Carere morte: Лишённые смерти [Ирина Валерьевна Якимова] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Ирина Якимова Carere morte: Лишённые смерти


Пролог

В саду перед домом она остановилась.

"Безумие! — ещё противился рассудок. — Тебя обманули. Ты не нужна им. Они убьют тебя, бедную наивную дурочку. Ну, куда ты идёшь?!"

Она закрыла глаза, и ей мгновенно явился образ юноши — тонкий профиль, тёмные волосы до плеч…

— Если я ошибаюсь, — усмехнулась она, — если я не разглядела его ложь, то так мне и надо.

То ли из-за вечернего холода, то ли от страха улыбнуться не получилось. Лицо словно застыло.

"Безумие! — предпринял новую атаку рассудок. — Безумие и грех! Воротись домой!"

— Я обещала ему, что приду! — попробовала спорить она…

"А кто он, ты помнишь?"

Она оставила этот довод без ответа. Слишком страшно. Ответы замёрзли, как и этот осенний, голый сад, как и эти выступившие на небе ледяные искорки звёзд… как и она сама.

"Что мне делать?" — спросила она ночь вокруг, и, словно ей в ответ, чёрное небо озарилось яркой вспышкой. Огромная звезда прокатилась над крышей дома и растаяла, не долетев до земли. Что это, как не знак судьбы? Сама Ночь указывает ей путь.

"Ты совсем заигралась, девочка!" — предупредил рассудок. Но она привычно послала здравый смысл к чёрту.

Семь ступеней вверх она летела, сердце билось в пустоте, звонко отдавалось в ушах. И вот она у двери с ручкой в виде головы льва. Его правый глаз пуст, слеп, но сохранившийся камень в левом тревожно горит, переливается зелёным, холодным, мертвенным светом, приглашая войти, чтобы позже выйти… преобразившейся.

Она сжала руку в кулак. Решительно постучала трижды. Ожидание было недолгим.

— Ты всё-таки вернулась! — тот самый юноша, что являлся ей, стоило закрыть глаза, улыбнулся и широко распахнул дверь. — Ты решилась?

— Да… — дальнейшие её слова поглотил скрип затворяющейся двери.

Тихо беседуя, юноша и девушка вышли на летнюю террасу, не застеклённую и открытую ветру. Палая листва, принесённая сюда вихрем, металась под ногами, шурша, как дамы на балу кринолинами.

— Не говори "вампир", — учил юноша. — Говори "carere morte", отрёкшийся от смерти.

— Разве эти слова не обозначают одно и то же?

— Нет! Вампир — мифическое существо, жалкое ночное создание, паразит, питающийся кровью, а carere morte — это наша история, действительная история! Carere morte — победивший старость и смерть, вечноживущий, бессмертный. Владыка северных земель. Бог.

— Так "отрёкшийся" или "победивший"?

Юноша коснулся пальцем её губ, заставляя замолчать.

— Ничего не говори. Слушай тишину, слушай ночь. Если ты не слышишь её шёпота, значит, ты узнала только половину мира. Этого так мало для существа, созданного по образу и подобию Бога! Взгляни на небо. Эти звёзды видели рождение нашего мира, они же будут освещать его агонию. Среди них, бессмертных, есть твоя тёзка. Спроси её, каково это, жить вечно.

— Моя тёзка?

— Вон она, над самым домом. Мира, Удивительная. Хочешь стать, как она?

Девушка молчала.

— Мы не делимся проклятием, Мира. Это ложь завистников. Мы дарим вечность.

Приняв продолжающееся молчание спутницы за согласие, юноша подошёл к ней ближе, взял за руку.

— Знаешь, откуда пришло это слово: carere morte? Это значит: быть лишённым смерти. Сумасшедший алхимик Атер так озаглавил свой трактат, посвящённый исцелению смерти.

— Исцелению… смерти?

— Да. Хочешь стать исцелённой?

Нижние улицы спрятались, укрывшись тьмой, как одеялом. Верхние, полукольцом подбирающиеся к северным горам, расползлись в улыбке, обнажив острые белые зубы — дома. Старый город, сердце страны, спал и улыбался во сне — таинственно, мудро, хищно.

— Ты чувствуешь суть этого города, цитадели carere morte? Она открылась тебе? Ты вернулась домой, сестрёнка. Останься со мной. Будешь моей звёздочкой, моим ночным бриллиантом… Вечность тебе понравится.

Вместо ответа девушка потянулась и расстегнула тонкую серебряную цепочку на шее. Недолго подержав в руках, она бросила её за перила, в сад. Маленький крестик сверкнул в темноте и исчез, беззвучно провалившись в пустоту. Юноша сжал её теперь совсем безвольную руку в ладонях.

— Моя невеста, — сказал он. Его глаза смеялись, но лёд в них не таял.

— Только поцелуй меня сначала, — попросила она и закрыла глаза…


Видение тает, и я остаюсь в темноте. И я думаю об этом таинственном сочетании, которое так приятно катать на языке: carere morte. Быть бессмертным, отказавшимся от смерти, не знающим смерть, отрицающим смерть. Лишённым смерти… Немногие сейчас признают это, но наша проклятая страна — Земля Страха, возникла и просуществовала полтысячелетия только благодаря carere morte и тому страху, который они вселяли в души смертных. Carere morte были мёртвым сердцем нашей земли. Они были легендарным ужасом и великим соблазном… — Я шепчу это, и новое видение завладевает мной. И заученные с детства слова эхом раздаются в голове…


"Бессмертные, они называют себя богами, которым ведома вечность. Они будут звать вас за собой… Не верьте! Они будут шептать, что смерть есть слабость, и назначение смертных в этом мире — быть пищей бессмертных богов. Они будут говорить, что люди слабы, жалки, их мысли тяжелы как камни, а мечты стелются по земле и не способны от неё оторваться. Они будут говорить, что им известны все ваши страхи и все ваши желания. Они будут говорить, что знают вас… до волоска, как всех, как всю жизнь, давно прочитанную ими скучную книгу… Не верьте! Они не бессмертные, но carere morte — лишённые смерти. Лишённые смерти — и, от века, лишённые жизни. Их проклятая участь — питаться крохами с чужого стола, каплями чужой жизни, которую они могут лишь попробовать на вкус, но не познать. Они как черви, в их телах нет чувствительных струн, одно несытое чрево. Не боги пред вами — нижайшие из тварей, знающие лишь голод, подобно зверям, но не богам не ведающие о смерти. Рассмейтесь же им в лицо…"

Далеко к югу от древней вампирской столицы отец читает дочери поучение из старой книги. Он говорит чётко, размеренно, точно диктует. Низкий, приятный голос передаёт каждый знак и каждую паузу в тексте. А дочка, рыжеволосая зеленоглазая девочка лет десяти, слушает вполуха и, таясь, рисует что-то карандашом на альбомном листе, сложенном пополам. Странный рисунок: люди с драконьими крыльями летят по небу, но сети над ними затягивают весь поднебесный мир паутиной, укрывают, точно куполом. Замкнутость, обречённость, несвобода. Carere morte — кривая подпись под рисунком, "е" не получились совсем и похожи на клубки спутанных ниток.

— Почему их зовут то лишёнными смерти, то лишёнными жизни? — робко подаёт голос девчушка, когда отец заканчивает. В её глазах вспыхивают золотом огоньки. — Как будет правильно?

Он задумывается, откладывает книгу в сторону.

— Смерть и жизнь — родные сестры. Одна — бездонная пропасть, другая — бескрайняя звёздная чаша. Они смотрят друг в друга, как в зеркала. Если убрать одно, останется ли его отражение? Вампиры, оказываясь от смерти, отказываются и от жизни, поэтому верны оба названия.

Мама отдыхает в кресле у камина. Её лицо в обрамлении огненных волос кажется белее мела, глаза неподвижны — она глядит на пламя, но мыслями находится далеко. Её руки быстро двигаются, перебирая какую-то большую блестящую паутину. Девочка не выказывает ни малейшего любопытства, она уже знает, что это такое: ловчая сеть.

— Вот это да! — ахает женщина, найдя прореху, и оборачивается к мужу. — Он прорвал сеть, посмотри: здесь… и здесь. Должно быть, крыльями.

Девочка вздрагивает при последних словах, она испуганно всматривается в лица родителей, будто ищет что-то и не находит.

— Удрать от нас этому вампиру всё же не удалось, — успокаивает её отец.

Девочка кивает. Ведьминский огонёк, вспыхнувший было в кошачье-зелёных глазах, тает, тухнет. Взгляд становится сонным, равнодушным.

Отец достаёт из жилетного кармана часы и, поглядев на них, возглашает:

— Час до рейда, Марта. Собирайся, — на последнем слове он достаёт из верхнего ящика бюро короткие арбалетные стрелы в связке и берёт со стола большой арбалет, отлаживанием которого занимался весь день. Пара ловких отработанных движений, и арбалет сложен — так он будет незаметен под плащом охотника.

Женщина немного нехотя покидает уютное кресло. Отец уходит следом, не забыв поцеловать дочку на прощание. Девочка едва замечает эту ласку. Она рисует новый рисунок прямо на обороте старого: крылатый человек, опутанный паутиной-сетью, с кинжалом в сердце. И двое охотников в масках держат его…


Я выбрасываю пришедшую пару картин на писчий лист, вынимаю пару игл-воспоминаний из своей несчастной головы — и становится чуть легче. Я закрываю глаза и откидываюсь на спинку кресла. Я снова грежу.

Конец моей дороги близок. Неизведанная даль, что была в начале пути, вся осталась позади. Я вижу, где суждено окончиться моей дороге, вижу, где место, в котором для меня закончится мир. Прямо передо мной небо звёздным водопадом стекает на чёрную жирную землю и оплодотворяет её. Это место рождения мечты, всех идей и всех фантазий, место рождения всех судеб нового мира. Но я протягиваю руку, и встречаю гладкую, холодную, прозрачную стену. Я в плену стеклянного купола и мне не покинуть его. Там, за пределом, не мой будущий мир, не моя война, не моя мечта и не моя судьба.

Тогда я оглядываюсь. Позади, насколько хватает глаз, простирается пустошь. Облака быстро бегут по небу, и по пустоши скользят их тени. Они черны и стремительны и словно живут собственной жизнью. Иногда мне кажется, что я знаю их: это тени людей, ушедших прежде меня. Их много, много… Я вздрагиваю, когда узнаю среди них и собственные отражения. Это те мои "Я", что сгорели в годы потерь. Они прячут лицо и пробегают мимо. Я шепчу: "Постойте!", но тени исчезают, не отвечая на мою мольбу. Они исчезают и оставляют иголку-воспоминание в мозгу, уже похожем на ежа…

Я вижу дорогу, которая привела меня сюда. Отсюда, с края пустоши, она вся расстилается передо мной. Я удивляюсь её причудливым изгибам. Она вьётся — по полям и между скал, она перечёркивает мостами бурные реки, она качается паутинкой над пропастью. Однако отсюда я не вижу начала дороги. Где оно? Да и моё ли начало было у этой дороги? Через все скалы и пропасти меня тащила одна история, одна легенда, но она была и прежде меня…

И она была не только моей.

Ветер, гонящий над пустошью облака, доносит далёкий голос. Пожалуй, я прислушаюсь к нему:

"Эта история из тех историй без начала и конца, что начинаются "давным-давно", так давно, что начала их не вспомнить и тянутся, тянутся… так долго, что конца их не разглядеть. А, поскольку рассказывают её уже очень-очень давно и всякий раз по-разному, правду, пожалуй, никто и не знает. Кроме Луны и Солнца. Они видели, как всё было, они рассказали эту историю мне, я расскажу сейчас тебе, а ты ещё кому-то… И, может быть, когда весь мир наконец-то узнает правду, эта история завершится, и тогда люди смогут рассказывать её от самого настоящего начала до самого правдивого конца".

Захлебнувшись растаявшим воском, шипит и тухнет свеча. Внезапно обрушившаяся тьма возвращает меня в реальность. Я освобождаю фитилёк и снова зажигаю свечу, вновь гляжу на лист бумаги передо мной.

Мне нужно подобрать название для первой из будущих книг. Я молчу, сосредоточено грызу стальное перо. Я всё думаю о странном сочетании: carere morte… Может, мне следует пустить заглавием его?

Да, вот так. Теперь же пора вытащить новые иглы-воспоминания из своей несчастной головы. Пора начать рассказ о Земле Страха — земле carere morte, ныне канувшей в вечность вместе с её бессмертными обитателями. И эта история, началась, разумеется, в Карде — главном городе северного края и бывшей столице: испокон веков там начинались все вампирские истории. Ведь Карда с начала отсчёта времени бессмертных была цитаделью вампиров…

Часть 1


Глава 1 Осколки

Зимний дом Калькаров стоял в самом конце длинной, прямой как луч света улицы. Приземистый, с глубоко нахлобученной крышей, он затаился в стороне от дороги — хищник, стерегущий добычу. Жилище владетельных князей Карды было некрасивым, как его хозяева, и как его хозяева крепко сбитым. Издали, в вечерней полутьме, дом напоминал большого паука. Многочисленные тёмные пристройки казались лапками чудовища, узкие жёлтые окна — россыпью маленьких паучьих глазок.

Гости начали съезжаться днём, и к вечеру их экипажи полностью перегородили улицу. Здесь были и богато украшенные тёплые кареты с гербами владетельных Домов древней столицы, и безымянные наёмные экипажи с одинаковыми значками вокзала Карды, и безликие чёрные повозки без окон, похожие на огромные сундуки. Гости собрались в доме. Они образовали две колонны по сторонам большого зала, так что центр остался пуст. По залу словно шла невидимая стена, разделяющая людей, не пускающая одних на половину других. И можно было заметить, что собравшиеся ничуть не огорчены этим обстоятельством.

Вечер был скучен. Голоса хозяев вечера совсем потерялись в сонме голосов гостей. Даже свечи в люстрах светили сонно, вяло. Их свет создавал золотистый туман, обладающий усыпляющим свойством, и беседы в обеих половинах зала текли медленно и лениво. Пёстрый цветник нарядов тускнел, увядал на глазах.

А для главных виновников сегодняшнего торжества вечер, как и день накануне, был полон суматошных приготовлений. Брат и сестра не успели перемолвиться ни словом. Лишь сейчас, причёсанные и надушенные, в новом платье, они сошлись наверху лестницы и смогли обменяться взглядами. Снизу из зала доносился негромкий гул голосов.

— Пора, — обронила девушка. Нервная улыбка тронула её губы и угасла. Она стеснялась своего очень открытого белого платья и делала беспрестанные попытки прикрыть плечи газовой накидкой. Высокий начёс панцирем сковал тонкие светлые волосы.

Хиам постарался улыбнуться ей:

— Наш выход, Марис.

Ободрить сестру не получилось. Она поморщилась от грубоватых слов.

— Хочешь конфету? — проговорил он тогда.

Оба не ели ничего три дня, готовясь к сегодняшнему вечеру. Голова кружилась, все движения стали порхающими, слабыми. Девушка и вовсе казалась прозрачной, и Хиам с тревогой смотрел на нее: а ну как Марис хлопнется в обморок перед ужасной тётушкой Сесилией? Впрочем, это соображение он оставил при себе. Проговорил только:

— Насладись вкусом.

Марис знакомо вспыхнула улыбкой-усмешкой, но конфету взяла. Съела, по-детски зажала липкую от шоколада обёртку в ладони.

— Не бойся, — прошептал Хиам. — Это наши тётя и дядя… Они не желают нам зла. Никто там не желает нам зла.

Марис, против его ожиданий, не заспорила: "Я ничего не боюсь!", и теперь испугался он сам. Бой часов возвестил час до полуночи, и с последним ударом побледневшая девушка первой ступила на лестницу, решительно закусив губу. Хиам последовал за ней. Из раскрытых дверей зала струился золотистый свет, обволакивал дремотным туманом конец лестницы. Рука юноши привычно потянулась поправить жёсткий крахмальный воротничок и, не найдя ничего, замерла. Его новая рубашка была без ворота.

"Как у казнимого", — подумалось вдруг.

— Днём отец убеждал меня: если я сумею отринуть главный страх — страх смерти сегодня, то стану непобедимой, — сказала Марис.

— Он говорил то же и мне.

— Я думаю, он не прав. Это не победа, а бегство от страха.

— Мы должны, Марис. Нарушение этой традиции — гибель для всего рода.

— Я знаю.

Больше она ничего не говорила. Пять размеренных быстрых шагов, пять ударов сердца, последние пять ступеней… Конец лестницы — облако света. Судорожный громкий вздох Марис…

Зал приёма.


Бой часов возвестил час до полуночи, и почётные гости вечера вышли к собравшимся. Они появились неслышно, из двух смежных комнат. Магнус и Сесилия Калькары, родоначальники. Брат и сестра были похожи: немолодые, некрасивые, в одеждах старинного фасона на жёстком корсете. На бледных лицах выделялись полные тёмные губы. Магнус повелительно взмахнул рукой, и в зал пролилась тишина и растеклась как масло во все углы. Обе половины замерли. Сейчас они казались одинаковыми, зеркальным отражением друг друга.

— Ты чувствуешь, Леонард? Ещё секунду назад тоску, что царила здесь, невозможно было выразить словами, разве что попробовать её вылепить, и вот уже — молчание… Напряжение такое, что я, кажется, слышу треск электрических разрядов, — растягивая гласные, прокомментировал произошедшее высокий худощавый человек лет тридцати в светлом длиннополом сюртуке, бывший с собеседником в правой половине зала — той, что без окон.

— Ожидание… — заметил Леонард, темноволосый бледный молодой человек. Он часто бросал взгляды на другую сторону залы.

— Вкусный момент. Ради него не жаль пропустить начало Бала Карды, — светловолосый оборвал фразу. В главные двери зала вошли двое — юноша и девушка. Бледные и некрасивые, с почти белыми волосами, в светлых одеждах, они казались призраками.

— Ага, вот и виновники торжества! Теперь я засекаю полчаса на все ритуальные формулы Магнуса, — вновь прошептал светловолосый и картинно извлёк серебряные часы луковицей из жилетного кармана.

Старший из Калькаров начал высокопарную речь. Юноша, представленный как Хиам, легко парировал ему мягким тихим голосом.

— Адам, хватит дурачиться, — чуть выступив из тени, Леонард разыграл на остроносом худом лице великолепную скуку. — Лучше расскажи, что за дело было в Меторе у вас с Хеленой.

Светловолосый усмехнулся, ничего не сказал. Неподалёку от них две девушки тихонько смеялись, прикрывшись веерами. Блондинка в бледно-голубом и брюнетка в изумрудно-зелёном. Огромные кринолины их бальных платьев занимали, казалось, добрую четверть зала.

— Здесь невесело, — темноволосая скуластая зеленоглазая девушка наигранно скучающим взглядом окинула зал. — А я так ждала праздника!

— Это же Калькары! — с охотой отозвалась подруга, тоненькая высокая девушка с большими, печальными глазами и длинными, прямыми, светлыми волосами. — Праздник сегодня у Вальде, принимающих Бал Карды. Ты получила приглашение?

— Нет, а ты?

— Разумеется. Фамилия Ингенс в списке Тридцати.

— Адам говорил, идти к Вальде опасно. По слухам, Хозяин Бала заручился поддержкой Ордена.

Ингенс хитро улыбнулась:

— Алиса, ты становишься скучной. Я всё равно пойду. Здесь не весело! И Владыка не явился… Идём со мной, — вдруг предложила она. — Нас никто не хватится.

— Нельзя. Владыка не поощряет такие авантюры!

Неубеждённая Ингенс красиво засмеялась:

— Этот Бал проводится редко — раз в пятнадцать лет! Ты же так ждала…

Алиса отвернулась, занялась рассматриванием двоих, стоявших перед Сесилией и Магнусом — некрасивой, тихой девушки и юноши, наверное, её брата. Увидев их окаменевшие от волнения лица, она ободряюще улыбнулась им из толпы. Подруга, напротив, поморщилась почти комичной серьёзности этих двоих.

— О, я придумала! — вновь зазвенел её смехом. — Я знаю, как тебя убедить…

Ингенс схватила свою бальную книжечку, листнула крохотные странички и из кармашка на задней стороне достала маленькую, отливающую серебром монетку.

— Вот. Аверс — ты идёшь со мной, реверс — остаёшься. Согласна?


Вопреки ожиданиям Адама, Магнус не стал затягивать речь. Очень скоро в затихшем зале прозвучала последняя ритуальная формула. Хиам взял Марис за руку, и они сделали последние три шага, приблизившись к Магнусу и Сесилии почти вплотную.

Тишина в зале резала слух, её не нарушало ничьё дыхание. Гости замерли как статуи, остались жить только их глаза. Взглядами собравшиеся пожирали странную группу из двух юных и двух пожилых. Хиам по-прежнему не отпускал руку сестры. Магнус глядел непроницаемо, а Сесилия опустила долу властный взгляд, скрывая от всех момент своего выбора.

Мгновение словно застыло, но его вечность продлилась недолго. Внезапно Сесилия ринулась к Хиаму, стоявшему напротив Магнуса. Молнией сверкнул кинжал во взметнувшейся руке. Сесилия обхватила голову не пытающего сопротивляться юноши, пугающе чётким, равнодушным движением вонзила кинжал ему в шею сбоку и тут же выдернула. Ни одна капля крови не успела упасть на пол. Вампирша приникла губами к ране и шумно глотала изливающуюся из неё жизнь.

Магнусу досталась Марис. Вампир не был столь стремителен и жесток, как его сестра. Он бережно, как хрупкую статуэтку, привлёк девушку к себе. Марис не шевельнулась, когда увидела кинжал в его руке. Когда вампир коснулся её волос, она сама повернула голову в сторону, чтобы ему удобнее было нанести удар.

В зале не раздалось криков ужаса при виде этой страшной сцены. Люди не повалили толпой к выходу. Они жадно ловили каждое движение вампиров и каждый слабый вздох их жертв. Хозяева дома и родители Хиама и Марис одинаковыми натянутыми улыбками выражали своё восхищение необыкновенным зрелищем. Теперь стало заметно различие между двумя половинами зала: в левой половине любопытство в глазах людей мешалось со страхом, а глаза собравшихся напротив вдруг утратили живые искры, сделались пустыми, сонными. В левой половине зала собрались смертные, а в правой прислушивались к биению их сердец бессмертные. Вампиры.

— Ого! — не удержался Леонард. — Калькары всегда так трапезничают, на виду у всех? Может, я сплю?

— Триста лет назад родоначальники, Магнус и Сесилия Калькары, потребовали отдавать им двоих из каждого поколения, но не в качестве обеда, а для обращения в carere morte, — засмеялся Адам. — Это посвящение очередной двойки.

Трапеза длилась менее двух минут. Вампиры быстро насытились, а их ослабевшие жертвы тряпичными куклами сползли на пол. Вампирша подхватила юношу. Она быстро надрезала свою ладонь, зажала рану юноши, так чтобы кровь смертного и бессмертной смешалась. Потом Сесилия небрежным ударом вспорола себе левое запястье, — манжеты её, расшитого золотом, платья были заблаговременно расстёгнуты, — и дала струйке своей крови стечь в открытый рот Хиама. Обращаемый в вампира цепко схватил руку Сесилии, прижался к ней, жадно ловя каждую каплю вечности.

Через пять минут посвящение было окончено. Хиам поднялся, и по залу прошелестели аплодисменты. Аплодировала правая половина зала… Левая безмолвствовала.

Марис не поднялась. Побледневшая ещё больше, хотя это казалось невозможным, девушка лежала неподвижно. Магнус влил несколько капель крови в рану на её шее. Потом, не найдя в обращаемой отклика, он попытался напоить её своей кровью, но и это не помогло.

— Девушка выбрала смерть, — прокомментировал Адам. В светлых, спокойных глазах вампира не отразилось никаких чувств. — Что ж, такое бывает, хоть и редко. Подлинно бесстрашные люди отвергают нашу вечность — замену смерти. Впрочем, юноша тоже не пробудет бессмертным долго. Фамилию Калькар преследует злой рок: ещё ни один из обращённых Магнусом и Сесилией не дожил до столетия. Да что я говорю! Хотя бы до пятидесятилетия! Всякий раз Магнус и Сесилия остаются единственными бессмертными Калькарами.

— Хиам кажется достаточно сильным, — усомнился друг.

— Что ж, я отмерю ему… лет тридцать — тридцать пять. А ты, Леонард, подумываешь о том, чтобы окончательно перейти на нашу сторону? Вижу, сегодня ты выбрал половину бессмертных…

Леонард вновь быстро глянул на "смертную" половину зала.

— Я ещё не уверен. А сколько бессмертных лет ты мне отмеришь?

Вампир задумался:

— Ты — лакомый кусок для Бездны. Если быстро поставишь Ей барьер, проживешь столетия, если же нет… лет пять, — поняв, что сказал лишнее, Адам спохватился: — Но я помогу тебе поставить барьер!

Лицо смертного не отразило его огорчения, но руку, стиснутую в кулак, он спрятал за спину: — Благодарю за честность, Митто. Теперь всё-таки расскажи про тот меторский случай…

— Так и быть, расскажу, — согласился Адам, обрадованный сменой темы. — В Меторе была одна очень странная смерть, и мы с Хэлли отправились её разведать. Скандальное происшествие! В местном музее искусств проходила выставка древностей, и один из посетителей был найден обращённым в её экспонат. В мумию. Тело нашли около пустующих служебных комнат. Хэлли стояла за то, что это шутка какого-нибудь больного сотрудника или же акция для привлечения внимания к музею. Она проспорила мне. В мумию был обращён вампир, отправившийся на выставку поохотиться.

— Поохотиться? Что обратило его в мумию? Какой-то ритуал Ордена?

— Нет. У Ордена нет таких ритуалов. Похоже, это с ним сотворила чья-то кровь. Я не буду останавливаться на том, чего мне стоило разузнать подробности… — Адам сделал эффектную паузу. — В конце концов, Хелена нашла несостоявшуюся жертву вампира. Кровь этого человека действительно способна вызывать такой странный эффект. Хэлли попробовала каплю и мгновенно ослабела, будто после перелёта отсюда в Дону и обратно. И ещё. Этот человек, его зовут Фредерик Фидес, способен различать carere morte среди людей. Всех — и Высших, и Низших. И он делает это не так, как охотники, угадывая паузы в дыхании или по стеклянному взгляду. Ему вовсе не обязательно встречаться с carere morte лицом к лицу, он чувствует нас на расстоянии, он способен безошибочно определить нас в толпе, — вампир перешёл на почти неслышный шёпот. — Когда я рассказал это Владыке, он ничего не сказал, но я всё прочитал в его глазах! История повторяется — через двести лет… Тогда жил такой же, как Фидес, и ты, конечно же, знаешь, какие легенды сейчас слагают о нём. Грядут перемены, Леонард. Большие перемены! Возможно, не так уж неправы те, кто ожидает скорого конца света!


— Загадывай, Алиса. Ты идёшь со мной, если выпадет…

— Оставь меня! — прошипела брюнетка из-за веера.

— Аверс или…

— Аверс — и я иду, — сдалась Алиса.

Ингенс подбросила монетку. Серебряный кружочек подлетел невысоко, сверкнул, будто рыбка чешуёй, и нырнул вниз. Хозяйка не успела подхватить его. Монетка звонко стукнулась о паркет и подкатилась к юбке Алисы. Не замечая возмущённых взглядов окружающих, Алиса быстро подобрала монетку и показала её подруге. Это оказалась гербовая сторона, с дерущимися львом и быком в окружении гроздьев рябины.

— "Зверушки". Это аверс или реверс, Селена?

Ингенс вздохнула.

— Реверс, — она выхватила монетку у Алисы и повернула её другой стороной, с портретом короля. — Аверс — это "голова".

Она привстала на цыпочки, разглядывая Калькаров в конце зала. Марис лежала неподвижно, и в толпе начинало подниматься волнение. Хиам задумчиво глядел на бледную спокойную сестру. Его губы чуть шевелились.

"Ты победила", — разобрал бы тот, кто попробовал прочитать по губам: "Победила… а я проиграл".

— Пора уходить! — шепнула Селена. — Прощай, Алиса.

Та тряхнула чёрными локонами, её глаза блеснули озорством:

— Пропади она пропадом, твоя монетка, Селена. Я иду с тобой.

Две вампирши гордо, но излишне быстро прошествовали к выходу из зала. У самых дверей они столкнулись с опоздавшей белокурой леди в платье глубокого синего цвета. Дама не обратила внимания на беглянок, и развеселившиеся авантюристки покинули дом Калькаров.

Опоздавшую леди совсем не интересовало посвящение в вампиры. Она отыскала среди гостей Адама и, поймав его взгляд, сделала лёгкий приветственный жест рукой. Адам заулыбался. Светловолосая вампирша Хелена уже пятнадцать лет была его постоянной спутницей.

— Валерий Конор здесь, — тихо проговорила Хелена, приблизившись. — Он требует встречи с Владыкой.

"Валерий Конор" она произнесла едва ли не со страхом, но Адам остался спокоен. Он шутливо развёл руками.

— Дэви здесь нет.

— Конор говорит: срочно. Дело касается Фидеса.

Улыбка словно приклеилась к устам Адама.

— Разве я сторож Владыке? Если б дела Фидеса требовали присутствия Дэви, он поторопился бы к нам сегодня, уж поверь мне!

Хелена нахмурилась, и от этого стала ещё милее.

— Что я ему скажу? Он требует Дэви!

— Скажи, что я поговорю с ним на Балу. Хэлли… — вампирша уже повернулась, чтобы уйти. Адам погрозил ей:

— Ты попадалась охотникам сегодня, не так ли?

Вампирша обернулась.

— Да. Я проверяла, свободна ли дорога до Вальде. Орден занял все подходы к дому Бала. Будь осторожен там, Адди. Но как ты понял?

— У тебя до сих пор глаза дикие, напуганный зверёк. Не шали так больше. Встретимся через два часа.

Хелена послала ему воздушный поцелуй и легким шагом покинула затихший зал. Сесилия увела Хиама к родителям. Магнус поднял Марис и унёс её в одну из тёмных смежных комнат.


Тем временем не раз упомянутый у Калькаров Владыка вампиров, Александр Дэви, грезил в своём жилище.

Замок герцогов Дэви у подножия одиноко стоящей высокой горы не преграждал путь тьме и ветру. Вечером окна и двери его распахнулись в ожидании гостей, и те не заставили себя ждать. Первым явился ветер, он потушил немногие свечи, скупо освещавшие внутренность людского жилища и, расшалившись, начал носиться по коридорам, хлопая дверями и окнами. За ветром в дом вошла царица-ночь, и тьма съела богатую обстановку, Красный, Голубой и Зелёный залы покрасила в одинаковый серый цвет.

Владыка был в галерее, носящей название Зеркальной, между двумя центральными башнями. Это был широкий длинный коридор с окнами, заостренными кверху как копья. Название было дано галерее недаром: её стены сплошь покрывали зеркала, большей частью разбитые, и даже звонкий каменный пол был усыпан осколками, в ночной тьме похожими на бездонные колодцы. Здесь никогда не зажигали света — ни лампады, ни свечи. Днём пустую галерею заливало солнце, ночью звёзды и царица-луна гляделись в её зеркала.

Слуга появился неожиданно. Словно соткавшийся из черноты ночи безликий вампир в серой ливрее почтительно поклонился и произнёс:

— Владыка, прибыла леди Мира Вако.

— Проси…

Владыка почувствовал недовольство. Это было странное ощущение какого-то внутреннего смятения. Он попытался усилием воли подавить его, но стало только хуже. Его покой нарушился полгода назад, когда он впервые услышал о странном самозваном Владыке Низших — Коноре. Сразу же вслед за этим последовало сообщение о ещё более странном Фидесе. Чаши весов, держащие в расновесии мир Земли Страха зашатались, и безупречно гладкая, как зеркальное озеро, вечность Владыки вампиров пошла трещинами.

Спустя мгновение "леди Мира Вако" стояла перед ним. Это была девушка, маленькая и стройная, с копной вьющихся светлых волос. Тонко выписанное, легко выражающее малейшие оттенки эмоций лицо портила ведьминская резкость в чертах.

Он не поторопился выйти из тени навстречу гостье. Он даже прикрыл веки, чтобы глаза не сверкали в темноте. Его взгляд пугал юных carere morte. Он стоял так, что не отражался ни в одном зеркале галереи, девушка же с опаской и любопытством смотрела на него сразу из трёх. По этим трём портретам легко можно было читать все тайны гостьи.

— Сколько тебе лет? — был первый вопрос Владыки.

— Шесть лет, Господин.

— Зачем ты здесь?

— Мне нужно новое занятие, Господин. Я полагаю, что способна на большее, чем… — она запуталась, не договорила. — Я хочу служить вам.

Взгляд девушки метался от одного зеркала к другому. Смешавшись, она опустила глаза и вздрогнула, найдя те же осколки себя на полу. Зеркала галереи в разные времена были разбиты бессмертными гостями Владыки. Чары carere morte не давали смертным видеть истинный облик вампиров, но зеркала не лгали. Они отражали чудовищ, иссохших полумертвецов. Стекло, не выдерживая силы мёртвого взгляда, лопалось, и на серебряной пыли по ту сторону зеркала оставался навечно запечатленным чудовищный образ бессмертного. Эти тени встречали всех, входящих в галерею, злыми взглядами из осколков, и немногие carere morte могли вынести столь ужасное соседство. Вот и Мира Вако дрожала от ужаса… И Владыка, пожалев её, повёл разговор в несвойственной ему мягкой, почти дружелюбной манере.

— Когда тебя обратили, сколько тебе было смертных лет?

— Мне исполнилось двадцать, Господин, — промолвила она. Этот ответ дался ей легко, может, потому что он сменил тон, а может потому, что она была обращена по закону Владыки, назначившему наименьшим возрастом инициации именно двадцать лет, и не страшилась этого вопроса.

— Тот, кто обратил тебя, заботился о тебе?

— Да, Господин.

— И вы были любовниками…

— Это не запрещено, Господин, — осмелела вампирша.

— Всё почти по моим законам, верно? — Дэви чуть подался вперёд, теперь давая ей увидеть блеск его глаз. Его тон вновь изменился: в бархате показались тонкие, острые иглы. — Это не запрещено, но запрещено другое. Верно ли, что эти шесть лет вы жили на улицах столицы с группой дикарей, подобно зверям, а не бессмертным богам? — Владыка легонько коснулся ближайшего зеркала и большой его осколок с громким звоном, взрезавшим слух, упал на пол.

Девушка молчала, собираясь с мыслями. Дэви поймал своё отражение в упавшем осколке. Оно было холодным и тёмным, словно зимняя ночь, но неясное внутреннее беспокойство бурлило и исходило паром, как котёл на огне. Он, досадуя, потёр висок и испугался этой давно забытой вместе со смертной жизнью привычке.

— Сколько раз в неделю вы охотились?

— Каждую ночь, Господин. Когда много времени проводишь в крылатом обличии, уходит много сил.

— Когда вы добывали пищу, вы разделяли одну жизнь на всю группу?

— Редко, Господин. Только в неудачные дни. Мы старались, чтоб у каждого из нас была добыча.

— Кого вы предпочитали — бродяг или высший свет Доны? Мужчин или женщин? Пожилых или юных?

— Мы убивали без разбора, Господин.

— И вы делились проклятием со смертными? Вы обращали вампирами?

Вампирша не замечала его непокоя, и это было хорошо. Он видел, что она хочет, но боится солгать. Владыка монотонно захохотал, и она залилась румянцем, как смертная девушка.

— Обращали, Господин. И мы не заботились о созданиях своей крови.

— Зачем же тогда обращать?

Губы вампирши искривились в усмешке, усиленной тремя изломанными отражениями:

— На спор, Господин.

— Ты дикарка, — презрительно бросил Владыка. — Твой друг плохо учил тебя. Зачем ты пришла ко мне? Ты знаешь, что здесь, в Карде, то, что вы творили, под запретом?

Тьма, заполняющая комнату, была почти осязаемой.

— Да, Господин. Я готова. Тот, кто обратил меня, обещал мне вечность carere morte, и я мечтала о ней все эти годы. Сейчас он умер, его убили охотники, и я хочу служить вам.

Дэви усмехнулся. Самонадеянная вампирша! Неужели она не знает, что Бессмертный не жалует столичных дикарей? Их назначение — быть добычей Ордена, и не более!

— Почему же ты полагаешь, что способна мне послужить, дикарка Вако? За шесть лет ты не научилась владеть силой своей крови.

Вампирша вдруг мудро улыбнулась, напомнив ему о его тревоге.

— Недавно я нападала на охотников, и мне удалось победить. Нападение было не спонтанным. Я почувствовала свою силу и…

Владыка молчал. Юная Вако всё-таки сумела узнать свою силу. Придётся ему забрать эту дикарку, пока она не стала слишком сильна… Он подошёл к вампирше, холодно, властно приподнял её голову, заставляя взглянуть ему в глаза:

— Значит, тебе удалось убить служителей Ордена… Что это было для тебя? Месть тем, кто погубил твою любовь?

— Месть?! — Нет! — её лицо пылало искренним негодованием, она говорила, не подбирая слова. — Месть — это слишком примитивный мотив! Я узнавала свою силу… И, кроме того, жизнь дикарей… просто наскучила мне, Господин!

— Хорошо, — отпустив её, он вновь скрылся во тьме. — Ты мне нужна — без твоего прошлого. И ты мне послужишь. Начнёшь с того, что перестанешь убивать в таких количествах. Мне не нужны на моих землях ищейки Ордена. Не более одной жизни в месяц, на десять лет, начиная с этой ночи. Вначале это покажется невозможным, но все истинно бессмертные приучают себя к такой диете. Все эти годы Бездна владела тобой, теперь же ты должна овладеть Ею. Помни об этом, выходя на охоту. Ещё — запрет на обращения до достижения тобой возраста двадцати бессмертных лет. И продолжай знакомство с силой carere morte, — он позволил своей улыбке отразиться в зеркале. — А, коли тебе скучно, развлекись сегодня на Балу.

— Да, Господин! — прошептала вампирша, и он разрешил:

— Иди.

Не решившись оглянуться, Мира тихо ушла. Владыка проводил тоненькую фигурку рассеянным взглядом.

"Она похожа на прабабку", — запоздало вспомнил он. Но вампирша исчезла, зеркала на стенах и полу галереи вновь чернели дырами, до краёв полными пустотой. Дэви отвернулся к окну. За пределами замка бушевал ветер. Тяжёлые тучи, полные снега, прорвались, и белые хлопья закружились в вихре.

Глава 2 Большой бал Карды

Во внутреннем дворе замка Миру ожидала большая карета с гербом Грата — одного из влиятельных семейств Короны. Увидев вампиршу, хозяин отворил ей дверцу.

Мира нескоро решилась выглянуть в окно. Перед глазами плясал страшный коридор, полный разбитых зеркал. Тени в зеркалах, каждая — её собственное искажённое отражение, гримасничали и хохотали, и из их мёртвых пустых глаз как из замочных скважин смотрела Бездна… Они отъехали довольно далеко, когда девушка осмелилась приподнять занавесь и поглядеть назад. Замок ещё был виден. Мириады снежинок вились вокруг него, подобно звёздам. Сложенное из тёмного камня, жилище Владыки вампиров казалось куском ночного неба.

Клеменс Грата, ментор юной вампирши, был холоден, спокоен и чуть насмешлив, как всегда. Ночь преобразила его, растушевала черты лица, облагородив, приукрасив, и всё же то было лицо не человека, но зверя. Зверь в элегантном костюме… В глазах вампира сияла отнятая чужая жизнь.

— Владыка принял тебя? — спросил он.

Вампирша провела рукой по лицу, словно снимала пелену.

— Я ничего не помню, но, кажется, да.

— Что он сказал?

Мира нахмурилась, вспоминая:

— Он запретил мне убивать чаще, чем раз в месяц. Это же так редко! Я не смогу летать, у меня не хватит сил!

Клеменс приподнял бровь:

— И запрет на инициации, не так ли? Всё верно. Могу сказать, что ты легко отделалась, дикарка. Тебя спасла твоя фамилия.

Роль наставника не подходила этому вампиру с почти мальчишеской внешностью. Потупив взор, Мире удалось скрыть насмешливые глаза, но не улыбку. Тем временем замок Дэви окончательно скрылся в снежной мгле, и вампирша глубоко вздохнула, будто избавясь от тяжести.

— Чему ты улыбаешься?

— Он принял меня в коридоре между башен, увешанном зеркалами. Страшное место!

— Там он испытывает всех, — спутник вдруг прищурился, рассматривая её. — Что это на тебе надето, Вако? Ну-ка, распахни пальто.

Мира неохотно подчинилась, представив реакцию аристократа. Её новое платье было слишком вычурным. Слишком много лент и кружев, и вызывающий чёрный основным цветом. Она не ошиблась, Клеменс возвёл глаза к небу.

— Отвратительно. Мне нужно было проверить это раньше. Ты понимаешь, в каком ты обществе сейчас, уличная дикарка?

Вампирша потупила глаза. Конечно, она понимала. В её гардеробе были более скромные и подобающие случаю наряды, но надеть на встречу с Владыкой какой-либо из них значило бы для неё признать победу мнения пока чуждого ей общества высших из Высших…

Тихо, она спросила:

— Куда мы едем? На Бал Карды?

Вампир оскалился:

— Я да, а ты вряд ли. Это платье…

— Я раздобуду что-нибудь.

— Только помни о запрете на убийства.

Мира скорчила недовольную гримаску: сытый вампир ещё поучает её! Но вместо вспышки согласилась:

— Да, конечно.

Последний поворот, и Карда, древняя цитадель вампиров, открылась им. Высокие дома Короны зубцами вздымались в небо, с севера ограждая город, дремлющий в глубокой чаше.


— Этой традиции больше двухсот лет, — прилежно повторяла Алиса по дороге к дому Вальде. — Раз в пятнадцать лет в ночь с тринадцатое на четырнадцатое декабря Большой Бал Карды открывает неделю нежити. Его по очереди принимают Тридцать Домов Короны. Эти Балы придумал Макта Вастус…

— Макта Вастус, прозванный "Вампиром", — заметила Селена. Она быстрыми, небрежными движениями собирала пряди тонких непослушных волос и скрепляла их заколками.

— Да. Вастус, Четвёртый Владыка Карды, в начале позапрошлого века решил устроить праздник для своих верных сторонников… — Алиса замолчала.

Селена недовольно поморщилась: волосы всё не желали укладываться в причёску.

— Макта Вастус — Первый вампир, Старейший из бессмертных, — она кивком указала на своё приглашение, лежавшее рядом с перчатками. — Мои предки ему служили.

Любопытная Алиса тут же схватила маленькую белую карточку. Надпись в затейливой рамке гласила:

"Приветствуем!

Позвольте Вас лично пригласить на традиционный Большой Бал, как и в прошлые времена проводимый раз в пятнадцать лет в Карде, (Термина). Семнадцатый Бал Карды состоится в поместье герцогов Вальде в восточной Короне в ночь на четырнадцатое декабря сего года.

Мы ждём именно Вас".

— После этих балов, наверное, много жертв?

— Да, пожалуй. Бал затевался Мактой, как весёлая игра. Маскарад нежити. И, начиная со Второго Бала, в игру вступили охотники на вампиров. Но цепочка не оборвалась, и до сих пор игра идёт по правилам: и Владыке, и Ордену нужны эти балы.

— Ах, те правила! А я думала, ты шутила…

— Так повторим ещё раз, — вздохнула Селена. Алиса была недавно обращённой вампиршей, которую Дэви вовремя удалось отнять у группы столичных дикарей. Ингенс было поручено обучать новенькую законам бессмертной жизни, и это занятие начинало ее утомлять.

— Запрещается приходить на Бал голодным, иначе опытные охотники легко опознают в тебе вампира, — монотонно начала она. — В течение бала запрещается убивать людей, на слуг Ордена данное условие не распространяется. Цель Бала Карды — инициации. Но ты пока не мечтай об этом! Право обращать в вампиров тебе подарят на твоё двадцатилетие, если ничем себя не запятнаешь. Этот Бал принимает герцог Вальде. Хозяина Дома, его семейство и всех домочадцев не трогать.

Большой закрытый экипаж, в котором они ехали, чуть покачивался, убаюкивая. Позади змеилась улица Виндекса, длиннейшая в Короне, северном районе Карды. Конец улицы терялся в ночной тьме.

— Охота на нас, возможно, уже начата, — заметила Селена. В скупом свете единственного светильника, освещающего внутренность кареты, блеснули её светлые, обманчиво безразличные ко всему глаза.

Алиса испуганно трепыхнулась.

— Почему ты так решила? За нами следят? Охотники?!

Селена улыбнулась одними губами:

— Возница. В столице подобным образом частоловили дикарей: садишься в карету и получаешь серебряный кинжал в сердце.

— Мы проехали большую часть пути, а ты вспомнила о столичных маскарадах Ордена только сейчас?!

Охотников девушки боялись недаром. Служители Ордена могли тенями следовать за вампирами, оставаясь незамеченными, всегда появлялись внезапно и почти никогда не просчитывались с атакой. Кроме того, вампирам они были не по зубам: невидимая защита, окружала каждого, принёсшего Ордену клятву, и пересечь её границу удавалось редкому бессмертному. В поединке охотник всегда оказывался быстрее, сильнее и ловчее вампира и никакое оружие в руках carere morte не причиняло ему вреда — все удары проходили вскользь, пули пролетали мимо. В Доне, столице, охотники истребляли вампиров-дикарей десятками в месяц и сотнями в год.

Однако девушки развеселились вновь и, когда вдали показался дом Бала, откололи фокус. Дверца кареты распахнулась, и оттуда вырвались два чёрных вихря, скрывающие чудовищных тварей. Одна за другой твари расправили перепончатые крылья летучей мыши, сотканные из клубящегося тумана, и вспорхнули в небо. Всё было проделано так ловко и быстро, что возница не заметил исчезновения своих пассажирок. Ему показалось, что дверца распахнулась от тряски, и ветер парусом раздул тёмную занавесь.

Вампирши опустились в саду, у беседки. В доме рядом готовился великий Бал. Окна большой залы сияли светом тысяч свечей, по ступеням в резиденцию Вальде, принимающих Семнадцатый Бал Карды, поднимались всё новые и новые гости.

"Какой бал!" — глаза Алисы засветились восторгом. Селена же окинула мизансцену довольно равнодушным взглядом: да, размах был, но после балов столицы не сражал наповал. Она оценивающе оглядела спутницу.

— Хозяину приглашения помимо своей семьи дозволяется привести одного любого гостя. Хочешь быть моей гостьей, Алиса?

— Конечно!

Алиса приспустила плечики платья, взбила волосы, сделавшись похожа на картинку из модного журнала. Селена вздохнула:

— Ты красива. К сожалению, пока это всё… Что ж, потренируешься в искусстве чар.

Хозяева Бала — Сильвестр и Лаура Вальде встречали гостей лично. Селена оставила приглашение на мраморном столике у входа в зал, и девушки надели приготовленные для гостей Бала одинаковые маски. Вампирши оказались одними из последних гостей. Когда все приглашения вернулись на столик, входную дверь заперли.

Начинался великий Бал. Ослеплял светом тысяч свечей. Крохотные огоньки отражались в тысячах тысяч хрустальных подвесок тяжелых люстр. Яркие пятна пышных, с огромными кринолинами, бальных платьев, блеск украшений и мерцание глаз — карусель начинала кружиться в ритме медленного вальса, и, пока она не остановится под утро — не сойдёшь. Магия вальса, простая магия бала…

Человек в светлом маскарадном костюме взялся из ниоткуда. Алиса вскрикнула, когда он появился перед ними. Он держался странно: неловко, непрямо.

— Ингенс? Тэрре?

— Да?

— Герман Гелер, — быстро бросил он. — Здесь сегодня люди Ордена, и среди них человек, способный отличать вампиров от смертных. Будьте осторожны. Я видел, вы добрались сюда по воздуху — за это первое порицание.

Селена виновато улыбнулась.

— Мы испугались, что наш возница — подсадной, — тихо сказала Алиса, но человек, ничего не ответив, вновь растворился в толпе гостей.

Селена расхохоталась, радуясь возможности уязвить подругу:

— Алиса! Гелер — вампир-хозяин! Ты знаешь, что это такое? Он способен поднимать мёртвых проклятием своей крови и использовать их, как свои отражения. Перед нами сейчас была его марионетка, а ты приняла её за Гелера? Больше не отвечай ей — хозяин может обидеться.

— Откуда мне знать, как выглядит Гелер? Нас не знакомили.

— Мира! — вдруг вскрикнула Селена. Она бросилась к какой-то маленькой даме в светло-голубом с белыми цветами платье и маске, обтянутой той же тканью. Та удивлённо обернулась на возглас и почему-то сделала шаг назад.

— Думаешь, я не узнаю тебя под маской, сестрёнка? — нежно сказала Селена, подойдя. — Здравствуй, Мира, — она обернулась к Алисе и пояснила. — Это Мира Вако, моя сестра. У нас с ней одна бессмертная кровь.

Последовали спешные и фальшиво радостные объятия. Мира не сумела скрыть огорчения, выразившегося в опущенных углах рта — зеркальном подобии улыбки. "Сёстры" не были дружны, больше — они ненавидели друг друга.

— Красивое платье, — заметила Алиса. Мира, не любившая лесть, только равнодушно повела плечом. Платье это она купила перед балом у юной княжны Хаста за каплю бессмертной крови.

В зале потушили свет для первого танца — "танца со свечами". Этот старинный степенный танец открывал ещё Первый Бал Карды. В темноте гости один за другим брали свечи и снимали маски — это был единственный танец Бала с открытыми лицами.

Получив маленькие свечки, три девушки двинулась в обход зала в толпе дам (первая часть: дамы ищут кавалеров). Лицо Алисы в неверном свете свечи казалось одухотворённо-прекрасным, как у богини, а Мира внезапно подурнела и сделалась похожей на ведьму, Селена играла привычную роль тихой послушной девочки… Танец закончился с боем часов. Полночь! Маскарад нежити был официально объявлен открытым.


— Давно ты в Карде, Селена?

Светильники в зале вновь были зажжены, и девушки продолжили прерванную беседу.

— Полгода. Клеменс Грата представил меня Владыке. Дэви принял меня хорошо, — девушка с едва заметной ехидцей улыбнулась. — Я-то не нарушила ни один из его законов… А как здесь очутилась ты, Мира?

Та не ответила. Давно забывшая правила этикета, привыкшая к быстрым, кратким охотам, на Балу Карды Мира чувствовала себя чужой и дикой. Это следовало исправить! Она гневно размахивала веером, как кинжалом.

— Алиса, я прочитала твой веер, ты только что назначила свидание? — звонко спросила она.

— Да. В саду.

Мира кивнула:

— Он охотник, определённо. Это ловушка Ордена. Они попадутся в свой же капкан!

— Ты предлагаешь напасть на них? Нас всего трое! — всполошилась Алиса.

— Достаточно и одного вампира, если он не будет бояться. Попробуйте… не бояться.

— А тебе разрешены убийства? — тихо спросила Селена. Её глаза опасно сверкнули и тут же исчезли за длинными ресницами.

— На охотников запрет Владыки не распространяется, — отрезала Мира.


Назначивший Алисе свидание молодой человек выступил из тени сада. Он был одет в чёрный маскарадный костюм, лицо скрывала полумаска — один из сотни гостей дома Вальде. Ничто не выдавало в нём убийцу бессмертных, и Алиса, почти забыв о словах Миры, кокетливо улыбнулась ему и смело пошла навстречу, скоро подала ему руку. Вместе они сошли с освещённой тропы в тень сада, тьма поглотила их. И здесь в руке юноши сверкнул серебристыми линиями маленький охотничий кинжал… Нанести удар он не успел. Две крылатые тени ринулись на него из-под свода деревьев: ждавшие в засаде Мира и Селена. Тогда обнаружили себя и остальные охотники — с двух сторон в вампирш полетели стрелы. Алиса струхнула, обратившись чудовищем, улетела, прорвав крыльями в тонких ветвях крон основательную дыру. Селена удачно увернулась от пары арбалетных стрел, третья пробила окутывавшую её тень сбоку и запуталась в кринолине платья. Вампирша поднялась за пределы досягаемости тяжёлых стрел охотников и продолжила дразнить служителей Ордена.

Мира выбрала себе противника — главу группы, того самого, с кинжалом. Взгляды охотника и вампирши словно связала невидимая нить. Мира бросилась на него, и даже Селена, не любившая молодую Вако, не удержавшись, охнула. Она представила, как вампирша ударится сейчас о невидимую защиту, окружающую каждого служителя Ордена, рухнет на землю и получит серебряный кинжал в сердце… Но глава группы метнул кинжал в приближающуюся вампиршу и — удивительно! — промахнулся. Мира подхватила охотника легко, будто у того не было никакой защиты, подняла повыше и, свернув ему шею, бросила тело на землю.

"Приберётесь", — бросила она оставшимся охотникам. Тень, окутывавшая фигуру вампирши плотным покровом, превратила это слово в звериный рык.

Девушки вновь поспешили в дом Бала. Они веселились, изображали беззаботных детей, но выглядело это неестественно и скоро веселье пропало, почти истерический смех стих.

— Почему он промахнулся? И как ты прошла его защиту? — спросила Селена в холле.

Мира печально вздохнула, остановившись перед зеркалом. Зеркало по традиции Бала было завешено тканью. После превращений с полётами волосы вампирши встали ведьминской гривой, и вернуть причёске пристойный вид, не видя своего отражения, было непростой задачей.

— Я отыскала в нём страх. Когда они боятся нас — они лишаются и своей сверхъестественной ловкости, и защиты.

— Ты убивала так в столице? — спросила Алиса, и Мира глухо отозвалась:

— Да.


Бал летел вперёд. Лица людей скрыты под масками… Людей ли? Сколько среди них бессмертных? Маски шепчутся.

В вихре танца мелькает чей-то звериный оскал… Кто рискнёт проверить, бутафорские ли клыки? Вот Мелисса Лакус — зеленоглазая красавица в роскошном платье — наверное, эта вечно юная графиня в очередной раз будет выбрана бесспорной Королевой Бала… А кто из гостей прячет за спиной серебряный кинжал?.. — Маски смеются! Вот посланник Ордена — главный охотник бала: мужчина лет тридцати; ослепительно белый костюм, белые перчатки, белая смеющаяся маска. Герб на костюме — кинжальчик, солнце и девиз: "Argento soleque"…

А кто до сих пор полагает, что вампиры — глупая сказка, одна из многих сказок старой Карды?..

Адам закончил танец. Он неохотно отпустил Хелену и направился в холл, оттуда в сад. Там его ждал Валерий Конор.

Сад вокруг был сер и тих. Белоснежные статуи без оправы изумрудно-зелёной листвы, казалось, дрожали от холода. В доме, совсем рядом, веселились люди, там сияли, переливаясь, их жизни. Здесь же была только тьма, и за ней, как за ширмой, пряталась пустота…

— Владыка намеренно избегает встречи со мной? — пошутил Конор. Это был невысокий плотный мужчина, круглолицый и носящий усы и бородку. Мода на них не была распространена в Карде, вампирской цитадели: бессмертным непросто вырастить на гладких молодых лицах растительность, и Низший в этом подражал смертным Доны, столицы. С лица Конора — лица усталого сорокалетнего человека никогда не сходила вежливо-доброжелательная улыбка, но взгляд ярких голубых глаз был обжигающе-холодным: этих ледяных озёр боялся даже Дэви.

— Мне неизвестны мотивы Владыки. — Адам держал себя очень осторожно. Валерий Конор был владыкой Низших вампиров, а Низшие, не умеющие обращаться зверем, но при этом не боящиеся солнца, испокон веков занимали промежуточное положение между смертными и Высшими вампирами. Низшими становились люди, получившие только каплю вампирской крови при инициации. Они обладали бессмертием, наиболее приближенным к человеческому существованию и, к сожалению, недолговечным. Проклятие в их крови медленно, но неуклонно набирало силу и постепенно превращало их в Высших. Но до этого времени Низшие не желали признавать Бездну — вечный страх и недостижимый идеал Высших. Большинство вело тихую тайную жизнь и не присягало Дэви, многие были осведомителями Ордена. Конору, первому самозванному владыке, удалось сплотить их, и за последние полгода Низшие превратились в грозную силу, которая пугала даже старейших.

Адам беспокоился, хоть и умело скрывал это. Он развёл руками, как бы сокрушаясь бессмысленности беседы, но Конор решил не отступать:

— Владыка, едва познакомившись со мной, попросил меня подготовить некоего Фредерика Фидеса для обращения. Скоро я понял, какой он странный человек, этот Фидес. Недавно мне удалось выяснить подробности меторского случая, Адам…

Адам сумел выдержать взгляд ледяных пытливых глаз Низшего.

— Кто он, скажи мне? — крикнул Конор. — Я же знаю… Это Тот! Зачем он Дэви?! Орден не отдаст нам его без боя! Владыка погубит наш мир!

— Тише, Валерий, тише. Да, у Фидеса есть Дар, — вампир прервался: ему привиделось движение за деревьями.

Конор, получив ответ на свой вопрос, сделался холоден и чуть отстранён.

— Ты подготовил Фидеса для обращения, как указал Владыка? — не повышая голоса, спросил Адам.

— Да. Я тяну из него силы понемногу уже полгода. По приказу Дэви я проник в его мысли. Недавно я дал Фидесу цель, которую указал Владыка. Это великая цель… — Конор усмехнулся, — стать бессмертным.

— Какой словесный ориентир ты поставил перед ним на пути к цели?

— Боги античности, — коротко ответил Низший. — Только я не думаю, что он сдастся Дэви в ближайшее время. В нём уже не сильна жизнь, но ещё сильно неприятие вечности. Я хотел бы спросить тебя, Адам…

Адам выдержал новый пронзительный взгляд.

— Скажи, Адам, верно ли, что Дэви сам собирается инициировать Фидеса?

— Да, — небрежно бросил он, и Валерий повёл дальше. Осторожно, очень осторожно. — В нём, смертном, слишком много пустоты. Его пустоты хватит на двоих. Инициация Фидеса… убьёт Владыку!

— Да, — снова бросил Адам и поперхнулся. Глаза Низшего сейчас были отражением его собственных глаз. В них читалось восхищение мужеством Владыки и… пожелание ему скорейшей смерти.

Конор отвернулся, и мимолётное ощущение ушло.

— Интересно, — промолвил он. — Этот Фидес… Он слишком обыкновенный для такого человека. Признаться, когда я понял, кто передо мной, то был разочарован. Маленький, неприметный… Я ожидал совсем другой фигуры.

Адам кивнул, соглашаясь. В зале объявили кадриль и он, извинившись, поспешил на Бал. Зайдя в дом, он бросился к первому попавшемуся зеркалу и, забыв о традиции, сдёрнул с него ткань. Его отражение мгновенно разбилось на сотню осколков, запуталось в паутине трещин. Оно было бледным как дневная тень и таким же тонким.

— Проклятый Низший! — сквозь зубы прошептал вампир. — Паразит…


По традиции праздник закончился за час до рассвета. Три вампирши прятались в толпе гостей, когда Сильвестр Вальде объявил: "Пришла пора узнать, кто примет следующий Бал через пятнадцать лет!" В зал внесли изящную шкатулку, заполненную свёрнутыми в трубочки бумажками.

— Раньше вносили большой резной ларец, — заметила Селена. — Теперь хватает шкатулки: Домов в Карде, которые могли бы принять Бал, осталось совсем немного. Половина семей в столице; мрачные Корвусы где-то на востоке, обиженные Ларгусы — на западе, особняки Митто, Алитеров давно пустуют, замок Дэви таится в горах… А Меллисы, Вако, Меренсы обеднели настолько, что им просто не разрешат взяться за организацию такого праздника.

"Дом Реддо!" — Хозяин Бала огласил результат. Немолодой герцог, Себастиан Реддо, с довольной улыбкой раскланялся, а Мира в этот момент почувствовала на себе чей-то взгляд. Странный взгляд, словно прожигающий насквозь, до самой сути, до самой черноты. Она была нанизана на него, как бусина на нить.

Вампирша обернулась. В нескольких шагах от неё, прислонившись к колонне, стоял какой-то человек. Невысокий, немолодой, в обыкновеннейшем фраке.

— Не ваша ли это брошь, леди? — он вертел что-то в пальцах… — какие тонкие, слабые пальцы! — кажется, это вы обронили.

Мира проверила платье: да, точно, камея откололась. Она шагнула к нему, протянула руку, приняла брошь, и — что это? — словно тысячи маленьких иголочек колют кожу руки там, где он коснулся её пальцами! Мира шевельнула запястьем, но странное ощущение не прошло, и уже не иглы — молния! — точно прошила её насквозь.

— Будьте осторожны, юная carere morte, — покачал головой странный смертный. Взглядом он всё также пронизывал её, нанизывал на свою нить, совершенно не прилагая к этому усилий, может быть, вовсе не желая этого. — За вами сейчас следят убийцы вампиров.

Вампирша выронила брошь. Предупреждая его движение, сама наклонилась за ней, приколола злосчастную камею на место.

— Carere morte — значит, лишённая смерти, вампир. Откуда вы узнали, что я…

— …Что вы нежить? Я вижу ваше сердце, прелестная carere morte, — в его глазах была печаль, но странный взгляд ничуть не утратил от этого силы. — Раньше его чернота пугала меня, но в последние полгода я пригляделся, и вы заворожили меня. Вы имеете силы стоять в потоке жизни, несущемся в пропасть, не позволяя ему увлечь вас за собой. Величественная неизменность, прекраснейшая неизменность! Вы читаете историю человечества как увлекательную книгу, вы способны объять Вселенную своим разумом. Глядя на вас, бессмертных, я вспоминаю начала, — этот слабый, больной человек усмехнулся, неожиданно резко, — мудрецов античности. И её же богов…

В задумчивости Мира возвратилась к подругам.

— Кто это такой? — полюбопытствовала Алиса.

— Не знаю, — Мира невольно обернулась, но странного человека уже не было у колонны. — Он не представился.

— Фредерик Фидес, писатель-философ из Метора, — тут же сообщила Селена. — О нём много говорил Митто в последнее время. Что он спрашивал у тебя?

Мира нахмурилась, решая, делиться ли с подругами.

— Он узнал во мне carere morte, — всё же призналась она.

— Охотник?! — всполошилась Алиса.

— Нет, не охотник, — Мира всматривалась в белую пустоту колонны. — Он какой-то другой…

Они покинули дом Бала и ненадолго остановились в саду.

— Завтра будет весёлая ночь! Будем учить новообращённых охотиться, — сказала Селена. — Мира, ты придёшь?

— Да, конечно, — улыбнулась та. Расстались они почти дружески.

— Вы сёстры? Значит, обращены одним carere morte? — спросила Алиса Селену, когда они разошлись с Мирой. — А кто он?

— Симпатичный молодой вампир, — Селена мечтательно улыбнулась. — Он посвятил меня на Январском Балу Сатура в пятьдесят четвёртом. Потом он учил меня… Оказалось, он знает так много вампирских сказок! — она засмеялась. — Но Мира, его подруга, взревновала. Вполне справедливо — он уже проводил со мной больше времени, чем с ней. Я уступила старшей, покинула их компанию.

— Жаль, что всё так кончилось.

Тихо беседуя, они перешли улицу и скоро растворились в ночи, став её тенями.


Дэви по-прежнему стоял на галерее и следил за быстрыми перемещениями туч, а за пределами замка бушевала настоящая зимняя буря. Вот снежный вихрь оторвал клочок от тучи, проносящейся над горой. Причудливо рваные очертания клока навевали ассоциацию с какой-то крылатой тварью. Чёрное облачко двигалось странно: неровно, ломко, против ветра… и гораздо быстрее ветра. Скоро угловатая крылатая тень скользнула в открытое окно зеркальной галереи.

Клара-пророчица, нежданная, но приятная гостья, чуть наклонила голову в знак приветствия, как всегда скрывшись за длинными, тёмными, дождём спадающими волосами. Владыка жестом пригласил её пройти во внутренние комнаты замка, но она отрицательно качнула головой.

— Люблю это место. Давайте останемся в галерее, Господин.

— Что привело тебя, Клара? — с некоторой тревогой спросил Дэви.

— Кларисса, Господин, — поправила гостья, смиренно не поднимая глаз. — Прошу простить меня за то, что не оповестила вас загодя о визите, Владыка. Мне пришёл ответ на незаданный ещё вопрос, и я хочу услышать этот вопрос от вас.

— Вопрос?

— Задайте мне его — и услышите ответ.

— Что ж, — обронил Дэви и замолчал надолго. Он поднёс сложенные ладони к губам, словно собирался помолиться. Владыка собирался с мыслями. Фигура со склонённой головой отразилась в десятках треснувших зеркал.

— Я не люблю долгое ожидание, Владыка, — напомнила Кларисса.

Дэви улыбнулся. За века он привык к странной манере общения бессмертной пророчицы.

— Расскажи мне легенду о Даре, Пророчица, как рассказывают её люди.

Она не удивилась:

— В тот час, когда первый человек вкусил крови и стал вампиром, к людям пришёл великий и страшный Дар. Он выбирал лишь одного из многих и сопровождал всю жизнь, а после его смерти находил себе нового владельца, чтобы цепь не прерывалась. Человек, получавший Дар, мог видеть, кто из окружающих уже породнился с вампирами, те же во все времена боялись обладателей Дара и не могли к ним подступиться: солнечная кровь забирала их силы. Но однажды, когда очередной, избранный Даром, пожелал присоединиться к бессмертным, миру был явлен Великий вампир, сильнейший из всех. Он принёс в мир много Тьмы. Сейчас Дар вновь свободен. Среди людей вновь ходит один, избранный опасной силой, не догадываясь о своём Даре…

— Да, именно так. Теперь слушай. Недавно в Меторе был случай: вампир отправился пообедать и обратился в высохший труп. У Ордена нет таких ритуалов. Но кто-то вытянул из бессмертного все силы. Очередной Избранный выдал себя! Адам нашёл его. Он здесь, он веселится сейчас на Балу у Вальде…

— Вы хотите обратить его вампиром, Господин?

— Да. И он согласен. Обратив Избранного, я получу Великого вампира, сильнейшего из всех.

Кларисса подняла голову. Она смотрела в тусклые глаза его изломанного, страшного отражения:

— Инициация Избранного убьёт того вампира, который будет её осуществлять. Ценой чьей вечности Великий достанется вам?

Чёрные глаза Дэви недобро блеснули:

— Я буду инициировать его, Клара.

— Вы, Господин?

— Так ты видишь загадку без ответа… Я разочарован. Где твоя прозорливость, Кларисса? — оскалился Дэви. — Увы, я вижу: твои глаза поблёкли. Ты слепнешь, Пророчица.

Клара вновь склонила голову, соглашаясь. В тишине ветер звенел осколками зеркал.

— Вы не задали мне вопрос, Господин, — напомнила она через минуту. Владыка повернулся к ней:

— Ты всё ещё полагаешь, что твой туманный ответ будет полезен мне?

— Прежде я не ошибалась, Господин. Спросите меня… или прогоните.

Дэви отвернулся. Неподвижно глядя в ночь за окнами, он сумел спросить:

— Взять ли мне Дар Избранного сейчас… или подождать?

Он почувствовал, как в ожидании её ответа трепыхнулось сердце. Это было неприятное чувство. Недо-пустота. Недо-вечность. Недо-бессмертие… Уязвимость.

— Я узнаю тебя, Воланс, — тихо проговорила Кларисса, и он снова дрогнул… и вцепился пальцами в раму зеркала. А вампирша буднично, заученно сообщила. — Вы боитесь, Господин, и ваш страх оправдан. Избранный — слово из старой сказки, а сказке должно оставаться на страницах книги. Тот, кто приведёт сказку в наш мир, погубит и её, и себя. Избранный — не только наша легенда, и его Дар не зря называют опасной силой, ведь она может быть обращена и к тьме, и к свету. В Ордене верят, что посвящение Избранного в охотники позволит им уничтожить Бездну, мать вампиров. Вы и охотники раздерёте сказку на части, и она умрёт. Но прежде погубит нас всех! Не пытайтесь подчинить Дар себе! Сказка расскажет себя сама.

— Отпустить Дар? Исключено. Это подарок, от которого не отказываются. Я вижу волю Бездны в том, что имя Избранного стало известно нам. Впервые за два столетия!

— Вижу, мне не убедить тебя, Воланс. Что ж, тогда бери Дар сейчас. Пока эта старая игра не завлекла тебя в ловушку. И пока другие участники не вступили в неё…

Она ушла, больше ничего не промолвив, не попрощавшись — вполне в своём духе. А Дэви продолжал глядеть в хмурое небо и когда тонкая, ломкая тень его гостьи растворились в грязно-серых облаках. Владыка сердился.

Последним, перед самым рассветом, в галерее появился Адам Митто.

— Конор узнал о меторском происшествии, — доложил молодой carere morte. — Я сказал ему, что Фидес — Избранный, как вы хотели. Каковы будут ваши дальнейшие распоряжения, Владыка?

Не в первый раз Дэви почудилось ехидство в его голосе…

— Сейчас Фидес не готов присоединиться к бессмертным. Я не стану подавлять его волю. Мы подождём. Впереди вечность.

Ветер разыгрался не на шутку. Выл, хлестал стены, ударял в окна, заставляя стёкла жалобно дребезжать. Он взметал снежные тучи, стирая границы между небом и землёй, пряча мир в белой мути.

— Конор боится, что новый Избранный погубит наш мир, — заметил Адам.

— Мы во все времена этого боялись! — огрызнулся Дэви. — Низшие завладели столицей, не за горами очередное пришествие Макты. Нам нужна сила, нам нужен Великий! — почти крикнул он и вдруг успокоился: — Я ждал, что Леонард Претер придёт сегодня за обращением… Где он, Адам?

— Он… он ещё раздумывает, Господин.

— Ясно, — равнодушно сказал Дэви и сделал вампиру знак: "Уходи".

Владыка злился. Кто, как не он, высший из Высших, понимает, что новая битва с Орденом приведёт к нарушению хрупкого, с таким трудом установленного равновесия? Кому, как не ему, Владыке вампиров, известно, какую цену придётся заплатить за игры с неизвестной силой? Кого, как не его, бессмертного, в случае проигрыша осудит и обречёт на гибель Бездна? Кто, как не он, бог, приказывает своим адептам забыть о сомнениях и мечтах смертных?

Но он молчал. Он слушал молчание мира… Он простоял на галерее до рассвета, созерцая ночь и пробуя на вкус разные воспоминания. Когда Некто смыл с неба густую чёрную краску, возвратив ему дневную больную бледность, а о зеркала ударились первые лучи солнца, Дэви покинул галерею. Хлопнула дверь, ведущая в правую из двух главных башен замка. Ночной мир погружался в сон.

Глава 3 Возвращение домой

Селена и Алиса направились к особняку Ингенс, а Мира решила скоротать тревожный день у себя дома. Ведь здесь, в Карде, стоял и её дом, доставшийся по наследству от отца — белый особняк в западной Короне, близ пересечения Карнавальной улицы и древней дороги Виндекса, недалеко от домов Митто и Вальде.

Она зашла поглубже в сад, чтобы преобразиться и улететь незаметно для окружающих, но вспомнила о запрете Владыки. Одна жертва в месяц означала: никаких дополнительных прогулок в небе. Недавней игрой с охотниками Мира израсходовала лимит превращений на неделю вперёд. Уже забыв, какой великой удачей было признание Владыкой маленькой уличной дикарки, разозлившаяся вампирша топнула ногой и призвала на голову Дэви громы и молнии… И всё-таки пошла пешком.

Она шла, размышляя, и мысли её были невесёлыми. Она представляла грядущую жизнь — с постоянным чувством голода и утомительными подсчётами каждой потраченной капли силы — и тяжело вздыхала, сквозь зубы поругивая упрямого Владыку и глупую себя, променявшую свободную жизнь на золотую клетку.

Ещё полгода назад Мира расхохоталась бы в лицо тому, кто предложил ей службу у Владыки. Она не променяла бы улицы ночной столицы и весёлую компанию старых друзей на все сокровища мира. Всё изменилось после успешного нападения на охотников. Вампирша почувствовала свою силу, и узкие рамки мира дикарей стали ей тесны. Она выросла из него, как из детского костюма. Друзей — сейчас с горечью отмечала она, та ночь убийства трёх служителей Ордена изменила также. Ника совсем стихла и отдалилась, Эрик загорелся местью и объявил охотникам вечную вендетту. А вскоре после того Мира познакомилась с Клеменсом Грата, и эта встреча стала последним толчком. Этот carere morte владел истинными силой, знанием, красотой и отличался от её друзей-дикарей, как бог отличается от зверя. Бессмертный, он обладал бесстрашием стихии, и скоро тщеславие вампирши победило: ей нравилось красоваться. Мира возмечтала также заслужить право называться Бессмертной и стала ждать и жаждать случая показать себя.

Поэтому она продолжала подсчёты. Но примириться с положением, несмотря на все старания, у вампирши не получалось. Полуголодное существование, предстоящее ей, вызывало у неё всё больше опасений.

Вечная юность, физическая сила втрое больше человеческой и вдесятеро больше — в крылатом обличье, великолепное владение телом, детальная память о каждом оставленном позади дне — всё это звучит прекрасно, но всё это — лишь за счёт чужой жизни. Чужая кровь в полном смысле является жизнью для вампиров, только благодаря ей они сохраняют подобие разумного и чувствующего существа. Голодающий больше недели зимой и более суток летом вампир превращается в уродливого зверя, не помнящего вчера, не знающего завтра, ведомого голодом. Пугающие, а не чарующие своей внешностью, неспособные к простейшим логическим действиям, такие carere morte становились лёгкой добычей Ордена… Счастье, что Мира не помнила себя в голодные летние дни!

Она прошла квартал вверх и свернула на улицу, шедшую параллельно той, на которой стоял дом Вальде. Сейчас улица была пуста, словно дочиста вылизана — ни людей, ни экипажей. Чёрные тени залегли в глубоких четырёхугольных глазницах домов. Один ветер шалил, подкидывал вверх крупу снежинок и вновь бросал на мостовую.

Каблучки быстро, глухо постукивали. Девушка шла легко, скоро, гордо вскинув голову, не страшась темноты и не прислушиваясь к шорохам ночи. Но, когда набравший силу ветер швырнул снегом в жестяную вывеску лавки, Мира испугалась. Ей почудились охотники у себя за спиной, и столбики цифр — подсчётов мгновенно стёрлись из памяти. Девушка метнулась в проулок. Она глубоко вдохнула, выдохнула — и ночная тень заклубилась вокруг неё, скрывая фигуру. Соткавшаяся из чёрного тумана чудовищная тварь расправила крылья летучей мыши. Преображение заняло мгновение — привычка, навязанная жизнью в столице, где от скорости вампирши часто зависела её жизнь.

Печалиться о нарушенном обете "не превращаться" было поздно. Вампирша взмыла вверх и скрылась в серых тучах.

Она поймала поток воздуха и поплыла на нём над городом. Вся Карда лежала как на ладони: белело полукружье Короны, жмущейся к горам; по левую руку покрытые тёмным лесом холмы Сальтуса, по правую — Пустошь, и где-то там, за горизонтом — развалины старого города. Загадочно блестела под луной река Несс, пересекаемая двумя чёрточками — Верхним и Нижним мостами. Город не спал, как не спал ни в одну из ночей декабрьской недели нежити: тревожно ждал окончания праздника бессмертных.

Мира навестила руины старого города за Пустошью. Побродила в яблоневом саду, посаженном на месте дворца Макты, осторожно балансируя, прошлась по остаткам крепостной стены. Она покружила над крестом церкви Микаэля, стоящей на границе восточного района города, подобно стражу. Она забралась далеко от дома — всё оттягивала момент встречи. Карда открылась ей вновь: доверчиво, бесстрашно — как в далёкую первую бессмертную ночь… но что сейчас шепчет ветер?

"Никогда…"

Как тяжело возвращаться! Старый город оказался полон воспоминаний, горьких, горьких. Навеки потерянная любовь… Мира бежала от них из Доны, столицы, но они настигли её здесь — в городе, где началась её бессмертная жизнь.

Она вновь пролетела над рекой и опустилась на Верхнем мосту. Концы крыльев чиркнули по холодным каменным перилам, оставив два тонких, как от бритвы, пореза.

"Где твой вечный спутник? Где Алан?" — всё спрашивала старая Карда.

"Увы, вернулась только я".

Холодной ладонью Мира провела по перилам, потом перевесилась через них. Тёмная вода реки казалась густой, плотной, вязкой как болото. Снежинки долетали до неё, и она поглощала их без следа, без звука. Вампирша попробовала на вкус здешний воздух, затхлый и пахнущий грязью, и рассмеялась, вдруг вспомнив, что именно здесь — место её первой трапезы. Но — странно! — сейчас она не могла вспомнить, чья жизнь подарила ей вечность, кто это был: мужчина? женщина? ребёнок? Досадуя на свою забывчивость, она хмурила брови, тёрла лоб… Всё было напрасно. Она помнила только поток сладкой жизни, бьющий ей в горло, и своё новое отражение в расширенных от ужаса глазах. У этого отражения была грива ведьмы и злые звериные глаза. Она помнила и своего спутника… — Мира поморщилась, глядясь в чёрную воду реки. Последнее, чрезмерно сладкое воспоминание оставило горький привкус.


…Она не отпускает жертву и когда застывающую в сосудах кровь приходится тянуть с усилием. Холод осенней ночи забыт. Тепло растекается по жилам и, кажется, она заново узнаёт сейчас своё тело — каждую его клеточку. Она вновь рождается сейчас…

— Довольно! — Алан невежливо оттащил её от добычи. Вампирша поднялась. С удивлением она ощупала свой живот. Ей казалось, он должен был вздуться барабанчиком, ведь она сейчас этакий сосуд крови, как до предела насытившаяся пиявка или комар. Но ленты корсета не распустились, и платье ничуть не жмёт. Талия, пожалуй, даже тоньше, чем прежде. Чужая жизнь просто стала её собственной.

— Тебе понравилось? — Глаза Алана сыто блестели, в юном лице проступили хищные звериные черты, и сейчас Мира не узнавала своего друга. Неужели это тот милый мальчик, что час назад целовал ей руки? Неужели это ему она склоняла голову на колени, когда они отдыхали у камина в гостиной? Неужели это он с улыбкой обещал подарить ей вечность?

На мгновение подступил страх, но Мира отогнала его. Она улыбнулась и провела языком по ровной кромке зубов.

— А клыки? — по-детски капризно воскликнула она.

— Что ты! Ещё рано, подожди. Эти выпадут, а новые, острые вырастут через месяц. На самом деле… — он ласково обнял её за плечи, — на самом деле пользы от клыков немного. Человеческие челюсти всё же устроены хуже звериных. Проще, точнее и безопаснее действовать ножом или толстой иглой. Ты видела, как я убил сегодня. Сама не побоишься?

— Нет, — звонко уронила Мира.

— Я был в этом уверен, — тихо сказал Алан, щурясь на небо. — Все Вако — прирождённые вампиры.

Мира резким движением откинула назад голову, отбросила волосы. Засмеялась, не стесняясь бесстыдной широкой улыбки. А вокруг творилось что-то новое… а, может, вечное — просто раньше оно было скрыто от её глаз. За привычными очертаниями моста, реки, домов, деревьев она замечала Это. Оно просвечивало из-под тонкой ткани мироздания, оно заполняло промежутки между нитями её…

— Что это? Я вижу…

Алан не ответил. Он вскочил на перила моста и прохаживался. Смеялся…

— Теперь прими от меня подарок, — вдруг сказал он и соскочил к ней.

— Какой?

Мира мечтательно улыбнулась. Она ждала поцелуя, но вампир взметнул руки, тень окутала, одела их и от пальцев лучами потянулась в небо — выше, выше… Ещё взмах! — Да это же…

— Крылья?! — потрясённо прошептала девушка.

— Подойди ко мне. Не бойся.

Тень разрослась вокруг него, одела всё тело, лицо скрылось под чудовищной маской. Крылья, когда он полностью расправил их, заняли полмоста. Чёрный туман клокотал, клубился, тянулся к ней.

Мира сделала шаг к вампиру, и тьма обняла её. Её прикосновения не ощущались кожей, но будили что-то глубоко внутри. Что-то тёмное и огромное. Частицу Бездны.

Туманная тень подобралась к лицу, и Мира закрыла глаза.

— Вдохни её, — прошептал Алан. — Не бойся, так надо.

Она послушалась. Тень вошла в неё и соприкоснулась с её пустотой, и связалась с ней крепкими узлами.

Алан выпустил девушку, снова вскочил на перила.

— Теперь летим! — позвал он. Тень неузнаваемо искажала его голос, он превратился в какой-то трубный вой. Мира скорее угадывала, чем разбирала слова.

Она запрыгнула на перила моста вслед за ним и почувствовала, как за спиной широко распахиваются её новые крылья. Утренний туман, окутавший реку, уменьшал расстояние до чёрной воды.

И она легко, как во сне, шагнула вниз…


Мира взобралась на перила. Она взмахнула правой рукой, будто проверяя воспоминание, и чёрный туман немедленно обхватил её, от пальцев протянулся лучами в стороны. Тонкая полупрозрачная перепонка между лучами чуть искажала очертания города, смещала пропорции, делая его похожим на неумелый рисунок грифелем.

"Третье превращение за ночь. Скоро проснётся голод. Ай-яй-яй…"

Она полетела над рекой к северу, против течения. Мыслями же вновь была далеко — в своей первой бессмертной ночи. И ей казалось, что чёрную зимнюю реку вновь окутывает туман, в котором они тогда плыли-летели двумя большими птицами.

…Они гонялись друг за другом, и смех их был похож на лай собак и уханье сов. Потом в городе они поймали ещё одного смертного и вдвоём осушили его, как солнце мокрый песок. Они выпили всю жизнь до капли за пару секунд, не выйдя из звериного обличия, и их рты были воронками, затягивающими в пустоту…

Мира спешила к дому, прячущемуся за зданием банка близ перекрёстка двух улиц. Это был небольшой и не самый богатый на улице двухэтажный особняк в классическом стиле, явно знававший лучшие времена. Двери главного входа были заперты, а ступени, ведущие к нему, скрылись под опавшей листвой. Вампирша опустилась рядом, в запущенном яблоневом саду. На голых замёрзших ветках растаяли клочья чёрного тумана, а девушка уверенно пошла по дорожке, ведущей к скромному боковому входу.

В трёх шагах от крыльца она остановилась, изумлённо поглядела назад, на дорожку. Дорожка была чисто выметена.

Лёгкое шуршание ветвей… Мира вздёрнула голову, поглядела на угловое окно второго этажа — единственное незастеклённое, с массивными резными ставнями. Дом был тих, темны все окна, но что-то не так. "В доме кто-то есть, — поняла Мира, — особняк Вако не пустует!" Открытие было ошеломляющим: кому здесь жить, кроме неё?

Она взошла на крыльцо, погладила знакомого разноглазого льва… Потом сжала холодную руку в кулак и постучала трижды.


Дверь долго не открывали, и ей пришлось постучать вновь — громко, требовательно. Наконец послышались чьи-то шаги, щелкнул замок. Дверь отворила служанка, женщина лет тридцати. Отворила — и отшатнулась. С ужасом смотрела она на вампиршу… Её лицо показалось Мире знакомым.

— Ты знаешь, кто я?

— Госпожа Мира Вако, — служанка избегала смотреть ей в глаза.

— Кто у меня дома? — вампирша улыбнулась. Получилось зловеще, как всегда.

— Г-госпожа Линтер, — привычно учтивый тон.

— Агата?! — изумилась Мира.

Старшая сестра. Смертная. Они не виделись шесть лет, с тех пор как Мира уехала в Карду, якобы решать вопрос наследования этого самого дома, а на деле — сбежала из-под опёки Агаты. Теперь всё разъяснилось. Отворившая ей женщина служила Агате ещё в столице — вот почему её лицо показалось знакомым! Возвращение к событиям и людям прежней, довампирской жизни ошеломило Миру. Она всё не могла решить, что ей делать теперь: уйти? Войти в дом?

— Ясно, — после паузы кивнула она, делая шаг вперёд, а не назад. — Любопытство? — может быть. И сила привычки: маленькая девочка возвращается домой, к старшей сестре… Служанка прижалась к стене, пропуская её. Она нервно теребила фартук.

— Ну-ну, — усмехнулась вампирша. Испуг смертной не удивил её: должно быть, среди черни об их с Аланом похождениях в Карде ходят легенды! — Что ты так боишься? Это же я, маленькая Мира. Я не причиню тебе зла.

Она ошеломлённо озиралась по сторонам. Обстановка в доме изменилась так же мало, как его вид снаружи. Та же тёмная мебель, даже в зимнем утреннем мраке отливающие красным ковры. И треснувшее зеркало висело на прежнем месте: в дальнем конце холла, у лестницы вверх. Теперь её возвращение было почти полным.

— Лина? — голос Агаты — сколько лет она его не слышала! — с верхнего этажа. — Лина? Кто пришёл?

Служанка взбежала на второй этаж. "Приехала ваша сестра", — доложила она, тревожно косясь на Миру.

Возглас Агаты: "Мира! Не может быть!". Вампирша сделала шаг к двери, но удрать не успела — сестра уже бежала навстречу. Лина поспешила ретироваться.

— Почему ты не предупредила, что приедешь? — спросила Агата, наконец выпустив её из объятий.

— Я… прошу прощения за столь ранний визит, — Мира пыталась нащупать верную дорожку, но слова находились с трудом. — Я полагала, этот дом в Карде пустует…

— Где ты пропадала? Почему перестала писать? Никаких вестей от тебя не было уже…

— Да, долго, — отрывисто сказала Мира, не давая ей сосчитать, сколько же точно прошло лет.

— Пойдём в дом, сестра. Сейчас всё расскажешь.

Окончательно сбитая с толку, Мира последовала за сестрой. Зачем она не ушла сразу?


И Мира, и её сестра родились в Карде, но покинули старый город в столь раннем возрасте, что не успели его узнать. Их мать умерла при родах, а отец, едва минуло три месяца со дня её смерти, женился вновь. Сестёр воспитывала бабушка, Сильвия Лавендер, и жили они в северном районе столицы. Вампирша ещё помнила бабушку — властную строгую даму, в свои восемьдесят лет не выглядящую дряхлой. Её Мира во всём слушалась… ровно до восемнадцати лет, когда, вообразив себя окончательно взрослой, она осмелилась, вопреки воле старушки, сначала прочитать запрещённую книгу (чувственная поэзия Мэйзи), затем наотрез отказалась надеть на вечер у Баккетов "нелепое" розовое платье и явилась на праздник в другом, чёрном, загадочного фасона, вызвавшем у окружающих лёгкое недоумение (ничего, они ещё оценят некоторые её находки). Кульминацией борьбы за свободу и независимость стало посещение Мирой медицинских курсов. Потом госпожа Сильвия умерла, оставив взбалмошным внучкам дом в северном районе столицы и вполне приличную ренту. Агата отдалилась от сестры, выйдя замуж, и скоро предпочла нянчиться с маленькой дочкой, Кристиной, а не с младшей сестричкой. Война Миры была выиграна, поскольку противник утратил к ней интерес… Скоро пришла весть о смерти отца и его последнем завещании, по которому он оставил большой дом в Карде своим детям: двум дочерям от первого брака и сыну от второго, и Мира вызвалась решить вопрос этого наследства, соблазнённая перспективой очутиться в незнакомой Карде в полном одиночестве.

Мира ещё помнила ту себя. Странная девушка, дичившаяся родственников и друзей семьи, любившая быть одна. Она всё искала тогда чего-то… Чего? — она и сама затруднялась в определении. Иногда это "что-то" мелькало между строчек книг, в глазах случайного прохожего, бредущего неизвестно куда, в недосказанных кусочках фраз её собеседников, но ей всё не удавалось ухватить "это" за хвост.

И, кроме всего, ей было скучно.


Предложение покушать Мира отвергла, но от чая отказаться не удалось. Она смотрела на свою чашку — горячий чай исходил паром — и тщетно пыталась сочинить приемлемую историю. Время было: сначала рассказывала Агата.

Скоро Мира узнала всё, что можно было узнать. Последние шесть лет стали временем перемен и потерь и для её сестры.

— Мы с сыном переехали сюда после смерти мужа, — сообщила Агата.

"Я многое пропустила", — только и подумала Мира: — Виктор умер? Как? От чего?

— Он долго болел, дорогая! Диагноз ни один врач не смог поставить. Он умер четыре года назад, и почти вслед за ним ушла Кристина.

— О боже!

— Тяжелая пневмония. Ей было всего два года. Несчастное дитя… — Агата замолчала.

— Но зачем ты приехала сюда?! — не сдержалась сестра. — "В Карду! Цитадель вампиров!"

— Я была в отчаянии, дорогая! Смерть мужа и дочери… Долги, долги, долги! Дом в столице пришлось продать — обходился слишком дорого. Я писала тебе, но никто не отвечал; когда приехала сюда, оказалось, в этом доме давно никто не живёт! И мы с сынишкойостались здесь.

Мира обвела пальцем край своей чашки.

— Ты сказала: "с сынишкой"?

— Да, Винсент. В феврале ему уже пять, — Агата грустно улыбнулась. — Ты и не знаешь о нём… Я расспрашивала о тебе здешних соседей. Они сказали, дом пустует несколько лет. Куда ты уехала отсюда? И — с кем? — недоумённый вопрос. Мира вздохнула. Настала её очередь.

Она подняла глаза от чашки с оставшимся нетронутым чаем, взглянула на Агату… Старшая сестра. Они совсем не похожи. Агата выше ростом, смуглая, и волосы почти чёрные — в маму. Сколько ей сейчас должно быть лет? Тридцать один… нет, тридцать два. Волосы поблёкли, тело пополнело, только руки всё те же, очень ухоженные, её страсть.

— Мы с друзьями… Помнишь, я тебе писала? — начала вампирша, — уехали отсюда пять лет назад. Путешествовать…

— А наш брат?

— Она уехал ещё раньше. На юг, в Прэсто. Сейчас, я слышала, его уже нет в живых. Он умер от чахотки, — выпалила она на одном вдохе и после этой лжи осмелела настолько, что, не подумав, сообщила:

— А ещё я вышла замуж.

Агата, казалось, не поверила:

— Кто же он, твой муж?

"Да кто тянул меня за язык! Замуж! Что я сейчас скажу?!"

Выдумать связной истории не получалось. Мира взяла длинную паузу, заглянула в озорной чёрный глаз сказочной птицы, нарисованной на фарфоре, и, наконец, сообщила сестре единственное, что пришло на ум:

— Его зовут… звали Эрик Бруэт. — она назвала одного из старых знакомых. — Он… погиб… два года назад.

"О, чёрт! Нужно было придумать что угодно, только не смерть! Я совсем не похожа на вдову!" — поздно поняла она; поджала губы, обиженно поставила чашку на место.

Агата не потребовала подробностей.

— Бедная моя, — она погладила младшую сестру по волосам, приобняла. — Ты ведь останешься здесь?

— Милая, — быстро сказала Мира, — извини, но…

Она не закончила, заметив в дверях мальчика, сына Агаты. Должно быть, он уже давно изучал странную гостью. Встретившись взглядом с вампиршей, он хитро улыбнулся. А Мира долго, бесконечно долго всматривалась в его лицо, такое знакомое, хотя она видела этого малыша впервые, отмечала очень светлые, пронзительные глаза и красивый, чуть капризный изгиб бровей.

— Твой сын? — наконец обронила она и не узнала свой голос.

— Да, — спохватилась Агата. — Винсент, подойди, познакомься с тётей.

— Он не похож на тебя, — задумчиво сказала Мира.

— Да, он похож на отца.

— На Виктора? Разве?

— Нет, на нашего отца, сестра.

Едва заметно, пряча клыки, вампирша улыбнулась малышу, и он ужасно смутился.

— Он маленький актёр, — засмеялась сестра, — не обращай внимания.

— Я останусь ненадолго, — тихо сказала тогда Мира, по-прежнему пожирая мальчика взглядом. — Может быть, на пару дней… Я очень устала после бала, сестрица, — она снова очертила пальцем край чашки. — Я поднимусь наверх, отдохну. Угловая комната в левом крыле свободна?

Агата рассеянно, но чуть тревожно глядела на неё.

— Конечно. Ты не носишь обручального кольца?

— Оно… сломалось, — смело заявила сестра.

— Мира, — взгляд Агаты скользнул по её шее, — где мамин крестик?

— Я его выбросила, — холодно сказала вампирша.


Мира поднялась в свою старую комнату на втором этаже и здесь схватилась за голову. Она не узнавала себя… Что за нелепая беседа! Её ещё можно было бы свести в шутку, но потом… этот мальчик!

Она долго перебирала в уме сказанное сестре. Верно ли она поступила, сочинив замужество? Зачем отдала роль Алана Эрику, к которому никогда не испытывала сердечного чувства? Но как же иначе? Назвать Алана? Нет, пусть он останется её тайной. Ни к чему сестре лишний раз слышать это имя из уст Миры! Ведь Алан Вако — их сводный брат, сын отца от второго брака… И пусть они увидели друг друга впервые, уже будучи совершеннолетними. Пусть при первой судьбоносной встрече они знали друг о друге не более чем о случайном попутчике. Они были чужими по духу, родными лишь по крови. Они могли бы влюбиться, не зная о родственной связи между ними… Но! Все эти доводы не подействуют на смертную, живущую в зашоренном мире строгих правил. Вампирша вздохнула. По правде сказать, она и сама не была уверена в своих доводах. Незнакомый брат — всё же родная кровь. Всё равно грех, инцест!

Холодная комната вдруг показалась ей душной и тесной. Вампирша прогнала Лину, пришедшую помочь новой хозяйке раздеться. Она принялась сама стягивать платье и от волнения и спешки порезалась о застёжку. Порез мгновенно затянулся кожей, исчез. Встрёпанная вампирша небрежно кинула чужое, не ставшее своим за ночь платье на пол. Ослабив ленты корсета, она подошла к единственному окну, чтобы запереть ставни, но рука замерла, коснувшись защёлки. Она застыла так на мгновение с нелепо поднятой рукой. Её вспомнилась первая ночь её бессмертной жизни.

…В это окно они влетели тогда. Юные счастливые, влюблённые… Рассвет приближался. Солнечные лучи проникли вслед за ними, детьми Ночи, в их дневное убежище, и Мира вскрикнула от новой, нестерпимой рези в глазах. Тогда Алан, смеясь, притянул её к себе ближе, и другой рукой захлопнул распахнутую ветром створку. Щёлкнула задвижка, а брат и сестра вновь слились в грешном поцелуе…

Мира проверила ставни и возвратилась к постели. Она избавилась и от корсета, и, упав на спину на кровать, долго созерцала пыльный полог.

…Здесь, в этой комнате, она отдала своё тело тому, кто прежде взял её душу. Голодные, они не насытились друг другом и к следующему вечеру…

Мира поморщилась. Как же она устала! Это недоедание тому виной? Её мысли сейчас должны быть заняты Владыкой и его грядущими заданиями, но вместо утомительного угадывания мозг занялся наилегчайшим занятием — перебором воспоминаний. Её отводилась пассивная роль созерцателя.

Она закрыла глаза и заставила себя думать о будущем. Но в голове зашумел недавний бал. Медленный вальс укачивал, уносил её. Мира засыпала. "Этот мальчик, Винсент… Да признайся же себе! Похож на Алана. На Алана, каким он мог быть в детстве… — была последняя, единственная чёткая мысль на границе дрёмы. — Те же глаза, готова поклясться, те же повадки! Волосы светлее, но, может быть, они ещё потемнеют. Это он вернулся ко мне… Алан".

В конце концов, она заснула. Сон был тревожным, тёмным, но полным непонятного шума, будто от множества голосов, словно она была не одна, словно вокруг были люди, много людей. И вампирша боялась открыть глаза, потому что точно знала: открыв глаза, увидит солнце, а на него нельзя, нельзя смотреть…

Глава 4 Игры Луны

На следующий после Бала Карды вечер пятеро молодых carere morte собралась на крыше дома Ингенс. Здесь была сама хозяйка дома, Селена, Алиса Тэрре, темноволосый молодой человек — Патрик Фульге и двое новообращенных — Хиам Калькар и Анна Литус, бледная и пухленькая девочка, на вид лет шестнадцати.

Площадка с низеньким ажурным ограждением, защищённая от посторонних глаз фасадом дома, казалось, была спроектирована специально для carere morte, желающих отдохнуть между ночными приключениями. Собравшиеся веселились. Иногда их шелестящий, похожий на шепот облетевшей листвы смех долетал до улицы.

— Крылья не появляются вместе с клыками или чувством голода, — говорил Патрик, самозвано объявивший себя учителем новичков. — Ими с юным carere morte должен поделиться его создатель. Это традиция. Первый вампир, Макта Вастус, дарил крылья всем, кого обращал, и те поступали потом также. Если крылья не даст тебе твой создатель, ими может поделиться любой carere morte, сильнее и старше тебя. Обрести крылья самостоятельно невозможно.

— Получается, все carere morte летают на крыльях Первого вампира, — проговорил Хиам. — Интересно, а откуда их получил Макта?

— Крылатое обличье можно снять с противника, — не слыша его, продолжил Патрик. — Есть несколько приёмов…

— Все они сводятся к тому, что ты хватаешь крылья соперника в области плеч и резко дёргаешь на себя. И вампир вываливается из своего крылатого обличья, как из мешка, — заметила Селена.

Она ступила на ограждение одной ногой, раскинула руки в стороны, будто собиралась взлететь. Вампирша залюбовалась ночью, наконец вступившей в права. Луна, чуть недобравшая веса до полнолуния, куталась в тонкую шаль облаков. Внизу немногие краски зимы размазались грязно-серым пятном, голоса зазвенели колокольчиками в чистом морозном воздухе. Оживлённое уличное движение стихло. Жители старой Карды трусливо попрятались в дома, за крепкие засовы, за невидимые купола защиты…

— Время охоты, — прошептала она. — И мы теряем это время.

Селену не услышали, и в ней немедленно поднялась злость.

— Делиться крыльями — это больно для того, кто их дарит? — спросила Анна и тут же сама предположила. — Наверное, это отнимает силы.

— Вовсе нет, — уверенно сказал Патрик, сам недавно получивший крылья и ещё не делившийся ими ни с кем. — Это не труднее, чем поделиться пищей или одеждой. Макта раздаривал свою тень без счёта. Силы у carere morte отнимает только нахождение в крылатом обличье. Гектор говорил, во время превращения ты становишься частью Бездны, и Она забирает твои силы.

Селена резко опустила руки, грубо разрушив иллюзию полёта. Она обернулась к гостям, но не сказала ничего. Она тихо изучала Патрика из-под полуприкрытых ресниц.

Патрик был моложе её на год и на три, если считать по годам смертной жизни. По слухам, он прежде был в группе столичных дикарей. Но это были только слухи…

"Как же узнать? — терзалась Селена. — Если б найти доказательства! Владыка выгнал бы его".

— Кто этот Гектор, на которого ты столько раз ссылался? — нежно, чтобы не спугнуть, пропела она.

— Мой знакомый по столице, — Патрик поглядел тревожно, почуяв подвох. — Он — carere morte.

— Вот как? Я слышала об одном Гекторе, — прошептала Селена. — Вампир из Доны. Он опасный дикарь, якшается с Низшими, с какими-то бандитами… Говорят, его родители Низшие и он сам начинал, как Низший. Это тот, о ком ты говоришь?

Патрик оторопело кивнул и тут же вступился за друга:

— Он не дикарь! Он присягал Владыке. Дэви принял его, значит, его происхождение и прежние занятия не важны!

— Ясно, — тускло сказала Селена.

— Я уже очень голоден, — вмешался Хиам, с интересом наблюдавший за их противостоянием. — Пора на охоту.

Скоро пятёрка покинула крышу. Селена, Патрик и Алиса взлетели с места, а неопытным новичкам пришлось сделать шаг с крыши. Неловко планируя, качаясь на потоках воздуха, они постепенно нагнали изящных старших собратьев. Затем все пятеро взмыли вверх и скрылись от человеческого взора.


Город казался пустым, словно жители оставили его — обычное дело для недели нежити. Вампиры перелетели Карду с востока на запад и не нашли на улицах ни одного прохожего. Через несколько минут трое ведущих опустились на крышу вокзала и оттуда перебрались на парапет самой высокой башенки в готическом стиле. Спрятавшись за высокими и тонкими зубцами, они озирали площадь вокзала и сходящиеся к ней дороги.

Двое по-прежнему кружили в небе. Патрик махнул им рукой и проворчал:

— Новички… Они выдадут наше местонахождение!

Первым спуститься осмелился Хиам. Не уменьшая скорости, он снизился, у самой крыши отпустил крылатую тень и, не удержавшись на ногах, покатился кубарем. Анна опустилась следом за ним, плавно и осторожно, не сняв крылатого обличья. Ей даже поаплодировали, но скоро выяснилось, что девушка просто не знает, как превратиться обратно. Патрик учил её, Алиса уговаривала не волноваться. Селена, заскучав на башенке в одиночестве, спустилась к ним и сразу же приняла единственно верное решение. Подойдя к вампирше сзади, она обхватила её крылья и дёрнула их на себя с неженской силой.

Чудовищная маска сползла как чулок, открыв истерически рыдающую Анну.

— Тень нужно выдохнуть. Вытолкнуть… — понимаешь? — ещё продолжал объяснение Патрик.

— Я в первый раз тоже, как Хиам, при приземлении не рассчитала скорость и застряла в ветвях дерева, — попыталась развеселить Анну Алиса. — Запуталась накрепко! А дерево это росло не где-нибудь, а на площади Ратуши. Патрули Ордена бывают там каждые семь минут! Доставал меня оттуда Адам Митто. Рискну заметить, когда он в бешенстве, он теряет всё своё обаяние…

Впятером они вновь поднялись на башенку. Патрик объявил:

— Улицы пусты. Если и встретим кого-то, это будет либо охотник, либо смертный, жаждущий обращения. Первое очень опасно, второе очень скучно. Я предлагаю избрать местом охоты недорогую гостиницу на Западной. Это недалеко.

— А почему не "Зимний сон"? — разочаровано спросила Алиса.

Фешенебельная гостиница "Зимний сон" была видна отсюда. Украшенная готическими башенками, с огромными окнами, сейчас полыхавшими жёлтым, она была ярким драгоценным камнем в ожерелье серых домов.

Патрик снисходительно улыбнулся. Его замечание о личинах случайных прохожих понравилось всем, он всё больше входил в роль признанного гуру.

— Орден всегда бывает в Карде на недели нежити! И они всегда привозят с собой из Доны частицу Покрова. Покров — единственная непреодолимая для carere morte преграда, — пояснил он новичкам. — Этим Покровом они окружают здесь некоторые здания, в том числе и "Зимний сон". Да и может ли быть иначе? В эту гостиницу селится вся знать, приехавшая посмотреть Кардинскую неделю нежити, и аристократы хотят спокойных ночей. Они покупают частицу Покрова и защиту охотников на всю неделю. Так что нам остаётся гостиница на Западной улице, — длинная речь утомила его. Патрик умолк и довольно кивнул головой, как бы в подтверждение своих слов.

— И в недорогой гостинице будут охотники, наверняка, — заметил Хиам, — так что охотиться там тоже опасно. Мне претит прокрадываться в дома к спящим и тихо тянуть их жизнь! — внезапно сознался он. — Охота должна быть честной. Останемся на улицах. К полуночи близ Пустоши соберётся немало любителей опасных развлечений.

Селена улыбнулась, показав острые зубки:

— А почему ты не с тётушкой, обратившей тебя, Хиам?

Хиам не ответил.

— Наверное, госпожа Калькар решила, что ему полезно будет пообщаться с такими же юными carere morte, — немного обиженно бросил Патрик и угадал. Резкая тень легла на лицо Хиама, и он произнёс:

— Верно. Это часть её игры.

Повисло тягостное молчание. Селена извлекла из кармана мелкую монетку. Она долго вертела её в пальцах, немного досадуя, что металлический диск от этого нисколько не нагревается.

— Так куда мы летим? — нарушила молчание Алиса. — Селена, может быть, ты кинешь монетку?

Та послушно подбросила монетку и поймала в ладонь. Через мгновение бросила:

— Гостиница на Западной улице.

— Что ещё за монетка? — возмутился Патрик. — Решаем мы сообща, а не монетка!

Селена сжала металлический диск посильнее, и почувствовала, что он начал согреваться.

— А ещё я умею предсказывать будущее. Мои предсказания всегда сбываются. Кто желает рискнуть?

— Я! — сразу же вызвалась Алиса, а Патрик поморщился и хмуро бросил:

— После. Сейчас летим охотиться.

Громкий смех Селены достиг луны и, отразившись от неё, зазвенел серебряными монетками.


Они отправились в путь. Группу возглавлял Патрик. Селена осталась замыкающей и летела не торопясь, даже чуть отстав, и наслаждалась мнимым одиночеством.

Когда они пролетали над "Зимним сном", любопытная Алиса снизилась, чтобы разглядеть, что творится в комнатах верхнего этажа. Через пару мгновений, будто наткнувшись на что-то, она дёрнулась и забилась в воздухе, испуганно хлопая крыльями. Хиам вовремя пришёл ей на помощь, подхватил, потащил за собой. Они опустились в саду у дома, стоявшего напротив здания гостиницы на Западной, на этот раз, все — на диво слаженно и точно.

Селена, прищурившись, оглядывала здание гостиницы. Сейчас оно было для неё оркестром, она чутко прислушивалась к многоголосию его звуков. Люди, живые: где они? Сколько их? Что они делают?

Анна, оказавшаяся рядом с Алисой, едва сняв чудовищную маску, спросила:

— Ты натолкнулась на Покров? Поделишься впечатлениями?

— Я думала, это должна быть стена. Но это хуже! Не стена — трясина…

— Теперь ты убедилась? — разозлился Патрик, вообразивший себя ответственным за всю компанию. — Ещё мгновение — и она затянула бы тебя. Ты упала бы бесчувственной прямо в руки врагов!

— Был один случай… — подала голос Селена, отвлёкшись от созерцания гостиницы — Александр Дэви однажды прошёл этот барьер, и за ним — целая армия. И скоро Орден был изгнан из Карды, Цитадели…

Патрик присвистнул:

— Так он — Владыка!

В ответ вампирша приложила палец к губам: "Тихо! Кто-то идёт".


Двое появились внезапно. Никто из внимательно следивших за домом carere morte не мог бы сказать, откуда они пришли: со стороны улицы или от здания вокзала. Это были молодой мужчина и девушка, почти ребёнок. При виде их друзья замерли. Никто не проронил ни слова. Только Анна чуть подалась вперёд, её юбка с тишайшим шорохом скользнула по стволу дерева, и девушка получила четыре уничижительных взгляда.

А двое, кратко переговорившись, разошлись. Девушка скрылась в гостинице, зайдя через чёрный вход, мужчина отправился в обход здания.

— Охотники, — прошептал Патрик. — Их всегда трое в группе, значит, где-то ещё один.

— Может быть, здесь несколько групп, — пожала плечами Селена. — И другие следят за нами.

Патрик нахмурился, перебирая в уме варианты действий. Предстоящая охота была действительно опасной.

— Здание не под Покровом, но не лишено защиты, как и любой дом. Защиту придётся разбивать. Это больно, — предупредил он новичков. — Проникнуть в этот дом лучше через окна, двери, вероятно, охраняются. Разделимся на две группы. Я — с Хиамом и Анной, Алиса с Селеной… Селена?!

Вампирша, вовсе не слушавшая его, всё это время следила за домом. Её тело было напряжено и едва заметно подрагивало. Она напоминала охотничью собаку, вставшую в стойку. Вдруг тело дрогнуло — пружина распрямилась. Вампирша завертелась в чёрном вихре, расправляя крылья. Она ринулась к зданию гостиницы, и Алиса отскочила в сторону, уходя с её дороги. Селена за два взмаха крыльев долетела до цели — окна на третьем этаже. Раздался звон стекла.

Ещё волоча за собой клочья крылатой тени, вампирша ворвалась в коридор. Защита здания была пройдена, осталась боль, но Селена прогнала её, глубоко вдохнув и медленно выдохнув.

В запасе были секунды.

Она огляделась. Коридор, одинаково длинный в обе стороны, был пуст. Бледные обои на стенах, бледные без солнечного света растения зимнего сада… Многие номера по коридору — она ощущала это — были пусты, в некоторых бился пульс чужой жизни, но вампирша не кинулась к ним. Она помчалась по левому коридору мимо зимнего сада, и, когда достигла его середины, впереди показался человек, поднявшийся по лестнице.

Знакомая девушка-охотница!

Селена призвала на помощь всю свою ненависть и страх, кинулась на неё, схватила — и охотница обмякла в её руках, лишившись чувств. Не веря, что серьёзная добыча сдалась так легко, Селена всматривалась в лицо девушки, прислушивалась к дыханию: "Да, без сознания".

Снизу послышался шум. Пора уходить.

Вновь обратившись чудовищным зверем, вампирша разбила дверь пустого номера, скакнула к окну и, прежде чем в коридоре показались люди, исчезла в небе с добычей.


Вновь пятёрка отдыхала на площадке дома Ингенс. Девушка-охотница лежала перед ними, всё ещё без сознания. Все бесстрашно и беззастенчиво разглядывали её. Рыжевато-каштановые волосы оттеняли мягкий, детский овал лица. Тело, непристойно обрисованное простым платьем без корсета, было угловатым худым телом подростка. Мягкая белая рука неподвижно лежала на поясной сумочке с незатейливой вышивкой.

— Когда она очнётся? — спрашивала нетерпеливая Анна и, тем не менее, с опаской, как на дикого зверя в клетке, глядела на охотницу.

— Ты её ещё палкой ткни, чтобы разбудить, — усмехнулся Патрик. — Может быть, никогда. Селена разбила её защиту. Часто это их убивает, особенно, таких юных.

— Ты очень смелая, Селена, — признал Хиам. — Но почему ты выбрала именно её? Вокруг была и менее опасная добыча.

— Ты скоро поймёшь, почему я выбрала именно охотницу.

— Это вендетта?

— Нет, вовсе нет. Я не Мира Вако.

Весёлая беседа продолжилась. Селена с Алисой вспоминали вчерашний Бал Карды, потом Анна спросила об обращении Селены, и та вновь начала свою романтическую историю. Патрик и Хиам разбирали недавний подвиг вампирши. И наступил момент, когда каждый подумал, что за охотницей смотрит кто-то другой, и выпустил её из виду.

Охотница, притворявшаяся уже долгое время, вскочила. В её руке был серебром сверкающий кинжал. Она ударила Хиама в правый бок, но маленькое узкое лезвие задержала одежда, и оно прошло вскользь, только глубоко поцарапав кожу.

Патрик попытался схватить девушку. Она увернулась, отскочила, но не попробовала убежать. Её взгляд был ясным, стальным. Она держала маленький кинжал обеими руками перед собой, угрожающе направляя его на противников. Внезапный испуг, на мгновение лишивший её защиты, прошёл. Теперь она была готова к битве.

— Какого чёрта?! Селена, я думал, ты следишь за ней! — проорал Патрик.

— А я думала, это ты следишь за ней. Успокойся, начинается самое интересное! — пропела Селена.

Carere morte окружили охотницу, но прорваться сквозь её защиту ни у кого не получилось. Девушка легко уходила от их ударов и пару раз умудрилась поразить вампиров кинжалом.

— Сейчас она ещё и арбалет достанет, — мрачно предрёк Патрик, и в глазах девушки промелькнуло сожаление об отсутствующем арбалете.

Игра затягивалась, всё более напоминая игру кошек с мышкой. Охотницу постепенно оттесняли к краю крыши, но она не сдавалась. Вот Анна в очередной раз не успела увернуться от кинжала…

— За что ты ненавидишь нас? — её обиженный крик прорвал плотину молчания. На охотницу со всех сторон посыпались реплики:

— Это не ненависть, это страх…

— Не страх, а омерзение: гадость! Не дотрагивайся до меня!

— Не омерзение, а благородный гнев…

— О да, "благородный"! Спросите её, скольких дикарей Орден простил в обмен на ценные сведения о старейших!

— Всё равно она ослабеет и сдастся…

— Только б, сдавшись, не умерла на месте от огорчения. Хочется живой крови! — засмеялась Селена.

Охотница поворачивалась к говорящим, металась от одного к другому — от удара к новому удару. Она устала, теперь это было заметно.

— Carere morte, будьте прокляты, — выговорила она, и, отчаявшись, закрыла глаза. Селена тут же подхватила её.

— Я так не играю! Рано! — и скомандовала всем: — Продолжим в саду.


В саду она как следует встряхнула охотницу, влепила ей пощёчину и прошипела:

— Сражайся!

Девушка отступила к дереву и прислонилась к нему спиной.

— Будьте прокляты, — повторила она. В глазах уже блестели слёзы.

— Что проклятым ещё одно проклятие! — оскалилась вампирша. — Может быть, ты устала? Отдохнём, поговорим… Как тебя зовут? — довольная, она расхохоталась.

— Отпусти её! — раздался голос от группы carere morte.

— Что?! — Селена обернулась. Теперь она осознала, что после прибытия в сад друзья странно притихли и более не поддерживали её. Хиам выступил вперёд. Отодвинув вампиршу в сторону, он заслонил собой девушку и повторил:

— Поиграла и хватит, Селена. Отпусти её.

— Верно, Хиам. Твоя игра, Селена — это мерзко, — неожиданно поддержал его Патрик. — Кто так охотится?!

Хиам повернулся к охотнице:

— Беги, — но та только смотрела на него расширенными от страха глазами.

— Не бойся. Как тебя зовут, скажи?

— Марина, — прошептала она, вдруг поверив ему. В лице вампира ничего не поменялось, только взгляд как будто потеплел:

— Не бойся, Марина, она больше не тронет тебя. Беги!

— Но мы ведь ещё поохотимся сегодня? — с надеждой спросила Анна: — Тогда пусть уходит.

Селена была вынуждена отступить. Без сожаления она смотрела вслед быстро удаляющейся фигурке: вампирша считала, что её игра завершилась весьма удачно. Друзья же занялись осмотром ран, полученных в бою. Самой серьёзной единогласно признали царапину Хиама.

— Удары в область подвздоха опасны, пусть не так, как в сердце или в голову, — сказал Патрик. — Если б кинжал прошёл глубже, ты мог бы истечь кровью и…

— И умереть? — усмехнулся Хиам. Он с некоторой печалью рассматривал испорченную одежду.

— И был бы очень ослаблен, и проклятие взяло бы над тобой верх, — серьёзно закончил Патрик. — Один мой друг в Доне получил стрелу под рёбра. Кровотечение из раны не останавливалось три дня, он стал походить на высохшую мумию. Его голод не утихал ни на минуту и скоро он сошёл с ума от этого. Он рисковал охотиться даже днём. Всего через две недели после ранения он был убит охотниками.

— Когда мы полетим охотиться? — закапризничала Анна.

— Сейчас. Летим на Пустошь.

Охотница выбралась на улицу и бежала куда-то в сторону моста. Селена облизнула пересохшие губы.

— Я вас догоню позже, — бросила она. — Нужно за ней… — она кивнула в сторону девушки, — проследить. Она наверняка спешит к своим. Узнаем, где в Карде временное логово Ордена.

— Я пойду с тобой, — вызвался Хиам. Вампирша равнодушно кивнула.


Они летели быстро, но луна была ещё быстрее. Она плыла — над ними и впереди их и дразнила, маня за собой. Селена нарочно подставляла лицо голубому свету. Вампирша верила, что он омолаживает её. Она была самой старшей в группе: её обратили в двадцать три года, тогда как все остальные едва сумели дождаться своего двадцатилетия.

"Эти бесполезные три года навечно останутся чёрным пятном на моей дороге к вечности", — подумала она и неслышно и горестно вздохнула.

Они пересекли верхний, нарядный мост через реку. Охотница не замечала их. Девушка ни разу не решилась оглянуться. Она не замедляла бег, хотя дыхание уже сбивалось.

Марина остановилась у дома князей Хаста. Своим ключом она отворила неприметную дверь в ограде, и скользнула внутрь. Carere morte опустились неподалёку.

— Дом князей Хаста! Я бы никогда не подумал, что они в Ордене! — прошептал Хиам.

— Не они, — лицо Селены внезапно посерело, поскучнело: её догадка не подтвердилась и, значит, новой игре не бывать. — Не они, а она! Охотница просто вернулась домой. Это самая юная из княжон, Марина Хаста. А я думала, откуда мне знакомо её лицо? Её сестра была на балу…

Хиам молчал, и своим молчанием злил её. Селена прикрыла глаза, скрывая их нехороший блеск.

— Возвращаемся к группе, — сонно промолвила она.

Они повернули назад. Хиам ещё не умел взлетать с места, поэтому до Верхнего моста вампиры решили не преображаться. Селена повела нескучный разговор:

— Почему ты за неё вступился? Она напомнила тебе Марис?

— Я узнал имя охотницы уже после, — отбивался Хиам.

— Теперь ты бессмертный. У тебя два возможных выбора: жить каждым новым днём, как первым, или тянуть за собой длинную вереницу всех дней своей вечности.

— Я не понимаю тебя.

— Забудь Марис, совсем. Или придётся страдать всю вечность.

Дом Хаста остался позади. Из ночной тени выступил следующий — знакомое белое поместье Вальде, принимавшее вчера Бал Карды.

— Я слышал, ты рассказывала историю своего обращения… — в отместку начал Хиам.

— Да?

— А как всё было на самом деле?

Селена опустила луной сияющие глаза. Он понял её ложь!

Однако она рассудила, что вопрос был задан без тени ехидства, и внезапно решила довериться юноше. Он не был похож на болтуна. Ночь. Луна. Спящий загадочный город. Два одиночества, бредущие одной дорогой… Время для откровенности!

— Это было на Январском Балу Сатура. Мне было уже двадцать три года, и смертная жизнь казалось мне смертельно скучной и ничего не значащей. Друг Миры обратил меня. И бросил. Так принято у дикарей, но я этого не знала. Я думала, он возьмёт меня с собой, бегала за ним собачкой… А он через день не вспомнил моего имени. Оказалось, они просто играли тогда: кто за вечер Бала уговорит обессмертиться большее число дурачков.

Она замолчала и принялась за старую детскую игру — наступать только на самые крупные камни мостовой.

— И кто из них победил тогда? — спросил Хиам через минуту.

— Он победил, — вздохнула Селена, — благодаря моему обращению. А Мира, с которой он спорил, проиграла. Может, поэтому Вако меня так ненавидит? Сегодня она не явилась, хотя я приглашала её.

— Спасибо за рассказ, — серьёзно сказал Хиам. — Я начинаю понимать тебя, Селена. А я… — он прервался и резко повернулся к дому Вальде, мимо которого они проходили. — Посмотри туда! Кто это?

В саду, в трёх шагах от дома, стояла странная тёмная фигура, напоминающая человека. Селена вглядывалась в неё не менее минуты, и она не шелохнулась.

— Может, это статуя?

Они всё-таки подкрались поближе. Это был человек! Бледный молодой господин в тёмном пальто и шляпе. Он неподвижно, пристально смотрел куда-то в окна второго этажа. Привстав на цыпочки, Селене удалось разглядеть, что в одном из окон по стенам скачут жёлтые блики от зажжённой свечи… и понимание происходящего пришло к ней:

— Это не смертный, — быстро зашептала она. — Это Низший! Владыка Дэви недавно дал Низшим приказ следить за каким-то Фидесом. Фидес, я слышала, после Бала остался погостить у Вальде, — она замолчала и с триумфом поглядела на Хиама, ожидая восхищения её умом и наблюдательностью. Но тот только нахмурился:

— Что значит "следить"? Разве этому научены одни Низшие?

— Я неправильно выразилась. Не следить! Низшие умеют внушать некоторым слабым смертным свои мысли, идеи, направлять их по нужному бессмертным пути. Фидес зачем-то нужен Господину, и он приказал владыке Низших Конору подготовить его для обращения. Ничего интересного. Пойдём.

Хиам долго молчал. Он разомкнул губы лишь у самой реки, когда пора было обращаться чудовищем:

— Это же бесчестно. Бессмертие должно быть добровольным выбором человека!

— Не забивай себе голову интригами бессмертных, новообращённый, не то наши каменные боги раздавят тебя, — Селена легко вскочила на перила моста. Она протянула руки к небу, обнимая луну, и чуть пошатнулась. Хиам удержал её. Их руки на мгновение сплелись, будто в фигуре танца.

— Не забивай голову… Хочешь, я научу тебя танцевать в небе? — пропела вампирша. — Летим!


Меж тем в саду у дома Вальде появилась ещё одна фигура. Это был человек лет сорока, невысокий и плотный, улыбчивый и довольный, но с обжигающе-ледяными голубыми глазами. Владыка Низших, Валерий Конор.

Молодой не поклонился ему. Он всё так же стоял статуей, будто боясь, что малейшее его движение разрушит тихий мир зимней ночи.

— Владыка, — прошептал он одними губами.

— Как идут дела?

— Он в комнате. Не двигается, но бодрствует. Он что-то пишет: горит свеча.

— Так. Тогда зачем ты звал меня?

— Господин, Фидес болен. Моё присутствие ослабляет его. Я боюсь, новый приступ его убьёт, и виной тому будет моё воздействие.

— Как скоро может быть приступ?

— Сложно сказать, Владыка. Может быть, очень скоро. Сегодня…

— Так, — повторил Конор. Улыбка сошла с его лица, он играл желваками. — От… Отлично. Продолжай.

— Господин?!

— Продолжай. Пусть Фидес умрёт, — он со злостью втыкал свою трость в землю садовой дорожки на каждой точке. — Дэви не узнает о твоём участии, обещаю. Продолжай!

— Да, Владыка.

Конор быстро ушёл. Его лицо вновь было улыбчивым и довольным, только озёра-глаза потускнели, словно затянулись льдом. У дальнего перекрёстка его ожидал экипаж, и, садясь в него, он задумчиво промолвил:

— Мне нужен другой Избранный.

Это эхо его мыслей прозвучало как оправдание. Поморщившись, Конор плотно сомкнул губы и не проговорил более ничего. Молодой Низший истуканом простоял в пустом тёмном саду почти всю ночь. Он ушёл за час до рассвета, не замеченный никем. Скоро вслед за этим в комнате на втором этаже затрепетал огонёк свечи, начавший тонуть в лужице воска. Дрожащий свет освещал лист бумаги, лежавший на столе. На листе дрожащей, неверной рукой было написано несколько фраз: "Перед Избранным два пути. Первый из них ведёт в бессмертие, и сейчас он представляется мне наилучшим. Второй же путь — целительство — кажется слишком зыбким. Старая сказка — опасная сказка! Мы произносим: "Избранный", "Дар" — и дверь в сокровищницу отворяется. Но золото ли блестит во тьме пещеры или это — чешуя дракона; драгоценные каменья то — или слепые глаза древнего ужаса? Полно, какая сокровищница? — мы в логове чудовища! Дар — великая, страшная сила, и не мне выпускать её в мир. Нет, нет. Избранный не тот, кто выбран Даром, а тот, кто владеет Даром. Может быть, будь я моложе, я б не побоялся взять эту ношу. Но сейчас я скорее предпочту отказаться от звания Избранного-целителя…".

Огонёк в последний раз слабо прошипел проклятие и погас. Комнату и слова отречения на листе скрыл предутренний мрак.

Глава 5 Ночь упавшей звезды

Не просыпаясь, Мира почувствовала, что день сменился ночью. Паутина лучей солнца, оплетавшая мир, растворилась, белый шар обманчиво слабого зимой светила прыгнул за горизонт. На землю опустилась тень. Все крики тысячи тысяч заявляющих о себе тварей затихли, остался лишь один шум, вечный и неизменный — голос их тысячи тысяч жизней. Свет и тепло покинули всё: и камни, и деревья и живые глаза, остались свет и тепло единой жизни — вечной и неизменной. Настала ночь — время вечности, когда сквозь узор облаков на землю глядят бессмертные звёзды. Время carere morte…

Из снов вампирши ушла тревога. В доме, который она помнила до мелочей, который был её истинным Домом, в городе, где она знала каждый вздох, ей явился сон-воспоминание. Один из первых вечеров её бессмертной жизни…


…Они отдыхали после удачной охоты. В гостиной был разожжён камин — огненная рана на теле тьмы.

Алан удобно устроился в кресле. Вампир дремал. Его глаза были закрыты, губы мечтательно улыбались. Мира сидела у его ног и глядела на пламя очага. Она любовалась танцем огненных язычков, а в голове звучала только что сочинённая музыка, которую девушка назвала "танцем Огня". В этой музыке пронзительно кричали скрипки и протяжно выли флейты, звенели маленькие колокольчики. И дикарке мерещилось, что и она сама танцует сейчас там, в пламени.

— Расскажи что-нибудь, — внезапно попросила она.

— Что-нибудь? — насмешливо обронил Алан, не открывая глаз.

— Когда появились вампиры? Откуда мы?

— Разве ты сама не знаешь этой истории?

— Чётвёртого Владыку Карды Макту называли "Вампиром". В вампирских сказках он выступает как Первый бессмертный, но я не верю…

— В то, что он был вампиром?

— В то, что он был Первым, — Мира вытянула руки перед собой, наслаждаясь тем, как удивительное тепло недавно отнятой жизни разбегается по телу, растекается до кончиков пальцев, вдруг обретающих необычайную чувствительность. — Макта жил всего триста лет назад, а я думаю, вампиризм древнее. Он из тех времён, когда не было солнца, когда была только тьма, тьма…

— Нет, Макта, действительно, был Первым, — равнодушно возразил Алан. Его рука скользнула по её волосам, и Мира как кошка потёрлась о ладонь. — Только жил он за столетие до той даты, которую принято считать датой его рождения. Он современник Основателя, Лазара Арденса, и обрёл вечность, благодаря ему. Наш Светлый Король Арденс мечтал о бессмертии, но по ошибке чародея оно досталось его заклятому другу, Тёмному Макте. И наша земля вместе с суверенностью получила проклятие вампиризма.

"Каким образом Макта стал вампиром?" — Этот вопрос она не успела задать вслух. Пальцы Алана переместились к завиткам тонких светлых волос на затылке, оттуда скользнули по шее вниз, и вопрос был вовсе забыт. Отзываясь на ласку, Мира выгнулась как большая кошка, склонила голову, вцепившись в пушистый ковёр. Пламя очага просвечивало сквозь её волосы, создавая иллюзию огненно-желтой гривы…

Час спустя огонь в камине погас. Холод из приоткрытого окна расползся по комнате. Вампирша улеглась в большое кресло, укрывшись халатом друга, как одеялом. Теперь Алан сидел на ковре, склонив голову ей на грудь, и девушка перебирала его тёмные длинные волосы.

— Ты не жалеешь о том, что пошла за мной? — вдруг спросил он. Эти слова, ещё тёплые от дыхания, согрели её лицо и грудь. Мира отрицательно мотнула головой в ответ и вновь вытянула руку перед собой. Тепло жизни ушло из кончиков пальцев, они были нечувствительными и холодными, как пепел в потухшем очаге. Сердце, просыпающееся во время любовной игры, опять затихало, засыпая. Воздух снова становился безвкусным, нужным только для речи, но не для жизни, и где-то глубоко внутри вновь поднимала крик голодная пустота.

— Почему мы с тобой словно снова становимся смертными во время близости?

— Я не знаю.

— У всех carere morte так? А мы действительно становимся на эти мгновения смертными, уязвимыми? У нас… могут быть дети?!

— Нет! — Алан был чем-то раздражён. Молодое лицо исказилось, будто он надел злую маску. — Ты навсегда теперь вампир. Бессмертная. И бесплодная. То, что ты чувствуешь, лишь твоя иллюзия. И забудь эту смертную привычку! — он шутливо сдёрнул с неё халат. — Ни одежда, ни тёплый плед не согреют тебя! — он засмеялся, но Мира всё яснее видела его злобу.

Больше чем злобу. Ненависть. Но на что или кого она обращена?

Девушка стыдливо прикрыла обнажившуюся грудь, подтянула колени к животу.

— Ты больше не говоришь "carere morte", — заметила она.

Алан неожиданно успокоился. Резкая усмешка смягчилась. В ледяных светло-серых глазах заплескалась прозрачная талая вода.

— Потому что я вампир. Таких называют дикарями. Бессмертные боги, сестрёнка, обитают выше, в горах за Короной!

Он взял её руку и долго гладил, мял, игрался, не замечая того. Мира отвернулась и долго изучала зеркало в холле, видимое в открытом дверном проёме. Огромное старое потемневшее зеркало в узорчатой раме было покрыто паутиной трещин.

— Зачем в доме разбитое зеркало? Говорят, они приносят несчастья…

— Это знаменитое зеркало Регины Вако.

— Моей прабабки?

— Да. И за ним тайник. Что там, знала одна Регина Вако. По условию её завещания дом принадлежит нашей фамилии, пока на месте это зеркало, вот его и не снимают уже чуть не сотню лет! Увы, жадность побеждает любопытство. Мира…

Она поощряющее сжала его руку.

— Ты не жалеешь о том, что осталась со мной?

Вампирша отвернулась от него, подбородком упёрлась в подлокотник кресла. В ушах снова загремел "танец Огня". Она разволновалась и разрумянилась как простая смертная девушка.

Но Алан ждал её слов. Мира глубоко вдохнула, будто готовилась к прыжку в воду.

— Я не искала бессмертных, — просто сказала она. — Мне всё равно, как меня будут звать, дикаркой ли, богиней ли. Я буду, кем ты захочешь, — и, всё на одном выдохе, — я люблю тебя…


Мира проснулась за час до полуночи и долго ленилась вставать. Вампирша лежала в холодной постели и вглядывалась в темноту, пока на глазах не показались слёзы. Тогда она закрыла лицо руками… Жестокий сон! Она смирилась с вечной пустотой внутри. Она почти полюбила своё одиночество. Зачем же возвращается во снах навеки потерянное прошлое? Его никогда не вернуть, никогда…

"Никогда", — прошептала она. У слёз, по-детски размазанных по лицу, был горький полынный вкус. О, это ненавистное слово, которое ей приходится повторять после каждого такого сна! Иначе можно сойти с ума, потеряться в сладком ушедшем времени. "Никогда, никогда…" — Это слово — тяжелый молот, разбивающий тебя снова и снова на тысячи тысяч осколков — не собрать, не восстановить. Ветер, ледяное дыхание Бездны, развеет эту пыль — "Никогда"…

"Алан… Алан! Ты, погубивший меня, зачем ты оставил меня?!"


…Жизнь в Карде была самым счастливым временем для двух юных carere morte. Их прошлое умерло, а будущее не интересовало даже их самих. Им, как всем влюблённым, была открыта вся вечность, и в этой вечности они видели, знали, любили только друг друга. Окружающий мир был блёклым фоном. Мира скоро перестала писать сестре, Алан расстался со всеми друзьями.

Муравейник — дневной мир остался далеко позади, а новый мир, открытый ими, был удивителен: воплощённая в реальность утопия, рай на земле — никакой иерархии, никакой вежливой лжи, никаких условностей, никаких предрассудков. Они воображали себя первыми людьми в раю, только в их рай никогда не заглядывало солнце. Он был полон призрачных лунных теней.

Они охотились каждую ночь. Мира также страстно увлеклась этой игрой, как её создатель, и также как он возненавидела голод, ощущение сосущей пустоты внутри — этого вечного спутника вампиров. Им так нравилось быть юными, сильными, счастливыми, возрождаться вновь и вновь, получая чужую жизнь! И, завладев толикой света, они тут же растрачивали её, летая, играя, любя — без остатка.

Их мечты были неясными туманными, расплывчатыми, но завораживающими уже в набросках. Древняя мудрая Карда, Несс, полный кровью — не водой, горы из мёртвых тел там, за Короной, сражения, похожие на великие битвы древности, и двое влюблённых, родом из вечности. Вели они войска, шли вслед за воинами или бесстрастно взирали с небес на игрушечных солдатиков — они были вместе, рука об руку: бессмертные боги, жестокие дети, смеющиеся в лицо всем земным страхам.

Они мчались вперёд и вперёд, не останавливаясь, не смея ни свернуть, ни повернуть назад — в холод, в непроглядную тьму: это Бездна шла за ними…


"Довольно!" — Мира отняла ладони от лица. Слёзы уже засохли на коже солёной корочкой.

Она неожиданно успокоилась, села в постели, занялась спутанной шевелюрой. Она перебирала пряди волос и перебирала вчерашние события. Разговор с Владыкой, Бал и встреча с сестрой — всё казалось странным и зыбким, как ещё один сон. Мира засмеялась, вспомнив, что вчера вообразила, будто сын Агаты похож на Алана, и сразу же резко замолчала: послышался тихий стук в дверь.

— Мира, ты не спишь? — позвала Агата.

— Нет! — окончательно проснувшись, вампирша поспешно вскочила с кровати. — Я как раз собираюсь спускаться.

— Впусти меня…

Мира открыла дверь. Агата внесла в комнату горящий подсвечник. "Вот, — она бросила на кровать светлое вышитое платье, — один из нарядов, забытых тобой шесть лет назад. Оно должно подойти. Ты ничуть не изменилась за годы".

— Спасибо, — замкнуто сказала Мира, приглаживая волосы. — Я оденусь сама.

— Хорошо. Потом спускайся вниз, ужин тебя ждёт.

Агата хотела сказать ещё что-то, но под вопросительным, ожидающим взглядом сестры почему-то не решилась. Когда она тихо ушла, Мира открыла окно. Поток холодного, наполненного морозом воздуха ворвался в комнату. Небонад цепью гор очистилось, были видны звёзды. Вампирша слышала, как они шепчутся, таинственно перемигиваясь: "Сегодня великая ночь, Королева всех ночей!"

"Уходить сейчас нельзя, — холодно рассудила она. — Владыка пришлёт за мной сюда, в этот дом. Если я покину его, неизвестно, чем это кончится для Агаты. Пока, останусь…"


Агата, к великому сожалению Миры, ждала её в столовой. Вампирше предстояло как-то справляться с несъедобным с её точки зрения ужином на глазах смертной.

Что же делать! Мира вздохнула и заметила, глядя мимо своей тарелки:

— Ты сама решила накормить меня… А где Лина?

— Она сегодня попросила расчёта.

— Вот как? — неудачно изобразила удивление сестра.

— Не понимаю, почему…

— Куда же она пойдёт? — с фальшивым участием добавила вампирша.

— Лина сказала, что ей необходимо уехать домой. Но было видно, что она лжёт. Очень странно. Она служила мне ещё в Доне!

С лица вампирши не сходила приветливая, безмятежная улыбка:

— Ну, ничего. Найдутся другие слуги. Наверное, она поняла, что здесь ей не справиться с работой — дом огромный!

Агата потерянно молчала, и Мира отвернулась от неё. Она долго разглядывала большие окна столовой: если остаться в этом доме на несколько дней, нужно продумать, как избегать солнца… Признаться сестре в том, что она — carere morte, Мира и помыслить не могла.

— Вчера ты рассказала очень мало, Мира, — промолвила Агата, — но я думала о твоих словах. Эрик Бруэт — он не из столичных ли Бруэтов?

— Ну… — протянула Мира, горько жалея о вчерашних откровениях.

— Они в пятьдесят шестом потеряли шестнадцатилетнюю дочь, я слышала. Кажется, её звали Донна.

— Эрик был её старшим братом, — созналась вампирша.

Пришлось снова заняться сочинительством. Лживая история замужества расцвела новыми подробностями. Родители Эрика не приняли её, и они уехали в Прэсто. Часто бывали за границей… Вместе играли в любительском театре… Детей у них не было, Мира обратилась к доктору и узнала страшное: ей никогда не стать мамой, — Мира сбилась, только когда речь зашла о смерти мужа. Но быстро нашлась:

— Был поздний вечер. Мы возвращались из гостей. Кто-то напал в саду, я не разглядела, кто… Меня ударили, я потеряла сознание. Когда очнулась, Эрик был мёртв. Ему перерезали горло. Мне повезло: убийца промахнулся.

Она стянула платье с плеча, показала старый шрам от стрелы охотника, чуть ниже ключицы. Сестра потрясённо охнула.

— Грабители проникли в дом в наше отсутствие, а когда уходили — столкнулись с нами. А может быть, это были не просто грабители, — окончательно осмелев, зловещим шёпотом добавила она. — Врач сказал, в теле Эрика не осталось ни капли крови, да и я потеряла слишком много крови для такого небольшого ранения. Так что теперь я верю в сказки Карды. Я верю в carere morte! Я не рассказала это вчера, потому что…

— Я всё понимаю, — Агата коснулась её плеч, поправила платье. В её глазах была непонятная жалость, как будто совсем не относящаяся к рассказу Миры. — Если б я знала! Я напрасно попросила продолжение рассказа!

— Поговорим потом, — холодновато согласилась Мира и смело отодвинула нетронутый ужин. — Прости, я ничего не могу сейчас съесть. Я пойду спать, — молвила она и, доигрывая роль, удалилась со страдальческим выражением лица.


…Где она гуляла шесть лет? Соседи по улице успокоено вздохнули, когда двое юных вампиров покинули Карду, и постарались забыть их, как страшный сон. Они не бывали в Прэсто. За вторую зиму Мира и Алан облетели Термину — Северный край. Помня, что хозяйничают на чужих земля: вся Термина была поделена между Тридцатью Домами Карды, влюблённые задерживались в каждом селении не более чем на две ночи. Отринув мир смертных, так и не подружившись ни с кем из бессмертных, они одичали окончательно. Прибавив в силе, они перестали охотиться только на улицах и бесстрашно входили в людские дома, разбивая их защиту. Насытившись, они имитировали ограбление. Они никогда не оставляли следов укуса — пользовались для нападения не клыками, а кинжалами. Вампиры подумывали податься за границу, но потом решили обосноваться в столице. Дона принадлежала Ордену, но опасность только раззадоривала юных бессмертных…


Ночью, когда сестра легла спать, Мира поднялась в детскую. Это было глупо, но непонятная сила тянула вампиршу сюда. Она быстро прошла мимо кроватки мальчика, напугалась большого игрушечного медведя, сидевшего на стуле, и подошла к окну.

Эта комната днём была самой светлой в доме: окно выходило на восток. Отсюда были видны горы за Короной, в которых таился замок Владыки вампиров. Миру охватила дрожь, когда она вспомнила страшную Зеркальную галерею… Но замок хорошо прятался во тьме, и скоро она успокоилась.

Над чёрной изломанной линией гор рассыпаны бриллианты звёзд. Весь мир затих в ожидании. Чего ждёт это небо? Чего ждёт эта земля? Какую тайну хранят древние горы? О чём ветер шепчется с ветвями деревьев?

И почему она замерла в нетерпении, точно до предела натянутая струна, словно в ожидании решающего шага, решающей битвы? Словно это её судьба решается сейчас… "Сегодня случится что-то, — вернулось предчувствие. — Настала великая ночь, королева всех ночей!"

Против воли, словно ведомая чужой мыслью, Мира быстро, воровато глянула на кроватку и тут же снова отвернулась к окну.

"Ещё размытые, неясные черты, но: о, однажды они обретут чёткость", — безмятежно спящий, этот мальчик был ещё больше похож на Алана.

"Другое имя, другая жизнь, но это — Он. Через десять, пятнадцать лет ты вновь обретёшь свою "навеки потерянную" любовь! — опять мистические предчувствие. Мира отогнала его. Винсенту почти пять лет. А Алан погиб чуть больше двух лет назад…

"Это случайное сходство. Какая глупая шутка, судьба! Ты разучилась шутить!"

Она усмехнулась. Холодные звёзды мерцали, перемигиваясь. Да, сегодня великая ночь, королева всех ночей! Карда вступает в неделю нежити, впереди ночи веселья… Почему же ей сейчас так тревожно?

"Никогда", — шептала ты недавно, проснувшись в слезах. Как ты ошибалась! Как смеётся сейчас судьба: на, получай! Этот мальчик так похож на того — смотри, любуйся, жди: он подрастёт, и ты приведёшь его в свою вечность. О, ему понравится! Но почему ты так боишься хотя бы обернуться: вновь посмотреть на него, вновь вспомнить черты любимого лица? Ты что, боишься этого ребёнка?! Почему ты боишься его?

Ответ был в прошлом.

Мира лбом прижалась к стеклу, вглядываясь в горы на горизонте. Стёкла чуть дрожали — снаружи дул сильный ветер.


…Первое лето её бессмертной жизни. Длинные светлые дни — солнечный мир, мир смертных, мир живых… Он наступал на тёмное убежище вампиров со всех сторон. Лучи солнца пробивались сквозь ветхие шторы, сквозь щели в крыше на чердаке. Сияющая смерть ждала их за порогом дома. Под этим солнцем они были тенями, не более… Мира и Алан охотились теперь гораздо больше и чаще, крали всю жизнь без остатка, но и этого было мало! Охота больше не была развлечением, она стала необходимостью. И всё равно днём сил хватало лишь на то, чтобы открыть свой новенький гроб, лечь в него и захлопнуть крышку. Обретя бессмертие, Мира отдала свою жизнь — одну, всего одну, но эта небольшая утрата стала камешком, породившим лавину. Иногда ей представлялась какая-то огромная воронка на месте потерянной жизни: один конец её уходил в небеса, другой терялся в нижнем мире. Она чувствовала себя волшебным пустым сосудом: всё, что в него проваливалось — исчезало, и эта пустота внутри требовала, молила, гулко кричала: Ещё! Ещё! О, как голодна Она до чужой жизни! От зеркал Мира бежала в страхе. Её отражение было… мёртвым, и ужасное чудовище пристально глядело со дна тёмных, казавшихся пустыми, глазниц. Она не могла постичь облика этого огромного, голодного зверя: чудовище было слишком страшным. Однажды вампирша почти поймала этот образ в новом гладком зеркале, и оно разбилось, узнав силу её мёртвого взгляда. Чудовищная тень навеки поселилась в нём, и Мира отправила зеркало на чердак, к старому хламу. Отныне она смотрелась только в треснувшие, убитые другими зеркала.

Днём она лежала в своей маленькой пещерке без сна, уставившись в темноту искусственной ночи широко открытыми глазами. Она боялась уснуть. Во сне вампирше являлась её суть — тень с той стороны зеркала, и видеть это вновь и вновь было свыше её сил. Мира была готова к преображению, так ей казалось, она упивалась своей новой силой, свободой, красотой, ведь часто ещё в смертной жизни, глядя в звёздную ночь, она грезила Падением. Но та бездна её фантазий была полна ярких, завораживающих огоньков, она не была Пустой.

"Нет ни жизни, ни смерти, только пустота везде, — шептала вампирша, — и Она поглотит меня однажды. Бездна — вечный страх вампиров… Кто мы, бессмертные боги, дети Ночи? Лишь тонкие, хрупкие оболочки, невесомые как тень: пустота вовне, неназываемая тьма внутри… Это и есть моя вечность?!" — Однажды, думая так, она закричала. Кричала в темноте долго, отчаянно, безнадёжно, пока Алан не откинул крышку её гроба.

Она вскочила, потянулась к нему, рыдая, мечтая об одном: спрятаться у него на груди, но отпрянула, увидев тот же ужас в его глазах. Что-то слишком страшное, чтобы назвать, чтобы дать ему облик.

— Прекрати немедленно! — приказал он, но жалобно, точно это была просьба. — Что ты?!

— Я? Да… — Мира глубоко вздохнула, унимая всхлип. — Я… просто устала. И хочу есть.

— Не кричи так больше! Никогда! — его глаза были стеклянными, странными. Глаза самоубийцы! — Не смей так кричать!

И уже Мира обняла его, успокаивая: "Тебе страшно? Хорошо, я не буду", — она не осмелилась говорить это словами. Озвучить свой страх, значит, выпустить на волю невообразимое чудовище. У кого достанет сил загнать его обратно в клетку?

Но Алан услышал это "страшно". Они давно знали мысли друг друга, как свои.

— В первое лето тяжело, — зашептал он, отвечая на её порыв, — но ты привыкнешь. А осенью мы оставим дом и вдоволь погуляем по Северному Княжеству! Пока Владыка не возвратился, вся Термина нам открыта! Здесь мне скучно, а тебе?

— Да… — призналась Мира.

"Здесь везде… Пустота".

— Потом можно отправиться в столицу, — радостно блестели глаза вампира. — Вот, где мы повеселимся!

— В Дону?! — опешила Мира.

— Здесь на нас скоро объявят охоту. Не смертные, так бессмертные. Мы давно многократно превысили установленный Владыкой предел убийств, — Алан засмеялся. — Только в Дону!

Мира долго молчала, вглядываясь во тьму на дне его глаз. Всё же спросила:

— Скажи, верно ли, что мы губим свою душу, когда обретаем бессмертие carere morte?

— Разве ты больше не чувствуешь её?

— Не знаю.

— Ты говорила, что любишь. Разве можно любить, не имея души?

Мира покачала головой:

— Теперь — не знаю…

В темноте и тишине пустого дома, кажущегося огромным, как ночь, они прижимались друг к другу, но больше не могли согреться. Два потерянных ребёнка, напуганные отчаянием в глазах напротив, напрасно ищущие спасения… О, эта дьяволом внушенная любовь! Алан выдумывал самые изощрённые способы охоты. Он убивал просто для удовольствия. Он мог бросить жертву умирать, едва попробовав её кровь, если эта кровь ему не нравилась, и искал дальше, перебирая ещё многих, пока не находил "свой любимый вкус". Иногда он пил "стерильную" кровь детей, уверяя, что она придаёт живой, розовый оттенок коже.

Алан был её безумцем. Часто его взгляд пугал её…


Мира поняла свою тревогу. Этот мальчик, Винсент, был чист, невинен. Он, наверняка, был добр. Она мечтала увидеть его взрослым и в то же время боялась узнать в нём чудовище, каким был его погибший двойник.

Тревожно мерцали звёзды. Тревожно молчали горы. Молчала вся земля, ожидая чуда… Время почти остановилось, секунды превратились в часы. Мира закрыла глаза, считая удары чужого сердца, слушая текущую рядом жизнь. Каждый удар странно, больно отзывался внутри. Она едва досчитала до сотни, как сердце мальчика словно сбилось, и настала оглушительная тишина. И в это обернувшееся вечностью мгновение тихое ночное небо поразила стрела молнии. Яркая быстрая полоса перечеркнула созвездия, разделив небо пополам, и исчезла, оставив дымный след. Звезда скатилась с небосвода, вспышкой полоснув по закрытым глазам, и Мира прикрыла глаза рукой. А сердце рядом уже забилось вновь — она и не успела испугаться, и снова зазвенела пустота внутри под этими ударами. И время возобновило бег.

Мира потёрла плечи, разгоняя остатки чужой жизни по жилам: эта кровь больше не согревала, знакомый холод расползался по телу. Тревога ушла, исчезла, будто её и не было. За окном смеялась обычная ночь-простушка, отнюдь не королевских кровей.

Скоро вампирша покинула дом: остался лишь час до рассвета, и голод нужно было утолить. Помня о запрете Владыки, она не убила, лишь обессилила человека. Остаток ночи Мира провела в саду близ своего дома, гуляя по главной дорожке. Когда каменный город промёрз до основания, впитав весь холод ночи, и небо начало светлеть, она поднялась в свою келью, чтобы затаиться здесь до вечера, но уединиться вампирше не удалось. В гости пришла Агата и засветила лампаду, желая развлечь сестру беседой.


Агата вновь и вновь говорила о сыне, о себе, вспоминала мужа. Она принесла с собой рукоделие, и другую вышивку попыталась навязать Мире: "Займись, дорогая, это отвлечёт от тяжёлых мыслей". Мира равнодушно кивала, поддакивала, когда это требовалось. Не насытившаяся жалкими каплями жизни, она ощущала себя тонкой и слабой, оторвавшейся нитью паутины.

— Я видела, как ты гуляешь в саду. У тебя бессонница?

— Нет. Но иногда бывают тяжелые сны, — отвернувшись, проговорила Мира. Она боялась, что от неё пахнет кровью, и сестра может это заметить.

— Мира, — нежно сказала Агата, и вампирша, вздрогнув, подняла глаза: так на её памяти Агата говорила прежде только со своей дочерью, увы ушедшей маленькой Кристиной, — это был голос матери. — Мира, ты и этот… Эрик Бруэт, — вы ведь не были женаты… официально?

Агата ласково, спокойно глядела на сестру. Укора не слышалось в её голосе, только забота и… жалость. Мира мгновенно поняла мысли Агаты и, корчась внутренне, сообщила то, что требовалось:

— Да, это так.

— Этот Эрик, если, конечно, это его настоящее имя, скоро оставил тебя?

— Да…

— Где же ты гуляла целых шесть лет, Мира?

— Я много путешествовала. Когда я осталась одна, другой человек принял во мне участие. Я его сопровождала. Прости за ложь, но сказать правду я не могла, — с неподдельным чувством повела она. — Я не искала вас. Я боялась вернуться к вам! Перестала писать тебе. Мне было стыдно, страшно… Прости!

— А откуда… — лицо сестры исказилось, — откуда этот ужасный шрам?

— Шрам?

Мира замялась. Может, сказать правду?

"Вдруг Агата поймёт?"


…Мир ждал весну. Зимние созвездия рухнули за горизонт, и поднимутся вновь только следующей осенью. Тёплый ветер нёс вести с юга, где уже распускалась листва. Только ночи были ещё по-зимнему темны, и невидимые во тьме вампиры неслышно скользили над столицей на широких крыльях. Их пятеро — компания друзей.

Разумеется, это вечно сующий нос куда не надо Сайрус указал Мире молодую женщину в качестве добычи! Зачем она его послушала? Звук шагов смертной был едва слышен, дамочка осторожно кралась, иногда озираясь по сторонам, должно быть, возвращалась домой, задержавшись у подруги или любовника, тёмное, невнятно серого цвета платье и чёрный жакет были едва различимы в густом весеннем сумраке. И за хорошей добычей Мира и Сайрус ринулись наперегонки. Мира достигла цели первой, её тень уже протягивала лапы к жертве. Но дама сама развернулась к вампирше, и та, опешив, остановилась, точно натолкнувшись на невидимую стену. В глазах будущей жертвы не было страха! "Ты не тронешь меня, исчадие тьмы", — прочитала Мира. Она взмахнула крылом, привычно целя в голову, чтобы оглушить, но молодая женщина волшебным образом исхитрилась увернуться.

— Мира, назад! — издалека прокричал Алан. Вампирша бросилась вверх и только тогда заметила ещё одну непонятно откуда взявшуюся тёмную личность у себя за спиной! — Охотник? В подтверждение этой догадки, стрела с серебряным наконечником вонзилась ей в плечо.

Резкая боль. Вампирше показалось, что в рану льют раскалённый металл. Чудовищное обличье растаяло, и оставшаяся без крыльев Мира едва успела ухватиться за жестяную вывеску аптеки, выдающуюся далеко на тротуар. Она упала на неё животом, вывеска закачалась, и вампирша вцепилась в жестяную змею руками и даже зубами. Зачем, зачем она послушала Сайруса? Алан и остальные были уже далеко. Никто не собирался помогать ей…

Мужчина-охотник вскинул большой арбалет, стреляющий ловчими сетями. Мира, изловчившись, перескочила к окну второго этажа, на фальшивый лепной балкончик, зашаталась на высоких каблуках и поклялась себе никогда больше не надевать на охоту эти сапоги. Ударила руками стекло…

Стекла тут не было! Запутавшись в тяжёлом покрывале, которым оказалось закрыто окно, вампирша упала на пол. Над головой просвистела стрела номер два, и Мира, не поднимаясь с колен, осторожно отползла в угол.

Комната пахла бедностью и кошками. Вампиршу встретил хорошо спетый, возмущённый кошачий хор. В маленькой комнате было с десяток кошек, хозяев Мира не заметила.

В ране всё ещё кипел металл. Присоединившись к хору кошек, подвывая от жалости к себе, вампирша дёрнула за древко и вытащила стрелу без наконечника. Серебро по-прежнему жгло изнутри. В таком состоянии ей нечего было и думать о возвращении крыльев.

Сердце забилось в испуге, отсчитывая последние отмеренные секунды. Охотник, наверняка, ищет её по дому, а его помощница ждёт под окном, с арбалетом наизготовку! Тихо выругавшись, Мира разорвала блузу посильнее, чтобы открыть рану, и достала кинжал.

Действовать левой рукой было неудобно. Вампирша криво надрезала рану и попыталась лезвием достать застрявший наконечник. Шевельнув его, она заскрипела зубами от боли.

Кошки первыми услышали далёкие шаги на лестнице. Животные с испуганными воплями бросились к двери навстречу спасителю, и вампирша со злостью сильно ковырнула кинжалом наконечник. Он поднялся ближе к коже, и Мира вытащила его. Серебряный комочек скатился ей в горсть. Металл почернел. Кровь вампирши проедала в нём дыры.

Изъязвлённое серебро жгло ладонь. Мира отбросила наконечник. Боли больше не было, она могла действовать.

Девушка рванулась к двери и увидела, как она распахивается. Старушка-хозяйка с комичным изумлением уставилась на странную гостью, а за её спиной возникла высокая тень. Охотник!

Вампирша отступила обратно к окну, подхватила покрывало, бросила его на улицу и ринулась следом.

Серебряная стрела номер три, как Мира и ожидала, досталась покрывалу. Сеть скользнула по ногам, но не успела закрепиться. Преобразившаяся вампирша легко скинула её. Друзья догнали Миру только через три квартала…


— Шрам? Несчастный случай. Во время прогулки верхом я поранилась веткой, — уверенно объявила Мира. Агата не поверила, но кивнула. Она воображала десятки страшных историй обретения этого шрама, одинаково далёкие от реальности, но пока не решалась их озвучивать.

— И ты прости, сестра, — уж не слёзы ли блестят в её глазах? — Я была невнимательна к тебе.

Они помолчали, вспоминая прошлое. Мира бесцельно вертела в руках так и не начатую вышивку, содрогаясь: столько лжи, столько лжи!

— Но время идёт, Мира, — иголка в пальцах Агаты вновь запорхала над тканью. — Тебе нужно выходить. Забудь прошлое, оставь его. Не переживай больше…

— Я не могу, — резко сказала Мира, — не могу его забыть!

— Значит, мы забудем его вместе. Куда ты собралась уезжать? Я не хочу снова потерять тебя. Останься с нами.

— Да, сестра, — покорно согласилась Мира, не решившись спорить.

Она полежала на кровати ещё немного, наблюдая за быстрыми движениями иглы в тёплом свете лампады: нырок в ткань — прыжок вверх… потом, уснула.

Глава 6 Задание Владыки

На закате дня Владыка вампиров Александр Дэви принял окончательное решение.

Тогда он поднялся и вышел из спальни, в которой бывал крайне редко. Сон ушёл от него окончательно два столетия назад, когда он объявил себя Владыкой, и с тех пор дни вампир проводил в библиотеке или зале развлечений, а в первые годы вечности — и в комнате очередной фаворитки. Спальню, больше похожую на одиночную камеру заключения, он посещал, когда ему нужно было время и одиночество для сложного выбора.

Зеркальная галерея, через которую проходила кратчайшая дорога, была полна красного закатного солнца и сверкала как огромный рубин. Поэтому Дэви спустился вниз, в коридор между двумя центральными башнями, и скоро очутился в старейшей, полуразрушенной части замка.

Далее он шёл только вниз. Он прошёл спальни, убежища, кладовые и вступил в пещеры, над которыми был выстроен замок.

Мерно колыхалась вода подземной речки, высокопарно прозванной кем-то из его гостей Стигием. Дэви шёл вверх по течению, пока в стене пещеры не показался проход, вымытый водой. В этот коридор мог протиснуться только один человек, и — худощавого сложения.

Через несколько минут проход открылся в большую камеру. В ней, как и на всём протяжении узкого коридора, не было светильников, поэтому даже carere morte, обладающий обострённым сумеречным зрением, был здесь слеп.

Впрочем, смертного вампир нашёл бы в этой тьме — по биению сердца, но вокруг было тихо. В камере не ощущалось ничьего присутствия, хотя эта пещера более столетия была обиталищем Оскара Мерго, вампира-кукловода и хозяина всех слуг замка Дэви.

— Оскар! — негромко сказал Владыка в темноту. — Оповести Гелера, Митто с его вампиршей, старших Калькаров. Отправь гонцов к юным: Мире Вако, Селене Ингенс, Патрику Фульге и Алисе Тэрре. Встреча сегодня, в два пополуночи. Малый зал западной башни.

Тьма зашевелилась. Дэви прекрасно помнил облик Оскара — самого молодого из хозяев, обращённого в возрасте двенадцати лет. Но воображение, преувеличивающее самый малый страх, если он невидим, немедленно нарисовало в этой тьме образ огромного чудовища, ворочающего щупальцами толщиной в тело питона.

— Да, Господин, — тихий, хриплый, какой-то замусоренный голос существа, давно отвыкшего пользоваться собственными голосовыми связками. В голосе слышалась обида — этот carere morte предпочитал общение через кукол.

Дэви развернулся на каблуках и быстрым шагом покинул пещеры. Он поднялся в зал будущей встречи и отсюда увидел, как в опустившихся сумерках шесть серых теней вылетели из распахнутых окон Зеркальной галереи и поспешили в далёкий город.


Город не спал. Сегодня была последняя ночь недели нежити — ночь Большого карнавала Карды. Шествие собирало несколько тысяч участников — это была единственная ночь недели нежити, когда горожане выходили на улицы. Домой возвращались не все. Хоть убийства смертных были запрещены, многие обескровленные замерзали насмерть, а некоторые присоединялись к вампирам. Карнавала не было лишь однажды за всю историю Карды — в год Девятого Бала, и гнев бессмертных, оставшихся без роскошного угощения, был страшен. С тех пор Карда не осмеливалась нарушать традицию. Шествие начиналось от южного конца улицы, естественно носящей название Карнавальной, и заканчивалось далеко за пределами города. Маски начинали свой пусть от домов Патенса и заканчивали его за Пустошью, на развалинах старого города, бывшего сердцем страны во времена Короля-Вампира и покинутого после исчезновения Макты.

Достигнув западного предела города, крылатые тени, летевшие единой линией, разделились. Одна ушла вниз и влево — к Калькарам. Двое рванули направо, к домам Митто и Вако. Двое, резко прибавив скорости, устремились вперёд и скоро опередили толпу. Они торопились к Ингенс и Фульге, обитавшим в дальних районах города. Последний же заскользил над толпой. Изредка он снижался, умело избегая попадать в свет факелов, и искал кого-то среди звериных масок.

Вот в низком полёте над толпой пронеслась другая крылатая тень, и ищущий резко изменил направление, бросился за ней. Его крылья мелькнули в свете факела, напугав масок: двух львов и одну лисичку. А посланник нагнал вампира и сделал ему знак остановиться.

Они опустились в переулке, образованном слепыми стенами домов. Два вампира, оба — рабы кукловодов, были похожи. У молодого человека, посланника Владыки, и старика, куклы Гелера, черты лица были словно смазаны, стёрты. Родственники не узнали бы их. Проклятие хозяев обезличивало лучше, чем маски. Обе куклы, созданные из давно умерших людей, выглядели пристойно, но были одеты просто, что указывало на ещё одно сходство их хозяев — оба кукловода заботились о сохранности тел рабов, но не тешились с ними, как с игрушками.

— Уже охотишься, Герман? — без эмоций заметил Оскар голосом куклы. — Я знал, что искать тебя дома поздно.

Теперь обнаружилось главное различие между двумя хозяевами: Оскар предпочитал общение через кукол личному, Герман Гелер брезговал этим.

— Каковы распоряжения Владыки? — не желая продолжать беседу, очень холодно спросил он.

— Явись на встречу сегодня. Два пополуночи, Малый зал западной башни "Тени Стража".

— Да.

— Явись лично, — прекрасно зная, что по-иному не может быть, Оскар не удержался от злобного замечания.

Кукла Гелера кивнула, и они разошлись.

Обоих Калькаров посланник нашёл на самом нижнем ярусе фамильного склепа, бывшего дневным убежищем carere morte. Вход в подземный зал стерегли два раба Сесилии. Эта хозяйка не умела скрывать свои эмоции. Сейчас она была чем-то очень довольна, и в глазах кукол отражался её триумф.

— Послание от Владыки, — негромко сообщила левому кукла Оскара, на этот раз, миловидная девушка. Её, пропавшую без вести десять лет назад, родители ещё надеялись увидеть живой.

Раб молча отступил от двери, узнав Оскара. Гордые Калькары не принимали посланий через кукол. Их необходимо было пригласить лично.

В зале, скупо освещённом двумя свечами, были все бессмертные представители древнего рода. Магнус собирался на карнавал Карды, он уже надел знаменитую железную маску с искажёнными будто в крике чертами, эта личина наводила ужас на многие, многие поколения смертных. Светившаяся радостью Сесилия поучала младшего, Хиама. В ушах бессмертной переливались гранатовые серьги, а полные губы того же цвета то и дело растягивались в довольной улыбке. Оскар вспомнил причину чрезвычайного довольства бессмертной — недавно Хиам объявил ей о своём желании как можно скорее овладеть способностями кукловода. Юный Калькар-хозяин мог упрочить положение старинного рода, пошатнувшееся, когда в игры бессмертных вступили молодые и скорые на мысль Митто и Гелер.

Оскар сообщил им о встрече и ретировался. Тем временем другой его посланник достиг дома Митто.

Как он и ожидал, Адам с Хеленой ещё не начинали собираться на карнавал, хотя шествие уже миновало их дом. Маски — волчья и лисья, валялись в креслах вперемешку с богатыми мехами костюмов.

— Встреча? Сегодня? Малый зал? — сообщение Оскара почему-то очень удивило Адама. Но, не добившись от верного слуги Владыки подробностей, он сухо закончил: "Мы будем".

Селена и гостившая у неё Алиса, узнав о приглашении, обрадовались и захлопали в ладоши. Патрик, которого Оскар застал выходящим из дома, разволновался. Одна Мира недовольно скривилась, увидев тень в серой ливрее в саду у дома Вако.

— В следующий раз оставайся на улице, нежить, — приказала она. — Я увижу из окна и выйду к тебе сама.

Дверь дома захлопнулась за ней, а Оскар всё, глазами куклы, рассматривал старый особняк. В этом доме сейчас, несомненно, находились смертные. Их сердца не заходились в страхе, значит, то была не добыча вампирши.

Увлёкшись изучением окон верхнего этажа, Оскар пропустил момент, когда внизу появился наблюдатель. Заметив его, carere morte вздрогнул в далёком подземном убежище. Мальчик лет пяти, светловолосый и красивый как ангел, встал у тёмного окна комнаты на первом этаже. Внимательно, с недетской серьёзностью он глядел прямо в пустые глаза куклы, и Оскару на миг показалось, что этот ребёнок видит и вампира-раба, слившегося с тенями сада, и, на другом конце нити, его хозяина — маленького, жалкого, сдавленного громадой замка-горы над ним…

В комнате показалась Мира. Она прогнала мальчика от окна и торопливо задёрнула шторы. Оскар неохотно отступил. Последняя его кукла поспешила в замок Дэви.


Первыми явились Калькары, за ними Гелер — темноволосый и излишне худой, вечно усмехающийся и никогда не глядящий в глаза любитель одиночества. Он — редкость среди тех, кто обрёл бессмертие в последнее столетие — выглядел значительно старше тридцати лет и казался старшим братом Дэви. За ними почти одновременно появились все юные. Они заняли свои места у стен зала в креслах и застыли, ожидая слова Владыки. Глаза троих радостно блестели, Мира же скрывала свои эмоции. Она выглядела уставшей: почти треть пути ей, ослабевшей от недоедания, пришлось проделать пешком. Последними, славно повеселившись на карнавале, явились Адам с Хеленой. Сегодня Хелена скинула обычную маску милой, но глупенькой девочки. К бессмертным вышла благородная волчица в пепельно-серебристых мехах. А сопровождавший её хитрый лис Адам не изменил себе.

Зал, в котором собрались carere morte, предназначался для богатой коллекции холодного оружия. Острые тонкие линии мечей, кинжалов, секир загорались всполохами огня, когда на них падал свет вносимых в зал свечей.

Спрятавшись в глубоком кресле в темной части зала, вдали от суеты и света, Владыка изучал собравшихся, как живописное полотно. Фигуры, выхваченные светом из кромешной тьмы, лица, сияющие отражённым жёлто-красным пламенем светильников — да, его гости напоминали сейчас картину. Губы Дэви шевелились — он зачем-то пересчитал собравшихся. Все девятеро… — Уже?! Что ж, пора начинать.

Владыка поднялся из кресла и вышел в пересечение кругов света от двух светильников — центр знака бесконечности. Собрание началось.

— История, о которой пойдёт речь, тянется с самого начала… вампиризма, — негромко сказал он. — Древняя быль за века покрылась пылью, стала для людей и большинства молодых carere morte легендой, сказкой…

Год Седьмого Бала Карды. Владыка, наш Господин Улисс Алитер погибает. Не слуги Ордена, не солнце отняли его вечность — инициация одного молодого человека забрала все силы. Получив всё бессмертие Алитера до капли, этот юноша стал Великим вампиром — так его называют сейчас людские сказки. Великого вампира не могли убить слуги Ордена, святой водой он умывался без вреда для себя, никакая защита охотников не была ему преградой. Великий вампир — сильнейший из когда-либо существовавших, и все, обращённые им в рабов, обладали его неуязвимостью. К сожалению… или к счастью? — скоро он был уничтожен. Впрочем, вы все знаете эту историю… — Дэви сделал паузу, с некоторой насмешкой оглядывая собравшихся. Старшие бессмертные выглядели безразличными: история Великого вампира была им известна. Калькары и вовсе были старше Великого на столетие. Юные же удивлённо переглядывались, не понимая, какое отношение старая сказка имеет к нынешнему времени.

— Великим вампиром не мог бы стать обычный человек, — продолжил Владыка, — для этого нужно обладать некоторыми особенными характеристиками, Даром, если хотите. Быть Избранным.

Мира недоверчиво хмурилась. Великолепный экземпляр человека сомневающегося! Владыка поймал её робкий взгляд и продолжил, следя за изменениями лица юной вампирши:

— Избранный — обладатель особого Дара. Избранный может видеть вампиров среди людей. Кровь Избранных горька на вкус вампира и отнимает силы у того, кто пытается её пить. Изначальное предназначение Дара — борьба с нежитью, но после Великого вампира он проклят. Теперь Дар вряд ли способен послужить людям… Дар сопровождает человека, которого выбрал, всю жизнь, после смерти покидает тело и находит нового — следующего Избранного. После первого и единственного Великого вампира Дар был потерян, новые звенья этой цепочки не были известны никому. И вот, год назад произошел странный случай в Меторе: один вампир отправился поужинать и обратился в истлевший труп. У Ордена нет таких ритуалов. Но кто-то вытянул из бессмертного все силы. Адам принимал самое деятельное участие в расследовании этой истории… — Митто вновь надел хитрую маску с узкими прорезями лисьих глаз и шутливо поклонился собравшимся. — Он выяснил, кто эта несостоявшаяся жертва вампира. Это Фредерик Фидес, писатель. Недавно он впервые посетил Бал Карды. Я предложил ему вечность, и он согласился… почти. К сожалению, накануне инициации он умер.

Первой молчание нарушила Сесилия Калькар:

— Вы хотели дать нам нового Великого, Господин?

— Да, — краткий ответ. Дэви заметил, как вдруг при этом слове загорелись глаза Магнуса Калькара.

— Великий вампир освободил бы Дону от охотников, — задумчиво сказал Герман Гелер. — Жаль, что Избранный не дожил до обращения. Как он умер?

— Он гостил у Вальде и умер в их доме в ночь после Бала. Смерть посчитали естественной.

— Господин! — встрепенулась прежде тихая Селена. Старшие поглядели на неё с изумлением и недовольством, но девушка, хоть и запинаясь, продолжила:

— Я и Хиам Калькар охотились близ дома Вальде в ночь после Бала. Мы заметили в саду Низшего. Он стоял и неподвижно смотрел на дом.

— Он выполнял моё задание. Конор, владыка Низших, согласно моему приказу должен был подготовить Фидеса к инициации. Это обычная практика для таких необычных случаев, как этот, с Избранным.

Селена торжествующе улыбнулась:

— В конце ночи я ещё раз возвращалась к Вальде. Одна. Низший всё ещё был там. Он ушёл за час до рассвета, и через полчаса после его ухода в доме поднялась суета. Хозяева обнаружили, что их гость мёртв.

Адам обеспокоенно взглянул на Дэви, но Владыка взглядом приказал ему не волноваться.

— Ты обвиняешь в смерти Фидеса Низшего… или, может быть, его хозяина, Конора? — спросил он вампиршу, и Селена смешалась:

— Нет! Я не знаю… Говорят, Низшие способны на это, Господин!

Дэви вновь обратил внимание на Миру. Вампирша, видимо, вспоминала известную всем детям Карды "легенду о Даре". Её губы кривились: она сдерживалась, чтобы не расхохотаться.

— Почему тебе весело, Вако?

Мира непокорно тряхнула спутанными локонами:

— "В тот час, когда первый человек вкусил крови и стал вампиром, на землю был послан Дар. Сей Дар был дан праведному человеку, который должен был уничтожить это зло, исцелив проклятие". Я не верю в чудеса, Господин. Разве для нас возможно исцеление? Что за сила была бы способна исцелить нас… Бог?

Даже Хелена улыбнулась глупости юной вампирши. Один Дэви сохранил серьёзность:

— Что для тебя вампиризм?

— Я не знаю, Господин, — струхнула Мира.

— Кто дал тебе вечную юность? Кто подарил тебе маску и крылья чудовищного зверя? Почему тебя легко можно убить святой водой? Что не пускает тебя на территорию Ордена? Почему в лучах солнца ты рассыплешься прахом, не успев вскрикнуть? Что твоё бессмертие — награда? Проклятие? Болезнь? Ты искала ответы на эти вопросы? Как? Безрассудно нападая на охотников? Ты думаешь, что знаешь свою силу? Ты боишься её!

Говоря это, Дэви впервые за вечер ощущал покой. Тревоги и суетные заботы об Избранном — новое наполнение вечности Владыки вампиров, были забыты. Его голос сделался мягким, мечтательным, молодым:

— Все главные истины скрыты в простых детских сказках. Легенда о Даре объясняет суть вампиризма, она — и ничто более. Всё не можешь поверить в чудо? Анализируй факты, — он мудро улыбнулся. — Ты, вампир, сама чудовище из древней сказки. Скоро ты увидишь Дар — и поверишь. Ведь Дар — то задание, которое я дам вам, малыши, — он оглядел всех четверых. — Фидес умер, но его Дар не ушёл далеко. Я чувствую, что он до сих пор рядом. И он по-прежнему нужен мне. Один из жителей Карды — новый Избранный, и я хочу, чтобы вы нашли его.

Мира облизнула губы. Вампирша была поражена. Она оглянулась на старших, но те были изумлены не меньше её.

— Как нам искать его, Господин?

— Обратитесь к легенде.

Селена и Патрик переглянулись.

— Вы не шутите, Господин? — уточнила вампирша.

— Нет, юная Ингенс. Если угодно, считайте это задание вашей проверкой. Оно покажет, достойны ли вы причисления к сонму Бессмертных.

Немедленно освоившийся Патрик кивнул.

— Если вам всё ясно, уходите. Последнее… Не буду скрывать, хотя Дар — великая и опасная сила, которая подчинится лишь сильнейшему из бессмертных, всё же для некоторых из вас она может стать великим искушением. Но помните: играющие против Владыки — проигрывают.

Четвёрка встала одновременно. Мира почти кинулась к выходу, Алиса наоборот задержала реверанс, насколько это было возможно. Патрик замялся у двери и решился спросить:

— А кто будет главным в нашей группе, Господин?

— Решите между собой.

— Можно пригласить в помощь ещё одного вамп… carere morte? Гектора Долуса.

— Долуса? — Владыка задумался, но скоро махнул рукой. — Да, пусть Гектор присоединится к вам.

Патрик неловко, дёргано поклонился и вышел. Он догнал девушек во внутреннем дворе замка.

— Может, это сон? — шутила Селена. — Это задание… странное!

— Оно похоже на те, которые злые чародеи из сказок задают своим ученикам, — заметила Мира. — Отделить светлые зёрна от тёмных, соткать ковёр из лунного луча за одну ночь…

— Хорошо, что Владыка не указал нам сроки! — то ли притворно, то ли серьёзно вздохнула Алиса.

— Задание слишком странное, — вмешался Патрик. — Но, думаю, когда к нашей компании присоединится пятый, он нам всё объяснит. Он нас и возглавит. А пока его нет, думаю, что я…

Мира фыркнула:

— Будешь руководить поисками? Думаешь, я подчинюсь тебе, младшему, только потому, что ты мужчина?! Ну уж нет.

— Она злая, потому что голодная, — оскалилась в улыбке Селена. — Не обращай внимания, Патрик.

Трое преобразились и взлетели. Мира провожала крылатых сородичей печальным взглядом, а те, развеселившись, сделали общий сложный пируэт над сторожевой башней замка и скрылись в небе. Вампирша вздохнула и отвернулась. Серый слуга, терпеливо ждавший её взгляда, поклонился и произнёс:

— Видя вашу усталость, Владыка велел указать вам краткий путь из замка. Следуйте за мной.

Мира подчинилась. Двое скрылись за неприметной дверью в крепостной стене, и внутренний двор опустел. Лишь лунный свет свободно лился в его глубокую чашу, как в пустой колодец.


Постепенно небо посветлело. Звёзды ушли, остался лишь драгоценный камень Венеры. Тьма отползала за горы, за холмы Сальтуса… А бессмертные гости Владыки оставались в зале, хотя Хелена уже начала с беспокойством поглядывать на розовеющий восточный горизонт.

— Если мы обретём Избранного, Дона станет нашей, как это было с Кардой, Владыка, — всё больше воодушевлялся Магнус Калькар. Тёмное пламя было в его глазах, полные губы раздвинулись в хищной улыбке. — Я помню Великого, как и вы. Он взглядом разбивал защиту охотников, вместе с жизнью. Орден в Карде в мгновение ока стал слабее тени в полдень.

Дэви кивнул, улыбаясь своим воспоминаниям. Чувства Калькаров были ему ясны — Сатур, место нынешней столицы, в прежние времена был их вотчиной. Когда же Орден раскинул над ним сеть, бессмертным пришлось уйти со своей земли, покинуть дом. Они, разумеется, первыми поддержали идею создания нового Великого.

— Знаете, что о новом Великом говорит Конор, Господин? — заметил Адам Митто. — После Великого вампира, впрочем, существовавшего недолго, Орден в Карде так и не оправился. Но случайное ли совпадение, что тогда же, на перекрёстке веков, новая Королева, Анна из рода Рете, распорядилась перенести столицу из Карды в Сатур, будущую Дону — к Источнику, к будущей Цитадели Ордена? Старая Карда оказалась в изоляции, как чумной квартал. Мы победили охотников на севере, но они ушли южнее и перенесли центр страны в Дону. Так был ли Великий вампир нашей победой, Господин? "Орден есть Орден, — говорит владыка Низших. — Равновесие сил всё равно будет восстановлено. Зачем нарушать его сейчас?"

Адама не поддержали.

— Ты молод, — бросила Сесилия. — Ты не знал, не видел масштабов этой силы, этого Дара. Орден будет уничтожен.

Митто усмехнулся. Но непонятно было, кому предназначался этот злобный оскал: Дэви или Калькарам.

— Алитер погиб при инициации, Владыка, — заметил тихий Гелер. — Неужели сейчас найдётся carere morte, который, зная об этом, будет готов пожертвовать своим бессмертием?

— Осторожнее, Герман! — недобро блеснули глаза Дэви. — Вдруг этим carere morte будешь ты?

В воцарившейся тишине смешок Хелены прозвучал неожиданно громко. Надев привычную маску, она держала руку Адама ладонью вверх, водя по ней пальчиком.

— Глупая кукла! — прошипел Магнус Калькар.

— И не более того, — пожал плечами Адам. — И это её главное достоинство. В отличие от всех, здесь присутствующих, Хэлли совершенно не опасна.

— Как вы думаете, Господин, Конор действительно помог Фидесу умереть, чтобы Дар Избранного не достался вам? — спросила Сесилия.

— Он мог, — несколько неопределённо сказал Адам. Его светлые, спокойные глаза затуманилась. — Конор дорожит своим покоем. У него налажены связи с охотниками, Низшие вампиры, собранные им, через год-два станут грозной силой. Ему совсем не нужна война за Дону.

Солнце уже встало, все они чувствовали это. Сюда не проникало ни единого луча, но присутствие его света ощущалось во всём. Солнце было сейчас где-то там, над ними — может быть, всё дело в этом: полуденное солнце — моментальная смерть для Высших. Силы бессмертных исчезали, пред этим светом они были тенями, не более… Тускнела кожа, таяли голоса, а глазницы углублялись — ямы, на дне которых пустота. Вот уже Хелена откинула голову, ставшую непомерно тяжёлой, на спинку кресла: лежать так, не шевелясь, обратившись в статую, не тратя ни капли жизни больше — до вечера. Ночь поможет ей, вампирша выползет на улицу, найдёт и выпьет чью-то жизнь, и забудется сосущая тьма внутри… Днём всем им можно только спать, тихо спать в гробу, воображая, что вовсе нет никакого солнца, никакой смерти!

— Если верно то, что рассказывала юная Ингенс, этим поступком Конор бросил вам вызов, Господин, — сказал Гелер.

— Вы знаете, что Леонард Претер предпочёл каплю крови Конора вашей? — встрепенулся и Адам. — И Претер не единственный… Многие теперь предпочитают Низших, а не Высших!

— Скоро рассвет, — ровно заметил Владыка, — спустимся вниз и продолжим беседу.

Он увёл гостей в трапезную и,прогнав слуг, сам открыл клетку, в которой томилась полуживая пища вампиров. Он одарил пищей всех гостей, и carere morte, такие слабые, страдающие от своей пустоты, приняли его дар, как величайшую милость. Себе же Владыка не взял ничего, дабы они восхищались и преклонялись пред его силой.

Его расточительность могла показаться безрассудной — каждый его гость получил по целой смертной жизни. Но щедрость Владыки была как всегда расчетлива: в его дальнейших действиях ему была необходима поддержка этих бессмертных.

Глава 7 Сказка о Даре

Теперь Мира точно знала, куда от солнца прячется ночь, с приближением весны всё более и более сдающая позиции: она уходит в чёрный замок Владыки вампиров у подножья одиноко стоящей высокой горы — Стража. Здесь царство Тьмы и логово Ночи. Темны и холодны все залы дворца: хозяин замка равнодушен к любимому людям свету и необходимому людям теплу. Владыка знает лишь одни тепло и свет — тепло и свет чужих жизней. Даже днём, когда солнце расцвечивает горы и леса вокруг яркими красками, древний замок остаётся чёрным пятном, тенью у подножия горы…

Сейчас Тьма царила и в замке, и за его пределами. Все окна в Зеркальной галерее были открыты, и вечерние звёзды заглядывали в жилище Владыки вампиров, отражались в бесчисленных зеркалах на стенах и осколках зеркал, которыми был усеян пол. Дэви стоял за спиной Миры, и она не видела его. Но оба отражались в десятках треснувших зеркал и сотнях осколков — искажённые, сломанные фигуры. Бездна смотрела из зеркал тысячами глаз, и Мира, холодно-спокойная внешне, внутри кричала от ужаса. Зачем Владыка захотел выслушать её доклад именно здесь, в страшной Зеркальной галерее? Или это начало пытки?!

— Мира, как ведутся поиски Избранного? — голос Владыки звучал, казалось, отовсюду.

— Мы проверили весь запад Короны, Господин. До сих пор нет никаких результатов. Никаких слухов, никаких подозрительных сообщений.

— Прежде чем Дар обретёт силу у нового владельца, может пройти много времени, — Мира опустила глаза к полу, но зеркала и взгляд Бездны были и там. — Вряд ли появятся какие-то слухи в ближайшее время. Но Избранный здесь. Обладатель Дара нужен мне, и нужен до того, как он поймёт, кто он есть, и какая сила ему служит. Продолжайте поиски.

— Да, Господин.

— Хорошо, — небрежно заметил Дэви. — Теперь поговорим о тебе, — новый его тон не сулил ничего хорошего, тёмные глаза блеснули ярче звёзд, отражавшихся в том же зеркале. — Почему ты до сих пор не вернула себе свой дом?

— Я… не понимаю, Господин? — переспросила Мира, хотя она уже прекрасно поняла, о чём пойдёт речь.

— Дом Вако сейчас принадлежит не тебе, точнее, не одной тебе. Ты живёшь там с людьми, смертными, с сестрой и её сыном, скрывая от них свою сущность. Это должно быть нелегко. Во имя чего такие жертвы? Убей их и верни себе дом знаменитых предков, — ровный, лишённый модуляций голос, и тон его не допускает возражений…

"Как трудно!"

— Прошу прощения, Господин. Когда я приехала в Карду, я ожидала найти дом пустым, и, встретив сестру, растерялась. Но обмануть Агату оказалось так легко… Я сама не ожидала, что…

— Я принял бы ответ, что ты не захотела проливать родную кровь, — холодная усмешка Владыки отразилась в десятках зеркал и сотнях осколков. — Многие бессмертные веками поддерживают свои дома и охраняют семьи родичей от вампиров-дикарей. Так carere morte приобщаются к вечности смертных, отражённой в детях, потомстве. Но тобою движет не привязанность к семье, не так ли? Я убью тебя, если ты солжёшь. Отвечай.

— Прошу прощения, Господин. Я жду, когда мальчик подрастёт. Я хочу инициировать его, когда он станет достаточно взрослым.

— Ингенс рассказала мне о необычайном внешнем сходстве этого мальчика с твоим первым любовником ещё вчера, — тихо перебил её вампир. Ярость только послышалась Мире в его шёпоте? — И ты, конечно же, помнишь, что мне нужна — без твоего прошлого?

Мира смело глянула в зеркало прямо перед собой. Тусклую поверхность его давно затянула паутина трещин: какой-то вампир в нём однажды увидел своё чудовищное отражение, и, не выдержав силы мёртвого взгляда, гладкое стекло разбилось. Теперь зеркало могло отражать лишь мозаичные силуэты, собранные из осколков. Но где-то там, на тонкой плёнке в зеркальных глубинах, навеки остался тот последний образ. Чудовищный зверь. Вампирша видела эту тень за спиной отражения Дэви.

— Разве новый carere morte не будет угоден Бездне, Господин? — дрожащим, слабым голосом вопросила она. — Если он или сестра раскроют мою тайну раньше времени, я убью их.

Владыка молчал. Зеркала вдруг потемнели, теперь они отражали только ночь и остроглазые колючие звёзды. Когда тишина стала невыносимой, Мира обернулась. Поворачиваясь, она неосторожно задела зеркало краем платья, и лёгкого касания ему оказалось достаточно: осколки с печальным шелестом пролились на пол.

За её спиной не было никого. В Зеркальной галерее она была одна. Когда Дэви успел уйти? — или его и не было здесь, и Мира клялась сейчас Ночи, звёздам, своему отражению?

"Пустоте. Бездне…"

Один из бесчисленных, безмолвных слуг Владыки проводил её знакомым тайным ходом. Длинный тоннель, начинающийся у основания западной стены выходил далеко за пределы "Тени Стража". Отсюда замок действительно казался чёрным пятном, тенью у подножия горы. И это была опасная тень! Она таилась за спиной неприступного Стража, выжидая. Однажды, когда солнце навсегда скатится с небосвода, она разрастётся, поглотит и Стража, своего хозяина, и всё северное кольцо гор, а потом — и весь мир…

Скоро она была дома.

Мира плотно закрыла входную дверь, прижалась к ней спиной и стояла так минут пять, ожидая, когда прекратится дрожь. Страх не отпускал её всё время беседы с Владыкой. Это он, вечный страх вампиров, стоял за её спиной, следил из зеркал тысячами глаз…

"Понимаешь ли ты, дура, что была на волосок от смерти? О чём ты только думала! Неужели ты надеялась, что Владыка не узнает? Первый же гонец Оскара доложил Дэви, что дом Вако не пустует! А Селена? Ох уж эта Селена!"

Мерно тикали часы. Тускло светила лампада, и ещё одна — в зеркале… Опять зеркало! Мира взглянула на этот маленький огонёк — отражение, и унявшаяся было дрожь вернулась. Бездна была и здесь. Мира привела её с собой из замка Дэви.

"Если Винсент или Агата раскроют мою тайну раньше времени, я убью их", — помни об этом, carere morte! Ты поклялась в этом Бездне. Эту клятву ты обязана будешь выполнить, — зачем она вновь и вновь повторяет себе это? Словно убеждает, словно сомневается… Что такое странное блеснуло в дальнем зеркале галереи, когда она говорила эти слова? Надежда: "Пусть мне не придётся выполнить эту клятву?". Что за странный захлёбывающийся шёпот послышался ей в шорохе пыли и осколков под ногами: — "Пусть они останутся слепы?"

"Потому что я не смогу их убить".

— Ты вернулась, — ласковый голос Агаты вернул её в реальность. — Я как раз собиралась тебя попросить…

Мира отступила от двери. Она робко, одними губами улыбнулась и тут же потупилась, изображая печальную и больную от раскаяния девушку.

Агата спустилась со второго этажа. Она куталась в шаль — в доме было холодно, но, рассмотрев сестру, такую маленькую, грустную и бледную, обняла её и набросила тёплую шаль ей на плечи.

— Ты опять выходила без пальто, — пожурила она. — Тебе нельзя простужаться, помнишь? Ты всегда плохо переносила жар.

— О чём ты хотела меня попросить? — торопливо прервала её Мира.

— Будь добра, поднимись наверх, расскажи племяннику сказку. Винсент не желает засыпать, пока не услышит от тебя новую историю.

— Да, дети меня любят, — иронически заметила Мира.

"Интересно, что ты придумаешь, когда наступит лето, и ты по двадцать часов в сутки будешь просиживать в своей душной келье с закрытыми ставнями? Или попросишь заказать тебе новый гроб?"


Мальчик не спал, ждал её. Сидя в кровати, сам пытался читать какую-то книжку, хмурил брови, водил пальцем по строчкам, тихонько шептал слова.

— Добрый вечер, солнышко, — поздоровалась Мира. — Давай сюда книжку, в ней шрифт мелкий…

— Я уже хорошо читаю? — спросил мальчик, и, как обычно, Мира опустила глаза, едва встретившись с ним взглядом.

— Да, хвастунишка! — она отобрала у него книгу, перелистав её, нахмурилась. — Но где ты стащил эту? Внизу, в библиотеке? Тебе мало твоих книжек?

— Они неинтересные, — пожаловался Винсент и обезоруживающе улыбнулся. В который раз Мира поймала себя на мысли: "Они с Агатой слишком балуют ребёнка", в который раз пообещала себе быть с мальчиком построже, в который раз тут же забыла это обещание.

— Мама мне сказала, ты не хочешь ложиться спать. В чём дело? — строгий голос ей не удавался. Может быть, потому, что Мира знала причину ежевечернего непослушания: её племянник очень боялся вампиров — чудовищ из древних сказок. С тех пор, как нянька напугала его рассказом о том, что всех, кто не засыпает до полуночи, съедают злобные чудовища-вампиры, мальчик боялся засыпать один и тем больше нервничал, чем больше стрелки часов стремились наверх. Засыпало балованное дитя, только слушая очередную сказку. Когда у Агаты, по её собственному признанию, запас сказок закончился, настал черёд Миры.

И ей не было в тягость это занятие. Она быстро подружилась с Винсентом. Очаровательный малыш! Они играли в прятки в огромном старом доме с множеством пустующих комнат, днём, если только ночь не выдавалась особенно утомительной и вампирша была сыта, она учила его читать, и её сказки нравились Винсенту больше, чем мамины…

— Рассказать тебе сказку? — улыбнулась Мира, глядя в ночь за окном: грядущая охота, поиски Дара были где-то в неизмеримой дали.

— Сегодня я не хочу сказку, — заявил племянник, не глядя на неё, зарывшись головой в подушку — он стеснялся недостойного единственного мужчины в семье страха. — Все сказки — неправда.

Выдержав театральную паузу, вампирша заявила:

— Хорошо. Есть одна история… Некоторые верят, что это — самая правдивая правда и никакая не сказка. Но ты должен закрыть глаза. Я прослежу, чтобы никто чужой сюда не пришёл.

И она начала, тихонько посмеиваясь про себя, когда вспоминала серьёзного Владыку:

— Эта история из тех историй без начала и конца, что начинаются давным-давно, так давно, что и начала их не вспомнить и тянутся, тянутся… так долго, что и конца их не разглядеть. А, поскольку рассказывают её уже очень-очень давно и всякий раз по-разному, правду, пожалуй, никто и не знает. Кроме Луны и Солнца. Они видели, как всё было, они рассказали эту историю мне, я расскажу сейчас тебе, ты потом ещё кому-то, а те другим… И, может быть, когда весь мир наконец-то узнает правду, эта история завершится, и тогда люди станут рассказывать её от самого настоящего начала до самого правдивого конца.

Длинное вступление Винсента не смутило. Закрывать глаза и засыпать он и не подумал. Мальчик внимательно слушал, уже околдованный сказкой, уже живущий ею, в ней.

Мира сделала ещё одну долгую паузу. Правдивая история! Может, рассказав, она сама поверит в эту чушь?

— Учти, это история про вампиров, — сообщила она мальчику, — если боишься, я не буду рассказывать.

— Нет, говори, — тихо, но требовательно сказал Винсент, уже не улыбаясь. Он отчаянно боялся.

— Итак… Давным-давно один смертный человек возмечтал о вечности, и его мечта открыла Бездне дорогу в мир. Чёрный колдун вознамерился помочь ему, но своими чарами лишь призвал в мир великое зло — первого вампира, лишённого смерти. Сердца и души людей стали любимой пищей вампира, он пожирал одно сердце за другим, одну душу за другой — и не насыщался. Чужие жизни дарили ему бессмертие и возможность разговаривать с вечностью. Он убивал без жалости одних и обращал вампирами других, тех, к чьему сердцу чувствовал сродство. Так страшное проклятие расползалось по свету.

Говорят, что первым вампиром был Макта Вастус, Четвёртый Владыка Карды…

"Четвёртый Владыка Карды Макта Вастус получил прозвище "Вампир" — вспомнила она первую справку об этом странном господине, которую получила в детстве из "Исторических очерков" Деворо. — Этот мудрый правитель был великим провидцем, и его законотворческая деятельность снискала ему славу, которая не померкнет в веках… Но ужасны иные деяния этого Господина над господами: жестокое подавление малейшего инакомыслия, "Суд по крови", — выдумка исключительно изощрённого в злодействах ума, наконец, необъяснимое с позиции здравого рассудка истребление — иного слова не подобрать — многих знатнейших фамилий древней столицы: многие ветви древа Арденсов пресеклись в правление Макты… — Всё это дало обильную пищу для нелепых, но леденящих кровь сравнений Вастуса с зубастым чудовищем из сказки…".

Он, Старейший из вампиров, ходил когда-то теми же улицами, где сейчас бегаешь ты, — продолжила Мира, увлечённо. — Улица Прэсто, самая широкая, где театр и бульвар, древняя дорога Виндекса, близ которой стоит наш дом — они берут начало оттуда, из старого города, где три века назад безраздельно властвовал Он. Впрочем, ненасытная Бездна владела тогда не всеми его подданными, и кое-кто из людей нашёл в себе силы встать у Неё на пути. Эти отважные герои стали первыми охотниками на вампиров. Они уничтожали вампиров без страха, но чувствовали то же отчаяние, что и все жители Карды: победить проклятие, изгнать всю тьму, накрывшую их край, они не могли. Но ты не бойся: это проклятие не вечно, и количество добра в мире равно количеству зла.

Она исподтишка глянула на племянника: "Нет, не спит. Всматривается в ночь широко открытыми глазами…"

— В тот час, когда первый человек вкусил крови и стал вампиром, к людям пришёл великий дар. Сей Дар бы дан лишь одному человеку, Избранному. И он один должен был остановить это проклятие, победить это зло и закрыть Бездне дорогу в мир…

Эти слова зазвенели, эхом отдаваясь в голове. Память вновь уносила её через короткий тёмный тоннель — в прошлое. И это прошлое казалось ярче, материальнее тусклой, тонкой как паутинка действительности.


…Мира затворила дверь, весёлые голоса и смех друзей в гостиной сразу же отдалились. Она сняла шерстяное домашнее платье и, оставшись в одной сорочке, распустила волосы.

Алан не спал. Он сидел на ковре у камина и неотрывно глядел на пламя. Что ж, и Мира устроилась рядом, склонила голову ему на плечо.

— Селена Ингенс считает меня сестрой, — поделилась она. — Она только что сказала, что у нас с ней одна бессмертная кровь. Ты обратил её?

— Не помню, — Алан едва повёл плечами, следя за трепещущими зубцами пламени. — Прошлый Январский бал? Да, наверное… Впрочем, не знаю!

Вампирша содрогнулась:

— Мне не нравится эта Ингенс.

— Мне тоже, — бесстрастно сказал Алан. — Ходит за мной хвостиком, словно рабыня. Но я ей — не хозяин!

Мира улыбнулась:

— А Кларисса сегодня сказала мне, что однажды я стану хозяйкой, представляешь? — Это не развеяло странной апатии друга, но она продолжила. — Да, пройдёт лет тридцать, и у меня достанет сил. Сделаю себе рабов, сотню-другую: убью, выпью всю жизнь, а потом подниму проклятием своей крови. Будет целая армия одинаковых кукол. Они пойдут, куда я прикажу, сделают, что я прикажу, скажут, что я прошепчу за них. Я смогу смотреть их глазами и слышать их ушами! Стану сильнейшей, войду в число старейших…

— Ты была у Клариссы? — Алан вёл рукой над пламенем, кончиками пальцев повторяя все движения его ярких язычков. — У Пророчицы? Что ещё она говорила?

— Это неважно, — вдруг сникла Мира.

— Скажи…

— Не скажу!

— Тогда я прочитаю сам, — также равнодушно.

— Я спросила про Бездну, про вечность, про то, возможен ли для нас обратный путь… — Мира оборвалась.

"И про… нас с тобой".

— Что она сказала?

— Какая-то чушь, — Мира натянуто засмеялась и протянула руку к огню. — Услышав об "обратном пути" пророчица посоветовала мне войти в сказку.

— Ага, — обронил Алан и замолчал, загадочно глядя на пламя. И теперь подруга не удержалась, начала его тормошить:

— Ты не удивился? Ты знаешь, о какой сказке она говорила?

— Сказка о Даре.

— Расскажи…


— Тётя? — недовольно протянул Винсент.

Она нехотя вынырнула в реальность, но тут же успокоилась, увидев знакомые (те же самые!) серые глаза.

— Вот, я уже заснула, — она улыбнулась через силу, — а ты не спишь… Избранный обладатель чудесной силы должен был уничтожить проклятие, исцелив Первого вампира, вернув ему его потерянную жизнь.

Ей вдруг представился Фредерик Фидес: взгляд, пронзающий насквозь, высвечивающий самую суть, прикосновение, подобное удару молнии — чуждая, странная сила, невиданная мощь…

— Дар позволил ему видеть, кто из окружающих его породнился с вампирами, — сухо, морщась от той давней боли, сообщила вампирша. — Но, увидев это, Избранный не захотел принять своей миссии. Ужаснувшись разгулу тьмы, он отдалился от дел и прожил всю жизнь отшельником, не пользуясь чудесным Даром.

— Почему?

— Ну… Наверное, он испугался вампиров. Их ведь многие боятся… Когда же Избранный умер, Дар покинул его и начал своё путешествие по свету. Он выбирал одного смертного из многих и сопровождал всю жизнь. Но ни один из Избранных им не понял своей великой миссии и не исполнил великой мечты людей Карды, цитадели вампиров.

— Все они, увидев проклятие, отворачивались?

— Что? — Мира вздрогнула от нового, неожиданно заданного вопроса. — Да, должно быть, так и было. Дар продолжал путешествовать. Вампиры же во все времена боялись людей, избранных Даром, и не могли к ним подступиться: солнечная кровь не возвращала им жизнь, лишь забирала их силы.

— Как это: "возвращала жизнь"? — вновь звонкий голос.

"Он и не думает засыпать!"

— Для вампиров нет смерти, малыш. Их так и называют: сarere morte — лишённые смерти. Но для них нет и жизни… Отказываясь от одного, они лишаются и другого. Поэтому никогда не отказывайся от завтрака, даже от нелюбимой каши — вдруг ты не получишь вкусного обеда? Останешься голодным… очень голодным!

— Я видел: ты ночью гуляешь по крышам, как кошка…

"Как "мышка"! Нужно быть осторожней…"

— Это тебе приснилось. И ещё приснится… Засыпай, закрывай глазки… Скоро полночь! — Мира позволила себе это напоминание, хотя нервному ребёнку напоминать об этом строго запрещалось. В конце концов, группа уже полчаса ожидает её!

— Я сплю, — кристально честно, как все дети, сказал Винсент, пропустив мимо ушей близость полуночи, — ты только рассказывай дальше.

— А сказка уже почти кончилась. Путешествия Дара продолжались до тех пор, пока очередной его обладатель не пожелал стать вампиром, одним из детей и рабов Бездны. Сам Владыка вампиров посвятил его, отдав ему всю свою силу. Так родился Великий вампир, и великий Дар стал проклятым. Много тьмы принёс в мир Великий вампир, но однажды с первым лучом солнца он рассыпался в прах, и Дар вновь стал свободен. Он гуляет по свету, носимый ветром, до сих пор. За столетия он устал и почти погас. Если б нашёлся человек, способный пробудить его! Позволив Дару разгореться, он смог бы победить проклятие. Его Дар закрыл бы Бездне двери в этот мир, а все вампиры исцелились и получили свои души назад. Только до сих пор Дар не находит истинного своего владельца, и нет перевеса ни на стороне охотников, ни на стороне вампиров. И среди нас сейчас ходит один, избранный древней силой, вовсе не догадываясь о своём Даре… — Мира замолчала.

— Я давно знаю эту сказку, — задумчиво сказал Винсент, по-прежнему глядя в темноту широко открытыми глазами. — Я видел её во сне…


— …До сих пор Дар не находит истинного своего владельца, и нет перевеса ни на стороне охотников, ни на стороне вампиров. И, может быть, среди нас сейчас ходит один, избранный древней силой, вовсе не догадываясь о своём Даре… Вот и вся сказка, — закончил Алан. — Красивая легенда. Несбыточная мечта carere morte! Думаю, это её имела в виду Кларисса.

— А ты веришь в эту сказку?

— Я не знаю.

— Ты обижен.

— Ничуть. Что Кларисса сказала про нас с тобой?

Мира вздохнула. Невозможно! Он читает её мысли.

— Кларисса предрекла тебе скорую смерть. Но не обращай внимания на её слова! Просто она тебя не любит.

— От чего же я умру?

— Она сказала, ты, как все дикари, сам ищешь смерти.

— А ты?

Мира светло улыбнулась.

— Я сказала: если мы погибнем, то погибнем вместе. У нас одна на двоих вечность.

— Правда? Ты так и сказала? — равнодушно обронил Алан и замолчал надолго. Притихла и Мира, ласково поглаживая его волосы. В соседней комнате Эрик выпроваживал гостей с востока столицы, и баронесса Ингенс заливисто смеялась, не подчиняясь ему.

Рука Алана вдруг скользнула в самое пламя…

— Ты что?! — испугалась подруга.

— Не больно, — неестественно спокойно сказал вампир и испытующе поглядел на неё. — Иди сюда, ко мне.

И Мира вложила свою ладонь в его. Действительно, вовсе не больно… Пламя потрескивало, лаская кожу.

— Довольно, пожалуй, — решил Алан через минуту. Его взгляд потух, огонь очага отражался в светло-серых глазах, как в стекле. Вампир долго, со странным, каким-то рассеянным изумлением рассматривал свою ладонь, пальцы без следов ожога. — Скучно. Завтра развлечёмся. В Сатуре…


Вампирша неподвижно сидела на кровати, дожидаясь. Наконец, светлые, пронзительные глаза мальчика закрылись. "Взглянет он на меня лет через пятнадцать, и я вновь пойду за ним на край света", — подумала Мира. Дыхание ребёнка стало ровным и глубоким.

Она задула свечу, уже взялась за ручку двери, чтобы выйти из комнаты, когда услышала всё тот же звонкий голос:

— А как пробудить этот Дар? Что сделать, чтобы он проснулся?

Мира обернулась.

— Я не знаю точно, солнышко. Первый Избранный не захотел воспользоваться Даром, и это позволило проклятию распространиться по свету. Наверное, новому Избранному надо просто захотеть. Говорят, посвящение в охотники также может пробудить его. И ещё… Знаешь, есть одно заклинание. Правда, оно из другой сказки, но, я думаю, подойдёт.

— Расскажи!

Вампирша улыбнулась, скользнула обратно.

— Пройди по тонкому лучу, — напевала она. — Потом — по светлому мечу. Умойся звёздным дождём… Оденься грозным огнём! — мальчик закрыл глаза, и она тихонько поправила его одеяло, хотя в этом не было необходимости. — Там, на мосту, над рекой, текущей вспять… Я буду тебя ждать.

Она вновь отступила к двери, и Винсент тут же попросил, не открывая глаз:

— Расскажи ещё сказку…

"Нет уж, всему есть предел! Несносный ребёнок, балованное дитя!"

— Не бойся, сегодня вампиры не придут, — пообещала Мира, вглядываясь в ночь за окном: где там злая, уставшая "группа поиска Дара"? — Я их не пущу.

— Я не боюсь вампиров, — еле слышно, он наконец-то засыпал. — А где сейчас этот Дар?

— Этого я тоже не знаю, солнышко. Спи до утра.

Ровно в полночь вампирша вышла из дома. Настало время её первой, главной, вечной жизни.


Все пятеро бросились выполнять задание Владыки с похвальным рвением. Поначалу на правах старшей Мира взяла руководство группой на себя. Алиса Тэрре подчинилась легко, Селена возненавидела, но подчинилась. Но скоро Гектор Долус — последний пятый член их группы, прибывший из столицы, начал оспаривать её лидерство. Избранный между тем оставался невидимкой, и паникер Патрик Фульге уже задавался вопросом, как их накажет Владыка, если Дар не будет найден.

Они проверяли людскую кровь на цвет и вкус, ночью входя в дома к спящим. Несколько раз вампиры, сделав один глоток, не сдерживались и, выпивали жизнь, приятную на вкус, полностью… Тогда обеспокоенный Владыка приказал им ограничиться проверкой одной капли крови — и лишь на цвет.

Сегодня они стояли перед большим трёхэтажным многоквартирным домом на западной окраине Короны, сдающимся внаём. Селена оценивающе оглядывала громаду здания.

— Люблю такие дома, — улыбаясь, сказала она, — никто им не хозяин, и нам можно легко входить без приглашения.

— Последний дом на этой улице, — удовлетворённо сказал Гектор.

— Отлично, — без эмоций отметила Мира и обратилась к Селене, — ваш черёд, баронесса!

— Да, сам чёрт не разберёт, кто хозяин этого дома, — сказал Патрик. — Но что мы будем делать, когда доберёмся до особняков, Мира?

— Защиту дома можно обойти. Если у тебя достаточно силы, барьер проходим, — фыркнула вампирша. — Это не Покров Ордена! А с ним я в Карде не сталкивалась ни разу.

— Церковь Микаэля, — напомнил Гектор.

— Покров церкви Микаэля была снят однажды, — закрывшись длинными, почти белыми волосами, Селена загадочно улыбалась. — Владыкой вампиров.

— Советую начать, Ингенс, — скучающе заметил Гектор.

Селена, неслышно преобразившись, взлетела к верхнему этажу дома, где Алиса уже открывала ей окно.

— Мне неясно, — снова начал Патрик, — Владыка говорил, что Фидес желал стать бессмертным. Но кто согласится осуществить эту инициацию?

Мира равнодушно пожала плечами, а Гектор заинтересовался:

— К чему ты клонишь?

— Седьмой Бал вампиров! Владыка вампиров, Улисс Алитер, инициировал тогда обладающего этим Даром. И тот забрал всё бессмертие Алитера до капли! Владыка погиб! Кто сейчас был бы согласен пожертвовать своим бессмертием?

— А ты разве не готов? — хохотнул Гектор.

— Пара ночей в Зеркальной галерее, наедине с Бездной, и ты будешь согласен на что угодно, — себе под нос пробормотала Мира.

Патрик помолчал, но скоро опять встревожился:

— А мы успеем до рассвета?

— Если ты поможешь дамам, — проворчала утомленная вампирша.

Патрик оскалился в ответ. Звериная хищная ухмылка на миг придала чёткость, определённость, резкость ещё неясным чертам совсем юного лица, и через пару секунд крылатая тень проскользнула в открытое окно.

— Ты не голодна? — спросил Гектор. — Такие дома дают лёгкую добычу.

— Я предпочитаю добычу, за которой нужно побегать.

— Предпочитаешь страх в качестве аперитива?

— Да… — протянула она. — Впрочем, как и многие.

— Теперь я понимаю, почему Владыка так ценит фамилию Вако! — Мира скромно приняла этот комплимент. — Кстати, ты уже проверила своё "родовое гнездо"?

— Разумеется, — сухо сказала вампирша.

Они неспешно прогуливались по улице, между светлых пятен фонарей. Заметно погрустневшая Мира исподтишка поглядывала на Гектора. Немногословный вампир и через два месяца знакомства оставался для неё полнейшей загадкой, хотя своей серьёзностью молодой человек понравился ей с первого взгляда. В его густую каштановую гриву волос Мире порой хотелось зарыться пальцами, но всякий раз, взглянув в лживые, неприятного желтоватого цвета глаза вампира, она отступала.

Мира знала, что Гектор был обращён приблизительно в одно время с нею. По слухам он не брезговал делами со смертными и Низшими и был своим для многих банд Карды. Дэви хорошо принял его: молодому вампиру много раз удавалось расправляться со слугами Ордена, а для Владыки это служило знаком пробуждения истинной силы бессмертного. Гектор Долус не был похож на carere morte. И после обращения природная смуглость осталась при нём, а крупные черты лица не приобрели завлекающую мягкость. Маленькая Мира едва доставала ему до груди. Она совсем терялась и казалась смешно суетливой на фоне этого обманчиво медлительного атлета.

— Как ты думаешь, зачем Владыке так нужен Дар? — тихо спросил Долус, наклонившись к ней с высоты своего немалого роста. — Зачем эти нелепые поиски?

Мира улыбнулась:

— Обзаведясь новым Великим, Дэви и столицу отвоюет у Ордена. Калькары этого ждут. Великому не страшны ни серебро, ни святая вода, ни ритуалы охотников.

— Тогда что же он не искал Дар прежде?

— Дар сам выдал себя. Дэви говорил, Фидесом кто-то хотел пообедать и обратился в истлевший труп. Владыка просто решил воспользоваться случаем.

— Ему вовсе не нужна столица. Я не знаю, зачем ему был нужен Фидес… Но вижу, что сейчас он торопится, — Гектор прищурился, оценивая, стоит ли говорить дальше, но продолжил, — Владыка торопится, потому что боится…

— Кого же?

— Конора, я полагаю…

— Конор всего лишь Низший.

— Им, Низшим, через полвека будет принадлежать мир, — резко сказал Гектор. — Им — не нам!

— Владыке не понравились бы эти твои слова, Долус.

— Владыке? Великому Александру Дэви! Только благодаря Конору ему удалось заполучить Фидеса… Низшие умеют лишать человека сил, не выпивая его кровь, вовсе не прикасаясь к нему, если человек слаб и позволяет делать это. Это Конор по приказу Владыки обессилил Фидеса! Несчастный вообразил, что он при смерти, осталось только направить его мысль в нужном направлении. А ты думала, Фидес сам пришёл к нему?

— Откуда ты так хорошо знаешь Низших?

— Мои родители — Низшие, — Гектор резко развернулся, и Мира была вынуждена столь же быстро последовать за ним. — Низшим мог бы до сих пор быть и я, но… я не сумел удержаться на грани.

— Вот как… А Владыка знает?

— Это неважно. Мы говорим не об этом! Сейчас Дэви боится Конора. Я думаю, Конор надеется увести наше сокровище из-под носа у Владыки. Поэтому Дэви и торопит нас, чтобы мы нашли Дар первыми.

— Увести? Больше похоже на "уничтожить". Селена обвиняла Конора в том, что он помог умереть последнему Избранному.

— Тот Избранный принадлежал Дэви, а Конору нужен собственный. И Дэви ему уступит… Высшие давно уступают! Будущее принадлежит Низшим.

— Сильные чары, слабая чувствительность к солнцу… — старая песня о преимуществе Низших. Их преимущества недолговечны. Все Низшие раньше или позже поднимутся до Высших. Вечность на всех одна и Бездна на всех одна.

Гектор не казался убеждённым:

— Даже это название: "Низшие"! Кто его придумал? Владыка! Я сам был Низшим и помню, как меня задевало это определение. Но потом я понял: в нём не презрение, в нём страх… Дэви пытается сделать из Низших рабов, но у него вот уже несколько десятилетий ничего не выходит. Время слишком изменилось. Новое время — время Низших, свободных от проклятия Бездны.

— Низшие не свободны, они… смешны. Они кичатся незнанием проклятия carere morte, как будто так будет всегда. Но незнание проклятия от проклятия не освобождает!

— Есть единицы среди Высших, обладающие действительно могучей силой: Владыка, старейшие… Но кто мы с тобой? Мы с тобой быстро уступим Низшим если нужно будет, допустим, подчинить себе улицу, — всё также уверенно парировал Гектор. — Почему ты уводишь разговор в сторону?

— Я не считаю этот разговор нужным, — мягко сказала Мира. — Но, напоследок: зачем ты завёл его со мной? Не боишься, что я расскажу Владыке о твоих соображениях?

— Ты не расскажешь, — он улыбнулся. — Зачем тебе это? Я нужен тебе как компаньон. Считай мои слова дружеским предостережением: пришла пора задуматься, с кем придётся проводить вечность.

— Играющие против Господина проигрывают. Гектор, ты играешь с огнём. Не зли его.

— Ты тоже.

Мира словно натолкнулась на невидимую стену; они остановились.

— О чём ты? — три слова — три кусочка льда повисли в звенящем морозном воздухе.

— Ты соврала насчёт проверки своих любимых смертных, — усмехнулся Гектор. — Ты не умеешь лгать. Учись — это ещё одно дружеское предостережение.

Вскоре Алиса и Селена закончили работу. С ними дом покинул и Патрик. Все трое, сытые и довольные, устроили в небе некий импровизированный танец. Ещё одна ночь поисков Дара подходила к концу.

— Родители уехали на юг на две недели. Мой дом в столице пустует. Могу я отлучиться в Дону на это время? — попросила Селена.

— Отдыхай, — милостиво разрешила Мира.

— У тебя такой хорошенький племянник! — продолжала ластиться та. — Я недавно пролетала мимо и заглянула к вам в окошко… И я, пожалуй, загляну в гости лет через пятнадцать!

— Даже не думай, — отрезала вампирша. — Он мой.

Девушки захихикали, тонко и мерзко, а Гектор повторил: "Вот почему Владыка так ценит фамилию Вако!"

— Я достаточно ясно выразилась, Селена? — холодно спросила Мира.

Селена первой отвела глаза. Общий смех стих, точно по мановению палочки дирижёра.

— Гектор, повторить для тебя? — поинтересовалась Мира в наступившей тишине, и вампир отвёл глаза.

— Пора спать, детишки, — резюмировал он, удачно пародируя Митто.


Она сидела в кресле в гостиной и делала вид, что читает книгу. Винсент играл с котёнком.

"Зачем ты лжешь? — недоумевал рассудок. — Обычно лгут, когда боятся… Чего сейчас боишься ты?"

Мальчик вздумал заматывать котёнка в портьеру, тщательно задёрнутую Мирой по случаю на редкость солнечного дня. Судьба несчастного животного мало волновала вампиршу, но появляющаяся между шторами щель, хоть она и задвинула предусмотрительно своё кресло в самый тёмный угол комнаты, вселила в неё настоящий ужас.

— Эй! — вскричала она. — Что ты делаешь?! Прекрати сейчас же!

Тот послушался немедленно. Крик всегда доброй и спокойной тётушки напугал его.

— Отпусти котёнка, — мягче сказала Мира, стараясь унять дрожь в голосе. — Дай его мне, — и сама тут же выдворила животное прочь, — и задёрни штору обратно… солнышко.

Винсент старательно уложил портьеру на место. На секунду он встал в луче, прорвавшемся в тёмный дом с улицы, и его светлые локоны заблестели как золото. Нет, сильнее — как солнце.

Мира прикрыла рукой мгновенно начавшие слезиться глаза. Этого впечатления вампирше хватило, чтобы ослепнуть на минуту.

"Я проверю его завтра, завтра, завтра!" — Зачем ты лжешь? Ты не обманешь доверие ребёнка. Ты никогда не причинишь ему боль.

Она сидела в своём старом кресле в тёмном углу комнаты, сгорбившись, словно большой паук. Паук-призрак… Днём — лишь тень, тающая на солнце. За два полуденных часа вампирша растеряла всю свою мощь. Отдав остатки сил думам, она больше не имитировала дыхание и позволила потусторонней бледности захватить лицо и тело.

"Я хочу инициировать его, когда он станет достаточно взрослым. Он мой", — это ещё одна ложь. Туманная мечта, неясная фантазия, парившая высоко в небе, упала и разбилась, когда ты облекла её в слова. На самом деле ты не хочешь этого, ты никогда не сделаешь его вампиром…

Она рассеянно следила за Винсентом. Слабые пальцы гладили обложку книги, рисовали замысловатый узор.

"Я знаю таких как ты, малыш: слабые, хрупкие создания. Дети и в двадцать лет, и в пятьдесят — вечные дети, жестокие дети! Вы не терпите одиночества, вы бежите от него, поэтому вы так много говорите. Ваши чувства поверхностны, их не напишешь с заглавной буквы, ваши желания сиюминутны: рябь на воде, ваши мечты легки — вы видите только небо. В небе вы парите, не касаясь земли, всю жизнь — дети воздуха, солнца, ветра, безжалостные и очаровательные… Что вы для Бездны? Она глотает вас, не замечая; мгновение — и вас уж нет. Вы малы для Бездны, вечность велика для вас. Бессмертное ничто — слишком тяжкое бремя для тех, кто был ничем при жизни. Вы погибаете быстро, закрыв глаза и безумно хохоча. Страшно…"


…Сад у казино Магнум сразу показался Мире каким-то странным. Она несколько раз пыталась ухватить неясное предчувствие за хвост, но то юлило, не давалось. Заметив друзей, вампирша снизилась и, скинув чудовищную маску, ступила на землю. Друзья трапезничали на центральной аллее, буквально в двух шагах от казино.

"Вот, бесстрашные! Повезло им, что сад пустует! Странно… Обычно здесь всегда можно встретить запоздалого прохожего".

Что-то грозное было в последней мысли: сад пустует, странно пустует! Но Мира не стала её додумывать, она была слишком голодна.

— Мира, ты чуть не опоздала! — крикнул Эрик. Тут Белла, давно ждавшая своей очереди, оттолкнула его и впилась зубами в шею его жертвы — девушки.

— У-у, прожорливое чудовище! — возмутился он, но сыто, благодушно. — Не убивай её, оставь Донне.

— Ты уже выпил весь страх, — огорчилась Мира, подходя к брату.

— Я оставил тебе его жизнь, — промолвил Алан, с привычной элегантностью поправляя воротничок. — Будь благодарна мне! Это самое…

"Вкусное".

Он не договорил. Вдруг упал лицом вниз, безвольно раскинув руки. Короткая арбалетная стрела торчала в его спине.

Бешено быстро, Мира обернулась. Сеть летела в Эрика, но тот увернулся, преобразился, взлетел.

Охотники здесь! Теперь вампирша замечала быстрые тени за деревьями, деревьям не принадлежащие… Следующая сеть полетела в неё, Мира кинулась в сторону, прочь от опасности… и от Алана, недвижно лежащего на земле, преобразилась, взлетела — одновременно с Беллой. Очередная стрела просвистела совсем рядом, но целились не в неё. Серебряный наконечник пронзил Белле голову, и вампирша, мгновенно потеряв звериное обличье, замертво свалилась на землю.

Резкие взмахи крыльев, обманные пируэты, повороты — так она прежде не танцевала! Страх опережал рассудок, Мира летела вверх, не думая. Наконец остановилась. Эрик кружил недалеко от неё.

Охотники вышли из-под свода деревьев. Две тройки — отряд. Лица были закрыты масками, простая удобная одежда сливалась по цвету с сумерками. Арбалеты, кинжалы, мечи, вода из Источника — против вампиров сегодня был обращен весь арсенал средств.

— In nominae Patris, et Filii, et Spiritus Sancti, — услышала Мира.

Один охотник склонился над Беллой. Мира слышала об этом ритуале, но видеть действо её не доводилось. Охотник вонзил серебряный кинжал Белле в сердце. Слабо шевелившееся до сих пор тело замерло, и он сбрызнул вампиршу святой водой. Последовавшая за этими каплями реакция была ужасной: тело сгорало изнутри, пожираемое собственным проклятием. Через мгновение от великолепной вампирши осталась кучка пепла.

Побелевшая, с огромными, казавшимися чёрными, глазами, Донна, Низшая, медленно отступала по центральной дорожке, разведя руки, точно балансировала на канате. Она боялась повернуться к врагам спиной, боялась стрелы в спину… Двое подхватили её под руки, и она не сопротивлялась.

— Легче, она не похожа на carere morte! — крикнул кто-то из охотников.

— Сейчас проверим, — улыбнулся один из тех, кто держал Донну и плеснул святую воду девушке на платье. Донна завизжала, раздирая мокрую, просевшую в тело ткань ногтями, и кожа на пальцах лопалась, сползала как перчатка.

— Вампир, — резюмировал охотник. — Ты ошибся, Аспер.

Эрик сделал движение, словно хотел броситься вниз, но те, кто стерёг взлетевших, немедленно отреагировали. Вампир едва увернулся от сети. Сделав ещё один отчаянный круг, он умчался прочь. А Мира продолжала бестолково метаться.

"Алан!"

Он уже пришёл в себя. Двое схватили его и держали за руки. С ритуалом слуги Ордена на сей раз не спешили. Один из охотников всё спрашивал вампира о чём-то. Алан молчал. Его взгляд, улыбка были рассеянными, а брови сведены, точно он силился что-то вспомнить или…

"Проснуться?"

— Нет! — жалобный, совсем детский крик Донны. — Эрик?! Нет, нет, нет! — И охотник, читавший молитву, остановился. Но другой хмуро указал на тело несчастной жертвы вампиров, ещё живой, около которой хлопотала какая-то охотница, и ритуал продолжился.

— Нет! Нет! — отчаянно, не веря. Этот слабый крик не способен отогнать смерть, он теряется, затихает в пустоте. Вот серебряный кинжал пригвоздил Донну к дереву, и крик оборвался. Завидев в руке другого охотника кинжал, который был направлен Алану в сердце, вампирша взвыла и, забыв об осторожности, ринулась вниз. Тут же её накрыла сеть. Мира рухнула прямо под ноги охотнику, пленившему её.

Сеть держала некрепко, но вытягивала силы. Мира замерла. Одно движение — и её убьют, как Беллу… Она затихла, склонив голову, из последних сил цепляясь за чудовищное обличье. Отпустить его означало конец.

— Безрассудно, — промолвил охотник над ней. — Похоже, это её хозяин, — и обратился к тому, с кинжалом. — Заканчивай скорее ритуал.

Мира встретилась взглядом с Аланом, увидела лишь пустоту в его глазах, и её начала охватывать паника. Слова молитвы звучали и для неё, каждое — острый нож. Она вздрагивала как от ударов.

"Не боятся! Думать! Думать!" — "Алан! Алан!" — Она тяжело глотала воздух. Гулко стучало впервые за три года по-настоящему проснувшееся сердце.

Алан пытался вырваться, но безуспешно. Вот он рванулся в последний раз, но, видимо поняв, что уйти от удара кинжалом не удастся, перестал сопротивляться, расслабленно закрыл глаза, чуть приподнял голову и… захохотал.

Вот она, Бездна! Этот безумный смех куда больнее слов молитвы… Но скоро — очень скоро! — он оборвался, и новая незнакомая боль пронзила сердце вампирши тонкой холодной иглой. Мира рванулась к Алану отчаянно, уже безнадёжно: охотник плеснул святую воду в его лицо, оскаленный в улыбке безумца рот, и — о чудо! — ей удалось скинуть сеть, не потеряв своих крыльев. Она оттолкнула опешившего охотника. Наверное, то сила любви несла её.

Кинжал в руке охотника, только что бывший у вампира в сердце, вновь сиял нетускнеющим серебром. Алана больше не было. Его сожрало Ничто, лишь пригоршня пыли сверкнула в лунных лучах и пропала. Мира отпрянула и рванулась вверх под общий вопль: "Держи!", помчалась прочь. Она задыхалась, не видя ни земли, ни неба. Это и её убили только что…

Ей думалось, что она удирает от Бездны.

— Лети-лети! — кричал ей вслед кто-то из охотников. — В следующий раз побеседуем!


Мира устало поднялась и побрела к себе наверх. На Винсента она больше не обернулась, но образ маленькой фигурки, пылающей солнцем, стоял перед глазами. Ушли все думы, все сомнения. Она разобралась, зачем лжёт и чего боится. Но вернулась знакомая тревога, поселившаяся в ней с великой ночи, Королевы всех ночей — ночи смерти Избранного и потери Дара.

"Мне уже безразлично, заслужу ли я право называться Бессмертной, и вовсе не важно, как близко к трону Владыки я подберусь! Сияющая кровь, отнимающая силы вампира — вот признак Дара, но я боюсь проверить тебя, малыш. Я отворачиваюсь, когда вижу хоть крохотную царапину на твоей тонкой горячей коже. Я боюсь узнать в тебе Избранного. Я не желаю тебе судьбы Великого. Ты не узнаешь нашего проклятия. Ты не погибнешь, как тот, на кого ты так похож. Ты не сгинешь в Бездне".

Глава 8 Либитина

Минуло пять лет, а загадочный Избранный оставался невидимкой. Вся Карда была проверена дважды, самый многолюдный и перспективный Патенс даже трижды. Никаких слухов, никаких следов! Но Владыка был вполне доволен группой, рассыпая сентенции, вроде: "Подходящий нам Избранный объявится сам", и "У нас всё ещё есть вечность на его поиски".

Третий тщательнейший обход Патенса был начат на излёте осени и должен был закончиться весной. Время ночи постепенно сокращалось и также медленно, но неуклонно, таяла неизученная территория города. Друзья медлили, как могли, понимая,что скоро им придётся огласить неутешительный итог, и всё же к майским грозам им осталось пройти последний отрезок последней улицы Патенса.

Пятёрка carere morte спешила домой. Они забрались высоко: тучи, собирающиеся пролиться дождём перед рассветом, были далеко внизу. Мира летела впереди всех. Сегодня она не жалела сил и словно задалась целью опередить грозу. Гектор замыкал группу. Он не сводил глаз с маленькой фигурки впереди. Точно кукла, ведомая тем же кукловодом, он повторял все её пируэты: и страшные, как во сне, падения и лёгкие, будто на одном вдохе, взлёты. Патрик, заметивший странную синхронность двоих, усмехался под маской чудовища.

Почуяв реку, вампиры нырнули в тучи и полетели над ней, разрезая тёмную воду концами крыльев. Они остановились под широкой аркой Нижнего моста.

— Здесь расстаёмся, — скомандовал Гектор. — Завтра расходимся по квадратам. Патрик, помнишь свой?

— Двадцать девять — и до конца улицы.

— Селена?

— То же самое, только в зеркальном отражении. Другая сторона улицы…

— Когда закончим улицу, предлагаю ещё раз проверить монастырь в южном Патенсе, — быстро сказала Мира и, не дав Гектору возразить, вызвалась. — Я пробью дыру в защите здания, а вы за мной. Как в прошлый раз.

Вако опять возомнила себя главной. Гектор нахмурился, ничего не сказал. В последние месяцы поисков их отношения в группе неуклонно ухудшались: он язвил — она дерзила в ответ, они не сходились ни в одном мнении, ни в одном плане и подвергали жёсткой критике идеи друг друга. При этом и он, и она старались максимально использовать своё влияние в группе, и бедные Патрик, Селена, Алиса вынуждены были подобно флюгерам вертеться то в одну, то в другую сторону. Каждое утро, когда группа расходилась по домам, они радовались избавлению друг от друга…

Так было и на этот раз. Скупо попрощавшись со всеми и едва кивнув недругу, Вако первой скрылась в верхних районах города. Умчались домой Селена и Алиса, Патрик отправился на охоту. Гектор же вначале свернул к Пустоши, где в фундаменте бывшего дворца Макты было дневное убежище бездомного вампира. Но у церкви Микаэля на границе живого и мёртвого города он, убедившись в отсутствии слежки, резко повернул на север.

Теперь он летел низко, рискуя быть замеченным. Отыскав Карнавальную улицу, вампир полетел вдоль неё, пока внизу не показалось здание банка. Здесь он свернул направо и в три взмаха широких крыльев достиг дома Вако.

Под ещё вежливым рокотом начинающейся весенней грозы белый особняк безмятежно спал. Окно в спальню вампирши было затворено, в детской на противоположной стороне дома плотные шторы были тщательно задёрнуты. Но Гектор всё равно простоял у чужого дома почти до самого рассвета.

Привычно отрешившись мыслями от ожидания, он перебирал в памяти все возможные ответы на главный для него вопрос: "Какая тайна связывает Избранного и Дэви?"

Гектор был уверен: Владыка чего-то не договаривал каждый раз, когда рассуждал об Избранном. Сначала он думал, что дело в страхе перед Низшим, Конором, потом поднял самого себя на смех: глупец! Мира права, Дэви ничего и никого не боится. Но что он скрывает, если не страх?

Узнать это было важнее всего. Владыкой вампиров будет тот, кто даст carere morte нового Великого — эта мысль сверкнула молнией ещё пять лет назад, когда Гектор узнал о поисках. И следующая мысль: "То есть Владыкой может быть и не Александр Дэви…" Но, во внезапном приступе подозрительности, Гектор постановил не предпринимать никаких действий, пока он не узнает тайну Владыки, и занялся конструированием плана.

Гроза началась. Вспышки света поочерёдно выхватывали деревья сада. А Гектор всё вглядывался в темные окна дома Вако. Он оставил размышления о тайнах Владыки и обратился к самому слабому месту своего плана.

Даже, если он подчинит себе Великого и свергнет Дэви, сметёт всё его гнилое окружение — ничто не защитит самопровозглашённого Владыку от грозной силы, что томится в столице, что распирает Дону изнутри…

Эта сила — Низшие.

Его собратья Высшие презирали их, "паразитов дневного мира", Гектору же за этим презрением давно мерещился страх. Да, Низшие слабее физически и не способны принимать облик крылатого зверя, но у них его преимущество. Огромное преимущество.

Разум, свободный от Бездны.

Ветер хлестал город плетями из струй воды. Холодный, какой-то осенний дождь обрушился на Карду. А за вечно незапертыми воротами дома Вако остановился экипаж, темноволосый молодой человек в элегантном дорогом костюме вышел из него и, невзирая на дождь, двинулся к Гектору. Леонард Претер. За его обращение недавно боролись владыки бессмертных: Конор и Дэви. Победил Конор — Леонард предпочёл Низших.

— Назначить встречу в чужом саду — это так по-дикарски! — Леонард смеялся, немного нервно. Гектор повернулся к нему, окинул дружеским взглядом. Он ещё помнил время, когда сам был таким же свободным Низшим.

— Низшие, как и дикари, не различают границ чужих территорий, — произнёс он. — Но, Леонард… Дэви сейчас наверняка скрипит зубами от злости: потерять такого кандидата — сына оружейного магната! Скажи, Претер, ты намеренно злил Владыку, водя его за нос обещанием принять именно его кровь?

Такого вопроса Леонард не ожидал. Молодой Низший нахмурился:

— Что, Дэви так зол на меня? Недостатка в кандидатах он не испытывает…

Гектор улыбнулся:

— Не бойся, Леонард. Может быть, моими и Конора стараниями через десять- двадцать лет в мире вовсе не останется ни Владыки, ни его Высших… Я найду Избранного и отдам его не Дэви — Конору. А кто владеет Даром, тот диктует условия миру carere morte.

И он начал говорить. Он впервые облёк свою мечту в слова, и они звучали удивительно ясно и уверенно. Он рассказывал Леонарду о новом мире, где будут сосуществовать смертные и Низшие. Где не будет Высших и Бездны, которую они тащат за собой. А Низшие, понимающие, что они слишком приблизились к черте, отделяющей их от чудовища Высшего, будут добровольно уходить из жизни…

"Идеалист! — он словно услышал усталый голос вампирши Вако. — Кто из бессмертных, пусть Низших, в здравом уме откажется от жизни?"

"Мои родители, — уж привычно возразил Гектор внутреннему спорщику, не впервые вещающему голосом Миры. — Они приняли каплю бессмертия тридцатилетними, вскоре после моего рождения. Через двадцать лет им пришлось оставить все свои занятия и знакомства: слишком заметна стала их молодость, осенью не бывает весны. Последние десять лет они прожили в уединении. Первое разбитое зеркало стало им сигналом. Они умерли в один день, как в доброй сказке".

Леонард слушал с неослабевающим вниманием. Гектор видел — с каждой его новой уверенной фразой та же идея закрепляется в голове юного Низшего. И ему всё больше нравилось, как эта мечта сияет, отражаясь в чужих глазах — глазах первого из его сторонников.

За грозой вампиры едва не пропустили рассвет. Дом Вако по-прежнему был тих. Леонард уехал, и Гектор заторопился на Пустошь. Он знал, что вернётся сюда завтра. И послезавтра…


Следующим вечером группа разбрелась по Патенсу в поисках неуловимого Избранного, лишь Гектор не появился на назначенной ему улице. Пока друзья дегустировали кровь возможных Избранных, вампир с безмятежной полуулыбкой гулял по центральной площади Карды. Когда пробило одиннадцать, он направился к театру, отделённому от площади небольшим сквером.

Последнее представление закончилось, и к зданию начинали съезжаться экипажи. Гектор занял удобный наблюдательный пост на ступенях и внимательно изучал всех, покидающих театр.

Он искал одного. Сarere morte, наводящего ужас на весь север. Люди знали его под именем Нефандус. Или Либитина.

Одно имя мужское, другое женское…Странность объяснялась просто: этот вампир был хозяином. И он был из тех хозяев, что предпочитают скрывать своё истинное лицо за личинами кукол. На севере, далеко за Кардой, в лесах у подножья гор было его убежище-лабиринт. Немногие знали, как он выглядит — вампир не покидал лабиринта, хотя его куклы часто наведывались в самый большой город Термины — Карду.

Нефандус прежде служил Дэви. Он управлял замком Владыки, как сейчас Оскар. Потом был изгнан. Причина изгнания за сотню лет потерялась, а сам Дэви хранил презрительное молчание. Но Нефандус, как и Кларисса-пророчица, знал ответы на все вопросы. Его архив наблюдений, собранный за полтора столетия, занимал несколько комнат.

Помимо сбора сплетен Нефандус увлекался театром. Особым театром… Ненавидящие считали его помешанным, безразличные называли чудаком. Нефандус прославился своим кукольным театром, где он был и сценаристом, и режиссёром, и кукловодом, и зрителем, для которого разыгрывалось представление.

Гектор пропускал одиноких людей, он останавливал своё внимание на парах и группах. В отношении любого из старейших-хозяев это выглядело бы странным, но только не в отношении Нефандуса. Безумный кукловод разыгрывал свои странные пьесы прямо на улицах города и всегда со многими участниками. Сейчас Гектор уже заметил двух — чёрную птицу, притулившуюся под крышей театра, и серую трущобную кошку, жмущуюся к дверям служебного входа — да-да, Нефандус не брезговал и животными. Определить, что зверь и птица не принадлежат миру живых было довольно сложно — перфекционист Нефандус не забывал про дыхание и влажный блеск глаз, но черты хозяина, обладающего разумом, проступали в звериных мордах, и бессмертные могли это заметить. Было холодящее ощущение присутствия чужой воли в мелких созданиях…

По ступеням спустились трое — невысокий господин с такой же маленькой женой, и дама, подруга семьи. Они тепло, хоть и быстро попрощались и разошлись. Все трое были куклы Нефандуса, Гектор ясно видел на них печать одного страшного хозяина. Нефандус был мастером своего дела и не допускал промахов, как Сесилия, чьи куклы отражали её эмоции, или Гелер, который, хоть и стремился к полной обезличенности своих созданий, всё же неосознанно наделял их одинаковыми резкими, тонкими чертами — один и тот же карандашный набросок на белой бумаге… И всё же в этих трёх чувствовался один. Кукловод огромной тенью нависал над ними.

"Един в трёх лицах", — съязвил Гектор.

Он выбрал подругу семьи, эффектную леди лет тридцати. Было заметно, что эта кукла изготовлена очень давно: чудесная фарфоровая кожа при внимательном рассмотрении более напоминала тонкий слой эмали. Тело, обряженное в дорогое платье, было жёлтым телом мумии.

Дама взяла извозчика и укатила. Возница — отметил Гектор — был случайным смертным. Птица снялась с места и полетела за экипажем. Тогда вампир, не теряя времени, отступил в тень колонн и преобразился.

Выходящие из театра его всё же заметили. Раздались не испуганные, скорее удивлённые возгласы… А вампир был уже далеко. С высоты он следил за игрушечным экипажем. Похоже, дама спешила не домой, в лесное убежище, — её целью был юг города, оживленный район. Гектору следовало действовать быстро.

В уме он тысячу раз покручивал варианты первого разговора с Нефандусом. Желающие получить сведения приходили к его убежищу и застревали в лабиринте, предваряющем вход. За столетие лишь нескольким счастливчикам удалось вырвать у хозяина нужные сплетни. Гектор же сразу отринул лабиринт. Он не рассматривал варианты, грозившие проигрышем.

Вампир, резко сложив крылья, упал на дорогу перед экипажем, где скинул чудовищную маску. В обличье человека он вскочил к вознице и свистящим шёпотом приказал: "Слазь!"

Гектор подкрепил свои слова пистолетом, приставив его к голове возницы. Человек предпочёл послушаться.

Дама, барабанила в окна и кричала, но попыток выбраться не делала. Оставшись за извозчика, вампир едва сумел удержать вожжи. Лошадь, уже растревоженная странной пассажиркой, окончательно взбесилась от усилившегося запаха неживого, понесла.

Укротив животное, вампир обернулся и задвинул створку окошка между возницей и пассажиром. Кукла затихла и с похвальным для старейшего любопытством глядела на наглого смертного, осмелившегося сорвать представление. Нефандус не терпел, когда в его пьесу вмешивались посторонние, но иного способа завладеть его вниманием Гектор не видел. Грохоча и покачиваясь, повозка понеслась по разбитым мостовым.

Он остановился за церковью Микаэля на Пустоши. Здесь кончался живой город и начинался мёртвый: невдалеке белел фундамент какого-то здания, разрушенного триста лет назад, а слева за частоколом деревьев просматривалось городское кладбище.

Дама в карете молчала. Быть может, хозяин всё же оставил куклу? Гектор отрицательно покачал головой, убеждая сам себя: нет-нет. Птицу или мышь он бы оставил, но холёное, красивое тело? Шелк и бриллианты — слишком дорогая игрушка.

Дама молчала, и тишина начинала раздражать вампира. Гектор потянулся, чтобы отворить окно. Он сжал створку и вложил в ничтожное усилие столько злости, что дерево хрустнуло, сломалось. Вампир чертыхнулся. Дурная, не приличествующая бессмертному порывистость принесла ему немало бед в юности.

Дама вжалась в угол сидения. Тёмные глаза лихорадочно блестели в темноте.

— Этот безнадёжный Эдвард решил меня украсть! Что ж… Сообщите ему, что я не выйду из кареты, — надменно произнесла она, отлично играя голосом и лицом… Увы, играя!

"Она продолжает пьесу", — отметил Гектор и снова выругался про себя. Мало украсть куклу! Её нужно ещё разговорить, выбить из образа, утверждённого для неё хозяином на эту ночь!

— Платье и камешки мне — и брысь отсюда, — мрачно повёл не свою роль вампир, и кукла задохнулась от возмущения: такая реплика в пьесе Нефандуса не значилась. Неприятный поворот событий!

Остался один способ заставить пассажирку снять маску — сыграть на чувстве голода хозяина, утомляемого содержанием многих рабов. На таком расстоянии от лабиринта, полуслепой Нефандус вполне мог принять бессмертного за смертного, тем более что сердце Гектора сейчас так и заходилось от волнения. И вампир нарочно повернулся к даме боком. Потом, прилежно играя добычу carere morte, он вовсе отвернулся, якобы случайным движением приоткрыл беззащитную шею.

Дама странно затихла, и на мгновение Гектор испугался, что Нефандус всё-таки решил оставить это тело. Но женщина рванулась вперёд. Руки мертвеца пробили стекло, цепко схватили человека. Гектор ощутил краткое холодное прикосновение острых клыков к шее… и кукла отпрянула и забилась, удерживаемая за запястья сильными руками.

— Либитина… Властительница мёртвых, — задыхаясь от неподдельного, ненаигранного восторга зашептал вампир. — Не фиглярствуй… Недостойно королевы мёртвых… Откройся мне!

В глазах куклы полыхнула ненависть, сравнимая по испепеляющей силе с солнцем:

— Кто ты такой, чтобы я…

— Богиня! Я отниму лишь мгновение.

— Ты умрёшь сегодня, бессмертный!

— Не торопись! Я могу дать тебе, Либитина, много-много великолепного м-м… материала.

Дама, казалось, успокоилась, и Гектор отпустил её.

— Я не от Дэви. Я ему враг. Ты знаешь о поисках Избранного, что ведёт Владыка? Я из группы его ищеек.

— Ты в группе ищеек Дэви и ты не от Дэви? — на губах куклы отразилась усмешка хозяина.

— Я ему враг, — вновь повторил Гектор.

— Мечтаешь забрать Избранного себе? — кукла широко, плотоядно улыбнулась, показав высохшие мёртвые дёсны и желтые оголившиеся зубы, провела язычком по кромке зубов. В глаза вампиру неприятно бросились её клыки — размером не больше человеческих, но острые, похоже, подпиленные каким-то инструментом.

"Ах-да, у кукол не растут клыки. Можно залатать раны, но мёртвое тело не заставишь вырастить недостающий орган, — запоздало понял Гектор и тут же вспомнил о странном обычае людей севера: они хоронили своих покойников с вырезанными глазами и сердцем. — Видимо, чтобы их мертвецами не смог воспользоваться Нефандус".

— Что тебе нужно от меня? — дама прищурилась.

— Сведения. Мне нужна истинная история Великого вампира. Я знаю, что ты знаешь её, богиня. Взамен… — Гектор перевёл участившееся дыхание и невозможным усилием воли заставил замолчать бешено бьющееся сердце. — Взамен я подарю тебе всю Карду. Каждого жителя. Лучшие будущие экземпляры твоей коллекции кукол! Подробное описание внешности. Особенности защиты дома. Пути проникновения в жилище для carere morte. Вкус крови… Эти сведения я собирал пять лет.

— Сведения точные? — в глазах дамы вспыхнула заинтересованность.

— Да. Мы перепроверяли всё дважды. Расскажи мне историю Великого и получишь подробную э-э… персональную карту Карды.

— Карта у тебя с собой?

Гектор усмехнулся.

— Нет, королева. У меня в убежище. Это недалеко, я укажу путь. Прикажи своему рабу — он доставит. Только сперва расскажи…

Кукла сверкнула глазами:

— А ты всё продумал…

— Гектор.

— Гектор. Но если я солгу?

— Я умею различать ложь.

Минута прошла в молчании. Собеседники изучали друг друга. Краем глаза Гектор заметил знакомую птицу — чёрный силуэт на верхушке дерева на краю кладбища. Но вот кукла устроилась поудобнее на сидении и начала:

— Что я могу рассказать о Великом? Это случилось во времена, когда вампирами правил некто Улисс Алитер. К Владыке пришёл юноша и попросил бессмертия. Было это незадолго до Бала вампиров — ночи инициаций, и Алитер согласился. Он пожелал обратить его в ночь Бала, и бал обернулся трагедией. Инициация смертного убила Владыку. Его тело иссохло, будто века провело в земле, юноша же стал Великим вампиром, сильнейшим из всех. Лишь Дэви сумел укротить его. Дэви и Великий развязали войну за Карду. Орден был изгнан. Охотники ушли в Дону, и вампиры праздновали победу. Только Великий пробыл с ними недолго: его голод и жажда убийств были неутолимы. Он ненавидел своё существование и однажды вышел на солнце, пренебрегая законом. Говорят, всё потому, что тот Великий был обращён против воли… В последний момент тот юноша, Избранный, отказался от предлагаемого бессмертия, и тогда Алитер заставил его силой. Владыка напрасно отверг старое правило: инициация должна быть добровольной.

— Это известно всем, — нетерпеливо сказал Гектор. — Мне нужно другое.

— Что?

Вампир обескуражено молчал. Действительно, что? Как чётким вопросом очертить контуры своего расплывчатого, туманного недоумения? Какую тайну скрывает Владыка?

— Владыка никогда не говорил, кто будет инициировать Избранного, — нашёлся он. — Мои юные друзья уверены, что он заставит кого-то силой. А что думаешь ты, Либитина?

Вампирша облизнулась как кошка:

— Не гляди на меня с таким страхом, милый, смешной Гектор. Лучше бойся Зеркальной галереи Дэви! Просто я очень люблю кукол. Ты видишь, как я берегу их. Либитина думает… думает, что Владыка желает сам осуществить эту инициацию.

— Что?!

Лёгкий, полушутливый вопрос, нацеленный лишь на то, чтобы разговорить собеседника, внезапно обернулся крушением всех представлений об Избранном, Даре, целях Владыки. Это было какое-то безумие.

— Какое-то безумие… — пробормотал Гектор.

— Никакого безумия! Алитер не погиб при инициации, Гектор. Его тело разрушилось, но дух накрепко связался с Даром, перешёл в него. Ты задумывался, почему Дар часто называют проклятым? Проклятие Избранного — частица Алитера, она до сих пор в Даре, она теперь подлинно вечна.

— Наш Владыка безумен.

— Только лишь умён. И горд. Ему давно мало бессмертия carere morte! Он мечтает о другом — подлинно вечном, неуязвимом. Ему стала мала оболочка языческого бога — она слишком телесна. Дэви надеется стать богом другой, не юной — зрелой религии. Властительным духом…

Нефандус прервался. Вновь облизнулся и вдруг спросил:

— Ты мне веришь?

— Да, — прошептал Гектор. — Да, теперь я всё вижу ясно.

Быстрым движением он достал из неприметного кармана сюртука конверт, протянул даме в разбитое окно.

— Твоя карта. Она была у меня при себе, я обманул. Зачем тебе знать, где моё убежище?

Не дав Нефандусу опомниться, он преобразился и немедля взлетел. Птица последовала было за ним, но скоро отстала, потерялась.


Кружным путём Гектор возвратился в своё убежище. Это была небольшая прямоугольная камера, в которой едва помещались постель, один стул, книжные полки и простой светильник. Постель представляла собой узкую яму глубиной и длиной в рост человека, выстланную тонкой тканью и наполовину закрытую сверху каменной плитой. Вампир пользовался для сна ямой, а не гробом по привычке, доставшейся от родителей-Низших: считалось, что холодная постель продлевает молодость и позволяет дольше оставаться сытым.

Вампир снял сюртук и улёгся. Он вглядывался в грязно-серую пустоту потолка камеры и размышлял. То, что он узнал от Нефандуса, растревожило, взволновало его.

Бессмертный дух взамен бессмертного тела? В отличие от Дэви, он испытывал отвращение к такому исходу инициации Избранного. Он отпустил на волю воображение и попытался представить, кому он доверит эту роль, когда придёт время. Да, такое пожелать способен разве что кто-то из старейших, уставший от мира и тела, но всё же цепляющийся за жалкое подобие жизни с отчаянностью старика! Ибо не было в этой вариации бестелесной вечности ничего, близкого любой из религий. Один больной, безумный страх перед конечностью существования!

"Дух вампира, управляющий телом Избранного — это напоминает отношения кукловода и куклы, — Гектор усмехнулся. — Может, Либитина, Владычица мёртвых, пожелает этой доли, когда придёт время?"

На мгновение он отвлёкся, попытавшись представить истинное обличье своего интересного собеседника. Кто таится там, за лабиринтом? Старый, выживший из ума кукольник? Непризнанный драматург? Дитя, не наигравшееся в куклы?..

Гектор поморщился, представив все эти фигуры, и вернулся к оставленным мыслям.

"Владыка устал от власти, от ответственности. Он готов уйти, бросить всё, стать духом, пролетающим мир насквозь, не касающимся материи"…

"Тем лучше, — холодное заключение. — Тем легче Дэви сдастся мне".

"Сдастся мне", — впервые он проговорил это про себя. Фраза понравилась вампиру. Это была не грёза, не мечта — зримое воплощение вполне реальной надежды.

"Владыка Низших, мой будущий союзник, появится в Карде перед Весенним балом, — уже совсем спокойно рассудил он. — Но к Валерию Конору нельзя идти, не имея козырей в кармане. Значит, до его прибытия мне нужно разыскать Избранного…"

Смелый план был вполне осуществимым: кандидат в Избранные был только один.


Он едва дождался следующих кратких весенних сумерек и отправился в город. Он летел хорошо знакомым путём — к дому Вако.

Племянник Миры оставался единственным жителем Карды, чью кровь Гектор не попробовал на вкус. В первую проверку Мира соврала, во вторую отправила сестру с сыном погостить куда-то в столицу. И часто в сумерках или хмурым зимним утром следивший за домом Гектор ловил на себе не по-детски внимательный, пронзительный взгляд десятилетнего ребёнка, хотя ни один смертный не мог бы различить carere morte среди теней сада. Похоже, Вако действительно было, что скрывать!

Дом не спал. Жёлтым, нервным цветом мерцали окна гостиной. Гектор заметил в комнате двоих: Миру и её маленького племянника. Устроившись в большом кресле у камина, они вместе читали книжку. Их головы соприкасались, волосы, одинаково золотящиеся в отблесках пламени, смешались. Лицо Миры, освещённое тихим пламенем очага, казалось прекрасным и неприлично, отвратительно живым для carere morte. Гектор смотрел на неё и чувствовал, что внутри поднимается холодная, тяжёлая волна ненависти…

…Ревности?

Он давно видел в вампирше отличную будущую компаньонку, и их постоянные ссоры только раззадоривали его. Ему даже грезилось, что их пара способна затмить Адама Митто и Хелену… Гектор был осведомлён об истории любви Миры Вако, но сначала легкомысленно посчитал, что ему не помешает её увлечение. "Ему вовсе не нужна послушная кукла, все мысли которой заняты лишь им одним", — убеждал он себя. И всё же сейчас… ревновал?

Ему было знакомо это чувство. Несколько лет назад оно уже приводило его на край пропасти. Ослепший от злости, он совершил деяние, сделавшее его Высшим, и его смертная пассия, немедленно покинула его, сгинула, растворилась где-то среди ярких красок дневного мира. Он поклялся не допустить повторения ошибки. "Страсти смертных губят бессмертных", — часто повторял он случайно услышанную от одного из друзей отца фразу. Что же сейчас?

Мира, улыбнувшись чему-то, начала неслышный рассказ. "Глупо! — оборвал себя Гектор. — Очень глупо! К кому ты ревнуешь? К десятилетнему ребёнку? Посмотри: он ей как сын. Мира играет в мамочку, и всё. Это другая любовь. Мальчишка — дитя её души и тебе не соперник".

"А мальчишка быстро растёт, — тут же отметил предательский внутренний голос. — Ты уже ясно представляешь его взрослым, не так ли? И кем тогда будет ему она? Матерью? Другом? А если… любовницей?"

Сейчас Гектор был готов сам инициировать мальчишку-Избранного, заместить его душу своей, только бы досадить Мире.

Он чуть подался вперёд и почувствовал сопротивление уплотнившегося воздуха. Защита дома! Вампир снял перчатку и коснулся её ладонью, потом надавил. Невидимая стена колыхнулась, будто занавесь, но не исчезла. И Гектор, выведенный этим происшествием из глупого мечтательно-рассеянного состояния, отбросил грызущие мысли о связи двоих, невинно смеющихся над какой-то книжной историей.

"В этот дом сложно будет проникнуть, — отметил он. — Попробую поймать мальчишку где-нибудь на улице".

Вампирша бросила взгляд на часы и спешно прервала милую беседу. Оставив несколько расстроенного мальчика в одиночестве, она легко взбежала наверх. Несколько минут Гектор следил за трепещущим пламенем свечи в комнате, где Мира переодевалась в дорожное платье. Потом покинул сад и быстрым шагом дошёл до здания банка на перекрёстке улиц. Здесь он развернулся и, выждав минуту, уже неторопливо пошёл обратно.

Мира шла навстречу. Поравнявшись с вампиршей, Гектор вежливо поклонился, и она, будучи в прекрасном расположении духа, впервые за несколько лет доброжелательно улыбнулась:

— Что ты хмуришься, Долус? Я даже не опоздала.

— Вчера закончили Патенс. Всё пусто.

— Да… — девушка вздохнула. — Может быть, сегодня пошалим в монастыре, как я предлагала?

В глазах Миры мелькнула любимая им чертовщинка, и Гектор сдался:

— Что ж, веди. Это будет достойное завершение поисков.

На перекрёстке они соединились с группой из трёх теней и, махнув единым крылом, скрылись в ночи.

Глава 9 Вызов

Ночь за ночью, то короткие, то длинные — время летело вперёд. В Карде годы проходили незаметно: немногое менялось. Мира отметила своё двенадцатилетие… Казалось, ничто не обещает перемен.

Наступало лето. Солнце нехотя скрывалось за горизонтом, ненадолго уступая царство светлой летней ночи. Тёмно-синее небо едва успевало почернеть, едва успевали засветить яркие летние маячки звезд, как великолепие ночи начинало растворяться в жёлтой полосе восхода… И приходил новый день.

Дом Миры пустовал. Агата уже неделю гостила в столице у Линтеров, родственников по мужу. Слуги же никогда надолго не задерживались в доме Вако: опять, едва хозяйка уехала в Дону, все, должно быть, сговорившись, попросили расчета. Вампирша только улыбалась.

Дожидаясь, пока Винсент вернётся из лицея, Мира затеяла приборку, но осилила лишь пару комнат. Однако она добралась до большого зала, предназначенного для приёмов и балов и давно заброшенного, и покружилась там, подняв облако пыли, готовясь к грядущему балу в замке Дэви.

Уже за полдень из лицея возвратился Винсент. Как и полагалось, зашвырнул книги на шкаф, но сегодня как-то невесело… Мрачное настроение племянника не укрылось от Миры ещё утром, поэтому она спросила:

— Что-то случилось?

— Ничего, — обернувшись, он привычно легкомысленно и рассеянно улыбнулся ей, точно всё действительно было в порядке. Вот только взгляд какой-то потерянный… — Просто сегодня был последний экзамен. Вот и всё.

Он ушёл, преувеличенно беззаботно насвистывая. Высокий для своих лет, — чёрная форменная курточка вновь была коротковата, — и худенький, светлые волосы длинны для мальчика, но на эти локоны рука не поднималась ни у Агаты, ни у Миры. Руки, — вампирша заметила, — мальчик держал в карманах, сжатыми в кулаки.

Взрослея, Винсент становился всё более замкнутым, и попытки пробиться сквозь его отрешённость наталкивались на такое сопротивление, что и Мира, и Агата быстро отступали. Поэтому Мира не стала расспрашивать, но напряжение, непонятная тревога племянника передались ей. До вечера она бесцельно бродила по дому, начиная и тут же бросая одно занятие за другим. Когда густые синие сумерки затопили улицы и листва деревьев зашептала о приближении ночи, вампирша закрылась в своей комнате и отворила ставни. Сегодня она ждала гостью.

Вот в темнеющем небе показалась фигура: большая птица? Летучая мышь? Мира узнала эту манеру. Взмахи крыльев казались слабыми, робкими, словно летящий вовсе не знал своей силы, но, если приглядеться, становилось понятно: не слабость — небрежность, за которой виден тонкий расчёт, и совсем небольшая — усталость.

С божественным изяществом, приходящим на вторую сотню лет, вампирша преобразилась и легко соскочила на пол с подоконника.

— Кларисса! — широко улыбнулась Мира. Этой гостье она была действительно рада. — Здравствуй, подруга! Как давно мы не виделись!

— Доброй ночи, Мира, — голос Клариссы казался, как и её полёт, слабым. Он был хрупким, словно стеклянным, но слова она бросала резко, не боясь, что они разобьются на тысячи осколков. — Доброй ночи, подруга — сегодня радостная ночь!

— Я редко видела тебя в столь хорошем расположении духа! — с готовностью изумилась Мира. Она всё ещё была рада встрече.

— Здесь, в Карде, я действительно дома, — всегда туманные серые глаза старейшей сейчас были ясны.

— Ты надолго остановилась в цитадели?

— Нет, увы… Только пара ночей, — вздохнула Кларисса. Она прошла в комнату, зажгла все свечи в подсвечнике — вампирша любила эти живые огоньки. — Ну, что же, рассказывай, Мира, — тихо сказала она. Серые глаза блеснули в последний раз и вновь заволоклись туманом.

Они познакомились на третий год бессмертной жизни Миры. Кларисса, старейшая, заметила юную дикарку на столичном балу и сама завела с ней беседу, а в конце бала помогла уйти от охотников. С тех пор они навещали друг друга, впрочем, нечасто, и подолгу говорили. Это были типичные отношения наставницы и ученицы: Мира преклонялась перед мудростью Клариссы, а та, одинокая — слишком одинокая! — была рада благодарной слушательнице.

Свечи сгорели почти на четверть, а Мира всё ещё не кончила рассказ:

— Особенно тяжело весной и летом. В первый год было страшно: солнце, солнце, солнце! — за тонкой перегородкой из ткани! На второй год я успокоилась, а к четвёртому полюбила рисковать. Обманывать смертных вовсе не сложно, главное рассчитать всё, каждую мелочь, и ничего не пропустить. К счастью я ещё помню, как это — быть человеком… Сейчас я несчастная девушка с навеки разбитым сердцем. Сестра уже три года навязывает мне то одно, то другое знакомство, она ещё надеется выдать меня замуж, но я всем отвечаю отказом. Зато меня обожают все бездомные собаки Карды: я кормлю их своим ужином. А когда Агате вздумывается устроить приём, я беру на себя организацию и весь вечер потчую других… Правда, пищи для поддержания сил мне теперь требуется немало, да ещё — запрет Владыки! Мне разрешено одно убийство в месяц. Каждое первое число я пирую — и до следующего питаюсь какими-то каплями, уподобляюсь Низшим. Сначала я боялась, что голод сведёт меня с ума, но Бездна дремлет. Я сильно ослабла, но это всё ещё я, — вампирша вздохнула. — И ещё я почти забыла, как это: летать! Хорошо, что в Карде можно не опасаться Ордена.

— Ты веселишься, Мира, — Кларисса никогда не улыбалась, и эта фраза могла показаться обвинением, но Мира хорошо знала подругу, — совсем как в старые времена… — её голос вновь вызвал ассоциацию с тонким, невесомым, искусно сделанным стеклянным украшением.

— Да, наверное, — скупо сказала Мира. — Как же ещё, помилуй, мне развлекаться? Поиски Дара — синекура, безусловно, но из-за своей бессмысленности на редкость утомительная! Позавчера мы отчитались Дэви об итогах: ни-че-го! Я боялась гнева Владыки, но он остался равнодушен. Теперь я недоумеваю: были ли эти поиски ему вообще нужны?

— Задание Владыки могло показаться бессмысленным, но это не так. Александр Дэви всегда славился умением так рассчитать единственный удар меча, что он разрубает все — и видимые, и невидимые узлы, — сказала Кларисса. Её голос резко оборвался — вычурная безделушка упала на пол. Мира поймала себя на том, что ждёт звона осколков.

— Я боюсь его, — призналась она. — Он как… машина.

— Он — один из старейших вампиров, — огоньки свечей, отражающиеся в стекле, поблёскивали в глазах старейшей: отражения отражений. — Один из наших богов.

— В таком случае, нам ли рассуждать о божественных планах!

— История Дара — это история становления carere morte. Разве тебе это не будоражит воображение?

Вампирша пожала плечами.

— Владыка прав, с годами я стала видеть хуже, — печально заметила Кларисса. — Слишком много дорог, слишком много имён… Так значит, светловолосый мальчик, которого я заметила в гостиной, подлетая, сын твоей сестры?

— Да, Винсент, — Мира неприязненно ожидала следующего возгласа: "Он же просто копия Алана! Что ты задумала, подруга?" Но Кларисса молчала, и она продолжила иронически, злобно:

— Все вокруг воображают, что я хочу его инициировать, что я вижу в нём Алана! То, что они похожи, даёт мне лишний повод сделать всё, чтобы Винсент не узнал нашего проклятия. Я люблю его, как сына.

— Он не твой сын. Ты вновь опасно развлекаешься, — вздохнула Кларисса. Она рассеянно следила взглядом за отражениями огоньков в стекле, и отражения отражений в её туманных глазах плясали в том же ритме. Мира затихла, ожидая пророческих слов старейшей.

— Помнишь наш последний разговор в Доне? Помнишь, что я говорила тебе тогда? — промолвила Кларисса. — Не все вампиры способны вынести вечность. Многие и многие сходят с ума, боясь дать этому название, ищут свою смерть и находят. И Бездна поглощает их, — её голос зазвенел не как треснувший бокал — как струна. — Ты же достаточно сильна и холодна, ты будешь жить долго, очень долго, однажды ты станешь хозяйкой. Но в своей вечности ты должна быть одна. Ты ещё полюбишь своё одиночество. Ты — разрушительница, Хаос любит тебя. Никто не задержится рядом с тобой. Все они сгинут — смертные ли, бессмертные: это земля рушится вокруг тебя… Я говорила тогда и повторю сейчас: не привязывайся! Беги из этого дома, пока не погубила дорогих тебе людей.

Мира опустила голову, закрылась волосами, чтобы подруга не увидела её слёз.

— Алана погубила не я. То, что ты говоришь, жестоко. Я не делала зла никому из друзей.

Улыбались лишь глаза Пророчицы, но не губы, как всегда:

— Для тебя ещё не настало время платить. Но когда оно придёт, ты вспомнишь мои слова. И знаешь…

— Что? — не зная, чего ждать, ощетинилась вампирша.

— Я могу сказать, когда придёт время платить, Мира. И это будет очень скоро по меркам бессмертных! Ты знаешь, есть люди, способные различать вампиров среди людей? Глаза твоего племянника так пронзительны! Несомненно, у него есть этот дар.

— Дар?

— Лет через пять он научится им пользоваться, и ты больше не сможешь скрывать свою суть.

— Но сейчас он…

— Не видит в тебе вампира. Он ещё мал и не понимает своей силы. Пять лет, Мира.

Вампирша долго молчала, потом засмеялась:

— Вот, опять. Кларисса, ты золото. Ты опять говоришь золотые слова. Чем мне отблагодарить тебя, подруга?

— Не стоит, — первый раз Мира видела её улыбку. — Интересная история! Сколько нитей сплетено здесь, в цитадели! Дар, планы Владыки, твои планы — компоненты взрывчатой смеси… Прощай, подруга, — она скользнула к окну, сжала на прощание в холодных узких ладонях ладонь Миры, — я замечталась здесь с тобой… Карда ждёт!

— Да, Карда, — растерянно повторила за ней Мира. — Я чем-то обидела тебя?

— Нет, — серые глаза совсем потухли, в них больше не плясали отражения огоньков свечей.

— Тогда лети, — легко разрешила Мира. — Встретимся ещё, когда-нибудь.

— Последнее: защита твоего дома хороша, но недостаточна, когда хранишь в нём такое сокровище. Займись этим.

— Хорошо…

Кларисса преобразилась, серебристые рукава платья скрылись под серыми мягкими крыльями. Бесшумный взмах — и она растаяла в ночи. Старейшая, добровольная затворница, быстро уставала от разговоров.

Мира вышла в сад. Белели дорожки, устланные… нет, не снегом — лепестками: яблони отцветали. Подул ветер, и новая порция их, похожая на конфетти, закружилась в воздухе.

— Тётушка, у тебя опять бессонница?

Мира обернулась, недовольная тем, что племяннику удалось подобраться к ней незаметно, и ещё больше — смелым вопросом:

— Что ты здесь делаешь? Иди в дом, сейчас же!

— Сейчас пойду, — покорно согласился Винсент, но не уходил.

— Ну что ты, солнышко? — Мира наклонилась к нему, чуть улыбнулась, пряча клыки. — Всё-таки, что случилось?

— Только не пугайся. Что нужно сделать, чтобы стать вампиром?

— Что за странный вопрос?

— Мы поспорили с Тони Дэртоном о сказках, — последовал быстрый, точный ответ. — Так что нужно? Достаточно, чтобы вампир выпил твоей крови?

— Нет, — Мира отчаянно желала, чтобы её смех звучал искренне, слова выговаривались с трудом. — Для этого человек должен принять каплю бессмертной крови, если верить сказкам.

Вампирша с ужасом смотрела на ребёнка.

— Значит, я выиграл, — беззаботно улыбнулся Винсент. — Спокойной ночи, тётушка.

Мира только усмехнулась: совсем никого не боится, маленькое чудовище!

"Глупый детский спор, успокойся, — и, глядя, как он уходит по тропке к дому, — пять лет, Мира. Ещё пять лет…".


Следующей ночью она танцевала на балу у Дэви. В логове Ночи собрались бессмертные со всей Термины, древнего Северного Княжества.

После гранд-марша началась первая часть танцевальной программы. Эти старинные танцы вампирша больше любила наблюдать со стороны, чем танцевать, тем более, что фигуры знала очень плохо… как и большинство присутствующих: танцующих было немного.

Мира прогулялась в коридорах близ главного зала, нашла Алису Тэрре и Селену Ингенс и завела с ними беседу. Алиса была грустна. Она равнодушно подавала реплики, то и дело бросая печальные томные взгляды в сторону балкона. Там в одиночестве скучал Владыка. Мира поглядела на Дэви и вздрогнула, вспомнив Зеркальную галерею.

— Неужели ты совсем-совсем не боишься его? — не удержавшись, спросила она вампиршу. Алиса на секунду смешалась, но ответила резво:

— Господина боится тот, кто боится своей сути. Сути Тьмы… — путано объяснила она и поглядела с превосходством. Её причёску венчала не то диадема, не то тиара, алое платье с пышной юбкой оказалось самым ярким на этом балу. В глубоком вырезе лифа притаился паук из драгоценных каменьев.

"Фанатичка", — печально подумала Мира.

— Надеешься стать его фавориткой? — засмеялась она вслух. Непонятно почему, захотелось уязвить Дэви, пусть он и не услышит. — Все старейшие бесполы. На третьей сотне лет забываешь о влечении полов. Тебе не стать его любовницей, Алиса.

Девушка непобеждено усмехнулась, и Мира оставила ее. Скоро она добралась до Владыки. Дэви уже был не один. Рядом Мира заметила Валерия Конора.

— Разве о многом мы просим? — это говорил Конор. — День, только день, всё равно вам, Высшим, он не принадлежит. Согласитесь с владычеством Низших днём, а ночь… Ночь мы оставим вам! — его голос набрал силу, неожиданную для Низшего. Он почти перекрыл грохот оркестра…

Дэви не ответил. Облокотившись о перила балкона, он смотрел в зал, где танцующие пары — мужчины в чёрном, женщины в красном составляли один узор за другим, картину за картиной. То сложные круги, то пёстрые цепи, то диковинные красно-чёрные цветы… Древний, забытый людьми танец, который давно танцуют лишь бессмертные.

Вальсовую часть бала Мира танцевала с Гектором Долусом. Сегодня он был вежлив и молчалив, она — покорна и мягка, и старые разногласия были забыты. Они кружились в танце, долго молчали, с удивлением понимая, что всегда нравились друг другу.

Темп ускорялся, обещая скорый переход к полькам.

— А что, Мира, — спросил Гектор во время особенно быстрого променада. — Не пора ли нам бросить воевать и подписать перемирие? Скрепить будущий союз можно в Доне, — очередной фигурой танца он воспользовался, чтобы привлечь её к себе поближе, и вампирша вовсе не была против. — Вы давно не были в столице, леди, как и я. А Орден по нам скучает… Поиски завершены, Владыке мы пока не нужны, так возвратимся в Дону и покажем наглым Низшим, кому принадлежит власть над миром Ночи.

— Вернуться в Дону? — слабо спросила Мира. — Нет, мне хорошо здесь. Можно отдохнуть в столице пару месяцев, но только, если ты прекратишь язвить, Гектор. Хотя бы язвить! — она лукаво улыбнулась помимо своей воли.

— Миледи, — он смеялся, — я обожаю вашу манеру общения! Мы составим, — прошептал он ей в ухо, — прекрасную пару…

— Как ты скор!

— Мне жаль тратить вечность на пустые разговоры! — отрезал вампир. — Ну же, Мира…

Мира поглядела ему в глаза, и в пустых дырах его зрачков ей померещилось бурление огромного моря. Вампирша струхнула и отвела взгляд.

— Любовь отнимает так много сил, Долус! — с сожалением проговорила она.

— Разве?

— Да…

— Разве речь о любви?

Она рассмеялась и ничего не ответила. Померещилось… Звонкий смех, задорная улыбка, дразнящий и манящий взгляд — вот всё, что сейчас от неё требуется.

На следующий длиннейший котильон Мира сбежала от Гектора к Митто. Алиса Тэрре оставила ведущего её на танец Патрика и бросилась навстречу соблаговолившему снизойти до гостей Дэви. Вновь заиграла музыка и вновь закружились чёрно-красные пары… Праздник не закончился и под утро. "Веселиться здесь вы можете хоть всю вечность!" — разрешил Владыка, но Мира после этой фразы со вздохом засобиралась домой. "Двойная жизнь имеет свои недостатки", — с сожалением пояснила она Гектору, пошедшему её провожать, и одарила Долуса на прощание озорной улыбкой: пожалуй, она действительно не прочь отдохнуть. И именно в столице. И именно в компании.


Краткий тайный путь из замка Мире показал Оскар Мерго, хозяин всех слуг "Тени Стража". Дорога проходила через пещеры, над которыми стоял замок Дэви.

Чтобыдобраться сюда, нужно пройти три яруса: спальни, убежища, кладовые и после спускаться по узкой лесенке, прорезанной в камне. Нижние её ступени обглоданы временем так, что почти не отличаются от простых камней. В пещеру все входят, обязательно оступившись на последней.

Здесь бесчисленные бусы паутины свешиваются с потолка. В дырах, которыми испещрены каменные глыбы, образующие потолок, стены, пол гнездятся отвратительные твари, самыми приятными из которых кажутся летучие мыши. Эти пещеры — обиталище ночных зверей, низших детей Ночи, издавна. Меж холодных камней несёт свои чёрные воды Стигий — сонная подземная река: можно сесть в лодку и плыть по течению, можно прогуляться берегом.

Мира неспешно прогуливалась. Под землёй, в самом сердце древнего камня, торопиться куда-то казалось нелепым и бессмысленным. Шуршание платья, стук каблуков, ленивые, медленные переливы Стигия, неумолчная капель воды — звуки убаюкивали. Мира засмеялась, представив, как смешно она выглядит сейчас со стороны: дама в красном бальном платье и спавших перчатках, пробирающаяся скользкими тропками в безымянной пещере, путающаяся в мокрых тяжёлых юбках, но странно прозвучал её смех в этом подземном зале. Он отразился от стен, и эхо ответило десятками голосов — неуверенных, слабых… лживых.

Ей вновь было тревожно.

— …Не место для подобных разговоров! — загремел голос совсем близко. Мира вжалась в выступ стены, испуганно озираясь в поисках источника.

Никого. В пещере она была одна.

— Он подслушает, — мягче продолжал меж тем невидимка. — Этот замок как решето. Здесь целая сеть хитроумных труб, — и, тише, — может, наш разговор уже слушают в бальной зале!

"Знакомый голос. Валерий Конор?"

— Окошко в бальную залу, в спальню Владыки, на нижние ярусы, к убежищу я только что закрыл, — уверенно заявил невидимый собеседник Конора… "Гектор?" — Мы можем говорить спокойно. Я хочу говорить с тобой сейчас, Валерий!

Теперь Мира поняла, в чём дело. Странный замок Дэви был пронизан сетью тоннелей, многие из которых, благодаря своему особенному строению, способны были передавать голоса на порядочные расстояния. Видимо, затворяя "окна" в пределах замка, Гектор, сам того не подозревая, привёл в действие механизм, открывший тоннель, что соединял "Тень Стража" с пещерами под ним. Вампирша установила и источник звука — окошко отворилось в потолке пещеры в двух шагах позади. Она возвратилась и замерла прямо под огромным чёрным провалом, воронкой уходящим вглубь камня; затихла, вслушиваясь.

…Плеск тёмной воды Стигия, бесконечная капель, хлопанье крыльев, шорох тысяч ножек мерзких тварей, что во сто крат отвратительней пауков, и — голоса:

— Что же за срочный разговор может быть у ищейки Дэви ко мне? — растягивая слова, произнес Конор. — Позволь, я догадаюсь. Ты нашёл Его?

— Да.

— Владыка не знает?

— Разумеется, он не знает! За дурака меня держишь, Низший? Никто не знает, кроме меня.

Долгая пауза. Голос Конора:

— Что ты хочешь в обмен на имя Избранного?

— Сначала я хочу знать, что ты сделаешь, когда услышишь его. Убьёшь этого Избранного, как предыдущего?

Ещё более долгая пауза. Голос Конора:

— Да, если не смогу его подчинить. Чего ты хочешь, Гектор?

— Немногого, — Мира представила его улыбку. — Я дам тебе Избранного, и вампиры признают тебя Владыкой. С помощью его Дара мы перестроим мир так, что в нём не останется места для Высших. А сейчас — сущая малость! — я требую обряда. Обмена кровью! Чтобы я мог доверять тебе, Валерий.

Молчание было долгим. Конор размышлял. "Обмен кровью" — Мира знала, что это: вкусившие крови друг у друга вампиры не могут лгать друг другу. Оба читают мысли друг друга как свои. "Обмен кровью" значит полное и безграничное доверие. Умно, Долус!

— Соглашайтесь, Владыка, — это сказал другой голос, тоже знакомый: Леонард Претер? — Долус Высший, но мыслит как Низший. Обмен кровью — это не так обременительно, как кажется. Мы с Верой обменялись кровью недавно, и это лишь упрочило наши отношения.

— Влюбленные — другое дело, — Конор хохотнул. Неуверенность чувствовалась в его голосе.

— Ты хочешь узнать имя Избранного, или нет? — засмеялся и Гектор. — Нет, стой, "Владыка", сначала я…

Наступила тишина. "Тот, кто подслушивает, ничего хорошего не услышит!" — издевательски гримасничала её тень — отражение в чёрной воде подземной речки. Но Мира осталась: она должна была услышать это имя.

"Она услышит его, и уйдёт тревога. Избранный — не её идея, не её война, не её судьба! Ничто не угрожает её тихому мирку ещё пять лет. Никакому злу не проникнуть в их дом. Дар… Избранный…

Чужая, глупая сказка, ничего в ней нет!"

"Я давно знаю эту сказку. Я видел её… во сне…"

Мира, сдавшись, вновь подняла голову вверх, к таинственной норе, уводящей в тёмные недра "Тени Стража". Она ожидала так недолго.

— Кто он, Гектор?! — снова потребовал Валерий Конор.

— Мы проверили всю Корону, и не нашли его. Но в одном смертном я давно сомневался и на днях решил проверить ещё раз, — Долус снова еле слышно засмеялся. — Вот он, "обмен кровью"! — ты уже понял, о ком пойдёт речь. Да, запутанная история! Конечно, пройти мимо этого дома я не мог. Его мы пропустили ещё шесть лет назад, из-за Вако…

Конор молчал.

— Когда она доложила о безрезультатной проверке, я сразу понял, что она врёт! Или она его не проверяла, или это — Он! Так или иначе, группа, в поисках, прошла дальше. Этот мальчик, её сокровище, остался незамеченным.

— Так Вако знает, что Дар выбрал его?

Теперь долго размышлял Гектор:

— Хм-м… Это не важно. Она не сообщит об этом Дэви, тогда её давняя ложь насчёт проверки вскроется, и ей не поздоровится. Я прослежу за ней. Она ещё станет нашей союзницей.

— Как ты думаешь, почему она солгала?

— Она никому не хочет его отдавать, даже Владыке.

— Но… Гектор, ты точно уверен, что перед тобой был Дар?

— Да, — Мира вновь почувствовала его улыбку. — Я хотел поймать мальчишку в городе, но он уходил от меня, будто чувствовал приближение тени. Пришлось ломать защиту дома. Я проник в дом ночью, когда младшая Вако охотилась. И старшая сестра уехала в столицу — мне повезло. Избранный… — Гектор засмеялся, — прятался от меня под кроватью…

Мира охнула и испуганно зажала рот ладонью, будто кто-то мог её услышать.

— Его кровь светится, горька на вкус и отнимает силы — да, он, несомненно, Избранный, — суше продолжил Гектор. — Это ни с чем не спутаешь, Валерий. Хочешь проверить сам? Пожалуй, больше не стоит так пугать ребёнка. И учти, проникнуть в этот дом непросто: ты растратишь все силы, пока пройдёшь его барьер.

— Отлично, — прошептал Низший. — Избранный ещё очень молод… Великолепно! Мы успеем сделать его таким, какой нужен нам. Главное, чтобы это имя не стало вдруг известно Дэви.

— Ты хочешь ждать до его двадцатилетия?

— Да. Старый запрет на обращение до этого срока мудр. Слишком юные не справляются с вечностью. Не беспокойся, он никуда не уйдёт от нас. Частица проклятия Великого вампира до сих пор есть в Даре, и она стремится к нам. Избранный им может сопротивляться, но не бесконечно. Когда он истощит себя, он станет нашим, я же позабочусь, чтобы он быстро растерял свои силы. Как Фидес… Подожди. Мечта о мире без Высших никуда не уйдёт от нас.

— Мир без Высших — эту цель я вижу всё реальней…

— Да…

Мира оторвалась от стены: всё, ей достаточно! Вполне достаточно! Поминутно оскальзываясь, она направилась дальше по течению Стигия к выходу из пещер.

Её мальчик, её Винсент — Избранный. Она не была удивлена, она давно знала эту свою тревогу.

"Главное — успокоиться, — убеждала она себя. — Счастье, что ты оказалась здесь, счастье, что ты это услышала".

Чёрная вода Стигия казалась бездонной пропастью, провалом… в Бездну.

"Скольким, оказывается, нужен Дар! Не Дэви — так Конор…"

Она поскользнулась в очередной раз и упала, услышав треск рвущегося на спине по шву платья.

"Жалкий же у тебя сейчас вид! И жалкое положение!"

Вот вдали показался свет. Бледное туманное утро. Выскочив из-под земли, Стигий волшебным образом преобразился — светлая, звонкая, весёлая речка, шаловливая как ребёнок.

"Дэви или Конор — участь Винсента решена: Великий вампир", — это была последняя, страшная, невозможная мысль.

Вампирша преобразилась: не время беречь силы — солнце не ждёт.

Её полёт был неровным: резкие, сильные взмахи. Она понапрасну тратила силы, бросаясь то вверх — но тогда ощущала лишь злость, то вниз — и тогда чувствовала лишь отчаяние.


Винсент уже проснулся и завтракал. Мира, переодевшись, наскоро приведя себя в надлежащий вид, спустилась в столовую.

Стук чужого сердца рядом, совсем рядом, был громом.

— Доброе утро, солнышко, — поздоровалась Мира.

Один внимательный, почти равнодушный взгляд — она уже знала, что искать:

— Что у тебя с рукой, Винсент? — поинтересовалась она удивительно тонким, слабым голосом. Голосом тени. Не дожидаясь ответа, шагнула к нему, грубо дёрнула за правую руку.

Манжет рукава рубашки странно топорщился. Мальчик неумело забинтовал себе запястье.

— Ничего особенного, — с готовностью доложил племянник, — я порезался, случайно.

— Ну, конечно! — прошептала она почти беззвучно. — Показывай!

Винсент насупился:

— Нет!

Он выдернул руку, её острый коготь оцарапал ему кисть. Выступившая капля крови источала сияние. В ней плясали серебряные искорки.

Вампирша закрыла глаза. И пока она пребывала во тьме, мир рухнул. Рассыпался в пыль, как carere morte от удара охотника. Сгинул. Когда она открыла глаза, вокруг был новый мир. Солнце истины сияло в каждой его пылинке, как древний Дар в крови Избранного. Миру пугал и притягивал этот свет. Она долго стояла, тихо изучая нового Избранного из-под полуприкрытых ресниц, но вот Винсент, соскучившись по настоящему солнцу, потянулся, чтобы отдёрнуть занавеску. Увидев это движение, вампирша очнулась, поспешно ретировалась в коридор.

"Защита дома хороша, но недостаточна, когда хранишь в нём такое сокровище…" — ты всё время забываешь о защите, поскольку не чувствуешь её над этим домом, как одна из хозяек. А, между тем, Долус навестил вас совсем недавно, зло проникло сюда… Ты ничего не заметила! Его привела твоя старая ложь. Ложь не исчезает без следа. Ложь — это тоже слова, единственное, что остаётся в вечности. Что же ты будешь делать дальше, Мира? Не Дэви, так Конор! Многих увлекла старая сказка. И тебя, ничтожество перед двумя Владыками…

…Как это: "Ты не уступишь им?"

— Избежать таких ранений легко, — хрипло сказала Мира, не глядя на Винсента. — Любой человек может просто не пустить в свой дом того, кто способен нанести их. Нужен определённый настрой. Я научу тебя.

— Ты знаешь о них?! — испуганно-удивлённый шёпот.

— О "них"! Знаю, — усмехнулась вампирша и тут же смягчилась. — Впрочем, ты прав. Не будем называть их истинным именем, иначе сложно будет потом обратить разговоры о "них" в шутку…


Вечером Гектор встретил её близ Пустоши.

— Что ты решила насчёт возвращения в столицу? — резковато спросил он, едва закончился обмен приветствиями.

"Ты задумал увезти меня от него, Гектор?"

Мира вскинула голову, чтобы поймать его взгляд. Она сжала кулаки, и ногти больно вонзились в кожу ладоней, как когти хищной птицы. Более всего ей хотелось разодрать лицо желтоглазого вампира в клочья этими когтями.

— Владыка разрешил мне всего двенадцать жизней в год. Я слаба и медлительна. Где мне тягаться с охотниками! Останемся в Карде. Право, здесь тоже можно неплохо развлечься!

— Ты считаешь?

Гектор хмурился, но сдавался.

— Сегодня я поведу тебя на экскурсию по Вастусу, — Мира засмеялась. — Сегодня ты поймёшь, как мало узнал этот город за пять лет!

Их улыбки, обращённые друг другу, были хищными оскалами. Ложь навсегда встала между ними — тонкой, прозрачной, но неразрушимой стеной.

"Старейшие не откажутся от Дара. Тебе не справиться со всеми бессмертными, Мира".

"Я не отдам его Бездне, Гектор. Значит, все бессмертные обречены проиграть".

Глава 1 °Cтаршая сестра

План Миры был прост. Конор стремится к добровольной инициации Избранного. Значит, нужно воспитать Избранного так, чтобы он никогда не пожелал обратиться в вампира.

Сначала это было легко. Они посадили вокруг дома розовые кусты, а у ворот — огромный колючий чертополох. В столовой и гостиной поселились сухие веточки вербены, а над всеми окнами и дверьми Винсент нарисовал круги — символы солнца. Всё это, конечно же, не защищало дом от carere morte, но мальчик почувствовал себя увереннее, и Мира начала конструирование настоящей защиты:

— Есть дома без хозяев: сдаваемые внаём, гостиницы. Проникнуть в такие незваным гостям легче всего — там слабая защита, либо же её вовсе нет. Дома-особняки защищены лучше. Эта защита ощущается незваными гостями как купол из стекла — невидимый и прочный. Но он может истончаться, его разрушают ссоры или уход обитателей, а смерть хозяина может вовсе разбить защиту дома. Есть ещё защита Ордена — Покров. Если обычную защиту может пробить сильный ночной гость, то Покров не по зубам и бессмертным владыкам.

Кто создаёт защиту дома? Его хозяин и только он. Тебе достаточно представить купол защиты, и он появится. Но ты должен действительно любить то место, которое собрался оградить. И, создав защиту, ты не должен совершать злых поступков, допускать злых мыслей и ни в коем случае не сомневаться в своей способности творить волшебство.

— А почему я? Разве только я хозяин? А ты?

Вампирша вздохнула:

— В ней будет моя часть! Но дети создают самую сильную защиту. Просто взрослые видели слишком много зла.

— А можно сделать купол защиты над всей землёй?

Мира улыбнулась:

— Может быть, Избранному это по силам…


А однажды Винсент спросил:

— Защита бывает над домами. А что мне делать, если я встречу врага вне её? Можно как-то защититься самому?

— Охотники это умеют.

— Мне нужно стать охотником?

— Боюсь, что да, — вампирша загрустила. — А пока этого не произошло, посоветую одно: бежать!

Мальчик долго молчал, обдумывая что-то.

— Но и охотники могут пострадать от врагов? — спросил он. Глаза хитро блестели. — В сказках бывало такое. Они могут быть ранены… или убиты?

— Да, если враг силён. Допустим, старейший или хозяин, — Мира хмурилась, чувствуя, что этот разговор не так-то прост.

— А если охотника сильно ранит его враг, то охотник может стать, как он?

— Не понимаю…

— Охотник может стать наполовину вампиром? Например, бояться солнца?

Солнце в данный момент жгло спинку кресла, в котором сидела вампирша. Мира удивлённо подняла брови: так он вообразил, что она — пострадавшая от вампиров охотница?!

— Да, такое возможно, — выдавила она и поспешила уйти к себе в комнату. Всё же на лестнице вампирша, не удержавшись, закрыла лицо ладонями и расхохоталась.

Несмотря на всю ложь, это было лучшее время. Время светлой дружбы и безусловной детской любви. Вспоминая его потом, Мира признавала, что никогда их отношения не были столь близкими, когда они просто могли идти рядом, и чтобы она держала его ещё детскую руку. Отринув призраков прошлого, не страшась будущего, не соблюдая обязательную дистанцию… Она была ему старшей сестрой. Счастливое время…


Скоро всё изменилось. Мальчик вырос, и ей стало тесно с ним новым. Хохоча и гримасничая, вырвался из заточения старый призрак.

Винсенту исполнилось пятнадцать. Он вырос, уже теперь был выше Миры. Лицо было ещё по-детски мягким, подбородок, скулы не выделялись рельефно, но голос потерял детскую звонкость.

