Новый мир, 2012 № 08 [Мария Семеновна Галина] (fb2) читать постранично, страница - 2


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

путина, вылов комсомолок,

мандолина, мандолина, темный переулок,

и когда затихнут склянки и ночная птица,

кроме нежной итальянки, ничего не снится.

Света нет, трепещет свечка, тремоло ночное,

тихий треск, играет печка что-нибудь печное.

Ах, Сильвана Пампанини, девушка простая,

произросшая из пиний, книжек не читая.

Звонко брызжут, мандолина, звезды из-под весел.

Фантастический мужчина поматросил — бросил.

О, удел фотомодели, бедная харизма,

бесы в черно-белом теле неореализма.

Уроженцы океана,

внуки балалайки —

за тебя воюют, Анна,

уличные шайки.

Ах, утраченные грезы

выпали, как сажа

на железные березы

местного пейзажа.

*       *

     *

От русской народной сказки

останется для острастки

кому-то веленье щучье,

кому-то — хотенье сучье.

Сидеть бы себе на печке,

но два существа на встречке

разъехаться не сумели —

и кончен сюжет Емели.

Беспутно лихое слово,

но пользователя лихого,

уйдя в глубину портала,

молитва не покидала.

— Меня без тебя не станет.

Лишь ветер перелистает

открытую книгу жалоб.

Меня без тебя не стало б.

Винодел

Князь Голицын большое вино создает,

Лев Сергеич по делу гуляет и пьет.

Старше рода Романовых только один

древний род, и в начале его — Гедимин.

В подземелье огромная люстра зажглась,

серебром и свечами сияющий глаз.

Здоровяк в армяке, завсегда ни в глазу,

он копает подвалы, разводит лозу.

Серсиаль, Изабелла, Мальбек, Шардоне,

Альбурла, Катауба, Мерло, Каберне.

На французском наречье легко говорит,

римским правом владеет, как люстра горит.

Нос воротит от духа сивушных бород

благодетель и мот, говорун и банкрот.

Наше дело шампанский восторг создавать

и не наше призвание им торговать.

На чужбине в чести Траминер и Гренаш,

там понятья не наши и климат не наш.

И глядит прародитель его Гедимин

на тоннели его и коллекцию вин.

Из удельных имений погонят его,

на уступе скалы похоронят его.

Наступает в России 17-й год.

Торжествует революционный народ.

Водки нет, потому как не выращен хлеб, —

разорили подвалы, порушили склеп.

Не о том ли мечтал, не того ли хотел?

Наконец свой народ напоил винодел.

Монтобан, Саперави, Мурведр, Семильон,

Ркацители, Альбилло, Кишмиш, Совиньон.

*       *

     *

Памяти Я.С.

Ну, правда, выйди за жокея, когда меня свезут в тюрьму.

Его достоинств не имея, я благодарствую ему.

Я вас, подруга, познакомил, когда ходил на ипподром.

Я познакомил вас, подруга, и дай вам бог, не надо драм.

Он ловкий парень, сильно юркий, и прирастает ко хребту

неалхетинской сивки-бурки, и набирает высоту.

Лети, куда меня не просят. Там жены серебрятся те,

кто, проливая слезы, носят лишь херувимов в животе.

Упала тяжкая подкова

на Ярослава Смелякова.

В какой-нибудь эпиталаме большой певец вернейших баб

побрякивает кандалами, ползет с этапа на этап.

Сто лет нам стукнет или двести — не так ведя свои дела,

запутались в вопросах чести.

А тут Манефа — померла.

Она сожгла себя, Манефа, от свечки, стоя перед ней,

она сожгла себя, Манефа, от свечки, стоя перед ней.

Ни культа личности, ни ЛЕФа,

ни пролеткульта в сто свечей.

*       *

     *

Доползти восвояси домой

из роскошной квартиры чужой.

Вот теперь куда надо пришел —

миновали разгул и развал,

ниже плинтуса пол, только пол,

где никто никого не распял.

И не сдвинется, выйдя в тираж,

с места — огнеупорный стеллаж,

и на месте, как тот Секре-кёр,

допотопный стоит секретер,

и ни стопки оттуда не спер

интерьер буржуазных фатер.

И не стала причиной стиха

ни одна из проблем ЖКХ.

Выше всех превзойденных наук

результат — ничего не иметь,

и в углу туалета паук

крупно вяжет всемирную сеть.

*       *

     *

Дуб по имени Филимон посреди безымянной флоры,

посреди безымянной флоры дуб по имени Филимон.

Он единственный старожил — проходимцы, фигляры, воры,

финансисты, гипнотизеры напирают со всех сторон.

Уроженец, абориген, не захватчик и не лимитчик,

не хомячит куски халявы, не добытчик и не купец,

не выдумывает родни, с документами не химичит,

не накручивает на спиле не своих годовых колец.

Происходит вокруг него вечный тендер, сплошное ралли,

тени предков идут по небу, седина кучевых бород,

горы праха в его корнях, в черных дуплах его застряли

Тохтамыш или князь Пожарский, проскочившие