это появился дромадер, на котором сидела Ирина, которая держала в руках свой бластер, а сзади пытался протиснуться Йорген.

— С вами все в порядке? — раздался взволнованный возглас Ирины.

— Все нормально, — крикнул я, — тут уже чисто.

Сердце мое еще бешено стучало в груди, но волнение стало проходить. Ирина спрыгнула с седла и убрала бластер в кобуру.

— Что тут было? — Она подбежала ко мне и взяла за руку.

— Кадавр приблудный, — ответил я, сжав ее ладонь, — жрать хотел. И давай в нас из ружья шмалять. Но с голодухи он промазал.

— Не смешно, — тихим шепотом сказала Ирина.

— Да ничего опасного не случилось, — ответил я, искренне надеясь, что мои слова звучат убедительно.

Ирина бросила полный ужаса взгляд на бесформенное тело в черной луже.

— Он мог в вас попасть, — так же тихо произнесла она.

— Я знал, что он стоит за дверью, — сказал я, вешая автомат на плечо, — не спрашивайте откуда: просто знал.

Вдруг Ирина прикрыла ладонью лицо и резко отскочила к куче тряпья и покрышек. Плечи ее вздрагивали: ее вырвало. Она достала из кармана комбеза пачку гигиенических платков. А я обнял ее сзади за плечи и сильно сжал в ладонях. Она вздрогнула, но не высвободилась.

— Простите, — Ирина тяжело вздохнула, — никак не привыкну ко всяким жутким неожиданностям.

— Я тоже, — тихо ответил я.

— Вы-то здесь уже давно.

— Просто я уже привык, что не могу привыкнуть.

Она слабо улыбнулась. Мне вдруг захотелось, чтобы она поняла, что никакой я не супермен, которому все пофигу, а обыкновенный мужчина, просто на другой планете.

— Кто он? — Ирина кивнула в сторону тела.

— Есть такие на Марсе странные люди, — сказал я. — Мутировали они таким образом: у них стала очень чувствительной кожа, сильно упало кровяное давление, и температура тела опустилась градусов до двадцати. Долгие периоды вялости у них чередуются с короткими взрывами активности. Со стороны напоминают мертвеца. Этот, видать, сильно оголодал. Они вообще довольно редко нападают. Да и противники они не очень опасные.

Ирина продолжала смотреть на мертвое тело, широко распахнув свои и без того большие глаза.

— Что Марс делает с людьми! — тихо произнесла она.

— Примерно то же, что люди с Марсом, — ответил я, — они хотели переделать его, а в результате он переделывает их.

— Мне кажется иногда, что Марс — это такое огромное зеркало, в которое люди могут заглянуть и увидеть, кто они есть на самом деле.

Ирина развернулась и пошла к воротам.

— Запускайте туристов в ангар, — крикнул я ей вслед, — только пусть не разбредаются.

— Хорошо, — услышал я в ответ.

— Ну а мне тут долго загорать с отдыхающими? — не выдержал Йорген.

— Охраняй их, Йорген, — сказал я, — тут, может, еще кто окопался.

Он выругался, но послушался меня и стал пытаться расширить щель в воротах, на что те отвечали надрывным скрежетом.

— Сибилла, пойдем проверим путь к жилым блокам. — Я передернул затвор.

— Пошли, Странный. — Сибилла подмигнула мне, кивнув в сторону Ирины.

Я нахмурился, а она заулыбалась. Мы подошли к двери, и я оттащил мертвое тело, накинув на него кусок брезента, валявшийся на полу.

— Надо будет его прикопать на улице, — сказал я Сибилле.

— Все равно церберы отроют. — Она махнула рукой.

Сперва мы вошли на небольшой склад, такой же пыльный, как и ангар, с кучей поломанных ящиков и парочкой контейнеров с надписью «Земля — Терра-2». В распахнутых дверцах одного из них виднелось несколько полуистлевших матрацев и куча ветоши, видно служившая подушкой. Рядом валялись пустые консервные банки. Кто-то оборудовал себе здесь берлогу — может, даже бедняга-кадавр. Несмотря на то что он заставил меня понервничать, мне было его немного жаль: если бы не ружье, мы бы его покормили… Правильно Сибилла сказала мне как-то, что я бываю излишне сентиментален. На Марсе это недозволительная роскошь.

Со склада несколько дверей вели в подсобки, которые все выходили в цех готовой продукции. Там длинными рядами стояли транспортеры, уставленные металлическими болванками и пресс-формами. Некоторые валялись на полу, среди рваных остатков спецодежды и каких-то пятен не то засохшей крови, не то мазута. В левом углу примостился в вальяжной позе скелет — я всегда его здесь видел, с первого дня посещения этого места. Скелет одной рукой опирался о прогнивший электрощиток, а в другой сжимал заржавевший нож. Все было спокойно. Мы пошарили фонариками по углам и двинулись по коридору, который обнимал корпус огромного сублиматора, к цеху прокатному. Сквозь выбитые окна лился свет марсианского дня, солнце набирало высоту — хорошо, что туристы уже в ангаре. Под ногами хрустели стекла, хотя мы и старались ступать как можно тише. Тихо жужжали мухи, и где-то слышался шорох: наверно, крысы — они вообще не боялись никого и ничего, а их как раз боялись многие. Марсианские крысы — это опасный зверь: в холке могли достигать полуметра, зубы чуть не с палец, легкий броник прокусывают. Хорошо только, что на Марсе мало инфраструктур, где бы они могли размножаться, и поголовье их невелико, да и человеческому мясу они больше предпочитают дичь попроще.

Вот и развилка: направо — литейный цех, налево — прокатный, и прямо — огромная труба, ощетинившаяся гребнями проржавленных транспортеров, уходила к шахтам забоя: завод был полуавтомат. А чуть сзади нас прилепился к стене люк с винтовой лестницей вниз. Там был подземный бытовой сектор, разрушенная котельная и проход на еще один ярус под землю, в реакторное отделение. Когда я был здесь в последний раз, реактор исправно работал.

— Постой тут на стреме, — сказал я Сибилле, кивнув на круглое отверстие в полу. — Засеки десять минут: я мигом.

Она кивнула, а я взялся за перила и начал спускаться, освещая ступеньки нашлемным фонарем. Накрутив пять кругов, лестница уперлась в пористые блоки марсианского туфа, кое-где залитые бетоном. Круглое помещение с двумя черными глазницами небольших тоннелей. Один вел в котельную, второй — к бытовому сектору. Это было написано на потемневших от времени настенных табличках. Справа от лестницы в полу располагалось такое же отверстие, с такой же лестницей, но прикрытое толстым выпуклым люком со значком радиационной опасности. Рядом висела полусгнившая табличка: «Реакторный отсек. Проход строго по индивидуальным магнитным карточкам». И тут же рядом была покосившаяся стойка со считывающим устройством: все-таки горнодобывающий завод — объект стратегический. В забойных шахтах тут до сих пор ржавеют два горнопроходных лазера, по пятьсот мегаватт каждый.

Я пошарил лучом фонаря по стене слева. Найдя искомый рубильник, прислонился спиной к стене и дернул рычаг вниз. Медленно разгорелись по стенам и в тоннелях зарешеченные лампы, и я мысленно поздравил себя с прибытием к назначенной точке. Я замер, внимательно присматриваясь по сторонам: вроде все тихо. Погасил фонарь и вошел в тоннель бытового блока. Он оканчивался массивной стальной дверью с винтовым запором. Не торопясь подошел я к двери и начал внимательно изучать то место, где штурвал замка входил в дверь. Уходя в прошлый раз, мы с Лешкой Тесаком приклеили на муфту запора незаметную промасленную бумажку, чтобы потом знать — был ли тут кто чужой. Хитрость эта зачастую имела важное значение: не хотелось бы, войдя в бытовку, попасть под шквальный огонь каких-нибудь отморозков вроде паладинов или душманов, у которых с крышей вообще напряг серьезный. Они сначала стреляют, а потом разбираются, кто это был при жизни.

Я даже фонарь включил — бумажки нигде не было. Черт! Я ничьего присутствия не ощущал, но на одну интуицию полагаться нельзя. А главное, включив рубильник, я уже себя выдал, и если там внутри кто-то есть, то он погасит свет в бытовке, чтобы в проеме двери я был, как в тире. А раз рубильник был выключен, значит, нас засекли на подходе. А уж пальбу-то мы устроили — тут только глухой не услышал бы. С другой стороны, постояльцы могли уже давно уйти, да и будь они тут, кадавра бы точно отстрелили. В общем, дверь надо открывать, а если отключить рубильник, то предполагаемый враг поймет, что я его просек, и притаится. Да уж… как всегда, все через задницу… Позвать Сибиллу, что ли? Да ладно: она мне за спиной нужнее. Ну — поехали!

Я поднял с пола кусок бетонной крошки и положил в наколенный карман. Прижавшись к узкому простенку слева от двери, взял в правую руку автомат, натянув его на ремне с плеча для заградительного огня, а левой стал потихоньку крутить штурвал замка. Замок поддавался туго и плавно: его часто смазывали Охотники. Вдруг скольжение винта прекратилось, и дверь с легким щелчком ушла на пару сантиметров вглубь. Она медленно отворялась вовнутрь под действием скрытого в стенной нише противовеса. Ее плоскость скрывала еще от меня комнату, но я успел заметить, что свет в предбаннике горит, значит, и в помещениях тоже: охотники пользуются общим рубильником, чтобы не нашаривать впотьмах выключатель. Это открытие меня озадачило, но и только. Дверь вошла в нишу предбанника и с металлическим лязгом зафиксировалась. Я вынул из кармана осколок бетона и кинул его рикошетом об дверь. Раздался шорох упавшего на пол манка. Никто не выманивался. Я подождал минуты три для верности, потом, стараясь не шуметь, вытащил из специального кармашка на спине тонкую трубочку телескопического видеощупа (ВЩ-14э, армейского производства — вещь, не заменимая в наших условиях). Подсоединил провод от видеоглазка к КПК, пристегнутому на запястье, и включил экран. Настроив камеру, я выдвинул щуп сперва в предбанник. На экране поплыло изображение противоположной стены небольшой комнатки типа гостиной. В центре стоял овальный стол и четыре кресла. Потом правый угол с двумя дверьми в комнаты отдыха, потом левый угол с такими же дверьми: никого.

Я выключил щуп и убрал его обратно. Аккуратно сняв шлем и нацепив его на дуло автомата, просунул его в дверной проем — вновь тишина. Надев шлем, я глубоко вдохнул, задержал дыхание и, присев на корточки, кубарем перекатился по полу под стол, мгновенно развернувшись к противоположной стене: опять никого.

Вылез из-под стола, отряхнулся и методично проверил таким же образом оставшиеся комнаты. Тревога улеглась — все было чисто.

Я тяжело вздохнул и пошел обратно к лестнице. Уже почти ступив на первую ступень, я услышал разорвавшую тишину сверху пару коротких экономных очередей из «абакана»: это почерк Сибиллы. Как на крыльях, взлетел наверх: Сибилла передергивала затвор, а на выходе из литейного цеха корчились в предсмертных судорогах две здоровенных крысы серовато-рыжего окраса. Сибилла увидела мою голову, торчащую из люка с автоматом в поднятых руках:

— Надо было бы позвонить в санэпидемстанцию, — сказала она, откинув прядь волос со лба, — но я не успела.

— А-а-а-а, — протянул я, — ну и ладно, чего зазря людей беспокоить. Внизу все чисто, пошли за отдыхающими.

Мы вернулись в ангар, встреченные взглядами Ирины и Йоргена: один взгляд был взволнованно-радостным, другой — нетерпеливо-раздраженным. Туристы спешились с дромадеров: кто болтал, кто копался в рюкзаках, а кто негромко разговаривал, разминая затекшие ноги.

— Все чисто, можно заходить, — крикнула Сибилла.

— Значит, так, — громко сказал я, — верблюдов стреножить и выдать им корма на день. Готовьтесь, через пять минут пойдем по койкам.

Мы с Сибиллой отволокли труп кадавра подальше от ангара, а потом втроем с Йоргеном прикрыли ржавые ворота (почему их никто не смажет?) и приперли их ящиком с железными болванками. Сибилла поставила на скамейку ультразвуковой пугач, настроенный на частоты юварков, церберов и крыс. Я отсоединил от щупа видеоглазок и замаскировал его на ящиках.

Мы выстроились в нестройную колонну и пошли по пустым коридорам к лестнице. Йорген с Сибиллой впереди, а я замыкал. Когда вниз спустился Крис Паттерсон (он шел последним передо мной), я установил перед люком портативный ретранслятор с дополнительной камерой, чтобы сигнал с видеоглазка попадал к нам в подземелье и имелось наблюдение за входом на лестницу. Он крепился на тугую стальную прищепку, которая оставляла на ржавых перилах характерный узор. И тут я заметил рядом на тех же перилах такой же след: тот, кто потерял нашу опознавательную бумажку на замке, тоже ставил здесь свой ретранслятор — логично…

Туристы во главе с Ириной толпились в пыльном коридоре, возле двери с винтовым запором.

— Заходите в гостиную, — крикнул я, спустившись с лестницы, и голос мой глухим эхом отразился от бетона, напоминая звук бутылки, из которой вынули пробку.

Люди зашевелились и стали протискиваться в дверь. За овальным столом уже восседал Йорген, закинувший на стол ноги, в позе ковбоя из бара.

— Мы что, снимаем вестерн, Йорген, дружище? — Я пытался не показать, что Йорген начинает выводить меня из себя своими выходками.

— Да вот ноги затекли, в седле пока сидел. — Йорген с усмешкой закурил.

Туристы расползались по комнате, словно туман, — так казалось мне от усталости: я мог сосредоточить внимание только на объекте, который видел прямо перед собой.

— Йорген, — я говорил понизив голос, встав рядом с ним, — ты что, устал сильнее туристов? А я думал, ты человек несгибаемой воли.

Я рассмеялся и отвернулся к Сибилле, но краем глаза заметил, что ноги Йорген снял.

— Сиб, дорогая, поставь на дверь сигналку, а я тут начну распределять людей по комнатам.

Я щелкнул тумблером регенератора воздуха на стене, и в трубах завыли вентиляторы.

Йорген вертел в руках снятый с настенной полки баллончик с освежителем воздуха.

— Кажется, срок годности этого освежителя истек год назад, — хмыкнул он, — но сомневаюсь, что этот химический коктейль мог прокиснуть. «Хвойная свежесть»… посмотрим.

С этими словами он поднял баллончик кверху и, нажав на колпачок пальцем, изверг под потолок жиденькую белесую струю. В воздухе разнесся едковатый лекарственный запах.

— Фу! — зажала нос Аюми, стоявшая ближе всех.

— Йорген! — нахмурясь, сказала Сибилла. — Потравишь народ — я у тебя из гонорара вычту!

— Да, свежесть совсем не хвойная, — принюхиваясь с видом знатока, произнес тот.

Ирина уже протирала стол после Йоргеновых сапог какой-то поролоновой губкой, потом достала термос из рюкзака и водрузила его на бумажную салфетку.

— Давайте поужинаем вместе, прежде чем идти спать, — обратилась она ко всем. — Кто хочет, может выставлять на стол еду.

Затем она отстегнула от шлема защитный светофильтр и закрепила его на решетке лампы, висящей над столом: комната окрасилась нежно-сиреневым светом. В очередной раз я поразился ее умению относиться ко всему непредвзято: раз — и уютная гостиная в заброшенном бытовом секторе.

Настроение у группы стало заметно повышаться: слышался приглушенный смех, непринужденная болтовня, и вся эта мрачность бетонных стен казалась уже чем-то эфемерным. Я подошел к замызганной раковине со стаканом в руке и открыл воду. Коричневатая струя ударила в пластиковый бак, и воздух наполнился ароматами затхлости стоялой воды с острой примесью мокрой ржавчины. Дав струе немного слиться и чуть заметно посветлеть, я подставил стакан, а затем кинул в него обеззараживающий реагент.

Процедив осадок и положив в воду кубик кофе, я сел за стол. На стакане зажегся индикаторный огонек нагревательного элемента. Остальные проделывали у раковины те же процедуры. Кто был побрезгливее, доставал воду из своих запасов, хотя по инструкции в рюкзаке всегда должно быть минимум полтора литра.

Я сидел, тупо уставившись на прыгающий в стайке пузырьков медленно тающий коричневый кубик. Ирина села напротив, приготовила себе чай.

— Так! — прикрикнула на кого-то Сибилла. — Дверь под сигналкой, замок не трогать. Туалеты — вон, справа.

Некоторым не хватило стульев — они выволокли из комнат отдыха какие-то ящики, ведра и табуреты. Рой Гронфилд нашел кресло без двух передних ножек и подложил под него железный ящик с инструментами, потом, после долгих галантных расшаркиваний, уступил его Лайле Блери, которая томно улыбнулась своими пухлыми красными, как вишни, губами. Азиз Алима о чем-то оживленно беседовал с Джованни Мурреем. Аюми ожесточенно рылась в рюкзаке. Аурелиано мрачно торчал во главе стола и потягивал что-то из металлической фляги. Аида Дронова беззаботно болтала с Крисом Паттерсоном, который протирал о свой свитер запотевшие очки и косился с опасением на руки итальянца, которыми тот так отчаянно жестикулировал.

— Не хотите соевого мяса? — спросила Ирина. — У меня есть отличные консервы в винном соусе: очень вкусно!

— Спасибо, Ирина. — Я устало улыбнулся. — Все, что мне сейчас нужно, — это кофеин, чтобы перетерпеть первые четыре часа вахты.

— Вы не будете спать? — Она удивленно подняла брови.

— Вахты у наших Охотников по три часа. Так что вам повезло — вы можете спать все девять. Вы мне лучше скажите, как будете распределять отдыхающих здесь. У нас пять женщин и семеро мужчин. Проблем этики не возникнет?

Ирина посмотрела на меня с некоторым оттенком удивления.

— Прошу членов группы «кси-516» подойти ко мне. — Ирина подняла руку вверх как заправский земной экскурсовод. Я по-доброму улыбнулся.

Отдыхающие сгрудились рядом со столом возле Ирины, и начался хаос идей, жеребьевки, пошлые шуточки, хохот и негодование. Я смотрел на эту пеструю суету, прищурив веки, и думал — взрослые дети! Школяры!

И все же этот бедлам добавлял какого-то ощущения жизни, отвлекал от напряженных мыслей о дне завтрашнем и воспоминаний о дне прошедшем.

Аурелиано надменно молчал, скрестив руки на груди и глядя на всех присутствующих с выражением ироничного снисхождения.

Рой Горнфилд предлагал свои услуги в качестве дежурного и спать не собирался.

Лайла заявила, что ей все равно с кем спать, чем вызвала сальные усмешки мужской половины и несколько презрительных женских взглядов — пошли дешевые шуточки. Крис Паттерсон поддержал Роя, предложив, чтобы вместе с Охотниками вахту нес кто-нибудь из туристов. Аида постоянно говорила что-то и сильно жестикулировала, а потом стала шептать что-то на ухо Аюми, скосив глаза на Лайлу. Аюми прыснула от смеха, смущенно прикрыв губы ладонью. Джованни с Алимой говорили, что весь «тихий час» собираются травить анекдоты, поэтому хотят быть в одной комнате.

Ирина всех внимательно слушала, изредка вставляя короткое, но емкое замечание. Как она все-таки терпелива — я бы уже на всех гаркнул так, что штукатурка посыпалась, и под дулом автомата развел по комнатам.

В результате проблема свелась к тому, что в одной из комнат с тремя мужчинами будет спать одна женщина, и все с надеждой посмотрели на Лайлу, которая крикнула:

— Да пошли вы все в задницу!

Тут голос подала Сибилла (все-таки она мудрая женщина — всегда можно ждать от нее поддержки):

— Я с Ириной и Странный ляжем в одной комнате! Я буду охранять вашего гида — самое ценное, что у вас, туристов, есть, — а ты, Йорген, распределяйся среди мужчин — будишь отвечать за них.

Йорген посмотрел на Сибиллу очень укоризненным взглядом, но та словно не заметила. Ирина тоже бросила взгляд на Сибиллу.

— Охотник Сибилла предложила рациональное решение, — поддержал я, — только Охотник Йорген и мы будем спать в соседних комнатах, для облегчения взаимодействия в случае нештатной ситуации!

Люблю я иногда сказать красивую бессмыслицу, которая всех завораживает и всем все объясняет без объяснения. На душе у меня потеплело — мы будем вместе, и я буду за нее спокоен!

— Руководители должны быть вместе. — Сибилла нахмурилась и посмотрела на меня.

Я кивнул с рассеянным видом, будто про давно решенное дело, но мысленно заметил, как Ирина пытается поймать мой взгляд.

— Хорошо, — неожиданно поддержал полковник Рой, — на мой взгляд, это разумно. Я тогда займу любую крайнюю комнату, чтобы была возможность контролировать выход.

— Кто стережет сторожей?! — пафосно и с сарказмом воскликнул Аурелиано.

— Не понял? — нахмурился Рой.

— Все правильно. — Ирина отреагировала моментально на зародыш разногласий. — Среди туристов должен быть свой ответственный за безопасность, и, конечно, хорошо, если у него есть опыт военной подготовки. Вы, полковник, подходите на эту роль как нельзя лучше. Понимаете?

— Конечно, я с этим согласен. — Полковник порозовел. — Я вообще не понимаю, как до сих пор мы не распределили в группе обязанности!

— У нас есть Охотники, и безопасность группы — их работа. — Ирина покосилась на меня. — А вы в свою очередь в вашей группе можете сами договориться по желанию.

— Я согласен с полковником, — неожиданно вмешался итальянец, — лишние меры предосторожности нам не помешают — мне кажется, наше путешествие не так уж и безоблачно, как видится на первый взгляд.

Я посмотрел в его глаза укоризненно.

— Я всецело вам доверяю, синьор Охотник, не подумайте плохого… давайте проголосуем за полномочия полковника…

— А в чем они, собственно, будут заключаться? — не унимался Аурелиано.

— Дежурства по лагерю, разрешение на применение оружия в экстренных случаях и участие в тактических совещаниях с Охотниками. — Я, прищурившись, смотрел на Роя. — Но при условии полного подчинения моим приказам — извините, полковник, но мы здесь лучше ориентируемся.

— Я согласен. — Полковник как-то приосанился. — Мне кажется, что мы сработаемся.

— Мне тоже, — ответил я.

— Ну, — Джованни поднял пухлую руку, — кто «за»?

Аюми, Лайла и Азиз подняли руки. Аида колебалась, Аурелиано продолжал стоять, скрестив руки на груди, Крис поправил очки, поглядел на всех и тоже поднял руку. Мы, по понятным причинам, не принимали участия в голосовании.

— Ну вот! — удовлетворенно потер руки итальянец. — Пятеро «за», двое «воздержались». Законы демократии соблюдены, командиры — свидетели! А почему вы воздержались, пани Аида? Вы не доверяете господину полковнику?

— Я, честно говоря, вообще не понимаю, зачем это нужно, если у нас есть Охотники. — Она посмотрела на итальянца с вызовом.

— Я тожье не совсэм понял, — сказал Азиз, делая между словами короткие паузы для вдоха, будто затягиваясь сигаретой.

— А почему проголосовали? — вскинул брови итальянец.

— Палковнык человэк хорощий, и ему по дороге скущно нэ будыт. — С ослепительно белой улыбкой (которая бывает только у чернокожих и висит как бы перед их лицом) Азиз поглядел на итальянца, а затем на полковника.

Некоторые заулыбались, а полковник нахмурился.

— Ну, как хотите, мне все равно. — Аида покачала головой. — Тогда буду художником группы, только не приставайте с портретами — я рисую только Марс.

— Хорошо, не будем, — не выдержав, хохотнул Йорген.

— Дафайте нэмного поспим, — предложила Аюми усталым голосом.

— Да, — поддержал ее Джованни.

— Мне с вами дежурить или с Охотником Йоргеном? — обратился полковник ко мне.

— Можете со мной, — сказал я, понимая, что помру с ним от тоски, но дежурить с Сибиллой я не хотел: и так Йорген на меня косо смотрит, когда я с ней один на один. Мне, конечно, плевать, но пошатнувшуюся дисциплину надо поддерживать. Да и в связке Йорген с Сибиллой хорошо работают — она умеет его приструнить.

Я подошел к Йоргену и шепнул ему на ухо:

— Как ты понял, вахта удлиняется с трех часов до шести — помнишь наш уговор? Ухо востро! Смотри внимательно за любыми движениями.

Туристы начали распределяться по комнатам, а я допил кофе, включил свой планшет и погрузился в чтение последних марсианских сводок, выложенных в Сети. Ничего интересного не произошло за ночь: три глюка атаковали отряд какого-то Джефри Гордона в районе земли Сирен. Жертв нет. Радиационные ожоги у двух Охотников. Шаттл с медикаментами приземлился на земле Ноя, близ города Оберон. Нападение юварков, обвал тоннеля на западной железной дороге — ведутся восстановительные работы.

Ко мне подошла Ирина:

— Я пойду посплю, устала я сегодня, а вам желаю спокойного дежурства. — И она улыбнулась своей искренней лучистой улыбкой, которую усталость делала только красивее.

— Спасибо большое, Ирина! — ответил я, оторвавшись от чтения. — А я вам желаю сладких и безмятежных снов — уж мы постараемся!

И она, взяв свой рюкзак, скрылась в одной из комнат.

Постепенно все разошлись, и мы с полковником остались за столом одни… Я еще заварил себе кофе и плеснул в него изрядную долю из фляги со спиртом, а полковник резался в свой тетрис.

— А как тут у вас, на Марсе? — неожиданно спросил полковник. — Часто бывает жарко?

Я оторвался от кружки с ароматным напитком и вопросительно взглянул ему в глаза.

— Я имею в виду — нападения, боевые ситуации, — пояснил тот.

«Вот ведь неймется мальчику в войнушку поиграть», — подумалось мне.

— По-разному, — лениво ответил я, — иногда и больше месяца ничего не происходит, а иногда — каждый день какая-нибудь фигня. Да еще и от местности зависит.

Ох, не люблю я этих разговоров — типа чтобы время скоротать.

— А наш маршрут по опасным местам? — с надеждой спросил полковник.

— Да нет. — Я с удовольствием наблюдал на его физиономии разочарование. — Наш маршрут в основном по местам спокойным и равнинным, да и глюки редко здесь встречаются.

Помолчали… но я знал, что это ненадолго.

Только шумела вытяжка в трубах. Тоскливо, заунывно.

— А что вы можете сказать по поводу нашего гида? — неожиданно спросил полковник, и я понял, зачем он завел этот разговор «время скоротать». Где-то в глубине души я ожидал подобного вопроса.

— Что вы имеете в виду? — как можно равнодушней спросил я.

— Вы прекрасно понимаете. — Полковник ухмыльнулся. — Я ведь не слепой и заметил ее армейский бластер, которым она разрезала пополам ту милую пташку, собиравшуюся вами отобедать.

— Да, она решительная девушка. — Я кивнул.

— Странно, что она, такая хрупкая молодая девушка, носит с собой грозное армейское оружие. — Полковник прищурился.

— Это оружие ей подарил муж, — сказал я, — он — военный.

— Все равно странно, — не унимался полковник.

— Странно, что женщины выходят замуж за военных? — переспросил я. — Да, я этого тоже не понимаю…

— Не всем военным дают такое оружие. — Полковник, похоже, не заметил моей шпильки в свой адрес. — Вы-то, наверное, на Марсе вообще небось такого не встречали?

— Отчего же, — холодно ответил я, — на Марсе тоже водятся особисты.

Я внимательно посмотрел ему в глаза — он тоже, как мне показалось, нахально и с вызовом.

Я отхлебнул кофе со спиртом:

— Я спросил у Ирины, откуда она взяла бластер, и она объяснила, что ей муж подарил.

— А стреляет-то она из него очень даже метко, и реакция у нее хорошая. — Полковник явно вошел во вкус.

— Я и об этом ее спросил, — спокойно ответил я, — и она рассказала, что ходила на стрелковые курсы. Все-таки она готовилась стать гидом на другой планете — чего здесь странного? Марс отнюдь не курортная зона.

— Я на месте ее мужа никуда бы ее не отпустил, к тому же с такой игрушкой, — проворчал полковник.

Несмотря на то что еще недавно говорил Ирине то же самое, я возмутился словам полковника:

— Вообще, полковник, вы что-то хотите мне сказать? К чему этот разговор? В группе не должно быть каких-то секретов: дорога у нас длинная и трудная.

— Не знаю… — Полковник хлопнул себя рукой по колену. — Какое-то чувство у меня смутное, как перед боем…

— Вы участвовали в боях?

— В Судане командовал в операции «Иерихонские Трубы». Еще в Индии… я тогда был майором…

— Ясно, — перебил я, — предчувствие воина — это хорошо, но это предчувствие, в любом случае, а мы здесь любим только факты.

Полковник встал и, явно обиженный, что задушевная беседа не состоялась, пошел готовить себе чай. А мне было плевать на его сантименты.

— Все же будьте начеку. — Полковник нахмурился.

— Мы на нем, — я улыбнулся ему, — тут иначе нельзя. Вы тоже помогайте: внимательная пара глаз никогда не лишняя.

— Я, в общем, даже рад, — он достал пачку редких на Марсе сигарет «Camel» и протянул мне одну, — что меня делегировали как представителя группы по безопасности: мне эти туристы кажутся подозрительными — никому нельзя верить!

— Это вы еще других групп не видели, — усмехнулся я, — такие иногда прилетают к нам… Вот вы — почему вы решили сюда прилететь?

Я откинулся на спинку стула и пристально посмотрел на полковника.

Полковник метнул на меня хмурый взгляд.

— А любопытно мне стало, — он хитро прищурился, — сможет ли простой парень из Техаса, дослужившийся до полковника не в гребаных штабах, разобраться — что, черт возьми, происходит на планете, где живут ЛЮДИ! Люди, на которых правительству наплевать! У себя дома порядок навести невозможно… геополитическая ситуация тяжелая, как никогда, экономические кризисы…

«Боже, — подумалось мне, — еще один оглашенный!» Кто бы мог предположить в таком грубом человеке столько романтического идеализма?

— Я обратил внимание, — продолжал полковник, — что все здесь очень разобщены: сбиваются в какие-то банды… это я не про вас, конечно! Нет чтобы создать нормальное ополчение, обучить его, навести порядок… А как себя ведут десантники… На свиньях ездят и сами как свиньи! Ужас! Полная деморализация состава!

— Полковник! — Я решил, что пора вмешаться. — Вы еще не все здесь видели…

— Я на войне всякого насмотрелся…

— Здесь каждый день война, и враг зачастую невидим и неосязаем, не оснащен оружием или какой-то, хоть мало-мальски понятной, логикой… Здесь все не такое, каким кажется, понимаете меня? Паладины на своих свиньях — это еще далеко не полная деморализация, с которой можно здесь столкнуться. Здесь бывают такие отморозки, что на Земле их просто пристрелили бы, как бешеных собак, а тут они короли на своих территориях. На Марсе нету никому дела до понятий«правильно» или «неправильно», здесь есть только «выживешь» и «не выживешь». Я вообще не понимаю — простите, если вопрос нескромный, — но как такой идеалист, как вы, да еще и военный, а не финансист или бизнесмен, добыли такую сумму на эту полнейшую авантюру?

— Давай будем на «ты»? Я старше по возрасту и званию, а ты старший тут, так что субординация будет соблюдена. — Полковник смотрел мне прямо в глаза. Не могу сказать, что перспектива дружить с ним меня воодушевляла.

— Ладно, давай, — сказал я, картинно плеснув в пустую кружку немного спирта из своей фляги и пододвинув ее полковнику. Он залпом осушил угощенье и продолжил:

— Человек ты, я вижу, честный, порядочный, люди тебя слушаются, и руководишь ты правильно, поэтому тебе я скажу…

Я напрягся: кажется, меня ожидало откровение.

— Я — военный преступник…

Вот тебе и раз! Ну и компания! Я вежливо кивнул, хотя и удивился.

— Я продал два танка этим долбаным экстремистам, понимаешь? Чтобы прилететь сюда, я продал оружие своему врагу! Ты понимаешь, что я сделал? Ты можешь меня сдать теперь, но обратной дороги мне нет — я теперь… хе-хе-хе, — он хрипло хихикнул, — я теперь хренов марсианин! Понимаешь?!

— Не кричи так, полковник, нас могут услышать, — не выдержал я.

— А… плевать… — он махнул рукой, — я свой выбор сделал, а они, — кивнул он в сторону дверей спальных блоков, — они пускай сами выбирают свою судьбу… Я всегда думал, что марсиане — это такие маленькие зеленые человечки на летающих тарелках, а в результате оказался этим сам…

Он подпер голову ладонью — усталость давала о себе знать, и теперь, когда он выговорился, ему было заметно легче: исчезла нервозность, потух взгляд, и проступили на нем все его пятьдесят лет жизни. Да, похоже, передо мной действительно был человек, сделавший свой выбор: на Марсе он приживется, только вот надолго ли?

— Хорошо, полковник, что ты все рассказал мне. — Я закурил. — Сдавать я тебя, конечно, не буду — это личное дело каждого: ты знал, на что идешь. Но постарайся больше этого никому, слышишь, никому не говорить — по рукам?

— По рукам, — кивнул он, — да я и не собирался…

— Только еще об одном попрошу, — я поднялся над столом и глянул на полковника в упор, — твоя вольная марсианская жизнь начнется только после того, как мы посадим всех этих туристов в шаттл, который увезет их на корабль, и не раньше.

— Хорошо, — ответил полковник серьезно, — я так и сделаю.

Пару часов мы с полковником делились впечатлениями: он про Землю, я про Марс, — усталость буквально придавливала нас к столу, и если бы не кофеин — уснули бы, наверное. Потом, осоловело поглядев на таймер КПК, я медленно встал, взял прислоненный к столу свой «абакан» и, накинув ремень на плечо, пошел будить Йоргена.

— Спасибо за вахту, полковник, — сказал я, — можно отдыхать.

— Есть, — сквозь сонные губы буркнул тот. Минуту посидел, потом резко открыл глаза, тяжело вздохнул и тоже поднялся.

Я открыл крайнюю правую дверь. Справа и слева от двери сопели Йорген и Аурелиано. Койку у задней стены оставили полковнику, и я в очередной раз удивился массовой несообразительности во время распределения мест ночевки: две койки всю ночь пустуют — ведь идут вахты…

Я легонько похлопал Йоргена по плечу.

— Йорген, тебя спрашивают из «Общества охраны животных», — тихонько сказал я ему почти в самое ухо.

— А!.. Что?!! — Йорген вскочил, выхватывая из-под одеяла автомат и передергивая затвор.

— На вахту попрошу вас, Йорген, эсквайр, — сказал я шепотом, потому что Аурелиано засопел и повернулся на бок.

— Странный, ты задолбал со своим идиотским юмором, — просипел Йорген, помотав для верности головой.

— А ты хотел бы услышать: «Подъем, крысиное мясо»? Ладно, пойду Сибиллу разбужу…

Я разбудил Сибиллу, которая сказала, что я прервал ТАКОЙ сон, что лучше мне держаться от нее подальше, — она вообще спросонья очень неделикатная.

Ирина спала справа от входа, лицом к стене, свернувшись калачиком: лица не было видно, но дышала ровно, спокойно. Как же человек беззащитен и трогателен бывает во время сна… Вдруг она заворочалась и резко вскрикнула, потом еще и еще, у меня сжалось сердце.

— Тихо-тихо-тихо, — прошептала Сибилла, прикрыв ее одеялом и погладив по плечу.

— Что там у вас? — донесся негромкий голос Йоргена из-за дверей.

— Все в порядке, — ответила Сибилла громким шепотом, — ты тоже по ночам иногда кричишь.

Я отстегнул БР-м6,[10] поставил в углу, снял экстрим-комбез и, оставшись в походной одежде (штаны и водолазка из пористой мембраны), сложил комбез на тумбочку и сверху водрузил шлем. Распаковал спальник, положил автомат у изголовья на специальную раскладную подставку, которую сам смастерил из электродов, и лег на нагретую Сибиллой койку. Она пахла сырым войлоком и старым дерматином и немного Сибиллой. Она закрыла за собой дверь, и в комнате стало темно, а я провалился в глубокий, как жерло вулкана, сон. Черный спокойный сон, без проблесков сновидений, хотя какие-то мысли и неясные образы клубились в моей голове в зыбком мареве перед этой бездной…


Весна была словно уютное глубокое кресло: затягивающий в себя водоворот. Карнавал предметов на столе — я хозяйничал в дядином кресле.

Волшебные и непонятные штуковины, которые казались мистическими, инопланетными именно в силу своей странной архитектуры: блестящие диковинки.

Они были разложены по пустым спичечным коробкам, на которых синим маркером было начертано: «Светодиоды», «Транзисторы», «Конденсаторы» и много других непонятных слов.

На последних двух коробках было означено: «Канифоль», а на другом — «Олово».

Стоял сладковато-горький запах: это пахнет другими мирами. Словно грозное оружие, торчало жало паяльника рядом с паяльной станцией, напоминающей пульт космического корабля из футуристических фильмов.

Играла музыка… странная музыка — как пояснил мой дядя, это разгонялись двигатели космической ракеты, но это было сыграно на музыкальных инструментах…

Нафталин и крики запоздалых футболистов из окна. Но это так скучно… Если бы не музыка — словно голос из другого мира…

Телескоп… Длинная труба, уходящая в раскрытое окно, будто пушка в распахнутый артиллерийский порт…

— Смотри, — ласково говорит мне человек с пепельно-серой кожей рук, — ты должен видеть, что происходит во Вселенной…


Черный песок или черный пепел… а скорее — смесь из того и другого… Здесь что-то происходит… здесь что-то происходило… Что? Молчание и тишина… Надо учиться слушать молчаливую тишь… Тень огромной горы рассекает плоскогорье… тень что-то пытается сказать… она не просто так здесь… она… едва заметно шевелится… С одного края… маленькая точка… едва заметно колеблется… Значит, что-то происходит на горе… ну-ка поглядим… увеличим… так… человек! В изодранной в клочья одежде, в которой с трудом угадывается десантный комбез, грязное и окровавленное бледное лицо — он лезет на очень высокую гору, запорошенную снегом… Он ползет прямо к огромному снежному облаку…

— Идиоты… — бормочет он тихим хриплым голосом, — кретины… неужели они не понимают?!

Он в отчаянии ударяет расцарапанным кулаком по глухим, засыпанным снегом терракотовым камням, которые не могут его слышать и которым наплевать, а он в бессильной тоске знает об этом…

— Ну хорошо… — Он стиснул зубы. — Хорошо… вам же хуже… Вы сами роете себе яму… сами… какая тупость! Где боги, когда они так нужны?! Пантеон? Молчите?!

Он застонал… Натянул на лицо кислородную маску и начал судорожно дышать…

— Она ТАМ, так далеко! Она не готова… а я… зачем я лезу… (кашель) я ведь подохну раньше… я не смогу ее защитить… Дурак! Нет! Я ДОЛЖЕН… Не распускай сопли! Давай! Ты сможешь… Должен…

Он помотал головой и медленно протянул слабеющую руку к ближайшему выступу скалы… Он полз вверх…

Кадр медленно темнеет, отъезжая на общий план… Пустыня… Плоскогорье… Черная тень, словно отражение горы под землей…


Сон мой прервался шумом и суматохой… Резко… в дверь сперва стукнули, потом ожидаемый металлический звук… потом… свет… Сибилла что-то говорила на повышенных тонах, Йорген бормотал какие-то оправдания, хлопали двери. Воздух от двери был с каким-то сладковато тошнотворным запахом не то горелой ткани, не то каких-то химикатов… И вдруг раздался хриплый мужской крик, приглушенный стеной, а за ним второй, немного гортанный… Я привычным жестом подхватил автомат со своей импровизированной подставки, всунул ноги в расшнурованные сапоги и выскочил в холл.

Первое, что я увидел, — это Йорген, сосредоточенно трущий свои виски, и Сибилла, быстро развернувшая свое лицо с опухшими и покрасневшими веками в сторону криков. Она резко вскинула автомат, а из дверей выглядывали граждане отдыхающие, испуганно озираясь по сторонам…

— Что происходит? — услышал я сзади сонный голос Ирины.

Крайняя слева дверь распахнулась настежь: в проеме стоял Азиз Алима. Белки его округлившихся глаз на фоне посеревшей темной кожи, казалось, сейчас вылезут из орбит, а на лице был написан животный ужас.

— Там… — судорожно сглотнув, выдавил он из себя, — там… он… он… там…

Я рванулся к двери, отстранив араба в сторону, а он повиновался, как ватная кукла. Сзади послышались шаги, и раздался голос Сибиллы:

— Всем оставаться на своих местах!

Затем лязгнул затвором автомат.

Я вошел в комнату. Возле противоположной стены на своей койке сидел Крис Паттерсон, зажав ладонями рот. Лицо его было белым, как бумага. Он таращился широко раскрытыми глазами куда-то в сторону. Я проследил направление его взгляда и увидел Джованни, лежащего на койке слева: на его лице не было ни кровинки, рот был раскрыт, словно для вдоха, бочкообразная грудь вздыбилась, а на левой ее стороне зияло небольшое почерневшее отверстие с опаленными краями, и пахло паленым мясом. Он был мертв.

На несколько секунд я остолбенел… и тут же возникло дурацкое ощущение, что должно было произойти именно это… По какой-то страшной, темной, непостижимой логике вещей… все с самого начала шло именно к этому… Все мои вчерашние смутные подозрения сложились в единую мозаику… Мертв…

И тут же возникло еще несколько мыслей. Во-первых: зря он со мной вчера так подробно разговаривал про эту чертову базу, во-вторых: среди нас есть чужой, и в-третьих — убийство совершено бластером!

— Может, кто-нибудь скажет, что происходит и чем это так воняет? — раздался пронзительный и гневный голос пани Дроновой.

Как же все пакостно складывается… И подумать даже неприятно, что здесь происходит… Не было печали… черти накричали…

Я медленно повернул голову назад. Словно изваяния, возле стола застыли три фигуры: сидящий Йорген, который обхватил голову руками, он явно был отлит из свинца — тягостное ощущение шло от него. Упругая Сибилла с автоматом на изготовку, дуло которого глядело неопределенно вверх, была инсталляцией из дюраля и ванадия, скрытая пружина. А слева замерла фигура Ирины со встревоженными огромными серыми глазами, в которых враз потухли ее золотые искорки, а на лице застыл вопрос: «Это случилось? Да? Это произошло?» Она состояла из магния и ртути…

— Охотник Йорген, — сказал я вместо ответа, — займи позицию у выхода, Охотник Сибилла, держи под контролем центр.

— Что-то пошло не так? — с ехидным любопытством спросил Аурелиано.

Я зыркнул на него тяжелым, как чугунная болванка, взглядом — и тот примолк…

— Кто-то ночью, — я внимательно смотрел по очереди всем в глаза, — убил синьора Джованни Мюррея…

— Как? — Полковник вытаращил глаза, пытаясь обойти фигуру Аурелиано в проходе.

— Молча и со злым умыслом, — не выдержал я, — а так как все мы находились в замкнутом помещении, то можем сделать вывод: убийца — среди нас…

— Какой ужас! — воскликнула Аида.

Кто-то из женщин заплакал, вплетаясь в ритмичное всхлипывание Криса, сидевшего за моей спиной.

— Зачэм его убыли? — произнес хрипло Азиз, молчавший доселе… — Каму он сдэлал плохо?

Глаза Ирины показались мне похожими на разбитые зеркала — в них заблестели слезы… Но она не заплакала, а просто с мольбой и надеждой смотрела на меня, словно ожидала, что я сейчас все исправлю, оживлю Джованни и одену скрытого негодяя в кандалы. Прекратить этот кошмар хотелось бы и мне, но я теперь четко осознал, что кошмар еще только начался…

Одно дело бороться с Марсом, придурками и животными или даже глюками, другое дело — с хорошо подготовленным агентом с Земли, который знает что-то такое, о чем мы не догадываемся…

Гудела вентиляция. Бормотание и всхлипывание продолжалось…

— Я прошу всех разойтись по комнатам и закрыть двери ровно на двадцать минут, — сказал я громко. — Всех, кроме Охотников!

— А в честь чего это мы обязаны… — начал было Аурелиано, но все так на него посмотрели, что он смешался, хотя глаза его блеснули вызывающе.

— Произошло убийство, — сказал я как можно спокойнее, — а обязанностей командира отряда с меня еще никто не снимал.

— Только на двадцать минут? — всхлипнула Аюми. — Мне страшно…

— Все будет хорошо. — Лайла погладила ее по плечу. — Пойдем…

— Только через двадцать минут я выхожу! — Аида Дронова гордо вскинула голову.

Двери начали закрываться!

— Я вь эту комнату нэ пойду! — дрожащим голосом сказал Азиз. — Я нэ люблю мертвих!

— Тогда бери с собой Криса и веди его в комнату полковника, — сказала Сибилла, — только быстрее давай!

Криса уговаривать долго не пришлось: хлюпающего навзрыд, на плохо гнущихся ногах, Азиз провел его через холл, и дверь за ними закрылась…

Я знаком отвел Йоргена с Сибиллой ко входной двери…

— Сними сигналку, Йорген, — прошептал я.

Йорген кивнул и принялся нажимать кнопки, потом как-то странно посмотрел на нас с Сибиллой и начал откручивать штурвал замка. Дверь с тихим шорохом открылась и вошла в нишу стены… мы аккуратно вышли в холодный коридор, в котором пахло мазутом и ржавчиной.

— Что произошло?! — Я заговорил первым, меня опять колотило то ли от недосыпа, то ли от страха, что мои предчувствия так быстро оправдались. — Вы заснули, да?

Сибилла подняла руку вверх:

— Да, Странный, мы заснули, но не просто так заснули, понимаешь? Ты ведь знаешь нас, а мы знаем тебя…

— Я понимаю, — я закивал в нетерпении, — прекрасно понимаю, что два Охотника на вахте просто так не заснут… Что это было?

— Не знаю. — Сибилла помотала головой. — Чай мы готовили себе сами, ели распакованные сухпайки…

— Я знаю, — неожиданно оживился Йорген, — газ это был! У меня так же башку ломит, как тогда, когда мы с Вальтером вскрыли армейский склад, когда работали на этих ублюдков-душманов из Фракии. Вальтер говорит, такой: «О, а что это за баллончики с таймером! Наверняка взрывчатка!» Прикинь? Отморозок — он его начал вскрывать руками, сам… а тот как зашипит у него в руках! Мы на землю — и так и уснули лежа. Три часа нездорового, но крепкого сна. А на нем маркировка военная — непонятно что написано. А потом мы узнали: это чтобы бунты усмирять в замкнутых марсианских поселениях, в бункерах.

— Погодите. — Я зашел в холл: тут же все как на ладони — ничего не спрячешь… Кресло… нет… Рукомойник… нет… Надо просто почувствовать… Ну конечно!!!

Под столом в какой-то смятой картонной коробке лежал продолговатый предмет серо-голубого окраса с металлическим дискообразным набалдашником сверху. Я вырвал из своего блокнота лист бумаги и аккуратно поднял баллончик. На нем была надпись: «„ГС-4“ Морфий. Беречь от огня. Вооруженные Силы ООН. Оборонная фабрика „Сан-Донатос“, произведено в Гондурасе».

Я помахал баллончиком, и Йорген энергично закивал. Я подошел к ним.

— В группе есть крыса, — сказал я.

— А может, и не в группе, — нахмурился Йорген.

— А где? — Сибилла уставилась на Йоргена, тот нервно закурил.

— Я когда сигналку снимал — там в меню охранный сэт был прерван, а потом поставлен заново…

— Значит, кто-то выходил? — Сибилла стала озираться по сторонам.

— Или входил, — мрачно проворчал Йорген.

— Пока понятно только, что поставили этот баллон с усыпляющим газом, когда туристы еще были в холле и распределялись по комнатам, — произнес я задумчиво, — или полковник, во время вахты со мной… хотя… дрессированный агент так бы не поступил — так откровенно лезть в подозреваемые. В комнате Джованни тоже вряд ли находится убийца — слишком это было бы явно… Да… А убит он был из бластера…

Йорген присвистнул:

— Думаешь, наша дамочка, жена супермена?

— Непохоже на нее. — Я задумался. — Когда мы с Сибиллой на кадавра напоролись, она въехала в ангар на верблюде, с бластером в руке, потом спешилась, потом ее стошнило… она не застегнула ножную кобуру… Надо проверить — у нее ли бластер…

— Не стала бы она, конечно, убивать, — вмешалась Сибилла, — да еще таким приметным оружием…

— Все равно она какая-то мутная. — Йорген сплюнул на пол и покосился на меня…

— То, что не все рассказывает, — это я согласен. — Я оглянулся на дверной проем холла. — Но если бы она была «кротом», это был бы самый корявый и непрофессиональный «крот» в галактике, а на Марс такого не прислали бы… Просто она как-то косвенно связана с этой историей…

— Да, Странный, похоже на то, — кивнула Сибилла, — но иногда необдуманные действия еще хуже злого умысла: ты ей нравишься — поговори с ней серьезно…

— Да… — Я затянулся сигаретой. — Поговорю, конечно, но человек сложный — вспугнуть легко…

— Ой, только давай без лирики… — начал было Йорген.

— Йорген, — спокойно сказал я, — давай пойдем и будем пытать всю группу, замкнув нагревательные элементы на стволы автоматов? А можно просто всех перестрелять или бросить здесь… Лирика тут если и есть — она нашему отряду угрожать не должна, я правильно излагаю, Охотник Йорген? Ты выбирал меня командиром, потому что не доверяешь мне?

— Ты не командир, а ведущий в группе… — огрызнулся тот. Йоргена бесило то, что он — урожденный марсианин, а им руководит пришлый с Земли умник.

— Да хоть папой римским меня назови! — Я пытался кричать шепотом. — Мы на добровольной основе вместе! Никто никого не держит! Хочешь — иди со мной, не хочешь — не иди!

— Хорош уже! — прошептала громко Сибилла. — Нам еще поругаться сейчас очень полезно: пусть туристы посмотрят, какие мы лохи по жизни, и вообще дисциплины не будет…

— Ладно… Согласен… — пробормотал Йорген. — Мне просто не нравится, как он с ней носится, с этой…

— Акмэ… я что-то тебя не поняла, наверное… — Сибилла опустила голову и глянула на Йоргена исподлобья.

— Все в порядке. — Йорген вновь сплюнул. — Все нормально, если командиру мозги подсказывают, а не член…

— Значит, все-таки «командиру»? — Сибилла хищно улыбнулась.

— Хватит, ребята! — вмешался я. — Вы помните, в какой мы заднице?

— Да… — Йорген рыкнул. — Хрен забудешь… итальяшка нас подвел…

— Не итальяшка, а крыса… — Сибилла взглянула на таймер. — Так… Что решаем?

— Сейчас вы с Йоргеном вход подержите, а мы с полковником у всех вещи перетрясем, — сказал я, — потому как баллончик этот армейский, может, еще чего из спецоборудования найдем: человечек-то подготовленный, однако… хотя вряд ли это поможет… но надо… проверить одну вещь…

— Ты что-то чувствуешь, Странный? — спросила Сибилла с тревогой.

— Чувствую, что расслабиться нам предстоит не скоро, а так вообще — нет… смутные идеи пока…

— Ладно… — Сибилла кивнула. — Надо туристов выпускать, а то они взбунтуются, и подстрекатель найдется…

— Да, Йорген, — я хлопнул себя по лбу, — и посмотри видеозапись с камер, хорошо?..

— Три, четыре, пять, я иду искать!!! — Со скрипом отворилась дверь второй комнаты слева, и оттуда с идиотской улыбкой на бледном веснушчатом лице показалась Аида Дронова. — Вы закончили?

Я молча буравил ее взглядом, а она продолжала разыгрывать радостную дурочку — непрошибаемая броня!

— Вообще-то, пани Дронова, — Сибилла поправила автомат на плече. — Охотники вас сами позвали бы…

— Вы и сказали: двадцать минут! — каким-то фальшиво-радостным голосом ответила та.

— Вот и хорошо, — ледяным тоном произнес я, — с вас и начнем.

— Что начнете?! — с легкой ноткой истерики произнесла она. — Пытать нас всех?

— Нет, — сказал я как можно сдержаннее. — Досматривать ваши личные вещи.

— Вы не имеете права! — Она отступила на шаг.

— Что?! — Йорген смачно сплюнул на пол. — Чего мы там не имеем?

— Спокойнее, Охотник Йорген, — сказал я уже мягко, — пани просто волнуется. Это естественно: ведь убили человека, члена нашей группы… правда, пани Аида?

— Делайте что хотите! — И она резко отступила в комнату, наткнувшись спиной на Аюми.

— А ты чего?! — воскликнула полячка.

— Я готова предостафить сфои вэщи, — тихо сказала Аюми.

— Вот и хорошо, — сказал я.

Двери начали с легким стоном приоткрываться, и оттуда выглядывали испуганные лица отдыхающих…

Из проема, в котором были Аюми и Аида, показалась Лайла — она была сама будто труп. Она медленно волокла свой рюкзак к столу в холле. Ирина резко подошла ко мне и взяла меня за рукав, глаза ее были темны.

— Его убили из моего бластера? — тихо спросила она.

— Ну, может, и не из вашего, — так же тихо ответил я. — А с чего вы взяли?

— По запаху. — Она внимательно посмотрела мне в глаза. — Запах горелого мяса… и потом… он у меня пропал… Я вчера, кажется, забыла застегнуть кобуру в ангаре… В общем, его теперь у меня нет… Вы будете подозревать меня?

— Ирина, — я также внимательно посмотрел на нее, — я не собираюсь подозревать вас ни в чем, просто вам придется мне рассказать все, что вы знаете и до сих пор не рассказали. Обещаю: это останется строго между нами…

— Хорошо, — она кивнула, — я поняла.

— Господин полковник, — позвал я, — мне нужна твоя помощь.

— Я готов! — тут же откликнулся он, выйдя из проема двери, в которой виднелась сгорбленная от ужаса фигура Криса, нервно покачивающаяся, вытянутая фигура Аурелиано, словно он проглотил маятник, и силуэт Азиза, который что-то бормотал, обхватив голову руками.

— Мы вынуждены с вами досмотреть вещи членов нашей группы на предмет подозрительного оборудования или иных элементов экипировки человека, который может оказаться агентом разведки какого-либо государства или организации, — произнес я официально. — Скорее всего, эта процедура нам не поможет, но мы обязаны сделать это в любом случае…

— И нижнее белье наше будете изучать? — Дронова начинала серьезно действовать мне на нервы…

— Охотник Сибилла проведет личный досмотр женщин нашей группы, — ответил я, стараясь следить за своим дыханием.

— Это же фетишизм, — неожиданно ляпнул Аурелиано, стоящий в дверях своей комнаты.

Я посмотрел на него как на ползущего по стене таракана, которого собираюсь прихлопнуть ботинком.

— Странные вам в голову приходят мысли, — ответил я ему, вскинув брови, — особенно учитывая, что произошло. Поверьте, нам это не доставляет ни малейшего удовольствия.

— Следите за своими разговорами и не мешайте Охотникам, — нахмурясь, сказал полковник.

— У нас теперь военный режим? — поинтересовался Аурелиано. Но его никто не услышал.

— Попрошу всех вернуться в свои комнаты, кроме пани Дроновой и, конечно, тебя, полковник. — Я подошел к столу.

Дронова подвинула свой рюкзак, и мы с полковником принялись за дело…

Чужой мир, чужие предметы — почти все они, согласно инструкции, сходны у всех, но с налетом характера… какой-то индивидуальности… Мне было неприятно трогать вещи Дроновой: она мне не нравилась, и эта индивидуальность мне мешала… Полковник быстро и, как мне показалось, умело прощупывал стенки рюкзака, осматривал карманы… Потом приступили к вещам Аюми — она была мне симпатична, но легче от этого не становилось: она — это она. Я с большим трудом сосредотачивался, заставляя себя вникать в суть предметов, их назначение, поиск каких-то отличий, скрытых швов, потайных карманов, фальшивых стенок, необычных рычажков, кнопочек, панелей… даже личные КПК я вскрывал с крышек и внимательно изучал. Потом заставлял владельца включать мини-компьютер и проверял программное обеспечение… Работа скучная, позорная и тупая… Краем глаза я следил за выражением лица человека, за его реакцией зрачков в тот момент, когда я беру ту или иную вещь. Изредка я косился на Йоргена с Сибиллой: не теряют ли они бдительности. Все шло гладко: отдыхающие, видно, все смекнули, что положение так себе и что среди них реально присутствует «чужой» — невидимый враг, безжалостный и коварный, хорошо обученный и хитрый, который использует всех в своих никому не понятных целях.

Ближе к концу я начал слегка нервничать, хотя и с самого начала догадывался, что ничего не найду, — агент не для того был подготовлен, чтобы его вычислили по тюбикам с ядом и набору черных очков в его рюкзаке. Обидно, но я даже слабо представлял, что ищу, — я искал что-то вроде куска проволоки для антенны или… Ну была же у него усыпляющая граната — это что, все спецоборудование, которое он нес с собой?

У меня появилось неприятное ощущение, что меня головой вытолкнули в темную комнату, где сидит маньяк с инфракрасными очками. Я представил, как один из здесь присутствующих смотрит на меня и злорадно в душе ухмыляется — ищи, мол, ищи, хрен чего ты найдешь, кишка тонка… твоя телепатия не сработает… я для тебя невидимка… воздух… тень… А ты, глупый и незадачливый инспектор, как в старинном фильме про Фантомаса… поймай призрака…

Внезапно мне действительно захотелось начать пытать всех по очереди, как еще недавно с юмором предлагал Йоргену, как сделал бы, наверное, отморозок Вальтер, его подельник, или паладины, или… Я вспомнил глаза нашего гида, большие, испуганные, и стиснул зубы: я тебя найду! Я найду этого оборотня! Только надо быть спокойным и внимательным… внимательным и спокойным…

У Криса я нашел серебряный портсигар, хотя Крис не курил, — он сказал, что это его талисман, который подарил ему отец. Внутри лежало несколько сигарет «Marlboro». Еще странной вещью мне показался освежитель воздуха. У Аюми — сплетенный из веревок и птичьих перьев индейский амулет для отпугивания злых духов и календарик с марсианскими пейзажами за текущий год. У Лайлы — томик Достоевского (я очень удивился и перелистал его на предмет скрытых контейнеров — вообще иметь с собой книгу было роскошью) и игровая приставка «Pioner». У Азиза — колода игральных порнографических карт и несколько коробочек с марихуаной (как он ее провез через космопорт?). У Дроновой, кроме вещей обычных, был этюдник с разноцветными бумажками и фольгой (для аппликаций), веревочки разных цветов и размеров, куча кнопок и зажимов для этюдника, бумажки с какими-то телефонами, заляпанные краской, и разные успокоительные таблетки. У Аурелиано — эзотерические брошюры секты «Последние Клирики», набор шприцов (сказал, что принимает лекарство, и предъявил какие-то ампулы с мутноватым раствором). У полковника было две бутылки шотландского виски «Колли» по ноль-семь литра. Когда подошла Ирина, я готов был провалиться сквозь бетонный пол. Я глупо развел руками и тут же подумал, что так выгляжу еще более по-идиотски. Кажется, я даже слегка покраснел.

Ирина оставалась бледной, а глаза ее были слегка красными.

— Извините меня, — пробормотал я.

— Перестаньте извиняться, — с легкой дрожью в голосе ответила она, — я все понимаю… Ваши действия при нештате должны быть такими, без каких-то исключений.

У меня потеплело на душе от ее понимания, и все же досматривать ее рюкзак было пыткой, да и не было там ничего особенного…

Я предложил полковнику осмотреть мой рюкзак, он махнул рукой — со словами, что это будет излишним.

Тогда я пошел в комнату, где до сих пор лежал Джованни. Мне было слегка противно от приторного запаха горелого мяса. Я поморщился и приступил к осмотру комнаты. Никаких следов борьбы. Правую руку трупа в локте свела судорога. Глаза вылезли из орбит. Судя по температуре тела, смерть наступила больше двух часов назад. На тумбочке его очки. Я отстегнул с левой руки тела КПК покойного. Включил. Не запаролен — это хорошо. Посмотрел последние документы — ни одного! Последние программы: сетевой обозреватель и текстовой редактор. Так… не мог же Джованни открыть текстовой редактор и ничего в нем не написать? Или не открыть ни одного документа? Наверное, убийца тоже включил его КПК, после того как убил беднягу, и ему не понравилось то, что делал Джованни в этом редакторе… Это предположение, но похожее на правду… Может, профессор хотел что-то написать мне? О чем-то рассказать? Ведь не просто же так его убили! Джованни всем своим видом вчера давал понять, что он что-то знает, что-то важное, но не решается это сказать мне… То ли Ирина его напугала своим бластером, то ли он просто… А вдруг он знал мужа Ирины? Ведь он инструктировал кого-то из четвертого особого десантного спецкорпуса космических войск! Если муж Ирины погиб на Марсе, тогда многое стало бы на свои места. Тогда становится ясно, что смерть эта как-то связана с этой чертовой базой, и в нашей группе было два парня: «хороший» и «плохой», — и в результате «плохой» убил «хорошего», чтобы тот не проболтался о чем-то важном. Например, о месте нахождения базы, раз уж все так о ней усиленно намекают… Тут возникает две идеи: либо эта база находится в районе вулкана Олимп, либо «крот» каким-то способом спровоцирует изменение нами маршрута… Пока группа ему нужна, значит, путь неблизкий, а то сам бы добрался. С места посадки мы ушли не очень далеко: километров двести восемьдесят — триста, четыре дня пути. И вообще непонятно: «крот» знает, куда он идет, мы — не знаем, — зачем ему мы? Ответ один — не вызвать подозрений и пойти с обычной группой туристов. Но он уже заявил о своем присутствии, значит, он не ожидал увидеть тут Джованни, у него не было выхода. Скорее всего, это две какие-то конкурирующие фирмы… Да уж… задачка слишком абстрактная… Надо аккуратно переговорить с Ириной и оберегать как зеницу ока… Чутье мне подсказывает, что она здесь замешана, и хоть и знает не так много, говорит не все. И мне очень хочется верить, что она и ее муж были за «хороших». Если провести цепочку… такую цепочку провести: база — муж Ирины — Ирина и Джованни — «крот»… Нет, Ирина Джованни, скорее всего, не знала: вряд ли сотрудники спецслужб приглашают своих коллег на обед домой… особенно с одного проекта… Предположим, сперва муж Ирины встал у кого-то на пути, потом Джованни мог разболтать что-то важное… остается база — Ирина и «крот»… Ирина, скорее всего, не знает, где база, — иначе она бы могла тоже проболтаться, и трупов сегодня утром было бы два… но…

Я перестал вдруг рыться в рюкзаке Джованни: меня осенила смутная догадка… бледная, смутная… Я вспомнил круглый холл перед коридором в бытовой сектор, лестницу и покореженную стойку для считывания магнитных карточек… Черт… надо подумать… поговорить… Ирина, неужели она не понимает…

Обыск закончился ничем. Я пропесочил рюкзак Джованни как хорошая соковыжималка, — ничего: обычные вещи, ничего лишнего, только в кармане рюкзака я нашел странную штуку — это был синий восковой мелок. Зачем он понадобился профессору?.. Но все же от пришедшего в голову плана действий немного отпустило… Мозг включился в работу, и я наблюдал, как кучка разбитого разноцветного стекла начинает складываться в какой-то осмысленный узор. Пока еще не ясный, но уже с конкретным орнаментом… Молодец, Странноватый! Соображаешь!

Я заглянул под койку Джованни и ойкнул: в пыли и бетонных крошках давно не убиравшегося пространства под койкой лежал бластер Ирины! Вот где его решил оставить «крот» — мне, мол, не надо!

Я достал из кармана Джованни носовой платок — он ему теперь без надобности, а мой, как всегда, гуляет где-то в рюкзаке, — аккуратно взял бластер за его ребрящееся фреоновыми трубками дуло и глянул на счетчик зарядов: два деления на индикаторе были пустыми. Затем включил на своем КПК режим глубокого химического анализа. Поднеся рукоять бластера к щели анализатора на корпусе моего КПК, я начал водить вдоль рукоятки вверх-вниз с разных сторон. На успех я, конечно, не надеялся, но попробовать стоило… Через десять минут я заставил компьютер проанализировать имеющиеся данные с точки зрения органики. Не прошло и пяти минут, как компьютер выдал искомые мной фрагменты человеческого пота. Я поставил программу на анализ ДНК — это надолго, часа на два-три, потом останется только попросить у Ирины волос или ноготь и сравнить, хоть я был уверен в том, что убийца не оставил своих следов. Уже чисто машинально, хотя и с неприязнью, я взял у покойного на анализ кровь, волос и кусочек ногтя… Потом проверю…

Выйдя в холл, я еще раз осмотрел комнату — все углы и следы на запыленном бетоне. Ничего мне это не дало, но немного успокоило. Йорген с Сибиллой продолжали охранять выход и озадаченно глядели на мой повеселевший вид. А вид мой был призван подергать «кроту» нервишки: мол, не дрейфь, чувак, скоро увидимся, я кой-чего нашел…

— Полковник! — позвал я. — Мне нужна ваша помощь.

— Я здесь. — Полковник с готовностью вышел из своей комнатки. — А почему снова на «вы»?

— Привычка, ты старше по званию, — ответил я, — сбиваюсь…

— Ладно, называй как угодно…

— У вас есть личное оружие?

— Конечно: «Ругер-65», армейский…

— Очень хорошо. — Я потер ладони. — Смените, пожалуйста, Охотника Йоргена на вахте у входа. Никого не выпускать, впускать только нас с Охотником Йоргеном.

— Есть. — Полковник вернулся в комнату, отстегнул от комбеза кобуру и повесил на пояс.

— Охотник Йорген, поможешь мне с выносом тела профессора.

— Принято!

Я даже вздрогнул — Йорген подчиняется приказам! Это надо где-то записать: такого-то числа такого-то месяца Охотник Йорген без единого пререкания соизволил подчиниться приказу лидера группы Странного. Наверное, чувствует вину за ЧП, что случилось в его смену… Он, конечно, не виноват, но я же его и не отчитывал…

Я нацепил шлем, надел комбез с разгрузкой и повесил на плечо автомат. Затем мы взяли Джованни за ноги и за плечи и бережно переложили на его походное одеяло. Как на носилках, вынесли его за дверь. Покряхтеть пришлось на винтовой лестнице, потом мы вынесли тело в прокатный цех и положили его в железный ящик для инструментов: здесь до него хоть церберы не доберутся. Я захлопнул крышку, взял ржавую трубу и, примотав к ней доску от ящика, нацарапал ножом: «Здесь покоится выдающийся ученый и гуманист, сын итальянского народа, профессор Джованни Мюррей. Прими его, Марс».

Я решил, что излишний пафос — это единственное, что я могу сделать для парня. Выкурили по сигарете.

— Слышь, Странный, — сплюнув, сказал Йорген, — посмотрел я запись с камер наблюдения…

— И?

— С шести сорока вечера до семи ноль-ноль запись потерли…

— Значит, выходил он наружу… — задумчиво произнес я. — Зачем? Может быть, встречался с кем?

— А я тебе про что толкую! — Йорген округлил глаза. — Нас пасут, я чую!

— Йорген, как нас могут пасти на открытой местности, да еще и так, чтобы мы никого не заметили? С вертолетов, что ли?

— Я чую, — упрямо повторил Йорген.

Мне припомнилась потерянная бумажка на замке и след от прищепки для камеры на перилах, но все это как-то дико выглядело даже для хитроумных агентурных комбинаций: марсианская пустыня — это не танцплощадка, где люди встречаются, быстренько переговорят или передадут друг другу что-то, и…

— Йорген, — предложил вдруг я, — а давай прошвырнемся на экскурсию по пескам заводской территории? Посмотрим, кто самый крутой следопыт. Слабо?

И мы пошли. Облазили все, но, кроме следов церберов, крыс и нашего отряда, ничего не нашли…

— Все равно нас пасут. — Йорген помотал головой.

Я не стал спорить, и мы вернулись в бытовой сектор.

Я отпустил часовых на входе и дал туристам час на сборы — было девять вечера, а планировал выступить к десяти.

В мрачной тишине, прерываемой только тихим шепотом и шорохами вещей, группа стала готовиться к переходу… Я чувствовал, что моя репутация подмочена… я был на грани срыва, но держался, автоматически перемалывая в голове все факты, догадки и идеи по сотне раз. Не то чтобы смерть на Марсе такая уж редкость, но в моей группе… Это не самомнение, это просто моя осторожность и внимательность, доведенные до состояния привычки…

— Вы можете нам объяснить, в конце концов, что у нас происходит? — Аурелиано вынул меня из мира идей и абстракций прямо в реальность. — Кто убил итальянца и за что его убили?

— Кто его убил, я не знаю, пока не знаю, но мы это обязательно выясним, не сомневайтесь. — Я посмотрел ему прямо в глаза, чтобы понять, видит он мою неуверенность или нет. — А вот насчет того, за что, могу сказать одно: Джованни был связан со спецслужбами ООН, и скорее всего, это внутренние разборки разведок.

— Скорее всего? — подозрительно прищурился клирик.

— Я боюсь, — жалобно всхлипнула Аюми.

— Вам нечего боятся, — успокаивающе сказал я, — вы ведь не агент земной разведки?

— А что они делают здесь, на Марсе? — не унимался Аурелиано.

— Если бы я знал обо всех операциях, планируемых земными разведками, я бы с удовольствием ответил на ваш вопрос, — не выдержал я. — Но так как они мне ничего не рассказывают, я пока не в курсе…

— Тот, кто забывает об очищении души, своего разума, — умирает…

— Уймитесь вы, вашего бога ради, — перебил я Аурелиано.

— Все готовы? — тихим и каким-то уставшим голосом спросила Ирина.

Послышались разрозненные реплики, туристы толпились в холле в комбезах и шлемах, рюкзаки стояли на полу.

Сибилла и Йорген выдвинулись первыми — я замыкал. Погасил свет в тоннеле и самом блоке и забрался по винтовой лестнице.

Дромадеры в ангаре чувствовали себя превосходно — мне иногда казалось, что словосочетание «абсолютное наплевательство» было придумано о них. Йорген сказал, что возьмет дромадера Джованни, чтоб Сибиллин верблюд мог отдохнуть. Я молча кивнул.

Мы с Йоргеном открыли ворота ангара — и на меня сквозь открытое забрало шлема дохнуло зябким, пыльным и кисловатым марсианским воздухом. Стояли сумерки, бордово-сизое небо низко висело над плоскогорьем. Где-то выли церберы. Налетел легкий порыв ветра, ворота скрипнули. Я включил нашлемный фонарь, но сразу погасил: на севере, километрах, наверное, в пятнадцати от нас, словно гигантский мерцающий дирижабль, проплывал огромный глюк сигарообразной формы. Он был внушительных размеров и как-то очень спокойно и торжественно парил, куда-то направляясь на юго-восток. Он излучал голубоватое сияние, и по его телу пробегали тоненькие багровые и желтые змейки электрических разрядов. Редкие звезды на небе просвечивали сквозь него, а снизу, точно под ним, кружился небольшой смерч из песка, и доносилось ветром тихое ритмичное гудение. Страшновато, но очень впечатляюще. Вот так глюки провожали куда-то в марсианский рай душу профессора Джованни Мюррея, специалиста по глюкам… Ожили датчики радиации, выдав легкое повышение вечернего фона…

— Выходим? — нетерпеливо спросила Сибилла.

— Подожди, дай глюк пройдет… — провожая его взглядом, ответил я медленно.

— Глюк?

И тут большая часть туристов заинтересованно столпилась возле проема ворот, и я пожалел, что сказал это вслух. Они жадно смотрели на него, Крис пытался сфотографировать, сотни эмоций уходили в эфир, я же, напротив, старался ни о чем не думать… Возбужденный шепот нарастал… И вдруг… глюк остановился как вкопанный, словно и не было у него никакой инерции движения и он был легкий, как бумажный змей. Я замер…

— Все назад, в ангар, — театральным шепотом произнес я.

Туристы попятились.

Я не отрываясь смотрел на зависший объект, концентрируя свои эмоции на спокойствие, безразличие и созерцательность. Я представлял себе наш спокойный и размеренный путь, мерное покачивание седла, тихие разговоры, флягу со спиртом — словом, все умиротворяющее и обыденное…

Глюк продолжал висеть в вечернем небе, и мне это не нравилось. Затем на его боку зажглась ярко-желтая точка, и мне это еще сильнее не понравилось, но я и виду не подал, продолжая думать обо всем расслабляющем и абстрактном. Точка стала расти, расти, пока не вздула бок сигары неким крупным в размерах, желтовато-оранжевым апельсином, напоминающим модель солнца из голографического проектора в планетарии. Затем этот шар начал вращаться вокруг своей оси — и вдруг, совершенно неожиданно, подскочил вверх и свечкой скрылся в вечернем небе. В воздухе раздался слабый свист и хлопок… Я слегка стиснул зубы, и… глюк поплыл дальше…

— Разродился. — Я выдохнул, утирая холодный пот со лба…

— Ну что там? — прошептал из-за спины полковник.

— Все нормально, — я поднял руку вверх, — через пять минут выступаем…

Холодало, изо рта вылетали небольшие облачка пара. Глюк неожиданно стал набирать скорость и уже через минуту исчез за горизонтом.

Меня не покидало чувство, что глюк устроил это представление специально для нас, правда, и его сюжет, и тем более суть мог понять только такой же глюк, как и он сам.

Наконец мы вышли на маршрут и продолжили свой путь на северо-восток, по южной оконечности долины Амазония, вдоль самого плоскогорья. Небо темнело. Туристы сбились в кучу вокруг полковника и о чем-то болтали — наверное, обсуждали ужасное происшествие. Йорген с Сибиллой прикрывали тылы, а я, довольный, что на время меня оставят в покое, опять, как вчера, пристроил своего верблюда рядом с Ириной, оправдывая себя тем, что нам надо поговорить по делу.

Плечи Ирины были поникшими, лицо из-под шлема выглядело печальным и равнодушным ко всему вокруг. Она опять что-то набивала в своем планшете — наверное, описывала глюк, который мы недавно видели.

Я подъехал к ней поближе:

— Не отвлекаю?

— Сейчас, минутку… — Она набила еще несколько строк, затем выключила планшет и убрала в седельную сумку. — Это просто ужасно, — произнесла она наконец, — у меня до сих пор не укладывается в голове этот кошмар… Вы были правы: в нашей группе действует какой-то агент… Зачем ему понадобилось убивать безобидного и жизнерадостного профессора? Вы кого-нибудь подозреваете?

— Пока — нет, — ответил я, — но кто-то хочет, чтобы я подозревал вас.

Я извлек из наколенного кармана бластер и протянул Ирине как можно незаметнее. Она посмотрела на меня с изумлением.

— Берите, берите, — сказал я тихо, — спрячьте в кобуру и накрепко застегните ее.

Ирина послушно взяла оружие и, мельком взглянув на счетчикзарядов, убрала в кобуру.

— Какой подонок, — пробормотала она, — вы правда считаете, что нашим жизням ничто не угрожает сейчас?

— Вам я скажу об истинном положении вещей. — Я тяжело вздохнул: вместо того чтобы говорить с прекрасной девушкой о поэзии или музыке, мне опять нужно было что-то вынюхивать, вытягивать из нее, придираться к словам, втираться в доверие… Обязательно устрою ей какой-нибудь праздник в Городе. Если к тому моменту у нас будут еще поводы для праздников… — Нам, скорее всего, вообще ничто угрожать не будет, если мы поймем логику событий и мотивы убийцы, — продолжил я. — Есть некая опасность, и единственный человек, которому она угрожает, — это вы, Ирина.

— Я? — Она резко повернула ко мне испуганное лицо. — Но почему именно мне должно что-то угрожать? Вы ведь сможете меня защитить?

Я поклялся себе тут же, что ни один волос не упадет с ее головы, пока я рядом.

— Я, конечно, буду всегда вас защищать, Ирина, — сказал я, сделав ударение на слове «всегда», — но, чтобы облегчить эту задачу, расскажите мне все, что вы знаете. Пока вы мне не сказали ни про вашего мужа, ни про то, как вы оказались на Марсе и зачем стали гидом. Важна любая информация, понимаете?

— Да… — произнесла она медленно, — я понимаю.

Повисло молчание — решится она или нет? Довериться мне, почти незнакомому ей человеку? А вдруг она и вправду что-то знает и боится сказать или просто не хочет откровенничать?

— Ирина, поймите же меня, — сказал я мягко, но решительно, — мне вовсе не доставляет удовольствия мучить вас расспросами, но ситуация слишком опасна, чтобы сейчас что-либо скрывать.

— Конечно… — Она тяжело вздохнула. — Но я почти все вам рассказала. Я не сказала только, что наш развод с мужем был фиктивным…

Она вновь вздохнула, глядя куда-то вдаль.

— Фиктивным? — переспросил я. — То есть?

— Поймите, он ведь работал в разведке и рассказывал мне очень мало: сплошные тайны и недомолвки, особенно если речь заходила о работе…

Я резко обернулся, чтобы проверить, не наблюдает ли за нами кто-нибудь из туристов.

— Продолжайте, — приободрил я ее.

— Ну вот… я и говорю — он очень мало делился со мной даже элементарными вещами; иногда это выводило меня из себя, но он говорил: «Потерпи немножко, скоро все у нас будет очень-очень хорошо». А когда я возражала, что у нас и так все отлично, он улыбался так загадочно и отвечал, что так хорошо, что я себе даже представить не могу. И когда я его начинала расспрашивать — отшучивался, что будем жить как в раю, даже лучше. Меня это иногда пугало, а он утешал, что осталось совсем немного и я сама все узнаю. Иногда после таких разговоров он повторял одну странную фразу: «Вышел Пантеон на балкон — а оказался в подвале он». Как-то раз он сказал, что через месяц у него очень важная командировка и мы не увидимся полгода, зато потом-то уже вообще не надо будет расставаться. Он попросил меня уволиться с работы, записал на стрелковые курсы и попросил пойти обучаться на гида экстремального туризма по марсианской программе. Я спросила — зачем? Он сказал, что это простая формальность и ничего страшного, сказал, что мне нужен официальный повод для полета на Марс, куда его скоро переведут работать. Полетим мы в разных кораблях, но на Марсе уже будем неразлучно вместе. А перед этим нам надо развестись, потому что по марсианским законам земные браки там недействительны, а вот когда мы туда прилетим, зарегистрируемся заново.

Я сказала тогда, что ходят слухи, будто Марс очень далек от тех райских условий, про которые он мне говорил. На что он ответил — это кому как. И рассмеялся. Потом он возил меня в какой-то крупный медицинский центр, сказал, что я должна пройти какое-то обследование на совместимость с марсианским климатом. У меня взяли анализ крови из пальца, сделали снимок сетчатки глаза и просветили каким-то прибором. Он взял у доктора диск с результатами и сказал, что со мной все в полном порядке. Он уехал в свою командировку, а через три с половиной месяца мне сообщили, что он погиб при исполнении служебного долга, передали мне его награды и какие-то вещи.

Я сперва не поверила, что он на самом деле… — голос ее слегка дрогнул, — что он действительно погиб. Я была уверена, что все это часть какого-то хитроумного плана, связанного с нашим перелетом. И ровно через полгода, защитив диплом гида с отличием, я была направлена в компанию «Стар Вэй Интернешнл», где меня зачислили в отряд гидов-экстремальщиков. Я просто рвалась на этот Марс. Все, что рассказывали во время подготовки, мне было очень интересно, я полюбила эту планету, когда была еще на Земле. Постоянно сидела в чатах, где общаются «марсиане», которые уже по несколько раз были там. Много, конечно, я всякого наслушалась про Марс и в свой адрес выслушала множество нелестного — мол, молодой женщине не место в таком аду и лучше мне детей воспитывать, чем заниматься сомнительными авантюрами. Но меня это не остановило: при первой же возможности я взяла тур в Новые Афины. Мы приземлились тогда в долине Маринера, и Охотники нас уже встречали.

— А как их звали? — перебил я.

— А это важно? — Ирина нахмурилась.

— Конечно, — ответил я, — раз я спросил, значит, важно. Ценна любая информация.

— У ведущего отряда была кличка Кольт.

— Слышал я про такого, — кивнул я, — кажется, из Уругвая, бывший военный.

— Да. — Ирина кивнула. — Он какой-то грубый был очень, резкий. Еще был некий Трутень и Хоккеист.

— Этих не помню что-то, — пробормотал я.