Голос Алана — вот первое, что вернулось к Мире из прошлого, когда мальчик повзрослел: тот же тембр голоса, тот же смех, та же манера говорить — небрежно, рассеянно, беззаботно. Он возвращался. Мира узнавала его вновь и по-новому: походка, жесты, улыбка…

Иногда Мира ждала, что почувствует старое волнение. Она начала путать имена: "Винсент"? "Алан"?! Поэтому старалась чаще глядеть племяннику в глаза: тот же голос, манеры, походка, привычки — словно отражение в зеркале, но это зеркало, отражающее давно ушедшего, но не забытого разбивалось, когда Мира встречалась с Винсентом взглядом. Это были не те глаза. Не серый лёд — прозрачный ручей…

Зеркало разбивалось, и она понимала, что присутствие тени Алана — лишь её иллюзия. Нет. У Винсента не та улыбка и вовсе не такой же смех. Она вспоминала лицо Алана, нервное, одинаково страшно искажающееся от смеха или крика, тёмное, несмотря на вампирскую бледность — то была тень отчаяния, тень безумия, и понимала, что оно совсем не похоже на это новое, тонкое лицо актёра, на котором и радость, и отчаяние кажутся одинаково прекрасными.

Тогда, она думала: "Пусть Винсент никогда не будет зеркалом, отражающим того, пусть он никогда не станет вампиром!"

Мысли вампирши наполнились новой тревогой за судьбу Избранного.

"Что же делать?!" — один и тот же вопрос, как в дурном, повторяющемся из ночи в ночь сне.

"Беги… Бегите! Пока ещё не поздно", — планы побега она строила каждую неделю, но ни один не претворила в реальность: "Конор узнает, Конор найдёт, Конор заберёт его днём, когда ты бессильна. А что подумает Владыка? Что, если в суматохе бегства, его причина станет известна Дэви? Можно ли убежать от него… от Бездны? Она смотрит из всех зеркал!"

Вампирша искала слабое звено в цепи приближённых Владыка: хитрый, ненавидящий своего наставника и господина Адам Митто, поглощённый новыми способностями хозяина Герман Гелер, Калькары, чьей вотчиной была Дона, не в последнюю очередь по вине Дэви ушедшая Ордену… Нет, нет: нечего и думать просить у кого-либо из них защиты. Она может лишь стравить их, но тогда маленькая, слабая, первой и погибнет на их клыках.

Решения иного, кроме "ждать", она не находила. Возвратившись с ночной охоты, вампирша кружила по своей крохотной комнатке, пока хватало сил. Три шага от окна до кровати, ещё три до двери — и обратно, по кругу. В конце концов, она падала на кровать и засыпала, но "что же делать?!" — было последней мыслью перед тем, как погрузиться в сон, и первой вечером, после пробуждения. Хуже всего было то, что Избранный, кажется, начал раздумывать, какую чашу весов, качающих его Дар, предпочесть! Мира замечала, что Винсента порой тревожит красивая несчастная тётушка и кляла про себя очарование всех carere morte — бесчестную красоту цветка, скрывающего яд.


Вечер. Ещё не пробило одиннадцать, а Агата уже скрылась в своей комнате. Они опять остались вдвоём. В последнее время Мира начала бояться таких вечеров… Она схватила книжку и, прочитав две главы, даже всерьёз заинтересовалась содержанием.

— У нас новый учитель истории, — сообщил Винсент. Он один не желал принимать вечерней скуки и тишины.

— Ты говорил об этом вчера, — заметила Мира, пресекая попытку на корню.

— Тётушка устала и злится, — обиделся он. — А от чего устала, если целый день спала?

— Не дерзи, — обиделась Мира, — и я не спала. И если б ты действительно понимал, насколько плохи наши дела, ты бы не стал спрашивать, отчего это я злюсь!

— Скучно… — сказал Винсент. Мира впервые за вечер осмелилась посмотреть на него.

Мальчик водил правой ладонью над свечой, близко к огню, и тот же огонь плясал в его казавшихся безучастными глазах.

— Ты так можешь обжечься, — голос предательски дрогнул на последнем слове. Сейчас её племянник был вновь слишком похож на Алана… Мира закрыла глаза: это слишком для её рассудка!

— Мне кажется, я схожу с ума, — сказал Винсент после долгого молчания, очень тихо, на этот раз, не рассчитывая быть услышанным.

— Знаешь, в твоём возрасте я тоже думала, что схожу с ума, — заметила вампирша. Голос звенел, как ледяной колокольчик.

— Тогда ты не жила здесь. Мерзкий город! Больной, ужасный, пустой. От страха он словно только тень себя…

— От… страха?

— От страха перед ними. Раньше я не видел их, только чувствовал холод. Они испускают холод, как живые — тепло. Раньше я думал, что они чудовища. А теперь я вижу их! Они здесь везде. Они отражаются в людях, как в зеркалах. У них мёртвые глаза, но они не мертвы. И, что самое ужасное, они не чудовища! Если б они были чудовищами, всё было бы намного проще… Лучше б я не видел, не знал их!

Вампирша неубедительно засмеялась:

— Мы же давно говорим о них. Ты ещё не привык?

— Это не всё, — он опустил ладонь ещё ниже, позволяя пламени лизать пальцы. — Они… зовут меня. Это чары Высших?

— Пожалуй, нет. Чары Высших сильны, способны подчинить любого, но недолговечны. Разумный быстро распознаёт их и ставит барьер. А вот Низшие… Если чары Высших подобны цепям, то чары Низших — паутинкам. Смертные не замечают их и могут следовать внушённым им идеям долгие годы. Но Низшие "зовут" лишь того, кто способен их услышать, кто слаб, кто сомневается, кто боится, кто чем-то опечален… Что с тобой?

— Если б я знал!

— Что это за зов? Как ты его ощущаешь?

Винсент задумался. Он даже оставил свечку.

— Как будто внутри меня есть частица, которая тянется к ним. Как железо к магниту. Но чужеродная это частица или часть меня? Не могу понять!

Вампирша кивнула. Проклятый Дар! "Частица проклятия, Великого вампира, стремится к carere morte".

— Что бы это ни было, не поддавайся. Это шаг в бездну.

Избранный поморщился.

— Это я знаю, — он резко, недовольно взмахнул рукой. — Но ты не понимаешь! Они некрасивы, странны, но притягательны. Когда я чувствую их рядом, меня кидает в жар, мысли путаются, и я… — он взглянул на неё и вдруг оборвал фразу. Покраснел… Мира поняла, о каком влечении речь. О, и она сама когда-то поддалась тёмному обаянию юного бессмертного!

— Их привлекательность — только иллюзия, — тихо заметила она. — То, что кажется лекарством для внезапно заболевшего тела, может стать ядом для души.

Но от нового взгляда племянника её бросило в жар: то был вполне взрослый, мужской, бесстыдный взгляд! И Мира опять бежала наверх… На лестнице она остановилась, закрыла лицо ладонями. Щёки горели.

Что же это? Дар Избранного просыпается? Или это Низшие, слуги Конора, туманят его разум?

И что же теперь делать ей, carere morte?


В эту ночь её сопровождал Гектор. Вместе вампиры навестили Сальтус и прошли его насквозь. Они неслись, подобно теням облаков. Мира часто поворачивала лицо к спутнику, заглядывала в глаза, силилась прочитать ответ в чётких линиях профиля.

Они остановились отдохнуть за городом, в небольшом лесочке по пути в соседнее селение. Отсюда был хорошо виден Лысый холм — место страшной казни вампиров, и Гектор всё не отводил от него глаз.

— Однажды мы можем оказаться там, — пошутила Мира.

— Только ты. Потому что живёшь на виду…

Мира усмехнулась: "Это мы ещё посмотрим!". Вампир заслонял от неё пейзаж, и она вытянула шею, пытаясь разглядеть мягкий округлый силуэт холма на фоне черного неба.

— Тот мальчик на первой же улице Сальтуса, лёгкая добыча, — медленно сказал Гектор, вспоминая недавнюю охоту. — Почему ты не взяла его?

— Кто? О ком ты? Я не запомнила.

— Я запомнил. На вид ему было лет пятнадцать. Сначала ты не трогала детей, теперь обходишь стороной и подростков. Интересно, правда? Почему? Жалеешь их, как племянника? Или стыдишься перед ним?

— Не говори чуши.

Наступила долгая, давящая тишина. В молчании вампира сквозила обида, и Мира пожалела о необдуманно брошенной фразе. Ведь ей сегодня ещё нужно выяснить у Гектора, есть ли чары Низших над Винсентом…

— Когда мы охотились, я вдруг подумала: что, если наша добыча окажется Низшим? Смешная ошибка! — торопливо заговорила она, ещё толком не зная, как подведёт к нужной теме. — Внешне их не отличить от смертных, и сердце у них бьётся также часто.

— Просто, ты недостаточно чутка. Я легко отличу Низшего от смертного.

Мира не обиделась. Обоюдные язвительные замечания были булавками, скрепляющими их очень свободные отношения.

— Интересно, сколько в Карде сейчас Низших? Они так незаметны… Интересно, есть ли они в моём районе? Агата часто жалуется на мигрень… Не они ли тому причиной? — повела она дальше, все ещё слабо представляя себе финальный вопрос, который даст ей единственно нужный ответ.

Гектор ухмыльнулся.

— Низших сейчас вовсе нет в Карде, — безо всякого перехода огорошил он. — Ещё осенью Дэви потребовал у Конора очистить вотчину Высших от "всякого сброда". Низших нет в Карде уже почти полгода.

— Это точно?

— Определённо точно, — она ожидала увидеть смешок в его жёлтых глазах, но Гектор остался равнодушно-безучастным. — Видимо Владыка собирается скоро отбыть в очередное путешествие, вот и не желает оставлять Карду "всякому сброду".

— Тебя это определение сильно задевает.

— Ты знаешь мою историю, — он поднялся. — Ты достаточно сыта?

Мира сладко потянулась. Ей было тепло на промозглом ветру, хотя ощущения наполненности, сытости, как в юности, она не испытывала.

— Сыта ли я? Не голодна, но экономна. Что ты хочешь мне предложить?

— Танец в небе, — он протянул ей руку. — Ты можешь остаться в человеческом обличье, если хочешь.

— Чтобы ты вертел меня, как куклу? Ну уж нет.

Была ли в их близости хоть капля любви? Нет. Ни любви, ни простого инстинкта продолжения рода, довлеющего над всем живым и не оставляющего даже carere morte. Это была разведка; поиск слабых и болевых точек противника. Это была война; они обменивались ласками, как ударами. Они оставались закрытыми, каждый в своей крепости, и когда все одежды были сброшены. И когда два крылатых воина сшибались, играя в небе, казалось, слышится лязг их доспехов…

Мира возвратилась домой за полчаса до рассвета. Неслышно отворила дверь и проскользнула в свою комнатёнку наверху.

"Низших нет в Карде! Значит, странные мысли Винсента вызваны не их чарами, — вампирша опять кружила по комнате, не замечая того. — Значит, виной тому пробуждающийся Дар Избранного и… его чертов возраст!"

Она остановилась, отчётливо представив себя и его, их последний разговор. Две фигурки, кружимые смерчем, сопротивляющиеся, цепляющиеся за стены воронки… Напрасная борьба! Они неизбежно встретятся, соединятся на дне бури!

Чёртов возраст! Сейчас, когда его детская решимость и вера в добро ускользают туманными призраками, когда он легко может подпасть под чужое влияние… сейчас — ей придётся оставить его.

— Мне пора уезжать отсюда, — тихо проговорила Мира. — Мне пора уезжать!"

Уснуть она не смогла. Покружив несколько часов, вампирша вышла из комнаты.


Был полдень — время самого жаркого солнца. Осторожно обходя пятна света на полу, Мира пробралась в гостиную, где были Агата и Винсент. Не дойдя двух шагов до порога, вампирша замерла: в гостиной были открыты все окна, и в комнату щедро лилось солнце. Тогда она метнулась в спасительную темноту библиотеки, но Винсент заметил её. На его лице появилось заговорщическое выражение, он задёрнул все шторы и позвал тётушку. Мира вернулась. Скромная и тихая, вампирша заняла своё место в кресле в самом тёмном углу комнаты.

Агата, впервые за долгое время решилась сесть за рояль и заиграла — сначала неуверенно, медленно. Она сильно била по клавишам, забывая приглушать левую руку, закрывала глаза, вспоминая сложные места, недовольно щурила глаза за новыми очками, когда ошибалась. Взгляд вампирши надолго задержался на этих очках: она размышляла, не обзавестись ли подобными, добавляющими возраст, поскольку прежние ухищрения — тёмные платья, гладкие причёски — помогали ей мало.

"Ведь по людским меркам ей уже тридцать пять!"

— Мира, ты позавтракала? — спросила Агата, оторвавшись от клавиш.

— Да, — привычно откликнулась сестра. Завтрак, принесённый два часа назад и немедленно упакованный в бумагу, ждал своей ежевечерней участи — быть отправленным на помойку.

Винсент сначала схватил свой альбом и начал делать карандашный набросок мамы за роялем. Когда же из-под рук Агаты полились звуки весёлого вальса, он отложил рисунок и вскочил. С обречённым видом вампирша следила, как он подходит к ней, чтобы пригласить на танец… Всё же она ответила согласием и, неловко ступая, вышла в центр комнаты вслед за партнёром.

Они закружились и закружились пылинки, всполошённые её широкой юбкой… Винсент смущался. Он полагал, что будет болтать без умолку, но голос ему не повиновался. Мира с радостью приняла его молчание. Она сдалась после нескольких тактов, закрыла глаза. Сейчас её возвращение к прошлому было полным: она вспоминала и узнавала партнёра не глазами, ушами, как прежде — кожей, и это воспоминание-узнавание было, пожалуй, самым сильным. Где она? Какой год за окном? Не на балу ли Доны гремит этот вальс?

Только почему так горячи ладони её друга-вампира?

Они разошлись на очередную фигуру танца, а в следующее мгновение их руки снова сплелись. Мира всё не открывала глаз. Ей было довольно нити взгляда и стука близкого сердца, чтобы отыскать партнёра и вслепую.

Балансе… Поворот… — вместо одного Мира по старой привычке сделала два, и Винсент, смеясь, подхватил её, помогая устоять на ногах — совсем как прежде Алан. Они остановились и стояли, покачиваясь от мелодии, продолжающей кружить вихри. Теперь они были близко, слишком близко, вампирша чувствовала слабость и истому. "Беги сейчас!" — шепнул внутренний голос, но она в оцепенении позволила Винсенту понести её руку к губам. Он поцеловал её пальцы… Нежно и страстно, не так, как целуют руку матери. Мира почувствовала, как дрогнули его губы — он удивился неожиданному теплу её кожи.

Музыка оборвалась. Грохот крышки рояля довершил разрушение магии танца. Мира обернулась к Агате. Сестра поднялась, очень медленно, очень бледная, с решительно сжатыми губами, и вампирша поспешно и поздно отпрянула от своего партнёра.

Винсент удалось сохранить больше хладнокровия.

— Пожалуй, я снова займусь рисунком. Мама, продолжай, — промолвил он.


Мира вновь спряталась в своей комнате.

Её больше не хватало сил бегать из угла в угол, как зверю в клетке. Она пластом лежала на кровати. Губы шевелились. Она повторяла снова и снова:

— Мне пора уезжать! Пора уезжать!

"Он совсем юн, он не понимает, что творит. Но ты! Что ты делаешь?

Кого ты любишь? Того? Или этого? Кого из них ты хочешь?"

Мира села на постели, закрыла лицо ладонями. О, слишком часто в последнее время ей приходится скрывать пылающие стыдом щёки!

"Это воспоминание свело меня с ума. Значит, Алана. Алана я всё ещё люблю", — поняла она. — "Но совсем скоро его может заместить новый… Винсент! Что ж, знаю одно: пора уходить. Пока можно просто ещё раз убить старую любовь. Пока не нужно вырывать из сердца нового. Избранного…"

Решив, что на этом с невесёлыми думами покончено, Мира попыталась улыбнуться себе. Она встала, огладила смятое платье и, чтобы быстрее развеять грусть от неизбежности расставания со всем прежним укладом, зажгла лампаду на столике.

"Кого ты обманываешь? — немедленно подала голос её тень на стене. — Ты — carere morte. О, смешной вампир, пытающийся жить как смертный! Давным-давно, приняв бессмертие, ты отреклась от всего человеческого. Ты нарушила все моральные законы! И не один раз… Что же сейчас изображаешь чистюлю: "Ах, он для меня слишком молод! Ах, это невозможно: он — мой племянник, родная кровь!" Ты бессмертная. Богиня! А боги могут делать, что им хочется".

— Но ведь он не любит меня, — совсем тихо возразила Мира и почувствовала, что её глаза увлажняются. — Его тянет ко мне проклятие, а он боится признать врага в старшей сестре, вот и решил, что причина в другом. Да, мне пора уходить.

Однако с того дня минула неделя, а она всё ещё оставалась на месте. Мира планировала отъезд на конец весны, когда Владыка вампиров должен был отбыть из Карды со всей свитой. С Винсентом она старалась не встречаться. Мира понимала, что таким поведением только усугубит ситуацию, но не решалась на объяснение: "Может, он уже запретил себе это чувство, а тут приду я… со своими сомнениями". К тому же бдительная Агата теперь пресекала их общение. Один случайный вальс разрушил всю семью.

Дни вампирша коротала в библиотеке. Она отыскала книжку старых сказок Карды и перечитывала печальные вампирские легенды. Мира помнила, когда она читала эту книгу прежде, ей больше всего понравилась безысходно-грустная история Эрвина и Лелии, теперь же её тронула другая сказка. Она несколько раз перечитала историю молодой герцогини, вызволявшей мужа из плена Владыки вампиров.

"История похожа на мою, — грустно подумала вампирша. — Пройти семь дорог, победить семь чудовищ… А что придётся сделать мне ради Избранного?"

Сказка, к её огорчению, обрывалась на самом интересном месте. Герцогиня добыла снадобье, избавляющее от чар carere morte, но вот удалось ли ей дать его супругу и жили ли они после "долго и счастливо", осталось неизвестным.

"Все вампирские сказки обречены на страшный конец. Чем кончится моя война? — заныло сердце от дурных предчувствий. — Чем кончится наша сказка?"

Она поднялась, чтобы убрать книгу на полку и поняла, что больше не одна в комнате. Такой чуткий слух вампирши был бессилен распознать только одного. Избранного…

— Винсент, — она удивилась, как ровно, хрустально прозвучал голос. — Ты меня ищешь?

— Нет. Я только возьму книгу, — также звонко отозвался он. После его выходки с поцелуем Агата чрезвычайно озаботилась грядущими в лицее экзаменами, и теперь Винсент проводил за зубрёжкой большую часть дня.

Мира кожей ощущала приближающуюся волну тепла — идущего к ней живого человека. Она бесцельно перебирала корешки книг и не двигалась с места. Книга, которую искал Винсент, оказалось, стояла на полке над её головой.

Забрав книгу, племянник не поторопился уйти. Чуть помедлив, он осторожно, нежно обнял вампиршу за плечи, вдыхая запах её волос. Мира склонила голову, и Винсент, приняв это за знак покорности, обрадовано зашептал что-то. Ей послышалось: "Люблю тебя…" Мира закрыла глаза, но призрак погибшего возлюбленного не возвратился. Тьма упрямо показывала другой образ — малыша, которому она читала на ночь сказки. Вампирша вновь вскинула голову, потянулась к свече на столике и равнодушно, не поморщившись, затушила её пальцами.

— Нельзя, — также ровно. — Я не могу, ты мне как сын. Нам нельзя. Запомни это: никогда.

Она легко освободилась и тихим быстрым шагом покинула библиотеку.


Вечером, дождавшись, чтобы дом погрузился в сон, Мира покинула комнату. Карда ждала вампиршу… Она прошла до самого холла, когда её окликнула Агата:

— Мира!

Вампирша нехотя обернулась. Сестра, в одном халате поверх ночной сорочки, стояла наверху лестницы.

— Зайди ко мне, нам нужно поговорить.

Мира неохотно подчинилась.

Старшая сестра. В тусклом свете двух свечей лицо Агаты казалось очень старым. Хмурая складка пролегла между бровями, ещё две печально кривили рот.

— Ты как бабушка… — прошептала Мира.

— Послушай, — холодно произнесла Агата. Если она и волновалась, то это было совсем незаметно. — Я хочу серьёзно поговорить с тобой.

— Я слушаю тебя.

— Прошло уже десять лет с тех пор, как ты вернулась к нам. Тогда ты была грустна, бледна, теперь же вновь лучишься красотой. Я вижу, ты вполне исцелена от своей печали. Я думаю, теперь ты могла бы согласиться на предложение руки и сердца. Почему ты до сих пор с таким упорством отвергаешь выгодные партии? Поверь, никто здесь не презирает тебя за твои деяния в юности.

Присмиревшая в ожидание порицания, Мира улыбнулась:

— Ты опять вздумала выдать меня замуж, сестричка? За кого на этот раз?

— Томас Алиен, фабрикант из Доны.

— Ого!

— Это отличная партия.

— Представляю, — Мира тихонько отступила к двери. — Но я…

— На этот раз ты не сбежишь! — выпалила Агата. Удивительно резво она бросилась к двери, захлопнула и прислонилась к ней спиной. — Скажи, в чём причина очередного отказа? Твоё сердце всё ещё занято тем, первым?

И глаза, и дрожащие губы выдавали тревогу Агаты… Мира замерла. Она вдруг поняла: Агата знает про них с Аланом!

"Она знает про нас с Аланом! Давно знает! И соседи наверняка не раз говорили ей об удивительном сходстве её сына с нашим сводным братом… Боже!" — и Мира долго не решалась ответить, боясь, что получится неискренне и неубедительно.

— Нет, моё сердце свободно, — наконец заверила она сестру. Получилось надтреснуто и фальшиво. Но Агата не обратила внимания на тон голоса: ей были нужны только слова.

— Очень хорошо, — быстро сказала она. Повисло долгое молчание. Собираясь с мыслями, Агата обошла Миру и вновь вернулась к двери: привычка в замешательстве кружить по комнате была одинаковой у сестёр.

Мира ждала, как осуждённый ждёт слов приговора.

— Я желаю тебе никогда не оказаться перед таким выбором, — со вздохом сказала Агата, — перед выбором между двумя самыми родными людьми. Прости меня, но иначе нельзя. Тебе нужно уехать. Тебе больше нельзя жить здесь.

— Я понимаю! — торопливо согласилась Мира, и Агата с изумлением взглянула на вампиршу — так неуместно звонко прозвучала эта фраза.

— Очень хорошо, что ты меня понимаешь, — еле выговорила она и отвернулась. — Тебе придётся уехать, и замужество было бы лучшим решением. Подумай.

— Да, наверное.

В комнате словно внезапно похолодало. Агата подошла к замёрзшей сестре, чуть приобняла её.

— Мира, ты сейчас подобна нашкодившему школяру перед директрисой, — уже смягчившись, заметила она. — Ты знаешь, как мы стеснены в средствах. Бабушкина рента, увы, подошла к концу. Ты часто говоришь, что бьёшься над тем, как помочь семье. Выйдя замуж, ты могла бы помогать нам значительно больше… чем делаешь это сейчас. — Агата обняла сестру крепче, прижалась лбом к ледяной щеке вампирши, зашептала что-то. Мире послышалось: "Прости меня…"

— Ну что ты, сестра, — вымолвила она. — Я и сама собиралась уехать. В конце месяца…

Глава 11 Еx ungue leonem[1]

Замок Владыки вампиров снаружи казался средоточием покоя, внутри же был полон суетой. Слуги в одинаковых серых ливреях носились по коридорам и залам, готовя "Тень Стража" к прибытию гостей, и Дэви, раздражённый этим мельтешением, с вечера заперся в Зеркальной галерее.

Владыка не заметил, как во дворе замка, появились первые экипажи. Сегодня ночь наполнила тьмой всегда тусклые глаза. Вампир снова и снова смаковал одно воспоминание. Когда оно явилось меж ночных грёз, он и удивился, и восхитился, на миг ощутив вкус прошлого. Давно, очень давно он не вспоминал то минувшее и без сожаления рвал нить каждого прошедшего дня, чтобы та не опутала его.


…Люди танцуют, и по стенам скудно освещённой залы пляшут их тени. Они то раздуваются, касаясь поблёкшими пальцами узких окон, то съёживаются и наливаются чернотой. Объявлен первый весёлый танец Бала, и музыканты расстарались — дико воют флейты, струны хищно лязгают. Незатейливая песенка звенит, ударяясь о закопчённый потолок, и возвращается вниз, оглушая танцующих. Звуки тонут лишь в глубокой нише балкона, откуда мельтешащие яркие платья внизу кажутся рассыпавшейся мозаикой.

Владыка вампиров, Улисс Алитер — румяный человек с ёжиком серебристых волос и повадками волка встревожен, его глаза буравят юношу, стоящего перед ним:

— Ты посмеешь отказаться? — он смеётся. А молодой Дэви отворачивается от них, неловко пытаясь скрыть любопытство: что же теперь предпримет Владыка?

"Бессмертные бесстрастны".

— Владыка, я не заслуживаю вечности, — смиренно отвечает юноша, а Дэви гадает, в чём же причина — любовь?

"Одна Бездна вечна".

Но Владыку не интересует причина. Алитер поднимается из кресла — выныривает из темноты, и в тот же миг несчастный, не пожелавший бессмертия, оказывается прижат к колонне балкона. Он замирает под взглядом Владыки и слабеет, теряя волю.

Дэви морщится: инициация должна быть добровольной. Владыка получит неуправляемого безумца, одержимого голодом и боящегося слабого луча солнца.

"Только Бессмертные свободны".

Владыка взмахивает рукой, острым когтем перстня вспарывает горло юноше, командует Дэви:

— Чашу!

Вампир подаёт ему чашу и замирает, видя странную кровь, льющуюся в неё. Она переливается то серебром, то золотом — источник света, источник жизни.

— Владыка, вы не выпьете его?

— Нет! — отрывисто бросает тот. И, мягче: — Попробуй, если хочешь.

"Должно быть, особенная кровь!"

Дэви осторожно пробует светящуюся субстанцию из чаши. Странно… Ничего — ни вкуса, ни ощущения тепла! Его голод, вечно ждущую пустоту внутри, не утолить этим.

"Бездна всегда голодна".

Осмелев, он делает глоток побольше и, крича от боли, выплёвывает его, отбрасывает чашу. Эта кровь жжёт! Хуже святой воды… Алитер меж тем, вздёрнув рукав одеяния, перерезает себе вены на предплечье. Он вливает немного в рану на шее юноши, затем даёт ему выпить бессмертной крови. Будущий вампир жадно припадает к порезу, и его рана перестаёт кровоточить. Но Владыке плохо, — с ужасом видит Дэви, — он сгибается, словно ломается пополам, падает…

— Владыка, довольно!

Алитер молчит. Ввалившиеся глаза сосредоточены, как у умирающего. Дэви подаётся вперёд, но останавливается, не сделав ни шага. Бездна пожирает Владыку изнутри — ему ли, рабу, мешать Госпоже?

"Возможно, ему, рабу, быть новым богом carere morte!"

Инициация окончена. Алитер обратился жёлтой мумией. Его одеяние распласталось пёстрым ковром, Владыка вампиров в нём кажется не больше ребёнка. С груди Алитера на Дэви смотрит красный лев с собачьим хвостом. "Ex ungue leonem", — гласит девиз на гербе…


Гости собрались в зале приёмов. Сегодня старейшие должны были решить судьбу грядущей Большой Охоты.

Владыка и большинство старейших не жило в Карде постоянно. Carere morte посещали свою цитадель во время Бала Карды и оставались ещё на год или несколько. Когда число жертв бессмертных во всей Термине переходило за десять сотен, вампиры покидали северный край. Из Карды тьма расползалась на весь мир, протягивала щупальца в иные города и страны.

Своё время в цитадели вампиры завершали Большой Охотой. На одну ночь жёсткие законы Владыки переставали действовать, и эту ночь carere morte не скрывались за человеческими масками. Широкой чёрной волной они проходили по северному краю, убивая без разбора. Владыка вампиров возглавлял рейд. За одну ночь старейшие насыщали свою пустоту на несколько лет вперёд.

В этот раз бессмертные задержались в Карде много дольше обычного. Последний Бал вампиров отгремел десять лет назад, а Владыка всё ещё оставался в своём замке. Многие бессмертные полагали, что причина затянувшегося визита — поиски Избранного. Немногие шептались, что дело взарвавшемся Низшем, Коноре, не подавив которого Дэви не может оставить свой край. Сам Владыка хранил молчание. Между тем число жертв вампиров давно превысило привычную тысячу и, по слухам, Орден готовил свою Большую Охоту в древней вампирской цитадели. Сегодня старейшие должны были решить, отправляться ли на традиционную Охоту или покинуть Карду тихо, без заключительных представлений.

Но прежде Сесилия Калькар представила собранию нового бессмертного. "За десять лет, прошедших со времени обращения, Хиам Калькар добился немалых успехов, как кукловод", — здесь тень промелькнула по лицу говорившей: новый кукловод Калькар предпочитал использовать животных.

— Ты выбрал сложный путь и чуждые живые механизмы для управления, — приветливо сказал Владыка. — В чём причина?

Хиам вежливо отстранил Сесилию, собравшуюся что-то ответить. Для carere morte он сильно изменился за прошедшие годы. Резче стали черты как будто похудевшего лица, светлые глаза осторожно, по-звериному глядели из-под вечно нахмуренных густых бровей. Владыка ожидал, и младший Калькар вежливо улыбнулся:

— Я слышал, хороший хозяин зверей давно нужен вам, Господин.

Дэви расхохотался.

— Да, ты прав! Сегодня получишь первое задание.

Далее началось обсуждение Охоты. Упрямый Магнус Калькар не хотел отказываться от традиции, хоть бы весь Орден противостоял ему. Осторожная Мелисса, узнав цифры смертельных случаев в Карде за последние годы, наоборот, пришла в ужас и звала немедленно покинуть цитадель… Владыка взял слово, и все затихли.

— Вспомним девиз с герба Первого вампира: Ex ungue leonem — льва узнаем по когтям. Останемся же теми, кто мы есть, друзья, и завершим очередной сезон в Карде Большой Охотой!

Одобрительные возгласы… Его carere morte обрадовались не столько вести о заключительном вампирском празднике, сколько окончанию собрания. Пустота, изливающаяся из глаз Владыки заполнила весь огромный зал, долгое нахождение в нём было им мукой. А Дэви глядел сквозь знакомые лица бессмертных, и ему мерещился другой зал и ещё не иссушенные вечностью другие лица тех же людей…


…Мелодия танца оборвалась на резкой высокой ноте. После мгновения тишины в зале развилась суета, скоро перешедшая в панику. Кто-то вообразил, что Орден направил сюда все силы, и сейчас головы carere morte полетят с плеч; смертные стоят испуганным стадом, бросают по сторонам быстрые, тревожные взгляды: они не знают, кто из масок друзья им, а кто враги…

Дэви спускается с галереи. Ему навстречу бегут. Любопытная Сесилия впереди всех, вытянула шею — пытается разглядеть, что творится вверху. "Где Владыка?" — тихо спрашивает Дэви Александр Митто, хотя по лицу собрата вампир уже понял, что произошло страшное. Всё ещё заплаканы глаза у Мелиссы — очередной её смертный любовник не пережил инициацию, эта вампирша не знает меры, когда берёт чужую кровь, но рыщет взглядом графиня уже осторожно и внимательно: ищет служителей Ордена, ищет безопасные выходы из дома Бала…

Дэви выходит в зал. Едва оглядев собравшихся, бросает:

— Бал окончен. Хозяин Дома мёртв.

Возгласы: "Как?!" и "Невозможно!" Действительно, главное правило Бала нарушено: Хозяин Дома мёртв. Но нет убийцы! Люди растерянно мечутся. Что-то уверено объясняет толпе Бенедикт Гесси, глава охотников. Пусть! Сейчас задача у врагов одна: не допустить появления вредных слухов. Ситуация должна быть обрисована чётко, точно, и выглядеть правдиво. Одновременно с этим Дэви замечает нескольких, поднимающихся на галерею по правой лестнице… Охотники!

В два прыжка он взлетает обратно на галерею, и всё же опаздывает. Carere morte застыли, распластавшись по стенам. На другом конце галереи, с той стороны, откуда поднимались охотники, Дэви видит несколько тел. Несомненно, мёртвые, хотя без малейших ран, люди.

— Он убил их, не касаясь, одним взглядом, — задыхаясь, шепчет Сесилия. Её остекленевшие от ужаса глаза находят Дэви. — На что ещё он способен?!

Посреди галереи стоит юный вампир, созданный кровью Алитера. После гибели Владыки прошло уже с полчаса, но только теперь Дэви впервые по-настоящему заинтересован его последним творением. С одного взгляда видно, что этот carere morte необычен. Он — средоточие Бездны, почти как Первый вампир. Пустота хлещет из его глаз, в пяти шагах от него бессмертные замирают, а смертные валятся на землю мёртвыми. Он заставляет кровь вязнуть, останавливаться в жилах. Дэви отшатывается, увидев его лицо. Прежние черты стёрты, словно кто-то одним взмахом смазал ещё не высохший рисунок, резкие складки с глубокими тенями пролегли от углов рта. И когда этот новообращённый улыбается, Дэви вдруг понимает:

— Владыка Алитер?! — шепчет он, потрясённый.

Алитер не погиб при инициации. Он лишь избавился от сковывающей собственной телесности, стал неизвестной силой, что пряталась в крови обращаемого. Этому нет логичного объяснения, но это так. Теперь Алитер в полной мере бессмертен, в полной мере бог. Дэви глядит на собравшихся: кто, кроме него, понимает это?

Сесилия. Александр. Магнус. Они, как и Дэви видят Алитера в новообращённом — но это не успокаивает их… Тот, чьё тело — новая клетка Алитера, безумен и едва ли управляем Владыкой. Пустота разрывает его, он воет от ужаса!

"Кто подчинит его, тот и будет Владыкой вампиров", — понимает Дэви.

Этот поединок краток, как бросок хищного зверя за жертвой. Время останавливается, пространство уплотняется, сжимается, оставляя лишь узкий коридор, по которому вы несётесь. В одно мгновение, показавшееся остальным бессмертным вечностью, в незримом мире Дэви выстроил клетку вокруг пустоты нового вампира. В мгновение ока клокочущая бездна стала гладким озером чёрного льда. Сейчас Дэви не интересовало, есть ли дно у этого озера… Он придал чёрному льду приятные глазу очертания и отступил.

…Дэви отступает к лестнице, и юный вампир послушно, как прирученный зверь, трогается следом. Дав форму чужой пустоте, вампир подчинил себе и её сосуд. Подобное доступно немногим бессмертным, кроме него. И никому — из собравшихся здесь.

— Не бойтесь, carere morte, — слышит он звонкий голос незаметно подошедшего Гедеона Вако, одного из первых бессмертных. — Перед вами Великий вампир, — Гедеон взмахивает рукой, указывая на новообращённого. Ещё взмах, и Дэви чувствует на лице холодный ветерок от широкого рукава его свободного одеяния. Старейший указывает на него. — И новый Владыка carere morte, Александр Дэви!


Собрание закончилось, и вампиры покинули замок. Остались только Адам Митто и Хиам Калькар, ожидающие личной аудиенции. А у Владыки был новый гость.

Плотный, невысокий, светлоглазый человек вошёл в центральную галерею. Едва перетупив порог, он легко, как на шарнирах, поклонился и равнодушно произнёс:

— Владыка, я прибыл.

— Валерий Конор…

— Полгода назад вы приказали мне и моим собратьям покинуть Карду. Мы выполнили приказ. Зачем вы позвали меня вновь, Владыка?

Дэви усмехнулся. Он стоял у окна, следя за отражением владыки Низших сразу в пяти зеркалах.

— Какие вести из столицы ты везёшь мне, Конор?

Вопрос удивил вампира, но он вежливо ответил:

— Низшие живут тихо, Господин. Нас не трогают ночные бури. Орден до рассвета сражается с ордами дикарей — всё как обычно. Центр Доны под контролем Ордена, скоро охотникам отойдёт и Север. Диосы там особенно усердствуют… Вы ведь знаете Диосов, Господин?

— И лучше, чем ты! — фыркнул Дэви. — Фанатики. Пятнадцатое поколение на службе Ордена! Чего ещё от них ждать? Но… Валерий! Что ты стоишь на пороге? Входи.

Конор осмотрелся и сделал два шага вперёд. Теперь от выхода его отделяло четыре зеркала с каждой стороны коридора. Бледное, круглое как луна лицо отразилось в пяти зеркалах Дэви. На лице лежала тень страха.

— Ночь омолодила тебя, Валерий, — заметил Дэви.

— Я слышал, вы покидаете Карду, Владыка. Куда вы направитесь?

— На север.

— Надолго? — Конор улыбнулся. — У меня зашёл спор с Гратой, возвратитесь ли вы к следующему Балу Карды. До него осталось только пять лет.

— Возможно. Если Дар позовёт меня.

Конор не показал своего сомнения, но Дэви почувствовал его. Очевидно, Низший сомневался в способности Владыки как-либо чувствовать таинственный Дар.

— Подойди ближе, Валерий. У меня есть подарок для тебя.

Он пожалел, что рядом нет фотографа, который мог бы запечатлеть выражение великого изумления, появившееся на лице Низшего… Конор сделал ещё шаг.

— Ты выполнил мой последний приказ точно и быстро, — ровно продолжил Дэви. — Ты ничем не показал своей обиды, хотя имел на неё полное право. Ты не попытался меня обмануть, оставив здесь пару агентов-пастухов, пестующих нужных тебе смертных. Ты действительно заслуживаешь поощрения! Я знаю, ты ищешь сведений, подтверждающих некоторые старые легенды. Я также слышал, что ты обращался к Нефандусу… Зачем же унижать себя, господин вампиров, разговором с презренным мусорщиком? Вот ключ от моей библиотеки, — вампир повертел в пальцах серебристый ключик. — Он твой на весь день, что придёт на смену этой тьмы. Долгий, равновеликий ночи день. Подойди.

Валерий послушался. Он несмело принял ключ и поторопился поклониться. Промолвил:

— Наконец-то я убедился, как велика может быть щедрость нашего Господина! Благодарю, Владыка.

Он ушёл через другую дверь, ведшую в сторону библиотеки. Низшему пришлось пройти весь зеркальный коридор, и от Дэви не укрылась крошечная трещинка, оставленная взглядом вампира на одном из срединных, самых больших зеркал.

От Владыки не укрылась и ложь Конора. Пустота Низшего дрогнула, когда Дэви сказал об обмане и агентах-пастухах. Пустота дрогнула… и ударила фонтаном скрываемых мыслей и образов. Владыка не успел запечатлеть в памяти их все, но ухватил некоторые обрывки. Этого оказалось достаточно! Дэви хлопнул в ладоши, вызывая слугу и одновременно аплодируя себе, и сообщил подошедшей кукле в серой ливрее:

— Пригласи сюда Адама.

Последний из Митто явился через несколько минут.

— Адам, Конор готов, — тихо сказал ему Дэви. — Он более не опасен. Он, наконец, принял Бездну, начал своё служение ей. Он на пороге превращения в Высшего. Он сейчас разбил зеркало…

Вампир кивнул.

— Теперь я хорошо вижу его пустоту! Я выловил образы из этого колодца: обмен кровью и договор с Высшим, особая подготовка агентов-Низших…

Адам кивал, как заведённый. Дэви улыбнулся и закончил:

— Всё из-за одного: Избранного.

— Вы полагаете, Конор нашёл его? Кто он?

— Это скрыто. Имя и внешность ограждены защитой Высшего, с которым у Конора договор. Я не могу разбить её незаметно для заговорщиков.

Адам недоумённо молчал.

— Я не стану этого делать, Адам. Конор требует отдать ему, ни много ни мало, половину мира: мир дня! Низший бросил мне вызов — что ж, я принял его. Ex ungue leonem — пусть сокровище достанется сильнейшему! Избранный погубит Конора, как во все века создателей убивали их творения. Когда Бездна пожрёт Низшего, я получу Дар… А Она скоро пожрёт его!

Кривая усмешка на мгновение исказила молодое лицо вампира, в голосе появились знакомые ноты несогласия:

— Вы решили не торопиться, Господин…

Краткая усмешка Дэви была зеркальным отражением усмешки Митто.

— Да, Адам. Низший зарвался и должен пасть. То, что Конор творит сейчас в столице, сойдёт за объявление войны. Число Низших уже в несколько раз превышает установленный мною предел, а дикари Доны с радостью отдают каплю своей крови новым кандидатам. Я мог бы сейчас же убить его, дневного паразита смертных, но это не уничтожит сплетённую им сеть. Пусть владыку Низших погубит собственное творение! Я же тем временем посмотрю, как далеко простёрлись его интересы.

Владыка остановился перед большим срединным зеркалом, тронул рукой трещину, оставленную взглядом Низшего. Оказалось, она змеится до нижней рамы. Дэви присвистнул:

— Ого! Голод уже заставил его убить… и не один раз.

— А кто этот Высший, с которым Конор связал себя договором?

— Ставлю на Гектора Долуса. Адам, можешь идти. Оставьте меня все, — велел он слуге, когда молодой вампир ушёл.

— Господин, Хиам Калькар ожидает аудиенции.

— Не сейчас. Скажи ему, что он получит своё задание в ночь Большой Охоты.

Дэви остался один.

Он вновь был неспокоен. Столетие за столетием Владыка наблюдал, как все интриги его бессмертных противников оборачиваются против них самих. Дэви же делал лишь то, что было угодно Бездне… и побеждал. Играющие против него: глупые, смешные, играли против Бездны и в Ней в конце концов исчезали. Но сейчас Бездна молчала. Она не поощряла его и не возражала ему.

Он колебался. Немногие знали, что будет потом, чем станет инициация Избранного для Владыки. Дэви ревниво оберегал эту тайну столетия, и сейчас она была известна лишь нескольким, бывшим в доме Седьмого Бала Карды. Их не стоило бояться. Кто из них, рабов Бездны, осмелился бы бросить вызов Владыке? Однажды он как Алитер войдёт в Дар, переродится… Так будет.

Только сам Владыка не чувствовал себя готовым. И теперь он понимал, что не был готов десять лет назад… и не будет готов никогда. Двухсотлетний бессмертный всё ещё был слишком человеком. Сейчас следовало остаться в Карде, вновь собрать группу и установить личность Избранного, но вместо этого Дэви объявил Большую Охоту и готовился к дальнему путешествию!

Он вновь в постыдной слабости отпустил воспоминания и вернулся в ночь гибели Алитера…


…"Александр Дэви — Владыка carere morte!" — Дэви кажется, эта фраза всё ещё звенит в опустевшем зале.

Седьмой Бал Карды завершён. В доме Алитера остались бессмертные. Смертные все ушли, а вот служителям Ордена в большинстве своем уйти не удалось, и новое оружие вампиров — Великий насыщается сейчас их кровью. А новому Владыке уже грезится, что завтра carere morte очистят от охотников Корону, а послезавтра Карду, смахнут свой главный страх — быть убитыми, — как метла паутину…

И вновь незаметно подошедший Гедеон Вако отвлекает Дэви.

— Я назвал вас Владыкой, милорд, перед гостями Бала, но только завтра объявлю это старейшим, — молвит он.

— Почему не сейчас? Время до рассвета есть. Завтра я хочу заняться очисткой Короны.

— Не торопитесь, Господин. Впереди вечность. К тому же вам ещё предстоит испытание, которое покажет старейшим, достойны ли вы быть Владыкой вампиров.

— Что за испытание?

— Не могу сказать, милорд. Я поклялся. Но вы узнаете скоро. Сегодня.

Тогда Дэви возвращается домой.

Он входит в замок своих родителей и проходит в свои покои. Его с супругой комнаты расположены в левой из двух центральных башен, куда утром заглядывает солнце, и все окна сейчас закрыты женой в ожидании своего бессмертного господина.

Спит ли она? Дверь в её спальню призывно отворена на полпальца, но света в комнате нет. Вампир прислушивается и улавливает быстрый стук сердца бодрствующего человека. Вампир прислушивается ещё… — Слишком быстрый стук! Она взволнована… напугана? Кто обидел её?

Не переодевшись, в том же бальном костюме, он заходит в спальню супруги и теперь понимает, что ошибся. Жена, сидящая на постели спиной к нему, поворачивается, и он видит спящее у неё на руках обряженное в кружева крохотное дитя. Их четырёхмесячный сын. Стук его сердца Дэви слышал в коридоре.

Тёмные волосы женщины распущены, гладкой волной они спускаются ниже талии — последняя её краса. Лицо и тело страшно исхудали, глаза обвела кругами бессонница. Тонкие губы обветрены, будто она блуждала где-то под холодным ветром.

Краткий вежливый поцелуй. Они не виделись почти неделю и могли бы позволить себе более тёплые ласки, если б смертная не сторонилась поцелуев лишённого смерти.

— Бал окончен? — спрашивает жена, едва он отстраняется. — Город волнуется, я чувствую.

— Хозяин Дома Бала погиб.

Она не ахает потрясённо, он напрасно ищет признаки хотя бы удивления на её лице. Когда она облеклась в доспех этого страшного равнодушия?

— Алитера убили охотники? — переспрашивает она. — Орден празднует победу?

— Нет.

Он тихо рассказывает, что произошло. Говорит об инициации и странной крови инициируемого, о гибели Алитера, о Великом вампире, способном убить охотника, даже не коснувшись. Жена внимательно слушает, но её лицо не меняется. Каменная маска! Из них двоих она сейчас больше напоминает carere morte.

— Алитер мёртв, — без выражения говорит она, когда муж заканчивает. — Что ж, это очень хорошо.

Малыш вдруг всхлипывает и заливается плачем. Жена вскакивает. Она кружится по комнате, вновь убаюкивая сына, а вампир провожает их неприязненным взглядом. Этот ребёнок, зачатый в последний месяц его смертной жизни, родная ему кровь, — тревожит его. Он — бьющаяся точка света, разрастающаяся с каждой пульсацией. В нём почти нет пустоты, на вкус он должен быть настоящим эликсиром жизни, слишком крепким даже для carere morte. Это дитя — родная кровь! — совсем чуждо Дэви и страшит бессмертного.

— Позовите няньку, — предлагает он. — Три ждут очереди под дверями покоев. Спустите его с рук хоть на пару часов, Вам нужен сон.

— Не отдам! — сверкает глазами она и добавляет, совсем тихо. — Никому в этом доме!

Молчание. Дэви разглядывает её лицо, обращённое к сыну. Сейчас оно кажется ему некрасивым. Простовато, даже грубовато. Раньше оно не выдавало так её…

…Происхождение. Младшему сыну герцога Дэви прочили в жёны прекраснейшую Мелиссу, дочь графа Лакуса, но он женился на простой девушке и тем восстановил против себя всю семью. Лишь после вмешательства Алитера, советника Короля, они благословили их брак. Но каждую ночь в чужом огромном замке молодая жена разражалась слезами и твердила, что её здесь ненавидят и хотят сжить со свету. Когда она узнала о своей беременности, её страх перекинулся на ребёнка, и скоро Дэви понял, что этот страх не беспочвенен. Тогда ему пришлось вновь обраться к Алитеру и на сей раз заплатить своей душой…

Малыш уснул. Жена бережно кладёт свою ношу в колыбель, поставленную у их постели. Вдруг убегает, взметнув вихрь волос, и возвращается с простой фляжкой в руке.

— Что это? — он принимает фляжку, откупоривает. Внутри жидкость без запаха, похожа на обычную воду.

— Выпейте, милорд, — её голос вдруг зазвенел, напряжённо. Он поднимает глаза… Как изменилось её лицо! Оно вдохновенно и открыто, оно ясно и юно. Оно прекрасно!

— Что там? — он даже шутит. — Сегодня я попробовал кровь Великого. Чем Вы хотите удивить меня?

— Воланс, выпей. Это снадобье, которое вернёт тебе жизнь.

Вновь молчание. В тишине слышно дыхание спящего ребёнка. Рот вампир кривится…

— Моя госпожа. Возлюбленная моя… Такого снадобья не существует!

— Все легенды carere morte когда-то были историей. Я была у старейшего. У Гедеона Вако. Он дал мне его!

— О, эти легенды carere morte! Что он дал Вам? Слёзы семи старейших? Варево из крови семи кукловодов? Что?

— Воду. Воду из Источника.

— Из источника Донума?

— Да.

Вампир усмехается.

— Полей мне на ладонь. Только немного!

Жена слушается. Она быстро бормочет заклинание из сказки — о луче, мече и звездопаде, но скоро обрывается и вскрикивает, отбрасывает фляжку. Смертная хватает руку вампира, рукавом платья осушает упавшие из горлышка фляги капли. На его коже там, куда попала вода, чернеют глубокие язвы.

— Воланс… Больно?

— Немного. Видишь, эта вода разрушает меня. Ею можно исцелить только новообращённых.

— Гедеон говорил, она исцелит тебя, если ты захочешь, если усмиришь хоть на миг свою пустоту… Невозможное станет возможным.

Вода выливается из упавшей фляжки, лужица разрастается и стекает ему под ноги. Вампир отступает, а женщина, теперь вспомнив о фляге, падает на колени, пытается собрать воду обратно.

— Гедеон Вако мечтает о том, чтобы моя вечность завершилась. Вы едва не стали его орудием, моя госпожа!

— Нет же, Воланс! Ты и сам знаешь, что лжёшь. Это волшебная вода! Не отвергай исцеление, прошу тебя! Нужно попробовать ещё раз.

Он опускается рядом, обнимает, радостно изумляясь теплоте её кожи.

— Это не спасёт тебя, моё сокровище. Я не хочу бежать, не хочу, чтобы наш сын был презираем Короной. Завтра Вако объявит меня Владыкой перед старейшими. Скоро мои carere morte вернут власть над Кардой. Тогда мы перестанем скрываться. Мы будем править этой землёй! Я буду владыкой ночного мира, ты — королевой дневного…

— Это смешно, — она задумывается и через секунду качает головой. — Так не будет никогда. Прошу тебя, вернись ко мне… к солнцу!

Она ждёт его слов, но он молчит. Там, в незримом мире, перед ним расстилается новый путь. Бесконечный, как небо… Завтра начнётся война за Карду. Скоро, ведомые новым Владыкой, carere morte вернут свою цитадель! Или царственный лев напрасно изображён на гербе первого из бессмертных?

— Воланс?

Жена хочет сказать что-то, но не решается. Она отходит к окну, печально трогает створку из плотно пригнанных досок и, только отвернувшись, шепчет:

— Я не умею любить того, кем ты стал…


Они вернули Карду, северные земли были поделены между carere morte Тридцати Домов Короны, как век назад при Макте. Орден бежал, вампиры ликовали, славили первый город-где-можно-не бояться и его тёмного Владыку. Но скоро Карду наводнили новички, дикари — дети хаоса, и его новый мир оказался на грани разрушения. Они вынуждены были опять уйти в тень, зваться легендой, а не былью Карды. Он ввёл строгие ограничения на количество жертв carere morte и оставил право обращать бессмертными только за самыми старшими. Опасная дорога увлекла его, вести из дома он узнавал с большим опозданием…

Младенец вскоре умер, его жена исчезла. Тот разговор с супругой оказался последним, те её слова о невозможности любви — последними, обращёнными к нему.

Боль от утрат ушла скоро, её смыл поток новой — от новых потерь: в первые десятилетия carere morte бывают очень увлечены эмоциями и мечтами смертных! Но едкий вкус последних слов жены, вкус яда, сохранился через века. Сначала они жгли как вода из Источника, сейчас их прикосновения были подобны пламени крохотной свечки…

"Бессмертные забывают. Лишь Бездна помнит всё".

"Однажды пламя погаснет", — Дэви с грустью подумал о временах, когда это воспоминание станет безвкусным. Несмотря на всю боль, которую оно несло, Владыка не хотел с ним расставаться.

"Инициация Избранного отнимет у меня его вкус, — отметил он. — Для эмоций смертного не будет места в вечности нового бога бессмертных".

— Я не буду торопиться, — сказал Дэви сам себе. — Пусть Избранный ходит неузнанным. Пусть Конор вьётся вокруг него. Пусть он вьётся, пока не свалится в пропасть! Дар — добыча, достойная львиных когтей, но сейчас никто из бессмертных не обладает подобными. Я же хочу еще немного побыть собой…Трусость? Даже лев на гербе Макты виляет собачьим хвостом.

Он покинул галерею, зная, что грядущим днём воспоминания вновь заменят ему все иные занятия.

Глава 12 Большая весенняя охота

Наряженная в старое, но всё ещё красивое голубое платье, Мира сидела в любимом глубоком кресле в гостиной. На её коленях лежала раскрытая книга, вампирша не читала, но и не поднимала глаз от мелких чёрных строчек. Племянник устроился в нескольких шагах от неё с альбомом и остро заточенными карандашами: узнав о скором отъезде тётушки, он вознамерился сделать её портрет. На память.

Теперь они общались ровно, спокойно. Они держались так, словно недавних глупостей — танца, сцены в библиотеке — не было в помине. Винсент перешёл на вежливый, чуть официальный тон, Мира — на шутливый, словно перед ней был всё ещё ребёнок.

Сейчас она сидела вполоборота к Избранному и порой бросала на него краткие осторожные взгляды. Она изучала извечно знакомое и меняющееся каждый день лицо и улыбалась про себя, когда он хмурил брови. Обещанный портрет Винсенту не удавался. Это был уже четвёртый их сеанс.

Изредка они переговаривались, пользуясь отсутствием Агаты. В последнее время племянник задавал много вопросов о carere morte, и вампирша всё больше увязала в собственной лжи. Она чувствовала — она готова была в этом поклясться! — что Дар Избранного просыпается. Взгляд Винсента порой становился цепким, глаза пронзительными — как у прежнего, Фидеса. Тогда Мире казалось, что Избранному известна её суть.

— Сегодня у них будет Большая Охота.

— Сегодня?

— Ночью над замком Дэви взвилось знамя с гербом Первого — значит, Владыка готов оставить Карду. Знамя поднимают, когда он возвращается в свой дом или покидает его. Для охоты Владыка выбирает всего одну какую-то область Термины. В этот раз Дэви хочет поохотиться в самой Карде. Последняя Большая Охота здесь была давно, почти столетие назад.

— А люди узнают?

— Нет. Пока туча крылатых теней не заклубится над их головами.

— Я предупрежу, кого смогу.

— Не вздумай! Если слуги Дэви узнают, в ночь Большой Охоты Владыка пожелает расправиться с тобой лично.

— Тогда что мне делать?

— Не высовывать нос из дома, — вздохнула Мира. — И держать защиту дома, несмотря на всё, что будет твориться вокруг. В эту ночь они нарушают все законы и правила охоты.

— А вы где будете, тётя?

Вампирша с досадой уткнулась в книгу. Она чувствовала, скоро, совсем скоро громоздкая махина её лжи рухнет.

— В рейде.

— Вы будете рисковать жизнью, а мне сидеть дома?!

— Да. Не то мне придётся спасать ещё и тебя, — пробурчала вампирша. — "Он всерьёз воображает её охотницей!".

Винсент совсем скрылся за альбомом.

— Но я умею то, чего не могут другие, — признался он. — Я хорошо умею замечать их. Я могу помочь.

Мира оставила это замечание без ответа. Ей вновь стало страшно. Избранный уже способен замечать вампиров… Почему же он смотрит, но не видит её?! И что он скажет, когда поймёт…

— Кстати, что с портретом?

Винсент поморщился, со злостью захлопнул альбом.

— Вот с этим я как раз дурачусь. Не получается! Не могу понять. Что-то не то. Чего-то не хватает…

— Больше света?

— Нет, — он покачал головой, увлёкшись творчеством и забыв тему "их". — О, я понял! Нет взгляда! Не хватает глаз. Вы можете смотреть прямо, на меня?

Мира горько пожалела, что спросила про портрет. Она постаралась смотреть сквозь племянника — на каминную полку, а Винсент наконец всерьёз занялся наброском. Он настойчиво вглядывался то в её лицо, то в получавшийся рисунок, и Мира каждый раз вздрагивала от его взгляда. Он жёг её сердце, как серебро клинка охотника.

— Мама, разумеется, будет против, — не выдержав растущего напряжения, легкомысленно начала она через несколько минут, — но я всё же не советовала бы тебе учиться в Первой Королевской Академии, как желает она. Сейчас ты великолепно изображаешь гения за работой… Такой актёр сгинет на юридическом факультете!

— Я буду превращать в спектакли заседания суда, — проворчал племянник.

— Всё-таки подумай о театре. Я слышала, что ты рассказывал Тони Дэртону о шраме на правом запястье… Чудесная романтическая история о трагической безответной любви к младшенькой Меренс!

— Не получается, — грустно сказал Винсент. Он ничуть не смутился, и, казалось, искренне огорчался неудаче с картиной.

— Знаешь, в чём дело? Ты склонен к идеализации образа. Я ещё вчера тебе говорила: больше реализма!

Он не ответил, но, казалось, принял к сведению этот совет.

— Жаль, я не знаю, в чём ты намедни уверял не менее прелестную старшенькую, Софию, — вздохнула Мира, — но, наверное, и её впечатлила твоя история?

— Я сочиняю истории, — признал племянник, всё переводя растерянный взгляд с нового наброска на неё. — Подожди… Что это?! — прошептал он вдруг. Взгляд Избранного стал острым, пронизывающим, он просто пригвоздил её: не пошевелиться, не отвести мёртвых, так уставших от десятилетней лжи глаз.

Сколько прошло так — минута, час… год? Тиканья часов не слышно: успел кончиться завод, или это был лишь миг между двумя "тиками"? Лицо Винсента побелело, зрачки расширились, но он не отвёл взгляда. Соскочив со стула, он встал на колени перед ней, взял вампиршу за руку: всё не сознавая, что делает, слушаясь неведомого зова. Избранный сжал её ладонь в своих, и Мира вновь почувствовала это: тысячи маленьких иголочек.

Винсент отдёрнул руки, точно обжёгся, и чары рассеялись.

Мира глубоко вдохнула, желая оправдаться, объяснить, повиниться… или вновь солгать. Но глядя в его бледное и абсолютно закрытое — никаких чувств! — лицо, смогла спросить только:

— Винсент, что случилось?

Напряжённую тишину нарушало лишь тиканье часов.

Он опустил глаза, видимо, больше не желая им верить. Три слова только, спустя вечность:

— Ничего. Простите, тётушка.

Вампирша, струсив, сбежала.


Большую охоту Владыка вампиров старался приурочить к весеннему или осеннему равноденствию. В этот раз он опоздал. Весенняя Охота была объявлена в последний день марта.

Перед охотой избранная компания собралась на площадке самой высокой башни замка Владыки. Отсюда открывался удивительный вид. Чёрные громады гор столпами подпирали небо, затянутое тучами и кажущееся совсем близким. Огромный замок, оставшийся внизу, видно не было, он, как мир вокруг, был поглощён тьмой. Под ногами, вокруг, вверху царила тёмная беззвёздная ночь.

Мира появилась последней. Её глазам предстала необычная картина. В "Тени Стража" сегодня собрались все carere morte Карды, подчинённые Дэви. Старейшие, потерявшие счёт своим годам, и юные, как она, величественные владетели Короны и скромные жители Пустоши. Все нарядились, словно на праздник: мужчины во фраках, женщины в открытых вечерних платьях, и все молчали. Бессмертные слушали ночь. Адам Митто облокотился на парапет, его глаза были закрыты, на губах витала мечтательная улыбка. Селена, уставшая от долгого перелёта, прислонилась к зубцу башни, некрасиво уронив ослабевшие руки. Владыка, стоявший в центре башни, скрывал своё лицо за странной старинной маской с длинным птичьим носом. Он надел не фрак — на нём был парадный мундир далёкой забытой эпохи, но костюм не казался гротескным, Владыка был великолепен. Алиса Тэрре не сводила с него влюблённых глаз.

Владыка заметил появление молодой вампирши и указал ей место рядом с собой. Мира коротко поклонилась и проследовала в центр башни.

— Ты добиралась пешком, Вако?

— Половину пути я проделала на крыльях, Господин. А потом по привычке воспользовалась подземным ходом.

Десять лет, отведённые Владыкой на искупление грехов её юности, истекли минувшей зимой. Мира надеялась, что сегодня Дэви объявит об окончании её епитимьи, и она не ошиблась.

— За прошедшие годы ты показала, что способна контролировать свою частицу Бездны, — очень тихо сказал Владыка. — Отныне можешь брать себе столько жизней, сколько захочешь.

Мира вновь поклонилась: "Благодарю, Господин". О, как в первые годы она ждала этих слов! Как жаль, что постепенно ожидание вознаграждения за правильное поведение сменилось вялым безразличием. Сейчас она вовсе не была рада. Яркий, полный захватывающих приключений мир её бессмертной юности канул в бездну. Его сменила серость, пронизанная опасными иглами взгляда Избранного. Вампирша осталась равнодушной: можно убивать? Ну, что ж…

"Как прикажете, Владыка".

От Дэви не укрылось её состояние. Вампир улыбнулся, блеснули его чёрные глаза-агаты.

— Слушай ночь, — сказал он загадочно. Мира послушалась.

Здесь, в своём логове, ночь… молчала. Она тоже не знала ответа на вопрос: "Разгадал ли Избранный мою суть?" Казалось, площадка на вершине Северной башни была заключена в шар — чёрный, непрозрачный, наполненный клубящейся тьмой и звенящей тишиной. Одеяло облаков, укутавшее высокий купол неба, не пропускало звуки извне, они утопали в черноте вокруг, как в мягкой подушке. Тьма внизу бурлила, поднимаясь всё выше, то приоткрывала, то вновь прятала очертания замка. Скоро она доберётся до площадки…

Небо у края горизонта пошло красными всполохами — то пламя сотен вспыхнувших костров отразилось в нём! Никто не пошевелился, молчание по-прежнему окутывало группу бессмертных, но всё неуловимо и мгновенно изменилось. Взгляды сделались ищущими, затрепетали ноздри, ловя исчезающую первую струю дыма далёких костров. Тьма уплотнилась, одев вампиров плащом.

"Пора!" — прошептал Владыка.

В то же мгновение тьма, заполнившая площадку, взорвалась — это десятки крылатых тварей рванулись вверх. Их общая огромная тень, подобная грозовой туче, накрыла весь замок и схлынула, когда туча двинулась к городу.


Город и окрестные селения не спали. На улицах, на площадях, в полях люди зажгли костры — почему-то считалось, что огонь отпугивает carere morte. Мира заметно напряглась, когда они подлетели к Короне. Дом Вако был хорошо защищён от случайных дикарей-вампиров, но любой старейший с лёгкостью бы разбил его защиту.

Основная часть тени быстро миновала Корону: сегодня Владыка решил развлечься в южном районе города. Мира уже собиралась облегчённо выдохнуть и забыть на несколько часов свою тревогу, но вовремя заметила промельк серебристых крыльев над Верхним мостом. Какой-то carere morte торопился к её дому!

В три взмаха крыльев Мира догнала его, схватила чужую тень, дёрнула на себя, и бессмертный вывалился из крылатой оболочки. Клочья его тени растаяли в руках вамирши. У них был редкий серебристо-серый оттенок. Селена Ингенс!

Зашипев от злости, Мира кинулась вниз. В шаге над землёй она вынырнула из крылатой тени, отнимавшей слишком много сил.

— Ингенс… Прочь!

Селена повернулась к ней, юбка её светлого платья колыхнулась. Глаза вампирши полыхали белым огнём отражённого лунного света.

— Ты не смеешь мне препятствовать! Я могу входить в любой дом сегодня. Таков закон Владыки!

— Что ж, попробуй…

Проулок был пуст, хотя слева тянуло дымом от близкого костра. Вампирши сцепились, никого не боясь. Селена быстро вырвалась, но отбежала недалеко.

— А что, если я обернусь сейчас Крылатой? — она засмеялась, укуталась в серебристую тень ещё не расправившихся крыльев, дразня Миру. — Ты слишком слаба, тебе не удержать тень… Останешься тут, ползать и выть от злости!

Мира хотела кинуться на неё, но сдержала порыв, спокойно скрестила руки на груди.

— Лети-лети. Всё равно дом тебя не пустит.

— Тогда я выманю твоего Винсента на улицу. Ему же нравятся вампирки, не так ли?

Мира вновь бросилась на неё, Селена вывернулась, заливисто смеясь. Она уже расправила крылья, готовясь взлететь, когда небо над их головами накрыла ещё одна тень. Очень плотная, с тяжёлыми, широкими крыльями, она могла принадлежать только мужчине.

Вампир преобразился, ступив на землю между дамами. Гектор Долус!

— Дамы, кого вы делите? — оскалился он. — Огромный город вокруг. Все найдут себе вдоволь еды сегодня.

— Племянника Миры. Присоединишься ко мне? — пропела Селена.

Гектор почернел от злости:

— Пошла прочь, Ингенс!

— Сегодня я могу брать всех, кого хочу!

— По негласному правилу, молодые должны следовать за Владыкой, а он обошёл Корону стороной, — Гектор встал рядом с Мирой. — Убирайся, Ингенс!

Больше Селена не спорила. Обернувшись зверем, она улетела, только её крылья сверкнули серебристыми спицами и пропали. Гектор обратился к Мире:

— Инцидент исчерпан. Теперь, летим?

— Не смогу. Слишком устала…

— Тогда жди здесь. Я принесу пищу.

Мира смущённо улыбнулась. Она не питала иллюзий: Гектор вступился за неё, поскольку её Избранный был нужен ему. Вампир скрылся в тени домов, а она осталась ждать. И скоро капли жизни, принесённые им, дали ей силу.

Вампиры взмыли вверх, понеслись догонять Владыку. Они рассекали воздух, как чёрные стрелы. Внизу волновалось море огней, а впереди, куда улетела свита, горький запах дыма уже мешался с маслянистым запахом крови.


Они утонули в чёрном колодце ночи. Они словно уснули, и их сон был мельканием образов. Но суматошное мельтешение не лишало сил, как это бывает в ночных кошмарах. Нет, этот сон был живительным эликсиром, он давал силы, он давал жизнь. Сегодня они чувствовали себя сильнейшими на этой земле. Каждый новый образ, проходящий перед глазами в жарком свете костров и факелов, лишь раззадоривал, подгонял — дальше по скользкой-скользкой дороге — в Бездну. Они были мёртвым сердцем этой земли. Частица Бездны, голодавшая долгие годы, разрослась и поглотила своих владельцев. Сегодня лишь тонкая оболочка кожи отделяла её от мировой пустоты.

Вслед за чёрными тенями собратьев, Мира носилась по улицам, входила в чужие дома. На её шее, плечах возлегло экстравагантное ожерелье из потёков чужой засохшей крови, не успевавшей впитываться, и таким же красно-бурым панцирем покрылось платье спереди. Ресницы и выбившиеся из причёски волосы были опалены пламенем костров.

Один раз она пришла в себя на площади Карды. Мира только что отбросила очередную жертву, и Владыка, бывший неподалёку, с удивлением взглянул на неё.

— Ты не убиваешь, Вако! Ты только пробуешь их жизнь на вкус. Тебе довольно этих капель?

— Наверное, за годы я привыкла питаться так, Господин.

— Чтобы быть хоть сколь-либо сильным carere morte, нужно уметь слышать свою частицу Бездны. Нужно уметь управлять Ей. Только с Её помощью ты можешь создавать кукол… и влиять на физический мир, — Дэви усмехнулся и щелчком пальцев разбил стекло ближайшего фонаря. — Чтобы овладеть этими способностями, нужно давать своей Бездне пищу. Бездна любит чужую агонию или твои сильные эмоции. Я вижу, теперь, когда ты излечилась от безумия дикарей, тебе стал ближе второй путь, но я советую выбрать первый. Убивай и насыщай свою частицу Бездны кровью, ибо второй путь быстро истощит тебя.

— Я попробую, Господин.

Но Мира брезговала убивать. Раньше её не пугало зрелище смерти, Бездна дикарки наслаждалась им. Сейчас же оно вызывало у вампирши отвращение. Её частица Бездны была вполне довольна немногими каплями крови. В последние годы вампирша могла оборачиваться зверем почти без ограничений. Возможно, причиной тому была постоянная тревога Миры, питающая её, а, возможно, что-то ещё…

"Рядом со мной — Избранный, тот, что способен исцелить carere morte. Может, из-за него исчезла моя прожорливость?"

Второй раз она очнулась на Нижнем мосту. Её окружали молодые carere morte, те, что были обращены в последние двадцать лет.

— Владыка уходит и требует от всех оставить Карду. Что ж, я возвращаюсь в столицу, — говорил Гектор. — А вы?

— Сначала в Прэсто. В Дону я вернусь к следующей зиме, — Селена.

— Я попробую разыскать знакомых в столице. Если они ещё охотятся… Говорят, Орден перебил всех дикарей севера Доны, — Патрик.

— Я буду сопровождать Владыку, — Алиса, смущённо, но радостно. — Он велел мне остаться…

— Я также возвращусь в Дону, — сказала Мира. — Сестра нашла мне там жениха. Ждите, друзья. Возможно, скоро вы получите приглашения на свадьбу.

— А мне Владыка дал особое задание, — сказал Хиам, и на молодого хозяина-вампира все посмотрели с уважением.

— Какое? — спросила Селена.

— Слежка.

Мире представилась свора его зверей, бегущая по следу Избранного…

— Вот здорово, — дрожащим голосом восхитилась она.

И в третий раз она очнулась на безымянной улице в нижнем районе города. Вампирша долго преследовала группу людей и загнала их в каменный мешок тупика. Ближайший к ней смертный взмахнул факелом, целя в голову. Она отшатнулась, прикрыла лицо и тут же отдёрнула руку, обжёгшись о собственную маску.

— Прочь, нежить! — прокричал знакомый звонкий голос.

Человек перед ней вновь поднял факел, пламя осветило его лицо. Искажённое страхом и отчаянием в смеси с непонятной радостью, оно было странно чужим, совсем взрослым.

"Винсент! Боже, зачем он здесь?!"

В глазах Избранного мелькнуло узнавание… и неверие. Мира отступила. Накрывшись тенью как плащом, она бросилась прочь, не разбирая дороги.

Ночь закончилась на Пустоши, за городом. Бессмертные сняли маски, и свет, разливающийся из-за восточного горизонта, ударил в их бледные, чистые лица, безжалостно высветил заскорузлую от крови одежду, задержался в капканах пальцев, всё ещё скрюченных в охоте за добычей.

— Скоро рассвет, — объявил Владыка. — Значит, наша ночь и наше время в Карде завершено. Летите, Крылатые!

Чужие крылья закружили Миру в чёрном вихре, она едва удержала свою тень. Гектор, заметив её растерянность, спустился к ней и помог покинуть Пустошь.


Они попрощались у Верхнего моста, договорившись встретиться послезавтра утром на вокзале и вместе отправиться в столицу. Мира нехотя повернула домой. Странно тяжело было нести чудовищное обличие: никаких привычных, любимых ощущений полёта, радости, юности. Пренебрегая близящимся рассветом, вампирша кружила над рекой. Кажется, она что-то кричала: безумно, безнадёжно, бессмысленно…

Звёзды угасали, и вместе с ними угасала надежда: несомненно, Избранный разгадал её суть. Если не вечером, дома, — так ночью, в городе. И, наверное, ей уже не стоит возвращаться к сестре…

Всё же солнце прогнало её в тень родного дома. Мира тихонько отворила незапертые ставни, шагнула в комнату, преображаясь.

Винсент ждал её у окна. В молчании он долго смотрел на неё, на ставшее буро-красным платье, на испачканную кровью маску, болтавшуюся на шее.

— Я думал, ты — охотница, — наконец бросил он. — А ты… вампир! Давно тебя обратили?

— До твоего рождения, — она шагнула к нему, протянула руку, желая успокоить. Винсент отшатнулся:

— Убирайся отсюда!

— Ты прогоняешь меня?

— Прочь, нежить! — его лицо вновь исказилось. Что это: боль, ярость… злость?

— Не бойся. Я не причиню тебе зла. Никогда.

— Скольких ты убила сегодня, carere morte?! — он успокаивался, тон стал ледяным, больно ранящим. — Убирайся! Вон из моего дома!

Мира расхохоталась. Злость, сдерживаемая годами, прорвалась наружу:

— Мальчик! Это и мой дом!

Не дав опомниться, она отшвырнула его к двери:

— Убирайся из моей комнаты! Вон!

Глаза Избранного сверкнули. Он бросился к ширме, за которой вампирша хранила воду для утреннего умывания, и сбросил таз на пол.

— Теперь попробуй снова стать чистенькой! — крикнул он. — Больше не посмеешь к нам спуститься… Нежить! Уйдёшь вечером, когда солнце сядет.

Грохот упавшего табурета, на котором стоял таз с водой, грохот захлопнувшейся двери… Мира равнодушным движением затворила окно и села на самый краешек кровати. Она слушала быстрые, легкие шаги вниз по лестнице. Винсент уходил от неё сейчас. Навсегда.

— Прощай, солнышко! — прошептала вампирша.

Вечером того же дня она покинула старый особняк. С пустыми руками, в одном платье — с тем же, с чем пришла сюда десять лет назад. Никто не проводил её. Один раз вампирша оглянулась на дом и встретиласьвзглядом с Агатой, подошедшей к окну. Сестра, застигнутая врасплох с заплаканными глазами, холодно кивнула ей и скрылась в темноте комнаты.

Свою последнюю ночь в Карде Мира провела на старом мосту через Несс, кидая камешки в воду.

"Ты научила Избранного, как избегать встречи с carere morte. Ты видела отвращение в его глазах сегодня, значит, он никогда не выберет путь бессмертия. Не тревожься! Ты вернёшься за ним позже. Тебе нужна сила, тебе нужны союзники. Ты найдёшь их — и вернёшься".

Почти беззвучно, камни исчезали в черноте один за другим, без следа: "Помнишь Зеркальную галерею Дэви? Ты поклялась пустоте своей сути, что убьёшь того, кто тебя разгадает. Винсент узнал в тебе вампира, это слово было им произнесено. Ты не сдержала клятву. Теперь жди кары. Бездна не прощает".

Часть 2


Глава 13 Чудовища

Ночью Карда была величавой белокожей царицей. Белые дома Короны светились в темноте, ртутью блестела река под луной. Carere morte выходили из своих убежищ и охотились. Владыка оставил Карду, но дикари, неподчинённые ему, смелые и наглые, остались. Через три года их было уже два десятка. Да, двадцать свободных Высших вампиров — Винсент мог бы поручиться за эту цифру. Низшие же их собратья не поддавались учёту, и каждую ночь из-за гор десятками прилетали слуги Владыки Дэви. Он видел, знал их всех, не видя. Это было ощущение каких-то неведомых дыр в мироздании, как будто ведёшь рукой по куску шёлка — и вдруг прореха. Ночная Карда была ужасна… но, по крайней мере, она не лгала.

Дневная Карда была ужасней во сто крат. И в пасмурные дни, когда свет тускнел, не достигая земли, и в пылающую летнюю жару солнце казалось ненастоящим. И город был ненастоящим. Блестящие крыши, проглотившая жёлтый блин река, глянцевая листва деревьев — солнце не высвечивало пустоты за ними. Может, земного светила просто недостаточно, чтобы осветить этот мрачный мир? Свет не вызывал отклика в нём, как если бы солнце освещало труп. Днём Карда была блеклой декорацией захолустного театра. За декорацией же скрывалась тьма.

С тех пор, как Мира покинула дом Вако, прошло три года. Винсент закончил школу, и, хотя Линтеры звали его в столицу, отверг приглашение и остался в Карде. Он не любил этот город, но не стремился покинуть его. Где, в каких условиях и обстоятельствах его талант распознавать вампиров мог найти лучшее применение?

Вот и сейчас, на закате летнего дня, он сначала почувствовал приближение частицы тьмы, а уже потом увидел её воплощение. Темноволосая девушка шла навстречу ему по главной дорожке городского парка. Вблизи она оказалась большеглазой и миловидной, к тому же приветливо улыбнулась юноше, будто знакомому. Винсент постарался сохранить равнодушие. Он ясно видел, какое чудовище прячется за красивой маской. Низший вампир — подлейшее среди carere morte создание… Юноша продолжил свой путь, девушка остановилась. Ещё долго Винсент чувствовал её сумасшедший, робкий и пристальный взгляд.

Через час бесцельной прогулки он собрался было домой, но дочь госпожи Ларгус, круглолицая девчушка лет семи, догнала его у выхода из парка и, ничуть не робея, заступила дорогу.

— Я — Джезабел Ларгус. Мой брат Дженивьер говорил, что ты знаешь всех carere morte Карды, — выпалила она.

Винсент остановился. Ничего не сказав, он насмешливо поглядел на Джезабел сверху вниз. Та не отступила:

— Мне нужна твоя помощь. Ты ведь не carere morte?

— Нет.

— Мне кажется, какой-то вампир иногда гуляет у нашего дома, глядит в наши окна. Он высокий, тёмный, у него большой рот. Ты знаешь его?

— Я не знаком с вампирами Карды лично. Я только умею отличать их от смертных и замечать в ночной тьме. Ты подумай: вампир гулял под окнами, так близко! А ведь ты и твой брат способны прогнать его! Вам нужно заняться защитой дома… — он объяснял дальше, не замечая, что повторяет фразы и даже интонацию тётушки-вампирши.

Получив указания, девочка убежала на зов воспитательницы. "Смелая девчушка!" — подумал он, прислушиваясь к затихающему топоту маленьких ножек. В Карде о Винсенте ходили страшные слухи. Сведущие люди поминали, что вампирша Вако ежегодно убивала по сотне человек, и часть ненависти народа к ней досталась ему. Не верившие в carere morte считали его безумцем, встречавшиеся с вампирами — одним из бессмертных. Говорили, что в своих ночных рейдах он ищет пропавшую Миру-вампирку, говорили, что он водит вампиров Карды, подобно хозяину… Немногие знали о его таланте — узнавать вампира под любой маской.

Но и этих немногих, то и дело обращавшихся за помощью, Винсенту было достаточно. Его спрашивали, есть ли carere morte в их семействе. Его сопровождения просили вновь прибывшие в Карду. Он указывал, кого следует опасаться на балах и раутах. Почти каждую ночь он выходил в город. Он отслеживал вышедших на охоту carere morte и уводил их за собой от жертвы. При этом юноша не брал плату за свои услуги, хотя положение семьи по-прежнему было стеснённым. Он боялся, — глупое суеверие! — что, подобно дару ясновидения, его дар пропадёт, если он начнёт измерять его в денежном эквиваленте.


Дочь соседей Меренсов, София, окликнула Винсента, когда он подходил к дому. Это была невысокая темноволосая девушка с тонким и красивым, но излишне продолговатым лицом.

Они встретились, разделённые чугунной витой решёткой забора, ограждавшего дом Меренсов.

— Помоги мне, Винсент, — София очаровательно улыбнулась и, приблизившись так, что прядь её волос скользнула по его щеке, зашептала. — Через неделю мой день рождения, ты знаешь. Будет бал. Я отлично придумала: маскарад и вход нестрогий. Какой-нибудь carere morte непременно пожалует ко мне.

— Хочешь, чтобы я указал его тебе?

— Да.

Винсент осуждающе нахмурил брови.

— Я найду вампира и укажу. Только не тебе, а госпоже Беате, — очень тихо сказал он, зная, как далеко разносятся все звуки в прозрачном воздухе летнего вечера. — Софи, когда ты оставишь затею с обращением?

— Никогда! Бессмертие — тот подарок, который я действительно хочу получить на своё восемнадцатилетие.

— Восемнадцатилетие?

— Да. Я младше тебя на четыре месяца, ты забыл? Ты ничего не запоминаешь!

— Оставь эту мечту на два года. Владыка вампиров назначил возрастом инициации двадцать лет. — Винсент намеренно избрал холодный, вовсе не дружественный тон, но Софию это не смутило:

— Двадцать лет! К тому времени мама выдаст меня замуж. Я стану взрослой, серьёзной, несвободной. Я хочу сейчас! Мне всё равно, пусть вампир, обративший меня, будет дикарём. Так даже веселее. Скучная вечность надменных carere morte из свиты Владыки немногим лучше жизни, назначенной мне матушкой.

— Я уже говорил тебе: бессмертие carere morte может быть привлекательно только для слепых. Смертные не способны видеть его суть. Став вампиром, ты прозреешь — и ужаснёшься.

— А ты, стало быть, единственный зрячий в мире слепых? — девушка обиделась. — Я обратилась к тебе, потому что ты навсегда увлечён ими, также как я. Ты только притворяешься проповедником Ордена! Тебе известны все вампирские убежища, ты мог бы убить всех вампиров Карды! Или ты ненавидишь их, убиваешь их — или ты любишь их, восхищаешься ими. Третьего не должно быть.

Теперь Винсент рванулся к ней, так что девушка в испуге отступила.

— Позволь мне решать, как должно быть! Ты не видишь мир так, как вижу я. Вспомни о гостях дома! Ты думаешь, carere morte придёт на праздник затем, чтобы обратить юную хозяйку бала? Ему нужна пища, Софи. Что, если он захочет полакомиться, например, твоей сестрой? Если ты так жаждешь бессмертия, надень своё лучшее платье и прогуляйся по кладбищу за Пустошью в третьем часу ночи.

— Я уже думала об этом! Тогда я стану вампирским ужином! А мне нужна не смерть, а вечность. Винсент, помоги мне, прошу тебя! Я знаю, ты проследишь, чтобы он не убил никого из гостей.

Винсент вздохнул и отступил от решётки.

— Ты говоришь, убивать или любить, — сказал он после долгого молчания. — Нет, всё не так, Софи. Проклятие carere morte как болезнь. Разве мы убиваем больных? Разве мы восхищаемся тифом и чумой? Вампиров следует изолировать и лечить. Вот так, и никак иначе.

— Мама идёт, — испуганно прошептала девушка. — Прости. Она разъярится, если увидит меня с тобой.

София скрылась в саду, а Винсент, несколько разочарованный внезапным окончанием беседы, возвратился домой.


Он прилёг отдохнуть в комнате Миры. Выбор места для сна объяснялся не сентиментальностью и не тоской по пропавшей тётке. Винсент вполне оценил удобный тайный путь из дома, открывавшийся из комнаты Миры. Агата слегла бы с нервным расстройством, увидев его. Нужно было вылезти за окно, перебраться на соседствующую с ним летнюю террасу и оттуда по стволу близкого дерева спуститься на землю. Впервые Винсент нашёл его в ночь Большой Охоты, когда решился проникнуть в запертую комнату вампирши, и с тех пор пользовался им почти каждую ночь. Он переделал комнату по своему вкусу. В небытие отправился тяжёлый полог над кроватью и шкаф — хранилище нарядов вампирши, пропахший кровью изнутри. От Миры здесь остались только ставни на окнах, очень удобные, запирающиеся с двух сторон.

Было бы неверным сказать, что Винсент совсем не вспоминал о тётушке. Сейчас он был благодарен Мире: она, сама того не ведая, указала ему путь. До того, как он узнал, что Мира — carere morte, он считал их ужасными, недостойными сострадания тварями, но в этой жестокой вампирше нашлась частичка человечности. Он готов был поклясться: то было не притворство! Увидев это в одной проклятой, он присмотрелся к другим и скоро пришёл к выводу: бессмертные — лишь только больные люди. На следующий день после ухода Миры он пожалел, что дал волю обиде, и их расставание вышло таким злым. Но поздно было что-либо делать, и мама выглядела успокоенной и радостной. Сначала Мира писала им. Он вышла замуж, супруг ввёл её в высший круг Доны… Через два года письма прекратились. Мира исчезла точно так же, как в юности. Винсент не искал её. Время их встречи ещё не пришло. Всякую болезнь можно вылечить, просто не ко всем ещё найдены соответствующие лечебные снадобья. Он чувствовал, что станет тем, кто узнает, как исцелить вампиризм. И тогда он разыщет тётю…

Вот в небе заблестели звёзды — стражи на границе долгого летнего вечера и ночи, и Винсент проснулся, почувствовав, как мгновенно углубились двадцать воронок, ведущих в пустоту. Он забрал со столика заранее приготовленное оружие и отворил окно. Через десять минут он был у Верхнего моста.

Сегодня на охоту вышли все carere morte города. Долгий летний день высушил их до капли, остался лишь чёрный смерч — воронка голода. Ослепшие, безумные, вампиры бывали необыкновенно прожорливы в летнее время! Винсент остановился на мосту, решая, куда идти дальше. Корона была практически чиста. В районе Тридцати Домов дикари не рисковали охотиться, опасаясь мести старейших; только над особняком Ларгусов, видимым издалека благодаря своим башенкам, кружила одинокая тень. Значит, свидетельство маленькой Джезабел было верным! Этот вампир не охотился, лишь присматривался… Близ Пустоши охотились пятеро вампиров, двое носились над Патенсом, четверо плутали в лабиринте улиц нижнего района. Восемь — почти половина! — выбрали Сальтус, вернее, один очень ограниченный участок за Сальтусом. Только крупное происшествие могло привлечь стольких carere morte. Винсент повернул на запад, в Сальтус. Следовало разузнать, что произошло.


— Похоже, их цель — женский лицей, — предположил знакомый извозчик, которого Винсент отыскал на вокзальной площади.

— Лицей?! Прежде они не совались туда, там сильная защита.

— Была сильная. Сегодня утром умерла директриса лицея. Отравилась.

— Самоубийство… Это хуже всего. Значит, защиты больше нет.

— Может быть, воспитанницы уже разъехались?

— Нет. Я помню, экзамены у них позже, чем у нас.

— Отвезти вас туда?

Винсент не ответил. Он сосредоточился на восьмерых проклятых. Восемь смерчей затихали, рассеивались. Вампиры насыщались.

— Поздно. Они уже сыты! Я не выйду против сытого вампира.

Он снова замолчал, устыдившись. Едва установив местонахождение carere morte, ему нужно было спешить туда, но Винсент выбрал долгий путь через вокзальную площадь.

Возница ничего не сказал, усмехнулся. Но его взгляд показался Винсенту осуждающим. Юноша отметил на его карте города места вампирских засад и поторопился уйти.

"Восемь вампиров! — бормотал он про себя, направившись теперь в Патенс. — Всё это я проходил. Деревянный кол и серебро обездвиживают их ненадолго, а после ранения они пробуждаются куда более голодными. Если до ранения они были довольны каплям крови, то после отнимают всю жизнь, если они планировали одно убийство — совершают два и более. Моё вмешательство только вредит".

В детстве, читая сказку о Даре, Винсент возмущался поведению первого Избранного: "Убоявшись тьмы, отдалился от дел и не пользовался чудесным Даром". Теперь же он понимал того человека.

"Не "убоялся тьмы"! Он, обладавший той же способностью, также ощущал бессилие, невозможность исправить что-либо. Убийство carere morte он считал неверным путём, а остановить убийства смертных иными способами не мог. Молчаливое наблюдение за бесчинствующими вампирами делало его их пособником — и он ушёл от людей. Что же ждёт меня? Отшельничество?"

Винсент остановился в центре лабиринта улиц Патенса — на площади с фонтаном. Пришло время эксперимента, к которому он готовился три дня. Вампир — он чувствовал это — озирал сейчас площадь из своей засады. Глянув на окружающие дома, Винсент быстро нашёл её: вампир прятался в собственном дневном убежище на втором этаже жилого дома.

Подняться к нему? Он сбежит, испугается, что за ним пришёл охотник. Винсент решил выманить вампира на улицу.

Недолго помаячив у фонтана, он нарочно повернулся к дому вампира спиной и направился в переулок, уводящий с площади. Голодный воющий смерч немедленно двинулся за ним, и Винсент ускорил шаг. Погоня раззадоривала вампира, а, увлекшись, он становился неосторожен.

Винсент свернул на узкую улочку, где вампир вынужден был сбросить крылья. Юноша уже достал серебряный нож, спрятанный в рукаве, но вампир вдруг резко ушёл в сторону. Он заметил дыру в защите ближнего дома и предпочёл улей, набитый жизнями, одной, спешащей в ночи. Винсент чертыхнулся, остановился. Минуту он следил, как воронка смерча, подобно сосуду, наполняется чьей-то жизнью… Потом ушёл.

Он попробовал увлечь за собой другого вампира, но добыча вновь сорвалась с крючка. Только под утро Винсенту удалось приблизиться к третьему carere morte на расстояние удара.

Вампир догнал его в проулке, образованном слепыми стенами домов. Его крылатая тень разрослась, потянулась к добыче — carere morte готовился напасть. Тогда Винсент развернулся к нему и ударил ножом в сердце.

Удар был точным: вампир упал, съежившись и будто уменьшившись в размерах. По небольшим размерам тени Винсент предполагал, что это будет девушка, но carere morte оказался мальчик-подросток. На мгновение Винсент испугался, отступил: очень страшной была эта картина — ребёнок с ножом в груди.

Чары carere morte, делающие любого вампира привлекательным в глазах смертных, рассеялись. Лишённый колдовской миловидности, вампир оказался болезненно худым, мутноглазым, тускловолосым. Под тонкой голубоватой кожей рельефно проступали синие шнуры вен. Вампир был страшен, но не как мертвец — как измученный болезнью человек.

Винсент закрыл глаза — в грядущем эксперименте зрение будет только помехой.

Картина, явившаяся ему с закрытыми глазами, казалась сном. Чёрное-чёрное, чернее ночной тьмы пятно, которым виделся вампир во время погони, вблизи оказалось сборищем хаотично прыгающих точек, за которыми светилось что-то. Светящаяся фигура человека была облеплена шевелящимся чёрным, будто на несчастного напал рой пчёл. — "Что же заставляет её светиться? Может, так ему дано видеть жизнь carere morte? Ведь не всю жизнь отнимают при инициации…"

— Не бойся, я не охотник, — чётко проговорил Винсент. — Я не собираюсь убивать тебя, я попробую тебя вылечить. Только не бойся!

Чёрная масса мелко тряслась. Вампир боялся. Или слишком сильна была боль от серебра…

— Ты не должен бояться! Так ты мешаешь мне. Успокойся!

Винсент сделал глубокий вдох и задержал дыхание. Это давало ему ощутить собственную жизнь, собственную живую кровь, словно источающую свет.

"Как много сияющей жизни в этой крови! Больше, чем нужно одному смертному. Странный дар, чудесный Дар…"

Сон продолжался. Винсент коснулся тёмной фигуры вампир рукой, и от пальцев к светлому двойнику вампира протянулись тоненькие нити.

— Выбирайся, — прошептал он. — За мной! Да выбирайся же!

Он вспоминал стишок, что Мира рассказала ему в детстве.

"Как там было? Умойся звёздным дождём…"

Но строчки путались, а мельтешащая чернота разрасталась. Винсент чуть отвлёкся, ослабил волю — и вот чёрная пыль пляшет перед глазами… Может, она уже окутывает душным коконом и его?!

Винсент отдёрнул руку, поспешно вскочил и наваждение ушло. Он тяжело дышал, будто только что пробудился от кошмара. Вампир лежал неподвижно.

Он побежал прочь. Вспомнив, возвратился, выдернул нож из раны вампира. Бессмертный вздрогнул, его глаза, до того парализованные, забегали по сторонам, остановились на юноше — и почернели от ужаса. Винсент припустил прочь: вампир был слишком слаб, чтобы пуститься в погоню немедленно, но поторопиться стоило.

Очередной эксперимент не удался. Серебряный нож, пятый из старого столового набора, найденного на чердаке среди хлама, почернел почти до самой рукояти. А сколько было попыток прежде! Сначала Винсент ловил carere morte днём, когда они тихо спали в своих убежищах. Но при солнце они бывали слишком слабы, их жизнь едва просвечивала под чернотой. Потом он ловил насыщавшихся вампиров: во время сладкого ужина они совсем утрачивали бдительность. Но сытый вампир был слишком полон чужой жизнью, и сияние его собственной тускнело, как если бы свет проходил через мутное стекло. Постепенно Винсент пришёл к выводу: ему нужен голодный вампир, вышедший в ночь за добычей. Сегодняшний эксперимент стал последним и самым опасным его экспериментом.

"Неудача. Последняя неудача! Нужно искать другой путь", — холодно рассудил он.

Но Винсент вспомнил о жертвах этой ночи: о воспитанницах лицея, о том неизвестном, которого предпочёл вампир с площади Патенса, и, сильно сжал в кулаке лезвие ножа, физической болью прогоняя душевную.

"Жестокий дар, беспомощный дар! Или ты не дар, а проклятие?"


Он решил на время оставить эксперименты с carere morte. Следующие несколько дней Винсент провёл за городом, в верховье Несса. В залитой солнцем роще, ведущей к истоку реки, он писал этюды. Ещё преподаватели лицея замечали, что юноше следует серьёзно заняться живописью, и сейчас он решил им уступить. Странные картины выходили из-под его кисти: молодая летняя рощица казался рисунком на крыльях бабочки, а все тени были глубоки и черны, как пропасть.

Винсент не любил одиночество, ставшее его вынужденным спутником с достопамятной ночи Большой Охоты. Но в эти дни оно почти не тяготило его. Решение загадки исцеления carere morte было близко, совсем близко. Ещё один день тишины и солнца — и новый путь, ясный и простой, откроется ему… Поэтому он не был рад незваной гостье, появившейся в тихой роще. Частица черноты пряталась под милым обличьем девушки, в светлом лёгком платье. В ее руках была вместительная, но кажущаяся невесомой сумка из той же, что и платье, ткани. Девушка закрывалась от солнца кружевным зонтиком. То была Низшая, встреченная несколько дней назад в городском парке, и, проходя мимо, она вновь приветливо улыбнулась. Винсент поклонился в ответ с несколько озадаченным выражением лица. Девушка казалась знакомой, но вспомнить хотя бы её имя он не мог.

"Возможно, она встречалась мне ночью, в рейде…"

Девушка, чуть помедлив в раздумьях, извлекла из сумки тёмно-синий плед и книгу и устроилась на импровизированный пикник на полянке неподалёку. Винсент попытался отвлечься, заняться этюдом, но сочное пятно расстеленного пледа, похожее на водную гладь истока Несса, притягивало его взгляд. Низшая читала книгу и делала вид, будто ей вовсе не интересен нечаянный зритель. Раздосадованный, Винсент решил не глядеть в её сторону и нарочно занялся кружевным зонтиком, который первым же порывом ветра был отнесён далеко в сторону от владелицы. Эта картина одинокой брошенной вещицы неожиданно так понравилась юноше, что он без жалости удалил прежний этюд с раскладного мольберта и немедленно взялся за новый. На его рисунке простенький дамский зонтик приобрёл хрупкость и ажурность паутинки, а светлые, купающиеся в лучах солнца деревья, окружающие полянку, почернели и заострились частоколом готических зубцов.

Вскоре Низшая почувствовала необходимость укрыться от солнца. Она встала, направилась к зонтику и на полпути остановилась.

— Вы рисуете меня? — она зарделась. — Я сейчас вернусь на место.

— Я рисовал ваш зонтик, — Винсент сам испугался своей резкости. — Но вижу, как он сейчас нужен вам… — не удержался он от замечания.

К его удивлению, Низшая засмеялась:

— Я знаю, как вы меня видите! Я могу подождать.

Так и не забрав зонтик, она вернулась на плед. А Винсент больше не мог оторвать от неё глаз.

Тогда, на закате дня в городском парке она была приглушённо миловидной, а печать проклятия едва заметна: вечер — время Низших. Сейчас полуденное солнце, безжалостно высвечивающее все недостатки внешности обычных людей, облекло её в сияющие одежды богини, проклятие же чернело возле сердца огромным пауком.

— Мне нравится ваша картина, — заметила Низшая, разглядывая брошённый этюд, прислоненный к дереву. — Вы видите мир так же, как его видят carere morte.

— Неужели?

— Да. Только многие бессмертные боятся поверить своим глазам.

Больше она ничего не сказала. Несколько минут прошли в смешном, каком-то обиженном молчании, и Винсент решился перейти в наступление.

— Простите меня за нападки. Мой дар позволяет видеть carere morte, но часто я бываю слишком чувствителен к тёмной стороне их сути и напрасно забываю о другой, светлой. Я даже не представился вам…

— Винсент Марк Линтер, — улыбнулась девушка. — Я помню тебя, маленький Винсент. А ты помнишь Линду Флагро?

Линда! Старшая дочь барона Флагро. Последние годы она жила где-то в столице, но прежде они встречались: на детских праздниках и балах Короны. Правда, Линда, старшая на три года, не обращали внимания на Винсента. Они говорили всего один раз, то ли в шутку, то ли серьёзно…

— Я рассказывал тебе, как укрепить защиту дома, а ты обзывала меня фантазёром, — сказал Винсент. — Я помню! А помнишь, я нарисовал тебе карту Короны? Налево от Несса дома, где carere morte есть в каждом поколении, направо дома, где в каждом поколении охотники, а два ближайших к реке дома, оба на "ф" — Фаберы и Флагро, придерживаются нейтралитета. Что же ты наделала, Линда? Теперь моя карта бесполезна…

— Я уже не Флагро, — глаза Низшей смеялись.

Он окончательно оставил этюд. Они беседовали целый долгий час. Винсент подобрал зонтик и укрыл им Линду, по-прежнему храбро делавшую вид, что ей нравится быть на солнце. Потом девушка ушла, запретив себя провожать. Юноша всё же последовал за ней в отдалении. И увидел лишь, как Линда садится в экипаж с гербом баронов Меллисов, ожидающий её у дороги.

"Должно быть, она — супруга младшего из баронов", — подумал он и вопреки всем законам и правилам почувствовал не разочарование и принятие. Это было нетерпеливое ожидание новой встречи.

"Меллисы — друзья Меренсам. Линда будет на дне рождения Софии, — он вздохнул. — Придётся и мне пойти…"

В конце концов, кто как не он укажет гостям Бала, кого следует опасаться? А мечта Софии о бессмертии останется мечтой. Всегда можно припугнуть дикаря карой Владыки за обращение несовершеннолетней! Бал-маскарад предполагает легкомысленное, вольное общение. Он получит возможность ещё раз встретиться с Линдой.

"Почему раньше я не пробовал исцелять Низших? Это должно быть проще: их проклятие не так сильно. Эксперимент продолжается", — запоздало оправдался он перед собой.

Глава 14 Избранный

Их юная любовь была подобна солнцу. Только она светила ещё ярче… И смертный верил в бессмертие её, а бессмертная вновь смаковала в ней позабытые жизнь и смерть. Винсент перестал замечать время, вечность Линды наполнилась шорохом и стуком тысяч бегущих часов и минут.

Место первой встречи стало местом свиданий. Они проходили рощу и надолго застревали в гроте у истока Несса. Он рисовал Линду: в простом белом платье, в пышном голубом, в венке из цветов, с букетом цветов в руках; в рощице, ловящей солнечных зайчиков; в гроте, русалкой, задумчиво перебирающей длинные, черные как ночь волосы… Линии его рисунка утратили стеклянную хрупкость, а тени поблёкли. Он предал прежнюю манеру рисования — будто забыл о проклятии, лежащем на земле Карды и всем, на ней живущем.

Они много говорили — обо всём на свете, кроме любви: боялись разрушить свой хрупкий воздушный замок. Почему-то больше всего про город, в котором прошло детство обоих. Им было интересно, какой историю Карды знает другой. Они лепили общую историю…


— Первый carere morte появился здесь четыреста лет назад, — говорила Линда.

— Триста, — поправлял её Винсент. — Макта Вастус, Первый вампир, правил триста лет назад.

— На самом деле, Макта — современник первого Короля, Арденса. Ведь это Арденс его создал.

— Арденс?

— Арденс, Первый Избранный.

— Никогда не понимал этой чуши. Первый Избранный! Как будто Избранных может быть больше одного. Какой же он тогда "Единственный"?

— Разве ты не слышал легенды о Даре? Этот Дар существует, пока существует Первый вампир, Избранные же — смертны. Поэтому много их сменилось со времён Арденса и Макты.

— Да, некоторые люди в разные столетия умели распознавать carere morte лучше других. Но я не думаю, что между ними существует какая-то связь, вроде единого Дара.

Линда взглянула на него с юмором и ничего не сказала.

— А исчезновение Макты? За год до Второго Бала Карды? Что сталось с Первым вампиром? Убит Орденом?

— Ты не слушаешь меня! Избранные Даром приходили и после исчезновения Макты, значит, Первый вампир жив. Он удалился от дел, но, говорят, порой он возвращается в старый город, где когда-то правил. Carere morte встречали его иногда на руинах за Пустошью. Там стоял дом Первого, там истинное сердце Карды…

— Последний раз я слышал подобное от тётки-вампирши. Признайся, все будущие carere morte должны посетить лекции по истинной истории Карды и сдать экзамен перед обращением?

Она едва коснулась губами его губ и отдалилась, дразня.

— Не смейся. Смертным открыта правда дня, но вы не слышите легенд ночи. А она хорошая рассказчица! Давай, я расскажу, почему на самом деле древняя Карда больше не столица? Думаешь, это прихоть капризной королевы? Или интриги Домов Реддо и Гесси? Дону столицей сделал Орден. Помнишь имя первой королевы Доны? Анна Марселла из рода Рете. Рете издавна служили Ордену. Охотники ушли отсюда после того, как Дэви обзавёлся Великим вампиром на цепи, и основали на юге свою цитадель… Ты меня слушаешь?

— Слушаю. Мне нравится твой голос…

Почти также часто, но очень кратко они говорили о carere morte. Эта тема, при лёгком к ней отношении предстающая неисчерпаемым кладезем шуточек, заметно стесняла их. Они быстро расходились здесь, так и не обменявшись колкостями. Никто не хотел случайно обидно ранить собеседника. На вопрос Винсента: "Почему она выбрала бессмертие?", Линда ответила коротко: "Это была всего одна капля. В череде комедий и драм юности я едва ли заметила её". На вопрос Линды: "Почему обладатель подобного дара не сотрудничает с Орденом?", Винсент сообщил только: "У нас разные пути".

Такие это были беседы. Без упоминаний прошлого, без надежд на будущее… Винсент заговаривал порой о своих, вернее, маминых, планах: поступить в столичную Королевскую Академию и вопрошал Линду молча: "Как же ты?" Тогда она опускала глаза и усмехалась. И однажды в усмешке Низшей ему почудилась Мира…

— Что с тобой? — спросил он. — Ты странно улыбаешься.

— Я всегда улыбалась так.

— Нет!

— Уверяю тебя, — в её глазах была грусть. Предчувствие скорого расставания.


Знакомая усмешка Линды так встревожила Винсента, что он не смог отпустить её из памяти и наутро следующего дня. Дома он разложил перед собой все портреты девушки и нашёл эту ухмылку на каждом, но стоило присмотреться к ней, как она исчезала. Тогда он вынес картины на террасу — на солнце.

Здесь они словно потускнели. Грязно-серая мазня, будто он смешал слишком много разных красок: тусклые волосы, тёмная кожа, болезненная худоба тела под платьем… Приглядевшись, Винсент заметил ещё одну, самую отвратительную странность — блестящие, словно стеклянные глаза. Что это? Может, он положил слишком много белил? Заглянув в глаза портретов, художник отскочил в ужасе: неужели он нарисовал это? Яркий белок, прозрачный студень радужки… Точно глаза куклы или даже что-то совсем уж страшное — вываренные рыбьи глаза… Вот, значит, что в действительности было перед его слепым взором всю неделю! О, не впервые мираж, сотканный чарами carere morte, скрыл от него реальность!

Винсент отыскал единственный незаконченный портрет Миры. Да, и здесь то же самое и ещё усиленное, ведь Мира была Высшей: усмешка-оскал, словно живущая собственной жизнью на картине, равнодушные, неживые глаза… Он коснулся лица портрета, пальцы привычно очертили знакомый овал. Он помнил, как рисовал его: робко, тайно восхищаясь изяществом всех линий при явной несоразмерности некоторых пропорций. То была истинная красота, — казалось ему тогда, — подобная отвлечённо идеальной красоте статуй и древних божеств и достойная жить вечно. Как чудовищно далёк он был от истины! Когда за прекрасными чертами проступил бледный, обескровленный лик лишённой жизни, он сначала не поверил своим глазам.

"Ты склонен к идеализации образа. Больше реализма!" — Винсент шёпотом напомнил себе неосторожную фразу Миры. Уже во второй раз ему пришлось признать: чары carere morte имеют власть над ним, знающим о сути их проклятия! С некоторым усилием он вспомнил, что общение с Низшей должно было стать частью эксперимента. Он хотел попробовать исцелить её! В чём же дело?

— Красивые картины, — мама, незаметно для него зашла на террасу и уже, близоруко щурясь, разглядывала портрет "Линды-русалки". — Кто это? Линда Флагро?

— Да, — сознался Винсент.

— У вас роман?

— Мама! Она уже два года замужем за младшим Меллисом. Мы случайно встретились за городом. Ей понравились мои картины, и она попросила портрет.

— Младшим? Пятидесятилетним?

— Не считай чужие годы.

Агата осталась невозмутимой.

— А это что? — она склонилась над портретом Миры. — Не узнаю…

— Это же Мира!

— А! — короткое, какое-то воинственное междометие. Агата выпрямилась, но её взгляд всё не отрывался от портрета сестры. Она сильно изменилась после отъезда Миры. Рассеянная и замкнутая прежде, она стала совсем несдержанной на язык и даже поведала сыну некоторые семейные тайны. Это было б хорошо, если бы при этом она не начала замечать множество неудобных вещей…

Агата поставила рядом портреты Линды и Миры.

— Они чем-то похожи: эта и та, — даже её манера разговора изменилась. Она отрывисто бросала слова, часто грубые.

— Да… немного.

— Я встретила сегодня Селесту Ларгус, — помолчав, сказала Агата. — Что ты наговорил её дочери?

— А! Джезабел.

— Как я поняла, ты пугал её сказками о вампирах. Селеста рассказала, дочь всю дверь в доме изрезала, рисуя знак защиты от carere morte. Когда кончатся твои глупые шутки, Винсент? Меренсы уже ненавидят нас, теперь ещё и Ларгусы?!

Винсент печально усмехнулся. Агата до сих пор не верила в реальность carere morte. Она не замечала странных ночных прогулок Миры, а теперь и сына, её не убеждали страшные находки на чердаке, вроде разбитого зеркала, в котором ночью плясали странные, словно крылатые тени, или досок, несомненно, прежде бывших гробом — постелью carere morte. Мамина слепота была достойна первой награды на конкурсе "Не вижу зла"!

— Я сказал Джезабел только то, во что верю сам. А ты слышала, мама, что о Мире сейчас говорят в Карде? — всё же решился он. — Её, как прабабку, считают ведьмой, вампиршей…

— Пусть лучше так, чем правду.

— А что — правда?

— Сестра совершила страшный грех в юности… — Агата замолчала. Она долго всматривалась в лицо сыну, как бы ища ответа на вопрос: не сделаю ли я хуже, если скажу? Всё же она не решилась:

— Впрочем, она сполна за него заплатила. Мира с детства была сказочницей… Я напишу ей. Её обрадует новая сказка о carere morte.


На закате дня Винсент вновь отправился к гроту.

"Больше не поддамся! — повторял он про себя. — Это не любовь, это всего лишь чары carere morte… Как я мог забыть, что Низшие очень сведущи в них?! Я сегодня же расстанусь с ней. Да, эта встреча — последняя встреча!"

На землю спускался вечер. Винсент уже миновал рощу, он шёл… почти бежал берегом реки к месту свидания. А Несс, тихий и бездонный, пил сумерки и наливался их синевой.

Едва он увидел Линду, ждущую его в зачарованном месте у грота, все указания рассудка были забыты. Он вновь ослеп, перестал видеть её проклятие. Девушка сидела на корточках на знакомом синем пледе. Она оделась сегодня как в день их первой встречи, в волосах мерцали красные искорки заката.

Винсент замер, тщетно пытаясь вспомнить заготовленную фразу. Вежливая и равнодушная, она должна была мгновенно создать стену между ними, очертить границу, которую ни один из них более не перейдёт.

Линда мило наклонила голову набок, шутливо изучая пришедшего. "Что же ты?" — беззвучно прошептала она.

— Сегодня будет вечер нашей последней встречи, — сорвалось с его губ.

— Я уже знаю это, — она улыбнулась. — Иди ко мне.


Дальше было безумие и колдовство. Он подошёл к ней, слепо ткнулся лицом в протянутые к нему руки, в сложенные горстью ладони. Винсент боялся, что это прикосновение будет подобно струе ледяной воды, что кожа вампирши покажется ему холодной как камни грота, и колдовство рассеется. Но её кожа была тёплой, и он вздохнул и отдался общему безумию. Они сгорели и возродились из пепла, как птица-Феникс. "Ты погубила меня", — шептал он ей, когда на небе вспыхнули фейерверки звёзд. "Ты воскресил меня", — крикнула она на рассвете, протягивая руки к бледному, не отдохнувшему за краткую летнюю ночь солнцу.

Но вот солнце выползло из-за горизонта полностью, и Винсент стряхнул остатки безумного ночного сна. Перед ним вампирша. Низшая, подлейшее среди carere morte создание.

— Кто подослал тебя ко мне? — тщательно и всё же недостаточно ровно проговорил он.

— Подослал? — Линда в одной сорочке нежилась на солнце. Она открыла хитрый кошачье-зелёный глаз и тут же закрыла. Отвернулась. Недовольно повела белым голым плечом.

— Ты играешь со мной. Зачем? По чьему приказу? — он остановился, поражённый.

Её кожа золотилась на солнце. И она была согрета не только его лучами, но и жаром внутреннего солнца-сердца! Винсент по-прежнему не чувствовал проклятие Низшей, но теперь не чары carere morte были тому причиной! Неужели проклятие растворилось как лёд в потеплевшей крови Линды? Винсент закрыл глаза. Да, и в том мире, доступном ему единственному, вампирша сияла незамутнённым светом. Вампирша ли? Немного холодной черноты осталось лишь у её сердца. Но он сможет растопить этот лёд одним касанием ладони…

Линда вздрогнула от его прохладного прикосновения.

— Что ты делаешь?

— Я…

— Проверяешь, бьётся ли моё сердце? Да, и также часто, как у тебя. Иногда carere morte способны ненадолго приблизиться к жизни смертных. Высшая точки любви, также как сильный страх пробуждают сердце бессмертного, дарят проклятому несколько минут жизни.

— А я хочу подарить тебе всю жизнь, — зашептал он со вновь проснувшейся нежностью, окончательно забыв о недавних подозрениях. — Не шевелись. Закрой глаза и думай о хорошем.

Винсент сосредоточился на проклятии вампирши… Нет, этот лёд не таял! Через несколько минут собственная рука, прижатая к остывающей коже Низшей, показалась ему выточенной из той же грязно-чёрной ледышки. Холод лианами оплетал вены, подбираясь к сердцу, но юноша не отступал. Наконец Линда сама оттолкнула его руку и села.

— Довольно, — тихо запретила она. — Ты только мучаешь себя. Так ты не исцелишь carere morte. Ты погубишь себя!

— Ты не знаешь, какой у меня дар! Я способен на это! Просто…

— Ты не знаешь, какой у тебя дар! — Линда отвернулась, закусила губы, боясь, как бы с них не сорвалась тайна. Винсент отодвинулся. Подозрения вновь заполняли его несчастную голову.

— Говори же, Линда! Ты надеялась, на рассвете я буду в полной твоей власти?! Ха! Говори!

— Да, надеялась! — выкрикнула она. — Хорошо, если ты так хочешь… Твой дар проклятый! Он никогда не даст тебе исцелить вампира. Разве за три года ты был хотя бы близок к этому? Ты напрасно мучаешь себя. Мне жаль тебя! Каждую ночь ты обречён смотреть кошмарный сон Карды…

— Откуда ты знаешь о моих экспериментах? Кто подослал тебя?

Вампирша молчала. Она порывисто встала, будто вздумала сбежать, но тут же опустилась на место.

— Владыка Низших? Нетрудно догадаться! Вы все подчинены ему, он дал вам мечту о мире, где вас никто не назовёт Низшими… Вы чуть ли не молитесь на него! Говори! Что Конору нужно от меня?

— Помоги мне с корсетом, — взамен потребовала она. И заговорила.

— Ты знаешь, кто ты? Конечно же, нет. Если б ты знал, что твой дар, разве вёл бы себя так легкомысленно? Ты Избранный, ты владеешь Даром, тем самым, из легенды — великой, опасной силой! И кричишь об этом на весь город! Если б не Конор, два десятка вампиров уже передрались бы между собой за право доставить тебя Владыке! Ты можешь вести себя тише?

— Что Дэви нужно от меня?

— Ты вдруг стал поразительно не догадлив! — Линда разъярилась окончательно. — К чёрту это! — она отобрала корсет, в лентах которого Винсент успел основательно запутаться, и принялась натягивать платье прямо на сорочку.

— Ты говоришь таким тоном, будто старая сказка верна от первого до последнего слова. Но почему я должен верить ей? Я не видел ни Избранных, ни Великого вампира, ни…

— Старейшие помнят их! Они видели их, они говорили с ними. Дэви снова нужен Великий вампир. И если только ты попадёшься ему…

Винсент гордо вздёрнул голову.

— Инициация должна быть добровольной.

— Ага, как же! Он уничтожит твою душу и завладеет твоим Даром. Он сумеет это. Он знает, как. Ты — Избранный, но и ты не сможешь противостоять ему долго. Он сильнее всех, разве что пропавший Макта сильнее его.

Избранный в отчаянии вцепился в волосы, помотал головой. Такого рассказа он не ожидал. Он думал, Линда расплачется и скажет, что Конор задумал убить его, как излишне остроглазого, а вместо этого его засыпали громоздкими словами, начинающимися с больших букв!

— А что же Конор?

— Сейчас ты ещё не примешь это… но Великий вампир — единственная для тебя дорога. Так выбери лучше Конора, а не Дэви! Дэви погубит тебя, Конор же оставит тебе твоё "я". Ему нужна только твоя помощь. Низшие вампиры почти не опасны. Они могут мирно сосуществовать с людьми. Помоги Конору, и спасёшь: смертных от бессмертных, а бессмертных от смертных.

— Нет! — он снова решительно помотал головой, и на плед посыпались сухие травинки. — Мне не нужно ваше бессмертие. Оно уродливо. Я не приму его. Никогда!

— Избранному не дано выбирать судьбу. Он принадлежит миру, и мир всё решает за него.

Линда вздохнула. Её кожа тускнела, серела в лучах солнца. И сердце билось теперь как уставшие часы, у которых кончается завод. Он не вернул её к жизни. Не воскресил. Опять неудача! Так может вампирша права, единственный путь для него — присоединиться к бессмертным? А исцеление carere morte — ложь, бессмысленная ложь старой сказки о Даре?

— Что ж, если я Избранный, нужно соответствовать громкому имени, — глухо сказал Винсент. — Мне мнится, что Избранные прокладывают путь, а потом за ними идут миллионы. Я продолжу свой, а ты возвращайся к своему владыке, и скажи, что я никогда не приду к нему.

— Свой путь? — её смех уже стал вампирским: отрывистым, резким, лязгающим. — Что ж, ступай, мой малыш. И запомни, в таинстве исцеления две стороны: исцеляемый и целитель. Ты работаешь не с той стороной. Ты сейчас — такая же нелепость, как врач, берущий пациента за руку и вместо дачи лекарств требующий, чтобы больной немедленно исцелил себя сам. Сила в тебе, а не в нас. Недаром сказка говорит: Избранный должен захотеть использовать свой Дар, чтобы тот пробудился.

— То есть, я этого не хочу?! — он вскинулся. Да что она знает! Три года бешеных, невозможных усилий… — не та сторона?!

— Ты не исцелил никого, — не сдаваясь, прошептала Линда. Она полностью оделась, светлое платье и без корсета идеально сидело на худенькой фигурке. — А теперь одевайся и уходи, — приказала она и, в подтверждение решительных слов, пальцем указала ему: "Вон!"


Избранный! Наверное, он всегда это знал. Его странный дар — видеть вампиров, единственный во всей Карде, давно внушал ему, что он особенный. Конечно, это не давало ему права называть себя Избранным, но втайне он мечтал… Он представлял фантастические картины: вампиры бегут, завидев его приближение, он освобождает Карду от carere morte, одним прикосновением он исцеляет Миру… Это были глупые юношеские мечты. Проговаривая про себя те слова, что он скажет Мире после того, как исцелит её, он прекрасно понимал что так, как он представляет, вряд ли когда-то будет. Он прекрасно знал, что задача вселенского масштаба не решаема. И даже не потому, что для решения потребуется построить невообразимо сложное уравнение — просто потому, что условия задачи невыполнимы!

Теперь, оказалось, его мечты могут сбыться. А главный икс задачи прост и ясен.

"Избранный!" — это слово звучало, как решение.

Винсент опять бежал рощицей. Тропинка, вся в пятнах солнца, сама бросалась под ноги. Ему хотелось скорее выбежать из-под свода деревьев. Быть там, где дует ветер, откуда видно всё солнце, а не разорванное на куски ветвями жёлтое пятно…

Избранный, — он чувствовал, что поддаётся магии этого слова. Ему уже мерещились толпы, хором повторяющие его… Избранный!

Он остановился, вдруг вспомнив о Линде. Подумать только, эта ночь — лучшее, что было в его жизни, а он так увлёкся думами о будущем, что совсем забыл о своей несчастной возлюбленной!

"Я помогу и ей, — подумал он. — Помогу им всем! Только бы непотеряться в своих мечтах! Избранный — от этого слова кружится голова. А гордыня и мечты о величии губили многих, многих…".

Глава 15 Кружится голова

Линда отпустила извозчика и неспешно пошла к дому Коноров, где ей назначил встречу владыка. Лицо девушки было ясным, спокойным, хотя и закрытым, но она нервно вертела ручки своей сумочки, чуть ли не завязывая их в узел, и это не укрылось от взгляда слуги, сопровождавшего её к господину. На его тонких губах появилась ехидная ухмылка. Слуга не по первому, а по второму рождению, он был таким же Низшим вампиром, как и гостья владыки, и потому был недоволен своим положением при дворе. Нервозность Линды ясно свидетельствовала о каком-то серьёзном промахе, допущенном вампиршей в её задании, а слуга был рад чужим промахам.

Жестокое летнее солнце заполнило собой всё небо. Нестерпимо яркий свет его прожигал землю Карды насквозь. Линда раскрыла зонтик. На открытом солнце она испытывала сильную боль, словно кожу обёртывали тканью, покрытой горячим клейстером. В кружевной тени зонтика ей стало значительно легче. Осталось только головокружение, преследующее с утра, с того момента, как она открыла глаза — после сна о падении и полёте.

Она немного боялась. Её ошибка не была фатальной для всего задания, но Конор не прощал даже самых мелких промахов. С проштрафившимися Низшими он поступал жестоко. Он выдавал их Ордену, а наиболее провинившихся ждала самая страшная и отвратительная казнь для carere morte — их отдавали толпе.

В годы, когда Владыка Дэви путешествовал, и Карда была свободна, её смертные жители становились куда смелее. Стоило пройти слуху о каком-то бессмертном, раскрывшем свою личность, и они уже не прятались по домам, а выходили на бой. Попавшегося им carere morte ждала страшная участь: его тело разрубали на куски и сжигали, голову же хоронили на Лысом холме Сальтуса.

Эта казнь часто являлась Линде во снах. Она просыпалась всегда на одном и том же моменте: когда её под злорадный гогот толпы несли под топор палача. Она вскакивала на постели, задыхаясь от крика, с заходящимся сердцем. Потом она клялась, что больше никогда-никогда не уснёт и рыдала — от счастья, что это был лишь сон, и от ужаса, что здесь, в Карде, он однажды способен стать реальностью…

Конор ожидал Линду на балконе, разделённом тенью пополам. Кресло владыки было на границе тьмы и света. Линда кратко поклонилась и хотела сбежать в тень балкона, но Конор знаком велел перейти на светлую сторону. Зонтик, впрочем, милосердный владыка разрешил оставить.

Недаром в кулуарах шептались, что Конор подражает Дэви! Освещённая солнцем площадка была для гостей Конора тем же, чем Зеркальная галерея — для гостей Дэви. Местом пыток. Кресла ей не предложили, и вампирша сгибалась под тяжестью зонтика. Словно всё солнце давило на его ажурный купол! Во рту пересохло, и Линда знала: эту жажду не утолить водой.

— Господин, у меня плохое известие, — тихо проговорила она.

— Что такое?

— Господин, Избранный узнал о вашем интересе. Я вчера сказала ему. Я не могла не сказать! Он спросил прямо. Ложь разрушила бы его доверие ко мне.

К её великой радости, Конор не был недоволен.

— Что он узнал обо мне?

— То, что знают все, господин. Вы ищете Избранного, но чтобы спасти. Я сказала, Избранный нужен вам, как компаньон.

— Что он сказал?

— То, что вы предсказывали, господин, — печально улыбнулась Линда. — Он не хочет нашего бессмертия.

Она облизнула губы. Забывшись, представила вяло пульсирующую вену на шее мужа… и почему-то смутилась, сжала покрепче ручку зонта.

— Да, сейчас он не хочет нашего бессмертия, — спокойно повторил Конор. — Сейчас он ещё слишком мало узнал, чтобы захотеть его. Сейчас он воображает, что у него есть выбор… А выбора нет! Мы не дадим ему выбора. Настала пора перейти к следующей части плана. Избранному пора показать вторую сторону медали. Он должен уехать в столицу и присоединиться к охотникам. Их глава под моей властью. Скоро Избранный поймёт, что Орден — зло более страшное, чем carere morte, и вернётся к нам.

— Он хочет ехать в Дону осенью, господин. Он говорил мне.

— Осень? Это поздно! Дэви что-то почуял. "Тень Стража" проснулась, хозяин слуг бдит. Его куклы рыщут по городу. Они ищут Избранного, — это сказал другой голос, не Конора. Линда заозиралась в поисках источника и нашла ещё одно кресло на тёмной стороне балкона. Говорившего не было видно в глубокой чёрной тени, но вампирша поняла, кто это. Таинственный компаньон владыки Конора. Высший…

— Да, нужно торопиться, — ровно согласился Конор. — Невозможно ждать до осени. Придётся чуть ускорить события. Избранный покинет город после смерти матери.

— Госпожа Линтер? Чем она больна? Винсент не говорил… — Линда остановилась. Мраморный пол под ногами заплясал. К головокружению добавилось ощущение лёгкой пустоты в животе. Она испугалась, что её, невесомую, унесёт с балкона первым же порывом ветра.

— Она не больна. Во всяком случае, больна не более чем любая полная дама её лет. Агату убьёте вы, — заметил невидимый Высший.

— Я?!

— Я говорил о Низших, как о виде carere morte… Смерть должна выглядеть естественной, а Высшему с этим не справиться.

— Я пошлю к дому Вако десятерых, — сказал Конор. — Может быть, уже сегодня вечером. Полагаю, хозяина не будет дома в это время, Линда?

— Здесь я не смогу помочь, господин. Вчера мы попрощались с ним навсегда… Думаю, мы увидимся в следующий раз не ранее пятницы.

Конор улыбнулся, усмешку невидимого Высшего Линда не видела, но чувствовала.

— Нельзя ли ускорить вашу встречу?

— Лучше не стоит, господин. Ему нужно время, чтобы вновь признать меня своей. Но, полагаю, сегодня ночью он выйдет в город. Вчера он впервые услышал от меня о своей избранности, ему не терпится разбудить свой Дар.

Конор довольно наклонил голову.

— Хорошо. Пусть испытывает свой Дар. Тем временем в его отсутствие дом Вако лишится защиты, — ехидно заметил Высший.

Линда содрогнулась.

— Зачем нужно непременно убивать кого-то? Во время нашей следующей встречи я могу разыграть панику, попросить его немедленно покинуть Карду… Я скажу ему, что Дэви ищет его Дар. Он послушается. То, что вы задумали, жестоко. Он же будет винить себя в смерти матери!

— Это от него и нужно, — Линде почудилось движение во тьме: Высший подался вперёд. — Смерть близкого человека больно ранит. На месте этой раны на долгие годы остаётся частица пустоты, а пустота — то место, куда Бездне carere morte, открыт доступ. Приди к нему с утешением в пятницу или даже раньше, Конор определит время, — Конор согласно кивнул. — Используй чары, узнай его чувства, мысли, настроения. Дай Бездне завладеть им. Связь между вами должна быть крепка, чтобы Конор cмог потом внушить ему нужную цель.

— Владыка уже говорил это. Нет необходимости повторять, я помню о своих задачах, — сказала она темноте и пошатнулась, когда солнце послало очередную стрелу-луч в затылок, не прикрытый шляпкой.

— Перейди в тень, — смилостивился Конор.

Теперь ей принесли кресло. Вампирша упала в него и благодарно закрыла глаза. Прошло немало времени, прежде чем она осознала, что её собеседники молчат. Линда слышала, что Высший компаньон Конора обменялся с ним кровью. Сегодня этот слух подтвердился: вампиры, несомненно, переговаривались сейчас — мысленно.

— Это должно быть ужасно, — свой слабый, глухой голос она услышала как бы со стороны, — постоянно слышать чужие мысли! Как вы справляетесь, господин?

"О, Боже! Я сказала это вслух?!"

— Всё не так ужасно, как представляется тебе, — Конор одарил её улыбкой: не привычной, словно приклеивающейся к его устам время от времени — другой, настоящей, чуть печальной. — Конечно, бывают случаи, когда один из компаньонов вырывается в лидеры и замещает собой другого. Но мы оба были изначально заинтересованы в том, чтобы второй партнёр существовал. Высшему не подвести Избранного к идее обращения без чар Низших, Низшим не обратить смертного — здесь нужна кровь и сила Высшего. В нашем случае чтение чужих мыслей похоже на чтение книги, которую можно закрыть в любой момент и вернуться к ней, когда угодно…

Аудиенция была окончена.


Вампирша возвратилась к своему экипажу. Пользоваться каретой Меллисов она побоялась и на весь день наняла ландо с биржи. Она старалась не глядеть на возницу. Подобно всем Низшим, Линда была мнительна и постоянно задавалась вопросом: "Не слишком ли заметно, что я — carere morte?" Она боялась, что после долгой аудиенции на солнце её глаза полыхают не человеческим — звериным голодом, а маленькие клыки заострились как кинжалы.

"Низшим нельзя долго быть на солнце! — поучали старшие. — Солнечные лучи иссушают, сжигают тебя, а проклятие ширится, захватывая тело". Линда отмахивалась от их советов, полагая, что уж она-то — умная, рассудительная, сумеет надолго остаться Низшей. Она отмерила себе десять бескрылых лет, а там… посмотрим.

Сейчас вампирша чувствовала, что "десять лет" закончатся намного раньше. Экипаж, нанятый ею, был с верхом, но она не стала требовать поднять его. Она опасалась, что возница заподозрит неладное: кто кроме carere morte упакует себя в коробку в такой ясный, солнечный день? Линда сжалась на сидении, мужественно и глупо терпя бичи солнечных лучей. Только через двадцать минут и два квартала она сообразила, что можно сделать.

Она приказала остановиться у дома, выбранного случайно. Зайдя в подъезд, она подождала пять минут и снова выбежала на улицу, где разразилась театральным истерическим плачем. Давясь от слёз, махнула рукой извозчику: "Подними верх ландо!" Он послушался.

Забравшись в экипаж, Линда повсхлипывала ещё немного, старательно играя роль. Потом откинулась на спинку сидения и глубоко вздохнула. Наконец-то спасительная тень!

День перевалил за середину, когда они подъехали к дому Флагро. Муж третий день был в отъезде, и заскучавшая вампирша захотела навестить родителей.

Отца дома не было. В саду гуляли мать и младшая сестрёнка Линды семи лет. Вампирша пробыла с ними долго, до самого начала заката. С родными ей всегда было хорошо и покойно, но сейчас, по мере того, как дневной свет гас, в тёмной душе вампирши нарастала непонятная тревога: "Мама, мама! Как хорошо, что ты жива, что ты со мной!"

Линда с горечью подумала о другой матери, которая скоро будет убита… Благоразумие требовало, чтобы вампирша оставалась на месте и не сообщала Винсенту о намерении Конора убить Агату: такую ошибку, или правильней сказать, предательство, ей не простят. Но что-то в то же время молило скорее бежать к дому Вако и предупредить убийство.

В конце концов, не будет ли молчание предательством их любви?

Неделю назад, после первой беседы с Винсентом, Линда спросила Конора: "Мне, конечно же, запрещено влюбляться?" Владыка ответил с усмешкой: "Нет, это не возбраняется. Небольшая влюблённость даже может тебе помочь"…Небольшая! Разве уместны в любовных делах подобные сравнительные характеристики? Разумеется, Линда влюбилась… Да как! Разве что свою, полную опасностей, неизвестных смертным, жизнь она пока любила больше. Или уже нет?

"Нужно предупредить его. Пусть останется сегодня дома", — вопреки страху быть раскрытой людьми и растерзанной толпой, думала Линда.

"Дэви, — говорил Конор, — уничтожит душу Избранного обращением в Великого. Ему нужен всецело подчинённый ему одному безумец. Мне же нужен разумный и способный учиться собрат, солдат… друг". Линда принимала план Конора. Она верила, что только владыка Низших может спасти Избранного от страшной участи, уготованной ему Дэви. Линда принимала план Конора… за исключением убийства Агаты.

"Чтобы убить здорового человека, Конору потребуется не менее десяти Низших, действующих согласованно и одновременно. При этом вампирам нужно будет приблизиться к дому хотя бы на расстояние слышимости ударов сердца того смертного, за жизнью которого они пришли…"

У неё оставалась слабая надежда, что защита дома и без хозяина не подпустит carere morte близко. Или, может быть, Конор помедлит ещё день-два…


На закате, попрощавшись с мамой, она отправилась к дому Вако. Линда велела остановиться у Верхнего моста и быстро спустилась вниз по улице.

Дом не спал, горело несколько окон. Линда прошла до ограды сада, пытаясь примерить на себя роль Низшего, готового убить. Она прислушивалась и принюхивалась как дикий зверь, вступивший в неизведанную часть леса. Ей пришлось войти в сад и пройти до половины главную дорожку, чтобы расслышать стук сердца женщины в доме. И, почти сразу же за этим, сделав следующий шаг, она натолкнулась на защиту.

"Щит не накрывает сада, — заныло сердце от дурного предчувствия. — Винсент уже ушёл!"

Линда побежала обратно, заметила двоих, входящих в сад через вечно незатворённые главные ворота, и бросилась прочь с дорожки. Она заметалась среди деревьев, не зная, куда спрятаться, и упала, запнувшись о подол собственного платья. Двое Низших прошли мимо неё к дому. Рассудительный и осторожный Конор менялся, когда речь заходила об Избранном… Он решил не ждать завтра!

Она кинулась к воротам и здесь столкнулась с Верой Сольви. Темноволосая зеленоглазая красавица, подруга Леонарда Претера, остановила её.

— Линда… Куда ты?

— А ты? — ещё задыхаясь от испуга, спросила та. — К Вако?

— Владыка послал нас сюда. Нужно обессилить хозяйку этого дома.

— Только обессилить?

— Нас здесь десять… Значит, убить! Мне страшно, Линда! Я ещё не убивала. Как ты думаешь, такое убийство приблизит меня к Высшим или это иное?.. — но подруга уже не слушала. Она бежала прочь от дома Вако.

Вампирша добралась до перекрёстка, сквозь зубы приказала вознице: "Патенс, площадь". Экипаж тронулся, а Линда почувствовала, что голод совсем пробудился. Опыты по подслушиванию чужого сердца раздразнили его. Пришлось закрыть глаза и заняться повторением таблицы умножения.

В Патенсе Линда отпустила извозчика и проследила, как он уехал. В грядущих ночных приключениях ей не нужен был свидетель. Минуту она постояла на площади, решая, куда следовать дальше.

"Только бы найти его! — шептала она. — Ах, только б избрать верный путь!"

В конце концов, очертя голову, она бросилась в центральный Патенс.

Лабиринт узких улиц… Вверху, над крышами, ещё синее небо порой расчерчивали крылатые чёрные тени. То охотились Высшие собратья-дикари, и Линда в очередной раз подумала, что не может представить себя среди них. Неужели, однажды и за её спиной распахнутся крылья? Это было также непредставимо, как образ себя взрослой для пятнадцатилетней девочки.

Улочка, которой она бежала, запетляла. В одном повороте Линда наткнулась на недавнюю жертву carere morte — девушка была жива, но без сознания. Линда пробежала дальше, мимоходом успокоив свою совесть тем, что кровь из ран жертвы уже не течёт, да и сами раны неглубоки: выживет… В другом повороте в ворчании ветра Низшей померещился ропот озлобленных кардинцев, и призрак кошмарного сна сейчас же встал перед глазами… Всё же она продолжила путь. Улочка петляла, вампирша устала, дыхание сбивалось. Тёмный коридор серых домов внезапно открылся на знакомую площадь Патенса.

Она вскрикнула — от радости: знакомая площадь, и огорчения: пустой, бессмысленный круг по Патенсу! Но тут налетел чёрный вихрь крылатых теней, закружил её — Линда едва устояла на ногах. Группа дикарей спикировала откуда-то из-за туч на площадь и здесь сцепилась с другой. Мелькание чёрных теней — странный, завораживающий танец. Линде показалось, мимо статуи Короля Константина в центре площади пронёсся экипаж и какой-то человек выпрыгнул из него. Светловолосый, высокий… Винсент? Но он скоро пропал из виду, всю площадь поглотил вихрь из крыльев чудовищ… Вампиры продолжали танец-сражение. Вот упал на камни площади один, второй… Третий ударился о стену дома рядом с девушкой, но сейчас же поднялся. Его крылья расточились, но чудовищная тень ещё облегала фигуру, скрывая одежду. Без слов он сгрёб опешившую Линду в охапку, приник к её шее. Девушка почувствовала уколы клыков, дёрнулась, но дикарь лишь сильнее сжал её, так что у Линды перехватило дыхание… Никаких более глупых заключений о превосходстве Низших над Высшими! Этот вампир был силён почти безгранично, а Бездна надёжно защищала его разум от проникновения Низшей. Счастье, что скоро дикарь сам отступил, выплюнул её грязную кровь.

— Низшая! — он поперхнулся этим словом. Его лицо исказилось от боли, он сполз по стене дома на тротуар. Линда завертела головой, она не понимала, что ударило вампира: ни стрелы, ни кинжала, ни лучика солнца!

— Линда! — окликнул знакомый звонкий голос. Она обернулась.

Винсент бросился к ней, схватил крепко, точно добычу, и закружил в объятиях.

— Я чувствовал, что это ты! — крикнул он. — Прости мою глупость. Ты, конечно же, не поверила моим словам о последней встрече?

— Что ты тут делаешь?!

— Не видишь? Я только что стравил две группы дикарей… — он обернулся к вампирам — чёрному смерчу в центре площади и чуть прищурился. Линда заметила, как напряглись в этот момент его руки, удерживающие её за плечи: просто каменные! Избранный мысленно ударил вампиров, как только что дикаря — словно хлестнул невидимой плетью. Смерч распался. Несколько скорчившихся фигурок упали на площадь, те, что посильнее, улетали.

— Каково? — глаза Избранного сияли мальчишеским восторгом, когда он вновь повернулся к подруге, и Линда по-матерински пожалела его: "Несчастный наивный мальчик!" И, взглянув в её лицо, Винсент замолчал на полуслове, отступил. Очень серьёзно спросил:

— Что случилось?

Линда перевела дух и вспомнила, зачем она здесь:

— Винсент, беги скорее домой. Защита дома совсем ослабела без тебя…

— Знаю. Сейчас там нет carere morte, я вижу.

— Ты видишь всех carere morte? Или следишь только за Высшими? Ты слишком увлёкся дикарями! А у дома Вако сейчас собираются Низшие. Вместе они могут…

Юноша побледнел.

— Беги, скорее…

Он только тихо сказал: "Благодарю" — и исчез во тьме улицы.

— Только не вступай с ними в бой! Просто возвратись и увеличь радиус защиты! — прокричала Линда вслед.

Небо над головой кружилось, камни мостовой брызгали в стороны из-под ног, как мыши. Ослабевшая вампирша пошатнулась, прислонилась к стене дома. Вот так, несколькими краткими словами, она разрушила свою вечность. Конор будет в ярости. Её голова будет покоиться на Лысом холме, и однажды из пустой глазницы черепа прорастёт зелёная, как её глаза, трава… Но что же делать, как хранить молчание, если от любви кружится голова?

Глава 16 Безумцы с Закатной

Клеменс Грата был недоволен.

— Вдова Алиен… — медленно, смакуя проговорил он и поморщился. — Рано! Что ты получила по завещанию мужа?

— Дом в Северной Пенне и две тысячи в год… содержание.

— Мало! Неужели ты не могла подождать ещё хотя бы год? — чёрная тень залегла в складках у его губ, превратив добродушную усмешку в язвительную. — Впрочем, не моё дело считать чужие деньги. Зачем ты пришла, Вако?

Мира отошла от окна, удобно устроилась на диване. Бокал с кровью жёг пальцы. Голодной вампирше хотелось немедленно выпить его залпом, пусть это всего лишь неживая стабилизированная кровь, но под взглядом Клеменса она старалась сдерживаться. Аристократ Грата был ментором юной вампирши, двенадцать лет назад он представил её Владыке.

— Мне нужна помощь вампиров-дикарей в одном деле. Подскажите, где мне искать их? Вы знаете столицу как свои пять пальцев, а я за годы в Карде совсем забыла Дону.

— Что за дело? — уже добродушно. — Кстати, кто убил твоего мужа? Сама замарала руки, дикарка?

— Нет! Это сделали знакомые моего друга, дикари. Но обратиться к ним во второй раз я не рискну. Они не внушают доверия.

— Хорошо, — Клеменс встал, прошёлся по комнате. — Я доволен, годы службы Владыке не прошли для тебя даром. Так что за дело у тебя к дикарям? — внезапно спросил он.

Мира с досадой поморщилась и быстро допила свой бокал. Кровь на дне ей показалась горькой.

— Разве вам это так важно? — хрипло заметила она. — Я знаю вас, Клеменс. Вы любите наблюдать, и вы всегда хорошо устроены. Задумай я хоть заговор с целью свержения Дэви, битва пройдёт мимо вас.

— Обещай мне это, Вако.

— Обещаю.

Тон Миры мог показаться дерзким. Сейчас она была уверена в себе не менее чем этот аристократ. За годы службы Дэви протеже обошла своего ментора, предпочитавшего держаться подальше от трона Владыки.

— В твоих глазах читается вызов. Ты задумала что-то, способное пошатнуть устои мира, — одними губами улыбнулся вампир. — Не так ли?

— Возможно, — холодно сказала вампирша. В тон небрежному слову она грубовато поставила бокал на стол и край подставки откололся. Вампир всё также улыбался… Тогда Мира поиграла злосчастным бокалом и с удовольствием разбила его о стену. Видимого пятна не осталось — стены в доме вампира были нарочно обиты тканью, на которой кровь жертв не оставляла заметных следов.

— Что ж, я скажу, — уступил Клеменс. — Есть группа Дэтера, они неплохо охотятся в центре, есть группа Деборы Тенер — эти совсем ещё юные, безумные. Твои бывшие компаньоны, Сайрус и Ника, облюбовали северный Ориенс, а Бруэт до сих пор на Закатной.

— Они живы!

— Да. И до сих пор злы на тебя.

— Что ж, зато я не держу обиды долго. Я благодарю вас, господин, — заученно сказала Мира, изучая ковёр с осколками под ногами.


Наверное, Мира уснула ещё по дороге из Карды… Да, то был сон: картинки менялись хаотически, так что она не запоминала ничего — ни имён, ни лиц, события размазывались, яркие пятна быстро блёкли. Она не рассталась с Гектором, выйдя замуж, но их встречи стали редкими. Молодая госпожа Алиен совершенствовалась в искусстве притворства и забыла о ночных охотах.

Она неохотно и редко писала сестре: эти сочинения тревожили, будили её. Она знала, что время проснуться скоро придёт, и тогда она вернётся в Карду, а пока спала спокойно, и преобладающим цветом её сна был жёлтый. Солнце… и ложь. Ложь мужу, ложь Гектору, ложь… себе. Жёлтое солнце днём, жёлтые огни вечером. Даже ночи, казалось ей, тонули в каком-то золотистом мареве. Потом Гектор исчез: в молчании, без каких-либо сообщений, и Мира стряхнула тяжкий дурман сна. Пора действовать!

Благоразумие подсказывало оставить всё как есть, лишь быть настороже, но Мира привычно послала здравый смысл к чёрту. Вампирша поспешно рвала нити, связавшие её. Убийство супруга она поручила знакомым вампирам-дикарям. Она почти убедила себя, что желает отвести от себя подозрения, а не проявляет постыдную человеческую слабость. Но убедительная для полиции инсценировка ограбления не убедила Орден, и на Миру Алиен объявили охоту. Продав дом, доставшийся по завещанию мужа, его же родственникам, вампирша переселилась на север столицы, куда охотники, она знала это по опыту, заглядывали нечасто.

План был готов, нужно было найти союзников. Поговорив с Гратой, Мира решила обратиться к старым друзьям — дикарям, с которыми жила и охотилась в юности. Они расстались, когда Мира задумала пойти на службу к Владыке, расстались холодно, с взаимной обидой. Но вампирша надеялась, что через двенадцать лет старые обиды могут быть преданы забвению. Она приготовила подарки: Нике — кусок замечательной водоотталкивающей ткани, Эрику — трофейный охотничий арбалет, Сайрусу — рецепт приготовления химической смеси, удерживающей кровь от свёртывания и делающей возможным её хранение, секретный рецепт старейших.

Сначала она хотела заранее оповестить о визите, даже села строчить письма. Затем отбросила перо и рассмеялась. Её друзья-дикари отвыкли от подобных церемоний и решат, что она нарочно задаётся. Чем спонтаннее будет встреча, тем лучше.


Мира решилась на визит светлой летней ночью и тут же глупо заторопилась и разволновалась. Она пошла на старую квартиру на Закатной пешком, и сначала шла медленно, будто нехотя. Последний же квартал она, наоборот, пробежала, едва касаясь земли, за считанные минуты.

Вот и дом. Высокий, в шесть этажей. Квартирка друзей была на четвёртом. Мира отыскала взглядом балкончик и грустно выдохнула: прежней стеклянной двери с балкона в комнату больше не было. Вместо неё другая, мозаичная, со стороны комнаты завешенная или заслонённая чем-то.

Что ж, брошенные дома и вещи не обязаны хранить верность. В прежние времена вампирша обратилась бы зверем, взлетела на балкон… Сейчас она не рискнула так поступить. Мира поднялась к нужной двери и отметила ещё одно нововведение — электрический звонок.

Колокольчик вяло звякнул. Вампирша прижалась ухом к двери, затаилась. Квартира молчала. Может, Эрик уже охотится? Нет, послышались шаги! Мира поспешно отступила от двери и встретила хмурого от голода друга фальшиво-радостной улыбкой.

Carere morte не стареют, но это не значит, что они не меняются с годами. Мира едва узнала Эрика. Она помнила его очень симпатичным юношей с мягкими чертами лица, но несколько рыхлым телом. Теперь он похудел, вытянулся и отпустил бороду и усы, отчего стал выглядеть на свой человеческий возраст — сорок с лишним лет. Он был одет как для прогулки, в светлый летний костюм.

— Мира?

— Эрик!

Они обнялись, но Эрик быстро отстранился.

— Не знал, что ты воротилась в Дону.

— Я здесь уже два года.

— И решила навестить старого друга только сегодня? Что, Дэви всё-таки прогнал тебя?

— Нет, — оскорбилась Мира.

— Тогда, что тебя привело… — вампир прищурился. — Хочешь предложить авантюру?

— Может, ты всё-таки пригласишь меня в дом? Я бы вошла сама: защита квартиры дырявая, да жаль чувств хозяина! — вампирша ощетинилась. Нет, она всё ещё плохо умеет отвечать улыбкой на колкости! Особенно, на колкости старого друга.

— Сначала поведай, что ты наговорила про меня своей сестре. Мать до сих пор поминает мне бедную соблазнённую девушку из семейства Вако.

— О! — в памяти Миры пронеслась первая беседа с Агатой, когда она назвала Эрика своим мужем. — Прости, пожалуйста, я не знала, что эта ложь разойдётся так далеко! Я не смогла сказать сестре про Алана. Не хватило духу… Так можно мне войти?

Эрик недовольно скривился, но сделал приглашающий жест.

— Как тут всё изменилось! — воскликнула Мира, войдя. Она помнила большую комнату другой. Где мягкий диван на причудливо изогнутых ножках? Где фортепиано с крышкой, залитой свечным воском? Где шкаф с книгами и безделушками? Наконец, где любимая балконная дверь?

— Да, здесь было много хлама.

— Кошмар! И куда девалась балконная дверь? Я прощаю тебе фортепиано, но наши рисунки?! Ты поклялся, что сохранишь их!

— Стекло почти всё цело. Оно в какой-то из ваших комнат, — взгляд Эрика потеплел. — Принести?

— Да, пожалуйста.

Эрик долго громыхал чем-то в левой из маленьких комнат, когда-то бывшей спальней Алана и Миры. Ожидая его, Мира прогуливалась по комнате. Скоро взгляд её упал на каминную полку, заставленную незнакомыми безделушками. Она подошла ближе, повертела в пальцах причудливый стеклянный пузырёк духов.

— Женские вещи. Кто у тебя был?

— Это Тесса оставила. Она Низшая, присматривает за квартирой днём.

— Низшая?

— Что ты встревожилась?

— Все Низшие служат Конору.

— Не все. Она не служит.

— Как ты проверил?

Эрик хмыкнул, ничего не сказал. Наконец стекло балконной двери было извлечено на свет. Вампир небрежно, краем диванного покрывала, стёр с него пыль и зажёг больше свечей. Оба опустились на колени, разглядывая рисунок тушью по стеклу. Необычный рисунок, без единого сюжета: там цветочный орнамент, здесь море и парусник, внизу силуэты танцующих людей, вверху пастушка в затейливой кокетливой юбочке. Тонкие чёрные линии соседствовали с жирными, неровными мазками кистью.

— Это мой! — восхитилась Мира, трогая пастушку. — Помнишь? Я рисовала вампиршу, а Сайрус заметил, что если я хочу, чтобы к нам в гости зашли служители Ордена, проще сразу написать на двери: "Сarere morte здесь!" Пришлось Белле переделать мою вампиршу в пастушку… А где часть Алана?

— Когда я вынимал стекло, верхний правый угол откололся. Но не разбился! — воскликнул он, видя, как огорчилась подруга. — Вот он…

Эрик порылся в бумаге, и достал осколок, шириной в три ладони. На нём был нарисован город, Карда ли, Дона — не разобрать: крыши, крыши, крыши… — и над ними солнце. Штрихи были неровными, но старательными, словно уже взрослый человек рисовал впервые в жизни.

Мира коснулась рисунка ладонью.

— Спасибо, что сохранил.

— Как ты могла подумать, что я выкину это? — Эрик любовно погладил танцующую пару. — Вот наша с Донной часть…

Мира присоединила отколовшийся осколок к стеклу. Долго она рассматривала восстановленную картину, и картины прошлого являлись ей в мерцающем свете свечей.


…Осенью пятьдесят третьего они поселились в этом доме, N 38 на Закатной улице многолюдной Западной Пенны. Их было пятеро: Алан, Мира, Эрик, Белла и Ника. Хозяйкой квартиры для связи с идущим параллельно миром смертных назначили Низшую Нику. Квартира принадлежала Бруэтам, и к Эрику в гости часто забегала младшая сестрёнка Донна. Донна была почти случайной Низшей, брат испугался за её жизнь, когда она тяжело болела, она, должно быть, в бреду, приняла от него бессмертие… Эрик корил себя за это, но сделанного не воротишь. Противоположностью Донны была Белла — жестокая, красивая, и, хоть и самая юная из них, уже дикая, настоящая хищница, как и Мира — любительница экстравагантных нарядов и большой знаток вкусов человеческой крови. Часто у пятёрки в гостях бывал и Сайрус Дейн, неутомимый спорщик, порой, ставивший на место даже Алана. Весной пятьдесят четвёртого он окончательно присоединился к ним.

Вместе они обставили квартиру, вместе разукрасили стекло балконной двери. Каждый изобразил по картине. Ника, у которой были способности к каллиграфии, разрисовала свой край красивым цветочным орнаментом. Донна и Эрик долго трудилась над танцующей парой, а Сайрус за один вечер набросал море и парусник. Алан начал рисовать вид Карды с колокольни церкви Микаэля, но бросил, не окончив. Мира изобразила вампиршу, потом под общий смех: "Орден так вычислит нас в два счёта!", Белла переделала вампиршу в пастушку… Они были лучшими друзьями, ни разу призраки ненависти и зависти не вставали меж ними.

Они играли вместе три года, а потом одна весенняя ночь разрушила их радостный мир. Компания угодила в облаву Ордена. Охотники убили троих тогда: Алана, Донну, Беллу…


— Они должны прийти сегодня, — тихо сказала Мира.

— Кто?! — с ужасом спросил Эрик, ведь только что, в задумчивости, Мира вслух проговорила имена погибших.

— Ника и Сайрус.

— Ты назначила встречу в моей квартире?

— Пока ты это хранишь, — Мира вновь коснулась разрисованного стекла, — она наша. Я верно пригласила их сюда.

— Они не читают писем.

— Записку от меня они прочитают, хотя бы из любопытства. Они же не разучились читать?

— Они не придут.

— Давно они ушли с Закатной?

— Через полгода после тебя. Элиас переманил их на восток.

— Элиас Кело?

— Да. Помнишь, он ещё пытался ухаживать за тобой?

— Помню. А ты почему не пошёл с ними? Вы в ссоре?

— Нет, мы не в ссоре, — несколько неуверенно заключил Эрик. — Но они сбежали от меня. Наверное, действительно, я тогда был… безумен.

Мира погладила его руку, утешая. Она помнила то время. Эрик переживал смерть сестрёнки ещё тяжелее, чем Мира — гибель Алана, ведь именно Эрик подарил Донне погубившее её проклятие. Когда Мира объявила войну служителям Ордена, он первым поддержал её, а потом увлёкся вендеттой больше зачинательницы. Он стал охотиться только за теми, для кого вампиры были добычей…

— Ты до сих пор убиваешь только охотников? — тихо спросила Мира.

— Если встречу, не упускаю случая. А ты?

Ответить Мира не успела. Зазвенел дверной колокольчик.


Пришедших было трое. Ника, Сайрус и Элиас, главарь группы дикарей Ориенса. Мира напрасно боялась этой встречи. Ника встретила её радостно, ироничный Сайрус, разумеется, заметил: "Её Бессмертное Величество снизошла до простых вампиров?" — но этим дело ограничилось.

— Твой письмо какое-то странное… — рыжеволосая, остроносая Ника мило нахмурилась. За прошедшие годы претерпел изменения только её костюм. Теперь она одевалась, как Мира в свой самый экстравагантный первый год: какой-то немыслимый, необъятный плащ, блуза и брюки с высоким широким поясом, непристойно облегающие фигуру. Разумеется, никакого стесняющего движения корсета и тяжёлых юбок!

— Какой помощи ты просишь? — закончил за неё Сайрус. Он единственный из друзей за годы не изменился совсем: словно они расстались вчера! Темноволосый, тонкогубый, аккуратный в одежде. — И чем ты собираешься нам платить? Нам ничего не нужно.

Мира вздохнула. Подарки были подарены, прошлое помянуто. Пора было перейти к сути дела.

— Я могла обратиться только к вам, — просто сказала она. — Больше я никому не доверяю. Мне нужно укрыть одного смертного от глаз вампирских владык. Сама я этого сделать не могу. За мной следят, я должна оставаться в Доне, на виду. Нужно, чтобы кто-то другой увёз смертного подальше отсюда.

— Кто этот смертный? Зачем он тебе? — начальственно спросил Эрик.

Он начинал входить во вкус. Он уже вспомнил, что прежде был главарём их группы.

— Н-неважно. Он обычный смертный. Мой племянник.

— Зачем владыкам вампиров обычный смертный?

— Они мыслят не так, как вы! Вы соблазняете вечностью на спор, а они обращают бессмертными лишь тех, в ком видят будущего великого carere morte, подобного им. Винсент из таких. Но я не хочу отдавать его вампирам!

— Значит, ты перешла дорогу самим владыкам? — присвистнул Элиас. — Отлично, дикарка! Я всегда говорил: это не вытравишь!

— Это будет опасная авантюра, — прищурился Сайрус. — Чем ты заплатишь? Деньги нам не нужны. Пищи у нас довольно. Сплетни о старейших нам не интересны. Охотники, конечно, часто беспокоят нас, но без них станет скучно…

— Я прошу вашей помощи по старой дружбе. Этого будет довольно?

— Ты уже не знаешь нас, а мы тебя, — загадочно заметил Сайрус и отступил, усмехаясь.

— Почему ты решила, что мы захотим работать вместе? — возмутился Эрик.

Его реплика всколыхнула всех, дружеское молчание взорвалось.

— Всем известно, Эрик брезгует общаться с нами. Мы же бросили его! Мы же забыли Безумцев с Закатной! — закричал Сайрус.

— Сайрус перестань! Никто не считает тебя трусом! — Ника.

— Нет, он именно струсил! И ты тоже, Ника!

— А ты обезумел!

— Вам не понять! Вы не потеряли той весной никого из близких! Только месть помогает избыть боль!

— Вот, так всегда, — простонал Элиас. — Их нельзя сводить вместе, Мира…

Он лишь играл недовольство. Глаза вампира радостно блестели, он наслаждался ссорой.

— Друзья, нужно уметь отпускать прошлое. Что вы станете делать с хвостом своих лет и бед, когда вам перевалит за двести? — примиряющее начала вампирша. Лучше бы она молчала! Друзья немедленно объединились, чтобы обвинить её.

— Ты стала другой после того, как тебя приняли в обществе Высших, не отрицай это. Ты начала презирать дикарей, — Эрик.

— В твоих силах было сделать так, чтобы компания не распалась, но ты ушла. А теперь хочешь купить нас фокусами старейших! — Сайрус хотел картинно порвать рецепт стабилизированной крови, Ника остановила его.

— Эрик стал таким из-за тебя, и ты это знаешь! Ты начала это… Эту месть! — тихо сказала она и, поднявшись рывком, скрылась за занавесью. Хлопнула балконная дверь.

В комнате воцарилось молчание. Мира тихо встала и пошла за Никой.


За собственными делами и бедами она забыла проблемы старых друзей, а ведь страсти на Закатной всегда кипели нешуточные. Жизнь Миры и Алана была скучна, как жизнь любой счастливой пары. У друзей же книга за книгой — чувственные любовные романы. Эрик и Белла, Эрик и Ника, Сайрус и Ника… — Мира и Алан делали ставки, кто будет следующей парой месяца.

— Ну что ты, Лисёнок? Опять плачешь в одиночестве, — ласково сказала Мира.

— А ты ещё помнишь моё прозвище!

— Зачем ты так. Я всегда буду благодарна тебе за всё. Я помню, как ты сидела со мной после гибели Алана. Если б не ты, я бы умерла тогда…

— Я тоже помню. Но Эрик прав, ты стала другой, когда тебя приняли в обществе высших из Высших.

— Завидуешь?

— Нет. Чему мне завидовать? Я не ношу одну из Тридцати фамилий, меня никогда не примут властители Карды. Ты стала чужой нам — и это мне обидно. Мы были вместе — все вместе — три года… Ты помнишь, как я просила тебя остаться?

— Ника, я всё помню. Ты была тогда в панике: на пороге превращения в Высшую. Но здесь не поможет никто! С Бездной ты справляешься сам или не справляешься вовсе. Как ты сейчас?

— Также. Когда я закрываю глаза, кажется, что я стою на краю пропасти…

— Как все Высшие.

Они помолчали.

— Прости за вспышку. Эрик… он… очень дорог мне. Ты видела, как он до сих пор смотрит на меня? Он стал таким после гибели Донны. Он словно обвиняет меня: почему в ту весеннюю ночь погибла не я, такая же Низшая! — Ника нервно перебирала пальцами, наигрывая что-то на балконных перилах. — И я, порой, виню себя: не смогла утешить его, ушла…

— Я помню, как ты была терпелива со мной. И с ним тоже. Он сам гнал тебя! Ты не виновата, что у вас всё так вышло.

Подруга повернулась к ней. Губы плотно сжаты — бледная полоска. Остренький носик, казалось, ещё больше вытянулся.

— Ты зря пришла. Зря собрала нас всех. Ничего не вернуть. Безумцев с Закатной больше нет, Мира.

— Поспорим? — вампирша, улыбнувшись, приотворила дверь. Мужчины беседовали в комнате уже вполне мирно.

— Девочки, возвращайтесь! Мира, мы ждём детали твоего плана, — крикнул Эрик.

— Мира предлагает авантюру. Сайрус думает. Эрик командует. Всё, как прежде. Узнаю прежних Безумцев! — резюмировала она.

Глава 17 Вести из Карды

Часы Солнечной башни Ратуши били одиннадцать, когда пятёрка вампиров собралась на Набережной в верхней части Сатура, южного района столицы.

Большая часть carere morte Доны выходила на охоту в третьем часу ночи. Среди вампиров почему-то считалось, что в это время меньше шансов встретить служителей Ордена, а уж до полуночи рисковали охотиться лишь самоубийцы… и Безумцы с Закатной.

— Значит, так, — подвёл итог Эрик. — Мы летим в Карду и забираем твоего племянника. Далее краткая встреча в Доне с тобой и снова в бега. Ты не шутила, что придётся покинуть страну?

— Не шутила. У нас более чем серьёзные противники.

— А если Винсент не пойдёт с нами? Ты говорила, он ненавидит carere morte, — заметил Элиас.

— Я напишу ему письмо и всё объясню.

— Если Конор узнает о нашем участии, он выдаст нас Ордену, и мы погибнем от мечей охотников. Если Дэви узнает о нашем участии, он заточит нас в восточной башне своего замка, и мы погибнем от солнца, — Сайрус покачал головой. — Невелик выбор…

— Они не узнают. У Винсента дар распознавать вампиров. Вы легко уйдёте от погони.

— Если против нас будет вся армия Дэви, никакой дар не поможет, — заметил Эрик. — И всё же мне нравится эта авантюра!

— Тебе — разумеется! Чем опаснее, тем интереснее. Я не трусиха, я не отказываюсь, но меня терзает вопрос: ради чего всё это? — в сгущающейся тьме Ника близоруко щурилась. Её вопрос остался без ответа. Голодные вампиры обратились к городу, лежащему перед ними.


Отсюда открывался отличный панорамный вид. Мира долго разглядывала подзабытый город. За два года замужества она не сумела заново узнать его. Ночные путешествия вампирши ограничивались одним северным районом, где стоял дом Алиенов.

Сейчас она увидела столицу такой, как в юности — такой, какой её видят дикари. Позади — старейший Сатур, административный центр, за рекой, на западе — бедная Западная Пенна, пожираемая территориями огромных новых фабрик, на востоке — растущий как на дрожжах, но всё такой же тесный Ориенс, между ними залитый огнями Центр. Перед вампирами, за чугунным узором перил, разливалась широкая Серма, отделяющая Сатур от остальных районов Доны. Вода этой реки обжигала carere morte. Поговаривали, что Орден заклял источник в горах…

— Что это там? Новая церковь? — вампирша указала рукой на Ориенс. Вдали, на границе видимости, в небо вздымался белый пик.

— Новый Музей, — сказал Элиас. — Издали он напоминает церковь? А вблизи — куча хлама.

Вампиры Ориенса дружно засмеялись, а Мира и Эрик почувствовали себя лишними.

— Где мы будем охотиться? — спросила Мира после паузы.

— Выбирай. Мы летаем везде, — беззаботно сказал Элиас.

— В шестьдесят первом один новенький, Дэтер, пытался размежевать территорию, поделить Дону между группами. Кричал, что охотники ловят нас только благодаря нынешнему хаосу, когда все летают, где попало. Ему быстро заткнули рот, — сказал Сайрус.

Ника улыбнулась:

— Все новенькие, прибыв в столицу, хватаются за голову, и кричат: "Хаос!"

Мира согласно кивнула.

— В Карде "новеньких" вампиров называют просто юными, — заметила она.

— Для старейших Карды мы все здесь юные, — равнодушно сказал Эрик. Он ловко, за два движения собрал охотничий арбалет, подарок Миры. — Удобная штука. У меня таких уже три.

— Ого!

— И ещё два с ловчими сетями.

— Ты их коллекционируешь? Лучше бы поделился с новенькими, — обронила Ника. — А твой новый облик отвратителен. Смертный, и в изрядных годах… Для родителей стараешься?

— Эту бороду я растил несколько лет! — вскинулся Эрик. — Да, для родителей! Дочь они потеряли… Пусть доживут свой век в уверенности, что хоть у сына всё хорошо!

— Владыка говорит: бессмертные должны поддерживать свой род, — вступила в его защиту Мира.

— Владыка, владыка… А было время, когда ты сомневалась в его существовании, — желчно заметил Сайрус.

Вампирша оскалилась в фальшивой улыбке. Сайрус, один из всей компании, казалось, завидовал ей и беспрестанно пытался как-либо поддеть.

— Мой друг Гектор Долус до сих пор уверен, что его власть — мираж.

— Долус? — переспросил Элиас. — Ты его знаешь?

— Да. Конечно! Ты не слушал, когда я рассказывала о своей беде? Он с Конором, он один из тех, кому мы перейдём дорогу.

— Два года назад он убил Диосов, — задумчиво проговорил Эрик. — Двоих сильнейших охотников! Он силён!

— Он убил их руками смертных! Он хитёр, — заспорил с ним Сайрус.

Так или иначе, друзья призадумались. Впервые авантюра Миры показалась им действительно опасной. Вампирша боялась, что сейчас на неё обрушится водопад отказов, но вокруг разлилось молчание. Потом Эрик встрепенулся:

— Обсудим противников позже. Время охоты!

Пять крылатыхтеней взмыли в небо и заскользили над рекой на восток.


Мира давно не охотилась так: открыто, свободно, бесстрашно. В последние годы она искала пути в дома соседей, а если голод не давал ей времени на обольщение, ломала барьер "хозяина дома". Она совсем забыла, что такое охота на ночных улицах. Это стремительное скольжение теней, ведомых луной, под грохот чужих, живых сердец. Этот ветер, парусами раздувающий крылья, превращающий волосы в гриву. Это непрестанное чувство опасности, перебиваемое голодом, и неотступный голод, перебиваемый тревогой, — когда в темноте проулков и зеркальной пустоте окон вдруг мерещатся молнии серебряных клинков…

На границе Сатура и Ориенса Сайрус и Элиас, летевшие впереди, резко ушли вправо. Эрик и Ника, сделав красивый пируэт, помчались за ними, а Мира по инерции пролетела дальше. Неуклюже повернув, она бросилась догонять компанию.

Догнав их, она услышала смех Сайруса. Вампир радовался её промаху. Что поделать, она давно не практиковалась в полётах!

— Было время, когда ты оставляла всех нас далеко позади, — заметила Ника, когда они скинули тени. — Что с тобой?

Мира вздохнула. Как им объяснить, что в Карде полёты были для неё под запретом довольно долгое время? Эти дикари, привыкшие удовлетворять самый малый голод, поднимут её на смех!

— В Карде нет охотников, мне не от кого было бежать. Постепенно я растеряла свою стремительность. Там незачем торопиться.

— Опять ты затянула своё: "В Карде…", "Владыка учил…", "Владыка говорил…" Мира, ты стала скучной! — безаппеляционно заявил Сайрус.

Мира развела руками: "Извини, если не оправдала твоих ожиданий!"

— Тсс! Слышите? — громко шепнул Эрик. — Щелчок арбалета!

Друзья недоумённо переглянулись: ночь казалась совершенно тихой. И в этот миг из-за ближайшего дома выпорхнула туча ещё не принявших окончательную форму вампирских теней. Мира сгоряча насчитала десяток carere morte. Когда чёрный туман оформился, она поняла, что их всего пять, и одна из них согнулась, сломалась и пошла клочьями. Один вампир упал, вновь скрывшись за домом, четверо его собратьев нырнули в тучи.

— Кто-то им попался, — пробормотала Ника. — Дэтер?

— Думаю, это кто-то из новеньких. Полетели отсюда! — скомандовал Эрик.


Охота завершилась под утро на безымянной привокзальной улочке с потухшими фонарями. Вампиры заметили одинокого смертного, мужчину средних лет, и настигли его у самой двери дома. Четыре тени укрыли одну плащом крыльев… Всё было кончено в мгновение. Четверо голодных Высших в чудовищном обличье прожорливы, как сама Бездна! Мира не бросилась вслед за ними к жертве. Она осталась в стороне: спокойная, равнодушная, всё ещё сытая.

— Ты что, не взяла себе ни капли? — ошеломлёно спросила Ника, когда в глазах насытившихся бессмертных вновь появилась ясность, и они заметили вампиршу.

— Я не голодна.

— Не может быть!

Мира усмехнулась и ничего не сказала.

— Ты нас разыгрываешь? Сейчас лето, мы выходим на охоту каждую ночь.

— Я — через одну ночь, — вмешался Эрик. — Или даже через две. Чувство голода можно контролировать, но суетливым, нетерпеливым дикарям Ориенса это недоступно. Если бы ты осталась на Закатной, Ника, может быть, ты до сих пор была бы Низшей!

Первый раз за ночь Эрик обратился к Нике. Вампирша удивлённо захлопала глазами.

— Когда Владыка принял меня, его условием была строгая диета. Мне разрешалось одно убийство в месяц. И так на протяжении десяти лет, — созналась Мира.

— Как ты не сошла с ума?! — прошептала Ника.

— Не знаю… Но Эрик прав: чувство голода можно контролировать. Вы поддаётесь каждому, даже самому слабому требованию своей частицы Бездны и незаметно попадаете к Ней в рабство. Контролировать голод — значит, контролировать Её, контролировать свой главный страх.

— А я слышал, раз в несколько лет Дэви устраивает Большую Охоту в подвластных ему землях, — хитро прищурившись, заметил Сайрус. — В эту ночь Владыка всё-таки даёт волю своей Бездне.

— Да, это так. Я участвовала в последней Большой Охоте. Тебе, Сайрус, представляется, что в эту ночь старейшие уподобляются дикарям? Налетают на города ордой, стаей саранчи? Это и так, и… не так. Сила, которую они высвобождают в ту ночь, дикарям столицы и не снилась.

— Докажи!

Мира подбоченилась. Ещё не хватало глупого как её юность пари!

— Можешь не верить мне, Сайрус. По правде сказать, меня это ни капельки не трогает!

Друзья переглянулись как заговорщики. Четверо весёлых молодых людей в чёрной одежде с маслянистыми пятнами крови. Мира почувствовала: то заговор против неё!

— Не обижайся, Мира, — вкрадчиво начал Элиас. — Просто нам интересно посмотреть, на что способны те, кого величают богами.

— Я не Владыка, физически я не сильнее вас и даже, как вы сами видели, медлительнее!

— Зато твои речи исполнены высокого смысла, — усмехнулся Сайрус. — Помнишь, как ты вначале улыбалась риторике Клеменса Граты? Сейчас ты дашь ему сто очков вперёд! Докажи свои слова делом.

Глаза вампирши сверкнули: всё же она поддалась на уговоры. В самом деле, небольшая демонстрация могла бы упрочить её положение среди Безумцев.

Мира выступила вперёд. Она стянула перчатку и, ощупав контуры ближайших домов голой ладонью, махнула друзьям: "За мной!"

— Старейшие редко хватают добычу на улицах. Они в силах разрушить защиту почти любого дома. Они разбивают её, как стекло, и входят в жилище смертных, как хозяева…

Она воскресила в памяти картинку Большой Весенней Охоты. Представила жаркое пламя костров и опьянённых потоком жизни, бьющим отовсюду, рыщущих в ночи бессмертных. Её голос стал низким, грудным, завораживающим. Она неслась впереди всех — по тонкому лунному лучу.

— Carere morte — сосуд пустоты. Вашими глазами Бездна смотрит на мир, с вами Она ступает на землю каждой проклятой ночью, Её голос слышится в каждом сказанном вами слове, Она касается всего, чего касаетесь вы. Она дарит вам силу, превосходящую человеческую, и чёрные крылья. Она тлеет, как уголёк в костре, Она хранит в себе зародыш ярого пламени… Что Она любит? Всё настоящее. Неподдельное чувство, не заглушённую морфием боль, разрушающую все иллюзии смерть, искреннюю любовь. Давайте Ей это — и Она будет вашей слугой. Её силой вы сможете разбивать любые стены, побеждать врагов, не рискуя быть побеждённым, останавливать время…

Мира остановилась перед небольшим домом-особняком. Дом имел ухоженный вид. Светлые занавеси, цветы на балконе, декоративный плющ оплетал два окна на первом этаже… Жилище было хорошо защищено. Прорыв его защиты был бы очень болезненным для carere morte, но Мира нарочно не прошла дальше.

— Проще всего дать Бездне смерть. Многих старейших зрелище агонии бодрит больше, чем зрелище юной красивой любви! — вампирша мелодично засмеялась и услышала свой смех как бы со стороны. Она смотрела сон…

"Не она, не Мира Вако. То Бездна смотрела сон о ней!"

Во время Большой Охоты, вампирша сдерживала себя. Она ни разу не убила. Сейчас заворожённые друзья послушно следовали за Мирой, и это подзадоривало её. Тёмная огромная сила переполняла бессмертную. Бездна ждала!


Они вышли из чистого, красивого дома очень скоро, но — изменившимися до неузнаваемости. Лица дикарей посерели, глаза обессмыслились. Они пребывали в мире грёз, пустота переполняла их. Одна Мира сохранила ясность рассудка, но и она то и дело хваталась за голову. Что там было, в чистом красивом доме? Картинки, одна другой ужасней, вставали перед глазами: всё это были картины смерти. В юности она много убивала, но не запоминала свои жертвы. Она отнимала жизнь просто, быстро. Мучения и мольбы смертных, если вдруг дрогнет рука, были досадной помехой. Охота дикарей была игрой: ты должен собрать как можно больше жизни в кратчайший срок и бежишь, не оглядываясь. Сейчас…

Мира провела рукой по лицу, словно хотела стереть давно впитавшуюся в кожу кровь. Что там было, в чистом красивом доме? Она забудет это как сон, оставит этот сон Бездне. Нет, нет! Никогда больше… Так делать нельзя!

Сейчас к ней пришло осознание собственной огромной силы. То, чего ждал Дэви, свершилось: она стала одной из бессмертных… Богиней! Это не обрадовало, лишь испугало Миру. Тень чудовища, что мерещилось ей в зеркалах, выросла и протянула руки к вампирше: "Ты моя, ты — это Я!".

Нельзя вспоминать, нельзя повторять этот опыт! Нельзя!" — прошептала Мира, сама себе ставя запрет, и чуть успокоилась. И обвиняющее дрожание рук прекратилось.

Друзья понемногу приходили в себя. Элиас что бывало с ним крайне редко, достал свою смешную трубку и закурил. Сайрус, как и Мира, лихорадочно стирал с лица несуществующую кровь. Лица Ники и Эрика были непроницаемы, Мира заметила, что Ника подвинулась к Эрику ближе. На миг их руки соприкоснулись…

Один лишь раз вампиры воровато обменялись взглядами, и вновь замкнулись — каждый за стеной своего молчания. Сейчас все они обращались к человеческой своей частице. И Мира задумалась, опустила голову, изучая неровные плиты тротуара. Скорее бы увидеть Винсента! Ей нужно её солнышко, её Избранный. Какая тьма здесь, в столице! Тьма застилает глаза, тьма скрывает истинную суть всех вещей, и страшно, что она давно запуталась, заплутала в этой тьме, страшно, что она давно бредёт не той дорогой…


Следующим вечером Мира сидела за столом над чистым листом бумаги и грызла перо, как школьница. Как следует начать письмо Избранному?

Вампирша попыталась представить, как Винсент выглядит сейчас. Зимой ему сровнялось восемнадцать. Сейчас он — ровесник Алана, а пройдёт ещё год, и Винсент будет старше своего бессмертного неповзрослевшего двойника. Может, тогда чары знакомого образа наконец оставят её?

"Мой дорогой племянник", — Мира, не удержавшись, прыснула. Не то! "Милый", "любимый"… Что ещё? "Мой дорогой друг?"

"Любимый", — пожалуй, ей стоит вообще забыть это слово. Мира скомкала лист, на котором случайно черкнула пару завитушек, и взяла новый. Его она начала легко, перо быстро запорхало над бумагой и остановилось только в самом конце листа. Оставалось ещё несколько строк…

От открытого окна тянуло холодом. Мира накинула шаль и повернулась к зеркалу, чтобы поправить волосы, и из осколков стекла на неё посмотрело чудовище. После вчерашней ночи оно отрастило клыки и когти. В неизвестном звере более не угадывалась когда-то красивая девушка. Истощённое тело, тускло-серые волосы, напоминающие мочалку… Мира лишь на миг заглянула в уголья зрачков, и зеркало разбилось в стеклянную пыль.

Вампирша воротилась к столу. Перо вновь задвигалось над бумагой. И — откуда, почему, зачем? — смешная слеза прочертила блестящую дорожку по щеке.

"Помнишь сказку, которую я рассказывала тебе в детстве? Об Избранном и его Даре? Мы живём в странном, меняющемся мире, но я верю, любовь к этой легенде мы оба пронесём через года. Мы и сами, хотим того или нет, уже герои этой сказки, вслед за нами она пойдёт с книжных страниц в реальный мир, новым солнышком осветит Землю Страха… Ты можешь не верить мне сейчас, главное, что верю я. А может, быть когда-нибудь, разуверюсь я — тогда ты меня поддержишь, любимое дитя моей души. Поддержишь и выведешь вновь к свету. Сказки — неискажённое отражение реальности, и, как всё неискаженное, способны на истинное волшебство. Однажды наша сказка преобразит этот тёмный мир".


— Что ты пишешь? Дневник? — ещё не увидев, она узнала голос Гектора.

Мира подскочила от бесцеремонного оклика, а рука машинально потянулась прикрыть написанное от чужих недобрых глаз. Она повернулась к открытому окну.

Вампир удобно устроился на подоконнике. Гектор был в непривычном для себя щегольском светлом костюме. Взгляд вампирши скользнул по его шляпе и трости, аккуратно пристроенным на краю окна, и её губы искривила усмешка:

— Когда ты только успел…

— Я мог бы украсть твою шаль, и ты бы не заметила! Уткнулась в свои закорючки — ничего вокруг не видишь.

— Ты весел сегодня. Где ты был две недели?

— Было одно дело в Меторе.

— Мог бы сообщить мне. Я ждала тебя, — Мира фальшиво улыбнулась, тихонько прикрывая письмо книгой. Но Гектор заметил её осторожное движение.

— Чернила же ещё не высохли! Что там у тебя? Ты пишешь стихи?

— Прозу, — буркнула вампирша. — Роман. О любви.

Возвращение Гектора нешуточно испугало её. Был ли он в Карде? Если был, почему возвратился так скоро? Неужели Избранный уже у них?!

— Что же, твоё дело удалось? Ты пришёл рассказать о нём? — дрогнувшим голосом спросила она. — Или… Что?!

— Что ты разволновалась? Я соскучился по тебе… и пришёл. Мне уйти? — вампир отвернулся, готовясь шагнуть в темноту за окном.

Мира вздохнула. Жалобное: "Мне уйти?" растрогало её. Она задула свечу и сама шагнула к Гектору, обняла за плечи, вновь соглашаясь забыть, что перед ней враг. Письмо осталось лежать до рассвета, придавленное книгой.


Внезапное возвращение Гектора разрушило всё цепочку её рассуждений и последовавших за ними действий. Мира полагала, что Гектор сорвался в Карду из-за Избранного. Теперь она не знала, что подумать. Может, в Карде всё по-прежнему спокойно и до двадцатилетия Винсенту ничто не угрожает? Она всё-таки отнесла письмо на почту и сообщила о своих сомнениях Эрику. Пятёрка, собравшись на Закатной, постановила ждать вестей из Карды.

В рассчитанный срок ответного письма не было!

Мира более не скрывала тревоги. Позабыв о конспирации, она бегала к Элиасу, на чей адрес должно было прийти письмо, каждый вечер. Письма не было! На седьмой вечер она поняла в чём причина — и расхохоталась.

— Моё письмо перехватила Агата! — вымученный, злой смех. — Она не дала Винсенту прочитать его! Как глупо вышло! Боже…

— Просто жди. Может быть, письмо придёт завтра, — заверила Ника.

— Вечное завтра!

— Я всё-таки спрошу Тессу, что ей известно о планах Конора, — сказал Эрик.

— Тесса? Твоя Низшая? — встрепенулся Сайрус. — Это можно…

— Нельзя! — жёстко сказала Мира. — С ума сошли? Она нас выдаст! Конору! Попробуй обратиться к ней, Эрик, и я перегрызу тебе глотку!

— Она служит Конору только на словах. Без неё мы так и будем строить слепые догадки. Вы зря боитесь довериться ей!

— Нельзя служить владыке только на словах, — заметила Ника. — Если она согласилась служить ему, она не наша. Однажды она предаст тебя, Эрик.

Вампир отрицательно мотнул головой, Ника всплеснула руками. Два упрямца разошлись по разным сторонам комнаты.

Вдруг хлопнула дверь — возвратился хозяин дома, Элиас.

— Вот твоё письмо! — крикнул он, хлопнув по столу большим твёрдым картонным пакетом. — Читай! Вслух!

Под тихие смешки друзей, Мира забрала письмо и ушла читать под лампу.

— Нельзя служить Конору только на словах! — запальчиво повторяла Ника, оказавшаяся неподалёку. — Я знаю, что говорю. От него приходили ко мне. В самом начале… Сначала они сулили блага, говорили о мире без Высших. Потом, когда я уже числилась в Безумцах и начала пить живую человеческую кровь, они пугали меня неизбежностью Бездны. Последний раз они пришли, когда Бездна была близка, когда я примеряла крылья перед зеркалом. Тогда они угрожали расправой Ордена! Я сумела уйти от них, но я всегда была редкой счастливицей…

— Почему ты отказалась служить ему? — острым ногтем вампирша разорвала пакет. Ника коротко и звонко рассмеялась:

— Я шла в carere morte за свободой и нашла её… у вас. Зачем мне владыка?

— Стой… Что это? — В руки Мире выпал белый бумажный конверт. Её невскрытое письмо. Эрик присвистнул:

— А ты оказалась права! Сестра перехватила письмо.

— Тут есть ещё один лист, — Ника достала из пакета сложенный вчетверо листок.

— Дай мне! — Мира схватила бумагу, вцепилась глазами в твёрдые незнакомые строчки.


Через минуту она без сил опустилась на стул.

— Это пишет соседка, Беата Меренс, — еле выговорила она. — Она узнала мой почерк. Агата мертва, сердечный приступ. Винсент уехал из Карды. Один. Две недели назад.

— Куда он уехал? — тихо спросила Ника.

— Этого Беата не сообщила, — Мира тяжело вздохнула и вдруг улыбнулась. — Главное, что он не у Конора!

Глава 18 Родственные связи

Солнце медленно сползало к горизонту. Оранжевое с золотыми всполохами свечение разлилось по небу, дальние дома и деревья сада окрасились в тёплые летние тона. В воздухе везде стояла взвесь золотой пыли.

Винсент наблюдал за заходом солнца из окна гостиной. Он положил тяжёлую от трёхдневной бессонницы голову на руки, но взор Избранного оставался ясным. Солнце катилось к холмам Сальтуса, и по мере того, как опускалась тень, три пятна близ дома наливались чернотой… То Низшие стояли на страже.

Низшие не отходили от дома Вако уже третий день. Одних, уставших, сменяли другие, но вампиры всегда оставались не менее чем втроём. Они стояли неподвижно и неподвижно глядели на дом. Они прислушивались к тому, что происходит в доме, а там вот уже сутки не происходило ровным счётом ничего. Слуги разбежались, юный хозяин был один. Любое, самое крохотное движение — и он ощущал на себе нити трёх напряжённых взглядов, ощущал себя марионеткой вампиров, поэтому Винсент перестал двигаться вовсе. Он прекратил бесцельные блуждания по дому, стал также неподвижен, как они. Ещё одна статуя опустевшего и словно сразу же постаревшего дома. И нити взглядов вампиров завязались в один узел — его сердце. Винсент слышал его стук и одновременно с тем ощущал, как это биение отражается в трёх пустых сосудах — телах carere morte.


Один раз, в полдень, он нарушил неподвижность. Ярость, жажда мести кипела в нём с ночи гибели матери и не находила выхода. Три пятна под слепящим высоким солнцем зачернели особенно ярко, и он представил десять теней в ночном саду, тихо, подло пьющих жизнь мамы. Он вскочил и почувствовал, как мысли вампиров заметались в тревоге. Не раздумывая ни секунды, Винсент схватил маленький арбалет, заряжённый серебряной стрелой, и вышел в сад.

Один Низший обнаглел настолько, что подобрался к самому дому. Он, покорно подняв ладони, хотел отступить под сень деревьев. Винсент достал из кармана серебряный кинжал и ударил вампира в правый бок. Как учила его весёлая тётушка, ранение в печень, вместилище крови, может быть очень опасным даже для carere morte. Низший осел на землю. Его молодое лицо было знакомо Избранному, Низший оказался бывшим одноклассником… Второй вампир, стоявший дальше, пытался убежать, но, получив стрелу в голову, упал. Высокая трава поглотила его. Третий, занимавший безопасную позицию за оградой сада, сбежал на другую сторону улицы.

Лицо Винсента, в то время как он совершал два хладнокровных убийства, оставалось отрешённо спокойным. После он возвратился в дом, захлопнув входную дверь так, что в ближайших окнах задребезжали стёкла. Выждав полчаса, третий стражник возвратился в сад и привёл с собой ещё нескольких. Пострадавших вампиров беззвучно унесли куда-то, и у дома вновь осталось трое Низших.

Больше Винсент не выходил к ним. Прогулка по пустому дому стала слишком серьёзным испытанием для его чувств. Каждая мелочь напоминала о маме или воскрешала в памяти беззаботные годы детства — и эта дорожка опять уводила к Агате… Проходя на свой пост у окна гостиной он коснулся, даже не рукой — арбалетом, её красной шали, висевшей на стуле, и до сих пор не пролитые слёзы тут же встали пеленой на глазах.

Более он не покидал своего поста. Он швырнул арбалет и кинжал на подоконник и сел рядом, уронив голову на руки.

Конору не удалось выдать смерть Агаты за естественную. На похоронах шептались, что это месть вампиров за дела Винсента, что сын привёл дружков-carere morte и не сумел их сдержать и даже, что сам он из бессмертных и убил мать, чтобы получить наследство… Так или иначе, виноват был он. Винсент слушал эти сплетни с мрачным удовлетворением. Да, в главном они правы: он убийца и должен получить по заслугам!

…Тогда, три ночи назад, он прибежал слишком поздно. Низшие оставили и дом, и сад, и улица была пуста. Винсент прошёл в дом и нашёл маму наверху лестницы. Она лежала на животе, отвернув от него лицо. Пульс на шее не бился. Винсент поднял её на руки, перенёс на кушетку в холле меж комнатами. Глаза мамы слепо глядели вдаль, на подбородке засохла кровь — она разбила губы при падении.

"Прости, прости меня!" — повторял он, ещё не веря, что мама не слышит.


Кинжал на подоконнике вспыхнул отраженным заходящим солнцем. Алые отблески тускнели, достигая чёрных потёков крови вампира. Винсент взял кинжал и краем рубашки обтёр лезвие. Непривычный к такому оружию, он немедленно порезал палец, и рубашка окрасилась красным. Чертыхнувшись, юноша отложил оружие.

Кинжал этот, изящный, остро наточенный и небольшой — весь умещающийся в ладони, и арбалет с десятком стрел с серебряными наконечниками Винсенту подарил дядя. Теодор Линтер, младший брат его отца, приехал в Карду в день похорон Агаты. Визит наиважнейшего в жизни Избранного гостя был кратким: тем же вечером дядя отбыл обратно в Дону, оставив племянника в полном беспорядке идей и мыслей. Оказалось, дядя служит Ордену с самой юности! Линтер-старший был охотником на вампиров и, более того, главой самого опасного района Доны — Западной Пенны…

Обстоятельства, при которых состоялось знакомство Избранного и охотника были будничными. Винсент по-другому представлял себе этот момент. А вышло просто, можно сказать, скучно. Теодор посоветовал безутешному юноше поспать и в ответ услышал что-то вроде: небо черно от carere morte, вампиры наводнили близлежащую улицу, а трое маячат в саду — как тут уснёшь?!

Дядя не сделал вид, что не расслышал, не переспросил: "Как ты сказал? Carere…" Наоборот, он быстро, деловито спросил подробные данные и вышел. Вскоре одна чёрная воронка — фигура carere morte исчезла из поля зрения Избранного. Потом вторая… Они исчезли, и перед Бездной словно захлопнулись две двери. В мире стало чуть меньше пустоты.

Теодор возвратился. Он открыто положил перед собой арбалет и кинжал — оружие из экипировки охотников, согласно сказкам. Отодвинув от Винсента очередной, уже пятый по счёту бокал вина, он тихо, серьёзно сказал:

— Расскажи, что тебе известно о них.

— Вы охотник?

Дядя сознался в принадлежности к Ордену, и Избранный поведал печальную историю своего Дара. Винсент начал с ночи, когда в окно его комнаты ворвался огромный вампир. С гордостью он рассказал о том, как в ночь Большой Весенней Охоты впервые вышел в рейд и спас не один десяток человек от клыков вампиров. Запинаясь, он сообщил и о том, как узнал, что Мира — вампир. О своих последних экспериментах юноша упомянул совсем кратко. Уж очень странно глядел на него охотник на всём протяжении рассказа! В этом взгляде было недоверие и ещё что-то, более всего похожее на воспоминание — память древнюю и… позорную. Несмотря на оглушающее опьянение Винсент почувствовал: эта память, эта тайна связана с ним и его Даром, и в приступе осторожности не стал говорить о своей сумасшедшей идее — исцелении для вампиров.

— Не предполагал, что младшая Вако — carere morte. Подозрения у Ордена были, давно, но она столько лет прожила с вами, не страшась солнца… Ладно, оставим пока Миру. Если верно то, что ты сказал, у тебя редкий дар, — задумчиво сказал Теодор по окончании рассказа. — Нет, даже уникальный дар. Опытные охотники умеют отличать carere morte от смертных в толпе людей, но для этого им нужен взгляд вампира. Я не встречал людей, которые могли бы угадывать перемещения вампира, не видя его, в жизни — только в истории. Наверняка тебе известна легенда о Даре…

— Нет, — соврал Винсент. Он знал только вариант вампирши Вако, и ему было очень интересно, как изменится старая сказка в устах врага carere morte.

— Значит, ты ещё услышишь её, и не раз, — усмехнулся дядя. — Ты собираешься в Дону осенью? Я посоветую тебе уехать сейчас, со мной. Тебя необходимо представить главе охотников как можно скорее.

— Главе охотников? Вы хотите, чтобы я вступил в Орден?

— Это будет простой формальностью. Ты уже охотник, и довольно опытный, как я погляжу.

— Я не считаю себя охотником.

— Кто же ты? — Теодор глядел удивлённо. Должно быть, он ожидал слов Винсента о том, что тот всю жизнь мечтал стать служителем Ордена!

Избранный промолчал.

— Выбор, разумеется, за тобой. Но знай: в Карде ты всегда будешь один против многих. Я видел разочарование в твоих глазах во время рассказа: здесь, в цитадели вампиров, все твои усилия напрасны, ты не успеваешь спасти всех, спасти даже немногих. В Доне всё по-другому. Сотня отрядов каждую ночь выходит в рейд. Тридцать столичных зданий окружены Покровом. В Доне уничтожают по полсотни вампиров в год. Случаи убийств ими смертных редки, и жертвы среди людей есть лишь потому, что мы не обладаем всепронзающим зрением. Такой зоркий человек, как ты, мог бы сильно помочь Ордену!

Винсент опять промолчал, хотя пауза требовала от него согласия. Вступить в Орден? Наверное, этого от владельца подобного Дара будут ждать все. Но что, если охотники потребуют от Избранного оставить мечты об исцелении для вампиров?

Винсент молчал, и пауза затягивалась совсем уже нелепо…

Только что он видел, как сокращается место Бездны в мире, когда в игру вступает охотник. Прежде в воображении Винсент рисовал служителей Ордена чудовищами, пострашнее carere morte, фанатиками, убивающим без разбору — ведь именно такими, за редчайшим исключением, они представали в вампирских сказках. Но, может быть, таким образом Избранный лишь пытался оправдать своё бездействие и страх запачкать руки в крови, пусть даже грязной крови carere morte? Вот перед ним дядя, которого он помнит с самого раннего детства, со времени, когда ещё толком не помнил себя. Разве он, брат отца, чудовище?

— Я приду в Орден. Осенью, — наконец сообщил Винсент. — Где мне искать охотников?

— Тебе не придётся ходить далеко. Первая Королевская Академия, куда ты хочешь поступить, давний оплот Ордена, — улыбнулся Теодор.


Итак, его грядущая судьба решена. Дона, Орден… Такие же рейды каждую ночь, но уже в компании весёлых безумцев. И будь он навсегда проклят, если он с его Даром не станет их лидером… — всё это были серые и тусклые, словно затянутые паутиной картинки. Сейчас ему было всё равно. Может быть, осенью он встряхнётся и станет прежним — беззаботным и лёгким как ветер, но душным летим вечером слишком черны тени в саду! Нити их взглядов весь мир оплели тускло-серой паутиной… Днём его терзала злость, жажда мести, а сейчас вся боль ушла, как после инъекции морфия. Равнодушный и усталый, Винсент чувствовал странное сродство со стражниками-Низшими. Биение его живого сердца отражалось в глазах лишённых жизни, их частица пустоты находила отклик в смертном. Винсент долго искал и нашёл слово: сопричастие. Теперь Бездне был открыт путь к его сердцу.

Солнце скрылось за домами Вастуса. Летний вечер угасал. Контуры домов, силуэты деревьев Некто очертил густым чёрным. Золотая взвесь в воздухе потускнела и обернулась простой пылью, а на дальней границе сада показался четвёртый Низший. Винсент сначала не придал этому значения. Наверное, вампир пришёл на замену кому-то из трёх тюремщиков. Carere morte прошёл сад насквозь и вышел из-под свода деревьев, и по лёгкой скользящей походке Избранный узнал эту девушку. Линда Флагро…

Линда поднялась на крыльцо и пропала из виду. Легонько скрипнула входная дверь. Винсент схватил кинжал с подоконника, но, раздумав, положил обратно. Потом вообще убрал оружие охотника в бюро, повернулся к двери. Вампирша стояла на пороге комнаты.

Линда была потусторонне бледна. Даже криво сидевшая, впопыхах приколотая шляпка имела крайне взволнованный вид.

— Не гони меня, — попросила она. — Послушай…

— Не могу тебя видеть. Уходи.

— Послушай. Мне очень жаль госпожу Линтер. Я, конечно, не могу представить, каково тебе сейчас, но…

— Тебе жаль?! Ты наверняка была среди Низших, которые убили маму!

— Как ты можешь говорить такое! Я рискнула своей вечностью, чтобы предупредить тебя…

— Слишком поздно!

Оба резко замолчали, первый поединок был окончен. Воспользовавшись паузой, Линда скользнула ближе, прошептала:

— Это было необходимо. Владыка объяснил мне. Этот дом, этот город — они туманят твой разум, удерживают тебя, высасывают твои силы. Дом-вампир и город-вампир! Избранному не место здесь. Сыновний долг более не держит тебя… Тебе пора уехать.

Винсент ничего не сказал, и вампирша, окончательно осмелев, схватила его за руку:

— Тебе пора уехать! Ты обратил внимание на тени, приходящие с запада, из-за гор? Это слуги Дэви! Они ищут тебя! Конор сдерживает их, но всё сложнее становится скрывать тебя от них. Уезжай сегодня, до ночи.

— Что, Конор всё ещё не согласен признать своё поражение?

Линда взглянула на него снизу вверх, прожгла зелёным огнём:

— Какое поражение?

Уверенность Избранного исчезла, словно её и не было, но он, отказавшись признать это, продолжал нападки:

— Значит, не признаёт… Значит, после всего, что он сделал, он ещё надеется получить мой Дар?! Что ж он сбежал от меня, как трус? Я приходил к нему наутро после смерти мамы… Дом Коноров был пуст!

— Ты приходил мстить? Убить? Глупый, какой глупый… Владыка Низших не враг тебе. Ты поймёшь, ты скоро это поймёшь! Поймёшь, когда придёшь в Первую Королевскую. Охотники — враги Избранному, мой владыка — нет.

— Сейчас путь охотников представляется мне более правильным, — взгляд Винсента непроизвольно остановился на бюро, где был спрятан арбалет. — Вы не заслуживаете жизни.

— Ты говоришь не от себя, — Линда грустно покачала головой. — Не от себя…

— Послушай! — Винсент больно схватил вампиршу за руку, потащил в холл к разбитому зеркалу. — Познакомившись с тобой, я подумал: вот Низшая. Её легко будет исцелить. Низшие не вполне carere morte и не погубили свою душу убийствами. Теперь я вижу: вы — зло более страшное, чем Высшие, — говорил он быстро, задыхаясь от злости. — Высшие больны и безумны от своей болезни, Бездна владеет ими. Всё, что они творят, они творят не по своей, а по Её воле. А Вы… Вы утверждаете, что не знаете Бездну, но всё же несёте частицу проклятия — и, значит, вы лжёте. Вы творите зло холодно, рассудочно. Вы сохранили больше связей с дневным миром, но более чужды ему, опасны для него, чем Высшие. Высшие сполна расплачиваются за своё бессмертие, а вы делаете вид, что вовсе не должны ничего и никому за свою вечность! Вы алчны, подлы и злы… на всех: на Высших, за то, что те презирают дневных паразитов, на смертных — за то, что вынуждены пресмыкаться перед ними, выпрашивая капли жизни… Смотри!

Он схватил вампиршу за плечи, поставил перед зеркалом. Линда не сопротивлялась. Вампирша словно была довольна, что Винсент привёл её сюда. С улыбкой она поглядела на своё оплетённое паутиной трещин отражение.

— Низшие не видят чудовища в зеркале, — зазвенел её смех. — Впрочем, многие Высшие также. Чары carere morte действуют и на нас самих, ведь в нас была и остаётся частичка прежнего человека, та самая, которую ты хотел пробудить, когда исцелял меня. Мы все, и смертные, и бессмертные, пребываем в плену собственных иллюзий, — она коснулась ладонью поверхности зеркала. — Это — то самое зеркало Регины Вако?

— Да.

— Тяжело жить в её доме… — заметила Линда. Винсент заглянул в бездонный колодец зеркала и, передёрнувшись, хотел было отвести девушку от него, но теперь не пожелала уходить сама вампирша.

— Смотри, — зашептала она. — Присмотрись! Смертные теряются в этом зеркале, они тонут в его глубине, а ты отражаешься ясно. Видишь? Как ты красив! Словно ты такой же, как и я, carere morte. Все Вако — прирождённые вампиры. Вы красивы, холодны, себялюбивы. Внутри вас дремлет зверь, вы крылаты от рождения. Ваша жестокость — жестокость стихии…

На мгновение шёпот бессмертной заворожил Избранного, и он залюбовался отражением в зеркале. Там стояли двое — юноша и девушка, прекрасные, как статуи древних богов. Тьма окружала их и, казалось, за спинами отражений вырастают крылья. Глаза вампирши в зеркале — изумруды, его — светло-серый халцедон…

Линда перевела глаза в сторону, блеснул яркий, будто фарфоровый белок, и Винсент стряхнул дурман вампирских чар:

— Моя фамилия — Линтер, — достаточно твёрдо сказал он. — Уйдём от зеркала.

Теперь Линда подчинилась. Они отступили в тёмный холл. Он всё не отпускал её руки, но едва ли это было дружеское пожатие.

— Я понял! — в голосе зазвенела триумфальная медь. — Убивать уважаемую госпожу Линтер ради того, чтобы её сын побыстрее покинул Карду? Нет-нет! Просто ослабленного болью от потери человека легче зачаровать. Он исполнит всё, что вы внушите ему… Отвечай, так это?! Ты пришла сейчас, чтобы зачаровать меня? Линда!

— Это так, — на удивление быстро согласилась она. — Но это не всё.

Его хватка внезапно ослабела, руки опустились, как плети. Он отпустил её.

— Чем же твой господин отличается от Дэви? — тихо сказал Избранный. — Оба стремятся отнять у меня право выбора, право решить, какую сторону принять! Но, знаешь, поединок воли, который предложит Дэви, честнее того, что задумал Конор. Чары, чары… — воистину, худшее из умений carere morte!

— Я была послана к тебе, чтобы подготовить, — Линда глядела с мольбой. — Пожалуйста, пойми меня! Нас! Превращение в carere morte для тебя неизбежность. Чары, ты говоришь? Мы и сами подвластны им. Это часть нашего мира, реальности, в которой тебе придётся существовать. Когда готовят врача, ему показывают больных, раненых, умирающих. Его толкают в мир их страданий! Так и ты должен узнать всё, что создаёт нашу вечность, и не бояться самых страшных сторон нашего бессмертия. Прежде всего, ты Избранный, а уж потом сын, брат, возлюбленный. Я зачаровала тебя, ты говоришь? Нет! Я только подготовила тебя к пути carere morte!

Он не придумал, что ответить на это. Бесконечная усталость разлилась по телу, сомкнула уста. Винсент добрёл до кресла в гостиной и упал в него, закрыл лицо руками. Осмелевшая вампирша приблизилась, по-прежнему не повышая голос, зашептала:

— Уезжай немедленно! Вчера слуги Дэви обследовали Патенс, сегодня они поднимутся выше.

— Замолчи! Тебе повезло, тебя я не смогу убить. Но других Низших, посмевших приблизиться, ждёт печальная участь! Так и передай владыке!

Линда присела рядом, на подлокотник кресла. Мягко, но настойчиво заставила его убрать ладони от лица.

— В Доне ты найдёшь Орден, или Орден найдёт тебя… Твоя встреча с охотниками неизбежна. Сейчас ты не видишь всей картины и считаешь, что они — союзники тебе. Это не так! Избранный не нужен им. Твой Дар они считают проклятием. Будь настороже с ними! А Конор… Несмотря на всю ненависть, ты придёшь к нему. Потому что он — единственный, кто предлагает тебе что-то, достойное твоего Дара. Подумай. Мир, где не будет безумных убийц-Высших и жестоких фанатиков Ордена, где будут жить только люди и Низшие вампиры, и те Низшие, что достигнут порога превращения в Высшего, будут добровольно уходить из жизни. Это, пожалуй, лучшее, к чему способен прийти наш безумный, неизлечимо больной мир.

— Благодарю. Я лучше буду действовать один.

— Также, как сейчас? Будешь безучастно смотреть на гибель людей от клыков Высших? Будешь продолжать бесплодные попытки исцелить carere morte и губить этим свою душу? Будешь считать школьных друзей, избравших сторону бессмертных? Ты уже знаешь, что ждёт тебя в конце этого пути. Отшельничество. Безумие. Одинокая, холодная смерть.

— Замолчи!

— Да, ты прав. Оставим тему Низших. Всё потом. А сейчас, уезжай… Солнце село. Чувствуешь, как тень накрывает Корону?! Это слуги Дэви ищут тебя. Уезжай, прошу!

Винсент оттолкнул её руку и вновь закрыл лицо. В опустившихся сумерках, действительно, то тут, то там скользили ловкие быстрые тени. Всё ближе, ближе…

— Ты права, — был вынужден признать он. — Оставаться здесь долее — самоубийство.

Линда просияла:

— Я найду экипаж!


Винсент быстро собрался и вышел в сад. Он ни разу не оглянулся на пустой дом, дверь которого даже не потрудился запереть. Впрочем, дома Короны можно было оставлять без присмотра, не опасаясь воров, а незапертая дверь для жителей города считалась признаком того, что дом является убежищем carere morte.

За оградой дома соседей Меренсов бродила одинокая тень. Старая знакомая София всё искала встречи с бессмертными.

Волна веселья, вызванная долгожданной разлукой со старым мрачным домом, поднялась в нём. Он приблизился к решётке ограды и зашептал:

— Прекраснейшая из дев, что ты знаешь о вечности?

София вздрогнула. Разрумянившись от волнения, она резко повернулась, прижала руки к груди, но, увидев друга, тут же погасла.

— А, это ты, Винс.

— Прощай, Софи.

— Куда ты? Опять к Конору?

— Нет. Я уезжаю в Дону.

— К Линтерам? — он кивнул. — Когда ты вернёшься?

— Никогда.

— Что ж, — девушка отвернулась, скрывая заблестевшие слёзы. — Я желаю тебе удачи, Винсент…


Дом Вако скрылся из виду, позади осталась и хорошо знакомая дорога к Верхнему мосту Несса. Они спешили на вокзал. Нити, накрепко привязывавшие Избранного к древнему городу-вампиру, рвались одна за другой. Это было освобождение, сравнимое разве что с ощущением полёта во сне. Винсент впервые за вечер с тревогой и нежностью взглянул на спутницу.

— Конору следовало бы убить тебя за то, что ты пыталась предупредить меня об угрозе для мамы. Ты смелая! И хитрая… Что ты напела ему, что он даже пообещал тебе помощь?

— Когда я созналась, владыка был в бешенстве. Я боялась, что Конор убьёт меня, выдаст толпе, но он неожиданно быстро успокоился. Сказал: я ещё могу искупить своё предательство, и отправил к тебе…

На вокзале он взял её руки, поднёс к губам.

— Зачем тебе возвращаться к Конору? Убежим вместе в Дону.

Вампирша засмеялась:

— Недавно ты гнал меня! Не поддавайся чарам carere morte.

— Я не поддаюсь. Я хочу, чтобы ты оставила своего владыку.

Линда ничего не ответила. Может быть, она просто испугалась, так как больше не поднимала глаз. И в эту последнюю минуту перед прощанием она воздвигла прозрачную стенку отчуждения меж ними.

— Мы ещё встретимся, Линда, — всё же сказал Винсент.

— Прости меня за всё…


Крылатые тени, присланные Владыкой, бесновались на Пустоши. Поезд всё дальше и дальше уносил Избранного от цитадели carere morte. Только теперь Винсент осознал, как прочно и глубоко этот город укоренялся в нём. Он проникал во все мысли и чувства, в каждый сон, он предварял каждое его намерение…

В вагоне второго класса он устроился в углу у окна. Мимо пролетали неизвестные леса и безымянные селения. И скоро горы, к подножию которых льнула Карда, исчезли в туманной дымке на горизонте.

В детстве он хворал неделями и месяцами, потому что carere morte сидела у его постели. Когда Мира уехала, Винсент впервые почувствовал себя действительно здоровым. Сейчас, глядя на оставляемую Карду из окна поезда, он впервые почувствовал себя действительно свободным.

А глаза уже слипались… Винсент пытался бороться со сном, но усталость была сильнее. Скоро Избранный спал, прислонившись головой к окну. Впервые за долгие годы на много миль вокруг не было ни одного carere morte.

Глава 19 Ника значит Победа

Едва дочитав записку Беаты, Мира поняла, куда уехал из Карды её племянник. Винсент мог быть только в столице, ведь здесь жили Линтеры, родственники по отцу, для которых он всегда был желанным гостем. Собравшись с духом, вампирша отправилась к Линтерам.

Её даже не провели в гостиную, оставили в холле дома. Хозяин долго не выходил к гостье, и Мира гадала, является ли причиной такой немилости изрядно подпорченная репутация госпожи Вако — Алиен… или Винсент сообщил Теодору более интересные детали прошлого вампирши? Первые слова Теодора не прояснили ситуацию.

— Пройдёмте в гостиную, — пригласил он, без особой радости от встречи. Извинений, что заставил себя ждать, но последовало. А всего один внимательный взгляд, которым он наградил вампиршу, заставил Миру задрожать: очень уж похоже глядели на неё охотники!

Однако она прошла в гостиную, удобно расположилась в кресле, расправила пышное платье. Незаметно для собеседника отметила путь отхода: задёрнутое плотной занавесью окно, недалеко, в двух шагах. Если придётся преображаться в комнате, крыльями она наверняка сшибёт картины и зеркала со стен, — Мира подумала это и вздохнула: красивую остановку было даже жаль.

"Неужели, охотник? Или просто осведомлённый человек? Может быть, Винсент рассказал ему…" — Она вспомнила, что племянник вполне может быть до сих пор зол на неё за давнюю ложь и загрустила.

Разговор получился холодным и чрезвычайно скорым. Теодор выразил Мире соболезнования по поводу смерти сестры. Вампирша осторожно приняла их, постаравшись сохранить равнодушное выражение лица. Мира размышляла, отвечать ли на намёк Теодора: "Нельзя жить спокойно рядом с главным страхом Карды…" Ничего не решив, она отбросила вежливую ложь и сообщила прямо, что их дорогому племяннику грозит опасность. Теодор в ответ заявил, что если опасность и грозит, то только со стороны тётушки-вампирши…

"Вампирши!" — она вскочила и теперь заметила сверкание серебристых линий в руках собеседника: охотник раскладывал арбалет. Мира рванулась к окну, отдёрнула занавесь: на окно была опущена железная решётка. Ловушка! Вампирша обернулась к охотнику. Вдохнула, чтобы обратиться, но обида оказалась сильнее, вместо чёрной тени из уст вырвались злые слова:

— Всё-таки он предал меня вам!

— Вы сами себя предали, убийством мужа, — ещё с машинальной вежливостью, хотя к вампирам никогда не обращались на "вы", сказал Теодор. — Винсент просил не трогать вас, уверял, что вы не убиваете людей, но… по глазам всё видно, carere morte!

— …Так что же ты медлишь?

Вампирша зловеще засмеялась и укуталась в чёрную тень. Серебрянная стрела в арбалете охотника была направлена ей в сердце, но Теодор не спешил нажимать курок. И Миру злило, что она не могла прочитать его лицо. Обычной для охотников ненависти или пугающей во сто крат больше равнодушной деловитости, с которой уничтожают вредных, но не слишком опасных врагов, на нём не было.

Осталось пробиваться к двери. Мира кинулась на охотника. Он с обычной для служителей Ордена ловкостью ушёл в сторону от её удара. Дёрнул её тень, будто плащ, лишив вампиршу крылатой оболочки, и поставил подножку. Мира упала, на столик в центре гостиной, едва успела подставить руки, чтобы не ушибить лицо. Круглая тяжёлая столешница перекатилась, придавив её платье. Пожалуй, вампирша проиграла эту битву.

Мира снова захохотала — подходящему охотнику в лицо.

— Стреляй! — сквозь хохот крикнула она и поперхнулась. Вампирша вдруг поняла, почемупротивник медлит, не выпускает стрелу. Теодор знал её ещё смертной, смешной девчушкой, и тот странный светлый образ, разбитая мечта, осколки которой возможно собрать лишь Избранному, не давал ему сейчас выпустить стрелу новой, тёмной вампирше в сердце…

— За последние пять лет я убила лишь однажды, — тихо призналась тогда вампирша. — Винсент сказал вам почти правду.

Она толкнула столешницу и освободила платье. Охотник не препятствовал ей пройти до двери. В коридоре Мира нашла приоткрытое окно без решётки и рванулась в него.

Больше к Линтерам она не приходила. Впрочем, злилась недолго. В доме дяди Винсент ни разу замечен не был, но он, несомненно, жил где-то в столице. Мире и компании дикарей пришлось вновь приступить к поискам Избранного, на этот раз, в Доне.

Через месяц друзья поскучнели. Эрик сказал, что выходить на поиски каждую ночь это слишком, и хватит одной ночи в неделю. Сайрус и Ника горячо его поддержали, и Мира была вынуждена уступить. Ещё через два месяца Эрик сообщил, что довольно будет выходить на каждое новолуние, и Мира снова уступила… Незаметно прошёл год, а Мира всё ещё не знала, где Винсент. Подобно всей новой группе, она начинала сомневаться в целесообразности самих поисков.

Эти поиски не походили на те, прежние. Предполагая, что Винсент учится в Первой Королевской Академии, зимними вечерами и утрами вампиры устраивали засады поблизости. И поиски казались им всё более бессмысленными, ведь на деле "поблизости от Академии" означало в квартале от неё, так как здание Академии было окружено Покровом — непреодолимой для carere morte преградой.


Сегодня была особенная ночь — ровно год с начала поисков. Подобно птицам, вампиры устроилась на дереве в парке близ Ратуши. Бесстрашная Ника залезла выше всех, в переплетение тонких ветвей кроны, и качалась как в люльке, ласкаемая ветром.

— Мира, ты не думала о том, что Винсент, может быть, учится не в Первой Королевской? — задала она волновавший всех без исключения вопрос.

— Агата хотела, чтобы он учился именно там. Полагаю, он остался верен её воле.

— Эрик идёт, — заметил Сайрус. — Не один.

— Мира пригляделась. Действительно, на далёкой Набережной Сермы появились две тени. С вампиром шла девушка — невысокая, смуглая, черноволосая.

— Кто это с ним?

— Его Низшая, Тесса, — отозвался Элиас. — Я видел её с ним прежде.

— Надеюсь, он не поведёт её к нам!

Мира напрасно тревожилась. Скоро Эрик и Тесса попрощались. Вампир преобразился и полетел к друзьям, Низшая продолжила неспешную прогулку по Набережной. Надо отдать Тессе должное: вслед Эрику она не смотрела и доискаться, куда он торопится, не пыталась.

Последний вампир приземлился на ветку рядом с друзьями, так что всё дерево зашаталось. Мира вцепилась в свою ветку, Ника наоборот засмеялась и принялась сильнее раскачивать свою люльку.

— Потише, — миролюбиво сказал уже преобразившийся Эрик. — Не то нас заметят.

— Беспокоишься за нас? Мило. А что о нас известно твоей Низшей? — желчно сказала Мира.

— Она не моя! Тесса помогает многим Высшим на Закатной. Знает она немного: якобы я и команда из Ориенса помогаем одной леди найти пропавшего родственника… Ну как?

Мира промолчала, зато вступила Ника:

— Поиск пропавших — странное занятие для carere morte! Я бы на месте Тессы стала доискиваться, в чём дело.

— Что другое я должен был ей сказать? Эти глупые поиски отнимают столько времени! Летим охотиться. Уже одиннадцать. Все окна Академии погасли.

— В Карде я занималась поисками, — сочла нужным заметить Мира. — Пятеро новичков искали одного смертного, в котором захотел принять участие Владыка. Мы выходили в рейд каждую ночь!

— Но нам за помощь не обещано звание Бессмертного! — напомнил Сайрус.

Их звонкие голоса долетали до земли, и редкие гуляющие в парке то и дело озирались в поисках источника звуков и не догадывались поднять головы.

— Вон ходит наш обед, — заметил Эрик. — Смешные…

— Ты предлагаешь охотиться здесь? В центре Сатура?! Ага, а тела убитых мы потом красиво развесим на Ратуше… Ты сошёл с ума, друг, — резюмировал Сайрус. — Летим в Ориенс.

— Говорю вам: в Ориенсе охотники сцапают нас скорее, чем здесь!

Его не слушали. Ника первой взвилась в воздух, за ней последовали остальные. Они поднялись над тучами и скоро покинули южный район Доны, Сатур.


Они покружили в узких и высоких коридорах улочек Ориенса, затем внезапно оказались на большом пустыре. Впереди белело какое-то здание, за ним тёмная кромка деревьев.

— Где это мы? Что за здание впереди? — Мира нахмурилась. В незнакомом ей в прежней жизни Ориенсе она чувствовала себя неуютно.

— Вторая Городская больница. Её закрыли на карантин ещё до твоего рождения, — отозвался Элиас.

Да, когда они приблизились, стало заметно запустение. Белое здание зияло — кричало пустыми окнами. Парк за ним разросся за долгие годы — настоящий лес.

— Какой огромный! — восхитилась Мира.

— Этот парк называют "Призрачным".

— Почему?

— В эпидемию в этой больнице умерло много людей. Говорят, живые здесь больше не гуляют. Только мертвецы и…

— Carere morte! — закончила Ника.

— Элиас забыл сказать, что здание больницы сейчас принадлежит Ордену. Это одно из мест сбора охотников, — скучно заметил Эрик.

Мира хотела было возмутиться: "Тогда, что мы здесь делаем?!", но пока промолчала.

Она уже знала: сегодня друзья объявят ей о том, что не желают долее участвовать в её деле. Вампирша чувствовала: они отдалились, закрылись от неё. Она молила лишь о том, чтобы их отказ не был окончательным, чтобы друзья оставили свою дверь открытой. Потихоньку, незаметно для себя она перестала верить, что их глупые засады хоть когда-либо приведут к нужному результату. Мира не винила друзей за лень и халатное отношение к заданию. От дикарей нельзя было требовать того же, что от подданных Дэви. — Она повторила про себя последнюю фразу с сожалением, с разочарованием и заметила, что эпитет "дикари" впервые за всю вечность прозвучал в её мыслях презрительно. Стена непонимания между Мирой и компанией Безумцев росла с каждой ночью, и далеко не все кирпичики в неё были вложены дикарями.

— Мы хотели поговорить с тобой, Мира, — словно услышав её мысли, начала Ника. Вампирша обречённо кивнула.

— Мы больше не будем выходить с тобой на поиски, — сказал Эрик. — Где бы ни был тот, кого мы ищем, наш первоначальный план пошёл прахом. Год назад твоему Винсенту угрожала опасность, но сейчас Гектор Долус возвратился в столицу и занялся исключительно своими делами. Я не вижу угрозы твоему племяннику.

Мира кивнула. Она была согласна с другом. Зацепившись за имя Винсент, её мысли немедленно побежали по знакомому кругу: "Где бы ни был тот, кого они ищут… Он в столице, несомненно. И, вероятнее всего, он вступил в Орден. Но остался ли Избранный верен старым мечтам… её мечтам? Или теперь он — один из фанатиков, отсекающих carere morte головы, не разбираясь, кто перед ним: мужчина, женщина или ребёнок, едва обращённый Низший или безумный Высший? Могла ли месть за гибель матери затмить его ясный, пронзительный взор?"

"А можно сделать защитный купол над всей землёй?" — вспомнилось ей.

У Миры не было никаких доказательств, но почему-то она была уверена, что Винсент не убивает carere morte. Избранный, истинный Избранный — каким он виделся ей, слепой, как все влюблённые в своих чад мамаши, — просто не должен стать фанатичным служителем Ордена.

Она задумалась, и на мгновение ей даже показалось, что она слышит его. Знакомый, только ставший чуть глуше голос произнёс: "Опять вы не верите мне! Ну, проверьте…" Мира шикнула на вновь заговоривших Эрика и Нику, прислушалась — но было тихо.

— Я, надеюсь, ты не в обиде на нас… — снова начал Эрик. Он не закончил. Раздался громкий окрик:

— Carere morte! Стоять на месте! — и, разумеется, друзья рванули прочь.

Самыми быстрыми оказались Сайрус и Элиас, привыкшие к опасностям Ориенса. Они мгновенно преобразились и взлетели до того, как первые две сети паутинками блеснули во тьме. Следом вспорхнули остальные. Миру тут же накрыла сеть, и она мешком свалилась на землю, с испугу упустив крылатую тень. Нике досталась стрела. Выпавшая из тени маленькая фигурка, скорчившись от боли, упала вниз. Эрик подхватил её у самой земли и, чудом увернувшись от двух стрел, полетел прочь.


Мира сжалась в комочек и только смотрела, как охотники бегут к ней, больше не в силах пошевелиться, закричать — как это бывает во сне. Ей не было страшно. Пустота — вечный страх вампиров, ждущая её по ту сторону вампирской не-жизни, сейчас не ужасала. Всё, что было с ней в последние годы, казалось нелепым, мучительным сном, пробуждение от которого будет счастьем.

Её окружили. Тонкие верёвки врезались в тело, пригибали голову к земле, но Мире и не хотелось глядеть в лицо своей смерти. "Убивайте, — равнодушно думала она. — Я так устала! Убивайте, только тихо. Не будите, я хочу умереть во сне…"

— Подождите, — произнёс кто-то из охотников. Мира вздёрнула голову насколько позволяла сеть — и очнулась. Словно не было этих трёх лет: знакомый острый, пронзительный, светлый взгляд, те же глаза — только мальчик вырос.

Винсент старался изобразить равнодушие, но выглядел обескураженным.

— Подождите! Остальные ушли недалеко, — повторил он спутникам. — Я вижу чётко: они за парком. Вы можете схватить их, а я, так и быть, никому не скажу о вашем фиаско: упустить четверых из пяти!

Охотники переглянулись. Их было трое — стандартная группа для патрулирования улиц. Двое мужчин и женщина, довольно молодые; они вряд ли узнали бы Миру: в то время, когда вампирша развлекалась, играя с Орденом в прятки, они учились читать.

— Ушли недалеко? — хмыкнул тот, что постарше, и скомандовал. — Алекс, останешься здесь. Винсент, веди нас.

— Нет, — заспорил тот, — останусь я. Я хочу снова попробовать.

— Ничего не получится, — грустно сказала девушка, с неуместной жалостью глянув на вампиршу.

— Не убивать carere morte сразу — это моё условие, — напомнил Винсент.

— Хорошо, — уступил старший.

— Я могу оставить ему свой кинжал? — спросил темноволосый симпатичный Алекс. — Удачи, Винс.

— Carere morte у входа в парк, — прищурившись, сообщил тот.

Они остались вдвоём. Винсент был замкнут, задумчив. Казалось, он решал для себя какой-то сложный вопрос. Мира не пыталась освободиться. Спрятавшись за волосами, она исподтишка любовалась воспитанником. Такой смешной… Очень высокий, худой, светлые волосы опять непозволительно длинны и немного завиваются на концах — как в детстве. Но он выглядит совсем взрослым в тёмно-синем сюртуке, старше Алана, — и это так непривычно!.. Мира молчала, разглядывала его слишком пёстрый шейный платок и тайком улыбалась. Она боялась звенящей тишины и боялась нарушить её хоть словом.

— Обещай, что больше не будешь убивать людей, — тихо сказал Винсент. Мира расхохоталась:

— А ты всё-таки нашёл применение своему Дару… Не обещаю! Решил поиграть в благородство? — она злобно и отчаянно оскалилась. — Хочешь остаться чистеньким? Отпусти так, без клятв, или убей!

— Ты свободна, — холодно сказал Винсент, ничуть не задетый. Усмехнувшись, он поднял её, поставил на ноги. Сеть, серебристо сверкнув в темноте, сползла вниз.

Вампирша ощетинилась, но Винсент не собирался обличать её. Он неуверенно пробормотал:

— Ты сказала… — закончить он не смог.

— …Про твой Дар?

— Да. Ты же… знала о нём давно?

— С самого начала, — ровно сказала Мира. Теперь он был выше её больше чем на голову, а она по-прежнему видела мальчика, которому когда-то рассказывала старую сказку.

— Дай руку, — вампирша отшатнулась, и он улыбнулся ей, будто приручаемому зверьку. — Не бойся…

Мира не почувствовала тепла прикосновения, его рука была также холодна, как её. Но Винсент шагнул ближе, и взгляд серых глаз так обжёг вампиршу, что она закричала, испугавшись, что он сожжёт её дотла.

— Ты хочешь убить меня?!

Винсент отступил:

— Нет! Не тебя, только твоё проклятие.

— Как больно!

— Напрасно ты испугалась. Моих сил пока недостаточно ни для убийства, ни для исцеления — я пробовал много раз. Может быть, когда я пройду посвящение…

— Так ты не охотник?

— Ещё нет, — мягко сказал Винсент. Он вглядывался во тьму за её спиной — Ого! Да там идёт бой! Что ж, прощай. — Он заторопился к группе, избегая глядеть в её сторону.

— Если ты отпустишь меня, что ты им скажешь? — спросила Мира, плохо скрыв беспокойство. — Что… что будет с тобой?

— Всё равно. Я всего лишь помогаю охотникам, втайне от Академии. Никто не сообщит главе о моих действиях: это не в их интересах, — легкомысленно заявил племянник.

Четыре тени взмыли над парком… и вдруг понеслись к ним. Настал черёд Миры защищать Избранного. Движения вампирши стали угловатыми, резкими. Она отошла на несколько шагов, преобразилась и взлетела. Опять неточно рассчитав ширину прохода между домами, ударилась крыльями о стены, но только упрямее рванулась вверх. Поднявшись над крышами, она ринулась друзьям навстречу, отчаянно надеясь, что они не станут нападать на последнего охотника. К счастью, увидев вампиршу, Ника издала радостный вопль, и вся пятёрка, сделав прощальный круг над лабиринтом улиц, помчалась обратно в Сатур.

Они опустились на крыше жилого дома по Рябиновой улице. Мира глянула на далёкий оставленный Ориенс и расхохоталась. Слишком уж неожиданной была встреча с тем, кого она искала целый год! Она хохотала до слез, и друзья странно смотрели на неё.

Ника и Эрик всё не разжимали объятий.

— Эрик, если б не ты… — всхлипывала Ника.

— Как ты, Лисёнок? — очнулась Мира.

— Стрелу мы быстро достали, — похвастался Элиас. — Вот этим, — он показал тонкую проволочку с петлёй на конце.

— Не ожидала, что вы придёте мне на помощь. Прежде вы всегда бросались врассыпную при малейшей опасности! — уколола Мира.

— Что не раз спасало нам жизнь, — заметил Эрик, всё ещё нежно обнимавший старую подругу. — Благодари Нику — эта воительница кинулась тебе на помощь, едва я вытащил стрелу.

— И мы помчались к тебе, не страшась опасности. Ведь нас вела Ника-победительница, — тонкие губы Сайруса разошлись в немного напряжённой, наигранной улыбке. Он непроницаемо глядел на Нику. Казалось, его сейчас больше всего заботит, как сохранить лицо. — Теперь понятно, почему ты так упрямо искала племянника. Это же с ним ты так мило беседовала, пока мы летели тебя спасать? Он же копия Алана!

— Что?! — взревел Эрик. Он даже оставил Нику. — Твой Винсент — охотник?!

— Он похож на Алана? — Ника улыбнулась. — Ну, тогда я спокойна.

Мира недовольно поморщилась: несмотря на всю холодность её нынешних отношений с друзьями, ссора с Безумцами не входила в её планы.

— Он не охотник. Винсент только помогает им.

— Мне достаточно того, что он дружит с убийцами вампиров! — запальчиво возразил Эрик. — Теперь уж точно: наши поиски окончены! И наша дружба тоже!

— Ты разъярился так лишь потому, что мальчик связался с Орденом? Глупо, — Ника пожала плечами и вдруг сама отступила от Эрика. — Пожалуй, я меняю свой мнение. Я не оставлю Миру.

Сайрус позволил себе только удивлённо поднять брови, Эрик нахмурился и подбоченился:

— Виктория Элоиза Диес! Вернись на место!

Глаза рыжеволосой вампирши недобро вспыхнули:

— И не подумаю, Эрик Тобиас Бруэт! Мира, я поддержу тебя, что бы ты ни решила.


Дома Мира подвинула кресло к окну и долго смотрела на ночной город. В тишине и почти-одиночестве, — сегодня у неё гостила Ника, — она смаковала подробности нечаянной встречи с Избранным.

Она гордилась своим Винсентом. Своим Избранным! После страшной потери он не озлобился, не загорелся местью. Он остался прежним: весёлым, легкомысленным, юным… — Мира вздохнула. Её тревога не осталась прежней, она усилилась многократно.

Дар Избранного напугал её. Теперь она осознала, какая это огромная, страшная сила. Она поняла, сколь опасна её авантюра — и содрогнулась. А друзья представляли её соперничество с Владыкой за Винсента весёлой игрой!

"Он с охотниками, значит, в безопасности, — успокоила она себя. — Так-так. Как это он обмолвился о Первой Королевской Академии? Втайне от Академии? Что же это, значит, Академия связана с Орденом?"

— Ника, возможно ли, чтобы Первая Королевская была одним из оплотов Ордена?

— Конечно, — отозвалась подруга. — Она же под Покровом.

— Это ещё ничего не значит. Церковь Микаеля в Карде тоже под Покровом — и давно пустует.

— Академия определённо один из оплотов Ордена. Знаешь, там за ней есть парк и в нём старая часовенка… Раньше люди приходили к ней с мольбами о помощи, например, когда узнавали, что кто-то из их близких — carere morte.

— Ясно, спасибо.

— Гадость, — Ника отставила бокал со стабилизированной кровью. — Не может быть, чтобы наши старейшие, наши боги так питались!

Мира отвернулась от окна, но не отвлеклась от тревожных мыслей:

— Конечно, стабилизированная кровь не так вкусна, как живая…

— Ещё бы! А подогреть её, хотя бы, можно?

— Лучше не стоит. Зато взгляни — рана от стрелы зажила.

Они помолчали. Обе вспоминали те времена, когда умели болтать без умолку, не задумываясь о темах беседы. Наконец Мира решилась отринуть все вежливые и ничего не значащие вступления и спросила подругу напрямую:

— Почему ты осталась со мной, Ника? Из-за Эрика?

— Из-за Эрика?

— Ну, да. Он до сих пор не забыл свою месть охотникам, значит, не забыл и свою обиду: из двух Низших старой компании погибла та, что была более дорога ему. Сегодня он опять вспомнил свою ненависть к Ордену, а ты вспомнила, как он обвинял тебя в смерти Донны. Так?

— Жестоко. Но ты права. Да, и из-за Эрика тоже. Но я осталась с тобой не только из-за него!

— Ты сказала странные слова, когда Сайрус закричал о сходстве Винсента и Алана, ты сказала: "Тогда я спокойна". Спокойна? Что это значит?

— Что значит? Когда ты попросила нашей помощи год назад, я волновалась. Я не понимала, почему тебе так важен какой-то смертный. Я думала, может, это какая-то проверка, ну… нас, дикарей, со стороны Владыки. Когда Сайрус заметил сегодня, в чём дело, я успокоилась. Любовь — это то, что я всегда буду защищать.

— Если б я была смертной, я была б сейчас пунцовой от стыда! Ника! Ну, причём здесь любовь?

— Ты защищаешь Винсента, потому что всё ещё любишь Алана. Я понимаю тебя. Он… такой же, а значит, став carere morte, пойдёт тем же путём. А ты не готова потерять его снова, поэтому воспротивилась желанию Владыки обратить его.

На это Мира ничего не сказала. Она вновь уставилась на огни за окном и скоро они задрожали, заплясали, расплылись — то слёзы встали на глазах.

— Ты плачешь? Извини, я задела старое, не подумав.

— Я не плачу. Просто я только сейчас поняла, как будет сложно… Но вместе мы справимся. Недаром Ника значит победа. Спасибо, что осталась со мной, — Мира открыто, ясно посмотрела на Нику. Но вампирша почему-то хмурилась:

— Мне не ясно одно. Ты сказала: Винсент только помогает охотникам, а сам не охотник. Чем в рейде может помочь обычный смертный? Он будет обузой.

Мира вздохнула. Вот, это и совершилось. Пора посвятить в свою тайну ещё кого-то. Право, для неё одной она слишком тяжела!

— Винсент — необычный смертный. Знаешь сказку о Даре, Ника? Он Избранный, что спасет наш мир. Он способен исцелить проклятие carere morte. Поэтому он так нужен Владыке: Дэви хочет сделать из него Великого вампира.

— Что?! — подруга потемнела лицом. — Избранный? Исцеление проклятия?! Ты смеёшься?

— Нет. Был бы он обычным смертным, стали бы его наперегонки искать соперничающие владыки? Он Избранный, Ника. Я видела его кровь. Она… светится.

Светлые глаза вампирши сузились от злости:

— Исцеления проклятия! Ты того и гляди начнёшь проповедь читать! Может, ещё Спасение мне посулишь за помощь?! Нет уж, уволь меня от этой чуши. Я carere morte уже двадцать лет. Я четырнадцать лет Высшая! К тебе являются днём призраки тех, кого ты убила? Нет? А я болтаю с ними дни напролёт… Не хочу возвращаться в жизнь. Мы делаем выбор один раз. Один раз, Мира! Не хочу видеть, не хочу верить в твоего Избранного!

— Ника, что ты…

— Не говори ничего, я не слушаю тебя. Сейчас я не могу уйти: солнце близко. Я останусь у тебя, вечером уйду. Навсегда! И не смей говорить о своём Избранном, если хоть каплю любишь меня!

— Ника, послушай…

Подруга погрозила ей пальцем, предупреждая новые слова.

Глава 20 Месть Луны

Началась другая жизнь. Днём учёба в стенах Академии, ночью — на улицах Доны. Избранный выходил в рейды каждую ночь, и теперь он не был одинок. Охотников в Доне, — полюбил шутить он, — едва ли не больше, чем вампиров…

Кардинский миф о злобных фанатиках был развенчан. В давние времена Орден собрала аристократия Карды. Сейчас этой умножившейся силе служили многие люди, разные люди, бывшие и нынешние студенты Академии, отпрыски некоторых знатных семейств и самые простые выходцы из Карды и Доны. Кого-то в Орден привёл долг, кого-то простое любопытство и многих, многих — месть. Новые друзья ждали, что и он будет мстить, но Винсент сохранял прежние взгляды на проблему carere morte. И скоро пошёл слух, что сам он один из них, Низший или бывший новообращённый. Слух подогревало и его странное умение — чувствовать вампиров на расстоянии.

Странно, но Винсенту не понравилась Дона. Этот город — живой, меняющийся, мчащийся в будущее, остался чужим ему. Избранному была милее Карда — тёмная, загадочная и полная пустоты. Carere morte в Доне было больше в десятки раз, чем в Карде, но почему-то ощущение дыр, оставляемых ими в мироздании, в столице оказалось гораздо слабее. Или, может быть, Избранный стал хуже видеть? Высокое солнце днём слепило его. Свет фонарей ночью разгонял тьму, не давал увидеть её оттенки. Река, чистая и быстрая, казалось, таит в себе какую-то угрозу. Вдобавок скоро появился новый тревожный знак: если Винсент пробовал приглядеться, чтобы установить точное местонахождение вампира, на него находило странное безволие. Он чувствовал, что воронка пустоты на другом конце нити тянется к нему — и сам стремился к ней. Из наблюдателя он превращался в потенциальную жертву. Прежде его защитой от carere morte было сострадание к ним, сейчас же он переставал ясно видеть их истинный облик. Чары брали верх, и он оставался беззащитным. Он боялся, что очередная встреча закончится его смертью или, того хуже, обращением. Что же это? Может ли его Дар изменяться? Может быть, однажды он исчезнет вовсе?

Плохо, что никто в Ордене не мог ответить на его вопросы. Удивление от его необычных способностей у охотников скоро прошло и наступило молчание. Оно наступило внезапно, словно по приказу. Винсент знал, почему. Глава Ордена, Филипп Латэ, в котором он надеялся найти поддержку, невзлюбил его. Узнав о его Даре, он замкнулся в молчании и, должно быть, оно оказалось заразным! Ни вопроса, ни попытки объяснения, ни слова о Даре! Будто нет ни его, ни Избранного! Будто странная способность Винсента чувствовать вампиров вполне обыкновенна… Всё чаще Избранный вспоминал слова Линды: "Охотники — враги тебе. Им не нужен твой Дар".

…Бедная Линда! Она погибла вскоре после того, как он покинул Карду. По слухам, её разрубленное на куски тело зарыли на Лысом холме. Конор всё же не простил вампирше предательства. Едва Низшая возвратилась, выполнив последнее задание, как он отдал её толпе, в назидание другим своим подданным… Теперь, издалека, Винсент гораздо лучше понимал и её, и её господина. Да, Орден странно отнёсся к известию о Даре!

Он искал разумное объяснение холодности новых соратников — и не находил. Может быть, он просто многого от них ждал? Сложно не поддаться магии слова "Избранный"! Спустя год Винсент даже не был одним из них, и это ужасно огорчало его. Избранный чувствовал: посвящение в охотники могло бы помочь разбудить его Дар. Но глава отказывал в посвящении, ссылаясь то на слишком юный возраст адепта (при том, что среди охотников находились и шестнадцатилетние), то на его легкомысленное отношение к Служению (здесь Винсент поспорил бы, если б ему дали слово), то на пренебрежение общими для всех охотников правилами (Винсент считал: пока его не приняли в Орден, общим правилам он следовать не обязан). Прийти к соглашению им не удавалось, глава пресекал любые разговоры о Даре и предназначении Избранного, зато на каждой лекции, — он преподавал в Первой Королевской философию, — мучил Винсента вопросами о различных абстрактных категориях науки о любви к мысли, и во взгляде главы в эти моменты читалось: Избранный обязан знать ответы на них!

Махнув на вредного философа рукой, Винсент отправился в рейды. Он убедил нескольких охотников позволить ему сопровождать их, хотя правилами было запрещено брать в рейды не прошедших посвящение в Орден. Он помогал охотникам находить вампиров, требуя взамен побыть с пойманным немного времени. Избранный продолжал попытки исцеления carere morte.


Прозрачным летним вечером они встретились на площади Ратуши. Отряд, который сегодня согласился принять помощь Винсента, патрулировал верхнее улицы Сатура. Район считался спокойным, и Избранный порадовался ещё одной пустой ночи. После случайной встречи с Мирой, Винсент боялся вновь выйти на неё. Избавить вампиршу от сетей охотников ещё раз ему вряд ли удастся!

— Верно ли, что во время рейда с Кустосом, ты отпустил вампира, которого сам же указал? — первое, что спросил Марк. Винсент вздохнул:

— Вампиршу. Я не отпустил её. Её отбили друзья-дикари…

— И не покалечили смертного, лишённого защиты? — хмыкнул охотник. — Что с тобой, Винсент? Ты жалеешь их?

Избранный промолчал. Рассказывать Марку свою теорию вампиров-"больных, нуждающихся в исцелении" было бесполезно. Марк, высокий, хмурый охотник, пришёл в Орден всего два года назад, но на его счету было уже четыре десятка бессмертных. Велика была его жажда мести!

— А, говорят, carere morte можно вылечить водой из Источника, — заметила Анна, всегда защищавшая Винсента.

— Чушь! — не выдержал третий из отряда, Матиас. — В ритуале довольно нескольких капель воды из Источника, чтобы вампир рассыпался прахом! Как ею можно вылечить, в таком случае?

Это был ещё один разрушенный кардинский миф: в ритуале уничтожения вампира охотники использовали не обычную святую воду, а воду из загадочного Источника, действенную, кстати, и не будучи освящённой. Источник её находился на востоке в трёх милях от Доны. Двести лет назад именно его наличие определило выбор места будущей столицы…


Время шло. Часы солнечной башни Ратуши прогремели десять, а потом и одиннадцать. В небе диковинным цветком распустилась почти полная луна. А хитрые охотники не торопились в рейд. К чему, если с ними Избранный? Они удобно устроились в собственном экипаже на площади и продолжали беседу.

— Действительно carere morte нет в округе или ты вздумал их покрывать? — хитро спросил Марк.

— Сейчас их много в Западной Пенне.

— Далеко же ты видишь! — Матиас присвистнул.

— Если ты врёшь, я сообщу главе о твоей двойной игре, — пообещал Марк.

— Что он мне сделает! — Винсент рассмеялся. — Разве что влепит неуд по философии. Я не охотник!

Последнее он сказал с затаённой грустью. Избранный чувствовал, что посвящение в Орден могло бы помочь его Дару.

— Иногда мне кажется, — он замолчал, неуверенный, что охотники готовы это услышать, но всё же продолжил, — кажется, что ваш глава находится под чарами Низшего вампира…

Он не успел договорить. Все трое заговорили разом.

— Не может быть!

— Только не Латэ!

— Он, конечно, знаком с Конором. Но чтоб Латэ был под чьими-то чарами? Нет, нет, — задумчиво проговорил Марк. Винсент заметил его сомнение и воспрял духом. — С чего ты это взял?

— Он… Не могу объяснить. Но воздействие carere morte чувствуется на нём. Оно как шлейф, как аура… — Винсент замолчал.

Охотники не пытались оспорить его заключение, хотя и не согласились с ним. Они сделали вид, словно этого разговора не было. Ему верили… Но не доверяли.

Незадолго до полуночи в их районе наконец-то появился carere morte. Охотники подоспели к месту его трапезы вовремя, и жертва была спасена. Матиас увёз её в госпиталь. Марк, как они договорились, оставил Винсенту время на попытку исцеления carere morte, но увидев вампира вблизи, Избранный махнул рукой и отступил. Бесполезная трата сил! Этот бессмертный был безнадёжен.

— Что, не станешь? — Марк усмехнулся. — Тогда можешь уходить. Наш рейд окончен.

Винсент остался. Он изучал вампира издали. Таких — тёмных, пустых, Избранный избегал. Они тревожили его собственную частицу Бездны, привезённую из Карды. Они напоминали ему, что он похож, очень похож на них…

— Если ты так чутко чувствуешь вампиров, ты наверняка можешь показать на карте Доны их дневные убежища, — заметил Марк. — Мы бы уничтожили всех carere morte Доны в считанные дни! Ты не пробовал?

— Пробовал. Дона слишком велика. Район Доны — звучит реалистичнее.

— Целый район! — охотник покачал головой. — Что же ты молчишь?!

— Я не молчу. Я сказал об этом главе ещё год назад.

— И?

— Я сказал, укажу всё, что смогу, как только он примет меня в Орден, — вздохнул Избранный.

— Район Доны! Ты хоть понимаешь, скольких жизней стоит твоё упрямство?!

Меж тем охотник закончил ритуал, и ещё одна воронка — путь в Бездну, закрылась, исчезла. Винсент неосторожно вдохнул серую пыль и закашлялся до слёз.

— А упрямство Латэ? Почему он не разрешает моё посвящение?! — сквозь слёзы спросил он, внутренне готовясь к словесной битве. — Я тот, кто я есть. Если я начну подчиняться глупым требованиям людей, ничего не смыслящих в моём Даре, я перестану быть собой. Всё.

Марк отпрянул от него, как от змеи.

— Доиграешься, молокосос! — не сказал, выплюнул он и ушёл. И увёл Анну. Избранный остался один.

Винсент нахлобучил шляпу поглубже и неторопливой походкой отправился домой. Он поднялся к Красному мосту и, перейдя его, затерялся в Центре.


В это же время двое бессмертных устроились на крыше жилого дома по улице Греди и вели неторопливую беседу. Это были Патрик Фульге и Селена Ингенс. После того, как Дэви со свитой покинул Карду, они обосновались в Доне и часто охотились вместе.

— Скууучно… — протянула Селена, щурясь на подругу-луну. — А на улице — пууусто…

— Ещё десять минут, и летим в Центр. Я давно заприметил там один домик со слабой защитой.

— Не хочу никуда лететь, — вампирша откинулась назад, легла на спину, раскинув руки. — Ладно, подождём здесь, Патрик. Я поддалась скуке, но всё уже прошло, — её глаза блеснули. — Я не спросила: как поживают твои друзья-дикари?

— Ты спрашиваешь это при каждой встрече! Всё надеешься подловить? Мы не общаемся. Владыка ясно запретил нам якшаться с дикарями.

— Какой прилежный ученик! Что же ты не последовал за своим учителем, когда он покинул Карду?

— Я остался, чтобы найти Избранного. В одиночку ещё раз проверил Патенс, а уже потом отправился в столицу. Я подумал: вдруг Избранный давно покинул Карду? Тогда, вероятнее всего, он в Доне…

— Интересное заключение…

— Смейся-смейся. Я оказался прав! Недавно пошёл слух: среди охотников появился человек, способный чувствовать вампиров, ещё не видя их. Будто бы он узнаёт, где они трапезничают, и ведёт туда отряды Ордена.

— Невесёлый слух…

— Чем ещё ты объяснишь то, что в последние полгода что ни ночь — бесследно пропадает кто-нибудь из дикарей? Они начали выкашивать нас целыми группами! Чем ещё может быть вызвано такое везение охотников? — Патрик поднялся. — Здесь действительно пусто. Летим в Центр.

Они летели недолго. Уже через квартал вампир замер, возбуждённо трепеща крыльями: невдалеке большой дом-особняк сиял сотней огней, подъездная дорожка была черна от экипажей.

— У Тенеров закончился приём, — заметила Селена, когда они опустились на ближайшую тёмную крышу. — Исследуем?

Патрик кивнул.

— Сколько добычи! — он облизнулся. — Такая сочная… Вон та!

Селена посмотрела, куда он указывал, и ахнула:

— Он! Не может быть! Он!

— Кто? Кто?

— Да вот же! Узнаёшь? Племянник Миры.

— Это он? — Патрик недоверчиво поглядел на высокого, худощавого, светловолосого молодого человека, бывшего в отдалении от дома приёма. — А я сразу и не узнал его… Что он тут делает?

— Неважно! — глаза вампирши горели холодным лунным светом. — За ним!

Патрик встрепенулся, намереваясь предложить другую, более аппетитную добычу, но с Селеной было бесполезно спорить. Вампирша преобразилась, сорвалась с места и стремительно заскользила вниз.

— Куда?! Люди же вокруг! Увидят! — прошипел Патрик, но кинулся следом.

Добыча оказалась на диво шустрой! Едва вампиры покинули крышу, юноша отступил в тень и совершенно потерялся. Стук его сердца слился с биением множества невидимых жизней вокруг. Селена завертела головой: "Где он? Где?"

"Оставь его. Есть другая добыча", — Патрик махнул крылом в сторону особняка Тенеров.

"Нет!" — Вампирша завертелась волчком, кинулась вверх, упала вниз. Закрыв глаза, вытянув шею, она принюхивалась. Наконец её чёрная рука указала направление…

"Туда!"

Вновь быстрый полёт и вой ветра в волосах. Через несколько кварталов они остановились. Селена опять искала. Патрик преобразился и спрыгнул на ближайшую крышу, огляделся. Впереди возвышались здания вокзалов-"Близнецов".

— Селена, вернись! Дальше район Гектора, его территория охоты!

Но вампирша уже отыскала след и вновь бросилась вперёд, к Близнецам. Ругнувшись, Патрик последовал за ней. Давно пора было оставить глупую подругу, а он покорно, как на верёвке, тащился за ней! Впрочем, в нём просыпалось любопытство: противостояние одержимой вампирши и не в меру шустрого смертного обещало быть интересным.


Винсент заметил двоих, когда наблюдал за домом Тенеров. Избранный пришёл сюда, надеясь отбить добычу у carere morte, а в результате сам оказался добычей.

Что ж, это было неплохо. Старый трюк — он уведёт carere morte подальше от беззащитных смертных и там оставит с носом. Вампиры сначала потеряли его, и Винсенту даже пришлось замедлить бег, чтобы они могли отыскать его след. Наконец преследование началось.

Через час Избранный горько пожалел, что связался с этими двумя. Винсент уже не помышлял о том, чтобы попытаться исцелить их, он мечтал только об одном — удрать от них. Но вампиры не отступали. Они не предпочли другую добычу, хотя Избранный, отчаявшись, даже изменил своему старому правилу и пару раз сворачивал в людные места, надеясь, что здесь вампиры отстанут от него. Но эти carere morte всё тащились за ним, словно привязанные! Они были уже близко… Тогда он вздумал найти отряд охотников, патрулирующих улицы: пусть завтра придётся нарваться на очередное нравоучение от главы Ордена — по крайней мере, он будет жив… Но охотники всех окрестных отрядов были заняты приёмом Тенеров. Ни одного патруля — пустые улицы!

Избранный обратился к мысленной карте Карды. Неподалёку охотилась группа дикарей, и он рванул туда: может, неотвязных преследователей задержат другие голодные? Но эти двое просочились сквозь стаю дикарей, будто не заметив их. Они осмелели настолько, что спустились до уровня верхних этажей домов — угольно-чёрные тени их крыльев отражались в оконных стёклах справа и слева от Винсента.

Пробегая какой-то перекрёсток, юноша заметил там свободный экипаж, но продолжил пеший путь: если сегодняшней ночи суждено закончится печально, пусть ценой его ошибки будет одна, а не две жизни…

Ему было, отчего сомневаться в своих силах. Винсент и не помышлял попробовать ударить преследователей, хлестнуть их плетьми лучей своего Дара, как давно, в Карде, спасая Линду. После смерти матери юноша так и не сумел повторить тот странный опыт: в его Даре уже не хватало для этого какой-то важной частицы… А тень от крыльев carere morte тянулась за ним, Избранный ощущал её липкие холодные прикосновения — прикосновения страха. Тьма за спиной разрасталась, грозя поглотить весь мир, а предательница — собственная частица Бездны кричала от радости скорой встречи с извечной тьмой. Луна в небе раскачивалась, как огромный фонарь на длинной цепи. Когда Избранному показалось, что тень опережает его, он бросился вперёд, не разбирая дороги, и упал, ударившись лицом, разбив в кровь левую скулу.

"От кого он так бежит? От вампиров? Глупость, нет здесь никаких вампиров, те двое ушли давно, предпочли какого-нибудь гостя Тенеров. От кого же он бежит? Чья тень следует по пятам? Может быть, его собственная, и бежит он от себя?"

Он боялся обернуться. Если он не увидит две угловатые крылатые тени в небе, значит, он уже сошёл с ума. И он продолжал бежать, не оглядываясь. Всё дальше и дальше — в безумие…

Путь окончен — впереди, в свете фонаря блеснула глухая стена фабричного здания. Винсент остановился. Оставалось или царапать стену и выть, и молить о пробуждении от кошмара, или повернуться лицом к преследующему тебя ужасу…


Теперь и Патрик видел добычу: юноша бежал по улице внизу. Он бежал странно, спотыкаясь, будто слепой. Селена догнала его и теперь просто дразнила, то снижаясь, то вновь взмывая в небо.

Впереди был тупик, шли последние секунды погони. Вот и сам загнанный увидел, что впереди стена. Тогда юноша развернулся к преследователям. Патрика поразили его странные, безумные, но прозрачные глаза. Щека и подбородок были испачканы в чём-то светлом. Сначала Патрик подумал, что это мел, но нет, мел не может светиться, а эта странная субстанция сияла, переливалась в лунных лучах. Вампир заметил, что это, скорее, жидкость, чем порошок, и жидкость густая, как кровь. Кровь? Светящаяся кровь?!

Патрик опустился на тротуар. Он споткнулся при преображении и едва удержал равновесие, сильно взмахнув рукой. Его взгляд не отрывался от странной светящейся жидкости.

— Селена, не может быть, — пробормотал он. — Это… Это же…

Селена не замечала странности своей жертвы. Вампирша преобразилась, красиво сложив светло-серые крылья. Походкой триумфатора она шла к юноше.

— Сначала я хотела обратить тебя, — звенящий, дрожащий на тоненькой ниточке шёпот. — А потом поняла, что такая месть будет неполной. Я убью тебя и сделаю куклу! У меня хватит сил, я уже пробовала.

Она достала кинжал, но, усмехнувшись, отбросила. В два последних шага она настигла добычу и жадно вцепилась юноше в горло. Он сопротивлялся, но скоро затих, скользнул по стене на тротуар, увлекая за собой Селену. Патрик стоял истуканом. Одно слово, что он так часто повторял, вдруг забылось… разбилось. Он тщетно перебирал осколки.

Бешеная ночь остановилась. Замер и маятник луны в небе. Селена оторвалась от жертвы, вяло мотнула головой, точно пьяная. Вампирша попыталась встать, и ей пришлось ухватиться за стену, чтобы не упасть. Её шатало, как дерево на осеннем ветру.

— Что с тобой?! — тревожно спросил Патрик и осёкся, поняв.

Вампирша захрипела и упала. Она извивалась, раздирая ногтями платье на животе. Потом тело замерло, а она продолжала хрипеть. Хрип перешёл в беззвучное сипение и совсем стих. Патрик перевёл взгляд с неподвижной подруги на юношу. Тот пришёл в себя, если вообще был без сознания, и поднялся. С неменьшим, чем Патрик ужасом юноша глядел на вампиршу. Он зажимал раны на шее, и между пальцев сочилась та же серебристая субстанция. Теперь ошибиться было невозможно.

— Избранный! — вспомнив, заорал Патрик и уже не мог остановиться. — Избранный! Избранный!

Юноша вздрогнул от первого крика. Он осторожно отступал в сторону. Патрик сделал необдуманное резкое движение к нему, и он бросился бежать.

— Стой! — заорал очнувшийся от оцепенения вампир. — Куда?!

Он ринулся за Избранным вдоль стены. Расстояние сокращалось. Протягивая руки к добыче, вампир преобразился, распахнул крылья… и с размаху ударился о невидимую стену. Покров!

Юноша остановился по ту сторону Покрова. Испуганные, оглушённые, они смотрели друг на друга, глаза в глаза, ещё мгновение. Потом Избранный скользнул в сторону и скрылся в тени зданий. Патрик бессмысленно взлетел вверх, забил крыльями, ища лазейку, но вновь и вновь он ударялся о невидимый купол защиты Ордена. В довершении всех бед этой ночи, горизонт зарозовел. Приближался рассвет.

Патрик возвратился к Селене. Она выглядела прежней, только глаза провалились в глазницы, да в дырах зрачков сияло знакомое серебро. Вампир подхватил лёгкую, почти невесомую девушку и, взлетев, сразу взял курс на запад. Где-то поблизости, — знал он, — было дневное убежище Гектора, а дальше — Миры. Патрик вовсе не хотел делиться славой с бывшими соратниками, но выбора не было: луна-обманщица ушла, вставало солнце.

Глава 21 Первая Королевская Академия

После случайной встречи с Винсентом, Мира совсем успокоилась.

"Охотники защитят Избранного, — убеждала она себя. — Теперь Конору и Гектору не подойти к Винсенту близко".

Её даже не огорчал разрыв со старыми друзьями: с той достопамятной ночи Мира больше не встречалась ни с кем из компании Безумцев. По слухам, они всё-таки объединились — Ника, Сайрус и Элиас перебрались на Закатную, к Эрику. Ей же не было места в новой компании дикарей.

Она редко охотилась, вообще редко выходила из дома. Она спала. Она грезила… Иногда в её грёзы врывались яркие тревожные мысли: "Несомненно, в Ордене Избранный обретёт истинную силу. Но что, если его Дар окажется не исцеляющей, а испепеляющей силой?!"

Это была страшная мысль, но участь Великого вампира Мире всё ещё казалась страшнее. И она покорно закрывала глаза: "Спи… Что бы ни было, тебя это не касается. Конор и Гектор проиграли. Винсент в Ордене. Он счастлив без тебя. Спи…"

Тихим летним утром вампирша собиралась ложиться — до нового вечера, когда услышала громкий стук в дверь. В пустующий дом порой заглядывали случайные люди и, предвкушая лёгкую добычу, Мира пошла открывать. Однако самые мрачные подозрения проснулись в ней, пока она шла до двери: отчаяние слышалось в этом стуке.

Это был Патрик Фульге. Едва Мира отодвинула засов, вампир, с силой распахнув дверь, буквально ворвался в её дом.

— Ты здесь! — крикнул он. — Это хорошо! Я хотел лететь к Митто, но понял, что не успею. Рассвет уже близился… Я пережду у тебя день, а вечером мы отправимся к Владыке!

— Ты такой странный. Что случилось? — недоумённо спросила Мира, поспешно застёгивая платье и щурясь от утреннего света, ворвавшегося вместе с Фульге в её дом.

— Потом! — кофейные глаза Патрика, вызывающие у Миры ассоциацию с печальными и преданными — собачьими, блестели радостно, но вместе с тем тревожно. Черты лица определились: заострились, вытянулись — тяжёлой выдалась эта ночь дляВысшего вампира! — Скоро солнце взойдёт. Пойдём в дом.

Они прошли в комнату, у прежних хозяев служившую библиотекой. Мира задёрнула портьеры:

— Что случилось?

— Селена убита! Мы охотились вместе в Центре и наткнулись на охотников. — Патрик замолчал. Тревога всё не уходила из его глаз.

— Селена убита? Поэтому нам нужно срочно отправиться к Владыке? — Мира подобрала со стула книжку, которую начала читать в последние дни. Открыла резко, как-то злобно.

— Да, это важно, — отрывисто сказал, как выплюнул, Патрик. — Мы узнали кое-что интересное… про Орден.

Мира машинально перелистала книгу. Руки дрожали. Патрику она не поверила ни на секунду. Но что случилось на самом деле? Патрик не посчитал нужным сообщить ей это, но требует вместе с ним отправиться к Дэви! Она разволновалась: могли ли вампиры обнаружить Избранного?

— Что же вы узнали… про Орден? Судя по твоей ажитации, не меньше, чем тайну Покрова!

Вампир не выдержал её взгляд.

— Патрик, — тихо сказала тогда Мира, также опустив глаза. — Сочинить историю про Орден ты не сумел, признай это. Вы нашли Избранного, да?

— Селена заметила его, — сознался Патрик. Он заговорил быстро, но с длинными паузами на месте точек, словно всё время решал, говорить ей дальше, или нет. — Она решила позабавиться с ним, но он уходил от погони. Мы гонялись за ним несколько часов! Я не встречал смертного, который был бы на такое способен. Селена настигла его, когда начинало светать, и сразу решила отобедать. Она сделала пару глотков, и у неё начался какой-то странный припадок. А я увидел: кровь смертного серебристого цвета…

— Дальше? — бесстрастно спросила Мира.

— Я отнёс Селену к Гектору, он там живёт, неподалёку. Она так и не пришла в сознание, и… ей очень плохо. Всё из-за крови Избранного. Гектор говорит, наверное, она умрёт… уже умерла, — глухо сказал Патрик, глядя на портьеру, проницая солнце за ней.

— А Винсент? — только закрыв глаза, Мире удалось проговорить это.

— Он даже сознания не потерял! Ему удалось уйти за Покров, — Патрик тревожно поглядел на Миру.

— А ты боишься меня! — засмеялась вампирша.

— Нет!

Оба замолчали надолго. Бросив книжку, Мира подвинулась к окну, повернувшись к вампиру боком, холодными, странно негибкими пальцами быстро нащупала рукоять ножа в рукаве.

"Резко приподнять портьеру. Окно восточное… Ослепить. (И портьеру на место)! Потом три шага до него. Ножом по горлу. Серьёзное повреждение, когда ты устал и голоден! У меня будет минута на поиски более серьёзного оружия".

Словно прочитав её мысли, Патрик отступил в сторону.

— Почему ты не сказала нам, кто обладает Даром? — резко спросил он.

Вампирша оскалилась:

— Не посчитала нужным.

— Если ты хочешь сейчас сражаться, будем сражаться. Но я сильнее тебя, ты сама это знаешь. Я могу дать тебе время — сегодня до полуночи. Беги из города.

— Не ходи к Владыке, Патрик. Оставь нас! — взмолилась Мира, крепче сжимая нож в руке.

Тот захохотал и, решив не ждать нападения, бросился на неё.

Мира метнулась к другому окну, быстро сдёрнула портьеру и нырнула к полу. Карниз с ламбрекеном обрушился на вампира, ей же едва скользнул по плечу. Мира проворно вскочила. Её и Патрика теперь разделял столб бледного утреннего света. Вампира он остановил едва ли на секунду, и Мира впервые пожалела о скрытом за облаками солнце. Она всё-таки сделала выпад, целя в глаза, и кинулась прочь. Патрик попытался схватить её, но ухватил лишь шаль. Девушка рванулась. Избавившись от шали, Мира пролетела до двери и выскочила в коридор.

Впереди отворилась входная дверь. Мгновение Мира видела только тонкий чёрный силуэт, окружённый светом, неярким, но слепящим отвыкшие от солнца глаза. Патрик остановился и также замер, прикрыв лицо щитом ладони. А некто уже шагнул вперёд, к ним. Ожившая картинка из книжки старых сказок Карды: устрашающая высокая фигура, широкая в плечах, узкая в талии — светлый длинный плащ, лицо закрыто платком, только глаза блестят. Рука в плотной белой перчатке держала меч. Серебряное лезвие потемнело, исщербилось от крови бессмертных…

Не отводя расширившихся в ужасе глаз от этого страшного клинка, вампирша тихо, мелкими шажками начала отступать назад, руками бесцельно хватаясь за стену, скользя по ней спиной, забыв о Патрике. Убийца бессмертных запер входную дверь. Мира приготовилась сползти по стенке — ноги отказывались её держать, но незваный гость вовсе не обратил на неё внимания. Патрик, стряхнув оцепенение, бросился прочь, но охотник догнал его в библиотеке. Отвратительный свист меча и глухой и мягкий звук упавшего тела… Охотник возвратился в коридор, и Мира выпрямилась, вяло держа в руке оружие, в силу которого больше не верила. Но загадочный гость не поднял на неё меч. Он сорвал платок с лица. Это был Гектор Долус, собственной персоной!

— Как мне нравится внушаемый этим костюмом страх! — хмыкнул вампир. Взгляд его остановился на ноже в руке приятельницы. — Вижу, вы веселились.

Мира смогла только кивнуть, ещё не придя в себя.

— Патрик говорил тебе, — Гектор, недовольно морщась, оглядел изрытое бороздами лезвие меча, — говорил что-нибудь? Отвечай!

— Патрик сказал, они с Ингенс нашли Избранного, — послушно ответила Мира. Этому новому — холодному, собранному, решительному, бесстрастному Гектору она могла только подчиняться. — Он сказал, Селена у тебя. Как она себя чувствует?

— Похоже, что она уже не поднимется. Впрочем, не ручаюсь. Патрик сообщил кому-то о своей находке?

— Он торопился к Митто, но не успел, остался у меня. Нет.

— Боишься? — заметил Гектор, полой плаща стирая с лезвия кровь Патрика.

— А стоит? — спросила Мира, сдерживая нервный смех, сквозь стиснутые зубы: последняя отчаянная попытка не отдаться во власть паники. Вампир равнодушным, быстрым взглядом окинул её фигурку, не задерживаясь на глазах.

— Нет, ты будешь мне нужна, — обнадёжил он.

— Чего ты хочешь?

Гектор улыбнулся:

— А ты мне не рада… Давно не виделись, милая!

— Чего ты хочешь?

— Владыкой вампиров будет тот, кто даст carere morte нового Великого. Конор метит на место Дэви… Я узнал, кто новый обладатель Дара, и мы с Валерием заключили союз. До инициации Избранного оставалось меньше года, и вдруг эти идиоты, Патрик и Селена, случайно наткнулись на него! — Гектор вонзил меч в половицы, опёрся на рукоять:

— Но нам повезло. Нам чертовски повезло…

Вампирша неискренне рассмеялась:

— Чтобы из него получился сильный вампир, инициация должна быть добровольной, а Винсент ненавидит carere morte! Гектор, неужели ты не понял это за пять лет? Оставьте его!

— Нет, нет, Мира! Вовсе нет! Добровольность инициации — вот миф, сказка, ложь. Сейчас я должен убить тебя… — словно в рассеянности, вампир вытащил меч из пола. Серебристое лезвие остановилось у горла вампирши, — должен бы, но не стану, хотя Высшей не будет места в нашем новом мире. Ты права: после истории Патрика я понял, что время уходит. Конор слишком осторожен, он действует слишком мягко. Избранный не подчиняется ему. Нам… Несмотря на все усилия! Остаётся одно, бросить план Конора и поступить, как когда-то Алитер… Поединок! Воля Бездны против воли избранного Даром. И чем скорее, тем лучше. Сегодня.

Мира холодно отвела легко поддавшийся меч в сторону:

— Послушай себя: какой бессвязный лепет! Поединок? Воля Бездны — воля Избранного? Ты бредишь?

— Я тороплюсь.

— О, ты слишком торопишься! Ты безумен, опасен для самого себя! Гектор, опомнись!

— Всё получится. Днём будет гроза. — Гектор убрал меч в ножны, спрятанные под плащом у пояса, и повернулся к выходу.

— Придёшь ко мне после заката. И мы пойдём к Избранному. Попытаешься сбежать — что ж: умрёшь… чуть позже. Бежать тебе некуда, не к кому. Валерий найдёт тебя, — бросил он через плечо.

— Я знаю.

Краткий ответ понравился вампиру, уходя, он улыбался.


Закрытый экипаж ожидал Гектора у самого крыльца — Мира осторожно следила из-за занавески. Когда карета скрылась за углом дома, она задёрнула штору и бросилась в комнату, ломая руки: "Разве можно было надеяться, что Гектор оставит свою идею?! Я сейчас же пойду к Линтерам. Я выпытаю у них, где Винсент! Я всё объясню этому мальчишке! Потом к Безумцам, брошусь в ноги… Они отвлекут Долуса, а мы убежим вдвоём… Сейчас же! Ухитрился же Гектор прогуляться днём. "Днём будет гроза", — мой шанс!"

Куда ты пойдёшь? — ехидно захихикала старая знакомая — паника. — К кому? Гектор знает, где искать Винсента, а ты, любимая тётушка, нет! Долго же ты спала! Надо было лучше искать его! Надо было приехать в Карду до смерти Агаты! Ты везде опоздала! Вот и осталась наедине с настоящим ужасом! Поединок: воля Бездны — воля Избранного… Кто теперь его спасёт?!

"Нет, я пойду! — она решила упорствовать. — Нужно что-то делать!"

Мира бросилась к шкафу с одеждой, принялась выбрасывать платья прямо на пол: не то… слишком открытое, — нужно закутаться с головы до ног! — и это… и это тоже…

Она остановилась, застонала: "И Линтеры, и бывшие друзья не пустят тебя на порог. Но даже если нет… — День! Всего только день! Куда вы убежите? Ты забыла о Коноре! Он уже всё знает: прочитал у Гектора! Что ты можешь, даже с поддержкой друзей, против Низших? Днём Высшие уступают!"

"Что же делать?" — пришёл старый вопрос. Вампирша улыбнулась… беззвучно засмеялась… захохотала в голос, упала на пол у шкафа, зарылась в разбросанные наряды головой.

"Тебе не защитить его, признай. Признай и сдайся. Кто знает, может быть, вечность понравится ему? Он Вако, как и ты, прирождённый вампир…"

"Никогда! Пусть лучше охотник, но не это!"

Резкий, злобный от беспомощности смех оборвался. Мира кое-как выпуталась из платьев, подняла голову, прищурилась, точно высматривала что-то в неведомой дали: "Высшие бессильны днём. Но есть иная сила, способная противостоять Низшим. Орден… Орден! И ты знаешь, куда мчаться с мольбой о помощи".

Она вскочила, с удвоенной энергией принялась за поиски подходящего наряда.

"Безрассудство? Сумасшествие? И зверь, спасаясь от преследователя, порой ищет защиты у человека, охотника…"


К полудню поднялся сильный ветер. Менее чем за час он пригнал тяжёлые грозовые тучи. Плотная пелена закрыла небо, тёмным колпаком, мокрой серой шалью накрыла город — не вырваться, не вздохнуть. Уже едва слышно глухо рокотал гром.

Высокое здание в пять этажей на перекрёстке двух центральных улиц невозмутимо взирало на поникший, опустевший перед грозой мир. Крепкие стены цвета засохшей крови знавали много бурь. Фасад здания с колоннами у входа и башенкой на крыше нарядно сверкал. Белыми были ступени, поднимающиеся к центральному входу, и колонны, охраняющие девиз над тремя дверьми, ведущими в здание. "Non sсholae, sed vitae discimus", — сияли золочёные буквы. Шпиль на башенке был нацелен в небо, как клинок… Из-за двух широких, под углом расходящимися крыльев здания, выглядывал парк. Он занимал целый квартал у реки и также считался территорией Академии.

Ветер немилосердно трепал зелёные деревья. В его порывах они выворачивали листву, на мгновения становясь серебристыми. Ветер срывал шляпы с редких прохожих, колыхал тяжёлые одежды, толкал, заставляя идти быстрее — борясь с его мокрыми холодными пальцами или подчиняясь им. Лишь одна странная особа в портике, открывающем центральный вход в парк Академии, прислонясь к колонне, стояла неподвижно. Маленькая дама в закрытом, наглухо застёгнутом чёрном вдовьем платье и плотных чёрных кожаных перчатках. Непрозрачная вуаль на шляпке закрывала всё лицо. Изредка дама, заметно нервничая, быстро приподнимала вуаль и поглядывала по сторонам, и тогда можно было видеть, что кожа её удивительно бела. Бела, как колонны портика…

Мира была вполне довольна своим маскарадом: "Не так эффектно как у Гектора, зато почти не привлекает внимание окружающих: вдова…"

Кураж уходил, её обуревали сомнения. Едва шагнув за порог дома, очумело озирая забытый яркий дневной мир, вампирша поняла: это будет трудное, очень трудное предприятие! "Неужели я задумала это всерьёз?!" — подумала она, подъезжая к территории Академии. И вся последняя решимость улетучилась, едва она завидела портик, предваряющий вход в парк, и вспомнила свою последнюю встречу с охотниками.

Гроза приближалась. Темно, как в сумерках. Солнце скрылось за тучами, но и с завязанными глазами Мира могла бы указать направление вечного источника света. Оно было за тучами, но оно было в небе над ней! Вампирша крепко стиснула челюсти, чтобы не стучать зубами от страха, дрожащей рукой опустила вуаль ещё ниже. — "Ничего не бойся. В твою сумасшедшую историю поверят… Только сумасшедший вампир может так рискнуть своим бессмертием! С тобой будут вежливы: для них ты — приближённая Дэви, будущий ценный агент, кладезь сведений!"

Мира знала: что бы ни приказали ей здесь, она подчинится. Она выдаст им все тайны Владыки без колебаний, она назовёт имена и адреса всех известных ей carere morte, если понадобится, если такова будет цена спасения её Избранного…

"Предательница!" — вампирша сжалась, ожидая удара. Но — тихо. Сейчас день, и ночь далеко. И Бездна далеко…

Словно ей в ответ вдруг громыхнуло так, что Мира охнула, вцепившись в колонну. Первые огромные капли ударились о мостовую. К шуму всё усиливающегося ветра добавился шум дождя.

Извозчик, подкупленный неслыханной щедростью, а, ещё более, чарующим обаянием весёлой вдовушки, терпеливо ждал её на углу улицы…


При первой яркой вспышке молнии вампирша решилась. Она неловко отступила от колонны и несмело двинулась в парк — к далёкому зданию Академии.

Дождь всё усиливался, за стеной из струй скрылись деревья. Мира то и дело озиралась по сторонам: за деревьями, за дождём, то тут, то там ей мерещились фигуры, все до одной — в светлых плащах и с серебряными мечами. Она каменела внутренне, представляя, как из-за серебристых струй в неё полетят стрелы… Пару раз Мира даже вскрикивала от ужаса. В самом начале центральной аллеи её едва не сбил с ног порыв холодного мокрого ветра. Страх пронизал до костей, но, подумав о Винсенте, Мира упрямо шагнула вперёд. Скоро она перешла на одну из боковых дорожек, также вымощенных камнем, и у часовни, смутно белевшей в обрамлении рябин, остановилась.

"Где же Покров? Я должна была уже натолкнуться на него!"

Она попыталась представить себе этот купол, как о нём рассказывали знакомые. Центром круга был шпиль башенки Академии. Значит, со стороны фасада здания Покров должен охватывать весь проспект, а с противоположной стороны он распространится на большую часть парка. Он должен был остановить вампиршу недалеко от портика!

"Интересно… Может быть, днём, когда нормальные Высшие спят, охотники каким-то образом убирают его? Вот только, зачем?"

— Вы пришли за помощью?

Мира обернулась, поспешно откинула вуаль в сторону. Молодой человек, по виду — студент Академии, подходил к ней со стороны главного здания. Его аккуратный светлый сюртук был тёмно-серым из-за дождя, шляпа отсутствовала, и мокрые пряди чёрных волос из растрепавшейся причёски падали на глаза. Он укрывался от дождя увесистой кожаной папкой.

Взгляд тёмно-карих глаз показался Мире даже дружеским, и она решила довериться ему:

— Да. Мне нужна помощь Ордена, — сказала она, подчеркнув последнее слово.

— Пойдёмте, — ничуть не удивившись, пригласил студент.

Несколько оторопев от быстроты, с которой начали разворачиваться события, Мира последовала за ним. Любопытство толкало её — она так немного знала об этих врагах!

— И вы не спрашиваете ни моего имени, ни сути моей просьбы?

— Это вы расскажете главе, — сообщил юноша, с деланным равнодушием оглядывая загадочную персону в чёрном. — Идёмте.

— Но я…

Она не договорила: "carere morte". Молодой охотник, очевидно, посчитал её смертной. Может, ей удастся обмануть и других?

Здание Академии приближалось. Не встретив никакой преграды на пути, они прошли мимо беседки и скамеек под самыми окнами и оказались у входа. Дверь пряталась между двух пузатых облупившихся колонн. Вампиршу поразила эта дверь: толстая, обитая железными листами.

"Укреплённый вход — не чета тонким центральным дверям! Чего же тебе ещё? Несомненно, здесь — оплот Ордена!"

Мира остановилась. Страх вернулся. Если здешние обитатели узнают, что странная посетительница — carere morte…

"В лучшем случае, меня убьют сразу…"

— Так глава Ордена сейчас в Академии? — помедлив, несмело спросила она.

— Да, он преподаёт здесь, — прищурившись, сообщил студент.

— Тогда я подожду его тут, — бесстрашно объявила вампирша. — И передайте ему, пожалуйста, это письмо, — она протянула приготовленный ещё дома белый конверт.

Молодой человек позволил себе лёгкое удивление: чуть приподнял красиво изогнутую бровь, но, ничего не сказав, вложил конверт в папку.

— Вы хотите остаться на улице, под дождём? — уточнил он, смешно моргая — вода, капавшая с волос, попадала в глаза.

— Пожалуй… да. Благодарю вас, — обворожительно улыбнулась вампирша напоследок и, поймав его покорный, внимательный, словно бы затуманенный взгляд, дала команду — прошептала, весьма фамильярно:

— Приведи его ко мне… во что бы то ни стало, — и тут же отпустила — опустила глаза, испугавшись. Страшная картина мелькнула перед глазами при очередной вспышке молнии: она в плотном кольце охотников. И все они — с серебряными мечами…

Юноша исчез, пообещав привести главу охотников во-что-бы-то-ни-стало. Но прошло десять минут, двадцать… Никто не приходил. Гроза стихала. За ставшей прозрачной стенкой струй дождя теперь далеко просматривался парк, гром вяло огрызался. Вампирша всё чаще приподнимала вуаль и озиралась по сторонам. Она не могла решить: остаться ей для беседы с главой или ретироваться восвояси. Наконец, когда она уже сделала шаг со ступеней, дверь отворилась.

Загадочный глава Ордена оказался скромным симпатичным пожилым человеком; строго сжатые губы выдавали преподавателя с большим стажем, которому до сих пор приходится читать много лекций, морщинки в уголках глаз говорили о хитрости и прозорливости, у крыльев носа — о потерях.

— Мира Вако! Собственной персоной… Не может быть! Знаешь, кого ты привёл? — кому-то за дверью, вероятно юноше, проводившему Миру до Академии. — Кто прислал тебя, carere morte? Как вы ухитрились пересечь черту Покрова?

— Но я не заметила никакого Покрова…

— Великолепно! То есть, вы пересекли черту в бессознательном состоянии?

— Я не заметила никакой черты!

— Вы прежде чувствовали Покров, проходили рядом?

Сделав над собой усилие, вампирша задумалась:

— Нет. Вполне уверена, что нет. Помня по рассказам друзей, где проходит эта черта, я никогда не подходила близко.

— Очень интересно. Итак, кто вас прислал?

— Я пришла сама.

— Днём? В цитадель Ордена?

— Может быть, я сошла с ума…

— Чего же вы ждёте от меня? — въедливый тон старого преподавателя.

— Мне нужно знать, могу ли я рассчитывать на вашу помощь.

— Мою?

— На помощь Ордена, — поправилась Мира.

— Может, мы всё же войдём в здание? — вампирша отрицательно помотала головой. — Как вы узнали местоположение цитадели Ордена?

— Разве это тайна? Я услышала от дикарей.

Дождь полил сильнее, словно Некто напоследок с силой выжал тучу. Вода потекла струйками с крыши входа прямо на Миру. У неё был выбор: отойти дальше или подняться на ступени. Взгляд охотника приглашал её подняться… Вымокшая до нитки вампирша весело махнула рукой и отступила на шаг.

— Винсент Линтер. Этого юношу я хорошо знаю. Почему вы вообразили, что ему грозит опасность? От кого его необходимо защитить сегодня вечером?

— Один Низший, метящий на место Владыки вампиров, собирается наведаться к Линтерам в гости, — неохотно пояснила Мира.

— Что за Низший?

— Валерий Конор.

— Что-что? — не поверил старик.

— Валерий Конор!

— Зачем же ему понадобился Винсент?

Мира усмехнулась.

— Он Избранный, — просто сказала она. — Дальнейшие пояснения требуются?

Он устало, терпеливо покивал:

— Разумно. Но неожиданно со стороны старого друга… Вы уверены, что это именно Конор?

— У вас будет возможность проверить это сегодня вечером.

— Смелая вампирка! Когда же Линтерам ждать гостя?

— Гостей, — вдруг сникла вампирша. — С ним будет ещё один. И я… Час, много, два после заката…

Понимание обрушилось на неё: что она делает?! Кому кланяется?!

"Сколько собратьев ты отдашь в руки врагов? И всё — без сожаления, без раскаяния, даже без злости!"

— Винсент под защитой Ордена, — ровно сказал охотник.

— Дайте мне слово!

— Чьего слова ты хочешь, carere morte? — глава Ордена выглядел удивлённым. Мира вздохнула:

— Как человек человеку поклянитесь, что защитите его, — слабо сказала она. Ей тяжело дались эти слова!

— Он под защитой Ордена отныне. Не тревожься.

Вампирша резко отвернулась, скрывая смятение.

— Пока ситуация с якобы найденным Даром не разрешится, вход в Первую Королевскую будет для вас открыт. Я, Филипп Латэ, приму вас в любое время, — любезно сообщил глава охотников. — Оставайтесь среди своих, только смотрите и слушайте… внимательно.

Мира быстро кивнула, ссутулив плечи.

— Но! При этом охота на Миру Алиен продолжается. Попадётесь нам в городе — не рассчитывайте на снисхождение.

— Сейчас мне дадут уйти? — холодно осведомилась вампирша. Старик спустился к ней, выглянул за колонны.

— Дождь заканчивается, — молвил он. — Ваш экипаж, я заметил, на Рябиновой улице? Сократите дорогу: от часовни сразу сворачивайте направо. Встретимся вечером.

Через минуту, опустив намокшую, тяжёлую вуаль на лицо, вампирша покинула парк. Никакого Покрова она вновь не почувствовала. Только странный ледяной порыв ветра опять настиг её на выходе из парка и чуть не повалил на землю. Может, это и была она, граница Покрова?


Вечером в доме N8 на улице Алхимиков, близ вокзалов-Близнецов встретились carere morte: усталые, злые, истерзанные солнцем, но исполненные решимости перед грядущим предприятием.

Несмотря на все ухищрения, кожа, особенно, лица, изрядно обгорела; лицо более чем когда-либо приобрело сходство с маской: легчайшее колебание воздуха причиняло сильную боль. Но Мира по дороге к Гектору, позавтракав, догадалась умыться кровью и вернула себе былую красоту. Гектор же, отворяя ей, выглядел не лучшим образом.

— Проходи, быстро, — велел он раздражённо, не поздоровавшись. Вампир говорил кратко и тихо, не желая причинять себе лишнюю боль.

Пройдя в гостиную, Мира увидела… Селену Ингенс. Вампирша лежала на зелёной кушетке, пододвинутой к открытому окну. Замершие глаза полыхали странным серебряным огнём, кожа истончилась, под ней рельефно проступили сосуды и мышцы. Казалось, вампирша истаивает. Она не подавала признаков жизни, но гнетущее ощущение того, что Нечто ведёт ужасную невидимую работу в недвижном теле, усиливалось. Внезапно платье Селены провалилось в области живота, словно под одеждой не стало тела, словно Нечто отхватило оттуда кусок. Мира вскрикнула.

— Её пожирает собственная частица Бездны, — сказал Гектор. Он принёс из спальни ширму и закрыл Селену. Зрелище её не доставляло никакого удовольствия и вампиру.

— Так ты не врал? Она действительно умерла от… от…

— От нескольких глотков крови Избранного. Пожадничала… Урок всем нам! Где ты гуляла сегодня днём?

— Я не выходила из дома, — оскорбилась вампирша, машинально проверяя гладкую бледную кожу на щеках.

— Подручный Конора видел, как часа в два дня ты возвращалась домой. Где ты была?

— В "Изумрудном саду", у вампиров Дэви! — мстительно прошипела Мира.

— Там тебя не было, — заметил Гектор. — Я следил!

Вампирша улыбнулась:

— Не трать зря слов, тебе больно говорить, я знаю. Ты же всё знаешь, если организовал слежку.

— Насколько я понял, ты искала Линтера, — резко бросил Гектор. Отвернувшись от неё, он повязывал шейный платок перед зеркалом. — Как это ты ухитрилась не подгореть на солнышке?

— Попробуй умыться кровью, это поможет. Где вы встречаетесь с Конором?

Гектор повернулся к ней. Всё тот же: холодный, решительный, собранный; глаза словно стеклянные, замороженные, без мысли. Он весь был сейчас — действие:

— На проспекте Нессморса. Идём. Будешь хитрить — убью.

— Не буду, — заверила вампирша.

Долго, добрые полночи, они шли молча. Наконец Мира не выдержала — слишком многое в этой истории оставалось для неё неясным:

— Но кто отдаст своё бессмертие Великому? Конор, Низший? Его сил не хватит!

— Сейчас хватит, — усмехнулся Гектор. — Только я не отдам ему это право.

— Не понимаю… Ты что, сам хочешь осуществить инициацию? После того, что стало с Селеной?

— О, это величайшая тайна Владыки! В крови обладателя Дара есть частица проклятия carere morte. Проклятие вошло в Дар, когда Алитер создавал Великого. Это частица Алитера! На самом деле вампир, инициирующий обладателя Дара, не погибает. Он меняет тело, становясь Великим.

— О, Господи, — выдохнула Мира. Вампир грубо схватил её за плечо, притянул к себе:

— Тебя это расстроило? В конце концов, чем тебе интересен племянник, кроме внешности?

— Ты способен пойти на такое?!

— Да. Сначала я хотел отдать это Либитине, но теперь — нет. Только я, сам. Мне нужна неуязвимость Великого!

— А что же сам Избранный? Как может быть две души в одном теле?

— Два сознания, — поправил Гектор и вздохнул. — И либо сознание Избранного, либо моё станет первой пищей Бездны… Останется тот, кто сильнее. Надеюсь, что это буду я!

— Вы с Конором — глупцы, — наигранно рассмеялась Мира, спешно меняя тему. — Как вы узнали эту величайшую тайну Дэви?

Вампир ухмыльнулся:

— Мне рассказала Либитина.

Перейдём ко второму блоку вопросов, господин Долус, — вздохнула Мира. — Зачем вам сегодня нужна я?

Гектор молчал.

— Я… долго ещё мне будет разрешено жить? Долго я буду вам нужна?

— Слишком много вопросов, Вако. И ты действительно хочешь узнать ответы?

Больше за весь путь они не перемолвились ни словом. На перекрёстке с проспектом Нессморса к ним присоединился Валерий Конор. В мягкой шляпе, с тросточкой — приятный благообразный господин. Но, встретившись с его ледяным ярким взглядом, Мира поняла: Низший изменился. Знакомое тёмное безумие пряталось в дырах зрачков. Знакомый взгляд Бездны, как у любого Высшего…

Её разобрал смех:

— Если повстречаем охотников, они примут нас за своих! Серьёзные господа и дама, сразу видно, собрались для какого-то важного дела. А в тростях они часто прячут кинжалы…

Её спутники не улыбнулись.

— Если повстречаемся, я скажу, что мы прочёсываем западный район, — пообещала Мира и, загрустив, замолчала.

— В конце этой улицы дом младшего Линтера, — скоро сообщил Конор. — Вако, иди впереди.

Мира послушалась. Гектор последовал за ней, не желая упускать вампиршу из виду.

— Теперь, наконец, ты сообщишь мне хоть какие-то детали, Долус? — прошипела она.

— Мы импровизируем, — усмехнулся тот.

Вампиры крались неслышно. Конор шёл следом за ними, совсем не скрываясь. Стучала его трость.

— Он, наверное, уже видит, что к нему идут carere morte, — заметила Мира.

— Он уже видит, что ему не убежать, — ровно, почти не шевеля губами, сказал Гектор и вновь обратил маскообразное лицо к ней. — Здесь, в округе много Низших собралось… Он сам выйдет к нам. Захочет поквитаться с Конором!

Первая из дверей многоквартирного дома впереди вдруг отворилась. Высокий молодой человек встал на пороге.

— За Агату? — зашипела вампирша. — В таком случае, я ему помогу!

— Попробуй дёрнуться — умрёшь!

Улица была пуста. Пожалуй, слишком пуста, странно пуста для светлой летней ночи! Только по другой стороне тротуара прошла какая-то высокая дама в тёмном платье с накидкой. На лицо была опущена вуаль.

"Они!" — Мира опустила мгновенно выдавшие её глаза, но Гектор заметил их радостный блеск и отшатнулся, поняв не разумом — инстинктом зверя. Несколько теней отделилось от тёмных стен. Сеть просвистела мимо, а вампир уже преобразился; рассчитанным, лёгким, но сильным взмахом крыла сбил с ног одну охотницу. Дама под вуалью, проходя мимо Конора, быстро достала руку из накидки, плеснула ему в лицо святой водой из маленького хрустального пузырька. Двое других схватили Низшего, увлекли его куда-то во тьму.

Вампирша только взлетела, а Гектор был уже далеко. Сбитая им с ног охотница поднялась. Капюшон спал с головы, открыв лицо, и Мира расхохоталась: скрывавшаяся под маскарадом совсем юная рыжеволосая девушка уморительно надула губки от обиды. Женщина под вуалью подошла к Конору, которого держали двое; на ходу она достала маленький кинжал из перчатки. Осанка, уверенная поступь выдавали даму из высшего света. Остальные собравшиеся были в масках, но ей показалось, что она различила среди них одного знакомого — главу. Мира резко развернулась, бросила последний взгляд на дом, на человека у дверей… Винсент не смотрел в её сторону.

— Они уходят! — звонко крикнул он охотникам. — Низшие уходят из округи!

Дело сделано. Вампирша понеслась прочь. Она остановилась только у Тербиты, речушки, перерезавшей надвое север столицы, и опустилась на крышу длинного фабричного здания, протянувшегося по левому берегу.

Крылатая тень растаяла туманной дымкой. Вампирша улеглась на крыше на спину, раскинула руки, вглядываясь в светлое, синеватое у горизонта небо. Она ощущала странную пустоту. Не ту пустоту Бездны, вечный страх вампиров, другую — усталость, после предельного напряжения сил. Но её дело удалось, и эта усталость была даже приятной.

"Она была одна — и справилась. Теперь всё будет хорошо".

Глава 22 Вариации a-mol

Домой Мира не вернулась. Пришедшие в её дом в Северной Пенне найдут все её вещи, платья, постель и… обезглавленного вампира. Для большинства её знакомых это будет выглядеть как последствия визита охотников: Патрик лишился головы, а Мира, очевидно, погибла в ритуале. Тем лучше! Более всего ей хотелось сейчас пропасть, провалиться сквозь землю. "Предательница!" — это слово всё время звенело в ушах. Вампирше казалось, другие carere morte узнают, что она была у главы Ордена, едва глянув ей в глаза. И уж определённо точно — ей больше никогда не следует встречаться с Владыкой.

Все эти мысли пришли ей в голову уже после ночи убийства Конора… А тогда Мира бежала прочь, главным образом, опасаясь Гектора. Их пути, скреплённые прежде тонкой нитью лжи, отныне разошлись. Она надеялась, разошлись навсегда.

Последним жилищем вампирши стал чердак огромного богатого летнего дома в Сатуре, южном районе. Жилище людей опустело осенью, и Мира надеялась провести в нём всю зиму. Иногда, когда сторожа спали или отлучались, она заходила и в комнаты, но из осторожности всё же предпочитала им чердак.