— Один, кажется, и вправду бывший спортсмен, а другой говорил, что раньше был бандитом. Я ему не верила — больше он болтать умел. Я всю поездку ждала, что муж меня отыщет, с непривычки было тяжело, хоть маршрут был и простой, а в группе было четверо неплохо подготовленных туристов: миллионеры какие-то из одной крупной компании, «Глобал Хард», кажется. В общем, когда уже за нами шаттл приземлился и надо было лететь на корабль, я поняла: он не придет, он погиб, его больше нет…

Она тяжело вздохнула и продолжила:

— Половину пути проплакала — было такое ощущение, что меня обманули, что, пока я спала, у меня отобрали что-то очень важное, невосполнимое… Было очень плохо…

Когда прилетела на Землю, поняла, что вообще ничего видеть не могу из привычных вещей, даже с друзьями не могу общаться, вот и осталась на этой работе: так гораздо легче и интереснее… Вы меня понимаете?

Она выжидающе посмотрела на меня.

— Понимаю, конечно, понимаю… — сказал я, закуривая сигарету. — Вы отважная и сильная девушка. Хотел бы я быть достойным того, чтобы такая, как вы, полетела за мной на другую планету…

— Мне кажется, что вы достойны гораздо большего, — произнесла она тихо.

Я посмотрел на нее и встретил взгляд ее бездонных серых глаз. Что-то во мне встрепенулось, как пойманная в силки птица: одинокая покинутая девушка, продолжающая искать призрак своего счастья, который блуждает по мертвым пустыням и скалам этой треклятой планеты, и она следует за ним уже без особой надежды его отыскать… Ей нужна поддержка, как никому из присутствующих здесь…

— Спасибо, я постараюсь оправдать ваше доверие, — кинул я ей. — Да, негусто, конечно, у нас с фактами.

— Я же сказала вам, что ничего особенного не знаю, — грустно промолвила она и немного виновато улыбнулась.

— Нет, вы мне подтвердили парочку моих предположений. И я могу с уверенностью заявить, что опасность вам не грозит.

— Почему вы так решили? — удивленно спросила она.

— Ну… это долго объяснять…

— Мне интересно: все-таки речь идет о моем спокойствии. — Она посмотрела на меня с некоторым вызовом.

— Ваш муж, как мне кажется, подверг вас некоторому риску там, еще на Земле, но он не ожидал, что этот риск будет большим, он вообще повел себя странно, как мне кажется… — Я задумчиво затянулся сигаретой. — Но то, что он вам мало рассказывал, — это и есть залог некоторой вашей безопасности.

— Выражайтесь яснее, пожалуйста. — Она с интересом наблюдала за выражением моего лица.

— Я пока не могу ничего вам сказать…

— Ну вот! Терпеть не могу всяких тайн и загадок. — Ирина явно начинала злиться.

— Честное слово, Ирина, я ведь строю такие фантастические предположения, что и сам боюсь о них думать, — пытался я сгладить ситуацию по максимуму. — Я все вам расскажу, и довольно скоро. Неужели вы думаете, что я хочу вас обмануть?

— Если бы я так думала, я бы вам ни слова не сказала. — Она сверкнула в темноте яркими звездочками своих зрачков. И вдруг… улыбнулась, глядя на мой растерянный вид. Неприятности, казалось, отступили вместе с исчезнувшим глюком, далеко за плоскогорье. И мне стало так уютно в этой зябкой и опасной ночной пустыне, будто я здесь родился и вырос.

— Я знаю, — продолжила Ирина, — вам надо подумать. Но вы сможете во всем разобраться, я не сомневаюсь, уж если вас слушаются глюки…

— Просто я умею с ними себя вести по их правилам. — Когда она меня хвалила, я ощущал чудовищную неловкость: хоть мне и было приятно, но казалось, это про кого-то другого она говорит.

— Вы просто недооцениваете свои таланты, — она явно хотела меня добить, — я не встречала на Марсе ни одного Охотника, хоть немного похожего на вас. Когда произошло убийство, ваше спокойствие и хладнокровие вызывали у меня зависть.

— Меня чуть не стошнило от запаха, — промямлил я, — а уж от этого обыска…

— Нас, похоже, действительно втравили в какую-то крупную авантюру, — перебила меня Ирина. — И я совершенно искренне хочу сказать вам, что вы единственный человек здесь, которому я могу доверять. Понимаете? От вас зависят наши жизни… Я буду стараться вам помогать во всем…

— Я сделаю все, — сказал я, ласково взяв ее за локоть и поглядев в глаза. — Я все пойму и узнаю, и мы доедем до этого чертова Олимпа, даже если все демоны Марса встанут на нашем пути плотной шеренгой… Этот кукловод задел мою профессиональную репутацию, и…

Я почувствовал на левом предплечье легкую вибрацию: это КПК вошел в режим коммуникатора, и мне пришло сообщение — это редкость на Марсе, дорого и редко необходимо. Извинившись перед Ириной, я отвлекся на экран. Писала, как ни странно, Сибилла: «Странный, вы там уже обнимаетесь? Приотстань-ка незаметно и послушай: тут что-то происходит — полячка нашла в своих бумагах для рисования какой-то лист со стихами, говорит, что не ее, откуда взялся — не знает. Собирается читать вслух, хочешь послушать?»

Я повернулся к Ирине.

— Нам сейчас надо будет слегка замедлиться, — сказал я негромко, — чтобы подвинуться ближе к туристам и послушать, что там происходит. Давайте сначала я, потом вы.

Ирина кивнула. Я слегка придержал поводья своего дромадера, и тот замедлил свой шаг. Вполоборота я заметил, что смена уже потеряла строй и слегка скучковалась.

— …Да, когда собралась рисовать, Аюми, — говорила Дронова, обращаясь к японке. — Сейчас прочту, я про себя уже прочитала пару строк: стихи необычные, но очень красивые… Вот, слушайте, полковник: это легенда, похоже… Говорю же — не знаю чьи, может, кто-то их мне посвятил… Шучу… Ну вот…

Все было до времен в покое мирном,
Покуда сонм богов младых резвился
На солнечном Олимпе, охраняя
Покой людей, порядок, Зевсом данный.
Но времена меняются, и небо,
Власть над которым Зевс держал законно,
Мечтою стало брата, Посейдона,
На трон небес задумал он взобраться…
И раскололся сонм богов, и смута
Подкралась к громовержцу, и, спасаясь,
С вершины он бежал в мир подземелий,
К тому из братьев, что остался верен
Его законной власти. Он к Аиду
Спустился в царство мертвых, чтобы вместе
Продолжить править бренным миром смертных…
А Посейдон, воссевший на Олимпе,
Был в гневе, что не смог забрать у Зевса
Эгиду грома, власти знак и молний жезл,
Убежища не мог найти он брата…
А Зевс из бездны мрачного Аида
Призвал на помощь сына, Диониса,
Чтоб тот помог ему восстановить порядок,
Веками на земле покой хранящий.
И юный бог с женою Ариадной
Пустились в путь со свитою своею.
Врата заоблачные должен он отверзнуть:
Жена его ключом от них владеет,
Отнять который Посейдон не в силах.
И лишь тогда, найдя доспехи Зевса
И поборов коварного Тифона,
Пройдя по мрачным древним лабиринтам,
Ответив на вопросы древних стражей
И сквозь игольное ушко протекши,
Проникнуть сможет он в тот мир,
Где Зевесус Хтоний
Ждет воцаренья своего на небе…[11]
— Это есть про Марс стихи? — первым нарушил молчание Крис Паттерсон, который ехал на полкорпуса за Дроновой.

— Здорово! Правда, я почти ничего не поняла, — в искреннем восхищении сказала Лайла.

— Неплохо выдержан стиль, — напыщенно похвалил Аурелиано, — но, боюсь, это вовсе не легенда, а фантазия современного автора на несколько мифов одновременно, к тому же Дионис и Артемида никогда не освобождали Зевса из царства Аида, хотя Посейдон действительно…

— Галиматья какая-то, — проворчал полковник.

— Пачэму галиматья? — удивился Азиз. — Красыво звучит как, э?

— Кто же это написал, а? — как-то комично развела руками Аюми.

— Пани Дронова, — сказал я, — а можно мне взглянуть на этот листок?

— Не отдам! — Полька прижала листок к груди — совсем как маленькая девочка, у которой хотят отобрать игрушку. — Это мое, это мне прислали!

— Честное слово Охотника, — я поднял правую руку вверх, — я верну вам его через полчаса!

— Точно вернете? — Она недоверчиво наклонила голову.

— Клянусь всеми глюками Марса! — произнес я торжественно.

— Ну смотрите, все свидетели: он обещал. — И она нехотя протянула мне драгоценный для нее лист бумаги.

— Выстраиваемся в цепочку в смене, — подал я команду и тронул поводья.

Мысли мои стали вновь хаотично вращаться в голове, как вариатор настройки приемника. Что это за любовное послание польской пани? Что это за Дионис и Артемида со свитой, идущие к Олимпу спасать папочку Зевса? Что это за грязные намеки, черт возьми? Ключ, которого не отобрать Посейдону? Что это за трубный глас в марсианской пустыне? Какие, на фиг, боги? Кто? Какой умник устроил это представление, сожри меня глюк?!

Я перевел КПК в видеорежим и сфотографировал послание: оно было написано на пористой серой бумаге, синим мелком, скорее всего, восковым… СИНИМ МЕЛКОМ! Я сегодня уже видел синий мелок! В рюкзаке у Джованни! Он написал это стихотворение! Он мелок наверняка украл у Дроновой! Я видел, у нее полно таких, разноцветных! Так… и оставил у себя в рюкзаке… либо не успел положить на место, либо… он боялся… Я обратил внимание вечером, перед вахтой: он был слегка взвинчен… Он догадывался, что с ним может что-то случиться. Может, он оставил мелок у себя как тревожный маяк, на всякий случай, чтобы я мог безошибочно определить авторство письма: ведь обыск — процедура стандартная при ЧП. Так… Может, он даже знал убийцу в лицо… хотя не факт… Спецагент из него — как из Йоргена буддийский монах… Он мог просто бояться: он же чувствовал, что в группе есть чужой, может, бластер Ирины его тоже ввел в заблуждение, и вообще… Так-так… Пока все худо-бедно понятно выходит…

А теперь надо как-то уяснить — на что он хотел мне намекнуть этим эпосом? «Вышел Пантеон на балкон — а оказался в подвале он». Так, кажется, говорил муж Ирины.

Стихи, конечно, да… вроде сюжет простой и понятный, а многое не ясно. А вот убийца эти стихи сейчас наверняка слышал, когда их Дронова читала. Интересно, там было для него что-то интересное? Вряд ли, иначе итальянец постарался бы подкинуть бумажку мне… хотя, может, просто не успел этого сделать?

— Что вы думаете об этом стихотворении? — тихим голосом спросила меня Ирина, поравнявшись со мной и слегка потянув поводья.

— Я думаю об этом, — ответил я с рассеянным видом.

— Я вас отвлекаю?

— Да нет, что вы. — Я закурил. — А вам что кажется?

— Я не знаю… — Ирина поежилась: подул порыв холодного ветра с равнины. — Если это намек на нашу группу и наш маршрут, то все это выглядит нелепо, так как ни к этому засекреченному месту, ни к итальянскому ученому (или разведчику, как я уже думаю) никакого отношения я не имею. И если соотносить двух упомянутых там персонажей, которых Зевс позвал на помощь, — это, конечно, лестно со стороны неизвестного автора, — со мной и вами, — то я никак не хочу понимать свою взаимосвязь с некими ключами, и вообще… я согласна с Аурелиано: это выдумка современного автора. И правильно сказал полковник — галиматья какая-то!

Она опять гневно сверкнула глазами.

— Почему вы так злитесь? — спросил я. — Вы мне все рассказали, и я верю, что это чистая правда.

— Не люблю, когда меня используют или пытаются одурачить, — сказала она уже более спокойно. — Простите, это эмоции — вечер сегодня… не особо обнадеживающе начался… Бедный Джованни… Я всегда говорила мужу после некоторых его историй, которые он иногда рассказывал, что разведка напоминает мне клубок сцепившихся змей, где нормальный человек долго не протянет… Эти интриги, эти бесконечные тайны, это вечное вранье…

— А я думал, вам нравится быть женой крутого разведчика… — Я опять заметил в Ирине перемены — сейчас она была уставшей женщиной, потерявшей любимого мужа и, возможно, часть веры в людей вообще.

— Нравилось, — поправилась она, — а потом я начала выматываться с этими его постоянными отъездами и секретами. Стала его просить как-то с этим развязаться или уйти хотя бы на менее опасную должность. Он мне пообещал, сказал, что на Марсе все будет иначе, по-другому… А сейчас оказывается, что хуже всегда есть куда…

— Не переживайте, Ирина: мы с вами сейчас уже попались на эту игру, — я попытался сделать залихватский вид, — так что теперь нам переживать поздно.

— Спасибо, подбодрили. — Она скептически покачала головой.

— Я хотел сказать, — попытался я объяснить, — что уныние нам только помешает сейчас, а здоровый оптимизм, внимательность и здравый смысл — просто необходимы. Согласитесь? Я тоже увяз в этой истории, а если задуматься, я выкручивался из таких заварушек, что все потом говорили: ты — везучий сукин сын! А я знал, что дело не в везении, а в общем состоянии… Это как в контакте с глюком…

— А что происходит во время контакта? — заинтересовалась вдруг Ирина. — Что вы чувствуете?

— Сперва… — Я задумался. — Сперва слышу или вижу многоголосые шумы, слова, картинки: тысячи мыслей. Потом один из моря образов затмевает все прочие… Потом какое-то легкое покалывание в затылочной области, как будто кто-то смотрит. Тогда я понимаю: вот оно! Вот и мой гость… А потом я начинаю думать о чем-нибудь спокойном, размеренном, неторопливом. О чем-то позитивно отстраненном: главное — не проявлять настороженности и чувствовать себя открыто, как на ладони, но при этом комфортно, понимаете?

— Это, наверное, очень трудно. — Ирина с интересом посмотрела на меня.

— Вовсе нет: возникает такой прилив тихой радости… Первый раз это получилось у меня спонтанно. Большой студенистый глюк, розоватого оттенка, сильно напомнил мне упавшее на пол желе, которое продолжает колыхаться некоторое время по инерции. И во-первых, я перестал его бояться, а потом мне стало поразительно легко, и покалывание в затылке сменилось каким-то теплым ветром. И я сказал про себя: «Привет, я просто прохожу тут мимо, по своим скучным делам». И мне показалось, что у меня в голове что-то зашелестело, похожее на мои слова, но ощущение такое, будто в моей подкорке гаснет эхо собственного голоса. И он проплыл в трех метрах от нашей смены, прямо перед мордой моего Чемберлена.[12]

— Кого? — удивилась Ирина.

— Чемба, это я так моего верблюда называю. — Я как-то смутился, словно сказал какую-то глупость.

— Вот и не подумала бы. — Ирина негромко рассмеялась.

— А чего такого? — Я насупился. — У любого боевого коня в Средние века было свое звучное имя.

— А почему именно Чемберлен?

— Этот тоже важный очень. — Улыбнувшись, я потрепал верблюда по шее.

— Очень интересно вы с глюками общаетесь. — Ирина посерьезнела.

— Я уже говорил: общением это не назовешь, скорее обмен эмпатическими импульсами, что ли. Это я сам придумал такое объяснение…

— Хорошо, — теперь Ирина смотрела по-деловому, — я буду тренироваться по вашей системе: кажется, я поняла, в какое состояние надо входить и что чувствовать, как настраиваться.

— Зачем вам это? — Я вопросительно поднял брови.

— Я тоже хочу чувствовать природу аномалий. — Ирина решительно взглянула мне в глаза.

— Так можно и с ума сойти, — ответил я спокойно. — Глюки бывают разные — и агрессивные, и с очень мощным полем воздействия. Они непредсказуемы, они чужеродны…

— Но вы же нормальный? — Ирина пожала плечами.

— Кто вам сказал? — Я развел руками. — Я принимаю таблетки, пью спирт, бываю вспыльчив, мне снятся пророческие сны, я слышу голоса и ощущаю мысли разных людей, и еще кричу по ночам. Неплохо? Вы, кстати, тоже: я, когда с вахты шел спать, — вы крикнули пару раз, а Сибилла вас успокаивала…

Ирина вздрогнула, и лицо ее даже в бордовом призрачном сиянии полумрака марсианской ночи слегка побледнело:

— Просто приснился плохой сон, и все… — Она посмотрела в мерцающую облаками красноватую темноту ночи, которую прорезали на юго-западе высокие гребни гигантских барханов охристо-лилового цвета.

— И мне тоже не очень… — со вздохом согласился я. И, помолчав, продолжил: — А возвращаясь к тексту, скажу, что та информация, которую Джованни так пафосно и прозрачно придал огласке…

— Вы считаете, это он писал?

— Скорей всего — да, я нашел сегодня вечером в кармашке рюкзака итальянца синий восковой мелок — он его украл у Дроновой и оставил себе на случай, если с ним что-то случится, а я не пойму, от кого письмо. Он чувствовал за собой наблюдение, наверное. Так вот по поводу его текста становится понятно: некий очень важный объект, с которым, скорее всего, был связан ваш муж, находится где-то на нашем маршруте, возможно в районе вулкана Олимп, и у вас есть какая-то возможность на этот объект проникнуть: ваш муж как-то этому поспособствовал. А «плохие парни» об этом знают и хотят этим воспользоваться, поэтому в нашей группе есть «чужой». И вся эта катавасия[13] с этим объектом связана с неким государственным переворотом. Мне показалось, что так.

— Это звучит логично, — вновь вздохнула Ирина, — но я никак не могу понять, как я могу что-то открыть, не зная зачем и не зная как?

— Значит, все гораздо проще, чем мы думаем. — Я обернулся на смену: не подслушивает ли нас кто.

— Как это проще? — удивилась Ирина.

— А что, если вы сами и являетесь ключом от этого объекта? Такого ключа враг отобрать у вас не сможет.

— О боже! — невольно вырвалось у Ирины. — Как это в его духе: он был уверен, что я буду повсюду с ним! Здесь, на Марсе… Но как я могу быть ключом?

— Пока вы проходили медицинское обследование, с вас могли снять отпечатки пальцев, сканировать сетчатку глаза, вживить микрочип…

— Это уже слишком! — Ирина возмутилась. — Он меня использовал?!

— Нет, — ответил я, примиряюще, — он улетал на Марс навсегда — не мог же он вас бросить? А так как вы летели отдельно, он подумал, что сам будет более заметен в этом случае, поэтому так поступил, обезопасив тем самым вашу жизнь. Он считал, что вам нужно всего лишь перелететь с Земли на Марс, а тут он бы вас уже встретил. Видно, он не догадывался о том, что враг в курсе его планов, иначе не поступил бы столь опрометчиво.

— Не знаю… дайте сигарету, пожалуйста…

Это была ее вторая сигарета, и, как ни странно, мне доставляло удовольствие дать ей сигарету: это своеобразно объединяло нас еще крепче.

— Да, — наконец произнесла она, закурив и закашлявшись, как и вчера, — в том, что вы говорите, есть здравый смысл, и скорее всего, так и было на самом деле, я не вижу других объяснений… И что нам теперь делать?

— Ни в коем случае не нервничать, а обострить чутье и наблюдать за всем, спокойно и внимательно, — сказал я. — Вы обещали мне, что будете тренироваться, как чувствовать глюки, вот и тут понадобится такое: я так часто вижу опасность заранее… Не всегда, конечно, но очень часто, как в ангаре с кадавром. Я действительно знал, что за дверью опасность… А кем вы работали на Земле, если не секрет? — решил я сменить тему разговора.

— Не секрет. — Она покачала головой. — Я занималась историей и лингвистикой, изучала древние языки народов Северной Европы.

— Я так и подумал, что вы с историей в ладу. — Я кивнул.

— Почему? — Ирина удивилась.

— Вы, как и наш эрудит Аурелиано, тоже подметили, что стихи современные.

— Надо же, — Ирина опять была удивлена, — все вы замечаете. А вы чем занимались?

— На Земле? — Я закурил. — Мы с вами коллеги, и это приятно: я преподавал мировую историю в университете, занимался археологией.

— Вот почему нам легко общаться, — улыбнулась Ирина, — вы тоже пытались понять человечество, изучив его историю…

— Возможно, — кивнул я задумчиво, улыбнувшись в ответ.

— А почему решили все бросить? — спросила Ирина с любопытством.

— Я нашел один монгольский курган под Алма-Атой — уникальный курган. — Я вздохнул. — Возможно, помощника самого Чингисхана… Но нам отказали в финансировании. Семейные проблемы стали возникать. Перспектив было мало — начался «тибетский кризис». Хотел даже стать наемником — навыки выживания в археологических экспедициях быстро возникают. Не жил я, а существовал, словно во сне, — мне иногда кажется, что меня не было на Земле, и родился я уже здесь, будучи Охотником. Вы правы в том, что на Марсе необычно, — да. Тут начинаешь острее чувствовать, приходят простые и верные мысли. Это трудно объяснить — легко и тяжело одновременно… Когда я встретился с вами, я был так удивлен…

Неожиданно я прервался. В мертвом пустынном безмолвии, нарушаемом только воем церберов и шелестом ветра, я услышал странный лязгающий шум где-то вдалеке. Будто пищали комары, и маленькие гномы били по маленькой наковаленке своими молоточками. Так как я был убежден, что ни комаров, ни гномов на Марсе нет (разве что где-то в секретных лабораториях), я подумал о плохом. Включил локационную антенну и перевел КПК в режим инфракрасного сканера. Примерно в километре от нас по плоскогорью, нам наперерез, двигалась группа точек — одна большая и несколько маленьких. Большая точка двигалась равномерно, а маленькие плясали вокруг нее в механическом ритме маятников. Реактор и разогретые сервоприводы!

Я обернулся на смену и поднял руку, делая знак остановиться, одновременно произнеся в шлемофон на частоте Йоргена:

— Ребята, тревога: прямо по курсу возможен боевой контакт. Предположительно что-то типа АШаТ-5.

Я услышал нецензурную брань Йоргена и его выкрик:

— Группа, стой!

— Что случилось? — спросила Ирина.

— Небольшие неприятности.

Я опустил забрало шлема и включил прибор ночного видения.

Обшаривая взглядом плоскогорье справа, откуда и двигалась боевая машина, я заметил один отлогий склон, который шел вдоль стены плоскогорья прямо от нас, — преимущество небольшое, но все же…

— А что такое «ашат-пять»? — вновь спросила Ирина с тревогой в голосе.

— Автономный шагающий танк, — сказал я как можно спокойнее, чтобы не выдать волнения в голосе. — Это такой военный патрульный робот.

— Может, отойти подальше, и он нас не заметит?

— Радиус действия его сканеров — от шести до четырех километров, в зависимости от местности, он уже нас засек. Ирина, отходите с группой как можно дальше назад.

— Йорген, — крикнул я в шлемофон, — оставь Сибиллу с отдыхающими и дуй ко мне с РГК, Сибилле дай приказ отводить группу, хотя бы на километр. Как понял?

— А почему он собирается на нас нападать? — Ирина взяла в руки поводья.

— Потому что он тупая машина, которая патрулирует эту тупую пустыню, Ирина! Я сказал — назад! К группе!

— Не надо кричать на меня. — Она обиженно нахмурилась и тронула дромадера шпорами. — Будьте осторожны, — крикнула она, отъехав на несколько шагов.

Прибежал спешившийся Йорген с портативным ракетным комплексом на плече. Я тоже спрыгнул с седла и, развернув верблюда, похлопал по заду: Чемба послушно затрусил к удаляющимся туристам.

— Йорген, давай так, — сказал я. — Я возле склона его отвлекаю, а ты дуй вон в ту яму напротив — ты ведь неплохо с этой штукой управляешься?

— Странный, ты псих, что ли? — Йорген свободной рукой покрутил у виска.

— У него вариатор целей: я начну по нему шмалять из автомата, он до меня по углу не дотянется, а ты долби его в аккумуляторный отсек, только не по лбу. Помнишь, как тогда, под Пелопонессом?

— Тогда расклад был другой. — Йорген сплюнул на песок. — А если он примет группу за скопление живой силы врага и попрет напролом?

— Так тебе на кой эта пукалка на плече? — не выдержал я. — Долби его в корму — и дело с концом!

— Ты все-таки с приветом, Странный. — Йорген покачал головой.

Звуки зудения мощных сервоприводов и лязг суставов ходовой части машины стали заметно громче, отражаясь эхом от барханов и плоскогорья.

— Некогда спорить, Йорген! Я побежал.

И мы разбежались в разные стороны: я — к спуску с плоскогорья, Йорген — к яме. Пока я бежал, мне даже удалось увидеть его макушку, сверху, над камнями. Я поднажал (бег давался на Марсе легко), и вот несколько прыжков, потом кувырок — я подкатился к каменистой, засыпанной песком и пылью стене. Наверное, когда-то здесь хотели сделать спуск с горы. Я посмотрел в сторону ямы: Йорген тоже успел занять позицию — только верх шлема торчал над песчаным холмиком. Его позиция была опаснее моей: в зоне прострела танка, но моя задача опаснее его: отвлечь этого болвана на себя.

Камень, к которому я прижался спиной, стал мерно вздрагивать: «Вз-з-з-з-з — бух! Вз-з-з-з-з — бух!» Шагал стальной голем, выискивая свою жертву. Надрывно завывали сервоприводы, и вдруг шаги смолкли. Или его электронный мозг просчитывает цели, или… Вновь раздалась тяжелая поступь — хвала богам! Я заледенел при мысли, что он пошлет в сторону нашей группы одну из своих ракет.

Я имел уже дело с танками-роботами, но не так часто, чтобы считать эту задачу плевой, к тому же эти электронные мозги зачастую вели себя не совсем подвластно человеческой логике. Вдобавок этот бронированный цыпленок имел на вооружении крупнокалиберный пулемет, одну мелкокалиберную скорострельную пушку, пушку Гатлинга (пулемет с вращающимся блоком стволов, известный в народе как «мясорубка») и реактивный ракетный комплекс. Вот поэтому Йорген и крутил мне пальцем у виска: эта мощная мобильная огневая точка представляла угрозу даже для бронетехники, а мне хватит и пары пулеметных пуль. Но с другой стороны, грозная и смертельная машина на дальних дистанциях вблизи была более уязвима, появлялся шанс попасть в «мертвую зону» стрельбы. Да и я был в выгодной позиции.

Сердце бешено стучало, попадая в такт тяжелой поступи бронированного чурбана… Вот сейчас… сейчас я его увижу, над камнями спуска… И вот на фоне слегка фосфоресцирующих бордовых облаков тусклой марсианской ночи показался раскачивающийся стальной купол башни с песчаным камуфляжем… Как уши, торчали по его бокам две ракетных установки. Это действительно оказался АШаТ-5, модель называлась, кажется, «Овод». В народе его аббревиатуру исказили до слова «шатун». Так называли почти все шагающие танки. Над камнями уже показались триплексы видеодатчиков, которые шли по периметру кабины. Я понял, что он и так меня засечет, буквально через секунду, да и инфракрасный сканер уже меня засек, просто я пока не представляю угрозы. Ну что же? Сейчас буду…

Я откинул забрало шлема, отключив ночное видение. Мне душно было в шлеме, не хотелось помехи стекла, а прицел автомата был помечен фосфоресцирующей краской.

Теперь аккуратно перевел предохранитель на стрельбу очередями, вскинул автомат, прицелился, задержал дыхание — и плавно нажал на спусковой крючок. Автомат ожил в моих руках и забился в пляске смерти, выплевывая в стальную тушу плотный поток свинца. Я целился в «глаза» его видеодатчиков, хоть это и не могло вывести из строя такую сложную боевую машину.

Автомат смолк, а я, ослепленный вспышками выстрелов, быстро, на ощупь переставил свежий, примотанный изолентой к опустевшему, магазин и перевел стрельбу на короткие очереди. Шаги умолкли, натужно завизжали сервоприводы, и башня стала медленно разворачиваться ко мне. Глаза вновь привыкли к темноте, и я успел заметить: два триплекса я разбил. Хотелось верить, что я остановил его в выгодной для Йоргена позиции. Один свежий, не испорченный «глаз» танка смотрел на меня из-за гряды камней. Я послал в него короткую очередь. Танк «понял», что я представляю некую угрозу целостности его агрегатов, и определил меня как приоритетную цель поражения. Тут же загудел другой моторчик, но его звук отличался от звука серводвижков: это заработала «мясорубка», шестиствольный пулемет Гатлинга калибра 7,62. Я вжался в глубь скалы и заткнул уши. Раздался ритмичный стальной рокот, и засверкала за камнями пульсирующая вспышка. Поднялось облако песка, мелкого щебня и пыли. Завыли отрикошеченные вверх пули, и сильно запахло каким-то чужим, незнакомым порохом. Танк ослеп на правый бок, но его это не сильно остановило — инфракрасный сканер показывал меня почти в центре зоны стрельбы. Мне в лицо больно летели мелкие камни и пыль. Прищурив глаза, я заметил, что танк выбивает в скале небольшую выемку и скоро пули начнут ложиться в полутора метрах от меня. Я инстинктивно прижался к прохладному камню, а пальба продолжалась. Ну что там телится Йорген? В тетрис, что ли, заигрался?!

Я выхватил из разгрузки противотанковую гранату, выдернул зубами чеку и наотмашь швырнул ее по дуге в сторону выемки. Открыл рот, чтобы не оглохнуть. Рвануло! Крепко рвануло. В ушах раздался звон. Пулемет замолчал. Я уж было обрадовался, но услышал глухой лязг внутри башни и тихий стон сервомоторов: это автомат заряжения подтягивал блок механизированной укладки боекомплекта — болван перезаряжался…

Интересно, подумалось мне, а мог бы Йорген меня сейчас подставить, потому что я ему надоел в качестве командира? Ведь ничего никто не докажет! Работал же он раньше с отморозками? А у них так принято.

И в этот момент я крикнул в шлемофон:

— Давай, Йорген!

Зря я это сделал, наверное… В ту же секунду со стороны ложбины выросла белая мохнатая дорожка, и на лобовой броне танка расцвело красно-бурое облако, которое снесло немного дальше, назад! Гром! Блин! Касательное попадание, да еще и по лбу! Десять атомных батарей церберу под хвост! Наверное, когда я крикнул, Йорген целился, и мой выкрик сбил его с цели! Вот я идиот! Сам же не люблю, когда меня торопят!

Завизжали двигатели, закрутился пулемет, и опять заработало над ухом несколько отбойных молотков. Я с удовлетворением заметил, что ритм выстрелов теперь неровный, перемежается лязгом: значит, пару стволов ему гранатой перебило!

Но вдруг выстрелы врезались в спуск. Башня вращалась в сторону долины!

— Йорген! — заорал я в шлемофон, перекрывая грохот выстрелов. — Вали на хрен оттуда! Срочно!

И почти в ту же секунду — визг и глухое шипение: танк выпустил из обеих установок по ракете, ориентируясь на выстрел Йоргена! Низкий гром, гул эха… и над ямой, точно по центру, вырос огненный смерч, осветив пустыню на несколько сотен метров… Загудела земля, а башня разворачивалась ко мне, грохоча «мясорубкой»…

Все… кажется, Йоргену трындец… промелькнуло у меня в голове… промелькнуло столько всего сразу… И мне, значит, тоже… и… нет… До Ирины эта тварь не дойдет! Что? Не знаешь, что делать?! Беги теперь к яме и моли всех богов и чертей Марса, чтобы взрывом не покорежило РГК и чтобы запасная ракета была целой! Черт! Кажется, это и называют реальными проблемами! Как я побегу по линии огня?! Даже думать об этом не буду! Мне повезет… мне повезет! Я — везучий сукин сын! Слышите?! Боги Олимпа? Я за то, чтобы все кончилось хорошо! И вы, глюки! Знайте: мы хотим, чтобы все было хорошо! Жаль Йоргена, в сущности-то он парень хороший был… ну… Ну, железный болван, ты меня реально вывел из себя! Тебе хана! Молись своим разработчикам!

Была слабая надежда на гранату-невидимку: кроме дымовой завесы она еще распыляла металлическую пыль и излучала некоторые электромагнитные поля, что было бы помехой для любых сканеров, но это хорошо срабатывало в условиях военных бункеров, для аппаратуры слежения, а здесь, в чистом поле… Вот и проверим: вариантов все равно нет… Я медленно, упираясь спиной в камни, стал подниматься. По шлему звонко садануло камнем: к «мясорубке» присоединился крупнокалиберный пулемет. Пушку электронный мозг берег для бронетехники. И на том спасибо, мне хватит и этого. За камнями сияло пульсирующее зарево. Я вынул из разгрузки гранату-невидимку, слегка трясущимися пальцами выдернул чеку и швырнул ее туда… где танцевал смертельный огонь.

Сквозь грохот послышалось едва уловимое шипение. Отломился кусок камня на спуске, и пули стали врываться в песок и рикошетить от камней на расстоянии вытянутой от меня руки… К облаку пыли и камней стало примешиваться расползающееся белое пятно, похожее на вату. Я упал на четвереньки и пополз вперед, ближе к дыму, стараясь не думать о том, что в меня может попасть рикошет… Проползя два метра, с удовлетворением заметил, что башня за мной не разворачивается. Это придало мне уверенности — он меня потерял. Я задержал дыхание, нацелился в сторону ложбинки и, сделав резкий кувырок, вскочил на ноги и помчался со всех ног вперед, делая легкие зигзаги… Хоть и привык я к местной силе тяготения, но в такие моменты вспоминал ее очень добрым словом: на Земле такими прыжками не пробежал бы и чемпион мира…

Внезапно стрельба сзади стихла, и надрывно и жутко во внезапной тишине марсианской пустыни завыли моторы сервоприводов: заметил, сука!

Стала раскручиваться «мясорубка», а я заорал что есть сил! Несколько огромных прыжков, а сзади ударила пулеметная очередь… камни били меня по спине. Вот она! Черная воронка с оплавившимися краями! Прыжок… и я кубарем скатываюсь в пропахшую гарью горячую яму, а надо мной свистят пули, взрывая песок на краю воронки. Вот тебе! С мягким знаком!

Озираюсь по сторонам — ничего! В воронке не может что-то не остаться! А вдруг эта дрянь сейчас опять жахнет ракетами?

Словно в подтверждение моих мыслей пулеметный огонь стих. Я высунул голову и увидел, как сволочь втягивает пусковые ракетные стволы в башню: на дозарядку. И еще заметил: слева, в другой яме, лежит тело. Тело Йоргена, а рядом с ним — РГК, целый! Я перекатился в другую ложбину и начал судорожно стягивать ремень ракетницы с тела Йоргена. Тот вдруг зашевелился! Живой!

— Идите на хрен… — пробормотал Йорген. — Не отдам… не дам… отвали…

Я с трудом разжал его пальцы, вытянул из его разгрузки ракету, отодвинул затвор и быстро вставил ракету в паз. Затвор щелкнул. Я приник к видоискателю и поймал болвана в перекрестие электронного прицела. Болван вынимал свои «уши» из «головы» и смотрел четко на меня…

И вдруг справа в него уперся мерцающий тоненький красный лучик! Лазер!

Я на секунду повернул голову направо и увидел белого дромадера с сидевшей на нем Ириной, а Сибилла, буквально вцепившаяся в хвост верблюда, пыталась остановить это безумие! Ирина, что ты делаешь?! Этим бластером его полчаса прижигать надо!

Красная точка елозила по кабине. Болвану не понравился перегрев брони, и он медленно стал разворачивать башню в сторону Ирины! Ах ты, сволочь!!!

— Не-э-э-э-эт! — заорал я, выскакивая из укрытия с РГК в руках.

Все происходило как во сне: мне казалось, что действие вязнет в каком-то жидком стекле. Я медленно, продолжая бежать, приник к электронному глазку прицела и поймал в перекрестие целеуловителя станину, на которой крепились две суставчатых «ноги» танка, медленно вздохнул — и медленно нажал на кнопку пуска. Меня отбросило навзничь, а ракета с шипением и свистом устремилась к АШаТу. В ту секунду, когда моя ракета ударила по станине болвана, тот, на подогнувшихся манипуляторах шагохода, выпустил две дымные дорожки, и две ракеты веером прошли над дромадером и его всадником. Яркая вспышка… болван покачнулся, но удержался на ногах, хотя один шагающий блок заискрился и, скорее всего, заклинил. Это все я увидел в падении. И еще одно: вдруг раздался дикий свист и человеческий визг, и с вершины плоскогорья на башню болвана упала какая-то веревка, потом еще… болван накренился и упал набок, поливая пустые камни пулеметным огнем, а сверху на него прыгали какие-то люди в пестрых одеждах, и их было все больше и больше…

Вдруг болван затих…

Я вскочил, я был еще в горячке боя — и со всех ног, с автоматом на изготовку, матерясь и отплевываясь, кинулся к Ирине, рядом с которой, присев на одно колено, стояла Сибилла, держа свой «абакан», опершись локтем на ногу. Сзади, с пистолетом в руках, бежал полковник. На лице его была написана сосредоточенность хорошо дрессированной собаки. Я подскочил к Ирине, бросив автомат, снял ее с седла и, оттолкнув за верблюда, крикнул:

— Ложись!

Ирина послушалась, но продолжала сжимать в руке бластер, глядя с ужасом то на мое перекошенное лицо, то на освещенное невесть откуда взявшимися факелами место действия на спуске.

А на спуске творилось просто черт знает что: какие-то люди, по виду довольно дикие, облепили АШаТа как земные мухи… нет, как земные муравьи жука-короеда. В руках у них были электропилы, отвертки, молотки или просто железные палки. Они за секунды отдирали от болвана какие-то детали, откручивали приборы и орудия, выдирали проводку. Болван совершал изредка некие конвульсивные движения, когда тот или иной луддит[14] задевал какие-нибудь контакты электроцепи. Выглядели они на редкость причудливо даже для Марса: кожаные клепаные куртки, накинутые на драные комбезы, по центру лысовыбритых голов у некоторых из них красовались разноцветные гривы свалявшихся волос, физиономии и некоторые части тела были пестро татуированы. На некоторых были инфракрасные очки, и на шее и руках — железные цепочки и какие-то амулеты. Вот несколько накачанных парней в кожаных жилетах отвинтили крышу башенной лобовой брони, и она с гулким звоном упала на камни. Некоторые разбежались в разные стороны и вновь принялись за дело…

Полковник тронул меня зарукав.

— Как обстановка, сынок? — спросил он хриплым от волнения голосом.

— Дерьмовая обстановка, — резко ответил я, еще не пришедший в себя после боя. — Охотник Йорген контужен, он там. — Я кивнул в сторону воронки. — Сможете транспортировать его к группе и оказать первую помощь? Я прикрываю…

— Что это за парни? — спросил полковник настороженно.

— Я бы тоже выяснил этот вопрос, — сплюнув на песок, сказал я. — Возьмите дромадера гида группы и действуйте.

— Есть. — Полковник взял верблюда под уздцы и вполоборота, боком, держа в правой руке свой любимый «Ругер-65», стал отходить в сторону бывшей ложбины…

Было сомнительно, что мы пусть даже и вчетвером уложим эту шайку маньяков человек в тридцать. Правда, автоматического оружия я у них не заметил: в основном дробовики и какой-то самопал разнообразный, но их было вдесятеро больше. И все же меня это пугало не так, как тупой робот, обвешанный всевозможными крупнокалиберными причиндалами.

Марс учил вникать в обстановку и сохранять спокойствие в любой ситуации, хотя во мне спокойствия сейчас совсем не наблюдалось: просто я знал, что нервничать сейчас уже поздно.

— Дэн, кто они? — послышался сзади хриплый голос Ирины.

— Пока не ясно, — ответил я, полуобернувшись.

Вдруг я заметил, что по склону спускается всадник. Он сидел верхом на черном быке и сам был таким же большим, толстым и черным. На голове его красовался спецназовский шлем, в который было вкручено спереди два болта, наподобие рогов. В одной руке он держал что-то вроде автомата УЗИ, а в другой — спецназовский щит со щелью бронестекла сверху.

Он зычно свистнул, и четверо амбалов, которые только что отодрали лобовую броню, подошли к нему, а затем эта тусовка направилась в нашу сторону.

— Огонь открывать по моей команде, — тихо сказал я.

Меж тем процессия приближалась. Для солидности я передернул затвор. Они услышали. Жирный негр, сидящий на черном быке, поднял автомат вверх, и бахнул одиночный выстрел. Сибилла даже не пошевелилась: молодец девочка!

— Люди в пустыне! — крикнул хриплый гортанный голос негра. — Клан Харлея видит вас на своей земле, и мы в кайфе! Да будет у вас крутой реактор!

Они подъезжали все ближе.

— Вольные Охотники Марса приветствуют клан Харлея и его могучих воинов! — в тон приветствию чужаков ответил я.

— Как вы подкатили к земле нашего клана? — все еще вежливо спросил затянутый в черную кожу жирный негр. Только сейчас я заметил, что между рогами его быка привинчен логотип фирмы «Харлей-Дэвидсон».

Говорил он вроде понятно, но какими-то странными конструкциями речи, с использованием неформального сленга. Его пальцы были увешаны кольцами и перстнями. Золото на Марсе ценится в основном как сырье для электроники, поэтому металл, праздно висящий на пальцах, свидетельствовал о его высоком положении.

— Мы держим путь в Персеполис, — ответил я. — Мы шли через эти земли с миром. Но на нас напал ходячий болван…

— Да, мы глядели, как вы сильно трамбовали шагавого. — Негр и его амбалы остановились в трех метрах от нас и закивали. — Наши охотники восемь лун следили за большим болваном. Он очень трудный танк, но вы дрались с ним — респект и уважуха! Назовите свои имена и погоняла!

— Я — Странный из долины Маринера, — ответил я, подняв руку. — Это — Сибилла из Одиссея, еще с нами Охотник Йорген с земли Ксанфа, он ранен. А эти люди — странники, попросившие нашего покровительства!

— Мы рады, что такие реальные воины помогли нашему клану в большой охоте. Вы имеете навар от этой победы, для вас, — негр покачал головой, — клан Харлея дает добро за добро! Сид Вишез[15] слышит мой голос!

— Спасибо вам, — ответил я с легким поклоном, — но нам ничего не нужно, разве что пару ракет для нашего РГК.

Негр с уважением посмотрел на наше оружие.

— Да, мы банкуем вам ракетами, — кивнул он с важным видом, — и тусанем вас по нашим землям.

Затем он повернулся к громиле, сидевшему справа, и сказал ему негромко:

— Анвар, говори всем, что у нас сегодня реальные друзья, эти воины. В поселок скажи, пусть кипешат к большой тусе!

— Благодарю за честь, которую вы оказали нам… — Я вновь слегка поклонился в знак уважения: продолжать сейчас войну было бы совсем не в наших интересах. Можно сказать даже, что нам крупно повезло, что мы напоролись не на отморозков, а на вполне мирное племя… Могло быть и по-другому…

Меж тем люди клана Харлея привели свой транспорт: около пятнадцати верблюдов, штук пять свиноконей, запряженных в самодельные тележки из дюралевых сеток, труб и залатанных автомобильных колес. Они грузили запчасти танка, возбужденно покрикивая на тех, кто оказывался менее расторопен. Лица у всех были довольные.

— Мы соберем наших людей и выступим за вами. — Я повесил автомат на плечо и поднял с земли РГК. Сибилла встала с колена и тоже закинула автомат на плечо. Ирина уже стояла на ногах.

— Так и замутим, — кивнул Харлей и тронул поводья своего засопевшего быка.

Кажется, молчать ему нравилось больше, много связанных слов давались с трудом, да и люди его в основном общались короткими фразами и разными звукосочетаниями, напоминающими междометия.

— Сибилла, будь другом, сходи за нашими верблюдами, и, если Йорген может ехать, дай группе команду выдвигаться: мне нужно поговорить с Ириной. — Я взял Ирину за локоть.

— Хорошо, я поняла, Странный, — кивнула Сибилла и, развернувшись, зашагала в сторону отдыхающих.

Я отцепил с пояса флягу, слегка дрожащими пальцами отвинтил крышку и сделал три хороших глотка, затем подвел Ирину к каменной гряде и развернул лицом к себе.

— Какого черта, Ирина?! — не выдержав, рявкнул я. — Зачем, чего ради вас понесло со своей игрушкой на боевой танк?! Вы представляете себе, что могло случиться? Вам что, в войнушку поиграть захотелось?!

— Перестаньте на меня кричать! — в тон мне ответила она. — Вам грозила опасность!

— Я не перестану кричать! — сказал я уже спокойнее. — Опасность грозила исключительно вам! Вы не послушались Охотника Сибиллу, — если бы я не успел выстрелить, вас бы размазало по песку двумя ракетами! Вы понимаете это?

Ирина обиженно молчала, глядя в землю.

— Вас могли убить… — тихо и упрямо сказала она.

— Это вас могли убить, — ответил я, глядя в ее сердитые серые глаза. — Без приказа любые самостоятельные действия в боевой ситуации могут грозить еще большими жертвами, чем вам может показаться. Вы будете меня слушаться хоть когда-нибудь?!

— Да! — недовольно сказала она.

Не знаю, что на меня нашло в эту секунду: я был в сильном эмоциональном состоянии, и внезапного порыва я остановить не смог. Я положил РГК на песок, по которому еще совсем недавно плясали пули, затем взял Ирину за руку, вторую руку положил на ее плечо, наклонился и, притянув к себе, поцеловал ее в губы. Меня продолжало колотить, но я не мог себя прервать. Я хотел носить на руках эту маленькую и отважную девушку, готовую броситься даже на танк, чтобы защитить меня… Я прикоснулся к ее холодным губам, которые были сомкнуты. На мгновение мне показалось, что она хочет отпрянуть назад. Но Ирина слегка разомкнула губы и ответила на поцелуй. Потом все же высвободилась из моих рук и посмотрела на меня своими большими удивленными глазами.

— Что это такое? — спросила она растерянно.

— Это акт сексуального домогательства, — ответил я, улыбнувшись. — Простите, я хотел вам сказать большое спасибо за вашу отвагу, которая в такой красивой и хрупкой девушке вызывает мое искреннее восхищение!

Я вновь поднял ракетницу с земли, повесил на плечо и, развернувшись, пошел в сторону группы. Ирина некоторое время смотрела мне вслед, а затем пошла за мной.

Группа уже продвинулась на некоторое расстояние вперед, к откосу спуска. Впереди шла Сибилла и вела за поводья наших с Ириной дромадеров. С огромным облегчением я заметил сидящего в седле Йоргена. Я подошел к нему и спросил, похлопав по колену:

— Ну как ты, старина?

— Что? — неестественно громко ответил он, слегка наклонившись ко мне.

— Я спрашиваю — дружище, как ты? — сделав ладони рупором, громко повторил я вопрос.

— Вообще репа звенит! — так же громко ответил Йорген. — Полковник с Сибиллой мне чего-то хорошего вкололи! Уже лучше!

Лицо его было в кровь расцарапано, все туристы (особенно женщины) смотрели на него с сочувствием и уважительно, как на настоящего героя. Йорген был в центре внимания, и ему было хорошо.

— Ну и слава богу! — ответил я ему.

— Спасибо, ты вовремя про ракеты предупредил! — Йорген становился под всеобщим вниманием благостным и добродушным.

Я махнул рукой — не за что, мол, — и начал забираться в седло своего верблюда.

— Странный! — позвал Йорген.

— Что? — Я обернулся.

— А ты неплохо бегаешь! — И на прокопченном и расцарапанном лице заиграла лукавая улыбка.

— Долгие годы упорных тренировок и полнейший аскетизм. — Я развел руками. Было понятно, что если Йорген и злился на то, что я сказал ему под руку перед выстрелом, то сейчас он дает понять, что оценил мое поведение во время боя. Видно, все-таки Йорген-марсианин признал Странного с Земли хотя бы равным себе.

— А что там за парни? — спросил он. — Сибилла говорит, что племя какое-то?

— Клан какой-то, дружелюбные, они за этим АШаТом давно следили: сейчас его по винтикам на молекулы разберут.

— Луддиты? — уточнил Йорген.

— Типа того, — кивнул я.

— А кто такие луддиты? — спросила подъехавшая сбоку Лайла.

— Есть такие тусовки на Марсе, — ответил я, — живут на каком-нибудь полуразрушенном заводике и побираются разной техникой для жизни своей тяжелой, и мародерством не брезгуют. Они берут все, что плохо лежит: ищут старинные посадочные модули автоматических кораблей, в честь которых дали названия многим местам на Марсе, разыскивают отработавшие свой ресурс марсоходы, охотятся на роботов, которые были сюда присланы в великом множестве еще в период подготовки Первой Волны. Да и есть на Марсе автоматические заводы полного цикла, которые выпускают их до сих пор, и они разбредаются по планете изучать грунт, исследовать рельеф, замерять магнитное поле — оно на Марсе неоднородно. Охотники в основном держат эти заводы под контролем, но есть и ненайденные. Найти такой завод равносильно обнаружению золотой жилы на Земле…

К нам подъехала Ирина, которая с каким-то удивлением смотрела на меня, будто обнаружила у меня в лице что-то новое.

— А чей это был танк? — спросил полковник.

— Так вот я и говорю, — продолжил я, — залезают такие ребята на военный склад, а технически грамотных специалистов среди них мало, в основном все дикие. Увидели танк на складе — дай, думают, разберем. Лезут к нему в аккумуляторный отсек, а там, прямо рядом с ним, — кнопка активации текущего режима. Был этот танк запрограммирован на патрулирование какого-то объекта военного. Эти парни кнопку задели или случайно сами нажали: танк включился и пошел искать свой объект, по дороге наводя порядок в мире. А они решили дождаться, когда он на кого-то напорется и вступит в бой, — тогда им удобнее напасть на него будет, потому что с их оружием я бы к этому танку близко не подошел.

— Хитро они это придумали, — заметил полковник.

— Они нас проводят некоторое время: мы на их территории оказались, — сказал я. — Настроены они вроде мирно, но приказ по группе — в контакт с членами клана Харлея по возможности не вступать. Передайте тем, кто не слышит сзади. На всякий случай.

— Вы думаете, они опасны? — спросила Ирина.

— Опасным человек может стать за считаные секунды, и по таким неожиданным причинам, что лучше просто не пробовать, — ответил я. — Мы для них чужие, да еще и на их территории.

Впереди виднелся свет факелов клана, которые освещали окончание погрузки. От танка уже мало что осталось: груда металлолома и скелет башни с содранной броней. Бедным животным придется много сегодня тащить.

Сперва мне показалось, что вся эта наша процессия сильно напоминает переселение малых народностей, типа исхода евреев из Египта. Наша группа как-то терялась на фоне этого цыганского табора. А табор был натуральный — уже поставили на полную громкость какую-то очень тяжелую музыку. Гитарные запилы органично вплетались в металлическое поскрипывание телег и полязгивание поклажи. Слышался смех, острые и туповатые шутки, вспыхивали и как-то сами собой гасли конфликты — люди бурлили и пузырились в своем нехитром бытии, искренне радуясь удачной охоте, пересказывая друг другу свои подвиги и переживания. У них теперь было самое дорогое, что может быть в жестких марсианских условиях, — у них реактор с танка, он давал энергию, а энергия — это жизнь. Тепло в доме, регенерация воздуха, свет фонарей, работа бытовых агрегатов, зарядка костюмов, связь и множество другого, без чего на Марсе не обойтись.

Ирина ехала молча, углубившись в какие-то записи в своем планшете, я не хотел ее отвлекать, да и не был уверен в том, что она позитивно отреагировала на прецедент перед нашим отъездом. А в голове моей крутился образ покойного профессора, который верхом на сигарообразном глюке вылетал из жерла Олимпа и декламировал свои стихи…

Стихи распадались на мелкие металлические шарики, которые раскатывались среди камней и песка, а потом они стали пульсировать. Мне тоже пришлось превратиться в маленький красный пульсирующий шарик, в котором отражались три физиономии и три черных точки.

Висели на стене, словно старые фотографии, мои обрывки воспоминаний, с аккуратно надорванной бумагой по краям. И в этой своеобразной рамке что-то шевелилось, была видна глубина, и проступало лицо седовласого старика с благородными чертами лица и немного уставшими глазами. Он внимательно смотрел на меня с экрана монитора.

Все это казалось мне сейчас нереальной выдумкой… Миражом в пустоши мозга…

Я лениво протянул руку и взял откупоренную бутылку теплого пива.

Я окинул взглядом свою комнату вокруг, мысленно прикидывая истинную ценность каждого предмета, казавшегося мне воплощением моего «я». Взгляд мой уперся в серебряный кадуцей, купленный в Индонезии.

«Уютная гробница — так напишут археологи будущего», — мелькнуло в моей голове. Я представил себя в виде мумии с инвентарным номером, которая лежит, сжимая в одной высохшей руке трубку телефона, а в другой истлевшую сигарету.

Гробница была уставлена любимыми компакт-дисками, приколами из Интернета и засохшими тюбиками с краской. Кто этот долбаный Рамзес? Почему он продолжал ей звонить до самой смерти? Кто была эта Нефертити? Такая же истлевшая мумия, погребенная с такой же кучей никчемных предметов? О, боги! Я больше не могу так… И меньше тоже… Буря в стакане…

Мужчина в экране деликатно кашлянул:

— Вы что-то хотели мне сказать, что-то важное, кажется…

— Да, профессор. — Я затянулся сигаретой и отхлебнул глоток выдохшегося пива.

С улицы доносились гудки автомобилей и ритмичный гул.

— Я хочу записаться в отряд добровольных колонистов. Вы мне поможете?

— Вы? — Он удивленно вскинул брови. — Но ваша диссертация! Молодой человек?! Вы собираетесь все бросить? Это истерика!

— Да, то, что я бросаю, это и есть истерика… — Я выдохнул, и легкие мои опустошились…

Мне грезились красно-черные скалы, которые я видел сейчас и не понимал — зачем?

Сквозь черты лица седовласого бородатого мужчины проступило, как в «фотоморфинге», лицо кареглазого и щекастого Джованни.

— Я не знал, как быть! — сказал он, разведя руками. — Он попросил меня, но что я мог???

Я помотал головой и зажмурил глаза. Когда мне перестанет видеться всякая хрень?

Я огляделся вокруг, почувствовав нелепость выражения «попасть с небес на землю»…

Я вспомнил, что в этой суете и мелких неприятностях совсем забыл отдать Дроновой листок со стихами: теперь-то уж точно можно это сделать, да и обещал же я. Листок этот уже никому больше не интересен, он свою роль исполнил.

Я чуть отстал.

— Вот, прошу, пани. — Я протянул Дроновой листок, извлеченный из кармана комбеза. — Извиняюсь, что немного помял, пока бегал.

— Ничего, пустяки. — Она кивнула, посмотрев на меня с неким уважением, которого не было раньше. — Главное — мы вернули мою вещь. Вы — человек слова.

— Стараюсь по мере сил. — Я отвесил легкий полупоклон и пришпорил дромадера.

Сложная ситуация складывалась — не люблю я ждать происшествий, а уж тем более всяких знамений. Надо опередить противника на ход вперед. Надо во всем разобраться спокойно, без суеты. Вот, к примеру, аномалии — они любят военные объекты, кого хочешь спроси: возле любой базы, мало-мальски серьезной, глюкомани навалом. Иногда пропадают на пару месяцев, но можешь быть уверен — вернутся, как пить дать! А вот вулкан Олимп в этом отношении место относительно спокойное, по слухам. Вот где реально навалом глюков — так это по периметру кратера Эллада, совсем в другом полушарии. Места там гиблые, малоизученные. Азимутальное сечение кратера Эллада показывает, что в нем мог бы целиком поместиться Эверест — самая высокая земная гора. Диаметр кратера на поверхности Марса составляет порядка четырех тысяч километров, а в глубине уменьшается примерно до полутора тысяч. По отношению к длине окружности планеты это немалые величины. Кратер окружен выбросами породы, делающими его похожим на воронку от взрыва и занимающими почти все южное полушарие планеты. Его масштабы не оставляют сомнений в том, что в прошлом Марс столкнулся с небольшим астероидом, каких много в Солнечной системе. Главная достопримечательность в его окрестностях — это редкие на Марсе озера, названные Великими, по аналогии с земными. Вода в них соленая и, по слухам, целебная: туда паладины еще могут пропустить, но не дай бог рыпнуться в сторону… Про кратер этот столько вообще слухов и сплетен ходит, не дай бог! По его северной оконечности очень много брошенных военных объектов, засекреченных и не сильно. Их в Первую Волну еще строили, хотели в кратер кислорода накачать. Он такой огромный и глубокий, что атмосферное давление там выше и гравитация под кратером гораздо сильнее. Эта гравитационная аномалия известна как «маскон». Условия можно было создать очень близкие к земным.

В кратере планировалось организовать первое крупное поселение. Что-то не сложилось у военных. Говорят, из-за того, что в районе кратера навалом аномалий. И Охотники туда редко суются. Снаряжались раньше целые экспедиции, даже разные кланы объединялись: уж больно там техники всякой редкой было много, а кто с приветом — тот мог и таинственное «Зеркало» поискать. Да вот только много там народу полегло — и глюки, и автоматика с роботами очень злая: там-то таких шагающих болванов чуть не батальоны гуляют, и паладины местные совсем без башки, фиг с ними договоришься: ценник такой задирают, что смысла туда нос совать вообще нету. А в самом кратере делать тоже нечего — там на большой глубине какие-то хлорные газы выделяются из почвы, живое отсутствует напрочь. Странно, что у нас тур не туда… Вообще в долине Маринера тоже глюков тонна. Нет, не понимаю я в жизни ни хрена. Чего там эти спецагенты на этом Олимпе хотят увидеть интересного? А главное, Ирина! Ее нужно беречь как пресловутую зеницу ока. Она и без всяких шпионских страстей умеет найти неприятности.

Может, вот о чем подумать: в разведке многое устроено по киношной схеме, схеме моделирования реальности под себя… Примем эту схему: есть продюсер, есть сценарист и есть режиссер — они управляют артистами на площадке… площадка — это Марс. Режиссер должен иметь связь с артистами, очень хорошую связь — на случай, если те забудут роли или пойдет что-то не так, заменить хотя бы артиста дублером… Каким бы суперменом ни был разведчик, но операция, как я предполагаю, очень важная, а Марс богат на сюрпризы. А как можно наладить оперативную связь с Землей, если световой сигнал идет до Марса от трех до двадцати двух минут? Спутник-ретранслятор? Конечно, это выход, но сигнал потеряется, если Марс и Земля будут по разные стороны Солнца, а сейчас и есть не самая благоприятная ситуация для передачи сигнала. Да и контроля над ситуацией терять нельзя. Тогда как? Режиссер обычно сидит за сценой и наблюдает за работой артистов… а продюсер и сценарист находятся в офисе студии…

Так… помощник кукловода должен болтаться на орбите! Должен быть какой-то оперативный штаб! И не на Марсе, иначе им пришлось бы и вправду летать за нами на бронированном вертолете или ездить на танке. А на орбите очень удобно — там много всякого крутится: от станции и дрейфующих резервных шаттлов до спутников связи и исследовательских модулей. И я даже знаю, как этот факт можно проверить! Есть у меня в городе один знакомый, мерзкий, скажем так, тип. У него на станции есть подельник, с которым он работает как информатор, и думаю, не он один: эти подонки собирают по Марсу информацию о возможных вооруженных конфликтах и передают на станцию — этому, с позволения сказать, человеку. А тот во время своих дежурств наводит телескопы с видеоаппаратурой на место сражений и транслирует по шифрованному каналу на Землю, где третья группа подонков по платному спутниковому телевидению устраивает кровавый тотализатор, делает ставки на разные кланы или просто на участников любой заварушки (наверняка и меня снимали много раз). Знают об этом немногие, прямо скажем, единицы… я узнал случайно от одного прижмуренного ублюдка, с которым вместе ходил брать заброшенную военную базу. Я был тогда еще стажером у Охотников-марсиан, которые почитались как полубоги. Это были люди, родившиеся и выросшие на Марсе.

Мы попали тогда под шквальный огонь автоматических турелей: сигнализация сработала. Я шел впереди, как новичок, типа пушечное мясо, но успел проскочить линию огня и даже смог найти в горячке силовой кабель, идущий к сервоприводам автомата заряжения, и перепилить его штык-ножом, который чуть не разорвало в моих руках от силы тока. Стрельба через пару минут утихла. Но были раненые из группы. Этого матерого Охотника все называли Голландец — не знаю почему: на вид он был похож больше на индуса или полинезийца. Может, потому что у него была привычка жевать табак? Он был марсианином, и относились к нему уважительно.

Я первый подбежал к нему, когда стихли выстрелы: несчастный лежал с простреленной головой. Пуля прошла сквозь висок и вышла в макушку, выходное отверстие было ужасным: просто кровавая дыра с кулак. Пробитый шлем, забрызганный изнутри кровью, валялся рядом. Я подавил приступ тошноты, вколол ему трамадол[16] из шприц-тюбика, что-то обезболивающее — и начал делать перевязку.

Он как-то вымученно улыбнулся, застонал и прошептал тихим голосом:

— Брось меня, сынок: я уже жратва церберов, я знаю… — Голландец тяжело закашлялся, и лицо его исказила гримаса боли. — …Обещай мне выполнить мою просьбу… очень важно, Странный, я людей подведу, важных людей… Только не болтай понапрасну… дело выгодное… будешь вместо меня бабки грести… Возьми в моем кармане внутри комбеза мини-диск. Будешь в Персеполисе — передай Жирному Тэдди из бара «Лунная Дорога». Он тебе девайсов отсыплет нормально… только сразу… послезавтра, до третьего Фобоса… Не подведешь… Странный?..

Ох и не хотел я ему помогать: он-то и послал меня под пулеметный огонь, да и вообще слухи про него всякие ходили. Но я решил, что не в правилах чести Охотников Марса (про которые мне все уши прожужжали старшие наставники, хоть сами частенько от них и отклонялись) послать этого полупокойника ко всем марсианским чертям — он умирал страшной, мучительной смертью, а смертей я тогда видел еще не так много. И я кивнул. Я взял его мини-диск, а он окочурился прямо на моих глазах, пустив изо рта пенную слюну и конвульсивно вздрогнув. После этого я все-таки проблевался на эти треклятые пески. Подбежавшие Охотники даже не взглянули на труп: они торопились забраться в бункер, а оттуда в ангар, поглядеть — ради чего мы сейчас мылись в свинцовом душе. Чисто из мальчишеского любопытства я вставил мини-диск в свой КПК и нашел на нем один-единственный текстовой файл, в котором была короткая фраза: «Клан Готлиба и клан Мэнсона, 49,68' N, 118,00' Е. УТОПИЯ».

Я удивился и ничего не понял — это были координаты долины Утопия, имена этих кланов мне ни о чем не говорили. Что-то я слышал разве про клан Мэнсона: поговаривали, будто это какие-то отморозки-сатанисты, которые совершают ритуальные убийства, но как-то мало в это мне тогда верилось.

После разграбления базы мы возвращались с богатой добычей, и все были страшно довольны, несмотря на то что погиб еще один Охотник, который, пытаясь пройти в реакторный отсек базы, активировал сигнализацию, и беднягу в четырех местах рассекло лазерным заслоном. Гордостью нашего рейда был свежий, расконсервированный армейский БТР, на котором мы тогда и возвращались в город, привязав верблюдов к ручкам задних люков. Ехали не торопясь.

Приехав в город, я зашел в указанный мне бар. Ко мне подскочил вертлявый и сухопарый официант, с болезненным блеском в глазах, с маленькими зрачками, сильно напоминающий наркошу, мексиканского происхождения, и спросил, чего я желаю из услуг бара. Я позвал Жирного Тэдди. Он принял у меня мой пистолет и автомат с гранатами и, заботливо спрятав это в огромный оружейный сейф в зарешеченной нише и выдав мне номерок, скрылся в недрах барных коридоров.

Тэдди и вправду был очень жирным и усатым, как таракан. Он окинул меня беглым взглядом и сказал, что он меня не знает и чтобы я убирался ко всем паладинам в казарму. Я сказал, что меня прислал Голландец, а сам он, мол, прижмурился на рейде.

Это возымело свое действие. Тэдди позвал меня в офис бара — судя по всему, он был тут хозяин. Кабинет, по марсианским меркам, был обставлен роскошно: позолоченная люстра с неоновыми свечами, мониторная стойка на шесть экранов, через которую можно было видеть все, что происходит в баре и вокруг него, бюро красного дерева — такое я видел последний раз только на Земле, висящие по стенам автоматические винтовки и карабины с сочащимся из деталей оружейным маслом и над креслом хозяина чучело головы огромной крысы-мутанта. А самое уникальное — настоящий робот-андроид из геологоразведочной серии с агрегатами для бурения, включая небольшой лазер с кожухами анализаторов минералов. Он выглядел как древние рыцарские доспехи в замках зажиточных князей прошлого. Я такого один раз только видел, и то на базе, во время инструктажа.

Молча Жирный Тэдди жестом посадил меня за стол, сел и молча протянул руку. Я передал ему мини-диск. Он так же, в полном молчании, сунул его в компьютер. Потом удовлетворенно крякнул и ударил себя рукой по колену. Он был мне неприятен с самой первой секунды нашей встречи. Но я старался изо всех сил косить под простачка, потому что уже тогда мне часто говорили, что мои настроения и эмоции заметно влияют на окружающих людей.

— Молоток Голландец, мир его костям. — Он обернулся ко мне. — Как звать? — повелительно спросил.

— Странный, — ответил я спокойно.

— С-т-р-а-н-н-ы-й, — медленно причмокивая, задумчиво произнес он, словно пробуя мою кличку на вкус. — И очень ты странный?

— Порядком, — ответил я вежливо, хотя он начинал меня раздражать.

— Вот что, Странный, — сказал он, нахмурясь, — есть тебе одно деловое предложение, от которого нельзя отказаться, но вот один вопрос у меня к тебе: ты не из болтливых? Любишь языком чесать на пьяных тусовках?

— Обожаю, — ответил я, — особенно анекдоты про президента Марса.

— Просто вот тут какое дело, — вновь задумчиво нахмурился Тэдди. — Если проболтаешься, тебе и язык отрежут, и яйца — на всякий случай, чтобы не мешали. Улавливаешь суть проблемы?

— Без языка — еще ладно, — я начинал злиться, — а вот яйца я бы оставил себе. И вообще — я на Голландца не работаю, улавливаешь суть проблемы, Жирный Тэдди?

— Ну, покидай понтов, покидай. — Он оскалил свою жирную морду в ухмылке, а усы раздвинулись в стороны, как ворота в преисподнюю — тоненькие такие ворота. — Я просто тебя по-дружески предупреждаю: ты оказал мне услугу — и я окажу тебе.

— Тэдди. — Я старался, чтоб мой голос звучал убедительно. — Я тоже абсолютно по-дружески информирую: Голландец перед смертью просил передать диск меня, потому что я просто оказался рядом с ним, когда он умирал. Уж не знаю почему, но я не отказал умирающему марсианину. Вот диск — а вот я, и надо сказать, у меня своих дел выше Олимпа.

Я встал с обшарпанного кресла, давая понять, что аудиенция окончена.

— Ладно, щенок, зелен ты еще во взрослые игры играть — вижу… Вали отсюда, сам придешь, когда вырастешь. — Его лицо исказила неприязненная гримаса.

Я вышел, приложив некоторое усилие, чтобы звук закрываемой двери был как можно громче…

Не пройдя и полквартала мимо убогих домишек из дюралевых контейнеров и некрашеных прессованных песчаных блоков, я почувствовал, как меня кто-то тронул за плечо. Я стал оборачиваться, одновременно сбрасывая с плеча автомат, снимая его с предохранителя и передергивая затвор.

Фигура человека сзади метнулась в сторону.

— Спокойней, амиго! — услышал испуганный гортанный возглас.

Это был вертлявый официант-мексиканец, который только что возвращал мое оружие при выходе.

— Не надо стрелять! Я просто сказать тебе хочу… Ты с Голландцем другом был?

— Да пошел он в задницу, ваш Голландец! — не выдержал я. — Клал я на него с высоких орбит! И жлобу этому передай…

Неожиданно и как-то не к месту мексиканец лукаво усмехнулся.

— Хорошо, — удовлетворенно сказал он.

— Чего хорошего? — опешил я, явно не понимая, в чем дело.

— Хорошо, что ты не был другом этого лишайного койота, — сплюнув на камни при этих словах, сказал он. — Большой Тэдд держался за него как Охотник за девайс, понимаешь? А по мне, так лучше Голландцу там, где он сейчас.

Я продолжал держать автомат за рукоять и со снятым предохранителем, только стволом к земле.

Мексиканец протянул мне узловатую тощую загорелую руку. Она слегка дрожала.

— Диего Хлопотун, — произнес он с таким видом, будто мне это должно было все объяснить.

— А я — Странный, просто Странный, — ответил я, пожимая ему руку и сам себе удивляясь: полминуты назад я хотел ему заехать по морде прикладом и хорошенько приложить об уличные камни.

— Ты замочил эту гниду? — спросил Диего, приятельски улыбаясь.

— Да нет, — ответил я, слегка устыдившись на мгновение, что я не только не замочил эту гниду, но и пытался ее перевязать, — он под шальную пулю попал, от охранной турели.

— И так тоже неплохо, — вновь улыбнулся этот тип, сверкнув влажными глазами и странно дернув шеей. — Я вот тебе что хочу сказать, — заговорил он быстро, словно боялся подавиться словами. — Голландец был очень, очень нехороший человек, и Большой Тэдд тоже очень нехороший, но без Голландца Тэдду придется трудно, Голландец хорошо работал. Помоги мне, поработай пока за Голландца, Диего в долгу не останется. А потом Диего уберет Тэдда и будет сам контролировать город, и в городе будет порядок…

— Как это простой официант, или, может, ты бармен, но не суть… — Я, усмехнувшись, закурил. — Как ты собираешься прибрать к рукам Персеполис?

— Все дела Тэдда проходят через Диего. — Он загадочно улыбнулся. — Тэдд без Диего не сможет. Он думает, Диего его до смерти боится… Но Диего просто ждет…

— Это хорошо. — Я похлопал его по плечу. — Ты молодец, Диего! Таких, как этот колбасный цех, надо давить, как чирьи. Но ваши разборки — не мои разборки, понимаешь, Диего-амиго? Я вообще, как бы это сказать… не местный я. Я из долины Маринера, у меня там клан.

— Но ты можешь помочь хотя бы? — Он с мольбой сложил руки на груди. — Я тебе открою секрет, а ты его не разболтаешь?

Диего прищурился, и взгляд у него стал совсем водянистый.

— Не люблю я этих тайн… — вздохнул я. — Меньше знаешь — крепче спишь. Так, кажется, говаривали в старину?

— Диего говорит это тебе для того, чтобы, если со мной что-то случится, ты мог бы раздавить эту крысу…

Я понял, что из-за своей угловатой честности в соблюдении мнимых законов Охотничьего братства я попался на уловку, чего на Марсе делать вообще нельзя, и не Голландец меня подставил, а я подставил себя же. Плюнуть и уйти? Можно, но я тут новенький. Окажись я через месяц, к примеру, возле Персеполиса с проникающим ранением в грудь? Или переломом бедра? И что? Меня могут оставить умирать на песке или пристрелить, чтобы не мучился. Черт! Ведь знал же с самого начала, что Голландец — падаль!.. Ладно… Диего хоть и торчок, но вроде адекватный.

— Хорошо, — сказал я, стиснув зубы и закинув перещелкнутый на предохранитель автомат, — чем смогу — помогу, Диего.

— Так вот… — Он вновь затараторил со своим смешным акцентом. — Это я тебе говорю на случай, если с Диего произойдет что-то нехорошее… У Тэдца много бизнеса, разного бизнеса, но самый прибыльный и крутой — это тотализатор боев. Люди ходят по пустыне, люди ругаются из-за территории, ссорятся, отбирают девайсы. Потом мужчины их кланов собираются вместе, чтобы показать, кто из них сильнее, и идут на войну. Кто победит — бах! бах!

Диего показал, как стреляют из автоматов мужчины кланов.

— Они думают: мы постреляли мужчин из другого клана! Мы победили! — Он опять сверкнул своими сумасшедшими глазами. — Но они не победили. Победил Жирный Тэдд и забрал себе много денег. В небе летает большой корабль, там сидит друг Тэдда. Он снимает на камеру, как дерутся люди, убивают себя, — и показывает это за деньги там, на Земле. Понимаешь? Очень много эргов и девайсов привозят за это на транспорте оттуда.

И Диего неопределенно махнул рукой куда-то на небо.

— А таких, как Голландец, много, они собирают слухи и сплетни — кто хочет напасть на кого… Но Голландец еще хуже: он мог сделать плохо одному клану, а сказать, что это сделал другой клан, понимаешь? Так мог всех ловко обдурить, что люди шли стрелять друг в друга просто так, а плохие койоты получали деньги из телевизора — как за бокс или джек-пот. Понимаешь? Голландец узнавал координаты места, и большой корабль поворачивал туда камеру, и они это показывали за деньги…

— Да… — протянул я, впервые за долгое время пораженный таким изощренным человеческим цинизмом. — Хреново у вас тут, ребята. Прям как в одном кино…

— Да, кино… — быстро закивал Диего. — Но все по-настоящему. Ты ведь честный амиго, ты не захотел работать на Тэдда, хоть и не знал, что делал Голландец, но тебе сказало сердце: Странный, не прыгай в выгребную яму. Если со мной что-то случится плохое — расскажи об этом всем, расскажи паладинам, Охотникам, передай на большой корабль…

— Кто мне поверит? — Я пожал плечами: Диего прослушивал наш разговор с Жирным Тэдди и услышал, что я отказался на него работать, — ловкий малый!

— Возьми, — он вынул из своего засаленного халата небольшую стопку мини-дисков, — здесь отмечены места сражений, но число везде стоит раньше, чем люди воевали, понимаешь?

Он опять задергал шеей, и мне показалось, что даже уши на его бритой голове зашевелились: наверное, у него невралгия от стимуляторов уже.

— Все, мне пора. — Он засуетился больше прежнего. — Помоги Диего — и он не забудет тебя!

И он исчез…

Было это два с чем-то года назад — по марсианским меркам, почти сразу после моего прилета сюда. Тягостное впечатление оставила эта история, хотя ничего страшного и не случилось. Просто с тех пор у меня иногда появлялось ощущение, что за мной пристально наблюдают. Несколько боев после этого я не мог сосредоточиться, и многие думали, что парень, мол, пал духом и Марс его уже поломал… Но не тут-то было: мне удалось по максимуму запретить себе думать об этой истории.

Обещания я своего так пока и не исполнил, потому что не был давно в этих местах и не знал — случилось что-нибудь с Диего или нет?

Да и не догадывался я, кому я могу отдать эту тайну, учитывая то, что здесь всем на всех и вся наплевать и каждый думает в основном о себе.

Паладины если вообще меня и слушали, то отвечали, что станция там, а они здесь, поэтому помочь не смогут никак, хотя дерьмо тот мужик, конечно.

Я пытался даже говорить об этом с парой отчаянных и неглупых Охотников, но они качали головой и говорили, что у каждого свой бизнес, и вооруженные столкновения на Марсе — это пока неизбежность, и что если кто-то может извлечь из этого выгоду, ну что же, он ведь не годится больше ни для чего, пускай…

В общем, со своим идеализмом Диего меня и тогда очень удивил. А главное, как это сочеталось в нем с качествами дельца и правой руки Жирного Тэдди — я никак не мог понять… Вот такой загадочный латинос! Может, это у него от наркотиков такая противоречивая натура образовалась? Все может быть.

Так вот, я собирался сейчас, как доберемся до Персеполиса, навестить Диего, узнать — как он, и попытаться выяснить через человека на станции весь список орбитальных спутниковых высот, какие кем заняты, и пораскинуть мозгами, кто может быть засланцем, контролирующим нашу ситуацию. Не так уж много на марсианской орбите аппаратов больше спутника, и спрятаться там негде… А Диего был неглуп, относился ко мне вроде нормально, и у него имелись зачатки совести и, главное, доступ к информации!

Из задумчивости и бездны воспоминаний меня вывел глава клана Харлей. Он подъехал ко мне почти вплотную. Его бык был ниже моего дромадера, поэтому глядел он снизу вверх.

— Вот будет наш поселок — мы хотим, чтобы вы пришли на нашу тусовку, у нас будет хороший праздник, слышит Великий Гребень мои слова!

Черт, подумалось мне, от них теперь не отвяжешься: по негласному закону, отвергнуть гостеприимство дружественного клана — это очень невежливо, может до драки дойти, к тому же они участвовали в нашем спасении от танка. Да… вариантов нет — почти половиной ночного маршрута придется пожертвовать ради соблюдения приличий.

Я попытался искренне улыбнуться:

— Охотники Марса и их спутники будут рады разделить с вами ваш праздник!

— Это большой кайф для нас — тусить у себя храбрых воинов и людей с Земли!

А он не дурак, этот Харлей: смекнул с полувзгляда, что с нами не местные. Надо быть с ним повнимательнее тоже…

Он пришпорил быка и поехал догонять свое факельное шествие, которое сворачивало в сторону небольшого ущелья, врезавшегося в плоскогорье и напоминавшего промоину древней реки. Только бы недалеко они жили…

— Йорген, — сказал я в шлемофон, — нас пригласили на танцы. Ты пойдешь?

— Не знаю! — заорал Йорген в наушники, аж в ушах зазвенело: боже, я совсем забыл, что его контузило! — Я спрошу у Сибиллы, — вновь донесся его громогласный голос в наушниках, но я все же успел прикрутить громкость. — Сиб, дорогая, отпустишь меня на танцульки?

— Только со мной за руку. — Сибилла тоже переключилась на мой канал.

— В общем, — сказал я, — как говорят у нас в деревне: фаллоу ми! Андестенд?

— Йес, ай ду, — ответила за него Сибилла.

Я повернул поводья в сторону Ирины. Пора было прервать ее одиночество и плодотворную работу с планшетом.

— Ирина, как вы? — спросил я, подъехав поближе.

— Хорошо, — ответила она ровным голосом.

«Злится», — подумал я. Ну и пускай, ничего плохого я не сделал… И нечего на меня так равнодушно и отстраненно смотреть — еще недавно она смотрела на меня совсем по-другому. Вот не поймешь этих женщин: ты ей нравишься, подходишь к ней, целуешь — а она нос в сторону! Только что под танк чуть не полезла… и теперь: «Хорошо»… Да ну ее, что я в самом деле! Даже от своего планшета не оторвалась!

— Извините, что отвлек. — Я пришпорил дромадера.

— Ничего, не страшно, — рассеянно произнесла она.

Да что она о себе в конце концов возомнила? Не хочет разговаривать — не надо!

— Вы какой-то задумчивый всю дорогу, — внезапно обратилась ко мне вослед Ирина.

Вот тебе раз! Это я, значит, задумчивый! А она, можно подумать, едет и травит анекдоты!

Я придержал поводья.

— Да вот… — произнес я слегка растерянно. — У меня из головы не выходит это дело, и я продумываю разные варианты…

— Интересно, — сказала она, — поделитесь мыслями? Вы так увлекательно рассказываете…

— Конечно, поделюсь, — сказал я, в тысячный раз поражаясь ее непредсказуемости. — К тому же наш маршрут на сегодня оканчивается…

— Почему? — Из-под шлема было видно, как она удивленно вскинула брови.

— Потому что наши провожатые пригласили нас в свой поселок на праздник, — ответил я, — а отказывать в таких случаях не принято.

— Так это же так интересно! — воскликнула Ирина, сверкнув глазами в свете нашлемных фонарей. — Я с удовольствием посмотрела бы на их жизнь, на их… как бы это выразиться… повадки… нет… ну, праздник — отражение быта.

Я улыбнулся:

— Не думаю, что вам понравится: грязь, нищета, дикость. Что, вы думаете, мы сможем увидеть в поселении этих несчастных дикарей? Или вы увлекаетесь этнографией?

— Не то чтобы увлекаюсь, — произнесла она задумчиво, — просто это, наверное, тяга ко всему необычному. Так что вам пришло в голову, пока я пыталась прийти в себя после этой жуткой сцены с танком?

Мне показалось, нечто похожее на упрек просквозило в ее интонациях. Ну как вам это нравится? Я ехал и дулся, что она не разговаривает со мной, а она ехала и дулась, что я не разговариваю с ней… Да уж — поотвык ты, Странноватый, общаться с женщинами, а вот с такими — даже и не привыкал.

— Простите. — Я отвесил галантный полупоклон. — Я настолько углубился в размышления, что невольно отвлекся. Вы чувствуете себя нормально?