Она коротала ночи за чтением книг из немалой библиотеки хозяев дома и латанием теперь единственного своего платья. Можно было раздобыть денег на новые платья, хотя бы продав что-нибудь из обстановки, но Мира не трогала чужие вещи. Просто примерная девочка! Вампирше было довольно того, что у неё есть, а холод, всё дальше расползающийся с каждой новой ночью, лишь бодрил её. Она стала удивительно равнодушной, ей не было дела ни до кого и в первую очередь — до себя. Она погрузилась в молчание и… ожидание.

Она боялась признаться себе в этом, но она ждала. С всё возрастающей тревогой она ждала новой бури. Вампирша пока не знала, придёт ли гроза в её дом или настигнет на улице, закружит ли её в вихре событий или обернётся краткой страшной вестью из уст совсем чужих людей… Только в том, что буря будет, Мира не сомневалась.


Гектор явился неожиданно, глухим осенним вечером. Причесанный, опрятный, невесть почему — с букетом жёлтых роз. Мира вздрогнула от их цвета — неприятного, нелюбимого, цвета лжи.

— За что? — дрогнул и голос. — Или это — на могилу?

— Какая ты мрачная. А я долго тебя искал! Жаль, мне не смогли помочь твои друзья!

— Давно не виделись… милый.

Гектор оскалился. За его привычно ехидными репликами скрывалось равнодушие. Сегодня они были как никогда далеки друг от друга.

— Что же ты молчишь? Как поживает твой племянник?

— Не знаю, — спокойно сказала Мира. — Орден прячет его. Я не осведомлялась, Гектор! — неожиданно вспылила она. — Они не имеют надо мной никакой власти!

— Серебряный ошейник будет тебе к лицу, — ехидно заметил тот.

— Какой ещё ошейник?

— Охотники заковывают вампиров, которые готовы служить им за миску собачьей крови, в серебряные ошейники. Ошейник обращается в удавку, как только у тебя появляется хотя бы желание полакомиться человеческой кровью. Что, не слышала об этом? Разве они не предупредили тебя? Бедная девочка!

— Я не собираюсь им служить!

— Очень им нужно твоё желание, — вампир приблизился и долго изучал её лицо. — Не думал, что ты так легко способна на предательство, — заметил он.

— Конор мне не господин. Он убил Агату, я уверена. Считай мой поступок местью.

— Вот только это не месть, — теперь их разделял едва ли шаг, и Мира машинально прижала к груди колючие цветы. — Месть я бы увидел. Тобою двигало лишь одно желание — вырвать твоего обожаемого Винсента из наших лап! Объясни мне одно: почему?! Что тебе нужно в нём, кроме внешности? Только не закатывай глаза и не говори, что любишь его как сына! Твоя любовь — извращение. Признай это!

— Не признаю, Гектор. Ты не помнишь себя от злости. Если не собираешься убивать меня — уходи. Я не хочу говорить с тобой, особенно, об Избранном.

Вампир не отступал.

— Хорошо, допустим, тебе дорог именно этот Винсент, а не давно почивший Алан Вако, — предположил он. Мира устало всплеснула руками и села на постель. Она скрывала улыбку: такого Гектора она совсем не боялась.

— Удивлена моей осведомлённостью?

— Ничуть. Ты же был знаком с недавно почившей Селеной Ингенс. Прошу тебя, продолжай.

— Подумай: может ли обычная жизнь смертного принести Избранному радость? Ты же знаешь сказку. Помнишь, как заканчивали его предшественники? Только вечность — достойная оправа для его Дара.

— Чушь. Вечность — убийца его Дара. Ты же знаешь сказку. Помнишь, что сталось с Великим вампиром?

— Я не могу понять… Ты дразнишься?

— Чуть-чуть. Нервная реакция. Я так боялась твоего прихода все эти месяцы!

Гектор помрачнел.

— Или ты соглашаешься идти одним путём со мной, или умираешь, — серьёзно сказал он.

— Как ты самоуверен! Ты проиграл, Гектор. Избранный у Ордена. Тебе не перейти их Покров.

Теперь она испугалась… Вампир захохотал.

— Глупая кукла! Ты веришь, что спасла его? Ты подвела Избранного под мечи охотников! Они убьют его. И молись, чтобы они сделали это быстро! Только, полагаю, их кровожадный покровитель потребует здесь особого ритуала.

— Не понимаю…

— Бледна как смерть! — теперь он издевался, а она вжималась в стену, терпя хлесткие удары насмешек. — Это многолетняя интрига, и у меня нет времени на многочасовой рассказ о ней. Знай: приход Избранного в Орден был одной из наших с Конором целей. Глава Ордена почти с момента вступления в эту должность находился под властью Конора, а ты рассказала ему, что Конору нужен Избранный… Великолепно! Смертный стряхнул чары и ополчился на своего невидимого господина так вовремя: Конор выполнил свою миссию и был мне не нужен! Я благодарен, бесконечно благодарен тебе, предательнице! А я уже начинал сходить с ума от чужих мыслей. Теперь же я забрал у Конора то, что он строил много, много лет. Теперь я, Высший, правлю Низшими!

Он замолчал, с интересом поглядел на вампиршу, ожидая её слов. Мира молчала.

— Не веришь мне? Правильно: верь только в приятное! — вампир отступил к окну. — Латэ убил Конора, и то была их личная вендетта, но как глава охотников он всё равно обязан уничтожить Дар! Видишь ли, мягко сказать, недоверие к Дару — отличительная черта нашего дражайшего Ордена! Чары Низших прежде останавливали главу от этого шага: нам с Конором было нужно, чтобы Винсент разочаровался в охотниках, но при этом остался жив. Теперь из-за тебя мне придётся выцарапывать Избранного из цепких рук целого Ордена! Ну что, еще не передумала со стороной, подруга?

Мира разомкнула губы:

— Латэ обещал мне, что защитит Избранного. Я верю ему и… не верю тебе, Гектор.

Вампир приблизился, больно схватил за подбородок пальцами, приподнимая её голову, заставляя показать глаза.

— Бедная, бедная кукла! — с сожалением проговорил он и, тут же отпустив её, отступил. — Ты ввязалась в древнюю, запутанную историю, ни черта в ней не смысля! Ты не знаешь всей истории Дара. Неужели ты ещё веришь в Избранного? Исцеление проклятия и бла-бла-бла… Не будет этого! Будет смерть бессмертных, будет гибель мира, который стоит на нас, не догадываясь об этом! Впрочем, сладко неведение: не знай и дальше… Выбор Избранного: смерть или вечность.

Гектор хотел распахнуть окно пошире, но дёрнул слишком сильно, оторвал задвижку. Потом он выскользнул на окно и, не преображаясь, перебрался на крышу. Мира вскочила, злобно захлопнула чердачное окно и долго стояла так, не отнимая рук от стекла. Руки мелко подрагивали.

— Меня устроят оба варианта, — раздалось напоследок с крыши.


Потом она много раз возвращалась к этому разговору с Гектором. Был один тревожный, по-настоящему тревожный момент. Глаза вампира тогда блеснули красным — удовлетворением от чьей-то смерти… Чьей?

Скоро Мира вспомнила.

"Жаль, мне уже не смогли помочь твои друзья", — вот, что в этот момент говорил Гектор!

Что он имел в виду? Их давнюю ссору? А если смерть Безумцев?! Но как он вообще мог выйти на них? Конечно же ему помогла Тесса, Низшая! Ведь он теперь правит Низшими! Ох, не зря Мира предупреждала о ней Эрика!

Вампирша засобиралась в гости. Вопреки страшному прошедшему времени "уже не смогли помочь", она всё же надеялась найти друзей живыми.


Она отправилась в путь ранним вечером. В этот раз сразу взлетела к балкону, ступила за ажурное плетение перил. Света в комнатах не было. Квартира молчала. Мира толкнула незапертую дверь, отбросила в сторону упавшую на лицо занавесь и шагнула вперёд.

Гостиная тонула в темноте, невозможно было разглядеть, есть ли здесь кто-нибудь, но Мира уже поняла, что случилось непоправимое. Запах! Запах в квартире изменился. Прежде он был безвкусным, как бумага, и сухим, словно иссушенным дневным солнцем. В нём не было оттенков, не было следов, оставляемых любой жизнью. Сейчас же обострённый нюх вампирши улавливал в квартире carere morte чуждые ей запахи жизни. Люди были здесь недавно. Воздух до сих пор хранил влажность от их дыхания и… что ещё? Серебро?

"Серебро!"

Вампирша отступила к балконной двери. В глубине гостиной замерцал огонёк свечи и осветил знакомое лицо Элиаса.

— Элиас! — облегчённо вздохнула Мира. — Ты один? Где остальные?

— Все мертвы.

— Охотники?!

— Похоже, они приходили на прошлой неделе, — вампир зажёг больше свечей, и комната осветилась. Мире в глаза бросилась распахнутая дверь в ближнюю к гостиной спальню и за ней — аккуратно убранная кровать. На спинке кровати она заметила каплю крови. Крови carere morte!

— Эрик и Ника, должно быть, спали там, — Элиас кивнул на кровать. — Похоже, их убили ритуалом, я нашёл немного пепла на полу. Сайрус и наш новенький были вон в той комнате. Там охотники использовали мечи: на стене след остался. Тела унесли в их же гробах. Всё прошло очень тихо, быстро, соседи ничего не слышали.

— А ты как уцелел?

— Я по старой памяти провёл тот день в Ориенсе, — Элиас покачал головой. — Вот не верь после этого в предчувствия! Меня словно толкнуло что-то в то утро: не ходи на Закатную!

— Как охотники вышли на вас? Тесса?

— Та Низшая, с которой был знаком Эрик? Не знаю. Она уже давно не приходила.

— Это она! — прошептала Мира. — Я уверена!

Вампир пожал плечами, отвернулся. Квартира вновь погрузилась в молчание.

Мира прошла в маленькую комнату, которую указал Элиас. Когда-то давно она была спальней Миры и Алана. Присев, вампирша проследила пальцем ровный след меча на стене и содрогнулась.

"Должно быть, ребята спокойно спали в гробах. Одного убили сразу, второй проснулся от шума, вскочил — и тут охотник снёс ему голову. Крови, наверняка, было много! Чем они её замывали потом, интересно? Нет ни следа, только проклятый запах серебра везде… Святой водой?"

Мира возвратилась в гостиную. Элиас всё также неподвижно сидел в кресле.

— Элиас! Я советую тебе уходить отсюда. Охотники могли оставить поблизости стражу.

Он обернулся к ней, и вампирша вдруг вспомнила, что давным-давно, в юности, между ними возникала мимолётная симпатия.

— Я уйду. Скоро.

— Ты вернёшься в Ориенс?

— Нет, — вампир улыбнулся. — Ищи меня в Прэдо, если понадоблюсь.

— Прэдо — что это? Город?

— Селение к западу отсюда. Недалеко от Метора.

Элиас замолчал, и Мира не смогла найти, чем продолжить беседу. Впрочем, она тоже была не прочь помолчать. Даже тихие и печальные, приличествующие поминкам разговоры в опустевшей квартире казались неуместными. Она вернулась в маленькую спальню, и сердце её дрогнуло: в углу стоял незамеченный прежде тёмный большой предмет, закрытый тканью. Её старенькое фортепиано.

Мира сняла ткань и откинула крышку инструмента. Она тихонько пробежала пальцами по клавишам и покосилась на Элиаса. Вампир сидел неподвижно.

Вампирша осмелела. Она отыскала в комнате стул и придвинула его к инструменту. Потом зажгла две свечи и поставила их на крышке фортепиано. Она коснулась клавиш, но не заиграла. Она вспоминала весёлую юность и всех друзей, вспоминала, прощаясь, последний раз в жизни. Теперь — поняла Мира — она осталась окончательно одна.

Алан. Эрик. Ника. Сайрус. Все ушли, все растворились в Бездне. Как это сказал Элиас? Тихо, быстро, незаметно для мира… А что было бы с ними, останься они смертными? Что было бы, не предпочти они в далёкой юности бессмертие carere morte? Им, как и ей, было б уже за сорок. Семья, дом, дети, может быть, уже внуки — тоже вечность, но другая вечность… Были бы они счастливы? И были бы они счастливее в той вечности, чем в вечности carere morte, или всё же нет? Старые, уставшие, наверное, они хотели бы вернуться в юность. Все боятся старости. Ну, почти все…

Мира тряхнула головой. Что гадать? Бездна не даёт ответов. Вампирша ударила по клавишам. Лёгкий пустой звук разнёсся по дому. Элиас вздрогнул в своём кресле, но попросил:

— Сыграй что-нибудь.

Мира, не задумываясь, начала и только через минуту поняла, что играет. Это было её собственное сочинение, незатейливая мелодия в ля-миноре, многократно повторяющийся наборгрустных, шелестящих фраз — как шум осеннего дождя.

Когда она путалась в аккордах или забывала мелодию, она просто закрывала глаза и печальная музыка лилась дальше. Про себя вампирша усмехалась детской наивности музыкальных фраз, но продолжала. И простая мелодия качала её на волнах, то относя, то вновь приближая к грозовой туче на горизонте — её тревоге.

"Гектор не оставил свою идею, значит, война продолжается. Будет буря, злее прежней. Будут потери, горше последней. Рано ты обрадовалась, carere morte! Ещё Бездна не вступила в игру".

Грустные вариации продолжались. Качели, то уносящие тебя в сон, то швыряющие в бурлящий котёл реальности. Перед мысленным взором Миры мелькали лица: Гектор, Дэви, неизвестный ей глава охотников. От трели тоненько задребезжало фортепиано, и её тоже пробрала дрожь: проклятый Долус всё же заставил её усомниться, вновь усомниться…

"Избранный, Дар… Ты ввязалась в древнюю, запутанную историю, ни черта в ней ни смысля! Грядёт новая битва гигантов: Орден, Низшие, Владыка вампиров. А ты, маленькая, слабая, не видящая сотой доли того, что видят эти колоссы, хочешь влезть между ними! Оставь. Оставь всё! Оставь…

…Его?"

Мелькали лица: Гектор, Дэви, неизвестный ей глава охотников… и он, более не её, но — принадлежащий всему миру, — Избранный, Винсент…

Часть 3


Глава 23 Лира хандрит

Этой ночью, как вчера и позавчера, как месяц и год назад, Лира сидела у окна и вышивала. Жёсткий стул с высокой спинкой принуждал сидеть очень прямо. Пламя свечей дрожало от дыхания девушки, и расшалившиеся тени скакали по комнате.

Ночью цвета её вышивки меняли оттенки, блёкли. У жёлтой нитки, что вдета сейчас в иглу, был цвет мёртвых осенних листьев.

"Бездна… Её нельзя увидеть, услышать, вдохнуть, — размышляла Лира. — До неё нельзя дотронуться. Она не в тени, наступающей из углов, осаждающей комнату каждый свободный вечер, но терпящей поражение с рассветом. Она не в далёком бесконечном небе, распростёртом над городом за грязным оконным стеклом. Её нет снаружи — её нет внутри. Ей неоткуда взяться в тугих ударах сердца, в шелесте дыхания, она не отражается в глазах — это видно по отражению глаз в зеркале, по живым зелёным искоркам в них. Так где ж она, Бездна? Если оглянуться в поисках чужой взгляда, ничьи глаза не усмехнутся из тьмы. Откуда же пришло ко мне это слово? Это… имя? Всё живое замирает, холодеет, слыша его, но губы упрямо шепчут… Замерзают".

В быстро густеющем сумраке, с которым более не справлялась свеча, была видна лишь одна тускло-серая стена и тёмная картина. Днём — чудесный закатный пейзаж: туман над озером, ажурные кроны деревьев, золотисто-светлая церковь. Сейчас, в сумерках, в зеркале воды Лире виделся бездонный провал, отвратительные скелеты ветвей плясали над ним и белый острый клык здания церкви впивался в блёклое небо. Тишина спящего дома что-то шептала: неразборчиво, быстро, захлёбываясь. Тот, кто однажды разберёт этот шепот, наверняка поседеет от ужаса. Но Лира вслушивалась в тишину с каким-то больным любопытством: "Что ты рассказываешь мне? Чего я не знаю? Что я должна узнать?"

Она прислушалась… Нет ответа. Тишина уже молчала, как ей и полагалось. Девушка зажгла больше свечей и вновь взялась за вышивку. Лира любила вышивать. Любое рукоделие выходило у неё… Игла быстро порхала над тканью.

Она вышивала так час, два. Когда от звенящей тишины вокруг к горлу подступил комок слёз, она начала напевать — тихонько, без слов. А глубокая ночная синева постепенно размывалась, растворялась, её остатки стирал с неба искрящийся свет нового утра.

Перед рассветом девушка оторвалась от вышивки. Теперь, вытянув шею, она неотрывно глядела за окно. Она ждала, когда верхние окна здания через перекрёсток напротив заполыхают золотым. В это время всегда возвращались из рейда родители. Лира ждала солнца и ждала их. Зная, что они не вернутся никогда, помня, что их больше нет, давно не веря в чудо — ждала. Это ожидание оживляло окоченелое безмолвие пустого дома.

Она не помнила, чтобы сильно переживала смерть родителей. Её утешали, обещали позаботиться, за её спиной шептались, как девочка изменилась, как бедную сломали эти смерти, а она усмехалась. Она не чувствовала ничего и лишь равнодушно удивлялась: "Как они ухитряются видеть то, чего я сама не замечаю?"

Шорох в коридоре! Шаги! Не мгновение Лира замерла, но, узнав эти шаги — осторожные, шаркающие, осталась на месте. Это бабуля вздумала прогуляться. Сиделка приходит к ней на день, а ночью бабуля предоставлена сама себе. Лира сквозь стену видела эту тень, ещё одну тень старого дома, слишком большого для двоих: бродит, поглощенная бессонницей, но всё ещё влюблённая в своё существование. Траурные чёрные одежды старухи вызывали у девушки раздражение и иногда страх: Право, бабуля, я всё же ещё жива! Старуха приближалась к её комнате, и Лира спешно задула свечи — пусть думает, что она уже спит. Может быть, напрасно: в последние полгода бабушка стала совсем равнодушна к прежде любимой внучке.

Старуха прошла мимо, но Лира больше не зажгла огня. Тьма отступала пред солнцем, острый чёрный шпиль высокого здания, что стояло через перекрёсток, больно колол несчастное небо, и девушка с досадой отвернулась от окна. Не будет ей спасения от проклятой Академии даже дома… и никогда: стоит, упрямая, каменная, широкой стеной, в каждом воспоминании, каждом сне, каждой мысли!

Она, наконец, решилась лечь спать.


…Она бежит по крыше какого-то бесконечно длинного фабричного здания, каждый шаг сопровождается грохотом жестяных листов, покрывающих её. Тварь, убегающая от Лиры, пока имеет обличье человека — милой девушки. Иногда она оборачивается, чтобы с отчаянием поглядеть на преследовательницу. Лира же привычно старается видеть истинную суть за милым обличьем, как её учили. Вампир, carere morte, порождение Бездны. Не меньше пятидесяти жертв каждый год, бесконечное умножение проклятия через обращение смертных, чёрная воронка смерча — тоннель в пустоту… Лира на бегу раскладывает и заряжает арбалет: всего два быстрых, точных движения, вампирша вновь оборачивается, что-то кричит. Её крик заглушает грохот крыши под их ногами.

"Не улетает! Должно быть молода, неопытна — не умеет взлетать с места", — эта догадка не радует Лиру. Вампирша бросается к краю крыши, и девушка вскидывает своё оружие. Стреляет.

Вампирша не успела преобразиться. Опутанная сетью, она повисла на низких прутьях ограждения, длинные волосы треплет ветер. Лира подходит к ней, всё замедляя шаг. Вампирша чуть приподнимает голову, снова шевелит губами… Что?

"Не отдавай меня Бездне…"

"Неисцелима", — грустный шёпот охотницы опять заглушил грохот, похожий на гром. Лира проснулась.


Уже за полдень, но за окном темно, клочковатое чёрное небо посылает земле частые стрелы — молнии, улицы пусты. Гроза бушует над самым домом, и он словно съежился в страхе перед ней. Давит. Душит… Душно, душно!

Лира проворно подскочила к окну, распахнула створки, вдохнула свежий, мокрый воздух. Она подставила голову хлынувшему ливню и скоро обнаружила, что улыбается. Чистая холодная вода смыла не только мерзкий сон — будто омыла, очистила и серые, тусклые мысли последних ночей.

Она отошла от залитого дождём подоконника и, одеваясь, вновь напевала без слов: весело, беззаботно. Едва высушив волосы мягким полотенцем, не дождавшись, пока солнце высушит мокрый город, девушка вышла на улицу.

Солнце сияло из окон, из каждой капли на каждом листочке вербы у крыльца, сияли камни мостовой, сияние выплёскивалось из жёлоба у кромки тротуара, пленившего шумный ручеёк. Лира пошла прямо по лужам, на её счастье неглубоким: совсем как в детстве, забыв о раскисающей старой обуви, о взрослых длинных юбках. На перекрёстке улиц тёмный закрытый экипаж окатил её водой, но девушка заметила лишь солнце в прозрачных брызгах.

Лира поднялась по ступеням к главному входу Академии. Громада здания нависла над ней, едва поддерживаемая колоннами. Вечно давящая тяжесть! Девушка расправила плечи, желая сегодня нести её гордо, и потянула тугую дверь на себя.

Первая Королевская Академия вела двойную жизнь со дня своего основания. Двести лет назад она была единственным местом сбора Ордена, откуда рассылались тайные патрули. С ростом города её функции перенимали другие точки, но Академия всегда оставалась центром, цитаделью. Сейчас Орден в Доне насчитывал около двухсот адептов, три десятка зданий по всему городу были ограждены Покровом — единственной неразрушимой для carere morte преградой. Под таким защитным куполом была и Академия, цитадель. Отсюда группы уходили в рейды в южный и восточный районы столицы. И днём, и ночью — тайная охота не прекращалась ни на миг.

Сейчас коридоры Академии были пусты — время летних каникул, и, кроме того, время очередного рейда. В большом холле Лира не встретила никого из рядовых адептов. Зато сам глава Ордена, Филипп Латэ, переговаривался с кем-то у центральной лестницы — быстрый, тревожный, приглушённый до степени абсолютной секретности разговор. Девушка не решилась отвлекать охотников приветствием. Она отыскала в левом крыле библиотеку и спряталась здесь от мира, радуясь новой возможности побыть в одиночестве.

Она прогулялась между столами зала-читальни, воображая, как если бы училась в Первой Королевской… Весной Лире исполнилось шестнадцать, по возрасту ей полагалось бы ходить в школу, но отношения с учителями и, особенно, с соучениками у неё не ладились никогда. Последние два года она обучалась дома, точнее, делала вид, что обучалась… К счастью, госпожа Рете, её последняя наставница, строго спрашивала лишь историю Карды, цитадели вампиров.

Вспомнив об истории Карды, Лира с досадой вздохнула и спустилась на цокольный этаж, в архив Ордена, соединённый с библиотекой лестницей. Здесь она просидела несколько часов за книжкой, редко отвлекаясь лишь затем, чтобы снять нагар со свечи. Когда девушка очнулась, подняла глаза от книги, тени в углах зала без окон чернели по-вечернему — за долгие месяцы бессмысленных бдений над книгой Лира научилась различать малейшие оттенки этого чёрного. Арсенал, в который вела единственная дверь архива, был тих, но её обостряющийся вечером слух улавливал там движение. Наступало время ночных рейдов — единственной знакомой ей жизни.

— Группа Бовенса здесь? — спросила Лира, войдя в помещение арсенала. Вопрос был ненужным: она сразу заметила подругу-напарницу. — Откуда начинаем?

— Сегодня я пойду с Тэго, Родерик где-то занят, — отозвалась Агнесса, аккуратно раскладывавшая на столе экипировку.

— А я?!

— Узнай у главы. Он пока у себя.

— Почему "пока"? — усмехнулась Лира. Ей не верилось: неужели Латэ собирается сегодня покинуть свою берлогу?

— Что-то случилось. Какое-то серьёзное событие. Разве ты не заметила, какие у них лица?

— Нет…

— Тревога, сумятица, спешка — по словам Майи, с полудня… — но Лира уже отвернулась, перестала слушать подругу. Она терпеть не могла сплетни!


Филиппа Латэ, главу Ордена, Лира нашла в коридоре второго этажа, у лестницы. Это был менее всего похожий на предводителя охотников на вампиров пожилой человек, преподаватель Академии. Стоя у окна, он беседовал с высокой, просто, но элегантно одетой дамой. Лицо её скрывала вуаль, но по сквозящим в каждом, даже незначительном движении благородстве и хрупкости, девушка узнала свою наставницу — Адору Рете.

— Покров пропустил carere morte! — беспомощно говорила Рете. — Такого не было никогда. Неужели наша защита ослабла?

— Нет, Адора, наша защита прежняя. Тайник не вскрывали. Покров на месте. Видимо, к нам постучалась особенная вампирша, — глава Ордена усмехался, непроницаемо глядя за окно, в наступающую ночь. — Не могу найти иного объяснения! Сегодня нам придётся довериться ей. Конор оказался хитрее, чем я думал, он…

Лира поднялась на три ступени — вынырнула из тьмы лестницы, и беседующие заметили её.

— Сегодня моя стража. С полуночи, — коротко отрапортовала девушка, почтительно кивнув в качестве приветствия. — Я узнала, что Бовенс не ведёт группу в рейд. С кем мне идти?

— Присоединись к Тэго, — глава был краток, и Лира отступила. Адора легонько улыбнулась ученице и, будучи в хорошем расположении духа, Лира даже согласилась принять её тихую поддержку.

Она возвратилась в арсенал. Разумеется, то, о чём так осторожно говорили наверху, здесь уже было представлено несколькими версиями. Доминик шёпотом поведал, что вампиры прорвали Покров и, надо полагать, Владыку Дэви следует ожидать с минуты на минуту. Алекс, не веривший ему, робко предполагал, что глава, возможно, сам позвал вампира на переговоры. Карл отмалчивался, против обыкновения не споря ни с тем, ни с другим: может, ему опять было известно больше, чем всем, а, может, он ещё только готовил собственную сногсшибательную версию произошедшего.

Лира отыскала ночную накидку с капюшоном, надела её и занялась экипировкой: кинжал, арбалет с ловчей сетью, святая вода в маленьком хрустальном пузырьке… Новые её мысли были под стать этому оружию — холодные, острые, быстрые, серебристые: "Может быть, сегодня я наконец верну какому-нибудь лишённому смерти его смерть!"

Да, это так. Пятнадцатое поколение на службе Ордена, гордо несущая страшную для carere morte фамилию Диос, своей силой, полученной по крови, превосходящая многих и многих охотников, воспитанная и обученная жить в узких рамках жестокого ночного мирка — Лира до сих пор не убивала. Много раз в рейдах она уступала другим право вести ритуал, в завершении которого вампир рассыпается прахом. Почему — слабость? Доброта? Нерешительность? Два года назад, на последнем испытании четырнадцатилетняя охотница твёрдо заявила, что уничтожение carere morte — есть убийство, а она никогда-никого-не убьёт, хотя бы ей самой угрожали смертью. Латэ, едва вступивший в должность главы Ордена, снисходительно разрешил её посвящение, полагая, что девочка слишком мала и скоро поймёт и передумает. Он недооценил её упрямство! — Лира держалась своего убеждения две страшных зимы и два сонных, жарких лета.

— Лира?

Охотница обернулась излишне резко, поспешно, будто уличённая в преступлении. Кинжал-предатель выскользнул из рукава, зазвенел серебром, ударившись о каменный пол.

Сомнение было ясно написано на добром лице Адоры Рете. Дама подошла к девушке, ласково коснулась щеки, заставляя воспитанницу взглянуть ей в глаза.

— Лира, я тревожусь за тебя, — просто сказала она. — Тебя посещают тёмные мысли, я вижу.

— Я не страдаю и вполовину так, как вам кажется.

— Ты храбришься, — Адора оставила девушку, обошла кругом стойку с посеребренными мечами. — Лира, я хочу тебе помочь, — выдохнула она.

Лира молчала, привычно ждала продолжения. Огромный зал арсенала был пуст — лишь они двое: погрузившаяся в раздумья девушка не заметила, как все охотники разошлись отсюда.

— Сегодня в Академию приходила вампирша, — сказала Рете. — Она сумела перейти Покров. Двадцатилетняя сarere morte, приближённая Владыки вампиров! Она просила аудиенции у главы Ордена.

— Ого!

— Филипп говорил с ней. Она рассказала, что carere morte по приказу Владыки многие годы искали Избранного, способного дать им Великого вампира. Но поиски заинтересовали Валерия Конора, и он опередил вампиров Дэви. Недавно он нашёл Избранного и теперь хочет забрать себе его Дар. Вампирша просила у нас защиты… для Избранного.

— Разве Конор — не друг Латэ?

— Что ты говоришь, Лира! Друг?! Один из информантов Ордена, естественно, ведущий свою игру. И он, пожалуй, заигрался!

— Интересно, — ещё равнодушно обронила Лира. Сказка об Избранном не стала ей ближе, чем была в детстве, когда её рассказывала мама.

— Я сказала это, потому что тебе сейчас нужна вера. В чудо. В Избранного, — Рете отошла и вновь вернулась. Девушка отступила, чуть ли не испуганно: так странно сияли светлые глаза наставницы!

— Филипп обещал вампирше, что мы защитим Избранного, и это обещание он намерен сдержать. А нам предоставляется шанс захватить самого Конора.

Лира кивнула, незаметно облизнула пересохшие губы. Волнение медленно поднималось в ней.

— Я говорила с Латэ. Он согласен, чтобы ты приняла участие в нашем сегодняшнем предприятии, — суше сообщила Рете, разочарованная её реакцией. — У тебя есть час. Пока, отдыхай. Я приду за тобой.

Она ушла, шелестя широкой юбкой. Лира подобрала кинжал, неловко вложила его в ножны на ремне и опустилась на скамью, почувствовав, как нервно задрожали ноги. Новая ночь обещала грандиозное приключение!


Адора забрала её, как и обещала, через час. Лира сбегала за ней по ступеням центрального входа, когда часы далёкой Солнечной башни городской ратуши очнулись, начали бить. Полночь! По синему покрывалу светлой летней ночи мелким бисером рассыпались звёзды: их искорки мерцали вверху, мотыльками вились вокруг фонарей, светили из зеркал невысохших луж. Охотницы прошли к стоянке экипажей на другой стороне перекрёстка, где среди серых повозок был спрятан богатый экипаж с гербом герцогов Рете. "Проспект Нессморса, семь", — тихо приказала Адора. Лошади взяли с места в карьер. Лира проводила взглядом свой дом, окно на втором этаже с почти растаявшей свечой… и повернулась к наставнице.

— Где твоя маска? — спросила Адора.

Охотница всполошилась, ощупала карманы одежды, но они были пусты.

— Забыла, — повинилась она. — Я накину капюшон плаща. Вот. — Лира, послушай, — вздохнула Адора, и девушка опять приготовилась к долгому разговору. — Об этом происшествии с вампиршей знают немногие. Ордену рано сообщать об этом. Дар, Избранный — опасные тайны.

— Я никому не скажу, но объясните, почему секретность?

— Узнав об Избранном, кое-кто может устрашиться, решиться его убить, уничтожить навсегда его Дар. К сожалению, этот кое-кто очень могуществен.

— Могущественнее вас? — без лести спросила Лира: кто может быть могущественнее герцогов Рете? Король? Вряд ли.

— Да, гораздо могущественнее, — опять вздохнула Рете и, прищурив светлые глаза, улыбнулась задумчиво, одними губами. — Меньшее горе будет, попади Дар к carere morte. Вампиры, по крайней мере, его не уничтожат!

Лира хотела было усомниться в том, что этот Дар-путешественник возможно уничтожить кому бы то ни было, но промолчала. Неприятная уверенность чувствовалась в смутных словах герцогини Рете.


Они стояли в начале улицы, врезающейся в длинный проспект справа. Латэ вполголоса отдавал последние указания. Лира с удовольствием вдыхала воздух: ветер, приходящий с северного озера, ещё нёс малую, но заметную часть холодной прозрачной воды. Здесь было пятеро охотников, считая её и Адору. Под масками девушка узнала Родерика Бовенса и Феликса Крауса — получается, неизвестная взбалмошная вампирша собрала всю верхушку Ордена! В такой важной компании Лира не чувствовала себя неуверенно, пусть самому младшему из них, Родерику, она годилась в дочери. Всё-таки происхождение, кровь играют роль! — она не была здесь лишней. Благодаря фамилии Диос она была лучшей уже сейчас, в шестнадцать.

Послушавшись главу, Лира и Родерик остались на правой стороне улицы, Адора ушла далеко вперёд, а остальные скрылись в тени домов по левой стороне мостовой.

Девушка замерла, прижавшись к стене, слившись с ночной тенью. Её арбалет, стреляющий сетями, был наготове, хотя удерживать его неподвижно было тяжело: огромным в разложенном виде, громоздким, неуклюжим, по сравнению с его младшим братом, предназначенным для стрел, — им обычно пользовались мужчины. Но ещё давно Лира настояла на этом оружии для себя и наловчилась обращаться с ним. Ей невыносимо было даже представить себя с другим арбалетом, безжалостно рвущим плоть, пусть неживущую плоть carere morte.

Неожиданно сильный, влажный порыв ветра качнул девушку, кинул вбок. Восстановив равновесие, Лира сдалась, перенесла арбалет на левое плечо, размяла закостеневшие пальцы правой руки. Спокойный, равнодушный Родерик только чуть развёл руками: "Ты выбрала это сама". Но тут же глаза его сверкнули, он тихо, лишь взглядом указал ей — вампиры здесь!

Лира, наконец, увидела их: всего трое. Двое, мужчина и женщина, шли впереди, негромко переговариваясь, один, совсем не похожий на вампира, — чуть поодаль. Стучала его трость.

— Валерий Конор, — сообщил Бовенс, указав на него. — Наша главная цель. А даму не трогать.

— Та самая? — на всякий случай уточнила Лира и, получив ответ, утвердительно кивнула.

Адора, не скрываясь, шла навстречу вампирам, и они не узнавали в ней охотника. И ещё двое подошли к вампирам почти на расстояние удара: такова приятная особенность их охоты — carere morte не замечает готовящегося нападения, пока оно не совершается. В присутствии охотника, защита которого сильна, carere morte слепнет, глохнет, слабеет… Лира вновь цепко схватила свой арбалет, и Бовенс поморщился, точно её движение вызвало не легчайшее колебание воздуха, а настоящий грохот.

Carere morte словно что-то поняли. Мужчина рванулся в сторону, и сеть Лиры, как и стрела Бовенса, пролетела мимо, не задев. Охотница подалась вперёд, выступила из тени, надеясь ошеломить вампира — многие carere morte застывали, просто увидев её глаза, но этот уже, крутанувшись на месте, преобразился. Оказавшаяся неожиданно большой тень его чудовищных крыльев ударила девушку, отбросила назад. Лира упала, больно стукнувшись коленом об арбалет. Родерик тем временем перезарядил свой, но и вторая стрела не достала вампира. Он ушёл, тень, похожая на гигантскую летучую мышь, растаяла в небе. Маленькая вампирша, его спутница, на которую все едва ли обращали внимание, также преобразилась, взлетела — неровно, неловко, будто раздумывая.

Лира оглянулась. Третьего carere morte Латэ и Краус тащили в тень. Родерик поспешил к ним.

Тёплой летней ночью девушке стало холодно — до дрожи. Тротуар впереди казался странно серым, блёклым, он будто лишился сочной чёрной ночной тени. Обычное следствие превращения вампира — обращаясь крылатым зверем, carere morte словно забирали себе часть ночной тени, оставляя после себя холод. Охотница накинула спавший при падении капюшон, досадуя, что не надела маску: открыть лицо какому-нибудь carere morte во время рейда считалось серьёзным проступком. Морщась от боли в колене, пошла за Бовенсом.


Бовенс и Краус держали вампира. Адора приготовила маленький кинжал, но, увидев воспитанницу, отступила от группы. Подойдя к Лире, она мягко, но решительно развернула её, повела прочь.

— Валерий Конор! — Адора не могла заставить девушку не слышать звучный голос Латэ. — Мне известно, что ты больше не можешь справляться со своим проклятием. Ты на пороге превращения в Высшего. Орден более не сотрудничает с тобой. Твоя нить проклятия будет обрублена.

Лира, резко рванувшись, освободилась от опёки Адоры, обернулась, проницательно поглядела на этого вампира, Конора, так не похожего на carere morte. В его глазах ещё теплились искорки жизни, не съеденной до конца проклятием. Вот значит, что… Низший! Латэ привечал таких, как и её родители. Но только до поры до времени: все Низшие вампиры, кто раньше, кто позже становятся Высшими, когда проклятие окончательно побеждает их, — и несчастных убивали, обычно даже до появления первых признаков высшей степени вампиризма.

— Он ещё не Высший, — тихо заметила девушка. Намерение поучаствовать в ритуале было забыто.

— Он опасен другим, — возразила Адора. — Он — владыка Низших и он опасен для Избранного. Пятнадцать лет назад он уже пытался повредить другому владельцу Дара.

Она вновь обняла Лиру, пытаясь увести, но та не тронулась с места…


…Это было первое убийство вампира, которое она видела. В родном доме! Такой же тихой летней ночью… Она узнала этого человека, хотя лицо его было безобразно обожжено сейчас. Он считался другом семьи. Лира любила его смешные истории. А сейчас он был приколот к стене кинжалом её отца. Мама скорым речитативом прочла какое-то, как показалось девочке, заклинание и рассыпала над ним искрящиеся капли хрустально прозрачной воды. И этот человек исчез, словно что-то огромное, тёмное поднялось в нём и пожрало его изнутри. Опустевшая оболочка источилась в мелкую пыль, от поднявшегося внутреннего жара истлела и его одежда — и ничего не осталось. А Лира так и стояла, не испуганная, больше поражённая этими сильными, страшными… незнакомыми людьми. Она уже знала, что родители — охотники на вампиров, но не видела их… за работой.

— Зачем ты проснулась!? — плакала потом уже знакомая, добрая, слабая мама. — Рано тебе видеть это.

— За что вы убили его?

— Этот вампир был на пороге нового превращения, — вмешался уже знакомый, насмешливый, чуть усталый отец. — Он убил бы многих, стань он Высшим…


— Лира, идём, — убеждала Адора.

— Оставьте меня!

Она осталась смотреть. Вампир ещё пытался торговаться. Он всё говорил… Он уверял в своей благонадёжности, клялся оставить мечту о Великом, сулил поведать все планы Дэви, Владыки вампиров, и неразборчиво, странно напоминал о каких-то "узах дружбы".

— Лучше помолись, — посоветовал на это Латэ и снова впился в него взглядом. — Что ещё, кроме защиты Избранного, ты внушил мне? Это твоими стараниями вампирша сумела перейти Покров сегодня утром?

— Какая вампирша?! — на миг вампир растерялся. — Нет… Нет! Я ничего не знаю об этом, — он замолчал, совсем как смертный тяжело дыша: глава уже забормотал сквозь зубы формулу ритуала. Лира не отвернулась, только задержала дыхание, чтобы случайно не вдохнуть страшную, серую, ещё горячую пыль.

— Где второй? — начальственно спросил Латэ, отступив. — Ушёл? Плохо.

— Я сегодня же займусь слугами этого Конора, — сообщил Родерик.

Далеко на улице показался ещё один человек, юноша. Он шёл легко, быстро. Скоро Лира узнала его. Высокий и худой, светловолосый, с тонкими нервными чертами лица — она часто видела его среди новичков, ещё не прошедших посвящение. Девушка легко вспомнила и его имя. Винсент Линтер. Он пришёл в Орден едва ли год назад, но о нём уже говорили больше, чем о ком-либо из охотников.

— Двое улетели, я знаю. А в округе всё чисто, — звонко доложил он главе, подойдя, и лишь потом поприветствовал всех. Увидев Лиру, он чуть улыбнулся, не удержавшись: должно быть, действительно смешно выглядела она, такая серьёзная и юная, среди стариков. А та непонятно почему опустила глаза. Лира вообще не могла выдерживать его взгляд. Со стороны это, наверное, походило на смущение влюблённой девушки, но было совсем не тем. Винсент ей вовсе не нравился. Слишком легкомысленный, пустой, несерьёзный…

— Она ведь была здесь? — спросил он Латэ, чуть тревожно.

— Была, — сдержанно ответил тот. — И всё же тебе не следовало выходить из дома…

— Я хотел посмотреть на Конора, — с ненавистью проговорил Винсент. — Жаль, что не успел!

"Избранный? Он?! Да, точно, он!" — глоток воздуха, неожиданно холодный. Лира чуть не подавилась им. Но она заметила, как недоверчиво, изучающе смотрят охотники на "Избранного", просто препарируя его взглядом, и устыдилась своего удивления.

— И с твоим посвящением придётся подождать, — Латэ непроизвольно поднёс руку к губам, словно боясь сказать что-то лишнее, опасное. И Лира, кажется, даже пожалела Винсента.

Глава 24 Новый план

Он блуждал во мраке, и всюду была смерть. Он забыл прежние цели. Он забрался слишком высоко, откуда прежние мечты казались лёгким облачками, одни таяли, их сменяли другие — столь же недолговечные. Всё проходило, неизменной оставалась лишь жирная чёрная точка в конце. Они с Валерием заблуждались: им не изменить этот мир. Это по силам лишь Избранному. Но, если б у Гектора была возможность выбора сейчас, он бы выбрал: не связываться с историей Дара.

Путей не оставалось. Все двери закрывались перед ним. Впереди была только смерть.

Инициация Избранного? Долго наивный вампир не понимал, что за этим стоит! Что-то огромное, что раздавит слабого… А достаточно ли силён он? Сможет ли Гектор Долус принять странную вечность Великого, со сменой тел, подобной смене одежды, и значащей не более чем переодевание?

Теперь он чаще обычного подходил к зеркалу. Лишившийся вампирских чар человек, что смотрел оттуда, был истощённым и обожженным солнцем — зачем дорожить таким телом? И всё же Гектор не мог. Пожертвовать собой, отринуть привычную оболочку, хранящую узнаваемые черты его рода! Нет, нет. Это же предательство памяти предков! Пусть кто-то другой…

Но и отказаться он не мог: игра зашла слишком далеко. Отступи он теперь — Дэви с лёгкостью убьёт его и тем самым окончательно разрушит мечты Низших о господстве. Противостоять Владыке вампиров способен разве что Великий вампир, Гектора спасёт только защитный доспех чужого тела.

Он вспоминал о Дэви и тогда скрежетал зубами. Нужно торопиться! Едва Дэви явится в Карду, он потребует Гектора к себе. Обратно вампир, вероятнее всего, не вернётся.

Варианта с позорным побегом он не рассматривал.


Прошло три недели с гибели Конора и вступления Гектора в должность владыки Низших, когда совершенно случайно на приёме у графа Эгре Гектор встретил Адама Митто, "правую руку" Дэви. Хозяин дома ничтоже сумняшеся представил carere morte друг другу словно незнакомых людей, и бессмертные поклонились, усмехнувшись про себя. Весь вечер они вели вежливые беседы, издали изучая друг друга, и Гектор тушевался, когда замечал взгляд Адама, и Адам старался спрятаться, если ему казалось, что Гектор подобрался слишком близко. Только перед концом вечера, когда у обоих наметился перерыв в делах, они смогли встретиться друг с другом — как бессмертные подданные Владыки, а не презренные гости Эгре.

Для встречи вампиры выбрали балкон. Гектор задумчиво глядел вдаль, на цепочку огней Набережной Сермы, а Адама больше интересовал ближний сад. Он дождался, когда там стихнет чей-то звонкий смех, и начал.

— Примите мои поздравления, Долус, владыка Низших, — яд в его голосе был тягуч и сладок как мёд. — Один из двух владык бессмертных… Каково это, в свои двадцать с небольшим чувствовать себя равным старейшим?

— Я — слуга Владыки Дэви.

— О, какое смирение, отлично! — глаза вампира вспыхнули. — Не помню, чтоб прежде, в Карде, ты отвечал бы столь же послушно, Гектор…

— Времена меняются, Адам, — оскалился тот.

Адам отступил. Вампир достал из потайного кармана небольшую плоскую фляжечку и, пригубив из неё, заметил:

— Я давно не был в Доне, Гектор, — миролюбиво заметил он. — Расскажи, что за дела творятся тут? Где наши юные, где твои друзья из группы поиска Избранного, помнишь? Фульге, Ингенс, Вако…

— Я не знаю, где они.

— Патрика нашли недавно мёртвым. В убежище Вако…

— Когда его нашли?

— Три недели назад.

Гектор рассмеялся:

— Подозреваешь меня? Тогда я был немного занят, Адам. После смерти Конора его слуги разбежались испуганным стадом. Как раз три недели назад мне пришлось примерить на себя роль их пастуха. Патрик… что ж, мне жаль его. А Мира, я думаю, не пострадала. Этой дикарке суждено умереть не от ритуала.

— А об Ингенс ты что-нибудь слышал?

Гектор отвёл глаза в сторону, боясь, как бы чересчур проницательный Адам не отыскал в них неиссякнувший ужас от неестественной смерти Селены. Когда после смерти Конора Гектор воротился в своё жилище, тело вампирши всё ещё пожирало само себя. Изломанное, скрюченное, с провалившимися животом и грудной клеткой, с пустыми глазницами и зияющей ямой рта — ужасная картина долго потом преследовала его во снах. Сначала вампир думал закопать это, но испугался, то чувствительный и старый carere morte, пожалуй, заметит столь огромное средоточие Бездны и, чего доброго, пожелает исследовать его. В конце концов Гектор решил растворить тело Селены в водах освященного Орденом Источника.

— Не знаю, где она, — выдавил он сейчас. — Ты возвратился… Надолго?

— Мне поручено подготовить Карду к возвращению Владыки Дэви. Он посетит нынешний Большой Бал, — Адам улыбнулся. — Он так рад, что Низшие признали своим владыкой одного из нас… и непременно захочет поздравить тебя лично…


Разговор с Адамом не обманул Гектора: конечно же, Адам знает о связи убийства Патрика и Конора. Может быть, ему известно и об Ингенс, а значит, и об Избранном!

Итак, Дэви возвращается в Карду. Гектор хорошо понимал, чем это может обернуться для него. Конор не подчинялся Дэви и не служил Бездне, но он, новый владыка Низших, бессилен перед старейшим и Бездной, которой Дэви управляет лучше любого carere morte. Дэви разгромит его! Если Гектор не найдёт Избранного прежде Владыки… Необходимо было действовать и — быстро и решительно.

Гектор чувствовал, что отчаяние овладевает им. Ему, владыке Низших, доступно теперь так много, и у него так мало времени: Дэви возвратится уже в декабре! А ниточка к Винсенту оборвана, а глава охотников вышел из-под контроля Низших, а Орден стеной стал между Гектором и Избранным!

Впрочем, зацепки были. Несколько его фигурок осталось на доске. Гектор вертел их так и эдак, пытаясь вычислить несущую ему победу комбинацию. Он приходил к одному и тому же выводу, к одной и той же дороге: опасной, отчаянной, безумной.

Конор всегда предостерегал его от этого шага. "Встреча с покровителями Ордена, — много раз повторял он, — худшее, что может прийти в твою дурную голову". Низший даже позволил порыться в своей памяти и вытащить всё, что так или иначе было связано с фамилиями Рете, Гесси и Крас, и скоро вся позорная история Ордена открылась Гектору. Он вяло согласился со старшим: да, недопущение того, чтобы информация об Избранном попала к кому-либо из трёх фамилий, должно быть первейшей задачей заговорщиков. Но сейчас… Конора больше не было.


Был день. Низшие, его новые подданные, стерегли входы и выходы большого дома, ранее принадлежавшего Конору, а теперь — чудом не погибшему той же летней ночью Гектору. Высший же закрылся от света в специальном подземном убежище в подвале дома.

Со времён службы Дэви его дневная постель претерпела некоторые изменения. Яма в земле значительно углубилась, и от поверхности вампира теперь отделяла не только каменная крышка, но и столб земли, высотой с взрослого мужчину. Всё результат общения с Низшими и плата за частые дневные прогулки! Чувствительность Гектора к солнцу значительно возросла.

Собственно, даже толстый слой земли переставал быть панацеей. Лучи солнца не проникали на такую глубину, но вампир ощущал тепло, что они несли миру. И для carere morte это тепло было жаром костра. Его погребального костра! Он то и дело ворочался, извивался как змея, уходя от плетей солнца, и вечером вставал не отдохнувшим, а, наоборот, измождённым бесплотной борьбой с людским светилом. Что же дальше? Спуститься ещё ниже? Или ограничить дневные встречи, отдать все дни сну, как это и полагается Высшему? Гектор не верил, что последнее поможет. Чувствительность вампиров к солнцу может повышаться, но никак не иссякать с годами. Для carere morte нет пути назад, только вперёд — в Бездну, пустоту. Ему, истощившему себя, оставалось недолго…

Он вновь повернулся, теперь подставив солнцу левую сторону тела. Мысли вернулись к таинственным покровителям Ордена. Три фамилии — трое основателей. Первые тогда и наиглавнейшие сейчас. Все они выступили бы решительно против Избранного и его Дара, едва узнав о нём. У них были на то свои причины. Усмешка кривила губы вампира, когда он вспоминал эти причины… Орден представлялся ему огромным мыльным пузырём. Что будет, если рядовые адепты узнают, кому в действительности они служат? Впрочем, эта тайна пусть пока останется тайной.

Гектор понимал: узнай кто-либо из троих о Даре — главе Ордена немедленно поступит приказ убить Избранного. И не просто убить, а принести в жертву в особом ритуале, чтобы навсегда исчез не только несчастный невезучий смертный, но и его проклятый Дар. Конор всеми силами препятствовал этому, и Гектор, преемник Низшего, должен был бы продолжить важнейшее дело владыки. Но дни шли, и вампир всё яснее понимал, что совсем иное, кажущееся безумием деяние — истинная необходимость. Необходимо, чтобы кто-либо из трёх фамилий узнал об Избранном.

Глава Ордена Латэ, освободившись от власти Низшего, внезапно повёл свою игру. Гектор ожидал, что он сообщит своим начальникам об Избранном, но проходили дни, а в Ордене всё было тихо. Ни Красы, ни Гесси, ни Рете по-прежнему не знали об Избранном. Латэ продолжал дело Конора, не сообщая им о Даре. Не иначе, он вознамерился посвятить Винсента, дать ему силу охотника и разрушить тем самым все планы Гектора! Гектор готов был согласиться с тем, чтобы Избранный был уничтожен… но только не с тем, чтобы ничтожный юнец обрёл исцеляющую силу!

"Нужно действовать", — еще раз повторил он.

Невидимый луч солнца коснулся лица вампира, и он с досадой прикрыл голову рукой. Суматошный день никак не желал уходить. В довершение всему послышался лязг открываемой трубы, что соединяла его подземелье с домом, и бесстрастный голос слуги доложил:

— Господин, прибыла Вера Сольви.

— Пусть ждёт вечера. Впрочем, нет! Я приму её немедленно.


Вера Сольви была из тех Низших, которых Конор отправлял к охотникам. Они помогали Ордену находить убежища Высших-дикарей. При виде её хмурый Высший чуть повеселел, приободрился. Эта вампирша, подруга Леонарда Претера — после смерти Конора ближайшего сторонника Гектора, — была carere morte будущего, столь бережно лелеемого им — провозвестница мира, где не будет Высших, величайшего зла, где будут только смертные и Низшие, которых уже некому будет называть Низшими.

— Рассказывай, Вера, — всё-таки ещё мрачновато потребовал он, едва войдя в зал приёма. — Что в Ордене слышно об Избранном?

Вампирша неспешно поклонилась. Это была белокожая брюнетка с яркими зелёно-золотистыми глазами.

— Мне не удалось узнать, где именно они прячут Избранного, господин, но он определённо жив. Где-то под Покровом.

Гектор кивнул носом, соглашаясь. Под Покровом! Значит, вблизи одного из тридцати их закрытых убежищ!

— Я рискну предположить, что Избранный где-то в Ориенсе, господин, — подумав, добавила брюнетка. — Латэ сейчас отправляет туда самые лучшие отряды.

— Хм-м… Может быть, он просто вознамерился укрыть и весь восток сетью Ордена?

— Так ли это, мне неизвестно, господин. После гибели владыки никого из Низших они не пускают слишком близко.

— Из чего ты сделала вывод, что Избранный жив?

— Латэ теперь невозможно прочитать, но стало возможным прочитать других. Например, главу северного района, Бовенса. Он был с Латэ в ночь убийства владыки и понял, что глава охотников какое-то время был под чарами Низшего. Это посеяло в его душе сомнение, и я сумела проникнуть в него. Я прочитала, что Избранный жив, но его судьба неопределенна.

— Латэ колеблется, — Гектор прошёлся по залу, заложив руки за спину, неосознанно подражая Дэви. — Он боится, что после посвящения в Орден Дар так выдаст себя, что скрыть Избранного от Красов и Гесси станет невозможным…

— И они прикажут убить Избранного…

— И если Орден воспротивится, он прекратит существование, — вампир мудро улыбнулся. — Мне, пожалуй, даже жаль Латэ! Не представляю, к какому решению пришёл бы я на его месте. Удалось ли тебе узнать имя рыжеволосой девушки, про которую я рассказывал? Она была в ночь убийства Конора с охотниками. Очень юная, можно сказать, подросток. Неплохо управляется с большим арбалетом… Кто она?

— Наверное, вы говорите о Лире Диос, господин.

— Диос? Я убил последних. Три года назад.

— Я не сомневаюсь в вашей силе, господин. Это их дочь.

— Вот как! — промолвил Гектор и замолчал. Знаком он приказал вампирше уйти.


Солнце взобралось на самую вершину неба, чтобы потом головокружительно быстро скатиться оттуда. Высший вновь спустился в своё подземное убежище, но уснуть ему вновь не удалось.

"Говорят, Дэви не спит совсем вот уже два столетия!" — невпопад подумал он.

Потом он подумал о Диосах. Профессиональные охотники на вампиров, пятнадцать поколений на службе Ордена! Гектор помнил последних, мужа и жену. Они были сильны и настолько уверены в своей силе, что вдвоём не побоялись бы выйти против Первого… Как же глупо им суждено было погибнуть! Вовсе не Гектор, наречённый их убийцей, сумел сделать это. Он только устроил встречу незнакомых ему охотников с уличной бандой смертных. Он не знал, что в примитивную ловушку попадутся сами великие Диосы! Даже тела охотников после той встречи стали предметом спора нескольких кукловодов: каждому хотелось заполучить такой великолепный трофей. В конце концов, их забрала госпожа Калькар, пообещавшая Гектору самую крупную сумму. Только ничего у неё не получилось: строптивые служители Ордена оставались опасными и после смерти, и могли пойти против нового хозяина! Осторожная Сесилия поместила в них часть своего проклятия, но побоялась поднимать марионеток. Диос — одно это имя повергало в трепет даже старейших! Гектор усмехнулся, вспоминая, как оказалось, последнюю уцелевшую, Лиру. Девчонка сильна, но в ее сердце заметна червоточина. Она была той ночью с Латэ и Бовенсом, значит, и её посвятили в историю Избранного. Значит, она близка Линтеру, а по своему возрасту — ближе многих других… Можно попробовать подобраться к ней, воспользовавшись помощью какого-нибудь чувствительного Низшего и потом к Винсенту — через неё. Ювелирную работу, что Конор проделал с Избранным, перечеркнула одним взмахом, одним разговором глупая вампирша Вако, но можно попробовать проделать ту же работу с юной охотницей. Она казалась Высшему весьма подходящей. Один мимолётный взгляд связал их на тёмной ночной улице, но этого мгновения Гектору хватило, чтобы заметить сумрак на дне обиженных девичьих глаз. Её душа станет отличным домом для Бездны. Сейчас она верит в Орден, но если открыть ей тайну основателей, она разочаруется в нём! Только откроет эту тайну ей не он, убийца её родителей… Он не замутит её разум жаждой мести. Девочка должна остаться ясной, предсказуемой! Он будет лишь идти за нею шаг в шаг, он станет её бессловесной тенью. Пусть Лира считает, что кроме неё и Ордена ничего не существует!


Наступил вечер. Вампир покинул своё убежище, и тень его крыльев слилась с ночью, стала ночью. Он нёсся над городом, гонимый не голодом, но мыслями, трепещущий перед необходимостью принять судьбоносное решение, сгибающийся под тяжестью новых вопросов, которые оно несло.

Чёрным вихрем он пронёсся над брошенным жилищем вампирши Вако. Он задумал всю авантюру с Избранным не в последнюю очередь из-за Миры, из-за того взгляда, тёплого и затуманенного мечтой, которым она одаривала лишь одного — своего Винсента. Как смешно! Теперь Миране имела власти над его сердцем. Убив Патрика, он думал убить и вампиршу, но остановился, представив, как её глаза наполнятся болью, когда он уничтожит её Драгоценного… Это стоило того, чтобы сохранить Мире жизнь ещё на одну ночь! Её предательство, конечно, было неожиданностью, но большей неожиданностью стало предательство Латэ. А Конор клялся ему, что крепко держит главу охотников в узде!

"Теперь Орден — помеха, а не подспорье на пути к Избранному. Пусть же основатели укажут Латэ его место!"

Гектор понимал, что, возможно, он опоздает или не сумеет отнять у них Избранного, но он предпочёл бы видеть Избранного мёртвым, чем видеть исцелённую им Миру. Даже сознание того, что этим он навеки погубит великий Дар, не останавливало его!

"Ты торопишься, слишком торопишься!" — мелькнула мысль и пропала.

Голод вампира меж тем разрастался, и движения Гектора стали нервными, рваными. Он жадно искал добычу, зная, что скоро придёт Страх… Улицы были пусты, а близ стоянки извозчиков его спугнули охотники. И вот он уже не искал, а просто бежал в ночь — от Страха, тенью преследующего его.

Гектор проклинал обмен кровью, когда-то связавший его и владыку Низших. Частица Конора, что была в нём, погибла вместе со своим хозяином и подарила Гектору незабываемое ощущение смерти. Пустой, бессмысленной и окончательной смерти carere morte. Если б он был слаб, он погиб бы тогда вместе с Валерием — от страха.

Он выдержал, но страх смерти теперь навсегда был с ним. В полночь, когда Высший пил чужую жизнь, Страх маятником качался над его головой, Страх пульсировал, словно ещё одно огромное сердце внутри. Небытие. Пустое, бессмысленное, окончательное. Пустота. Пустота-а-а…


Совсем отчаявшись, он поспешил в Карду. День в купе поезда Гектор провёл в тяжелом забытьи, которое сложно было назвать сном. В уме он перебирал возможные варианты действий, но возвращался всё к той же единственной дороге…

В Карде опять шли дожди. Серые камни мостовой металлически блестели. Гектор, пролетая над городом, посматривал в сторону замка Дэви, но на высокой башне пока не трепетало знамя с огненно-красным львом.

"Время есть… Есть!"

Он снизился над зданием театра, ступил на мостовую и скинул мокрую тень. Под косыми струями дождя ему полчаса пришлось ожидать окончания вечернего представления, но вот извозчики за его спиной заволновались, а двери театра впереди распахнулись. Показалась публика. Скоро Гектор оказался в центре богато разодетой толпы. Он озирался, ища знакомую усмешку и маленькие подпиленные острые клыки.

— Либитина! — потеряв терпение, крикнул он. — Где ты?! Покажись!

От него отшатнулись, как от сумасшедшего… Но в безликой толпе вампиру померещился знакомый блеск глаз Северного Кукловода. Да, та самая дама — мумия в изящной фарфоровой оболочке, улыбалась ему из толпы! Гектор бросился к ней, а марионетка Либитины уже скрылась, её расшитый золотом лёгкий плащ вздулся парусом и исчез. Вампир вздёрнул голову, ища крылатую тень в небе, но твари Либитины не было. Только большая чёрная птица на козырьке крыши театра склонила голову набок, насмешливо оглядела Гектора озорным чёрным глазом и хрипло каркнула.

"Она!"

Гектор преобразился. Он прекрасно помнил, как строго Дэви наказывает тех, кто пренебрегает в Карде простейшими правилами поведения, но Либитина не ждала: птица снялась с места и полетела куда-то к Патенсу.

Нагнать маленькую тварь вампиру всё не удавалось — птица Либитины была сверхъестественно быстра и бросалась то вниз, то вверх, ловко играя с ветром. А Гектор пару раз чуть не расшибся о стены домов. "Куда она ведёт его? Может быть, в ловушку?" — эта мысль мелькнула и пропала. Главным сейчас было — догнать.

Птица ринулась вниз и у самой земли растаяла в тени дома. Исчезла. Из тьмы вынырнуло новое воплощение Нефандуса — кукла-подросток. Новый этап погони — бег по улицам. Иногда кукла оборачивалась и заливисто смеялась над неловким преследователем. Она была также сверхъестественно быстра и ловка. Гектор несколько раз протягивал руку, но ухватить развевающийся черный плащ не успевал. Редкие прохожие шарахались в стороны, жались к стенам домов, завидя их, а уже через десять минут соглашались считать двух странных существ сном, ночной иллюзией… — сильны чары вампирской цитадели!

Они выбежали к Нижнему мосту. Кукла, очертя голову, ринулась с моста в реку, Гектор — за ней, едва успев на ходу накинуть крылатое обличье. Но из-под арки моста вылетела уже другая тварь Нефандуса: снова птица, невесть, как попавшая в северный город, чайка…

Патенс — и снова смена облика: теперь стая бродячих собак. Они неслись страшными, фантастическими, невозможными скачками, лапы едва касались земли. Гектор начал отставать.

— Либитина! — крикнул он измученно. Твари не останавливались.

"Чего она добивается? Она? Она! Да, несомненно, она! Северный Кукловод всё-таки женщина, узнаю! Вероломство, хитроумие, бесконечные капризы и какая-то потрясающая бессмысленность действий…"

Вампир уставал. Он чувствовал, скоро ему понадобится чужая жизнь. Возможно, целиком… Он жадно прислушивался к биению чужих сердец вокруг — в домах, на улицах, в подвалах, в кронах деревьев. Стая собак неслась трущобами Сальтуса. Гектор на бегу перехватил крысу с мусорной кучи, не побрезговав, выпил до капли, но этого так мало для Высшего вампира! Он сунулся было к бездомному, не упуская из виду стаю, и отшатнулся, вскрикнув. Это нищий был куклой Нефандуса, он смеялся над вампиром, показывая маленькие подпиленные клыки. И в тусклое окно ближайшего дома застучала какая-то тварь, лишь смутно похожая на человека. Она хохотала и показывала ему язык. Это также была кукла Нефандуса…

"Весь город мой — это ты хочешь показать?!"

Стая скрылась за поворотом… Гектор не побежал за тварями Кукловода. Довольно! Он не позволит делать себя марионеткой! Он показал твари в окне язык и засмеялся, но смех тут же оборвался. Из тьмы грязного переулка выступила высокая фигура в плаще охотника, молнией сверкнул серебряный меч. Гектор не успел преобразиться. Лезвие меча рассекло тонкую тень чудовищного обличья, прежде чем крылья вампира обрели окончательную форму. Серебро разрезало и одежду, и глубоко погрузилось в грудь. Потом охотник изменил направление удара: лезвие меча прошило Гектора насквозь и вошло в расщелину между кирпичами ближайшего дома, пригвоздив вампира к стене.

Страх парализовал вампира прежде серебра в сердце. В странном оцепенении Гектор смотрел, как охотник достаёт из ножен кинжал, маленькой серебристой рыбкой сверкающий в лунном свете. Страх смерти, преследующий его с ночи гибели Конора, восстал огромным призраком и заслонил собой весь мир. Если б охотник ударил сейчас, вампир истлел бы в мгновение ока, Гектору казалось, он уже ощущает жжение проклятия, текущего по его жилам… Но охотник почему-то медлил. Он снова спрятал кинжал, приблизился к вампиру, проницательно поглядел глаза в глаза и, увидев его лик — лик своей смерти, Гектор вскрикнул: крик не ужаса — удивления. Этот охотник был ему знаком. Но… вампир убил его, много лет назад, его мечом он снёс голову Патрику… Откуда он здесь?..

— Кукла! — крикнул он и захохотал. — Ну, Либитина, это была твоя лучшая шутка!

Охотник отступил, выдернул меч из тела вампира. Гектор теперь даже не почувствовал боли. Страх ушёл, он весь был — удивление.

— Хорошо же ты меня знаешь, — проговорил он, изучая Либитину, представшую ему в обличье охотника. — Но откуда? Кто рассказал?

— Я знаю о тебе больше, чем ты сам, — кратко сказала кукла.

— Тот же голос, интонация… Ты великолепный подражатель!

— Хозяину полагается знать всё о своих куклах, — охотник ловко подцепил кончиком меча ещё одну крысу и швырнул её вампиру. — Подкрепись, тебе нужно восстановиться.

— В таком случае… ты знаешь и о моей столичной кампании?

К его неудовольствию, кукла не ответила, только покачала головой:

— Как сильно ты боишься, Гектор Долус! Страх погубит тебя…

Гектор глубоко вздохнул. Страх ушёл, но воспоминание о нём по-прежнему обжигало стенки сосудов изнутри. Проклятие carere morte — грязь и залог их вечности… Как избавиться от него, оставшись бессмертным?

— Мне нужно не пророчество, а совет, — он постарался спокойно смотреть кукле в глаза. — Дэви возвращается, а у меня нет оружия против него. Я хочу забрать Избранного себе, но для этого…

— …Придётся сообщить о Даре Арденсам?

— Я не вижу другой дороги.

— Плохая дорога!

— Другой нет.

— Если ты не видишь дороги впереди, зачем идти? Остановись и смотри, как Владыка вампиров танцует свой танец смерти вокруг звёздочки-Дара…

— Опять пророчество! Мне нужен совет!

— Ты что, не услышал его? Так даю его ещё раз: остановись.

— Либитина!.. — но кукла уходила. В последний раз сверкнул меч, убираемый в ножны, белый плащ охотника скрылся в пелене чёрного тумана, и через мгновение кукла взлетела над крышами домов и взяла курс на север. Гектор рванулся догнать, но не смог преобразиться — повреждение от серебра ещё не зажило.


Возвратившись в Дону, он призвал Леонарда Претера.

— Мне нужна встреча с Гесси, Рете, Красами, — с ходу потребовал Гектор. Приняв решение, он как всегда понёсся с места в карьер, закусив удила.

— Невозможно. Рете и Гесси — ревностные служители Ордена, Красы вне Ордена, но боятся carere morte как чумы.

— Стоп. Мне довольно будет Красов. Кто может устроить встречу?

— Встречу, Долус? Путь carere morte в их дом заказан.

— Что ж, ладно, — Гектор оскалился. — Хватит и короткой записки.

Леонард осуждающе хмурился.

— Гектор, что ты намерен предложить Красу? Неужели ты хочешь отдать ему Избранного?

— Не отдать. Лишь указать, — Гектор встал, прошёлся по комнате. — Я не предаю идею Конора, Леонард, — всё-таки счёл нужным пояснить он.

— Если Крас узнает об Избранном, о том, что глава Ордена скрывал его несколько месяцев… Латэ будет снят с поста, а Избранный уничтожен.

— Может быть, нет, Леонард. Латэ хитёр. Он сумеет остаться во главе Ордена. И теперь — теперь! — он уже не подчинится Красам.

Леонард помолчал, всё же заметил:

— Можно мне сказать? — получив утвердительный кивок, он продолжил. — Лучше пусть Избранный будет в Ордене, чем его Дар перестанет существовать. Почему ты хочешь отнять надежду? — Не только у них, но и у нас, владыка Низших!

Теперь молчал Гектор.

— Я сохранил остатки чувствительности Низшего, — молвил соратник. — Сейчас, я чувствую, наш владыка поглощен ненавистью к Избранному. Но не как к Избранному, а как к простому смертному, когда-то перешедшему ему дорогу…

— Это не так!

— Мы нарекли тебя владыкой, Гектор, потому что полагали, что ты продолжишь дело Конора. Потому что в твоей крови до сих пор остаётся его частица. Но, я вижу, ты забыл о своих подданных. Ты оставил мечту всех Низших!

Гектор поднял глаза.

— Кто вы, Низшие, без меня? Даже мечту всех Низших дал вам я! Зачем я говорю об Избранном Красу? — Потому что сейчас — прямо сейчас — нельзя допустить посвящения Избранного в Орден! Если я не получу Великого, Дэви, возвратившись, уничтожит меня, а со мной и мечту всех Низших. Кроме того, я хочу посеять смуту в одном юном сердце… Мне нужно сделать предателя в стане охотников, того… ту, которая отдаст мне их Избранного. Я хочу, чтобы она, посвященная в планы Латэ, прозрела. Когда герцог Крас вмешается, ей неминуемо откроется главная тайна Ордена — тайна основателей! И, когда юная Диос поймёт, что ей незачем защищать Орден, она придёт ко мне. Время будет. Я предсказываю: Латэ подчинится Красу на словах, но спрячет Избранного и постарается замедлить выполнение приказа покровителя. Кроме того, сама подготовка ритуала жертвоприношения займёт несколько месяцев. Я должен успеть! Если же мой план не удастся и Крас всё же уничтожит Дар и проклятого Избранного — что ж, тем лучше! Кому подлинно известно, каков этот Дар? Бездна подсказывает мне, как действовать! Избранный — неизвестное чудовище, наделённое разрушительной для нашего мирка силой. Я или подчиню его, или уничтожу, но не отдам другим!

Леонард отступил.

— Слова владыки, — уважительно молвил он. Наступила тишина.

— В моей крови более нет частицы крови Валерия, — после долгого молчания признался Гектор. — Она сгорела в ритуале, когда убивали владыку. Я не сказал это, чтобы вы продолжали верить в своё бессмертие. А его нет, Леонард! Бессмертие carere morte — главная иллюзия carere morte! Я видел смерть глазами Конора, и за ней для нас нет ничего: нет ни для Высших, ни для Низших. Раньше я не знал смерть. Теперь узнал — и не дамся ей! Дэви, вернувшись, назначит мне час гибели, если только к тому времени я не стану Великим. Поэтому, может быть, я… немного тороплюсь.

Он отошёл к столу, более не сомневаясь, быстро написал краткую записку и, запечатав конверт, отдал Леонарду.

— Пусть Себастиан передаст её герцогу Красу.

— Да, господин, — механически согласился Леонард, забыв недавнее недовольство.

— Ещё будет нужна юная Низшая. Тонко чувствующая, способная учиться. Кого посоветуешь?

— Могу рекомендовать Тессу… Терезу Конс.

— Привези её сюда. Нужно дать ей указания.


Кости брошены! Он сделал свой ход. Гектор был уверен, что поступил правильно. Эта уверенность подкреплялась какой-то неизвестной силой, витавшей в воздухе: там, куда Гектор ступал, мгновенно возникал коридор, приглашающий его пройти ещё дальше. Что это, как не воля Бездны, госпожи вампиров? Все истинные Владыки слышат её голос! Его комбинация казалась ему верхом совершенства. Сам Дэви рукоплескал бы ему, если б наблюдал игру со стороны, а не был в её участниках! Лишь где-то глубоко внутри занозой засела мысль, что Либитина права: пора остановиться. Замереть! Превратиться в статую — наблюдателя. Ибо он безумен, и новый его план — шедевр сумасшедшего. Последний шедевр, последняя картина, явившаяся взору гениального безумца перед падением в пропасть. Бездна приглашает его действовать… но чтобы возвысить или чтобы погубить?

Глава 25 Заражение

Парк за Академией, находящийся под единым Покровом с ней, Лира любила с детства. Он большой и тихий, в стороне от шумных улиц — кусочек леса в центре города. Редкие узкие тропки, отходящие от перекрестья центральных дорог, теряются в нём. Некоторые огромные деревья в самой старой части парка переросли и Академию. А ближе к реке, разделяющей Центр и Сатур, за рябинами прячется часовня, оставшаяся здесь со времён, когда Дона не была столицей. Покров не захватывает её. Смертные, новообращённые могут приходить к ней с мольбами о помощи.

Лира гуляла в парке каждый день. Она наслаждалась каждым кусочком солнца. Только его тепло ещё согревало девушку: ей казалось, что в груди поселилась огромная, холодная лягушка. Её силы таяли. Она таяла, как свеча и, сгорая, с горечью понимала, что освещает лишь темноту… пустоту! — и никто не идёт на её свет. Точно также, каждый свободный вечер дома охотница всматривалась в тени в углах пустой комнаты, мучаясь от новых жестоких приступов сердцебиения. Замирая от страха на краю пропасти, Лира всматривалась в бездну…

Приближалась осень. В воздухе уже чудился запах октябрьского пожара листьев и следующего за ним ноябрьского тлена. И ветер дул по-осеннему, обещая скоро принести холодные серые дожди.

Сегодня у часовни Лиру ждала девушка, темноволосая и смуглая. Охотница улыбнулась ей, подходя, махнула рукой. Она была рада избавлению от одиночества хоть на пять минут. Девушка приветственно махнула в ответ. В тёплый день она куталась в шерстяную шаль.

— Тесса! Как давно мы давно не виделись, — вполне жизнерадостно начала Лира. — Ты с новостями?

— Да, — девушка нервно оглянулась и поморщилась, когда блик солнца скользнул по её щеке. — Я могу поговорить с тобой тут, не в Академии?

— Конечно, — Лира опять проследила её резкое движение. — Не бойся. Ты со мной, никто тебя не тронет.

Тесса нервно усмехнулась, закрылась от солнца, следящего из-за веток, за крохотной шляпкой.

— Мы можем зайти в часовню, — предложила Лира и, не дожидаясь ответа, отомкнула замок на двери.


Часовня была темна, пуста. Самые тихие звуки многократно усиливались здесь, отражаясь от толстенных древних стен, не пропускавших извне никакого шума. Охотница прикрыла дверь, и в чернильной тьме перед зашедшими остались только светлые квадратные пятна, бросаемые сводчатыми окнами на пол. Тесса остановилась почти на пороге.

— Как видишь, я стала значительно чувствительней к солнцу, — снова усмехаясь, заметила она.

Лира только кивнула. Тесса была carere morte, пришедшая к охотникам в конце лета. Низшая и сотрудничающая с Орденом, как многие Низшие, из страха перед своим проклятием. Тесса напоминала охотнице зверька, прирученного, но не ручного. Лире было приказано общаться с ней без маски. Она подчинилась, сначала радуясь возможности подружиться с Тессой, но скоро поняла: это значит, именно ей поручено следить, когда Низшая исчерпает полезность и её придётся убить. Возможно, придётся убить именно Лире…

— У нас появился новый владыка, — робко сообщила Тесса.

— Уже?

— Да. Он обменялся с Конором кровью когда-то, значит, он его преемник. Он прежде служил Дэви.

Лира усмехнулась:

— Променял Высших на Низших? Как такое может быть?

— Он говорит, будущее принадлежит Низшим.

Лира вздохнула. Голову, как и вчера, накрывала холодная волна боли:

— Тебе лучше поговорить с главой Ордена об этом. Или с Бовенсом.

— Нет! — вампирша вдруг замотала головой.

— Почему? — охотница вздрогнула. — Боишься, что они заметят твои… изменения?

Тесса молчала.

— Где ты берёшь кровь? На бойне?

Вампирша кивнула.

— Я договорюсь, чтобы тебе давали больше.

Лира задумалась. Можно попробовать сказать, что эта кровь нужна для ещё одного вампира, который… который… не может приходить сам. Потому что… потому что слишком слаб… Хм-м… Допустим, после ранения серебром в голову? — ну да, охотники уже лечат раненых вампиров! Или он находится под пристальным вниманием главы? — чёрт, тогда одного свидетельства охотницы недостаточно…

Она с досадой потёрла ноющие виски:

— Ох, Тесса, и зачем ты стала carere morte!

Девушка быстро глянула на Лиру. Куда девалась её робость? На миг охотница увидела своё бледное отражение в её желтых кошачьих глазах:

— Я была одна. Ты же знаешь пустоту такой жизни, Лира?


День сменился ночью, но головная боль не ушла. Стиснув зубы, охотница собралась в очередной рейд. На ближайших к Академии улицах Сатура в последние недели таился какой-то новичок-вампир, и группе поручено было выманить его из укрытия. Предстояли нервные часы, но Лира порадовалась, что не придётся трястись в повозке, торопясь куда-нибудь далеко на север столицы, и чувствовать, что разбухшая от боли голова вот-вот расколется на части. Она взяла арбалет и чуть не охнула от его тяжести. Положила оружие на стол и, сняв перчатки, долго, с удивлением разглядывала свои руки: бледную-бледную, достойную carere morte кожу, тонкие высохшие запястья. "Да что со мной? От мигрени морок? Или я больна?"

"Да, больна. Одиночеством…"

Группа ожидала её у входа в парк Академии. Лира улыбнулась Агнессе, только боль превратила её улыбку в оскал. Родерик Бовенс, их руководитель, предложил:

— Лира, ты не откажешься сыграть сегодня роль приманки?

— Хорошо, — охотница успела перехватить его взгляд. Вслед за охотником увидела дрожание своей руки, придерживающей сложенный арбалет у пояса.

"Он заметил! Чёрт, чёрт, чёрт!"

Всю дорогу Лира шёпотом ругала себя. Перед Бовенсом она всегда старалась держаться: пост главы Севера тот принял три года назад от её отца, и в его присутствии в последней из Диосов всегда просыпалось желание доказать, что она не посрамит память родителей…


Охота. Лира не слышала дыхания того, кто шёл за ней. Только от ледяного взгляда Бездны ломило затылок. Вампир следовал за охотницей шаг в шаг. Всё ближе, ближе… Лира заставляла себя глядеть на маленькую далёкую звездочку единственного непотушенного фонаря в конце улицы, но то и дело скашивала глаза на окна домов, надеясь заметить в зеркале стекла отражение тонкой длинной тени, преследующей её. Мама говорила, исполняющая роль приманки должна доверять группе: не оборачиваться, не останавливаться, не бежать, провоцируя преследователя, не стрелять первой. Но Лира не могла полностью довериться таящимся где-то поблизости охотникам, и это злило её.

"Не ускоряй шаг. Теперь уже скоро развязка. Но первый выстрел не мой. Не мой…"

Взгляд из темноты пронзал копьём, почти невыносимой болью. Почти… Можно сделать ещё шаг. И ещё…

Тихий свист арбалетной стрелы. И охотница избавилась от копья взгляда вампира. Теперь можно вздохнуть, повернуться.

Carere morte был силён, но молод, глуп. Он едва обратил внимание на попавшую в тело стрелу, попытался преобразиться. Мгновение Лире казалось, что ему это удастся: поднявшаяся с невидимого в черноте ночи тротуара тень охватила его фигуру, но продержалась недолго. Вампир ринулся на Лиру, ещё не поняв, что перед ним также служитель Ордена, и отшатнулся от взгляда хрупкой девочки. Вторая стрела Бовенса ударила его в сердце, и он рухнул на камни, едва не зацепив охотницу.

Родерик, подойдя к нему, достал склянку для сбора крови.

— Нашим учёным, — зачем-то пояснил он Лире.

— Я знаю об исследованиях Морено, — буркнула девушка, отступая.

— Всё-то ты знаешь, — он передал наполнившуюся склянку Агнессе. — Ты готова провести ритуал?

— Я… — Лира вспомнила глаза Тессы. — Нет.

Склянка с чёрной в ночной тьме кровью очутилась у неё в руках. Лира отправила её в сумочку к пузырькам со святой водой и ухмыльнулась такому соседству. Агнесса привычно ассистировала Бовенсу, и закончили они быстро. Скоро охотники продолжили рейд.

— Тебе тяжело? — осторожно, пока не видел Бовенс, Агнесса коснулась руки подруги. — Может, тебе возвратиться домой, отдохнуть?

— Нет, что ты. Всё в порядке, — машинально ответила та. Так её учили.

— Тебе всегда тяжело после уничтожения carere morte.

— Убийства.

Агнесса нахмурилась:

— Не переиначивай слова. Это не убийство.

— А что это? Весёлая игра?

— Если б они умирали как люди, можно было б назвать это убийством. Но они… сгорают в пламени собственного проклятия. Они не люди, и это не убийство.

Лира вздохнула:

— Так себя утешают слабейшие из охотников.

Подруга вспыхнула, но, через секунду овладев собой, спокойно улыбнулась:

— Хорошо, пусть убийство. Но, Лира, зачем же ты вступила в Орден убийц?

— Я была только послушна воле родителей.

Агнесса звонко, дружески рассмеялась, затормошила её как ребёнка:

— Лира, не дуйся! Ты бы хотела, чтобы этот вампир убил тебя? Ну же?

Лира хмурилась и отбивалась, но, оттаяв, улыбнулась:

— Я всё объясню тебе. Позже.


В Академию они возвращались как подруги. Родерик, попрощавшись, ушёл вперёд, торопясь к Латэ с докладом. Девушки же, оказавшись на территории Покрова, пошли медленнее, будто прогуливались. Колонны деревьев парка отливали серебром в лунном свете. Шепот их листвы казался Лире похожим на шуршание сворачивающейся в огне бумаги, на шипение сгорающей свечи.

— Ты обещала мне объяснить, — тихо напомнила Агнесса.

— Только сначала скажи, что ты сама думаешь.

— Я думаю, что ты чересчур упиваешься своим страданием. А если говорить о вампирах, я верю клятве, которую произнесла при посвящении, каждому её слову.

— Значит, "проклятие, пришедшее пожрать мир"?

— Да. А ты попробуешь возразить?

— Когда мы убиваем carere morte, мы уничтожаем их души. Полностью, безвозвратно. Они в этом мире единственные погибают навсегда, понимаешь?

— Этот путь во тьму — их выбор.

Лира отчаянно замотала головой:

— Не понимаешь… Этот путь, во тьму, не единственный их выбор.

Она замолчала, чувствуя, что нужно дать теперь сказать охотнице. Агнесса неуверенно проговорила:

— Какая-то ересь. От кого ты наслушалась такого?

— Он не может быть единственным, просто не может. Потому что это безнадёжность. Такого не бывает, не должно быть в мире! Нас учат, что спасение для carere morte невозможно, и учителя не правы. Потому что если они правы — всё бессмысленно! Души вампиров не мертвы. Просто carere morte ближе, чем мы подобрались к краю Бездны. И мы толкаем их туда — в Бездну, в пустоту, а должны бы протянуть руку, помочь… Мы губим их, не проклятие! Они творят в этом мире меньшее зло, убивая нас.

Лира видела, в глазах девушки сверкнуло понимание при первых её словах, но скоро эта искорка начала гаснуть. Когда она закончила, Агнесса сокрушённо пробормотала:

— Но ведь нет ничего в мире, что могло бы спасти их!

— Если мы чего-то не знаем, это не значит, что этого нет.

Охотница встряхнула головой, будто избавлялась от дурмана, засмеялась:

— Значит, и в Бездну ты также веришь?

— Да, — твёрдо ответила Лира, не обращая внимания на её смешок. — Да, и в Бездну я верю. Также.

"Она реальна. Также реальна, как тень от солнца, как отражение в зеркале. Ты чувствуешь её прикосновения? Они ледяные. Они достигают твоих чувствительных струн и распространяются по ним. Они замораживают твои нервы — и ты больше не чувствуешь ничего: ни страха, ни сомнения. Остаётся лишь любопытство — равнодушное, ледяное, как всё вокруг: что будет, если я загляну чуть дальше? Когда ты жжёшь свечу и бездумно следишь за гостьями-тенями, носящимися по стенам, когда ты склоняешься над тёмным зеркалом и пугаешься там, за стеклом, другого человека, и боишься осознать, что этот другой — ты и всегда был в тебе, когда ты видишь край обрыва и замечаешь за ним в прозрачном воздухе тонкий ажурный мост, сотканный из света — тогда ты чувствуешь: Она рядом. В этом мире. Она заполняет его. Её пустотой здесь полно всё. Но она ускользнёт из твоих рук, спрячется от твоих взглядов: не коснуться, не придать ей форму и плотность, не извлечь… Не уничтожить! Она здесь правит. Ей здесь принадлежит всё. И мы мечемся, нанизанные на иглу её мыслей".

В молчании, погружённые в думы, они спустились в арсенал. Лира совсем замкнулась, напуганная своей откровенностью. При этом она отметила, какое влияние её убеждения, оказывается, способны производить на окружающих, и тайно порадовалась.

В Академии было людно: недавно закончилась последняя ночная стража. Арсенал из-за собравшихся здесь людей, показался Лире неожиданно маленьким. И в архиве горели светильники, там весьма шумная компания праздновала удачную охоту. Среди всего этого света и шума девушка почувствовала себя чуть ли не оскорблённой.

Быстро проверив арбалет и убедившись в его исправности, она вернула его на стену, откуда взяла перед рейдом, и отыскала взглядом Агнессу. Оказалось, та присоединилась к группе, обсуждавшей вчерашнюю облаву в Западной Пенне. Лире здесь задерживаться не хотелось, и она направилась к выходу.

Карл остановил вернувшегося из рейда Тэго и втолковывал ему схему своей новой ловушки для carere morte. Марк периодически обзывал его теоретиком, но не уходил. Эти двое закрывали Лире выход из арсенала. Она обошла стойку с мечами, ненамеренно услышала Алекса, говорившего кому-то весьма созвучное её идее:

— Многое из того, что делает вампиров вампирами заложено в людей изначально. Между нами и carere morte не пропасть. Нас и их разделяет лишь шаг…

На неё вдруг навалилось что-то. Сверху, резко, ударом, от которого закружилась голова. Неужели воздух может быть таким тяжелым? Не воздух — мокрая вата… Ноги подкашивались, но Лира решила, что сумеет, не привлекая ничьего внимания, дойти до скамьи, и сделала шаг. И повалилась на пол.


Она лишилась сознания едва ли на мгновение, необходимое чтобы упасть, тут же очнулась, почувствовав резкую боль в подвёрнутой правой руке. Испуганные возгласы. Лире на помощь бросились все, но она уже приподнялась, сама. Ладонь правой руки оставила на полу кровавый след. На ней был глубокий ровный порез. В сумочке на поясе что-то нехорошо хрустело. Ах, да! Похоже, она разбила склянки с водой.

— Ты что? — испуганно спрашивала Агнесса, оказавшаяся ближе всех. — Ты больна?

— Нет. Случайность. Голова закружилась.

— Ослабить тебе корсет?

— Нет, — оскорбилась Лира, окончательно поднимаясь. — Я не теряла сознания. Только рука…

Девушка отстегнула сумочку от пояса. Она была вся красная. Откуда столько крови? Лира открыла сумку. И внутри всё красное, липкое. Что такое? Ах, кровь того вампира…

Кровь… вампира?!

— Кажется, я заразилась, — дрогнувшим голосом сказала Лира.

Её усадили на скамью, и она принялась торопливо объяснять, крепко зажимая запястье правой руки, будто это могло остановить распространение проклятия:

— Я порезалась о стекло. В сумочке разбились склянки.

Кто-то подскочил с бинтом, но она остановила его:

— Там была склянка с кровью вампира. Она тоже разбилась. Кровь carere morte наверняка попала в рану! Что мне теперь делать?

— Разве этого достаточно для заражения? — неуверенно спросила Агнесса.

— Не бойся. Чтобы стать вампиром, нужно пожелать стать вампиром, — заметил Алекс. Взгляд его чуть грустных тёмно-серых глаз почти успокоил Лиру. — И даже в этом случае большинство новообращённых удаётся спасти.

Охотница кивнула. Действительно, новообращённых, то есть вампиров, ещё не попробовавших человеческой крови, в большинстве случаев удавалось исцелить от проклятия. Для этого охотнику требовалась святая вода, ритуальная формула и море терпения: процесс исцеления мог занять несколько дней. Лира представила себя на месте новообращённой и содрогнулась. Нет! До этого не должно дойти. О, Господи, пожалуйста, пусть до этого не дойдёт!

— Здесь есть человек, которому одного взгляда будет достаточно, чтобы определить, заразилась ты или нет. Линтер. Узнай у него, — посоветовал Карл.

— Линтер?

— Младший, Винсент. Он у главы сейчас.

Агнесса промыла порез водой, той самой, что используют в ритуалах Ордена, и забинтовала раненую руку Лиры. Вместе девушки поднялись на третий этаж, где в кабинете декана философского факультета Академии обитал Филипп Латэ, глава Ордена.


Винсента Лира заметила ещё с лестницы. Он забрался на подоконник среднего из трёх окон, выходящих на перекрёсток улиц, и, судя по раздражению, написанному на его лице, с главой они не поладили.

Девушки рассказала ему о происшествии в арсенале. Он соскочил с подоконника, осторожно взял пораненную руку Лиры, но почти сразу же отпустил. Обронил:

— Ты не carere morte. И никогда им не будешь. Ты не способна стать вампиром, проклятие не задержится в твоей крови.

Смешно… Но эта безапелляционность обидела Лиру. Никогда не стать вампиром? Ха, он может поручиться?

— Как ты это понимаешь? — Агнесса смотрела на Винсента с ужасом и восхищением. — Откуда в тебе эта сила? На такое не способен и глава!

Избранный оказался чувствителен к лести, заулыбался, довольный собой, но сказал мрачно:

— Латэ и не на такое способен. Я много лет прожил в Карде, цитадели вампиров. Там распознавать вампиров учишься быстро. Особенно, когда приходится жить с ними в одном доме…

Агнесса улыбнулась:

— Историю про твою тётушку-вампиршу я уже слышала.

Он смутился почему-то. А Лира поняла: между ним и Агнессой есть связь, симпатия… и почувствовала себя третьей лишней.

— Значит, ты уверен, что заражение мне не грозит? — с сомнением спросила она.

Винсент отвернулся к окну, чуть помедлив, предложил:

— У проклятия было мало времени. Ты можешь подождать час, и я скажу точно.

За его вежливостью пряталось равнодушие. Он не допускал и мысли, что ошибся в определении диагноза, и предложением подождать час лишь хотел окончательно успокоить её. Но Лира не попрощалась и согласилась ждать. Здесь было хорошо. За большим окном — просыпающийся город. Она даже подумала: неплохо бы подняться на последний пятый этаж, откуда будет видна вся Дона. Пусть они поговорят вдвоём… Потом она решила, что это будет, пожалуй, бестактно, и осталась.


В молчании прошло несколько минут. Потом Агнесса решила начать беседу, звонко сказала:

— У нас с Лирой сегодня после рейда был интересный разговор. Подруга считает, что Орден поступает неправильно, убивая вампиров. Не проклятие, а мы их губим. Она говорит, и для них в мире должно быть спасение. Коль существует Бездна, должно быть и средство, исцеляющее carere morte от их проклятия.

— Я говорила не так, — тихо возразила Лира. То, как Агнесса переиначила её слова, охотнице совсем не понравилось.

— Вы знаете легенду о Даре? — его пронзительные светлые глаза сейчас были туманны, задумчивы. — Согласно ей, Избранный, наделённый особым Даром, способен закрыть двери Бездне в этот мир. Тогда вампиры исцелятся и получат свои души назад.

— Я знаю эту легенду, и в ней ничего не говорится об исцелении, — наверное, у Лиры было весьма озадаченное выражение лица. — Если Избранный выберет служение Ордену, он сможет победить проклятие… — и всё! Там не сказано, как.

— Я слышал её от carere morte, — он усмехнулся. — Мне рассказала её тётушка, приближённая самого Владыки. И потом слышал её ещё раз от одной знакомой. В интерпретации этой легенды вампирами, Избранный принесёт им исцеление.

Ветер играл со створкой окна справа. Вот она захлопнулась с грохотом, и Лира вздрогнула. Она вдруг вспомнила, что по приказу Латэ об "Избранности" Винсента не должен знать никто и испугалась, что он проговорится сейчас Агнессе.

— Нет, не проклятие, они сами губят себя. И спасение, которое есть в них самих, отвергают, — задумчиво сказал Винсент после долгого молчания.

— Спасение в них самих?

— Да. Некоторых из них можно вернуть, но они боятся в это поверить. Они сочинили Бездну, лишь бы не признавать, что больны. Они ненавидят своё проклятие, но берегут его. Они презирают своё существование, но отчаянно цепляются за него. Они уверяют, что свободнее всех на земле, и у них жалкий, затравленный взгляд, — Избранный снова усмехнулся. — А старый дурак до сих пор отказывает мне в посвящении! — обиженно закончил он.

— Винсент! — ахнула Агнесса. — "Старый дурак" может тебя услышать!

— Пусть слышит!

— Латэ всё ещё отказывает тебе в посвящении? — удивлённо спросила Лира, не подумав. Они с Винсентом переглянулись как два заговорщика, и это не укрылось от Агнессы.

— Сам виноват, — жестоко сказала она. — Конечно, он разъярился! Ты поступаешь безответственно и легкомысленно, выходя в рейды. Ты, единственный на данный момент в Ордене обладатель дара распознавать carere morte среди людей, подвергаешь себя глупому, ничем не оправданному риску! Новичков к охоте не допускают, и ты не исключение.

Винсент сделал вид, что раскаивается в своей ошибке, и Агнесса успокоилась, забыв едва не открывшуюся ей тайну. Лира отвернулась, поглядела за окно на светлый крест двух улиц. Как же она ненавидела все эти тайны, всю эту чужую ложь, которую её здесь постоянно вынуждали покрывать! Тайна занятий её родителей, тайна существования Ордена, тайна клятвы, теперь тайна Избранного… Голова всё болела, и Лира вспомнила, что впереди ещё дневной рейд, и искать спящих carere morte предстоит не где-нибудь, а в мерзких, сырых, кишащих крысами подвалах. Девушка застонала сквозь зубы: и зачем она так нагружает своё расписание, и как она умудряется выбирать себе самую тяжёлую работу? Когда через час Винсент подтвердил свои слова, она сразу ушла, торопясь. Вопреки заверениям самого Избранного Лира чувствовала что-то незнакомое, тёмное, поднимающееся по раненой руке к телу, тянущееся к сердцу. Что-то холодное и тягучее, как грязь. И также отчётливо она ощущала взгляд Избранного, провожающий её: недоверчивый, присматривающийся, ищущий взгляд, и, вжимая голову в плечи, боялась его, как вампиры боятся ритуала.

Глава 26 Глава Ордена

Латэ понимал, что люди, видящиеся ему, лишь призраки, созданные его уставшим воображением и весьма шаблонные, но иногда эта картина вставала перед глазами такая ясная, такая чистая, что он почти верил: в конце концов, вполне вероятно, так всё и было много лет назад…


…Этот зал холоден и тёмен. Узкие окна высоко наверху бросают решетчатые пятна света на пол: мозаика света поверх мозаики камня. В зале двое, мужчина и старуха. Они негромко беседуют, сидя в креслах у притихшего огня.

Мужчина ещё не стар, но уже сед. Он бледен, тонкие губы почти бесцветны, светлые глаза прозрачны как лёд. Его собеседница стройна и величава, как подобает королеве. На всё ещё красивом, но словно застывшем лице живут только глаза. Они, мерцающие в тени глубоких глазниц, страшны — словно принадлежат другому человеку, точнее, духу: коварному, проницательному, тысячелетнему. Уголки губ прячутся в тяжёлых скорбных складках.

— Мы обречены, — говорит старуха, спокойно и ровно. — Ты знаешь это, Лоренс. Макта не успокоится.

— Нам нечего противопоставить ему, — со вздохом соглашается мужчина. — Сперва настанет ваш черёд, Кармель, потом мой. Я восхищён вашим мужеством. Вы так спокойны…

— Я готова к смерти. Ах, если бы его месть насытилась одной моей жизнью! Проклятый Дар владеет сейчас моей кровью, но после моей смерти он изберёт нового потомка Арденса. Кто это будет, я не знаю. Может быть, ваш сын? Лишённый жизни уничтожил всех моих родных, всех, на чью кровь падал отблеск моего Дара, но не успокоился. Ему нужны все ветви моего, вашего… — нашего дерева! С этим я не могу смириться. Этого мы не должны допустить.

— Кармель… Я скорблю вместе с вами. Я восхищён вашим благородством. Вы, лишившаяся всех, теперь заботитесь о других, но, повторюсь: нам нечего противопоставить ему. Ведь он требует то, что по праву должно принадлежать ему, то, что Арденс обманом отнял у него! Нам не к кому обратиться за защитой… Не к кому! — Лоренс переходит на шёпот. — Сказка врёт о появлении Дара, но мы-то знаем правду: он появился в ритуале Атера, когда Лазар Арденс отнял у Макты жизнь, чтобы продлить свою. Кого молить нам, живущим вопреки всех законов — божеских и человеческих?

— Ваши глаза выдают вас. Вы задали этот вопрос, уже зная ответ. Увольте меня от рассуждений о законности! Грядущие поколения не будут платить уродливому созданию Арденса. Я знаю способ.

— Уж не Ари ли алхимик, подсказал его вам?

— Когда Дар исчезнет, Макта не сумеет различить нас среди других. Он оставит нас и, возможно, оставит мир. Способ Ари — ритуал с человеческой жертвой, подобный тому, в котором родился Макта. Понадобится одна жизнь, и я готова к смерти, — монотонно повторяет старуха.

Долгое молчание.

— Вы хотите, чтобы Дар исчез? Навсегда? — тихо спрашивает мужчина.

— Дар — наша погибель, Лоренс. Его необходимо уничтожить! И дело даже не в Макте. Макта скоро уйдёт! Если кто-то однажды сумеет воспользоваться Даром, как должно, наша молодая страна прекратит существование!

— Макта, возможно, оставит нас, но не оставит мир. Такую ярость ничем не рассеять. Против кого тогда обратится его ненависть?

— Если вас не трогает судьба ваших детей, вспомните вашу клятву, Лоренс, — и мужчина вздрагивает, пойманный её взглядом, нанизанный на него. — Вы же поможете мне?


Латэ отогнал некстати явившееся видение. В реальности било три пополудни. Прозрачный осенний день за окном наполнился шумом, гомоном чуть ли не сотни людей: сегодня в Академии был короткий день, и последние занятия студентов завершились. Когда раздражающий слух галдёж, похожий на птичий, достиг высоких окон третьего этажа, Латэ поднялся и, ловко орудуя шестом, закрыл фрамугу. Звуки улицы тотчас стихли, и глава Ордена благодарно улыбнулся любимой тишине, плотной как саван. Его собеседник, наоборот, побледнел, лицо его застыло маской, а тонкие пальцы нервно забегали по подлокотнику гостевого кресла.

— Избранный, Дар — что стоит за этими словами? — неторопливо начал Латэ. — Сейчас тебя, как многих до тебя, называют Избранным, и ты принимаешь это обращение без ложной скромности. Но известна ли тебе истинная история Дара? Реальность — не та сказка из старой книги. Рете, Гесси, Крас — что говорят тебе эти фамилии?

— Основатели Ордена.

— Не очень-то уверенно! Хотя, совершенно верно. Основатели. Теперь — покровители. Но это — только то, что находится на свету. Это видимая сторона Луны. А что за ней? Что там, в темноте, не знавшей солнца?

Линтер, последний Избранный, чуть приободрился.

— Вы всё время меня пугаете, а сами боитесь, — смело заметил он. — Чего же? Владыка вампиров боится, что, став Великим, Избранный не станет слушать его. Наверное, и вы боитесь того же. Уверяю вас, я не претендую на ваше место! Если вы согласитесь выслушать меня… хотя бы раз! — тихо, с горечью добавил он, — я объясню вам, каким я вижу будущее после моего посвящения.

"Замолчи! Мальчишка! Ты ничего не знаешь! Будущее? Его не будет!"

— Что ж, поведай мне свои мысли, — вслух сказал глава. Он сложил ладони домиком и подался к собеседнику, чтобы слушать, но всё же не удержался от новых поучений. — Вдруг среди них мелькнёт здравая, приличествующая истинно Избранному? Хотя, вряд ли. Избранный! Что за преувеличение? До тебя сотни людей владели Даром, сотни придут после тебя. Право назваться Избранным будет иметь лишь тот из всего множества, кто подчинит себе Дар и откроет миру его целительную силу. Что ты хочешь поведать мне сейчас? Я полагаю: посвящение, освобождение Доны и следующая цель — Карда. Кем ты видишь себя, если не главой преображённого Ордена?

— Я не считаю себя вправе диктовать Ордену его политику в Доне и Карде. Избранному должно быть факелом, что зажигает сердца других. Посвятив меня в Орден, вы откроете для меня путь к сердцам carere morte, я пойму, как исцелить их. Я займусь исцелением бессмертных. Если же вы захотите начать войну против Дэви и его старейших, можете распоряжаться мной, как любым из охотников.

— Не всё так просто, как представляется тебе… — глава замолчал надолго. Избранный не посчитал нужным скрыть тяжкий недовольный вздох. Латэ отыскал на своём столе карандаш и бумагу и с минуту задумчиво чертил что-то на листе.

— Я открою тебе тайну, — наконец сказал он. — Слушай же: твоим Даром прежде владели основатели.

Молчание. В глазах Избранного мелькнуло разочарование, лицо снова окаменело.

— Ну и что? Дар выбирает любого, когда-то он выбрал Красов и Гесси. Ну и что?! Где здесь противоречие с легендой?

— Прежде Дар выбирал только их, основателей. Потому что они кровью связаны с Арденсом, первым Королём и первым Избранным.

— Кровью?! — тихо, с отвращением, переспросил Винсент. — Вы хотите сказать, они были carere morte? Над Орденом стоят carere morte?!

— Нет, — Латэ обнаружил,что ещё умеет смеяться. — Нет-нет, связаны кровью означает всего лишь, что все основатели — потомки Арденса. Дар принадлежал им, пока они не отказались от него. Это сделала леди Кармель из рода Красов. Много, много лет назад…

— Она — тот человек из легенды, который устрашился своего Дара?

— Нет! Кармель не просто перестала пользоваться своей силой. Она сумела оторвать Дар от себя и от крови Арденса. После неё никто из Арденсов не владел Даром. Дар ушёл от них, возможно, навсегда.

Избранный молчал, ждал дальнейших объяснений. Латэ продолжил:

— Чародей, которого сейчас мы назвали бы учёным, помог Кармель. Он приготовил снадобье, она выпила — и тем избавила Арденсов от Дара.

Глава Ордена умолк, завертел карандаш в пальцах. Избранный перед ним хмурился:

— Почему она решила отказаться?

"Макта, Первый вампир, Владыка Карды, охотился за Арденсами тогда. Он убивал их. Он находил их благодаря Дару: Дар связывал всех Арденсов в единую, видимую единственному carere morte, сеть, — он молчал, кусал губы, но не говорил это, — Кармель избавилась от Дара, чтобы защитить остальных потомков первого Короля! Она хотела избавиться от Дара совсем, но это не получилось. Дар — страшная тайна, позорная тайна Арденсов! Сейчас им наплевать на терзаемый вампирами мир вокруг — они будут защищать эту тайну и своё жалкое существование. Они не захотят, чтобы Избранный выдал её миру!" — Ты не знаешь, каков этот Дар! — вместо этого сказал Латэ. Не сумев сдержать эмоцию, он почти закричал. — Может быть, он чудо, но также верно: он — чудовище, что способно погубить целый мир. Чудовище, что погубит наш мир! Увы, Кармель не удалось уничтожить его… И сейчас её потомки не позволят тебе владеть им! Твоё посвящение невозможно!

Он запугивал Избранного. Точно так же, как его самого запугивал Крас, когда новоиспечённый глава Ордена узнал тайну происхождения вампиров. Но у Латэ не получалось. Может быть, потому, что перед ним был юноша, которому ещё нечего терять, который вовсе не дорожит своей жизнью и точно также — миром вокруг? Он будет рад разрушить старый мир: так испокон веков юность расчищает себе дорогу.

Избранный занервничал, он вцеплялся в подлокотники кресла, и Латэ подумал, что, вероятно, Винсент представляет сейчас на их месте шею ненавистного главы.

— Как, почему Дар, несущий исцеление, вы называете чудовищем?!

"Дар — гибель Арденсов, Избранный, что сумеет овладеть им, погубит их — они так считают и ничто в мире не переубедит их. Если я приму тебя в Орден, твоя сила возрастёт, станет ещё более заметна. За Избранным непременно потянется Орден… Но покровители не позволят вам существовать! Ты хочешь, чтобы я обрёк на гибель охотников и дело трёх веков из-за тебя, Избранного?! Что же прикажешь мне делать с тобой?"

— Ты и сам знаешь ответ. Ты помнишь историю человека, ставшего Великим вампиром? Владыка бессмертных Алитер отдал ему свою кровь, и так проклятие carere morte вошло в Дар Избранного. Твой Дар несёт частицу проклятия, она останется в нём и после твоего посвящения. И она лишь увеличится, когда твоя сила возрастёт.

— Став охотником, я смогу её контролировать!

Латэ грустно покачал головой:

— Нет, нет. Во-первых, не каждый посвящённый умеет пользоваться своей новой защитой от carere morte. Во-вторых, защиту рядового охотника легко разрушает сильный бессмертный.

— Во-первых, моя сила растёт! Вероятно, я обойдусь и без вашего посвящения!

— Тогда ты разрушишь себя.

— Вы скрываете что-то. Какую-то тайну, — Винсент поднялся. — Но я всё равно её узнаю! И скоро!

Не прощаясь, он скорым шагом покинул кабинет, нарочно хлопнул дверью — стандартное окончание их беседы.

Глава Ордена поднялся, подошёл к единственному окну кабинета. Академия стояла на высоком берегу Сермы, и с крыши здания Дона была видна почти до самых северных границ. С его же третьего этажа, окнами выходящего на Рябиновую улицу, хорошо просматривался Сатур. Латэ долго всматривался в вытянутые кверху силуэты старых домов, яркие, чистые — на фоне бледно-голубого неба.

Пелена окончательно спала с его глаз в момент убийства Конора. Он понял: все три года с момента вступления в должность главы Ордена мир вокруг казался ему иным. Мир вокруг был серым и пах дождём и дешёвыми сигаретами. Грустный, тесный мир… Вот значит, как работают чары Низших! Он предостерёг от них стольких новичков-охотников, но сам попался в изящно сплетённую сеть. Идея Конора казалась Латэ его собственной, всего три слова: никакого Дара нет.

Никакого Дара нет! Он верил в это и убеждал других с всё возрастающей страстью. Никакого Дара нет, давно нет! Кармель уничтожила его, а то, что рассказывают в Карде, придумано бессмертными Дэви. Их легенда, выдуманная со скуки, так распространилась среди смертных, потому что даёт пусть иллюзорную, но надежду, что тьма не вечна и есть в мире нечто, сильнее и больше Бездны, над Бездной. Но потом: первый тревожный сигнал — упорные слухи о странных поисках Дэви в Карде, о поисках Избранного. Второй — появление странного Линтера, чьи способности распознавать вампиров далеко превосходили доступные даже главе Ордена. Третий, последний, — безумная вампирша, перешедшая Покров, поведавшая о плане Конора! Мира сказала мало, большую часть Латэ домысливал сам. Но больше, чем известие о двойной игре старинного друга Ордена, его поразила странная, такая неожиданная… и предсказанная несколько веков назад вера вампирши в своего Избранного.

Он поверил ей, поверил ещё до того, как сознался Конор, до того, как близ Источника был обнаружен предмет, некогда бывший телом вампирши Селены Ингенс. Дар есть, спустя три столетия после Кармель, он выбрал молодого Линтера. В его руках — руках главы Ордена оказалось величайшее сокровище людей!

И теперь он не знал, что делать с ним. Слишком многое легло на весы… он не мог решить.

Он смотрел за окно, и не видел города, словно тот уже исчез. Избранный, овладевший Даром — первый шаг на пути к хаосу: Красу удалось вдолбить это в голову Латэ так глубоко, что даже мысль о посвящении Линтера пугала главу. Их мир смоет волной, сметёт ураганом, оком которого будет Избранный, чудо… и чудовище! Чудо, что уничтожит бессмертных, чудовище, что разрушит основу мира… Ему ли выпускать его из клетки? Ему ли губить мир?

Ему! Вознесённому на столь высокий пост благодаря череде несчастных совпадений. Все считали — выше главы района Латэ не прыгнуть. Он и сам соглашался с этим. Вечно сомневающийся, никогда до конца не уверенный хотя бы в своих действиях — он не был и не мог быть достоин звания главы. Но вдруг ужаснейшая осень семидесятого: умирает Рего, тогдашний глава, потом пропадает Диос — первый кандидат на пост. Следующий за ним Гесси слишком молод и обременён семьёй. Пекко отказано в должности — он не угоден Красу. И вот, через месяц Латэ, которого никто, в том числе и он сам, не мог представить на посту главы Ордена, принимает в охотники Лиру, единственную дочь исчезнувшего Диоса!


С наступлением вчера Латэ с кипой тетрадок перебрался в смежную с кабинетом комнату отдыха. Это был маленький треугольный закуток, оставленный, по причуде строителей Академии, без окон. Здесь философ засветил лампаду и, пытаясь отвлечься, занялся проверкой студенческих работ. В шесть вечера раздался стук, и тут же, не дожидаясь разрешения, дверь отворили. Это был Карл, молодой секретарь главы Ордена.

— Бовенс принёс отчёт по седьмому округу. Вы просмотрите его сейчас?

— Родерик ещё здесь?

— Нет. Он будет в двенадцать, после рейда.

— Хорошо. Проходи, Карл.

Латэ взял отчёт — два листа, в стиле лаконичного Бовенса, и погрузился в его изучение. Это заняло всего две минуты, и, отложив листы, глава пробормотал:

— "Придётся временно остановить продвижение на север", — закономерный вывод!

— Вы недовольны? Это вынужденная мера. Город растёт быстро, мы не успеваем за ним.

— Уже прочитал? — добродушно усмехнулся Латэ. Карла он взял на службу около полугода назад. Он был одним из тех немногих служителей Ордена, кому посвящение в охотники не смогло дать силу противостоять carere morte. Причина этого была одна — безверие. Но Карла Латэ всё же привечал: несмотря на фиаско с посвящением, он не лелеял свои неудачи и с охотой клялся послужить Ордену хотя бы в стане простых смертных.

— Можно мне пойти в рейд с группой Тэго? У меня есть идея, я хочу её проверить, — с преувеличенной беззаботностью спросил секретарь.

— Какая идея?

— Идея ловушки… для вампиров.

Глава вздохнул: ещё один нарушитель правил!

— Смертным, лишённым защиты, в рейды выходить запрещено, — со строгостью преподавателя сказал он. — Вот когда ты обзаведёшься щитом охотника…

— Как я это пойму, если не при встрече с вампиром?

— Это пойму я — и довольно.

Глава видел недовольство молодого охотника. Но Карл не спросил вслух: почему же младшему Линтеру позволено нарушать правила? И Латэ смягчился:

— Ты получил защиту охотника, пройдя посвящение, она с тобой, только ты её не видишь, и, значит, не можешь взять её щит в руки. Но есть много способов найти его, помимо встречи с carere morte лицом к лицу! Исцеление новообращённого, беседы с дружественными нам Низшими… Иногда бывает довольно одного взгляда на портрет или фотографию бессмертного.

— Я всё это прошёл.

— И carere morte остались для тебя сказкой. Ты смотришь на них, но не видишь. Ты всё ещё не веришь в их реальность. Не веришь! Твоя зрячая слепота — слепота атеиста. Может быть, тебе придётся пройти всё не один раз, прежде чем ты обретёшь Веру.

Он отвлёкся, вспомнив Конора и его последнее: "Помни об узах дружбы"! Проклятый Низший, нашедший ход через его чувства в его разум! Станут ли слушать новички-охотники его нравоучения теперь? Его, подвластного чарам carere morte, подобно наивнейшему из смертных!

— Та вампирша… она не приходила больше? — спросил Карл.

— Та, которую ты пустил за Покров? — пошутил глава. — Нет.

— Когда я вёл её, я не догадывался, что она carere morte. Как вы думаете, почему Покров пропустил её? — Карл подождал ответа, и, когда он не прозвучал, несмело добавил:

— Может быть, когда вы принимали его, в день вашего вступления в должность, произнося ритуал наложения, вы ошиблись в каком-то слове?

Латэ дёрнул плечами в знак отрицания и поторопился выпроводить слишком проницательного секретаря. Когда придёт время, он введёт этого юношу в ближний круг. Из него выйдет толк.


…После ухода вампирши глава кинулся наверх, на крышу здания: оттуда, от шпиля Академии брал своё начало знаменитый в узких кругах бессмертных Покров. Латэ боялся, что Конор каким-то образом заставил его изменить ритуальную формулу наложения Покрова так, чтобы под него смогла пройти carere morte. Изменить — и сразу же забыть… Если это так, Орден в великой опасности, какой он не знал со времён Великого вампира.

Он достал из тайника серебряный ларец — хранилище главной тайны охотников. Сургучная печать, которую глава лично поставил на нём в день своего вступления в должность, была цела. Латэ быстро, едва касаясь пальцами, проверил все хитроумные запоры и окончательно убедился — ларец не вскрывали.

Кажется, только теперь охотник смог вздохнуть. Сердце забилось сильно, кровь прилила к голове, он вынужден был сесть. Покров оставался целым и неизменённым. Неуязвимым для бессмертных. Как же carere morte удалось пройти за него? Что за уникальность заключена в Мире Вако?

Он не знал ответа и, значит, никто не знал.


В полночь он спустился в хранилище.

Латэ был здесь нечастым гостем, и в глазах собравшихся перед вторым рейдом охотников мелькала тревога: что за из ряда вон выходящее событие заставило главу прийти сюда? Может быть, катастрофа в Западной Пенне? Или новости из Карды, куда в скором времени должен возвратиться Владыка вампиров? А, может, что-то совсем страшное — вроде вести о возвращении Старейшего из бессмертных, Макты?

Глава обманул их ожидания, он махнул рукой:

— Никакой критической ситуации. Занимайтесь своими делами!

Он отыскал Бовенса и, обсуждая превратности ведения дел Ордена в Северной Пенне, они вновь поднялись на этаж Латэ.

— Довольно. Оставим Пенну, Родерик, — сказал глава. Они остановились у окон площадки центральной лестницы, выходящих на перекрёсток улиц. — Ты близок учёной группе Морено. Что Герберт говорит о Даре? Избранному действительно необходимо пройти посвящение, чтобы его Дар обрёл полную силу?

Бовенс задумался. Глядя за окно, он по привычке прихватил двумя пальцами жилетный карман, будто проверяя, на месте ли часы.

— Я не могу понять, зачем вам это, Филипп, в любом случае, этому посвящению не бывать… Но, что ж. Морено считает так: посвящение не усилит Дар, но позволит изолировать частицу проклятия, содержащуюся в нём. Избранный получит защиту охотника, и проклятие carere morte, которое он носит поневоле, перестанет его терзать. Винсент рассказывал мне: все его попытки исцеления заканчивались неудачей, потому что во время действа его начинали мучить странные видения, и он отступал раньше, чем процесс исцеления завершался. То набирало силу проклятие Алитера. Если дать Избранному щит охотника, оно отступит.

— Но не уничтожится!

— Нет. Ни я, ни Морено не представляем, как убрать это проклятие. Уничтожить carere morte, так сказать, во плоти, довольно просто, но… это — что это? Дух? Мысль? Память? Идея?.. — чёрт знает что!

Бовенс ушёл. Латэ перед тем, как возвратиться в свой кабинет, подошёл к центральному из трёх окон площадки, и приблизил лицо к самому стеклу. Он ожидал удара часов близкой к Академии Солнечной башни Ратуши, но те забыли отметить уход первого часа ночи. Время замерло, мир застыл в ожидании его решения. Мир за стеклом и сам из стекла — хрупкого, тонкого, удивительно прозрачного.

— Избранный в Ордене — угроза существования Ордена, Избранный у Дэви — гибель тысяч невинных, Избранный у основателей — конец надежде, — шептал он. — Что же предпочтительнее спасти: Орден? Кучку людей? Или Надежду?

Он двинулся в коридор крыла Ордена. Приотворённая дверь его кабинета облеклась в рамочку света: кто-то был там. Уходя, он запирал дверь. Запасные ключи же были только у Карла, герцогини Рете и…

"…герцога Краса!"

Пробормотав короткую молитву сквозь зубы, он ступил за порог. В кабинете была Адора Рете, но вспыхнувшая было радость мгновенно погасла, и тяжесть непомерной ноши вновь навалилась на плечи.

— Филипп, куда ты уходил? Я жду уже полчаса! — простонала Адора. Герцогиня была в крайнем волнении. — Филипп, ах, Филипп! Он узнал об Избранном!

— Крас?

— Да!

Испугавшись его молчания, его неподвижности, она подошла и — видение далёкой юности! — прислонилась к его плечу, ища поддержки.

— Я из Арденсов, но я поддержала бы тебя, даже если б ты решил дать Избранному силу охотника. Великая надежда народа Карды превыше страхов кучки сановных стариков, цепляющихся за свою никчемную жизнь. Но он… Крас потребует… Ты знаешь!

— Принести Избранного в жертву…

— Я не могу противостоять ему. Ни Рете, ни Гесси. Красы сильнее нас, и, ты знаешь, будут задеты интересы не только Красов, так что…

— Я думаю, мы с Избранным ещё поборемся, Адора, — он сам не знал, как эти слова сорвались с его губ.

— Ты уверен?

— Нет, не уверен, Адора, — Латэ вздохнул. — Дар Избранного — чудо, а чудо во все времена было опаснейшим оружием на свете. Я боюсь, что не удержу его на цепи — да и кто этого не боится? Дэви? Он, также как и я, медлит. Но я всё-таки думаю: поскольку чудо само пришло к нам — нам не должно гнать его.

По стене вновь плясали тени, порождённые пламенем единственной, почти догоревшей свечи, и главе Ордена вдруг показалось, что они указывают ему многие направления, многие пути. Перед ним была сеть дорог, и перед его мысленным вором вставали люди, его волей, с его верой идущие по ним, попирающие ногами пылающий старый мир.

"Огонь догорит, и останется пепел, серый пепел. Единый конец, лучший конец для всей этой истории…"

— Была ли вампирша, пришедшая к нам летом, уверена, что Покров пропустит её? — промолвил он. — Нет! И это тоже чудо! Такого не бывало прежде. Это всем показалось бы безумием. Это должно было погубить её! Но она шла…

Глава 27 Болезнь

В конце сентября Винсент куда-то пропал. Большинство полагало, что он ушёл из Ордена, разочаровавшись, но Лире была известна очередная тайная правда: Дар не удалось скрыть от некоей влиятельной персоны, желающей смерти Избранного. Скоро поползли слухи о человеке, подобном тому, который стал Великим вампиром. В Ордене заговорили о том же Избранном, только заменяя это слово Проклятым, а Дар — Проклятием, которое необходимо уничтожить. К счастью, пока без имени… Сбылось предсказание Адоры: Избранному угрожали не столько carere morte, сколько соратники. Каким-то чудом Латэ удалось вынести вопрос о двойственной природе Дара на обсуждение, и до его окончания Винсент скрывался на востоке столицы. Новая тайна! Лира приняла её привычным молчанием. По правде сказать, у неё не было ни малейшего желания задумываться о непонятных играх, что ведут Латэ и верхушка. Охотницу волновало иное.

Всё чаще Лиру мучили приступы сумасшедшего, болезненного сердцебиения, ей становилось лишь хуже, но всё также много времени она проводила в Академии, в рейдах. Сначала девушка удивлялась: неужели никто, совсем никто не замечает её состояния? Потом смирилась. Какая-то часть её ещё молила о помощи, во что-то верила, чему-то радовалась, но другая, большая, уже становилась айсбергом в холодном море равнодушия ко всему.

Осень. Закаты и рассветы стали одинаково серыми. И ночью, и днём в редкие минуты покоя к Лире приходила Она, сжимала сердце ледяными пальцами… — тоска предчувствия, тоска ожидания. Тёмная, страшная, неизвестная болезнь поселилась в охотнице с той летней ночи, когда она случайно поранилась стеклом, и медленно пожирала тело изнутри. Она умирала — в шестнадцать. Она робко, редко дышала, мало, тихо говорила. Лире казалось, что с каждым вздохом, с каждым звуком из неё уходят силы. Девушка шаркала, как старуха. Каждый день она со страхом глядела в зеркало, ожидая, когда же оно отразит чудовище, полумертвеца, каким Лира себя чувствовала. Но из тёмного стекла на неё смотрела всё та же милая красивая девушка, высокая и стройная, выглядящая старше своих лет — совершеннолетней, с бледной от природы кожей, с быстро и ярко расцветающим румянцем. Облако золотисто-рыжих волос и зелёные спокойные глаза-бездны… Лира улыбалась, и тогда в этих глазах мелькал затаённый испуг, а ямочки на щеках казались червоточинами в яблоке.

Она почти не спала, а если засыпала — просыпалась через мгновение от жуткого приступа сердцебиения, распахивала глаза. И иногда ей удавалось ухватить взглядом тень у своего изголовья. Тень смерти… Бессонным привидением Лира простаивала у открытого окна часами — до нового дня или ночи. Свежий ветер не бодрил её; в комнате, казалось девушке, всё также душно, всё также полно ожиданием тёмного, страшного гостя.

Дома она редко покидала свою комнату. Одинокие блуждания по коридорам пустого дома были ещё страшнее смерти, стерегущей её у постели. Порой Лира сталкивалась со старушкой — ещё одной сумасшедшей тенью. Но бабушка больше не узнавала внучку. Она видела в ней свою дочь — мать Лиры, и девушка бежала прочь от жуткого старушечьего бормотания: "Марта? Где ты опять гуляла полночи? Что ты убегаешь? Я видела твоё лицо. Ты несчастна, девочка моя, несчастна. Я говорила тебе: не выходи замуж за Диоса! Его семья — сумасшедшие… Говорила тебе, говорила тебе…"


Лира понимала, что она больна, возможно, очень больна, но боялась узнать свой приговор. Когда доктор навещал бабулю, она выходила и брела по улице, прочь от дома. Лира изо всех сил пыталась противостоять искушению вернуться, броситься к доктору и выложить ему все свои страхи: "Что со мной? Чем я больна?"

Девушка упрямо уходила как можно дальше от дома… Если она пойдёт за помощью к доктору, придётся рассказать ему о возможном заражении кровью вампира. Господин Меркес не был охотником, но был осведомлён о делах Ордена, являясь его давним другом. Он мог решить, что Лира обращена, и сообщить Латэ. А дальше…

Ритуал исцеления. Тому, кто будет пытаться её исцелить, откроется всё. Всё, что она есть. Он увидит след, оставляемый гостьей, приходящей в часы тоски, одиночества, грусти — Бездной.

Бездна… — Лира больше не боялась этого имени.

Однажды она не выдержала. Она только собралась выйти из дома, как жесточайшая боль пронзила грудь. При каждом ударе сердца Лира словно падала в пропасть: сейчас… так больно!.. оно же разорвётся… рвётся…

Смерть была рядом. Совсем рядом.

Приступ прошёл. Он длился несколько мгновений, а ей показалось — вечность. Но вот в груди потеплело — тело радовалось избавлению от боли. Всхлипывая от страха, Лира бросилась наверх и на лестнице столкнулась с Меркесом, вышедшим от бабули.

Всё всхлипывая, она сбивчиво объясняла: сердцебиение, давящая тяжесть в груди, холодный пот… Меркес не придал её боли должного значения. Он решил, что это нервное! Тогда Лира, не поднимая глаз, быстро рассказала про возможное заражение, но он рассмеялся, как прежде Избранный.

— Значит, не заражение, — с обидой в голосе сказала Лира. — Значит, я просто волнуюсь? Ещё бы! Похожим заболеванием болел мой отец!

Она била почти наугад. В детстве, прислушиваясь к разговорам родителей, Лира порой воображала, что у папы какая-то болезнь сердца. Фантазировала, со всякими страшными подробностями, не из ненависти к отцу — она вообще тогда не знала слова "ненависть", лишь из детского бездушного любопытства: "Что будет, если?.."

Неожиданно она угадала.

— Angina pectoris. Это болезнь стариков, редко мужчин и никогда — молоденьких девушек, — успокаивающе улыбнувшись, сообщил доктор. — Откажись от рейдов на эту зиму, восстанови нормальный распорядок дня, больше спи — и всё пройдёт.


Получив от него главное — название своего недуга, Лира развернула бурную деятельность в библиотеке Академии. Все труды медицинского факультета ночью были к её услугам. Скоро она сидела в читальном зале, а холодная тьма наваливалась на плечи и оттуда растекалась по телу, проникала под одежду, под кожу… в душу: "Никогда нельзя сказать, каким будет исход очередного приступа".

Ужас объял её. Воистину, бойся знания! Смерть была рядом. Совсем рядом!

Лира не сказала никому. Теперь каждую секунду она со страхом ждала возможно последнего приступа сердцебиения. Смешно… Её бессмысленная, горькая жизнь — с горестным воем тоски, с ледяными пальцами одиночества, с немыми крылатыми птицами грусти — вдруг показалась ей бесценной.

"Так хочется жить, жить…"

Может быть, она ошиблась? Лира обращалась ещё к нескольким докторам. Её страх рос. Все они говорили так осторожно, неуверенно. Все они соглашались, что с ней "что-то не так". Также как Меркес, они советовали ей больше отдыхать, но Лире казалось, в их глазах читается: "Почему она ещё жива?"

Мир стал ей тесной гробницей при жизни. Лира ещё металась… Металась? Она слабо барахталась в вязкой чёрной воде, цеплялась пальцами — нечувствительными деревяшками за крошащийся лёд.

"Возможно ли спасти меня?"

Бездна смеялась…

Агнесса поймала Лиру в коридоре Академии, когда та быстрым шагом шла домой.

— Лира, куда ты так спешишь? Ты и вчера убежала сразу после рейда… Что-то случилось?

Лира перевела дыхание, борясь со слабостью рассказать подруге немедленно обо всём, что терзало её в последнее время. Она долго подбирала слова, наконец, просто сказала — но совсем не то, что хотела:

— Прошло три года и три дня, с тех пор, как мои родители не вернулись из рейда.

— Прости, — девушка помолчала. — Да, я помню. Тогда я только-только прошла посвящение. Они… твои родители… казались мне героями, пришедшими из старых сказок. Я долго не могла поверить в их смерть. Ну как же так? Они отвоевали север Доны, вампиры сходили с ума от страха, едва услышав фамилию Диос! Они казались неуязвимыми, непобедимыми…

— Да, мне тоже, — холодно обронила Лира. — Но то, что с ними случилось, было… — она замолчала, опять подбирая слова.

Она снова вспомнила первые дни после их исчезновения. Они просто… не вернулись из очередного рейда. Никто не желал поверить, что они мертвы. Бовенс кипятился и "отказывался понимать", как Карл и Марта могли лишиться защиты и стать жертвами дикаря-вампира. Адора в свойственной ей мягкой манере, убеждала Эльвиру и Лиру, что они вернутся, может быть, как раз этим утром — и всё расскажут. Однако Лира уже знала… и читала то же знание в глазах бабушки Эльвиры: "Они мертвы, мертвы. Не знаю, кто убил их, как такое возможно… Но их больше нет".

— То, что с ними случилось, было несправедливо, — несмело заметила Агнесса.

— Предопределено, — Лира потёрла переносицу. В носу защипало, и она испугалась, что сейчас расплачется. — Я хотела сказать, это было предопределено…


Дома она, не поужинав, заперлась в своей комнате, но спать не легла, хотя слабость от постоянного недосыпания разливалась по телу. Лира зажгла свечу и поставила её прямо на пол, сама села рядом, прислонившись спиной к стене, не чувствуя её твердости. Холодный камень казался ей мягкой подушкой. Огонёк свечи разгорался странно медленно. Он больше фыркал, трясся, коптил, чем горел, и выплёскивал серый дым струйками, рисуя фантастические картины в темноте. Лира долго, неотрывно глядела на него, но огонь лишь чах. Такой же, как её надежда слабый, больной…

"Её надежда! Жива ли она? Потускневшая, иссохшая, погребённая под горой сомнений…"

Тьма наступала из углов комнаты, выползала из-под кровати. Краем глаза Лира видела, как она тянет к ней щупальца, но по-прежнему всматривалась в крохотный язычок пламени. Там, за светлым кругом, в темноте ей мерещились какие-то огромные безликие фигуры. Статуи, а, может быть, притаившиеся в засаде чудовища…

"Не гасни! — молила она, то ли пламя, то ли свою надежду. — Не гасни, не оставляй меня наедине с этим!"

Огонёк вздохнул в последний раз и умер. Одна чудовищная фигура выступила из темноты, склонила к девушке лицо. Лира ясно увидела его: красивое и безучастное, словно лицо статуи на надгробии.

В ужасе девушка кинулась прочь, опрокинув свечу. Она выскочила в коридор, захлопнула дверь, прислонилась к ней спиной и долго стояла так, считая удары взбесившегося сердца.

"Морок… Морок! Это только морок!"

Постепенно она успокоилась. На смену страху пришло странное равнодушие. Она стала странно безучастной ко всему, совсем как та привидевшаяся ей фигура. Она вдруг поняла: ей… всё равно, что будет дальше.

Лира возвратилась в комнату. Она разделась, забилась под одеяло и долго дышала в темноте, согревая себя. Но сон не шёл, и она скинула одеяло на край постели. Осталась на простыне в одной сорочке, такая маленькая, такая беззащитная…

"Пусть. Ничто больше не имеет смысла. Миру всё равно, жива я или уже нет".

Огромная жёлтая луна таяла в небе, разливая по комнате больной, какой-то маслянистый свет. Лира то подставляла ему лицо, то отворачивалась к стене. Вертелась, запутываясь в простыне… Опять тяжело было дышать, будто на грудь навалили камней. Не страх, что-то другое — тяжёлое, скорое поднималось в ней. Этому невозможно было сопротивляться, это разрушало все заслоны, сметало все преграды, как разбушевавшаяся волна.

"Это Бездна протянула руки к сердцу…"

Лира не сопротивлялась. Она перевернулась на спину, вытянулась в струнку, ожидая, когда эта холодная водяная гора раздавит её.

"Пусть. Я потеряла себя, не заметив. Я не помню, кто я. Я ли?"

Дрожь прошла по телу, но скоро отпустила. Лира расслабила тело, раскинула руки ладонями вверх. В молчании темноты ей чудился погребальный колокол и чей-то прозрачный смех, пленительная хрустальная мелодия незнакомого вальса и хруст, с которым наточенное лезвие входит в плоть, вой ветра в пустых коридорах покинутого здания и треск поленьев в ночном костре. Перед ней замелькали образы — знакомые и незнакомые вперемешку. Лира запомнила одно лицо, вернее, профиль, освещённый всполохами пламени. Она потянулась к нему, и на неё пахнуло жаром от близкого костра. Девушка почти коснулась незнакомца губами — и очнулась в своей холодной постели…

Тогда Она открылась Лире. Так естественно и свободно вошла в думы, как будто там и жила всегда. Лира услышала Её шёпот: "Не прячься и ты… Откройся! Не бойся! Рядом со мной нет места боли, нет места страху…".

Девушка не пошевелилась. Она ждала.

По коже вновь пробежал трепет. За окном захлопали крыльями птицы, спугнутые с места ночлега, где-то внизу завыла собака, почувствовав её тёмную гостью.

Тонкая игла боли пригвоздила девушку к кровати. Лира едва смогла вздохнуть. Маячок-сознание то вспыхивал, то гас, но она понимала: это не приступ болезни. Не та боль. То Бездна ставила своё клеймо на её сердце!

Боль ушла также внезапно, как появилась. Лира долго, свистяще выдохнула сквозь зубы и, кажется, только теперь услышала размеренное тиканье часов на стене. Оно вернуло девушку в реальность.

Тёмная комната. Жёлтая луна в небе. Голая ветка вербы робко скребётся в окно.

Гостья ушла. В комнате Лира была одна. Девушка рассмеялась — неуверенно, тихо: "Это был сон. Какой странный сон!"

Но она чувствовала себя… раненой. Там, где Бездна пронзила её иглой, теперь была рана, истекающая кровью… жизнью! Со страхом Лира тронула рукой грудь, там, где сердце. Пальцы нашли шелковистую ткань ночной сорочки.

"Ничего! Это был морок, морок…"

Но тут с её глаз сорвали покрывало. Девушка увидела Её — ту самую фигуру, явившуюся в миг, когда потухла свеча! Она не ушла. Она был здесь — и теперь всегда пребудет с Лирой: тёмная, худая, нечеловечески прекрасная… — равнодушная Королева в хрустальном венце! Её неестественно, отвратительно длинный и тонкий палец словно приклеился к сердцу девушки, ногтем, как бритвой, терзая рану. Лира услышала знакомый шёпот: "Ты сделала свой выбор. Теперь ты принадлежишь мне!"

Глава 28 Дорога пилигрима

Когда вдали стихли шаги группы, патрулирующей Родниковую улицу, Винсент покинул свою спальню и, пройдя коридор, заперся в комнате, откуда был выход на балкон. Не то, чтобы он собрался сегодня бежать из заключения… Но только так, избавившись хотя бы на короткое время от тюремщика, можно было представить себя по-прежнему свободным и хоть на краткий миг потешиться этой иллюзией.

Ажурные перила балкона блестели от недавно прошедшего дождя, в воздухе стояла взвесь мелких капель. Винсент ухватился за перила покрепче и, рискуя упасть, высунулся далеко на улицу. Так, едва удерживаясь на балконе, человек достаточного роста мог увидеть шпиль башенки Академии отсюда, из далёкого Ориенса. Будь Винсент ниже ростом, ему пришлось бы любоваться лишь узкой улицей, заставленной плотно пригнанными друг к другу одинаковыми скучно-серыми домами… Но сегодня то ли пелена тумана совсем скрыла Академию, то ли зрение его подвело: он не сумел разглядеть тонкую иглу шпиля.

Холодно. Как же холодно! Он готов был поклясться, что это не только холод улицы. То Бездна, умножающаяся с каждой новой ночью, искала пути к его сердцу, слепая, шарила по коже ледяными пальцами. Carere morte не было поблизости — Избранный ясно видел это. Так чья же Бездна стучится в его сердце?

Иногда Винсенту казалось, что тень проклятия, приведённая в Дар погибшим Владыкой вампиров, стоит за его спиной. Эта тень, огромная как весь ночной мир, будила в нём какой-то безумный, сложный страх — страх того, что он должен бы ужасаться этой тени, а вместо этого любуется ею… Она была чёрная, как дыры на Млечном пути, и выглядела вечной, как ночное небо. Да, это была материализованная вечность!

Громкий стук в запертую дверь комнаты напугал его. Но то был только лишь Теренс, камердинер, неизвестно зачем приставленный к Избранному здесь. Камердинер! Винсент предпочитал звать его надзирателем.

— Вы замёрзнете, — принялся увещевать тюремщик через закрытую дверь. — Уходите с балкона.

— Замёрзну, заболею и умру! — огрызнулся Винсент. — Разве смерть Избранного — не главная цель твоих нанимателей, Теренс?

Однако он ушёл с балкона, громко захлопнул балконную дверь — чтобы в коридоре было слышно и Теренс бы ушёл. Дверь комнаты Винсент не отворил. Он сел на ковёр к ещё тёплому камину и принялся отогревать руки. Но тюремщик — он чувствовал это — всё также тенью стоял за дверью.


Итак, это совершилось! Давно предсказанный и неминуемый провал. Последовательное крушение: от самых смелых планов — до самой последней надежды.

Всё рухнуло ясным осенним днём. Латэ пригласил Винсента на очередную беседу, но ожидаемого спора об Избранном и Даре не было. Латэ тихо, быстро сообщил, что Избранному придётся сменить место жительства. Винсент сначала заупрямился, но скоро понял, что спорить бесполезно. В новое убежище его отправили незамедлительно. И только здесь сообщили, что опасность со стороны carere morte возросла многократно, поэтому этот его дом ограждён Покровом, и покидать убежище Избранному запрещено.

Винсент ни на секунду не поверил в ложь главы об опасности со стороны carere morte. Уж он-то, Избранный, замечал бы таящихся в округе вампиров, как это было в ночь, когда за ним пришёл Конор! Ничего подобного не было и в помине, carere morte тихо скользили в ночи, как всегда ищущие жизней и равнодушные к Избранному. Нет, нет, опасность исходила не от них!

Опасность исходила от самого Ордена — всё яснее Винсент понимал это. Латэ много говорил… и ещё больше он не говорил. Тайны, тайны, тайны! А эти взгляды главы в день их последней встречи? Недоверие. Сомнение. Страх. Ненависть! Иногда Избранному хотелось крикнуть ему: скажите же! Вы хотите меня убить — это я понял! Объясните только, за что?!

Но никто не приходил к нему, и спросить было некого. Ни друзья-охотники, ни дядя, ни глава Ордена…

Потекли дни заключения. Да, сначала Винсент считал дни! Но они обернулись неделями, а недели — месяцами. Заключение его — понял Избранный — бессрочно. До смерти.


Конечно, Винсент бунтовал. Первый раз он рискнул покинуть новый дом в начале второй недели. Тогда это был ещё не побег — так, разведка. Избранный проверял границы своей свободы. Он успел дойти до конца Родниковой улицы, когда его перехватила группа охотников. Они вежливо потребовали, чтобы он немедленно вернулся под Покров. Винсент заупрямился — они настаивали. Когда он поддался вспышке гнева и ударил одного из них, ему не ответили, но и не отступили. Тогда с ним сделался нервный припадок, за который юноше до сих пор было стыдно… В конце концов, охотники сопроводили его обратно в тюрьму.

Во второй раз он готовился дольше, вышел утром и вёл себя осторожнее в пути. Винсент избрал дорогу, ведущую за город, и ему удалось уйти довольно далеко. Он даже успел обрадоваться, что сумел уйти от них. Группа охотников перехватила его под вечер, и в этот раз они не были столь вежливы. Не вступая в долгую перебранку, они оглушили Избранного и доставили его обратно бесчувственного. Винсент очнулся только к полудню. Боль стучала в голове, не переставая, ещё два дня, а над левой бровью навсегда остался шрам — память о неудачной второй попытке побега.

"Всё же нельзя так обращаться с Избранными!"

Он ещё пытался подбадривать себя шутками…

Он пытался бежать и в третий раз. Той ночью в Ориенсе было неспокойно: охотилась большая группа carere morte. Винсент рассудил, что отряды охотников заняты битвой с извечными врагами, и вновь рванул из тюрьмы. И в этот раз ему открылось, почему его так быстро находят: оказалось, Теренс подавал отрядам сигнал — зажигал лампу на втором этаже.

Третья попытка побега также закончилась возвращением Избранного в тюрьму. Правда, в этот раз обошлось без членовредительства: отряд, поймавший его, возглавлял дядя Винсента, Теодор.

Разумеется, Винсент тут же припёр его к стенке вопросами: "Что вообще происходит?" и "За что со мной так?" Ответы Теодора не прояснили ситуацию.

"Твой Дар странен, — просто сказал он. — Орден боится его".

"Что, он распространяется, подобно проказе?! Зачем запирать меня?"

"Орден боится тебя. Боится, что ты не справишься со своим Проклятием…"


Очаг остывал. Ветер, сильно ударив в балконную дверь, приотворил её, и в комнату потянуло холодом. Винсент поднялся и отпер дверь комнаты. Теренс неслышно отступил во тьму коридора, а Избранный побрёл к себе в спальню.

— Я принёс книгу, о которой вы просили, — раздался голос из тьмы.

Винсент неохотно принял из рук тюремщика книгу. "Дорога Пилигрима". Он издевается?!

— Я просил не это! Мне нужны мои учебники!

В ответ смешок:

— К учёбе вы отсюда не вернётесь. Так что вряд ли учебники понадобятся вам…

Винсент отстранил протянутую ему руку с книгой, раздражённо захлопнул дверь за собой.

"Какие детские формы выражения принимает его гнев в последние месяцы! Да, он положительно сходит с ума!"

И было с чего! Главной странностью его заключения был надзиратель. О, не случайно к нему приставили этого Теренса! Не строгий и незаметный, он бросал порой такие слова, от которых Избранному становилось очень страшно. И он уверялся вновь: в Ордене его хотят убить.

"Я не тюремщик, — заявил однажды Теренс, покоробленный этим обращением Винсента. — Я сторож и охраняю опаснейшее оружие".

"Избранный? Это вовсе не значит, что обладателю Дара суждено убить Владыку вампиров, — заметил он в другой раз, презрительно. — Скорее всего, охотиться будут за Избранным. И, скорее всего, его поймают и убьют. Ведь Избранный избран для жертвы. Быть может, чтобы спастись от страха, нашему миру нужна не смерть Владыки вампиров, а смерть Избранного?"

Странные, страшные слова Теренса дополнялись и другим. Через пару дней заключения — без друзей, развлечений, хотя бы книг, Винсент взбунтовался и потребовал свои личные книги, которые почему-то не были доставлены с его вещами. Но книг он не получил. Вместо них Теренс принёс ему жизнеописание первого героического Арденса, знакомое Винсенту со школьных лет, не раз зазубренное и написанное столь скучным и сухим языком, что дочитать его до конца не было никакой возможности. На следующую просьбу о книгах — Винсент специально подчеркнул, что желает получить какую-либо художественную литературу, — Избранный получил старинное повествование об одном святом мученике. И так без конца: либо герои забытых войн ушедших эпох, либо канонизированные страстотерпцы. Странноватый выбор! Его готовили, несомненно, готовили…

"К чему? Может быть, к подвигу, который будет стоить его жизни?"

Почему ко мне не пускают никого из друзей? — спросил Избранный однажды.

"Не пускают? Они не приходят! После того, что Ордену стало известно о тебе, тебя боятся".

Он уснул только под утро, когда унылая осенняя морось прекратилась, и высокий купол неба стал прозрачным.

Вечером следующего дня Винсент обречённо листал "Пилигрима". Здесь было всё то же самое: геройски погибший мученик. Сомнений относительно судьбы, которую Орден готовил Избранному, у юноши не осталось.

"Смерть, несомненно, смерть! Вот только чего они ждут от меня, чего хотят? Сражения с Дэви? Увы, нет. Видимо, по мнению Латэ, Избранному должно угаснуть тихо, в заключении".

Но тут дверь гостиной отворилась, и без представления, без предупреждения в комнату шагнул… сам глава! Теренс куда-то потерялся.

Винсент с трудом, но сохранил равнодушие.

— Неужели сам глава охотников? — растянуто проговорил он, откладывая книгу в сторону. — Ко мне? А я слышал, в Ордене меня боятся.

Латэ остановился, пронзительно поглядел на Избранного. Винсент поёжился от этого взгляда, казалось, глава просветил его насквозь и испепелил, как солнце — carere morte.

— Да, мне следовало навестить тебя раньше, — также медленно проговорил глава, всё не отрывая взгляда от Избранного. — Мои письма, судя по всему, перехватывались.

— Скажете, Теренс приставлен ко мне не вами?

— Нет! Твоим переселением ведал герцог Крас, он и назначил тебе камердинера.

— А! — Винсент вложил в это междометие чрезвычайно много. — А кто это: герцог Крас?

— Потомок Арденса. Покровитель Ордена. Ты помнишь наш последний разговор?

— Да, — вздохнул Избранный.

— Этот Теренс ведёт себя странно? Что он говорит тебе?

— Вот, что я читаю, благодаря ему, — Винсент подал Латэ "Дорогу Пилигрима".

— Так… — глава перелистал книгу. — Ясно.

— Мне не ясно! Ещё я изучал биографию Арденса, злоключения Кристиана, Мелиана и Реммы. Зачем мне это?

— Кристиана? — рассеянно повторил Латэ. — Какого? Святого мученика пятнадцатого века?

— Все они погибли. Спасая народ, или в испытаниях веры. Зачем мне их примеры? Должен ли я…

— Если "избран" для чего-то, значит "должен"! Избранный! — ты всё ещё принимаешь это определение твоего Дара?

— Да.

— Каков же сейчас твой Дар? Ты меняешься — и он с тобой. Расскажи.

Винсент вздохнул и заворочался в своём кресле. Тема Дара в последнее время превратилась для него в неприятную и пугающую.

— Мне стало сложнее контролировать его, — сознался он. — Раньше я был дальше от carere morte, даже когда они неслись за мной, отставая всего на шаг. Понимаете? Сейчас же я ощущаю их проклятие словно бы на себе, своим…

— Проклятие Владыки Алитера берёт над тобой верх, — глава пожевал губами в задумчивости. — Плохо! Ты как-нибудь пытаешься с ним бороться?

Винсент подался вперёд, на губах заиграла зловещая улыбка.

— Как? — голос Избранного зазвенел от злости. — Как?! Мне помогло бы посвящение, но вы…

Глава остался невозмутим.

— Есть достаточные причины, чтобы отказать тебе в нём. Другое дело что ты, похоже, живёшь одной мечтой о посвящении! Чужой мечтой, внушённой тебе кем-то… Ты не пробовал искать иной выход? Избранный, ты настолько несвободен?

— Вы сами недавно сказали: Избранный должен!

Латэ отступил, посмеиваясь.

— Диалектика… Борьба противоположных начал… Мальчик, не сердись на старика! — он сел на диван напротив Избранного. — Я искренне хочу помочь тебе, но Крас связал мне руки. Многое тебе придётся сделать самому.

Винсент приготовился слушать, и постепенно скептическая усмешка ушла с его лица, сменилась выражением тоски и отчаяния.

— Проклятие, что есть в твоём Даре, практически неуловимо для нас, охотников за проклятыми. Его не пронзишь серебром, не смоешь водой из Источника. Посвящение создаст у тебя защиту от него, но не уничтожит само проклятие, а, значит, останется опасность, что однажды оно возобладает над тобой. Проклятие Алитера должен уничтожить ты, ты сам. Оно падёт только по твоей воле!

— Но как?! Если б я знал, как егоуничтожить!

— Орден слеп здесь ещё больше, чем ты…

Винсент ждал ещё одного долгого продолжения, но глава закончил скоро, скомкано:

— Научись противостоять своему проклятию. Найди, как уничтожить его. Вероятно, это подобно исцелению новообращённых вампиров — ищи там. Когда твой Дар будет чист, я приму тебя в Орден. Если к тому времени ты пожелаешь этого…

Посчитав разговор законченным, Латэ поднялся и направился к двери.

— А герцог Крас? — крикнул вслед оторопевший Винсент. — Теренс? Как мне вести себя с ними?

Глава остановился, но не повернулся к Избранному лицом. Через мгновение раздался глухой, словно сдавшийся голос.

— Не трать время и силы на попытки побега. Отдай их борьбе с проклятием Алитера. Не слушай Теренса! Я не могу запретить Красу делать то, что он задумал, зато он может уничтожить мой Орден мановением руки. В утешение скажу: у нас с тобой есть время. Подготовка к твоему жертвоприношению продлится до февраля.

— К моему жертвоприношению?!

— Ты напрасно не интересовался архивом Ордена. История жертвы Кармель — там.

— А если времени не хватит, вы позволите им убить меня? А что же Орден?

Глава помолчал, снова пожевал губами.

— Мои охотники воспитаны не на тех идеалах, что проповедует Крас, но пока твой Дар проклят, тебе не найти поддержки у них. Когда же твой Дар будет чистой, исцеляющей силой, многие адепты Ордена пойдут за Избранным в огонь и воду, — нет, этот голос звенел сталью: его прежняя слабость была лишь притворством! — Орден уйдёт из под власти Арденсов, а Крас не сможет играть значимой роли… И до окончания эпохи carere morte останутся считанные мгновения.

Теперь разговор был закончен. Латэ ободряюще улыбнулся Избранному напоследок, отворил дверь и вышел.


Всю бессонную ночь Винсент простоял у окна спальни. Он размышлял. О тайнах главы. О злобном Красе. О простаках — рядовых адептах Ордена… Он грустно усмехался: того, чего хочет от Избранного Латэ, ему никогда не удастся сделать. Дар заключён в крови Избранного и с нею проник в каждую клеточку его тела. Значит, так и проклятие — проникло глубоко в душу и извлечь его оттуда невозможно. Невозможно! И для Избранного нет других исходов, кроме смерти… или обращения?

В собственном отражении в оконном стекле Винсент силился разглядеть черты Того, Проклятого…

Он не всё рассказал Латэ. Он ничего не рассказал о своём страхе уступить страшной тени. Страшной ли? Тень та — окно в вечность! На исходе ночи Винсент поймал себя на том, что восхищается ею, и это было не пылкое преклонение перед далёким образом — другое. Избранный отчётливо осознавал, что вечность почти принадлежит ему. Стоит протянуть руку — и можно её коснуться… Путь в бессмертие искрился перед ним в одном только шаге.

И он ловил себя на мысли, что, возможно, напрасно так чуждался бессмертия carere morte. Ведь есть Низшие, довольные каплям жизни, и есть Высшие, контролирующие свой голод. И он, разумеется, также сумеет удержаться от убийств. Мир без Высших, без жертв смертных — может быть, это действительно лучшее, к чему может прийти их безумный, неизлечимо больной мир?

На смену ночи пришёл холодный, странно светлый день. Все тени ушли, воздух был пронизан голубоватым призрачным светом. И Избранный сумел стряхнуть пыль тёмных мыслей. Счастье, что свет солнца ещё способен проникать в его сердце!

Винсент нашёл Теренса в холле на первом этаже.

— Сегодня вечером я хочу прогуляться, — смело заявил он. — Я не выйду за Покров, не зажигай свою лампу.

В улыбке надзирателя он прочитал: "Давно бы так!"


Скоро Избранный брёл по улице, толком не представляя, куда и зачем идёт.

После ночи раздумий, он стал больше понимать слова Теренса об опаснейшем оружии. Да уж! Его проклятый Дар пугает всех, одни бегут — как его бывшие друзья, другие, посильнее, стремятся уничтожить — как Крас. И глава Ордена сохраняет дистанцию, потому что боится. Он вовсе не уверен, что Винсенту удастся победить своё проклятие, потому Латэ всегда готов отступить… и отдать Избранного палачу-Красу!

"Надо бежать. Проклятие мне не уничтожить, это ясно. Бегство или смерть!"

Но другой голос, слабый, тихий и печальный, протестовал: "Если правы они все, то Избранный подобен бомбе с зажжённым фитилём. И лучше, если она взорвётся тут, под пустым защитным куполом, чем где-то в мире, полном людей".

Дома теснили справа и слева: по узкой Родниковой не разъехаться и двум экипажам. Винсент шёл всё быстрее, словно надеялся уйти от тесноты мира. Но скоро он остановился. Он поглядел на номер ближайшего дома, и вздохнул.

"13". Всё, конец Покрова".

Избранный обернулся на свою тюрьму и заметил тень у окна второго этажа. Надзиратель следил за ним.

Серая улица — продолжение тюрьмы… Винсент почувствовал отчаяние. Сейчас, как в ночь первой попытки побега, он был на грани нервного припадка. Он поглядел во тьму и нашёл единственный ориентир в мрачном ночном мире, яркое пятно: освещённое светом лампады окно на первом этаже далёкого жилого дома. Винсент долго вглядывался в него, пока ему не показалось, что он смотрит в окно собственной квартиры, а оттуда на него глядит двойник! Тогда он отвернулся, не испуганный, даже не удивлённый очередным странным видением. В небе, перечеркнув улицу, пронеслись двое дикарей-вампиров, и Избранный несколько отстранённо пожалел, что у него нет крыльев, и он не может улететь вместе с ними. Бессмертные, крылатые…

Мыслями он неожиданно обратился к Мире. Где она сейчас? Винсент знал, что именно благодаря ей ему удалось спастись от Конора. Почему же она не пришла к нему тогда? Одно её слово могло бы принести ему успокоение. Думая о своём Даре, он часто словно слышал её мягкий голос, рассказывающий старую сказку.

"Да, такой, светлой и краткой, должно быть сказке об Избранном! Интриги с проклятием, Арденсами — пусть оставят себе владыки. Он же будет помнить её такой, какой услышал в детстве…"

Когда его окликнул звонкий девичий голос, Винсент вздрогнул. На миг ему представилось, что его зовёт Мира. Но девушка вышла из тени улицы, и он понял, что ошибся. Это была знакомая охотница. Кажется, Ангелика… Или Агнесса?

Она робко двинулась к нему, то и дело останавливаясь, ожидая, что и он двинется к ней. Но Избранный честно не переступал Покрова.

— Здравствуй, Винсент, — он заметил, что щёки Ангелики-Агнессы горят румянцем смущения. — Я давно не видела тебя в Академии.

— Пожалуй, с октября, да, — он улыбнулся.

— Ты не вернёшься?

— Я не могу! Я бы рассказал, почему, но…

— Латэ запретил тебе говорить. Понимаю…

— Ничего Латэ мне не запретит! — фыркнул Избранный. — Просто времени нет. И за мной сейчас следят.

Ангелика-Агнесса помолчала, затем выпалила, окончательно зардевшись:

— С четырёх утра я выйду в рейд здесь, у Призрачного парка. Может, мы встретимся и… поговорим об этом?

— Четвёртая стража? — Винсент задумался. Идея сверкнула молнией, и он взволнованно схватил девушку за руку:

— Я придумал лучше! Мне нужно срочно, очень срочно наведаться в архив Ордена! Но за мной следят, и твои друзья-охотники поймают меня у Призрачного парка. Некогда объяснять, почему. Ты сумеешь отвлечь их, пока я пройду там, Агнесса?

Очевидно, с именем он угадал. Девушка опустила глаза и прошептала:

— Конечно! Я помогу тебе. Так в четыре?

Винсент снова задумался.

— Лучше в конце стражи. Семь часов утра будет в самый раз. Ты не обманешь?

— Как я могу обмануть доверие Избранного? Это было бы предательством с большой буквы.

— Избранного… Откуда ты знешь?

Агнесса робко улыбнулась:

— Догадаться несложно…

— Тогда встретимся здесь же. Вот что, — Винсент критически осмотрел улицу. — В следующий раз не переходи круг света того фонаря! — он указал на фонарь за спиной охотницы.

— Почему?

— Не нужно, чтобы тебя видел тот, кто следит за мной.

— Хорошо! — улыбнулась девушка.

— Спасибо! — он благодарно сжал её руку и на миг испугался, почему-то вообразив на месте Агнессы Линду: та смотрела на него также робко и пристально когда-то. — Ты, а не я, истинное чудо, Агнесса!


Он возвращался в свою тюрьму заметно повеселевшим. Серый дом в два этажа уже не казался гробницей, тюремщик Теренс представлялся не страшным, а смешным. Новая авантюра Винсента, конечно, была во сто крат опаснее прежних, но чувство опасности лишь раззадоривало его. Возвратившись, он весело поприветствовал Теренса и немедленно потребовал обед, который днём как обычно оставил нетронутым. Теперь он отметил: эту вкусную, чрезвычайно дорогую еду ему наверняка возят от Краса… Что ж, тем хуже для герцога! Никаких голодовок больше. Ему нужны силы для борьбы!

Глава 29 Портрет

Адора сегодня казалась более рассеянной, чем обычно, и даже немного растерянной. Лира ожидала, что она сообщит очередную сверхважную новость об Избранном, но герцогиня начала издалека:

— Лира, твоим первым балом будет Бал Карды, но представляешь ли ты, что тебя ждёт?

Для беседы они выбрали гостиную, и сейчас девушка жалела об этом. Эта комната была неприятно пустой, хотя была заставлена мебелью, и холодной, хотя Лира развела огонь в камине. Она давно была нежилой. Досадуя на себя за выбор места для беседы, Лира подвинулась на диване ближе к огню, тихо сказала:

— Я понимаю. Бал Карды — бал вампиров.

— Тебе будет очень тяжело… душевно. Я рада, что Гесси на время праздника пригласили тебя к себе. Но после Бала ты должна немедленно возвратиться в Дону. Ночь Бала открывает в Карде праздничную неделю нежити. Для Ордена это время — далеко не праздник! Нередко в эти дни в Карду прибывает и Владыка вампиров со свитой.

— Вы боитесь за мою защиту? Я получила её от родителей, ни один вампир мне не страшен.

— Я не боюсь за твою защиту, — Адора вздохнула. — Неделя нежити — время самых тёмных, самых страшных ночей. У тебя ещё глаза ребёнка, и мне жаль тебя. Тебе рано видеть всё это!

Лира содрогнулась, наставница словно ужалила её своей жалостью.

— То, что происходит в Карде на этих балах, вернее всего было бы назвать игрой. Декабрьский Маскарад Карды — маскарад двойной: среди собравшихся есть и вампиры, и охотники, и всегда много тех, кто мечтает обрести бессмертие carere morte. Все они ищут друг друга — почти вслепую, по слухам, по чужой лжи, часто двойной лжи… Этот бал, — наставница тепло улыбнулась девушке, — станет твоим последним экзаменом, Лира.

Лира молчала, она задумчиво глядела на пламя. Странно! Перед ней словно была тёмная пелена: огонь в камине — неяркий, неживой, нетёплый. Королева-Бездна заслоняла от неё мир. Девушка смотрела на мир сквозь её одеяние из шёлка и тумана.

— Я горжусь тобой, девочка. Ты моя лучшая ученица, — Рете продолжала говорить. Лира слишком привыкла к этим округлым словам, гладким, легко катящимся — лучшая, горжусь… — и давно пропускала их мимо ушей. Но сегодня ей в них почудилась ложь: "Жалеет, подбадривает, а смотрит так же, как те доктора — удивляясь, зачем я ещё есть на этом свете!"

Адора приобняла девушку, хмурую, застывшую, погладила по голове, и Лира не ощутила по-матерински ласковых прикосновений. На её голове лежала другая ладонь — властно, холодно. Она была вассалом другой госпожи. Её голова склонялась под тяжёлой дланью Бездны, но постепенно Лира расправляла плечи, принимая свою ношу. Она уже знала, что вынесет эту тяжесть.

— Лира, — новую мысль Адора начали осторожно. — Пока Эльвира была здорова, она заботилась о тебе, о доме. Здесь было светло ещё полгода назад. Но сейчас твоя бабушка больна, и нездоровым стал сам дом. Когда ты возвратишься с Бала Карды, здесь всё будет готово к вашему переезду. Будете жить у меня. Я давно одинока, ты знаешь, а дом огромен.

— Нет! — неожиданно для самой себя резко воспротивилась девушка.

— Я корю себя за то, что не пригласила вас раньше. Лето было тяжёлым, — по инерции ещё продолжала она, но остановилась. — Почему, Лира?!

— Я хочу остаться здесь, — уже погаснув, сказала Лира. — Потому что…

Молчание. Она вновь смотрела на огонь через тёмную дымку. Что сказать Адоре?

"Я хочу остаться, потому что срослась со своим одиночеством. Нас уже невозможно разорвать, не убив болью".

— Потом ты вернёшься сюда — со своей семьёй. Этот дом продан не будет.

— Но я не хочу! — вновь вспышка. Лира долго ждала, когда она утихнет! — Простите, Адора, но я…

— Девочка, ваш переезд — уже решённый вопрос. Твой опекун пока выбирает за тебя.

Адора ушла. Почти следом за ней Лира выскочила на улицу, на ходу натягивая перчатки, и опомнилась, лишь перейдя перекрёсток. Торопиться было некуда — до рейда оставалось два часа, и она пошла медленнее. Серое осеннее утро, хмурое, как и она, оказалось по-зимнему холодным, и Лира сначала пожалела, что ограничилась накидкой, не надев пальто. Но одежды незримой спутницы овевали её — и она перестала ощущать холод. Впрочем, тепла она также не почувствовала. Обратившись равнодушной тенью, Лира покорно следовала за Бездной, ведущей её.

Адора ушла, так и не получив её одобрения. Переезд страшил Лиру. Она негодовала… и остро ощущала своё бессилие: когда болезнь бабушки была подтверждена врачом, опекунство над Лирой взяла Адора, её крёстная, и девушка ничего не сможет с этим поделать ещё два года.

"О, она окружит меня заботой и вниманием, и, может быть, даже любовью. Но ничто уже не сделает меня счастливой. Знает ли она, что её девочка теперь не ходит одна? Приглашая меня, ты приглашаешь к себе Бездну, Адора. Что скажешь ты, когда однажды заметишь Её рядом со мной? Наверное, тогда я впервые увижу на твоём лице отвращение, гнев, презрение. Хотя, нет, первым всё же будет удивление — как я, дочь таких родителей, допустила это?"

Лире пришлось обойти весь парк, чтобы пройти в Академию старым входом. Его дверь, предваряемая небольшим портиком, была ровно посередине правой, если смотреть из парка, половины здания. Сотню-другую лет назад здесь был главный вход, а сейчас ею пользовались только охотники. Эта половина Академии существовала как бы в двух мирах одновременно — учебные занятия в одном мире, встречи после дневных рейдов — в другом.

Лира шагнула за дверь и оказалась в маленьком тёмном коридорчике. Лестница вверх вела на этажи, вниз — уводила в арсенал, а вздумай девушка сделать три шага вперёд — она очутилась бы в центральном коридоре первого этажа. Смотритель, со скучающим видом патрулирующий первый этаж, поклонился Лире, узнав. Ответно кивнув, та легким шагом спустилась в арсенал и оттуда перешла в смежный с ним архив.

После разговора с герцогиней Рете ей захотелось почитать историю Кардинских балов, и Лира, взяв "Хроники Первой Столицы", зажгла свечу и удобно устроилась с книгой в единственном кресле.

Довольно долго Лира читала главу о первых годах правления Макты Вастуса. В глаза ей то и дело бросались знакомые фамилии: Рете, Гесси, Вальде… Один раз она вздрогнула, найдя Диос. Лира торопливо перевернула сразу несколько страниц за этой фамилией и вскинула голову, уставилась в дальний угол под потолок, давая отдых глазам.

В тишине лишь ветер шелестел картами, наброшенными на угол крайнего в длинном ряду стеллажей, и чуть потрескивало разгоревшееся пламя свечи. Бездна молчала, задумчиво глядя на девушку.

"Чего Она ждёт?"

Лира вновь взялась за книгу, и через две страницы ей странно бросился в глаза один портрет. Она видела его куда яснее, чем окружающий его текст, чем другие портреты: словно пелена, закрывающая от неё мир, разорвалась в этом месте. Это была не красочная репродукция картины — совсем небольшой рисунок, весьма схематичная копия какого-то написанного в старинной манере портрета. Молодой мужчина с тёмными прямыми волосами до плеч, в доспехе позапрошлого века. Лира долго всматривалась в тонкие, красивые линии его бровей, губ, а его чёрные, чуть раскосые — как и у неё! — глаза точно следили за охотницей. Он был красив классически, совершенно. Лира гадала, кто он: должно быть, сын одного из Владык Карды. В доспехе он не выглядел воином. Изящный, остроумный, с холодным и дерзким взглядом — Лире представлялся завсегдатай светских раутов. Но, заметив герб на его котте, она испустила разочарованный вздох.

Крылатый лев с собачьим хвостом. Герб Первого вампира.

Теперь девушка догадалась прочесть подпись к рисунку. Оказалось, охотница залюбовалась нынешним Владыкой вампиров, Александром Дэви. Лира не видела прежде его портретов. Она думала, что их вовсе нет. Младший сын герцога Альбера, известный историкам лишь своей нелепой женитьбой, едва не лишившей его прав на наследство и заставившей посмеяться самого Владыку Карды. Александр Дэви погиб во время смуты, произошедшей во время празднования Седьмого Бала Карды, — так было написано в этой книге — и с этого же времени он стал известен Ордену, как новый Владыка вампиров.

Лира гадала, когда был сделан этот портрет: при жизни Дэви или уже после обращения, а разыгравшийся ветер всё шелестел разноцветными картами пяти районов Доны. Ветер ли? Откуда ему взяться в подземном зале без окон? Нет, какой-то другой шорох! Вдруг из-за первого ряда стеллажей раздался грохот упавших книг. Девушка подскочила в кресле, сердце испуганно заколотилось.

"Вот глупая! Чего тут бояться?"

— Кто здесь?!

Чуть приподнявшись, вытянув шею, Лира выглянула из-за спинки кресла. Карты покачнулись, из-за них показалась встрепанная голова Винсента. Поняв, что замечен, он вышел из-за стеллажа, машинально потянулся за отсутствующей шляпой и, не найдя её, ограничился поклоном. Сказал:

— Прости, что напугал. Наверное, мне следовало сразу оповестить тебя о моём присутствии.

Лира рукой прикрыла свою книгу, будто прятала что-то запрещённое.

— Что ты тут делаешь? Тебе же запрещено покидать дом?

— Да. Пожалуйста, не говори никому, что видела меня здесь.

— Не скажу. Что ты тут делаешь?

— То, о чём так мечтает наш архивариус: прилежно изучаю наш немалый архив.

Лира улыбнулась:

— Пожалуй, я не стану тебе говорить, как это безответственно с твоей стороны!

Она рассмеялась, и пламя свечи задрожало от её смеха. Пока Избранный не заметил портрета в книге, девушка торопливо, воровато захлопнула её.

— Наоборот, — очень серьёзно сказал Винсент. — Я беспокоюсь за свою жизнь, поэтому я пришёл сюда. И я нашёл, что искал, — в доказательство этому он помахал каким-то по виду очень старым, наскоро сшитым рукописным журналом. — История Кармель!

— А где ты это взял? — охотница похолодела. — Ты что, взломал шкаф?!

— Не взломал. Выкрал ключи… на время.

— Оно того стоит? — Лира с любопытством разглядывала незнакомый мелкий почерк. — Что это?

— Это? Это… смерть, — внезапно севшим голосом сообщил он и объяснил, усмехнувшись, — история одной жертвы.

— Можно мне посмотреть?

Вместо ответа он глянул на часы:

— Половина двенадцатого. Не успел! Придётся мне пока остаться тут. Ты разрешишь?

Лира молча развела руками: "Как угодно".

— Сейчас часовой перерыв между занятиями, в Академии меня могут узнать.

— Конечно, оставайся. Ещё столкнёшься в коридоре с Латэ…

Она снова углубилась в книгу. Винсент устроился рядом, прислонился к стене. На журнал в его руках падал свет свечи, но лицо юноши было в тени и его выражение оставалось для Лиры загадкой. Он быстро листал страницы в журнале, едва задерживаясь на тексте, а девушка нет-нет да и возвращалась на страницу с портретом Дэви и исподтишка поглядывала на него. Владыка вампиров по-прежнему обжигал охотницу взглядом, и между делом брошенные слова Адоры вертелись у Лиры в голове: "Нередко в эти дни в Карду прибывает и Владыка вампиров со свитой…"

Не иначе, это чуткая спутница позволила ей услышать их чётче других! И Лира раздумывала… — мечтала?! — рассеянно, безвольно: что, если там, на Балу, она увидит Дэви воочию?

"О, Повелительница, дай мне эту встречу!" — мысленно попросила она и тут же устыдилась. А Бездна уже кивала и смеялась. Кивала и смеялась — как заведённая… Лире стало страшно.

— Нашёл! — громко объявил Винсент. Он склонился ближе к столу со свечой. Его лицо посерело, осунулось.

— Они меня убьют. Теперь уже точно! Я узнал такое, — сказал он и тихо, сумасшедше засмеялся… потом резко оборвал смех, рывком приложил руку к губам. Лира заметила, как побелели костяшки пальцев.

— Кто убьёт? О чём ты?

— Или вынудят убить себя. Всё ясно!

— Я ничего не понимаю… Да что ты нашёл тут? Покажи!

— Так ты не знаешь… Когда герцог Крас узнал о моём Даре, он был в бешенстве.

— Герцог Крас? Это тот…

— Тот, который возглавляет совет попечителей, — раздражённо перебил Винсент. — Покровителей Ордена! Он могущественнее всех. Латэ — его слуга. А Орден… Орден должен исполнять лишь то, что назначил ему его основатель — предок Краса. Как теперь выяснилось, в задачи Ордена входит защита столицы от вампиров, но не входит победа над проклятием. Ты спросишь, почему? Крас боится за свою жизнь.

— Подожди! Я не понимаю. Ты хочешь сказать, Орден служит… Я запуталась! В клятве нет этого!

— Ещё бы это было в клятве! — усмехнулся Избранный. — Я скажу! — с вызовом заявил он неизвестно кому. — Почему Латэ не указал мне эту историю раньше? Наверное, он стыдился!

— Почему?

— Хочешь сказку о том, как появились вампиры? Вот она, здесь! — он с выражением принялся читать из своего журнала: "Ведь он требует то, что по праву должно принадлежать ему, то, что Арденс обманом отнял у него! Нам не к кому обратиться за защитой. Не к кому! Кого молить нам, живущим вопреки всех законов — божеских и человеческих? — и вот, дальше. — Сказка врёт о появлении Дара, но мы-то знаем правду: он появился в ритуале Атера, когда Лазар Арденс отнял у Макты жизнь, чтобы продлить свою".

— Ничего не понимаю. Кто это говорит? И кто "он"?

— Он — это Макта, Первый вампир. А говорят Кармель Крас и Лоренс Гесси!

— И что это всё значит?

— Что значит? — Винсент помолчал, потом начал, таинственным тихим голосом, в котором порой звенели пронзительные ноты разочарования. — Давным-давно один очень глупый человек захотел жить вечно. Он обратился к одному чародею, и… бессмертия он не получил, но продлил свою неудавшуюся и уже кончавшуюся жизнь за счёт жизни другого. Этот несчастный стал первым вампиром, а Арденс — так звали того глупого человека, немного помучился из-за этого совестью — и только. Правда, позже его потомки создали Орден для борьбы с плодящимися carere morte.

Наверное, она побледнела:

— Ты хочешь сказать, мы все служим сейчас тому, кто создал вампиров?!

— Да. Теперь я понимаю всё: и то, чего не договаривал Латэ, и то, чего боится Крас. Крас хочет, чтобы мы боролись, но не побеждали до конца. Видишь ли, все потомки Арденса полагают, что полное уничтожение проклятия убьёт их самих. Узнав о Даре, герцог воспротивился моему посвящению, но Крас не мог прямо объявить Ордену, в чём причина, поэтому сочувствующие ему усиленно распространяли слухи о Проклятом, который всё погубит. Они переврали всё! Меня сейчас изолировали и охраняют! И хотят принести в жертву, чтобы уничтожить Дар! Как Кармель, — он брезгливо отодвинул от себя журнал. — А я… Лира, что с тобой?

Лира молчала. Наверное, у неё сейчас был действительно больной вид. Это был удар. Неожидаемый. Подлый.

— Я зря сказал тебе, — прошептал Винсент. — Как я не подумал! Ведь ты — Диос…

Охотница приложила пальцы к губам, запрещая злым словам сорваться с них.

— Как ты думаешь, они знали это? — неожиданно спросила она.

— Кто? Твои родители? — он вздохнул. — Не знаю. Латэ знает. И Рете, и Гесси тоже — они, как и Крас, потомки того… Арденса.

— Он… Крас… хочет теперь тебя убить?

— Да, чтобы уничтожить мой Дар! Есть ритуал, способный повредить Дару. Вот, слушай: "В полдень все потомки Арденса собрались в доме Кармель, и Лоренс подал хозяйке серебряную чашу с зельем. Кармель отпила один глоток, и зелье связало Дар в её крови. Она сделал другой глоток — и зелье заместило Дар в её крови. Она сделала третий глоток, и Дар навсегда ушёл от неё и от всех Арденсов, а Кармель упала мёртвой… Лоренс Гесси успокоил собравшихся, сказав: "Она сама хотела этого".

Воцарилось долгое молчание. Лира смотрела на пламя свечи сквозь туманные одеяния своей Королевы. Забытая книга соскользнула с колен. Упав, она вновь раскрылась на странице с портретом Дэви, и девушка скорей подобрала её.

Винсент не заметил это небольшое происшествие. Глаза Избранного уже не пылали гневом. Он задумчиво перелистал журнал, отложил… Вдруг сказал:

— Именно после этого ритуала, Первый вампир стал делиться бессмертием. До этого старейший из бессмертных был доволен одиночеством. Здесь есть пометка на полях, почерк Морено. Я не понимаю и десятой доли его объяснения, я не физик, не биолог. Но смысл ясен: повторение этого ритуала разделит нас с Даром. Не меня одного — всех людей. Больше не будет Избранных. Дар будет потерян навсегда.

— Латэ не отдаст тебя Красу, — недостаточно уверенно сказала Лира. — Неужели ты думаешь, что они решатся… что глава позволит этот ритуал?

— Не знаю, — он устало прикрыл глаза. — Сейчас я думаю, что позволит. Этот Теренс, приставленный ко мне Красом… Он странно говорит, постоянно намекает… О, я понимаю, к чему он готовит меня! "Лоренс успокоил собравшихся, сказав: "Она сама хотела этого". Крас исподволь внушает мне, что моя смерть принесёт миру благо. Они готовят меня к добровольному жертвоприношению!

Задумчивая Бездна созерцательно глядела на Лиру. Девушка заметила, что напряжённо, чуть ли не дрожа, подаётся вперёд, к собеседнику, и в изнеможении отчаяния откинулась на спинку:

— Что ж, теперь ты всё знаешь про этот ритуал. Ты же не позволишь им? Не поддашься?

— Я… — впервые он отвернулся от её взгляда. На его губах заиграла рассеянная удивлённая улыбка. — Слушай, Диос, а я понял, что он, мой Дар. Он — потерянная жизнь Макты…

— Что?!

— Бежать, да, бежать! — быстро проговорил он. — Бежать прямо сейчас! Хорошо, что я всё захватил с собой…

Он потянулся проверить и достал из кармана небольшой свёрток.

— Что это? Деньги?

Винсент усмехнулся и развернул ткань. Это были старинные тяжёлые усыпанные каменьями украшения: серьги, две броши и кольцо.

— В Карде давно ходит слух: Вако распродают фамильные драгоценности.

Лира опустила голову, спряталась за волосами. Она ощущала сейчас ту же беспомощность, что и он. Что сказать?

— Может быть, тебе стоит обратиться к Дэви? — совсем тихо спросила она.

У Винсента даже голос изменился:

— Уйти к вампирам? Стать вампиром?! Ты шутишь, Лира Диос?

Но она не сказала на это ничего. Лира чувствовала себя преданной — как и он. Обманутой. Будто ей с хохотом швырнули в лицо измазанную в грязи летопись её недолгой жизни. Чему она служит? Чему служили её родители?! — Только ложь, ложь, ложь кругом!

— А если твой побег не удастся? Там тебе предложат бессмертие, здесь — только смерть, — прошептала Лира. Эти слова отдались в голове эхом: "Там — бессмертие, здесь — только смерть, смерть, смерть…"

— Нет, — Винсент покачал головой, — к Владыке вампиров я не пойду. Это будет предательством.

— Здесь тебя хотят убить! А Дэви…

— Дэви сделает меня вампиром, и мечту об исцелении carere morte можно будет забыть навсегда. Нет, я не предам эту мечту.

Лира посмотрела в книгу, которую Бездна вновь заботливо открыла для неё на странице с портретом Дэви. Владыка вампиров всё также завораживал охотницу. А Винсент глянул на часы:

— Всё. Пора уходить, пока меня не хватились на Родниковой. Это я возьму, — он выдернул лист с описанием ритуала из журнала. Лира только ахнула.

— Прощай, Диос, — он извлёк откуда-то из-за карт свою странную широкополую шляпу и заторопился к выходу. Но у двери обернулся. Девушка прочитала раскаяние и сомнение в его глазах:

— Прости, что разрушил твоё представление об Ордене. Зато теперь — ты видишь? Это не твоё место. Хочешь совет? Беги отсюда. Бежим отсюда вместе!

Лира вспыхнула, и он торопливо поправился:

— Я предлагаю дружбу, ничего более. Просто мне стало жаль тебя, странная Диос. Если ты готова бросить Орден, ищи меня у Второй Городской больницы. Меня заперли там, недалеко. Родниковая улица, дом семь.

Ответ готов был вырваться из её уст, но Винсент прижал палец к губам: "Тихо!". На лестнице в архив были слышны шаги: кто-то шёл сюда.

— Прячься! — прошептала Лира, но Латэ уже входил в архив. Первым он увидел Винсента, и его брови удивлённо взлетели вверх:

— Ты? Здесь?!

Избранный гордо выпрямился.

— Я прочитал историю Кармель и я ухожу от охотников. Я выбрал: бегство! И я свободен. А вы… Если правда то, что вы говорили мне вчера утром, отпустите меня!

"Отпустите", — это была не просьба — приказ! Но глава устало потёр переносицу.

— Подожди, Винсент. Постой. Прежде мне нужно с тобой поговорить. Давай поднимемся ко мне в кабинет.

— О чём говорить? Я всё теперь знаю! Арденсы, создатели первого вампира, основали Орден!

— Ты понял это? Сам? Молодец. Пожалуй, я тебя недооценивал, — Латэ протягивал ему руку, но Винсент отступил.

— А ведь я вовсе ни в чём не виноват! — гневно выкрикнул он. — За что меня все пытаются убить?! Разве я — создатель Первого вампира? Разве я — тот слабый владелец Дара, что ушёл к вампирам и стал Великим? Однако мне на плечи взвалили этот груз чужой вины! Заставляют страдать за него, заставляют убить себя за него! Я ничего и никому не должен!

— Если ты принимаешь имя "Избранный", ты принимаешь и груз избранности, — печально сказал Латэ. — Я вижу, ты забыл, о чём мы говорили вчера. Мой вариант намного лучше и честнее бегства. Пойдём-пойдём…

Избранный подумал, потом неохотно признал:

— Да, наверное…

Они ушли из архива, вовсе не обращая на Лиру внимания. А девушка долго глядела им вслед, и усмешка кривила её губы. Когда Избранный позвал её с собой — это было как глоток свежего воздуха, а теперь её словно снова заперли в тесной клетке — не вырваться.

"Латэ, конечно, уговорит его остаться, а потом и — принести высочайшую жертву…"

Она покинула Академию через полчаса, торопясь в очередной рейд. Охотница совершила первое в своей жизни святотатство: в кармашке юбки была спрятана вырванная из книги страница с портретом Дэви.


Чтобы добраться до места сегодняшней охоты, Лира воспользовалась конкой — на извозчика скромных денежных средств небогатой наследницы ей не хватало. Дорога скоро пошла под гору, за окном открылась чудесная панорама готовящейся к зимнему сну столицы. Но девушка не замечала ни красивых зданий богатого Сатура, ни серебристой линии Сермы, иногда мелькающей между домов. Перед ней по-прежнему было лишь надоедливое трепыхание чёрного полотнища.

"Где-то глубоко-глубоко внутри так тяжело и больно. Там растёт, зреет тёмное горе, словно вода оно копится в большой чаше — и ударяют сверху капли, их звон отдаётся в виски. Однажды перельётся через край моё страдание, выльется в мир — и кто это заметит? Нездоровый мир, ужасный мир! Каждое мгновение здесь кто-то страдает, кто-то умирает. Так много людей — и так мало нитей меж ними! Исчезни я сейчас — в нём не изменится ничего. Предательство, обман, ложь! Много-много лжи, целый лес — бессмысленный и дикий. Жестокий мир жестоких, нет ему исцеления…"

Постепенно Лира согревалась, успокаивалась, засыпала, качаясь в мягких тёмных руках.

Это Бездна оберегала её, заслоняя от мира.


Квартиру, бывшую дневным убежищем carere morte, им указала Тесса. Три окна и балкон на четвёртом этаже дома N38 по печально известной Закатной улице ничем не выделялись: ни ставен, ни плотных штор. Убранство комнат выдавало женщину-хозяйку: изысканная простота и множество изящных безделушек. Гостиная была пуста, carere morte отдыхали в смежных комнатах. Двое спали в гробах в большей, тёмной комнате, другие двое, мужчина и женщина, расположились на кровати в меньшей комнате, окнами выходящей на восток. Они беззаботно отгородились от солнца ширмой. Лиру тут же выгнали из этой комнаты, посчитав, что зрелище пары лишнее для её невинных глаз, но охотница успела с жалостью поглядеть на остроносенькую девушку с рыжими, почти как у самой охотницы, волосами, сладко спавшую в объятиях молодого вампира с мягкими приятными чертами лица. У неё не было шансов. Ни у кого здесь не было шансов… Против них две группы охотников — шесть человек! Родерик с Марком неслышно спорили в коридоре. Как ни странно, всегда осторожный Родерик стоял за ритуал, не оставляющий следов, но более опасный ввиду своей длительности: часть вампиров могла проснуться. Марк предлагал просто поотрубать вампирам головы. Наконец договорившись, они разошлись, каждый к своей группе. Лира осталась в гостиной, с арбалетом наизготовку.

К её ужасу Родерик всё-таки предпочёл ритуал. Любовники были разбужены и парализованы ударом серебряного кинжала в сердце. Бовенс начал читать ритуальную формулу, и Лира, один раз тайком заглянувшая в комнату, равнодушно отметила, что происходящее похоже на своеобразную церемонию венчания. Венчания со смертью… К счастью, удары кинжалов были точны: вампиры не могли ни пошевелиться, ни крикнуть. Их замершие взгляды были направлены друг на друга, и, не выдержав этого, охотница отвернулась, уставилась на стену гостиной, обитую обоями с узором из бледно-жёлтых роз. В соседней комнате Марк со своей группой, не мудрствуя, обезглавил так и не проснувшихся carere morte и хмыкнул, по обыкновению мрачно: мол, гробы пришлись как раз кстати. Лира терпела, молчала, всё сильнее сжимая арбалет. Вот Марк радостно крикнул, что один убитый — не какой-нибудь новичок, а некий Сайрус Дэйн за которым охотился ещё отец Лиры…

"Если б охотники понимали, что этими убийствами они не уничтожают Бездну, а, наоборот, кормят Её!"

— Что-что? — переспросила незаметно подошедшая Тесса. Оказывается, последнее охотница сказала вслух.

— Ничего. Пойдём.

Лира вывела вампиршу из дома, ещё не представляя, зачем и что собирается сказать. Тесса, старательно заслонявшаяся зонтиком от солнца, казалась беззаботной и весёлой, точно не её друзей убили только что.

— Ты печальна. Что случилось? — осторожно спросила она.

— Не печальна, — Лира почувствовала необъяснимое желание выложить Низшей все свои тревоги. "Помни об их чарах!" — напомнила она себе и всё же не сдержалась:

— Не печальна. Скорее, разочарована.

— В чём? В ком?

— Ты не поймёшь.

— Почему же? Это связано… — вампирша прищурилась, точно пыталась прочитать её мысли, — с Орденом?

Лира кивнула.

— Тебе я не могу сказать. В общем… всё оказалось не так, как я себе представляла.

— Я понимаю, — Тесса улыбнулась, и охотницу неприятно кольнула эта улыбка. — Орден не для таких, как ты, Лира. У бессмертных говорят: охотники — не фанатичные служители веры, борющиеся со злом, нет! Это только верные слуги Арденсов, уничтожающие проклятых созданий первого Арденса, гончая свора, неотступно преследующая тех, кого создали их хозяева.

— Так у вас известно о том, кто создал вампиров? Давно вы это знаете?

— Всегда… Что ты, Лира?

Ничего! Просто она беззвучно плакала — от обиды. Тесса легко коснулась руки охотницы, и на этом утешения закончились.

— Я подойду на будущей неделе? — уточнила вампирша.

— Нет. Меня не будет, — Лира вдохнула горчащий, ещё осенний воздух, и решение пришло к ней. Она почувствовала себя невесомой, свободной. — Я уеду в Карду, на бал. Вот что, Тесса. Не приходи больше. Беги из Доны.

— Что… Почему?

— Ты меняешься. Тебя убьют без меня. Не приходи больше к Академии.

Тесса отступила, но не ушла:

— А серебряный ошейник? Я думала, у вас есть способ сдерживать и Высших.

— Способ есть, но его используют крайне редко, только для очень нужных Ордену Высших. Ты к ним не относишься. С тобой не будут церемониться, Тесса!

— Я… Ясно, — запнулась она. — Тогда… Хорошо. Да. Я больше не приду, — вампирша вскинула на охотницу прозрачно-жёлтые, как тот лунный свет, глаза. — Благодарю тебя, Лира.

— Не стоит. Уходи. И пропади совсем для Ордена, поняла?

Радость волной поднималась в девушке, она почти кричала это, ликующе.

Глава 30 Прощания и знакомства

Белая карточка лежала на закрытой крышке рояля. Рукописная надпись в затейливой рамочке, ровные буквы, чёткие росчерки. Надпись гласила:

"Приветствуем!

Позвольте Вас лично пригласить на традиционный Бал вампиров, как и в прошлые времена проводимый раз в пятнадцать лет в Карде, Термина. Девятнадцатый Бал вампиров состоится в поместье герцогов Реддо в Восточной Короне в ночь на четырнадцатое декабря сего года.

Мы ждём именно Вас".

В своём кардинском особняке Мира собиралась на новый Бал вампиров.

Посланец Дэви отыскал её столичное убежище, и следующим же вечером Мира приехала в Карду, повинуясь приказу Владыки. Он требовал от вампирши возглавить на Балу группу новичков.

Громадный особняк герцога Себастиана Реддо, нынешнего городского главы, находился в восточной части Короны, самого респектабельного района Карды. Белый дом был окружён обширным садом с фонтанами, беседками и даже небольшим прудом. Мира зашла в дом Бала в компании Адама Митто. Оставив приглашение на столике у входа, вампир оглядел бальную залу со скучающим снисходительным видом и поспешил избавиться от подопечной:

— Иди, девочка, развлекайся…

— И никаких особых указаний?

Митто хлопнул себя по лбу, изображая забывчивость, и поспешил пришпилить к корсажу её платья маленький значок с гербом Первого вампира:

— Теперь новички опознают в тебе главную. Удачи.

Вампирша улыбнулась и с лёгким поклоном оставила его. От неё не укрылось, что скука Адама притворна: ложь выдавали прищуренные, настороженные глаза. Оценив убранство зала, Мира обрадовалась: когда девушка наряжалась перед зеркалом у себя дома, новое бальное платье даже ей самой показалось нелепо вычурным и излишне роскошным; там оно никак не вязалось с обстановкой, а вот дому Реддо выглядело под стать.

Мира ответственно отнеслась к новому заданию. Вопль "предательница!" — до сих пор звенел у неё в ушах, и Восемнадцатый Бал Карды она поклялась обратить в триумф вампиров. В традиционном танце со свечами вампирша присматривалась к собравшимся, прикидывая, кто здесь может быть carere morte, кого следует опасаться, а кто сегодня обретёт бессмертие, благодаря ей. Мелькали знакомые лица: Вальде, Хаста, Гесси, Меренсы…

Вторая часть танца — "дамы ищут кавалеров". Мира, подобрав платье, двинулась в обход зала в толпе дам и почти сразу остановилась, заметив Гектора.

…Они степенно, медленно прогуливались по залу.

— Что ты тут делаешь, Гектор? Твоей фамилии нет в списке приглашённых.

— Ты так в этом уверена?

Вампирша улыбнулась.

— Лишь тридцать знатнейших родов Карды. Это правило. Все тридцать фамилий я знаю наизусть.

— Здесь много авантюристов, вроде меня, — бросил он, принимая от неё маленькую свечку. — Я пришёл по чужому приглашению. Что-нибудь ещё?

— Не верю, что ты пришёл сюда для развлечения. Здесь опасно!

— Разумеется, я пришёл не развлекаться! — фыркнул вампир. — Разумеется, я знаю о гостях Кардинского Бала, носящих герб охотников! Но оставим мои цели. Как поживает твой племянник?

— Ты уже спрашивал это, — спокойно сказала Мира. — Орден до сих пор прячет его. Прекрати напоминать о моём визите к охотникам! — неожиданно вспылила она. — Это не повторится!

Вместо ответа вампир с ехидцей черкнул пальцем, обведя её шею, словно ошейником, и они разошлись. Мира гневно размахивала веером: "Пора начинать охоту!"

Она обратила внимание на высокую девушку, идущую во второй паре вслед за герцогом и герцогиней Реддо. Она шла легко, грациозно, улыбка обозначила мягкие ямочки на щеках, платье из травяного цвета тафты оттеняло белоснежную кожу; сильные, красивые руки, магнетический взгляд зелёных глаз с золотыми искорками.

"Из неё получится великолепная вампирша…"


…Лира не переставала радоваться всё время, оставшееся до Бала Карды. Она летела на гребне волны, и её не могли сбить с него ни участившиеся нравоучения Адоры, ни долгая скучная дорога в Карду, ни даже то, что Гесси, принявшие девушку на время праздника нежити, немедленно начали навязывать ей свой жизненный распорядок. Лира летала… Лира пела! Она напевала, дошивая своё первое бальное платье, напевала днём, разучивая танцы, напевала ночью, грезя грядущим праздником. Иногда она даже забывала, что для Ордена Бал Карды — не развлечение, что она идёт туда не веселиться, а исполнять свой вечный долг.

Карда понравилась охотнице. Старые, аккуратные, небольшие дома и узкие мостовые из мелкого тёмного камня. Серые, странные люди, тронутая льдом река, чёрная и извилистая, как вена. Карда звала, соблазняла своими загадками и улыбалась как ассасин, прячущий кинжал за спиной. Город — петля, город — ловушка, город — капкан! Карда понравилась Лире, но Лира не понравилась Карде… Хмурые дни здесь торопились пронестись мимо, скупое небо жалело для девушки единственного лучика солнца, жестокий ветер стремился сбить с ног, завертеть, засыпать снегом, ночи тяжело наваливались на грудь.

Лира всё равно не унывала! Она летала. Она пела… До последней ночи перед Балом, когда вновь проснулась в холодном поту с больно бьющимся сердцем.

"Нет! Не хочу умереть! Не хочу умереть! Ещё так рано! Я не потанцевала на своём первом взрослом балу, я не узнала ответа ни на один вопрос, я не узнала себя, я не узнала мир! Так рано… Я ещё даже не узнала любовь!"

"Пожалуйста, пожалуйста — нет, — свистяще шептала девушка сквозь стиснутые зубы. А Королева Бездна стояла над ней, протягивала руки, чтобы обнять её душу, когда та вылетит с последним ударом сердца, с последним выдохом… — Нет, пожалуйста, нет! — Лира извивалась от боли внутренне, но боялась пошевелиться. Быть может, утром её так и найдут: вытянувшуюся в струнку, окоченевшую… "Нет! Нет! Мама, я не хочу!"

Смерть сжалилась, отпустила, царапнула напоследок сердце острыми когтями и пообещала вернуться скоро… Очень скоро! Лира свернулась калачиком, обняла подушку и залилась слезами.

Вечером следующего дня она была румяна, весела. Волосы, уложенные во взрослую высокую причёску, медно блестели, в ушах завлекательно позвякивали серёжки. О ночных рыданиях напоминали только припухшие, от этого кажущиеся сонными глаза.

Новое платье бледно-зелёного цвета шло девушке — она поймала немало восхищённых взоров ещё когда поднималась по ступеням к дому, принимающему Восемнадцатый Бал Карды. Новёхонькая белая жёсткая маска больно давила на переносицу, но скоро Лира перестала её замечать. Вслед за Домиником Гессиона оставила своё приглашение на мраморном столике, и они прошли в бальную залу.

Очень светлый паркет и стены, белый потолок без следа копоти, с едва заметными пастельными узорами… Большая квадратная зала была ослепительно, нереально светлой. Свет изливался отовсюду, отражался от пола, искрился-танцевал в хрустальных подвесках люстр. Единственными тёмными пятнами были портьеры с гербами всех владетельных Домов Карды на окнах. Невидимый оркестр играл что-то пленительное, чарующее, зовущее оторваться от земли и кружиться, кружиться… Лира улыбнулась. Она чувствовала себя… дома. Почему в её детстве было так мало праздников? Всего два детских бала, на которых она почти не танцевала. Родители учили её, как отличать вампиров от людей, но ни маме, ни папе никогда и в голову не приходило пригласить преподавателя по танцам.

Знания Лиры ограничивались несколькими манерами, усвоенными в школе, и несколькими па, которые она успела выучить в последнюю неделю, но девушка почему-то чувствовала себя уверенно. Весьма уверенно! Уверенней, чем когда-либо прежде!

"У меня всё получится, — тепло подумала она, любуясь отражением своей юбки на паркете. — Сегодня я повеселюсь!"

После первого танца — танца со свечами, охотница соизволила прислушаться к своему сегодняшнему патрону — Доминику Гесси.

— Цель carere morte на этом Балу — инициации. Убийства официально запрещены их владыкой, иначе Орден давно прикрыл бы этот шабаш. Твоя помощь понадобится, когда дело дойдёт до исцеления новообращённых вампиров. А пока, — он замолчал, пронзительно оглядывая залу. Гости прятались под масками… Кто среди них — carere morte?

— Веселись? — осторожно предположила Лира.

— Не отходи от меня ни на шаг, — строго закончил охотник.

Лира поникла. Значит, вот как. Скучать, сонно обмахиваясь веером, и отвечать лишь на приглашения кавалеров, одобренных лично Гесси…


На новый танец Гектор пригласил высокую рыжеволосую девушку в светлом платье, отмеченную Мирой в качестве первой жертвы.

"Только бы Долус меня не опередил!"

— Не подскажешь, кто эта дама с Гектором? — задумчиво спросила Мира Адама, не спеша прогуливавшегося по залу.

— Она совсем юна — поумерь аппетит, — усмехнулся вампир.

Девушка, словно почувствовав, что о ней идёт речь, обернулась. Это одно движение, чуть угловатое, детское, ещё не женственное, обиженный изгиб губ — и вампирша узнала её: охотница, бывшая среди тех, кто убил Конора. Её сбил с ног Гектор, улетая!

Ответный огонёк узнавания промелькнул в глазах охотницы, и они отвернулись одновременно, резко.

— Я видела её в Доне, с охотниками! Нам следует держаться от неё подальше, — улыбнулась Мира.

— Охотница? — Адам удивлённо прищурился, оценивая странную пару. Девушка словно бы дремала, но время от времени поднимала на партнёра глаза, и вспыхивающие в них зелёные искры были горячими и опасными…

Игра началась. И скоро в ней появились первые проигравшие.

— Кровь охотников невкусная и совсем не утоляет голод, — посетовала Мира, когда ведомые ею юные вампиры возвратились в дом из сада, — но эти последние секунды перед убийством: момент, когда смотришь ему в глаза, видишь страх и понимаешь, что прошла защиту…

От злобной усмешки Гектора, встретившего их, она поперхнулась.

— Что ты сочиняешь, — презрительно бросил он. — Их кровь самая обычная на вкус. Разве что она почти не разбавлена страхом.

Новички не принимали участия в разговоре. Одна из них, безымянная вампирша в жёлтом платье, старалась поавантажнее прикрыть веером пятно крови на лифе.

— Моя прабабка на Одиннадцатом Балу вампиров убила троих из Ордена, — похвасталась Мира. — Сегодня я намерена превзойти её результат.

— А где она сейчас? — спросил Гектор.

Мира умолкла.

— Кто её убил? Охотники?

Вампирша рассмеялась:

— Нет! Такая смерть не для нас. Люди Карды.

— Значит, отрубили голову и сожгли, а тело разрубили на части и зарыли на Лысом холме…

— Немного не так. Тело утопили в речке на севере, Стигии. Есть там одна заводь… В ней детишкам до сих пор запрещают рвать водяные лилии. Понимаете теперь, почему?

Бойкая вампирша в жёлтом платье уважительно кивнула и тут же задала волновавший всех новичков вопрос:

— Когда мы начнём инициации?

— Прямо сейчас! Уже есть одна, мечтающая присоединиться к нам, — Мира усмехнулась и кивнула на девушку в скромном белом платье, смеющуюся чему-то в зале. — София Меренс, дочь моих соседей. Так странно! Я помню её ребёнком…


Первый же партнёр Лиры оказался весьма подозрительным человеком. Очень смуглый, с крупными, резкими чертами лица — он не был похож на вампира, но его руки были холодны для человеческих, в них не чувствовалось биения живой крови. За маской Лира не видела лица, но эта фигура, эти повадки — сильного, медлительного, осторожного зверя казались ей знакомыми. Откуда же? Он сам подлил масла в огонь, заявив во время прохода:

— Мы встречались раньше. Помните?

— Нет, — честно призналась девушка. — Вы…

— Гектор Долус. Нравится ли вам Карда, Лира? Я нахожу жизнь здесь скучноватой и предсказуемой.

— Я — Талия, — не очень уверенно поправила Лира.

— Разумеется, здесь вы — Талия, а, может быть, Лаура, Лира. Называться истинными именем и фамилией в цитадели вампиров вам было бы неразумно.

Лира не подала виду, что её задели эти слова. Она окаменела в молчании, не зная, что сказать. Охотница отвернулась от странного партнёра, глянула в зал и заметила даму, смеющуюся какой-то шутке своего молодого длинноволосого спутника. Миниатюрная блондинка. Маленькая маска почти не скрывала лица: она не считала нужным прятаться, в отличие от многих здесь. Быстрая, нервозная мимика, жесты; знакомые повадки… Лира прежде видела её. Где же? О!

Должно быть, смятение отразилось на её лице, и дама, выбравшая именно этот момент, чтобы осторожно глянуть на охотницу, поспешно отвернулась. Они узнали друг друга. Вампирша, сопровождавшая Конора в ночь его убийства. Та, которую Родерик приказал не трогать!

Если верить Винсенту, Мира Вако.

Лира похолодела. Она вспомнила, почему партнёр показался знакомым. Это третий carere morte, что был там в ту ночь!

— Ты ищешь смерти, carere morte? — холодно спросила она Гектора. — Если ты узнал меня под маской, зачем ты подошёл ко мне?

Вампир приосанился, напустив на себя неприступность:

— Многие на этом балу ищут средство от смерти. Но немногим оно действительно нужно.

Следующая фигура танца разъединила их. Лира едва дождалась нового объединения пар, но заговорить первой не решилась. Они закончили танец в молчании, и Гектор отвёл её к охотнику.

Доминик Гесси, беседовавший с Селестой Ларгус, ещё одной участницей сегодняшней охоты, усмехнулся, увидев лицо Лиры.

— Что, он уже предложил тебе бессмертие?

Лира вспыхнула, точно охотнику открылась её тайна. Девушке стало неловко, будто её уличили в неподобающем поступке.

— Обычное дело, — заметила Селеста, улыбаясь. Улыбка не шла строгой леди, да и стальные холодные глаза выдавали искусственность этой улыбки. — На балах Карды всегда много юных восторженных дурочек, начитавшихся вампирских сказок. И carere morte принял тебя за одну из них. Придётся тебе играть эту роль. Он уведёт тебя для обращения и попадёт в нашу ловушку.

Лира нехотя кивнула. Её вдруг затрясло от обиды, будто "юная восторженная дурочка" относилось к ней. Девушка не сказала охотникам, что этот вампир знает, кто она. И что он знает, как ей нужно…

"Средство от смерти"…

Объявили следующий танец. Лира осталась в стороне, спряталась за спутников, чтобы её не заметили. Пары закружились в первом вальсе, а она разглядывала гостей и размышляла, размышляла…

Вампиры… Что она, охотница, в сущности, знала о них? Родители учили её по старым сказкам: проклятые, лишённые смерти, дети Ночи, порождения Бездны, слуги дьявола… Когда Лира пришла в Орден, то услышала и другую точку зрения. В последние годы некоторые энтузиасты пытались подвести под старые сказки научный базис. В свете их теории carere morte называли больными. Как полагали сейчас, болезнь эта передавалась с особыми клетками белой крови, обнаруженными только у carere morte. Органы у бессмертных работали, только в ином ритме. Страшное действие ритуала охотников объяснялось бурной химической реакцией между необычными продуктами обмена у вампиров, а серебро и святая вода выступали её катализаторами. Сходным образом действовало и солнце. Оставались, конечно, и белые пятна: чудовищное обличие, зеркала, разбиваемые взглядом, рабы — живые мертвецы, которых способны были поднимать самые сильные из бессмертных… Что думала Лира? — За два года в Ордене охотница так и не сумела определить, кем являются carere morte для неё, но одно могла сказать точно: они не возбуждали в ней ненависти.

Всего три слова: "Средство от смерти", — почему она вновь и вновь повторяет их про себя, а глаза-предатели уже ищут вампира, сказавшего ей это?

"Да что со мной? Неужели это я?"

"Средство от смерти", — так просто, так легко! Всего одна капля бессмертной крови — и уйдут страшные ночи, и растает тень у её изголовья. Она никогда не состарится, не потеряет память — всю прожитую жизнь! — как бабуля, не погибнет трагически, нелепо, как мама и папа. Она буду принадлежать Королеве-Бездне безраздельно.

Лира поиграла с последней фразой. Сначала она страшила, но скоро заворожила. Рана в сердце уже не болела, а Королева, стоящая перед ней, была прекрасна! Она оберегала, она направляла. Она одна в этом мире — не обманывала…

Селеста быстро проговорила что-то Доминику. Гесси сделал Лире знак следовать за ними. Охотница покорилась, но едва сделала первый шаг, её словно окатили ледяной водой: "А Орден? Лира Диос, ты забыла, кто ты! Капля бессмертия? Ха-ха-ха! Забудь, забудь, забудь".

"Забудь и покорись смерти — а она придёт скоро, очень скоро!"

Щёки девушки пылали. Она порадовалась, что этого не видно под маской.


Две трети ночи минули. Гости, разбившись на стайки, беседовали. Карусель бала кружилась, не замедляя вращение, уже тошнило и звенело в ушах, все мужчины, казалось, были на одно лицо, а женщины рядом с ними — просто яркие пятна.

Кружась в вальсе с Митто, вампирша следила за охотницей. Та прогуливалась у входа в зимний сад. В одиночестве. Ещё одна старая ловушка охотников: несколько, должно быть, таились за гротом в глубине сада. Адам почему-то также постоянно оборачивал голову на девушку… Вот охотница улыбнулась проходившему мимо Гектору, тот остановился. Адам и Мира переглянулись и ловко переместились из внутреннего круга вальсирующих во внешний, чтобы пройти поближе к беседующим.

Охотница тихо говорила что-то вампиру. Адам и Мира переглянулись ещё раз и замедлили шаг. Но расслышать слова отсюда было невозможно, Митто пытался читать по губам, он беззвучно шептал, повторяя вслед за беседующими. Мира же читала по его губам: Охотница: "Мне… нужна… только… капля…"

Гектор: "И капля… бессмертия… бесценна", — что-ты-дашь-взамен? — быстро пробормотал Адам, угадывая продолжение.

Девушка: "У меня… есть….. только… моя жизнь…"

Губы Гектора презрительно искривились: "Это не то!"

Адам унёс Миру на следующий круг. Они двинулись бешено быстро.

— Странно! — не сдержалась вампирша. — Это западня Ордена? Но тогда почему так грубо, этой чуши не поверит и двухлетний!

Адам прищурился: они вновь приближались к зимнему саду.

Тон беседы изменился. Охотница говорила быстро, заносчиво: "Я… приближённая главы Ордена… Я… превосхожу многих охотников… а кто ты?"

Гектор молчал, тонкие губы решительно сжаты. И знакомый взгляд, тот же, что полгода назад: так смотрит… машина, хорошо отлаженная, чётко работающая… слепая и, в слепоте своей, несущаяся в пропасть.

Мира оказалась спиной к говорившим. Когда она вновь увидела зимний сад, странная пара разошлась.

— Интересно, — выдохнул Адам. На половине следующего круга они свернули в сторону… последний стремительный алеманд… и остановились у колонны.

— Никому ни слова об этом интересном разговоре, — очень серьёзно повелел вампир.

— Хорошо.

Митто ушёл, торопясь.

Мира наблюдала, как на следующий танец он галантно пригласил охотницу, и удивлялась, с какой чёрной ревностью следит Гектор за вальсирующей парой. Адам был привычно обходительно-вежлив, вот только резок взгляд. А юная дева, наверняка впервые танцующая на взрослом балу, не замечала борьбы, разворачивающейся из-за неё…


К середине бала охота переместилась в зимний сад. Лира прогуливалась у входа, изредка с завистью оглядывая бальную залу. Более всего ей хотелось забыться в танце, но она покорно мерила шагами светлый паркет. Она ждала.

Вот он, подошёл. Вампир, загадочный Гектор Долус. Лира сняла маску — в ней не было смысла, но не успела ничего сказать: он уже прочитал все её сомнения. Девушка улыбнулась ему как другу. Она ждала.

— Бессмертие дорого даётся, Лира Диос, — вдруг сказал он.

— Мне нужна только капля.

— И капля бессмертия бесценна. Что ты дашь мне за неё?

Лира оторопела. К такому разговору она не была готова.

— У меня есть только моя жизнь…

— Это не то, Лира Диос! — он так подчёркивал всё время её имя! Видимо, ему нравилось его звучание. — Жизнь любого из гостей Бала я могу получить сию же секунду, и никто не потребует с меня платы. Ты охотница. Подумай…

Лира вспыхнула.

— Чего ты хочешь? Тайну Покрова? Тайну нашей защиты? Тайну нашей воды? Я не готова сказать тебе всё это. Есть клятва…

— Ты уже нарушила её, заговорив со мной. Мне не нужны ваши тайны, — презрительно сказал вампир. — Сокровище за сокровище. Мне нужен ваш Избранный.

— Что?

— Крас, покровитель Ордена, скоро убьёт его. Жаль будет потерять его Дар.

Лира молчала. Мимо них в быстром вальсе проносились пары, и девушке казалось, мелодия несёт и её, кружит в водовороте. Охотница теряла всякие ориентиры в мире… Она помотала головой и, неожиданно для самой себя, расхохоталась:

— Сокровище за сокровище? Хорошо, но так ли ценна твоя кровь? Я — приближённая главы Ордена, я превосхожу многих охотников, а кто ты, Гектор Долус?

Теперь замолчал он, нервно сжав губы. Он глядел на охотницу изумлённо, как на ожившую куклу.

— Мне нужна капля крови Владыки вампиров, — отчеканила Лира и добавила, закрепляя победу. — Дэви… и никто другой.

Глаза вампира пылали бешенством, когда он уходил. Танец закончился, партнёры кланялись друг другу. Лира всё также гуляла у входа в зимний сад и размышляла, размышляла: "Перешла ли я уже черту? Этот разговор… хмм, вполне невинный. То есть, его можно принять за таковой. Я лишь играла роль, назначенную мне охотниками… Или нет?"

"Или нет!"

— …Вы позволите пригласить вас на этот танец, леди?

Девушка вскинула глаза на говорившего и сразу узнала молодого человека, так неожиданно, бесплотно подошедшего. Светловолосый, остроносый, с мелкими, сухими чертами лица — в начале бала он разговаривал с Мирой Вако.

"Наверное, и он тоже вампир. Да что во мне такого? Мёд я для них, мёд!"

Лира выразила согласие осторожным поклоном.

Был объявлен сложный на её взгляд вальс, и, чтобы не ошибиться, девушке пришлось полностью довериться новому партнёру. Он танцевал хорошо, и они стали одной из лучших пар в зале.

Дежурные славословия празднику, дежурные комплименты, дежурные шутки… Партнёр держался любезно и в достаточной мере безразлично, ей было легко с ним. Лира весело смеялась. Но вот смена движений. На долю секунды девушка испугалась, что споткнётся и упадёт, но партнёр поддержал её и замедлил движения, направляя.

— Должен вас предупредить: тот, с кем вы разговаривали сейчас — очень опасный человек, — сказал он во время краткой передышки в танце — променада.

— Чем же он опасен?

— Он лгал вам, вы заметили? Ложь из уст владыки Низших всегда крайне опасна. Низшие… — закончил он уже во время вальса, — …не знают, что такое честь.

— А Владыка вампиров знает?

Его светлые спокойные глаза заискрились смехом:

— Вас познакомить?

Перед глазами Лиры встал портрет Дэви, украденный из архива.

— Да, — ровно сказала охотница и, испугавшись своему ответу, поторопилась оправдаться: "Разузнать побольше о враге. Кто из охотников отказался бы?"

— Владыка не почтил своим присутствием Бал, — быстро зашептал вампир: танец уже кончался, — но он в Карде. Придёте к особняку Митто утром. Вас проводят. Сюда идёт ваш надзиратель… Прошу меня простить.

Едва поклонившись, он поторопился исчезнуть. Лира, растерянная, осталась стоять в центре залы, и к ней шёл раздосадованный и от этого ещё более строгий Доминик Гесси.

— С кем я говорила сейчас? — виновато спросила девушка.

— Адам Митто. Он в свите Владыки вампиров. Ты, безусловно, удачно выбираешь партнёров, Лира! Но следующий танец мой.

В центр зала вынесли небольшую, невысокую сцену. Лира безропотно устроилась около Селесты, ожидающей начала театрализованного представления в кресле. Девушка отдыхала после десятка танцев, шедших один за другим, и не забывала рыскать глазами по зале в поисках новых знакомых вампиров.

Сначала она пыталась разгребать беспорядок своих новых мыслей и целей, но скоро оставила это занятие. Её силы были слишком малы, хаос занимал голову медленно, но неуклонно.

"Я только играю", — убеждала себя Лира, и понимала, что врёт, обманывает сама себя. Неотвязная мысль иголкой колола виски: "Я уже перешла черту!"

"Я ещё могу вернуться! Всегда можно вернуться и начать сначала", — Лира успокаивала себя. Лира обманывала себя… Она чувствовала себя в начале неизвестного пути — впервые в жизни. Это было завораживающее чувство. Там, в зазеркалье, в незримом мире ветер трепал её волосы, впереди расстилалась неизведанная даль. Небо встречалось с землёй и стекало на неё, смешивалось с ней. Горизонта в том мире не было. Лира ощущала сладкую пустоту в животе, как перед прыжком в пропасть.

"Это смерть танцует со мной!" — тянула певица на сцене…


…Начинается театрализованное представление с песней, но Мира не остаётся его смотреть. Она ведёт какую-то совершенно не знакомую ей прежде девушку в зимний сад, сверкает глазами, увлечённо рассказывает чепуху о новой трактовке классической пьесы Молтера столичным Театром Греди. Впрочем, с точно таким же успехом она могла бы повествовать о своём путешествии на Луну: девушка слушает зачарованно.

Зайдя за искусственный грот, вампирша более не скрывает клыки. Несчастная не кричит в страхе, лишь шепчет слабо, неуверенно: "Не надо…"

— "Не надо" что? — улыбается Мира, качаясь на волнах медленного ритма пленительнейшего из танцев — вальса. — Я не стану тебя убивать! Тебе повезло: Королева всех ночей не велит.

— Не надо! — вновь повторяет девушка, а в глазах стоят слёзы.

— Ты слаба, дорогая. Подчинись.

Мира знает, что действует слишком быстро, грубо. Она помнит, что Владыка наказывает тех, кто превращает ритуал разделённого бессмертия в спорт. Но так чертовски приятно играть чужой жизнью, чужой смертью, не отягощая себя ответственностью, не заботясь о последствиях!

— Прошу вас, умоляю: не надо! — но вампирша уже прижимает её к деревянной решётке, опутанной каким-то вьющимся растением с большими белыми цветами. Тонкий голосок безымянной певицы обречённо тянет в зале: "Это смерть танцует со мной!" Вода в гроте подрагивает на сильную долю такта.

— Что, думаешь, лучше смерть? — шепчет вампирша. — Хочешь, покажу?

Она выбирает для укуса вены на руках: отсюда жизнь можно тянуть очень долго, чтобы будущая carere morte успела понять, чего она лишается. Девушка слабеет, опускается у решётки, побелевшими, замёрзшими губами шепчет что-то невнятное…

"Мама, мамочка!" или "Господи помоги!"?

Потом затихает совсем. Легкое, быстрое как крылья бабочки дыхание замирает, из сердца вместе с жизнью уходит страх, оно бьётся медленно, лениво. Огонёк жизни мерцает в глубине становящихся бездонными с приближением смерти глаз. Можно, конечно, забрать и его и долго потом катать на языке, всматриваясь в таинственные темнеющие глаза: "Что они видят сейчас? Всю Вселенную? Или ничего?"

Но Мира прерывается: Ночь сегодня не велит. Снимает перчатку, прокусывает запястье. Она даёт своей крови влиться в раны на запястьях девушки и ждёт несколько минут.

Да, превращение началось! Эти изменения не заметит смертный, но вампирша чувствует: перед ней carere morte. Осталось закрепить их:

— Пей, — беззвучно, поднеся руку к её холодным, ещё липким от ушедшего страха губам. — Пей или умирай.

Конечно, она слушается, пьёт кровь бессмертной, отказываясь умирать. Это самое вкусное в инициации: ощущение собственной власти. В эти бесконечные мгновения вампирша ощущает себя богиней.

Глаза бывшей смертной закрыты, она спит. Преображение совершается во сне, как у прекрасных бабочек. И столь же недолго, сколь эти яркие создания проживёт её дитя, обращённое в carere morte страхом.

В зале веселятся другие. Вот внесли шкатулку… Герцогиня Реддо чуть замешкалась перед тем, как огласить результат жеребьёвки:

— Дом… Дом Реддо!

Гости засмеялись, зааплодировали. Что ж, и такое случается! Этот гостеприимный дом примет и следующий Бал вампиров…


— Я скажу вам об Избранном, что вы хотите, — пожалуй, слишком официально объявила Лира.

Она встретилась с Долусом сразу после бала у летней веранды в саду. Гектор, вопреки её ожиданиям, не просиял, услышав это. Вампир был очень сдержан.

— Разве не об инициации вы говорили с Митто? — ревниво спросил он.

— А кто это: Митто? — Лира смиренно опустила глаза. — Он называл вас владыкой Низших…

— Митто лжёт! — но глаза вампира сказали ей, что лжёт, как раз, он сам. — Я Высший, и вы должны помнить это! Высшие не якшаются с Низшими!

— Вам интересно, где Избранный сейчас?

Вампир несколько оторопело кивнул. Они сошли с садовой дорожки, спрятались в тени веранды. Охотница куталась в тёплую накидку, но всё-таки мёрзла без пальто.

— Избранный сейчас в Доне. Родниковая улица, дом, кажется, семь. Это недалеко от Второй Городской больницы. Его хорошо охраняют. Ещё тот район под Покровом, так что carere morte не подобраться близко.

Гектор хмурился всё больше.

— Слишком легко ты сдалась, — он завертелся, принюхиваясь как зверь. Вампир искал врагов. — Слишком легко! — угроза послышалась в его голосе. Он двинулся к охотнице, попытался схватить, но Лира увернулась.

— Уходи сейчас, — тихо, мягко сказала она. — Это ловушка. Я не могла не подчиниться. Мне велено увести тебя за веранду.

Он зарычал:

— Ты пойдёшь со мной!

Девушка отрицательно покачала головой. Вампир рванулся к ней и споткнулся. Тёмная фигура выступила из-за дерева. Человек с арбалетом.

Carere morte не отступился, не попытался сбежать и получив стрелу в спину. Впервые Лира вынуждена была достать кинжал из ножен, но воспользоваться им не пришлось. Подбежали трое, оттеснили вампира. Запястья Гектора пришпилили кинжалами к стене веранды, обездвижили вампира ещё одним ударом — в сердце. Лира отвернулась, не дожидаясь первых слов ритуала.

Едва выйдя из тени, она угодила в руки Селесты. Вдруг подкосились ноги. Испуганная охотница не сумела предупредить её падение. Лира успела пожалеть своё светлое платье перед тем, как лишилась сознания…


По традиции праздник закончился за час до рассвета. Мира попрощалась с новыми друзьями. Она спустилась в сад, подальше от дома, чтобы преобразиться и улететь незаметно для окружающих, и у пустой белой чаши фонтана замерла: ей открылась сцена у летней веранды.

Вампир попался охотникам! Приглядевшись, Мира узнала Гектора. Двое держали его, для верности они пригвоздили руки вампира кинжалами.

Кто-то неслышно подошёл, подхватил её под локоть.

— Уйдём, — мягко сказал Адам. — Слабые погибают. Естественному закону жизни подчинены и carere morte — это будет эпитафия.

Мира подчинилась. Они ушли в тень деревьев, и только тогда она обернулась. Площадка у веранды была пуста. Значит, ритуал уже окончен. Эта смерть мгновенна и страшна, как смерть от солнца: ничего не осталось, лишь пепел. Пригоршня пыли… Мира отвернулась и последовала за вампиром. Хвост её юбки волочился по земле, но она не замечала этого.

"Пусть. Если и этот будет мёртв, история последнего Избранного навсегда останется только моей тайной…"

Она внезапно почувствовала, что улыбается, одним левым уголком рта. Лицо осталось неподвижным.

Часть 4


Глава 31 Тень Стража

— Сначала упорные слухи о человеке, видящем всю вампирскую карту Карды, — вслух размышлял Владыка. — Потом тишина на три года, и вдруг: таинственное исчезновение Конора, Ингенс, найденная близ Источника. Судя по её виду, она вкусила крови Избранного. Фульге и Вако, якобы убитые охотником из фанатиков! Ночной мир взбесился без меня.

Адам Митто, внимавший Владыке, оскалился, изображая ехидную усмешку.

— Все случаи — звенья одной цепи, — задумчиво произнёс Дэви. — Я узнал от одного Низшего, что новый владыка дал ему важное задание. Новый владыка, известный нам Гектор Долус! Низший сказал немного — боялся мести Долуса, но суть я понял: Гектор вознамерился обратить на свою сторону юного адепта Ордена. Низшие по его приказу тщательно готовили смертного к предательству. Зачем же? Долус мечтает забрать что-то у Ордена, заручившись поддержкой охотника. Что-то необычайно ценное, невероятно ценное… Я полагаю, Избранного.

— Гектор здорово струхнул, когда услышал от меня о вашем скором возвращении в Карду, — заметил Митто.

— Да, Адам! Он знал, что я не оставлю ему даже его подобие жизни. Страх взял над ним верх, и он обезумел. Бездна подсказала мне пригласить его на Бал Карды. И там Она легко забрала его.

— Его убили охотники.

— Да. Он проиграл! Та девушка-охотница…

— …Высоко оценила свою честь и верность идеалам Ордена… Она требовала встречи с настоящим Владыкой вампиров!

Дэви прищурился:

— Ты думаешь, она придёт?

— Разумеется, придёт. Её словно что-то точит изнутри. Она так уверена в своей болезни, что почти обманула меня: на долю секунды я поверил, что ей, и правда, недолго осталось. Но её сердце совершенно здорово! Я подозреваю чары Низших.

— Так и есть! Она — та самая жертва Долуса.

— Не может быть, господин! Какое удачное совпадение для нас!

— Их встречу готовила Бездна, — глаза Владыки сейчас были непроглядной тьмой. — Как Владыка, я по-прежнему угоден нашей Госпоже.

Со значением сказав это, он погрузился в долгое молчание. За окнами галереи выл ветер, клубились тучи снега, взметённые им, и Дэви в этом хаосе мерещились белые глаза древнего врага… Митто, помедлив, поклонился и ушёл, и тогда из тени галереи выступила фигура. Черноволосая вампирша в длинном белом платье. Её синие глаза глядели на Дэви тоскливо и преданно.

Алиса Тэрре, молоденькая вампирша из свиты…

— Сегодня вы сами не свой с утра, — заметила девушка.

— Признаться, я немного боюсь, Алиса.

— Да, и я! Если Избранный действительно у Ордена, то…

— Бояться следует не этого, — улыбнулся Владыка. — Даже если Избранный обретёт способность исцелять вампиров, этим он не погубит нас.

— Вы так думаете?

Дэви отвернулся. Он прищурился, вглядываясь в белую муть.

Давно ли он смеялся над торопливым, будто смертный, Гектором, чей безумный, бесцельный бег окончился гибелью? Давно ли он торговался с самим собой: инициировать ли Избранного? Давно ли он полагал, что вечность, расстилающаяся перед ним, гармонична и совершенна? Он заблуждался. Старый враг возвращается, и вновь тревогой пахнет воздух. И разозлившийся ветер, колотящий в закрытые окна, полон предчувствием перемен. Владыка предвидел смутное время и гибель незыблемых устоев.

Но вампирша ждала его ответа, и Дэви сказал:

— Много ли среди бессмертных — богов? Многие становятся вампирами, но немногие из carere morte достойны жить вечно. Большинство бессмертных боится вечности, которая открывается им. Ничтожные, они зовут Вечность Пустотой, Тьмой, Преисподней… Так пусть каждому будет дано по его вере! — И они тонут в Пустоте, во Тьме, сгорают в собственной Преисподней, их влечёт туда груз их мелких грешков, но слабейшим и этого груза достаточно! Исцеление — это просто ещё один выбор, как при инициации. Для слабейших он возможен. Вампиры-дикари недостойны бессмертия, они — рабы Бездны, поглощающей мир. Дар способен отнять их у Бездны, закрыв для них дверь в вечность, вернув их в жизнь и в смерть. Их, но не нас, Бессмертных! Дар Избранного никак не коснётся нас. Не бойся, Алиса.

— А чего же сейчас боитесь вы, Господин?

— Появился новый голос Бездны, — спокойно сказал Дэви и, обернувшись, увидел свой страх, зеркалом отразившийся от глаз вампирши. — Я почувствовал это сегодня утром. То же недавно говорила мне и Кларисса-пророчица! Глашатай Макты, голос Бездны… Она идёт к нам!

— Это женщина? — неожиданный вопрос ревнивицы.

Брови Владыки удивлённо взлетели вверх:

— Я сказал "она"?

— Вы не помните, что сказали? Значит, вы изрекли пророчество, Господин! Это женщина…

— Женщина ли, мужчина, ребёнок — неважно, Алиса. Новый голос Бездны! Или тебе неизвестно, что это значит? Бездна изрекает свою волю устами смертного в редкие, исключительные моменты. Она является нам, чтобы сообщить, что наш мир вновь на краю гибели…


А за много миль от "Тени Стража" Лира постепенно приходила в себя.

После бала Селеста отвезла её к себе домой. Девушка была вялая, слабая и легко подчинилась. Охотница отвела её в маленькую комнатку на втором этаже и помогла раздеться. Было видно, что она не одобряет отдых в постели во время праздника нежити, и предпочла бы видеть Лиру на дневной охоте… Приказав девушке спать, она вышла, а Лира, едва дождавшись, когда стихнут шаги на лестнице, вскочила и принялась одеваться.

Она ещё не совсем оправилась от обморока. Руки дрожали, голова кружилась, сердце колотилось о рёбра чувствительнее обычного. Лира не смогла туго затянуть корсет, не с первого раза у неё получалось застегивать крохотные пуговки на платье. Девушка ругалась шёпотом, но не отступала. Она помнила о приглашении Митто.

Одевшись, Лира подошла к окну. Нужно было сочинить план побега. Сначала она предполагала, что сбежит через окно, теперь же убедилась, что это невозможно: поблизости от окна не росло деревьев, в стенах не было выступов, за которые можно было бы хвататься. И Лира вышла из комнаты, оставив дверь затворённой, но не запертой.

Она была странно холодна и спокойна. Она ничуть не сомневалась, не тревожилась. Она стала быстрой и решительной. Бездна тянула её за собой, радостно смеясь.

Лира крадучись спустилась вниз и долго плутала в поисках хода на кухню, наконец, нашла и вовремя: дом начинал просыпаться. Наверху послышались детские звонкие голоса. "Я сегодня опять видела крылатую тень на нашей крыше!" — восклицала девчушка… На кухне негромко ругали кого-то кухарка и нянька. Лира прошмыгнула мимо незамеченной.

Очутившись на улице, девушка на миг растерялась. Дом Митто — а где это? Куда бежать? Она пошла наугад вдоль улицы, чтобы побыстрее уйти от дома Селесты.

Купол неба посветлел. День наступал стремительно, а улица была пуста. Спрашивать дорогу до дома Митто было не у кого. И всё-таки не унывая, она продолжала путь.

На первом перекрёстке девушка свернула налево, смутно догадываясь, что нужный ей дом должен находиться в дальнем районе города, и примерно через полчаса вышла на широкую улицу, показавшуюся ей весьма перспективной. Многие дома-особняки здесь казались заброшенными.

"Который же — дом Митто?"

Лира проходила мимо высокой ажурной решётки, огораживающей один из немногих жилых на вид домов, когда калитка распахнулась, и на улицу выглянула девочка лет пятнадцати. Растерянная, бледная, на щеках блестели дорожки слёз. Увидев охотницу, она испугалась, скрылась в саду. Лира забарабанила в дверь:

— Постой! Постой! Подскажи, дом Митто близко? Он на этой улице?

— Да, — глухо ответили из-за ограды. — Последний по улице, слева.


У дома в конце улицы слева охотница остановилась надолго. Ворота были приоткрыты и приглашали войти, но Лира застыла, не могла себя заставить сделать ни шага.

Дом был нарядным, сад вокруг него ухоженным, жилище вампира казалось бы приятным, если б не запустение вокруг: все дома-соседи были оставлены давно, их дворы заросли бурьяном. На ум пришло сравнение: дом-вампир, питающийся за счёт "жизни" других. Сзади девушке почудилось какое-то движение, и она резко обернулась.

…Никого!

Лира напряжённо прислушивалась, но в тишине только ветер играл голыми ветвями деревьев. Их сухой стук казался ей омерзительным. Решив, что долее медлить нельзя, охотница зашла за ворота и подошла к крыльцу. Дверь была заперта. Лира постучала, но, испугавшись своей смелости, тут же отступила, бросилась прочь с крыльца…

"Как глупо! Что за детские шалости, Лира?"

Девушка попыталась подбодрить себя усмешкой. Она тихонько обошла дом и очутилась на заднем дворе.

Да… Красивым был лишь фасад, а здесь царила знакомая мерзость запустения. Воистину, дом-вампир! — И он, оказавшийся неожиданно огромным, теперь нависал над девушкой, закрыв полнеба. Развалившаяся летняя терраса, разбитая травой на куски каменная дорожка, уродливые, больные без солнца деревья — здесь была видна разрушительная работа смерти. Лира несмело прошла по дорожке до задних ворот, выводящих на безымянную дорогу, и тут ужасный грохот какой-то адской повозки послышался вдали. По замерзшей дороге к охотнице спешил большой закрытый экипаж, запряжённый быстрой двойкой, плотные занавеси скрывали внутренность кареты, на дверце Лира нашла знакомый герб — крылатого льва с собачьим хвостом. Экипаж остановился прямо перед ней, и возница соскочил с козел. Он торопливо распахнул дверцу, — карета оказалась пустой, — и подал девушке руку, приглашая подняться. Лира не стала испытывать его терпение и забралась в карету. Дверца захлопнулась. Ошеломлённая темнотой, охотница хотела отдёрнуть занавесь, но была остановлена возницей. Тогда Лира покорно опустилась на мягкий диванчик. Только сейчас она поняла, как устала за ночь. Неотлучная тёмная спутница склонилась над ней, холодной ладонью провела по лицу, и глаза девушки закрылись. Через мгновение она спала.


Лира проснулась от резкой остановки экипажа. Дверца распахнулась, и она невольно прищурилась, ожидая увидеть ослепительный день, но снаружи оказалось почти также темно, как внутри кареты. Они остановились во внутреннем дворе огромного замка, и почти на всём нём лежала гигантская тень. Девушка вышла из экипажа, с интересом огляделась.

Это был первый настоящий старинный замок, который видела Лира. Сложенный из тёмного, почти чёрного камня у подножия одинокой, такой же чёрной горы, он казался приземистым, несмотря на немалую высоту двух главных, когда-то одинаковых башен. Сейчас одна из них была разрушена наполовину: в старые времена замок не раз подвергался осадам. Толстенные стены казались продолжением скал вокруг, широкие круглые сторожевые башни по углам усиливали впечатление массивности. Во внутреннем дворе стояло несколько экипажей.

"Я иду в настоящее вампирское гнездо", — Лира ухмыльнулась, подбадривая себя.

В стене целой главной башни отворилась неприметная дверь. Человек в серой ливрее быстрым шагом направился к охотнице. Лира безучастно следила за ним. Она ещё не совсем проснулась, и всё вокруг казалось продолжением сна. Ведь не может же быть на самом деле охотница — Лира Диос! — в замке Владыки вампиров! Её рука скользнула по юбке, тихонько проверяя потайные карманы. Лира нашла пузырёк со святой водой. Кинжала не было. Видимо, Селеста достала его, когда снимала платье.

"В Доне посмеялись бы над моей экипировкой!"

Всё же она представила, как останавливает всю свиту Дэви взглядом и ослепляет Владыку водой из Источника… Слуга, тем временем, приблизился и сделал знак следовать за собой. Девушка подчинилась. Они вошли в дверь в башне замка и сразу потянулись бесконечные коридоры и лестницы.

"Если придётся убегать, я вряд ли найду обратную дорогу!" — мелькнула мысль.

Постепенно коридоры и лестницы расширялись, расцвечивались красками, обрастали светильниками, картинами, коврами, начали встречаться другие сероливрейные лакеи. Очередные двери распахнулись. За ними был зал, где её ждал Дэви.


Зал был небольшим. Раза в четыре меньше бальной залы дома Реддо, где девушка недавно танцевала. Когда-то в восточной стене его были окна, но сейчас они были заложены камнем. Несколько светильников создавали светлый коридор до кресла Владыки, углы зала тонули в темноте. Было заметно, что светильники зажгли несколько минут назад, исключительно для гостьи — для неё! Свита Владыки расположилась у стен. Лира видела лишь бледные пятна лиц. Неясные фигуры двигались — угловато, неровно, хищно. Это напоминало какой-то танец пауков. В глаза охотнице бросилось одно лицо — женское, безучастное. Но туманный взгляд девушки был живым! Около неё вилось несколько carere morte. Лира поняла и содрогнулась: они здесь трапезничают!

Не дойдя трёх шагов до кресла, охотница остановилась, решив не кланяться. Она приглядывалась к человеку, сидевшему перед ней. Темноволосый, темноглазый, с правильными чертами лица, он был красив. И он был очень похож на портрет, до сих пор бережно хранимый девушкой.

— Дитя, зачем ты пришла? — спросил вампир. Его голос был низким и приятным, бархатистым. Лира опешила, поняв, что совершенно не готова ответить на этот вопрос.

— Я пришла к Дэви, Владыке вампиров…

Тишина вокруг казалась осязаемой, плотной. Carere morte вперили в гостью копья взглядов.

— Я — Александр Дэви, хозяин этого замка и Владыка carere morte! — звонко возгласил вампир, но глаза его остались тусклы. — Мне хотелось бы больше узнать о моей странной гостье. Адам слышал часть вашего разговора с Гектором Долусом. Вы охотница и вы просили бессмертия у carere morte… Странное сочетание! Оно не может быть объяснено лишь уловкой охотников, благодаря которой двумя часами позже Долус был убит — ведь сейчас вы передо мной, и одна, без отряда. Поведайте же, леди, кто вы и зачем пришли ко мне? Неужели вам так необходимо бессмертие?

Он помогал ей начать. Лира воспряла духом.

— Я — Лира. Лира Диос, — по рядам вампиров побежал испуганный шёпот. — Я сказала Долусу, что соглашусь, только если капля бессмертной крови будет кровью Владыки вампиров.

— Ты сирота, верно?

— Да, мои родители погибли.

— Как они умерли?

— В рейде. Их убили не вампиры, — девушка подчеркнула "не". — В Ордене думают, они натолкнулись на какую-то уличную банду. Меня привела сюда не месть. Я не лгу, я действительно хочу стать бессмертной.

— Зачем тебе вечность, дитя? — Лире послышалась усталость в его голосе.

Охотница вдохнула здешнего холодного и пахнущего кровью воздуха и почувствовала, как тьма и покой наполняют её.

— Я неизлечимо больна и могу умереть в любой момент, — просто сказала она.

По залу пробежал смешок.

— Этот так, — с вызовом объявила Лира. — Я молода, но у меня болезнь стариков.

— Твоя единственная болезнь — уныние, — печально сказал Владыка. — Впрочем, ты можешь думать, что хочешь. Однако скажи, разве тебя не учили наставники: ты получишь бессмертное тело, но погубишь бессмертную душу?

— Учили… — девушка испуганно взглянула на него: на миг Лире показалось, что перед ней кто-то вроде Латэ. Но в глазах Владыки вампиров она увидела то, что можно увидеть в двух зеркалах, направленных друг на друга. Бесконечный коридор, за хрупкими стенами которого пустота… И ответ пришёл к ней.

— Моя душа уже принадлежит Бездне, — заметила охотница и добавила с горечью. — Разве вы не видите?

— Вижу, — он поднялся, подошёл к ней, взял холодными пальцами за подбородок. Лира послушно вскинула голову, позволяя изучить своё лицо.

— Твоё дыхание не греет, — он резко отпустил её. — Да, ты готова. Что ты обещала Долусу в обмен на бессмертную кровь?

— Избранного.

Carere morte не пошевелились, но поле напряжения вокруг охотницы возросло и уплотнилось в миллионы раз. Один Дэви сохранял спокойствие каменной статуи:

— Избранный сейчас у охотников?

— Да. Он в Доне. Родниковая улица, дом семь, недалеко от Второй Городской больницы. Его хорошо охраняют и район под Покровом, — повторить это оказалось совсем легко. Лира замолчала, ожидая слова Дэви.

— Полгода назад Валерий Конор хотел заполучить вашего Избранного, так?

— Да. Тогда я впервые увидела Гектора Долуса.

Она боялась, что Дэви потребует имена охотников, бывших там с ней, но вампир, ничего не сказав, лишь кивнул.

— Владыка, — осмелел кто-то из свиты. Это ловушка, как для Долуса! Охотник не может так легко предать величайшую мечту Ордена!

— Мечту?! — наконец Лира смогла заговорить быстро, горячо, уверенно. — Да вы спасёте его! Они хотят убить Избранного! Есть специальный ритуал… Винсент сам говорил, что его готовят к нему! Посвящение невозможно: Орден рискует лишиться поддержки покровителей.

— Имя Избранного — Винсент? — Владыка задумался о чём-то. — Не Винсент Линтер?

— Да, он. Разве вы его знаете?

— Что ж, — Владыка вышел из коридора света и пропал. Остался только его низкий монотонный голос. — Дай Избранного нам, и ты получишь, что просишь.

— Как?! — прошептала охотница.

— Придумай сама, Лира Диос, — небрежно бросил он, но через секунду смягчился. — Поезжай домой. В Доне мы скоро вновь встретимся с тобой.

Лира назвала свой адрес в качестве места для встреч. Вампиры зашушукались, и девушка охнула, вспомнив, что её дом, как и весь район Академии, под Покровом.

— "Изумрудный сад", — сказал из темноты Владыка, и она охнула вновь:

— "Изумрудный сад"? Летняя резиденция Его Высочества?! Он, что, тоже…

Дэви засмеялся.

— Его Высочество сочувствует нам… Но, наверное, вам пора уйти, юная леди, — буднично сказал он, выйдя на свет, и обвёл рукой зал. — Это зрелище не для ваших глаз.

Да, девушку уже тошнило от запаха крови. Лира покачнулась на каблуках, повернулась, поплелась прочь. Не было благодарности за ценную информацию, прощальных поклонов и пожеланий счастливого пути. Безжалостный Владыка дал охотнице прочувствовать своё предательство.

За дверями зала её поймал тот же слуга, повёл теми же коридорами к выходу из замка. Во внутреннем дворе Лира остановилась, поражённая открывшейся картиной. Двое слуг вели, вернее, тащили к экипажам бывший обед вампиров. Видимо их вывели из зала незаметно, прежде охотницы. На лицах молодых людей и девушек, бледных,полуживых, были счастливые, спокойные улыбки.

— Владыка приглашает Вас на карнавал через неделю, графиня! — шепнул один из слуг последней девушке, той самой, что бросилась Лире в глаза в зале приёма.

Слуга подвёл охотницу к знакомому экипажу. Знакомый возница вежливо спросил, отворяя дверцу:

— Куда вас доставить?

Лира чуть было не сказала: "К Бреннам", но вовремя спохватилась. Ни к чему увеличивать свою вину, выдавая Владыке вампиров служителей Ордена.

— Отвезите меня к церкви Микаэля, — велела она.


Единственный раз охотница обернулась на "Тень Стража", когда карета была уже далеко. Чёрный замок казался незыблемым как гора, у подножия которой его воздвигли. Между тем, внутри, едва Лира покинула зал трапезы вампиров, развернулась весьма эмоциональная дискуссия…

— Я давно говорил, Господин! — в ажитации Магнус Калькар вскочил со своего места. — Поиски Избранного велись неправильно! Поиски Избранного вели не те! Могли ли малыши, для подсчёта лет которых хватит пальцев одной руки, справиться с таким сложным заданием? Нам следовало повторить поиски в Карде! Повторить их быстро, чётко и не скрываясь… — он говорил бы ещё, но Владыка остановил его, повелительно взмахнув рукой.

Сестра Магнуса, Сесилия, не принимала участия в разгоравшейся ссоре. Она глядела в сторону ушедшей охотницы, словно хотела отследить её путь до самого дома. Губы старейшей беззвучно шевелились.

— Пятнадцать лет назад, вскоре после смерти Фидеса, я дал группе малышей задание, — признал Дэви в воцарившейся тишине. — Они искали нового владельца Дара среди жителей Карды. Не всем тогда понравилось моё решение, а кто-то посчитал задание бессмысленным. Сейчас я признаюсь: поиски Дара были сказкой, сочинённой для Валерия Конора. Пятнадцать лет назад он объявил себя владыкой Низших и возмечтал, ни много ни мало, о половине моей власти. Он мог бы взять и всю власть, Низший, действительно, был силён тогда…

Он усмехнулся, заметив, как недобро вспыхнули глаза Калькара.

— Конора нужно было остановить, — продолжил Владыка. — Мне удалось перенаправить его мысли и завлечь идеей Избранного. Господин всех Низших захотел стать Высшим и забрать Дар себе. Я позволил Конору убить Фидеса, а после торопливыми поисками убедил его, что Дар нужен мне более всего на свете. Но вот, что удивительно… — он сделал паузу и мгновение наслаждался наэлектризованным напряжением — почти осязаемым ожиданием гостей.

— Говоря малышам, что Даром владеет один из жителей Карды, сам я вовсе не был в этом уверен. Эта сила капризна. Дар мог быть в это время на другом краю света, но он действительно избрал жителя Карды! Удивительно. И конечно, интересно, почему группа в своё время не доложила мне об этом…

— Где Мира Вако? — начальственно спросил Магнус. — Она была на балу?

— Насколько мне известно, она хотела сразу направиться в столицу, — заметил Адам.

— Там её и найдём, — оскалилась красавица-Мелисса. — Куда больше меня интересует другая особа: Лира Диос. Диос! Я не хочу думать о тени, стоящей за ней… Меня занимает другое: можно ли столь доверять смертной, носящей фамилию Диос, господин?

— Тень! Ты тоже заметила её, Мелисса? — встрепенулась Сесилия. — Что она? Если чутье не обманывает меня, то… — госпожа Калькар охнула и зажала рот ладонью, ужас отразился в её глазах.

— Лира Диос — глашатай Макты, голос Бездны, — отрешённо проговорил Владыка и по залу прокатился единый потрясённый вопль. Дэви взмахом руки потушил весь свет, и спасительная тьма скрыла взоры присутствующих, остался лишь стук десятка сердец, разбуженных страхом: тук-тук, тук-тук.

— Наша Госпожа — большая оригиналка, — решился пошутить Адам, спокойный голос вампира дрожал. — Выбрать смертную, носящую фамилию Диос…

— Её нужно убить, господин! — крикнула Сесилия. — Сейчас же! Немедленно! Зачем вы дали ей уйти?

— Она выведет нас к Избранному, — возразил Адам, но вампирша не отступала:

— Я сама вырежу ей уста! Те, что приходили до неё, едва не погубили наш мир!

— Ты путаешь причину со следствием. Голос Бездны — всего лишь глашатай конца, а не сам разрушитель, — негромко сказал Дэви. — Право смешно, старейшая.

— Что же делать?!

— Забудьте о том, кто она! Это неважно сейчас! Лира отдаст нам Избранного и надеюсь, после мне удастся приветить юную Диос. Она понравилась мне. Я понял всё, заглянув в её глаза. Одинокий, разочаровавшийся ребёнок. Она трагически лишилась родителей, она больна от своего одиночества — девушка, узнавшая смерть до того, как узнала жизнь, смертная, впустившая в себя Бездну до того, как стала вампиром, — она ещё не ведает, что Бездна говорит её устами. Редчайшей красоты мотылёк попал в нашу сеть! Такие мотыльки пролетают не чаще, чем падающие звёзды, и я загадаю своё желание!

— Великий вампир? — синхронно прошептали трое или четверо.

— Великий… — в темноте ему привиделись белые глаза Макты, Первого вампира, и голос изменил Владыке бессмертных. Дэви на секунду закрыл глаза. Он глубоко вдохнул и выдохнул, ставя заслон давнему страху, и промолвил:

— Я сам буду инициировать Избранного. Мы получим Великого вампира и будем неуязвимы! И Низшие, и Орден оставят мечты о господстве.

"Ловушка, — запоздало пришло на ум. — Вот она — ловушка, о которой предупреждала Пророчица!" Поддавшись слабости смертных, он решил повременить с инициацией Избранного, и игра затянула его. А в этой игре со многими участниками может быть только один победитель. Останется ли Дэви при своей вечности и власти, сейчас не знала даже Бездна.

Глава 32 Тень на крыше

От церкви Лира добралась до нужной улицы и в замешательстве остановилась у первого же дома. Она поняла, что не помнит, как выглядел дом Селесты. Её привезли туда в предрассветной тьме, ещё не вполне очнувшуюся, а, сбегая, девушка думала вовсе не о внешнем виде дома.

Лира потёрла лоб, вспоминая. Два этажа… На крыше, кажется, была площадка для прогулок — интересно, в Карде на многих домах такие площадки… Дом вроде бы был покрашен бледно-жёлтой краской. Девушке запомнились и ажурные ворота, через которые она лихо, совсем как в детстве перелезла, напрочь забыв о своей смертельной болезни… Вот узор ворот она, пожалуй, помнила лучше всего.

Два особняка самого респектабельного района Карды охотница прошла и в третьем опознала нужный дом. Подобрав платье, она перелезла ворота и торопливо прошмыгнула к дверям. В холле рассеянный супруг Селесты легко принял её объяснение: "Гуляла в саду". Лира добралась до своей комнаты, не раздевшись, повалилась на кровать и тут же уснула.


Она проспала недолго, но, проснувшись, чувствовала себя отлично. Недавние события, отделённые трёхчасовым сном, отдалились на сотни миль. Лира переоделась и вышла из комнаты, спустилась вниз. Она надеялась, что Селеста ещё не возвратилась, но госпожа Ларгус оказалась дома.

После обеда Селеста чопорно пригласила девушку для беседы в малую гостиную, и, едва они остались вдвоём, быстро спросила:

— Куда вы выходили утром? Отвечайте!

Лира опустила глаза. Как ни строг был Доминик Гесси, Селеста превосходила его в десять раз.

— Я гуляла в саду…

Селеста презрительно скривила губы, давая понять, что не верит её словам. Охотница неловко попыталась оправдаться:

— Я рассматривала дом. Он такой красивый…

— Мои дети не лгут мне, — сказала госпожа Ларгус, — но это не значит, что я не ведаю, как выглядит ложь.

— Ваша дочь утром говорила, что видела на крыше крылатую тень, — наугад сказала Лира. Селеста неожиданно изменилась в лице.

— Я пошла проверить, — смелее продолжила девушка. — Вдруг это был carere morte?

Удивительно! Госпожа Ларгус уже не обращала внимания на явную, неприкрытую ложь: даже если это и был вампир, какие его следы можно найти днём? Селеста пробормотала:

— Это был Рикард, несомненно, Рикард… Опять!

Лире оставалось только изображать неподдельный интерес к её словам.

— Рикард — мой брат, и он carere morte, — сказала, как отрубила Селеста и встала. — Пойдём, Лира.

Лира, вежливо склонила голову и последовала за старшей. Они прошли в комнату, где дети Селесты — двойняшки, мальчик и девочка, играли на рояле. Лира позавидовала счастливому неведению этих малышей: родители умело ограждали их от мира carere morte и их убийц.

— Вот он, — Селеста показала темноволосого молодого человека на маленькой фотокарточке, стоящей на каминной полке. — Здесь он ещё смертен, — она вдруг поморщилась от диссонанса, — Джезабел, ми и ля! — дочери. — Я вступила в ряды охотников, когда узнала, что он стал carere morte, — продолжила она. — Я надеялась, что смогу защитить детей от него, но защита этого дома до сих пор слаба точно так же, как до моего вступления в Орден, — она решительно развернулась. Лира поспешила за ней обратно в гостиную.

— А почему защита дома не усилилась? — осторожно полюбопытствовала она в коридоре. Селеста усмехнулась. Нервно, не похоже на себя:

— Здесь есть его кровь.

Лира не стала продолжать расспросы. Главное, неожиданное — ей удалось убедить госпожу Ларгус в своей невиновности.


Она возвратилась в свою комнату, заперла дверь и бросилась на кровать, равнодушно уставилась в потолок. Во рту нарастал мерзкий привкус, словно она наелась мыла. Охотница знала, отчего это.

Она не любила ложь. Прежде Лира всегда говорила только правду и гордилась своей честностью. Она в её глазах была признаком силы.

"Эта ложь была необходима", — успокаивала себя охотница… и не верила себе.

"Лира, что ты творишь? Это ты ли?"

Она подумала, сколько лжи будет впереди, и горько рассмеялась. Пожалуй, в обман можно одеваться так же, как в честность. Последней Диос начинали нравиться её новые одежды… А мерзкий, скользкий, едкий привкус во рту скоро исчезнет.

"Скоро я стану вампиром, — подумала она. — И мне придётся привыкать к новому вкусу: солёное, густое, горячее…".

Она станет вампиром. Да, довольно прятаться за красивыми названиями: "Бессмертные", "carere morte"! Вампиром! — Лира подскочила к зеркалу. Симпатичная, даже красивая девушка посмотрела на неё из зазеркалья. Только не было в её глазах чего-то важного. В них зияла та же пустота, что в глазах Дэви: бесконечный коридор, уводящий во тьму.

"В Бездну…"

Охотница знала: многие вампиры боятся открывающейся им вечности. Многие carere morte сходят с ума и сами бросаются на ножи охотников, но Лира не такая… Она умнее, и мысль её стремительней. Она проживёт долго, очень долго, а, устав от вечности, просто уснёт. Бездна не дождётся её души. О, Она уже улыбается, Она уже успокаивает: "Твоя душа будет ценна для меня, пока она будет в твоём бессмертном теле. Ты станешь голосом моим".

Стук в дверь оторвал девушку от грёз. Селеста желала видеть охотницу на очередном рейде.


Многое Лира увидела впервые в эту ночь.

Непроизвольно девушка сравнивала, что же было самым страшным. Она видела новообращённых за их первой трапезой. Она видела обескровленных мёртвых людей. Она смотрела как десятки — нет, сотни крылатых теней гасят в небе звёзды. В белой цепочке богатых особняков верхнего района Карды в полночь ей померещился оскал зверя. Но самое страшное явилось под утро на той же улице, где она сутки назад искала дом Митто, в знакомом доме за высокой оградой, у которой Лира встретила перепуганную девчонку.

Едва не сорванная с петель дверь была распахнута и жалобно скрипела при каждом порыве ветра. В холле на ковре множество грязных следов. Знакомая девчонка заходилась в беззвучном истерическом рыдании у двери в гостиную. За эту дверь Лире не дали заглянуть, но юной охотнице хватило жирного, почти чёрного кровавого следа на полу у выхода из комнаты — от тела, которое тащили.

Здесь был убит carere morte. Убит, расчленён, а сейчас, наверное, он уже закопан на Лысом холме за пределами Карды. Сделали это не служители Ордена, а простые люди, уставшие платить вампирам дань. Охотники совсем чуть-чуть опоздали.

Несколько охотников обыскивали дом. Лира услышала, как с верхнего этажа крикнули:

— Беата здесь! Жива…

Селеста, обладающая навыками медицинской сестры, поспешила туда. Доминик Гесси склонился над плачущей девочкой, поднял её, вывел в сад. Лира пошла за ними.

— Кто был обращён? — тихо спросил охотник. — Где твоя сестра? Я помню, София была на Балу. Она?

Девчонка коротко кивнула. Говорить она пока не могла.

— Кто её убил? Слуги почувствовали неладное?

Вновь короткий кивок, но на этот раз какой-то неуверенный. Девчонка разрыдалась, но смогла заговорить:

— Это я виновата! Софи такая странная возвратилась с Бала… Она всё рвалась куда-то и сбежала утром. Мама нигде не могла её найти! Вечером Софи вернулась… Ещё более странной! Мама говорила с ней, а она только смеялась. А я заметила: Софи смеётся не так и дышит не так! Я сказала это Дану, садовнику. Он сказал, что Софи — вампир! — едва проговаривала она между рыданиями. — Я сказала, может, её можно исцелить? Он сказал: нет, убить! Он позвал и бывших слуг Вако, они тоже говорили: убить! Пока история дома Вако не повторилась…

— Ты не виновата. Виновен тот, кто обратил твою сестру…И те, кто не смогли защитить Софию на Балу Карды.

— Я знаю, кто её обратил, — девчонка подняла залитое слезами, распухшее, неузнаваемое лицо. — Мира Вако! Софи утром много говорила о ней. Это её она уходила искать днём! Софи говорила, её госпожа подарит ей крылья… Но дом Вако был пуст. Она бросила Софи, как кукушка!

— Очень хорошо, Дара, — Гесси поднялся. — Сейчас вы с мамой поедете ко мне.

Дара кивнула. Она глядела на Лиру, но не узнавала охотницу.

— Мира Вако… Бездушная тварь! — процедил охотник, когда страшный дом остался далеко позади. — Да, это, должно быть, была она. Она никогда не утруждала себя заботой о созданиях своей крови. День, когда она попадётся охотникам, будет объявлен праздником.

— А вы знаете историю дома Вако?

— Мира долгое время жила в Карде вместе со смертной сестрой и её сыном. Дом Вако, кстати, напротив того, в котором мы были сейчас. Она убивала по полусотне в год, не меньше, а сестра покрывала её. Да, Дан и его соратники тысячу раз правы: эта история не должна повториться!

Лира вспомнила, что Винсент говорил о своей тётушке, и вздохнула. Пожалуй, трудновато будет убедить его сдаться вампирам!

Длиннейшая в Короне улица Виндекса казалась вовсе бесконечной. Лира отвернулась от окна кареты — как раз вовремя: они приближались к месту, прежде бывшему домом фамилии Диос.

Диосы окончательно покинули Карду в год Девятого Бала вампиров. Несколько лет они оставались единственными охотниками в Карде, но и им пришлось отступить. Потом многие фамилии, служившие Ордену, возвратились в Корону, Диосы же нарекли своим последним домом Дону и никто из них не нарушил данной клятвы. Их дом в Карде — ныне сохранившийся лишь на паре старых картин, сровняли с землёй за полтораста лет до Лиры. Сейчас на его месте был городской сад.

Охотнице не хотелось вспоминать героическое прошлое её рода. Слишком велика была пропасть, между ней и теми, охотниками! Сотворенная за одну только ночь предательства, эта пропасть была бездонной — чёрный тоннель, открывающийся в пустоту…

Всё же, когда экипаж повернул, городской сад на мгновение мелькнул перед глазами Лиры. Она приготовилась к болезненному уколу укора: "Великое место, великие предки… Что же ты, Лира?" Но тонкие, густо посаженные деревья, сплетшиеся голыми кронами, не вызвали в ней никакого отклика. Она осталась равнодушной.

"Интересно, потом, когда Владыка подарит ей бессмертие, она сможет столь же равнодушно пройти мимо Академии?"


У ворот дома Селесты стоял экипаж. Охотница задрожала, увидев его: ей показалось, что это карета Дэви. Но из-за него вышел знакомый охотник. Он приветственно поклонился.

— Лира Диос… По Карде прошёл слух, что вы способны провести исцеление новообращённого за считанные минуты. Он верен?

— Вполне.

— Помогите нам, — он распахнул перед ней дверцу экипажа. — Вы не слишком устали?

Лира думала, её повезут сейчас, точно врача к больному, но новообращённый — вампир, ещё не попробовавший человеческой крови, был здесь, в карете. Это был молодой человек с тонкими неправильными чертами лица, — девушка вспомнила, что видела его на злосчастном Балу Карды. Охотница обратила внимание на неестественную бледность его кожи и тронула пульс на шее. От прикосновения он открыл глаза, и Лира прошептала:

— Не бойтесь. Я пришла вам помочь.

Обернувшись, она негромко спросила охотника:

— Здесь не слишком открыто?

— Селеста запрещает заезжать на территорию дома, — пояснил тот. — Это тихая улица, а в неделю нежити и вовсе пустая.

— Пульса почти нет, всего три удара в минуту. Это будущий Высший, исцеление может его убить.

— Пусть… — прошелестел голос обращённого.

Лира достала пузырёк. Удерживая взгляд юного вампира, обмакнула пальцы, провела рукой ему по лицу, шепча молитву. Новообращённый цеплялся за взгляд девушки, как за нить, а к Лире пришла нежданная досадливая мысль: "Что он видит во мне? Снова ложь, ложь, ложь! Если б он знал, что я гостила у Владыки вампиров, если б он слышал, что я недавно пообещала Дэви!

А что, если он почувствует это сейчас? Если я не сумею его исцелить?!"

Она загнала этот страх глубоко. Голос охотницы не сорвался, взгляд не ослабел, сердце исцеляемого оживало и билось всё сильней. Прозрачная вода не изуродовала новообращённого, она впиталась в кожу. Молодой человек слабо вздохнул и затих. На мгновение испугавшись, Лира осторожно прикоснулась к рельефно проступавшей на шее вене.

"Скоро эта картина станет тебе слаще горячего, вкусного обеда на тарелке! Не так ли, carere morte?"

Сердце билось, юноша был жив. Ритуал удался, и Лира почувствовала улыбку на лице. Какое давно забытое, приятное чувство!

Она смутилась, точно выдала какую-то тайну, согнала улыбку с лица и поторопилась покинуть карету. Охотник принялся восхищаться её талантом, но Лира грустно поглядела на него и подумала снова: "Что они все видят во мне?!"

Она побрела по тропинке к дому, заметила, что из окна гостиной за ней наблюдают две детские мордашки и тотчас же опустила голову. Почему-то Лира побаивалась детей.

"Уж они-то наверняка разглядели во мне", — охотница не закончила фразу, и этот куцый обрубок присоединился к хаосу в её голове, потерялся в нём, забылся. Девушка безучастно подумала: "Этот новообращённый был готов умереть, но не становиться carere morte. А ведь он также как я узнал смерть близко, когда во время обращения потерял чуть ли не всю свою кровь. Что же ты, Лира? Всё ещё мечтаешь о бессмертии? Даже теперь, когда увидела Карду и её неделю нежити?"

"Ты получишь бессмертное тело, но погубишь бессмертную душу", — вспомнила она, и почувствовала слёзы на щеках. Но что же делать, что делать, если чувствуешь, что твоя душа, всё хорошее, что есть в тебе — мертво?

Глава 33 Жертвоприношение

"Проклятие carere morte — не часть Дара. Нужно помнить это: проклятие, пришедшее с Алитером, — не часть Дара! Оно чуждо Дару, оно неотступно сопровождает его, но не как необходимая деталь механизма, а подобно паразиту. После пары бессонных суток оно становится огромным. Слабость, усталость Избранного располагают к его росту. Тогда его почти можно увидеть: это как тень перед глазами. Оно проникает и в мысли. Оно является в мгновения дрёмы, между образов сновидений…"

Последние две строчки убежали вверх. Винсент поставил точку и, подумав, добавил к ней ещё две, превратив в многоточие. Потом он отложил перо.

Едва начатый лист бумаги тут же закачался из стороны в сторону перед его взглядом. Он сиял бело, как недавно выпавший снег, резал глаза. Винсент закрыл лицо ладонями и замер так.

"Только б не заснуть!"

Бессонница мучила его весь последний месяц, и Избранный твёрдо был уверен: виновна в ней не только его больная, забывшая как отдыхать голова. Едва ему удавалось уснуть, начинались странности: то шум на улице, то неясные голоса в коридоре, будто в доме гости. Может, Теренс подстраивает это, чтобы окончательно свести его с ума? Хотя бы увидеть шумящих Винсенту не удавалось. Ещё чаще его будил внезапный холод — от проносящихся над куполом Покрова carere morte.

Винсент тяжело поднялся из-за стола, и, ещё под властью дрёмы, побрёл к окну. Он впустил в комнату снег и ветер, закрыл глаза и почувствовал холодные уколы снежинок. Когда Избранный открыл глаза, в его взор вернулась долгожданная ясность.

Он возвратился к столу и взял тетрадь. Толстая тетрадь в чёрной кожаной обложке была почти полностью записана. Начатый сегодня лист был последним.

"Вот и кончилась тетрадь", — подумал он. А ведь Винсент был уверен, что не заполнит и половины!

"Потому что просто не успеет… до февраля".

Вести тетрадь ему посоветовал Латэ. "Записывай туда всё, все ощущения и образы проклятия Алитера, какие являются тебе, — велел он. — Во сне и в яви. Пиши всё, ни о чём не умалчивая, ничего не стыдясь. Не перечитывай только что написанное. Прочитай всё только когда закончишь тетрадь: все образы, все мысли. Разрозненные куски мозаики сложатся, и истинный образ проклятия Алитера откроется тебе. Узнав его, ты сможешь его уничтожить".

Чтобы заполнить тетрадь Избранному хватило трёх недель. Он записывал всё, что сумел вспомнить за годы, прошедшие с того момента, как осознал свой Дар. Потом, примерно на середине тетради, ему пришло в голову, что Дар он получил, возможно, много раньше встречи со своим первым вампиром. Ему удалось вспомнить несколько детских снов, и все они также были тщательно задокументированы в тетради.

Сны из самого раннего детства, ещё до поступления в школу, были необычными. Ему являлись люди ушедшей эпохи Карды-столицы. Ему снились первые Балы Карды, молодой, ещё не обретший бессмертие Дэви, заключающий договор с Владыкой бессмертных, чтобы спасти свою жену, снился человек, ставший Великим вампиром: обыкновенный юноша, ровесник Винсента… Впрочем, Винсент допускал, что эти сны не имеют отношения к проклятию Алитера. Говорящие видения могли быть объяснены без привлечения загадочного проклятия: все истории вместе с портретами участников были в его детских книжках.

Но тем страннее показалась Избранному реакция главы Ордена: вместо того, чтобы спокойно повторить последний довод, он кричал, что Винсент выдумал эти сны…

— Ты придумал их! Тебе хочется верить, что проклятие Алитера хранит память жизни Владыки, но это не так!

— Пусть не так, — легко согласился Винсент. — Но почему вы кричите?

На это глава ничего не ответил, и Избранный понял: Латэ боится его сильнее, чем прежде.

"Я никогда не пожелаю бессмертия carere morte!" — хотел заверить он… и не смог.

Он не был уверен в этом так, как всего год назад. Хоть он и клялся Лире, он постепенно забывал мечту об исцелении вампиров. Неужели он был близок к этому? Неужели это он бесстрашно носился по улицам Короны, пытаясь не убежать — настичь carere morte? Неужели это он искренне верил, что возможно исцеление для Миры, для Линды… для всех вампиров?! Избранный больше не видел свет их жизни за тенью проклятия. Винсент отдавал все силы борьбе с собственной частицей тьмы. И эта борьба — он знал — была заведомо бессмысленна. Проклятие carere morte заключено в его крови, откуда никакой "избранный" не сможет его извлечь. Чуждое смертному, оно омывает его сердце бессчётное число раз в день. Чуждое смертному, оно глядится в его бессмертную душу, как в зеркало, ища своё отражение… И от него не закрыться!

"Алитер показывает мне, каково бессмертие carere morte, и я совру, если скажу, что оно такое, как учат в Ордене. Охотникам рассказывают сказку о слабости бессмертных, чтобы те не пожелали пути вампиров. Нет, бессмертие carere morte вовсе не так слабо и жалко! Будь оно таким, разве пожелали бы его столь многие? В их числе мудрецы, философы, властители… Бессмертие carere morte — сила, и великая сила", — записал он однажды.

Там ещё была приписка: "равная Богу", но позднее Избранный зачеркнул её.

"Глаза мои всегда должны быть открыты и взор ясен, ибо мой рубеж — единственный, первый и последний. Я один стою на пути проклятия, древнего зла, пришедшего, чтобы пожрать мир. Зло это хитро, многолико и скрывает суть свою от людей, но мне она открыта. Клянусь бороться и уничтожать это зло, какие бы обличия оно не принимало, помня о единой его сути", — была другая запись. Немного переиначенные строки из клятвы охотника на вампиров.

Вот так он метался из стороны в сторону, не зная, какой из путей предпочесть, а иногда не веря, что они, эти пути, вообще есть.


Теренс, почувствовавший неладное, забарабанил в запертую дверь. Винсент захлопнул окно и покинул выстуженную спальню. Он прошёл мимо надзирателя и спустился вниз, в холл.

— Я погуляю. До границы Покрова, — уже привычно бросил он.

Теренс, шаг в шаг следовавший за ним, сурово свёл брови:

— Прежде оденьтесь.

Винсент с удивлением взглянул на него, руки ощупали плотную ткань сюртука, брюк. Он был в костюме. Что ещё надо его тюремщику?

— Вы ведёте себя как вампир-дикарь. Носитесь по зимней улице в летнем платье!

Винсент схватил заботливо приготовленное для него пальто и поспешил к двери. Выйдя из дома, он с удовольствием вдохнул морозный воздух. Он только что дышал тем же воздухом в своей тюрьме через открытое окно, но здесь, на улице, вкус у него был другой… Вкус свободы!

Насладившись, Винсент зашагал вниз по улице в сторону бывшей Второй Городской больницы. О пальто он вспомнил лишь у самой границы Покрова. Странно… Надетое пальто не согрело его. Закутайся он хоть в три меховые накидки, он не ощутил бы ничего, кроме их тяжести. В последнее время Винсент перестал ощущать холод. Словно замерзающая душа заморозила и тело, превратив его в нечувствительную ледышку.

Он недолго постоял у границы Покрова, потом медленно вытянул руку перед собой, словно искал что-то в воздухе. Разумеется, его пальцы не встретили никакой преграды. Покров был только предполагаемой границей для смертного, но он всё же не мог переступить его черту. Как какой-нибудь carere morte, он был пленником невидимого купола!

Он ждал Агнессу. Они часто встречались с охотницей у границы Покрова. Она приносила вести из Ордена, впрочем, довольно однообразные: рейды, облавы, дежурства. С наступлением зимы и долгой темноты как обычно добавились ещё две стражи: в вечерние и утренние часы. Недавнее нововведение — телескоп на крыше Академии, направленный не в небо а чуть ниже: на крыши Доны и окрестностей, — зарекомендовало себя хорошо, "Конечно, это не Избранный, но тоже неплохо". А глава Ордена по-прежнему плёл паутины интриг, не выходя из своего кабинета на третьем этаже Первой Королевской.

Агнесса никогда не спрашивала о его злоключениях и едва ли представляла серьёзность положения. Но Винсент знал: если ему понадобится ещё одна вылазка в Академию, если он вздумает бежать, хотя он давно уже перестал задумываться о побеге, — он может рассчитывать на помощь охотницы.

Сегодня девушка не пришла. Может быть, ей пришлось идти в рейд вместо кого-то, может, срочное задание в другом районе города, а, может, Агнесса решила отдохнуть от ночных прогулок. Винсент подождал полчаса, прохаживаясь по улице от фонаря до фонаря. Иногда он поглядывал на знакомое окно далёкого жилого дома — оно, как всегда, было единственным светлым пятном серой улицы. Потом повернул обратно.

Постепенно он сбавил шаг. У дома-тюрьмы виднелось большое серое пятно знакомого экипажа. Герцог Крас! Приехал за отчётом к тюремщику. Винсент шёл всё тише, прикидывая, как пробраться в дом незамеченным: он надеялся подслушать разговор Краса и Теренса.

Дом на две квартиры был куплен Красом исключительно с целью запереть там строптивого Избранного. Вторая квартира так и стояла пустой. У каждой квартиры был отдельный вход, чёрный ход был общим. Винсент произнёс краткую молитву, больше похожую на требование: пусть дверь окажется открытой! И ему впервые за несколько месяцев повезло. Чёрный ход был отперт и даже призывно приотворён.

Он прокрался коридором, прошёл кухонное помещение и осторожно выглянул в холл.


Светильники горели только в гостиной. Значит, Крас там! Винсент подкрался к двери гостиной и весь обратился в слух.

— Шесть ступней позади, — это говорил, несомненно, Крас — громкий, уверенный голос человека, привыкшего повелевать. — Осталось ещё четыре, и снадобье будет готово. Четыре ступени — это примерно месяц-полтора. К концу января для ритуала всё будет готово. Готов ли наш герой?

— Вполне готов, Dominus, — столь же уверенно ответил Теренс, тюремщик. — Он сделает то, что должен.

Винсент едва не вскрикнул от возмущения. "Вполне готов?" "Да, конечно, Dominus, по вашему приказу хоть сию минуту принесу свою никчемную жизнь на ваш алтарь! Сделаю то, что должен!" На основании чего, интересно, Теренс сделал подобный вывод? Он же врёт, просто врёт своему "Повелителю", и ему нечего будет сказать герцогу через месяц-полтора! Если им для ритуала нужно согласие "героя", так они его не получат!

— Латэ говорил с ним об Основателях?

— Насколько я знаю, нет, Dominus. Но, похоже, Винсенту известна тайна Арденсов, я находил намёки на неё в его записях. Может быть, он узнал её раньше, до заключения?

"Читал мою тетрадь, доносчик? Разумеется, можно было догадаться! Интересно, почему он зовёт герцога: Dominus? Это обращение из времён первых кардинских Балов, оно давно не употребляется… Может, теперь оно — часть ритуала?"

Крас, судя по звуку, поднялся с дивана и прошелестел к камину. Когда он проходил мимо двери, Винсент почувствовал запах его одежды и одеколона. Неприятный терпкий запах — ожидание и опасность!

— Жаль. Впрочем, может быть, так лучше, — после долгого молчания промолвил Крас. — В конце концов, он, как выбранный древней силой, имеет право знать, что стало началом нашей общей истории. Полтора месяца — и всё закончится.

— Источник величайшей опасности будет уничтожен!

— Да. Если Избранный готов, моя тревога целиком отдана снадобью.

— Что с ним?

— Древний алхимический рецепт безумного Ари оказалось очень сложно воспроизвести в наши дни. Мой химик сделал пять закладок. И две застыли на третьей ступени — видимо, их составляющие оказались недостаточно чисты. Ещё одна вышла в брак на четвёртой — по неосторожности мой химик развёл слишком сильное пламя при её нагревании… Сейчас остаются ещё две, но ни в одной из них я не уверен полностью, а на последней десятой ступени вся работа может рухнуть, если не будут соблюдены загадочные астрологические условия. — Голос приближался — Крас шёл к двери и Винсент поспешно отступил. Он хотел рвануть на пустую кухню, но остался в холле. В последний миг обида и какое-то злое упрямство возобладали.

"Я не буду бегать от него! — возмутился он. — Что я, боюсь его?! Пусть он меня боится! Недаром же он раньше убегал, не поглядев на своего героя…"

Дверь распахнулась, герцог Крас возник на пороге. Винсент, хоть и готовился к этому моменту, вздрогнул и чуть не потерял гордые осанку и взгляд.

"Что ж, посмотрим друг на друга", — попытался приободрить он себя.

Избранный оказался прав: потомок Арденса боялся его. Увидев Винсента, Крас сделал шаг назад в гостиную. Юноша видел герцога прежде, на портретах и карикатурах в столичных газетах, и сейчас рассматривал без интереса. Высокий, но с очень маленькими ступнями, худой, длинноносый, на взгляд Избранного весьма похожий на своего предка Лазара Арденса, которому были обязаны своим появлением carere morte.

Руки дрожали, и Винсент скрестил их на груди, пока Крас не заметил.

— Уже уходите, ваша светлость? — ехидно спросил он герцога. — Или мне тоже называть вас Dominus? Может быть, вы останетесь? Выпьем чаю, обсудим ритуал? Знаете, меня смущают некоторые его детали…

Крас похвально быстро взял себя в руки.

— Почему он здесь? Теренс!

Надзиратель быстро подошёл, попытался увести Винсента. Избранный оттолкнул его так, что тот отлетел к стене рядом с дверью гостиной.

— Не он меня здесь держит, и не ты, Арденс! Захочу и уйду, хоть сейчас! И он врёт, — Винсент указал на Теренса. — Я не готов, и никогда не буду готов. Так что убей меня сейчас! Что, скрипишь зубами? Знаю, ничего ты не сделаешь: если моя смерть будет случайной, а не ритуальной, мой Дар просто уйдёт и не будет уничтожен!

Крас, ничего не сказав, повернулся к выходу — Ха! Боишься моего Дара, и в то же время боишься потерять его! — зачастил Избранный. — Знаешь, я… — я! — даже сочувствую тебе…

Герцог спокойно уходил, слова Избранного нисколько не задевали его. И Винсент замолчал. Теренс поднялся, и юноша позволил себя увести.


У себя в комнате он снова взял тетрадь для записей и перелистал её.

Теперь ему было противно прикасаться к страницам: оказывается, их уже просмотрел его тюремщик! Винсент прищурился, пытаясь разобрать свои каракули: "Всё ли Теренс успел прочитать? Неужели всё — и даже сны, и даже те воспоминания, которые так сложно было доверить бумаге?!"

Он отшвырнул осквернённую тетрадь и бросился на кровать, отвернулся лицом к стене. Тетрадь упала рядом с окном, лунный свет пролился на её листы. Теперь и ночь, ещё одна вечная тюремщица, читала его записи.

Однажды, будучи в мрачном настроении, Винсент мысленно пошутил: хорошо бы эти записи достались его преемнику — новому Избранному. И шуточка захватила его, он уже вполне серьёзно подумывал включить этот пункт в своё завещание…

Он уже легко допускал возможность скорой смерти. Но ещё хорохорился: пусть мой Дар останется! Хотя бы назло Красу!

Над куполом Покрова пронеслись знакомые carere morte: группа молодых дикарей в последние две недели облюбовала район Второй Городской больницы. Сегодня их охота не удалась. В группе не хватало одного, воронки голода остальных углубились. Пустота из них выливалась и выплёскивалась в мир: перепуганные вампиры почти не контролировали её.

Винсент нехотя повернулся к окну, взгляд скользнул по тетради, и новая, страшная мысль посетила его. Он вскочил, схватил тетрадь и бросился с ней вон из комнаты, только дверь хлопнула.

— Теренс! — его крик пронёсся по коридору. Темнота шевельнулась:

— Да, господин?

"Опять он здесь, близко! Спит ли он вообще?!"

— Скажи, на основании чего ты решил, что я готов к вашему ритуалу? Ты же читал это? — он швырнул ему тетрадь. — Всё читал! Ну, и что скажешь? Эти записи характеризуют меня как человека, готового к самоубийству?

— Я бы не стал называть ритуал самоубийством.

— Тогда что это?

— Добровольное жертвоприношение — это подвиг, господин.

— Но это смерть!

— Для вашей души — это спасение.

Избранный устало закрыл лицо рукой.

— Мы говорим на разных языках! — прошептал он. — Но всё-таки ответь… В этой тетради я записывал всё о своём Даре. Наверное, тебе бы следовало сжечь это свидетельство существования Дара, если Крас так полон желанием уничтожить его? Что тебе сказали обо мне мои записи? Разве они не опасны?

Теренс покачал головой:

— Вы сами недавно заметили, что вольны уйти когда угодно. Но вы не уходите… Жертвоприношение должно быть добровольным, мы не можем ступить ни шагу без вашего согласия. Чего же вы ждёте? Вы ещё не знаете этого, но вы вполне готовы — я не врал Красу. Я думаю, когда вы перечитаете тетрадь, вы сами всё поймёте: "Это проклятие слишком глубоко, его ничем не извлечь", "Алитер? Мне мерещится высокая фигура, неотступная, наблюдающая, шепчущая что-то на ухо. Он давно стал моей тенью… Неотделимой тенью!", "Все так боятся меня… Быть может, это не страх нового, неизвестного? Быть может, их страх оправдан? Дар — более зло, чем благо. Иначе, разве был бы я здесь?", "Путь, что предлагает Конор, пожалуй, единственный, который сохраняет мне жизнь. Но пойти на поклон к убийцам матери? Нет, нет…", — вот, что вы пишете! Вы всё поймёте и примете то, что предлагает — только предлагает! — герцог Крас. Судьба мира небезразлична вам, я вижу, значит, в конце концов, вы согласитесь…Господин?

Избранный с трудом подавил желание крикнуть что-нибудь злое. Он возвратился в свою клетку молча, полный достоинства, и даже не хлопнул дверью.


Разговор с Теренсом очень неприятно задел его. Может, и Латэ заодно с Красом? Может, советуя Винсенту вести эти записи, глава ждал того же: Избранный убедится в собственной опасности для мира и примет план Краса? Если так, значит, он совсем, совсем один!

…Но прав ли он, упрямо отвергая теорию о том, что его Дар — зло?

В детстве Винсент любил мифы древних, исчезнувших народов. Сейчас он вспомнил одну легенду: о богине, спускавшейся в подземный мир. Она нарядилась в лучшие одежды, украсила себя драгоценностями, взяла оружие… Но перед каждыми из десятка врат стражник убеждал её избавиться от какого-либо предмета, и она отдавала ему свои оружие, украшения, одежды. Она уходила всё дальше, но теряла всё больше. Она лишилась всей силы, и за последними вратами её убил властитель подземного мира!

Так и он, когда-то владевший огромной силой, лишь теряет её, спускаясь в Бездну бессмертных. И Избранный уже не верил, что этот спуск окончится благополучно для него, он только молился, чтобы в своём падении никого не увлечь за собой.

"Я запутался, я совсем запутался. Я не вижу, что верно, а что нет. Я даже не уверен, знал ли я это когда-либо. А вокруг так темно! И становится лишь темнее…"

— Мне нужна помощь, — прошептал он. — Мне нужен свет, чтобы видеть ясно. Кто даст мне его? — повторяя это про себя, Винсент задремал.

Даже сквозь сон, сквозь сон-во-сне он чувствовал, когда поблизости пролетали carere morte. Воронки их пустоты обдавали Избранного холодом при приближении, и он, забывший что такое холод, замерзал. Он провожал одних бессмертных и встречал других равнодушно, успокоено, но через час или два очнулся — быстро, можно сказать, мгновенно. Ему показалось, что кто-то есть рядом и этот кто-то с печалью и тревогой глядит на него. Кто-то знакомый, любимый… Мира?!

Винсент вскочил в поту, с больно колотящимся сердцем. Комната была темна, пуста, улица за окном также, только высоко над куполом Покрова сейчас летела carere morte. Маленькая, изящная… Её пустота была не чёрная, как у других бессмертных, а серая — её наполнял мягкий предрассветный свет.

Одним прыжком он очутился у окна, толкнул тяжёлую примёрзшую створку. Улица куталась в мягкую шаль свежевыпавшего снега, низкие серые тучи рвали края об острые крыши домов. В серо-белой мути carere morte оставалась невидимой. Она быстро удалялась. Винсент узнал эти движения: торопливые, резкие и точные. Она была такой — резкой и быстрой в человеческом обличье, такой же оставалась в зверином. Она не могла бы его услышать, но Винсент крикнул в серо-белую мглу наверху:

— Мира… Мира!

Вампирша пересекла Покров, но он продолжал сопровождать её мысленно. Ориенс, Центр, Сатур… Прежде Избранный не пробовал прослеживать carere morte так далеко! Но ему удалось довести Миру до самого её убежища. Винсент боялся, что вампирша будет охотиться — он не хотел бы это видеть, но Мира не останавливалась. Она была не голодна и не спокойна. Она словно искала чего-то…

"Она ищет меня, — понял он. — Она тоже зовёт меня, зовёт и ищет: ежедневно, ежечасно — постоянно!"

До рассвета он уже не спал. Когда солнце несмело коснулось камней города, Винсент отодвинул кровать от стены. Под отставшими половицами в тайнике лежала тетрадь — близнец той, что он швырнул Теренсу. Это были не записи о Даре. Набор разрозненных заметок, вроде дневника. Удивительно, здесь также осталась всего одна неисписанная страница.

"Ибо его история подходит к концу", — Винсент отогнал эту ехидную мысль.

Он долго сидел над последним чистым листом, не зная, как начать. Винсент ещё ни разу не писал ничего о Мире. Удивительно, учитывая, сколь важную роль играла вампирша в спектакле его жизни! Он много раз хотел написать о Мире пару строк и… не мог. Тема их отношений — слишком личная, слишком… скользкая.

Сейчас Винсент споро подцепил на кончик пера каплю чернил. И слова полились ровно, честно, уверенно: "Я не стану писать об Алане Вако, чьим зеркалом мне суждено было стать для Миры. Нет, нет. Всё это, всё прошлое, вся грязь — здесь не нужны! Меня и Миру связала, не страсть, не жажда нового греха. На самом деле мы — словно герои новой сказки. Ищущая чуда и волшебник. Живая душа, пленённая проклятием, и её освободитель — вот, во что мы верим! Оба — и она, и я. Нас связала вера… и общая надежда".

Избранный спрятал тетрадь и задумался.

"Мира. Если б увидеть её! И не взглядом Избранного, взглядом памяти, а глаза в глаза!"

Сейчас Винсенту казалось: встреча с Мирой могла бы помочь ему. Да, да! Он только взглянет на неё — и всё станет ясно. Он сумеет справиться с проклятием. Он всё тогда сумеет! А Мира первой из carere morte достойна исцеления… — И вот он уже снова думал об исцелении вампиров. Он становился прежним — самоуверенным Избранным, ясным и сильным как само солнце.

Увидеть Миру? Что может быть проще! Он знает, где убежище вампирши. Агнесса передаст ей письмо и в назначенный им самим час Мира будет здесь! Если верить главе, Покров для неё не преграда.

"Серьёзный шаг. Нужно подготовить всё наилучшим образом. И первое — отвлечь отряды охотников… — он хмурился, прикидывая план действий. — Может, Ангесса отвлечёт их? Нет, нельзя во всём полагаться на охотницу…"

На рассвете два послания были готовы и разложены в самодельные конверты. Листы для писем Винсент позаимствовал из "Дороги Пилигрима". Агнесса, с которой он встретился в условленном месте, удивлённо прищурившись, читала адрес на первом конверте:

— "От моего окна по прямой линии порядка трёх часов ходьбы пешком на юго-запад, ориентир — Золотой мост Набережной…" Что это? Адрес? Винсент, ты сошёл с ума?

Избранный вздохнул.

— Я проследил за одной вампиршей до её убежища. Посчитай. Это должен быть Сатур, примерно четыре квартала от Набережной. Вероятно, летний дом-особняк, сейчас пустующий. Она ютится там, на чердаке.

— Кто "она"?

— Мира Вако. Неважно! Второе письмо…

— Оно не подписано.

— Это для Низших. Передай кому-либо из осведомителей Ордена.

— Зачем?!

— Иду сдаваться Низшим, — он усмехнулся. — Серьёзно: здесь я пишу, что готов сотрудничать с их владыкой. Лучше обращение, чем смерть, которую мне готовит Орден.

— Ты же шутишь?

— Шучу, конечно! Я назначил Низшим прийти за мной двадцать первого декабря и предупредил, что район Родниковой хорошо охраняется Орденом. Они ввяжутся в бой с охотниками, а мы с Мирой тем временем убежим. Как тебе это, Агнесса?

— Вот так просто… Ты понимаешь, что развязываешь войну, Винс?

— Понимаю.

— И считаешь,это нужно? — охотница бездумно перебирала конверты. — Какие-то две бумажки… Ты не представляешь, какая будет буря!

Винсент улыбнулся, беззаботно, как всегда.

— Представляю. Я считаю, пора Избранному заняться тем, чем должно, — уверенно сказал он.

Глава 34 Новое оправдание

Главу Ордена, Филиппа Латэ, Лира видела редко и ещё реже разговаривала с ним, хотя он находился в Академии почти бессменно. Многие задавались вопросом, есть ли у него вообще собственная квартира… Поэтому, когда он внезапно пригласил охотницу побеседовать, Лира немного испугалась. В голове зашевелились неприятные мысли: может, он узнал о её кардинском приключении, о разговоре с Дэви, о предложении Гектора? А может, в конце концов, он заметил её состояние — и желает вернуть девушке веру в добро? Терзаясь нехорошими предчувствиями, Лира поднялась на третий этаж, где был кабинет Латэ. Она толкнула дверь, остановилась на пороге, нерешительно наклонила голову, изображая поклон. Ответным жестом Латэ пригласил её войти. Охотница устроилась в кресле напротив стола и стала ждать слова главы.

Латэ отложил в сторону бумаги.

— Как прошёл твой первый Бал Карды? — спросил он. Из-за его звучного спокойного голоса Лира чувствовала себя ученицей, допрашиваемой экзаменатором.

— Мне не понравилась Карда. Цитадель вампиров — и этим всё сказано.

— А с какой целью наутро после Бала ты предпринимала пешую прогулку через весь город?

"Он знает?!"

— Я искала дом Вако, — наученная беседой с Селестой, смело соврала Лира. — Мне стало интересно. Винсент рассказывал о своём детстве, и мне захотелось увидеть дом, в котором он жил.

— Что он рассказывал?

— Он говорил о Мире Вако.

— Сколько времени заняла твоя прогулка? Когда ты вернулась?

— Я не смотрела на часы… Часа два?

— Тебя не видели возвращающейся.

— Я взяла извозчика.

— В Карде? На неделе нежити?

Охотница пожала плечами, как бы говоря: всё возможно.

— Интересно, кто этот смелый человек… — обронил Латэ.

Лира вскинула на него глаза: неужели вы не верите мне? Поток вопросов утомил девушку. Она не удержалась от сравнения: Владыке вампиров потребовалось задать ей всего два вопроса, чтобы понять суть сложного отношения Ордена к Дару, главе Ордена — вдвое больше, и истинная цель прогулки Лиры от него ускользнула. Девушка задержала взгляд на его руках, безучастно лежащих на столе, и вспомнила руки Дэви: властные жесты, холодные прикосновения…

— Эта прогулка была по меньшей мере легкомысленным поступком с твоей стороны, — смягчился Латэ.

— Я не встретила по пути никого подозрительного! По крайней мере, мне так показалось…

"Всё-таки поверил, как и Селеста. А ведь она могла бы сообщить ему, что ей я говорила другое! Значит, она ничего не сказала. Рикард — её тайна…"

Лира почувствовала себя сильной в своём новом доспехе из лжи. Все вокруг обманывают… Так и она будет делать то же самое!

— Лира, Лира, — глава посмотрел на охотницу и вдруг улыбнулся. — Как быстро ты выросла! А я помню, как малышка показывала мне свои рисунки…

— Это было так давно! — её голос дрогнул.

— Для меня только вчера, — он улыбнулся. — А через пять лет я принимал тебя в Орден! Твоё посвящение было первым и для меня. Всего месяц со дня моего вступления в новую должность — впервые я поручался за охотника, как глава Ордена. И сейчас ты должна понять моё беспокойство. Ты не всесильна. Ты всё ещё слабее многих carere morte. Ты можешь остановить вампира взглядом, но не заметишь, как Бездна, мать carere morte, проникнет в твою душу. Ты только мягкая глина, ещё без формы, без определённости очертаний…

Лира отвела глаза.

— А что мне делать, если это произойдёт? — несмело спросила она. — Что мне делать, если Бездна проникнет в мою душу?

— Не стыдись просить исцеления — и ты его получишь…Лира, — охотница обмерла под его взглядом, но к её великой радости Латэ только заметил:

— Кроме того, гулять по Карде в одиночестве просто опасно! Я не говорил тебе… Ты похожа на мою племянницу Паулину в этом возрасте. Она точно также как ты мечтала о вступлении в Орден и, едва став охотником, в шестнадцать, начала без моего ведома ходить в рейды. Всего через две недели это закончилось трагедией.