— Теперь — да. — Она слегка улыбнулась. — Ну не томите…

— Я пришел к выводу, что у нашего «крота» есть на орбите, там, — я зачем-то махнул рукой в небо, совсем как Диего тогда в городе, — есть группа поддержки. На важное задание нельзя посылать даже опытного разведчика без дублера. Связь с Землей напрямую, с поверхности планеты, почти невозможна. Да и во время обыска на заводе я ничего не нашел. А планетарных передатчиков размером с горошину не бывает. Но резидент должен корректировать свои действия с неким «центром». Вот уже две довольно веские причины, почему на орбите планеты должна быть какая-нибудь посудина для вспомогательных целей. Идею обыкновенного спутника ретрансляции я отмел, так как спутник не придет на помощь, если что, и Марс сейчас не в самой выгодной позиции для связи.

— А вы не думали, что эта группа поддержки под видом каких-нибудь лаборантов или техников может оказаться в числе персонала станции? — спросила Ирина.

Бог мой марсианский! А я и не подумал об этом даже! Ну и умница же она!

— Вряд ли, — ответил я со скептическим видом, закуривая сигарету илихорадочно соображая, что ответить. — В случае экстренной ситуации эти техники должны будут просто угнать со станции шаттл: а это рискованно и не так-то просто. Надо проникнуть в ангар, договориться с диспетчером, заправить ракетоноситель для возвращения: шаттлы ради безопасности стоят с пустыми баками. Потом открыть шлюз, пройти предстартовую подготовку. И не факт, что станция и мы будем в этот момент в одном полушарии. Придется сделать минимум полвитка по орбите — а реагировать надо оперативно, иначе важная операция, в которую наверняка вбухана уйма бабок, провалится, к примеру.

— Ну, убедили, — сдалась Ирина. — А как вам кажется?

— Я бы на их месте прислал на орбиту какой-нибудь научный корабль, типа для новой программы изучения Марса и его аномалий, а для оперативности имел бы на борту парочку субатмосферных истребителей. Корабль меньше станции и более мобилен, а истребители превосходят шаттлы по скорости во много раз. Если нужно срочно сбросить на Марс дублера или поддержку в виде небольшого отряда — отстрелил от истребителя парашютную капсулу, и даже приземляться на планету не надо. А тяготение маленькое, и топлива много не истратишь. По-моему, это оптимальный вариант для мобильной переброски живой силы. Да и сами истребители — хорошая огневая поддержка с воздуха.

Ирина смотрела на меня с искренним восхищением, а я, гордый как индюк, чувствовал, что импровизация — это моя сильная сторона.

— Да… — протянула Ирина. — Да вы стратег.

— Ну, — скромно улыбнулся я, — без этого здесь нельзя.

— А как вы собираетесь это проверить, будучи здесь, внизу? — Она махнула рукой вниз, словно копируя мой предыдущий жест, но с точностью до наоборот.

— Есть у меня в Персеполисе один человек, — сказал я загадочно, — у него связи на станции.

— Обалдеть! — Ирина была поражена. — Везде связи у вас!

— И без этого тут не обойтись, — сказал я назидательно.

— Ну хорошо. — Ирина внимательно посмотрела на меня. — Если мы найдем корабль группы поддержки, что это нам даст?

Вот к этому вопросу я оказался совсем не готов! А действительно? И что мы будем с этим делать? Найдем на заброшенной военной базе ракету класса «земля — космос» и долбанем по врагу? Да… очень смешно… Или свяжемся со станцией и попросим выпустить по научному кораблю пару ракет, потому что твердо уверены: там находятся плохие парни? С Ириной расслабляться нельзя: она видит и чувствует многое, и эта ее эмпатия чем-то сродни моему чувству опасности.

— Ну как же! — Я сделал удивленное лицо: надо было выкручиваться. — Во-первых, это лишнее косвенное доказательство присутствия среди нас «чужого». А вдруг Лайла или Аида — одна из бывших любовниц Джованни, которые решили ему отомстить за то, что он их бросил, а стихи — бред воспаленного воображения итальянца, который слишком много времени уделял глюкам? Это, конечно, маловероятно, но прямых доказательств разведигр у нас пока нет, кроме вашего мужа.

— Логично, — подтвердила Ирина, и на моей душе потеплело.

— Во-вторых, — продолжил я, — в городе я хочу прикупить аппаратуру спутникового слежения, чтобы ориентироваться, где в какой момент находится корабль, — это может косвенно предупредить о нападении.

— Вы очень предусмотрительный человек. — Ирина вновь смотрела на меня как-то по-особенному. — Таким и должен быть настоящий мужчина, как мне кажется.

Мне показалось, что моя довольная физиономия осветила марсианскую ночь на десятки метров вокруг: эта девушка заставляет меня соображать за считаные секунды! Даже моя мама не могла от меня добиться таких результатов!

— Я просто беспокоюсь о нас… в смысле, о группе… — Я начинал чувствовать себя неловко.

— Я понимаю, — кивнула Ирина, — это ваша работа.

— Нет, — вдруг сказал я, — это уже больше, чем просто моя работа…

— Вы имеете в виду, что никогда не сталкивались с такими происшествиями? — каким-то настороженным тоном спросила она.

— Я имею в виду, что никогда не сталкивался с такими странными гидами. — Я резко дал дромадеру шпоры.

— Вы, между прочим, тоже странный, — услышал я вслед себе не то констатацию факта, не то оценку моего характера…

Нашу процессию уже обступили стены скал: мы въехали в ущелье. Эхом отражались от камней голоса людей и фырканье животных. От охотников клана шуму было больше, чем от всей нашей группы, хотя туристы тоже болтали. Клан подъезжал к дому, поэтому их настрой повышался с каждым километром.

Вот ущелье стало поворачивать вправо. С гор подул прохладный ветер с мелкими песчинками, а на небе встретились две луны: Фобос с запада и Деймос с востока.

Факелы красиво подсвечивали скальный рельеф, камни и выступы отбрасывали причудливые пляшущие тени.

И вдруг впереди послышался клекот гарпии! Я встрепенулся, сжав ладони на рукоятке автомата.

Затем клекот повторился, но уже с более низким тембром, за поворотом зажглось четыре огонька. Я понял: это нас встречали дозорные клана, и клекот гарпии — это условный сигнал их часовых. Да… интересно тут у них…

Завернув за скалу, мы увидели стоящее в самом узком месте ущелья некое подобие забора, которое по большей части состояло из ржавого грузовика без колес и стекол. Он был изящно декорирован дюралевыми контейнерами и металлическими листами, принадлежавшими когда-то обшивке всевозможной техники: дверцы машин, люки бэтээров, спецназовские щиты, как у Харлея. Теперь я понял, куда они приспособят бронеплиты, снятые с танка. Над грузовиком возвышалась невесть откуда приволоченная стрела с монтажной люлькой, предназначенная под охранную вышку. В люльке сидел здоровенный детина в черной коже, облокотившись на настоящий станковый пулемет, — до нынешнего рейда, видимо, жемчужину коллекции арсенала клана Харлея.

Мы приблизились к забору, послышались голоса: охотники клана переговаривались с теми, кто был за стеной. Затем стали отодвигаться небольшие ворота, состоявшие из стенки транспортного контейнера и автомобильных колес.

Мы въехали на территорию поселка. Ущелье за забором заметно расширялось: на скалах были видны аккуратные срезы уступов, рваные края некоторых сколов были отмечены аккуратными полукруглыми отверстиями или ровными бороздами — по всей вероятности, это место раньше было каменным карьером, и здесь велась добыча камня. Этим удачным обстоятельством и воспользовался клан, получив удобную и защищенную естественным образом территорию. А территория была немаленькой. По краям котлована притулились дома из самых разнообразных материалов, в которых изобиловали транспортные контейнеры, автофургоны и ящики. Возле восточной стены котлована стоял заржавленный экскаватор, упершийся стрелой без ковша в груду камней. Изредка попадались дома, сложенные из камня. На каждой крыше жилых строений были бортики, до краев засыпанные песком, — минимальная защита от радиации. Кое-где из земли торчали некие сооружения по метру в высоту, с огромными рычагами, напоминающие водяные насосы: в некоторых местах на Марсе сильны были грунтовые воды, тогда как в виде рек или озер вода была редкостью. Справа располагались просторные загоны для скота, что-то похожее на кладбище, а слева огороды и палисадники и что-то напоминавшее парники: укрытая от сильных пустынных ветров, земля справлялась с такой непростой на Марсе задачей, как выращивание растений. Почва на Марсе имела рН-фактор 8–9 и содержала, как выяснилось, магний, натрий, калий и хлориды. На Земле тоже можно было найти подобный тип почвы повсеместно. На ближайшей делянке красовались огромные бело-зеленые диски патиссонов. Некоторые крупные отверстия в скалах использовались под некие склады, к которым примыкало два ветхих небольших заводских корпуса с трубой, — вероятно, еще тех времен, когда здесь велась разработка камня.

По поселку стекались к прибывшим люди: женщины, закутанные в пледы и в каких-то балахонах, мужчины, одетые так же пестро, как наши провожатые. Некоторые были откровенно пьяны и плохо держались на ногах, но таких было мало — вероятно, это скучающие Охотники, ждущие своего рейда в пустыню. Раздался громогласный хриплый лай церберов, которых я вначале не разглядел, — эти одомашненные твари сидели на цепях возле входов в пещеры-склады. Некоторые туристы от неожиданности вздрогнули. Где-то пропел разбуженный петух, и его крик отразился эхом в котловане. Все это было непривычно даже для меня — около трех месяцев я уже болтаюсь по пустыне и в населенных пунктах не бывал давно, да и негусто их на Марсе.

У меня почему-то появилось ощущение, что мы на огромной строительной или съемочной площадке, — не знаю почему, но редкие прожектора и вереницы ручных фонариков вкупе с суетой и эхом отдающимися звуками создавали ощущение какого-то сложного и многогранного процесса.

В самом центре карьера красовался грубо отесанный камень, на котором стоял настоящий мотоцикл с Земли! И если я не ошибаюсь в модели, то именно его логотип негр Харлей привинтил на рога своего животного! Вот чудные! Где они откопали такой раритет?

Началась разгрузка добычи. К нам подъехал один из амбалов, кажется, Анвар, сопровождавший Харлея, и жестом указал на загоны:

— Туда… там верблюды стоят. — Слова явно давались с трудом этому парню с татуированным лицом, на правой стороне которого было изображено что-то вроде оголенного черепа.

Я тронул поводья и махнул группе рукой. Туристы жадно разглядывали обстановку и людей, а Крис и Аюми — снимали на видео. Дронова что-то зарисовывала с бешеной скоростью в своем альбоме и все время отставала. Музыка, смех, голоса и лязг металла. Я старался аккуратно объезжать праздношатающихся, которые так же откровенно разглядывали нас, как и мы их: оно и понятно, таких крупных партий гостей клан просто так не принимает. Отношения здесь чаще настороженные и враждебные. А Харлей, видно, человек честный и чувствует некую свою вину, что мы попали в переделку, выгодную ему. Видно, не зря его выбрали вождем клана и разрешили носить столько колец.

— На обмен! На обмен! — раздался резкий выкрик.

К Йоргену с Сибиллой подскочил высокий чумазый юноша лет восемнадцати, одетый в жилет из собачьих шкур.

— Трансформатор есть? Три фазы? Есть? — затораторил он. — Вниз, чтобы ниже делал? Есть?

— Нет, — лениво отмахнулся Йорген, — стабилизатор вот есть, феррорезонаторный, двести восемьдесят ватт, на патроны сменяю…

Загон состоял из восьми железных трубок с натянутой между ними проволокой. Сверху был небольшой навес, слегка присыпанный песком.

— Паркуемся, — крикнул я так, чтобы меня услышали в группе, — треножьте, раздавайте корм и не расходитесь. Это приказ.

Ирина стала ориентировать туристов, в каком порядке заезжать в загон, чтобы не было путаницы.

Полковник ехал с расстегнутой кобурой на бедре и настороженным лицом, Аурелиано — с брезгливой усмешкой, а Азиз — с широкой улыбкой…

В общем, поминутно озираясь и переговариваясь шепотом, туристы слезали со своих дромадеров.

Харлей со своей свитой уже спешились и подошли ко мне. Они предложили группе пройти в барак, заменяющий в поселке некий вариант банкетного зала, а проще говоря — общей столовой.

Там нам указали на запертую дверь некой кладовой и сказали, что туда мы можем сложить наше оружие, которое нам не понадобится на территории поселка. К тому же здесь нам и спать, поэтому мы сами и будем охранять свое добро.

Барак изнутри представлял собой просторное помещение, составленное из двух контейнеров, с пристройкой из песчаных блоков — скорее всего, местного производства. В ней-то и была отгорожена кладовая, а сама пристройка выполняла роль некой бытовки с электрической плиткой на тумбе и обшарпанным холодильником земного производства, который безбожно тарахтел своим обветшалым компрессором. Напротив располагались шесть коек и умывальник с бачком для воды, склепанным из оцинкованного железа.

В самом зале стоял длинный стол, сложенный из ящиков и накрытый кусками пластика, а небольшие коробки и контейнеры служили скамьями и стульями. Кучки старой ветоши, чем-то набитые изнутри, заменяли подушки для сидения (я вспомнил крик петуха и понял чем). Стены были размалеваны разными граффити, иногда довольно мастерски выполненными.

Мы сбросили рюкзаки в бытовке, сложили оружие в кладовую, после чего Харлей велел ждать здесь и удалился…

— Не нравится мне все это, — подал голос Аурелиано, — они нас того… не съедят на ужин? Какие-то они не очень вменяемые ребята.

— Спокойно, — я поднял руку, — они вполне мирно настроены, главное, чтобы мы все вели себя аккуратно и особо с ними не спорили и не лезли с общением. Помните, что мы в гостях.

Я внимательно посмотрел на Йоргена, который опять хотел положить ноги на стол, и он сделал вид, что почесывает под коленом: Йорген после контузии стал определенно меня радовать, но я знал — это до той поры, пока не встрепенется вновь его марсианское нутро. Сибилла в этом смысле просто разумнее.

— А зачем мы вообще приехали в гости к этим люди? — слегка запинаясь, спросила Аюми.

— Отказывать в пустыне людям, которые тебе помогли, пусть и в своих целях, не принято, — ответила за меня Сибилла.

— А вы уверены, что они нам ничего не сделают? — с некой нервической интонацией в голосе спросила Дронова.

— Уверенным здесь быть нельзя ни в чем! — громко сказал контуженый Йорген.

В глазах женщин мелькнул ужас…

Я решил поработать переводчиком.

— Охотник Йорген хотел сказать, — я выступил на шаг вперед, — что, если соблюдать осторожность и спокойствие, с нами ничего ужасного не случится — правда, Йорген?

— Ну да, — кивнул тот с лицом, озаренным светом истины. — Я и говорю: мы вас в обиду не дадим!

Сибилла закатила глаза к потолку и тяжело вздохнула.

— А вы с ними раньше уже встречались? — осторожно поинтересовалась Лайла.

— Конечно, — я беззаботно улыбнулся, — на Марсе много подобных кланов.

— Давайте распакуем вещи, — сказала Сибилла, — и перекусим с дороги.

— Да, — поддержала Ирина, — надо поесть с дороги и после стольких переживаний.

Туристы зашевелились.

— А я не хочу есть, — сказала Дронова, — я когда нервничаю, у меня начисто пропадает аппетит…

— Везет вам, — ответила Лайла, — а у меня, наоборот, просыпается, потом приходится сидеть на диетах…

У входа в столовую раздались шаги, и в помещение вошли четверо девушек клана с подносами в руках, на которых стояли тарелки с какой-то едой. От тарелок шел пар. Девушки поклонились. Вдруг на руке одной из них я случайно заметил татуированную надпись: «Собственность Крэя Бонга». Да, половые взаимоотношения у них первобытные.

Девушки поставили тарелки на стол, и одна из них, по виду самая старшая, с пирсингом по всему лицу, подошла к нашей группе.

— Сейчас будет жратва для вас. Мы угощаем вас нашей хавкой, попробуйте, — произнесла она несколько неуверенно и со странным акцентом, напоминающим команче, близкий к языку шошонов. Оставалось только гадать: как в колониальную экспедицию на Марс могли попасть индейцы.

От снеди в тарелках из дюраля шел будоражащий запах.

— А это не опасно? — Дронова схватила меня за рукав.

— Спасибо, — ответил я, улыбаясь женщине клана во весь рот. — Мы с удовольствием будем есть вашу еду!

Женщины вышли. По комнате стал расползаться ароматный и притягивающий запах «живой» еды.

— Всем принять обеззараживающее, — сказал я, обернувшись к группе, — и антирадиационные препараты. Прививки у всех есть?

— Мне делать прививки перед полет. — Крис Паттерсон поднял руку, как школьник-отличник на уроке.

Остальные закивали.

— А кто будет употреблять алкоголь — у меня есть отрезвляющие таблетки, могу выдать.

— А пахнет вкусно. — Аюми развела ладони вокруг своего лица и покачала головой.

— А что это? — спросила Ирина, кивнув в сторону стола.

— Овощи, — отозвалась Сибилла, хищно вглядываясь в тарелку и принюхиваясь, — натурального, местного произрастания. Если повезет, и мяса дадут!

На лице ее сияла торжествующая улыбка.

Йорген тоже, по виду, уже давился слюной.

— Давно такого харча не хавал! — довольно потер он руки.

— Охотник Йорген, что за выражения? — вполголоса произнес я.

— А чего я сказал-то такого? — округлил Йорген глаза.

— А мясо быть свежий? — спросил Крис.

— Сейчас мы позовем администратора и шеф-повара — и все у них узнаем, — не удержавшись, съязвила Сиб.

Паттерсон выпучил глаза так, что в его очках было реальное ощущение, будто марсианской болотной кауде наступили на хвост и сфотографировали. Он явно не оценил метафоричности самой шутки…

Через какое-то время девушки вернулись с новыми порциями. Потом принесли настоящие лепешки, потом какую-то зелень — я не силен в марсианской ботанике. Потом поставили на стол алюминиевую канистру, в которую снизу был впаян краник. Сказали, что это «бухло». Многие туристы стали переспрашивать, но я сказал слово «алкоголь» — и все все поняли.

Включили яркие софиты под потолком.

В комнату начали прибывать мужчины, охотники и мастеровые клана, заросшие волосами и щетиной. Радостно галдя, они усаживались на ящики, то и дело косясь на нашу группу и выкрикивая какие-то междометия. Наша группа вжалась в дальний край стола, рассевшись почти плечом к плечу. Женщины клана сели в бытовке, которая была за нашими спинами, и быстро произносили коверканные слова, которых я не успевал понять. Галдеж нарастал, набилось уже, кроме нас, человек тридцать, некоторые дымили самокрутками. Только одно место в центре, с противоположного края стола, было пустым — как я понимал, это было место самого Харлея.

Кто-то принес гитару с усилителем и начал наигрывать нехитрый мотивчик, знакомый настолько, что уже не помнишь, откуда это: звучало всегда и везде! Кто-то разносил по столу алюминиевые кружки и предлагал «бухла». Только полковник, Дронова, я и Йорген с Сибиллой взяли по стакану с «бухлом». Я не удержался и втихаря попробовал: «бухло» оказалось светло-зеленой мутной жидкостью крепче аперитива, но слабее водки, и обладало каким-то свежим и будоражащим привкусом. Я даже и думать не хотел, как они его делают, главное — приятно. Я проглотил таблетки и запил их из фляги с водой. Все уже проделали то же самое.

И тут в столовую вошел Харлей, и после приветственных криков, подвизгиваний и каких-то кличей в духе команчей все смолкли.

— Я рад, — сказал он в наступившей тишине, — у нас тут кайф нашей добычи с нами делят нормальные путники и конкретные воины. Хавчик и бухло для вас! Прикалывайтесь и тусите с нами!

Он поднял кружку, и все одобрительно загудели. Стали ударять кружки друг о друга, и нам пришлось тянуться к части ближайших гостеприимных аборигенов через полстола. Все схватили алюминиевые ложки и принялись за еду. Многие из наших протерли приборы антисептическими салфетками, а я брызнул на ложку водки из фляги.

Начался бедлам. Говорили, размахивали руками и кричали. Харлей подошел к нам, и мы все, у кого были кружки, стали чокаться с ним.

Настроение мое было каким-то взбудораженным: разные люди подходили и хлопали меня и Йоргена по плечу, произносили странные фразы. Йорген громко повторял одни и те же слова, и мне хотелось вздохнуть глубже. Такое было ощущение, что все вдруг принялись говорить с самими собой вслух.

Принялись наконец-то за овощи. В каждой тарелке было по маленькому куску мяса размером с пальчиковый аккумулятор, но это было не суть важно! В честь нас был в считаные минуты приготовлен такой пир, что это говорило и о гостеприимстве, и о некой зажиточности харлеевцев.

Еда действительно оказалась изумительной — может, я чего и не понял, но после месяцев на сухпайке это была райская пища. Все ели за обе щеки, только Дронова и Аурелиано с брезгливыми и настороженными лицами ковыряли ложками, пытаясь разглядеть состав блюда.

Ирина сидела напротив меня, чуть правее от Сибиллы, и разговаривала с каким-то нависшим над ней старичком с пучками грязной седины на лице и одетым в грязную спецовку. На лице ее отображалась некая сконфуженность — наверно, от дедушки плохо пахло, — но и живой интерес исследователя. Ирина кивала и давала какие-то односложные ответы.

— То, что вы пьете, это очень крепкое? — спросила Ирина, неожиданно обернувшись ко мне. — Этот человек рассказал мне, что именно он делает этот лучший в долине напиток из патиссонов и каких-то трав. Уверяет, что у него целебные свойства.

— Попробуйте, — я протянул алюминиевую кружку с напитком, — он не очень крепкий…

Ирина робко приняла кружку, внимательно рассмотрела и понюхала содержимое. Потом медленно наклонила кружку и сделала один мелкий глоток… Немного поморщилась.

— Вообще приятный напиток, — сказала она, протягивая мне кружку обратно, — терпкий такой.

— Берите, — махнул я, — я себе еще наберу.

Я встал и начал пробираться к канистре, которую уже меняли на следующую. Даже успел поговорить с кем-то по дороге на тему «как мы его классно завалили!» (имелся в виду, конечно, танк).

Вернувшись на место, я чокнулся с нашими, а в основном с Ириной, и меня понесло, как испорченный приемник, хоть я был вовсе и не пьян: о том, что на Марсе все же есть жизнь, и бывает, что и неплохая, и далеко не каждый прохожий тебе враг и предатель, и что у марсианских колоний есть будущее, и что развитие сельского хозяйства — первоочередная задача, и что с глюками я договорюсь, и что жизнь прекрасна!

Я остановился, только когда заметил, что шум в зале приутих и все внимательно слушают меня, включая самого Харлея и даже Йоргена. Харлей качал головой и одобрительно цокал языком.

Я почувствовал некую неловкость и, так как держал в руке кружку, взмахнул ею и подытожил:

— Вот за все это я и хотел выпить!

— Реальный базар! — раздались нетрезвые голоса. — Не врубило меня, правда, во все, но прикольно! Молодец Охотник, соображает! И я за интеграцию и планомерное развитие! А что, в натуре?!

Я чуть не облился: десятки рук хлопали меня по плечу, а Ирина смотрела на меня через стол с каким-то озорным восхищением и интересом.

Я похлопал себя по карманам в поисках сигарет и вспомнил, что собирался вынуть из рюкзака свежую пачку. Рядом мелькнула рука с дымящийся сигаретой: это был Азиз. Я попросил его жестом сигарету, и он протянул мне свою. Я, в благодарность от его порыва, принял дар, хотя предпочел бы новую. И, только поглядев на широкую улыбку Азиза и затянувшись глубоко его самокруткой, понял, что вдохнул хорошую порцию марихуаны. Ой, я же забыл, что Азиз к табаку равнодушен… Ладно, буду надеяться, что от этого я не отключусь.

Я вернул Азизу его дар, а он вновь затянулся, похлопал меня по плечу и сказал, улыбаясь:

— Ана харощая!

Я в шутку показал ему кулак, а он заулыбался еще шире. На душе у меня стало легко, спокойно и весело. Я окинул взглядом собрание и опять сосредоточился на Ирине, которая разговаривала с Аюми и смеялась…

Тут из-за открытой двери стали доноситься какие-то громкие звуки, будто били изредка в большой барабан, и что-то громко скрипело. За столом тоже кипели страсти: Йорген боролся на руках со здоровенным амбалом из окружения Харлея, но не с Анваром, а другим. Йорген держался молодцом, только говорил очень громко. И все же я кивнул Сибилле, поймав ее взгляд: мол, проследи за ним. Она кивнула в ответ.

По столу грохали ладонями игроки в домино, кто-то принес игральные карты, кто-то шашки. Сыпались крепкие шуточки и выражения.

Я пошел к рюкзаку, вынул запечатанную пачку сигарет «Красная Планета» и вышел к двери — покурить на крыльце и понаблюдать за поселком. Мне стало интересно, чем там гремели.

Котлован карьера окрасился в ультрамарин, а небо в сиренево-синий: рассвет наступает через пару часов. В центре поселка, где стоял камень с мотоциклом, собралось немало народу, и горели яркие прожектора.

Я пригляделся: на небольшом выступе перед мотоциклом стояла какая-то конструкция, похожая на ударную установку, и силуэт человека с гитарой в руках! Вот и культурно-массовые мероприятия начались, подумал я, вновь поражаясь этим людям: по-своему они были очень счастливы в своей нехитрой жизни.

Я вернулся в зал, где Йоргена заваливали во второй раз, и мне показалось, что этот нахальный субъект попросту хитрит, усыпляя бдительность соперника: я знал, что у Йоргена очень крепкие руки, хоть он и не «качок».

Я подошел к Ирине, которая теперь уже беседовала с Дроновой, и взял ее за руку со словами:

— Простите, пани Дронова, я на минутку украду у вас вашего гида.

— Ой, ну конечно. — Пани Аида произнесла это медовым голосом, с умилением глядя на нас.

Мне это не очень понравилось, но в итоге я решил, что мне плевать на всех. Ирина с неким оттенком удивления и любопытства смотрела на меня, но руки не отдергивала…

Я подвел ее к двери.

— Пойдем на концерт? — предложил я, кивнув к центру площади.

Ирина близоруко прищурилась.

— Правда, — удивленно сказала она, — настоящий концерт!

Мы были без шлемов, и я откровенно любовался ее русыми волосами, которые редко видел. Господи! Какую чушь я говорю сам себе?! Я не узнавал того Странного образца месячной давности. В кои-то веки мне ОЧЕНЬ ПОНРАВИЛАСЬ ДЕВУШКА! Главное, чтобы это не мешало… не мешало работе: Странный, держись поспокойнее…

— Пойдемте.

Ирина весело улыбнулась и сама взяла меня за руку, увлекая к центру площади. А там уже слышались громкие выкрики, переговоры публики и музыкантов иногда на абсолютно бытовые темы. В котлован подул теплый ветерок, и волосы Ирины всколыхнулись слегка. Стоп! Хватит! Ты обещал!

У кого-то горели наплечные фонарики, цепляющиеся на плечо неким ошейником, кто-то принес и расставил факелы. Подтянулись и туристы. Йорген продолжал соревнования.

Наконец раздался первый гитарный аккорд, искаженный гитарным процессором в металлическое завывание.

Ирина вздрогнула и поморщилась.

— Вообще я такую музыку не очень, — сказала она, глядя на меня.

— Да я тоже по настроению, — ответил я, улыбнувшись, — но люди для нас стараются, хоть немножко послушаем.

— Хорошо, — согласилась Ирина и тоже улыбнулась.

Свет бросал на ее тонкие черты причудливые тени… Так, Странный, еще раз я это услышу!..

Заиграла музыка. Я, не отпуская руки Ирины, чуть заметно придвинулся к ней. Она не шелохнулась, а даже немного облокотилась мне на грудь, отчего сердце мое учащенно заколотилось, и мне было неловко, что Ирина может почувствовать этот бешеный пульс и… Отставить романтическую фигню! Все под контролем!

Краем глаза, обернувшись, я приметил за банкетным залом каменные ступеньки, грубо врезанные в породу. Они уходили куда-то вверх. Я повернулся к стоящему рядом рыжебородому лысому здоровяку и спросил, кивнув в ту сторону:

— А что за лестница?

— Это лестница в небо, — хитро улыбнулся харлеевец, чуть покосившись туда, куда кивнул я, — можно смотреть, как солнце идет наверх.

— А можно будет туда залезть? — вновь поинтересовался я.

— Да, — просто ответил тот.

Песня была на староамериканском и повествовала о прекрасной девушке, которая, проснувшись рано утром, стала приставать с расспросами то к солнцу, то к ветру, то к морю о том, насколько она прекрасна. Все предлагали спросить у кого-нибудь еще, пока наконец дерево, озадаченное тем же вопросом, не предложило ей разбудить и спросить об этом юношу, спящего в сени ветвей. Дальше было что-то непонятное, я не разобрал слов, а дальше рефреном повторялась одна фраза: «Девушка, уходящая вдаль». Музыка была простенькой, но душевной и эмоциональной. Не мешало даже то, что гитарист иногда попадал не совсем по тем струнам, а ударник слегка свинговал. Был еще сильно разукрашенный и обвешанный различными девайсами парень, который извлекал разные звуки из компьютера, на мой взгляд, совершенно лишние в данном исполнении, но во всем этом был некий колорит… что-то индивидуальное…

Шелест и рокот плавно перетекли в хлопки и бурные выкрики одобрения собравшихся слушателей.

Глаза Ирины сверкали от восторга, и она тоже хлопала, а я хлопать не мог, потому что Ирина облокотилась на меня. Мне пришлось ее обнять правой рукой, чтобы дотянуться одной ладонью до другой, а то вдруг подумают, что мне не понравилась музыка?

Я почувствовал живое тепло и пульс ее тела, ее запах, и… меня ощутимо тряхнуло электрическим разрядом вольт в тысячу! Вспомнились какие-то полустертые образы жизни иной, той, что когда-то была на Земле, какие-то концерты, друзья, девушки… Я с моей бывшей, тогда еще будущей, женой так же, полуобнявшись, стоим и смотрим, как наши друзья выступают на сцене… Как это далеко и непонятно… зачем это было? Нет, совсем не так мы полуобнимались: сейчас мои чувства — словно оголенные провода. А тогда это был другой Дэн, черно-белый какой-то, на поцарапанном целлулоиде, с какими-то идиотскими убыстренными движениями, как кукла. Мы учились в университете, я рисовал и мечтал создать необычный шедевр… Не верится… Может, потому что это было давно и на другой планете? Будто вспомнил какой-то виденный мельком фильм? А ведь он про меня, и хроникальный… да… Как можно верить тому, что с тобой происходит, если это оставляет такие эфемерные следы? И как легко сейчас представить, что происходящее вокруг — тоже съемки такого же фильма. Прекрасная девушка, которая мне нравится все больше и больше, какие-то дикие и добрые папуасы со своими танцами, какие-то разведки, убийство, тайны… Разве это не абсурд? Все, что сейчас происходит со мной? Опять какое-то кино, только дешевое и голливудское… Но актеры здесь работают без дублей и в режиме реалити-шоу. Настоящая лишь она, Ирина. И я благодарен ей за это…

— Мне нравится такая музыка, — вдруг сказала Ирина, повернув голову. — Напоминает что-то такое… из воспоминаний про Землю.

Я вздрогнул: она чувствует мои мысли! И это уже не в первый раз, когда я замечаю с ее стороны подобное.

— Удивительно, — ответил я, — но только что думал о том же.

— Значит, мы с вами похоже думаем, — сказала она, глядя мне в глаза.

— А может, просто у вас такое же свойство, как и у меня? — спросил я. — Сверхэмпатия?

— Я не знаю, — ответила она, — не задумывалась о каких-то необычных своих способностях.

Музыка продолжалась: играли уже что-то собственного сочинения, потому что даже сленг и акцент рифмовались в тексте.

Кое-кто из наших отдыхающих слушал концерт (то есть Аюми, Крис и Лайла), кое-кто (то есть Аурелиано) бродил по поселку, а кто-то вовсю болтал с местными (это Дронова и Азиз). Мне было уже не до них: что я им, папа, что ли? Вроде бы, несмотря на «бухло», все вели себя «в рамках». Ирина тоже, казалось, забыла о своих подопечных и смотрела, как изгибаются и размахивают руками марсианские аборигены на сцене. Потом люди стали танцевать. И туристы тоже втянулись.

Ко мне подошел слегка нетрезвый Йорген и хлопнул меня по плечу. Ирина вздрогнула.

— Прикинь, Странный, — заорал он, перекрывая музыку, — я их почти всех положил!

— Молодец, Йорген, — ответил я, — но постарайся не борзеть особенно: мы же в гостях все-таки.

— Да ну их в задницу, этих чучмеков, — весело орал Йорген, и мне показалось, что на нас оборачиваются. И я слегка пнул Йоргена ногой.

— А музон у них вообще приличный, вокалист только слегка лажает, а так прикольно, — примирительно добавил он.

Ирина немного поморщилась и кинула короткий взгляд на него.

И тут начался типичный хардовый медляк. А сзади показалась спасительная фигура Сибиллы, которой я отчаянно замахал рукой и сделал «страшные» глаза.

— Вы танцуете? — спросил я Ирину, в мыслях надеясь, что она откажется: я не был уверен, что смогу покорить ее сейчас своими пластическими навыками.

— Да, — ответила она, — я люблю танцевать.

— Только из меня танцор не очень. — Я поморщился. — Попробуете?

— А вы приглашаете?

— Конечно! — Я улыбнулся.

— Тогда рискну. — Ирина тоже улыбнулась как-то по-детски, и от этого мне стало хорошо внутри: я видел, что она счастлива, и ради этого мог сделать, казалось, что угодно.

Я аккуратно положил ей руки на талию, а она опустила свои ладони мне на плечи, и мы сделали первый шаг и едва не натолкнулись друг на друга.

— Ой, простите, Ирина, я такой неуклюжий… — Мне стало неловко, но она рассмеялась.

— Ничего страшного, — сказала она, махнув рукой, — я тоже редко танцую.

— Странный, — услышал я голос Йоргена сзади, — ты там не подведи, с дамой-то. А?

Я показал ему кулак с вытянутым средним пальцем, а тот заржал, как дромадер.

Я не обратил на это внимания, так как купался в эйфории танца с очаровательной и загадочной, чувствительной и смелой девушкой. Я смотрел ей в глаза, и она в ответ тоже, и у меня было впечатление проскакивающих между нами искорок энергии. Опять появилось ощущение, что мы с Ириной продолжаем общение на каком-то закодированном канале. Я хотел что-то сказать, но потом почувствовал, что можно и помолчать.

Когда музыка закончилась, объявили последнюю песню, а Ирина сказала, что пойдет проверит туристов. А я огорчился слегка и сказал ей, чтобы потом подходила к каменной лестнице. Она согласилась. В это время грянула оглушающая музыка, а вдобавок к этому на мотоцикл, стоящий на камне, взобрался какой-то парень в кожаной жилетке, который завел его, включил фары и начал газовать, оглашая весь котлован ревом двигателя. Музыканты не обращали на это внимания, а вот некоторым зрителям этот элемент шоу не понравился: очевидно, они с большим почтением относились к старинной технике. Они стали подбираться к камню, чтобы снять нахала с седла. Но в толпе нашлись и сторонники этого шоумена. Они стали оборонять подступы к камню. Началась свалка, и я пошел искать Ирину, чтобы с ней не случилось чего-нибудь. Некоторые равнодушные к потасовкам парочки прямо в толпе гуляющих занимались сексом в разных позах, почти не заголяясь.

Это выглядело вполне для них естественно, мало кто обращал на них внимание — у каждого были свои развлечения.

В столовой были уже почти все туристы. Но мне сказали, что Ирина недавно вышла. Дронова напилась и громко возмущалась, почему ее пытаются затолкать в спальный мешок. Полковник урезонивал ее тем, что она уже устала, а Аюми говорила, что сейчас будет читать вслух сказку. Дронова согласилась. Несмотря на любопытство по поводу сказки, я продолжил искать гида.

И нашел Ирину уже возле лестницы. Возня у камня сменилась пьяными песнями, мотоцикл заглушили. Гуляния продолжались, и на нас уже не обращали особенного внимания. Мы с Ириной поднимались по ступенькам вверх. Они были широкие, но вместо перил имели вбитые в скалу железные штыри. Поднимались мы медленно и долго, пока наконец не увидели почти целиковой панорамы поселка. Я придерживал Ирину за талию, честно опасаясь, что у нее закружится голова.

На самом верху мы увидели небольшую каменистую площадку с четырьмя грубо сколоченными парниками и двумя стойками видеокамер, направленных куда-то на плоскогорье. А небо на востоке было нереально лилового оттенка, какой бывает иногда в грозу: это занималась заря. Плоскогорье выглядело фантастической инсталляцией из ноздреватых выветренных булыжников причудливых форм, которые по краям светились от первых холодных лучей восходящей звезды — далекого, но самого главного ядерного реактора нашей системы.

Мы с Ириной были без шлемов, что являлось грубым нарушением инструкции. Мы знали это, и нам было плевать. За пыльными стеклами парников пестрела какая-то зелень с длинными стеблями и острыми вытянутыми листьями, а мы смотрели, как небо становится ярче, выкрашиваясь в разные неожиданные цвета и создавая на облаках причудливые узоры света.

— Спасибо за чудесный вечер! — сказала Ирина, прижимаясь ко мне от зябкого горного ветра, поднимавшегося среди камней от нагрева светом.

— Не за что, — улыбнулся я, — это харлеевцы постарались…

— Нет, вы. — Ирина улыбнулась. — С вами спокойно и радостно.

И вдруг она взяла меня ладонями за щеки, притянула к себе и поцеловала — страстно, нежно, благодарно и искренне…

Я совершенно не заметил, как моя рука обняла Ирину сзади за талию, а другая, погрузившись пальцами в ароматные волосы, стала поглаживать, одновременно притягивая Ирину к моим губам. Я чувствовал губами ее ресницы, нос, локоны, щеки… Я понял, что если остановлюсь сейчас, то никогда не прощу себе такого… Затем наши ладони сцепились, и я, почувствовав ее холодные, но цепкие пальцы, стал целовать ее лицо, медленно спускаясь к шее, после чего услышал звук расстегиваемой Ириной молнии ее комбеза… Я медленно и страстно погружался в тепло ее тела, продолжая изучать ее на ощупь, чувствуя глубокое и горячее дыхание…

Вот так… так мы и стояли на фоне восходящего солнца, и было плевать, порхают ли сверху гарпии или глюки, а на упавших на землю поясах наших комбезов отчаянно стрекотали датчики радиации…


Сатана смотрел на меня исподлобья, хмуря густые и черные как смоль щеточки бровей.

— Это ты интересовался, что будет дальше? — спросил он низким бархатным баритоном, убирая с орехового бюро гарпунное ружье с мотком троса и пряча его в ящик.

На бюро стоял большой телескоп, таращащийся в окно, и рядом с разогретым паяльником валялись какие-то картонные коробочки с неразборчивыми надписями.

— Ну, я просто спросил — а действительно то, что происходит, происходит в действительности? — Я использовал вопрос-петлю и заметил, что Сатане это понравилось.

— Да, мне про тебя рассказывали: ты смышленый малый. — Он улыбнулся. — Но вот лезть вперед — это признак дурного вкуса!

— Кто рассказывал? — спросил я.

— А как ты думаешь? Твой папа! — Он хохотнул моему удивленному лицу. — Он предупреждал, что ты ко мне явишься и начнешь задавать ненужные вопросы…

— Но я ведь только… — начал я оправдываться.

— Знаю, знаю, — махнул он рукой с серо-пепельной кожей, под которой проглядывали тонкие бордовые жилки.

Внезапно он щелкнул пальцем, и над бюро засияла в воздухе вавилонская клинопись. Буквы словно были отлиты из пылающего голубым огнем стекла.

— Далеким путем он ходил, но устал и вернулся, и записал на камне весь свой труд,[17] — произнес Сатана с каким-то странным напевным акцентом.

— Это что? — спросил я.

— Это «Сказание о Гильгамеше». — Сатана закурил гаванскую сигару и выпустил дым в потолок.

Буквы погасли, и загорелась надпись: «Пристегните ремни! Не курите».

Сатана продолжал курить.

— Это намек? — спросил я.

— Конечно, мой мальчик. — Сатана улыбнулся своими чувственными тонкими губами с синеватым оттенком. — А как ты думал? Не считаешь же ты, что дяденька Сатана тебе все так и выложит вкратце?

Из стен стали выходить фигуры: Ирина, туристы, один за другим, Йорген, Сибилла. Отдельно вышел Джованни и сел в углу, на табуретке, а рядом с ним встал по стойке «смирно» человек в мундире космического десанта с какими-то странными нашивками в виде змеи, кусающей себя за хвост, с серебряными крыльями. По погонам он был майор. Я почему-то его сразу узнал, хоть и ни разу не видел: это был муж Ирины. Я хотел ему что-то сказать, но передумал: мне было неловко, что мне нравится его жена, да и имени я его не знал. Все фигуры — и мертвые, и живые — были какими-то полупрозрачными, нереальными и смотрели в одну точку пространства, что делало их жутковатыми манекенами. Наконец вышел я и встал за спиной у Ирины, положив ей руку на плечо.

— Чтобы понять что-то одно, надо сперва понять общую схему процесса, понимаешь, амиго?

Сатана достал откуда-то снизу видеопроектор и, ловко подключив его к сети и к своему ноутбуку, запустил его. Сбоку от меня зажегся экран, и я повернул голову.

— Слушай и смотри внимательно, — произнес Сатана со значением. — Чтобы понять действия человека, надо посмотреть на них с космических позиций бытия, понять, в каком он пребывает состоянии или состоит в пребывании. Пребывания благостные ведут человека естественно и плавно между неблагими пребываниями других существ, ему подобных.

— Но ведь можно стабилизировать эти факторы в психике человека посредством воли и мотиваций? Это выведет из «неблагого» состояния пациента? — спросил я с любопытством. На экране в это время быстро мелькали какие-то символы, цифры и геометрические фигуры.

— Другие пребывания — неблагие, ибо в них находятся не по своему желанию.

— Почему «другие»? — удивился я.

— Дурные формы существования. Живые существа ввергаются в них вопреки своим желаниям ракшасами Ямы, то есть собственными действиями, и находятся там не по своей воле. Вот так оные и находятся в аду, будучи еще на материальном энергетическом уровне, — проще говоря, распадаются. В одних сутрах говорится о семи устойчивых состояниях, в других о четырех.

Сатана зачем-то плавно вращал ручку, торчащую сбоку проектора, будто внутри был какой-то механизм.

— Каковы же эти четыре состояния? — Я достал световую ручку и электронный планшет, приготовившись записывать.

— Первое, — погладил он свою окладистую эспаньолку совсем как заправский университетский профессор, — состояние сознания, устремленное к материи, иначе — состояние камня. Второе — состояние, устремленное к ощущениям, или же состояние воды. Записали?

Сатана вопросительно обернулся, и я машинально обернулся вслед за ним. Оказалось, что записывают все присутствующие в комнате.

— Третье, — продолжал Сатана, вынув из кармана лазерную указку и тыкнув лучом куда-то на экран, где застыло изображение ветряных генераторов на длинных мачтах, — состояние, устремленное к понятиям и представлениям, либо состояние воздуха, и четвертое — состояние, устремленное к формирующим факторам, то же, что и состояние огня. Вопросы есть?

Я обратил внимание, что почти все тянут руки, кроме Лайлы, Криса, Азиза и меня.

— Какова их внутренняя сущность? — Это говорила Ирина, но почему-то моим голосом.

— В соответствующей последовательности это четыре группы дхарм с притоком аффективности. Они, в свою очередь, функционируют только на собственной ступени сознания, но не на иной ступени, поскольку частоты колебаний, или пульсаций, если угодно, на разных ступенях не совпадают.

— Но это противоречит корпускулярно-волновой теории! — выкрикнул со своего места Джованни, явно обиженный, что спросили Ирину, а не его. Голос его, правда, тоже чем-то напоминал мой.

— Ничего подобного, — улыбнулся снисходительно Сатана, — элементарная логика. Пример: в «темной энергии» Вселенной тоже обнаружены «замороженные» и «раскаленные» частицы. Чтобы противоположности работали, их надо разбить по частотам, как мы наблюдаем этов спектре. Пространство вариантов…

Тут зазвенел звонок, и все стали собираться. Сатана выключил проектор и зажег свет.

— К следующему разу, — громко сказал он, — подготовить рефераты на тему: «Устройство Вселенной, многомерная модель». Оценка пойдет за спецкурс по Истинным Знаниям. А вы, Дэн, задержитесь на минуточку.

Я кивнул.

— Я буду в столовой, — сказала Ирина и, чмокнув меня в щеку, вышла из аудитории.

Муж Ирины тяжело протопал мимо коваными сапогами и кинул на меня тяжелый взгляд, но потом улыбнулся и тоже вышел.

Я подошел к столу: Сатана заполнял ведомость.

— Да, — оторвавшись от своего занятия, сказал он наконец, — успехи у тебя определенные есть, и это меня радует, несмотря на то что я твой дядя. Как отец?

— Все хорошо, работает, — ответил я.

— Он тебе говорил, где его надо искать? — Сатана поправил очки.

— Он сказал, что то, что мы ищем, иногда совсем не там, где мы ищем.

— Правильно он сказал, — кивнул Сатана. — Но можно и так: наши цели и знания на пути их достижения часто оказываются ложными, но мы обязаны их приобрести, чтобы понять, что истина находится с другой стороны, являясь зачастую антагонизмом достигнутой нами цели. Тогда мы все переиначиваем, переходим в другую крайность — и так и будем метаться с одной стороны в другую, пока не поймем, что посреди стоит зеркало… Мы видим в нем себя, но со стороны. По эту сторону стоим мы и ощущаем себя, и это тоже неполно. Нужна некая совокупность качеств, чтобы ходить сквозь него и обратно. Есть такая притча у древней народности Ши, которая заканчивается примерно так: если сильного, но глупого подвести к зеркалу — он испугается отражения и, почувствовав от него такую же угрозу, что и сам несет в себе, он разобьет зеркало.

Если глупого, но слабого подвести к зеркалу, — он начнет строить в него гримасы, думая, что его передразнивают такие же, как он, никчемные люди.

А умный и сильный — поймет, что это он, разглядит свои недостатки и сделается лучше.

Но только человек совершенный не заметит зеркала и войдет внутрь него…


«Биологическая станция терраформирования „Изумруд“, проект „Терра-2“. Граница экспериментального участка», — так гласила запыленная покосившаяся табличка. Буквы выцвели, потрескались, и краска местами облетела.

Прямо под столбом торчали из глинистого бугорка сразу несколько неприметных болтов в разных комбинациях: охотничьи знаки. Некоторые из них упали или занесены песком, но и из того, что осталось, следовало, что зверей тут великое множество, а спать негде, зато есть источник воды.

Тропинка расширилась и стала более утоптанной, а впереди, за небольшим холмом с запыленной проплешиной сверху, начинались бескрайние поля гигантских кактусов цереус,[18] которые своими разлапистыми ветвями создавали некое подобие лесной чащи. Это место сильно напоминало многие из современных земных пейзажей.


Хотел я провести группу северо-западнее, но, по сообщениям с орбитальной станции и с некоторых местных чатов, там было крупное вооруженное столкновение между паладинами и тремя какими-то дикими кланами. Кто-то из десантуры провозгласил лозунг: «Марс — без отморозков!» — и на этой почве засидевшиеся в казармах паладины стали устраивать «миротворческие» рейды в этом районе. Это единственный беспокойный участок нашего маршрута, который контролировали некоторые бандитские кланы. В паладинских кругах их окрестили «душманы». Эта была сборная солянка из различного отребья «без высшего образования и эстетических задач», как презрительно выражался про них один из немногих умных и старых Охотников, Сенька Гваделупа. Он был марсианин и с вышеуказанным государством никак не был связан, но часто любил сказать к месту и не к месту: «Гваделупу вам на воротник» или «Да в Гваделупе я вас видал, у президентского дворца». Хороший парень. Добрый и интеллигентный. Правда, со странностями немного — ну а кто же здесь нормальный? Все дело только в степени безумия. Я надеялся встретиться со старым знакомым: он жил на окраине экспериментальной территории станции. Маленький хутор он построил из ботанической лаборатории, которая являлась одним из вспомогательных подразделений «Изумруда».

Так вот, эти отморозки, называющие себя «воины пустынь», действительно состояли из различных отщепенцев, которых выперли из разных кланов, пожалев на них пулю и понадеявшись, что в песках они подохнут. Зря они так думали: диких тут и так полно, вот они и стали сбиваться в стаи. Не сказать, чтобы они так уж часто встречались на Марсе, но если наткнешься на них — жди реальных проблем. Они были дикими, жестокими и непредсказуемыми: могли перестрелять всех на своем пути — просто так, ради прикола, а могли ограбить и отпустить. Могли и вообще не напасть. Причины столь неадекватного поведения я видел в большом пристрастии подобных групп к различным психостимуляторам, алкоголю и другим дурманящим веществам, которые позволяли им становиться безумными бойцами. Это своего рода некий зачаточный культ, напоминающий древних берсеркеров из ранней истории Земли. Среди них просто считалось почетным быть кровавым отморозком-убийцей. Это было взято за эталон. Кто-то из их лидеров, кто умел читать и знал что-то, кроме букваря, но не ушел далеко от пещерного уровня, как-то раз сказал: «Марс воспитает новую расу людей — это Сильнейшие. Выносливые и безжалостные, они будут хозяевами планеты!»

Таким образом у них еще хватало наглости ставить себя много выше обыкновенных тупых бандитов, считая себя борцами за расовую чистоту на Марсе, хотя на деле это были обычные шайки психопатов, не нашедших себя в этом, и без того пестром и жестоком, социуме колонистов. Часто они занимались уничтожением друг друга, потому что какой-то из кланов объявлял себя «самым кровавым хозяином пустынь». И это почетное звание немедленно оспаривалось более ретивыми претендентами.

Хорошо, что паладинам взбрело в голову размяться на тех, на ком и положено.

Так что биологическая станция «Изумруд» показалась мне менее опасным участком, несмотря на то что тут терраформирование велось активнейшим образом и было полно живности. Эти разрозненные и отчаянные попытки людей Земли, которые не смогли договориться между собой в тысяча сто тридцать пятый раз, — именно они, вкупе с глюками, и являются причиной неудач нашей метрополии.

На экспериментальных полях биологической станции была попытка воссоздать земную экосистему: здесь ставили эксперименты на растениях и животных, создавали искусственные мутации, позволяющие животным выживать в суровых условиях Марса. Собственно, подобные станции и являются источником скудной флоры и фауны на планете.

А ведь были громкие заявления многих ученых о том, что Марсу нужно дать возможность развиваться самому: тот самый пресловутый вулкан Олимп был одним из источников марсианской жизни. Этот гигантский вулкан стоит почти что на глиняном основании и имеет мощные грунтовые воды, подогретые горячими недрами мантии. Была подсказка в виде небольших выбросов метана вокруг горы, но яйцеголовые спорили о происхождении таких выбросов. Они могли быть как органического происхождения, так и минерального.

И вот еще на заре колонизации, когда на Марсе было очень холодно, гораздо холоднее, чем сейчас, а из воздуха в атмосфере была в основном углекислота, да и той кот наплакал, одна из автоматических геостанций с Земли, пробурив в подножии вулкана глубокую скважину, обнаружила первых марсиан — инопланетные бактерии, сходные с теми, что нашли на Земле в Антарктике. Это была сенсация! Это доказывало и опровергало массу научных теорий. Торжествовали сторонники «метеоритной» теории возникновения жизни на Земле: одни и те же булыжники могли упасть на Землю и Марс много миллионов лет назад, и на них и были первые примитивные организмы. И тут же встал этический вопрос: имеют ли право земляне «навязывать» Марсу свою «жизнь», прошедшую долгое развитие на чужой для здешних микроорганизмов планете. Не выглядит ли это как дикая экспансия, как нарушение естественного хода развития планеты? Многие предлагали создать на Марсе благоприятные условия для развития именно марсианских микробов, чтобы из них уже появилась на Марсе «марсианская» эволюция видов живых организмов. Но в дальнейшем выяснилось, что Земля уже «заразила» Марс своими микробами, случайно попавшими сюда с первыми роботами. И где «свои», а где «чужие», теперь не разобрать. Так что люди вновь проявили себя обыкновенным доминирующим видом, дикой ордой, несущей свои порядки в ни в чем не повинный космос.

Я во время всех этих размышлений забивал в личную навигационную джипиэс-базу местоположение клана Харлея, так как раньше не сталкивался с эти поселком, в котором нам оказали такой теплый прием. Оно и понятно: луддиты — кочующие кланы. Ведь если бы не встреча с ними, мы «задневали» бы в паладинских казармах, которые были как раз за северо-западными границами станции «Изумруд». И, только обогнув ее территорию, попали бы на следующий привал к Сеньке Гваделупе с его хутором. Эти паладины меня знали, поэтому за туристов я не волновался, но если есть выбор, лучше лишний раз не пользоваться гостеприимством одичалых военных. В жизни всегда выходит, как выходит, и часто потеря времени не означает потерю безопасности: на Марсе спешить не принято.

Охотники клана Харлея проводили нас до границ своих земель, после чего пожелали удачи, много железа и тихой дороги.

Перед въездом на территорию «Изумруда» смену пришлось остановить: на станции водились крысы, и я решил заранее подготовиться. Ноги дромадеров до колен обвязывали тряпками, пропитанными специальным раствором, отпугивающим грызунов, — а жизнь седока часто зависит от жизни его верблюда.

Я, как полагалось перед опасным участком, инструктировал группу по поводу прохождения через участок с «повышенной биологической активностью». Крысы, летучие мыши, возможно, церберы или гарпии, а может, даже и юварки… в общем, все, что водится на планете (за редким исключением), может здесь оказаться, включая и людей, и даже роботов, или же просто автоматику: все это может быть опасным для жизни, но идти через зону вооруженных конфликтов еще опаснее. Смену выстраиваем попарно, сокращая ее протяженность и облегчая контроль за всадниками. Все делать по команде, только по команде. И вообще… скорее всего, нас пронесет, но терять внимания нельзя, и… бла-бла-бла… Я понимал, что пронести, может, и пронесет, а может, и как обычно: не совсем. Тот, кто уверен в своей везучести или, напротив, в несчастливой звезде, все неправы: только если ощущать окружающий мир и быть внимательным, тебе будет везти. В сказки про отморозков, которые ничего не боятся, поэтому с ними ничего не происходит, я не верил. Рано или поздно не остается ни одного свидетеля таких подвигов, не говоря уж об участниках таких событий. А меня моя жизнь вполне устраивает, пусть даже и как простое бытие.

Инфракрасный сканер показал скопление теплокровных форм жизни, но, казалось, достаточно рассредоточенных относительно нашего маршрута.

Вот все взобрались на верблюдов, и мы тронулись дальше. Все поехали парами, и мы с Ириной тоже, хотя почти с самого начала нашего путешествия это и так сложилось как-то само собой.

Большую часть сегодняшней дороги мы молчали: Ирина, как обычно, что-то писала в планшете, изредка бросая на меня короткий взгляд и изрекая фразы типа: «Как вы думаете, глюки имеют зачатки разума или это полевые структуры?» — или: «А вы не заметили, что родовая община этого клана имеет некоторые феодальные элементы?» Мы переговаривались ничего не значащими фразами и оба чувствовали себя (я уверен, что оба!) как заговорщики: мне казалось, что внезапно набросившиеся на меня эмоции не только не утихли, а, наоборот, обострились до крайности, а Ирина просто сдерживает себя перед туристами, хоть выглядит даже слишком отстраненной. В этой отстраненности была приятная и волнующая фальшь, которая будоражила меня изнутри теплым тугим фонтаном, затопляя мое горло и грудь. Голова же была такая чистая и ясная, будто я все на свете вижу при ярких лучах солнца, да еще и в рентгеновском спектре. Я боялся только одного — что сияние моей физиономии в марсианской ночи привлечет глюка или хищника.

С небольшого возвышения на группу надвигалась темная полоса ритмично торчащих вверх своими ребристыми свечками гигантских кактусов цереус, которые, по слухам, и на Земле-то были самыми огромными, а над этими гибридами потрудились не только ученые-генетики, но и малая марсианская гравитация и радиационный фон, которые сделали их еще крупнее и выше. Это выглядело чем-то вроде фантастического города-леса: кактусы здесь были от 10–15 метров до 20–25. Толщина стволов — от почти метра до двух. Шипы, которые торчат из них, длины человеческого пальца и дальше — говорят, под двадцать сантиметров. На Марсе эти растения хотели использовать с целью природной аккумуляции воды (их стебли удерживают до девяноста процентов влаги) и как кормовую культуру (цветок цереуса гигантского приносит плоды, которые раскалываются, обнажая красновато-черное семя. Плод пригоден в пищу. Это мясистая ягода яркого цвета). Да и не боялся он больших перепадов марсианских температур, так что прижился здесь идеально, хоть и не повсеместно.

Ирина рассказывала туристам о происхождении этих кактусовых лесов на Марсе и о некоторой марсианской флоре вообще. Она действительно неплохо знала многие вещи об этой планете.

Кактусовый лес на фоне багровых пятен облаков продолжал приближаться. Вырастали силуэтами мясистые гигантские колонны, которые, казалось, подпирали слабо светящуюся кисею неба с размытыми кружевами пятен звезд своими колючими лапами-свечками.

— Будем надеяться, что в кактусах не водятся спецагенты, — сказал я Ирине весело, вдыхая полной грудью ночной воздух, в котором к кисловато-затхлому привкусу прибавился будоражащий, немного металлический отзвук озоновой свежести.

— Я и не думаю бояться, — ответила Ирина, поправляя шлем, который иногда слегка съезжал, — я же знаю, что вы меня всегда защитите.

Она с улыбкой посмотрела на меня.

— Вы любите лес? — спросил я.

— Очень! — с восторгом ответила Ирина. — Особенно такой: у меня дома на окне тоже росли кактусы, только помельче.

— Отлично, — рассмеялся я, — значит, фактуру местности вы уже представляете.

Тропинка меж тем ветвилась в несколько направлений, и перед этим распутьем тоже был воткнут покосившийся указатель с тремя пластиковыми табличками. Поставили его, видимо, позже, чем предыдущий. Это следовало из того, что никто уже не надеялся на краску или пленку: буквы были грубо прорезаны в пластике насквозь.

Указатель на левую тропинку, которая огибала лес по северной границе, гласил: «Казармы 32-го марсианского батальона космического десанта — 9,3 км».

Это и было то место, где мы предположительно должны были передневать день прошедший.

Направление вправо было обозначено как «Лабораторный комплекс „Изумруд“ — 7,5 км».

И наконец, прямо было обозначено: «Граница посадок — 16,7 км», — а дальше в скобках дописано: «Приблизительно».

Интересно: не сам ли Сенька Гваделупа вырезал эти указатели?

Был я пару раз в этом лесу и направления эти представлял себе неплохо: центральная и правая тропинки шли недалеко друг от друга, под небольшим углом, так что центральная тропа шла совсем рядом с Главным лабораторным корпусом.

Ох и не хотелось мне тут идти: непривычными для Марса, для моих собственных инстинктов, воспитанных на открытых пустынных или горных пространствах, были эти колючие колонны, закрывающие со всех сторон обзор.

Инфракрасный сканер выдал тихую вибрацию: впереди был объект биологического происхождения, идущий прямо к нам из густых кактусовых зарослей. Я сделал знак группе остановиться. Через минуту на выходе из леса показалась человеческая фигура. Ее сгорбленный силуэт медленно двигался навстречу смене, опираясь на длинную прямую палку, по всей видимости трубу из какого-нибудь легкого сплава.

Я насторожился, на всякий случай положив руку на автомат. Ирина посмотрела на меня немного встревоженно.

— Кто это? — спросила она, расстегнув кобуру со своим бластером.

— Сейчас узнаем, — сказал я медленно, — без команды не стрелять.

— Хорошо. — Она дотронулась до моей руки и слегка сжала мой локоть.

Человек, который шел нам навстречу, был одет в темный плащ-накидку, из-под капюшона которого торчала копна спутанных, давно не мытых волос. На самом капюшоне были нашиты куски от антирадиационного комбеза: темные, блестящие фрагменты вшивных блоков, напоминающие алюминиевую фольгу. Лица фактически видно не было.

Он медленно, неторопливо подошел к столбу с указателями, оперся о него свободной рукой. Кожа напоминала старческую, покрыта морщинами, загаром и грязью.

— Мир вам, идущие в ночи. — Голос его был с хрипотцой и каким-то дребезжанием, но не совсем старческим, а скорее напоминал человека, который осип на ветру.

— И тебе мир, идущий один. — Я слегка наклонил голову, продолжая держать рукоять автомата поближе к курку.

— Что там за хрень? — услышал я в наушниках голос Йоргена.

Я включил внешние микрофоны, чтобы он мог слышать все сам.

— Выбираете дорогу? — вновь спросил загадочный прохожий.

— Выбирать-то особо не приходится, — ответил я. — На равнине паладины стреляют, а в лаборатории нам не надо. Мы прямо, через лес… А вы-то кто и куда путь держите?

Человек чуть качнул головой. Когда он заговорил, я увидел, как в густых космах его бороды, которая плавно перетекала в косматую гриву, уходящую под капюшон, зашевелились сухие потрескавшиеся губы, и от этого мне стало как-то не по себе.

— Не ходили бы вы через этот лес, — проговорил он, повертев головой из стороны в сторону. — Гиблые здесь места. Люди пропадают…

— На Марсе часто люди пропадают, — ответил я настороженно. — А вы что-то видели?

— Я ничего не видел, — ответил странный путник, — я слеп.

— Тогда у нас есть шанс пройти там совершенно спокойно, — заметил я. Этот человек начинал меня чем-то напрягать. Мне казалось, от него исходили какие-то миазмы страха. Если он и боялся, то не так сильно, как хотел, чтобы я боялся его. Он представлял собой некую взведенную пружину, готовую в любой момент распрямиться, и я лихорадочно пытался понять, что тут происходит.

— Кого из вас тут называют Странным? — вновь заговорил человек в капюшоне.

— Я и есть Странный, — ответил я, стараясь как можно незаметнее снять автомат с предохранителя. Боковым зрением я заметил глаза Ирины, глядящие на меня из-под шлема двумя тревожными огоньками.

— Сенька Гваделупа велел передать, что будет ждать тебя в главном корпусе «Изумруда». Он хочет сказать тебе что-то очень важное. И дело это отлагательств не терпит — так он велел передать. Так что лучше тебе повернуть туда.

Он вскинул левую руку и указал ею в сторону тропинки, уходящей направо.

— Что же он сам не пришел меня встретить? — как можно непринужденнее поинтересовался я.

— Он не мог прийти сам, он ранен. Он ждет тебя в главном корпусе — поторопись, ему нужна твоя помощь.

— А что с ним случилось и кто ты такой? — спросил я уже с легким нажимом.

— Я просто проходил по лесу, когда нашел его неподалеку от главного корпуса, — проскрипело из-под капюшона.

— Хорошо, мы с ним встретимся, — ответил я, — но тебе придется пойти с нами. Мне так будет спокойнее: я просто не доверяю незнакомым прохожим, понимаешь?

— Мне это не по пути, я не договаривался с ним о своем возвращении, я согласился только передать его слова…

— Мы тебя обратно подвезем, не волнуйся. — Я начал потихоньку высвобождать плечо от автоматного ремня: я думал выстрелить ему в ногу…

— Я пойду с вами! — воскликнул он и неожиданно вскинул руки вверх.

Из него посыпались мелкие шарики. Я схватил автомат, одновременно скользнув пальцем на курок. Раздалась короткая очередь, автомат привычно вздрогнул в ладонях. В то же самое мгновение фигура в балахоне упала на землю и клубком покатилась влево. И тут же раздались хлопки, и в воздухе сверкнули ярчайшие белые вспышки, ослепившие мои глаза. Все описанное происходило почти одновременно. Я зажмурился, а передо мной поплыли желто-зеленые круги. В шлемофоне послышалась ругань Йоргена и выкрик Сибиллы:

— Группа, назад!

Я закрыл забрало светофильтра и включил инфракрасный режим. Дромадеры нервно шарахались под нами из стороны в сторону. Раздался сухой оглушающий треск, с легким позвякиванием: это стрелял Йорген.

Я завертел головой, разглядывая сквозь забрало местность в бледно-зеленых, мертвенных пятнах инфравидения — странного прохожего нигде не было. Вот полыхнула ярко-зеленым фигура Ирины с силуэтом верблюда. И почти сразу послышался ее возглас:

— Дэн! Сзади!

Я откинул забрало и повернулся в седле (глаза уже стали приходить в себя от светового шока).

Взглянув назад, я заметил в ночном небе большой, мерцающий голубоватым фосфоресцирующим светом предмет, напоминающий шляпу-сомбреро, только огромных габаритов. Вокруг него кружили похожие на рой светлячков желтоватые огоньки.

— За мной! В лес, надо спрятаться! — крикнул я, пришпорив своего верблюда.

Ирина махала туристам вперед и тоже ударила в бока своего дромадера. Мы перешли на быструю рысь и, доскакав до огромных колючих колонн, въехали в зону посадок лаборатории «Изумруд».

— Глюк сзади, Странный! — кричал в шлемофоне Йорген.

— Он приближается? — спросил я, схватив Чембу за гриву.

— Да, но медленно!

— А огни?

— Вместе пока, рядом с ним.

— Надо проехать как можно дальше вперед, — запыхавшись, ответил я, — строя не нарушать!

— Пани Дронова, шевелитесь! И ты поднажми! У нас глюк на хвосте! — Йорген пытался наводить сзади порядок.

— Что это такое происходит? — выкрикнула запыхавшаяся Ирина.

— Не знаю, — ответил я, подгоняя верблюда, — похоже на засаду, только какую-то странную.

— Разве глюки могут устраивать засады вместе с людьми? — удивилась Ирина.

— Не слышал о таком ни разу. — Я обернулся назад, но огромные кактусы уже закрывали полнеба, и шляпы не было видно, это меня немного успокоило. — Совпадения бывают всякие!

— А кто такой Сенька Гваделупа? — вновь спросила Ирина.

— Один мой старый знакомый: мы должны остановиться у него днем, на привал. Что он может делать в главном корпусе «Изумруда», ума не приложу.

— А почему мы не поехали ему на помощь?

— Этот человек врал, как мне показалось, к тому же Сенька вне доступа моего коммуникатора, я пытаюсь с ним связаться — и ноль эффекта, да и он не знал, что я здесь. Прикажите всем туристам перевести связь в режим конференции.

— Хорошо, — ответила она.

Меня не покидало чувство тревоги, и я продолжал озираться по сторонам. Что-то шевелилось между стволами кактусов, мелькали какие-то тени, местами виднелись светящиеся пятна: это был фосфоресцирующий мох, который можно было встретить в редких местах. Мерцали и двигались в темноте леса какие-то огоньки, шумел между огромными свечками стволов ночной ветер, и в отдалении выли церберы. Вся эта ситуация меня слегка нервировала: странный прохожий и внезапный глюк выглядели как-то неправильно, неестественно. Глюк мог нас догнать в считаные мгновения — и не догонял: несмотря на то что нас прикрывали кактусы, он чувствовал наше присутствие. Да и прохожий был каким-то надуманным. Этот его трюк с магниевыми «хлопушками» и полное отсутствие другого оружия, странное послание, якобы от Сеньки, который вряд ли вообще знал, что я приближаюсь к этому району, и уж тем более не мог так ловко встретить меня при помощи удачно проходящего мимо чудака в капюшоне… Да… странно все это, странно…

Когда связь включилась в режим конференции, стало слышно тяжелое дыхание туристов, их взволнованные реплики и восклицания.

— Осторожнее, не напоритесь на колючки, — сказал я всем.

— Я чуть не проткнула себе лицо — нет дороги побезопаснее? — прохныкала Лайла.

— Всем закрыть забрала шлемов и переключиться в инфракрасный режим, — приказал я. — Внимательнее смотрите по сторонам и докладывайте о малейших шевелениях живности!

Не надо было мне этого говорить.

— Я тут видел летучих мышей, — сказал Аурелиано, — здоровенные такие.

— Мыши?! Где? — Дронова так взвизгнула, что я чуть не оглох.

— Это летучие мыши семейства Desmodontinae, мыши-вампиры, — подлил масла в огонь бразилец.

— Они пьют кровь?! — закричала Лайла.

— Да! — выкрикнул я. — Прокусывают шлем до седла дромадера! И пожирают плоть, давясь собственной слюной!

— Странный шутит, — вмешался голос Сибиллы. — Кто паникует на Марсе, тот погибает, а эти мыши не нападают на людей. Аурелиано, я попросила бы вас блистать эрудицией в кроссвордах, а не во время нештата. Ясно?!

— Я просто сказал то, что видел, — огрызнулся тот.

— Если вы в следующий раз увидите на земле труп — не говорите, что все умрут через пару минут, хорошо? — Сибилла громко сплюнула через шлем.

— У вас тут прямо режим какой-то! — Аурелиано сорвался на визг. — Вы диктуете каждый шаг! Мы заплатили деньги: вам не все равно, что с нами случится?! Вы же и так получите свой гонорар!

Я услышал, как Аурелиано охнул и шумно выдохнул воздух из легких.

— Скорцес устал, — зловеще произнесла Сибилла, — некоторые мальчики боятся чужих планет. Есть еще паникеры?!

Я обернулся и увидел, как Сибилла перекладывает мешок плоти в сетку багажа своего седла, позади горба дромадера.

— Что вы с ним сделали?! — крикнула Аида истерично.

— Он просто упал в обморок, от недостатка кислорода, — мрачно прокомментировала Сибилла, — сосуды на белках красные. Всем надеть кислородные маски!

Иногда я любовался Сибиллой как человеком. Она была точна и адекватна. Она держала на балансе Йоргена и многое другое. Любить? Я любил ее как надежного товарища и симпатичную девушку. Но такого понимания не встретишь на дороге. Это — товарищ, которого поискать и не найти.

— Соблюдать порядок и спокойствие, — крикнул я в шлемофон, — ничего ужасного не происходит. Вы на чужой планете или на пикнике?! Подтянуться за лидером.

Я почувствовал, как рука Ирины опять сжала мой локоть.

— У меня болит задница, простите, — произнес голос Лайлы.

— Переходим на галоп! — крикнул я. — Шенкелей дромадерам!

Мы понеслись по ночному лесу. Ирина тоже вцепилась в гриву своего верблюда и отпустила мою руку. Наши тела ходили ходуном. Дромадеры боялись — я это чувствовал: как и мне, им было непривычно замкнутое пространство и запах живности.

— Странный! — раздался в наушниках голос Йоргена. — Он нас догоняет!

Я почувствовал приступ дрожи… А хотя зачем врать? Я почувствовал приступ страха. Подняв забрало шлема, я увидел над верхушками кактусов мерцающее сомбреро.

— Встать в строй по одному! — крикнул я.

Полковник, Йорген и Сибилла стали отставать, чтобы смена вытянулась.

— Что мне делать? — спросила Ирина с дрожью в голосе.

— Займите мое место справа. — Я дрожал изнутри. — Охотник Сибилла, — крикнул, — занять место лидера смены и прикрывать гида!

— Принято! — ответила та.

Я глянул назад и, слегка натянув поводья, перешел с галопа на рысь. Хаотическое движение отдыхающих было упорядочено, и я переместился в арьергард.

Сибилла проскочила мимо меня, сжимая в руке автомат.

— Ира, — крикнул я в шлемофон, — Охотника Сибиллу слушаться как меня!

— Да, — ответила Ирина, и голос ее пронесся эхом в наушниках.

Я почувствовал легкую вибрацию в затылке. В открытое забрало шлема пахнуло озоном. Йорген толкнул меня в плечо, и я заметил, что огоньки начинают разбегаться от глюка, образуя своим движением некое подобие восьмерок.

— Следи за туристами! — успел я крикнуть ему.

«Шляпа», путаясь в силуэтах выгнутых, торчащих к ночному небу свечек, мерцала, словно глаз нервнобольного, который подглядывал за пикником на обочине.

Я никак не мог сосредоточиться на глюке — чувствовал, что нас загоняют, как диких зверей, загоняют на номера. Я позволил себе недопустимое — стал паниковать. Стоп… стоп… Стоп! Для чувствующего человека боязнь — пустой номер. Ты можешь хоть умереть от страха, злобы и несогласия, но ТЫ ничего не изменишь этим. Спокойно… Я говорю с глюком… и он меня слышит… Стой! Ты… Нет… не так…

В воздухе послышался клекот и стрекотание и писк… Это было то, чего я и опасался, даже до встречи со «шляпой»…

Серые продолговатые тени, издавая пронзительное чириканье, стали выпрыгивать из-за толстых колонн колючих исполинов.

— Внимание! Крысы! — раздался голос Сибиллы.

— Открыть огонь? — спросил полковник, щелкнув предохранителем своего пистолета.

— Да, — крикнул я, — но только прицельный — они будут бросаться на трупы своих! Отдыхающим стрелять только по крайней необходимости!

— Я боюсь крыс! — крикнула Ирина в шлемофон.

— Сибилла! Отвечаешь за гида! — крикнул я в ответ. — Они сейчас не очень опасны. Спокойнее!

Я хотел искренне верить в то, что говорил и думал. Утешало то, что эти крысы были сильно мельче тех экземпляров с завода. Я пытался сосредоточиться на глюке, но чувствовал, что меня отвлекут в любую секунду.

— Ай, сука, тварь поганая, — раздался хриплый выкрик полковника и три пистолетных выстрела.

Чириканье усиливалось: крысы сновали между ног храпящих дромадеров, как метеоры из жидкой ртути.

— Надеть на верблюдов наглазники! — крикнул я. — Срочно! Всем!

— Ноги… э-э-э… — донесся крик Азиза.

— Факинг рэдс! — Крис пытался ударить рукояткой своего пистолета наскакивавшую ему на ногу мохнатую тварь.

Заговорил автомат Йоргена, и короткие очереди Сибиллы разрезали тишину. «Шляпа», казалось, висит над нами, хотя мы дрыгались на рысях, как ужаленные, а глюк вторил нашим конвульсиям своим мерцанием, и легонько зудел воздух. От этого во мне поднималась тошнота. За мой каблук что-то зацепилось, и я встряхнул ногой. Я пытался транслировать глюку спокойствие, изо всех сил стараясь отключиться от общего хаоса, вырубив свой шлемофон и открыв забрало шлема. Машинально мой автомат дрожал в моих руках, посылая одиночные трассирующие выстрелы вперед, туда, где ехала Ирина с Сибиллой.

Черными пятнами носились вокруг крылатые тени мышей-вампиров, которые тоже противно стрекотали и бились о броню шлемов, пытаясь по запаху обнаружить самые незащищенные участки тел всадников. Вокруг мерцал мох и сверкали трассирующие пули, а по краям торчали кинжалообразные колючки кактусов-гигантов.

— Ай! — раздался крик Дроновой, который было слышно и без наушников. — Она меня укусила!!! Ой!!! Больно! Жжет!

Я включил шлемофоны, плюнув на «шляпу»:

— Перекись! Дайте Дроновой перекись! Для них запах крови слаще глюкозы!

— А-а-а-а-а!!! — раздался гортанный вопль Азиза.

— Э-э-э! Уйди! — И Аюми громко вскрикнула.

— Ира, как ты? — не выдержав, крикнул я.

Молчание.

— Странный, не отвлекай, я с ней! — Сибилла раздраженно сплюнула.

— Дэн! Я в порядке! — Слова Ирины прерывались вскриками. Я стиснул зубы.

Вдруг ночь пронзило ярким слепящим жалом лазера. Послышался визг, поднялось облачко едкого дыма впереди, и сквозь зловещее шипение и вспышки пламени захрустело, затрещало и зашумело где-то сверху.

Огромный темный столб накренился. И начал падать!

— Ира, не стреляй лазером! — крикнул я. — Вперед, группа! Падает кактус!

Здоровенная колючая дубина качнулась и повалилась в глубь леса, подрезанная у основания. Хрустнули соседние стволы. И разлапистая махина весом в полторы тонны, зацепившись ветками-свечами за своих соседей, застряла, падая назад…

— Шенкелей дромадерам! — орал я сзади. — Вперед! Быстрей!

Храпели верблюды, вскрикивали люди, глушила уши пальба, а над нами довольно мерцала «шляпа». Чемба гарцевал и вздрагивал, болтая головой из стороны в сторону. Хаос и паника. На мгновение мне показалось, что достаточно среди кактусов оказаться двум автоматчикам — и наша группа закончит свое существование в считаные мгновения. Эта страшная мысль возымела свое действие. Я отстал… Я начал сосредотачиваться, абстрагируясь от шума и опасностей, от ИРИНЫ и жизней других людей. Я начал любить крыс и вампиров. Я чувствовал их агрессию как производную испуга. Я смотрел в ночное небо, прямо на «шляпу», которую изредка перекрывали крылатые тени гарпий, привлеченных запахом свежей крови, а где-то совсем рядом гавкали и рычали церберы. Это их глаза сверкали в темноте блуждающими огоньками. Но мне уже было на них плевать: я почувствовал теплый поток, проходящий от моих глаз к затылку и отражающийся через все туловище, через каждый нерв, к самым кончикам пальцев ног. Для меня перестал существовать лес кактусов, крысы и летучие мыши. Все провалилось куда-то глубоко под марсианскую почву. Я купался в волнах радости и спокойствия. Я думал про Ирину, про то, как я целовал ее на высокой скале каменного карьера, про клан Харлея, про мерное покачивание седла, про восход солнца, про улыбку Сибиллы и про то, как я ЛЮБЛЮ красивые летающие в небе штуки, загадочные и прекрасные, таинственные и естественные… Они могут все… Они такие, такие, как ветер, шум прибоя, который я помнил еще с Земли. Стук колес и мерное покачивание железнодорожного вагона, где я лежу на верхней полке и сквозь прищуренные глаза наблюдаю ползущий мимо однообразный пейзаж. Жизнь… она многолика… и поэтому будет вечной… даже когда закатятся звезды и откроется пасть великой пустоты… Пустоты-Матери… Пустоты-Вечности… она не даст прерваться происходящему…

— С чего ты это взял? — спросил меня Сатана. — Откуда такая уверенность?

— Сынок, не слушай дяденьку Сатану: он член экзаменационной комиссии, — сказал бородатый мужик, завернутый в простыню. — Мы — родственники, но думаем по-разному… Брат, перестань, он еще ребенок…

— Он почти уже наш, — возразил Сатана, — нельзя быть к нему снисходительным. Хтоний, он троечник, но из них-то, по закону, и выходят…

— Аид! — нахмурился старик. — Ты любишь играть с реальностью, хоть и знаешь, чем это кончится…

— Он тоже у меня спрашивал недавно: а чем это кончится?

— Знаю, не прикалывайся…

— Чего тебе не хватало?! — грозно спросил человек с серым лицом и косматыми бровями. — Чего вам всем всегда мало? Почему вы думаете, что «Пантеон» транслирует вам какое-то дерьмо?

— Перестань, я прошу, — бородач тронул его за рукав, — ему еще битва с Титанами предстоит, а ты… пусть поспит…

Человек с косматыми бровями улыбнулся.

— Конечно, пускай, — сказал он усталым голосом, — только я его спрошу…

— О чем?

— А как тебе режиссер Вим Вэндерс?

— Алиса в городах…

— А как тебе Артемида?

— Они не будут вместе — это мое отцовское слово…

— Будут! Ты же знаешь…

— Дэн, тебе нравится Ирина?

— Я ее люблю…

— А цыплята с ящерицами?

— Это такое блюдо?

— Это такой план…

— Дэн, ты любишь крыс?

— Да…

— Ты боишься верблюдов?

— Нет…

— А Мирзы-ага ты тоже не боишься?

— Ну та-а-а-ак… — протянул я, поморщившись, словно пытаясь что-то вспомнить… — Кого? — переспросил.

— Не «кого», а «куда»! — Йорген явно уже давно пытался задать мне какой-то вопрос.

— Куда — что? — Я еле ворочал языком.

— Странный, — вмешалась Сибилла, — тропинка спереди завалена, есть дорога вбок, направо, к комплексу, где тебя какой-то твой Гватемала ждет…

— Гваделупа, — пробормотал я.

— Не принципиально. — Йорген злился. — Что нам делать-то?

— Как завалена тропа? — прошептал я.

— Сильно, блин, она завалена! — Йорген опять вышел из равновесия.

Я приподнял голову с горба дромадера и увидел, как штук пять гигантов-кактусов «елочкой» лежали впереди, загораживая свечками своих отростков дорогу так, что она казалась свалкой космических ракет, да еще и с колючими шипами…

— Дэн, хочешь, я выжгу их лазером, — услышал я голос Ирины.

— Береги заряды, Ира, — ответил я, еле-еле шевеля языком. Во рту было сухо, как в горах Фарсида: пыль и ветер. — А где глюк? — вновь спросил я заплетающимся языком, ощущая во рту привкус металла.

— Глюк ушел, Дэн, — голос Ирины был мягкий и убаюкивающий, — и звери ушли с ним.

— Раненые есть? — К горлу подкатил приступ тошноты, я икнул.

— Да. — Сибилла прикуривала сигарету, и дым казался мне тошнотворно сладким, а печень пульсировала вместо сердца. — Дронова, Азиз, Лайла и Аурелиано: их слегка покусали…

— Сильно?

— Нет, им оказана помощь, Странный, все в порядке. — Сибилла сплюнула на песок.

— Дорога есть другая? — У меня кружилась голова, и я чувствовал, что являюсь деталью кольца Сатурна.

— Вправо, — терпеливо сказала Сибилла, — но она в сторону главного корпуса «Изумруда».

Я вновь приподнял голову: перед нами была небольшая поляна, вправо от которой отходила дорога, — кактусов не было, зато были видны свежеспиленные, сочащиеся влагой пеньки прямо по пути следования…

— Это ловушка. — Я сказал это тихо и медленно, обращаясь в основном к Йоргену с Сибиллой. Но Ирина тоже услышала мои слова.

— Ловушка? — переспросила она. — Может, повернем назад и объедем?

— Слева идут бои… — Мне с трудом давались мысли, а уж слова… — Направо и так главный корпус… А если у нас есть враг, то его надо знать… а иначе он ударит неожиданно…

— Ты правильно трешь. — Йорген почесал затылок. — Но это хрень полная, Странный! Что это за Сэм такой?

— Короче, ребята… — Я стал чувствовать свои веки и пальцы. — Вы со мной?

— Странный, не трахай мозги. — Сибилла нахмурилась. — Чего тебе от нас надо?

— Мне надо, чтобы вы нас спасли. — Я хлебнул из фляги, и мне стало теплее.

— Остекленеть! — Сибилла покосилась на группу туристов. — Кто нам угрожает? Поделишься?

— Сиб… — Я ватными пальцами выбил из пачки сигарету и тоже закурил. — Я не знаю, кто нам угрожает, и это точно не Сенька Гваделупа, но нас явно сюда загнали, и конфликт устроили к северу тоже нарочно… — Я закашлялся. — И тропинку завалили явно, и пеньки торчат от кактусов — засохнуть не успели… Видела?

— Видела, вот поэтому… — начала было Сибилла.

— Вот поэтому, — перебил я ее, — вы с Йоргеном, марсиане, следопыты и просто убийцы, коварные и безжалостные… вы пойдете на левый и правый фланг, без верблюдов, ползком, или как вы это делаете… змеей… хамелеоном… ясно?

— Не ясно, Странный… — Йорген помотал головой. — Задача в чем?

— Наденьте камуфляж, — продолжал я, — на связь не выходите, чтобы не запеленговали… вас типа убило в лесу, ясно?! Ваши дромадеры поедут с нами.

— Куда уж яснее! — Йорген раздраженно кивнул.

— Ты что-то чувствуешь, Странный? — Сибилла вскинула черные брови.

— Вы это и без меня чувствуете: где-то впереди — засада. — Ко мне стала возвращаться уверенность. — Обходите, короче, тропинку по лесу, пешком и аккуратно, к «Изумруду», и учтите: напоретесь на засаду — все поляжем, ясно?

— Ясно, как Фобос. — Йорген улыбнулся. — Первый раз за последнее время можно заняться делом.

— Йорген, кроме шуток, — не выдержал я. — Нас, видно, собираются захватить: хотели бы убить — уже убили бы давно. Вы — с Сибиллой. Наша жизнь — врубаешься, что к чему?

— Врубаюсь, Странный! — сверкнул Йорген глазами.

— Тогда и не парься.

— А я и не парюсь! — Йорген обнял Сибиллу за плечи. — Мне по кайфу!

Я включил шлемофон на его частоте и тихо сказал:

— Главное, чтобы другие тоже не парились…

— А я тебя подводил? — так же тихо спросил Йорген.

— Тебя не должны грохнуть, я же гребаный землянин… — Я улыбнулся краешком губ.

— Так марсиане и созданы, чтоб вытаскивать земные задницы! — сказала Сибилла насмешливо.

— Очень на это рассчитываю. — Я помассировал виски. — Если с вами что-то случится, то нас не будет… вот так…

— Не дрейфь, Странноватый! — Йорген хохотнул. — Хуже тебя у меня никого не было…

— Эсквайр хотел сказать… — начала Сибилла, потом осеклась. — Не волнуйся…

— Давайте… — Я взял поводья. — Полковник! Принять верблюдов на баланс…

— Есть! — донеслось.

Мне было нельзя командовать: я же не умею играть в шахматы… эх…

— Что сейчас будет? — Ирина, которая внимательно прислушивалась к нашей беседе, вновь ласково и с тревогой взяла меня за руку.

— Хорошо с нами все будет, — сказал я, уже почти оправившись от удара глюка. — Что бы с нами ни происходило, Ирина, не бойся ничего. На нас хотят напасть с целью захвата, так что главное — не делать резких движений.

— Не слишком-то это успокоительная мысль, что кто-то нас собирается захватывать. — Ирина нахмурилась.

— Мой коварный план сработает, — ободряюще улыбнулся я.

Йорген и Сибилла скинулись на «камень, ножницы, бумагу», кто пойдет слева, а кто справа.

— Все, мы пошли, Странный, — сказал Йорген, застегивая песчаную камуфляжную накидку на шее.

Они с Сибиллой хлопнули друг друга по плечу и разошлись в разные стороны.

Я подъехал к группе.

— Слушайте мой приказ, — сказал я всем твердым голосом. — Что бы сейчас ни произошло — никакой паники и самовольных действий, особенно это касается вас, полковник. Нас хотят захватить в плен, но мы предприняли ряд контрмер, которые нас обезопасят. Всем ясно? Вести себя максимально спокойно, и все будет хорошо!

— Мы постараемся, — ответил за всех полковник, оглядев туристов.

— Что значит «в плен»? — возмущенно воскликнула Дронова. — Вы издеваетесь?!

Я дал шенкелей своему дромадеру, поскакав вперед…

Я надеялся, что полковник все объяснит и что туристы просто устали паниковать еще в лесу.

Группа собралась — Ирина навела в ней порядок. На меня поглядывали как на диковинку, сибирского шамана — звери ведь ушли вместе с глюком, когда я потерял сознание… А у меня ломило затылок… первый признак надвигающегося инсульта…

Группа была построена, но для верности я выждал еще минут пятнадцать: надо было дать фору нашим Охотникам. Подождав указанное время, группа выехала с полянки медленным шагом и вступила на просеку.

Лес, казалось уснул… Да, мелькали летучие мыши, пробегали крысы, но все было неестественно мирно…

Верблюды шли шагом, огибая огромные колонны… и везде торчали спиленные пеньки большого диаметра — эта дорога действительно была свежей… недавно проложенной, совсем не утоптанной… Я ожидал выстрела из-за каждого кактуса. Оглядывая отростки свечек, я искал там снайперские «гнезда». Инфракрасный сканер показывал мелкие формы жизни, но я прекрасно понимал, что в камуфляжных накидках естьтеплоизолирующий слой, поэтому надо быть спокойным и внимательным… внимательным и спокойным.

Я знал, что все идет к этому, как тошнота… страх… преодоление… свобода…

— А тебе бывает страшно, Дэн? — спросила Ирина, ехавшая бок о бок со мной.

— Конечно, бывает, — ответил я. — Страх — это безусловный рефлекс, инстинкт самосохранения. Кто не боится, тот не проживет долго. Это если говорить о биологическом страхе.

— А сейчас тебе не страшно? — вновь спросила Ирина.

— Нет, — соврал я, — мне сейчас интересно: кто и зачем охотится на нас. Я любопытен по природе, а вся эта наша поездка просто напичкана загадками и тайнами. Возможно, одной из них скоро станет меньше. А потом, к страху привыкаешь на этой планете.

— Привыкаешь? — удивилась Ирина.

— Привыкаешь к чувству опасности, к тому, что все изменчиво, нельзя строить планов, надо действовать по ситуации, привыкаешь к глюкам, крысам, собакам, даже к отморозкам можно привыкнуть. Хотя это давалось мне всегда с трудом.

— Я тоже не боюсь теперь, — сказала Ирина. — Когда ты рядом, я никакого страха не чувствую. Я знаю, что ты меня защитишь от всего.

Я протянул руку и, взяв ее ладонь, бережно погладил.

— Я тебя никому не отдам, — сказал я тихо.

Прошло два часа… Тропа была до сих пор свежей… дуги отростков прикрывали видимое пространство, и я их тихо ненавидел за это, хоть и понимал, что они не виноваты: я знал, что сейчас что-то произойдет… По краям, как знаки откровения, лежали толстые поваленные стволы. Раздавалось чириканье и вой местной фауны… Не совсем так я представлял себе эту поездку, но сам ведь говорил недавно, что на Марсе нельзя быть ни в чем уверенным на сто процентов, и планы строить глупо…

Я боялся… и мне было стыдно за это…

Наконец в перспективе просеки замерцали в темноте огни «Изумруда». Тени встревоженных нашим приближением зверей мелькали то по краям, за кактусами, то на фоне этих огней, когда они перебегали дорогу. Мы неспешно приближались к своей цели. Я пытался травить анекдоты Ирине и то и дело прикладывался к фляге. Ирина была молчалива и сосредоточенна.

Кактусы начали редеть и уменьшаться в размерах. И вот мы выехали на открытое пространство: просека окончилась.

Головное здание имело несколько полуразрушенных пристроек, а высотой поднималось на пять этажей. Кое-где окна и стены провалились и зияли в скудном свете звезд черными дырами, в которых что-то светилось изнутри. Из крыш невысоких пристроек торчали странные хвойные деревья неизвестной породы, а стены зданий были увиты каким-то мохнатым плющом и облеплены светящимся мхом. Под крышей виднелся полузаросший плакат: «Биологическая станция терраформирования „Изумруд“, проект „Терра-2“».

И немного ниже: «Мы даем воздух, воду и пищу! Мы даем жизнь!»

Вокруг одинокими нелепыми великанами были разбросаны поржавевшие покореженные ветряки… Идеальное место для стрельбы и засад — я бы такое же выбрал.

Я пытался услышать происки Йоргена с Сибиллой… но то ли они напоролись на более хитрую засаду в лесу (что было бы приговором мне и остальным, правда, в этот вариант я старался не верить), то ли они заняли позицию. Я ведь и послал их за этим…

Я ждал, мерно покачиваясь в седле. Вот в одном из проемов возникло какое-то движение.

— Стоять резко! — послышался громкий окрик… — Стреляем уже…

Ирина слегка вздрогнула и натянула поводья. Я вскинул автомат и сделал знак группе остановиться.

Раздалась длинная автоматная очередь, из коей я заключил, что у этих парней все хорошо с боекомплектом… Трассирующие пули били в кактусы и в песок… Я попался… я у них…

— Именем Братства Пустыни: назовите себя! — раздался откуда-то сбоку хриплый грубый мужской голос.

— Я — Охотник Странный из долины Маринера, — крикнул я в ответ. — Веду группу туристов с Земли к Персеполису.

— О! Ты-то нам и нужен! — удовлетворенно хихикнул другой голос, с какими-то неуловимо знакомыми интонациями.

И вдруг, совершенно неожиданно, на здании включились мощные прожектора, и нас ослепили яркие лучи света. Я невольно прикрыл лицо рукой и зажмурился, а со всех сторон стали появляться вооруженные люди, целящиеся в нас из разнообразного автоматического оружия, эхом вторились щелчки затворов. Мне удалось разглядеть сквозь пятна в глазах, как из ворот гаражей главного корпуса выехали две фигуры всадников на дромадерах. Они подъехали к нам ближе и остановились.

— Братство Пустыни и его предводитель приветствуют вас! — услышал я до боли знакомый голос с ехидными нотками. — Меня зовут Вим Вэндерс.

Я приоткрыл глаза: черная ковбойская шляпа, руки в кожаных перчатках, дымящая сигара (где он достает на Марсе сигары?), щегольская светлая бородка и крысиные усики. Лицо обрамлялось длинными светлыми волосами. Сплошной наглый пафос.

— Джордж! — сказал я в ответ. — Вим Вэндерс — это кинорежиссер, а не бандит с большой дороги. Ты пользуешься темнотой этих людей и придумываешь себе звучные имена? Нехорошо! Давно ты стал Вимом?

— Ба! — развел руками тот, выпустив облако ароматного дыма. — Какие люди к нам приходят, и без охраны! Странный! Дружище! Сколько лет, сколько зим!

— Одно лето и две зимы, — уточнил я, закуривая сигарету.

— Крепкая же у тебя память, старина! — закивал Джордж. — А по моим ощущениям — прошли годы!

— На память не жалуюсь, — ухмыльнулся я. — Ты скучал по мне, мой мальчик?

— Ты не представляешь как! — Тот облокотился на шею своего верблюда. — Я пережил такие страдания… но вот все позади, и ты наконец-то здесь!

— Ладна, э! Канчай базар, Вим! — вмешался его спутник с ярко выраженным восточным акцентом. — Ты его хатэл замочить? Давай начинай.

— Может, представишь мне своего коллегу по мокрой работенке? — попросил я.

— Это Мирза-ага, очень свирепый и кровожадный маньяк, — сказал Джордж с довольной улыбкой. — Так и ждет, когда начнется кровавая бойня.

— На кого ты сейчас работаешь, Джо? — спросил я.

— Странный, ты меня удивляешь, — вновь развел тот руками. — Это коммерческая тайна, ты что, не понял?

— Разоружить всех, — отдал приказ Мирза.

К нам стали подходить нукеры и отбирать оружие. Мой автомат буквально вырвали из рук. Забирая у Ирины бластер, пустынник присвистнул и заговорил со своим напарником на непонятном языке.

— И что ты собираешься делать дальше? — спросил я с неподдельным интересом.

— Я тебя грохну, как чумного цербера, — ухмыльнулся Джордж, — ты мне надоел.

— Не забудь для пущего эффекта сказать, что этот Марс слишком мал для нас обоих, чувак! Ты всегда был дешевкой. — Я заулыбался и тут же получил прикладом под ребро от стоящего рядом бандита.

У меня потемнело в глазах, я пошатнулся, и меня резко сдернули из седла. Я потерял равновесие и повалился на землю, успев выставить вперед ладони. Стоящий рядом бандит начал ожесточенно лупить меня сапогами, а я попытался сгруппировать мышцы тела, развернувшись к нему спиной.

— Прекратите немедленно! — услышал я откуда-то сверху крик Ирины.

Господи, зря она подала голос вообще.

— Заткни пасть, сучка, — сказал кто-то из бандитов. — Можно я ее трахну, Мирза?

— Можьно, — спокойно ответил тот. — Толко когда подэлим все.

— Я сам ею займусь, — подал голос Джордж. — Уж больно она за него волнуется — наверное, он ей нравился. Ладно, хватит его мутузить, а то весь кайф мне обломаешь: я не хочу расстреливать мешок с дерьмом — нету в этом полета фантазии.

Бить меня перестали и, придавив сапогом к земле, застегнули за спиной холодные наручники. Я медленно поднялся на ноги, сплевывая изо рта песок.

— Та-а-ак, — протянул Джордж и тронул поводья.

Он медленно объезжал нашу группу, всматриваясь в лица отдыхающих. Я пытался пересчитать всех бандитов: их было около пятнадцати человек, включая Джорджа и Мирзу. Если, конечно, поблизости не прятался еще кто-то.

— А вы нас не убьете? — рыдающим голосом спросила Лайла. — Мы ни в чем не виноваты…

— Если будете себя послушно вести, то нет, красавица, — хохотнул Джордж.

— Слушай, их нада валить всэх! Вим! — Мирза напрягся. — На хрэн нам в пустыне лишний груз. Дэвайсы заберем, пару дромадеров возьмем, а этих тут завалим: звери их похавают — и все!

— Мирза, сколько раз я тебе говорил? — Джордж, поморщившись, повернулся в седле. — Ты любишь трупы, а я люблю деньги, усекаешь? Твои бойцы, мои бабки — что не ясно? Кто находит заказы?

— Ты находищ, — с раздражением вырвалось у Мирзы.

— Ну и почему бы нам просто не продать это мясо? За эрги? За девайсы? За оружие с патронами? На равнине сейчас видел что творится?! А у нас куча заложников, за каждого из которых дадут много всего. А еще их можно использовать как живой щит, если паладины сунутся. Выгода? А ты «валить-валить». Вот поэтому вы никак не возьмете под контроль долину…

— Попридержи свой рот, э! — Мирза, как типичный отморозок, быстро терял терпение. — Врэмя покажет, как ты всех в долине положьищ!

Мне показалось, что авторитет Джо не так уж незыблем в этой шайке. Он всегда был таким: жаждал быть авторитетом любыми возможными способами, кроме тех, которые действительно нужны. Слабый и импульсивный, завистливый и закомплексованный, он всегда тянулся к внешним проявлениям собственной крутости, но никак не мог понять, что шила в мешке не утаишь.

— Я не хочу умирать! Вы не имеете права так себя вести, вы — уроды, я ненавижу таких, как вы, козлов! Я вас…

Крик Дроновой прервался: бандит запрыгнул на ее верблюда и ударил под шлем рукоятью пистолета. Раздался неприятный звук, а у меня сжалось сердце и забурлили эмоции: дьявол! Я — идиот, надо было все сделать не так… по-другому… все моя дурацкая самонадеянность…

Бандит примотал обмякшее тело поводьями к шее дромадера и спрыгнул на песок. Остальные туристы оцепенели.

— Так! — Джо решил отреагировать — он тоже злился, потому что ему было страшно, я это чувствовал. — Всем слушаться меня! Я сейчас командую, ясно? Это наши пленники, они — наши деньги! Чтобы все успокоились, сейчас мы устроим казнь. Пожалуй… Вот! Я вместе со Странным пристрелю еще вот этого негритоса!

— За что мэня? — воскликнул Азиз.

— А я негров не люблю, понял? — Джо торжествующе улыбался.

— У меня богатый отэц! Он может много заплатить…

— Он на Земле, а ты — тут, — развел руками Джо. — А я хочу пристрелить негра, прямо сейчас.

— Расыст поганый! — гневно выкрикнул растаман.

Джо заехал ему под дых, и Азиз согнулся пополам.

— Надеть на всех браслеты, — приказал Джо.

Да, я начал чувствовать дикость своего плана — его никчемность и безответственность. Чем ему Азиз-то не угодил? Придурок долбаный этот Джо… Откуда он здесь взялся? Случайность ли это? Да нет, что-то непохоже… Ему заказали именно нас… и, наверное, кто-то из марсианской публики подсказал имя моего врага, бывшего моего подельника, который как-то раз бросил меня в горящем бункере, в районе земли Ноя. А потом… и потом он частенько мне гадил. Тысяча демонов Фобоса. Я надеялся только на два фактора: Сибилла и Йорген (я молился сейчас за них всем марсианским богам) — и ошибка (я очень надеялся, зная Джорджа, что он совершит хоть какую-то ошибку). А вообще-то вся ситуация казалась мне совершенно дикой и неправильной. Не то чтобы я не ожидал подобного, но… Да уж, давно у меня не было такой поездки. Я изо всех сил старался не паниковать, пытался все подмечать и анализировать.

— Кстати, Странный, — Вэндерс подъехал ко мне, — а с тобой же были еще двое! Где они?

Я ждал этого вопроса и был подготовлен. Иногда я умел нагло врать. Я нахмурился и стиснул зубы, заиграв желваками.

— Их больше нет, — ответил я мрачно, стараясь не переигрывать.

— Да ну! — Джо тоже нахмурился, внимательно глядя мне в глаза. — Что же сталось с этими Охотниками? Кажется, Йорген и Саберия?

— Сибилла, — поправил я, глянув ему в глаза. — Мы… — я тяжело выдохнул, — мы напоролись перед лесом на большой глюк… и… там еще зверья повылазило: крысы, гарпии, церберы… в общем… они погибли, как герои, защищая группу… Йоргена испепелило этим чертовым глюком… а она… — я выпрямился во весь рост, — ее загрызли крысы… вот так…

— Печально, — хихикнул Вэндерс. — Тебя тоже сейчас будут кушать местные мутанты, так что готовься, хренов умник: я всегда говорил, что эти твои сверхспособности — чистейшее шарлатанство, чтобы пудрить голову лохам. Иначе кто согласится идти в группе с таким идиотом, как ты? Мне хватило нескольких раз — и то я ушел, как только понял, что ты за дерьмо.

— Ты просто бросил меня подыхать в горящем бункере на базе, обгадившись предварительно! — сказал я с усмешкой.

Джо спрыгнул с верблюда и, медленно подойдя ко мне, ударил меня кулаком в живот, а потом по скуле. Я пошатнулся, но не упал. Искры боли вспыхнули в глазах.

— Да потому что такие интеллигентские хлюпики ни на что не годятся: им на Марсе не место, как ты этого еще не понял! Марс любит сильных, понимаешь ты, дебил? Ладно, сейчас ты все поймешь у меня! Тащите сюда черномазого!

Азиза сдернули с седла и, не обращая внимания на его выкрики на арабском, скорее всего отборные ругательства, подвели ко мне. Мы с ним переглянулись, и он мне подмигнул. Ну и пофигисты же эти растаманы! Нас с ним собираются валить, как диких зверей, а он мне подмигивает! Неужели он не понимает?

— Давай, вали их, — словно в подтверждение моих мыслей, крикнул Мирза. — Чэго врэмя тянуть?

«Если сейчас не появятся Йорген с Сибиллой, и желательно еще взвод паладинов, — думал я, — то моя разведка боем будет признана совершенно проваленной». Все-таки прав был Вэндерс, назвав меня дебилом. Вечно я вляпываюсь в неприятности по собственной глупости. Говорят, у человека перед смертью проходит перед глазами вся его жизнь — не верьте. У кого как, наверное: я ничего не мог вспомнить, я думал только об Ирине. Я думал, что умру с чувством глубокого стыда перед ней: Я НЕ СМОГ ЕЕ ЗАЩИТИТЬ!!! А она мне верила, она меня любит! Она и сейчас мне верит — я знал это!

Внутри меня стала закипать холодная ненависть.

— Не-э-эт! — с противной усмешкой сказал Джо. — Я их не здесь казню, я там, в корпусе одно местечко присмотрел — ну очень подходящее! Там они умрут медленно и печально.

И он расхохотался, как ему, наверное, казалось, зловещим смехом, а выглядело это натужным карканьем. Даже Мирза не выдержал и сплюнул на песок:

— Пачэму по-простому нэльзя завалить двух человек? — Он досадливо поморщился.

— У меня с этим ублюдком старые счеты. — Вэндерс кивнул на меня. — Трое человек со мной!

Мирза тяжело вздохнул, и мне подумалось, что такой психопат, как Джо, даже здесь не может найти единомышленников. К тому же мне показалось, что расстрелять из автомата двух безоружных людей, скованных наручниками, мог бы и один мало-мальски тренированный боец: Джо меня продолжал бояться, хоть я ни разу в жизни не сделал ему хоть чего-нибудь плохого. И поэтому он ненавидел меня — ненавидел из-за своей трусости. Первое время нашего знакомства он, напротив, восхищался мной и расхваливал на все лады, хотя я и для этого повода не давал, — он говорил, что я очень необычный и во мне дремлют зачатки сверхличности. Я по глупости сдружился с ним, чтобы разрушить барьер этого дурацкого почитания, но когда с меня спал ореол «супергероя» Охотника и Джо понял, что я — обычный человек, он стал относиться ко мне как-то надменно, со скрытой враждебностью, наверное, я разрушил какие-то его идеалы. А когда единственная в отряде девушка Лайза, которая нравилась нам обоим, предпочла ему меня, он затаил злобу и нарассказал ей чего-то такого, что Лайза три дня за время рейда ни словом со мной не обмолвилась. И только через пару месяцев призналась, что Джо живописал ей в красках мои похождения, по сравнению с которыми история знаменитого Джакомо Казановы выглядела нравственной проповедью для юных школьников.

Интересно, успокоился бы Джо сейчас, если бы узнал, как я боялся несколько часов назад в лесу, или с каким ужасом и страхом я бежал по линии огня шагающего танка, или что сейчас мне просто страшно — страшно, что меня убьют, и смертельно стыдно перед Ириной за то, что я ее подвел? Вряд ли… Он совершенно очевидно имел маниакальный сдвиг на собственной крутости и параноидальную веру в то, что миром правят «крутые».

Вэндерс развернулся и махнул рукой. Меня ткнули в спину дулом автомата, прямо в районе печени. Я обернулся и посмотрел на Ирину: она застыла с каменным выражением лица, но глаза ее, полные ужаса и отчаяния, огромные серые глаза моей девочки смотрели на меня словно целых два дождливых неба, две бесконечности.

Я стиснул зубы, затем заставил себя улыбнуться и подмигнул ей, как только что это сделал Азиз. На секунду мне показалось, что отчаяния поубавилось: ОНА МНЕ ВЕРИТ! Я не могу подвести ее!

— Шагай, мешок с дерьмом! — крикнул конвоирующий меня бандит, стукнув прикладом автомата мне между лопаток.

Я покачнулся и пошел вперед, рядом с Азизом.

— Нэ бойся, — вполголоса сказал Азиз. — Это просто щайка щакалов!

— Заткнуть пасти! — Азиз тоже получил свою порцию приклада в спину.

— Я не боюсь. Что-нибудь придумаем, — прошептал я тихо.

Хотя, сказать по правде, отсутствие Йоргена и Сибиллы сильно убавляло мой оптимизм, и я надеялся уже только на чудо. Я постарался максимально расслабить мышцы и сознание, даже челюсть моя слегка отвисла, пошатываясь безвольно, как ржавый ковш экскаватора на ветру. Мне казалось, что воздух вокруг меня пронизан паутинообразными, слегка мерцающими нитями, которые извилистыми потоками лениво и плавно текут вокруг меня, и я словно в невесомости подчиняюсь их течению, будто плывущая в ручейке щепка. Окружающие меня предметы и фигуры в скудном своем ночном освещении потеряли свои очертания и цвета: я плыл, как древний парусник, по воле волн и ветра.

Мы медленно подошли к покосившейся двери с надписью «Проходная — предъяви пропуск!». Джо отодвинул ее в сторону, прошел внутрь. Мы погрузились во тьму, но ненадолго: Джо щелкнул выключателем, и по стенам тускло загорелись лампочки. Прямо перед нами была будка с выбитыми стеклами, в которой сидело, уронив голову, за покореженным столом высохшее тело, покрытое клочьями истлевшей и разодранной униформы. Сохранилась пластиковая нашивка на рукаве с надписью «Охрана». В правой руке мертвец сжимал заржавевший ПМ. Впереди, рядом с будкой торчала покореженная «елочка», у которой отсутствовало одно из ребер.

Миновав проходную, мы стали подниматься по полуразрушенной бетонной лестнице, усеянной осколками кирпича, рваными тряпками, битым стеклом и крысиными экскрементами. Медленно, с легким похрустыванием под ногами, мы поднимались пролет за пролетом. Одна стена на лестничной площадке между третьим и вторым этажом являла собой рваную дыру, обрамленную узором выбитых кирпичей. За ней я видел провалившиеся крыши пристроек, дворик с застывшими туристами, вооруженных бандитов и сиреневую полоску неба на востоке, в центре которой чернел силуэт покосившегося ветряка на фоне кактусового леса.

Мы поднялись на третий этаж, и Джо остановился перед нишей дверного проема.

— За мной, направо, — буркнул он и, нашарив рукой выключатель, щелкнул.

Где-то в недрах здания слышалось слабое потрескивание, словно искрила проводка, стрекотание крыс и легкое порыкивание. Джо вынул из поясной кобуры свой револьвер и взвел курок. Мы прошли дальше и повернули за ним направо — вернее, все повернули, а я проплыл, как воздушный шарик, услышав за собой презрительную фразу одного из бандитов, обращенную к напарнику:

— Смотри, как Охотник обгадился — ели ноги волочет!

— Ага, — ответил тот, — ща он, в натуре, обгадится.

Они заржали, как два дебила, а мы тем временем продолжали идти по засыпанному разным хламом коридору, мимо выбитых дверей каких-то лабораторий. В некоторых из них стояли какие-то подсвеченные стеклянные резервуары, в которых до сих пор пузырился странный раствор, где плавали некие плохо различимые объекты явно биологического происхождения. Возможно, это были те самые водоросли, которые поддерживали создание дополнительных источников кислорода.

«Изумруд» имел неплохую автономную базу энергоснабжения, но по понятным причинам здесь не свил гнездышка ни один из кланов — слишком уж много живности тут обитает.

Я стал выравнивать дыхание, и оно постепенно участилось. Кончики пальцев на руках стало слегка покалывать: я представлял себе, что вокруг меня не люди, а опасные глюки, образования из враждебной материи, которые пытаются выпить из меня все силы и энергию при помощи особых полупрозрачных воронок, направленных к моему затылку. Я мысленно надел на голову плотный, непрозрачный толстый капюшон — и воронки стали таять. Мои руки зудели приятным приливом энергии.

— Все, пришли, — сказал Вэндерс и остановился, пряча револьвер в кобуру.

Мы очутились в небольшом холле, который разделял коридор на две части. Задняя его стенка отсутствовала полностью — видно, здесь было большое окно, от пола до потолка. Вэндерс подошел к краю отверстия, из которого пробивался скудный свет звезд, и глянул вниз.

— Поди-ка сюда, — махнул он мне рукой.

Я послушно подошел к краю проема с другой стороны, упершись в небольшой кирпичный простенок плечом.

— Глянь, там внизу, — холодно произнес Вэндерс, — видишь, что там?

Я нагнул голову, как мне велели, и посмотрел вниз: на земле у задней стены здания был зарешеченный высоким забором участок земли. За забором стоял столб с большой полустертой табличкой «Верблюжий вольер № 4». Внутри вольера торчала железная труба, из которой сочилась тоненькая струйка воды, а вокруг… вокруг по всему вольеру были высокие, мохнатые заросли комковатого черного меха.

— Знаешь, что это? — с невинной улыбкой спросил Джордж.

Я замотал головой, хотя прекрасно все понял.

— Ты плохо проходил марсианскую ботанику, если не знаешь таких простых вещей, дурачок. — Он криво ухмыльнулся. — Это марсианская Черная Плесень, известная как aspergillus niger marsius. Это далекий предок земного аспергиллуса, который и на Земле-то был опасен, но на Марсе он немного мутировал, его радиация подкормила и много еще чего. Если в него попасть, в воздух поднимаются миллионы спор, и когда человек делает хотя бы один вдох, один… Человек уже не жилец на свете. Вот так. Посмотри, какой он огромный! Споры проникают внутрь через дыхательные пути и сначала поражают дыхательную систему, потом центральную нервную, а заодно еще кожу, все органы чувств и половую систему в придачу. Здорово, правда? Медленная и мучительная смерть в течение пары часов…

Он выдержал эффектную паузу.

— Нравится? — спросил он, затягиваясь сигарой.

Я молчал.

— Сначала мы прострелим тебе ноги, потом руки — и бросим тебя туда, на съедение грибам. Как план?

— Это ужасно! — медленно произнес я. — Но почему, Джо? Зачем именно так?

— За тем, что ты уже давно прогнил, осталось тебе заплесневеть. — И он опять захохотал, весьма довольный своей «тонкой» шуткой.

Конвоиры тоже осклабились. И я первый раз разглядел лица тех, кто шел сзади: один из них был с заросшей копной грязных свалявшихся волос с проседью. Глядя на его извивающуюся потрескавшуюся нижнюю губу, я узнал таинственного прохожего, который рассказывал нам при въезде в лес байки про Сеньку Гваделупу.

— Джо, — сказал я с просительными интонациями в голосе, — ты меня поймал, я здесь, перед тобой, просто пристрели меня, и все…

— Ага! — Джо вновь засмеялся. — Очко играет? Бесстрашный Охотник! Странный! Может, тебя в нечто созвучное переименовать? А что? Тебе пойдет!

— Неужели ты так меня ненавидишь? — Я попытался придать голосу как можно больше горечи.

— Да нет. — Вэндерс посмотрел на небо и затянулся сигарой. — Просто убивать пулями — это неинтересно, а тут есть полет фантазии, понимаешь, старина? Я произвожу научные исследования о границах человеческого убожества — «по ту сторону страха»! Жаль, правда, что ты уже «по эту»… Просто перед смертью ты поймешь, насколько ты дешево выглядел, когда строил из себя перед Охотниками такого крутого героя… особенно перед этой сучкой… Как ее там звали? Забыл…

— Лайза, — напомнил я.

Он досадливо поморщился:

— Не суть — просто ты так жалко выглядел, когда выпендривался перед этой самкой…

— Джо, — сказал я, — неужели в нашем прошлом не было ничего хорошего, ради которого стоило бы все забыть?

— Если что-то и было, слизняк, — сказал он презрительно, — то ты все испортил! ТЫ! Ты лез во все щели, хоть, кроме понтов, у тебя ничего и не было! Ты пытался травить меня, как бешеную собаку! Ты хотел смешать меня с грязью! Но у тебя ничего не вышло!

Он почти кричал, лицо его пошло красными пятнами — это было видно даже при скудном освещении. Потом он стиснул челюсти и, придя в себя, опять нацепил циничную усмешку.

— Да не переживай ты так, — продолжал он с издевкой. — Мы снимем твою дерьмовую героическую смерть на видео, которое я обещаю хорошенько смонтировать и послать в твой клан, и той сучке тоже. А главное — покажем нашим клиентам, так что светлая память о тебе поможет нам заработать хорошую репутацию. Пойми: ты умрешь не напрасно!

Он сделал глумливо-пафосное выражение лица и принял позу драматического артиста, откинув руку в сторону.

— А потом мы все то же самое проделаем с этим гуталином. — Он кивнул в сторону Азиза.

Я понял, что рядом со мной стоит НЕ ЧЕЛОВЕК, хотя догадывался об этом и раньше…

— Джо, я хотел бы тебя попросить, можно? — заискивающе спросил я.

— Смотря что, — сказал пафосно Джо. На лице его играла самодовольная улыбка маньяка.

— Перед тем как мои легкие превратятся в гнилую кашу… — Я глядел в пол, голос мой звучал словно чужой — глухо и обреченно. — Джо, последнюю сигаретку… пойми меня, как курильщик, и парочку глотков из фляги, чтобы не было так…

— Так страшно?! — воскликнул он, презрительно ухмыляясь. — Ты — обыкновенный жалкий трус. И твоя казнь необходима Марсу! На Марсе выживут только сильные! Червяк! Камеру давай! У меня вдохновение!

Косматый бандит снял с пояса свой КПК, включил его и перевел в режим камеры.

— На меня, — приказал Джо. — Итак, казнь этих людей нужна Марсу! — вновь повторил он уже в камеру. — На Марсе выживут только сильнейшие! Это новая эволюция человеческого рода! Приговоренный Охотник Странный, отвечай мне — ты хочешь жить?

— Да, — ответил я, сделав небольшой шаг вперед и повернувшись спиной к проему, — мне хочется жить.

— Он хочет жить, — произнес Джо в камеру, — но не понимает, что жить он не должен! А ты, черномазый? — Джо повернулся к Азизу. — Азиз Алима!

Я вздрогнул — он знал, как зовут растомана? Откуда? Я еще понимаю, он в курсе имен Йоргена с Сибиллой — он их видел раньше пару раз, но имена туристов?.. К тому же он выбрал именно Азиза для казни — почему? Расизм? У такого беспринципного ублюдка не может быть расизма. Расизм — это хоть и гнусное, но убеждение… Так-так.

— Ты, Азиз, приговоренный турист с Земли, ты хочешь жить? — вновь спросил Джо.

— Пацэлуй меня в зад! — гордо ответил Азиз и опять получил прикладом, но уже в живот, и согнулся пополам, издав хриплый вздох.

— Ладно, — смилостивился Джо. — Желание Странного на одну сигаретку я выполню, он ведет себя хорошо, а тупой нигер будет выкинут с простреленными конечностями за непочтительное поведение — без исполнения желаний, просто так. Червяк, давай мне камеру, а сам перестегни этому наручники спереди, чтобы он покурил. И не забудь потом снять с него броник, шлем и вынуть все из карманов.

Бородач передал КПК Вэндерсу, а сам подошел ко мне сзади, снял с пояса ключ и отстегнул браслеты. Его автомат висел на плече и упирался мне прямо в спину. Я вновь почувствовал покалывание в руках. Резко выставив их вперед, я упал на пол, разогнув с силой ноги, которые ударили бородача в пах, и он с пронзительным воплем полетел вниз, в загон № 4.

Вэндерс бросил КПК на пол и выхватил револьвер, но тех секунд, которые он потратил, мне хватило, чтобы вскочить и ударить его правой рукой по запястью, а левой, скользящей по дуге, с выставленной под девяносто градусов ладонью, со всей мочи заехать ему в кадык. Джо выпучил глаза, как-то странно булькнул, словно подавился, и отлетел к стене, ударившись головой. Ковбойская шляпа слетела и покатилась к дыре. Я почти не видел людей вокруг себя — это были отвратительные бордово-коричневые сгустки пульсирующей энергии, сквозь которые проступали фигуры людей, а вокруг моих пальцев мерцал легкий светло-голубой ореол.

Я развернулся на правой ноге в сторону Азиза. И тут же раздалась короткая автоматная очередь, оглушившая нас в этой кирпичной коробке. Посыпалась куски штукатурки, взвыл рикошет от соседней стены… Хвала богам — мимо. Азиз — молодчина! Ему сковали руки спереди — видно, его внешность обманула бандитов, да и меня тоже. Скованными руками он орудовал чуть ли не так же, как я свободными: один бандит уже лежал у стены, кроя матом всех чернокожих во Вселенной, а второму Азиз как раз успел ударить под ствол его STG-556, который только что выпустил очередь в потолок вместо моей шкуры. Азиз избавил меня от пули, и я с уважением бросил на него взгляд.

— Спасибо, — успел все же крикнуть.

С разворота я мгновенно совершил болевой удар ладонью по ноздрям автоматчика, снизу вверх, и услышал противный хруст. Брызнула, кровь, а автоматчик взвыл. Я выхватил у него из чехла на ноге нож и одним движением воткнул его ему в шею, прямо под нижней челюстью. Нож вошел мягко и глубоко. Бандит выпучил глаза и стал захлебываться кровью. Она брызнула в разные стороны из открытого в немом выкрике рта, и я отбросил его тело в коридор. Азиз тем временем душил сапогом лежащего на полу у стены бандита, второй ногой наступив на запястье его руки, сжимавшей рукоять ножа. Бандит хрипел клокочущим кашлем — он тоже хотел жить, но для него это была действительно недозволительная роскошь.

По моей руке противно стекала теплая чужая кровь.

Я, повинуясь плавным, чуть заметно мерцающим линиям в воздухе, развернулся, слегка присев на левой ноге, в сторону Вэндерса.

Тот стоял на четвереньках, уже протягивая руку за лежащим револьвером. Я прыгнул вперед, выставив ногу, но попал по пистолету вскользь, просто развернув его. Джо схватил рукоять, а я вцепился в его запястье. Он перехватил пистолет левой рукой за дуло и ударил меня по спине. На секунду у меня перехватило дыхание и потемнело в глазах. Я навалился на него всем корпусом и ударил своим шлемом в его смазливую физиономию. Брызнула кровь, и Вэндерс заорал.

— Я тебя… сука! — визжал он, ожесточенно молотя меня по спине рукоятью револьвера. Но, наваливаясь на него сильнее, я уменьшал угол ударов, и они уже не были такими болезненными.

Внезапно он ослабил сопротивление, и мои руки провалились вниз. Вэндерс ловко подался назад и ужом выдернул расслабленную кисть из моих скользких от крови рук.

В это время снизу раздался надрывный кашель, и через проем стены ударила автоматная очередь. Мое плечо резко вспыхнуло обжигающей болью. Я вскрикнул, разворачиваясь в сторону Джо, вокруг меня плясали пыльные всплески рикошетов: это очухался от падения косматый ублюдок с червивыми губами. Он выстрелил в потолок из своего смертельного загона, и меня задело отскочившей от стены пулей. Я обернулся, сжимая раненое плечо и ожидая в любую секунду выстрела в упор. Голова закружилась, и красными жгучими трещинками расползалась боль от раны по руке.

— Суки! Я вам, тварям, рожи обглодаю! — срываясь навзрыд, орал в истерике косматый бандит.

И опять пальба и свист пуль в кирпичной мышеловке. Я без сил облокотился о стену и сквозь красную пелену в глазах рассмотрел в глубине холла, как Азиз сжимает в своих крепких объятиях Джорджа.

— Странный, памагы мнэ, э! Я так долго с ным нэ простою!

Когда очередь смолкла, я, шатаясь, подошел к ним, поднял с пола снятые Азизом наручники с торчащим в них ключом и, схватив здоровой рукой запястье Вэндерса, застегнул на нем сперва один, затем другой браслет. Азиз пытался мне помогать по мере возможностей, а Джо извивался, как крыса на аркане.

— Что вы делаете? Перестаньте! Вы что? — неожиданно залепетал Вэндерс. — Вас же все равно убьют, вы понимаете это? Вашу мать! Всех перестреляют! Вы поймите своими дурными головами! Я могу помочь вам! Ей-богу, я вам помогу! Неужели вы думали, что я и вправду бросил бы вас ТУДА? Конечно, нет! Дэн — мой старый друг! Я бы просто не смог! Понимаете?! ВЫ?! Не смог бы! Я хотел просто испугать вас!!!

Он сорвался на истерический визг.

Я, тяжело дыша, схватил его одной рукой за ворот щегольской кожаной куртки и слегка приложил о стену.

— Ай, тварь! — Джо поднял на меня свое разбитое лицо со слипшимися от крови крысиными усиками.

— Кто нас заказал? — спросил я, тяжело дыша, для пущей убедительности приложив его еще раз.

— Я все скажу, Дэн! Ты же знаешь! Я тебе все… мы же с тобой вместе…

— Кто?! — рявкнул я.

— Я их не знаю, вот ей-богу, клянусь: не знаю я их… — Его трясло от боли и страха. — Солов шесть, наверное, нет — семь… я тусовался в баре «Лунная Дорога», в Персеполисе, у Жирного Тэдди — бывал ведь, наверное, там?.. Так вот… — Он облизнул пересохшие губы. — Ко мне подошел один мужик, такой, невысокого роста… нос такой у него… ну… как у еврея, глаза… невзрачные такие… Ты же меня не убьешь, правда? Ты же сам говорил…

— Дальше, — подбодрил я его легким тычком в солнечное сплетение.

— Полегче, дружище, — выдавил он, поморщившись. — Он… он… спросил, не нужна ли мне работа… а я связался с этим ублюдком, Мирзой, он крепко держал меня за… У меня не было выхода, понимаешь?

— Короче, ковбой! — Я вновь простимулировал его несильным ударом.

— Ну вот, я и говорю… — Его лицо вновь исказила гримаса боли. — Он сказал, что надо перехватить одну группу и сопроводить их к Литохоро-Сити, это возле Олимпа. И еще сказал — беречь людей, как драгоценность, а Охотников и Азиза Алима ликвидировать, да-да… Так и сказал: «Ликвидировать!» Ну а мне-то что: Мирза меня…

— И?!

— Он сказал — встретить вас у леса, завалить тропу и прорубить другую, чтобы у вас не было выбора. Сказал, что через равнину вы не пойдете, там война намечается. Посоветовал мне сказать, что тебя ждет Сенька Гваделупа. А я спросил: а если они не поверят? Если повернут назад и отсидятся? Он тогда ответил, что позаботится об этом, и мы можем не волноваться. Сказал, что вас погонят дикие звери как диких зверей…

С улицы вновь донеслись проклятия и натужный кашель, но выстрелов не последовало: видно, у бородатого кончился боекомплект или силы для стрельбы.

— Где вы должны были встретиться?! — с нажимом спросил я.

— Он сказал, что сам меня найдет, сказал, чтобы мы остановились в отеле «За Облаками». Мол, там он нас и разыщет… Вот, Дэн! Я же тебе пригодился! Я тебе и дальше пригожусь… Не убивай меня — и все будет нормально, как в старые добрые времена! Вам ведь понадобится выйти отсюда! Вы возьмете меня в заложники, и Мирза не станет стрелять! Он отморозок, по полной программе, но со мной вам нечего бояться! Я помогу вам! Я ненавижу этих придурков! Ох! Если бы ты знал, КАК я их всех ненавижу!

Он опять попытался сделать выражение лица как у большого драматического актера, и мне стало противно!

Я швырнул его к проему в стене.

— За что?! Почему?! Идиоты! Вы не выйдете отсюда живыми! Я вам нужен! Как заложник! Странный! Поверь мне! — Он зарыдал.

— Что-то мне подсказывает, что первое действие Мирзы — это выстрел в заложника, — произнес я медленно.

— Ти поганый расыст! — выкрикнул Азиз, округлив свои яркие белки глаз.

— Странный, — рыдал Вэндерс, — не убивай меня! Я буду твоим рабом! Не убивай! Мы же друзья!

— Считай, что мы поссорились, — процедил я сквозь сжатые зубы.

— Дэн! — в отчаянии ныл он. — Ну пожалуйста! Где же твое благородство!

— Благородство? — удивленно спросил я. — А что это?

Я стиснул зубы и изо всех сил саданул ему по плечу каблуком сапога. Он попытался схватить меня за ногу, но промахнулся и полетел вниз.

— Нет!!! Не надо! — верещал Джо, и у меня мороз пробегал по коже от этих воплей. Мне было противно, больно, стыдно, ныла рана, а с руки на пол тонкой струйкой текла горячая кровь… моя кровь…

Внизу послышался глухой стук, надрывный кашель и хриплый слабеющий голос:

— Ты тупой! Говорил тебе Мирза: валить их во дворе! Ублюдок! Со своими понтами, блин! Я тебе сейчас яйца отрежу!

Я подошел к стене, закрыл голову руками и зарычал, ударяя кулаком в ни в чем не повинную кирпичную кладку.

Азиз медленно поднял с пола револьвер Вэндерса, подошел к краю стены, опустил револьвер вниз и сделал два выстрела. Все стихло.

Я снял шлем, по моему лицу текли слезы, и я обтирал их об облупившуюся штукатурку.

Азиз подошел ко мне сзади, положил руку на здоровое плечо, произнес:

— Пайдем, Странный, надо наших виручать. Что там творытся, ми нэ знаем дажье. Мирза этот… Хорошо, если он про пальбу подумал, щто это нас мочат…

Я потряс головой, приходя в себя.

— Вот за это я и ненавижу эту гребаную планету… — произнес я медленно. — Не-на-вижу…

— Ти правильно его замочил, как щакала! — Азиз стал возиться со своим поясом. — Еслы ти би его нэ грохнул, он за тобой обязательно би прищел и подкараулил би, атравыл би…

Я тяжело вздохнул и посмотрел на Азиза очень внимательно:

— Да, ты прав — пойдем быстрее.

— Падажьди, э! Перевэзать тэбя надо! — Азиз разорвал мне на плече комбез, быстро сделал укол трамадола, потом антибиотика, обработал дырку антисептиком и перекисью водорода, затем залил все жидким бинтом, после чего замотал марлей.

— Защибись, — сказал он, вынимая из кармана штанов неизменный косяк. — Кост нэ задета, жьить будэщ, правда, пуля сидит в мясе, но ми ее потом достаним, прам межь пластин комбэза прощьла, западло, э…

— Спасибо тебе, Азиз, — сказал я искренне. — Ты меня сегодня здорово прикрыл.

— Э-э-э-э! — Тот развел руками. — Странный, а как ти мэня прикрил! Ти так грамотно вибрал момэнт! Как знал, клянусь Аллахом! Я твой должник!

— Да брось ты! — Я махнул больной рукой и ойкнул. — Ты мне лучше расскажи — где это ты так научился драться? И стреляешь неплохо… Это ты в своем особняке на слугах тренировался, что ли?

— Зачэм на слугах? — Азиз выпустил пахнущий горелой елью дым, и начал в свойственной ему манере говорить слова с паузами, будто обдумывая фразу: — У нас такая страна, Дэн, что кажьдый мужщина — это воин, и автомат для нэго — это любимая жьенщина.

— Так не тебя ли отец послал на Марс, чтобы ты задвинул на Джо и закалился в боях?

— Атэц мой самий лучший человэк и уважьяемий, но он мэня нэ очень знает. — Азиз улыбнулся своей белоснежной улыбкой.

— Похоже, не он один, — пробормотал я.

Мне вспомнилась истерика Азиза, когда он с посеревшим от ужаса лицом выходил из комнаты с мертвым Джованни, как он боялся трупа, как он нервничал… и как только что, на моих глазах, раздавил сапогом бандита, не расцепляя наручников, и хладнокровно пристрелил Вэндерса с бородатым… Как-то не клеилось это в один образ… что-то тут не так…

— Пойдем, там Ирина. — Я нахмурился.

— Ирына, хорошая жьеншина. — Азиз серьезно кивнул. — Ти должьен ее сильно бэречь…

Я взял из рук мертвого бандита его STG-556, вытащил все магазины и забил ими разгрузку. А также позаимствовал его гранаты и нашел очень ценную вещь — глушитель для его ствола.

— Гляди, Азиз. — Я продемонстрировал свою находку.

— У этого тожье эсть, — спокойно отозвался тот.

Азиз повесил на плечо обалденный экземпляр: это была «Гроза ОЦ-40», автоматно-гранатометный комплекс на базе старенького АК-110.

— Салыдная вэщь, — причмокнул языком Азиз, прикручивая на ствол глушитель. — У мэня есть идея один, — сказал он, передергивая затвор. — Там, на лэстница, есть дира во двор: идем на лэстница, там позиция хорощия: валим Мирза и каво успэем, потом ти нижьний пролет контролируй, а я свэрху буду, есьлы нас с коридора обойдут.

— Да я понимаю, Азиз, — кивнул я, — уж не в первый раз-то… Будем надеяться, что от неожиданности несколько идиотов ломанут на лестницу, — это было бы здорово! Главное, чтобы никто не догадался заложников взять…

— Ми им такого не позволым, — ухмыльнулся Азиз.

— Ох и странный вы народ — пацифисты, — покачал я головой.

Осторожными шагами, стараясь не наступать на битое стекло и прочие шумные фрагменты, на ребрах ступней мы пошли по коридору. Я искренне надеялся, что Алима не влепит мне пулю, потому что он имел таких шансов уже несколько. Главное — не дергаться и не психовать. Перед выходом я даже дернул пару затяжек Азизова косяка, чтобы меньше мандражировать и быть поспокойнее, — травка не могла на меня сейчас подействовать опьяняюще. Даже если Азиз «крот», он тоже должен быть заинтересован в сохранности Ирины, а без меня ему это будет сильно труднее… А потом, у меня появилось новое подозрение, и я старательно его по пути обдумывал.

Мы аккуратно вышли на лестницу и стали медленно спускаться, прижимаясь к стенам и разворачиваясь назад на каждой площадке. Вот показалась дыра в стене. Мы спустились на четвереньки, пытаясь издавать минимум шума. Я молил всех глюков Марса, чтобы ни одна сволочь не додумалась повозить инфрасканером в нашу сторону…

Приближались мы к дыре уже по-пластунски: нижний слой дыры, примерно в четыре кирпича (в разных местах по-разному), служил неплохим бруствером. Двор тоже было видно удачно. Я стал жадно впитывать глазами пространство перед главным корпусом «Изумруда», пытаясь найти хрупкую фигурку в оранжевом экстрим-комбез, на дромадере-альбиносе, — но ее нигде не было. Зато Мирза возвышался верхом рядом с опустевшим верблюдом Вэндерса, наших, сбившихся в кучку, охраняли пятеро автоматчиков. Дронова до сих пор лежала без движения, перекинутая через седло. Аурелиано торчал на своем верблюде как жердь, скрестив руки на груди, совершенно не вписываясь в обстановку. Такой уж он: везде в оппозиции. Аюми Сокато о чем-то переговаривалась с Лайлой. Крис Паттерсон, кажется, читал молитву — по крайней мере, он поднял лицо к небу и беззвучно шевелил губами. Полковник свирепо озирался по сторонам, то и дело сплевывая на песок. Вопреки моим ожиданиям, бандиты не курили и не болтали. Они застыли, словно восковые фигуры, лишь изредка поворачивая головы по сторонам, как хорошо дрессированные радары… Дисциплина у Мирзы имела место быть, и уж процентов девяносто — если бы мы вышли с Вэндерсом в качестве заложника, он бы пристрелил его, как крысу, не задумываясь.

Мирза несколько раз посмотрел на руку: видно, у него был там хронометр. Затем он жестом подозвал к себе одну изстатуй, которая моментально ожила, подбежав к своему господину. Мирза что-то проговорил, махнув рукой налево, статуя поклонилась и, сняв с плеча перемотанную «бубликом» камуфляжную накидку, развернув и набросив на себя, скрылась из поля зрения. Я кивнул лежащему рядом Азизу, а тот, в очередной раз заправив под шлем несколько выбившихся мелких косичек, кивнул в ответ и, указав рукой в сторону группы, выкинул три пальца.

Я выкинул в сторону Мирзы два пальца, Азиз кивнул. Я выставил пятерню и стал по очереди загибать пальцы. Когда я загнул последний, мы прильнули к прикладам, вперившись в прицелы…

Я поймал на мушку место, где у Мирзы кончался шлем и начинался комбез с накидкой, и… нажал на спусковой крючок: раздался тихий плевок приглушенных выстрелов.

Мирза дернулся вперед, резко вскинул руки и схватился за шею, затем покачнулся и рухнул из седла. Я быстро перевел прицел на одну из рядом стоящих статуй… но они уже ожили, и мой выстрел ушел в молоко, я быстро скорректировал огонь, переведя предохранитель на стрельбу очередями, и начал поливать свинцом падающие на песок фигуры. Рядом, сдавленно жужжа, дрыгался ствол «грозы» в руках Азиза.

Бандиты в момент перегруппировались: несколько человек откатились за кактусы, а несколько моментально спрятались за всадниками нашей группы: люди Мирзы были обучены неплохо. Действовали они слаженно и четко — теперь наши туристы были живым щитом.

Я откатился к стене, краем глаза наблюдая фланг Азиза. Он, видно, изучал мой и сделал кислую гримасу. Я приподнял голову и увидел, как тело Мирзы чуть пошевелилось в попытке привстать с песка. И вдруг Азиз округлил глаза так, что на лестничной площадке стало заметно светлее: он ткнул пальцем куда-то вниз и хрипло крикнул:

— Вэрблюды! Скорэе вниз!

Я на секунду высунулся из-за бруствера и увидел, как из-под верблюда Дроновой вылез бандит, стоящий на одном колене. Рядом с его шлемом чернел раструб ракетницы.

Я кубарем покатился по пролету на второй этаж, вслед за Азизом, стараясь пошире раскрыть рот в положении зевка. Через несколько секунд, почти сразу после того как мы перекатились по следующей площадке на другой пролет, в нашу оставленную позицию ударила ракета и раздался оглушительный грохот, звон разрывающегося металла от перил лестницы и шелест падающих осколков кирпичей.

В ушах зазвенело, и нас опалило горячим воздухом с запахом пороховой гари и ослепило яркой вспышкой.

— Билин! Суки! — крикнул Азиз, хлопнув себя по бокам шлема.

Мы прижались к стенам по разные стороны площадки между первым и вторым этажом.

— Тэперь хрэн они сюда сунутся! — с досадой сплюнул на пол Алима.

За нами была глухая стена, и мы потеряли визуальный контроль над врагом.

Я старался изо всех сил не думать, где может быть Ирина и что с ней сейчас происходит, иначе я просто бы выскочил из дверей проходной и стал палить во всех подряд… Опять все через задницу… а разве по-другому бывает? Спокойнее… спокойнее, Странный!

Вдруг снизу послышалось металлическое позвякивание, повторенное троекратным эхом.

— Наверх! — заорал я.

Алима понял меня без слов, и мы почти одновременно убрались с площадки на пролет вверх.

Снизу подряд раздались три взрыва: голова раскалывалась — лестничная клетка резонировала чудовищно. Дверь проходной стали забрасывать гранатами. Раздался противный высокий свист.

— Они хотят взять нас в клещи! — заорал я, перекрывая грохот и звон в ушах.

Словно в подтверждение моих слов сверху вновь шарахнула ракета.

— Ми два идиота! — крикнул Алима.

— Точно! — ответил я и улыбнулся.

Глядя на Азиза, я понял, что он меня не продаст… Даже если…

И тут стена за нашими спинами содрогнулась, и на наши головы посыпалась штукатурка: бандиты решили разбить ракетами единственное наше укрытие — эту стену.

— Какие они, сука, умные оказались. — Я с тоской повертел головой вокруг.

— И щто дэлать тэперь? — Алима вращал глазами так, что бомбежка мне виделась уже не такой страшной…

— Есть у меня одна дурацкая идея… — начал было я, но тут рвануло снизу — и вновь свист и короткие шлепки: осколки находили себе цели моментально, и было радостно, что это не наши тела.

— Гавары быстрэе! — Алима нервничал.

— Покурить не осталось? — спросил я озабоченно.

— Слушай! Ты харощий человэк. — Алима вскинул руками, а сзади раздался глухой удар в стену. — Хочищ, я тебя придушу?!

Нас качнуло, и из кладки вывалилось несколько кирпичей.

— Давай с тыла выползать. — Я достал сигарету и прикурил…

— Гдэ?

— Через плесень! — крикнул я громко, потому что ухнуло сверху… — Или, может, со второго этажа попробовать… Где там окна? Я ж не видел…

— И я! — Алима встал на четвереньки. — Пощли сматрэть, а то они прыдут…

Мы поползли вверх, на второй этаж.

Высунув нос в коридор, мы сразу получили трассирующую очередь.

— Справа! — крикнул Азиз.

Я решил, что надо так же, как они: достал из разгрузки гранату и, выдернув чеку, послал ее дуплетом о противоположную стену — туда, откуда стрелял автомат.

— Бежим! — крикнул я, выкатываясь в коридор влево.

— Ты псых! — крикнул Алима, кинувшись за мной.

— Граната! — раздался крик сзади.

Рвануло со всей дури, но нам уже было все равно. Заметались в замкнутом пространстве суетливые осколки — благо коридор был узкий и изобиловал препятствиями. Кто-то вскрикнул…

Мы с Алимой катились по коридору, как яблоки по крыше, а над нами свистели трассеры. Азиз сорвал зубами чеку и кинул гранату, не глядя назад.

— Сам ты псих! — крикнул я.

Но сзади раздалось шипение и повалил дым: Алима бросил дымовую гранату.

Кое-как мы добрались до конца коридора, и… в торце было окно… Ну хоть в чем-то должно везти?!

— Пригаем и сразу направо! — Азиз юрко вскарабкался на подоконник и сиганул куда-то вниз. У меня безумно болело правое плечо, но я хотел одного — найти Ирину, и мне было уже плевать…

Сзади ударила новая автоматная очередь, и, словно по пустому ведру, раздался звук: по моему шлему чиркнула пуля. Я не раздумывая прыгнул…

Когда приземлился на землю и завыл от адской боли, я не увидел никого… Стрельба была такая, что казалось, будто рота паладинов берет корпус лабораторий штурмом, и я уже не понимал, кто в кого и где стреляет. Я озирался по сторонам, напряженно вглядываясь, но, как назло, ни Азиза, ни врагов не было видно. Бешено бежали секунды, но они были такими чугунными и утомительными.

Я подполз к углу здания, за которым начинался двор, и аккуратно выглянул за него… Тишина… Вдруг наступила тишина… Тяжелыми объятиями она упала с неба, как пресловутый кирпич на голову… Я почувствовал, что оглох… Раздавались короткие очереди где-то сверху, но на площадке, перед зданием «Изумруда», не было стрельбы. Сквозь пороховую завесу и едкий дым горящего плюща я видел только лежащие тела и мертвых верблюдов… У меня потемнело в глазах… Я выскочил из укрытия и короткими перебежками побежал в сторону просеки… Я вглядывался в лица трупов… Я увидел лежащего на спине Мирзу с остекленевшими глазами и раскрытым ртом. Его черная бородка, подпертая снизу уже ненужной кислородной маской, топорщилась в подслеповатое звездное небо, которое начинало светлеть под лучами восходящего солнца, а на шее чернело рваное выходное отверстие выстрела, из которого продолжала сочиться пульсирующая кровь… Я огляделся вокруг. Стрельба смолкла окончательно. Ни души… Мне стало страшно… Я дрожащими пальцами свинтил с дула глушитель, передернул затвор автомата и выстрелил в воздух одиночным, чтобы услышать хоть что-нибудь, кроме своего дыхания и звона в ушах…

— Ира!!! — заорал я, абсолютно наплевав на все. — Ира! Ты где?! Эй! Где ты?!

Клубится дым… шевелится дым в такт маленьким лепесткам пламени… красивыми акварельными разводами заворачивающийся предутренним ветром в некое подобие протуберанцев… в небе парит одинокая гарпия… шумит в верхушках кактусов ветер — и тишина… Мертвая тишина… мертвая…

Меня трясло… Я тяжело дышал… Мир потерял что-то… Он потерял мои глаза, которые раньше его видели и как-то пытались понять… Я чувствовал, что к глухоте добавилась слепота… На ореховом бюро стоял блестящий телескоп, паяльник и открытая бутылка пива меж спичечных коробков… Даже время остановилось… как в антикварной лавке, как в композиции старинной группы «Pink Floyd», в ушах внезапно начался звон тысячи старинных часов… Это время подшучивает надо мной… Я застыл… Стал такой же восковой фигурой… Я хотел остаться здесь… ослепнуть совсем… Тик-так… тикают часы… тик-так… тикает сердце… Тик-так… вторит ему тяжелое дыхание… Тик-так… стучат копыта по засыпанным песком бетонным плитам двора… Копыта?! Звуки шагов???

Из мутного дымного тумана возникают две тени… две мертвенно-бледных тени… Они бредут устало, пошатываясь, держа в руках винтовки и проводя ладонями по грязным запотевшим лицам… Я вскидываю трофейный автомат и прицеливаюсь… Но лица… они смутно знакомы…

Йорген? Сибилла?! Они, устало пошатываясь, бредут ко мне… Йорген вяло машет рукой… а сзади призрак всадника сквозь колыхание ватной гари… Белый дромадер! На нем сидит девушка… Ирина! Ее глаза… Ее улыбка!

Я вскакиваю с колен, со всех ног бегу навстречу, и мне наплевать, что сзади вся группа! Все! Живые!

Ирина спрыгивает с седла и бежит мне навстречу! Я, громко матерясь и вытирая слезы, бегу к этой хрупкой фигурке, а она, раскинув руки, бросается в мои объятия! Ира! Милая!

— Дэн! С тобой все в порядке? Да?

С другой стороны бежит Азиз, размахивая руками и припадая на раненую ногу! Он смеется!

— Странний! — улыбается он своей ослепительной на темном лице улыбкой. — Ти где биль?!

Йорген хлопает меня по плечу! Сибилла стреляет в воздух длинной очередью и издает победный клич:

— Йиох-ху!!!

— Странный! Ну ты фокусник! Ну ты даешь! Так ловко! Как ты их грамотно отвлек! Ты просто… так все продумал! Стратегия, мать его разэдак! Мы их как крыс… Азиз! Вы молодцы!

— Я обкуренный бил сильно! Ето все он!

А я… а я… я купаюсь в нежно пахнущих волосах… и по моим щекам текут теплые капли…


Ребристый, ритмичный, колючий, тихий и высокий лес продолжался. Мы вышли сменой на дорогу, которая вела от главного корпуса лабораторий к северо-востоку. Эта дорога была старая, протоптанная и вела к той, что была завалена бандитами. До восхода солнца оставался час с небольшим, и я поторопил всех: мы должны были добраться до Сенькиного хутора как можно быстрее. Дорога должна была занять пару часов с гаком, и в плане радиационного фона я не сильно опасался. Но от извлечения пули из своего плеча я пока отказался — не хотел мешкать, да и загноиться рана не могла за такое короткое время. Ранение Азиза было навылет — рану обработали и посадили его на верблюда. У Дроновой было легкое сотрясение (она упала с верблюда) и синяк на верхней части шеи. Болели еще укусы, но заражения не было (как и у Паттерсона с Аюми). Еще был слегка ранен полковник: пуля вырвала ему кусок мяса на правом предплечье. Перевязку ему уже сделали. Когда Йорген и Сибилла вышли к «Изумруду» во время стрельбы — он незаметно соскользнул с верблюда, подобрал автомат (который, кстати, оставил себе) и вывел почти всех туристов в просеку, подальше от боя, в то время как бандиты были заняты мной и Азизом. Вот поэтому-то Йорген и Сибилла расхваливали мой «тонкий» стратегический план, который вышел почти спонтанно: я ведь и думать забыл о поддержке с тыла, а Охотники, пройдя по лесу, нашли часовых банды, которые следили за нашим продвижением. Самое для них сложное было — ликвидировать эти патрули. Но так как они были к этому готовы, а патрули, как выяснилось, — нет, они убили еще четверых (по двое каждый) и прогулочным шагом вышли в спины стрелявших в нас с Азизом бандитов. Так что большинство из бандитов погибло, даже и не узнав, от чьей руки. Йорген и Сибилла решили, что это я разработал такой тонкий и коварный план по ликвидации банды Мирзы.

Сколько я ни объяснял, что, если бы Вэндерс послушался Мирзу и пристрелил нас с Азизом во дворе, а не повел бы на изощренную казнь к марсианской плесени, в главный корпус, вряд ли можно было бы отнести мой план к разряду стратегических шедевров.

Меня никто не слышал. Йорген даже назвал меня почетным марсианином, а Сибилла, положив мне автомат на плечо (здоровое, левое), произвела меня в рыцари автомата и батареек (это они у меня нахватались).

Все были счастливы и довольны и подумали, что я — это такой своеобразный массовик-затейник типа аниматора, который, чтобы развлечь скучающих туристов, решил шутя уничтожить банду отморозков, чтобы не скучать в дороге: супермены так иногда развлекаются…

В общем, как я ни пытался развенчать свои действия как безответственные и в основном спонтанные, я слышал от Охотников одну фразу: «Хорош выпендриваться, все и так поняли, что ты крутой. Мы же не туристы, Странный, вешай лапшу им, а перед нами не надо бросать понты: ты — артист, и мы тебя знаем».

А уж туристам что-то объяснять было вообще лишним.

Меня всерьез злило такое отношение, потому что лавры — это, конечно приятно, но иллюзии и вера в супергероя — это опасное заблуждение, которое может стоить жизни, особенно если человек расслабится и решит, что за него уже все придумано.

А уж кто меня взбесил сильнее всех — так это Азиз, который нахваливал меня сильнее всех и утверждал, что нас спасло только мое железное хладнокровие и четкий расчет. Как я ни старался выпытать у него причину такой неслабой военной подготовки, он все время отмазывался той фразой, что у них там все такие, а вот я…

Он стал теперь у меня подозреваемым номер один по делу об убийстве Джованни, и если это окажется он, то я снесу ему башку лично, и мне будет гораздо горше и в миллион раз обиднее, чем в случае с Вэндерсом. Он сегодня спасал мою жизнь, рядом со мной сражался как черт! К тому же Азиз находился в одной комнате с покойным и очень естественно был напуган, так что это отодвинуло его сперва от подозрений… но теперь…

Я ехал мрачный и подавленный, обиженный на всех, кроме Ирины, которая сказала мне комплиментов меньше, чем другие, и вообще, кажется, поверила мне, хотя и не до конца. Вдобавок стресс от боевого конфликта проходил медленно: руки тряслись, глаза шарили между кактусами. Я подумал, что, если бы мы с Азизом не открыли стрельбы, Йорген и Сибилла, уверенные в том, что я должен как-то отвлечь бандитов или подать сигнал, долго бы сидели в засаде, ожидая моих тактических манипуляций: я же сам приказал им действовать по обстановке…

К тому же ныло плечо при любом движении, а рука просто отнималась, и единственной качественной анестезией и транквилизатором был спирт из моей любимой фляги.

Ну, пускай как хотят, так и думают… Вэндерс тоже когда-то считал, что я полубог и супергерой, и вот чем это закончилось: сначала разочарованием, а потом ненавистью. Я чувствовал до сих пор вину перед ним, что не смог ему объяснить всего, не смог переделать его долбаного мозга, поэтому все это ликование было для меня с оттенком горечи и некой фальши, хоть я был на небесах от счастья, что все живы и не покалечены. Люди… разве им что-то можно объяснить… Как я психовал, как я боялся…

Вот Ирина не такая, как они…

Она вдумчивая, она понимает, что бывает по-разному, она не хочет видеть во мне мужика-мясорубку, который, стоит ему появиться на линии огня, сметает всех одним своим тупорылым взглядом производителя консервов. Тысяча глюков мне в ухо…

В общем, мы продвигались по лесу, и я сидел в седле, как надутый индюк… Настроение было вроде хорошее, но одновременно какое-то мрачное, с внутренними заморочками по поводу ответственности и нечеткости людских отношений со взаимопониманием… А тут еще и Ирина:

— А этот Джо. Он тебя знал… Почему он тебя так ненавидел? Что у вас происходило такого? Если, конечно, это корректно спрашивать…

— Да, — буркнул я мрачно, — корректно…

— Не хочешь — не говори. — Ирина опустила глаза…

— Да как сказать, — задумался я. — Хочу или нет? С одной стороны, мне стыдно за себя: ведь мы сперва с ним дружили, я думал, ему нужна моя помощь — он был робок и молчалив поначалу… Я старался его почаще хвалить и поддерживать, хотя видел, что у него навалом комплексов и разных заморочек. Ну вот… А как раз с другой-то стороны, его уважение ко мне стало таять, потому что я много нянчился с ним, — тогда он начал эти комплексы выплескивать на меня, увел у меня… рассорил меня с одной знакомой, стал игнорировать приказы, вел себя странно, отмалчивался. Иногда мог завести душевную беседу, прямо себя вывернуть наизнанку, помочь по мелочам. А потом вдруг заявляет: я, мол, не хочу выполнять твоих приказов, ты ведешь себя как фашист, я с таким не собираюсь в одном отряде находиться. Я расстроился, но делать нечего: группа — дело добровольное, а каждый Охотник сам себе хозяин. Он сказал, что соберет свой отряд, и ушел с этой нашей общей знакомой. Потом я узнал, что он ее бросил в пустыне одну: удрал из бункера, пока та спала, и забрал с собой припасы. Он увлекся какой-то Охотницей из соседнего клана, а когда она забеременела, и ее оставил. Лайза — эта наша знакомая — тогда еле добралась до ближайшей базы Охотников. Но это я потом только узнал.

А тут вдруг является: картина на шестьдесят четыре мегабита, пятьдесят мегапикселов! Рожа расцарапанная, сам ранен, комбез драный, ели ноги волочет. Виноват я, говорит, в своих поспешных про тебя, Дэн, выводах, это, говорит, все Лайза, сучка, меня против тебя настроила, но я теперь понял, что она врала и мужскую дружбу надо беречь, невзирая на обиды. А я-то, дурак, и поверил: думаю, может, правда Лайза меня невзлюбила за что-то, вот и решила подпакостить — дама она эмоциональная. У нее даже погоняло было Чили — типа острый перец.

Ладно, думаю, людям свойственно заблуждаться, простил его. Стали опять вместе в рейды ходить, веселились на пару, делили добычу, еду. И как-то он мне говорит — пойдем-ка одно место проверим, мне какой-то мужик в баре координаты разболтал автономного заводика по производству боевых дроидов. Это же эльдорадо! Хочешь — продай эти координаты за огромные деньги, хочешь — сам пользуйся: наберешь себе отряд таких болванов стальных — так тебе все нипочем, в любой блокпост или склад армейский пролезешь без риска для жизни. А можешь самих дроидов продавать за бешеные деньги!

Пошли мы черт знает куда, аж к земле Ноя. Местность там высокогорная, дышать нечем, широты южные, далеко за экватор — холодрыга. Мы никого с собой еще и не взяли, чтобы разборки не случилось: редко такое в группах у Охотников происходит, но мало ли что. Искали этот чертов завод — вспомнить страшно: координаты неточные, я уж думал, его объегорили. Столько солов провозились… А он упрямо искал, ходил с эхолотом, пустоты проверял. Даже меня спас — я в трещину чуть не провалился, ее снегом занесло. Он меня вытащил. Нашли мы наконец этот заводик подземный — он в прекрасном состоянии, конвейер законсервирован, все новенькое, в масле, полностью автоматизирован и сырьем загружен по уши, и шахта с полезными ископаемыми и мини-плавильней, лазеры в оружейных складах, новейшее оружие. Просто находка! О таком здесь мечтают все. Только все под сигнализацией и сложнейшая система охраны: турели, лазерные заграждения, ловушки, как в древних гробницах, лабиринты.

Он мне говорит — Странный, ты у нас специалист в этой области, действуй. Привести я тебя привел — теперь твоя работа. Ну я и полез. Электрические схемы изучал, цепочку за цепочкой, отрубал охранные системы, замки кодовые всковыривал, силовые кабели обесточивал. Добрался до контрольного пункта охраны, отрубил вообще всю защиту через головной компьютер, а выйти не могу: на выходе сработал лазерный заслон, и меня чуть не порубило на шашлык, а питание там автономное. Я Джорджу кричу — погляди, мол, тут, с твоей стороны, где-то щиток должен быть с управляющей панелью квантового генератора на эту каморку. Он ходил, ходил, пыхтел чего-то, нашел… и вместо того чтобы мощность убавить, на полную врубил. Я ему кричу — ты, мол, реостат в другую сторону крутани, в обратную. А он говорит: реостат заклинило. Я говорю — хорош прикалываться, как его заклинить может, чувак? Это пластиковая ручка с обмоткой внутри — о чем ты вообще? А он говорит — не идет, и все. А тут еще лазеры стали на такой мощности разогревать панели на стенах и на полу, и проем начал гореть. Пластик воняет, дым едкий, я начинаю задыхаться. Я уж на него и матерился, и умолял, а он стоит, сволочь, улыбается и говорит: я, говорит, сейчас за подмогой сбегаю в ближайший лагерь какой-нибудь, а ты пока в маску подыши. А у меня баллоны почти пустые: пока по горам лазили — там воздух-то разряженный сильно, — я почти все выдышал, только с горы осталось спуститься напрямик. Сказал я ему все, что про него думаю, а он говорит — пойду я, а то вместе сгорим, должен же хоть кто-то выжить. И ушел.

— А ты как же? — спросила Ирина, с неподдельным интересом слушавшая мой рассказ.

— А вот так. — Я развел руками и ойкнул, когда кольнуло в плече.

— Аккуратнее, Дэн! — Ирина погладила меня по руке.

— Я включил пожарную сигнализацию, — продолжил я, — пошла пена, воняла она, надо сказать, под лучами тоже не очень, но огонь сбила. И я в этом смраде и пару на скорость стал разбирать центральный пульт: там было несколько стальных панелей, я их скрутил проволокой, как слоеный пирог, между ними трубки алюминиевые проложил, чтобы еще и воздушная прослойка была. Лучу так больше времени на нагрев нужно. Сделал ручку посредине и как со щитом в руке проскочил в дверь. Только выбежал — а щит и развалился в нескольких местах. Руку обжег — так, мелочи…

— Какой же он подонок! — искренне возмутилась Ирина.

— Вот и я так подумал, — кивнул я, продолжая рассказ. — Некоторое время вообще был ошарашен и не хотел верить в то, что он банально воспользовался мной и решил просто от меня избавиться. Мне так было обидно… За собственную глупость…

— Никакая это не глупость! — вступилась Ирина за мои недостатки. — Это доверие к людям, это хорошая черта, я считаю!

— Но не на этой планете. — Я покачал головой.

— Просто ты стараешься верить, что люди относятся к тебе так же, как и ты к ним.

— Ну в общем, — я тяжело вздохнул, — бросился я его догонять, а провозился я часа два с половиной. Пошел по снегу, по его следам, спустился с горы, а его и нет нигде, след простыл. Кто-то его, видно, ждал с верблюдом или свином. Я так и не понял кто. Но это и не суть важно. Мы же в горы полезли без зверей, а в том месте, где мы их оставили, уже никого не было: подстраховался, гад. Воздух у меня кончился, холод дикий стоял, да и на второй день пути пурга началась — представляешь, Ира? Снег с песком пополам? Пылевой такой дьявол, метров на триста в высоту. В общем, спрятался в какой-то расселине. Энергию комбеза берег как мог — день примерно. А в седле верблюда у меня запасной аккумулятор был… Ох, я злой был тогда! На второй сол пурга еще была, а у меня подогрев отключился. Я уже почти заснул, думал — все, кранты. Вот тут меня Сибилла и откопала.

— Сибилла тебя спасла?! — удивилась Ирина.

— Да, — кивнул я, — она Йоргена искала, тот тоже пошел накануне к горам, бункер искал типа «Оазиса», и пропал. Потом мы его нашли — этот нахал всю пургу просидел в бункере, до которого и добрел, собственно. А связь из-за гор и песка в воздухе не работала. У них в этом районе рейд был… не помню уж, что они вообще искали, но нашли они меня. Поэтому Сибилла и прикалывается про то, что марсиане созданы, чтобы вытаскивать земные задницы из переделок.

— Надо же! — Ирина бросила восхищенный взгляд на нашу сладкую парочку в арьергарде. — А я подумала, что они полные разгильдяи, особенно Йорген.

— Вот такая уж у них манера себя вести, — улыбнулся я.

— И с того момента вы вместе путешествуете? — поинтересовалась Ирина.

— Ну если это можно так назвать. — Я хмыкнул. — Я хотел Марс по экватору вокруг обойти — они единственные, кто меня поддержал. В клане сказали, что я сумасшедший… вот и кличку дали… А от этих иногда и не знаешь чего ждать: они иногда и вправду как дети, но зато я им верю, а они мне, хотя, конечно, Йорген — тот еще экземпляр.

— Здорово, что все так кончилось.

— Так это еще не конец, — махнул я здоровой рукой. — Когда с Йоргеном и Сибиллой вернулся в свой лагерь, там уже вовсю ходили слухи, что я, дескать, бросил Джо помирать в горах, и как он спасся — это вообще отдельный эпос, только мужество, выносливость и смекалка помогли ему! Я обалдел. А многие Охотники при виде меня плевались и норовили дать мне по лицу! Представляешь, как я взбесился? Как дикий цербер с наскипидаренной задницей! Джо ходил по лагерю с таким надменным видом, с гаденькой улыбочкой, окруженный группами почитателей и сочувствующих. Подонок даже не дал себе труда пойти в другой лагерь: он был убежден, что я уже давно кусок вяленой человечины. Я хотел набить ему морду, но мудрая Сибилла сказала, что это только возвысит его в глазах окружающих. Меня даже хотели из гильдии исключить! А я вынужден был оправдываться, как мальчик. На верную мысль меня натолкнул один придурок, который подошел ко мне как-то и спросил, презрительно так: «Ну что, заводик-то свой с роботами толкнул уже небось? Нажил-то хорошо? Девайсами поделишься?»

Меня тут и осенило! Я влез в Сеть, пошарил там как следует и выяснил, что координаты завода-то уже давным-давно проданы какому-то хмырю из клана Охотников Черной Пантеры, — это наши соседи были. И эти соседи наши туда рванули уже, причем чуть не месяц назад: почти сразу, после того как я с Йоргеном и Сибиллой только познакомился. В горах-то мне, понятно, куплей-продажей заниматься несподручно было, а Сибилла рассказала главному, как она меня нашла, и что во время пути я ни с кем не встречался и ничего не продавал. Кто-то из лагеря Сибиллу знал и сказал, что верить ей можно. К тому же они с Йоргеном за меня поручились оба. Тут-то Хорват, то есть главный наш, факты проверил, все передо мной извинились, а Вэндерс слинять уже успел, когда понял, что дал маху.

— Я просто поражаюсь этому мерзавцу. — На Ирином лице застыло выражение отвращения.