— Я не мечтала о вступлении в Орден, — поправила Лира, но он не услышал её. На лице собеседника отражалась тоска, лишь усиливающаяся с годами. Девушка устыдилась, опустила глаза, и её взгляд скользнул по бумагам на столе.

Карты родословных. Лира непроизвольно подалась вперёд, чтобы прочитать имена, и глава заметил её любопытство.

— Родословная Арденса. Тебе известно, какую роль этот человек сыграл в возникновении carere morte? Отец рассказал тебе?

— Да, мне известно.

Она умолчала о том, от кого узнала об этом. Во рту вновь появился неприятный привкус мыла. Так папа знал… Знал — и не сказал ей? Знал и всё равно повторял по десять раз на дню, что Лира обязана продолжить дело всех Диосов?!

— Скоро это история завершится. Я думаю… Нет, я уверен — ты, Лира, увидишь новый мир, без вампиров. Теперь же перейдём к главной теме нашей сегодняшней беседы. Скажи, тебе доводилось бывать на посвящении в качестве поручителя?

— Нет.

— Скоро будет посвящение Линтера, — тише, глава добавил, — Избранного… Как ты помнишь, двое охотников должны поручиться за вступающего в Орден. Одним буду я, второй же… Винсент однажды назвал тебя.

— Меня?! — Лира взяла себя в руки. — Так посвящение всё-таки будет! Вы решились!

— Да. Это решение далось нелегко. Мы слишком мало знаем Дар. Быть может, обретя силу, он обернётся чудовищем, кто знает? Но Избранному не справится без помощи со стороны — это совершенно ясно.

Латэ не сказал ни слова о Красах, и охотница не стала спрашивать. Только заметила:

— Я согласна. Конечно! С радостью. А где будет посвящение? У Источника?

— Нет, — старик устало потёр переносицу. — Далеко отсюда, в старой церкви в Термине. Это посвящение, Лира, будет тайным. В Ордене о нём знает пять человек. И никаких общих объявлений до того, как нам откроется сущность Дара, я делать не буду.

— Я понимаю.

— Ты кривишь губы… Как ты юна ещё! — он усмехнулся. — Закрытость судьбоносного для Ордена решения — мера вынужденная. Ты наверняка знаешь, что попечители Ордена это посвящение не одобряют.

— Охотники повторяют их слова, когда говорят о Проклятом.

— Ты умна не по годам, — Латэ помолчал, нервно вертя в пальцах карандаш. — Я не могу назвать тебе точный день и час посвящения, но готовься — оно будет скоро. Вероятно, до конца января.

Лира покинула Академию раздосадованная, разозлённая. Тайное посвящение Избранного! — не угодно ли?! Теперь хитрый глава не позволял ей оправдать разговор с Дэви беспокойством за судьбу Дара!


Агнесса отыскала Лиру в парке. Охотница отломила веточку, сухую и холодную, толщиной с писчее перо только гораздо длиннее, и рисовала ею картинки на снегу. Два сюжета: крылатые твари в небе и ритуал охотников — они с детства получались у Лиры лучше всего. Сейчас ей удалось даже лицо вампира, пронзённого кинжалом. Он получился похожим на Дэви.

— Лира, у меня важная весть, — быстро сказала Агнесса, подойдя, и сейчас же прошептала ей на ухо. — Мы можем поговорить?

Лира усмехнулась.

— И ты не спросишь, как прошёл Бал Карды?

— Я ещё спрошу об этом, но не сейчас. Мне нужна помощь. Винсент говорил, ты знаешь причины, по которым его заперли на Родниковой.

— Увы, знаю.

— Он хочет бежать. Двадцать первого.

— Подожди… Ты что, бываешь у Линтера?

— Нет! — вспыхнула Агнесса. — Мы встречаемся на перекрёстке Родниковой с улицей Медеора. Обмениваемся новостями. Я помогаю ему! Месяц назад я помогла ему сбежать, чтобы посетить Академию.

— А! — бесцветно сказала Лира. — И никто не знает о твоей роли?

— Теперь знаешь ты. И он хочет, чтобы ты пришла к нему… перед побегом.

Охотница вздохнула.

— Что от меня нужно?

— Подожди. Ты какая-то странная… Говоришь так, будто на надоевшую работу соглашаешься.

Лира мягко улыбнулась:

— Тебе показалось. Я очень рада и, конечно, приду. Так двадцать первого декабря?

— Да. Спасибо, подруга! — лицо Агнессы сияло улыбкой, и Лиру на миг тоже захватила радость. Будто то, что предлагали глава и подруга, могло ей помочь. Будто всё это было нужно… А Владыка вампиров и мучительная смертельная болезнь были только сном.


— Я отказываюсь делать то, что пообещала вам, — выпалила Лира, найдя Владыку. Вампир в задумчивости прогуливался в огромном парке, окружающем летний дворец Принца — "Изумрудный сад". Дэви поглядел на девушку без изумления.

— Давайте войдём в дом, юная леди, — равнодушно предложил он. — Вам необходимо горячее питьё.

Лира дрожала не от холода — от напряжения, от страха. Она звенела, как туго натянутая струна… Она торопилась объяснить всё и услышать свой приговор, но вампир вёл её нарочно медленно, и ожидание разговора высасывало из охотницы последние силы. Лира не глядела по сторонам и не запомнила ни парка, ни дома. Только в тёмной комнате наверху, взяв в руки чашку с горячим чаем, она немного пришла в себя.

— Что случилось? Планы Ордена изменились? — спросил Владыка.

Лира выбрала именно этот момент, чтобы глотнуть чая. Она поперхнулась, обожглась, закашлялась и пояснила сквозь навернувшиеся слёзы:

— Да. Со мной говорил глава Ордена. Он планирует посвящение Избранного, втайне от большинства.

— Когда?

— Я и так много сообщила вам, — слабо сказала девушка. — Не надо вопросов. Всё изменилось. Я отказываюсь… отказываюсь выдавать вам Избранного.

— Потому что полагаешь, смерть ему больше не грозит?

— Да. И он… Он теперь точно откажется от предложения бессмертия.

Вампир засмеялся:

— Кто посмеет отказаться от моего предложения? Ты мало знаешь о Даре, Лира Диос. Я понимаю, почему ваш глава медлил с посвящением Винсента. Дар — опасная сила. И давнее обращение Избранного на сторону бессмертных, приведшее к возникновению Великого вампира, оставило в ней след. Дар проклят, ты слышала? Это так. Частица проклятия, которая есть в нём, стремится к carere morte. Если Дар обретёт силу на стороне Ордена и хранитель Дара станет охотником — чуждой для бессмертных силой, проклятие будет пытаться уничтожить Избранного. Оно способно питаться жизнью точно так же, как carere morte. Этим посвящением Орден лишь приблизит смерть Винсента, и смерть ужасную, мучительную… Разве этого ты хочешь? Подумай. Почувствуй. Ваш глава, все ваши люди слепы. Они не могут видеть глазами Бездны, как мы. Как ты…

Лира ойкнула. Горячий фарфор обжёг пальцы: она держала чашку в руках слишком долго.

— Что другое ты можешь предложить мне? Сведения об Ордене? Мне не хотелось бы ломать тебя, склоняя к предательству. Ты же хочешь помогать людям, а не предавать их, — Дэви был в нескольких шагах от неё, но его голос, глубокий, богатый оттенками — почему раньше он казался Лире монотонным? — создавал ощущение ласковых прикосновений. По коже девушки пробежал трепет. Владыка вампиров. Ему две сотни лет. Он бессмертный. Мой учитель. Мой…

"Любимый", — пришло к ней, но Лира отбросила это слово. Нет. Не то. Мой…

"…Бог".

— Лира, ты слышишь меня? — вампир подошёл к охотнице, коснулся её подбородка, заставляя поднять голову, посмотреть ему в глаза.

— Если Избранный откажется от бессмертия, если он окажется воистину силён, я отпущу его, Мы с тобой отпустим его. Я обещаю тебе, что не убью его, если он предпочтёт Орден.

— Да… Я верю вам.

— Тогда к делу, — резко сказал Дэви. Владыка отошёл от неё и приказал слуге у двери:

— Митто сюда.

Скоро в комнату вошёл длинноволосый вампир, знакомый Лире по Балу Карды.


Они долго сочинял план кампании. Лира принимала ограниченное участие в разговоре: она слабо, односложно отвечала на мелкие, конкретные вопросы:

— Дом Избранного под Покровом? — Да. — Тот район тебе знаком? — Да. — Нарисуй…

— Сколько отрядов занято охраной дома? — Три. — Это лучшие охотники столицы? — Ориенса. — Но и этого хватит. Где они находятся? Нарисуй…

— Точная дата посвящения известна? — Глава сказал, в январе. — Другие знают больше тебя? — Я думаю, глава и сам немного знает. — А Избранный знает? — Ещё нет.

— Избранный выходит за Покров? — Да, то есть, нет. — Да или нет? — Да…

Наконец вопросы закончились, и Митто разочарованно протянул:

— Слишком долго! Господин, ждать января?!

— Избранный доверяет тебе настолько, чтобы пойти за тобой? — задумчиво спросил Владыка.

— Избранный доверяет мне, да, — механически повторила Лира. — Он просил, чтобы я пришла к нему перед тем, как он сбежит от Краса… Двадцать первого, через неделю… Он доверяет мне! Владыка, я не могу…

Вампиры переглянулись.

— Двадцать первого — чего? Декабря? — уточнил Митто.

— Да…

Лира повторила, что ей сказала Агнесса, потом ей пришлось немножко углубиться в прошлое и объяснить, благодаря чьей помощи был убит владыка Низших. А после разговора девушку отвезли к самой границе Покрова Академии и оставили. Слов благодарности она вновь не услышала. Бессмертные, точно так же, как люди, не поощряли предательств.


Лире осталось пройти совсем немного, чтобы оказаться дома, но эти двадцать шагов она брела двадцать минут. Дома она легла на диван в гостиной и долго восстанавливала дыхание — захлёбывающееся, неровное, точно рыдание. Положив холодную, липкую от пота ладонь на грудь, она считала слабые, быстрые удары сердца и ждала приступа. Впервые ждала без страха: смерть сейчас избавляла охотницу от презрительного: "Предательница". Умерев сейчас, Лира Диос останется в памяти окружающих тихой, послушной девочкой, которую будут поминать только добрыми словами. Она станет ангелом, и никто никогда не узнает, что через несколько дней этот ангел должен был обратиться вампиром, чудовищем, демоном.

Но приступа не было. Уже почти неделю старуха-смерть миловала Лиру — не явилась ни разу с ночи перед Балом Карды. И девушке пришла мысль, что она только представляется, изображает из себя больную, как в детстве…

Лира встала, чуть ли не оскорблённая, взгляд упал на старые фотографии на каминной полке и новая мысль, ужасная, громом раздалась в голове: "Скоро, совсем скоро я навсегда покину этот дом!"

Слёзы немедленно навернулись на глаза. Как же это? Она так любит этот дом, да и проклятую Академию через дорогу тоже… любит. Уйти, оставив всё… оставив всех?! Нет, никак! Всё же прочны тонкие нити, удерживающие её здесь!

Но… что это?! Королева-Бездна вновь взмахивает широким рукавом, заслоняет фотографии, комната исчезает, поглощаемая тенью. И вот — нет ничего вокруг! Лира одна во тьме, в пустоте…

"Не страшно. Я уже привыкла. Теперь я буду долго, спокойно спать".

Она повалилась обратно на диван и провалилась в сон без сновидений.


На следующий день Лира была спокойна и весела. Ночной рейд оказался долгожданно пустым и прошёл очень тихо. Однако охотницу посетила неприятная мысль, что carere morte ушли с улиц, повинуясь приказу Владыки, готовящегося к важной встрече.

"Вздор! Просто совпадение. Дэви не управляет уличными дикарями-вампирами. Их миры не пересекаются".

Она оставила группу чуть раньше окончания стражи и направилась домой. Девушка ступила на Красный мост Сермы, за которым начинался Покров Академии, когда позади раздался знакомый звук — мягкий шелест крыльев опускающегося carere morte. Лира резко развернулась к нему, привычно не допуская и мысли: "Бежать!".

Огромная тварь коснулась земли, крылатая тень, окутывающая её, брызнула в стороны, быстро как ртуть заскользила по мосту — за перила, в чёрную реку. Лира потрясенно выдохнула и опустила щит. Это был Дэви.

— Завтра… — услышала она его шёпот, — в час пополуночи. Иди к Избранному. И дальше оставайся с ним, сопровождай Избранного, несмотря на всё, что будет твориться вокруг. Он должен отправиться в Призрачный парк, за Покров. Там мы встретим вас.

— С нами, наверное, будет одна охотница. Моя подруга…

— Пусть. Ты всё запомнила?

— Да, — сказала Лира после секундной заминки.

— Умница, девочка. Колдунья ли ты, но я доверяю тебе больше, чем всем моим прислужникам, вместе взятым. Только не бойся ничего. Иди. Я сберегу тебя…

Наступило молчание. Владыка был близко, так близко, что если б он был смертным, Лира слышала бы его сердце и чувствовала дыхание. Она закрыла глаза. Внезапно пересохло во рту и напряглись губы: девушка ждала первого в своей жизни настоящего поцелуя. Но Дэви не сделал ни движения ей навстречу. С тем же успехом Лира могла ожидать проявления чувств от каменной статуи.

— Каков бы ни был исход завтрашней встречи, ты получишь то, о чём просишь, — сказал он и, отступив, скрылся во тьме. Девушка поникла.

— Охотнице, что пойдет с тобой, святую воду подмени обычной, — раздалось напоследок из темноты. — Твои друзья обожают обливать ею carere morte при встрече, а кое-кто в моей группе очень дорожит своей красотой.

Лира улыбнулась — ей открылась слабость Владыки:

— Хорошо.

Глава 35 Низшие и Высшие

Со странным ощущением нереальности происходящего Леонард разглядывал конверт. Наспех склеенный из листов, позаимствованных в какой-то религиозной книжке, такой же листок внутри. Письмо написано между печатных строк, написано быстрой, уверенной рукой. Тонкий летящий почерк. Леонард по нему одному узнал бы написавшего…

…Избранный!

Письмо от Избранного принесла Вера Сольви. Его Низшей передала некая охотница. И сейчас Леонард обернулся к подруге, вставшей у открытого окна, будто на страже:

— Вера, повтори ещё раз, что тебе сказала эта охотница?

— "Передай письмо своему владыке". Я переспросила: какому владыке? Она: "Не притворяйся. Владыке Низших, тому, кто занял место погибшего Гектора Долуса".

— М-м…

— Я спросила, от кого письмо. Она сказала: от человека, жаждущего обращения.

— Давно ли охотники передают carere morte письма от кандидатов?

— Это я тоже спросила. Тогда она назвала одно имя… Винсент Линтер.

Леонард вздохнул и снова оглядел конверт и единственный лист письма. Действительно, письмо от Избранного! В час, когда последняя надежда оставила Низших и вокруг сгустилась тьма, на горизонте засияла яркая звёздочка. И привыкший к тьме вампир всё не мог поверить, что это не мираж, не новая иллюзия отчаявшегося.

Смерть Гектора — вторая смерть лидера за столь короткий срок, больно ударила по Низшим. Больнее, чем смерть Конора, до недавнего времени Леонард полагал последний удар смертельным. Гектору так и не удалось заручиться поддержкой Лиры Диос. Чары — единственное оружие Низших, в случае со служительницей Ордена, видимо, оказались слабы. А ведь Долус так превозносил всегда это умение Низших! Что же случилось на Балу Карды, как Лира сорвалась с его крючка? До Леонарда доходили отрывочные сведения, что Гектор угодил в примитивную ловушку Ордена, но он не хотел этому верить.

Нового владыки не появлялось, и мечта о мире без Высших развеялась пылью. Дэви возвратился в свой кардинский замок полновластным Господином вампиров. Низшие столицы притихли. Они замерли, боясь разрушить то немногое, что осталось от величественной постройки их первого владыки, Конора. И вот… это письмо. Странное послание из потерянного прошлого. Конор считал, что ему не удалось создать вокруг Избранного достаточный шлейф чар, а рана, оставленная Бездной в его сердце после смерти матери, быстро затянулась: не иначе, Дар исцеляет своего хозяина! Но, оказалось, Линде удалось оставить на Линтере метку carere morte. И через полтора года она сработала: Избранный выбрал путь Низших!

— "Конор был прав: в Ордене меня готовят для жертвы. Мне не жаль себя, уничтожение Дара — вот, чего я не могу принять. И я обращаюсь к убийцам матери, хотя прежде клялся этого не делать. Дар не должен быть потерян навсегда! Мир без Высших лучше, чем мир без Дара", — Леонард зачитал вслух выдержку из письма. — Кажется, всё хорошо, но… Вера, тревога не покидает меня.

— Я знаю. Я тоже тревожусь. Всё-таки мы его сломали! Избранный принимает наш путь, но лишь ради Дара. За этими строками читается: новый Великий просуществует недолго, быстро уйдёт, освободив Дар. Красу удалось внушить ему мысль о самоубийстве, и она залегла глубже и прорастает лучше, чем все наши внушения.

Леонард усмехнулся:

— Как тонко ты чувствуешь! Я тревожусь, что это письмо может быть ловушкой.

— Чьей? Ордена? Орден всецело подчинён Красу. А Арденс никогда не станет плести такую интригу: воспользоваться Избранным, чтобы уничтожить Низших! Крас боится Дара больше всего на свете, единственное, о чём он мечтает — уничтожить его. Это письмо писал Избранный, писал сам и от себя — не под диктовку.

Низший вздохнул:

— Я перестал чувствовать такие вещи…

Вера дрогнула у окна. Он успел прочитать её мысли: подойти к другу, обнять… Но девушка не тронулась с места, только покаянно опустила глаза. Леонард приближался к состоянию Высшего, Вера надеялась ещё на десять — пятнадцать лет в облике Низшей. Они всё больше отдалялись друг от друга. Обмен кровью, когда-то связавший влюблённых бережно, тонкой нитью, чтобы они не потерялись в вечности, постепенно обратился тяжёлыми оковами.

— Нужно заняться подготовкой ночи двадцать первого декабря, — хрипло сказала вампирша. Леонард чувствовал: Вера заметила, что он заметил её погашенный порыв. — Избранный пишет, что не сможет покинуть дом, пока тот район стерегут охотники. Он уже пытался бежать, и его возвращали. Нам нужно будет отвлечь отряды… Что ты молчишь?

Леонард не ответил, тревожная усмешка не сходила с его губ.

— Я уже прочитала. Ты не хочешь, чтобы Избранный стал Великим? Нашим Великим?

Вампир досадливо поморщился. Он не хотел, чтобы подруга прочитала эту его слабость, но и скрыть её не мог:

— Я не Конор, Вера, и не Гектор Долус. Я — не владыка Низших!

Говоря это, Леонард косился в сторону бывших комнат Конора и Долуса, а из головы не выходила картинка глубокой земляной ямы в подземной комнате Гектора. Точно могила… Неужели, настала его очередь лечь в неё? Нет, нет. Он — почти Высший, о мечте всех Низших ему можно забыть! Год, два — и Владыка вампиров примет его. Впрочем, прийти с покаянием к Дэви можно даже завтра… О, он не откажется принять Леонарда: слишком ценный кандидат, единственный наследник могущественной империи отца!

— Я не владыка Низших! — повторил он. — Двое сильнейших погибли, а я лишь последователь, не лидер. Я не возьмусь за это. Не мне тягаться с Дэви!

Он едва успел поставить барьер, чтобы разочарование Веры не захлестнуло его.

— Но ты ближе всех стоишь к Высшим, ты мог бы инициировать Избранного. Ведь иначе что, Леонард? Только служба Владыке!

Вампир криво улыбнулся:

— Желаешь моей смерти?

— Гектор говорил, инициирующий Избранного не умирает, он обретает новое бессмертие, последнее бессмертие — в Даре.

— А сам Избранный? Одно тело не может быть пристанищем двух душ долго. Останется победитель. Я ли это буду?

Вера вновь отвернулась к окну, коснулась своего отражения в гладком стекле:

— Что тогда? Выбросим письмо и забудем? А как же мечта всех Низших?

— Мечты Низших недолговечны, как сами Низшие.

— И всё же…

Она очень хотела заплакать, но крепилась. Леонард чувствовал её страх. Он чувствовал его всякий раз, когда Вера смотрела на него… Низшая всё время мысленно сравнивала себя и его, почти Высшего, и подсчитывала, сколько лет бескрылого бессмертия у неё осталось в запасе. Вот и сейчас Леонард поймал последние цифры её подсчётов — Вера опять считала, сколько крови нужно пить в неделю, чтобы дольше продержаться в Низших, и опять клялась себе поумерить аппетит. Голод Высших был главным пугалом Низших, иногда Леонарду казалось, они боятся его больше, чем сами Высшие…

Леонард бросил несчастное письмо на столик и поднялся из кресла. Он решительным шагом подошёл к подруге и обнял. Уткнувшись в её волосы — шёлковую, душистую, непроглядную ночь, — прошептал:

— Иногда мне кажется, ты манипулируешь мною своими эмоциями!

— Полагаешь, я это нарочно? — она улыбнулась сквозь слёзы.

— Конечно же, нет. Извини, — он не удержался от тяжкого вздоха. Где те времена, когда в обмене кровью они черпали лишь вдохновение для общих снов-фантазий? Когда не было этого постоянного перехлёста чужих, ненужных чувств?…Или они только недавно стали чужими ненужными?.. — Что ж, поразмыслим. Район, где держат Избранного, под Покровом…

Вера просияла:

— Ты нас возглавишь?

— Да, — кратко сказал Леонард и показательно задумался, — Район под Покровом. Хм… Попробуем обратиться к смертным.

— Чары?

— Нет времени. Раздуем готовое недовольство.

— А как же: "Одно тело не может быть пристанищем дух душ одновременно"?

— Для обращения Избранного найдём сильного дикаря, — когда он говорил это, перед ним встал один образ, и Вера радостно вскрикнула, тоже разглядев его. — Нет, лучше: Мира Вако! Наш Избранный к ней привязан. И она к нему. Она рада будет отдать всю себя до капли, лишь бы он жил. Надо немедленно разыскать Миру!


Скоро найти вампиршу Вако не получилось. И Леонард был даже рад этому, он вновь строил планы пойти на поклон к Дэви… Он странно раздвоился: одна половинка была с Верой и Низшими — с ними он строил планы, как вызволить Избранного из плена Арденсов, с ними он по-прежнему мечтал о мире без Высших. Другая же половина была бесконечно далека от бескрылых собратьев, её голод был голодом Высших и её мечты были мечтами Высших. И голос этой половины был, порой, звучнее…

Накануне двадцать первого декабря половинки объединились. Низшие нашли столичное убежище Миры Вако.

Вампиршу заметили ночью, когда она охотилась, и проследили за ней до самого логова. Обиталищем вампирши оказался большой летний дом в Сатуре, на зиму оставленный хозяевами. Решено было вернуться за Мирой днём, на рассвете Леонард отправил за ней хорошо вооружённую группу, но та не вернулась.

Что случилось? Леонард мерил шагами бывшую комнату Гектора, а земляная яма — могила притягивала его взгляд. Неужели Высшая вампирша светлым днём сумела дать отпор большой группе бессмертных, пусть Низших? Нет, немыслимо! Он хотел послать за Мирой вторую группу, но в последний момент передумал и услал их за дикарём-вампиром. Большинство дикарей Доны давно было под контролем Низших, не догадываясь об этом… И новая авантюра увенчалась успехом: скоро Высший был доставлен в дом Конора.

"Сильный дикарь" оказался невысоким, щуплым и очень юным. Увидев Леонарда, он пробурчал только: "Проклятые Низшие" и замкнулся в гордом молчании. Низший молчал также. В его тёмных зрачках маленьким огоньком отражалось биение медлительного, но ещё живого сердца дикаря.

Конор рассказал этот секрет Гектору, а тот — Леонарду. Простое знание, избавляющее Низших от страха перед силой Высших, великое знание, сделавшее Валерия первым владыкой Низших. Carere morte — не мертвы, во всех, даже в старейших, остаётся частица прежнего человека, та самая, которую должен будить таинственный Дар, та самая, которая породила мечту о возможности исцеления для вампиров. И эта частица человеческого подвластна чарам Низших. Низший, обладающий немалый опытом, достаточно сильный, а, главное, безрассудно смелый, способен тянуть жизнь даже из Высших, а в образовавшуюся пустоту он может вложить свою идею. Этим занимался сейчас Леонард. Инициация Избранного в идеале добровольна — и ему был нужен жертвенный агнец.

Он отступил от дикаря только к вечеру, возвратился в комнату Гектора и без раздумий лёг в его постель-могилу. Сила, которую Леонарду удавалось вытянуть из дикаря сгорала раньше, чем успевала сделать круг по телу Низшего — такой огромной затраты собственной энергии требовало проникновение через щит Бездны, окружающий Высшего. Совсем обессилевший, вампир сумел вложить в дикаря очень слабую идею, сроком службы на пару суток.

"Этого должно хватить. Ведь встреча с Избранным состоится через несколько часов!"

На эти несколько часов он провалился в тяжёлый сон без сновидений.


"Чары работают, отряд готов", — доложила Вера.

Они разговаривали мысленно, отделённые расстоянием. Леонард с основной группой Низших встал у границы Призрачного парка на подступах к Родниковой улице, а Вера отправилась ниже по Восточному проспекту. Она с несколькими сильными чаровницами всю неделю занималась подготовкой смертных, чьей задачей в эту ночь было создание хаоса вокруг жилища Избранного. Скоро выяснилось, что ни одна из групп, первоначально считавшихся хорошими кандидатами в зачарованные, на деле не подходит. И с молодёжью, и с бандами Ориенса, и с маргиналами пришлось бы долго работать, а времени не было совсем. Но умница Вера нашла выход: служители закона! В Ориенсе они немало пострадали от банды Нукса, и их злость стала той червоточиной, куда Низшие легко могли проникнуть.

Сейчас отряд был готов. Вере удалось внушить служителям закона, что банда прячется в том самом доме — тюрьме Избранного.

"Они уже подходят к Покрову со стороны Белого тракта. Как у вас, Леонард?" — Ему радостно было слышать её спокойствие и деловитость. Куда лучше недавнего хаоса из тревоги, страха и слёз! Леонард отделился от группы и немного прошёл вперёд, до границы Покрова.

Он снял перчатку, коснулся невидимой стены голыми пальцами. Какая странная, глупая, несправедливая преграда для Низших! Ясно, почему Покров останавливает Высших: они так полны пустотой, что защита стен уже не распознаёт в них человека. Но Низшие? Разве они так же далеки от смертных, как Высшие? Их частица Бездны мала, слаба, они даже способны спрятать её от солнца… от солнца, но не от Покрова! Покров Ордена раз за разом напоминает Низшим: не тешьте себя, вы — сarere morte!

Пальцы Низшего заледенели, прикоснувшись к прозрачному стеклу Покрова. Леонард надел перчатку и отступил. "Как у тебя дела?" — опять спрашивала Вера. Тогда он, ленясь отвечать, открыл перед ней все мысленные барьеры: смотри сама!

Его группа в десять Низших ждала Избранного у Призрачного парка — Линтер указывал этот парк, как место для встречи. Ещё три группы такой же численностью, но состоящие из Низших и смертных кандидатов, были рассредоточены вокруг купола Покрова, одна — в парке, стерегла тропинки. Всё было спокойно. Морозная ночь упала на город, накрыв его огромным стеклянно-прозрачным колпаком. Белый хитрый глаз луны был почти закрыт веком-тенью, и зорко щурил тонкую щелочку — молодой месяц.

"Зачарованные вошли под Покров", — доложила Вера.

"Теперь нам остаётся ждать".

Несколько смертных из числа кандидатов в Низшие Леонард отправил под Покров. Оказать существенного влияния на ход событий он не могли, их задачей было наблюдение. Вампир с нетерпением ждал, когда они вернутся с новостями. Родниковая улица, видимая из Призрачного парка, была всё такой же тихой. Казалось, ничего не поменялось там, под невидимым куполом Покрова. Шли самые долгие в вечности Леонарда полчаса.

На исходе получаса подоспели сразу два докладчика с сообщениями. Один из парка, второй с Родниковой. Тот, что из парка, был очень взволнован, но Леонарду хотелось прежде всего выяснить, что творится под Покровом. С улицы слышались выстрелы, — эти звуки чётко, далеко разносились в холодном воздухе. Несомненно, битва там уже началась.

— Говори, — потребовал он у пришедшего с Родниковой.

— Зачарованных у дома Избранного встретили отряды охотников. Сейчас там драка, есть убитые.

— Запах свежепролитой крови усиливает чары, — Леонард улыбнулся. — Хорошо. Избранный?

— Мы его не видели.

Леонард скрыл недовольство под непроницаемой холодной маской застывшего лица. О, этот беспокойный Избранный! Скрывается он от своих, охотников, или от соглядатаев Низших?

— А ты что встревожен? — обратился вампир к пришедшему из парка.

— В парке мы не одни! Мы почувствовали двоих смертных.

— Случайные прохожие?

— Пока непонятно. Мы отправили троих разведать, но от них никто не возвратился.

Теперь недовольство Леонарда выразилось вертикальной складкой между бровей:

— Продолжайте наблюдение.

Отправив этого вестника обратно на пост в парк, Леонард сейчас же отложил вопрос о случайных прохожих. Он ждал появления Избранного.

Отсюда, с края парка, Родниковая улица виделась ему длинным коридором, наискось уходящим влево. Дом Избранного видно не было, вампир поймал себя на мысли, что, наверное, так и не увидит никогда это здание… Один из Низших, легонько коснулся его рукава, привлекая внимание. Леонард обернулся. В отдалении от них из парка быстро выходили люди. Вампир насчитал шестерых. Две группы охотников, до того стоявшие у Второй Городской больницы, услышав выстрелы, спешили разведать, что произошло. Леонард скомандовал своим отступить в тень деревьев. Охотники прошли мимо, не заметив притаившихся Низших.

Леонард провожал взглядом пульсирующие точки сердец. Сейчас охотники выступали в роли жертв и никакие чары Ордена не скрывали их от глаз вампиров. Леонард знал, стоит вампирам обнаружить себя, попробовать напасть — и десять Низших будут уничтожены за десять минут, но мысль о мнимом превосходстве carere morte всё же грела… Опытным взглядом он отметил в отряде одного слабого: на него легко можно будет воздействовать, как на Лиру Диос. Сомнение в верности выбранного пути — вот единственная лазейка к мыслям и чувствам охотника!

Хотя Леонард не отрывал взгляда от Родниковой улицы, ожидая появления там высокой худой фигуры Избранного, тот ухитрился появиться неожиданно — в то мгновение когда вампир отвлёкся на отряд охотников. Избранный вышел из-за дома: похоже, до того пробирался дворами, и остановился. Он стоял напротив дома N13, у границы Покрова. Позади, в нескольких шагах, были две неясные женские фигуры.

— Что за сопровождение? — прошептал кто-то из Низших.

Леонард хмурился. Одну из дам он легко сумел прочитать… Лира Диос! С Бала Карды Леонард небезосновательно подозревал её в предательстве, и сейчас был близок к панике: что она тут делает, кого приведёт с собой?! О второй даме можно было сказать только одно: совсем недавно она пережила сильное нервное потрясение. Несколько Низших из группы Леонарда уже присосались к потоку её энергии, бессмысленно уходящему в пустоту.

Юноша медлил у границы Покрова. Леонард ждал. Низшие прятались в тени деревьев, но зоркие глаза Избранного видели их всех.

"Избранный вышел к нам", — доложил Леонард Вере.

"Он не убегает?" — как о диком зверьке спросила та.

"Он видит, что бежать некуда. О, он переступил черту Покрова… Всё удалось, Вера!"

Они окунулись в общую волну радости, но испуг тут же пронзил обоих кинжально-острым лезвием. Леонард не сразу разобрался, что этот новый страх — не его. От ужаса вопила Вера.

"Здесь куклы!"

Ещё одно долгое мгновение ему потребовалось, чтобы сообразить, какие куклы могли вызвать неподдельный ужас Низшей. Марионетки Высших вампиров! Но кукол готовят старейшие Карды, у дикарей это не принято…

"Старейшие Карды! Дэви!"

"Я понял, Вера. Скажи им, что они ошиблись…" — слабое, жалкое увещевание, а Низшие Веры уже приняли бой. Глазами подруги он увидел одну марионетку: серое лицо без выражения, тощее тело, кое-где тронутое гниением. Небрежно, впопыхах сделанная кукла — Дэви торопился, ужасно торопился!

"Зачем Низшие ночью вышли в город?" — с издевательской ухмылкой спросила кукла Веру, наступая.

"Прежде я хочу узнать, с кем из старейших имею честь сражаться?" — подруга не сдавалась.

"Вера, я не могу бросить Избранного! Отступайте к парку! Вы недалеко от нас!"

Избранный, словно услышав его мысли, усмехнулся и вдруг резко бросился вправо от вампира, спутницы — за ним. Всё-таки решил удрать… Спутники Леонарда подняли револьверы, но главарь, испугавшись, что в суматохе Избранного случайно убьют, предостерегающе крикнул:

— Не стрелять! Пока…

Вампир, стоявший рядом с Леонардом, вскинул арбалет, заряженный единственной ловчей сетью, но незнакомая охотница опередила его. Вампир упал со стрелой в сердце, не успев выстрелить, Леонард перехватил его арбалет. А небо над головами Низших потемнело: звёзды и прищуренный глаз луны закрыла тень от крыльев Высших бессмертных. Это всё были куклы — Леонард не чувствовал в чёрных чудовищах ни капли живой энергии, на которую можно было б воздействовать. Низшие за его спиной начали стрелять в подлетающих кукол из единственного оружия, что у них было — револьверов, но пули не оказали на тварей заметного действия, лишь немного замедлили их приближение. К встрече с Высшими этой ночью Низшие не подготовились!

Избранный, воспользовавшись суматохой, удрал. Может, это он привёл сюда Высших? Леонард понадеялся, что от группы в парке Линтеру уйти не удасться… Он же пока посоветовал своей группе:

— Цельтесь в голову!

Несколько марионеток упало на землю с расколотыми головами. Они не шевелились: хозяин, убоявшись боли, оставил их. Леонард скомандовал отступить дальше в парк, и куклы под сенью деревьев вынуждены были оставить свои крылатые тени. Завязался бой на земле.

Оружия у кукол не было, но Низшим довольно было и сильных рук чудовищ. Уже трое собратьев Леонарда упали со свёрнутыми шеями. Восстановятся они нескоро… Леонард держался. Для него, почти Высшего, эта схватка не могла быть фатальной. Он повергал кукол на землю и выдавливал им глаза пальцами. Скоро куклы отступили. Одну Леонард поймал сетью, прижал к старому дереву на границе парка.

— Низшие — верные подданные Владыки вампиров, — миролюбиво и лживо сказал он марионетке, ослеплённой, но не оглохшей. — Вы напали без объявления, без объяснения причин, подло. Владыке это не понравится! Назови своё имя, хозяин, чтобы я мог сообщить его Дэви.

Кукла захохотала, и страх опять кольнул Низшего в самое сердце. Хозяином был сам Дэви!

Остатки группы Веры подходили к парку. Предводительница была ранена, но сильнее боли от медленно заживающей раны её терзал голод. И через крохотную частицу проклятия Веры в крови Леонарда тот же голод терзал вампира. Он пробовал погасить этот вой, но сделал лишь хуже: проснулась втройне голодная собственная частица Бездны, и теперь уже Вера, не дойдя двух шагов до него, сильно сжала голову руками, пытаясь выдавить оттуда чужие голодные мысли о горячей крови. Он пожалел её в этот миг, но сделать ничего не мог, лишь послал очередное проклятие старому другу, когда-то надоумившему счастливых влюблённых обменяться кровью…


К месту битвы спешили хозяева-вампиры. Низшие узнали их даже в чудовищных обличиях: Калькары, Митто, Гелер… Дэви!

— Это не куклы, можно попробовать ослабить их, — негромко сказал Леонард.

— Ослабить? Это старейшие! — Вера всхлипывала, но глаза были сухи. Истерика… Он попробовал мысленно успокоить её, но она, заметив это, закрылась щитом от друга — не прочитать.

— Всё же попробуем, — он подозвал двоих из своей группы и тихо приказал: — В парк. Найдите группу, Избранного! Возьмите тех, кто стоит вдоль границы Покрова. Идите!

Ночь загнала их в ловушку. Теперь вампир ясно видел свою ошибку: нельзя было идти у Избранного на поводу. Нельзя было соглашаться на встречу ночью, в часы Высших! Но он так боялся спугнуть удачу, что без раздумий принял все условия Линтера.

Дэви со свитой приближались. "Дождись, чтобы он заговорил первым", — шептал внутренний голос, а, может быть, это была мысленная просьба Веры… Но ожидание слов Дэви было невыносимо для Леонарда. Каждый шаг Владыки заставлял его сердце стучать ещё быстрее, разгоняя и без того согревшуюся кровь по телу. И Низший заговорил — тщательно обдумывая каждое слово:

— Владыка! Я полагал, на нас напал какой-то новоявленный хозяин-дикарь, лишь поэтому решился ответить на вызов. Если б я узнал причину вашего недовольства…

— Причина проста: вы стоите не моём пути к Избранному, — неестественно спокойно сказал Дэви. Владыка был в старинной, свободного покроя одежде, на широком поясе болталась маскарадная маска с птичьим клювом.

— Кто-то солгал вам, Владыка. Мы пришли сюда за новым кандидатом — и только, — Леонард чувствовал раздражение и злость Низших рядом с ним. Несмотря на свой страх перед старейшими, они были недовольны заискивающим тоном лидера.

— Тебе не нужно лгать, Претер, — Дэви остановился в трёх шагах от группы Низших. Он в молчании изучал их, и Вера бледнела с каждым мгновением, хотя её рана уже затянулась. — Какой жалкий конец! — скоро изрёк он. — Конор был бы опечален, увидев вас… Слабо, друзья! Напрасно вы вышли в ночь, ваш удел — тихая дневная жизнь. Напрасно вы поверили, что Избранный может достаться вам — ваши слабые руки не удержат его Дар!

Леонард почти не слушал. Он, как и все Низшие, искал сейчас пути к человеческим частицам старейших. Молодых Адама и Гелера уже пили, Калькары остались непробиваемы. Леонарду привиделось, когда Дэви говорил о Даре, человеческое мелькнуло в тёмных глазах — и Низший тут же вцепился взглядом в этот ускользающий блеск.

— Ваш первый владыка был силён — он подарил вам надежду, второй лидер — хитёр, он подарил вам мечту, — продолжил Дэви, не замечая воздействия Низшего. Но сейчас у вас не осталось ни того, ни другого. Знаете, почему? Вы посмели отрицать власть Бездны, а Она злопамятна. Это Её месть, не моя! Впрочем, довольно!

Он взметнул руки, и послушные его воле Высшие бросились на Низших. Засверкало серебро кинжалов и мечей — старейшие были вооружены. Бой длился недолго. Леонард, почти Высший, продержался дольше других. Он призвал свою чудовищную тень, подаренную Гектором незадолго до Бала Карды. Эта тень не имела крыльев, но одевала всё тело плотным чёрным саваном — дополнительной защитой. Первые мгновения боя Низший даже продолжал тянуть силы из Дэви, только крик и боль Веры, пронзённой мечом, — сначала крик, потом боль — сбили его, заставили разорвать тонкую путеводную нить к человеческой частице Владыки. Мысленно прося прощения, он закрылся от подруги, попытался ухватить обрубленный конец нити… — поздно. Дэви рассёк тень его чудовищного обличья мечом и сильно толкнул вампира. Леонард упал, но сейчас же поднялся, держась за каменный от мороза ствол дерева. Тропа парка перед ним была усеяна телами павших — всё это были собратья-Низшие.

"Охотники… Лира Диос и тот, ушедший на Родниковую… Поймать бы биение их сердец! Зачаровать, направить…", — Дэви не дал ему додумать мысль. Он опять приблизился, на ходу надевая маску.

— Теперь, Претер, ты уяснил, почему Низших называют Низшими? Пред Высшими — Низшие ничто. И ночь покровительствует нам, невам. Тихая жизнь под солнцем, вдали от моей вотчины — вот, что подходило вам, да вашего владыку сманил свет Дара! — он монотонно расхохотался, но скоро оборвал смех, бывший лишь притворством. — Впрочем, ты — почти Высший. С Низшими тебя держит только одно… и пора от этого избавиться!

Леонард сглотнул.

— Владыка, я по-прежнему не понимаю, что вас так разъярило… — Дэви не слушал. Калькары подвели к Владыке темноволосую девушку. Она едва шла, ноги заплетались, то и дело Высшим приходилось её тащить. Это была Вера. В шаге от Дэви Калькары отпустили её и отошли в стороны. У Низшей сразу же подломились ноги, она упала в снег на колени, но нашла силы поднять лицо, посмотреть в глаза своей смерти.

— Владыка! Простите за ложь! — зачастил Леонард. — Я скажу всё, всё! Избранный…

— Молчи, — еле слышно прошептала Вера, и он поймал её мысль: "Группа в парке, возможно, отыскала Линтера… Можно ещё побороться… Мечта всех Низших…" — И Леонард не договорил. Серебряный меч Владыки стремительно пошёл вниз и наискось, красивой дугой, и через мгновение голова Веры скатилась к тропе, снег набился в чёрные волосы.

Сесилия Калькар шевельнулась:

— Группа Низших в парке уничтожена, Господин. Те, что стояли вдоль границы Покрова, разбегаются, — доложила она. Дэви принял это известие равнодушно, но глаза в прорезях маски блестели радостью и яростью битвы. А Леонард упал на колени, как недавно Вера, обхватил голову руками. Всё было потеряно! Всё!

Дэви склонился над ним:

— Один вопрос, Претер: от кого вы узнали об Избранном?

Леонард молчал, прислушивался к себе. Что бы ни говорил Владыка, он чувствовал: связь с Верой не исчезла, хотя стала слабее, гораздо слабее… Вдруг он понял: она вечна.

— …Леонард?

— Линтер сам написал нам письмо, попросил встречи сегодня, сказал, что готов к инициации, — какой отстранённый голос! Ведь обезглавленные, но не убитые собратья ещё могут его слышать.

Владыка кивнул, будто давно знал о планах Избранного.

— Господин, сюда спешат охотники, — доложил Магнус.

— Избранный задержался в парке, наша приманка сработала, — сказала Сесилия.

— Так поторопимся! Низшие отхватили напоследок большой кусок моего времени, — Владыка осклабился, глядя на Леонарда. — Но я рад: первая победа этой ночи… Летим же за главной!

Он взлетел первым, за ним свита. Высшие понеслись в парк, к Избранному. А отряды охотников, действительно, выходили с Родниковой. Они шли открыто, рассерженные более чем когда-либо на памяти Леонарда.

Низший остался в окружении кукол старейших.

— Владыка позволит мне бессмертие Высшего, если я помогу вам сейчас? — тихо спросил Леонард ближайшую. Марионетка, судя по кроваво-красным губам, принадлежавшая Сесилии, встрепенулась:

— Разумеется. Для вас уже приготовлено место в свите.

Небо вновь затянула туча: ещё какие-то вампиры летели на помощь Владыке. Предводительница опустилась рядом с Леонардом, скинула чудовищную маску. Это была Хелена, подруга Адама.

— Сочувствую тебе, Леонард, — сказала она, быстро глянув на тело Веры. — Знаешь, злость ярче всего горит в бою…

Он кивнул, приготовляясь драться со служителями Ордена. А в памяти стояли образы равнодушно-безжалостного Владыки вампиров и Веры, чью мечту о мире без Высших не смогла разбить даже смерть.

"Только месть подают холодной…"

Глава 36 В призрачном парке

Вот и всё. Лира собралась быстро, холодно, равнодушно. Старое, прочное и удобное платье. Ботинки на низком каблуке. Она собрала и чемодан, но, представив, как придёт с ним сегодня в Академию — она ведь каждый день гуляет с чемоданом! — рассмеялась. Лира задвинула чемодан под кровать и одёрнула покрывало пониже. Гордо чеканя шаг, вышла из комнаты. Она помедлила в коридоре, у двери комнаты бабули, и всё-таки заглянула к старухе.

Постель была пуста, кресло развёрнуто спинкой к девушке. Бабуля читала или, может быть, спала в нём и, признаться, Лира была рада, что старуха не видит лица внучки.

— Бабуля я ухожу! — крикнула она с порога. — В рейд! Я вернусь не скоро! Вы справитесь без меня? Ханна, (сиделка), придёт утром…

Она отступила, закрыла дверь до первых слов бабушки и обиженно загрохотала вниз по лестнице.

Дом отпускал её легко. Легко открывались двери. Легко поскрипывали ступеньки под ногами, желая счастливого пути. Любимые с детства вещи: фотографии, картины, часы, удивительная фигурная трещина на потолке над лестницей, яркая светлая досочка, одна среди тёмных на паркете гостиной… — все они прятались от глаз девушки, щадя её чувства. Лира выбежала на улицу. Заперев дверь, вдохнула свежего холодного воздуха и почувствовала себя невесомой пушинкой. Подгоняемая ветром, она поспешила в Академию.

Тихая морозная декабрьская ночь выстроила хрупкий купол над городом. Яркие наглые звёзды глядели на землю сквозь прозрачное стекло воздуха. Новорожденный месяц острым когтем выглядывал то тут, то там из-за крыш, сопровождая девушку.

Лира не волновалась. Владыка решил всё за неё, ей оставалось неукоснительно следовать его плану.

Она спустилась в арсенал. Взяла несколько пузырьков и наполнила их принесённой из дома водой, самой обычной, не обладающей никакими особенными свойствами. Круглые, призрачно светящиеся в темноте часы над дверью подземного зала показывали полчаса до полуночи.

"Полчаса… Время есть!"

Лира задумалась. Она вертела сложную задачу, предстоящую ей, играла, будто игрушкой, и постепенно впадала в замешательство.

Самый важный вопрос: что будет с Агнессой там, в Призрачном парке, когда он встретятся с Дэви? Агнессу убьют? Почему она раньше не спросила Владыку о судьбе подруги?! Малодушие, презренное малодушие! Конечно, она попробует уговорить Агнессу уйти раньше, до парка, но вот послушается ли охотница? А Винсент? Отпустит ли его Дэви, как обещал, если Избранный откажется от бессмертия?

…Конечно! Он же Владыка. Он же не должен лгать!

"Ага, верь больше лживым carere morte, охотница Диос!"

Лира мотнула головой, отгоняя страшные видения. В это время в хранилище зашли сразу две группы — шесть человек. Они принесли странные вести: Район Второй Городской больницы оккупировали Низшие. И неизвестные хозяева стягивали к району Родниковой и Медеора стаи своих кукол. Девушка вздохнула, приложила холодные пальцы к начинающим ныть вискам: "Ночь только начинается! Ох, чую, ничего у меня не получится!"

Она подошла к охотникам: нужно было изображать неподдельную заинтересованность происходящим.

— А жертв много? — заметила она дрожащим голосом. — Должно быть, немало…

Ей представилось, как она бредёт туда, в самую гущу событий. Девушке стало страшно. Нет, она не боялась драки с carere morte. Её ужасала публичность грядущих событий!

В арсенал спустился Бовенс. Заметив Лиру, он отозвал её в сторону.

— Обсуждаете Ориенс?

— Да. Как вы думаете, что там сегодня? Почему?

— Вампиры решают вопрос, кто будет владыкой Низших, и будет ли он вообще.

Лира скрыла улыбку:

— Это точно?

— Это вероятно! — Бовенс усмехнулся. — После смерти Гектора Долуса… — и за уничтожение владыки Низших в первую очередь следует сказать спасибо вам, юная леди, — Дэви решил прибрать Низших к своим рукам.

— Откуда вы знаете, что Владыка в Доне?

— По всем признакам Владыка бессмертных здесь, — охотник подмигнул ей, и Лира на мгновение испугалась, что Бовенсу известно об их совместных планах. — Но я хотел поговорить с тобой не о Дэви.

— Да, я слушаю.

Бовенс вздохнул:

— Я не люблю начинать издалека, ты знаешь, — он понизил голос, впрочем, без необходимости: их никто не подслушивал. Охотники были поглощены обсуждением новой битвы на Востоке и гадали, кого из них сегодня пошлют туда.

— И у меня, и у Латэ есть подозрения, что ты попала под власть чар carere morte. Кто твоя Низшая? Ты должна немедленно передать её мне.

— Тесса? Она… По правде сказать, я уже давно её не видела. Она сбежала. Не приходила с осени…

Лира едва выдержала недоверчивый взгляд охотника.

— Если чары и были, я ничего не чувствовала, — тихо добавила она.

— Так… — начал охотник и замешкался: в дверях арсенала показался Латэ, и Бовенс был вынужден оставить Лиру.

— Не уходи никуда. Будь здесь, — приказал он и ушёл.


Дорога была длинной. Лира надеялась, что за время пути сумеет разобраться в хаосе своих мыслей и эмоций — и надеялась тщетно. Серые нити мыслей, разноцветные нити чувств сплелись в тугой клубок неприятного буро-багрового цвета. Бурый — от тяжести несказанного, которую она больше не могла выносить. Багровый был её тревогой.

Привычная спутница Бездна сегодня была невидима. Жестокая и справедливая, она не заслоняла от Лиры мир, надежду которого охотница должна была скоро погубить во славу Её. "Смотри!" — приказывала она. И Лира смотрела… На её лице отражалась смесь отчаяния, надежды и боли.

Агнесса ждала её на улице кварталом ниже Родниковой. Увидев Лиру, она отчаянно замахала руками.

— Что такое? — настороженно спросила Лира, подойдя. — Мы же договаривались встретиться на Родниковой!

Она надеялась пройти квартал в одиночестве, ещё подумать, помолчать, немного придержать страшную ночь, несущуюся во весь опор…

— Там слишком опасно! — выдохнула Агнесса. — Низшие собираются в округе, и наши отряды встали близко. Нельзя, чтобы они нас увидели! Я не могла там стоять на виду, хорошо, что нашла тебя тут.

— А как же Избранный?

— Не знаю! Но он сам это затеял — пусть теперь выпутывается!

— Не понимаю…

— Это он написал Низшим письмо. Они ввяжутся в бой с охотниками, охраняющими Родниковую, а мы в суматохе убежим… Ты как? Тебя это не пугает?

— Нет.

Агнесса благодарно улыбнулась и дружески сжала охотнице руку. Лира горячо пожелала немедленно провалиться сквозь землю.

Она поднимались к Родниковой, а впереди было очень и очень… неспокойно. Лире то и дело мерещились крылатые чёрные твари в небе. Она почти успевала ухватить их краем глаза.

"И они здесь из-за меня!"

А ведь она даже не могла вспомнить: как, когда рассказала Владыке об убежище Избранного! Что же это: чары? Может, ещё не поздно остановиться?

"Какой будет скандал! — она поёжилась. — Могу себе представить: Диос в гостях у Владыки вампиров, Диос выдаёт Избранного бессмертным… Интересно, из Ордена могут исключить за такое?"

Быстрая чёрная тень пронеслась над самой головой, и Лира приглушённо вскрикнула. Агнесса холодно зарядила арбалет и промолвила:

— Они не видят в нас служителей Ордена и, похоже, что они сыты. Но всё-таки будем настороже.

"Не так, Агнесса. Они видят, что с тобой — я, предательница Диос, поэтому не трогают нас", — она должна была сказать это, но молчала. Но вот Лира увидела приоткрытое окно на первом этаже дома и любопытную маленькую девочку в нём, и кинулась туда с криком:

— Закрой окно, сейчас же! Не подходи к нему!

Девочка испугано отшатнулась и, кажется, заревела. Лиру била нервная дрожь.

"Для кого-то, возможно, для нескольких или даже для многих эта ночь станет последней. И во всех смертях сегодня будешь виновна ты!"

— Я не допущу, — пробормотала Лира. — Встану вместо… Не допущу! Чёрт, он обещал мне! Если он не сдержит слова я… я его убью!

Владыка ничего ей не обещал, но Лира решила забыть об этом.

— Ты что? — встревоженно спросила Агнесса и легонько тряхнула девушку за плечо. — Задремала на ходу? — тут же, обернувшись и судорожно вздохнув, она втолкнула Лиру в ближайший открытый подъезд. Спрятавшись в темноте, пахнущей сыростью и зимой, девушки смотрели, как мимо быстро, скрытно проходят люди в полицейской форме.

— Кто это ещё? — шепнула Лира. — Куда они крадутся? Здесь намечена полицейская облава?

— Не знаю. Родерик не говорил…

Люди прошли мимо, и Агнесса осторожно выглянула на улицу. Лира напряжённо прислушивалась.

— Остановились. Их остановили наши, — докладывала Агнесса. — Я не понимаю…

С улицы слышались голоса. Спокойные, тихие — вежливая беседа, но была в голосах пришедших тщательно сдерживаемая злость. Просто так эти люди не разойдутся! Скоро беседа превратилась в перепалку, уровень ярости нарастал…

— Их злость чрезмерна, так не бывает, так себя не ведут, — пробормотала Агнесса. — Это внушённое чувство! Бежим на помощь!

Лира не успела ничего возразить, подруга, крепко схватив за запястье, потащила её на улицу. Впереди, точно у дома Избранного, стояли друг против друга две группы людей. Четверо охотников защищали вход в дом. "Четверо! — а в отряде шестеро, значит, двое сторожат неподалёку", — пронеслась мысль. Смертных против них было трое, но большой отряд таился в тени. Охотники также поняли, что люди перед ними зачарованы. Один уже начал монотонно читать ритуальную формулу, разбивающую вампирское внушение. Но голоса пришедших становились громче и уверенней. Вот гневный выкрик — начало операции… Раздались выстрелы. Стреляли пришедшие. Охотник, тот, что читал ритуал, был убит сразу, другой ранен. Оставшиеся отступили на ступени. Лира видела: оба достали оружие.

Агнесса при первых выстрелах остановилась, прижала ладони ко рту. Лира испугалась, не ранена ли она. Но охотница молчала, она только страшно побледнела. Новое эхо выстрелов. Теперь стреляли обе группы, и все прятавшиеся вышли из тени стен. Несколько пуль просвистело рядом с девушками, и Лира схватила Агнессу, развернула, толкнула к стене.

— Не высовываемся! Что мы можем? Ты слышишь меня, Несса?

Но охотница не слышала ничего, кроме свиста пуль и стонов раненых. Она дёрнулась пару раз, пытаясь вырваться, потом затихла в сильных руках Лиры.

— Боже! — она опять прижала ладони ко рту, глаза стали огромными от ужаса, в них заплескались слёзы. — Это я виновата!

— Ты ни при чём!

— Эти люди зачарованы! Низшие не могли сами войти под Покров, и направили сюда смертных под чарами! А указала адрес Винсента Низшим — я! — Агнесса осеклась. Лира повернула голову, снова посмотрела на улицу. Пал ещё один охотник, несколько зачарованных было ранено серебряным оружием, один корчился, опутанный ловчей сетью. Но группа зачарованных по-прежнему прорывалась к дому, охотники обороняли вход. И вдали показалась служебная карета, несомненно, принадлежащая полиции.

— Нужно уходить. Где Винсент? — Лира проговорила это имя и вспомнила о своей задаче. И это почти убило её. Раздавило. "Предательница!" — теперь это кричал каждый камень мостовой. Это слово застыло на губах мёртвых, раскрытых в безмолвном крике.

"Ты видишь, Лира? Видишь? Это только начало! Придёт Владыка, и тяжесть вины за предательство Избранного ляжет на твои плечи тяжким грузом!"

Лёгок на помине, показался Избранный. Агнесса первой заметила одинокую высокую фигуру в едва накинутом тёмном пальто и без шляпы. Винсент покинул дом через чёрный ход и, заметив девушек, коротко махнул им: за мной! На тела, лежащие на мостовой, он даже не посмотрел.

Они пошли к парку тихими пустыми дворами. Агнесса первой догнала Винсента. Он развернулся к ней. Лира ожидала, что Агнесса бросится обнимать юношу, но вместо этого охотница замолотила кулачками в его грудь.

— Что ты наделал! Что ты наделал! — повторяла она. Винсент попытался ухватить её за запястья.

— Несса, ты что?

— Ты видишь ли?! Столько смертей! Из-за тебя! Зачем нужно было связываться с Низшими?!

— Иначе мне было не уйти, — Винсент взглянул на Лиру, будто в поисках поддержки, но та молчала. Лиру занимали совсем другие думы. Вокруг царило безмолвие, и это было затишье перед бурей. Воздух застыл, как вода покрылся льдом. Какая-то паутина, холодная, липкая, отвратительно мягкая, скользнула по лицу девушки, и её унёс ветер, а спутники словно бы и не заметила ничего… Что же это было?

"Граница Покрова! Я почувствовала границу Покрова!"

Покров вставал незримой преградой на пути всех вампиров, смертные же никак не ощущали её. Что это? Самовнушение?

"Я уже вампир. Инициация — лишь условность".

Лира похолодела. Осознав эту незримую границу, она окончательно отрезала себе путь назад.

Агнесса неожиданно успокоилась сама, она отступила от Винсента.

— Избранный! — с горькой усмешкой сказала она. Впервые сомнение, а не благоговение чувствовалось в её голосе. — Из-за тебя только гибнут люди… ты же ничего не делаешь!

Винсент усмехнулся. Мертвенный оскал — так усмехаются вампирские куклы. Он прекрасно знал свою вину.

— Таков мой Дар. Потерпи немного. Скоро я всем воздам по заслугам, и эта тяжесть за гибель невинных исчезнет, обещаю!

— Как?!

— В парке меня ждёт Мира, моя тётушка-вампирша. Это ей ты отнесла первое письмо. Я чувствую её. И я чувствую: я сумею исцелить её… Тогда…

— Что за чушь!

— Я исцелю её — и это окончательно разбудит мой Дар. Я уже вижу, каков он будет: второе солнце! Страшная ночь закончится, обещаю!

— Не люблю, когда много обещают! — пробормотала Лира. Она оставила этих двоих, отошла к стене дома, прислонилась к холодному камню. Она тяжело дышала, закрыв глаза. Нет, девушка не устала, произошедшее раззадорило её. Но развязка страшной ночи приближалась, и охотница понимала: это они сами приближают её!

— Кто это на границе парка? — тем временем спрашивала Винсента окончательно успокоившаяся Агнесса. — Или мне мерещатся там фигуры?

— Это Низшие. Ждут меня. Они встали по всему периметру парка.

— Как же мы пройдём?

— Я думал, вы отвлечёте их, — Винсент лукаво прищурившись, поглядел на Лиру. — Но теперь вижу другой путь. Неожиданный… Ждём! — последнее было сказано повелительным тоном. Девушки подчинились. Скоро Избранный прошептал:

— Идём!

Девушки послушались. Она вновь вышли на улицу и, похоже, снова вернулись в границы Покрова — Лира опять снимала с лица несуществующую паутину… Винсент бесстрашно двинулся к группе Низших на границе парка. Агнесса держала наготове арбалет. У границы Покрова Винсент опять остановился. Чего он ждал?

В небе бесшумно быстро пронеслась большая стая крылатых теней. Девушки заметили их пролёт лишь по тому, как коротко мигнули звёзды. Избранный же был спокоен.

— Дикари? — прошептала Агнесса.

— Куклы.

— Зачем они здесь?

Винсент быстро шепнул: бежим! — и рванулся влево от вампиров. За их спинами чёрный вихрь закружился над группой Низших. Беглецы перевели дух за границей парка. Лира прислонилась к дереву, оглядела парк, простиравшийся перед ними. Меж высоких деревьев скользили непонятно чьи бесформенные тени… или это просто стволы выступают друг за другом? Слышался невнятный шепот… или это шуршат необлетевшей листвой окаменевшие от холода ветки? Казалось, они прибежали прямо в логово чудовища.

— Что ещё за куклы? Чьи? — спросила ещё не отдышавшаяся Алиса.

— Тут ответ может быть один: carere morte Дэви. После смерти Долуса Дэви решил указать Низшим их место.

— А если они прилетели… за тобой? — очень тихо спросила Лира. Эта был последняя, отчаянная попытка исправить содеянное: да прочитай же меня… Беги! Назад! Под Покров!

"Скоро, скоро", — шептали деревья парка… или птицы в ветвях. Чудовище стерегло добычу.

Винсент тряхнул головой, словно избавлялся от того же наваждения.

— Всё равно. Куклы плохо видят. В Карде я легко уходил от них, — заверил он. — Идёмте. Мира ждёт. Признаться, я немного боюсь за неё. Её тень странно себя ведёт. Она очень слаба, неподвижна…

— А что делать нам с Агнессой, когда ты исцелишь её? И… и зачем ты позвал сегодня меня?

Винсент остановился, казалось, впервые задумавшись об этом важном вопросе.

— Агнесса будет свидетелем. Она унесёт весть о пробуждении Дара в Орден, — скоро уверенно заявил он. — А ты… Я надеялся, что ты уйдёшь со мной. Потом придут и другие. Орден вынужден будет измениться вслед за Избранным — говорил Латэ. Но ты будешь первой!

Он улыбнулся ей, и Лира вдруг подумала: что бы ни случилось дальше, она будет помнить Избранного именно таким: весёлым, даже зимой и в страшный ночной час — без холода и отчаяния в глазах, с встрёпанными, давно не стриженными волосами и в пальто с чужого плеча. Лира улыбнулась Винсенту. Сил ответить ему что-либо у девушки не было. Поднимался ветер. Чёрный, страшный ветер. Её спутники ещё не понимали, но Лира уже знала…

— Идёмте, быстрее, — напомнил Избранный.

Вот потерялась граница парка. Шаг, ещё шаг. Они, слепые в своей беспечности, всё дальше уходили от Покрова.

Винсент уверенно шёл вперёд, он уже знал, где его вампирша. Потом, издав радостный возглас, он побежал… и вдруг остановился. Лира выглянула из-за его плеча. Впереди, в шаге от дорожки, прислонившись спиной к дереву, стояла маленькая дама. Её голова странно откинулась: в сторону и чуть-чуть назад. Казалось, девушка беззвучно кричит — рот был открыт. Рук видно не было — может она держалась ими за дерево, чтобы не упасть, или их связали? На Мире было платье, знакомое охотнице по Балу Карды. Светлые волосы были распущены и волнами спускались ей на грудь.

Агнесса остановилась, также разглядывая вампиршу, её странную, неловкую позу и слишком чёрные, огромные, пустые глаза. Вдруг губы охотницы искривились.

— Это ловушка, Винсент, — прошептала она. — Не подходи к ней!

Но Избранный уже бежал к Мире… Лира осталась на месте.

"Не понимаю… Ничего не понимаю! Что с ней? И кто это сделал с вампиршей? Орден? Бессмертные?"

…Дэви!

Холод декабрьской ночи показался ей, замёрзшей внутренне, летним зноем. Смотри же, Диос: вот первая жертва твоего предательства! Конечно же, Дэви, узнав от охотницы о роли Миры, поспешил к вампирше. Её силой притащили сюда… В качестве приманки, чтобы Избранный вышел за Покров, к ней! Что это… с её глазами?!

Винсент в шаге от Миры остановился, будто наткнувшись на преграду. Он слабо потянул к вампирше руку, но не коснулся, без сил опустился в снег. Агнесса опередила его. Она разрезала верёвку, связывавшую руки вампирши за спиной и опутывавшую тело, и Мира сползла вниз. Охотница подхватила её. Свет луны осветил лицо Миры, и Лира поняла: у вампирши нет глаз. Вместо них — чёрно-красные дыры. Тот, кто выколол ей глаза, был неаккуратен: на щёках, в углах глазниц остались глубокие порезы.

Агнесса не удержала вампиршу. Мира упала лицом в снег, и у её шеи под волосами что-то блеснуло. Лира слабо окликнула Агнессу, указала рукой, но охотница уже заметила эту странность. Она убрала волосы Миры в сторону, и девушки увидели рукоять маленького кинжала. Всё лезвие было у вампирши в основании черепа. Агнесса схватилась было за рукоять, но убрала руку.

— Ещё кинется, — прошептала она. — В таком состоянии не до разбирательств: свой-чужой.

— Не кинется. У неё перерублен спинной мозг. Но, на всякий случай, давай, я, — равнодушно сказал Винсент, и Агнесса безропотно отодвинулась от вампирши.

Лицо Избранного казалось безразлично-спокойным, когда он доставал кинжал, но чувствовалось, что это сложный баланс на грани безумия. Он извлёк кинжал, и вампирша не пошевелилась.

— Посеребренный! — свистяще выдохнул Винсент, разглядывая кинжал. — Так и думал. Но кто с ней это сделал? Охотники?!

Агнесса выхватила у юноши кинжал. Она потёрла перчаткой почерневшее от вампирской крови лезвие, и почти вся грязь сошла сразу же, удивительно легко.

— Кинжал не просто посеребренный. Это чистое серебро! Такими пользовались лет двести назад.

— Не Орден. Кто тогда? — беспомощно спросила Лира, прекрасно зная ответ на свой вопрос.

"Вот, значит, как бессмертные поступают со своими предателями! Смотри, любуйся, Диос. Ты ведь тоже…

…Предательница!"

— Это Крас! — почти крикнул Винсент. — Это не Орден — охотники так не поступают. Это не вампиры — я чувствовал бы тени с ней рядом, когда они привязывали её к дереву. Это всё с ней делали смертные!..Крас!

Лира почувствовала лёгкий толчок в плечо. Высокий человек в тёплом плаще остановился рядом, и Лире на мгновение привиделось, что это Дэви. Она преданно вскинула глаза на Владыку… и поняла, что ошиблась. Это был дядя Винсента, Теодор.

— Что здесь происходит? — спросил он.

— Мы…

Не дожидаясь ответа, охотник шагнул к Избранному. Лира обернулась, ожидая увидеть за спиной ещё двух охотников. Но парк позади был пуст. Группа Теодора осталась где-то на улицах Ориенса.

— Винсент, почему ты опять покинул Покров? — крикнул Теодор. Винсент вскочил, и охотник увидел Миру, лежавшую на снегу.

— Кто это ещё?!

— Мира. Мира Вако, — прошептала Агнесса.

Охотник подошел ближе и перевернул вампиршу лицом вверх. Снег набился ей в рот и дыры на месте глаз. Зрелище было страшным. Агнесса, охнув, отвернулась, но Винсент сумел пересилить себя и, как и Теодор, склонился над Мирой. Однако он всё ещё избегал глядеть ей в лицо.

— Я увидел её тень поблизости и пошёл проверить, что Мира тут делает, — сдавленным голосом сказал он и кинул быстрый взгляд на Агнессу, на Лиру. — А они… подошли позже.

— Кинжал… — хрипло сказала Агнесса и подала серебряное оружие охотнику. — Был у неё в голове. Кто с ней так обошёлся?

— Спросим у неё, когда очнётся, — холодно сказал Избранный. Он быстро снял пальто и, свернув, положил под голову и спину вампирши. Он вздёрнул рукав сюртука и расстегнул манжет рубашки. Теодор схватил его за руку.

— Ни в коем случае!

— Ей нужна кровь. И следует торопиться: сюда летят carere morte.

— Что сейчас на Родниковой?

— Пусто. Низшие уничтожены, чар над смертными больше нет. Сюда в парк летят хозяева кукол, — Винсент напряжённо вглядывался в ночную тьму. — Я надеялся, разделавшись с Низшими, они уйдут, потом отвлёкся на Миру. Но, похоже, их главная цель…

— К Покрову! — скомандовал Теодор.

— Ни за что туда не вернусь! — прошептал Избранный. Решившись, он склонился над Мирой и достал свой кинжал из потайного кармана, чтобы взрезать запястье. Теодор прищурился, присматриваясь к вампирше, и вдруг улыбнулся:

— Это не она. Не Мира Вако. Приглядись, — он вновь остановил руку племянника. — Я хорошо знал младшую Вако, когда она была смертной. Это не она!

— Её тень я узнаю среди всех carere morte! Это она!

Охотник подумал мгновение.

— Значит, это кукла, — кратко сказал он. Взгляд Винсента скользнул по изуродованному лицу остроносенькой скуластой девушки и посветлел.

— Действительно, — воскликнул юноша. — Что я, ослеп? Это не Мира! Но… кукла?! Когда Мира стала хозяйкой?

— Где сейчас вампиры, о которых ты говорил? — проговорил Теодор. Он зарядил арбалет готовясь к атаке.

— Близко! — прошептал Винсент. Он улыбнулся: беспомощно, нервно. — Это какая-то ловушка…

— Сколько их?

— Пятеро. И куклы…

— Ты думаешь…

— Им нужен я, — перебил его Избранный. — Только я! Вы, все — уходите! Я справлюсь! Я хотел начать с исцеления Миры, но, видимо, первыми будут старейшие Карды.

Теодор усмехнулся:

— Спросим у вампирши, кто им нужен.

Он быстро полоснул кинжалом своё запястье, дал крови стечь в открытый рот "Миры". Кукла почти сразу же дёрнулась и заворочалась. Винсент удерживал её за плечи.

— Мира! Ответь мне! — звал он, и его голос медленно слабел, Избранный терял всякую уверенность. — Это я, Винсент… Мира!

Лира оцепенело внимала происходящему. Не подготовившаяся к битве Агнесса попросила у неё воды из Источника, и девушка безропотно передала ей пузырёк. Второй взял Теодор, у которого кончились запасы. Винсент отвлёкся, чтобы спрятать кинжал из чистого серебра в левом рукаве сюртука, и вновь обратился к вампирше… А Лира всё молчала! Она подняла голову. Огромные крылатые тени — тени летучих мышей кружили над кронами деревьев.

Кукла выплюнула красный нерастаявший снег. Глубоко в её глотке зашевелился красный обрубок. Тот, кто выколол ей глаза, лишил её и языка.

Кукла хрипло завыла…

Глава 37 Первая кукла Миры

После Бала Карды Мира почти успокоилась.

"Гектора больше нет. Теперь Избранному ничто не угрожает".

Старая спутница тревога ушла и не возвращалась, несмотря на отсутствие каких-либо слухов об Избранном, несмотря на возвращение Владыки бессмертных. Её не воскресили даже новые сплетни дикарей о том, что Дэви начал расследование странной гибели Селены Ингенс.

Мира возвратилась в Дону на следующий день после Бала и потянулась череда спокойных дней и ночей. Вампирша спала или охотилась — больше ничего. Она отдыхала. Может, тревога угомонилась оттого, что она бесконечно устала?

Мире была необходима передышка, и она её получила. Грядущая битва ушла из её мыслей и являлась лишь во снах, которые забывались к вечеру.


Внезапный шум открываемой внизу двери Мира тоже сначала приняла за сон. Стуки, шаги, голоса плавно влились в него, стали его частью. Вампирше грезилось какое-то совещание у Владыки. Carere morte говорили про какой-то парк… (воображение моментально нарисовало сказочный зимний лес, переплетение чёрных ветвей наверху и глубокий мягкий снег под ногами), охотников… (сразу же выскочил образ, засевший в голове со времени визита Гектора и убийства Патрика: фигура в длинном плаще, платок на лице, оставляющий открытыми только глаза, и серебряный меч в руке, обтянутой белой кожаной перчаткой), каких-то кукол (вампирше представились одинаковые, несущие отпечаток лика хозяйки, куклы Сесилии)… Только когда кто-то ясно произнёс имя Миры, она поняла, что это не сон.

Вампирша открыла глаза и неясные фигуры, только что лишь представлявшиеся ей, шагнули из сна в реальность. Две куклы Сесилии подхватили её под руки, потащили вниз, в жилые помещения дома.

В гостиной вольготно расположился Владыка со свитой и десятком рабов-вампиров. Здесь был и Адам Митто, и Калькары, Клеменс Грата, столичный знакомый Миры, и Алиса Тэрре из бывшей кардинской группы. Клеменс старался не встречаться с бывшей протеже взглядом, Калькары были заняты своими куклами. Митто с Хеленой читали какую-то записку, читали и усмехались… и эта сцена непонятно и неприятно уколола Миру.

— Мира! — радостно произнёс Дэви, увидев вампиршу. — Не огорчайся, что не сумела должным образом встретить важного гостя. Между прочим, мы уничтожили большую группу Низших на подходе к твоему дому… Не забудь поблагодарить меня за это! Я пробуду у тебя недолго и задам пару вопросов. Но не сейчас. Прости, что мы тебя случайно разбудили. Пока, отдыхай!

Последнее было сказано тоном, не терпящим возражений. Куклы Сесилии запихали Миру в заботливо приготовленный гроб. Вампирша порывалась открыть крышку, но Дэви прикрикнул, пригрозил парализовать её серебром, если она не будет отдыхать как должно, и Мира затихла. Гроб перетащили куда-то в тёмные комнаты слуг. Снова хлопнули двери, и для вампирши мир погрузился в тишину, нарушаемую биением проснувшегося сердца.

"Что происходит? Зачем здесь Дэви? И главный вопрос: что ему известно?"

Почему она не получила уведомления о его визите? Он хотел застать её врасплох? И — вот странно! — он явился сам, а ведь мог бы просто потребовать вампиршу к себе в "Изумрудный сад". Странно, очень странно…

Может быть, Дэви явился потребовать её объяснений о прошедшем Бале Карды? Безответственная вампирша вновь бросила новообращенных! Конечно, это проступок, но вряд ли за него очень уж строго наказывают…

"Проступок! — мысленно застонала она. — Какой Бал Карды?! Дэви узнал о твоём предательстве! Он пришёл судить тебя! Зачем марать твоей кровью "Изумрудный сад"?! Допросит здесь и убьёт!"

Она так и подскочила в тесном ящике. Тотчас же раздался стук по крышке. Кукла Сесилии, назначенная в надзиратели, давала вампирше понять, что ей лучше лежать тихо.

"Хорошо, пусть Дэви пришёл убить меня за предательство. Но зачем брать свиту? Ладно, допустим, планируется публичная казнь… Но зачем здесь столько рабов Сесилии?!"

Она всё вспоминала ту записку, которую читали Митто с Хеленой… Ей только показалось, что рядом на столике лежал вскрытый конверт, или он действительно был там?

"Письмо? Чьё письмо?"

Она отбросила пока эти вопросы. Если Дэви известно о её предательстве, значит… значит ему известно и об Избранном! Мира не сдержала стон, слабо заскреблась в крышку гроба. Выпустите… Выпустите! Что всем владыкам нужно от них? Дайте им уйти! Ей и её Избранному… Неужели нельзя просто отпустить их?

Она долго ворочалась и стонала, и лишь под вечер впала в забытие. Краткий сон обернулся кошмаром. Она видела Винсента вампиром, и он был похож на Алана как две капли воды, только глаза были не те, но знакомые. Кто там прячется?

…Дэви?!

Вампир захохотал и рассыпался прахом. Вслед за этим — хлопок открываемой крышки и давящий поток воздуха. Яркий свет хлестнул по закрытым векам. Её одели и опять потащили в гостиную, точно большую куклу.

Мира оперлась на руки слуг и сумела встать на ноги. Тогда она оттолкнула провожатых:

— Я пойду сама.


Гостиная была залита светом. Владыка ожидал вампиршу в кресле. Рядом на диване ворковали Адам и Хелена, Калькары и Клеменс прятались в темноте у окон. Рабы Сесилии охраняли двери. Странно одинаковые, несмотря на совершенно разные телосложение, рост, черты лица; одинаково мутный, бессмысленный взгляд — Мира позавидовала их ледяному спокойствию.

Владыка приветствовал вампиршу столь же радостно, только в бездонной глубине его глаз плясали злые огоньки.

— Мира Вако! Разумеется, тебе интересно, зачем я посетил твой дом… Мы здесь, чтобы испытать тебя. Сегодняшнее испытание покажет, достойна ли ты звания Бессмертной.

— Испытание? — Мира едва сумела прошептать это: губы онемели от страха.

— Да, — Дэви коротко кивнул Магнусу, и тот развернул кресло рядом с собой, до сих пор повёрнутое к окну. В кресле полулежала женщина. Она словно спала, поза была естественной, руки и платье красиво уложены, голова повёрнула к собранию. Только голубоватая, лишённая красок жизни кожа подсказывала, что дама мертва.

— Вот твоя первая кукла! — с гордостью объявил Владыка. — Этот опыт покажет нам, как ты справляешься со своим проклятием. Оживи её, и станешь зваться Бессмертной, хозяйкой.

— Я н-никогда не пробовала делать рабов, Господин.

— Да. Точно так же, как в юности "никогда не пробовала" летать. Тебе уже двадцать один, Мира! Пора!

Кто-то, посмеиваясь, подтолкнул вампиршу к покойнице.

— Я н-не готова сегодня, Господин. — Мира со страхом и надеждой огляделась, но поддержки не нашла ни в ком. Хелена шептала что-то Адаму на ухо, Алиса совсем потерялась в темноте у окна. Дэви зло засмеялся:

— Мы готовы — и этого достаточно! Сегодня, Мира! Я так хочу.

Не подчиниться было невозможно. Мира подступила к креслу с мёртвой, тронула холодную руку дамы.

Она чуяла ловушку, но найти её не могла. Она чувствовала одно: что бы ни задумал Дэви в эту ночь — всё направлено против неё и Избранного.

— Что мне делать, Господин? — её голос дрогнул. — Я не знаю, как…

Найди смертельную рану на теле будущей куклы. Расширь её — это путь проклятия. Вспомни свои глаза в зеркале. Найди Бездну в себе… Потом разрежь сосуд на запястье и дай Ей вылиться в рану будущей куклы.

Мира глубоко вздохнула и закрыла глаза.

— А если я не подчинюсь, Господин? — очень тихо, но звеняще спросила она.

Наступила невозможная тишина — тишина космического пространства. Это был вызов. Это было объявление войны. Глаза вампиров горели предвкушением битвы.

— Тебе лучше подчиниться, — спокойно заметил Дэви, ничуть не потерявший присутствия духа. Он наслаждался происходящим. — Неподчинение моему приказу — неподчинение Бездне. А она наказывает за это. Скоро. Жестоко.

Мира судорожно глотнула воздуха и склонилась над покойницей. На шее девушки была повязана косынка и вампирша стянула её. Открылась рана — узкая, кинжальная. Магнус, бывший наготове, немедленно протянул Мире по виду тот самый, убивший женщину, нож.

— Смелее, — усмехнулся за спиной Владыка. Ты убивала сотни раз, а то, что предстоит тебе сейчас, в сотню раз легче убийства. Посмотри, я старался! Эта кукла так похожа на тебя! Телосложение, рост, даже черты лица и цвет волос — всё, чтобы тебе легче было управлять ею. Она мертва уже сутки — удобное, холодное, лишённое памяти прежней жизни тело. Вперёд!

Мира поморщилась от боли, когда вскрывала себе вену на запястье. Кровь полилась ровной медленной струёй в раскрытую рану на шее мёртвой, и скоро всё было закончено. Обессилевшую Миру отнесли в сторону так, чтобы она не видела куклу. Выждав минуту, Дэви поднялся, взмахнул рукой:

— Алиса, проверь!

Вампирша покорно выступила из тени. Повернув голову, Мира следила, как она подходит к девушке в кресле. Алиса вынула из причёски острую шпильку, кольнула безвольно свесившуюся руку покойницы, и Мира вскрикнула от боли.

— Отлично! — дал оценку Дэви. — Мира Вако безусловно достойна отныне именоваться Бессмертной!

— Впрочем, ненадолго, — сейчас же подал голос Адам, и Владыка приказал:

— Переоденьте куклу.

Рабы Сесилии унесли тело в соседнюю комнату, туда же прошли девушки — Хелена и Алиса и один из рабов Сесилии. Дэви поднял бровь:

— И ты, Бессмертная, иди к ним.

Мира встала, держась за стену. Медленно, мелкими шажками, хватаясь за мебель пошла вслед за вампиршами. Поднявшись, она поняла, что чувствует себя неплохо, но вовремя сообразила, что ей следует разыгрывать крайнюю степень слабости.


Рабы Сесилии встали у окна и дверей комнаты, о побеге можно было пока забыть.

— Твоё? — Хелена показывала на бальное серебристо-серое платье, в котором Мира танцевала на недавнем Балу Карды.

— Да… — Мира аккуратно сползла по стеночке на пол у шкафа и безучастно сложила руки на коленях.

— А на тебе, этот чёрный ужас, — второе? И всё?!

— Два платья, да. А месяц назад было только одно это, вдовье, — Мира любовно огладила чёрную юбку.

— Всего два? А охотишься ты, наверное, как настоящая дикарка, голышом? — хихикнула Хелена. Между тем её руки умело делали своё дело. Вампирша сняла с куклы платье, затянула корсет потуже… — Мира в этот момент ощутила фантом давления на собственные, не страдающие рёбра. Затем Хелена с помощью Алисы надела на куклу серебристое бальное платье и вышла из комнаты, оставив Алису заниматься застёжками и причёской.

Когда глаза рабов Сесилии пустели, Мира кидала на вампиршу умоляющие взгляды, но Алиса не вняла им. Она была поглощена сложной работой — созданием возможно более точной копии Миры. Лишь время от времени она окидывала Миру взглядом художника, пишущего портрет. И у неё получалось! Бархотка закрыла порез на шее, на затянутое в корсет тело платье вампирши село идеально. Светлые вьющиеся волосы куклы Алиса растрепала и оставила неубранными в причёску — совсем как у Миры.

— Всё. Готово, — отрывисто бросила Алиса через полчаса. — Идём, Мира.

Вампирша осторожно поднялась, на этот раз почти не играя. Она начинала чувствовать свою куклу, с каждым мгновением всё лучше и лучше, и это новое, странное, не похожее ни на что ощущение пугало её. Ужасное раздвоение! Она видела куклу и в то же время видела себя глазами куклы. Она стояла, держась за стену, и в то же время лежала на постели. Её новое тело было весьма удобным, холодным, но не окоченелым, только некоторая скованность мышц лица…

"Это, наверное, и к лучшему".

Ей не хотелось, чтобы кукла отражала все её эмоции, как куклы Сесилии… Мира сделала первый шаг и зашаталась, и тело на постели зашевелилось.

— Эй, эй! — крикнула Алиса. — Оставь её, сосредоточься на себе!

Страх в голосе вампирши дал Мире понять, что она действует в правильном направлении. Отдав ровно половину себя кукле, Мира взмахнула рукой, и кукла повторила движение. Мира приказала ей приподняться — и кукла села на постели…

— Эй, хватит! — снова крикнула Алиса.

Мира изготовилась к броску. Вот её кукла вцепилась в опешившего раба Сесилии, и вампирша кинулась к освободишемуся окну. Но раб отшвырнул куклу обратно на постель, и Мира споткнулась, потеряв равновесие, повалилась на пол.

— Достаточно! — громко сказал раб голосом Сесилии. В комнату вошли ещё двое… и Митто. Куклы прижали Миру к полу, не давая подняться. Тогда она полностью отдала себя кукле, резво вскочила с постели. Первый раб Сесилии, приняв обличие зверя, легко обездвижил её марионетку.

— Значит, вздумала сопротивляться? — заметил Митто. Мира дёрнулась, но её лишь больнее вдавили в пол. В руке вампира был серебряный кинжал.

— Не подходи! — заорала Мира. — Не смей меня трогать!

Митто пошёл не к ней. Он склонился над куклой, махнул рукой, и Мира близко-близко увидела сияющее лезвие. Лезвие вошло в глаз куклы, и вампирша закричала.

Больно! Митто мало было просто выколоть глаза, он выскребал их ножом, как масло из маслёнки. И Мира кричала. Крик помогал немного избыть боль, но лишь усиливал её ужас.

— Что она так орёт? — раздражённо сказал первый раб Сесилии. — Ну-ка, прекрати это!

Адам усмехнулся, дёрнул несчастную куклу Миры за подбородок так, что челюсть вылетела из сустава. Рот куклы нелепо разинулся. Митто вырвал кукле маленькие человеческие клыки, отрезал язык у самого основания, и Мира, захлебнувшись ужасом и новой болью, завыла. Затем пришло движение воздуха — кто-то склонился над ней.

— Оставь куклу, и боль уйдёт, — жалобно попросила Алиса. — Ты сама себе делаешь хуже!

— Я уже закончил, — бросил Митто. Он вогнал кинжал в затылок куклы и отступил от постели. Мира вскрикнула в последний раз и затихла. Боль исчезла, но с ней исчезло и ощущение собственного тела. Она падала в пропасть, она летела, кувыркаясь, в безграничной ледяной пустоте…

Когда Мира очнулась, она снова была в гостиной. Глаза болели от яркого света. Во рту было солоно от крови, она коснулась кончиком языка зубов и облегчённо вздохнула. Язык на месте. Вампиршу будили, вливая в рот капли холодной стабилизированной крови.

Увидев, что Мира пришла в себя, Хелена, поившая её, отодвинулась и крикнула что-то рабам Сесилии. Миру тут же подхватили под руки. Она попыталась твёрдо встать на ноги, но ударом её поставили на колени. Вампирша подняла голову. Она была в двух шагах от Владыки, так и не вылезшего из кресла.

— Мира Вако! — спокойно и в то же время странно резко проговорил Дэви. — Ты саботировала поиски Дара в Карде, ты скрыла от меня Избранного. Недавно ты вступила в сговор с врагом и выдала Ордену Валерия Конора. Ты будешь казнена.

Мира сдержала всхлип ужаса. Сердце билось так, что выскочило бы из груди, если б не корсет.

— Тебя следовало бы убить на месте. Но нам сегодня будет нужна твоя кукла. Ты же не откажешься подарить своё первое творение Владыке, правда? Поэтому твоя вечность продлена до рассвета.

— Господин, — прошептала Мира. — Вы позволите мне…

— Оправдаться? Нет, бессмертная. Твоя история ясна нам, итвоя судьба также.

— Нет! Я только хочу сказать… Владыка! — отчаянно крикнула вампирша, дёрнувшись: ей показалось, что её хотят вывести из комнаты. — Вы же дадите Избранному выбор?! Если он не уступит вам, вы же отпустите его, Господин?! Вы — бессмертный бог! Не будьте мелочно мстительны, отпустите его, если он не пожелает вечности! Умоляю вас!

Владыка поднялся и отошёл в сторону. На Миру он даже не взглянул.

— Пора! — прошептал он, глядя в зимнюю тьму за окном. — Эта ночь угодна Бездне, это Она готовила её! Дар может стать нашим. Так летим за ним!

Вампиры встрепенулись, Дэви же обернулся к Сесилии и тихо приказал:

— Вако доставь в "Изумрудный сад". Если посвящение Избранного затянется, она нам пригодится.


Они летели над городом…

Одна кукла впереди — указывала путь, двое позади, чтобы предупредить возможные попытки побега. Мира отчаянно махала крыльями, растрачивая немногие остатки сил, и всё-таки едва поспевала за ведущим. Она уже не изображала слабость! Резкий поворот направо… Вампир впереди изящно, сильно расправил крылья, делая пируэт, и она повторила за ним, не столь красиво. Холодный порыв ветра налетел неожиданно, и тонкая слабая тень её крыльев задрожала, борясь с ним. С каждым махом крыльев вампирша всё больше уставала, всё больше отставала, всё больше отчаивалась: "Дэви уже спешит к Избранному с моей куклой! Кукла нужна, чтобы обмануть Винсента, заставить его выйти за Покров: ведь он будет видеть в ней моё проклятие! Как предупредить его? Я даже не знаю, где в огромной Доне его искать!

…Не говоря уж о том, что в данный момент трое сильных carere morte сопровождают тебя к месту казни… Тебе не удрать от них!"

Они летели на восток по прямой. Сесилия торопилась. Мира попробовала обратиться к своей несчастной искалеченной кукле, но на том конце нити, удлиняющейся с каждой секундой, было черно и пусто.

Внизу маслянисто блестела Серма. Вдалеке, на берегу, чернело пятно. Деревья голыми острыми макушками царапали небо. Парк Академии!

"Покров! Наверное, Сесилия планирует пролететь над ним. Есть шанс спастись!"

Она подождала, когда под ними покажется нить Красного моста — границы Покрова, и ринулась вниз. Преследователь успел ухватить край тени, вампирша, не раздумывая, скинула её, и полёт превратился в падение, совсем как в страшных снах. Чёрная лента реки приближалась. Скоро Миру окатил ледяным душем барьер Покрова, обжёг, но не остановил. Вампирша вновь обернулась крылатой и в один взмах крыльев оказалась над деревьями парка. Тогда она кинула взгляд вверх.

Куклы Сесилии остались над мостом вблизи границы Покрова. Она была спасена!

Вампирша развернулась. Чередуя сильные взмахи со скольжением, добралась до Академии. Однако силы быстро оставляли Миру, она скользила всё ниже и ниже. Здание Академии приближалось… плыло перед глазами.

"Окно на третьем этаже справа открыто. Специально для меня, что ли?"

Последним рывком, на который ушли остатки сил, она поднялась до него и кубарем влетела в оконный проём. Человек, ждавший её у окна, проворно отскочил в сторону, затем, видя её жалкое состояние, осмелел, встревожился, приблизился.

Вампирша поднялась. Её голод проснулся окончательно. Она едва видела смутный силуэт перед собой, но сердце, бьющееся совсем близко, сводило с ума. Она слышала ритмичный шелест волн крови, текущей в сосудах. Вечно голодная тьма внутри жаждала, алкала, требовала, молила: этой крови, этой жизни.

"Не сейчас. Я на их территории. Мне должны доверять".

Мира закрыла глаза, отшатнулась на полшага, вцепилась в подоконник, ломая ногти. Она закусила нижнюю губу клыками и почувствовала, что по подбородку стекает струйка её крови. Она пыталась бороться. Но как не слышать удары сердца, подобные грому, при каждом всё дрожит внутри неё, тянется навстречу? Какой ледяной стеной отгородиться от этого тепла… не тепла — жара, подобного солнцу? Голодная пустота побеждает всегда: вампирша вновь ринулась вперёд, желая одного — забрать себе эту жизнь… но, натолкнувшись на взгляд жертвы, остановилась, и голодное наваждение исчезло. Перед ней, скрестив руки на груди, стоял молодой человек, к которому она когда-то обращалась за помощью, тот, кто помог ей найти главу и провёл на территорию Ордена. В пристальном взгляде читалась уверенность: "Ты не тронешь меня, исчадие тьмы". Защита охотников. Преграда, которую так сложно, порой, вовсе невозможно разбить.

Мира более и не желала этого. Голод, как всегда бывало в таких случаях, отступил: испуг сильнее.

— Мне нужен глава Ордена. Срочно, — кратко сообщила она. Юноша кивнул:

— Латэ у себя в кабинете. Это на этаже. Стой! — она уже рванулась с места. — В другую сторону…


— Господин! — задохнувшись, крикнула она, ворвавшись в кабинет Латэ. Глава Ордена отвернулся от окна:

— Что-то случилось, Мира?

— Случилось! Владыка знает, кто владелец Дара. Сегодня он заберёт его себе!

— Сегодня? Ночью? — переспросил Латэ глухим, чужим голосом. — Невозможно, тот район охраняется. Дом Избранного под Покровом.

— Охрану отвлекут! Наверное, уже отвлекают… Владыка вынудил меня поместить часть моего проклятия в мёртвое тело. Владыка выманит Избранного за пределы Покрова с помощью моей куклы. Господин! Вы должны вмешаться! — она выпалила это на одном вдохе. В глазах потемнело.

"Старик, я слышу, как бьётся твоё сердце. Ты спокоен… даже сейчас?!"

— Ты можешь смотреть глазами своей куклы? Где она?

— Я не могу! Она обездвижена, Митто выколол ей глаза! Я знаю только, её везут сейчас куда-то на север — северо-восток. Убежище Избранного там?

— Сколько carere morte придут с Дэви?

— Я не знаю! У Сесилии с собой много рабов. Наверняка, с Дэви и Гелер — он тоже хозяин… Господин! — отчаянно крикнула Мира. Латэ вздрогнул. — Вы же защитите Избранного?!

— Мы сделаем, что сможем, — Латэ быстро прошёл к выходу из кабинета, и Мире пришлось посторониться. Она рванулась за ним в коридор, но глава остановил её.

— Ты — останься тут.

— Нет, Господин! Я пойду с вами! Винсент должен увидеть меня… — Мира осеклась и, взяв себя в руки, закончила гораздо спокойнее. — Я думаю, если я буду рядом, если он поймёт, что я рядом — Дэви не победить!

— Тебя убьют на месте, не бессмертные, так охотники, не знающие о твоей роли в этой истории. Остаёшься тут. Карл!

Он подозвал знакомого молодого человека, коротко продиктовал ему какие-то распоряжения и быстро ушёл. Мира показалось, по лестнице он вовсе сбежал, как мальчишка… Вампирша осталась с молодым охотником. Мира прислонилась спиной к стене, закрыла глаза.

— Они не успеют! — прошептала она. — Охотники не успеют! Дэви уже там! Я потеряла столько времени! Скажи мне, где вы прячете Избранного. Я полечу туда!

Охотник удивлённо воззрился на неё, как если бы с ним заговорила стена или статуя.

— Глава не велел тебе уходить, — скупо сказал он.

— Он мне не глава. Скажи мне, где вы прячете Винсента, — монотонно повторила Мира. — Я буду там раньше Ордена. Я унесу Избранного подальше от вампиров Дэви.

— Но те двое всё ещё тебя стерегут!

Вампирша скользнула к открытому окну, пальцем ткнула в небо над мостом.

— Вот! Они улетают! Купол Покрова велик, они не могут знать, в какой точке я выйду.

— Зато они знают твою конечную цель и будут ждать тебя там, — заметил охотник. Мира усмехнулась:

— Я ещё не знаю, где она, моя конечная цель! Скажи же мне, где убежище Избранного, — она говорила всё так же медленно, монотонно. Вспышка эмоций — и она соскользнёт в безумие. Спокойнее, спокойнее…

— Север Ориенса. Родниковая улица, семь, — сдался охотник. — Там сейчас битва, ты легко их найдёшь. Если Избранный ещё там… — прибавил он полушёпотом.

— Спасибо, — замкнуто сказала Мира и повернулась к окну.

— Подожди. Возьми оружие. Я сейчас принесу!

Он сбежал куда-то вниз. Мира покорно ждала. Охотник скоро возвратился с мечом и арбалетом. Арбалет Мира забраковала: "не умею обращаться!", меч взяла. Он оказался неожиданно лёгким, и вампирша подумала: головы carere morte поскачут, как мячики…

Она вскочила на подоконник. С неба свешивался месяц, покачивался, улыбаясь ей. Тонкая, бледная усмешка. Вечный голод уже просыпался вновь.

— Пожелай мне удачи хоть ты, незнакомец, — уронила она. — Привет Латэ, когда вернётся.

Шаг из окна — мгновение ей казалось, что она камнем упадёт вниз, не найдя сил на превращение… Но тень привычно легко подхватила её. Вампирша понеслась в Ориенс.

Глава 38 Проклятие Алитера

Капкан захлопнулся.

Избранный вышел из-под Покрова и отошёл достаточно далеко. Достаточно далеко, чтобы не успеть вернуться! Дэви возглавлял погоню. Зная об опасности — в принадлежащем Ордену парке всегда мог оказаться непросчитанный им отряд охотников — Владыка всё-таки летел впереди всех, рискуя получить первую стрелу. Легенда гнала его. Спрятаться за свиту значило сегодня: лишиться благосклонности Бездны — и он опережал своих carere morte на три взмаха крыльев.

С Низшими было покончено. Королева- Ночь радостно смеялась. Эта Она смутила им разум и привела на расправу к Владыке вампиров! Он почти не удивился, увидев их близ Покрова. Королева ночей нарочно собрала всех, терзавших разум Дэви в последние годы в одном месте в один час, чтобы он разом расправился со всеми своими делами, как прежде. Сейчас Низшие уже не поднимутся. Никогда не явится кто-то, вроде Конора… Низшие напуганы, их глупая мечта разбита. И Дэви, вдоволь накормивший свою частицу Бездны агонией младших бессмертных, сытый и довольный, спешил на новую битву.

Адам летел по правую руку от него. Митто молчал, отдав время не спорам, а созерцанию. Вампир легко взял те же высоту и скорость, что и Владыка, и Дэви чудилось: сегодня верный слуга обратился в тень Владыки. И эта тень была так обманчиво-послушна!

"Не получить бы кинжал в спину от этой тени!"

Дэви обернулся, попытался поймать взгляд Адама, выражение его лица. Вампир, непроницаемый под маской тени, кратко поклонился Владыке и привычно оскалил зубы, изображая покорность.

"Сегодня Дар станет нашим, Владыка".

Дэви отвернулся, опустил маску на лицо. Это была его старая личина, белая с птичьим носом. Сегодня он решил скрыться за маской и широкой одеждой — спрятаться от всех и прежде всего от себя. Сегодня Дэви предстоит расстаться с трёхсотлетним домом — телом.

"Сегодня", — шептал Дэви, а они неслись над парком. Он больше не боялся потери тела и может быть, первый из carere morte не боялся вечности. Бездна вела его к этой ночи. Он чувствовал Её поддержку. Ещё недавно он боялся, что Госпожа покинула его, но Конор, его враг, сдался первым. Затем ведомая Бездной охотница подарила ему Избранного… Значит, он по-прежнему угоден Госпоже! Всё опять обернулось наилучшим образом для Владыки, и более он не сомневался в своём решении — окончательно обессмертить себя в Даре.

Вот Избранный, юный хранитель великого дара, — стоит на развилке дорожек парка. Рядом трое, точнее, двое — Лира не в счёт. Двое охотников против Владыки вампиров? Это даже смешно… Сегодня он способен смести весь Орден на пути к своей цели! Сегодня его ночь, Королева всех ночей, нашёптанная Бездной!

Дэви закружился над развилкой дорожек. Свита повторяла его движения на почтительном расстоянии, растянувшись в длинный хвост. Их тени образовали чёрную воронку в небе, узким концом щекочущую кроны деревьев. Владыка кружился всё быстрее, и смерч разгонялся. Это был туннель теней, в нём завывала пустота. А Дэви связался взглядом с Избранным.

"Мальчишка силён", — сразу отметил он. Хоть Винсент и был лишён защиты охотника, он не был парализован ужасом, как все смертные при виде carere morte. Он знал, что нужен Владыке живым. Он был уверен в своём Даре. И он… знал о carere morte что-то большее, чем сам Владыка…

— Подходите. Вы в шаге от того, чтобы быть исцелёнными, — насмешливо сказал Избранный вампирам. — Или будете держаться… — он не договорил. Страх перед силой Дара на мгновение охватил Дэви, и Владыка ударил Избранного. Всей силой, всем своим знанием Бездны. Охотников такое убивало, простые смертные лишались рассудка.

Огромная фигура, больше его крылатой тени, неожиданно восстала перед Дэви. Невидимая для свиты, она закрыла Избранного от взора Владыки в момент удара… Алитер! Бессмертный дух встал на защиту своего дома. Дэви не страшился бывшего учителя. Алитер всегда был слабее. Вознесённый неразборчивым Мактой на свой высокий пост когда-то, Алитер не был истинным Владыкой бессмертных. За годы своего бессмертия он так и не научился слышать Бездну, carere morte боялись и служили не ему, а страху перед Первым. Дэви легко одолеет Алитера. Старый Владыка покинет Дар, и его место займёт Дэви.

Дэви взмахнул рукой, и куклы Сесилии и Гелера с краёв воронки ринулись в парк. Почти сразу же раздался свист стрелы и гневный крик Сесилии. Магнус рванулся куда-то в сторону, обдав Владыку холодным ветром с крыльев, должно быть, Калькар заметил отряд охотников на подходе. Дэви же больше не обращал внимания на свиту. Он легко, словно по нити спустился на землю и встал в нескольких шагах от Избранного…


"…Избранный! Мой Избранный! Я успею. Я уже лечу!"

Тёмное с редкими огоньками небо вверху, тёмный с желтыми шарами фонарей город внизу — два зеркала, отражающие друг друга — бесконечный коридор в неизвестность. Вот потянулись узкие ряды грязных улочек… Дальний район Ориенса. Она почти у цели!

Отчаянные всхлипы на каждый мах крыльев, голодный вой в животе… Мира нырнула вниз, надеясь подхватить лёгкую добычу на лету и, слыша свист ветра в ушах, поняла, что теряет сознание. Она сбросила тень, приземлилась, скорчившись, как хищный зверь или паук, и тут же взметнулась, побежала.

Сердце билось где-то в горле, дома плясали. Тёмная улица то приближалась, то отдалялась, закручиваясь в фантастическую спираль. Внезапная боль в затылке сбила вампиршу с ног, и она грохнулась на камни мостовой. Через мгновение Мира поднялась, пошатываясь, прикладывая руку к голове. На смену боли пришёл холод, словно удар нанесли ледяным клинком. Что же это такое?

Вновь пришло подзабытое ощущение раздвоенности: она словно была и на грязной улочке, задыхающаяся от бега, и в то же время лежала где-то в лесу на белом-белом снегу под чёрными колоннами деревьев, лежала замёрзшая, неподвижная…

"Лес?! Призрачный парк!" — Мира коротко, радостно вскрикнула и швырнула себя в куклу.

Мгновенными вспышками пронеслись воспоминания о боли. Они вспыхнули и ушли, оставив какое-то принятие и… смирение. Да, это она лежала там, безглазая и немая. Бездна вырастала из ран-дыр чудовищными щупальцами и стремилась в мир, тянулась, соприкасаясь, сплетаясь, сцепляясь, проникая в мировую пустоту…

Мира стряхнула наваждение, обратилась к слуху, единственному оставшемуся у неподвижной куклы чувству.

Рядом с куклой находились люди. Они долго, взволнованно шептались о чём-то, но вампирша не могла разобрать ни слова. Вот кто-то склонился над куклой — Мира согрелась в этой волне тепла и следом в изуродованный рот покойницы упали горячие капли живой крови. Мира жадно впитала их, и из ушей куклы будто вынули затычки.

"Мира — она затрепетала. — Ответь мне. Это я, Винсент…"

"Винсент! Беги! За Покров! За Покров!" — она крикнула это здесь, на улице, но там, в парке, из изрезанных губ куклы вырвался лишь хриплый вой. Мира дёрнулась, нелепо и отчаянно надеясь, что это движение пробудит куклу, и она сможет встать на защиту юноши, но кукла осталась лежать неподвижно. Мира застонала и отпустила куклу, чтобы не тратить силы. Вновь обратившись крылатой, она взлетела над улицей, понеслась к парку.

На улице Медеора она с разгону врезалась в тучу дикарей-вампиров. Хотя они не нападали, двоих или троих вампирша поразила мечом. И вот она над парком, а над дальними деревьями его уже кружатся, всё снижаясь, вампиры.

"Дэви там! Винсент… Господи! Защити его!" — взмолилась Мира.

Воронка чёрных теней распалась, один carere morte понёсся ей навстречу. Это был Магнус Калькар. Мира холодно и обречённо приготовила своё оружие. Она отшатнулась от первого удара — взгляда Магнуса и ударила сама. Молния меча надвое рассекла тень старейшего и — словно плащ распахнулся — Мира увидела внутри чудовища-зверя вампира, уязвимого, маленького вампира… Но видение заклубилось чёрным туманом, прежде чем она догадалась поразить его. Магнус восстановил чудовищное обличие, пришла очередь Миры уворачиваться. Она вновь взмахнула мечом, уже вполовину не так уверенно, и старейший ударом крыльев оглушил её. Вампирша упала, раскинувшись, на крону дерева.

Острые веточки ломались со звоном, они прокололи её тень, разодрали в клочья. Мира провалилась сквозь ветки, упала в снег. Мгновенно очнувшись, она вскочила… и обнаружила себя в кольце подоспевших рабов Гелера. Тогда обессиленная вампирша отпустила изодранную тень, и её меч ещё не раз мелькнул в рассеивающемся чёрном тумане, прежде чем кольцо сомкнулось…


…Кольцо сомкнулось. Огромные крылатые тени — тени летучих мышей кружили над кронами деревьев, отрезая все пути к бегству. Никто из спутников ни на секунду не усомнился в Лире, а она молчала. Она достала из потайного кармана кинжал и пузырёк с подмененной водой и — молчала!

Лира ждала. Со странным, болезненным любопытством ждала, что будет дальше.

У Агнессы под муфтой обнаружился небольшой арбалет. Она быстро прицелилась, и одна крылатая тварь, оставляя клочья тумана на замёрзших звенящих ветках, полетела вниз. Упал в снег уже человек. Бледный как мертвец, но глаза открытые, живые, так и шарят по сторонам.

Теодор двинулся к упавшему вампиру, охотница вновь вскинула арбалет.

— Целься в голову! — посоветовал он.

— Сама знаю! — огрызнулась она и в этот раз промахнулась. Охотник плеснул из пузырька в глаза вампиру, но прозрачная вода стекла по лицу в снег, не причинив вреда carere morte.

— Что это за твари, боже?! — испуганно вскрикнула Агнесса.

Carere morte снижались. Касаясь земли, они обретали человеческий облик. Через мгновение охотники были окружены. Темноволосый господин с властным холодным мёртвым взглядом, в белой маске с длинным носом и широкой развевающейся одежде шёл впереди всех. К Избранному!

Раненый вампир вытащил стрелу и вскочил, резко дёрнувшись, точно марионетка, которую потянул за ниточки кукловод. Он ринулся на охотника и эту стрелу вонзил ему в горло. Брызнула кровь, а к вампиру подскочили ещё двое… Адам Митто обошёл Владыку и с усмешкой вырвал из рук Агнессы арбалет. Лира закрыла лицо руками.

"Только не меня! — пронеслось в голове. — Не убивайте, не убивайте!"

Её охватил животный, бессмысленный ужас, но девушка не бросилась бежать. Маленькая и слабая, Лира не шевелилась. Она будто притворялась мёртвой, а рядом дрались и умирали другие.

"Пройдите мимо… Пожалуйста, не трогайте меня… Не убивайте меня!"

Вампир отшвырнул Лиру к дереву. Беспомощно цепляясь за твёрдую кору, охотница сползла на землю и только тогда осмелилась взглянуть на развилку дорог. Рядом, в двух шагах, умирала Агнесса. Она лежала на спине, раскинув руки. Яркое красное пятно крови шарфом распласталось на её груди, шее.

Владыка стоял напротив Избранного, спиной к Лире. Девушка не видела его лица, но глаза Дэви — два коридора, уводящие в Бездну, отражались в глазах Винсента. Избранного сначала держали двое вампиров, потом они отступили. Они не были нужны: юноша находился в гипнотическом трансе. Он не сопротивлялся. Вампирша Калькар разжала его пальцы и забрала посеребрённый кинжал охотника.

"Сейчас я погляжу, какой ты Избранный, — пришла злая мысль. — Если ты окажешься сильнее Владыки, я так и быть…

…признаю своё предательство и… убью себя".

Поединок Избранного и Владыки оказался лишь только поединком взглядов — скорым, незаметным. Но ждать его исхода у Лиры всё равно не хватало сил. Охотница закрыла глаза, снова уронила голову. Но… что это? — Свист воздуха, рассекаемого большими крыльями. Мягкий удар о землю и шелест снежинок, взметнувшихся вверх. Пронзительный крик, лязг мечей…

Лира открыла глаза, вскинула голову и увидела на краю дороги большую группу carere morte. Они налетели откуда-то из глубин парка. Чёрная гора рассыпалась, и охотница увидела маленькую светловолосую вампиршу. Резкие сухие черты лица, встрёпанные светлые волосы… Мира Вако!

— Господин! — крикнул брат вампирши Калькар. — Беглянка у нас!

— Тащите её сюда, — велел Дэви, не поворачивая головы.

Миру провели рядом с Лирой. Охотница отвернулась, чтобы случайно не встретиться с ней взглядом.

Всё происходящее казалось Лире ужасающе замедленным, как в страшном сне. На место недавнего страха за свою жизнь пришла пустота. И холод. Перед глазами мелькали чёткие изящные чёрные силуэты carere morte — убийц, исчадий ада, и Лира понимала: это она привела их сюда…

"Я никогда не думала, что будет так. Я не думала, что игра заведёт меня так далеко. Простите меня!" — кому она шептала это? Двое уже мертвы. Вампиршу, решившуюся пойти против своих, сейчас казнят на глазах охотницы. А Избранный сдастся Дэви или умрёт. Только таким может быть финал страшной ночи!

Лира знала, она уже почти видела всё это, но всё же шептала. Шёпот застревал на замерзающих губах шелестящими пушистыми снежинками.

"Простите меня! Я не представляла, чем обернётся моя шутка! Не представляла, не представляла…"


…Когда Винсент пытался представить себе легендарный поединок Избранного и Владыки вампиров, ему обычно являлась словесная дуэль — упражнение в злословии и остроумии. К тому, что этот поединок есть на самом деле, он не был готов. К этому никто не мог бы быть готов! Человеческий опыт был ничем перед этим.

Винсент ясно видел спускавшихся в парк вампиров и их предводителя, он отслеживал все их движения и направления мысли и всё же почему-то пропустил момент, когда Владыка вампиров возник перед ним: в маске и широкой одежде — обезличенная фигура, скрывающая пол и возраст. Кажется, Винсент успел сказать ему что-то насмешливое… но вампир встал перед Избранным, вперил в него горящие точки зрачков, и мир вокруг перестал существовать. Не было ожидаемого спора о сущности Дара, льстивых уверений, что Дэви предлагает наилучший выход, лживых слов, что исцеление для вампиров невозможно. Исчез Призрачный парк, исчезли спутники юноши, и Избранный не знал, живы они или уже нет, исчезли звуки и запахи — исчезло всякое ощущение пространства. Земля ушла из-под ног — он висел в пустоте, что carere morte зовут Бездной, подвешенный невидимым крюком за сердце, которое и было центром безграничной пустоты, а вокруг не было ничего, чему Винсент мог бы дать имя… Великое Ничто! Сколь слабы смертные пред Этим! А они ещё смеют глумиться над безумием carere morte! Любой из смертных, даже охотник, сошёл бы с ума или умер, узрев эту пустоту. Бессмертные верно именуют себя богами — только сильнейшие способны вынести хотя бы знание о том, что такое Бездна!

Carere morte… — он, Избранный, видевший их насквозь, сейчас с горечью признавал — он видел всё же очень, очень мало! Прежде он выстраивал образ Бездны по её осколкам, хранимым в крови carere morte, и это было так же глупо, как воссоздавать великую книгу по обрывкам фраз.

"Мне не победить", — он подумал это сразу, едва ощутил себя вне чего-либо материального. Он таял в пустоте! "Мне не победить", — каким оружием сражаться с Бездной? Какое слово могло бы стать спасительным заклинанием в пустоте, не знающей никаких слов? Нет, не победить! Его уже нет — и некому сражаться. Может быть, и мир вокруг исчез. Неуклонно стремящийся к Бездне, он, наконец, качнулся к Ней и обрушился в Неё — и история завершилась.

Винсент пытался обращаться к памяти — он надеялся спастись в радостных воспоминаниях, но Бездна страшным призраком выскакивала из любого воспоминания, ведь она была в мире всегда. Разум, замкнувшийся на самое себя в этой черноте, рождал образы, один безумнее другого — то бесконечность, увешанную зеркалами — и Винсент в страхе закрывал глаза, чтобы не видеть миллионы своих искажённых отражений… то какое-то чудище, тяжело ворочающее щупальцами во тьме… то вдруг явился Крас и вонзил нож в сердце Избранного…

Так он сходил с ума… пока не пришла единственная спасительная мысль: "Сколько времени прошло? Да, в пустоте нет времени, но всё же… Он мыслит, он помнит своё имя. Он не чувствует ни боли, ни угрозы смерти и перерождения в бессмертного. Значит, он ещё не побеждён Бездной!"

Значит, стоит ещё побороться.

Винсент сделал крохотный шажок вперёд — он начал считать. Это было первое движение, пусть мысленное: вперёд, к победе! Счёт создавал время. Время утверждало бытие. Бытие побеждало Бездну.

"Латэ прослезился бы!" — подумал он и обнаружил, что и в пустоте способен смеяться.

Девятнадцать, двадцать… — он вглядывался в Ничто бессмысленными в этой тьме глазами. Тридцать восемь, тридцать девять… — его голос дрогнул: это был какой-то рубеж, и он был перейдён.

Сорок! — и он потерял себя в этой тьме. Он вскрикнул и не услышал крика, но сейчас же почувствовал укус холода на левом запястье и ощущение собственного тела вернулось. Что это холодит его руку? Тот кинжал из чистого серебра!

"Ого! — усмехнулся Винсент. — У меня даже есть оружие, способное серьёзно ранить Владыку!"

Юноша воодушевился. Уже без страха он глядел в пустоту перед собой. И скоро он понял: эта чёрная бездна не бездонна. Да-да, вот граница, можно дотянуться и коснуться её пальцами: тонкая, туго натянутая и дрожащая от напряжения мембрана.

Словно его, Избранного, заключили в огромный мыльный пузырь… Но что же находится вне пузыря? Винсент протянул руку вперёд, и она замерла у самой границы пустоты. Как дрожит эта мембрана! Извне на неё давит страшная сила. Не раздавит ли она и Избранного, как муху? Что же она есть?

"Может быть, там, за пустотой, остался знакомый и любимый мир смертных? Это битва: с одной стороны — Всё, с другой — Ничто, и ему нужно вырваться отсюда в свой мир?"

Он коснулся тонкой стенки ладонью. Сама стена не была ни тёплой, ни холодной, но то, что давило снаружи, было ледяным. Это был не холод зимней ночи. Что-то другое… Холод смерти! Там, снаружи, была…

"Другая Бездна?!"

Ему стало холодно в этом пространстве, не знающем ни тепла, ни холода. Другая Бездна! Легендарный поединок оказался поединком двух Бездн — двух бессмертных. То, что окружает Избранного — проклятая часть его Дара. Алитер, не пожелав сдаться Владыке Дэви, восстал, создав вокруг своего хранителя защитный кокон. А кто он, Избранный, в этом поединке? Есть ли здесь его воля и его сила? В битве двух одинаковых сил он бессилен, даром, что Избранный. Владыки — бывший и нынешний не замечают его, словно его нет. И если б Алитер не поднялся против Дэви, не защитил Избранного стеной своей пустоты, — лавина силы Дэви убила бы Винсента в мгновение.

"Алитер дал ему отсрочку. Что же Избранный станет делать?"

Винсент усмехнулся. Это была замороженная улыбка-оскал. Он уже знал, что делать. Холод, окутывавший его саваном, был предчувствием — предчувствием скорой смерти. Словно она уже стояла рядом, словно касалась его сердца ледяными пальцами…

Он вновь тронул тонкую стенку пузыря. Так вот, какое оно, проклятие Дара! Не так уж оно оказалось велико! Сейчас оно впервые уязвимо. Винсент может прорвать стенку, и Алитер, раненый, истекающий пустотой, сдастся на милость Дэви, а может — попробовать уничтожить проклятие, как хотел глава Ордена. Его Дар станет чистым! Конечно, это будет труднее…

Избранный решительно мотнул головой. Нет, нельзя думать о том, как это будет трудно! Если навалится груз мыслей-прощаний, он не сумеет выполнить, что задумал.

"Действуй сейчас же, пока миг не ушёл! Не думай, просто действуй!"

Но руки дрожали и не повиновались ему… Нет, так он промахнётся! Что же делать?

"А может, охотники всё-таки прорвут оборону Дэви и спасут его?! — рискнул он допустить слабую надежду… и тут же грубо оборвал себя. — Тогда они спасут недостойного. Избранный, оказавшийся слабее Владыки, не умеющий пользоваться своей силой — достоин ли великого Дара?"

"Если ты принимаешь имя Избранный, ты принимаешь и груз избранности…" — Винсент представил длинную череду Избранных, что два века скрывали свои лица. Неужели он присоединится к безликому сонму их или, того хуже, станет новым Великим, чьё имя потом ещё две века будут повторять со страхом? Нет! Он никогда не отказывался от этого имени и поступит сейчас, как должно Избранному.

"И тогда следующему за ним останется сделать совсем немного…" — эта мысль придала ему сил.

Винсент быстро достал кинжал из левого рукава рубашки и всадил серебро в центр пузыря пустоты — в центр проклятия. Движение было холодным, уверенным, почти мгновенным. Лезвие кинжала скользнуло по рёбрам и вонзилось в его сердце. И чёрные стены рухнули. Парк вновь был перед ним.

Он успел заметить два тела невдалеке, снег вокруг них был красным. Агнесса и Теодор — два укола боли, уже слишком слабых: он скоро присоединится к ним. Лира Диос сидела, прислонившись к дереву, откинув голову и закрыв глаза. Она была жива и, к счастью, даже не ранена.

Винсент теперь медленным, вялым движением выдернул кинжал из груди. Лезвие было чёрным, точно серебро вонзали в мёртвую плоть вампира, а не в живое сердце смертного, но юноша чуть тряхнул кистью, и чернота пылью осыпалась с кинжала. Металл вновь засиял.

"Проклятия Алитера больше нет".

Владыка бессмертных стоял в двух шага от юноши. Он снял маску, и Винсент с удовольствием следил, как выражение триумфа на его лице сменяется выражением крайнего изумления и разочарования.

— Теперь видишь? Смерть для вас везде, carere morte! — сказал Избранный побеждённому Владыке и засмеялся. И поперхнулся, почувствовав железный вкус крови, тяжело распершей грудь и поднявшейся до горла.

Чуть дальше развилки дорожек корчилась большая группа carere morte. Винсенту вдруг показалось, что там, среди них, мелькнула знакомая светлая грива волос.

"Нет! Только не она!" — Избранный отчаянно взмолился, чтобы это была не Мира, хотя его Дар подтверждал: да, она здесь! Винсент не хотел видеть ещё и смерть Миры…


…Мира видела, что Владыка чуть отступил, снял маску. Дэви замешкался, и она рванулась к Избранному. Четверо держали её, и рывок вампирши был тут же погашен, однако она успела заметить, что взгляд Винсента изменился. Только что был отстранённым, тусклым — и вдруг засиял: острый, ясный, пронзительный…

"Он не покорился Дэви!" — радостно выдохнула вампирша.

Тут Винсент сделал неуловимое движение, и в его руке засверкало серебро… Рабы Гелера пригнули голову Миры к земле, и она вновь глотала снег и задыхалась от немого крика: за миг до того, как её подмяли под себя куклы хозяина, ей показалось, что она видела, как Винсент вонзил серебряный кинжал себе в грудь!

"Не может быть! Нет! Нет… Нет!"

Куклы замерли на мгновение. Гелер бросил их на долю секунды, но вампирше, из последних сил рвущейся к своему Избранному, этого было достаточно. Она ринулась вперёд — безумный прыжок, оттолкнула кого-то (кажется, Митто), и подлетела к Винсенту, обняла его, отчаянно позвала свою тень. Та явилась, укрыла двоих шатром крыльев, и подоспевшие рабы Гелера ударились о её непроглядную черноту.

Мира со страхом поглядела на юношу. Винсент казался прежним. Кинжал был в его руке, и крови на его лезвии она не заметила. Серебро всё также сверкало в ночи. "Показалось, — она испустила долгий, тяжёлый и радостный вздох. — Показалось…"

Но всё же что-то было не так. Сердце юноши билось глуше, тише — вампирша улавливала это. Он, несомненно, терял силы, терял кровь, только Мира почему-то совсем не видела её и не чувствовала запаха. Это проклятое серебро всё перебивает!

— Оставьте их! — Дэви криком остановил своих вампиров. Мира обернулась к нему, чувствуя почти благодарность. Владыка остался на своём месте в нескольких шагах от них. Лицо бессмертного было серьёзно и задумчиво. Миру напугало его выражение. В нём была смерть!

"Винсент… Я сейчас… Сейчас унесу тебя отсюда…" — Она не сказала это — тень не давала говорить, лишь обняла юношу покрепче, распахнула крылья. Винсент болезненно поморщился и легко провёл ладонью перед лицом вампирши, будто стирал грим. Тень потянулась за его пальцами, и Избранный отбросил её, как шёлковый платок.

— Не надо этого, — мягко сказал Винсент. — Не обращайся… больше.

Юноша запнулся на последнем слове. Он пошатнулся и упал бы, но Мира подхватила его, и они опустились на колени. Её руки зашарили по его одежде… Не может быть! Кинжал чист и на одежде нет крови! Только… что это?!

Мира нашла маленький разрез на его сюртуке, точно против сердца. Размер его соответствовал лезвию кинжала, края разреза серебрились. Она быстро расстегнула сюртук и ахнула. На рубашке пятно странной серебристой жидкости. Точно расплавленное серебро… Но это кровь! Кровь Избранного!

Её руки задрожали, но Мира расстегнула и рубашку. Винсент коснулся своей раны. Его лицо исказилось сначала удивлением, затем ужасом. Потом Винсент на мгновение закрыл глаза… и открыл их уже потусторонне-спокойным.

— Скажи Латэ, что Дар теперь чист. Проклятие Алитера уничтожено, — ровно сказал он.

— Ох, молчи! — Мира попыталась зажать рану и вскрикнула от боли, когда её пальцы коснулись сияющей крови. Винсент начинал задыхаться. Его сердце билось всё тише, всё глуше, кровь глупо, бесполезно выливалась из разрезанных сосудов, сдавливала его лёгкие и раненое сердце.

Вампирша заставила юношу сесть, опереться спиной на неё. Винсент сначала не подчинялся, но едва его голова коснулась её плеча, он обмяк и успокоено вздохнул. Мира отвернулась. Стиснула зубы, чтобы не закричать от отчаяния, лбом уткнулась в дерево, в твёрдую, каменную от холода кору.

— Линда. Была. Не права, — Винсент вновь заговорил. Он глотал воздух, как воду, и выплёвывал краткие слова. Серебристая кровь пузырилась на его губах. — Но. И я тоже. Был не прав. Сила и во мне, и в вас. Теперь я, наконец, понял, как…

Мира ждала продолжения фразы, но его не последовало. Избранный по-детски светло улыбнулся и зашептал:

— Помнишь? Пройди по тонкому лучу…

— Ты сошёл с ума…

Винсент схватил её за руку, и Мира почувствовала знакомый колющий озноб от соприкосновения с Даром. Но боли, как от сотен молний, не последовало, ей вдруг пригрезилось: их руки связала тонкая, светлая нить.

— Пройди… по светлому мечу…

Избранный с неожиданной силой прижал её голые пальцы к ране. Мира опять вскрикнула. Но обжигающая боль скоро обратилась мягким теплом, и что-то — она почувствовала — разрубило внутри неё какой-то узел. Ошеломлённо и радостно улыбаясь, она накрыла руку Винсента своей, и улыбка погасла. Вампирша вздрогнула и открыла глаза. Пальцы юноши были ледяными: жизнь оставила их. Его глаза то тускнели, то взгляд их вновь становился пронзительно-сосредоточенным. Избранный держался в сознании немыслимым усилием воли.

— Винсент, прошу тебя, береги силы! — сквозь слёзы взмолилась Мира.

— Нет. Сейчас. Умойся звёздным дождём…

Что это? Звездопад! Все звёзды обрушились с неба на землю, как в последнюю ночь мира — ночь исполнения всех желаний! Всё утонуло в свете мириадов солнц. И carere morte не исчезла в этом свете. Мира узнала его: то был свет её жизни, так глупо отброшенной в момент обращения. И, когда она поняла это, она ясно увидела проклятие — отделённым. Это была… всего лишь тень, цепляющаяся за её ноги.

— Оденься грозным огнём! — беззвучно проговорила она вслед за Избранным.

Жар охватил тело. То сгорала связь с проклятием, и тень слабела, отделялась. Она заколыхалась под налетевшим откуда-то ветром: сейчас оторвётся и унесётся прочь. Что это бьётся так уверенно, стуком утверждая бытие? Так мерно и часто, как сердце смертной?

Мира тряхнула головой, отгоняя видение, и заставила себя вернуться в реальность. Последние силы оставляли Винсента. Смерть завладела его телом — оно конвульсивно дёргалось. Избранный смотрел ей прямо в глаза, но Мира поняла: он уже видит лишь черноту.

— Не уходи! — взмолилась она. — Не надо мне исцеления. Я не стану жить без тебя! Я не буду живой без тебя… Не уходи! Что мне сделать, чтобы ты жил?! Винсент, Винсент!

Избранный улыбнулся, и, хотя в его глазах чернела боль, это была светлая улыбка:

— Там. На мосту. Над рекой, текущей вспять…

Серебристая жидкость хлынула у него изо рта, тело вновь задёргалось. Стараясь унять эту страшную дрожь, Мира прижала юношу к себе, словно мать ребёнка, и покачивала в объятиях, баюкала, пока он не затих. Тогда она осторожно, будто уснувшего, положила его головой себе на колени.

Винсент был мёртв. Теперь просто длинная, нескладная, соломенноволосая кукла. Улыбка, витавшая на его губах за мгновение до смерти, обернулась ужасным оскалом. Серый драгоценный камень глаз загадочно поблёскивал из-под полуприкрытых ресниц… — даже смерть не затуманила взор Избранного! Сияние уходило из его крови: темнели губы и рубашка, и на лезвии кинжала у рукояти проступила полоска засохшей крови — обычной, красной, страшной человеческой крови.

Повинуясь порыву, Мира горячо обняла Винсента, прижала к себе, будто её воскресшее сердце могло разбудить его замершее.

— Вернись, — тихо позвала она. — Вернись! Мой Винсент, вернись ко мне!

Но смерть не уходила. Она, carere morte, чувствовала Её здесь. Бессмертные звёзды холодно, равнодушно следили сверху. Деревья стояли стражами, укрывая таинство от чужих глаз, и чёрными тенями под ними стояли carere morte Дэви. Может быть, узревшие чистый Дар, они мечтали сейчас о том же чуде, что и Мира…

А она больше не могла ничего говорить, только рыдала, прижав к себе своего драгоценного и раскачиваясь, как сумасшедшая. Зачем, зачем оно бьётся, её мёртвое сердце?! Одно…


— …Её сердце бьётся. Что это значит, Господин? — со страхом спросила Сесилия. — Дар Избранного исцелил её? Она смертная теперь?! Я плохо вижу.

Дэви терзали те же вопросы. Приняв решение не мешать исцелению, он застыл — мраморная статуя с больно колотящим, грозящим разнести каменное тело на куски сердцем. Он был осуждённый, слушающий свой приговор. Избранный слабеющим голосом шептал старое заклинание о луче, мече и звездопаде своей вампирше, и Дэви являлась картинка памяти: его смертная жена, шепчущая эти слова, наивно пытающаяся сжечь проклятие супруга водой из источника Донума…

Королева-ночь, угодная Бездне, отвесила ему одну за другой две оплеухи. Р-раз! — слабый смертный догадался, как уничтожить бессмертный дух Алитера, который сам Владыка считал неуничтожимым. Два! — смертный попытался исцелить carere morte, не дикарку, недалеко ушедшую от людей — Бессмертную, богиню, способную создавать кукол!

"Бездна! Неужели есть что-то, сильнее Тебя, неужели Ты уступишь сейчас, уступишь жалкому смертному?!"

Свет Дара разрастался. Дэви уже не мог понять, источает это сияние кровь Избранного или свет исходит от всей его фигуры. Когда лучи коснулись вампира, биение его сердца стало ещё более болезненным и… другим. Carere morte были в шаге от исцеления. Молодые Адам и Гелер сделали шаг к Избранному, Калькары, наоборот, отступили. Дэви оставался на месте.

"Что скажешь теперь, Бездна? Что это: Ты молчишь? Как страшно ты молчишь!"

Если Она уступит, если Она окажется слабее, — значит, всё, чему он служит и чему учит бессмертных, всё — ложь и прах. Если Избранный исцелит лишённую смерти — они, бессмертные, больше не боги. Они — нелепые, смешные, закосневшие в ложных убеждениях больные. Сумасшедшие!

В глазах Магнуса, многократно отражённых глазах Сесилии метался ужас. Калькары молили Владыку прекратить спектакль, но Дэви не подпустил никого к Избранному и исцеляемой им. Он точно также боялся их общего приговора, но хотел выслушать его до конца! Хуже всего недосказанность, незавершённость. Вот, свет Дара угас…

— Господин! — снова взвизгнула Сесилия, и Дэви вздрогнул, машинально двинулся к молодой вампирше. Холодный ветер, поднятый его широкой одеждой, тронул волосы Миры, и она очнулась. Оставив Избранного, вампирша взвилась вверх, вцепилась в лицо Дэви своими смешными коготками. Он ухватил её за запястья, швырнул на землю.

— Спокойнее, Бессмертная, спокойнее! Разве я виноват в его смерти? Тихо, тихо…

Мира рухнула обратно, он опустился рядом с ней, зачем-то погладил по волосам, щеке. Другая его рука заскользила по снегу, отыскала серебряный кинжал. Владыка снова схватил вампиршу за руку, и глаза Миры сузились: она увидела серебро:

— Пришёл убить меня?

— Спокойно! — Дэви сжал покрепче её пальцы и уколол один остриём кинжала. Затем он дал капле крови стечь по лезвию.

Кровь Миры оставила на серебре различимый чёрный след. Владыка вздохнул: наметилась отсрочка приговора.

— Мира Вако всё ещё carere morte! — объявил Дэви, отпустив Миру и повернувшись к свите. Он надел маску и засмеялся. И Мира вздрогнула и сжалась за его спиной: ей показалось, что засмеялась Бездна… Но Дэви только лишь радовался. Хотя к его радости примешивалась горечь.

— Он не исцелил её. Его Дар оказался слаб! — воскликнула Сесилия. Владыка печально качнул головой.

— Нет! Ему просто не хватило времени, — промолвил он. — Теперь уходим.

— Кинжал… — Адам щурился, скрывая замешательство. — Почему никто не отнял у Линтера второй кинжал?

Дэви повертел в пальцах кинжальчик, что забрал в качестве сувенира.

— Знакомое серебро, да, Митто? Но интересно не то, почему у Избранного оказалось при себе оружие, а то, какое это было оружие! Простой посеребрённый кинжал охотника не смог бы уничтожить проклятие Алитера. Оно слишком велико для ничтожных пылинок серебра. С Алитером мог бы справиться, пожалуй, только кинжал из чистого металла. И он был у Избранного! Откуда же? Полагаю, он вынул его из куклы, что смертные по моему приказу оставили в этом парке. Кинжал в затылок куклы всадил ты, Адам. А дал тебе его — я… Почему я выбрал именно его? Ещё в "Тени Стража", вскоре после визита леди Диос, я зашёл в зал с оружием, и этот кинжал вдруг так заманчиво блеснул в лунном свете… Бездумно, я захватил его с собой в столицу. Кто направлял меня?

— Бездна? — несколько неуверенно предположил слуга.

— Я уже не знаю… — обескуражено вздохнул Владыка.

Бездне ли принадлежала эта ночь? Или не ей, а старому её противнику — Бытию? Дэви привык спокойно принимать поражения — ведь, в конце концов, все они оборачивались для него победой — нужно было просто подождать, пока Бездна возьмёт дело в свои руки. Но в этот раз всё шло не так, как должно…

— Это ещё не поражение. Теперь у нас есть глашатай Бездны, — произнёс Владыка, успокаивая carere morte, и тепло поглядел на юную охотницу, неподвижносидевшую у дерева. — Мы спросим у неё.

Вампиры взмыли вверх, Дэви чуть помедлил, он обернулся на Миру.

— Я хотел казнить тебя, вампирша, опозорившая род Вако! — крикнул он. — Но я помилую тебя! Бездна оставила тебя бессмертной, оставила для служения, неведомого мне. Живи же! Я думаю, теперь ты запомнишь: посмевшие бороться с сутью своей, неизбежно проигрывают. Так-то, carere morte!

Дэви отвернулся, быстрым шагом пошёл навстречу охотнице, Лире Диос. Он улыбнулся ей, хотя она не могла увидеть улыбку под маской. Девушка встала. Не с радостью, лишь с безумием во взгляде.

Он подхватил её и вознёс за собой, на небо…

Глава 39 Инициация

Мир рушился. Хрупкий купол тихой морозной ночи разбился со звоном лопнувшего стекла. Лира парила, а мимо в прорехах туч проносились звёзды. Они убегали от пустоты, изливающейся из ран гибнущего мира. Внизу плясали дикарский танец огоньки и чёрная лента реки извивалась меж ними. Вверху невозмутимо скалился в улыбке месяц.

Лира чувствовала ветер, но не его холод — словно статуя, а не живой человек. Лира парила… нет — летела. Чёрные крылья огромной твари, что несла её, то закрывали полнеба, то бесшумно укрывали девушку шатром. Острые когти зверя порвали на спине пальто и платье, поцарапали кожу. Владыка вампиров уносил её, побеждённую, замёрзшую, в своё логово…

Лира заметила, что в правой руке всё ещё сжимает серебряный кинжал и, повинуясь первому побуждению, всадила его в грудь вампиру. Лишь в последний момент её рука смалодушничала, и лезвие прошло мимо сердца. Дэви зарычал от неожиданной боли, и крылатая тень, окутывавшая человеческую фигуру, растаяла.

Быстрое падение. Свист ветра в ушах… Владыка не выпустил охотницу, и в реку они рухнули вместе. Холод разодрал тело Лиры на тысячи кусочков. Она закричала и задохнулась, когда в горло влился жидкий лёд. Уже забыв намерение утонуть, едва выплыв на поверхность, девушка вцепилась в вампира. Лира ртом, как рыба, вытащенная на сушу, ловила воздух, но в лёгкие он не проникал — спазм сжимал горло.

— Дыши, — сердито приказал Дэви. Чёрные волосы облепляли бледное лицо, делая облик Владыки каким-то потусторонним. — Я не могу делать это за тебя.

— Не… могу… вдохнуть!

В тёмных глазах мелькнула тревога — он испугался за неё! Но, очень спокойно, Владыка сказал:

— Задержи дыхание и успокойся.

Лира подчинилась. Он перехватил её ослабевшие руки, повернул как куклу, так что голова девушки оказалась затылком на его плече.

— Теперь вдохни.

Лира тихонько вздохнула. Да, спазм прошёл. Она различала мир вокруг. Течение Сермы оказалось неожиданно сильным — их уже унесло к Золотому мосту. Carere morte кружили над ними, совсем низко, порой разрезая концами крыльев чёрную воду.

— Скорее, Владыка! — услышала девушка.

На Сатурском берегу за ограждением Набережной мелькали тени. А некоторые взбегали на мост, к которому Лира и Владыка неумолимо приближались. Тяжёлая арбалетная стрела вонзилась в маслянисто переливающуюся воду недалеко от Дэви… Охотники! Должно быть, они не верили своим глазам: в центре Доны, в самом охраняемом Орденом районе группа сумасшедших carere morte кружит над рекой! Митто протянул Лире руки, но она была не в силах потянуться к нему. Тогда он, изловчившись, подхватил её кисть, безвольно качавшуюся на воде, и вытащил девушку из реки. Остаток пути она проплыла в его руках, покорившаяся, тихая. Лира стучала зубами, но всё никак не могла согреться в объятиях carere morte.


Двери "Изумрудного сада" захлопнулись, и страшная ночь осталась за ними. Кто-то заботливо разжёг огонь в камине — для неё, смертной… Дэви сам снимал с охотницы мокрую одежду. Дойдя до платья, он замешкался и позвал вампиршу, белокурую подругу Митто, а сам вышел. Лира слышала, как он завёл сразу несколько быстрых, кратких разговоров в соседней комнате.

Вампирша раздела девушку, уложила на диване у огня, накрыв тёплым пледом. Лира всё дрожала от холода — или это была нервная дрожь? В темноте за окнами плясали огоньки, и она бездумно любовалась их танцем. Но вот, выстроившись цепочкой, они превратились в уличные фонари…

Знакомый мир ночной столицы за окном. Он никуда не исчез. Он был всё тот же. Только её, Лиры Диос, там не было. Только она, Лира Диос, пропала этой зимней ночью.

Девушка всхлипнула, едва удержала рыдания. Сейчас она отчаянно желала навсегда остаться безразличной ко всему куклой, отчаянно мечтала, чтобы хозяин никогда не взял её в руки… но дверь отворилась. "Лира Диос!" — прошептала приблизившаяся тень, и этот голос показался трубным гласом. Владыка обращался к охотнице, а она в ужасе закрыла глаза. Сейчас Лира ненавидела своё имя. Здесь, среди этих тварей, оно звучало так, так…

"Предательница".

Её хватило на то, чтобы отвернуться лицом к спинке дивана, но мучитель не отступил. Вот его рука заскользила по плечу девушки. Это было бы приятно, если б рука, небрежно, как кошку, ласкающая охотницу, не казалась такой тяжёлой, словно выточенной из мрамора. Владыка вампиров повернул девушку к себе. Теперь Лира терпела почти нежные прикосновения платка к лицу. Хозяин прихорашивал любимую куклу. Лучшую в коллекции… Лиру потряс беззвучный смех.

"Они пошли за мной. Они верили мне. Они верили, что совершат чудо. Они надеялись изменить мир. А я обманула их. И отдала их…"

Каменные пальцы вложили ей что-то в руку, больно сдавив кисть. Лира вскрикнула, оборвав смех, дёрнулась. Предмет, звякнув, упал на пол. Это был серебряный кинжал охотницы, потемневший от бессмертной крови вампира. Покалеченный, изъязвлённый тьмой проклятия carere morte — как и его владелица…

— Занятная вещица, — заключил Владыка вампиров, вспомнив недавнее покушение Лиры. — Игрушечка. Раньше средства у вас были радикальнее.

— Простите, я…

— Не удержалась от соблазна пырнуть Владыку вампиров серебряным кинжалом? Я уже простил. Твоя часть договора выполнена. Очередь за мной.

Он сказал это так мягко, благодарно! А она больше не верила ему. Она видела, где притворство. Он совсем равнодушный. За маской он каменный. Ему двести лет!

Но ей — шестнадцать, и Лира закричала:

— Почему вы их убили?! Вы обещали! Я верила вам!

— Дитя… А чего ты ждала? — Владыка бесконечно терпелив. Лира осеклась.

— Не притворяйся, — его пальцы больно сдавили её запястье, — …перед собой. Ты лжёшь себе. Это путь в ничто. Прими правду, какой бы они ни была. Избранный сам выбрал смерть. Других же никто не обещал тебе оставить в живых. Не притворяйся, что ты не знала, что их ждёт.

— Нет, нет, — опустив голову, Лира искала себе оправдание и не находила. "Они верили мне. Я обманула их. Это я убила их!" — Нет! Если бы вы сказали мне, если бы я знала, что хоть кто-то пострадает, я бы…

— Лира… Диос, но ты — это — знала. Знала — и запретила себе об этом думать. Ты не спросила меня, пострадает ли кто-то, потому что боялась услышать мой ответ, — Владыка беспощаден. Лира поникла. Да, всё верно. Она малодушно оставила при себе вопрос: "Конечно же, это будет просто разговор, без применения силы?", потому что боялась, что, услышав отрицательный ответ, ей придётся сказать: "Тогда я отказываюсь".

— Отпустите меня! — кое-как замотавшись в плед, девушка вскочила с дивана. Вампир не бросился её удерживать.

— Куда ты пойдёшь, дитя? — в голосе Дэви была слышна, пожалуй, жалость.

Лира молчала, вглядываясь в лужицы янтаря там, где на паркет падал свет свечей. Действительно, куда ей идти теперь, когда она сама закрыла перед собой все пути, кроме одного?

— Твоя часть договора выполнена. Очередь за мной, — повторил вампир. Он подобрал оружие охотницы. Слабо блеснуло потускневшее серебро кинжала.


Капля его крови на последнем светлом кусочке лезвия казалась чёрной. Немногие люди удостаивались чести быть обращёнными Господином, но эта обращаемая думала вовсе не о величии события. Вид собственного кинжала вызвал в памяти момент посвящения в Орден… "У святой воды тоже запах серебра", — зачем-то вспомнила Лира и прерывисто вздохнула.

— Прочь сомнения! Не то твоя вечность будет заполнена сожалениями о произошедшем, — воистину, низкий, обманчиво бесстрастный голос вампиру дан, чтобы успокоить чувства, усыпить разум, запутать мысли! Но Лира медлила…

"Возможно ли спасти меня?"

…Старый дом, давно существующий только в её памяти… Уже ночь, но мама не зажигает лампаду: её девочка не должна бояться темноты. Лира слушает сказку и изредка украдкой зевает: она наизусть знает эту историю, девочке непонятно зачем придавать старой сказке такое большое значение и смешно, что взрослая мама до сих пор искренне верит в чепуху. Избранный, Дар, исцеление проклятия… Прости, мама, сегодня я убила твою сказку!

— Чтобы получить единственный дар вампиров, я погубила величайшее чудо людей — высока же цена моей вечности! — хрипло заметила охотница.

Дэви вежливо и равнодушно улыбнулся. Остриё кинжала кольнуло губы девушки. Она не успела отступить, не сумела отвести от себя этот дар рукой — была слишком занята удерживанием пледа на месте. Капля чёрной крови стекла по лезвию, смешиваясь с её собственной, выступившей из пореза. Тело приняло проклятие вечной не-жизни, душу навсегда забрала Бездна. Вот и всё. Так просто, так быстро. Лира облизнула губы, и во рту остался привкус страха. Владыка подал ей кинжал. На серебре в том месте, куда упала капля его крови, чернела ещё одна язва.

— Отдыхай, — велел Дэви. "Теперь ни болезни, ни смерти не будет", — тихо сказала Лира, оставшись одна. Девушка бездумно ворошила угли в камине, пока огонь не начал задыхаться. Она прислушивалась к себе, гадая, началось ли преображение, но пока не чувствовала ничего необычного.

"Капля бессмертной крови даёт Низшего вампира. Это преображение коварно и лживо. Изменения происходят постепенно, незаметно — тоже по капле. Я не скоро пойму, что стала бессмертным чудовищем. Я не скоро увижу воочию, что пути назад нет".

Она не смогла уснуть. Утренний свет медленно наполнял комнату, а она следила за своим отражением в зеркале. В свете дня кожа теряла фарфоровую белизну, серела, старела, синие тени легли под глазами. Когда терпеть свою некрасоту стало невыносимо, Лира оставила зеркало, отыскала на стуле у камина не до конца высохшую одежду и, одевшись, подошла к окну.

Она привычно искала знакомый шпиль башенки Академии, но напрасно. За окнами — огромный сад да редкие крыши соседних особняков. Другой дом, другая она.

"Теперь ты обрела полноценность. Больше не будет боли, не будет страха. Покой и завершённость…", — шептали тени из углов. Перед Лирой расстилалась вечность, полная безумного шёпота Бездны.


Наверное, это был сон… Да, он уснул, убаюканный Тьмой, что качала его на руках. Она тихонько звала кого-то, просила о чём-то — ему же этот мягкий голос казался колыбельной песней.

Ему приснилось необыкновенное. Будто его дух оставил тело и вознёсся, и поплыл над чёрными кронами деревьев, всё выше и выше — в звёздное небо. Он парил… и словно расплывался, сливаясь с потоками воздуха, несущимися над землёй. Скоро он мог видеть всю столицу до самых окраин, а, немного погодя, оседлав ветер, его дух понёсся в далёкую спящую Карду. Сейчас мир открывался ему по-другому: в нём не было чёрных дыр carere morte — гладкое белое зимнее полотно. И он с удовольствием открывал этот новый мир — мир, в котором не было пустоты.

Затем…

Сон обратился кошмаром. Полёт прекратился. Звёзды погасли. Низко над ним нависал купол тьмы, а он вновь был заключен в футляр тела — старую темницу! Постепенно возвращались ощущения. Первой вернулась боль. Он хотел закричать и не мог. Он не мог даже вздохнуть — так эта боль сжимала грудь! Он не дышал — но не умирал. Что же это? Может, это его личный ад?

…Кара за самоубийство?!

— Нет! Нет! Что вы делаете?! Нет! — слабый, очень слабый, но близкий крик. Он перешёл в безумный визг, потом — в жуткий хрип и оборвался. Винсент почувствовал, что чьи-то холодные пальцы обхватывают его подбородок, приподнимают голову так, чтобы он вытянул шею. В горло полилось горячее питьё — густое, солёное, странное на вкус.

Кровь?!

Он закашлялся, повернулся на бок и долго выплёвывал кровь. Она шла не из желудка, а из лёгких — и тяжесть постепенно уходила из груди. Кровь была не той, что ему дали только что. Другой вкус.

"Что за чёрт? Разные вкусы крови?! Я думал, это замечают только carere morte…"

А чувства возвращались. Он понимал, что кто-то до сих пор находится рядом. Женщина, судя по истерическим всхлипам… Но белое пятно лица расплывалось перед его взором. Голова незнакомки была окружена золотисто-белым ореолом волос.

Он потянулся и обнаружил, что может дотронуться до них. Какие жёсткие! Знакомые… Знакомый запах… и голос… Голос!

— Винсент! Очнись же!

— Мира… — полуутвердительно-полувопросительно прошептал он одними губами.

"Что со мной?!"

Она покачала головой и скрылась. Винсент попробовал приподняться, но снова упал в снег. Не удержавшись, он глухо застонал. Нет, боли уже не было — была отвратительная слабость.

— Мира, где ты? Что происходит?! — с трудом просипел он.

Вампирша возвратилась. Её лицо выплыло из тумана. Необычайно чёткие черты, необычайно красивое… Такой он не видел её прежде. Нет, не так! Не видел очень, очень давно.

Мира волновалась. Она часто моргала, и слёзы катились по щекам. Губы всё время кривились: то уголками вверх, изображая радость, то вниз, изображая страдание.

— Ты не успел сказать: "Я буду тебя ждать", — проговорила она, видимо, давно заготовленную фразу.

— Что со мной?! — он схватился за горло, так и не издавшее ни звука. — "Почему я не могу говорить?!"

— Воздух больше не нужен тебе для дыхания, но ты можешь разумом контролировать движение лёгких. Вдохни глубоко, как перед прыжком в воду, и тогда пробуй говорить.

"Что?!"

— Ты слаб. Раненая девушка, давшая тебе кровь, умерла минуту назад. Ты ещё можешь насытиться ею. Хочешь?

Винсент поглядел, куда она указывала. На снегу, касаясь рукой полы его сюртука, лежала светловолосая охотница.

— Агнесса… — беззвучно прошептал он. — Нет, не хочу!

— Тогда спи, — мягко сказала Мира и дотронулась до его щеки, погладила. — Во сне ты восстановишь силы.

— Зачем ты…

— Я обратила тебя. Да! — она опустила глаза, потом снова вскинула на него — горящие, безумные очи. — Я не могла отпустить тебя, понимаешь?! Разве ты на моём месте — смог бы?! Проклятие по-прежнему в моей крови, я сильная бессмертная… И я отняла тебя у смерти! Послушай. Скоро ты вернёшься к жизни! Твой Дар ушёл, но, это значит, он сейчас обретается у кого-то! Нового Избранного! Слушай меня! Я найду его, и он исцелит тебя. Обещаю!

— Зачем?! — опять прошептал он.

Она хотела погладить его по волосам, но рука задрожала, как у преступницы. Вампирша отступила.

— Спи! — приказала она. В голосе послышались слёзы.

— Зачем…

Мира отодвинулась. Она прислонилась к дереву, устало закрыла глаза. Винсент заметил разорванный рукав платья и длинный порез, змеящийся по венам её левой руки.

Вдали слышались голоса, мелькали фонари в руках. Их искали… Охотники!

— Спи. Я буду рядом, — прошептала вампирша.

И Винсент быстро, как по приказу, провалился в сон. Он успел только подвинуться ближе к Мире, коснуться её пораненной руки — и она сжала его пальцы и, кажется, зарыдала.


Деревья качали кронами — поднимался ветер. Стучали их сухие, звонкие сучья. Вампирше этот звук казался ехидным смехом. Улыбался и тонкий месяц в небе, насмехаясь над ней.

"Ты говорила когда-то Владыке, что мечтаешь сделать племянника вампиром. Эта мечта сбылась! Десять лет метаний: Конор, Долус, Орден, Владыка — и вот он, итог".

"Не борись с тем, что ты есть. Бездна оставила тебя для служения, неведомого мне", — вспомнила Мира прощальное напутствие Дэви…

Тогда она сжалась в комочек под деревом: опустила голову, подтянула колени к животу, обхватила их руками — и замерла. Скоро подошли охотники, но вампирша даже не подняла головы.

И тогда кто-то, не особенно церемонясь, за волосы дёрнул её голову назад, чтобы открыть шею. Увидев близко-близко узкую светлую полоску ошейника, Мира не пошевелилась и снова отрешённо, обречённо закрыла глаза.

Эпилог. Песенки Литы

— Мама, она опять дразнится! — обиженно звенит голос старшей сестры. Лита роняет крышку рояля, по клавишам которого только что колотила, как сумасшедшая, (сестра называет это "Лита дразнится"), спрыгивает с высокого стула и несётся прочь из комнаты. В дверях зала стоит сестра, брови возмущённо нахмурены, она подбоченилась, подражая наставнице. Лита мчится напролом, зарывается в её широкую, гладко-шёлковую юбку и сестра ахает, всплёскивает руками:

— Нет, она несносна!

Лита кое-как выпутывается из юбки, бежит на летнюю террасу, оттуда в сад и, думая, что одна здесь, что её никто не ищет, кружится, кружится, подставив лицо и голые руки солнцу. Солнцепоклонница — зовёт её мама… А вокруг поёт весна. Юная, зелёно-золотистая и тёплая, как пичужка.

Лита начинает напевать. Её голосок тонок и слаб, но она упрямо тянет мелодию. Это мелодия без слов, но девочка называет её песней. Придёт время, и она найдёт слова и для неё, и для сотен других своих песенок. Мелодии приходят к ней мгновенно, в часы сна или бодрствования. Все они — музыка мира, фразы одной Великой Песни.

— Вот ты где! — сестра появляется неожиданно, её угрожающий перст направлен на девочку. — Прекрати петь! Немедленно! — девушка жалобно всхлипывает. — Мне так страшно, когда она поёт это, мама!

— Я пою то, что слышу, — бросает Лита и убегает дальше в сад. Она обижена… Но она молчит, больше не поёт.

Её песни пугают окружающих — она давно заметила это. Они странны, в них много пауз и диссонансов, и, действительно, кажется, что маленькая певунья дразнится, шалит, перевирая мелодию. Таковы не все её песни, но многие, многие — те, что появились в последние два года.

Она поёт то, что слышит и никогда, никогда не врёт, — и это её беда. Что же делать, если она отчётливо слышит в музыке мира странные паузы? Это не те обычные паузы, что заложены в мелодию изначально. Они — словно кто-то со злостью стёр часть нотной записи или вовсе вырвал лист из партитуры. На нотном листе они не закорючки и не чёрные кирпичики: пустое белое пространство. Они слишком длинны и необычны, чтобы обозначать их привычными значками! И эти паузы — эти дыры в мелодической канве искажают звуки, что стоят рядом с ними. Мелодия мира перестаёт быть гармоничной, дойдя до них, она спотыкается, порой падает, меняет маски-тональности и размер: бравурный марш превращается в погребальный плач, размеренный три-четверти сменяется суетливым шесть-восьмых…


— Лита, солнышко, зачем ты опять пугала сестру?

Вечер. Они вдвоём, в зале с роялем. Зажжены все светильники — и мать, и дочь не любят темноту. Мама устала. Её голос — добрый и нежный, глуховат и тих. "Мама постарела так из-за тебя!" — однажды в сердцах бросила Лите сестра. Постарела… — Лита плохо понимает, что значит это слово, но по тому, как сестра произносит его, она догадывается: это что-то близкое к паузам в Великой Песне.

"Не говори так, сестра! Этим ты приближаешь Ничто, вводишь его в наш дом!" — Лита не сказала этого сестре. Она написала песню. Но сестра обозвала её песню шумом и решила, что Лита "дразнится"…

— Мама! Я не пугала! Я просто пою… всегда. Я не умею по-другому.

— Что же ты поёшь?

— То, что слышу… в мире. Хочешь, я спою тебе?

— Конечно!

Лита поёт. О весне в Прэсто, об их "Береге Неба" — поместье на морском побережье, о цветущем саде, о белых ступенях, что сбегают с холма и последнюю лижет прибой. Эта мелодия красива, в ней почти нет диких, пришедших неведомо откуда пауз. Должно быть, таково волшебство чудесного места, ставшего их домом. Прэсто, курортный городок на юге у моря… Великая Песнь звучит здесь почти не изменённой. Очень редко, осенью или зимой, холодный ветер доносит из столицы и страшных северных городов вести о Бездне, поглощающей мир. Но они — как капля чёрной краски в стакане прозрачной воды: растворяются бесследно для глаза. Лишь чуткий слух Литы улавливает изменения, которые эти паузы пустоты привносят в мелодию мира.

— Красивая песня, — вздыхает мама, когда Лита умолкает. — Не понимаю, что не нравится твоей сестре?

Окрылённая Лита запевает новую, но скоро её голосок срывается. Она долго кашляет и почему-то краснеет от смущения.

— Ты слишком утомила себя пением. Сыграй что-нибудь, — предлагает мама.

Лита летит к роялю. Открыв клавиши, она замирает на миг, затем быстро, уверенно начинает.

Это одна из её первых мелодий, написанных после возвращения из Доны два года назад. В столице её семья долго гостила у родственников по матери. Почти два месяца девочка вынуждена была терпеть серую скучную картинку за окном. Стояла поздняя осень — предзимье. Каждый вечер Лита просила зажечь ей лампаду и сидела у лампы несколько часов, следила за своим отражением в оконном стекле.

В музыке, что Лита играет для матери, отражена эта тоскливая осень. Потом затишье — всё укрывает снег — и вдруг взрыв! Мелодия мчится, прыгает — бешеные скачки, дикие, страшные паузы. Какафония. Хаос!

Лита играет и вспоминает. Для неё это не просто песня — это история страшной ночи, когда она впервые услышала паузы пустоты. Ничто ворвалось в мир со всех сторон, и девочка боялась, что оно сожрёт всё! Лишь когда наступил рассвет и город бледно замерцал в лучах солнца, Лита успокоено вздохнула и уснула.

На миг Лита скашивает глаза в сторону мамы. Та побелела и вцепилась в кресло. Брови изумлённо взлетели к волосам. Лита сосредотачивается: в её мелодии появилась первая гостья.

Может, то был сон — может, нет… Лита помнила маленькую даму, возникшую на улице словно бы из ниоткуда прямо перед домом бабушки. Она в отчаянии заломила руки, понеслась вперёд, прежде чем Лита догадалась её окликнуть. Этот образ долго не выходил у Литы из головы. Скоро он нашёл отражение в музыке. Да, это была она, та женщина — короткая рваная мелодия. Всюду страшные паузы и диссонансы. Но мелодия выправляется потихоньку, обретает гармонию — нужно только чуть-чуть подождать…

— Довольно! — мама не желает ждать. — Что это, Лита?!

— Я… я сыграю другое.

Она вновь ударяет по клавишам, но останавливается после двух аккордов:

— Я придумала лучше. Возьму флейту.

Простая духовая флейта. Инструмент, лучше всего отражающий сущность Пустоты и в то же время пугающий куда меньше грохочущего рояля.

Лита начинает. Это совсем другая мелодия, гармоничная и почти совершенная, и мама успокаивается. Тревожные складки на её челе разглаживаются. Женщина улыбается и внимает новой музыке дочери.

Это песня — посвящение другой гостье той же ночи. Та рыжеволосая красивая девушка сама бросилась к окну Литы, чтобы предупредить девочку об опасностях тёмного времени в Доне. Лита хорошо запомнила её, её совершенство и её… страх, точащий изнутри, губящий её жизнь, здоровье, красоту.

Мелодия меняется. Звуки растягиваются… и резко обрываются. Трели вызывают озноб по коже.

Лита сама откладывает флейту, прежде чем мама снова крикнет: "Довольно!". Мама сидит, некрасиво скорчившись, подперев рукой голову, и с тревогой смотрит на дочь.

— Лита, солнышко, что с тобой? Что это за музыка?

— Я не знаю, мама… — беспомощно шепчет девочка.

Она отворачивается, глядит за окно, внимает шелесту близкого, огромного, доброго моря. А слёзы так и катятся по щекам.

"Откуда ко мне пришло это знание: мир не такой, каким кажется? И мир тает, поглощаемый Пустотой… Однажды паузы сольются, и кончится Великая Песнь! — Как рассказать это другим, глухим? Ах, неужели она одна в мире слышит трапезу Пустоты?! Кто и зачем наделил её страшным даром, чудесным даром?!" — Лита вздыхает, но через мгновение она уже улыбается, расслышав новую мелодию Великой Песни. Ребёнок, ещё совсем ребёнок…

Argento soleque: серебром и солнцем


Пролог

…Говорят, он был из семьи Гесси или Диосов. Во всяком случае, если исходить из его манеры обращения с carere morte, это было именно так: охотник в десятом поколении! "Argento soleque" — значилось на его щите: жечь серебром и солнцем. Бессмертные боялись его. Его имя значило для них одно: "смерть". Может быть поэтому в сказке, которую я сейчас поведаю, он назван просто Охотником.

Её звали Майя. Вампирша, одна из старейших, первая из дочерей Макты, прародителя вампиров. Когда она встретила своего Охотника, ей было уже две сотни лет: много не только для человека, но и для carere morte. За двести лет она обрела красоту, недоступную смертным, и мудрость, которой редко успевают достичь люди. Не узнала она только — любовь.

Они встретились на Балу Карды. Они несли разные гербы на одежде: у него — кинжал и солнце, символ Ордена, у неё — крылатый лев с собачьим хвостом, знак Первого вампира. Но Охотник и Майя не заметили этого. А когда поняли, что служат разным господам, то не подали виду и поспешили сорвать свои гербы, пока другой не увидел знак принадлежности к врагам.

Их встречи на перекрёстке дня и ночи были краткими: слишком многое их разделяло. Но всё же они любили… Охотник оставил рейды и стал целителем новообращённых. Майя перестала убивать и уничтожила всех детей своего проклятия, чтобы они не убивали также. Проходили годы, но их любовь горела лишь ярче. И когда вампирша попала в сети Ордена и охотники приставили к её сердцу серебряные кинжалы, она взглянула на них с улыбкой.

"Ваше оружие и ритуалы не страшат меня, — сказала она. — Мой Охотник избавил меня от страха перед Бездной".

И правда, их оружие и ритуалы оказались бессильными. Но охотники не отпустили Майю — люта их ненависть к carere morte! — они изрезали её серебром и облили святой водой. А потом притащили бесчувственную вампиршу к Источнику, чтобы сжечь тело в его водах. Они ушли в новый рейд до рассвета, а Майю нашёл Охотник…

Что дальше? Я знаю несколько вариантов концовки. Неизменен лишь итог: надгробие на старом кладбище у церкви Рафаэля. На нём нет имени человека, лишь знак принадлежности к Ордену: кинжал и солнце. И странный скорбящий ангел склоняет над этой могилой голову. Большие крылья сложены за его спиной двумя заострёнными треугольниками, наподобие перепончатых крыльев летучей мыши. Кто-то говорит, они похоронены там оба, кто-то — что у Майи, как у многих carere morte, нет могилы. Бессмертные и смертные приходят к старому надгробию, когда им также случается влюбиться во врага. Все они просят об одном: дать ответ, истинна ли их любовь, ведь только истинная любовь способна противостоять пустоте. Старейшие предостерегают: союзы смертных и бессмертных недолговечны и быстро разрушаются, погребая под обломками несчастных любовников и пару-тройку городов, но через века история Охотника и Майи продолжает повторяться. Где любовь, там и надежда, и кто-то всегда верит, что в этот раз есть шанс на счастливый финал. Ведь сбежавшие из-под власти Смерти остаются под высочайшей властью Жизни…

Но пора перейти к моей истории.


Там, наверху, ярость красного зимнего рассвета сменилась тускло-серым днём. Здесь же, в подземном убежище под фундаментом Ратуши, она бережно хранила кусочек ночи и не зажигала свечей. В пустоте без цветов, без звуков, без запахов, без малейшего движения воздуха она ложилась в люльку-гамак и отдыхала — и длинный день казался ей мгновением. С ней никогда не приключалось кошмаров в это время, безумные образы не вставали перед глазами. В пустоте дневного убежища все чувства отключались, и она просто переставала быть. Обычно её воскрешал голод: странное ощущение постепенного проваливания внутрь себя.

Сегодня было не так. Задолго до пробуждения сосущей воронки — голода, в её небытие ворвались звуки. Грохот рушащихся стен. Она приподнялась и беспомощно зашаталась в тонкой сети, подвешенной над бездной.

Грохот… Нет же, стук! Стук в запертую дверь.

Она не привыкла бояться. Она соскочила на пол и, набросив серую шёлковую накидку, без раздумий отворила стучавшему.

Это был Дэви, Владыка бессмертных. Она узнала его, ещё не увидев, не услышав его слов, по одним очертаниям высокой фигуры.

— Владыка… — прошелестела она. — Что вам угодно?

На языке вертелся вопрос: "Как вы нашли меня?", но она отмела его. Уже не важно. Потом она найдёт слабое звено в цепи тех, кому о её убежище было известно. Дэви не посмел бы нарушить её уединение, если б не какой-то из ряда вон выходящий случай.

— Мне нужно твоё слово, Пророчица, — очень серьёзно сказал вампир.

— Я не прорицаю Господин. В мире нет скрытых вещей, являющихся только избранным. Нужно лишь уметь принимать то, чего страшишься больше всего.


Они прошли в другой зал, и вампирша зажгла все свечи в канделябре. Владыка укрылся в тени в углу комнаты. Он заметно волновался и не хотел этого показывать.

— Я слышала, Дар не достался вам, Владыка? — она услышала эту новую историю вчера: Дэви отыскал Избранного, обладателя Дара — серьёзнейшего оружия в их мире! Конечно, Владыка попытался склонить смертного на сторону вампиров, но тот не подчинился.

— Ордену Дар также не достался, — напомнил Дэви.

Она спрятала улыбку за занавесью гладких волос, тихо заметила:

— Вы верите в его способность исцелить проклятие carere morte, Господин?

Дэви усмехнулся:

— Многие задавали мне этот вопрос. Отвечу тебе, как всем: да, верю, но только для молодых вампиров. Старейших не исцелить. А что видишь ты, Пророчица?

Она взяла длинную паузу. Наконец проговорила, не поднимая туманных глаз:

— Я — старейшая, и я верю в исцеление для себя. Я помню своё дитя, Господин. Я ещё помню, как он котёнком засыпал у меня на груди… Пока я помню это, я жива, а значит, меня можно исцелить, — она вновь сдержанно улыбнулась. — Говорите же, Владыка, что привело вас?

Дэви глядел темно и загадочно. Он подался вперёд, дрожащее пламя свечей осветило рельефные скулы каменной статуи и напряжённые губы:

— Расскажи мне историю Лазара Арденса, Клара.

— Кларисса! — поправила она. — Лазар Арденс, первый Король? Его историю вы знаете лучше меня, Господин. Что нового я могу сказать вам?

— Повтори то, что знаешь. Я должен убедиться.

— Лазар Арденс использовал алхимический ритуал, чтобы вновь обрести здоровье и силы. Описание ритуала есть в книге Атера-алхимика, только нужно уметь прочитать там его. Этот ритуал страшен. Я не сведуща в древней магии и не смогу объяснить его детали… К Арденсу каким-то образом перешла кровь другого смертного, и кровь жертвы предварительно была очищена неведомым нам способом. Во второй жизни Арденс привёл наш народ к свободе и стал первым Королём, а человек, отдавший ему кровь и жизнь, стал Первым вампиром. Первый вампир известен нам, как Макта Вастус, но это имя вряд ли было дано ему при рождении. В описании ритуала он назван Виталием Фонсом. История Арденса и Макты нашла отражение в легенде о Даре и Избранном. Там Арденса называют первым Избранным. Согласно старому преданию, он мог вернуть Макте его жизнь, исправить деяние алхимика, но побоялся это делать. В легенде сказано, он: "Увидев нежить среди людей, ужаснулся разгулу тьмы…" — но это неверно. Арденс побоялся, что это действие убьёт его, и этот страх перешёл к его детям. Макта позже жестоко отомстил своему создателю, уничтожив весь его род. — Она говорила тихо, полузакрыв глаза, и перед мысленным взором вставали забытые, как она полагала, картины: и Макта Вастус, и прежний Владыка вампиров, Улисс Алитер.

И расплывчатая фигура её супруга — рядом с ними…

— Довольно, Кларисса, — невыразительно сказал Владыка. — Это всё, что тебе известно?

— Да, Господин.

— А если я скажу тебе: род Арденса не был уничтожен?

— Не может быть, Владыка!

— Они до сих пор живы. Больше того, они до сих пор правят нашей землёй, — Владыка подвинулся к кругу света и тяжело вздохнув, закончил:

— Они — основатели Ордена охотников!

— Тяжело поверить в такое, — заметила она, качнув длинными, прямыми, чёрными, как её тень, волосами. — Многими carere morte прежде владело убеждение: со смертью последнего Арденса прекратят существование и все роды бессмертных. Когда Макта умертвил последнего Арденса, вампиры успокоено вздохнули: старая ложь! Но теперь, выходит, пророчество всё ещё может сбыться?

Дэви оскалился:

— Совершенно верно, Пророчица! Вижу, мне удалось ошеломить тебя, Клара.

Она отвернулась, легонько тронула пальцами пламя свечи, пытаясь согреться.

— Кларисса… Вы ещё не сказали всего, Владыка.

— Клара! — не видя, она почувствовала его улыбку. — Жена моя, почему я должен называть тебя чужим именем?

Кларисса отдёрнула руку от огня. Она сделал глубокий вдох и, дождавшись, чтобы холод снова наполнил её, сказала, не поворачивая головы:

— Наша любовь не прошла испытания вечностью, Господин. Забудьте Клару Лимен.

— Я слишком поздно узнал, что ты последовала за мной…

— Я слишком поздно поняла, что мне не забрать тебя у Бездны, Воланс, — она тихо засмеялась. — А знаете, Господин, что о нас уже сложили сказки? Одна страшнее другой. Во всех молодой герцог становится чудовищем — carere morte, а дальше истории разнятся: в одной он убивает жену и сына, в другой обращает чудовищем супругу, а сын мстит ему через много лет. Мне особенно нравится вариант, в котором герцогиня Дэви поступает в услужение Тёмному Владыке, обратившему её мужа и после череды испытаний спасает любимого. Хотя, к сожалению, эта сказка, как и все остальные, далека от того, что на самом деле произошло с Александром Дэви и его семьёй. Вот, что я хочу вам сказать, Владыка: не верьте слепо легендам и пророчествам. Даже легенде о Даре и истории Арденса.

Они долго молчали, слушая, как в тишине потрескивает пламя свечей. Потом Дэви поднялся:

— Прости, Пророчица. Я знаю, тебя утомляют долгие беседы.

Вампирша очнулась ото сна, вскинула на него прозрачные, пронзительные глаза:

— Какую тайну вы не сообщили мне, Владыка?

— Я — хранитель нового голоса Бездны, — буднично сказал тот уже у двери. — Приходи, когда захочешь взглянуть на неё, Клара.

— Голос Бездны у вас?! — от волнения она даже забыла поправить его.

— Да. И уже обращена.

— Это женщина?

— Девчонка. Бывшая охотница.

— Чей род наша Госпожа выбрала на этот раз?

— Диос.

Она подавила волнение, покачала головой, удивляясь:

— Что же, эта Диос сильна?

— Сильнее всех, что были прежде, — кратко сказал Владыка. — Что ж, прощай.

— Господин! — отчаянно крикнула вампирша ему в спину. Она давно забыла, что такое крик, и получилось странно: сорвано, хрипло. Дэви обернулся.

— Она погубит тебя, Воланс. Убей её.

— Я сумею её укротить. Я знаю Бездну лучше всех carere morte.

— Она погубит тебя не потому, что отдана Бездне, Воланс. Она погубит тебя, потому что она — охотница!

Вампир усмехнулся и ничего не сказал. Он вышел, а Кларисса прижала руку к губам, удивляясь, как эти слова сорвались с её губ. "Печально, — пришло в голову через мгновение. — Какой печальный конец".

Часть 1


Глава 1 Предательница

Лира сидела в кресле, отвёрнутом от зажжённого камина. Уже более часа она пусто глядела в темноту комнаты. На столике рядом в тонкостенном стеклянном бокале медленно умирала кровь. Девушке принесли её как первую трапезу, завершающую преображение, но Лира отказалась. Она не могла представить без тошноты, как глотнёт эту отвратительно густую и отвратительно тёплую жидкость. К её удивлению, бессмертные не настаивали.

Большие часы в виде башни вздрогнули и пробили шесть. Наступал новый вечер. Скоро минут сутки, как она навсегда оставила Орден охотников.

Всего сутки! Такое недавнее прошлое казалось Лире сном. Тёмный парк, колонны деревьев, подпирающие небо, кровь на снегу, неподвижные тела, только что бывшие живыми людьми… И месяц скалится вверху! — Нет, не может быть, чтобы всё это было правдой! Это сон, сон…

"Не я убила их! Мои руки чисты!" — попыталась протестовать она.

"Ты отдала Избранного — величайшее чудо людей в руки Владыки вампиров, наиглавнейшего врага человечества. Ты всего-то — погубила всеобщую надежду. О, лучше бы ты убила!"

Лира всхлипнула, потом ещё раз, и ещё. Скоро она зарыдала, со злостью стукнула по крышке столика, и кровь в бокале тяжело, словно нехотя, закачалась.

"Только подумать, столько смертей — и всё из-за предательства маленькой глупой девочки!".

Больше винить было некого. Да, это она, Лира Диос, дочь знаменитых охотников, сначала поддалась осенней хандре и вообразила себя больной, а затем поддалась на уговоры хитрого вампира Долуса, пообещавшего ей вечность в обмен на Избранного, которого скрывал Орден. Скоро она поняла, что достойна большего: по легенде Избранный, принявший бессмертную кровь, стал бы Великим вампиром, сильнейшим из всех, и сам Владыка бессмертных не отказался бы от его Дара. Тогда Лира бросила незнатного Долуса и обратилась к Дэви, Владыке вампиров. И пусть вампиры не получили своего Великого: Избранный убил себя и Владыка остался ни с чем — это не умаляет вины той, что привела Винсента на встречу с ним!

Большой чужой дом, приютивший предательницу, просыпался. Вампиры покинули дневные убежища, расползлись по дому, подобно ночным теням. Скоро Лира услышала шаги на лестнице. Бессмертные поднимались к ней, ведя притворно-спокойный разговор.

Лира засуетилась. Она поспешно встала, огладила юбку. Руки дрожали, и она не знала, куда спрятать их. Наконец девушка придумала взять бокал со столика и сейчас же расплескала кровь, испачкав платье и ковёр. Она вздрогнула от омерзения, заметив красные брызги на руках, не защищённых перчатками, в исступлении принялась стирать их, но сделала только хуже. А дверь уже распахивалась… Лира попыталась выдавить улыбку. Наверное, напрасно! Улыбка вышла жалкой, льстивой, изобличающей предателя.


— Лира, ты должна рассказать мне обо всех событиях, связанных с Избранным и Даром, начиная с убийства Валерия Конора, — потребовал Владыка, когда в маленькую комнату Лиры набилось с десяток вампиров ближнего круга Господина бессмертных. Знакомы девушке были лишь трое — длинноволосый Адам Митто и ещё двое, участвовавшие в ночной битве: немолодые мужчина и женщина, оба невысокие, плотного телосложения, одетые странно, вычурно, по-старинному.

Лира одарила Владыку долгим взглядом. Бледный темноволосый красавец был встревожен чем-то. "Вот она — истинная причина моего предательства, — вдруг подумалось ей. — Неизлечимо больна — какая чушь! Я здорова, только…

Влюблена…"

— Я знаю немного, — сказала Лира и прибавила то же, что и все собравшиеся, обращаясь к Владыке. — …Господин.

— Мне не нужны имена, — раздельно, уверенно проговорил тот. — И не нужны все давно известные тайны Ордена. Только история Избранного. Давно ли Орден узнал о нём? От кого?

— От вампирши Вако. Она просила защитить Избранного и назвала главе его имя, когда приходила летом в нашу цитадель.

Лира едва не проговорилась: "В Академию". Нет, местоположение цитадели Ордена она не выдаст, хотя бы Владыка применил пытки! Должно же остаться хоть что-то от той её, прежней! Частица того, навсегда закрывшегося для неё, мира…

— Откуда Вако узнала, как найти цитадель Ордена?

— Я не знаю.

— Цитадель под Покровом? — Да. — Вако сумела пройти за Покров, также как вчера? Как?!

— Я не знаю.

Владыка переглянулся со своим первым советником, Адамом Митто.

— Мы едва не опоздали, Владыка, — тщательно изобразил равнодушие Адам. — Если б не моя случайная встреча с Лирой на Балу Карды…

— Лира просила о встрече с Владыкой вампиров, разве не так? — холодно перебил его Дэви.

— Да, — звонко подтвердила охотница.

— Лиру вела Бездна, — Дэви мудро улыбнулся. — Хитрый Долус не подозревал, какую силу он пробудил в охотнице своими опытами! Избранный не мог бы достаться ему, только Владыка вампиров способен удержать этот дар Бездны. Он мог достаться лишь мне или смерти. Ты, Лира, упоминала в нашей первой беседе загадочных покровителей Ордена… Как я понял, ваш глава отказал Избранному в посвящении, опасаясь их гнева. Чем же этот гнев может быть объяснён? — неожиданно ярко сверкнули его глаза. В них была тревога.

— Это… это связано с… историей происхождения вампиров.

Адам Митто засмеялся:

— Что ж, Лира Диос, поведай Владыке вампиров историю происхождения carere morte…

— Что может знать эта девчонка?! — возмутилась знакомая дама, Сесилия Калькар. Сейчас Лира заметила, какие у неё яркие, кроваво-красные губы, какие злые, хищные глаза. — Кто знал об этом больше Владыки Алитера, а теперь знает больше вас, Господин?

Лира рассказала им. Об Арденсе, создавшем первого вампира… О вечной жажде Первого carere morte, которая перешла к его детям… О тонкой нити, связующей существование вампиров и жизнь потомков Арденса… Её слушали: с недоверием, с ужасом! Взгляды вампиров прожигали девушку насквозь. Один Адам Митто смотрел не на Лиру — рассеянно теребя золотистый локон подружки, сидевшей у его ног, он вглядывался в лицо Владыки, следя за его изменениями. Дэви не сумел скрыть волнения. Лира видела: её слова задевали бессмертного очень глубоко, очень больно.

Она закончила, замолчала, ожидая потока вопросов и оскорблений, но никто не промолвил ни слова. Владыка поднялся, отошёл вглубь комнаты. Он поднёс сложенные ладони к губам, будто собрался помолиться, и вдруг спросил:

— Значит, род Арденса не уничтожен?

— Арденсы скрылись ещё во времена правления Макты, — тихо сказала Лира. — Но… можно и мне спросить, Господин? — с трудом выговорила она. — Что значит "опыты" Гектора Долуса? Вампирские чары? — я бы заметила их. Он… что он проделал со мной? На балу мы едва ли перебросились парой слов!

Дэви поглядел туманно, непроницаемо:

— Среди Низших вампиров, его подданных, есть осведомители Ордена, так?

— Да.

— Тебе доводилось говорить с кем-либо из них?

— Да.

— Я уточню: этим летом, после убийства Конора.

— Да! — Лира растерялась. — Была одна девушка, Тесса. Неужели она… Она что-то делала со мной?!

Охотница силилась вспомнить разговоры с Тессой, но прошедшая осень являлась ей только промозглым туманом, влажным запахом опавших листьев и нарастающим страхом смерти.

— Найди её и расспроси, — бросил Владыка. — Адам поможет тебе.

Дэви сделал всем знак выйти, и свита подчинилась. Сам он вышел последним, оставив Лиру с Митто и его вампиршей… и — в смятении чувств.


Крыши строгой прямоугольной формы, ровные, тёмные, как вспаханные поля, дорожкиогней меж ними… Из-за невидимого стеклянного колпака тысячами глаз смотрело ночное зимнее небо. Лира любовалась Доной-столицей с высокой Ратуши. Её соседом были часы Солнечной Башни, отсчитывающие время для всего города.

Девушка любовалась Доной, уплетая ужин за обе щёки. Когда Хелена, подруга Адама, принесла ей сюда еду, она сначала отказывалась, но голод возобладал: Лира ничего не ела двое суток. Серый хлеб, сухой пережаренный кусок мяса, половина пирога с джемом — всё казалось Лире сказочно вкусным.

— Низшим вампирам необходимо питаться, — покровительственный тон Адама её сытую уже не так раздражал. — Кровью вам пищу не заменить, кровь нужна для другого.

— Я ещё не carere morte, — невнятно заметила Лира. — Превращение не завершено, пока я не попробую человеческой крови, а этого я не буду делать ещё очень долго.

Хелена засмеялась. Это была невысокая миловидная блондинка с кукольным личиком и точёной фигуркой:

— Адди, похоже, нам придётся поить её силой.

— Инициация всегда добровольна, — отпарировала охотница.

Теперь засмеялся и Адам:

— Всегда добровольна? Вот не думал, что в Ордене верят этой сказке! Начало преображения во власти того, кто обращает тебя: часть вампиров запугивает тех, кого собирается обратить, часть зачаровывает, и лишь малая часть бессмертных спросит твоего желания. Завершение преображения также едва ли в твоей власти: просыпается голод, просыпается страх. Впрочем, терпи, сколько сможешь! Скоро, хочешь ты того или нет, тебе придётся вкусить крови, чтобы не умереть.

Лира замолчала. Она знала его правоту. Пошёл второй день с принятия капли бессмертной крови Владыки, и самочувствие девушки ухудшалось. Нарастала усталость, такая, какой не было никогда. Она словно… переставала жить. Лира понимала, что единственное лекарство от этой усталости — живая человеческая кровь, но ещё пыталась спорить с неизбежностью.

— Спасибо, Лира, ты меня повеселила, — вампир утёр несуществующую слезу смеха. — Но всё-таки перейдём к основной нашей задаче — найти вампиршу Тессу, которую ты так милосердно и непредусмотрительно отпустила осенью.

— К нашей непростой задаче, — поправила его Хелена.

— Да, непростой, — согласился Адам. — Дом вампирши давно оставлен. Она растворилась в этом городе.

— Неужели это будет так сложно? — Лира тщательно собирала крошки с подола платья.

— Отыскать Низшего вампира в Доне практически невозможно, если он сам не ищет встречи с тобой. Ночью они не показываются на улицах. Они живут тихой дневной жизнью смертных. Сам Владыка не сумеет различить их среди людей, — вампир явно дразнил её, и охотница, повеселевшая после порции человеческой еды, решила подыграть:

— И нет ни одного способа?

— Я могу предложить обыскать богатые семейные дома на Рябиновой и в северной части проспекта Нессморса. В семьях, живущих там, наверняка есть не один Низший. Будем проверять их поочерёдно.

— Ты думаешь, Тесса там?

— Для начала нужен просто Низший, который выведет нас на бывшее окружение Гектора.

— Мы будем стучаться во все дома подряд? — ужаснулась Лира, представив площадь работ.

— Нет, — Адам поднялся и с наслаждением потянулся. — Дом, где есть Низший, легко узнать: его защита вся в дырах. На окнах комнаты, где спит carere morte, чаще всего особенные занавеси: очень плотные шторы. Высшие никогда не станут так афишировать себя, предпочтут спать в гробу, но с обычными занавесями на окнах.

Охотница поднялась, неловко балансируя на покатой площадке. Вампиры тем временем бесстрашно подошли к самому краю.

— Всё же ты не прав, Адам, — заметила Лира, подходя к нему. — Инициация всегда добровольна. Всегда можно вернуться, — она пошатнулась и крутнулась на каблуках, едва не упав, — пока не завершено преображение. Я исцеляла новообращённых не раз…

— Сколько ты надеешься балансировать на грани? — вампир внезапно оказался у неё за спиной и обхватывал за талию. Лира окаменела от столь вольного обращения, но уверенно заявила:

— Я же сказала: долго.

— И не откажешься от идеи добровольности превращения в вампира?

— Нет.

Вампир весело переглянулся со своей чуть ревнующей спутницей.

— Преображение для таких упрямиц, как ты, всегда заканчивается вынужденно, — снова зашелестел его смех. — Не боишься летать?

— Не… — Лира задохнулась от крика. Они камнем оборвались вниз и тут же взвились ввысь — подхваченные ветром тени.


Знакомая Рябиновая улица с богатыми домами-особняками. Вампиры принялись за работу. Они кружили над домом, ища бреши в его защите, и, не найдя, переходили к следующему. Лира на время их поисков осталась в одиночестве на голой холодной улице. Девушка озиралась, с ужасом ожидая появления отряда охотников, патрулирующего район.

Вампиры не забывали развлекаться. Защита четвёртого по счёту дома была довольно сильной, но Адам во что бы то ни стало захотел проникнуть в спальню на втором этаже — к ангелоподобной девочке лет двенадцати. Подруга присоединилась к нему. Все двадцать минут, что они трапезничали, бывшая охотница молилась, чтобы они не убивали девчушку.

— Ничего, — наконец доложил Адам, спустившись на землю после пятого по счёту дома.

— Поднимите меня на крышу, — дрожащим голосом попросила Лира.

Наверху было не так страшно. Девушка устроилась у трубы следующего в череде домов и любовалась танцем крылатых теней в небе. Это людское жилище показалось вампирам весьма подходящим, они запорхали над ним словно большие бабочки, очерчивая рваный контур защиты. Охотница впервые получила возможность как следует разглядеть их крылатые обличья. Это был как бы туман, окутывающий человеческую фигуру. Тень не была одинаковой для всех carere morte — девушка замечала это и прежде. У Адама она была колыхающейся, непостоянных оттенков, у Хелены — щеголеватой, с серебристым отливом, а у Владыки — вспоминала Лира — густо-чёрной, плотной, мягкой… Крылья тени росли из области лопаток и были сотканы из того же тумана, сгущавшегося в области четырёх жёстких перекладин, поддерживающих крыло и придающих ему сходство с крылом летучей мыши.

Скоро вампиры опустились на тротуар и приняли человеческое обличье. Хелена показывала Адаму окно наверху. Лира подползла ближе к краю крыши, чтобы рассмотреть заинтриговавшие её "особенные" занавеси, и тут по ушам ударил отвратительный скрип. Окно распахнулось. Тёмная штора всколыхнулась и выпустила в ночь тень — серую, стремительную. Тень вихрем взметнулась на крышу, распласталась рядом с девушкой и вдруг просела, источилась, растворилась. На её месте был человек. Мгновение юноша смотрел на охотницу, затем кинулся бежать. Тень вновь взвилась вокруг него, но не удержалась, рассыпалась в клочья. Это был совсем молодой вампир, учащийся обращаться зверем.

Лира бросилась за ним. Адам с подругой — за ней. Вампир пробежал всю крышу, перескочил на следующую, крылатая тень вновь на миг обхватила его тело и растаяла. Девушка остановилась на краю. Догнавшая её Хелена шепнула: "Не бойся!", и Лира прыгнула. Мягкие холодные руки вампирши подхватили девушку, помогли перелететь на крышу следующего дома. Адам бросился за беглецом и настиг его перед новым прыжком. Сцепившись, они рухнули на тротуар.

Хелена помогла Лире спуститься на улицу. Адам уже, приперев молодого вампира к стенке, грозно спрашивал его о чём-то. Девушки не успели подойти близко. Адам в последний раз встряхнул вампира, бросил подходившим: "За мной!" и, подхватив юношу, обратился крылатой тенью.

Вампиры пролетели два квартала и свернули к реке. В переулке, выходящем на необлагороженный участок Набережной, Хелена осторожно, но быстро опустила Лиру на землю и умчалась куда-то. Ещё чувствуя телом скорость полёта, девушка пробежала несколько шагов и остановилась. Адам, летевший со своей ношей чуть впереди, опустился на вздымающуюся горбом крышу ближнего дома.

Скоро вампирша возвратилась с добычей и добычей был человек. Carere morte устроили отвратительную трапезу на крыше. Сытые, они насильно кормили несчастного молодого вампира — и смеялись. Они не успокоились, пока не умертвили жертву, пока за последним судорожным глотком воздуха не пришла смерть, пока кровь не перестала струиться из ран. Охотница, благоразумно оставленная ими на земле, не могла ни помешать, ни уйти. Она понимала: это представление Митто устроил специально для неё, чтобы показать, какой "добровольной" может быть процедура принятия крови вампиром. Потом девушку подхватил вихрь их крыльев, унёс к Серме. Чёрный смерч рвал Лиру на части, и она подумала: "Этого не может быть. Таких страшных вещей просто не может быть".

Кошмар кончился. Лира безразлично глядела на тронутую первым льдом реку. Где-то позади звонко смеялись Адам и Хелена. Девушка сделала бездумный шаг к кромке воды, и вампир незаметно поймал и удержал её.

"Что с тобой?" — спросил он одним взглядом. Охотница сочла нужным заметить:

— Насколько я знаю, carere morte из свиты Владыки должны быть умеренны в своих привычках. Они редко убивают и всегда разделяют одну жизнь на нескольких бессмертных. Они должны быть безжалостны к дикарям, убивающим для развлечения.

— Ты же не расскажешь Владыке?! — притворно изумилась Хелена и захихикала.

— Также приближённые Дэви должны придерживаться мнения о превосходстве Высших вампиров над Низшими и всячески способствовать скорейшему переходу последних в высшую касту вампиров, — невозмутимо заметил Адам. — Именно последним мы сейчас занимались с Хэлли. И такое же, как у этого недавнего Низшего, преображение грозит тебе, если будешь упорствовать.

Лира не нашлась, что ответить, спросила нейтральное:

— Этот Низший рассказал, где искать Тессу?

— Нет. Но он подсказал следующее звено цепочки. Теперь мы отправимся в Северную Пенну. Но скажи, Лира, где ты намереваешься брать еду, если не желаешь переходить исключительно на кровь? Хелена не станет ради тебя каждый раз заделываться воровкой.

— Что-нибудь придумаю.

— Не обижайся, я хочу тебе помочь. Тебе шестнадцать, так? Кто сейчас распоряжается деньгами твоих погибших родителей?

— Госпожа Рете, — Рете была охотницей, но Лира не побоялась назвать эту фамилию: она, подобно её собственной фамилии, была давно известна вампирам.

— Великолепно. Это как раз в Северной Пенне. Мы наведаемся и к герцогине.


Знакомый особняк из светло-серого камня с огромной летней террасой и шпилями на крыше — дом Адоры, наставницы и крёстной Лиры. Новый, как большинство зданий северного района, и очень пустой: одна хозяйка и несколько слуг. Тем не менее сейчас, укрывшись в переулке, девушка не могла придумать, как ей проникнуть внутрь.

Её сопровождала Хелена. Вампирша кружила над домом. Вот она скрылась в низких тучах… Прошла минута. Хелена не появлялась, и Лира, волнуясь, даже выступила на улицу, ища её. Никого!

"Сейчас я могла бы сбежать, — пришла странно спокойная, холодная мысль. — Никто не охраняет меня. Брошусь к Адоре… Она так близко! Моё превращение в вампира не завершено, а герцогиня Рете долгие годы была лучшим целителем в Ордене. Меня примут обратно? Конечно, примут".

Но она оставалась на месте.

"Примут… Вот только как я буду смотреть им в глаза и не вспоминать позавчерашнюю ночь?"

Позади Лире почудилось движение, и она оглянулась. Бесшумно приземлившаяся вампирша уже приняла человеческое обличие.

— Все обитатели этого дома знают о carere morte и обучены их убивать, не так ли? — звонко спросила она.

— Да.

Хелена довольно кивнула.

— Как мы попадём внутрь?

— Внутрь войдёшь одна ты, — Хелена всё ещё оценивающе оглядывала здание. — Я не сунусь через эту защиту.

— Здесь нет Покрова.

— Всё равно защита "хозяина дома" очень сильна, — вампирша подмигнула, заметив разочарование девушки. — Ничего, всё получится и так. Там мало людей, и большинство я отвлеку на себя. Тебя же я брошу на летнюю террасу. Дверь с неё в дом отворена, ты легко попадёшь внутрь.

— Отворена? — прошептала Лира. Это было плохо. На террасе могла гулять только Адора, значит… — Хозяйка сейчас дома, да?

— Нет, непохоже, — успокоила Хелена. — Тогда его защита была б ещё обширней, и я не сумела бы подлететь так близко.


Очутившись на чисто выметенной террасе, Лира дождалась, когда из-за сада, в котором опустилась крылатая тень, послышался шум погони, и скользнула за дверь. Ей осталось пробежать пустой коридор.

Знакомое бюро во всегда тёмной комнате… Три года назад Адора рассказала охотнице, где искать ключ от ящика с деньгами и ценными бумагами, чтобы в случае её внезапной смерти Лира смогла распорядиться своим наследством. Тогда девушка отмахнулась, но сейчас это воспоминание пригодилось ей.

Денег здесь было немного. Всего лишь сумма, которую Адора назначила Лире на будущий год. Основная часть средств оставалась в банке, но туда предательница не осмелилась бы явиться. Лира забрала всё, немного терзаясь. Хотя эти деньги принадлежали ей, она чувствовала себя воровкой.

"Ты не забыла, Лира? Все деньги, что есть у Диосов, принадлежат Ордену! Всё, что твоя фамилия когда-либо имела, было наградой за тайную службу. А ты, оторвавшаяся от корней, ушедшая к врагу — воровка! И не пытайся оправдывать себя…"

Лира, как умела, закрывала окошко для этих обвинений. А они всё стучали и стучали в голове.

Внизу послышался шум, и девушка заторопилась. Она распихала деньги по потайным карманам пальто и платья, ранее предназначавшимся для оружия и пузырьков со святой водой, и выскочила в коридор.

Коридор был пуст, тих. Лира прошмыгнула на террасу и, закрывая дверь, порадовалась тому, что её визит, кажется, прошёл незамеченным. Но, обернувшись, она вздрогнула, и тяжёлый испуганный вздох вырвался из её уст: терраса не была пуста!

Террасу открыли не для госпожи Рете! Адора наконец-то решилась выполнить своё обещание — поселить Лиру с бабушкой у себя! Бабушка Лиры стояла у высоких ажурных перил террасы, а сопровождавшая её служанка замерла от ужаса.

Лире надо было спуститься в сад и сбежать, но она молчала, не двигалась с места. В небе над ней кружила знакомая крылатая тень. А бабуля вдруг шевельнулась к внучке.

— Лира, — позвала она тихо, слабо. — Лира, это ты?

Девушка задрожала. Бабуля узнала её, впервые за год она назвала внучку по имени.

"Не надо! Не говори больше! Не называй меня так! Это так больно, как ножом по нервам… Не надо!"

— Ты же вернулась, Лира? — она протягивала к внучке руки, но ступить навстречу не смела, точно боялась испугать её. — Ты не бросила меня. Ты вернулась… Лира!

— Да, я вернулась, — сорвалось с губ. — Я с тобой…

Тень упала на светлый каменный пол, ледяной вихрь пронёсся по террасе, подхватил Лиру, унёс прочь. Хелене было нехорошо, девушка слышала, как она часто всхлипывала сквозь стиснутые зубы, пока несла охотницу. Они остановились у речушки, пересекающей северный район, где между чахлых деревьев на берегу их ждал Адам. Хелена выпустила Лиру и рухнула лицом в снег.

— Больно! — всхлипывала она. — Как же больно!

— Ты ранена?! — Адам бросился к ней, повернул к себе. Его изящные руки нагло, бесстыдно зашарили по её телу, ища рану, оставленную стрелой или кинжалом.

— Нет, — тяжело выдохнула Хелена, чуть приподнявшись. — Не ра-нена. Защита дома очень сильна. Я вся разбилась…

— Зачем же ты кинулась на неё?! — вампир кинул на Лиру уничтожающий взгляд.

— За девочкой. Она… — вампирша потянулась к самому уху своего друга, зашептала. — Мы чуть не упустили её, Адди! Мне пришлось рвануться за ней, за защиту. Дэви бы нас убил… Не спускай с неё глаз!

Лира уже не мыслила о побеге. В голове гулко бил молот. Она устала, бесконечно устала. Она как Хелена опустилась в снег, закрыла глаза. Хорошо бы сейчас заснуть и не проснуться!

На мгновение девушка провалилась во тьму, но вампир быстро вытащил её из забытья, вздёрнул покорное тело вверх.

— Как ты себя чувствуешь? — грубовато спросил он. — Усталость? Руки дрожат? Онемели кончики пальцев?

— Да…

— Тебе нужна кровь. Сейчас же!

— Я отказываюсь это пить!

— Послушай, — он отпустил девушку, позволив ей мешком свалиться на землю, и опустился рядом. — Ты приняла каплю крови бессмертного. Проклятие уже в твоей крови и оно изменяет тебя. Твоя кровь загустеет и сердце остановится, когда будет не в силах разгонять её по сосудам. Ты умрёшь, так и не обратившись до конца. Или ещё хуже: кровь перестанет поступать к голове и умрёт не тело, а только твой мозг. Хочешь быть идиоткой целую вечность? Тебе нужна кровь, сейчас же!

— Со всеми carere morte происходит так? — выдохнула охотница. — Эта усталость и… туман в голове?

— Только с будущими Низшими. Будущие Высшие отдают вампиру много крови при инициации, но он тут же возвращает им её — изменённой. Когда при обращении будущие Высшие получают кровь вампира, они получают свою, но уже изменённую кровь. Они не испытывают смертельной усталости, как ты сейчас — они просто сразу узнают Бездну и вечный голод carere morte. Путь Низших дольше, ведь при инициации вы не делитесь с вампиром кровью, а только получаете каплю чужой, которая постепенно изменяет ваше тело. А оно сначала пытается бороться с чужеродным, понимаешь? Частица бессмертной крови в тебе мала, но она требует пищи, ты должна кормить её человеческой кровью, чтобы помочь ей быстрее завершить работу. Упорствовать, как ты, глупо: проклятие уже не покинет тебя, но ещё может тебя убить. Тебе нужна кровь, чтобы завершить преображение, и как можно скорее!

Лира отвернулась. Она обхватывала себя руками за плечи, её пробирала дрожь.

Хорошо, — пробормотала она. — Я согласна. Я согласна завершить превращение сегодня.


Желудок скрутило в узел, но Лира, давясь, всё же сделала небольшой глоток — на две чайные ложки. Адам тут же прошипел:

— Пока достаточно.

Струя крови, задев щёку девушки, скользнула куда-то в сторону. Лира открыла глаза и увидела, что Адам поит Хелену, поднеся руку добычи, взрезанную на предплечье, к самым губам вампирши.

Новая жертва carere morte была без сознания. Это был бедно одетый мужчина средних лет. Лира долго вглядывалась в его лицо, умиротворённо-спокойное, но словно истаивающее с каждой каплей вытекающей из раны крови.

— Не смотри, — буркнул вампир. — Не запоминай — зачем?

— Он останется жив?

— Хэлли? — усмехнулся Адам. — Скажи, он останется жив?

— Да, мне довольно, — вампирша оттолкнула жертву и поднялась. Чужая кровь, что была на её губах, подбородке, через мгновение вся впиталась в кожу.

— Пока вы гостили у герцогини Рете, я нашёл главаря банды, с которой раньше был связан Долус, — сообщил Адам. Вампир равнодушно и точно перетянул руку жертвы выше места пореза своей лентой, снятой с волос. — Он сказал мне, где искать Тессу.

— Какая ещё банда?

— Шайка ночных разбойников. Не вампиров, смертных. Их указал Низший. — Адам помог охотнице подняться. — Тебе лучше? Найдёшь силы для ещё одной прогулки?

Лира кивнула, яростно размазывая высыхающую кровь по лицу рукавом.

— Ты проспорил, Митто! — заметила Хелена, подойдя. — Теперь ты мой раб на всю следующую ночь! — она засмеялась и закружила его. Их светлые волосы смешались.

— О чём вы спорили?

— Я поспорил, что ты будешь упрямиться не менее недели, прежде чем попробуешь крови, — неохотно сказал вампир, лениво пытаясь избегать объятий подруги. — И ты меня подвела, Лира.


…Она бежала по крыше какого-то бесконечно длинного фабричного здания, каждый шаг сопровождался грохотом жестяных листов, покрывающих её. Тварь, убегающая от охотницы, пока имела обличье человека — милой девушки. Иногда она оборачивалась, чтобы с отчаянием поглядеть на преследовательницу. Лира же видела лишь её истинную суть за милым обличьем: вампир, carere morte, порождение Бездны. Чёрная воронка смерча — тоннель в пустоту… Вампирша бежала быстро, но охотница была быстрее. Чужая кровь растекалась по жилам, и Лира чувствовала долгожданный прилив сил. Она нагнала вампиршу у ограждения крыши и повалила. Вампирша закричала что-то, но её слова заглушил грохот крыши. Адам и Хелена неслышно скользили за Лирой, не вступая в бой с вампиршей, не пытаясь помочь.

— Тесса! — крикнула охотница. — Это я, Лира! Узнаёшь?!

Вампирша приподнялась, ужас отражался в её глазах.

— Что тебе нужно?! Я сделала всё, как ты сказала! Я исчезла…

— Говори всю правду! Ты приходила ко мне по приказу Гектора Долуса?! Отвечай!

Вампирша вгляделась в лицо Лиры и рассмеялась.

— Ты ослабела, охотница. Так ты уже не в Ордене, Лира Диос! — она поднялась, стряхнув противницу. — А у тебя почти получилось меня напугать!

Тесса бодрилась и старалась держаться нагло, но ужас не исчезал из её глаз.

— Лиру обратил сам Владыка вампиров, — Адам решил вступить в разговор. — Ты должна ей подчиниться, Низшая. Говори всё.

Тесса широко улыбнулась, показав маленькие острые клыки:

— Мой владыка — Гектор Долус!

— Он мёртв. Бездна убила его.

Вампирша зашипела:

— Не пугайте меня вашей Бездной!

Она обретала всё большую уверенность, она выпрямилась, гордо вздёрнула подбородок. Адам отступил.

— Так всегда, — устало сказал он. — Низших не подчинить словом, только силой. Придётся отправить тебя в Карду, Тереза. В пыточную "Тени Стража".

— Она всё сейчас скажет мне, — спокойно проговорила Лира, выступив вперёд. — Я узнала твой ужас, Тесса…

Не её боялась эта вампирша, и не спутников Лиры! В глазах Тессы был страх перед Бездной вечный страх вампиров.

— От кого ты убегала, Тесса? О, не от Лиры Диос! — Лира не узнавала свой голос. Он стал лёгким, звонким, хрустальным… завораживающим. — Ты чувствуешь нить, что протянута от тебя ко Мне? И от Меня — к тебе… Я с тобой, Я в тебе. Беги — Я буду сопровождать тебя, прячься — Я буду видеть тебя, кричи, а Я посмеюсь над тобой. Я знаю тебя всю. Ты прозрачна для Меня. Пустой сосуд…

— Голос Бездны! — потрясённо прошептала Хелена за спиной охотницы.

Тесса уменьшалась, робела.

— Я скажу! — взмолилась она. — Я скажу тебе, Лира, только не делай так больше! Не выпускай Её!

— Мы все — внимание, — заметил очнувшийся Адам.

— Я не была близка окружению Долуса! — призналась вампирша. — Гектор искал carere morte, готового сотрудничать с Орденом, и нашёл меня. Он потребовал, чтобы я обратилась к тебе, якобы за помощью. В Ордене привечают раскаивающихся Низших… Он объяснил мне, что надо с тобой сделать. Я сначала не понимала, как! Но он учил меня и учил так, словно я была его единственным избранным учеником, последней надеждой. Он велел рассказывать о каждой нашей с тобой беседе ему, очень подробно. Постепенно у меня начало получаться, он хвалил меня… Я совсем недавно стала carere morte, я не хотела никогда делать такое, но он приказал!

— Чему он учил тебя? Какие-то чары?

— Не только чары. Ты скоро поймёшь меня, ведь теперь ты — Низшая. Мы умеем различать слабых людей и тянем их них силы. Высшие так не могут. Они слишком заметны, тянут много сил, и смертные сразу ставят им заслон, закрываются от чуждого. А нас люди не чувствуют, мы часть их мира. Ты была такой, подходящей… Это можно увидеть, как прореху в сети жизни человека, как червоточину в плоде, и не обязательно стоять рядом с таким человеком, чтобы чувствовать его слабость. Я тянула из тебя силы издалека, незаметно, по капле. И не только я! За тобой следовало несколько теней-Низших… Гектор научил меня, как набросить тебе на глаза пелену, чтобы ты видела только то, что нужно ему. Он хотел, чтобы в заключении я рассказала тебе тайну основателей Ордена, но ты узнала её сама. Он объяснил мне, как внушить тебе мысль о том, что ты больна, а потом — как внушить тебе мысль о средстве от смерти.

— То есть осенью я не было больна?

— Нет! И я сразу же прекратила пить тебя, когда погиб владыка! Неделю назад…

— И мои приступы ушли…

— И… я не знаю, известно ли тебе… Нужно ли тебе это сейчас, — тихо добавила Тесса, опустив глаза. — Гектор сказал мне однажды… Это он убил твоих родителей. Вернее, их убили смертные по его приказу. Но он говорил: ничего личного. Случайное совпадение. Он ставил ловушку на служителей Ордена, не зная, что попадутся Диосы.

— Всё? — холодно проговорила Лиры.

— Да. Теперь ты отпустишь меня? — Тесса покосилась на Адама. Вампир развёл руками: отпускай птичку на волю, если хочешь, добрая девочка! Лира опустила глаза:

— Зачем же? — также холодно, совсем застывшими, нечувствительными губами. — Я думаю, с тобой захочет поговорить настоящий Владыка вампиров. Ты отправишься в Карду, как сказал Адам. Подлость… должна быть наказана, Тесса.

Глава 2 Солнце за шторой

Ночь уползала прочь, уступая дорогу на редкость солнечному дню, но тягостный кошмар продолжался. И Мира понимала: то не сон, а, отныне, её вечность.

Великий ужас был написан на лицах подоспевших в парк слуг Ордена. Но шепотки: "Великий… вампир?!" быстро стихли, и ужас сменился омерзением.

Мира держалась: "Я всё сделала… правильно!" — она не кричала, говорила тихо. Ошейник сдавливал горло.

"Я всё сделала правильно!" — она бросала вызов. Она не боялась при этом смотреть бывшим врагам в глаза: ей важно было убедить саму себя.

Глава Ордена долго спорил с двумя незнакомыми охотниками. Спор касался Избранного, и Мира пыталась вникнуть в него, но то и дело проваливалась в тяжёлый сон. Наконец охотники пришли к какому-то соглашению, оставшемуся неизвестным для вампирши. Винсента подняли, понесли куда-то, её поволокли следом. Вампирша была слишком слаба, чтобы сопротивляться. Управление куклой, полёт через полгорода и инициация — много для одной ночи! Мира едва могла идти.

"Неужели убьют?!" — мелькнуло в голове.

— Проклятие Алитера уничтожено — так он сказал. Дар больше не проклят! Он способен исцелять вампиров легко, быстро. Он почти исцелил меня. Не убивайте! Я всё исправлю. Нужно только найти нового Избранного. Я знаю, как. Я умею. Я найду! — торопливо забормотала она и вцепилась в руку смутно знакомого молодого охотника, что вёл её. — Только позвольте…

Она говорила что-то ещё, какую-то чушь. Потом в тёмных глазах охотника ей привиделась жалость — как к безумной, больной, и Мира вспыхнула и замолчала.

Потом их долго везли куда-то в закрытой карете. Под прицелом двух арбалетов Мира опять держала голову Винсента у себя на коленях. Она бездумно прихорашивала спящего юношу: убрала мокрые волосы со лба и высушила их своим платком, стёрла засохшую кровь с губ.

"А хорошенький у тебя получился вампирчик!" — она застонала и тут же закусила губы, вспомнив о сопровождающих.

"Твой первый ученик! Что такое? Не знаешь, чему его учить? Ах-да, ты же не любишь свой предмет! Не потому ли прежде всегда бросала новообращённых?"

— Тебя не брошу, — мрачно проговорила она. Охотники удивлённо переглянулись, не понимая, к кому она обращается.

"Глупая кукла! Ты ввязалась в древнюю, запутанную историю, ни черта в ней ни смысля!" — насмешливо сказал голос в голове. Голос Гектора Долуса… Тот вампир проиграл свою партию, пришёл черёд Миры. Когда-то она осмелилась встать на пути армады бессмертных, желающих Дар Избранного, по глупой возвышенной причине: она не хотела, чтобы Винсент стал вампиром… — и вот, настал час расплаты!

По коже пробежал знакомый холодок, и вампирша поняла, что они въехали под Покров. Скоро экипаж остановился. Выйдя из него, Мира окинула взглядом окрестные улицы и сообразила, что они находятся в ближней к реке части Центра столицы. Оглядеться как следует ей не дали. Кто-то толкнул в спину, чтоб шла быстрей, и этого слабого толчка уставшей вампирше оказалось достаточно. Мира упала и уже не поднялась. Веки смыкались, перед глазами замелькали образы сновидения. Тогда её подхватили и потащили куда-то.

"Этак я просплю собственную казнь", — последняя мысль была весёлой — не страшной. Вампирша уже не верила, что служители Ордена собираются её убить: в их движениях, прикосновениях не было ненависти.


Она очнулась от того, что в рот вливали холодную стабилизированную кровь, открыла глаза. Перед ней был обыкновенный, пожилой уже человек. Невысокий и суховатый, с мелкими чертами лица, волосы словно присыпаны пеплом, пронзительные светлые глаза… Глава Ордена!

Небольшое помещение, где она очнулась, было очень тесным из-за загромождавшей его мебели. Обширный стол с письменными принадлежностями говорил в пользу кабинета, кресла и камин — в пользу гостиной. Комнатка была кабинетом… или гостиной, а, скорее, и тем, и другим, и ещё библиотекой: по стенам сплошь полки с книгами. Кроме Миры здесь был один Латэ. Двое смертных — отметило обострённое чутьё вампирши, — находились в коридоре…Всё?

— Где Винсент? — спросила она.

— Он в соседней комнате, спит, — Мира привстала, но Латэ остановил её. — Подожди. Сначала мои вопросы.

— Вы всё врёте! — теперь она вскочила. — Где он?!

— В соседней комнате. Сядь и успокойся!

Невидимая защита от вампиров — атрибут всех охотников отшвырнула заартачившуюся Миру обратно в кресло. Она очнулась через несколько минут. Глава подавал ей простую жестяную фляжку:

— Вот. Выпей ещё, если нужно, и отвечай на вопросы. Ты обратила Винсента или кто-то другой?

— Я.

— Вампир, обративший Избранного, умирает. Почему ты в таком случае сейчас передо мной?

— Дар… Его Дар ушёл, я видела. Я обратила его, когда его Дар ушёл.

— Рассказывай, как всё было. С того момента, как ты покинула Академию.

Мира начала торопливо, запинаясь — ей хотелось закончить скорей и вырваться в загадочную соседнюю комнату, но Латэ словно нарочно сыпал и сыпал вопросами:

— Поединок Избранного и Владыки: что это было?

— Поединок? Н-не знаю. Владыка просто держал его взглядом. Он многих так испытывает.

— Ты уверена, что Винсент сам ударил себя кинжалом?

Мира молча кивнула, тень страшного воспоминания пробежала по её лицу.

— Может быть, это был мысленный приказ Владыки?

— Нет. Я вполне уверена, что нет. Взгляд Избранного был ясен.

— И удар, который он нанёс себе, ты считаешь, уничтожил проклятие Дара?

— Я никак не считаю. Я не знаю! Винсент сказал: передай Латэ, что Дар теперь чист, — Мира потёрла больные от усталости глаза.

— Когда ты обращала Винсента, ты чувствовала что-то необычное? М-м… Необычную потерю сил?

— Дар ушёл, когда я обращала Винсента. Его сердце перестало биться, сияние покинуло кровь. Мы, бессмертные, это видим. Я же сказала вам! Вы боитесь, что там, в соседней комнате, Великий вампир? — Мира усмехнулась. — Самая обычная инициация, — мрачно пробормотала она и закрыла глаза. И вдруг улыбнулась.

— Избранный пытался исцелить меня перед смертью, — прошептала она. — У него почти получилось. Это было так удивительно! Раньше я не верила в чудеса, теперь верю…

— Ты должна была отпустить Винсента, когда он умер, — бесстрастно заметил глава. — Разве ты не знаешь…

— Я ничего не хочу знать! — Мира дёрнулась вперёд, закрыла лицо руками.

— Господи! — простонала она. — Что мне было делать?! Он умирал, но пытался спасти меня, исцелить. А я, глупая, надеялась, что смерть сжалится, пройдёт мимо! Потом он лежал передо мной неподвижный… мёртвый. Я… я помню его ребёнком, я же вырастила его, я ему как мать! Я учила его… — она осеклась. — Зачем я учила его, что carere morte — зло?! Зачем?! Это я толкнула его на страшный путь — самоубийство! Я, я, я!

На мгновение Мире показалось, что она оглохла от своего же отчаянного крика. Вампирша замолчала. Истерика прекратилась также внезапно, как началась.

— Ты учила его, что вампиры зло, и ты же обратила его вампиром, — задумчиво заметил невозмутимый глава. — Что же ты хочешь делать дальше? Поделись.

— Дар ушёл от Винсента, но не из мира. Цепь Избранных им бесконечна. Я отыщу нового и попрошу об исцелении для Винсента. Может, уже довольно вопросов?

— Последний: На снегу в парке мы нашли следы. Их оставила женщина, предположительно, пришедшая в парк с Избранным. Кто был с Винсентом, кроме Теодора и Агнессы? Где она сейчас?

— Там была какая-то рыжая девчонка. Её не убили, даже не покалечили. Её забрал Владыка, — Мира поднялась. — Я пойду?

— Иди… — глава почему-то вздохнул.

Мира бросилась в коридор, охотники, ведущие тихий разговор, расступились перед ней. Вампирша пролетела до двери второй комнаты и толкнула её.


Она замерла на пороге, дверь захлопнулась за её спиной. Эта комната была спальней, и Латэ не соврал: Винсент был здесь. Юный вампир безмятежно спал на нерасправленной постели. Он не дышал во сне, по коже разливалась та же смертельная бледность… но он не был мёртв. Его переодели, расчесали спутанные светлые волосы. Мира долго всматривалась в его лицо, ища знакомые, общие для всех вампиров чёрточки. Пока их не было. Но вот юноша повернул голову, и на шее блеснул серебряный ошейник — такой же, каким наградили Миру…

"Он не опасен!" — она хотела возмущённо крикнуть это охотникам, но только сильно, больно вцепилась в ручку двери и медленно сосчитала до десяти.

"Ты обратила его против его воли. Теперь он, может быть, безумен. Теперь он может быть по-звериному жесток! Охотники абсолютно правы: ошейник не даст ему, хотя бы, убивать людей…"

Разговор в коридоре продолжался, и к нему присоединился Латэ. Мира прислушалась.

— Нужно оставить здесь стражу, Филипп, — предлагал один охотник.

— Не нужно. Всё равно, пока солнце не сядет, они не смогут покинуть дом. И он — не Великий, — устало сказал Латэ. — Мира рассказала мне, как всё было. Нет, пусть Краус не волнуется.

— Вы можете это утверждать? — усомнился второй.

Голоса удалялись: охотники уходили.

— Подождём, — снова предложил первый. — Если Линтер очнётся, будучи под куполом Покрова, значит, Покров не держит его, и он — Великий.

— Или же Винсент взял себе способность Миры проходить под Покров, — возразил Латэ.

— Разве такое возможно: взять способность? — снова усомнился второй.

— Да, Родерик, да! Если он… — охотники вышли из квартиры, и остаток разговора Мира не услышала.


Мира осталась наедине со своим новым созданием. "Я всё сделала правильно!" — ещё раз резко повторила она, смело глядя на него, спящего. Прозвучало неубедительно. Вампирша почувствовала, что всякая решимость оставляет её. Больше всего ей хотелось очутиться сейчас где-нибудь на другом краю света.

"Я не хочу, чтобы он узнал наше проклятие. Я знаю, наше бессмертие не для него", — не ты ли говорила это? Не ты ли боролась за него столько лет, не желая ему участи вампира? Что же ты?

"Нет. Нет. Нет, — она тяжело оперлась ладонями о крышку ночного столика. — Это неправильно, это несправедливо! Он не должен был умереть так. Так рано! Я всё сделала… правильно!"

Она закрыла лицо руками, отвернулась, поймав своё отражение в зеркале на дверце шкафа, усмехнулась. Её ладони не оставили следов на гладкой полированной поверхности столика.

До рассвета Мира бродила по этой незнакомой квартирке, изредка воровато оборачиваясь к кровати, где всё также отдыхал последний, обращённый ею: взгляды сначала виноватые, потом испуганные, наконец, панические. Больше всего ей хотелось очутиться сейчас где-нибудь на другом краю света…

Утром новая, ужасная мысль посетила её. Шторы она, загодя, задёрнула плотно, и в комнату не проникало ни единого луча солнца. Но этого Мире вдруг показалось мало, и скоро из комнатки донёсся грохот передвигаемой мебели.

Вампир проснулся около полудня. С минуту он лежал, бессмысленно глядя перед собой ещё затуманенными сном глазами. Затем Винсент приподнял голову, оглядел комнату: столик… запертая входная дверь… на стуле, пододвинутом к ней, дремала Мира… единственное окно зашторено и сверх того заслонено громоздким шкафом.

— Мира, — тихо позвал он.

Вампирша вздрогнула, открыла ничуть не отдохнувшие глаза, дёрнулась вперёд. Замерев так, она напряжённо вглядывалась в своё новое создание. И молчала.

— Ты пришла, — пробормотал юноша. — Скажи, что ты получила моё письмо и пришла.

Мира смогла отрицательно помотать головой.

— Скажи! — простонал он и уткнулся головой в подушку. — Парк, Владыка вампиров… — это же сон!

Но Мира молчала.

— …Не сон?!

Винсент вскочил с кровати, заходил по комнате:

— Не может быть! Но я не чувствую тепла и сердце… не бьётся?! — он неуверенно коснулся халата на груди. — И голос какой-то чужой. Я, что, вампир теперь? Carere morte?! — по-детски беспомощно, жалобно спросил он.

Мира молчала. Она только нервно поправила ошейник, что на неё надели в парке, будто он её душил. Эта удавка, обжигающая как кусок льда, всё не давала ей проглотить холодный мерзкий ком, давно застрявший в горле.

Винсент упал на кровать, отвернулся от неё.

— Но… Дар? Дар ведь не достался вампирам?

Мира опять мотнула головой, не подумав, что он не увидит этого знака.

— Подожди. Я вспоминаю. Я помню вкус крови, пробуждение… Потом ты сказала, что обратила меня, объясняла, как нужно вдыхать воздух, чтобы говорить. Так всё было?

Вампирша кивнула.

— Нет, это не может быть правдой, — неуверенно сказал Винсент, давно замеченным Мирой жестом закрыл лицо ладонями: только глаза и лоб. Заговорил быстро, задумчиво:

— Да я вспомнил. Я шёл к тебе на встречу, но в парке была только твоя кукла. Вся изуродованная… Как я испугался за тебя, когда увидел её! Потом появились они — carere morte. Со мной был дядя… ещё Агнесса, Лира… Они погибли?! — он замолчал, снова вскочил… после долгой паузы закончил:

— Да, погибли! Помню. Они мертвы, как и я. Какая… дикая ночь! Всё было подстроено, но я поздно понял это. Идиот! Трижды идиот!

Он несколько раз в ярости стукнул кулаком в стену. Минуту постоял молча, с любопытством, удивлением изучая, как тут же затягиваются раны на костяшках пальцев и наконец сказал то, чего давно со страхом ждала Мира:

— Что ты сделала со мной… — не вопросительно, только удивлённо. Как-то растерянно.

Винсент снова оглядел комнату, теперь так, словно увидел впервые: и шкаф у окна, и запертую дверь, и темноту среди дня.

— Где мы находимся? — хрипло, почти беззвучно спросил он. — На мне чужая одежда. А что означает этот шкаф у окна?

Мира вздохнула, но не отвела настороженный, молящий взгляд от его лица.

— Ха-ха! Думаешь, если я захочу выйти… да хотя бы и на солнце! Это, — он постучал по шкафу, — меня остановит?

Вампирша разжала губы.

— Винсент, пожалуйста, — жалобно попросила она, вставая со стула.

Он сел, обхватив голову руками, и надолго наступила тишина.

— Это же тюрьма, тюрьма, — прошептал Винсент; поднял голову, первый раз за утро посмотрел ей в лицо: взгляд пристальный, внимательный, светлый, как у ребёнка, впервые в жизни столкнувшегося с несправедливостью. — За что?!

Мира сломалась, опустилась у двери на пол, по-прежнему закрывая выход из комнаты своим телом, простонала:

— Не мучай меня!

— Прости, — тихо, скованно сказал Винсент.

— Быть вампиром не так страшно, как ты думаешь. Послушай! Днём ты прячешься, зато ночью — абсолютная свобода. Чтобы утолить голод, не обязательно убивать. Если не эксплуатировать без необходимости возможности преображения и отдыхать днём, можно насыщаться небольшим количеством крови. Но это трудный путь и безрадостная… — Мира не закончила.

"…жизнь?"

— Нужно убить кого-то, чтобы завершить превращение. Кого ты убила для меня? Агнессу?

Мира, сжавшись, жалко смотрела на него.

— Уйди, — тихо сказал Винсент. — Уйди… из комнаты.

Мира поднялась у двери, в смятении ломая руки.

— Уйди, — повторил он также ровно, невыразительно.

— Я не оставлю тебя.

— Это я уже понял! — он вспылил, но быстро взял себя в руки. — Уйди, пожалуйста.

Вампирша опомертью выскочила в коридор.


"Что я сделала?!" — повторяла она снова и снова, измеряя шагами узкий коридор от двери до двери.

Она не чувствовала облегчения: "Он такой же, как и прежде, не безумец и не зверь!" Запоздалое понимание обрушилось на неё и разбило в пыль, она удерживала себя за плечи, чтобы не рассыпаться, больно, глубоко вцепляясь в кожу острыми ногтями.

"Боже, боже, боже, что я сделала?! Я погубила его!"

Старая мысль: "Что же делать?!" вновь стучала в висках. Отныне бессмысленный вопрос. Бессмертие — безысходность. Один путь: вперёд. В пустоту. В "Никогда".

Мира едва не завыла в голос, готовая уступить безумию, ринулась обратно в комнату.

— Послушай же! — крикнула она с порога. — Всё поправимо! Раньше я думала, что нет, но теперь верю, знаю! Помнишь, как ты пытался исцелить меня? Тебе это почти удалось! Да, Дар способен это сделать! Владыка ушёл из парка, испуганный твоей силой. Дар исцеляет, значит, нужно просто найти нового Избранного, того, к кому перешёл твой Дар! Послушай меня…

— Я ведь умер, — размеренно, холодно сказал Винсент сам себе. Он сидел на постели, бессильно свесив руки. На Миру он не смотрел. — Я всё помню. Владыка почти уничтожил меня. У меня оставался выбор, как погибнуть: сдавшись Дэви или разбив проклятие Дара. Я выбрал второе и умер, я помню. Но ты… Что ты сделала со мной? Это… чудовищно.

— Послушай же меня! Брось, не надо думать об этом. Всё поправимо! Перед тобой не та безнадёжность, какую узнала я двадцать лет назад! Есть путь обратно!

— Не надо думать о чём? — холодно осведомился он и внезапно расхохотался. — О, Господи! Придётся теперь завести себе гроб! И привыкать завтракать крысами! Или кошечками? Несомненно, есть и светлая сторона: больше можно не беспокоиться о своём здоровье! И о том, как раздобыть кусок хлеба, — он посерьезнел. — Правда, признаться, мне уже интересно, что я буду пить сегодня на ужин…

— Когда стемнеет, мы пойдём на охоту, — мрачно сказала вампирша и осеклась. Ошейник больно кольнул горло.

— На охоту, — эхом повторил Винсент. — Что-то я забыл. Ах, да! Ещё — убрать из дома все зеркала.

Он поднялся, добрёл до зеркала на дверце шкафа:

— Нет, я всё же не могу поверить, что…

Вампир долго вглядывался в своё отражение. Казалось, ничего не изменилось, и взгляд его метался. Тогда он недоверчиво прищурился, глядя в глаза отражению, и зеркало треснуло. Винсент ударил его кулаком, и на пол посыпались осколки.

— А вы словно побледнели, тётушка, — наиязвительнейше заметил он ей, обернувшись.

— Я сумела разбить первое зеркало только через полгода, — глухо пояснила Мира. Винсент воинственно усмехнулся и вышел из комнаты.

— Я всё забываю спросить: где мы находимся? — весело спросил он из коридора. — У друзей или врагов?

— У Ордена…

— А, я понял! — донеслось из кабинета. — Это же квартира Латэ! Я и ещё двое "разгильдяев" осенью приходили сюда исправлять второй коллоквиум! Вот уж не думал, что сноваокажусь здесь! Бр-р! — вёл он тем же звонким голосом. Миру пугало это явно наигранное веселье.

"Лучше бы он кричал, злился, спорил — да что угодно!"

— Зачем ты лжешь?! — прошептала она, но так, чтобы юноша не услышал.


В час пополудни возвратился хозяин квартиры. Мира ожидала, что с ним придёт стража, но Латэ был один. Он увёл Винсента в кабинет, и они долго говорили там, а Мира кругами ходила по спальне. Потом глава быстро ушёл, не попрощавшись, не взглянув на вампиршу. Мира немедленно бросилась к Винсенту.

— О чём вы говорили?

Винсент поднялся из кресла. Он был сам не свой. От дневной воинственной весёлости не осталось и следа. Лицо осунулось — теперь Мира замечала, как заострились черты. Руки мелко дрожали, и он прятал их за спину.

— Что он может мне сказать… теперь! Прости, извини, герой… Вовремя не поняли, не увидели, не помогли, — с раздражением сказал юноша. — Снял ошейник, заставил выпить эту дрянь, чтобы окончательно заживить рану, — он указал на бутыль на столе. Мира и от двери учуяла знакомый запах: неживая стабилизированная кровь.

— Снял ошейник?

— Латэ сказал, он мне не нужен, — Винсент поглядел ей прямо в глаза, но отвернулся, прежде чем Мира прочитала этот взгляд. — Что ты пришла? Что тебе надо от меня?

Вампирша оторопела.

— Я только хотела сказать: мы зря теряем время, — запинаясь, сказала она. — Винсент, надо бежать. Покров не удерживает тебя, как и меня, и, похоже, Латэ не оставил стражу. Я уже выходила на улицу днём. Конечно, это опасно, но оставаться здесь опаснее. Я не доверяю Ордену.

— Так уходи!

— Уйдем вместе!

Винсент задумался. Мира видела: он всё прикладывал ладонь к губам, будто боялся проговориться о чём-то.

— Уйти с тобой? Нет, нет и не проси!

— Я думала, ты…

— Ты чудовище! — выпалил он. — Что ты сделала со мной?! Кто я теперь? Кто я теперь?!

— Я понимаю, — вампирша смиренно опустила глаза и потихоньку попыталась приблизиться, чтобы взять его за руку. — Это тяжело принять. Я и не надеялась, что ты осознаешь всё в первый же день. Но я буду ждать, сколько нужно.

— Я уже всё понял! — вампир рванулся к ней, и Мира отшатнулась от его злых, прозрачных глаз. — Чудовище! Верни мне мою героическую смерть! Зачем мне твоя вечность?! Кто я буду в ней?! — он осёкся, приложил пальцы к губам. — Не могу тебя видеть. Уходишь — уходи сейчас.

Мира возвратилась в спальню и просидела здесь до заката. О, не такой она представляла себе их первую встречу после нескольких лет разлуки! Нет, ничего этого не было в её мечтах: ни парка, ни обращения, ни страшного "уходи"! Она чувствовала: меж ними вырастает стена. Обида, отчуждение… неизвестная ложь, не произнесённая и потому безымянная.

На закате Мира медленно, с трудом поднялась — за день она состарилась на полстолетия! — и вновь поплелась к обращённому.

— Я пойду на прогулку, — сообщила она с порога, не проходя. — Ты пойдёшь со мной?

Винсент не ответил. Он сидел в кресле, отвернувшись от неё, и листал какую-то книгу, взятую с одной из многочисленных полок. Вампирша появилась неслышно, но он не вздрогнул от звука её голоса. Как будто ожидал, что она заговорит именно в это мгновение.

— Я вижу, ты насытился, — сказала Мира, поглядев на пустую тёмную бутыль рядом с креслом. — Тогда, наверное, тебе лучше не ходить со мной…

Она замолчала, но не двинулась с места. Через пять минут вампир разомкнул губы:

— Солнце садится.

Мира поглядела на окно, скрытое за плотной шторой. Взглядом она прослеживала путь невидимого солнца, кожей ощущала холод от растущей невидимой стены. Меж ней и Винсентом сейчас было пять шагов — и она боялась пройти их, боялась наткнуться на прозрачную ледяную преграду.

— Да. Остался последний кусочек. Ты чувствуешь это? Тебе должно было стать легче.

— Стало хуже. Это падение в ночь — как падение в пропасть.

— Ты привыкнешь.

Еще несколько минут прошло в молчании. Оба следили, как край невидимого солнца скрывается за горизонтом.

— У меня есть для тебя подарок, — тихо сказала Мира.

— Двенадцать часов назад вы уже подарили мне вечность. Тётушка, вы так совсем меня избалуете!

— Не смейся. Это хороший подарок, если он в хороших руках.

Она подошла к юноше, коснулась его плеч. Её пальцы почувствовали холод, тепло живого человека исчезло. Теперь не она одна — они оба были в ледяной скорлупе. Мира вздохнула и призвала свою тень — крылатого зверя. Чёрный туман взметнулся двумя широкими полотнищами и укутал обоих.

— Вдохни поглубже, не бойся, — попросила Мира. Тень искажала её голос.

— А, крылья, — равнодушно сказал Винсент. — Хорошо…

Он закрыл глаза. Туман заклубился вокруг его фигуры. Мира почувствовала, как возникла и тут же оборвалась новая ниточка в сети её проклятия. Но вампир спрятал крылья, едва получив их, и её чёрная тень, загрустив, тоже растаяла. Винсент поднялся и, подойдя к окну, смело отдёрнул штору. На тёмных улицах зажигались первые звёздочки фонарей.

— После прогулки возвращайся сюда. В полночь за тобой придут.

— Кто? — Мира испуганно трепыхнулась.

— Адора Рете, охотница. Орден нашёл тебе убежище.

— Я больше не хочу иметь дела с охотниками!

— Тогда беги сейчас.

— А ты?

— А я вернусь домой, — неестественно спокойно сказал вампир и распахнул окно, с наслаждением вдохнул холодный воздух.

— Домой?

— В Карду. Уходи, я хочу побыть один.

— Но ведь тогда мы…

— …Возможно, долго не увидимся, да. И я, признаться, не огорчён.

Вампирша рванулась мимо него к окну и рухнула во тьму. Крылатая тень подхватила её у самой земли, понесла над городом. Куда она так мчится? От кого бежит? От… себя?

Мира очнулась в парке. Она поблуждала среди деревьев, но место вчерашней битвы найти не смогла. Тропинка упрямо выводила её к тёмному незамёрзшему пруду, и скоро вампирша уступила. Она добрела до скамейки на берегу и повалилась на неё.

"Я найду Избранного! — повторяла она. — Это будет просто, он наверняка в Доне: Дар не уходит далеко. Может быть, достаточно будет обследовать Ориенс. Главное не попадаться на глаза вампирам Дэви…"

"Я найду Избранного!" — Чем больше она повторяла это, тем меньше верила себе… И вампирша сдалась.

"Время действовать!" — она привыкла смотреть только вперёд, но сейчас не было сил. Она долго сидела, сгорбившись, и просто перебирала всё, произошедшее в последние сутки. И приходили другие, пустые мысли, смешные мысли: "Когда я ошиблась?"

"Что я упустила?"

"Могло ли быть по-иному?"

От ветерка вода близ берега пошла рябью. Её отражение задрожало, пропало… да было ли оно? Нет, нельзя долго глядеться в тёмную воду: в отражение страха своего, отражение боли своей! Парк-призрак, парк призраков: "Здесь нет живых…"

Мира скатала несколько снежков, спустилась к воде.

"Я всё сделала правильно!" — тихий всплеск. Тёмная вода приняла первый удар. Круги расходились от места падения снежка волна за волной: — "У меня не было выбора… Не было выбора… Просто не было другого выбора!". Круги расходились от места падения, терялись у берега…

"Ты — чудовище!" — смеялась Ночь, глядясь в чёрное зеркало.


— Я знала, что ты будешь здесь, — раздалось за спиной. Мира обернулась. Перед ней стояла темноволосая эффектная леди.

— Алиса? — изумилась она.

Алиса Тэрре, вампирша из свиты Дэви. Вчера она со своим Господином мучила Миру, а сегодня… что ей нужно?

— Что тебе нужно? Владыка всё-таки передумал, решил казнить меня?

— Я сама к тебе пришла, Владыка не знает об этом, — лицо Алисы потемнело. — Он теперь занят! У него новая игрушка — новообращённая Лира Диос!

— Та рыженькая, что была вчера в парке?

— Да!

— Ревнуешь? — Алиса не ответила.

—..Зачем ты меня искала? — вздохнула Мира.

— Передай своим новым покровителям, что Дэви всё также одержим идеей Великого вампира. Он будет искать Дар. Он говорит, Лира подскажет ему. Она же новый голос Бездны!

— Ревнуешь! Охотники мне не покровители.

— Очень жаль, — вздохнула Алиса. — Всё равно скажи им о Лире, пусть знают о предательнице!

— Надеешься сделать из меня орудие своей мести?

— Да, — Алиса улыбнулась. — Моей ма-аленькой мести.

— Значит, Дэви продолжит искать Избранного… Зачем? Ведь он должен был понять: Дар — не путь в бессмертие.

— Великий нужен Владыке, как оружие. Макта, Первый вампир, возвращается! Дэви боится его, — печально прошептала Алиса, вдруг утратив весь пыл. — Теперь я пойду, — она развернулась и тихонько пошла прочь.

— Куда ты?

Вампирша не ответила.

— Дэви тебя убьёт, если узнает, что ты говорила со мной! А он узнает!

— Пусть.

Алиса скрылась во тьме парка. Мира отвернулась, уставилась в тёмную воду. Но мысль о несчастной новой жертве Дэви не покидала её. В конце концов, раздосадованная, она кинулась за Алисой.

— Постой! — она нагнала её на развилке дорожек, повернула к себе. Вампирша плакала, но увидев Миру, вспыхнула:

— Оставь ты меня! — невпопад крикнула она и дёрнулась, вырываясь. — В самом деле!

— Не возвращайся к Дэви!

— Мне всё равно!

— Послушай! Постой. Тебе есть, куда идти?

— Что? — всхлипнула вампирша.

— У тебя есть, к кому идти, кроме Дэви? — терпеливо повторила Мира.

— Нет!

— Элиас Кело, мой старый знакомый, недавно покинул столицу и собирает сейчас группу дикарей. Я думаю, он тебя примет. Он хороший. Ищи его в Прэдо. Запомнила? Повтори!

— Элиас… Прэдо… Запомнила, — механически отозвалась Алиса.

— Иди…

Мира проводила удаляющуюся фигурку взглядом и, вздохнув, двинулась к другому выходу из парка.

"Дэви ищет Избранного. Плохо! Одной мне не справиться. Придётся обратиться к охотникам", — она усмехнулась и потрогала ошейник: "От судьбы не уйдёшь!"

Глава 3 Старейшие

Лира равнодушно глядела на нарядную куклу в зеркале. Воздушное платье, делающее её совсем ребёнком, волосы, уложенные ровными кукольными локонами… Девушка была вполне готова к вечернему приёму у Дэви, где её должны были представить старейшим Карды, цитадели вампиров.

Охотница оглядела комнату, нарочно тёмную, где пряталась от мира и себя. Освещённые лишь луной, все предметы казались тенями самих себя. За единственным окном выл ветер, безжалостно тряс голые ветки ближнего дерева, и их лунные близнецы скакали по стенам. Внизу Лиру уже ждали, а единственным желанием девушки было забиться в угол или под кровать.

"Может, сказаться больной?"


Дэви привёз её в Кардинский замок на следующий день после разговора с Тессой. Владыка оставил девушку на попечение слуг и сбежал куда-то. Лира предполагала, он возвратился в Дону, где оставалось множество нерешённых дел. До его возвращения она наслаждалась тишиной и покоем. Кроме неё в огромном замке был лишь Оскар Мерго — хозяин всех здешних слуг, но его самого девушка не видела ни разу. Мерго был вампиром-хозяином — очень сильным carere morte, способным поднимать мертвецов и делать из них послушных его воле кукол. Многочисленные сероливрейные лакеи, все — были его отражениями, куклами… рабами.

"А в Ордене таких, как Мерго, называли кукловодами…"

Прошлое забывалось. Быстро, не давая Лире времени на его анализ, и всё-таки слишком медленно — так что охотница начала уставать от боли, которую оно несло. Она не посмела спросить Дэви ни об Избранном, ни о действиях Ордена, последовавших за её трусливым побегом. Эта история для Лиры навсегда оборвалась той декабрьской ночью, когда по её вине погибли три человека и одна старая легенда.

Молодая вампирша, она употребляла всё ещё очень мало крови. Лира узнала, что живая человеческая кровь нужна только для завершения преображения, а в дальнейшем можно кормить свою пустоту живой кровью животных или вовсе отделенной от тел и закупоренной в бутыли стабилизированной, и с этих пор трапезничала в хранилище бутылей с тёмной жидкостью, очень напоминавшем винный погреб. Ей требовалась и человеческая пища. Мерго готовил Лире все её любимые блюда. Правда, на вкус они были одинаковы — напоминали бумагу, но ещё не угасший человеческий голод утоляли удовлетворительно.

Все две недели Лира бродила по замку, изучая владения Дэви. Она заглянула в пыточную, которой Адам пугал Тессу, и нашла её весьма похожей на ту, что была представлена в музее Доны. Она покружилась по бальной зале в вальсе с воображаемым кавалером. Она измерила шагами коридор, ведущий в зал своей первой встречи с Владыкой, длиннейший во всём замке. Она пересчитала ступеньки центральной лестницы главного здания. Она узнала, что кладовые в вампирском замке забиты спящими в тяжелом наркотическом сне животными и людьми вперемешку. Она спускалась в пещеры под замком и исследовала с десяток тайных троп. Лира забрела даже в пустую спальню Владыки и подивилась огромной кровати с пологом из металлических листов — этаким железным сундуком.

Но больше всего ей понравилась галерея между двумя главными башнями. Она носила название Зеркальной, и действительно была полна зеркалами. Зеркала, покрытые паутиной трещин, здесь были везде — на потолке, на стенах, на полу, и то и дело какое-нибудь из них осыпалось шелестящим дождём осколков и пыли. Эта галерея единственная во всём замке была открыта для солнечного света. Лира полюбила сидеть здесь, иногда часами и днями, наблюдая, как медленно солнце прокатывается по небосводу, сияя то из одного, то из другого зеркала. Ночью же само вечное небо спускалось к девушке, и она шепталась со звёздами, подмигивающими из серебряных лужиц осколков.

Через две недели покойная жизнь оборвалась. В её второе воскресенье в Карде, едва солнце скрылось за горами, в замок Дэви поспешили тени. Небо стало чёрным от их крыльев. Во внутреннем дворике стало тесно от экипажей. Старейшие желали посмотреть на вампиршу Диос.


"Может, сказаться больной?" — Лира поморщилась. Нет, нет. В конце концов, охотница Диос не такая уж трусиха!

Она потянулась к голове, вынула глубоко вонзавшуюся шпильку и этим сбила локон. Он упал, повис отдельно от остальных и задорно. Лире понравился новый вид причёски. И Королева-Бездна закружилась в танце вокруг неё, радостно смеясь: "Хватит бегать, Лира! Это — твой новый мир, и нельзя бесконечно страшиться его! Будь смелой. Иди. Прими новую жизнь".

Лире улыбнулась, и ей понравилась эта улыбка. Она была почти прежней — с мягкими ямочками на щеках. Только растущие острые клыки заставили бы насторожиться любого смертного, увидевшего её. Лира отметила и другую перемену в лице — отныне улыбались только её губы. Глаза остались холодными, зелёно-прозрачными, жестокими.

"Иду. Принимаю".


Её привели в знакомый зал первой встречи с Дэви. Сейчас в креслах, поставленных большим кругом, сидело два десятка мужчин и женщин. Старейшие Карды. Молодые и старые, красивые и уродливые, в нарядах разных эпох — эти carere morte были похожи только в одном: вампирская общая трапеза уже прошла — к счастью, без участия Лиры — и глаза всех лучились одинаковым светом отнятой чужой жизни. Дэви громко объявлял фамилии, пришедших сегодня посмотреть на бывшую охотницу, и всё это были знаменитые фамилии из числа Тридцати Родов Карды. Адам Митто, привычно скалящийся в улыбке, его друг Гелер… Калькаров сегодня сопровождал младший из их рода, Хиам — немного хмурый юноша с очень светлыми, почти белыми волосами. Самой красивой из присутствующих женщин была Мелисса Лакус, вечно юная графиня — Лира запомнила её по недавнему Балу Карды. Но больше всех охотницу заинтересовала другая дама, прячущаяся в тени под заложенным камнями окном. Длинные прямые волосы дождём струились по её плечам, странные туманные глаза делались необычайно пронзительными, когда она смотрела на девушку. Этот взгляд жёг!

Старейшие завели долгий разговор, не касающийся Лиры, и охотница немного успокоилась. Нервная дрожь ушла. Сейчас вампиров больше занимало предательство Миры Вако.

— Всё просто: она мечтала сама инициировать Линтера. Только странно, зачем она обратилась к охотникам? О, безумная Вако! — убеждённо говорил Адам, а Хелена презрительно кривила губы:

— Это ясная история. На самом деле она хотела видеть Избранного живым, а не лишённым смерти. Но ты не поймёшь.

Магнус Калькар задал волновавший всех без исключения вопрос:

— Почему вы отпустили её, Владыка?

Дэви был рядом с девушкой, и временами Лире казалось, что его близкое присутствие согревает её. Она не видела своего нового господина две недели и теперь исподтишка изучала подзабытое, такое непростое лицо.

— Она продолжит служить Бездне и служа охотникам, — невозмутимо сказал Дэви, и Лира нашла и тут же потеряла на его лице лёгкую мудрую улыбку. — Вместе с ней в Орден войдёт частица Бездны. Войдёт, чтобы однажды разрушить его.

— Но, если она пройдёт посвящение в охотники, не может ли это изменить её? — красиво нахмурилась Мелисса и шелестяще заметила. — Пора расспросить нашу юную подругу-охотницу. Пусть поведает нам подробности жизни служителей Ордена. Например, меня давно интересует вопрос…

Она замолкла, подбирая слова, а Лира окаменела, вцепившись в подлокотники кресла. Сейчас она спросит про Покров, или тайну защиты, или попросит назвать фамилии входящих в круг главы…

"Но ты же не отступишь, Лира? — знакомый шёпот незримой спутницы. Охотница вздрогнула: на мгновение ей показалось, что это шепчет таинственная длинноволосая незнакомка. — Молчанием ты не вернёшь прошлого. Выбранным путём нужно идти до самого конца! Птенец разбил скорлупу. Смешны твои попытки вновь склеить тёплый домик, из которого давно выросла".

— Вы заключаете браки только между членами Ордена? — Хелена вовремя пришла на выручку Лире и удостоилась быстрого, благодарного взгляда Владыки.

— Вовсе нет, — чуть хрипло ответила девушка. — Служение Ордену не обязательное условие. Супруги многих даже не догадываются о существовании carere morte и всего, что с ними связано.

— И всё-таки, как вампирша Вако ухитрилась перейти Покров? — задумчиво проговорил кто-то, не дав ей передышки. — Орден может снимать его для определённых сarere morte?

Вампир не спрашивал прямо, что создаёт Покров, и Лира решила, что вполне может ответить:

— Можно изменить ритуальную формулу при наложении Покрова на определённую территорию, и под него смогут проходить Низшие или какой-то конкретный, единственный бессмертный. Но в этот раз ничего такого глава не делал. Он был изумлён приходом вампирши не меньше, чем вы сейчас.

После этого разговор свернул с опасного для неё пути. Старейшие долго судили, как быть с Низшими, оставшимися без господина, без конца перебирали цепочку оборвавшихся с предательством Вако связей Дэви в столице и строили план какой-то Большой Весенней Охоты — по интонации Магнуса Лира поняла, что эти слова должны писаться именно так, с больших букв. Девушка же наблюдала за длинноволосой незнакомкой, за всё время беседы не проронившей ни слова. Лира чувствовала: и старейшая изучает её, хотя охотнице больше ни разу не удалось поймать её взгляд.

Перевалило за полночь, и вампиры заторопились. Один за другим их силуэты растворялись в темноте. Владыка сделал знак уйти и Лире. Также без слов, она подчинилась.

Поднимаясь по лестнице в любимую Зеркальную галерею она неожиданно для самой себя тихо засмеялась. Как странно! Лира ожидала какого-то ритуала, подобного клятве вступающих в Орден, может быть, присяги Владыке, но никто не потребовал от охотницы ничего подобного. Что стоит за этим: доверие или безразличие? Неужели они не боятся вторичного предательства?

"Кого испугает мышка, попавшая в капкан? Ха-ха, Лира. Ха-ха".

Конец лестницы терялся во мгле. Казалось, девушка поднимается в безлунное, беззвёздное, бездонное небо.

Шорох одежды… Мимо Лиры проскользнула какая-то тень, спускаясь. Ещё не привыкшая к почти мгновенным перемещениям carere morte, девушка испуганно вздрогнула.

Тень замерла несколькими ступеньками ниже, и девушка узнала её: длинноволосая вампирша!

— Лира Диос, — прошелестела она.

— Да. А вы?

— Называй меня Кларисса.

— Я чувствовала ваш взгляд. Что вы хотели мне сказать, Кларисса?

Она не приблизилась, лишь прошептала:

— Только одно, Лира Диос. Запомни: тебе не дано самой выбирать путь. Не питай иллюзий. Ты инструмент.

— Зачем вы говорите это? — насколько возможно холодно спросила охотница.

— Мне жаль, что ты оказалась в руках Дэви, — Кларисса ступила в тень, проглатывающую лестницу, и исчезла, но Лира расслышала её последние слова.

— Ты — погибель нашего мира…


В Зеркальной галерее охотница уселась прямо на пол и за час собрала сложный узор из осколков. Ветер то и дело засыпал её зеркальца снежной крупой, и Лира осторожно протирала их рукавом. За пределами жилища вампира бушевала январская буря, но девушке не было холодно. Став carere morte, она перестала чувствовать холод. Или это случилось с ней раньше, нечувствительность пришла вместе с одиночеством? Сейчас Лира не помнила этого.

Она не видела и не слышала появления Владыки, но почувствовала: он здесь. Не поворачивая головы, Лира спросила:

— Господин, кто такая Кларисса?

— Её называют Пророчицей. Что она сказала тебе?

— Что я — погибель мира.

Лира помолчала, но Владыка не отвечал. В своём узоре на полу она видела отражение вампира — изорванную острыми краями осколков стекла тень.

— Что она имела в виду, Господин? Если ей дано прорицать, значит, я действительно…

— Нет…И да, и нет, — поправился он. — Ты — не более чем нить, указывающая путь разрушителю мира. Можно ли тебя называть погибелью?

Лира улыбнулась:

— В Бездне есть ответы на все загадки, Господин. Мне искать там?

— Я объясню, почему тебя назвали погибелью и нитью, но позже, — он уселся рядом с ней. — Ты любишь это место, да?

— Больше всего в вашем замке.

— А мои carere morte боятся Зеркальной галереи…

Лира переложила красивый, почти круглый осколок так, чтобы он заканчивал завитушку.

— Глупо бояться зеркал, — сорвалось с её губ.

— Ты, Низшая, ещё не скоро разглядишь за своим отражением в зеркале тень чудовища-carere morte. Но, когда это случится, разобьёшь зеркало взглядом, и с тех пор в каждом новом зеркале будешь видеть только отражение чудовища и коридор, уводящий в Бездну, за его спиной, — объяснил Владыка. Лира засмеялась:

— Я вспомнила, Господин! Избранный однажды сказал, что мне никогда не стать полноценным вампиром. Он увидел так.

— Что он мог знать, этот мальчишка? Я сразу увидел в тебе carere morte: красивую, сильную. Сколько крови ты пьёшь сейчас?

— Одной бутыли стабилизированной крови мне хватило на неделю.

— Ты вполне можешь растянуть её и на две недели. Не стремись раньше познать всю вечность. Сколько тебе лет? Восемнадцать? Шестнадцать?

— Шестнадцать.

— Ты ещё слишком юна для превращения в вампира. Много лет назад я запретил обращать не достигших двадцатилетнего возраста, — он усмехнулся. — Теперь же, ради обращения охотницы, мне самому пришлось нарушить этот запрет.

— Я слышала о запрете Владыки вампиров ещё в Ордене, Господин. И уже тогда мне было интересно: почему именно двадцать лет?

— Это нижняя граница. Я считаю, бессмертие вовсе должно быть доступно только людям старшего возраста, тем, кто прожил большую часть жизни и оставил потомство. Прежде чем познать бессмертие, необходимо познать жизнь, иначе ты рискуешь быть пожранным пустотой. Но, к сожалению, к бессмертию стремятся и совсем молодые, стремятся с удесятерённой энергией юности… и для них пришлось установить эту границу. К двадцати годам человек обычно способен мыслить самостоятельно.

Лира улыбнулась.

— Но вы сами едва ли обрели бессмертие в пожилом возрасте, Владыка, — хитро заметила она. — Или вампиры молодеют с каждым столетием?

— Моё обращение было необходимостью, — кратко сказал он. — А ты должна продержаться на черте, отделяющей Высшего вампира от Низшего, как можно дольше. Не стремись завтра же заполучить крылья. Твоё тело повзрослело, но твоя душа ещё ребёнок. Сначала вырасти это дитя.

— Да, Господин, — привычно согласилась она.

Ветер бросил на её узор пригоршню белых зёрен снега. Лира разметала их, и вдруг увидела: из хаоса линий появится человек, если передвинуть пару осколков. Девушка поспешила сделать это и залюбовалась получившейся фигуркой. Зеркальный человечек, разбитый и вновь склеенный… Её неожиданный автопортрет. В осколках, составляющих тельце, танцевала Королева — Бездна. Лира поняла: сейчас Она явилась в истинном своём обличии и поняла, что готова увидеть это. Но Бездна отражалась в каждом осколке зеркала по-разному, и девушка всё никак не могла одним взглядом ухватить её новый облик целиком. Наверное, её внезапно заметавшийся взгляд испугал Дэви.

— Лира Диос, что ты видишь? — быстро спросил он, поднявшись.

— Её, — призналась охотница. — Бездну…

— Она имеет облик человека?

— Да.

— Прекрасная и холодная королева, — с улыбкой заметил Владыка. — Теперь закрой глаза и забудь её. Представление Той, кому ты служишь, в каком-либо обличии отдаляет тебя от Неё. Это ложный путь.

Лира послушно закрыла глаза. В тишине ветер рисовал снегом странные узоры на незащищённом лице.

— Тогда что такое Бездна, Господин? Мне кажется, я чувствую Её, но что Она — не пойму.

— Иди сюда, ко мне.

Лира открыла глаза. Владыка стоял у открытого окна, спиной к ней. Девушка неловко поднялась — замёрзшие суставы совсем утратили гибкость. Ветер играл в бессмысленно разбросанных осколках зеркал перед ней, и в них Лира уже не видела ни фигурки человека, ни образа танцующей Королевы.

— …Что Она, Господин?

Вампир молчал. Лира приблизилась к нему и залюбовалась видом, открывшимся из окна. Тёмный внутренний двор замка, в раме двух толстых сторожевых башен — небо с дырявыми серыми тучами, горы… и далеко на горизонте, в узком провале меж двух скал, виднеется белой полосой старый город.

— Всем carere morte дано чувствовать Её, — сказал Дэви. — Бездна — не чуждое, из странного мира пришедшее нечто. Она — извечная часть нашего мира и всего, что населяет наш мир. Она — часть меня и часть тебя. Что Она? Она — пустота между атомами, составляющими всё материальное. Бог владеет материальным миром, а над пустотой, в которой кружатся атомы, властна Она. Она старше Бога, была прежде Его и будет после Него. К Ней стремятся все миры, однажды, Она поглотит их… И только мы способны чувствовать Её. При обращении мы теряем часть связей материи, составляющей наши тела, но находим дорогу к Ней.

Лира взглядом очертила профиль Дэви, белый, словно вырезанный из мрамора, смело задержалась на глубоких, чёрных, заманчиво-равнодушных глазах, когда он повернулся к ней. Девушку что-то неудержимо влекло к нему, может, страсть пробуждалась в её теле? Она могла бы полюбить этого мужчину, если б не двухсотлетняя стена, стоящая меж ними. Дэви оставался для охотницы легендой далёких ушедших времён, странной персоной, словно сошедшей со страниц учебника истории. Лира могла восхищаться им, как древним полководцем или мыслителем, но — любить?

— Какой страшный образ вы нарисовали мне, Господин!

Владыка усмехнулся.

— Я стану твоим учителем, и ты услышишь в себе истинный голос Бездны, Лира Диос, — он обнял её за плечи, привлёк к себе. Лира покорно обмяла в его руках, как кукла.

— Я научу тебя, как искать Её в мире. В Карде, старой цитадели вампиров, мы близки к средоточию Её — к месту рождения Первого вампира. Чувствуешь, где оно, это место, полное пустоты?

Он учил не придавать Бездне человеческие черты, но сам сейчас говорил о Ней мягко, чуть ли не мечтательно. Так говорят о возлюбленной! Его прикосновения вызвали в Лире странное ощущение. Словно соприкасались их души! Она вдруг подумала, что именно его кровь сделала её бессмертной. Родители мертвы и, значит, он — самый близкий Лире…

Неуверенно, охотница показала на белую полоску на горизонте — Вастус.

— Да, там, на Пустоши. В развалинах старого города, — прошептал вампир.

Сейчас между ней и вампиром не было ненавидимого Лирой барьера, и, боясь потерять это мгновение, девушка схватила Дэви за руку, прижалась губами к его ладони. Владыка не отстранился, но Лира почувствовала — невидимая стена вновь стоит между ними! Она не любила его… но сейчас она готова была завыть.

Глава 4 Допрос

В полночь к Мире, оставшейся одной в квартире главы, пришла высокая пожилая охотница.

— Давай познакомимся, девочка, — приветливо предложила она. Голос дамы оказался неожиданно низким, завораживающим. — Я — Адора Рете.

Адора Рете была сильно немолода. Худая, лицо и шея в морщинах, глаза уже стариковские, посветлевшие, но добрые. Мира представилась:

— Мира… Вако.

— Одевайся, Мира. Сейчас мы уйдём отсюда. Где Винсент?

— Он ушёл.

— На прогулку?

Мира опустила голову, скрывая глаза:

— Он вернётся, как только я уйду. Он сказал, что больше не хочет меня видеть.

— Не переживай, девочка, — принялась увещевать её охотница, и тут уж Мира не удержалась от слёз. — Он скоро успокоится, он добрый юноша… Но тебе действительно придётся уйти со мной. Тебе нужно более безопасное убежище, о котором не будет знать почти никто. Пойдём, я покажу твой новый дом.

Мира хмыкнула, напустив театральную мрачность, но подчинилась. Она чувствовала: упираться, спорить бессмысленно… как и — задавать вопросы.

Квартал до восточного вокзала они спускались молча, затем герцогиня заметила:

— Не бойся меня, Мира, я не на смерть тебя веду.

Мира робко, неискренне улыбнулась:

— Я поняла, что смерть мне не грозит, ещё когда надели ошейник. Кстати, я могу справляться с голодом и без него, а вот Винсент… Юные обращённые бывают неудержимы. Почему Латэ оставил его без ошейника?

— Ты напрасно тревожишься об этом. Винсент справится без ошейника — мы уверены. Старайся реже упоминать его имя: официально он мёртв, — Рете вздохнула. — Я сказала сегодня Латэ: мы поздно разглядели его, поняли его… Ведь он был настоящим охотником, даже не проходя посвящения!

Эти "мёртв", "был" больно резанули Миру по сердцу. Она остановилась, безуспешно попытавшись проглотить давешний холодный ком в горле, хрипло заметила:

— Почему вы говорите "был"?! Его проклятие можно исцелить! Я знаю историю Дара! Я буду искать нового, избранного им. Разве охотники откажутся от Дара? Я помогу вам, а вы поможете мне. Мне только нужна защита Ордена… Я сделаю для вас всё, что угодно!

— Просто поплачь, — Адора приобняла её и даже погладила по голове. — Поверь, тебе станет легче.

Мира скрестила руки на груди и прерывисто выдохнула. Невидящий, ненавидящий взгляд её был устремлён вдаль.

— Мы пришли, — объявила Рете через минуту. Вампирша недоумённо оглядела четырёхэтажный дом.

— Здесь?! — поразилась она. — Слишком много соседей!

— Весь этот район защищён очень хорошо. Здесь жила Агнесса. Представься её сестрой. Квартира на верхнем этаже. Не покидай её, пока тебя не позовут. Как твоё второе имя?

— Бланда.

— Назовёшься им.

— А можно я буду Кристиной или Алисой? — не удержалась Мира, не любившая своё второе имя. — Я не перепутаю! Пожалуйста…


На следующее утро в новом доме её совсем доконал голод. Вампирша долго зажимала уши, не слушая голодного крика тьмы. Она пыталась не замечать сияние чужих жизней вокруг: справа, слева, внизу. Мира понимала: в этом доме за ней следят, ожидая первого её промаха. Всё же неумолимая, несытая пустота внутри толкнула: вперёд! — и она выползла из своей квартирки, спустилась вниз, то и дело затравлено озираясь по сторонам. Чего охотники ждут от неё? Того, что она отужинает прямо тут, в доме?!

Её ждало письмо. Бумага с печатью Ордена. Строгий запрет на употребление человеческой крови, "если вы надеетесь на дальнейшее сотрудничество". Недостаток жизни вампирше отныне предписывалось восполнять исключительно стабилизированной кровью. Здесь же был знакомый рецепт её приготовления: в свежей крови нужно было растворить смесь нескольких порошков, предупреждающую свёртывание. Пакет с зельями прилагался. Кровь можно было брать на бойне в Западной Пенне.

Вампирша тяжело вздохнула и поплелась обратно к себе, забрав пакет.

К вечеру Мира осмелела настолько, что решила наведаться в Академию. Мысли об новом Избранном, о близости неуловимого Дара не давали ей покоя, она надеялась, что её планы, предложения, тревоги найдут у главы Ордена отклик.

На перекрёстке улиц перед Академией она долго стояла, боясь перейти Покров. Пришло странное ощущение: шагнув за него, она уже не вернётся назад, навсегда останется заключённой в стеклянную холодную полусферу. Но преграда осталась позади, а она осталась в сознании, даже не закружилась голова! Мира быстро, воровато взбежала по лестнице главного входа к колоннам, будто боясь, что кто-то из старых знакомых увидит её здесь и вынесет ей порицание. Она взялась за ручку, когда дверь кто-то толкнул на неё. Мира увернулась и нерешительно заглянула в холл, растерянно поглаживая рукой резное дерево. Но человек, распахнувший дверь, придерживал её открытой со своей стороны, так что их руки встретились. Он отдёрнул руку, словно ужаленный, и вампирша рванулась назад. Дверь захлопнулась бы, но охотник вновь придержал её.

— Вот и она сама! — крикнул он куда-то вглубь здания и пригласил её, мрачно. — Проходи, проходи, не бойся.

А Мира на свою беду слишком уж задержала взгляд на его руке, держащей дверь приоткрытой. Сильная большая рука мужчины, тонкие чёрные волосы на кисти, фалангах пальцев. Она представила серебряный кинжал в этой руке… и содрогнулась.

— Марк, не дурачься! — крикнул охотнику кто-то издалека. — Пусть её хоть допросят сначала!

Быстрым шагом, скрестив руки на груди, Мира прошла весь первый этаж. Картина была, на взгляд вампирши, фантастическая: десяток охотников — пусть внешне они ничем не отличались от традиционной добычи вампирши, — Мира знала, в чьей она Цитадели. Кто-то остановился, прервал беседу, другие продолжали как ни в чём ни бывало, но все без исключения следили за ней, пока она, чувствуя себя примой оперы, проходила холл. Одобрительных взглядов Мира не ощутила.

Стабилизированная дрянь, которой вампирша напилась перед ответственным походом, холодно, тяжело, медленно растекалась по жилам.

— Полночь уже пробило. Где Гесси со своими? Я волнуюсь, — сказала немолодая дама в богатой шубке своей спутнице, одетой победнее и поскромнее. Обе проводили Миру одинаково презрительными взглядами.

Навстречу по коридору шли трое мужчин. Перед вампиршей они и не подумали расступиться, и Мира вжалась в стену, пропуская их. Они не обратили на неё внимания, словно её здесь не было.

— Это кончится тем, что мы потеряем весь район к югу от Кардо, — убеждал тот, что шёл в середине.

— Фабрику откроют через полгода, — уверял другой.

— А район мы теряем уже сейчас! — раздражённо отрезал первый. Окончания разговора Мира не дослушала.

На главной лестнице, ведущей на верхние этажи, — на третьем, как она помнила, обитал глава Ордена, — Мира вновь столкнулась с охотниками: вниз спускались двое. Опять незнакомые, впрочем, даму, вампирша, кажется, встречала на каком-то приёме у Красов.

— Как тебе угодно, Конрад, но я немедленно забираю девочек и уезжаю отсюда! — сообщила дама спутнику, эмоционально взмахнув рукой. В руке она, изящно отставляя мизинец, держала фарфоровую чашку. Мира проворно отскочила в сторону, но отвратительный липкий холодный кофе всё же попал ей на платье. Охотница, заметив её, на секунду опешила, но, приглядевшись, узнав, расхохоталась.

"Смешно. Случись подобное не в этих стенах, я бы уже перегрызла тебе горло".

— Ты словно не опасаешься за свою семью, Конрад, — продолжила дама спускаясь.

— В Доне всё ещё безопасней, чем где-либо, — спокойно заметил тот. — Так будет и впредь. Дэви боится нашего прихода не меньше.

"Это они о предательстве Лиры Диос, — поняла вампирша. — Да, пара ночей в Зеркальной галерее замка Дэви, и Владыка вытрясет из охотницы всё, что ей известно об Ордене и его сторонниках".

Она улыбнулась, представив, как в эту минуту Клеменс Грата спешно пакует вещи, торопясь покинуть столицу…

"Интересно, что у этих для меня вместо Зеркальной галереи — колодец со святой водой?" — вампирша нервно хихикнула.

Она остановилась перед дверью кабинета в середине центрального коридора. Обыкновенная дверь светлого дерева, медная ручка была тёплой, во всяком случае, теплее её ладоней… Вампирша кинула прощальный взгляд на тёмный коридор, на огромные окна напротив центральной лестницы, сквозь стёкла которых в Академию глядела ночь. Загадочно поблёскивали серебристые буквы на табличке у двери, в которую Мира собиралась войти: "Филипп Б. Латэ, доктор философии, профессор", — спрятавшиеся под вуалью тьмы, они казались таинственными письменами на неведомом языке. Мира подняла было руку, чтобы постучать, оповещая о своём приходе, но передумала, сразу резко потянула дверь на себя.

В кабинете Латэ не было. За его столом вольготно расположился молодой человек, немного знакомый Мире: они встречались у Академии, он был и в Призрачном парке и это он потом уводил её оттуда. Охотник попивал чернейший холодный кофе из точно такой же как у давешней дамы фарфоровой чашки и сосредоточено вычерчивал что-то на листе бумаги.

— Доброй ночи! — решительно поздоровалась вампирша. — Мне нужен глава Ордена. Он здесь?

Охотник с некоторым сожалением оторвался от схемы и, глянув на посетительницу, удивлённо прищурился: здесь и сейчас он, видимо, никак не ожидал её увидеть.

— Да, — медленно начал он, отставляя кофе в сторону, и кивком указал на тёмную боковую дверь, совсем незаметную на тёмной стене. — Он отдыхает.

— Мне нужно с ним поговорить. Срочно.

Однако, новое "срочно" подействовало на него совсем не так, как в прошлый раз.

— Разве он назначал тебе сегодня встречу?

— Нет. Но мне нужно с ним поговорить.

— Дождись извещения о встрече, тогда приходи. Госпожа Рете должна была тебя предупредить.

— Она предупредила, — обиделась Мира. — Но мне всё равно нужно увидеть вашего главу! Я подожду его здесь.

— Жди, — великодушно разрешил охотник и снова взялся за кофе.

— Я очень терпелива и могу ждать долго, — Мире вовсе не понравился его самоуверенный тон.

— Да, знаю, — заметил тот. — До рассвета.

Недовольная, оскорблённая, вампирша забилась в кресло в самом тёмном углу.

Скоро она осознала бессмысленность ожидания: пока глава Ордена сам не возжелает с ней поговорить, встречи не будет. Но уходить вампирша не торопилась. Полчаса она выжидала молча, изучая охотника. Молодой человек старательно пытался её не замечать, но их взгляды всё равно то и дело встречались.

Он был, пожалуй, старше Винсента, ниже ростом, но шире в плечах, черноволосый. Одет с педантичной аккуратностью, скучная монотонность всего облика усугублялась строгой причёской — гладко зачёсанные назад волосы. Но взгляд тёмных глаз не был ни осторожным и боязливо преданным, как у Патрика, ни тяжелым, гипнотизирующим, как у Дэви — он был тёплым, опасно располагающим к себе. И уголки губ чуть приподняты — в них таилась улыбка, даже если юноша вовсе не был расположен улыбаться.

— Вам неприятно моё присутствие? — на всякий случай осведомилась Мира.

— Охотнику следовало бы ответить "да", но я скажу честно: "нет", — быстро нашёлся он.

— Отлично! — спокойно улыбнулась вампирша. — Тогда, может быть, вы не откажетесь и побеседовать с carere morte?

— Может быть.

— Почему посвящения не было в эти полгода, когда вы уже знали о Даре Винсента? Я спрашиваю вас, потому что уверена: вы посвящены в эту историю.

Охотник не ответил и вообще отвёл глаза. Чего она и ожидала!

— И второй вопрос, — также неестественно ровно сказала Мира, холодно глядя на него, — Почему Дар скрывали? Что за тайны вы храните? Разве не следовало обрадовать весь Орден пришествием Избранного?

Вампирша устало оглядела знакомый кабинет. Она, можно сказать, в центре цитадели охотников! В центре паутины. Только она — не паук, а безнадёжно запутавшаяся мушка.

— Бессмыслица какая-то! Похоже, Гектор всё-таки оказался прав: Ордену не нужен Дар. А я решила довериться Латэ… Напрасно!

— Линтер был тем, кто мог бы стать Великим вампиром, — сообщил охотник, задумчиво, но несколько тревожно глядя сквозь неё. — Существование его Дара — угроза для Ордена, для всего человечества. Неудивительно, что глава скрывал от большинства охотников, что Винсент — Избранный.

— Великий вампир, в которого Избранный может превратиться, это половина легенды. А как же другая половина: Великий охотник, способный исцелять carere morte?

— О нём здесь лучше молчать.

— Почему?

— Ты многого не знаешь. Наверное, нам пора познакомиться… Карл Хортор. Я — секретарь главы Ордена.

Вампирша улыбнулась:

— Ты разговариваешь со мной, как с девочкой, Карл Хортор. А ведь я — ровесница твоей матери.

Его улыбка ничуть не уступила её:

— Сначала ты пыталась меня зачаровать, потом съесть, а теперь велишь обращаться к тебе "госпожа Вако"! Что ты хотела сообщить Латэ? Я могу передать главе Ордена твои слова.

— Я буду снова искать Дар. Я здесь одна знаю, как. Но мне нужна будет помощь Ордена, — громко сказала Мира, надеясь, что и глава в соседней комнате её услышит.

— Напрасная затея, — заметил Карл. Он снова занялся своей странной схемой.

— Однажды я до него докричусь.

Охотник отрицательно покачал головой:

— Ты не понимаешь. Однажды ты откроешь наши архивы и многое станет ясным.

— Когда?

— Не все охотники имеют туда доступ. Для тебя, полагаю, сделают исключение после беседы с судьёй Краусом. Но пока…

— Сидеть тихо и ждать, когда меня позовут?

— Очень правильная мысль, — он бросил взгляд на часы. — Смотри-ка, наша беседа не заняла и часа. У меня дар убеждения, — рассеянно отметил он себе.

— Я всё равно добьюсь своего, охотник, — пообещала на прощание Мира.

— Это не от тебя зависит, — сказал Карл Хортор.

"Жалость опять только почудилась ей в его взгляде?"


Извещения Мира дождалась на следующий день. Судья Краус ждал её в седьмом часу вечера в здании суда близ Белой площади Пенны.

К подобной беседе она готовилась, и всё же оказалась не готовой. Допрашивать её собрались двое: один — Феликс Краус, давний друг семьи Линтеров, знакомый Миры ещё по прошлой жизни, он помнил её… смертной, вторым оказался новый знакомый — Хортор. Мира хотела было осчастливить его злым презрительным взглядом, но передумала: "Ничто не должно выдавать мою слабость".

— Что мнеговорить? — довольно равнодушно осведомилась она у Крауса. Это был немолодой, добродушный на вид толстяк, менее всего, как и Латэ, похожий на классического охотника на вампиров.

— Начни с себя.

— Меня обратили двадцать один год назад, — Мира сделала долгую паузу.

— Кто?

— Мой сводный брат, Алан Вако, — выговорила Мира и опять замолчала надолго. Образ Алана, брата и возлюбленного, явился ей: молодой темноволосый человек с пронзительными светлыми глазами. Давно, он был убит охотниками, но скоро к ней явилось его отражение. Винсент, сын старшей сестры, оказался похож на него, как две капли воды! Вот она, истинная причина того, почему Мира решилась встать на пути Владыки вампиров: Винсент был слишком похож на Алана, сошедшего с ума от пустоты вампирского бытия… — и Мира не хотела, чтобы он тоже стал вампиром, пусть Великим.

— Расскажи о нём.

— Винсент… То есть Алан. О, это был изощрённо-жестокий дикарь! — ей не раз пришлось смутиться на протяжении печальной истории первых лет жизни. Но вот она добралась до времени службы Дэви…

— Теперь — всё о Владыке и его окружении, — потребовал судья, и Мира смешалась.

— Александр Дэви — наш Владыка уже больше двухсот лет, — запинаясь на каждом слове, сказала она. — До того, как меня ввели в ближний круг, я полагала, что Господин — фигура номинальная, его власть призрачна. Я ошибалась. Нити, которыми он удерживает своих подданных, тонки и незаметны глазу, но прочнее всего на свете. Это страх перед Бездной. Все вампиры рано или поздно узнают его и или гибнут или приходят к Дэви и подчиняются Владыке, как сильнейшему. Дэви считается стражем Бездны. Он управляет нами легко, незаметно. Иногда кажется, что он медлителен, что он… упускает возможности. Но нет: побеждает всегда он, несмотря на то, что внешне он абсолютно равнодушен к власти. Потому что он — Бездна! А кто вампиры? — Всего лишь рабы…

— Эта метафизика мне неинтересна, — скучно сказал Краус, уставший ждать прекращения её словесного потока.

— Да? — Мира сбилась, замолчала. Через минуту начала:

— Приближённых у Дэви немного. Калькары, одни из старейших, Митто, Гелер… Я знаю, что Владыке близки также кое-кто из Лакусов. Все они обладают способностями, возможностями хозяев, но не все пользуются. Истинные хозяева, у каждого из которых десятки рабов единовременно: Калькары, Герман Гелер, Оскар Мерго… Последний — хозяин слуг "Тени Стража", пожалуй, самый сильный из всех. Впрочем, я могу ошибаться, я знаю далеко не всю верхушку.

— То, что ты говоришь, в общих чертах известно всем.

— Связи Владыки в столице! — печально объявила Мира. — Клеменс Грата в Северной Пенне, Камилл Плага, Амабэль Лапис — во Дворце.

Краус и Хортор переглянулись. Очевидно, для Ордена это была новость. Тогда, подумав, Мира рассказала и про Его Высочество…

— Ещё! — потребовал судья.

— Есть ещё некий Вердэ… Август, кажется. Там же, в Сатуре. Но он пока смертный…

— Далее…

Перевалило за полночь, когда она, кажется, закончила.

"Почти вся наша кардинская группа погибла, — грустно подумала Мира, впервые за много лет остановившаяся, чтобы оглянуться назад. — И Гектор, и Селена, и Патрик…"

— Вам следовало бы спросить меня обо всём этом раньше, — ехидно заметила она. — Владыка наверняка в первую очередь занялся тем, что обрубил нити, о которых было известно мне.

— Также, как и мы, — задумчиво сказал Карл и пояснил. — Лира Диос! Дэви также получил ценный источник сведений.

— Да. И, пожалуй, потеря Ордена несоизмеримо выше, — печально согласился Краус.

— На этом наша беседа окончена? — несмело спросила вампирша.

— Что ты! Мы только переходим к главной её части, — добродушно сказал судья, довольно поглаживая усы.

— Я рассказала о всех своих связях.

— Только за последние десять-пятнадцать лет. А ранее?

"Ранее! Столица. Весёлая сумасшедшая юность. Друзья-дикари…"

— Дэви ухмыляется, когда слышит обращение "Владыка вампиров", — дрожащим голосом сказала Мира. — Он предпочитает: Владыка бессмертных. И звание бессмертного нужно заслужить. Те carere morte, кто не признаёт власти Бездны или избегает её, слабые, хищники столицы или Карды, те, кого вы убиваете десятками в год, для него значат не больше, чем пыль. Он именует их зверьми. Он сквозь пальцы смотрит на несоблюдение ими законов, ведь звери не могут ведать, что это такое. Все, кого я знала до Дэви, не имеют ни малейшего отношения к Владыке! Они не могут быть опасны для вас!

Краус нетерпеливо постучал пальцем по столу:

— Имена, Мира.

— Большинства моих тогдашних друзей уже нет в живых. Я недавно заходила на Закатную. Вы убили там всех!

— Ваш дом на Закатной — N38?

— …Да.

— Ну, ведьма! Так ты была в команде тех сумасшедших? Старая история, — пояснил он Карлу. — Да, их ловили в пятьдесят шестом, они потеряли тогда нескольких. А окончательно угомонили их совсем недавно… Продолжай, Мира.

— Что мне ещё сказать?

Нетерпеливый стук продолжился.

— Все мои старые друзья убиты. Конечно, остались знакомые, но вряд ли кто-то из них сейчас в Доне и на прежнем месте…

Стук был быстрым. Такой же быстрый, как стук сердца. Внезапно он оборвался. Мира облокотилась о стол, спрятала голову, скрестив над ней руки:

— Я не помню!

— Конечно, — снисходительно согласился судья, и, не меняя тона. — Если это — твоё последнее слово, ты умрёшь прямо здесь и прямо сейчас. Если расскажешь всё до конца — покинешь здание свободно.

— Я не могу сказать! — умоляюще прошептала Мира. Она сама не понимала, почему так упрямится: все, не названные ею, были лишь знакомые, не друзья. Конкуренты, могущие предать в любой момент. Может быть, ей важно было сохранить хоть что-то из той, прежней жизни?

— Эта война, — устало разъяснил Краус, — идёт очень давно. Если ты переходишь на нашу сторону, будь готова сразиться со всеми своими бывшими сторонниками: с тем, что стоит за всеми вами.

— Вы можете меня пытать святой водой — я не скажу!

— Может, действительно, отвести её к Источнику? — вмешался Карл. Вид у него был несколько оторопелый от количества новых сведений, точно как у Миры после получения первого задания Дэви.

— Можем пытать, — утвердительно кивнул судья, — но не хотим. Ты не готова? Продолжаешь жалеть их? Это твоё последнее слово?

Вампирша долго, ненавидяще молчала, но сдалась.

— Всех их давно нет, — равнодушно сообщил судья, когда она закончила перечислять имена собратьев.

— Я не знала…

— Ещё!

— Я назвала всех, кого знала.

Краус молча указал на дверь.

— Вам ничего не даст это имя, — прошептала Мира, вспомнив самую мудрую свою подругу. — Кларисса, старейшая. Даже не пытайтесь её искать.

— Хорошо. Тогда, обращённые тобой…

Вампирша смеялась долго, истерически, со всхлипами, наконец, вымолвила:

— Вы шутите, Краус? Никогда не интересовалась ими.

Она не лгала.

— Да, пожалуй, сейчас рано, — согласился он. — Вернёмся к этому вопросу лет через пять. Теперь же поведай нам об этой… как?

— Тень Стража, — подсказал Карл.

— "Тени Стража" в Карде…

Беседа продолжилась в следующий вечер. Много ночей подряд.


"Нет выбора. Некуда идти. Ты… попалась", — сколько ночей подряд в бессильной злобе она повторяла эти три фразы?

Краус отпустил её, оставшись доволен полученными сведениями. Мира получила доступ в архив. И тогда появилась четвёртая фраза, логическое завершение: "Ты опять проиграла".

Запутавшись в картах полной родословной Арденсов и окончательно пав духом, Мира оставила пыльные книжки с историей Дара. Она вновь искала встречи с главой, но ей было отказано. Отложив историю Дара, вечер за вечером вампирша бесцельно перебирала старинные хроники — то немногое, что ей разрешено было брать.

Оказалось, Орден приложил руку к тому, чтобы столицу из Карды перенесли в Дону. Изрядно поредевший после Великого Алитера, Орден скоро был побеждён новым Владыкой — Александром Дэви и навсегда потерял Карду, но создал город, практически свободный от проклятия. Выиграв одну битву тогда, Дэви проиграл другую. Карда оказалась "в изоляции, как чумной квартал". Выбор места новой столицы был не случаен: вотчина Рете, одних из основателей Ордена, кроме того, источник близ Сатура у церкви святого Рафаэля-исцелителя был единственным в стране, если не во всём мире источником воды, способной убить carere morte: для ритуалов охотников, оказывается, подходила не любая освящённая вода, а только эта, действенная, кстати, и не будучи освящённой.

"Вампиров убивает химическая примесь, а не слова молитвы", — безрадостно подметила Мира. Ей не с кем было поделиться этим великим открытием, одним из многих потрясающих открытий.

— Как же мне перестать тревожиться за свою жизнь, если сюда за мной может в любой момент прийти Владыка? — горестно пояснила она однажды охотникам, подобно ей пришедшим покопаться в архивах и любезно поинтересовавшимся, что за тревога написана у неё на лице и не вызвана ли она их присутствием.

— Владыка вампиров? Сюда? — зачем-то уточнил Карл.

— Да, — недобро усмехнулась она, поглядывая на его спутника, совсем ещё мальчика, не старше пятнадцати лет, как оказалось, сына знакомого ей по Балам Карды графа Гесси. — И я на месте вашего главы установила бы возрастной ценз: кто будет защищать эти стены? Эти дети?

Она говорила бестактно и грубо, но не могла себя остановить. Кроме всего, Хортора ей очень хотелось уязвить хоть чем-то за его подлость — участие в её допросе.

— Дэви сюда не войдёт, защиты у этих стен нет только от тебя…

— Два века назад, в Карде он прорвал ваш хвалёный Покров. Я знаю историю. Теперь от Лиры Диос он узнает о всех ваших тайных убежищах. Он скоро придёт сюда!

Юный Гесси улыбнулся. Карл засмеялся, уверенно сказал:

— Ваш Владыка — великий выдумщик.

— Двести лет назад в Карде он не смог пройти Покров церкви Микаэля, — пояснил Гесси, спокойно глядя ей в глаза. Он не обиделся на её возглас "дети", был равнодушен, и это разозлило Миру ещё больше. — Этот барьер не пересечь carere morte, ведомым проклятием, эту стену не разбить силой вампира, даже величайшего и одного из старейших.

— Тогда как он прошёл в церковь?

— Вы не охотник, я не имею права отвечать вам. Это нарушение клятвы.

— О, да! Тайна организации! Предателям — смерть! — она по-прежнему насмешливо смотрела на Хортора. — Я надеялась получить здесь ответы, я дала вам ценные сведения, а меня обманули, не дали ничего! Теперь обозлённые дикари столицы объявили на меня охоту, и я уже не могу уйти от вас! Поймана… как мышка в мышеловку!

Оставшись одна, вампирша яростно перелистала очередной фолиант, не задерживаясь на тексте, пропуская и порой любопытные картинки. Потом резко подвинула книгу на край стола и, не рассчитав, уронила. Бессильно всплеснула руками: "Как тяжело! Нет, я должна справиться. Я справлюсь со всем. Справлюсь, как было раньше…"

Кто-то тихо прикрыл дверь в библиотеку.

— Чего тебе, Хортор? — недружелюбно осведомилась Мира. — Что-то забыл? Или для меня есть сообщение от Латэ? Ах, если бы!

— Он, действительно, ждёт тебя завтра. Но я пришёл не только за тем, чтобы это сообщить. Позволь тебе помочь, Мира.

Вампирша удивлённо приподняла брови, но сделала приглашающий жест.

— Что ты читаешь? Вернее, что тебе позволили посмотреть? — Карл поднял фолиант и перелистал его. — Да, немного.

Охотник опять держался нагловато, но на этот раз Мира поняла, почему: просто он ещё побаивается её. Вампирша усмехнулась:

— Достаточно, чтобы я поняла, что здесь, с вами, мне делать нечего. Единственное новое, что я нашла в вашем хвалёном архиве: Арденсы, первые хранители Дара, живы до сих пор и скрываются под другими фамилиями. Чрезвычайно ценная информация!

— Да.

— А я надеялась, что о Даре вы знаете больше, чем Дэви, — вздохнула Мира. — Хорошо… Но как вы могли не воспользоваться теми сведениями об Избранном, которые дала я? Владыка не отрицает способности Дара исцелять вампиров! А вы?

— Большинство в это не верит. С тех пор, как Дар был проклят Великим вампиром, он не может нести исцеление.

— Дар больше не проклятый!

— Попробуй доказать это. Кроме того, покровители Ордена не желают пришествия Избранного.

— Загадочные покровители! Кто они?

— Потомки Арденса, о которых ты только что говорила: Красы, Гесси, Вальде…

— Политиканы, военные и священники, — Мира погрустнела. — Чего же они боятся?

— Этого я ещё не знаю, но — узнаю.

— О, даже так! Почему ты помогаешь мне? "Не верь carere morte", — разве, это не первая ваша заповедь, охотник?

— Я тебе вполне доверяю, — непривычно робко, но серьёзно заметил Карл. Мира хитро прищурилась:

— Настолько, чтобы поведать мне страшную тайну, как в церкви Микаэля Дэви удалось преодолеть ваш знаменитый Покров?

— Настолько! — его глаза весело блестели: он принял её вызов. — Ссылаться на тайну организации мне уже поздно, так почему не разрушить ещё один миф о вашем Господине? Тем более, что это продолжение темы Арденсов… Наш знаменитый Покров создаёт маленький клочок ткани — кусочек знамени короля Лазара Арденса. Пока он в здании, туда не войдёт ни один carere morte. Знамя разделили на тридцать одну часть уже в Доне, а до того оно хранилось в Карде у Юстина Атера, настоятеля церкви святого Микаэля. В год Девятого Бала вампиров в той церкви, последнем убежище Ордена, ночами собирались люди со всей Карды: это было единственное защищённое здание в городе, наводнённом нежитью. Тогда Орден не таился как сейчас, и о том, что Защиту от живых мертвецов стенам даёт великий основатель Лазар, знали многие. Один горожанин, чьё имя история не сообщает, в последнюю ночь недели нежити в общей суматохе вынес знамя Арденса из церкви. Он хотел защитить свой дом, где оставалась больная жена. Он не знал, что перемещение центра Покрова за пределы назначенных границ губит весь купол. Эта часть Покрова становится призрачной, проницаемой для carere morte, пока знающий особую ритуальную формулу не установит её над новой областью. Церковь осталась без Покрова и только поэтому Дэви смог войти туда. Вашему Владыке нечем гордиться….

— …Ведь трое охотников, оставшихся в церкви, всё равно держали оборону последнего убежища до самого рассвета. Ну что ж, гордитесь. Только это было чуть позже: в год Десятого Бала Карды.

— Бессмертной, конечно, лучше знать, — легко согласился Карл. — Для меня это, знаешь ли, не живая история.

Глава 5 Бездна смеётся

Голос Бездны — скоро Лира научилась слышать его постоянно и разбирать, что он шепчет. Голос Бездны — шёпот Бездны… Теперь она замечала Её в мире. Сначала девушку пугало то, какое большое место Она занимает, но скоро Лира привыкла. Она даже полюбила вслушиваться и всматриваться в Неё, спрятанную от глаз смертных за мерцающей, призрачной, зыбкой картинкой материального мира. Она полюбила всё удлиняющиеся паузы между ударами своего сердца, говорящие о том, что юная Низшая приближается к Госпоже. Паузы между словами рассказывали Лире о собеседниках больше, чем хаос звуков, зачем-то исторгающийся из их уст. Она возненавидела тесный и суетливый дневной мир и добровольно отказалась от солнца, хотя ещё могла выносить его свет.

Владыка был хорошим учителем. После его слов о Бездне Лире открылась суть carere morte. Охотница поняла истинную причину их голода — в их телах пустоты было больше, чем в телах смертных, а связи между частицами, составляющими их, были гораздо слабее, пустота разрывала их изнутри. Поэтому вампирам необходимо было постоянно восполнять недостаток материи. Лире открылось и суть страшного действия ритуала охотников: серебро и вода из Источника пробуждали их частицу Бездны, и она пожирала тело carere morte, оставляя лишь пригоршню пыли. Охотница вновь жалела вампиров, но уже по-другому — им, бессмертным, суждено видеть медленную гибель мира в Бездне! Лира даже полюбила свою новую, странную семью…

Минул год. Девушка по-прежнему употребляла мало крови и пила только стабилизированную. Она почти не замечала признаков вампиризма у себя. Новые клыки оказались совсем небольшими, а кожа Лиры и прежде была бледной. За год она подросла и похорошела, как и полагается смертной девушке семнадцати лет, хотя бессмертным были несвойственны подобные изменения внешнего облика. Деньги, украденные у Адоры, Лира потратила на ткани и долгими зимними вечерами шила себе странные наряды. Самым странным из них был маскарадный костюм Арлекина. Чередование чёрных и тёмно-фиолетовых ромбов… Он облегал фигуру почти непристойно, лицо пряталось в тени большого капюшона. К сожалению, повода надеть его за год не случилось.

Лира по-прежнему гостила в замке Владыки, носящем название "Тень Стража". Возвратившись, Дэви редко покидал свои владения. Он был неизменно любезен с гостьей, но его жилище не стало Лире домом. Девушка скучала… Лире было разрешено гулять, она уходила, часто на несколько дней, и для долгих прогулок Владыка подарил ей лошадь. Охотница назвала её Миртой. Почему Лира невзлюбила её? Высокая и тонконогая, нервная, с огромными глазами и смешными мягкими губами… — может быть, до обращения девушка была бы рада такому подарку. Сейчас же животные вызывали у Лиры брезгливость и раздражение, впрочем, как и люди. Они были слишком живыми. Лира не видела ясно их пустоту.

Она любила бродить по развалинам старого города, который Владыка указал как место рождения Первого вампира. Время почти стёрло следы старой части Карды. На прежний центр древней столицы указывали только фундаменты, оставшиеся от храма и нескольких богатых домов, да остатки крепостной стены, за которую, встав на цыпочки, девушка могла заглянуть. Всё это были вылизанные и отполированные ветром, стерильно чистые камни.


Наступила вторая весна её бессмертной жизни. Камни старого города скрылись в траве, над пустошью, когда-то бывшей дворцом Макты Вастуса, поплыли белые облачка яблонь. В эту поездку в старый город Лира была неспокойна. Пытаясь скрыться от неясной тревоги, она бродила по яблоневому саду, но земная суета преследовала охотницу и в этом тихом месте, давно забытом всеми. Раздражающий собачий лай доносился из-за холма, перед которым нерешительно остановились деревья. Лай был странным — какие-то механические звуки на одной ноте, без переливов. Пугливая Мирта вздрагивала от них.

Лира забралась на холм и нашла небольшую стаю в пять собак. Увидев девушку, открыто стоящую на вершине, какой-то человек вышел из тени крепостной стены. Высокий худощавый юноша. Едва его длинные волосы заблестели отражённым лунным серебром, Лира узнала его. Самого молодой из семьи Калькаров — Хиам, обращённый в carere morte пятнадцать лет назад. Он часто сопровождал Магнуса и Сесилию в их визитах к Владыке, но близко они не были знакомы.

Лира спустилась к нему. Они поздоровались и немедленно смутились, замолчали надолго. Собаки, завилявшие хвостами при приближении девушки, чинно сели в отдалении, повинуясь взгляду хозяина.

— Как они спокойны! — ещё тихо от стеснения удивилась Лира. — Обычно, животные начинают тревожиться в присутствии carere morte.

— Эти — моё продолжение от кончика носа до кончика хвоста, — улыбнулся вампир, и Лире понравилась его резковатая, но не похожая на оскал улыбка. — А леди Диос, я гляжу, опять гуляет в одиночестве?

Вместо "гуляет" он собирался сказать "скучает", но не решился. Лира согласилась лёгким кивком и вздохнула:

— Если бы Мирта так подчинялась мне!

— Мирта — та лошадка, что пасётся у старой церкви?

Снова лёгкий кивок. Лира разглядывала стаю. Здесь были две жёлтые собаки, две пятнистые, чёрные с белым, и одна демоническая, абсолютно чёрная. Все как на подбор довольно крупные и поджарые, с длинными лисьими мордами и ушами торчком.

— Я их хозяин, — гордо сообщил Хиам. — Хозяин — вы понимаете, что это значит?

Охотница нахмурилась. Хозяин? Он хочет сказать, кукловод, поднимающий мёртвые тела проклятием своей крови?! О!

Омерзение отразилось на лице девушки, и вампир засмеялся:

— Да, леди! Вы не знали, что мёртвых животных можно делать рабами точно также, как человеческих покойников?

— Прежде я только читала это… в страшных сказках Карды.

— У меня редкий талант, — послушная его взгляду крайняя жёлтая собака поднялась и медленно направилась к хозяину. — Хозяевам-вампирам обычно бывает слишком сложно управлять животными. К незнакомому человеческому телу привыкнуть непросто, а к телу животного, имеющему свои анатомические особенности, и вовсе почти невозможно.

— Остановите её! Не надо!

Собака немедленно послушалась. "Правильнее сказать, её хозяин меня послушался", — подумала Лира.

— Не бойтесь. Вы же видели рабов Сесилии. Она сопровождала Владыку, когда он встречался с Избранным.

— Но они были люди!

— О, да, — он помолчал. — Но, по-моему, человеческие покойники страшнее, чем эти чучела.

Настал черёд девушки молчать. Хиам, уловив её сомнение, продолжил:

— Управлять животными намного интереснее. Невозможно и представить, как обостряется обоняние! Собаки быстрее людей, и челюсти их сильнее.

— Покров способен пропустить их? — содрогаясь, спросила Лира. Неужели такие твари могли бродить в пределах Академии?

— Нет. Как и всех carere morte.

— И что же, легко ими управлять?

— Всеми одновременно — довольно сложно, но я учусь. Обычно на охоте я отдаю нескольких во владение другим carere morte, и тогда воспринимаю те свои отражения отстранённо, превращаюсь в наблюдателя.

— Их обращают точно также, как людей?

— Также, как будущих рабов. Я сначала убивал их, в потом воскрешал своей кровью.

— Вас научила Сесилия?

— Нет. Я сам открыл в себе этот талант. Тётя и дядя были рады.

Понемногу Лира развеселилась. Скоро она с улыбкой смотрела на маневры стаи. Теперь девушка замечала странности в поведении животных: их бока не вздымались от дыхания, даже после бега они не разевали пасть и не вываливали языки, чтобы охладиться. Эти звери были пустыми, лишёнными суеты жизни. Их созерцание дарило покой. Они начинали нравиться Лире. Вдалеке послышалось ржание Мирты, призывающей хозяйку. Девушка нехотя оглянулась на неё и, быстро повернувшись к Хиаму, неожиданно для самой себя спросила:

— Можно сделать то же самое с моей лошадкой?

Вампир удивился. Его взгляд тревожно забегал по лицу собеседницы:

— Разве она не дорога вам?

— Дорога. Именно поэтому я хочу забрать её с собой в вечность.

Он присматривался к её глазам, ища признаки сумасшествия:

— У вас не получится, пока вы Низшая. Да и я ещё слишком молодой вампир-хозяин… Впрочем, я готов попытаться помочь вам. Предупреждаю: при ранениях вам придётся давать ей кровь целыми вёдрами, — он опустил глаза. — И с вами на прогулках всегда будет частица меня.

— Я буду рада этому. Вы же можете отдать мне куклу Мирты во владение, и она будет слушаться моих команд лучше, чем сейчас?

Вампир улыбнулся:

— Да. Вы желаете сначала попробовать её крови?

— Нет, — Лира испугалась небрежному вопросу, такому… вампирскому и всё ещё чуждому охотнице. — Я пью только стабилизированную кровь.

Они поднялись на холм. Внизу белым ковром стелились кроны деревьев. Знакомый остророгий месяц выглядывал из-за быстро проносящихся туч.

— Добрая ночь! — похвалил вампир. — Я надеюсь, что ночь Большой Весенней Охоты через неделю будет такой же. Вы будете там с нами?

— Да.

— А как же: "Только стабилизированная кровь?"

Лира не ответила. Они прошли яблоневый сад, и собаки вереницей следовали за ними. Девушка указала Хиаму Мирту, но не стала смотреть, что он будет делать с ней.


Через пять дней вампир возвратил Мирту. Как и обещал Хиам, она слушалась Лиру лучше чем прежде и при этом почти не изменилась: по-прежнему шумно фыркала и шарила по ладони девушки мягкими губами. Присутствия вампира-хозяина Лира не замечала и не испытывала ни малейшей неловкости при общении с ней. Дэви, узнав о том, как гостья поступила с его подарком, расхохотался…

Владыка, как узнала Лира, редко останавливался в древней столице более чем на пару лет. Большая свита требовала многих жизней смертных. Когда число жертв по всей Термине переваливало за тысячу, по приказу Дэви, внимательно следящего за соблюдением всех законов ночной охоты, вампиры без сожаления должны были оставить свои земли, порой на несколько лет.

Большая Весенняя Охота была последним крупным празднеством перед тем, как покинуть Карду. В эту страшную ночь carere morte охотились открыто. Они выбирали только одну область северного края, но бесчинствовали там открыто. Они чистили улицы городов от случайных прохожих и не просачивались, как в другие ночи, — вламывались в дома, ввергая их обитателей в ужас. Это была настоящая оргия убийств. Обычные правила вампирской охоты переставали существовать. Цивилизованные carere morte Карды вели себя, как столичные дикари. Они насыщали свою частицу Бездны, разросшуюся за годы осторожного, тихого существования.

В этот раз бессмертные охотились на востоке Термины. Дэви возглавлял Большую Весеннюю Охоту, а Лира была его неотлучной спутницей. Вместе с бессмертными она входила в чужие дома, как хозяйка. В руках Владыки она скользила над городами и селениями в поисках добычи. Лира не пила кровь его жертв. Но, отрёкшись на эту ночь от всех моральных законов, девушка пожирала обреченных глазами, и её крохотная частица Бездны, с жадностью ловящая каждую картинку смертной муки, ликовала.

Владыка заметил её трепет. В коридоре незнакомого дома он поймал Лиру, задыхающуюся, с горящими глазами, и неожиданно и осторожно коснулся её губ своими, ещё не впитавшими чужую кровь. Девушка приглушенно вскрикнула от боли, которую оставила на её губах эта капля обжигающей жизни. А вампир увлёк спутницу на открытый балкон и, переступив ажурную решётку перил, они вновь окунулись в ночь.

Река чёрных теней скользила, то разделяясь на ручейки, то сливаясь в единый поток. Лира не различала в нём знакомых. Carere morte были безликим зеркалом, в котором образы убитых сменяли друг друга, проходя вереницей по коридору пустоты…

Бессмертные понемногу продвигались к Пустоши — восточной границе Карды. Впереди уже показался острый белый клык церкви святого Микаэля, отделяющий развалины старой Карды от жилых районов. По просьбе Лиры Владыка опустил её на землю, и девушка побежала, чувствуя за спиной огромную общую тень carere morte. Лире казалось, они следуют за ней, как детёныши за матерью.

Чу! Откуда этот по-зимнему холодный ветер, несущий крохотные льдинки, царапающие кожу? Что за туча зацепилась за крест над церковью? При её виде гигантская тень за спиной Лиры распалась. Кто-то, налетев сзади, сбил девушку с ног, вцепился в волосы. Царапнул когтями, скользнул по шее острыми клыками, оставив два ровных пореза. Они кубарем покатились по земле, сцепившись как две дерущиеся кошки. Очнувшаяся от иллюзии охотница узнала в напавшей Сесилию. Некрасивое лицо вампирши, искажённое от ярости, было просто страшно. Лира билась, извивалась, но у неё не хватало сил освободиться от нечеловечески цепкой хватки. Клыки Сесилии вновь проскользнули по шее, порвав кожу, и девушка закричала:

— Прочь, нежить!

Ей удалось изловчиться и отбросить вампиршу. Сесилия отлетела на два шага. Лира проворно вскочила. Было непривычно слышать своё тяжёлое дыхание. Что это с ней? Как ей удалось вырваться от старейшей? Неужели…

"Защита охотника!"

— А-ах, так! — выдохнула Сесилия. Она медленно и грациозно поднялась, злые чёрные глаза встретились с глазами Лиры, и охотница напряглась, готовясь вновь дать carere morte отпор. — Что ж, охотница, ты всё равно проиграешь!

Она кинулась на девушку, но на сей раз подоспевший Дэви остановил её и встал между ними.

— Господин! Это она указала Ему путь к нам! Её необходимо убить! — закричала Сесилия.

Лира вертела головой. Свита образовала кольцо вокруг них. Из толпы раздавались возгласы, поддерживающие вампиршу, но Владыка подошёл к охотнице, обнял за плечи.

— Лира Диос принадлежит нам. Не Ему, — кратко и уверенно сказал он.

— Господин! Вы же знаете! Она может не понимать этого, но она — нить, указывающая Ему путь! Обрежьте нить!

Лира вздрогнула при слове "нить", вспомнив: "Я объясню, почему тебя назвали погибелью и нитью…"

"Погибель мира", — так назвала её Кларисса!

— Я ничего не знаю, Господин! — взмолилась она. — Я не понимаю, о ком она говорит! Не оставляйте меня!

Тень окутала толпу. Лица вампиров скрылись за чудовищными масками. Лира замерла, вцепившись в руку Дэви. Вот по толпе пошло движение. Некто вихрем ринулся к девушке, попытался утащить с собой, и Дэви сцепился с ним. Они взмыли вверх, и следом рванулись многие. Новый чёрный вихрь пленил охотницу, унёс в небо. Лира чувствовала хватку множества рук, рвущих её на части. Она закричала… и задохнулась, внезапно лишившись всякой поддержки в воздухе. Девушка начала падать, но кто-то подхватил её. Её швыряли, как мячик, пока Лира не почувствовала, что правое запястье схватила рука Владыки. Лира вцепилась в неё, и Дэви выдернул девушку из лап взбунтовавшихся carere morte. Всхлипывая, охотница прильнула к груди огромного зверя. Тогда другой рукой Дэви схватил концы тени вьющихся перед ним тварей и одним сильным взмахом сдёрнул с них крылатые оболочки.

Они опустились на землю.

— Большая Весенняя Охота окончена, — медленно, монотонно сказал Владыка. — Сесилия. Магнус. Леонард. Осмунд. Мелисса. Хиам, — позвал он главных нападавших, теперь тушующихся в толпе. — Подниметесь сегодня для беседы со мной в Зеркальную галерею.

Лира спряталась за его плащ и дрожала от пережитого. Воздух потеплел, над крестом церкви Микаэля уже не было странной тучи.


— Я защищал вас, леди Лира, — потерянно сказал Хиам. — Жаль, Владыка не понял это.

— Господин всё поймёт, когда поговорит с вами, — улыбнулась девушка.

Они остановились побеседовать у лестницы, ведущей в Зеркальную галерею. Младший Калькар ожидал своей очереди, а Лира утешала его, как могла. Она знала: carere morte боятся зеркал.

— Дэви я не боюсь, — он гордо вздёрнул подбородок. — Меня больше тревожит, что скажет Сесилия. Это она меня обратила: в нашей семье принято обращать вампирами двоих из каждого поколения. Родоначальница возлагал на меня большие надежды…

Лира усмехнулась:

— Сесилия сама сейчас у Владыки. Просит прощения.

Хиам мило, чуть смущённо улыбнулся. Он по-прежнему соблюдал выбранную в день их первой встречи дистанцию. Все мужчины-carere morte чуждались Лиры, и это начинало тревожить девушку. На ней словно стояло клеймо Владыки, хотя сам Дэви оставался равнодушным к новой игрушке. Лира вздохнула. Его единственный поцелуй казался ей лживым сном…

Солнце встало и замок затих, спрятав ночную тень за крепкими дверями и тяжёлыми ставнями. Лира не легла спать. В одном халате, наброшенном на ночную сорочку, она бродила по площадке перед лестницей в Зеркальную галерею.

Она ожидала Владыку.

Лира злилась, писала свои вопросы на листочке и рвала бумагу в клочья. Почему при виде Владыки язык у неё приклеивается к гортани, а все вопросы, что есть, забываются?! Она шептала про себя: Кларисса, Погибель мира, Разрушитель мира… — пока эти слова не утратили всякий смысл.

Вот он идёт. Тёмные гладкие волосы аккуратно заплетены в косу, воротничок рубашки небрежно расстёгнут, левая рука скользит по витым перилам лестницы. Лира выступила из тени, и он остановился, чуть отстранился от её движения.

— Расскажите мне, Господин! Почему Сесилия хотела меня убить? И кому по её словам я указываю путь? — выпалила девушка, боясь, что Владыка уйдёт.

Вампир окинул её долгим задумчивым взглядом:

— Ты ещё не готова это услышать, Лира Диос. Впрочем, если желаешь… Пойдём.

Лира думала, что Дэви остановится в Зеркальной галерее, но Владыка потащил охотницу дальше, в разрушенную башню — в её единственный круглый зал без потолка, где стены и пол были простым камнем. Девушка вздрогнула, увидев в ярко освещённой солнцем половине зала поднятую откуда-то снизу крестовину. Она была нетуго опутана цепями, словно в них прежде был человек. Место казни!

— Кого тут казнили? Сесилию?

— Леонарда Претера.

— За что? Не он напал на меня, а госпожа Калькар!

Лира почувствовала, что начинает мелко дрожать. Зачем вампир привёл её сюда? Чтобы убить?

— В той суматохе он хотел меня убить. Я видел намерение, — Дэви усмехнулся, прочитав её панические мысли. — Не бойся. Леонард предал Низших и присоединился к моей свите в ночь гибели Избранного, как и ты, но от тебя я не жду повторного предательства, ты не такова… Просто эта башня — единственное место в замке, где нет чужих ушей.

Широкая полоса света медленно ползла к нему по полу, по стенам, а Владыка был как всегда спокойно-равнодушен.

— Разве солнце не опасно для вас, Господин? — осторожно спросила Лира.

Вампир шагнул в центр зала, вытянул левую руку, так что кисть оказалась в полосе света. Кожа мгновенно обуглилась, будто рука была не на нагретом весенним солнцем воздухе, а в доменной печи. Потрясённо вскрикнув, Лира бросилась к Дэви, но он уже сам отступил назад, в тень.

— Обычному carere morte этого было бы достаточно, чтобы рассыпаться пеплом, — заметил Дэви. — Вампира убивает не столько солнце или слова вашего ритуала, сколько страх. Серебро, святая вода, солнечные лучи уничтожают плоть сarere morte, и её место немедленно заполняется пустотой Бездны. Ощущение этой пустоты пробуждает страх. Страх рушит все барьеры, и Бездна расползается, уничтожая тело полностью. Circulus vitiosus. Если не бояться — ни ритуал Ордена, ни полуденное солнце не уничтожат тебя.

Он взмахнул покалеченной рукой, стряхивая крупицы чёрной пыли на пол. Под пеплом обнаружилась новая гладкая белая кожа.

— Сытый carere morte легко восстанавливает плоть, — улыбнулся Владыка. — Итак… Ты просила рассказать о твоей сути. Слышала ли ты когда-либо сочетание: "Голос Бездны"?

Лира вспомнила ночь поисков Тессы.

— Голос Бездны — так назвала меня Хелена, подруга Адама.

— Такие люди рождаются редко, не чаще раза в столетие. Это люди, способные слышать Бездну и говорить Её голосом. Их след в истории в разные эпохи легко проследить — они оставляли после себя коридор пустоты. Я скажу тебе лишь о тех, кто принял участие в недлинной истории carere morte. Их всего четверо. Первым был алхимик Атер. Он нашёл дверь, пускающую Бездну в наш мир, и отворил её. Он — создатель Первого вампира. Следующим, через сто лет после алхимика, был тот, кто известен тебе как Великий вампир. После него Бездна заговорила голосом дамы — Регины Вако, прабабки также известной тебе Миры Вако. Четвёртой стала ты.

Он замолчал. Лира заметила, что их разделяет меньше одного шага. Когда она успела так подвинуться к нему?

— Голос Бездны это что-то вроде Избранного? — робко спросила она. — Я тоже обладаю каким-то даром?

— Ты, как и твои предшественники, одним присутствием в мире создаёшь коридор пустоты. Ты ведёшь за собой Бездну, Лира Диос.

По светлой части пола проносились тени облаков, и Лира вздёрнула голову. Там, выше тёмных старых каменных стен, за неровным краем разрушенной башни, было по-весеннему ярко-голубое небо с маленькими клочьями ваты-облаков. Это небо, казалось, принадлежало какому-то другому миру.

— Это ещё не всё, — мрачно сказал Дэви. — Твоё рождение, как и рождение троих до тебя, знаменует приход Первого вампира.

— Он ищет меня?

— Макта вовсе не знает о твоём существовании. Хотя, возможно, вы связаны с ним. Макта каждый раз уходил в сон вскоре после кончины Голоса Бездны. Случайное ли это совпадение?

— Я не понимаю, Господин?

— Мы, Его дети, боимся Его и восхищаемся Им… А Макта не испытывает любви к нам. Он способен убить любого своего потомка одним взглядом, одним щёлчком пальцев. Но дело даже не в этом, — Владыка резко склонился к девушке, напугав. — Когда я вижу Его, я… и другие старейшие… — мы чувствуем Его силу, Его безграничную власть над нашими слабыми телами, цепляющимися за грань, отделяющую жизнь от не-жизни. Первый вампир — не только залог, но и угроза самому существованию carere morte. Он, Макта, страшен. И она непредсказуем, как Хаос!

Больше всего Лиру напугала ставшая почти бессвязной речь Владыки.

— Почему вы так говорите, Господин? В архиве охотников нет никаких упоминаний Макты со времени его ухода — Второго Бала Карды. Если он так страшен, почему в истории, которую ведёт Орден, нет никаких упоминаний о нём?

— Продолжение истории Макты интересно только вампирам. Макта одержим одной идеей — уничтожением нашего мира. Сто лет назад он едва не развязал гражданскую войну. Также и двести лет назад… — Дэви помолчал. — Ты любишь гулять на Пустоши… Двести лет назад я хотел сделать это место новым домом carere morte, и Макта воспротивился мне. Он убил многих старейших, сопровождавших меня, одним взглядом и лишь Великий вампир смог остановить его. И всё же нам пришлось оставить Пустошь Первому… Тогда главной резиденцией цитадели вампиров стала "Тень Стража".

— Разрушенная после знаменитого похода Гесси…

— Да. Но это — совсем другая история.

— Из страха перед Мактой Сесилия хочет меня убить? Она боится нашей связи, нашей нити… Так это Его тень была там, над церковью?!

Владыка отступил. Его руки висели безжизненно, как плети.

— Да, это был Он.

Лира долго вслушивалась в наступившую звонкую тишину. Дэви отвернулся, показывая, что странный разговор закончен, но девушка всё же решилась спросить:

— Тогда… почему вы не отдали меня госпоже Калькар, Владыка?

Её молодой голос оттолкнулся от стен, вопрос, зазвенев, унёсся ввысь без спутника-ответа. Вампир уже покинул башню.

Лира рванулась на бесцельную прогулку и возвратилась в замок только к вечеру. У себя в комнате девушка разделась, но не легла в постель — уселась перед зеркалом прихорашивать волосы. Она легкомысленно оставила дверь незапертой и даже чуть приотворённой. Лира ждала гостя.

Она всматривалась в зеркало, ища в его пустых глубинах знакомый тёмный взгляд. Она не думала о Макте, о своих недругах в свите Дэви — ни о чём из того, что следовало бы обдумать. Лира ждала.

Вот чёрные тени новой ночи легли в углах комнаты и по зеркалу пошла тонкая трещина, деля отражение девушки надвое. За спиной Лира почувствовала холодную тень… Он здесь!

Она встала, но не обернулась. Девушка была странно спокойна, почти равнодушна. Она будто отдавала долг: долг жизни — спасшему её.

Дэви подошёл и обнял её. Охотница лениво повернула голову, позволяя себя целовать. В зеркале краем глаза Лира увидела тень его рук, очень тёмную — на своей белой коже. Сама Тьма обнимала её.

Вдохновлённая этим, она отвернулась от зеркала и теперь горячо ответила партнёру на поцелуй.


В Ордене об этой стороне жизни carere morte говорили разное. Пожалуй, ни один другой вопрос не имел столько различных и подчас смешных трактовок. Неправы оказались те, кто придерживался мнения о половом бессилии бессмертных. Неправы оказались и те, кто обещал бессмертным любовникам неземное блаженство, которое не дано ощутить смертным. Было мгновение, подобное вспышке, когда она чувствовала себя единым целым с мужчиной и это единое словно снова было живым. Но миг ушёл и, как расплата за него, пришёл вечный вампирский голод: ощущение растущей пустоты внутри. Тогда Лира впервые подумала: "Мне нужна кровь — немедленно, сейчас!" — и ей было абсолютно всё равно где она её достанет, у кого отберёт вместе с жизнью.

Дэви отодвинулся на край постели, девушка же забилась вглубь, к спинке кровати. Она сидела, скрестив ноги, упираясь острыми локтями в коленки, и её чуть пошатывало — Лира всё ещё ощущала себя в объятиях Тьмы.

Она поймала взгляд вампира и первой отвела глаза, опустила голову, позволив тени волос опуститься на лицо. Лире не хотелось, чтобы Владыка прочитал сейчас её мысли. Сегодня девушка по-новому узнала его. Прежний образ, пришедший из древних легенд, со страниц учебника истории, рассыпался пылью. Охотница нашла человека в величайшем из бессмертных.

"Он всё ещё слишком немёртвый. Не пустой. Он не отдал меня Сесилии, потому что не хочет меня потерять. Он влюблён. Не в меня — это было бы смешно: шестнадцатилетняя девчонка, ученица… Он влюблён в Бездну, смотрящую из моих глаз — в свою погибель!"

Звонкий смех напугал обоих. Дэви вскочил с постели. Он глядел на девушку обречённо. Смех исторгался из уст Лиры, но принадлежал он не ей. Девушка не могла унять его никаким усилием воли. Смеялась Бездна.

Глава 6 Мышка в мышеловке

Сначала был один маленький вампирчик. Он появился из-за поворота на Серму и словно приклеился к Мире, хвостом потащился за ней, дразня и улюлюкая, но не рискуя приблизиться: среди дикарей столицы ходил упорный слух, что предательница Вако не расстаётся с оружием охотника — мечом и арбалетом. Вампирша пыталась не обращать внимания на наглого спутника. Она удвоила усилия, надеясь скорее добраться до защитного купола Покрова. Дикарь не отставал. У Золотого моста Сатура к нему присоединились ещё двое, потом ещё… Скоро Миру сопровождала целая стая. Гогочущая, улюлюкающая стая крылатых обезьян!

Вот один из летевших позади осмелел, быстро приблизился и вцепился в её тень, ещё двое ринулись сверху на крылья, ломая их. Мира почувствовала, как чьи-то острые клыки скользнули по шее. Но вампир нечаянно ухватил серебряный ошейник и, отплёвываясь, отступил. Мира отпустила крылатую тень, оставив дикарей рвать её в клочья, и камнем рухнула вниз. Новые крылья подхватили её у самой воды.

Белый мост — граница ближайшего купола Покрова уже был виден, и вампирша устремилась к нему. Дикари не отставали. Их шуточки и дразнилки стихли, они мчались за ней, чтобы убить.

Мира влетела под Белый мост, вновь оставив крылья в руках преследователей. Она кубарем прокатилась по земле, поднялась — грязная, жалкая. Она тяжело дышала, и ошейник немилосердно сдавливал горло.

Такой была её новая жизнь! Постоянная опасность со стороны собратьев. Орден поймал вампиршу Вако в свою сеть. Все прогулки Миры отныне ограничивались куполами Покрова.


— …Есть много причин не доверять старой сказке. А ты давно поверила ей? Когда ты поверила в неё от начала до конца, и слова "Избранный", "Дар" обрели для тебя смысл? Тогда, когда ты узнала, кто этот Избранный? Волшебная сказка вошла в твой дом без приглашения… Но почему ты безоговорочно веришь каждому слову забывчивой старой болтуньи? Эту историю переписывали много раз, подменяя одну ложь другой: Великий вампир, проклятый Дар, Избранный-охотник… — которой лжи ты веришь?

— Той, которая придаёт моей жизнихоть какой-то смысл.

— Эта старая сказка — опасная сказка! Ты произносишь: "Избранный", "Дар" — и дверь в сокровищницу отворяется. Но золото ли блестит во тьме пещеры или это — чешуя дракона; драгоценные каменья то — или слепые глаза древнего ужаса? Полно, какая сокровищница? — ты в логове чудовища!

— Зачем вы говорите это… Ордену не нужен Дар?

Первая и последняя беседа с Латэ. Её Мира отчаянно желала и в тоже время отчаянно боялась. Так или иначе, она надеялась, что этот разговор принесёт ей успокоение. Но этого не случилось…


Вампирша долго привыкала к новому способу питания. Наверное, этот дом, её новое место жительства, с соседями — людьми, её любимой пищей, куда ни обернись: направо, налево и вниз — три этажа, Орден специально приготовил для неё, как испытание. Квартирка была самой маленькой из всех, где Мире приходилось жить: одна всего комната со скошенным к окну потолком да узкий коридор. Над ней же была только крыша, и за ней — небо… Особенно тяжело стало летом: словно оторвавшиеся от солнца куски растекались по и без того горячим улицам каждый день. Жар не уходил и вечером и с каждой новой светлой беззвёздной ночью Мира ощущала всё сильней другой жар — чужие жизни. Целыми днями она лежала на кровати без сна, уставившись в потолок, зажав уши руками.

Ощущение уходящих сил, пусть по крохотной капле, теперь было постоянным. Эта потеря была необратима, невосстановима. Вампирша истаивала. Стабилизированная кровь не насыщала тьму внутри. Она только будила её сердце. Иногда оно глухо, больно, совсем как сердце смертной, билось в её пустом неживом теле ночь напролёт.

Вампирша растеряла всю свою красоту. Она всерьёз опасалась, что скоро будет выглядеть на столько лет, сколько ей есть на самом деле. Увы, где та холёная, сытая, ласковая домашняя кошечка? Из разбитого зеркала смотрела серая, неприметная, худая обитательница трущоб с вечно несчастными глазами.

Она стала затворницей. Её прогулки ограничивались куполами Покрова, шаг за них — и собратья-вампиры её растерзают. Впрочем, Мира не страдала, затворничество было добровольным. Лишь изредка вампирша наведывалась в архив Академии, но и тогда для своих визитов выбирала время рейдов, чтобы не встретиться ни с кем. Минул год, а Мира знала по именам едва ли десяток охотников и пальцев одной руки хватило бы, чтоб сосчитать тех из них, с кем она разговаривала не сквозь зубы, и кто смотрел на неё не злобно, лишь презрительно и порой снисходительно: Филипп Латэ, глава Ордена, Феликс Краус, герцогиня Адора Рете, Родерик Бовенс — самый молодой из верхушки, её ровесник… Единственного из рядовых адептов, относящегося к ней без предубеждений большинства — Карла, Мира встречала нечасто. Должно быть, угадав каким-то образом его обстоятельный разговор с вампиршей, разгневанный Латэ снял охотника с должности своего секретаря и направил в отряд, патрулирующий центральные улицы Доны и редко являющийся в Академию. Мира понимала: связанная с Орденом, нуждающаяся в нём, она должна прилежно плести свою паутину, обзаводиться связями, знакомствами, сторонниками — как ни странно звучит последнее, но за год так и не сдвинулась с места.


— …Послушайте! Дэви снова будет искать Избранного. Теперь он не отступится! Макта, Первый вампир, возвращается, и Владыка боится потерять свою власть. Ему нужен Великий вампир, но разве Великий вампир нужен вам?! На стороне Дэви сотни бессмертных, десятки хозяев, на вашей — одна я, но, если вы обеспечите мне хорошую защиту, я разыщу Дар в два счёта. Дэви тревожится всего лишь за свою вечность, я же — за жизнь самого дорогого для меня человека. Я опережу Владыку! Я найду Избранного, способного исцелять вампиров, и приведу его в Орден! По-другому не может быть!

— Всё? А теперь послушай меня: Проклятие сильно, Дар слаб. Сама мысль исцелить вампира многим кажется безумием, зато мой прадед видел Великого вампира, созданного проклятием, также близко, как я тебя сейчас. Светлой стороны Дара не узнал никто, а его тёмная сторона всем хорошо известна. Старая мечта давно забыта, и лучше всего тебе держать соображения по поводу способности Дара исцелять проклятие вампиризма при себе. Нет, не так: это приказ!

— Но ведь тогда в парке…

— Избранный пытался исцелить тебя, да. Но кто это видел? Ты по-прежнему carere morte! Вспомни историю: человек, ставший Великим вампиром, также нёс чистый, не замаранный проклятием Дар. И всё же тот Избранный предпочёл сторону бессмертных! То, что Дар освобождён от проклятия, вовсе не даёт гарантий того, что он может быть обращён только к свету.

— Значит, первое, что нужно сделать — дать новому Избранному защиту охотника!

— Если б это было так просто…


В первую же весну Герберт Морено пригласил Миру принять участие в неких исследованиях. Оказалось, на медицинском факультете Академии давно ведётся изучение особенной физиологии carere morte. Вампирша согласилась, неожиданно быстро для себя. Она вообразила, что это поможет ей сблизиться с новым, странным окружением!

Работа закипела. Мира вытерпела сотни экспериментов, позволила терзать своё тело устрашающего вида инструментами, отдала им едва ли не всю свою бессмертную кровь, безропотно перенесла десятки уколов в сердце и поясницу, где по словам этих маниаков пряталось второе вампирское сердце, честно и без утайки ответила на тысячи вопросов, среди которых были и бестактные и совсем непристойные. Удивительно! Вампирша ожидала, что слабые смертные с особой тщательностью будут изучать её фантастические возможности: силу, втрое превосходящую человеческую, быстрое заживление ран, нестареющее тело, крылатую тень, но охотники не обращали внимания на эти несомненные плюсы бытия carere morte. Лишь однажды Мире удалось заинтересовать молодого ассистента Морено рассказом о крыльях Макты, на которых, якобы, летают все carere morte, но возвратился Герберт и в сложных разговорах исследователей замелькали совсем иные термины: депрессия, инволюция, регресс…

За время исследований вампирша узнала много любопытных вещей: так, вампиризм часть адептов Ордена считала болезнью, и даже вполне излечимой болезнью! Исцелиться, по словам этих учёных фанатиков, carere morte мешала загадочная "разлаженность" сердца и мозга. Вампиров они не называли ходячими мертвецами, говорили лишь о замедлении жизнедеятельности. Мира же явила собой и вовсе любопытный экземпляр. Том отчётов по научной работе пух на глазах, пока в один прекрасный вечер Мира не осознала, что является для этих людей не более чем подопытным животным. Она боялась, что её отказу от дальнейшего участия в экспериментах посмеются, но её отпустили, и довольно легко. Видимо, Морено и компании самим требовалось время на анализ результатов.

Оставив учёных разбираться с тем, что она есть, вампирша присматривалась к своей новой, странной семье. Во времена юности — теперь такой далёкой! — она полагала, что все охотники — священники. Это нелепое убеждение осмеял Клеменс Грата: во времена правления Макты Вастуса Орден собрала аристократия Карды. Сейчас этой умножившейся силе служили многие люди, разные люди, бывшие и нынешние студенты Академии, отпрыски некоторых знатных семейств и самые простые выходцы из Карды и Доны. Орден охотников никогда не был орденом монахов.

"Они наёмники?" — спросила она тогда Клеменса.

"Нет, они — фанатики. Эта охота — не способ добычи денег".

Клеменс был прав.

Пусть ночные рейды, командировки и оплачивались, эти деньги себе забирали немногие. Для герцогов Рете и графов Гесси Орден и вовсе был статьёй расходов, да и Родерик Бовенс в ответ на наивный вопрос Миры: "Сколько стоит голова вампира?" недовольно скривился и сообщил, что лично для него охота на вампиров, наоборот, дорогостоящее развлечение, "но занятное, весьма занятное порой!", а Карл, ненадолго забежавший в арсенал, посетовал, что из-за треклятой занятости здесь он уже сменил три места работы и был вынужден оставить пока учёбу. И в этом "пока" была безнадёжность.

— Так брось охоту на вампиров, и ты наконец-то выспишься, — пожала плечами Мира.

— Я не могу, — возразил он удивлённо, растерянно, видимо, только что это поняв. — Когда я всеми правдами и неправдами пробился в знаменитое "Студенческое Общество Академии", я радовался, не подозревая, что только что ступил на тайный тёмный путь… Но сейчас это — жизнь. Воздух, которым дышишь. Многие находят себя только здесь.

— Вы все фанатики, — отрезала Мира неприязненно.

Он загадочно улыбнулся:

— Говорят, что carere morte нельзя вернуть в мир живых, к нормальной жизни — и ошибаются. Этих можно вернуть. А вот, что охотник на вампиров во время третьей стражи будет смотреть свой третий сон — совершенно невозможно. Непредставимо!

— …И идеалисты. Фанатики — идеалисты: убийственное сочетание.

Слышавший этот разговор юный Гесси почему-то обиделся и даже, что было ему несвойственно, невежливо вмешался:

— Ваши старания приклеить ко всем один ярлык смешны. Что ты, вообще, знаешь, carere morte?

Действительно, ничего… Но скоро Мира побеседовала с архивариусом Конрадом Сотто. Ей пришлось раскусить и проглотить горькую пилюлю истины, но она начала понимать язык, на котором все говорят здесь. Не в меру расшалившаяся и разозлившаяся вампирша, в таком настроении крайне несдержанная на язык, позволила себе нелестный комментарий по адресу Нарро, Деворо и прочих "бумагомарак". Тогда обычно тихий Конрад, до сих пор её терпевший, яростно листнул книгу перед ней и глубоко отчеркнул страницу в середине.

Мира углубилась в чтение. Это было что-то вроде предостережения смертного перед последним шагом или нравоучения, которое наверняка читают исцелённым новообращённым: "Бессмертные, они называют себя богами, которым ведома вечность. Они будут звать вас за собой… Не верьте! Они будут шептать вам, что смерть есть слабость, и назначение смертных в этом мире — быть пищей бессмертных богов. Они будут говорить, что люди слабы, жалки, их мысли тяжелы как камни, а мечты стелются по земле и не способны от неё оторваться. Они будут говорить, что им известны все ваши страхи и все ваши желания. Они будут говорить, что знают вас… до волоска, как всех, как всю жизнь, давно прочитанную ими скучную книгу. Не верьте! Они не бессмертные, но лишённые смерти. Лишённые смерти — и, от века, лишённые жизни. Их прСклятая участь — питаться крохами с чужого стола, каплями чужой жизни, которую они могут лишь попробовать на вкус, но не познать. Они как черви, в их телах нет чувствительных струн, одно несытое чрево. Не боги пред вами — нижайшие из тварей, знающие лишь голод, подобно зверям, но не богам не ведающие о смерти. Рассмейтесь же им в лицо".

Усталость — вот всё, что она ощущала новой весной. Она терпела поражение за поражением, но могла только ровно, равнодушно улыбаться, принимая удары: ни дать отпор, ни защититься она не была способна.


— …Главы нет на месте…

— Он не принимает…

— Подойдите завтра…

Наконец, Мире удалось поймать Латэ в парке:

— Вы не говорите ничего! Что я должна думать? Орден намерен заниматься поисками Избранного?

— Позже, леди Вако, — холодно и официально. — Как только Дэви начнёт свои поиски, Орден будет вынужден ответить.

— Когда?!

— Жди. — Латэ смягчается. — А пока я найду тебе интересное занятие…


Тогда Мира осмелилась навестить Винсента, уехавшего в Карду.

Вампирша не видела его с тех пор, как Адора увела её в новое убежище. Винсент всё рвался в Карду, домой, но внял совету Латэ остаться в столице, пока Дэви не покинул цитадель вампиров. Весь год её последний обращённый был в том же городе, что и вампирша, но они не встречались. Хотя Мира тайно мечтала, чтобы они столкнулись в коридоре Академии… Конечно, она беспокоилась, что племянник начнёт убивать, но в Ордене её заверяли, что юный вампир под их контролем.

Она приехала в Карду пасмурным поздним вечером и решила прогуляться до дома пешком. Старый особняк Вако, где началась её вечность, приближался, и вампиршу пробирала дрожь.

Прошлое возвращалось. С каждым следующим шагом Мира ощущала себя всё дальше от реальности. Карда, дом Вако. А там в доме — вампир, её создание, юноша, как две капли воды похожий на того, кто когда-то обратил её… Она так долго бежала от страха увидеть Винсента бессмертным, прекрасным и бездушным как Алан — и вот, сама идёт навстречу своему главному кошмару.

"И горше всего сознание того, что она сама позволила страшному сну прорасти в реальность!"

Вампирша нашла племянника задумчивым, спокойным и чуть насмешливым. И за насмешкой скрывалось раздражение: Винсент не был рад гостье.

На чердаке он разбирал свои старые рисунки… Вампирша вздохнула, готовясь к серьёзному разговору.

— Доброй ночи! — неуместно резко поздоровалась она. Юноша ничего не сказал, коротко глянул, отрывисто кивнул, приветствуя, и отвернулся.

— Ты всё ещё зол… Как ты здесь? Моё лето в Доне было ужасным.

— Представляю, — оборвал Винсент. — У меня всё в порядке. Я не гнию в деревянном ящике. Я двигаюсь, разговариваю, я сохранил способность рассуждать — чего ещё желать?

— Всё также зло шутишь. И ты ничуть не удивлён моему приезду?

— Ничуть. И даже знаю, зачем ты здесь: мечтаешь выговориться. Что ж, я слушаю.

Мира старательно не замечала его раздражения. Она изучала его лицо исподтишка. Винсент не стал более похож на Алана, чем был до обращения. Он остался похожим… но иным. Он остался собой.

— Есть возможность. Я и раньше пыталась сказать тебе… Если я найду нового обладателя Дара, и Дар обретёт настоящую силу, твоё… состояние можно будет исправить.

— Не говори об этом! — он вдруг изменился в лице: только что спокойный, язвительный, он словно надел маску безумия. — Не смей мне говорить об этом!

— Почему ты так? Исцеление возможно! Я помогу Ордену в поисках Дара. Я уже говорила с главой. Ты вернёшься в мир живых, обещаю!

— Зачем теперь ты мучаешь меня? Я уже год, как мёртв, а ты рассказываешь об исцелении!

Винсент в отчаянии грохнул крышкой сундука, где хранились рисунки и старые тетради. Мира вздрогнула от громкого хлопка, как от выстрела.

— Это ошибка охотников, — заспорила она. — Carere morte — живые трупы, бессмертные мертвецы, исчадия тьмы… Так любят говорить в Ордене? Так охотники пытаются оправдывать то, что убивают людей! Всего лишь больных, которых можно вылечить! Действительно можно! Ты же понимаешь это, видишь это, Избранный! Ты же сам пытался убрать это проклятие!

— Неужели? Я в это верил?

— Да!

— Я не помню, — без эмоций сказал Винсент. — И не называй меня Избранным. Я не помню, чем был этот Дар. Я не помню многого! Может быть, к лучшему — не так больно. Я сейчас вижу только темноту: и днём, и ночью, вчера, сегодня, завтра и всегда! Какое исцеление?

"Значит, вот как, — Мира опустила голову, спряталась за волосами. — Отпустив свой Дар, он забыл его. Что ж…"

— Значит, теперь я буду помнить за тебя, — ровно сказала она. — Ты моя надежда, как и прежде. Почему ты так жесток со мной?…Винсент?

Винсент молчал. Он вновь открыл сундук, отыскал в нём большую тетрадь и, задумчиво перелистав, отбросил прочь. Тетрадь упала, печально шелестя пустыми страницами, на чёрной коже обложки чётко отпечатались тонкие дужки — следы от его ногтей.

— Недавно Латэ бросил мне надежду. А может, это новая приманка, чтобы я не стремилась выбраться из ловушки. Когда Дэви начнёт свои поиски, охотники помогут мне начать свои. Я отыщу нового владельца Дара. Ты… — Мира болезненно закрыла глаза, веки дрожали, — …не должен быть вампиром.

— Отпусти меня. Это единственное, что ты можешь сделать для меня, поверь.

— Я не оставлю тебя! Я виновата…

— Это, в конце концов, унизительно, — пробормотал Винсент сам себе, избегая глядеть в её сторону. — Оставь… Оставь меня в покое!

Вампирша резко помотала головой.

— Пройдёт год-два, и Дар проявит себя. Подожди. Ты сильный, ты справишься! Я найду Дар! Отбрось грустные мысли, в конце концов, хватит! — вскричала она. — Как я оставлю тебя, ты что?! Я, если бы ты тогда умер, ушла бы тоже… Мне этого не перенести…

Наступило молчание. Винсент поспешно отвернулся от неё, но не успел скрыть горькую усмешку.

— Ненавижу тебя, — через минуту сказал он, равнодушно глядя в холодную звёздную ночь за маленьким чердачным окном. — Ненавижу ваш мир. Ищи свой Дар. Может, кого-то это действительно спасёт. Я давно сдался. Меня давно нет. Убирайся отсюда. И не приходи — я не пущу тебя на порог.

Глава 7 Украденный

— Ненавижу тебя, — ещё раз повторил он, даже радуясь жестокости этих слов, и повернулся к Мире, чтобы видеть её лицо в это мгновение. Он хотел, чтобы она отшатнулась, выбежала из дома, заливаясь слезами, и не вернулась больше, но вампирша не изменилась в лице, только ещё больше побледнела. Она словно ждала его злых слов.

— Я не верю тебе.

Мгновение они смотрели друг другу в глаза. Лицо Винсента исказилось, когда он заметил в чёрных зрачках вампирши свои маленькие отражения. Юноша отвернулся первым.

— Ты всё сказала. Уходи, — ровно сказал он. — Навсегда уходи! Не мучай меня.

Оставшись один, он некоторое время стоял без движения. Тень вампирши растворилась в ночном небе, нить, соединяющая обращённого с создательницей, протянулась в бесконечность, и Винсент понял, что Мира не вернётся. Тогда он опустился на пол и позволил равнодушной маске сойти с лица.

"Нужно было сказать ей правду, — подумал он и грубо оборвал себя. — Нет, нет! Рано".

Он вздрогнул: ему показалось, будто он вновь встретился взглядом с Мирой, но это был только лишь старый рисунок — портрет вампирши Вако, сделанный им несколько лет назад, когда сказка о Даре была просто сказкой. У Миры на нём злые, неживые глаза — словно глаза куклы, сделанные из той же ткани, что и нарядное платье. Сегодня у неё были совсем другие глаза — безумные, больные… но живые.

"Лети, Крылатая! Ты ещё не знаешь, что Дар, который тебя опять обрекают искать, не спасёт меня. Он чудо, что исцеляет, но даже он не способен воскресить".

Винсент опять подумал, что сказал не всё. Нужно было предупредить Миру, что покровители Ордена никогда не допустят посвящения Избранного. Нужно было поведать ей страшную тайну Арденсов — первую из тайн Ордена. Нужно было, наконец, рассказать ей, как с ним самим обошёлся Крас, узнав о его Даре: пусть бывший Избранный, не помнил, чем была эта странная сила — месяцы заключения и подготовки к жертвоприношению не изгладились из его памяти. Он прогнал Миру в неизвестность — Винсент хорошо помнил, как тщательно охотники охраняют свои тайны. Вампирше понадобится не один год, чтобы узнать столько же, сколько уже известно ему. Она ещё не скоро узнает, как на самом деле нерешителен Латэ, как скован он и весь Орден в действиях: не могут шагу ступить, если на то не будет приказа основателей! И она не скоро поймёт, что ниточку проклятия, связавшую их в парке, не в силах разорвать никто! Она не скоро поймёт… Быть может, никогда.

Наступало новое утро. Белёсый утренний свет разливался над городом, острые зубцы Короны скрылись в серебристой дымке. Старая Карда! Три года назад он клялся, что не вернётся сюда, и вот, он вновь здесь, в мрачном, будто проклятом доме Вако. Впрочем, некому пожурить его за несоблюдение клятвы: та, кому он клялся — подруга, соседка, старшая дочь Меренсов, мертва. Милая Софи всё-таки добилась своего: вкусила каплю бессмертия. Её растерзали люди, уставшие платить вампирам дань — также, как Линду.

Винсент равнодушно и бесстрашно затворил окно чердака — не от страха перед дневным светилом, просто чтобы закрыться от ненавистной цитадели carere morte. Солнце почти не беспокоило юного вампира. Он ожидал, что первое лето будет тяжёлым и он снова, как минувшей зимой, будет балансировать на грани безумия. Но светлые жаркие месяцы пронеслись быстро — вспышки, сменяемые кратким ночным мраком. В Доне Винсент спокойно спал всё лето. Он мог бы проспать всю вечность, ведь он не знал вечного вампирского голода — единственная приятная особенность его ни на что не похожего бытия! Здесь, в Карде, он снова спал бы, если б не визит Миры…

Он почувствовал её, едва вампирша ступила на землю Карды. Это было, как будто отворился коридор и из дальнего конца его к нему пошла тень. Потом он понял, что коридор — не коридор, а зеркало, и идущий — идёт из его таинственный глубин. И этот незнакомец — всего лишь его отражение… Или… наоборот: отражение — он? Странное видение, но как нельзя лучше объясняющее суть его странного бытия.


…Он осознал это ещё в Доне. Осознание пришло внезапно. Единственный ответ на все вопросы нашёлся мгновенно, но это был такое странное… такое страшное слово, что он долго отказывался его принять.

— Я не понимаю, — решился заметить он в первый же день своей вечности главе, когда тот вновь заговорил о Великом, и о том, что Винсент ни в коем случае не мог стать Великим вампиром после инициации. — Как же так? Если я — не Великий вампир, которого ждал Дэви, значит, мой Дар ушёл прежде, чем Мира меня обратила. Но ведь Дар покидает человека после смерти…

Латэ молчал, и юноша совсем тихо повёл дальше:

— Вампирами обращают только живых. Из мертвецов изготавливают кукол. Кто я? Я же умер до обращения?

— Да.

Винсент заговорил вновь не скоро:

— Куклы лишены памяти, так?! А я всё помню, всё, что было… Правда, смутно, и чем глубже хочу заглянуть, тем размывчивей картинка… Но это моя память! — он замолчал, потом медленно, растягивая паузы между словами, проговорил. — А почему, чёрт побери, вы сняли с меня ошейник?!

— Он тебе не нужен. У тебя никогда не вырастут вампирские клыки. У тебя не может быть и собственного чувства голода. Твой голод — голод Миры и контролировать его — задача твоей создательницы.

— Вы хотите сказать, моей хозяйки?!


Вампира отвлёк шум в доме. Может ли быть, чтобы Мира вернулась? Винсент проверил их связь — нет, вампирша была далеко и отдалялась с каждым мгновением. Наверное, она мчалась сейчас, клянясь, что никогда-никогда не вернётся.

Он спустился на первый этаж, но, внимательно прислушавшись, схватил арбалет из холла и, на ходу заряжая его, возвратился на второй. Винсент прокрался коридором и резко отворил незапертую дверь в комнату тётушки.

Это был бессмертный, наверное, молодой Высший, решивший устроиться в пустом, как он полагал, доме на ночлег. Увидев арбалет, заряженный серебряной стрелой, вампир, подняв руки ладонями к Винсенту, отступил к окну.

— Охотник?! — пробормотал он. — Не может быть! Ты такой же, как я…

— Не совсем.

— Я часто здесь останавливался прежде. В некотором роде, это мой дом…

— А я его хозяин.

— Алан Вако?!

Винсент не ответил, только дёрнул арбалетом, указав на окно: "Убирайся".

— О вас ходят легенды, — попытался польстить вампир, отступая. — Лакусы мечтают поквитаться с вами за охоту на их землях! А ещё говорят, вас убили охотники, — его взгляд упёрся в арбалет, — но я-то вижу, кто вышел победителем… А где ваша спутница, соблазнённая сестричка? Она обратила того, кто обратил меня, так что, в некотором роде, мы с вами родственники…

Винсент выпустил стрелу. Она оцарапала вампиру висок и вонзилась в створку окна. Незваный гость поспешно ретировался.


— …Ты не такой, как обычные вампиры, — признал глава. — Но я не могу сказать также, что ты вампирская кукла в привычном смысле этого слова. Кукла — мертвец, покорный воле хозяина и часто полное его отражение. Это продолжение "я" хозяина. Пустое тело куклы — одежда, в которой хозяин выходит в мир. Ты не таков. В начале разговора я задал тебе несколько вопросов и понял это. Ты сохранил память. Твои эмоции — это твои эмоции. Ты не проводишь границы между собой до обращения и собой сейчас. Это я увидел, это я могу сказать. И Морено поддержит меня.

— Вы опять говорите не всё!

Глава задумался. Через мгновение он задумчиво сказал, обращаясь не к Винсенту — словно к самому себе:

— Да. Возможно и такое, что сложно описать словами. Бывает и так: когда хозяин делает куклу из знакомого, любимого человека, он может неосознанно наделить её теми чертами умершего, которые знал и любил. В этом случае кукла может рассуждать, чувствовать, действовать, как умерший при жизни. Иногда хозяин создаёт настолько точную копию, что она вводит в заблуждение его самого, и он начинает верить, что действительно воскресил любимого. Но кукла остаётся куклой.

— То есть, может быть, я — уже не я? И я сам этого не знаю?!

— Почитай историю Эрвина и Лелии.

— А Мира? Мира знает это? Нет?!

— Я говорил с ней. Она сейчас безумна. Она отметает правду. Она пока не хочет её слышать, но не вини вампиршу. Так её разум сопротивляется разрушению.

— А как же мой разум? Нет, я не верю! Постойте… Как же тогда моя память? Я помню и дни, и годы без Миры!

— Если хозяин берёт для новой куклы ещё не остывшее тело, он может поймать обрывки чужих воспоминаний. Иногда они причудливо мешаются в его голове с собственными.

— Чушь!

— А свой Дар ты помнишь?

Винсент сделал усилие, попытался представить это. Дар, Избранный — что стояло за громкими словами? Они катились с языка гладкими камешками, не оставляя никаких следов: ни мыслей, ни эмоций, ни воспоминаний. Что это было? Тепло, свет… — вертится в голове, но это клише. Он пытается рассуждать, а должен бы просто знать!

— Не помню.

— Ты говорил, что видишь carere morte как прорехи в ткани мироздания. Ты говорил, их проклятие — рой чёрных точек, мешающий разглядеть их сияющую жизнь.

— Какая чушь! — он нервно засмеялся. — Не помню!

— Поэтому нельзя отметать второй вариант вашей с Мирой связи. Человек, что находится передо мной — отражение вампирши, о котором она не догадывается.

— Она говорила, что хочет вернуть мне жизнь.

— Это невозможно. Ты мёртв, и твой хозяин — не Бог. Я жесток, говоря такое, но делаю это лишь затем, чтобы избавить тебя от иллюзий.


Однако Миру Латэ не спешил избавить от иллюзий… И Винсент то негодовал, то соглашался с ним. Двое безумных — это уж слишком! Сначала нужно установить, какова на самом деле природа их связи: "хозяин — кукла" или что-то иное? Винсент много раз порывался прочитать историю Эрвина и Лелии, но останавливался в последний момент. Он боялся, что эта сказка станет его новым приговором.

Он вспомнил, что вампир назвал его Аланом Вако и усмехнулся. Но усмешка застыла на его губах. Алан Вако… Винсенту часто говорили, что он очень похож на дядю, которого он никогда в жизни не видел. Юноша знал и о том, что Мира была влюблена в своего сводного брата. Она и пошла за Аланом по пути carere morte только из-за любви — как многие девушки в Карде… Может быть, она сделала себе куклу в память о нём?!

Это было уже слишком. Слишком страшно. Юноша бросился в библиотеку, схватил книжку сказок Карды. На истории Эрвина и Лелии уже лежала закладка.

"Эрвин был вампиром, Лелия, его возлюбленная, смертной. Лелия была дочерью герцогов Карды, живших на Пустоши. Она была юной девушкой, любила солнце, ветер, утреннюю росу на траве… Она любила смотреть на белые облака в голубом небе и представлять их сказочными птицами. Она рисовала цветы яркими красками и сама была как цветок. Она знала лишь день, а ночью как и все смертные закрывала глаза и видела сны. Строгие родители запирали её в комнате в самой высокой башне замка. Там она засыпала, и Эрвин тихо входил в её окно.

Лелия считала Эрвина сном. Он был её-любимый-сон. Они летали над спящей Кардой. Он надеялся, что, увидев красоты Ночи, она полюбит и Её, но Лелия не смотрела вокруг и не видела ничего, только его. Перед рассветом они прощались.

— Почему ты не можешь остаться? — спрашивала Лелия и протягивала к нему руки.

— Я не такой, как ты, — отвечал он и уходил.

Однажды она попросила:

— Так расскажи, как стать такой, как ты? Я хочу быть с тобой всегда: и ночи, и дни.

Carere morte не вправе отказывать в своём проклятии тому, кто жаждет бессмертия. Но Эрвин оставил Лелию смертной. Он видел, Солнце было ей всё же милее, чем он.

Больше он не приходил к ней. Только издали любовался ею, ночами охраняя её дом и её сон. А Лелия уже не могла обрести при свете Солнца ни любви, ни покоя. Она грезила встречами с Эрвином. Она была слишком юна, чтобы различать сны и явь! Каждый вечер она молилась, чтобы вернулся её любимый сон, и возлюбленный приходил к ней. Они держались за руки, она улыбалась ему… а на самом деле темноте и пустоте своей комнаты, ведь это был лишь сон, обман.

Она начала болеть, таять, всё больше времени проводя во снах и всё меньше в жизни. Родители приглашали докторов, а те лишь обескуражено разводили руками и советовали поспешить с замужеством. Но однажды "Эрвин" вновь пригласил Лелию полетать, и она шагнула за ним в окно: она не умела узнавать сны и обман!

Она упала с самой высокой башни замка и разбилась насмерть. Настоящий Эрвин не успел подхватить её! Он в это время по приказу Владыки сражался со служителями Ордена, в те далёкие времена опутывавшими Карду своими сетями. Когда он пришёл к её дому, родители уже погребли тело Лелии в склепе. Он нашёл свою возлюбленную мёртвой, твёрдой и холодной как камень.

В тёмной зале горели свечи, она лежала на каменном ложе, усыпанном яркими цветами. Лицо её было закрыто вуалью: она сильно разбила его при падении, но Эрвин откинул вуаль, не испугавшись, не отвратившись, поцеловал её истерзанные разбитые губы, а потом закричал, отрицая её смерть, споря со Смертью: "Она жива! Она будет моей!" Должно быть, он плохо видел от слёз, ведь Лелия была мертва, давно мертва.

Но он поделился с покойницей бессмертием, и девушка очнулась, открыла глаза, приподнялась. Ненужная вуаль, рассыпав цветы, легла на каменный пол, и слёзы Эрвина высохли: Лелия вновь была прекрасна, юна, весела; она улыбалась, протягивая к нему руки.

Теперь они могли быть вместе всегда: и ночи, и дни. Эрвин забрал Лелию к себе, поселил в лучшей комнате своего дома. У неё появился собственный новенький гроб из светлого дерева. Ночами Лелия была послушна и весела, лицо её светилось в лунном свете, и радостная улыбка не сходила с него, она вновь не смотрела вокруг — только на него. "Ты забыла Солнце?" — спрашивал Эрвин, ревновавший её к вечному источнику света. "Да, — отвечала Лелия. — Я люблю тебя". Днём же, когда Эрвин крепко спал, она, бессонная, вертелась в своём гробу. Она не знала Солнце, но помнила, что мертва, давно мертва. Она выла в тоске и сдирала в кровь пальцы, царапая изнутри свой новенький красивый гроб…"

Дальше Винсент не смог читать. Страшные, сумасшедшие догадки закрутились в голове: может быть, весь год он провёл во сне не потому, что новая реальность carere morte вызывала в нём ужас — лишь потому, что хозяйка велела кукле отдыхать?! Если б вампирша пожелала, чтобы он помогал ей в бессмысленных поисках, Винсент носился бы сейчас по Доне и вовсе не догадывался, что его водит чужая воля. А их единственный за год разговор? "Ненавижу", "Убирайся"… — От себя он сказал это, или Мира, мучающаяся от вины, говорила со своим отражением, как Эрвин — со своим? Хватит! Винсент закрыл книгу, убрал её на место и постарался забыть. На следующий день он занялся разбором старых этюдов и даже сумел увлечься этим всерьёз, хотя перед приходом тётушки создавал лишь видимость занятия. В начале лета он робко попробовал рисовать снова. Новые его картины были тёмными: ночь, только ночь.

Он так и не придумал, чем можно проверить свои страшные догадки и постепенно оставил все размышления об этом. Даже если он узнает истину, что это изменит в его судьбе? Проклятие, что даёт ему возможность ходить среди живых, всё равно принадлежит не ему. И в жизнь он не вернётся, пусть даже безумная Вако перевернёт весь свет…


Адора Рете явилась к нему неожиданно, без каких-либо извещений, в первый день зимы.

Винсент дежурно осведомился о Мире и узнал, что вампирша ведёт себя удовлетворительно и даже сумела подружиться с некоторыми охотниками. Он попытался представить последнее и засмеялся. Рете вздрогнула от его смеха.

— Адора, вы, наверное, подумали: как я могу веселиться после всего, что произошло, — заметил он, успокоившись.

Герцогине, старой охотнице, было не по себе в мрачном доме Вако. Всё время, пока юноша встречал её, провожал в гостиную, она держала одну и ту же дистанцию — пять шагов. Винсент отметил: к молодому хозяину особняка прежде такая милая Рете испытывала лишь неприязнь.

"Все в Ордене смотрят на меня, как на чудовище. Как прежде смотрели на меня жители Карды… Неужели так будет всегда?"

Он сам усмехнулся этому вопросу. Всё же случившееся с ним слишком странно! Его никак не уложить в привычные рамки.

— Ты видишь меня насквозь, carere morte, — сказала Рете. — Нет смысла скрывать, как ты мне отвратителен. Прости! — выдавила она и совсем опустила голову, скрыв лицо в тени шляпки.

— Я понимаю. Наверное, сложно говорить с человеком, не зная точно, с ним ли ты говоришь или с жалкой, лишённой души, тенью. И зачем Латэ отправил вас, не приехал сам?

Порыв ветра потушил все свечи: отвыкший от человеческого бытия вампир забыл закрыть окно гостиной. Винсент торопливо извинился и закрыл створки.

— Латэ, как всегда, очень занят в Доне, — сказала герцогиня, когда он обернулся к ней. — Я не от него. Недавно Морено рассказал мне об одном интересном опыте.

— Он связан с куклами и их хозяевами? Мне можно помочь?

— Да. Винсент, мне всё-таки нужен свет.

Вампир извинился ещё раз и принёс сверху зажжённую лампаду.

— В Карде считают, что Алан Вако возвратился в дом отца. Ты сам решил называться здесь этим именем?

— Это получилось случайно. Мы похожи внешне. Здесь до сих пор помнят и того вампира, и меня, но смерть Алана в Карде только слухи, моя — свершившийся факт. Я не препятствую. Латэ дал понять: не нужно афишировать, что Винсент Линтер… ещё существует. То есть, если он ещё существует…

Он ждал её слов, но Рете подавлено молчала.

— Простите. Моё веселье, конечно, совершенно неуместно и выглядит крайне глупо, — юноша снова не удержался от короткого смешка. — Но я совершенно не представляю, в каком тоне мне следует говорить о сложившейся ситуации.

— Ты хотел бы прекратить это?

— Прекратить…

— Разорвать связь с проклятием Миры, — поправилась Рете. — Пожалуйста, отвечай вдумчиво.

Винсент коснулся стекла лампады, согревая ледяные кончики пальцев.

— Я бы очень хотел прекратить эту противоестественную драму, но я не могу, — холодно, как-то брезгливо сказал он. — Морено объяснил мне ещё в первые дни. Куклу не уничтожить ритуалом: кукловод просто покинет её на мгновение, а потом возвратится. Даже, если отрубить кукле голову, разорвать тело в клочья, воля хозяина останется в каждой частице. Морено говорил, куклу можно сжечь солнцем или растворить в воде Источника, но это долгий процесс, причиняющий невыносимые муки кукловоду. Я не могу так поступить с Мирой.

— Теперь я вижу: ты — это ты, — Рете улыбнулась и в первый раз за вечер взглянула на вампира. — Я утешу тебя: есть безболезненный для хозяйки способ. Очень простой.

— Способ, о котором не знает Морено?

— Латэ скрыл его от тебя. Морено провёл один опыт в первые дни после твоего обращения. Ты помнишь первую куклу Миры?

— Да. Хотя был бы рад это забыть!

— Мира когда-либо упоминала о ней?

— Нет. По-моему, она сама о ней забыла.

— Потому что Морено удалось разорвать их связь! Он ввёл в сердце куклы воду из Источника, и вода сожгла проклятие Миры в её крови. Посмотри!

Герцогиня поставила перед ним небольшой саквояжик, открыла его. Там было большая колба с водой и странное каучуковое приспособление размером в полладони, с длинной стальной иглой.

— Воду нужно налить в резервуар, — её руки двигались уверенно, быстро, будто Рете не раз репетировала этот показ дома. — Используй всю воду из колбы. Вот поршень. Игла вводится прямо в сердце…

— Я понял.

— Свежую воду я набрала сутки назад. Она сохранит свойства ещё пять дней, если ты не будешь открывать колбу.

— Я знаю.

— У тебя есть пять дней на решение, — прошептала Адора. Она поникла, разом утратив всю решимость. — Филипп будет в ярости, но… пусть. Ты прав: противоестественную драму необходимо прекратить. Это мучение и для тебя, и для Миры. Хватит держать её в ложной надежде, что всё возможно вернуть обратно. Сейчас она сильнее, чем была год назад. Я думаю, она сможет вынести твою окончательную смерть.

Винсент достал из саквояжа приспособление для укола, потрогал косо срезанный кончик толстой иглы.

— Это будет быстро?

— Почти мгновенно.

— Мира что-нибудь почувствует?

— К тебе она привязана больше, чем к первой кукле. Момент обрыва связи она почувствует… Но Морено уверял — боли не будет.

— Придётся умереть второй раз…

— Нет! Ты уж мёртв. Твоя душа освободится.

Рете подождала немного, затем быстро прошептала: "Прощай!" и поднялась. Безмолвный, Винсент встал проводить её, но она сделала запрещающий жест и выскользнула из комнаты.


Винсент собрал саквояжик и поднялся с ним наверх. Из комнаты Миры он перебрался на крышу.

Ночная Карда широким крылом раскинулась от дома Вако вниз. Огни фонарей сияли как светлячки. А вверху развернулось редкое действо. Чернейшее небо новолуния как по линейке расчерчивали быстрые светлые полосы. Бессмертные звёзды срывались со своих извечных мест и сгорали, не долетев до горизонта, давая смертным надежду на чудо…

Вампир открыл саквояж и достал колбу с прозрачной водой.

"Сегодня. Зачем тянуть?"

Он покатал склянку в ладонях, но она не согрелась. Над самой головой сверкнула новая молния — огромная звезда ринулась куда-то к Пустоши, и Винсент подумал: "А как же Мира?"

Он просидел на крыше до рассвета, катая колбу в ладонях. Когда все звёзды сгорели, и небо начало светлеть, вампир спустился вниз.

Он отыскал "Сказки Карды" и со злостью перелистал, порвав пару листов, в поисках нужной истории. Вот она! Винсент отшвырнул прочь закладку, и вдруг вся злость ушла, схлынула как волна. Уже спокойно он опустился в кресло и углубился в чтение:

"Долго так продолжалось: годы, десятилетия, века… Говорят, однажды крышка гроба Лелии истончилась настолько, что начала пропускать лучи Солнца. Заметив ожоги на её чудесной бледной коже, Эрвин уложил её спать в свой гроб, а сам лёг в её постель. Тогда он заметил ужасные зарубки. "Отпусти меня", — прочитал он в неровных, тёмных от пропитавшей их крови полосках. И он постиг ужас своего деяния: его Лелия мертва, давно мертва! Перед ним лишь кукла, сплетённая из нитей его воспоминаний, призрак, который он сотворил своим проклятием! Нет, меньше чем призрак: тень настоящей Лелии! Нет, меньше чем тень: сон-обманщик…

Следующей ночью он призвал свою рабыню и спросил:

— Здесь ли ты? С кем я говорю?

— Её нет здесь. Одно твоё проклятие, — сказал призрак Лелии.

Но Эрвин подошёл к ней, обнял, покрыл поцелуями её лицо и руки. Она была холодна и безжизненна, как все carere morte, но радостно отвечала на его ласки, как все, кто любит и любим. И он увидел на её лице отражение собственной улыбки…

— Я всё ещё люблю память о тебе, — тогда сказал Эрвин. — Но я помню! — крикнул он, указывая на её гроб, — вспоминаю во сне, когда заботы отступают, как ты любила Солнце! Иди. Я отпускаю тебя.

Тогда Лелия улыбнулась. Другой, не его улыбкой. То была знакомая всем carere morte усмешка Бездны:

— Только прикажите, куда идти, Господин.

— Выйди и встреть гостя, высочайшего из всех, кто когда-либо посетит этот дом: Солнце, — еле выговорил Эрвин.

Лелия послушалась. Она выполнила его приказ с похвальной точностью, и её пыль кружилась в воздухе, поблёскивала искорками, встречаясь с лучами Солнца, до самого вечера. Эрвин пережил Лелию всего на одну ночь. Этой последней ночью он сжёг её страшный гроб, сжёг весь свой дом. Но, бессильный сжечь свою память и свою вину, он встретил следующий рассвет там же, где его любимая".

Винсент задумчиво отложил раскрытую книгу. Вампир неподвижно сидел в своём кресле, а рядом на столике догорала свеча. Библиотека погрузилась во мрак, и он очнулся.

— Есть ещё пять дней! — сквозь зубы пробормотал он. — Пять дней! Обдумай всё, как следует!

Юноша поднялся, преувеличенно беззаботно насвистывая, поднял саквояжик и достал колбу.

— Что тут думать! — пробормотал он раздражённо, открывая её. Капля воды попала на кожу, оставила чёрный след ожога.

"Самая настоящая вода из Источника…"

Он чуть помедлил с колбой в руках. Промедление было не отражением его сомнения — картинный жест: "Смотрите все!" Потом вылил всю воду на ковёр и зашвырнул стекляшку в дальний угол.

Легким шагом он покинул комнату и вышел в холл. Здесь слух вампира уловил биение живого сердца.

В холле была девушка. Винсент слышал это нелепое поверье в детстве: будто зеркало Регины Вако в холле их дома способно показывать судьбу. Дом стоял пустым и незапертым несколько лет и сюда захаживали авантюристы, чтобы потерять и найти себя в тёмных зеркальных глубинах.

Девушка была маленькая и совсем юная — вероятно, выпускной класс лицея. Светловолосая, в светло-голубом атласном платье — пятно света, перед которым расступилась густая темнота старого дома. Сосуд сияющей жизни. Она кралась по холлу, ничего не видя вокруг, бесстрашно вглядываясь в далёкое разбитое зеркало, не зная о его способности забирать души.

— Пришла посмотреть в моё зеркало? — громкий шёпот Винсента разнёсся по холлу, наполнил его, стих. Девушка заметалась, но, увидев вампира, остановилась, прижав руки к груди. Её сердце заходилось от испуга.

— Кто ты? — крикнула она. Высокий, красивый, светловолосый и очень бледный юноша не ответил, лишь приблизился.

— Вампир… — прошептала она. Её взгляд уже затуманился: чары carere morte действуют быстро. Винсент чуть улыбнулся: ему нравилась эта игра!

— Не говори "вампир". Кто это, вампир? — мифическое существо, жалкое ночное создание, паразит, питающийся кровью. Говори carere morte — победивший старость и смерть, вечноживущий, бессмертный. Владыка северных земель. Бог.

Он позволил крылатой тени на мгновение обхватить тело. Текучая тьма отняла у воздуха всё тепло. Девушка задрожала от неожиданного холода и стряхнула дурман чар.

— Не подходи! — взвизгнула она и умчалась. Винсент не пошёл за ней.

"Завтра вернётся", — он вновь позволил себе улыбнуться.

Он остался в холле. Поглаживая резную раму зеркала, вампир неотрывно глядел на входную дверь. Скоро та распахнулась. Маленькая светловолосая дама стояла на пороге дома Вако.

— Тётушка! — он улыбнулся, искренне. — Проходите.

Мира вскинула на него глаза, прозрачно-синие и тревожные:

— Мне нужно былооповестить тебя о визите. Я опять собралась в Карду спонтанно…

— Что вы, тётушка! Я ждал вас.

Он проводил её в гостиную. Вампирша вздрогнула и окаменела, когда он легонько коснулся её плеча. Она всё ещё боялась быть прогнанной, боялась новых злых слов, и Винсент поторопился заверить:

— Я очень рад встрече. Правда, Мира.

Он принёс в гостиную все светильники, что были в доме, усадил Миру в мягкое кресло и она успокоилась, радостно вздохнула:

— Дома…

— Какие новости в столице, тётушка? Я слышал, Латэ нашёл вам интересное занятие.

Губы вампирши искривились — она беззвучно смеялась:

— Ты не поверишь…

Глава 8 Тренер

— Так значит, новички на мне будут учиться охотиться на вампиров? — вежливо осведомилась Мира, после того как некий Алекс Кустос закончил читать очередное распоряжение главы Ордена.

Она хотела вложить убийственную ярость в свой тон, но ярости не было. Только эта усталость и ещё удивление — свидетельства её очередной слабости: она огрызается, но согласится.

Это понимал и охотник, молодой человек лет двадцати пяти с грустными тёмно-серыми глазами. Орлиный профиль выдавал уроженца южного Патенса.

— Да, именно, — кивнул он и уточнил. — Если вы согласитесь выступить в роли тренера. Тренировки для новичков очень важны. Подобная практика у Ордена была и раньше. Никакого ущерба вашему… здоровью нанесено не будет.

Вампирша раздражённо дёргала головой на каждую фразу, только этим выражая несогласие. Слов не находилось.

— Кроме того, и вы сможете освежить навыки, — заявил в заключении охотник.

— Я подумаю, — пообещала Мира. Она уже знала свой ответ: "Да". Глупая мышка сама пришла в мышеловку. Так делайте, что хотите!


Чудесная картина! Трое охотников и против них одна вампирша.

Компания собралась у старого входа в середине правого крыла здания на стороне парка. Знакомый ей — только Алекс; другие — высокий, крепко сложенный Марк Тэго, старший в группе, и новичок — Доминик Конор, студент юрфака Первой Королевской "Как и Винсент", — грустно отметила Мира. Вопрос так и вертелся у неё на языке, и она задала его:

— Скажите, Валерий Конор — ваш родственник, наверное, (те же голубые ледяные глаза)… Близкий?

— Двоюродный дедушка, — Доминик довольно свободно заговорил с вампиршей и даже довольно свободно посмотрел ей в глаза — без страха и без презрения. Это Миру воодушевило.

— Где вы собираетесь тренироваться? В парке? — спросила она Алекса.

— Сначала спустимся в арсенал, — предложил он.

Крохотный узкий коридорчик выводил в центральный коридор первого этажа, но собравшиеся двинулись по лестнице вниз, в арсенал.

Правое крыло здания считалось исконной территорией Ордена. Изначально Королевская Академия занимала одно трёхэтажное здание на улице Славы, позднее к нему пристроили крыло, выходящее на Восточный проспект, и надстроили. Древние стены старейшей, правой половины были истинным оплотом Ордена. Здесь на третьем этаже обитал Латэ, глава охотников, а на цокольном этаже располагались арсенал и архив.

Арсенал занимал целую сторону коридора, даже многие светильники не могли осветить весь зал, дальние концы его терялись во мгле. Оружие охотников выглядело на взгляд смертного архаично, на взгляд бессмертной — устрашающе. Арбалеты со стрелами, серебряные наконечники которых пусть не так действенны, как серебряные кинжалы, но всё же при попадании в тело способны лишить carere morte его крылатой тени, а немногие, получившие такую стрелу в голову, но по какой-либо счастливой случайности избегнувшие ритуала, теряли память, порой, надолго. Арбалеты с ловчими сетями, громоздкие, но более гуманные, сами сети: тонкие, шёлковые, изящно сплетённые и таящие смертельную угрозу. Знаменитые кинжалы, всевозможных размеров и форм, и в отдельном ящике — самые старые, из чистого серебра. Посеребрённые мечи — самое грозное после святой воды, но нечасто используемое оружие… Полный на две трети бочонок со святой водой Мира обошла, на всякий случай, подальше, и заметила:

— Почему у вас на вооружении нет револьверов?

— В деле поимки вампира наши арбалеты не уступают огнестрельному оружию, и даже кое в чём превосходят револьверы, — откликнулся Алекс. — Пули на carere morte действуют хуже стрел, может быть, из-за малых размеров. Кроме того, бесшумным этот способ ловли вампира назвать нельзя… Сегодня нам довольно будет сетей, как ты думаешь?

— Пожалуй, — равнодушно согласилась вампирша.


Для первой тренировки была выбрана большая расчищенная площадка в парке Академии, далеко от центральной аллеи, у реки. Вампирша сумрачно оглядела противников.

— Я готова. Что от меня требуется?

Алекс выглядел слегка обескураженным. Похоже, последняя подобная практика у Ордена была давно и вовсе не на его памяти; он и сам плохо представлял, что это будет.

Вынужденный сказать что-нибудь, он предложил:

— Просто преобразись и уворачивайся от нас. Высоко не взлетай, будь в пределах досягаемости.

Вампирша коротко кивнула. Преобразиться, как и всегда, у неё получилось мгновенно. Марк Тэго перекрестился. Привычно, машинально.

— Какая она маленькая, — тихо заметил Алекс молодому Конору.

Мира обиделась.

Вампирша довольно долго дразнила Доминика и Алекса, Марк же только хмуро наблюдал за её увёртками. Потом снизошёл и он — и от первой его сети Мира едва увернулась. Затем, послушавшись обманного движения охотника, она рванулась не в ту сторону и, оказавшись в новой сети, брошенной им, хлопнулась на землю.

Мира отпустила крылатую тень, недовольно морщась, потёрла макушку. Издали это могло показаться игрой, забавой, но она изрядно устала и перенервничала, уворачиваясь от их сетей.

"Недостаток питания сказывается уже не только на внешности, — подвела она личный неутешительный итог. — Я стала такой медлительной!"

Начал Марк Тэго:

— Бросать сеть я умею, Кустос. Мне нужно другое… — он неопределённо помахал в воздухе рукой.

— Давайте попробуем смоделировать ситуацию, более близкую к реальности, — предложил Доминик Конор.

— Ого! — добродушно усмехнулся Алекс. — Что ж, сейчас сочиним, — он вздохнул, огляделся…

— Давайте выйдем к зданию, — предложил он через минуту. Все послушались.


Теперь почти весь парк был по правую руку: они находились у самой его кромки. Слева за ним высилась громада Академии — тёмная, тихая, пустая. В частом сплетении ветвей вверху бились пойманные звёзды.

— Начнём, — бросил Алекс Кустос. — Вы двое застигли вампира здесь…

— Вампир нас видит? — уточнил Марк.

Алекс чуть помедлил:

— Да. К засадам пока не готовы ни мы, ни Мира. Это позже, как и защиту. Жертва вампирши… Жертвой так и быть, буду я, — он шагнул и встал рядом с Мирой, — кричит: "Помогите!" и по тональности голоса…так чаще всего и получается, правда? — вампирша согласно кивнула, — …Мира понимает, что в парке не одна. Первый ход — её…

Жертву Мира оставила, решив не рисковать на первой тренировке: несмотря на доброжелательность окружающих, она чувствовала себя несколько неуверенно. Она преобразилась, — Марк вновь перекрестился, — рванулась к ближайшему просвету между кронами. Одна сеть просвистела мимо уха, вторая скользнула по ногам. Запоздало поняв, что места для виражей маловато, вампирша рванулась к выходу из парка. Дорогу преграждал Доминик, но от него она сумела увернуться. На мгновение вампирша замерла над тротуаром перед зданием и, рассудив, повернула направо. Она летела, не торопясь, из-за усталости не поднимаясь высоко — у нижней границы досягаемости сетей, и наслаждалась подзабытыми ощущениями полёта, юности, свободы…

На повороте за здание вампиршу совершенно неожидаемо накрыла сеть. Её вновь скрутило, бросило на землю. Но на этот раз ушибиться Мире не дали: Алекс и Доминик подхватили её и поставили на ноги. Вампирша дёрнулась, освобождаясь от их рук:

— Это же… худший кошмар, — ужас в её голосе был неприкрытым. — От-отпустите меня! — она почти кричала.

Они послушались. Мира резко шагнула назад, восстановив дистанцию. Марк, не торопясь, спускался с пожарной лестницы, выражение лица его было прежним — нарочито безразличное и мрачное, к своим победам он был равнодушен.

"Он очень ловко бросает сеть", — Мира почувствовала, что в ней просыпается хорошая спортивная злость.

— Мои жертвы не успевали крикнуть: "Помогите!", — сообщила она Алексу. — И большинство вампиров точно также до мелочей просчитывают нападения.

— Нет, таких меньшинство, — заспорил он, и остальные его горячо поддержали.

— Хорошо бы сочинить такую же задачку, но с другими арбалетами, эти слишком громоздкие, — задумчиво сказал Доминик.

Видимо, её испуг заметили, потому что Алекс пояснил:

— Никаких кинжалов, мечей. Стрелы, надеюсь, удастся моделировать мешочками с краской. Когда доберёмся до ритуала, святую воду заменим обычной.

Но с тренировки Мира ушла в отвратительном настроении: "Развлекаешься? — Развлекаешься, уча охотников, как лучше убивать подобных тебе! Может, благодаря этим тренировкам они сумеют убить…

Например, Клариссу…

Или… Винсента?"

На следующей тренировке она помалкивала. Охотники были те же, в последние полчаса к ним присоединился и вернувшийся из рейда Карл. Мира слушалась, делала всё, что требовалось… с самым оскорблённым видом. Она только огрызнулась, когда Карл и Алекс очень галантно предложили ей помочь выпутаться сразу из двух сетей, и минут десять маялась одна.

И всё же Мира вынуждена была признать: если б не её чёрная суть, общаться с охотниками ей было бы легко и весело. У охотников, также как у дикарей-вампиров, не было барьеров в общении. Обладатели титулов и громких званий их не упоминали, и это считалось обычным делом. Общество равных маскировалось под студенческое братство. Здесь традиционно не различали границ сословий, и большинство братьев переходили на "ты" уже после первого вампира. Впрочем, и женщины были равноправными участницами рейдов…


Третья тренировка была объявлена в конце ноября, и в этот раз Мира решила приодеться. Целый год она занималась переделкой гардероба, доставшегося от погибшей охотницы, и некоторые получившиеся у неё вещи выглядели весьма достойно экстравагантной бессмертной дикарки. Она надела любимый — костюм для ночных прогулок: блузу и непристойно облегающие фигуру брюки из тонкой кожи. Расшитый золотом корсет был предметом её особой гордости.

К сожалению, поражать провокационным необычным нарядом сегодня оказалось почти что некого: ни Хортора, ни Тэго. В парке её ждали трое — Алекс, Доминик и незнакомая девушка: худенькая, маленькая; на невыразительном остроносом личике выделялись глаза, лучистые как звёзды, но холодные, серо-стальные.

— Это Меренс… Дара, — представил девушку Алекс.

Мира кивнула почтительно и равнодушно. И девушка молчала. Но это имя иглой вонзилось в мозг: знакомое, что-то очень знакомое…

Глядя в эти звёздные холодные глаза, вампирша скоро вспомнила: младшая дочь их соседей в Карде. А старшей, Софии, Мира подарила бессмертие на последнем Балу вампиров.

"Ты помнишь Софию Меренс? Ты помнишь мою сестру?" — Дара не спросила это. Она просто смотрела на вампиршу пристально и неотрывно, без обычного для охотников презрения, без ненависти, без страха. Она наблюдала за ней, запоминала её.

Мира никогда не интересовалась, что стало с Софией Меренс. Она вовсе не помнила её, как и всех, созданных ею, кроме последнего.

"Кажется, она просила меня: "Не надо". Это было в начале Бала… Или в конце?"

Тренировка началась, и Мира выбросила эти мысли из головы.


Вампирша ленилась. Она медленно преображалась и взлетала. Неповоротливую, рассеянную, охотники скоро загнали её в угол. Доминик, наловчившийся обращаться с арбалетом, поймал её сетью. Он и Алекс прижали Миру к дереву, впрочем, вампирша не сопротивлялась, она с трудом удерживала смех: эта имитация страшного ритуала с обычной водой, не из Источника, и без удара кинжалом её забавляла.

Но посмеивалась она, всё-таки, немного нервно…

Дара Меренс всю тренировку не отводила от вампирши внимательного стального взгляда. Она не злилась и не смеялась: ждала. Сейчас она подошла к Мире, достала из кармана тёплой жакетки пузырёк с водой. Шляпку охотницы вампирша в первые секунды боя сбила взмахом крыла, и тёмно-русые тонкие незавитые волосы Дары были взлохмачены и забиты снегом.

— Меренс, ты читаешь ритуал! — объявил откуда-то из-за спины Миры Алекс.

Дара молчала. Губы — узкая бледная полоска и не дрогнули.

"Ты и не помнишь Софию Меренс!"

Быстрым, едва уловимым движением охотница достала серебряный кинжал из ножен у пояса и без раздумий, точным, резким движением всадила его вампирше в сердце, глубоко, так что кончик длинного лезвия вонзился в дерево.

Мира захлебнулась на вдохе, не успев крикнуть. Серебряный кинжал поражает не только тело, парализуя, он наносит удар в саму сущность: рассекает, размыкает тьму внутри на хаос отдельных элементов, бешено, но беспорядочно мечущихся… и неудержимо катящихся в пустоту. Последнее мгновение паники: нельзя ни пошевельнуться, ни вскрикнуть — парализованы даже глаза! — перед тем, как охотник откроет пузырёк с водой…

Дара Меренс плеснула водой в лицо вампирше и, наконец, разомкнула губы:

— Жаль, что это не святая вода! — голос пронзительный, девчоночий, срывающийся. Одарив Миру на прощание кинжально острым взглядом, охотница развернулась и пошла прочь. Плечи чуть дрожали: отвернувшись от всех, она смогла заплакать.

— Дара, ты что?! — Алекс не договорил, выскочил из-за дерева. Охотница уходила, не оборачиваясь. — Откуда у неё кинжал? Она сдала мне свой нож перед тренировкой, — охотник пригляделся к рукоятке кинжала:

— "Марк Тэго". Ну, всё понятно!

Доминик также выпустил руку пригвождённой к дереву вампирши.

— Какое искушение — добить, — заметил он, глядя на неподвижную Миру. — У тебя есть настоящая святая вода?

— Ты говоришь это серьёзно?

— Да… Нет! — поправился он. — Не знаю, в конце концов! Я всё понимаю, Кустос, моё семейство тоже "славится", и слава эта — недобрая, мне её всю жизнь искупать придётся… Я честно пытаюсь принять эту леди Вако! Но мы ведь все здесь знаем, какая она… тварь! На месте Дары я не побоялся б и взял настоящую святую воду.

— Не взял бы, — возразил Алекс. — И не спорь! — охотник с некоторым усилием вытащил кинжал и подхватил Миру, медленно оседавшую на землю. — Держись. Садись. Вот так.

— Она сказала Краусу, что не помнит, скольких инициировала! — продолжил Доминик. — А скольких наших она убила для развлечения?! Почему никто не вспоминает об этом?! Хортор обещал, что лет через пять она пригласит меня на своё посвящение! Надеюсь, он шутил. Всякое бывало, я знаю историю, но эта, — он встретился взглядом с Мирой и поперхнулся, но закончил, — эта… дрянь никогда не станет рядом с нами на страже!

— Мы тоже убийцы, Конор, — сказал Алекс. — И первое убийство всегда тяжело. Пойди к Даре, побудь с ней. У неё это — первый вампир.

Доминик Конор ушёл. Алекс провёл пальцем по лезвию кинжала. Серебро потемнело и местами было словно изъедено.

— Кинжалу конец, — заметил охотник и пояснил Мире. — Обычно серебро очищается "огнём" в ритуале, когда вампир рассыпается прахом. А в таких случаях…

— Немногие вампиры могут похвалиться тем, что знают ощущение серебряного кинжала в сердце, — слабо сказала вампирша. Говорить было больно. Внутри дрожала, качалась лопнувшая струна, обычно всегда туго натянутая. Сейчас Мира была беспомощна, как маленький ребёнок.

— Да… Я тоже, как правило, подбираю кинжал из кучки пепла, а не вытаскиваю его из тела ещё живой carere morte, — охотник опустился рядом с ней. — Покалечили нашу "мышку"… — он усмехнулся. — Придётся теперь тебя лечить человеческой кровью. Мечтаешь вспомнить вкус?

— Откуда ты всё знаешь, охотник? — пять слов — один медленный выдох, через боль.

— Я сам едва не стал вампиром, — признался Алекс Кустос. — Я ведь прежде жил в Карде! Стал новообращённым, к счастью, не успел совершить непоправимого. Меня исцелили.

— Повезло, — сквозь зубы заметила Мира.

— О, да… Наверное, я всё ещё помню и понимаю вас. Поэтому Латэ поручил именно мне организовать тренировки. Не вижу иных объяснений: я — плохой учитель и сам не так давно в Ордене. Ты идти можешь?

— Нет, ещё немного.

Беззвучно падали мелкие снежинки. Скоро новый декабрь. Только подумать! — прошло уже два года. Сначала Мира считала дни, потом недели, месяцы… А потом вовсе забыла о счёте.

Вампирша дотронулась до костюма на груди. Корсет был прорезан, и пятно крови медленно расплывалось по блузе: чёрное на чёрном. "Костюму конец", — констатировала она. Это была праздная мысль. Мира тщетно пыталась отвлечься, не вспоминать другой декабрь и другую рану в сердце.

— Хоть вы и фанатики, но все разные, — тихо сказала Мира. — Один крестится, видя моё преображение, потому что каждый раз в этот момент встречается лицом к лицу с дьяволом — вполне серьёзно, без шуток… и, может быть, как раз он и прав. Другой из родовитой семьи, такой же белой, как чёрной, служение Ордену — его долг. Ты — бывший новообращённый, а Хортор… — она растеряно посмотрела на Алекса, — Карл тоже сталкивался с carere morte, как ты? Или он из вампирского семейства, как Конор? Что-то уж очень… гладко он ко мне относится.

Алекс покачал головой:

— Нет… нет, — он озадачено повёл плечами. — Не знаю! Но Карл в ближнем круге главы Ордена. Латэ его привечает: готовит себе смену. У старика и на тебя большие планы…

— Ясно, — отрывисто сказала Мира. — Поможешь мне подняться?

Глава 9 Решение Дэрро

Мира сидела на краю крыши и любовалась открывавшимся видом: высокие деревья парка — поблекшая осенняя зелень пробивается сквозь тёмно-серый покров ночи, за ними таинственная Серма, окутанная туманом… Очертания домов центральных районов Доны пока лишь угадывались, но с каждым мгновением обретали всё большую и большую чёткость: белая полоса в небе возвещала о приближении рассвета.

— Спускайся! — донёсся снизу девичий голос. — Спускайся-спускайся! Я попала тебе стрелой в голову пять минут назад!

Мира потёрла левый висок: да, действительно, пальцы в жёлтой краске. Но спускаться не торопилась.

— Мы договаривались, что вы преследуете меня до барьера! Я уже пересекла черту!

— Мира, не трать зря времени! — вступил Алекс.

Вампирша вздохнула. Не утруждая себя превращением, соскользнула по пожарной лестнице к ожидавшим её охотникам. Впереди всех, уперев руки в боки, стояла весьма экстравагантная девушка. В простой блузе и брюках, угловатая, почти мальчишеская фигура, окончательное сходство с мальчиком довершала возмутительно короткая стрижка. Диана Лернер, первый год в Ордене. За ней Алекс, Доминик, завернувший на тренировку после рейда, Ангелика — светловолосая круглолицая девушка с широко расставленными глазами, также, как и Доминик, никогда не упоминающая о своём родстве с одним из вампирских семейств Короны, и второй новичок — темноволосый студент медицинского факультета Академии, Тони Гланс.

— Я ведь попала? — спросила Диана. Мира, недовольно наморщив нос, повернула голову направо. — Попала, попала!

— Это была всего лишь разминка, — оскорбилась вампирша.

— Ты поддавалась? — прищурился Алекс. — Не нужно так.

— Даже если и не поддавалась, мы понимаем, с настоящим вампиром всё будет совсем по-другому, — серьёзно сказал Тони.

Мира скрыла улыбку. Это были новенькие, странные ребята. Они пришли в Орден позже её, и почти все приняли вампиршу в стане охотников легко, как данность. Юные, неопытные, наивные, они верили всему, что им говорили, и ни от кого здесь не ждали зла. Миру она принимали как свою, ведь мышка, — так её звали за глаза, — была совсем ручной. Она оставалась чуточку ненастоящим вампиром для них всегда, даже на тренировках с защитой.

— Я плохо играю свою роль? — обиделась Мира.

— Помнишь, что я тебе обещал? Как только начнёшь лениться, один из пузырьков с водой я подменю настоящим и то же проделаю со стрелами, — напомнил Алекс. — Пока необходимости в этом нет. Продолжим, — он посерьезнел. — В последнее время вы, девочки, — строгий взгляд на Миру и Диану, — превратили тренировки в какой-то балаган, поэтому сегодня займёмся серьёзным — вашей личной защитой.

Ангелика не дрогнула: в себе молодая охотница была уверена, она прошла посвящение два года назад. А вот Диана и Тони призадумались и погрустнели.

Закончилось третье лето тренировок. Вампирша полюбила эту игру. После Дары Меренс попыток покушения на её жизнь больше никто не предпринимал. Сама Дара держалась холодно и равнодушно, но не выказывала ненависти, очевидно считая, что своей выходкой уже поставила точку. Им даже случалось обмениваться на тренировках парой-другой исключительно деловых реплик…

— Нам лучше снова пойти к беседке, — подала голос Мира.

— Да, — согласился охотник. — Вы, трое, — он указал на Диану, Тони и Ангелику, — группа. Договаривайтесь.

Вся компания повернула в парк.

— Ловец только один, — Алекс продолжал раздавать указания, — арбалет со стрелами…

— Я возьму! — вызвалась Диана.

— Нет. Арбалет со стрелами я думаю вовсе у вас отобрать. Только сети… Ну вот, опять! — досадливо, но шутливо воскликнул он, поглядев направо: по аллее к ним шёл Карл Хортор. — Ты опять идёшь ломать мне тренировку?

Диана засмеялась: позавчера Карл уже сорвал Алексу тренировку, затеяв спор о том, какое снаряжение действительно необходимо для рейдов. Мира же нахмурилась: то, что охотник тогда высказывался резко против использования сетей при ловле крылатых вампиров, не могло понравиться бессмертной, когда-то пострадавшей от гораздо менее гуманных стрел.

— Доброе утро, — поздоровался Карл со всеми. Мира, помешкав, всё же ответила на его улыбку — усталую и какую-то совсем не весёлую. — Чем вы сегодня занимаетесь? Защитой?

— Да, — сказал Алекс. — А что у вас?

Охотник печально махнул рукой:

— Особый случай. Потом. Занимайтесь. Я понаблюдаю?

— Ну-ну, — хмыкнул Алекс. — Знаю я, чем всё кончится.


Вампиршу зажали в беседке. За спиной, между колонн, лазейки закрыты. Свободен выход впереди, но его стерегут трое. Ангелика с арбалетом в центре, Тони слева от неё, Диана справа.

"Вспомни о своей сути, и ты прорвёшься", — старое, верное заклинание. Вампирша преобразилась. Не так, как на обычных тренировках, будто надевала сценический костюм — как в далёкой потерянной юности, одеваясь в одежды монархини, её по праву крови. Ангелика осталась спокойна, почти равнодушна: "Ты не тронешь меня, исчадие тьмы", Тони нервничал: губы очень напряжены, в глазах Дианы читалось сомнение. Всё действо заняло считанные мгновения. Ангелика пустила сеть, но промахнулась — первый бросок вампирши был обманным. Пока она готовилась для нового выстрела, Мира кинулась вправо, подхватила даже не вскрикнувшую Диану и ринулась из беседки.

Сделав со своей ношей круг почёта над парком, она опустилась у лестницы в беседку. Диана не устояла на ногах, рухнула на ступени.

— Опять плохо. Я не справилась. Уже второй раз! — она растерянно взъерошила короткие тёмные волосы.

— Не "плохо"! Сегодня ты не потеряла сознание, — возразил Алекс, присаживаясь рядом. Она взглянула на него, ещё обиженно, сквозь слёзы, но с надеждой. — Скоро научишься.

— Мира, я всё же не могу привыкнуть к тебе… такой, — заметил Тони.

— А я ведь ненастоящий вампир! — вздохнула та. — Твоя защита достаточна. Её не разбить за мгновение. Может, через несколько минут я разбудила бы сомнение и в тебе, но кто даст carere morte хоть полминуты? У меня была пара секунд.

— Ещё пара тренировок, и меня допустят до рейдов? — с надеждой спросил Тони Алекса.

— Можно будет попробовать…

— Почему я не попыталась бежать, хотя бы! — вдруг со злостью воскликнула Диана, думая о своём.

— Это одна из ловушек, в которую может попасть любой охотник. Личную защиту даёт посвящение. А что — посвящение?

Тони и Диана молчали, Алексу пришлось закончить самому, синхронно с Ангеликой, прошептавшей:

— Клятва.

— Вы клянётесь бороться с проклятием, лишающим жизни и смерти, — продолжил охотник. — И после каждая встреча с carere morte для вас — бой. Каждый его взгляд, — вампирша потупила глаза, — и каждый ваш вздох. Бежать могут жертвы вампиров, но не охотники, ведь вы…

— …Щит человечества пред созданиями Ночи, — сообщила Мира и возмутилась удивлённым взглядам:

— Я, между прочим, осилила половину вашей библиотеки! И знаю об Ордене, наверное, больше вас, вместе взятых! У меня много свободного времени!

— Потерпев в этом бою поражение, вы не можете бежать: вы мертвы. И пленных здесь не бывает. Эта война не человеческая, обе грани острые.

— Пленных нет, но бывают предатели, — тихо заметила Мира. Алекс не услышал её:

— Сражаясь с carere morte, вы сражаетесь с самой Бездной, с Той, что лежит за границами жизни и смерти, с Той, что заполняет пространство между атомами, составляющими материальный мир. Если Ей удастся нанести вам удар — это будет страшно. Под вашими ногами разверзается пропасть, как в кошмаре… Если вампиру или, чаще, вампирам удаётся разбить защиту охотника, человек может потерять сознание, сойти с ума, умереть на месте; даже если он останется в разуме, его оставят силы. И carere morte, обычно, не упускают случая расправиться с беспомощным: в лучшем случае его бросят с высоты или ударят о стену.

Тони вновь призадумался, видимо, решая, стоит ли ему торопиться в рейды.

— Что ты их пугаешь, Кустос? — подал голос Карл. — В группе риск минимален. А что до "Бездны" — именно чувствительность к Ней carere morte обеспечивает успех нашей охоты. Когда вампира ведёт его голод — проснувшаяся частица Бездны, он перестаёт видеть окружающее, и охотник успевает приблизиться на расстояние выстрела. Конечно, бывают особые случаи… — он быстро двинулся к собравшимся, тёмные глаза блестели радостно и хитро. Охотник снял сюртук, закатал рукава рубашки. — Можно ли ещё раз повторить ту же ситуацию? Я заменю Диану.

Мира неохотно повиновалась. Ситуация для неё, вампирши, теперь представлялась безнадёжной.


Вновь одна против троих, она преобразилась, широко улыбнулась, оглядывая противников. Мира знала, сейчас сама Бездна смотрит её глазами. Тони был почти спокоен, и даже осмеливался посмеиваться. Такая же равнодушная, деловая Ангелика. Карл… — Мира не поверила глазам: никакой защиты! Дверь распахнута, словно хозяин приглашает её…

Размышлять об этой странности было некогда. Мира снова рванулась вправо, подхватила охотника, не особенно церемонясь, за ногу. Изумлённая Ангелика даже не сделала выстрела.

"Что бы такое придумать, шутник? Ага! Я тебя искупаю!"

Вампирша развернулась к речке. Но тут кто-то с силой потянул за её левое крыло и прямо перед ней оказались деревья. Мира врезалась в стену листьев и переплетение ветвей, ничего не понимая, ошеломлённо вскрикнула.

"Тихо!" — шикнул Карл. Он удобно ухватил её за шею и серебряным кинжалом в ножнах касался груди. "Кинжал у тебя в сердце, и звериное обличье ты теряешь", — скомандовал охотник. Не подумав ни секунды, Мира послушалась.

По-прежнему сцепившись, они камнем полетели вниз. Мира зажмурила глаза и только один раз ойкнула, ударившись спиной. Карл замедлил падение, ухватившись за толстую ветку внизу, и приземлились они почти изящно, но на ногах не устояли. Охотник упал, вампирша покачнулась на каблуках, ухватилась за дерево. Сверху сыпалась какая-то труха и сухие листья.

Охотники подбежали к ним.

— По-моему, это была самая оригинальная на моей памяти попытка самоубийства, — предположила Мира, предупреждая недоумённые вопросы, — к сожалению, неудачная… — Карл уже поднялся и отряхивал брюки. — Как ты меня обманул? Защиты не было!

— А вы говорите, тот, кто проиграл поединок, обессилен и мёртв, — протянула Диана.

— Большинство охотников получают защиту извне, — словно оправдываясь, сказал Алекс, — столкнувшись с Бездной, вы призываете на помощь Господа…

Тони скептически усмехнулся.

— Страх перед древним, неестественным злом заставляет людей бежать в панике, не разбирая дороги в безумие. Но мы обязаны остаться. И остаёмся, только инстинктивно воздвигаем в своём разуме преграду Бездне, для большинства этим щитом служит клятва. Я вспоминаю текст посвящения.

— И я, — сказала Ангелика.

— И я, — Тони и Диана одновременно.

— Но есть некоторые, кто использует иные ресурсы. У них защитой служит не клятва. Правильно, Хортор?

— Совершенно верно, — любезно согласился тот. — Эта защита несколько другого рода и более… пластичная.

— Вы все, наверное, слышали о Флеви? Его дочь стала вампиршей, и он точно также расправился с тем, кто её обратил. Это другой щит: его воздвигает не инстинкт и не страх. Обычно — сильные эмоции. Воспитание, кровь также играют определённую роль.

— Да, такая же защита у Гесси, — заметил Доминик, дотоле молчавший, и бросил неприязненный взгляд на вампиршу. — Осиливший половину нашей библиотеки должен бы знать это! Гесси — потомок основателей Ордена и говорит, что знает сущность вампиризма. И, рассказывали, у всех Диосов была такая же защита.

— Я слышала много подобных историй, — заявила Диана, поглядывая на дерево, ещё ронявшее листья. — Многие хвастаются подобными трюками.

— Вот я и решил проверить, — сказал Карл. — Но повторять никому не советую.

— Почему?

— Начиная с того, что…

— Позволить себе так рисковать могут лишь абсолютно одинокие люди, — перебил его Алекс, — и, кроме того…

— Позволяя вампиру напасть, вы должны быть уверены, что позже сможете дать отпор, — закончил Карл.

Диана радостно покивала, а Тони, наоборот, сощурился:

— Как можно быть точно уверенным в этом?

— Такова особенность этого рода защиты. Она возникает стихийно, если возникает. Пока не почуете у себя такое умение — не рискуйте.

— Чудесное умение — притворяться несчастной жертвой! — фыркнула задетая вампирша.

— Не совсем, — спокойно сказал Алекс. — Суть не в этом. Эта защита создана не страхом. И, значит, этим людям не страшен ни один вампир.

— Все вампиры одинаковы. Дело в их числе, — оскорбился Тони.

— Только, если речь идёт о юных дикарях. Ты видел когда-нибудь старейших из бессмертных? Я видел в Карде Магнуса Калькара ещё не будучи охотником, и будь я тысячу раз уверен сейчас в своём предназначении, я не осмелюсь вновь заглянуть в его глаза. А Карл уже успел с ним сразиться.

— Когда? Где? — живо заинтересовалась Мира. — Калькары возвратились?

— Похоже, он возвращался сюда за младшим из Калькаров, — ответил Карл. — И забрал его: псов Хиама больше не видно. Мы с Магнусом виделись у Тенеров совсем недавно.

Белая полоса, расширяясь, расползалась по небу. Из-за горизонта показалась оранжевая.

— Светает, — заметил Алекс. — Больше мы ничего не успеем. Тренировка закончена.

— Для чего ты устроил этот спектакль? — тихо спросила вампирша Карла. — Давно не красовался перед малышами?

Укол попал мимо цели.

— Давно, — легко согласился охотник. — А ты только что помогла мне решить одну задачу.

— Особый случай?

Он кивнул.

— Кого вы ловите? Я его знаю?

— Нет. Это совсем молодой вампир, бывший священник.

— Кстати, — спохватился Доминик, — какой выдалась сегодняшняя ночь?

— Плохо! Он очень силён. Его безумие заражает. Он третью ночь специально испытывает нашу защиту! Сегодня мы чуть не лишились Адриана, а он опять ушёл. С добычей.

— Ты хочешь обмануть его, как меня? Он может не поддаться на уловку, — ехидно заметила Мира.

— А я возьму арбалет, — Карл вновь улыбнулся ей, довольно. — С ловцом вампир предпочтёт расправиться в первую очередь, не так ли?

— Ты же так убьёшься! — ахнула Ангелика, измерив взглядом высоту дерева.

— Может, мне посчастливится схватиться ним на земле, — оптимистически предположил охотник.

— Мира, ты восстановишь силы до послезавтра? — обратился к вампирше Алекс.

— Лучше через два дня.

— Не получится, двадцать второго — общее собрание.

— Значит, отдохну дополнительный денёк.

— Тебе тоже следует быть на этом собрании, — заметил Карл. Мира лучезарно улыбнулась:

— Я дождусь распоряжения главы.


Даже получив официальное письмо с приглашением, Мира не собиралась наведываться на собрание, но в последний час вампирша вообразила, что столь большое число приглашённых может значить только одно — будет сообщение об Избранном. Может, Латэ решился начать поиски Дара? Мира заторопилась в Академию.

"Второй этаж, Малый зал". Она спряталась за портьеру у первого от двери окна. Подойти ближе вампирша не смогла себя заставить: несмотря на тренировки, зрелище сотни служителей Ордена одновременно повергло её в ужас.

Она опоздала. Собрание уже шло. Латэ заканчивал читать какой-то документ, и в зале поднимался смешанный гул: голоса несогласия с одной стороны, аплодисменты с другой. Старик постучал по столу, требуя тишины, огласил подпись:

— Корнелиус Дэрро, епископ Сатурский.

Он закончил, и шум поднялся невообразимый. Вампирша осмелилась пройти вперёд несколько шагов: "Что там было, в документе? Не о новом ли Избранном речь?"

Латэ поднял руку, нестройный хор постепенно смолк.

— Аспер, я слышал вас. Скажите для всех, — обратился он к какому-то человеку во втором ряду.

— Полагаю, что выражу мнение большинства, — смело сказал Аспер. — Этот шаг — разрушение основ; он следующий за предательством Диос в семьдесят третьем. Он ставит под сомнение суть клятвы, так что за ним? — хаос! "Она достойна!" Как carere morte она достойна только смерти!

— Её пропускает Покров, — сказал глава Ордена, и одобрительный гул, поднявшийся после слов Аспера, стих.

Разочарование Миры было велико. Нет, похоже, речь не об Избранном — о carere morte. "Её пропускает Покров", — Значит, либо о Мире, либо о предательнице Диос: для бывшей охотницы, ныне вампирши, Покров также не был преградой.

В зале дискуссия продолжилась. Поднялся Герберт Морено — глава научной группы Ордена, весьма пространную речь начал с утверждения о том, что вампиризм — род болезни. Редкие возражения быстро стихли, многие зашикали. Архивариус Сотто и ещё несколько человек покинули зал, тем самым решительно выразив своё несогласие… А Морено продолжал утверждать, что carere morte — не мёртвые: их сердца бьются, пусть в ином ритме. Он рассказал о необычных клетках, которые находят только в крови carere morte, и предположил, что эти клетки инициируют все странные процессы в теле бессмертного. "Напомните ещё, что заражение происходит через "перенос крови!" — фыркнула вампирша. Учёный закончил, и посыпались дополнения, комментарии. "Системная болезнь"…

Но поднялся кто-то в дальнем конце зала, громко крикнул:

— Спросите Гидеона Дорра! Клауса Биена! Паулину Латэ! — спорящие умолкли, а он продолжал без передышки, — Амелию Вайн! Антона Аргуса! Гая Дигнуса! Глорию Дэтер! Денниса Мелиса… — он осёкся. — Они молчат! Кто их убил? Вас кто-то обманул, вы приняли за человека всё того же зверя! Вы даруете ей прощение после того, что она сделала?! Вы верите в раскаяние carere morte?! Да, это разрушение основ. Будьте милосердны к тем, кто молчат.

Дара Меренс сидела недалеко от этого оратора. Она неподвижно, пристально, как когда-то на Миру, теперь смотрела на Латэ. Кто-то из первого ряда предложил:

— Давайте устроим голосование.

— Оно ничего не решит, слово Дэрро уже есть, — заметил Латэ. — Но… пусть так. Предположим, что это решаем мы. Правом голоса обладают все, прошедшие посвящение. Голосование открытое.

Охотники воодушевились. Возражения были: кто-то предлагал лишить права голоса тех, кто пришёл в Орден в последние шесть лет: "они плохо понимают ту ситуацию", но новички возмутились и легко перекричали недовольных, беря не числом, но молодым задором. Другие, и среди них Доминик Конор, призывали к закрытому голосованию.

— Итак. Кто согласен с решением епископа? — Латэ показал бумагу, которую читал в начале собрания: один лист, красная печать. Поднялось довольно много рук. "За" проголосовала едва ли не треть собравшихся, в основном, молодые.

Глава Ордена хитро улыбался:

— Теперь, кто из тех, кто согласен, готов поручиться за неё?

В зале возникла небольшая заминка. Многие руки опустились, но опустившим явственно было стыдно. Кто-то колебался. Дара Меренс осведомилась:

— Первый раз я была против, а сейчас мне можно быть "за"?

— То есть, вообще-то, против, но поручиться, если необходимость настанет, готовы? — довольно спросил Латэ. — Да, можно. Похвально! Как я сказал, голосование ничего не решает. Решение Дэрро уже есть, и мы его принимаем. Герцог Крас также не противится этому. Все должны понять, — его голос легко возвысился, — это — не предательство, не разрушение основ. Основа основ цела: её принимает Защита этих стен.

— Следующий общий вопрос, — объявил Краус. — Вопрос извечный: Северная Пенна… Бовенс?

Родерик начал сообщение, и вампирша покинула зал. Она спустилась вниз, помедлила у библиотеки, но предпочла выйти на улицу: поднявшуюся злость нужно было рассеять.


Парк был пуст. Мира прошлась знакомыми тропками тренировок, свернула к часовне. Белое невысокое здание стерегли рябины.

В архивах Ордена она натолкнулась на историю этого "места совершившегося Чуда". Оказалось, часовней герцог Рете когда-то возблагодарил Господа за чудесное спасение от вампиров. По счастливому для него совпадению, в момент почти неминуемой гибели, когда он взмолился о помощи, прорвавшийся из-за туч луч солнца испепелил несчастных carere morte. Так что чуда в действительности не было: всего лишь сработала злосчастная чувствительность вампиров к свету близкой звезды. Столетия эта часовня связывала мир дневной и мир ночных охотников: сюда приходили с мольбами о помощи.

— А, Мира! — раздался знакомый голос. Латэ покинул собрание до его завершения и вздумал пойти той же дорогой. — Ты всё-таки приходила на собрание? Это хорошо. Ты услышала решение Дэрро?

— Я не расслышала, о ком там шла речь, — холодно сказала вампирша, удивлённая и обрадованная встрече: глава редко интересовался, как дела у единственной carere morte в Ордене. — Судя по репликам зала, о Диос?

— Нет, не о Лире, — улыбка старика застыла на миг, — о тебе. Радостная весть! Отныне ты в любой момент можешь заявить о своём желании вступить в Орден, — объявил он не без самодовольства. — Тебе разрешено посвящение. И его ты можешь пройти уже этой осенью, после того, как подготовишься.

Посвящение… Ей? Значит, это о ней сейчас кричали "зверь", "достойна только смерти"? Мира сникла. Даже плечи опустились. Что за странные игры, Латэ? Что вам ещё от меня нужно, мало позора тренировок?!

— Посвящение? — она смеялась. — Мне разрешается, ха-ха… стать охотником? Охотником на вампиров? Ха-ха-ха! Вы шутите?

— Нет, почему же, — удивился глава. — Спор, как ты видела, шёл весьма серьёзный. Думай. Теперь это — твоё решение.

Посмеиваясь, он удалился. А Мира замолчала, ей смех не удавался.

"Она — охотник! Можно ли такое вообразить?"

"Господин, Бездна, вы всё ещё хотите меня наказать? Смерть в разрушенной башне "Тени Стража" стала бы милостью для меня. Если б меня не держало здесь другое, я давно сбежала бы от позора своей новой вечности!"

Лишь выйдя из пределов Покрова, вампирша смогла захохотать: громко, надрывно, как сумасшедшая — или свободная. Но улыбка была лжива, не улыбка — оскал.

Однако истерический смех скоро утих, и Мира развеселилась по-настоящему. Вспомнились смешные моменты собрания: дискуссия о сущности вампиризма, серьёзные гордые лица, когда они голосовали в первый раз, и стыдливое дрожание многих рук, когда во второй… Подходя к дому, она даже начала напевать детскую песенку, но остановилась, вспомнив, что не видела на собрании Карла. С неожиданной теплотой Мира подумала: ещё не так далеки времена, когда молодой охотник был единственным, кто не брезговал общаться с ней…

"Удалась ли его уловка? Или Орден лишился одного из самых симпатичных адептов?"

Она даже встревожилась, но напрасно. Следующей же ночью Мира встретила охотника.


Вампирша отдыхала после тренировки. Она прохаживалась по краю крыши, пугая редких прохожих на Восточном проспекте. Сегодня безлунная ночь высыпала на небо весь запас звёзд и из открытого окна обсерватории позади Миры в темноту нацелился глаз телескопа.

Когда позади послышались шаги, Мира испугалась. Забыв о нерушимой стене Покрова, она вообразила, что это дикари Доны пришли расправиться с предательницей. Она чуть было не кинулась с крыши, очертя голову, но тут раздался оклик:

— Это я. Не бойся!

Мира обернулась. Охотник приветственно поднимал руку.

— Карл, — успокоено вздохнула она.

— Так и создаются городские легенды, — заметил тот. — Странная фигура на крыше Академии… Тебе ещё следует накинуть крылатую тень. Выйдет инфернально!

— Я как-то не думала об этом. Купол Покрова создаёт у меня ложное чувство отрезанности от мира. Что ты тут делаешь?

— Что ты тут делаешь? Ты закрываешь мне обзор.

Мира улыбнулась:

— Дежуришь за телескопом? Хорошо, я ухожу.

— Подожди, — замялся он. — На улице Славы разворачиваются интересные события. Нужно мнение carere morte. Взглянешь? — он указал на обсерваторию.

Уголки её губ искривились — горькая усмешка. Почему, когда этот охотник зовёт её "carere morte", у неё так неприятно колет в сердце?

— Взгляну, — легко согласилась она.

Карл отворил ей дверь обсерватории, он действовал неуклюже — одной левой рукой. Мира заметила: под накинутым сюртуком правая рука была на перевязи.

— Сломал руку? В поединке с тем вампиром-священником? Ты легко отделался!

— Он… Этот вампир… Был благодарен нам…

— Он передумал и сам молил о смерти? — Мира огляделась. Обсерватория представляла собой маленькое круглое тёмное помещение, в высоту больше, чем в ширину, с плоским потолком. Огромное окно занимало почти полстены, и с другой стороны было такое же, сейчас, закрытое. Прежде вампирше не доводилось тут бывать, и она озиралась с любопытством.

— Он вместе с нами шептал молитву, — охотник подвёл её к телескопу. — Теперь меня сослали в обсерваторию на три недели… отдыхать. Погляди сюда. Видишь здание Университета?

Мира послушно приникла к окуляру:

— Вижу.

— Прямо за ним улица Славы, — он покрутил какой-то винтик в телескопе, увеличив изображение. — Теперь видишь?

— Carere morte на крыше.

— Carere morte? Разве?Мне показалось, это кукла.

— Да, точно, кукла, — вампирша улыбнулась. — Ну и что?

— Теперь переведи телескоп влево. Крыша с флюгером в виде пса. Видишь?

Мира осторожно тронула тяжёлый телескоп. Махина двинулась неожиданно легко.

— Там ещё две куклы.

— И ещё на другом конце улицы, одна. Как ты полагаешь, это куклы одного хозяина?

— Да, они похожи. Может быть, это Гелер.

— Есть, предположения, что он тут делает?

— Похоже, это просто охрана.

— Ну, да, — охотник помрачнел. — Я тоже так подумал. Плохо!

— Что плохо?

— Этого я не могу тебе сказать, — Карл устало прислонился к стене, отвернувшись от вампирши. — Прости. Рядовым охотникам положено знать немного.

Мира, насмешливо прищурившись, поглядела на этого "нерядового" охотника.

— А раньше ты многое мне рассказывал!

Охотник ничего не сказал на это, он даже не повернулся к ней.

— Вчера на Рябиновой на крышу вылез какой-то вампир-дикарь. Я наблюдал за ним отсюда. Он сидел там до самого рассвета, — зачем-то заметил он, равнодушно. — Видимо, он хотел покончить жизнь самоубийством.

Мира вздрогнула. Почему-то её тронула эта история — ещё одна маленькая трагедия мира carere morte.

— И что ты сделал?

— Я? — немного удивился Карл. — А что я должен был делать? Начало светать, и он… передумал, убрался в своё логово. Днём Латэ отправил туда группу.

Они долго молчали. Мира задумчиво изучала собеседника. Знакомого ей юноши — расторопного секретаря Латэ больше не было. Перед ней была старая, пугающая фигура: охотник на вампиров, сильный и безжалостный. Тёмные глаза глядели холодно.

С Карлом Мира была знакома около пяти лет, но, в сущности, она почти ничего не знала о его жизни за границами сети Ордена. По некоторым фразам, проскакивающим в разговорах, вампирша предполагала, что род его занятий, скорее всего, связан с журналистикой. По отсутствию обручального кольца она также рискнула предположить, что он не женат. Миру не интересовала жизнь коллег за пределами Ордена, так как для неё самой другой жизни не существовало и не могло существовать.

— Вы, смертные, быстро взрослеете и сильно меняетесь, и вот — я снова ничего знаю о тебе. Расскажи, кто ты, Карл Хортор?

Он обернулся к ней, удивленный.

— Что ты хочешь узнать? — настороженно.

— Например, какова твоя профессия? Кроме охотника на вампиров.

— Музыкальный критик.

— Ты же учился в Академии…

— Только год, математике. Математика — та же музыка, — шутливо сказал Карл. — Это всё, что ты хочешь знать?

— Почему ты так стараешься отшутиться? Откуда ты? Кто твои родители?

— Я родился здесь, в Доне. Мои родители был самыми обычными людьми, далёкими от мира carere morte и их убийц.

— Алекс сказал, ты одинок.

— Да, пожалуй. Мама умерла рано, и отец больше не женился. Он живёт сейчас в Плоро.

— А сёстры, братья?

— Нет никого. С моей смертью род оборвётся.

Она улыбнулась, почувствовав странную симпатию к нему:

— Я тоже последняя Вако.

— Впрочем, у меня должны быть живы родственники со стороны матери, просто я не знаю их, — добавил Карл, сам заинтересовавшись разговором. — Кстати, её фамилия была Переннис. Так что, возможно, она была роднёй самому владетелю старого Донума.

— Это было двести лет назад.

— Да, — он усмехнулся, склонив голову. — А моё второе имя — Донатус. Может, в честь того самого знаменитого предка?

— Карл Донатус? Неплохо.

— Каролус.

— А это уже слишком…

Карл обиделся. Он знакомо нахмурился, и вампирша наконец узнала в нём юношу, который помогал ей в первые месяцы в Ордене:

— Что ты смеёшься? Мира — тоже сокращение. На самом деле ты Мирабелла или Миранда.

— Нет! — Мира с удовольствием помотала головой. — Никаких Мирандолин… Мира! Как звезда. Её хорошо видно осенью, мою тёзку. Мы с ней похожи… — она вскинула голову, вглядываясь в звездное небо. — Знаешь что, Каролус… Ну их, этих кукол! Лучше нацель телескоп туда.

Карл подошёл к телескопу, но в небо его направлять не стал. Мира послушно уступила ему место. Охотник опять занялся изучением улицы Славы, и вампирша заскучала. Прищурившись, она следила за танцем огней Набережной в чернильной воде Сермы.

— Ну так что, кого осенью ты приглашаешь на своё посвящение? — внезапно спросил Карл, почувствовавший её скуку.

— Посвящение? — легкий смех вампирши отразился от стен сотней звонких колокольчиков. — Я — охотник? Ха-ха-ха! Это, правда, смешно. Неужели Латэ всерьёз рассчитывает, что я…

— Ты хоть знаешь, чего ему стоило твоё посвящение?! — охотник неожидано разъярился. Он даже бросил наблюдение за куклами Гелера, повернулся к ней. — Вспомни, кем ты была для Ордена раньше!

— Эй-эй, не злись. Я знаю, кто я для вас. И как раз поэтому для меня посвящение невозможно!

— Это важный шаг, важнейший! Тебя признали. Тебе даровали прощение — понимаешь?!

Мира возвела глаза к небу.

— Латэ посчитали сумасшедшим, когда он заявил, что добьётся разрешения на посвящение для тебя. И он добился! Не смей отвергать такой дар!

— Мне нужен другой Дар, — тихо, но непреклонно сказала вампирша. — Я твержу вам это так долго! Только он, и всё. И я уйду. Мне не нужно ни вашего прощения, ни вашей милости.

Карл досадливо махнул здоровой рукой: "Лучше молчи!", но ничего не сказал. Мира почувствовала необходимость оправдаться:

— И правы те, кто посчитал Латэ сумасшедшим! Разве смогу я исцелять новообращённых? А ваш главный ритуал?! Хорош охотник, опасающийся дотронуться до пузырька со святой водой!

— Всему ты научишься, и быстрее, чем многие. То, что тебе разрешили посвящение — очень добрая весть. Вероятно, и решение Ордена в отношении Дара будет благоприятным для тебя. Сегодняшние приготовления на улице Славы говорят о том, что Дэви не на шутку встревожен. Скоро он начнёт поиски Избранного, и Латэ будет вынужден организовать свои.

— Я уже свыклась с ожиданием, — прошептала вампирша. — Не тревожь меня!

Она вздохнула. Зачем охотник разбудил её главную тревогу? За прошедшие годы вампирша успокоилась, она почти забыла, зачем она здесь…

Мира вновь поспешила в Карду.

Глава 1 °Cлишком много жёлтой краски

Солнце полностью вышло из-за горизонта и в огромной чаше Пустоши заплескалось жидкое золото. Река света разлилась до самой церкви Микаэля на краю Вастуса, она уже лизала белые ступени, ведущие на вершину холма.

Винсент продолжал уверенными быстрыми мазками накладывать краски на холст. Только когда солнце прожгло незащищённую тенью правую руку до кости, так что художник больше не мог держать кисть, он согласился покинуть убежище на колокольне церкви Микаэля. Он спустился вниз, в тёмный пустой зал. Здесь не было ни мебели, ни какого-либо убранства, напоминающего о назначении этого места, только полустёртые фрески на стенах. Церковь забросили после того, как сюда, сломав Покров, вошёл Владыка вампиров.

Крылатая тень, наполовину сожженная солнцем за краткие мгновения спуска, осыпалась клочьями. Вампир прислонился к стене, прижался щекой к холодному камню и застыл так, боясь малейшего движения воздуха. Боль от ожогов, которые Винсент не замечал на колокольне, пришла как всегда резко, одной ужасной, с головой накрывающей волной. В который раз он, чужая кукла, пожалел, что не может, хотя бы, потерять сознание.

Темнота шевельнулась. Девушка — маленькая, очень юная шатенка, оторвалась от запертой главной двери церкви и тихонько пошла к вампиру. Она знала о его муках, видела их прежде, поэтому, не дойдя шага, остановилась и принялась расстёгивать маленькие пуговки на горловине платья.

Потом он пил её кровь — крохотными глоточками, чтобы она оставалась в сознании и могла остановить его в любой момент. Девушка слабо вскрикнула только в момент укуса. Дальше она молчала, её тело тряслось мелкой дрожью — от страха и желания. Она готова была отдать бессмертному всю свою кровь и не помышляла прекратить ритуал. Поэтому Винсент скоро отступил, машинально утёр губы.

— Что ты! Так мало… — искренне огорчилась девушка.

— Мне хватит. Стелла, не делай так больше. Здесь достаточно пищи.

— Летучих мышей?!

Винсент улыбнулся. Боль от ожогов ушла, но повреждения едва начали восстанавливаться. Держась за стену, он добрался до угла зала и отыскал свою сумку.

— Что там? Стабилизированная кровь? — спросила Стелла, обнаруживая неплохое знакомство с предметом.

— Да, тётушка привезла из столицы, — Винсент открыл бутыль и, теперь не пытаясь сдерживаться, ополовинил её.

— Ты мною совсем не насытился! — хихикнула Стелла.

От солнечных ожогов не осталось следа. Винсент зажёг принесённую из дома свечу. Стелла, показавшаяся божественно красивой в её мерцающем тёплом свете, прошептала:

— Ты оставил картину там? Я принесу.

Она скрылась в темноте. Винсент услышал стук каблучков — вверх по винтовой лестнице, ведущей на колокольню.

Вампир засмеялся, когда она возвратилась: маленькую девушку едва было видно из-за огромного холста. Он поспешил принять у неё картину и поставил холст у стены, в бледный столб света, протянувшийся из разбитого окна.

Оба на мгновение зажмурились. Картина была самостоятельным источником света. В тёмном зале-пещере наступал ещё один рассвет. Небывалое солнце вставало над Кардой, цитаделью вампиров, видимой с высоты колокольни церкви Микаэля: золотая Корона, полукружьем за ней тени гор… Струился вниз Несс, полный светлых бликов, как весёлый весенний ручей. Листва ближних к Пустоши деревьев, пронзённая светом, была прозрачно-зелёной, чистой. Позолоченные пики гор растворялись в ослепительно белом небе. Невидимое солнце царило над нарисованным миром. Его мощь восхищала и ужасала одновременно, всё тонуло в его сиянии. Солнце поглощало мир… Нет: сам мир стремился стать солнцем.

Сначала Винсент рисовал руины старого города: в сумерках и ночью, когда старые камни призрачно светились в темноте. Потом он надолго был заворожён предрассветной Пустошью. Но всё было не то. Он безжалостно уничтожал почти законченные этюды. Пока однажды там, на колокольне, не обернулся к городу, позабытой Карде — и сюжет был найден.

Винсент работал увлечённо, он почти переселился в церковь Микаэля. Он бесстрашно взял самый большой холст, хотя до сих пор не рисовал картины таких размеров. В этот раз он был заведомо уверен в успехе. Все, видевшие эту работу впервые, зажмуривали глаза и восклицали: как ярко! Художник только усмехался.

— Чудесно! — прошептала Стелла, и Винсент попробовал объяснить:

— В Карде любой свет, даже свет солнца тускнеет. Таким должен быть настоящий рассвет над этим городом.

Эти слова вызвали в памяти старый образ. Прежде он уже говорил это или думал так! Карда, проклятый город, чьим солнцем явится Дар…

Воспоминания, как он думал, потерянные навек в момент обращения, возвратились — поток образов, как река в половодье. Стелла, испугавшаяся отстранённого взгляда друга, потрясла его за плечо, и Винсент очнулся. Он вздохнул и поставил пока мысленную заслонку им.

— Тебе плохо? — тревожно спросила Стелла. — Это из-за солнца?

Последнее было сказано тоном: "Сейчас я его потушу". Вампир засмеялся:

— Солнце для меня не опасно так, как для Высших. Не волнуйся.

Девушка с обожанием смотрела на него. Винсент испугался, что сейчас она, как и позавчера, заговорит о "капле бессмертной крови" и поторопился изменить направление её мыслей поцелуем.

Молодой красивый вампир без клейма ночного убийцы пользовался немалым успехом у юных жительниц Короны. "Винсент, ты прекрасен, я твоя жизнь!", "Да, дитя Тьмы, возьми меня всю до капли!", "Мы полетим над спящей Кардой и будем смеяться в лицо ночи!" — с разными вариациями, он слышал это почти каждую ночь. Но в его новое убежище в церкви Микаэля были удостоены приходить только двое: Стелла — самая молоденькая поклонница, тихая и послушная, и Клементина. Винсент улыбнулся, представив, что было бы, если б сегодня в его логово явилась не Стелла, а грозная, решительная Клементина…


Они провели дневные часы в пустой старой церкви и сожгли несколько свечей. Они почти не разговаривали. Стелла дремала на груди вампира, а Винсент размышлял, равнодушно следя за проходом солнца по небу.

Он опять гадал: кто же он есть? Он чувствует боль от ожогов солнца, тело смертной способно согреть его ненадолго, а сильный страх будит его сердце — как у всех Высших. По чьей нелепой причуде ему, кукле, оставлены эти моменты возвращения в жизнь? Может быть, его суть и судьба — иные? Может быть, и для него возможно будущее и даже — возвращение в жизнь?

"Не мечтай!" — оборвал он себя.

— Что это? — вдруг спросила Стелла. Девушка очнулась от грёз, и любопытными пальцами залезла в вырез его рубашки. — Какой страшный шрам!

— Это от серебра. Повреждения от посеребрённого оружия долго заживают у вампиров.

— Тебя ловили охотники?

— Нет, — он замялся. — Этот удар… прекратил мою смертную жизнь.

— Так ты умирал?

Винсент поморщился, как от боли. Он глядел в разбитое окно старой церкви. Там, в шумном мире смертных, солнце завершало путь. И Стелла затихла, спрятала коготки. Потом, испугавшись, что он отдалился от неё, порывисто, по-детски обняла, и это растопило лёд. Оба засмеялись, счастливо и беззаботно, как дети.

— Ты узнал что там, за гранью? — спросила Стелла.

— Там? — взгляд вампира не отрывался от золотисто-белого неба за искореженной решёткой высокого окна — Знаешь, там… ветер…


Вечером Стелла убежала домой, пока её не хватились, Винсент остался в церкви. Он спокойно спал всю ночь, а на рассвете вновь поспешил на колокольню.

Новое утро было пасмурным, и художник оставил мечту закончить картину сегодня. Но странный вампир оставался на колокольне, пока набравшее силу солнце не ударило по глазам, ослепляя.

Он отступил в тень, закрыв лицо. Глаза слезились.

— Не знал, что куклы способны плакать! — пробормотал он.

— Да, очень интересно… — согласился глава Ордена. Винсент прищурился, теперь заметив фигуру в тени.

— Вы? Как вы меня нашли?

Латэ улыбнулся и потряс какими-то исчерченными листами.

— Твои наброски Карды привели меня сюда — в самую высокую точку Пустоши.

— Что вам угодно?

— Уйдём вниз, бесстрашный carere morte, — глава с любопытством разглядывал картину. — Оригинальный сюжет. И знаешь, знакомый, очень знакомый…

Недовольство встречей исчезло с лица Винсента, он прошептал:

— Вы тоже думаете, что это… — он указал на картину, — пришло из прошлого… из моего прошлого?!

— Из прошлого Избранного? — Латэ задумчиво рассматривал "Рассвет". — Не уверен, но, во всяком случае, это… очень интересно.

— Может быть, моя зависимость от проклятия Миры меньше, чем вы полагали? — глухо, боясь отрицательного ответа, спросил Винсент, когда они спустились в зал. — Слёзы, боль от солнечных ожогов. Бывают и моменты, когда моё сердце просыпается. Я, как Высшие вампиры, сохранил остатки жизни. Своей жизни!

— Нет, — охотник помотал головой, решительно отнимая у вампира новую надежду. — Проклятие Миры владеет тобой. Это она даёт тебе силы. С кровью вампирши ты получил остатки её жизни и пользуешься ими. Ты бесстрашен, как должно кукле. И слабо чувствителен к солнечному свету.

— Не хочу вам верить.

— Не гневайся на правду, Винсент. За прошедшие годы ты хоть раз испытывал вампирский голод?

— Я пью кровь, когда мне нужно заживить повреждения, но это, наверное…

— Это не голод. Такое поведение характерно именно для рабов. И клыки у тебя так и не выросли.

Винсент долго, потерянно молчал. Он подошёл к своей картине и повернул её к стене.

— Вы ведь не затем, чтобы сказать это, посетили меня? — резковато спросил он. — Что Ордену нужно от чужой куклы?

Латэ развёл руками.

— Твоя ершистость осталась прежней. Ты один из немногих, кому известна настоящая история Арденсов, и моё задание связано с ней. Макта, Первый вампир, возвращается. Ты знаешь, что он любит больше всего…

— Убийство Арденсов.

— Макта может скоро появиться в Карде. Многие семьи Короны несут частицу крови Основателя.

— Похоже, в старые времена породниться с Арденсами считал своим долгом каждый! Что мне делать, когда я увижу здесь Макту? Вступить с ним в бой?

— Сообщить мне в столицу. И не post factum, когда убийство будет совершено! Ты, carere morte, должен заранее почувствовать приближение первого вместилища Бездны.

Винсент отвернулся.

— Зачем мне защищать тех, кто виновен в создании вампиров? — спросил он. — Арденсы зовут Избранного вором и чудовищем. Пять лет назад они стремились уничтожить мой Дар, и я не думаю, что за прошедшее время они изменились. Зачем мне спасать тех, кто погубил меня?!

— Мира у нас, — предельно кратко ответил глава.


Вампир едва сумел дождаться вечера, чтобы отправиться домой. Он запер все двери особняка и зажёг единственный светильник — в библиотеке. Винсент отыскал чистый лист бумаги и перо и лихорадочно быстро принялся записывать лист именами.

— Красы, — шепотом повторял он каждую запись. — Гесси, Рете, Вальде, Керте… О ком тогда ещё упоминал герцог? Тенеры? Реддо? Нет… Может, Ларгусы?…Корвусы?

Он старался вспомнить фамилии всех, породнившихся с Арденсами давным-давно. Полный список фамилий, родословное древо Основателя находилось в архиве Ордена и для большинства охотников были закрыто.

Лазар Арденс, Основатель, был первым Королём, а в легенде о Даре он назван Первым Избранным. Истинная же история, связавшая его и Первого вампира, Макту, известна немногим. В своё время Винсенту удалось узнать её, благодаря цепи счастливых случайностей. Лазар Арденс возмечтал жить вечно и обратился за помощью к чародею-алхимику Атеру. Чёрный колдун не сумел подарить ему вечность, но продлил его жизнь за счёт жизни другого — Макты, ставшего в результате ритуала Первым вампиром. Арденс мог бы возвратить Макте его жизнь, но не пожелал этого делать. И скоро проклятие carere morte, случайно вызванное Атером в мир, начало шириться. Потомки Арденсов создали Орден для борьбы с ним, но полному изгнанию проклятия бессмертия испокон веков препятствовали сами же Основатели. Нелепое поверье, что полное уничтожение carere morte и первого из них, Макты, принесёт гибель и Арденсам, было чрезвычайно сильно и через четыреста лет после создания Первого вампира.

— Всего десять фамилий, — удовлетворённо проговорил Винсент, но тут же нахмурился. — Или их больше? Помнится, Крас намекал, что и Династия…

Он потерянно замолчал. Считалось, что род Арденса пресёкся в правление Макты, триста лет назад. С тех пор страной правила другая династия. Может ли быть, что и они породнились с Основателем? Разумеется, тайно…

"Если сам Король из Арденсов, понятно, чего так боится Латэ! Избранный — угроза для рода Основателя, а глава отнюдь не революционер. И он боится потерять всё: Ордену, укрывающему Избранного, просто не позволят существовать!"

"Твой Дар — чудовище, что погубит наш мир!" — вспомнилось ему.

Винсент поднялся. В задумчивости он побродил по библиотеке и, наконец, заметил сам себе:

— Но мне-то терять нечего!

Он вновь кинулся к столу, схватил список фамилий и быстро пробежал его глазами.

"Выдать Арденсов Макте значит приблизить конец эпохи carere morte! Он ищет их, поговаривают, по загадочному "следу крови"… Но это слишком долго! Получив фамилии от него, бывшего Избранного, Макта скорее доберётся и до последних, которых так тщательно скрывают в Ордене…"

— Серьёзное решение, — заметил он. — Ты более не Избранный, но вновь хочешь заняться ни много ни мало решением судьбы мира! Нужно хорошенько всё обдумать.

Внезапно успокоившись, он вернулся к картине и на несколько часов полностью отрешился от мира. Сегодня Винсент занялся высокой Короной, ловящей первые солнечные лучи.

Был полдень, когда он оторвался от картины.

— Слишком много ненависти, Винсент! — сказал он.

Он отыскал на захламлённом столе в кабинете главную городскую газету полугодовой давности и нашёл краткую статью о широком праздновании дня рождения единственной дочери герцога.

— Лауре Вальде — три года, Себастиану — пять, Виктору — десять, — прошептал он, быстро пробежав мелкие строчки глазами. — Нынешние Арденсы — не чудовища. Может быть, они и сами не знают о своём родстве с Основателем. Хотя, что я говорю! Конечно же, знают, но…

"Они — люди, и у них есть семьи, дети…"

"Но у тех, кого сотнями в год убивают carere morte, существующие благодаря Арденсам, тоже есть семьи и дети!" — возражение было хорошим, но оно не склонило чашу весов. Он, более не Избранный, вновь колебался, он вновь пытался решить неразрешимую задачу: как уничтожить вампиризм без единой невинной жертвы?

Вампир возвратился в гостиную, где установил холст. Он долго стоял перед своей последней картиной. Созерцание её придавало Винсенту решимости. Пять лет, прошедшие с момента обращения теперь казались жутким тяжёлым сном. Он почти потерял себя, но сумел вновь обрести. И вместе с уверенностью к нему возвращалась жажда деятельности.

"Я найду Макту и стану его сопровождать. Бой не начинают, не узнав противника. Если я замахнулся на саму Бездну, нужно узнать Её истоки", — рассудил он.

Через неделю Винсент закончил картину, через две — начал готовиться к возможному скорому отъезду.


Мира появилась дождливым августовским вечером, неслышно, осторожно как всегда. Она скользнула в окно гостиной и устроилась на подоконнике, скинула мокрую тень.

— В Карду пришли дожди, — звонко заметила она, с любопытством оглядывая почти пустую комнату. — Вижу, ты решился избавиться от старой мебели? Молодец!

Винсент смутился:

— Прости. Мне нужны были деньги на краски и холсты. Добрый вечер, тётушка.

— Да, чудесный…

Мира соскочила с подоконника, прошлась по гостиной. Её шаги гулко отдавались в пустом зале. Винсент с улыбкой следил за её перемещениями. Вампирша замерла перед большой картиной, прислонённой к стене.

— Ого! Рассвет! Рисовал по памяти?

— Не язви.

— Не могла не сделать этого замечания, — сделав круг по комнате, вампирша вспрыгнула на подоконник. Племянника она обошла стороной и старалась не смотреть на Винсента, но иногда он ловил её робкий взгляд. Она всё искала что-то в его лице…

— Орден скоро начнёт поиски Дара, — вдруг сказала она.

— Ты спешила ко мне, чтобы это сообщить?

— Нет! То есть, да. И ещё… Латэ приглашает меня в Орден! — выпалила Мира и замолчала. Винсент мягко улыбнулся:

— Это очень хорошо, тётушка.

— Винсент, скоро Дар будет найден, и тогда…

— Давай не будем об этом. Пожалуйста!

Мира помолчала ещё. Проницательно заметила:

— Ты собираешься в путешествие?

— Да, — Винсент был слегка ошеломлён её напором.

— Далеко? Надолго?

— Я не могу тебе сказать…

— Ещё один! — до этого она играла, изображала легкомыслие, но сейчас горестный вздох был настоящим. — Орден обожает тайны!

— Я не выполняю чужое задание. Это только моя цель, — он отвернулся от неё, подошёл к последней картине и тихонько коснулся нагромождения белых и золотых пятен — Короны. Мира молчала. В молчании прошло несколько минут.

— Значит, ты уедешь, — прошептала вампирша, с ненавистью глядя в ночь за окном, и он вздрогнул. — Уедешь, оставишь меня?

Винсент вздохнул, но не обернулся к ней.

— Признайся себе: ты же рада, — ровно сказал он картине. — Я вижу, как тебе тяжело находиться со мной рядом.

Мира тоже не обернулась к нему.

— Картина хороша, но слишком ярка. Будто очень большая открытка. Слишком много жёлтой краски, — её голос дрожал.

Художник усмехнулся, коснулся причудливой золотистой змейки — Несса:

— Зато совсем немного чёрной. Не плачь, тётушка. Знаешь, я благодарен тебе. Кто там считает, что смертная казнь милосердней пожизненного заключения? Он не прав. Всё лучше, чем небытие.

— Я и не плачу!..Я ухожу, Винсент.

Он всё-таки оторвался от картины, обернулся.

— Я всё равно найду способ помочь тебе, — сквозь зубы пообещала Мира его отражению в оконном стекле.

— Оставь это, Мира. Твой Дар не спасёт меня. Неужели ты до сих пор…

— Я найду способ!

Вампирша преобразилась. Несколько взмахов сильных крыльев, и она скрылась из виду. Ночь распахнула ей объятья. Тогда Винсент равнодушно накрыл картину простыней и, задув свечу, покинул гостиную.

Глава 11 Клуб самоубийц

Тёмная комната. Несколько зеркал развешены по стенам с особым умыслом — всякий, кто посмотрится в любое из них, увидит себя стоящим в бесконечном коридоре пустоты. Два канделябра едва освещают людей, сидящих на ковре в центре комнаты. Здесь двое юношей и две девушки. И она, Лира Диос.

Смертные сидят в кругу, а бессмертная — замыкающая и начинающая. Она — паук в паутине, она пустила нить к каждой из жертв. Добыча слабо барахтается, и Лиру раззадоривает дрожание четырёх тонких волосков её паутины.

Чёрное одеяние бессмертной огромно и бесформенно. Оно сливается с мраком комнаты, делая Лиру частицей тьмы. Жертвы глядят заворожено. Она — воплощение их наивных детских мечтаний. Она — тёмная половина каждого из них. Она — всё то зло, к которому каждый смертный втайне стремится. Она олицетворяет для них свободу без ответственности, власть без ограничений и жизнь без смерти. Она — та, кого они так долго искали. Carere morte, вампир…


Лира слышала, как бьются их сердца. Её нес, качая, этот единый ритм. Лира закрыла глаза, напевно, монотонно как Владыка вампиров, начала:

— Я расскажу, что обещала вчера Эрин, — услышав своё имя пухленькая блондинка, устроившаяся по левую руку от Лиры, затрепетала. — Я расскажу о разрушенной башне "Тени Стража", замка Владыки вампиров…

Лира говорила, и ей нравилось, как ровно, плавно льётся её речь. Правда, внимательно слушал вампиршу лишь один молодой человек, Адриан Керте. Невысокий, худенький, со смешно взъерошенными волосами. Одевающийся и ведущий себя совсем не по статусу своих известных и обладающих немалой властью и богатством родителей, он был самым незаметным в компании, но Лире нравился вкус его крови. Вампирша ожидала, что она будет жиденькой и безвкусной как вода и долго потом изумлялась, оценив богатство оттенков её вкуса. Человек, в чьих жилах текла такая кровь, должен был быть очень сильной, красивой личностью… Лира видела Адриана драгоценный камнем, спрятанным в простом деревянном ларце.

Задавшая вчера вопрос о "Тени Стража" Эрин мыслями витала в облаках — Лира ясно видела это. Девушка старательно рисовала в альбоме то, как по её мнению выглядит замок Владыки, и при этом меньше всего она слушала вампиршу. Её кровь всегда была сладкой, чрезмерно, конфетно-сладкой. Лира редко, но пила её, чтобы вспомнить вкус сладостей из прежней человеческой жизни и то ощущение бодрости, которое они давали.

Сестра Эрин, Руфина, выбивалась из общего круга. Она села дальше всех, заведя замкнутую цепочку глубже во тьму комнаты, и изредка сверкала оттуда глазами на собравшихся, удачно подражая бессмертной. Младшая сестра была чуть более красивой копией старшей. Лира любила делать коктейль из их крови. Этот напиток бодрил не меньше крепчайшего кофе. Химический фейерверк крови младшей с каплей сладкой крови старшей… Однако вампирша планировала избавиться от Руфины, когда она повзрослеет. Её кровь станет неаппетитным бульоном химических соединений уже через пару лет, когда кипение юной жизни стихнет.

Нет, нет! Лира не собиралась убивать Руфину! Она бы просто изгнала девушку. За пять лет, прошедших с момента обращения охотницы, она ни разу не решилась на убийство. В Прэсто, курортном местечке к югу от столицы, где она коротала вечность последние четыре года, летом было много отдыхающих семей со скучающими детьми-подростками, и скучающая вампирша собрала маленькую компанию, вроде клуба по интересам. Дэви временно покинул свиту, он издавна отводил думам несколько лет одиночества, и бессмертные развлекались, как могли… Скоро по Прэсто пошли слухи о клубе самоубийц, впрочем, не имевшие под собой реального основания. Да, интерес учредительницы был лишь один — живая человеческая кровь, но юная вампирша не убивала никого из участников, она по-прежнему не нуждалась в большом количестве крови. Семеро по очереди дарили Лире капли своей жизни за одну возможность общения с настоящим вампиром. Число семь было не случайно — таким образом Лира составляла себе меню на неделю. В то время как еда льстила себе сравнениями с семью чудесами света и семью планетами древности.

Сейчас троих из компании здесь не было. Давид, студент, отсутствовал довольно часто. Лаура — талантливая поэтесса и музыкантша, лежала в постели, ослабевшая от болезни, над лечением которой её родители бились не первый год. А легкомысленная Калери гуляла где-то…

Лира увлеклась рассказом больше собравшихся. Голос бывшей охотницы постепенно наполнился эмоциями, зазвенел:

— В год Восьмого Бала Карды Бенедикту Гесси удалось собрать ополчение и он пошёл к замку герцогов Дэви, желая разгромить главное убежище вампиров старой столицы. С ним шли профессиональные охотники на вампиров и простые смертные со всей Термины. Это была последняя, уже безумная попытка изгнать carere morte из их цитадели. "Argento soleque" начертал Гесси на своём щите. Кто знает значение этих слов?

— Серебром и солнцем, — сказал Адриан, а Эрин добавила:

— Девиз охотников на вампиров.

— Девизом охотников эта фраза стала позже, в Доне. А тогда… последняя крупная битва цитадели бессмертных была краткой, но жестокой. В сумерках армия вошла в замок Дэви. Тогда и выяснилось, что carere morte среди защитников крепости не было.

Адриан усмехнулся, угадывая окончание истории.

— Убитые были челядь и охрана герцога. Они сражались, находясь под чарами carere morte. Самого Альбера Дэви и его семью найти не удалось. Гесси предположил, что они бежали подземным ходом, и отправил отряд на поиски герцога. Охотник опасался за жизни смертных, ибо Владыка вампиров, Александр Дэви, давно объявил войну своему отцу. Герцога Альбера нашли в пещерах под замком. Они надеялись сбежать на лодках по подземной речке.

— Стигий, — вставила Руфина.

— Стигий… — Лира усмехнулась. — Герцог был мёртв, вся его семья также. Владыка вампиров настиг их прежде Ордена. Он выпил кровь из сердца отца — так ещё Первый вампир, Макта, поступал со своими врагами.

— Разве бессмертные не стремятся сохранить свой смертный род? — спросил последний участник собрания, Марк. Он был любимым донором вампирши. Энергичный, весёлый… Принимая его кровь, Лира на несколько часов обретала его силу и уверенность.

— Это был не тот случай! Владыка мстил своему отцу. Дэви принял бессмертную кровь и стал вампиром только чтобы защитить жену и сына — единственных, дорогих ему людей. Но младенец заболел, и Альбер нарочно промедлил с помощью. После смерти дитя, не достойного, по его мнению, титула герцога, он прогнал жену Владыки и она сгинула, — Лира сделала краткую паузу, ей нужен был воздух для новых слов. Эрин, едва дождавшаяся этого момента, выпалила:

— А Разрушенная башня?

— А! Башня обрушилась во время штурма. И она сыграла роль в окончании последней битвы Карды! Едва пробило полночь, carere morte, дотоле скрывавшиеся в пещерах под "Тенью Стража", вышли на охоту. Вампиры убили почти всех захватчиков, немногим охотникам удалось спастись. Carere morte поднимались через разрушенную в дневной битве башню, и их было так много, что казалось, из башни как из трубы валит густой чёрный дым. Среди вампиров были и убитые днём обитатели замка — Владыка вампиров Александр Дэви сам обратил их куклами, сделав последних из рода своими рабами. Потом он жалел об этом. Дэви понял, что закрыл для себя двери в вечность смертных. До сих пор он с завистью смотрит на Калькаров и Лакусов — на тех, кто видит поколения своих потомков.

Лира замолчала. Освещенные светом свечей, лица её слушателей казались красивыми и умиротворёнными.

— Этот любопытный эпизод в истории позапрошлого века объясняется ссорой двух знатных родов Карды — Дэви и Гесси, — заметил Марк.

— Неудивительно. Историки и перенос столицы в Дону из Карды объясняют интригами министров Короля.

— А что там случилось на самом деле? — со смешной серьёзностью спросила Эрин.

Взгляд вампирши скользнул по рисунку в её альбоме.

— Об этом в следующий раз, — сказала она.

Собравшиеся молчали, но Лира ощущала на своём языке вкус их сотен вопросов, недоумений, впечатлений. Вампирша решила не обманывать их ожидания.

— Многих интересует вопрос, считаются ли carere morte живыми или же они умирают в момент обращения, — тихо сказала она. — Я скажу. Если под жизнью понимать совокупность химических реакций происходящих в организме, то, безусловно, лишённые смерти не лишаются жизни при инициации. Некоторые жизненные процессы, такие как дыхание, в их теле прекращаются, но остановка дыхания ещё не значит смерть. Многие мельчайшие живые существа также не нуждаются в кислороде. А сердце у вампиров бьётся. Различие со смертными состоит в гораздо более медленном ритме — вплоть до почти полной остановки у голодного Высшего. Подобно сердцу у carere morte начинает функционировать и расширенный сосуд, несущий тканевую жидкость, в области поясницы. Carere morte обретают большую физическую силу, их слух, зрение, особенно, ночное — необыкновенно обостряются. Но также много они теряют. Многие органы тела бессмертного подвергаются обратному развитию. Внешняя привлекательность бессмертных — это только чары, истинный их облик болезненный, бледный. Вампиры бесплодны, но бессмертны и таким образом причастны вечности. Они живы, а не мертвы, иначе не было бы легенды о Даре, способном исцелить их от проклятия. Так говорили в Ордене охотников.

Руфина поморщилась. И Марк тоже. Всё, что так или иначе касалось Ордена охотников, не задерживалось в их головах. Этих юных интересовало только одно…

— Что о вампирах думают вампиры? — спросил Адриан.

Довольная удесятерившимся вниманием аудитории, Лира приготовилась начать, как вдруг раздался стук в дверь.

Адриан вскочил, бросился отворять. Вампирша не остановила его. В Карде, в Доне за такую опрометчивость они могли бы поплатиться жизнью — но не здесь. В Прэсто Лира не боялась нетерпеливых стуков в дверь. Курортный городок был практически чист как от вампиров, так и от служителей Ордена.

Тем более, что этот стук был знаком вампирше.

Опоздавшая девушка молча скользнула в комнату. Её звали Калери Тензис, и она была самой старшей в компании. Её жесты, движения были по-кошачьи мягки и развязны. Небрежно одетая, с неприбранными мелкими чёрными кудряшками волос, дама сомнительного рода занятий — она и раздражала, и притягивала Лиру. Она единственная позволяла себе появляться на собраниях с сигаретой, с расширенными от морфия зрачками или вовсе нетрезвой, пользуясь привилегией старейшей участницы. Калери знала и предыдущие две группы, собранные вампиршей в первые годы в Прэсто. Сейчас двое из тех милых ребят пополнили ряды carere morte, вызвав новые толки о "клубе самоубийц", остальные разъехались по домам. Осталась только Калери. Вампирша привечала её и не гнала. Даже когда кровь девушки была безнадёжно испорчена очередной гадостью, Лира всё же пила её. Через эту кровь она приобщалась к суматошной, яркой, богатой впечатлениями жизни смертной. Она пила её вино и её коньяк, грезила от её морфия, болела её болезнями… а потом, постанывая от брезгливости, брала Марка или Давида, чтобы разбавить, растворить до полного исчезновения дрянную кровь потаскушки.

Вот и сегодня Калери сложно было назвать чистой. Девушка была простужена. Но скучающая Лира всё-таки уступчиво подумала: надо будет попробовать её сегодня…

Вампирша обвела взглядом быстро затихшую аудиторию.

— Что о вампирах думают вампиры? — улыбнувшись одними губами, повторила она. — Владыка говорит: стать carere morte может любой человек, но не каждый вампир заслуживает звания Бессмертного. Владыка учит, главное — это отношение лишённого смерти к смерти. Предмет острых дискуссий в Ордене — всего лишь обращённый первой ступени, — ступени эти были собственной её придумкой. — Это ученик младшего класса. Молодой вампир неуверенно и мало пользуется своими новыми возможностями и сохраняет человеческий образ мышления. Carere morte не страшны ни болезни, ни старость, но пока они сохраняет образ мыслей смертного, они не избавлены полностью от смерти! Она продолжает угрожать им! Поэтому большая часть молодых carere morte погибает гораздо раньше, чем если бы они оставались людьми. На второй ступени… — Лира сделала маленькую паузу. Все пятеро благоговейно ждали продолжения: вампирша подступила к их любимой теме, — …все чувства, все эмоции обостряются. Вы мыслите как никогда ясно. Вы упиваетесь своей силой. Это время, когда carere morte может достичь многого. И время больших бурь в сердце. Но смерть всё ещё угрожает вам! Лишь когда угаснут все чувства, все привязанности, уйдёт и страх смерти. Самые сильные охотники со своими ритуалами и водой из Источника бессильны перед такими carere morte. Тогда, обычно, уже на второй сотне лет, carere morte становится подлинно Бессмертным.

Лира замолчала. Она всматривалась в сидящих перед ней людей, искала чего-то в их лицах… Не в первый раз у девушки было чувство, что словами она зачаровывает смертных. Рассказывай она глупый детский стишок — они слушали бы также. Что это? Чары carere morte?

— Пожалуй, довольно на сегодня. Я устала, — закапризничала вампирша.

Эрин горестно вздохнула. А Руфина напомнила:

— Вы давно обещали нам рассказать о первых carere morte.

— Первые carere morte? Ну, это недолго. Всего пять фамилий: Вако, Митто, Лакус, Тенер, Дивелли. Первые дети Макты. Самые влиятельные бессмертные во времена Владыки Алитера.

— А Калькары? — удивился Марк. — Разве они не старейшие?

— Они старшие сейчас. Но они пришли позже. Первые — Вако, Митто, Лакус, Тенер, Дивелли. Просто сейчас никого из них нет. Макта убил их во время очередного визита. Это случилось во времена Великого вампира.

— Почему он убил своих первых детей? — спросил Адриан и тут же предположил: — Может быть, он испугался растущего влияния Совета Пяти Старейших?

Лира покачала головой, усмехаясь:

— Макта? Испугался?! Нет, нет. Поведение Первого не поддаётся никакой логике. Он — кошмарный сон вампиров.

Сказав это, она так сверкнула глазами, что Эрин отшатнулась.

— Макта до сих пор делится кровью со смертными? — заинтересовавшись, спросила Калери. — Быть обращённым Первым, наверное, почётно!

— Об этом мне ничего неизвестно. Если у Макты и есть новые дети, они предпочитают молчать о своём отце.

Смертные согласно молчали, и Лира засмеялась:

— Если вам так интересен Макта, постарайтесь попасть на Бал вампиров. Во время своих визитов он всегда посещает традиционный Бал Карды. Ведь он их учредитель! Составляя список приглашаемых на Бал фамилий, Макта после тридцати знатных родов Карды приписал загадочного "Фонса". Под этим именем он является сам. Всё, теперь расходитесь. Я устала.


Лира отпустила всех, не попробовав никого. Она прогнала и Калери, словно ждавшую, что вампирша пожелает её сегодня. Наступало новое утро, и Лира вышла на балкон. Она с наслаждением вдохнула пахнущий морем воздух и вдруг подумала: не надо крови, она вполне насытится ветром, солнцем…

Шло пятое лето её бессмертной жизни, и вампирша начинала уже не скучать — тосковать. Неужели так тускло, ровно пройдёт вся её вечность? Девушка подняла голову, поглядела на лёгкие тучки, плавающие в глубоко-синем океане неба. Также легко парят в воздухе её новые собратья Высшие… — неужели, и она когда-нибудь присоединится к ним? Неужели она когда-нибудь поведёт в бой свою армию омерзительных кукол? Неужели через сто лет её пустого, равнодушного взгляда будут бояться новички-вампиры? Неужели однажды о ней скажут: "старейшая"?! Жизнь carere morte по-прежнему казалась Лире старой сказкой, имеющей к ней, дочери охотников, самое отдалённое отношение. Нет, не нужно Лире Диос такой вечности! Пусть её вечность будет краткой и яркой!

Прошло пять лет, а девушка так и не нашла себя ни в одном деле. Уже год, как она могла перейти в высшую касту вампиров, распахнуть крылья и навсегда забыть солнце, но Лира медлила и только ещё строже соблюдала диету Низших. Она никак не могла придумать себе достойное занятие. "Клуб самоубийц" — игра, забава на несколько лет. А дальше?

"К чему мне готовиться?" — спросила девушка предутреннюю тишину. После разговора с Дэви о сути Бездны Лира старалась не воображать себе собеседницу — величественную даму в королевском одеянии, но этот образ всё равно то и дело вставал перед её мысленным взором и он всё чаще имел черты самой девушки. Словно она уже была не только голосом, но и ликом Бездны…

Лира обернулась. Из темноты комнаты, из всех зеркал на неё посмотрела она — Королева-Бездна, но ни одно зеркало не дрогнуло, не осыпалось дождём осколков под взглядом вампирши. Лира знала: способность разбить зеркало взглядом является признаком пробуждения истинной силы carere morte, но сколько ни старалась сама, у неё ничего не получалось. Может, Избранный всё-таки был прав: ей никогда не стать настоящим вампиром?

"Дайте мне цель!" — взмолилась она то ли к бездне неба, то ли к бездне мира. Я чувствую: я просыпаюсь. Я рождаюсь. Зачем я миру? Что я могу дать вечности? Бездна нарекла меня своим голосом — и сомкнула мои уста. Я молчу вот уже пять лет, только старейшие всё шарахаются от моего взгляда. Но когда же Бездна заговорит моим голосом? Я так устала ждать!

На крыше послышалось какое-то движение, заставившееся подскочить замечтавшуюся девушку.

— Кто тут?!

Разочарованная Хелена спустилась с крыши и скользнула к ней в окно.

— С кем ты разговаривала? Что это было сейчас?…Молитва?

— Тебя не учили родители: подслушивать нехорошо! — насупилась Лира. — Зачем ты пришла? За новичками? У меня нет пока никого для вас: все слишком молоды.

— А Калери?

— Она не изъявляла желания.

— Тогда гони её, — жёстко сказала Хелена, и глянула в ближайшее зеркало. То мгновенно треснуло. Отражение вампирши мелькнуло в осыпающихся стекляшках и разбилось в пыль.

— Новички мне интересны всегда, но здесь я не за этим, — жестоко и весело заметила она, повернувшись к Лире. — Дэви требует тебя к себе. Он хочет узнать волю Бездны. Ты готова, глашатай?

— Я… А что случилось? Где Владыка? Он возвратился в Карду?

— Да, он там. Мы выезжаем через час. Мой экипаж ждёт, собирайся.

Лира молча подчинилась. Она не глядя взяла из шкафа пару платьев, швырнула в чемодан. Хелена устроилась на мягком ковре. Еёфигура отразилась в десятке зеркал и вампирша закрыла глаза, решив больше не производить разрушений.

Лира чувствовала, что скрываемая внутренняя тревога Хелены завладевает и ей. Это была тревога неизвестности и, чтобы побороть её, девушка быстро спросила:

— Что всё-таки случилось, Хелена? Что заставило Дэви вернуться?

Хелена поморщилась, не открыв глаз.

— Разве ты ещё не почувствовала этого, Лира Диос, голос Бездны? — с язвительным удивлением спросила она. — Макта, Первый, явился вновь. И вновь убил…

Глава 12 Путь ненависти

Сегодня он весел. Его тень простирается до самых звёзд. Он летит над молодым незнакомым городом, что смертные зовут Доной, столицей, и радуется, видя, как много здесь его детей, его отражений. Они — юные, сильные, крылатые, также то играют с облаками, то ныряют вниз и исчезают в тенях зданий. Он чувствует их ликование и смеётся, как они упиваясь властью над этой землёй.

Сегодня он силён. Чаши весов вновь склонились в сторону Бездны — на землю пришёл очередной её посланец, и сила Старейшего возросла. Он всесилен сейчас, он Бог! Развлекаясь, он тушит все огни за собой одним мысленным приказом. Тьма послушным зверем следует за ним, накрывает незнакомый молодой город… Он слушает голоса всех смертных жизней в нём — одновременно. Эта музыка занимает его больше, чем шёпот бессмертных звёзд, причастных вечности. Не спрашивая имён, не видя лиц, он знает всех в огромной Доне — знает каждый вздох и каждую мысль. Он читает по отпечаткам, которые они оставляют в Бездне. Но печаль искажает его лицо: он видит это, когда несётся над широкой линией реки. Его отражение в чёрном зеркале воды тоскует. Ибо он странный Бог — бессмертный, что мечтает стать смертным. Всесильный, что жадно ищет потерянную слабость.

Над мостом имени себя он сворачивает к югу. Здесь богатые дома старой знати. Здесь след его крови — его жизни, теперь чужой, давно чужой. Он присматривается, и старая чёрная ярость вскипает в нём. Как отнять этот свет, как вернуть себе? — не на краткий миг — навечно! Он не знает, и, значит, никто не знает. Всё, что он может: убить, снова убить очередного наглеца, вора, щеголяющего в украденном. Он спускается вниз, ведомый местью.

На крыше дома, укрывающего вора-Арденса, дежурят какие-то carere morte. При виде его они не бегут в страхе — застыли двумя истуканами. Куклы! Низшие из низших носителей его проклятия.

Он ступает на крышу, и его тень затопляет всю улицу. Пустые глаза кукол — коридор, ведущий к хозяину, и он ступает в него. Он касается молодого хозяина взглядом, и вампир трепещет. Он может убить и бессмертного, своё дитя, и все его игрушки — но отступает. Там, в доме, сердца смертных, укравших его жизнь, заходятся в страхе, но он оставляет и их.

"Вампир-хозяин послан сюда Владыкой бессмертных".

Встреча с Дэви пока не входит в его планы. И он взмывает вверх.


Он решает навестить теперь Цитадель. Он летит весь день, прячась в ставшую бесцветной тень, как в плащ-невидимку. Никто из его детей не способен на такое. Сохранившаяся жизнь не даёт разрастись их пустоте. Жалкая частица Бездны, что они хранят, слишком подчинена их материи и их страху. Они не знают и никогда не узнают истинной Её силы. Никто, даже сильнейшие из них.

Здесь, в Карде, живёт ещё один, укравший частицу его жизни, и Старейший торопится за крохотной каплей света. Вечером его тень касается Короны. Самый северный район древней столицы почти не изменился за прошедшую сотню лет, и он быстро находит нужный дом. Он опускается в обширном саду у дома Вальде.

Белый особняк прячется за высокими старыми деревьями сада. Окна дома темны, хозяева затаились, но он чувствует: все они там. Он слышит их дыхание и сердцебиение. Он прислушивается к их мыслям и удивлённо хмурится. Он ожидал услышать привычное: что-то бессвязное, полное страха, а вместо этого тихая песня-молитва, всё набирающая силу, отрицающая смерть! Он качает головой и ставит заслон чужим мыслям, всматривается в тёмные окна. Полно, Арденсы ли там, в доме? Те ли это, недостойные и капли его жизни, трусы?

Как бы то ни было, он делает шаг вперёд и ему навстречу из тьмы ночи выступают три фигуры. Да, разумеется! Стража.

Охотники не страшны ему. Его Бездна легко погашает действие их воды и серебра. Его не убить их ритуалом, ведь Старейший лишён какого бы то ни было страха. Нож в сердце? — ему это смешно. Защита охотников? — Все они валятся в глубоком обмороке от одного его взгляда. Покров? — вот если только Покров…

Его ровный смех сбивается. Что-то сильно ударяет в его пустоту и швыряет вампира на землю, лишённого крылатой тени, резко ослабевшего, беспомощного… Покров!

Орден умеет мгновенно раскидывать Покров над нужным местом, точно сеть — он слышал об этой уловке охотников, но сам ни разу не попадался в ловушку. В Доне дикарей-вампиров охотники ловили так во время больших облав, но очень, очень редко. Ведь чтобы набросить Покров в одном месте, сначала его нужно снять из центра, оставив всю территорию без защиты. Сегодня Орден приберёг сеть для него.

Он пробует собрать свою Бездну, разбившееся зеркало, воедино… Нет, не получается! Тем временем осмелевшая стража приближается. Двое охотников — пожилые люди, один молод. Макта дёргается, но Покров лишь сильнее наваливается на него, так что из груди вампира вырывается тяжёлый вздох.

Один из старших охотников отдаёт короткий приказ, и молодой бесстрашно шагает к неподвижному Старейшему, ударяет его чем-то в область сердца. Не кинжал! Скосив глаза, Макта видит резервуар в полладони. Через длинную толстую иглу охотник вводит вампиру в сердце воду из Источника. Жгучая жидкость разливается по жилам, и Макта вновь дёргается.

На этот раз ему удаётся собрать свою Бездну воедино. Покров истончился и унёсся далеко ввысь — всё ещё непреодолимая преграда для детей Старейшего, но не для Макты. Он поднимается и расправляет крылатую тень. Охотники застыли на месте. Они побелели от холода: превращение Старейшего отняло у воздуха очень много тепла. Зимний холод распространяется по саду у дома Вальде. А Макта медлит.

Он изучает старых-новых врагов. Один из пожилых, тот что выше ростом, несомненно, главный. Он — центр Покрова. И он готов к смерти, Макта не находит в нём ни малейшего сожаления о жизни. Но Старейший проходит мимо: нельзя Ордену оставаться без главы. Эти старые-новые враги полезны в одном: они сдерживают хаос, распространяемый дикарями-вампирами.

Макта останавливает взгляд на двух других. Молодой охотник ужасно боится смерти, старого же занимает что-то вовсе иное, странное: он размышляет о неудавшемся опыте. Он думает о воде, что была введена вампиру в сердце, о Источнике, о проклятии carere morte, и Старейший одним кратким приказом гасит эти мысли и эту жизнь. Чуть помедлив, он расправляется и с молодым. Вот эти были опасны, очень опасны! Безумцы, пытающиеся описать его Бездну математическими формулами! Держащие истину в глупых руках и в то же время бесконечно далёкие от неё. Он ненавидел их всегда.

Двое мертвы, Бездна оставила в их телах ужасные раны, невидимые глазу. Уцелевший глава охотников отступает и пропускает Старейшего. Более ничто не сдерживает Макту, и он входит в дом.


Арденсы ждут его в гостиной. Он входит и мгновенно связывается взглядом со старшим — сорокалетним мужчиной, главой семейства. Он узнаёт в чертах его лица далёкого предка Вальде и воспоминание смертной жизни вновь заслоняет реальный мир. В потомке Арденса он видит Лазара. И тот, погубивший его, вновь ровно говорит…


— …Ты принёс мне клятву. Твоя жизнь принадлежит мне, Виталий. Ты готов отдать её?

Лазар читает ответ по его глазам и удовлетворённо кивает. Чёрный колдун Атер за его спиной шелестящее смеётся, отступает, на мгновение скрывается во тьме подземелья, и появляется с узкогорлой склянкой в руках.

…Он отказался от дурманящего зелья Атера, он сам лёг на алтарь. Он видел странный прибор алхимика, сверкающий стеклянными боками колб, щетинящийся толстыми иглами, видел отходящие от него мягкие кожаные трубки, извивающиеся как змеи… Он видел занесённый над его сердцем нож, видел, как его кровь стекает на белое знамя Арденса, и не испытывал страха…


Да, он был готов тогда. Отдать жизнь, забрать себе смерть господина… Но мог ли он быть готов к участи, что уготовил ему безумный Атер-чародей? Бездна подсказала колдуну, как отворить для Неё двери в мир, и безумец послушался. Он начинил тело Виталий Фонса, отдавшего свою жизнь господину Лазару, пустотой — и так родился Макта Вастус, Первый вампир, потерявший свою жизнь, лишённый смерти!


Он долго привыкал к новой реальности. Он вернулся в мир людей через сто лет после превращения всё ещё единственным вампиром. Он легко отобрал власть у потомков Арденса, он стал Владыкой Карды, любимым и ненавидимым одновременно. Только ярость кипела в нём, когда он видел расплодившихся потомков Лазара, живущих благодаря отданной им когда-то жизни. Ярость кипела… и однажды нашла выход. Он убил одного, потом другого. Кровь Арденса, которую он пил, возвращала ему потерянную жизнь, но лишь на мгновение и — блёклым воспоминанием. И он бесился больше, и больше убивал. Разбавили, разбавили! Его кровь, его жизнь разбавлена во многих поколениях. Ему никогда не собрать её всю, ему никогда не вернуть её!

Скоро хитрые Арденсы скрылись. Они больше не хотели отдавать ему ни капли украденной жизни. Сама фамилия Арденс исчезла. Его потомки жили теперь под чужими именами.

Что ж, ему было, чем ответить. Он обнаружил, что может делиться проклятием и стал создавать свою армию. Впрочем, скоро он полюбил свои создания — своих детей. И, полюбив, подарил им свободу…


Макта подходит к Вальде.

— Почему ты не боишься меня? — шепчет он. — Неважно. Ты готов вернуть мне мою жизнь, Арденс?

— Бери, но оставь их, — смело говорит человек, обводя рукой семью: жену и трёх детей. — Они не несут проклятия Арденса.

Дети все как две капли воды похожи на Вальде, и Макта усмехается:

— Как нелепо ты пытаешься обмануть меня!

— Проверь и отпусти их, — шепчет Вальде. Он опускает плечи, вдруг теряя все силы, но не уверенность. — Их кровь чиста.

Макта молчит. Он присматривается к среднему мальчишке. Его кровь, его жизнь сияет, безостановочно, неутомимо кружа по телу. Но чёрной метки "вора" на ней нет. Это не отнятая жизнь Макты. Чисты и остальные дети.

— Она остаётся, — он указывает на жену. Арденсы не спорят. Старший сын упирается, не хочет уходить, но отец кидает на него такой взгляд, что он подчиняется и уводит младших.

Макта слышит мысленную просьбу Арденса: пусть первой будет его супруга! Но вампир не уступает. Кровь женщины более интересна ему, чтобы изучить её, понадобится много времени. Она будет второй. А пока он трогает женщину взглядом и она валится на руки мужу в глубоком обмороке.

Арденс бережно кладёт её на пол, выпрямляется. Он готов к смерти, и Макта чувствует лёгкое удивление: давно на его памяти старые враги так себя не вели.

— Послушай меня, — просит смертный. — То, что сделал я, чтобы спасти детей от нашего общего проклятия, может быть повторено. Если вслед за мной так поступят другие потомки Лазара, удастся избежать многих жертв. Поэтому прошу тебя… — этому Вальде нелегко просить! — …подожди немного, повремени с новыми убийствами. Дай новости о моём поступке разойтись. Многие Арденсы, я уверен, поступят также, но на подготовку им нужно время. Дай им его! Старая история может завершиться скоро, очень скоро!

Он ничего не говорит в ответ. Ненависть переполняет Макту, и вампир бросается на потомка своего создателя.

Он с жадностью тянет кровь Арденса. Это вкус его потерянной жизни и в нём всё, что утратил Старейший, став лишённым смерти. Макта пытается смаковать её, но скоро сдаётся, перестаёт себя контролировать. После почти столетнего сна он голоден до жизни. Арденс умирает очень быстро, и ощущение возвращённой жизни пропадает — краткое и яркое, как фейерверк.

Сделав последний глоток крови, Макта оставляет жертву. Он замирает, со стороны кажется, что Старейший обратился в камень — так он неподвижен. Вампир изучает кровь Арденса.

В первое столетие он видел их всех. Его потерянная жизнь светилась в каждом Арденсе. Потом кто-то из них нашёл способ закрыться от Старейшего, и он потерял их. Теперь он мог разглядеть капли своей жизни, только подойдя близко к кому-либо из них, почувствовав его дыхание и сердцебиение, свет своей жизни, текущей по чужим венам. Ему пришлось заново учиться находить Арденсов. И он нашёл способ.

Взором Бездны Макта проникал в их кровь, когда она текла по его жилам. Там, глубоко, чужая жизнь представлялась ему сетью, и многие её нити тянулись из прошлого. Старейший шёл по ним и находил предков очередного Арденса, находил боковые ходы к другим семействам Короны, чью кровь знал он сам или кто-либо из его бессмертных детей. По кусочкам, по крупицам он восстанавливал раскидистое древо родословной, проросшей из семени случайного создателя вампиров.

Сейчас Макта быстро отыскал в крови Вальде след, ведущий к ещё одному знатному семейству старой Короны — Керте. Вампир отступил разочарованным: ему давно известно об этой ветви древа Арденса!

Однако была ещё жена Вальде. Он принялся за неё.

Как и рассчитывал Макта, кровь женщины оказалась сложным коктейлем. Переплетение многих ветвей. Он нёсся по ускользающему следу Арденса. Дальше, дальше — сто, двести лет назад… Злобно рыча, он отбрасывал весь мусор, пока не осталось несколько чистых нитей. Кто же это породнился с потомками Первого Короля? Теперь он словно распутывал клубок. Что за нити тут? Ого! Гесси, Рете, Крас…

Макта поднимается, быстрым шагом выходит во двор дома. На границе сада, за Покровом маячат несколько фигур. Он узнаёт их. Carere morte, его многочисленное потомство. Соглядатаи Дэви!

Он не тратит время на приветствия и проклятия.

— Нечего вам делать здесь, — резко говорит он и позволяет Бездне пожрать их тела. Вампиры обращаются пеплом. Он любит быть жестоким, так же как и милосердным. Во всяком случае, не жаль. У него и без этих — довольно теней, довольно отражений.

Он поднимает голову. Высоко в небе чертят широкие чёрные линии чьи-то куклы. Макта протягивает холодные руки к их хозяину, и тот в страхе бросает марионеток. Тела, лишившиеся крыльев, падают, и, не долетая до земли, обращаются пеплом.

Теперь он один, и он распахивает крылья. В гостиной Вальде остаются тела хозяев. Муж и жена лежат голова к голове.


Он кружит над Короной, потом берёт курс на восток. Он доволен, сыт и весел. Та часть жизни, что ему удалось вернуть, всё ещё согревает тело. И он, забыв ненадолго вечную ненависть, танцует в небе над Пустошью. И ему кажется, что город, прежде бывший здесь, восстаёт из руин: дворцы и храмы, дома и парки… Остатки дороги Виндекса, обычно теряющиеся в густой траве, блестят под луной — луч, простёршийся далеко во тьму.

Он ночует в подземельях под фундаментом своего дворца. Здесь место его рождения: триста лет назад дворец был выстроен на месте логова Атера.

Он знает, что завтра вновь будет рыскать в ночи, влекомый голодом и местью. Новые фамилии, что удалось узнать, горят в его мозгу, написанные огромными огненными буквами. Он вновь найдёт, вновь убьёт. Это не воскресит его — по каплям собираемая жизнь опять растворится без следа в его пустоте. Но таков его вечный путь! Его ненависть черна и глубока. Его ненависть — Бездна.

Часть 2


Глава 13 Облава

В час пополуночи, строго по расписанию, подали поезд на Карду. Сигнал к очередному этапу операции.

Карл занял удобный наблюдательный пост в колоннаде между двумя зданиями Западного вокзала Кардо. Две толпы мерно лились из дверей обоих зданий. Ангелика Нитор, неузнаваемая в светлом платье и с девчоночьей причёской, подмигнула охотнику, проходя мимо. Маленький арбалет у неё за спиной всё же был заметен под лёгкой летней накидкой, и охотник чертыхнулся про себя: ему нужно было лучше проверять экипировку всех участников сегодняшней большой охоты!

Охота, тем временем, продолжалась. За Ангеликой увязался один по виду типичный carere morte: молодой человек шёл походкой сомнамбулы, а его стеклянный взгляд не отрывался от пульсирующей вены на нарочно открытой шее девушки. Арбалет он, к счастью, не замечал. Летняя пора — время безумия carere morte, когда голод заставлял их забыть об опасности.

Лето заканчивалось, и августовская ночь была последней ночью больших облав в этом году. Вокзал Кардо, обычно ограждённый Покровом, сегодня был беззащитен. Латэ увёз "первую" частицу знамени Арденса, центр Покрова, в Карду, а лишившуюся защиты Академию накрыли куполом, привезённым с Кардо. Споров, относительно того, какой район Доны на время визита главы в Карду, лишать защиты от carere morte, было много. В итоге Латэ остановился на Западном вокзале: к снятию Покрова было решено приурочить очередную большую облаву. Это решение понравилось не всем.

— Было б безопасней просто временно оставить Академию без Покрова. Всё равно ни один carere morte не рискует приблизиться к ней на расстояние квартала, — сказал подошедший Бовенс. — К чему эта чехарда с Защитой? А облаву можно было бы провести и после вчерашнего бала у Меллисов.

Карл равнодушно пожал плечами. Поздновато оспаривать решения начальства!

— Здесь соберётся больше carere morte, чем у Меллисов, — заметил он. — Во всяком случае, все дикари Западной Пенны. Район будет очищен на три месяца вперёд. До зимы.

— До зимы, — мрачно повторил Бовенс.

Карл всё следил за охотницей. Ангелика немного помедлила на платформе и, удостоверившись, что вампир следует за ней, поднялась в вагон. Вагон N 8, первый класс. Всё правильно. Группа ожидала carere morte во втором купе. Вампир, ни на секунду не задумавшийся о ловушке, двинулся за девушкой, даже не попытавшись зачаровать, лишь припугнув проводника. Подготовленный смертный отступил в сторону.

Других carere morte поблизости не было. Охотник успокоился и оставил пока Ангелику, впервые исполнявшую роль приманки. Он быстро огляделся. Все были на своих местах. На крыше вокзала дежурила одна группа, там Доминик вёл счёт уничтоженным крылатым тварям. Три группы рассредоточились по зданиям, Алекс у центрального окна на втором этаже втолковывал сейчас что-то начальнику вокзала. Ещё три, едва видимые отсюда, прочёсывали привокзальную площадь. За них волноваться не приходилось, там руководили очень опытный Марк Тэго и герцогиня Рете.

— Нервничаешь? — риторически спросил Бовенс. — Ничего. Хуже, чем в прошлый понедельник, всё равно не будет.

Он ушёл к своей группе на платформу, на прощание дружески хлопнув охотника по плечу. Карл хмыкнул, вспомнив прошлый понедельник и фиаско отряда, посланного на площадь Ратуши: там carere morte беспрепятственно убили четверых смертных и покалечили двоих охотников. Да, хуже сегодня быть не может! Не у него! А в кулуарах уже шептались, что это выдвижение не случайно, что Латэ, скорее всего, не вернётся из Карды и сменит его на посту Карл Хортор. Впервые за двести лет во главе Ордена окажется человек моложе тридцати лет и это, несомненно, значит, что их мир катится к полному хаосу! А, может быть, наоборот, это хороший знак: ведь Ордену давно нужны перемены, которые осилит только молодой.

Но всё это будет, только если Карл Хортор не провалит большую облаву на Кардо…

Ангелика подошла, чинно доложила:

— Один уничтожен. Нам продолжать? Карл глянул на карманные часы.

— Пятнадцать минут до отправления. Что ж, попробуйте ещё раз. Только поменяйся с Майей.

— Я плохо сыграла свою роль? — вспыхнула девушка.

— Ты сыграла её отлично, но есть правило: приманки чередуются.

Наступали самые тёмные ночные часы. Большинство carere morte покинуло дневные укрытия. Слух о снятом Покрове на вокзале Кардо должен был распространиться со вчерашнего вечера, и вампиры, разумеется, рванули сюда. Большинство из них, кроме, разве что, самых юных, понимало, что снятия Покрова — часть большой ловушки Ордена. И всё же, не в силах противостоять искушению поживиться лёгкой добычей, очертя голову, вампиры бросались навстречу гибели. Каждый надеялся, что ему повезёт. Да, летом они бывали совершенно безумны!

Майя увела за собой двух carere morte, и Карл отправил на подмогу её группе группу Бовенса, дежурившую на платформе.

До следующего крупного события — прибытия поезда из Карды оставалось время: поезд запаздывал. Карл отправился к группе Алекса.

Алекс нашёлся в курительной комнате.

— Я отправил своих на площадь, помогать Марку, — доложил он, меланхолично закуривая. — У нас всё тихо. Только Тони Гланс кидается на любого, по его мнению, подозрительного человека. Мне уже трижды пришлось приносить извинения. Похоже, тренировки с нашей мышкой оказывают и отрицательное влияние на новичков. Они не видят различий между carere morte и смертным.

— Всё потому, что Мира уже совсем не похожа на настоящего вампира.

— Напрасно я позволили им подружиться с ней. Бовенс предупреждал меня в начале тренировок. Тогда я не понял, что он имел в виду, но теперь…

— На самом деле дать Мире возможность узнать охотников ближе, подружиться с нами, было одной из целей тренировок, — Карл улыбнулся. — И хорошо, что эта цель удалась. Отдай мне Тони, я научу его распознавать вампиров. Взамен я пришлю Ангелику. Так будет лучше?

— Кто угодно будет лучше Тони! — запальчиво сказал Алекс. — Да… Диана здесь?

— Ей было отказано в посвящении на прошлой неделе.

— Жаль. Латэ недооценивает эту девушку… Есть вести из Карды?

— Покров был снят для Макты вчера вечером на одну минуту. Мы ждали вестей к одиннадцати, но Латэ молчит.

— Может быть, Старейший не почтил визитом Вальде?

— Нет. Старейший был там. Будь иначе, мы бы уже получили вести от главы. Скорее всего, что-то пошло не так. Опыт Морено не удался.

Алекс глубоко затянулся и хрипло заметил:

— Карл, ты действительно верил, что безумный опыт Морено может удаться?!

Карл усмехнулся. И откуда только рядовые адепты Ордена узнают подробности, неизвестные и кое-кому и ближнего круга главы?

"Опять проделки Родерика, — подумал он. — Опять Бовенс сказал в Арсенале больше, чем нужно!".

— Опыты Морено вовсе не безумие, Кустос. Ты же помнишь, что все carere morte летают на крыльях Первого вампира. Между Старейшим и его потомками есть связь, подобная связи хозяина-вампира со своими рабами. Если уничтожить проклятие Макты, из мира уйдут все carere morte. Вчера Морено должен был попытаться сжечь проклятие Макты водой из Источника. И это вовсе не безумие! Всего одной инъекцией в сердце он уже лишил Миру её куклы.

— Что же в этот раз?

— Сегодня мы сражаемся, а не празднуем победу. Значит, проклятие Макты не уничтожено, — Карл поднялся. — Однако пора на новую битву! Поезд из Карды прибывает.


Они шли с Тони по окутанной паром платформе, и Карл понимал, что напрасно пообещал Алексу объяснить новичку отличительные признаки carere morte. Задача представлялась ему невыполнимой: взгляд, паузы в дыхании, странная, немного механическая манера говорить — всё это были не абсолютные признаки вампиризма. Кроме того, чары carere morte часто скрывали от глаз смертных даже эти небольшие, выдающие бессмертного, особенности. Сам Карл был просто нечувствителен к их чарам и всегда видел истинный облик carere morte: обескровленный, истощённый болезнью, с глубокой тенью проклятия на глазах. Чем он может помочь тому, кто не обладает этим уникальным даром?

— Я слышал, у тебя не получается опознавать carere morte в толпе, — всё-таки сказал он Тони. — Умение распознавать вампиров обычно приходит вместе с защитой.

— Мира говорила на недавней тренировке, что с защитой у меня всё в порядке, — немедленно обиделся Тони.

— Да, я тоже там был. Похоже, тебе требуется встреча с настоящим вампиром, — предположил Карл, вспомнив, что и ему самому это когда-то советовал Латэ. — Надеюсь, сегодня нам повезёт.

Поезд из Карды прибыл с почти часовым опозданием и — полупустым. Редкие фигуры на платформе терялись в белых клубах пара. Неверно подсвеченные светом фонарей, они приобретали порой причудливо искажённые очертания. Или это последствие вечного недосыпания? Карл достал фляжку и глотнул кофе с коньяком, который предусмотрительно брал с собой, когда предстояла особенно тяжёлая ночь. Но сейчас кофе не помог — огни фонарей всё также расплывались в тумане. И стройно звучавшая до сих пор мелодия вокзальной ночи постепенно распадалась на сотню хаотических шумов… Охотник взглянул на спутника — Тони тоже дремал на ходу. Наступил самый тяжёлый час охоты.

Карл встряхнулся. Он отправил Тони вперёд, к паровозу. Задремать вновь ему не дали: выяснилось, что карета из госпиталя застряла у выезда на Закатную в пяти минутах от Кардо, и Карл послал ещё одного охотника за запасным экипажем на вокзальную площадь… Тем временем последние пассажиры покинули поезд. Двое из них вызывали подозрения в принадлежности к бессмертным, и за ними отправились две группы с платформы. Карл проводил взглядом потенциальных carere morte и махнул Бовенсу, ожидающему сигнала у края платформы: "Начинаем!"

Группа Бовенса двинулась с хвоста поезда. Карл и Тони начали с ближайшего к паровозу вагона второго класса. Он оказался пуст. Дальше два тёмно-вишнёвых вагона первого класса, потом ресторан и снова тёмно-синие стены, низкие потолки — второй класс. Длинная, согбенная фигура показалась в конце коридора… Завидев охотников, вампир бросился бежать, но стрела Карла попала в цель. У самой двери вампир дёрнулся, споткнулся и, тяжело навалившись на дверь всем телом, сполз вниз. Тони восхищённо вскрикнул, а охотник усмехнулся: Опять повезло! Сегодня его день. Обычно он редко попадал точно в сердце carere morte.

Он быстро провёл ритуал: не извлекая стрелы из тела, сбрызнул лицо бессмертного водой из Источника, и вампир рассыпался прахом. Охотник отступил, но волна сухого трескучего жара от сгорающего carere morte всё же опалила ему лицо. Тони нашёл жертву вампира. К сожалению, человек был мёртв.

Карл снова зарядил арбалет, бросил Тони:

— Не задерживаемся. Время уходит!

— А если б это был не вампир? — спросил тот, косясь на кучку праха, оставшуюся от вампира.

— То есть… Как "не вампир"?

— Ты послал сразу стрелу. А Краус учил: если сомневаешься, лучше сначала сеть. А если б это был смертный?! — договаривал он уже на бегу.

— Старый анекдот. Но я-то был уверен! — бросил Карл.

— Но как? Я его видел какие-то мгновения! И потом, чары…

— Я их вижу без чар. Сразу. Без молитвы или обращения к тексту посвящения.

С группой Бовенса они встретились в зелёном вагоне третьего класса.

— У нас один, — устало сообщил Родерик. — Две жертвы. Одна мертва, другая чуть жива, увезли в госпиталь.

— Тоже один. И один мертвец, — эхом откликнулся Тони.

Бовенс обернулся к Карлу.

— Жертвы — девочки, едва ли совершеннолетние. Carere morte обнаглели настолько, что, заскочив в поезд в Прэдо, осмелились доехать до самого вокзала. Покинь они поезд перед Покровом, как обычно, и вторая была бы жива.

Карл вздохнул, соглашаясь. Да, Бовенс прав: Покров не следовало снимать над Кардо! Без защиты можно было б оставить Академию или Центральный парк. Но всё это говорилось на последнем собрании и было отвергнуто главой.

При воспоминании о собрании охотник вновь почувствовал, что его клонит в сон. Он оглядел собравшихся охотников. Все они также устали. Ничего! В два часа ночи Карл велел возвратить Покров Кардо обратно. Академия будет лишена защиты… под его ответственность — вот такая сделка с собственной совестью! Скоро к вокзалу прибудет Краус с частицей Покрова, и облава завершится. Её уже можно считать завершившейся. Остались считанные минуты, вряд ли произойдёт что-то экстраординарное…

Кто-то забарабанил в окно. Карл и Родерик первыми выскочили из вагона. Далеко на площади заливался свисток. А на крыше вокзала у башенки со шпилем кто-то отчаянно махал руками. Группе Доминика удалось накрыть целую семью вампиров, и им срочно требовались помощники для проведения ритуала.


Крыша вокзала Кардо, точно срисованная архитектором с крыши Академии… Охотники перетаскивали четверых вампиров на чердак. Двое carere morte ещё сопротивлялись, опутанные сетями, двое, пронзённые стрелами, были неподвижны.

— Мы сбили одного, остальные не пожелали нам его отдать, — пояснил Доминик.

— Редкость! Обычно они бросают своих, — усмехнулся Бовенс. Едва приняв шевелящегося вампира, опутанного сетью, охотник вонзил ему в сердце кинжал и быстро забормотал ритуальную формулу.

Второй, большой вампир вдруг сильно вздрогнул под сетью. Чёрные крылья мелькнули тонкими спицами и разорвали блестящую серебряную паутину. Рядом были два охотника, но они ничего не успели сделать. Вампир завертелся волчком, расправляя крылья. Он отбросил людей как игрушки своей удесятерившейся силой и кинулся к высокому и узкому слуховому оконцу, у которого стоял один Карл. Вампир нёсся, подобный огромной грозовой туче. Охотник не отступил. Он выхватил меч из ножен у пояса под плащом и рассёк чёрную тень надвое. Она тут же осыпалась клочьями чёрного тумана. Вампир рухнул. Удар меча рассёк ему грудную клетку и живот, чёрная кровь carere morte заливала пол. Карл шагнул к вампиру и, пока тот не попытался подняться вновь, отрубил ему голову.

Он не рассчитал силы и недавно зажившая рука опять заныла. Карл выпрямился. Последние клоки крылатой тени вампира таяли в воздухе. У стены поднимался очень бледный Тони, он сильно рассёк лоб при падении, но этим дело ограничилось. Больше никто из охотников не пострадал.

Тут подоспел Краус с Покровом. Закончив с двумя оставшимися carere morte, они установили ларец с частицей знамени на прежнее место. Краткая ритуальная формула — и купол защиты накрыл район вокзала. На привокзальной площади на землю на радость группе Марка обрушилось несколько бессмертных, внезапно лишившихся сознания. Облава была закончена.

Новости из Карды были — Карл понял это по лицу Крауса. Но судья хранил загадочное молчание всё время, пока они, оставшись вдвоём, закрывали тайник с Покровом. Он здесь, как и в Академии, находился в основании шпиля башенки на крыше.

Надеясь, что рано или поздно Краус разговорится, Карл занялся подсчётами. Выходило, что в эту облаву было уничтожено почти два десятка carere morte. Давно не было такой удачи! Западная Пенна чиста от дикарей по крайней мере до зимы.

Ларец со знаменем встал на место, Краус быстро запечатал его и вдруг хмуро сказал:

— Крас хочет тебя видеть. Он ждёт сейчас в Академии.

Крас? Охотник вздрогнул. Глава попечительского совета никогда не встречался с рядовыми охотниками. Он появлялся в Ордене лишь тогда, когда нужно было вновь обозначить претендентов на должность главы. Зачем он требует встречи? Неужели Латэ мёртв?

— Какие новости из Карды? Что вы молчите… Глава жив?

— Крас получи телеграмму из Карды, но никому не сообщил, что в ней. Но я полагаю, Латэ мёртв. Иначе зачем герцогу требовать встречи с тобой, одним из основных, а, после удачной облавы, уже основным претендентом на пост главы? — усмехнулся судья.


Парк близ Академии, лишившийся невидимой защиты, показался охотнику неожиданно огромным, а небо над ним бесконечно далёким. Наверное, из-за слов Миры-вампирши о невидимом куполе… Краус шёл следом, чуть поотстав, и также наслаждался близящейся к завершению ночью.

Впереди у беседки собралась группа людей. Вот они заливисто засмеялись чему-то. Самая маленькая вскинула руки и их обхватила крылатая тень. А, ну конечно! У Миры тренировка. Вон и хмурая Диана сидит, отвернувшись от компании, на ступенях беседки.

Мира ловко нырнула куда-то в кроны деревьев и скоро заплясала над парком. Внизу зааплодировали, раздались поощряющие вопли: "Наша мышка!" А вампирша танцевала в небе. Её мягкая сероватая тень не гасила свет звёзд, как у других carere morte. Мира вертелась, воздевая руки ввысь, касаясь тонкими пальцами сияющих небесных бриллиантов. От взмахов её крыльев по кронам пробегали волны.

С юности, со времени, когда Карл жил мечтой посвятить себя сочинению музыки, у него осталась привычка представлять свои рассуждения музыкальными фразами. В них была тщательно выверенная и математически точная гармония, и только при виде Миры стройная мелодия сбивалась. Начиналась другая — колдовская, пугающая и манящая хаотическими сменами тональности и странными переливами. И сейчас Мира танцевала, удивительно точно попадая в её сумасшедшие ритмы…

Дверь старого входа кто-то призывно распахивал перед Карлом. Охотник с сожалением оторвался от зрелища танцующей бессмертной и ступил в тёмный коридор крыла Академии.

Крас ждал в знакомом кабинете Латэ на третьем этаже. В берлоге философа было непривычно светло: гость, в отличие от хозяина кабинета, боялся темноты. Высокий герцог, похожий на своего предка Лазара, не показал, что заметил приход охотника. Он стоял у окна и глядел на улицу, на бывший дом Диосов, стоявший точно напротив окон кабинета Латэ.

— Dominus, — охотник вежливо и кратко поклонился.

— Карл Хортор, — тихо, словно бы сам себе заметил Крас. — Вчера при снятии Покрова не возникало никаких проблем?

— Ничего не знаю об этом. Я не вхожу в круг тех, кто образует защиту.

— Пока не входишь.

Непонятная злость герцога насмешила его. Внизу хлопнула тяжёлая дверь арсенала, наверное, возвратилась весёлая группа с тренировки. Карл прислушался, но звонкого смеха вампирши отсюда не услышал.

— Что вам угодно, Dominus?

— Есть вести из Карды, — Крас указал на стол Латэ, где лежала телеграмма.

Не дожидаясь разрешения, охотник схватил её и, когда телеграмма уже была в его руках, он почувствовал слабость. Волнение… Что там? До этого момента он мог лишь строить догадки, но теперь весть явится ему, и отринуть её будет нельзя.

Волнуясь, он быстро пробежал глазами строчки. Латэ был жив. Убиты Морено и его ассистент. Убиты супруги Вальде. Макта ушёл.

…И, наконец, глава требовал, чтобы Карл Хортор немедленно прибыл к нему!

— Латэ требует тебя к себе сей же день, — заметил и Крас, точно читая ту же строчку. — Ему нужна помощь сильного охотника. Он говорил мне прежде, что у тебя особенная защита.

Карл вскинул глаза на герцога. Ничего не говоря пока, он ждал продолжения.

— Верно, что ты легко дал отпор Калькару, старейшему?

— Да.

— Чары carere morte действительно не имеют власти над тобой?

Охотник улыбнулся:

— Если имеют, я узнаю об этом последним, Dominus. Но я вижу истинный облик бессмертных.

— Твою кровь проверяли?

Ах, вот он о чём! Потомки Арденса, как и carere morte, могли скрывать свою суть от глаз смертных, но их кровь не лгала. Несколько десятилетий назад тогда ещё совсем молодому Морено удалось доказать, что знак принадлежности к роду Основателя скрывается в крови. С тех пор некоторых охотников, отличавшихся особенно сильной защитой, проверяли: не принадлежат ли и они к Арденсам? Древо старинного семейства разрослось за четыре столетия, и многие ветви родословной Основателя не были известны никому.

— Проверяли. Результат был отрицательным.

— Я попрошу тебя проверить это ещё раз.

— Это не требуется. И первая проверка была по сути бессмысленна. Защита сопровождает родственников Арденса с рождения, я же получил свою пять лет назад. До этого времени я не умел отличать бессмертных от смертных.

— Но при этом твоя защита отличается от той, что охотники получают после посвящения!

Карл задумался.

— Да, Dominus. Пожалуй, никто, кроме Арденсов, не выстоит в одиночку перед любым из старейших бессмертных. Мало кто из охотников полностью избавлен от чар carere morte. Но я не знаю, почему я таков. Я не помню, при каких обстоятельствах мой щит достался мне. К сожалению…

Он не лгал. Многие спрашивали охотника о его странной защите, и всем он отвечал одно и то же. Он помнил время, когда был скромным секретарём Латэ, когда ему запрещалось ходить в рейды, как сейчас Диане, потому что лишённого защиты мог убить любой дикарь-вампир. Декабрьской ночью, когда Мира ворвалась в Академию и сообщила о плане Дэви, всё изменилось. Той ночью он вместе со всеми пошёл в Призрачный парк. Он остановил взглядом не одного carere morte, а среди них были не только дикари, но и бессмертные из свиты самого Владыки! Кто дал Карлу щит охотника? Сейчас уже не вспомнить. События страшной ночи перемешались как стёклышки в калейдоскопе и не складываются в узор. Может быть, его защита пришла после встречи с сильным бессмертным? Или ему просто хватило слова Латэ: "Я верю, что ты готов?"


Крас скоро отпустил его, недоумевающего, зачем странный разговор был нужен герцогу. Охотник возвратился домой.

Это был не родной ему дом. Вот уже три года он был постоянным постояльцем Центральной гостиницы, что держали Пекко. Дом стоял на пересечении улицы Греди и Парковой и действительно был географическим центром Доны. Карл снимал здесь трехкомнатный номер на третьем этаже. С его почти постоянной занятостью лучшего нельзя было и желать.

До утреннего поезда на Карду оставалось два с половиной часа. Но спать было нельзя: впереди ещё дело из другой, дневной жизни — написать очерк в "Вестник"… Сделать это с налёта не получилось. Полчаса он просидел за столом, не прикасаясь к перу, еще восстанавливая в памяти все этапы прошедшей облавы. Потом, поглядев на часы, разозлился и, подгоняемый мыслью о том, что иначе текст придётся дописывать в поезде и отправлять уже из Карды срочной телеграммой, написал весь очерк за полчаса.

Он всё-таки задремал ненадолго прямо за столом и проснулся от девичьего хихиканья. Хорошенькая служанка Пекко принесла завтрак.

До поезда оставалось меньше часа. Карл быстро собрал дорожную сумку. Из оружия взял только кинжал, рассудив, что в вампирской цитадели у охотников должен быть свой арсенал. Он позавтракал, но еда показалась ему безвкусной.

В эти полчаса ему снились давно умершие мать и сестра, Валерия. Он не был против: старый сон давно не вызывал горечи. Этот старый сон во взрослой жизни стал напоминанием о том, что ему следует быть внимательнее; сейчас он вновь предвещал какие-то капитальные перемены…


— Может быть, если б у нас было больше времени… — со вздохом закончил Латэ свой рассказ.

Глава встретил охотника на вокзале Карды. Латэ планировал возвратиться в Дону дневным поездом, и разговор охотников получился кратким.

Кардинская авантюра Ордена была обречена изначально, но отказаться от неё глава не имел права. Во все визиты Макты охотники должны были вставать на защиту Арденсов, хотя никогда и никому не удавалось победить в бою со Старейшим. В этот раз сигналом о новом явлении Макты стали странные дежурства вампиров Дэви близ дома Керте в Доне. Несомненно, Дэви узнал о потомках Арденса от предательницы Диос. Теперь Владыка бессмертных ещё более страшился визита Первого.

Макта не захотел посетить Керте. Он направился в Карду, к Вальде. К счастью, Латэ удалось немного опередить его. В Карде Старейшего ждали охотники с частицей Покрова. Вампира удалось ненадолго оглушить, и Морено начал опыт, подобный старому опыту с куклой Миры. Завершить его не удалось. Макта очнулся и убил учёного и его ассистента. Он проник в дом и убил хозяев. Детей Вальде Старейший не тронул.

— Это необычно для него, насколько я понимаю, — заметил Карл. — Я имею в виду то, что он отпустил детей.

Латэ опустил голову, скрыв лицо за низко надвинутой шляпой, словно хотел полностью изолироваться от мира.

— Себастиану удалось избавить своих детей от проклятия Арденса, — тихо сообщил глава. — Вот это как раз необычно, а реакция Макты как всегда предсказуема! Его месть питается только теми, кто несёт частицу крови Основателя.

— Избавить от проклятия Арденса. Вы говорите так, будто подобное чудо — обыденность. Или… это опять какая-то тайна Ордена? — Карл усмехнулся. — Я иногда удивляюсь, как вы держите в голове все эти тайны, и не забываете, что и когда из них следует говорить, и — кому! Что ж, если это возможно, почему никто из Арденсов до сих пор не воспользовался этой лазейкой?

— Это — не тайна Ордена, — Латэ всё время отворачивался от взгляда охотника. Глава был в смятении, но не лгал. — То, что сделал Вальде, то, как он это сделал, стало для меня огромной неожиданностью. Никто в Ордене и не предполагал, что такое будет возможно! Ещё недавно Морено с уверенностью говорил, что все потомки Арденса навсегда повязаны своей странной кровью с Первым! А теперь… Почему никто из Арденсов не попытался сделать так же, как Вальде, ты спрашиваешь? Они тоже не знали! Я знаю лишь, что Себастиан готовился к этому давно и готовил детей с самого рождения.

— Так это же отлично! — Карл почти крикнул это, и Латэ недовольно скривился: "Тише!" — Если вслед за Вальде так же поступят и другие Арденсы… По крайней мере одно звено в старинной цепочке проклятия будет уничтожено полностью!

Латэ засмеялся — резко, неприятно.

— Поговорим об этом в столице, — коротко сказал он. — Теперь к делу.

Дав охотнику указания, он ушёл. А Карл отыскал на вокзальной площади экипаж с гербом Меренсов, у которых ему надлежало квартировать.

Задание было несложным. Дэви следил за Мактой в ночь убийства Вальде. Конечно, Владыка вампиров не сумел проникнуть за Покров, но он понял, что дети герцога каким-то образом избежали смерти. Теперь он искал разгадку таинственного происшествия, и охотнику нужно было скорее пресечь слухи, которыми начала обрастать трагедия Вальде, и перевезти детей герцога в безопасное место, выбранное Орденом.

Его самоуверенность осталась прежней и в незнакомом городе. Более всего в новом задании Карла интересовало, успеет ли он вернуться в Дону до будущей недели, ведь во вторник у него давно запланированное интервью с известным композитором Корнелием Толло. На всём пути до дома Меренсов в западной части Короны охотник изучал подробную карту древней столицы, полученную от Латэ. Он так увлёкся, что ни разу не взглянул на реальную, и безусловно враждебную цитадель вампиров за окном экипажа.

Глава 14 Источник

Дару он опять нашёл на балконе. Девушка стояла, обхватив себя за плечи, и глядела в сад, на ворота. Услышав шаги, она резко обернулась и радостно вспыхнула:

— Карл! А я ждала, что ты воротишься по Карнавальной… Что так долго? На вас нападали в пути?

— Нет, всё прошло тихо.

— Вы вообще не встретили carere morte? — ее голос дрожал, и Карл рассмеялся:

— Ну, что ты тревожишься? Все живы, дети Вальде в безопасном месте. Задание выполнено, — закончил он немного с сомнением.

Уж очень легко далась этамиссия в Карде! Слухи были пресечены, и Дэви нечего было ловить. Впрочем, его соглядатаи почему-то обходили стороной опустевший дом Вальде… Может быть, Владыка узнал всё, что ему было нужно, в первый же день после убийства, а теперь вёл свою игру? Завтра утром охотник должен был уехать в столицу, но сам он рвался остаться здесь, несмотря на то, что это могло навредить другой, дневной жизни. Необходимо было узнать, что задумал Дэви!

Дом на другой стороне улицы был хорошо виден. Почти полная луна освещала его, как большая лампа. В первый же день в Карде, ещё не восстановив в памяти соответствующий район города, Карл узнал, чей это дом.

Знаменитый дом Вако…

Да, это жилище могло принадлежать только вампирам! Прячущееся за тёмным, хранящим многие тайны заброшенным садом, словно стерегущее свои жертвы. Фасад дома сиял классической красотой, белые стены казались неестественно бледными, как лик carere morte. Этот дом был похож на своих хозяев.

— Я думал, что найду здесь Винсента, — с тщательно скрытой неприязнью, будто бы невзначай бросил Карл. — Помощь вампира нам пригодилась бы. Где он?

— Не знаю. Мы соседи, но ни разу за годы не нанесли визита друг другу. Я говорила с ним лишь однажды, и он сказал тогда, что не нуждается в моей поддержке. Всё.

Больше Карл не стал спрашивать. В наступившей зябкой тишине Дара повела плечами, будто пыталась согреться.

— И зачем Латэ послал тебя сюда? — тихо и как бы сама себе заметила она. — Если ему нужен был человек, способный противостоять сильным бессмертным, отправил бы кого-нибудь из Гесси! Теперь я снова хочу вернуться в Дону… Помнишь наши рейды в Центре?

Карл смутился. Тон Дары подсказал ему, что вспоминает охотница главным образом не рейды, а их единственный, почти случайный поцелуй — после тяжёлого поединка с молодым хозяином-вампиром и десятком его отражений. Никакого продолжения тогда не последовало, через мгновение Дара держалась по-прежнему, дружески. Общего будущего у них быть не могло, будь он хоть главой района, хоть главой Ордена, и дочь Меренсов понимала это. В Ордене вспоминали о титулах и границах сословий, когда речь заходила о браке. Не потому ли Латэ и герцогиня Рете остались одиноки до старости?

— Да. Как охотник, я был бы рад твоему возвращению. Мало кто способен так хорошо играть роль приманки.

Дара кинула на него быстрый непонятный взгляд и отвернулась.

— Возьмёшь меня в свою группу?

— У меня больше не будет своей группы. Латэ собирается передать мне весь Центр.

— Ты будешь главой района? Здорово. Да, я возвращусь, — её глаза сверкнули. — Нет ничего хуже этого прозябания! Видеть это каждую ночь, — Дара указала на тени, бесшумно скользящие в чёрном небе на широких крыльях. — Видеть — и ничего не делать! Узнавать об их делах наутро и печально качать головой!

— А твоя мама?

— А твой отец? — быстро парировала охотница. Дара потянулась, привстала на цыпочках. — Смотри-ка, они летят к дому Вальде! Или к Хаста? — она помрачнела. — Там слабая защита, давно. Хозяйка умерла, а новая слаба.

— Так что мы стоим? — весело спросил Карл. Ему захотелось развеселить загрустившую девушку. Дара бывала такой милой, когда улыбалась! — Собирайся. Устроим рейд по цитадели вампиров.

— О! Но нас всего двое.

— Мы же справлялись вдвоём прежде. Неужели отступишь? Вода из Источника ещё есть?

— Она почти утратила свойства. Сегодня последний день.

— Значит, нужно её истратить!


Вампиров было двое: юноша и девушка, молодая пара. Они долго кружились, танцуя, над домом Хаста, ища дыры в его защите. Потом, не решившись, опустились в саду у пустого дома Вальде.

— Где Марина Хаста? Насколько я знаю, она была в Ордене.

— Была! — усмехнулась Дара. — Убита. Сестрой-вампиршей.

Девушка помрачнела, и Карл понял, что она вспоминает свою сестру Софию, ставшую бессмертной. У Меренсов была обратная ситуация: младшая, смертная сестра погубила вампиршу неосторожным словом.

Вампиры гуляли по саду и глухо переговаривались. Они выглядели обеспокоенными и то и дело поглядывали на небо. Дара прокралась подальше от запертых ворот.

— Лезем, как дети в чужой сад, — прошептала она. — Хорошо, что хозяев точно нет… Помоги мне!

Охотнику почти не пришлось помогать ей. Ловко подобрав юбки, девушка перелезла через железную витую решётку, Карл последовал за ней.

Скоро они приблизились к вампирам на расстояние выстрела. Вампиры не замечали охотников, но то и дело со страхом изучали небо.

— Дикари! — прошептала Дара. — Всё в небо смотрят — наверное, ждут друзей… Если их будет больше четырёх, мы не справимся!

— Спокойнее. Справимся! Они ждут не друзей: глядят очень испуганно. Наверное, повздорили с другой группой и боятся расплаты.

Дара, казалось, успокоилась. Они продолжили наблюдение за carere morte, готовые напасть в любой удобный момент.

Вампиру послышалось что-то, он бросился к дому, забыв о подруге. Охотники тоже разделились. Дара кинулась за вампиром. Девушка-вампирша, оставшись одна, заметалась. Охотник долго прицеливался, желая попасть точно в голову, наконец, пустил стрелу. Девушка рухнула на землю, не вскрикнув, и Карл шагнул к ней из укрытия.

Стрела попала вампирше в лицо, косо вонзилась в переносицу. Серебро парализовало её не полностью. Девушка двигала глазами, рот открывался в беззвучном крике, руки шарили по земле. Карл малодушно огляделся в поисках Дары. Ритуал, приводящий к уничтожению вампира, охотник ненавидел и всегда старался дистанцироваться: использовать, по крайней мере, не кинжал, а стрелу. Но сейчас выбора не было. Он вонзил кинжал вампирше в сердце и, скороговоркой прошептав ритуальную формулу, вылил на несчастную весь запас воды из Источника. Тело бессмертной мгновенно сгорело. Кинжал охотника серебристо посверкивал в траве.

Карл отыскал Дару у ограды сада. Вампир стоял в двух шагах от охотников, но по-прежнему не замечал ни врагов, ни потери подруги. Он прятался за деревом и поглядывал в небо. Там кружила пятёрка крылатых теней.

— Это не дикари! — прошептала охотница. — Это старейшие!

Вампир, словно услышавший их, кинулся бежать. Тени в небе поплыли за ним.

Началась погоня. Дикарь не рисковал взлетать. Охотники следовали за вампиром по земле, крылатые тени — по небу. Сад Вальде закончился. Вампир метнулся было к ограде, но, увидев за ней пустую широкую улицу, рванулся к дому.

Крылатые тени стремительно пошли вниз. Они пронеслись над садом, и Дара прижалась к дереву. Скоро раздался звон разбитых стёкол. Carere morte влетели в дом.

— Теперь их шестеро там, — дрожащим голосом сказала она. — Меня пугает самая большая тень. Чёрная-чёрная… Я помню, я уже видела её прежде, издалека.

— Думаешь, за дикарём пожаловали вампиры Дэви?

— Это звучит странно, да? — Дара засмеялась. — Да, обычно старейшие более осторожны!

— Вот что, — Карл быстро проверил запас стрел и зарядил арбалет. — Отдай мне свой запас воды и возвращайся домой.

— Ты пойдёшь туда, к carere morte? Один?!

— Да.

Дара машинально достала из кармана платья пузырёк с водой, но не отдала охотнику, так и замерла, сжимая склянку в кулаке. Она бросила взгляд на дом: огромный, блестяще-белый, с зияющими ранами — разбитыми окнами, и выдохнула:

— Я пойду с тобой.

Вампиры были в бальной зале — огромной, тёмной. Зеркала на её стенах казались продолжением ночи за окном. Двое бессмертных беседовали: дикарь и старейший carere morte в тёмных одеждах.

"Три дня назад… Вальде… Макта…" — звенел голос старейшего.

Тень клубилась за его спиной, она была чернее и холоднее ночной тени, накрывавшей здание. Рядом стоял ещё один carere morte, потерявшийся и словно бы сам не свой. Трое носились под потолком. Чёткие, одинаковые движения их крыльев свидетельствовали о том, что это куклы одного хозяина.

— Я видел немного, — дрожащий полушёпот безумно напуганного дикаря. — Я был далеко! Я видел только…

Дара, словно во власти чар, ступила вперёд и едва не вышла из тени балкона. Карл удержал её.

— Очнись! — нетерпеливо сказал он. — Ты мне нужна. Приготовь арбалет.

— Расстояние слишком большое!

— Да. Мы подойдём ближе. Выстрелишь по моему сигналу, — он сделал глубокий вдох, отрешаясь от сомнений, и ступил в освещённую часть зала.

Главный carere morte поднял голову.

— Охотники! — насмешливо проговорил он. — Наконец-то вышли из тени. Я ждал, что встречу вас здесь.

Тень вокруг него уплотнилась и вдруг взорвалась, расползлась по стенам. Карл нашёл руку Дары и сжал, и девушка перестала дрожать.

"Это только морок. Не бойся".

Владыка бессмертных пытался напугать его Бездной. Владыка почуял равного противника и собирал всю силу, чтобы ударить. Но Карл насмешливо смотрел на него. Он ясно видел истинный облик вампира. Это был иссушенный двухсотлетней вечностью человек, худой и длинноволосый.

— Карл, это же Владыка! — прошептала Дара.

— Ничего. Держи арбалет.

Дэви осторожно двинулся к охотнику. Его тень всё также липла к стенам и теперь словно вытягивалась. Даже carere morte стало холодно в потемневшем как перед грозой зале. Куклы вылетели прочь и шныряли за окнами. Светловолосый спутник Владыки скрылся за колонной.

— Ты из Гесси? — свистяще спросил вампир. — Не похож. Кто ты?

Он не закончил, остановился, словно наткнувшись на преграду, его руки взметнулись в испуге и опустились. Щит охотника принял удар бессмертного и легко рассеял его. Звон десятков лопнувших зеркал пронёсся по залу, и Карл стряхнул на мгновение охватившее его оцепенение: "Стреляй!" — он снова сжал руку Дары, и охотница подняла другую, с заряженным арбалетом, совсем невысоко. Как и год назад в рейдах, она понимала друга без слов. Стрела вошла в голову дикарю, и в небе над домом Вальде заметались куклы.

Владыка вампиров отступил, скрылся в гигантской тени. Скоро он ринулся вверх, за куклами, светловолосый вампир подхватил раненого дикаря и последовал за хозяином. В бальной зале Вальде остались только охотники.

— И это Владыка вампиров?! — засмеялась Дара. Бросив оружие, она закружилась по залу, хотела закружить в танце и его, но Карл отстранил девушку. Он отошёл к стене, потом опустился на пол у колонны, подпирающей балкон.

Он не устал вовсе, будто и не сражался с сильнейшим из бессмертных детей Первого… И охотник был обескуражен.


— Вы же могли убить самого Владыку! — горячились многие в столице. — Сам Дэви был у вас в руках!

Карл и Дара устали объяснять, что Владыка не дал бы убить себя так просто. Стрела в голову или в сердце — лёгкая рана для старейшего, тяжёлая для дикаря. Дэви поднялся бы через полминуты, а дикарь теперь, может быть, навсегда лишится памяти, и Владыка не сможет прочитать его историю ночи убийства Вальде.

Ещё все восхищались — и опять не понимали, как смертный сумел так легко дать отпор Дэви. Карл не знал, что сказать им. Молчали и Гесси, и Латэ.

— В истории были примеры такой странной защиты у совершенно случайных смертных, — задумчиво заметил Алекс, когда они шли в Академию парком. — И знаешь, что объединяло их всех? Что служило источником их силы?

Карл вздохнул и попытался повернуть разговор в сторону с уже раздражающей его темы.

— У меня всё-таки была встреча с Корнелием Толло, — сообщил он.

— Толло, композитор?

— Да. Очень любопытная встреча! Ночная жизнь охотникам не даёт покоя даже днём.

— Что? — пробормотал Алекс и, догадавшись, ахнул. — Толло оказался вампиром?

— Да. Низший. И наша беседа вылилась в любопытный спор о бессмертии искусства и жертвах, что кладут на его алтарь… А где сегодня Мира? — спросил он, глянув на кроны деревьев.

— Наверное, она ещё спит. Тренировка во вторую стражу. Ты не дал мне договорить, Карл. После той тренировки с вашим полётом, мне стало любопытно, и я провёл денёк в архиве.

— Ну и что?

— Доминик ссылался на защиту Основателей, но ты не таков. Арденсы избавлены от власти чар carere morte и не боятся старейших, но никто из них не сумеет отбросить щит, чтобы подманить вампира, а потом снова подобрать его. Так могли Керно, Агнат, Мартин Алгор. И было ещё кое-что, что объединяло их. Источником их силы была любовь, и необычная любовь, — Алекс сделал эффектную, но совершенно не нужную паузу. — Их возлюбленные были carere morte.

— Значит, в ближайшее время можешь ждать появления ещё десятка им подобных. Ты замечал, сколько юных охотников провожают Миру влюблёнными взглядами на тренировках? — последнее было сказано тоном ревнивца. Карл смутился, а Алекс невозмутимо возразил:

— Это пройдёт. Новички чувствительны к вампирским чарам. А вот тебя, друг, похоже, не оставили равнодушным её женские чары…

Интересная беседа оборвалась. Охотники вошли в здание и здесь разошлись. Алекс пошёл вниз, в арсенал, Карл наверх — на встречу к главе Ордена.


— Пора начинать поиски Избранного, — вздохнул глава. Стол Латэ опять был завален картами родословной Арденса. Что-то часто он стал таскать их к себе наверх из архива!

— Да. Дэви, вероятно, скоро начнёт свои. Почему вы всё время смотрите эти карты?

— Я ищу, — туманно сказал глава и подвинул родословные к себе, закрыв рукой, будто хотел их спрятать.

— Вы ищете… боковые ветви? Незаписанные здесь имена?

— Я ищу выход, — непонятно сказал тот. — Ищу — и не нахожу. Скоро нам придётся организовать поиски Избранного. Я буду медлить, сколько смогу, но… Однажды нам всё же придётся объявить о новой погоне за Даром.

— Зачем же медлить? — перед глазами Карла встала непрошенная картина: девушка-вампирша со стрелой в переносице. Он подумал и о Мире, ждущей исцеления… — Дар давно нужен нам. Если верно то, что говорила Мира об Избранном и его способности исцелять, мы получим великую силу!

Глава отвернулся.

— Нужно будет подготовить Миру, — словно не расслышав вопроса Карла, заметил он. — Поиски не могут быть начаты без вампирши, и лучше, чтобы она получила статус охотника и была равноправным членом группы.

— Я могу заняться этим.

Латэ с улыбкой поглядел на охотника.

— Краус займётся. Твоя помощь понадобится Мире позже, когда вампирша узнает, что Избранного и его Дар решено уничтожить.

— …Уничтожить?

Вопрос вышел удивительно равнодушным. Когда Избранным был Винсент, Латэ, наплевав на гнев покровителей Ордена, пообещал ему посвящение. Сначала Карл надеялся, что и в этот раз глава решится на подобное, но с каждым годом эта надежда таяла. Её поглощали сомнения: все заявления Латэ, все его действия говорили о том, что теперь он всецело предан Основателям. Хорошо его припугнули после событий в Призрачном парке!

Глава устало откинулся на спинку кресла.

— Мы с тобой говорили об этом, давно, когда Избранный был известен нам, когда им был Винсент Линтер. Потомки Арденса живы в наше время. Они покровители Ордена и они никогда не допустят, чтобы Избранный обрёл силу. Исцеление для вампиров — для них гибель.

— Это бред, — Карл не заметил, как перебил старшего. Он разволновался, но пока держал себя в руках и говорил тихо. — Как Дар может быть опасен для смертных? Да, исследования Морено показали, что все Арденсы несут в крови отметку о своём происхождении. Но разве эта глупая метка творит с ними то же, что проклятие Макты с carere morte? Арденсы живут и плодятся. И часто боятся вида крови и смерти. Разве Избранный сможет уничтожать их прикосновением, как вампиров?

— Может быть.

Карл отвернулся от его взгляда, от этих вечно печальных, прозрачных глаз. Он знал, что Латэ уже взвесил жизни, которые придётся принести в жертву, и его вопрос бессмыслен. И всё-таки спросил:

— Из-за кучки самодуров, лелеющих клеймо своей вины, вы лишите сотни больных возможности исцеления? Вы готовы отдать новые тысячи жизней лишённым смерти?

— Ты хочешь сказать: пусть лучше погибнут Арденсы?

— Может быть, придётся пожертвовать меньшинством. Но лишь может быть, Филипп!

Латэ опять улыбнулся. Новая улыбка была насквозь фальшивой:

— Арденсы могущественны. Все ли новые имена потомков Основателя известны тебе?

— Красы, Гесси, Рете, Вальде, Керте…

— А Солоры? Карита? Асседи?

— …И Король? — прошептал Карл.

— Да, — также шепотом ответил глава и резко поднялся, загрохотав креслом. Подошёл к окну.

— Дар погубит Орден, — сказал он. — Если мы поспособствуем приходу Избранного, Арденсы уничтожат нас. Да, Дар погубит Орден!

— Вы хотите сказать, Орден будет упразднён…

— Уничтожен! Задумайся. Избранный ввергнет страну в хаос!

— Король может не узнать об Избранном. Можно сохранить Дар в тайне от Арденсов.

— Будучи в Ордене, уже нельзя.

— Послушайте себя, — Карл поднялся, подошёл к старику. — "Дар погубит Арденсов…", "Дар ввергнет страну в хаос…". Откуда вы взяли всё это, Филипп? Это Крас запугал вас? Избранный займётся исцелением carere morte, уничтожением их проклятия, а не игрой в догонялки с Арденсами. Можно устроить всё так, что все стороны старого конфликта будут довольны.

Латэ грустно покачал головой:

— Узнаю себя пять лет назад. Проклятие carere morte — залог существования Арденсов и, поскольку они правители, залог существования нашего мира.

— Правителей можно заменить.

— А соседей? Соседей, жаждущих разодрать наш край на части, сдерживает только проклятие нашей земли! Избранный — конец нашему миру… Хаос!

— Неужели Порядок — с carere morte — вам нравится больше? — охотник не удержался от ехидцы. — Разве не для борьбы с проклятием существует Орден? Разве не уничтожение проклятия — наша конечная цель?

— Наша цель — равновесие: Дона наша, Карда — земля carere morte. Наши потери в последние сто лет были одинаковы и уж никак не сравнимы с теми, что были раньше, в годы буйства вампиров. Наш мир был в равновесии… Пока Владыка вампиров пятнадцать лет назад не захотел нарушить его! Может быть, Дэви сошёл с ума? Дар — чудо и чудовище, неизвестная сила… Не нужно было будить его! В какую бы сторону не качнулись чаши весов, поддерживающих хрупкое равновесие двух сил, это погубит наш мир! Сейчас я отчаянно пытаюсь уменьшить последствия авантюры Дэви! Ты поймёшь меня, когда будешь на моём месте…

— Вряд ли я когда-нибудь пойму вас! — он почти выкрикнул это, более не сдерживая негодования. — А про равновесие расскажите тем, чьих родных убили вампиры! Расскажите это Мире и попробуйте не отвести, как обычно, взгляда… Она верила вам все эти годы!

— Смиряться или бороться — твой выбор, — старый охотник глядел за окно. Его пальцы рисовали замысловатый, только ему ведомый узор на подоконнике. — Но на втором пути у тебя вряд ли будет много соратников.

— Пусть.

— Что ж… Через неделю будет собрание семерых. Там мы обсудим проблему Избранного. И ты выскажешь это мнение, новый глава Центра, если не изменишь его за неделю. Я очень прошу тебя ещё подумать. Сейчас возвращайся домой, отдохни. Когда ты последний раз спал более четырёх часов кряду? Освобождаю тебя от дежурств на двое суток.

— Арденсы… способны и сами избыть свою вину, Латэ. Как Вальде.

— То, что случилось с детьми Вальде — чудо. Оно не может быть повторено.

— Когда-то то же самое говорили про воду Источника. А теперь мы в шаге от того, чтобы получить нужный состав в химической колбе.

Задумчивый глава улыбнулся какому-то своему воспоминанию:

— Может быть…


Близилась полночь. Карл без раздумий послушался Латэ. Он отправился домой, но уснуть не смог. Наверное, он уже привык засыпать под утро, проваливаться во тьму, когда над миром разливается свет нового утра. Подчас охотники не видели солнца очень долго, неделями и месяцами, и это приближало их к врагам — carere morte… За годы в Ордене Карл начал слышать голос ночи и научился разбирать, что она шепчет, не хуже вампиров.

Вампиры называли голоса-в-ночи "сном Бездны", говорили, что ночью мир отражается в Ней, как в зеркале, а шёпот ночи — голос Её вечных раздумий. И сегодня весь ночной мир повторял одно: Латэ ошибается. Это звенели звёзды, это шелестела река, Серма. Только перед рассветом голоса начали стихать, но сон по-прежнему не шёл к охотнику.

Тогда он вышел на улицу и отправился на прогулку. Машинально Карл пошёл путём своей старой группы: по Парковой и спуск к Восточному проспекту. Потом он свернул на улицу Греди и отыскал извозчика.

— Плоро, — бросил он вознице. В местечке Плоро, к востоку от Доны, жил отец, но Карл не собирался навещать его сейчас. Там в горах стояла церковь Рафаэля-исцелителя, а близ неё был Источник. Тот самый знаменитый Источник, вода которого использовалась в ритуалах Ордена, Источник — место посвящения.

В этом подземном зале под церковью низкий потолок и сырые неровные стены. Слышна неумолчная капель воды, тихие переливы подземной речки. Прозрачный ручей пробивает скалу на высоте человеческого роста над полом в глубине обширного зала, пустого и гулкого, и струится вниз, дробя камни. Скоро он сворачивает налево, и у этого поворота в камне пола прорублена большая круглая чаша. Здесь скапливается часть воды. Чаша совсем простая, стенки — едва обработанный камень, лишь края выложены белым мрамором. Над ней возведена крыша: что-то вроде беседки из того же мрамора. С треугольного портика над входом в неё сияет золотое солнце. Пол вблизи беседки — мраморные плиты, в стенах горят светильники. Сюда могут приходить новообращённые carere morte, желающие исцелиться: церковь и окрестности не ограждены Покровом. Легендарная история этого места охраняет лучше Защиты, порождённой ритуалом. Здесь, у беседки, глава принимает клятву вступающих в Орден.

Зал был пуст. Карл долго гулял у беседки, прислушиваясь к шуму речки. Целебная вода её пела об одном.

Латэ ошибается! Не может быть, чтобы уничтожение Дара было единственным выходом, который устроит всех! — И охотник спорил сам с собой и злился, что в его рассуждения всё не приходит ясность.

Ведь в то же время Латэ прав! Карл находил многие аргументы: и действительная опасность Дара — неизвестной силы, и неминуемость гнева Арденсов — а ведь охотник совсем не желал Ордену гибели. А то, что он в запальчивости говорил главе, в конце концов, только лишь эмоции…

Карл подошёл к беседке, поглядел вниз, в чёрную и прозрачную как ночь воду. Вода чуть колыхнулась, и колыхнулось его отражение, полное сомнениями, как и хозяин.

Через неделю собрание… Что он скажет там? Сможет ли повторить всё то, что говорил сегодня вечером? Вряд ли. Он был уже вполовину не так уверен в своих словах. Надо бы поговорить с Родериком… обо всём. И с Адрианом Дивесом — он вхож в высший свет, знает всё и о Солорах, и о Карита… Может быть, вместе они найдут компромисс.

Она вошла в зал, в нерешительности остановилась на пороге, увидев охотника. Не оборачиваясь, Карл понял, кто эта неслучайная гостья Источника… Мира.

— Эй, — тихо позвала она, но, отразившись от стен, её голос многократно усилился. Карл обернулся.

— Доброй ночи, — поздоровалась вампирша.

— Здравствуй, Мира, — радостно отозвался он. — Не думал, что когда-либо увижу тебя здесь.

— После тренировки Диана пригласила прогуляться и завела меня сюда.

— Откуда ты спустилась?

— Диана сказала идти нижней дорогой, — сообщила вампирша, подходя ближе.

— Правильно. Этот путь для тебя безопасен, — Карл задумчиво улыбнулся. — Хорошо, что мы здесь встретились.

— Да, — Мира рискнула сократить расстояние до Источника до трёх шагов. Вытянув шею, она осмелилась заглянуть в чашу.

— Если я случайно упаду туда, то исчезну, растворюсь без следа, — нервно заметила она. — Это была плохая попытка пошутить…

— Останутся платье и шляпка. Полиция растеряна. Один судья Краус догадывается… Но он молчит. Как странно! — он испытывал непонятное замешательство и старался скрыть его. Сколько они не говорили наедине? Они встречались часто в первый год Миры в Ордене, а потом судьба развела их — до случайной встречи в обсерватории. Карл присел, зачерпнул прозрачную воду ладонью и вдруг залюбовался отражением вампирши в чаше. Вода Источника не была беспощадно точна, как зеркало. Размытые, растушёванные черты отражения Миры были прекрасны. Но вампирша не замечала этого. Она тоже глядела в тёмную воду, а её губы печально кривились:

— Я и раньше пугалась своего облика в зеркале, но не так. Какая же я стала… некрасивая!

— Это хорошо. Значит, чары carere morte утрачивают власть над тобой, — не подумав, ляпнул охотник и тут же поправился. — …Я хотел сказать, ты выглядишь гораздо лучше, чем в первый год в Ордене.

— Ну да?

— Я всегда видел тебя без чар. Я точен, как фотографический аппарат, — зачем-то пошутил он. Мира не засмеялась.

— Я слышала сегодня от Алекса: ты встречался с нашим Владыкой?

— Да, мы встретились в Карде, у Вальде. Дэви допрашивал в пустом доме герцогов какого-то дикаря. Владыка был там с… Наверное, это был Адам Митто.

— А ты был один?

— Со мной была Дара.

— И… что было? — судя по насмешливому тону, вампирша слабо представляла себе этот поединок.

— Ничего особенного. А чего ты ждёшь? Боя, как на ваших тренировках, с сетями, стрелами? Интересно, сколько веков назад ваш Владыка в последний раз так развлекался? Это был обычный поединок взглядов, ты тоже в таких сильна. Дэви разбил все зеркала в доме, — Карл усмехнулся, — но ушёл.

— Не верю, — Мира покачала головой. — Я его помню… всё ещё слишком хорошо.

— Прогнать вампира легко, — Карл тросточкой коснулся её отражения в воде рядом со своим. — Исцелить, к сожалению, сложнее!

Он вспомнил все доводы Латэ, и сейчас они не показались ему справедливыми. Вот вампирша, достойная исцеления. Он понял это раньше всех, когда другие обходили Вако стороной и строили догадки: не соглядатай ли она от Дэви. Нет, предать её он не сможет.

Мира загадочно засмеялась:

— Ты ведь из тех, Арденсов, я угадала? Простым не взобраться так высоко. И — твоя стихийная защита…

— Вынужден тебя разочаровать, но моей защите едва ли… шесть, а не двадцать шесть лет. Ты не угадала. Я не прирождённый охотник. И вовсе из слабейших — выяснилось в первом же рейде.

— Не может быть.

Он улыбнулся. Оказывается, он совсем не устал рассказывать свою странную историю:

— Ещё пять лет назад у меня не было никакой защиты от вампиров. Подобно многим, пришедшим в Орден за авантюрами, я плохо представлял, во что ввязываюсь, и, если честно, не очень-то верил в вампиров. Такое здесь наказывается. После первого фиаско Латэ держал меня при себе, надеясь сделать, по крайней мере, своего человека в дневном мире.

— Не может быть! Я помню нашу встречу в Академии… Помнишь? Ты открыл мне окно той декабрьской ночью. Я пробовала бороться, но голод сильнее. Я бросилась на тебя, и щит охотника остановил меня. Да-да, — Мира уверенно кивнула. — Уже тогда у тебя была сильная защита.

— Что…

"Не может быть!" — настала его очередь протестовать, но он молчал. Та встреча с Мирой… — он прекрасно помнил её. Помнил, как безумная вампирша влетела в открытое им окно. Какой страшной она показалась ему тогда: истощённая, со спутанными серыми волосами ведьмы и длинными когтями! Сейчас Мира совсем другая: мягче стали черты лица и милее улыбка, вновь золотятся волосы, только глаза глядят печально.

Тогда, пять лет назад, вампирша действительно отступила сама, сумев укротить голод. Она вцепилась в подоконник, закусив губы, — маленькая, жалкая — и он даже пожалел её. В её глазах на миг полыхнуло дьявольское пламя — и тут же потухло. Неужели это охотник сумел потушить его? Если так, значит…

— Значит, мы навсегда связаны с тобой. И, должен сказать, я благодарен… и всю жизнь буду благодарен тебе за ту паузу.

— Какую паузу?

— Та пара мгновений, что ты боролась со своим голодом. Я думаю, в ту ночь именно их мне хватило, чтобы понять, как построить защиту.

Мира со смущённой улыбкой приняла его благодарность. У отражения вампирши на мгновение блеснули тонкие острые клыки.

— А что за фиаско, после которого тебя отлучили от рейдов?

— Я не смог исцелить новообращённого.

— Не слышала об этом испытании…

— Способность исцелять и защита идут рука об руку. Раньше, если в новичке сомневались, его испытывали этим, сейчас о своей готовности к рейдам все узнают на тренировках.

— Со мной в качестве "пугалки".

Карл покачал головой:

— Ты не представляешь, как ты изменила Орден!

Мира равнодушно пожала плечами.

— Помнишь, ты обещал мне узнать, почему Арденсы препятствуют Ордену в поисках Дара? — резковато спросила она.

— Помню, — охотник отвернулся от её отражения и с досадой отметил, что, безусловно, кое-что перенял от Латэ. — Прости, что не обнадёжу тебя: обретение Орденом Дара несёт Арденсам гибель. Они не согласятся никогда. Если Избранный заявит о себе, будет приказано его убить.

— Что же делать?!

Она старалась придать лицу бесстрастное выражение, но рот жалко кривился. Карл прищурился:

— Ты даже не спросишь, почему Дар означает смерть для Арденсов? А это интересная история… Грустная правда такова: Орден защищает тех, кто виновен в создании вампиров, тех, чьё существование зависит от существования вампиров. Первый из Арденсов мечтал о продлении жизни и обратился за помощью к одному алхимику. Тот помог ему, но в качестве… побочного продукта их эксперимента получился первый carere morte, — он говорил нарочито шутливо, с ехидцей выделяя научные слова. — Арденс получил Дар, продливший ему жизнь. Он не воспользовался им, не попытался исцелить первого вампира: боялся, что это убьёт его. И Дар потом переходил к его детям, пока правнучка Арденса Кармель не попыталась его уничтожить, чтобы прекратить охоту лишённого жизни за своей семьёй.

Тогда Кармель удалось сильно ослабить Дар. С тех пор он не мог зацепиться за Арденсов — его истинных обладателей и начал осчастливливать обычных смертных. Дар ушёл от своего источника. Но потомки Арденса всё равно боятся, что исцеление проклятия carere morte убьёт их. Страх перед Мактой внушил им, что они зависимы от проклятия carere morte и будут живы, только пока есть оно. Поэтому они никогда не одобрят твою идею.

— А Латэ?

— Ему придётся подчиниться. Герцогу Красу ничего не стоит отдать приказ о… скажем так, роспуске нашей организации. Латэ не погубит Орден.

— И давно ты узнал это? — Мира не скрывала злости. Карл вновь опустил глаза к её отражению.

— Я догадывался давно. Но окончательное решение Латэ сообщил мне только сегодня.

— Всё равно. Пять лет! Почему ты не сказал мне? Вместо ответа на мои вопросы Латэ отводит глаза, на мне науськивают вашу свору, а я всё терплю, потому что жду от вас помощи в поиске Дара!

— Я боялся, что, узнав это, ты уйдёшь от нас…

— И уйду! — запальчиво сказала вампирша, хоть и сама не верила в свои слова. Карл поднялся. Теперь они стояли рядом, и Мира отступила, словно испугавшись чего-то. Её прекрасное отражение качнулось последний раз на воде и исчезло.

— И сгинешь. Подожди, не паникуй, мышка. Я помогу тебе. Владыке нужен Дар, и когда он начнёт поиски, Орден вынужден будет ответить. Тогда мы и вступим в игру.

— Мы?

— Не вздумай действовать в одиночку!

— Я всегда была одна.

Мира зло усмехнулась, а он светло улыбнулся в ответ. Сомнения сгинули, в раздумья пришла долгожданная ясность. Выбора больше не было — впереди разверзлась пропасть. Остался один путь: над бездной, по прозрачному стеклянному мосту. Керно, Агнат, Мартин Алгор… Карл Хортор. Последние, злые слова вампирши, ещё недавно справедливые, вдруг стали неправдой. Не одна. Их судьбы связаны с далёкой декабрьской ночи. Но, дикий зверёк, она поймёт это нескоро…

Глава 15 Лира бунтует

Несмотря на то, что Владыка приказал явиться к нему в кардинский замок как можно скорее, Лира не торопилась. Добраться из Прэсто в северную Карду можно было только через столицу, но в Доне девушка нарочно не взяла билет на ближайший дневной поезд. Она хотела провести день в городе, где прошло её детство, городе, который знал и помнил Лиру совсем другой. Охотницей…

Хелена, также решившая скоротать день в столичном убежище, не препятствовала ей. Лира взяла извозчика и до вечера исколесила весь север. Она не отрывалась от окна: здесь прошло детство девушки, она узнавала многие здания. Когда они проезжали старый дом родителей Лиры, медлительное сердце юной вампирши остановилось совсем и застучало снова нескоро. Так странно выражалось теперь её волнение! Обычно carere morte, испытывая тревогу, вели себя, скорее, как смертные: учащалось их сердцебиение и дыхание, розовела кожа. Только Лира Диос, отмеченная Бездной, наоборот, леденела изнутри.

В сумерках она отпустила извозчика и побрела на юг города пешком. Она ни разу не подняла головы. Прохожие расступались перед мрачной, спешащей куда-то фигурой, а какой-то сорванец подскочил и громко крикнул что-то ей в ухо, желая испугать городскую сумасшедшую. Лира даже не вздрогнула.

Она перешла Красный мост и по лицу скользнула знакомая липкая и противно мягкая паутина. Граница Покрова! Громада здания Академии неожиданно возникла справа и скоро нависла над опущенной головой бывшей охотницы.

Вжав голову в плечи, Лира прошла мимо. Зачем она пришла, если не смогла бросить хотя бы краткий взгляд на место, что, не спросив её мнения, в юности нарекли её домом? Только когда здание Первой Королевской осталось позади, Лира быстро повернула голову влево, поглядела на дом, стоявший на противоположной стороне Восточного проспекта.

Новые хозяева срубили вербу во дворе, выкрасили крыльцо в зелёный цвет. На окнах появились нарядные цветастые занавеси. Бывший дом Диосов теперь был совсем, совсем чужим.

Лира вспомнила о бабушке и задрожала. Жива ли она, последний родной по крови человек и один из главных свидетелей её позорного предательства? Сколько же прошло лет? Пять? Ей должно быть уже за восемьдесят! Нет, нет. Бабуля уже на кладбище…

"Однажды умрёт последний, знавший, что Лира Диос приносила клятву Ордену охотников. И тогда моё прошлое умрёт. Полностью, окончательно, навсегда. Моя вечность сделается идеальной: прозрачной и холодной, как кусок льда".

Она пришла в убежище Хелены задумчивая и молчаливая, и белокурая вампирша напрасно старалась развеселить её. В поезде по дороге в Карду Лира вовсе прогнала её и заперлась в купе.


Владыка вампиров ожидал бывшую охотницу в знакомом трапезном зале. Перед ней он принимал какого-то гостя-смертного: в зале ещё горели светильники и был зажжён камин. Лира равнодушно поклонилась. Дэви улыбнулся и, подойдя, заключил её в объятия. Девушка отстранилась. Она не чувствовала радость долгожданной встречи. Она не замирала от счастья, как игрушка, которую после долгих лет повзрослевший хозяин вновь берёт в руки. Она почти забыла Дэви. Встреча с Академией — из ещё более далёкого прошлого Лиры, вызвала у девушки больше эмоций.

— Ты подросла, — заметил Дэви. Вампирша заставила себя улыбнуться:

— Вы шутите, Господин!

— Больше я не оставлю тебя так надолго, — он подвёл Лиру к приготовленному для неё креслу. — Садись. Я пригласил тебя для серьёзного разговора, голос Бездны. От твоего слова будет зависеть очень многое.

Он сказал это, и в его глазах мелькнула тень лжи. Очень слабая, вряд ли осознанная самим вампиром, но Лира заметила её. Владыка уже принял решение и не остановится, что бы ни сказала ему она, голос Бездны.

— Два десятилетия прошло с тех пор, как я решился дописать конец старой сказки, — Владыка усмехнулся, его глаза ярко, живо блестели в темноте. — Я говорю про легенду о Даре. Тогда, двадцать лет назад, задача представлялась мне несложной, тем более, что Избранный был известен. И только Кларисса-Пророчица говорила, что в этой сказке я могу увязнуть накрепко. Она оказалась права. Я всё не могу продвинуться дальше двух строк.

Он замолчал. Лира безучастно глядела на пламя догорающих свечей и пыталась развлечь себя тем, что загадывала, чей огонёк погаснет раньше. Дэви не отрывал взгляда от её лица, но не мог прочитать страшного равнодушия девушки. В её глазах как в зеркалах отражалась лишь его чудовищная искажённая фигура.

— Два десятилетия назад я заинтересовался Даром, случайно открывшим себя, скорее, от скуки. Набирал силу владыка Низших, его нужно было поставить на место, и, признаться, я воспользовался Избранным, как приманкой. Я слишком легко относился к старой легенде, и она отомстила. До Призрачного парка я видел в Даре только возможность перехода в иное состояние бытия, но там, в парке, когда Избранный едва не исцелил бессмертную, я понял, что это за сила. Она — сама жизнь, жизнь, потерянная Мактой… И, когда я понял это, мне открылось, как должно воспользоваться Даром. Теперь Избранный нужен мне как никогда, а я не знаю его! Я решил начать новые поиски, когда явится Макта… Недавно он возвратился.

Он замолчал. Лира вздрогнула от будничных слов, так неуместных, когда речь идёт о Первом из carere morte.

— Когда Избранный появился среди охотников, главе Ордена было приказано его убить, — тихо сказала она. — "Дар должен быть уничтожен", — говорят Арденсы, а что скажете вы?

Лира сказала и испугалась своих слов, взрослых и строгих, словно принадлежащих кому-то чужому. Она кратко взглянула на Дэви: не сердится ли он, но Владыка скрылся в тени кресла.

— Сейчас Дар чист от проклятия Алитера. А чистый Дар обязательно станет моим, — вампир улыбнулся в темноте. — Чистый Дар — ребёнок, и он очень уязвим.

— Вы хотите, чтобы Избранный стал Великим вампиром и помог вам расправиться со Старейшим?

Дэви засмеялся:

— Ты всё-таки удивительный ребёнок, Лира Диос! Жаль, я не видел, как ты росла… Дар теперь нужен мне не в качестве защитной оболочки, нет! Дар — жизнь Макты, которую Первый ищет. Если я получу её, я смогу диктовать свои условия самому Старейшему… Что ты хмуришься, Лира Диос? Что скажет мне голос Бездны? — в последнем вопросе сквозила тревога.

Лира внутренне подобралась.

— Вы уверены в вашем решении, Господин? В прошлый раз Великий вампир просуществовал недолго!

— Лира Диос! — Дэви склонился к ней, и взгляд тёмных глаз вдруг пребольно хлестнул юную вампиршу. — Поставь, наконец, заслон своим мыслям! Твоя голова полна их мусором, а она должна быть пустой. Пустой! Бездна проговорила твоими устами первый вопрос, а дальше я вынужден был слушать твои глупые бредни. Пяти лет тебе не хватило, чтобы научиться передавать волю Госпожи! Иди в Зеркальную галерею, иди на Пустошь… Слушай ночь! Возвращайся с ответом Бездны. Ты поняла меня?

— Да, Господин, — выдавила Лира.

Её щёки пылали, когда она выбегала из зала, но пылали не от стыда, смущения — от гнева. Она злилась на Дэви за его жестокое: "Глупые бредни" и на себя — признавая справедливость его отповеди. Внешне спокойная, внутри Лира шипела, как вода на раскалённых углях. Она, идеальная Лира Диос, не смогла выполнить простейшего — сказать Владыке волю Бездны! А ведь она всегда ненавидела ошибаться, она заболевала, если делала что-то не "превосходно" и не "гениально"…

Лира прогулялась по Зеркальной галерее. Она вглядывалась в зеркала, искала знакомые черты "отмеченной Бездной" в своём отражении. Когда от напряжения заболели глаза, юная вампирша оставила бесплодные попытки. Она решила прогуляться по Пустоши, как советовал Дэви: быть может, там, у истока Бездны, ответ скорее придёт к ней?

Девушка спустилась в пещеру под замком. Отсюда открывался один из десятка тайных ходов из "Тени Стража".

Тихо шелестела речка, Стигий, а впереди гуляли двое: Адам и Хелена. Они всё радовались встрече, будто расставались на много лет. Они не отрывали взглядов друг от друга и их улыбки были искренними. Адам не выпускал руки подруги, а маленькая Хелена иногда приподнималась и по-кошачьи тёрлась щекой о щёку вампира.

"Как вечность ещё не наскучила им?" — с тоской подумала Лира.

Наверное, перед тем, как принять каплю бессмертия, нужно прежде избавиться от всех чёрных пятен, что есть в твоей смертной жизни. Принято думать, что, становясь вампиром, ты становишься абсолютно свободным, но это не так. Всё, что угнетало тебя в смертной жизни, переходит в твою вечность и здесь сразу же умножается, заполняет её всю. Вечность вампиров пуста, и все carere morte стремятся поскорее заполнить её… Хорошо если им на помощь приходит любовь или месть, но у Лиры не так. Боль. Одиночество. Разочарование. — Вот наполнение её вечности.

Ей стало страшно в затхлом подземелье, будто вся громада замка навалилась на неё…

— Хелена! — окликнула она вампиршу. — Прости… Можно мне с вами поговорить?

Вампиры с охотой обернулись.

— Конечно, — отозвалась Хелена. — Мы идём гулять. Иди сюда, к нам.

Они втроём забрались в лодку и поплыли. Лира касалась ладонью чёрной глади воды и ей казалось, она гладит огромного сильного зверя, что ползёт, извиваясь, по тёмному тоннелю.

— Владыка собирается начать поиск Избранного, — заметила она.

— Да, — улыбнулся Адам. — Дэви всё не может выбросить эту идею из головы. Я его не виню. Старейшие все помешаны на древних легендах. Только мы с Хеленой смотрим в будущее и видим: там не будет места сказкам. Впрочем, пусть Дэви ищет. Вдруг в этот раз ему повезёт?

— Но это же опасно! Орден немедленно отреагирует! Своими поисками!

Адам расслаблено осклабился:

— У охотников нет средств поиска.

— У них есть одна вампирша! — шикнула Хелена. — И вот ещё одна промашка Владыки: он оставил Миру Вако в живых!

— Мира? Это несерьёзно.

Вампиры заспорили. Лира поморщилась и попыталась запротестовать:

— То, что вы обсуждаете, вовсе не так важно! — она тронула своё отражение к воде и нашла в его чертах пока неясные контуры ответа на вопрос Дэви. — Владыка не видит истинной опасности…

— Первый довольно опасен, — заметил Адам. — Ты не видел его, Лира Диос. Я, впрочем, тоже, но вот наши предки пострадали от него. На Восьмом Балу Карлы он убил Диоса — сильнейшего из охотников и тогдашнего главу Ордена, а немногим ранее развеял в пыль Александра Митто, старейшего и одного из первых своих детей. Ваш ритуал бессилен против него, никому из carere morte он не даёт и приблизиться. Недавно охотники не сумели остановить его Покровом. Против него нет оружия, кроме Великого.

— Великий? Думаете, он будет выступать в качестве вашего щита? Если Первый властен над проклятием всех carere morte, он обойдёт вашего Великого и сметёт всех, кто за ним.

— Ты совершенно права, Лира Диос! Только Владыки это не коснётся. Он надеется спастись, используя Избранного. Вампир, отдающий кровь Избранному при инициации, не умирает. Он переходит в иное состояние бытия — бытие духа. Он входи в Дар Избранного и, съедая толику его света, навечно остаётся в нём.

Хелена засмеялась:

— Простите, но я не могу себе этого представитьи не могу говорить об этом серьёзно! В прошлый раз Избранный оказался молод и хорош собой. А если в этот раз владелицей Дара окажется старуха? Хотела бы я видеть лицо Дэви в тот момент, когда он увидит её и осознает, что ему придётся коротать вечность в старом, уродливом теле!

— Ты глупая кукла, — с любовью сказал Адам. — Да будет тебе известно, старейшие равнодушны к своей внешности. Тело для них — надоевшая, изношенная одежда, которую они рады будут сбросить. К тому же, когда тебе угрожает смерть, не станешь задумываться, что на тебе надето: платье короля или рубище.

Любящая покрасоваться Хелена снова заспорила, а Лира представила Дэви в женском обличье и засмеялась, зачерпнула пригоршню воды и брызнула на парочку.

— Дэви только что мне сказал, Избранный нужен ему не в качестве защитной оболочки, — вдруг вспомнила она. — Увы, мы не поглядим на него в обличье старухи! Он хочет сделать Избранного заложником и диктовать свои условия Макте.

— Это чуть более умно, — Адам загадочно улыбнулся и более ничего не сказал.


Лира развеселилась и, добравшись до Пустоши к утру, потанцевала немного среди древних камней. Она была одна — Адам и Хелена покинули её в Короне. Но и танцуя девушка не переставала размышлять.

Затея Дэви всё-таки представлялась ей сущей глупостью. Эта идея обречена с самого начала и не подкреплена ничем, кроме страха бессмертного. Дэви не поддерживает ни свита, ни сама Бездна, значит, он провалится.

"Крепко же он насолил Макте в прошлый раз, раз теперь так боится за свою жизнь!"

Низкое небо нависало над самым шпилем далёкой церкви Микаэля. Облака застилали горизонт, широкая Пустошь сжалась и казалась маленькой, как летний дворик у столичного дома Диосов. Лира поморщилась: после визита в район Академии прошлое призраком встаёт за каждой её мыслью!

А ведь Владыка говорил: её голова должна оставаться пустой… Да, в этом он прав! Как же отвлечься?

Лира спустилась до яблоневого сада и тихонько опустилась под дерево, закрыла глаза. Она притихла, больше не рвалась веселиться, танцевать. Это место требовало молчания, неподвижности: место дворца Макты, место рождения первого carere morte. Бездна сладко спала, свернувшись клубком вокруг этого сада, полного запахом созревших диких яблок.

"Источник Бездны!" — прошептали её губы и сомкнулись. Лира грезила.

Небо надвинулось сильнее, осенний ветер сипло завыл, пойманный скрюченными пальцами старых деревьев. Лира откинулась назад, прижалась спиной к холодному стволу. Её руки устало лежали на пожухлой траве ладонями вверх, а глазные яблоки быстро бегали под веками.

Она провалилась — глубже и глубже, сквозь время. Пустота кружила её в смерче, и оком бури был тихий яблоневый сад. Бездна хранила здесь своё сердце. Оно было закопано! — глубоко, глубоко! Лира тянулась к нему, но не могла коснуться.

Пустошь наполнилась гулом голосов — шумом тысячей жизней. Старый город вновь был живым, молодым, и Бездна смеялась, жадно шаря по его грязным улицам ночами и днями. Бездна тоже была другой — узкий, блестящий, стремительный клинок, срезающий жизни, как траву. Лира нашла и руку, что держала меч. Рука принадлежала Макте, Владыке старой Карды.

Невысокий, но атлетически сложённый, он казался очень сильным. Широкоскулое лицо было белым и круглым как луна, гладкие длинные волосы зачёсаны назад, полные губы складывались в насмешливую улыбку. Он не был молод: пожалуй, сильно за тридцать.

Лира поглядела в его странные, слепые и всевидящие глаза и потерялась в их молочно-белом тумане. Источник Бездны был близко, но она не видела его. Да и можно ли увидеть сердце пустоты? Его можно только ощутить.

Дальше, ещё немного дальше! Уже не столетия — десятилетия отделяют её от Начала. Годы, месяцы, дни… Вот оно!

Девушка протянула руку, невидимую в белом тумане, и коснулась сердца Бездны.

Прореха в мироздании, через которую Она пришла, оказалась совсем маленькой, узкой. Лире стало страшно: вдруг эта рана затянется, и часть Бездны, что заполняет мир, умрёт, как отрезанная ветвь? Из центра Бездна простиралась обширно; как паутина она накрывала весь мир. И как паутина Она была хрупка, тонка. Ударь её в сердце — и она съёжится, сомнётся, исчезнет.

"Я защищу тебя", — пообещала Лира и осеклась: ей явилось новое видение. В тумане она была не одна. Вокруг сердца Бездны стояли люди. Их было много и в то же время только двое: всего два различных лица, умноженные многократно.

Один — Макта, отец всех carere morte.

Другой — Арденс, отец Макты…

Бездна нитями оплетала их. Она росла, цепляясь за них, как лоза. Она распространялась по миру, благодаря им… Лира не отводила взгляда от прорехи. Нет, пожалуй, это была не прореха! Из сияющей ткани мироздания словно вырван кусок. Где же он, этот недостающий лоскут?

"Дар! — поняла она. — Дар, потерянная жизнь Макты! Если это лоскут встанет на место — Бездна зачахнет, словно растение, лишившееся корней".

Но если сделать так, чтобы он никогда не встал на место? Что, если уничтожить этот проклятый Дар, земной кусочек солнца?..

Туман рассеялся. Лира очнулась.

На землю спускался вечер. Похолодало, кожа вампирши была ледяной. Лира обхватила себя за плечи, но не согрелась, потом потёрла руки, дыша на них. Долго, нахмурясь, она смотрела на чёрные жирные борозды на земле… А под ногтями та же чёрная жирная грязь! Что же это, она пыталась выкопать что-то из земли своими жалкими коготочками? Девушка брезгливо вытерла руки о юбку и поднялась.

Уже заполночь Лира добралась до замка Дэви. Проходя мимо зала трапезной, она тихонько глянула на прикрытую дверь.

В зале горел свет. Неяркая полоска его пробивалась из щелей. Лира тихонько стукнула в дверь: раз, два, три…

Ответное молчание Владыки она посчитала за приглашение. Девушка ступила в зал. Дэви всё также неподвижно сидел в своём кресле.

— Голос Бездны… — прошелестел он. Голос был мягок: Владыка сменил гнев на милость. — Что ты пришла сказать мне, Лира?

— Избранный — великая опасность для нашего мира, Господин. Вам покажется это странным, но наиболее верно мыслит о его Даре Орден. Дар Избранного необходимо уничтожить. Пока он есть в мире, Бездна уязвима. Вам, как старшему из Её детей, следует больше заботиться о Ней.

Дэви тяжело поднялся из кресла — словно статуя сошла со своего постамента.

— Теперь ты верно передаёшь слова Бездны, Лира Диос, — тихо сказал он, приблизившись, и знакомо коснулся её подбородка, заставляя взглянуть в глаза. — Но Великий вампир — не угроза для Бездны. Это лишь только часть вечных игр бессмертных. Госпожу они не задевают.

— Как солнце для вампиров, так Дар для Бездны — вечная угроза. Прикажите уничтожить его, Господин! Я могу помочь, я немного знаю, как. Я могу сама сделать это!

— Никогда, — чётко, раздельно проговорил тот, придвинувшись ближе. — Никогда я не отдам такой приказ и никогда не позволю тебе ритуальное убийство Избранного. Пока Арденсы связаны с Первым вампиром, пока есть угроза нового возвращения Макты… Никогда.

— Тогда… вы больше не угодны Госпоже.

В глазах Дэви мелькнул страх. Но Владыка просто отступил, усмехнувшись.

— Ты только глашатай, а не судья. Госпожа решит, кто ей угоден.

Лира вдохнула воздух для новых слов, но проглотила их, не сказав. Она решила уйти молча, с достоинством, и уже повернулась к двери. Вампир удержал её за руку.

— Останься со мной до утра, — попросил он, вглядываясь в её прозрачно-зелёные глаза, ища там, в зазеркалье, другую. Бездну…

Неизвестно, сколько они просидели так, чуть касаясь друг друга: он в кресле, она — на ковре у его ног. За забитыми окнами зала один день сменялся другим, и оба едва замечали эти краткие и становящиеся всё короче вспышки света.

Лира чувствовала: внутри неё зреет бунт. Владыка осмелился пренебречь основным законом существования мира carere morte. Верная слуга Бездны, она не могла терпеть этого. Она воспрепятствует ему! Вот только, как?

"Помнишь, как Орден боялся Избранного двадцать лет назад? Помнишь, что потомки Основателя готовили ему? — Жертвоприношение! Вряд ли охотники изменились за прошедшие два десятилетия…" — шептал знакомый голос в голове.

"Охотники не примут меня, — с горечью подумала Лира. — Предательница! Они убьют меня, как любого carere morte, даже не выслушав".

"Можно поискать иные пути. Не может быть, чтобы о ритуале жертвоприношения было известно только Арденсам да главе Ордена!" — насмешливо зазвенел знакомый голос.

Тихий шорох. Дэви повернул голову к Лире, и она не без дрожи выдержала его взгляд: глаза в глаза. Он отвернулся вновь, а вампирша удивлённо прижала руку к груди, унимая затрепыхавшееся сердце. Нет, Владыка не заметил её лжи. В глазах девушки он по-прежнему видел лишь своё чудовищно искажённое отражение.

Глава 16 Компаньоны

На эту авантюру Мира решилась мгновенно, зная, что раздумья неизбежно приведут её к заключению о безнадёжности и опасности предприятия. Целью вампирши была закрытая женская школа, окружённая собственным Покровом и находящаяся далеко от обычных маршрутов ночных рейдов охотников. Мира быстро миновала светлый коридор аллеи тополей, и, выйдя из него перед зданием школы, обратилась тенью. Отыскав неплотно закрытое окно в жилом крыле здания, вампирша скользнула внутрь.

Спальня учениц. С ближайшей к окну кровати вскочила девушка, одетая, будто для прогулки, разглядев Миру, изумлённо прошептала:

— Кто вы?

— Анна Вадо?

— Да, а вы?

— Мне нужен Касс. Побеседуем?

— А кто это: "Касс?" — черноволосая, гладко и аккуратно причёсанная девчонка хмурилась. Она напряжённо сжала губы, ожидая ответов. Но, не дав опомниться, вампирша утащила её из школы к аллее:

— Мне нужна встреча с Валеном Мори. Так лучше? Не лги, я знаю, вы знакомы! И, судя по наряду, ты собиралась на свидание этой ночью.

Анна, казалось, не услышала её:

— Вы — Мира Вако?

Вампирша, не ожидавшая, что её инкогнито будет так быстро раскрыто, неловко засмеялась:

— Как ты угадала?

— Здесь же Покров! Только для предательницы Вако Орден открыл путь сквозь него. Не рассчитывайте на мою помощь. Можете угрожать чем угодно, их я вам не выдам.

— Глупая, — усмехнулась вампирша, — про Валена Мори Ордену известно больше, чем тебе. В группе четверо или пятеро молодых Высших. Двое, ведущие открытую жизнь, руководят. Это Касс и Вален Мори. Двое или трое их подчинённых рискуют охотиться в Центре, кормят и господ, и себя. Следы заметают плохо. Почему они до сих пор гуляют? — днём прячутся под землёй, не брезгуют трубами канализации. Кстати, завтра все будут уничтожены. Попадут в ловушку Ордена…

— Облава? — Анна без страха, холодно взглянула ей в глаза.

— Скорее, капкан. Теперь ты, разумеется, поспешишь предупредить друзей. А я пойду с тобой.

— Что тебе нужно от него?

— Ответ на один маленький вопрос. Не бойся, это не ловушка.

— Понимаю. — девушка мелодично, хоть и нервно рассмеялась. — Дикари будут рады убить вас. Вам нужна заложница!

— Умная девочка! — проворчала Мира. — Идём.

Странно, пройдя аллею, смертная будто почувствовала границу Покрова. Она закрыла глаза и заслонилась рукой, словно и ей в лицо ударил порыв сырого осеннего ветра. Вампирша цепко схватила её за руку, потащила через улицу.

— Я знаю, где граница, — засмеялась Анна. — Он говорил мне…

— А как скоро он обещал обратить тебя? — с ехидцей спросила Мира, вне Покрова опасливо озиравшаяся по сторонам.

— После совершеннолетия.

— Ничего не выйдет, — отрубила вампирша, смело повернув на перекрёстке направо.

— Почему?

— Ты не сможешь — убить.

— Да откуда вам знать?! — тихо, но грозно воспротивилась Анна. Девушка мгновенно утратила вежливое равнодушие к словам вампирши. — Вы этой риторике у охотников научились?

Мира вздохнула, признавая справедливость последнего замечания.

— Просто… я вижу, — наугад сказала она.

— …Может быть, нам это не понадобится, — спокойно сказала Анна, когда они достигли освещённых улиц. — Ведь вы же обходитесь без убийств?

Ответить вампирша не успела. Стрела с серебряным наконечником звякнула о стену дома, предупреждая её следующий шаг, и смертная, воспользовавшись испугом Миры, выскользнула из рук и бросилась бежать. Мира не попыталась остановить девушку, понимая, что эта игра проиграна. Она развернулась к охотникам.

— Упустила добычу? — весело спросил Доминик.

— Увы, — сквозь зубы процедила вампирша. — Стрелы не жалко?

— Приказ Хортора, ему и отчитываться. Возвращайся домой, Вако.


Вокзальная площадь. Её дом. Мира, торопясь, прошмыгнула в дверь. Первые два года, подходя к ней, вампирша затравлено озиралась, постоянно ожидая старых приятелей из свиты Владыки, пришедших расправиться с предательницей… Затем перестала бояться, но всё же привычно взлетала на свою верхотуру по лестнице в мгновение ока. Как будто тонкая дверь, замок и цепочка могли её защитить!

Дома её ожидало письмо. Мира равнодушно вскрыла конверт и, обнаружив в нём очередную тонкую, вдвое сложенную бумагу с печатью Ордена, усмехнувшись, отложила в сторону.

Прошло три года, с тех пор, как Карл пообещал ей начало новых поисков — ещё три пустых, бесцельно прошедших года. Поиски не были начаты, глава по-прежнему хранил молчание. Он совсем не боялся, что Дэви его опередит! Или, может, Владыка также не решался узнать имя нового Избранного?

Карл заверял Миру, что никаких признаков того, что carere morte Дэви начали поиски Дара, нет. Слушая его, вампирша согласно кивала и обещала ещё потерпеть, но едва они расставались, пускалась на собственные поиски. Три года она, таясь, искала в столице Избранного: собирала слухи, проверяла подозрительные случаи чрезвычайной зоркости смертных.

Череда сплошных разочарований закончилась вчера вечером: Мире удалось подхватить слух о странном случае превращения вампира в мумию — такое с carere morte могла сотворить случайно выпитая кровь Избранного. Подробности странной истории были известны Валену Мори, но, похоже, с этой встречей придётся подождать.

"А может быть и не было никакой мумии! Такие слухи бывали и прежде, и все — не подтвердились…"

От голода шумело в голове, гул чужих сердец сливался в сплошной далёкий рокот. Запершись, вампирша открыла стенной шкафчик и извлекла на свет большую бутыль из тёмного стекла, откупорив, принюхалась и равнодушно отставила на стол подальше, к непрочитанному письму. Похоже, вчера днём бутыль слишком долго простояла на солнце, пока вампирша спала. Слабая, странная химическая связь, удерживающая кровь от свёртывания и смерти, разрушилась под его лучами. Гнилая, мёртвая кровь…

Вампирша открыла окно, и ворвавшийся холодный воздух — вестник осени чуть взбодрил её, дав на миг ощутить свои призрачные силу и свободу, как взаправдашние. Она взобралась на подоконник. Небо аккуратно, словно по линейке расчерчивали тонкие быстрые полосы.

Август — время звездопадов…

Тишины в этом доме не было никогда. Кажется, в двух шагах грохотали поезда. Мира любила вокзальный шум: стук колёс, свистки паровозов, гомон толпы, в чёткое определённое время то вливающейся, то выливающейся из здания вокзала. Это зов дороги, этим голосом говорят приключения… Вампирша расслабленно внимала звукам ночи, а её взгляд скользил по комнате, надолго задерживаясь в тёмных углах. Но вот ей бросился в глаза стол, она равнодушно проскочила узкогорлую бутыль, остановилась на белом прямоугольнике конверта. Очередное письмо от главы. Посмотреть, что ли, что в нём?

"Явиться на встречу… сегодняшней ночью!" — Мира глянула на часы. На встречу она уже опоздала на час. Она вновь отвернулась к окну, но вновь обрести покой не удалось. Вернулось беспокойство, а старая тревога, с ужасом поняла вампирша, за то время, что она пыталась её игнорировать, почти прогрызла тонкую стенку, не пускающую на волю панику.

Тикали часы, отсчитывая секунды, удерживая в клетке время, этого извечного врага смертных. Игрушка для carere morte, знающих вечность. Почему её, бессмертную, так тревожат эти быстрые — такие быстрые! — щелчки?

Время… Время играет против неё! Нет, не время — пустота…

"Я найду этого Мори завтра", — уверила она себя. Но не успокоилась. Она нервно барабанила пальцами по подоконнику.

"Всё ищешь способ? Кого ты обманываешь? Восемь лет слепой веры в чудо утомили тебя. Ты сдаёшься сейчас, сдаёшься, едва сделав шаг…"

Но пальцы всё равно злобно, отчаянно, яростно барабанили весёлую песню дальше: "Прочь, уныние! Я найду силы и продолжу. Я справлюсь со всем. Справлюсь, как было раньше…"

Она отвлеклась, услышав негромкий стук. Здесь вампирша редко принимала гостей: "Кого я пропустила? Вся площадь как на ладони".


— Тебе следовало бы быть осторожней, — начал Карл с порога. — Ночные прогулки вдали от маршрутов наших рейдов по меньшей мере безрассудны.

— До сих пор мне удавалось уходить от дикарей, — напомнила Мира, пропуская его вперёд. — И тебе доброй ночи, Хортор. Столь поздним визитом, сударь, вы компрометируете несчастную девушку.

— Как у тебя темно, — заметил охотник, не обратив внимания на упрёк. — Вижу, письмо от главы Ордена ты получила. Что там? — Карл быстро, внимательно глянул на неё, ожидая немедленного ответа, и очень напомнил Мире Гектора во время их судьбоносной утренней встречи: холодный, собранный, решительный, бесстрастный.

Карл много помогал Мире в эти три года, будто решил наверстать первые, упущенные. Он сообщал ей вампирские слухи, сплетни в Ордене, он организовывал пустые коридоры на улицах, так чтобы во время своих прогулок она не попалась на глаза ни вампирам-дикарям, ни охотникам. Мира принимала эту помощь с неизменной усмешкой: она не доверяла старому знакомому. "Он в ближнем круге главы Ордена, — постоянно напоминала она себе. — Значит, с Латэ заодно!"

— Латэ велел мне явиться на встречу сегодняшней ночью, — бросила вампирша, отвернувшись к окну. Помедлив, сдержанно, но всё же злобно захлопнула створки.

— Ясно, — коротко сказал Карл. Он добрался до фортепиано, перевезённого Мирой со старой квартиры на Закатной, откинул крышку. Взял пару тихих, задумчивых аккордов.

— Ого! — прищурилась Мира, — ты умеешь…

— Я, между прочим, когда-то выбирал между Первой Королевской и Консерваторией! — похвастался охотник. — Но расскажи же, что за дело привело тебя к Валену Мори? — спросил он под аккомпанемент арпеджио.

— Ордена это не касается. Вопрос уже решён.

— Отвратительно фальшиво, — заявил Карл, закрывая клавиши.

— Неправда, — обиделась Мира. — Я недавно приглашала настройщика.

— У меня абсолютный музыкальный слух. Фальшь я чувствую сразу. Довольно лгать, Мира!

Она не обернулась к нему, зная, что сейчас не выдержит его взгляд.

— Не отпирайся, три года ты, несмотря на моё предупреждение, ищешь любые свидетельства об Избранном. Думаешь, я не понимал, зачем тебе были нужны пустые улицы в определённые часы? Вот и сегодня. Должно быть, этому Мори что-то известно о новом обладателе Дара.

— А ты словно обвиняешь меня! Если и так — что? Я не подчиняюсь ни Дэви, ни Латэ, гуляю, где хочу…

Карл глядел насмешливо и печально, как на здорово провинившегося ребёнка:

— Что ты пообещала ему за сведения об Избранном, мышка?

— Ничего!..Я рассказала Анне о завтрашней облаве…

— Чудесно! Я готовил её два месяца!

— А Диана всё равно не готова. Облавы — не рейды, нужна не только смелость, но и уверенность. Я заботилась о ваших… и о ваших людях тоже!

Карл молчал, ждал её дальнейшего покаяния. Мира вздохнула:

— Вы можете схватить их и сегодня. Ты же знаешь, где их убежище. Вряд ли Анна доберётся к возлюбленному до рассвета. Они останутся переждать день в его доме. Лишившись главного, группа развалится и через две недели все бывшие участники, обезумевшие от летнего голода, будут уничтожены поодиночке.

— О! Ты читала "Советы" Бенедикта Гесси?

— Я жила на улицах Доны несколько лет, в такой же компании, как группа Мори. Я видела уход многих соседей. Зачем ты пришёл сейчас? Только ли поругать меня за несостоявшееся предательство?

Карл хмыкнул, для острастки в последний раз строго глянул на неё и перешёл к делу:

— Глава Ордена только что мне сообщил… Слушай внимательно. Несколько дней назад наш осведомитель из Низших подтвердил, что carere morte Дэви ведут поиски Дара. Избранный прячется, избегает вампиров, след его теряется в Северной Пенне. Орден присоединяется к погоне за Даром. Будет собрана специальная команда, увы, меня в ней нет. Возглавляет Даниель Гесси.

Даниель Гесси? Мира вспомнила тоненького пятнадцатилетнего мальчика, пару раз встреченного в арсенале, и удивлённо подняла брови:

— Он же…

— Ему уже двадцать три. Иногда перебирай календарь, бессмертная. Теперь — очень важно: они будут искать Дар не для того, чтобы обратить его Ордену на службу. Избранного уничтожат, когда найдут. Гесси, если ты помнишь…

— …Из Арденсов, — закончила Мира.

— Твоя единственная возможность сохранить Дар — увести Избранного у него из-под носа.

— Ага! — сказала Мира и, помолчав, повторила ещё:

— …Ага! — вышло довольно глупо.

— Когда назначена ваша встреча с главой?

— Она должна была быть час назад.

Охотник подумал недолго. Быстро сказал, вновь напомнив ей Долуса:

— Вот что. Иди к нему немедленно. Он, скорее всего, хочет сообщить тебе об Избранном. В охоте за Даром ему нужна помощь carere morte. Скажи, что согласна с решением уничтожить Дар и хочешь принять участие в охоте за ним. Только прячь глаза. Ты плохо играешь смирение.

— Будешь учить меня лгать? — рассмеялась вампирша. Прошла мимо него к двери, рассчитано задев колыхавшейся юбкой. — Кажется, я учуяла у тебя в плаще что-то интересное… — она извлекла на свет бутыль. — Стабилизированная дрянь? Мне, полагаю?

— Тебе, — признался охотник.

Вампирша резво откупорила бутыль:

— Цветы, конфеты — чушь. Ты знаешь, как найти путь к сердцу вампирши! Прости, ни кофе, ни чая, ни вина предложить не могу…

— Оставь глупые шутки, — раздражённо сказал Карл.

Мира ополовинила бутыль и довольно развязно заметила:

— Что ж, тогда пойдём в Академию, компаньон!


На мосту через Серму, в трёх шагах от парка, они остановились.

— Знаешь, что это за мост? — тихо спросил охотник.

— Третий, Красный.

— А другое название?

— Подожди. Первый, Белый — мост Анны, второй, Золотой — мост Константина, третий, Красный…

— Мост Макты.

— Среди вампиров ходит страшилка: когда он найдёт свою потерянную жизнь, все его дети станут пылью. Я могу понять Арденсов, но…

— Не будем о них! Дальше иди одна. Лучше, если никто не будет видеть нас вместе.

— К чему такая секретность? — Мира звеняще, завлекательно рассмеялась. Она была в игривом настроении, но охотник глядел по-прежнему, серьёзно:

— Крас не должен знать, что кто-то в Ордене сочувствует твоей цели. И, особенно, что тебе сочувствует будущий глава.

— А тебе, Карл, зачем нужен Дар? — Мира посерьезнела, как он. — Какова твоя цель? — Мир без вампиров? Это же… мечта! Ты — охотник! Ты дал клятву! Ты должен подчиняться приказам главы и высших над ним. А ты хочешь воспрепятствовать решению покровителей, ты в сговоре с вампиршей. Это можно расценить… Это будет расценено как предательство, Хортор, если выйдет когда-нибудь наружу!

У Карла нервно дёрнулся уголок рта, охотник отвернулся от неё.

— Это не предательство, — резко сказал он. — Есть вещи…

Вампирша легкомысленно рассмеялась:

— Лира Диос, наверное, тоже так думала.

— Да, — так же резко, — может быть, ты права. Я также поставил личную цель выше общего блага. Но как раз такие-то устремления одиночек и меняют мир, мышка. Мечта, ты говоришь? Нет: Надежда… Риск велик, но Она того стоит.

— Опять бред, но красивый…

— Если он не поверит в твоё смирение… — Карл взглядом указал окно на третьем этаже. Кабинет главы Ордена. Мира отступила в сторону, немного напуганная новым, странным тоном охотника, но он снова повернул её к себе, легонько держа за плечи. — Латэ может попытаться тебя сломать. Тогда не слушай его, не спорь, сразу уходи. И уезжай из страны. Потом я найду тебя.

— Бежать? Вот ещё, — дрогнувшим голосом сказала Мира. — Я ещё не проиграла, охотник. Ты подождёшь меня? Я скоро.


— Мира! Уже не ожидал, — глава Ордена был, пожалуй, весел.

В кабинете Латэ был не один. В темноте пряталась высокая фигура. Человек сидел в кресле, и вампирша слышала спокойный стук его сердца. Одна нога незнакомца попала в полосу света. Мира отметила узкую, маленькую, словно детскую ступню в дорогом ботинке и усмехнулась про себя: "Герцог Крас".

— Я получила ваше извещение, — сказала она главе, решив, что не захотевшего представиться Краса можно игнорировать.

— Присаживайся.

Мира, отрицательно помотав головой, осталась у двери.

— Как ты, вероятно, догадалась, сегодня мы будем говорить о Даре, — голова Латэ была опущена, он не смел вздохнуть лишний раз под пристальным взглядом своего господина. Мира высокомерно пожалела его. — Ваш Владыка снова начал поиски Избранного, значит, придётся и нам вступить в старинную игру.

Она только кивнула.

— "Старая сказка — опасная сказка! Мы произносим: "Избранный", "Дар" — и дверь в сокровищницу отворяется. Но золото ли блестит во тьме пещеры или это чешуя дракона; драгоценные каменья то — или слепые глаза древнего ужаса? Полно, какая сокровищница? — мы в логове чудовища!" — Знаешь, кто сказал это?

— Винсент говорил, вы любили так поучать его, — Мира осеклась. Глава ещё ниже опустил голову, отстранился от гостьи, словно не желал дальше слушать её. Сердце тёмного Краса тоже сбилось при упоминании имени Винсент.

"О! Нельзя упоминать Винсента! Латэ давно меня предостерегал!"

— Это написал Фредерик Фидес, владевший Даром прежде Линтера, — Латэ пришёл в себя. Теперь он посмеивался. Хитрые мудрые морщинки разбежались от уголков его глаз, глава внезапно успокоился, откинулся в кресле. — Дар — чудовище, а чудовищ издревле уничтожали. Цепь Избранных бесконечна, но её можно разорвать. Когда-то Великий вампир едва не погубил молодой Орден. Если б ему это удалось, наша земля, лишившись единственной защиты, была бы отдана во власть отродьям Ночи. С тех далёких, жестоких времён осталось описание способа уничтожить злосчастный Дар, создавший сильнейшего из всех carere morte. Страшный ритуал, предполагающий человеческую жертву, и страшная идея — жертва Избранного, чтобы следующий не появился, были преданы забвению в смутные годы, когда путешествия Дара оставались для нас тайной, а Владыка дремал. Теперь же Дэви вновь одержим идеей своего Великого, старая сказка — древний дракон оживает и выбирается из своего логова. И приходит время герою вспомнить о мече…

— Это ваше окончательное решение? — бесстрастно уточнила Мира.

— Это официальное решение Ордена, — он вопросительно посмотрел на неё.

— Я хотела бы принять участие в этой охоте, — её голос дрогнул, когда Крас вперил в вампиршу огненный взгляд. — Прежде я ошибалась. Мой… погибший Избранный говорил о невозможности исцеления и я, пожалуй, поверю ему. Если вам нужна помощь в поисках Дара, я готова. И вы можете быть уверены точно, победить Дэви я не позволю, — пообещала Мира, не отводя взгляда от пламени единственной свечи.

— Я верю тебе, — тихо сказал Латэ. Избавившийся от невидимого надзора герцога, он сделался весел. — Но у меня есть одно условие: перед началом поисков ты пройдёшь посвящение. Ты станешь охотником, равноправным членом группы, которую я отправлю за Даром.

Мира хмурилась. Ей придётся стать… охотником на вампиров? Недоволен был и Крас. Его нога дёрнулась и скрылась в темноте.

— Вампиршу в Орден? Что ты задумал, Филипп?

— Мы обсуждали это три года назад, Dominus. Как только Дэви поймёт, что нам в поисках помогает вампирша, леди Вако будет приказано немедленно найти и уничтожить. Мире нужна защита охотника.

— Хм-м… — многозначительно усомнился Крас, а глава обратился к вампирше:

— Уже три года тебе позволено вступить в Орден, но сама ты не изъявляешь желания сделать это. Ты не считаешь себя готовой, Мира?

— Я… не знаю, — протянула та, чувствуя себя добросовестной, но глупой ученицей, всегда довольной всего лишь удовлетворительными отметками.

— Ты готова к этому шагу? — Да или нет, Мира? — глава Ордена подался вперёд, сложив ладони домиком, скрестив кончики пальцев, — Да или нет?

— Да, — удивлённо, робко сказала вампирша то, что он хотел услышать, — да, я готова… Я… попробую пройти посвящение.

— Хорошо, — Латэ удовлетворённо откинулся на спинку кресла, руки по-прежнему держа сложенными, и теперь Мира заметила, как напряжены его пальцы. — Хорошо… — он устало прикрыл глаза.

"Сейчас это кажется кощунством? Привыкай. Этот шаг приближает тебя к Дару, он необходим. Кроме того, посвящение даст дополнительную свободу действий и, главное, доверие большинства в Ордене. Их легче будет обмануть".

— Завтра подойди к господину Краусу, — начал распоряжаться глава Ордена, игнорируя недовольного Краса, понимающего, что его обвели вокруг пальца. — Сообщи ему о своём желании. Он объяснит тебе дальнейшие шаги. До конца сентября ты станешь охотником и этой осенью присоединишься к группе.


На мосту Макты собрался целый отряд. Карл что-то объяснял им, наверное, распоряжался насчёт срочного визита в дом вампира Мори. Мира подождала, пока группы разойдутся, и тогда подошла к охотнику.

— Зачем ты меня пугал? — недоумённо спросила она.

Карл ещё писал что-то карандашом в блокноте. Привстав на цыпочки, Мира заглянула через его плечо, но успела заметить лишь, что у компаньона некрасивый, неровный почерк. Охотник обернулся и закрыл блокнот.

— Как прошла ваша встреча? Латэ поверил в твои добрые намерения?

— Он велел мне пройти посвящение до начала поисков Дара, — задумчиво сказала Мира. — Он так подчёркивал "да"! Я согласилась.

— Посвящение?

Вампирша усмехнулась.

— Это же великолепно! — воскликнул он и даже хлопнул ладонью по камню перил.

— Тише, не кричи, — шикнула Мира. — Хороши заговорщики!

— А мне это не пришло в голову… Посвящение! Это же развязывает нам руки!

Мира поморщилась: "Нам!"

— Он сказал Красу, что меня нужно сделать охотником, чтобы дать мне защиту от вампиров.

— Там был Крас?

— Да. Я чуть не проговорилась о Винсенте.

— Не надо! Для всех хозяин кардинского дома — Алан Вако.

— Я помню, — вампирша вздохнула. — Хотя мне принять эту ложь было тяжелее, чем вам…

— Знаешь, я думаю… — Карл задумчиво глядел в тёмную воду реки. — Я думаю, Латэ на нашей стороне. Он должен был принять решение, устраивающее покровителей, чтобы остаться во главе Ордена и по-прежнему контролировать ситуацию. Но если б Латэ действительно принял решение уничтожить Дар, был заинтересован в нём, разве стал бы он действовать так? Он прекрасно знает, чего ты ждёшь от поисков, но позволяет твоё посвящение в Орден. Он же позволяет нам действовать так, как заблагорассудится!

— Значит, нас, отступников, поддерживает сам глава? — Мира рассмеялась, ощутив долгожданный прилив сил.

— Задача, всё равно, предстоит сложная. Я считаю, необходимо не просто сохранить Дар, но и посвятить Избранного в охотники. Но, если мы попадёмся с этим посвящением, отвечать только нам, — заметив спешащие в Академию отряды, Карл жестом пригласил её прогуляться. Мира покорно последовала за охотником.

— Я тоже так считаю: посвящение необходимо. Избранного нужно будет посвятить в охотники, задурить ему голову вашей чушью, чтобы он не захотел пойти к вампирам. Мне нужен правильный Избранный! Может быть, и ему также пригодиться ваша защита… Но только это посвящение невозможно. Я знаю детали вашего ритуала, мне рассказывали новички: на посвящении всегда присутствует Крас. Вообще, присутствие потомка Арденса — обязательное условие. Кроме того, посвящение всегда проводится у Источника — в вашем священном месте.

— Не смейся. Вся Дона стоит на нашем Источнике.

— Я не смеюсь. Третье, самое ужасное: перед посвящением кровь новичка проверяют! Бовенс объяснил мне, что у Винсента брали кровь, когда он был Избранным, и нашли в ней какие-то особые частицы, свидетельствующие о Даре. Крас надеется найти Избранного без участия вампира!

— Этот метод поиска Дара далёк от совершенства, — у конца лестницы Карл остановился. Внизу раскрошились две ступени. Он спрыгнул вниз и подал ей руку. Мира, едва скрыв предательскую довольную улыбку, спускаясь следом, вложила свою ладонь в его и больше уже не вынимала. Скоро мост Макты остался позади.

— Всё равно. Как это сделать? Все три условия: Источник, потомок Арденса и проверка крови должны быть соблюдены. Чертовы ритуалы!

— Во-первых, исключи проверку крови: она не влияет на ритуал. Кроме Источника есть и другое священное место: Кардинская церковь Микаэля и — как удачно! — о ней давно все забыли. Потомок Арденса — это чушь, выдуманная сто лет назад, чтобы покровители могли контролировать состав Ордена и отсекать опасных и неугодных. Задача довольно проста. Вот только последствия посвящения Избранного… могут быть ужасны.

Карл тяжело вздохнул и замолчал. Мира заглянула охотнику в лицо и печально нахмурилась — оно было строгим и замкнутым, несмотря на вечную улыбку в уголках губ. Чужим.

Мира хитро улыбнулась и сжала посильней его руку, привлекая внимание.

— Интересно, Латэ догадывается, что кое-кто из его ближайшего окружения мне сочувствует? — весело спросила она и обезоруживающе улыбнулась.

— Наверняка, это ему известно, — Карл опять вздохнул, но уже легко, и сам засмеялся. — Подозреваю, сегодня он нарочно подначил меня на визит к вампирше!

Смеясь, они повернули с Восточного проспекта, стрелой уходящего вверх, к вокзальной площади.

Глава 17 Лабиринт

К радости Лиры, Владыка решил не торопиться с поисками. Более разговоров об Избранном не было. Дэви хранил загадочное молчание.

Лира опять скучала. Владыка редко отпускал её, чтобы она могла побыть в одиночестве. День за днём, ночь за ночью она вынуждена была следовать за ним — молчаливая тень! Его "останься со мной" набрало силу приказа, Лира не могла уйти. Их руки словно сковали одной цепью. Дэви цеплялся за неё, он заглядывал в глаза Бездны в её глазах… Он ждал ответа Госпожи.