— И я не перестаю, даже сейчас… — Я сжал губы: воспоминания ожили передо мной как кадры немого старинного фильма с титрами, которые я читал за кадром. — Тогда Охотники разослали по всем гильдиям его портрет с описанием, чтобы его никуда не принимали нормальные люди, — вновь заговорил я, плавно покачиваясь в седле, — его и не принимали. Через полгода он прислал мне сообщение, умолял простить, забыть все прошлое и позволить вернуть мое доверие. Писал, что сам не знает, что на него тогда нашло и зачем он впутал в это дело того мужика, который ему про координаты разболтал, просто тот очень его попросил, угрожал даже. А потом этот парень, который ждал его у горы, которого он и хотел позвать на помощь, просто насильно увез его, пристегнув наручниками к седлу. И помочь Джо мне очень хотел, действительно хотел, но ему не дали… Этот-то коварный тип и продал координаты, а вовсе не Джо.

А небылицу про свои подвиги в лагере он по глупости придумал, чтобы перед ребятами повыпендриваться, да и оправдаться тоже. А то, что все про меня плохо подумали, так и тут он не виноват, потому что он всем говорил, что Дэн просто пропал, а кто-то из Охотников сказал, что Дэн тебя, наверное, кинул, как лоха, — и все распустили корявый слух, будто это так и есть.

Одним словом, испорченный телефон, злые языки, а он вообще ни при чем! А убежать ему из лагеря пришлось, потому что я, дескать, сам на него все свалил, и теперь бедному Джо одиноко, грустно и печально, и никуда из-за меня его не принимают, бессердечного, но в душе очень доброго парня. А того коварного гада он встретил и пристрелил, чтобы отомстить за меня и за себя, чтобы кровью омыть свою честь. Поэтому он просит меня обо всем забыть и не разрушать нашей крепкой мужской дружбы…

Я тогда так обалдел от такой наглости, что на несколько секунд даже поверил, что так оно и было на самом деле. А действительно! Совершенно реальная история, звучало все убедительно, на первый взгляд…

Но когда я вспомнил его гаденькую ухмылочку там, на заводе, и потом в лагере, наваждение с меня спало, и я успокоился, послав ему в ответ несколько нецензурных выражений. Больше он мне не писал.

— Это потрясающий человек! — Ирина смотрела на меня, широко раскрыв глаза. — Он просто вампир какой-то! Он психически нездоров! Я слышала про такие случаи…

— Я тоже пришел сегодня к таким же выводам, — признался я. — Жаль, на Марсе не развита психиатрия… а живой он действительно представлял угрозу. Потом я слышал, что он связался с отморозками (больше-то не с кем было), и последняя его выходка перед нашей встречей в «Изумруде» была вообще непонятной: он просто меня заказал одной шайке бандитов, которая охотилась за мной около шести месяцев, если по земным меркам. Хорошо, что я случайно об этом узнал, через различные байки и сплетни бывалых Охотников… иначе…

— И как же ты выпутался? — спросила с живым интересом Ирина.

— Пришлось натравить на них другую шайку враждебного им клана. На Марсе почти у каждого есть кровный враг. Но страху я, конечно, натерпелся…

— Да, — сказала Ирина, — ты просто не то чтобы прав или не прав: ты оказал Марсу услугу, избавив колонистов от такого… от такой гадины…

— Знаешь, Ирина, сколько их тут таких гуляет? — сказал я, тяжело вздохнув. — Патронов не хватит.

— Одним меньше, — сказала Ирина с очаровательной нежной улыбкой, не очень подходившей к ее словам. В этом контрасте проглядывала некая зловещая сила, сила ее характера и ее ненависти ко всему неправильному, деструктивному и злому. Ко всему, что может предавать, лгать, разрушать и глумиться. — И вообще, — подытожила она, — хочется думать о хорошем и веселом… Ты не представляешь, как я перепугалась, когда тебя начали бить! Мне хотелось их всех… — Ирина сжала свои маленькие кулачки, но я не сомневался, что она могла бы многое сделать, дай ей волю. — А когда тебя повели в здание, я просто была в шоке, — продолжала она. — Я верила, что с тобой ничего не случится, но ты так мне подмигнул и улыбнулся печально, что я была готова душить всех голыми руками. Мне показалось, что я тебя больше не увижу, и от одной такой мысли я могла сойти с ума! Давай ты постараешься в следующий раз не ввязываться в такую драку так резко…

— Ира, у нас не было другого выхода, — начал я оправдываться.

— Я понимаю, Дэн, прости. — Она кивнула, и у нее опять съехал шлем на глаза. — Просто я не готова больше к потерям, понимаешь? Ты мне очень нужен… я… мне кажется, просто…

Я заметил, как в ее глазах блеснули слезы.

— Ира, — прервал я ее, — ты тоже… ты для меня…

Я опять потерял способность формулировать мысли красиво, что вообще всегда считалось моей сильной стороной.

— В общем… — Я достал сигарету и нервно закурил. — Я теперь всегда буду думать сперва о тебе, а потом обо всем остальном… Я постараюсь, обещаю…

— Дай мне тоже покурить, — всхлипнула она, — ты не представляешь, просто не представляешь, что я чувствовала, пока ты там отстреливался… а тут еще этот Йорген… выскочил из кактусов и потащил верблюда… так внезапно, я даже не сразу поняла, что происходит. Хотела его ногой пнуть…

У меня возникло одновременно два желания: заплакать и расхохотаться. Я погладил Ирину по плечу.

— Я тоже психовал, — сказал примирительно, — не увидел твоего дромадера с лестницы — думал, тебя взяли в заложники… хотел выскочить из дверей с автоматом, как заправский супермен, и начать массовый отстрел… Хорош бы я был…

Я заглянул в ее глаза: слезы продолжали катиться по ее щекам, а в глазах — словно пламя двух свечек от ветра колышется. Она посмотрела на меня — и вдруг мы оба рассмеялись, как два идиота, непонятно над чем и не ясно чему. Она взяла мою руку в свою ладонь.

— Научишь меня стрелять? — неожиданно спросила она, затянувшись сигаретой и в первый раз не закашлявшись.

— Зачем? — удивился я. — Да ты и так умеешь.

— Это ерунда все. — Она упрямо помотала головой. — Я в лесу чуть всех кактусом не задавила, и вообще — я умею стрелять только из пистолета и из бластера, а из автомата и кувыркаться там по-всякому, борьбы — не знаю.

— Ира… но зачем?

— Я поняла, что рядом с тобой надо все уметь и все знать. — Она нахмурилась. — И только посмей мне сказать, что это не женское дело…

— Обязательно научу! — тут же ответил я, поняв, что лучше сделать так, как она хочет.

Я снял с ноющего плеча автомат, вынул из седельного блока раздвижной походный столик и начал разбирать свой автомат, подробно поясняя Ирине, как он устроен и как функционирует. Она внимательно слушала и даже порывалась записывать, и только мой аргумент, что во время боя у нее не будет времени перечитать записи, остановил ее от этого.

Мы продолжали наш путь. Небо светлело. Между стволами колючих исполинов с приближением солнца пробуждалась жизнь дневная: начинали жужжать какие-то насекомые, чирикали первые птички — понятия не имею, как они зовутся и хорошо ли поют, но на Марсе такое в принципе услышишь не так часто, и я наслаждался. Где-то погавкивали церберы, а далеко-далеко, казалось, на самом крае земли, со стороны долины, в какой-то нереальной и жестокой стране тихим эхом слышались одинокие автоматные очереди и глухие удары взрывом: там погибали люди, и им казалось, что это правильно…


Все уже порядком подустали, и немудрено: мы спасались от глюка и зверья, приняли бой, были раненые, да вдобавок сделали почти двойной переход за одну ночь.

Солнце большим оранжевым шаром поднималось нам навстречу и слепило глаза. Датчики радиации принялись истерично трещать. Я приказал всем опустить нашлемные светофильтры. Лучше всех в группе выглядел Скорцес: беготню в лесу он пережил в отключке, легкие его укусы от так разрекламированных им же мышей-вампиров быстро прошли, а во время стрельбы на «Изумруде» он напоминал мне памятник, и, видно, он сам убедил себя в том, что любая пуля от него отскочит.

Меня лихорадило от раны, рука выше локтя почти ничего не чувствовала, и колотил легкий озноб. Я уже в красках представлял себе, как сейчас отдохнем у Сеньки на хуторе, где всегда хорошо и уютно, хотя постоянно половина хозяйства находится в стадии затяжного ремонта. То ему приспичит модернизировать кислородный регенератор — и тот перестает работать вовсе, то он придумает уникальную систему отопления — и разобранные трубы так и валяются по двору месяцами, потому что неотложных дел-то сейчас навалом. А один раз он решил построить на участке сарайчик для массовых просмотров видео, как кинотеатр, хотя абсолютно непонятно, кто будет покупать билеты туда, и даже бесплатно кто сможет забить десять его колченогих кресел хотя бы до половины. Он был марсианин, но в это никому не верилось: его оторванность от действительности и странная «нездешность» характера, и вообще наплевательское отношение к выживанию (хоть, как ни странно, он был специалист в этом вопросе), — все это делало его в некотором роде отшельником, обособленным образованием, некой кантовской «вещью в себе».

Мне он был любопытен, и общение с ним доставляло удовольствие, несмотря на его любовь к долгим и пространным рассуждениям на философские темы или манеру рассказывать какую-нибудь историю, происшедшую с ним, чуть не столетней давности, про которую на Марсе уже ходили легенды, слухи и сплетни.

«Мне тут один чудак рассказывал историю — вроде как про себя, а на самом деле это со мной было, — начинал он обычно, — но все он переврал, конечно… Он-то как рассказал…» — и дальше следовал подробный рассказ с искаженным содержанием, а затем не менее подробная история (с Сенькиными примечаниями и ремарками) о том, как было на самом деле. Зачастую обе истории отличались друг от друга такими мелочами, что слушать это становилось невыносимо, и люди засыпали. Я же, напротив, начинал горячо обсуждать детали, вступать с Сенькой в полемику и доказывать ему, что все было совсем не так, хотя меня там не было и я ничего не видел, но вот один чувак мне рассказывал…

Это могло продолжаться до бесконечности… За эту склонность к софистике Сенька меня и любил, потому что прагматичная марсианская публика просто не понимала Сеньку, как личность, в принципе и считала его с сильной чудинкой. А под выпивку и закуску мы могли разговаривать с ним сутки напролет, и нас это не угнетало, а, напротив, создавало ощущение некоего душевного комфорта.

Вот показался в перспективе дороги, освещаемой восходящим солнцем, поворот в сторону, уходящий между кактусами в направлении небольшого горбатого мостика из каких-то безумных дюралевых конструкций через неглубокий ров, утыканный острозаточенными арматуринами. Возле моста стоял железный столб, вкопанный в землю, на котором висел истлевший скелет какого-то отморозка, который Сенька подобрал во время одного из рейдов, чтобы повесить для устрашения (по характеру добрее этого человека было сложно представить, особенно на Марсе).

На столбе висело несколько табличек с прорезанными насквозь трафаретными буквами. Первая гласила: «Путник! Прежде чем войти сюда, подумай, нужен ли ты здесь?» А под ней: «У нас гостям всегда рады!» И следующая: «Территория заминирована и охраняется дрессированными глюками!»

Я подал сигнал к повороту. За мостиком громоздились хаотично слепленные постройки Сенькиного хутора, окруженные стальным решетчатым забором, над которым шла трехрядная «колючка» и поблескивали стойки видеокамер наблюдения. «Колючка» крепилась к фарфоровым изоляторам, и на ней висел значок высокого напряжения. Только близкие Сенькины друзья знали, что никакого напряжения там нет — ни низкого, ни высокого.

Выход с мостика преградила небольшая стая церберов с облезлой шерстью и радиационными ожогами на язвенных боках. Они недружелюбно глядели в нашу сторону, но не нападали и даже не гавкали: от них веяло спокойствием и уверенностью зверей, находящихся на своей территории.

Я понимал, что, если мы попытаемся пересечь мост, они, невзирая на трехметровый рост наших дромадеров, нападут всей стаей. Может, у Сеньки такая новая развлекуха — собачек дрессировать?

Я сделал знак всем остановиться.

— Сенька! — крикнул я во всю мочь оставшихся во мне сил. — Выходи в футболян играть!

Вожак стаи лениво зарычал, а во дворе пронзительно закукарекал петух. И тишина. Я ждал. Мне показалось, что ближайшая к нам видеокамера слегка повернулась, словно разглядывая наши лица.

Я передернул затвор автомата и, подняв дуло кверху, выстрелил одиночным.

Церберы вздрогнули, ощетинились и стали негромко рычать уже все вместе. Откуда-то сверху на угол забора спикировала, захлопав разлапистыми крыльями, гарпия. Как ни в чем не бывало она стала чистить перья и изучать нас круглым и водянисто-красным глазом. Она тоже имела вид живущей в этом месте собственницы, которая с неким сытым удивлением взирала на нас, «бродяг и попрошаек».

И тут из-за угла забора появилось нечто невообразимое: парочка здоровенных марсианских драконов. Огромные ящерицы семейства варанов, доходящие до пяти метров в длину… Эти были помельче, но выглядели не менее внушительно, учитывая, что при низкой марсианской гравитации они могли перемещаться и прыгать с ужасающей быстротой. И что самое удивительное в этой ситуации — церберы не обращали на них никакого внимания, а, наоборот, ощерив слюнявые пасти и вздыбив шерсть на загривке, начинали рычать на нас интенсивнее. А драконы, переливаясь мелкими серо-зеленоватыми чешуйками с охристыми пятнышками, медленно и, как могло ошибочно показаться, неуклюже, словно на параде, заняли место подле стаи рычащих собак. Этот странный зверинец и не менее странное Сенькино поведение начинали меня раздражать. К тому же Крис принялся фотографировать, громко прицокивая языком, из-за чего, как мне показалось, ярость зверья только росла. Остальные же туристы горячо обсуждали происходящее и галдели на все лады.

— Он тебя всегда так встречает? — спросила Ирина, встревоженно глядя на зверей. — Ты не говорил, что он дрессировщик…

— Он мне тоже не говорил про такой свой талант… — Я снял автомат и дал небольшую очередь по дорожке с той стороны мостика.

Церберы загавкали, ожесточенно давясь собственной слюной и рыком, гарпия растопырила крылья и издала противный клекот, широко раскрыв клюв, словно пытаясь проглотить всю нашу группу, а драконы зашипели, подергивая своими раздвоенными змеиными языками.

— Сенька, — крикнул я, — уже не прикольно, мы спать хотим!

И тут со стороны забора раздался громкий выстрел, и приличный кусман растущего рядом со мной кактуса был выдран облаком крупной дроби. Несколько брызг сока попало мне на лицо. Ира потянулась к кобуре. Я вздрогнул и занервничал, но не сильно — дистанция для дробовика была большой, и в опасности были в основном кактусы. Да и утомление сказывалось.

— Пошли вон отсюда! — донесся с той стороны забора грубый прокуренный голос. — А не то зверей натравлю!

Стрелка не было видно за колючим кустарником, росшим вдоль забора. Но голос явно принадлежал не Сеньке.

— А Сенька Гваделупа где? — крикнул я, сложив ладони рупором.

— Нету вашего Сеньки, в город он переехал! Я здесь живу, и все!

Раздался новый выстрел из дробовика, на этот раз покореживший край перил моста, отчего стрелок, видно, совсем разозлился, а церберы буквально захлебывались от безудержного рычащего лая.

— А почему у вас поспать нельзя? Мы мирные путники, мы не причиним вам вреда! У нас раненые. — Я сказал это уже так, по инерции, понимая, что нас не пустят.

— Я по пятницам не подаю! — грубо отозвался загадочный отшельник. — Считаю до трех! Если не уберетесь, собак спущу — они вас…

Раздался новый выстрел, который ушел куда-то в лес, где противно чавкнуло стволом кактуса, а один из церберов, получивший, видать, маленькое ранение дробинкой в ухо, жалобно завизжал, крутясь на месте.

— Спокойней, дядя! — крикнул я. — Береги природу, мать твою! Мы уже пошли!

Я сделал знак группе разворачиваться.

— Какого хрена ты с ним цацкаешься, Странный?! — закричал в шлемофоны Йорген. — Сейчас мы эту гниду вместе с его зоопарком… Тоже мне дед Мастдай нашелся!

— Спокойнее, Охотник Йорген, — сказал я в микрофон в режиме конференц-связи, чтобы все слышали, — мы же не отморозки какие-то: надо уважать право психа на его психические владения, к тому же он, по-моему, телепат какой-то — видишь, как он зверями рулит?

— Да мы их сейчас в фабрику консервов… А спать мы где станем? — Йорген материл всех любителей животных в мире.

— Тут буквально километрах в трехПризрачная Крепость… — начал было я.

— Ты сдурел, что ли?! — не выдержал Йорген. — С Олимпа рухнул?!

Я ожидал примерно такой реакции, но все же гаркнул в громкую связь:

— Охотник Йорген! Не рассуждаем! Движемся в заданный район!

— Сибилла, скажи хоть ты ему, — продолжал возмущаться тот. — Его контузило, наверное, в этом «Изумруде», или он надышался…

— Йорген, что ты себя как баба ведешь? — поддержала меня Сибилла. — Можно базар-то не разводить здесь хотя бы?!

— Да я лучше тут спать останусь, с вампирами… — продолжал бубнить Йорген.

— Долой мракобесие, Акмэ! — хохотнула она.

— Ну знаешь… — прошипел Йорген.

— А что это за Призрачная Крепость? — скорее с любопытством, нежели с испугом, спросила Ирина.

— Это такая большая квадратная дырка в скале, — ответил я слегка раздосадованно, — а у Охотника Йоргена просто клаустрофобия, по-видимому, разыгралась!

— Квадратная дырка? — удивилась Ирина.

— Ну… — замялся я, подбирая нужное слово. — Вырезанный в скале комплекс каких-то древних построек, еще задолго до колонизации возникших, как многие утверждают…

— На Марсе была древняя цивилизация? — Ирина удивилась еще больше.

— В том-то и дело, что непонятно: кто говорит — была, кто говорит — не было… Но факт в том, что в скале прорублены, будто раскаленным ножом, огромные помещения, да с такой ловкостью и таких размеров, что не всякий лазерный бур сейчас такое потянет. Некоторые утверждают, что это провокация военных периода Первой Волны, чтобы, если что, панику посеять среди колонистов, кто говорит, что это еще до Первой Волны, веке в двадцатом, была секретная экспедиция с целью подготовить первую военную базу на Марсе, да только все погибли. А на вид это, конечно, выглядит древнее и монументальнее, типа как на Земле в Южной Америке древние постройки какой-то сгинувшей цивилизации, которую то ацтекам припишут, то инкам… В общем, как говорится, дело ясное, что дело темное. Зато там не так дуть будет, как в открытой степи, и рядом пара участков с ветровыми генераторами: можно будет и подзарядиться…

— А почему Йорген так не хотел туда ехать? — вновь спросила Ирина.

— А потому, — ответил я, — что некоторые марсиане очень суеверны и думают, что там живет всякая нечисть: от юварков до чуть ли не духов этих племен древних народов — мол, там их курганы, их захоронения, и тревожить их — некрасиво, да и опасно. А то вдруг зомби полезут из подземелий?

— А там и вправду есть захоронения? — Ирину, кажется, очень заинтересовал этот аспект вопроса.

— Да нет там ни хрена, — махнул я здоровой рукой, — а если когда и было, то мы этого уже не застали… А уж в оживших марсианских мумий мне и самому хотелось бы поверить, но… Ей-богу, достаточно одного отряда отморозков — и любая мумия сгинет обратно в могилу…

Ирина рассмеялась.

— Странно, — произнесла она, — как в тебе романтик и идеалист уживается со скептиком и прагматиком?

— А я и сам удивляюсь. — Я посмотрел на нее внимательно. — Наверное, также, как и в тебе, мой драгоценный гид!

Я пришпорил верблюда и засмеялся.

— Ну ты нахал! — весело крикнула мне вслед Ирина. — Я — романтик в чистом виде!

Она погналась за мной.

— Не стоит выдавать желаемое за действительное! — успел прокричать я, ловко увернувшись от ее цепкой ладошки с острыми ноготками, которыми она пыталась схватить меня за ухо.

— Странный! — раздался в наушниках иронический голос Сибиллы. — Ты раненый или симулянт? Я не понимаю!

— Я — раненый симулянт, — крикнул я в ответ, и в это время Ирина подкралась сзади и схватила меня за ремень автомата.

Я никогда бы и не подумал еще пару дней назад, что Ирина может вот так просто дурачиться, да еще и на глазах у туристов, которые должны видеть в ней незыблемый авторитет знатока чужой планеты.

Туристы клевали носами, некоторые дремали, пытаясь облокачиваться на горбы своих верблюдов. Датчики или трещали, или вибрировали, как будто сыпался мелкий горох из мешка. Все были с опущенными светофильтрами. Солнце украшало нашу дорогу бликами и яркими силуэтами кактусов. Вот лес начал заметно редеть, тропинка стала подниматься на некую возвышенность, которая переходила в небольшой холм, покрытый пятнами мхов.

Мохнатые колючие колонны становились пониже, и места между ними появлялось больше. Мое сердце радостно бурлило в предвкушении знакомых равнинных просторов. Вообще-то лес мне в чем-то нравился (несмотря на «Изумруд»), но легкий дискомфорт я в нем все же ощущал.

Порхнула мимо нас какая-то птица — и вновь чириканье и причудливые переливы этих птичьих выкриков: они встречали солнце.

Вот мы с Ириной миновали последние кактусы, столбик-указатель при въезде в лес — и выехали на верхушку каменистого бордово-коричневого холма с темно-зелеными пятнами мхов.

Кое-где вокруг торчали еще огромные зеленоватые подсвечники, но они были одинокими замками, стоящими на просторах огромной глинисто-каменистой долины, на дне которой змеилась витиеватая полоска красноватого песка: по всей вероятности, это было древнее высохшее русло реки, и сама долина являлась продуктом эрозии, происшедшей много тысячелетий назад. Зрелище было еще и со спецэффектами — в песке, щедро набившемся в любые глиняные и каменистые ниши и ямки, изобиловал кварц, который сквозь красноватую пыль железных оксидов переливался мерцающими розовато-сиреневыми точками по всей поверхности этого огромного оврага. Долина разворачивалась вправо, к плоскогорью, и терялась между двумя скальными выступами метров по двести в высоту. В этих широтах постепенно начинались гористые участки местности, которые за пару тысяч километров к северо-востоку упирались в высоченное плато, на котором громоздился знаменитый «трезубец» — горы Фарсида, три высоченных шпиля, по размерам сравнимые с Олимпом, немного пониже. Сам же Олимп и Литохоро-Сити, туристский город, чуть ли не единственный развитый промышленный район Марса, располагались северо-западнее от «трезубца». Таким образом, путь наш описывал небольшую дугу в северном направлении и почти весь проходил по границе долины Амазония и плоскогорья.

Вид был очень величественный. Налетали порывы утреннего ветра: солнце начинало разогревать воздух. Так расцветившее пейзаж, оно несло в себе опасность жесткого излучения. Надо было торопиться.

Мы стали спускаться по запыленной и малохоженой тропе, вьющейся по западному склону долины. В том месте, где он встречался с горами, и была вырезана в скале огромная квадратная дыра, прозванная среди марсиан Призрачной Крепостью, высотой около тридцати метров, уходящая метров на двести в глубь скалы, плюс примыкающие коридоры, небольшие каменные комнаты со сложной геометрической конфигурацией. Она снаружи напоминала огромный летный ангар для крупного такого аэробуса. Об авторах этой постройки действительно велись ожесточенные дебаты, но трудно было сделать четкие выводы о ее возрасте, к тому же никаких орнаментов или письменных рельефов в этом месте обнаружено не было, так что даже назначение этой инфраструктуры оставалось неясным. Вполне возможно, это действительно были следы деятельности какой-то высокоразвитой неземной цивилизации: поражала легкость обработки камня и масштабы. Такие объекты встречались на Марсе и в других местах и были не менее геометричны и грандиозны.

Я не очень верил в инопланетян — хотя бы потому, что других следов своей деятельности не оставили, и даже если и существовали, то давно уже исчезли отсюда… Кто-то это сделал — только в этом можно было быть уверенным на сто процентов. А строить предположения можно бесконечно.

Мы продвигались вдоль склона долины, и Йорген продолжал обсуждать с Сибиллой, какой у нас ненормальный лидер смены и почему его все время тянет найти приключений на задницу себе и другим более здравомыслящим людям. Сибилла пыталась в сотый раз объяснить ему, что это единственная пригодная в ближайшем радиусе защита от солнечной радиации, и даже колодец с чистой водой там присутствует, а Йорген упрямо повторял, что не будет пить воду из одного колодца с трупаками, которые стопудово замурованы там по всем стенкам. А колодец наверняка был жертвенный, и что он про такие вещи читал (!), будто и на Земле древние индейцы в такие сбрасывали провинившихся нарушителей порядка, чтобы боги прислали им дождей или обеспечили победу в войне. Сибилла отвечала, что если химический состав воды нормальный, то она будет ее пить, даже если в колодце кладбище, а уж верблюды вообще лишены такой мнительности, как у Йоргена. На что Йорген возражал, что он по развитию далеко отстоит от верблюдов, и поэтому здесь нет ничего удивительного.

Меня этот диалог забавлял и раздражал одновременно: я понимал, что Йорген устал и элементарно капризничает, так как если бы все послушались его, то мы бы нашли на северной оконечности Амазонии какой-нибудь бункер типа «Оазиса», но это еще часа четыре езды — и то не факт, что не вляпались бы в перестрелку с военными или бандитами. Забавно мне было, что в Йоргене сочетается это брюзжание с закаленностью и выносливостью, а зачастую с полной бесшабашностью настоящего Охотника-марсианина.

Плечо пульсировало, в глазах иногда вспыхивали красные искорки, а горы приближались медленно. Солнце начинало ощутимо нагревать воздух, и становилось жарко. Надо было вытерпеть около часа езды — и мы на месте.

Терпели, несмотря на то что многие возмущались безответственностью Сеньки, так нагло переехавшего в город перед нашим прибытием, да еще и подселившего вместо себя какого-то заклинателя зверей, психопата, — хоть бы оружие у него отобрал.

Вот склон заметно повернул вправо, и на него там, у подножия скал, опирались многоступенчатые террасы, увенчанные сверху огромной зияющей прохладной темнотой — дырой Призрачной Крепости.

— Поднажмем! — крикнул я смене. — Скоро станет жарко!

Когда мы добрались до каменистых ступеней террас, тропинка стала совсем узкой и вилась вверх настоящим серпантином. Это был трудный участок. Существовала объездная дорога, пошире и поудобнее, но так получился бы приличный крюк. Дорога вела к заброшенной трансформаторной подстанции у подножия плоскогорья. Когда-то она распределяла энергию натыканных вдоль скалистых стен ветряных генераторов. Их лопасти щедро обдували восходящие вдоль скалы потоки воздуха. Эти потоки были достаточно постоянны и сильны.

Верблюды упрямились: им не нравилось, что мы выбрали такой крутой и извилистый подъем. Они тоже сильно устали. Дромадеры мотали головами, пытались пятиться назад, неохотно уступая ударам шенкелей и плеток.

Розовато-сиреневый оттенок неба начинал желтеть, низкие серо-оранжевые размазанные вдоль горизонта облака напоминали мокрые полупрозрачные тряпки, висящие на тонкой леске, которые сбоку подсветили цветными софитами, а звезда по имени Солнце, словно гигантский пылающий монгольфьер, поднималась вверх, стремительно захватывая пространство. Ра побеждал Апопа и был неумолим в своем торжестве.

— Красиво здесь, — громко сказала Ирина, пытаясь справиться со своим альбиносом на крутом повороте к очередной террасе, — а так проехали бы мимо и не увидели…

— Мы еще всякого насмотримся, — махнул я рукой. — Осторожно, Ира, тут яма: передай задним.

Наконец мы вскарабкались на небольшое плато, с которого открывался прекрасный панорамный обзор всей долины, а прямо перед нами зияла огромная дыра Призрачной Крепости и поскрипывали на мачтах своими ржавыми лопастями несколько ветряков.

Мы с Ириной остановились недалеко от края плато и, поджидая арьергард, любовались долиной.

— Я пытаюсь представить себе, — сказала Ирина задумчиво, — как выглядела эта река, когда она текла здесь.

Мне стало жаль, что я не вижу ее лица за забралом светофильтров, — как она сейчас выглядит? Что отражается в ее глазах, улыбается ли она?

— Что было по ее берегам, — продолжала Ирина тихо, — как пенились ее волны, как отражалось в ней небо… восход солнца… эти существа, прорубившие огромную скалу: смотрелись ли они в воду на свои отражения?

— Я думаю, что не смотрелись, — сказал я, — этим руслам много миллионов лет. Вода испарилась с планеты после столкновения с огромным астероидом. Это произошло огромную кучу веков назад. Но вот река — она и вправду текла, и текла красиво, наверное.

— А на Марсе сейчас есть реки? — спросила Ирина.

— Есть, — ответил я, — но мало, и многие из них сезонные.

— Сезонные? — переспросила она.

— Текут только весной, когда тают ледники, — пояснил я, — а вот эта река была большой, очень большой.

— Интересно, а откуда текла эта река?

— Там, очень далеко на юго-востоке, есть высоченные горы — наверное, оттуда. Там много ледников, и они очень древние.

Мы продолжали жадно разглядывать фантастическую панораму, освещенную косыми лучами солнца.

Каньон плоскогорья обрывался на каком-то расстоянии от земли, и бурный поток обрушивался по дуге вниз, где был глубокий котлован, столетиями углубляемый в скале, покрытый сейчас крупной сеткой трещин в глинистой породе. А дальше из котлована вырывалась стремительная, бурлящая масса воды, которая оставила эти рельефные, переплетающиеся, словно мышцы, промоины в толще грунта, ровно и прихотливо сцепленные по дну русла, повторяя движения воды.

Противоположный берег, более пологий, был покрыт прозрачной ультрамариновой тенью, которая разрывалась сверху оранжевым узором выветренных холмиков с многочисленными следами эрозии. А прямо под нами берег, освещенный солнцем, продолжал искрить мириадами кварцевых песчинок, казавшимися отсюда, с высоты, извилистой полоской, засыпанной самоцветами, играющими всеми цветами радуги. Извилистая тропинка перебиралась через русло реки и заплеталась витиевато между бугорками на вершине оврага. А над всем этим зеленело небо и светило солнце, следы сияния которого были видны на горизонте короткими вспышками зарниц магнитных бурь. Где-то у горизонта курились немного смазанные ветром дымные столбы каких-то действующих вулканов, а может, и пылевых дьяволов.

Мне вновь почудилось, что я сейчас не на Марсе, а в какой-то сказочной, нереальной стране. Стране Оз, по которой мы шагаем к Великому Волшебнику, который должен вернуть нас домой, и всем известно, что кончится все хорошо, потому что волшебные силы помогают только положительным персонажам, а мы и есть эти персонажи, которые борются с разбойниками, людоедами и злыми ведьмами. Это вызывало во мне противоречивые ощущения: с одной стороны, хотелось замереть и зажмурить глаза, чувствуя, как по телу разливается странное щекочущее тепло, а с другой — появилось желание встряхнуть головой, похлопав себя по щекам, и очнуться от этого странного и затягивающего сна…

— Ой, гляди! — раздался в шлемофоне голос Ирины, который вывел меня из задумчивости. — На том берегу, видишь? Где пологий такой спуск песчаный, вон там! Там рисунок какой-то!

Голос Ирины, слегка искаженный радиосвязью, тоже прозвучал как-то нереально, и я подумал, что проснуться пока вряд ли получится. Я повернул голову туда, куда указывала Ирина, и увидел странный вытянутый к востоку орнамент. Было такое впечатление, что он аккуратно продавлен в песке. Орнамент изобиловал концентрическими кольцами разных размеров, ритмически расходящимися параллельными линиями и переплетающимися дугами. Площадь он занимал около ста квадратных метров примерно.

— Кто это так постарался, интересно? — произнесла Ирина.

— Это агроглифы.[19] Так иногда «развлекаются» глюки, — ответил я в микрофон.

— Глюки? — В голосе Ирины послышалось удивление. — А зачем?

— Никто не знает, — вздохнул я. — Многие считали это какими-то посланиями, кто-то находил в их пропорциях диаметр Марса и его орбиты с точностью до сотых, кто-то видел в этих узорах зашифрованные молекулярные формулы, а кто-то магические символы первоэлементов. Но вот беда: сами глюки никак свои творения не комментируют.

Ирина рассмеялась:

— Но разве ты у них сам не спрашивал?

— Да все как-то не до этого было. — Я опять вздохнул.

— Извини, — сказала Ирина неожиданно, — я понимаю, что тебе нелегко даются эти контакты в принципе.

— Да нет. — Я продолжал рассматривать странный узор. — Любопытно вообще-то понять… разобраться с тем, что происходит у нас под носом. Ведь мы почти ничего об этих явлениях не знаем, действуем на ощупь, а тут не помешало бы загрузить парочку НИИ расчетами и опытами, и чтобы там были такие специалисты — вроде нашего покойного профессора. Одними экспериментами тут не разобраться. Вот взять хотя бы мою технику…

— Оу! Как есть красиво! — раздался голос на частоте Паттерсона.

Я обернулся: туристы уже все собрались на плато и тоже любовались панорамой. Йорген и Сибилла, оживленно жестикулируя, о чем-то спорили.

Крис снимал на видео: его движения были вялыми, он очень устал, но упорно пытался запечатлеть достопримечательный восход. Мне казалось, что вот так он может и уснуть, с камерой в руках. Даже стало жалко этого дуралея, который, наверное, пытается воспринимать наше путешествие как большую экскурсию.

— Охотники Йорген и Сибилла, — сказал я в микрофон, — осмотрите зал, туристы — оставайтесь пока на плато.

— А долго еще? — раздался хнычущий голос Дроновой.

— Совсем чуть-чуть, — успокоил я.

— Что это за гробница? — цинично поинтересовался Аурелиано, умудряющийся даже сквозь зевки выказать свое скептическое отношение к происходящему.

— Не гробница, а мегалитическое сооружение, — поправил я, — и вам, турист Скорцес, нужно радоваться редкой возможности осмотра памятников древней марсианской архитектуры. Посмотрите на величественность и масштабность этого архитектурного ансамбля, построенного более пятнадцати-двадцати тысяч лет назад неизвестными зодчими древней, не дошедшей до нас цивилизации! Ворота в Призрачную Крепость имеют около тридцати метров в поперечнике, украшены по краям ступенчатыми псевдоколоннами, выполненными в стиле неоконструктивизма…

Меня понесло, туристы начали задавать вопросы, но противный Скорцес не сдавался даже в объятиях сна.

— У нас в Южной Америке полно такого добра: в Перу, в Боливии, в Чили… — начал перечислять он заплетающимся языком.

— Вот и делайте выводы, молодой человек, — выкрутился я, войдя в роль экскурсовода окончательно. — О чем это нам говорит?

— Ну как же! — растерянно произнес Аурелиано: он не был готов к вопросу.

— Правильно! — торжествующе перебил я. — Древние инки и майя прилетали на Марс с целью колонизации! Это же очевидно!

Все внезапно замолчали, переваривая мою смелую гипотезу.

— У них тоже биль ракеты? — удивленно произнес Паттерсон.

— И ракеты, — закивал я, — и горнопроходные лазеры, и прочие высокотехнологичные инструменты: иначе как вы объясните это огромное, словно раскаленным ножом по маслу вырезанное, помещение внутри скалы?

— Я есть читать про индейцев, — гордо произнес Паттерсон, и я испытал небольшой шок от его неожиданной для меня способности к чтению, — они есть из Америка! Наши американцы! Они долго-долго тереть камень специальный пила из бамбук и поливать вода, они не иметь лазер!

Скорцес хихикнул, а я закатил глаза, трижды пожалев о своих необдуманных фразах.

— Эти строения были обнаружены в период Второй Волны, — вставила Ирина, вспомнив о том, что гид именно она, — экспедицией, кажется, Луй-Чаня: он-то и обратил первым внимание на сходство в этих постройках Марса с Южной Америкой и Древним Египтом. Таких уникальных памятников на Марсе насчитывается около пятнадцати: в районе гор Фарсида, в кратере Сидоний с горой-Сфинксом, на Лунном плато, в кратере Эллада, на плато Элизий, в Тирренской долине и в некоторых других местах. Сходство состоит в сходных технологиях постройки, укладки и обработки камней и больших размерах этих строений, а принципиальное отличие — в глубоком скальном залегании подобных объектов: все они врезаны в скалы и плоскогорья, в отличие от земных аналогов. Современная наука не берется точно датировать их постройку, и тем более предположить, кто именно мог построить эти сооружения и каково их функциональное назначение. Приблизительная датировка этих построек, данная Луй-Чанем, как верно заметил Охотник Странный, — от пятнадцати до двадцати тысяч лет назад.

— Да, но индейцы… — не унимался Крис.

Началась полемика, в которой кто-то откровенно потешался, а кто-то пытался объяснить Крису, что на Марсе не растет бамбук.

— Ты любишь подшучивать над людьми, — услышал я в наушниках тихий голос Ирины.

— Ничего подобного, — так же тихо ответил я, — просто иногда люблю увлечь коллектив идеей.

— Мне нравится, как ты это делаешь, — сказала Ирина, — даже это у тебя получается по-доброму.

— Ты хочешь сказать, что я издеваюсь над группой? — утрированно возмутился я.

— Конечно же. — Ирина рассмеялась. — Но очень тонко и незло.

— Просто мне подумалось, что их надо как-то ободрить и отвлечь, — ответил я. — И вообще: ты меня считаешь слишком уж изощренным парнем, чем я есть на самом деле.

— Мне кажется, — задумчиво сказала она, — что я знаю тебя уже много-много лет.

— В зале все чисто, — раздался голос Йоргена.

— Заходим в зал, — сказал я всем.


В зале стоял полумрак. Где-то на расстоянии метров пятидесяти ровно по центру начинались квадратные колонны из кубообразных, гладко отполированных, хоть и пыльных, глыб метра по два с половиной в поперечнике, которые упирались в ровный и гладкий каменный потолок на большой высоте. Возможно, колонны были частью скальной породы, обложенной каменными плитами снаружи. Проверить это, не сломав их, было невозможно — стык меж камнями был не толще человеческого волоса. По краям стен темнели аккуратные четырехугольные ступенчатые ниши, имевшие внутри какие-то замысловатые выемки. Некоторые из ниш были утоплены в стену скалы. Уровень стены уходил глубже в породу и тянулся до самого потолка, образуя четырехугольную в сечении выемку. К таким нишам вели три небольшие ступеньки. Некоторые углубления располагались друг над другом и тоже имели ровные края, ступенчато уходящие вглубь. Самым поразительным, если приглядеться, были идеально ровные прямые углы всех этих с виду несложных форм.

Колонны заканчивались метров через тридцать: потолок в этом месте под углом шел вниз и упирался в каменную кладку с дверными проемами: по два с каждой стороны колоннады. Камни кладки были также отшлифованы почти до идеального состояния, хоть и покрыты пылью. А вот форма стыка была разнообразной — от призмы до скругленных по краям камней произвольной формы, казавшихся почти пазлами.

Любая неровность выглядела нарочитой. Сопряжение соседних блоков было настолько точным, что абсолютно все скосы и изгибы камня стык в стык соединялись своими безупречно выровненными поверхностями, а щели были тоньше упаковочного пластика.

Все казалось таким естественным и гармоничным в этом каменном величии, что сперва зритель даже не задумывался — а каким образом эти глыбы весом не меньше нескольких тонн были так аккуратно подогнаны друг к другу? Да еще и с такой легкостью, словно их вырезали не из камня, а из пенопласта? И еще возникал вопрос — зачем строители, вырезав в скале такое огромное помещение, сделали лишнюю работу, облицевав стены изнутри такими большими и ровными камнями?

Да, зрелище впечатляло, но надо было думать о проблемах насущных, и, разрешив туристам спешиться и размять ноги, я с Сибиллой, прихватив катушку силового кабеля, отправился к ближайшей мачте ветряного генератора в надежде запитаться от него хоть каким-то электричеством.

Туристы включили нашлемные фонари и разглядывали зал, удивленно восклицая. Ирина пыталась меня задержать со словами, что я никуда не пойду, пока она не осмотрит мою рану, но я отбился, пояснив, что первая наша задача — обеспечить нашу стоянку энергией, а потом устраивать здесь быт.

Ближайшая мачта была метрах в тридцати от входа в Крепость.

Скалы были пустынны, в спины дул утренний ветер. Уступ, который начинался возле Крепости, постепенно сужался, огибая выступы скалы. Он также был рукотворного происхождения, к тому же по его краю, над обрывом террасы, были насверлены засыпанные пылью круглые отверстия, наверное служившие когда-то для крепления какого-то ограждения на этой площадке.

Мы подошли к ветряку, и я попросил Сибиллу снять с моей спины катушку: отсутствие одной руки сказывалось. Йоргена я не стал посылать, потому что хотел слегка пройтись сам.

Я нашел распределительную коробку со стандартным разъемом, но индикатор показал полное отсутствие электричества на выходе, хотя ветряк вращался бойко, поскрипывая на утреннем ветру.

К следующей мачте было идти неохота, да и кабеля могло не хватить.

Сибилла предложила сходить за второй катушкой, но я не терял надежды. Достав из комбеза электроотвертку и покапав раствором антиржавчины на болты, я начал потихоньку отвинчивать крышку.

Удача улыбнулась нам: под крышкой оказался обыкновенный обрыв контакта, и я быстро его исправил. Подключили кабель, и индикатор загорелся ярко-зеленым огоньком светодиода. Постепенно разматывая кабель, мы вернулись в крепость. Сибилла шла за мной и слегка присыпала провод щебнем и песком с пылью.

В зале мы повесили на колонны несколько софитов, стреножили верблюдов и пошли обследовать помещения за задней стеной.

Первая слева дверь оказалась началом наполовину засыпанного щебнем коридора, который вел в недра скалы, вторая выходила в просторную вытянутую комнату со ступенчатыми стенами и потолком на разных уровнях. По краям комнаты имелись небольшие каменные стенки типа ширм, за которыми были четырехугольные углубления в полу, в центре которых находились круглые отверстия. В них по небольшим желобкам, которые скрывались в стенах самой комнаты, текла тонкими струями вода.

— Ого! — сказал Йорген нарочито бодрым голосом. — Туалет типа «сортир»! Я отсюда пить не стану!

— Акмэ, — ехидно улыбнулась Сибилла, — я сомневаюсь, что тут отдыхали ребята вроде тебя, которые перепутали колодец с сортиром.

Она окунула в воду щуп химического анализатора, который крепился к ее КПК. Йорген пузырился от негодования, крича и размахивая руками, объясняя «самой умной женщине на Марсе», что даже если дерьмо окаменелое, он не опустится до такого. А запасов его воды хватит до Персеполиса.

Анализатор показал, что вода в колодце чистейшая и почти без примесей, но Йоргена это не убеждало, а Сибилла принялась за биологический анализ.

Оставшиеся два прохода оказались один предбанником, уходящим вниз глубокой шахтой без малейшего намека на ступеньки, а другой — таким же коридором, как и самый первый. Мы решили, что исследовательские и археологические работы не входят в цели и задачи нашей экспедиции: Сибилла прошла метров на пятнадцать вглубь и сказала, что ничего подозрительного не видит, а коридор дальше начинает сильно сужаться, так что можно проползти только на четвереньках.

Вариант для ночлега оставался один, и мы с туристами стали перебираться в комнату с колодцами.

Перенесли лампы из зала, поставили в коридорах датчики движения и видеокамеры. В комнате появился свет, складной походный столик, стали распаковываться рюкзаки и раскладываться спальники, включили портативные обогреватели: в комнате царила промозглая сырость из-за воды.

Крис робко спросил, где тут туалет, Йорген начал было показывать на колодцы, но получил от Сибиллы небольшой удар локтем под ребра, а я развел руками — сразу сильно резануло плечо — и, махнув в сторону зала, где между колоннами стояли стреноженные верблюды, сказал:

— За верблюдами — везде, ну… где удобнее…

Крис выпучил глаза и ушел в зал. Я на всякий случай выглянул за ним и еле успел поймать стеснительного американца при входе в коридор: еще три шага — и сработал бы датчик движения, а мы оглохли бы от воя сигнализации.

Я, Йорген, Сибилла и полковник расположились возле выхода. Йорген копался в углу со своим спальником.

— Блин! — воскликнул он. — Смотри, какая хрень.

Он держал в руках пучок каких-то голубовато-белых перьев.

Я внимательно разглядывал их, потом взглянул на Йоргена.

— Ты думаешь, тут бывали юварки? — поинтересовался я.

— А чего тут думать? — Йорген отшвырнул перья в сторону. — Говорил же я: место поганое.

— Не дрейфь, старик! — Я махнул рукой. — Отобьемся, если что. На вахте один будет в комнате, а один в зале — к верблюдам иногда выходить.

Ирина наконец поймала меня и сказала, что будет немедленно извлекать пулю, пока не началось заражение крови. Сибилла скромно поинтересовалась — а как часто Ирина вынимала пули из людей? Та немного смутилась, но потом гордо заявила, что проходила медподготовку перед полетом и перевязывала ожоги, даже вправляла вывихи.

— Это немного другая тема, — закивала Сибилла деликатно. — Поверьте, Ирина, я вытаскивала добрую сотню пуль, штук пять даже сама у себя.

— Я хочу попробовать, — сказала Ирина твердо, — я буду предельно аккуратна, я должна…

— Я не сомневаюсь в ваших способностях, — невозмутимо ответила Сибилла, — аккуратность здесь необходима, но самое главное — это уверенность и опыт…

— Когда-то надо начинать, — быстро парировала девушка моей мечты.

— Я думаю, нужно узнать мнение пациента. — Сибилла бесстрастно взглянула на меня. — Что скажешь, Странный?

Я понял, что попался: желание Ирины помочь мне имело огромную силу, и, если я откажусь от ее помощи, я рискую ее обидеть своим недоверием. Ирина смотрела на меня умоляющими глазами, и я изо всех сил старался не думать, что в глазах двух женщин есть маленький отблеск природной кровожадности.

— Ну что я могу сказать… — Я пытался сделать равнодушно-философское выражение лица. — Это все-таки не пересадка мозга — конечно, я могу полностью вам доверять, и…

— Вот и хорошо, — быстро проговорила Ирина, — я готова: что надо делать?

— Если женщина хочет помочь мужчине, лучше ей не мешать, — изрекла Сибилла глубокомысленно. — Я буду руководить, а вы меня слушайтесь, Ирэн, хорошо?

— Конечно! — Глаза Ирины светились заботой обо мне.

— И если что-то пойдет не так, я подстрахую, — добавила Сибилла.

— Все будет отлично. — Мой милый гид деловито кивнула.

Я вздохнул и принялся снимать повязку, наложенную Азизом.

Туристы в это время пытались поужинать, кто-то уже залез в спальник, кто-то вел непринужденную беседу. Полковника перевязывал Йорген, а Азиз сам менял повязку. Я чувствовал некую неловкость за то, что мной занимается целая бригада хирургов.

Сибилла вынула из своего рюкзака потертую металлическую коробочку, выкрашенную болотно-зеленой краской, местами облупившейся, с красным крестом и продавленной на крышке надписью «Himself a surgeon»[20] и, подключив ее к питанию своего комбеза, нажала сетевую клавишу. Загорелся красный индикаторный огонек, говорящий о том, что содержимое коробки подвергается дезинфекции. Очень удобный полевой набор хирурга со встроенными внутри кварцевыми лампами и электромагнитными стерилизующими генераторами. Стоит очень дорого и обычно воруется с военных складов.

— Руки, — лаконично произнесла Сибилла, протягивая Ирине пачку антисептических салфеток.

Ирина стала тщательно обтирать ладони и пальцы. Сибилла вытащила из аптечки упаковку с резиновыми перчатками и тоже протянула Ирине, надорвав упаковку. Затем вытерла руки сама и тоже надела перчатки. Я понял, что Сибилла преподает урок хирургии: обычно она делала все гораздо проще.

Я развязал повязку и аккуратно снял, морщась от боли, застывший кусок бинта-спрея, нанесенный Азизом. Обнажилась почерневшая дырка в плече с потемневшими рваными краями с запекшейся кровью.

Сибилла приготовила стерильные тампоны и стала отдавать указания:

— Обработай перекисью. — Она неожиданно перешла с Ириной на «ты».

Ирина кивнула, взяв в руки смоченный тампон. Плечо горело. Кожу стало приятно холодить — Ирина бережно водила вокруг раны и медленно промакивала края.

— Интенсивнее и везде. — Индикаторный огонек на хирургическом ящичке сменился на зеленый. — Анестезию выше входного отверстия.

— Он же пил из своей фляги алкоголь, — неуверенно произнесла Ирина, — вдруг не подействует?

— Ничего страшного — коли двойную.

— Хорошо. — Ирина послушно взяла шприц-тюбик покрупнее, и я ощутил легкий толчок в районе сустава: кожа почти ничего не чувствовала, кроме расползающейся ледяной прохлады.

— Потерпи немножко, Дэн, — тихо пробормотала Ирина, сосредоточенно нахмурив брови.

— Я вообще ничего не чувствую, — улыбнулся я, отметив легкое головокружение.

Сибилла откинула крышку ящичка и, вынув оттуда скальпель, протянула Ирине.

— Сделай два неглубоких диаметральных надреза на коже по краям раны, чуть больше сантиметра.

— Да. — Ирина опять кивнула и взяла скальпель двумя пальцами, как сигарету.

— Вот так держи. — Сибилла показала руку со сложенными пальцами.

— Так? — Ирина повторила позицию пальцев Охотницы.

— Да.

Я почувствовал ноющую боль: руки Ирины слегка тряслись.

— Спокойнее, — комментировала Сибилла, — увереннее: он не помрет.

Проникающее движение, вдруг рана на секунду вспыхивает болью — и что-то теплое растекается вокруг. Я с силой стиснул зубы и глубоко вдохнул, глянув на плечо, — пошла кровь. Ирина вскрикнула:

— Ой, что я сделала! Дэн, извини, тебе больно?! — Глаза ее расширились от ужаса, она тяжело дышала.

— Мне нормально, Ира, — выдавил я, — не волнуйся.

— Спокойно! — громко сказала Сибилла, промакивая рану тампоном с перекисью. Перекись пузырилась, наполняя воздух металлическим запахом.

— У него кровь пошла! — Ирина побледнела.

— Все нормально, — успокоила Сибилла, — так и должно быть! Ты хотела научиться?

— Да-да, все в порядке, — пробормотала Ирина, приходя в себя.

Сибилла достала длинные, сложной формы щипцы, отдаленно напоминающие портняжные ножницы, только поизящнее и ослепительно полированные.

— Видела на курсах своих такое? — спросила она. — Это зеркала…

— Зеркала Киллиана, — машинально докончила Ирина слегка дрожащим голосом.

— Вот, — кивнула Сибилла, — бери это и раздвигай аккуратненько волокна, прямо по раневому каналу, шаг за шагом, при малейшем сопротивлении тканей останавливайся, я буду тампонировать. Ага?

— Я не смогу, — тяжело вздохнула Ирина.

— Сможешь, — с нажимом произнесла Сибилла, с жесткими интонациями в голосе. — Это мой мужик или твой?

Кровь прилила к щекам Ирины.

— Бери и вот так: раз-раз-раз, — показывала Сибилла, — вспоминай, как вам там показывали. Чувствуй каждое движение и не психуй. Рана неглубокая, все нормально.

Я сосредоточенно наблюдал, как полковник с Азизом резались в карты под одним из софитов, изредка поглядывая на меня и ободряюще подмигивая.

Ирина взяла инструмент, глубоко вздохнула и крепко зажмурилась. Я ободряюще улыбнулся.

— Не бойся, Ира, — сказал я, — у тебя получится.

Она медленно начала вводить инструмент в рану. По руке стала расползаться обжигающая боль. Я стиснул зубы опять и немного поморщился, задержав дыхание.

— Вот так, — кивала Сибилла, промокая тампонами набегающую кровь, — еще… еще… плавнее… да… вот так…

Боль доползла до головы и поглотила меня на какое-то время, а потом притупилась.

— Я ничего не вижу, — пробормотала Ирина. — Дэн, не больно?

Я помотал головой, сжав кулак здоровой руки до побеления костяшек пальцев.

— Попробуй левее или правее, — подсказала Сибилла, продолжая вытирать кровь тампонами.

Я пытался сосредоточиться на каменной кладке, на спящих лицах туристов и их мерном посапывании, перемежаемом негромким бормотанием. Я представлял себе свои прошлые ранения — некоторые из них были и посерьезнее, — раненых товарищей… Я купался в волнах боли и чувствовал, что она как огромный водоворот, — но если его направить не к себе, а от себя, становилось немного полегче.

Сибилла включила фонарик и стала светить прямо в рану.

— Вон там, — воскликнула Ирина, — что-то черненькое! Посвети правее…

— Ага, — удовлетворенно произнесла Сиб, — попалась, которая кусалась!

Она вынула длинные и тонкие щипцы со слегка изогнутым кончиком:

— Перехватывай, а я буду держать. — Сибилла приняла у Ирины инструмент, а ей протянула щипцы.

— Смотри внимательно в отражение, сперва нащупай края, потом подергай аккуратно на себя и немного в стороны, как поддастся — вынимай.

— Хорошо. — Брови Ирины опять нахмурились: для нее перестало существовать все вокруг — она видела пулю, она ее нашла.

— Только не тяни: кровь натекает.

Ирина кивнула.

— Ну, Странный, — сказала Сибилла бодрым голосом, — сейчас все будет!

Плечо пронзила резкая боль, потом еще, а потом все взорвалось. Я стиснул зубы что есть мочи и немного крякнул, прессуя воздух в легких до состояния окружающих меня камней. В глазах и в мозгу неожиданно наступила ночь, и я посильнее стиснул кулак, который и так дрожал от напряжения.

— Вот и все! — торжественно объявила Сиб. — Операция прошла успешно: больной будет жить, и скорей всего — долго и счастливо!

— У меня получилось! — воскликнула Ирина. — Дэн, ты как?! Очень больно?

— Что ты, Ира, — с легкой хрипотцой проговорил я, и каждое слово отдавалось пульсирующей болью в плече. — Ты просто супер все сделала!

— Да ладно тебе, — виноватым голосом сказала она, — я так все неуклюже… Просто надо уметь… уметь все…

— Нормально ты все сделала. — Сибилла обрабатывала рану раствором пенициллина и антибиотиками. — Для первого раза вообще неплохо получилось. Врожденный талант!

— Вы меня специально расхваливаете, — смутилась Ирина.

— Во-первых, давай уже на «ты». — Сибилла вдевала в иголку шелковую нить, скосив глаза к переносице. — А во-вторых — делать мне нечего, расхваливать еще всяких практиканток с медкурсов!

— Вот она! — торжественно сказала Ирина, поднося к моим глазам хирургические щипцы.

Голова моя еще кружилась, а туловище стало ощутимо лихорадить и слегка потряхивать. Я сфокусировал зрение: в зажиме щипцов торчал бесформенный кусочек свинца, покрытый бордовыми сгустками темной кровавой слизи. Пальцы Ирины вновь заметно дрожали. И пальцы, и щипцы были тоже измазаны пятнами крови. Ирина смотрела попеременно то на меня, то на пулю, и глаза моего гида занимали для меня полнеба.

— Спасибо, мой милый доктор, — слабо улыбнулся я Ирине.

— Ты же не возражаешь, Странноватый, если я тебя подштопаю? А то ты какой-то дырявый, — весело сказала Сибилла.

— Валяй, — промямлил я, — надеюсь, штопка будет художественной?

— Конечно! — Сибилла округлила свои темно-карие глаза. — Я вышью тебе сценку охоты марсиан на дикий шагающий танк!

Йорген заржал, как дромадер, хлебнувший спирта, Аюми вскрикнула во сне и перевернулась на бок. Сибилла зашикала на нашего достойнейшего эсквайра, покрутив указательным пальцем у виска. Уколов ее иголки я уже почти не ощущал.

— А это тебе больно? — спросила Ирина, отложив пулю на расстеленную на полу клеенку, на которой возвышалась кучка окровавленных ватных тампонов.

— Это ему — как укусы дикого марсианского гнуса, — срифмовала за меня Сибилла.

Ирина гладила меня по голове, а полковник с Азизом доигрывали очередную партию и лукаво улыбались оба.

— Так, — произнес я. — Первая смена дежурства — мы с Йоргеном.

— Так, — в тон мне, нахмурясь, сказала Сибилла. — Охотник Странный сейчас отправляется баиньки! И без возражений — ты сейчас никакой будешь. Вот когда поспишь, тогда…

— Зачэм ему дэжурить, э? — отозвался Азиз. — Ми с полковником справимся во вторую смену.

— Во вторую смену я буду дежурить или с Йоргеном, или с Сибиллой, — твердо сказал я.

— Ти мнэ нэ верищ, Странний? — Азиз округлил глаза.

— Верю, — ответил я, — но на вахте должен быть один раненый — один здоровый: так уж вышло. Это приказ.

— Ну раз приказ… — Полковник хитро улыбнулся.

— Разговорчики… — Я закашлялся. — Выбирайте сами — кто со мной, во вторую, а кто в первую.

Меня колотил озноб, и в голове шумело так громко, будто там бешено вращался пылевой дьявол.

— Ирина, давай выпьем, — сказала Сибилла, — а то необмытый почин дурной всход дает. А тебе нельзя! — Это обращаясь ко мне.

— А я и не хочу, но мысленно с вами… — Голова вышла на марсианскую орбиту эдаким «троянским» астероидом.[21]

— И я! — прошептал Йорген так, что у меня вздрогнули веки, а Паттерсон перестал храпеть.

Азиз и полковник тоже подтянулись.

— Ми тоже хотимь пить за такой отважьный девушка! — сверкнул глазами Азиз.

— Да-а-а-а, — протянул полковник, — у вас, русских, женщины с характером: моя бывшая была из Украины. Это же похоже?

— Славяне, — ответил я за Ирину. — А вообще… кто будет спаивать гида — будет мною лично расстрелян, без суда и следствия.

— Да мы понимаем. — Полковник хлопнул себя по колену и улыбнулся. — Ты, боец, отдыхай.

— Я контролирую, — кивнула мне Сибилла.

— Если такая жьенщина гаварыт «кантралырую» — это жьелезно! — Азиз схватился руками за голову.

— Так, только без клоунады. — Я вновь нахмурился.

— Вообще-то я не пью крепких спиртных напитков. — Ирина тоже сдвинула брови.

— Только по крышке — пятьдесят миллилитров… так надо… — Сибилла открутила крышку своей фляги и достала мельхиоровый походный стакан.

— Сибилла, мне действительно пробочку буквально. — Пальцы Ирины еще дрожали.

— Спокойно. — Сибилла словно продолжала операцию. — Так, Йорген… вот подставляй… Мальчики, а вы? У вас есть?

— У нас много ест! — улыбнулся Азиз. — Пакурит хочищ?

— Сперва разберемся, кто дежурит, — строго сказала Сибилла.

— Сиб. — Йорген помахал ладонью перед ее глазами. — Мы с полковником сперва — ты же не против, Рой?

— Да не против… — Полковник кивнул. — Мы молодцы, я гляжу — сработались, а это самое главное. Конечно, подежурим, Йорген. Да и ранение у меня… так… условное…

Он ухмыльнулся.

— Ну за победы! — Сибилла подняла стакан.

— Ура! — шепотом прокричал полковник.

— Ми всэх их! — улыбнулся прожектором своих белоснежных зубов Азиз, подняв в руке неизменный косяк и коснувшись бокалов собравшихся.

— Спасибо, Сибилла. — Ирина неуверенно взяла стакан.

— Я вас умоляю, принцесса! — воскликнула Сибилла.

— Просто спасибо, —руки Ирины перестали дрожать, — и не называй меня «принцесса», просто не называй.

— Все в порядке, Ирэн. — Сибилла стукнула о ее бокал. — У нас уже есть сэр Странный, герцог Маринерский, его сиятельный эсквайр, Акмэ, и граф Ксанфский, виконт Фарсидский, рыцарь квадратного стола.

— Сиб, я тебе голову откручу, слышишь?! — Йорген оскалил зубы.

— И ты, принцесса с Земли… — Сибилла, казалось, не замечала эмоций эсквайра Йоргена.

— А, — Ирина кивнула, — это у вас игра такая?

— Пейте уже, черти! — не выдержал я. — А то как я слягу — так дисциплины никакой!

— Да, игра. — Сибилла сделала глоток, который вмещал в себя несколько пробочек…

— За нашего Шермана. — Полковник кивнул в мою сторону и выпил.

С тихим шипением затянулся Азиз, и огонек косяка озарил его лицо. Йорген словно откинул со лба прядь волос: раз — и стакан пустой.

— Здэсь приколно. — Азиз вновь улыбался.

Ирина запрокинула стакан и поперхнулась. Широко открыв рот, замахала руками.

— Ой, — сдавленно сказала она, — жжет! Очень крепко…

— Все о'кей, Ирэн. — Сибилла стала вновь разливать. — Вот, галетами закуси.

— Я не буду больше. — Ирина протестующе замахала руками.

— Есть такое слово — «долг», — с пафосом сказал Йорген.

— Кому? — возмутилась Ирина.

— Себе! — ответила за него Сибилла. — За нашего нового хирурга и бойца! За тебя, Ирэн!

— Я Странний сразу сказаль — эту девушка беречь сильно должьен. — Азиз с шумом выдохнул ватное облако с характерным хвойным оттенком.

— А правда, что русские не любят американцев? — прищурился полковник.

— Да нет… — Ирина стушевалась. — Да любят… да все нормально… плохих не любят… правительства, там… подлых… жадных… ну, как все… ой…

Она тяжело вздохнула.

— Полковник, отстань от девушки — это я тебе как космополит заявляю, — усмехнулся я. — Неужели ты думаешь, что если ты меня сегодня прикрывал, то я буду тебя мерить по пропаганде? И вообще: ты сейчас — марсианин! Как и остальные, только стаж разный…

— Да, закроем тему — это на Земле есть толкучка, которую разруливают продажные герцоги. — Сибилла закурила. — А тут, на Марсе, другие приоритеты.

— Извиняюсь. — Полковник тоже закурил. — Просто мне хотелось спросить: я сегодня понял, что не так оно все… Ой, ладно, простите старого военного, Ирина… Удивляет многое здесь… не знаю, как сказать…

— Пьем! — рявкнул Йорген.

Желтоватые блики по камням, казавшимся уже уютными… Загадочно вспыхивало багровым свечением лицо Азиза с большими черными глазами, когда он затягивался своим косяком и слегка улыбался большими губами… Полковник, слегка прищурившись, обтер губы, глядя куда-то в темноту… У кого-то тихо-тихо играла плавная успокоительная музыка на КПК… Негромкое фырканье верблюдов… Тело мое обмякло под бережными прикосновениями Ирины…

У меня слипались глаза, лихорадка постепенно проходила, и боль стала отступать. Мне было жарко, и тело не чувствовало уже, казалось, ничего.

— Вы шумите, — услышал я сквозь сон голос Ирины, — а ему нужно поспать.

— Да-да, не вопрос… — послышались голоса. — Давайте петь тихонечко?..

Я ощутил теплое дыхание Ирины. Она провела ладонью по моему лбу.

— Спи, Дэн, — прошептала она, — отдыхай. А я побуду рядом, чтобы ты уснул… Чтобы тебе приснились мягкие сны, и чтобы…

Речь ее медленно затихала… слышалось бормотание… тихий звон стаканов… ритмичное дыхание моего любимого гида… ее голова опустилась мне на грудь… я проваливался куда-то в глубь скалы… утекал рекой, обволакивая глинистое дно и струясь между выстрелами, которые выплевывали в меня винтовки странно одетых людей на птичьих ногах. Они приближаются, но Ирина прикрывает меня ладонями, я становлюсь маленьким, чисто по Юнгу… а ее ладони ничего не боятся… Вдруг хлопки выстрелов превращаются в жидкие аплодисменты… вернее, хлопки двух больших пепельных рук… рука… пять пальцев… что может быть проще… я начинаю его узнавать…

— Стоп-стоп-стоп! — кричит Сатана в рупор. — Сколько можно переводить пленку! Отдыхать всем! Сорок четыре минуты!

Он встает с желтого шезлонга, бросает в придорожную пыль свою дорогую сигару и почти бежит! На площадку! Ко мне! Прямиком…

— Дэн! — рявкнул он, облизав пересохшие фиолетовые губы. — Дэн, я прошу тебя! Я тебя заклинаю! Прекрати быть Не Странным!!! Ты убиваешь роль! Просто убиваешь! Ты же знаешь, что тебя нельзя заменять! И ты расслабился?!! Да тебя просто вышибут из гильдии актеров! Ты это понимаешь?!!

— А что? — Я растерянно развожу руками. — Я делаю, как велели… я пытаюсь работать… мне нужно это мхатовское «облако», образ, если хотите!

Я начинаю раздражаться.

— Образ?! — Сатана начинает покрываться лиловыми пятнами. — Образ тебе подавай?! Вспомни Джеймса Дина! Марлона Брандо, Пола Ньюмана, наконец! Тебе мало?

— Мистер Страсберг,[22] — я взял бокал вина с подноса, услужливо подставленного ассистентом, — я не могу работать в такой обстановке… — Я сделал глоток. — До сих пор я не видел сценария, — продолжил, — это возмутительно — требовать от актера каких-то достижений, настоящей игры, если он не знает, что с ним произойдет в следующей сцене! Это надругательство над системой самого Станиславского, которую так высоко ценил еще сам Сильвестр Сталлоне!

— Знаешь, папенькин сынок, — процедил Сатана сквозь зубы, — я сейчас медленно сожгу твою печень, потом кишечник, затем…

— Довольно! — крикнул я. — Один звонок моему адвокату!..

— Пойми, Дэн! — Сатана неожиданно смягчился. — Ты — талантливый артист! Ты — гений! А я — как ты догадываешься, тоже гениален!

Он ухмыльнулся, пнув ногой треногу юпитера.

— Играй, как я тебе говорю, и у тебя будут толпы поклонниц! Любая вагина в радиусе солнечной системы будет хотеть твоего члена!

— Мне нужна эта девушка, — сказал я, стиснув зубы.

— Мэрилин? — Он вскинул брови.

— Ирина, — произнес я с тихим упрямством.

Он сжал губы:

— Молодец! Ты в образе! Ты сможешь все! — Он вскинул свои руки вверх. — Ты сможешь всех! Деньги — это мусор, главное — свобода, верно?

— Верно, — кивнул я, закуривая сигарету.

— Власть над миром — это и есть полная свобода!

— А как же «Казус Белли»? И к тому же мне нужен текст: я забодался импровизировать…

— Это специальная режиссерская задумка, понимаешь? — продолжал он. — Когда артист, великий артист, такой, как ты, когда он не знает, что произойдет с ним в следующей сцене, но примерно предупрежден, — он реагирует как обыкновенный человек! Понимаешь? Люди верят ему! А он себе — нет! Помни! Ты — Странный, у тебя воняет совесть: это от мотиваций! Ты — среднеазиатская лама, ты жуешь губы! Ты боишься верблюдов, но отважно едешь на них! Ты — Царь, ты — Бог! Ты — раб! Ты — червь! Ты не моешь уши! Ты плаваешь в гуще патоки! Пойми! За крепостью всегда идет башня! Башня Титанов! Ты будешь драться с титанами?

— Ну и что ты этим хочешь сказать? — Я нервно отхлебнул из бокала.

— Я не хочу! — Сатана захохотал. — Я — говорю! Ты слышал о раввине Леви бен Бецалеле?

— Ой, ну это уж совсем попса, — отмахнулся я. — Ты мне сейчас будешь втирать про то, как хреново, когда человек пытается превозмочь творца, и этот раввин, кроме древних знаний и умения программировать дроидов, не мог больше ничего… А вторая крайность этой крайности была слепая преданность хозяину, тупая жажда действий — не, ну тут все ясно…

Декорации сменились: сперва я увидел ореховое бюро с телескопом, паяльником и кучей рассыпавшихся коробков. На заднем фоне стояла открытая бутылка пива.

Но внезапно коробки выросли и покрылись окнами, телескоп превратился в бледный диск солнца, еле проглядывающий сквозь облака.

Паяльник стал чугунной пушкой, а бутылка — очень естественно приняла облик силуэта готического собора.

Вокруг меня стояли какие-то странные дома по два-три этажа, которые были поналеплены почти друг на друга. Ноги мои в тяжелых берцах упирались в мостовую, выложенную небольшими закругленными камнями. Я пошел вперед, неуверенно ступая по неровностям мостовой.

— Это новый съемочный павильон? — спросил я у серого дождливого неба, украшенного акварельными разводами туч.

Но небо молчало, моросил мелкий дождик, и вокруг не было ни души, пусто, как в обойме после перестрелки.

Я продолжал идти вперед: а что мне еще оставалось делать?

— В Праге был двадцать первый день месяца адара пять тысяч триста сорокового года, полдень, — раздался голос, как я и ожидал, откуда-то сверху. — Иначе — март одна тысяча пятьсот восьмидесятого! Ровно в полночь перед этим пражский раввин, великий каббалист Леви бен Бецалель создал своего голема. Для проведения магического ритуала необходимо было дождаться определенного положения звезд, после чего выждать еще семь дней и найти подходящую глину. В создании должны непременно участвовать четыре стихии: земля (глина), вода (в которой размачивали глину), воздух (для осушения глины) и огонь (для обжига).

— А я кого буду тут играть? — громко спросил я.

— Одного человека, — осветил голос и продолжил: — Вылепив голема из глины, раввин Леви семь раз обошел вокруг него против часовой стрелки и прочитал формулу из второго стиха седьмой главы книги Бытия, где говорится о сотворении человека, затем произнес то же самое, но в обратном порядке. Дабы вдохнуть жизнь в мертвую материю, с началом рассвета раввин вложил в рот голема так называемый шем — shem-ha-m-forash, Тетраграмматон, или Имя Неназываемого, которое можно вычислить, обладая высокой мудростью. Шем раввина Леви состоял, как положено, ровно из семидесяти двух слов.

— Я не понял, — вновь спросил я, — а где все? Массовки не будет, что ли?

— Обернись, — раздался голос.

Я послушно обернулся и увидел, как за мной ровной шеренгой идет наша туристическая группа с застывшими лицами, как у манекенов: сразу за мной шла Ирина и улыбалась. Я вздрогнул и остановился, и все, слегка покачнувшись, остановились, утыкаясь носом в спины идущих впереди.

И вдруг раздалось многоголосое поскрипывание и шорох открываемых сотен дверей: вокруг нас во всех домах вдруг стали открываться двери и ставни окон. Оттуда появлялись фигуры всех оттенков терракоты: светло-бежевые, кирпично-красные, коричневатые, зеленовато-болотные. Черты их лиц были почти неотличимы в своей грубой геометричной рублености форм, словно скульптор-авангардист создавал их в порыве изобразить схему человеческого лица как можно проще. Но их глаза… они горели сотнями красных огней. Казалось, их застывшие взгляды хотят прожечь нас насквозь.

Сверху раздался свист крыльев и дикий, резкий хохот сумасшедшего. Я поднял глаза, вскидывая автомат и передергивая затвор, присел на одно колено, изготавливаясь для стрельбы. Над крышами парил, беспорядочно размахивая крыльями, растущими вместо рук, сам Леви бен Бецалель. Хоть я не разу с ним не встречался, но узнал его с полувзгляда: глаза его горели безумным огнем, кипа съехала набок, а пейсы развевались на ветру вместе с ярко-расшитым алесом.[23] На концах его крыльев я увидел поросшие мелкими перьями кисти рук, в одной из которых он держал кольцо уробороса.

Змей кусал свой хвост, и его единственный изумрудный зрачок ехидно щурился.

Раввин сложил свободную ладонь в персте указующем, выкрикнул каркающим голосом какую-то команду, изобилующую свистящими и шипящими звуками, — и сотни големов, вышедших из дверей своих домов, синхронно развернулись с глухим стуком и зашагали вперед, гулко и сочно стуча по мостовой глиняными ногами…

— Ими надо просто научиться управлять! — выкрикнул раввин, глядя мне в глаза.

Кожа на моей спине похолодела, и я, поймав его лицо на мушку прицела, выпустил в него очередь. Пули прошли сквозь него, а он сам вновь раскатисто захохотал и начал растворяться в воздухе, а в моей голове заговорили сотни голосов…


Мы с Йоргеном прогуливались по залу с колоннами. Верблюды прядали ушами и пофыркивали, сопя. Некоторые из них лежали на своих сложенных длинных ногах, свернув шею вокруг согнутых передних колен. Рядом высились громады седел с сумками и рюкзаками.

Ночью, после импровизированной вечеринки, Йорген не выдержал и заснул, так что дежурили Сиб с полковником.

Моя вахта с Йоргеном прошла спокойно, туристы должны были просыпаться через полчаса.

Небо в огромном проеме перетекало из синего в лиловый: наступал вечер. Где-то у горизонта, над силуэтами далеких барханов, лежали слоями фиолетовые облака. Я отключил камеру, а Йоргена послал снять в коридорах датчики движения.

Плечо уже стало зарастать: на мне все как на цербере заживает. Уже почти не болело, только если резко шевелить — больно покалывало.

— Как двинем-то отсюда? — спросил Йорген деловито.

— Да я думаю, перейдем русло, — сказал я, вытянув ладонь по направлению к тридцатиметровому экрану, в котором разворачивалась панорама вечера, — а там надо на север повер…

Я прервался на полуслове, потому что с верхней границы дыры посыпались мелкие камешки, и раздалась какая-то возня. Затем внезапно появились пять силуэтов людей, спускавшихся по разматывающимся веревкам.

Я схватил в руки автомат, скинув с плеча ремень, передернул затвор и метнулся к стене, заняв позицию в одной из ступенчатых ниш, и заметил, что Йорген поступил так же.

Пятеро мужчин были почти голыми: только в берцах и с набедренными повязками, поверх которых с поясов свисали армейские подсумки с боекомплектом, запасные рожки и гранаты. В руках эти парни сжимали разнообразные автоматы, вставая на одно колено и изготавливаясь к стрельбе. Волосы у них были длинные и спутанные, тела крепкие, стройные и мускулистые, лица скрывала тень.

Вдруг послышался какой-то ритмичный шорох, и сзади этих диких автоматчиков стали возникать на площадке голубовато-белесые фигуры с выпуклой грудью и длинными, ниже колен, руками, сплошь поросшие мохнатыми перьями, как у птиц. Это были юварки.

— Стрелять по моей команде, — сдавленно просипел я Йоргену, сделав ладони рупором.

Йорген, прижавшийся к противоположной нише в стене, выпучив глаза от ужаса, быстро закивал.

Автоматчики встали с колен и синхронно и слаженно вошли в зал, образуя своим строем что-то вроде полукруга. Юварки вошли следом за ними.

В моей голове, да я уверен, что и в Йоргеновой тоже, стала вибрировать какая-то тонкая звуковая волна, словно ультразвук, — она не столько раздражала, сколько, наоборот, приятно и медитативно расслабляла. Они были в состоянии настороженности. Это было особое свойство юварков: ослаблять внимание противника в радиусе пяти-семи метров. Именно из-за этого их качества многие их и боялись — Йорген, допустим, вообще мог впасть в оцепенение. Некоторых людей они могли ввести в состояние транса. Жестокость им была несвойственна, но могли обобрать до нитки. Они ели сырое мясо, зубы у них были острыми, как бритва, хотя по строению они относились к homo sapiens.

В самом начале нашего путешествия, когда Йорген ехал в конце смены, они ввели его в состояние глубокого транса и сожрали его верблюда, прямо рядом с бесчувственным телом его хозяина. Йорген чуть не поседел, когда очнулся и увидел, что рядом с ним жрут его дромадера. А в смене не сразу заметили это происшествие, потому что все происходило максимально беззвучно и тихо. Летать они не могли, но планировать на небольшие расстояния наловчились очень умело. Да и малое тяготение помогало им в этом. Они так и охотились, поджидая своих жертв рядом с дорогой, сидя на выступах скал или на гребнях высоких дюн. Причем перья росли только у женщин — так странно проявила себя мутация. И было у них некое подобие матриархата в кланах.

Ходили слухи, будто юварки — это потомки специально клонированных людей с измененным генотипом. Их-де готовили как первых специальных колонистов, под надзором которых должны были трудиться роботы Первой Волны. Да и сами они были крепкими, выносливыми и рослыми: радиации они почти не боялись, поэтому охотились в основном днем, на спящих, или вечером и утром — на запоздавших или ранних одиноких путников и малочисленные группы.

Насчет клонирования верилось: у всех их мужчин и у женщин были какие-то сходные черты и лиц, и фигур — все они были рослые, высокие и стройные.

В контакт с ними вступать было почти бессмысленно, так как они очень быстро подавляли волю и разум человека, да и обладали ярко выраженной ксенофобией. Говорили, будто они очень интеллектуально развиты, хотя по их диковатым повадкам трудно было такое сказать.

Мне посчастливилось испытывать это воздействие не в полной мере, за это юварки меня побаивались в стычках, но вот рукопашную с их мужчинами я себе не представлял особо сильно: уж больно они напоминали культуристов.

Больше всего я сейчас боялся, что выйдет кто-то из рано проснувшихся туристов и на такое зрелище отреагирует неадекватно. И понять человека можно: ряд автоматчиков-качков и усеянные перьями голые женщины с крыльями, от которых исходит странное гудение, — на неподготовленную психику это может произвести неизгладимое впечатление.

Еще меня слегка напрягало то, что юварки, видать, вернулись с охоты, а так как с собой у них ничего не было, значит, охота была неудачной или не очень удачной. Это означало, что они голодны и сильно хотят есть, а прямо перед ними стоят наши верблюды, которые при появлении чужого запаха стали беспокойно переминаться с ноги на ногу.

Вперед выступила одна из женщин, которая, разведя руки в стороны, словно демонстрировала свои мохнатые белые перья, громко произнесла низким, хрипло вибрирующим голосом:

— Кто забрался здесь?! Это наше место! Это мы здесь!

Ее империо был со странным акцентом: она произносила буквы в слове будто отдельно, словно слегка заикаясь, а концы слов с шипящими согласными, наоборот, растягивала.

Я чувствовал легкую расслабленность мозга, но был абсолютно адекватен, когда вышел из своего укрытия с поднятыми руками, держа автомат дулом вверх. Случайно скользнув по лицу Йоргена, я заметил его расширенные от ужаса и непонимания моих действий глаза — словно я пытался лечь под танк или проглотить гранату. Я ему подмигнул.

— Это мы, умеренные Охотники Марса, и с нами группа туристов-землян, — произнес я, делая два шага вперед и опуская автомат на пол.

Несколько стволов развернулось в мою сторону, но в остальном автоматчики не шелохнулись. Только женщина, как мне показалось, вздрогнула перьями рук.

— Меня зовут Странный из долины Маринера. Со мной Йорген с земли Ксанфа и Сибилла из Одиссея. Мы попали сюда потому, что нас не пустили на хутор в том лесу и не дали отдыха, а у нас были раненые: мы попали в засаду в лесу и вели бой.

Мне показалось на секунду, что на меня смотрят как на мышь, которая сидит рядом с мышеловкой и довольно уплетает добытый оттуда сыр. Все продолжали стоять как статуи и молчать.

— Мы не хотим воевать с вами и собираемся покинуть ваше место, — вновь заговорил я, — потому как путь наш лежит в Персеполис.

Женщина, казалось, сосредоточила внимание исключительно на мне и чего-то ждала, а я никак не мог понять — чего.

— Ты называешься Странный? Пастух Глюков? — наконец проговорила она. — Тот ли ты?

— Вы знаете мое имя? — удивился я.

— Да, я слышала про тебя. — Она продолжала меня внимательно разглядывать. — Ты не засыпаешь рядом с нашими.

И тут я понял, чего ждала женщина, так внимательно разглядывающая меня: она концентрировала на мне свои силы, чтобы проверить — тот ли я, за кого себя выдаю…

— Я видела вчера ночью глюк над лесом, — вновь сказала она, — и слышала выстрелы: я ждала появления кого-то. А это ты…

Она задумчиво помолчала. Молчание опять нарушил я:

— В знак признательности и уважения за ваше гостеприимство я могу вас накормить.

— Накормить? — переспросила женщина, нахмурясь. — Дать нам еду?

— Да, — я торопливо кивнул, — дать вам еду и разделить с вами завтрак перед нашим уходом.

— Завтрак? — вновь переспросила женщина.

— Это традиционная утренняя еда, — пояснил я с поклоном.

— Мы можем сами взять у вас то, что мы захотим, — ответила она, качнув головой в такт своим словам.

— Да, — я кивнул, — но зачем драться, если вам предлагают? Это благодарность. — Я немного помолчал и добавил со значением: — Наша благодарность.

Она неожиданно покачала головой:

— Это место построили ТЕ, КОТОРЫЕ… они были первыми здесь, люди пришли потом и забрали себе все, будто это им принадлежит… Но мы похожи на ТЕХ, а не на людей… мы на стороне Закона! Закон говорит, как поступать и что делать, а люди не знают Закона — они не умеют его слышать так, как мы. Закон говорит в нашем теле, в наших клетках… Но ты тоже из людей…

Она продолжала смотреть мне прямо в глаза и о чем-то размышлять.

— Люди нас боятся и не любят, — продолжила она, — мы не боимся людей, но не любим их тоже. Когда люди нас видят, они открывают стрельбу и убегают или пытаются напасть. Я знаю — ты смелый и сильный воин, почему ты так не делаешь?

— Зачем? — Я сделал удивленное лицо. — Я не вижу в этом никакого смысла. Если мне помогают — я помогаю в ответ, если в меня стреляют — я тоже стреляю, вот и все. Вы пришли в свое место, и я предлагаю еду и еще патроны.

Я напряженно ждал, а женщина-юварк вновь замолчала задумчиво, вперив свои зеленые глаза в пространство, словно не замечая меня. Она была достаточно красива и стройна, если, конечно, не обращать внимания на оперение почти по всему телу. Мало перьев было на животе сверху, на груди и на лице. Еще на ягодицах и лопатках. В руках она держала длинный заточенный кусок арматуры, перемотанный посредине изолентой. На ногах ее были армейские ботинки, которые являлись единственным элементом одежды. Все необходимое для охоты носили мужчины.

— Я должна подумать, — наконец произнесла она. — Мы не отпускаем людей, которые залезают к нам, но ты хочешь дать, не нападаешь, и ты — Пастух Глюков. Надо подумать, — опять произнесла она, но уже куда-то в пространство.

— Конечно, подумай, я тебе верю, — сказал я как можно спокойнее, — особенно если ты столь же мудра, сколь и красива.

Она вновь метнула на меня острый вибрирующий взгляд своих зеленых глаз, но мое лицо оставалось бесстрастным. Автоматчики и остальные юварки, стоявшие на площадке, за все это время почти не пошевелились.

— Ты мужчина, — вдруг сказала она, — и это тоже плохо: ты мало понимаешь, ты не чувствуешь вокруг.

— Я много чувствую того, чего не чувствуют другие, — возразил я. — Например, я чувствую, что моему другу тяжело от вашей силы.

— Но он может быть опасен: он не такой, как ты, — ответила она.

— Я попрошу его не стрелять. — Я повернул голову к Йоргену, который сжимал автомат побелевшими ладонями и, судя по всему, отчаянно сопротивлялся погружению в полный релакс. — Йорген, дружище, — сказал я громко, — опусти автомат, эти люди не причинят нам вреда.

Тот скосил глаза в мою сторону и даже повернул голову на несколько градусов ко мне. Он беззвучно шевелил губами, продолжая таращиться на меня.

— Да, — кивнул я, делая вид, будто понимаю, что он говорит, — они тебя отпустят, если ты уберешь ружье.

Йорген стал медленно опускать автомат, пока он не выпал у него из рук, а глаза стали закрываться. Он пошатнулся, но устоял на ногах. Затем вдруг вздрогнул, дернулся за оружием, но я сделал ему успокоительный знак рукой и выразительно поглядел. Йорген как-то диковато на меня взглянул, но подбирать автомат не стал. Я выдохнул.

Вдруг женщина рассмеялась хрипловатым и переливчатым смехом.

— Ты когда разговариваешь, — сказала она, — тоже используешь свои штучки? Даже люди тебя слушаются!

— Ах, если бы. — Я грустно махнул рукой. — Люди очень редко меня слушаются. Просто Йорген мой старый друг. Вся проблема людей в том, что они либо слушаются всех, либо никого.

Она заулыбалась, вновь глядя на меня пристально:

— Когда ты начал говорить, я почувствовала твои волны, они приятные, я подумала, ты хочешь меня контролировать, но это не так. Хорошо, Пастух Глюков, хоть ты и мужчина, но ты не такой, как люди, я возьму твою еду и патроны.

— Я очень рад такому мудрому решению, которое приятно нам обоим, — сказал я, опять слегка поклонившись. — Как тебя называют, мудрая женщина?

— Меня называют Лия, Думающая О Завтра, — ответила она, не отрываясь от моего лица. — Клан Свободно Парящих приветствует вас.

Она подняла длинную худую оперенную руку вверх и махнула ладонью. Кисти рук у них были неестественно вытянутыми, и у женщин длиннее, чем у мужчин. Что хотели сделать из них ученые? Подсадили какой-то птичий ген? А с какой целью? Или это условия Марса на них так повлияли?

Автоматчики расступились, и в зал начали входить остальные юварки. Мужчин было заметно меньше, чем женщин, — не хотелось думать, куда они их девали.

Юварки переговаривались короткими фразами, разглядывая нас, словно мы были ожившие динозавры, на которых разрешили посмотреть без риска для жизни.

Я услышал сзади какой-то сдавленный всхлип и обернулся: в каменном проеме комнаты, где отдыхали туристы, застыла в немом удивлении фигура полковника. Он вытаращил глаза и остолбенел, прикрыв рот ладонью.

Я подошел к Йоргену и тихо произнес:

— Иди к туристам и проинструктируй всех, подготовь к встрече с неведомым, чтобы они не ахали, не дергались, не паниковали, а вели себя спокойно, с достоинством, понимаешь?

— Понимаю, — выдавил тот. — Почему ты не стрелял? На тебя же эта хрень не действует?

— Йорген, — нахмурился я, — их около двадцати человек.

— Мы бы автоматчиков в два счета уложили, а бабы эти с пиками — это не проблема.

— Во-первых, — сказал я, — стрелял бы, скорее всего, я один: тебя-то торкнуло будь здоров, я видел, а во-вторых, лишний раз отмазаться от боя — мне кажется, хорошая экономия…

— Да уж, экономия. — Йорген сплюнул. — Ты этим выродкам сам патроны предложил.

— Отдадим трофейные, не дрейфь. — Я махнул рукой. — У нас с патронами и жрачкой все нормально, можем и поделиться, а по лишней мясорубке я пока, после «Изумруда», не соскучился: успеешь ты еще настреляться.

— А вдруг они людей хавать начнут? — с тревогой в голосе спросил он.

— Я с ними договорюсь на консервы, — успокоил я его.

— Ну гляди, Странный, — хмыкнул Йорген, — под твою ответственность.

— Конечно, — кивнул я, — как всегда.

Я подобрал с пола свой автомат и протянул его Йоргену.

— Отнеси оружие в комнату, — сказал я, — и всем скажи, что, кроме пистолетов, ничего не брать.

— У них-то автоматы! — Йорген кивнул в сторону юварков.

— Ты сам сказал — под мою ответственность. Все будет нормально, если не дергаться.

— Ладно, — с досадой и некоторым страхом сказал Йорген и пошел к застывшему в дверях полковнику, держа в каждой руке по автомату.

Я повернулся к этой жутковатой настороженной компании, которая чем-то напоминала древние карнавалы, проводящиеся в земном городе Венеция, — по крайней мере, мне так казалось.

Юварки гомонили на разные голоса, а Лия выдавала какие-то резкие гортанные фразы: видно, у них существовал свой сленг. Пару раз она быстро взмахнула своей рукой-крылом и выкрикнула что-то обступившим ее женщинам-юваркам. Они также совершали некие замысловатые движения тонкими и длинными кистями своих рук, издавая при этом режущие ухо звуки, в которых мне слышались негодующие интонации.

Мужчины встали вдоль стен с четкой последовательностью шахматных фигур и флегматично наблюдали за этой картиной, словно каменные головы с острова Пасхи. Они сжимали автоматы наперевес, но я чувствовал, как в их мышцах бурлит тестостерон, готовый в любую секунду развернуть жерла автоматических винтовок в нашу сторону…

Сказать по правде, я слегка дрейфил: обещание Йоргену по поводу моей ответственности было, конечно, немного самонадеянным с моей стороны, особенно учитывая контакт с туристами, не совсем готовыми к такому шоу, — хотя их предупреждали обо всем и подготовку они проходили, но толерантность у всех своя… Да…

Вдруг Лия обернулась. Поймав взгляд ее красивых глаз, я немного картинно заулыбался и посмотрел на нее.

— Странный, — с легкой хрипотцой сказала она, — Совет Матерей требует, чтобы ты доказал, что ты Пастух Глюков, прилетевший с Земли: они не верят, что ты — ты. Ты можешь им доказать, кто ты есть на самом деле?

— Я попробую, Лия, Думающая О Завтра, — произнес я медленно.

— Они не верят, что Пастух Глюков мог оказаться мужчиной, ибо мужчина суть недальновидный, агрессивный исполнитель, у которого нет… — Она замялась. — …Не приспособлен к чувству… к пониманию… ты понимаешь?

— Да, — ответил я.

— Ты чувствуешь свое тело — это заметно, — продолжала она, — ты чувствуешь Закон, хоть и не знаешь его: твоя ДНК бурлит звуками… звуками ТЕХ, КОТОРЫЕ… Докажи, что ты потомок ИХ, а не этого мусора Спящих… Если мы можем общаться с тобой на уровне Закона — покажи это…

В голове моей уже порядочно свистело и зудело. Я концентрировался, как мог: я понимал, что любая моя ошибка будет сейчас иметь немалые последствия, и не только для меня… И камни… И камни тоже стали звучать какими-то странными мелодиями, будто многоголосым хором… странным оркестром…

Я неуверенно вышел к группе юварков. Шаги мои были мелкими, на подогнувшихся ногах… Я убеждал себя, что я — шизофреник, без малейших инстинктов самосохранения, я просто псих, коих на Марсе тысячи… Зрачки мои расширились, и я не хотел даже думать о том, как я пройду через этот Совет Матерей: передо мной в расширенных зрачках синим пятном расползлось отверстие Призрачной Крепости. Я шел к нему. Мягкие перья касались меня, но я не замечал… Что-то холодное, твердое, похожее надуло автомата, задело меня за руку, но мне было безразлично… я шел вперед…

— Отойдите — он с нами! — услышал я отдаленным эхом голос сзади.

Я двигался к площадке. Метр за метром… Почему я такой самонадеянный кретин?

Я вышел на каменную плоскость. Медленно опустился на колени: я понимал, что делаю все не так… Вернее, что это неправильно — то, что я делаю. Я сел. Я повернул голову к западу. Мне показалось, что вокруг меня летают какие-то прозрачные объекты разных форм: клетчатые конусы, радужные торы, пучки света, золотисто-зеленые змейки, странные птицы. Я так хотел с ними поговорить… пообщаться… понять их… Они набухали в вечернем воздухе и вопросительно глядели в мой затылок (который смотрел назад, в пещеру).

Руки сплела нервная дрожь, по туловищу пошли мурашки: мне показалось, что вокруг работают тысячи трансформаторов — ритмичное гудение полей было вокруг меня.

— Укройте… укройте… мне холодно… — бормотал я.

Гудение усилилось, и неожиданно послышался громкий хлопок. Тыч!..

Я открыл глаза: передо мной было слегка колеблющееся трехмерное изображение какого-то расплывчатого объекта, напоминающего осу… Она дрожала, словно студень, и слегка искрилась… «Уи-уи-уи», — зудела оса… Вокруг нее сконцентрировались какие-то светлячки, мерцающие холодно-голубым цветом…

Где-то далеко-далеко я услышал встревоженные восклицания. Но мне уже стало тепло и комфортно — и абсолютно наплевать на какие-то возгласы. По туловищу вдруг прошла волна горячего воздуха.

— Я прохожу по своим делам мимо, — продолжал бормотать я, — а вы как?

Гул приобрел богатый спектр модуляций, словно тысячи голосов отвечали мне.

— Довольно! — услышал я откуда-то из глубокой бездны гортанный встревоженный женский голос. — Встань, Пастух…

Пастух? А кто это? Я не видел перед собой никакого стада, и уж тем более пастуха…

Где-то глубоко, словно в жерле вулкана, было ощущение щекочущей эйфории… Меня окружали женские половые органы… ко мне тянулись длинные, вытянутые ладони, поглаживая тонкими гибкими пальцами мои плечи… Я хотел прикоснуться к ним… во рту появился привкус свежего яблока — давно забытое ощущение…

Я ощущал внутри себя тихую радость: казалось, что все происходящее — что-то очень правильное и естественное. Так должно было быть… свобода… счастье и спокойствие… Вокруг «осы» кружились огоньки — они казались веселыми…

Я обернулся назад и разглядел сквозь застилающие меня слезы радости два знакомых силуэта: первый в ореоле голубовато-красных разводов, который бормотал: «Я — Лия, я — Лия», — и второй, оранжево-сиреневый, в центре которого были тучи и сверкали молнии… Я попытался проснуться, но почувствовал, что падаю на бок…


Выступы скал… равнодушные и холодные… они качаются, и от этого их ритмичного колебания тошнота подходит к горлу… бульканье слабоконцентрированного раствора соляной кислоты жжет ливер… Откуда взялось это странное чувство стыда? Болит справа… ах, да… плечо… меня ранило…

— Очухался! — услышал я голос Йоргена (кажется, его звали Йорген).

— Господи! Дэн! — Это был знакомый голос… Голос моей любимой…

— Странный, — ко мне наклонилось небритое лицо человека, и я точно знал, что оно называется «Йорген», — еще раз ты устроишь такой цирк — я тебя пристрелю на хрен!

— Дэн, что они с тобой сделали?! Эти девки… они уродливые маньячки… — Это голос, который говорит, как правило, хорошее…

Я пытаюсь стать собой — эта проблема неразрешима: я — растение…

— Странный, ты реально чуть не угробил всех, — медленно произносит женщина, у которой выбиваются черные волосы из-под обшарпанного шлема. Сибилла ее зовут, кажется.

— Что? — еле произнес я, борясь с новым приступом тошноты…

— Вообще-то, — сказала Сибилла, — мы почти что насильно выдернули нашего Элвиса из толпы поклонниц…

— Элвиса? — Это звукосочетание вызвало во мне вибрацию кишечника, и я все-таки проблевался на бок своего верблюда.

— Какого хрена ты вызвал столько глюков?! — взорвался Йорген…

— Эти отвратительные женщины словно сошли с ума… — дрожащим голосом произнесла Ирина. — Это было ужасно…

— Они даже не взяли у нас еду и патроны! — Это говорил человек с мясистым лицом… Ах да — полковник! — Они кричали: «Дорогу избраннику!»

— У Аюми ожог на щеке, — холодно констатировала Ирина. — Зачем было устраивать это?!

— Отвяньте от меня… — пробормотал я. — Мне хреново…

— А может, слишком хорошо? — Сибилла сделала ехидное выражение лица, но мне было все равно: в голове до сих пор гудело…

— Щто ви спорытэ? — услышал я голос Азиза. — Настоящий сольдат всэгда нравытся жьенщина!

— Если бы не он, нас бы сожрали! — Я не ожидал, что Дронова скажет про меня хорошее.

Вместе с качающимися скалами под козырьком шлема всадника на белом дромадере было видно презрение и деланое равнодушие — я больше не чувствовал передачи на параллельных волнах… Наверное, просто устал…

Да и пошли они все… задолбали…

Я представил себе, как меня сожрала бы плесень на «Изумруде», и всем бы стало хорошо… но резко одернул себя… за идиотизм — я просыпался и видел, что все в порядке…

Оказалось, что действительно был полный… разброд — что-то всех настолько удивило… Я даже не хотел спрашивать…

Теплая патока стекала с моих пальцев… Когда я начну понимать, что здесь все не так, как ожидаешь? Когда я начну чувствовать… вернее, понимать свои ощущения буквально? Необычные реакции необычных существ на необычные проявления необычных событий… И эта последовательность стала вертеться у меня в голове, словно прокрученная через чудовищный ревер. Необычные реакции… необычных существ… обычный Странный… банальный Марс… другие люди… нити поступков… тошнота… Меня вновь скрутило спазмом… Я крепко зажмурил глаза, чтобы пейзаж перестал болтаться перед моими глазами, а из моих глаз от напряжения потекли противные теплые слезы… Да… Призрачная Крепость… А здесь бывает вообще что-то нормальное и предсказуемое? Подлость? Плохие варианты? Желчь и цинизм Йоргена? Разведка землян? Потеря контакта с любимой женщиной? А что я здесь вообще делаю? Может быть, я сам турист? И мне уже пора домой?..

Мысли путались в голове, словно муха в паутине крестовика, а он все не выползал и не выползал… Он не хотел есть это…

Прошло некоторое время… некоторое время, за которое я старался не чувствовать себя никак, — было очень скверно… Я понял, что, кажется, у меня получилось вызвать каких-то глюков, и при этом я умудрился сделать невозможное: никто ни разу не вошел в контакт с юварками без плачевных последствий после этого. Я даже не слышал о чем-то подобном, но, как я понимал, этот контакт напугал и разозлил многих из нашей группы, а самих юварков, скорее, просто напугал, иначе… Ксенофобия — вещь непобедимая, даже мне многие мои действия представляются с трудом, а уж об их мотивах я и думать не хочу: очень часто я расцениваю собственные поступки как действия, совершенные абсолютно другим человеком. Странно, но часто это помогает, хоть и понять эту логику не в силах и я сам.

Отдышавшись от спазмов, я закурил сигарету, а затем через полчасика хлебнул спирта для ясности мозга. Прошло еще около часа в некотором сосредоточенном молчании и тихих разговорах про пережитые эмоции. Я перевел Йоргена в лидирующую позицию смены, впереди Ирины, совершенно не обращая внимания на ее равнодушно-негодующий вид, а сам пристроился справа от Сибиллы, и, предупредив ее, задремал в седле.

Как это ни удивительно, моя дремота была лишена движений образов. Не было ни Сатаны, ни Зевса, ни прочей нечисти.

Я чувствовал такую чугунную усталость, что буквально ощущал каждую бронированную пластину своего комбеза: как она давит на мое туловище, как пульсирует под кожей моя прохладная кровь, как тяжелым медленным молотом стучит мое сердце, отдаваясь иголками боли в перевязанном плече. Тяжелые, будто стальные ковши, веки моих воспаленных глаз надежно предохраняли меня от окружающего мира: они изредка покачивались в такт могучим шагам Чембы, и тогда на мысленном экране возникали некие полосы, которые означали, наверное, слегка размытые и изломанные контуры горизонта, над которыми темно-лиловыми пятнами, усыпанными яркими прорехами звездного света, шевелилось небо… Небо, в котором что-то происходило…

Кто-то жил… кто-то думал… если, конечно, эти узоры можно назвать мыслями… Меня обволакивала Вселенная своими теплыми и мягкими лапами, в которых я чувствовал холодок спрятанных в нежном бархатном меху когтей: попробуй догадайся, когда она их выпустит и что ее может разозлить…

Хорошо… Я устал — и я отдыхаю… В голове что-то глухо пульсирует, и раздается тихий ритмичный звук капающей воды… прозрачной… чистой и холодной…

Я начал возвращение от негромко сказанной Сибиллой фразы.

— Башня, — услышал я тихий ласковый голос в своем шлемофоне.

Это слово смешалось с какими-то невнятными ощущениями, которые копошились, словно клубок подопытных мышей в вольере, на который внимательно смотрел Крис Паттерсон, держащий в руках микроскоп и расширенными зрачками глядящий в толстые линзы своих окуляров — почему он не сделал себе операции?..

Я стиснул зубы…

Я заставил себя выползти из мягкого сумрака этого кокона, который давал мне подзарядку энергии…

Я напряг мышцы спины…

Я сказал себе: «Надо…»

Я поднял тяжелые стальные ковши, которые становились все легче, и почувствовал щекочущее ощущение в груди…

В глазах сфокусировалась тысяча маленьких картинок в одну, будто я был насекомым…

Прошло около трех часов. Наша процессия давно миновала долину, пару невысоких холмов и выезжала на большое открытое место, где плоскогорье уходило резко на юго-восток, на западе громоздились настоящие хребты бордовых барханов, а за ними появился на фоне сиреневато-коричневого неба вертикальный черный силуэт, теряющийся в легкой ночной дымке багровых облаков.

Он напоминал сильно вытянутый вверх баобаб, только с более резкими, графичными очертаниями и без развесистой кроны. На фоне этого силуэта горели и мерцали редкие огоньки разных цветов.

В груди… в голове появилось тревожное ощущение — мозг начали сверлить неприятные звуки: это был отдающийся далеким эхом тихий многоголосый треск… треск выстрелов…

Я встряхнул головой, по телу пробежала легкая морозная судорога.

— Ну понятно… — пробормотал я, находясь еще в обрывках легкой дремы, которую сменяла будоражащая прохлада.

— Опять война? — услышал я процеженные сквозь зубы слова Сибиллы.

— Ребята, — раздался голос Йоргена, — там, впереди, заварушка какая-то: может, объедем? А то скучно уже…

— Объедем, — ответил я слегка сонным голосом. — Только надо разведать обстановку — не карабкаться же нам в горы! Да тут и негде…

Я обвел слегка осоловевшим взглядом окрестности и сказал Йоргену, что группу надо остановить.

— Что это там? Впереди? — спросил громко полковник.

— Это город? — спросила Дронова.

То, что возвышалось за барханами, называлось «Кли-БУс-19 ЗЦ», то есть «Климатическая Башенная Установка Замкнутого Цикла № 19». Это были высоченные башни метров по четыреста в высоту.

— Эти башни были построены по всей планете для формирования марсианской атмосферы, — раздался ровный голос Ирины, словно записанный с пленки, — это произошло в период проекта «Терра-2». Строительство сети из двадцати четырех климатических станций на поверхности Марса обеспечило больше двух лет непрерывного мониторинга влажности, температуры, давления и других параметров, наряду с созданием оболочки из фторных газов и «Зеленых Зон», как мы это видели на примере «Изумруда»…

Послышались тяжкие вздохи и замечания, но Ирина словно этого не слышала…

— …Непрерывная подача кислорода позволила проекту «Терра-2» создать на Марсе условия, близкие к земным, — продолжила наш гид, как бы не отвлекаясь на туристов и выдавая информацию четко и правильно, словно принтер, аккуратно и бесстрастно выстукивая лазером через порошок голые и объективные факты. — …Фторные газы создали парниковый эффект, который уравновешивал температуру, после чего климатические установки, построенные в высоких широтах, на местах мощных залежей грунтовых вод, стали маленькими планетарными заводами терраформирования. Они не только производили кислород, поглощая из атмосферы углекислоту…

Я внимательно разглядывал барханы: скоро мы должны были подняться на вершину первого из них, проверяя показания инфрасканера и внимательно изучая сообщения в Сети…

— …Создавая реакции, — продолжала Ирина, — разложения углекислого газа (CO2), протекающие при высоких температурах, на углерод и кислород…

— Йорген, вернись к Сибилле, — сказал я на индивидуальной волне Йоргена, — скажи полковнику следовать за мной…

— …Следующая стадия представляет собой получение карбида кальция…

Я понял, что Ирина решила отыграться не только на мне, но и на окружающих, но меня сейчас волновало не это — оставалось метров пятьдесят до гребня, и странное ощущение не давало мне покоя…

— Странный, я пойду на разведку тоже, чего бы ты там ни удумал. — Йоргену было явно не по себе…

— …Угарный газ при реакции с хлором образует фосген, необходимый для производства полимеров…

Никогда не видел моего гида таким жестоким и безжалостным…

Я продолжал изучать местность. Ощущение опасности у меня было, но какое-то странное — опасность, которую я чувствовал прямо по курсу, была очень прозрачной, какой-то бледной и расплывчатой, а по мере удаления от нас она резко возрастала витиеватыми красно-оранжевыми валунами, но в конце пульсировала какая-то эмоциональная точка и возникало ощущение, что нам надо именно туда. Я растерялся на мгновение: у меня даже в мыслях не было вести группу туда, откуда доносился далекий треск очередей.

— …На основе ацетилена, как исходного сырья, имеются в промышленности используемые технологии синтеза таких важнейших продуктов, как уксусная кислота, синтетический каучук, пластмассы, различные растворители…

— Группа! Стой! — скомандовал я в режиме конференц-связи. — Прошу прощения, что перебиваю гида. Полковник, вы — лидер, приказ — охранять Ирину. Сибилла — наблюдатель за обстановкой и за группой. Охотник Йорген, за мной…

Никто и не вякнул — вот так иногда надо. Туристы, конечно, загомонили, но больше от неожиданности, нежели от несогласия…

— Будьте внимательны, — ровным голосом произнесла Ирина в наушниках, будто продолжая свою лекцию.

— Буду… — буркнул я в ответ, подъезжая к вершине бархана, едва не столкнувшись корпусом дромадера с Йоргеном, кинувшимся мне наперерез.

За барханом виднелась россыпь невысоких камней — по видимости, выветренные остатки скальной породы: в этом месте пески наступали на каменистые уступы, которые оканчивались стеной вздыбившегося плоскогорья справа. Мы с Йоргеном выдвинулись к этим камням, держа наготове оружие и приглядываясь к показаниям сканеров.

Краем глаза я заметил — в глинистой почве у ближайшего камня, словно технократические поганки, торчала группа ржавых болтов. Этот знак был в виде косого креста, и это означало: «Опасная зона — бандиты».

Я думал прочесать аккуратно пару гребней, глянув — нет ли кого поблизости. Маленькие оранжевые язычки шевелились совсем рядом, словно трепеща на ночном ветру пустыни.

Как только мы спустились с нашего бархана и подъехали к камням на расстояние метров двухсот, а может, меньше, край одного булыжника внезапно озарила вспышка и грохнула короткая очередь! Трассеры прошли чуть левее и выше Йоргена.

Я машинально отклонился в сторону, и оба мы с ним почти синхронно спрыгнули с верблюдов, используя их как живой щит, а я перекатился за кусок камня, который показался мне похожим на бруствер.

Я включил внешние динамики и крикнул в них на империо:

— Кто такие?!

Мне ответило молчание, а через минуту опять вспышка и треск короткой очереди, которая просвистела между мной и Чембой.

— Эй, хорош там! — еще крикнул я. — Назовитесь!

Я вел себя так открыто потому, что действия сидевших в засаде были явно дилетантскими, иначе первая же очередь выбила бы меня из седла. А возможно, они и не собирались стрелять на поражение.

— Руки вверх! — раздался слегка картавый голос, также усиленный внешними динамиками.

— Ага, сейчас, только в заднице поковыряем! — Йорген высунулся из-под задних ног своего дромадера, целясь с колена по камням.

— Кто там? — крикнул я в ответ.

Все это время эхо стрельбы в барханах не прекращалось…

— Артур Митчелл. Лондонское Географическое общество, — донеслось из-за камня.

Я нахмурился.

— Почему не в Лондоне? — вырвался у меня невольно вопрос, продиктованный медленно закипающим во мне раздражением.

— Там много негров, — в тон мне ответил нахальный картавый голос.

— Вы что, расист? — Я передернул затвор автомата, прицелившись в верхушку дальнего камня: я хотел устроить этим ребятам небольшой каменный дождик, чтобы они перестали паясничать.

— Нет, мне просто негде жить, — донеслось в ответ.

Я нажал на спусковой крючок, и автомат выплюнул небольшую очередь. Послышались сдавленные ругательства.

Мой Чемба слегка шарахнулся в сторону, но привычка его удержала.

— Не стреляйте! — послышался второй голос со стороны камней — он был более высоким и испуганным, но с каким-то резковатым акцентом. — Мы простые ученые!

— Выходите, и хватит валять дурака! — крикнул я резко. — Мы и не собирались стрелять!

— Вы не выстрелите? Точно?! — спросил тот же голос.

— Хватит ломать комедию! У нас группа туристов с Земли! — Я пытался справиться с каким-то клокочущим раздражением. На всех! На этих идиотов, на себя, на Ирину, на Йоргена, на Азиза, который…

За камнями послышалось движение, и из-за края высунулась чья-то голова. Высунулась и сразу спряталась. Затем опять высунулась, но уже по плечи, и на тропинку выползла фигура человека в камуфляжном комбезе с полной амуницией.

Он встал на ноги, вскинув руки вверх, потом нагнулся и стал вытаскивать из-за камня второго человека, который пытался упираться и отмахиваться.

— Включите нашлемные фонари и положите оружие на землю, — крикнул я им.

— А в честь чего это мы должны… — начал было знакомый уже картавый голос.

— Хватит, Артур! — перебил его второй. — Мы же ученые! В нас не стреляют! Вы ведь не стреляете?

— Да хрен его знает, — не выдержал Йорген, — вроде нет…

Я поднялся в полный рост и не торопясь направился вперед, махнув Йоргену следовать за мной. Мы взяли дромадеров за поводья. Не доходя метров пятидесяти, я сказал:

— Подойдите.

Странная парочка, поочередно подталкивая друг друга и переругиваясь, стала медленно к нам приближаться. Один был невысоким, коренастым и, наверное, с небольшим брюшком, а второй — длинным и тощим, как стоящая на фоне климатическая башня. Какая-то подростковая нескладность была и в его фигуре, и в его резковатых нервических движениях.

— Кто такие? — резко прикрикнул я.

— Мы ученые! — ответил высокий и тощий. Это ему принадлежал второй голос, услышанный мною.

— Ученые, из дерьма печенные, — передразнил Йорген. — А хрен ли стреляли?

— Это Артур от страха… — начал было длинный, но другой его перебил.

— Не от какого не от страха! — слегка картаво сказал он. — Нас предупредили, что тут стреляют все во всех, и мы… нам дорога жизнь…

— Мы — научная геологическая экспедиция, обыкновенная экспедиция.

— Покажите ваши визы. — Я протянул руку.

— А по какому праву вы требуете наши визы! — взъерепенился коротышка.

— По праву Охотничьего Братства планеты Марс! — рявкнул я. — Мы — местный орган самоуправления! Хотите пожаловаться марсианскому папе?

— Но эти… как их… паладины. Они уже посмотрели… — начал было тощий.

— Считаю до трех, — тихо сказал я.

— Да, да, мы все покажем, конечно… — забормотал тощий, расстегивая молнию на своем комбезе и суетливо извлекая оттуда тонкий титановый жетон, на котором и штамповалась стандартная марсианская виза, сделанная в виде штрих-кода.

Я поднес их жетоны по очереди к сканеру своего КПК в режиме визового контроля.

На экране стала появляться информация.

Коротышку звали Артур Дуглас Митчелл, и он был по профессии геолог, действительно состоявший в Лондонском Королевском Географическом обществе. Тридцать девять лет, код идентификации подлинный.

Тощий оказался голландцем: Йерун Ван дер Шхяйф, техник-смотритель Центра космических полетов в Антверпене. Одно меня смущало: никаких спецпометок об экспедиции у них не было. Обе визы были оформлены на частные лица.

— Цель визита на Марс? — спросил я.

— Научная экспедиция… — сказал Ван дер Шхяйф, гордо выпятив грудь.

— Не морочьте мне голову. — Я посмотрел в его круглые бесцветные глаза, которые очень подходили к его вытянутой лошадиной физиономии, непонятно как влезающей в шлем. — У вас ни одной пометки о вашей экспедиции…

— Что значит нет?! — всполошился Митчелл. — Как это нет?! Они должны были их поставить!

— Этот клерк, наверное, был не в себе… — растерянно пробормотал голландец. — Это ошибка…

— Да-да, — закивал Митчелл, — надо пожаловаться в марсианское консульство! Мы — геологическая экспедиция по разработке вулканических пород!

— Спокойней, граждане! — Я поднял руку вверх. — Ошибок марсианское консульство не допускает, туда не ломятся за визами гигантские толпы! И по закону экспедиционная виза выдается общая, с индивидуальными номерами, которые совсем не похожи на ваши частные паспорта.

— Вот к чему приводит бюрократия, — процедил сквозь зубы Ван дер Шхяйф, — они про нас просто забыли!

— Я же говорил тебе не предлагать ему деньги? — Митчелл с досадой пнул голландца ногой. — Вы его извините, голландцы все немного тормозят, когда не надо.

— А британцы — вшивые националисты! — с вызовом ответил тот. — К тому же это именно у вас каждый третий склонен к насилию! И негров у вас навалом!

— Да, можно и подраться, если надо! — Митчелл упер руки в бока. — А когда я тебе говорил, что надо поторопиться, ты спал на ходу!

— Густав заболел! — обиженно выкрикнул голландец. — И был нужен ультрасканер! Мы уже пятый месяц тут петляем! А ты говорил, что у тебя есть самая свежая карта!

— Я что, виноват?! — всплеснул руками англичанин. — Это я, что ли, потащил с собой полмешка сульфата алюминия?!

— Это для опытов! — защищался голландец. — Это мой сульфат!

— Да подавись ты своим сульфатом!

— Мой, мой сульфат!

Меня уже стал забавлять этот цирк: уж больно они комично ругались. Но и раздражение тоже никак не уходило — это словно тебе щекочут пятки.

Я медленно поднял ствол автомата и выстрелил. Оба спорщика вздрогнули.

— Я вас сейчас отведу к паладинам, и они вас запрут в казармах, — сказал я, — если не перестанете выносить мне мозги.

— А я бы их просто пристрелил, — равнодушно, словно размышляя о чем-то своем, произнес Йорген, сплевывая на песок с видом философа.

— Вы что! За что! Вы с ума сошли! — затараторили они одновременно.

— Давай скажем правду? — предложил вдруг голландец англичанину.

— Давай! — резво кивнул в ответ Митчелл. — Мы — паломники к священным марсианским развалинам!

Голландец тяжело вздохнул, поглядев на своего товарища.

— Мы украли деньги Лондонского Географического общества, — продолжал англичанин, — которые были выделены на марсианскую экспедицию, и путем сложных комбинаций через сеть банковских вкладов и вложений в акции мы утроили эту сумму, и если бы не тридцать три, на черный…

— Поймите, — резко перебил Ван дер Шхяйф, растягивая слова, словно халдей на сцене при фразе «кушать подано». — Мы совершили такой аморальный поступок только потому, что узнали, будто парламент получил санкцию ЮНЕСКО на использование древних марсианских святынь под новые военные базы! Это кощунственно! Мы — апологеты учения об Ушельцах! Древнейшей расе богов, ушедших от нас с Земли, Марса и других планет… Они оставили свои святилища нам для того, чтобы…

— Йорген, — сказал я негромко, — возьми оружие этих чокнутых, а то они себя поранить могут, и давай приказ выдвигаться.

Я с тоской подумал, что от этих людей вряд ли можно добиться чего-то путного.

— Вообще, конечно, — прокаркал Митчелл картаво, — Джерри вам соврал про деньги и про ЮНЕСКО.

Он как-то досадливо поморщился и продолжал:

— Деньги-то мы, конечно, взяли, но мы обещали их вернуть, так что никто бы и не заметил, особенно Грехом и Вильсон. Да и вернем мы в пять раз больше, чем брали… а все из-за этой дурацкой фотографии с «Марс-Экспресс-5».

— Это абсолютно подлинная фотография! — внезапно закипел Йерун, которого Митчелл переиначил в Джерри. — Мой кузен не станет врать! Он настоящий ученый!

— Поверьте, мы не расскажем вам всего, мы просто сами не знаем, — вновь перебил картавый Митчелл.

— В районе кратера Айдахо — там, недалеко от двадцати четырех градусов и семидесяти пяти минут северной долготы и ста девяноста шести градусов восточной долготы, — он немного раскачивал головой в такт своим словам, — были обнаружены вулканогенные образования с характерным присутствием халцедоновидных колломорфных разностей кремнезема, адуляра и карбонатов. А из рудных минералов наблюдаются небольшие количества сульфидов, сульфосолей, теллуридов и селенидов. Вы понимаете, что это значит?

Он воззрился на меня.

— Нет, — честно признался я, наблюдая, как спускается с гребня бархана наша группа.

Краем уха я уловил, что звуки стрельбы звучали в барханах уже отчетливо, и не только спереди, но и сзади, там, где недавно проходили и мы.

— Ага! — Митчелл торжествующе потер ладони. — Сразу видно: вы — профан в геологии! Это же месторождения по категории С-1 или С-2! Жилы близ поверхностного залегания! Чего тут неясного?

На меня стало наваливаться какое-то опустошенное безразличие, внутри которого продолжало вздрагивать тревожными огоньками некое беспокойство, но уже не относящееся к этим двоим. Специально ли, случайно ли, но зона боевых действий начинала нас прижимать к горам, и мне это не нравилось.

— Как вы заметили, я профан в геологии, — ответил я. — Чьи там жилы, я не уловил?

— Естественно, вы не понимаете! Это же жилы, принадлежащие золото-сереброхалцедоновой формации!

Артур Митчелл посмотрел победоносно на меня, а затем почему-то на своего спутника.

— Ну и зачем ты ему все растрепал? — уныло спросил голландец. — Я так и знал, что ты трепло, как и все англосаксы.

— Он все равно не специалист! — Митчелл поднял палец вверх, и даже из-под шлема сияла его идиотская улыбка. — Только я смогу найти там золото! Только я знаю, как оно залегает и как его искать! Мы разбогатеем! Сказочно! Мы улетим отсюда на золотой ракете!

— И спрашивается, — продолжал голландец, явно распаляясь, — зачем мы разрабатывали эту красивую легенду про религиозную секту фанатиков? Просто чтобы Артур произвел впечатление своими познаниями в геологии? Артур — звезда! Артур — светило науки! Давай теперь я расскажу еще, что мой кузен занимается обработкой снимков, сделанных со станции «Марс-Экспресс-5», и что именно он показал нам тот снимок в различных излучениях…

— А ты сам все растрепал! — Митчелл обвиняюще толкнул его в бок. — Тебя самого распирает всем все рассказать? Кто разливался соловьем тогда, еще в баре у «Сантано»? «Я куплю себе золотой унитаз!» — это чья фраза? Моя?

— Но я же не называл координат! — Голландец был явно взбешен и поднял руки вверх и в стороны, так что стал похож на длинноногого сухопутного краба. Он набросился на геолога с кулаками, а тот, ловко увернувшись, пнул его ногой.

— Хватит! — заорал я и добавил уже тише: — Я вас сейчас пристрелю к чертовой матери!

— Это все этот… — обиженно пропыхтел голландец.

— Место вашей посадки? — вновь спросил я.

— Где-то там. — Митчелл махнул рукой куда-то в сторону гор, на юг.

— Когда приземлились?

— Пять солов назад.

— Где остальные?

— Мы заблудились, — потупясь, признался англичанин. — Они нас, наверное, просто бросили… бросили…

— Куда направляетесь?

— Туда. — Голландец указал костлявой, похожей на телескоп рукой по направлению к башне.

— Мы тоже туда. — Я кивнул, закуривая сигарету. — Мы дадим вам ненадолго верблюда. Пока поедете с нами. Без оружия и под присмотром Охотников. Потом мы вас отпустим, куда хотите.

— Вы не имеете права! — опять закартавил Митчелл. — Мы — ученые!

— Вы… — сказал я, медленно и с наслаждением выдыхая сигаретный дым. — Вы — парочка чокнутых клоунов! Вот вы кто! Вы что, не слышите, что вокруг стреляют? Я не собираюсь вас уговаривать — можете катиться ко всем чертям хоть сейчас!

— Артур просто вас боится, — кивнул Ван дер Шхяйф, — поэтому он и хамит иногда: это защитная реакция. А вообще он добрый… Я согласен проехаться с вами, это очень кстати.

Всадники нашей группы уже поравнялись с камнями. Я нашел глаза Ирины, она быстро бросила на меня острый и встревоженный взгляд.

С одного верблюда, которого мы взяли на «Изумруде» в качестве трофея, сняли некоторые вещи, распределив по группе, и усадили туда этих двоих типов. Я хотел поставить их под свой контроль, но Йорген сказал, что я слишком впечатлительный, чтобы охранять психов.

— Кто они? — спросила Ирина, резко и настойчиво подъехав ко мне и выжидательно глядя на меня.

— Два чокнутых авантюриста, — буркнул я раздраженно. — Все в порядке.

— А чего им надо? — продолжала Ирина как-то взволнованно, словно пытаясь завязать беседу со мной.

От этого мое раздражение только усилилось, и больше всего я был сейчас недоволен именно собой.

— Они — золотоискатели. — Я начал выравнивать дыхание и приводить в порядок эмоции, иначе я мог сорваться в любую секунду.

— А что? Тут бывают золотые прииски?

— Бывают и неоткрытые месторождения, а почему бы им тут не быть? — Я посчитал, что Ирина издевается, разыгрывая из себя «блондинку». — Есть же на Марсе кварц, железо и прочие элементы — так чего удивительного в золоте?

— Ты на меня злишься? — вдруг спросила она.

— Нет, — сказал я тоном, который говорил обратное. — Чего мне на вас злиться, Ирина?

— Ну перестань. — Она взяла меня за рукав. — Прости, я повела себя немного резко, но это от усталости и стресса: я жутко испугалась там, в Крепости… Не обижайся на меня, пожалуйста…

Я тяжело вздохнул: достаточно ей было сказать эти слова, как вся моя раздраженность исчезла, будто туман под утренними лучами солнца. Ну что она за женщина такая? Она делает со мной, что хочет. Это бред! Так не бывает! Это я во всем виноват…

— Постарайся мне впредь больше доверять, — ответил я, высвобождая руку, — это мне полезно, и не только мне…

— Я поняла, — кивнула она. — Я стараюсь, я учусь… просто мои отношения всегда были построены на недомолвках и молчании, извини… Ты другой…

Некоторое время ехали молча. Громада башни медленно вырастала из-за бархана.

— И все же почему эти люди такие странные? — вновь спросила Ирина.

— Это все от Марса, — вздохнул я.

— Дэн, ну что здесь, вирус сумасшествия, что ли? — Гид была расположена общаться, и все тут. — Я слышала ваш диалог — эти люди показались мне подозрительными…

— Ира! — не выдержав, перебил я. — Это не Земля. Повторюсь — здесь у людей часто бывает острый нервный шок, понимаешь? Они летят за приключениями, а натыкаются на смерть, грубость, ложь и тяжелейшие условия выживания… У них элементарно съезжает крыша… Эти двое… они похожи на людей, переживших сильное потрясение… Возможно, они видели что-то такое, чего нам с тобой лучше не видеть… Вдруг у них на глазах убили их товарищей из экспедиции? Марс часто оставляет от людей просто схемы, понимаешь?

— Понимаю, — угрюмо ответила Ирина.

— Вот ты хотя бы… — Я осекся. — Они… могли…

— Я понимаю, Дэн… — Она обернулась на группу. — Скажи мне другое…

— Что? — отрывисто спросил я.

— Зачем мы идем в сторону выстрелов? — Ирина смотрела из-под шлема прищурившись, и красноватые отблески ночных облаков хищно подсвечивали ее глаза. — Дэн! Ты опять что-то задумал? Я не хотела бы…

— Так, — рявкнул я. — Что? Я похож на камикадзе? Я хочу всем показать, как я круто стреляю?! Я хочу произвести…

— Дэн, извини. — Ирина помотала головой. — Я тебе верю, но… Я не знаю… Я боюсь чего-то…

Я медленно взглянул ей в глаза, потом, стараясь укрыть растерянность во взгляде, посмотрел на башню — звуки выстрелов слышались все громче.

Я промолчал… я не знал, как ответить: там, за сопкой, что-то остро пульсировало в моих висках. Я не смогу сказать любимой, что мне интересно глянуть, — что там творится… Я знал, что не смогу подвергнуть ее опасности, но сам стремился к этой пульсирующей точке, словно это была цель… некая цель нашего путешествия…

— Ира, — медленно произнес я, — идти на равнину опасно, лезть на горы — бессмысленно и просто нереально. Пройдем справа от башни…

— Только не вызови глюков…

— Уже вызываю, — злорадно ответил я.

Мы перевалили за гребень невысокого бархана и увидели здания…

Они начинались за двести-триста метров до подножия башни и были огорожены алюминиевыми трубами, вкопанными в грунт, между которыми было натянуто некое подобие паутины, вокруг рваных дыр которой комочками висели мертвые мухи, — это были продранные участки колючей проволоки, по которой когда-то шел электрический ток.

Это был небольшой комплекс зданий обслуживания этой огромной хреновины: опустевший поселок подсобных строений — от гаражей и ремонтных цехов до котельных и компрессорных станций. Все, о чем говорил мой любимый гид: корпуса цехов по химической переработке и сырьевому синтезу, бытовки и строения, не поддающиеся моему осмысленному восприятию, — наверное, административные корпуса там тоже были…

— Странный, — услышал я в шлемофоне голос Сибиллы, — туристы нервничают…

— Расскажи, что у нас экскурсия на Башню. — Я, облизывая пересохшие от ночного ветра губы, оглядывал низину с возвышающимся на ней черным силуэтом, мерцающим разными светящимися точками.

Боевых действий я не обнаружил. Это позволило сделать предположение о том, что они идут за поворотом ближайшего бархана.

Но, несмотря на это, я повернул Чембу правее…

И вдруг…

Неожиданно раздалась громкая пулеметная трель…

Я вскинул взгляд на панораму строений и увидел пунктир трассеров почти у столбов с рваной «колючкой».

Пунктир бил с маленького холмика, заваленного пустыми железными бочками, в сторону огромного, разбухшего змееобразными, переплетающимися раструбами гигантского основания «КлиБУс-19 ЗЦ».

Проследив направление ярких точек трассирующих выстрелов, я заметил мечущиеся между строениями точки фигур.

И тут же с высоты метров двухсот, где вокруг щелевидного слабоосвещенного окна вздыбились два выпуклых балкончика с несколькими прожекторами, раздалась ответная очередь: короткая и взрыкивающая… но без трассеров… Она показалась мне очень знакомой…

— Гасим фонари… — сказал я всем, вскинув руку вверх.

Ирина подъехала сбоку, напряженно глядя вместе со мной в сторону подножия башни.

Я опустил забрало и включил цифровой зумм. Напрасно я пытался разглядеть огневую точку возле забора на холмике — там было видно только груду камней.

Точки фигур между постройками сливались с пейзажем и, видимо, имели армейские камуфляжные накидки, да и сканер показывал помехи.

И тут в моем коммуникаторе, на частоте общих длинных волн, раздался голос, перемежающийся помехами и эфирным шипением:

— Ш-ш-ш-ш-ш… их тут… ш-ш-ш… рявого мешка… ш-ш-ш… Братишка… ваши далече?.. А?.. Ш-ш-ш-ш… Да в Гваделупе я их виде… ш-ш-ш-ш… у меня силовая установка ш-ш-ш-ш… снизу… пятеро…

— Щас, на, — ответил низкий голос, — глянем… ш-ш-ш-ш… Агдам… Агдам… говорит Ящер… ящер… блин! Это четвертый, на! Ш-ш-ш-ш-ш…

Я схватил коммуникатор и включил его на полную мощность.

— Сенька! — Я почти кричал. — Сенька, бери мяч! Сенька, это Странный! Ты где?

— Ш-ш-ш-ш… Кто здесь? — раздался перековерканный радиоэфиром голос. — Странный? Это который из них? Ш-ш-ш-ш-ш… ятый снизу… Ящер… ш-ш-ш-ш…

Вновь с башни раздалась короткая очередь из автоматической винтовки, а рядом с холмом вспыхнул ярким тюльпаном бутон разорвавшейся ракеты.

— Сука! — раздалось в ушах. — Я тебя вижу, на, ушлепок… Агдам… ш-ш-ш… тный огонь на десять часов от позиц… ш-ш-ш-ш…

— …ный, Странный… ш-ш-ш-ш… три глаза ш-ш… десять пальцев на руках… ш-ш-ш…

— Одиннадцать на ногах… — закончил я.

— Ты здесь… х-хш-ш-ш-ш… в какую… ш-ш-ш… делупу?

— Ты где?! — крикнул я.

— Отряд на девять часов, на… — раздался давешний хриплый бас.

— Третий ярус, двадцатый этаж, пультовая… — раздался голос Сеньки… — Их тут… ф-ф-ф-ф-ф… не вижу…

— Держись, Сеня! Я уже иду! — крикнул я взволнованно.

— Заходиф-ф-ф-ф-ф-ф, чаю попьем, — зачем-то сострил Сенька.

— Это тот самый? — спросил подъехавший ко мне Йорген.

— Тот самый, — кивнул я, вынимая из седельной сумки рожки к своему автомату и рассовывая их по карманам бронеразгрузки.

— Он марсианин? — вновь спросил Йорген.

— Марсианин, — ответил я, вешая на покалывающее плечо трофейный STG-556, а на другое — свой «абакан».

— И Охотник? — подытожил Йорген, внимательно глядя на меня.

— Клан Желтой Реки. — Я посмотрел Йоргену в глаза. — А что?

— Я пойду с тобой, — сказал он таким тоном, что я понял: любой мой запрет сейчас просто бессилен.

— Пошли, — кивнул я, — только группу надо где-то поставить в безопасном месте.

— Вон там, в корпусе каком-нибудь, — махнул рукой Йорген в сторону построек вокруг климатической установки, обнесенных колючей проволокой.

— Надо обойти территорию справа, — сказал я, — тщательно проверить пару помещений с краю, а потом попасть в башню. И выяснить, что там за пулеметчик такой на бугре сидит и в кого он там шмаляет.

Йорген молча кивнул.

Ко мне подъехала Ирина, нахмурившись, разглядывая нас с Йоргеном.

— Дэн, я понимаю, что отговаривать тебя бесполезно, — тихо сказала она ровным голосом, — но, может, ты все же не пойдешь туда? А вдруг на нас нападут?

— Не нападут, — ответил я как можно ласковее и беспечнее. — А потом, я не могу бросить в башне этого раздолбая, умудрившегося опять влипнуть в какую-то историю.

— Ну почему ты всех должен спасать? — Она с мольбой поглядела мне в глаза.

— И вовсе не всех… — попытался я урезонить ее. — Потом, все равно же мимо едем…

Ирина тяжело вздохнула.

— Я тебя умоляю, — сказала она так же тихо. — Будь сверхаккуратен, пожалуйста, помни, что я переживаю и волнуюсь.

— Ира! — Я положил ей руку на плечо. — Неужели ты можешь подумать, что я наплюю на того, кто так мне сильно нужен? Я буду ужасом марсианской ночи, призраком песков, тенью, скользящей по камням…

— У тебя еще хватает наглости шутить… — Она отвернула свое лицо. — Мальчикам нравится стрелять друг в друга…

— Ира! — прикрикнул я. — Отставить! Это не то, что ты решила… Это так вышло… Так сложилось… Это друг…

— Прости, — тихо произнесла она, — просто не хочу опять начинать все заново…

— И я… — Мне стало невыразимо горько: призрак ее погибшего мужа вновь, как в том видении, строго посмотрел на нас и улыбнулся.

— Ира, — ответил я, помолчав немного, — я обещаю…

— Странный, слышь? — Йорген резко перебил наш разговор, глядя в экран своего КПК. — Я качнул по сетке карту этой фигни, глянь…

Я бросил на Ирину ободряющий и успокоительный, как мне показалось, взгляд и обернулся в сторону достойнейшего эсквайра.

— Смотри, — продолжал он, — «КлиБУс-19 ЗЦ», это ведь оно? Я правильно понял?

— Да, — кивнул я.

— А что, сейчас будет опять? Эта стрельба и… — Пани Дронова с расширенными глазами глядела на нас.

— А мы не можем как-то объехать? — спросил Артур Митчелл. Они с голландцем сидели почти вплотную в седле трофейного верблюда и везде старались следовать за Йоргеном, который пообещал быть их «папочкой».

— Если верблюды взлетят на скалы, — ответил я, — тогда объедем.

Группа сгрудилась вокруг. Я смотрел на схему построек, изучал планировку этажей, пытался вникнуть в расположение агрегатов и коммуникаций. Я мысленно представлял себе, как двигаюсь вдоль этих зданий, захожу внутрь и замечаю засады в самых удобных и неожиданных местах. Вся эта композиция с башней во главе что-то неуловимо мне напоминала… Что?

— Все в порядке, — говорила Ирина Дроновой, — они знают что делают: им нужно спасти человека, которого бандиты заперли в башне, не бойтесь — угроза для вас самая минимальная…

Она говорила это тихо, спокойно, теми самыми интонациями, которые были, когда она рассказывала про Марс с точки зрения экскурсовода. Сердце мое сжалось. В груди моей была легкая дрожь, словно мне предстояло сдавать самый важный экзамен… Ирина… Сенька… У меня продолжалось стойкое ощущение, словно кто-то невидимый продолжает дергать меня за некие незримые нити… Конфликт в долине… «Изумруд»… Сенька в башне…

Мне хотелось выручить Сеньку как друга… близкого человека на этой планете… Но не только поэтому — у меня был охотничий инстинкт: я был уверен, что он скажет мне что-то важное… что-то необходимое для вкрапления в ту дьявольскую мозаику, которая складывалась в моем мозгу уже несколько дней подряд, напоминая собой электронную плату непонятного прибора.

Медленно и неотвратимо кристаллизовалась перед моими глазами чья-то беспринципная злая идея, похожая на сложное уравнение, в которой люди были чем-то вроде переменных, и если в них что-то совпадало или, наоборот, сильно противоречило, их можно было просто сократить… Взаимоуничтожить, невзирая на судьбу и личность…

У меня стал складываться тактический план.

— Йорген, — я водил стилом по планшету, — на два часа у нас имеется котельная: помещение без замороченных планов, там можно спрятать группу на время.

Тот кивнул, хотя я предпочел бы конструктивный спор.

— Далее, — я поджал губы, — на одиннадцать часов — холм с пулеметчиком: он вроде пуляет в тех, кто пуляет в Сеньку. Значит, с ним можно договориться. Это мы с тобой проверим… Дальше… Стрелки идут с севера… там бои… будем надеяться, что это периферический конфликт… Башня никому на хрен не нужна… Да и Сенька тоже…

— А чего он себе на хутор придурка подселил? — возмутился Йорген.

— Вот и узнаем, — с умным видом ответил я. — Значит, так…

Йорген поглядел на меня с нескрываемым интересом.

— Выдвигаемся к котельной, — продолжил я, — полковник и Азиз прикрывают тыл, вы с Сибиллой — фланги.

— Ну… — протянул Йорген, так же, как и я, делая умное лицо. — Давай так… там разберемся…

Сердце мое учащенно стучало в груди… Я боялся, как бы его стук не выдал нашего передвижения… Я повторял мысленно, что это просто работа — обыкновенная работа, при которой надо проявить максимум внимания, терпения и аккуратности…

Мы стали спускаться, придерживаясь правой стороны. Я приказал набросить маскхалаты и попоны на верблюдов.

Я дал указания группе двигаться к забору, а затем, проникнув на территорию, ждать нас с Йоргеном под прикрытием котельной.

Передав Сибилле наших верблюдов, мы с Йоргеном поползли к холмику, ожидая выстрелов и немного нервничая…

Я отключил функции коммуникатора в своем КПК, только рация в шлеме работала на прием ближайших волн, да и то на уровне комариного писка.

Мы с Йоргеном ползли словно два ужа — тихонько, стараясь держаться между бочками и предполагаемым стрелком… В рот и нос лезла пыль, кислородные маски были сняты, чтобы не мешались… А инфрасканеры не показывали впереди ничего. Оно и понятно было: человек, сидящий с пулеметом на холме, не хочет быть на виду.

Я старался чувствовать рельеф каждым сантиметром своего тела и конечностей, но Йоргену это удавалось в разы лучше, чем мне: иногда он в своем камуфляже напоминал просто игру света и тени на складках поверхности земли и песков.

— Руки вверх! — услышал я внезапный окрик в шлемофоне.

— Уже! — крикнул я. — Вольные Охотники Марса и люди с Земли проходили мимо… Вы нас не застрелите, дяденька?

— Оба-на, как смешно, — ответил голос с холма.

— Паладин? — спросил я громко.

— Ну а что я, на человека похож? Сержант тридцать второго марсианского батальона космического десанта.

— Позывной «Ящер»? — снова спросил я.

— Вам-то, на, какое дело?

— Смело ты эфир юзаешь, парень.

— А мне похрен, — залихватски сплюнул десантник, — они ко мне близко не дотянутся, а точку — один хрен, засекли уже.

— А если ракетчики?

— А у меня детектор есть!

Тут я разглядел неровное подрагивание среди камней и бликов металлических бочек: это был человек в голографическом песчаном камуфляже. Дорогая штука! Узор голограммы насекается лазером каким-то хитрым манером, прямо на бронепластинах комбеза, которые состоят из сверхпрочного пластика с титановой подложкой. Правда, со временем стирается, но штука интересная и нужная.

— Я вас еще метров с пятисот засек! — торжествующе крикнул паладин. Голос у него был молодой, звонкий, почти мальчишеский — с Земли таких давно не присылают, марсианин, наверное.

— Чего же ты не стрелял? — поинтересовался я, поднимаясь с земли во весь рост.

Йорген продолжал лежать.

— С базы сообщили, что мне в тыл выйдет группа туристов, да и на душманов вы не похожи: они бы еще с пригорка ракету запустили, а у меня детектор, на.

— Ну, — развел я руками в комедийном восхищении, — как говаривали ваши предки, ситуация под контролем!

— А ты откуда такой умный? Курить есть?

— Я из долины Маринера, — ответил я, подойдя поближе и протягивая ему свою пачку сигарет «Красная Планета».

— Эко тебя занесло-то, братишка, — присвистнул он.

Наконец я разглядел его в тусклом красноватом отсвете дифракционного ночного сияния: из-под хищного скоса козырька десантного шлема на меня глядело почти детское лицо с веснушками и небольшим родимым пятном на левой щеке, по форме напоминающим не то подкову, не то полумесяц. Глаза были светлые и блестели в прищуре с юношеским нахальством. Нос нагло курносился.

— Это не меня занесло, — ответил я, слегка улыбнувшись, — это отдыхающих понесло, а я на службе, как видишь.

— Ну понятно, — кивнул он, нахмурясь для солидности. — У вас прикол такой: нынче здесь — завтра там.

— А вы из казарм не вылазите, — парировал я.

— Работа такая, — как-то очень по-взрослому устало сказал он.

— Что тут у вас? — поинтересовался я.

— Ликвидация банды, — лаконично ответил он.

— Там, в башне, заперли моего друга. — Я тоже прикурил от вольфрамового элемента, стараясь держать сигарету зажженным концом внутри ладони. — И он из Охотников — мой друг.

— Слышал я, — ответил он. — Ща, наши подойдут…

— Слушай, парень. — Йорген наконец-то поднялся, озираясь по сторонам. — Ваши пока подойдут, свист на горе раком встанет, у них, видать, там тоже есть чем заняться, — может, ты нас прикроешь из пулемета своего красивого?

— Да ну вас на хрен, — услышали мы в ответ. — Они тут лезут со всех щелей, а боекомплект я не рожаю, что вам — подождать влом?

— Мы аккуратненько… — попытался я оправдаться.

— Ага, — он скептически кивнул, — видали мы тут аккуратных: у наших потери — четверо за сутки, а эти прут и прут…

Он тоже держал сигарету в зажатом кулаке, огоньком внутрь. Я знал, что каста паладинов всегда отличалась упрямством и некой религиозной верой в так называемые приказы. Я знал, что приказы — штука важная: сам их отдавал и злился, если не выполнялись, но по ситуации зачастую виднее, а главное — целесообразнее.

— Ладно, — махнул я рукой. — Йорген, вы тут пока потусуйтесь, а я сгоняю к нашим, в котельную их пристрою. Хорошо? А если вдруг придет подкрепление — ты мне сразу свистни…

— Нет, давай я с тобой… — начал было Йорген.

— Ты без меня не можешь уже? — насмешливо спросил я. — А потом, ты тут мне нужнее, да и «Ящера» прикрой, если что…

— Да я без тебя жил и еще сто лет… — возмущенно начал Йорген, но я его уже не слушал.

Я, пригнувшись, стал передвигаться вдоль забора с кольцами колючей проволоки, висевшей на стальных проводах с фарфоровыми изоляторами. На некоторых столбах попадались выцветшие таблички с черепом, в который била зигзагообразная молния, и надписью: «Внимание! Напряжение, опасное для жизни — 380V».

А возле прорехи в ржавых кустах из проволоки, куда я так стремился, виднелась другая табличка, которая смотрелась уже неактуально: «Объект стратегического значения проекта „Терра-2“, охраняется армейскими спецподразделениями».

Если кем и охранялась сейчас эта территория, то уж явно не военными, а в лучшем случае не добрыми церберами…

Добежав, пригибаясь, до прорехи в изгороди, я проник на территорию климатической установки. Она действительно напоминала небольшой городок или крупную заводскую территорию с парочкой площадей, напротив одной из которых окопался «Ящер», со своими улицами, переулками, подворотнями.

Прямо передо мной лежали выходящие из ближайшего трехэтажного корпуса поржавевшие рельсы заводской узкоколейки, на которых, грузно покосившись, стоял разобранный почти до каркаса тепловоз.

К кисловато-затхлому воздуху примешивался застоявшийся аромат креозота и засохшего мазута. Еще пахло ржавчиной и пылью.

Я проскользнул между тепловозом и ржавыми контейнерами и прижался спиной к углу соседнего корпуса, окна которого начинались на уровне третьего этажа, почти под самой крышей, и пестрели выбитыми осколками стекол, покрытых рыжеватой пылью.

Оглядевшись по сторонам, я вынул неизменного своего помощника: щуп с видеокамерой, — и некоторое время изучал в экранчик КПК пространство за углом корпуса. Затем прошмыгнул за угол, стараясь держаться под прикрытием мусорных баков.

Вот такими короткими перебежками я добрался до северной стены котельной, в которой была заколоченная оцинкованная дверь с ветхой табличкой: «Помещение категории „У“. Вход строго по служебным карточкам».

Я стал обходить котельную против часовой стрелки, изучая любой угол видеощупом.

Наконец перед пакгаузом, среди беспорядочно разбросанных контейнеров, я заметил силуэты дромадеров с накидками маскирующих попон и фигурки туристов.

Полковник и Азиз охраняли группу, а Сибилла заняла позиции на одном из контейнеров: все же она умная девчонка.

Я выпрямился во весь рост и помахал рукой.

Затем мы с Сибиллой пошли осматривать помещение: оно состояло из реакторного блока, котельного зала и генераторной комнаты. Небольшой склад выходил к дверям пакгауза и был пуст. Колотый бетон, битое стекло, какие-то тряпки и рваные пластиковые упаковки — все как всегда. Пристрелили парочку крыс и оставили истекать кровью на полу. Реактор был частично разрушен и не работал, генератор разобран на полезные запчасти. В целом котельная производила благоприятное впечатление — позариться тут было нечем.

— Заходите, — махнул я туристам, выглянув из дверей пакгауза.

Ирина заехала на склад самая последняя. Спрыгнула с седла и стреножила верблюда. Я ее поджидал, напряженно прислушиваясь к ночной тишине, — выстрелы были где-то совсем далеко. Туристы располагались прямо на складе — полковнику и Азизу я объяснил, что надо было делать.

— Ира, — позвал я негромко.

Она подошла ко мне, протиснувшись между верблюдами Дроновой и Лайлы.

— Я пойду, Ир, — сказал я, глядя ей в глаза. — Там Йорген и Сенька… мы там паладина одного встретили, он нас прикроет, подкрепление обещал — в общем, ситуация под контролем…

На душе у меня неприятно тянуло, и мне казалось, Ирина это чувствует. Она внимательно разглядывала мое лицо: ее зрачки резко бросали взгляд то в мои глаза, то на мой нос, губы, подбородок, потом куда-то поверх моей головы.

— Ты ведь не будешь ждать никакого подкрепления? — вдруг спросила она тихим голосом.

— С чего ты взяла?! — Я округлил глаза и вскинул брови.

— Я тебя чувствую, Дэн, — сказала она печальным голосом. — А потом, мне кажется, что паладины не будут спасать какого-то Сеньку Гваделупу — это твой друг.

— Да нет, — махнул я рукой, — они там банду ликвидируют… Нам и подмога поэтому… И вообще… Все в порядке, обычная работа…

— Обычная работа, — медленно и тихо повторила Ирина.

— Да я не это имею в виду, Ира, — промямлил я. — Это простая военная операция — выход из окружения, освобождение заложника…

— Он ведь не заложник, — грустно сказала она. — Обстоятельства… Факторы… Ты мой новый фактор жизни… необходимый фактор… Ты это понимаешь?

Я стиснул зубы: в груди словно разорвался фугасный снаряд…

— Ты мой тоже, — ответил я так же тихо. — Ты… Таких, как ты, не бывает в принципе, я знаю, я проверял…

— Это тебя не бывает, Пастух Глюков. — Ее глаза были мокрыми.

Вдруг она подалась вперед, взяла меня ладонями за лицо, как тогда, на вершине скалы, и поцеловала в губы, как-то по-детски привстав на цыпочки.

И я, стиснув ее руками за плечи, неуклюже и чуть не попав своим носом в ее мокрый от слез глаз, отвечал ей, купаясь в режущем душу наслаждении. Тонкие сиреневые нити сцепляли меня с ней через ладони, глаза и грудь…

Боковым зрением я отметил, что туристы демонстративно отводят глаза, и даже Аурелиано старается скрыть свою обычную холодную усмешку за маской равнодушия. Дронова расчесывала гриву своего дромадера и странно улыбалась.

Я крепко стиснул руки, но вдруг испугался, что сделаю Ирине больно, и разжал их.

Ирина отвела свое лицо и глянула на меня широко открытыми глазами, с лучиками мокрых ресниц.

— Хорошо, — произнесла она хриплым голосом и прокашлялась. — Будь очень аккуратен…

— Обязательно, — ответил я, глядя на нее. — Я буду обдумывать каждый свой шаг.

Я вновь притянул ее за плечи, обнял, затем отстранился и поправил ремень автомата на плече.

— Я мигом: туда и назад, а ты ничего не бойся!

— Я трусиха, я всего боюсь. — Ира аккуратно промокнула веки тыльной стороной ладони.

— Ну не рассказывай мне сказки. — Я улыбнулся и покачал головой. — Такой смелой девушки, как ты, я ни разу не видел. Кто на танк с бластером кидался?

— Я всегда всего боюсь, — упрямо наклонив голову, повторила Ирина.

— Не бойся никогда и ничего. — Я посмотрел на нее с улыбкой, развернулся и зашагал к выходу из пакгауза.

— Стой, — услышал сзади окрик Ирины.

Я остановился, одновременно разворачиваясь на каблуках. Ирина продолжала смотреть мне в глаза и протягивала правой рукой лежащий на ее ладони черный, поблескивающий бугорками алюминиевых фреоновых трубок бластер…

— Вот, — сказала она, — возьми с собой. Пусть у тебя побудет…

— Ира, — я прижал руку к груди, — дорогая, зачем? У меня два ствола и пистолет…

— Возьми: я хочу, чтобы ты взял… — скороговоркой произнесла она. — Вдруг патронов не хватит? Или еще чего? Пригодится — вещь полезная…

Я вдруг понял, что не взять сейчас этот бластер будет с моей стороны святотатством… по крайней мере, это неправильно точно…

Я протянул руку к ее холодной ладони, и она положила бластер мне.

— Иди… — как-то сдавленно сказала она. — Иди и скорей возвращайся.

— Даже и не думай. — Я вновь махнул рукой. — Я скоро…

— Иди… — слегким нажимом повторила она и отвернулась.

Я развернулся и вышел в красновато-фиолетовый проем пакгауза. Я стискивал зубы. Внутри меня бурлила какая-то прохладная и ядовитая злоба на всех душманов вселенной. Вместо забора с «колючкой», ржавых рельсов и заводских корпусов с разодранными клочьями стальной арматуры боками я видел глаза моего гида, расширившиеся от тревоги и боли. Я считал всех виновными… виновными в этих чувствах миниатюрной и хрупкой девушки, которая сама нуждается в защите… в счастье… в покое… Я приговорил всех, кто мне будет мешать спасать Сеньку, к неминуемой гибели… Эти эмоции были опасны — как никогда, сейчас мне нужно сохранять хладнокровие, спокойствие и рассудительность… Как никогда…

Я тенью скользил вдоль баков и вывороченных бетонных плит, словно Йорген, который выпил эликсир невидимости (так я, по крайней мере, себя убеждал). Мозг приходил в норму: я начинал четко различать перед собой пульсирующие разноцветные точки, линии и пятна, я четко, будто в командной строчке машинных кодов, представлял себе свою последовательность действий, разбивая некоторые команды на альтернативные связи и параллельные решения. Я был роботом, я был хладнокровной машиной — во всяком случае убеждал себя именно так. Движения стали лаконичными, неспешными. В голове стучал какой-то замысловатый ритм, подчиняясь которому я действовал в пространстве. Мой девиз сейчас — целесообразность и минимализм.

Выстрелы по-прежнему трещали где-то вдали, и, только подойдя к дырке в заборе, я услышал резкую и отчетливую пулеметную очередь: словно над ухом прострекотал исполинский кузнечик со стальными ногами. Метрах в двухстах я заметил пунктир трассеров, упал на землю и пополз вдоль забора, включив на КПК режим инфракрасного сканера.

Через пару минут далекой трелью отозвался Сенька со своей позиции на Башне. Видать, происки какие-то имели место…

Холмик, заваленный бочками и камнями, был уже рядом.

Я включил коммуникатор.

— Акмэ, — пробормотал я почти шепотом, — это я, добрый волшебник Ээх.

Я часто нес в эфире околесицу с целью дезориентации врага. Это как совсем недавно в разговоре с Сенькой мы вспомнили цитату из одного любимого нами старого фильма: на Марсе кто угодно мог назваться чьим угодно именем и даже подделать тембр голоса с помощью совсем несложной программы, а вот кодовые слова и фразы, которые могли знать только твои близкие люди — тонкие нюансы общения, — навряд ли узнали бы чужие.

— Опять ты, Чудвин, великий и ужасный! — услышал я знакомый хрипловатый отклик.

Мы не договаривались о таких конкретно выражениях и формулировках, просто на мои дурацкие фразы Йорген реагировал именно так и похожими словами — таких вещей постороннему радисту не понять в пять секунд.

Таким манером я предупредил о своем приближении и выяснил обстановку — все на месте.

Вот я и приполз.

— Пара уродов тут выскакивала, со стороны башни… — услышал я голос Йоргена уже из-под шлема, — но мы без тебя не рискнули их перевоспитывать, а просто грохнули.

Я присел на корточки рядом с силуэтом Йоргена.

— Ну что, «Ящер», — спросил я, — как там кавалерия ваша? На подходе?

— Бдим с Мухтаром на границе, — был мне ответ, — ща все будет, на…

Мерцающая пятнами разной глубины камуфлированная рука махнула в сторону небольшого бархана, прямо за Башней, чуть левее…

— Агдам… Агдам… говорит Ящер… — услышал я тихий приглушенный голос. — Докладываю: в зоне «Дэ» из объекта необходима эвакуация, прием… повторяю…

Послышалось негромкое хрипение динамиков:

— Ш-ш-шф-шф-шф… Взвод «Маньяк-три» будет в расчетной точке через пятнадцать стандартных минут, на десять с половиной, от позиции «Дэ», обеспечьте огневое прикрытие, Ящер, как поняли? Прием… ш-ш-ш-ш…

— Принято, Агдам, — негромко ответил парнишка, — у меня тихо.

Мы с Йоргеном напряженно молчали. Каждый из нас пытался сейчас впитывать всю ситуацию, как говорится, до последнего фильтра.

На территории климатической установки было относительно спокойно, и стрелять «Ящеру» приходилось только по тем бандитам, которые хотели обойти с флангов или подумали, что надо захватить башню как господствующую высоту. Раз они не сделали этого изначально, было ясно, что бандиты действовали хаотично и непродуманно, тогда как паладины держали ситуацию под контролем — «Ящер» прикрывал самый дальний фланг от конфликта: в тактическом отношении паладины держали преимущество.

— В общем, ребята, звоните своему корешу, на, и просите, чтобы отпирал ворота, — сказал «Ящер».

— Рановато, — процедил я, разглядывая в забрало местность, переведя экран шлема в режим бинокля, — они могут в складках местности сидеть, и сканер тебе ничего не покажет…

— Он чей-то враг, из местных? — спросил паладин. — Напортачил?

— Не слышал про это… — так же медленно процедил я, всматриваясь в розовато-оранжевые холмики песка, которыми была занесена территория климатической установки.

— Тогда хрен ли атаки ждать? — удивился «Ящер». — Выйдет он, как из ворот сортира…

— Ты же сам сказал, — парировал я, — дождемся подкрепления. Там «маньяки» ваши на подходе?

— Видать, уже на десять с половиной часов, — хмыкнул «Ящер». — Как заказывали — с тыла выходят, на…

Он поглядывал в тактический монитор на запястье и изредка сплевывал.

— Может, пойдем уже? — не выдержал Йорген. — Звони этому Гватемале: пусть на первый этаж спускается и ворота открывает.

— Пять минут, Йорген, ок? — сказал я, продолжая шарить по сопкам в режиме инфраскана.

— На радаре пусто… — начал было «Ящер», но тут… Раздался взрыв, и Башню подсветило сзади…

— Ш-шх-хф-ф… щер! Ящер! — раздалось в приемнике. — Ракетный огонь на два с половиной от нас! Ш-ш-шф-ф-ф-ф… «…як-три» говорит — тут бронетехника… А-а-а…

Раздался леденящий душу крик, а затем за Башней вновь полыхнуло адским огнем, и раздался низкий гул…

— «Маньяк-три», доложите обстановку. — Парнишка уже почти кричал. — Прием, «Маньяк-три»!

Опять раздался низкий грохот и гулкий визг, перемежающийся шипением…

— Блин! — выкрикнул «Ящер», ударив кулаком бронированной перчатки по пустой бочке (раздалось протяжное грубое гудение). — Че за хрень! Прием! «Маньяк-три»! Бруч! Ты на связи? Доложите обстановку!..

Голос его почти срывался на крик, а слова захлебывались в тревоге…

В эфире стояла мертвая тишина, нарушаемая потрескиванием разрядов радиоволн.

Йорген уныло крякнул.

— По ходу, подкрепления не будет, — сказал он мрачным голосом.

— Что за на хрен?! — громко выкрикнул «Ящер».

Гул усиливался… Сквозь него прорезался звук, похожий на хрип умирающего от астмы больного: это был звук сервоприводов…

Над дальним барханом показалось несколько крупных картофелин… эллипсоидов, которые покачивались в такт своим тяжелым шагам, мерцающих в свете пламени, словно камни в оранжевом ручье…

— Трындец… — медленно произнес «Ящер». — Танки!!! ТАНКИ!!!

Он почти кричал:

— Агдам… Агдам! «Шатуны» на одиннадцать часов…

Из приемника послышался кашель, хрип и шелест — противник глушил частоты, и связь была фактически бесполезна…

Я насчитал около восьми корпусов шагающих башен. Это было как во сне: я ни разу не видел на Марсе скопления подобной бронетехники — складывалось ощущение какой-то нереальности происходящего. Ни один богатейший клан самых лютых отморозков пустыни не выведет в поле такого количества техники… Если, конечно, в этом не встанет ТАКОЙ ОГРОМНОЙ надобности, что затрата энергоресурсов отойдет на восемьдесят девятый план.

Я немедленно подумал об Ирине и туристах в котельной… Я подумал сразу обо всем, и мой разум едва не треснул…

Эти «шатуны» были моделями пилотируемыми, и непонятно, как у душманов хватило ресурсов, а главное — тактической необходимости пустить целый взвод этих исполинов на нескольких человек, которыми являлись… мы… Мы, вооруженные автоматическими винтовками и крупнокалиберным пулеметом… Мы…

Уже плавно раскачивались на гребне маленького холма за Башней несколько разлапистых силуэтов: эта модель называлась «Нефилим-17»[24] и была в разы страшнее давешнего АШаТа хотя бы стомегаваттной лазерной установкой, ракетным заградительным комплексом типа «Шквал», — и пушка гатлинга присутствовала, и прочие стволы для уничтожения живой силы и техники.

Они были гораздо большего размера, чем «Овод», и относились к классу тяжелых танков. И если кому-то что-то покажется недостаточно стремным, этими машинами управляли живые люди, как правило, специалисты-пилоты, ибо другие личности не смогли бы использовать такую дорогую «игрушку» и на десять процентов…

Лично для всех нас, всех, собравшихся здесь, хватит одного-двух подобных танков, чтобы перестать коптить небо: усиленная броня, отличная электроника самонаведения и коррекции стрельбы, небольшие реактивные турбины для преодоления крупных препятствий, мощная электромагнитная установка «Тесла-3», которая могла сильно раскалять воздух вокруг машины в радиусе около пяти метров, чем можно было защищаться и от живой силы, и от летящих в танк снарядов. Около десяти метров в высоту была эта машина, что действительно выглядело внушительно, будто и вправду перед тобой был грозный и уродливый исполин. Этот танк был разработан не так давно и являлся универсальной машиной для решения множества боевых задач, а точнее — универсальным бронированным внимательным и ловким убийцей.

Многие на Земле говорили о неэффективности шагающих танков: дескать, уязвимая ходовая часть, маленькая скорость и мобильность, высокий силуэт — удобная мишень… и так далее. Но с появлением американско-японской фирмы «Даллас Динамик» и технологии «Ди энд Ди» шагающая бронетехника приобрела мобильность и выживаемость: попробуйте попасть в цель, которая все время раскачивается. А уж повредить уязвимую ходовую часть, мельтешащую перед прицелом? Электронный мозг рисовал трехмерный пейзаж со сканера и, словно человек или обезьяна, двигался, жил и воевал очень резво.

…Видно, это была ОЧЕНЬ крупная банда… Банда, которую хорошо проплачивали за ее рентабельность в этом мире. Может, поэтому паладины решили ликвидировать именно ее? Может, именно сейчас Жирный Тэдди готовит орбитальную трансляцию гладиаторской кровавой бойни, за которую ему заплатили немерено денег?

Неясно было другое — почему такое нападение произведено именно тут, против горстки пехотинцев в нашем лице, не представляющих для такой техники почти никакой угрозы? Может, у местных паладинов есть девайсы и покруче, и они где-то рядом?

Конечно, если бы у нас была тяжелая скорострельная противотанковая пушка и лазерная турель мегаватт на двести, а еще лучше штурмовой истребитель (парочку, для надежности), мы бы с ними пободались…

Сейчас мне было плевать на аналитические выкладки: попытка связаться с Сенькой не удалась. Это было предсказуемо: эфир продолжали глушить почти на всех частотах…

— «Ящер»! — крикнул я. — Хватай пулемет — и айда в Башню… С нами… Добежим…

— Что это за на хрен! — воскликнул Йорген.

— Никакого «хрена», — крикнул я каким-то «чужим» голосом. — Выдвигаемся к Башне… откроем ворота — и… все! Нам надо не подпустить их к котельной даже близко!

— Пулемет бери, «Ящер»… — крикнул Йорген, словно переводил. — И линяем отсюда…

Я стал вызывать Сибиллу, но тоже безрезультатно…

Танки приближались, и звук их сервоприводов надрывно оглашал унылый ночной заводской пейзаж, а тяжелая поступь ходовых блоков ощутимо отдавалась дрожью в земле.

Они шли неким подобием клина.

— Ладно, попробуем. — «Ящер» вылез из своих бочек, закинув на плечо пулемет и взяв в другую руку ящик с патронами. — На башне мы продержимся до наших.

— Если ваши в курсе, что тут за песец творится, — проворчал Йорген, огибая опустевший холмик.

Я судорожно набивал Сеньке сообщение по Сети: может, хоть так прокатит?

Мы стали обходить площадь справа, под прикрытием развороченных трансформаторных будок, контейнеров и куч мусора. Танки двигались не торопясь, спокойно и деловито: они не проявляли ни малейшей суеты, для того чтобы горстка людей поскорее вошла в зону их обстрела. Задача, которую они выполняли, была явно нацелена на что-то другое, а не на нас.

Башня приближалась медленнее, чем хотелось бы, — ее гигантские размеры обманывали в расстоянии. Сияли огоньки на вытянутых эллипсах ее карнизов, а на уровне метров семидесяти чернели дюзы гигантских раструбов, прилепленных по краям этого грандиозного сооружения. В недрах их виднелись затворы лопастей. А клетчатая обшивка, состоящая из бетонных плит, была прорезана круглыми окнами по периметру этой здоровенной туши.