Однажды, когда они лежали вместе в постели Владыки, он вдруг вздохнул и закрыл глаза. Его рука, накрывавшая её запястье, обессилела и потяжелела. Дэви спал.

"Он же не спит! Никогда не спит!"

Лира не сразу поверила, что так просто избавилась от его давящей воли. Они шевельнула пленённым запястьем, и рука вампира соскользнула на постель. Девушка была свободна.

Лира вскочила, торопливо принялась одеваться. Потом, стараясь не шуршать платьем, она крадучись вышла из спальни, затворила дверь. Дверь скрипнула, и Лира замерла, трепеща. Дэви спокойно спал.

"Надеюсь, он поспит сейчас за все свои годы без сна! Долго, долго…"

Уже никуда не торопясь, она немного погуляла по коридорам и спустилась в зал трапезной. Здесь пахло свежей кровью, и от голода у Низшей закружилась голова. Спотыкаясь, она прошла до едва тлеющего очага, у которого в креслах отдыхали два вампира. Адам Митто с вечной усмешкой подал ей бокал, потом, покачав головой, забрал обратно и подвинул к девушке начатую бутыль стабилизированной крови.

— Можешь без церемоний, — разрешил он.

Лира выпила бутыль до дна, и голод отступил. Она успокоено выдохнула и рухнула в кресло, принесённое для неё Гелером.

— Где Дэви? — с шутливой тревогой спросил Адам. — Девочка, ты всё-таки убила его?!

— Он спит.

Друзья переглянулись и рассмеялись. Лира закрыла глаза и улыбнулась.

— Он устал за столетия. Я приказала ему отдохнуть. Это сон перед битвой, — звонко сказала Бездна её устами. Лира ожидала испуга вампиров, но те расслабленно нежились в креслах. Гелер, вампир-хозяин, медленно смаковал кровь из бокала, Адам подвинулся ближе к задыхающемуся огню.

— Глашатай, придержи свои пророчества до ближайшего совета старейших, — лениво заметил он. — Я не в настроении пугаться и притворно ахать. И не делай такие глаза! Я едва унёс ноги от кукол госпожи Либитины и хочу отдохнуть.

— Либитина в городе? — переспросил Гелер. — Это хорошо. Она недавно просила продать ей несколько моих творений.

— Кукловоды обмениваются куклами?

— Нет. Что я буду делать с её фарфоровыми безделушками? Я дам ей кукол, Либитина поможет мне сведениями.

Огонь в камине потух. Вампиры не заметили этого, а Лира поёжилась от холода. Она поднялась и за несколько минут снова разожгла пламя, изрядно насыпав пепла на ковёр и испачкав платье. Теперь огня было слишком много. Вампиры скорчили гримасы и отодвинулись подальше от пылающего очага — Кто такая Либитина? Кукловод Дэви? Я не слышала о ней.

— Она — хозяйка многих кукол, но она не служит Дэви, — ответил Гелер.

— Это Нефандус, — кратко сказал Адам.

— О!

Лире было известно, что значит "Нефандус". Это был кукловод, когда-то служивший Дэви, но изгнанный. Нефандус обитал в лесах у подножья гор, за северными пределами Короны. Там он построил дом и окружил его лабиринтом. Дэви не решался наказать строптивца, ведь Нефандус был владельцем тысяч кукол — целой армии. Непредсказуемый безумец мог в мгновение смести всю вампирскую цитадель! Но он молчал, таился за стенами своего лабиринта. Нефандус не любил войну. Его забавой был театр. Он разыгрывал представления, в которых куклы были участниками и зрителями, а всех, забредавших в лабиринт, пугал сотнями чудовищных отражений себя. И всё-таки желающие посетить его дом находились: кроме кукольного театра Нефандус был также известен обширной коллекцией сведений о тридцати влиятельных Домах Карды.

— Хочу вернуть земли Гелеров, — тем временем говорил Герман другу. — Либитина намекнула, что знает некую лазейку в старом договоре с Калькарами…

— Ненасытные! Скупили весь запад Термины! — Адам начал загибать пальцы. — Моя земля, твой клочок в Сальтусе, Вако, Меренсы. Теперь они начали подбираться к Вальде.

— Почему вы зовёте Нефандуса Либитиной?

Адам наклонился из кресла к бывшей охотнице:

— Ордену прозвище Нефандус больше по душе, бессмертные же предпочитают иметь дело с Либитиной.

— Но ведь это женское имя!

— А кто он, Нефандус? Мужчина или женщина? Один Дэви знает, кто он был, но Владыка запретил упоминать о нём… или ней. Среди тысячи отражений за полтораста лет никому из гостей лабиринта не удалось найти хозяина.

— Говорят, ты ходил в лабиринт, — полувопросительно сказал Гелер.

— Давно. Ещё до встречи с Хеленой, — Адам покосился на собеседников и недовольно поморщился, поняв, что они ждут рассказа. — Я заглянул в лабиринт Либитины просто… из любопытства.

— Сегодня ты разрушил её представление тоже из любопытства? — усмехнулся вампир.

Адам бросил на друга быстрый взгляд, долженствующий означать: "Не при Лире Диос!" Та оскалилась в улыбке:

— И что ждало тебя в лабиринте, Митто?

— Спектакль, — скучно сказал вампир. — Новый поворот дороги — и новая сцена. И драма, и комедия. Признаться, было интересно. Я даже начал следить за сюжетом. Нефандус — мастер!

— Не понимаю… Спектакль?

— Да. Актёры-куклы, декорации. А в глубине лабиринта играл оркестр.

— Ты шутишь, — усомнился Гелер.

— Либитина шутит. И мне досталась ещё безобидная шутка. Смертных хозяин лабиринта не отпускает, пока не вывернет наизнанку их души. Тогда он убивает их и делает новых кукол. Над сarere morte же он просто глумится.

— Всё-таки что это был за спектакль? — спросила Лира. Пламя жгло кожу невыносимо, и она, как и друзья-вампиры, была вынуждена отодвинуться от очага.

— Я понял это не сразу: спектакль был о фамилии Митто. В конце автор вывел на сцену и истинных героев. Некоторых из моего рода.

— Кукол?

— Да.

— Кощунство! — жёстко сказал Гелер. — На твоём месте я бы сжег лабиринт дотла.

— Столетие назад Дэви пытался. Армия кукловода остановила его. Впрочем, Владыка действовал слишком осторожно: он хотел уничтожить бывшего слугу, но не его архив. По слухам, сведения, что собрал Нефандус, обширны и правдивы. Их обнародование погубило бы немало семейств Короны.

— Кукловоду интересны только семьи Карды? А Дона?

— Ему интересно всё! История Карды и история Доны, Орден и Макта. Легенда о Даре и легенда о первом Арденсе…

Девушка разволновалась. Чтобы скрыть это от друзей-вампиров, она поспешно поднялась, с грохотом опустила заслонку камина. Пламя зачихало и скоро потухло.

— Значит ты не видел Нефандуса? — звонко спросила она, обернувшись к Адаму.

— Почему же? — удивился вампир. — Открою великую тайну: видел. Когда Либитина вывела ко мне кукол Митто, я не дрогнул. И она сдалась, пустила меня дальше. Я был в доме в центре лабиринта. Нефандус — он, мужчина. Усталый, постаревший раньше времени, разочарованный…

— Слишком просто. Или ты опять шутишь?

— Не в этот раз, леди Диос. Хотите — проверьте мои слова. Надеюсь, Либитина покажет вам со стороны унылый спектакль вашей жизни, — брюзгливо сказал Адам.


Лира вышла за пределы замка и застыла на месте от удивления. Последний раз, когда она покидала мрачное убежище Владыки, стояло лето. Теперь же небо было низким, выцветшим. С деревьев облетела листва. Осень. Предзимье.

"Осень. Но сколько же времени прошло — несколько месяцев… или лет? Который сейчас год?"

— Не ходите к Нефандусу, леди Диос, — сказал подошедший Хиам и повинился. — Я слышал часть вашего разговора с Митто…

После неудачной попытки побега от грозных старейших-предков, младший Калькар присмирел. Как и Лира, он не покидал пределов Карды, бродил по окрестностям в сопровождении своей стаи.

— Мне интересно, кого я встречу в его лабиринте.

— Зачем испытывать судьбу? Если Владыка узнает…

— Он скажет: женское любопытство!

— Что тебе на самом деле нужно от Нефандуса, бессмертная?

Собаки молодого вампира-хозяина подбежали, закружились у ног девушки, не давая сделать ни шага. Лира окаменела лицом, но ответила прежнее:

— Я давно не была в театре. Хочу развлечься. Не волнуйся за меня, я возьму Мирту.

Она не была готова к долгому путешествию — ни еды, ни дорожной одежды, и всё же решила отправляться незамедлительно. Хиам печально покачал головой и принёс ей фляжку стабилизированной крови. Лира вскочила на подведённую им лошадь.

— Владыка нескоро проснётся. Я успею! — зачем-то заверила она вампира. Успокоившийся Хиам улыбнулся:

— Всё-таки я васпровожу.


Дорога была долгой. К утру Лира покинула северные предместья Карды. День она отдыхала под неярким осенним солнцем, а её более хрупкие спутники-звери прятались в укрытии. Вечером девушка снова вышла в путь.

Потянулся мрачный осенний лес. Стая собак Хиама по-прежнему следовала за Лирой, а некоторые забегали вперёд Мирты — осматривали дорогу. Они действовали уверенно, чётко, и юная вампирша почувствовала прилив сил.

Она не сомневалась: встреча с Нефандусом необходима. Разумеется, ей любопытно: что же там за лабиринт такой? Но главное — узнать подробности ритуала уничтожения Дара. Наверняка в архиве Нефандуса есть сведения о нём! Кукловод ненавидит Владыку, прогнавшего его, и будет рад помочь врагу Дэви.

Лошадь шла медленно, ступала осторожно, будто плыла над землёй. Скоро встречу Лире перестали попадаться путники, исчезли вдали редкие огни деревень. Она приближалась к логову Кукловода и теперь то и дело озиралась. Во всех встреченных тварях: птицах, лесных зверях Лире мерещился неизвестный вампир-хозяин.

Вот огромный чёрный ворон сорвался с ветки, тяжело махая широкими крыльями, поплыл над лесом к всё ещё далёким горам: несомненно, кукла Нефандуса. Девушка не могла объяснить, откуда к ней пришла эта уверенность, но… Это был он! Впервые за сутки Лира разомкнула губы:

— Ты можешь оставить меня, Хиам.

Собаки сухо залаяли в ответ, а Мирта тронулась быстрой рысью и скоро сорвалась в галоп, ловко лавируя между сухих деревьев. Девушка вцепилась в гриву лошади, не следя, куда та её везёт, думая лишь о том, как удержаться в седле. Справа и слева замелькали рыжие и чёрные пятна: собаки Хиама рассредоточились по лесу, но не отставали.

— Не поворачивай назад! Вези меня к Кукловоду, Хиам! — на всякий случай потребовала Лира.

В бешеной скачке прошло немало времени. Смертные звери давно выбились бы из сил, а лошадка пала, но эти были неутомимы. Лира постепенно осмелела и уже не цеплялась так за Мирту. Она следила за рыжими и чёрными пятнами в лесу.

"Мне кажется, или их стало больше?"

Опять же интуитивно она поняла: в стае появились новички, и эти новые звери принадлежат другому хозяину. Она не видела их движений, взгляда их тёмных глаз, они не принесли никакого иного запаха, и всё же ощущение чужого было. Другой. Другой хозяин. Нефандус, северный Кукловод!

Куклы Нефандуса оттеснили зверей Хиама. Лира осталась с одной Миртой. Она прижалась к шее лошади, зашептала что-то успокаивающее: больше себе, чем всё такой же уверенной, холодной Мирте.

Четвероногие твари Нефандуса приблизились. Теперь они неслись вровень с Миртой, покусывая лошадь за ноги. Несколько раз страшные челюсти полусобак-полуволков ухватили развевающееся платье Лиры.

Лес заканчивался. Впереди посветлело: там было большое открытое пространство, залитое лунным светом. Мирта сбавила шаг и встала. Чужие звери вились у её ног. Девушка спешилась.

— Уходи теперь, — строго велела она Мирте. Лошадь скосила на хозяйку огромный тёмный глаз и фыркнула, как показалось Лире, укоризненно.

— Спасибо, — тогда виновато прошептала девушка и погладила её по щеке. Она отправилась дальше в сопровождении зверей Нефандуса.


Эти звери были совсем не похожи на собак Хиама. Для Хиама его твари были инструментом, и он не задавался целью поддерживать их неотличимыми от живых животных. Но не таков был Нефандус! Никто, кроме, пожалуй, чуткого к чужой Бездне carere morte, не заподозрил бы, что эти звери давно не живы. По сравнению со стаей Кукловода, звери Хиама были собранием музейных экспонатов — чучел.

Собаки вели себя дружелюбно. Их хвосты реяли как флаги, они толкались влажными носами девушке в ладони, и вампирше даже казалось, что от них исходит тепло, как от живых. Звери легонько подталкивали её, побуждая взойти на большой, поросший кустарником холм. Лира подчинилась.

За холмом снова начиналось редколесье, а дальше высилась странная монолитная стена, не принадлежащая ландшафту и чуждая ему.

"Лабиринт!"

Стая брызнула с холма. Через мгновение звери были внизу, разноцветные пятна их спин замелькали меж деревьев. Лира коротко вздохнула и бросилась за ними. Но бежала всё же слишком медленно. Ноги путались в длинной юбке, с холма она чуть не полетела кувырком. Звери скрылись в лесу.

"Постой!" — крикнула она последней, серой твари. Ноги запутались в юбке, и девушка рухнула ничком. Она не успела подставить руки — и вот, всё лицо в сухих жёлтых иголках лиственницы. — Я не успеваю! Подожди!

Нефандус не собирался ждать. Лира поднялась, охнув от боли в колене, а последняя тварь Кукловода уже скрылась. Остались только следы зверей на усыпанной хвоей лесной подстилке.

Лира побежала. Она раскраснелась и разволновалась, но не могла уговорить себя идти тише. Лес закончился резко, словно оборвался. Стена лабиринта внезапно встала перед девушкой, и её сердце испуганно ухнуло вниз.

Лабиринт был не каменным. Обычный декоративный, только непомерно большой. Стена — высокий, аккуратно подстриженный кустарник. Над ним, едва не задевая крыльями, носились вороны. Лира попыталась просунуть руку сквозь ветки, чтобы определить толщину стены, и птицы сразу же снизились, с громким криком закружились над головой, больно дёргая за волосы: "Трогать нельзя!"

— Хорошо, — пробормотала девушка. Она отступила и двинулась вдоль стены в поисках входа.

Зелёная стена тянулась и тянулась. У Лиры закралась мысль, что она ходит по кругу. Птицы кружили невысоко над ней, навевая нехорошие ассоциации с воронами на поле боя, ждущими смерти тяжелораненого. На землю спустилась ночь, и Лира начала уставать. Стена лабиринта слева словно выросла и закрывала полнеба. Девушка остановилась, обратила лицо к птицам.

— Я так не играю, — сказала она тварям Нефандуса. — Я пришла развлечься, а ты не пускаешь меня внутрь. Что ты надеешься узнать обо мне, заставляя бесцельно кружить вне лабиринта?

Вороны хрипло закаркали: "Много всего интересного!"

Однако Нефандус сжалился: впереди открылся вход: красивый, ровный, с идеально вычерченной аркой вверху. Лира, не раздумывая, шагнула в него.

Внутри было светло: на земле через каждые десять шагов были поставлены зажжённые лампады. Довольно широкий коридор уходил далеко вперёд.

"Где здесь столько места для этого? Или это — первая иллюзия Нефандуса?"

Через три лампады от Лиры появилась знакомая серая тварь. Лира не заметила, откуда пришёл зверь, казалось, он просто соткался из тьмы. Собака дружелюбно вильнула хвостом и мотнула головой: "Следуй за мной".

Они шли долго, и Лира начала засыпать. Словно почувствовав её скуку, собака бросилась бежать. Девушка последовала за ней.

Сначала зверь бежал небыстро и, чтобы не терять его из виду, Лире достаточно было просто идти быстрым шагом. Потом тварь ускорила бег, неестественно и страшно выгибая спину и выбрасывая лапы, и Лира побежала.

Коридор по-прежнему шёл прямо. Что за чушь?

Ещё две лампады… Коридор открылся большим открытым залом, не меньше оружейного зала Дэви. Здесь сиял свет и гуляли люди. Играла музыка. Поражённая Лира замерла на мгновение, затем вновь кинулась за зверем. Она чуть не сбила с ног какую-то даму, разбила одну прогуливавшуюся парочку. Но тварь упустила. Лира остановилась, напряжённо оглядываясь в поисках серого проводника. Она старалась не обращать внимания на гуляющих, не смотреть в их лица. Эти прекрасные мертвецы вызывали в ней ужас.

Слева мелькнуло серое пятно, Лира бросилась за ним.


Это было похоже на страшный сон: она бежала всё сужающимися коридорами за дразнящейся тварью и никак не могла догнать. Лёгкая музыка, звучавшая отовсюду, только усиливала её ужас. Впереди была уже не собака: спутник Лиры сменил обличье на человеческое: худой, маленький старик в серой накидке бежал с несвойственной его возрасту резвостью и хихикал.

Наверное, можно было прекратить это безумие… Но Лира не могла. Она была бессильна проснуться. Странная игра Нефандуса захватила её. Она должна, должна, должна догнать и поймать того, кто впереди.

Коридор шёл сужающимися кругами. Он закруглялся очень плавно, и бежать было легко. Поэтому, когда коридор внезапно сделал крутой поворот вправо, Лира не сумела остановиться и ударилась о стену листьев. Старик впереди снова захихикал… Мерзкий старик! Нефандус показал гостье язык и сменил обличье: старика поглотила тьма, и вместо него свой серый плащ взметнул крылом другой персонаж: девочка-подросток, высокая и худая, как Лира.

Погоня продолжилась. Коридор теперь делал резкие углы, и Лира то и дело слепо тыкалась в стену. Она устала, спотыкалась на бегу и уронила несколько лампад.

Коридор открылся новым залом, и в нём шла похоронная церемония. Музыкальное сопровождение, естественно, изменилось: тихая, навевающая грусть и заползающая в самую душу мелодия. Юная вампирша только раз глянула на открытый гроб и сразу же отвернулась. В гробу лежала опрятная старушка, и Лире на мгновение показалось, что это её бабушка.

Нелепая и страшная погоня не кончалась. Нефандус менял обличья как перчатки: старуха, стая собак, крохотное дитя в светлом платьице, едва научившееся ходить, чёрная птица с жирно блестящими перьями… Менялась и экспозиция в залах: то великосветский приём, то вгоняющий тебя во тьму безумия детский праздник: веселье крохотных нарядных кукол. Небо вверху зачернело, как оно чернеет только перед рассветом, и Лира совсем выбилась из сил.

Ворон взмыл вверх и растаял в небе. Лира остановилась. Она проводила последнюю тварь злым взглядом и села у стены, устало уронив руки на колени. Она закрыла глаза, изображая крайнюю степень усталости, и Кукловод купился. Новая его тварь, треща крыльями, бесстрашно подлетела к самому лицу Лиры, и девушка мгновенно очнулась, протянула руку ухватить новую птицу.

Птичка увернулась, но отлетела недалеко. Она была совсем маленькая. Серая, с яркой полоской на голове.

"Королёк" — вот как она называется…"

Лира поднялась, попыталась поймать королька. Птичка дразнилась, не давалась в руки. Она вспорхнула на стену и поглядела оттуда бусинами глаз, потом нырнула вниз и скрылась в новом повороте коридора. Лира кинулась за ней. Птичка летела невысоко — протяни руку и схвати. Лира запнулась о лампаду, та разбилась, и позади вспыхнул пожар. Лира не обратила на это внимания: её важно было достать птицу. Поворот, ещё один… Прыжок. Вытянувшись вперёд как змея, девушка, наконец, схватила королька. Тварь затрепыхалась в кулаке, Лира сжала пальцы посильнее и… раздавила птичку.

— О-ох!

Её затошнило от отвращения. Она разжала кулак, отбросила то, что было там, подальше и долго судорожно тёрла руки носовым платком. Крови, к счастью, не было. От птички осталась пыль и перья.

— Либитина всё шутит, — дрожащим голосом сказала Лира темноте. — Ха-ха. Я удивлена, поражена, восхищена. Я аплодирую! — Она замолчала.

Музыка изменилась. Неведомо откуда полилась знакомая, жившая на задворках памяти мелодия: старая колыбельная, которую так любят петь в Карде и в Доне. В стене прямо перед девушкой открылся длинный тоннель. В конце его был свет — неровный неяркий тёплый свет открытого пламени нескольких свечей. И девушка пошла на него, как мотылёк летит на огонь.

Лире открылась гостиная: богато обставленная гостиная великосветского дома. Стены, обитые шёлком, мягкий ковёр на полу. Красными отсветами очага поблёскивали мечи, арбалеты, развешанные на дальней стене и занимавшие её от пола до потолка. Знакомое оружие охотников!

В комнате были двое. Лира увидела эту пару издалека и, пока она шла тоннелем, её сердце гулко ухало в пустом теле, грозя разрушить его изнутри. Это были знакомые фигуры! Мужчина лет тридцати сидел на диване, повернувшись к Лире в профиль. Его рубашка была расстёгнула и спущена с одного плеча. Рыжеволосая женщина склонялась над ним и нежными движениями втирала в больное плечо душистую мазь.

Лира замерла на пороге гостиной, боясь спугнуть видение из далёкого детства: родители возвратились из рейда. Папа опять потянул плечо, и мама взяла свою волшебную болеутоляющую мазь. Травяной и свежий запах снадобья опять, как в детстве, дурманил Лиру. Ей казалось, она снова, таясь, заглядывает в гостиную в старом родительском доме. Даже бледный свет наступающего утра за окнами был тем же самым. Звенела знакомая песня-колыбельная…

Лира глубоко вздохнула и приказала сердцу успокоиться. Потом она отвернулась от родителей.

— Ты немного проштрафился, Нефандус! — крикнула она в темноту тоннеля. — Да, мои родители были убиты, их тела до сих пор не найдены, не похоронены… но напрасно ты думал обмануть меня этими… этими… куклами! Они не похожи на моих родителей. Что мама всё прячет лицо за волосами? Почему папа не повернётся к дочери? Кстати, мама никогда не пела эту колыбельную. Она сама сочиняла песенки для меня… И оружие охотников в нашем доме не вешали на стену пылиться: мечи и арбалеты нам постоянно были нужны, надеюсь, ты понимаешь, зачем. Кстати о доме: мы никогда не жили так богато. Отец все лишние деньги возвращал в виде пожертвований обратно в Орден! Так что ты немного проштрафился, Нефандус. И хорошо! Будь это мои мама и папа, я бы достала тебя из-под земли, я бы отыскала тебя на краю света, я бы выцарапала тебе глаза и открутила голову! Я бы разорвала тебя на части одними руками за то, что ты посмел сделать с ними!

Нефандус молчал. Свет потух, и за одно мгновение темноты и тишины сцена вместе с куклами была убрана. Стены камеры, в которой она помещалась, сдвинулись, став продолжением коридора, в котором стояла Лира.

В конце удлинившегося тоннеля вновь вспыхнул свет — на этот раз яркий, безжалостный, как свет солнца. Девушка, заслонив глаза козырьком ладони, сумрачно поглядела туда: "Чем ещё думает напугать её Кукловод?"

Три человеческие фигуры зачернели в светлом конце коридора: две мужские и одна женская. Неестественно высокие и тонкие поначалу, ступая к девушке, они словно обретали плоть. Скоро Лира различила, что это — пожилой мужчина, юноша и девушка, все в зимней одежде. За плечом пожилого виднелся разложенный арбалет, девушка прятала руки в маленькой муфте, юноша, скрестив худые руки на груди, неотрывно глядел на Лиру, и предательница, не видя этого взгляда, чувствовала, как он пронзает её копьём. В руке юноши серебром сверкал маленький кинжал.

Самое страшное Нефандус приберёг напоследок. Он знал, как заставить Лиру вопить от ужаса: показать охотнице погибших из-за её предательства в Призрачном парке. Эта была старая её вина: давняя-давняя, из какой-то прошлой жизни, спрятанная от всех и в первую очередь от себя.

Фигуры приближались, и Лира не выдержала. Она бросилась бежать — прочь, прочь! Дорога услужливо бросалась под ноги. Коридор распрямился — больше никаких поворотов и зигзагов! Девушка пулей вылетела из лабиринта через пару минут, не успев задохнуться от безумного бега, и, не помня себя, стала продираться сквозь лесочек. Скоро платье зацепилось за сук и остановило её. Лира опустилась на мягкую, усыпанную хвой тропинку и закрыла лицо руками. Её била нервная дрожь. Так бесславно закончился для самоуверенной юной вампирши визит в лабиринт Либитины.

Глава 18 Нефандус

Наступило утро. Небо нехотя посветлело, остановившись на тускло-сером. Скоро заморосил дождик. Лира поднялась и побрела вглубь леса. Она проползла под шатёр нижних веток ели и легла на мягкую землю, подтянула колени к животу.

Она ждала, когда наступит отрезвление и события в лабиринте покажутся страшным сном. Но сцены прошедшей погони были всё также реальны. А фигуры родителей и те трое, идущие к ней по коридору, до сих пор стояли перед глазами.

"Чушь! Это были не мои родители. И те трое тоже вряд ли те самые люди, что были в Призрачном парке. Если бы ты подождала еще минутку, чтобы они подошли ближе, стали бы различимы их лица, и ты бы посмеялась над Нефандусом!"

Лира попыталась улыбнуться, но не вышло. Что-то подсказывало ей: не засмеялась бы! А если, не дай боже, кто-то из трёх, пусть только один, оказался бы тем самым?!

"Я бы, конечно, не умерла. Но мне было бы очень, очень плохо!"

"Какая чушь! Куклы — не живые люди. Неужели ты не перенесла бы "предательница", обращённого к тебе, Лира Диос? — удивлялась Бездна. — Ты во власти старого страха сейчас. Давно ли ты ушла к нему от меня? Ты моя подданная!"

— Да, — всхлипнула Лира.

Она понимала: со страхом надо бороться, нужно вернуться в лабиринт и довести дело до конца. После всех издевательств она просто обязана дойти до Нефандуса. Но сейчас отыскать хозяина представлялось ей неразрешимой задачей.

Пойти старым путём: ждать, когда Кукловод откроет ей проход — значит, опять играть в игру Нефандуса. А из своей игры он всегда выходит победителем! Идти старым путём значит опять встретиться со знакомыми фигурами из прошлого. Увы, в прошлом охотницы слишком много событий и вещей о которых хочется забыть! Нет-нет, этим путём она больше не пойдёт!

Да, Митто однажды удалось пройти до центра лабиринта, но ведь Адам известный лгун! И шутник. "Нефандус покажет вам унылый спектакль вашей жизни", — вспомнила Лира и усмехнулась.

Вечером её отыскала стая Хиама. Лира выбралась из-под мокрых веток и немного поласкала собачек. После тварей Нефандуса эти звери казались эталоном того, как должны выглядеть вампирские куклы. Нет, не надо полного сходства с живым! Это так… извращённо. Куклы — инструмент и должны быть только им, всё иное — излишество и говорит о сумасшествии хозяина.

"А ведь Нефандус должен часто бывать на кладбищах, — пришла мысль. — Может, поискать его там? Куклу может создать только сам хозяин, никто из carere morte не способен передать своё проклятие через куклу, иными словами, куклы не умеют обращать. Значит, на кладбище за новым телом-одеждой он является сам, либо посылает слугу, который несёт покойника к кукловоду. Можно поймать самого Нефандуса или проследить за рабом до логова хозяина…"

Лира обдумала этот вариант. Что это так настойчиво, неотвязно крутится в голове? "Говорят, Нефандус — вампир-калека. Он никогда не покидает своего убежища…" — откуда к ней пришло это? Подсказка Бездны?

"Нет же, так говорили в Ордене!" — ей почему-то стало очень не по себе. Орден… Этот Кукловод разбудил слишком много старых воспоминаний!

"Хорошо, если сам он на кладбище не явится, придёт его раб. Можно проследить за ним… — она перебила себя. — Ага, как же! Тебя заклюют птицы, тебя загрызут звери, не успеешь ты и шагу ступить в лабиринт! Кроме того, ты могла заметить, узор лабиринта непостоянен: его стены двигаются, коридоры меняют направление. Он — как детская игра в кубики, куклы-подручные переставляют куски стен, направляя твой путь. А ты не замечала их, потому что они мертвецы! Куклы в крылатой тени могут быть совсем незаметны ночью! Недаром в Ордене их зовут людьми-невидимками…

Лира выпрямилась и замерла, забыв о вьющейся у ног стае Хиама.

"Орден, охотники… Вот же оно! Зачем ей красться по лабиринту, как carere morte, дитя ночи? Она охотница, защита, полученная от родителей, останется с ней навечно. И она пойдёт к Кукловоду днём, смело, не страшась призраков, прокладывая себе путь серебряным мечом!"

Лира склонилась к вожаку стаи, притянула лохматую голову к себе, быстро зашептала на ухо:

— Хиам, принеси мне оружие охотников из замка Дэви. Пожалуйста! Оно мне нужно к завтрашнему полудню. Успеешь?

Зверь кивнул два раза: странно человеческие движения, и Лира успокоилась. Она позволила стае проводить себя до убежища под ветвями ели и почти сразу же провалилась в сон.


Девушка проснулась в полдень. Тёмный шатёр веток позолотили солнечные лучи. Новый день был ясным. Посеребрённое оружие охотников лежало у её ног: меч, миниатюрный, рассчитанный на руку дамы арбалет с десятком стрел в поясном футляре, кинжал. На рукояти кинжала сохранились инициалы владельца: "D. H. V". Стаи поблизости не было: зверям Хиама нужно было более надёжное убежище на день, чем Лире, Низшей.

Перебирая в уме известных охотников из прошлого, которым могли бы принадлежать инициалы на кинжале, Лира быстро собрала амуницию, приладила пояс со стрелами, приторочила к нему меч. Она долго провозилась с арбалетом, в конце концов зарядила его и решила нести в руках. Для кинжала нашлось место за подвязкой чулка. Снарядившись, Лира попробовала представить себя со стороны — и рассмеялась. Всё-таки она отвыкла представлять себя в облике охотницы!

Солнце начало свой путь к горизонту, а девушка упрямо зашагала к лабиринту. Сейчас стена — переплетение ветвей показалась ей маленькой и совсем не страшной: всего в полтора человеческих роста, даже ограда у дома Бреннов была повыше. Никаких тварей-соглядатаев поблизости не наблюдалось. Лира прошла немного вдоль стены. Никакого входа ожидаемо не открылось.

— Ладно, — сказала она блёклому осеннем небу. — Я иду.

Она нашла крепкие ветви, за которые можно было ухватиться, полезла наверх. Залезть оказалось непросто. Арбалет на время подъёма пришлось взять в зубы, он цеплялся за стену и злил Лиру. Наконец она забралась наверх и уселась. Сухие ветки пружинили, не ломались. Осмелев, девушка попыталась приподняться, заглянуть подальше в лабиринт, и стена под ней протестующе затрещала. Лира приникла к стене и замерла. Ей пришлось удовольствоваться открывшимся видом.

Отсюда было видно несколько пустых коридоров и одну большую четырёхугольную поляну вдалеке. За ней ряды стен сливались в сплошную чёрную полосу. Дом Нефандуса возвышался на горизонте — необычный дом, похожий на многоглавого дракона.

— Ладно, — снова сказала Лира небу. — Я спускаюсь.

Оказавшись в первом коридоре, она недолго постояла в раздумьях: искать ли двери или снова лезть наверх? Скоро решение пришло к ней. Злорадно усмехнувшись, Лира достала меч из перевязи и принялась крушить внутреннюю стену.

Она продралась сквозь одну стену, потом проделала дыру во второй. Никто не мешал ей. Скоро Лира добралась до поляны и здесь устроила обед.

Стабилизированная кровь из фляжки показалась ей отвратительной. Девушка едва сделала несколько глотков, потом оторвала маленькую сухую веточку и пожевала её, чтобы горечью заглушить мерзкий привкус во рту. Наверное, так на вампиршу подействовал образ охотницы, который пришлось примерить… Скоро Лира утёрла губы и поднялась. Она прорубила путь в стене и нахмурилась: дыра получилась чёрной, как пропасть. В новом коридоре не было света. Упрямая охотница всё же пробралась туда и остановилась, теперь надолго. Вокруг было темно, хоть глаз выколи. Лабиринт был накрыт чем-то сверху. Лира вскарабкалась по невидимой стене и коснулась потолка. Он был сшит из толстой дублёной шкуры какого-то зверя.

— Хм-м, — сказала охотница темноте и спрыгнула.

Эта темнота начинала пугать Лиру. Она была… не пустой. Здесь, невидимые, сновали куклы Нефандуса. Вот птица пролетела над головой, зацепила несколько волосков, и девушка вскрикнула, от испуга очень громко. Крик унёсся далеко вперёд и затух.

Охотница вскинула арбалет, выстрелила в потолок. Стрела пробила в нём дыру, и коридор разделила пополам тонкая нить света. Впрочем, помогала она мало: тьма была сильнее.

Лира бросилась вперёд по коридору Скоро навстречу полезли твари, и охотница рассекала их мечом.

"Нужно было взять сюда огонь!" — зло подумала она.

Куклы Нефандуса лились из глубин лабиринта нескончаемым потоком, но никому не удавалось хотя бы коснуться охотницы: их сейчас же отшвыривала защита. И постепенно Нефандус начал сдаваться. Теперь его твари больше огрызались, чем наступали. Лира размеренно и уверенно продвигалась вперёд. Она сумела сбить из арбалета двух птиц, правда, справедливости ради стоит отметить, на бесплодные попытки стрел израсходовала в два раза больше… её меч почернел и истончился от проклятой крови carere morte.

Но Нефандус бежал! И, уходя, он не успевал затворять проходы. Охотница гнала Кукловода в его логово!


Лабиринт закончился внезапно: только что был надоевший коридор и чёрные тени кукол, и вдруг волна тварей отхлынула и всосалась в узкий подземный тоннель, а из освободившегося конца коридора хлынул свет, будто кто-то распахнул там дверь. Впереди было большое открытое пространство. Лира стояла перед домом Кукловода.

Дом был необычен, как и его хозяин. Он имел форму креста или буквы "Х": четыре квадратных здания по краям, к которым подходили четыре выхода из лабиринта, и одно в центре. Вокруг была чисто выметенная голая, без единой травинки, земляная площадка. Здания были раскрашены во все цвета радуги, вблизи жилище Нефандуса напоминало уже не чудовищного дракона, а огромную конфету. Лира стояла напротив здания изукрашенного дугами и кругами, соседствующее справа щетинилось углами и острыми как иглы линиями, слева — гипнотизировало разноцветными спиралями.

Лира нащупала в футляре стрелу и зарядила арбалет. Она осторожно приблизилась ко входу в ближайшее здание. Этот вход словно принадлежал театру: колоннада, массивные каменные ступени и огромная ручка с кольцом. Кукол поблизости не было, но охотница была уверена: полчища их поджидают её в тёмных глубинах дома Кукловода. Всё же, не потеряв уверенности, она потянула тяжёлую дверь на себя.

Прежде Лире довелось побывать за кулисами театра: однажды она была там на задании Ордена. Поэтому она вздрогнула, увидев тот же хлам декораций, реквизита и костюмов: неужели Нефандус знает и об этом, и приготовил ей новое испытание? Но скоро поняла, что совпадение случайно. Кукловоду не было дела до охотницы. Его куклы носились по дому, таскали реквизит, латали костюмы, примеряли парики. Они готовились к представлению, вот только зрителем была не Лира. К охотнице Нефандус утратил интерес.

Это было… обидно! Лира шла вглубь здания, и никто не препятствовал ей. А она, разгоряченная битвой, всё никак не могла успокоить сердце. Оно стучало и требовало ещё зрелища, ещё тёмных коридоров и тёмных тварей, которых надо разить мечом!

Скоро она в нерешительности остановилась: перед ней было два коридора, и девушка не знала, какой путь предпочесть. Один коридор уводил направо, другой шёл прямо и, поразмыслив, Лира предпочла его. Она предполагала, что Кукловод таится в центральном здании — как паук в центре паутины. Значит, ей нужно идти всё время прямо.

Коридор оказался очень тесным. Полный человек не протиснулся бы в нём. Лира терпела, хотя меч больно вдавился рукоятью в бедро. Скоро охотница различила впереди дверь и два зажжённых светильника в стенах. Недолго думая, Лира сняла одну лампаду с подставки. Сейчас же дверь перед ней распахнулась.

Она была в логове Кукловода. Центром паутины Нефандуса оказалась небольшая зала почти без обстановки, скупо освещаемая одной лампадой. Хозяин поднялся навстречу девушке, приветствуя. Точнее, его следовало называть Либитиной: это была женщина. Очень высокая, с чудесными чёрными прямыми волосами, спускающимися ниже талии, лицо было лицом богини. "Старая красота, — почему-то подумала Лира. — Как с древней фрески, как тысячелетняя статуя…"

В зале находились ещё люди, вернее, куклы, но женщина-богиня была главной. Многочисленные тени, жмущиеся к стенам, были марионетками. Человек, отворившись Лире, отступил в сторону, но, прежде чем он скрылся в темноте, девушка разглядела его. Усталый, согбенный старик… — не с ним ли разговаривал Митто?

— Дочь охотников, — завораживающий голос Либитины заполнил залу. — Ты оказалась упряма. Что тебе нужно от меня?

— Мне нужно знать всё об уничтожении Дара.

Лира ожидала, что богиня засмеётся, но женщина молчала. Её худая фигура была скрыта тёмными бесформенными одеяниями: девушка надевала подобный балахон на собрание своего клуба самоубийц в Прэсто, и Лире привиделось, что ткань платья Либитины зашевелилась, словно кто-то юркий, маленький прополз в ногах богини.

— Только-то? Почему же ты не спросишь это у своих, дочь охотников? — не удержалась от подколки Либитина.

— Дочь охотников? Меня давно не зовут так, — Лира сделала долгую паузу. — Владыка зовёт меня… Глашатай Бездны! Хочешь знать волю Бездны, Кукловод? Хочешь увидеть мир Её глазами? Дай мне сведения о ритуале!

Либитина задумалась. Она уселась в высокое, невидимое в темноте кресло, одеяние у её ног снова зашевелилось, и Лира вздрогнула от отвращения: там, несомненно, ползало какое-то существо. Очертания фигуры проступали под тонкой тканью, и фигура эта была невообразимо уродлива. Словно смятый бумажный человечек… — смерть так поиграла с этим телом или существо было уродливо с рождения? Тварь двигалась как-то коротко, рвано, дёргано. Один раз, охотнице показалось, она тихо застонала.

— Ритуал? Так мало? Ради старинного химического чудодейства ты прошла весь лабиринт, вынесла ночные пытки? Не верю, Лира. Тебя гнало любопытство. Так получай же… — богиня прищурилась. — Ты задумывалась, откуда пришла твоя защита, Диос? Не приходила в голову мысль, что сотни лет назад твой предок породнился с Арденсом, создателем вампиров?

— Первый из Диосов поклялся, что все его потомки отдадут жизнь борьбе с carere morte. Моя защита — подарок этого фанатика. Придумай сплетню повеселее! А лучше расскажи про ритуал…

— Ритуал прост. Солнце, Луна, Утренняя Звезда, — скучно сказала женщина. — Проведи их по десяти ступеням, очисти и дай выпить раствор смертному, обладающему Даром. Но помни: он должен сам принять снадобье из твоих рук. Ещё в этом ритуале тебе нужны будут помощники: потомки Арденса или люди, разделившие их вину, — охотники.

— И всё? — Лира угрожающе качнула рукой с лампадой. — Учти, если ты врёшь, я сожгу всё в этой комнате и…

— Меня зовут Либитиной, богиней мёртвых. Боги не лгут девочка, тем более, боги смерти. — женщина взмахнула рукой, и из темноты выдвинулась фигура: знакомый старик. Он держал в руках свиток.

— Возьми, здесь все подробности, — богине было скучно.

— Благодарю, — девушка положила свиток в футляр для стрел и неловко поклонилась. — Владычица… Теперь спрашивай у Бездны, что хочешь. Загляни в Её глаза.

— Меня пугает твоя Бездна, Лира Диос, — брюзгливо, словно речь шла о каком-нибудь мохноногом пауке, сказала Либитина. — Глядись сама в это зеркало! Материальный мир даёт те же ответы, что и Она. Я помогаю тебе лишь потому, что это навредит Дэви. — Глаза богини полыхнули ненавистью. Существо, ползавшее в её ногах, высунуло голову. Лира не удержалась от вскрика, но не от ужаса — от неожиданности: голова существа не была уродлива, как тело. Это была головка юной прекрасной девушки, круглолицей и румяной. Её кожа была фарфоровой белизны, совсем как у Лиры, волосы медно блестели. Заметив взгляд охотницы, девушка улыбнулась, показав маленькие острые клыки, и вновь скрылась в складках одеяния Либитины.

"Чёрт! Кукловод всё дурачит меня! "Калека", — говорили в Ордене… Калека — вот же она, Либитина! А богиня — лишь маска… последняя маска!"

— Почему ты так обижена на Владыку? — торопливо спросила охотница, тихонько приготавливая арбалет.

— Он был недоволен мной… — взгляд женщины затуманился, и Лира испугалась, что она сейчас разразится слезами.

— Значит, я для тебя орудие мести?

— Да, — богиня откинула голову на спинку кресла и совсем скрылась в темноте. Тварь у её ног также затаилась, грустя. — Однажды они все выстрелят, мои орудия! И сын Дэви, отданный в чужую семью, считающийся умершим в младенчестве… И Калькары, ходившие ко мне втайне друг от друга, ведомые одной местью… И Митто, жаждущий и боящийся трона Владыки… И ты, дочь охотников, покорённая, но не покорившаяся…

Лира быстро вскинула арбалет. Выстрелила. Стрела пробила одеяние женщины и пригвоздила голову истинной Либитины к трону. Вздох пронёсся по залу и оборвался. Тени стекли по стенам: то куклы Нефандуса мешками сползли на пол. Охотница подскочила к трону и яростно принялась рубить мечом одеяние высокой женщины, словно задремавшей в кресле. Откинуть ткань в сторону, достать существо на свет девушка побоялась. Наконец голова медноволосой красавицы выкатилась из-под платья к её ногам, и Лира остановилась, тяжело дыша.

"Ну, вот и всё. Великого Кукловода Севера больше нет".

Девушка разбила лампаду и швырнула её к подножию трона. Огонь тронул одеяние богини и ярко вспыхнул. Скоро пылал весь трон. Потянуло удушливым дымом, и Лира бросилась в коридор.

Она не помнила, как выбиралась из лабиринта. Только заметила, что обратная дорога словно бы оказалась короче. Охотница шла, не оглядываясь. Она очнулась в знакомом лесочке. Лохматый зверь Хиама тыкался носом в безвольно повисшую руку с пустым арбалетом.

— Хиам, — пробормотала Лира. — Я видела его. Кукловода…

Девушка опустилась на колени, погладила собаку, заглянула в её пустые, бездонные глаза и успокоение пришло к ней.

— Я победила его, Хиам. Нефандуса больше нет.

Собака странно дёрнула головой, указывая носом на лабиринт. Лира обернулась.

Лабиринт виднелся из-за редких тощих деревьев леса. В быстро сгущавшихся сумерках знакомые твари Нефандуса стояли на страже у стены, знакомые чёрные птицы кружили в небе.

— Что?! — изумилась Лира. Спохватившись, она достала свиток и развернула его. Это был список с записей Атера, очень старый, написанный от руки мелким убористым почерком. Sol, Luna,Venus, десять ступеней… Нефандус не обманул, это был тот самый ритуал.

— Либитина всё шутит, — пробормотала Лира и залилась беззвучным смехом.

Глава 19 "Охотник и жертва"

Академия не спала. Двери центрального входа хлопали, не переставая. На перекрёстке улиц выстроилась вереница экипажей. Жёлтые квадраты окон протянулись огненной змеёй через весь второй этаж крыла Академии. Даже в вечной темноте мрачного парка за зданием Первой Королевской сияли звёздочки фонарей.

Сегодня был большой праздник — посвящение в студенты. В восемь вечера — час первой стражи охотников, начался бал, и Мира, с последним ударом часов зашедшая в вестибюль, остановилась, раздумывая, куда пойти? Направо, в крыло Академии — шумное, весёлое, живое, или налево, в крыло Ордена, сегодня как-то совсем неестественно строгое и тихое.

Выбор был сложным, ведь сегодня вампирше предстояло пройти главное испытание перед вступлением в Орден — уничтожение carere morte. Она согласилась, когда Латэ велел ей присоединиться к группе в рейде, но при этом помрачнела лицом. Убийство себе подобного… — согласившись стать охотником, она понимала, что это будет обыденной частью её новой реальности, но не ожидала, что от неё этого потребуют так скоро. Впрочем, внутренне Мира была готова вонзить серебряный кинжал в сердце проклятого по приказу Ордена, лишь бы это помогло ей хоть чуть-чуть приблизиться к цели… — и за это равнодушие она ненавидела себя.

Вздохнув, вампирша повернула в крыло Ордена. Чеканя шаг, она спустилась в арсенал и даже сумела изобразить улыбку, отворяя дверь.

Ей навстречу никто не обернулся. Охотники были слишком увлечены разговорами. Толика веселья просочилась и во второй, тайный мир Академии: то и дело какая-нибудь из собравшихся групп взрывалась хохотом. Мира неслышно скользнула к стойке с мечами, улыбка сползла с её губ. Шуточки охотников, вернувшихся из удачного рейда, сегодня больнее обычного кололи её.

Скоро её заметили. Подошёл Даниэль Гесси — молодой человек, носящий пенсне со сноровкой опытного преподавателя Академии. Его Латэ назначил Мире в наставники на время испытания. Он же, по словам Карла, должен был скоро возглавить группу поиска Дара. Вампирша присматривалась к нему. Этого невысокого шатена с такой же, как у всех Гесси, ямочкой на подбородке и тонким острым носом ей предстоит обманывать ближайшие несколько лет поисков! Даниэль же держался приветливо, хотя и очень, очень холодно.

— Леди Вако, хорошо, что вы не побоялись выйти засветло, — сдержанно похвалил он. — Но я вас огорчу. Поступило срочное сообщение из Пенны, и мне нужно быть там. Сегодня вы пойдёте в рейд во вторую стражу, с полуночи. С группой Конора.

— Доминика?

— Нет, Валерия, — недружелюбно хмыкнул незаметно подошедший Доминик и сейчас же скомандовал вампирше. — Возьми арбалет с колчаном. И набери воды…

— Я не умею обращаться с арбалетом.

— До сих пор? — ехидно заметил Доминик. За годы словно бы принявший Миру, свыкшийся с необходимостью тренировок с carere morte, сегодня он был сам не свой. Он был резок, совсем как в первый год. Охотник не мог простить вампирше грядущего посвящения в Орден.

— Тогда ваш рейд отменяется. Сначала научитесь стрелять из арбалета, — отстранённо велел Гесси. — Вы должны владеть всеми видами оружия…

— После посвящения.

Гесси хотел было возразить, Доминик остановил его:

— Оставь, Даниель. Она обойдётся кинжалом.

— Ну и отлично! — оскалилась вампирша. — Кинжал честнее. Не хотела бы стрелять carere morte в спину, как вы…

Она развернулась и всё тем же чётким шагом отправилась к столу с кинжалами. Каблуки стучали громко, ещё громче билось разобиженное сердце, и всё же вампирша расслышала последние слова Доминика:

— Мы слышим рассуждения о честности нашей охоты от carere morte!

Мира выбрала кинжал: небольшой и очень острый и хорошенькие ножны с узором, прежде принадлежавшие какой-то девушке. Спрятав оружие за корсаж платья, она вспомнила об указании Даниэля взять воду из Источника, и нерешительно приблизилась к бочонку.

Он был полон почти до краёв. Вампирша боязливо отступила на шаг. Позади раздался смешок, и она затравленно обернулась. Но смеялись не над ней.

"Посмотрела бы я на вас, будь в этом бочонке серная кислота!"

Она приготовила широкогорлый хрустальный пузырёк: сняла притёртую пробку и поставила его на стол у бочонка, подальше от себя. Потом Мира осмотрела руки. Перчатки были неподходящие: тонкие, легко промокающие. Вампирша сняла их и, привстав на цыпочки, зачерпнула из бочонка специальным ковшиком. Осталось налить до краёв пузырёк, но Мира разволновалась. Рука, державшая ковш, задрожала, и вода перелилась через край. Мире показалось, она вот-вот лизнёт пальцы… Она отскочила от стола, выпустила ковш. Тот упал в бочонок, глухо булькнув.

Теперь на неё посмотрели все, Мира же зло уставилась в единственный пустой угол арсенала.

— Дурацкий день! Самый дурацкий в жизни! — прошептала она.

— Позволь тебе помочь, — сказал знакомый голос. Мира обернулась. Конечно же, это Карл уже шёл к ней через весь зал. Мира отступила в сторону и равнодушно ждала, когда охотник выудит из бочонка оброненный ею ковш.

— Что, воду теперь придётся менять? — полюбопытствовала она.

— Её и так меняют каждую стражу, — Карл наполнил пузырёк и сейчас же закупорил его. Мира протянула руку за водой, но охотник остановил её. — Постой. Пузырёк я отдам главе твоей группы, и ты возьмёшь его перед самым ритуалом. Кто вообще послал тебя взять отсюда воду? Для тебя она опасна!

Вампирша оскалилась:

— Я могла бы, конечно, набрать воду и из лужи, но вместо этого решила пощекотать себе нервы! Что за глупый вопрос, охотник? Я готовлюсь к своему первому рейду, экипируюсь…

— Да, я вижу. Кинжал за корсажем, как у вампирки-дикарки.

Мира вспыхнула, но кинжал достала.

— Признайся честно, вы же получаете наслаждение от убийства вампира, — едко заметила она. — Это, наверное, здорово возбуждает — всадить кинжал в грудь юной дикарки? Я не успела договорить Доминику только что. Вампиры честнее: они убивают из-за голода, а охотники…

Это была их первая встреча с охотником с той ночи, когда Карл пообещал вампирше помощь. Сейчас Мира изводила его подколками, злилась на себя за это, но продолжала. То, что она так легко доверилась смертному, недавнему врагу, обескураживало её. Неужели она настолько ослабела, поглупела? "Доверие — предательство — крах", — она напомнила себе цепочку, приведшую семь лет назад к Призрачному парку. Здесь есть загадка, в отношении Карла к вампирше. Может быть, новая цепочка тянется к Латэ?

— Не говори чуши, — охотник опять сделался чужим: равнодушным и безжалостным. — Дара, — обратился он к девушке, зашедшей в арсенал. — Помоги Мире одеться.

Дара ловко затянула на талии вампирши ремень. Охотница не забыла при этом заботливо поинтересоваться, не слишком ли туго. Потом Меренс приладила к ремню ножны с кинжалом и вложила пять пузырьков с водой из Источника в специальные кармашки.

— Накидку возьмёшь на выходе, — бросила она в заключении.

— А пузырьки не разобьются? — тихонько спросила Мира.

— Ну… Ты же от этого не умрёшь, — безразлично заметила Дара.


Скоро стало веселее. Подошла группа новичков, недавно закончивших тренировки с Мирой и обожающих "маленькую вампиршу". Ушёл холодноглазый Даниэль Гесси, Доминик задремал в архиве, не успев наказать Мире до полуночи попрактиковаться в обращении с арбалетом. Потом прибежала Диана, в бальном платье и перчатках, с искусственными цветами в волосах, скрывающими слишком короткие волосы. Она сбежала с бала, но причину не сказала. Сначала Диана прятала заплаканные глаза, потом повеселела и смеялась вместе со всеми.

— Вы всё-таки плохо представляете себе вампиров, — Мира оседлала любимую тему. — Вы мало знаете, ещё меньше понимаете. Кого вы ловите в Доне? Только дикарей. Владыка не причисляет их к Бессмертным. Против взрослого carere morte, хотя бы как я, в действительности выйдет мало кто из вас. И вы всё равно будете обречены на неудачу. Вампирам, отметившим тридцатилетие, шуточки Ордена не страшны. Это правило, и исключений из него я, пожалуй, не припомню.

— Ты считаешь, тридцатилетнего опыта достаточно, чтобы избегать всех ловушек Ордена? — заметил Карл. Он почти не принимал участия в разговоре и часто покидал арсенал: уходил то на встречу с Латэ, то с Бовенсом. Мира чувствовала: его держит в арсенале только… она. Охотник беспокоится, как вампирша покажет себя в первом рейде. — Интересно. А следующий критический возраст?

— Сто лет.

— Грызня за право войти в число старейших? — Карл улыбался. Не простив ей замечаний об особенностях охоты вампиров и служителей Ордена, он также старался поддеть её словом. Мира не осталась в долгу.

— Да. Грызня… — с удовольствием повторила она, — примерно, как у вас за пост главы.

— Не угадала. Бремя ответственности за Орден слишком тяжело. Охотники избегают его и не стремятся заполучить власть. А ты слышала про средний срок жизни бессмертных?

— Это уж слишком, — пробормотала Диана.

Мира не повела бровью:

— Нашу вечность не измерить!

— Триста лет. Дальше — помрачение рассудка, подобное старческому слабоумию. Человеческое тело не приспособлено к вечности, что бы вы себе нивоображали.

— Печально! — огорчилась Диана.

— Калькары и Дэви уже старше этого возраста, — нахмурилась вампирша.

— Калькары — да, а Дэви ещё нет, Владыка вампиров только приближается к нему, — заметил Краус-младший, сын судьи.

— В любом случае, это в восемь раз больше среднего срока жизни смертных.

Карл покорно развёл руками, соглашаясь, и отступил. Диана успокоено вздохнула:

— Если вы не прекратите ссориться, мы начнём делать ставки, кто победит в вашей грызне. Но лучше я разведу вас. Мира, хочешь, я проведу тебя на бал?

— А платье, причёска?

— Мы с Анной что-нибудь придумаем.

— Вампирша на самом безопасном балу Доны! — шутливо возмутился Краус-младший. Мира мечтательно улыбнулась.

— Вы в Академии совсем не умеете веселиться! Знаете ли вы, что carere morte творят на менее безопасных балах Доны? Ещё двадцать лет назад… — она закрыла глаза и тихонько напела мелодию танца. — Знаете "Солнце и Луну"? — Вампирский танец! В Карде его называют "Охотник и жертва". Да, его любят carere morte! В нём недаром так затянуты некоторые паузы: за их время расторопный carere morte успевает полакомиться кровью партнёра, не выходя из круга! А если танцевать со сменой партнёров…

— Можно попробовать многих, — ляпнул Тони.

— Совершенно верно. Из тебя бы получился расторопный carere morte!

— И это говорит наша новая кандидатка! — Карл, уже собравшийся вновь уйти, опять не удержался от замечания. Он скорым шагом возвратился к ним. — "Солнце и Луна?" Не верю! Покажи.

— С удовольствием!

Охотники расступились, но танцевать в кругу Карл и Мира не захотели. Он увёл её подальше, за стойки с мечами.

— Ну, что это за загадочное па в танце? — спросил Карл. Вампирша хитро прищурилась:

— Начнём с третьей части.

Без грохочущей музыки оркестра, в полутёмном, гулко-пустом зале, провожаемые взглядами десятка людей, они, тем не менее, увлеклись. Это был не танец, а поединок! Зачем Мира выбрала ураганную третью часть? Быстрая смена движений, повороты… Она убегала вперёд, заманивая, дразня, партнёр догонял её. Оказалось, охотник неплохо танцует, правда, без изящества, отличающего человека, которому это умение прививали с детства. Мира подумала: на любом балу она бы быстро заскучала с ним.

— Чем же в танце наносится удар? — спросил Карл, когда их руки на миг сплелись. — Кинжал или игла? А партнёр не испугается?

— Партнёр под чарами и не почувствует боли. — Мира взлетела на поддержку, а когда охотник вновь опустил её на землю, задержала руку на его плече. Дождавшись воображаемой паузы в музыке, вампирша коснулась шеи мужчины над воротничком и прошептала: — "Удар иглой"! Не дав партнёру опомниться, она быстро потянулась к его шее, но Карл остановил её, невежливо придержав за ошейник.

— Достаточно. Я понял.

Она разошлись, будто не танцевали только что вместе, и поодиночке вернулись к охотникам.

— Значит, вот как ты развлекалась двадцать лет назад? — строго спросила Диана и протянула, то ли с осуждением, то ли с завистью. — Да-а…

— По правде сказать, нет, — созналась Мира. — У меня нет такой силы, чтобы зачаровать весь зал. Пожалуй, я не уверена, что мне б удалось зачаровать хотя бы своего партнёра. В Доне этот танец танцуют только смертные, дурачатся. Истинное исполнение "Солнца и Луны" я видела на балу у Дэви, но не танцевала тогда, стояла у стены. — Последнее было сказано извиняющимся тоном, специально для Карла. Но тот не смотрел на неё. Похоже, он наконец решил вспомнить о главном правиле заговорщиков: "Никто не должен видеть нас вместе". Мира вздохнула и зачем-то потрогала серебряный ошейник, о котором ей совсем не напоминали несколько лет. Она и сама почти забыла о нём. Недавнее краткое прикосновение серебра к коже, когда её удерживал охотник, теперь ощущалось, как ожог.


— Per signum crucis, — равнодушно-отстранённо Мира начала ритуальную формулу. — De inimicus nostris libera nos, Deus noster.

Что ж, и для неё наступил момент посвящения! "Охотник и жертва" — и сейчас Мира была охотником. Вампира удерживали, прижав к стене дома, Карл и Тони. Доминик наблюдал за ритуалом со стороны. Мира встала напротив вампира, достала кинжал из ножен. Carere morte, которому всё происходящее до сего момента, видимо, представлялось сном, безумно захохотал, увидев серебряный клинок в её руке. Меж туч мелькнул месяц, белый и тонкий как кость.

Мира, примерившись, вонзила кинжал точно вампиру в сердце.

"Удар серебряным кинжалом в сердце, чаще всего используемый в ритуале, парализует тело вампира на две-три минуты, при этом необходимое для успешного завершения ритуала сознание у carere morte сохраняется. Дополнительный удар клинком в область первых поясничных позвонков продлевает время паралича до десяти и более минут, но используется значительно реже из-за плохой анатомической доступности второго вампирского сердца — утолщения брюшного сосуда", — всплыл в памяти отрывок из какого-то архивного материала…

— In nominae Patris, et Filii, et Spiritus Sancti, — она открыла хрустальный пузырёк со святой водой, — requiescat in pace… — Три строго отмеренные капли — и вампир рассыпался прахом.

Мира торопливо закрыла пузырёк, убрала его в специальный карман на платье. Руки до сих пор дрожали.

"Вода из Источника в сочетании с серебром приводит к мгновенной деструкции тканей тела, соприкасающихся с ними. А страх вампира распространяет разрушительное действие на весь организм, вовлекая в цепь уничтожения и не соприкасавшиеся с чуждой, убийственной силой клетки. В огне этой странной реакции сгорают и такие мёртвые ткани, как волосы и ногти, такие крепкие, как кости и зубы. От вампира, как правило, не остаётся даже одежды…"

По-прежнему не нарушая молчание, Мира подобрала кинжал. Повертела его в руках, случайно коснулась лезвия и отдёрнула руку: горячо! Очень горячо!

— Отлично! — сказал Тони Гланс. — Можешь поставить на рукоятке первый крестик.

Взгляд вампирши был острым и холодным как лезвие ножа:

— Это было несложно: он слишком боялся, а бояться нельзя. А ты сам… ставишь крестики?

— Сначала ставил, — смутился охотник.

Вампирша наградила точно таким же взглядом Карла. Все услышали далёкий бой часов. Четыре.

— Кандидатка прошла испытание, — неприязненно объявил Доминик. — Что ж, стража окончена. Что-то третья группа опаздывает…

— Нет, они сейчас должны быть на Большой Северной. Там в четыре начинается веселье, — ответил Тони.

Они тихо покинули место события. Ветер быстро разметал пыль по тротуару: всё, что осталось от вампира, забил этим пеплом открытые глаза большой собаки — несчастной жертвы carere morte.

"Столь бурная и страшная реакция объясняется разрушительным действием Бездны, носителями которой являются все вампиры. Во время ритуала carere morte утрачивают над Ней контроль, и Она пожирает их тела. Интересно, что в мгновения ритуала температура тела у вампиров резко повышается — как у людей при борьбе с заразным началом. Но жизненные силы carere morte слишком малы…"

"Этот вампир вряд ли когда-либо убивал людей, — думала Мира, уходя, — Простой дикарь! Он, наверняка, тяготился своим проклятием. Но охотников это не интересует, ритуал для всех один".

"Нет! Не нужно думать об этом! Ты сама теперь одна из них".

Она молчала, замкнувшись в себе, всю обратную дорогу до Академии. Доминик принял её обиду на свой счёт и тоже молчал — назидательно. Тони в десятый раз пересказывал "тот случай на Греди", Карл слушал его вполуха, думая о чём-то своём. Мира напрасно ловила его взгляд — охотник отворачивался от неё, он по-прежнему старательно играл задуманную роль.

— Теперь уже скоро будет посвящение? — спросил Тони после того, как они, свернув в очередной мрачный переулок, попрощались с Домиником.

— Сначала я должна сделать работу, которую мне назначил Краус, — вздохнула Мира.

— Какую работу?

— Неважно! — вдруг разозлилась вампирша. — Это только моё дело!

Вскоре и Тони Гланс покинул их, также повернув домой. Но до самого Восточного проспекта, оставшись вдвоём, Мира и Карл молчали. В молчании они миновали Призрачный парк, в молчании полчаса спускались до Театра Греди на Восточном.

— Вот, возьми, — видя, что скоро ей придётся свернуть к вокзальной площади, сказал охотник и подал вчетверо сложенный листок. — И прости меня за ошейник. Ты так бросилась… Я действовал, не думая, как на охоте.

Мира усмехнулась, кивнула, принимая извинения. Она развернула бумагу. Там был текст, довольно большой. Лист был исписан полностью, и почерк незнакомый. Может быть, это писал глава?

— "Я рассеиваю их, как прах пред лицом ветра…" — прочитала она последнюю. — Что это? Какой-то ваш ритуал?

— Это текст для посвящения Избранного, которое тебе однажды придётся провести.

Сердце больно стукнуло. Посвящение Избранного… — неужели оно когда-нибудь будет? Да, она слишком свыклась с ожиданием за прошедшие годы!

— Орден ещё даже поиски не начал!

— Да. Но скоро я не смогу помогать тебе, — Мира злорадно усмехнулась: "Струсил!", и Карл поторопился оправдаться. — Латэ дал мне задание в Термине. Возможно, я надолго оставлю Дону.

— Ага, ясно, — безрадостно сказала Мира. — Что ж, благодарю, — она вернула охотнику листок, — не нужно.

— Как не нужно? — он оторопел, остановился. — Почему? Объясни!

— Я ничего не хочу объяснять, — устало сказала Мира.

— Но я не понимаю…

— Хватит играть со мной! Хочешь знать, что я думаю? — издевательски поинтересовалась она, не отводя от охотника острого холодного взгляда. — Я думаю, это очередной обман! Я думаю, мне не стоит идти в кардинскую церковь! Я полагаю, Избранного там будут ждать, и вряд ли мне дадут прочитать эти строчки! Кстати, я узнала почерк главы… Как глупо! Ты мог хотя бы сам переписать их, чтобы я узнала твою руку?! Задумали обмануть меня, но я всё разгадала… Всё просто: я слишком нужна вам, без меня вам не найти Дар! Но — вот беда! — вы решили уничтожить Дар, а я ещё грежу надеждой сохранить его. Как заставить меня подчиниться? Да никак! Я никогда не приму это решение Ордена! И вот ты, по приказу Латэ, втираешься ко мне в доверие, чтобы, если я вдруг вздумаю сбежать с новым Избранным, я прибежала бы… точно в вашу новую мышеловку. "Старый ритуал" — Как же! — В церкви Микаэля нас просто схватят люди Ордена! Нет, дай бумагу обратно! — потребовала вампирша, и Карл покорно вернул ей текст посвящения. — Я её сохраню! Как напоминание о том, что я чуть было не доверилась охотнику! Ну, как?! — гневно выкрикнула она. — Я угадала?!

— Браво! — Карл поаплодировал. — У тебя действительно богатая фантазия. Снимаю шляпу, — и он шутливо приподнял свой головной убор.

— Ну, разубеди меня, попробуй! — снова крикнула она, делая шаг к нему, словно вызывая на поединок. — Я ведь права!

Он придержал её за плечи, ласково:

— Тише, Мира! Ты разбудишь весь город. Что с тобой сегодня? Или ты просто злишься после убийства того вампира…

— Я не просто злюсь! — яростно прошипела она. — Но я…

— Ты серьёзно… считаешь, что я тебя обманываю? — охотник был и удивлён, и опечален.

— Пусти меня!

Но он только сильнее сжал ей плечи:

— Нет, постой. Ты сама не веришь в то, что говоришь. Зачем ты сейчас всё это мне сказала, глупая? Я же должен немедленно броситься к Латэ и доложить: "План провалился, она нас раскрыла!"

— Я не хочу тебе лгать, — тихо призналась Мира. — Я не хочу лгать пять, десять лет подряд, пока будут идти поиски! — она сделала последнюю отчаянную попытку вырваться, и теперь Карл отпустил её. — Я не хочу, чтобы между нами стояла эта стена. Ненавижу её! Я не буду лгать тебе в глаза, даже если ты обманываешь меня. Я сказала!

— Но я не обманываю тебя!

— Ты никак не докажешь мне, что я ошибаюсь!

Минуту охотник соображал, что ответить, но ничего не придумал.

— Ну вот, теперь ты понимаешь, — успокаиваясь, заметила Мира.

— Тогда пари? — улыбнулся Карл. — И, если ты его проиграешь, если, войдя с Избранным в церковь святого Микаэля, поймёшь, что ошибалась, то немедленно должна будешь попросить у Избранной исцеления… для себя!

Мира отступила:

— Мне… исцелиться?

— Да, тебе. Будешь первой carere morte, пострадавшей во славу новой науки. Что ты так смотришь, словно ужасаешься кощунству? Тебе не сложно будет исцелиться.

Она рассмеялась, торопливо прерывая его:

— Хорошее пари! А что, если я его выиграю?! Я проиграю и свою жизнь, и жизнь Избранного!

Охотник промолчал.

— Почему ты уверен, что Латэ на нашей стороне?

— Просто, я знаю. Если б глава хотел другого, разговор с тобой был бы коротким, не роман в восемь лет длиной с "обманутым доверием"! Думаешь, у Ордена нет быстрых и эффективных методов принуждения carere morte? Что ж, прощаемся. Мне пора в Академию, доложить… об успешном прохождении тобой испытания. Да, и воду отдай всё же мне. Ещё разобьёшь.

Мира покорно передала ему все пузырьки с водой из Источника.

— И ты мне говоришь об исцелении! — заметила она. — Ну, не смешно ли?

— А что здесь особенного? Ты же веришь в возможность исцеления?

Мира глубоко вдохнула, безнадёжно глядя вдаль. Скучный, странный разговор. Что здесь объяснять?

"Но почему, чёрт возьми, дрожит-срывается голос?"

— Не для себя, — как могла сухо сказала она. — Таких, как я, уже никто и ничто не спасёт. Пари не считается.

— Нет, считается! — отрезал Карл. — Не разочаровывай меня, мышка, а то не стану тебе помогать. Я когда-то поверил в возможность исцеления для carere morte, глядя на тебя! И закончи работу для Крауса поскорее, — при упоминании этой работы он помрачнел. Мира поняла: охотник думает о том же, о чём думал Краус, давая вампирше то задание…

— Не распоряжайся! — она нашла в себе силы шутливо нахмуриться, а голос всё равно предательски дрожал. — Ты пока не глава Ордена.

Долго они молчали, думая каждый о своём. Он смотрел на неё, и ей казалось, он видит чудовище из Бездны в её глазах. Она смотрела на серую площадь Театра Греди за его спиной, и он думал, как беспощадно она холодна и чужда до сих пор.

— Сегодня мы… далеко зашли, — сказал, наконец, Карл. — Я устал.

Тогда Мира обернулась к нему, но уже отвернулся он.

— Да, слишком далеко, — согласилась вампирша. — И я устала, охотник.

Глава 20 Две тысячи жизней

На Вокзальной площади Мире очень не понравились две тёмные фигуры, маячившие неподалёку от её дома. Решив не выяснять, не за ней ли они пришли, вампирша помчалась к чёрному входу. Бегом.

Дверь в квартиру она оставила приоткрытой, чтобы просматривался коридор, открыла окно и забралась на подоконник, захватив тетрадь, стальное перо и чернильницу.

Толстая тетрадь в синей кожаной обложке была чистой. Ни словечка. "Пора начинать работу", — вздохнула Мира, обмакивая перо в чернильницу.

Но: две тысячи имён!


— …Мне нужны имена всех, убитых тобой, — потребовал два дня назад судья Краус, услышав о её желании вступить в Орден. — Все, убитые тобой, и все, инициированные тобой.

— Убитые мною… охотники?

— Все, убитые тобой, люди, — он встал из-за стола, прошёлся по комнате, оглядывая её, прикидывая что-то.

— Двадцать один год. Примерно, — Краус снова задержался на ней взглядом, — одно убийство в неделю. Но за четыре года хищничества будет не меньше тысячи, а за годы дневного бодрствования…

— В годы дневного бодрствования я была на строгой диете по приказу Дэви. Одна жизнь в месяц.

— Хорошо. Далее. Если к твоим жертвам прибавить также всех, пострадавших от твоих детей, получится никак не меньше двух тысяч. Да, две тысячи имён. Купи себе тетрадь, — посоветовал он.

— Я же не вспомню, — слабо запротестовала Мира. — Вот вы помните, что ели позавчера на завтрак? Может, я вспомню какие-то даты, немного, или места охоты, но — имена! И как мне узнать о моих детях и о том, что они творили? Я бросала их сразу после создания!

— Не мне учить тебя, как это нужно делать. Иди по цепи своего проклятия, и ты всё вспомнишь. Запиши всё об этих двух тысячах жизней, украденных тобой, — бросил ей судья. — Тогда поговорим о посвящении.


Вампирша ещё раз вздохнула, погладила девственно белый лист. В голове — мешанина имён, событий, дат. С чего начать?

"Лучше всего, с начала".

В задумчивости она глядела за окно, на вокзальную площадь.

"Начать с начала… Но что писать, если она не запомнила даже первую жертву — жизнь, подарившую ей вечность? Кто это был: мужчина? женщина? ребёнок?"

— А он говорит мне об исцелении! — яростно прошептала Мира, отбросив перо и вытянув перед собой руки — белые, холодные, с тонкой сетью пустых вен. — Мне — об исцелении! Мне, прирождённому вампиру!

"Я никогда не была другой…"

Прирождённый вампир — во все бессмертные годы ей льстили эти слова: сначала она мурлыкала от удовольствия, слыша их, потом, повзрослев и поумнев, просто втайне улыбалась. Сама себе… Она принимала "прирождённый вампир" как комплимент и никогда не задумывалась, что эти слова у произносящего вызывают не те же чувства, что "прирождённый учитель" или "прирождённый оратор", что в них слышится ужас, а не восхищение, уважение. Прирождённый вампир — эти слова окрашены в цвет крови: прирождённый убийца.

Две тысячи жизней… Неужели так много? В её памяти не осталось ни имён, ни лиц. Их крики сливались в единый вопль, их предсмертные вздохи были ветром, дующим в её пустоте. Только рука всё ещё помнила, как быстро и чётко нанести смертельный удар.

В первые годы она, наверное, убивала много… Наверное? Она не помнила. Мира никогда не охотилась одна. Главным был Алан, а юная вампирша лишь тенью следовала за ним. Они охотились каждую ночь и каждую ночь убивали. Неудивительно, что они старались не задерживаться на одном месте. Они облетели всю Термину, и за ними тянулся шлейф смертей. Часто они убивали, не снимая крыльев, не выходя из звериного обличия, и тогда отнимали жизнь за мгновение, не запоминая ни внешности жертвы, ни хотя бы вкуса крови. "Залпом", — как выражался Алан…

Мира задумалась. Потом её перо быстро побежало по бумаге:

"Я начала в пятьдесят втором году, в Карде. Второе воскресенье ноября. Старый мост (Верхний). Мы убили двоих и не потрудились прибраться. Думаю, нужно связаться с полицейским управлением Карды. Они должны были опознать убитых.

Следующая ночь. Мы не ушли далеко от дома Вако. Убийство в Восточной Короне. Спросить в полиции о всех случаях смертей в окрестностях.

Следующая ночь. Алан познакомил меня со своими друзьями. Мы охотились вчетвером в Патенсе. Должно быть много жертв. Спросить в полиции, может быть, сведения есть и в старых кардинских газетах.

Следующая ночь…"

Двадцать один год. Ох, впереди ещё много, много ночей! Мира загрустила: "Что же делать?"

"Иди по цепи своего проклятия, и ты всё вспомнишь".

Мира соскочила на пол и сняла единственное зеркало с дверцы шкафа: четырёхугольное, высотой в полроста. Потом, с зеркалом в руках, она возвратилась на подоконник и долго вглядывалась в своё изломанное отражение. Она глядела в его зрачки — коридоры пустоты, и прошлое являлось, она прослеживала свой путь. Все жизни, что утонули в бездонном колодце её Бездны, оставили следы: отпечатки, подобные древним окаменелостям в слоях горной породы.

"Ушедшие жизни оставляют будущему знаки…"

Мира отложила зеркало и вновь схватила перо.

"Первая жертва — женщина, темноволосая, лет тридцати. Худая, больная", — записала она и поморщилась: как сухо! Но как описать то искажённое страхом лицо, явившееся ей, всплывшее из глубин памяти Бездны? Как найти верные слова, чтобы рассказать, как постепенно растворился, разгладился этот страх, как побледневшее лицо засияло и умирающая радостно вздохнула? Carere morte стали её избавителями. Там, на Старом мосту через Несс, женщина перегнулась через перила и глядела в тёмное зеркало воды, и только страх посмертной кары удерживал её от прыжка. Тогда явились они — юные, голодные вампиры. "Избавители", — шептала она им перед смертью. Первая жертва… — вот шутка судьбы!

"Вторая жертва — мужчина, — застрочила она дальше. — Мы поймали его на пороге дома, и, оказывается, я помню этот дом. У Старого моста, на Карнавальной улице. N5".

Мира увлеклась, и работа закипела. Она исписывала лист за листом. Она смотрела в разбитое зеркало, пока не начинали болеть глаза. Всё дальше и дальше она уходила по коридору пустоты. Скоро свет позади исчез, его съела сгустившаяся темнота, но впереди не забрезжило ни лучика. Она уходила дальше и дальше, в самые тёмные и мрачные свои годы…


…Призраки убитых никогда не являлись к ней. Лишь иногда, в минуты душевной рассеянности Мира вдруг вспоминала какую-то деталь: тускнеющий взгляд или последние захлёбывающиеся слова и звонкий смех в ответ на них — то брат и сестра смеялись, узнавая и любя безумие в глазах друг друга. Липкую, холодную кожу на шее, которую вампирша разрывала новенькими клыками, и руки, слабые, но цепкие, теребящие её одежду, пока вампиры трапезничали… И ещё она помнила, как Алан порой бросал жертву, едва попробовав её кровь. Его прозрачные глаза в этот момент затягивались пеленой тумана. "Скучно! — шептал он. — Как скучно, серо!" Потом именно скука приведёт его к гибели… А пока Мира огрызалась, раздражённая его расточительностью: "Мы охотимся на чужих землях и должны брать немного!" Впрочем, она никогда не препятствовала ему убивать. Она была пьяна от крови, также как он.

На второй год бессмертной жизни Миры, они обосновались в столице. Скоро они нашли друзей — таких же дикарей и сколотили хорошую команду. Они летали и в Центр, и в северный район. Летом наступила пора балов. Алан и Мира танцевали до утра. Угощение было изысканным, и насытившиеся вампиры делились своим бессмертием со многими. Порой устраивали соревнование: кто больше смертных соблазнит вечностью? Иногда соревновались парами, уже по убийствам: Алан и Мира против Эрика и Беллы…


Мира сообщила хозяйке дома, что уезжает на две недели и заперлась в своей квартирке. Перед ней был долгий путь.

Тетрадь заполнялась: Октябрь пятьдесят четвёртого, Энимы из Северной Пенны — вся семья, вампиры не успокоились, пока не оставили тот дом пустым. Январь пятьдесят пятого, Большой Бал Сатура — убиты певичка и младший из сыновей герцога Керте. Май пятьдесят пятого — компания вампиров навестила трущобы Западной Пенны, об этой резне писали в газетах… Пятнадцатая страница… Двадцатая…

Бездна всегда голодна.

Первые три года заняли две тетради, и Мира была вынуждена взять третью, последнюю из купленных. Но здесь вампирша скоро остановилась: она добралась до самого чёрного времени своей сумасшедшей бессмертной юности. Весна пятьдесят шестого. Гибель Алана.

Одиночество и безнадёжность, испытанные тогда, снова навалились на неё. Изнемогая под их тяжестью, Мира пролежала два дня в гробу, забросив работу.

"Ты, погубивший меня, почему ты оставил меня?"

Прошедшие годы и накопленная мудрость, конечно, сделали своё дело. Она вспоминала первого любовника с печалью и принятием его смерти. Она давно свыклась со страшным словом: "Никогда…"

На третий день вампирша, уступив усталости, уснула, и ей явился старый кошмар: Мира и Алан вновь шли рука об руку. Знакомая картина: старая мудрая Карда, полный кровью Несс и сотни мёртвых, у которых они отняли жизни. Прежде это была безликая груда тел, но сейчас вампирша узнавала каждого. Вот Алан вновь и вновь падал, и их руки размыкались. Вновь и вновь Мира оставалась одна.

Не одна. Вокруг были сотни, тысячи глаз. Вокруг были люди и сияние их жизней ослепляло. Враги… Как они боялись её! Как они ненавидели её! Она читала на их одинаковых лицах одинаковые отвращение, презрение, пожелание смерти. Так что же они не убили и её вместе с другом? — Мира опять шла на мечи этих взглядов, молила: убейте, убейте! За горами мёртвых тел пряталась Бездна, и вампирша не хотела оставаться с нею в одной вечности… Но сон оборвался. Она по-прежнему оставалась carere morte.


…Она стала меньше убивать после смерти друга, но способы охоты компании стали изощрённее. И однажды, ведомые местью за своих погибших, они замахнулись на убийство охотников. Мира повела друзей на первую битву с Орденом.

Мира открыла последнюю тетрадь и быстро записала:

"Осень пятьдесят шестого. Убийство группы охотников. Их было трое: мужчина, женщина и девчонка. Мы даже шутили потом, что попали на семью охотников".

…Их было трое: мужчина, женщина и девчонка. Вот старшие прижали Нику, играющую роль приманки, к стене дома на узкой привокзальной улочке, тёмной-тёмной — фонари разбиты, лишь один, подобный звёздочке, светит далеко впереди… В руке девчонки-охотницы холодно сверкнул серебряный кинжал, и друзья-вампиры вышли из своего укрытия. Страшные бесконечные мгновения, пока они подлетали! Мира заразила всех уверенностью в благоприятном исходе, но сама сомневалась. Она вовсе не была уверена, что им удастся победить охотника на вампиров, даже впятером. Это было безумной авантюрой! Что вело её тогда? Она совсем не думала о смерти в случае провала, не боялась… она жаждала её? Её вело отчаяние, нашёптанное одиночеством.

Охотники заметили их и остановили ритуал. В снижавшихся вампиров полетели стрелы. Но стороны старинного противостояния уже поменялись ролями: теперь охотились на охотников, и carere morte легко уходили от стрел смертных. Мира первой достигла цели и бросилась на высокого мужчину. Замешкавшийся было Эрик бросился следом и помог ей. Они быстро расправились со старшими, и Мира повернулась к девчонке.

— Беги, Паулина! — прохрипел охотник за спиной вампирши, но девчонка стояла, будто зачарованная. И Мира бросилась на неё. Вампирша легко прошла защиту юной охотницы, трепетавшей от страха, и схватила жертву за плечи. Девчонка обмякла в её руках, голова безжизненно запрокинулась. Она умерла от страха в то мгновение, когда carere morte коснулась её…

Мира вздрогнула, подняла голову.

— Паулина! — прошептала она. — Паулина, Паулина… Знакомое имя! — она склонилась над тетрадью и продолжила записи.


Все годы на службе Владыки пролетели за один день: двенадцать дозволенных тебе жизней в год — это очень мало, Мира вспомнила все эти жертвы и без зеркала. Она снова остановилась на семьдесят первом году. Охота в компании старых друзей. Небольшой дом-особняк где-то на севере Доны. Светлые занавеси, цветы на балконе, декоративный плющ оплетает два окна на первом этаже. У дома хорошая защита: значит, там живёт большая, дружная семья. Вампиры гостили там недолго, и вышли изменившимися до неузнаваемости… Почему? Что там случилось?

Мира силилась вспомнить подробности, и не могла. Чернота, сплошная чернота…

— …Carere morte — сосуд пустоты, — звенел в этой черноте её голос. — Вашими глазами Бездна смотрит на мир, с вами она ступает на землю каждой проклятой ночью, Её голос слышится в каждом сказанном вами слове, Она касается всего, чего касаетесь вы. Она дарит вам силу, превосходящую человеческую, и чёрные крылья. Она тлеет, как уголёк в костре, она хранит в себе зародыш ярого пламени. Что она любит? Всё настоящее. Неподдельное чувство, не заглушённую морфием боль, разрушающую все иллюзии смерть, искреннюю любовь. Давайте Ей это — и она будет вашей слугой. Её силой вы сможете разбивать любые стены, побеждать врагов, не рискуя быть побеждённым, останавливать время. А проще всего дать Ей смерть. Многих старейших зрелище агонии бодрит больше, чем зрелище юной красивой любви!..

Мира зачеркала все сумбурные записи о страшной ночи. Теперь на листе была та же чёрная мазня, что и в её памяти. Та ночь и та добыча принадлежала Бездне!

И вот работа закончена: три разбухшие, заполненные мелким, тонким почерком тетради. Судья Краус оказался приблизительно прав: две тысячи жизней, выпитых ею для восполнения недостатка собственной.

"Две тысячи! Население небольшого городка за двадцать лет! Сколько же тогда жизней отнял Дэви за свои двести?!" — Ужасны они, бессмертные боги, те, кому открыта вечность! Как же прожорлива пустота, породившая их!

Вампирша собрала свои тетради, собираясь к Краусу. Получилась увесистая связка. И сейчас она, прирождённый вампир, порадовалась, что тетрадей только три, что последние семь лет не добавили в эту стопку ещё одну…


— Впечатляюще, — отметил и Краус, пролистав последнюю тетрадь. — Долгий путь. Здесь всё?

— Да. Более или менее, — столь же обыденным тоном сказала вампирша, словно речь шла о вещах… неодушевлённых. — Здесь мало имён, в основном, даты, места охоты ну и… внешность жертв. Я не знаю, поможет ли это…

Судья кивнул, пододвинул тетради к себе, перелистал верхнюю.

— Вы заберёте их? — тихо спросила Мира.

— Да, разумеется. Подожди. А где записи об обращённых тобой? Ты должна была проследить все боковые ветви своего проклятия.

— Я не знаю, как это сделать.

— Найди способ. И работай поживее! Сходи к Латэ в Академию, может быть, он даст тебе совет. На следующей неделе предполагается твоё посвящение, постарайся управиться до него. Между прочим, я там за тебя поручусь.

— Вы поручитесь за меня на посвящении? — переспросила Мира, не веря. Вампирша была осведомлена об этом правиле: двое должны были поручиться за неё перед главой, но кто это будет для неё, она до сих пор не задумывалась. Кто согласился бы принять ответственность за carere morte?

— Спасибо за доверие, — неловко сказала Мира, глядя в пол. — А кто второй? Хортор?

— Нет, на будущей неделе в это время он будет уже далеко от Доны.

— А что такое? — встревожилась Мира, испугавшись, что Карл снова впал в немилость из-за неё.

— Для него есть задание в Термине. Он отправится туда. А ты собиралась пригласить его на своё посвящение?

— Кто другой туда придёт? — риторически спросила Мира. — Дара Меренс?

— Довольно гадать, поручится за тебя Родерик Бовенс. Хотела и Адора, но мы решили не волновать почтенную даму… Однако странно, какой второй промах! Меренс в числе посвящённых в планы Латэ касательно севера Термины. Они с Карлом уезжают сегодня.

— Вдвоём? — зачем-то уточнила Мира.

— Да, — Краус чему-то задумчиво улыбался. — Адоре они напоминают Диосов… Они отлично сработались ещё на рейдах. Их паре не нужен третий.


Академия, как всегда, была тиха и казалась пустой. Защитный барьер показался вампирше прохладным, приятным, хотя очень плотным ветром.

В большом холле у самого входа Мира натолкнулась на Дару Меренс. Охотница прислонилась к стене, но не стремилась слиться с ней, как обычно: светлое платье, шляпка — наверное, светло-зелёные или голубые днём, нарядные. Меренс спокойно, мерно перебирала чётки, но не молилась — просто ждала кого-то. Вампирша не сбавляя, не ускоряя шаг прошла мимо. Только на мгновение их взгляды встретились: они поздоровались, небрежно кивнув друг другу, но Мире показалось, что она заметила знакомый всем женщинам ревнивый огонёк в глазах Дары. Или она увидела лишь отражение собственной ревности?

"Дара изменилась, — отметила она, — причёска другая и платье… другое. Чёрт!"

Мира ступила на центральную лестницу, но остановилась, словно послушавшись чьего-то неведомого приказа.

— Прости меня за Софию… за твою сестру, — буркнула она, не обернувшись. — Я понимаю, ничего уже не исправишь, но я всё-таки попробую сделать тебе хоть что-то хорошее. Я… уйду сейчас с твоего… с вашего пути.

Дара не ответила. Мира поднялась на третий этаж. Дверь кабинета Латэ была приоткрыта, из-за неё доносился негромкий гул голосов. Посетители.

"Отлично!" — Мира принялась гулять по коридору.

"Хватит думать о ерунде! — скоро резко остановила она себя, остановилась, хлопнув связкой по подоконнику. — "Напоминают Диосов"… — ну и отлично! Великолепно! Он охотник, ты — carere morte: такие истории всегда плохо заканчиваются! Молчи и любуйся ночью за окном, ты, бессмертное чудовище… с тремя тетрадями!"

Дверь кабинета Латэ отворилась. Вышли двое. Бовенс, заметив Миру, кивнул ей, но не стал задерживаться, быстро прошёл коридором и сбежал вниз по лестнице. Карл задержался.

— Доброй ночи, Мира! — пожелал вампирше охотник. — Вижу, ты наконец закончила свой труд.

— Почти, — Мира помахала связкой тетрадей. — Впечатляюще, не правда ли?

— Ты этим гордишься? — Карл взвесил тетради в руке и вернул ей. — Не тяжело будет нести?

— Уволь меня от своей риторики, охотник, — поморщилась она, — я сегодня не в духе. Я слышала, вас с Дарой не будет в Доне на будущей неделе. Ответственное поручение? А я так надеялась видеть вас на своём посвящении! — иронически. — Куда вы уезжаете?

— Пришло время сразиться с Нефандусом, — сказал Карл, словно извиняясь. — Я написал тебе письмо. Оно тебя ждёт вторую неделю. Вместе с сегодняшним, даже два.

— Я две недели не покидала комнату…

— Отшельница. Я не осмелился тебя побеспокоить.

— Дэви пробовал выцарапать Кукловода из его лабиринта. У Владыки не получилось.

— Да, эта битва будет долгой. Многие полагают, она вовсе бессмысленна: Нефандус нам не дастся. Впрочем, задание Даниеля Гесси считается таким же невыполнимым. Кто их нас первым совершит чудо, получит в награду Орден.

Мира вспомнила холодный презрительный взгляд Даниеля и поежилась:

— Надеюсь, это будешь ты!

— Да, это развязало бы мне руки. Но и конспирация нам с тобой нужна будет строжайшая… Поэтому я даже рад, что обстоятельства нас сейчас разлучают, — он вдруг сконфузился, поняв что последняя фраза получилась двусмысленной и при этом грубоватой.

— Ничего, я не обиделась. Напарница тебя научит вести светский разговор с дамой! — не удержалась от подколки вампирша.

— Ты здесь справишься одна, мышка?

— Справлюсь, — оскорбилась она. — Тебя ждут внизу.

— Да, пора, — охотник кинул быстрый взгляд на часы.

— Удачи… вам.

— Удачи и вам, — Карл чуть дольше, чем это полагалось бы по этикету, задержал её руку в своей. — Прощай.

— Прощай, — отозвалась она, также не осмелившись озвучить свою надежду словами "до встречи"…


Ещё две ночи вампирша просидела на подоконнике, бессмысленно уставившись в зеркало. Но воспоминания-образы не приходили. Никто не мог ей помочь. Латэ не сумел посоветовать ничего дельного: "Carere morte должно быть известно о собственном проклятии больше, чем мне!"

Наутро после третьей ночи Мира зашвырнула зеркало в дальний угол и, быстро собрав дорожную сумку, покинула квартиру.

Она решила съездить в Карду, в дом Вако. В его холле долгие годы висело знаменитое зеркало Регины Вако — Мириной прабабки. Старое и бездонное, оно отражало проклятие carere morte лучше любого другого зеркала. О нём, как и о его бывшей владелице, ходили страшные легенды.

Мира уехала первым же утренним поездом. Вампирша взяла отдельное купе, а там, запершись, забилась в самый тёмный угол. Быстро промелькнули предместья Сальтуса. Поезд торопился приехать в цитадель вампиров до наступления ночи.

…Во сне, по дороге в Карду, она встретилась с Винсентом. Она, охотник, должна была убить его, вампира. "Не медли!" — кричала ей группа. Но Мира медлила, и пузырёк со святой водой дрожал в её руке, грозя расплескаться. Она не могла, даже глядя в мёртвые глаза несчастной жертвы своего последнего создания. Вампир же не сопротивлялся, пока она медлила, он расслабленно закрывал глаза и хохотал. Совсем как Алан…


Мира подошла к особняку Вако на улице Карнавала: последние два квартала Короны она решила прогуляться пешком. Пройдя по садовой дорожке, остановилась у крыльца, печально оглядела пустой дом с потухшими чёрными окнами.

Она знала, что Винсент давно оставил Карду. Последнее письмо от него вампирша получила год назад. Винсент всё искал чего-то… Мира не знала, чего он ищет, она только надеялась, что взор её Избранного по-прежнему обращён в будущее, а не в прошлое, что он, как и она, ищет дорогу, ведущую к свету, а не бродит бесцельно, ведомый тоской по потерянной жизни.

Вампирша воспользовалась личным входом наверху. Из своей комнаты она прошла в коридор второго этажа, недолго постояла у бывшей детской: "Помнишь ту далёкую ночь, бессмертная? Молила ли ты тогда о спасении, о чуде? Нет. Мыслила ли? Может быть. И несказанные желания сбываются, когда падает звезда…"

Прошло восемь лет с тех пор, как она пообещала отыскать Дар и избавить Винсента от проклятия. Многое изменилось за годы и изменилась она. Только эта клятва ничуть не утратила силу и звенит всё также: отчаянно и упрямо: "Ты вернёшься в мир живых! Обещаю!"

Не было ни дня, чтобы она не думала о Винсенте и исполнении клятвы. Она перебирала прошлое, отслеживала допущенные ошибки, будто это могло помочь. Она совсем не интересовалась, почему в Ордене так боятся прихода Избранного и чем может быть опасен его Дар. Ей было важно лишь одно: исцеляющая сила Дара. Она не задумывалась, что будет потом. Пожалуй, увидев племянника избавленным от проклятия carere morte, она согласилась бы рассыпаться прахом. Одна клятва держит её в этом мире… — вампирша усмехнулась, вспоминая недавнюю слабость. Легкомысленным замечанием о пари и исцелении для Миры Карл чуть было не разбил её ледяной доспех. Как больно кольнуло в сердце, когда он сказал это! Колет до сих пор… — Мира коснулась платья на груди, как бы проверяя странное ощущение. Исцеление… для неё? — Для чудовищной твари, список жертв которой занимает три тетради?! Нет, нет. Это даже смешно! В объятиях смертной охотник забудет свою сумасшедшую идею. А Мира… Мира закончит своё дело и уйдёт. Почему-то в пустом старом доме думать о смерти — полной и окончательной смерти carere morte, так легко!

Вампирша спустилась по лестнице вниз, ведя рукой по перилам.

…Часто в последние годы тишина и пустота квартиры в Доне становились невыносимыми, и Мира сбегала на прогулку. Она искала людные места, бродила по Набережной Сермы, проспекту Нессморса, поднимаясь чуть ли не до Белой площади Пенны, вглядывалась в лица прохожих. Она искала одного: где ты, мой мальчик? — и боялась этой встречи. Она не спрашивала о Винсенте никого, хотя кое-кто в Ордене мог бы знать, куда он уехал. Она не желала встречи с ним, зная, что, встретившись с ним взглядом, убежит, если не умрёт на месте, но всё равно бездумно бродила по улицам, полагаясь на волю судьбы…

"Здесь, сейчас, признайся наконец себе: ты ведь рада, что Винсент оставил… отпустил тебя? Что ты чувствуешь в пустом старом доме? Тебе… так странно легко? Да. Пусть он будет далеко. Каждая встреча — пытка, физическая боль. Пусть лучше так: пытка неизвестностью. Старая пытка надеждой…"


Вот оно, зеркало Регины Вако! — В человеческий рост, но узкое, очень тёмное, в широкой раме с жутковатыми узорами, напоминающими головы чудовищ, разбитое за много лет до рождения Миры. Вздохнув, Мира встала перед ним и несмело подняла глаза. Зеркало отразило невысокую девушку в экстравагантном чёрно-красном наряде. Худая, как после долгой болезни, глаза лихорадочно блестят, тусклые волосы, впалые скулы, хмурая складка у переносицы, печальные в углах рта. Тьма за её спиной клубилась туманом.

Мира оторвалась на минутку, чтобы отыскать и зажечь свечу. Когда огонёк разгорелся, она приблизилась к зеркалу, уперлась в резную раму руками. Она глядела в бездонные зрачки своего отражения.

Проклятие carere morte. Она видела свою часть в нём — тоненькое, чахлое деревце: многие ветви его засохли.

"Немногие, обращённые тобой, сумели выжить в ночном мире! С одной стороны это, конечно, хорошо, с другой…

Из тебя вышла плохая наставница!"

Мира усмехнулась и приблизила лицо к зеркалу, почти касаясь стеклянной глади носом. Она легко отслеживала, куда тянутся веточки, боялась взглянуть лишь на самую верхнюю. Винсент! Последний, обращённый ею! — Мира боялась увидеть его путь. Если он начал убивать, если сейчас её последний сон повторится, если Винсент стал, как Алан… её сердце разобьётся, как это зеркало!

"Что ж, если так — медлить ни к чему, — пришла новая, незнакомая, холодная мысль, достойная ревностной служительницы Ордена. Неужели это три тетради так повлияли на вампиршу? — Если Бездна победила Винсента, я убью его, здесь не спасёт никакой Дар. Смерть — милость для того, кто уже поглощён пустотой".

Время шло. Огонь разгорелся, и свечка истаивала быстро. Мира всё боялась взглянуть на ветвь Винсента и смотрела на отражение светлого ореола пламени. Он долго следила, как оно дрожит, но не рассеивается, а словно наливается теплом горящей свечи, и воспоминание, спрятанное глубже всех в памяти, явилось ей.

…Там, в чистом красивом доме, вампирша впервые увидела… уход души. И это было — как пламя свечки, как столбик бледного утреннего света, вырвавшийся из-за приоткрытой шторы. Нет, не галлюцинация: её друзья-вампиры также видели это. Страх, удивление, благоговение отражались на их бледных чистых лицах. До того Мира не верила ни в душу, ни в посмертную жизнь. Так было легче: всё лишь пыль, прах, её преступления, вампирский образ жизни ничего не весят, ничего не значат в бессмысленном мире. Теперь же, увидев, поверив, ни она, ни друзья не могли вынести тяжести их пути. "Слуги Бездны! — кричало всё вокруг. — Ужасен ваш путь!"

Вспомнив это, Мира нашла в себе силы взглянуть на ветвь проклятия Винсента. Увиденное при последней вспышке пламени не ужаснуло её, но и не принесло покоя.

Эта ветвь была… другой: тонкой, но сильной, сильнее всех остальных. Все питающие сосуды деревца были устремлены в неё, может, оттого она выглядела крепче других? Путь Винсента не был замаран кровью. Он был чист — но чист слишком, безупречно! Что-то не так…

Свечка погасла, и образ деревца-проклятия исчез. Мира не стала зажигать новую свечу. Что-то внутри неё отчаянно вопило: "Довольно! Довольно!"


Вампирша провела ладонями по лицу, будто умывалась. Она прошла до двери гостиной и толкнула её.

Мебели в комнате не было совсем. Белые прямоугольники, завешенные тканью, по-простому прислонены к стенам. Картины. Вампирша уверенно остановилась у одной из самых больших, последнее воспоминание вело её. Сняла ткань: "Закончил он её, или нет?"

Оказалось, закончил. Мира на секунду зажмурилась. Краски на картине были яркими, словно рассвет уже наступил. Она даже обернулась к окну, ища источник этого непонятного света. Но за ним — тьма, и ночь ещё не скоро уступит место дню. Источником света была сама картина.

Рассвет. Небывалое солнце вставало над Кардой, цитаделью вампиров. Знакомой рваной линии гор на горизонте не было — их вершины растворялись в ослепительно белом небе. Белыми были и стены домов старой Карды, точно выбеленные временем кости. Незнакомый Несс струился рекой расплавленного золота. Невидимое солнце царило над этим миром; оно восхищало и ужасало одновременно, всё тонуло в его сиянии. Солнце поглощало мир. Нет:сам мир стремился стать солнцем…

Мира побродила по гостиной, потом снова остановилась у открытой картины, легонько коснулась её ладонью: "Ты вернёшься в мир живых, мой мальчик. Обещаю".

Глава 21 Аrgento soleque

— Посвятить вампиршу в охотники! Такого не бывало за все годы существования Ордена, — Крас возмущался, но наигранно, ведь вопрос посвящения Миры был решён намедни, и сам герцог подписал приказ о нём.

— Точно также впервые за все годы существования Ордена поступил приказ о поиске Избранного, Dominus. Отдали его вы, — вежливо напомнил Латэ. — Экстраординарные задачи требуют экстраординарных решений.

— Скорее, экстравагантных, Филипп! — герцог Крас усмехнулся и сел обратно в кресло. — Примут ли леди Вако рядовые адепты? — уже миролюбиво спросил он.

— Да. Тренировки сослужили нам хорошую службу, — Латэ отвернулся к окну, скрывая от Краса уставшие, слезящиеся и лживые глаза. Крас обманывался и, похоже, был рад обманываться в лояльности главы Ордена… Или этот Арденс лишь притворяется?

— Помощь вампирши в поисках Дара необходима нам, — на всякий случай заметил глава.

— К сожалению. Не много ли доверия к carere morte?

— Мира не вполне carere morte, Dominus. Её пропускает Покров. Только благодаря вампирше в своё время удалось спасти Избранного от Конора, владыки Низших.

— Я боюсь нового предательства, Филипп.

— Мира Вако предана своей идее — найти Дар.

— Она может попытаться забрать Избранного себе…

— Зачем ей Избранный? — Латэ помолчал. — Это будет уже не тот Избранный! Не Линтер!

— И всё-таки это возможно.

— На этом пути вампирша будет одна и скоро проиграет.

— Одна ли, Филипп? — глаза Краса блеснули. Он вновь поднялся из кресла, рванулся к столу декана. Его лицо склонилось к лицу Латэ, так, что глава услышал прерывистое дыхание старшего из ныне живущих Арденсов. — Я думаю, ты симпатизируешь её цели, Филипп! Ты… и не только ты!

— Вы внушаете мне мысль о бунте, Dominus? — Латэ натянуто засмеялся. — Уверяю вас, ничего подобного…

— Я очень надеюсь, что Даниель Гесси будет держать вампиршу на коротком поводке!

— Вообще-то я думал снять с Миры ошейник после посвящения…

Крас удивился, потом рассмеялся.

— Хорошо. Ты меня убедил, Филипп. Мира Вако не опасна. Теперь говори то, зачем позвал меня.

Латэ усмехнулся про себя. Какой повелительный тон! Самый первый Арденс, говорят, был куда мягче.

— Я хотел бы оставить пост главы, Dominus. - смиренно, как требовал того тон герцога, сказал он. — Я стар и через пару лет не смогу справляться с обязанностями главы охотников. Претенденты на пост…

— Мне известны, — Крас перешёл на деловой тон. — Не могу сказать, что твоя просьба неожиданна. Кого ты сам хочешь оставить вместо себя?

— Карла Хортора.

— Нет. Новым главой должен стать один из Арденсов. Вероятно, Гесси. Вы совсем отбились от рук.

— Кто из Гесси? На Доминике вся Карда, он не покинет старую столицу. Давида не ввели в Орден, Даниель слишком молод.

— Хортору я не доверяю. Он близок вампирше.

— Вот именно! — от волнения Латэ забыл добавить "Dominus". — Она доверяет ему! Когда Мира найдёт Дар, Хортор узнает об этом первым. Если она захочет забрать Избранного себе, только у этого охотника она решится попросить помощи. А Карл отдаст Избранного вам.

— Пусть они оба, и Хортор, и Гесси, выполнят свои задания. Тогда посмотрим, кто из них достоин твоего поста. — Крас отступил от стола и повернулся к окну, выходящему на Восточный проспект. Заложив худые, по-стариковски узловатые руки за спину, он следил за маленькими экипажами, ползущими внизу по мостовой.

— Carere morte — не худшее зло в мире, — спокойно сказал он. — А с их старейшими и вовсе приятно вести дела. Без бессмертных в нашем краю воцарится хаос. Как только наша земля перестанет быть Землёй Страха, её раздерут на части соседи-звери! Carere morte — необходимое условие нашей независимости. Плохо то, что в последние годы Дэви то и дело нарушает равновесие… Это так опасно! И в нашем, и в их обществе растёт страх… и растёт недовольство. Равновесие нужно восстановить и сделать это возможно, лишь уничтожив Избранного. Пока его Дар качается на весах, нам не привести чаши в состояние покоя. Ты понимаешь меня?

— Да, Dominus.

— Как старший из Арденсов, я должен восстановить равновесие. Другие Арденсы так слабы! Ты знаешь это, Филипп.

— Как скажете, Dominus.

— Мы, Основатели, разлюбили свой край! Мы не помним родство с первым Арденсом, только наша кровь всё ещё несёт его метку… Рете, Вальде, Керте стёрты Мактой. Гесси увлечены Орденом. А остальные давно видят в нашем отличии угрозу, а не избранность. Кто из них спасёт страну, когда настанет чёрный час? Равновесие нужно восстановить сейчас, Филипп! Как можно скорее! Я ведь не вечен.

— Сразу после посвящения Миры группа будет отправлена на поиски нового Избранного. Зацепки уже есть…


Крас ушёл перед закатом. Латэ, проводив его, не вернулся в кабинет. Он прогулялся парком и остановился у часовни, отомкнул замок и зашёл внутрь. Дверь захлопнулась, и наступила тишина. Толстенные стены старинного здания не пропускали никакого шума извне. Часовня была темна, только высокие сводчатые окна бросали шесть решетчатых пятен света на пол.

Латэ присел на скамью, склонил голову, но не для молитвы. У него было несколько минут перед следующей, наиважнейшей встречей и он хотел провести их в тишине и покое. И конечно, в эти последние минуты перед концом мириады мыслей теснились в голове.

Он по-прежнему не был уверен, что избрал верный путь, поэтому, помня о своих вечных колебаниях, Латэ построил свой вечер так, чтобы у него не было лазейки уйти от выбора — только несколько минут на отдых.

Избранный или весь мир? Земля Страха или пустошь, выжженная войной? — Этот сложный выбор несчастному главе пришлось делать несколько раз, и каждое решение отнимало у него не один год жизни. Давно он пообещал Избранному, что Орден встанет на его защиту, если Дар обретёт исцеляющую силу. Прошло много лет, многое изменилось. Нет уже хитрого владыки Низших, угрожавшего Избранному, да и сам Избранный мёртв. Но Латэ оставался верен старому обещанию. В чём же причина такого упрямства? — Простое и извечное человеческое стремление к справедливости.

"Избранный должен пройти назначенный ему путь. И не Арденсу, породившему Макту и его детей, мешать ему!" — он пытался убедить себя. Но громкие слова утратили волшебное действие. Он сомневался… Он метался. Кем назовут его потомки? Может быть, изменником, погубившим страну? — Нет, такая слава, скорее, достанется его преемнику, хоты начало разрушению положил он, Филипп Латэ…

Не постучавшись, вампирша бесшумно отворила дверь часовни.

— Проходи, Мира. — Латэ улыбнулся. Мира кивнула, но по своему обыкновению осталась стоять на пороге.

— Проходи, — резче потребовал глава. Ему нужно было видеть лицо собеседницы.

Вампирша неслышно отступила от входа — и через мгновение сидела на скамье рядом с ним. За годы питания неживой кровью она ничуть не растеряла способности carere morte, и это немало радовало Латэ. Мире следует сохранить как можно больше вампирского, что бы ни говорили учёные о возможности исцеления для неё. Только бессмертная способна выполнить задачу, которую судьба поставила перед ней.

"Но какая ирония! Сама Мира вряд ли понимает, что в её слабых руках судьба всего края!"

— Краус сказал, ты закончила работу, — начал он.

— Да, — со смешной робостью вампирша протянула ему толстую тетрадь. — Вот последняя. Здесь те, кого обратила я, и их пути. Конечно, здесь почти нет имён жертв, но вполне достаточно… чтобы запомнить их на всю жизнь.

— Хорошо, — Латэ принял тетрадь и быстро перелистал её. Мира торопливо кивнула, побарабанила по скамье пальцами. Решившись, спросила:

— Как вы позволили мне посвящение, зная о моём прошлом? Эти две тысячи жизней, — вампирша не отводила взгляда от тетради в его руках, — что, теперь будут… забыты?

— Ты будешь их помнить, — утвердительно сказал глава Ордена, но Мира сочла нужным ответить, словно это был вопрос:

— Да, буду.

— Две тысячи жизней за одну, — он помолчал, пожевал губами. — Так пусть эта одна теперь послужит великому делу изгнания Бездны! Помни всех, — он не смотрел на её тетради, — всех, кто сгинул в твоей пустоте! Их так много… Теперь у тебя один путь, Мира: верная служба Ордену, пока не кончится твоя вечность, и уж потом люди решат, будешь ли ты достойна прощения!

Вампирша опустила голову, и Латэ отметил: её раскаяние искренне.

— Ты оправдываешь своё имя, Удивительная, — тихо сказал он. — Ты знаешь, что единственная из всех carere morte способна проходить Покров? Лиру Диос нельзя считать вампиром, она и сейчас чужда проклятию, а ты… — он помолчал. — Покров накладывается словами, есть особая ритуальная формула и её содержание триста лет было неизменно. "По слову моему встань непреодолимой преградой перед Бездной, ведомой carere vitae, доколе не истребится проклятие Макты…" — этих слов было довольно, чтобы не пускать на территорию Ордена все роды бессмертных. Все, кроме тебя.

— Что же во мне особенного? — несмело спросила Мира.

— Я полагаю, всё потому, что ты, тридцатилетняя carere morte, до сих пор чужда Бездне и противишься ей. Покров не распознал в тебе носительницу пустоты, ты — нелюбимое дитя Макты. Странность твоя и счастье, Мира, в том, что будучи вампиром ты ухитрилась не потерять качеств человека. Обычно ваши сильнейшие, старейшие предпочитают именоваться богами, ты же, как и они, подчинила себе проклятие, но не полюбила его. Цитадель Ордена не увидела в тебе carere vitae. Ты исцелена, насколько это возможно для carere morte, и для этих стен ты — не "истинный вампир". Здесь ты человек, как все мы… А если принять, что Дар способен исцелять carere morte, — тише, заговорщическим тоном добавил он, — получается, охотники убивают людей, а не пародии на людей, для которых нет возврата. Тогда, как ни цинично это звучит, на счету некоторых из нас не меньше отнятых жизней, чем на твоём. Я с тобой тягаться не смею, но вот Марк Тэго догонит тебя лет через пять. Так кто возразит, что твоё посвящение невозможно?

Мира молчала. Она только всё смотрела на Латэ: удивлённо, испуганно, поражённо… долго. Глава видел: губы вампирши дрожали, она хотела что-то сказать.

— Говори, — нетерпеливо потребовал он.

— Нет, ничего.

— Что ты хочешь спросить? Через час твоё посвящение и между нами не должно быть недоговорённостей. Спрашивай.

— В пятьдесят шестом году я и мои друзья впервые осмелились напасть на группу охотников. Мы убили троих, и недавно я вспомнила имя одной охотницы: Паулина, — Мира опять опустила голову. — Я помню, на собрании, посвящённом моей судьбе в Ордене, Аспер выкрикивал имена и фамилии тех охотников, которых я убила. Я помню, он крикнул: Паулина Латэ. Кем она была вам? Она была совсем молоденькой… Дочь? Сестра?

— Племянница, — он обнаружил, что впервые сказал это без сухости, с теплотой. — Это случилось всего через два месяца после её посвящения.

— Мне жаль… — вампирша вовремя остановилась. — Нет, вру. Не жаль: тогда я не знала, чем моя месть обернётся в дальнейшем. Но непонятно: почему вы так печётесь обо мне, убийце дорогого вам человека? Моё посвящение — это… ваша месть?

— Месть? Через года? — он засмеялся. — Никогда не думал об этом. Месть не приносит радости, Мира. А что до личной неприязни — мне пришлось отодвинуть её в сторону. Ты очень нужна нам, Мира Вако. Лишённая смерти необходима Ордену, особенно после предательства одной из наших охотниц.

Мира вскинула на него удивленные глаза и снова неловко, медленно склонила голову, выражая согласие. Латэ довольно откинулся на спинку скамьи.

— Первым моим посвящением в качестве главы Ордена было посвящение Лиры Диос, — задумчиво и успокоенно заметил он. — Последним, вероятно, будет твоё. Есть в этом что-то роковое…


Вампирша бормотала про себя молитву, которыую глава посоветовал ей прочитать перед посвящением. Выучила наизусть… Надо же! — Латэ незаметно усмехался, глядя на неё. Такая маленькая и замерзающая в холодном подземном зале — в ней не было сейчас ничего вампирского.

"Впрочем, в Лире Диос тоже не было ничего, изобличающего будущую предательницу…"

— Твоё имя? — спросил глава Ордена.

— Мира Вако.

— Кто ты?

— Лишённая жизни, живущая чужими; несущая проклятие; мать многих carere morte. Я — вампир, — ровно, спокойно, бесстрастно. Мира закрыла глаза.

— Зачем ты здесь? — скрывая улыбку, спросил Латэ.

— Я хочу служить вам, — выдохнула вампирша.

Почувствовав присутствие лишних, Латэ поднял голову. Да, так и есть: в конце зала у выхода собралась группа людей. Всё охотники с тренировок Миры: радостные Ангелика и Диана, смущённый, но довольный Алекс, и даже Доминик Конор, который так и ел Миру взглядом. Его губы то и дело кривились в усмешке.

Мира не могла увидеть друзей, и глава за них ободряюще улыбнулся ей.

"Ты не знаешь одну важную деталь, carere morte. Не знаешь, и никогда не узнаешь. Покров слушается слова того, кто его накладывает, ритуальная формула гласит: "Защита стен, повинуйся словам тех, кто поклялся освободить наш край от проклятия Макты".

О проклятии Макты говорят часто, о проклятии Арденса почти никогда. Но проклятие Макты — это только вампиры, многочисленное потомство Бездны. Проклятие Арденса — сама Бездна. На той церемонии наложения Покрова я был зол: я только что узнал о участии первого Арденса в создании Первого вампира. И со злости я проговорил "проклятие Арденса" вместо "проклятие Макты"… Эта ошибка позволила тебе, Мира Вако, проходить на территорию Ордена. Она, а не мифическое: "Ты — не истинный вампир!". Мира Вако — главная защитница Дара, способного избавить мир от проклятия Арденса, и послушный Покров повиновался ей, избранной освободить наш край от Бездны…"

В глазах Миры мелькнул страх, но скоро глава понял: страх не за себя и успокоился — вампирша не сбежит. Мира опять вспоминала Винсента. Она уговаривала себя: этот шаг — вступление в Орден — для него… Но на лице вампирши читалась неуверенность. Её молчание затягивалось, и Латэ с Краусом встревожено переглянулись.

— Клянусь… — беззвучно подсказал Родерик Бовенс, стоявший по правую руку Миры.

— Клянусь служить Ордену всем своим разумом, всем сердцем своим и всей силой, быть послушной воле вашей и тех, кого вы назначите старшими надо мной, — торопливо подхватила кандидатка. В конце зала появилась ещё одна фигура, но это опять заметил только Латэ. Высокий молодой человек с красивым, но как маска застывшим лицом, неестественно бледный. Отражение Миры, о котором она не знает. Когда-то его звали Винсент…

— Нареките меня охотником, Щитом Человечества пред Созданиями Ночи, и по слову вашему я встану на страже с последним лучом заката, — без выражения закончила Мира древний текст, и Винсент улыбнулся, подбадривая её. Тогда резко, как по приказу, вампирша обернулась. На мгновение она встретилась взглядом со своим отражением, но Винсент тотчас же отступил в темноту.

Мира рванулась за ним, напрочь забыв о посвящении. Бовенс и Краус удержали её, и вампирша мотнула головой, возвращаясь в реальность. Она тяжело дышала, как смертная после долгого бега.

Глава сделал знак, и Бовенс и Краус подвели Миру к нему. Старый охотник отомкнул серебряный ошейник на шее вампирши и снял его. Мира, ещё не веря, робко вздохнула и потёрла место, прежде закрытое полоской серебра. На её шее навсегда остался след от ошейника — тонкая серебряная линия. Экстравагантное украшение!

— Теперь ты охотник. — невозмутимый Латэ начал первую из трёх заключительных формул. — Глаза твои всегда должны быть открыты и взор ясен, ибо твой рубеж единственный, первый и последний. Ты одна стоишь на пути проклятия, древнего зла, пришедшего, чтобы пожрать мир. Зло это хитро, многолико и скрывает суть свою от людей, но тебе, охотнику, она открыта, и Господь даёт тебе Силу, побеждающую древнее проклятие. Клянись же бороться и уничтожать это зло, какие бы обличия оно не принимало, помня о единой его сути.

— Клянусь, — быстро сказала Мира, более не смея обернуться к выходу, хотя всем существом стремилась к своему "Избранному".

— Теперь ты охотник. Древнее проклятие не властно над тобой, и древнее зло не коснётся тебя. Но в вечной битве с порождениями Бездны не забывай о первой и главной из ценностей — человеческой жизни, ибо ты — не убийца бессмертных, прежде всего, но защитник смертных. Клянись же ничто не ставить выше ценности человеческой жизни.

— Клянусь, — с горькой усмешкой пообещала Мира.

— Теперь ты охотник. Один из многих служителей тайного Ордена. Мы скрываем лица под масками и дела под покровом ночи с тех пор как мир, забывший свою ось, оказался во власти хитрого, мудрого проклятия. И Покров Ордена — вечная, неуничтожимая преграда Бездне, пока существуют защитники, создающие его. Клянись же хранить в тайне, хотя бы и ценой жизни, имена и дела всех тех, кто стоит с тобой рядом — Щитом Человечества пред Созданиями Ночи.

— Клянусь, — ровно сказала Мира, бесстрашно, доверчиво глядя старику в глаза. Её посвящение в охотники совершилось.

Часть 3


Глава 21 Туманы Термины

Селение стояло в низине, и сейчас, в половине пятого утра, дома едва угадывались за плотной занавесью тумана, спустившегося в долину с гор. Только церковь высовывала голову-колокольню над ним. Тишина стояла мёртвая, и дело было не в тумане, слоёном, как тесто для пирога, скрадывающем звуки. Дома — добротные, с каменными основаниями, поставленные ещё в прошлом веке, все были пусты. Это было одно из множества мёртвых селений севера, селений-призраков. Царство Либитины, богини мёртвых. Ещё в начале века Кукловод сделал его своим владением.

Светало, и молочно-белый туман пошёл золотыми искорками. Сухая, холодная осень Термины расцветала яркими красками. Зрелище было великолепным, но Дара не остановилась полюбоваться им. Взгляд охотницы был прикован к единой чёрной тени тварей Кукловода, что стелилась под туманом у самой земли. Она вливалась в окна и двери домов. Она ускользала!

Дара махнула своему отряду, и охотники поспешили за тенью Нефандуса. В этот раз им удалось окружить тварей Кукловода, запереть их в дневном убежище. Впереди была утомительная утренняя очистка селения. День на отдых, а вечером двигаться дальше на север, к логову хозяина тысяч кукол…


Лабиринт — только крепость на границе. Самого Нефандуса там нет, и хозяин кукол вряд ли когда-либо посещал свой главный театр, — так ещё в начале их кампании утверждал Карл. Он, как всегда, был прав. Все пять лет в Термине охотники сотнями уничтожали отражения Кукловода, но внешность их хозяина до сих пор оставалось тайной. Лабиринт остался далеко на юге, сожжённый дотла, с бесформенной грудой камней на месте центрального здания, со вскрытыми венами подземных тоннелей. А армия смертных продвигалась к сердцу Либитины, которое, как предполагал предводитель, было тщательно укрыто где-то у подножия гор, вероятно, в одной из заброшенных шахт.

На битву с Нефандусом выступили все охотники Карды: и Доминик Гесси, и юная Солен Реддо, и Селеста Ларгус. Каждый привёл с собой отряд отлично подготовленных смертных, и война началась. Охотников было тридцать — только тридцать против сотен отражений Нефандуса, но побеждали они уверенно.

Они вошли в селение. Пустая главная улица была чистой, ровной и совсем не заросла травой. "Нефандус- перфекцинист!" — усмехнулась Дара. Ей сейчас же пришлось отгонять назойливо встающую перед глазами картинку десятков кукол, ведущих здесь подобие жизни: вот их толпа в воскресенье выходит из церкви…

Два отряда Селесты вошли в дома в конце улицы, Карл вёл своих людей к церкви, заторопилась и Дара. Дом, на который пал её выбор, стоял чуть в стороне от дороги и выглядел перспективно: на высоком фундаменте, вероятно, с обширным подвалом, в два этажа — наверное, жилище старосты селения. Там могло прятаться много кукол и там мог быть один или даже несколько подземных ходов к логову хозяина кукол.

"Дара сжала поуверенней арбалет и навела его на окно дома. Там, за деревянной ставней, шелестела, шипела тень, плюясь ненавистью к восстающему ото сна солнцу… Охотница спустила курок. Стрела пробила ставню и поразила куклу в голову — Дара слышала глухой удар от падения тела. Её отряд вошёл в дом. Младший из охотников услужливо распахнул дверь перед главной.


Дом был таким же, как единственная улица селения: пустым, чистым. Здесь не было пыли, не было и вещей, говорящих о прежних хозяевах. Этот дом был для Нефандуса этакой пересадочной станцией, где его куклы, не задерживаясь, ныряли в подземный тоннель и спешили в логово хозяина.

Вампир, поражённый стрелой в голову, лежал ничком у пробитого окна, и разгорающееся солнце проедало дыру в его спине. Дара бросилась к нему, но её опередил другой охотник. Он отрубил кукле голову, а Дара направилась в соседнюю комнату с мечом наготове.

— Вы — за мной, — приказала она двоим.

— Carere morte в дымоходе! — крикнул за спиной один из отряда.

— Так возьмите гарпун и достаньте, — бросила охотница, не обернувшись.

Соседняя комната оказалась пустой, но в коридоре Дара уловила движение. Она ринулась туда и двое сопровождающих последовали за ней. Ловкая чёрная тень, изящная, как все куклы, бежала к выходу, но прежде чем охотники успели пустить стрелы, она исчезла, точно провалилась сквозь землю. Подбежав, Дара поняла: carere morte cкрылся в подвальных помещениях — в полу перед входной дверью обнаружилась квадратная дыра, пахнущая сыростью и землёй. Дара остановилась над ней.

— Вы осмотрите дом, а я за ним, — сказала она сопровождавшим и зажгла свой факел от факела младшего из отряда.

— Это может быть ловушка, — отозвался тот.

Дара не ответила. Она села, нащупала ногами деревянную лестницу и быстро скользнула вниз, во тьму. Ловушки охотница не боялась. Куклы слабы, драться с ними — всё равно, что с марионетками на ниточках. С двигающимися мертвецами легко справлялись даже новички. Случаи убийства куклами охотников за всю историю Ордена можно было пересчитать по пальцам, и всё это было либо следствие предательства, либо очень тяжёлое ранение, лишившее охотника защиты.

Внизу оказалось помещение с низким потолком, обычное хранилище припасов, вот только полки были пусты. Дара поочерёдно осветила факелом стены и скоро отыскала путь, которым ушла кукла. Чёрная, круглая дыра в рост взрослого мужчины. Этот тоннель могла вести куда угодно, на край света… но охотница бесстрашно ступила в него.

Она давно ничего не боялась. Со смерти сестры. Та бредила бессмертием, наверное, с совершеннолетия и на очередном Балу Карду добилась своего. На следующий же день её убили. Разъярённая толпа ворвалась в дом Меренсов, и новообращённая вампирша была разорвана в клочья на глазах матери и сестры. Софию еще можно было спасти, исцелив, но Дару никто не стал слушать. Люди были злы, но в подлинно-вампирские дома: Вако, Митто — идти боялись и решили выместить свою ненависть на юном, ещё никого не обидевшем создании…

Свет факела выхватил из темноты тоннеля невысокую фигурку и Дара нервно дёрнула факел в сторону. Ей пригрезилась убитая сестра… Это было страшно, но это было также невозможно. Дара опустила факел и остановилась, чтобы перевести дух: сердце бешено билось где-то в горле.

Холодная рука мертвеца вырвала из её руки факел. Охотница сделала выпад мечом, но промахнулась. Кукла подняла огонь выше, осветив своё лицо… Это была София!

Знакомое белое платье: в нём девушка танцевала на своём последнем балу, узкие кисти рук закрыты кружевными перчатками, на шее украшение из тех же кружев, плотно прилегающее к коже. Сестра улыбалась. Она не изменилась за годы, как и должно вампирше. Рядом с ней Дара почти физически ощущала тяжесть всех прошедших с момента гибели Софии лет. Теперь она была старшей сестрой…

— Софи, — прошептала охотница. Взгляд Дары метался. Она всё силилась понять, что это: розыгрыш кукловода и просто похожая кукла или, действительно, сестра-вампирша. Дара почти забыла лицо Софии, а сохранившиеся фотографии и один портрет уже не вызывали в памяти живой образ сестры. Но сейчас она узнавала Софию: по улыбке, по повадкам, по тому, как она держала факел.

— Ты же мертва, Софи…

— Нас убивает только ритуал, сестрёнка, а мечи бессильны, — факел в руке вампирши дрогнул, а Дара тихонько огляделась по сторонам, ища кукол, подкрадывающихся к охотнице. Но тоннель был пуст: только они двое.

— Я помню, твою голову раскололи, как орех. Пол гостиной был забрызган твоими мозгами, Софи. Ты мертва: и как человек, и как carere morte.

— Либитина спасла меня, — вампирша снова улыбнулась. — Но — да, какое-то время я была… почти мертва. Я была почти ничем. Я грезила не об этом, Дара! Полёт на свободных широких крыльях над спящим городом, танец Солнца и Луны в чертогах бессмертных богов, вольные игры дикарей в столице — где всё это, Дара?! Я была в земле, смешивалась с землёй, проклятая живая земля проникала в мои раны, я переставала чувствовать себя. Я больше не была единым телом. Днём яркое солнце Сальтуса жгло мои кости. Я была в шаге от ничто — и даже не могла в него провалиться, чтобы прекратить страшную вечность. Это пытка, ужасней которой нет ничего! Либитина собирала меня, сшивала меня, как растерзанного тряпичного человечка…

— Зачем?!

Дара пригляделась к сестре, и едва сдержала крик ужаса и омерзения. Она помнила Софи смертной, помнила и растерзанное на части тело, и страшный мешок, который тащили к выходу. Но то, что стояло сейчас перед охотницей, было какой-то другой Софи. Дара ясно видела, что перчатки, закрытые плечики платья, украшение на шее сестра носит недаром: скрывает страшные швы. Они ясно представлялись охотнице — узкие, чёрные, края сшиты толстой суровой ниткой… Сестра была как кукла, которую растерзали и которую потом долго восстанавливал мастер. Вроде бы прежняя красота, но это, скорее, умело скрытое уродство.

— Либитина спасла меня, — повторила вампирша. — И поэтому я пришла просить за неё. Оставьте богиню! Ваш главный враг в Короне. Дэви — ваш с Либитиной общий враг! Какая опасность исходит от талантливого кукольника? Вас здесь три десятка — огромная сила! Обратите её против истинного врага смертных — Владыки! Либитина с радостью поможет вам.

Дара отрицательно мотнула головой и подняла меч на уровень груди вампирши. Софи испуганно трепыхнулась, ломко, дёргано отступила на шаг. И охотнице пришла в голову мысль, от которой её затошнило: есть ли там ноги, тело под платьем? Или Софи теперь — как кукла, созданная для демонстрации бальных нарядов, которой ноги, всегда скрытые длинной юбкой, вовсе не нужны?

— Я скучала по тебе, Дара, — прошептала Софи. — Я много думала о маме… Как она? — Дара не ответила.

— Посмотри! — будто прочитав мысли сестры, воскликнула вампирша и быстро, зубами стянула перчатку с левой руки, протянула эту руку к Даре. — Вот! Это не моя рука! Видишь? Я — только наполовину я, Дара, и даже моё лицо…

— Замолчи!

Теперь присутствие марионеток Нефандуса угадывалось по холоду, разливавшемуся в тоннеле, но куклы не рисковали выступить из темноты в круг света факела. Ожидание битвы высасывало силы не хуже carere morte, и Дара нанесла удар первой. Она вонзила меч в сердце сестры и та, парализованная, грохнулась навзничь. Её тело издало глухой, мягкий стук дерева, обмотанного тканью. Дара склонилась над Софией и, быстро бормоча ритуальную формулу, вылила на неё всю воду из пузырька. Кожу Софи моментально покрыли язвы, но прахом вампирша не рассыпалась.

— Кукла! — облегчённо выдохнула Дара и, примерившись, отрубила вампирше голову. Голова Софи завалилась набок и у уха стал виден длинный шрам, он терялся под волосами на виске, внизу уходил под подбородок. Лицо сестры было натянуто на чужую голову, как маска. Позабыв об остальных куклах, прячущихся во тьме, охотница бросилась бежать — обратно, в дом, на поверхность! В погребе Дара остановилась и её стошнило. За пять лет войны с отражениями Нефандуса охотница думала, что привыкла ко всему, но, оказалось, нет. Она кое-как выползла из погреба через несколько минут, встрёпанная и без меча.

Охотники закончили бой с carere morte, на крыльце Дару встретила Селеста Ларгус. Выражение лица немолодой дамы было крайне недовольным.

— Всего один дом?! — набросилась она на охотницу. — Мои люди прошли за это время пол-улицы. Что там, в подвале? Ты нашла тоннель?

— Да… — Дара пригладила волосы и попыталась встать прямо — перед Селестой ей всегда хотелось вытянуться, как перед строгой классной наставницей.

— Где твой меч?

— Я встретила там сестру, — призналась Дара.

— Сестру?

— Софи. Я… второй раз… убила Софи.

— Ясно, — сразу смягчившись, сказала Селеста. — Ну, подойди ко мне. Это была только кукла, похожая на неё.

— Нет, — Дара помотала головой и отступила от охотницы, намеренной заключить девушку в объятья. Эта Селеста могла заморозить не хуже carere morte! — Это была кукла… из Софи. Её тело, но проклятие Либитины.

— Это хорошо. Нефандус прибегает к последнему средству: пытается давить на наши эмоции. Значит, мы здорово прижали Кукловода!

Они спустились с крыльца. Селеста уверенно пошла впереди, к калитке, за которой их ждали отряды. Дара поплелась за ней, но на середине дороги охотница неожиданно остановилась. Дара замерла также, не понимая причину странного поведения Селесты, а женщина обернулась. Она пристально глядела куда-то за спину Дары, а её губы удивлённо приоткрылись. Потом лицо Селесты нервно дёрнулось. Какого призрака она увидела? Дара быстро отыскала кинжал и, спрятав его в ладони, обернулась также.

Перед крыльцом играли двое ребятишек: мальчик и девочка. Им было лет по восемь и они были похожи, как брат и сестра. Вот они, взявшись за руки, закружились. Дара приготовилась метнуть кинжал, но её опередил кто-то из отряда. Стрела просвистела над головами детей, и они в мгновение ока обратились крылатыми чудовищами, вспорхнули, подобно вспугнутым птицам, и, перевалив за крышу дома, скрылись.

Селеста глубоко вздохнула.

— Долго же вы медлили! — насмешливо сказала она отряду. — Чему я вас учу: если один замер, глядя на очередную куклу Нефандуса, остальным стрелять без промедления!

Они вышли на улицу. Из церкви в это же время выходили отряды Карла, и Дара долго ждала, когда люди выйдут все, чтобы убедиться, что с их предводителем всё в порядке. Сердце больно бухало в груди: каждый новый охотник, спускающийся по ступеням церкви, был не он. Дара знала, что беспокоиться не о чем, и всё же беспокоилась… Карл вышел последним.

— На тебе лица нет. Что случилось? — спросил он, когда они встретились на середине улицы.

Дара повторила про Софи, не глядя ему в лицо, и замолчала. Тогда охотник ухватил её подбородок, заставляя показать глаза — жест не нежный, но властный.

— Ну-ка, взгляни на меня. Сейчас жалеешь, что нанесла удар?

Дара вспомнила страшное лицо Софи и честно сказала: — Нет.

— Нефандус пустил в бой самое сильное оружие. Значит, мы подобрались близко к его логову, — повторил он слова Селесты.

Дара огляделась. Селеста с отрядами была поодаль. Они с Карлом вдвоём стояли посреди улицы. Девушка, помедлив, отступила, восстановив приличествующую этикету дистанцию.

"Пока он не услышал её бешено стучащее сердце!"

— Селесте тоже досталось, — вздохнула она. — У дома мы встретили двух кукол-детей, и госпожа Ларгус изменилась в лице.

— Дети? Мальчик и девочка? Темноволосые? Как они связаны с Селестой?

— Наверное, это её дети. То есть… Ты не знаешь? После смерти невестки, она воспитывает детей брата-вампира.

— А я думал, Нефандус назначил мне эту сценку, — загадочно сказал Карл. — Мы тоже встретили этих детишек, у церкви, — пояснил он.

Потом три отряда были отправлены на разведку подземных ходов из селения. Дара не пошла с ними. На правах пострадавшей от встречи с ужасным прошлым, она отдыхала в самом чистом доме, сохранившем почти всю обстановку. Карл допрашивал пойманную в селении куклу Нефандуса, а Дара по просьбе охотника устроилась на стуле у окна, с блокнотом и карандашом — записывать ход допроса. Но записывать оказалось нечего. Нефандус по-всегдашнему юлил, отвечая охотнику…


Знакомые девушки-охотницы в Доне подшучивали над Дарой, когда она собиралась в это путешествие. "Возвращайся с обручальным кольцом на пальце, — напутствовали они. — А ещё лучше — к тому же и с ребятишками". Дара фальшиво смеялась, но про себя затаённо улыбалась — искренне. О чём, как не о будущем союзе двух талантливых охотников думал Латэ, старый сводник, отправляя её и Карла в Термину, вдвоём? Однако прошло пять лет, а они по-прежнему были только друзьями. Конечно, между ними существовало притяжение, о котором, впрочем, оба молчали, но оно объяснялось не любовью и не страстью, а одиночеством. Страшным, неестественным одиночеством живых в царстве бледной Либитины…

Дара хорошо помнила, как она поняла, что влюблена. Это была почти любовь с первого взгляда. "Почти", — потому что на первом рейде в составе группы Карла она была поглощена самой охотой: столько новых, ярких впечатлений свалилось на неё! Она слушалась указаний охотника и только, даже не запомнила, как он выглядит, и потом в арсенале приняла Алекса за него. Было смешно… Но на второй охоте Карл поприветствовал её, и Дару словно ударило. Весь рейд она проходила как во сне, глупо и радостно улыбаясь каждой его реплике. Потом, придя к Эбри, у которых квартировала, девушка сразу повалилась на кровать и уснула. Она осознала, что любовь всей жизни пришла к ней, только вечером, когда подружка, дочка Эбри, принялась изливать ей сердечные тайны. "А я… влюблена? — робко спросила себя Дара, и ответ пришёл к ней: — Да".

Скоро она поняла, что её любви суждено остаться безответной. Смешно, но она поняла это задолго до того, как Карл и Мира сами почувствовали связь — тонкую, но прочную, установленную меж ними. Влюблённая женщина обладает сверхъестественным чутьём! Дара поняла это по тому, как Карл говорил о Мире: даже если речь шла о совсем обыденных вещах, в его тоне сквозила нежность. Дара поняла это также по тому, как Мира смотрела на Карла на редких тренировках, когда они оказывались там вместе. Вампирша глядела на охотника с такой робкой надеждой и… удивлением, что Дара на это время переставала ненавидеть её. Иногда на тренировках вампирша и охотник разговаривали, перешучивались — в Дару в эти моменты словно била молния. А однажды она видела, как охотник учил вампиршу быстро собирать арбалет — тогда в девушке поднялась такая чёрная ревность, что в ней на несколько мгновений скрылся весь мир.

Дара не могла сделать ни шага к любимому, но такому далёкому. Эта странная пара — охотник и вампирша — не знали, как они красивы вместе. Каждое их общее движение, запечатлённое в красках или камне, стало бы олицетворением любви. И Дара молчала, созерцая эту невидимую никому более любовь, и боялась разрушить её. Она боялась, что, встав между ними, заместив собой Миру, она разрушит это удивительное волшебство. Новая пара будет уже не воплощённой любовью, а олицетворением тоски и разочарования: когда она смотрит только на него, а он глядит куда-то вдаль, над её головой, и они разъединены, хотя вместе…


От печального самосозерцания охотницу отвлек резкий смех carere morte. Хохотала кукла Нефандуса, смело глядя в лицо Карлу. Дара нахмурилась: этот смех был очень похож на смех Миры… Да, точно! Теперь и движения, и повадки, и усмешка-оскал марионетки были, как у Вако.

— Печальное детство, трагедию безумной матери ты закрыл для себя, я понял это утром. Чем же тебя пронять? — отсмеявшись, промолвила кукла. — Ты честолюбив, как твой великий предок, Хортор! И ты, также как он, увлекаешься… слишком увлекаешься, ступив на путь властителя. Ты ещё помнишь свою вампирку? Как она? За её тень ты всё ещё сражаешься, или уже за звание главы охотников?

Карл молчал. Дару взволновал неожиданный поворот беседы, она даже отложила блокнот. Она ждала, что охотник отрубит голову марионетке, следуя совету из собственноручно же написанной инструкции. Но Карл почему-то медлил.

— Следуй за своей вампиркой, пади, защищая её, и, может быть, она сделает вторую куклу, в память о тебе. Кстати, к тебе в гости скоро нагрянет первая, Винсент. Я могу предложить отличный выход: уговори его сдаться и убить себя! Это легко сделать. Пусть вампирка будет только твоей! Сама она не откажется от куклы. Девочка! Не наигралась в игрушки! О, я вижу, эти мысли уже приходили тебе в голову…

Карл ничего не сказал, но лицо его дрогнуло, и Нефандус это заметил.

— Ты нравишься мне всё больше, Карл Хортор! Если не Мира, так я заберу твоё тело, когда твой дух его оставит. Тебя многие будут бояться и после твоей смерти. А вот кого боишься ты?…Кого?…Чего?. - крикнул Кукловод, помолчал, будто прислушиваясь, и вновь захохотал: — О, я не верю! Ты боишься… быть отвергнутым ею?..

Охотник очнулся.

— Разговор закончен, Нефандус, — холодно сказал он. Краткое движение, сверкание серебра — и голова куклы покатилась под стол в центре комнаты. Карл оглянулся на Дару, и девушка опустила глаза, запоздало поняв, что услышала много лишнего.

— У Нефандуса своеобразные шутки, — тихо сказала она.

— Я заметил, — жестко бросил Карл, но тут же смягчился: — Иди, поспи. Впереди тяжёлая ночь.

— Встреча с Софи… Думаешь, я усну после такого?!

Карл вновь глянул на неё и — о чудо! — подошёл ближе, ласково коснулся щеки, опять заставляя поднять глаза.

— Дара Меренс беспробудно спала весь день после встречи со стаей волков Либитины, также сладко эта стальная леди уснула после победы над чудовищем Нефандуса, сшитым из нескольких мёртвых тел. Она спокойно уснёт и сейчас, я уверен.

Дара согласно улыбнулась, и довольный собой охотник кликнул двоих убрать тело куклы, а сам занялся трофейными картами Нефандуса, обнаруженными в деревенской церкви. Продолжить беседу девушке было нечем, и она тихонько направилась в соседнюю комнату.


Комнатку, где она устроилась отдохнуть, и соседнюю, где Карл изучал карты Нефандуса, разделяла только занавеска, и Дара позволила себе не задёргивать её до конца. Она устроилась на небольшой тахте, головой к полоске света, падающей из приоткрытой занавеси. Отсюда ей была видна часть соседней комнаты: край стола, на котором охотник развернул карты, стул, заваленный другими картами, пока сложенными. Дара делала вид, что дремлет, но исподтишка следила за Карлом. Потом даже села на кушетке, так, что её платье попало в полосу света. Быть застигнутой за подглядыванием девушка не боялась. Охотника чрезвычайно заинтересовали карты Нефандуса, он составил на стол все светильники, бывшие в доме, и жадно впился глазами в чертежи. В сторону комнаты Дары он ни разу не посмотрел. Он переходил от одного края стола к другому, ведя пальцем по расстеленному листу старинной бумаги, губы мужчины беззвучно шевелились. Дара не пыталась расслышать, что он говорит сам себе, она любовалась формой этих губ, всегда хранящих тень улыбки…

Незаметно она уснула. И проснулась уже в сумерках. В комнате похолодало, и кто-то заботливо укрыл Дару, пока она спала. Охотница оглядела плотную ткань, покрывающую тело от плеч до бёдер и улыбнулась сама себе. Тёмно-серый сюртук Карла. Значит, он заходил к ней…

От этой мысли стало тепло, но лишь на мгновение. Охотница тут же осознала, что холод, расползающийся по комнате — не обычный вечерний холод. Такой мог исходить только от неживого, где-то рядом была кукла. В сумерках Нефандус часто посылал в лагеря охотников своих тварей. Сначала они нападали, но охотников ограждала невидимая защита, и все попытки были напрасными. Тогда Нефандус начал вредить, стараясь замедлить продвижение отрядов на север. Он устраивал поджоги, портил оружие, его птицы старались выклевать глаза лошадям.

"Что же стража? Спит?" — недовольно подумала Дара. Она повернулась набок, рукой коснулась пояса и убедилась, что кинжал на месте. Потом оглядела комнату, окно… Пусто. Значит, кукла в соседней комнате. Пришла мысль, что там, за занавесью, может быть, стоит София, но охотница отогнала её.

По полу комнаты Дары тянулась слабая трепещущая полоска света от единственной свечи, горящей в соседней комнате. Из- за занавеси доносились негромкие голоса, беседовали двое, в одном девушка узнала Карла. Может, допрос очередной куклы? Охотница осторожно приподнялась на руках, стараясь, чтобы тахта не скрипнула. Встала. Стараясь не качать, не шуршать широким платьем, прокралась к занавеске.

Нехорошо подслушивать! Но Дара полагала, кукла Нефандуса заведёт с охотником новый интересный разговор о Мире. А когда дело касалось вампирши-соперницы, девушка забывала строгие правила, внушенные в детстве.

Она тихонько заглянула за занавесь, и её брови изумлённо взлетели к волосам. Собеседником Карла оказался Винсент!

Дара с любопытством и некоторым ужасом разглядывала его. Винсент стоял у входной двери, прилежно соблюдая принятую между смертными и бессмертными дистанцию. Он был в непримечательном дорожном плаще из-под которого виднелся элегантный светлый костюм. Широкополую, видавшую виды шляпу вампир водрузил на гору карт на стуле. Тонкое юное лицо Винсента в свете свечи казалось прекрасным, но… кукольным. Вампир рассеянно глядел сквозь собеседника. Карл сидел за столом, облокотившись на карту, и на пришедшего не смотрел вовсе. Ради этого гостя он не стал надевать пиджак, и в расстегнутом жилете и рубашке выглядел простовато.

Когда-то ровесники, теперь они отличались разительно. Охотник очередными бессонными сутками прибавил ещё десяток к своим тридцати, глубокие тени залегли под глазами и в складках у губ, вампир же застыл в вечной фарфоровой юности. Оба молчали. Обмен приветствиями, похоже, был позади. Слух Дары резала неловкая тишина.

— Вижу, вы продвинулись далеко на север, молодцы, — звонко заметил решившийся Винсент.

— Ты не боишься выходить днём? — буркнул Карл вне связи с репликой вампира, и Дара вдруг вспомнила, с какой неприязнью охотник всегда говорил о Линтере. Наверное, Карл не мог простить ему внешнее сходство с Аланом, первой любовью Миры. Охотница поёжилась: Винсент, похоже, не представляет, насколько ему тут не рады…

Вампир снял длинный плащ с капюшоном, аккуратно повесил на стул.

— А что тут страшного? — миролюбиво сказал он. — Тётушка выходила днём, Макта также постоянно путешествует при солнце.

— Как тебя пропустили? Зачем ты пришёл ко мне? — Карл мял что-тов пальцах… Воск со свечки?

— Недавно возвратился в родные края и собираю новости. Никто меня не пропускал, я сам легко прошёл вашу охрану. Что, Мира не учит ваших новичков, как противостоять вампирским чарам?

Карл будто бы немного оттаял при упоминании Миры, усмехнулся:

— Учит. Но здесь немного другие охотники: кардинская молодёжь. Они не бывали у Источника, прошли посвящение в Карде, в церкви Микаэля, без долгой подготовки. В борьбе с Кукловодом знание вампирских чар не требуется — лишь бы была хорошая защита от неживого.

— А что в столице? Насколько я знаю, Латэ собрал группу для поисков Избранного.

— Да. Мира в ней, если это тебя интересует. Пять лет назад она прошла посвящение.

— Где сейчас группа?

— Вроде бы пока в Меторе, — лицо Карла снова стало жёстким. Дара даже на мгновение потеряла вечную улыбку в уголках его рта. — Ты хочешь отправиться к ней?

Бледное лицо вампира нервно дёрнулось:

— Нет. Я спросил, чтобы знать, куда мне точно не следует наведываться. Наши встречи с Мирой… несут нам обоим только боль.

Карл раздражённо отбросил смятый шарик воска, поднялся, с грохотом отодвинув стул.

— Хорошо, что ты явился сюда, — скупо похвалил он, вновь пропуская реплику собеседника. — Нам нужна хорошая карта окрестностей. Когда начнёт светать, поднимись в небо. Меня интересует северо-запад…

— Предпочту остаться на земле. Куклы Либитины разорвут крылатого соглядатая Ордена, — фыркнул вампир, наконец, почувствовавший неприязнь охотника.

Пламя единственной свечи затрепетало и вспыхнуло ярче. Дара поспешно отступила в тень, пока её не заметили. Теперь она не могла видеть собеседников.

— Нефандус предупреждал меня, что ты придёшь, — задумчиво сказал Карл. — Это он тебя послал? Знает, куда бить!

— Никто меня не посылал. Я уже пять лет сопровождаю Макту. Он интересен, этот Старейший! — Винсент не вовремя увлёкся. — Он не человек и даже не carere morte. Он — последовательная и холодная, неотступная и неотвратимая… месть.

— Зачем он тебе?

— Я ищу… — договаривать Винсент почему-то не стал. Может быть, он сам не знал ответа на этот вопрос?

— Лучше бы ты искал Дар! — не сдержался охотник. — Мира одна, не жалеет себя, всё время в поисках Избранного… Это и в твоих интересах тоже!

Дара слышала, как Винсент горестно вздохнул:

— Пусть Мира делает, что хочет. Мне Дар не поможет, а вот сведения о Макте наверняка помогут твоему Ордену.

Очень недобро он выделил слово "твоему"… Дара решилась, и осторожно выглянула снова.

Карл стоял у окна, по-прежнему отвернувшись от собеседника. Вампир устроился на его месте за столом и тонкими изящными ловкими пальцами играл с пламенем свечи. Лица обоих были непроницаемы. Но скоро Винсент улыбнулся. Держать долго маску безразличия на лице он не умел.

— Хортор, вижу, ты мне не рад?

— Разве мы были дружны в юности?

— Нет, но…

— Я не имею привычки подолгу беседовать с куклами, — очень холодно сказал Карл, но Дара уловила в его голосе нотки ярости. И дышал он тяжело, скоро, глаза странно блестели, лицо побледнело, так что на щеках, подбородке контрастно выделилась сизая щетина. Прежде охотница не видела его таким. Ей стало и страшно… и смешно. — Винсент, Алан — не знаю, которое из обращений верно, но если не желаешь нам помогать — уходи. Иди своей дорогой. К утру выйдешь к селению, там можно скоротать день.

Винсент не слышал ничего, кроме презрительного "Алан". Лицо вампира потемнело.

— Латэ — и тот не позволял себе такого. Кем ты себя возомнил, Хортор?

— Кем ты себя мнишь? — Карл резко развернулся к нему. Руками он вцепился в подоконник, видимо, борясь с искушением броситься и ударить вампира. — Посмотри на себя, Линтер! Ты мёртв, давно. Ты кукла! Тебя водит чужая воля! Чему ты радуешься — жалкому существованию марионетки?! — он почти кричал это, напрочь забыв об охотнице в комнате за занавесью. Лицо побагровело, резкие складки прочертили щёки. — Ты как медальон с портретом умершего и его локоном на шее безутешной возлюбленной! Как мне хочется иногда порвать цепочку и вышвырнуть тебя прочь, освободив Миру! Но нет! Она ведь пишет мне только о тебе, всё время только о тебе… Она живёт одной мечтой о тебе… Твоя фотография в траурной рамке вечно будет пылиться на её столе! Уволь меня от вашей комедии, Линтер. Уходи!

Винсент безмолвно принял выкрики охотника. Он только скрестил руки на груди, скрывая их дрожание. Дара, не в силах глядеть на эту сцену, отвернулась, прижалась спиной к стене, сжимая в руке кинжал. Вмешаться? Или не вмешиваться ни в коем случае? Этот вампир охотника, конечно, не убьёт, но вот если охотник убьёт вампира… — Мира ему этого не простит!

"…И тем лучше для меня, — пришла холодная мысль, скользкая, как змея. — Не вмешиваюсь".

— Если ты так уверен, что я — обычная кукла, на кого тогда обращена твоя ненависть? — тихо и со странным, зловещим добродушием заметил Винсент. — Получается, на хозяйку? На Миру?

— Получается! — выдохнул охотник и осёкся. Дара слышала его тяжелое, будто затруднённое дыхание. — Ты — частица её прошлого, давнего прошлого, но меня эта частица жжёт так, как ни одно воспоминание собственной, далеко не безгрешной жизни!

Дара приподняла голову, чтобы слёзы, собравшиеся в глазах, не скатились по щекам, оставив предательские дорожки. Вновь и вновь слышать от любимого признания в любви к другой — это ли не мука? Дайте ещё один тёмный подземный коридор, ещё одну встречу с Софи, но заберите этот вечер!

— Мира изменилась за годы в Ордене, ты видел? — после долгой паузы вдруг сказал Карл. — Ты — её — видел?! Она уже не carere morte. Один ты привязываешь её к Бездне, ты — крохотная, но неуничтожимая частица пустоты в её крови. Она и не думает об исцелении для себя, хотя это возможно, хотя об этом кричат её глаза! В своём отражении она видит одного тебя. Бессмысленного. Пустого. Несуществующего!

— Так ты тоже её любишь, — прошептал Винсент. Настала ещё одна долгая пауза, и Дара в волнении до хруста пальцев сжала рукоятку кинжала. — …Отдать… её… тебе?

Эти слова хрустальными каплями повисли в стеклянном озере тишины… Дара выглянула снова. Охотник всё также стоял у окна, но уже не цеплялся за подоконник. Его руки бессильно повисли вдоль тела.

— Отдать её тебе? — задумчиво, сам себе повторил Винсент и снова потянулся к свечке, коснулся маленького огонька. Слабая, но ясная улыбка осветила его лицо. — Ведь это верно! И она говорит о тебе давно, выделяет среди прочих… Ты прав. Я — иллюзия, и только. Я уже хотел уйти, исчезнуть. Рете подсказала, как. Да побоялся тогда оставлять Миру одну. Но сейчас прошло столько лет… Думаю, она сумеет, справится. Исцелится.

— Линтер. Когда ты сказал: "тоже любишь", я понял. Ты — не кукла.

— Никто не знает, кто я.

— Не вздумай "исчезать". Мира сама тебя отпустит, когда придёт время. Латэ говорил, она должна сама осознать вашу связь.

Вампир тряхнул головой и звонко засмеялся:

— Удерживаешь, потому что боишься, она потом будет винить тебя, что подтолкнул? — он помолчал недолго. — Пусть тётушка живёт и дальше в счастливом неведении. Я же вполне доволен "жалким существованием марионетки", ведь альтернатива — небытие. Но вам, живым, его не представить. Мир, Хортор. Я ухожу.

Карл устало потёр висок. Охотник выглядел ошеломлённым и… виноватым.

— Винсент… — начал он, но вампир забрал свой плащ и шляпу и скрылся в темноте комнаты. Он словно растаял, как тень — входная дверь не хлопнула, и кажется, даже не шелохнулась.

Охотник остался в комнате. Он вновь устроился за картой, но теперь рассматривал чертежи Нефандуса с куда меньшим интересом. Потом достал свою фляжку с кофе и щедро налил в неё коньяка из припрятанной в дорожной сумке бутыли. Глотнул получившуюся холодную и, наверное, невкусную смесь, и вовсе оставил карты, уставился куда-то в темноту комнаты, облокотившись о стол. Пряди чёрных волос из растрепавшейся причёски падали на лоб, придавая чуждый всегда строгому охотнику романтический вид, в пустых тёмных глазах мужчины плясало маленькое пламя свечи.

"О чём он думает сейчас? О ком?.. О, на надо, я знаю!"

Как тошно! Дара покружила по комнате, уже не стараясь двигаться бесшумно, потом выбежала на улицу: из её комнаты был отдельный ход в коридор. Она прогнала молодую девушку из охраны лагеря спать, и вместо неё до рассвета бродила по пустой улице селения, забыв о холоде осенней ночи. На небе выступили звёзды, и изредка девушка поднимала к ним лицо, и умоляла упасть хоть одну звёздочку. Упасть, исполнить её заветное желание! Но звёзды словно приклеились к небесной тверди… Не угодно твоё желание небу, Дара!

Под утро она вернулась. В соседней комнате за занавесью было темно: охотник спал.

"Делим дом на двоих, как супруги, а на самом деле…" — Она опять уснула в слезах… и проснулась от негромкого стука, повернула голову. За окном было яркий, жёлтый, прозрачный полдень.

— Дара! Пора вставать, красавица, — позвал Карл. Дара поднялась и отдёрнула занавесь между комнатами.

Охотник давно встал, успел побриться и переменить костюм — выглядел франтом, почти как Винсент. Он был в прекрасном настроении и мелодично насвистывал что-то, собирая дорожную сумку. Дара машинально потянулась поправить причёску.

— Куда это ты собрался? — протянула она.

— Я еду к Доминику. За старшую у вас Селеста. А ты, если достаточно отдохнула, займись разбором почты.

Дара вздохнула. "К Доминику…" Гесси с отрядами стоял западнее. На эту поездку у охотника уйдёт весь день.

— Ночью я слышала… — охотница замялась. — …будто бы разговор на повышенных тонах?

— Тебе, наверное, приснилось. Лучше посмотри на это, — Карл заговорщически подмигнул ей и указал на карты на столе. Дара подошла ближе, пригляделась:

— Это же Карда! Со всеми вампирскими убежищами! Ого! Вся свита Владыки в наших руках!

Они склонились над картами, совсем рядом, радостные, и Дара почувствовала, что их словно бы ничто не разделяет. Боясь потерять момент — их так мало было за все годы, что она знакома с Карлом! — она подвинулась к нему ещё ближе, так, чтобы он почувствовал ещё сонное, мягкое тепло её тела. Кажется, этот манёвр удался. Охотник поглядел на неё — чуть удивлённо, но с той туманной задумчивостью, с какой мужчины порой провожают взглядом хорошеньких девушек.

— А это что? — воскликнула Дара, взяв новую карту. — Не узнаю. Это что, план здания?

— Замок Дэви. Впрочем, все слабые места "Тени Стража" нам известны давно, от Миры, — легкомысленно пояснил Карл, и Дара окаменела. Опять эта Мира! Она отодвинулась — резко, будто её уличили в чём-то непозволительном, поджала губы от обиды.

— Похоже, Нефандус нарочно оставил эти карты в церкви, — заметила она. — Здесь достаточно сведений, чтобы уничтожить всю вампирскую цитадель! Если, конечно, они верны.

— Я спрашивал утром его куклу: что всё это значит. Он сказал… — охотник вздохнул.

— Что сказал?

— "Это моя месть Дэви".

Скоро Карл ушёл. Дара вздохнула и занялась почтовой сумкой. Нужно было рассортировать письма. Большинство посланий оказалось письмами из дома, также она откладывала в отдельную стопочку послания от Латэ. Работа продвигалась споро, но вот Дара извлекла из сумки одно из последних писем — от Миры Вако — и… остановилась.

Письмо Миры предназначалось Карлу. Они переписывалась, впрочем, нечасто: одно письмо в месяц, не больше. Дара часто держала в руках эти письма и… не хотела передавать их адресату. Она ненавидела почерк вампирши — мелкий, тонкий, с неряшливыми завитушками, похожими на серпы. Она ненавидела и почерк Карла, вернее, имя "Мира", написаное им… Иногда, если конверт Карла ещё не был заклеен, или охотник не успевал убрать полученное от Миры письмо, Дара осмеливалась читать эти послания. То, что она находила там, не злило больше, но и не успокаивало её. О, да, Мира прилежно выполняла своё обещание "уйти-уступить". Тон её писем был деловым, без намёка на флирт или хотя бы дружбу. А если Карл (подлый изменник!) в своём послании переходил эту границу, вампирша наказывала его долгим молчанием: два-три месяца… полгода. Но письма были, и этого ревнивице было довольно.

Дара разозлилась, потом загрустила. Разбор почты она закончила, но письмо от Миры нарочно отправила обратно в сумку.

Когда совсем стемнело, возвратился Карл. Дара заметила его издалека и вышла встречать. Охотник спешился, и Дара заметила у него за плечом заряженный арбалет.

— Как ты? На тебя нападали в пути?

— Я ждал нападения, но его не было. Нефандус отступает. Гесси и его отрядам он уступил селение без боя. И Солен идёт уже несколько дней, не встречая сопротивления.

Они пошли рядом. Карл вёл под уздцы лошадь.

— Мы близко к логову!

— Да. Выступаем сегодня же ночью: нужно добраться до гор до рассвета. Тогда днём можно будет начать обследование шахт.

— Когда?

— Через два часа. А ты через десять минут будь в штабе.

На собрании Дара скучала. Всё было ясно. Охота на Кукловода близка к завершению. Охотница, разумеется, сделает всё, от себя зависящее… Вести группу замыкающих? — Отлично! Следить за Мартином, он в последнее время хандрит? — Конечно прослежу, не беспокойтесь. Дара отвечала только на вопросы, касающиеся её группы, но в обсуждение самой решающей битвы не лезла. После встречи с Софией ей стало всё равно. Она только ещё крепче держала свой ледяной щит, отбивающий все удары судьбы и не пускающий наружу эмоции… Собрание было недолгим. Скоро главы отрядов разошлись. Она тоже собралась уйти: пусть Карл поспит хоть час до выхода отрядов, но охотник сам попросил её остаться.

— Ты что-то хандришь, — заметил он, прихлёбывая крепчайший кофе.

— Я не Лира Диос, я не подведу.

Она помолчали: обоим не хотелось ничего говорить. Даре было уютно в тишине, если тишина была созвучна струнам её души, как сейчас.

— Гесси обмолвился, что Даниель близок к цели, — поделился Карл. Дара поморщилась:

— Ну и что?

— Странно, что письма от Миры нет. Даниель написал Доминику, а Мира мне — нет.

— Да, странно… — Дара почувствовала, что краснеет. Они снова замолчали, но новая тишина резала уши девушки страшным диссонансом.

— Может быть, Кукловод отчасти прав, — заметила она, чтобы хоть как-то нарушить молчание. — Мы сражаемся не с тем врагом.

— Ты предлагаешь остановиться сейчас и осадить "Тень Стража"?

— Нет. Конечно, нет, — охотница вздохнула. — Сейчас мы уже зашли слишком далеко. И надо разделаться с Кукловодом…

— "Нефандус — тихий сумасшедший и не опасен, если не приближаться к его лабиринту", — ты это хотела сказать? — охотник усмехнулся и поднялся, подошёл к столу с картами. — Знаешь, сегодня я чуть было не согласился с ним. Армия кукол против армии Дэви — это было бы великолепно. Стравить двух врагов, а самому следить со стороны… А потом добить обоих.

— Тогда почему ты отказал Нефандусу? — Дара подошла к нему. Охотник рассматривал верхнюю карту — карту гор, подножье которых им предстояло штурмовать в ближайшие дни.

— Не доверяй carere morte — первая заповедь охотника, — Карл улыбнулся. — А если серьёзно, Дара: не бросайся, очертя голову, в новую битву, не закончив предыдущей. Достоверные сведения о "Тени Стража", о всех старейших Карды у нас. Мы закончим с Нефандусом, выучим в Доне охотников, которые не дрогнут от взгляда Владыки, и тогда…

— Ты поведёшь нас в бой, — закончила Дара и засмеялась. — Не говори, что хотел сказать не это!

— Думаю, так и будет. А ты понесёшь наше знамя в Карду… Но довольно мечтаний, — он шутливо накрыл её руку на столе своей. — …Какие ледяные пальцы!

Дара вздрогнула от его прикосновения.

— Ночь. Тень опять спустилась, — хрипло, кратко заметила она. — Я рада, что эти пять лет провела здесь, в Термине… с тобой.

Он внимательно поглядел ей в глаза, недовольный её тоном:

— Не прощаешься ли ты? За все годы у нас не было потерь. Уверен, и логово Нефандуса будет взято без единой жертвы.

— А я не уверена, — холодно сказала Дара. — Впрочем, всё равно. Сюда опять приполз туман. У меня в этом тумане мешаются мысли…

— У меня тоже, — Дара поймала рассеянно-благодушный взгляд Карла и удержала его. И ей стало страшно, будто она стояла над обрывом в шаге от края. Но она боялась не падения, а того, что какой-нибудь нескладной, неуклюжей фразой разрушит долгожданный миг.

— За годы сражений с куклами забываешь, каковы живые люди, — задумчиво заметил охотник. Его взгляд не отрывался от её шеи, видимой в открытом вороте платья до самой ямочки между ключицами. Тонкая кожа над ней пульсировала в такт с движениями разволновавшегося сердца девушки.

— Да, точно, — прошептала Дара и трудно сглотнула. — Словно сам становишься ходячим мертвецом, ведомым чужой волей. Но есть способ разбудить любое сердце, правда? — она постаралась улыбнуться, как обольстительница. — Ты ведь тоже чувствуешь этот голод… — медленно, под его неотрывным взглядом, охотница подняла руку и коснулась межключичной ямки, почувствовала дрожь своего сердца пальцами. — Он сродни вампирскому, наверное…

В следующее мгновение они целовались, забыв обо всём на свете. Дара отбросила свой щит. Она вцепилась в этого мужчину, любимого и чужого, с неосознаваемым намерением никогда больше не отпускать. Удивительно, но она совсем не ужасалась своим действиям, немыслимым для воспитанной в строгости дочери Меренсов: её руки уверенно и ловко расстегнули ему воротничок, потом сюртук. Потом, также лихорадочно быстро, она расстегнула пуговки на своём платье. Под платьем не было ничего, кроме тонкой сорочки, но Дару это не смущало. Они были сейчас дикими зверьми, ведомыми инстинктом, и стыд — это человеческое чувство — исчез.

За окнами вспыхнули огни: покидая селение-призрак, охотники поджигали его. Красные отсветы легли на пол комнаты, на стол — карты словно залило кровью, на лицо Карла… А Даре явилось непрошенное воспоминание: последний допрос тварей Нефандуса. Она вспомнила, как Карл вёл его: в своей насмешливой и чуть шутливой манере, ничуть не боясь хозяина кукол. Он никогда не сомневался в своей защите, в отличие о многих и многих в Ордене. Похоже, он вообще не знал, что этот щит, порой, ломается…

"Так ты тоже её любишь", — грустный голос Винсента…

Дара замерла. Она ещё позволяла ласкать себя, но уже не отвечала на ласки, и скоро Карл остановился, отступил.

— Дара? Ты что… Разве не этого ты хотела утром?

— Я ошиблась, — еле вымолвила она. — Не нужно этого делать. Когда не любишь… не нужно.

Она принялась застёгивать платье, гладкие пуговки скользили в дрожащих пальцах и никак не хотели проходить в петли. Карл оторопело смотрел на неё, потом сообразил отвернуться. Дара закончила с платьем и занялась причёской. Тогда охотник подошёл к ней сзади и неловко обнял. Это было несказанное "прости", и Дара приняла его.

— Я забыла сказать тебе. Письмо от Миры пришло, — голос всё же ещё дрожал. — Я сейчас его принесу.


Дома горели, горела и церковь. Отряды отошли далеко, но едкий запах гари всё ещё провожал их. Низину опять затянуло туманом, мешающимся с дымом от пожарища. Дара шла с Селестой и вела свою лошадь. Ей хотелось запрыгнуть в седло и нестись вскачь — да не во тьму предгорий, а назад, на пламя большого пожара… Но она молчала, мерно шагала рядом с немолодой охотницей, слушая размеренный стук копыт лошадки.

— Скажите Селеста, — неожиданно для самой себя нарушила молчание Дара. — Как вы думаете, позавчера я, действительно, второй раз убила сестру?

Селеста, ещё одна завязатая молчальница, недовольно глянула на неё, но ответила вежливо и осторожно:

— Первый раз — это была не твоя вина, Дара.

— Я пробовала ритуал, и он оказался бессилен. Тогда я отрубила Софи голову. Это была кукла Нефандуса… Кукол не делают из carere morte, ведь душа вампира привязана к бессмертному телу и будет сопротивляться воле хозяина. Как же тогда Нефандус сделал это с Софи?

— Если Кукловоду удалось завладеть телом Софии, значит, её душа оставила его. Твоя сестра была новообращённым вампиром в момент смерти, проклятие не успело прорасти в её душу. Она смогла освободиться.

— Вы думаете, она ушла туда же, куда уходим мы?

— Думаю, да…Что ты, Дара?

— Всё хорошо, — девушка смахнула непрошенную слезинку и засмеялась. Ей было так радостно… и пусто.

Глава 22 Поиски

Поиски Избранного затянулись. Сначала Мира боялась, что Гесси найдёт Избранного слишком быстро, и она не успеет выхватить его у Даниеля до жуткого ритуала Краса. Через несколько лет она начала бояться, что поиски не завершаться никогда… Ведь Дар был нужен не только охотникам! Со стороны Дэви им противостояли Гелер и Адам Митто, и поиски Дара скоро превратились в поиски истинного следа Дара: бесконечные и часто безнадежные поиски правды во лжи. Это была игра, Даниель Гесси сравнивал её с шахматами, Тэрри Энна — с покером.

Даниель не падал духом, несмотря на то, что Орден был в изначально невыигрышном положении: на стороне охотников была одна Мира, на стороне вампиров — все рабы Гелера. Понимая, что за вампиршей охота начнётся в первую очередь, он… почти не пользовался её услугами. За первый год они встречались лишь несколько раз у неё дома для составления плана очередной интриги. Начав с довольно примитивных ловушек, и охотники, и вампиры постепенно увлеклись более сложными и скоро запутались в собственных хитросплетениях лжи. Сначала Гелер поддался на уловку Даниеля, что Избранный находится в Плоро, потом группа Даниеля потеряла почти полтора года в бесплодных поисках в центре Доны, поверив лжи Гелера.

Через пять лет обе группы оказались в Меторе, и на этот раз след был верным: в Меторе, как и тридцать лет назад, опять обнаружились останки carere morte, пострадавшего от встречи с Избранным. По такому случаю группы вампиров и охотников даже устроили общую встречу, на которой попытались разграничить свои поиски. Договориться им не удалось, обменявшись колкостями и посмеявшись общей шутке, что Метор, видимо, притягивает Дар, они разошлись.


Моросил мелкий дождик. Поздняя осень. Серость, серость, серость… Голые, мокрые ветви деревьев заплетали паутиной жёлтые стёкла фонарей. Мрачный тёмный дом, зажатый в ряду таких же, казался пустым — свет не горел ни в одном окне, но, как ни странно, сегодня это ничем не примечательное жилище привлекло немало необычных гостей.

Мира прищурилась, чтобы как следует разглядеть крылатую тварь, вынырнувшую из туч. Она подалась вперёд, рискуя обнаружить своё присутствие. Чудовищное обличье растаяло, вампир застыл на месте, уставившись в никуда пустыми глазами, и Диана заметила:

— Как-то странно он себя ведёт.

— Похоже, раб, — предположила Мира шёпотом. — Видишь, как изящно он преобразился?

— Что дальше?

— Ждём.

Но вампир, недолго постояв на крыше, вновь обратился зверем и утонул в низко висящем небе. Мира предложила:

— Давай попробуем пробраться в дом?

— А если здесь есть ещё шпионы Гелера, которых мы не видим? Нет, пойдём только всей группой.

Вампирша вздохнула, безнадёжно поглядела на такой близкий дом на другой стороне улицы. Пятый год их поисков подходил к концу, и они наконец-то приблизились к цели. Рабы Гелера почему-то облюбовали этот дом на тихой окраине города. Может быть, Избранный там?

"Дар так близко!" — волнение поднималось, беспокойство мухами мельтешило перед глазами…


Убежищем их группы служила придорожная гостиница на западной окраине города. Белёный дом в два этажа. Вампирша поднялась на крыльцо, по пути сорвав пожухлый цветок с куста шиповника. Машинально растёрла в пальцах.

В коридоре она повстречалась с Тэрри — с ним, как и с Дианой, сбежавшей на охоту за Избранным из-под опёки родителей, они все пять лет работала в одной команде. Мира привычно задорно улыбнулась, Тэрри привычно весело подмигнул в ответ. Он был из тех немногочисленных в Ордене "не-фанатиков", которые видели в охоте на вампиров главным образом неплохой способ заработать. "Сработаемся", — поспешно решила вампирша уже при первой встрече и ошиблась. Заинтересовать его у неё не получилось. Никто в группе, кроме Дианы, не поддерживал Миру.

Не постучав, Мира толкнула незапертую дверь в комнату, служившую общей. Ангелика Нитор, стоя у окна, утирала заплаканные глаза. Даниель Гесси выпустил её руку, обернулся.

— А мы ждали тебя завтра, — улыбнулась она Ангелике, бывшей их связной. — Какие новости в столице?

— Сначала вы отчитайтесь, — бросил Гесси.

— Похоже, вампиры нашли Избранного. Мы видели у того дома ещё одного раба. Такой же, как вчера: осторожный, быстрый, скупой на движения. Думаю, их хозяин — Гелер. Я узнаю его стиль.

— Выражайтесь яснее, — стеклянно-равнодушные глаза за круглыми стеклышками очков, голос холоден, чуть презрителен, как всегда. За пять лет другого тона от этого молодого человека Мира не удостоилась. — Вчера Сесилия Калькар, сегодня Гелер… Определитесь.

— Гелер, я уверена, — резковато сообщила Мира.

— Что там делал его раб?

— То же, что и вчера. Он пока присматривается.

Гесси безразлично кивнул, уточнил:

— Он не пытался проникнуть в дом?

— Это невозможно, — Мира осеклась, поняв, что выдала себя: несмотря на запрет, вчера она рискнула приблизиться к жилищу Избранного и… столкнулась с нерушимой преградой: щит "хозяина дома" сейчас же отшвырнул её.

— Обнадёживающая весть, — отозвался Даниель, то ли. не заметив, то ли приняв к сведению неосторожные слова вампирши. Он поднялся, чтобы задёрнуть штору. — Ангел, чуть в сторону… — Ангелика резко отвернулась, но не двинулась с места.

— Карл и Дара всё ещё в Термине, — тихо сказала она, обращаясь вроде бы к Мире, но в упор глядя на Даниеля. Он с невозмутимым видом забрал забытую чашку чая с каминной полки, чуть пригубил, заметил:

— Интересно, сколько лет займёт наша кампания? Почему-то мне не верится, что она закончится на днях.

— Они так и не поженились. Жаль, — Ангелика грустно улыбалась чему-то. Безнадёжно. — Дара писала мне. Когда их кампания закончится, она хочет остаться в Карде. Она не говорила, что не вернётся в столицу, но…

— И совершенно правильно, если хочешь знать моё мнение, — отозвался Гесси. — Браки внутри Ордена, между охотниками, нужно вообще запретить. Вспомнить, хотя бы, о Диосах…

— Да, конечно! — прошептала Ангелика, вновь смахивая слезу. — Можно ещё лучше: обет безбрачия, пока не будет истреблено проклятие!

— А что за история случилась с родителями Лиры Диос? — умудрившись сохранить невозмутимое выражение лица, поспешила вмешаться тактичная Мира.

— В рейде их убила уличная банда, — сказал Гесси чуть мягче, благодарный за вопрос. — Подробностей не знает никто, они работали вдвоём. Но с тех пор семейные пары Латэ предпочитает делить — по отрядам и по районам: супруга в Ориенс, супругу в Сатур и чаще всего этой терапии бывает достаточно. Дочь Диосов Лира вступила в Орден в семьдесят первом, если я не путаю…

Нащупав наконец момент, вампирша проникновенно спросила:

— Почему ты всё ещё не доверяешь мне, Даниель? После пяти лет поисков?

— Вы не охотник. А carere morte, леди, ни разу не удалось внушить мне доверия.

— Я прошла посвящение!

— Невеликая ваша заслуга. Причуда Латэ. Во всех ситуациях по сей день вы ведёте себя как вампир, не как охотник. Вы желаете спорить?

Словно всё тепло ушло из комнаты. Зимний мороз… среди лета!

Мира отвернулась, спряталась за штору, будто бы в задумчивости. Ангелика и Даниель продолжили нейтральную беседу, а она долго, аккуратно рисовала на стекле картинку. Женская головка: глаза лисьи — красивый миндалевидный разрез, губки бантиком, безупречно правильные скулы, нос, длинные волосы локонами…

— Как её приняли в Орден? Ей же было всего четырнадцать!

— Что? — расслышав её, удивился Даниель. — Кому?

— Лире Диос.

— А мне пятнадцать. Династии… Для нас делают исключение!

Мира кивнув, уткнулась носом в стекло. За пять лет знакомства с благородным рыцарем Гесси заслужить его уважение для неё постепенно из необходимости, обусловленной её шатким положением, превратилось в… дело чести. Она мечтала об одобрении. Ну хоть немного!

— Завтра отправимся на проверку. Дольше ждать нельзя, carere morte могут распознать слежку, — размеренно говорил Даниель Ангелике, точно диктовал, — Гелер торопится, чувствуя, что мы крадёмся за ним след в след. Я и Вако займёмся возможным Проклятым. Теренс отвлечёт Гелера. Диану оставим на охране улицы.

— Она обидится, — заметила Мира.

— Не на что обижаться. Она выступает слишком неровно. Сегодня у неё великолепная защита, а завтра она — слабая девочка. Хорошо, что ты приехала, Ангелика, — улыбнулся охотнице Даниель, устраиваясь в кресле. — Поможешь ей.

Та встревожилась. Даже губы искривились:

— Но если это ложный след? Слишком легко Гелер позволил узнать тебе адрес Избранного!

— Мира говорила, у этого дома необычная защита. Скорее всего, там живёт наш Проклятый, — заметил вошедший в комнату Тэрри. Вампирша кинула на него уничижительный взгляд.

— Глупые люди! Зачем мне ползать с вами по земле, если я могу летать?! — возмутилась она для порядка. — Ты, Даниель, говоришь, что я веду себя как вампир, не как охотник… Но разве не это вам и нужно от меня? Разве позволяете вы мне что-то иное? "Поднимись, осмотри окрестности…", "Если Диана опять растеряется, стань её щитом…". Я не принимаю участия ни в ритуалах уничтожения, ни в ритуалах исцеления!

— Тс-с! Он уснул, — прошептала Ангелика, — он очень устал…

И правда, откинув голову, доверчиво открыв лицо, Даниель спал. И во сне казался совсем мальчишкой. На переносице остался красноватый след от снятого пенсне, капризно изогнулись полные губы… Глава группы! Мира чувствовала раздражение: Даниель едва выше её и младше почти на три десятка лет — и она вот уже пять лет тщетно пытается доказать ему свою состоятельность!

— Упрямый человек! — поделилась она с Ангеликой. — Как мне заслужить его уважение? — Та только усмехнулась.

Вампирша отправилась к себе, нарочно придержав дверь, чтобы она ни в коем случае не хлопнула.


Кафе на этой серой улице найти было не трудно. Огромные окна в полстены и стеклянная дверь: сейчас, в сумерках, весь первый этаж дома был залит тёплым жёлтым светом.

Мира заскочила в кафе за полчаса до закрытия. Сразу, торопясь, прошла к дальнему столику. Тэрри Энна там, ожидая начала ночной операции, читал газету. Он коротко поприветствовал её кивком головы и заметил:

— Ты же должна быть с Гесси. Как ты удрала от него?

— Мне нужно поговорить с тобой, Теренс.

— О чём? — удивлённо приподнял он бровь, прекрасно зная, о чём пойдёт речь.

— Ты всё прекрасно знаешь, — она глубоко вдохнула, косясь на улицу, где вот-вот должен был появиться Гесси. — Наша кампания завершается. Уже через час, возможно, Дар будет нашим. Потом, на пути в Дону, мне не обойтись без твоей помощи.

— Если б Дар был способен послужить Ордену, думаю, Орден не стремился бы его уничтожить.

— Ты ничего не знаешь! — Мира нервно похлопала ладонью по столу. — Помоги мне. Я заплачу тебе достаточно. Мне платят десять тысяч в год, как равноправному члену группы. Эти деньги целы. Я их не тратила, на что они мне? За восемь лет — приличная сумма!

— Этого мало! Где гарантии, что посвящение Избранного приведёт к тому результату, о котором ты мне так красиво поёшь? Нас с тобой посчитают предателями. Это смертельный риск. Вероятно, придётся бежать из страны. Чтобы убедить меня так рискнуть, тебе понадобится побольше, чем восемьдесят тысяч.

— …И мой дом в Карде.

На этот раз Тэрри не показал удивления:

— Сначала попробуй его продать. Тогда посмотрим.

— Когда?! Времени нет! — вампирша откинулась на спинку стула. Безнадёжно…

— Бессмертная рассуждает о времени! Задачка оказалась сложнее, чем представлялась? Ты кидаешься за помощью ко мне… Неужели так плохи твои дела?

Вампирша не ответила.

— Смирись, наконец, с решением Ордена, — предложил Терри, сворачивая газету. — Зачем тебе снова становиться смертной? Неужели ты веришь в посмертное воздаяние? Многие всё бы отдали за твою вечную молодость и здоровье. Разве плохо быть вампиром?

— Гесси идёт, — отрешённо заметила Мира, поглядев в окно. — Только не говори ему, что я была здесь! Хоть это ты можешь?


…Моросил мелкий дождик. Поздняя осень. Серость, серость, серость… Голые, мокрые ветви деревьев заплетали паутиной жёлтые стёкла фонарей. Мира быстро шла по кромке тротуара, весело балансируя. Улыбка, неловкие взмахи рук — девочка дурачилась. Она ухитрялась скрывать свою тревогу и от самой себя.

Она едва не прошла дом, втиснутый в середину ряда между мясной лавкой и бакалеей Гелено. Следовало действовать быстро, но она остановилась у двери. Сомнения разрывали её на части. Вот он, Избранный — перед ней! Но… что следует делать дальше?

"Сударь, выслушайте…"

"Вам угрожает опасность. На вас охотятся…"

"Вы когда-нибудь слышали легенду о Даре?"

"И для детей Ночи, и для их врагов вы — тот Единственный. Но и те, и другие хотят, чтобы вы были мертвы…"

"Только слушая меня вы останетесь живы. И только одно может вас спасти…"

"Я хочу вам помочь. Идите за мной" — Все эти правильные, круглые, лживые фразы — её помощники, которые она готовила, идя сюда, вылетели из головы. Что она сделает, когда посмотрит в глаза этого нового, пришедшего на смену её Избранному?

Волнение вампирши не было выражено ни участившимся сердцебиением, ни глубоким, трепещущим дыханием, ни румянцем щёк. Только отчаяние, злость в глазах. И взгляд бегает, не задерживается долго ни на одной вещи…

Что она скажет ему? Сможет ли сказать хоть что-то? Или просто упадёт ему в ноги и, презирая саму себя, понесёт околесицу, трогательную и умоляющую? Или, замкнувшись в себе, вовсе не сумеет связать двух слов? Или, не дав сказать двух слов ему, схватит, утащит с собой, не остановится до самой церкви святого Микаэля в Карде, а там…

"Хочешь жить, глупец? Так принеси эту чертову клятву! Или я убью тебя сейчас… сама! Мне безразлично, хочешь ты связать судьбу с Орденом или нет! Мне нужен только твой чертов Дар!"

…Должно быть, угадывая её преступные настроения, Карл, сам заметно остепенившийся и утративший значительную часть былой горячности, теперь холодно рассуждая об играемой ими партии, из письма в письмо напоминал ей: "Посвящение должно быть добровольным", "Сам Избранный должен желать стать охотником", "Дэви пытался играть с древней историей по собственноручно написанным правилам и, естественно, проиграл. Латэ пытался препятствовать ей — и также остался ни с чем", "Мы не главные герои этой истории, а лишь буквы, из которых складываются слова", "Эта сказка расскажет себя сама. Не мешай ей… Только следи, чтобы и другие не мешали".

В своём ответе Мира, отбросив привычный сухой деловой тон, издевательски поинтересовалась, каким он себе представляет практическое воплощение последнего пожелания "не давать мешать другим" и поздравила с "достижением возраста начала проповедей"… Она давно оставила попытки понять сумбур своих идей и мыслей на вечную тему "Избранный и его Дар" и только желала, чтобы "всё скорее закончилось"…

Наконец решившись, она преобразилась и, собрав все силы и волю в кулак, взлетела к окну. Щит "хозяина дома" вновь отшвырнул её! Раздосадованная, недоумевающая, она опустилась в недалёком переулке, зацепив крылом черепицу на крыше, и торопливо пошла вперёд, желая поскорее выбраться на улицу. Мира мало смотрела по сторонам, занятая придумыванием срочного плана по захвату строптивого Избранного. И когда впереди, в просвете между домами показался знакомый высокий тротуар знакомой улицы, она столкнулась с юной девушкой. Неуместно яркое пятно рыжих волос, тихий безмятежный взгляд… Предательница Лира Диос.

Мгновенно узнав друг друга, они застыли в молчании, не зная, начинать ли беседу, но не желая уходить. Две статуи: Мира напряжённая, настороженная, Лира расслабленная, равнодушная.

Диос молчала. Она только улыбнулась давней знакомой, обнажив острые клыки вампира и обнаружив милые мягкие ямочки на щеках.

— Коллега, рада встрече, — поприветствовала её Мира. Ей молчание было невыносимо. — Какими судьбами вы здесь?

— Я наблюдаю. Наблюдать за вами, детишки, не поделившие игрушку, так забавно, — мелодично засмеялась Лира, и вампирша опустила глаза под её внимательным ясным взглядом. Светлый как у ангела, этот взгляд был… дружеским, можно сказать, родным. — Здравствуй, Мира. Ты давно не приносила дары Бездне.

— Бездне? Какие дары?

— Души, жизни, — с сожалением ответила Лира. Она вдруг двинулась влево, и Мира… была вынуждена последовать вправо. Они закружились вокруг невидимого центра, не сближаясь и не удаляясь, точно привязанные друг к другу.

— Я знаю, какая ты, Лира Диос, — сказала Мира. — Я ненавидела бы тебя, если б в ту ночь ты понимала, что делаешь. Я бросила бы тебе вызов, если б ты была хитрой и беспринципной тварью, как сейчас считают многие в Ордене, если б тот план был твоим, а не Дэви. Но я не могу, мне… жаль тебя; я знаю, кто ты: ты сама — жертва.

— А я знаю, кто ты, Мира Вако, — согласилась Лира. — Ты так же, как я, знаешь Бездну. Ты так же, как я, любишь с Ней говорить.

— Что?

— Ты не узнала меня? Я — голос Бездны. Она выбрала меня среди всех, давно.

Они продолжали кружить всё стремительней, точно на краях воронки. Один конец её уводит на небеса, другой — в преисподнюю! — Лира, чувствуя это вращение, спиралью уводящее в пустоту, звонко засмеялась. А Мира только глотала воздух — тяжёлый, мокрый как песок. Он застревал в горле, не выходил словами.

Страшно… Чем так страшна эта чудо-девочка, прирождённый целитель, которую с малолетства готовили к служению Ордену? Её рассудок не перенёс её предательства. Рыжеволосая скромница была безликой. Её здесь больше не было. Была другая….

Бездна.

Всегда Мира бежала от Бездны, не оглядываясь, боясь оглянуться, но что её слабые силы, в сравнении с Ней? Древнее Нечто догнало её.

— Однажды всё станет Бездной, — прошептала Лира. — Я вижу это… Я знаю Её! Я — голос Бездны, carere morte. Я зову тебя…

— Ты сумасшедшая, — прошептала Мира, отступила на шаг и спиной упёрлась в стену дома. Карусель остановилась. Вдруг ушёл и страх: "Довольно бежать! Да и… некуда. Вот Она, смотрит на тебя. С Нею ты пыталась играть? С Нею ты смела шутить? С Нею ты надеялась поспорить? И всё исподтишка, слабым шёпотом, не глядя в Её глаза…"

— Я — голос Бездны! Приди же, куда ты бежишь? Ты устанешь и остановишься, но Бездна, Та, которой ты принадлежишь — вечна. Она не устанет ждать тебя!

Странно. Страха не было. Мира боялась Её, пока не увидела. Но, увидев, могла только… ненавидеть.

— Я ошиблась, когда пожалела тебя, Диос, — чуть твёрже сказала она, ещё боясь поверить своему бесстрашию, но, чувствуя, что каким-то новым огнём сейчас загораются её глаза: этого света хватало, чтобы смело глядеться в бездну своего отражения. — Тебя нужно убить.

— Бессмысленно сопротивляться, Мира! — говорила это Диос, или голос Бездны звучал у вампирши в голове, шёпот, подобный неумолчному шуму дождя? — Посмевшие бороться с Бездной, неизбежно проигрывают. Чувствуешь, как Она поглощает всё?

— О, да! — Мира нервно засмеялась. — Тебя нужно убить!

Она поняла, что с ней творится… Личная защита охотников! Щит для людей, для неё — сверкающее копьё. Страх у людей, у неё ненависть. И она ликовала, узнав свою новую власть над вечным страхом вампиров: смотри же, Бездна, у меня есть сила, побеждающая Тебя! Здесь, сейчас Ты не властна надо мной! Здесь, сейчас я уничтожу Тебя!

— На моё место придёт другой, — Лира Диос лучезарно улыбнулась, отступая. — Бездна вечна, carere morte.

…Приятных снов, Мира!

Они разошлись. Пройдя два шага, Мира обернулась, но бывшая охотница уходила прочь. Она не обернулась ни разу, и скоро серая фигурка скрылась за дождём; словно сама расплылась, стала им, пролилась на землю шелестящими каплями…


Лёгкие, быстрые шаги… Кто-то бежал к ней. Вампирша стряхнула оцепенение.

Вот одна… две… пять крылатых теней рассекли морось над крышами домов. Силуэты людей показались за прозрачной пеленой влаги.

— Это ловушка Гелера! — крикнула Диана. — Уходи, скорее!

— А что же Избранный?! — вырвалось у Миры.

— Уходи!

Но она бросилась наперерез им, к дому Избранного. Тэрри Энна, едва прицелившись, послал стрелу из арбалета в снизившегося вампира и, потеряв крылья, тот рухнул на тротуар. Ангелика остановилась лишь на мгновение, чтобы отрубить ему голову. Мира преобразилась, в два взмаха сильных крыльев достигла барьера защиты дома и теперь прорвала его. Но ещё одна тень налетела сзади и, сильно дёрнув за плечи, стащила крылатое обличье вампирши, словно плащ. Мира упала неудачно, подвернув руку, но вскочила и кинулась к крыльцу. Там её встретил Гелер.

— Вако, всё не можешь оставить Избранного в покое? — процедил он.

К ним спешил Даниель, на ходу заряжая арбалет, за ним — вся группа охотников. Вампир-хозяин швырнул на них десяток кукол из низких туч, а сам бросился на Миру. Гелер прижал ее к стене дома, быстро отыскал кинжал на поясе вампирши и вонзил ей в сердце. Он опередил ее на долю секунды, но сам упал рядом с кинжалом в груди: у пояса Мира давно носила стальную обманку. Настоящее серебро пряталось у неё на бедре.

Стальной кинжал полетел на тротуар с печальным звоном. Мира вскочила, озираясь.

Рабы Гелера лежали на мостовой, неподвижные, как их хозяин. Даниель подскочил к Мире.

— Где твоя святая вода?! — прошипел он, мотнув головой на Гелера. — Он же сейчас очнётся!

Мира потрясла головой — вампирша ещё не вернулась в реальность. Тогда Гесси оттолкнул её.

— In nominae Patris… et Filii, — отрывисто бросал он, выплёскивая на лежащего вампира остатки воды из своего пузырька. А перед домом опустилась ещё одна крылатая тварь… Митто! Вампир выхватил из рук опешившей Дианы арбалет и направил его на группу у дверей. Серебряная молния ударила вампиршу в голову, бросила на ступени, и Мира провалилась в темноту. В пустоту…

Глава 23 Ледяная болезнь

Карл нашёл Тони в лаборатории. Вместе со своим ассистентом Эриком он перебирал какие-то старые записи. В жизни Тони многое изменилось за эти годы: он был уже не студент — молодой учёный, но в движениях и разговоре он остался прежним, порывистым и юным. Его ассистент, Эрик, из студентов Первой Королевской, казался — да и был — взрослее и серьёзней. Но Карл, соблюдая субординацию, обратился прежде к Тони:

— Как дела у Миры? — нетерпеливо спросил он. — Как она?

— Плохо. Мы какраз ищем старые отчёты…

— Всё-таки, что с ней? Вы её видели?

— Видели. Всё плохо, я сказал. Её уже, можно сказать, нет. Она… Мира не вернётся.

Карл затворил дверь лаборатории и присел к их столу.

— Рассказывай подробнее! В каком она состоянии?

— Как бы это описать… — Тони задумался. — Такого я ещё не видел у вампиров! Мира сейчас — спящая красавица в ледяном гробу. Она не мечется, не стонет. Она не агрессивна, но… нашу мышку мы потеряли навсегда. Стрелу Гелера Гесси удалил вовремя, но после им следовало как можно скорее напоить вампиршу свежей кровью, лучше человеческой! Даниель этого не сделал.

— И ещё: в ране Миры могло остаться серебро. Они достали из её виска очень истончившийся наконечник, — заметил Эрик. — Судя по всему, серебро проникло в её кровь.

Врачи обменялись печальными взглядами: "Пациент — не жилец".

— Вы думаете, она не очнётся? — глухо спросил охотник. — Я просил тебя, Тони, попробовать напоить её кровью! Живой, тёплой, человеческой…

— Даниель пытался. Они готовили смесь, но это не помогло, — Тони оставил отчёты. Он обернулся к Карлу, поглядел с жалостью. — Гесси виноват, но будем справедливы, за время, прошедшее с ранения Миры, он перепробовал всё, что можно. В пределах разумного, конечно… Ей не помогает ни животная, ни человеческая кровь. Они поили её, вводили кровь в сердце, промывали рану… — Бесполезно! Сейчас её состояние стабильно, я думаю, она проведёт в нём остаток вечности.

— Не согласен. — Карл упрямо наклонил голову. Он заговорил, нервно постукивая пальцем по столу:

— Сделано ещё не всё! Я уверен, Даниель поил её только холодной стабилизированной кровью. Это совсем не то!

— Когда Дара ударила Миру кинжалом на тренировке, вампиршу лечили именно так, — сказал Эрик.

— Но сейчас она ранена в голову! Кинжал был только посеребрённым, а наконечник стрелы из чистого серебра. Это очень опасное ранение!

— Да, — вздохнул Тони. — Но, что бы ты ни придумывал для её спасения, мы её уже потеряли, Карл. Даже если Мира каким-то чудом очнётся, это будет не та мышка, что веселилась с нами на тренировках. Серебро и два месяца ледяного плена безнадёжно повредили её мозг. В этом теле осталось только проклятие. Жажда крови.

— Как жаль! — заметил Эрик. Он всё листал дневник исследований вампирши. — Пока группа Гесси была в Меторе, они иногда наведывались в столицу, и как-то мы зазвали Миру к нам в лабораторию. Она так изменилась после посвящения! Почти человек, почти…

— Я давно её не видел, — тихо сказал Карл.

— Вот. Её фотография, — охотник принял у Эрика маленький снимок Миры. Ассистент увлёкся: — По последним исследованиям, состав её крови почти не отличался от человеческого. Сердечный ритм — сорок. Дыхания ещё не было, зато многие внутренние железы проснулись, начали работу. Она научилась жить со своим проклятием. Именно жить, как человек!

— Научилась… — пробормотал Тони. — Как бездарно мы её потеряли! И меня ужасает поведение Винсента. Я спрашивал Даниеля: Винсент не приходил к ним! А ведь он, связанный с проклятием Миры, должен был почувствовать неладное. Видимо, ему всё равно.

— Я говорил с ним, — помолчав, сказал Карл. Он всё рассматривал фотографию незнакомой молодой женщины в тёмном закрытом платье. Гладкая кожа, тонкая талия, высокая грудь — от carere morte в ней были только глаза старухи. Он думал, что годы сражений с Либитиной не изгладили из памяти милый образ Миры, но оказалось, охотник всё же отдалился от него. Отдалился достаточно, чтобы поймать призывный взгляд Дары… Сейчас воспоминание о недавнем легкомыслии терзало Карла, точно он нарушил неведомый обет безбрачия. Неведомая вина обручем сдавила голову: может быть, случившееся с Мирой дано ему в наказание за сомнения? — Это было уже после ранения Миры. Винсент говорил о тётушке так, будто не знал, что с ней приключилось. Он и сейчас не знает.

— Он должен был это почувствовать.

— Её вера в его исцеление не исчезла. Мира по-прежнему держится, цепляется за неё… за него. Я не смогу привести научных фактов, чтобы доказать вам это… но это так. Нить, связывающая их, цела. Будь иначе, Винсент примчался бы ещё в Метор. И это значит, что ты, Тони, не прав: Мира ещё может очнуться в полном рассудке. Прежней!


Карл оставил Тони и Эрика печалиться над "бездарно потерянным" удивительным объектом для исследований, сам же отправился наверх, в кабинет главы Ордена. Неделю назад Латэ объявил, что оставляет пост главы охотников, два дня назад Крас поддержал кандидатуру Хортора на этот пост. И в начале января, то есть через две недели, Латэ должен был передать Карлу свой пост, а также власть над Покровом.

Крас принял новое назначение, но Карл чувствовал, что герцог не доверяет ему. Охотник не мог распознать, ведётся ли за ним слежка, в любом случае, до передачи Покрова ему не следовало бы совершать действий, могущих навести Краса на мысль, что Карл с Мирой ведут двойную игру. И всё же сейчас он не мог придумать ничего лучше, чем…

— Я уеду на несколько дней, — сообщил он Латэ, едва войдя в знакомый кабинет. — Чтобы не терять времени, в дороге я хочу изучить личные дела наших людей. Возможно их взять у вас ненадолго?

— Да. И возьми отчёты по Западной Пенне, — машинально сказал Латэ. — Постой. Куда ты собрался? — он наклонился к охотнику, тяжело опёршись на стол, поглядел проницательно. — В Прэсто, к Мире?

— Да, — сказал Карл, зная, что лгать бесполезно.

— Уже узнал?

— Узнал. И не понимаю, почему вы стремились скрыть от меня правду о её болезни.

Латэ помолчал. Он вышел из-за стола, несколько минут размышлял о чём-то у окна.

— Хорошо, поезжай и разрушь дело, что я строил много лет! — вдруг набросился он на охотника. — Поезжай сейчас, когда я только-только убедил Краса, что ты лоялен ему, что, когда будет найден Избранный, ты поддержишь Арденсов, а не Миру! Поезжай… Ты и её не спасёшь, и Орден погубишь. Вот только есть ли тебе дело до Ордена, будущий глава?

— Вы прекрасно понимаете, Орден в его нынешнем виде просуществует ровно до того момента, как будет найден Дар. Дело не в моих личных мотивах, вампирша нужна нам, и Крас должен это понимать.

— Но ты также должен понимать, — Латэ обернулся к нему. — Нужна не Мира, нужна просто реакция carere morte на кровь Избранного!

— Да, поэтому я не могу не ехать: Гесси сохраняет неизлечимо больную вампиршу, чтобы проверять на ней всех своих предполагаемых Избранных. Глоток крови настоящего Избранного убьёт Миру!

— Пусть убьёт. Какая разница, ведь Избранный будет найден! Так что твоё нетерпение не может быть объяснено ничем, кроме личных мотивов. Не надо тебе ехать туда! — Латэ, устало шаркая, возвратился в кресло и со вздохом откинулся на спинку. — Когда я передам тебе Покров, когда Крас окончательно примет тебя и убедится в твоей лояльности… Тогда через несколько недель или лучше, месяцев, ты можешь поехать к Мире, если считаешь, что сумеешь ей чем-то помочь.

— Может быть, Гесси найдёт Избранного завтра. А может, он уже нашёл его! — Карл забарабанил пальцами по подлокотнику: тревожный, быстрый ритм марша. — Нельзя ждать недели и месяцы!

— Мира не очнётся. К сожалению, Гесси поздно сообщил о происшествии и крайне неохотно выполнял мои указания. Нужно смириться с тем, что дальше придётся продолжать наше дело без неё.

— Очнётся, Филипп! Если б её "я" было мертво, погибла бы и её последняя кукла. А я говорил с Винсентом уже после ранения Миры.

— Это — недостаточное доказательство… — Латэ хотел было пуститься в длинные объяснения, но передумал, махнул рукой. — Впрочем, поступай, как знаешь. Я сам виноват, что позволил вам сблизиться! Теперь излечить тебя от твоей мании я бессилен, а удерживать безумного — будет только хуже.


Карл приехал в Прэсто через три дня. Ему удалось внушить Красу, что встреча с группой Гесси необходима, и не из-за Миры, а из-за близящихся к завершению поисков Избранного. И Крас сам отправил охотника, согласившись, что его опыт и хитрость могли бы помочь в борьбе с Митто, мешающим группе Даниеля уже пять лет.

В Прэсто группа остановилась в доме Гесси. Это был огромный летний особняк, очень новый и очень белый, сияющий на всю тихую улицу. Карлу отворила Диана.

— Ой, как здорово! — не удержалась она. — Наконец-то ты приехал! Ты же понял, что означало последнее письмо от Миры?

— Незаконченное? Я понял, что что-то неладно, но приехать сразу не смог: мы тогда только-только подобрались к логову Нефандуса.

— Я нашла ее письмо к тебе, недописанное, и отправила прямо так. Прости, что не стала ничего приписывать. Вдруг Гесси узнал бы! Он и от Латэ правду о ране Миры долго скрывал.

Карл улыбнулся и приложил палец к губам.

— И нам, пожалуй, хватит это обсуждать так громко. Где группа?

— Все здесь, пока. Ночью очередной рейд. Я остаюсь дома, на дежурстве.

— Отлично!

Карл прошёл в гостиную, где собрались остальные. Даниель сдержанно поприветствовал его. Среди охотников ходил упорный слух, что главой Ордена станет тот из двоих, кто первым выполнит своё задание. Этот негласный спор Даниель проиграл и теперь выглядел несколько замкнутым, может быть, из-за своих людей. Все трое с выражением крайнего интереса глядели на вошедшего и главу своей группы, ожидая любопытного противостояния. Даже Тэрри, собиравшийся покинуть комнату, возвратился в кресло.

— Я слышал о вашем успехе в Термине, — Гесси улыбнулся со всей искренностью, на какую была способна его холодноватая натура. — Поздравляю, хорошая работа. Но почему вы не рассказываете, кого нашли в логове Нефандуса? Селеста молчит, а мой дядя выглядит потрясённым. Кто он, Кукловод?

Карл поморщился, потому что страшный образ истинной Либитины сейчас же встал перед его мысленым взором.

— Не он — она, Даниель. Это была женщина.

— Значит, всё-таки, Либитина.

— Да. Хотя в этом существе едва угадывался человек, настолько оно было изуродовано.

— Нефандус, правда, калека? От рождения? — полюбопытствовала Ангелика.

— Нет. Её уже вампиршей изуродовали серебро и вода из Источника. К ней применяли изощрённые пытки. Но не охотники, нет. Это подтверждение легенды: Дэви прогнал Либитину, перед этим "стерев" её личину… Действительно, теперь эту даму не опознать. Лица нет. Все кости вывихнуты и в суставы была введена вода из Источника, чтобы они срослись неправильно. Даже то, что это женщина, мы узнали только после анатомического исследования.

— Не думала, что Владыка carere morte такое чудовище! — передёрнувшись, заметила Диана. — По рассказам Миры он, скорее, просто равнодушный.

— Бездна иногда страшно меняет их… — Карл прервался: подвернулся удобный момент спросить про Миру. — Кстати, покажите мне Вако. Всё действительно так страшно, как говорит Тони? Могу ли я чем-то помочь?

— Вряд ли, — хмыкнул Даниель. — Но, что ж… Пойдём. Признаться, меня гложет совесть, когда я вижу её. В нынешнем состоянии Миры отчасти виновен я…

Карлу очень захотелось ударить его после этих слов, ударить на виду у всей группы… Руки непроизвольно сжались в кулаки, но он подавил порыв. Охотники вышли в холл за верхней одеждой.

— Она, что, на улице? — удивлённо спросил Карл, взяв пальто.

— Нет. Ты сейчас всё поймёшь, — загадочно сказал Даниель и указал на лестницу. — Она на втором этаже.

— Как ты мог поселить больную вампиршу на втором этаже?! — не удержался Карл, когда они поднимались. — Чем ближе к солнцу, тем ей хуже!

Он замолчал. Они стояли наверху, и из левого коридора тянуло жутким холодом — холодом склепа. Источником его была угловая комната с левой стороны коридора.

— Мира здесь, — сказал Даниель. Он долго, виновато гремел ключами, ища нужный, наконец отворил дверь. Карл первым вошёл в комнату.

Здесь было очень холодно — значительно холоднее, чем на улице. Незнакомая молодая женщина в закрытом тёмном платье лежала на кровати в дальнем, самом тёмном углу. Между кроватью и окном днём ставилась ширма, но сейчас, тёмным зимним вечером, она была отодвинута в сторону, а окно отворено. Вампирша была неподвижна — странная статуя не стоящего, а лежащего человека: надгробие. Сходство с надгробием усугубляла мраморная бледность её кожи. Кисти рук, спокойно лежащих вдоль тела, казались вырезанными из мела. Платье Миры было странно блёклым, словно затянутое паутиной… Когда Карл подошёл ближе, он понял, в чём дело: всё тело вампирши покрывала изморозь. Иней лежал на волосах, одевал её брови, ресницы. Тело Миры, а не открытое в зиму окно было средоточием холода. Спящая красавица в ледяном гробу…

Вампирша долго, тяжело вздохнула, и в комнате стало ещё холоднее. Диана и Ангелика жались к окну: там было немного теплее. Карл подошёл к Мире. Он хотел рассмотреть рану, которая ввергла carere morte в столь странное состояние, но, едва дотронувшись до кожи, отдёрнул руку. Подушечки его пальцев побелели и утратили чувствительность. Холодовой ожог.

Даниель, разгадав его намерение, сам повернул голову Миры набок, перед этим предусмотрительно надев тёплые зимние перчатки. Открылась рана на левом виске: треугольной формы, забитая льдом вперемешку с застывшей, чёрной в вечерней тьме кровью.

— Когда после ранения это случилось? — тихо спросил Карл.

— На седьмой день, — также тихо сказал Даниель. — Диана заметила, что кожа Миры странно тверда. Она… заледенела. Хотя тогда ещё была осень, шли дожди…

— Что сказал Тони? Он был здесь недавно.

— Её проклятие после ранения не получило пищи и взбунтовалось. Мира поставила ему заслон, но на это ушли все её силы. Поэтому теперь она не может очнуться.

— А этот… холод?

— Лихорадка наоборот, — заметил Тэрри. — Реакция на серебро в крови. Я прежде видел такое, правда, в меньших масштабах. Но тот carere morte был вполне в сознании и даже нашёл применение своей новой способности: жечь холодом.

— Чтобы очистить кровь от серебра, нужно дать её проклятию разрастись. Но если дать проклятию завладеть ей теперь, у Миры не хватит сил удержать его в узде. Она уже не будет прежней Мирой. Нам придётся убить чудовище, которое восстанет, — пробормотал Даниель. — Замкнутый круг!

— Почему ты решил, что восстанет — чудовище?

— Потому что полумеры, призванные воскресить нашу мышку, не действуют! Кровь животных ей не помогает. Человеческая стабилизированная также…

— А живая человеческая?

— Я предлагал Даниелю попробовать разбудить её поцелуем, — пошутил Тэрри. Даниель же с шокированным видом долго молчал, просто смотрел Карлу в глаза. Потом холодно спросил:

— Предлагаешь дать ей настоящую вампирскую еду?

— Да.

— Человеческую жизнь?!

— Я не думаю, что она убьёт.

— Она убьёт, Карл! И снова станет дикаркой, жадной до крови. Жаль, но она потеряна для Ордена.

Девушки совсем замёрзли, и Даниель сделал всем знак уйти. Карл отвернулся от Миры, быстрым шагом он покинул холодную комнату вместе со всеми.

— Что ты намерен делать с ней? — ледяным тоном поинтересовался охотник у Гесси. — Когда будет найден Избранный, я слышал, вы близки к тому, ты испытаешь на ней действие его крови?

— Да, — коротко сказал тот, не глядя на него.

— Это, конечно, очень грустно! — прошептала Ангелика.

— А как вы поступили с телом Кукловода? — вдруг спросил Тэрри. — Я слышал, Нефандус, как и Дэви, не боится ритуала…

Карл немного удивился вопросу, но, признаться, он был рад сменить тему беседы:

— Куклы продолжали нападать на нас и после того, как голова Либитины слетела с плеч. Тогда я заказал привезти из Доны две бочки воды.

— Тело растворили? — Даниель кивнул, а Карл похолодел. Он понял, зачем это спрашивал Теренс: охотники думают, как поступить с телом Миры после испытания с Избранным…


Скоро группа ушла в очередной рейд по спящему городу. Карл остался в доме. Сказавшись уставшим с дороги, он лёг спать, но едва группа скрылась в тени улицы, охотник вышел из комнаты и спустился к Диане, коротающей ночь за чтением книги и бокалом вина. Девушка с надеждой взглянула на него:

— Ну, что ты придумал? Что от меня требуется? Слуги спят, группа вернётся к рассвету — время у нас есть. Ты увезёшь Миру?

— Нет, — ошеломлённо сказал Карл. — Нет, зачем? Она останется здесь. А как ей помочь, я знаю. Что ты там пытаешься спрятать? Вино? Нет, нужно что-то покрепче.

— В погреб Гесси я не полезу: у этих педантов всё сосчитано. У Тэрри, кажется, было виски.

— Ага. Тогда укради у него бутылку. Встретимся у Миры.

Здесь немногое изменилось за время их отсутствия: только стало ещё холоднее, а волосы, брови, ресницы Миры совсем побелели от инея. Карл захватил с собой саквояж и теперь раскрыл его, занялся сборкой странного прибора, на вид медицинского. Диана, не замечая этого, качала головой:

— Я тоже виновата, — призналась она. — Митто выстрелил Мире в голову из моего арбалета. Я опять не удержала защиту, и он отобрал у меня оружие. Зачем ты доверился мне? Я не достойна включения в тот Отряд, о котором ты говорил. Я могу подвести в любой стычке с carere morte.

— Можно быть полезной не только в битве. Например, сейчас мне нужна помощь совсем другого рода, — Карл обернулся к ней, держа в руках странное приспособление: две полые иглы, соединённые сложной системой каучуковых трубок и резервуаров. — Нужно дать Мире человеческой крови, и не холодной, подкисленной стабилизатором, а настоящей.

— И как это сделать? — Диана равнодушно рассматривала толстые иглы, пока не понимая, для чего они предназначены. — Кого ты отдашь вампирше в жертву? О! — она изменилась в лице. — Себя?!

— Я говорю всего лишь о переливании артериальной крови.

— А это поможет?

— Я думаю, да. Гесси ведь не пробовал этого прежде?

— Нет. Ангелика как-то предлагала перелить Мире артериальную кровь напрямую от кого-нибудь из нас, но он резко осадил её. Он сказал, это опасно, — глаза девушки расширились, — опасно почти также, как вампирская трапеза с укусом. Сложно контролировать количество забираемой у донора крови, и для донора эта процедура чревата заражением и другими осложнениями. Ты уверен, что это нужно?

— А что ещё ты можешь предложить?

— А если она очнётся и набросится на тебя?

Карл отрицательно мотнул головой.

— Мира не набросится. Но, если волнуешься… Вот: возьми воду из Источника, — охотник достал пузырёк из саквояжа. — Свежая. Брызни на вампиршу, это отвлечёт её.

— Лучше я возьму арбалет…

— Хватит! — взорвался он. — Один раз вы её почти убили! Если арбалет, то только для сетей. Никаких стрел, кинжалов и мечей! Я хочу вернуть Миру, а не убить.

— Ладно, — Диана отступила. — Тогда я схожу за арбалетом и сетями.

— Он не понадобится, вот увидишь.

Охотница ушла, а Карл обернулся к Мире. Когда он был здесь с группой, он старался максимально отстраниться от того, что перед ним в жалком и беспомощном состоянии лежит его любимая "мышка". Хотя её странная болезнь глубоко, больно поразила его. Он был в ярости и хотел растерзать Гесси и в то же время бесконечно жалел Миру и не стыдился своей жалости. И эта carere morte хвалилась охотникам на тренировках, что будет учить их внуков и правнуков! Она вовсе не была сильна, эта бессмертная — он и раньше чувствовал это, а теперь увидел воочию. Да, она была значительно слабее любой смертной: carere morte и не пытаются цепляться за жизнь. Перед лицом смертельной угрозы они ищут спасения в Бездне, и Она пожирает их разум. Как страшно видеть её такой — безмолвной, неподвижной, как страшно слышать вновь и вновь от сведущих людей, что она "никогда не очнётся"! Её письма, расчетливое изящество равнодушных, ровных, округлых, как жемчуг на нитке, фраз, её мягкий и колкий юмор снежной королевы, и в то же время беззащитность и слабость одинокой женщины, читающаяся в многоточиях и грустно сползающих вниз окончаниях слов… Неужели он потерял это навсегда?! Как спасти Миру? Как вызволить её из ледяного плена? Как протянуть ей нить, заставить взять эту нить, выводящую к свету? Вампирша лежала неподвижно, как статуя. Красивое, бледное лицо было чужим, сомкнутые губы хранили тайну, вечную как мир. Охотник склонился над ней, попытался согреть побелевшие губы Миры своим дыханием.

— Что же ты, Крылатая! — шёпотом поругивал он её. — Не рассчитала силы! Как это глупо и благородно: подавлять голод, пока не провалишься в пустоту! Или ты думала, они протянут тебе руку? Бедная Мира!

"Сам виноват! — тут же напустился он на себя. — Нужно было оставить Нефандуса на Доминика с Селестой и мчаться сюда!"

На самом деле это не помогло бы: Диана отправила ему письмо Миры только через неделю после того, как с вампиршей приключилась загадочная "ледяная болезнь". Но Карл не останавливался. Ему нужно было выместить на ком-то свою злость.

"Самоуверенный и жадный до власти глупец! — обругал он себя. — Прав был Нефандус: увлёкся ничтожной войной, легчайшим из испытаний, и чуть не погубил конечную и такую желанную цель всех своих войн: её, Миру!

Исцелённую…"

От холода, распространяющегося из сердца вампирши, у него перехватывало дыхание, и Карл отступил от постели. Неслышно появилась Диана с большим арбалетом.

— Ну, ладно, — снова сказала она. — Что мне делать?

Карл объяснил ей, в чём заключается метод, предложенный Тони. Диана кивала и задавала правильные умные вопросы, показав себя понятливой и довольно сведущей в практической медицине. Успокоенный, охотник передал ей приспособление для переливания крови. Пока Диана готовила иглы и смачивала платок в виски, чтобы протереть место вкола иглы, Карл снял сюртук и расстегнул манжет правого рукава рубашки. Потом он медленно закатал его до локтя, всё поглядывая на Миру. Вампирша была по-прежнему неподвижна, ресницы-сосульки и не дрогнули. Где она сейчас? Стонет от боли внутри этой ледяной скорлупы? Или её души здесь уже нет, она поглощена разросшейся частицей Бездны?

Карл не питал иллюзий и соврал Диане: Мира могла посчитать охотника добычей и наброситься. Главное, распознать, Мира ли будет перед ним, или уже чужая carere morte, ведомая лишь проклятием. Он надеялся, что почувствует это, что его защита даст сигнал и отбросит безумную вампиршу. О том, что будет после, Карл старался не задумываться. Если прежней мышки действительно нет, если Миру поглотило проклятие… — нет, нет, оставить эти мысли!

"Пока моя защита цела и надежда Миры жива, её можно вернуть", — подбодрил он себя, и стало немного легче дышать в промороженной комнате.

Вопреки уверенным словам, Диана обращалась с прибором очень неловко. Охотница приготовила всё для процедуры и принялась расстёгивать Мире платье на груди.

— Диана, остановись. Ты не слушала меня? Я говорил: второе вампирское сердце! Так будет меньше вероятность, что я заражусь её кровью.

— Это то, что под позвоночником, на спине? Я не смогу… — протянула Диана. — Вот Ангелика умеет попадать туда иглой.

— Ангелика влюблена в Даниеля и нам не помощница.

Диана помялась, скоро вздохнула:

— Тогда помоги её повернуть.


В конце концов, всё получилось. Живая человеческая кровь из его артерии на предплечье начала поступать в ледяное сердце вампирши. Диана занималась прибором, перекачивающим кровь, а Карл прислонился к стене рядом с кроватью. Он глядел на лицо Миры, теперь повернутое к нему в профиль, и ждал, когда же иней слезами закапает с длинных ресниц вампирши.

— Это напоминает одну историю… — Диана хмурилась. — Ты слышал легенду об Охотнике и Майе?

— Нет.

— Майя была вампиршей. Она и Охотник, — кто-то говорит, он был из Гесси, другие — из Диосов, — полюбили друг друга. Её любовь дала ему сильную защиту от вампиров, прямо как у тебя. Их встречи "на перекрёстке дня и ночи" были краткими: слишком многое их разделяло. Но всё же они любили… Охотник оставил рейды и стал неплохим целителем новообращённых. Она перестала убивать и уничтожила всех детей своего проклятия, чтобы они не убивали также. Но кончилось всё плохо. Ты меня слушаешь?

— Да, — немного помедлив, ответил Карл. Он уже чувствовал слабость. Кожа побледнела, а крайне болезненное поначалу место инъекции замёрзло, стало нечувствительным. Он боялся, что вот-вот начнётся головокружение и ему придётся сесть, а то и лечь. А Мира не менялась: всё так же холодна и неподвижна. Его кровь не оказывала на неё никакого действия!

— Майя сильно пострадала в стычке с Орденом, и Охотник решил напоить её своей кровью. Но вампирша не смогла справиться с проклятием. Охотник же не сумел или не захотел поставить перед ней щит. Она убила его.

— Не надо меня стращать, — он обнаружил, что и голос ослабел. Перед глазами замелькали чёрные мухи. Но волна холода, шедшая от вампирши, задрожала и начала проседать, рассеиваться. Наконец-то переливание действует!

— Не буду. У этой легенды разнятся концовки. Есть и хорошая: выпив крови Охотника, Майя очнулась исцелённой. И он тоже остался жив. И они жили долго и счастливо…

— С этой концовки следовало начинать! — Карл улыбнулся, глядя на остренький профиль "мышки", на золотистые локоны, разметавшиеся по подушке… но страх сейчас же ледяными пальцами сжал виски: "Процесс пробуждения едва начался. Сколько же нужно будет крови, чтобы его завершить?!"

— Тебе плохо? — Диана оставила прибор для переливания, с тревогой поглядела на охотника. — Приляг на кровать. Знаешь, кажется, в комнате уже не так холодно.

— Да. Я же говорил: Мире нужна была просто живая кровь, — комната заплясала перед глазами, и Карл сдался, опустился на кровать рядом с Мирой.

— Только не замерзай! — Диана закрыла окно и, подбежав, снова быстро проверила пульс мужчины. — Знаешь что, Карл, пора это прекращать! Сердце уже не справляется.

— Я нормально себя чувствую.

— Давай я заменю тебя!

— Тони сказал, Мире может стать хуже. Твоя и моя кровь смешается и сгустится, слабое сердце раненой вампирши не сможет перекачивать её. Нужна всего одна… жертва, — тише закончил он.

— Тогда ещё минута, и я вынимаю иглу, — безапелляционно сказала Диана.

Мысли Карла были ясными и равнодушными. Он неожиданно быстро приблизился к смерти, так что не успел толком испугаться: миг страха ушёл, и стало всё равно. Если так надо, чтобы Мира жила — пусть. Что его цель, его жизнь — без неё?..

"Если бросится на меня — опущу щит, как тот Охотник…" — решил он.

Пришло ощущение тепла — обман чувств или реальность? Карл дотронулся до руки вампирши, и это прикосновение не обожгло холодом. Получается! Надо продолжать.

— Диана, ты помнишь, что я говорил про Отряд? В случае моей внезапной смерти вас возглавит…

— Давид Гесси. Помню. Так, знаешь что… Хватит! — Диана нелюбезно выдернула иглу из его запястья. — Зажми место пункции. Вот так. Отдыхай.

— Мы ещё не завершили… — слабо запротестовал охотник.

— Мира справится сама. Посмотри на неё: Снежная Королева растаяла! — быстро закончив всю процедуру, Диана убрала прибор подальше. — Я сейчас согрею тебе ужин. Ты сможешь перебраться в свою комнату или мне помочь?

— Беги, я справлюсь, — Карл приподнялся на локте, поглядел на Миру, лежавшую к нему спиной. Вампирша спала, поджав ноги к животу. Мокрые, слипшиеся ресницы подрагивали: Мира смотрела сон, судя по лёгкой улыбке на губах, хороший. И охотник залюбовался ею, хотя к его радости примешивалось стыдливое чувство, что он видит недозволенное, что-то, возможное только между близкими, родными людьми: он видит её спящей, и во сне — открытой миру и добру.

"Всё в порядке. Она спит. И не как carere morte — как человек", — эта мысль совсем его успокоила.


На следующий день всё рухнуло. Карл проснулся от непонятного шума — на границе слышимости и всё-таки отчётливого: крики, стуки, звуки ударов. Мгновенно поняв, что случилось, он вскочил, натянув брюки и накинув рубашку, бросился из комнаты.

Шум доносился из кельи вампирши. Дверь оказалась заперта, Карл забарабанил в неё кулаками. Но с той стороны раздался один, другой страшный удар в дверь, и та слетела с петель — охотник едва успел отскочить в сторону.

Вампирша вскочила с остатков двери, огрызнулась по-звериному и помчалась по коридору, на ходу накидывая крылатую тень. Карл бросился на неё, догнал, повалил на пол. Наполовину оглушённая его щитом, Мира извивалась и скалила зубы. Прищуренные глаза вампирши были злыми и испуганными.

Подоспели охотники. Умница-Диана опередила Гесси с мечом и выстрелила сетью. Серебристая паутина опутала охотника и вампиршу, и Карл уж постарался спеленать Миру покрепче. Мира вдруг закричала — громкий, полный боли крик, и охотник испугался, не ранена ли она. Но на теле не оказалось повреждений, а вампирша продолжала кричать, больше не делая попыток вырваться. Потом стала биться об пол головой.

— Вы ввели ей что-то? Почему ей больно?!

— Мира ничего не получала! — крикнула Ангелика. — Её не кормили! Приступ развился стремительно. Она не нападает, только всё рвётся куда-то!

— Она очнулась, но она не помнит себя, — Даниель подошёл. Он по-прежнему держал меч наготове. — Жаль. Когда я увидел её утром, я надеялся…

— Она не агрессивна, — Карл старался говорить спокойно, хотя это было сложно. — Посмотри сам: ей больно!

— Даже если так… Она ведёт себя как животное, — холодно сказал Даниель. Глаза охотника за стеклышками очков довольно блестели: его слова "Мира очнётся безумной" подтверждались, и он мог забыть свою вину в её болезни. — Она ведёт себя, как carere morte. Отойди, Карл. Твоя жалость к вампирке слепа, глупа и неуместна.

— Я всё понимаю, — Карл поднял на него глаза. — Я не стану тебе препятствовать. Но прежде дай, я попробую её напоить. Дайте стабилизированной крови.

Диана умчалась куда-то и скоро вернулась с фляжкой и большой колбой.

— Здесь свиная кровь, старая, — она поболтала фляжкой. — В колбе человеческая. Какую лучше?

— Фляжку. Не будем снова приучать Миру к человеческой.

Даниель, удовлетворённый ответами Карла, отступил. Охотник глубоко вздохнул и открыл фляжку. Потом он повернул голову слабо стонущей Миры к себе.

— Мышка, слушай: ты не брошена, ты не одна. Никто здесь не желает тебе зла. Источник боли внутри тебя. Выпей то, что я дам сейчас. Это поможет. Я помогу тебе. Если хочешь, я никуда не уйду… Выпей. — Ему показалось, вампирша посмотрела на него осмысленно и с робкой надеждой. Эта надежда была — тонкая нить.

— Пей, — он поднёс фляжку к её губам, сначала смочил губы, и Мира облизнулась. Тогда он начал её поить. Вампирша жадно, шумно глотала кровь. Она уже не стонала — немного поскуливала, захлёбываясь, потом замолчала. Фляжка опустела. Карл хотел было отправить Диану за второй, но Мира закрыла глаза и уснула, а, может, потеряла сознание. Карл и Тэрри перенесли её обратно в комнату.

Карл пробыл у Гесси неделю. За это время приступ повторился ещё раз, но был гораздо слабее. Они легко укротили вампиршу и снова напоили её. Ещё день Мира металась на постели и бредила, потом уснула беспробудным сном. Она охотно принимала животную кровь.

"Ей нужно время, чтобы восстановить силы. Но её жизнь и рассудок вне опасности", — прокомментировал это Тони телеграммой из Доны. Тогда Карл распрощался с Даниелем и его группой и отправился в столицу.

Глава 25 Лето в Прэсто

Лира продолжала сходить с ума.

После встречи с Нефандусом она возвратилась в замок Дэви. Хмурый Владыка, медлительный и какой-то замкнутый после долгого сна, поприветствовал её иронически, но ругать не стал. Хотя от Адама он уже узнал, где была девушка. Дэви торопился куда-то, но Лира остановила его.

— Господин, можно мне попросить? Включите меня в группу поиска Дара! — робко сказала она, почти не надеясь на успех.

— Ты остаёшься со мной, Лира Диос.

— Я была бы полезна…

— Ты даже не Высшая, — Дэви передумал уходить, подошёл к ней. Лира привычно вскинула голову, открывая лживые глаза его взору.

— Ты что-то задумала Лира Диос, — хмуро подытожил Дэви. — Скажи сама, или я прочитаю это в Бездне.

Лира улыбнулась, но промолчала.

— Огрызаешься? Что ж, — Владыка сделался ещё более мрачен, осознав свою беспомощность. — Отныне следуй за мной всюду, не отлучайся ни на шаг.

Лира снова улыбнулась:

— Хорошо, Господин!

Она опять стала его тенью. Она послушно следовала за Владыкой. Она насыщалась одним зрелищем чужой смерти, когда он ел, дремала на собраниях старейших, днём она лежала с ним в постели и их грёзы смешивались, клубились под пологом кровати… Владыка действовал умело: он пленил её тело и запер разум за стеной однообразных повторяющихся действий. Лира почти забыла себя и свою цель. Она ходила точно во сне, иногда подолгу замирала на одном месте. Если Владыка замечал это, он подходил, вглядывался в её глаза. Он думал, ею в эти моменты владеет Бездна… Лира же чувствовала только пустоту — ужасное ощущение проваливания в пропасть.

Carere morte из свиты Дэви обходили её стороной. Лира не стала своей для вампиров за прошедшее десятилетие. Но это её не угнетало. Она узнала Бездну — это было главное. Ничего не трогало её. Ничего. Митто принёс весть, что вампиршу Вако приняли в Орден, и Лира не почувствовала ожидаемой печали: вот, вампирша сумела стать своей для нового окружения, а Лира — нет.

Только однажды что-то дрогнуло в ней. Владыка беседовал с Мелиссой Лакус, и разрешил Лире побродить по замку. Точнее, он сам услал девушку, видя, как обижена присутствием Лиры Мелисса. Охотница долго бродила по коридорам, спускаясь всё ниже. Постепенно она перешла в подземные помещения и скоро вышла за пределы замка. Подземная речка осталась далеко позади, в этих коридорах было сухо и холодно. Лира наугад остановилась у двери какого-то хранилища. Дверь была приотворена. Любопытство чуть шевельнулось, придавленное горой равнодушия… Лира толкнула дверь, и та отворилась.

Это было хранилище какого-то кукловода. Лира долго рассматривала нагих людей, что лежали здесь в земляных ямах, присыпанные землёй. Черты лиц не разобрать, но по очертаниям фигур было понятно, мужчина это или женщина. Лира насчитала сорок могил и ни одна из них не была пустой. Две ямы находились в отдалении и были накрыты большой железной клеткой без дна — в подобных клетках в замке Дэви содержались смертные, предназначенные в пищу.

"Зачем их закрыли?" — Лира почувствовала тайну. Она подошла к решётке, взялась за прутья. Она разглядывала двоих, мужчину и женщину, лежавших там. Тела были засыпаны землёй, не видно ни лица, ни тела. Только лоб женщины был открыт немного — с него осыпалась сухая земля, и Лира заметила, что волосы покойницы медно-рыжие, совсем как у неё самой.

Лира наморщила нос. Она чувствовала здесь что-то. Знакомый запах… Знакомый с детства! Серебро?

Вампирша пошла на запах и скоро отыскала источник. Это было оружие охотников, оно было сложено в изголовье у кукол.

"Непонятно. Неприятно".

Лира просунула руку сквозь прутья, достала один кинжал. Сощурилась, читая инициалы на рукояти. Она перечитывала снова и снова, а страшная догадка крутилась где-то на границе сознания, не пересекая черту.

"C. R. D". — Это… Да это же… Инициалы отца!

Лира тряхнула головой, ещё раз перечитала буквы. Всё те же C, R, D. Карл Рикард Диос.

Девушка помедлила, но всё же опустилась на колени, зашарила по земле, ища второй кинжал. Взяв его в руки, она долго не решалась посмотреть на рукоять. Если там инициалы мамы, значит, всё точно…

Родители Лиры — охотники, вот уже тринадцать лет считались пропавшими без вести. Однажды они не вернулись из очередного рейда. Их тела так и не были найдены, но в Ордене склонялись к тому, что Диосы убиты. И Лира в своём сердце давно уже мысленно похоронила их.

Лира взглянула на рукоять. "M.A.D". Да, это они. Мама и Папа…

Она выронила кинжал, поспешно отступила. Отвернулась совсем, но перед глазами упрямо стояла та же картина: две раскрытые могилы с телами и клетка над ними. Зачем клетка? Охотники остаются строптивыми и после смерти. Эти марионетки могли пойти против своего кукловода.

Лира помотала головой, но картинка не ушла. Может быть, будь здесь факелы, она подожгла бы клетку, и тогда вместе с куклами сгорела бы и картинка. Будь здесь вода из Источника, она щедро налила бы её в ямы, вытравила страшный образ из своей памяти, как кислотой. Если б не тонны земли над потолком камеры, она проделала бы путь солнечным лучам, чтобы они навек ослепили её, чтобы она забыла, что видела последним в своей вечности! Но здесь не было ни огня, ни воды, ни пути для солнца. Лира стояла перед клеткой, опустив голову, и не смотрела на кукол. Она непроизвольно сжимала кулаки.

Не так всё должно было быть. Не так! Она, охотница, во главе армии охотников должна была смести замок Дэви. А после битвы к ней бы подбежали: "Глава Ордена! Мы нашли подземное хранилище кукол, и там…" Или могло быть так: в последнем сражении за "Тень Стража" кукловоды Дэви вывели бы Диосов-марионеток в бой против дочери. И она, заливаясь слезами, снесла бы им головы, а потом разнесла убежище Владыки вампиров по камушку. Но вместо этого молодая вампирша стояла в хранилище неизвестного кукловода у осквернённых могил родителей и только сжимала кулаки. Больше она ничего не могла, предательница, первая carere morte по фамилии Диос. Её тело принадлежало Владыке вампиров, её душа принадлежала Бездне.

"Госпожа!" — мысленно позвала девушка.

Она почувствовала: этот мысленный вопль разбил какую-то стену за её спиной. Особенную, невидимую стену, удерживающую Бездну от проникновения в мир. И Лира вспомнила слова Владыки: "Ты одним присутствием в мире создаёшь коридор пустоты, Лира Диос".

Она пришла, заметив новую дверь, открытую для Неё. Ничего не изменилось. Не сверкнула молния, не грянул гром, солнце и звёзды остались на своих местах в небе, только от входа в хранилище к клетке поползла тень, холодная и быстрая. Она погладила Лиру по волосам, коснулась слезинки на щеке и превратила солёную влагу в кусочек льда. Лира глубоко вздохнула и закрыла глаза. Она не видела, как Бездна бушует в хранилище кукловода, как она бескровно, быстро пожирает тела марионеток. От кукол оставалась пригоршня пыли — как в ритуале уничтожения carere morte, только эта пыль была не горячей, а холодной, ведь рабы мертвы. Когда Бездна насытилась и зарыскала в поисках новой пищи, Лира механически развернулась на каблуках и пошла к выходу из зала. Она ни разу не оглянулась. Невидимая стена вновь была за её спиной. Присмиревший зверь — Бездна слепо тыкалась в неё, но перейти границу не могла.

Лира осталась почти равнодушной. Вопль, призвавший Бездну, был первым и последним. Девушка холодно, спокойно покинула хранилище и возвратилась в замок Дэви. О родителях она больше не вспоминала. Она не стала доискиваться, как их тела оказались в хранилище кукловода. Но на ближайшем собрании старейших не появилась Сесилия Калькар. Вампирша сказалась больной, и Лира усмехнулась: так вот, чьё это было хранилище!

Владыка скоро узнал о происшествии, хотя Лира никому не говорила о нём.

— Ты поступила правильно, последняя из рода Диос, — похвалил он. — На твоём месте я постарался бы добраться и до главного — кукловода.

— Жаль, не я убила Долуса — истинного убийцу моих родителей! — прошептала Лира.

Вампир усмехнулся, но мыслями он был далеко.

— Да. С теми, кто лишил тебя семьи и надежды следует расправляться скоро и жестоко, — жестко сказал он, и Лира поняла: он вспоминает своё прошлое…


Другой раз во время пиршества в "Тени Стража", когда Дэви увлёкся беседой с каким-то старейшим, Хиам тихонько отозвал Лиру в коридор. Девушка послушалась.

Они прошли к винтовой лестнице в разрушенную башню. Светильников здесь не было: колодец темноты в конце длинного коридора. Хиам заметно волновался: Лира слышала его учащённое сердцебиение. Сама же вампирша оставалась равнодушной, холодной, неживой, как всегда. Только от запаха крови, распространяющегося из зала трапезной по всему замку, немного кружилась голова…

— Что ты хотел, Хиам?

— Леди Лира, я давно мечтал увести вас ненадолго из-под взора Владыки, чтобы сообщить это…

— Что?

Хозяин зверей шумно вздохнул — точь-в-точь как его хвостатые куклы:

— Несколько лет назад я начал готовить убежище за границей. Сейчас путь к нему свободен: ищейки Орден оставили приграничье. Старшие из моего рода мне вполне доверяют… думаю, мне удастся уйти далеко, прежде чем они поднимут тревогу.

— А! — губы Лиры чуть шевельнулись: сотая толика прежней заинтересованности. — Ты снова собрался бежать от Калькаров?

— Да. И… леди Лира… Я хочу, чтобы вы сопровождали меня, — Хиам замолчал, будто испугавшись своих слов.

— Я?

— Вы, леди Лира! Поверьте, carere morte может неплохо существовать и за границей. Занятия Владыки и старших Калькаров давно мне претят, да и вы… лишняя здесь. За границей мы будем свободны от проклятия, насколько это возможно в нашем положении неисцелимых, — только знание того, что Дэви в любой момент может потребовать Лиру обратно, могло подвигнуть младшего Калькара на столь быстрое, резкое и чёткое заключение. — Что вы мне скажете, леди Лира?

Лира закрыла глаза, и чернота коридора сменилась чернотой дум, в которых не было места фантазиям и мечтам. Увы, девушка не чувствовали ни радости, что небезразлична молодому кукловоду, ни нетерпеливого желания действовать ради возможности освободиться. Она понимала: свободы нет. Нет ни для кого, и даже Бездне тесно в границах материального мира, через которые Она, увы, не может переступить.

— Я не лишняя здесь, Хиам. Моя вечность — служение Бездне.

— Вы сможете продолжить его за границей.

— Нет, — Лира вздохнула. — Дэви всё больше удаляется с пути Бездны. Скоро он пойдёт против Неё, и тогда мне придётся встать на защиту Госпожи, — она сказала это — и испугалась. Даже сердце болезненно ткнулось в грудную клетку маленьким раненым зверьком. Да, так будет, и очень скоро! Глашатаю Бездны придётся встать на пути Владыки вампиров!

Хиам здорово разволновался от этих её слов. Его голос задрожал:

— Тогда… Это всё меняет, леди Лира. Я останусь здесь, с вами. Вы можете рассчитывать на любую мою помощь…

Он говорил всё горячее, уверенней… А Лира осторожно коснулась платья на груди, там, где по-прежнему больно кололо сердце. Обзавестись помощником в нелёгком деле голоса Бездны? Это было бы великолепно! Сильный вампир, хозяин зверей, к тому же, беззаветно преданный ей одной. И младшего Калькара нельзя назвать навязчивым, он не тот, кто способен разбить хрустальный трон её одиночества…

"Соглашайся, Лира! Почему ты медлишь?"

Девушка глубоко вздохнула — вдохнула окружающую черноту, пустоту. Она была абсолютна уверена, что равнодушна к молодому Калькару. Это не любовь. Что же до сих пор так больно колет её неживое сердце?

"Он пойдёт за тобой,он убьёт за тебя и падёт потом — за тебя. Нет, нет! Глашатаю Бездны не нужны такие жертвы!"

— Благодарю, Хиам. Но помощь мне не нужна.

— Леди Лира…

Она запрещающее подняла ладонь. Вампир не увидел это, но почувствовал волну холода, шедшую из кончиков пальцев голоса Бездны.

— Правда, не надо, Хиам. Я знаю, чем это кончится: твоей смертью. Однажды я уже предчувствовала, что те, кто пойдут за мной — погибнут, но малодушно не предупредила их. И они мучают меня до сих пор! Хватит. Я должна быть одна.

Лицо вампира застыло — ледяная маска:

— Леди Лира! Вам не лишить меня свободы выбора, как поступать. Если я решил защищать вас, я…

— Я хочу быть одна, Хиам, — Лира сделала ударение на новом слове: "хочу". Такое маленькое смещение акцента — и серебряное копьё в сердце собеседника! Хиам ничего не сказал. Потерянно вздохнул и совсем скрылся во тьме. Лира не спеша возвратилась к Дэви.

Слышал этот разговор Владыка, или нет, но его отношение к бывшей охотнице вновь изменилось. Он больше не требовал постоянно быть при нём и скоро вовсе отправил её к группе Гелера — на поиски Избранного…


— Владыка за двести лет не сделался предсказуемым, — заметила Лира о своём назначении друзьям-вампирам. Гелер усмехнулся, а Адам Митто задумчиво сказал:

— Иначе он бы уже не был Владыкой. Не обольщайся, Диос. Ты здесь не потому, что по мнению Дэви способна нам помочь. Ты здесь потому, что у Владыки сейчас время важных встреч и важных разговоров и ты, хвостик, будешь ему мешать.

Лира проглотила обиду, спросила спокойно:

— Что за важные встречи?

— Тебе знакомо имя Крас?

— Да. Главный покровитель Ордена. У него какие-то дела с Владыкой вампиров? Он же вас ненавидит.

— "Нас", вампирша Диос. Всё изменилось. Грядёт новая война с Орденом, и по крайней мере в первой битве Крас будет на нашей стороне.

Лира пожала плечами, отвернулась к окну. За ним была холодная дождливая меторская осень. Сообщение Адама не взволновало её, хотя оказалось неожиданным. Война? За Дону? Хм-м. Лира хорошо помнила Орден. Владыке не победить их. Хотя, если Крас будет на стороне carere morte… — Лира зябко повела плечами и придвинулась к стеклу ближе, едва не касаясь его носом. Девушке было скучно. В грядущих сражениях — знала она — ей опять не будет места. Её вечная участь: наблюдать со стороны, наблюдать и ужасаться, ужасаться и гадать, какова доля её вины в происходящем.

В Меторе им не удалось найти Избранного. Слухи о вампире, обращённом кровью владельца Дара в мумию, оказались верны, но за давностью лет восстановить произошедшее не оказалось возможным. Кроме того, Гелеру здорово мешала группа охотников.

Лира развлекалась, как могла. Однажды она так запутала Гелера, что один отряд его марионеток напал на другой, думая, что перед ним охотники Даниеля Гесси. В другой раз на ночной улице Лира поймала вампиршу Вако и всласть попугала её Бездной. Потом Гелер оставил Метор. Они поблуждали в окрестностях Доны, смещаясь всё южнее, и к лету восемьдесят седьмого оказались в Прэсто.


Прэсто — городок у тёплого моря. Курортное местечко. Сюда приезжали лечить хронические болячки, и не напрасно: Лира с удивлением подметила — пустоты здесь было немного. Этот кусочек мира был живым, не то что блёклый север! Странно… Прежде вампирша жила здесь, но не замечала, как мало в Прэсто вампирского, тёмного — того, что печатью лежит на всех северных землях. Может, тогда её нюх на Бездну был не таким острым? Все взрослеют, все меняются, даже carere morte.

Митто все искал Избранного, точнее, Избранную — в Прэсто ходил упорный слух о таинственной целительнице carere morte. А Лира отдыхала. Она отыскала пустынное местечко на морском берегу и ходила туда любоваться закатами и восходами почти каждый день. Она сидела на горячем сухом песке, пересыпала песок из ладони в ладонь или просто держала на открытой ладони и ждала, когда песчинки унесёт ветер. Песок сыпался с лёгким шелестом, и Лире казалось, это она сама истончается и рассыпается, это её по крупицам тёплый ветер уносит в небо. Иногда она проходила дальше, до галечного пляжа, и перебирала гладкие камни, обведённые кругами соли, выкладывала из них узоры или просто грела в руках — занятие, достойное двухлетнего ребёнка. Порой Лира вспоминала, что эти камни, холодные и тяжёлые, бессчётное число эпох назад были живыми, странными существами, населявшими совсем ещё молодую планету, и эти мысли нравились вампирше. Они словно приближали её к жизни, заставляли почувствовать связь между всеми когда-либо жившими существами.

Таковы были её странные утренние и вечерние бдения. И в них с девушкой не было вечной спутницы — Бездны. Королева была слаба в Прэсто. Что такое пустота рядом с мощью огромного тёплого моря, огромного звёздного неба? Тьма таяла здесь, на краю земли. Таяла и скоро совсем исчезала… Горизонт в Прэсто был чист, как нигде, и, глядя на кромку воды и неба, Лира порой забывала, что она — carere morte. Она забывалась: Владыка, его свита, вся её странная жизнь казалась глупым сном. И девушка закрывала глаза, смешно надеясь, что таким образом очнётся для новой жизни там, у кромки неба и воды…

Она не запомнила, в какой из визитов на берег познакомилась с Литой. Лита… — совсем не подходящее имя для маленькой, ловкой, быстрой как горная речка девчушки. Лира ясно помнила одно — это Лита предложила знакомство. Она закружила вампиршу, как вихрь. Она вся была — танец и песня.

…- Я не видела тебя здесь прежде, Лита. Откуда ты?

— Я здешняя. Просто я много путешествую. А ты… Ты нездешняя! Я помню, я видела тебя далеко отсюда.

— Я из Доны.

— Ты нездешняя, — кивнула смешная девчушка, странно подчеркнув это слово. На вид ей было лет пятнадцать. Лира очень удивилась, когда, далеко не на первый день знакомства, узнала, что Лите уже двадцать и она замужем. Очень странная особа! И глаза, точнее, их взгляд — словно виденный прежде…

— Нездешняя — что ты хочешь сказать?

— Ты приехала сюда лечиться.

— Ну… да.

— Ты пришла за исцелением, — другой тон. — Так слушай…

Лита взяла флейту и заиграла. Вампирша узнала уже не одну её странную мелодию, но эта была страннее всех: какой-то дикий ритм и долгие трели, прерываемые ещё более долгими паузами.

— Что это?

— Волшебство! — серьёзно прошептала кареглазая девчушка.

Да, это было волшебство. Мелодия выправлялась. Не сразу, шажками, давая Лире время осмыслить все происходящие изменения. Мелодия вела за собой и меняла её, меняясь сама. Что это? — Слёзы на щеках. Лира торопливо осушила их платком, опустила голову, прячась от странной музыкантши за волосами.

"Чёрт, руки дрожат и сердце бьётся испуганно, сильно. Что эта музыка делает с ней?!"

— Хватит, прекрати! — почти крикнула она, но Лита продолжала. Дойдя до головокружительно высокой точки, мелодия окончательно обрела гармонию, и вампирша снова вскрикнула — теперь от восторга. Но музыка оборвалась.

— Ты провела какое-то время с детьми Пустоты, — печально сказала Лита, откладывая флейту. — Это очень заметно, как печать. Но сама ты мало взяла от них! — поспешно заверила она. — Это я ясно вижу… Я просто хотела тебе показать, как вас можно лечить.

Лира чуть улыбнулась, старательно скрывая клыки:

— Дети Пустоты — это carere morte? Ты их лечишь, и они действительно становятся смертными?

— Я не знаю, что это "carere morte", но я знаю, что есть Пустота. Я слишком знаю, что она! В Прэсто Ей закрыт путь. Я закрыла Ей путь сюда. Её дети здесь оказываются под моей властью. Мне пока не удалось вернуть кого-либо из них в жизнь насовсем, но подарить им час или день сказки мне по силам.

Лира подобрала гладкий холодный камень и запустила его скакать по волнам. Более всего ей хотелось вскочить и запрыгать, подобно щенку, подобно этой странной Лите. Вампирша едва сдерживалась, чтобы не закричать: вот же она, Избранная, перед ней!

— Ты умеешь видеть детей Бездны среди людей, так? — спросила она. — А тебе не случалось встречаться с одним из них близко? В Меторе…

— Случалось. Да, в Меторе. Он умер. Я пыталась спасти его, но…

— Просто им нельзя пить твою кровь.

— Это я поняла, — кивнула Лита и вдруг пронзительно и знакомо взглянула на Лиру. — Мне нужна помощь. Я знаю, здесь за мной охотятся. И те, и… другие. Я хотела пойти к другим, но сестра меня отговорила. Она сказала, другие, охотники, убивают детей Пустоты, а я хочу не убивать их, а…

— …лечить, — синхронно с ней прошептала Лира.

— Сейчас мы с сестрой проверяем охотников. Она говорит с ними от моего имени.

— Чем же мне помочь тебе?

— Мне довольно будет твоей дружбы, Лира. Однажды ты уже спасла меня… Ты, наверное, не помнишь: это было в Доне, почти пятнадцать лет назад, в одну декабрьскую ночь, когда Бездна взбесилась. Ты спасла меня тогда. Благодарю тебя…

Лира уходила с той их беседы на подкашивающихся ногах. Избранная! Благодарная ей! Предлагающая дружбу! Бедная не знала, что благодарить не за что: та ночь была ночью предательства Лиры. Несчастная не догадывалась, что, предлагая дружбу Лире Диос, она сама восходит на алтарь для жертвоприношения.

Лира стряхнула дурман грёз. Она вновь стала быстра и деятельна. Ей необходимо было сделать так много: скрыть Избранную от группы Митто, подготовить зелье для ритуала, наконец, заручиться необходимой поддержкой — ведь в ритуале должен участвовать потомок Арденса или охотник… Она подумывала, не сменить ли гнев на милость и не обратиться ли к Хиаму — задача казалась несложной и верной, — но, уже подходя к почтовому ящику, разорвала послание хозяину зверей. Если Бездна решит, что Её глашатаю нужен помощник в этом деле, Она сама подарит Лире его!

Глава 26 Новообращённая

Мира очнулась быстро, словно кто-то вытащил её из небытия. Открыла глаза, но обнаружила над головой не низкое, тяжёлое, сочащееся водой небо, а серый потолок. Открытое окно призывно сияло мистическим лунным светом. Вампирша поднялась, подскочила к нему.

Она увидела яркую звёздную ночь и облака молодой листвы, зацепившиеся за деревья. Тёплый незнакомый ветер растрепал ей волосы.

"Лето?! Сколько же времени прошло?"

Ночная сорочка была ей коротковата. В шкафу вампирша обнаружила несколько домашних платьев, но предпочла им чей-то красивый, отделанный кружевом халат, висевший на спинке стула. Комната, в которой Мира проснулась, была небольшой и обставленной достаточно скромно, но, вновь высунувшись из окна, разглядев весь дом, она присвистнула: вампирша была в жилище богачей.

"Где же я? У друзей или врагов?"

Задумавшись, кого в этом мире она может без иронии назвать друзьями, вампирша побродила по пустому дому, вышла на балкон. Здесь её внимание надолго привлекло таинственное белое пятнышко меж тёмной волнистой линии деревьев.

Дом… а, может быть, церковь? Или просто облако?

Она сразу узнала звуки на границе слышимости: шаги, тихие весёлые голоса. Группа вернулась. Но Мира не торопилась. Она неподвижно, как ещё одна статуя, стояла на балконе, пока подошедшая Диана не крикнула:

— Вот ты где! Спящая красавица проснулась! Что не спускаешься к нам?

— Что я пропустила?

— Много всего было, — уклончиво сообщила охотница.

— Какой сейчас год?

— Не пугайся. Восемьдесят седьмой.

Подошла Ангелика.

— Ты узнаёшь нас? Как ты себя чувствуешь? — спросила она, как-то очень осторожно и тревожно поглядев на Миру.

— Пожалуй, выспавшейся.

— Что последнее ты помнишь? Ты представляешь, сколько времени прошло?

— Помню, что бросилась к дому… Там, в Меторе, когда мы нашли Избранного. Потом кто-то… оглушил меня? Это всё.

— Это было восемь месяцев назад. Митто ранил тебя в голову серебряной стрелой.

— Прости, это был мой арбалет, — созналась Диана. — Вампир вырвал его у меня из рук.

— Мы отогнали вампиров. Избранный удрал, пользуясь нашим замешательством, и мы последовали за ним в Прэсто, — продолжала Ангелика. — Ты была очень плоха осенью. Почему ты не говорила, как трудно восстанавливаешь силы? В декабре приезжал Карл, после его визита дело пошло на поправку. Последние два месяца, Даниель уверен, ты просто ленилась. Переоденься и давай спустимся, обрадуем его.

Мира подчинилась.

— Приезжал Карл? — переспросила она. Она силилась вспомнить визит старого друга, но, увы, в памяти была сплошная чернота. — Как он? Они с Дарой отыскали Либитину?

— Да. Теперь он — глава Ордена.

— О! Это его должность, я за него рада. А Избранный? Команда в сборе, значит, поиски ещё не кончены?

— Избранный, точнее, Избранная где-то здесь, в Прэсто. Здесь давно ходят слухи, что какая-то добрая девушка может различать carere morte среди людей и даже пытается их лечить, — усмехнулась охотница.

— Так это девушка? Интересно! — Мира улыбнулась. — А зачем приезжал Карл?

— Из-за твоей болезни, — резковато сказала Ангелика. — Хотя всю неделю он старательно изображал, что приехал только затем, чтобы помочь нам расправиться с Митто. Ты ничего этого не помнишь?

— Нет! — совсем загрустила Мира.

Она немного соврала. Иногда в эти месяцы ей удавалось коснуться границы странного сна без сновидений. Но тогда Миру охватывал кошмар: все смерти, что были на её пути, все шаткие, ускользающие надежды, все зеркала, что разбивались, когда за ними вставал неохватный, чудовищный образ Бездны… — и она опускала руки, вновь погружаясь в спасительное небытие. — Я бредила?

— Уже давно нет. Всю весну ты просто спала, — огорошила Ангелика.

— А где мы сейчас?

— Я же сказала! Местечко Прэсто, это на юге. У семьи Гесси здесь летний дом.

— Ясно, — вампирша остановилась у зеркала на лестнице вниз. — Надеюсь, они на меня не обидятся…

Зеркало треснуло, едва она коснулась его взглядом, но и за мозаикой осколков она разглядела свой новый облик: более ничто не напоминало о прежней пышноволосой девушке с бесстыдной хищной улыбкой — бледное лицо с резко обозначившимися чертами, острые скулы голодной кошки, скромный пучок волос на затылке. В тёмном закрытом платье она была похожа на строгую классную даму.

— Отвратительно, — вынесла вердикт она. — Я выгляжу лет на пятьдесят!

— А сколько тебе? — не удержалась Диана.

Вампирша прищурилась, подсчитывая:

— Пятьдесят четыре.

Даниель поприветствовал её несколько смущённо и… уважительно. Мира гадала, что послужило причиной того, но Гесси хранил молчание. На вопрос об Избранной он ответил лишь, что поиски по-прежнему продолжаются. И — вовсе удивительно! — велел Мире отдохнуть "ещё недельки две, чтобы восстановиться полностью".


Чёрная-чёрная гладь моря, чёрное-чёрное небо усыпано звёздами. Граница меж ними не была заметна, словно они одно целое. Вдали на берегу белело незнакомое здание — ещё одно поместье — в окружении невидимых в ночной тьме деревьев, об их присутствии можно было догадаться только по тихому лепетанию листьев.

Две девушки возвращались с деревенских танцев. Белые свободные блузы, широкие юбки: их наряды не отличались от платьев местных красавиц. Обе шли босиком, Диана несла туфли в руке, а Мира выкинула свои — на правой лопнул ремешок, — по дороге. Диана щеголяла красивыми бусами, цветы в волосах Миры совсем завяли.

— "Берег неба". Здесь чудесно! — прошептала Диана.

— Зачем ты меня сюда привела?

Диана таинственно улыбнулась:

— Тихо! Слышишь?

— Кто-то… поёт?

Негромкая мелодичная песня приближалась. Пел слабый, но приятный девичий голосок. Мелодия без слов, странная, совсем чужая, незнакомая на слух, но завораживающая.

Скоро показалась и певунья. Берегом моря шла девушка в простом белом платье. Она ступала легко и казалась призраком. Прямые, длинные до талии волосы были распущены, как у лесной нимфы.

— Кто это?

— Юная супруга барона Фабера. Это их дом там, на берегу. Они недавно возвратились из очередного путешествия. Она почти каждое утро так встречает.

Вот она допела песню, последняя высокая нота унеслась к звёздам, стала одним из огоньков. А девушка обернулась к бледнеющему над восточным горизонтом небу: ветер гнал оттуда редкие облака, расчищая путь солнцу, и вновь запела и закружилась в танце, сначала медленно, потом всё быстрее, быстрее, протягивая руки к разгорающемуся свету, разливающемуся теплу. Приветствуя новый день.

— Столько времени уже потрачено впустую! — прошептала Мира, — Только подумать: шесть лет, а мы так ничего и не достигли!

— А мне было весело эти шесть лет. Я и не надеялась, что Даниель возьмёт меня в группу, — призналась Диана. — Как я мечтаю вернуться поскорее в Дону! Я скучаю по Алексу… Он обещал, что мы поженимся, когда придёт время нашего Отряда.

Вампирша неопределённо пожала плечами.

— Мне всё равно, где выполнять задание. И я не могу позволить себе скучать по кому-либо. Я, carere morte, переживу все свои привязанности… Светает. Нам пора возвращаться.

— Ну уж нет! — проворчала охотница. — Ты можешь идти, а я дождусь рассвета. Как мне надоела эта ночная жизнь! Как можно жить без солнца? Я скоро совсем стану тенью.

Вдохновлённая видение танцующей девы, спокойная и радостная Мира возвратилась в дом Гесси. Вампиршу дожидался один Тэрри:

— Гесси велел тебе идти к нему, — сообщил он Мире. — Спустись по улице, номер семнадцать.

— Вы опять кого-то поймали? — заметила Мира, глядя, как он ставит очередную зарубку на рукоятке кинжала.

— Отдыхаешь? Вот и отдыхай…

Мира не дослушала, вышла на улицу, как указал Энна. Босиком…

Привычная картина. Ветер раздувал парусом шторы, закрывающие распахнутое окно. Разбитая ваза, должно быть, стоявшая на подоконнике. Рассыпанные по полу розы. Порванная цепочка с медным крестиком у кровати. На кровати незнакомая девушка без чувств. Жакетик и блузка в полнейшем беспорядке.

— Новообращённая… — она даже не посмотрела на её шею.

— Да, — откликнулся Гесси, у кровати карауливший пробуждение юной вампирши. Ангелика, холодно глядя на себя в зеркало, поправляла шляпку.

— Как вы нашли этого вампира?

— В рейде. Я нарочно познакомилась с ним на улице, — усмехнулась охотница, теперь пытаясь подколоть булавкой глубокий вырез вульгарного платья. — Он привёл меня сюда в качестве первого совместного с… этой завтрака.

— Она просыпается. Вако, подойдите ближе, — неожиданно предложил Даниель. — Молитву вы знаете?

— Я?!

— Да, вы, — он протянул ей воду в пузырьке и большое распятие. — Увидев, как вы разделались с Гелером, я почти поверил: эта вампирка небезнадёжна.

— Довольно жестокое испытание! — Мира внимательно глядела ему в лицо. Нет, непохоже, что шутит: лицо — вечная спокойная маска, глаза — такие же прозрачно- презрительные, как и стеклышки очков.

— Разве не признания тебя, как охотника, ты ждала от меня все эти годы?…Мира?

Мира приняла необходимые для исцеления атрибуты, оскорблённо поджав губы.

Девушка очнулась, приподнялась рывком и пошатнулась, упала обратно на кровать, только слабо вскрикнула. Вампирша присела на край кровати, и новообращённая отодвинулась от неё подальше, бесцельно теребя простынь. Глаза ещё мутные, бессмысленные, сонные. — Кто вы? Что вам нужно? Где Натан?

Ни о чём пока не думая, Мира резко выбросила вперёд руку с распятием. Увидев крест, вампирша сжалась, завизжала, жмуря глаза, скаля зубы.

— Нет, не отворачивайся! — Мира грубовато повернула её голову за подбородок к себе. — Смотри!

Но та не слушалась, начала вырываться… Мира обхватила её за плечи, должно быть, больно. Девушка тихо застонала, закрывшись длинными волосами. Её сердце слабо, испуганно трепыхалось, со всё большим трудом разгоняя замерзающую кровь по жилам. Бледную кожу не расцвечивал румянец, синие холодные вены проступали на запястьях, висках под тонкой кожей. Carere morte, carere vitae! Бездна здесь.

"Бездна здесь! — знакомый шепоток, тихий, как осенний дождь. — Чувствуешь, как Она поглощает её? Чувствуешь, как Она поглощает… всё?"

Вампирша в ярости встряхнула новообращённую:

— Смотри на меня!

Она… ненавидела. Не эту несчастную. Бездну в ней.

"У меня с Тобой счёты, подруга!"

Девушка так и замерла в её руках, с ужасом уставившись в злые глаза вампирши, видя в них своё новое чудовищное отражение. Испуганное сердце вдруг забилось сильно, оно боролось, она боролась за свою ускользающую жизнь. Снова закричала: жалобно, протестующе.

Но Мира всё также держала её взглядом, не отпуская, не давая забыть свой новый страшный облик.

— Per signum crucis, — с некоторым опозданием вспомнила она о молитве, — de inimicus nostris…

— …Libera nos, Deus noster, — отозвалась девушка: на известном всем древнем бессмертном языке.

Мира впервые видела это так и это было… Чудо. Жизнь побеждала вечное Ничто, Пустоту, Бездну. И побеждала легко, играючи, как если бы здоровый вздумал соревноваться с немощным в силе. Новообращённая задышала, тепло разгоралось в её груди. Знакомое всем вампирам тепло жизни.

Мира отпустила её. Девушка легла на подушку почти покорно. Наверное, ей было очень больно. Она дышала, но задыхалась, сердце билось, и тело содрогалось от этих ударов. Гесси подался вперёд, видимо желая что-то посоветовать, но передумал, остался на месте. Вампирша торопливо открыла пузырёк со святой водой. Обжёгшись, отбросила стеклянную притёртую пробку прочь. Она совсем забыла о перчатках.

— In nominae Patris, — она двумя резкими взмахами рассыпала над новообращённой искрящиеся капли этой странной живительной воды и не договорила молитву: девушка вновь лишилась чувств.

…Но она была жива.

Мира обернулась к охотникам. Руки дрожали, и она сильно сжала их на коленях. Тогда застучали зубы. Её всю трясло!

— Всё получилось, — успокоила её Ангелика.

— Я же ничего не сделала, — удивлённо выдохнула вампирша, клацая зубами.

— Она её… напугала? — предположила Ангелика.

— Да, — Гесси был задумчив, но доволен. — Первый раз такое вижу.

— Я же… ничего… не сделала!

— Да, так и есть. Роль охотника в исцелении минимальна. Нельзя вернуть к жизни против желания. Мы только помогаем бороться с проклятием, сопровождаем. Иногда этот путь бывает долгим, исцеление занимает часы и дни. И ни у кого из смертных не получится напугать новообращённого, так, чтобы он сам, воя, вцепился в свою жизнь. У нас нет таких глаз, как у вас, — тон не презрителен и… теплел, и "вас" Даниель не бросил — тактично приглушил. — Завтра пойдете с нами в рейд, коллега.

Мира отметила новое обращение.

Глава 27 Совет в "Тени Стража"

Лира оставалась в Прэсто. Она всё также гуляла берегом моря. Они много говорили с Литой. Хитрая Лира смогла втереться в доверие к Избранной. Скоро Избранная звала её сестрой.

   "…Видя этот холодный взгляд,
   Я знала: это не льды горят,
   А спрятано где-то, под камнем сна,
   Иное сиянье, иная струна".
Так пела Лита, и тогда вампирша отводила глаза. Она знала, чего хочет Избранная: Лира должна была стать первой, исцелённой ею. Вампирша и сама чувствовала связь, возникшую меж ними с первых минут знакомства. Однажды Избранная попытается, и тогда Лира… Ударит её? Рассмеётся? Подчинится? Лира пока сама не знала, что она сделает. Так или иначе, они с Бездной неразделимы — жаль, что Избранной не дано этого понять.

Ещё Избранная любила рассказывать о своих путешествиях. Лира узнала много удивительных вещей. Оказывается, предания о странных существах, ведомых таинственной силой, существовали не только в Земле Страха. Северные народы рассказывали о чудных прозрачных тварях, растущих как кристаллы, питающихся солнечными лучами, южные — пугали историями о чудовищах, пострашнее carere morte, пьющих не кровь — высасывающих всю влагу из организма.

Через полтора года всё было готово. Зелье для ритуала Лире удалось уже со второй попытки — Бездна помогала, подсказывала ей. Иногда она пробовала представить ритуал, то, как Лита выпьет зелье из чаши и упадёт мёртвой… Эта картинка являлась ей бессчётное количество раз, сначала вызывая ужас — от того, что Избранная примет смерть из её рук. Потом Лира успокоилась.

"Этим я освобожу её душу. Избранный — вечный заложник Дара, наконец-то примет свободу — из моих рук. Больше не будет Дара — лишней жизни, цепями сковывающей своего несчастного владельца. Душа Литы будет свободна — это не значит: "смерть".

Митто был хмур и непривычно немногословен, но поиски Дара продолжал, безуспешно, как и охотники. Лира же готовилась к своей авантюре. Она понимала: Владыка при первой же встрече непременно поймёт, прочитает в её глазах всю ложь о Даре, но… что будет дальше — охотницу не волновало. Дэви будет в ярости! — Пусть. Лира верила, Бездна защитит её.

Впрочем, Владыка был занят совсем иными делами. Помрачневший и притихший Митто иногда проговаривался: Дэви готовит нападение на Орден. Владыка хотел забрать и Дону под свою власть.

— Зачем ему это? — иногда спрашивала девушка. — Двести лет он тихо сидел в Карде.

— Настали интересные времена, Лира Диос, — вздыхал Адам.

Наконец, в начале декабря восемьдесят восьмого года все carere morte из Прэсто спешно отбыли в Карду. Дэви созывал всех. Настало время битв.


Карда встретила Лиру обильным снегопадом. Девушка с удовольствием ловила снежинки в холодную ладонь. Дома щурили редкие маленькие жёлтые глазки-окна. Они таились в засаде, ожидая добычу. Карда ждала, когда же и младшая сестра Дона станет домом для carere morte… Замок Дэви празднично сиял, словно бессмертные уже праздновали победу. Внутренний двор перегородили экипажи. По коридорам "Тени Стража" носились безликие серые слуги Владыки. Гостей было много. Кукловоды явились во главе армий своих созданий, и все подземные залы замка были забиты страшными куклами в человеческий рост.

Калькары, Магнус и Сесилия, везде выступали первыми. Их глаза радостно светились — два столетия вампиры грезили возвращением Доны. И брат, и сестра привели с собой по сотне кукол-людей. Младшего, Хиама, Лира искала везде и не нашла. Оказалось, его куклы-звери давно патрулируют улицы столицы, распространяя новый страх смертных о призрачных волках-убийцах. Хиам и ещё несколько кукловодов готовили Дону к прибытию армии Владыки вампиров.

Здесь был Витус, вампир по рождению. Лира только читала о нём, но до сих пор не видела воочию. Его мать была обращена в carere morte на пятом месяце беременности. Обычно, в таких случаях беременность прерывается, но Витусу повезло. Или нет? Говорят, его мать была из красавиц рода Лакусов, но сын пошёл не в неё. Это был колченогий карлик с уродливым плоским лицом и рыхлым телом. Его внешности была итогом борьбы проклятия с жизнью. Процессы созидания новых клеток и тканей сильны у детей, но проклятие carere morte быстро замедляет и вовсе прекращает их. Вампир по рождению не успевает повзрослеть телом, при этом его ум — чаще всего, ум взрослого человека. Витус был лучшим целителем вампирских ран, полученных в боях с охотниками.

Прибыла Мелисса Лакус. Всегда первая красавица среди бессмертных, сейчас она сияла и вовсе неземной красотой. От её лица, вернее, лика, как у божества, невозможно было оторвать взгляда. Даже старейшие бессмертные попадали под власть усилившихся чар вампирши. Она привела несколько учениц — чаровниц послабее. В Доне у них была особая задача.

— Без помощи смертных Дэви не справиться с охотниками, которые непременно встанут на пути Владыки. В ночь первой битвы вампирши Мелиссы поведут своими чарами в бой целые толпы смертных, — объяснила Лире Хелена.

Были и другие смертные. Профессиональные убийцы, для которых не была преградой защита охотников. На второй день после приезда Лиры из Доны прибыл главарь банды смертных — Севелл. Дэви лично встречал его, а Лира только смотрела издалека. Этот человек был молод, хорош собой, разговаривая с Дэви, он улыбался, подшучивал. Владыка привечал его. А Лира думала: может быть, такие же, как этот, убили когда-то её родителей…

Дэви был радостен. Вампир словно ожил. Его глаза сияли. Всегда скупой на движения, равнодушно бросающий фразы, он был говорлив и эмоционален. Он уверенно говорил о грядущих победах и заражал своей манией окружающих. Одной Лире мерещилась фальшь — почти неприметное глазу дрожание его зрачков, когда он говорил о штурме Академии, редкие подёргивания уголка рта, когда он хвалил сторонников и перечислял их прошлые регалии, слабость его рук, которые он то и дело прятал в широких рукавах или сцепляя пальцы в замок. Владыка фальшивил. Не нужна ему была война за Дону. Но вот что ему было нужно, Лира не могла понять.

— Крас купил Владыку вампиров. Вот и всё, — скучно объяснил Адам, когда у него выдалась свободная минутка. — Не ищи сложных объяснений, всё очень просто: Крас перестал доверять своим стражам-охотникам и ищет новых телохранителей. Он пообещал Дэви Дону и полную свободу от Покрова бессмертным слугам Владыки. Взамен carere morte Дэви будут охранять Красов от Макты.

— Как это: свободу от Покрова?

— Покров будет снят для Дэви и его свиты. Только для нас, не для дикарей, иначе в Доне воцарится хаос.

— А Орден?

— Будет уничтожен. Просто распустить его Крас боится. "Они уже не подчиняются и могут пойти против. Новый глава доказал это своим визитом к вампирше Вако", — говорит он. Дэви поможет Красу и с уничтожением охотников. В середине декабря планируется визит Владыки бессмертных в Академию.

Сердце Лиры больно трепыхнулось.

— Но ведь это невозможно, — скрывая волнение, очень спокойно сказала она. — Там Покров.


— Единственное, что сдерживало нас прежде от нападения на Орден — это Покров, — увлечённо сказал Дэви. — Но в ночь штурма Покров над всей Доной снимет наш друг-герцог.

Шло большое собрание. На входе в зал Лиру обыскал серый слуга Владыки. Вампир забрал Лирин кинжальчик и шутливо погрозил ей пальцем. Девушка презрительно хмыкнула и гордо прошествовала в зал. Она оттеснила двух бессмертных и протиснулась к краю большого стола, на котором лежали карты Доны и окрестностей. В глаза бросались ровные круги тушью, отмечающие здания, защищённые Покровом Ордена. Красной тушью был отмечен центр — перекрёсток Восточного проспекта и Рябиновой улицы. Академия.

— Крас напрасно хвалится. По его же словам, доля потомка Арденса в создании Покрова хоть и велика, всё же не один Крас создаёт его. Есть часть главы Ордена и части пяти глав районов, — заметил Адам.

Прежде Лира никогда не заговаривала с carere morte о тайнах Ордена. Она бережно хранила эти частицы, будто для неё был возможен возврат к прежней жизни. Вот и сейчас она молчала. В горле очень неприятно скребло. Крас всё-таки предал Орден. Арденс, не она — предал Орден, отдал Орден вампирам!

— Красы всегда боялись carere morte, — сказала она, может быть, чтобы отвлечь вампиров от обсуждения Покрова. — Что могло так напугать герцога, чтобы он обратился к carere morte? — Но Дэви не услышал её.

— Крас мне всё объяснил. Покров по сути создаёт только "первая" частица знамени — по легенде, та, куда ударила струя крови Макты. Остальные тридцать частей лишь перенимают заклятие, что наложено на "первую". "Первая" сейчас находится в Академии, последний раз заклятие на Покров было наложено Красом и нынешним главой Ордена два года назад. Теперь о самом ритуале: части главы Ордена и потомка Арденса в создании Покрова равны. Если один из двоих каким-либо образом меняет проницаемость Покрова, вернуть защиту стен обратно может только он сам. Крас сказал, так прежде поступал глава, когда пытался пленить Макту: Покров для Первого вампира снял сам Латэ, и он же вернул его обратно. Но если б Латэ погиб тогда, Крас не смог бы вернуть Покров на место. Если снявший защиту стен погибает или противится возвращению прежних условий, другим придётся по-новому накладывать Покров, а для этого нужно семь участников: глава, потомок Арденса и пять охотников. И, разумеется, они должны иметь в руках ларец с "первой" частицей знамени Арденса, создающей Покров. Но мы не допустим подобного: и глава Ордена, и главы районов — "пять охотников", должны быть уничтожены до того, как Крас снимет Покров. Если же кто-то из них будет прятаться под защитным куполом, они должны быть убиты в первые минуты после снятия защиты стен, — говоря это, Дэви пальцем постукивал по какому-то списку на столе. Лира скосила глаза. На листе бумаги было шесть фамилий. Глава Ордена и пять глав районов. Знакомых бывшей охотнице фамилий здесь было только две — Бовенс и Хортор. Латэ в списке не было, значит, он уже оставил пост главы.

— После всего… Покров должен остаться у меня, — задумчиво закончил Дэви. — Я чувствую: герцог не захочет открывать столицу даже для лучших бессмертных. Вероятно, он попытается забрать Покров себе и восстановить прежнюю защиту. Этого нельзя допустить. Когда мы войдём в Академию, поиск Краса и ларца с частицей Покрова будет нашей первоочередной задачей.

Лира разомкнула губы.

— Если вы планируете убийство почти всех, кто держит Покров, Господин, кто будет поддерживать его в дальнейшем? — негромко спросила она. — Крас стар, он скоро умрёт, и что тогда? Да и… одному смертному не справиться с громадой Защиты.

— Да, конечно, — Дэви обернулся к охотнице. Чёрные глаза весело блестели, точно Владыка задумал какой-то розыгрыш. — Покров создают двое: потомок Арденса и сильный охотник на вампиров, пятеро смертных нужны лишь для подстраховки. Мне хватит двоих, чтобы провести ритуал наложения Покрова заново. За спиной Краса я заручился поддержкой Его Величества — он из Арденсов, а сильный охотник находится сейчас среди нас.

— Кто, Господин? — её голос дрогнул. — "Ещё один предатель".

— Кто? — Вампир засмеялся, довольно, и вдруг резко оборвал смех, в упор посмотрел на неё. — Да ты же, Лира Диос!

Взгляды всех собравшихся обратились на Лиру. Бывшая охотница молчала. Она нервно сглотнула несколько раз, но так и не собралась ничего ответить Владыке. Довольный произведённым эффектом, Дэви обратился к плану кампании:

— Крас объявил: в последнюю стражу тринадцатого декабря у Ордена будет большое общее собрание. Это предлог, чтобы собрать возможно большее число охотников в Академии. Севелл и его люди, — он обернулся к смертному, — …с вечера займутся уничтожением шестерых из списка. В полночь в Западной Пенне и Ориенсе выступят кукловоды: страх смертных должен нарастать, как и потери охотников. Мелисса будет готовить толпу зачарованных к четырём утра — к этому времени в Академии соберутся люди, пришедшие из третьей стражи. Они не разойдутся: в пять объявлено собрание Краса, — и станут жертвами обезумевшей толпы. Кто-то погибнет, другие лишатся своей защиты в миг, когда поднимут оружие на смертных. Крас явится в Академию в половине пятого утра. Мои люди обеспечат ему безопасный проход на территорию. Он поднимется на крышу и снимет для нас Покров с Академии и всех зданий в Доне. Тогда в Академию придём мы. Чары разобьются, толпа разбежится, здание будет безраздельно нашим. Наша первоочередная задача — Покров. Вторая цель — архив. Третья — уцелевшие охотники. Лишённые защиты после встречи с зачарованной толпой, они не должны быть особенно опасны. К шести часам утра с Академией должно быть кончено, и мы переместимся к церкви Рафаэля. Также к рассвету должно быть кончено с Закатной улицей и Второй Городской больницей — двумя самыми крупными после Академии местами сбора охотников…

Он говорил ещё, но Лира не слушала. Когда Дэви сообщил, что ему потребуется помощь Лиры как охотницы, девушка впала в странное оцепенение. Слова вампира разбудили давно, как ей казалось, похороненные воспоминания и чувства.

Она охотница? Да, это так. Как бы далеко она ни ушла по дорожке carere morte, часть охотницы навсегда останется с ней. Это не вытравить, как не вытравить образ Академии из каждого детского воспоминания. На словах Дэви: "С Академией должно быть кончено", Лира с трудом подавила сумасшедшее желание вцепиться Владыке в глотку… Но постепенно волнение улеглось. Скоро она вновь была холодно-спокойна. Неприятное ощущение, что она находится с чужими, следует глупым планам чужих ушло. Пусть Владыка творит, что угодно! Мыслями Лира обратилась к Избранной и тайному ритуалу.


Она продолжала витать мыслями далеко, и когда carere morte разошлись. В зале остались Дэви, Севелл, Адам с Хеленой и пара кукол Сесилии в качестве охраны. Правда, рабы бросали такие полные ужаса взгляды на рыжеволосую охотницу, что Лира только усмехалась: старейшая Калькар — не противница голосу Бездны.

— Лира Диос, ты молчишь. Что ты думаешь о моём предложении? — спросил Дэви. Владыка устроился в кресле в глубине зала, только его глаза сверкали из темноты. Севелл стоял за спинкой его кресла и своей похвальной неподвижностью мог бы поспорить с куклами Сесилии.

— Вы хотите, чтобы я взяла на себя роль главы Ордена?

— Ордена не будет. Уже четырнадцатого декабря Ордена не будет, — повторил вампир, смакуя фразу. — Бессмертные будут новыми владельцами Покрова. Они, а не охотники будут властвовать над миром дикарей Доны. Увы, чтобы установить рамки Защиты, нужен человек, когда-то принесший клятву на знамени Арденса. И человек сильный, не боящийся и старейших из carere morte. Им можешь быть только ты, Лира Диос. В тебе кровь пятнадцати поколений охотников. Или тебе не по нраву моё предложение?

— Я с радостью подчинюсь вам, Господин.

— Хорошо, — глаза Дэви блеснули и потухли — вампир откинул голову на спинку кресла, совсем скрывшись во тьме.

— Можно спросить, Владыка бессмертных… Почему вы так торопитесь?

Дэви вздрогнул от этого вопроса, несомненно, заданного самой Бездной.

— Моим подданным позволено видеть лишь то, что лежит на поверхности, сейчас они увлечены борьбой за Дону, но ты, Лира, достойна истинного знания. Вот оно: Макта всё ещё охотится, — ровно сказал он. — Когда-то ты легко подарила мне важное и страшное знание: потомки Арденса живы. Значит, связь между ними и Мактой — не мифическая, как я прежде полагал. И она, наряду с Избранным, — главная угроза для мира carere morte. Недавно Макта уничтожил всех Вальде, Керте, Солоров. Ему осталось убить не так много потомков Арденса. Когда он доберётся до последнего, его месть будет избыта… и путь для Бездны в наш мир будет закрыт. Пора бессмертным встать на защиту своих создателей и на защиту матери всех вампиров. Если б Крас не обратился ко мне первым, я бы сам скоро пришёл к нему.

— А Орден? Зачем трогать его?

— Ты плохо слушала меня, Лира, — вступил Адам. Было заметно, что сказанное только что Дэви прозвучало для него громом среди ясного неба. Впервые он не бросал иронические взгляды в сторону Владыки. Митто был в ужасе и теперь глядел на Дэви заискивающе, как бы прося прощения за прежние шуточки. — Орден вышел из-под власти Краса! Крас упустил охотников пятнадцать лет назад и теперь не знает, что делать с ними. Он боится, что, даже распусти он Орден и объяви охотников вне закона, найдутся те, кто пойдут против Арденсов. У этих отступников своя цель: Избранный-целитель. Не мне говорить тебе, как это опасно и для Арденсов, и для… нашего существования, — нашёлся он, жалко посмотрев на Дэви. — Крас не доверяет новому главе, хотя он сам выбирал его на этот пост. Как я понял, недавно герцогу открылись какие-то детали визита Карла Хортора к Мире, когда она валялась без сознания после ранения…

— Да, Адам, — Дэви поднялся из кресла и направился к Лире. Сердце девушки больно трепыхалось на каждый его шаг. Лира чувствовала угрозу в высокой фигуре Владыки. Пока неизвестную угрозу для себя.

— Также мне нужен Дар Избранного. Избранной… — Дэви ухмыльнулся, и у Лиры мороз прошёл по коже от этой усмешки. — Я знаю, ты, Лира, отыскала её для меня.

— Я? Господин, этим занимался Митто, до него — Гелер.

Лира вздёрнула голову, сама посмотрела ему в глаза. Сейчас она не хотела, чтобы Дэви касался её. От Владыки шло ощущение силы. Лира почти чувствовала, как тяжело эта сила давит ей на грудь, так, что выталкивать слова мучительно больно.

— Не лги Владыке, Низшая! Я давно прекрасно осведомлён о твоём плане, Лира Диос: ты намерена уничтожить Дар. Я отправил тебя к Митто лишь потому, что мысль твоя быстрее, чем его, ты скорее, чем он, нашла бы Избранного. Так и случилось.

Дэви подошёл вплотную, ласково коснулся её щеки. Его пальцы дрожали — сдерживаемая ярость.

— Где она, Диос? — ласково спросил он. — Кто она? Отвечай! Лишь с помощью Дара можно попробовать управлять Мактой. Избранная нужна мне.

Повисла тишина. Адам и Хелена, непривычно серьёзные, следили за Владыкой и охотницей. Они остались на своих местах, а вот куклы Сесилии, узнавшей гнев Лиры Диос — гнев Бездны, наоборот, тушевались у стен, готовые сбежать.

— Избранная моя! — завизжала Лира, отступая. — Моя! — её голос изменился: сейчас она была глашатаем Бездны. — Дар — враг Бездны и должен быть уничтожен! Пророчество — глупость! Как убийство жалких Арденсов способно повлиять на Бездну?! Нужно уничтожить Дар!

Дэви коротко, сильно ударил её по лицу. Лира пошатнулась, отступила на шаг. Она всхлипнула, зажала разбитые губы руками.

— Вы губите этим себя, Господин, не меня. Кто я? — лишь Голос. Придёт другой мне на смену и скажет то же… — прошептала она.

Дэви шагнул к ней и Лира отступила ещё, спиной уперлась в стену. Владыка вампиров будто вырос, его тень заняла добрую половину зала, глаза зло блестели.

— Не пугай меня карой Бездны, Лира Диос! Мне ли, Владыке, не знать нашу Госпожу? Тебя ведёт месть. Тобою говорит месть. Ритуал уничтожения Дара — месть мне, чтобы я не получил своё сокровище. Ты мстишь за совершённую тобою же ошибку, за свою слабость в ту ночь, когда умер Избранный, преданный тобой.

— Это не так!

Дэви ещё ступил вперёд, и Лира вжала голову в плечи.

"Госпожа!" — позвала она, как прежде, в хранилище кукол. Рабы Сесилии поняли её намерение и молниеносно выскользнули из зала. Адам с перекошенным лицом отступил к стене, пряча за собой Хелену.

Бездна явилась. Лира задрожала, когда ледяные пальцы коснулись её волос. Собравшись с духом, она разрушила остатки стены, запирающей Бездну, и Она вылилась в мир. Дэви отступил. Он крикнул что-то невнятное, а тьма уже гладила его лицо, оставляя глубокие ровные порезы там, где касалась.

— Вы забыли, кому служите, Владыка?

Кто-то сильный вдруг вздёрнул её за волосы. Лира ударила наугад, а некто уже прижал её к стене, не давая вздохнуть. Его сердце сильно билось — вампирша кожей чувствовала эти удары, тепло его тела обнимало мягким одеялом. Смертный… Севелл!

Лира отшвырнула его, выпрямилась, но было поздно. Слепая Бездна, потеряв ориентиры, что ей указывала Лира, закрутилась на месте и Дэви смог освободиться. Владыка взмахнул руками — и стена, запирающаяБездну, встала на место. Оставленная Севеллом, Лира мешком свалилась на пол.

— Решила, что достаточно сильна, глашатай? — презрительно сказал Дэви. Почти все порезы на его лице уже затянулись. — Жаль! Я надеялся, за годы Бездна заместит тебя собою. Но этого так и не произошло.

Вампир скользнул к ней, и Лира отвернулась, чтобы не видеть его глаз.

— Ты дашь мне Избранную. Ты следила за Избранной, а Митто за тобой. Я знаю: Избранная — маленькая супруга молодого Фабера, Лита. Я забрал бы её сам, но Адам сказал, это хрупкий цветок, её надо беречь. Что ж, пусть Лита продолжает звать тебя сестрой. Она придёт ко мне вместе с тобой, по доброй воле. Фаберы приглашены на Бал Карды и уже в пути. Завтра Лита прибудет в Карду, после Бала ты приведёшь её в "Тень Стража" — простейшее задание, думаю, даже ты способна с ним справиться. Мой Оскар встретит вас должным образом… Ты поняла меня?

— Я… Господин…

— Ты поняла меня?! — звук его голоса ударил вампиршу невыносимой холодно-жгучей болью.

— Да, Господин, — выдавила Лира, но Дэви не ушёл. Он склонился близко-близко, повернул её голову к себе.

— Мне нужен залог твоего послушания, — бесстрастно сказал он. — Обменяемся же кровью, Лира.

Он поцеловал её в губы. Не холодно, отстранённо как всегда — он кусал её, он хотел её всю… Лира не отвечала на поцелуй, но и не сопротивлялась, подавленная неожиданной страстью вампира. Оба не закрывали глаз и Владыка тонул в зелёных безднах. Опять не видя Лиру, он искал в них свою Госпожу. Порез рассекал его губы, и её — были разбиты. Их кровь смешалась, и скоро Лира почувствовала, как частица чужого проклятия холодно уколола её возле сердца. Теперь Дэви были открыты все её мысли, все её чувства.

Глава 28 Крушение

"Близится буря", — Мира остро почувствовала это, когда они подъезжали к Доне. Пусть спали тёмные поля, запорошенные ранним снегом, пусть уютно дремали дома, щурясь жёлтыми глазами… Этой зимой вместе с долгой ночью в цитадель Ордена незаметно прошла сама Бездна. Её дети хозяйничали здесь. Ночные рейды охотников стали во сто крат опаснее, и многим, многим горожанам мерещились быстрые чёрные тени в небе, гасящие звёзды. Академия замерла в напряжённом, осторожном ожидании. Но здесь ли придётся первый удар?

Тот же вопрос терзал и Даниеля. Они, двое, возвращались из Прэсто последними.

— Грядущий Бал Карды будет грандиозным, — заметил охотник в купе, когда поезд замедлил ход в окрестностях Доны. Мира согласно кивнула. Должно быть, Гесси, также как она, прочитал это между строчек своего приглашения.

— Я не поеду.

— Я также. Сейчас мы слишком нужны Доне.

Мира улыбнулась:

— Я не еду только потому, что уже не успеваю: Бал завтра ночью. Думаешь, зачем нас сюда вызвали?

Даниель оставил этот вопрос без ответа. Охотник задумчиво глядел в небо.

— Вот сейчас… Смотри! Мелькнул очередной, видишь?

— Carere morte?

— Да, — Даниель помрачнел. — Дона теперь напоминает Карду.

— Ты преувеличиваешь. По сообщениям Ангелики всё как обычно. Орден справляется.

— А ты знаешь, что за последний месяц Хортор трижды устраивал облавы в одном только Центре? Также он полюбил прибегать к уловке со снятием Покрова — не могу похвалить его за это, хотя, возможно, он и прав: настают тёмные времена и любые средства хороши. Теперь carere morte убивают изощрённо, напоказ, так что волнуются простые горожане. Вряд ли это шуточки дикарей, здесь чувствуется рука Владыки.

— Ещё несколько лет назад Орден преуспевал и даже занялся возвращением Термины!

— Да, Орден сделал первый ход. Дэви тогда отступил и скрылся. А сейчас ход его, неизбежный, и мы сдаём позиции в Доне, и борьба идёт за каждый шаг. Мы теряем силы. Новых адептов немного, а опытные… стареют. Сейчас на всю Дону приходится едва ли пятьдесят групп. Академия управляет и Сатуром, и Ориенсом. Мы не можем отступить, не можем скрыться, бросить Дону, как Владыка оставил Термину. Охотники связаны клятвой, а вампиры…

— Могут летать, — закончила Мира.

— И у Дэви есть армии рабов. Мы теряем Дону, — повторил Гесси.

Вампирша засмеялась:

— Дэви — всего лишь carere morte!

Но охотник шутку не поддержал:

— Столицу лихорадит. После бестолковой статьи в "Вестнике" о тайном демонологическом обществе Доны заговорили о "дьяволопоклонниках", слетевшихся сюда на шабаш, терроризирующих город…

— Последнее десятилетие сильно палило солнце. Время Низших.

— А сейчас?

— Сейчас меньше, и пришло время Высших, — пожала плечами Мира, — как всегда…

— В столице хозяйничают и те, и другие. Они стоят за всем, что происходит в Доне, а над ними — власть и воля одного. И, я считаю, Владыка вампиров ещё только готовится к своему ходу!

Вампирша поёжилась, хоть и не испытывала холода. Она тоже чувствовала: близко время битв. Серьёзно и мрачно посмотрела она на Даниеля, намереваясь сказать что-нибудь значительное, но охотник сдерживал улыбку: уголки его губ кривились.

— Я слишком поддался плохому настроению, — вздохнул Гесси. — Верно, всё не так плохо, как представляется мне.

— Да, верно! — с облегчением согласилась она. — Подожди, скоро выяснится, что наша помощь не так уж нужна Карлу, и мы возвратимся в Прэсто.

— Ты ещё не устала от поисков Избранной, Мира?

Теперь вздохнула вампирша:

— Поиски Избранных — вся моя жизнь. Ты заметил, что только что сказал Избранная, а не Проклятая?

Охотник усмехнулся, развёл руками. Мира отвернулась к окну. Вдали показался залитый огнями центр Доны. Где-то за ним — Ориенс, Призрачный парк… Мира вытянула шею, надеясь разглядеть узорчатую линию старого парка, но вместо этого ей в глаза бросился шпиль Академии.

Всегда в декабре на неё наваливались воспоминания. Всё равно, где она находилась: в Меторе, в Карде, в Прэсто. Она едва тащила этот груз до нового года, чтобы сбросить вновь. Но сейчас ей было… странно легко. Словно что-то вело её.

Тёмная ночь, провозвестница новой "Королевы всех ночей" — ночи Бала вампиров, загадочно молчала. Хитро перемигивались, шепча друг другу древние простые истины, звёзды, вновь насмешливо улыбался тонкий месяц. Почти тот же, что и тогда, пятнадцать лет назад, в ночь последней потери Дара… И Мира вновь вглядывалась в светлые реки улиц, проносящихся за окном, искала меж незнакомыми прохожими одного. Знакомого и чужого, с бледным лицом carere morte. "Мне необходима встреча, — молила она, — Винсент, возвращайся, пожалуйста, в Карду, в Дону… ко мне! Найди меня сам: я боюсь искать тебя…"

— Мира, — очень серьёзно сказал Даниель, и она опустила глаза, будто охотник уличил её в чём-то непозволительном. — Поговорим о Даре, я знаю, ты хочешь этого давно. Один мой далёкий предок создал Первого вампира, другой позволил проклятью вампиризма распространиться. Ты думаешь, это не угнетает, ничуть не трогает меня? Я, не раздумывая, отдал бы жизнь, если б это уничтожило проклятие carere morte. Но, однажды предав Дар, мы погубили его навсегда. Его нет более! Есть лишь тёмная сила, порабощённая проклятием, служащая ему! Большее зло из всех возможных!

— Проклятие Дара уничтожено. Почему ты не веришь мне? Дар чист. Он исцеляет.

— Точно такой же чистый Дар породил когда-то Великого вампира. Дар — опасная сила и в любой момент она может уйти к carere morte. Равновесие сейчас всё больше склоняется в сторону вампиров, поэтому…

— Поэтому нам нужно заполучить Избранную в Орден! — запальчиво прервала его Мира. — Даниель, неужели ты не понимаешь?!

— Ты меньше всего думаешь об Ордене, когда говоришь это, — Даниель отвернулся, побарабанил пальцами по столику, и всё же решился: — Я знаю, зачем тебе Избранная. Я не знаю только, зачем Латэ столько лет поддерживал тебя во вредной иллюзии, будто Винсента можно исцелить.

— Что… Почему? — пролепетала она.

— Когда мы бились с куклами Гелера, я всё ждал, что ты поймёшь, — Даниель опять замолчал, поиграл желваками.

— Договаривай же! Что за манера?!

Охотник резко поднялся. Мира заметила: его ладони оставили влажные следы на поверхности стола. Гесси не на шутку разволновался, хотя и скрывал это за привычной маской спокойствия.

— Ты хозяйка Мира, хозяйка единственной куклы.

— Лжёшь!

Это прозвучало, как пощёчина, а Мира заговорила дальше. Торопливо, словно пытаясь убедить саму себя:

— Чушь! У меня была одна кукла, Дэви заставил сделать… Это совсем другое! Я не могу управлять Винсентом. Я не чувствую его, не знаю, где он! Я виделась с ним, говорила, как с обычным человеком! Он свободный carere morte!

— Подумай сама. Винсента не мучает голод. Прошло уже пятнадцать лет, а у него так и не выросли длинные вампирские клыки. Он не свободный Высший, он — твоя кукла.

— Клыки не выросли, да… Ведь я обратила его после остановки сердца! Вероятно, он не типичный Высший, но…

— Послушай себя! "Остановки сердца"! — Даниель холодно, мерзко усмехнулся. — Ты обратила его после смерти, Мира! И клыки у него не выросли, потому что он не живой. Ни на крохотную, ни на малейшую долю процента.

— Бред! Даниель, ты пытаешься лишить меня надежды, чтобы я сдалась и притащила тебе Избранную?! Не бывать этому!

— Почитай историю Эрвина и Лелии, — вагон сильно тряхнуло, Даниель был вынужден уцепиться за дверь купе. Тем не менее он сохранял свой вечный надменный вид. — Бывают нетипичные куклы. Я не лишаю тебя надежды, Мира. Я врач, вскрывающий гнойник.

Мира яростно помотала головой, обхватила голову руками и застыла так. Охотник молчал и в молчании прошло несколько минут. Потом Гесси разомкнул губы:

— Поезд прибыл на вокзал. Я могу отвезти тебя в Академию, Мира?

— Убирайся!

— Как угодно.

— И всё же ты не прав, — прошептала Мира, ему в спину, по-прежнему скрывая глаза за ладонями. — Я не знаю где, в чём, но ты — не — прав!

— Эрвин и Лелия. Ты ещё скажешь мне "спасибо".

Даниель быстро вышел, бесшумно прикрыв за собой дверь.


Буря, которой ждала Мира, оказалась её личной, собственной бурей. Также тиха была ночная столица, также молчаливы и быстры редкие прохожие. Вампирша скользила меж ними, всё ускоряя шаг. Она ещё надеялась сбежать… от себя.

— Возвращайся, — шептала она незнакомым тёмным фигурам, незнакомым странным бродягам. — Возвращайся, Винсент, — веря, что это слово станет чудом. — Пусть впереди вечность, возвращайся сейчас. Ты мне нужен, мой Избранный, моё Проклятие… Вернись и скажи, что Даниель нагло лжёт!

Мира зашла в Академию центральным входом. Собиравшиеся здесь в преддверие полуночи поприветствовали её. Много было новых лиц: вампирша не бывала в Доне пять лет! Она улыбнулась заметно постаревшему Алексу, вежливо поклонилась Адоре и Даре Меренс, ведущей беседу с герцогиней. Дара кивнула равнодушно, наверное, не узнав вампиршу.

— Мира, напрасно ты вернулась, — ласково заметила Рете. — До весны тебе лучше было оставаться в Прэсто.

— Я здесь ненадолго, — Мира сумела улыбнуться застывшими губами.

— Глава должен прийти к десяти часам, — любезно сообщила ей Меренс, прищурившись — узнав.

— Дара… Ты вернулась к рейдам?

— Доне сейчас нужны все мы, — вздохнула Адора. — И ты, Мира, раз уж ты здесь. Дождись Карла, он найдёт тебе работу. Куда ты?

— Прямо, — рассеянно сказала Мира, вглядываясь в тёмный коридор.

Огромный зал-читальня был пуст. Столы чисты, стулья небрежно задвинуты. В воздухе витал смешанный запах чернил и перелистываемых старых книг. Мира отыскала потайную дверь в архив, отпирающуюся на ночь, и скользнула за неё, вниз.

Технический прогресс пробрался и в тайный архив Академии. И здесь сиял яркий, оставляющий мёртвые тени вещей на полу, электрический свет. Архивариуса Сотто на месте не было. Мира в задумчивости разглядывала книги в стеллажах за стёклами. Она искала "Сказки Карды", и какое-то красное, точно кровь, пятно всё бросалось ей в глаза. Наконец Мира задержалась на нём взглядом: "Книга. Большая книга в тёмно-красной обложке". Мира открыла шкаф, схватила её. Странный, ленивый, медлительный вор… Ткань обложки была бархатистой, приятной на ощупь. Вампирша осторожно опустилась в кресло, бесцельно вертя фолиант. На столике рядом зажгла свечку, больше по привычке. В её живом дрожащем свете чуть блеснули остатки стёршихся букв, составлявших название — уже много поколений загадочные письмена на неведомом языке. Она открыла наугад:

"Вампиры зовут их хозяевами, мы — кукловодами, что вернее… и они — самое страшное порождение тьмы…"

Не стоило смотреть титульный лист. Этого автора можно было узнать по одной фразе: косноязычие и мораль в каждой строчке. Нарро, самый странный из комментаторов Деворо. Книга его комментариев Деворовских "Исторических очерков" была в пять раз толще самих "Очерков". Здесь Мире не найти историю Эрвина и Лелии, зачем же она так пристально, болезненно всматривается в равнодушные строчки?

"Вампиры проклятием своим обречены на одиночество. Жизнь покидает их тела, и дать жизнь они не способны. Но за время своей вечности некоторые из них научаются отражаться, создавая свои подобия. Этим carere morte ведомо чернейшее колдовство: они поднимают умерших своей волей и начиняют их собой. Ибо мёртвое тело есть лишь пустая оболочка. Эти сильнейшие являются подлинными богами среди бессмертных. Вампиры зовут их хозяевами, мы — кукловодами, что вернее, и они — самое страшное порождение тьмы, ведь они познали глубины своей тёмной сущности и, не испугавшись, сумели подчинить её себе…

Рабы — марионетки, отражения своего господина, удерживаемые от тления только силой его воли. Не обманывайтесь, глядя на них, это не те люди, которых вы знали. Говоря с рабом, вы говорите с его господином. Раб — лишь оболочка, носящая чужое проклятие. В этом легко можно убедиться, уничтожив кукловода: проклятие господина сожжёт всех его рабов…

Редко, рабы юных, неопытных, торопливых или несильных кукловодов сохраняют обрывки своей души: клочки памяти, клочки воли. Ужасен вид их и несчастна участь…"

Хозяева — вдруг словно холодом потянуло из открытой в архив двери. Мира поднялась, захлопнула дверь, повалилась обратно в кресло.

А ведь Даниель прав. Уже и книга подсказывает ей. Почему она никогда не думала об этом? Ни разу за все прошедшие годы Мира не допускала этой мысли. Страшной, верной мысли…

Инициировать можно только живого. Это закон. Природный закон. Поэтому во время инициации нужно чутко слушать затихающую жизнь жертвы, важно не пропустить момент, не пустить за черту, из-за которой не возвращаются. Из умершего можно изготовить только куклу, и способны на это немногие, сильнейшие из вампиров: кукловоды, хозяева. Почему она решила, что тогда, в Призрачном парке, поймала ускользающую жизнь Винсента? Да кто способен на это?!

…Огонёк жизни дрожит, обрывается, затухает. Мертвое лицо. Мёртвые глаза. Узнаешь смерть, carere morte?

Она боялась думать об этом. Она начала боятся мёртвых. Она больше не могла: убить. Убить значило — вспомнить. А она боялась вспоминать это…

Мира дунула на свечку. Тонкое острое пламя затрепетало, отрываясь от фитилька, и исчезло, быстро сдавшись неживому холодному ветру. Мгновение горячий фитилёк ещё мерцал красноватым тревожно, но потух и он. Она же снова углубилась в книгу, и каждое слово так же тревожно полыхало, будило страшные, верные догадки:

"Алитер поднимал мертвецов, веками лежавших в земле…

Исцелить обращённых рабов святой водой невозможно: в мёртвом теле нет ни капли жизни. И место улетевшей души занято хозяином-вампиром. Куклу можно уничтожить, убив кукловода…

Кукловодом способен стать каждый вампир, перешагнувший тридцатилетний рубеж, а в редких случаях эта способность проявляется и ранее. Но немногие carere morte пользуются ей. Даже проклятые страшатся кощунственной силы, дарованной им Бездной, и лишь полностью отрекшиеся от жизни нарекают себя хозяевами…"

"Довольно!" — она резко вскинула голову, точно сбрасывая груз с шеи, захлопнула книгу.

Однако глаза-предатели успели выхватить ещё фразу, и она, вопя, развязно покачиваясь, плясала перед её мысленным взором и когда Мира убирала фолиант в шкаф, и когда она бежала из архива — в библиотеку Академии… и дальше, коридором, на улицу:

"Удивительно, что история чёрных господ — кукловодов и их отвратительных марионеток — рабов начинается, по легенде, с Эрвина и Лелии — с трагической истории любви…"

Хлопнула, огрызнувшись по-своему, дверь. Мира бежала вниз, не видя ступеней, натолкнулась на кого-то, не извинилась, не остановилась… Она тяжело мотала головой: "Эрвин и Лелия" — нет, не может быть!"


— …Не может быть, Мира?! — окликнул её господин, с которым она только что неудачно разминулась.

Услышав знакомый голос, она остановилась, обернулась.

— Не узнаёшь? Короткая же у тебя память, бессмертная!

"Бессмертная", — только один из здешних знакомых мог бы обратиться к ней так. Мира улыбнулась, обрадованная неожиданной встречей:

— Карл? Прости, но ты так… изменился.

Они остановились в шаге, изучая друг друга. "Наш новый глава", — подумала Мира. Она едва узнала Карла и тщетно пыталась сосчитать теперь, сколько же ему должно быть лет. Откуда в его чёрных волосах седина? Резче стали черты лица, еще строже костюм… Никогда им не догнать друг друга! Сначала он был моложе её, и вот — уже старший.

— Да? — охотник, казалось, огорчился. — Зато ты — совсем как прежде.

— Диана рассказала мне о твоём визите. Не ожидала от тебя столь безумного поступка! Я ждала, что ты ещё навестишь меня… нас.

— Прости. Главе Ордена не так-то просто вырваться хотя бы за пределы Академии. Но я готовился к твоему приезду…

— Какие здесь новости? Я слышала, carere morte здорово расплодились.

— Да. Очень тяжёлая зима, — Карл вздохнул. — Потери у нас небольшие, но Орден понемногу вытесняют из Ориенса. Я уже три раза устраивал там ловушки со снятием Покрова. И попадались в них не дикари, а куклы старейших.

— Даниель меня пугал, что Дэви готовится к войне за столицу.

— Да, это так. И мы готовимся. Будь осторожна здесь. Когда ты вернулась? Вчера… сегодня?

— Сегодня вечером.

— Что ж, — Карл хитро улыбнулся. — Беги домой, собирайся в новую дорогу. Я пошлю тебя на Бал Карды.

— Он завтра!

— Да, именно. Потому я и вызвал вас с Даниелем из Прэсто в такой спешке. Собери сумку и возвращайся. Я объясню тебе новое задание.

Мира нахмурилась, недовольная его начальственным тоном:

— Верно говорят: те, кто поднимаются на высокие должности из низов, сильно меняются! Что за задание? Важное?

Карл оглядел тёмный и кажущийся пустым парк.

— Я не могу говорить здесь, — мягче сказал он. — Твоё задание касается Избранной. Недавно я понял, кто он, наш неуловимый обладатель Дара. Собери всё, что нужно на Бал, и приходи в кабинет Латэ.

Услышав об Избранной, Мира отступила и опустилась на ступени. Сердце забилось часто-часто, почти как у человека. Сейчас разорвётся… и это, пожалуй, лучшее, что теперь может с ней случиться. Избранный, Дар — какие пустые слова! В них больше нет надежды. Бессмыслица. Чернота.

Пустота…

— Что с тобой? — спросил Карл. Он с тревогой следил за ней. — Ты до сих пор нездорова? Этот инквизитор опять морил тебя голодом?

— Нет, Даниель ни при чём, — почти беззвучно прошептала она. — Просто ночь сегодня какая-то… очень уж тёмная. Какой же тогда будет следующая?

— Если бы ты сказала, что случилось… — охотник опустился на ступени рядом с ней.

"О, ты обязательно помог бы!" — про себя усмехнулась Мира. — Нет. Нет. Нет… Ничего, — вновь обронила она.

Её снова затрясло.

"Я ведь умер. Я должен был, чтобы остаться собой…"

"Но ты… Что ты сделала со мной? Это… чудовищно".

— Ты здесь… замерзаешь. Пойдём в Академию.

Она усмехнулась, ничего не сказала, осталась на ступенях. Но неосознанно, робко Мира потянулась к нему: к чужому теплу, к свету чужой жизни. Он встревожил её. Он пообещал краткое спасение от тьмы и пустоты, от призраков и страхов. Он разбудил другой голод — голод её одиночества.

— Я очень рад, что ты вернулась, — тихо сказал Карл. — В Прэсто ты заставила меня поволноваться.

Она обернулась на тон этого голоса, взяла охотника за руку:

— Пойдём сейчас ко мне…

— Я давно должен был тебе сказать… — он осёкся, нахмурился, глядя, как холодные пальцы вампирши ласково, завлекающее щёкочут его ладонь. — Мира, ты что делаешь?

— Мне страшно одной, — призналась она, потерянно улыбаясь. — Я… боюсь темноты…

Но его рука была напряжена и тверда как камень.

— Идём, — прошептала Мира, закрыв глаза. Говорить громче было больно.

— Тебе же всё равно, кто тебя пожалеет, вампирка? — Карл поджал губы, резко поднялся. — Прости, у меня много других дел.

Она склонила голову к коленям, вцепилась пальцами в волосы и не глядела, как он уходит.

Глава 29 Новая клятва

Мира легко отыскала этот дом в Центре, хотя прежде была здесь всего один раз. Двухэтажный, из красного кирпича, с красивыми лепными балкончиками — крохотными и совершенно бесполезными. Она быстро нашла нужное окно на втором этаже и, накинув крылатую тень, поднялась туда.

Это было окно кабинета. Старый человек сидел в кресле. В свете единственной свечи он просматривал какую-то книгу поверх новеньких очков. Мира постучала по раме, и он вскинул голову.

— Откройте, — глухо потребовала вампирша.

Латэ засуетился. Он отворил окно, зажёг больше свечей. Бывший глава сильно постарел за эти годы. Он похудел и словно ссохся, голова стала совсем серебряной.

— Нежданная гостья! Что-то случилось, Мира?

Она долго молчала, просто смотрела на него, а в памяти проносились все годы в Ордене и вся его ложь, ложь, ложь…

— Зачем вы не сказали мне сразу, что Винсента не исцелить? — наконец спросила она.

Латэ сел в кресло. Он выглядел радостным, будто давно готовился к этому разговору. Он откинул голову на спинку и пронзительно посмотрел на вампиршу.

— Когда ты поняла?

— Только что. Даниель сказал мне. Сказал прямо! И всё равно я не могу поверить…

— Ты уже достаточно сильна, чтобы принять это.

— Винсент — не моя кукла, — еле слышно запротестовала Мира. — Я не могу видеть его глазами, слышать его ушами. Он пропал семь лет назад, и я не знаю, где он!

— А ты пробовала хоть раз почувствовать его?

— Нет.

— Попробуй. Это самый простой способ поверить, Мира.

— Не хочу вам верить!

— Я уже слышал это, знаешь, от кого?

— Вы… вы говорили с Винсентом об этом?! Боже… — Мира без сил опустилась на пол, закрыла лицо руками.

— Винсент спросил это в первый же день своей вечности, — Латэ досадливо поморщился. — Впрочем, не стоит вовсе упоминать его имя. Винсент погиб пятнадцать лет назад. Тот, о ком мы говорим, только твоя кукла.

— Вы чудовище! — выпалив это, Мира немного успокоилась. Она поднялась, устроилась на диване напротив старика.

— Хорошо, — она мяла пальцами виски в попытке собрать мысли, но всё, за что пыталась цепляться памятью, пылью улетало в пустоту. — Хорошо, пусть кукла! Но разве кукла обладает самостоятельностью? Обычно ненужные хозяевам марионетки хранятся в специальных земляных ямах. А Винсент… он действовал, существовал и без меня. Он рисовал картины в Карде, Карл писал мне, что он навещал их в Термине… Не я приказывала ему делать это!

— У Лелии также была некоторая степень свободы. Тебе знакома эта сказка?

— Да!..Но при чём здесь она?!

Латэ, не вставая с кресла, достал из шкафа книгу, и Мира почувствовала быстрый болезненный укол старого воспоминания: эту самую книгу читал Винсент в первый день после обращения, когда в этот самый кабинет зашла Мира…

— "Эрвин был вампиром, Лелия, его возлюбленная, смертной", — скороговоркой начал Латэ. — Впрочем, это нам неважно. Вот!

— В тёмной зале горели свечи, она лежала на каменном ложе, усыпанном яркими цветами. Лицо её было закрыто вуалью — она сильно разбила его при падении, но Эрвин откинул вуаль, не испугавшись, не отвратившись, поцеловал её истерзанные разбитые губы, а потом закричал, отрицая её смерть, споря со Смертью: "Она жива! Она будет моей!" Должно быть, он плохо видел от слёз: ведь Лелия была мертва, безнадёжно мертва…

— Прекратите! Пожалуйста! — но старик был безжалостен:

— Долго так продолжалось: годы, десятилетия, века… Но, говорят, однажды крышка гроба Лелии истончилась настолько, что начала пропускать лучи Солнца. Заметив ожоги на её чудесной бледной коже, Эрвин уложил её спать в свой гроб, а сам лёг в её постель. Тогда он заметил ужасные зарубки. "Отпусти меня", — прочитал он в неровных, тёмных от пропитавшей их крови полосках… Тогда он постиг ужас своего деяния: его Лелия мертва, давно мертва! Перед ним лишь кукла, сплетённая из нитей его воспоминаний, призрак, который он сотворил своим проклятием! Нет, меньше, чем призрак: тень настоящей Лелии! Нет… меньше, чем тень: сон-обманщик…

Следующей ночью он призвал свою рабыню и спросил:

— Здесь ли ты? С кем я говорю?

— Её нет здесь. Одно твоё проклятие, — ответствовал призрак Лелии.

Но Эрвин подошёл к ней, обнял, покрыл поцелуями её лицо и руки… Она была холодна и безжизненна, как все carere morte, но радостно отвечала на его ласки, как все, кто любит и любим. И он увидел на её лице отражение собственной улыбки…

— Я всё ещё люблю память о тебе, — тогда сказал Эрвин. — Но я помню! — крикнул он, указывая на её гроб, — вспоминаю во сне, когда заботы отступают, как ты любила Солнце! Иди. Я отпускаю тебя.

Тогда Лелия улыбнулась. Другой, не его улыбкой. То была знакомая всем carere morte усмешка Бездны:

— Только прикажите, куда идти, Господин…

— Выйди и встреть гостя, высочайшего из всех, кто когда-либо посетит этот дом: Солнце, — еле выговорил Эрвин. — Латэ тоже еле выговорил это и остановился, строго посмотрел на Миру поверх очков. Вампирша сидела съёжившись, уронив руки на колени, опустив голову. Сдавленным голосом старик закончил:

— Лелия послушалась. Она выполнила его приказ с похвальной точностью, и её пыль кружилась в воздухе, поблёскивала искорками, встречаясь с лучами Солнца, до самого вечера…

Мира разомкнула губы.

— Вы считаете, я сделала себе куклу, как Эрвин, в память о Винсенте? Наделила её всеми чувствами и мыслями, которые успела узнать в… оригинале? Чушь! — последние слова сказки отдавались эхом в голове, и чтоб не слышать их, она почти кричала.

— Не совсем так… — Латэ долго подбирал, как закончить фразу, но не смог, только устало вздохнул.

— Кстати о картинах. У меня нет никакого таланта к рисованию! — Мира поглядела с торжеством. — А последняя картина Винсента, с рассветом? Такое мог нарисовать только Избранный!

— Избранный? — с грустью спросил Латэ и повторил ещё, чуть тише, с неподдельной горечью: — Избранный! — старик поднялся, подошёл к бюро и долго искал что-то в его ящиках. Мира ждала, нервно сцепляя и расцепляя пальцы.

— Только Избранный? — повторил Латэ. Он повернулся к ней, держа в руках большой кусок стекла. На нём тушью был набросан город и рассветное солнце. — Узнаёшь?

— Это… Это рисовал Алан, очень давно. Откуда это у вас?

— Марк принёс из рейда. Похоже на последнюю картину Винсента, не правда ли?

— Винсент и Алан. Они, вообще, похожи, — не подумав, заметила Мира. — Стойте! Вы хотите сказать, Винсент… — она задохнулась. — Он — это кукла Алана? Я сделала себе куклу в память об Алане?!

— Это тяжело принять. Мой совет: ещё раз перечитай историю Эрвина и Лелии. Перечитай… и сделай, как Эрвин.

Вампира жутко улыбнулась — улыбкой мертвеца:

— И на рассвете… стать пылью… в лучах солнца?

— Нет. Я бы этого не хотел. Никто в Ордене этого бы не хотел. Ты сейчас в шаге от исцеления. Найди Избранную и избавься от своего проклятия… и от проклятой связи с куклой.

Мира поднялась. За время разговора она словно постарела и уменьшилась — маленькая старушка, руки висели плетьми. Она силилась найти какой-то довод против истины Латэ. Но в голове была чернота. Пустота.

Безнадёжность.

— Я сделал всё, чтобы приблизить конец мира. — Латэ нервно улыбнулся тонкими сморщенными губами. — А ты… ты моя стрела. Ты летишь в выбранную мной цель. Ты непременно поразишь её! Только не ослабей, только не сомневайся. Лети! Ты приведёшь в Орден Избранную и начнётся совсем другая сказка. Новая сказка! Вы сами напишете её.

Мира отпрянула. Старая чёрная злость, сбросив оковы, подняла голову: "Старый паук! Старый интриган! О чём он? Избранная? — какое пустое слово теперь! Прочь все, ей больше нет дела до Ордена!" — Да будьте вы прокляты! — таким же звенящим шёпотом, ничуть не боясь: всё страшное уже случилось. — Чем вы лучше Дэви?! Единственный шанс, когда Дар мог стать нашим, был упущен! Вы всё медлили, медлили… потому что не верили в Избранного! И вы закрыли перед древней надеждой двери, усомнившись! Вы сами прогнали это чудо с порога, а теперь тщитесь заманить обратно?! — Ха-ха! Как вы лжёте… Если кто и проклял несчастный Дар, так это вы и подобные вам! Да я… живее вас! Кого вы видите, когда смотрите в зеркало? — Чудовище!

Его глаза смеялись, но губы были плотно, скорбно сжаты.

— Винсент давно мёртв, Дар не спасёт его — и это вы виновны в его смерти! — завизжала Мира. — Не увиливайте! Вы всё понимаете… И я служила вам! Пятнадцать лет! Ненавижу! — она осеклась. — Я ничего больше не сделаю для вас! Вам нужен, но мне больше не нужен Дар!

Латэ отвернулся от её злых глаз, печально, но непобеждённо усмехаясь.

— Тогда уходите, Вако, — ровно сказал он.

Мира затихла от этого нового тона, поняв, что сейчас ей доведётся увидеть старого главу Ордена в ярости. Но старик помолчал минуту, глядя прямо перед собой, часто моргая. И только коротко сказал, пожевав губами:

— Удачи тебе, Крылатая.


Ночь замерла, в затихшем, чего-то ждущем мире лишь она, тень, продолжала свой полёт — в пустоту. Она бежала. Прочь от страшного знания, прочь от безжалостной памяти, прочь от безысходной боли — прочь…

"Ненужная тревога, напрасная тревога! — она ещё пыталась убедить себя. — Успокойся, наконец! Латэ стар, он выжил из ума, бредит… А Даниель просто хочет лишить тебя надежды, чтобы ты подчинялась ему! Успокойся. Между тобой и Винсентом связь не крепче той, что соединяет любого обращённого с создателем".

Но вампирша тут же вспомнила момент у зеркала Регины Вако, когда она отслеживала все нити своего проклятия. Нить, ведущая к Винсенту, ещё тогда показалась ей странной. Слишком прямая, слишком чёткая, слишком крепкая!

"А ошейник? Почему охотники не наградили Винсента таким же ошейником, как у тебя? Глупо надеяться, что новообращённый справиться со своим проклятием! А ведь всё просто: рабу не нужна кровь для питания, нет у него и чувства вампирского голода, раб питается крохами со стола хозяина. А, чёрт возьми, его последняя картина?! Нельзя так нарисовать восход солнца по памяти! Значит, он выходил на открытое солнце — немыслимо для Высшего, но возможно для раба! Значит…"

Мира сдавалась.

Она бежала… или летела? Где-то между землёй и небом. Исчезли все краски, стихли все звуки, пропал мир вокруг.

Как же она обманывалась так страшно столько лет?! Как она забыла, что у carere morte нет силы, возвращающей мёртвых в мир живых, а есть проклятие, насмешка Бездны?! Просто ей не нужна была бессловесная кукла! Ей, как несчастному Эрвину, нужен был живой человек, любимый! Любовь набросила ей повязку на глаза: вот почему она не замечала никаких признаков своего страшного деяния!

"Неужели все эти годы я жила только мыслями о кукле Алана"?! — подумала она и остановилась. Этот вопрос требовал немедленного ответа. Иначе она просто сойдёт с ума.

"Тот набросок, который показал Латэ. Чертовщина какая-то… но ведь он действительно копирует картину! Или это картина Винсента копирует старый набросок Алана?"


…Библиотека старого дома Вако в Карде. Винсент обнимает её. Она слышит его шёпот: "Люблю…".

"Нам нельзя, запомни это. Никогда".


— Чушь! — Мира сказала это вслух. Она продолжила бег.

"Не Алан. Не кукла Алана. Нет-нет. Это закрытая дорога. Но… кто же он тогда? Как ей называть своё последнее и самое странное создание? "Винсент", — неужели пора забыть, похоронить это имя?"

Кто тот, мечтой об исцелении которого она жила пятнадцать лет? Отпечаток на тонком серебряном листе по ту сторону зеркала! Образ, склеенный из осколков стекла! Разбитое отражение её надежды! — Её совесть? Её жизнь? Её страх?! — Отражение её души…

— Прости. Я любила память о тебе… — смогла выдавить Мира, и остановилась. Она почти не удивилась, увидев впереди огромный парк безуспешно пытающийся спрятаться за длинным зданием брошенной больницы. Что теперь?

"Иди. Я отпускаю тебя".

"А смогу ли я… отпустить?" — спросила она ночь. Сначала это показалось лёгким — будто выбросить сломанную игрушку или старое запылившееся зеркало. Но скоро Мира поняла, как это будет трудно: она давно забыла лицо и голос Винсента, но, чтобы отпустить, сначала придётся их вспомнить. Она привыкла постоянно думать о задаче — найти Дар и давно не озвучивала истинную свою цель, но, чтобы отказаться от неё навсегда, её сначала придётся воскресить. Как не поддаться тогда очарованию старой любви, забытой мечты? Убить, быстро и без раздумий, закрыв глаза, не видя его глаз — пусть они лишь отражение её собственных…

Мира печально улыбнулась усмехающемуся в небе месяцу.

"Бессильный сжечь свою память и свою вину, Эрвин встретил следующий рассвет там же, где и его любимая…"

…Иногда в юности они с Аланом забывали о времени, играя на ночных улицах. Потом они убегали от солнца, хохоча и подталкивая друг друга. Вампирша до сих пор помнила тот трепет от прикосновений сияющей смерти… Отпустить и, как Эрвин, дождаться рассвета?

Все годы в Ордене её держала на земле лишь мечта об исцелении для Винсента. Но эта мечта рассыпалась в пыль. Уйти ли ей следом?

Мира лишь отметила возможность, не задумавшись об этом всерьёз. Её разум восставал против бессмысленности такого самоубийства. Но что-то надо было делать. Вампирша чувствовала: ещё миг молчания, ещё одна бессмысленно прожитая секунда — и она сойдёт с ума.

"Это месть Бездны", — думала ты тогда в Призрачном парке, держа его голову на своих коленях. — Вот она, месть Бездны, кара Бездны! Но месть Госпожи оказалась изощрённей и страшней…"

Мира спустилась к ещё не замёрзшему пруду в центре парка. Чёрная вода равнодушно глотала мелкую снежную пыль, поднимаемую ветром с земли. Вампирша долго, невидяще смотрела на своё тёмное отражение в ней. Что-то она совсем забыла…

"Ах, да! Карда, Бал вампиров. Вновь задание, касающееся Избранной. Что ж…"

Она подумала о новом задании… На Балу Карды должна появиться Избранная. Значит, там, в Карде, цитадели вампиров, разгорится новая битва за Дар. Что ж, вампирша готова. Когда-то она посчитала свою маленькую беду вселенской и сполна заплатила за гордыню. Безумная идея вела её сквозь годы и бури, она одна не давала бессмертной сгинуть в Бездне. Но сегодня мечта разбилась и та, что жила ей, стала лёгким сухим прахом. Миры Вако уже нет — остался один дух, одно сильное чувство — ненависть. Ненависть к Бездне, погубившей её.

"Чувствуешь, как Бездна поглощает всё?" — шептала ночь голосом безумной Диос. Бесконечная ночь!

Она началась здесь, в столице, а закончится где-нибудь… на краю света, куда её приведёт однажды погоня за Даром. Отныне для неё есть только ночь: рассвета не будет, пока не закончится старая история. "Бездна поглощает всё и всех", — говорила Диос, "Посмевший с Ней бороться неизбежно проиграет", — предостерегал Дэви…

Судьба отнимает у неё мечту, смеясь, и голос Бездны слышен в этом смехе. Но есть иные благородные цели. Алан — почти забытое имя. Винсент… — Она тщетно пыталась отобрать их у пустоты всё это время, спасти для жизни, великую силу и ценность которой осознала, лишь став вампиром, служителем Бездны. Она! Сама несущая Бездну, этот древний ужас в себе… Может, поэтому вампирша неизменно проигрывала? О, пусть только она найдёт Дар! — Выжечь эти семена пустоты, уничтожить вампиров, стереть притягательный для глупцов, не умеющих распорядиться своей жизнью, образ Бессмертного, Вечно Юного из легенд!

Мира достала из потайного кармана фляжку и села прямо в снег у чёрной воды: ноги не держали её. Глоток… Ещё глоток. Отвратительная мерзость растекалась по телу, заполняла пустые сосуды, но насыщение не наступало.

— Так значит, я хозяйка, — сказала Мира зеркалу воды. — Да, я для этого достаточно сильна. Я давно с Тобой на "ты", Бездна, Пустота, Великая Тьма… Я не уничтожу Тебя, Ты обратишь против меня мою же вечность, подаренную Тобой; Ты обратишь против меня мою же силу, подаренную Тобой… Но я знаю, кто может. Однажды Дар придёт в Орден, и порождения Твои рассыплются прахом. Избранный навсегда закроет для Тебя дверь в этот мир.

Быстрым шагом, решительная, она покинула парк и едва вышла на Восточный проспект, вдали показался шпиль Академии.

"Да, теперь туда".


Вот и мост Макты остался позади. Вампирша воспользовалась боковым входом в парк и сразу же свернула на одну из бесчисленных, известных немногим тропок, ведущих к главному зданию. Серебристо блестел крест над часовней — тонкий, кажущийся невесомым: две заплетшиеся нити паутины. Знакомая часть парка. Её владения во время тренировок. Спали деревья. Неслышно, как медлительная Серма, текла их жизнь.

Нет, не одна ненависть осталась. Чем ближе Мира подходила к Академии, тем лучше она понимала это. Было ещё что-то, толкавшее сюда, в здание, ставшее для неё домом в последние странные пятнадцать лет. Неуверенная, что вернётся назад из Карды, она пришла попрощаться со своим Охотником, излечившим её от страха перед Бездной.

"Ты не брошена, ты не одна. Если хочешь, я никуда не уйду", — теперь Мира была уверена, что ей это не приснилось.

Конец её пути был близок. Все нити связаны в один узел. Все линии сходились в одной точке, все, — и эта была среди них. Судьба выбрала их в ночь последней потери Дара, но семь лет назад, пойдя против решения Ордена, они сами не оставили себе иных путей.

Справа от Миры по боковой аллее Тони Гланс вёл куда-то целых два отряда. Даниелю Гесси, шедшему в Академию, пришлось отступить в снег с дороги, пропуская их. А дверь часовни отворилась, и, одна за другой, оттуда выскользнули узкие фигуры. Девушка впереди. Она резво выскочила на тропку. Мужчина слабо удержал её, касаясь руки:

— Богиня! Одно слово…

Диана рассмеялась и бросилась прочь, подобрав юбку, Алекс за ней… Мира улыбнулась и потянула на себя тяжёлую дверь Старого входа.

Глава 30 Разбитое зеркало

Вечер был ужасным, и ночь, пришедшая ему на смену, не желала уступать ни в чём. Тень, взявшая в кольцо столицу этой чёрной зимой, набрала силу и готовилась к наступлению. Но тень — это только вампиры Дэви, и Академия была готова к битве с ними. А вот другие, очень тревожные сигналы, пока не укладывались в общую картину.

Ярость солнца возросла, и наступило неспокойное время. Время, когда голодные, больные от света Низшие переставали соблюдать меру, беря чужие жизненные силы. Конечно, они не убивали людей, но злость и тревога смертных возрастали. На такие годы — годы Низших в прежние времена часто приходились народные волнения. В этот раз Карл надеялся обратить их против Короля — одного из Арденсов и главного противника Избранного, но этим планам не суждено было сбыться. Владыка вампиров опередил главу Ордена: на его стороне были чары. Ярость народа обратилась не против Короля, а — что-то совсем странное — против неких таинственных "дьяволопоклонников", якобы избравших местом для своего шабаша Дону.

Орден принимал меры в пресечении вредных слухов, но это мало помогало. Против охотников действовали участившиеся случаи нападения carere morte. Изощрённые убийства невинных немедленно связывались в сознании людей с жертвоприношениями служителей культа Падшего. Потому и Крас помогал Ордену в пресечении слухов неохотно: боялся замараться сам.

Обстановка накалялась и, наконец, вечером двенадцатого декабря достигла своего пика. В своём доме был убит глава Западной Пенны. И глава Центра пропустил вечернюю стражу, его квартира оказалась пуста, а, между тем, этот пунктуальный охотник всегда оповещал о своём отъезде за одну-две недели. Карл отправил оставшимся оповещение об опасности, но перебрались в безопасное место из своих квартир пока только двое — Бовенс, глава Северной Пенны, и Эбри, глава Ориенса. Где глава Сатура, никто также не мог сказать.

А как странно вёл себя Крас в последнее время! Карл читал недоверие в глазах герцога при каждой их встрече. Крас вёл какую-то свою игру и в этой игре для Ордена не находилось места…

— Я не удивлюсь, если завтра Крас заберёт Покров и укажет Дэви на цитадель Ордена, оставшуюся без защиты, — поделился Карл с Бовенсом, когда они встретились в парке у Академии.

Родерик, не на шутку встревоженный, в очередной раз нервно оглянулся, ища в тёмном парке силуэт своего убийцы.

— Охрана парка удвоена, — успокоил его Карл.

— Видел. Но я бы посоветовал тебе поставить охрану там, — Родерик кивнул на крышу Академии, где в башенке со шпилем была запрятана тряпица, создающая купола Покрова по всей столице.

— Уже. Краса давно не пускают туда без моего сопровождения… Если б узнать его планы! Смерть главы Западной Пенны, пропажа ещё двоих связаны. Кто-то пытается разрушить наш Покров.

— Дэви?

— Начинать нужно с поиска предателя в нашем стане.

— Я всё жду, когда же Крас снимет маску…

— Мне довольно и того, что он прячет лицо под ней! Архив уже перенесён. Отряд подготовлен и ждёт только приказа.

— Ты… — Бовенс опять оглянулся. Но парк позади был сонным, загадочным и абсолютно безопасным. Только Даниель Гесси в задумчивости бродил близ ограды. — Ты всё-таки намерен распустить Орден?

— Да.

— Как скоро?

— Скоро. Обладатель Дара уже известен.

Оба замолчали надолго после этого сообщения. Родерик тихо, кивком указал на Даниеля: "Это он постарался?"

— Нет. Гесси не знает имени Избранного, хотя все указания на владельца Дара я нашёл именно в его сообщениях. Видимо, Даниель не трудился перечитывать их перед отправкой. Или Митто не дал ему на это времени.

— Я не доверяю Гесси…

— Да. Агенты Арденсов всегда были в рядах охотников. И, вероятно, не один Даниель работает сейчас на Краса… и против меня.

— Однако, что он там разглядывает? — пробормотал Бовенс, с тревогой глядя на Даниеля. Карл задумался, глядя на Гесси, и скоро воскликнул:

— Что он вообще тут делает? Я отправлял на стражуДиану! Подойдём.

Даниель глядел через решётку ограды на другую сторону Рябиновой улицы. Там на тротуаре сновала стая дворовых собак. Все тощие, грязные, хоть и были больших размеров, производили жалкое впечатление.

— Даниель, где Диана? — строго спросил глава. Гесси обернулся и быстро приложил палец к губам.

— Я отпустил её на свидание к Алексу, — сознался он.

— Непохоже на тебя.

— Да. Но меня заинтересовали эти твари, — кивком он указал на стаю по ту сторону ограды. — Вы не замечаете ничего необычного?

— Кроме самого факта появления трущобных собак в центре города?

Но Карл замолчал, присмотревшись. Пожалуй, перемещения зверей не были хаотичными. В них прослеживалась странная чёткость — знакомая чёткость! Подчинённость одной цели: псы были куклами хозяина-вампира.

— Они похожи на кукол, управляемых кукловодом, — заметил и Бовенс.

— Хозяев зверей среди carere morte в наши дни всего двое: Нефандус и Хиам Калькар. Полагаю, это не Либитина, — холодно сказал Даниель.

— Давно они здесь?

Одна тощая чёрная тварь повернула голову, принюхиваясь. Карл невольно отступил, когда уголья глаз пса задержались на нём. Странно дёрнувшись, ощерившись, собака двинулась к портику, но остановилась в двух шагах от него.

— Натолкнулась на Покров, — заметил Даниель. — Да, кукла, определённо!

— Марк говорил об этих тварях ещё вчера, а я не обратил внимания, — сокрушённо пробормотал Родерик. — Стоит направить сюда отряд.

— Вероятно, Хиам на это и надеется: выманить нас за Покров, — Карл отступил от решётки ограждения. Остальные потянулись за ним.

— Беспорядки на Набережной. В Арвуме. В Пенне. Но всё как-то бесцельно, странно, — сказал он в парке. — Мозаика не складывается в картинку. Лишь одно ясно: Дэви стоит за всем, что происходит в Доне. Владыка скрывается где-то за Сатуром. Битва за столицу начнётся очень скоро.

— Зима — время долгих ночей, — Даниель тонко улыбнулся.

— Дэви не станет нарушать равновесие, — попробовал возразить Родерик.

— Равновесие? Чаши давно качаются: на них больше нечего взвешивать!..А вчера в Ориенсе обнаружили большое дневное убежище carere morte, — помолчав, невпопад сообщил Карл, задумавшись. — Мы его уничтожили. Дом не был пристанищем обычных уличных дикарей, это был склад кукол…А сегодня в ресторане неподалёку гуляет некий Верго. День рожденья его дочери, Прюденс…

— Прюденс Марии… убитой неделю назад… согласно "Вестнику", в ритуале дьяволопоклонников… — эхом отозвался Даниель.

Карл хотел ещё что-то добавить, но, не решившись, с досадой сжал губы.

Битва, — чувствовал он, — начнётся совсем скоро. Но он не мог до конца постичь план Дэви, и это очень тревожило его. Прежде двухсотлетний Владыка бессмертных был предсказуемым, даже его безумие не стало бы неожиданностью для охотника. Но здесь было не безумие. Сговор прежних врагов. Предательство. Оставалось ждать, когда предатель проявит себя…

— А кукловоды? — встрепенулся Родерик. — Разбросали паутины по всему Северу! — пожаловался он. — Больше всего вокруг старого здания суда. Пенна осталась без меня, а охота на хозяев едва начата…

— Я поеду туда сейчас. Даниель, нужен твой экипаж.

— А моя помощь? — надменно спросил Гесси и, получив утвердительный ответ, кивнул: — Тогда и я еду.

Вместо легкомысленной Дианы на страже у ограды встала Ангелика. Родерик отправился в Академию, в кабинет главы, принимать известия, поступающие из всех районов Доны. Перед отъездом на север столицы Карл переговорил с временными ведущими Западной Пенны и Сатура, и услышанное немного успокоило его. Вампиры Дэви никак не проявляли себя, в ночи охотились только разрозненные группы дикарей. Подоспели и агенты, отправленные в ресторан к Верго. Они доложили, что среди гостей фабриканта были Низшие. Carere morte пытались управлять гневом людской толпы, направить его на неведомую цель, но вовремя были убиты охотниками.

— Люди разойдутся к утру, — заверил Тони Гланс, бывший там. — Они ещё злы, но к утру злость рассеется. Также было два дня назад, на Арвуме.

Карл кивнул, вспомнив тот случай.

— Чему посвящено собрание сегодня в пять? — полюбопытствовал Тони. — Я предпочёл бы отдохнуть: завтрашняя ночь наверняка будет такой же…

— Если не хуже. Собрание по инициативе Краса. Думаю, он объявит о разрыве с Орденом. При этом событии лучше присутствовать.

— Ясно.

— Присутствовать… И во всеоружии, Тони!

— Я понял, — немного испуганно сказал молодой охотник. Он нервно оглянулся, и Карл подумал, что страх предательства, ножа в спину, терзает не одного главу — весь Орден. — Ордена… больше не будет? Только наш Отряд?

— Да. Уже скоро. Но Крас не отпустит нас просто так.

— Я готов, — погрустнев, сказал Гланс. Он печалился о большой лаборатории Академии, которую придётся оставить.

— В руках твоей учёной группы будет Дар. Это больше, чем комната со склянками!

Тони ушёл дремать в архив в ожидании собрания, а Карл отправился к Даниелю, ждавшему на стоянке экипажей у Первой Королевской.

Они отправились в путь. Быстрые кони, принадлежавшие Гесси, летели по пустым улицам, опережая даже carere morte, путающихся в тяжёлых тучах наверху. Граница Покрова Академии осталась далеко позади, но глава продолжал чувствовать его. Большую область, светлую и чистую, без вездесущих теней Бездны, ограждала невидимая занавесь из шёлковой ткани. Тонкая, но прочная — совсем как знамя Арденса. Она трепетала иногда, но не от порывов ветра: малейшая разобщённость охотников или сомнение их главы колыхали её, грозя сорвать с места.

…Карл получил знание о Покрове в момент его нового наложения, и в этот же миг почувствовал: отныне у него связаны руки. Покров, нерушимая стена Ордена, зависел теперь от его воли. В его силах было назначать, кому проходить на территорию охотников, но он своим сомнением или бездействием в опасный момент мог разрушить эту стену. Отныне он всегда будет узнавать сразу, как его слова и поступки отражаются на подопечных, а любая, даже не высказанная злоба кого-либо из охотников будет видеться ему червём, грызущим их общий защитный купол. Смерти адептов также больно били по Покрову, порой оставляя в Защите зияющие дыры, а как ударит по нему роспуск Ордена, Карл не мог и вообразить! Он посмотрел тогда на Латэ… Старик, сложивший с себя невидимое тяжкое бремя, улыбался счастливо, как ребёнок.

Первым куклу вампира заметил Даниель. Он указал на серого, худого человека, прячущегося в тени дома. На следующем перекрёстке марионетку заметил уже Карл.

— Они расставлены через равные промежутки, — тихо сказал Гесси. — Это молодой хозяин.

Карл согласился. Куклы Нефандуса, конечно, были другими. Нефандус великолепно знал свои владения и лучше любого другого старейшего управлял рабами в них. Он легко множил себя на десятки и даже сотни отражений единовременно, этот же хозяин был совсем неопытен. Удесятерение собственной фигуры тяготило его. Чтобы не запутаться безнадёжно в картинках и ощущениях, являющихся ему от всех отражений, он расставлял кукол в правильном шахматном порядке, повёрнутыми направо или налево, по расходящейся спирали от логова. "Паук в паутине" — называли таких хозяев в Ордене. Опытный охотник легко победит молодого кукловода: нужно просто подобраться как можно ближе к логову паука, не зацепив ни одной нити его паутины.

Но прежде нужно было установить, в каком направлении искать центр паутины. Даниель стоял за Срединную улицу, но Карл вспомнил слова Родерика: хозяева стремятся расположиться ближе к старому Суду.

— Центр надо искать в Слепом переулке, Даниель.

— То есть куклы повёрнуты влево от хозяина и спираль закручивается против солнца?

— Может, их хозяин — левша? Проверим.

Даниель, сидевший за возницу, послушался. Он хлестнул лошадей сильней и новенький экипаж Гесси загрохотал по древнему булыжнику Слепого переулка. Куклы равнодушно провожали охотников взглядами, пока не догадываясь, что в повозке враги: карета охотников не несла никакого герба.

Куклы стали попадаться чаще: охотники выбрали верное направление. Даниель озирался по сторонам, ища логово паука. А Карл следил за охотником.

Карл подозревал: Крас узнал о его любви к Мире. Недоверие герцога, его странные ухмылки, когда они говорили о вампирше, не могли быть объяснены ничем иным. Но кто поведал Красу об истинном отношении охотника к вампирше? Из его группы о письмах Миры знала только Дара, но Карл не хотел, да и не умел её подозревать. Кто-то из группы Гесси? В Диане Карл был уверен, но нельзя недооценивать главу группы — Даниеля. Мог ли он понять, что произошло в его доме в Прэсто, пока он с группой был в рейде? Восстановить события не сложно: потерю крови легко прочитать про бледному виду человека, а куда девалась эта кровь может подсказать след от укола толстой иглой на пояснице вампирши. Этот след долго не зарастал — жаловалась Диана…

— Я знаю, ты думаешь, что убийство главы Западной Пенны — дело рук Краса, — вдруг резковато сказал Даниель. — Но я думаю, это сделали люди Дэви.

Карл зачем-то глянул на его руки, крепко держащие вожжи. "Гесси любит прятать кинжал в перчатке", — почему-то вспомнил он. В следующий миг он подумал, что этот кинжал Даниель сейчас направит главе в сердце, повинуясь приказу Краса, не сомневаясь в правоте Арденсов… "Глупо, — тут же оборвал он себя. — Гесси, убивающий смертного, не carere morte, — немыслимо!"

— Я думаю, Даниель, герцог намерен отказать Ордену в поддержке. А Покров забрать себе в полное владение. Мы, шестеро, могли бы встать у него на пути…

— Теперь уже трое. Покров — каков он сейчас?

— Часть Краса очень истончена. Изъедена его злостью… Почему ты думаешь, что убийства — дело рук Дэви?

Гесси неопределённо пожал плечами. Он словно уменьшился и перестал казаться опасным.

— Это похоже на него… — неуверенно сказал он и тут же поправился. — Нет, не то, но… Противостоянию Гесси и Дэви несколько сотен лет. Мы чувствуем врага с рождения. Поверь мне, Хортор, это сделал Дэви!

Карл поднял руку в перчатке: разговор закончен. Логово кукловода было впереди — дом на правой стороне дороги. Крылатые тени застыли на крыше готическими украшениями.

Гесси резко осадил лошадей у самого подъезда и куклы заметались, поняв, кто наведался к хозяину в гости. Неловкие, медлительные, почти слепые — марионетки с перепутавшимися нитями. Охотники вошли в дом. Куклы отступали на цокольный этаж, отданный под ателье — в самое логово хозяина.

За чёрной дымкой крыльев тварей, Карл скоро разглядел хозяина, но Даниель его опередил. Он метнул кинжал, и вампир грохнулся навзничь, поражённый в сердце. Куклы также свалились на пол с глухим стуком. Они лишились крылатых теней и теперь выглядели не лучшим образом: этот хозяин мало заботился о сохранности тел своих рабов.

— Заканчивай ритуал, — глухо сказал Карл, прикрывая нос и рот платком.

Даниель торопливо прочитал молитву и сбрызнул тело вампира-хозяина водой из Источника. Проклятие восстало и пожрало кукловода. И его куклы рассыпались в пыль. В помещении остался только тяжёлый сладковатый запах разлагающейся плоти.

Охотники продолжили объезд Северной Пенны и уничтожили ещё двух кукловодов. Они были похожи на первого: пауки в паутине.

— Эти carere morte были совсем молоды. Десятилетний кукловод — это смешно! — заметил Даниель, когда они возвращались в Академию. — Как тороплив Владыка вампиров!

— Старшее поколение кукловодов в последние годы понесло крупные потери. Серьёзные противники нам, пожалуй, только Калькары…


Самым коротким путём они возвратились к Академии. Карл глянул на карманные часы: половина второго. Они пересекли мост Макты, и глава сразу же почувствовал границу Покрова. Она трепетала, раздуваемая неведомым ветром — отражение мыслей, эмоций главы и Краса. Оба они с недоверием и опаской изучали сейчас противника. Гадали, кто осмелиться выступить первым, и в то же время боялись опоздать с решительным шагом…

— Двое глав районов так и не появились. Значит, трое из круга семи, скорее всего, мертвы. Ты не опасаешься за свою жизнь? — резко спросил Даниель.

— Здесь, сейчас — нет.

— И меня не боишься? — резкая усмешка.

— Глава Западной Пенны был убит пулей. А ты не возьмёшь револьвер в руки, Даниель. И никогда не направишь его на смертного.

Гесси успокоился. Его взгляд потеплел.

— Я буду на собрании в пять, — как всегда серьёзно сказал он. — И я… не поддержу Краса, что бы ты обо мне ни думал.

— Так не ты сообщил Красу о моём визите к Мире?

Даниель печально покачал головой.

— Никто из моей группы этого бы не сделал. Ищи предателя среди своих…

Последние слова, сказанные едва различимым шёпотом, унёс ветер, смешал со снегом и разбил о тротуар у высокого здания Первой Королевской. Даниель вежливо кивнул главе, прощаясь. Он первым поднялся к главным дверям Академии и бесшумно скрылся за ними. Карл остался на ступенях. Он поднял голову, будто надеясь разглядеть, где колышется верхняя граница Покрова.

Это была не просто защита стен. Это было отражение общего чаяния всех охотников — мечты о победе над Бездной. Покров создавался в момент наложения главой и потомком Арденса, но в нём были заключены также все мысли, все эмоции, все мечты охотников. Он был их общей надеждой.

"Покров должен остаться у моего отряда, — подумал Карл. — Когда рухнет Орден, он должен остаться целым… и он обязательно должен остаться у отряда".

Он прошёлся ещё вдоль границы Покрова, прослеживая состояние Защиты и собирая новости от стражи. Новостей было немного: стая Хиама ушла, одни улицы были совсем пусты, чисты — ни одного нападения, на других куражились дикари, но как-то наигранно, словно только ждали сигнала к настоящему наступлению.

"Недобрый знак! Владыка припугнул одних дикарей и подчинил других, послабее, — как в давнюю ночь охоты за Избранным!"

Глава возвратился в свой кабинет. Родерик сообщил, что Ориенс должен был выйти на связь десять минут назад, но молчит. В местном штабе никого. В Центре несколько групп увязло в паутине кукловода. Родерик отправил туда Тони с двумя отрядами…

Карл отправил на разведку в Ориенс Бовенса, который был только рад этому. Он предпочёл неизвестные опасности узких улиц восточного района скорой встрече с герцогом Красом. Глава остался в одиночестве в своём кабинете.


Латэ, прежний здешний хозяин, не любил свет и не любил шум. Единственное окно кабинета, маленькое и узкое, всегда было задёрнуто плотной, тяжёлой шторой. Карл не убрал её из соображений конспирации: ночью светлое окно кабинета привлекало бы излишнее внимание к Академии. Но глухая, вязкая тишина кабинета угнетала его. Неожиданно резкими, громкими казались звонки новенького телефона — единственного на здание.

Охотник всё-таки подошёл к окну, немного отодвинул занавесь. Улица была пуста, только справа, вдали, у ресторана, где гулял Верго, всё теснились экипажи. Надрывный смех гостей разносился по улице. Веселье там начинало приобретать несколько истерический характер… Близился третий час ночи — самый тёмный, час нежити. На чёрное небо ночь высыпала весь запас звёзд. Но страшная многокрылая тень, обосновавшаяся в столице, всё также крепко цеплялась за горизонт и не желала уходить, мечтая поспорить с солнцем.

Карл размышлял о Красе и его роли в создании этой тени. Дэви никогда не перешёл бы к военным приготовлениям в столице без помощи кого-либо из Ордена. Что готовит Крас на сегодняшнем собрании?…И будет ли оно? Герцог хотел явиться в Академию в сопровождении главы. Карл должен был встретить его за час до собрания и проводить к охотникам. Но, пойдя на встречу к герцогу, не получит ли и он пулю в сердце?

Внутренне он был спокоен и готов к любой битве. Feci, quod potui… Когда Мира явится с Избранной, подготовленный отряд будет ждать их, а Орден прекратит своё существование. Кто-то из бывших его адептов пойдёт на новую службу к Красу, другие охотники выберут спокойную жизнь простых смертных. Только б не опоздать! Если Дэви и Крас сделают шаг первыми: до Бала Карды или в ночь Бала, главе не избежать новых потерь в Ордене…

Он поглядывал то на часы, то в ночное небо, ища в нём знакомую, неловкую, маленькую тень. Где же Мира? От её действий на Балу будет зависеть так много! Наконец он задёрнул штору обратно и, накинув пальто, вышел в коридор, оставив дверь приотворённой.

Неприятное, тревожное чувство тут же ушло. На подоконнике среднего из трёх окон, выходящих на перекрёсток улиц, Карл увидел маленькую фигурку. Мира сидела там, поджав колени к животу, и задумчиво разглядывала ночную Дону. Вампирша была без шубки, её шляпу где-то на улице перехватил ветер. Длинный, мокрый от растаявшего снега шлейф юбки свешивался до самого пола.

— Почему ты не заходишь в кабинет? Забыла о нашей встрече, Мира?

Услышав его, она соскочила с подоконника, как школьница, застигнутая на месте преступления, обернулась:

— Всё ещё сердит на меня? Я была немного не в себе три часа назад… Но о встрече я не забыла. Просто я захотела встретиться здесь. Помнишь, что это за место?

Карл оглянулся, но нашёл только старое зеркало в глубокой нише у лестницы. Потом он посмотрел на окно и улыбнулся, вспомнив:

— А! Это окно я открыл тебе в ночь твоего второго визита сюда.

— Да! — прошептала вампирша. — Теперь к делу: Избранный будет на Балу Карды, так?

Охотник помедлил с ответом. Милая улыбка Миры не обманула его. Глаза вампирши блестели странно, лихорадочно: она была в ещё худшем возбужденно-тревожном состоянии, чем три часа назад. Мира вся была поглощена какой-то идеей.

— Это подождёт. У тебя странные глаза… Ты голодна, как тогда?

— Не бойся, я не кусаюсь, — обронила она, милой маски уже как ни бывало. — Скажи, когда семь лет назад ты советовал мне бежать, не дожидаясь встречи с Латэ, ты оберегал меня от сообщения, что… исцеление для Винсента невозможно? — Мира выговорила это с трудом и подняла ладонь, запрещая ему отвечать. — Ты говорил тогда, глава будет пытаться меня сломать… Ты боялся, что меня сломает это? — её голос сорвался, задребезжал как треснувший бокал, она отступила на шаг, предупреждая его движение к ней. — Вот он, способ удержать меня на цепи! Одно слово, разбивающее мой обет, мою мечту, и покорная вампирша послушно бросит Дар вам под ноги и сама сгинет! Но потом ты успокоился, ведь Латэ не сказал мне тогда ни-че-го…

Карл отвернулся, скрывая мгновенно ставший жестоким взгляд. Скулы окаменели, губы сжались в тонкую полоску. Мира всё-таки затронула тему своей куклы, теперь, когда он почти заставил себя забыть единственный разговор с Винсентом. Хотя, действительно, довольно молчать об этом. Довольно делать вид, будто этого странного Линтера вовсе не существует!

— Адора ведь поняла всё сразу, — отрешённо продолжила Мира. — Она изумилась, когда я заговорила об исцелении для Винсента! Вы, все, знали давно. Почему вы не сказали мне? Почему не сорвали мне повязку с глаз? Почему потворствовали моему безумию годы?! Это же мерзко! Мне сказал Даниель, ненавидящий carere morte и меня. Даниель — не ты и не друзья с тренировок! Почему?!

"А как следовало сообщить тебе об этом? Послушай, Мира, тебе не кажется, что Винсент, хм… недостаточно живой для того, чтобы быть исцелённым? Не кажется ли тебе, что он просто кукла… кукла твоего погибшего первого любовника?.."

— Винсент сам просил не говорить тебе, — вслух сказал Карл. — Он радовался, что ты не понимаешь.

Она быстро кивнула несколько раз, словно не хотела лишний раз слышать это имя из чужих уст.

— Мы молчали долго, потому что это знание могло тебя убить, как того несчастного первого хозяина из сказки, — поторопился объяснить охотник. Только б она поняла его сразу! Расспросы, бесконечные повторения имени "Винсент" заставляют его сердце биться чаще и яростней, а голос — дрожать! — Латэ часто говорил мне: лучше, если ты поймёшь это сама. И он стремился поскорей ввести тебя в Орден, чтобы ты смогла это принять, когда поймешь.

— И он как всегда прав, — выдохнула Мира.

— Когда ты поняла?

— Сегодня! — простонала вампирша, — Я долго была слишком слаба, чтобы в это поверить! Я бежала от этих мыслей. Когда я видела его, вампира, я могла думать лишь о Даре, его спасении. Потом Винсент исчез, но меня увлекла интрига с Латэ… Годы войн с настоящим хозяином, Гелером, совсем успокоили меня, а сегодня… Даниель! Я не поверила ему, но случайно в архиве нашла книгу Нарро с главой о хозяевах.

За окном то тут, то там гасли звёзды: может, терялись в серых ночных облаках, а может, их поглощала страшная многокрылая тень, всё расползающаяся по горизонту.

— Алан погиб, давно. И Винсент тоже. Пора отпустить их.

Вампирша вздрогнула, точно эти имена, Алан и Винсент, встав рядом в его неосторожной фразе, причинили ей боль. Вдруг задышала со всхлипами: предвестник всегда обескураживавшей его женской истерики — о, ты больно её ударил, Хортор!

— И ты тоже думаешь, что из несчастного Винсента я сделала себе копию Алана? Что я до сих пор держусь за ту погибшую любовь? Господи!

— А что же? — буркнул он, ещё не выйдя из роли обвинителя.

— Я любила Алана, — взгляд Миры затуманился. — Любила до того момента, как увидела Бездну в отражении его и своих глаз. После он стал моим кошмаром. А Винсент… Он был моим Избранным, моей надеждой. Моей сказкой об исцелении, о прощении для проклятых… Был. Теперь уже нет. Я надеялась, что смогу защитить его от Бездны, но и он погас, мое солнышко. Всё тонет в Ней, всё… Что мне теперь делать?! — она сорвалась на крик. — Что же это, Карл? Я верила, действительно верила, что у меня достало сил спасти Винсента!

Вся злость схлынула, как волна, оставив неприятное дрожание в горле:

— Мышка, прости! Я не понимал…

Он не договорил. Мира сама бросилась к нему на грудь, или это он привлёк её к себе, обнял? Карл не помнил. Но маленькая вампирша рыдала в его объятиях.

— Что мне теперь делать? — заикаясь, повторяла она между мучительными спазмами рыданий, сотрясающих тело. — От-отпустить его, как он просил? Я не знаю! Я… я не смогу! Неужели ничего нельзя сделать! Так не может быть! Я столько лет верила, что отняла его у смерти!

Карл осмелился прикоснуться к её волосам, погладил, и они подались под рукой упругой волной тусклого золота.

— Что ты знаешь о смерти, carere morte? Только не говори снова: "Пустота", "Бездна", "Великая Тьма"! Для тебя это игра, и ты, увы, плохо знаешь правила. Мёртвые не воскресают в нашу эпоху. Пока ты не смиришься с этим, будешь проигрывать, бессмертная…

Внизу хлопнула входная дверь, и вампирша отступила от охотника, будто испугавшись. Утёрла слезы — по-детски, ладошкой… И вдруг улыбнулась.

— Дар придёт сюда — я пообещала недавно, — прошептала она. — И придёт скоро! Клянусь, Орден получит новое оружие — сильное оружие! Великий вампир убивал охотников взглядом — Великий охотник сожжёт нежить касанием.

Карл пытливо взглянул ей в глаза. Да, напрасно он прежде искал в них отчаянную, безумную, неугасшую любовь к кукле! Увиденное пугало куда больше. Похожее чувство, но с другим знаком и обращённое не на одно существо — на весь мир. Ненависть и… ярость. Карл нахмурился:

— Когда ты объявила священную войну нежити, мышка? Тоже сегодня?

— Да! Вы своего добились: получили не покорившуюся Арденсам и при этом всецело преданную Ордену carere morte, — резко, с ненавистью бросила она и отвернулась. Тонкая женская фигурка с распущенными по плечам светлыми вьющимися волосами отразилась в старом, забытом всеми зеркале, стоящем в глубокой нише напротив окна. Раньше оно пряталось в темноте, но сегодня его вдруг осветили звёзды.

— …Видишь, Карл, я стала фанатиком, совсем как ты!

Карл взглянул на отражение маленькой, упрямой вампирши, и даже смог улыбнуться — искренне:

— Мира, посмотри на меня, — попросил он, и вампирша сейчас же покорно повернула голову, будто ждала этих слов. — Я не фанатик и вовсе не мечтаю о таком оружии. Ты знаешь, что он, этот Дар? Его сияние разрушит наш мир. Крас не даст Дару существовать. Принимая Дар, мы отказываемся от Ордена, каким его все знают. Послезавтра ты вернёшься с Избранной, и этот день станет последним днём Ордена. А дальше будет война… Война маленького отряда, который мне удалось собрать, со всей страной. Против нас ополчится и Крас, и вампиры Дэви, и смертные, боящиеся потерять то немногое, что имеют на этой земле. Мы с тобой — разрушители, грядущие поколения проклянут нас, погубивших страну…

— Страну carere morte! Грядущие поколения поблагодарят нас!

— Нет, Крылатая. И утешением мне служит лишь то, что я уже не услышу их проклятий.

Мира опустила глаза. Но её взгляд наконец прояснился, лицо стало знакомым, милым.

— Если ты хочешь всё прекратить, я понимаю. Я приму это и уйду. Странно, — она усмехнулась, показав острые клыки, — теперь, когда я понимаю: Дар нужен не мне, а миру, я чувствую себя… такой сильной!

— Куда ты опять собралась сбежать, мышка? — Карл обнаружил, что смеётся. Да, она была смешна сейчас: тоненькая, решительная, со встрёпанными волосами. — Я делал… и буду и дальше продолжать делать всё это лишь потому, что Дар действительно нужен тебе. Тебе — не Винсенту и не абстрактным "carere morte"!

Она сделала шаг к нему… но снова отступила, испугавшись отражения в зеркале, где два силуэта, мужской и женский, почти слились в один. Всего на миг Мира заглянула в мёртвые глаза своего отражения, но по гладкому стеклу уже побежали трещины… Вампирша вздрогнула и отвела взгляд от вдруг появившейся в углу блестящей паутины.

— Мне не нужна твоя жалость! — с отвращением проговорила она, и тогда охотник решительно притянул её к себе.

— Очень хорошо. Потому что мне — не нужна твоя благодарность.

Мира прищурилась. Ласково, осторожно она коснулась его щеки, волос на виске. Пальцы вампирши не были холодными. В них текло тепло жизни.

— Я не умею быть благодарной, — почти беззвучно шепнула она. — Но я тоже, давно люблю тебя.

Она первая потянулась к нему, коснулась губами его губ — сначала осторожно, но он ответил — и тогда Мира радостно, отчаянно прижалась к охотнику. Прикосновение губ вампирши не обжигало холодом, её губы были мягкими, тёплыми… родными. Словно в один миг они оба отразились в сотне зеркал, стоящих в бесконечном коридоре времени. Сотни раз была повторена эта история, сотни раз повторится в будущем. Все мириады их отражений были связаны одной нитью — нитью любви, крепче всех цепей: скручены, притиснуты друг к другу — не вздохнуть. По её телу прошла быстрая дрожь, когда он обнял её. Дрожь предвкушения… Так, не отрываясь друг от друга, они отступили от окна.

Дверь бывшего кабинета Латэ захлопнулась за ними трескуче, сухо как гром. Здесь неистовый первый порыв прошёл. Пальцы Миры медленно скользили по лицу охотника, запоминая и дрожание ресниц, и морщинки в уголках глаз, её голова покорно, покойно лежала в его ладонях.

Маленький диван в смежной с кабинетом комнате отдыха стал их ложем. Свой сюртук Карл успел аккуратно набросить на кресло, рубашка же оказалась на полу, на платье Миры. А вампирша уже, загадочно улыбаясь, расстёгивала корсет… И он очнулся на мгновение, нехотя отнял ладони от её горячей кожи:

— Мира, может быть, рано…

Она молча потянула его за собой на диван.

Вампирша ли? Стёрся этот образ: бессмертный, безжизненный, мраморно-холодный. Перед ним была полная жизни чаровница, будто виденная когда-то прежде в отражении у вод Источника. Странными призраками казались тонкие полоски шрамов от серебра на её гладкой бледной коже. Ожерелье вокруг шеи — след от ошейника… Карл покаянно приник к нему губами и почувствовал вкус серебра — жгучий и свежий. Другие охотники узнавали его на посвящении, целуя серебро кинжала. Воспоминание о нём давало им защиту в битве с carere morte… А его щит — другого рода.

— Люблю, — зашептал он вампирше, коснулся губами шрама над левой грудью. Мира обняла его голову, прижала к себе.

— "Где глава Ордена? Срочное донесение из Ориенса! — похоже спародировала она Тони. — О, он в своём кабинете… с вампиркой… У них там… э-э… совещание!" — она счастливо засмеялась, и, покорённый этим незнакомым девичьим смехом, он уступил всем её желаниям. Телефон на стене молчал, в коридоре не слышны были ничьи шаги: никто не спешил к главе со срочным докладом. Злодейка-ночь дарила им этот час. Горячий, душный как перед грозой воздух лип к коже. А под высоким потолком кабинета всё копилась тень, клубилась тучей.

Глава 31 Диос

Пробуждение Лиры было тяжёлым. Она долго балансировала на грани сна — странные образы, незнакомые лица, чужие голоса не исчезли, и когда она поняла, что это — только сон. Лира едва оторвала свинцово тяжелую голову от подушки, словно накануне выпила дрянной загустевшей крови. Со стоном она огляделась. Девушка была в своей комнате "Тени Стража", лежала нераздетая, на неразобранной кровати. Кто-то принёс её сюда и бросил, как куклу.

Воспоминания замелькали в голове: собрание, слова Владыки о том, что Лира Диос должна будет по-новому наложить Покров после взятия Академии. "С Орденом всё должно быть кончено", — и радостные лица старших Калькаров. Дальше — они с Дэви одни в зале: "Кто Избранная? Имя?" Гнев Бездны и побеждённая охотница. "Обменяемся же кровью, Лира Диос!"

Лира снова застонала, упала лицом в подушку. Вот, чем были странные образы её сновидения — обрывками мыслей и памяти Дэви! Как же ей избавиться от надзора Владыки и завершить, что указывает Бездна?

"Ай-яй-яй! — немедленно прокомментировал это некто голосом Дэви. Лира испуганно оглянулась, но комната была пуста. — Ты же обещала, Лира!"

"Убирайся из моей головы!" — Лира постаралась вызвать в мыслях ужасающий образ Бездны, напугать хитрого вампира. Но образ рассыпался в пыль. Дэви захохотал: "Даже не пробуй лгать мне, Лира Диос! Теперь не уйдёшь от меня никуда. Готовься же к Балу!"

Его голос смолк не сразу, эхо звенело в ушах… Лира с тяжелым вздохом поднялась. Переодевшись для прогулки, она спустилась из башни в Зеркальную галерею.

Замок опустел. Внутренний двор без единого экипажа показался Лире неожиданно большим. Минувшей ночью был обильный снегопад, площадка превратилась в огромное четырёхугольное ровное снежное поле. И ни одного следа. Carere morte во главе с Владыкой до снегопада отбыли в столицу на битву. Слуги отдыхали. Пока Лира шла гулкими коридорами, она не встретила ни одной куклы в серой ливрее. Девушка сама отворила дверь в галерею.

Здесь был пасмурный день. Зеркала затянуло серым шёлком облаков. Сотни появившихся изломанных отражений рыжей взъерошенной девушки ничуть не развеселили вампиршу. Лира была сама не своя. Она была в бешенстве! Упасть сейчас, когда до цели один только шаг?! Нет… Нет! Она найдёт способ…

"Лира, не отвлекай меня по пустякам", — раздражённо сказал Дэви. Молодая вампирша скрипнула зубами.

"Как же избавиться от этого голоса?!"

"Выпей святой воды", — насмешливо посоветовал Владыка. В этот раз Лира успела ухватить хвост его мыслей: Дэви прибыл в столицу и готовился к битве.

"Интересно. Выходит, и я могу свободно читать его мысли?"

Она прислушалась к отголоскам его удаляющегося голоса, но — Бах! — незримая широкая стена сейчас же встала между ней и далёким Владыкой. Дэви закрылся от неё, и крохотная частица её проклятия безответно стучалась в двери его памяти. Они были закрыты. Но часть проклятия Дэви по-прежнему была в крови бывшей охотницы, и Лира не знала, как поставить в своём сознании такую же стену…

"Даже не пробуй, — сейчас же подхватил Дэви, — не получится. Низшие в этом умении почти всегда уступают Высшим. Ваше проклятие ещё слабо".

— О-ох! — выдохнула Лира. — И так будет всегда?!

Дэви не ответил. Правая дверь галереи отворилась. Равнодушный слуга Владыки размеренно поклонился вампирше и произнёс.

— Леди Диос, Рикард Ларгус ждёт встречи с вами. Я провожу.

Недоумевающая Лира спустилась за ним. В большом зале, совсем выстуженном и тёмном, её, действительно, ждал Рикард Ларгус. Фамилия Ларгус была известна Лире — одна из тридцати Фамилий Короны. Девушка смутно вспоминала, что когда-то даже была знакома с охотницей этой фамилии — кажется, её звали Селеста… Но Рикард был ей незнаком. Помнится, он присутствовал на последнем собрании Дэви… А может и нет.

— Леди Диос, — Рикард вежливо поклонился ей. Это был мужчина средних лет, высокий шатен с карими глазами. — Владыка приказал мне сопровождать вас на Балу Карды.

— Вот как!

— Да. И это… ваше на следующую ночь. — Он передал ей маленькую брошь с гербом Первого вампира. Лира усмехнулась. Этот значок на Балу Карды означал: его владелец наделён особой властью. Все carere morte бала должны были подчиняться ему, как своему владыке. Дэви наделяет её чрезвычайными полномочиями? С чего бы?

"О, благодарю, Владыка…"

"Пользуйся всеми carere morte Бала, но приведи мне Избранную, Лира Диос!" — немедленно отозвался тот.

Лира поморщилась, как от головной боли. Она равнодушно нацепила значок, повернулась к Ларгусу спиной, но вампир не уходил.

— Вы и до Бала будете сопровождать меня? — звонко осведомилась Лира.

— До Бала, на Балу и после, — он оскалился, должно быть, изображая доброжелательную улыбку.

— Ясно.

— Я — ваш помощник.

— Ясно!

Лира стремительно выскочила из комнаты, вампир двинулся за ней. Лира приказала одинокому слуге в коридоре готовить экипаж и гордо прошествовала к выходу. Куда она собралась ехать, девушка и сама пока не знала.

"Куда-нибудь подальше от Тени Стража".

Лира ожидала усмешки Владыки, но Дэви, похоже, был занят. Несмотря на глухую стену, некоторые сильные его чувства, мысли долетали до неё. Дэви вновь вёл собрание, а его волнение нарастало. Он тревожился и предвкушал. Предвкушал битвы грядущих ночей.

Ступив за двери замка, девушка на мгновение остановилась, поражённая нестерпимым сиянием снега, но двинулась вперёд. Ларгус не переступил порога.

"Высший!" — Лира улыбнулась: "Сбегу в два счёта", но её улыбка тут же погасла. В карете, которую ей подали, находился carere morte. "Кукла", — поняла Лира по пустому взгляду этого молодого человека. Ещё один сопровождающий.

— Если днём вы встретите опасность, я успею прийти вам на помощь, — пояснил вампир у дверей. Лира вздохнула: "Кукловод…"

Обычно куклы не выходили днём на солнце, как и их хозяева. Но куклам не грозило быть испепелёнными солнечным светом за мгновение, поэтому иногда, в крайних случаях, хозяева выпускали их в дневное небо на несколько мгновений, закутанными в крылатую тень. Если Лира попробует сделать шаг в сторону с намеченного пути, эта кукла бросится за ней — и исход поединка Низшей и Высшего не вызывал сомнений…

Она долго забиралась в экипаж — мешала тяжёлая юбка. Раб Ларгуса пришёл ей на помощь, подал руку. Вампирша фыркнула, но помощь приняла. В карете она отодвинулась от куклы на максимально далёкое расстояние, скрестила руки на груди и обиженно отвернулась к закрытому окну.

Карета тронулась. Скоро они выехали за пределы замка, и Лира немного оттаяла. Почему-то ей казалось, будто Дэви может читать её мысли только в своём родовом гнезде, а за пределами "Тени Стража" она свободна от его проклятия. Разумеется, обман, но Лира тешила себя этой мыслью всю дорогу до Карды. Чем ещё заняться, когда все твои мысли, все твои чувства отслеживаются?

Молчание устраивало её, но не устраивало собеседника.

— Расскажите о себе, леди Диос, — скоро попросил Ларгус. Лира вздрогнула от слов куклы, но не повернула головы.

— Я не разговариваю с рабами, — бросила она. Ларгус отступил, всё также дружелюбно улыбаясь. У куклы остался только его взгляд — деланно равнодушный и ничего не упускающий.


В полдень экипаж подъехал к Верхнему мосту в Короне. Лира вышла, опять щурясь от нестерпимого белого сияния. Зима в этом году рано пришла в Карду. Несс сковало льдом, чего не случалось уже несколько лет, и сейчас под мостом детишки играли в снежки. Лира обернулась на карету, но смертный возница уже дремал, а кукла молчала, затаившись в тёмной коробке экипажа.

Лира пожала плечами, ещё постояла минуту на месте, но Дэви не высказал недовольства, и она спустилась под мост.

Снег на берегу был глубоким и рыхлым. Через тонкую подошву ботинок, не предназначенных для зимней прогулки, Лира чувствовала его холод. Но это был не тот холод, которым скованы сердца carere morte… Он бодрил девушку.

Рыхлый ком снега, оставляя за собой шлейф снежинок, как комета, пронёсся над её головой. Следующий угодил в юбку. Снежок кинула какая-то девушка, теперь она заливалась хохотом, глядя на Лиру. Вампирша принялась стряхивать снег — поздно, ещё два снежка поразили её в плечо и голову.

"Да кто это смеет?!" — вампирша грозно выпрямилась… И тут же обмякла, успокоилась. Губы незаметно для неё самой тронула улыбка. К ней, храбро скользя по ещё тонкому льду, спешила Лита, Избранная.

— Лир-ра! — раскатив букву Р, девушка заключила вампиршу в объятья и не устояла на ногах, обе упали на лёд. — Лира, ты тоже здесь!

— О, ну да, — немного нервно сказала та, поднимаясь и потирая ушибленный локоть. Вампирша воровато косилась на экипаж: а ну как оттуда выпорхнет крылатая тень и бросится к ним?

Лита так и осталась сидеть на льду.

— Ты что, забыла меня?! — светло-коричневые глаза Избранной наполнились обидой, и Лира заставила себя улыбнуться:

— Как я могла? Лита! Я ждала, что ты прибудешь в Карду на неделю нежити.

— Это ты убедила меня приехать! — горячо сказала маленькая Избранная. Незнакомый молодой человек помог ей подняться, но всё равно её голова едва доставала Лире до плеча. — Моей помощи ждут здесь. Я всегда боялась севера. Отсюда дует такой страшный ветер… — она осеклась, поскользнувшись, но молодой человек удержал её.

— Супруг Литы, Аркус Фабер, — просто представился он Лире. Вид он имел уставший: супруга-дитя требовала строгого надзора не меньше, чем упрямая вампирша Диос. — Мы прибыли сюда посмотреть неделю нежити.

— Аркус всё знает. Можешь говорить при нём о carere morte, — махнула рукой Избранная.

— Где вы остановились? В гостинице?

— В доме моих родителей, — сообщил Аркус. — Жена много говорила о вас, Лира. Кто же вы: свободная Низшая или carere morte Дэви? — его взгляд сделался твёрдым, стальным: Фабер вовсе не был так добродушен, как казался! — От правдивости вашего ответа будет зависеть, позволю ли я супруге продолжать знакомство с вами.

Избранная ахнула и укоряющее посмотрела на мужа. Она горячо схватила Лиру за запястья:

— Не слушай его. Он скоро поймёт, что ты хорошая!

— Я в свите Дэви, — чётко сказала Лира, глядя Аркусу в глаза. Избранная опять ахнула и затормошила подругу:

— Это же неправда! В Прэсто ты гуляла одна! Ты не упоминала Владыку. Хотя… если и так, какая разница? Ты же хочешь опять обрести жизнь, Лира?

— Все carere morte хотят этого, — вампирша опустила глаза, скрывая их ложь.

"Все, но не я…"

Лита тут же обняла её, зашептала на ухо:

— Я так и знала! Я помогу вам всем. Но сначала тебе. Я увидела это в твоих глазах при первой встрече. Там живая душа плачет, молит вырвать её из оков вечности! Ты станешь первой, обещаю!

— И я… обещаю, — эхом отозвалась вампирша, не зная толком, что она обещает. Разве что только это: Лита станет последней Избранной!

Владыка ударил без предупреждения — ледяная игла вонзилась в сердце. Лира слабо, удивлённо вздохнула и осела. Избранная опередила мужа, подхватила её и — удивительно — удержала своими слабыми ручками. Опустилась рядом на колени.

— Что с тобой? — встревоженно спросила она и пояснила Аркусу. — Я иногда так странно действую на них!

— Это не ты, — Лира поднялась с помощью Аркуса. — Это…

Далёким отголоском в голове звенел смех Дэви.

— Скоро все твои страхи уйдут, — нежно сказала Избранная, и Лира постаралась искренне улыбнуться. — Хочешь, я ещё поиграю тебе? Приходи к нам сегодня.

— Значит, вампирша из свиты Дэви? — хмуро спросил Аркус. Он так и не отпустил руку Лиры. — Я слышал, ваш Владыка одержим поисками Избранной…

— Я не поддерживаю его в этом.

— Из какой вы семьи? Лита никогда не говорила вашу фамилию.

— Диос.

— Диос?! С вампирами?.. Что ж, приходите, — он шумно вздохнул. — Дом Фаберов, в восемь.

— Я не могу обещать, к сожалению, — вампирша, отступая, благодарно пожала руку Литы. Избранная умоляюще глядела на неё.

— Но мы же увидимся скоро? — и прошептала, почти неслышно, — сестра…

— Мы точно увидимся на Балу… сестра.

Лира похвально быстро вскарабкалась на крутой берег реки. "Сестра", — ещё раз прошептала она про себя в экипаже. Во рту появился знакомый горький привкус. Снова ложь, снова предательство!

"Умная девочка. Не стоит идти к Фаберам, Аркус устроит там тебе допрос. Дождись Бала. Его карусель закружит Избранной голову, и ты сумеешь направить Литу по нужному мне пути. А Ларгус оградит тебя от группы охотников", заверил Дэви.

Лира собрала всю ненависть — огромный холодный чёрный ком и отправила Владыке свой снежок — Лови! Дэви отодвинулся и скоро вовсе исчез. Лира опять немного проследила его мысли. День клонился к закату, и Владыка ждал встречи с Красом.


Лира не возвратилась в замок. До вечера они кружили по улицам Карды, наблюдая приготовления к неделе нежити. Замкнувшись в темноте коробки на колёсах, бывшая охотница обратилась к частице проклятия Дэви. Недостаток своих впечатлений она захотела восполнить чужими. Теперь Владыка позволял читать его. Он гордился собой и стремился сам показать Лире: смотри, скоро Дона станет моей!

Он долго разговаривал с Красом, и Лире удалось ухватить обрывки их беседы. Он говорили о смертях троих из круга семи, и Дэви клялся, что до пяти утра мертвы будут все, кто способен повлиять на Покров. Крас обещал снять Покров и отдать ларец с Защитой Дэви, вампир же усмехался про себя, не веря в честность герцога. Он назначил ему в помощники Севелла, смертного, и за спиной Краса дал тому особые указания о Покрове. Наконец герцог и Владыка разошлись, недовольные и по-прежнему не доверяющие друг другу.

В сумерках Дэви облетел Дону, и Лира увидела его глазами его армию. Десяток сильных хозяев раскидали сотни рабов по всей столице. Молодые кукловоды перекрыли сетями целые улицы. Низшие подданные Владыки собирали толпы смертных и передавали их под власть чар Мелиссы.

"Когда вы начнёте, Владыка?"

"В самый тёмный ночной час".

Он отозвался странно печально, и Лире на мгновение открылись его чувства. Одиночество. Чужой, нелюбимый, ненужный город. Странный, вызывающий всё больше беспокойства договор с Красом. Свита — длинный хвост Владыки, егосолдаты, в которых он не верил. Вампиров рядом с ним всегда держал страх. Рухни он, их бог, и они разбегутся — испуганное стадо!

"Пустота, Владыка… Пустота везде на вашем пути, — зашептала Лира. — Потеряны все связи со смертными, а бессмертные — лишь марионетки, они подчинятся любому, кто дёрнет за их нити!"

"Замолчи, Лира Диос, — она поймала его тяжёлый вздох. — Замолчи!"

Лира не пошла к Фаберам. Когда ночь спустилась на Карду, она отпустила экипаж и в сопровождении нескольких кукол Ларгуса отправилась на пешую прогулку по Короне.

Carere morte вовсю развлекались здесь. Лира замечала их угловатые фигуры на крышах многих домов. Некоторые, вовсе не скрываясь, прогуливались по улицам. У одной дамы бывшая охотница заметила свежее пятно крови на воротнике пальто и груди.

"А ведь неделя нежити ещё даже не объявлена открытой!"

"Юные carere morte любят пошалить, — засмеялся Владыка. — Приструни их, пожалуйста, на Балу".

"Владыка…" — она забыла, что хотела сказать дальше, потому что Дэви явился ей во всём блеске своей силы. Чёрная тень простёрлась над Доной и это была не просто иллюзия ночи. То были полчища carere morte: кукол, и Низших, и Высших. Далеко, у залитого огнями Центра в небо вздымался шпиль Академии и Владыка не отрывал от него глаз. В мыслях он уже шёл по коридорам старого здания, а за ним шла тьма… и огонь.

"Ты думаешь, мне удастся победить их, Лира?" — вдруг спросил он.

Охотница вздохнула и закрыла глаза. Она плыла по коридорам своей памяти — коридорам старой Академии, позволяя Дэви скользить за собой. Она вспоминала посвящение, все советы Латэ, все напутствия отца и сказки матери. Вспоминала друзей, вернее, только знакомых — но не будь она столь угрюма тогда, они стали бы ей друзьями…

"Что ты скажешь, Лира?" — нетерпеливо переспросил вампир.

"Если вы победите… Это будет начало конца, Господин".

Владыка замолчал. Однако он не закрылся от Лиры, и она продолжала смотреть. Она слышала, как часы Солнечной башни пробили три. Она видела, как заполыхали костры в разных концах города, как кукловоды вступили в бой с отрядами в Ориенсе и Пенне. Она видела, как Мелисса своими чарами повела толпы людей к стенам Академии. Она видела, как Калькары расставляли кукол на подступах к цитадели Ордена, как Дэви отдавал команды перекрыть Рябиновую улицу и мост Макты. Чувство, переполнявшее Владыку в этот миг, можно было назвать восторгом. Он забыл об опасностях предстоящей битвы, и, теперь без помех заглянув в его прошлое, Лира поняла: он был таким всегда. Он не боялся ставить на кон всё и нестись навстречу верной гибели. И это помогало ему выигрывать в битвах…

"Ну же, Лира?" — снова горделиво потребовал он. Лира поймала его мысленную картинку: толпы стянутые к Академии, люди, заблокированные в горящем здании, чёрный смерч крылатых теней над длинной крышей… Девушка вздохнула:

— Тот Орден, который помню я, вы бы победили, Господин. Но, я слышала, там за годы произошли перемены.

— А! — Дэви торопливо прервал её. — Что ж, наслаждайся моим триумфом, охотница Диос! — Лира вздрогнула: ей показалось, что часы Солнечной башни в далёкой Доне бьют над самой её головой. Четыре утра.

Она попросила куклу поднять её на крышу дома и оттуда озирала улицы Короны. Она старалась смотреть на близкие жёлтые пятна фонарей, она внимательно разглядывала редких прохожих и заглядывала в тёмные окна домов, но всё было напрасно. Другие образы, ярче и сильнее, полыхали перед глазами. Она видела, как безумная зачарованная толпа смертных затопила парк Академии, как куклы Сесилии перевернули большой экипаж на мосту Макты. Она видела блеск тёмных глаз зверей Хиама и слышала их утробное рычание с каким-то металлическим лязгом в конце. Рёв загипнотизированной толпы, мерный треск пламени, удары большого колокола: "Опасность, опасность!"

Рабы обоих Калькаров носились над Академией у самой границы Покрова, Дэви следил за их перемещениями из своего убежища где-то в Сатуре. Он ждал, внутренне дрожа, когда же Крас снимет Покров над цитаделью Ордена…

"Владыка", — позвала Лира, но он не услышал её. Вот куклы Калькаров изменили направление полёта: сложив крылья, они ринулись вниз и заплясали вновь над самой крышей.

"Покрова больше нет!" — Лира прочитала эту радость во взглядах обоих хозяев-Калькаров, направленных на Владыку.

"Не может быть!" — горестно воскликнула она про себя, но её опять никто не услышал.

Вампиры перешли в наступление. Лира услышала единый вопль страха толпы, штурмовавшей стены Академии. Ужас пред летящими бессмертными в один миг разрушил чары, наложенные Мелиссой. Люди разбегались.

Дэви ступил на крышу Академии. Владыку переполнял триумф. Лира в далёкой Карде стиснула зубы, чтобы не крикнуть что-нибудь злое в чужую ночь. Она оторвалась на мгновение от созерцания Владыки, ясным взором окинула спящий мир северного города.

— Что там? — немедленно спросил Рикард, на ночь оставивший кукол и приглядывающий за Лирой лично. — Герцог снял Покров над Академией?

— Да. Только что.

— Отлично! — глаза кукловода знакомо блеснули. Триумф, тот же, что и у Калькаров.

— Вы голодны. Охотьтесь. Я никуда не уйду с крыши, — прошептала Лира. Она замёрзла на холодном ветру, и эти слова вышли у неё совсем тихо.

Владыку встретил отряд охотников, завязалась драка. Лира сумела поймать паническую мысль Дэви с образом-воспоминанием: "Совсем, как в церкви Микаэля!" Врагов в Академии, как и тогда, двести лет назад в Карде, было всего трое, но и троих охотников хватало, чтобы сдерживать натиск армии Дэви, пусть один из них был ранен, а другой ещё очень молод.

"Покров!" — вот была ещё одна сильная мысль Дэви: Покров остался у охотников, и его нужно было отнять. Немедленно, пока их глава не исправил то, что совершил Крас! Но его carere morte всё не удавалось пробиться сквозь защиту охотников…

Лира мысленно засмеялась и постаралась, чтобы Дэви услышал этот смех, чтобы он долго звенел в его ушах. Владыка ударил её, но уже вполовину не так сильно как тогда, на льду. Лира приободрилась: "Может быть, скоро я вовсе избавлюсь от твоего проклятия, Дэви-великолепный!"


Близкий, громкий крик она приняла сначала за эхо событий в столице. Но крик раздался вновь, и Лира стряхнула оцепенение. Ларгус всё-таки улетел охотиться, на крыше она была одна. У соседней вилось несколько carere morte. Они то пикировали вниз, то вновь взлетали, не поднимаясь, впрочем, выше флюгеров. Они играли с жертвой, дразнили её.

Что-то толкнуло Лиру посмотреть поближе. Она подошла к краю крыши и увидела внизу, в узком проулке, человека. Это был юноша не старше двадцати лет, самой романтической наружности, длинноволосый. Он один сражался с несколькими carere morte, серебряный меч так и летал в его руке. Охотник. Если ему повезёт, завтра они наверняка встретятся на Балу… А кричала, видимо, женщина, несостоявшаяся жертва вампиров. Она отступила к стене, потом вовсе убежала, оставив своего спасителя. Один вампир кинулся было за ней, но упал, поражённый стрелой охотника в спину. Без крылатой тени Лира узнала его: сын Тенеров, Кристофер…

На секунду ей стало плохо. Она словно была в двух мирах: в столице и здесь, в Карде. И там и там шла битва Ордена и Бездны, а Лира вновь лишь наблюдала. Вот в Академии Дэви разглядел слабость одного из охотников, бросился на него. Тень шлейфом тянулась за вампиром… — Лира качнулась, но устояла на краю крыши.

Тут её снова что-то ударило, но этот раз сильно, больно. Взрыв боли в голове — и тишина. Пустота. Лира тяжело выдохнула. Что это с ней? Она ощупала свою несчастную голову — ни малейшей раны.

"Господин?" — позвала она. Господин молчал. Лира больше не чувствовала его проклятия. Дэви ранен или даже убит… Она свободна!

Девушка вскрикнула от радости, этот крик услышал молодой охотник. Он поднял голову. Лире показалось, очень долго они смотрели друг на друга, не замечая мелькания чёрных теней в воздухе между ними. Потом охотник вновь послал стрелу в вампира, но промахнулся, и тут Лира неожиданно для самой себя отколола штуку.

Она перехватила стрелу на излёте и прыгнула с крыши на спину одному из вампиров. Оба ухнули вниз, крылья вампира вздрогнули, смялись, сломались, когда Лира вогнала ему стрелу в сердце. Вампир упал на тротуар под ноги охотнику, Лира оказалась сверху и совсем не ушиблась. Она поднялась, попирая поверженного carere morte ногами, ещё не совсем понимая, к чему был этот порыв. Остальные вампиры, едва узрев голос Бездны, поторопились убраться. Охотник же ловко обезглавил вампира и восхищённо посмотрел на девушку.

— Кто вы, леди? — спросил он. — Видение?

— Я — Лира.

— Ульрик Корвус, — представился он. — Я здесь с группой Селесты… а вы, леди Лира? С Солен Реддо?

— Я сама по себе. — Охотник нравился Лире всё больше. Благородные, хотя чуть неправильные черты лица: он наверняка мог похвастать родословной не хуже, чем у Дэви. Длинные тёмные волосы. Он был одного роста с Лирой, его зелёные глаза были на одном уровне с её.

Охотник также был очарован. Он смешно путался, подбирая слова:

— Вы прибыли на неделю нежити? Откуда вы, леди Лира? Я не встречал вас в Академии…

— А когда вы прошли посвящение?

— Два года назад.

Лира мелодично рассмеялась:

— Я покинула стены Академии много раньше. Завтрашний Бал не первый для меня. Вы же ранены! — воскликнула она, заметив кровь у него на руке.

— Это пустяк! — горячо сообщил он. — Я упал, немного повредил кисть. Что вы…

Лира, улыбаясь, перевязала его руку своим платком.

— Вы посланы мне небом! — прошептал Ульрик. — Скажите, вы будете на завтрашнем Балу?

— Разумеется.

— Это вы возглавите нашу группу?

Лира удивилась вопросу:

— Нет.

Она вновь начинала чувствовать Дэви. Он всё-таки не ушёл. Он всё-таки не убит! Но сейчас это был какой-то хаос: неконтролируемый разумом поток очень старых чувств, очень старых образов, поблекших, как страницы древней книги. Владыка вновь был молод и вновь гнался подземельями "Тени Стража" за последними из своего рода. Он нагнал отца и братьев у истока Стигия и убил их. Это воспоминанием всё мучило и не оставляло Дэви: скрещенные клинки, кровь — по вкусу такая же, как собственная… Страшные разверстые раны на теле отца, а губы старика ещё шевелятся… Последнее проклятие…

Лира заставила себя вернуться в Карду. Охотник мило хмурился.

— Прошу вас, только не сердитесь на меня, но позвольте задать вам один вопрос…

— Спрашивайте, — выдавила Лира. Ей хотелось поскорее уйти, пока в их милую беседу не вмешался язвительный и злой Дэви.

— Леди Лира, представляясь, вы не назвали вашу фамилию…

— Ах, только это? — с облегчением вздохнула Лира. — Диос.

— Лира… Диос?!

На его лице отобразились попеременно удивление, восхищение, преклонение. "Диос" — значило для него лишь: "потомственные охотники на вампиров". И Лира горячо поблагодарила небеса за то, что Корвусу неизвестна история последней из старинного рода.

Они попрощались, с лица Ульрика всё не сходил восторг. Лира сделала вид, что уходит, но почти сразу остановилась и долго смотрела уходящему охотнику вслед. А Дэви постепенно приходил в себя. Ему не удалось соорудить хорошей плотины и старые воспоминания прорывались из-за неё, но он установил барьер для чувств — этот был покрепче. Теперь Лира могла читать лишь его равнодушие и деловитость.

— Убить, — холодно приказал он кому-то в Академии, и Лира содрогнулась: чей смертный приговор ей только что довелось услышать?

Словно почувствовав её дрожь, Владыка обратился к ней.

"Лира? — он долго, молча, читал её новую память, а Лира ёжилась, будто от бесстыдного взгляда. — Ульрик Корвус. Хм-м… Но прыжок с крыши был великолепен!"

"Что с вами случилось, Владыка? Я на несколько минут потеряла вас. Вы ранены?"

"Желала мне смерти?"

"Читайте, Владыка".

"Не могу! Теперь твою голову заполняет этот Корвус!" — Дэви помолчал мгновение и расхохотался, злобно и обречённо.

"Над чем вы смеётесь, Господин?"

"Ты всё-таки сбежала от меня. Ты влюбилась, Лира Диос!" — он снова захохотал. Лира улыбнулась, криво и жалко. Она не знала, что теперь делать. Что теперь думать. Она больше ничего не знала в этом мире.

"Может быть, Ульрик — тот помощник, которого она ждала? Мысли о нём закрыли её разум от Владыки, как щитом… Да, да, этого Ульрика Лире послала Бездна в награду за терпение! Вот только… позволительно ли голосу Бездны влюбляться в посланника Госпожи?"

Глава 32 Бегство из Доны

Мира, загадочно улыбаясь, следила за тем, как тухнут угли в камине. В центре очага они ещё немного полыхали красным. Она знала: как только они погаснут, начнётся новый отсчёт времени. Холод разольётся по комнатке, и им придётся подняться и разжечь огонь или найти, чем укрыться. И ей придётся посмотреть в глаза охотнику… А она боялась встретиться с Карлом взглядом. Она боялась его первых слов. Как вести себя в новом мире, изменившемся за последний час больше, чем за всю её вечность? Она боялась, что не справится, не удержит — расплещет огромное чувство, так внезапно дарованное ей.

Она напрасно боялась и умоляла огонёк в камине не гаснуть. Карл совершенно буднично потянулся за своими часами, отстегнувшимися от сюртука и теперь валявшимися у дивана. Щелчок крышки.

— Сколько времени? — также буднично спросила Мира. Получилось хрипло, незнакомо. — Я думала, ты спишь.

— Скоро четыре.

— К тебе должны прийти?

— Да, группа от Верго, — равнодушно сказал Карл. Мира с опаской заглянула в его глаза, но они радостно блестели. — Ты заметила?

— Что?

— Ты дышишь как человек. И — смотри! — охотник взял её за руку, поцеловал запястье.

— У тебя пульс бьётся, как у смертной, — прошептал он и сжал вампиршу в объятьях, так что Мира приглушённо пискнула. — И кожа тёплая, розовая… Исцелилась моя мышка!

— Это ненадолго.

— Я думаю, сейчас тебя нужно искупать в Источнике, — воодушевлённо продолжил Карл. — И ты исцелишься окончательно…

— Задание!

— Ах, да, — сокрушённо пробормотал глава, но не выпустил её. — Задание! — он вздохнул. — Не хочу тебя отпускать, но, и правда, пора. На Балу Карды будет Избранная. Это супруга молодого Фабера, Лита. Ты должна привести её к нам.

— Откуда ты знаешь, что это она?

— Из писем Гесси. Он, в отличие от меня, не мог разложить перед собой все свои послания по годам и проанализировать их… к счастью для нас с тобой. Избранной может быть только Лита Фабер. Едва я понял это, вызвал тебя сюда.

— Какая она?

— Она молода, едва за двадцать. Сказочница, музыкантша… — Карл улыбнулся. — Одно слово: Избранная, — он вновь глянул на часы и теперь помрачнел. — Пора одеваться, мышка.

Мира с сожалением отодвинулась. Это оказалось неожиданно больно — переместиться из тепла в холод. Она обняла себя за плечи, чтобы хоть как-то сохранить кусочек прежнего жара. Карл поднялся первым, но почему-то медлил.

— Ты не отвернёшься? — наконец спросил он, и Мира расхохоталась:

— Ни за что!

— Дикарка, — проворчал Карл и всё-таки начал одеваться.

— На Балу будет Селеста Ларгус, очень опытная охотница, — быстро заговорил он. — Хозяйка Бала, Солен Реддо, тоже прошла посвящение, пять лет назад. Они пока не знают о наших планах насчет Избранной, сама решай, сообщать ли им. Селеста упряма, как Гесси, но Солен молода и добра, она, вероятно, тебя послушает. Обрати внимание и на Ульрика Корвуса. Молодой охотник, тебя безоговорочно поддержит, если упомянешь, что убивать Избранную бесчестно. Только будь с ним осторожна и постарайся скрыть от него свою суть: он ненавидит carere morte. Дальше посвящение в церкви Микаэля, и… — он вдруг замолчал.

— И?

Карл ответил не сразу и странно сковано, неуверенно.

— Ещё два дня назад я бы сказал тебе: немедленно возвращайтесь в столицу всей группой. Но сегодня… — он тяжело вздохнул. — Здесь скоро начнётся война. Дождитесь сводки из столицы, прежде чем отправляться в путь и обязательно предупреди меня, когда вы соберётесь назад. На пути в Дону вам могут потребоваться дополнительные провожатые.

— Хм…

— Мы сейчас балансируем на грани, Мира. Всё может рухнуть в любой миг. Конечно, все мы надеемся, что Дэви не сделает свой ход, пока ты не вернёшься из Карды с Избранной. Но что-то подсказывает мне, что он выступит раньше. Вряд ли сегодня: до рассвета осталось недолго, но завтра…

— Он придёт сюда? — дрогнувшим голосом сказала Мира и потянулась за одеждой. — Ты же говорил: защита стен!

— Это было так давно! Но, знаешь, если даже он придёт сюда… его здесь хорошо встретят!

Миру напугал его чёткий профиль, серьёзно сжатые губы. В одной нижней юбке она подскочила к охотнику, обняла его со спины и прижалась всем телом. Она молчала, не зная, что сказать.

— Прости меня, мышка. Но мы с тобой непростительно легкомысленно забыли о войне.

— …Извечной войне! — почти беззвучно прошептала она.

Карл обернулся к ней.

— Всё будет хорошо, — попробовал успокоить он. — Мы готовы к битвам.

— …Но и он готов!

Карл поморщился, словно от боли.

— Мира, думай о своём задании! — шутливо заметил он, но выражение его лица было далеко не весёлым. Он отпустил её, оставив дрожать от нового холода — предчувствия беды. На ходу надевая сюртук, охотник вышел в кабинет главы и скоро вернулся.

— Вот, возьми брошь. Она пригодится тебе на балу больше, чем мне здесь.

Мира приняла вещицу: круглая, не больше крупной монеты. На эмалевой поверхности был изображён герб Ордена: кинжал и солнце.

— Охотники обязаны подчиняться владельцу броши, как главе Ордена, — она натянуто улыбнулась. — Не боишься наделить меня чрезвычайными полномочиями, глава?

— Так гости Бала лучше послушаются тебя, — серьёзно сказал он и шутливо подтолкнул её к дивану. — Одевайся же!

Мира молчала, пока застёгивала платье. Молчание её было обречённым. Она вдруг почувствовала себя маленькой и слабой, беззащитной перед новым надвигающимся ужасом.

— Какие же мы были дураки! — прошептала она. — Дураки!

— Что ты…

— Мы с тобой. Молчать столько лет! — она снова подошла к охотнику, коснулась его щеки. — О, лучше б мы сбежали тогда, семь лет назад, вместо моего посвящения и треклятых бессмысленных поисков! Но пойми меня: я боялась…

— Мышка, куда ты стремишься сбежать всё время? — Карл засмеялся. — Зачем бежать? Что мы смогли бы вдвоём? Чтобы провернуть то, что я задумал, нам нужна сила, нужны люди. Эти годы поисков прошли не напрасно. Я собрал и подготовил особый отряд… Так что всё правильно. И пока ты не вернёшься с Избранной, нам по-прежнему нельзя выдавать своих чувств: слишком много у нас врагов, даже внутри Ордена. Крас…

Вампирша улыбнулась и покачала головой.

— Отряд уничтожения Бездны? Это не шутка? А я всё равно боюсь другого! Знаешь, сегодня я шла сюда сказать тебе, что ты спас меня от Бездны, как Охотник спас Майю, а теперь…

Их прервали быстрые шаги в коридоре. Охотник и вампирша отступили друг от друга. Оба прислушивались к шагам, гадая, кто это может быть. Мира вертела брошь в руках. Безотчётная тревога охватила её сердце. Она чувствовала, что до краха хрупкого мира зимней ночи остаются считанные мгновения.

Дверь отворил незнакомый охотник. Он оторопело поклонился сначала ей, потом Карлу. Доложил:

— На Арвуме собралась толпа. Человек пятьдесят. С факелами. Мы следили за ними с крыши. Сейчас они выходят на Срединную улицу. Юстин думает, они идут сюда!

— Пятьдесят человек! Кто их ведёт?

— Юстин видел там Крылатых…

Договаривал он уже в коридоре. Карл вышел, оставив Миру, не попрощавшись. Мгновение она стояла в кабинете, прижав пальцы к губам, потом, спохватившись, бросилась за охотниками. Она догнала Карла на лестнице в обсерваторию, тихонько вложила свою ладонь в его, и он успокаивающе пожал её пальцы. Молодой охотник отворил дверь обсерватории и они услышали далёкий бой часов. Четыре утра.

Толпа была видна и без телескопа — Мира выглянула в щель в куполе обсерватории и сразу же увидела её: широкая чёрная лента с яркими пятнами огней. Люди шли быстро, уверенно. Они подходили к Красному мосту.

— Так. А там что? — Карл смотрел в телескоп. — Что это горит… Склады?

— По местоположению похоже.

— И на востоке дым, — глава оторвался от телескопа. — Плохо. Юстин, Мартин, готовьте колокол. Мира, пойдём на крышу.


После длинных коридоров с потолками, теряющимися в темноте, заметная из всех районов Доны башенка со шпилем показалась тесноватой и довольно низенькой — в полтора человеческих роста. Отсюда был виден весь Ориенс и почти весь Сатур — вплоть до ажурной арки Золотого моста над чернильной водой Сермы. Мира, вцепившись в ограждение, глядела туда. Ей чудилось мельтешение чёрных теней.

— Карл, я думаю, вампиры Дэви там, — она указала рукой. — Там, на Набережной, дом Владыки.

В башенку поднялись и юные охотники. Один нёс небольшую лестницу. Чтобы не мешать им, Мира и Карл вышли на крышу. Юстин поднялся под купол башенки и принялся открывать окошки в нём.

— Зачем это он?

— Там колокол. Боюсь, сегодня нам придётся ударить в него. Впервые за столетие!

— Зачем?

— Если толпу собрали вампиры, его звон разобьёт их чары.

— Это хорошо, — испуганно сказала Мира. — А зачем мы здесь?

— Хочу понять, кто ведёт толпу, — охотник прищурился и огляделся. — Но нет, ещё рано. Когда они подойдут ближе, можно будет снова попробовать.

Близкое-близкое небо смотрело на них тысячами глаз. Мира подошла к краю крыши, глянула вниз, на площадку перед колоннами центрального входа, и у неё закружилась голова. Она торопливо отступила от низких перил ограждения.

— Давно ли ты боишься высоты, Крылатая? — охотник улыбнулся, подхватил её, но, когда она повернулась к нему, его лицо вновь было серьёзным:

— Уходи сейчас, Мира. Только не спорь.

— Я останусь.

— Уходи, — терпеливо повторил Карл. — Не тревожься обо мне. Всё будет хорошо.

— Я такой же охотник, как ты, и я, чёрт подери, тоже хочу свести счёты с Владыкой вампиров. Я останусь.

— Сведёшь счёты с Дэви, когда найдёшь Избранную и посвятишь её в Орден. Твоё задание крайне важное, Мира! — он ещё раз оглядел вдруг ставшую чужой и опасной Дону. — Особенно теперь. Война начинается чуть раньше, чем мне бы этого хотелось.

Мира вздохнула. Но времени спорить не было совсем, и она неохотно разомкнула губы:

— Да, ты прав. Я поеду в Карду, — резко развернувшись, она бросилась к обсерватории. Она не хотела, чтобы Карл видел слёзы на её глазах. Слёзы не обиды — страха.

— Куда ты?

Она обернулась и даже смогла улыбнуться:

— За оружием. И брошью… Не провожай меня. Я уйду. Честно.

Но Карл пошёл с ней — собирать людей по Академии. Они снова встретились через несколько минут в том же коридоре третьего этажа у знакомого зеркала. Охотник не удержался от улыбки, увидев её.

— Дай-ка я поправлю, — сказал он, и, подойдя, принялся затягивать ремешки с оружием на её талии и плечах. Его прикосновения опять пробуждали её для любви… Чтобы отвлечься, Мира следила за лицом охотника. Карл был спокоен и даже… радостен. Да, он был рад, что время тревожного ожидания подошло к концу и настало время битвы.

— Я принёс тебе меч, — сказал он, и вампирша улыбнулась, одними губами:

— И арбалет?

— Что? — он опять не понял, какую ночь она вспоминает. Мира опустила глаза.

— Ты знаешь историю Охотника и Майи? — звонко уронила она. — Я не договорила тогда: я боюсь, что наша закончится так же. Я боюсь потерять тебя.

— Не надо этого бояться, — спокойно и жёстко. — Не бойся смерти, бойся предательства.

Скрипнули рассохшиеся деревянные рамы, белая крупа снега, приставшая к ним, шелестя просыпалась на пол Академии. Охотник распахнул окно:

— Лети, Крылатая! Нет, стой…

Они вновь обнялись.

— Я скоро вернусь, — горячо прошептала Мира. — Ты только береги себя! Я ничего не буду бояться больше, но ты всё равно… дождись меня!

— Ты столько раз меня спасала! Ты — моя защита уже пятнадцать лет. Не тревожься, мышка. У нас ещё всё впереди.

Всего один поцелуй, прощальный — быстрый, сухой, какой-то неловкий, но страстный, утверждающий прошлые, залог на будущие… И Мира отступила к окну. Как тяжело ей дался этот шаг! Опять из тепла — в космический холод. Карл спокойно улыбался.

— Иди, — он всё не мог насмотреться на неё. Будто запоминал… навсегда, чтобы узнать её теперь в любом обличье, и в этом мире, и в том. — Ты позволишь и мне… быть твоей защитой?

Он прощался с ней радостно, будто не было вокруг страшной тени. И Мира засмеялась, подавляя тревогу:

— Можешь не спрашивать у меня разрешения на это, Карл Хортор. До встречи…

Больше не раздумывая, она кинулась из окна, очертя голову, вниз и бесконечно долго падала в ощерившуюся пасть города. Уже высверкнула площадка перед зданием — пустая, светлая, но словно изъеденная чёрными следами. За перекрёстком улиц серые, тяжёлые громады домов рвались в небо… Крылатую тень Мира призвала у самой земли, и она тотчас же подхватила вампиршу, беззвучно вскрикнувшую от испуга, тут же вспомнившую забытый восторг полёта.

Поднявшись на порыве ветра до уровня верхних этажей, вампирша бросилась к Серме. Скоро её тень коснулась края парка. Академия осталась позади. Покров проводил Миру, взбодрил, погладив прохладным ветерком, и тревога не возвратилась. И новое знание пришло к ней: этот барьер она пересекла в последний раз.

"Значит, следующая ночь станет для меня последней, — это была холодная, бесстрашная мысль. Мира оглянулась, последний раз поглядела на Академию, тёмную и огромную, кажущуюся незыблемой. Чёрные человечки, подбирающиеся к её стенам, были так малы и жалки!

"Академия выстоит, всё будет хорошо, — она робко улыбнулась и порадовалась, что никто сейчас не видит этой её улыбки: новой, странной… Сокровенной. — А Покров я больше не почувствую просто потому, что вернусь сюда смертной".


Она полетела вдоль улицы Греди, и скоро начались странности. Ей часто встречались на пути куклы незнакомых кукловодов. Все они спешили туда, откуда бежала она. Услышав пронзительный, жуткий до озноба звук колокола Академии, Мира лишь упрямее рванулась вперёд. Она всё-таки боялась. Боялась усомниться, снова встревожиться… остановиться.

Долгая пауза, тишина. Снова удары колокола и… всё. Мира не оглянулась. Вампирша то ныряла вниз, то взлетала высоко, уходя от случайных взглядов кукол, но её заметили. Некоторые рабы резко изменили направление движения, бросились к ней. Мира чертыхнулась и удвоила усилия, но преследователи догоняли. Скоро ей пришлось выхватить меч.

Удар, ещё удар. Серебро легко рассекало крылатые тени, и они валились вниз, но куклам на смену приходили новые. Скоро Мира почувствовала: холодные руки мертвецов хватают её. Меч отняли. Мира вгляделась в одинаково скалящиеся лица врагов и охнула: её поймала Сесилия Калькар!

Вампирша скинула крылья, но куклы по-прежнему крепко держали её, попробовала вырваться — безуспешно. Вот за спиной сверкнула молния её же меча, и страшная догадка поразила Миру прежде серебра: её вовсе не собирались тащить к Дэви! Цель Сесилии одна — убить! Она ухитрилась извернуться, и меч проскользнул над самой головой, срезав прядь волос. Мира дёрнулась снова, закричала, хотя это было бессмысленно… и вдруг почувствовала, что её больше ничто не держит в воздухе. Они падала, а рядом кружилась пыль — всё, что осталось от рабов Сесилии.

"Хозяйка Калькар убита!" Она не вскрикнула, пребольно хлопнувшись спиной о тротуар. Рядом зазвенел, упав, её меч. Чуть отдохнув, Мира тихонько дотянулась до фляжки за подвязкой чулка, не шевеля головой, отпила из неё. Ей пришлось полежать на холодном камне несколько минут, чтобы заживить все повреждения. Кажется, сверху не неё ещё падала пыль, оставшаяся от кукол… — или это наваждение?

Мира поднялась, подхватила оружие. С мечом наголо она пошла вдоль улицы, потом побежала, и стук её каблучков был таким же быстрым, как стук сердца. Улица была пустынна, но тишины не было. Сейчас Мира смогла впустить в сознание все звуки столицы: крики людей, трезвон пожарных колоколов, металлический лай собак-призраков… Один раз её что-то больно укололо возле сердца. Перетерпев боль, не останавливаясь, не сбивая шаг, Мира решительно выхватила кинжал, обернулась… но её никто не преследовал. Ещё одно наваждение ночи!

Вампирша преобразилась и взлетела. Вокзал Кардо был уже близко, но вампиры Дэви не оставляли предательницу Вако в покое. Новые carere morte, пришедшие со стороны Ориенса, были сыты и пьяны кровью и скоро настигли вампиршу, уставшую, загнанную. Мире удалось пронзить самого быстрого преследователя мечом, но тут же пришлось отбиваться от троих. Это были не куклы, меч охотника почернел от их крови, пришёл в негодность. Бросив его, Мира попыталась подняться повыше, поймать порыв ветра, но кто-то из вампиров, резко дёрнув тень за крылья, стащил её чудовищное обличье. Падая, Мира на мгновение уцепилась за крышу и в этот раз приземлилась удачно. Она перекатилась, вскочила, выхватив кинжал. Первым же взмахом вампирша перерезала горло ближайшему из подоспевших carere morte и, оттолкнув другого, кинулась бежать. А перед ней на мостовую плавно, медленно опускалась ещё одна тварь. Она была гигантской, самой большой из тех, что Мире доводилось видеть. Крылья её тени перегородили улицу…

— Разве можно преследовать даму? — весело сказал этот огромный вампир, не сняв чудовищной маски. Мира не успела удивиться. Ветер, ударивший ей в лицо, когда она повернулась к своим преследователям — меньшему из зол, принёс пепел. Вампиров не было.

"Ушли? Убиты?" — раздумывать было некогда. Поблагодарить странного carere morte у неё не хватило духу. Мира вновь поднялась в воздух. Она осмелилась оглянуться, только когда под ней показалась крыша вокзала.

Дона была ранена — зарева пожарищ были видны то тут, то там. Дона билась в агонии — хаос чёрных крыльев в небе, мельтешение чёрных фигурок, похожих на игрушечных солдатиков, на земле… Здание Академии на высоком холме Сатура горело, полыхали нижние этажи, пламя стеной стояло там за окнами. Крылатые тени мелькали в небе над ним, заслоняя бриллианты звёзд. Отсветы зарева пожара подкрашивали их красным, словно омывали кровью. Их мир умирал.


Наступил рассвет, за задёрнутыми шторами пряталось обманчиво тусклое зимнее солнце. Запершись в купе, отгородившись от мира, Мира упала на диванчик и лежала пластом долго, долго. Теперь у неё были время и покой, чтобы разобраться в хаосе эмоций и мыслей, оставленных страшной, сумасшедшей ночью.

"Вампиры в Академии. Покрова нет. Дона, цитадель Ордена, мертва…"

Мысли путались. Мира ждала, что сейчас её вновь захлестнёт ненависть, как это было в Призрачном парке, когда она давала обет найти и привести в Орден Избранную. Она хотела, чтобы над её миром вновь поднялось чёрное жгучее солнце, чтобы во мраке, который несёт оно, потонуло всё, что есть вокруг, и высветился бы лишь путь мести — прямой и острый, как лезвие ножа. Но ненависть не пришла, не дала ей забыть усталость. Столица исчезла из виду, свет солнца отогнал тьму. Произошедшее мелькало перед глазами чередой ярких раскрашенных фотографий.

Она хотела заснуть, но не смогла. К стуку колёс примешивалось ещё что-то. Ещё какой-то звук тревожил голодную вампиршу. Биение чужого сердца близко, близко. Чужая сияющая жизнь.

"Бьётся сердце. Слышишь, как оно… поёт? Проклятая ночь высосала все силы…"

— Нет! — она передёрнулась от отвращения, едва представив пульсирующую вену на шее. — Последняя точка уже поставлена. Довольно трёх тетрадей!

Всё же она приподнялась, чтобы проверить свои запасы стабилизированной крови. Одна небольшая фляжка… С досадой хмыкнув, Мира спрятала её обратно. Вдруг вспомнив, она достала кинжал, чтобы почистить, но, едва глянув на него, задрожала и рухнула обратно на сидение. Пришла запоздалая реакция, и она тряслась и всхлипывала.

Как же больно! Сердцем она рвалась в Дону, растерзанную тенью, проглоченную тьмой, отданную во власть carere morte. С каждым следующим стуком колёс, с каждым новым биением чужого сердца за тонкой вагонной перегородкой всё болезненней становилось ощущение растущего расстояния. "Я вернусь завтра. С Избранной", — пообещала Мира, но скоро в отчаянии сжалась, обхватила себя за плечи. Ах, этот день перед Балом так долог, невыносимо, бесконечно долог! Что будет на Балу, справится ли она? Сейчас секунды скользят медленно, вальяжно, по капле, но скоро хлынут холодным плотным потоком, и каждая способна будет вместить вечность… Мира вздохнула и первый раз за утро смело вскинула голову — что тревожиться, что гадать теперь, когда всё вот-вот решится: через мгновения — и века!

Часть 4


Глава 33 Клятвы рода Гесси

История их семей неразрывна. Они были едины с самого начала — с тех далёких времён, когда первый Гесси, Бенедикт, был правой рукой Арденса, первого Короля. Гесси принёс Лазару клятву верности, и ни один его потомок не преступил её, хотя дружба двух родов часто подвергалась испытаниям. Но они всегда доверяли друг другу — всегда: и когда были чужими, и когда стали едины по крови…

Крас встревожен. Он сцепляет и расцепляет пальцы рук, качает ногой в миниатюрном узком ботинке, сидя в кресле.

— Макта знает о Династии Асседи, — вдруг говорит он. Даниель неохотно разворачивается к нему. До того охотник делал вид, что рассматривает карту Доны на стене.

— Принадлежность Королей к династии Арденса скрыта не хуже, чем последняя воля Регины Вако. Все нити, ведущие к этой тайне, были обрублены двести лет назад.

— Только Макте ведома иная нить! Он идёт по следу, оставленному кровью создателя вампиров!

— Что вы хотите сказать?

— В крови жертв он читает об их предках. Он восстановил почти всё древо родословной Арденса. Последним он убил старшего Солора, а тот в родстве с Асседи. Макта непременно прочитал это в его крови.

— То, о чём вы говорите, Dominus, невозможно. На такое не способен ни один carere morte.

— Он способен!

— Откуда вы узнали?

Герцог вздрагивает от вопроса: Даниель уличил его во лжи. Крас скоро берёт себя в руки, но от светлых глаз Гесси сложно спрятаться. Они высвечивают ложь точно также, как находят carere morte среди смертных — это покрывала тени на мире, залитом солнечным светом.

— Вкусы крови, определение родословной человека по крови — этим увлекаются carere morte. Давно ли Красы перестали бояться их?

Герцог перестаёт держаться за свою ложь. Он усмехается, разводит руками:

— С тех пор, как Макта вновь явился… Гесси, он не уходит вот уже пятнадцать лет. Ему осталось убить Асседи, Гесси и Красов, чтобы его месть осуществилась. Мы в шаге от краха!

Даниель морщится. Ему противно находиться здесь. Он прибыл на церемонию вступления в должность нового главы, зачем ему разговоры с Красом? Зачем "Dominus" оскверняет своим присутствием архив старой Академии… все эти фолианты на полках, что древнее и мудрее пресловутых Арденсов? Охотник задумчиво трогает карту. Палец случайно попадает на дом Солоров — последних жертв Макты. Совсем рядом и дом Гесси…

— Не начинайте, Крас, — тихо говорит он, на этот раз опустив почтительное "Dominus". — Не говорите мне о крахе, о распаде страны, о хаосе и войне. Не запугаете. Вы преувеличиваете, и вы сами прекрасно это знаете. Не будет ничего из того, что вы пророчите вот уже тридцать лет.

— Не будь так уверен, — рефреном отвечает Крас и начинает свою вечную песнь. Скоро и уверенно он повествует о Земле Страха и о том страхе, благодаря которому она до сих пор стоит. Он приводит статистику Ордена и делает однозначный вывод: жертвы, оставляемые carere morte, несоизмеримы с теми, которые будут, если страна лишится Короля. Потом он увлекается, живописует гибель Солоров, и Керте, и Вальде. Вспоминает об их детях, потом о своих… Он ведёт подсчёт будущих невинных жертв Макты. Он тихо трогает и семью Даниеля — и тут же отступает, прочитав равнодушие и скрываемую скуку во взгляде охотника. Но герцог знает иной, более действенный аргумент — и вот уже он пугает древний род Гесси потерей доверия Арденсов…

Даниель вполуха слушает его. Он думает совсем не о том, что рисует ему Крас, глядя в прозрачные, желтоватые глаза герцога. Он вспоминает свой первый рейд и первого carere morte, умолявшего юного Даниеля сохранить ему жизнь. Он вспоминает обычные последствия Декабрьских Балов Карды и страшную статистику Севера, о которой так мало говорят в Доне. Он вспоминает тех, кого удалось вырвать у Бездны до окончательного обращения, и тех, кого пришлось убить.

— Герцог, вы связывались с Владыкой вампиров? — неожиданно для самого себя спрашивает он.

— Я никогда не делал из этого тайны, — губы Краса дрожат. — Нас связывают деловые связи. В конечном итоге, они полезны также и для Ордена.

— Я спрашивал не об этом!

— А о чём же, Даниель? — герцог смеётся. — Оставим это. Мне жаль, что в новом Покрове не будет твоей части. Но, как только ты окончательно вернёшься из поисков, защита будет установлена снова.

— Если таков будет приказ главы.

— Слушай только меня, Гесси! Хортор — хороший организатор и, скажем честно, никто, кроме него, в настоящий момент не способен удержать Покров. Но я не жду от него верности Арденсам. Жду кинжала в спину!

— Вы напрасно говорите так, Dominus. Хортор никогда не сделает ничего, что угрожало бы Ордену. Вы из Основателей, без вас не будет Ордена, поэтому он… — Даниель путается в длинной фразе, менее уверенно заканчивает. — Он не пойдёт против Ордена, а значит, не пойдёт и против вас.

— Покров — отражение Ордена и великая тяжесть для главы охотников. Я посмотрю, сумеет ли новый глава принять её, как должно, — Крас кивает, довольный своей фразой. — Если он осознает свою ответственность за людей, он более не опасен. Но меня беспокоит, что его защита от carere morte может быть создана не ненавистью, а любовью.

— Нелепая сплетня про него и нашу мышку дошла и до вас, Dominus?

Теперь встревожен Даниель. Но как объяснить словами туманную тревогу? Крас более не покровитель — предатель Ордена, но где искать доказательства тому? Даниель знает одно: опасную игру затеяли Крас и новый глава!

— Сплетня! — Крас усмехается, добродушно, но его лицо сейчас же меняется, будто герцог надел новую маску. — К делу же. Возможно, скоро ты должен будешь помочь мне, Гесси, расправиться с ним.

— С главой Ордена?

Молчание. Даниель придумывает, как обратить нелепый разговор в шутку, но Крас серьёзен:

— Сильного охотника жаль будет потерять, но на весы легло слишком много! Мне может понадобиться твоя помощь, Гесси. Ты же помнишь старшую клятву?..


Даниель задержался, перед тем как отворить дверь в арсенал. Прежде он никогда не задумывался, какой натиск она была бы способна выдержать. Дверь была хорошая, крепкая, обитая стальными пластинами, подобная же стояла на Старом входе Академии, но до сих пор им не приходилось держать ударов.

Да, старая Академия давно ожидала нападения. Он, потомок основателей Ордена, давно это знал, он давно назвал свою тревогу словами. "Владыка вампиров придёт сюда", — странная мысль, не мысль даже — предчувствие, предвидение: — Цитадель доживает последние дни…"

"Часы", — поправил он и, наконец, усмехнулся: точно, нелепость! Страх, недостойный и новичка.

Четверть часа до четырёх. Третья стража возвращалась: кто-то спускался в арсенал той же лестницей. Даниель потянул дверь на себя.

Людей здесь было немного: три группы, да Марк Тэго, методично, но чуть резковато разбиравший свой арбалет.

— Сеть застряла, — пояснил он Даниелю, позабыв о приветствиях.

— Куда Гланс повёл отряды?

— Кукловод в центре. Перегородил Парковую улицу.

— А отряды Центра что?

— Не справляются! И хотел бы я знать, для чего мерзкие твари Калькара опять бродят вокруг парка?

— Когда ты их видел?

— Только что показалось, что снова видел их… Они больше не присматриваются к нам — только проверяют границы Покрова и словно ждут, что он… Но, может быть, мне просто пора вздремнуть! — резко закончил Марк и беспомощно замолчал, испугавшись своих слов. Даниель вздохнул — безнадёжно.

Он тоже почти физически ощущал, как его уносит в воронку водоворота сила, которую он не имеет ни малейшей возможности контролировать. Поскольку он просто не в состоянии объять это нечто взглядом… Предчувствие большой беды начало терзать его по дороге в Дону. Не его одного: он читал тот же страх в глазах вампирши Вако. В течение первой ночи в Доне предчувствие усилилось во сто крат: беда, первая битва новой войны с carere morte очень, очень близка!

"Ты давно не был в Доне. Ты чувствуешь себя чужим и всё тебе здесь странно. Вот и всё".

— Что? — переспросил Марк. Оказывается, последнюю фразу Даниель сказал вслух.

— Ничего.

Арсенал постепенно заполнялся. Вернулось ещё три отряда. Эти охотники были незнакомые — наверное, с юга или севера Доны.

— Зачем они все здесь сегодня? — недоумённо спросил Даниель и тут же осёкся, вспомнив: "Собрание в пять!"

Крас явится в Академию… Зачем? Что за объявление готовит он Ордену? Даниель нахмурился, вспомнив, что не спросил об этом Хортора.

— Ты не один терзаешь дурными предчувствиями: таковы все здесь, — сказал Марк.

— Да. Тяжёлая зима!

— Я о другом. Все ждут сегодняшнего визита Краса.

Охотники переглянулись. Оба знали, сегодняшнее собрание будет необычным. Скорее всего, после него пути Ордена и Арденсов разойдутся.

— Чью сторону ты примешь? — почти беззвучно спросил Даниель. Марк уверенно кивнул.

— Я останусь с главой, — он поднял ладонь, запрещая Даниелю говорить. — Предвосхищая твой вопрос: даже если это будет значить — придётся оставить Орден. А ты, Арденс?

Даниель промолчал. Два часа назад он уже сообщил о своём решении Хортору, но повторить те же слова для Марка почему-то оказалось чрезвычайно сложным. К тому же Гесси понял: "Не поддержу Краса" — это только начало. Начало нового, неизведанного пути…

— Собрание в пять! А, между тем, Пенна замолчала, как и Ориенс, — усмехнулся незаметно подошедший Доминик. — И слухи ужасные… Carere morte там взбесились. Так что, Гесси, не будет никакого собрания в пять.

— Отряды держатся, — сухо сказал Марк. — Нашу Пенну не так-то просто взять. Не болтай, Конор.

Даниель ничего не сказал. По глазам Доминика он видел, что тот говорит правду.

— Ты был у главы? — спросил он.

— Его нет на месте. Я подождал у кабинета, но… — Доминик не закончил, в арсенале, буквально скатившись по узкой лестнице, показалась Диана.

— Сюда идут! — крикнула она. — Целая толпа! По улице Славы! И ещё эти… с Рябиновой! От ресторана!

— Спокойно, — спокойно сказал Марк. — Говори по порядку.

Молодая дама озиралась, заламывая руки:

— Они уже здесь! В парке!

— Кто? Сколько?

— Н-не знаю! Я шла дворами до Арвума, заметила толпу. Они собрались громить не площадь… Нас! — Диана всхлипнула. — Они… по разговорам, уже убили кого-то! И идут сюда! А эти, из Южного Ориенса, что собирались сегодня у Верго, уже здесь, подходят! Они уверены, что в Академии проходят собрания люцеферитов… и ещё чёрт знает что! Они думают, это мы убили Прюденс Верго! Они идут убивать дьяволопоклонников… Нас! И в парке уже кто-то. Я не знаю! Чужие. Другие чужие! Я видела каких-то людей и большой экипаж за часовней…

Даниель закрыл глаза. Он вдруг понял, насколько Академия не готова к подобным битвам. Стены, показалось на миг, собраны из картона. "Спокойно, Гесси! — сам себе сказал он. — Цитадель выстоит, выстоит".

Но он чувствовал сомнение за последним словом. Знак вопроса. В арсенал вошёл Карл и с ним несколько охотников, в их числе и Краус-старший. Все взгляды обратились на главу Ордена.

— Доминик, Марк, Эрик, Теренс, соберите людей из парка, — негромко велел тот. — Сюда идёт толпа с Арвума. Доминик, возьмите оружие. Револьверы… Но в бой не вступать! — прикрикнул он на обомлевшего охотника. — Быстро соберите всех и — обратно. Остальные остаются в арсенале!

Краус первым нарушил потрясённое молчание.

— Это бессмыслица, Хортор. Толпа пройдёт мимо.

— Вы не понимаете! — в ужасе прошептала Диана Краусу. — Это не просто толпа. Они вооружены! Топоры, ножи, дубины… У некоторых револьверы!

Карл едва ли слушал их. Он скинул сюртук и перепоясался ремнём. Кинжалы, револьвер, арбалет… — он словно задался целью собрать все виды оружия охотников.

— Вряд ли простая толпа, — ровно заметил Даниель. — Нелепо, невозможно… Какие в Академии дьяволопоклонники?! Толпа, должно быть, под чарами carere morte.

Судья замахал руками, словно отгонял страшное видение:

— Немыслимо! Это же… война! Такого не было лет двести!

— Да, это война, — Карл уже развернулся к выходу из арсенала. — Вооружайтесь. Гесси, поднимись сейчас в обсерваторию, нужно твоё мнение.

Глава быстро ушёл, но Даниель бросился не за ним — в соседний с арсеналом архив.

Кружилась голова, звуки то тонули, то вновь всплывали. Глава Ордена думает то же, что и он, глава Ордена уже знает то же, что и он…

"Владыка вампиров придёт сюда!"

Архив оказался почти пуст: все хоть сколь-либо серьёзные материалы отсюда перевезли. Даниель почувствовал сначала облегчение, но подозрение тотчас же неприятно укололо его: выходит, Карл давно готовился к этой ночи… А, может быть, он также и приближал её своими действиями?! Ведь сейчас глава не показался Даниелю ошеломлённым и растерянным. Да, он радовался грядущей битве!

"Кто же прав… Может, всё-таки, Крас?!" — Даниель нахмурился. В голове эхом звучал голос Хортора: "Вооружайтесь!" Он до сих пор видел и Доминика, и Марка, берущих револьверы вместо привычных арбалетов…

"Если только они направят оружие на смертных — это будет конец, крах всего!"

Ведомый новой, ужасной мыслью, он просто взлетел по лестнице на верхние этажи и остановился на третьем.

Холодом потянуло ещё на лестнице. Большое окно слева было распахнуто. Карл, стоя у него, в некоторой задумчивости и… растерянности? — вглядывался в тёмное небо. Даниель прищурился: да, она! — Угловатая быстрая тень промелькнула меж тучами, торопясь куда-то на запад.

— Мира?

— Да.

— Вампирша бы нам пригодилась здесь, — заметил Даниель странно звонким голосом, а подозрение молотом застучало в висках: прав Крас, Хортор предаст Орден из-за вампирши! — Если идущая сюда толпа под чарами carere morte, появление крылатой твари могло бы привести их в разум.

— У Миры особое задание, далеко отсюда, — Карл обернулся к охотнику. — Для снятия чар carere morte одной вампирши мало, Ливий скоро ударит в колокол. Идём же на крышу.

Он бросил последний взгляд на небо, а Даниель вздрогнул: в разбитом зеркале, стоявшем в глубокой нише напротив окна, ему явственно привиделись силуэты двух очень тепло прощающихся людей. Охотника… и вампирши.

— Неужели правда, что говорит Крас? — дрогнувшим голосом спросил он. — Неужели ты погубишь Орден из-за неё, Хортор? Из-за вампирки, твари, убившей тысячи?!

Глава жестко поглядел на него.

— Когда в наш мир придёт Дар, нынешний Орден станет не нужен, — резко сказал он. — Да, если хочешь знать! Я уничтожу Орден, конечно, с наименьшими потерями…

— Смерть трёх глав районов — это малая потеря?! А грядущая битва?! — Даниель в отчаянии схватился за голову. — Ты понимаешь ли, что наделал?!

Карл кивнул, соглашаясь, но не повернул к охотнику головы.

— Идём в обсерваторию, — сухо сказал он. — И быстрее, времени нет… — его прервало далёкое, но узнаваемое эхо выстрелов. Даниель успел поглядеть в окно за спиной главы и увидеть захлёстывающую перекрёсток чёрную волну с огоньками факелов на гребне.

Последний лестничный пролёт. У Даниеля сбивалось дыхание. А Карл, видимо, всё думал о последней реплике охотника. Когда до конца лестницы осталось несколько ступеней, он остановился, обернулся к спутнику.

— Наши отношения с Мирой касаются только нас двоих! — выпалил он. Даниель инстинктивно отодвинулся от его злых, тёмных, как у Владыки вампиров, глаз. — А Орден… Скажи мне, Арденс, такой ли должна быть единственная в мире сила, противостоящая Бездне? Наши умения, возможности огромны, но мы закопали себя в Доне и слышать не хотим, что творится за её пределами! Охота на дикарей-вампиров? Помилуй, это же развлечение! Это мелко и стыдно, наш истинный враг в Карде! А эти дикари — больные, сумасшедшие, они молят о помощи, но мы не слышим… Если б мы могли им дать то, о чём все они втайне мечтают, безнадёжно — они встали бы на нашу сторону! Я не предал Орден, я решился указать ему его истинное предназначение!

Он замолчал и отвернулся, не желая слушать, что скажет на это Гесси, двинулся вперёд, но через несколько шагов снова обернулся к спутнику.

— Клятва рода Гесси — что она? — ещё резковато спросил он.

— Клятва верности Первому Королю и роду Арденса.

— А как она соотносится с клятвой охотника?

Гесси задумался.

— Однажды Кармель из рода Арденса пыталась уничтожить Дар, — помявшись, сказал он: ему, как и всем Гесси, тяжело было поднимать эту грязную, старую историю. — Она обратилась за помощью к Лоренсу Гесси. Он отказывался, но она напомнила ему о клятве. После её ритуала Дар оставил Арденсов, а Макта в отместку начал создавать carere morte — свою армию. Лоренс поздно осознал, какой ужас вызвала в мир Кармель своими действиями, и попытался исправить это. Он создал Орден. Моя клятва в верности Ордену стоит над клятвой Арденсу. Она — попытка исправить содеянное старшей клятвой… — Даниель прервался, заметив несколько фигур впереди. На пятом этаже, оказывается, был расставлен целый отряд с оружием.

— Оставайтесь на местах, что бы ни творилось вокруг, — приказал им глава, проходя. О клятве он больше не спрашивал.

— Зачем они здесь? Что охраняют? — спросил Даниель у входа в обсерваторию. Карл усмехнулся:

— Покров. Его охраняют от нашего покровителя.

Обсерватория была пуста. Карл сразу же прильнул к телескопу.

— Вот это любопытно, — пробормотал он. — Смотри!

Даниель послушался. Око телескопа было направлено на Верхний мост, запруженный людьми. Ещё там был большой перевёрнутый экипаж.

— Что любопытно?

— Толпу ведёт вампирша. Приглядись.

Но, как охотник не всматривался в искажённые злобой лица, он не сумел разглядеть меж ними carere morte. Громкий пронзительный звук раздался откуда-то сверху. Даниель вскрикнул от боли в ушах — и не услышал собственного крика. Звук затих, и сразу же новый — долгий, протяжный… Колокол! Карл махнул охотнику рукой: "На крышу!"


Внизу бесшумно, деловито сновали многие тени. Целое море огней волновалось на тротуаре перед зданием Академии. Крики сливались в общий бессмысленный и злобный гул. И тёмный парк, как всегда скрывающий, что творится под его кронами, сегодня был не пуст. Зловещ. Близ границ Покрова скользили быстрые крылатые твари, оставаясь незамеченными для глаз зачарованных смертных. Колокол не помог — люди по-прежнему были под чарами.

— Что же это? — прошептал глава. — Почему чары не разбиты?!

— Сильный бессмертный может заранее заложить и выход из зачарованного состояния, — машинально сказал Даниель. — Какой-то один специальный образ или звук.

— Если работает с одним смертным — да. Но проделать такое с толпой?!

— Если б у Дэви не было козырей, он не рискнул бы напасть, — почти беззвучно. Внизу опять раздались выстрелы, и лицо Гесси искривилось, как от боли.

— Зачем они стреляют? — беспомощно, болезненно спросил он. — Хортор, мы же сами разрушим Покров!

— Защита цела… пока. Стреляет не Доминик. Не все наши люди успели покинуть парк!

Из башенки высунулся молодой охотник, заорал:

— Может, ударить ещё раз?!

— Ударь ещё раз и спускайся в арсенал, пока не поздно, — Карл повернулся к Даниелю. — Я все еще доверяю тебе, Гесси. Тебе… и старшей из твоих клятв. Останься здесь, следи за carere morte. Попробуй определить, есть ли тут кукловоды, у тебя в этом хороший опыт.

Глава скрылся за обсерваторией, а Даниель подошёл к ограждению. Снизу доносился звон битого стекла, люди толкались под самыми окнами, колотили в центральные двери. Кто-то из охотников попался им… Отсюда Даниель не мог разглядеть лица, но по фигуре, одежде, скорее всего, это был упрямый судья Краус. Зачем он вышел к ним? Его забили насмерть на глазах у Гесси…

Молодой охотник снова раскачал колокол. Теперь Даниель был готов к его пронзительному голосу и не вздрогнул. Он вглядывался в тёмный, загадочный парк.

Неожиданный вопрос без ответа терзал его. Странный и даже смешной для непробиваемых охотников фамилии Гесси, но такой… уместный в этой ситуации: "Когда он в последний раз видел Ангелику?"

Они не обручились до сих пор, хотя родители прочили их друг другу в супруги с детства. Он любил её, как брат, она же давно прятала свои далёкие от сестринских чувства, зная, что они вызовут у охотника лишь раздражение. Сейчас Даниель подсчитывал в уме график её дежурств в больнице и гадал: могла ли Ангелика прийти в Академию. Скоро он вспомнил, что сам поставил её в полночь в охрану периметра парка вместо легкомысленной Дианы и задохнулся от ужаса, вновь поглядев в парк, запруженный чужими. Она там?! Нет, не может быть! Прошло время третьей стражи, кто-то встал ей на замену, Ангелика дома…

Но вопреки приказу главы ноги уже несли его вниз, на этажи и к центральному входу. Когда он пробегал по третьему, с центральной площадки донёсся звон разбитого стекла. Камень, обмотанный горящей тряпкой, распространяя сильный запах керосина, пролетел далеко в коридор и прыгнул вниз, на лестницу.

Между колонн у высоких дверей центрального входа стояло несколько человек. Дверь, закрытая на два засова, дрожала под ударами, рокот множества голосов сотрясал стены.

— Вы забыли приказ? Спускайтесь в арсенал! — крикнул Даниель. — Немедленно!..Вооружайтесь!

— Что вы говорите, милорд! — пролепетала графиня Премо, одетая бродяжкой: обычный свой маскарад для рейдов. — Это какая-то ошибка, ужасная ошибка! Они сейчас разойдутся… Судья Краус вышел к ним. У них нет обвинений против нас!

— Судья Краус уже мёртв, — ровно, громко сказал Даниель. — Спускайтесь в арсенал, приказ главы!

Он собрался бежать к свободному дальнему входу, как вдруг заметил среди собравшихся главу группы Ангелики.

— Где Ангелика? Разве сегодня ваша стража?

Охотник пожал плечами:

— Наша. Правда, я разрешил ей пропустить рейд, ей нездоровилось. Она осталась тут, на страже.

— В парке?!

— Марк ушёл за ними. К дальнему входу, — успокаивающе сказала Премо. — Вон, они уже бегут.

Даниель машинально обернулся. По тёмному коридору крыла Академии к ним кто-то бежал. Два человека… Ему показалось, он различил белокурую головку Ангелики.

Новый страшный удар в центральные двери. Дерево поддавалось.

Они бросились в крыло Ордена, к арсеналу. Но и там звенели стёкла в окнах, трещали двери кабинетов. Дверь дальнего входа сдалась, и в конце коридора замелькали факелы, приближаясь. Чёрный провал открылся на месте входа в библиотеку, туда вошли чужие, выбив дверь.

"Архив!" — мысленно застонал Даниель.

— Через второй этаж! — крикнул кто-то; они рванулись назад, к центральной лестнице, но поздно: сзади грянули первые выстрелы, звонкое эхо прокатилось по коридору, и графиня Премо, бежавшая рядом, вдруг упала, точно у неё кто-то выдернул землю из-под ног, споткнулся другой спутник Даниеля, он подхватил, но не удержал его… оглянулся:

Толпа приближалась. Лающий смех и крики: "Гони их!" Охотник по левую руку от Даниеля пытался зарядить револьвер. Его руки дрожали. В крыле Академии сновали чужие тени. Упала сбитая с петель средняя из дверей центрального входа, с каким-то лязгом распахнулась правая. И левая скрипела жалобно, слабо… Толпа хлынула на первый этаж.

Двое, бежавшие из крыла Академии, окунулись в это чёрное людское море. Вновь мелькнула белокурая головка, короткие кудряшки. Девушка всплеснула руками и упала, скрывшись из виду.

В толпу окунулся и Даниель, увернулся от удара… второго, едва видя противников. Их лица сливались — единая безликая волна ярости: чары бессмертных работают так, или виноваты слабые глаза охотника, только что потерявшего свое вечное пенсне? Его уносило от того места, где упала девушка, похожая на Ангелику. Снова раздались выстрелы, но теперь стреляли свои: далеко, в коридоре, обороняя арсенал… Даниель очнулся, ударившись о стену у центральной лестницы, бросился вверх. Один.

На центральной площадке второго этажа горели отодвинутые кем-то от окна скамьи, и за распахнутыми дверями кабинетов охотнику померещились отсветы огня… Даниель долго, болезненно глядел на яркое, радостное пламя и странный вопрос вертелся на границе сознания. Потом ему почудился гул толпы на лестнице, и он бросился бежать. Битое стекло хрустело под ногами. По коридору гулял ветер, но он опередил его… едва сумел остановиться у поворота к лестнице, спускающейся к арсеналу, и здесь столкнулся с Домиником Конором. Тот был вооружён мечом и револьвером.

— Они идут сюда? — крикнул Доминик.

— Нет, — задыхаясь, ответил Даниель, впрочем, не оглянувшись. — Я никого не привёл за собой. На первом осталось пятеро… нет, семеро наших.

— Беги вниз! — скомандовал Конор и мрачно добавил. — Пока не разобрали все револьверы.

Даниель помотал головой и прислонился к стене. Он всё не мог отдышаться, за грудиной нарастала боль.

— Ангелику вы нашли в парке? — с трудом спросил он.

— Я её не видел, — покачал головой Доминик. — Вот, возьми меч.

Меч легко, удобно лёг в руку Даниеля. Он сжал рукоять, но, поймав на лезвии меча отражение своих глаз, ослабил хватку. Странно посветлевшие глаза Доминика следили за ним.

— Ты что?

— Я не могу, — пояснил Даниель и вернул меч охотнику. — Если мы все нарушим второе слово клятвы, что останется от нашей общей Защиты? Предназначение этого оружия в другом.

— Ты странный…

— Просто я верю в каждое слово нашей клятвы!

Что-то громыхнуло на верхних этажах, так что оба испуганно вздёрнули головы. Звонкий гулкий удар, и за ним раскатился долгий грохот. Стены дрогнули, с потолка посыпалась белая пыль извести. Казалось, здание рушится…

— Неужели, совсем нет надежды? — прошептал Доминик. Вопрос был слаб, как слаб и голос охотника, задавший его пустоте. Надежда в нём едва была слышна за сомнением, неверием. Поражение уже совершилось. Прошло время чудес, этих жестоких сказок! Даниель отвернулся от Доминика. Взгляд его упёрся в скамьи у окон, и он вдруг понял, какого звена не хватает в цепочке: зажигательные бомбы, как та, виденная на третьем, — где они? Значит, поджигали факелами! Он обрадовался и заметался под градом новых вопросов: этот коридор пытались поджечь не извне здания… Но толпа только-только заняла первый этаж…

— Доминик, кто здесь был? Кто поджег те скамьи… и кабинеты?

— Я не знаю. Я только что сюда поднялся.

Даниель довольно кивнул, будто Доминик сообщил ему сверхважные вещи. Он поспешил назад, к центральной лестнице, оттуда завернул в крыло Академии. Доминик кричал что-то вслед, потом замолчал.

Крыло Академии стояло пустым. Чужих интересовало только крыло Ордена: то была злая воля их ведущих. Даниель прошёл весь третий, четвёртый этаж, не встретив никого. Он поднялся до пятого.

Коридор казался пустым и был тих, но Даниель всё равно сделал шаг, другой. Кого он искал здесь? — он и сам не знал. Но кто-то поджег скамьи на втором этаже! Охотникам делать это незачем, и, даже если вообразить подобную нелепость, они бы не успели. Вампиров на территорию Академии не пускает Покров. Кто тогда?

Когда высокая худая фигура вдруг вышла из темноты коридора на свет окон у центральной лестницы, Даниель не вздрогнул. Carere morte его не напугать, а в смертных он не видел врагов ни при каких обстоятельствах — так его учили…

— Даниель! — звучный голос герцога Краса раскатился по коридору. — Ты пришёл поддержать меня, я полагаю?

— Зачем вы здесь, Dominus? Полагаю, собрание отложено, — оказалось, он ещё способен шутить.

— Я же обещал прийти на собрание… Почему Карл меня не встретил?

Даниель долго молчал, просто глядел в лицо герцогу, силясь понять степень безумия старого Краса. Потом разомкнул губы:

— Смерть главы Западной Пенны, исчезновение двух глав районов — в этом ведь есть ваша часть, Dominus?

— Да, но это была необходимость. Они и Хортор — новые предатели Ордена, Гесси.

— В том, что сейчас происходит в Академии, вы тоже приняли участие?

— Да, — неохотно признал Крас.

— А стража, что была здесь? Где они?

— Изменники мертвы, — жестко сказал Крас. — И ты, Даниель, думай, на чьей ты стороне.

Мир Даниеля рушился в тишине. Он словно сам в полном беззвучии проваливался сквозь этажи. Рушилось всё: идеалы, устремления… надежда. Он не чувствовал пола под ногами, он не чувствовал цитадель Ордена вокруг — она умерла, отданная предателем на растерзание зверю.

— Даниель, ты слышишь меня?

Охотник дёрнул головой, ошеломлённо уставился на Краса.

— Где Хортор сейчас, ты знаешь?

— Нет…Может быть, он на крыше, — механически поправился Даниель. — Он искал оттуда кукловодов.

— Помоги мне разделаться с ним.

— Я…

— Помни о клятве!

Даниель взглянул на него ясно. Высокий худой старик, весьма живо двигающийся, в отличие от резко одряхлевшего Латэ. В чертах лица Краса явственно проступал первый Арденс и сейчас Даниель ненавидел его… их обоих: предка и потомка. Он ненавидел и себя, за то, что не мог избавиться от власти старшей из клятв — клятвы Арденсу. Она в его крови, в крови всех Гесси, как проклятие в крови carere mortе.

— Я… не знаю, что делать, — сознался он, и неожиданно стало легко. Впервые в жизни он отказался от бремени ответственности за что бы то ни было.

Крас нахмурился, увидев его ухмылку:

— Всё равно идём со мной. Поможешь вскрыть ларец.

— Ларец?! — образ из недавнего прошлого пронёсся вспышкой: стража на пятом этаже… "Они охраняют Покров от покровителя…"

— Нет, — решительно сказал Гесси. Он бросился к двери обсерватории, прислонился к ней спиной и скрестил руки на груди, закрывая от Краса все эмоции, кроме ненависти. — Не пойду и вам не дам. Убирайтесь из Академии!

— Как ты смеешь!

— Я не дам унести Покров из центра. Сейчас, когда в округе вампиры! Это всё равно, что сдать Академию им. Ни один охотник так бы не поступил!

— Клятва, — глухо сказал герцог, ещё не поверив в решительность Гесси. Его тусклые, равнодушные глаза быстро, как во сне, двигались — он изучал лицо охотника, вдруг ставшее незнакомым, чужим. "Наверное, также смотрит кукловод на свою взбесившуюся куклу", — невзначай подумал Гесси.

— Клятва! — хмуро повторил Крас.

— Моя клятва Ордену выше клятвы, данной Арденсам, — тихо сказал Даниель, не опуская глаз.

— Что ж.

Крас отступил, из тени коридора выступили другие. Незнакомые люди с оружием. Их лица были закрыты платками, а по равнодушным стеклянным глазам бесполезно было пытаться прочитать душу. Короткое, рваное эхо выстрелов прокатилось по коридору, и рубашку Даниеля залило кровью, он сполз по двери обсерватории на пол. Он умер мгновенно, не успев понять, что происходит. Ему только показалось, что Арденса проглотила расползающаяся из коридора тьма, но свет нового утра некому было зажечь. Глаза охотника остались широко открытыми.

Глава 34 Избранная

Лита сняла перчатку и кончиками пальцев коснулась лба. Кожа была суха и горяча. При любом волнении у неё поднималась температура. А сейчас она сильно волновалась… Молодая дама и её супруг поднимались по ступеням, ведущим в дом Девятнадцатого Бала вампиров — роскошный особняк герцогов Реддо.

Аркус почувствовал её беспокойство:

— Не тревожься ни о чём, дорогая, — шепнул он ей, нежно сжав её левую руку, безвольно лежавшую в его правой.

— Я не знаю, как мне говорить с ними, — призналась Лита.

— С гостями Бала? Глупости. Солен Реддо поможет, если ты растеряешься.

— Я имела в виду carere morte, — Лита старательно проговорила последнее, малознакомое слово. — Здесь они другие. Здесь они дома, поэтому смелы и насмешливы. Боюсь, они не станут меня слушать.

— Так послушают меня! — самоуверенно заявил муж. Лита улыбнулась ему. Неискренне: одними губами, не глазами. Она волновалась лишь сильней.

Герцог Реддо и его младшая сестра сами вышли встречать гостей. Хозяин Бала одел не фрак — серый сюртук и светлые брюки, сине-стальной шейный платок был повязан пышным бантом. Сестра, Солен, не уступающая ему ростом, была в платье того же мягкого серого цвета, бриллиантовая диадема переливалась в густых тёмных волосах. Лита склонилась перед Хозяйкой Бала в реверансе, и герцогиня Реддо проводила её ласковым, милостивым взглядом.

Бальная зала, залитая светом, показалась маленькой Лите огромной, как собор. Великолепие зала хоть и было несколько приглушено: все зеркала по традиции Бала завесили золочёной парчой с гербами владетельных семейств Карды, но, всё же, подавляло птичку-певунью Фабер. Среди этой роскоши в своём скромном зелёном наряде она чувствовала себя случайным полевым цветком, по недосмотру садовника проросшим на богатой клумбе.

— Где твоё приглашение, милый? — шепнула она Аркусу, щурясь на диковинную люстру, способную сделать честь любому театру. — Я бы сохранила его.

— Приглашение я оставил на столике у входа, так полагается, — любезно отозвался супруг.

Задумчиво хмуря бровки, Лита следовала за мужем. Негромко пока звучала музыка. Мелодия успокаивала, зачаровывала, влекла за собой в свой сказочный лес, где разрасталась, окружала… кружила…

"Но какой тревожный, быстрый ритм! Так бьётся сердце в испуге!"

Аркус тем временем знакомился с неким Ульриком Корвусом:

— Моя супруга, Лита.

Она машинально присела в реверансе, не поднимая головы, изучая светлый узор на паркете. Позже, когда беседа завязалась и Аркус увлечённо принялся рассказывать о своих изысканиях в географии, Лита глянула на молодого человека.

Темноволосый, с тонким нервным лицом, Ульрик был слегка растерян, как и она, ослеплён роскошью дома и обилием именитых гостей, что не придавало ему уверенности в себе. И сейчас двое потерянных, ненужных здесь, они ободряюще улыбнулись друг другу…

Беседа скоро подкатилась к главной теме Бала: "Вампиры". "Carere morte", — уверенно назвал их юноша, и Лита заметила, как потемнело его лицо. Взглядом, — отмечала она, — Ульрик настороженно рыскал по сторонам всё время их разговора. Корвус ничем не выделялся среди других гостей, — ни манерами, ни нарядом, но Лита увидела, узнала — он другой. Не carere morte, но — их враг! Охотник.

"Охотник…" — Лита почувствовала укол разочарования. Это значит: безумный фанатик, убийца бессмертных. Она не боялась carere morte, но этих — боялась. Слишком разные у них пути, до сердца вампира Лита способна достучаться, но до сердца охотника? Нет, невозможно. Потому Лита замкнулась, больше не глядела на Ульрика и скоро вовсе увела мужа от охотника.

— Леди Лира Диос! — объявил церемониймейстер, мастер Вирьен, новую гостью. Лита повернулась к дверям залы, сияя радостной улыбкой. "Лира" — музыка этого имени издавна завораживала Литу, оно звучало песней.

Лира, сестра! — Лита не могла объяснить, почему она так вцепилась в эту девушку с первых минут знакомства. Просто она чувствовала: их судьбы связаны. Когда Лира появилась в её жизни, Лита блуждала во тьме, не видя пути перед собой, сомневаясь в своей силе. А главное, — она сомневалась, имеет ли право вмешиваться в дела carere morte. Ничто она не уважала так, как свободу воли. Исцеление должно быть добровольным желанием вампира, а Литу часто посещала мысль, что она словно зачаровывает их своими песнями.

…Что потом? Не разочаруются ли они в мире людей?

В глазах Лиры она увидела ответ на свои вопросы. Они увидела в них мольбу о помощи, которую Лира боялась или не знала, как назвать словами. И Лита воспряла духом. Лира воскресила её, теперь её черёд.

Лира не замечала подруги. Она, одна из немногих гостей Бала, пришла в карнавальном костюме. Арлекин. Только вместо шутовского колпака — капюшон, бросающий густую чёрную тень на глаза. Странный наряд в чёрно-фиолетовые ромбы странно шёл "леди Лире Диос". Она была гибкой, тонкой, пластичной… пришелицей из другого мира. Лира отошла от дверей и остановилась у стены. Равнодушные серо-зелёные глаза молодой вампирши холодно окинули собравшихся: "Мне до вас дела нет".

Дамы зашушукались, обсуждая явный моветон. Лира Диос сняла капюшон и ровно, белозубо улыбнулась. В улыбке читался некоторый вызов.

— Я подойду к ней, — ровно, странно сказала Лита Аркусу. — Мне нужно ей сказать…

— Уверена? Она в свите Дэви.

— Уверена. И… Аркус, я всё ещё считаю, что она не приносила Владыке никаких клятв!

— Посмотри внимательней, — усмехнулся супруг, кивком указывая на Лиру, прошептал. — Пелерина капюшона. Присмотрись. — На капюшоне Арлекина алел язычок пламени: крылатый лев. Герб Макты Вастуса. Знак особого приближённого Владыки вампиров…

В зале погас свет. Традиционный танец со свечами.


Степенно, медленно Лита гуляла по зале, грациозно обходя пышные бальные платья других дам. Свеча в её руке дрожала, пока она искала партнёра. Она уже остановилась рядом с Аркусом, но, заметив рядом нового знакомого, Ульрика, обернулась к нему. И в танце буквально вцепилась в руку юноши, презрев этикет, поучения наставниц и свою неприязнь к охотникам. В темноте надвинулся, гримасничая, старый детский страх. Страшный ночной мир, она едва ступила в него и осталась навсегда больной…

Ульрик Корвус молчал. Юноша был задумчив.

Новая смена партнёров! Теперь уже кавалер вручал ей свечу. Загадочный человек в белой маске, представившийся Виталием Фонсом… Он кутался в красную мантию, точно ему было холодно, хотя его руки были теплее, чем её, и в танце он согревал её замёрзшие пальцы. Лицо князя скрывала белая полумаска, только глаза странные — молочно-белые, слепые, но… видят! Лита отвернулась, меньше всего ей хотелось знать правду об этих глазах!

Лита отвернулась… и едва не вскрикнула, увидев опоздавшую гостью, тихо скользнувшую в залу. Она узнала злую, отчаянную усмешку невысокой дамы в тёмном платье, узнала острые клыки вампирши… Да, это была она — первая, встреченная ею carere morte! Долгие годы Лита не знала, видение то было или действительно молодая женщина с искажённым от отчаяния лицом взлетела над ночной улицей на широких перепончатых крыльях… Теперь она убедилась: то был не сон. Удивительно, но Аркус встретил даму весьма благосклонно: проводил её радостным взглядом и поклонился в знак приветствия, хотя их разделяло пол-зала.

— Чем она тебе так приглянулась? — шёпотом спросила Лита.

— Она — глава здешних охотников. Мы обратимся к ней, если у тебя что-то пойдёт не так.

— Но она же… — Лита осеклась, не закончила. — Как ты понял, что она с охотниками?

— У неё их брошь. Argento soleque, помнишь?

Бой часов. Полночь! Девятнадцатый Бал вампиров начался.


В первом же вальсе Аркус так закружил Литу, что она, забыв свои кошмары, даже засмеялась: какое счастье — танцевать, жить, любить! Но музыка замолкла, и она вновь осталась наедине со старой памятью и новыми загадками. Верная своему слову, девушка подошла к Лире Диос.

— Здравствуй, сестра, — начала она, робко улыбаясь. Закованная в чёрно-фиолетовую броню, Лира была сегодня холодной, далёкой, чужой. — Какой чудесный у тебя костюм!

— Я сама шила его, — губы Диос искривила знакомая, немного напряжённая усмешка. — Давно. В первый год в замке Дэви.

— В замке Дэви… — Лита запнулась. — А как ты попала к Владыке, сестра? Аркус сказал, Диос — знаменитая фамилия охотников на вампиров. Чья злая воля кинула тебя к злейшим врагам Ордена?

— Я пришла к Дэви по доброй воле, — Лира негромко, мелодично засмеялась, обнаружив милые мягкие ямочки на щеках. — Я давно чувствовала, что охотники не правы и пошла к вампирам, чтобы лучше узнать их. И я узнала! Да, охотники не правы: они губят carere morte, вместо того, чтобы помочь им. Ведь вампиры не мёртвые, просто они слишком приблизились к Бездне и потому изменились в глазах смертных. Охотники делают худшее зло, чем вампиры. Вампиры питаются жизнью тела и не трогают души своих жертв, охотники же уничтожают carere morte безвозвратно, губя их души, привязанные к Бездне.

— Как ты права, Лира! — Лита задохнулась от избытка чувств, горячо схватила подругу за руку. — Да, да! Мы должны помогать carere morte!

— Ты действительно хочешь помочь нам?

— Да, да! Только, я боюсь, здесь никто не послушает меня…

— Я помогу.

— О, сестра! — Литу всё же тревожила странная холодность Лиры, она подошла к подруге ближе, опять коснулась её ледяных, странно безвольных пальцев.

— Я тоже помогу тебе! — прошептала она.

— Я скажу, что делать, — жёстко бросила Лира, внезапно покоробленная её искренним сочувствием, и отвернулась. Лита не посмела продолжить разговор, однако осталась неподалёку.

Скоро к Лире подошёл высокий темноволосый мужчина. Он быстро прошептал что-то ей на ухо, и Лира скорчила недовольную гримаску. Лита видела: вампирша, хоть и не хотела продолжать разговор с подругой, также не хотела и уходить от неё… Но незнакомец прошептал ещё что-то, сжимая безвольную руку дамы и глядя жёстко и пронзительно, и Лира сдалась. Виновато улыбнувшись подруге, она ушла за ним. Лита провожала пару взглядом, пока они не скрылись за колонной.


О своём думала Лита, пока Аркус рассказывал герцогу Тенеру об их последнем путешествии, и скоро вновь сбежала от мужа. Оставив его смотреть импровизированный спектакль, устроенный хозяевами Бала, Лита перебралась в почти пустую правую часть залы, где беседовали дамы.

— Вы шутите… или нет? Вы правда верите в вампиров? — интересовалась дочь Тенеров, Анастасия, еще не вышедшая из возраста, когда верят в сказки.

— И не я одна в этом зале, — усмехнулась странная вампирша с гербом Ордена. — Говорят, есть особенный "дар", позволяющий отличать carere morte от смертных… Может, спросим о нём кого-нибудь? — взглядом она вцепилась в проходившую Литу, как утопавшая в соломину, мёртвой сильной хваткой. — Милая дама! Вы слышали о таком даре?

— Да, — тихо, но твёрдо сказала Лита.

— Может быть, вы желаете… присоединиться к нашей беседе? Я — Мира Вако… — прошипела вампирша, не отпуская, и Лита послушно села рядом. Госпожи Вако она не боялась, хоть опасными были сейчас её глаза, очень опасными!

Беседа, как-то нерешительно извиваясь, завертелась вокруг легенд: немногие согласились поддерживать эту тему. Даже Анастасия Тенер, хоть и не покинула кресла, заметно скучая, сонно обмахивалась веером из белых перьев. Беседовавших осталось четверо: Лита, Мира и две молодые дамы. Более остальных усердствовала Габриель Риват, баронесса… впрочем, может быть, невнимательная Лита и напутала что-то с её титулом, потому что, представляясь, эта дама назвала только своё имя и не без гордости добавила: "учёный".

Познания Габриель не ограничивались одной какой-нибудь областью науки, она бойко тараторила, не давая другим вставить ни слова.

— Такие легенды есть. Я не скажу ничего про Макту, это всем известно и давно не интересно. Я расскажу легенду южных стран. За морем тоже верят в существа, подобные вампирам. Только пьют они не кровь, а…

— Кровь, вообще, очень питательный напиток, — пояснила Мира Вако и поспешно замолчала, строго поджав губы.

Учёная дама не обратила внимания на ценное замечание, продолжила импровизированную лекцию, азартно потрясывая длинными каштановыми локонами, зато отшатнулась другая дама, недоверчиво поглядела на Миру, но… осталась.

— Да, некоторые легенды, действительно, повторяются, — согласилась Мира, без тени улыбки выслушав длиннейшее сообщение Габриель. — Но знаете ли вы близнеца этой легенды? — Слышали сказку о Даре?

— Не читала такую, расскажите, — заинтересовалась Габриель. — Это должно быть любопытно!

— Это — старая сказка Карды, — задумчиво сказала вампирша и улыбнулась, ощерив острые клыки. Лита, по-прежнему ничуть не боясь, придвинулась ближе: что она расскажет сейчас, бессмертная, видевшая, наверное, не одну эпоху?

— Давным-давно появился на земле, среди людей, первый вампир. Смертный человек возмечтал о вечности, и эта мечта открыла тьме дорогу в мир, — очень тихо начала Мира, задумчиво и печально поглядев на Литу, и та опустила глаза: слишком тяжел был этот взгляд: обречённость и ни капли надежды. — Чёрный колдун вознамерился помочь ему, но своими чарами лишь призвал в мир великое зло — Первого вампира, лишённого смерти. Сердца и души людей стали любимой пищей вампира, он пожирал одно сердце за другим, одну душу за другой — и не насыщался. Чужие жизни дарили ему бессмертие и возможность разговаривать с вечностью. Он убивал без жалости одних и обращал вампирами других, тех, к чьему сердцу чувствовал сродство. Так страшное проклятие расползалось по свету. Но не бойтесь: это проклятие не вечно, и количество добра в мире равно количеству зла. В тот час, когда первый человек вкусил крови и стал вампиром, к людям пришёл великий дар. Сей Дар бы дан человеку, одному человеку. Избранному…

Лита внимательно слушала. Она чувствовала: эта сказка — не просто сказка. Ей стало холодно, когда Мира произнесла "Избранный"… Для вампирши это было не просто слово — старая история, всё ещё причиняющая боль.

— Избранный должен был остановить проклятие, победить зло и закрыть Бездне дорогу в мир. Дар позволил ему видеть, кто из окружающих его уже породнился с вампирами, — сухо, морщась, будто от давней боли, сообщила вампирша. — Увидев это, однако, Избранный не захотел принять своей миссии. Ужаснувшись разгулу тьмы, он отдалился от дел и прожил всю жизнь отшельником, не пользуясь чудесным Даром. Когда же Избранный умер, Дар покинул его и начал своё путешествие по свету. Он выбирал одного смертного из многих и сопровождал всю жизнь. Но ни один из Избранных им не понял своей великой миссии и не исполнил великой мечты людей Карды, цитадели вампиров. Дар продолжал путешествовать. Вампиры же во все времена боялись людей, избранных Даром, и не могли к ним подступиться: солнечная кровь не возвращала им жизнь, лишь забирала их силы.

Лита потрясённо выдохнула. Теперь она поняла, что это за страшное слово: "Избранный…"

— Это же не сказка, — прошептала она. — Такое… такой Дар есть!

Мира улыбнулась и благодарно погладила её руку.

Путешествия Дара продолжались до тех пор, пока очередной его обладатель не пожелал стать вампиром, одним из детей и рабов Бездны. Сам Владыка вампиров посвятил его, отдав ему всю свою силу. Так родился Великий вампир, и великий Дар стал Проклятым. Много тьмы принёс в мир Великий вампир, но однажды с первым лучом солнца он рассыпался в прах, и Дар вновь был свободен. Он гуляет по свету, носимый ветром, до сих пор… За столетия он устал и почти погас. Если б нашёлся человек, способный пробудить его! Позволив Дару разгореться, он смог бы победить проклятие. Его Дар закрыл бы Бездне двери в мир. Только до сих пор Дар не находит истинного своего владельца, и нет перевеса ни на стороне охотников, ни на стороне вампиров. И среди нас сейчас ходит один, избранный древней силой, вовсе не догадываясь о своём Даре… — скучно закончила вампирша, и Лита вся подалась вперёд:

— Что может этот Дар в руках людей, не вампиров? Зачем его ищут охотники?

Опасной, безумной радостью сверкнули глаза вампирши:

— Некоторые верят, что Избранный, обратившийся на сторону охотников, обретёт силу, способную уничтожить вампиризм.

Литу почему-то напугал этот ответ. Даже закружилась голова. Избранный-убийца… Опять кровь, кровь, смерть… Ужасно, ужасно! Она едва заглянула в этот безумный, больной ночной мир, а страшные картинки до сих пор мелькают перед глазами! Смерть, смерть, кровь… Нет, эта сказка должна быть… о другом!

Она спросила снова:

— Уничтожить как, убив?

— Зачем вам?

— Мне важно это! Что это за сила? — не отставала Лита.

— Некоторые верят… эта сила способна исцелять, — прошептала Мира, сдаваясь. Лита опять громко вздохнула, отодвинулась, но тут же вцепилась в госпожу Вако сама, мёртвой сильной хваткой:

— Что нужно, чтобы этот Дар обрёл силу?

Повисла напряжённая тишина. Молчали, затаив дыхание, и другие дамы, точно смотрели интересный спектакль.

— Избранный должен пожелать, чтобы этот Дар обрёл силу, всего лишь, — ровно, тихо, быстро сказала Мира. — Возможно, клятва охотника и благословение священника укажут ему путь. Нужно желание и… немного сильных слов.

Она торопливо отвернулась от Литы, добродушно усмехаясь, обратилась к учёной:

— Скажите, Габриель, как по-вашему, есть в сказках… доля истины, рациональное звено?

— Конечно, — легко ответила учёная дама, и вдруг озорно, по-мальчишески улыбнулась. — Легенды не лгут. Во всяком случае, мне до сих пор такие не встречались… Интересная сказка. Мне не ясно одно: что он, этот Дар? Какова его природа?

Вампирша улыбнулась:

— Никто не знает.

— А вы что думаете?

— Я думаю… — в глазах Миры опять заискрилось какое-то старое воспоминание. И в нём была не только боль, но и радость. — Я думаю, он должен быть подобен солнечному свету…


"Избранная? Ты?" — ещё недоумевало отражение на паркете, но Лита уже знала.

"Великая светлая сила выбрала тебя. Чувствуешь тепло своей крови? Она в каждой её капле…" — шептала Ночь, царапаясь в окна.

"Я понимаю!" — мысленно крикнула Лита, едва не плача: "Что мне теперь делать?!". "Избранный", "Дар…" — Это было странно. Радостно. Чудесно. Но также это было странно. Страшно. Неправильно.

Избранная — это слово огромно. Оно слишком тяжело для Литы. Кто она? Певчая птичка, музыкантша. Властительница маленького сказочного мирка. Вселенские роли не для неё. Она не знала, как ей ворочать этим громоздким: "Избранная"!

"Это старая, тёмная история. Мира Вако — охотник. Она ищет оружие, способное убить вампиров. Но я — не оружие! И я не убийца, пусть даже речь о carere morte…"

В её руках сила, которая может смести весь этот страшный ночной мир как метла — сор. Одно её касание — и истает, и падёт серая пелена-паутина… Но нет, нет! Довольно крови, довольно смертей! Только солнце, только свет, больше ей не вынести: страшно. Глупые люди, что вы творите!

— Я буду действовать одна или не действовать вообще! — вслух сказала Лита. Она боялась, что охотники будут уговаривать её уйти на их сторону, если она откроется им, и всё время испуганно озиралась. Что, если Мира подойдёт сейчас к ней? Бежать? Отшутиться? Повторить ей это в лицо?

Меж тем, близился третий, самый тёмный час ночи… Время Тьмы.

И эта тьма наступала. Тени расползлись по зале: слепые, глухие, но наделённые сверхъестественным нюхом, и они чуяли свежую пищу, лёгкую добычу. Тени гасили свечи, но им мало было этого пламени и этого тепла. Древнее ненасытное чудовище алкало, требовало, молило: "Жизней! Человеческих жизней!" Лита дико озиралась: неужели никто вокруг не видит этого?! — Нет! Те же пустые беседы, те же пустые глаза! Только она одна понимает ужас безнадёжности: не убежать, не спастись, и это чудовище не насытится тобой, вовсе не заметит. Поползёт дальше, несокрушимое, неостановимое…

Избранная дрожала. Раньше она полагала себя маленькой волшебницей, делающей чуть светлее крохотный кусочек мира, она и не думала, что в её руках может оказаться сильный светильник, изгоняющий всю тьму из округи! Да и тьму эту Лита не считала личным врагом. Она была данность, составляющая часть Вселенной. Бороться с ней? Победить её? О, что я слышу: это в моих силах?!

"Всё так непросто! — прошептала Избранная. — Я, правда, хочу помочь вам всем, но…"

Она осеклась. С безнадёжностью она следила за гостями Бала. Вампиры почуяли своё время. Вот уже леди Каролина Литус, прекрасная как античная богиня и белая как мраморная статуя, спустилась из комнат второго этажа, небрежно, изящно поправляя бархотку на шее. Левая рука на перилах лестницы устало, слабо дрожала. А где же Лира Диос? Подруга о чём-то беседовала с молодым охотником, Корвусом. Говорил, в основном, Ульрик. Лира лишь кивала, иногда улыбаясь. Её серо-зелёные глаза оставались холодными, как ни горячился охотник. Наконец Ульрик собрался уходить, но напоследок обратился к собеседнице:

— Леди Лира, я так и не понял, зачем и с кем вы здесь… Я гляжу на ваш герб и не могу поверить: это дурная шутка?

— Герб? — Лира приподняла красивую бровь. — Ах, герб! Нет, это не шутка.

— Вы — посланница Владыки вампиров?!

— Да.

— Но вы же охотник!

— Увы, я давно ушла с этого пути.

— Как можно сойти с этого пути? — Ульрик осёкся. — Я не верю.

— Мне неважно, верите вы мне или нет, — брюзгливо сказала Лира, но Лита заметила грустную складку у её рта. — Важно другое: наши миссии, мой юный фанатик, на этом балу схожи.

— Не понимаю…

— Я полагаю, вам известно о поисках Избранного.

— Дар был утерян…

— Но он вновь появился! Вы ведь знаете, что произойдёт, если этот Дар попадёт в руки бессмертных.

— Знаю! И мой долг не допустить этого! — Ульрик поглядел пронзительно, а Лира смущённо опустила ресницы:

— И мой тоже.

— А герб? — охотник осмелел окончательно. Он даже ухватил ало-серый значок двумя пальцами, едва не сорвав его с костюма вампирши.

— Я не желаюявления Великого вампира. Я оставила Орден, но не оставила главную цель охотников.

— То есть вы ушли к Дэви, чтобы следить за миром carere morte изнутри? Согласились на позорное звание предательницы и забвение в Академии?! — прошептал охотник. — О, я думал, что всё знаю о героической фамилии Диос, но, оказалось не всё. Я восхищаюсь такими, как вы… Да, я восхищаюсь вами!

— О! — выдохнула Лира. — Тогда… вы поможете мне?

— Разумеется! Можете рассчитывать на меня!

Лира смерила его взглядом-лучом, точно прожгла насквозь, в поисках лжи. И, не найдя признаков обмана, успокоилась.

— Ещё. Обязана кое-что вам сообщить о вашей Посланнице из столицы, — холодно, быстро сказала она. — Мира Вако — вампир и преследует на этом Балу личные цели, расходящиеся с целями Ордена.

— Вампир?! Но её герб…

— Герб — подделка.

По лицу Ульрика было видно, что он не поверил до конца:

— Но леди Диос…

— Думаю, когда вы убедитесь в её принадлежности к carere morte воочию — сделаете то, что нужно.

— Убить Посланницу?

— Убить вампиршу! Уходите теперь, — жестоко велела та, заметив приближающегося Ларгуса. Охотник поцеловал её руку перед тем, как уйти. Лита хотела проследить за лицом Лиры в этот момент, но та нарочно пряталась в тени капюшона. Скоро Корвус ушёл, и Лира нервным движением сняла капюшон. Она провожала молодого человека туманным, вдруг потеплевшим взглядом. Столько теней бродило там, за зелёным стеклом её оттаявших глаз! — Тень печали, тень надежды, тень боли…

— Вы же знаете, кто я! — металлически звенящий голос раздался над ухом Избранной. Лита обернулась. Перед ней стояла Мира Вако.

— Не отпирайтесь! Вы также знаете, кто вы… Но, может быть, вы не знаете, зачем вы нам?

— Знаю, — пролепетала Лита и отступила на полшага. — Но у нас с вами разные пути…

— Постойте, Лита!

Но та бежала. Как раз объявили весёлую польку. Лита нырнула в хоровод кружащихся пышных юбок. Ловко лавируя между несущимися парами, она добралась до центра зала и здесь остановилась. Вокруг бушевала пёстрая буря, она же была островком спокойствия.

Спокойствия? Она была: грозящий взорваться вулкан!

Лита раскинула руки и закружилась. Рукава платья обернулись крыльями, зелёная юбка встала колоколом. Она вертелась бешено быстро, как волчок. Как ось мира — и мир бежал вокруг неё…


Подруги вышли в зимний сад. Лита сразу опустилась на скамью, словно её ударили под коленки. Лира осталась стоять: тонкая чёрная тень на фоне залитой огнями бальной залы.

— Ты тут совсем потерялась, Лита, — нежно пропела она. — Я перестала видеть тебя. Что за зелёный огонёк с золотистыми всполохами дрожит и льнёт к стене? Ты ли это?

— Я… Я ли…

— Что случилось? В начале бала ты горела желанием изменить мир!

— Тогда я не знала, что и правда это могу! — прошептала Лита.

— Ты… поняла?

— Я Избранная. Да. Ты тоже знала?

— Я поняла это при первой встрече.

— Что же мне теперь делать?!

Лира осторожно приблизилась, села рядом, положила подруге руку на плечо. Лита вздрогнула: очень тяжела и холодна была эта рука!

— Разве ты не рада? В твоих руках величайшая в мире сила.

— Никто не должен владеть ей! — выкрикнула Лита. Верные слова нашлись, она заговорила быстро, захлёбываясь. — Роль Избранного неправильна по своей природе. Потому что человек слишком мал, чтобы брать на себя вселенские роли! Потому что не существует отдельно людей и Избранного! Мессия и те, кого надо исцелять… Каждый из нас — сам себе мессия, сам себе Избранный, и только нам решать кем быть и какой выбрать путь! Вако говорит, Избранный исцеляет… Только сами мы в силах себя исцелить! Другой, каким бы мудрым он ни был, может лишь направить на путь, подсказать. А выбор должен делать каждый из нас самостоятельно! Я не стану указывать другим, кем им быть, с кем им быть! Это… не человеческая задача!

— Моя бедная Лита, — Лира печально улыбнулась, и эта улыбка была полна любви. Только маленькие ямочки на щеках — как червоточины в румяном яблоке… — Как ты права! Дар — зло! Он должен быть уничтожен! Я поняла это давно, ещё когда познакомилась с тем Избранным, что был до тебя.

— Избранный? — Лита немного встрепенулась. — Кто это был?

— Юноша, чуть моложе тебя.

— Он же умер?

— Да. Пятнадцать лет назад ты получила его Дар. Хочешь знать, как он погиб? Почему он погиб? К нему пришли вампиры и охотники, вынуждали сделать выбор. Тогда он убил себя, выбрал смерть. Никто не может вынести тяжести Дара!

— Что же мне делать?!

— Я помогу тебе, Лита. Я знаю, как избавить мир от страшного Дара. Потому и не отхожу от тебя несколько лет. Я готовлю тебя к решающему шагу.

— О, сестра!

Лита горячо обняла подругу, и Лира оттаяла, не отстранилась. Тяжкий вздох вырвался из её груди.

— Есть зелье, сжигающее Дар. Ты должна выпить его. Но ты должна искренне желать Дару погибели!

"Погибель" больно уколола Литу, но она согласилась:

— Да, я этого хочу. Но… как же я тогда тебя исцелю?!

— Оставь мне свободу решать, кем быть, Избранная. Я избавлюсь от Рикарда, и мы убежим. На Пустоши всё готово для ритуала.

Лита всмотрелась в лицо подруги: ей не понравилась тень на челе вампирши. Но зелёные глаза-бездны глядели спокойно, ясно и устало.

Глава 35 Под покровом

Толпа была безликой, как сонм кукол carere morte. Одинаково искаженные от внушённой ярости черты лиц пришедших напоминали отражения единственного кукловода в сотнях лиц кукол. И драться с ними оказалось также легко. Неловкие, небыстрые — они без страха, грудью принимали точные удары охотников — как куклы, вещи, не знающие ни жизни, ни смерти. Иллюзия толпы марионеток пропадала только когда охотник вытаскивал свой клинок из очередного тела и видел красную кровь живого человека без тени проклятия carere morte. А человек сгибался пополам, падал. Перед смертью его лицо менялось. Он сбрасывал чары carere morte, в его глазах отражался ужас и непонимание происходящего — и жизнь уходила.

Доминик успел вывести людей из парка, Марк тоже вернулся, но одна группа задержалась где-то у часовни. Из неё спасся лишь Эрик, успевший забежать за баррикаду, когда толпа заполняла коридор. Он тут же лишился сознания, расспросы, что так задержало группу у часовни, пришлось оставить.

По приказу главы на площадку лестницы, ведущей к арсеналу, из ближайшего класса вытащили парты, создав укрытие для немногих стрелков, и первая волна толпы разбилась об эту баррикаду. Сейчас людское море клокотало в коридоре, не переходя к новому наступлению. Надо было заметить, несколько смертей не остановило их. Чары неизвестного carere morte были сильны, и Карл в уме перебирал, чем ещё можно попробовать привести захватчиков в чувство: вода… огонь? Ему казалось, он уже знает ответ — ответ этот был очень неприятным: чтобы хорошенько припугнуть толпу, нужны вампиры. Много вампиров.

На площадке за баррикадой оставалось несколько охотников с оружием: Алекс, Марк со своей группой. Около бесчувственного Эрика хлопотала Дара. Доминик был послан на второй этаж, следить за коридором, а Карл всё поглядывал на лестницу вверх. Он ожидал Диану, убежавшую в кабинет главы, чтобы попробовать связаться с другими районами столицы. В то же время мыслями он был на пятом, с охраной. Карла терзала мысль, что в хаосе битвы кто-то из захватчиков может попытаться прорваться на крышу и вынести Покров, как это случилось давным-давно в церкви Микаэля. Кто-то из захватчиков, знающий о Покрове и сути защиты стен. Кто-то… Конечно, безумная мысль, но… что, если Крас?

Глава усмехнулся, представив осторожного герцога в этом хаосе, и качнул головой: "Нет, не Крас, но кто же?"

"Ведущие толпы, присмотрись к ним…"

Ведущих тут было трое. Двое мужчин и рыжеволосая девушка, похожая на повзрослевшую Лиру Диос. Эти трое были не под чарами и, единственные, — с огнестрельным оружием. Они прятались в толпе, подбадривали зачарованных.

Эрик очнулся, открыл глаза.

— Эрик, что вас задержало в парке? — негромко спросил Карл.

Ответить тот не успел. Что-то громыхнуло на верхних этажах. Казалось, здание рушится. Толпа словно поредела — море обмелело, и Карл заметил:

— Они сейчас пойдут на второй. Алекс, неси сюда керосин. Быстро!

Алекс кивнул, бросился вниз по лестнице, в арсенал. Глава же обратил внимание на единственную девушку, до сих пор остающуюся на площадке.

— Дара, беги в арсенал. Здесь ты нам не поможешь.

Та вспыхнула:

— Ты забыл Термину?

— Уходи немедленно! — теперь Карл закричал. И почувствовал: что-то маской стягивает лицо. Он потёр щёку. Что это на пальцах? — бурые чешуйки… Чужая кровь.

Кто-то тихо коснулся его плеча. Карл обернулся. — Дара…

— У всех нас будет шанс искупить произошедшее, — тихо сказала девушка.

Он хотел было рявкнуть: "Прочь в арсенал!", но промолчал, жалко улыбнулся, благодаря за поддержку. Дара печально качнула головой, скользнула вниз по лестнице. А толпа за баррикадой заволновалась, подаваясь вперёд. Ведущие что-то выкрикивали, море колебалось. Далеко на лестнице сбивались чьи-то шаги… Диана?

Карл бросился к перилам, поглядел вверх. Нет, не Диана — Доминик. Он перевесился через перила со второго этажа:

— Грохнуло на третьем! — прокричал он. — Кажется, твой кабинет! Он отвернулся, глядя в коридор, и лицо его исказилось. — Идут! Идут!

Карл взбежал к нему, на площадку второго этажа. Да, коридор захлестывала чёрная волна. Волну вели рыжеволосая девушка и мужчина. Время потекло медленно, каждую секунду можно было распробовать на вкус. Карл поднял револьвер, как и пять минут назад при обороне первого этажа прицеливаясь с ненужной тщательностью. Он опять смог спустить курок, только закрыв глаза. И ещё… и ещё… Доминик присоединился к Карлу, чуть помедлив, как и глава. Ведущий упал, его юная спутница скрылась в толпе. Ответных выстрелов не раздалось, но толпа взревела, надвигаясь. Охотникам пришлось взяться за мечи.

Снизу из арсенала на подмогу спешил Эрик. На бегу он прицеливался из арбалета куда-то чуть поверх головы Карла. Охотник рванулся в сторону, одновременно ухитрившись отразить очередной удар, короткая стрела просвистела рядом. Алекс поднялся последним. Он поставил на пол бидон с керосином.

— Эй! Я принёс, что ты сказал.

Рукоять лёгкого меча ненадёжно скользила в руках… Карл, не в силах больше сдерживать натиск, отступил к лестнице на третий этаж. Его место занял Доминик, сражающийся не менее, чем за пятерых.

— Один бидон? Это всё?

— Второй я разлил внизу: площадку, парты…

— Верно. Как там?

— Марк с группой пока держат.

— Эту ёмкость открой. Внизу подожжёте по сигналу вслед за нами и… запирайте арсенал!

Алекс кивнул, сбежал вниз, но на полпути остановился.

— Где Диана? — спросил он, вздёрнув к главе измученное лицо. — Она уже спустилась, я пропустил?

— Я её приведу! — неизвестно зачем пообещал тот, и Алекс скрылся за поворотом лестницы.

Двое каких-то сумасшедших из толпы всё же прорвались, помчались вниз, размахивая факелами. Карл выстрелил одному бегущему в спину. Эрик убил второго. Больше ждать было нечего.

— Все уходим наверх… сейчас! — крикнул Карл.

Эрик и Доминик немедленно послушались. Они отступили ближе к лестнице на третий этаж, и чёрная волна, более ничем не сдерживаемая, двинулась вниз. Карл пнул открытый бидон. Керосин разлился по площадке как масло, мгновенно покрыл её тонким слоем, пополз на ступеньки. Жидкость растекалась, толпа катилась вслед за ней. На последней ступени догорал факел человека, застреленного Эриком…


По лестницам побежал огонь, он поглощал толпу, теперь ревущую не от ярости — от боли. Люди заметались испуганным стадом. Атака захлебнулась, железные двери арсенала затворились — охотники сами заперли себя в клетке. Но и трое оставшихся в огромном здании теперь были в ловушке: все пути из здания перекрыты. Безумная толпа заполняла парк и перекрёсток улиц.

— Их ведущие не под чарами, — сказал Доминик, когда они поднимались по лестнице.

— Я тоже это заметил. Потому приказал вам "вверх", а не "вниз". Здесь какая-то загадка и нам её разгадывать! Но сначала выясним, что с кабинетом.

— Если Дэви стало известно про Покров, значит, опять было предательство? — прошептал Эрик. Карл резко обернулся к нему:

— О, кто заговорил о предательстве! Может быть, это старая нить Лиры Диос, но я склоняюсь, что нет. Эрик, ты когда-либо беседовал с Красом о Мире… и мне?

— Я… Не понимаю, о чём вы?

— Ты когда-либо рассказывал Красу детали моего визита в Прэсто, к группе Даниеля?

— Ну… Он смотрел наши записи. "Лаборатория, со всем её содержимым, принадлежит ему", — он всегда это говорит. В записях было, что вампиршу вылечили вливанием живой человеческой крови. Вашей крови. Это важно?

— Оказывается, важно! — прошептал Карл. Они ступили в коридор третьего этажа. Он был почти не повреждён, только у окон центральной площадки выбиты все стёкла и дверь кабинета главы распахнулась до отказа, словно раззявила огненную пасть. Бомба влетела в единственное окно, разрушила стену, соединив кабинет и комнату отдыха в огромный зал. Ночь гляделась в зеркало старого стола Латэ… А по коридору от них медленно шёл человек. Маленькая женская фигурка. Карл узнал Диану.

Доминик догнал ее, развернул к себе. Девушка слабо, испуганно вскрикнула, принялась отбиваться, но скоро успокоилась, узнав охотников.

— Ты везучая, Лернер! — Доминик успокаивал охотницу, усадив её у стены. Карл остался на центральной площадке, подошёл к окну. Глава закрыл глаза и попытался представить Покров. Но текли минуты, а он не мог ухватить его образ. В мыслях была только чернота ночи с алыми брызгами крови. "Охотник, поднявший руку на смертного, навеки проклят", — Гесси сказал бы сейчас что-то в этом духе…

— Диана, ты успела связаться с кем-либо в других районах? — спросил он.

— Пенна молчит. Мне ответил Ориенс. Carere morte напали в половине чётвёртого утра. Наш центр там разрушен, идёт сражение на улицах. Они не могут прислать помощь! Я стала набирать Сатур, и тут… — Диана осеклась, потёрла глаза кулаками и решительно встала, отвергнув помощь Доминика. — Я не ранена! Даже не контузило… почти. Я сама могу идти!

Она решительно зашагала к охотникам. Девушку пошатывало, и Доминик, усмехнувшись, подставил ей плечо.

Покров… — Карл опять попробовал сосредоточиться на образе Защиты стен. Нет, всё то же: тьма и кровь. "Покров — отражение Ордена, всех его адептов, их общей мечты и надежды". Может, он всё верно видит: от мечты и надежды осталась кровавая пустота?

— Первый этаж ещё занят, — нервно доложил Эрик. Он остался на площадке центральной лестницы, и смотрел вниз, в холл у главных дверей. — Не расходятся! Что же делать?! Все наши заперты внизу… Что будет, если двери арсенала не выстоят?!

— Выстоят, — не очень уверенно сказал Карл, и Эрик мгновенно заметил это.

— Даже огонь их не испугал! Если они не разойдутся к утру… — молодой охотник был близок к панике.

— Спокойнее, Соллерс! — теперь жёстко. — Чем больше группа людей, находящихся под чарами carere morte, тем недолговечнее эти чары. Толпа была собрана в четвёртом часу. К пяти утра чары рассеются.

— Если двери арсенала сдадутся раньше…

— Нам сейчас нужно думать о Покрове! Надо двигаться вверх. И — скорее! Диана, ты как, сможешь?

Охотница кивнула. Она смотрела на главу с неугаснувшей ещё надеждой. И другие двое — также. Не всё ещё потеряно!


Образ Покрова пришёл ему неожиданно, на последнем пролёте лестницы. Будто вся громада невидимой стены обрушилась охотнику на плечи. Он остановился, вцепился в перила и медленно, глубоко вдохнул и выдохнул. Может быть, до этого шок не пускал образ Покрова в сознание главы? Защита была цела. Она даже укрепилась, несмотря на то, что теперь было совершенно ясно: трёх поддерживающих в ней нет. Смерть трёх глав районов подтвердилась.

Охотники также остановились. Диана испуганно глядела на Карла.

— Что случилось? Это Покров, да? Он рухнул, да?

— Спокойно, — он смог засмеяться. — Наоборот, весть хорошая. Наша защита цела и по-прежнему крепка.

Они ступили на площадку последнего этажа. Карл прищурился, вглядываясь в темноту коридора — он искал фигуры стражей, — и скоро сердце тревожно стукнуло. Он нашёл только одного и слишком уж охотник был неподвижен. Как кукла carere morte, которую на время оставил хозяин.

— Алекс остался в арсенале? Он жив? — встрепенулась Диана. На неё шикнули и Карл, и Доминик, также заметивший странную фигуру. Человек стоял в нише коридора, прислонившись, точнее, упав всей спиной на стену. Доминик осторожно, с оружием наготове приблизился к нему, но, не дойдя двух шагов, отступил, бегом возвратился к охотникам.

— Это Клеменс. Он убит, — быстро сказал он.

— Оружие?

— Голова разбита пулей.

Карл кивнул, как будто это обстоятельство подтверждало его, неизвестную ещё самому, идею.

"Здесь уже был Крас… Крас!"

— Быстро на крышу. Через обсерваторию, — скомандовал он и осёкся. — У двери обсерватории он разглядел ещё одну неподвижную фигуру. Какой-то человек полулежал, прислонившись к ней, далеко вытянув ноги. Когда они подошли ближе, то узнали Даниеля. Он также был застрелен. Эрик и Доминик обследовали крыло Ордена и скоро нашли остальных стражей — все были убиты. Карл остался у обсерватории.

Глаза Даниеля были открыты. Непомутившиеся, блестящие, странно живые. Карл помедлил, прежде чем закрыть их. Его внезапно посетила мысль, от которой внутри всё похолодело: возможно, скоро кто-то также закроет его глаза… Потом он оттащил тело охотника в сторону. Диана молча наблюдала за ним, только иногда всхлипывала, но это были не слёзы — крайняя степень волнения.

— Я не видела смерть никого из наших. А сейчас подумала, за эту ночь увижу, наверное, немало…

Карл остановил её, подняв ладонь.

Наверное, это был обман чувств, но главе казалось, он слышит удары тарана и скрип дверей арсенала, поддающихся натиску безумцев. И пол дрожит под ногами — ходуном ходит всё здание… "Погубишь охотников ради вампирки?" — безжалостно спросила совесть голосом погибшего Гесси. Глава вздохнул и твёрдо сказал охотнице:

— Не могу обещать, что смертей больше не будет, Диана. Мы только вступаем в войну. Но из арсенала люди выйдут свободно. — Мысленно пообещав это самому себе, он отворил дверь обсерватории.

— Диана, пойдёшь со мной. Доминик, Эрик, идите к выходу из башенки. Мы погоним людей Краса к вам. Стреляйте на поражение, но герцога постарайтесь не задеть. Он мне нужен живым.

— Крас, покровитель… — неуверенно начал Эрик.

— Наш покровитель намеревается отобрать наш Покров, — Карл достал свои револьверы и один подал Диане. — Проверь, сколько осталось выстрелов.

— Четыре…

— У меня пять, — Карл проверил барабан и щелчком отправил его на место. Если у Краса с собой не армия, должно хватить.

— Наверное, это его я видел в парке! — прошептал Эрик. — Большой экипаж за часовней. Там были люди с оружием. Один охотник попал под их огонь…

— Наверное.

Доминик и Эрик скрылись за поворотом коридора, и Карл первым ступил в обсерваторию.


Окно обсерватории, выходящее на Рябиновую улицу, было полностью открыто. Им с Дианой пришлось передвигаться пригнувшись, чтобы их не заметили люди на крыше. Чужаков было пятеро. Крас и четыре охранника: двое охраняли вход в башенку, один стоял близ обсерватории, один тенью следовал за Красом. Лица охранников были закрыты платками, в руках у всех четверых — револьверы. У них было и оружие охотников: арбалеты, мечи, но пока не готовые к бою. Герцог Крас волновался. Он не находил себе места: то подбегал к башенке, то неосторожно подходил к самому краю крыши, поглядывал вниз. В руках он нервно комкал платок. Серебряный ларец — хранилище Покрова нёс охранник, сопровождавший Краса. Карл не успел разглядеть, вскрыт ли ларец — охранник обернулся к окну обсерватории, и охотник опять пригнулся к полу обсерватории, дёрнул Диану за собой.

— Что Крас делает? — с ужасом спросила Диана.

— Думает, как сбежать: все выходы из здания запружены толпой. Диана, мы выступаем. Охранников я беру на себя, а ты припугни герцога.

Девушка кивнула. Она держала револьвер обеими руками, и руки дрожали. Карл сделал глубокий вдох и осторожно приподнялся.

Охранник у обсерватории заметил это движение, но выстрелить не успел. Он только повернулся к охотнику и тут же получил пулю в лоб. Диана взвизгнула и первый раз нажала на курок — её пуля пролетела над головой Краса, а Карл выпустил ещё две в охранника с ларцом. На помощь герцогу поспешили люди от башенки. На бегу они стреляли, пули просвистели над головами охотников, опять спрятавшихся под окном, и продырявили деревянные ставни на другой половине обсерватории. Крас же не двигался с места, он всё мял в руках платок… Вот он быстро произнёс несколько слов, и глава, готовившийся к новой атаке, охнул. Он упал на пол под окном, вцепился себе в волосы, сжимая ладонями виски… В одно мгновение в защитном куполе отворился широкий коридор. Покров рассыпался в этом месте, как песочный замок. Частица знамени Арденса была не в ларце, — в руках Краса, а Карл принял её за платок! Теперь герцог приглашал вампиров Дэви в цитадель Ордена!

Карл забыл, что говорил Диане. Он перемахнул через подоконник, бросился за Красом, которому помогали уйти два оставшихся охранника. Старый герцог обернулся к нему с перекошенным от страха и ярости лицом, выстрелил из маленького револьвера пару раз, не целясь. Ответным выстрелом Карл выбил револьвер из его руки. Умница-Диана моментально сориентировалась и палила теперь по охранникам Краса. Те отступили в башню, и Крас первым стал спускаться на этажи. Внизу их встретили Доминик и Эрик.

Карл подобрал тряпицу, которую выронил раненый Крас. Кусок ткани был величиной не более ладони. Частица знамени Арденса, создающая Покров: холодный, скользящий меж пальцев белый шёлк. Карл сжал его окровавленными пальцами, но на ткани не осталось следов.

"Да, оно: знамя Арденса впитало кровь Макты, и с тех пор ничья кровь не оставляет на нём следов…"

Внизу стрельба стихла. Скоро Доминик и Эрик поднялись на крышу. Доминик вёл Краса. Губы старого герцога беззвучно шевелились, он ссутулился и словно уменьшился, утратив весь недавний воинственный пыл.

— Двое сопровождавших убиты, — доложил Эрик.

Карл кивнул и опять пропустил шелковистую ткань меж пальцев. Потом он поднял глаза на Краса, и старик отшатнулся от его взгляда.

— Немедленно верни прежнее заклятие Купола, — холодно сказал Карл и приставил револьвер с последней пулей ко лбу герцога. — Я считаю до трёх. Раз… Два…

Упрямый, сумасшедший огонёк загорелся в глазах Краса. Герцог приосанился.

— Нет. Никогда. Убивай, — твёрдо, раздельно сказал он.

— Три… — если б можно было убить взглядом, Крас был бы мёртв… Но охотник не нажал на курок. Палец, лежавший на нём, казалось, был выточен из камня — так он был неподвижен. Старый Крас безумен, но есть его сын, которого ещё можно обратить на сторону Ордена. Убить безумца сейчас — и эта дорога будет закрыта!

— Сумасшедший! — закричал Карл. — Я говорил тебе: есть способ уничтожить проклятие Арденсов и при этом избежать ваших смертей! Говорил… Но ты предпочёл поверить carere morte!

Герцог не ответил.

— Что с Покровом? — встревоженно спрашивала Диана, голос девушки пронзительно, неприятно звенел в наступившей после слов Карла жуткой тишине. — Он… он сломан?!

— Молчи! Почему так тихо? — прошептал Доминик.

Они вначале услышал появление carere morte: притихла толпа под зданием, вздох прокатился по ней, в холодном воздухе задрожали редкие испуганные крики. Потом глава увидел их — отражёнными в расширенных от ужаса глазах Дианы: угловатые торопливые тени небрежно, плавно скользили, играя с ветром. Они летели со стороны парка.

— Смотрите: толпа бежит! Для тех, кто остался в арсенале, это — спасение, — крикнул Карл, прежде чем паника завладела всеми охотниками. — Уходим с крыши! И соберите всё оружие!

Доминик бросился к охраннику у обсерватории, отстегнул с его пояса серебряный меч. Эрик забрал арбалет и меч у другого, ещё живого. Раненый застонал, когда его пошевелили, и охотник выпустил в его тело все оставшиеся пули.

— Не оставлять же вампирам ужин, — оправдался он, перехватив яростный взгляд Карла.

Карл подобрал пустой серебряный ларец. Крас, на которого уже никто не обращал внимания, бочком двигался к башенке. Один глава следил, как он уходит.

"Пусть. Может быть, это милосердие отзовётся позже…"


Вновь на центральной площадке пятого этажа… Молодые охотники пришли в себя. Только Диана всё косилась на окна у лестницы, за которыми крылья carere morte сливались в сплошной чёрный туман.

Карл спокойно следил за мельтешением теней. Враги раскрыли свои карты. Теперь глава мог действовать, более не гадая о действиях противников. В самый тёмный предрассветный час всё стало ясно.

— Крас и Дэви действуют заодно, — сказал он охотникам. — Крас снял Покров над зданием, чтобы Дэви вошёл сюда. Он хочет убить нас руками carere morte! Это даже смешно! Похоже, Дэви забыл церковь Микаэля!

Ему понравился огонь, загоревшийся в глазах охотников при последних словах. Они, как и глава, жаждали битвы с Владыкой вампиров, сейчас же! Карл пожалел, что с ними нет Марка, Алекса, Дары: с такой тройкой он не сомневался бы в победе. Но можно попробовать и с этой.

— Дэви идёт за Покровом, — продолжил он. — Поэтому первейшая задача — сохранить его.

— С чего ты взял? Что Владыка станет с ним делать? — нервно хохотнул Доминик.

— У Краса было оружие охотников. Значит, Крас опасался гнева своего нового друга-вампира… Дэви всегда держит слово — предательство с его стороны исключено. Дэви требовал Покров себе, Крас решил не подчиняться.

— Но он снял Покров для вампиров Владыки!

— Он понял, что иначе ему не покинуть здание, — Карл опять посмотрел за окно и нахмурился. — Подлетают кукловоды… Доминик, Эрик, приготовьтесь. Как ваша защита? — Эрик опустил глаза. — Прочитайте клятву вступающего в Орден, немедленно!

Охотники ушли. Глава отстегнул меч, мимоходом удивившись, куда подевался ремень с кинжалами. Скоро ремень нашёлся. Он лопнул и болтался сбоку.

— Диана, я отдаю Покров тебе… — начал Карл, отведя Диану подальше от окон, к лестнице на этажи. — Беги к арсеналу. Толпа ушла с первого этажа, проход к нему должен быть свободен.

— Карл, ты же ранен! — прошептала та.

— Что? — недовольно переспросил он, раздражённый тем, что охотница сбила его с мысли.

— Да, точно. Это кровь, — Диана осторожно коснулась его жилета на правом боку. — Ты ранен. Ты что, ничего не чувствуешь?!

Она была права. Крас всё-таки зацепил охотника там, на крыше. Карл оглядел рану — справа под рёбрами. Пятно крови было почти невидимо на тёмном жилете. Именно этот выстрел перебил ремешок с кинжалами. Рана казалась неопасной, только выходного отверстия не было: пуля в теле. Это, пожалуй, нехорошо…

— Успокойся, ничего серьёзного.

— Я перевяжу?

— Некогда. Возьми. Знаешь, что это?

Диана с трепетом приняла из его рук кусок белого шёлка.

— Покров… — она вздрогнула. Но это только какой-то carere morte неосторожно задел крылом раму окна. Стёкла задребезжали.

— Беги в арсенал. Отдай его Даре Меренс. Только так, чтобы никто не видел. О том, что Покров остаётся у нас, должен знать только наш отряд. Не Орден! Поняла меня?

— А ты?

— Что я?

У Дианы от страха затряслись руки. Она чуть не выронила белую тряпицу.

— Разве ты не пойдёшь со мной?

— Нет, я нужен здесь.

— Ты плохо выглядишь, тебе нужно в госпиталь!

— Диана, сюда придёт Дэви! Наша защита должна быть сильна. Без меня они не справятся. Пошли нам на подмогу Алекса, Марка и их группы. Остальных пусть уводит Дара. И… стой. Сдай мне всё оружие!

— А…

Но он, не слушая, расстёгивал ремешок её перевязи. Колчан со стрелами у охотницы оказался почти полон. Отлично! Диана послушно стояла, безвольно свесив руки. Она нервно следила за каждым движением охотника, заглядывала в лицо, пытаясь поймать его взгляд.

— А… а если по пути вниз я наткнусь на вампиров?!

— Пусть лучше они примут тебя за кого-то из их зачарованной толпы, — Карл встряхнул её, заставляя прийти в разум. — Твоя защита слаба. Чрезвычайно слаба сейчас! Даже не пытайся изображать охотницу перед carere morte Дэви! Будь простой смертной. Перепуганной, вопящей от ужаса. Они идут убивать охотников, тебя они не тронут.

— Я… да, поняла, — механически сказала Диана, нервно комкая Покров. Карл усмехнулся, забрал тряпицу и, аккуратно сложив, положил ей в потайной карман на корсаже платья. По этажу прокатился звон разбитых стёкол: carere morte входили в здание, выбивая окна кабинетов.

— Всё, уходи. О Покрове ни слова никому, кроме нашего Отряда. Ждите вестей из Карды!

— Из Карды? — переспросила Диана, подумав, что глава оговорился.

— Из Карды! Беги, времени нет.

Диана сбежала вниз, затерялась где-то в поворотах лестницы. Карл присоединился к охотникам. У Эрика колчан оказался пуст, он взял стрелы Дианы, быстро зарядил свой арбалет. А двери по коридору слетали с петель. Показались куклы вампиров.

— Эрик, стрелы прибереги для хозяев, — посоветовал Карл.

Тот кивнул, убрал пока арбалет. Эрик не испугался при словах о хозяевах. Просто он совсем не представлял себе этих хозяев… Старейшие Карды. Самые серьёзные из возможных противников.

— Почему ты думаешь, они станут драться с нами? — спросил Доминик. — Может, Владыка войдёт в главные двери?

— Мы его подманим, — Карл поднял пустой ларец и запер его, потом закрепил у пояса. — Держите его в мысли, что отчаянно защищаете Покров.

— С ними сам Дэви… — прошептал Доминик. В глазах охотника отражался страх. Карл усмехнулся:

— И, между тем, когда-то Дэви больше всего на свете боялся твоего деда, Валерия Конора…

— Мой двоюродный дед был вампиром.

— Думаю, Дэви боялся его за его человеческие качества, Доминик.

Доминик хмыкнул, но приободрился. Но в глазах Эрика главе всё-таки чудилось сомнение, и он добавил твёрдо, чётко:

— Тем, кто выйдет из арсенала, нужно время, чтобы прийти в себя и восстановить защиту. Им нужны силы, чтобы защитить Покров от Дэви. Дать им время и силы — наша задача. Веселее! Здесь скоро будут старейшие Карды, которых Орден не мог выцарапать из северной цитадели столетия. Они сами идут к нам, чтобы быть убитыми!


Да, Дэви купился. Куклы заметили ларец у охотников и мгновенно передали это по цепочке кукловодам. И на битву с маленькой группой Владыка вампиров бросил основные силы. Широкие коридоры, высокие потолки старого здания позволяли вампирам нападать, не выходя из чудовищного обличия. И пусть их движения были весьма ограничены — всё же не готова оказалась Академия к подобным битвам! Куклы дрались с яростью, достойной их бессмертных хозяев. Рабы-carere morte были почти также ловки и стремительны, как дикари-вампиры столицы, но также легко мечи охотников рассекали их чудовищные тени… Двоими кукловодами были, несомненно, брат и сестра Калькары. Глава узнал плотоядную улыбку Сесилии, а все куклы Магнуса словно надели маску Воителя — искажённые в безмолвном крике черты.

Карл ждал появления смертных слуг Дэви, для оружия которых не была бы преградой защита охотников — если у вампиров нет с собой этого козыря, их Владыка ещё безрассудней, чем он думал. Но на маленький отряд пока нападали лишь куклы — вещи, которые можно не беречь. Вампиры торопились, их атаки становились всё более жестокими, но пройти защиту охотников марионеткам было не по силам. Эрик, сначала перепугавшийся их натиска, приободрился. Доминик сражался наравне с Карлом, и Карл отметил: есть, кому передать лидерство. Едва начался бой, как рана дала о себе знать режущей болью в боку. Вампиры почуяли слабость охотника, стали теснить к окну, за которым кружили хозяева кукол. Но необычная защита по-прежнему спасала главу.

Калькары замешкались на мгновение, и Карл скомандовал отступить к лестнице. Охотники спустились на четвёртый этаж, и обеспокоенный Владыка отправил в бой старейших. Молодые охотники дрогнули, увидев их. Чудовищные твари скользили, цепляясь за стены и потолок, и впереди их шла тьма и холод. Карл знал, что встреча со старейшими неизбежна и, ещё говоря с Дианой, в уме сочинял, что скажет Доминику и Эрику в этот момент. Но сейчас он не мог вспомнить ту подготовленную речь. А Эрик уже опустил оружие, и Доминик замер на месте, словно забывшись. Carere morte заперли охотников в холле четвёртого этажа, чёрная стена кукол отрезала выходы к лестницам.

— Per signum crucis, — сказал Карл вместо длинной речи, и оба охотника изумлённо обернулись к нему. Да, все они отвыкли воспринимать слова древней молитвы как-то иначе, чем ритуальную формулу уничтожения вампира! — De inimicus nostris libera nos, Deus noster, — продолжил он. Взгляд Эрика прояснился, а Доминик неловко перекрестился. Карл повторил фразу и достал арбалет. Над их головами как раз проносилась тварь с перепончатыми крыльями. Она тянула лапу к Эрику, и Карл выстрелил. Тень пошла клочьями, крылья вздрогнули и сломались. Тварь упала охотнику под ноги. Это была хозяйка. Чудовищное обличье растаяло, открыв немолодую и некрасивую вампиршу с алыми полными губами.

"Сесилия Калькар! Какая добыча!" Рабы кинулись ей на помощь, с ними сцепились Доминик и Эрик. Еще одна бешеная тварь пронеслась над головой в низком полёте, воя как ветер в узкой трубе… Магнус? Но Карл вложил потяжелевший в последние минуты меч в ножны. Война с Нефандусом научила его, что и обезглавленный хозяин не теряет связи с рабами.

— In nominae Patris, et Filii, et Spiritus Sanctis! — он швырнул в лицо вампирше пузырёк с водой из Источника, и Сесилия Калькар исчезла. Трёхсотлетнее тело бессмертной рассыпалось пылью и также расточился добрый десяток кукол вокруг. Какое верное завершение молитвы!

— К лестнице! Пробиваемся на первый! — крикнул Карл.

Он первым бросился из холла. Серебряная молния его меча пронзила пару крылатых теней, другие вампиры сами расступились перед главой Ордена. Только на миг Карл замер: в одной отшатнувшейся девушке ему привиделась Мира. Такая же маленькая, светловолосая, с огромными синими глазами. Она вцеплялась в руку своего спутника, Адама Митто. Митто не делал попыток заслонить её от смерти, он также цеплялся за слабые пальцы девушки. Меч охотника остановился у горла вампирши, и ушёл в сторону. Всё-таки она была слишком похожа на Миру…

На третий этаж просочился удушливый дым с пылающего второго. Лестница ниже была в огне. Оставалось пробираться через крыло Академии — до боковой лестницы.

После уничтожения древней вампирши Калькар, Доминик воспрял духом. Страх перед старейшими исчез, добавив охотнику сил. Как в начале штурма он сражался за пятерых, и его защита была нерушимой преградой для вампиров. Карл не поверил глазам, когда охотник точным ударом поразил в сердце Магнуса Калькара и, легко взмахнув мечом, отрубил старейшему голову. Эрик взял на себя кукол. Нескольких тварей, носящихся вверху, Карл сбил из арбалета и прикончил внизу. Среди них оказался третий хозяин — несколько кукол мешками рухнули на пол, едва голова кукловода слетела с плеч. А Карл заметил серебристую тень за окном. Редкий оттенок! Таким, по слухам, щеголяют только Мелисса да Хиам Калькар.

Прицелиться как следует ему всё не удавалось. Боль от раны ушла вглубь тела, слабость нарастала. Арбалет начинал плясать в руке, стоило приподнять его на уровень глаз. Карл не выпускал меч, но и сражаться им уже не мог. Охотник отступил за спину Доминика, прислонился к стене. Он потянулся за новой стрелой и случайно коснулся правого бока. Низ жилета был мокрый от крови… и правая брючина тоже. Он недооценил серьёзность ранения!

Карл всё-таки выпустил меч и попытался зажать рану.

— Эрик, попробуй достать того серебристого за окном! — крикнул он охотнику. — Возможно, это Калькар… — он осёкся, закашлялся, глотнув слишком много горького от дыма воздуха. Нужно было спускаться, а они застряли на третьем этаже!

Доминик схватился с каким-то очень крупным carere morte, и Карл метнул в спину вампиру кинжал. Резкое движение сейчас же отозвалось болью, от которой он едва не потерял сознание. Он сделал два слепых шага вперёд и окончательно обездвижил вампира стрелой в голову. Потянулся за новой — стрела оказалась последней, снова зарядил арбалет. На всё это ему потребовалось втрое больше времени, чем обычно. Пол качался под ногами, в голове был тот же тяжёлый туман, что и вокруг.

"Не упасть. Если упаду, уже не поднимусь…"

Обстановка менялась стремительно. Засуетились вампиры. Карл видел, многие тени выскользнули в разбитые окна, и проследил за ними взглядом. Ситуация вокруг Академии теперь была иной. Толпа схлынула, пустой перекрёсток стерегли твари Хиама и куклы вампиров. На мосту Макты мельтешили маленькие чёрные фигурки, но это были уже не зачарованные люди. Там тоже шло сражение охотников и вампиров.

— Мост освобождён! — оповестил Карл охотников.

— Ещё рано для надежды, — процедил Доминик, переступая через упавшую куклу и занося меч над следующей.

Эрик улучил момент и выстрелил в серебристую тварь за окном. Вампира ударило в спину между лопаток, он дёрнулся и ушёл вниз. Но из-за него, рассекая светлый шлейф упавшего чудовища мощными крыльями, выдвинулась новая тварь. Этот carere morte был по крайней мере вдвое больше Калькаров, с иссиня-чёрными крыльями. Вампир нёсся к центральному окну, и в разбитом зеркале напротив мелькнул его истинный образ, далёкий от чудовища — бледный, усталый молодой человек в саване тени. От его приближения вокруг разливался леденящий душу холод, ужасом полнился воздух. Владыка вампиров! И он выбрал противника — главу Ордена.

Эрик не успел снова зарядить арбалет. Дэви отшвырнул его в сторону со своего пути. Предостерегающе крикнул Доминик, но глава остался на месте. Он решил подпустить вампира поближе, чтобы поразить его стрелой наверняка. Карл был спокоен: Владыка обманывался, полагая, что у ослабленного раной охотника ослабеет и защита от вампиров. Может быть, это было верно для других, но не для него. Рана не могла повлиять на его защиту.

Время опять замедлилось. Совсем близко Карл увидел глаза Дэви, угольками сверкающие из-под туманной маски. И между двух этих чёрных огоньков он спустил стрелу… Отступать в строну не пришлось: противника отбросил щит охотника. Не потерявший обличья чудовища вампир врезался в зеркало и чёрной горой обрушился на пол. Его свита лишь отпрянула в стороны, ледяные глаза вампиров желали Владыке смерти. Ливень осколков одел вздрагивающие крылья Дэви серебристой чешуёй, рама зеркала шатнулась и обрушилась сверху, краем задев и охотника. Карл упал.

Близко по коридору прокатились выстрелы. Оставалось надеяться, что это охотникам на помощь подходил Алекс со своей группой… Карл приподнялся на руках и тут же упал обратно — лицом в зеркальную крошку. Силы оставляли охотника. Перед глазами качалась картинка: огромная крылатая тварь, придавленная рамой старого зеркала. Даже раненый Владыка был достаточно силён, чтобы поддерживать крылатое обличие!

Обрадованный Доминик кинулся Карлу на помощь. Он бесстрашно занёс меч над головой Владыки вампиров. Но опять прогремели выстрелы, и охотник упал мёртвым.

"Сорвалась такая атака!" — глава зло выругался сквозь зубы. Сожаления о еще одном погибшем друге не было. Для него придет время позже, если придет… Карл попытался дотянуться до кинжала, но непослушные, странно лёгкие, будто утратившие вес, пальцы только бессильно поскребли пол. Руки уже не подчинялись ему, жизнь оставила их, вся собралась, затаилась в теле, вцепилась в сердце.

Группа смертных подошла к carere morte. Их предводителя, убившего Доминика, вампиры звали "Севелл". Смертные слуги Владыки всё-таки явились, как раз, когда Карл перестал ожидать их появления… Очнувшаяся свита хлопотала около Владыки, и скоро Дэви поднялся. Чёрная тень его крыльев осела на пол и расточилась. Обретший человеческое обличье бледный вампир вертел в пальцах переломленную стрелу с почерневшим наконечником. Дэви был в ледяной задумчивости и не обращал ни малейшего внимания на лебезящих перед ним вампиров. Безмолвная статуя триумфатора…


"Остерегайся открытых окон! Не открывай окнА! Оттуда может прийти смерть!" — вдруг вспомнил Карл, глядя в чёрный провал окна, отражающийся в осколках. — Давнее предостережение уже полубезумной матери сбылось. Всё же не зря её называли пророчицей…" — Если только она не имела в виду, что сыну следует избегать сквозняков!

Он тихо засмеялся, и вампиры отшатнулись от него. Дэви обратил к поверженному врагу лицо. Рана во лбу у вампира уже зажила, только из угла левого глаза катились крупные слезы странного чёрного цвета.

"Да, это смерть", — абсолютно равнодушное заключение, будто это чужое тело распласталось в осколках зеркала на полу коридора Академии. Будто все эмоции ушли с излившейся из раны кровью… Карл закрыл глаза, и обратился к Покрову. Защитный купол некрепко цеплялся за стены Академии, он дрожал, смещаясь из стороны в сторону — значит, его хранительницы покинули здание и приближались к границам купола. А часть главы в Покрове ослабевала, истончалась. Скоро от неё останется лишь память, легче и тоньше паутинки, почти невидимая… Странное ощущение — видеть своё угасание со стороны! Страшное… Но в единственное мгновение страха Карлу очень чётко явился образ Миры, и он забыл о древнем людском ужасе. Тень опять лежала на лице вампирши, скорбно сжаты губы, постарели ещё на десять веков глаза — она узнала о новой потере.

— Щит Покрова, защита охотника больше не нужны мне, — зашептал Карл. Он читал об этом чудодействе. Читал в старой вампирской сказке, но попробовать всё же стоило. — Отрекаюсь от дела Основателя и клятвы ему и отдаю свою часть в Покрове и защиту той, что пришла избавить нашу землю от проклятия Арденса. — Слова эти оседали на паутинке Покрова, навечно застывая капельками росы. Другие, несказанные, уносились выше — к звёздам: "Не печалься, мышка. Я увижу твою победу однажды. Я всё равно буду рядом".

Глава 36 Посвящение

Праздник нежити уже начался, когда Мира подошла к поместью Реддо, второй раз подряд принимающему Бал Карды. Она торопливо поднялась по ступеням, показала свой значок с гербом хозяйке Бала, Солен, вышедшей со своим братом, Верниром, встречать последнюю опоздавшую гостью, и герцогиня, уверенно кивнув, пригласила её войти. Поглядев на разодетых Хозяев Бала, Мира равнодушно подумала, что её сегодняшний наряд вряд ли подходит случаю… Она кое-какпригладила волосы и, вызывающе резкая в узком чёрном платье, шагнула в бальную залу. Слуга подавал ей традиционную маску, но Мира, зло сверкнув глазами, прогнала его. Праздник? Маскарад?! Она пришла не веселиться. Она летела к своей цели — стрела, выпущенная из тугого лука верной рукой.

Знакомая бальная зала показалась маленькой вампирше неожиданно огромной. Мира ненадолго, словно перед прыжком, замерла в дверях, короткими, осторожными взглядами окидывая собравшихся.

Первый танец Бала — танец со свечами. Дрожащие огоньки в руках. Незнакомые люди. Но такие знакомые лица, голоса, движения… Шуршание платьев…

Дама в красном бархатном платье, тонкая и высокая, с чёрными бессонными кругами под глазами… Она опасливо и любопытно озирается по сторонам, страшится и ждёт жадного взгляда из тьмы… — Избранная?

Молодая леди, истинная дочь Карды: невысокая и по-кошачьи гибкая, в узком синем, почти чёрном платье. Её глаза странно блестят в царстве желтого искусственного света… — Избранная?

Девчушка в светло-зелёном платье, скромная, робкая, как и Мира — странная, ненужная… такая случайная в огромной богатой зале! — Избранная?

А может, Избранная — весёлая незнакомка с длинными каштановыми локонами, задевшая меня платьем? — эта мысль вызывала отнюдь не священный трепет, который так стремился внушить вампирше Латэ своими рассуждениями о чуде и чудовище. Мира с трудом подавила безумное желание схватить всех несчастных, выяснить, кто из них Лита Фабер, и немедленно броситься с найденной Избранной назад в Дону.

Дона! На миг Мира представила тот, лишённый защиты, город. Она мысленно застонала: "О, я вернусь! Скоро… Завтра… С Избранной!"

— Вы охотница? Вы не представились. И без маски, — пока Мира примеряла роль спасительницы Доны, к ней подошла хозяйка Бала, Солен Реддо. — Я прошла посвящение пять лет назад, можете мне смело говорить всё. Кто вы и откуда прибыли сюда? Ваш вид…

— Мира Вако. Я сегодня вечером прибыла из Доны, — буднично обронила Мира, придя в себя. — Прошу прощения за мой вид, но дело, с которым я прибыла, настолько важно, что всё остальное кажется мне несущественным. Здесь есть охотники, кроме вас?

— Да. Мы с братом подготовились к этому балу. Охотники здесь, кроме меня, Селеста Ларгус и Ульрик Корвус, и я уже знаю, что среди собравшихся есть carere morte Дэви. Лира Диос и Рикард Ларгус, — Солен вопросительно глянула на странную гостью, ожидая её объяснений.

Мира оглядела зал. Действительно, Лира Диос, голос Бездны, почтила своим присутствием Бал Карды. Она беседовала с каким-то бледным молодым человеком, и иногда знакомая усмешка искажала красивое лицо охотницы-вампирши.

— Отлично, — похвалила Мира и задумалась, сообщать ли охотнице об Избранной… Вампирша решила пока промолчать, поизучать герцогиню.

— Давайте соберём остальных охотников, — предложила она.

Скоро Солен представила Мире сегодняшних союзников.

Селеста Ларгус оказалась немолодой, смутно знакомой дамой. Они не встречались прежде в столице, но Мира, несомненно, видела её прежде: может быть, ещё в вампирском прошлом? Ульрик Корвус… — Этот юноша всем видом выражал готовность к подвигам на благо Ордена. Мира коротко рассказала им о важности поисков Дара и посоветовала остерегаться Лиры Диос.

— Я помню Лиру по предыдущему балу, — заметила Селеста. Она смерила вампиршу холодным взглядом, — Она, как и я, во второй раз на Балу Карды. Девочка принимала участие в прошлой охоте.

Теперь Мира поняла, почему это лицо оказалось знакомым. Охотница, бывшая на прошлом Балу Карды! Она могла помнить… она наверняка помнила Миру совсем в другом качестве, под совсем другим гербом!

— Если так, Лира здорово испортила нам тот праздник, — вампирша усмехнулась. — Времена меняются, — она осмелилась посмотреть прямо в глаза Селесты, — и люди меняются вместе с ними.

— Главе Ордена виднее, — заметила та, кивнула и отвернулась. Недовольная, Мира набросилась на Ульрика, оказавшегося тем самым молодым человеком, с которым недавно беседовала её противница.

— О чём вы так мило беседовали с Лирой Диос?

— Она очень приятная собеседница…

— А я приняла вас за одного из carere morte Дэви!

Лицо охотника явственно помрачнело.

— Я не знал, что она сейчас с вампирами, — печально сказал он. — В Академии я видел её имя в старых отчётах. Передо мной вставал светлый образ. Я подошёл к ней, чтобы высказать своё восхищение. Я не сразу заметил её новый герб — крылатого льва с собачьим хвостом.

Он говорил это, но в глазах читалось: "не верю". В созданный им самим светлый образ он верил до сих пор, и вампирша нахмурилась, подозревая чары…

Началась танцевальная программа. Мира нервно ходила по залу, пугая своей нелюдимостью гостей Бала. Один раз она вздрогнула, услышав чей-то крик, сейчас же напомнивший ей о событиях прошедшей ночи. Она резко, болезненно обернулась, ища кричавшего, и нашла смеющихся девушек в светлых радостных нарядах… Здесь ничего не знали о событиях в Доне. Страшные вести придут на север в лучшем случае завтра наутро. Ночь была тиха, ясна, но вампирша уже видела тени расползающиеся по зале… Где же маленькое солнышко, способное прогнать их? Где Избранная?..


Мира нашла её в первый же час Бала… Лита Фабер. Маленького роста девчушка — даже Мира могла смотреть на неё сверху вниз, тонкие, худые руки, невыразительное, простоватое лицо, лучистые, но не пронзительные глаза… И всё же это была Она — способная смести весь страшный ночной мир, новым солнцем встать над растерзанной Доной! Скоро вампирше удалось втянуть Литу в осторожный разговор, но итог его был неожиданным.

— У нас с вами разные пути, — так сказала Лита. А Мира с трудом подавила желание схватить девушку и утащить в Дону немедленно.

"…В Дону, где вампиры празднуют сейчас победу. В Дону, где, возможно, в эту самую минуту погибают те, кого она тренировала… В Дону, которую может спасти лишь свет Дара…"

— Дар нужен людям — разве вы не видите?! Эта сила выбирает одного — так неужели он станет прятать её?! Разве должно единственному, Избранному наблюдать исподтишка, как гибнет мир, утешая себя витиеватыми фразами о свободе воли?!

Избранная не слушала. Она сбежала от вампирши в центр залы, закружилась там в вихре зелёной юбки, воздев руки. Странная и такая далёкая!

Пришлось ждать, чтобы Лита перестала испуганно озираться в поисках чёрной фигуры посланницы Ордена. Скоро Избранная завела беседу с Ульриком у входа в зимний сад, рядом был и её молодой муж, Аркус. Рассудив, что в присутствии двоих Избранная не сбежит, вампирша подошла к компании, решительно чеканя шаг.

— Извините, что разрушаю вашу беседу, — выпалила она, — но мне нужно поговорить с вами, Лита.

— Разговор может подождать? — нахмурился Ульрик, не желающий терять интересную собеседницу.

— Нет. Немедленно, сейчас! — Мира оглядела собравшихся. — Пойдёмте в сад. Все четверо.

Ульрик поспешил за Мирой, и Аркус мягко, но настойчиво потянул супругу за собой. Вчетвером они прошли до грота, спрятались за деревянной решёткой среди цветов.

— Что вы хотите от меня, леди Вако? — спросила Лита. Избранная чуть приободрилась, но держалась по-прежнему, настороженно.

— Мне мало слова "Избранная". Я должна убедиться сама.

Мира скользнула к Лите, легонько коснулась плеч, разворачивая девушку к себе. Смертная вздрогнула от её холодного прикосновения.

Вампирша закрыла глаза, она всё равно едва видела окружающих — мир застилала пелена. "Избранная!" — билось, волнуясь, сердце. Тридцать лет! — стояло за её спиной, сойдясь в точке "здесь и сейчас". Селеста поучала сына, Солен танцевала — тех, кому Мира пока не доверяла, тут не было. Ульрик и Аркус ожидали. Тёмные, неясные, неопасные фигуры. Мира напоследок успокоила их:

— Не пугайтесь. Я не сделаю ничего плохого. Это только проверка.

Холодными быстрыми пальцами она потянулась за кинжалом. Лезвие покинуло ножны с раздирающим сердце лязгом. Потом Мира коснулась остриём ладони Литы. Выступившая капля крови сияла знакомым серебром…

— Дар… — прошептала Мира.

— Что?! Вы видите это? — почему-то растерянный шепот Ульрика. Мира кивнула и тотчас же получила в лицо порцию воды из Источника.

От боли она на мгновение потеряла способность соображать. Вампирша отшатнулась от Литы и, споткнувшись, упала под деревянную решётку, увитую цветами. Лицо, шея, грудь горели. В забытьи боли Мира принялась раздирать мокрую ткань платья ногтями, и едкая жидкость начала разъедать уже её пальцы.

— Держите её за руки! — быстро, холодно приказал Ульрик. Страшные слова! Мире отлично было известно, что следует за ними.

— Стойте! — крикнула она, ещё даже не подняв головы. — Я всё объясню!

Тогда её приподняли, поставили на ноги. И сознание вернулось окончательно. Мира была в центре толпы. С перепугу вампирше показалось, что здесь собрались все гости Бала. Ульрик, в шаге перед ней, был испуган и потрясён не меньше, чем она. В одной руке охотника был открытый пузырёк с водой из Источника, в другой — серебряный кинжал… Мира подалась назад, но одну её руку крепко держал Аркус, а на другой повисла Лита, крича Ульрику:

— Не убивайте её! Не убивайте!

— Она — вампир! Посланница Ордена всё-таки вампир! — задыхался тот.

— Что?! С чего вы взяли? — голос Солен.

— Мне уже говорила леди Диос, а теперь я вижу сам! Она разглядела Дар в крови! Её сжигает вода из Источника!

"Не может быть! Они что, не знали? — вампирша застонала, вспомнив, что об охотниках Бала её предупреждал Карл. — Ну, конечно, не знали! Слишком молоды, не успели застать меня на тренировках… И Карл говорил, что Ульрик ненавидит вампиров!

— Подождите! — быстро крикнула она охотнику. — Нет! Это — не то, что вы подумали!

Ульрик молчал, следил за ней, ошеломлённый, но готовый ударить в любой момент.

— Возвращайтесь в залу, пожалуйста, — снова громкий, уверенный голос герцогини Реддо. Мира даже поверила его беззаботности. Солен распоряжалась где-то недалеко, но невидимая, отделённая от вампирши толпой. — Госпожа Вако упала в обморок. Но сейчас ей уже лучше. Только нужен покой… Вернитесь в залу!

Властные нотки в последней фразе заставили толпу разойтись. Осталась лишь вездесущая Габриель Риват, в начале бала мучившая Миру рассказом о своих научных изысканиях. Герцогиня Реддо подошла к Корвусу. Юноша вновь в ажитации взмахнул кинжалом, и Мира отчаянно крикнула:

— Я всё объясню!

— Подождите… Стойте! — вступилась Солен, и тот отступил, даже убрал кинжал. Мира наконец-то смогла спокойно, без мучительного спазма страха вдохнуть воздух для нужных слов.

— Я вампирша, да. Единственная в Ордене… Но — и охотник! Хотите, зачитаю клятву? Этот знак, — Мира указала на маленькую брошь с гербом Ордена, — дал мне глава, вы можете мне доверять!

— Леди Диос сказала, ваш герб — подделка, — не сдавался Ульрик.

Дрожащими от страха руками Мира отцепила брошь от платья, подала её охотнику.

— Вот, проверьте. Герб и девиз, и слова "Посланник Ордена" на внутренней стороне, особым шрифтом. Эту брошь дал мне глава, потому что он… сочувствует моей цели.

— Какой цели?

— Дар Избранной не должен быть уничтожен. Избранная должна пройти посвящение в охотники.

— Избранная… О ком это, о Лите Фабер? Она Проклятая?! — прошептала Солен.

— Какая "Проклятая"?! Посмотрите на неё, и скажите: она способна стать вампиром?!

— Кто знает. Покровитель Ордена ясно запрещает связываться с историей Дара, — некстати вмешалась Селеста, и молодые охотники погрустнели. Мира скрипнула зубами. Что за нелепый спор! Если б не кинжал в руке Ульрика… — хватать Литу и нести прочь отсюда!

— Да, то, что предлагаю я, изменит Орден! Но, поверьте, в лучшую сторону! Решение уничтожить Дар неверно, оно было отдано из страха перед непонятной силой. Но разве она такова, что её действительно нужно боятся? Ей посвящена чудесная легенда.

— Посвящение в Орден? — прошептала Избранная, все-таки решшившись обсудить вопрос своего Дара с вампиршей. — Вы предлагаете оковы. Никогда!

Мира вздохнула. Тут она знала контраргумент, но колебалась. Лита вызывала в ней сочувствие и… страх. Маленькая, хрупкая… Она быстро сгорит, если примет цель вампирши.

— По легенде после посвящения в Орден Дар Избранной обретёт полную силу, — решилась и она. — Сейчас вы можете исцелять вампиров от проклятия полностью? Нет. Но после посвящения…

— Давайте проверим легенду, — вдруг предложил Ульрик. А этот фанатик может быть полезен! — Это же не причинит никому вреда?

— Хорошо. Что для этого нужно? — властно спросила Солен. — Посвящение в Доне, насколько я понимаю ситуацию, невозможно…

— Ритуал, подобный нашему посвящению. Возможно провести его здесь, в Вастусе. Церковь святого Микаэля.

— Всё ясно, — кивнула герцогиня, упрямая, как все Реддо. — Да, нужно отправляться немедля. Ведите нас. Не бойтесь гнева покровителей Ордена. Я, как глава кардинской группы, возьму на себя ответственность.

Мира мгновение смотрела на неё. Кажется, теперь она достаточно узнала герцогиню.

"Солен Реддо. Слишком мало узнала бед, чтобы уже не верить в чудеса. Слишком благородна, чтобы заподозрить здесь манипуляцию. Слишком знатна, чтобы усомниться. Слишком горда, чтобы отступить. Сочетание "глава группы" ласкает её слух…" — Всё же вампирша почему-то смутилась:

— Хорошо. Нет! Перед Красом свалите всю вину на меня…

Солен не ответила, только чуть приподняла красивую бровь: "Как же!"

— Разве не Избранная должна это решать?! — тонкий голосок Литы. Девушка вцепилась в руку Миры.

— Я хочу сказать… Даже если я стану охотником, я не буду убивать по вашему приказу! Никого! Только исцелять! Я хотела вовсе отказаться от Дара, но… не могу! Я вижу сейчас тебя — ты ждёшь исцеления… Все вы! Я останусь Избранной. Но — целительницей!

Это была она: Мира вспомнила юную радостную волшебницу "Берега неба"… Вампирша усмехнулась:

— Что ж. Тогда идём.

Ульрик почти испуганно посмотрел на Солен, на Миру. Юноша только что осознал, в какую авантюру всех втянул своими репликами.

— Верь мне, — прошептала ему Избранная, сжав его руку в своей. — Верь мне! Идёмте!

Компания прошла в холл, к выходу. Проходя бальную залу, Мира искала глазами Лиру Диос. Ни её, ни Рикарда Ларгуса…

— Кто он, ваш брат? — тихо спросила она Селесту. — Он давно вампир?

— Да, давно.

Мира улыбнулась:

— Чем вы так недовольны, Селеста?

Охотница презрительно поджала губы. Эффектное тёмно-красное платье с чёрными кружевами, увы, не молодило её:

— Когда я была посланницей Ордена, леди Вако, я справилась со всеми своими обязанностями. И в этот раз покину Бал, благополучно решив все свои дела: и личные, и задание Ордена на оценку "превосходно" — А вы? Вы беспокоитесь о Рикарде и мне! Я давно забыла, что он мне родная кровь. А вы, леди, похоже, путаете ваши личные дела с делами Ордена…

— Вы недовольны мной? — холодно, ощетинясь, спросила вампирша.

— Уйдя, мы оставим Бал carere morte. Дар, разумеется, высочайшая цель. Но сколько душ будет потеряно здесь за час нашего отсутствия?

— Я приказала готовить экипаж, — сообщила Солен, подойдя.

— Нет-нет! В ночь Бала экипажей на улицах не встретишь. Диос и Ларгус, наверняка, уже готовятся перехватить нас в городе — здесь их нет. Одинокая карета привлечёт их внимание. Мы пойдём пешком. Как на рейдах.

— Что ж, здесь недалеко. Как, вы полагаете, нам следует разделиться?

— Я буду сопровождать Избранную. Я, вы…

— И я! — вызвалась Габриель, увязавшаяся за ними. — Вы дадите мне… — она подавила смешок, — …святую воду?

— Остальные во второй группе, — подытожила Мира, отдавая авантюристке свой пузырёк.


Они отправились в путь. Особняк Реддо почти граничил с Пустошью, и дорога действительно оказалась короткой. Вскоре они увидели церковь Микаэля. Старое, добротное каменное здание на высоком фундаменте. Крест указывал точно на Полярную звезду — центр мироздания.

— Но вы, Мира, ведь не верите в возможность исцеления? — лукаво спросила Габриель.

— Раньше верила, — она осеклась, вспомнив свою прежнюю, безумную цель. — Сейчас… мне это не важно! Знаете, скорее, нет. Я попробовала Дар на вкус. Меня едва не убил глоток. Это страшная, огромная сила.

— Нет! — яростно прошептала Лита, услышавшая её. Она снова схватила её за руку, прикосновение Избранной отозвалось тысячей холодных тонких игл — такими вышивают бисером:

— Нет, ты не права! — она задумалась, потом засмеялась, напела знакомый мотив. — Разве ты не чувствуешь жизнь… внутри себя? Свою? Ты ведь не мёртвая. Дар сожжёт только проклятие — не тебя! Только не бойся меня, иди за мной. Я выведу тебя к свету.

Мира усмехнулась.

Вот до церкви осталось несколько шагов: десять широких каменных ступеней. Последние страницы старой истории, скоро последняя точка. Избранная шла к месту посвящения. Громада церкви нависла над вампиршей, и ею овладели старые, давно забытые сомнения: "Верной ли дорогой мы идём? Что нас ждёт в церкви? Что, если нас схватят… свои же? Убьют твою Избранную? — и частый стук каблуков по камням отразился болью в сердце. — Не может быть, что всё это было лишь для того, чтобы не дать мне сохранить Дар! Нет, нет. Карл не лгал мне… Он не мог мне лгать!"

— Вампиры… — прошептала Габриель. — О, Господи, я думала, всё это — какая-то игра!

Мира обернулась. Она не была поражена, наверное, в глубине души она ожидала этого. Две крылатые тени быстро приближались. До встречи с ними оставались считанные мгновения.

— В церковь! — скомандовала Мира Лите и Аркусу, и те поспешили вверх по ступеням. — Вы — к смотрителю! — охотникам. Сама бросилась бежать за всеми, последней.

Вампиры снижались, небрежно, плавно скользили, играя с ветром, всё ближе, ближе…

— Покрова нет! — Солен задохнулась от крика. — Покрова нет!

Крик больно резанул замершее сердце вампирши, но задумываться о том, куда девалась Защита стен, было некогда. Вот дрожащими, неловкими со сна руками старый смотритель отворил дверь входа. Лита и Аркус скрылись за ней. Охотники замерли на ступенях, ведущих к зданию, приготовив кинжалы и святую воду. Вампиры преобразились. Всего трое — Рикард Ларгус, нёсший Лиру Диос в полёте, и с ними миловидная дама с бала, похоже, обращённая совсем недавно. Разглядев, сколько против них встало противников, они подходили, не торопясь, и Мира даже издевательски крикнула:

— Что-то немного вас!

— Они подойдут, — отозвалась Лира. Как странно: в её глазах было то же отчаяние, бесстрашие, что и у охотников. — Но вам и нас троих будет довольно! Где ваши арбалеты? Не захватили?

Диос смотрела куда-то за спину Миры. Должно быть, на Ульрика Корвуса…

"Только не ещё одно предательство! Только не кинжал в спину!" — взмолилась вампирша. Ульрик оставался на месте. В его взгляде, неотрывно устремленном на Лиру, читалась ненависть.

Ритуал уже начался, и Мира чувствовала растерянность carere morte: им не прорваться.

"Не прорвётесь", — усмехнулась вампирша, шагнула на них, преобразилась. Нужно было отвлечь на себя хотя бы одного вампира: "Лучше всего, Диос…"

Но навстречу, преобразившись, бросился Рикард Ларгус. Они взмыли вверх, сцепившись. Вампир был больше её чуть ли не в два раза, и исход этой битвы был предрешён. Он сломал её крылья и исполосовал всё тело когтями, но Мира продолжала вцепляться в него, задерживая, не давая возвратиться к месту посвящения.

Скоро силы совсем оставили её, и звериное обличие отказалось служить. Мира закрыла глаза — не хотела видеть низкое небо Карды перед смертью. Лица всех ушедших замелькали перед её мысленным взором. И друзья, и враги, и жертвы вампирши… Последнее было страшно, и Мира обратилась к кусочку тепла, остающемуся в сердце — думам о новой любви.

Вампир резко отпустил её, словно неведомая сила вырвала Миру из его когтей. Она упала на камни мостовой в конце переулка, того самого, которым их группа шла мгновения — и века назад, в церковь. Теперь вампирша едва могла двинуться и только беспомощно следила, как Рикард спешит обратно к Диос. А в небе, заслоняя звёзды, мелькали новые тени… — или это у неё темнеет в глазах?

Вампиры опоздали. Тонко визжа, из-под крыши церкви вылетела вампирша, и Ларгус развернулся, помчался прочь, прочь… в город! — Вампиры увидели то же, что и она: Дар обрёл настоящую силу. Маленькое солнце засияло в темноте ночи. Из старой церкви пробивались его лучики, острые, светлые как мечи. "Я ослепну, если увижу это пламя", — подумала Мира и закрыла глаза, устало, медленно откинула голову назад.

"Совершилось. Совершилось", — без восклицательных знаков. Она слишком состарилась, слишком устала, чтобы радоваться. Бесконечно устала за эти годы, почти умерла.

Лёгкие шаги приближались. Почти неслышные, словно существо, идущее к ней, было соткано из другой, чем все люди, плоти: сияющей, прозрачной. Мира открыла глаза. Избранная, Лита, склонившаяся над ней, была чистым светом… и вскипела тьма внутри, сжигаемая этим солнцем.

Вампирша приподнялась, отодвинулась, упёрлась спиной в стену дома. Всё…

И вдруг страх прошёл. Этот свет перед ней был всем миром и сердцем мира. Она слышала его глухие удары, и в унисон ему билось её сердце. "Я исцеляю", — прошептала Лита, протягивая к вампирше руку. От этой руки тянулась, пульсируя, поблёскивая в лучах древнего Дара, тонкая золотая нить.

Рассвет. Небывалое солнце вставало над Кардой, цитаделью вампиров. Оно восхищало и ужасало одновременно: огромное, жёлтое, всё тонуло в его сиянии. Солнце поглощало мир… Нет: сам мир стремился стать солнцем.

Глава 37 Владыка вампиров

Поток старых воспоминаний смёл все мысли, все связи, как грязная горная река сметает селения на пути. Почему эта память вернулась сейчас, здесь: в цитадели Ордена, в решающий миг первой битвы новой войны? И Дэви не сумел отстраниться от них, он был сметён, он был унесён — назад по дороге памяти, в далёкую, страшную ночь.

Ночь пахнет кровью, как все ночи его юной вечности, но к уже привычному железу примешивается ещё один терпкий, дурманящий запах: родная ему кровь. Владыка догоняет свою бывшую семью в подземельях под "Тенью Стража". У берега качается лодка, доверху заполненная снедью и реликвиями рода Дэви вперемешку. Тела слуг тут же: два в воде, одно на берегу. Старый герцог ещё жив, он ловит воздух ртом, видно, как трепещет сердце в разрубленной груди… А Дэви схватился со старшим братом.

Меч-меч.
Помнишь меня?
Знаешь теперь меня?!
Меч-меч. И взгляды — два клинка…
Воланс, ты ослеплён злостью, ты безумен, остановись!
Что вы сделали с моей жизнью? Где теперь моя любовь?
Меч — меч.
Кровь…
Ты ошибаешься, Воланс. Нет нашей вины… — хрипит брат. Смертный падает к ногам Владыки, и Дэви вкладывает меч в ножны. Голова кружится от запаха родной крови. Мудрый Владыка поддерживает тех бессмертных, что заботятся о смертных своих потомках. Мудрый Владыка говорит: это дело угодно вечности. Но мудрый Владыка говорит и так: мстите безжалостно тем, кто уничтожает смысл вашего существования, наполнение вашей вечности, тем, кто оставляет вас наедине с пустотой!

А старый герцог Альбер шепчет что-то, и Дэви мерещится, что это мольба о прощении.

— Ты отнял у меня жену и сына, — говорит вампир и вдруг срывается на крик. — Ты отнял у меня последний кусочек жизни, превратил в тварь, carere vitae! Что ты хочешь теперь от чудовища? Прощения?! Не будет тебе прощения! Никогда! Не будет продолжения твоему роду! Умирай… Иди в свою пустую вечность!

Его крик эхом разносится по подземелью. "Вечность…" — повторяет за ним чёрное зеркало воды. "Вечность…" — шепчет пустота, льнущая к каменным стенам…


Он барахтался в старой памяти, как в холодной воде Стигия, нелепо, слабо загребая руками и ногами. А проклятие в теле Владыки делало своё невидимое дело. Серебро стрелы сожжено и рана более не опасна. Кто-то заботливо приподнимал Дэви, кто-то осторожно тащил стрелу из раны…

Дэви поднялся, поддерживаемый свитой. Огромным усилием воли вампир заставил себя вернуться в реальность. В реальности голова гудела от боли и на левый глаз кто-то словно набросил серебристый покров.

"Дона. Академия. Орден. Покров…"

Адам поддерживал Владыку справа, Севелл, смертный, слева. Дэви повернулся к нему.

— Прими благодарность Владыки вампиров… Севелл.

— Я едва успел, Господин. Простите. Крас обманул меня, указал толпе как врага, а сам удрал в Академию. Только когда толпа схлынула, я сумел к вам пробраться.

Дэви закрыл глаза, и перед мысленным взором тут же встало чёрное зеркало Стигия. Это всё запах… Запах родной крови, триста лет текущей в его жилах! Им полнился коридор Академии, это он вызвал поток очень старых воспоминаний. Известно, родство не прочитать по запаху крови. Но этот запах Дэви знал и помнил, иногда он даже мерещился вампиру. Запах ненависти, запах скорби…

— Покров! — прошептал Адам. Пальцем он указывал на серебряный ларец на поясе одного из охотников. — Господин, нам надо забрать ларец!

— В чём же дело?

— Защита!

Верно, охотник ещё был жив, и защита тонкой, но прочной стеной окружала его. Тяжелораненый, глава Ордена был по-прежнему опасен. Его губы шевелились — он шептал что-то. Шёпот этот наполнил сердце Дэви ужасом. Что это: молитва… проклятие?

— Севелл, убить, — быстро приказал он, и тот поднял револьвер, выстрелил несколько раз в лежавшего. Как просто убивать врагов руками смертных! Этот принял пули, даже не вздрогнув. Два слабых вздоха — будто недосказанные слова молитвы-проклятия — и всё. Конец. Адам уже без страха подошёл к охотнику, снял ларец с его пояса и принялся возиться с замками. Владыка же пока проверил Лиру Диос — свою собачонку на длинном поводке, и это мысленное усилие опять вышвырнуло его из реальности. Опять Стигий и маслянистые следы крови на камнях. И запах… Узнаваемый через столетия. Несуществующий и преследующий вампира везде: кошмарный сон наяву. Будто не было той ночи. Будто кровь герцогов Дэви по-прежнему течёт в жилах многих, не по одним мёртвым венам Владыки вампиров.

— Господин, тут пусто, — робкий голос Адама. Да, ларец оказался пуст, и вампир трепетал, боясь гнева Владыки. Но Дэви только усмехнулся: "Так и знал!". Он понял, что Покрова не найти здесь, увидев спокойное и в смерти лицо молодого главы Ордена. Эти трое охотников лишь отвлекали внимание Дэви на себя, чтобы их соратники, оставшиеся в арсенале, восстановили защиту и спокойно покинули освобождённое от толпы здание. Быстро этот Хортор сориентировался, быстрее, чем Владыка… Но где Покров?

— Найдите Краса, — приказал он. — Может быть, он забрал знамя Арденса… Предатель! Вокруг одни предатели! Адам, кто идёт за герцогом?

— Шёл Аргус, но он убит. Я бросил следом Меллиса. Отправить к нему Хелену?

— Да, отправь, — Дэви шагнул вперёд и пошатнулся. Верный Севелл подставил ему плечо.

— Ты заслужил сегодня нашу вечность, смертный! — вымолвил вампир. — Где твой отряд?

— Они ввязались в перестрелку с охотниками. Я оставил их внизу, — глаза Севелла слезились. Он говорил медленно, задыхаясь. "Пора подарить ему бессмертие, пока он не задохся тут", — пришла мысль, но Дэви отринул её. Пусть его револьвер ещё послужит Владыке!

А запах всё терзает ноздри! Что же это такое?" — пора было спускаться, но Дэви медлил. Он озирался в поисках источника запаха. Или повреждение головы оказалось серьёзней, чем он думал?

Наконец его взгляд упал на мёртвого главу Ордена в луже застывающей крови. Дэви впервые заметил раннюю седину в волосах охотника, такую же, как у старшего брата. И глаза — тёмные, знакомые…

"Может быть, у брата были бастарды?"

Узкая кисть Владыки поднялась, длинным тонким пальцем он указал на охотника:

— Мне нужна его кровь!

Один из старейших свиты подобрал меч и шагнул к главе Ордена. Он перевернул тело на спину и всадил меч охотнику в грудь, дёрнул, разрубая рёбра… Дэви отвернулся. Слуга не так понял его. Дэви просил каплю крови, чтобы проверить догадку, вампир же решил, что Владыка желает испить крови из сердца главного врага!


Действия вампира словно нарочно возвратили его в подземелья "Тени Стража"… Старый герцог Альбер всё шепчет что-то. Дэви подходит ближе. Нет, не мольба — проклятие!

— Будь проклят ты, и кровь твоя… И пусть однажды ты увидишь гибель последнего из своих детей… и пустую вечность впереди…

— Вампиры — не дети мне, ты уже убил моё дитя! Забыл об этом, старик? — опять кричит Дэви. Отец не отвечает. Кровь не пульсирует в ране, сердце не трепещет испуганной птицей. Он мёртв.

Вампиру всё мало его мести. Ненависть по-прежнему плещется в глазах Владыки. Он видит в лодке серебряный кубок с гербом Дэви и хватает его. Как Макта, он с хохотом пьёт из кубка кровь главного врага. Кровь, взятую из сердца своего отца…

Пузырёк, предназначенный для святой воды, а теперь заполненный кровью охотника, Хортора, оказался в руках Дэви. Владыка добавил в кровь несколько кристаллов стабилизатора и спрятал пузырёк в карман.

— Спускаемся, — приказал он вампирам и ступил на центральную лестницу первым. Свита шлейфом потянулась за Владыкой, оставив пылающие факелы в пустых кабинетах этажа. Дэви шёл по коридорам цитадели Ордена. Тьма и огонь шли за ним…


Зияли прямоугольные провал распахнутых дверей, выбитых окон. Удушливым дымом заполнены коридоры Академии. Вокруг огонь и смерть. Тёмные пятна мёртвых тел — в панике убегавшие отсюда люди топтали своих же… Уцелевшие охотники собрались в коридоре первого этажа, защищая вход в архив. Ослабевший Севелл сумел ранить одного из них и тут же сам свалился на пол, согнувшись, бросив оружие и зажимая рану.

— Владыка! — прохрипел он. — Вы обещали!

Carere morte укрыли их шатром крыльев. Дэви взрезал запястье, смешал свою кровь с кровью смертного. "Небольшая плата за помощь", — эта мысль почему-то наполнила Владыку грустью. Бескорыстной помощи кого-либо он давно не знал.

Охотники сражались как те, защищавшие пустой ларец. Каждый шаг давался Дэви десятком кукол. Охотники целились в старейших. Скоро разгорающееся пламя вынудило смертных отступить и покинуть здание, и Дэви добрался до архива. Но пришло известие о гибели Мелиссы, остававшейся со своими ученицами за парком. Охотники с той стороны реки прорвались через мост и подходили к зданию. Эти вести совсем подкосили Дэви. Да, наступление провалилось! Покров не найден, охотники не поражены страхом, архив оказался пуст!

Свита не разделяла его разочарования. Оставшись одни в брошенной цитадели Ордена, carere morte возликовали. Они носились по коридорам, танцевали в холле старой Академии. Они были в покинутом логове врага, Покров — более не преграда для бессмертных, пал глава Ордена! Они веселились, будто власть над Доной уже принадлежала им.

Что это? Они остановись. Кукловоды в безмолвном ужасе глядели на Дэви. Из горла одного вырывался хриплый нечленораздельный крик.

…Он летит сейчас над городом! Его тень касается крыльями Академии! Он — Первый вампир, Макта Вастус!

"Меня уже нет!" — мысленно застонал Дэви. Всё шло прахом. Зачем пришёл Первый? У Дэви ещё не было Избранной — единственной наживки, которую мог бы заглотить Старейший!

Вампир заметался — он бросился прочь из архива, в библиотеку, потом снова прогрохотал вниз по лестнице, в арсенал. Но скоро опомнился, твёрдым шагом вышел в архив. Carere morte сгрудились за его спиной, а Старейший уже шёл к ним. Невысокий и кряжистый, со страшными, белыми, но не слепыми глазами…

— Ты всё ещё их Владыка? — спокойный и звучный голос заставил Дэви вздрогнуть. Последний раз он слышал его двести лет назад и не хотел бы слышать больше никогда.

— Да.

— Отдай мне карты родословной Арденса!

Дэви остался спокоен, уверен в себе, холоден, хотя знал, что слаб, слаб…

— Их нет здесь. Пусто.

Макта удовлетворённо кивнул: "Не лжёшь!" Дэви знал, Старейший видит всё: его неприязнь, его ненависть, его тщетно скрываемый страх… Но решился, ведь свита сбилась в кучу за его спиной — стайка испуганных детей:

— Если б я и нашёл здесь карты, ты не получил бы их… Никогда!

Макта засмеялся:

— Ты отдал бы мне карты родословной Арденса сам, по доброй воле.

— Оставь убийство Арденсов, этим ты погубишь всех нас, — Дэви почувствовал мысленную поддержку вампиров, и это подбодрило его. — Не ты нашёл путь в вечность — не тебе закрывать его перед нами. Дай нам жить! — последнюю его фразу неожиданно подхватил целый хор голосов. Макта отступил.

— Дети мои, не страшитесь Бездны, — Старейший был… растроган? — Однажды все мы станем пустотой.

Тень окутала его фигуру, поползла по стенам. Старейший поклонился им и скрылся в коридоре. Дэви болезненно прислушивался к тихим, лёгким шагам Первого вампира и успокоено вздохнул, когда они затихли на ступенях главного входа. Там Макта окончательно обратился чудовищем и улетел. Дэви провёл рукой по лицу и почувствовал — оно залито слезами. На пальцах от этих слёз осталась чёрная грязь: тело вампира избавлялось от серебра охотников. Пелена так и не спала с левого глаза, всё в серебристом тумане, стоит закрыть правый…


Утро Владыка встретил в своём особняке на Набережной. На левом глазу Дэви теперь была повязка. Витус, сведущий в способах целения вампиров, предлагал заменить глаз на взятый от недавно умершего человека, но Дэви отказался. Он сидел в кресле в тёмной гостиной и перебирал в уме все этапы прошедшей ночи. Здание Академии догорало на перекрёстке Сатура и Ориенса. Западная Пенна осталась за Орденом, Ориенс отошёл вампирам. Покров, лишившийся части главы, по-прежнему был проходим для Владыки со свитой, дикари же не могли пересечь эту черту. А Дона металась в бреду, ещё не скоро жители придут в себя… Три ночи хаоса и огня — и власть над столицей перейдёт Владыке. Дэви улыбнулся и перешёл к подсчёту потерь и ошибок.

Ему не было жаль Калькаров, пожалуй, он был рад, что охотники избавили его от этих беспокойных старейших. В последние годы самым полезным из них был младший, Хиам — тот также отдыхал в своём убежище после ранения. Жаль было лишь Мелиссу — не скоро родится новая столь же сильная чаровница! Дикари Доны присмирели, полагая, что Дэви владеет Покровом. Нужно поддерживать их в этой мысли как можно дольше! Макта… — лицо Владыки помрачнело. Первый непредсказуем. В этот раз он ушёл, но в следующий может не быть таким миролюбивым!

— Лира Диос! — прошипел Дэви и обратился мыслями к далёкой охотнице.

"Мне нужна Избранная, нужна Избранная, нужна Избранная!"

На том конце длинной цепи по-прежнему был чётким только один образ: молодой темноволосый человек. Ульрик Корвус… Лира закрывалась от взгляда Владыки щитом влюблённости. Великолепно!

В коридоре послышались быстрые шаги. Скоро дверь отворилась.

— Господин, Хелена нашла Краса, — быстро доложил Адам.

— Где сама?

— Она осталась с Арденсом. Сообщение передал кукловод.

— Где Крас? Покров у него?

— Он в летней резиденции Красов, за Сатуром. Покров… Я не знаю. После того, как Крас сделала в нём коридор для нас, мы никак не ощущаем его границы. Но ведь это огромный невидимый купол! Где-то в Доне он должен быть. Его бы не успели увезти далеко. Может, нам отправить на поиски дикарей?

— Ни в коем случае! Нам нужен управляемый хаос в столице, а дикари, узнав, что не я владею центром Покрова, поднимут бунт. Резко ослабленному Ордену не сдержать их. Да и нам не сдержать, — Дэви поднялся. — Прикажи готовить экипаж, я поеду к Красу.

— Вы ещё слабы для дальних поездок, Господин!

Дэви внимательно посмотрел на Адама, и усмешка искривила его губы. Вампира здорово напугала весть о том, что Макта близок к уничтожению последних Арденсов! Прежний интриган и льстец Митто обратился вернейшим сторонником Владыки.

— Всё в порядке, Адам, рана пустяковая. Уходи. Экипаж…

— Будет готов через две минуты, Господин.

Карета покатилась по странно пустым улицам Доны. Дэви откинул голову и закрыл глаза. Он надеялся отдохнуть, но не получалось. Перед глазами вставал серебристый туман, и вампир беспокоился: не повредило ли серебро и второй глаз. Ослепнуть — это почти умереть… Туман был неоднородным — Владыке опять являлись образ ушедших эпох, воспоминания из далёкой смертной жизни. И опять ему казалось, что он чувствует запах напрасно пролитой крови — запах ненависти, запах скорби.

Прошло немало лет с убийства отца и гибели всего рода Дэви. Теперь Владыка понимал, что совершил ошибку. Он не оставил себе пути в вечность смертных! Другие — Калькары, Лакусы видели поколения своих потомков, и это созерцание дарило им силы. Дэви же был лишён такой радости. Перед Владыкой расстилалась лишь вечность бессмертных — служение Бездне, пустота…

Он вздрогнул от резкой остановки кареты, открыл глаза. Дом Красов.

Вампиршу он встретил в холле. Хелена пыталась не смотреть на чёрную повязку на глазу Владыки, но то и дело останавливала на ней взгляд и смущалась. Дэви улыбнулся.

— Рассказывай, как ты нашла Краса.

— Мы заметили экипаж на южной границе Сатура и проследили за ним. Покрова тут нет — дикари вокруг летают свободно. Крас не говорит мне, где Покров. Он ранен и слабеет. Сами увидите. Сейчас он сам желает встретиться с вами.

— Хорошо, Хелена. Можешь уходить. Адам ждёт тебя в моём доме на Набережной. Куклы Меллиса пусть останутся тут.

Отдав распоряжение, он поднялся к Красу. Герцог ожидал его в зимнем саду между двух крыльев огромного дома. При взгляде на смертного Дэви понял слова Хелены. Кисть правой руки у Краса была повреждена выстрелом. Вампир отметил: разрушение в ране преобладает над заживлением. Через неделю герцогу придётся отнять кисть, может быть, всю руку…

— Хелена сказала, вы желаете встретиться, — он намеренно подчеркнул это, — …Dominus.

— Не называй меня так! — нервно сказал Крас. — Так говорят в Ордене…

— Какова сейчас твоя часть в Покрове, Арденс?

— За этим я хотел позвать тебя, — герцог облизнул сухие губы. Он него пахло болезнью и смертью. Дэви даже отступил на шаг от этого тяжёлого сладковатого запаха, пока различимого только для carere morte. — У меня не хватает сил, чтобы держать Покров. Я… отрекаюсь. Зови другого Арденса.

— Покров у тебя?

— Нет. Остался там, на крыше. Его взяли охотники, — Крас выдержал взгляд Владыки. Он понял, что вампир знает о его лжи и трусости, но оправдываться не стал. — Я открыл для тебя коридор, как мы договаривались, но твои вампиры подошли слишком поздно! Нас никто не защитил, пока мы выбирались из Академии!

— Я отправил к тебе Севелла с отрядом.

— Я потерял их при входе в здание!

— Скорее, ты сам сбежал от них, — Дэви махнул рукой. — Уже неважно. Покров мы потеряли: сначала ты, потом я. Он и сейчас у охотников. Поэтому ты не сможешь сложить с себя власть. Терпи! — он зло засмеялся.

— Чтобы отречься, не нужно знамя Арденса, — Крас отвернулся. — Я… отрекаюсь, сейчас. Никто из вас и понятия не имеет о тяжести этой ноши!

— Что тогда? На ком остаётся Покров?

— Двое: Бовенс и Эбри.

— Очень плохо. Если они не удержат его, Защита падёт и столица достанется дикарям. Этого ты хочешь, Арденс? Держи Покров!

— Нет! — Крас опустился на скамью, закрыв здоровой рукой лицо.

— Мы не проиграем, Дэви. Глава Ордена мёртв, и я спокоен. Академии больше нет. Я сегодня отдал приказ о роспуске Ордена. Я более не поддерживаю охотников, а бунтовщики достаточно наказаны.

— Остался Источник.

— Да…Забирай. Оставшиеся в живых отступники собираются там, покончим же с ними!

— Твои новые наёмники будут иметь доступ к воде, пока будут охотиться только на дикарей.

— Я не сомневаюсь в твоём слове.

Вампир уселся рядом, провёл ладонью над безвольно лежащей раненой рукой Краса.

— Холода от неё больше, чем тепла. Ты потеряешь в лучшем случае руку, в худшем — жизнь.

Герцог тут же убрал руку: — К чему ты клонишь?

— Макта продолжает охоту. Я боюсь, недалёк час, когда на земле останется последний Арденс. Необходимо обессмертить вашу кровь. Это отодвинет исполнение пророчества ещё на столетия. Для тебя самое время подумать об обращении.

— Обращении? Кровь потомков Арденса не способна удержать проклятие. Я думал, тебе об этом известно, Владыка!

— Очень жаль. Тогда… наши пути вновь расходятся, — счёл нужным заметить Дэви, а Крас откинулся на спинку скамьи. На его лбу блестели бисеринки пота, и пот Арденса пах также — болезнью и смертью. Владыка молчал, ждал последнего слова Краса.

— Даже если бы я мог стать carere morte, я не выбрал бы инициацию, и, даже стоя одной ногой в могиле, я бы не молил об обращении, — глухо сказал смертный. — Вы, carere morte, слишком боитесь смерти. Боитесь, как чего-то неизвестного, — он усмехнулся. — А в ней нет ничего страшного. И неизвестного — также нет. Я испытываю страх лишь за своих детей. Я хочу, чтобы они жили в знакомом и удобном мире, какой всю жизнь поддерживал я. Потому я и обратился к тебе за помощью, Владыка вампиров…


Вечером Дэви в задумчивости возвратился в дом на Набережной. Carere morte, собравшиеся в гостиной, лениво переговаривались, обсуждая прошедшую и грядущую ночь, а Владыка расположился в кресле у камина. Из открытого окна звёздное небо равнодушно следило за ними тысячами глаз. Цепочка огоньков — фонарей Набережной извивалась длинной змеёй. Южный район, Сатур, был тих, как всегда, но в Ориенсе и Пенне — знал Владыка — сейчас шла битва с охотниками, не пожелавшими признать распад Ордена. Завтрашней ночью был назначен штурм Источника… Дэви же был далёк от войны. Вампир достал из кармана маленький пузырёк с кровью охотника и открыл его, но пить не стал. Ещё пять минут он ждал, настраиваясь на нужный лад.

Дэви и прежде встречал охотников, глав Ордена, равных себе по силе и даже превосходящих Владыку вампиров. Но никогда тревожное ощущение опасности, исходящей от них, не было таким сильным, как в случае с Карлом Хортором. Может, потому, что прежние главы Ордена неукоснительно придерживались старой линии правления, данной им Арденсами? Они не были воистину опасны для мира carere morte, в сущности, они делали одно с Владыкой дело. Хортор же задумал разрушить устои Земли Страха. И он вёл свою линию до конца, он не уступил Владыке вампиров. И, когда вампир бросился, сломя голову в показавшуюся ему брешь в защите охотника, чтобы на глазах у свиты разрушить это сковавшее его ощущение опасности, атака едва на закончилась гибелью Дэви. Сейчас охотники продолжали сражаться с именем Хортора на устах. Последний глава Ордена оставался сильнее Дэви и послесмерти… Кем же он был?

Дэви выпил кровь залпом и застыл, закрыв глаза и вцепившись в подлокотники кресла.

Пузырёк этот предназначался для воды из Источника, и её остатки обожгли вампиру горло. В первое мгновение он не чувствовал ничего, кроме ожога. Потом отчётливо появился один вкус — кислый — стабилизатора… Но Дэви был упрям. Он разлагал эту кровь на мельчайшие частицы, как Макта, он искал след, тянущийся через жизни многих поколений и столетия. Его задача была проще, чем у Первого, и он был почти уверен, что справится. Он искал знакомый вкус!

Скоро он нашёл слабый след. О, он тянулся издалека! Но Дэви всё не мог определить, чью боковую ветвь пробует на вкус. Брат?…Отец? Нет, не они, он помнил вкус их крови, этот же был немного иным. Кто-то из Дэви, несомненно, но кто?

А кровь сгорала, ещё несколько кругов по телу вампира, и прочитать её будет невозможно. Владыка сосредоточился и сумел схватить ещё одну нить. Совсем слабый след. Знакомый, очень знакомый — он прежде пил эту кровь! След оставила женщина, но не Дэви, не кто-либо из Короны… А!

Он вскрикнул, сжал кулаки и широко раскрыл глаза. Клара, жена! Когда-то она поила своей кровью раненого в поединке с Гесси супруга… Клара! И это значит…

Вампиры свиты смотрели на него — кто с недоумением, кто с ужасом. Он почти слышал их подозрения: нервный припадок из-за ранения, Владыка безумен! Дэви не обманул их ожиданий. Он вскочил и бросился на новообращённого Севелла, развалившегося в кресле рядом с Митто. Кресло грохнулось, зацепив столик с бокалами. Кровь вперемешку с осколками стекла… Владыка одним резким движением вырвал сердце юного вампира. Свита издала общий потрясенный вздох, отпрянула к стенам.

— Господин… — начал единственный не потерявшийся, Адам. Дэви взглянул на руку, всё ещё сжимающую окровавленный кусок плоти, и вздрогнул, придя в себя. Его ярость, ненависть была избыта. Он швырнул сердце Севелла в камин, к тлеющим углям, и покинул гостиную. Адам бросился за ним, но Владыка вышел на летнюю террасу и захлопнул дверь перед носом вампира. Митто ретировался. Дэви слышал, как он отдавал распоряжения в гостиной: убрать тело, разойтись по постам…

Постепенно Владыка успокоился. Он призвал слуг и приказал им привести куклу Ларгуса. Подошедшей марионетке он передал указания следить за Лирой Диос и сообщать, если она попробует сделать хоть шаг в сторону с назначенного ей пути. Также он рассказал Рикарду о ритуале, что Диос готовила на Пустоши, и приказал часть кукол сразу направить туда. На всякий случай… Отдав эти распоряжения, он вновь заперся на террасе. Один.


В Карде начинался Бал. Его частица в сердце Лиры Диос ощущала колебания от музыки, грохочущей в зале. Разноцветные облака платьев, свет сотен электрических свечей, вихрь от кружащихся пар, рождающийся в центре зала и тянущийся в небеса. Трепет, волнение, скрываемая злость…

"Спокойнее, Лира Диос!" — мысленно велел он и засмеялся. Но осёкся, заметив её глазами маленькую даму в чёрном платье, беседующую с Хозяйкой Бала.

"Мира Вако. Что она тут делает, Диос? Мне мерещится герб Ордена на её одежде?"

"Она — Посланница Ордена, да", — скоро отозвалась Лира. Свой щит она пока опустила: вампирша Вако интересовала её не меньше, чем Владыку.

"Значит, у Миры особое задание на этом Балу… Может ли быть ей известно об Избранной, Лира?"

"Даниелю Гесси за годы поисков не удалось подобраться близко. И Мира не проверяла кровь Литы, я уверена".

"…Уверена?"

"Я хорошо берегла свою Избранную, Господин!" — вампирша оскалилась и опять закрыла свои мысли о Лите от Владыки щитом влюблённости.

"Убей Вако, и поскорей".

"…Вы же сами сохранили ей жизнь, Господин?"

"Если она встанет на твоём пути к Избранной — убей".

"Хорошо, Господин…"

Дэви долго стоял у перил и смотрел на город, на звёзды фонарей и чёрные горбы домов. Наконец звёзды в небе замигали — сюда приближалась крылатая тень. Вот она опустилась в саду, вот пошла по дорожке к террасе…

Кларисса-пророчица скользнула за перила террасы, встала всего в шаге от вампира — почти без дистанции.

— Я почувствовала, что вы зовёте меня, Владыка, — вымолвила она. Он слышал, как взволнованно стучит её сердце. — Что случилось? Я слышала о вашей ране…

— Дело не в ней, — он жестом пригласил её присесть и тут же усмехнулся, развёл руками: на террасе не было стульев. — Не хочу, чтобы наше уединение прервал дурак с креслами. Прогуляемся по саду?

— Как угодно, Владыка.

Они неспешно прогуливались по белым, запорошенным снегом дорожкам. И Дэви казалось, лёгкая вампирша вовсе не оставляет следов. Спутница будто парила, едва касаясь земли краем шлейфа.

— Я вас слушаю, Владыка.

— Клара, помнишь, в первую нашу встречу в бессмертной жизни, я спросил тебя: "Где наш сын?" Ты сказала: "Ал умер", сказала с такой скорбью, что я оставил дальнейшие расспросы. Сейчас прошло достаточно времени. Расскажи подробности.

Жестокие слова опустили её на землю. Клара вскинула на бывшего супруга прозрачные тревожные глаза.

— Ал заболел, я не хотела говорить твоим родителям, но пришлось. Его унесли от меня, а потом… твой отец сказал, что он умер.

— Ты видела тельце?

— Нет. Он швырнул эту фразу мне в лицо и указал на дверь. Я ушла в ту же ночь из "Тени Стража"… Но какое значение это имеет сейчас?

— Пророчица задаёт вопросы! Ты ведь знаешь ответ — я вижу по твоим глазам.

— Твой отец… солгал?

— Да.

Кларисса вскрикнула и зажала рот ладонью.

— Наш сын жив? — глухо спросила она через минуту. — То есть, я хочу сказать, он остался тогда жив? Как ты узнал?

Дэви начал рассказ, и с каждой новой фразой его голос становился глуше и тише. Он заново переживал события прошлой ночи, и теперь не смаковал подробности — стыдился их. Он пробовал заретушировать ту пролитую кровь от жены, но она поняла всё без слов.

— Значит, вот как, — сказала она, когда Дэви замолчал. — Глава Ордена… Судьба посмеялась над нами, Воланс!

— Я думал, мой рассказ больше тебя огорчит, — пробормотал он, уязвленный её смехом.

Вампирша резко развернулась, взметнув вихрь волос. Они пошли к дому.

— Был один эпизод. Давно. В третье десятилетие моей вечности. На детском празднике у Фаберов я заметила мальчишку лет восьми. Мне показалось тогда, что я окончательно сошла с ума от горя… Он был похож на тебя, как две капли воды, мне показалось, это наш подросший сын. Я бросилась к нему, успела обнять, прошептать какой-то бред — и меня оттащили, как сумасшедшую. Когда я пришла в себя, решила, что ошиблась: ведь прошло уже тридцать лет. Наш сын должен был быть взрослым мужчиной. Теперь же, получается, я могла видеть там, у Фаберов, нашего… внука?

— Возможно.

— Я вспоминаю… Это был мальчишка Переннисов, из Доны.

— Это был он, наш внук. Переннисы! Они воспитали нашего сына, — Дэви помолчал. — Да, несомненно. Мать Карла Хортора до замужества носила фамилию Переннис. Последняя из угасшего рода.

— А ты огорчён сильнее меня. Почему? — они остановились. Клара ласково коснулась щеки Дэви, повернула лицо вампира к себе, чтобы заглянуть в глаза. — Не печалься. Видишь: наш род не угас. Наверняка есть и другие потомки Переннисов.

— Ты не слышала, что я сказал? Мать Хортора была последней. Я знаю точно: захотел разузнать побольше о сильном охотнике после нашей с ним первой встречи. Эта история прогремела на весь городок: женщина утопилась, забрав с собой восьмилетнюю дочь. Она, несомненно, была безумна — выродился наш род за столетия, Клара! У неё остался один сын. Ни родителей, ни братьев и сестёр. Никого! И её сын, как многие охотники, решил остаться одиноким…

— Что мы знаем о боковых ветвях, незаконнорожденных детях? — Клара не желала отступать. — Наш род не угас!

Дэви поморщился:

— Нить потеряна, Клара! И… Ты не была там, в Академии, — он закрыл глаза и прошептал. — Проклятие отца настигло меня!

— Проклятие?

— "Будь проклят ты, и кровь твоя, — в его голосе появились металлические нотки старого герцога Альбера. Клара не сумела скрыть гримасу отвращения. — Пусть ты увидишь гибель последнего из своих детей…"

Лицо жены посерело. Она убрала в муфту руку, которой до сих пор неосознанно гладила то плечо мужа, то его щёку. Они долго молчали, просто шли рядом по тропинке. Дистанция между ними не менялась, но Дэви чувствовал: Клара вновь стремительно отдаляется от него, вновь укрывается в незримом замке из льда и равнодушия.

— Скажи мне одно, Дэви, — они остановились: близкие и разделённые сотней миль. — Скажи… Если б можно было пустить время вспять, если б ты уже знал о родстве с Хортором, ты отдал бы Севеллу приказ о его убийстве?

— Не знаю, — соврал он, но поправился, увидев усмешку разочарования на лице жены. — То есть да, я отдал бы этот приказ. Глава Ордена! — Прикажешь отпустить такую добычу?!

Кларисса опустила глаза. На ресницах застыли слезинки.

— Тогда к чему был весь этот разговор, Владыка? — она печально качнула головой и скрылась среди теней сада. Дэви вскинул голову, ища тонкую серебристую фигурку в небе, но Клара больше не пожелала являться ему. Подождав несколько минут, он возвратился в дом.


Он расположился в прибранной гостиной и велел разжечь камин посильнее. Он протягивал к огню ладони, но не чувствовал и толики тепла.

Долгожданное спокойствие снизошло на него. Спустя тридцать лет с момента первого сообщения об Избранном, тревога, поднявшаяся тогда, улеглась. Владыка вновь был холоден и равнодушен. Покой, ясность и завершённость. После всех событий и открытий он понял главное: до конца его вечности недалеко. Его смерть на пороге: окончательная и бессмысленная смерть carere morte. Пеплом развеется всё — и память, и боль. Но лучше так, чем напророченная пустая вечность впереди…

Он замер, а мир двигался, жил. Пришло известие, что главный очаг сопротивления охотников в Северной Пенне уничтожен. В Центре вовсю заправлял Митто… Дэви же обратился мыслями к Лире Диос и скоро задремал. Его сон был мельканием образов Бала Карды. В три пополуночи он дёрнулся будто пробуждался от сна, в котором падал, и открыл глаза. Зрачки вампира были расширены от ужаса.

— Что ты наделала, Лира Диос?! — крикнул он.

Глава 38 Хрустальный вальс

Лира взбежала по ступеням к церкви. Сердце заходилось, кровь пульсировала в голове, раздирая её изнутри почти невыносимой болью. Она была в шаге от краха. Бездна вцеплялась в плечи крохотными, но острыми как бритвы коготочками страха. Она кричала в оба уха: "Что ты наделала, Лира?!" А Избранная — Избранная произносила текст посвящения…

Как это получилось? Когда хитрая Диос сделала ошибку? Тогда ли, когда не уделила достаточно внимания Мире, отдала груз её убийства Ульрику? Тогда ли, когда предпочла бессмысленную беседу с Ульриком заключительной беседе с Избранной? Тогда ли, когда отправила рабов Рикарда искать сбежавших с Бала охотников в доме Вако? Уже не имело значения. Значение сейчас имел только Дар, как никогда близкий к тому, чтобы обрести полную силу в руках маленькой, слабой Литы.

Охотники замерли на ступенях, ведущих к церкви. Солен нервничала, всё никак не могла открыть пузырёк со святой водой. Крылья Миры заслоняли смертных недолго. Рикард бросился на неё, и две огромные летучие мыши взмыли вверх, вцепившись друг в друга. Лира достала серебряный кинжал из чехла для флейты. Вампирша, прилетевшая с Рикардом, преобразившись, взлетела под крышу церкви к забитому окну. Охотницы оглянулись на неё, и Лира улучила момент, чтобы обратиться к Ульрику. Он один не отрывал от предательницы-Диос глаз.

— Вы не понимаете, что вы делаете… — начала она, не отпуская его взгляд.

— Отступаем в церковь! — крикнула Селеста, и Ульрик вздрогнул, отвёл глаза. Лира улыбнулась, насмешливо и отчаянно:

— Ты клялся мне помочь!

Но охотники уходили, и она, очертя голову, бросилась за ними. Одна против троих. Рикард изо всех сил гнал сюда рабов с далёкой Пустоши, от дома Вако, но они не успевали…

"Ты дал мне щит спасения Твоего, и десница Твоя поддерживает меня", — Лита плакала, говоря это. Тоненькая Избранная-малышка дрожала, как свеча на ветру, и в мысли Лиры вдруг вторглись эти слова — далёкая молитва из прошлого. Она ослабла на мгновение, остановилась, словно снова стала охотником, как раньше…

В Доне Дэви метался и рычал, как раненый зверь: "Упустила! Упустила!", и Лира собрала волю в кулак. Она взбежала-взлетела по ступеням и отворила дверь. С кажущимся безразличием оглядела противников и молча ринулась на них. Таким бешенством пылали глаза одной, что все трое отступили, почти синхронно окатили её святой водой. Лира улыбнулась, провела ладонью по лицу, словно умывалась. "У вашей воды запах серебра…" — заметила она, и её смех зазвенел под сводами храма сотней ледяных колокольчиков.

— Кто ты, тварь?! — потрясённо прошептал Ульрик, крепко сжимая вовсе не нужный пустой пузырёк.

Вампирша билась в окно наверху. Аркус и Габриель, стоявшие подле Литы, временами бросали тревожные взгляды туда. Уже трещали отрываемые доски…

"Время уходит. Скоро будет поздно!"

Лира попробовала разрушить стены, запирающие Бездну, но не смогла сосредоточиться. Мысли рассыпались. В голове звенел гневный вопль Дэви. Взгляд молодого охотника жёг хуже огня. Лира бросилась на правый фланг, на иглы кинжалов, не зная страха, не зная боли. Селеста, стоявшая там, взмахнула рукой с кинжалом и поранила бывшую соратницу. Девушка охнула, схватившись за бок. Единственная вампирша Рикарда, покончив с окном, влетела под крышу храма, устремилась к Лите, но вдруг взвизгнула, рванулась под потолок, заметалась. Она билась о стены как гигантский мотылёк. Найдя выход, вопя, умчалась, забыв о задаче. Новый страх гнал вампиров прочь. Дар обрёл настоящую силу.

Лира замерла, глаза остекленели, остановились на одной далёкой точке. Внезапная боль пронзила её копьём: посвящение совершилось! Дар Литы сиял как солнце, странное солнце ночи. Маленькая светлая звезда спустилась с тёмного неба в старую церковь Микаэля.

— Посвящение совершилось, — всё ещё плакала Избранная. — Что мне теперь делать?! Теперь я могу исцелять?

"Поздно, Лира. Ты виновата. Ты разделишь мою боль!" — зашептала Бездна, сжимая и царапая плечи девушки.

"Я всё исправлю! Только…" — Охотники угадали её боль и слабость. Все трое двинулись на неё. Лира бросилась к двери, но Ульрик преградил ей путь. Она хотела отшвырнуть его с пути, но не сумела пройти защиту охотника. Она хотела вновь призвать Бездну, но ту пугал свет Дара, она сама не пожелала бы выйти из клетки сейчас…

— Ты клялся мне! — крикнула Лира.

— Я клялся охотнице, а не вампирше! — нашёлся Ульрик.

— Так проклинаю же тебя! Проклятие на весь твой род!

Эхо отразило её слова от стен множеством проклятий…

Зловеще улыбаясь, Лира сбежала по ступеням. Охотницы не преследовали её. Один Ульрик успел ухватить девушку за плащ.

— Стой!

Странно… Она почувствовала его яростное желание вернуть её к людям. Вернуть, а не убить. Но ведь охотник не знает, что для предательницы возвращение равносильно смерти! А он уже перехватил её руку… Странное прикосновение! Нет, он не тот помощник, которого ждала Лира. Не Бездна направила его к ней, может быть, извечный враг Бездны? Этот охотник так больно задевает её раненую душу, когда просто касается рукой!

Лира всё равно решила позлить его. Вырвалась, прошипела:

— Ты меня не остановишь! Я ухожу, — и только её плащ взметнулся чёрным крылом… Рука Ульрика ухватила воздух.

Она бежала обратно в город. Вампиров-сообщников видно не было, и охотники почему-то не пытались догонять. Надо это отметить: они сразу безоговорочно уверились в своей победе. Что ж, это только на руку глашатаю Бездны!

"Я ещё не проиграла!" — Лира послала эту мысль Дэви, но не стала слушать, что он говорит. Она опять закрылась образом смешного Ульрика, преградившего путь голосу Бездны.


Веселье в доме Реддо было в самом разгаре: так далеко ещё до последней кадрили! Никто здесь не подозревал, какое ужасное событие произошло только что. Лира кружила по бальной зале, и гримаса боли временами кривила её лицо: Дар приближался. Избранная шла на Бал. Лира заметила отсутствие в зале некоторых молодых вампиров: "Юнцы! Испугавшиеся Дара, удрали…".

Но, прежде Избранной появился Рикард. Зловеще спокойный, сильный. Хозяин соединился со своими марионетками, рабы тянулись за ним шлейфом.

— Обманщица Диос! — выбрав момент, он прижал её к стене залы, далеко от гостей, ведущих тихие беседы. — Отправила меня по ложному следу! Довольна тем, что мы теперь имеем? Твои предложения, что нам делать дальше?

— Ещё ничего не кончено. Охотники идут сюда к нам на расправу. Они слишком в себе уверены!

— Довольно риторики, говори дело. Что советует Владыка?

Лира вздохнула:

— Владыка в ярости. Он советует мне самой убить себя… Неважно. Я знаю, что делать!

Близко приблизившись к вампиру, она зашептала:

— Подойдите к Избранной с просьбой об исцелении. Она коснётся вас. Тогда бейте её кинжалом! Дар уйдёт, и у нас снова будет время на его поиски! Вот, возьмите мой кинжал…

— Глупая героическая смерть не входит в мои ближайшие планы, леди Диос, — холодно сказал Рикард. — Едва я сделаю это, охотники пронзят меня серебром. Кроме того, среди них Селеста, моя сестра. Она и близко не подпустит меня к Избранной.