Боже, как же она медленно приближается… Танки подходят к бархану все ближе — сейчас их почти не видно, но слышно хорошо…

Мы добежали до запыленного пространства площади, в центре которого виднелись уложенные встык бетонные плиты с мелким ромбовидным узором и проржавевшими кантовочными петлями, вдавленными в плоскость.

Я вскинул вверх автомат и дал очередь. Сверкающие огоньки трассеров ушли в небо: если мое сообщение по сетке не прошло, я надеялся, что Сенька поймет этот знак и отопрет тяжелые гидравлические ворота, приближающиеся к нам.

Сверху раздалась ответная автоматная очередь, тоже трассерами.

— Щас он откроет, — запыхаясь, крикнул я.

Йорген бежал за мной, а «Ящер» замыкал. Поблескивая своим голографическим камуфляжем на фоне плит, он смотрелся каменным големом, слепленным из фрагментов минералов. Мы были как на витрине… Мы выглядели как мишени в тире… Мы бежали, словно марсианские лепусы.[25]

Рядом с массивным блоком ворот климатической установки, железным ржавым скелетом с наросшим мясом битых и пыльных стекол, виднелась похожая на парник галерейка служебного входа.

Запыхавшись и пятясь к правому флангу от ворот «КлиБУса», мы просочились в решетчатое пространство контрольно-пропускного пункта, где в конце виднелась тяжелая металлическая дверь с замком-барашком — большим винтовым запором. Эта дверь была герметично закрыта.

Возле двери было какое-то полуистлевшее кресло на роликах, почему-то валялся под ним невесть откуда взявшийся плюшевый мишка с распоротым виском, из которого выпирал пожелтевший синтепон, несколько пыльных маленьких бутылок из-под «Coca-Cola» и разодранный до состояния лапши зонтик с плохо различимой рекламой. Рядом была разбросана разбитая серыми пластиковыми кубиками по полу клавиатура от компьютера и какая-то подозрительно черная засохшая лужа.

А над всем этим великолепием возвышалась покореженная стойка пропускного контроля с вывороченными проводами в ребристых алюминиевых кожухах, напоминающих душевые рукава. И почему-то под ней лежала полузасыпанная песком обыкновенная треснутая эмалированная раковина с ржавыми подтеками изнутри…

Вдруг появились яркие паутинчатые тени, и желтые блики ломаными узорами упали на плиты и стены башни: танки показались на гребне бархана в ярком сиянии — они включили прожектора. Я инстинктивно зажмурился. Краем глаза я вновь уловил груду висящих в воздухе камней, присыпанных искрящимся песком, — все же этот десантный камуфляж «Ящера»…

Я допустил оплошность — подбежав к двери, начал дубасить пластиковым прикладом своего автомата о бронированную поверхность: во мне говорила обыкновенная паника и данное обещание любимой женщине все продумывать. А на практике выходило, что я соврал… Я не думал, что так выйдет, а она просила, чтобы я сюда не ходил… Мне нельзя влюбляться! Нельзя! Нельзя! Нельзя…

В такт словам отдавался глухой звук ударов… И тут в полном безумии я решил применить свои способности в открывании дверей: помянув двуликого Януса, начал пытаться просверлить дверь взглядом.

Звук танковых манипуляторов, то есть их механических ног, становился все громче… и… вдруг… я остановился… Дверь по-прежнему была закрыта, а мне вдруг подумалась дурацкая мысль: чему быть — того не миновать. Если я умру, жестоко избивая дверь прикладом, — вряд ли про меня подумают хорошо… да и вообще…

Руки стали ватными, а рядом со мной стояли две коленопреклоненные фигуры: Йорген и «Ящер». Они целились из своих винтовок туда, откуда шел яркий свет и приближались раскачивающие силуэты… Вот в чем обман: мы боимся их… Мы боимся того, кто безжалостен, но очень похож на нас… Они даже походкой вселяют в нас страх: они похожи…

Внезапно раздалось тихое урчание и хлопок — пространство стало выгибаться… боже… дверь! Она открывается!!! А за ней… за ней стоит физиономия… серая, прокопченная, поросшая щетиной, сквозь которую блестят округленные Сенькины глаза… Да если бы это и в самом деле был кадавр — мне доставило бы это столько же удовольствия, как и лицезреть Сенькино хлебало… ох-х-х…

— Милости прошу к нашему шалашу, — услышал я слегка хрипловатый, знакомый в доску Сенькин голос.

— Сеня, где ты был?! — вырвалось у меня.

— Че? — будто глухой, переспросил Сенька.

— Заходим, паладины! — Йорген сплюнул на остатки клавиатуры, рассыпанные по бетонным плитам.

Дверь чавкнула за нами… мы очутились в просторном холле, где стоял на ободах сильно разобранный трехосный вездеход «Фаун». По краям холл был заставлен какими-то коробками, некоторые из них были прикрыты брезентом. Возле вездехода, почти под ним, вздыбив пожелтевшие ребра, лежал скелет цербера с двумя головами.

— Я пока спустился… — начал было Сенька. — Лифты тут в Гваделупе делали…

— Твою ж мать, — прикрикнул я, — а ты не заметил, что у тебя тут танки над лесом?! Сеня! В бинокль смотрел?

— Смотрел, — с удовлетворением заметил Сенька. Мы вошли в центральный коридор, который начинался за вездеходом, где тускло, на манер светлячков, горели лампы пониженной энергоемкости…

— Сеня, ты что, обкуренный? — Я психовал, потому что до котельной оставалось все меньше метров, танки шли непонятно куда…

— Понял! Ты очень рад меня видеть… — Мы подошли к лифту. — Вы как зайцы скакали по площади. — Он вновь заулыбался: такой уж он.

— Сеня! — крикнул я. — Про зайцев — это неактуально сейчас!

— А чего тут у вас? — спросил он, с кряхтением помогая дверце лифта закрыться, так как она заела.

— Чего тут у вас? — резко выкрикнул «Ящер». — Глаз у меня дергается, вот чего!

— Кто эти люди с тобой, Странный? — спросил Сенька. — Воняет от носков как в Гваделупе.

— Сеня! Хорош! — крикнул я. — Ты в курсе, что из-за…

Тут я осекся…

— Дэн, я сейчас все устрою. — Он присел на корточки и начал ритмично водить руками в разные стороны, образуя своими движениями некое подобие «восьмерок».

— Он вменяемый вообще? — понизив голос, спросил у меня Йорген.

— Был — да, — ответил я, внимательно наблюдая за Сенькой.

«Ящер» таращился на него, не скрывая своего мальчишеского интереса.

— Что, это борьба какая-то? — поинтересовался он.

— Это тай-чи-цюань, — ответил Сенька.

Вновь меня охватило ощущение полного абсурда ситуации — будто во сне: все были какими-то эфемерными голограммами, а «Ящер» вообще мерцал с частотой десять герц примерно.

— Потренироваться некогда, — флегматично заметил Сенька, сведя указательный и средний палец правой руки и совершая плавное движение по кругу в плоскости, параллельной полу лифта.

— Нас тоже учили похожей фигне. — «Ящер» хлюпнул носом и деликатно поставил свой тускло поблескивающий 12,7-миллиметровый пулемет дулом вниз. Сейчас я разглядел его оружие: это был «Аккорд-12» производства КБ имени Дегтярева.

Лифт поднимался, подрагивая на этажах, с грохотом задевая разболтанные уловители на ярусах в шахте…

— Ой, — закряхтел Сенька, — растяжка ни к черту: связки ноют…

Я стоял с каменным лицом, призвав на помощь все свое терпение. Я просто старался не реагировать, даже круглые глаза Йоргена не могли меня встревожить — я думал про танки.

Взгляд мой остановился на схематическом изображении башни на стене кабины лифта, по которой медленно двигался снизу вверх зеленый огонек. Мысленно я его подгонял. Быстрее… быстрее…

Кабина резко вздрогнула и замерла. Мы пошатнулись, а дверцы с жестяным треском и повизгиванием разошлись.

Я не выдержал и пнул Сеньку коленом:

— Сеня, у меня там люди, очень хорошие! — Я боком выскользнул из кабины лифта. — Ждут помощи, Сеня!

Мне показалось, что операция по спасению этого экземпляра марсианской флоры была моей чистейшей профанацией и эмоциональным порывом.

— Идем-идем. — Сенька выскочил из лифта и резво побежал по слабо освещенному коридору. За ним вылезли, осматриваясь по сторонам, Йорген и «Ящер» с пулеметом на плече.

На обшарпанных стенах из пластиковых панелей серого цвета висели выцветшие указатели: «Центральный диспетчерский пульт». Я широкими шагами догонял Сенькину фигуру, которая шла в полуприсяде, на согнутых.

Я выравнивал дыхание, пытаясь не нервничать и держать себя в руках…

Я объяснял себе, что действую по обстановке и единственно верным образом.

Коридор вывел нас в большой круглый запыленный зал, который был заполнен металлическими шкафами со слабо светящимися индикаторными лампочками, будто ночной город. У западной стены распластался огромный пульт управления башней, с рабочими интерфейсами и мерцающими мониторами. Прямо над ним была щель смотрового окна, забранного толстым запыленным стеклом, сквозь которое сумрачным багрянцем тускло сияли ночные марсианские облака. По его краям были две ниши с небольшими балконами — оттуда, видать, Сенька и отстреливался, но сейчас там было опасно: балконы наверняка уже под прицелом танков.

В зале пахло затхлой сыростью и пылью с легкой примесью озоновой псины — наверное, из-за разрядных банок возле центрального трансформатора.

— Конечно, я все видел… — бормотал Сенька, подбегая на полусогнутых к пульту, — вы меня немного отвлекли…

Ну, здрасте! Мы его еще и отвлекли! Вот мы сволочи!

На пульте дымился паяльник, и было выворочено на изнанку несколько электронных плат.

— Слушай, Странный, что это за придурок? — не выдержал Йорген.

— Йорген, спокойно, — пробормотал я тихо, — он такой.

— Дядя, — рявкнул «Ящер», и звук его голоса отразился эхом в пространстве зала, — у тебя гранатомет-то хоть есть? Или АГС[26] какой-нибудь?

— Гранатомет… — пробормотал Сенька, с тихим пластиковым стуком что-то набивая на клавишах, — где-то был… «Красная Шапочка-2000» подойдет? — спросил он. — Есть к ней еще ТБГ[27] универсальные.

— Валяй, — великодушно согласился «Ящер».

Внезапно Сенька метнулся к ящику, стоящему возле операторского кресла.

— Черт… — бубнил Сенька, — я же видел где-то этот девайс… это не он, случайно?.. Нет… фигня какая-то… а это что? О! Это же поляризатор! А я его искал…

Я больше не мог сдерживаться:

— Слышь? Сеня? Нам людей надо спасать… наших…

Я понимал всю бесполезность атаковать бронетехнику с такой высоты и из нашего оружия. А к тому же, будучи под прицелом их ракетных комплексов, это напоминало бы атаку комаров на газовую горелку.

— А! — крикнул Сенька. — Вспомнил! Знаю!

Он вскочил и выбежал на балкон. Тут же раздалась плотная очередь из пушки Гатлинга, и посыпались мелкие камешки.

— Аккуратнее! — Я в сердцах хлопнул себя по колену.

— Вот, блин! — Сенька выскочил с балкончика, держа в руках черную продолговатую трубу с надстройками приборов наведения. Он отряхивал голову от бетонной крошки: — Нате вам гранатомет, а меня пока не отвлекайте. — Он сказал это с каким-то раздражением и досадой.

«Ящер» вышел вперед и принял оружие, а Йорген подошел ко мне.

— Оптика есть? — осведомился он у меня.

— А ты куда собрался? — вяло спросил я, впадая в некую прострацию окружающего хаоса.

— Ты же по их триплексам стрелял? — Йорген явно хотел какого-то соревнования в крутизне поступков и свежих идей. — Я вот думаю: если мы с тобой по балконам засядем, мы их ослепить сможем.

Лицо его было серьезным, и в эту секунду мне показалось, что Сенькино безумие заразно и передается воздушно-капельным путем. Учитывая, что мы ехали в одной кабине лифта, — шансов у нас нет.

Я резко встряхнул головой и досадливо крякнул.

— Слушай, Йорген, а давай лучше из арбалета… — начал было я.

— Арбалета? — переспросил Йорген. — Ну если эта хреновина мощнее…

Я тихонько взвыл…

— «Ящер», — крикнул я, — садись за пульт: отследи движение «шатунов».

— Есть. — Он совершенно неожиданно для меня подчинился, хотя я и не надеялся на это. — Дядя, где у вас тут камеры выводятся?

Вопрос был обращен к Сеньке, но тот его проигнорировал, бормоча что-то, глядя в экран.

Я не выдержал и подскочил к пульту. Пробежав глазами клавиши на разных панелях, я заметил табличку на империо: «Пульт охраны и внешнего наблюдения». Справа было несколько реостатов с надписью по-английски: «camera rotation» и «zoom» и еще пару блоков стандартных клавиатур и блок мониторов.

«Ящер» заметил, куда я смотрю, и бросился за пульт, чуть не оттолкнув меня от кресла. Я замер за его спиной, а Сенька продолжал что-то набивать на клавиатуре с другого конца пульта, — на лице его мерцали голубоватые блики от экрана.

— Может быть, повелитель башни соизволит посвятить доблестных рыцарей автомата и батареек в свои планы, а, Сень? — Я не переставал думать о котельной.

— Ща… — Сенька пытался одновременно нажать половину клавиш на клавиатуре. — Энергии почти нет… но нам хватит… охо-хо-хо-хо…

— Высота у нас метров сто, как я понял? — неожиданно спросил Йорген непонятно кого, бочком выглядывая в нишу балкона слева.

— Около того, — пробормотал «Ящер», включив пульт охраны и глядя на загоревшиеся мониторы и клавиши.

Казалось, что все, кроме меня, заняты какими-то очень важными делами. Я занимался только собой: выравнивал дыхание, старался не психовать и ждал результатов.

— Вот они! — почти одновременно воскликнули паладин с Йоргеном, только паладин добавил свое неизменное «на».

Йорген отскочил от балкона и прибежал к нам, под светлые очи мониторов.

На тактическом экране я видел красные точки, и, только сопоставляя их перемещение с происходящим в инфракрасных лучах, можно было представить картину в целом.

Четыре машины стояли на площади, рассредоточившись по периметру, под прикрытием естественных препятствий типа контейнеров и мусорных баков. Я разглядел в экран недвусмысленно поднятые вверх жерла ракетных установок: хорошо, что мы не стали выходить на балконы, откуда стрелял недавно Сенька… И главное, куда он сам по недоразумению только недавно выскочил.

Две машины были замечены на гребне того бархана, с которого мы спустились с группой: видно, они перекрывали нам отступление обратно.

Оставшиеся два танка никак не попадали в обзор камер, но, судя по тактическим датчикам, находились за башней, правее и ближе к плоскогорью. Таким образом, наши позиции вместе с котельной оказывались внутри некоего почти равностороннего треугольника, по углам которого находились мощные мобильные огневые точки.

Вдруг красненькие огоньки, которыми обозначались танки, замерцали и на наших глазах превратились в зеленые — типа, это свои!

— Что за на хрен! — возмутился «Ящер». — Свои… ага… я уже выхожу им навстречу!

— Вот же Гваделупа какая… В общем, так. — Сенька наконец отвернулся от своего рабочего места. — На одном из этих танков стоит мощная антенна и мощный компьютер с неслабым спецом — он пытается контролировать «мозги» всей башни… Это хреново… Он скоро и двери разблокирует, и вообще…

— Двери? — оживился «Ящер». — Значит, они пехоту пустят! Но мы им тут наваляем и вчетвером…

— Вот почему они заняли позиции и не стреляют особо, — пробормотал Йорген.

— Я не знаю, чем вы так насолили этим бандитам, — Сенька досадливо рыкнул, — наверное, подарили им много денег, а потом поубивали всех их родственников: я столько танков отродясь не видел в куче.

— Подожди, Сенька! — не выдержал я.

— Нет, это ты подожди, — решительно отмахнулся тот. — Потом мы все выясним: я знаю, что надо сделать!

— И я тоже! — возликовал «Ящер». — Я его нашел, на! Вон он! У него вместо ракетных стволов дополнительные аккумуляторные блоки и тарелка вон, сбоку!

— Можно не перебивать?! — возмутился Сенька, взмахнув дымящимся паяльником, словно мечом. — Я сейчас всем все объясню раз и навсегда!

— Не орите вы хором! — рявкнул я на ползала, теряя терпение. — Что ты нашел, «Ящер»?

— Дядько ваш сказал, что кто-то в компьютер пытается влезть, да и частоты глушит! — Он торжествующе тыкал в монитор. — Вон он! Вон! Машина инженерной поддержки! Он же на основе базовой модели сделан, вот мы сразу и не докнокали!

Я вгляделся в бледное изображение на экране: задняя слева машина, притаившаяся за кучей мусора на площади, действительно имела некоторые отличия в оснащении своей бронированной «картофелины». Вместо пусковых ракетных стволов у нее висело по два продолговатых цилиндрических предмета явно не баллистического назначения, а над ними, словно прижатые к голове уши слоненка, под небольшим углом торчали две антенны-«тарелки».

— Приоритетная цель поражения, я правильно понимаю? — удовлетворенно хмыкнул паладин.

— Молодец, «Ящер»! — похвалил я.

— Мне дадут договорить, или вам уже спасать никого не надо? — скорбно произнес Сенька.

— Говори, Сеня. — Я махнул рукой, словно дирижер оркестра.

— Так вот. — Он прокашлялся. — Климатическая башня — это объект стратегического значения, и кроме военного гарнизона у нее есть небольшая система защиты: четыре стомегаваттных лазерных турели по периметру — они находятся на десять этажей ниже, в охранном секторе, где казармы…

Он говорил это с занудно-пафосными интонациями, словно выступая перед собранием акционеров и докладывая о проделанной работе.

— Дык какого же цербера ты молчал, дядя?! — воскликнул «Ящер» в праведном гневе.

— Я пытаюсь вам это уже полчаса втолковать, — раздраженно проговорил Сенька, ритмично раскачивая головой, что было признаком его нервозного состояния. — А вам все до Гваделупы…

— Ну? — Йорген заинтересованно прищурился.

— Вот тебе и «ну»… — передразнил Сенька и продолжал, уже успокоившись.

Он включил на центральном мониторе схему этажа охраны.

— Вот здесь схема проходов в БЛУ (это боевая лазерная установка) номер один, два, три и четыре соответственно. Сами турели автоматические, но по «зеленым» маркировкам «своих» стрелять они не станут — враг догадывается, что есть защита у башни, но не знает, как она работает. Вот и ломает сервер. Управляются турели центральным сервером охраны в автономном режиме, но имеют и ручной режим стрельбы, для нештатных ситуаций, правда, кодов для его активации у меня нет и не вышло сломать, а ключ у какого-то Фишера — видно, начальника охраны.

— И чего теперь? — разочарованно спросил Йорген.

— Будем взламывать грубо и по-хакерски. — В Сенькиных глазах заблестела хитринка. Я знал, как он любит театральные эффекты, поэтому всегда рассказывает сперва, почему задача невыполнима, а затем объясняет свой гениальный план.

— Если только Странный у нас умник… — с некоторым сомнением произнес Йорген.

— Я вам уже выдал ключ для взлома системы, — с плохо скрываемой гордостью произнес Сенька, кивнув на «Ящера», который одной рукой обнимал гранатомет.

— Не понял вводную… — «Ящер» нахмурился.

— В охранном секторе есть такой же пульт с серверами, как здесь, только исключительно охранный, без технических функций. На этом сервере и стоят охранные кодировки. Он напрямую связан с главным сервером и имеет приоритетные функции…

— Дядя, чего делать-то надо! — «Ящера» напрягало обилие непонятных терминов.

— Если вы раскурочите охранный серверный блок из этой хреновины (потому что так быстрее), — продолжал Сенька уже невозмутимо, вновь кивнув на гранатомет, — центральный сервер воспримет это как чрезвычайную ситуацию и разблокирует ручное управление турелями: поднимется сигнал общей тревоги.

— Офигенная тема! — Йорген повернулся, чтобы идти к лифту.

— Это еще не все, — откашлялся Сенька, приседая и разводя руки в стороны, а потом за спину, словно юварк, готовый к прыжку.

— А чего еще? — «Ящер» повесил за спину пулемет.

— У турелей довольно хилые кабины: я тут пробежал наискосок техническую документацию — они не рассчитаны на бой с тяжелой техникой, ну, с такими танками — точно… Вас поубивают в считаные минуты… Там бронированный бруствер в сантиметр и кабина из бронеплексигласа. В Гваделупе вас потом не откопаешь…

— Да мы их ломтями настругаем! — «Ящер» был воодушевлен. — Скрутим со станков сами установки и жахнем с ворот!

— Что ты опять задумал? — спросил я.

— Мало топлива… — пробормотал Сенька, глядя в пол. — Да и энергии мало очень — каждый выстрел экономьте…

— При чем тут топливо? — поинтересовался я, внимательно глядя на Сеньку.

— Спишите данные с тактических мониторов, — продолжил он уже тише, — загрузите в пульт управления турелями. Будете стрелять почти вслепую… да… они вас не заметят, а вы будете знать, где танки стоят…

— Как вслепую? Сеня, говори уже!

— Я собираюсь запустить головной блок климатических турбин…

— Что? — Я округлил глаза.

— Это как? — поинтересовался паладин.

— Башня производит кислород из грунтовых залежей воды и льда и выстреливает его со своей высоты, из труб, вверх, — начал пояснять Сенька. — А я собираюсь включить турбины на реверс: в основании башни есть воздухозаборники для регулировки локального давления и забора углекислоты. Если хоть одна турбина заработает на полную мощность, поднимется неслабая такая буря, прямо перед танками… песчинки затруднят использование электроники наведения на танках, и вы в этих турелях сможете продержаться какое-то время, а данные с этих тактических мониторов позволят вам стрелять вслепую.

— Ну ты маньяк, — выдохнул я медленно. — А если ни одна не заработает?

— Я тут уже не первый день. — Сенька вздохнул. — Вроде проверял, по тестам… Значит, пока не начнется буря — вы сервер не взрывайте… А то еще система глюканет и я вообще турбины завести не смогу…

— Пехота на три часа! — крикнул «Ящер».

На тактическом мониторе стали появляться перемещающиеся короткими зигзагами зеленые точки, двигающиеся с северо-запада.

— Ну началось. — Я стиснул зубы. — Давай к лифту, ребята.

Сенька выдал нам флэш-карту с координатами танков, и мы бросились по коридору к лифтам.

Единственным работающим лифтом был тот, на котором мы приехали.

Дверцы лифта были с расцарапанными вмятинами. На правой створке двери было процарапано примитивное изображение мужского полового органа и надпись на империо: «Фишера имел кадавр». Кабина оставалась на нашем этаже, что и неудивительно. Двери с жестяным треском раскрылись, зажглась тусклая лампочка, и мы втиснулись в кабину. Лифт вздрогнул и тронулся вниз, слегка покачиваясь.

— Хоть этот парень и сумасшедший, но башка у него варит вроде, — сказал Йорген.

— У нас в роте тоже был похожий чел, — кивнул «Ящер». — Брадобреем его называли: узоры себе выстригал на морде…

— Кто-нибудь из вас пользовался когда-то интерфейсом боевой лазерной турели? — перебив его, задал я давно интересующий вопрос, поглядев на лица товарищей по оружию.

— Ну, — замялся «Ящер», — один раз я попал на базу «Прометей», это в горах…

— А короче? — не выдержал я.

— Стрелять не стрелял, а вот инструктаж проходил. — На веснушчатом лице «Ящера» выступили от волнения красные пятна. — Да там все просто: джойстик наводки, есть дублирующие маховики, монитор-целеуловитель, режимы мощности и…

Вдруг кабина резко вздрогнула, послышался глухой стук где-то за стенкой, и мы остановились. Лампочка погасла, и стало темно, как в гробу.

— Блин! — смачно выругался «Ящер».

— А такое в вашей роте случалось? — спросил Йорген.

— Все, приехали, — сказал я с досадой, включая нашлемный фонарь. — Кажется, Сеня не уберег систему от взлома.

— Надо срочно валить отсюда. — «Ящер» явно имел склонность к клаустрофобии: в свете наших фонарей были видны его расширенные от ужаса зрачки, обрамленные ярким пожаром рыжих ресниц.

— Поддерживаю представителя дружественных паладинов, — пробормотал я, обшаривая потолок лучом фонарика. — Йорген, видишь там, правее, защелку аварийного люка?

— Ну, — мрачновато ответил эсквайр.

— Я тебя подсажу, а ты…

— Давай лучше я тебя подсажу, — не выдержал Йорген, который тоже чувствовал себя увереннее на марсианских равнинах, а не в стальных коробках. — Пока ты мне все объяснишь…

— Давай, — ответил я, кряхтя, упираясь в стенки кабины.

Плечо садануло болью, и сильно мешали два автомата за спиной.

— Только, чур, не портить воздух, — послышался голос «Ящера», который своим раблезианским юмором пытался перебить страх запертой комнаты.

Подставивший мне локоть Йорген стал смеяться и чуть меня не уронил.

— Ребята, а чего всем так весело-то? — рявкнул я грозным голосом. — Мы сейчас шандарахнемся вниз — там и поржем!

С гулким стуком я упирался в стены кабины, нащупывая на потолке замки аварийного люка.

— Виноват, — сказал «Ящер», который больно уперся своей бронепластиной на плече в мою задницу. — Просто когда я волнуюсь, а такое бывает крайне редко, у меня в животе…

— Избавь меня от подробностей, — попросил я.

Мне было тяжело дышать, и почти все мышцы сильно напрягались. Я повернул замок люка, затем второй — и стукнул шлемом в потолок: люк отпружинил, и я чуть не упал.

— Блин, ты там поосторожнее, Странноватый. — Йорген с силой втянул ноздрями воздух.

Я ударил по люку кулаком — ноль реакции, кроме глухого металлического звона, отразившегося эхом.

Вдруг в шлемофонах раздался слабый шипящий голос Сеньки:

— Ребята, срочно эвакуируйтесь из кабины! Он ломает блок управления машинным отделением.

— Мы застряли, дяденька диспетчер! — сказал я.

— Покиньте кабину! — крикнул Сенька: видно, внутри башни помехи немного экранировались или стояли дополнительные ретрансляторы связи.

— А мы решили немного потусить с пацанами! — Я опять сдавленно рыкнул — и ударил в люк: ноль эмоций. — Посветите мне наверх, — попросил.

В потолок уперлось еще два луча света, отбрасывая дрожащую тень моей спины со стволом автомата.

Блин! Третьего замка я не заметил! Тихий щелчок — и я вновь ударил головой в люк. Тот с ржавым скрипом приподнялся, и из щели появилось слабое мерцание какого-то серо-коричневого света: шахта освещалась аварийными светодиодами.

Я зацепил руки за край щели и стал подтягиваться, упираясь спиной в раскрывающийся люк.

Луч фонаря выхватил черный промасленный стальной канат и кожух электродвигателя. Я боком вывалился на пыльную крышу кабины, забитую различным мусором.

Шахта убегала в головокружительную высь, и бледные огоньки аварийного освещения терялись в перспективе. Голова слегка закружилась.

Я встал на четвереньки и присел на ротор электродвигателя.

— Следующий! — крикнул я в люк, протянув туда руку.

Слегка проржавевшие направляющие кабины вновь и вновь уносили мой взгляд к вертикали, переплетаясь там с основным блоком рельсов. Когда-то этот лифт назывался «скоростным». Я чувствовал себя человеком, находящимся в одномерном пространстве.

Прямо и чуть выше от меня торчали здоровенные ролики с электроприводом, на которых покоились две сомкнутых створки дверей с облупившейся надписью: «Яр. II, эт. 6».

На Сенькином мониторе я видел, что башня делится на ярусы по семь этажей: значит, нам надо спуститься на три этажа вниз.

Справа от меня была неглубокая ниша со стальными скобами, изредка перебиваемая более глубокими провалами в стену, которые ограничивались сетчатыми площадками с невысокими перилами. На ближайшей из них я прочел табличку: «Технический коридор № 15–02».

В проеме люка появился обшарпанный шлем Йоргена с поднятым забралом.

Йорген вцепился в мое здоровое предплечье, а второй рукой упирался в крышу кабины.

— Быстро вынимаем паладина, — скомандовал я, отпихивая Йоргена к рельсам.

Когда «Ящер» показался в люке по пояс, я выпрямился во весь рост и, держась за стальной канат, подошел к нише с лестницей.

— Нам надо спуститься на три этажа вниз, — сказал я, — и сделать это немедленно. Я пошел первый. В шахту не смотреть, только под ноги и по сторонам. Ориентироваться на меня, хвататься за скобы крепко, до посинения пальцев. Ясно?

— Да-да… — пробормотал Йорген.

— Мы не упадем? — с тревогой спросил «Ящер».

— Никогда! — ответил я, цепляясь за пыльные скобы и случайно глянув в щель между стеной и кабиной.

Дыхание немного перехватило: темную бездну очень эффектно подсвечивали уходящие вниз аварийные лампы. Черный колодец затягивал в себя, и оттуда дул теплый воздух.

Вцепившись в скобу обеими ладонями, я слегка дрожащими ступнями оторвался от крыши кабины и нащупал скобу ниже.

Адреналин гулял по телу, слегка потряхивало. Я искренне надеялся, что прогнивших скоб мне не встретится.

Я начал спуск, вцепляясь в каждую ступень, как в любимую женщину. Главное — не думать, а тупо делать.

Гулко отдавались осторожные касания кованых сапог о скобы, а грудь неприятно сдавливало: казалось, один неосторожный вдох — и я сорвусь. Руки и ноги вошли в повторяющийся ритм. Дышать я старался ровно. И думал про Ирину.

Мне на шлем посыпалось несколько мелких камешков: это кто-то из наших ступил на лестницу.

«Ну почему эти лестницы, при нашем скачке цивилизации, такие по-идиотски опасные!» — подумалось мне.

Овладеть собой мне удалось, представив, как танки подходят к котельной. Я обещал любимой женщине продумывать каждый свой шаг, и я не могу ее подвести — она ждет меня.

Эти мысли не придавали уверенности — скорее, они придавали внимательности и некой сосредоточенности. Я спустился ниже кабины и продолжал мерную работу по сжатию пальцев.

Меня продолжал обдувать теплый затхлый ветерок. Мимо проплыл сетчатый балкончик с надписью «Технический коридор № 14–02». Это придало мне уверенности… Вообще отключать мозг надо уметь тогда, когда это необходимо… Легко сказать… сделать сложно…

Вдруг в шлемофоне вновь раздался шипящий голос Сеньки, и я невольно прижался к скобам:

— Вы там как? Вы где?

— Сеня, ты не очень вовремя. — Яговорил почти шепотом — наверное, бессознательно боялся резких звуков в шахте. — Мы сейчас прикидываемся мухами — лезем по стенам вниз и улыбаемся…

— Ага… — как-то неуверенно и задумчиво произнес Сенька. — Просто я доложить обстановку хотел… Пехота рассыпалась по территории… человек десять-двенадцать сидят у дверей… кто-то пошел к югу… Там у вас группа? Танки на месте, но этот хакер поганый — он мне почти весь охранный интерфейс заблокировал в полную Гваделупу… Я с ним борюсь как могу, но…

И тут неожиданно где-то сверху в шахте завыл электродвигатель…

Вокруг по периметру шахты вспыхнули огни…

Я как-то интуитивно догадался, что сейчас будет.

— Прижаться к скобам резко! — только и успел крикнуть, стараясь не думать, что сейчас будет, и не смотреть никуда… Я малодушно зажмурился…

Раздался громкий лязг, гулкий, отраженный эхом удар, шум и целый ансамбль какофонических звуков… По позвоночнику прошла вибрация — и с оглушительным эхом за моей спиной что-то прогремело вниз. Через какое-то время раздался звенящий гром из глубины шахты: кабина разбилась в приямке о пружинный блок.

Я вжался в нишу, как лиса в нору. Я не хотел смотреть туда…

— Блин! — раздался сверху голос Йоргена. — Трындец!

— Вы как? — тихий и шипящий голос Сеньки в наушниках был взволнован.

— Они сбросили л-лифт, — слегка заикаясь, ответил я, чувствуя, как немеют пальцы на скобах, — все в п-пор-рядке, вроде целы.

— Аккуратнее, парни, — сказал Сенька.

— Нет! — закричал я неожиданно. — Нам похрен! Ты там можешь урыть этого парня?! Чтобы не было таких аттракционов!

— Дэн! Делаю что могу! — был мне ответ.

— Извини. — Я выдохнул накопившийся в легких воздух. — Мы немного заняты…

— Свяжитесь, когда попадете на этаж. — Сенька тоже нервничал. Наверняка опять мотал головой.

— Да, — ответил я сдавленно, — как только, так сразу…

Мы продолжали неторопливо спускаться, стараясь справиться с дрожью в пальцах.

Я, приложив некоторую силу воли, огляделся слегка вниз: буквально в нескольких метрах нагло торчала дверь на роликах с надписью: «Яр. II, эт. 3».

Меня продолжало трясти. Я сделал несколько шагов вниз: теперь шахта была освещена ярко, и все было как на ладони.

Я остановился перевести дыхание, стараясь не думать о том, как падающая кабина не зацепила меня за два висящих на моей спине автомата. Я немного помедитировал на узкую сетчатую дорожку, которая шла через угол, мимо направляющего рельса. Любая горизонтальная поверхность успокаивала меня. Затем я глянул наверх и увидел подошвы Йоргена, вросшие в скобу метрах в двух выше моей головы.

Я медленно оторвал от лестницы левую ладонь и вцепился ею в поручень, идущий вдоль дорожки. Глубоко вздохнул и оторвал от лестницы левую ногу, стараясь прирасти ею к стальной сетке, которая вела к заветной двери.

Да… все же верхолаз из меня дерьмовый, хоть я и не замечал в себе особой боязни высоты раньше.

— Осторожнее, ребята, — сказал я максимально ровным голосом, — здесь мы выходим на финишную прямую…

Пробуя поручень на крепость крепления, я аккуратно подползал к выходу на этаж. Голова продолжала кружиться, сердце стучало, будто компрессор, а руки дрожали, но я представлял, что сейчас на меня смотрит Ирина и, бессильная что-то изменить, кричит в отчаянии, словно самый ярый в мире болельщик: «Давай, Дэн! Осторожнее! Осталось чуть-чуть!»

Я подполз к дверям и, нащупав механическую кнопку запора, принялся тянуть на себя маленький рычажок.

Ничего не выходило: эта штука открывалась сильным нажатием соответствующей выемки на дверях кабины, а трехгранного ключа, чтобы разблокировать замок вручную, у меня конечно же не было с собой. Толстая стальная пружина почти не шевелилась, а применять большее усилие я боялся: как бы не сорваться.

Меня стало охватывать чувство безысходности: я подумал уже позвать на помощь «Ящера» с Йоргеном, что выглядело бы логично, — одна загвоздка: нам не разойтись на этой узкой дорожке, висящей над глубокой пропастью… Да и то не факт, что получится…

Я лихорадочно соображал, вцепившись руками в поручень.

И тут меня осенило! Моя любимая женщина всегда знает, что нужно делать! Бластер! Она чувствует меня! Она…

Моя правая ладонь буквально вросла в поручень, а левая стала аккуратно расстегивать кобуру на ноге.

Краем бокового обзора я видел приближающиеся фигуры Йоргена и нашего паладина. Задача упростилась до минимума.

Неуверенными, немного трясущимися пальцами я вынул бластер из кобуры — только бы не уронить в шахту… только бы…

Я обхватил оружие пальцами, направил на пружину и нажал кнопку огня: ничего не произошло!

Я попытался мысленно успокоиться, сконцентрировав свое внимание на бластере, — я редко стрелял из подобных стволов. Все должно быть проще.

Там, где у обычных пистолетов есть предохранитель, у «Сталкера» находилась кнопка «power».

Я шумно выдохнул, и вдруг расслабленную кисть руки повело в сторону под тяжестью ствола.

Я ойкнул, едва не выронив бластер в шахту. Успокоившись, надавил большим пальцем утопленную в рукоятке синюю кнопку… зажегся индикаторный огонек… рука подрагивала, водя стволом влево-вправо, и я нажал на курок…

Посыпались искры… вспыхнувший яркий луч ударил по металлу… Я промазал мимо пружины и с ужасом заметил, что лазер режет ролик правой створки. Я отпустил курок, но налившийся малиновым цветом цилиндр ролика, роняя искры в бездну шахты, треснул пополам, и мимо меня просвистел кусок раскаленного металла.

Я чертыхнулся, но тут раздался гулкий, усиленный эхом стук, и правая створка двери съехала вниз. Фигуры собратьев по оружию замерли…

Дверь слегка покосилась, с резким звуком отстрелила вбок пружина, звонко отрикошетив от направляющего рельса, и дверь с нарастающим грохотом скатилась с порога и, ударившись верхней частью о карниз, взмахнула рядом с моей головой и полетела в шахту…

— От этого бластера одни неприятности, — попытался сострить Йорген.

— Я бы поглядел сейчас, как мы выламывали дверь, вися в воздухе. — Я обиделся.

— Супер! — крикнул «Ящер». — Ты — монстр по части лазеров! Давай, на, забирайся на этаж!

Я, чувствуя дрожь в коленях и травлю со стороны завистников, уцепился за пазы двери и начал выползать на пол этажа охраны…

Подав руку Йоргену, а после него и паладину, я привалился к стене, достал свою флягу и, открутив дрожащими пальцами крышку, выдул из нее все одним глубоким хлебком.

Тяжело дыша, я закурил сигарету… Мышцы расслабились до состояния половой тряпки.

— Да… — протянул Йорген, тоже закуривая. — Зашли чаю попить, блин…

— Ребята! — в шлемофонах опять говорил Сенька. — Вы там как?

— А кто это? — переспросил Йорген, шумно выдыхая дым.

— Президент Гваделупы! — выкрикнул Сенька взволнованно.

— А я марсианский папа… — Йорген тоже вынул из комбеза свою флягу со спиртом.

— Блин! Люди! — Сенька явно нервничал. — Вы двадцать минут спускались…

— Остановились по интимному делу, на, — вяло парировал «Ящер».

— Они сейчас двери обесточат! — Сенька злился…

— Идем, товарищ Гваделупа, только попали на этаж. — Я тяжело дышал, и в моей груди разливалось тепло. — Запускай свою шарманку.

— Пока не выходит, — мрачно ответил Сенька.

— Ну что? — спросил я. — Пошли убивать танки?

— А пошли. — «Ящер» смачно сплюнул. — Я за Бруча кишечник им наизнанку, на, выверну…

Он тяжело дышал…

— Я им, как гарпия, рожу обглодаю… — продолжал «Ящер».

И тут… раздался гром… стены задрожали, и послышался шелест падающих камней…

— Они стреляют в вас! Срочно к турелям… Они взломали систему! Они догадались, куда вы идете! — кричал Сенька. — Я пытаюсь запустить турбины… что-то глючит… если пойдет ихний десант…

— Вешайтесь, суки!!! — заорал вдруг паладин и побежал по коридору налево.

— Стой! «Ящер»! — крикнул я вслед. — Стой, четвертый!

Но он не слышал меня: на стене, прямо передо мной, висела табличка-указатель: «БЛУ № 3», — он бежал туда.

— Йорген, — я попытался поймать его за рукав, — помнишь место расположения сервера по схеме…

— Конечно, а что?

— Гранаты есть?

— Да…

— Беги и хреначь его! Скорее!

Где-то за бетонными перегородками опять что-то взорвалось, и пол под нашими ногами задрожал.

— Но твой же сказал… — Йорген нахмурился — ему явно хотелось больше пострелять.

— Беги, не спрашивай! — прикрикнул я. — Мы будем слева по коридору!

Как ни странно, Йорген, пробормотав всего лишь «все у вас через задницу», побежал вглубь, по указателю: «Штаб казарм охраны».

А я кинулся бежать вслед за «Ящером».

Вновь пол под ногами вздрогнул, и раздался грохот взрыва снаружи.

— Стой! — кричал я. — Ты операцию сорвешь! Сержант, твою мать! Приказ «стой»!

«Ящер» уже скрылся за поворотом коридора. Он бежал мимо запыленных дверей и мерцающих огоньков каких-то интерфейсов, мимо смысла… Мимо всего на свете: он жаждал мести, и у него была возможность совершить ее… Я понимал его чувства, но был взбешен его поведением: он рвался отомстить за своих уже погибших друзей, а я… Я хотел спасти тех, кто еще жив…

Когда я подбежал ко входу в маленький отсек, где сквозь щель двери с надписью «БЛУ № 3, уровень безопасности „А“» виднелась стеклянная полусфера с черным вороненым стволом, окутанным спиралью бронированных трубок радиатора охлаждения, «Ящер» уже сидел за пультом орудия, нажимая какие-то кнопки.

— Стой, придурок! — крикнул я, подбегая к проему боевого отсека.

— Вам всем настал! — кричал паладин.

Где-то в недрах коридоров рванул громкий взрыв.

Что-то зашипело — это включились системы пожаротушения, которые стали поливать отсек ржавой пеной, но «Ящер» не обратил на это никакого внимания.

Вскрикнула резко сирена, и ровный женский голос из динамиков произнес:

— Просьба соблюдать спокойствие. Управление дверями отсеков временно заблокировано. Сотрудникам службы безопасности необходимо занять свои места согласно штатному расписанию. Повторяю…

Башня была в сильном волнении…

Запыленные створки боевого отсека начали медленно раскрываться, словно в обсерватории, и полусфера блистера[28] лазерной турели с противным скрежетом и визгом электропривода задвигалась по ржавым рельсам к проему в стене.

— Красное солнце восходит в зенит… — «Ящер» горланил один из гимнов паладинов. — Оно упадет на врага!

Я подбежал к нему и попытался выдернуть его из кресла стрелка, но он отчаянно сопротивлялся, работая локтями и лодыжками ног, закованных в бронепластины.

— Саламандра — это та, что купается в огне! — продолжал он.

Выла сирена, и монотонный женский голос опять и опять советовал никому не нервничать…

— Вот она ты! — рычал «Ящер». — Цель моя «приоритетная»! На!

И только теперь я заметил на полу свежие бледно-розовые пустые капсулы из-под шприц-тюбиков со стимуляторами… Драться было некогда и скорее всего бесполезно.

Кабина турели подъехала к краю, я подскочил следом, чувствуя свою нелепую беспомощность.

Заводская территория была как на ладони.

Сперва я заметил вспышку, из которой выросли четыре длинных дымных столба. Инстинктивно я отшатнулся за створку люка боевого отсека, зажал уши и открыл рот. Стены задрожали — казалось, гремит каждая молекула воздуха, — а в голове послышалось звонкое эхо пулеметной очереди и свистящее зудение.

«Ящер» беззвучно шевелил губами, а из ствола турели возник длинный яркий слепящий шнурок красного луча, который уходил под углом куда-то вниз, сверкая в завитках дыма и пыли.

Грохот за стеной продолжался — ко мне стал возвращаться слух.

Я понял, что следующий залп будет точнее. Я не знал, как исправить ситуацию, — идеи лезли в голову сплошь безумные и дикие.

Сирена, перемежаемая женским вокалом сообщения, продолжалась, и было впечатление, будто ее слышит весь Марс.

Ну ладно, подумал я, надо устроить небольшой концерт по заявкам радиослушателей. Я вынул из разгрузки свето-термическую гранату, которую позаимствовал в трофеях еще на «Изумруде», поставил ее таймер на пять секунд, чтобы она взорвалась, не долетев до земли, аккуратно высунул голову в створ люка и швырнул ее по дуге в сторону площади. Я надеялся, что яркая вспышка и горячее термитное вещество хоть немного отвлекут и оптические, и инфракрасные системы наведения танков.

— Зажмурь глаза! — крикнул я паладину, кидая в проем люка еще гранату-невидимку.

Я понимал, что большого проку от нее не будет, но все же…

Затем метнулся к бесцельно валяющемуся на полу позади «Ящера» гранатомету и, подойдя к паладину, вынул у него из разгрузки гранату, на что тот никак не отреагировал. Полыхнула в люке яркая вспышка. Я залег на полу возле края люка, ржавая рельсина турели с ограничителем больно впилась мне в правый бок, но было не до нее и даже не до рыжих хлопьев пены из системы пожаротушения. По корпусу башни продолжали стучать пулеметные очереди, и некоторые пули врезались в потолок нашего отсека, отчего на нас сыпалась мелкая крошка бетона.

Я выглянул наружу и увидел, как луч турели «Ящера», словно прилипший к боку машины инженерной поддержки, ползет за ней. Бок ее корпуса заметно покраснел, а пилот пытался увести танк из зоны поражения. Он двигался в сторону трансформаторной станции, чтобы спрятаться за ее стеной, вяло огрызаясь пулеметом больше для виду.

— Не уйдешь! — орал паладин.

Я понял, что машина уходит, и, несмотря на явно вышедшие из строя аккумуляторные блоки и одну из «тарелок» антенны, она еще представляет угрозу хотя бы тем, что глушит связь.

Я откинул экранчик целеуловителя и поймал видоискателем убегающий малиново-красный бок танка, потом сделал небольшое упреждение и нажал пусковую кнопку.

Труба дернулась, а на борту танка расцвел огненный бутон с черными прожилками. Машина покачнулась, словно пьяница, споткнувшийся о порог собственного дома, в запоздалой попытке переступить на другую «ногу». Несколько секунд двигатели ориентации и компьютерный мозг «шатуна» боролись за равновесие, но ракета, видно, все же пробила раскаленную лазером броню — борьба внезапно окончилась. Бронированный гигант вновь подался набок и рухнул прямо на кучу мусора.

— Вот тебе, хрен моржовый! — закричал «Ящер».

За это время остальные танки на площади отошли от вспышки и успели перезарядиться.

Тут произошло сразу несколько событий одновременно: во-первых, наушники шлемофонов наполнились шумами, криками, переговорами — и все это смешалось в объемный хаотический гвалт. Во-вторых, три танка подряд разрядили свои ракетные установки: два в нашу сторону, а один — в сторону ворот башни. В-третьих, со стороны танков тоже зажглись яркие шнуры лазерных лучей, которые беззвучно перемещались по поверхности стены к нашей позиции. Я вскочил на ноги и в прыжке буквально вышиб «Ящера» корпусом из кресла стрелка, при этом разбив себе скулу. Одна из ракет разорвалась почти у подножия люка, а вторая — прямо над ним. Грохот и шипение перемежались свистом осколков, от которых нас отчасти прикрыл бруствер и бронированный пластик блистера. Мы лежали, словно две рыбины на берегу, оглушенные динамитом браконьера, а сверху раздавалось шипение и воняло горелой пластмассой и сладковатым разогретым бетоном. Сквозь оплавленную кабину турели наискосок, к потолку, елозили два ярко-красных луча двухсотмегаваттных лазеров. С потолка отслаивались раскаленные куски.

«Ящер» пытался отбиваться, отпихивая меня на правый рельс турели, и в этот момент ко мне сквозь звон в ушах стал возвращаться слух. Я услышал негромкий ровный женский голос из динамиков, встроенных в стены, такой же, который сообщал о тревоге. Он дико контрастировал с творящимся вокруг кошмаром своими невозмутимыми и даже ласковыми интонациями:

— …И семь. Повторяю, до запуска турбинных блоков осталась одна минута девять секунд. Всем сотрудникам технических служб покинуть секторы два, пять и семь. Повторяю…

Сирена продолжала действовать на нервы.

— Сенька! — крикнул я в микрофон. — Получилось?!

— Все нормально! — услышал я довольный Сенькин голос. — Двери заклинило: турбины заводятся! Правильно вы сервер раскурочили!

— Мы еще и машину инженерной поддержки грохнули! — выкрикнул я.

— Молодцы, ребята. — Сенька удовлетворенно кряхтел — я боялся и представить, что в эту минуту он опять делает свою гимнастику. — Вы сами-то как?

— Неплохо, — ответил я, пытаясь выползти к выходу из отсека. — Не считая, что в нас долбят, как стадо дятлов в нерест, и что танки пытаются пробить ворота снизу.

— Сейчас им будут ворота снизу! — ответил он. — Молодцы вы с этой глушилкой — хоть слышно вас нормально, и в комп никто не лезет.

В это время в дверь робко просунулась голова Йоргена.

— Ну как тут у вас? — флегматично спросил он.

И в ту же секунду вновь раздалось шипение и оглушительный взрыв: прямо перед бруствером турели завертелся огненный смерч, и волна горячего воздуха сильно обожгла мое лицо. Защелкали рикошетами осколки. Запахло палеными волосами, и в разные стороны полетели брызги горящего пластика, падая вокруг, включая мой комбез. Я почувствовал несколько ощутимых ожогов и вскрикнул оттого, что мое тело словно проткнули несколькими раскаленными иглами, и опять оглох.

Йоргена взрывной волной просто вынесло из дверей. «Ящера» спасала десантная броня.

Я пошевелил конечностями и взвыл от боли. Начал ползти к дверям, а сзади шел густой едкий дым.

Я выполз в коридор, чувствуя, что боль подбирается к груди. Все внутри трепетало от боли. Ко мне подскочил только что поднявшийся с пола Йорген, потирающий ушибленную спину. Он что-то говорил, но я не слышал. Я не слышал ничего. В голове свистело и гудело одновременно, в висках пульсировала режущая боль. Я свернул указательный и большой пальцы «баранкой» и уронил голову на руки, провалившись в полубессознательное состояние. Со мной что-то делали, голова моя безвольно болталась, туловище и конечности трясло, я ощутил укол, какой-то рывок за ногу, резкое жжение в ноге выше колена, надавливание и растирание там, где болит, а потом у меня из-под руки вынырнул шлем Йоргена, и его плечо надавило мне в подмышку. Расплывчатое очертание коридора качнулось, и его понесло в сторону, а я начал двигаться вперед, но боль постепенно проходила. Ватная тишина обнимала и убаюкивала. По стене, меж картонных спичечных коробков ползли тараканы, у которых на спинках были маленькие лазерные турели, и они стреляли узенькими красными полосками в летающих вокруг мух. Мухи обугливались и с неприятным гулким бульканьем падали в воронку, вставленную в горлышко початой пивной бутылки, которая странно вибрировала, из-за чего изображение раздваивалось и растраивалось.

— Беляус…[29] — послышался в отдалении знакомый голос. — Башня…

— Что? — переспросил я.

— Смотри… посмотрим… — Голос противно хихикнул, и меня чуть не стошнило: мне казалось, что я провалился в недра гигантского телескопа.

А рядом шагала фигура, в которой, словно в стеклянной бутылке, было видно кучу камней и песка. Может, это и есть бутылка? Высохшая бутылка? Пить… как хочется пить…

— Пить… можно? — беззвучно произнес я одними губами.

Камни за стеклом наклонились ко мне, губы почувствовали что-то холодное и твердое. Из этого чего-то потекла прохладная сладковатая жидкость: в рот, на язык, на губы и по подбородку. Верблюжье молоко…

Я понял, что нельзя падать…

Внезапно я увидел перед собой лицо Ирины. Ее серые глаза смотрели с болью, а губы с опущенными кончиками дрожали.

— Ну чего же ты? — спросила она грустно. — Чего же ты падаешь? Вставай! Мы же вместе… Вставай! Держись!

— Вставай! — Йорген прислонил меня к стенке. — Держись за паладина! Странный! Слышишь?

«Ящер» держал меня за вторую руку.

Зрение начинало фокусироваться, дрожь в теле продолжалась, но была уже успокоительной — боль ушла изнутри и осталась только снаружи.

— Что там? — Звуки словно сквозь ватную завесу доходили до моего сознания.

— Легкая контузия, Странный, все ништяк. — Йорген помахал рукой у меня перед глазами. — Осколок был в ноге, «Ящер» вынул, несколько ожогов и болевой шок. Ты в строю, парень! На тебе пахать можно!

Я попытался опереться на ноги и почувствовать свой центр тяжести. Чтобы лучше слышать, я вялым движением руки включил внешние микрофоны. Продолжала резать воздух тревожными зуммерами сирена, и некоторые лампы в коридоре мигали ей в такт. От этого слегка кружилась голова и подташнивало. Что-то сильно гудело и завывало на разные голоса, и не только внутри моего черепа, а и снаружи, где-то за стенами башни. Мерно вибрировал пол, ныли тянущей болью ноги.

— Турбины? — тихо спросил я.

— Да! — воскликнул «Ящер». — Дядько их включил: такое снаружи творится, на! Полный «Пэ»! Видимость три метра, дай бог! Реальная буря, типа «дьявола»! Щас мы их…

— Как там наши?

— Отсидятся в котельной. — По выражению лица Йоргена я догадался, что он не успел подумать о том, чтобы связаться с группой.

— Мы идем к турели номер два, — сказал «Ящер», — мы их сейчас… Дядько по техническим лестницам спускается к нам. Спасибо тебе, братишка, что меня прикрывал. Батя тебе спасибо скажет!

— Ладно, хорош прикидываться больным. — Йорген хлопнул меня по плечу, и в глазах стало темно. — Если сам пойдешь — респект тебе…

— А никто из вас не подумал, — сказал я слабым голосом, периодически зажмуривая глаза, — что мощность лазера в таком потоке частиц, кружащихся в воздухе, упадет почти до нуля? Он же песок резать будет…

— Блин! А ведь и правда! — Йорген выпучил глаза. — И твой Гваделупа об этом не подумал!

— Ну блин! — «Ящер» сжал кулаки. — Засыплет их хотя бы, а мы как выйдем! Как всех ликвидируем, пока они выкапываться будут?..

— Давайте дождемся Сеньку… — Слова немного цеплялись в моем рту. — И вынесем на обсуждение два момента… А кстати, он не сказал, сколько проработают турбины?

— Полчаса, минут сорок, сказал, — сосредоточенно кивнул Йорген.

— А какие два момента? — переспросил «Ящер».

— Первый, — я тяжело вздохнул, — нарыть аккумуляторов, и, как ты предлагал, «Ящер», снять пару турелей со станка, и, когда турбины остановятся, ударить с ворот.

— А второй?

— Использовать турель как систему наведения…

— То есть? — не понял Йорген.

— Примотать ей к стволу ракетницу: пусть электроника по заданным координатам ствол наведет, а стрелять ракетами или из пулемета, и все автоматы примотать на нее же.

— Странный… — Йорген прищурился, словно в глаз попала соринка. — А ты ведь для землянина слишком умен!

— Просто много читал комиксов. — Я сделал вялую попытку улыбнуться. — Сенька, ты далеко? — спросил я, повернув вариатор настройки под шлемом.

Сперва несколько секунд не было ответа, а затем я услышал:

— Не удержался, пошел посмотреть в техкоридор — сколько вы лезли по этажам… да… вы — монстры… А как вы дверь так вышибли?

— Сеня, — слабым голосом сказал я, — я сейчас железный лом с одного конца разогрею бластером, а потом холодным концом тебе в зад воткну! Ты меня утомил сегодня уже…

— А почему холодным? — поинтересовался Сенька.

— Чтобы ты за горячий схватился! — выдохнул я.

— Все, иду-иду, — проворчал он.

Повинуясь внутреннему волнению, я настроился на частоту Ирины.

— Милая, ты меня слышишь? Ты на приеме? Как вы?

Тут же в эфир ворвался взволнованный нежный голос:

— Дэн! Что у вас там происходит?! С тобой все нормально?!

— Все в порядке, дорогая, — в груди разливалось тепло спокойствия, и на танки было уже наплевать, — мы выполнили свой план наполовину… я держусь… ребята — тоже… тебе привет…

— Милый мой! — Голос повысился. — Я так счастлива!

И вдруг я услышал какой-то посторонний резкий мужской окрик:

— Эй! Ты, сучка! Голову оторву!

— Что там?!! — крикнул я.

— Не волнуйся, любимый: нас тут в плен взяли… — И передача прекратилась.

Сердце мое бешено застучало, кровяное давление поднялось — заныли с новой силой раны и ожоги.

— Йорген! — вырвалось у меня. — Группа захвачена!

— Что?! — Он округлил глаза.

А я уже настроился на частоту Сибиллы.

— Сиб! — Я почти кричал. — Ответь! Это Странный говорит! Что с группой?!

Послышалось шипение и свист — наверное, это были звуки бури.

— Странный, не ори так, — был мне ответ.

— А как мне орать?! — крикнул я.

— Группа захвачена, — отрапортовала Сибилла, — они в котельной, мне удалось слинять… я в помойном баке сижу… Как там Йорген?!

— Жив и здоров, — мрачно ответил я, — сейчас с тобой свяжется. Кто захватил? Что там?

— Рядом с котельной два «шатуна» стоят, — ответила Сибилла, — внутри душманы, на складе человек шесть и в зале пятеро — всех разоружили, я отлить отходила… сориентировалась… а тут буря ваша еще…

— Как они себя ведут? — Мой голос предательски дрогнул.

— Ну пока я видела — вели себя вроде нормально. — Сибилла закашлялась, вой ветра глушил окончания ее слов. — Вы скоро?

— Да! — крикнул я и услышал голос Йоргена на параллельной передаче:

— Сейчас, только все танки сделаем вместе с пехотой, дорогая…

— Короче, разбирайтесь там, — ответила Сибилла, — а то я одна вряд ли тут всех перестреляю… По ходу, им нужен захват заложников, вроде они не парятся — ждут, когда буря утихнет… Конец связи…

— Черт! — Я сплюнул на пол.

— Ваших захватили? — спросил «Ящер».

— Захватили, — мрачно подтвердил я, — пойдем к турели.

Тут в проеме коридора показалась фигура человека, семенящего на полусогнутых ногах. Это был Сенька.

— Бегу! — кричал он. — Вы не обижайтесь, но стрелять лазером сейчас бесполезно…

— Мы уже поняли. — Голос Йоргена был невеселым.

— У нас группу захватили, — «обрадовал» я Сеньку. — Группу с моей любимой женщиной…

— С твоей любимой женщиной? — удивленно повторил Сенька. — У тебя появилась любимая женщина?

— А чего тут такого?! — выкрикнул я разозленно.

— Нет-нет… все нормально… — пробормотал он.

Йорген начал обсуждать наши предложения. Довольно скоро мы договорились пальнуть из ракетницы по позициям танков: вряд ли они стали бы перемещаться по площади вслепую. К тому же на турелях, как оказалось, имелись специальные кондукторы для крепления ракетного и стрелкового оружия — турели были универсальны, это логично: лазер мог и отказать.

Какие-то два танка переместились к котельной, но выбора не было — надо просто стрелять.

Я уже не чувствовал боли: так саднило в груди от волнения.

Договорились, что «Ящер» с Сенькой идут стрелять сквозь песчаную пургу: попадет — не попадет, а мы с Йоргеном спускаемся к воротам западного ангара, через который вошли. Надо контролировать выход на всякий случай.

— А может, нам обойти танки с фланга? — предложил «Ящер». — Зачем прямо к ним выходить, есть ведь еще три выхода по периметру башни, я на схеме видел.

— Остальные шахты и лестницы законсервированы, там перегородки бетонные, — ответил Сенька.

— А еще, — сказал Йорген, — я уверен, что, даже обойди мы их с флангов, они быстрее нас заметят, чем мы их.

Сенька с «Ящером» пошли в арсенал службы безопасности: там были противотанковые ракеты, — а мы с Йоргеном стали спускаться вниз по технической лестнице, любезно отпертой Сенькой.

Мы быстро спустились по запыленным темным пролетам, которые гулко вибрировали вместе с башенными турбинами. Продолжала давить на нервы сирена тревоги, отдающаяся эхом в пустых коридорах гигантской башни.

Внизу, в холле, где стоял скелет вездехода со скелетом цербера, я не находил себе места: Йорген флегматично курил, а я стрельнул у него из фляги выпить. В ушах продолжало звенеть, а за толстыми металлическими дверьми громко гудел ветер. Это совсем не стыковалось с уютным освещением и мыслью о том, что Ирина в опасности.

Я вновь и вновь пытался выровнять дыхание и тупо сосредоточиться на поставленной задаче, но постоянно сбивался с мыслей — мне представлялось, как там, снаружи, дюзы турбин взрывают мощными потоками воздуха с территории кучу песка, пыли и мелкого мусора. Как пехотинцы пытаются найти укрытие, задыхаясь и еле держась на ногах, как матерятся в эфире пилоты танков, если они еще живы, и как гулко стучит сердце моей любимой, которая с тревогой вслушивается в этот монотонный гул, в каждый выстрел, глядя на наглые, но уже немного растерянные лица бандитов.

Хорошо, что танки не пробили ворота. Я заставил Йоргена пододвинуть пару ящиков к воротам, мотивируя это необходимостью укрытия, когда раздался приторный женский голос из динамиков:

— До остановки главного блока турбин осталось семь минут. Энергоресурс баков полтора процента, сотрудникам службы обеспечения проверить наличие резерва, повторяю…

Звонким эхом в коридоре раздались шаги двух пар ног: это Сенька и «Ящер» возвращались.

— Ну, орлы, — крикнул паладин, огибая остов вездехода, — покажем им, где глюки родятся!

Сенька держал в руках что-то напоминающее средневековый мушкет: длиннющая швабра с неким подобием приклада имела по длине ствола насаженные на него кольца, обернутые промасленной бумагой, вдоль которых болтались скрученные изолентой провода. В другой руке он держал никелированную воронку и небольшой пластиковый мешок, сзади у него висел огромный рюкзак.

— По четыре ракеты мы по точкам засадили! — удовлетворенно хмыкнул Сенька. — И оставшиеся… так — по местности…

— Молодцы, — сказал я с нетерпением, — это что еще за кружок «умелые руки»? Сеня, это ты где взял?

— Это «Разрушитель»! — с гордостью сказал Сенька. — Я сам его смастерил на основе СинФаВ-4[30] армейского образца! Выходная скорость пули у него выше аналогов в три-четыре раза! Понял?! Сверхзвук! Это выглядит, может, и не очень, зато характеристики… вот и удобнее в воронку засыпать шарики, без всяких магазинов! Прошивает среднюю броню!

— Сеня, ты — гений, — кивнул я, с оттенком недоверия глядя на это изобретение.

«Ящер» смотрел уже на Сеньку как на учителя: он полюбил его за глубину и нестандартность шизофренического мышления — юности это свойственно.

— С прицельностью у него, конечно, кое-какие проблемы, но в целом…

— Так, парни, — перебил я, — сейчас открываем двери — и за эти ящики. А там, дальше, помните: возле входа есть корыто, стойка, кресло и тэ дэ. Дальше — площадь… не знаю, но, по-моему, лучше обходить ее с запада, хотя оттуда идут подкрепления. Группа захвачена, посему боевая задача такая: как можно аккуратнее выдвинуться к восточной части территории и обойти котельную с флангов, учитывая то, что там стоят два танка, по которым мы из турелей не дотянемся через крыши.

— «Разрушитель» их уделает, — снисходительно кивнул Сенька.

— Сеня. — Я призвал вновь все свое терпение. — Может, уделает, а может, и нет. И не забывайте о пехоте, да и танки могли не все выйти из строя.

— Давай тогда вдоль восточной стены и пойдем, — сказал «Ящер».

— Да, — Йорген махнул подбородком, — так будет удобнее, Странный. И мы сможем прикрыться слева и справа. Напротив котельной есть корпус цеха утилизации — если мы его захватим, то можно и с танками прободаться немножко. А с пехотой…

— Пехоты вроде мало я видел, — сказал Сенька, — да и буря им сильнее навредить была должна.

— В общем, — подытожил я, — выходим налево, а потом короткими перебежками к котельной. Мы с Йоргеном — вперед, вы прикрываете…

— А почему это мы прикрываем?! — возмутился «Ящер»: они с Сенькой достали из кабины лифта ящик с патронами от его пулемета, и он хотел вновь всех наказать.

— А как ты думаешь, Лизард? — спросил я. — Ты ведь на дальних дистанциях…

— Ладно, — «Ящер» кивнул, — давайте выпьем грамм по пятьдесят и покурим перед этим делом. У меня есть травка…

Все сосредоточенно замолчали. Йорген протянул мне свою флягу, и я сделал пару глотков.

В эту секунду раздался женский голос из репродукторов:

— До отключения головного блока турбин осталось двадцать… девятнадцать… восемнадцать…

— Пошли, — скомандовал Сенька, занимая позицию за ящиками.

Я подскочил к стене рядом с дверью и замер с обожженным пальцем над красной сенсорной кнопкой с надписью «Open».

— …четырнадцать… тринадцать… двенадцать…

— Гранаты готовь! — «Ящер» начал свою паладинскую тактику, которая имела много плюсов при некой своей расточительности. — Как откроется дверь, — продолжил он, — кидаем по осколочной и по дымовой. Если есть флешаки, хоть одну зарядите, только сами не ослепните.

— Да уж как-нибудь разберемся, — ответил Йорген пренебрежительно.

— Дядько, — «Ящер» не обратил внимания на реплику Йоргена, — ты со своего чудо-ствола дай заградительную очередь, смогешь?

— А как же. — Сенька примостил свой агрегат на крышку ящика, вставил в него воронку и флегматично засыпал в нее мелкие стальные шарики.

Выглядела эта картина примерно как у Александра Дюма — жаль, не было длинного ружейного шомпола.

— …семь… шесть… пять… четыре… три… две… одна секунда… — Приятный женский голос смолк.

Где-то продолжала завывать сирена, а гул и свист ветра стали синхронно затихать. Дверь перестала мелко подрагивать, и навалилась ватная тишина, в которой медленно затихал рев турбин, слышный в основном уже только по вибрации в стенах.

Надрывный вой из висящих снаружи воздухозаборных сопел стал медленно сходить на нет, будто остановился приземлившийся самолет, и я поднес палец ближе.

— Готовы? — зачем-то спросил.

Все сосредоточенно закивали и стали тушить сигареты.

«Ящер» вынул из-под шлема какую-то железяку, быстро коснулся ее губами и что-то тихо пробормотал.

Холод в груди неприятно падал тяжелыми ломтями в живот, отчего слегка тошнило, а напряженная грудь словно была в постоянном положении вдоха.

Я коснулся пальцем сенсорной кнопки, раздался негромкий звук гонга — и тяжелая створка ворот западного ангара стала медленно ползти вверх, поскрипывая заржавевшими роликами.

Тут же в ангар поползли клубы пыли, и воздух стал противно-кисловатым. Я надел кислородную маску. Сквозь дверь пробивался красноватый свет ночного неба.

Я старался не думать ни о чем, кроме аккуратности и внимательности, которые были обещаны в моих действиях любимой женщине.

В ушах и так стоял звон, когда в проем створки ворот ангара полетели гранаты. Я спрятался сбоку, зажмурился и до отказа раскрыл рот. Все равно от взрыва в ушах возник болезненный зудящий звон.

А затем раздался шипящий свист воздуха и серия громких хлопков: это Сенька дал очередь из своего чудо-ружья. Несколько шариков с тяжелым щелчком пошли в обшивку ангара, возле двери, в метре от меня. Я чертыхнулся.

— Сеня, своих не убей ненароком, — сказал я негромко.

— Прицел слегка сбит, — проворчал тот с оправдательными интонациями в голосе.

Я присел на корточки и слегка высунул голову за дверь.

Над площадью клубилось облако пыли, видно было не очень хорошо, но два ближайших танка я разглядеть сумел: один лежал на боку, проломив краем своей башни борт стоящего рядом контейнера. Стволы его орудий беспомощно торчали в небо, а на борту зияла огромная черная дыра с оплавленными прокопченными краями — след меткого попадания термобарической гранаты. Боевая машина была изрядно занесена песком и пылью.

Второго танка я сперва вообще не узнал — его силуэт был здорово изуродован какими-то бугристыми наростами красновато-коричневого цвета, и вокруг него, словно кратер от удара метеорита, выросло такое же бугристое кольцо. Эти странные образования тускло поблескивали в призрачном небесном свете.

Я несколько секунд лихорадочно соображал — какое такое чудо могло произойти с этим железным болваном. И тут до меня дошло: по всей вероятности, ракета его только зацепила, и пилот чисто машинально включил свою установку «Тесла», которая, как микроволновая печка, раскаляла воздух вокруг машины, чем смягчала попадание снарядов по броне. Бедняга пилот, наверное, не сообразил сразу, что вокруг него буря и в воздухе большая масса песка. Песок начал плавится, превращаясь в жидкое стекло, и танк попал под раскаленный дождь. И когда пилот заметил по приборам, что температура брони растет, и догадался, в чем дело, он вместе с машиной уже был в плотном стеклянном коконе, а большая часть сервомоторов вышла из строя. Да… Случай из разряда мрачных курьезов. Мне не хотелось даже думать о судьбе этого несчастного ублюдка.

Меня сейчас больше всего интересовала судьба последнего на площади, четвертого танка и двух оставшихся, которые не стояли возле котельной. Те, которые на холме, могли быть не повреждены совсем из-за большого расстояния и погрешностей стрельбы и поправки на ветер. Если машин будет больше двух, то нам придется фигово, а еще ведь и пехота должна тут быть — около взвода примерно.

Я искренне надеялся, что пехоте пришлось хуже остальных: кислородные маски в такой буре могли и не спасти. Уверенности придавало то, что удалось разглядеть несколько засыпанных песчаной пылью тел, лежащих напротив ворот.

Прошло около минуты после взрывов наших гранат.

Йорген, «Ящер» и Сенька уже тоже вышли к краю входа в ангар.

— Чего это с ним? — «Ящер» удивленно кивнул в сторону «стеклянного» танка.

— Роковая ошибка в применении передовых технологий, — криво ухмыльнулся я.

— Пошли потихоньку. — Йорген, присев на корточки, переваливаясь, словно утка, вышел за левый край двери и прижался к стене. За ним вышел я.

Все было тихо, пыль продолжала клубиться. Пригнувшись, мы тихонько пробирались вдоль стены башни. Метрах в ста — ста пятидесяти слева от ворот ангара, на краю площади, стоял ободами на земле заржавевший автокран на базе русского грузовика «Урал». Рядом с ним веером рассыпавшегося домино лежали бетонные плиты, чернея круглыми отверстиями по торцам. Мы, не сговариваясь, направились туда.

И вдруг над площадью раздался резкий хлопок и зловещее шипение. Прямо сзади нас грянул грохот взрыва, и из дверей только что покинутого нами ангара вырвался огненный смерч, переплетаясь с черными прожилками густого масляного дыма.

Вновь начался звон в голове. Мы помчались во весь опор вперед. Я бросил короткий взгляд по траектории дымного следа, тающего в воздухе, и заметил наконец-то последний танк: он лежал на боку, потеряв один из своих шагающих манипуляторов, и, словно калека-инвалид, царапал песок оставшейся ногой, пытаясь развернуться в нашу сторону. В тот же момент раздалось несколько коротких автоматных очередей, и из стены башни на нас брызнули осколки бетона, завизжали рикошеты, по песку запрыгали маленькие султанчики выстрелов.

— Ух, блин! — крикнул Йорген. — Началась войнушка!

Мы прыжками добежали до сваленных возле автокрана бетонных плит и распластались на песке, а огонь не прекращался. Гулко стучало сердце, и было слышно, как кряхтит Сенька.

— Ногу задело слегка, — с досадой сказал он.

— Сильно? — тяжело дыша, спросил я.

— Да нет, по касательной.

— Перевязать тебя?

— Не надо, я сам.

— Судя по выстрелам, их человек десять, не больше, — сказал Йорген, — и все они на нас обиделись из-за бури.

— И «шатун» еще одноногий на площади, — добавил я, — и где два остальных шляются, неизвестно.

— Пехота на час, — выкрикнул «Ящер», вытягивая свой «аккорд» на позицию для стрельбы и устанавливая сошки.[31]

— Да их там отделение максимум… — пробормотал Йорген, глядя на инфрасканер.

— Блин! Почти взвод! — Тактический монитор «Ящера» был точнее и работал по принципу пеленга «друг — враг» — это была паладинская приблуда, очень дорогая, работающая в миллиметровом диапазоне с частотой 38 гигагерц, используя систему «пароль — отзыв», банки армейских позывных и встроенные в паладинской броне маяки.

На бетонных плитах танцевали фонтанчики выстрелов. Каждый из нас аккуратнейшим образом пытался найти свою позицию, чтобы иметь хоть небольшое обозрение.

— Есть один, на крыше! — воскликнул Йорген и, вскинув ствол автомата, выстрелил. — Ага!

Я высунул ствол своего «абакана» в проем между плитами и приник к фосфоресцирующему прицелу. Я пытался отследить источники трассирующих очередей. Справа, над ухом, застучал пулемет «Ящера». Сенька нечаянно толкнул меня правым бедром, устраиваясь в удобном ему положении, послышался шорох металлических шариков о рожок воронки, а затем — шлепки воздуха из ствола. Половина его снарядов застревала в бетоне, судя по резко обрывающимся свистящим щелчкам.

И вдруг опять грянул гром, и раздался железный скрежет, перекрываемый свистом осколков: это кабину автокрана разворотило ракетой. Раскаленный металл раскрылся уродливым бутоном. Прокатила волна кипящего воздуха.

Видно, «одноногий» «Нефилим» сумел развернуть корпус в нашу сторону.

— Сейчас я его угомоню, — пообещал Йорген, снимая Сенькин РГК и отползая куда-то в сторону.

— Аккуратнее, Йорген, — сказал я во весь голос, перекрывая шум стрельбы.

— Не промажу! — отозвался эсквайр.

Я заметил движение между двумя баками мусора и надавил на курок: светящийся пунктир с грохотом ушел в цель, и темный силуэт опрокинулся навзничь. Есть контакт!

Выражение лица «Ящера» было внимательно-сосредоточенным: он знал, что бой — это опасная и нудная работа. Он ее выполнял — месть отошла на второй план.

— А вот тебе и по щам! — услышал я окрик Йоргена, который перемежался свистом рикошетов.

Его труба дернулась, кашлянула и зашипела.

Я увидел несколько фигур в маскировочных накидках. Мой автомат огрызнулся тремя экономными очередями: две фигуры споткнулись…

— А-а-а!!! — заорал «Ящер», привстав на колени, так что сошки болтались перед моим носом.

Звонко садануло по шлему рикошетом от бетонной плиты.

— Есть! — порадовался Сенька вслух какому-то своему успеху.

Вдруг нас опять оглушило взрывом, и на внешней стороне бетонных плит разорвал пространство яркий кокон рокочущего пламени. Край одной плиты резко выгнулся, брызнув осколками, и повис на двух прутах арматуры.

С громким стуком куски бетона саданули «Ящера», и он упал навзничь, а пулемет захлебнулся, выпав из его рук, и повалился набок.

— Миномет на два с половиной, сука! — крикнул Йорген, переползая левее. — Давай, Сеня, долбани импульсом по вон той куче дерьма, кажись, он за ней.

Я кинулся было к паладину, но заметил, что тот уже привстал на локтях и трясет головой. Жив.

— Ты как? — спросил яего вполоборота, наблюдая за двумя душманами, которые короткими перебежками пробирались вдоль стены разрушенного цеха.

— Нормально, — просипел тот, — броня стерпела, только дышать нечем.

Я послал короткую очередь в одного из пулеметчиков: его тело ударилось о стену, второй залег.

Я сменил рожок.

— Не высовывайся так сильно, — крикнул паладину, — убьют на хрен!

В этот момент ухнула вторая граната, но уже сильно правее от нас.

Вот ведь качественная броня у этих паладинов: такой удар, да еще и осколки… а ведь это легкая броня — поручи, поножи, наколенники, налокотники, наплечники, ну и грудь со спиной, почти как у рыцарей древности, но из сверхпрочного пластика с титановой подложкой. Правда, под ней еще и стандартный армейский броник… А есть ведь еще и экзоброня, для тяжелой пехоты…

Со стороны здания, справа, ударил пулемет, и несколько трассеров просвистели над моей головой — я резко спрятал голову за выступ плиты.

Рядом, в ответ, заговорил пулемет «Ящера», который уже пришел в себя и немного сменил позицию.

У подкрепления нападающих был минус в том, что им приходилось перемещаться по открытому пространству площади, и мы их могли засечь между контейнерами и баками. Наш минус состоял в статичности позиции: нас могли обойти, да и автокран слева закрывал обзор. Но он был со стороны котельной, а оттуда вроде пока никто не лез. Я молил всех богов Марса, что нас сейчас не обходят с южного направления вокруг «КлиБУСа», — я бы обязательно обошел.

Но вдруг я понял, что мои молитвы не работают в принципе: раздался неприятный визг сервоприводов, отраженный стенами гигантской башни.

Я включил бинокль и стал осторожно обшаривать фронт событий: чуть левее, там, где виднелся покалеченный силуэт тепловоза, раскачивались в своем нелепом и неумолимом движении две фигуры бронированных цыплят: танки на холме были не повреждены, они шли сюда, пошатываясь, будто нетрезвые гориллы.

— Танки на одиннадцать часов, — крикнул я.

— Прямо военный переворот в Гваделупе! — крякнул Сенька, потерявший свою обычную веселость, тяжело дыша открытым ртом. — Отродясь такого не видел! Что происходит вообще?

Ему никто не ответил.

«Чего людям дома не сидится?» — эта нелепая мысль была попыткой оправдать происходящий кошмар.

И будто во сне Йорген медленно перезарядил свою ракетницу, вскинул ее на плечо, и она выплюнула стрелу мохнатого дыма.

Но корпус танка, предупрежденный боевыми сканерами, моментально привел в действие автоматику балансировки, и башня изящно уклонилась от выстрела: ракета взорвалась дальше.

— Блин, — выругался Йорген.

И тут же вторая машина ответила серией ракетных залпов, которые, хвала богам, прогремели за нашими спинами, осыпав нас песком, землей и бетонной крошкой. Грохот стоял неимоверный. Сон становился явью…

— Трындец котятам, — сплюнул Йорген на песок, — сейчас нас разделают под орех…

— Может, поменять позицию? — предложил кряхтящий Сенька.

— Ага… — «Ящер» спрятался за плиту. — И тут-то нас, ка-а-ак… Надо подумать, на…

— Хрен ли тут думать! — закричал Йорген. — Надо линять!

Сенька вдруг чуть подался вперед: автоматный огонь убавился — пехота решила пойти за танками. Ударили пушки. Раздался грохот и вой осколков, и одна из бетонных плит придвинулась ко мне, пока дрожала земля.

Сенька выстрелил из своего «мушкета». Воздух зашипел и загудел. Одна из боевых машин пошатнулась, но продолжила движение.

И тут я увидел, что со стороны здания депо, за которым должна была быть котельная, тоже закачалась десятиметровая фигура танка: видно, это из тех, что охраняли наших туристов…

— Мальчики, вы как? — раздался взволнованный голос Сибиллы в наушниках.

— Зашибись! — крикнул Йорген. — Три танка и взвод пехоты! А ты?

— Я вот и хотела сказать… один ушел… пока отсиживаюсь…

Танки приближались. Один из них шел чуть впереди.

Его оружейные стволы конвульсивно дергались, выискивая цель.

— Я вас вертел по оси! — закричал «Ящер», продолжая стрелять.

Пулеметная лента, позвякивая, убывала во чреве «аккорда».

Внезапно из утопленной в лобовой броне ниши головной машины выдвинулся на бронированном шарнире боевой двухсотмегаваттный лазер, и зажегся тонкий слепящий кроваво-красный луч когерентного света.

Он уперся в кучу плит, за которыми скрывались мы, с явным намерением их разрезать, а потом выпустить в это место пару-тройку своих ракет. Резать и раскалывать — это безотказная техника боя с укрепленными позициями.

— Надо тикать отсюда! — встревожился Сенька.

— Отходим за автокран, ползком, — сказал я, толкнув «Ящера» в плечо: я боялся, что сейчас по его пулемету танки наводят свою тяжелую артиллерию.

— Все! Ползем! — согласился Йорген, цепляя ракетницу за спину. — «Ящер», сматывай удочки.

И тут за следующим танком взвился огненный смерч. Я чуть приподнял голову из-за плиты.

На верхушке бархана показалась приземистая гусеничная машина с охристым камуфляжем — ее силуэт второй раз изверг яркое пламя из дула башни, и мимо «шатунов» пролетел снаряд, который взорвался в районе аппарели ангара.

Это был БМТ-600,[32] с торчащим за башней и обшарпанным десантным блоком «БлоД-4». В боку корпуса танка открылся люк, и из него прямо на ходу стали кубарем выкатываться люди, которые короткими перебежками принялись рассредотачиваться по флангам.

Задний «шатун» на ходу развернул башню и послал в БМТ две ракеты. На холме поднялся яркий огненный фонтан земли, камней и песка. Но юркая десантная машина увернулась, взрыв гусеницами облако песка и резко сменив направление. А на гребне холма появились еще два таких же силуэта. «Нефилим» огрызнулся очередью из скорострельной пушки и поменял траекторию своего движения: он стал медленно разворачиваться по дуге, двигаясь вразвалочку в сторону холма. Все это происходило в считаные секунды. Головная машина продолжала надвигаться своей десяти-метровой громадой, упираясь слепящим лучом в бетонные плиты, а мы пролезли под днищем автокрана и залегли с другой стороны, за баком с давно застывшим цементным раствором, рядом с которым валялось несколько пустых железных бочек.

Мы выжидали.

— Это наши! — торжествующе-хриплым голосом закричал в наушниках шлемофона «Ящер». — Ну теперь им шандец!

Мне, по правде говоря, не показалось, что мотострелковый взвод справится с превосходящими и численно, и технически силами противника.

Заговорили, словно нарастающий ливень, автоматные выстрелы. Площадь озарилась настоящим фейерверком трассирующих очередей. Ухали вспышками взрывы минометных гранат, и шипели ракеты.

Душманы в срочном порядке перегруппировывались — мы отошли для них на второй план.

Начинался настоящий ад. Ад огня и раскаленного металла. Ад хаоса и страха. Ад боли и ненависти. Я многое видел на Марсе, во многих адах побывал, но это было настоящее пекло, и оно запечатлелось в моем мозгу навсегда.

— Агдам, Агдам. — Паладин почти кричал в микрофон. — Ящер на связи! Прием!

— Хш-ш-ш… Слышу вас, Ящер, — послышалось в ответ, — подкрепление в зоне боевого контакта… хш-ш… Где вы находитесь? Прием…

— На одиннадцать часов от ворот западного ангара! — ответил тот. — Заложники в котельной, четвертый «шатун» там же.

— Хш-ш-ш… Понял вас, направляю к вам группу «Саламандра», прием…

— Принято, Агдам…

Я заметил, что «шатун», вышедший со стороны котельной почти на центр площади, тоже повернул в сторону группы БМТ, поливая склон из всех видов стрелкового оружия. Дальняя шагающая машина елозила по склону лазерным лучом.

Йорген и Сенька стреляли по удаляющимся исполинам, чтобы максимально перегрузить их боевые сканеры. Один из «шатунов» очень резво нагнулся и, слегка присев на шагающих манипуляторах, увернулся от пары ракет.

И тут прямо за автокраном, там, откуда мы только что ушли, разорвались пущенные ближайшим «шатуном» ракеты.

Полетели куски разбитых плит с торчащими из них обрывками раскаленной арматуры, а корпус крана тяжело застонал от града осколков и слегка накренился.

Танк не промахнулся: пилот прекрасно видел нас на экране тактического монитора, просто он догадывался, что мы залегли, и хотел расчистить путь для следующего залпа, чтобы ударить в нижнюю часть автокрана, просто опрокинув его на нас и поджарив заодно. Было непонятно то упрямство, с которым пилот танка хотел разделаться именно с нами, а не помочь товарищам уничтожить более опасные паладинские танки.

Грохот вокруг стоял такой, что даже в наушниках на полной громкости было слышно плохо.

— Дело-то дрянь, — закричал Йорген, — надо валить, пока не поздно… вон туда, к тем корпусам.

— До них метров триста, — возразил «Ящер», — он нас пулеметом срежет, как в тире.

— Вон там контейнеры. — Сенька кивнул чуть правее. — Они ближе…

— Чего-то я не уверен, что мы до них добежим, — сказал я, — а если и добежим — он их лазером, как бумагу.

— Давайте выскочим со стороны, где взрыв был, — неожиданно предложил «Ящер», — только резко и вместе: он нас там не ждет, понимает, что мы либо прятаться будем, либо убегать. Он даже на монитор уже, скорее всего, не смотрит…

— А если смотрит? — опасливо спросил Сенька.

— Давайте лучше так! — вдруг пришла мне в голову идея. — Выскакиваем, как «Ящер» предложил, только с двух сторон от крана: двое справа, двое слева. Кидаем по гранате, Йорген пальнет, а пока компьютер разберет приоритетность целей, пока выберет оружие, пока наведет…

— Клевый план! — поддержал «Ящер».

Все вынули по противотанковой гранате, Йорген зарядил ракетницу. Мы встали с земли, переглянулись, глубоко вздохнули…

— Раз, два, три… — скомандовал «Ящер», и мы (я с Сенькой, а Йорген с паладином) резко, крупными прыжками обогнули автокран с двух сторон. Сердце мое бешено стучало, и не хватало воздуха в груди. Если бы Ира меня сейчас видела… она бы не слишком поверила в мою осторожность…

Все происходило словно в замедленном темпе… Вот мелькнул силуэт развороченной кабины с вывороченным назад двигателем… Вот я увидел эту грозную гигантскую фигуру всего в каких-то метрах семидесяти. Он сделал своей стальной лапой шаг вперед, потом замер в полуприсяде — и по краям его ярко вспыхнули жерла пусковых ракетных шахт. Наша идея выбежать из-за автокрана просто спасла нам жизни: ракеты с бешеным грохотом разорвались прямо перед нашим укрытием.

Автокран подскочил на месте, ржавая складная стрела весом в несколько тонн оторвалась от кабины крана и отлетела назад, а разломанный пополам грузовик завалился прямо на бак с цементом, откуда мы только что выскочили…

Я машинально рванул подальше от места взрыва: в ушах зазвенело, и горячая ударная волна подбросила меня вперед и немного вверх.

Я успел выдернуть чеку и изо всех сил швырнул гранату в гиганта. Вслед за ней полетела граната Сеньки, и я больно стукнулся левым плечом о Сенькин шлем. Мы упали на землю.

Боевые сканеры танка уловили и гранаты, и выстрел ракетницы, но компьютер посчитал выстрел более опасным, и корпус дернулся вбок и немного вперед, уклоняясь от Йоргенова выстрела. А прямо перед ним полыхнули три взрыва. Пушка Гатлинга покосилась в сторону, ее вывернуло из шарнира наведения, машину вновь качнуло, она переступила с «ноги» на «ногу», будто пропуская движущегося наперерез невидимку. Громко лязгнул металл, и с надрывом взвыли сервоприводы. Выглядело это жутковато и нелепо, словно танцующий в цирке слон. Земля задрожала. Мы с Сенькой старались очень быстро уползти к выщерблине в плитах, которая образовалась от попадания ракеты, — вряд ли нас спасет подобное укрытие, но это было что-то вроде цепляния утопающего за соломинку.

Больно саднила обожженная кожа на лице, режущей болью горело плечо и ныли ожоги. Я хотел просочиться сквозь щели бетонных плит, закопаться глубоко под землю — мне было страшно, я начал паниковать.

Меж тем пилот танка опомнился от танцевального номера компьютерного мозга машины, и пусковые стволы его ракетных шахт с гулким ревом вошли в корпус башни на дозарядку, а из небольшой покатой выемки в лобовой броне, ближе к верхней части хищно скошенной к земле башни, стал медленно выдвигаться боевой лазер.

Наши гранаты нанесли танку незначительные повреждения — его боевой ресурс выдержал испытание.

— Доигрался хрен на скрипке, — услышал я взволнованный и раздосадованный голос Йоргена в шлемофонах.

Я понял — кончились ракеты.

— Включите свет! Дышать темно! — крикнул я ему, постепенно приходя в себя от приступа паники.

Я искренне надеялся, что все поймут мой намек на использование светотермических гранат. У меня оставалась одна, и я судорожно пытался вытащить ее из разгрузки, путаясь в карманах трясущимися пальцами.

Это была отсрочка смерти на несколько минут, да и не факт, что сработает. В пространстве перед танком мелькнули летящие по дуге маленькие камушки гранат. Вокруг танка вспыхнул ореол мелких светящихся точек — сгорали частички пыли в воздухе. Видно, пилот включил свою «Теслу». Я зажмурил глаза, и даже сквозь закрытые веки кровавым отблеском вспыхнул яркий свет, и раздались хлопки взрывов. В поплывших зеленых пятнах я с тоской увидел лицо Ирины, увидел, как она смеется и как по ее щекам текут слезы, увидел… много всего увидел и стиснул зубы… Считаные секунды проползали тяжелыми чугунными гирями вселенских часов…

«Нельзя просто так ждать смерти!» — пронеслось у меня в голове. Надо что-то делать! Обидно, блин! Танк сейчас слеп!

Я разозлился на самого себя. Я вскочил на ноги. Я вынул из разгрузки последнюю противотанковую гранату. Я не придумал ничего уникального. Я понимал, что сквозь поле «Теслы» граната не пролетит, а значит, взорвется в воздухе, перед танком. Если и повредит его, то чуть-чуть. Я надеялся быстро, со всех возможных своих сил, пробежать мимо танка, швырнув в него гранату. Я надеялся, что я и этот взрыв отвлекут «шатуна» от наших позиций и компьютер перехватит управление орудиями. Я рассчитывал, что «Тесла», потребляющая колоссальное количество энергии, перегрузится и выключится. Я верил, что это даст нам еще хоть немного времени, и…

А вот что «и»… я тогда не знал… Просто в этом «и» была хоть какая-то надежда на продолжение… продолжение жизни… продолжение событий… способности видеть, слышать, чувствовать… любить…

Страх неприятно щекотал в районе солнечного сплетения, но я на этом не акцентировался: пара секунд прошла с момента, как я встал на ноги и сделал первый длинный прыжок, оттолкнувшись от края воронки. Я мысленно прочертил диагональ, проходящую мимо боевой машины, и бежал четко по ней.

— Куда! — закричал вслед мне Сенька. — Ты псих!

— Отползай в сторону, Сеня! И стреляй! Стреляй! — крикнул я в ответ.

«Нефилим» выплюнул очередь из скорострельной пушки, но нацелена она была на обломок упавшего автокрана. Лазер и ракеты компьютер берег до момента, когда боевые сканеры восстановят свою чувствительность.

— Блин, — услышал я в наушниках голос «Ящера», — как же жить хочется!

Он как-то странно пыхтел, и слышался гулкий грохот.

Я повернул голову в сторону стены башни и увидел, как паладин быстро катит к танку одну из железных бочек, оставшихся целыми после падения автокрана. Он быстро перебирал ногами, помогая бочке легким пинком сапог и ладонями.

— «Ящер»! — крикнул я в микрофон. — Ты чего творишь?! Назад!!!

— Снесла курочка яичко, на! — ответил тот со злобным смешком.

И я вдруг понял, что он задумал. Пока бочка по инерции прокатится через поле «Теслы», она расплавится. Раскаленный металл будет съеживаться, теряя форму цилиндра, пока не сложится пополам. А если положить в бочку несколько гранат, они сами сдетонируют от высокой температуры, и произойдет взрыв почти у самого танка, внутри поля!

Эх, «Ящер» — молодец, но слишком уж это рискованно…

Я был уже метрах в двадцати от «шатуна», и его разлапистая громада возвышалась надо мной. Послышался металлический скрежет и зловещее жужжание электродвигателей: башня разворачивалась в мою сторону. Компьютер определил меня как приоритетную цель. Но одна из тридцатимиллиметровых пушек рядом с безвольно обвисшей мясорубкой дернулась в сторону «Ящера».

— Осторожнее! Пушка! — крикнул я.

Вложив все свои силы в последние прыжки, почувствовав резкую боль от перенапряженных растяжек ног, я, выдернув чеку, швырнул гранату в танк. Потом оттолкнулся от земли обеими ногами и, приземлившись на руки, кубарем прокатился по бетону несколько метров вперед, уловив краем глаза вспышку от гранаты и ярко-красный лазер, который зажегся на несколько секунд в паре метрах от меня.

В мгновение произошло несколько событий одновременно, и я далеко не сразу понял, что к чему.

Раздалась короткая очередь из пушки, о стену башни ударила ракета, в наушниках раздался леденящий душу оглушающий хриплый вопль, а на верхней части башни «шатуна», словно огненная корона, вырос столб огня и вздыбилась раскаленная сталь.

Почти в ту же секунду с оглушающим рокотом мимо меня пронесся на большой скорости БМТ, лязгая гусеницами и обсыпав мне лицо песком и мелкими камнями. Из его распахнутых десантных люков выпрыгивали кувырком фигуры паладинов.

Гигантский танк заскрежетал своими конечностями, качнулся вперед и с гулким громом упал на сгибы своих манипуляторов, словно встал на колени. Затем его повело в сторону, и он рухнул в направлении башни набок.

Земля гулко содрогнулась.

— Наши… — раздался тихий, клокочущий, искаженный голос «Ящера» в наушниках. Потом хрип и… тишина…

Я кинулся туда… на голос.

Фигуры паладинов подбежали к поверженному танку, занимая круговую позицию.

Обогнув огромный торчащий у меня на пути шагающий манипулятор, я кинулся к распростертому возле железной бочки телу десантника, напоминающему кучу камней.

Йорген и Сенька бежали с разных сторон.

На груди паладина зияло два черных входных отверстия, а его веснушчатое лицо с открытыми остекленевшими глазами было обращено к багровым ночным облакам. На нем застыла улыбка, искаженная гримасой боли, словно выражение легкой досады. Он был мертв.

«Я даже не успел узнать, как его зовут», — мелькнула в голове дурацкая мысль. Не суть важно, теперь уже это не суть важно… Важно, что он был с нами, а теперь — нет.

— Стоять всем! Не двигаться! — услышал я резкий грубый окрик. — Руки за голову, и назовите себя!

— Свои! — крикнул Йорген, поднимая руки.

— А мы чужие! — Голос звучал угрожающе.

К нам приближались две закованные в броню фигуры с автоматами на изготовку.

— Охотники Странный, Йорген и Гваделупа, — крикнул я в ответ. — Позывной «Ящер» погиб.

Я тяжело дышал, а руки мои била мелкая дрожь.

— Документы ваши! — Один из паладинов подошел к нам и протянул руку, голос его слегка звенел от некоего напряжения.

Каждый по очереди показал карман, в котором лежат наши титановые жетоны со штрих-кодом.

— Та-а-ак… — протянул паладин, изучая наши документы в своем КПК и шумно вздыхая, словно от какой-то обиды, — клички совпадают…

— Может, шлепнуть их на хрен? — спросил его напарник.

— Себя по заднице пошлепай, — не выдержал Йорген.

— Ты чего старшим дерзишь? — угрожающе дернулся паладин. — Я те щас по башке дам — позвоночник в трусы насыплется!

— Спокойно, сержант, — урезонил его наш проверяющий. — «Ящер» про них докладывал…

При этих словах речь его словно споткнулась слегка.

— Не уберегли братишку, суки! — крикнул тот, распаляясь и передергивая затвор своей «грозы».

— Сержант! Отставить! — рявкнул первый паладин, который, видно, был командиром десантной группы.

— Докладывайте, Охотнички, ядрена корень! — обратился он уже к нам каким-то глухим голосом.

— Следуя намеченным курсом с группой туристов в количестве семи человек плюс гид, — начал я, — получили сигнал бедствия от Гваделупы, который, будучи в Башне, попал в окружение. Я и Охотник Йорген решили провести эвакуацию. Позывной «Ящер» присоединился к нам, только когда пошли танки — мы укрылись в башне и, запустив турбины во время бури, атаковали шагоходы. Четыре машины было уничтожено при активном участии позывного «Ящер». В ходе операции туристическая группа, находящаяся в тыловых позициях, в здании котельной, была захвачена группой бандитов с неизвестной целью. Охотник Сибилла избежала захвата и занимает скрытую позицию в районе котельной. Мы предприняли прорыв к месту захвата группы и вступили в боевой контакт с шагающим танком типа «Нефилим». Во время предпринятого нами с позывным «Ящер» отвлекающего маневра позывной «Ящер» героически погиб. Последний «шатун» находится в районе захвата группы.

— Ясно все с вами. — Командир махнул рукой и опять как-то тяжело вздохнул. — Другое непонятно: откуда, блин, здесь эти гребаные цыплята повылезли? Да еще и целым взводом?!

— Понятия не имею, — ответил я, — явно не с целью нападения на наш отряд — это нецелесообразно.

— Нецелесообразно, — повторил командир задумчиво и вдруг пробормотал слегка дрогнувшим голосом: — Чуть-чуть, блин, не успели…

— А что ты, Гваделупа, в башне-то делал? Мародерствовал небось, на? — Подозрительный сержант не унимался.

— Занимался я исследовательской работой, — мрачно буркнул Сенька.

— Ага, — скептически ответил паладин, — знаю я вас, Охотников, сучье племя, мать вашу!

— Сержант, смирно! — скомандовал командир.

— Можете опустить руки, — сказал он нам устало и каким-то картонным, неестественным голосом. — Действия ваши одобряю: действовали по обстановке, молодцы вы с цыплятами… Позывной «Ящер» будет представлен к награде, посмертно…

— Как его звали? — зачем-то спросил я.

— Андрей, — коротко ответил командир, и было видно, как он с силой стиснул челюсти — желваки напряглись.

В глазах моих потемнело, и навалилась какая-то стальная усталость, будто это на меня упал танк.

Звуки взрывов и выстрелы продолжались, отражаясь эхом от корпусов зданий, но бой сместился с площади в глубь территории «КлиБУса».

На склоне холма, неуклюже припав на разорванную гусеницу, черным едким дымом горел один из БМТ. Неподалеку, подмяв под себя ограду из «колючки», лежала туша одного из «Нефилимов». Второй танк стоял на своих «ногах» сбоку площади, с развороченной башней, которая полыхала пламенем на манер факела. Вокруг, между контейнерами и кучами мусора, валялись трупы. Везде что-то горело и чадило, воздух наполнял едкий, противный сладковатый дым.

А на холме появлялись маленькие фигурки всадников, покачивающихся в седлах своих свиноконей. В их руках, словно копья, щерились бластерные винтовки, то тут, то там сверкая смертоносными лучами.

Паладины нас просто спасли, поэтому никто не обижался на их грубость и недоверие: их БМТ прорвался на площадь под плотным огнем. На башне десантного танка, по бокам, установлена система КУВ (комплексы управляемого вооружения), представляющая собой два спаренных ПТУРа,[33] действующих по принципу: «Выстрелил и забыл». Эти управляемые ракеты, от которых уклониться танку не дали самонаводящиеся головки и мы с «Ящером», — они-то и попали в верхнюю часть башни «шатуна». В этом месте броня тоньше.

— Агдам, Агдам, — сказал командир в микрофон, — говорит группа «Саламандра». Мы на месте, приступаем к освобождению заложников, прием…

Не было слышно, что говорят ему в ответ.

— А чего вы так о туристах паритесь? — Вновь сержант пытался задеть нелюбимых им Охотников. — Вы же наемники, вам похрен должно быть?

— Во-первых, сержант, — сказал я как можно спокойнее, — мы обещали им безопасность. И мы за нее отвечаем. А во-вторых, — голос мой предательски дрогнул, — там моя жена.

Сержант промолчал, а Йорген бросил на меня изучающий взгляд.

— Принято, Агдам, выдвигаемся. — Командир огляделся по сторонам. — Отделение! — крикнул он. — Ко мне!

Шесть угловатых силуэтов в бронированных комбезах подошли с разных сторон, кто-то спрыгнул с башни поваленного танка.

Я обратил внимание на то, что у всех у них на левом бронированном наплечнике весьма пошарпанного голографического камуфляжа была изображена S-образная ящерица. Саламандра. Наверное, Андрей был из них. Видать, элитная группа.

— Значит, вводная такая, ядрена корень, — сказал командир, — операция по освобождению заложников. Мы с Охотниками прем в квадрат девятнадцать, южное направление. Помещение категории «У», здание котельной. Всем загрузить тактические карты. Потом проводим разведку, изучаем план здания и все по схеме. Вопросы?

— А может, дождемся, пока бардак[34] подойдет? — спросил один из бойцов.

— Бардак пойдет с «Тарантулом» с юга, — ответил командир, — мы на связи: данные нам передадут. Наша задача в тыл им выйди.

— Слышь, комод,[35] — низким басом спросил рослый солдат с РГД за спиной, — а мы не налипнем[36] в одно жало и цыпленка, и душманов? И Охотнички эти мне…

— Охотнички эти, Пресный, с «Ящером» вчетвером почти три часа воевали. И уничтожили четыре тяжелых танка, вручную. Слабо один?

Он зло и презрительно сощурился.

— Заложники, — напомнил Пресный — он слегка растягивал гласные, — цыпа, как локатор у них торчит там. Если мы его ломаем, они уже готовы к штурму.

— Лови тишину, Пресный, — грубо приказал командир. — Раздайте Охотникам наши частотные декодеры. Чтобы переговариваться могли с нами.

— Есть, — с явной неохотой сказал громила.

Нам закрепили на антеннах небольшие цилиндры декодеров — паладинские самые мощные.

— Выдвигайтесь вдоль башни, — приказал командир, — я догоню.

— Пошли. — Сержант махнул нам рукой, внимательно разглядывая Сенькину берданку.

Мы двинулись за десантниками аккуратными, размеренными шагами, слегка пригибаясь, стараясь держаться естественных укрытий.

Я обернулся назад: фигура командира отряда склонилась над телом «Ящера».

Мы продолжали двигаться вдоль стены «КлиБУса». На нас надвигалась группа построек производственно-обслуживающего типа. Переднее приземистое здание, с двумя большими черными провалами, в которые уходили ржавые рельсы узкоколейки, по-видимому, было депо.

— Не зли комода, — услышал я на общей частоте голос одного из бойцов.

— Да я просто спросил, и все! — начал оправдываться голос Пресного.

— Все-таки сын, хоть и приемный…

У меня вспыхнула в голове ужасная мысль: неужели и правда Андрей сын этого человека? Господи! По возрасту вполне подходит! Они ведь и вправду опоздали на несколько секунд! А он еще так спокоен и идет спасать нашу группу! Страшно подумать, что он сейчас чувствует… даже несмотря на то что на Марсе быстро привыкаешь к смерти в принципе… Даже если он и приемный…

Да… Паладины бывают разные… как и Охотники тоже…

И все же я насторожился: а вдруг он озлобится? Вдруг…

Нас нагнал командир: в скудном ночном освещении лицо его было словно отлитая железобетонная маска. Мне стало почему-то стыдно, что я не остановил этого отчаянного парня сейчас, возле танка, хоть я и понимал, что это вряд ли было реально, и все же… все же…

— В депо по сканеру чисто, — услышал я в шлемофоне чей-то голос.

— В депо не суемся, обходим с двух сторон, — мрачным голосом, не терпящим возражений, сказал командир. — Пресный, Мак и Санчо: вы с Охотниками слева, остальные со мной, пошли.

Наша группа разделилась как в хорошо отрепетированном балете: пригибаясь к земле, тихими быстрыми, но плавными шагами на согнутых ногах бойцы разбились на два маленьких отряда. Какофония выстрелов стала немного усиливаться, многократно отраженная стенами зданий.

— За мной, — тихо прогудел в наушниках бас Пресного, вскинувшего руку вверх.

Мы добрались до стены депо, а остальные скрылись за торцом корпуса.

Нагнувшись, мы пробирались под окнами, из коих некоторые ощетинились занесенными терракотовой пылью осколками стекол.

На пути попадались какие-то покореженные сетчатые конструкции и прогнившие, почти занесенные песком трубы, сложенные «горкой».

Я озирался по сторонам, но никаких признаков бандитов пока не видел. Мы подходили к краю стены, из-за которого высунулся покосившийся семафор, словно подглядывал за нами из-за угла.

Следом за ним начиналось несколько рядов пакгаузов, мимо которых ветвились стрелками почти засыпанные песком дорожки рыжеватых рельсов. Возле пакгаузов стояли полуразвалившиеся вагоны и платформы.

Пресный вскинул руку, замерев возле угла депо, словно охотничья собака, которая принюхивается к запаху дичи. Все разом остановились.

— Через пакгаузы не идем, — тягуче и невозмутимо пробасил наш командир, — выходим на двенадцать часов от торца: ориентир — трансформаторная будка.

Он исчез за углом. Сенька бежал передо мной, сжимая свою берданку, как копье папуас. Приклад чудо-оружия болтался в опасной близости от моих наколенников, и я семенил мелкими шажками, стараясь не наделать шума. Йорген замыкал, то и дело оглядываясь, с автоматом на изготовку.

Выбрались за угол и рванули к будке, перебегая между какими-то ящиками и кучами мусора.

Справа от будки стояла невесть откуда взявшаяся сильно заметенная песком покосившаяся набок противопехотная пушка, вокруг которой был выложен бруствер из туго набитых мешков. Затвор из казенника был выворочен с корнем и валялся под лафетом.

Оставалось только гадать, как это могло произойти: вероятно, преждевременная детонация снаряда в процессе зарядки ствола.

Вышли к будке — и опять короткая остановка.

— Триста метров, на десять часов, — вновь прогудело в наушниках, — стена с выбитыми окнами на четыре.

Я мельком заметил на торце одного из пакгаузов висящий высохший труп в полуистлевшем военном комбезе, распятый на гвоздях: да, видать, здесь часто были стычки.

Легкий холодок царапнул спину между лопаток.

Собственно, стена с выбитыми окнами была единственной деталью какого-то небольшого здания, разрушенного почти полностью. Перед ней нелепо и с какой-то вызывающей непокорностью гордо возвышалась станина изъеденного коррозией токарного станка. Дальше, к западу, уходила вымощенная бетонными плитами улочка, которую окружали двухэтажные гаражи. В центре нее стоял коричневым силуэтом, каким-то памятником в стиле антиутопии покореженный автопогрузчик, на «клыках» которого покоилась примотанная проволокой труба.

Выстрелы приближались.

— Мак и Санчо, за мной. Охотники прикрывают тыл.

Пресный аккуратно скользнул к стене одного из гаражей — его движения были по-кошачьи мягкими, что шло вразрез с таким могучим телосложением.

Паладины почти ползком добрались до погрузчика, причем Санчо и Мак перемещались боком, изучая фланги.

— Как задницей чуял! — процедил Пресный.

— Что там? — не выдержал я.

— По три «лягушки»[37] в проходах вокруг этой рухляди! — обличительно констатировал тот. — Когда они все успели?

Мы втроем крались вдоль стен гаражей.

— Мак, не дембели,[38] — ворчал Пресный.

— А я и не дембелю.

— Возьмем парочку с собой?

— Если ты попрешь…

— Мусора так по-лоховски накидали: типа нету тут ничего!

Пока паладины разминировали проходы вокруг погрузчика, мы изучали окна и двери, водя в направлении взгляда стволами автоматов.

— Пошли, — скомандовал Пресный, — смотрите под ноги. И если у кого есть ПБС,[39] самое время его накрутить.

Эта реплика явно относилась к нам с Йоргеном. Сенька же, не торопясь, приматывал воронку изолентой к своему ружью.

Я вынул из подсумка глушитель.

Наш отряд прошел гаражи почти до конца. Перед нами был довольно широкий перекресток. Я открыл на КПК карту местности и мельком взглянул на нее.

Сердце мое учащенно забилось: до котельной оставалось совсем немного. Если свернуть на перекрестке налево, то через пятьсот метров начинался цех утилизации, а сразу за ним… танк, бандиты и Ирина…

Выстрелы отчетливо доносились сочными трелями, фразами, короткими сочетаниями слов и междометий: будто шла словесная перепалка на азбуке Морзе.

На секунду я закрыл глаза и увидел вращающиеся в небе тысячи шарообразных молний. Наверно, я и вправду слишком впечатлительный, а возможно, уже и сумасшедший…

Пресный вновь изучал пространство за углом при помощи своего видеощупа.

— Слева, за углом, — негромко сказал он, — куда нам и дорога, стоят два бруствера по краям: в них не соваться — наверняка заминированы. Возможен боевой контакт. Выдвигаемся быстро и аккуратно, вдоль стены напротив, если начну…

Его слова в эфире прервал короткий свист, громкий глухой стук и отборный мат. Фигура одного из паладинов опрокинулась на бок.

— Снайпер, сука… — прохрипел один из бойцов.

— Санчо, ты как?! — отрывисто и тревожно спросил Пресный.

— В норме, — прокряхтел паладин, — броня стерпела.

— Есть! Засек! — коротко сказал Пресный, снимая из-за спины ракетницу.

Он неожиданно кувырнулся на открытое пространство перекрестка и, резко вскочив на одно колено, вскинул раструб и нажал на спуск. Мелькнула вспышка, и глухо ухнул выстрел.

Пресный кувырнулся дальше, к противоположной стене.

— За мной, — раздался его голос в шлемофонах.

Где-то прогремел взрыв.

Я вдохнул поглубже воздух, мысленно прикинул траекторию и кувырнулся вслед за паладинами, надеясь всей душой, что сегодняшний танк и смерть «Ящера» — это самое страшное, что могло случиться.

Присыпанный песком бетон взрыли первые очереди душманов.

Я стукнулся задом о стену и больно ушибся, но даже не заметил этого. Пополз вдоль стены, глядя в ритмично двигающиеся перед носом подошвы сапог ползущего впереди десантника.

Улица наполнилась адской стрельбой и заунывным свистом рикошетов. Главное — не думать, не паниковать, сосредоточиться на окружающей обстановке.

Я, затаив дыхание, вглядывался вперед и пытался отследить позиции стрелков.

Строение, вдоль которого мы ползли, заканчивалось метров через тридцать, а дальше шел забор из толстой проволочной сетки. Это было скверно: мы могли попасть в зону огня.

Напротив этого забора было четырехэтажное здание в облупившейся побелке. Оно напоминало административный корпус. С его стороны выстрелов вроде не было. В основном огонь шел справа и немного сверху. Трассеры почти отсутствовали.

Впереди, возле угла стены, виднелись аккуратно уложенные друг на друга мешки с песком — это был ближайший к нам бруствер. Внутри него лежали две подозрительные кучки мусора.

Кто-то из наших сзади выпустил очередь в перспективу улицы. Я бросил взгляд туда и увидел несколько перебегающих улицу фигур.

Я тоже вскинул ствол, но было поздно.

— Вы чего пачки откинули?! — гневно выкрикнул Пресный. — С той стороны улицы они нас достанут!

Он на пару с Маком аккуратно разбирал кучки мусора по кусочку.

Да, сплоховали.

И тут со стороны здания ударила пулеметная очередь. По стене над нами застучали крошащие кирпичи пули, и полетели брызги осколков.

Мак выругался.

— Не торопись, уже, — сказал ему Пресный своим невозмутимым голосом.

Я заметил отблеск ритмичной вспышки в черном проеме окна на уровне третьего этажа.

Я прицелился и послал в угол подоконника две коротких очереди. Пулемет затих, а из соседнего окна огрызнулся в ответ автомат.

— Не спать! Заградительный огонь по окнам! — крикнул Пресный.

Засвистели Сенькины шарики, зашипел ритмично своим глушителем автомат Йоргена, я сменил рожок. Из одного окна на улицу выпала фигура человека, раскинувшего в падении руки.

Мы словно поливали улицу из большого свинцового шланга. А один из десантников швырнул дымовую гранату. Напротив забора расцвело густое белое облако.

— Все за бруствер! — крикнул Пресный.

Мы заползли за укрытие и залегли, вглядываясь в туман.

Вдруг стрельба усилилась: со стоящего почти на границе видимости цеха утилизации ударило несколько очередей сразу. Били откуда-то с крыши. Несколько человек стреляли из-за угла административного корпуса: короткими перебежками они продвигались в нашу сторону.

И тут, метрах в десяти перед бруствером, грянул взрыв минометной гранаты — казалось, что сильнее в ушах уже звенеть не может. На нас посыпались мелкие камни и песок, противно завыли осколки. Почти одновременно вновь ударил пулемет.

Душманы предприняли контратаку.

В перспективе пространства вдруг возникло резкое ритмичное движение. Улицу стали заполнять силуэты людей, подпрыгивающих над поверхностью до уровня третьего этажа. Это зрелище имело ошеломляющее впечатление!

— Что за блохи из Гваделупы? — удивился Сенька вслух.

— Кузнечики, блин! — Пресный смачно сплюнул.

Мельтешащие вверх-вниз душманы поливали наши позиции заградительным огнем, не давая особо высунуться.

Это было специальное подразделение бандитов, которые, пользуясь малой гравитацией, изготавливали себе мощные пружинные ходули, подбрасывающие их высоко вверх. Конечно, особой меткостью они не отличались, но такими танцами сильно отвлекали противника, да и попасть в них было проблематично.

— Откуда они только берутся, — процедил Санчо.

— Из магазина резиновых изделий, — в тон ему ответил Мак.

— Гранаты, — приказал Пресный.

Тут из-за сетчатого забора с обезьяньей ловкостью выскочила фигура душмана и, кувырнувшись по земле, вскочила и бросилась к нам. Человек держал в вытянутых руках по гранате.

От неожиданности на мгновение все опешили.

— Аллах акбар!!! — истошным гортанным голосом завопил человек, перекрывая треск стрельбы.

Тут же две очереди ударили в его грудь. Тело опрокинулось назад, а выпавшие гранаты откатились к забору и разорвались.

— Вот Аллах-то, может, и «акбар», а ты, дружок, не очень, — проворчал Пресный.

— Чего-то они вспухли[40] маленько, — с тревогой в голосе отозвался Мак.

— Да… застряли мы, — с досадой ответил Пресный.

Меж тем «кузнечики» приближались огромными прыжками.

Я начал нервничать, а Йорген и Сенька открыли беспорядочную стрельбу.

Разве что Сенькин «Разрушитель», со своей кучностью стрельбы, мог хоть как-то противостоять им.

Сквозь выстрелы изредка слышался истошный скрип пружин, а автоматные очереди, сверкающие пунктирами трассеров, постоянно меняли угол.

«Кузнечики» ловко маневрировали в узком пространстве между зданиями.

Было страшно оттого, что убьет именно шальная пуля.

Было страшно и неприятно высовывать голову из-за бруствера.

Было просто страшно потому, что в нас стреляло много стволов и что опять начались хаос, неразбериха, которые приводили к панике…

Я, стиснув зубы (а они сегодня уже привыкли к такому положению), осторожно подполз к краю бруствера и выглянул сбоку…

Вдруг послышался громкий грохот, и на фасаде административного корпуса вырос огненный смерч. Посыпались осколки кирпича. Затем справа ударил другой пулемет.

Несколько «кузнечиков» разлетелись прямо в воздухе, вспыхнув как спички, а остальные резко изменили направление прыжков.

— Ну наконец-то, — удовлетворенно пробасил Пресный. — Комод приехал!

Взвыла мина и разорвалась где-то за забором, а в здание вновь угодил реактивный снаряд, и ударила скорострельная пушка.

Фигурки душманов стали разбегаться, как потревоженные тараканы, а стрельба начала стихать.

За забором грянул новый взрыв, и сетка со скрежещущим свистом брызнула порванной паутиной в стороны. Стальные рамы застонали, и звук этот перемежался с металлическим лязгом и утробным урчанием. Из-за угла здания, за которым прятались мы, показалась передняя часть БМТ, которая подмяла под себя гусеницами остатки рамы забора.

На улицу выехала спасительная боевая машина, которая сразу стала разворачиваться к нам задом, наполнив проем между строениями мутно-серым выхлопом.

Десантного отсека за башней уже не было.

На башне красовался номер «203» и была грубо намалевана голова дракона, извергающего из пасти пламя.

Справа от машины полыхнуло огнем, а дымный след ракеты уперся в угол дома, разорвавшись огненными брызгами. Земля содрогнулась, и звонко заколотили осколки по броне танка.

БМТ медленно и с достоинством, словно суетиться было просто несолидно, поднял дуло башенного орудия немного вверх, и пушка выстрелила, самортизировав.

На углу крыши цеха утилизации раздался взрыв, и выросло огненное облако.

— Комод! — закричал в наушниках Санчо. — Где ты ходишь?

— Вы без меня — никуда, — раздался голос командира отделения в шлемофоне.

— Опять из нас подсадного сделал! — с обидой сказал Пресный. — Предупреждать надо!

— А вы испугались, ящерки? — ехидно спросил Комод.

— До мокрых штанов, — мрачно ответил Пресный басом.

— Ты чем-то недоволен?

— Да нет, — рассудительно отреагировал десантник, — понервничал просто…

— На броню! — был приказ. — Пора кончать с этим делом.

— Есть! — отозвались несколько голосов одновременно.

— За мной, — кивнул нам Пресный и махнул бронированной рукой с перчаткой без «пальцев».

Мы выскочили из-за бруствера и подбежали к БМТ.

Танк слегка подался вперед, лязгая негромко траками, и паладины, хватаясь за облупившиеся, протертые скобы, запрыгнули враз, словно на дромадера.

Я со сдвинутой набок кислородной маской, откашливаясь от выхлопных газов, сдавливающих горло, тоже вцепился мертвой хваткой в скобу.

Йорген карабкался слева.

— Можете принять оружие? — хрипло крикнул бегущий вслед Сенька.

Мы с Йоргеном одновременно схватились за его бугристую швабру, а Сенька вцепился в буксировочный блок и подпрыгнул. Стукнул его по ляжке прикладом автомат, которым упрямый Сенька сегодня и не воспользовался.

БМТ вновь обдал нас серым дымным плевком и, плавно раскачиваясь, покатил вдоль покореженного забора, мимо выщербленных стен административного корпуса, подминая под себя валяющиеся, будто мусор, искалеченные и обожженные мертвые тела. Они шевелились под гусеницами, словно на миг оживая, раскидывали руки и ноги…

Я крепко зажмурился, и меня стошнило прямо на край брони. Я потряс головой: прямо перед моим лицом оглушительно рокотало и дышало жаром из щелей стального корпуса, под которыми скрывался двигатель.

Я судорожно вдохнул раскаленный, пропахший маслом воздух.

Мне подумалось, что хоть я и привычный ко многому и напугать меня сложно, но такого, как сегодня, — не было в моей жизни. Не было, атеперь будет… всегда будет…

Мне было страшно под Пелопоннесом, мне часто снился пробитый череп Голландца, я видел очень многое, я боялся под пулями АШаТа, мне было жутко скованному наручниками на «Изумруде», но так страшно… нет, «страшно» — это неправильное слово: никогда я не чувствовал себя так близко к потере всего себя. К полной потере своего «я». Ощущение себя мелким придатком тупой и равнодушной бойни. И при этом шокирующим желанием было наплевать на все, бежать, выть и рычать, как дикий зверь, стреляя во все стороны…

БМТ меж тем, рокоча и лязгая, подбирался к углу цеха утилизации, перед которым, шумно рыкнув, резко повернул вправо.

Мы схватились руками — кто за что. Я чуть не упал, наступив коленом на Йоргена, который уперся в полозья креплений десантного отсека.

Из узкого прохода между зданиями ударила шальная автоматная очередь — гулко застучали по броне пули, рассыпая каскады искр.

Мы прижались к броне, и вдруг мою икру на правой ноге обожгло острой болью, и что-то теплое потекло в сапог.

Я вскрикнул и словно в ответ получил ощутимый удар в спину — дыхание перехватило. Это был рикошет от второй пули. Бронежилет выдержал.

Никто ничего не заметил: броня тряслась, ногу жгло, а распластавшийся на броне Йорген и десантники извергли град огня и свинца в сторону стрелка.

Я закашлялся, судорожно хватая ртом воздух.

— Заградительный огонь по окнам! — еле слышно в общем грохоте раздался низкий окрик Пресного.

БМТ чуть убавил ход, и его корпус слегка завибрировал — рокотал пулемет танка, расчищая путь вперед. Сзади ухнул взрыв, но звука его почти не было слышно…

Я тоже вскинул автомат и, попытавшись удобнее устроиться на броне, случайно пошевелил ногой и взвыл от боли.

Со злостью надавил я на курок, передавая всю свою боль и ненависть в вылетающие из ствола пули.

— На тебе, сука! — вырвалось у меня, когда я заметил фигуру с РПГ на плече, болтающуюся в моем прицеле на фоне пролома стены.

Я попал ему в шею: ударил фонтан кровавых брызг, душман выпучил глаза и инстинктивно схватился за горло, выронив оружие.

Тут же по шлему звонко саданул рикошет.

Танк приближался к груде бетонных балок, лежащих поперек дороги, нас качнуло, словно на огромных качелях, и вновь поднялось облако выхлопа.

Стрельба заметно убавилась.

— Бардак передает данные! — крикнул в наушники Комод. — «Шатун» нас скоро может спалить. Дальше пешком.

БМТ обогнул несколько стальных контейнеров и, подъехав к воротам цеха, плавно развернулся, занимая позицию между глухой стеной и аппарелью пакгауза. Машина, вздрогнув, замерла, а башня танка с тихим металлическим стоном медленно развернулась головным орудием на девяносто градусов в ту сторону, откуда мы приехали.

Я увидел, что броня под моей ногой измазана кровью, красновато-коричневой, смешавшейся с грязью и пылью. Я трясущимися руками отстегнул с пояса аптечку. Паладины спрыгнули с брони на землю, занимая оборону вокруг БМТ.

Я вколол себе трамадола и лошадиную дозу обезболивающего. Затем разодрал мокрую от крови штанину и увидел багровую дыру в ноге: повезло — навылет.

Остро пульсировала нога, но я попытался отключиться от всего и принялся обрабатывать рану.

— Странный! Тебя задело? — Лицо Йоргена было каким-то перекошенным.

— Слегка, — слабым голосом ответил я.

— Ладно, ништяк, дошли… — Йорген машинально сплюнул и как кукла сполз с брони, упираясь спиной в покатые ребра жесткости.

Сенька дрожащими руками пытался скрутить самокрутку, но бумага порвалась.

Мы тяжело дышали, словно после забега по лестнице.

В танке открылись боковые люки, и оттуда вылез Комод со своей частью отряда.

Закончив перевязку, я медленно сполз с брони на землю: в ушах шумело, руки продолжали трястись, а все туловище ныло, будто меня раздробило на тысячи частей. Но боль в ноге и спине притупилась.

— Значится, так, ядрена корень, — начал Комод. — Поднимаемся на крышу, котельная на два часа, проводим разведку, потом бьем «шатуна» с господствующей высоты и резко, без паузы, кладем урлу, каждый со своего фланга. Ясно?

— А если они этих туристов живым щитом используют? — послышался голос сержанта.

— А мы этого должны не допустить! — резко ответил командир. — За мной.

Он подошел к стене цеха, которая уходила этажа на три вверх. Она вплотную примыкала к высокой элеваторной колонне, возвышающейся над крышей на добрых пятнадцать метров. Из нее по диагонали вниз выходила дырявая, сильно поржавевшая труба, теряющаяся в мусорном контейнере. А по стене цеха, до самой крыши, шли покореженные ржавые скобы пожарной лестницы.

— За мной, — коротко скомандовал командир, хватаясь за нижние скобы руками.

— Ох, и задолбало меня сегодня лазание это, — проворчал Йорген, потирая ладони.

— Я последним пойду, — виноватым голосом сказал я, указывая на окровавленную штанину комбеза, — буду задерживать только.

— Шиш тебе с солидолом. — Пресный кинул на меня короткий взгляд. — Я последним пойду, прикрою, если что.

Я не стал спорить.

Приклад Сенькиного оружия «массового поражения» (как я мысленно окрестил уже его мушкет) болтался у меня перед носом, а я неуклюже подтягивал раненую ногу, а затем вцеплялся руками в следующую скобу, подтягиваясь вверх.

Снизу, озираясь по сторонам, лез Пресный. Я старался не смотреть вниз: от боли и потери крови кружилась голова, лихорадило и болела спина. Но все же стоило признать, что для такого кошмара, который мы пережили сегодня, для такой бесчеловечной кровавой бойни, оснащенной высокотехнологичными устройствами умерщвления, для такого хаоса и неразберихи, нелепых случайностей и смертей можно сказать одно: мы отделались просто минимальными потерями, попав прямо-таки в полосу сказочного везения. Даже несмотря на наш боевой опыт, несмотря на внимательность, осторожность и смекалку. Даже притом что никто из нас не потерял в бою головы и не ударился в панику (хотя несколько раз я был к этому очень близок).

«Замолчи!» — мысленно приказал я себе. Пока еще ничто не кончилось: рядом с Ириной — бандиты. «Шатун» стоит, последний из восьми машин… Восьми! Да… как поведут себя при штурме бандиты? Как поведут себя при штурме туристы? Как будут реагировать паладины? Моя тонкая интуиция молчала, привыкнув за время боя к перенапряжению, к грубым, резким и смертельным событиям, следовавшим одно за другим.

Медленно вращала Вселенная причинно-следственный вал колеса, которое должно было выдать горстку случайных комбинаций, обозначающих линии наших судеб…

Но больше всего в этой ситуации меня поражал командир взвода, который не прервал спасательной операции после гибели приемного сына. Чувство мести? Паладины могли бы нас просто шлепнуть в пылу боя и отчаяния. Это убрало бы все проблемы. Да и с туристами можно было не церемониться.

Все же понятия у паладинов довольно своеобразные — хотя честь и доблесть у них присутствуют, но в некоторых определенных аспектах… м-да…

Я испытывал к ним благодарность, к этим непонятным и грубоватым парням, которые спасли нам жизнь не один раз за совсем недолгое время.

— Черт! — вырвалось у меня невольно: я на секунду потерял устойчивость в ногах на кривой скобе и случайно наступил на больную ногу. Тело пронзила боль от ноги до шеи, а перед носом прошел по дуге увесистый самодельный Сенькин приклад, который он задел каблуком сапога. — Сеня! — прошипел я в микрофон. — Полегче со своей балалайкой!

Тот коротко обернулся вниз и продолжил подъем.

На крышу все вползали на пузе и залегли недалеко от края. На всех были маскировочные накидки, так что сканеры засечь не должны были.

Комод вытянул за край крыши видеощуп и транслировал на наши КПК слегка дрожащее изображение.

Котельная была чуть поодаль от нас. Сердце мое вновь учащенно забилось — там наши…

На краю пакгауза, напротив входа в склады котельной привлекла внимание фигура часового, покуривавшего беззаботно сигаретку.

Вокруг не было ни души: ни танка, ни людей…

И все же часовой в такой расслабленной позе показался мне слишком беспечным: он бы еще раскладушку поставил с теликом и пивом. Это сильно контрастировало с теми свинцовыми ливнями, которые только что извергались на нас в пятистах метрах отсюда.

И я никак не мог разглядеть: где же стоит последний «Нефилим»?

Тут к часовому подошел второй душман и, прикурив у первого, сел с ним рядом. Да… всего два выстрела с глушителем — и охраны сильно убавится: знать бы, сколько их там, внутри…

— Командир, — спросил я тихим голосом, — БРДМ передал данные о численности отряда?

— Их там всего девять, — так же тихо ответил он.

— А где танк? — вновь спросил я.

— Хрен его знает, — раздраженно ответил Комод.

Я обрадовался впервые за последнее время.

— Надо этих с улицы убрать, — прошептал я торжествующе, — пока они в зоне стрельбы.

— Так! — резким шепотом осадил меня Комод. — Охотникам просьба: в нашу работу не лезть! И вообще: кто будет стрелять или действовать без приказа — я тому задницу на уши натяну, — всех касается! Слушать только мои приказы, японский дятел! Ясно?

— Ясно, так точно… — послышались разрозненные голоса.

Я не решился спорить: все же сейчас хозяева положения — это паладины. Но меня обжигало чувство какой-то ревности, будто Ирину хотят спасать без меня.

— Вон там, рядом с Борой, — опять зашептал командир, уже спокойным тоном, — люк на техническую лестницу. Спускаемся до первого этажа, и там застыли чтобы!

Паладин, лежащий спереди и слева от меня, подергал ржавую ручку, торчащую из плоскости крыши, и, как ни странно, люк с легким скрипом открылся.

Мы стали по очереди спускаться по решетчатой пыльной лестнице, на площадках которой валялся мусор и уходили в облупившиеся стены черные провалы коридоров с ничего не говорящими указателями: «Сектор 9», «СК-12», «Сектор 7», «ЛХА».

Нога ныла отчаянно, тело сотрясалось мелкой лихорадочной дрожью, но спускаться мне было гораздо легче — у лестницы имелись перила.

На первом этаже было небольшое помещение без окон, с каким-то агрегатом, покореженным пультом и потрескавшимся причудливыми узорами дерматина креслом оператора. В дальнем углу комнаты был дверной проем с вышибленной дверью, лежащей прямо на пороге. Оттуда пробивалось слабое ночное освещение.

— Так, — вновь сказал Комод, — все замерли тут. Я пойду первый, поболтаю с часовыми, а вы выходите по команде…

— Комод… — начал было Пресный своим густым тягучим басом.

— Отставить разговорчики, господин прапорщик! — властно прервал его тот. — Выполнять приказ.

— Есть… — угрюмо и с некоторой обидой ответил паладин.

Командир подкрался к двери и исчез в проеме.

— Сибилла, ты меня слышишь? — сказал я негромко на ее частоте. — Мы возле котельной.

— Наконец-то, где вас носит? Я уже тут… С вами все в порядке? — раздался взволнованный голос Сибиллы, в котором сквозили тревога и нетерпение.

— Да, с нами все в порядке, — тихонько, чтобы никто не слышал, произнес я, — еще с нами отряд паладинов.

— Ох… смотрите аккуратнее…

— Где танк, Сиб? — вырвался у меня давно клокочущий в горле вопрос.

— Ушел, — кратко ответила она.

— Как ушел?! — не выдержал я.

— Ногами, — ответила Сибилла, — стоял-стоял во дворе, потом завелся и пошел куда-то на север, за башню. Вообще, Странный, бандиты какие-то расслабленные, как на курорте…

— Я тоже заметил… Не нравится мне все это…

— Сиб, малышка, я тут! — вклинился в эфир голос Йоргена.

Я пихнул Йоргена локтем.

— Привет, Акмэ, — хрипловато ответила та.

— Жди, — сказал я.

— Жду, — мрачно ответила она, — обождалась уже.

Я понимал, сколько вынесла Сибилла, вынужденная просто бездействовать, ожидая нашего прихода, а может, и нашей смерти или тяжелых увечий. Осознавая, что, даже если она начнет отстрел бандитов по партизанской программе, оставался еще танк и туристы, которыми бандиты могли воспользоваться в любой момент, как живым щитом.

Я понял, что ждать больше не могу и не буду: я не паладин, и приказ «замереть» ко мне не относится. У меня хватит мозгов не мешать командиру, но я должен быть рядом, в центре событий.

Я лег на каменный пол и пополз к дверному проему.

— Вы куда? — рявкнул в наушниках голос сержанта. — Назад!

— Отвали, — мрачно огрызнулся Йорген, который уже полз рядом со мной.

— Мне тоже посмотреть охота, — раздался густой бас Пресного.

— Пресный! — сержант почти зашипел от гнева. — Считай, что твоя задница уже на ушах!

— А мне так идет больше, — спокойно ответил тот.

— Очко будешь драить месяц!

От Пресного веяло каким-то спокойным простодушием и незамысловатым здравомыслием: он был естественен, он тоже, как и я, чувствовал, что ситуация какая-то непонятная, что-то не так…

Мы доползли до поваленной на пол двери и увидели пакгауз котельной и сидящих на его краю двух часовых, а рядом с ними… рядом с ними стоял Комод и действительно болтал, покуривая сигаретку!

Я, кряхтя и морщась от боли, повинуясь какому-то инстинкту, схватился рукой за дверной косяк и, с трудом поднявшись на ноги, вышел во двор котельной, обрамленный мусором, ржавыми бочками и пятнами мазута.

Сенька, Йорген, Пресный и Санчо последовали моему примеру.

Мы медленно шагали по площадке перед пакгаузом, а из мусорного контейнера у дальней стены, которая была испещрена выщерблинами от пуль, вылезала фигура Сибиллы.

Один из душманов заметил нас и, показав пальцем в нашу сторону, что-то сказал командиру, снимая с плеча автомат и лениво передергивая затвор.

Комод оглянулся. Мы подошли на расстояние нескольких метров, и я тоже передернул затвор своего трофейного STG. Паладин смерил нас по очереди тяжелым, изучающим взглядом, затем как-то натянуто улыбнулся — в тусклом красноватом освещении это выглядело словно оскал черепа.

— Ну вот, видите? — сказал Комод. — Вместо того чтобы тупо стрелять, иногда можно и договориться!

— Седой, это чего же такое? — спросил Пресный командира растерянно.

Он явно был ошарашен, и его растерянность как-то не сочеталась с его угловатой фигурой, с его низким, окающим басом, с ощущением уверенности и спокойствия, которое исходило от него во время боя.

— Пресный, — вкрадчиво, явно сдерживаясь, ответил командир, — ты уже один раз приказ мой нарушил, так сейчас хотя бы стой и не трынди, ядрена трактор.

Он повернулся к душману, закутавшемуся в маскировочную накидку. На рябом лице этого бандита, поросшем рыжевато-грязными клочьями щетины, блестело изрядное количество пирсинга. Второй сидел чуть поодаль от рябого, и на него падала тень с навеса пакгауза.

— В общем, так, Дон, — возобновил Комод свой разговор с рябым. — Зови сюда Джафара — пусть их выводят, и надо разбегаться. Время — деньги, а кому и жизнь.

— А эти ребята, — Дон кивнул в нашу сторону, — они нервные? Они стрельбу не будут поднимать? Договор-то с тобой только был, Седой…

— Ребята, — в тон ему спросил нас Комод, — вы стрелять будете? По туристам и людям, которые их охраняли, ежовый пенис?

— Вообще я охраны не заказывал, — сказал я резко, — но если все живы и здоровы…

К нам подошла Сибилла, разминая затекшие конечности. Они коротко обнялись с Йоргеном.

Я ничего не понимал, абсолютно ничегошеньки, да и нога ныла, и спина, и голова шла кругом, слегка подташнивало и звенело в ушах.

Как-то не вязался у меня образ Комода с гением дипломатии… Тем более после всех последних событий.

— Вот видишь, Дон: ребята не хотят палить по своим, — так же вкрадчиво и даже по-дружески ответил Комод.

— Ладно, подожди. — Тот оперся о приклад автомата, поднялся и заковылял к двери на склад.

— Комод, — сказал я как можно спокойнее, — может, ты со мной поделишься? Обстановку прояснить, а то непонятно: стреляй в душманов, не стреляй в душманов…

Я старался выглядеть простодушнее Пресного, натуральным фермерским пареньком из марсианских прерий.

— Вашу задницу просто сняли со сковородки, — невозмутимо ответил он.

— Это я заметил, — сказал я, приложив руку к груди, — вам за это респект и проценты, просто пойми: мы сегодня тоже не церберов гоняли, и…

— Ну что тебе не ясно? — Комод вскинул брови. — Нам сообщили о группе туристов уже давно. А мы не успевали к вам прорваться, и я попросил один дружественный отряд нам помочь, пока мы не подойдем. Операция прошла успешно. Что непонятно тебе, Охотник?

— А «шатун» откуда взялся и куда делся? — Я как можно более глупо похлопал ресницами и озадаченно посмотрел на враз помрачневшего Комода.

— Кстати, — процедил он сквозь зубы, — и мне это интересно, яловый папуас.

Через пару минут из склада появился коренастый, немного косолапый человек в черном кожаном комбинезоне, с черным бронежилетом.

Лицо его было слегка раскосым и щекастым, над верхней губой расходилась черная полоска усов, а гладко выбритый череп покрывала зеленая бандана.

— Наконец ти прищол! Сэдой! — Он приветственно вскинул руки, у него за спиной маячили еще двое душманов. На каждом из них было навешано нереальное количество оружия, включая ракетницы и ленты боеприпасов.

— Салам алейхум, Захарка! — кивнул улыбающийся Комод. — Как ты тут?

— Тивоими молитвами! — Джафар, улыбаясь, спустился по аппарели пакгауза и подошел к паладину.

— Что тут у вас творится? — тихо спросила Сибилла.

— Сам не пойму, — пробормотал я.

— Паладины решили податься в бэтманы, — пробурчал Йорген, — спасают всех, на вес и поштучно.

Сенька тронул меня за плечо.

— Смотри-ка, все в порядке у вас, — с улыбкой сказал он, — а ты переживал.

— Просто я очень нервный в последнее время, — ответил я тихо.

— Это ты зря…

— Привет, Джафар! — Командир подошел к главарю бандитов и вдруг с силой ударил его в живот своим большим красным кулаком.

Джафар хрюкнул и согнулся, побагровев.

Стоящие у дверей склада бандиты вскинули автоматы и шумно лязгнули затворами. Мы тоже покрепче сжали свое оружие.

— Говори, гнида, — прошипел Комод, — почему про танки не сказал ничего?! Откуда ты этих цыплят выблевал?! Почему не сказал, падла! У меня сына убили! Понимаешь, сука?!

— Нэ стрэлять, — прохрипел Джафар своим людям, вскинув руку и отчаянно кашляя.

— Будешь говорить, ядерный насос? — Командир уже держал его за плечи, слегка встряхивая.

— Сэдой, харош! — взмолился Джафар. — А еслы я так буду? Сначала стрэлять, потом гаварыть вопросы?

Комод разжал свои объятия.

— Слушаю, — сухо произнес он.

— Нэту слов, жьаль Андрэя, — сказал Джафар, отряхиваясь и кряхтя. — Харощий парэнь биль. Но, Сэдой, врубись сэрьезно — это нэ нащи, я про эти циплята поганий вообще не зналь!

— А один у вас во дворике чисто припарковался — отлить, наверное, хотел? — Глаза командира были подозрительно сощурены, и он стал немного похож на Джафара, и вдруг закричал надрывно: — Откуда, блин, они взялись?!

— Сэдой, я тэбе искренне соболезную, но орать нэ надо, — спокойно ответил бандит. — Их тут вабше два било сначала. Ми чуть не обгадилысь, когда они пришли сюда, во двор, две этих шайтан жьелезних. Ми хотели их стрелять с эрпеге, но, аллах свидетель, я виполнял твой приказ — щтоб с туристама ничто не случилась!

— Ну дальше, — перебил Комод.

— А они пришли и стаят, не дэлают ничего, — всплеснул руками Джафар, — мои бойцы смелий: выщьли ходить вокруг, они стаят, не щевелятся — страшно. Я с ными по радио говориль…

— И?! ЧТО? — Командир вновь в нетерпении сжал кулаки.

— Нищто, — ответил невозмутимый Джафар. — Они сказали, ми вас охранять будем, чтоб не било нападений на вас. Назвать клан не хотель, говорить, от кто прищел, тожье не хотель: ну я и плюнул — стаят и стаят! Можьет ти прислаль?! Я что могу думать? Патом буря биль, шайтан-башня гудель, патом один танк ущель, потом второй, нэдавно совсем, туда…

Он махнул рукой по направлению к башне.

— Так, блин! — Командир ударил своим кулаком себе в ладонь. — Джафар, ты ведь не гонишь мне? Учти, я знаю, где у вас клан, я про вас все знаю…

— Слушай, Сэдой, зачем так говоришь мнэ? — Джафар нахмурился. — Если би не горэ твое, я подумаль би, что ты меня обидеть хочещ! Я не подставляю своих…

— Ладно, — мрачно сказал командир, — извини, Захар, психую я…

— А чем рэчь! — Джафар покачал головой. — Тибе плохо. Я знаю…

— Выводи их, — тихо сказал Комод.

Джафар махнул рукой одному из своих бойцов, и тот скрылся в дверях.

— Отделение, — негромко скомандовал Седой, — ко мне.

Четверо более дисциплинированных паладинов — сержант, Бора и еще двое — вышли из дверей и присоединились к тусовке во дворе.

— Построиться, — отрывисто приказал командир.

Отделение выстроилось за нами: Пресный и Санчо тоже заняли свои места.

Мы, четверо Охотников, сгрудились возле аппарели, рядом с Седым и Джафаром.

Командир снял с себя десантный рюкзак, расстегнул его одним движением и вынул из его недр чехол.

— Здесь как договаривались, — вполголоса сказал он. — И еще батареи. Кодировка и карты.

Джафар закивал.

— А кто из них Странный? — вдруг спросил он.

— Вот этот, — посмотрел на меня Седой и ткнул пальцем. — А что?

Бандит полез в чехол, пошарил там, включив нашлемный фонарик, и вынул блестящий продолговатый предмет. Затем подошел ко мне.

— На. — Он ткнул в меня золотым слитком с отштампованным на нем серийным номером.

Я не шелохнулся.

— Спасибо — не надо, — кивнул я.

— Бэры. — Он потряс им опять. — Не обижяй Джафара.

— С какой стати? — поинтересовался я.

— Это тэбе за Мирзу, — ответил душман. — Спасыбо хачу сказать: ты его завалил, по слухам, пару солов назад, а это мой кровник биль! Возьми!

Я с неохотой протянул руку и взял слиток, сунув себе в карман разгрузки. Лучше бы аптечку или гранат подарил… Одно слово: бандит…

— Джафар умеет благодарить, кто его помогает!

Комод бросил на меня оценивающий взгляд.

Тут створки складских ворот надрывно заскрипели, отодвигаясь на полную, и из темноты проема стали выезжать туристы, сидящие верхом на дромадерах.

В глазах моих потемнело и слегка качнуло: сердце бешено работало всеми своими клапанами, и заныла рана в ноге. Вот сейчас, вот сейчас…

Дронова щурилась, Лайла, за ней Аюми, вжавшая голову в плечи, Крис, вращающий головой по сторонам, Аурелиано, застывший как статуя, и… вдруг… белый дромадер и оранжевый комбез… Ира!

Серые глаза расширились, голова повернулась, разглядывая стоящих во дворе людей…

Я не выдержал и замахал здоровой рукой! Я улыбался во весь рот! Я сиял, словно урановая пластинка!

И она! Улыбнулась! Потом тоже принялась махать мне, а потом… потом на ее лице заблестели слезы, и она отвернулась к стене.

Дронова с Лейлой тоже стали махать руками.

— Прывэт, ребята! — выкрикнул Азиз, замыкающий с полковником шествие нашей группы.

Бочком ехали безумные кладоискатели, которые, казалось, и не прекращали своей беседы.

Рядом с верблюдами шли вооруженные бандиты, одетые кто как попало, с автоматами на изготовку.

Я протолкался между животными к альбиносу, подставил руки, и Ирина спрыгнула мне в объятия. Я наступил на больную ногу, ойкнул и уткнулся в мокрое от слез лицо, сжимая ее плечи своими руками.

Двор наполнился шумом и разговорами. Фыркали и погавкивали верблюды.

Когда я оторвался от лица Ирины, она была вся перепачкана сажей и пылью.

— Ой, прости, дорогая… — Я принялся лихорадочно искать в аптечке антисептические салфетки… — Я тебя испачкал…

— Ты пришел… — громко шептала она, чтобы не заплакать, — пришел… я загадала так, что ты придешь… Я знала… ты же обещал…

И все-таки она заплакала, сложив ладони себе на шею, опустив голову и вздрагивая, а я крепко стиснул ее в объятиях. Снял с нее шлем и долго вдыхал запах ее волос, ее запах…

— Ты же знаешь, я стараюсь всегда делать как обещал, — пробормотал я, чувствуя, как отступает боль в теле.

— Я знала… знала… — всхлипывала Ира, — я знала, что ты не дашь себя убить… ты обещал…

Ремень автоматической винтовки сполз мне на сгиб локтя, и дульная часть с мушкой больно уперлась мне в ногу, но я ничего уже не чувствовал, я был не здесь, не на Марсе… Все это казалось просто сном… сном, который может оборваться в любую секунду…

Мне уже было плевать на черную шахту лифта, на брызги крови и брызги пламени, на истошные предсмертные вопли в эфире, на рев турбин и Башню Титанов, вместе с шагающей бронированной смертью.

Туристы рассеялись по двору, бандиты застыли, словно статуи, некоторые из них курили в кулак, по привычке пряча тлеющий огонек в руке. Паладины продолжали стоять нестройной шеренгой, слегка полукругом.

— Сэдой, — услышал я краем уха, — если вапросов больше нэт, ми пойдем — дэл по горло.

— Иди, Захар, — был ему ответ.

Душманы построились цепью, и Джафар, помахав всем рукой, повел своих бойцов в сторону холма, где еще недавно стояли «шатуны».

— Скворечник… Скворечник, — услышал я в наушниках голос Комода, — подходи во двор, на въезде встань.

К нам подошли полковник с Азизом, и даже Дронова с Лайлой нас поздравляли с победой.

— Эх, жалко, меня с вами не было, — хлопнул меня по плечу полковник.

Я отвернулся от прижавшейся ко мне Ирины.

— Вы знаете, полковник, — сказал я, глядя ему в глаза, — не о чем тут жалеть… не о чем…

— Да я понимаю, сынок. — Рой Горнфилд опустил глаза. — Это я так… молодцы вы.

— Если бы не ребята, — я кивнул в сторону построенного отделения, — нам шандец. Пресный не даст соврать.

— Да, не дам, — с коротким смешком басовито протянул Пресный.

— Молодцы, десант! — рявкнул полковник, вспоминая армейский голос.

— Да ладно, — сконфузился Санчо, — как по паркету шли…

— Танкисты — молодцы, — подтвердил Мак. — Капелька — стрелок от Бога! А Белл, водила — супер, жаль «Ящера»…

— Разговорчики! — резко прикрикнул Комод. — Команды «вольно» не было!

Чадя дымом и лязгая гусеницами, в проеме двора показался БМТ с номером «двести три» на башне.

— Так это и есть твоя жена? — спросил Комод, схватив меня за локоть.

Я вновь повернулся уже к паладину, а Ира подняла на меня удивленное, мокрое от слез лицо.

— Да, — коротко ответил я.

— Вы — гид группы? — спросил командир.

— Я, — ответила Ирина, счастливо улыбаясь.

— Вы отважная девушка, — кивнул паладин, — выйдите сюда, чтобы вас могли увидеть, екарный бабай! Это ж такая редкость — красивая и смелая женщина на Марсе!

— Я ничего не делала такого, — пыталась оправдаться Ирина, — вы нас освободили…

— Идите, идите. — Седой требовательно взял ее за руку и, вытащив из моих объятий, вывел на середину двора.

— Вот! — сказал он громко. — Посмотрите! Вот женщина, из-за которой сегодня убили моего сына!

Он резко перехватил ее за локоть, молниеносно выхватив пистолет из своей кобуры и приставив к ее виску.

Кровь забурлила пульсом тревоги во всем моем теле, обжигая раны и ожоги.

— Стой! — закричал я. — Оставь ее!

Комод смерил меня презрительным взглядом и громко крикнул:

— Отделение! Код «омега»!

Паладины вскинули автоматы, целясь в нас и в туристов.

— Вы че творите?! Эй! — крикнул Йорген, хватая свой АК-108 и передергивая затвор.

— Сержант Гордон! — крикнул командир. — Открыть десантный люк БМТ! Живо!

Сержант кинулся выполнять приказ. Лязгнул люк боевой машины.

— Комод, дай-ка вводную, — злым каким-то голосом попросил Пресный.

— Вводную тебе? — цинично рассмеялся тот, продолжая держать дуло пистолета возле Ириного побледневшего и заплаканного лица. — Сейчас будет тебе вводная! Приказам надо подчиняться!

— Седой, — сказал Пресный, — но мы же отряд, какого…

— Такого! — перебил тот. — Эта группа — она напичкана падалью… Пантеон, мать их раком! Про танки не сказали ни слова! Андрей погиб! А нужна-то им она! Всего лишь эта телка! Тут люди гибли! Все ради нее! Ты понимаешь?! Ты не поймешь! Сколько у десанта потерь за сегодня, ты в курсях?!

Я косился на стволы автоматов и на лицо Ирины, которое растерянно глядело на меня. Я не понимал ничего! А НАДО БЫЛО БЫ!

— В общем, всех этих… группу эту ликвидировать, — сдавленно сказал Комод, — тут падаль сидит. А остальное — без разницы. Код «омега». А бабу эту я к нам забираю! Пусть эти… из Пантеона теперь нам платя…

Грянул одиночный выстрел.

Комод схватился за собственную шею, отпустив горло Ирины. На ее лицо брызнула кровь. Ирина вскрикнула и быстро сползла вниз.

Комод удивленно обернулся — за ним стояли трое: Крис Паттерсон, Аурелиано и Аюми.

На лице Паттерсона было написано безграничное удивление, смешанное с ужасом. Его очки съехали на кончик носа. Он двумя пальцами держал в руке вывалившийся наполовину пистолет. Пальцы его задрожали, и пистолет выпал на песок. Некоторое время он хватал ртом воздух, а потом упал на колени и обхватил голову руками.

— Сука… — клокочущим хрипом произнес командир и повалился на бок.

Ирина поднялась и бросилась к нам.

Паладины продолжали целиться из своих винтовок.

— Ах ты, падаль! — раздался крик сержанта, который выпрыгнул из-за БМТ с автоматом в руках, целясь в голову Криса.

Я едва успел поднять ствол своей винтовки, как тишину двора прорезала автоматная очередь.

Фигура сержанта переломилась и свалилась на Криса, который жалобно пискнул и завыл, всхлипывая.

— Давно напрашивался, — пробасил Пресный, опуская свой автомат.

Все застыли, а Ирина вцепилась мне в плечо.

— Короче, — вновь заговорил Пресный, — расстрел туристов отменяется.

— Что за… — закричал Санчо. — Что…

— Комод давно что-то мутил без нашего ведома, — прозвучал в наступившей тишине голос Пресного. — Вот с духами опять же… Чего он там затеял и почему мы должны сперва спасать всех, а потом их же и класть? Что это за аттракционы? Мы что, клоуны по вызову?

Заговорили сразу несколько.

— Танки-то откуда взялись?!

— Тут, в группе в ихней, может, крысы!

— Мочить этих туристов надо!

— Десант! Мы свои! — кричал полковник.

— Сволочи! — визжала Дронова.

— По какому праву вы тут распоряжаетесь?! — надменно и холодно вопрошал Скорцес.

Азиз куда-то испарился, а я, как дурак, прикрывал свою женщину маскнакидкой и держал автомат, непонятно в кого нацеленный.

Мне показалось, что теперь везение завершилось… ситуация неуправляема… все кончено… сейчас будет стрельба…

Я беспомощно опустил дуло автомата и закрыл собой тело Ирины, отодвинув его к стене и беспомощно озираясь по сторонам…

Крики продолжались, резко саднила нога, и в ушах звенело сотнями зуммеров разной частоты…

Ящер… саламандра… люди-птицы… крепость… башня…

«3-з-зумм, з-з-зумм, з-з-зумм…» — звенело в мозгу.

— Да ладно вам, парни, — далеким эхом отозвался голос Сеньки в закоулках черепной коробки. — Они меня спасали, значит, меня и стрелять надо!

— Сейчас разберемся спокойно…

— Башка болит! У тебя не болит?

Остро запахло озоном, и воздух стал каким-то стеклянным.

— А-а-а! — раздался пронзительный вопль.

— Валим отсюда!

З-з-зумм, з-з-зумм, з-з-зумм… — этот звук продолжал сверлить мою голову.

Во дворе стало немного светлее…

Совершенно инстинктивно я с огромным трудом запрокинул кружащуюся голову: в небе вращалась огненная спираль, озаряющая розовым светом пространство двора котельной.

Люди с бледными лицами падали на плиты, освещение мерцало, а БМТ беззвучно попятился с раскрытым десантным люком, выпустив облако темно-фиолетового дыма с кормы, где запеклась моя кровь.

Пулемет на башне конвульсивно дернулся, и воздух прорезала безмолвная очередь. Пули ярко вспыхивали над двором и исчезали…

Только мы с Ириной стояли, обнявшись, и не падали, хотя мои ноги предательски дрожали и подкашивались…

И вдруг… стало темно… Совсем темно…

Примечания

1

Акмэдр. — греч. высшая точка, вершина) — соматическое, физиологическое, психологическое и социальное состояние личности, которое характеризуется зрелостью ее развития, достижением наиболее высоких показателей в деятельности, творчестве. Считается, что данный период в жизни человека приходится на возраст от 30 до 50 лет. В психоанализе данный термин обозначает «пик» удовлетворения в сексуальном акте. Другое понимание акмэ — зрелость, лучший возраст человеческой жизни (30–45 лет). В медицине: высшая точка развития заболевания.

(обратно)

2

Юварк — полуженщина-полуптица, или, как пишет Браунинг о своей умершей жене Элизабет Баррет, — полуангел-полуптица. Она может, распахнув руки, пользоваться ими как крыльями, и тело ее одето шелковистым оперением. Живет она на острове, затерянном среди антарктических вод, и была там обнаружена потерпевшим кораблекрушение моряком Питером Уилкинсом, который на ней женился.

(обратно)

3

Раз в 18 земных месяцев Марс находится к Земле на ближайшем расстоянии, что позволяет экономить ракетное топливо. Редкие рейсы бывают и вне Ракетного Сезона, но время РС считается наиболее удачным для перелетов. В это время на Марс прибывает большая часть грузов, колонистов и туристов.

(обратно)

4

Сол — вариант названия марсианских суток.

(обратно)

5

Плазмоид — некий сгусток, ограниченная конфигурация магнитных полей и плазмы. Плазмоидные образования вблизи поверхности Земли образуются преимущественно над газвыделяющими структурами и тектоническими разломами. Размеры плазмоидов колеблются от 3–5 см до 100 и более метров. Образование плазмоидов происходит по модели шаровой молнии, согласно которой плазменную фазу удерживает тонкая молекулярно-кристаллическая оболочка, состоящая из электрически заряженных кластеров «скрытой» фазы воды.

(обратно)

6

Гаусс — единица измерения магнитной индукции в системе СГС. Названа в честь немецкого физика и математика Карла Фридриха Гаусса.

(обратно)

7

Валютой на Марсе является энергетический эквивалент стандартного образца атомной батареи. 1 эрг равен 100 килоджоулям.

(обратно)

8

Детритофаги — организмы, разрушающие остатки мертвых растений и животных.

(обратно)

9

АН-94, «абакан» — автомат Никонова. Автомат «абакан» был разработан с целью заменить старые автоматы Калашникова под распространенный патрон 5,45 более новыми штурмовыми винтовками. Также перед разработчиком стояла цель сделать автомат, способный во время стрельбы очередью не терять кучности, а значит, уменьшить отдачу и «подброс» ствола.

(обратно)

10

Бронеразгрузка армейского образца, доработанная в кустарных условиях под марсианские особенности. Являет собой корсет, состоящий из бронежилета с титановыми пластинами и электромагнитными «подушками» на солнечных батареях и альтернативных источниках питания и разгрузки армейского образца с карманами для автоматных рожков, гранат и атомных батареек.

(обратно)

11

Стихи автора.

(обратно)

12

Чемберлен Невилл (18.3.1869 — 9.11.1940) — государственный деятель Великобритании, один из лидеров Консервативной партии. Вел миротворческие переговоры с нацистской Германией.

(обратно)

13

Катавасия (греч. — схождение) — ирмос, исполняемый в конце каждой песни канона (чаще всего только после 3, 6, 8 и 9-й). Название происходит от предписания Типикона (19 гл.): «…Для пения катавасии певцам 2-х хоров (клиросов) следует спускаться со своих мест и сходиться на середине храма, что приводит к определенному нарушению порядка монастырского богослужения…» В переносном смысле и есть — «беспорядок».

(обратно)

14

Луддиты (англ. — luddites) — группа английских рабочих, протестовавших в начале 1800-х годов против изменений, которые повлекли промышленный переворот, и считавших, что их рабочим местам угрожает опасность. Часто протест выражался в разрушении машин и оборудования. Луддиты считали своим предводителем некоего Неда Лудда, также известного как «Король Лудд». В марсианском контексте это приобретает несколько иной смысл.

(обратно)

15

Один из лидеров панк-рока (1957–1979). Полное имя — Джон Саймон Ричи. Впрочем, возможно, имеется в виду рестлер Сидни Рэймонд, чемпион 2012 года по рестлингу (показной постановочной борьбе). Он тоже взял псевдоним Сид Вишез.

(обратно)

16

Трамадол — средство против болевого шока.

(обратно)

17

«Эпос о Гильгамеше», перевод советского ассириолога В. К. Шилейко.

(обратно)

18

Cereusgiganteus — растение семейства Cactaceae, название рода — Сеreus. Первое описание цереуса гигантского появилось в 1848 году и было сделано Джорджем Энгельманом. В 1908 году в честь Эндрю Карнеги название рода было переименовано в Carnegiea gigantean. Местные жители называют его sahuаго и pitahaya. Гигантские кактусы, произрастающие в Южной и Северной Америке.

(обратно)

19

Агроглифы — рисунки, таинственно возникающие на полях, еще известны как «травяные круги».

(обратно)

20

Медицинский комплект «Сам себе хирург» (англ.).

(обратно)

21

У Марса был найден еще один, четвертый по счету, «троянский» астероид-компаньон. Объект, получивший обозначение 2007 NS2, был обнаружен 16 июля 2007 года астрономами Обсерватории La Sagra, расположенной на юге Испании. Согласно предварительным оценкам, основанным на визуальной яркости этого объекта, поперечник небесного тела составляет примерно 1 километр.

(обратно)

22

Ли Страсберг — американский режиссер, актер и продюсер. В 1952 году стал руководителем актерской школы-студии в Нью-Йорке, обучение вел на основе системы Станиславского. Среди выпускников школы такие артисты, как Пол Ньюман, Аль Пачино, Мэрилин Монро, Джейн Фонда, Дастин Хоффман, Роберт де Ниро, Марлон Брандо, Микки Рурк.

(обратно)

23

Алес — четырехугольное покрывало белого цвета с особым рисунком и кистями по углам.

(обратно)

24

Нефилим (ивр., буквально — те, кто приводит других к падению) — в Пятикнижии и некоторых неканонических еврейских и раннехристианских писаниях (см. Книга Еноха) существа, появившиеся в результате связи «сыновей Господа» (ангелов) и «дочерей человеческих».

(обратно)

25

Лепус — марсианская разновидность дикого кролика. Водится в глухих пустошах с небольшой растительностью и малым процентом хищников.

(обратно)

26

Автоматический гранатомет станковый.

(обратно)

27

Термобарическая граната (основной боеприпас), в головной части имеет небольшой кумулятивный заряд для пробития полевых фортификационных сооружений и бронетехники. Через образовавшееся отверстие внутрь укрытия попадает основной заряд, являющийся боеприпасом объемного взрыва второго поколения. После его подрыва образуется облако мелкодисперсного жидкого взрывчатого вещества. В результате его инициации детонатором происходит мгновенный рост давления во фронте ударной волны при очень высокой температуре, а в эпицентре облака за счет выгорания большого количества кислорода возникает область очень низкого давления. В результате кроме поражения ударной волной и высокой температурой, на цель дополнительно действует эффект декомпрессии, которая наблюдается при резком извлечении глубоководной рыбы на поверхность.

(обратно)

28

Блистер — выпуклый обтекаемый иллюминатор, обзорный купол (иногда с турелью), позволяющий размещенному внутри наблюдателю иметь широкий обзор; находит применение, в частности, в авиации и подводных исследованиях.

(обратно)

29

Беляус — городище в северо-западной части Крымского полуострова. Во второй половине IV века до н. э. здесь возникло древнегреческое поселение, известное своей Башней Титанов.

(обратно)

30

Синхрофазотронная винтовка — образец армейского беспорохового стрелкового оружия, с каскадом электромагнитных катушек на стволе, позволяющих разгонять пулю до сверхзвуковых скоростей, что дает мощный убойный эффект.

(обратно)

31

Сошки — откидная станковая подставка для тяжелого стрелкового оружия.

(обратно)

32

БМТ — расшифровывается как боевая машина тяжелая — тяжелый десантный танк, применяемый в составе мотострелковых соединений, сделанный на базе среднего танка, обладающий быстроходностью и маневренностью. Между кабиной экипажа и двигательным отсеком имеется маленький десантный отсек на четверых человек. Для увеличения количества несомого десанта за башней танка укрепляется дополнительный отсек для десанта, вооруженный тяжелым пулеметом и ракетницей, для защиты тылового пространства.

(обратно)

33

ПТУР — противотанковая управляемая ракета. ПТУР представляет собой твердотопливную ракету, способную корректировать траекторию полета по командам оператора или собственной ГСН (головка самонаведения, оснащенная боевым сканирующим процессором).

(обратно)

34

Бардак (жарг.) —БРДМ (боевая разведывательно-десантная машина).

(обратно)

35

Комод (жарг.) — командир отделения.

(обратно)

36

Налипнуть (налипос) (жарг.) — попасть в неприятность (получить нежелаемую работу, попасть в переделку и т. п.).

(обратно)

37

Противопехотная «скачущая» мина.

(обратно)

38

Дембелить (жарг.) — отлынивать от работы.

(обратно)

39

Приспособление для бесшумной стрельбы.

(обратно)

40

Вспухнуть, опухнуть (жарг.) — обнаглеть, распоясаться.

(обратно)

Оглавление

  • *** Примечания ***