— Тогда…

Вампир отступил, усмехаясь.

— Это был ваш единственный план, леди Диос? Признаться, я ожидал от вас большей изощрённости ума! Думайте. У нас есть время до рассвета.

Лира ушла к дальним комнатам второго этажа. Она бродила по коридору, временами бросая панические взгляды в сторону бальной залы, где вот-вот должна была появиться Избранная. Она ступала осторожно, прямая как палка, всё ещё пронзённая болью. Странный грустный Арлекин. Девушка была в смятении.

Бездна смотрела с укоризной…

"Теперь вы, мои дети, в величайшей опасности. Избранная хочет отнять у Меня ваши души. Мне будет больно! Лира, разве ты позволишь этому случиться?" — шептала Она, а её коготки подталкивали Лиру в сторону бальной залы.

"Моя жизнь ничего не значит. Мне всё равно, убьют меня или нет", — думала Лира, а на глаза наворачивались слёзы. Да, ей не было дорого ничего в этом мире: что медлить? Она убьёт Избранную и всё вернётся на свои места. Или… есть другой выход?

"Лира кинула отчаянный взгляд в зал. Охотники уже возвратились. Ульрик сопровождал Избранную, охотник ни на шаг не отходил от девушки, его глаза сияли восхищением, обращённым уже не на Лиру…

"Фанатик! Фанатик! Ненавижу!"


Откуда этот человек появился в коридоре, Лира не сумела понять. Девушка не заметила, как он подошёл. Мужчина в красной мантии и белой маске. Когда его тень нависла над вампиршей, она только подумала: "Вот ведь воистину не вовремя!"

— Всё не мог подойти к вам раньше, леди. Скажите пожалуйста, что это за герб у вас на костюме?

Лира скорчила недовольную гримасу и нехотя, мало заботясь о том, чтобы её поняли, начала объяснять:

— Это герб Владыки вампиров. Я здесь с поручением от него…

— Вы играете в какую-то игру?

— Если бы! — вздохнула охотница и впервые внимательно поглядела на собеседника.

Мужчина был не так прост, как хотел показаться. Он точно знал и про герб, и про поручение Дэви. Может быть, знал больше самой Лиры…

— Зачем вы задаёте вопросы, на которые вам известны ответы? — неприязненно бросила Лира. — И вы не представились.

— Пока я в маске, я могу назваться любым именем, так что представление ничего не даст! — при этих словах брошь с гербом Первого вампира откололась от костюма девушки и упала на пол. Мужчина подобрал её, но не пожелал отдать владелице.

— Мой герб, — спокойно сказал он, вертя брошь в пальцах. — Теперь известен, как знак Владыки вампиров. Занятно.

На Лиру нашло оцепенение, вполне естественное для ситуации. Она застыла, глядя на собеседника во все глаза.

— Макта Вастус?

— Я предпочитаю: Виталий Фонс, — он говорил в обыкновенной манере, как многие гости бала-маскарада. Но было в нём что-то иное, отличное от всех. Его костюм, внешность, манера говорить — всё это было таковым только на сегодняшнюю ночь. Он же был совсем иной, принадлежал к другой эпохе. Это не они играли — он пришёл играть!

Звонкий смех Избранной внизу. Шёпот: "Чудо!" Кого-то уже избавили от Бездны… Лицо Лиры исказилось от боли. Первый вампир поглядел с состраданием:

— Что с вами, леди? Вы ранены? — его ноздри затрепетали, он учуял кровь — заживающий порез Селесты на боку.

— Это пустяк!

— Моё бедное, невинное дитя, — он приблизился, коснулся её щеки. — Я знаю, как ты можешь избыть боль. Иди к ним.

— Нет!

— Вы почти разделены с Бездной. Это больно, это как рана, невидимая. Её можно исцелить, вернувшись в жизнь смертных или уничтожив источник боли — Избранную.

Разделена с Бездной?! — это неприятно поразило Лиру. Она… предала Госпожу? Нет, нет! Госпожа простит её, когда она убьёт Избранную… Простит и вновь примет к себе!

Она не замечала, что говорит это вслух. А Первый вампир обнял её и гладил по голове. Потом он сел, усадил её к себе на колени и покачивал — так успокаивают перепуганного, рыдающего ребёнка…

"Не плачь. Делай свой выбор, пока можешь. Пока у тебя есть свобода делать его. Я дал вам свободу, я дал вам выбор, я — Макта Вастус! Вы — дети мои, а не рабы, не марионетки… Иди. Убей или исцелись. Голос мой, несчастный глашатай мой, опять явившийся в мир не вовремя!"

— Я не знаю, что мне делать, — созналась Лира, и ей стало легко. — Я сделаю, как вы прикажете, Господин всех вампиров. Вы один знаете волю Бездны, я — скверный глашатай…

"Нет! Решить ты должна сама, моё свободное дитя. Послушай, я открою тебе тайну — одной тебе, больше никому. Вот она: ты принадлежала Бездне с рождения. Все люди принадлежат Ей с рождения… Служение Ей заложено в вас, как в неповоротливую гусеницу — мечта о прекрасных крыльях бабочки. Поэтому и став снова смертной, ты не уйдёшь от Неё далеко. Ты не бросишь Госпожу, вернувшись в жизнь, ты продолжишь служение Ей, если захочешь…"

"Я ничего не получу, вернувшись в жизнь! Разве я жила? Я только играла, наблюдала… Меня нет. Меня и не было никогда. "Кто я?", "Когда я была?", "Зачем я была?" — Никто. Никогда. Ни за чем. Я — пустой сосуд. Я обретаю полноценность, лишь пуская в себя Бездну. Без Неё, без Её воли, Её власти, Её приказов я ничто. Это так! Но он… Ульрик… Он волнует меня, смущает меня… пугает меня! Почему я ненавижу его осуждающий взгляд?!"

— Моё бедное дитя, — Макта поцеловал её в лоб — прикосновение ледышки. Лира очнулась.

Они стояли в коридоре и их разделяла первоначальная дистанция — два шага. Белые глаза Макты глядели холодно и равнодушно.

— Благодарю, Господин. Вы успокоили меня, — пробормотала Лира и бросилась вниз.

— Леди Диос! — в конце лестницы её поймал Рикард. Лира развернулась к нему.

— Обещайте мне закончить наше дело на Балу и уйти отсюда с возможно большим числом обращённых, — чётко сказала она.

Вампир оторопело кивнул. Лира, улыбнувшись, отстранила его и уверенно пошла дальше.


Тихо, неслышно она возникла на пороге комнаты, где охотники прятали своё сокровище. Ульрик преградил ей путь.

В зале зазвенели первые аккорды вступления к Хрустальному вальсу. Две девушки пробежали коридором, смеясь… Обычный бал. Обычный дом. Обычные гости. А двое не совсем равнодушных друг к другу просто стоят в дверях, беседуют. Ничего сверхъестественного…

— Вы не понимаете, что вы делаете, — спокойно, сонно повторила Лира, машинально вынимая кинжал из чехла для флейты, служившего ножнами. Она не знала, что сделает в следующий момент. Она помнила одно: "Ей нужно увидеть Избранную". Что будет дальше, она не знала и не хотела знать.

— И что мы делаем, по твоему мнению? — с горячностью спросил Ульрик.

Лира решила не отвечать, и ему было довольно её молчания. Юноша помимо своей воли любовался ей. И, заметив восхищённый взгляд, Лира улыбнулась совсем так, как в начале Бала, когда они танцевали свой первый танец: милая робкая улыбка, очаровательные ямочки на щеках…

"Мне всё равно, всё равно, лишь бы они дали мне время выполнить, что я задумала…"

— Я хочу поговорить с тобой, — выдержав долгую паузу, намеренно неуверенно призналась она, опустив длинные ресницы. — Мне нужно сказать…

Лира не знала, что хочет сказать. Наверное, это было просто желание отвлечь его.

— Как можно говорить с тем, у кого в руке нож?! — возмутился охотник. Лира вздрогнула: кинжал… когда она успела достать кинжал?!

— Он серебряный как и твой, охотник, — ровно сказала она, но послушно убрала оружие обратно. Ульрик смутился, заметив инициалы "L.S.D." на рукояти. Он отступил и больше не мешал ей. Странный… Даже симпатичный, если б его лицо не менялось так при виде вампира…

— Я знаю, вы уже исцелили кого-то. И я тоже больше не хочу быть carere morte. Я прошу об исцелении!

Сердце опять бешено стучало. Лире казалось, оно заполняет собой весь мир. Весь мир пульсировал, как одно огромное сердце… Избранная, конечно же, услышала её мольбу:

— Иди же сюда. Это моя сестра, не останавливайте её! — велела она охотникам.

Лира, улыбаясь, отстранила Ульрика, прошла к Избранной через всю комнату, сопровождаемая настороженными взглядами охотников. Даже Мира очнулась от усталого забытья и пристально глядела на "коллегу", недоумённо хмуря брови, словно силилась разгадать сложную загадку. Ульрик шаг в шаг следовал за бывшей охотницей, готовый предупредить, отклонить, отразить любое её движение. Лира видела, как он волнуется, и усмехалась: "Я не обману твоих ожиданий!"

Ясный взгляд, тихий голос Избранной были обращены к ней:

— Ты хочешь, чтобы я тебя исцелила? Ты carere morte, но я уважаю твою волю. Ответь мне. Я сделаю так, как ты хочешь.

Лира криво усмехнулась: тяжело всё время поддерживать на лице спокойную маску, особенно если каждое слово Избранной ударяет, как острым кинжалом! Вампирша сложила руки на груди, оглядела охотников. Всем своим существом она ощущала их тревожные взгляды.

— Стойте! — крикнула Мира Вако. — Вы хотите исцелить её?! Я не хочу, чтобы её исцеляли!

— Она этого хочет, — заметила Избранная, и Вако сникла, замолчала, словно устыдилась своих слов, Она отвернулась, уставилась в зеркало на стене. Треснувшее зеркало: кто-то из гостей Бала уже успел полюбоваться своим отражением в нём…

— Она этого хочет! Правда ведь, сестра?

— Да, я этого хочу, — сказала Лира как можно спокойнее, чтобы напряжённое ликование в голосе её не выдало. Тело налилось силой, как натянутая пружина. Не было ничего, кроме желания осуществить задуманное.

Солен и Селеста не выпускали из рук кинжалы. Лира остановилась в шаге от Избранной, ясно глядя девушке в глаза и улыбаясь, руки расслаблены, опущены.

— Исцеляю, — радостно сказала Лита и коснулась её костюма на груди. Лучи Дара коснулись сердца вампирши, и улыбка застыла на лице Лиры маской, глаза остекленели. Больно, больно! Вампирша отступила назад. Ульрик робко коснулся её плеч, желая удержать… или обнять? Все звуки стихли, все огни погасли. Осталось биение проснувшегося сердца, дрожание возрождённой жизни, похожее на огонёк свечи — на кончике тонкой золотой нити.

"Исцелена! Ещё одно чудо!" — Мира загадочно улыбалась своему отражению в зеркале. Из глаз Аркуса ушла тревога: очередной враг его сокровища побеждён! Солен и Селеста опустили кинжалы, улыбаясь, как улыбаются, видя младенца.

Лира тяжело, сквозь стон выдохнула воздух. Она цеплялась за Ульрика, и охотник, более не раздумывая, бережно обнял её. "Исцелена…" — донёсся до девушки печальный шёпот Бездны. Лира распахнула глаза, шатнулась вперёд, на Избранную. Молниеносным движением она выхватила свой серебряный кинжал и ударила девушку. Заученное движение охотника: косо в солнечное сплетение, точно в сердце.

Время тянулось медленно, как мёд из ложки. Никто не ахнул, даже не вздохнул. Тишина комнаты сгибала плечи Лиры, придавливала Лиру к полу, а чуть подальше оглушительно гремела музыка, смех… Почему никто не кричит: "Убийца"? Почему?! Лира замерла: не отпуская кинжал, сжимая рукоятку, машинально, испуганно, как на первом испытании охотников.

"Что дальше?!" — обычно кричат здесь новички…

Она ждала: вот сейчас — клинок в спину убийце — и всё кончено… А Избранная качнулась, отступила назад, освободившись от кинжала.

— Я говорила… В конце концов Избранный погибнет от руки исцеленного. Потому что это закон. Потому что само наличие Избранного отнимает самое важное, что есть в нас… — вымолвила Лита. Её рука описала длинную дугу, закончившуюся на молодом охотнике. — Ульрик… — Она подавилась этим именем и тихо осела на пол. Аркус и Мира подхватили её. Алое пятно расплывалось на бледно-зелёном платье Избранной, окрашивая и ленты, и каменья, и вышивку, украшавшую наряд, в свой цвет.

"Я никого не убивала. — Почему эта мысль? — Её душа свободна — это не значит: смерть".

Лира обернулась к Ульрику, ей важно было знать, что чувствует он, видит ли и охотник, что она — не убийца! Ульрик отступил от Лиры и стоял теперь рядом с Солен. В его глазах была такая ненависть, что у Лиры пересохло во рту. Не злость к чудовищу, растоптавшему красивый цветок — другое: она убила ту, которую он поклялся защищать. Это была ненависть… к самому себе, осознание своей вины и своей доли в смерти Избранной.

"Никто не виноват", — хотела сказать Лира, и разум пронзила мысль: "Он что, верил мне, верил, что я хочу исцелиться?! Он сошёл с ума…"

— Ничего нельзя сделать, — прошептала Мира и отвернулась от Аркуса, не выдержав его взгляда. — Ничего нельзя сделать! И… Диос, я тебя убью!

Лира мгновенно очнулась, бросилась прочь из комнаты в залу, к танцующим, счастливо не ведающим, что творится у них за спиной. Вампирша за ней.

Лира не надеялась сбежать. Она шла к Избранной за исцелением и кинжалом в сердце, и была готова к смерти. Сейчас ноги несли её по инерции, девушка засмеялась такому наивному желанию своего тела сохранить жизнь. Лира пробежала всю залу насквозь и, когда Мира настигала её, путь вампирше Вако преградил Рикард. За спиной вампира Лира прислонилась к стене, потом упала в кресло. Она тяжело дышала и с удивлением, ужасом смотрела как легко, свободно вздымается и опадает грудь. Она чувствовала жар румянца на щеках. Что за…

"Исцелена" — вот, что это значит…

"Госпожа", — слабо позвала Лира. Бездна молчала. Тишина, как после контузии. Теперь Лира и Бездна были разделены. Вокруг был только звонкий и плотный мир настоящей жизни и настоящей смерти.

— Госпожа! — зарыдала Лира. Холодные слёзы обжигали горячую кожу.

— Леди Диос, вы великолепны! — Рикард обернулся к ней. Мира ретировалась. — Верно то, что кричит эта вампирша? Вы убили Избранную?!

Лира замотала головой: "Я не убивала. То есть, я просто выпустила на волю её душу. Избранная — заложница своего Дара, я освободила её!" — Думать так мешала картинка алой крови на зелёном платье. Девушка нехотя признала:

— Да. Убила…

Она вздрогнула: ей привиделись глаза Ульрика.

— Вы великолепны! Почему вы плачете?

— Я… больше… не carere morte! — выдохнула Лира.

— Она исцелила вас?

— Мне пришлось поддаться. Иначе мне бы не дали вытащить кинжал, — Лира глубоко вздохнула.

Избранная мертва — это было точно. Дар больше не освещал бальную залу своими лучами. Он растворился где-то в мире, кто-то, возможно, уже поймал его луч, стал новым Избранным… Избранная мертва, но Дар не мёртв!

"Я сделала, что смогла, Господин". — Дэви молчал. О, она опять забыла, что исцелена! Проклятие Дэви в её крови сгорело вместе с собственным. Владыка не мог читать мысли смертной.

"Снова смертная! Что же ей делать со своей нелепой жизнью?!"

— Не огорчайтесь. Может быть, вы сможете вернуться к carere morte, — утешил её Рикард. Я могу сейчас же дать вам каплю крови.

— Не надо! — откуда, с какого дна души вырвался этот вопль? Лира больше ничего не хотела. Она умерла вместе с Литой. Она сгорела дотла, как свеча. Ей ничего не было нужно ни в мире смертных, ни в мире бессмертных…

— Я оставлю вам охрану, — прошелестел Ларгус. — Не уходите далеко.

— А вы?

— У меня здесь осталось личное дело, — взгляд вампира был устремлён на сестру, охотницу Селесту.

— Вы враждуете больше, чем просто вампир и просто охотник. Почему?

— Она украла моих детей, — кратко сказал Рикард и ушёл. Лира съёжилась в кресле, зажимая уши. В зале всё ещё звенел прозрачный Хрустальный вальс. Эта простая красивая мелодия теперь всегда будет напоминать бывшей вампирше о первой жертве.

Лира больше не плакала. Глаза были сухи, пусты. Она проводила взглядом Рикарда, уверенно идущего через залу на негласную территорию Ордена. Она поискала и охотников — и нашла Солен и Селесту. Мира куда-то пропала. Ульрик… Охотник стоял в дверях комнаты, где Лира убила Избранную, будто охраняя их. Его лицо было замкнутым и чужим, в глазах мелькало то же, так напугавшее Лиру, безумие. Он всё винил себя…

"Хрустальный вальс всё звенит… Какой длинный котильон! Или таково время для смертных? Невозможно — чувствителен каждый удар сердца, каждый вздох. Нелепая, бессмысленная жизнь — сокровище, отданное не в те руки…"

— Госпожа… — опять прошептала Лира. Молчание. В этом звонком, ярком мире она была никому не нужна.

Рабы Ларгуса оставили свои посты, поспешили в зимний сад. Сердце Лиры опять пребольно трепыхнулось: неужели их хозяин попался охотникам? Рикард был ей симпатичен. Конечно, не так, как Ульрик и даже Дэви, но он последний знал её, как carere morte. Лира не хотела видеть, как его убьют. Она побежала за рабами.


Да, охотники загнали Рикарда в угол. Кто-то, кажется, Селеста ослепил его святой водой. Вампира пригвоздили к решётке в зимнем саду. Солен и Селеста встали около на страже. Ульрик медленно, как во сне, замахивался кинжалом.

Лира подлетела к ним, заслонила собой Ларгуса.

— Я не позволю вам этого сделать! — воинственно крикнула она. В голове шумело, она плохо осознавала, что делает, что говорит… Но Ульрик опустил кинжал. На его лице было отчаяние человека, знающего, что попал под власть чар, но не могущего избавиться от наваждения.

— Вы не понимаете, что вы делаете! Вы отправляете его душу прямиком в Бездну!

— Что?! — охотник был бледен… и так по-прежнему беспомощен перед ней! — Ты! Ты ещё жива?! Зачем ты пришла?! Убирайся отсюда, тварь!

Воздуха вокруг было слишком мало — как на горной вершине, Лира задыхалась. Сердце стучало ещё громче, отдаваясь болью во всём теле. Лира почти ничего не видела, чёрные пятна поплыли перед глазами, но она старалась глядеть прямо перед собой — туда, где должны были быть глаза Ульрика.

— Я умираю, Ульрик. Я не умею жить… Ты ничего не понял! Мне нужно поговорить с тобой. Я хочу рассказать тебе… Только мы должны говорить не здесь!

— Лгунья!

— Я не лгала тебе! — она заломила руки.

— Предательница!

Точно он ударил её. Голова Лиры дёрнулась, как от оплеухи:

— Я не виновата! Это всё Владыка… Меня обманули! Меня всегда все обманывали…

— Не лги! Вампир! Убийца!

— Я не убивала людей! Никогда! Ради своей вечности — только жалкие капли! Спроси лучше, скольких убила ваша верная союзница, Мира Вако?! Что он, Орден?! Убийцы, лжецы, предатели! Один ты веришь в священные обеты! Они только пользуются тобой ради своей выгоды! Как пользовались мной…

Ульрик покачал головой:

— Ты убила Избранную!

Тогда ударил, теперь убил. Лира вздрогнула, точно сама получила кинжал в сердце. Не отводя от юноши остекленевших, безумных глаз, она прошептала своё последнее оправдание:

— Я никого не убивала. Умирают только carere morte. Её душа свободна, это не значит: смерть.

И вдруг… — так открывается родник из иссушенной земли пустыни, она поняла, что значит эта боль, эта бешеная пульсация. Лира просто не умела отличать одну боль от другой: боль-наказание и боль-преображение… — "Ты влюбилась, Лира Диос!" — осознав это важнейшее из открытий, она кинулась к охотнику, вцепилась в него, как утопающая.

Умирающая…

— Я не жалею ни о чём. Не соверши я ошибки в прошлом, мы бы не встретились, — быстро-быстро забормотала она. — И я благодарна Бездне за это! Мои слова ничего не изменят сейчас, ты никогда не поверишь им… но сказать их мне нужно!

— Да… какого чёрта?! — крикнула Солен. Оставив начавшего биться Рикарда, свободной рукой амазонка всадила кинжал Лире в спину. Он бил милосердно, и Лира больше ничего не чувствовала. Внезапно притихшая, обмякшая, она сползла на пол охотнику под ноги. Сознание меркло под тихий звон колокольчиков Хрустального вальса. Последней мыслью было: "Я не хочу к Ней! Ульрик, я люблю…"

Глава 39 Ненужный рассвет

Однажды это должно было случиться. Старейший остановился и обернулся. Первый вампир долго смотрел в сказочно-страшную темноту леса позади. Винсент ощущал на себе взгляд странных белых глаз.

"Раб. Ты давно следуешь за мной. Чей ты? Что нужно твоему хозяину?"

— Я не раб, — сказал Винсент. Ему показалось, Первый усмехается, но это только ночная тень так легла на равнодушное, бледное лицо.

"Кто же ты? Я ясно вижу нить, тянущуюся от твоего хозяина. Дай-ка!"

Винсент не успел ничего сказать. Жгучая боль, точно по венам пустили воду из Источника… Он не удержался от крика.

"Твоё проклятие часть меня. Бесполезно сопротивляться", — спокойный голос Макты. Первый уже шёл… невидимым коридором, соединяющим раба со своей создательницей.

"Не тронь её! Не она отправила меня следить за тобой. Я сам!"

"Сам? — безразлично уронил Старейший. — Невозможно. Но ты… не врёшь".

Он продолжал продвигаться к Мире. Винсент пытался преграждать ему дорогу, но это было так же нелепо, как заступать путь огню в сухом лесу. В теле, поддерживаемом лишь проклятием, хозяином был Макта.

"Ты не врёшь… Кто же ты?"

"Я думал, Первый из вампиров знает это. Вернее, думал раньше… — поправился юноша. — Теперь я понял: Макта Вастус знает лишь ненависть!"

Винсент пытался вызвать Старейшего на разговор. Бесполезно! Макта уже перешёл черту, дальше которой сам Винсент не мог заглянуть. Различим стал образ Миры, а петляющая нить пути вытянулась в короткую струну. Последние шаги, и поток мыслей и чувств хозяйки накрыл Винсента с головой. Сам он не мог бы услышать их, но сейчас Первый позволил ему это. Макта настаивал, чтобы Винсент слушал это! Старейший тянул к златовласой вампирше свои пальцы…

"Не тронь её! — Винсент осёкся, поняв, что обращается не к тому. — Мира… Мира!"

Она поняла, кто зовёт её, вздрогнула, заозиралась. Юноша едва выпутался из сетей её воспоминаний. Главным образом каждого из них был он, Винсент, главной эмоцией — её, Миры, вина и боль. Винсент поймал взгляд вампирши: умоляющий и робкий. Она увидела его — через сотню миль, их разделяющую. Но что сказать ей? "Беги!"? Разве можно сбежать от своего проклятия? — и Винсент снова кричал, молил Первого:

— Не трогай её! Не убивай её! Они ни при чём, совсем ни при чём! Она давно закрыла путь ко мне. Оставь её! — и нечленораздельный вопль: Старейший уже коснулся проклятия Миры… Коснулся и дёрнулся назад, точно обжёгшись.

"Она охотница? Охотник и вампир… — интересно".

Винсент горячо поблагодарил Латэ, когда-то настоявшего на посвящении Миры в Орден. Защита охотников, конечно, не была непреодолимой преградой для Старейшего, но она остановила его на некоторое время.

— Оставь её, — Винсент постарался говорить спокойно. — Она упрямая, как ты. Она хорошая… Она ищет Дар, так что ж? Она никому не даст уничтожить его и не даст загрязнить его вампирским проклятием. Однажды Дар вернётся к тебе, и Мира приближает этот день своими усилиями. Оставь её!

Внял ли Старейший его словам или просто поленился ломать защиту охотницы-вампирши, но Макта отступил. Мгновение — и они стояли в чёрном ночном лесу.

— Ты странная кукла, — заметил Макта. — Беспокоишься о хозяйке, но это не её страх, и даже не тревога куклы за то, что смерть кукловода перережет ниточки марионетки.

— Мира — родная мне кровь ещё по смертной жизни. Что странного в моём страхе?

Макта подошёл ближе. Винсент невольно отступил от его слепых и проницательных глаз.

— Зачем ты шёл за мной столько лет, дитя души моей дочери? — смилостивился Первый. — Какие ответы ты ищешь?

Винсент опустил глаза. Выходка Макты выбила его из привычного покойного состояния. Сердце бешено колотилось, ноги стали ватными. Он всё не мог поверить, что под ним не разверзлась пропасть, ведь он уже был готов лететь в неё… "Мира, я же мог погубить тебя!" — Я нашёл ответы. Только что.

Опять игра теней… или Макта мудро улыбнулся?

— Тогда иди… дитя души моей дочери.

Так закончился его безумный семилетний бег. Все годы Винсент следовал за Мактой, сначала ведомый местью Арденсам, затем убеждая себя, что хочет изучить Первого, потом — надеясь, что Макта сможет дать ему ответ на вопрос: "Кто он?" Сейчас Винсент понял, где он должен был быть все эти годы.

Глазами Старейшего он увидел Миру так, как не видел никогда. Увидел её такой, какой не знал. "Я ищу Дар для тебя", "Я живу тобой", — раньше для него это были просто слова. Он едва ли вслушивался в них и не понимал, что стоит за ними. Слишком громадна была беда, случившаяся с ним, чтобы он мог обращать внимание на беды других! Макта заставил его взглянуть на ситуацию глазами Миры, и Винсент ужаснулся. Для неё он был надеждой и мечтой, смыслом существования. Она по-прежнему верила, верила одна во всём мире, что его можно исцелить и вернуть в жизнь. И Винсент понял: не только Мира властна над его существованием и смертью, но и он — над её. Когда её мечта и надежда разобьётся, Мира умрёт. Она убьёт себя, как Эрвин…

И случиться это может скоро, очень скоро. Хотя надежда вампирши не иссякала и с приближением к Дару разгоралась ярче — всё безумней становилась её мечта. Однажды Мира упадёт с вершины горы, которую сама воздвигла… А он? Где он будет тогда? Довольно бежать от страшной истины, кукле должно быть рядом с хозяйкой в страшный час!


Он много размышлял о том, что увидел глазами Макты. Защита охотника… Мира в Ордене… И план спасения тётушки начал вырисовываться. Латэ давно нашёл этот путь, о нём говорил и Карл, хоть и отказался потом от своих слов… Вот он: заместить мечту об исцелении для Винсента общей мечтой всех охотников.

"Они не оставят её, — убеждал он себя. — Новые друзья будут рядом, когда она узнает… А что стану делать я?"

Винсент понимал, какую роль придётся играть ему, строптивой марионетке. Нужно будет прикинуться рабом, бессловесной куклой. Нельзя упоминать ничего, что не вписывается в картину типичногоповедения куклы! Иначе Мира не сможет отпустить его легко. Иначе она никогда не освободится от его образа.

Что потом? Нити, связывающие куклу с кукловодом, на деле цепи, которые не может скинуть ни кукла, ни её хозяин. Но Адора указала ему способ освободиться: вода из Источника. Это уничтожит куклу и освободит кукловода. Когда Мира примет его не-существование, он уйдёт спокойно, зная, что не оставляет её одну. Уйдет, чтобы принять свой яд. Конечно, так приятно было бы разделить мечту Миры, но юноша слишком хорошо понимал, что она несбыточна. Двое безумных — это уж слишком! Продолжать вампирское бытие после освобождения Миры он не хотел. За семь лет бега оно опостылело Винсенту окончательно.

"Увидеть солнце в последний раз, по-настоящему, и — довольно!"

Глазами Макты он увидел Миру в Доне, поэтому поспешил туда.


Он подлетал к столице в спокойном, ясном состоянии духа, и не сразу заметил грозные перемены. Только когда мимо пронёсся третий по счёту отряд кукол, Винсент понял, что вокруг творится неладное. Он полетел в центр столицы, а мимо всё проносились чужие куклы. Быстрые, уверенные: не разведчики — солдаты.

Зарева пожарищ на севере и востоке. Улицы Центра превратились в реки — там волновались людские толпы. И всюду вампир чуял запах крови. Сarere morte охотились, не скрываясь, и Винсенту вспомнилась страшная ночь кардинской Большой Охоты. В Доне ли он? Или в северной цитадели вампиров?

На одной из улиц Западной Пенны он заметил отряд охотников, попавший в кольцо теней, и поспешил на помощь. Едва вампир снизился, в него полетели стрелы. Увы, охотники приняли Винсента за одного из нападавших. Он сумел увернуться от двух стрел, третья завязла в левом крыле, но вампир сумел удержать чудовищное обличие.

Винсент сменил тактику. Он бросился на ближайшего carere morte, удачно подставил его под выстрел охотника. Второго, послабее, он просто вытряхнул из крылатой тени, и его обезглавили на земле. Охотники уже не целились в Винсента, они кричали что-то, радостно…

"Что они кричат? — Мира?!"

Винсент преобразился и ступил на землю. Охотники отпрянули от него — ожидали появления маленькой светловолосой вампирши. Они были молоды: никто из них не помнил Винсента в Академии. В него опять полетели стрелы!

— Где Мира? — всё-таки крикнул вампир. Не добившись ответа, преобразился, снова взлетел. Отряд остался сражаться.

Многие, многие крылатые тени торопились куда-то к центру города, Винсент последовал за ними. Вместе с ними он закружился над большим зданием, чёрной галочкой помечающим перекрёсток улиц… Над Академией!

"Что это? Неужели, нет Покрова?" — подобно Мире, Винсент не ощущал эту границу.

Сложив крылья, он нырнул сквозь туманную дымку чёрных крыльев к крыше. Carere morte не узнавали его и уступали дорогу, решив, что он — кукла одного из старейших…


Винсент опустился на тротуар у центрального входа — высокая фигура, в отчаянии сжимающая голову руками. Он не узнавал старую Академию: слепые провалы окон, раскрытые, будто в крике, двери. Второй, третий этажи в крыле Ордена — огненные полосы. На площадке перед зданием мёртвые люди — небывалое, невозможное зрелище! Чуть поодаль кружили куклы, и всё сужали круги, и молодая женщина с растрепанными волосами, в подоткнутом, от этого странно коротком клетчатом платье поднимала почерневший от крови carere morte меч, защищая раненых. Винсент узнал Дару Меренс.

— Дара! — крикнул он и бросился охотнице на помощь.

— Винсент, — она, кажется, не удивилась. — Как хорошо! Нам пригодится помощь carere morte. Мира с тобой?

— Я ищу её. Что здесь творится? Покрова нет?!

— Его больше нет для свиты Дэви! — молния её меча сверкнула у уха Винсента, и очередной вампир лишился головы. Поодаль были ещё охотники, они теснили carere morte в сторону парка. Винсент обратил внимание на одну охотницу: темноволосую стриженную девушку, румяную и весёлую от битвы. Она сражалась наравне с мужчинами.

— Дара! — звонко крикнула она во время краткой передышки в битве, обернувшись к подруге. — Тони идёт из-за реки! Его отряды! Мы спасены!

Действительно, мост Макты был освобождён. Далеко на Восточном проспекте показалась какая-то точка, быстро разраставшаяся в размерах: большой экипаж, запряжённый парой лошадей. А carere morte, носящиеся над Академией, дрогнули, чёрный купол распался. Какая-то гигантская тварь спешила в цитадель Ордена.

— Владыка?! — прошептала Дара.

— Старейший! — также тихо сказал Винсент. Он узнал о приближении Макты прежде, чем тень Первого коснулась Академии. Это было средоточие тьмы. Сердце пустоты. И он, как всегда, не жалел своих детей: те, что не успели уйти, были испепелены его гневом.

— Макта… — Дара даже опустила меч, впрочем, в нём больше не было нужды: вампиры забыли о смертных врагах. Перед ними был бессмертный прародитель, в тысячу крат опаснее охотников.

— Он ведь не с ними за одно? — равнодушно уронила Дара: это была последняя степень отчаяния. — Потому что если он с ними…

Макта не обратил внимание на группу у главного входа. Он прошёл в центральную дверь и скрылся в коридоре. Потекли минуты томительного ожидания. Скоро Старейший появился вновь. Опять не говоря ни слова, он преобразился и нырнул в бездонный колодец ночного неба. А вампиры уходили! Крыша Академии очистилась и над парком больше не сновали быстрые тени. Свита Владыки покинула цитадель Ордена через окна у центральной лестницы. Твари-псы ушли с дальнего тротуара. Девушка-охотница подбежала к Даре. Она кинула на Винсента быстрый взгляд.

— Ты из отрядов Западной Пенны, да? — спросила она. Винсент кивнул, решив не тратить время на объяснения. А охотница пригляделась к раненому, которого помогала перевязывать Даре, и отшатнулась.

— Я помню его в начале штурма! Это не охотник, не наш… — она оглядела людей, без сознания лежавших на тротуаре. — Они же все из тех зверей, что напали, Дара!

— Они люди, Диана. Наших раненых нет, только убитые, — Дара поднялась и как сомнамбула пошла к главному входу.

— Что ты… — начала Диана и осеклась. Сама вскочила, и, подобрав юбки, кинулась к тем же дверям. Из Академии выходили люди, отряд охотников. Выстоявшие против Владыки вампиров выглядели далеко не победителями. Их было шестеро. Они вынесли из здания три тела: два были накрыты плащами, третий, совсем молодой охотник, был жив, но без сознания.

Диана подлетела к Алексу и повисла у него на шее, Дара бросилась к Марку, вцепилась в его руку. Охотник печально указал на одно из тел павших в ответ на её умоляющий взгляд.

— Нет! — пронзительно закричала Дара. Она опустилась в снег, всё не выпуская руки охотника, неотрывно глядя на тело, накрытое плащом. — Нет! Нет!

— Мы подошли к ним слишком поздно, — виновато сказал Алекс, то ли Даре, то ли самому себе. — Нас задержал на втором этаже отряд смертных слуг Дэви.

Экипаж, первым пересёкший мост Макты, остановился на перекрёстке. С козел соскочил молодой охотник.

— Тони, сюда! — разглядев его, закричала Диана.

— По Восточному проспекту мы прорвали оборону! — радостно сообщил охотник, подходя. — Есть потери… Но и Дэви лишился бывшей невесты! Мелиссы Лакус! По пути видел в парке Адору с отрядами. Здесь все спаслись?

— Глава Ордена погиб, — сказал Алекс, и с лица Тони сошла улыбка. — И Доминик Конор. И нескольких мы лишились ещё в начале штурма. Эрик… — не знаю, очнётся ли, — он указал на раненого охотника. — Сильный carere morte разбил его защиту.

— И Даниель Гесси, — вздохнула Диана и вновь прижалась к Алексу. — И Мира. — Хотя, не знаю… Но я видела её незадолго до штурма здесь.

— Карл… Так значит, вот почему Покров пал.

— Нет! — возразила Дара. Охотница поднялась. Её лицо было привычной спокойной маской, только глаза блестели от слёз. — Покров цел, пока его поддерживают Бовенс и Эбри. Это Крас сделал в нём прореху для Дэви. Так, Диана?

— Так…

Тони неотрывно глядел на Академию. Пламя ширилось, захватывая верхние этажи, из центральных дверей на ступени стекал дым. В глубине здания раздался долгий грохот: провалился пол, а, может быть, обрушилась лестница.

— Что ж, — молодой охотник нашёл силы стряхнуть оцепенение. — И весь Ориенс погиб. Но мы уходим. К Источнику.

Винсент остановил Диану.

— Где ты видела Миру в последний раз?

— У Старого входа.

Винсент призвал крылатую тень и взлетел. Он успел услышать крик потрясённой охотницы и кусочек торопливого объяснения Марка — и не удержался от улыбки.

Он поднялся к разбитым окнам второго этажа. Винсент ни на секунду не поверил словам Дианы, что Мира могла погибнуть в Академии, ведь смерть хозяйки уничтожила бы её раба. Но всё-таки отправился проверить, не осталась ли Мира в горящем здании. После встречи с Мактой он усомнился, что способен почувствовать, случись с вампиршей какая-то беда. Оказывается он, ближайший ей по крови, связанный с нею общим проклятием, совсем не знает свою создательницу!

Вампир беззвучно скользнул в окно у лестницы и ступил в коридор Академии. Коридор был полон дымом, всюду разверстые огненные пасти — горели кабинеты. В дальнем конце коридора занимался пол. Смертный не выдержал бы здесь и минуты, вампиру было легче, и всё же Винсент едва мог ориентироваться. Перед глазами — сплошь туман и огненные всполохи, нюх — не помощник: запах дыма перебивает все иные, крик о помощи не услышать — всё заглушает деловитый треск пламени…

Наугад Винсент бросился в крыло Ордена — сущий огненный ад. Он хотел добраться до арсенала, но лестница на первый этаж рухнула у него на глазах. Тогда он вообразил, что Мира, наверняка, постаралась бы перебраться ближе к крыше, и бросился вверх.

Конечно, он не нашёл её. Пламя стеной стояло на трёх верхних этажах в крыле Ордена, огонь подбирался к центральным площадкам и крылу Академии. Винсент бросился в неповреждённую часть здания. Он звал Миру, вслух и мысленно, умолял откликнуться, где бы она ни была, как бы она ни боялась свою нечаянную куклу… Но вампирша молчала. Он не чувствовал её совсем, будто паутинная нить меж ними оборвалась.

На третьем этаже пол обвалился у вампира под ногами, он едва сумел уцепиться за свою крылатую тень. Пора покидать здание!

Винсент опустился у центрального входа. Битва уже кончилась, к Академии из парка подошла Адора с отрядами, было людно. Новая знакомая, Диана, рыдала у возлюбленного на груди, над Дарой, лишившейся сознания, хлопотала герцогиня Рете… Вампир не стал задерживаться — охотникам не до поисков Миры, искать пропавшую хозяйку дело её раба. Винсент обернулся на Академию, только когда ступил на мост Макты. Пламя разрослось, поглотило и крышу. Горела башенка со шпилем, видимая из всех районов Доны, символ Академии. До Винсента донёсся печальный звон — будто большой церковный колокол — и всё стихло. Цитадель Ордена была мертва.


Короткий зимний день вампир провёл в брошенном доме на Рябиновой улице. Он продолжал звать Миру, он потратил несколько часов, чтобы восстановить тот образ, который увидел глазами Макты, надеясь, что это поможет ему отыскать дорогу к хозяйке. Но картина, созданная его воображением, была не более чем портретом Миры. Вампирша была далеко. Она была как никогда далека от своего последнего дитя. Словно уже отреклась от него…

Вечером Винсент опять отправился к Академии, но пробыл здесь недолго. Пожар потушили едва ли час назад и на территории шла уборка. Телеги с трупами отбыли в городской морг. Перекрёсток улиц, на который смотрели слепые окна здания, опустел — ни одного экипажа, не было и праздной толпы. Жители окрестных домов сидели в темноте, глупо опасаясь, что свет выдаст их, а их сердца заходились в страхе — лучший сигнал для голодных вампиров. К счастью, купола Покрова над Доной пока держались, и столичные дикари по привычке обходили район Академии стороной.

Винсент заметил незнакомого охотника и Дару Меренс, меряющих шагами периметр парка и пошёл к ним. Охотники спорили, это было видно издалека. Мужчина-охотник наступал, Дара держала оборону. Когда Винсент подошёл достаточно близко он смог расслышать:

— Ларец в Академии нашли пустым. Купол Покрова, бывший над Академией, исчез — должно быть, его сделали Покровом-призраком, увезя из центра. У кого он, Меренс?

— Не представляю… Может быть, у Дэви?

— Поведение Владыки говорит об обратном. Охотница, — охотник заговорил медленно, раздельно. Винсент содрогнулся от злобы этого голоса. — Если центр Покрова у тебя, верни его. Без него мы не сможем восстановить прежнее заклятие купола. Ты хочешь, чтобы слуги Владыки бесновались в Доне вечно?

Что-то дрогнуло в лице Дары, она внимательно посмотрела на спутника, будто обдумывая его слова.

— Ну, Меренс? Близится вторая ночь! Кто знает, чьи жизни она унесёт?

— А кто участвует в новом наложении? Адора?

— Нет. Младший Крас настаивает на себе.

Дара брезгливо повела плечами и решительно помотала головой.

— У меня ничего нет, — ровно сказала она и быстро зашагала вперёд. Охотник бросился за ней, но Винсент остановил его.

— Где сегодня пригодится помощь carere morte? — спросил он.

— Carere…

— Я — Винсент Линтер.

Очевидно, их с Мирой история была охотнику известна.

— Западная Пенна, — быстро сказал он. — Наш центр на Закатной улице. Руководит там Марк Тэго.

Вампир попрощался с охотником и отправился в путь. Всю ночь он провёл с отрядами Марка. Битва за Пенну разгорелась нешуточная, кажется, Дэви бросил в бой всех оставшихся кукловодов. Убежища двоих Марку быстро удалось найти, третьего, прячущегося за крылья своих кукол, указал Винсент. Но на смену этим пришли новые, охотников оттесняли к северу.

— В Северной Пенне то же самое, только теснят их к югу, — доложил Винсент, вернувшись из разведки. — Они хотят сомкнуть кольцо.

Бой продолжался. Под утро охотникам удалось прорваться к западному вокзалу, но появились новые, неожиданные противники. Стая дикарей закружилась над крышей здания вокзала… Марк, устало ругнувшись, опустил арбалет.

— Винсент, лети за помощью. Ближайшая группа должна быть в Сатуре, у Белого моста, — начал он и замолчал. Дикари не нападали на охотников. Чёрная волна схлестнулась в небе с другой — куклами старейших…


Новый рассвет Винсент встречал у Источника. Здесь собрались отряды со всей столицы. Новости были нерадостные: за вампирами осталась Северная Пенна и Центр, Ориенс вовсе был закрыт для охотников. Оставались посты в Западной Пенне, но Бовенс скучно говорил, что сдача всей столицы Дэви — дело ближайшей ночи. Родерик утратил все иллюзии относительно исхода краткой войны, другие ещё держались. Кто-то вспомнил о Бале Карды — и вот, пошло от одного к другому: carere morte Карды потерпели крах в эту ночь… С севера в Дону придёт спаситель!

Одна Дара усмехалась, сидя у чаши Источника. Она не верила в сказки, как и Бовенс.

— Я хочу посмотреть рассвет, — вдруг сказала она. — Диана, идём со мной?

Но Диана предпочла остаться с Алексом, и девушка ушла одна. Винсент перебрался к Бовенсу. Родерик, за прошедшие с момента их последней встречи пятнадцать лет, постарел на все тридцать, и Винсент полагал, что это следствие, главным образом, последних ночей. Охотник устало и пристально глядел в серую стену пещеры, в пустоту. Вампир всё же решил отвлечь его от тяжёлых мыслей.

— Где же Мира? — немного нервно спросил он. — Она не вернулась ни с одной из групп. Может, её нет в столице?

Бовенс с кривой улыбкой взглянул на вампира.

— Разве ты не чувствуешь, где она?

— Нет.

— Ты здесь, значит, она жива, — успокоил его Бовенс и поднялся. Он решился на что-то, его щека нервно подёргивалась, губы уже приоткрылись для слов.

— Охотники, слушайте меня! — громко сказал он. — Есть только один способ спасти Орден, Орден, о котором уже забыл покровитель… Сегодня я и Эбри снимем с себя ответственность за Покров, — он подождал, пока стихнет потрясённый вопль и закончил. — Дикарей больше ничего не будет сдерживать, но это нам на руку! Это показали и сегодняшние события в Западной Пенне. Пусть Дэви с дикарями воюют за столицу, мы же получим немного времени на восстановление сил.

— Но почему? Можно восстановить Покров! — крикнул кто-то из юных. — Герцогиня Рете встанет на место потомка Арденса, а на место главы — кто-то из старших!

— Мы с Адорой уже пытались это сделать. Купол не восстанавливается в полной мере. Это значит, между нами сейчас нет достаточно сильного охотника, который мог бы заменить Карла. Или же глава отдал свою часть Покрова в определённые руки, но никто не знает, кому… Выход один — снять Защиту, пока угадываниями и перемещениями мы не разбили её окончательно.

Посыпались ещё возражения, но Винсент их не слушал. Он поднялся и чуть ли не бегом бросился к выходу из зала. Ему было всё равно, что станет с Покровом. Но подземелье давило на него, к тому же он вспомнил вечер посвящения Миры — последний вечер, когда видел её близко, почти на расстоянии вытянутой руки…


Он долго плутал по коридорам, наконец отыскал путь наверх. Вампир остановился в нескольких шагах от выхода, под сводом пещеры. Отсюда было видно белеющее небо. Мир притих, как всегда на восходе. Немногие крылатые тени ещё кружили над видимым отсюда Центром, но скоро пропали и они. Новая битва с carere morte развернётся на закате. Сейчас же было время жизни, а не смерти — краткая передышка в войне для тех, кого дневное светило греет, а не жжёт.

Позади послышались тихие шаги, и Винсент обернулся. Это была Дара Меренс.

— Почему они так шумят внизу? — болезненно поморщившись, спросила она. — Плохие новости уже дошли?

— Бовенс объявил, что сегодня Покров будет полностью снят.

— Жаль! — она тут же прижала руку к губам, будто укоряя себя за это слово. — Но он прав. Всё равно теперь, когда надежды не осталось, Покров должен сгинуть сам.

— Что за мысли? Недавно ты отлично держала оборону, защищая Покров от Красов. Какие плохие вести до тебя дошли?

Дара подошла ближе. Белый диск солнца отразился в её пустых, словно слепых глазах.

— Карл говорил: "Ждите вестей из Карды". Я ждала… и дождалась. Я встретила Адору по пути сюда. Рете несла телеграмму из Карды, сейчас её, наверное, уже читают внизу. На Балу Карды была Избранная, и она… исцеляла вампиров. Её сопровождали охотники и Мира Вако. К сожалению, сохранить Дар они не смогли. В четвёртом часу утра Избранная была убита. Всё было напрасно! Всё! И Покров больше не нужен. Ничего больше нет.

— Информация о смерти Избранной точна?

— Да. Избранная — Лита Фабер. И она уже мертва. Знаешь, я даже не успела толком обрадоваться, как…

— Понимаю. А Мира?

— Это вторая плохая новость, — неестественно спокойно сказала охотница, по-прежнему не глядя на вампира. — Реддо подстроили так, чтобы бал закончился с восходом солнца, а не за час до него. Супруга герцога перевела все часы в доме. Многие carere morte должны купится на это, на рассвете они рассыплются пеплом.

— И Мира?!

— Её никто не предупредил об этом заранее. Значит, да, вероятно…

— Но ведь я до сих пор здесь!

— Значит, для тебя есть хорошая новость, — улыбка охотницы расцвела и увяла. — Ты никогда не был её куклой.

Она замолчала, взглядом провожая солнце, восходящее на свой престол. Винсент тоже смотрел в небо.

Свобода… — он боялся сказать это вслух. Сказать это — признать гибель Миры и признаться самому себе, что… рад. Горькая-горькая радость. Свобода, которую обретаешь, утратив всё. Её славит душа, уносясь ввысь от тела.

— Может, она сделала это сама? — пробормотал он, и тут же картинка вампирши, в отчаянии простирающей руки к солнцу, явилась ему, Винсент закрыл глаза. — Она едва нашла Дар, и тут же потеряла его. Потеряв мечту, она не захотела жить.

Охотница не ответила, он и сам почувствовал фальшь в последней фразе и замолчал. Объяснение придёт позже, а пока, в тишине, они смотрели, как восходит солнце. Юноша, несвободный с самого детства, отравленный запретной любовью к тётушке-вампирше, девушка, слишком хорошо узнавшая одиночество, подобная зажжённой свече, забытой в пустой комнате… — они следили, как мир, катящийся во тьму, в последний раз заливает уже ненужный свет. Никого не спасший, никого не воскресивший, не дарящий — отнимающий надежду… Ненужный рассвет.

Глава 40 Восемь кукол Миры

Немолодой проводник с сочувствием смотрел на их троицу.

— Возвращаетесь с Бала Карды? — поинтересовался он.

Солен Реддо нервно поправила причёску. От последней, впрочем, мало что осталось. Диадема сгинула… Из их троицы она одна успела переодеться в дорожное платье, у двух её спутниц из-под пальто предательски выглядывали края неуместных здесь пышных бальных платьев.

— Да, — холодно сказала Солен.

— В Академию, — сочла нужным добавить Мира. И тут же удостоилась внимательного взгляда проводника: может быть, из-за неестественно бледного лица, может быть, из-за новеньких шрамов от воды Источника, её лицо украшающих… Но брошь с гербом Ордена на платье, видимая благодаря предусмотрительно распахнутому пальто, успокоила этого, без сомнения, видавшего последствия декабрьских Балов Карды, человека.

Хмуро, неприветливо встречала их Дона. Снегом и ветром… Мира застыла на перроне. Что-то тревожило её. Какая-то горечь… — странно горький, мутный воздух! — перехватывает горло. Должно быть, с северного озера пришёл этот белёсый туман… Ненужная растерянность — только не здесь, только не сейчас!

Поезд из Карды прибыл почти пустым. Кроме них троих в Доне сошёл всего один человек, мужчина, но его фигура мелькнула в клубах пара и скрылась. Он торопился куда-то, и Мира понимала эту спешку: неуютно было на Кардо!

"Покров… Когда мы въехали под него? Я не помню… Я не почувствовала! Где он?"

Габриель подошла незаметно, тихо встала рядом. Недавно прошедший снег облеплял её волосы, воротник пальто. Её губы побелели. Должно быть, и ей сейчас было холодно.

— Жаль, — притворно вздохнула она, — научную работу мне, видимо, не доведётся закончить, — девушка улыбнулась, её глаза хитро блестели. — Впрочем, это к лучшему, давно не могу похвастаться особенным научным рвением…

— Вы пройдёте посвящение сразу же, как только мы доберёмся до Источника, — пообещала Мира.

— Я совсем забыла сообщить вам, — сказала Солен с наигранной беззаботностью. — Вас не было в доме, когда огласили результат жеребьёвки. Судя по вашему вполне счастливому лицу, держу пари, вы не знаете, что Двадцатый Бал вампиров принимает Дом Вако?

Мира охнула, негромко засмеялась, но тут же резко оборвала смех:

— Замечательно. У меня есть пятнадцать лет, чтобы подготовиться… Подождите меня в здании вокзала. Оно под Покровом и должно быть безопасно. Я быстро проверю обстановку и вернусь.


Площадь вокзала Кардо была пуста. Ни одного экипажа. Только угольно-чёрные ночные тени оживали и скользили следом, цеплялись за ноги. Мира уходила от здания вокзала всё дальше, и её страх разрастался. Его холодные быстрые пальцы уже гладили кожу. Она ждала: вот сейчас Покров скользнёт по лицу прохладной шелковистой тканью… Но впереди не было ничего.

Ещё один мягкий, осторожный шаг. Она прошла всю площадь. Над самой головой пронеслась какая-то сумасшедшая ночная птица.

"Нет Покрова… Нет Покрова!"

Крик раздался позади, и Мира обернулась. У здания вокзала бесновалась туча чёрных крыльев. Ловкие смелые движения… Это дикари! Вампиры разбивали окна и влетали в здание: должно быть, почуяли прячущуюся там жизнь.

Мира бросилась Солен и Габриель на выручку. Она хотела преобразиться, но тень подержалась секунду и растаяла. Мало сил! Вчерашний поединок с Рикардом сильно утомил её, тем более, что запасов стабилизированной крови было очень, очень мало… Солен уже бежала навстречу и тащила Габриель, едва передвигающую ногами: девушка была на пороге обморока. В дверях охотницу настигли два вампира. Солен полоснула одного кинжалом, второй попытался схватить смелую герцогиню за руки, но каким-то чудом охотнице удалось достать и его.

Мира подбежала к ним, приняла из рук Солен бесчувственную Габриель.

— Что с ней? — задыхаясь, спросила она. — Укусили?

— Нет, ей внезапно стало плохо. Думаешь, это?.. — Солен не договорила. На проспекте, вливающемся в улицу Греди, показался одинокий экипаж. Грохочущей повозкой правил мужчина. "Не-враги…" — ещё не узнав, кто возница, но доверившись этому не требующему объяснений ощущению, охотницы бросились навстречу.

Экипаж остановился перед ними, и девушки опешили. Это была нарядная свадебная карета: ленты, цветы… но мужчина лет тридцати, соскочивший с козел, одет был обычно, не празднично, только в полумаске, будто для маскарада.

— Полезайте внутрь! — быстро велел он. — Берите арбалеты… — он и сам держал заряженный арбалет с серебряной стрелой.

— Вас послали нас встретить? Но как вы узнали? Я не отправляла сообщений из Карды!

— Я приехал тем же поездом, — кратко сказал мужчина. — Я охотник.

Да, это было видно по тому, как ловко он управлялся с арбалетом. Вампиры кружили над экипажем, и Солен первой поднялась в карету. Охотник выстрелил в дикаря, бросившегося на лошадь, и крикнул Мире:

— Быстро!

Вампирша послушалась.

Улица Греди, как всегда, казалась бесконечной. За громадами домов то и дело мелькала ещё не тронутая льдом река и разорванная цепочка огоньков — фонари Набережной. Кони летели быстро, но клочья тумана в небе, имеющие форму огромных летучих мышей, были быстрее. Солен отыскала на диванчике среди подушек дорожную сумку мужчины и на мгновение замерла над ней.

— Открывай! — рассердилась Мира. — Сейчас не до церемоний!

Сумка была доверху набита оружием. Солен выбрала себе арбалет, другой кинула вампирше, но Мира не взяла его. Она не отрывалась от Габриель: трясла её, щипала, пару раз хлопнула по щеке.

— Глубокий обморок, — тревожно сказала она. — Плохо! Что же делать?

Солен не ответила. С изяществом герцогини и проворством простолюдинки она перебралась к охотнику. Её арбалет защёлкал, и крылатые твари бросились врассыпную с пути кареты, несколько рухнуло под копыта коней.

Мира же вновь обратилась к Габриель.

— Что же ты, Избранная?! — испуганно спросила она, глядя в бледное, равнодушное лицо бесчувственной девушки. — Ты нам нужна!


…Звенят колокольчики Хрустального вальса — от этой мелодии у вампирши теперь всегда будет мороз по коже. Избранная, Лита, едва найденная — потеряна. Аркус склоняется над ней, зовёт — всё напрасно. А Миру качает, кружит мелодия вальса. Её взгляд не отрывается от маленького узкого разреза на платье Литы, такого… знакомого — крохотного и смертельного. Дар сияет в крови Избранной, но Мира знает: сейчас этот свет потухнет и мир окончательно погрузится во тьму. Дар уйдёт — и нет больше сил его искать. Нет больше сил сражаться против рока carere morte. А Дона? — Дона будет отдана Дэви…

Габриель суетится рядом, ещё пытается что-то сделать, как-то помочь. В ней не угасла — едва разгорелась надежда.

— Ничего нельзя сделать, — Мира слышит свой голос как бы со стороны. Всё тонет в пелене тумана, и вампирша благодарит этот мягкий покров, он не даёт ей в полной мере осознать, что произошло. Хоровод масок кружит её. В пленительной мелодии нескончаемого Хрустального вальса слышится прозрачный смех Лиры Диос…

— Ничего нельзя сделать. Видите? — её Дар уходит. Сияние совсем ослабело. О, как я могла поверить Лире Диос!

— Вы видите Дар, как сияние? Он, как проклятие, прячется в крови? — Габриель вдруг взвивается. — Я знаю!

— Что…

Но девушка уже режет себе руку кинжалом Миры.

— Чтобы стать carere morte, нужно соприкоснуться ранами, так? Может быть, и здесь?.. Я попробую. Это уже никому не причинит вреда. — Последняя фраза долго звенит эхом: так говорил Ульрик час назад, только совсем по другому поводу… Глупцы! Слепцы! Как они могли отправиться на Бал, когда нужно было немедленно ехать в столицу?! Это Дар коснулся их — казалось тогда охотникам… На самом деле — просто безумная сказка кружила головы, но кто осмелился бы сказать это вслух? Безумная сказка об исцелении вампиров вдруг стала реальностью. С ними Дар — и кто им страшен?

А упрямая Габриель зажимает разрезанной ладонью рану Литы. Ещё мгновение — Избранная вздыхает в последний раз и умирает. Мира обречённо следит, как быстро тает сияние Дара — вот на платье тёмное пятно обычной человеческой крови. Но Габриель отнимает ладонь от груди Избранной и показывает свой порез вампирше:

— Светится? — спрашивает она.

Мира молчит, наверное, целую минуту. Потом робко, ещё не веря новому чуду, шепчет:

— Светится…


Мира повернула девушку набок и принялась расстёгивать платье, чтобы ослабить корсет. Габриель очнулась.

— Что?…Где? — бессвязно забормотала она. Девушка потянулась, чтобы достать застёжки платья на спине и, коснувшись холодной руки вампирши, очнулась окончательно.

— Всё в порядке. Мы едем к охотникам.

— Здесь… везде… вампиры! За нами… летят.

— С ними справятся, отдыхай, — Мира помолчала и всё-таки задала волновавший её вопрос: — Почему ты не сказала нам на вокзале, что дикари близко? Ты их не увидела?

— Не увидела… — рефреном повторила та. — Здесь их много! Дона как чаша, налитая тьмой до краёв. И они передвигаются так быстро… Я не успела! Наверное, я ещё плохо владею Даром…

— Да, у твоих предшественников было больше времени, чтобы привыкнуть к нему, — Мира вздохнула. — Но старайся, пожалуйста! Ты нужна нам сегодня… Всегда!

Габриель улыбнулась и закрыла глаза.

— Я хорошо себя чувствую. Не бойтесь, — предупредила она Миру. — Просто мне так легче. Стараюсь разобраться… что тут спрятано… в этом колодце тьмы. — Она замолчала. Молчала и Мира, прикрыв глаза. Она вслушивалась в ночь и за грохотом экипажа различала простую и царственную музыку тьмы. Вампиры отвязались от кареты, они ехали в тишине. За Сермой, за огнями Набережной чернел парк Академии. Мира не хотела видеть мёртвую, обожженную цитадель, но Солен отчаянно забарабанила в окошко, и вампирша открыла глаза.

Здание Академии угадывалось за деревьями. Тёмные пустые окна. Чёрные квадраты на месте дверей. Трещина рассекала левую стену, она пробегала кабинет главы… Бывший кабинет. Вместо окон здесь зиял провал. Свежий снег покрывал дорожки парка, землю между деревьями. И ни единого следа… Как страшно! Что там, под этим белым снегом?

Охотник остановил экипаж у Красного моста. Они вышли из кареты, только Избранная пожелала остаться на месте.

— Что здесь случилось?! — глухо спросила Солен. Голос герцогини дрожал. — Когда?! Зачем вы привезли нас… сюда?!

— Это… привычка? — охотник был потрясён ещё больше их. — Мне были неизвестны детали того, что происходит в Доне!

Мира пошла вперёд, неестественно чеканя шаг, но до Академии не добралась. Вампирша почуяла след в воздухе, оставленный недавно пролитой кровью, и, не дойдя до здания, свернула в переулок. Здесь она скоро остановилась. Да, эта широкая мостовая меж домами, горами уходящими в небо, совсем недавно была полем битвы.


Убитых два десятка. Среди них были и охотники — Мира нашла погнутый серебряный кинжал в снегу. Раненых нет — быстро определила вампирша. Здесь куражились carere morte: она чуяла мало пролитой крови. Одно тело повисло на балконе дома — в юности Мира тоже любила затащить добычу повыше. Далеко впереди, там, где улица вздымалась горбом, шевелилась неясная тень. Солен также заметила это и бесшумно пошла туда, обогнав Миру. Меч в тонкой усталой руке охотницы едва не касался камней мостовой.

Вампир склонялся над убитым охотником, слизывал с ран последнюю вылившуюся кровь, беззвучно шептал что-то, смаковал, долго задерживая на языке. Он не заметил ещё одной тени у себя за спиной. Солен, уже привычно, небрежно взмахнув мечом, с одного удара отрубила ему голову.

— Мы не проедем тут, — сказал подошедший охотник, до сих пор сохраняющий больше всех самообладания. — И леди Габриель говорит, здесь скоро будут вампиры. Много carere morte… В Термине после ночи Большой Охоты они всегда забирали убитых. Им нужны новые рабы. Много новых кукол.

— Габриель? Где она?

— Я здесь, — прошептала Избранная и коснулась руки вампирши. Это прикосновение отозвалось болью, как от сотен крохотных иголочек. — Я немного разобралась. Сюда летит небольшая группа вампиров. Их много в Центре и много на западе. Но основная часть торопится далеко на восток, за город, похоже, к церкви Рафаэля.

— Источник! — вместе прошептали Мира и Солен, и вампирша обхватила плечи руками, точно мёрзла. Всё плохо. Она не думала, что всё будет так плохо! Что же делать? Чем она может помочь умирающей столице, погибающему Ордену? Долго Мира вглядывалась в камни мостовой, и ей казалось, что перед ней пропасть и тьма — как в ночь обращения. В голове звенело странно далёкое эхо: "Много-много новых кукол", и вампирша думала: странно, что она не пришла к этому решению раньше…

— Я буду сражаться с carere morte их же оружием, — сказала она и темно, отчаянно поглядела на нового знакомого. — Уезжайте все, я не хочу, чтобы кто-то это видел.

Мира выбрала первого мертвеца — женщину такого же роста и телосложения, замотала ей голову шалью, оставив узкую щель для глаз. Спутники не уходили, и у вампирши не было силы и решимости гнать их. Может, кто-то другой остановил бы её сейчас, но эти люди молчали. Она чувствовала одобрение Солен и приятие — мужчины-охотника.

Ей остался один шаг. Как и всякий последний шаг — страшный своей простотой. Мира замерла перед ним. К смелому прыжку в бездну она оказалась не готова. Не сумев оттолкнуться и на мгновение взлететь, она висела в пустоте над пропастью и не могла заставить себя разжать руки — такие слабые всегда, а сейчас нечеловечески цепкие. Она чувствовала ожидание и скрываемое любопытство спутников.

"Сражаться с ними их же оружием", — снова подумала она, зубами разрывая вены на своём запястье. Потом она отыскала резаную рану на груди мёртвой и влила в неё свою кровь.

Перед её мысленным взором встала церковь Рафаэля — последнее убежище Ордена, атакуемое вампирами. Она подумала о Карле, о Даниеле, о Тони и Диане, о тех, кто ещё мог быть жив…

"Я иду!"

Она бездумно закрыла глаза и разжала руки…


Когда вампирша вновь собралась с мыслями, то поняла, что смотрится в зеркало. Женщина в зеркале над ней была худа и бледна, резкими, тонкими штрихами было дано её лицо, огромные, тёмные от расширенных зрачков глаза глядели пристально, болезненно-сосредоточенно… слегка безумно. Тускло-чёрное платье терялось, размывалось в тускло-чёрном небе. Мира сорвала с лица мешающую смотреть ткань, прищурилась, желая разглядеть детали, и ей явилась другая, лежащая на земле, — другой, мягкий овал лица, другие, пустые глаза… Мира отшатнулась и в тот же миг раздвоилась. Она хотела сосредоточиться на одной половинке, а потеряла власть над обеими. Потеряла себя. Она не чувствовала ни своего тела, ни тела куклы. А другая "она" шевельнулась, поднялась, излишне резко выпрямилась над Мирой, упавшей, беззвучно кричащей в ужасе…

"За спиной… Просто встань у неё за спиной…" — успел посоветовать слабеющий рассудок.

Мира послушалась. Она закрыла глаза. Закрыла глаза кукле. Осторожно встала и, всё не открывая глаз, сделала два шага вперёд и чуть влево, рассчитывая очутиться за спиной куклы, но задела её плечом. Содрогнувшись от страннейшего ощущения двойного прикосновения, она чуть было не бросила всё… но вместо этого сделала ещё шаг. Повернулась, вскинула голову, чтобы глядеть над головой куклы. Открыла глаза.

По крайней мере, теперь она не видела своего отражения в чужих глазах… Перед ней, в рамке из черепичных крыш, мерцали звёзды. Сейчас вампирша почувствовала, сколько сил отняла одна минута раздвоения — закружилась голова, ослабели ноги. Мира опустилась на мостовую и отпустила куклу. Та мешком сползла на камни рядом.

Отдохнув с минуту, Мира попробовала снова. И сейчас, прежде чем поднять куклу, она сперва изучила чужое тело, ставшее её продолжением. Оно оказалось тёмным, приемлемо пустым и совсем замёрзшим. Конечности с трудом поворачивались в тугих суставах. Зрение нечёткое, глаза словно залиты мутной водой. Мира боялась наплыва чужих эмоций и воспоминаний, но этого не было. Быстро освоившись после первой заминки, вампирша перешла к следующему мертвецу.

Восемь кукол. Мира полагала, что сил хватит и на девятую, но что-то в ней противилось этому. Она разделила своё крылатое обличье на всех восьмерых, подняла их в воздух, закружила над улицей.

— Мира Вако! — прошептал охотник у неё за спиной. — Не узнал вас! Вы не похожи на carere morte. Я… — его голос утонул в шелесте тонких крыльев кукол: Мира приказала им спуститься и закружиться воронкой вокруг хозяйки, потом снова бросила вверх.

— Получается, вы управляете ими своей кровью? — заинтересованно спросила Габриель. — Как необычно.

— Дадим вампирам первый бой здесь, — звала Солен, но Мира заметила:

— Я не уверена, что меня хватит надолго. К церкви Рафаэля, немедленно.

Она удивилась тому, как ровно, монотонно, бездушно прозвучал её голос, в ушах отразившийся восьмикратным эхом. Ей пришлось согласиться с поддержкой охотника, чтобы дойти до экипажа. Неопытный кукловод, она сама была куклой в его руках. Восьмикратно отразившаяся, она плыла над городом, кружилась в вихре хороводом из восьми теней. Её тревожил восьмикратно возросший голод. Пока только дразнил, но…

— Как можно быстрее, — спокойно попросила она спутников.


Дорога шла в гору, глазами летящей стаи Мира уже видела далеко впереди белую церковь — жемчужину в оправе из грубых камней. Каменистые холмы — предгорья, стёртые временем, где она стояла, казались по-древнему дикими — в трёх шагах от столицы! Они приближались, и Мира начала замечать в небе чужих рабов. Ими управляло несколько хозяев, и в суматохе они пропустили и её кукол, и экипаж, приняв за подмогу. В одном из хозяев Мира узнала Митто, он её — нет, и всё же там, на земле, она поспешила укрыться от него, хотя в закрытой карете в этом не было необходимости. Она сгорбилась, постаралась спрятаться за светлой нарядной занавесью…

— Здесь три кукловода, — шёпотом сообщила она Солен. — И дикари. Хм… странно: чем Дэви мог их увлечь?

Скоро им пришлось оставить экипаж. Последние полмили они бежали. Показалась церковь Рафаэля. Похожая на церковь Микаэля в Карде как сестра, но кажущаяся выше, стройнее, даже притом, что не стояла на искусственном возвышении и была окружена садом. Под стенами здания Мира, к своей большой радости, не увидела разъярённой толпы. Только знакомые твари с перепончатыми крыльями кружили в облаках, редкими стрелами прорезали голый зимний сад, мелькали за узкими окнами.

— Они уже внутри, — заметила Габриель.

— Держи меня за руку, не отпускай, — Мира тут же поморщилась от боли прикосновения Избранной.

Вампирша помнила, что к Источнику ведут два хода. Она направила трёх кукол к нижнему, в глубине сада. С ними ушла Солен. Ещё три, послушные её воле, просочились в окна здания. Оставшихся двух хозяйка отправила патрулировать небо над церковью.

Церковь. Мира на мгновение опешила. На пути сюда, пока её куклы летели тесной группой, она радовалась открывшейся ей непривычно широкой панораме. Сейчас картина, видимая одновременно из трёх углов, ошеломила Миру. Она стиснула чьи-то пальцы… Оказалось, мужчины-охотника.

Тогда она стала распределять внимание понемногу, поочерёдно беря то одну, то другую куклу, не выпуская в то же время остальных из поля своей воли, и ей начали являться чёткие картинки происходящего. Церковь Рафаэля была подготовлена к битвам лучше, чем Академия, хотя и в прежние времена carere morte, желающих взглянуть на источник единственной опасной для них воды, не находилось. Разрушения здесь ограничивались разбитыми витражами над алтарём и сломанными перевёрнутыми скамьями. Под сводами церкви носилось множество крылатых тварей. Они сражались между собой: куклы Владыки против дикарей. Спускаться вниз никто не рисковал. На залитом на полпальца полу ещё шевелились изуродованные тела потерявших звериное обличье carere morte, пойманных ловушками здания или растерзанных собратьями. Их кожа местами была сожжена водой до костей. Вода поднималась из большого четырёхугольного отверстия в полу. Верхний путь к Источнику был полностью затоплен.

Мира чертыхнулась: о том, что этот ход будет закрыт Орденом без особых усилий, ей следовало бы догадаться! А вампиры, наконец, заметили чужие отражения… Дикари кинулись на чужаков, и Мира приготовилась драться, но вбежавший в церковь охотник точно послал две стрелы, и твари, потеряв крылья, рухнули вниз. Один загрохотал на перевёрнутые скамьи, другому повезло меньше — он угодил в открытый колодец.

Мира заговорила. Первый раз она пробовала передать сообщение чужими устами. Получилось странно — тягуче, напевно:

— Идите к нижнему ходу, я подойду!

Охотник, хоть и недавно восхищался её умениями, вздрогнул от этого голоса.


Нижний путь к Источнику. Здесь распоряжалась Солен, и три отражения вампирши отлично подчинялись её громким командам не требуя безраздельного внимания хозяйки. Сейчас первый из трёх подземных залов был позади, они бежали коридором. Прислушавшись, уловив шум приближающейся битвы, Мира направила к ним кукол из церкви.

Второй подземный зал. Самый большой из трёх. Сегодня, наверное, самый мокрый. Здесь развернулось сражение. Вода лилась с потолка, с верхней галереи, ею были полны провалы в полу. Carere morte наступали, не обращая внимания на ожоги, которые она оставляла. Здесь были только рабы Владыки, дикари все остались выше, побоявшись боли. Мира тронула воду ладонью куклы. Да, она жгла, но вполовину не так сильно — словно была разбавлена или лишена какого-то важного компонента…

Защитников Источника было немного, не более двадцати человек, и едва Мира ступила в зал, с верхней галереи в неё полетели стрелы. Прежде чем она успела сориентироваться, два её отражения были поражены. Поднимать их было некогда, и она приказала трём другим обратиться крылатыми, надеясь, что охотники, бывшие когда-то на тренировках, вспомнят её чудовищное обличье.

Оружия здесь было в достатке — в неглубоком колодце впереди серебрился меч. Рукой последнего отражения, оставшегося в человеческом обличье, Мира быстро выдернула его из воды. Она вскрикнула, обжёгшись, и на мгновение остановилась на себе, всё также неподвижно стоящей перед церковью. Охотник, не ушедший к Источнику, защищал её и Габриель от неизвестно откуда налетевших кукол Митто.

Мира хотела кратко рассказать охотнику, что сейчас происходит у Источника, нопожалела на это времени. Габриель, поймав её взгляд, спросила:

— Как это говорила Лита? Просто: "Исцеляю?"

Вампирша не успела ответить, отвлёкшись на двух последних кукол, расчерчивающих небо широкими кругами. Новый поворот. Дикие предгорья внизу…

— Можно, я попробую позвать дикарей? — Габриель сильно ухватила её за руку, нарочно отвлекая. — Они боятся меня, но и тянутся ко мне… Можно?

Теперь ответить не успела Мира. Габриель рванулась куда-то, выпустив руку вампирши.

Мыслью Мира возвратилась в подземный зал. Охотники признали её кукол и даже организовали им защиту. Три её куклы гоняли крылатых тварей. Сосредоточившись на них, Мира скоро сорвала с чужих кукол чудовищные оболочки и добила рабов на полу. Её оставшееся на земле отражение, неловко орудуя мечом, снесло им головы.

Было мгновение ужаса, когда не отступающие carere morte оттеснили её от охотника. Их чёрные крылья замелькали перед самым лицом, закрывая весь мир, и вампирша упала на колени, схватившись за голову, чувствуя, что не удержит… не удержит все нити… Было мгновение надежды — там, в подземном зале, когда она поняла, что вампиры дрогнули и готовы отступить. Было мгновение боли, когда её куклу в небе разорвали carere morte, и Мира, возвращённая болью в своё тело, нашла себя, скорчившейся на камнях, как ребёнок в материнской утробе, как то её отражение… И было мгновение радости — когда свет от маленькой фигурки Габриель разросся и окутал стаю дикарей-вампиров, кружащих над Избранной. Их крылатые тени растворились в сиянии Дара, а вампиры попадали на землю. Те, что посильнее, поднимались, другие остались лежать, слабо шевелясь. И Мира услышала биение их сердец — уверенный, быстрый стук, она почувствовала тепло их дыхания. Эти carere morte были исцелены, а другие дикари теперь стеной встали перед Избранной, защищая её от кукол старейших…


Вскоре куклы старейших были изгнаны из подземных помещений. Дикари, вставшие на сторону охотников, точнее, на сторону Избранной, прогнали их с территории церкви Рафаэля. Но Мира знала, что радоваться рано. Её куклы, патрулирующие окрестности, разглядели вдали большой отряд carere morte. Дэви не собирался сдаваться. Всё же в битве наметилась передышка и она, устало вздохнув, отпустила кукол и пошла к Источнику. Вампирша ступала осторожно, боясь, что от малейшего сотрясения вновь рассыплется на осколки-отражения. Она не замечала ничего вокруг.

Знакомый прохладный ветер погладил лицо. Боковым зрением Мира заметила: какой-то человек быстро прошёл рядом с ней. Он куда-то торопился, прочь от старой церкви. Проходя, он коснулся её руки своей, его тёмные глаза весело блеснули. Вампирша узнала тепло его кожи и узнала его улыбку.

— Карл! — она обрадовалась, хотя к радости примешивалось удивление: как это она не разглядела его издалека? Она развернулась к нему… и увидела пустошь и город за нею. В нескольких шагах позади вампирши замер недавний знакомый — охотник. Больше никого.

"Не печалься, мышка", — шепнул знакомый прохладный ветер и унёсся прочь. Мира ошеломлённо провела ладонью по лицу, будто умывалась.

"Покров! Здесь есть Покров!" — Она хотела крикнуть это охотнику, а тот, сняв нелепую полумаску, уже шёл к ней. Он был серьёзен и собран. Отчуждён. И Мира промолчала.

— Пора мне представиться вам, леди. Вы меня слышите? — Мира кивнула. — Я — Давид Гесси.

— Давид?

— Вы должны были знать моего младшего брата, Даниеля.

Мира впервые как следует пригляделась к нему. Да, пожалуй, Гесси. Выше Даниеля и волосы не такие тёмные — в рыжину, но те же синие глаза.

— Вы не похожи на Гесси, — всё же заметила она. — Где презрение к вампирам?

— Меня не готовили к пути охотника с детства. Я прошёл посвящение в Карде несколько лет назад, а сегодня приехал в столицу в связи со смертью брата и… — он осёкся. — Мира, вы почувствовали сейчас границу Покрова, не так ли?

— Да. Как вы…

"Узнали" — она не договорила. Охотник указал вверх, в туманное небо. Дикари, то ли сражавшиеся, то ли просто игравшие с немногими оставшимися куклами, теперь избегали пролетать над церковью и рядом с нею, а один, оказавшийся внутри купола в момент его восстановления, упал на землю без чувств.

— Карл восстановил Покров! Как хорошо…

— Нет, леди Вако, — Гесси покачал головой. — Покров восстановили вы.

— Что?!

— Идёмте к охотникам, скорее. У нас мало времени.

Он схватил её за руку — Мира ждала, что хватка будет злой и цепкой, но нет — его рука была мягкой, прикосновение — вежливым, и она успокоилась. Охотник увлёк её за собой. Они быстро пошли, потом побежали.

Клочья тумана в небе обретали чёткость и форму — новые твари с перепончатыми крыльями…

Глава 41 Цитадель

Оказывается, подобное уже случалось, в самом начале Ордена. Когда Лоренс Гесси, первый глава охотников умер, последователи долго не могли выбрать нового главу. Конечно, кандидатов было много, но никому строптивый Покров не дался в руки. Часть главы в нём оставалась зияющей пустотой целых два месяца, а потом… Среди новичков появился сын Лоренса, Константин. Едва он переступил порог Академии, над зданием сверкнул серебристый купол Защиты, приветствуя нового главу — охотникам осталось лишь признать юношу им. Лоренс отдал сыну свою часть в Покрове перед смертью. Старик понимал: никто, кроме Гесси, верных всем своим клятвам, не защитит молодой Орден от интриг родов Арденса и Асседи, сцепившихся в борьбе за власть. Говорят, чтобы передать Покров сыну, Лоренсу пришлось отречься от всего, чем он жил, от самой жизни… но, главное — его действие возымело эффект: при Константине Орден укрепился в Доне. — Это торопливо рассказывал Давид, пока они шли к Источнику. Мира слушала краем уха. Она собрала всех своих рабов и отправила их в небо над церковью. Куклы Дэви были совсем близко.

Избранная убеждала в чём-то дикарей. И Мира понимала, почему лица вампиров так изменились, почему они слушаются незнакомую маленькую девчушку… Габриель была солнцем, особенным солнцем ночи — не смертельно жгучим, лишь тёплым. Свет окрепшего Дара пронизывал всё вокруг, он проникал в холодные сердца вампиров и пробуждал их. Мира вспоминала далёкую ночь в Призрачном парке, вспоминала Хрустальный вальс Бала Карды и только молила это солнышко: не гасни, не уходи…

"Ты так нам нужно сейчас!"

Послушные дикари поднялись к куклам Миры… Ай да Габриель! А они с Давидом подходили к нижнему ходу. Навстречу им вышел Бовенс.

— Скорее, — с тревогой сказал он. — Всё уже готово.

Сырая темнота подземных помещений… Вампирша то и дело вздрагивала, когда с потолка на неё срывались капли воды. Бовенс быстро шёл впереди, Гесси сзади, и Мира была вынуждена идти шаг в шаг с ними. Она ощущала себя пойманной в ловушку. Пришла неуместная мысль: "Наверное, также чувствовала себя Лита, когда я тащила её в церковь Микаэля…"

— Если я восстановила Покров, почему куклы Дэви до сих пор пересекают его границу? — спросила она Бовенса.

— К тебе перешла только часть главы, не весь Покров. Коридор, который для слуг Дэви создал Крас, по-прежнему открыт.

— Нужно его закрыть!

— За этим мы и идём, — Бовенс усмехнулся и остановился. Факел в его руке чадил и плевался дымом. Их огромные гротескные тени расплывались по стенам пещеры. — Вижу, ты ещё не поняла всё до конца. Ордена больше нет. Есть мы — кучка отступников. То, что вы с Солен отыскали Избранную и привели её сюда в нужный момент — настоящее чудо. После такого начинаешь верить старым сказкам. Хортор рассказывал тебе об Отряде?

— Да. В своих письмах. Я считала эту идею сказкой. Она… была развлечением…

— Она — уже реальность! — Бовенс вновь двинулся вперёд и его тень заскакала по стенам. — Гесси специально прибыл из Карды, чтобы занять место потомка Арденса. А тебе придётся встать на место главы охотников — главы нашего нового маленького отряда уничтожения Бездны.

— Что?!

— Так решил последний глава Ордена, и я не стану оспаривать его решение.

В поисках поддержки Мира обернулась к Давиду, но тот только подтолкнул её вперёд.

— Это сумасшествие! Я carere morte… Вы только что видели моих кукол — каково? Меня не примут!

— Ты сегодня дала всем надежду, — сказал Бовенс. Его голос потонул в сонме других голосов. Они ступили в первый подземный зал. Немногие защитники Источника встретили вампиршу радостными возгласами.


Огни светильников отражались в хрустально-прозрачной воде. Ею был залит пол третьего зала — зала Источника. Вода лилась и с галереи — ручейки вели свою мелодию, хрустально-прозрачную и знакомую. А наверху бушевали carere morte Дэви. Они жаждали заполучить Избранную и боялись, что Покров накроет их и лишит сил, швырнёт беззащитными в руки охотников.

Для Миры отыскалось единственное сухое местечко: маленький выступ скалы недалеко от чаши Источника. Её несли туда на руках и поставили, словно на постамент. Почему-то все много шутили и смеялись, но вот, белая шелковистая тряпица — кусочек знамени Арденса — оказалась у вампирши в руках… Давид взял другой её край. Он стоял перед Мирой, но на полу, не на выступе, и его голова находилась на уровне её груди. По залу разлилась тишина, охотники отступили на середину зала, и Гесси начал ритуальную формулу наложения Покрова. Он говорил ровно и чётко, голос лился плавно, с нужными паузами, на окончаниях фраз патетически взлетал ввысь: наверное, он не раз тренировался, читая это дома сам себе. Мира послушно повторяла за ним, сначала робко, стыдясь звучания своего голоса, но постепенно её уверенность окрепла — окреп и голос. И ей уже нравилось, как он звучит в этом подземном зале.

Пауза в тексте. Давид дёрнул знамя на себя, заставив Миру склониться к нему, прошептал:

— В наложении Покрова участвуют семеро. Сейчас ты должна выбрать пятерых, которые удержат Защиту в случае твоей и моей смерти.

— Только пятерых?

— Я не понимаю твоего вопроса?

Мира выпрямилась. Взгляд вампирши скользил по знакомым лицам. Бовенс, Адора, Алекс, Тони, Диана… Как всегда хмурый Марк и как всегда холодно-спокойная Дара… Солен, поучающая Габриель, как вести себя на посвящении, которое решено было провести немедля за наложением Покрова…

— Если Покров — отражение нашей общей надежды, я думаю, все должны участвовать в его наложении, — негромко сказала она Давиду. Охотник подумал мгновение.

— Хм. Это не сделает его сильнее. И предательство одного ударит по нему куда больнее.

— Но это сплотит отряд!

Давид не стал возражать. Он повернулся к охотникам и сделал им знак: "Подойдите!"

— Делай, как знаешь. Не бойся, иди. Ты горишь сейчас ярче всех, — и, всё с той же спокойной улыбкой: — Но знай, Вако, я здесь, чтобы остановить тебя, если ты поведёшь всех в пропасть. — Мира улыбнулась:

— Теперь я узнаю Гесси.

Вампирша передала знамя Бовенсу, тот первым порезал себе палец и промокнул выступившую кровь шелковой тряпицей. Кровь впиталась без следа. За Родериком то же проделали остальные. Мира следила за этим с улыбкой, за которой скрывала боль: над церковью carere morte Дэви рвали её кукол на части. Встревожилась и Избранная. Она внимательно следила, как белая тряпица переходит из рук в руки, а её губы беззвучно шевелились.

"Быстрее же!" — шептала она.

Родерик окунул знамя в чашу и отдал Давиду.

— Теперь мы, — ровно сказал охотник. Капли их крови упали на белый шёлк и исчезли. Мира вздохнула: она боялась этого мгновения. Что, если знамя Арденса не примет порченную кровь вампирши?

Боялась не она одна: по рядам охотников пробежал испуганный шёпот… Но лицо Избранной сияло радостью.

— Carere morte улетают, — объявила она. — Теперь мне можно пройти посвящение?

И было почти идеальное посвящение. Воплощение древней легенды в жизнь. В разгромленной церкви, на руинах старого мира… Вампирша на месте главы Ордена, принимая клятву Избранной, говорила три заключительные формулы, а собравшиеся благоговейно внимали каждому её слову и каждый вспоминал свою клятву и вновь принимал её. Одна Мира была неспокойна — она предвидела новый долгий, трудный путь. Пламя свечей казалось ей неровным, дрожащим, и, почуяв её слабину, тени в углах гримасничали и плясали.

"Этот Дар странно достался нам! Габриель — не избранная древней силой, она… самозванка! Меж драгоценных каменьев древнего сокровища по-прежнему рубиново мерцают глаза чудовищного дракона. С нами теперь оружие, одинаково опасное и для смертных, и для бессмертных. Не тяжела ли тебе и твоим охотникам будет ноша такой ответственности? Ты забыла, Мира… Ты забыла, кто ты в вечной легенде о Даре! "Спасительница Ордена!". "Новая надежда!". Буква, возомнившая себя заглавной! Точка, возомнившая себя последней! Должно быть, мудрец, писавший эту сказку, смеётся сейчас…"


— Что ж, начало положено, — Родерик выглядел довольным. — Дар у нас и Дар исцеляет вампиров.

Мира, Родерик, Адора и Давид собрались после посвящения Габриель в одном из подземных помещений церкви. Мира и Адора сели на стулья, и вампирша сразу же сгорбилась, уронив руки на колени, опустив усталые плечи, перепутанные волосы упали ей на лицо. Сейчас она выглядела старшей сестрой герцогини Рете, в любых обстоятельствах гордо держащей голову.

При словах Родерика вампирша шевельнулась, обернулась к охотнику.

— Трое исцелённых погибли сразу же. Ещё двое при смерти, в госпитале. Из пятнадцати исцелённых только трое могут стоять на ногах.

— А чего ты хотела? Мгновенного излечения?

— Я не знаю. Раньше я думала: Дар — чудо, а чудо не требует объяснений. Но теперь…

— Те трое умерли как люди, а не carere morte, — заметил Давид. Вампирша усмехнулась:

— Я запомню это утешение! Ладно, оставим Дар. Пусть с тем, что он есть, разбирается учёная группа. Что Крас? На нас уже объявлена охота?

— Объявят завтра, — Бовенс оскалился. — Дар не скроешь, Покров не спрячешь! Но все, кто остались сегодня защищать Источник, готовы идти за тобой, Мира. Все они без раздумий откажутся от дневной жизни. Официально они мертвы — погибли позавчера в Академии, или вчера на улицах Доны, или сегодня — у Источника…

— Идти за мной? О, надеюсь, этот путь будет недолог!

— Он не должен быть долог. Все участники старой истории собрались в одно время в родном краю: Макта, хранитель Дара, Арденсы… Когда из крови последнего Арденса исчезнет метка Бездны, Избранная вернёт Макте его жизнь — и проклятие вампиризма перестанет существовать. И Бездна уйдёт из мира. Всё это произойдёт очень скоро, — Родерик улыбнулся. — Может быть, я успею это увидеть…

— О, узнаю эту мечту! Мир без вампиров, — Мира криво улыбнулась.

— Прежние убежища Ордена более не доступны для нас, — снова заговорила она через минуту. — Куда мы пойдём? Даже эта церковь, стоит на земле, принадлежащей Красам.

— Двери моего дома всегда открыты для вас, — поспешила сказать Адора.

— Специально для этой цели я недавно купил большой дом на юге Сатура, — сообщил Давид. — Он мог бы стать новой цитаделью Ордена. Сейчас там оборудуют лабораторию.

— А архив?

— Все важные документы у меня и Эбри, — сказал Бовенс. — Сказки и карты — здесь, у Источника. Но — да — отсюда нам скоро придётся уйти…

— А как же здешняя вода?

— Как тебе понравилась та, которой твоих кукол поливали сегодня?

— Она слабее жжёт. Почему? Это копия? — Мира встрепенулась. — Нужный состав удалось получить искусственно?

— Да.

— Хорошо. Но будет ли она также действенна в ритуале?

— Да, нужно только подобрать степень разведения.

Мира нахмурилась, что-то подсчитывая:

— Это авантюра… Нам не хватит средств! У меня всего восемьдесят тысяч…

— Рете и Гесси по-прежнему числятся в покровителях охотников, — тихо напомнила герцогиня Рете. Вампирша оскалилась:

— Вас я тоже посчитала!

— И почти семьсот тысяч Филиппа, раз уж ты занялась подсчётом денег, — холодно сказала Адора. — Он умер вчера. Сердечный приступ.

— Латэ?!

— Он завещал всё Карлу Хортору. Теперь эти деньги перейдут тебе…Мира, что ты? Покров не тяжел для тебя?

Вампирша скорчилась в кресле, будто внезапная боль пронзила её нутро. Она закрыла глаза, но слёзы не удалось спрятать. Они, предатели, уже катились по щекам.

— Carere morte привычны к тяжести проклятия, что мне какой-то Покров? Просто я плачу… Помните, Адора, вы советовали мне поплакать?


Она не помнила, как всё же сбежала от охотников… Столько дел требовали её присутствия! Тони и Феликс звали в госпиталь, поглядеть на исцелённых. Габриель сыпала теориями Дара, которые пока вернее было называть гипотезами. Родерик огорошил сообщением, что Винсент объявился в столице в ночь штурма Академии. Но сегодня вампира отправили на север столицы: сражаться под струями воды Источника для carere morte почти так же болезненно, как под лучами солнца… Мира выслушала последнее сообщение с каменным лицом. Слишком много боли накопилось внутри, чтобы она могла обрадоваться. Радость не могла просочиться сквозь холодную чёрную глыбу, в которую превратилось её тело под кожей. Новоизбранная глава охотников более всего хотела, чтобы её сейчас оставили в покое.

Одна мысль, один вопрос крутился в голове, но она боялась задать его словами… Наконец она сбежала. Било четыре утра, когда Мира стояла на кладбище, отделенном от церкви Рафаэля лесочком. Перед ней был длинный ряд свежих могил и одинаковые деревянные кресты с деревянными же табличками, на которых были указаны имена похороненных.

Ни надгробных камней, ни цветов… Охотники торопились похоронить своих погибших до нападения новой армады Дэви. Из Источника, — полагали они ещё нынешним вечером, — уже никто не выйдет живым. Мира пошла вдоль ряда, читая имена на табличках, и скоро остановилась.

"Карл Хортор".

За несколько часов, прошедших с момента встречи со столичными охотниками, она так и не поинтересовалась ни у кого судьбой главы Ордена. Она чувствовала, что ответ может быть только один, и не хотела его слышать. Первый раз ледяная игла предчувствия уколола её в Карде, когда Солен крикнула, что над церковью нет Покрова. Предчувствие оформилось и укрепилось в Доне, на вокзале. А здесь, у Источника, всё просто кричало о его смерти.

Она перечитывала имя на табличке снова и снова. "Карл…" — наверное, так, действительно, будет правильно. Все привыкли звать его этим кратким именем. Потом здесь, конечно, появится надгробная плита, и уже на ней будет высечено его полное имя. И появится знак принадлежности к Ордену — кинжал и солнце. И печальный мраморный ангел с перепончатыми крыльями демона будет склонять голову над этой могилой… Потом.

Мира обратила лицо к небу. Снежинки падали на закрытые веки и не таяли, кололи холодными острыми лучиками, застревали в ресницах. Послушные воле хозяйки чёрные твари слетелись на зов, закружились воронкой над ней — оком бури.

Какая-то смертная подошла, остановилась в нескольких шагах и одном ряде могил. Не оборачиваясь, не открывая глаз, Мира обронила чужими губами:

— Дара? Любуешься недостойным смерти чудовищем?

— Я давно не считаю тебя чудовищем, — спокойно сказала Дара. — Карл не считал тебя чудовищем, и я поверила ему.

Вампирша взметнула руки. Вихрь чёрных крыльев поднял тучу снега, скрыл тонкую одинокую фигурку в белой мути. Но стена снега не защитила её от последних слов Дары, полных грусти и горечи, которые Мире не дано было понять:

— Он не полюбил бы… чудовище.


Её отражения носились над Доной среди других теней, чужих отражений. Там был хаос, смятение. Мелькание…

А здесь свежий снег покрывал тротуары, дорожки парка, землю между деревьями, скрывая грязь, скрывая кровь. Чёрная громада Академии мёртво молчала. Безучастно, безразлично глядели её глаза-окна на Миру. Только ветер гулял в коридорах верхних этажей, выл, скрежетал в пустых кабинетах.

Сейчас Дар, обретённая надежда, казался ей иллюзией — здесь была безнадёжность. Она ощущала бессилие — ничего не изменить. Ничего не вернуть… В мёртвой цитадели хозяйничают тьма, ночь, смерть. Зияют пустые глазницы — окна, двери распахнуты — в крике. Ничего не сберечь: всё сгинет, уйдёт в землю, как из сосуда с разбитым дном.

Мира коснулась стены ладонью, прижалась всем телом, застыла так, закрыв глаза.

"Отбрось панику, глава охотников", — холодно велела она себе и резко, надрывно засмеялась. Этот смех прозвучал неожиданно громко, странно в пустом застывшем парке: "Мира Вако — глава охотников! Только подумать!"

Смех оборвался: "Да, так и будет. Так и должно быть".

"Ты сама приняла решение воевать с Бездной, — шептала новая, странная ночь, пришедшая на смену Королевы — ночи Бала вампиров. — Так воюй! Ты уже нанесла Ей несколько ощутимых ударов, не имея ничего, кроме клыков, когтей и… своей злости. Получай же в награду и оружие, и армию!"

…Её отражения рыскали по городу, рвались с её цепи, ведомые местью. Они догоняли carere morte, мечущихся в поисках укрытия от нового, белого солнца — Дара. Её меч, восьмикратно отражённый, вновь и вновь падал серебряной звездой. Она убивала — восьмерых в каждое мгновение…

Мира оторвалась от стены. Бессмысленно потёрла руки, размазывая копоть: "Под этой копотью краска со стен. Красная, как кровь… Кровь и есть".

— Я уже брежу, — прошептала она самой себе непослушными холодными губами. — Я совсем перестала мыслить ясно. Это всё голод. И усталость… Зачем я сюда вернулась?

Она обошла здание, остановилась на перекрёстке улиц. Центральный вход был прямо перед ней, но Мира не смогла заставить себя подняться на площадку. Почерневшие буквы девиза виднелись над дверными проёмами: "Non sсholae, sed vitae discimus"[2].

"Это был и мой дом. Больше чем дом, так же как для многих. Цитадель, сердце…"

Столько нитей, оказывается, привязывало её здесь! Нестерпимо больно было видеть и пустые проёмы дверей, и слепые провалы окон, и печально кривящуюся набок пожарную лестницу у бокового входа, и страшный, полный отпечатков чужих теней, которым не должно там быть, парк, и чёрную дыру, открывающую разрушенные недра здания на месте кабинета главы…

…Её голод разрастался, вытесняя своей пустотой все мысли, все цели. Её отражения скользили по улицам — восемь воронок, затягивающих в Бездну. Во всех встреченных смертных ей мерещились те, что были с Дэви в ночь штурма Академии. Во всех искажённых страхом лицах ей виделся Крас. "Убей!" — кричала месть, "Хоть один глоток жизни!" — молил голод… Её отстранённость, одновременное присутствие — и отсутствие в отражениях создавало иллюзию игры, где всё ненастоящее, и даже смерть — понарошку. Она приближалась, и, уже чувствуя на коже горячее, быстрое дыхание чужой жизни, уверяла себя, что отступит вовремя, не переступит черту. Сейчас… Ещё через один сладкий удар сердца…

Её "я" затерялось среди отражений… А когда Мира вновь нашла себя, она чувствовала вкус настоящей живой крови, восхитительное тепло чужой жизни растекалось по телу, заливало, топило и разум, и волю…

…Она приняла новый плотный жестокий порыв ветра с благодарностью. И осмелилась перевести взгляд на другое окно на третьем этаже, справа над центральным входом. Долго она вглядывалась в эту чёрную яму, и темнота играла с ней… дразнила, смеялась, рисуя образ, который ей хотелось там видеть. Она знала, что глупо верить шуткам Ночи: "Нет, это не то чудо, которое может быть, которому следует быть. Мёртвые не воскресают в нашу эпоху".

Но всё же крикнула, не могла не крикнуть опять это имя:

— Карл!

Там, у Источника, и на посвящении Избранной в церкви Рафаэля, она знала… но не верила в его смерть. Она безотчётно ждала его голоса, его шагов, его дыхания. Мира поверила только здесь, сейчас, заглянув в пустоту, наполнившую место, что было хранителем их ненужной, напрасной любви.

…Тогда она оставила свои сегодняшние отражения. Одним вздохом отпустила всех… В огромной чаше города растаяло слабое биение не выпитой до конца жизни. Остались мягкие удары снежинок, разбивающихся о тротуар. Остался ветер, стонущий в ветвях деревьев, остался скрип уцелевших распахнутых дверей Академии и звенящая пустота здания. Осталось её одиночество…

Зияли квадраты входа, приглашая, но она оставалась на месте. Падал снег, а она только спрашивала тишину, снова и снова: "Почему так жестока судьба?", "Почему я не успела помочь?", "Почему моё слово не защитило его?" — За мириадами вопросов Мира чувствовала, узнавала один-единственный, но прятала его за другими, боясь назвать словами. Она боялась, что не услышит одно-единственное слово, которое может быть ответом на него… и зажимала уши ладонями, чтобы не слышать ничего.

Потом иссякли ненужные вопросы, и она только шептала: "Люблю, люблю тебя", пока эти слова не обессмыслились совсем, не слились в невнятный лепет. Став легче ветра, они растворились в шорохе звёзд, там, за серым пологом туч, укрывшим землю.

Тогда она опустилась перед лестницей: ноги дрожали… Сжалась в комочек, ожидая, когда последняя боль прольётся слезами: "Оставь погоню за призраками. Здесь нет никого. Никогда ты его не догонишь. Никогда! Тебе осталась память…"

Молчала ночь, ветер задумчиво закручивал белые узоры, поднимая рой мелких снежинок с тротуара вверх. Как… странно! Ей было почти не больно. И слёзы высохли, едва успев пролиться. Нет, эта память не была горькой. В ней светилась радость, какой она не знала прежде:.

"И осталась любовь. Та самая Единственная, Бессмертная, которой грезят все. Та, что сильнее всего на свете и порой роняет звёзды с небес. Та, что не знает слова: "Никогда…" — Поняв это, Мира засмеялась… от счастья. И тогда услышала единственно возможный ответ на свой единственно важный вопрос:

— Ты здесь, со мной?

— Да.


На исходе ночи небо начало расчищаться. Белёсый, ещё вовсе не утренний свет сгладил, затушевал резкие ломаные тени здания. Но иллюзия была бессильна. Мира знала: Академия мертва. Мёртв и Орден, есть лишь её отряд, маленький, но чистый от лжи Арденсов… Перед тем, как уйти вампирша вновь прижала холодные ладони к странно тёплому камню старого здания: "Прощай, спи… А мне идти ещё так долго! Но я постараюсь быть достойна… памяти тех, кто вытащил меня на этот невозможный верх. Я сохраню Дар, и однажды это солнце победит древнюю тьму. Я буду стоять на пути Бездны, пока не кончится моя вечность… или не придёт моя смерть".

Теперь она уходила легко. Восточный проспект лежал впереди широкой лентой, дома вели вокруг хоровод. Какой-то carere morte летел за ней. Вампирша не обращала внимания: "Да пусть хоть сам Дэви!". Но вот он совсем снизился, ступил на землю перед ней, преобразился…

"Какая давно, болезненно знакомая манера!" — Мира остановилась, глупо хлопая глазами точно кукла.

Молодой человек элегантно поправил воротничок. Светлый костюм сидел на нём как влитой. Легко, неслышно, юноша подошёл… нет, скорее, скользнул к ней.

— Алан, — не удивлённо — утвердительно сказала Мира. — Я, что, уже сплю на ходу? — растерянно прошептала она.

Глава 42 Исцеление

Она стояла, безвольно опустив руки, и только смотрела, как он подходит к ней… И вампир, заметив её растерянность, остановился в нескольких шагах.

Вампир не двигался с места и молчал. Молчала и она, смотря свой новый, странный сон. Наконец вампир сказал беспомощно, тихо:

— Мира… Я так рад, что ты жива.

— Кто ты?!

Он удивлённо поднял брови, полагая, что она шутит. Но, видя прежнее, непонимающее, равнодушное лицо, встревожился:

— Тётушка, не узнаёте? Мира, что с тобой, ты… больна?

Она быстро-быстро заморгала, стряхивая с ресниц иллюзию: "Не Алан. Волосы светлее. И тот был ниже ростом… Нет, не Алан. И всё же…" — Её охватил озноб. Застучали зубы… Она отчаянно сжимала кулаки, пытаясь унять дрожь пальцев.

— Да что такое, Мира?! — он двинулся вперёд и тем вселил в неё настоящий ужас. Мира отскочила:

— Не подходи ко мне! Нет! Нет! Нет!

Вампир послушался, остался на месте. Мира резко выпрямилась, чувствуя, как больно дрожит, натягиваясь, что-то внутри:

— Я всё знаю! Я всё поняла! Ты, ты, ты… — нет, она не могла это выговорить! — …Уходи.

— Что ты поняла?

— Я… я… я не буду с тобой говорить! Тебя нет. Одно моё проклятие… О, Господи! Прости, прости меня, — зашептала она. — Я хотела не этого… Не этого!

— Я знаю.

Она только замахала руками:

— Не говори со мной! Это сведёт меня с ума! Я давно не могу видеть тебя! Уходи. Почему ты не уходишь?! Убирайся!

Он шагнул к ней:

— Ты ошибаешься. Позволь, я объясню. Мы не связаны так крепко, как хозяин и раб.

Мира зажала уши ладонями:

— Милосердная, малодушная ложь! Я знаю, знаю правду! Я готова, готова принять правду! Винсент… Алан! А я не хотела верить Латэ… Вот, каким ты стал! Едва мелькнувшая мечта… и мой старый кошмар! О, неужели я так хотела этого?! Нет! Это Бездна и её отвратительные игры… Это Она! — она расхохоталась, как безумная. — Прочь, нежить.

— Так убей, — проговорил он и усмехнулся, плотно сжав губы, прожигая её насквозь ледяным взглядом.

— Не могу! — прошептала вампирша; качнувшись, ещё отступила назад, к решётке парка Академии, устало прислонилась к ней. — Не могу. Не отпущу тебя. Пусть призрак, отражение… Я жила тобой долгие годы. Я говорила сейчас не то, что думала, поэтому ты не уходишь? Слова лживы, ты слышишь мою душу. А моя слабость сейчас молит: не уходи! Скажи, что я ошибаюсь… Скажи… что всё можно исправить!

— Ты ошибаешься.

Она улыбнулась дрожащими губами, отвернулась. Вампир решительно шагнул к ней, и Мира бросилась прочь.

— Не подходи! Не смей! — она запнулась о собственную юбку и во весь рост растянулась на тротуаре, но успела приподняться, оттолкнуть его. — Убирайся, чудовище!

Он ушёл от её слабого удара, встряхнул её как куклу:

— Ты не слушаешь меня!

— Я не хочу, не буду тебя слушать! Прочь!

— Слушай меня! Ты сама себя сводишь с ума!

Мира истерически хохотала, тряся головой.

— Винсент, Алан, кто бы ты ни был, уходи. Ты же послушный мальчик, — еле вымолвила она сквозь смех, и с ней окончательно сделалась истерика. Вся сотрясаясь от хохота, она поднялась… сама. Он не помог ей. Он стоял, следил за ней. Винсент… Алан. Её наваждение. Злой, как сам дьявол.

— Значит, Алан? — звонко сказал он.

— Алан… — Мира снова засмеялась. Она подняла голову, желая напоследок с вызовом глянуть в его ледяные серые глаза-бездны, но вампир вдруг грубо толкнул её назад, прижал к решётке парка, больно сжав левое плечо. Нагло, издеваясь, крепко поцеловал в губы…

Звонко, сильно ударила пощёчина: "Что ты посмел, мальчишка?!" Мира яростно тёрла губы перчаткой, уничтожая всякий след. Его щека осталась также бледна, к коже не прилила кровь. Бледный, злой, насмешливый, он прошипел:

— Всё ещё Алан?! Так может, тебя ударить?! Тогда ты очнёшься?!

Мира тряхнула головой. От прошедшего ливнем безумного хохота всё звенело внутри, но смеяться больше не хотелось. Взгляд её прояснился. Наваждение было разрушено.

— Ты меня не ударишь… никогда, — она сама шагнула к нему, обняла по-матерински, ласково погладила по волосам. — Винсент… Ты.

— Ты решила, что одна на всём свете знаешь, кто я? Ты уверена, что знаешь мои мысли? Чувства? Ты ничего не знаешь! Кто тебе сказал эту чушь о моей инициации?

— Латэ напугал меня. Твоей последней картиной… Алан когда-то рисовал тот же сюжет.

— Ну и что? Все дикари мечтают об исцелении!

Мира нерешительно улыбнулась. Винсент прищурился, оглядываясь:

— На нас уже смотрят. Может, побеседуем на крыше?


Широкий Восточный проспект лежал перед ними, далеко внизу. На другой стороне улицы — чёрная громада Академии, но Мира отвернулась от неё. Она смотрела на восток, туда, где сияло новое солнце — Дар.

— Что там? — прошептал Винсент, проследив её взгляд. — Это же… Это…

— Дар, — зазвенел её голос. — Ты… узнал? Это Дар. Твой…

— Да, — нахмурившись, удивлённо. — Ты всё-таки нашла его…

Мира шевельнула губами, но не смогла ничего сказать, только глянула на него, таясь.

— Этот Дар исцеляет?

— Да. Избранная уже исцелила многих, я видела. Просто находясь рядом с ней, чувствуешь, что оживаешь. Сердце бьётся быстрее, ровнее, теплеет кровь…

— Это очень хорошо, — равнодушно сказал Винсент, и его взгляд затуманился. Он отвернулся от маленького солнышка Дара, поглядел на Академию.

— Я ведь искал тебя, Мира. Никто тебя не видел с ночи штурма! Ходили слухи, что ты погибла в Карде, и я успел испугаться. Испугаться — и обрадоваться: твоё проклятие исчезло, а я существую…

Вампирша улеглась на холодную крышу, бессильно раскинув руки. Не закрываясь более, не стремясь защититься, даже, желая удара.

— Горькая была радость! — закончил он. — Такая же, как сейчас, оттого, что ты оказалась жива…

— Зачем ты затронул эту тему? — ночь перед рассветом смягчалась, но это серое одеяло сейчас сдавливало её, Мира задыхалась… не дыша. — Это наша первая встреча после стольких лет, стольких бед! Давай пока не будем вспоминать о проклятии, что нас связывает!

— Не вспоминать? Не ты ли назвала меня Аланом? — Винсент усмехнулся. — Нет, Мира. Я терпел много лет. Давай поговорим об этом сейчас. Знаешь, я ведь хотел представиться тебе безвольной марионеткой… Не смог. Когда ты назвала меня Аланом, я увидел безумие в твоих глазах. Безумие и боль. И… не смог.

— Зачем ты хотел обмануть меня? — Мира нахмурилась.

— Я думал, так тебе будет проще меня отпустить. — Винсент сделал паузу: ждал её ответа. Но Мира молчала. Она упрямо глядела туда, где распустился диковинный сияющий цветок Дара.

— Я только хотела, чтобы ты жил! — наконец вымолвила она. — Что я дала тебе вместо этого, скажи?

— Сначала я избегал встреч с охотниками: я сам слишком боялся того, что они видели во мне. Потом мне стало всё равно, но уже бежали и они… Все предпочли бы "Requiem aetemam". В Ордене на меня смотрели как на чудовище. Мёртвый среди живых. Кощунство! Марионетка на ниточках твоей памяти и твоих эмоций — я и сам долго в это верил. Это сводило с ума! Я искал границу твоей воли… Латэ считал, что я — кукла, которую ты сделала в память об Алане, Адора просто избегала меня. Один Морено как-то предположил, что, возможно, элементы собственного сознания я мог сохранить, поскольку от момента смерти до инициации прошло совсем немного времени, несколько минут.

— Это… страшно.

— Знаешь, что мне сказал Макта? Он назвал меня "дитя души"… Твоей души, Мира! — резкая усмешка Винсента контрастировала с его словами. Мира хотела и боялась потянуться, приблизиться к нему.

Он вскочил рывком:

— Иногда я вспоминаю, что мёртв, и тогда начинаю соскальзывать, скользить… к безумию. В отчаянии цепляюсь за эмоции, воспоминания, мысли, идеи… — и понимаю, что ещё не мёртв, но жив. Но сила, благодаря которой я до сих пор здесь, не моя. Она — твоя. Странное существование!

— Я подарила её тебе. Значит, она — твоя. Пусть, может быть, это был плохой подарок.

— Подарок?! Твоё проклятие держит меня! Я его чувствую, я знаю его вкус. Я будто подвешен им на гвоздь… Над пропастью! Это ты меня держишь. Одна ты не даёшь мне исчезнуть. Это унизительно и страшно знать, — Винсент постепенно успокаивался. — Но я… и сам держусь за свой гвоздь. Страшно падать. Я уже падал и помню… — вампир замолчал.

— Я не отпущу тебя, — Мира успокоено вздохнула, полагая, что всё разрешилось.

Ветер сгонял тучи к горизонту, встречать солнце. Холодно замерцали вечные наблюдатели — звёзды.

— Нет, отпустишь, — задумчиво сказал Винсент после долгого молчания. — Отпустишь… Мы не можем существовать вместе. Это противоестественно, понимаешь? Для нас двоих нет надежды. Она есть для тебя одной.

— Не говори так! — она повернулась к нему, умоляюще заглянула юноше в глаза. Вампир скалился:

— Это всё, что ты мне можешь сказать?

— Дар совершил много чудес сегодня. Может, совершит ещё одно? Исцелит тебя?

— Ты и сама в это не веришь.

Мира мотнула головой.

— Нет, я верю! — со злостью сказала она. — Верю! Во что ещё мне верить? Когда-то я пришла в Орден — из-за тебя! Я прошла долгий путь, я увлекла за собой многих, и многих погубила. А теперь, оказывается, всё было напрасно? Всё было… бессмысленно?!

— Смешная тётушка! Кто-то когда-то обещал, что твоё безумное желание сбудется?

— Может быть, — прошептала вампирша, звёзды отражались в её глазах. — Оно сбудется, верь мне. Ночь мне обещала сейчас… Моя Ночь!

— Вот, ты опять безумна. Что ж, тогда я уйду сам. Адора, давно, указала мне способ. Раньше я боялся за тебя, но сейчас я вижу тебя, и вижу, что ты это выдержишь.

Мира едва подавила рыдание. Сердце билось, грозя выпрыгнуть из тела прочь.

— Боль сильна только от первой раны, но смертельной будет последняя, — проговорила она. — Винсент, неужели ты не мечтаешь… о жизни?

— Опять! Ты забыла, кто я? — он долгим взглядом посмотрел на её дом и Дар, раскинувший свои лучи во тьме. — Я даже не carere morte, я… мечта! Так отпусти меня, скорее! Я рад… мне, правда, вполне довольно будет того, что я увидел этот Рассвет, — Винсент поднялся. — Ты смиряешься. И смиришься, когда я уйду. Прости. Прощай.

Мира вскочила, ломая руки:

— Не уходи! Не смей уходить! Я… приказываю!

Но он уходил. Он почти бежал. Обернулся только раз, почти уверенный в себе, весёлый:

— Ты теперь охотница, а не вампирша. Хотя бы поэтому наше прошлое не бессмысленно. У других получилось то, что не получилось у меня. Ты почти исцелена, так заверши процесс!

— Вернись! Вернись! Вернись!

Но его тень растворилась в черноте неба. Мира без сил опустилась на колени. Крыша лязгнула железом, и тишина настала оглушающая.

Прождав неизвестно чего пять минут, она плотно сжала губы, поднялась, скользнула вниз по трубе водостока и побрела к Источнику.

"Зачем было всё это? — шептала она. — Маленький мальчик, вставший в луче света… Гроза у Академии… Холодный серебряный ошейник… — я почти не помню это прошлое. Было ли оно? Кажется, было. Вот только, зачем же, тогда, оно было?!"

Никто не отвечал. Ночь ушла, а новый день был равнодушен к одинокой вампирше.


В убежище охотников хозяйничала Избранная. Габриель сейчас же позвала Миру в госпиталь — показать вампирше исцелённых. Мира вежливо согласилась, но в палаты не зашла, осталась в коридоре. Ей нравилось просто наблюдать за шумным и тёплым миром смертных.

Тони выглянул из палаты.

— Почему ты не заходишь? — весело спросил он.

— Больным и раненым от присутствия carere morte становится хуже.

— А, ну да, — охотник вздохнул. — Что ж, тогда пойдём на нижний ярус, я там организовал что-то вроде лаборатории…

То был заговор, — поняла Мира, войдя в лабораторию. Там их поджидала вездесущая Габриель и разговор её и Тони сразу же завертелся вокруг исцеления вампиров. Это был не отстранённый разговор: они расписывали Мире детали процесса и расхваливали его преимущества. Оба уверяли, что исцеление почти совершенно безопасно для тех, кто его искренне хочет. За их словами сквозило: не бойся, давай, вперёд! Мира усмехнулась:

— Так-так, хотите склонить и меня к исцелению?

— А зачем же вы столько лет искали Дар? — удивилась Избранная. Мира опустила глаза.

— Это долгая и печальная история…

Сон уносил её. Она бездумно следила за руками Габриель, с вдохновением лектора вещающей о Даре, а сама старательно боролась с желанием закрыть глаза и забыться. Дар и проклятие carere morte — кто бы мог подумать! — эти темы не вызывали у неё никакого интереса.

— Исцеление не мгновенный процесс. Глядя на Литу и Лиру Диос, я сначала думала, что мгновенный, но нет. Похоже, только Низших вампиров можно исцелить за минуты и почти без вреда для их организма. С Высшими сложнее. Чем старше Высший, чем шире сеть его проклятия, тем сложнее ему вернуться в жизнь. Но исцеления возможно для всех! А знаете, что самое интересное?.. — Мира вяло кивнула: "Продолжай".

— Самое интересное, что, строго говоря, исцеляет не Дар. Тони рассказал мне об особых клетки крови. Они есть только в крови carere morte. Их называют сетчатыми, потому что они часто встречаются в симбиозе с нервными клетками, и те своими отростками оплетают их, словно сетью. Они как-то связаны с сердцебиением и возобновлением дыхания у carere morte. Их много у Низших, у дикарей. А у кукол собственных сетчатых клеток нет совсем, в их крови находят только единичные, попавшие с проклятием хозяина. Сейчас выясняется, что эти клетки — единственный источник живительных элементов, способных запустить процесс исцеления. Обычно у вампира они спят, неактивны, но Дар будит их, и они освобождают живительные элементы. У carere morte возобновляется дыхание, сердцебиение приходит к нормальному человеческому ритму, а кровь очищается от проклятия. Всё благодаря сетчатым клеткам, а не прямому действию Дара.

— Где-то ты ошибаешься. Исцеляет Дар, — Мира сдержанно улыбнулась. — Рядом с тобою я чувствую себя живой.

— Это иллюзия! То есть, не совсем иллюзия… — Габриель была в замешательстве.

— Это ощущение появляется, если вампир находится под прямыми лучами Дара, как ты сейчас, — Тони пришёл на выручку Избранной. — Выйди за пределы Источника, и оно пропадёт. Пока не уничтожено проклятие в твоей крови, ты не исцелена. Но это легко можно исправить… А, Мира? Ты спишь?

— Я думаю. Винсент рассказывал мне, есть какой-то способ избавиться от связи с моим проклятием, — резко сменила она тему. — Что это?

— Если ввести в сердце раба воду из Источника… много воды… Проклятие хозяина сгорит в ней, — очень осторожно глядя на вампиршу, сказал Тони.

— А раб?

— Смерть завладеет его телом, как телом любого смертного. Без консервирующих элементов, которые приходят с проклятием хозяина, он… — Тони осёкся. — О, прости, Мира! Я хотел сказать, раб… он… будет свободен.

Мира бежала от них.


В зале Источника отдыхала Солен Реддо. Она устроилась у чаши с тёмной водой и гляделась в своё отражение.

— Теперь вы можете возвратиться в Карду. Здесь об Избранной позаботятся, — увидев её усталость, сказала Мира и тут же пожалела о сказанном. Реддо с негодованием спросила:

— Вы отсылаете меня?!

— Нет, что вы, — отступила вампирша. — Доне сейчас нужны охотники! Если желаете, останьтесь. Работы здесь много.

— Да уж, немало! — герцогиня усмехнулась. — А знаете, Мира, в Карде многие охотники до сих пор зовут Избранную Проклятой… Только подумать, мы могли уничтожить Дар, это чудо, своими руками! Я сейчас думаю только об этом. Как странно! В лживых устах любой Дар можно обратить Проклятием, а Проклятие — Даром, — тише закончила она.

— Что?

— В Карде меня учили, что Дар проклят…

— Нет, не это! Вы сказали: в лживых устах…

— Любой Дар можно обратить Проклятием…

— А Проклятие — Даром! —воскликнула Мира и, спохватившись, прижала пальцы к губам.

Она побродила ещё по подземным коридорам. Добралась до самого выхода на поверхность. Коридор впереди заливал белёсый свет утра. Здесь Мира остановилась.

"Где ты? — нерешительно позвала она. Услышав тишину, добавила, громче, — Где ты? Я хочу видеть, где ты!"

"Я знаю, что найду тебя… Всё же я — хозяйка…"

Она помолчала и закрыла глаза. И поняла, где он, дитя её души. Винсент бродил по парку. Тень низко опущенного капюшона плаща лежала на его лице. Сначала Мира подумала, что Винсент выбрал для прогулки Призрачный парк Второй Городской, но скоро заметила высокое чёрное здание за деревьями: Академия. Слева мелькнула белая часовня.

"Зайди туда!" — повинуясь неведомому порыву, взмолилась Мира.

Щёлкнул замок. Винсент зашёл внутрь. Темнота…

Мира замерла статуей, боясь, что не удержит, отпустит видение. Но через минуту успокоилась. Их связь была крепка.

Вампирша спустилась в лабораторию.

— Габриель!

— Да?

— Мои умения кукловода могут быть полезны, но я не думаю, что это будет правильно: вампирша-хозяйка во главе охотников, — резковато бросила Мира. Она вздрогнула, когда дверь лаборатории захлопнулась: ловушка! Вампирша занервничала. Она не знала, что сейчас будет:

— А главное, я проиграла одно старое пари. Поэтому я… прошу… сейчас… вас… об исцелении.

Габриель и Тони переглянулись. Их глаза сверкали торжеством, но Мире было всё равно. Она повалилась на стул и пусто уставилась перед собой. Она была далеко от Источника — в тёмном парке Академии.

…Винсент опустился на скамью в часовне. Юноша казался спокойным, впрочем, может быть это был привычный в семье Вако обман. Вампирша не хотела читать его мысли.

"Что ж, если ты решил… Пусть будет так. Но я не дам тебе убить себя. Лучше я сама отпущу тебя. Ты был прав: я справлюсь и с этим".

Кажется, он услышал её. Медленный кивок: "Ты права".

Тони развернул бурную деятельность. Он позвал "ассистировать" Феликса и Эрика, но на деле молодые охотники только таращились на решительную вампиршу. Потом он взял у Миры каплю крови и, рассмотрев её под микроскопом, остался очень доволен. Скоро, пошептавшись с ним, к Мире подошла Избранная. Габриель остановилась в шаге. Она заметно волновалась.

— Тони говорит, в вашей крови достаточно нужных элементов, — сказала Избранная. — Их даже много! Исцелить вас будет также легко, как Лиру Диос. Превращениями сетчатых клеток вы, как и все вампиры, можете управлять с помощью разума, но всё-таки прежде всего слушайтесь меня. Я постараюсь вести вас и объяснять всё происходящее.

Мира поморщилась, не зная, куда девать едкую иронию. Она боялась.

— Можете не рассказывать ничего. Я всё знаю. Я коснулась Дара пятнадцать лет назад. И не надо много слов, есть простой детский стишок, лучше всего объясняющий происходящее с исцеляемым.

— О! Вы мне его скажете?

— После. Если всё получится… — Мира резко засмеялась. Избранная взяла её за руку, и смех оборвался.


Солнце было в её тёмной комнате. Так близко, в шаге от вампирши! Свет затоплял всё вокруг. Её великолепная сияющая смерть… Лучи пронзили Миру — не пошевельнуться, и вскипела мёртвая кровь, сжигаемая ими. Она вздохнула и прислушалась к своему сердцу. Сердце молчало. Страшная догадка внезапно ударила в затылок, и всё поплыло перед глазами: "Я не смогу. Теперь не смогу. Одна пустота внутри. Она — не Лита. Она… сожжёт меня!"

Торопясь, пока ужас не завладел ею окончательно, Мира призвала видение из далёкой ночи: пульсирующее сердце мира и протянутая к вампирше тонкая золотая нить — луч. Мира расслышала глухие удары этого сердца, и страх ушёл. Нить дрожала, билась в такт диковинному огромному солнцу впереди.

Что-то в ней всё же тянулось к жизни. Задрожала внутри какая-то струна… "Тебе не сложно будет исцелиться", — вспомнила она. Улыбка затрепетала на губах, и тогда затрепетало, проснувшись, сердце.

— Отлично! Сердце бьётся, клетки выполняют свою работу, — шёпот Избранной опустил её с небес на землю. Мира не стала ничего говорить учёной, лишь скорчила гримасу отвращения, и Габриель замолчала.

"Я, тень, почему я не исчезаю в этом сиянии?"

Мира сделала шаг к свету, взявшись за тонкую блестящую нить, думая, что этот шаг станет последним. Но тень осталась позади, цепляясь лишь за её ноги: длинная, как вечером, голова её терялась вдали. Мира избегала смотреть туда… Она смотрела вперёд, на солнце, обжигая глаза.

Кровь кипела. Сердце билось всё уверенней, разгоняя её всё быстрее. Жар волнами разливался по телу. Каждая клеточка вопила от боли. А тень позади удлинялась. Она колыхалась, её трепал ветер, грозя оторвать от ног и унести прочь.

Золотая нить вдруг бросила ярчайший блик в глаза. Мира зажмурилась на секунду: она уже ловила прежде этот отсвет. Мальчик встал в луче, прорвавшемся в их тёмный дом с улицы, его локоны блестят как золото, нет, сильней: как солнце… Мира заметалась, озираясь: "Где ты? Я хочу видеть тебя!" — и зов вновь был услышан. Она, не видя, почувствовала его — отдалённую часть себя, тень, питаемую её чёрной кровью.

"Я отпущу тебя так. Был ты или не был, ты станешь сном, прошлым. Да, я смирилась. Я видела достаточно смертей. Теперь вынесу и твою…"

Она хотела улыбнуться… но не смогла. Теперь не свет — чернота затопляла всё вокруг.

Нить в руке билась всё требовательней, толчки сердца слились в сплошной гул. Тень трепетала, раздираемая ветром в клочья. Мира теряла её, теряла связь. Вампирша пошатнулась, но устояла… почти слепая: свет выжигал ей глаза…

"Сердце… Сейчас разорвётся…"

"Умойся звёздным дождём, — вспомнила она. — Оденься грозным огнём". Нет, ей не хотелось читать этот стишок. Совсем другая Избранная исцеляет совсем другую Миру. А то заклинание осталось в прошлом, затерялось среди других несбывшихся надежд.

— Сначала рвутся связи с рабами, — предупредила Избранная. — Вот сейчас…

Габриель была права. Первыми растворились в черноте слабые недавние отражения вампирши. "Винсент!" — взмолилась Мира. Она понимала, что вот-вот утратит связь и с ним. Она отчаянно, коготками цеплялась за видение в часовне, но слабые пальцы хватали только пустоту.

"Пора! Разрушается моё проклятие, и ты, моё сокровище, исчезаешь. Я отпускаю тебя. Мне — не должно держать открытой эту дверь! Тебе — довольно медлить на пороге! Шагни за неё… в подлинное бессмертие. Иди, мой мальчик. Прощай".

"Прощай", — прошептала она и, сдавшись, закрыла глаза. Она не хотела видеть, как он падает: резко, навзничь, точно у него из-под ног выдернули землю… точно из него разом выдернули всю жизнь.

"Ты довольно смертей узнала, carere morte! Приветствуй же ещё одну!"

Её вечность размыкалась на элементы. Время, сердце, жизнь — эти слова обретали старый смысл. Она узнавала их терпкий, подзабытый вкус. Сердце толкалось где-то в висках, вопя…

Мира сделала глубокий вдох… И поняла, что живая. Она ощущала каждую клеточку своего тела. Они возрождались и рождались заново: и счастье, и мука. Ещё глоток воздуха, и последние клочки тьмы растворятся в горячей живой крови. Тогда придёт последняя волна жара и можно будет отпустить золотую нить, и её сердце не собьётся с ритма.

Но вампирша медлила.

"Винсент…" — снова позвала Мира. Она несмело потянулась к своему последнему дитя, готовая к самой страшной картине — его смерти. Потянулась… и застыла, поражённая. Теперь она видела его не глазами хозяйки, а со стороны, словно сама стояла рядом с ним в часовне. Винсент по-прежнему сидел на скамье, откинув голову. Его грудь мерно вздымалась, взгляд, мечущийся по тёмному потолку часовни, был и испуганным, и радостным. Мира слышала биение сердца юноши, точно в такт своему.

"Её ослабевшее проклятие оставило его, а связь не исчезла. Почему? Что она, эта связь?"

…Можно ли обратить Проклятие — Даром?

"В крови рабов находят единичные живительные элементы и клетки, попавшие с проклятием хозяина…"

— Ты молодец, Мира, — спокойный, решительный голос Избранной. — Остался один последний шаг, но не торопись. Проклятие в Высших вампирах сильно. Я скажу, когда…

Мира не слушала её. Она со страхом прислушивалась к его сердцебиению — сначала в такт с её, потом слабее, слабее… В рабах, бывших мёртвых, слаба жизнь. Её почти нет. Винсент уйдёт сейчас. Как человек, не carere morte, но от этого едва ли легче. Как помочь ему?

Время уходило, и Мира оставила все рассыпающиеся идеи. Там, у Академии, тихо, медленно, словно во сне, словно совершая священное таинство, она наклонилась к юноше, коснулась губами его губ, вдохнула воздух в его лёгкие…

"Живи!" — последний приказ бывшей хозяйки. Мольба.

Этот выдох стал криком радости. Мира закричала, окунувшись во внезапно накатившую, сильнейшую из всех волну жара, закричала радостно и яростно, утверждая свою победу. Но она быстро вынырнула: холодная, безмолвная, прежняя. Этот выдох — в пустоту — забрал все силы. Словно своё дыхание — начинающуюся новую жизнь, она без остатка отдала другому, далёкому. Её сердце замерло, устав ждать второго вдоха. Она шатнулась назад, взмахнула руками, пытаясь восстановить равновесие, но тщетно. Она уже падала. В темноту. В пустоту…

Она падала… Но тень бережно подхватила её, мягко погладила волосы. Снова уютно устроилась в груди, обняла затихшее сердце, вновь забывшееся мёртвым сном.

Золотая нить вырвалась из руки, больно резанув пальцы. Сияющее солнце скрыло свой лик, и мир затопила тьма.


Мира открыла глаза и медленно повернула голову. Обнаружила себя лежащей на кровати в незнакомой комнате, впрочем, похожей на её келью на Восточном вокзале. День давно наступил, и шторы были задёрнуты. Габриель, сидевшая рядом, вопросительно и с некоторым испугом глядела на вампиршу:

— Наконец-то. Вы едва не погибли… Мне пришлось… отпустить вас!

— Что случилось? Где мы?

— В доме Гесси на юге Сатура, — мрачно сообщила Солен, стоявшая в дверях. — Я велела перевезти вас сюда, на вашей квартире более не безопасно. А Источник мы оставили.

— Благо… дарю.

— Здесь сейчас весь отряд. Отдыхают…

Мира промолчала, пока лениво решив не подниматься.

— Мы успели испугаться, что исцеление вас убило. Габриель сказала, вы внезапно лишились чувств, и исцеление так и не было завершено.

— Оно было завершено! — Мира неслышно засмеялась. — Велите свободной группе сейчас же отправиться в парк Академии и проверить часовню. Везите исцелённого сюда!

Солан посмотрела недоумённо, но кивнула: "Сейчас". Мира поднялась совсем развеселившейся.

— Значит, Дар меня отверг. Жаль, — заметила она Габриель.

Солен, уже намеревавшаяся уйти, обернулась:

— Но Орден не отверг, — заявила она резковато.


— Особые клетки крови ведут carere morte к жизни, но сами погибают в процессе исцеления, — задумчиво сказала Избранная. — Проклятие в вашей крови должно было связаться и раствориться ими, но вы поторопились. Проклятие не было связано и уничтожено полностью. А ваших клеток-защитников теперь больше нет. Тони проверял вашу кровь — ни единой!

— Может, они ещё возобновятся? Через год или два…

— Весь их запас образуется в первые месяцы вампиризма, — Габриель печально покачала головой. — Шанс исцелиться лишь один, и вы отдали его другому. Исцеление для вас отныне невозможно, я вижу.

— Сейчас, рядом с тобой, моё сердце бьётся… Чёрт, я чувствую себя живой, — Мира несмело коснулась платья на груди. — Только как же это больно!

— Больно? Раньше вы не говорили…

— Раньше не было так больно!

— Видимо, дело в проклятии, которое всё ещё есть в вашей крови. Мне уйти?

— Нет, останься, — помолчав, Мира добавила: — Для carere morte нет ничего страшнее, чем остаться наедине с пустотой.

Какой-то лихой поезд пронёсся за близким Южным вокзалом, весело свистнув. Город проснулся. Где-то там, за тёмной занавесью, ярко светило солнце, щёдро дарящее своё тепло всем и в каждое мгновение. Там сияли, переливаясь в его лучах, чужие жизни, тысячи тысяч жизней…

— День начинается, — сказала Габриель. — Только, чувствую, сегодня я не увижу его. А удаётся охотникам совмещать две жизни: ночную и дневную?

— Нет. Какая-то из них всегда будет жизнью, другая — лишь тенью жизни.

Габриель проводила стук колёс очередного состава. Жадно, как зверь в клетке…

— Здесь, с охотниками, вы не будете иметь той степени свободы, что прежде, — заметила Мира.

— Да. И ближайший месяц я собираюсь посвятить разбору некоторой научной литературы…

— Нет, Габриель, вы ещё не поняли: никогда.

Избранная отвернулась от окна, небрежно отбросив на спину развившиеся длинные каштановые локоны:

— Я понимаю! Музейный экспонат за стеклом. Наука даст мне достаточную степень свободы. Я выйду на пару минут, принесу свечи. Здесь темно.

— Я не собираюсь всё время держать тебя подле себя! — оскорбилась вампирша. — Иди, куда хочешь.

— Справитесь?

— Справлюсь. Иди.

Избранная всё-таки принесла в келью вампирши два зажжённых подсвечника и ушла в крыло лабораторий. Мира, ожидая группу, сначала кругами мерила комнатку, потом сконфузилась, вспомнив о своих новых обязанностях главы, и спустилась вниз. Занялась неотложными делами. Она обсудила с Бовенсом и Марком план вечернего рейда. Больше часа Мира провела с исцелёнными: она выясняла обстановку в столице. На свой вечер глава охотников дополнительно запланировала две встречи с сильными дикарями Доны… От исцелённых Мира пошла к хозяину дома, Давиду, и забрала у него кипу неразобранных документов и карт, перевезённых от Источника. Верхняя карта привлекла её внимание. Это был план какого-то большого здания, если не сказать, замка.

— Что это?

— "Тень Стража" в Карде.

— Какая подробная! Откуда она у нас?

— Карл привёз из Термины.

Мира легко улыбнулась. Она радостно удивлялась тому, что ей совсем не больно слышать это имя: словно охотник жив. Вампирша перелистал кипу карт:

— Гесси, с этими сведениями мы могли бы возвратить Карду Ордену!

— За чем же дело стало? Займёмся этим в ближайшие годы. Нам легко быть смелыми: у нас больше союзников, чем представляется. Пожалуй, за нас все столичные дикари…

В коридоре, по пути в свою комнату, Миру поймала Солен.

— Мне только что передали телеграмму брата, — взволнованно сказала герцогиня. — Уточнён итог Бала Карды. К сожалению, в последние минуты той ночи мы лишились Селесты Ларгус.

— Жаль.

— И ещё — странное известие! — Солен хмурилась. — Пропало одно из тел погибших.

— Может, его забрал какой-нибудь кукловод? Кто пропал?

— Лира Диос…


С картами Мира возвратилась в свою келью. Разбирая их, она, однако, всё поглядывала на часы… Закончив, Мира задремала в кресле, только тонкие пальцы вампирши чертили замысловатый узор на подлокотнике.

Быстрые шаги в коридоре. Мира вздрогнула и открыла глаза, узнав их. Она всё ещё помнила, как они же сбивались вниз по лестнице много лет назад.

"Прочь, нежить!"

Дверь распахнулась.

— Она сказала, что тебя надо искать здесь. Я опять забыл, как зовут этот тайфун, — весело, но несколько ошеломлённо сообщил Винсент. Алые пятна румянца проступили на его щеках, но кожа была всё также бледна, почти белая…

— Наверное, Солен Реддо, — предположила Мира, улыбаясь.

Винсент шагнул в комнату, но качнулся, ухватился за дверь и рассеянно пояснил:

— Голова опять закружилась…

— Последствие давней кровопотери. Как у всех исцелённых. Исцеление не мгновенно. Тебе сейчас нужно в госпиталь, к Эрику и Тони.

— Подожди, а ты… — Винсент опять пошатнулся. Его взгляд рыскал по комнате, отмечая и задёрнутые шторы, и начатую бутыль стабилизированной крови на столе. — Ты… carere morte?!

— Да и… навсегда.

Юноша замер в шаге от неё, поражённый. Мира сухо усмехнулась, взяла бутыль, и долго глотала её содержимое, нарочно растягивая невеликое удовольствие, радуясь, что можно не продолжать пока беседу. Всё же, поперхнувшись последним глотком, она отставила бутыль в сторону, несмело глянула на стоявшего рядом племянника…

А Винсент вдруг упал на колени перед ней, спрятал голову в холодных ладонях вампирши… Охотники, сопровождавшие его, помялись в дверях и скоро ретировались.

— Ну что ты, мальчик, — слабый голос дрожал. — Так и должно было быть.

Дрожали и руки. Как у старухи. Усталость снова сморила её. Три ночи как одна бессонная ночь! Заснуть бы теперь хоть на несколько часов, чтобы трёхдневное "сегодня" наконец сменилось на "завтра"! Проснуться в новом дне, для которого ночной мир — не более чем сон; новым днём спокойно, ясно говорить о Даре, о Старейшем, о новой цитадели и новых планах Ордена… Мира закрыла глаза.

— Подари мне картину. Ту последнюю, с Рассветом, — расслышал Винсент.

Он поднял голову. Но тётушка уже спала.

Эпилог. Палач

Юноша замер, не отводя от девушки глаз. Лира Диос — это имя звучало как музыка, не земная — райская. Высокая дама в странном готическом маскарадном костюме была серьёзна, даже немного печальна. И, когда она улыбалась, он понимал: то печаль святой… Она была прекрасна! — Руководитель миссии предыдущего Бала вампиров, леди во главе охотников, отважная и невинная!

То было начало бала. Тогда, только знакомясь с Лирой Диос, Ульрик и не подозревал, что скоро светлый образ, живший, увы, лишь в его воображении, разобьётся на тысячу осколков и те, сверкая, сгинут в темноте.

И туда же, в преисподнюю, обрушится весь его мир…

"Всё это очень мило, юноша, но я давно не охотник".

Лира Диос — предавшая священнейший из обетов, смеющаяся над священнейшей из миссий!

Даже увидев крылатого льва на её гербе, он не сумел и в мыслях назвать её: "carere morte", но, должно быть, презрение всё же отразилось на его лице. Тогда, в начале Бала она пыталась найти союзника в охотнике. Улыбаясь, она сулила помочь им в миссии уничтожения Дара. Странная Лира Диос, не признающая ни Орден, ни Владыку. Одинокая, насмешливая, резкая…

Но он сделал выбор. Другой выбор. Ведь Лита, Избранная, попросила о защите! Впрочем, он старался об этом не задумываться… Подумать только, они осмелились пойти против приказа Краса! И он, и Солен предпочли довериться гербу посланницы Ордена. Но как странно и страшно было читать осуждение: "Предатель!" в глазах Лиры Диос… в глазах посланницы Владыки вампиров!

Да, этой ночью всё перевернулось с ног на голову. Гордись, охотник, ты не поддался врагу!

Вампиру…

"Обманщица! Лгунья! Предатель!" — но это всё, что он мог сказать леди Диос, узнав об истинном её прошлом. Другие, нужные слова не приходили: "Проклятая тварь? Исчадие Тьмы?"

"Я — охотник, мой рубеж единственный, первый и последний. Я стою на пути древнего зла, пришедшего, чтобы пожрать мир. Зло это не властно надо мной, не коснётся меня", — как обессмыслились эти слова! Оказывается, можно предать их и сметь нести герб Владыки вампиров! — Так стоит ли верить им? Оказывается, цитадель, которой он клялся в верности, многие годы скрывала в своих стенах вампиршу Вако! — Так что стоит слово тех, кто поручился за него на посвящении? А слово главы Ордена?

Солен и Селеста казались уверенными и спокойными. Их вера в Орден не пошатнулась. А он теперь не знал, чему и кому верить. Он просто шёл за Литой, и света этой звезды было довольно, чтобы освещать путь.

Ульрик шёл. Пока новая пропасть не разверзлась под ногами…


Лира Диос проворно освободилась от его жалких рук и всё стояла, покачиваясь, над телом Избранной, которую убила. Щёки девушки разрумянились, волосы растрепались, грудь мерно, сильно вздымалась и опускалась. Она дышала, жила… Не воплотившаяся мечта — пробудившийся демон. Из-за стекла зелёных глаз глядело безумие. С кинжала, который она продолжала отчаянно сжимать в руке, капала кровь. Не тёмная грязь, что течёт в жилах carere morte — живая, человеческая, и серебро всё также поблёскивало из под разводов…

Чёрная ненависть, какой он не знал прежде, поднималась с самого дна души. Чёрные тени, гримасничая, плясали перед глазами. Сколько он стоял так: не двигаясь, кажется, не дыша? Видимо, недолго. Когда дверь комнаты вновь отворила графиня Ларгус, из залы донёсся всё тот же звонкий Хрустальный вальс.

— Бедная девочка! — заметила Селеста. — Несчастная действовала под чарами: это заметно по глазам.

— Кто? Лита?

— Лира, бывшая охотница Диос. Какой-то сильный carere morte направил её на убийство Избранной.

Ульрик проглотил холодный ком в горле. Губы его искривляла омерзительная змеиная усмешка, и он был бессилен её скрыть.

— Помогите мне, — мягко улыбнувшись, шепнула охотница. — У меня здесь осталось одно неоконченное дело. Мой брат Рикард.

Легко пройдя сквозь стену его взгляда, она по-матерински обняла юношу:

— Видите, сколько игр, в которых вам нет места, здесь ведётся, кроме главной бальной? Не принимайте дела Ордена так близко к сердцу, Ульрик. Живите полной жизнью…

Ульрик почти не слушал, но послушно шёл за ней. Его мир поглощал мрак.


— Ульрик, заканчивайте ритуал!

— Per signum crucis de inimicus nostris libera nos, Deus noster, — ненужные, беспомощные слова. Они обессмыслились для него, как и клятва охотника…

"Кто он? Зачем здесь?"

— In nominae Patris, et Filii, et Spiritus Sancti…[3] — мёртвые слова на мёртвом языке — слабые, холодные, далёкие…

Лира Диос тихо спала на полу у его ног…

Рикард Ларгус рассыпался прахом.

— Что здесь происходит?! — Вернир Реддо подошёл незаметно, неожиданно. — Что… это?! И…

— Это? — Только горстка пепла, — усмехнулась Селеста. — Ах, нет, это? — Труп молодой, красивой леди…

— Дорогой брат, — Солен отвела его в сторону. — Никакой полиции. Помнишь прошлый Бал? Родители оставили тебя тогда в счастливом неведении…

Герцогиня возвратилась через минуту. Надменное лицо казалось бесстрастным, но Селеста всё же что-то прочитала в нём, сказала, успокаивая:

— Ты убила предателя, давно приговорённого к смерти. Она молила сама. Ты — оказала милость.

— И сделала бы это ещё раз! — холодно отрезала та. — У меня встреча с герцогом Тенером. Слугам я сказала убрать её…

— Не надо. Давайте я, — тихо предложил Ульрик.

— Да? — Солен обернулась, и сейчас он заметил растерянность и усталость молодой герцогини. — Хорошо… Благодарю вас, сударь. Отнесите её в склеп. Слуга вас проводит.


Он поднял её, вынес прочь из дома. Мысли путались… Печально поглядела на охотника мраморная девушка с барельефа над входом в сад, и Ульрик отшатнулся, вскрикнув. Ему почудилась насмешливая и беззащитная улыбка, милые ямочки на щеках и маленькие острые клыки.

Хитрые Реддо выстроили своё поместье на северной границе Короны и прихватили к территории небольшой лесочек на предгорье. Ульрик отправил слугу в поместье, спросив дорогу в склеп. Сейчас ему не нужна была ничья компания. Он ненавидел весь мир.

Охотник миновал круглый прудик, и сад закончился. Он ступил в лес и скоро очутился у склепа Реддо. Дверь в гробницу была открыта. Какая-то тень со свечой двигалась там, внизу. Наверное, ещё один слуга герцогов.

— Куда положить её? — мрачно спросил Ульрик слугу о своей невесомой, но нелёгкой ноше. Невысокий человек со странными белыми глазами, казалось, растерялся. Он пожевал губами, но всё-таки сообразил:

— Что, ещё одна? Ну и ночка сегодня! Неужели, и здесь маниак объявился? Ещё на прошлом Балу люди пропадали…

Ульрик не слышал его, вновь погрузившись в мрачные мысли. Вслед за слугой он прошёл в какой-то зал, положил свою ношу на холодный мраморный пол. Лицо Лиры всё ещё было прекрасно. Кожа белее мрамора… Тёмные припухшие губы улыбались. Загадочно, завлекающее… насмешливо: "Щенок! Глупец! Ты проиграл, охотник! Ты оказался слаб!"

— Идите, господин, идите, — бормотал за его спиной человек. Свеча в его руке дрожала, воск капал на белый пол. — Идите. Я о ней позабочусь…

Но Ульрик продолжал смотреть вниз, на неё: Лицо спокойное, отрешённое как у спящей. Только брови страдальчески приподняты: должно быть, мучительный сон ей снится! Лира Диос мертва…

"Её душа свободна, это не значит: "смерть…" — Нет, довольно! Ульрик опомертью кинулся из склепа, точно за ним гнался призрак.

"Отвратительная, мелкая, чёрная, лживая душонка! Смерть стала милостью для тебя, Лира Диос!"

Очнувшись в парке, он повернул было обратно. Какая неведомая сила до сих пор тащила его к ней?! Но дверь склепа оказалась заперта.

"Да, полно, был ли он там, в склепе?"

Ульрик возвратился на бал. Здесь юношу ждало очередное потрясение: Селеста убита, Солен и Мира покинули Бал, не дождавшись его окончания! Куда-то исчезла и Габриель.

Чёрные тени тянулись из углов, окружали гостей Бала. Они корчили охотнику рожи, безумно хохотали и ледяным колокольчиком в этом гоготе и гаме вновь и вновь звенел смех той, что лежала сейчас на холодном полу склепа, не более живая, чем белая девушка на барельефе…


Охотник обхватил голову руками… Потом рассмеялся: они сбежали! Сбежали! Оставили его… Оставили Бал вампирам!

Часы бальной залы показывали шесть утра. Мир пробуждался ото сна, как и он… Но тяжек был его сон этой ночью! Священная миссия обернулась кошмаром. Эта Ночь для забавы перевернула его мир с ног на голову и, посмеявшись, отбросила его прочь, как ненужный сор с дороги — ты, щенок, тщился победить Проклятие? Избранная! Лита! — Погасла единственная звезда, освещавшая ему путь. Теперь вокруг был мрак. Он узнал рождение и смерть надежды. Он увидел изнанку ожившей легенды на дне холодных зелёных глаз.

А чёрные тени всё плясали и плясали…

Избранная, Лита… Её прозрачный образ вдруг встал перед глазами — отражение свечи. "Лишь призрак", — поторопился уверить он себя, и огонёк погас. Но последняя яркая вспышка пламени на миг отогнала тьму, и всё внезапно стало ясно: "Проклятие везде. Оно прячется в сотнях щелей, оно таится в умах людей. Есть пещеры и тайники, куда вовек не проникнуть Солнцу. Это проклятие можно истребить… только мечом!"

Бал вампиров с уходом Дара превратился в пир вампиров. Давно carere morte не выпадало такой удачной ночи! Вот пробежала совсем юная новообращённая, не старше шестнадцати лет… Другой, молодой господин, фланировал под руку со смеющейся дамой. В смехе охотнику почудился вызов. Молниеносно он ринулся в комнату, ту, где исцелили Лиру Диос, схватил со стены оружие, замеченное ещё тогда: тяжёлый холодный верный стальной клинок.

Он догнал пару в одном из тихих боковых коридоров. Резко взмахнув рукой, одним ударом отрубил вампиру голову, и она покатилась в угол, глухо, отвратительно стуча. Но этот стук успокоил Ульрика. Также медленно, холодно билось сейчас сердце охотника.

Дама отскочила, настолько испуганная, что даже не взвизгнула. Она вовсе не была carere morte, но он лишил жизни заодно и её: она сама шла с вампиром! Она смеялась, улыбалась ему! Она уже была проклята!

В последний час Бала он стал палачом carere morte. Один, он был силён, хитёр, непобедим. Его взгляд разил как серебряный кинжал, вампиры замирали в страхе, не смея ни пошевелиться, ни отвести глаз. Но всё отчаянней сверкала молния его меча: он сражался с многоголовым чудовищем, и конца этой битве не предвиделось. Он понимал, что не успеет очистить дом от зла до утра. Нежданное спасение пришло перед последним танцем.


Ульрик вновь стоял на балконе, озирая поле битвы. Многие, многие, пьяные своим весельем и своим безумием кружились внизу, празднуя грандиознейшее начало недели нежити.

Герцог Реддо с молодой дамой в красном бархатном платье остановился рядом.

— Вы ведь из шайки моей сестры? — заговорщическим шёпотом спросил он. — Моя невеста, баронесса Филиппа Асто, — дама вежливо склонила голову, — надоумила меня сделать гостям сюрприз. Смотрите!

И громким, звонким голосом он объявил с балкона:

— Бал окончен!

Свет в зале погасили. Слуги герцога действовали чётко, точно: шторы, закрывавшие окна, упали, и они тотчас же распахнули рамы. Внутрь хлынул целительный солнечный свет, и многие, многие чёрные тени, упившиеся этой ночью чужими жизнями, рассыпались прахом.

— Что?! — изумился Ульрик. — Только седьмой час… Откуда солнце?!

— Вы правы, здесь оно бывает около восьми. Филиппа посоветовала перевести часы, — сообщил герцог, с удовольствием озирая зал Бала, закончившегося мгновенной яркой вспышкой, — и Солен пришла в восторг от этой идеи.

— Вы не боитесь мести?

— Я давно осведомлён о том, что творится в Карде в ночь с тринадцатого на четырнадцатое декабря, — молодой Реддо, строгий, как и его отец, усмехнулся. — Девятнадцатый Бал вампиров следовало бы объявить "Нетрадиционным" Маскарадом нежити. Никто не соблюдает обычаев! Так что остаётся делать Хозяевам Дома? Мы с сестрой ради собственной безопасности должны были быть нейтральными в этой битве, но, после выходки Солен со вступлением в Орден, семейству Реддо всё равно придётся покинуть Карду, — он вздохнул… с печалью, но весьма довольный собой. — Так что, я "закрыл глаза" и нарушил последнюю традицию: Девятнадцатый Бал Карды закончился на рассвете!

— Мы думаем поехать в Дону, — вступила Филиппа. — Солен уверяла, что там безопасно.

— Вовсе нет, — уверенно сказал Ульрик. — Цитадель Ордена подточена изнутри. Это проклятие везде, — он обернулся к Реддо. — Вы отчаянно смелый человек, герцог…


Ульрик покинул Бал вампиров один и шёл, не торопясь. Ночной мрак растерзало солнце, но оно бессильно было изгнать мрак из его души. "Нарекаю себя Палачом, убийцей вампиров, — шептал он. — Я — истребитель древнего зла, пришедшего, чтобы пожрать мир. Зло это хитро, многолико и скрывается под многими масками. Оно изъязвляет серебро и таится от солнца во тьме. Но я изрублю его железом и сожгу огнём!"

Из дома Реддо он захватил меч.


Эпоха carere morte близится к концу. Владыка вампиров отстранился от дел и проводит время в бесплодных терзаниях по ушедшим временам и возможностям. Охотники легко приняли в качестве главы вампиршу-некромантку, и возглавляемые ей, собираются в поход на цитадель вампиров. На стороне охотников выступает Избранная — обладательница особого Дара, стирающего проклятие вампиризма. Скоро лишённые смерти останутся жить лишь в легендах… Но не рухнет ли в войнах carere morte и охотников сама Земля Страха, ведь вампиры всегда были залогом её существования?

Ex ungue leonem: по когтю льва


Пролог

Тот же пейзаж: ломаная линия гор на горизонте, словно строчка на листе бумаги, написанная нервной, быстрой рукой. Та же белоснежная улыбка Короны. Те же холодные звёзды светят из тёмной глубины реки. Ночью совсем незаметно, что Карда изменилась. Что carere morte, века правившие ей, ушли навсегда.

Здесь всё помнит бессмертных, только самих их нет. Церковь Микаэля по-прежнему охраняет Карду с востока. Столетия она была единственным стражем на пути древнего зла Пустоши, а сейчас на руинах старого города за церковью до самых сумерек играют ребятишки. Они возвращаются домой с огромными охапками странных белых цветов, расправляющих свои лепестки лишь при свете звёзд.

Бездомная ночь бродит по спящим улицам, заглядывает в окна, но скоро тихо уходит. Яркий искусственный свет фонарей и ламп слепит её, она воет в тоске, царапаясь в покореженные ворота "Тени Стража". Но двери и окна замка перед Госпожой уже никто не отворяет призывно.

Осмелевшие кардинцы собираются теперь на Карнавал каждый год. И этот Карнавал с каждым разом всё веселее… Яркое шествие! Многие одеваются на него не зверями, а вампирами. И в их развевающихся плащах, нарочно изрезанных по краям, порой видится клочковатая тень крыльев истинных carere morte.

За последние десять лет "традиционный Бал Карды" проводился восемь раз. Мода, что поделать. К последнему организаторы осмелели настолько, что провели шуточную игру, разделив гостей бала на две команды: "Вампиры" против "Охотников".

Мне досталась бумажка: "Вампир".

Неужели навсегда они ушли? Я выхожу на улицы старого города в черную безлунную ночь и в яркий безоблачный полдень. Я озираюсь, ища привычные тени в небе и на земле, тени, похожие то на огромные крылья, то на щупальца ужасного морского зверя. Они всегда и всем мерещились в Карде, но вот уже два десятилетия, как их нет. Я заглядываю в самые тёмные переулки, я до боли в шее гляжу в небо — их нет. Бесцеремонно я ищу в глазах местных жителей знакомые тени страха и тайного знания… Но нет, ничего нет. Осталась только память — память древних камней, из которых сложены здания Короны, память изменчивой реки, сокрытая в многолетнем слое чёрного ила, память земли, изголодавшейся по крови, память ветра — верного друга Крылатых.

Я забираюсь на перила моста, раскидываю руки. Знаю, что не взлечу, просто слушаю песню ветра. Может, он расскажет, что вчера носил на своей спине последнего бессмертного? Но ветер перебирает мне волосы слабыми пальцами и молчит.

Что это? Молодые люди, юноши и девушки, на площади Патенса ничуть не боясь, никого не стыдясь, громко спорят. Что они кричат? — "Вот бы вернуть carere morte"?! И начинается длинный ряд знакомых мне фамилий: Вако, Гесси, Реддо… и заключение: "Они погубили страну!"

Я мгновенно меняюсь. Лицо искажается дикой злобой. Я трясу в их сторону худым кулаком, я кричу… Что я кричу?

"Предатели! Охотники спасли вас! Хотите, чтобы Бездна вернулась, думаете, Она — спасение?! Ха-ха-ха!"

Ибо я тоскую по прошедшим временам, но вздрагиваю, если в глазах случайного прохожего вдруг вижу Её. Бездну… Ушли carere morte, но Она всегда пребудет в мире. И всегда будет выбирать кого-то из смертных голосом своим.


За моим окном над миром разливается свет нового утра, и я в который раз радуюсь и благодарю судьбу за то, что мне вновь дано видеть это чудо. Я благодарю… и закрываюсь от солнца шторой. Старая вампирская привычка. Пусть оно освещает и греет старинный город за моим окном, город, некогда звавшийся цитаделью вампиров… Мне же пока не нужно, чтобы его свет — истинный свет пролился на мою память. Я боюсь её. Я всё ещё боюсь своей вины, огромной, как подзабытый ночной мир carere morte.

Моя вина — она встаёт страшным призраком в каждом сне. Я всё ещё вижу её отражение в глазах друзей, врагов, случайных прохожих. Она всё ещё лежит огромным пауком около моего сердца, подобно исчезнувшему проклятию carere morte. Она все ещё сгибает мои плечи тяжким грузом. Я знаю, что не избавлюсь от неё до смерти. И даже после смерти…

Это странная вина — вина за то, чего не было. Вина за то, что умерли другие, за то, что судьба оставила меня жить. Такие, как я, выживают часто. Ведь моё имя наблюдатель, а не деятель. Там, за границей жизни, меня ждёт не свет и не тьма — лишь серость. Иногда мне кажется, этот серый туман уже окутывает всё вокруг, отделяя меня от нового яркого мира… Чем расцветить пустые будни?

Я закрываю глаза… и открываю их от легчайшего знакомого звука — трепетания тонких крыльев. Я распахиваю штору. Так и есть. Первая весенняя бабочка порхает за моим окном. У неё красивые зелёно-золотистые крылья. Я открываю окно, приглашая её, но светлые крылышки в последний раз мелькают — и растворяются в ослепительном солнечном свете.

Делать нечего. Окно открыто, солнце гуляет по моей хмурой комнате, его лучи гладят мою кожу, вновь безжалостно, как рентген, высвечивают в памяти картинки прежних дней. Чистый лист на столе призывно сияет белым. Я — последний свидетель ушедшей эпохи, и я начинаю последнюю историю Земли Страха — земли carere morte. Историю о том, как рухнул мир бессмертных.

Это моя исповедь. Я шепчу её себе, принимаю и отпускаю свою вину…


Спокойный год. Дэви возвратился в свой кардинский замок — в доказательство тому над "Тенью Стража" взвилось серое знамя с огненно-красным львом. Но, понимая, что в последние полстолетия вампиры загостились в Карде, Владыка вёл себя тихо. Скоро жители цитадели бессмертных успокоенно вздохнули: Бездна Владыки не голодна. Под грозным оком старейших даже присмирели немногочисленные кардинские вампиры-дикари… Блёклые северные ночи были тихими. Несс неспешно катил воды к югу. Корона белозубо улыбалась луне. Спокойный год.

Тревога приходила лишь во снах. Где-то на границе сознания всегда была мысль о последнем визите Макты. Яркая, чёткая картинка опустевшего дома Вальде то и дело мелькала между образов сновидений. Первый вампир снова бдит. Макта снова рыщет в ночи, ведомый местью! Заметались Красы, взмолились к небесам Солоры, даже Король Асседи в далёкой Доне-столице вздрагивал на своём троне. Одни Гесси с улыбкой встречали весть о неминуемой смерти всех потомков Арденса. Вот Красов настигло безумие, небеса отвернулись от Солоров и трон Доны зашатался… Макта пришёл вернуть себе то, что Арденсы обманом отняли у него. Первый лишённый смерти требовал свою жизнь!

Как искупить старую вину? До сих пор Давид знал только один ответ. Дом Вальде, последних, у кого Макта отнял жизни, стоял пустым. Это был ответ. Вернуть долг Первому значит: умереть. — Он так и сказал собеседнику. Январским вечером в гостиной строгого дома Гесси в Короне. Собеседник считал иначе.

— Есть другой способ искупить вину первого Арденса перед Мактой, — уверенно сказал он. Давид удивлённо приподнял бровь, только этим выражая сложную эмоцию, охватившую его. А это была смесь раздражения: "Что за выскочка?" и удивления: "Однако он так уверен в своих словах…"

Он изучал собеседника, прибывшего из столицы специально для странного разговора. Не таясь, Давид смотрел ему прямо в глаза: немногие выдерживали ясный взгляд Гесси, высвечивающий всю ложь и все сомнения. Но этот охотник не отвернулся, не опустил глаз, не выдавил жалкую улыбку. Он был молод, старше Давида всего на пару лет. Перед странным визитом Гесси навёл справки о нём. Сильный охотник. И хитрый: из простых, а уже глава Центра…

— Вальде погиб вовсе не так бездарно, как прежние Арденсы, Давид. Его дети…

— Остались живы. Да, — Давид поморщился. — Это были не родные ему дети, Карл.

— Мой ложный слух хорошо разошёлся по Карде, — охотник улыбнулся. — Разумеется, родные. Ещё полгода назад их кровь несла метку всех Арденсов. А теперь её нет.

— То есть, это ты позволил опорочить имя Лауры Вальде? — возмутился Гесси и осёкся: — Как… больше нет метки?

— Их отец нашёл способ удалить её. Макта не видит врагов в тех, чья кровь чиста от печати первого Арденса. Поэтому он пощадил детей Вальде.

— Что за способ?

— Я расскажу позже. Пока мне нужно твоё согласие… — охотник поднялся из кресла, подошёл к окну. Небо над Короной темнело, всё больше углубляясь.

— Скоро carere morte вылетят на охоту, — спокойно заметил он. — Старший из братьев Гесси, ты не думал о вступлении в Орден?

— Довольно и того, что младший из Гесси посвящает служению жизнь. Меня не готовили в охотники. Почему тебе не обратится к Даниелю или…

— Твой младший брат — не тот, кто мне нужен, — Карл задумчиво побарабанил пальцами по подоконнику. — Мне нужнее потомок Арденса, но не трус, как Солоры и Красы, и не фанатик служения, как твой младший брат. Кто-то, признающий вину всех Арденсов и стремящийся искупить её… Ты.

Давиду стало неуютно. Он заёрзал в кресле. Откуда охотник узнал его мысли… его сны? "Меня не готовили к служению Ордену, — механически повторил он и тут же поправился. — Тем лучше! Значит, у меня свежий взгляд на происходящее… и свежие идеи".

Охотник принял его молчание за согласие, вновь заговорил. Тихо и скоро, короткими, уверенными фразами. Гесси слушал его с ужасом и восторгом. Карл говорил, что годы Ордена сочтены, и, взойдя на пост главы, он намерен перестроить древнее здание. Он видел Орден без покровительства Краса и Асседи, не запершимся в Доне, а уверенно продвигающимся на север, в Карду. Он хотел, чтобы новый Орден был хранителем, а не убийцей Дара…

— Но во всём этом мне будет нужна помощь потомка Арденса. Тебя, — закончил он. — Нужен человек, который вместе со мной развернёт Покров над всей Землёй Страха. У которого, кроме того, будет особая миссия… — глаза охотника сверкнули, и Давиду вдруг померещилось в них что-то очень знакомое. Тёмные, непроглядные как зимняя безлунная ночь. Глаза Владыки вампиров, Дэви…

— Какова твоя цель, Карл Хортор? — резко спросил он. — Не разрушив старого, не построишь новое… Но не высока ли цена? Что будет потом? Ты хочешь разрушить вампирский мир, но что придёт ему на смену? Я вижу много, много смертей. Я вижу волну крови, катящуюся по стране. Этого ты хочешь? О чём ты думаешь, предлагая такое? О власти? О деньгах? Об утолении неизвестной мне мести? О забвении от неизвестной мне боли? Я хочу знать, что за человек вместе со мною будет создавать новый Покров — над всей Землёй Страха.

Карл засмеялся, и наваждение Давида, что перед ним стоит Владыка вампиров, исчезло:

— Я едва сказал несколько крамольных на нашей проклятой земле слов, а меня уже превращают в чудовище, восседающее на горе трупов! Ведь наша земля действительно проклята, Давид, — тише добавил он. — И источник проклятия ближе, чем Владыка вампиров, ближе, чем Макта, Первый вампир. Он сейчас передо мной… Я знаю, каково это, жить с грузом вины, Гесси-Арденс. И я знаю, как ты можешь искупить её. Расплата Арденсов — не только смерть от руки Макты. Вальде и его дети доказали это. Раскаяние — искреннее раскаяние также погашает месть Первого вампира.

Плечи Давида опустились:

— Слишком тяжел этот груз! Ничего не получится, Хортор. Земля Страха станет Землёй Крови, потом — Мёртвой Землёй…

— Искупление возможно для всех. Даже для проклятых carere morte, — взгляд охотника потеплел. — Ты замечал это когда-нибудь, Гесси? Перед тобой вампир, а ты видишь человека, каким он был, каким он по-прежнему может быть… Вампиры разбивают зеркала взглядом не от злости на свой болезненный облик в нём, не из страха перед чудовищем, что смотрит на них оттуда. В зеркале им является их вина, и они, также как ты, закрываются от неё. Только мечта об исцелении всё равно живёт в них. Она во всех вампирских сказках.

— Не читал ничего более безнадёжного, чем сказки вампирской цитадели!

— Да, в них безнадёжность, если не верить в Дар, в то, что однажды он придёт на затенённую землю. Если поверишь — ты найдёшь эту мечту в каждой сказке. Исцеление…

— Искупление… — прошептал Давид.

Часть 1


Глава 1 Вечная любовь

Все вампирские сказки о любви обречены на страшный конец. Герцог и герцогиня Дэви, Охотник и Майя, Эрвин и Лелия… Начало разнится, конец одинаков. Печальная обречённость: побеждает всегда Бездна. Страницы книжек старых сказок Карды залиты слезами читательниц.

Она же смеялась, перелистывая их. Её сказка была исключением из правил. Перваясчастливая история любви carere morte.

Они встретились на Шестнадцатом Балу Карды. Молодая супруга графа Митто потерялась в первом же танце со свечами. Больше её не видели среди смертных. Хелену увёл Адам, вампир, приближённый Владыки бессмертных и прадед графа Митто.

Хелена любила вспоминать момент их встречи. Любовь, вспыхнувшая вместе с пламенем крохотной свечки в её руке. В танце она искала мужа, и в темноте зала приняла Адама за него — вампир был похож на своего потомка. Тут же она поняла, что ошиблась: вышла замуж не за того Митто.

С тех пор они не расставались. Адам, уставший, больной от одинокой вечности не отпускал её от себя. Она бывала с ним и на собраниях старейших Карды, и на тайных совещаниях у Дэви. Владыка скоро смирился с присутствием "глупой златовласой куклы", ведь её любовь исцелила от давней хандры незаменимого советника Владыки. Адам обратил её в ночь Бала, Хелена решилась принять каплю бессмертия от него. Почему так мало? Хелена не боялась пути Высших, но боялась за ребёнка, которого носила под сердцем. Превращение матери в Высшую вампиршу чаще всего прерывало беременность, либо же плод замирал, не развиваясь. Низшие же, порой, рожали почти здоровых детей, легко исцеляемых от слабого проклятия матери водой из Источника. Адам поддержал её. Это дитя не было чужим ему, Митто: последний отпрыск угасшего рода…

Увы, ребёнок, появившийся на свет после почти тринадцатимесячной беременности, оказался неполноценным. "Он будет вампиром-калекой, — уверенно сказал молодым родителям Витус, лучший целитель carere morte. — А смертную жизнь прожить вовсе не сможет". Тогда они выбрали избавить его от проклятия матери. Его погребли в склепе Митто, кованые двери туда затворились, и ни Адам, ни Хелена никогда больше не отворили их. Они уже поняли, что в вечности им вполне хватает друг друга. Хелена скоро забыла странное чувство ответственности за чужую жизнь, Адам перестал печься о сохранении своего рода, и смерть последнего графа Митто, бывшего мужа подруги, ничуть не расстроила его. Они были счастливы вдвоём. Любовь и вечность — в их случае между этими двумя словами стоял знак равенства.

Они прошли многие бури, но не потеряли друг друга. Поиски Избранного, возвращение Макты — это больно било по Владыке. Они же по-прежнему хохотали, играя под звёздным небом. Предательство Вако, новые поиски Избранного, союз с Красом… — их любви всё это не угрожало. Адам сдерживал улыбку, серьёзно отвечая Дэви: "Очередное задание выполнено, Господин", а менее сдержанная Хелена прыскала в кулачок. Владыка всегда так серьёзен за игрой! Ведь всё вокруг — игра, нелепая игра бессмертных…

Но вот собрание в "Тени Стража" перед штурмом цитадели охотников. И Адам уже серьёзен, почти как Владыка. Он опять молчалив, задумчив. Далёкий и чужой — будто это не она, Хелена, показала ему, какой светлой может быть вечность carere morte, когда её освещает — освящает любовь!

— …Что случилось, Адди?

— Мы в шаге от краха, Хэль. Наш мир рушится.

— Он рушится уже очень давно. По кирпичику. Что за ненужная тревога?

— Хэлли… Макта убил почти всех Арденсов!

Теперь и ей больше не хотелось смеяться. Пророчество: смерть последнего из Арденсов погубит все роды бессмертных, стало пугающе реальным:

— Что тогда будет с нами?

— Скоро все мы станем пеплом…

Глаза Адама потускнели. Их словно засыпал этот самый пепел. Но Хелена решительно тряхнула короткими светлыми кудряшками:

— Надо бороться!

Битва в Академии. Дэви победил, в Доне можно больше не бояться охотников, но подспудное ощущение, что мир бессмертных катится в пропасть, не ушло. Скоро громом раздалась весть: Дар у Ордена! И Дар исцеляет вампиров!

Весть обрушилась на них, когда они отдыхали в доме Дэви на Набережной, ещё не остывшие от любовной игры.

— Адди, может, нам тоже вернуться в жизнь? Посмотри, — она коснулась его порозовевшей щеки тёплыми чувствительными кончиками пальцев. — Жизнь ведь приятное… ощущение.

— Тогда мы скоро состаримся, Хэль. И я намного старше тебя, я уйду первым. Ты готова к одиночеству?

Она честно обдумала вопрос, спокойно сказала:

— Не знаю. Но я готова ждать новой встречи с тобой. В той вечности, человеческой… Понимаешь?

— Понимаю, — он улыбнулся и легонько пожал её пальцы. — Мы так и поступим. Если другое не удастся.

— Что другое? — она нахмурилась. — Что ты задумал?

— Потом… — таинственно пообещал он. — Пока всё слишком зыбко, чтобы обсуждать.

Она согласилась ждать. Адам и прежде начинал интригу без подруги, и сообщал Хелене, только если дело было стоящим.


"Зыбко", — с сожалением сказала Хелена пустоте роскошной, но нежилой комнаты особняка Дэви. Это слово как нельзя лучше подходило к сегодняшнему настроению вампирши! Завтра будет месяц с начала столичной кампании Дэви, а Дона всё ещё не принадлежит бессмертным! Война с уцелевшими в первых, победоносных битвах Владыки охотниками грозила затянуться надолго. Ведь у смертных была поддержка, которой доселе не знал тёмный вампирский мир. С ними был Дар Избранной — великая сила, высвечивающая вампиров среди людей, подобно невидимым лучам. Исцеляющая и испепеляющая сила!

Хелена немного отпила из бокала. Весь месяц вампиры свиты питались холодной стабилизированной кровью. Дэви запретил охоты и убийства: ему не нужна была новая волна паники среди горожан. Вампирша поморщилась и отставила бокал подальше на столик. Кровь, собранная в первые, триумфальные ночи, до сих пор несла привкус страха и боли тех жертв. Сначала это бодрило, радовало, но через четыре недели вызывало тошноту. "Если б её можно было подогреть!" — лениво возмутилась Хелена.

"Как вампирша Вако второе десятилетие живёт только на этой холодной дряни?"

Хлопнула дверь. Вампирша затрепетала от радости, повернувшись к вошедшему. Это был Адам! Они не виделись целых три дня.

— Адди!

Вампир устало улыбнулся и махнул, что не расположен разговаривать. Лицо друга посерело, осунулось. Тонкие черты лица вытянулись, уголки рта печально кривились. Он сутулился, как старик. Адам добрёл до кресла рядом с Хеленой и рухнул в него, закрыл глаза.

— Что, всё так плохо? — всё-таки спросила вампирша и подвинула к нему свой начатый бокал. — А Дэви тебя хвалит…

— Ещё бы! Если б не я… — пробормотал Адам и, не открывая глаз, потянулся за бокалом. Он выпил кровь до дна, и его щёки зарозовели. — Всё не плохо, а очень плохо, Хэлли! В довершении всех бед я наткнулся на кукол Вако.

— Ты?

— Мои куклы встретили её марионеток, — поправился Адам, и Хелена горестно охнула. После смерти Калькаров Владыке срочно понадобились новые кукловоды, и собственными рабами пришлось обзавестись даже Адаму с Хеленой. Новое звание "вампира-хозяина" одинаково претило обоим.

— Значит, Вако продолжает…

— Да, и эти куклы у неё новенькие. Не понимаю, как она расправляется со старыми! — пожаловался Адам. Я покалечил уже с десяток её марионеток. Молодые хозяева, как ты и я, как она, не умеют отсекать ощущения от поврежденного отражения. Она должна выть от боли!

Хелена подошла к нему и, встав за спинкой кресла, склонилась к его голове, прижалась щекой к щеке.

— А как твои?

Она почувствовала, как лицо вампира болезненно искривилось:

— Плохо. Двух нужно срочно залатать, ещё двух проще уничтожить. Их боль сведёт меня с ума! Пойду, попрошу у Владыки выходной, — пошутил он и поднялся.

— Бедный… Дэви пока нет. Он встречает важного гостя.

— Сам? — безразлично спросил Адам. — А, ясно.

Хелена запустила пальцы в его светлые длинные волосы, немного помассировала голову.

— Скорей бы всё закончилось! — бездумно обронила она. Адам так и взвился:

— Скорей бы?! Хэль, ты, правда, надеешься скоро возвратиться в Карду? Дэви увяз в Доне, увяз накрепко! В цитадель он вернётся нескоро, когда эта война будет проиграна, вернётся, поджав хвост, провожаемый сворой охотников и кукол Вако. Тогда падёт и Карда!..А, может, из столицы он вовсе не вернётся! Падёт здесь, — помолчав, мрачно предрёк он.

— Ну, зачем ты так говоришь… Мы побеждаем, иначе, зачем бы сегодня прибыл столь важный гость?

— Я смотрю вперёд, Хэлли. Мы проиграли ещё тогда, в Академии. Окончательное поражение — вопрос времени. Покров остался у охотников, у них и Дар…

— Тогда был убит глава Ордена!

— Сейчас Вако неплохо справляется с его обязанностями. И я не завидую Дэви: месть, особенно, месть за любимого, часто будит в мстителе невиданную силу. Владыка будет сметён её яростью!

— Вако? — Хелена фыркнула. — Она младше меня на пятнадцать лет!

Адам не ответил. Он поднялся, обнял подругу, но быстро отстранился.

— Сколько раз я сказал: "плохо" за последние минуты? — сам себя спросил он и сам себе ответил. — Много… Плохо!

— Подожди собрания. Дэви вселит в тебя оптимизм, — Хелена вновь прижалась к вампиру, не желая отпускать. — Как жаль. Я начинаю забывать наши беззаботные прогулки в Карде, — она грустно улыбнулась. — Когда это вернётся, Адди? Или то время уже не вернуть?

Его руки неуверенно гладили её по спине. Хелена, молчала, ждала, и вот Адам наконец расслабился. Робко, будто не веря своему счастью — как в первые годы их сказки, он обнял её.

— Не вернуть, маленькая, — тихо сказал он. — Но наше будущее ещё может быть счастливым. Не та сказка, что прежде, но другая, не хуже. Я почти знаю один путь. Мне его подсказывают сейчас… Идём на собрание?

Хелена белозубо улыбнулась и отпустила его.

— Иди один. Я пока подлатаю твоих кукол. Где они?

— Внизу, у Витуса.

Они разошлись. Хелена первой покинула комнату. Она послала другу воздушный поцелуй, и Адам не удержался от улыбки в ответ. Скоро вампир услышал её легкие шаги вниз по лестнице.


Адам отправился к Дэви. Вампир не спешил. Он поизучал картины на стенах длинного коридора: вышедшая из моды мазня, лишённая солнца — жёлтые тела, тёмные деревья… Один раз, решившись, быстро глянул из-за портьеры во двор дома и тут же задёрнул штору обратно. Адам размышлял. Выход из сложного положения, в которое их с Хеленой загнала гордыня и безумие Владыки, понемногу вырисовывался. Но в думах вампира всё ещё было мало ясности, как в этих грязно-коричневых картинах — мало света.

Скоро появились Дэви и таинственный "важный гость": мужчина средних лет, осанистый и улыбчивый. Адам сделал вид, что не понимает, кто перед ним, когда их представляли, но гаденькая усмешечка скользнула по его губам. "Оскар Дивелли", — как же! — Король Асседи!

Они вошли в комнату, приготовленную для собрания. Кроме Адама приглашен был также Хиам Калькар, ещё парочка старейших и двое молодых кукловодов. В последний месяц свита Дэви поредела. Не было здесь ни старших Калькаров, ни красавицы Мелиссы, но Владыку, казалось, это не огорчало. Сегодня он был весел и при этом собран: взгляд жесток. Длинные чёрные волосы зачёсаны назад и заплетены в косу. Левый глаз вампира, повреждённый в первой битве этой зимы, был закрыт чёрной повязкой, что окончательно довершало сходство с пиратом.

Из смертных, кроме Асседи, на собрании был только молодой герцог Крас, получивший титул от отца: старый герцог Крас недавно умер от сепсиса, вызванного раной. Молодой Крас был предводителем новых отрядов охотников, что охотились только за Вако и её людьми. Русый, курносый, маленького роста, — Крас пошёл в мать, не в отца и вовсе не напоминал своих знаменитых предков — Арденсов.

— Война не даёт ни секунды передышки ни той, ни другой стороне, — начал Дэви, обращаясь, преимущественно к "Оскару" — Королю Асседи. — Битвы ночью, битвы днём. Днём побеждаем мы: мне удалось захватить двадцать три из тридцати частиц Покрова. Ночью охотники: Вако понемногу оттесняет моих кукловодов за Серму.

— Центр Покрова по-прежнему у Вако? — нервно спросил Крас.

— Да. Но теперь отыскать его не составит особого труда. У охотников осталось всего семь закрытых убежищ под Покровом.

— Можно как-либо понять, в каком из убежищ хранится центр Покрова?

— У Хиама есть соображения… Хиам?

Младший Калькар, последний Калькар в свите Дэви, слегка наклонил голову в ответ на обращение Дэви. Это был молодой человек, лет двадцати на вид, худой и некрасивый, с грубыми чертами лица и светлыми, почти белыми волосами. После смерти старших Хиам легко занял место по правую руку от Владыки, рядом с Адамом. Тем не менее, соперничества между двумя ближайшими помощниками не возникло: Дэви сразу же разграничил области их работы.

— Центр находится в Академии, — сказал Калькар. — Это самый обширный и устойчивый купол. Сначала он был над церковью Рафаэля, потом Вако сняла его оттуда. Три недели седьмой купол оставался призрачным, неощущаемым для carere morte, но неделю назад обрёл своё место — над Академией. Ещё старый герцог, — он кивнул Красу, — говорил: нельзя долго держать частицу Покрова в призрачном состоянии: от этого купол теряет силы. Вако вынуждена была установить его над какой-либо областью. Странно, что она выбрала никому не нужную Академию, но, может быть, это дань памяти?

— Я сегодня же заберут Покров из Академии, — деловито произнёс Крас. Король Асседи согласно кивнул.

— Не торопитесь, герцог. Это может быть ловушка, — усмехнулся Дэви. — Вако изрядно поднаторела в них.

Крас, казалось, не заметил этой реплики:

— Когда Покров будет у нас, останется забрать у охотников Избранную, и Вако будет побеждена.

Дэви кивнул. Один Адам заметил неуверенность Владыки: дрожь его пальцев, которыми он вцеплялся в подлокотники своего кресла.

— В декабре я неправильно распределил силы. Следовало направить на Бал Карды вскх моих ситоьнейших сторонников, чтобы не дать Вако ни шанса заполучить Дар. Одна моя Лира оказалась слаба против Миры, — признал он. — А возможно, мне вовсе следовало послушать голос Бездны и уничтожить Избранную. Теперь же… Охоту на Дар мои carere morte могут вести только ночью. Днём Дар невидим для нас: свет солнца не даёт его разглядеть. И главное: охотники… странно говорить об этом… — похоже, они нашли способ размножить Дар. Его звёздочки загораются каждый вечер одновременно в разных концах Доны. Сейчас их десять. Две недели назад было три.

— Несколько Избранных! — воскликнул гость.

— Избранный по-прежнему один. Я думаю, охотники просто сделали ему кровопускание и теперь путают нас, рассовывая склянки его крови по столице, — вмешался Адам. — Кровь Избранного светится, изливаясь из ран. Сияние тухнет лишь со смертью владельца Дара. Так почему бы не закупорить эту кровь в склянки и…

— Эти звёздочки движутся, а не стоят на месте, — возразил Хиам. — Это люди!

Адам пожал плечами:

— Хорошо, нацепи склянку с кровью себе на шею, и…

— Довольно, — оборвал Владыка. — Несколько Избранный или один — подобраться к охотникам будет трудно. Полагаю, Вако будет стоять насмерть. И её отряд — не новички, падающие в обморок от взгляда старейшего. Половина этих охотников была при штурме Академии, ещё тогда они смеялись мне в лицо. Сейчас их защита только укрепилась… Да, — обратился он к Красу. — Вам удалось выяснить имена уцелевших бунтовщиков?

— Официально все бунтовщики мертвы. Два ряда могил за церковью Рафаэля. Но, готов поклясться, половина пустует. Отец говорил мне, Даниель Гесси был убит его людьми. Также мертвы Хортор и Конор. Об остальных похороненных ответ даст только вскрытие могил.

— Вако нас и близко к ним не подпустит, — счёл нужным заметить один из старейших. Дэви поморщился при очередном упоминании имени вампирши.

— Опять Мира! Сегодня, как и вчера, говорим только о ней. Слишком много чести для вампирки Вако, — небрежно бросил он. Адам опять обратил внимание не дрожание его пальцев.

"Он храбрится. Но всё вокруг так зыбко! В Доне мы, как в трясине, окружённые призрачными болотными огоньками — звёздочками Дара…"

Владыка проиграет! Он понял это ещё месяц назад. Это было не требующее логического объяснения ощущение, пришедшее во время первой битвы в Академии: Дэви слаб. Может, какой-то взгляд Владыки натолкнул Адам на эту мысль, может, какая-то реплика… Проиграл он, а не погибший глава Ордена! Поэтому Адам не разделял радость, охватившую всех carere morte. Он с тревогой перебирал возможные после смерти Дэви варианты.

Когда-то он мечтал занять трон Владыки… Но — нет. Адам чувствовал: Владыка, старейшие, Карда, прежние законы и традиции жизни carere morte — всё это стремительно уходит в прошлое. После известия об исцеляющем Даре подверглась сомнению суть вампиризма. Брать трон Владыки в таких условиях — самоубийство! В новом мире они с Хеленой должны искать новый путь.

— В церемонии наложения Покрова должен участвовать потомок Арденса, иначе ничего не получится. Охотники легко восстановили Покров месяц назад, после Бала Карды. Кто же из Арденсов помог им? — спросил молодой Крас.

— Адора Рете, — предположил кто-то из кукловодов.

— Или Давид Гесси, — встрепенулся Адам. — Его новый дом за Сатуром подозрителен!

— Гесси проверяли, и неоднократно. Да, он скрывает некоторые свои… увлечения, — Крас усмехнулся, — Но к охотникам эти увлечения не имеют ни малейшего отношения. Последний Гесси сверхэксцентричен для Гесси…

— Точно известно одно: Покров вновь создала Мира. Едва она коснулась его призрачной границы у церкви Рафаэля, он восстановился почти в полной мере, — заметил Дэви. — Затем, с помощью пока неизвестного нам потомка Арденса, она закрыла Покров для моих вампиров.

— Невозможно! Откуда она получила часть в Покрове?

— Видимо глава Ордена передал ей свою часть перед смертью, — пожал плечами Дэви. — Впервые вижу, чтобы любовь охотника и вампирши создавала что-то, а не разрушала…

Крас хлопнул ладонью по столу. Адам вздрогнул, Владыка оборвал фразу.

— Это неважно! Дэви, неужели так сложно найти оставшихся бунтовщиков в Доне?! Ты говорил, для вампиров Дар светится, подобно звёздам!

— Разве купола Покрова не указывают на места сбора охотников? — недоумённо спросил Король. Первый его вопрос за встречу. Адам встрепенулся было, но Дэви уже сказал:

— Нет. Шесть просто накрывают людные места города. Один над Академией. Отряд Миры мы видим, но также и они видят всех вампиров Доны. Все наши встречи заканчиваются ничем. Силы равны. Охотники Вако держатся против моих старейших, отряды Краса и вовсе слабы против кукол Миры. Люди герцога — не охотники, а для борьбы с марионетками вампиров нужна хотя бы примитивная защита!

Адам и Хиам переглянулись и расхохотались: Владыка вампиров, рекомендующий окружить свою новую смертную армию защитой охотников, являл собою весьма смешное зрелище. Дэви и сам улыбнулся, и это разрядило обстановку.

— Оставим Покров. Крас завтра разберётся с ним, — миролюбиво сказал Король Асседи. — Пошлём в Академию большой отряд. Более всего меня беспокоят слухи о нашем с вами сговоре, Владыка. Очень опасные слухи! Вы начинаете компрометировать меня!

— Это следствие наших открытых охот в декабрьские ночи, — Дэви был печален. — Большую часть слухов удалось увести по пути "дьяволопоклонников", как я и хотел. Другие мнения тоже остались, и это естественно… А почему крылатые тени связались в сознании некоторых людей с образом короны, вам лучше знать, — он усмехнулся. — Слухи, что carere morte до сих пор в Доне, ходят, но не получают большого распространения, поскольку не подкрепляются смертями от укусов вампиров. Моя свита ведёт себя тихо, дикари Доны уничтожены либо исцелены. Я мог бы направить слух по другому пути: это не Дэви гостит у Короля — это бесчинствует безумная вампирша Вако. Если бы вы признали существование carere morte…

— Ни в коем случае!

— Скоро это всё равно откроется, если не нашими стараниями, так стараниями Вако.

— Владыка, наш договор в силе, только пока вы сохраняете статус легенды, а не были!

Дэви развёл руками: "Как угодно".

— После декабрьских событий многократно увеличилось число желающих обращения, но их, в отличие от прошлых дикарей, я контролирую, — сообщил он. — Вернёмся к теме Дара. Что слышно об Избранном? — спросил он второго старейшего, недавно прибывшего из Карды. — Или… Избранной?

— Лита Фабер, Избранная, прошедшая посвящение в ночь Бала Карды, была убита Лирой Диос. После неё след Дара теряется. Но в Карде его сияния больше не видели.

— Он вновь засиял в Доне, сутки спустя после гибели Литы Фабер, — задумчиво сказал Адам. — Что это? Мира привезла из Доны Избранного? Или только Дар — в склянке?

— То, что ты говоришь — кощунство. Дар неотделим от владельца.

— Кто знает, кто знает… — необдуманно заметил Адам и теперь удостоился ненавидящего взгляда Владыки.

Собрание скоро закончилось. Крас стоял на своём: устроить налёт на Академию, забрать Покров. Дэви согласился с ним, только язвительно заметил: "Надеюсь, сын здесь не повторит ошибки отца?" Крас заверил, что после нового наложения Покров, разумеется, будет проницаем для Дэви и его свиты… На том и разошлись.

— Дэви проиграет, это ясно, — сказал Адам Хиаму, когда в коридоре они остались одни.

— Недавно ты поддерживал его горячее всех.

— Это было до Академии! — Адам замолчал, досадуя сам на себя за слишком громкий возглас: в доме Дэви и у стен уши. — После гибели Калькаров и Мелиссы, после пустого хранилища Покрова, после визита Макты я понял: он проиграет! И Дэви сам это знает! Что же делать нам?

— Макте он дал отпор…

— Макта пожалел нас! Ты видел Первого? Ты видел его силу?! Кто Дэви перед ним? Сейчас он не может справиться с малышкой Вако! Кстати, это ведь он зачем-то сохранил ей жизнь в Призрачном парке! Дэви тогда сказал: Мира нужна Бездне. Да, очень нужна: пока всё, что делает Вако, направлено против Бездны!

— Возможно, по-мнению Владыки, прошло слишком мало времени, и Мира ещё покажет себя в главном деле carere morte. А, возможно, ты прав: Дэви перестал слышать волю Бездны и бессилен, — вздохнул Хиам. Дотоле глядевший за окно, в купающийся в сумеречной тени сад, он резко развернулся к собеседнику. Было в этом движении что-то хищное, звериное, и Адам вспомнил: перед ним необычный кукловод — хозяин зверей. Марионетками Хиама были собаки. — Но непривычно видеть тебя паникующим, Митто. Или это спектакль? Ты уже нашёл выход, и ждёшь, чтобы я заметался, бросился к тебе за рассказом о нём?

Адам развёл руками:

— Раскрыл… Вот он, — он подал Хиаму письмо. То самое, над которым ломал голову последние три недели. — Прочти.

Калькар углубился в чтение. Между бровей вампира прорезалась хмурая складка. Он мрачнел с каждой строчкой. Закончив, он вернул бумагу Адаму.

— Знакомый стиль. Я бы сказал, что это писал… — имя он не договорил, но Адам всё понял. — Но ведь он мёртв?

— Неважно, кто писал! Важно то, что он предлагает.

— Я не с тобой, — быстро, чересчур быстро сказал Хиам. — Я не расскажу ничего Дэви, будь спокоен. Но… я не с тобой. Эта затея мне отвратительна.

— Почему?

Вампир не ответил.


Хелена дремала, когда возвратился Адам. Вампир наклонился к ней: сначала её щёку пощекотала прядь его волос, потом коснулся губами, и девушка улыбнулась, не открывая глаз.

— Адди… Как прошло собрание?

— Спасибо за кукол, маленькая. Мне гораздо лучше. Просыпайся, у меня к тебе серьёзный разговор.

— Говори, я слушаю, — протянула она, потягиваясь как кошка.

— Дэви проиграет, Хелена. Нам нужно бежать от него.

Она вскочила. Сна как ни бывало. Руки тряслись — от усталости, а, может, волнения.

— Куда? Зачем? Ты с ума сошёл?

— Он проиграет, — повторил Адам.

Хелена причесалась и задумалась. Она нарочно тянула время, пытаясь разгадать настроение друга. Но Адам ей не поддавался. Её любимая загадка…

— Может, ты и прав, — наконец сказала она. — Убежим. Владыка не из тех, кто мстит… в этом случае.

— Я говорю не о позорном бегстве, Хэль! Вот наш выход, — вампирша приняла от него загадочный белый конверт. Внутри был всего один лист.

— Читай! — оскалился Адам.

Она прочла. В задумчивости отложила письмо на столик, но тут же спохватилась:

— Нет! Спрячь! А лучше, давай сожжём. Если Дэви узнает…

— Согласен. — Адам перехватил письмо, направился с ним к камину.

— А ты согласна? — тихо спросил он. — С тем, что я предлагаю…

— Да, — её лицо передёрнулось. — Только жалко…

— Кого? — Адам бросил письмо в камин и повернулся к ней. — Дэви?!

— Да. Наш Владыка… Столько лет! — бессвязно забормотала она. Вампир засмеялся:

— Всё же ты глупая кукла, Хелена Митто! Жалеешь всех: и безумного Владыку, и унылую Диос, и предательницу Вако, и поверженных врагов-охотников, и животных — что интересно, не людей! — чью кровь мы пьем…

— За это ты меня и любишь…

Письмо сгорало в камине. Конверт рассыпался, показалась бумага, бывшая в нём. Лист зашуршал, разворачиваясь, сверкнули и истлели последние слова послания:

"Жду. Улица Алхимиков, дом восемь".

Глава 2 Целители

— Так значит, хочешь вступить в отряд? — светловолосый молодой охотник ухмыльнулся и переглянулся с дамой, стоявшей у окна. Та развела руками: продолжай. — Ты понимаешь, что это значит полное отречение от прежней жизни?

Кристина глубоко вздохнула, поняла голову и постаралась смотреть прямо в его странные светло-серые, немного сумасшедшие глаза.

— Понимаю, — хрипло от волнения сказала она. — И я искренне этого хочу. Я в первую ночь нападения Дэви поняла, что лучше буду мёртвой для мира, чем под вампирскими чарами.

Охотники не прониклись её путаным объяснением.

— А где ты была в ночь штурма Академии? — проницательно спросил светловолосый.

— С нападавшими…

— В толпе, штурмовавшей Академию? — охотник присвистнул. — И полагаешь, мы тебя примем?

— Сейчас же чары уже разбиты…

— Кто тебя сюда привёл? — спросила дама у окна, настроенная более практично. Кристина обернулась к ней, исподтишка изучая. Дама была молода, но года на три старше Кристины. Густые тёмные волосы убраны в высокую, сложную причёску, пальцы унизаны перстнями. Гордая посадка головы говорила о том, что перед кандидаткой титулованная особа, хотя Кристина прежде не встречала её на балах Доны. Может, эта леди из Карды? Кристина ответила, вежливо потупив взор:

— Юстин Креви.

— Мы не принимаем людей со стороны.

— Юстин сказал: вы же приняли Джезабел Бренн! Может, и мне повезёт.

— Джезабел — дочь великой охотницы.

— А я слышала, её настоящий отец — вампир из свиты Владыки.

Молодой охотник одобрительно покачал головой.

— Она смелая, Солен. Нам подойдёт.

— Кто может за тебя поручиться? — Солен не желала отступать.

— Юстин и… наверное, его кузина Марсия. Больше я никого не знаю.

— Юнец и вампирша-дикарка! Не подходит. Поручиться должен кто-то из старших, принёсших клятву на знамени у Источника.

— Да брось, Солен. Я — исцелённый вампир и за меня вовсе никто не поручался, — легкомысленно заметил охотник. Кристина опять завертела головой, уставилась теперь на него. Вампир! Вот, почему его глаза кажутся какими-то странными. По походке, по повадкам худощавый юноша казался ровесником Кристины, только глаза выдавали, что он старше её по крайней мере на десять лет, и было во взгляде ещё что-то неуловимое, хищное. Бывший вампир широко улыбнулся, заметив её испуг и любопытство, и девушка нашла новую странность:

— Извините за вопрос, но вы морочите мне голову? У вас нет клыков!

— Видишь, какая она проницательная! Давай её возьмём, Солен? — бодро, будто речь о котёнке или щенке. Кристина обиделась и позволила обиде отразиться на лице.

— Что же ещё, теперь, когда она знает наше убежище, — пожала плечами титулованная красавица. — А с Юстином я поговорю. Родные есть?

— Моя фамилия — Солор.

— О! — Солен первой взяла себя в руки. — Так не все Солоры были убиты Мактой?

— Я не из Арденсов. Я приёмная дочь герцога.

Солен, казалось, оттаяла:

— Идите в арсенал, Кристина. А мы ещё обсудим возможность вашего посвящения с Мирой.

— Благодарю, — она поклонилась Солен, вежливо кивнула бывшему вампиру и вышла. В коридоре до неё долетел обрывок их разговора:

— Признайся, Винсент, ты и не слушал её объяснений, смотрел на смазливую мордашку! — недовольно, но кокетливо.

— …Ревнуешь? — задумчиво заметил тот. Кристина улыбнулась и прошествовала по лестнице в арсенал.


Двести убитых за три декабрьские ночи — такова была официальная цифра, реальная же раза в три больше, но при этом в сознании горожан смерти не связывались с образом вампира из страшных сказок Карды. Охотников и вовсе объявили дьяволопоклонниками. Говорили, что отчаявшиеся спастись из окружённого здания дьяволопоклонники зачаровали толпу, внушив образ страшных крылатых тварей в небе. Убегая из Академии, в панике люди передавили друг друга… — этой удобной версии придерживались все поддерживающие официальные власти газеты. Удивительно, но в Доне почти никто не замечал того, что декабрьская резня была идентична вампирским охотам Карды, а "крылатые чудовища" один в один воспроизводили образ вампиров из сказок Карды! Почти никому за фарсовыми объяснениями не мерещилась тень Владыки вампиров, воля Владыки вампиров, до сих пор гипнотизирующая столицу.

Кристина не верила этим небылицам. Она хорошо запомнила ночь нелепого штурма Академии и тени, что толкали её в безумие: в такой же безумной толпе, на стены старого здания.

Она спустилась на первый этаж, с любопытством осматриваясь: по дороге сюда она слишком волновалась, чтобы замечать окружающее и отметила лишь, что дом странен. Он и снаружи выглядел необычно среди нарядных особняков южного Сатура: выросший более ввысь, чем вширь, с огромными окнами. Без лепнины, но с разноцветными витражами. Внутренность дома превзошла все ожидания Кристины. Действительно, много стекла — днём много света. Странные линии окон, лестниц, мозаичный пол и статуи… Статуи ли? Тёмная фигура у окна пошевелилась, и Кристина невольно вскрикнула.

"Живой мертвец — кукла Вако!"

Вако, предводительница нового Ордена охотников, была вампиршей и — вампиршей-хозяйкой. Кристина ждала и боялась встречи с ней. Она прошла мимо куклы, стараясь вовсе не смотреть в её сторону: в сказках кукловоды, как правило, не любили излишнего внимания к своим отвратительным созданиям.

— Новенькая? — раздался голос позади. Кристина обернулась. Оказывается, она приняла за куклу самого хозяина дома — Давида Гесси.

— Да.

— Та, которую обещал привести Юстин? — охотник подошёл ближе. Это был мужчина лет тридцати — тридцати пяти, среднего роста, темноволосый и голубоглазый.

— Да, — Кристине опять привиделось движение за шторой, она заозиралась. — Необычный дом…

— Можете предположить, кто архитектор?

Девушка задумалась, потом просияла:

— А! Сумасшедший Долор, да?

— Гениальный Долор. Это его последний дом.

— Он же погиб в декабре, — вспомнила девушка. — Как и многие, от клыков carere morte… Только об этом не говорят.

— Да, я знаю, — глухо. — Пойдёмте, я покажу вам арсенал.

Гесси больше ничего не спрашивал, хотя Кристина готовилась к вопросам. Спокойный, молчаливый — совсем, как его младший брат, Даниель, которого девушка немного знала раньше, Давид не был похож на того эксцентричного изобретателя и путешественника, каким его изображали столичные газеты. Заметив её удивление, он усмехнулся:

— Что, не похож на безумного прожигателя наследства отца? Это маска. Зачем Асседи и Дэви знать, куда на самом деле уходят деньги Гесси?

Они тем временем дошли до зала библиотеки. Гесси указал Кристине проход в арсенал между двух книжных шкафов. Сейчас тайная дверь была отворена.

— Юстин тебя ждёт, — кратко сказал он и ушёл. Кристина ступила в арсенал.

Это была небольшая комнатка, доверху забитая оружием охотников. Юстин, услышав шаги, отвернулся от стойки с мечами.

— Ты! — он просиял улыбкой. — Прости, что не проводил к Солен, — улыбка стала просительной. — Я немного опоздал…

— Ничего. Главное: похоже, меня принимают!

Забыв о правилах и манерах, они обнялись и заскакали по комнатке, точно дети. Они дружили с детства, а в первую из трёх страшных декабрьских ночей Юстин погиб — так сообщили Кристине. Она проплакала тогда три недели, а на четвёртую друг объявился и предложил авантюру, от которой у девушки учащённо забилось сердце.

— Мира так радушно приняла Джезабел Бренн. Я знал, что и тебе повезёт, — заявил он.

— Я боялась, из-за того, что я была в толпе нападавших, меня не примут.

— Ерунда!

— Ну, это значит, я легко внушаема. А для охотника, насколько я знаю, это плохо, — вздохнула девушка. Она отстранилась от друга и в который раз за ночь с любопытством огляделась. — Расскажи мне…

— Что?

— Всё! — она опасливо покосилась на огромные блестящие арбалеты, предназначенные для ловчих сетей, коснулась серебряного наконечника стрелы для другого, маленького арбалета и передёрнулась, представив, как он рвёт чью-то плоть. Вполне возможно, в ночь штурма Академии девушка ударила или даже ранила, убила кого-то, но сейчас она не хотела это вспоминать. — Расскажи мне всё. Вы живёте здесь?

— Нет. Не совсем. У нас есть убежища в каждом районе Доны. И все мы бываем то тут, то там. Ты скоро поймёшь, почему так.

— Чего тут непонятного? На вас охотятся и вампиры, и люди Краса… Хорошо, что Король после Академии боится замараться, — Кристина облизнула пересохшие губы. Она волновалась. Дом наполнился гулом голосов, и она понимала: скоро предстоит встреча с незнакомыми охотниками. — А где вы прячете Избранную?

Юстин замялся:

— Этого я тебе не могу сказать. Пока… — он замолчал: в арсенал входили люди. Кристина выдавила дрожащую улыбку. Она ужасно боялась.


Она боялась напрасно. Юстин, чувствовавший себя в долгу перед подругой, организовал представление наилучшим образом. Охотники легко приняли новенькую, никто не спрашивал о её участии в штурме. Сама Кристина также легко запомнила пришедших. Диану — короткостриженную охотницу, живую и подвижную как ртуть, Алекса, её мужа — уже немолодого мужчину с грустными тёмно-серыми глазами, Джезабел — такую же новенькую в компании и потому ещё робкую… Тони Гланса и Эрика Соллерса — "Наши учёные крысы", — так представил их Юстин. Кристина кивнула, засмеялась. Но впечатление об этих учёных изменилось после слов Юстина, о том, что в ночь штурма Академии Эрик был в одной тройке с главой Ордена и бился с самим Владыкой вампиров.

— Я не герой, — заскромничавший под восхищёнными взглядами Джезабел и Кристины, Эрик оборвал Юстина. — Я уцелел тогда только потому, что потерял сознание от одного взгляда Владыки бессмертных. Я не сражался с ним, это были Карл и Доминик. И они там погибли. — Кристина заметила, при этих словах тень воспоминания о страшной ночи промелькнула и на лицах Дианы, и Алекса, и Тони…

— Расскажи про ту ночь, — попросила она Юстина, когда другие отвлеклись на выбор оружия. — Ты ведь был там?

— Да… От толпы мы закрылись в арсенале. Дверь уже трещала под ударами, но прилетели carere morte Дэви и чары толпы были разбиты. Толпа схлынула, а нам предстояло сразиться со старейшими Карды. Я боялся. Многие тогда боялись и были не уверены в своей защите. Убийство невинных смертных разрушает её, а я пронзил мечом одного зачарованного… И другие — тоже.

— Напавших на вас, убивавших вас, вы называете невинными?

— Конечно, ведь они были под чарами вампиров.

Кристина вздохнула и улыбнулась: тяжкий груз свалился с её души.

— В арсенал прибежала Кристина. Рассказала, что на верхних этажах остался отряд охотников, и они втроём сдерживают толпу старейших Дэви. Мы приободрились, я почувствовал, что защита по-прежнему со мной… Мы вышли из здания, стали пробиваться к парку. А самые сильные, опытные остались в Академии, встречать Дэви. Алекс был среди них, Марк — ты его ещё увидишь. Скоро carere morte дрогнули. В парке мы соединились с шедшими от реки отрядами Адоры. Вампиры Дэви покидали здание, казалось, всё закончилось благополучно. Мы возвратились к Академии… — он прервался на мгновение, быстро закончил внезапно севшим голосом. — Здание горело, и я понял — возврата в родные стены не будет никогда. На ступени здания кто-то вытащил тела охотников, первыми встретивших Дэви. У главы Ордена было вырезано сердце.

— В газетах писали: дьяволопоклонники в Академии совершали свои ритуалы, вырывая у жертв сердца.

Юстин поморщился как от боли:

— О нас писали и пишут много чуши! Вырванное сердце — это Дэви, это он, убив своих врагов, пьёт кровь из их сердец! Карл готовил отряд, с частью которого ты только что познакомилась. И в то мгновение у Академии я допустил малодушие, подумал, что потеряно всё, что надежды нет. Надежда появилась через двое суток в образе вампирши Вако…

Больше он не захотел ничего говорить, да Кристина и не стала спрашивать. Она снова подумала о скорой встрече с вампиршей Вако. Проницательная carere morte наверняка разглядит всю её ложь!

В комнатку арсенала царственной походкой вплыла красивая, черноволосая девушка и на лице Юстина появилось выражение крайней досады.

— Моя кузина Марсия, — представил он девушку.

— Очень приятно…Юстин о вас рассказывал! — не удержалась Кристина.

— Представляю, что! — хихикнула та. Марсия была вампиршей. Дикаркой, перешедшей на службу охотникам, когда засиял Дар.

— Я ушёл к охотникам, чтобы никогда с ней не встречаться! А она нашла меня и здесь. Как смерть, неотступна, — мрачно пошутил Юстин.

— Сейчас он брезгует мной, а в рейде опять спрячется за мою спину! — Марсия расхохоталась, и Юстин окончательно расстроился.

Винсент зашёл в арсенал, когда Диана и ещё одна подошедшая охотница, Дара, затягивали на талии груди Кристины ремешки с оружием. Маленький арбалет для стрел девушка держала в руках и уже прицеливалась из него в воображаемого carere morte.

— Минутная готовность, — объявил всем бывший вампир.

— Куда мы пойдём? В рейд? — полюбопытствовала девушка.

— Проще. Предстоит исцеление юной вампирши, — сказала Диана.

— И всё?! — огорчилась Джезабел, подслушивавшая их.

— Очень важной юной вампирши, — заметила Дара.

Винсент дождался, когда охотницы закончат с экипировкой новенькой, потом отвёл Кристину в сторону.

— Небольшой дополнительный инструктаж, — пояснил он охотницам легкомысленно, но едва те перестали их слушать, заговорил совсем другим, серьёзным тоном: — Кристина Солор, хватит лгать! Ненавижу лжецов, особенно, маленьких рыжих лгуний с невинной улыбкой. Где ты была в ночь штурма Академии?

— С толпой, я говорила, — как сложно лгать под таким пронзительным светлым взглядом!

— Если бы ты была такой легковнушаемой, как сейчас хочешь показать, ты не помнила бы ничего из событий той ночи. Ты бы вовсе не могла сказать, где и с кем была. Если вампиры и проводили с тобой работу, то куда более тонкую. Ну, отвечай!

Кристина покаянно опустила глаза.

— Я была не ведомой, а ведущей, — созналась она. — На мне не было чар. Меня готовил Крас, он сказал: это будет местью за родных. Уже потом я поняла, что видела врагов не в тех людях… — она замолчала, ожидая своего приговора, но Винсент сменил гнев на милость:

— Понятно. Что ж, не буду задерживать, отправляйся в свой первый рейд.


Два закрытых экипажа, запряжённые быстрыми двойками, ждали охотников у крыльца. Кристина забралась во второй: к Даре, Алексу, Эрику и Юстину. Скоро они тронулись.

Ночь спускалась на город. Поднялся сильный ветер и вкупе с январской стужей создал настоящий ледяной ад. Фонарь на карете Кристины держал удары ветра, но огонёк в нём медленно умирал, грозя погрузить мир в окончательную тьму. Улицы Доны были пусты, уютно светились жёлтые окна домов. Кристина тревожно глядела в окно экипажа. Они ехали в центр столицы.

В переулке за Золотым мостом экипажи остановились. Охотники вышли, легко одетая Кристина только высунула нос за дверь — и забилась вглубь кареты. Но скоро любопытство пересилило.

Поодаль было ещё два экипажа — на них приехала другая группа. Вела её знакомая, Солен. Кристина обратила внимание на девушку, бывшую рядом с охотницей: маленького роста, её шляпка сидела криво, но задорно, каштановые волосы спускались ниже талии. Девушка что-то с жаром говорила Солен и Винсенту.

— Подойдите! — скоро позвала она всех. Сделала шаг вперёд и Кристина.

Из-за спины девушки выступила высокая фигура, и теперь ошибиться было невозможно: кукла. Лицо словно маска, серая кожа, безвольно опущенные плечи. Двигаясь резко, неровно, марионетка подошла к Джезабел, девушка покорно приняла из её рук маленький стеклянный кулончик и надела его себе на шею, спрятала под одежду. Вторая кукла опустилась на тротуар в двух шагах от Юстина, отдала ему такой же пузырёк. Третья, четвертая… — Кристина только успевала вертеть головой. Пятая кукла отдала загадочный кулон Винсенту, но он покачал головой.

— Нет, благодарю. Избранным я уже был, и мне не очень-то понравилось, — он по-мальчишески звонко, заразительно расхохотался. Даже кукла издала короткий, резкий смешок… а взгляд Винсента остановился на Кристине, и он оборвал смех. — Пусть она.

Кристина так и застыла от удивления и страха. Она позволила кукле надеть себе на шею кулон. Потом кукла ухватила подбородок девушки ледяными пальцами, заставляя посмотреть в свои мёртвые глаза.

— Новенькая? — странным, словно стеклянным голосом спросила она. И, уже Кристине: — На сегодняшнюю ночь ты — Избранная. Береги пузырёк.

Кукла отступила во тьму улицы и скоро совсем в ней потерялась. Кристина спохватилась, нащупала пальцами кулон. Это был маленький стеклянный пузырёк, заполненный кровью.

Они снова собрались в путь. Солен уже отошла к дальним экипажам, когда одна из кукол Миры подала голос:

— Винсент, Солен — вам стоит поменяться. Солен, лучше, чтобы с Тенером поговорила ты, Винсент, тебе достаётся хранилище кукол Владыки.

Солен недовольно скривилась, но подчинилась. Теперь она возглавляла группу, в которой была Кристина. С ней пришла и длинноволосая весёлая незнакомка.

— Хранилище, вероятно, охраняют люди Краса, — предупредила Солен Винсента. — Будьте осторожны. Ты… ты часто забываешь, что уже не бессмертный.

Тот шутливо отмахнулся:

— Я больше беспокоюсь о тебе, Солен. Герцог Тенер будет пострашнее десятка кукол Владыки и отряда с револьверами!

— Избранная? Это значит, я теперь тоже могу исцелять вампиров? — спросила Кристина, когда экипажи тронулись.

— Нет, — Эрик рассмеялся. — Тебе не объяснили? Вампиры видят кровь Избранного странной светящейся субстанцией, она светится и будучи отделённой от тела. Кроме сияния других качеств Даратвоему кулончику не передалось. Исцеляет только хранительница Дара — единственная, Избранная.

— А где она сейчас?

— Скоро ты её увидишь, — подмигнул Эрик, — ведь мы едем исцелять.

— Она сейчас здесь, среди вас?

— Да. Попробуй угадать, кто. Будет интересно…

Кристина тронула кулон. Кровь в нём, несмотря на зимний холод, не заледенела. Она даже не свернулась!

— Есть специальный состав, препятствующий свертыванию, — заметив её удивление, пояснил Эрик. — Вижу, тебе ещё о многом нужно рассказать…

Когда они подъезжали к дому Тенеров, он учил Кристину обращению с арбалетом. Но экипажи встали, не доехав до подъездной аллеи. Хлопнула дверь первого экипажа. Солен громким голосом отдавала команды. Эрик переглянулся с Кристиной.

— Выходим! — приказал он всем и ей, тише: — Держи арбалет наготове.

— Ох, — тихонько прошептала Кристина. Сердце гулко билось, ей казалось, все вокруг слышат его испуганный стук. Во всяком случае, куклы Вако точно слышат…


По краю крыши особняка гуляла девушка. Невысокая и худенькая, в светлом платье — с земли она казалась совсем маленькой. Дама во дворе заламывала руки, глядя на неё.

— Дочь! — звала она. — Дочь, спускайся!

— Обманули меня! — крикнула та. — Целая армия целителей — на одну! Не сойду!

— Дочь герцогов, — пояснила Дара Кристине. — Была обращена в ночь Бала Карды.

— Не хочу! — снова крикнула девчонка. — Это же… новый мир! Я нашла новый мир!

— Но целый мир потеряла, — спорила Солен. Две куклы Миры прилетели откуда-то, заплясали в небе над крышей. Кристина впервые могла рассмотреть крылатое обличье carere morte во всех подробностях. Это была как бы тень, одевающая человеческую фигуру. Костюм чудовища…

Одна кукла снизилась, ступила на землю, скинула крылатую оболочку.

— Сюда летят carere morte Дэви, — сказала она Солен. — Заметили, что Дар слишком долго стоит на одном месте. По земле их сопровождают люди Краса. Я задержу их, но… сворачивайте разговоры!

Охотница кивнула:

— Понимаю. Но она не спускается! Бросить сетью — покалечится…

Кукла зарычала, снова кинулась вверх в заклубившейся тени. Девчонка заметила её и кинулась с крыши. Мать испуганно ахнула, но такая же как у Вако тень подхватила юную вампиршу над землёй. Кукла кинулась за ней и над садом ухватила за крылья, тряхнула — и стащила чудовищную оболочку с вампирши. Девчонка коротко взвизгнула, падая. Юстин и Эрик подхватили её. Девушка с длинными каштановыми волосами подошла к ним, ласково коснулась белой руки вампирши:

— Как тебя зовут, милая?

— Анастасия. И я не хочу…

Но Кристина прочитала противоположное в её глазах. Живую, тёплую искорку в вампирше видела и Избранная:

— Анастасия Тенер, властью великого Дара, данного мне, исцеляю тебя.

Девочка качнулась и осела в руках охотников. Джезабел рядом с Кристиной скривилась:

— Можно было и без пафосных слов. Это, в конце концов, физика, а не средневековое шаманство.

— Габриель так шутит. На юных пафос хорошо действует! — крикнул услышавший её Эрик.

— Он хотел сказать, на родителей юных вампиров, — усмехнулась Дара. — Потрачено столько времени ради одной carere morte!

— Это для её отца. Поддержка Тенера была бы отряду огромным подспорьем, — мрачно сказала Солен. Высокая фигура отца Анастасии, герцога Тенера, показалась в окне первого этажа, и охотница помрачнела ещё больше: властный и самолюбивый Тенер не слыл приятным собеседником.


После беседы с Тенерами они спешно тронулись в путь. Кукла Вако передала известие от группы Винсента: хранилище кукол оказалось ловушкой, и охотникам срочно требовалась помощь. Кристина пока не разделяла общей тревоги. Она во все глаза смотрела на Избранную, Габриель, оказавшуюся с ней в одном экипаже. Избранная же не обращала на новенькую внимания. Она ссорилась с Эриком.

— Как же ты не поняла, что кукол в хранилище не один, а три десятка? — напустился охотник.

— Проглядела, — пожала плечами Габриель.

— Ты плохо сосредотачиваешься…

— Не учи меня, я знаю, как пользоваться моим Даром! — Избранная подчеркнула: "моим".

Тайное хранилище кукол было в подвале дома, но сейчас дверь туда была распахнута настежь. Сражение шло на улице — печально знаменитой в узких кругах Закатной улице. Выскакивая из экипажа, Эрик уже не скомандовал Кристине держать арбалет наготове — он наказал ей не совать и носа из кареты… Девушка подчинилась. Они с Габриель остались одни, и Кристина прильнула к окну.

Вверху кружили крылатые тени. Нельзя было разобрать, где здесь куклы Вако, а где чужие. Вампиры били друг друга крыльями, в руках некоторых сверкали молнии серебряных мечей. То и дело из рассечённой чудовищной оболочки вываливался человек и падал на землю.

"Это не люди, не люди… Вампиры, нежить…" — девушку била нервная дрожь. Один раз на крышу кареты что-то обрушилось… — звякнули рессоры, лопаясь, Кристина вскрикнула. Но тело на крыше лежало неподвижно. Неподвижна была и Избранная, только её открытые живые глаза быстро, безумно двигались.

— Сейчас. Мне просто нужно настроиться, — упокаивающе зашептала она Кристине. — Сейчас они уберутся, вот увидишь… — шёпот потонул в грохоте выстрелов. Подошел отряд людей Краса, с револьверами, и Кристине опять живо представилась ночь штурма Академии. Она заметалась и чуть было не выскочила на улицу, в безумие битвы.

Куклы Вако, словно ждавшие нападения людей с оружием, встали перед охотниками щитом, две закрыли крыльями карету девушек, одна удерживала растревоженных лошадей. Куклы совсем не боялись боли. Кристина видела, как одну изрешетили пули. Другая спокойно подставила руку под удар меча, предназначавшийся охотнику, Винсенту.

— Сейчас… — виновато шептала Избранная.

— Что же ты! — крикнула на неё Кристина, и крик превратился в безумный вопль. Два чужих вампира, прорвались к карете, оторвали дверцу. Холодные руки мертвецов схватили Кристину, она забилась в них, попыталась ухватиться за сидение, ступеньку… — а её уже тащили из кареты.

Избранная ударила вампиров своим Даром. Кристина поняла это по тому, как внезапно те скорчились, будто от боли. Руки, державшие её, ослабели, девушка вырвалась. Не помня себя, она поползла под экипаж. А сarere morte Дэви улетали, отступил и отряд Краса.

— Габриель, вовремя, как всегда! — крикнул кто-то из охотников. Избранная вышла из кареты. Она выглядела не лучшим образом: руки тряслись, она еле переставляла ноги от усталости.

Некоторые вампиры остались. Это были куклы Миры — и не только. Марсия, приняв человеческое обличье, подошла к Юстину, ласково взъерошила ему волосы:

— Что бы ты без меня делал, братик!

— Понравился первый рейд? — спросил знакомый, стеклянно-звенящий голос. К Кристине склонилась светловолосая дама в скромном тёмном платье. Она подавала ей узкую белую руку. — Не дрожи так: я всего лишь Мира Вако. Вылезай…


Вампирша-хозяйка и глава охотников устало откинулась в кресле, тонкие белые пальцы наигрывали какую-то мелодию на подлокотнике. На вид Мире Вако можно было дать и тридцать, и пятьдесят лет. Странное лицо: днём, при свете солнца, оно казалось бы молодым, но ночные тени, резко обозначавшие морщинки у глаз, печальные складки в углах рта, превратили вампиршу почти в старуху.

— Винсент сказал, в ночь штурма Академии ты была одной из ведущих толпы.

— Да.

— Крас тебя готовил?

— Да.

— Много знаешь о нём? — вампирша усмехнулась, на миг показав острые клыки. — Прости, в последнее время я часто уподобляюсь Латэ. Он также любил засыпать вопросами адепта… Расскажи, зачем ты пришла к нам?

— Вся Дона сейчас под вампирскими чарами. А я видела их со стороны, и не хочу в этом участвовать. Можно мне остаться с вами? У меня больше никого нет.

— Да, я знаю о Солорах, — кинула вампирша. — Разумеется, ты останешься. Тебе показали наше главное убежище, ты видела Избранную. Это высшая степень доверия. Только вот, Кристина, выход из моего отряда — это смерть… или победа над Бездной.

— Я думала, вы сражаетесь с Дэви.

— Мы сражаемся с Бездной! — глаза вампирши сверкнули. Она поднялась, скользнула к книжному шкафу. Её усталость как рукой сняло: она принялась перебирать книги, чтобы занять чем-то руки, соскучившиеся по мечу и кинжалу. — Дэви… — что даст победа над ним? Придёт новый Владыка, и всё останется по-старому. Бездна — вот причина всех несчастий Земли Страха, Она — величайшее зло!

— А Юстин говорил…

— Что?

— Юстин говорил, вы дали обет не становиться смертной, пока не победите Дэви! — прошептала девушка. Взгляд вампирши потеплел, но вместе с тем в нём появилась грусть:

— Нет. Вампирша-хозяйка необходима отряду: без моих кукол охотники были б уже мертвы. И главное: мне не исцелиться. Я — единственный в мире carere morte, навсегда закрывший для себя путь в жизнь.

— Как жаль!

— Я привыкла. Вот, — Мира с грохотом опустила стопку книг на стол перед Кристиной. — Начни с изучения этого. И приходи завтра на тренировку.

— Ой… спасибо, — вышло совсем по-детски.

— Посвящение в конце недели, — добавила глава охотников, задумчиво разглядывая девушку. — Забудь о той ночи и не думай о себе плохо. Крас выбрал тебя в ведущие, значит, ты умеешь вести толпу. Это талант, и он скоро нам пригодится. Я найду тебе интересное занятие, — пообещала она.

На подгибающихся ногах Кристина вышла из комнаты. События безумной ночи казались сказкой, и — подумать только! — эта сказка теперь с ней навсегда. А главное: после слов Миры, девушка впервые чувствовала подлинную уверенность в своих силах.

Глава 3 Две свечи

Мира не удивилась, не обрадовалась, когда он пришёл к ней во сне. Она давно ждала этой встречи, слишком ждала этой встречи, и, должно быть, перегорела. Только глухо, больно стукнуло сердце при виде знакомой высокой плечистой фигуры, отражённой в разбитом зеркале.

Коридор Академии. Здесь, в больше не существующем мире, нет времени. Всё также мерцает свет из-под приоткрытой двери кабинета главы. Всё также тревожна зимняя ночь за большим окном. По тёмному небу, шелестя хвостом-шлейфом, шествует огромная звезда. Часы Солнечной башни никогда не пробьют четыре и две тени успеют сделать последние шаги навстречу друг другу…

Мира подошла к охотнику, уткнулась носом в его грудь и застыла так, ожидая, когда его сильные руки обнимут её, погладят по волосам.

— Карл, — прошептала она. — Ты здесь… ждёшь меня?

— Дай посмотреть на тебя, — сказал охотник вместо ответа, коснулся её подбородка, заставляя поднять лицо. Потом он поцеловал её. Мира отвечала, может быть, немного холодно, как-то отстраненно. Всё-таки она ещё помнила, что это только сон.

"И совсем засыпать нельзя! А то она утратит контроль над своими куклами!"

Но понемногу она оттаивала. Знакомое тепло от пробуждающегося сердца волнами расходилось по телу. Она использовала каждое мгновение, когда они отрывались друг от друга, чтобы ещё раз посмотреть в лицо охотнику. Вспомнить его. Запомнить его. Странно и смешно: до последней встречи в Академии они не виделись несколько лет, но она ничего не забыла. А сейчас — прошёл едва ли месяц со смерти Карла, а его образ уже стирается, стирается…

Она вздрогнула, вспомнив это слово "смерть". Оно вновь наполнило её холодом, но Мира не отстранилась. Она лишь сильнее прижалась к Карлу и прошептала:

— Как жаль, что я больше не слышу твоего сердца! Как жаль!

— Не говори ничего, мышка.

— Я убью Дэви!

— Может быть… — он улыбнулся, и Миру пронзила дикая боль оттого, что наяву она никогда-никогда больше не увидит этой улыбки. И как страшно, что она забыла б её, если бы не проклятый и любимый сон!

Скоро настало время прощаться. В старой Академии не было времени, но в реальности солнце вставало над Доной. В эти последние мгновения покой снизошёл на обоих. Они молчали, отдавшись телесным ощущениям. Первый луч солнца вспыхнул в разбитом зеркале в углу, и Мира рукой прикрыла заслезившиеся от нестерпимо яркого света глаза.

— Пора, уходи, — попросил Карл.

Поднявшаяся волна тоски от давно предначертанного расставания заставила замолчать её сердце. Впереди новый день и новая битва с Бездной. И её, предводительницу, ждёт такой необходимый миру, но ненавистный ей отряд. Уже облёкшись в непробиваемую ледяную броню, Мира спросила:

— Скажи одно: зачем ты подарил мне Орден? Неужели ты думал, что я справлюсь с такой ношей?

— Тут и думать нечего: справишься, — охотник, смешно смущаясь, теребил её локон в пальцах.

— Я не справлюсь с этим! Вампирша — глава охотников: эта одежда совсем не по мне! Или ты, как Латэ, верил, что я — тот избранный победитель Бездны?! О чём ты только думал!

— Carere morte не умеют справляться с тоской. Я думал, что жестоко оставлять тебя одну. Поэтому и подарил тебе… Орден.


В своём убежище в доме Давида Гесси Мира открыла глаза. Сон ушёл, и воспоминание о нём блёкло с каждым мгновением. Вампирша быстро проверила своих кукол — точно собачки на длинных поводках и не удержалась от гневного возгласа: двух она всё же, забывшись, отпустила. Одна лежала без движения в доме Рете, и Адора хлопотала над ней, испугавшись, что что-то стряслось с хозяйкой. Другая, стоявшая на страже Рябиновой улицы, валялась в тёмном преддверии городской библиотеки и около уже собралась толпа зевак. Патологоанатом осматривал тело, полицейский составлял протокол обнаружения трупа… Что за невезение с утра! Теперь придётся тратить время и силы на побег из прозекторской!

Мира оставила куклу на Рябиновой, успокоила Адору и, окончательно проснувшись, проверила всех кукол ещё раз. Потом, не вставая из гроба, дотянулась до бутыли стабилизированной крови на столике рядом и выпила всё, что там было. Жажда кукловода по сравнению с жаждой обычного вампира возрастает кратно количеству кукол. У Миры на службе было сорок три раба, и она была голодна всё время.

Вампирша долго не вставала. О, как она понимала тех хозяев, что запираются в подземном убежище и лежат без движения годы и века, пока их куклы гуляют на поверхности! Разделённая на сорок четыре части, Мира всё чаще забывала о первой и главной — собственном теле.

Это Дэви заставил её забыть саму себя. За месяц — ни ночи отдыха, ни дня сна! Вампирше всё время приходилось быть начеку. Карта столицы — живая, меняющаяся каждое мгновение, составляемая по данным, получаемым от разбросанных по городу кукол и словам Избранной, постоянно была перед внутренним взором Миры. Но всё больше была тёмная область на карте — вампиры Дэви, люди Краса… Дона более не принадлежала Ордену, и Король принял сторону Владыки вампиров. Необходимо было скорее разорвать связь Дэви и Асседи! Но хотя бы начать шаги в этом направлении Мира не могла: игра в прятки с Владыкой вампиров занимала всё время новой главы охотников.

Мира всё-таки поднялась: внизу её кукла уже встречала охотников, пришедших на тренировку, и не выйти к ним лично было б невежливо. Ей не хотелось становиться в глазах старых и новых друзей безликим кукловодом, хотя всё труднее и труднее было говорить и передвигаться. Сеть кукол опутывала хозяйку, и Мира боялась оступиться, упасть. Ведь тогда она рассыплется на осколки-отражения, и их уже не собрать…

Для начала вампирша сделала несколько кругов по комнате. Первый круг — еле передвигая ноги, хватаясь за стену — как старуха или тяжелобольная. Второй — немного расправив плечи, третий — подняв голову. Теперь можно было выходить к ожидающим людям. В коридоре её встретил Давид.

— Я провожу, — предупредительно сказал он. Хозяин дома знал о странностях вампирши-хозяйки. Мира в который раз согласилась с его поддержкой.

Охотники ждали в бальном зале — высоком и по причуде архитектора совсем без окон. Новенькие — Джезабел и Кристина, и двое молодых охотников — Юстин и Николас.

Для начала Мира выставила против группы охотников трех кукол, сама осталась на верхней галерее, наблюдать. Скоро к ней поднялся пришедший с Николасом Бовенс.

Бовенс был главой Северной Пенны при Латэ, а сейчас — доверенным заместителем Миры. Подобно всему отряду, он исчез из мира смертных. Бовенс, как все охотники Миры, считался погибшим и жил сейчас где-то в Плоро под чужим именем, что не мешало ему собирать все хоть мало-мальски важные сведения о вампирах Дэви. Это был невысокий и полный, преждевременно постаревший мужчина.

— Что с Тенером? — первое, что спросил он. — Я ждал твою куклу…

— Посылать куклу было опасно. Неспокойное утро! Солен говорила с Тенером. Герцог готов нам помочь, естественно, у него есть условия… — Мира отвлеклась. Внизу новички легко справились с её куклами. Одна лежала, поражённая стрелой — мешочком с краской в голову. Другая запуталась в сети, брошенной Джезабел. Последнюю обездвижили Юстин и Николас. Кристина встала перед ней с пузырьком воды.

— Мне начинать ритуал? — крикнула она Мире. — Честно, я плохо выучила слова!

— Девочка, не шути так! Ты не знаешь "Крестное знамение"?!

— Ой…

— Вот именно, что "ой"! Читай!

— Молодёжь… — Бовенс улыбнулся одними губами.

— Как люди Краса, не знаешь? Мы вчера встречались. Погибшие есть? — спрашивая, Мира одновременно послала к охотникам внизу ещё трёх кукол.

— По моим сведениям, двое.

Вампирша вздохнула:

— Жаль. Придётся мне снова открыть свою тетрадку…

— Ту, куда ты записывала имена погибших от твоих клыков? Нашими общими стараниями война началась, и невинных жертв уже шестьсот человек, тебе придётся записать и их тоже.

Мира досадливо поджала губы.

Горестный возглас: "Совсем не этого я хотела!" — за месяц ни разу не вырвался из её уст. Она больше не была по-смешному наивна: с обретением Дара война только началась, и мечты о мире без вампиров — о мире без Бездны — придётся оставить до лучших времён.

— Люди Краса плохо подготовлены, — в качестве оправдания заметила она.

— Хочешь, чтобы герцог получше натаскивал их на ловлю твоих кукол? Или дал им нашу защиту? Ты забываешь, защиту охотника непросто не только получить, но и удержать. Убийство смертных разрушает её, ударяя и по охотнику, поднявшему оружие на смертного. В лучшем случае это несколько минут шока, в худшем — мгновенная смерть. А люди Краса именно стараются убить смертных — твоих охотников, так зачем им защита? Крас понимает это: пусть уязвимость, зато и возможность стрелять по вам. Благо, недостатка в кандидатах он не испытывает.

Вампирша вздохнула:

— Мне нужен материал, Родерик.

— Опять?!

— Да. Пять, а лучше семь тел. Свежих.

— Я поговорю с Виктором, — тот работал в морге. — Но не обещаю. У тебя постоянно возрастают запросы! Как же вы вчера так неудачно напоролись на примитивную ловушку? В убежище кукол было в три раза больше, чем нужно вам, и кукол активных, не оставленных кукловодом!

— Избранная ошиблась, — Мира помолчала. — Третий раз за две недели. В первые два это не привело к серьёзным последствиям, но этот случай…

— Как странно! Как такое возможно?

— Дар слабеет, Бовенс. Я это вижу, — Мира машинально поглядела в крыло лабораторий, где сейчас билось светлое сердечко Габриель. Днём, когда солнце перебивало свет Дара, Избранная оставалась в доме Гесси, не боясь быть обнаруженной вампирами Дэви. Она, Тони и Эрик "изучали Дар". Мира усмехнулась: "Надо бы заглянуть к ним, посмотреть, что они за это время намудрили…"

— Слабеет?! — с ужасом спросил Бовенс. Мира обернулась к нему.

— Его по-прежнему хватает, чтобы разливать по склянкам, но да — его сияние слабеет. И прикосновения Избранной не отзываются во мне сильной болью.

— Может, это ты к нему привыкла? У Габриель было очень мало времени, чтобы полностью овладеть Даром. Я думаю, она ещё только узнаёт его силу.

— Может быть, — Мира отвлеклась на группу внизу. Там охотников дразнило уже семь вампиров. — Марсия! Молодец, что подошла… Но дерись с куклами, а не людьми!

Одна крылатая тень, коснувшись пола, растаяла. На её месте стояла высокая черноволосая красивая девушка.

— Я так и хотела! — крикнула она главе. — Очень сложно поддерживать крылатую тень, когда в доме Избранная!

— Да, — Мира обратилась к Бовенсу: — Наверное, ты прав. Может быть, я привыкла быть человеком рядом с ней, — вампирша кивнула на лабораторию. — Тяжело обращаться к вампирским способностям рядом с Избранной, зато сердце бьётся сильней, больней. Начинаешь ощущать своё тело как бы живым — такая иллюзия смертности. С этой стороны Дар по-прежнему силён.

Радостный возглас внизу — Кристина впервые удачно бросила сеть. А две куклы Миры, едва хозяйка чуть отвлеклась, сшиблись в воздухе и грохнулись на землю.

— Для меня это тоже тренировка, — улыбнулась Мира Бовенсу.

— Ты читаешь газеты?

— Давид читает. Он сообщает, когда есть упоминания нас. А что?

— Недавно студенты Первой Королевской собрались на стихийный митинг. Обнадёживающая весть: они считают, что Крас и Король причастны к декабрьским ужасам. Кто-то там нашёл любопытные доказательства этого. Ты говорила, необходимо разорвать связь Дэви и Короля… Проще всего это сделать, указав на истинного виновника событий декабря — Дэви. Тогда Асседи отвернётся от нового советника. Студенческие волнения могли бы стать новой волной людского бунта… Ты понимаешь? Повторение декабря, но в зеркальном отражении: против Дэви!

— Понимаю, — глаза вампирши сверкнули. — Да, лучше забрать их себе, пока не вмешался Владыка!

— Я в лабораторию, — кратко сказал Бовенс и ушёл. Мира облокотилась на балюстраду, подпирая тяжёлую голову. Охотники внизу заканчивали с её куклами, и она любовалась слаженными действиями Николаса и Марсии. Эти двое понравились друг другу с первой встречи. Мира полюбила наблюдать за ними: за диковинным смущением дикарки и смешной уверенностью охотника. Охотник и вампирша — история повторяется… Может, в этот раз она, наконец, закончится свадьбой?

— Теперь, мальчики и девочки, займёмся вашей защитой! — объявила Мира и осеклась, почувствовав изменение в картинке от одной из дальних кукол. Пустое здание с чёрной копотью на стенах: Академия. К парку за ней подъехало несколько экипажей. Оттуда бесшумно, быстро выходили люди.

"Крас клюнул на приманку!" — Мира вскочила.

— Тренировка закончена! — крикнула она охотникам и бросилась к Давиду.

— Какое брать оружие? — деловито спросил Николас.

— Вы остаётесь здесь! Давид, нужен закрытый экипаж. Срочно!


Чтобы драться в полную силу, кукловоду необходимо быть неподалёку от своих кукол. И лучше всего ему стоять плечо к плечу с ними в одной битве. Страх смерти, жажда крови передаются куклам, делают их в бою равными сильному тридцатилетнему carere morte или даже старейшему. Мира поспешила в Академию. Там было спрятано десять её кукол, самых сильных и ловких. Они ждали, когда Дэви или Крас придут снимать нарочно оставленный Покров с покинутого здания.

Люди Краса, озираясь, шли по коридорам Академии, их предводителем был сам герцог, — Мира следила за ними глазами кукол, прячущихся у стен в темноте. Вампирша отметила, что появления кукол, они, похоже, не ждали: шли с обычным огнестрельным оружием. Правда, двое тащили какой-то непонятный прибор с длинным шлангом.

"Пожарный рукав, что ли? А, водомёт!"

Доступ к Источнику у людей Краса был… Вампирша передёрнулась, вспомнив ужасные ощущения от этой воды.

"Я быстро отпущу покалеченных кукол и ничего не почувствую", — успокоила она себя. А её экипаж, управляемый Давидом мчался по Рябиновой улице… — Пора!

Темнота перед людьми дрогнула, разделилась на десяток теней…

Давид остановил карету у самых ступеней Академии. Мира выпустила из кареты двух кукол. Их чёрные тени пошли клочьями на солнце, но марионетки успели добраться до охраны у входа.

— Не увлекайся! — предупредил Давид, а Мира уже бежала к дверям.

— Ты не убийца, помни! — крикнул ей вслед охотник.

Первый этаж. Куклы шли впереди хозяйки. Их сильными руками Мира отшвырнула с дороги ещё трёх охранников и подошла к главной лестнице. Остальные обвалились при пожаре, и сейчас Мира, злорадно усмехаясь, руками кукол обрушила часть последнего более-менее целого лестничного пролёта. Теперь захватчики Академии были заперты на верхних этажах.

Мира преобразилась и поднялась на третий этаж, где развернулась битва. Она ступила на лестничную площадку и тут же скорчилась от боли, едва не упав в чёрный провал между этажами. Люди Краса окатили водой из Источника трёх её кукол. Словно это она сама погрузилась с головой в жгучую, как кислота, жидкость… Быстро отпустить покалеченных марионеток не получилось, а к застывшей, вцепившейся в перила площадки Мире спешили люди Краса. Одна пуля вонзилась в стену рядом, другая прошила плечо, но Мира уже перестала различать свою боль и боль отражений.

В руках одного смертного сверкнул охотничий арбалет. Тогда Мира рванулась в сторону и спряталась за двух верных кукол. Мысленно она обратилась к другим, остающимся в глубине коридора. Как плохо, что рабы не обладают острым зрением carere morte! Силуэты людей перед ней расплывались, но вот взгляд одной куклы ухватил ногу: маленькая, узкая, словно девичья или детская ступня в лакированной чёрном ботинке…

Кукла рванулась и, не обращая внимания на пули, схватила обладателя маленьких ножек, сжала так, что его рёбра захрустели.

— Крас у меня! — прогремел голос вампирши. — Бросайте оружие! Водомёт — вон из окна!

— Бросайте, — прохрипел герцог. Арбалет лязгнул, ударившись о пол, и Мира удовлетворённо кивнула. Водомёт руками кукол она выхватила у смертных и швырнула в окно у центральной лестницы. Кукла, державшая Краса, преобразилась и кинулась в окно Академии. Хозяйка, закутавшись поплотнее в саван тени, шагнула в пустой лестничный проём. Её проводили выстрелами.

Мира захлопнула дверцу кареты, приказала Давиду: "На Закатную". Там было ещё одно убежище вампирши — подвальное помещение, прежде бывшее логовом шайки вампиров-дикарей. Мира решила оставить пленного Краса там.

Молодой Крас молчал: не умолял, не требовал. Он не был похож на отца, и ненависть вампирши при взгляде на это бледное, полное лицо, не просыпалась. Кукла Миры по-прежнему держала смертного, как в тисках.

— Нашёл, что искал? — недружелюбно спросила вампирша. — Нет? — она нервно расхохоталась. Тело ещё дрожало от чужой боли — боли кукол. В Академии смертные, оставшиеся без предводителя, вступили в безнадёжный бой с её куклами, но вампирша была уже не зла — весела. Она похватала их и от души искупала в близкой речке, Серме, не заботясь о том, что её марионеток увидят прохожие. Потом она вернула всех кукол в тёмную Академию. До вечера им было назначено охранять гордое здание.

— Ты не понимаешь, что творишь, Вако! Твой Дар погубит страну, отец говорил мне. Уничтожь Избранную, оставь в покое Арденсов, и, может быть, я помогу тебе с Дэви, — уверенно, хоть и задыхаясь от хватки Миры, сказал Крас.

— Тебе довериться? После Академии?!

— Думаешь, у меня нет чести? Думаешь, мною и отцом двигал страх за свою жизнь? Нет, Вако. Уничтожение династии Арденса, исчезновение carere morte равно уничтожению Земли Страха! Без тени проклятия наша страна обречена: слишком лакомый кусок для соседей! Что впереди? — Война, голод, много, много смертей! Почитай страшные хроники времён первого Арденса — к этому ты хочешь привести страну?! Кто внушил тебе мысль об уничтожении проклятия? Глава Ордена? Вако, Карл Хортор был безумен! А ты видно заразилась от него…

Мира ударила его наотмашь. Крас стукнулся затылком о стенку кареты и лишился чувств. Скоро экипаж остановился. Давид перенёс бесчувственного Краса в убежище Миры, кукла встала около на страже. Охотник вернулся к экипажу, и вывел вампиршу, накрыв своим плащом.


Убежище, прежде бывшее логовом дикарей, сохранило почти всё убранство от прежних хозяев, увлекавшихся внешней, мистической стороной вампиризма. Здесь стояло несколько гробов-постелей, довольно талантливо разрисованных мрачными, но притягательными готическими картинками. По полкам были разложены черепа и расставлены чёрные и красные свечи. На очнувшегося Краса комнатка произвела неизгладимое впечатление. Он отполз к стене, даже не попытавшись подняться. Кукла Миры зло проводила его взглядом, а вот Давид смотрел на молодого герцога непонятно: с жалостью?…сочувствием?

— Что ты будешь с ним делать после допроса? — спросил он.

— Отправлю в Карду. Там сейчас Макта. По слухам, Первый облюбовал заброшенные земли Кукловода.

— Значит, скормишь его Первому?

Мира ощетинилась на грубость этих слов:

— А ты предлагаешь отпустить его? Может, и ларец с центром Покрова ему вручить напоследок? И пожелать всего доброго? Давид, он Арденс! Он наш враг!

— Я ведь тоже Арденс, — совсем тихо. Мира разъярилась:

— О тебе мы поговорим потом! Сейчас главное: Крас! Его отец предал Орден, отдал Академию Владыке вампиров! Давид… Его отец убил твоего брата!

— Он не похож на отца.

— О! — Мира задохнулась от изумления. — Значит, ты с Арденсами… Гесси?!

Она отступила от охотника, но он удержал её за руку:

— Ты сейчас сама не своя. Это всё из-за боли, я понимаю. Оставь своих бедных кукол и послушай меня: есть другой путь искупить вину всех Арденсов! Отдай Краса мне, ненадолго. Я расскажу ему об этом пути, и он сам скажет все тайны Дэви… и он пойдёт с нами!

— Ты… Смеешь мне препятствовать?!

— Позволь мне попробовать другой путь — не смерть! Этот путь тихий, мирный… милосердный. Глава Ордена готовил к нему одного меня, но, я думаю, пройти им способны и другие. Например, этот Крас! Так даже лучше… Мне могут не поверить, а ему поверят! Крас раскается, и Макта пощадит герцога — это будет наш козырь перед Королём! Асседи отречётся от Дэви и все Арденсы ступят на путь раскаяния. Я слышал ваш разговор с Бовенсом. Студенческие волнения… — это же начало бунта! Разве мало бед нашей земле? Дай мне только попробовать…

— Путь раскаяния?

— Путь, найденный Вальде десять лет назад. Карл указал мне его, давно. Особое зелье!

Глаза Гесси горели фанатичным огнём, и Мире вспомнился младший брат Давида, Даниель. Но огонь в глазах старшего был не таким холодным. Вампирша отступила, выдернула руку.

— Верю, — ещё с ненавистью выдохнула она. — Хорошо. Ухожу. Не могу быть с Красом, не хочу. Оставайтесь.

— Сумасшедшая! — Давид бросился за ней. — Куда ты пойдёшь? На солнце?!

Они оставили Краса под присмотром куклы Миры. Гесси довёз её до главного убежища и сейчас же повернул обратно.


Мира зашла в холл дома Гесси и сразу же остановилась, прислонившись к двери и закрыв глаза. Она отдыхала. Габриель по-прежнему была здесь, и лучи её Дара пробуждали сердце вампирши. Это было больно, очень больно, но Мира терпела. Ей даже нравились эти моменты — они приближали её к навсегда потерянной жизни.

Винсент, услышавший, как хлопнула дверь, вышел из малой гостиной.

— Тётя, куда вы так спешили утром? — рассеянно спросил он.

— Я захватила Краса, — еле слышно похвасталась Мира. Боль покалеченных кукол всё ещё терзала её. — В Академии. Та моя уловка с центром Покрова…

— Замечательно! Где же герцог?

— На Закатной. Давид сейчас с ним, — Мира прислушалась к разговору охотника и Краса, но их голоса тонули: все ощущения от неповреждённых кукол перебивала сильнейшая боль от трёх обожжённых. — Слушай, Винсент. Наведайся сейчас в Первую Королевскую. Там остались мои куклы, их нужно отрезать от меня. Воду из Источника в сердце или серебро в затылок. Ты знаешь.

— Сильно тебе досталось? — его голос изменился. — Мира, тебя ранили! Чем?

— А, ерунда. Обычная пуля. Уже всё зажило.

— Сквозная, — подойдя, он быстро проверил её рану на плече. — Это хорошо.

— Чего хорошего? Платье совсем испорчено! — Мира нашла силы улыбнуться.

— Если б не сквозная, пришлось бы доставать пулю.

Робкая улыбка погасла: — Зачем?!

Винсент обнял её и проводил до дивана в малой гостиной, усадил и сам устроился рядом.

— Потому что когда ты исцелишься, пуля, оставшаяся в теле, может тебе навредить, — очень мягко сказал он.

— Винсент…

— Мы пришли к тому, с чего начинали. Снова я бьюсь над тем, как вернуть тебе жизнь.

Мира вздохнула, ничего не сказала. Действительно, они вернулись к началу! Когда-то он, ещё будучи Избранным, мечтал исцелить её. Потом, наоборот, она клялась исцелить его от вампиризма… Её клятва была исполнена, но дорогой ценой: Мира не могла сама вернуться в жизнь. Дар исцелил многих вампиров, но её удел теперь — вечно быть carere morte.

— Винсент, ты же знаешь, что это невозможно!

— Слушай! Я читал в старой книге. Одному carere morte удалось достичь просветления и его исцелило солнце.

— Это же чушь.

— Не чушь! Ты сама говорила, Дар подобен солнцу. Он действует подобным образом, а значит…

— Открытое солнце сожжет меня в мгновение ока. Это сказка, Винсент. Некоторые сказки carere morte — это просто сказки.

— Как мне не нравятся эти твои куклы! Я понимаю, они необходимость, но неужели нельзя обучить этому Марсию, поделиться с нею обязанностями хозяйки?

— Она слишком молода для кукловода…Где ты был весь день? — Мира поспешно сменила тему.

— Я записался вольнослушателем в Университет. Там сейчас много студентов Первой Королевской и… то, что они говорят о декабрьских событиях, воодушевляет.

— Они сильно увлечены? Я боюсь, не занялся бы ими Дэви.

— Сильно. Я боюсь того же. Так что попробую увести их в нужное нам русло, — Винсент хитро улыбнулся. Мира легонько пожала его руку:

— Молодец. Здесь я тебе доверяю.

— Мира, ещё насчёт твоего исцеления…

— Оставим эту тему, пожалуйста! Сейчас мне нужна помощь в Академии. Винсент…

— Понял. Уже ухожу, — юноша поднялся с дивана, и Мира тут же пожалела о резких словах. Винсент так старался ей помочь, больше быть с ней, а она гнала его прочь, стыдясь своего вида — потрёпанной и полубезумной кукловодши.

— Прости. Подожди. Хотела тебя спросить… В последней стычке с куклами Дэви ты чуть было не…

— Погиб? Нет, тётя, с меня этого хватит. К тому же ваша кукла как всегда поспешила на помощь.

Мира машинально потёрла руку, словно та ещё болела от удара меча.

— Я не понимаю. Это была простая кукла! Где твоя защита? Ты говорил, что прошёл посвящение в Карде в годы поисков Дара.

— Да?

— Ты что, соврал?

Винсент досадливо вздохнул.

— Соврал, — сознался он. — Я не охотник.

— Так в чём дело?! Пройдёшь посвящение вместе с Кристиной.

— Нет. Тётя… Пойми: если ты пойдёшь против Ордена — а ты обязательно совершишь какое-нибудь с точки зрения охотников святотатство! — и мне нужно будет поддержать тебя… Я бы не хотел при этом нарушить клятву.

— Но…

— Ухожу-ухожу, — озорно сказал он и вышел.


Вечером была ещё одна тренировка. Теперь со старшими, опытными охотниками. Мира, повеселевшая после того, как Винсент отрезал её от покалеченных отражений, сражалась в полную силу, и битва получилась жаркой. В конце концов, все куклы вампирши были побеждены. Последнюю Дара Меренс поразила в сердце и приставила к горлу меч:

— Голову с плеч. Мира, думаю, нам пора заняться очисткой Карды. Мы достаточно сильны.

Вампирша на галерее покачала головой — кукла перед Дарой проделала то же самое:

— Да, вы сильны. У нас есть всё, чтобы идти в Карду, но… пока рано. Пока вся Дона не станет ясной, открытой и предсказуемой для нас, рано думать о Карде.

— Я предлагаю ударить по старейшим Карды. Дэви тут же возвратится в вампирскую цитадель — он не готов терять её — и тогда мы ударим по "Тени Стража"! — выпалила Дара — У нас был шанс победить Дэви ещё во времена охоты за Кукловодом! Карл тогда тоже говорил: подожди. И чего мы дождались?! Мира! Сейчас у нас есть сила, а скоро её не будет!

Мира нахмурилась, но уже не дала эмоции отразиться на лице куклы внизу. Вот как! Значит, слухи, что Дар слабеет, ходят уже и среди охотников?

— Пока Дона не принадлежит нам, нечего и думать о Карде! Здесь всё ещё много тени. Когда столица сделается ясной, предсказуемой, тогда…

— Разве ты не хочешь отомстить Дэви… Красам? — сухо спросила Дара. Покрасневшие, припухшие глаза охотницы смотрели не строго, как прежде, — зло.

— Дара, в тебе сейчас говорит месть. Подожди, когда её вопль утихнет, — неожиданно заметил Марк, самый старший в группе. Мира удивлённо посмотрела на него и неловко качнула головой в знак согласия. Восемнадцать лет Марка называли "Мстителем", за утолением мести он пришёл в Орден… и теперь наконец-то сумел отпустить свою ненависть.

— Верно, Марк, — глухо согласилась Мира. — Наша цель, ни много ни мало, уничтожение Бездны. А Дэви — лишь Её слуга. Он — только начало нашего пути, Дара.


Дона, укрытая мягкой шалью ночных облаков, крепко спала. Ночь была тихой: вампиры Дэви оставались в своих убежищах. Мира тоже собралась отдохнуть часок, но яркий огонёк за окном привлёк её внимание. Вампирша подошла ближе.

В дальнем крыле дома кто-то зажёг свечу на окне. Маленький огонёк дрожал, пока слабо цепляясь за фитилёк. Но пламя постепенно разгоралось, и тьма отступала. Зажёг свечу, наверное, хозяин дома: Избранная спала в другом тайном убежище, охотники также разошлись. Во всём огромном доме сейчас были только Мира и Давид… и этот живой огонёк.

"Зачем он зажёг свечу? Для кого?" — Мира почувствовала необъяснимое беспокойство: во что бы то ни стало нужно узнать, что это за свеча!

Она направилась в дальнее крыло. Давид зажёг свечу не в своей комнате, и вампирше не пришлось придумывать предлог, чтобы войти. Гесси был в малой гостиной, где Мира днём беседовала с Винсентом. Услышав шаги, он отвернулся от окна.

— Мира? Не знал, что ты ещё здесь. Ты не пойдёшь на Закатную?

— Позже. Я не слышала ваш разговор с Красом…

— Он согласился попробовать мой путь. Но это займёт некоторое время.

— Потому я пока продолжу накалять атмосферу в Доне. Но я пришла не за тем, чтобы обсуждать это. Просто увидела свечу.

— Как мотылёк на огонь, — он улыбнулся.

— Да…Но почему она одна? — болезненно спросила Мира, указывая на свечу. — Зачем она?

— Это для Даниеля, — Давид щурился в темноту за окном. — Сегодня тридцать дней.

— О! — спохватилась Мира. Она и сама ждала этой даты: тридцать дней с ночи штурма Академии, но полагала, эта дата наступит только завтра или послезавтра. Теперь понятно, почему сегодня во всех церквях так печально звонят колокола, почему охотники на второй тренировке были сами не свои, а у Дары Меренс и вовсе заплаканы глаза! Тридцать дней по погибшим в первую из трёх декабрьских ночей.

— А я забыла. Точнее, я ждала этот день завтра…

— Ничего. С твоей занятостью это немудрено, — спокойно сказал Гесси и подвинулся чуть в сторону, чтобы ей открылся вид из окна. — Спросишь, почему я зажёг свечу именно в этой комнате? — Вот: Из окна малой гостиной была видна Академия. Мира долго вглядывалась в знакомые очертания старого здания, без привычной башенки со шпилем, казавшегося только наброском самого себя. Глазами кукол она в это же время видела Академию изнутри: очень чёрные стены, пустые кабинеты, пропасти вместо лестниц. Тёмные пятна, месяц назад бывшие живой кровью, и осколки разбитого зеркала на площадке третьего этажа. А в памяти вампирши проносились совсем другие картинки: огромный арсенал Академии, уютный кабинет главы Ордена…

— Я всё ещё слишком живая, чтобы вернуться туда… в то прошлое! — пожаловалась Мира. — А может, и хорошо. Наверное, Карл не принял бы меня… такую. Неисцелённую. Отвратительную хозяйку четырёх десятков кукол.

— Я тоже чувствую, как далёк становится тот мир, тот Орден, — Давид помолчал: — Даниель был младше меня, но вёл себя всегда, скорее, как старший брат, — вдруг признался он. — Не я защищал его в детстве от старших ребят, а он меня. И у него было всегда такое покровительственное отношение ко всем, кто далёк от Ордена! Как Диосы, он был охотником от рождения.

— После того, как я ближе познакомилась с ним, получить от него признания себя как охотника стало моей манией, — призналась Мира, и тихонько тронула пламя свечи: — Не жжёт совсем…

— Это и для Ангелики. Помнишь её?

— Невеста Даниеля.

— Она была предназначена мне, но… — Давид замолчал.

— Я пойду. Прости. Зажгу свою свечу, — Мира повернулась и пошла к выходу из гостиной.

— Я помню, однажды в разговоре с Карлом спросил его: "Что ты скажешь, если окажется, что Мира неисцелима?" — негромко сказал Давид ей вслед. — Знаешь, что он сказал?

— Что? — глухо спросила Мира, остановившись, но не обернувшись.

— "Мне всё равно, если её это не будет печалить. Я ведь и полюбил её вампиршей".


У себя в комнате Мира зажгла свечу на подоконнике и долго смотрела на пламя, положив голову на руки. Она вспоминала безумную декабрьскую ночь, подарившую ей краткий час любви и отнявшую любимого. Потом она отомкнула ящик бюро и достала очередное письмо из стопки конвертов. В адресах на конвертах значилась то Дона, То Метор, то Прэсто… Это были письма Карла за те годы, когда они выполняли разные задания Латэ и были далеко друг от друга. Сейчас Мира прилежно перечитывала их. Карл начал строить планы относительно Отряда ещё тогда, семь лет назад, и многие его догадки сейчас подтверждались, а некоторые замечания для новой главы охотников были невероятно ценны.

"…Это будет странный отряд — не оторвавшаяся часть Ордена с такой же структурой — нечто новое. Туда войдут лучшие охотники — те, что не дрогнут от взгляда Владыки. Их задачей будет не война с дикарями Доны: после прихода Дара в столицу дикари исчезнут — исцелятся либо удерут на север. Их задачей будет война с теми, кто примет сторону Бездны: не ошибусь, если назову Дэви и его старейших и Арденсов: Асседи, Красов. Вероятно, они объединятся против нас: историческое объединение! Я думаю, Арденсов можно попробовать обратить на нашу сторону историей Вальде. К сожалению, старый герцог Крас даже не выслушал меня, но, может быть, его сын…

…После того, как Дар придёт в Орден и обретёт истинную силу, после того, как Орден будет упразднён, когда останется только наш маленький отряд — наступит очень краткий и очень важный период. Время, когда наши силы и силы Дэви будут равны или даже Владыка будет немного опережать. Не нужно пугаться, нужно просто перетерпеть это время. Мы будем набирать силу постепенно".

Дальше там было про волнения в народе, которые должны были быть обращены на руку отряду и против Арденсов и Дэви — те самые, уже ушедшие в историю столичные умонастроения, которые так умело использовал Владыка вампиров минувшей осенью.

"Здесь мне придётся начинать заново, с помощью Винсента. Состудентами Первой Королевской…"

Вампирша не легла спать. Она перечитала письмо, проверила кукол и принялась составлять примерный план кампаний отряда на будущую неделю. Потом сверкнула новая идея, и Мира резко вскинула голову от записей. Дэви не охотится, ведёт себя тихо, но можно попробовать его подставить! Куклы хозяйки всё сделают. А если добавить сюда усиливающиеся волнения в народе, начавшиеся со студентов Первой Королевской… Это рассорит Дэви с Королём! Охотники закончат в Доне и скорее перейдут в Карду, средоточие Бездны.

Свеча всё горела на окне. Краем глаза вампирша видела, что и в окне малой гостиной горит другая, оставленная Давидом. Она знала, и охотник сейчас не спит, возможно, также глядит на далёкое пламя её свечки — и чувствовала странное родство с ним.

"Странный. Единственный, кто вовсе не знает слова: месть…"

Его свеча потухла вскоре после четырёх утра. В пять погас и её огонёк.

Глава 4 Пробуждение

Кто она? Обрывки видений, мозаика памяти… За ними не было единого образа, словно она перестала быть целым. И ей не хотелось складывать мозаику — вспоминать прошлое. Она чувствовала: в нём слишком много тёмного, страшного. Спасение в забвении.

Ещё она чувствовала Боль. Боль нарастала глубоко за грудиной при каждом вдохе, и, замерев, девушка ждала её пика. На вершине боли — не гребне волны она должны была извиваться, корчиться от боли, но лежала неподвижно. Не было сил. Боль немного утихала на выдохе, и эти краткие мгновения были блаженством.

Она чувствовала также Жар. Она была маленьким тоненьким фитильком в зажжённой лампаде. Она была вся объята пламенем. Она горела, не сгорая…

Капли воды иногда падали на кожу — на лоб, на грудь, она поднимала слабую руку, трогала их, старалась донести до пересохших губ. Горячая кожа не была сухой, она была липкой от пота. Пот пах болезнью. Этим тяжёлым неприятным запахом было полно всё вокруг.

Частые приступы кашля вовсе вгоняли в безумие. Иногда после них она слабо пыталась звать: маму, отца, кого-нибудь… Ведь кто-то был рядом, кто-то ухаживал за ней! Иногда это была женщина — больная понимала это по тонкому аромату духов, по лёгким прикосновениям маленьких ручек, по тихому высокому голосу. Иногда мужчина — этот был молчалив. Он старался не показываться ей на глаза. Его сильные пальцы были ледяными. Холод от их кончиков жёг даже сквозь перчатки и слой её одежды, когда странный целитель прикасался к больной.

Иногда девушка успевала ухватить его взглядом, прежде чем он скроется — мощная мужская фигура в красном одеянии. Она облизывала губы, пыталась прошептать ему что-то. Он оборачивался и взгляд странных молочно-белых глаз швырял её… В пустоту.

Пустота. Это было не беспамятство, но это было отсечение всей реальности. Её выкидывали за пределы мира. Здесь не было звёзд и комет, не было механизмов, управляющих небесными сферами. Просто не было ничего! Кроме неё, её жара, её боли и… её памяти.


…Ослепительно яркая картинка, оглушительно громкие звуки — такими в пустоте ей являлись все воспоминания. В этот раз явилось лето. Идеально чёрная ночь, россыпь бриллиантов в небе и гигантское колье Млечного Пути. Звёзды танцевали вверху, девушка танцевала внизу. В простом белом платье, с длинными, ниже талии, тёмными прямыми волосами. Морской песок шуршал под босыми ногами, а больной казалось — это ей прямо в уши втирают сухие песчинки. Море грохотало, клокотало, бурлило. Кажется, она слышала скользкие, серебристые звуки, с которыми солёную воду рассекали рыбы в глубине.

Песня! О, зачем ещё и ты?! Пожалейте мои уши!

"Я знаю, помню — не мне решать,
Нет, не моей воле судьбы свершать,
Но как дать сердцу биенье вновь,
Чтоб в нем из льда ожила любовь?
Мне дан был дар, и, немедля, вмиг
Твой образ передо мной возник.
Кто жив? Кто мертв? Кто же исцелен?
Не вправе я сей вершить закон.
Видя этот холодный взгляд,
Я знала: это не льды горят,
А спрятано где-то, под камнем сна,
Иное сиянье, иная струна.
И чтобы она зазвучала вновь,
Чтоб шел по жилам не яд, а кровь,
Решилась я на тот смелый шаг,
Не помня больше, кто друг, кто враг…"
Пела девушка в воспоминании, и губы больной двигались, она повторяла слова. Она знала эту песню наизусть. Это её песня? Мозаика сложилась! Да, это она танцевала и пела там, на берегу моря под звёздами! Это она мечтала спасти весь мир, исцелив его от Бездны. И ей был дан великий Дар — он сиял как солнце. Это было солнце, странное солнце ночи. И carere morte не бежали от него. Оно не жгло, только грело их бледную бескровную кожу. Его тепло передавалось их сосудам, разогревало кровь и их сердца бились быстрее. А что творилось с их лицами! Они смотрели на владелицу странного Дара с таким искренним восхищением и детским робким удивлением, что у девушки в горле вставал комок слёз. Она была их солнцем. Она была Избранной.

Она была Избранной и пела под звёздами… Кому? — Там точно был слушатель! — Она вспомнила высокую, мрачную девушку. Замкнутая, закованная в ледяную броню равнодушия — и с такой милой, невинной улыбкой. Неприятно долго смотреть в её холодные зелёные глаза. Там на дне прячется что-то. Огромное. Жуткое…

Новое воспоминание. Та мрачная девушка идёт, взявшись за тонкую золотую нить. Идёт: из тьмы — на свет. Избранная исцелила её, carere morte. Лира Диос — вот, как звали исцелённую.

"А как же звучит моё имя: имя Избранной?" — Она не смогла вспомнить. Целитель-мучитель вновь возвратил её в реальность. Он тащил её из пустоты, невидимым крюком подцепив под рёбра. Она вскрикивала от боли и вновь заходилась кашлем.


Железный привкус крови во рту после очередного приступа… Мужчина склонился над ней, мягким платком вытер кровь с губ, а её пробрал озноб: кровь горлом?! Что же это… Она умирает?

"Страшно! Как страшно!" — она вцепилась в руку с платком, забормотала:

— Скажите, что со мной? Я больна… Я умираю?

Целитель не сказал ничего, отступил и исчез. Девушка беспомощно замотала головой, ища его.

— Я умираю?!

Её опять окунули в пустоту. Новое воспоминание: Бал. О, сколько света! Бал в золотом дворце, бал на солнце! Свет везде, и невозможно больно глазам. Водопад звуков на пределе восприятия. Кажется, голова сейчас разорвётся…

Слишком яркие, слишком сильные впечатления закружили её в водовороте, только несколько вспышек, заставивших вскрикнуть: пульсирующее солнце-сердце… серебристое сверкание острого кинжала… кровь: всюду алая-алая кровь… холод лезвия у неё в груди… холод каменного пола в склепе…

"Кто нанёс удар?!" — хотела крикнуть она, но образ уже пришёл: та красивая вампирша с ледяными зелёными глазами.

Воспоминание погасло, чернота, пришедшая ему на смену, ударила по несчастным глазам, как кнутом. Девушка опять висела в пустоте. Странный незнакомец не спешил за ней, придёт ли он ещё?

"Как страшно", — прошептала она, закрыв глаза, и свернулась калачиком, как ребёнок в материнской утробе. Девушка перебирала только что пришедшие образы: кинжал, кровь, холодный металл в груди, касающийся сердца, холодный мрамор склепа, принявшего её бездыханное тело…

"Меня пытались убить, — с горечью подумала она. — Меня пытались убить… меня убили!

Было больно и… обидно. Хотелось выть от этой боли и обиды. За что? Та красивая девушка с холодными глазами, что так мило улыбалась моим песням… — за что?! Скажи, за что ты убила меня?

Скажи, зачем ты убила меня?
Быть может, я в чем-то была не права?
Я только хотела тебя спасти,
Тебя — от самой же тебя… прости.
Сами собой складывались новые строчки. Она шептала слова и чувствовала слёзы на щеках. Боль и жар отступали: море успокаивалось после бури, и волны уже не накрывали её с головой. Она могла мыслить почти ясно. И девушка понимала: то её последние мгновения. Она кашляет кровью, очень скоро она умрёт.

"Только не оставляйте меня здесь! — попросила она незнакомца. — Хочу умереть там, где свет!" — Странный целитель опять не внял.

"Умираю…" — подумала она. Страха не было, злости не было — даже к той, что нанесла удар кинжалом, до сих пор убивающий её. Да, даже к ней, лишившей мир её чудесного Дара…

"Сестра… — зазвенел тихий голос. Наполнил пустоту, и долго ещё его отголоски били её по ушам: — Сестра, сестра…".

"Целитель погибает от руки исцелённого. Это закон".

Лицо девушки-убийцы было перед её мысленным взором: неподвижное, неживое, как плохой портрет. Настоящая маска ярости… и боли.

"Прости, сестра! — мысленно попросила она убийцу. — Я помню: и тебе было больно. Убивать больнее, чем умирать. Ты разрушила свою душу, чтобы спасти мою. Благодарю тебя!

Перед глазами уже не была чернота: золотисто-зелёное марево, как там, на Балу. И этот туман трепетал, как крылья бабочки. Она хотела раствориться в нём, но не могла, что-то мешало.

Сухие бешеные глаза — нет, не той, убийцы, — другие. Любимые. Тонкие губы сжаты в едва различимую полоску: "Прости, я виноват! Не уберёг…"

"Ульрик! Подожди. Я хочу поговорить с тобой… Я должна рассказать тебе…" — но без предупреждения появился молчаливый спаситель, грубо выдернул её из пустоты грёз. Снова тяжёлый запах болезни, качающийся огонёк лампады, странная фигура в красном…

Целитель склонился к ней, и она почувствовала: от него пахнет склепом, смертью! Его ледяные пальцы заскользили по обнажённой коже груди, и девушка вяло трепыхнулась на постели, постаралась отодвинуться.

— Кто вы? — её оборвал новый, сильнейший приступ кашля, от которого внутри словно что-то оборвалось. — О, видите, как мне плохо…

— Кто я? — тихо спросил он, и новое видение-воспоминание явилось ей: вот, кто забрал её из того склепа — этот целитель! Она помнила сильные красивые мужские руки, её щека прижималась к мягкому бархату его костюма: красному-красному, как кровь…

Поняв это, она подчинилась, тяжело, трудно дыша. Ледяные пальцы целителя надавили посильней и… проникли под кожу — холод от них распространился до сердца. Больная вскрикнула, рванулась, и её вновь накрыла волна видений.

Чужие видения — они рвали голову на части. Чужие сильные эмоции заставляли сердце в исступлении колотиться о грудную клетку. Это были ненависть, ярость каких не знал мир. Разрушительные, как лавина, сметающие всё на своём пути, силой своей способные стереть границу между мирами…

Ледяные пальцы гладили её сердце, их прикосновения забирали остатки боли и жара. Кто он, незнакомец? Сама Смерть склоняется над ней! Холод расползался по телу, сковывая его, замораживая и мысли. Наверное, она уже умерла и коченеет…


Она проснулась почти здоровой и ужасно голодной. Голова была удивительно ясной. Девушка с любопытством разглядывала помещение, в котором находилась. Это была небольшая комнатка с крайне скудным и простым убранством. Постель, скамья, лампада на стене, маленькая жаркая печка в углу… Низкий потолок производил впечатление массивности. Может быть, это помещение было подземным.

Целитель куда-то пропал. На скамье дремала девушка: круглое лицо — смутно знакомое, мелкие чёрные кудряшки волос. Больная решила её не окликать: знакомое лицо почему-то разбудило в ней тревогу — в девушке была какая-то опасность! Она приподнялась на постели, посидела несколько минут, покачиваясь от слабости. В широком вырезе ночной сорочки был виден шрам: ровная, красная, набухшая полоса возле сердца. Должно быть, сюда вошёл кинжал убийцы.

Убийцы… Но она всё же была жива!

Девушка почувствовала прилив сил и смело спустила ноги с кровати. Она подождала несколько минут, унимая ещё надсадное дыхание, ожидая, когда комнатка перестанет вертеться. Потом осторожно попыталась подняться.

Шатаясь, она поднялась, уцепилась за спинку кровати и от неё перебралась к стене. Стена была очень холодной, но ощущение от прикосновения к ней взбодрило девушку. Она тихонько двинулась вдоль стены к выходу и вышла в коридор.

Да, помещение, определённо, было под землёй. Коридор был выложен досками только в самом начале, дальше это был просто широкий земляной ход, будто вырытый гигантским червём или кротом. Земля под ногами была страшно холодной, но девушка не отступала и не возвращалась в тёплую камеру. Поворот коридора, второй — вот, далеко впереди показался белёсый утренний свет.

"Солнце!" — девушка радостно выдохнула и рискнула оторваться от стены. Она пошла, потом побежала, ещё шаркая, охая от боли в совсем заледеневших ногах. Она выскочила на свет и зажмурилась. Здесь была зима. Солнце ослепительно сияло, отражаясь от ледяной корки на поверхности бескрайнего снежного поля. Девушка не знала, та ли это была зима, что в последних видениях о склепе, или уже другая.

"Сколько времени прошло? Месяц… Или год с того удара кинжалом?"

Она снова коснулась шрама. Свежий, ещё немного воспалённый. Прошло немного времени. Но её рука всё теребила ворот сорочки. Было что-то странное… Что?

Рука! — девушка вытянула перед собой руки. Это же не её руки! Она маленькая волшебница, у неё были худые, тонкие кисти, хватка пальцев не сильнее, чем у десятилетнего ребенка. А эти руки, несмотря на болезненную худобу, производили впечатление силы. Да, они были сильными, красивыми прежде. Девушка обхватила себя за плечи… — Разве это её плечи? — где её тонкие цыплячьи косточки? Она очнулась другой: сильной, высокой, красивой — как такое может быть?

Прядка волос, упавшая на глаза, была рыжего цвета и чуть вилась. Конечно, подобного оттенка можно достичь, используя хну, и всё же…

"С ней всё не так сейчас! Может быть, она изменилась… в пустоте?"

Девушка снова поглядела на свои руки. Сильные, красивые. В таких руках острый длинный кинжал не будет смотреться смешно. Такие руки с лёгкостью направят его в сердце подруги, сестры… Руки убийцы!

Но… рана? Почему на груди? Та, убийца, получила удар сзади. Изловчившись, девушка ощупала спину под рубашкой и нашла ещё один шрам — больше и толще первого. Кинжал пронзил её насквозь, и удар был нанесён в спину. Ей не дали встретить смерть лицом к лицу, убили, как предателя!

— Нет! — выдохнула она и опустилась в снег, не чувствуя его холода. А впереди прямо из прозрачного воздуха соткалась фигура — огромная крылатая тень carere morte, но странная, едва видимая, вся пронизанная солнечным светом. Она сверкнула в лучах солнца и пропала. На её месте стояла знакомая фигура: человек в красной мантии.

— Кто вы?! — крикнула она и замолчала, потерявшись в молочно-белом тумане его глаз. Чужие воспоминания и чувства снова заполонили голову несчастной, но сейчас они были чётче… намного чётче:

Алая кровь льётся на белую шёлковую ткань и… пропадает. Жизнь уходит вместе с ней, но не рассеивается в мире. Её светлый поток течёт в руки высокого человека с горделивой осанкой. "Он забирает мою жизнь! Дотянуться, достать!" — рука бессильно падает… Человек уходит, чужая жизнь сияет в его крови, и ненависть, чёрная, как дыры на Млечном Пути, поднимается в умирающем… — нет, уже умершем — повисшем в странном недосуществовании между жизнью и вечностью. Безвольное тело, оплетаемое нитями Бездны, что сквозь провал на месте его сердца стремится занять новый мир…

— Глашатай, как ты себя чувствуешь? — обыденно спросил мужчина. В подземном коридоре показалась кудрявая девушка. Она не рисковала приблизиться к выходу.

— Господин! Простите, я упустила её! Пойдём домой, Лира Диос! — крикнула она.

Девушка молчала, не поднималась с колен. Знание обрушилось на неё тяжеленным камнем. Сдавило грудь — не продохнуть. "Лира Диос!" — бил в голове молот. Вот оно, её истинное имя! Глашатай Бездны, Лира Диос, убийца, а не убитая! А перед ней Макта, первый вампир…

Глава 5 Дар in vivo [4]

К весне стало очевидным, что перевес сил на стороне Миры. За неё было и солнце, с каждым утром разгорающееся всё ярче. Дэви лишился поддержки Краса и его смертных. Король, по словам министра Карита, симпатизирующего Мире, колебался, не разорвать ли договор с Владыкой вампиров. К сожалению, Давид пока не мог предоставить главный козырь — раскаявшегося и избавившегося от проклятия Арденсов Краса. Ещё несколько хранилищ кукол Дэви и свиты было уничтожено, однако Владыка не оставлял столицу. Он словно чувствовал: глава охотников, находящаяся в постоянном напряжении сил, всё ближе подбирается к краю пропасти. Сражаясь, Мира постоянно обращалась к проклятой своей сути, и всё меньше в ней оставалось изначального, человеческого. Победы отряда губили предводительницу. Но вампирша, зная об этом, только ускоряла свой безумный бег. Нужно успеть всё, пока земля не провалилась у неё под ногами, увлекая в пустоту: успеть спасти Дону, успеть вернуть Карду…

Уже два месяца она имитировала последствия трапезы carere morte, пользуясь куклами. И вампиры для жителей Доны постепенно переходили в реальность. Мира старалась, и скоро слухи о таящемся где-то в Сатуре сильном вампире, а то и Владыке вампиров, поползли по городу. Но тревоге, разливающейся по Доне, всё не хватало какой-то малости, чтобы стать штормом, подобным декабрьскому. И Король не торопился рвать с Дэви.

Начиналась очередная тренировка младшей группы. Мира еле-еле выползла на галерею, хватаясь за стену. Перед её мысленным взором стояла картинка: безвольное тело хозяйки в кресле на колёсиках, которое катит верная кукла. Пожалуй, скоро эта картинка станет реальностью! И пусть Сесилия Калькар могла оставаться на ногах, управляя полусотней кукол — у той вампирши-хозяйки было два века на изучение своих способностей и определение границ возможностей… У Миры не было и двух лет.

Солен, стоявшая у балюстрады, заметила состояние главы и поспешила на помощь. Вцепившись в её руку, Мира добрела до кресла и повалилась в него. В это же время, отвлекая внимание группы, крылатые тени её кукол заплясали над головами охотников.

— Я готова! Начинаем! — крикнула Мира Диане — та с недавних пор вела младшую группу. Охотница кивнула и принялась раздавать ученикам указания:

— Сегодня займёмся защитой. На тройки не разделяемся, будут индивидуальные поединки. Марсия, ты тоже спустись.

Из стаи чудовищ вырвалось одно и, коснувшись пола, обратилось красивой темноволосой девушкой.

— Мира сегодня сама к нам спустится? — спросила она. — Куклы… — для меня это слишком просто.

Диана вздёрнула голову, ожидая ответа главы. Вампирша еле слышно отозвалась:

— Я спущусь позже. Начинайте с новеньких. Марсия, можешь пока вернуться в строй вампиров.

Джезабел и Кристина выступили вперёд, остальные охотники отошли к стенам. Куклы Миры принялись нападать на девушек. Те отражали удары их крыльев серебряными мечами. Один раз Джезабел, сильно ударив, отсекла кукле кончик крыла и тут же охнула:

— Вам не больно?

— Ранения тени, не задевшие тела вампира, безболезненны, — пояснила за Миру Диана: — Размялись? Теперь ближний бой. Встаньте спина к спине, мечи оставьте. Только кинжалы…

— Что с вами? — с тревогой спросила Солен Миру на галерее. — Тяжело выносить весеннее солнце?

— Нет. Хуже, — Мира помрачнела. — Запасы крови кончаются.

Вампирша пила всё больше стабилизированной крови, но голод лишь рос. Она давно перестала считать бутыли, опустошаемые в неделю — тем ужасней была весть, что они кончаются. Раньше такого не было. Раньше бывало, что срок хранения крови истекал, но бутылок было вдоволь. Сейчас — наоборот.

— В Доне три бойни, — заметила Солен. Мира помотала головой:

— Хитрый Владыка закрыл мне туда ход ещё в декабре, как только понял, какую роль я играю в отряде.

— Тогда что? Бродячие животные? — лицо девушки исказилось. — Может быть, лучше весь отряд…

— Ещё чего! Я не стану пить кровь никого из вас!

Внизу Джезабел и Кристина храбро отбивались от кукол, ведомых Марсией. Большая часть кукол опустилась на землю, но не сбросила крыльев, несколько оставалось наверху. Вот возглас: "Марсия… сумасшедшая!" Крикнул Юстин. Вампирша взмыла под потолок с добычей: лишившейся защиты Кристиной.

— Отпусти девушку! — не унимался Юстин. Марсия запрыгнула на балюстраду и приняла человеческий облик. Не выпуская Кристину, она прохаживалась по перилам и хохотала.

— Отпустить прямо сейчас?!

— Марсия, хватит дурачиться, её сейчас стошнит!

Мира вздохнула.

— Последний раз она дурачится, — заметила она Солен. — Очень скоро ей придётся исцелиться — для неё совсем нет крови.

— Подождите, я найду выход, — гордая герцогиня вздёрнула подбородок. — Скоро у вас будет крови… сколько угодно!

— Дело не только в крови! — Мира опять вздохнула. Состояние Габриель всё больше тревожило ее. Дар был по-прежнему силён, но Избранная всё хуже управляла им. Скоро она вовсе не сможет вести carere morte к исцелению!

— Я думала, защита охотника обширней, — созналась Кристина, едва Марсия опустила её на землю. — Я думала, она уходит по крайней мере на полметра в стороны от человека, а она едва доходит до кончика моего кинжала!

— Защита — твоя вторая кожа. Это тонкая оболочка, срабатывающая только в случае, если охотнику угрожает непосредственная опасность со стороны конкретного carere morte. Иначе они бы не могли встречаться, вести переговоры и даже жить в одном доме, не догадываясь от сути друг друга. Защита работает, когда вампир нападает. Если вампир касается тебя без умысла нанести вред, защита никак себя не проявит, — без запинки отбарабанила Диана и широко улыбнулась Мире: — Хорошо я сказала?

— Долго зубрила?

— Недолго! Я нашла старый конспект Алекса…

Мира ностальгически улыбнулась. Когда-то тренировки вёл Алекс, а Мира выступала на них в качестве вампирши. Сейчас охотник пропадал в лаборатории — прежде в Академии он преподавал физику, — и за тренировки взялась его молодая жена… Как всё быстро поменялось!

— Вот, что тебя сбило, Кристина, — продолжала меж тем Диана. — Марсия не старалась нападать, и твоя защита задремала. Этим вампирша и воспользовалась. Хитро! Мира, ты никогда так не делала на наших тренировках!

Вампирша развела руками:

— Дикари всегда были кладезем новых идей! Марсия, теперь будешь выступать за охотницу, договорились?

В конце тренировки Мира решилась спуститься к охотникам. Кукол она убрала из залы и вышла одна против Юстина, Николаса и Марсии. Трое сгрудились перед ней, испуганные силой вампирши, но намеренные стоять до конца. Мира глубоко вдохнула, и чёрная тень крылатого обличья одела её тело.

Самым сильным оказался Николас: он играючи уходил от её ударов и отвечал так, что крылатая оболочка вампирши скоро превратилась в лохмотья. Юстин и Марсия оказались примерно равны по силам и, поняв это, немедленно устроили соперничество, только мешающее обоим. Наконец, настал момент, когда все три кинжала были приставлены к груди вампирши, и Мира отпустила крылатую тень.

— Николас — хорошо, Марсия — убери злость на кузена, Юстин — ты можешь лучше. Всё, тренировка закончена.

— Почему Николас лучше? Он даже не был в Академии! — ревниво спросил Юстин, имея в виду ночь штурма.

— Самую лучшую защиту даёт любовь к carere morte, — пояснила Мира, и Марсия смутилась. — Чёрт возьми! Почему за трёхсотлетнюю историю Ордена никому в голову не пришло сделать обязательным условием женитьбу охотников на вампирках? О, какую силу это бы породило! Бездну уничтожили бы в считанные месяцы… — Мира засмеялась, но быстро замолчала: смех вышел неестественным и злым.


"Исследования Дара должны быть начаты сразу же вслед за тем, как он обретёт в руках Избранного истинную силу. Необходимо оторвать Дар от Избранного. Знаю, для тебя, выросшей на сказках Карды, это звучит кощунственно, но… посуди сама: Орден всегда был привязан к Источнику, так как только его вода действенна в ритуалах охотников. Это одна из причин того, почему мы не возвращаемся в Карду! Источник определил выбор места цитадели Ордена. Но со дня на день нужный состав воды будет получен искусственно, и мы уже не будем зависеть от источника в горах, сможем действовать решительно, продвинуться на север — до самой Карды. Так и Дар, хотя, сравнение, может быть, не слишком удачное… — должен быть отделён от смертного. Избранный очень уязвим, болезнь, несчастный случай, и вот, с нами снова нет Дара. Мы должны контролировать эту силу, а не она нас".

Мира вспоминала строчки из письма Карла, которое перечитывала накануне, и её губы кривились. Впервые она была несогласна с другом. Оторвать Дар от Избранного — что-то неприятное было в этой фразе, что-то, заставляющее с опаской вглядываться в туманные дали будущего… И неясную пока тревогу у Миры вызывал прибор, о назначении которого горделиво повествовал Эрик. В маленькой лаборатории собралось пол-отряда. Вся учёная группа: старший — Алекс, Тони и Эрик, похожие, как братья, Марсия, сразу с двумя сопровождавшими — Юстином и Николасом. Винсент, невесть почему выбравший лабораторию, чтобы повторить свой конспект, перебрасывался едкими репликами с Габриель. Ему всё не нравилось, как она обращается с "его Даром".

— То, что вампиры видят вокруг Избранной, как свечение, есть не что иное, как особый вид излучения, — объяснял Эрик, не только самый молодой, но и бесспорно самый талантливый в группе учёных. А Мира раздражённо хмурилась. Научное понимание Дара было ей чуждо. — Это особый вид электромагнитных волн и сейчас я бьюсь над тем, как смоделировать его искусственно. Вот этот генератор пока — наиболее приближенная версия. При облучении генерируемыми им электромагнитными импульсами клеток крови вампира, сетчатые клетки разрушаются и частицы проклятия лизируются их ферментами. Тот же процесс исцеления.

— Постой-постой… То же самое действие?

— На клеточном уровне, практически, да. Кроме того, под лучами генератора клетки вампира приобретают все свойства живых. Так же, как и под лучами Дара.

— Клетки! А на уровне… вампира?

— На уровне организма пока не получается, — вздохнул Эрик. — Да и на уровне клеток лучи генератора вызывают только кратковременный эффект.

— Несколько минут, а потом проклятие побеждает, — добавила Габриель. Избранная отошла к закрытому окну, и Мира машинально повернулась на стуле за ней — так цветок поворачивает свою головку за солнцем, катящимся по небосводу.

— Не нравятся мне эти ваши опыты! — пробормотала она, косясь на генератор. — Есть в них что-то… противоестественное.

— Дар — это не только излучение. Вообще-то, как правило, есть ещё Избранный, который, собственно, и управляет Даром, — едко заметил Винсент и снова уткнулся в конспект.

— Вы ещё не знаете о других наших опытах! — запальчиво возразил Эрик. — Тони уже рассказал про то, что неделю назад учудил индикатор излучения?

Тони отрицательно мотнул головой.

— Тогда я расскажу. Ведь в результате мы лишились новёхонького индикатора! Он среагировал на клетки крови Марсии.

Все уставились на молодую вампиршу, Марсия струхнула:

— Что со мной не так?

— С тобой всё в порядке… для carere morte. Оказывается, индикатор реагирует на близко поднесённую кровь вампира. Она тоже излучает, как и Дар! Только характер излучения иной. Тело вампира его гасит, но в отделённой от тела крови его легко прочитать. Я полагаю, что источник излучения — частицы проклятия и намерен это доказать.

— Что-что? — Мира напряглась, брови совсем сошлись у переносицы. — Проклятие — излучает? Как это?!

— Проклятие carere morte имеет вполне материальную природу — это особые изменённые клетки крови. И они, возможно, что-то излучают — вот всё, что я пока хочу сказать, — осторожно сказал Эрик. Он недоумённо глядел на вампиршу. — Вы чего-то боитесь?

— Включите, — вместо ответа потребовала вампирша и указала на генератор. Да, она боялась, но пока не могла назвать свою тревогу словами.

Тони Гланс повернул выключатель, генератор затарахтел.

— Не вижу никакого свечения. Он работает?

— Работает. Мы полагаем, это излучение копирует Дар лишь наполовину. Не хватает какой-то важной составляющей.

— Я тоже не вижу, — заметила Марсия. — Если меня только за этим сюда позвали…

— Не только за этим, — сухо сказала Мира. — Для тебя настала пора принять исцеление из рук Избранной.

— Это из-за тренировки?! Я… я буду хорошо себя вести!

Мира улыбнулась:

— Дело не в тебе, дело в ней, — она указала на Избранную. — Не хотела этого говорить, но… Ты стала значительно хуже управлять Даром, Габриель. Я боюсь, скоро исцеление вовсе станет невозможным.

Габриель недовольно помолчала, но признала:

— Да, это так. Но… если б я знала причину!

— Причина в том, что нельзя обращаться с великой силой, как со слугой. Эта сила живая, она — жизнь Макты, а вы хотите уровнять её с электромагнетизмом! — со злости Винсент даже отложил конспект.

— Бывший вампир будет меня учить!

— И владелец Дара, между прочим…

— Тоже бывший!

— Между прочим, если б не я…

— Хватит уже… Избранные! — вздохнула Мира. — Дар достался тебе не так, как предшественникам, Габриель. Может быть, дело в этом.

— Нужно продолжать исследования! — запальчиво сказал Эрик. — И может быть, скоро у нас будет целый отряд Избранных! Или ещё лучше: прибор… Кстати, Винсент, электромагнетизм — сила не менее великая, чем твой витализм. Исследования проклятия carere morte помогут понять, как действует Дар!

— Что ж, если так… Продолжайте, — Мира махнула рукой, хотя неуверенным вышел этот жест. — Отряд Избранных… Хм-м, неплохо. И как скоро?

— От этого неработающего генератора до отряда — годы работы, — Эрик помрачнел. — Так что тем более не нужно бояться этих исследований! Пока мы не можем хотя бы выделить чистой ни частицу Дара, ни частицу проклятия. Они очень крепко связаны с их владельцами!

— А зачем нужна чистая частица Дара… или проклятия?

Учёный снисходительно улыбнулся.

— Определить подлинные характеристики, все составляющие Дара и проклятия carere morte возможно только на чистых образцах.

— Теперь совсем ничего не понимаю…

— Ты воспринимаешь этот разговор на уровне понятий "исцеление" и "вампирский голод", но Эрик говорил совсем не о них! Эрик имеет в виду совершенно другое, гораздо более тонкие понятия. Наша задача, как учёных, разложить Дар и проклятие на мельчайшие составные части, на кирпичики, лежащие в их основе — и из таких же кирпичиков построить собственные Дар и проклятие. Подобным образом удалось получить аналог воды из Источника, сейчас незаменимый для нас. Были определены все чистые химические компоненты смеси, растворённой в воде церкви Рафаэля, определена пропорция… и, итог: мы больше не зависим от Источника! — объяснил Тони.

— Мне послышалось: собственное проклятие? — вампирша опять нахмурилась.

— Да, чтобы с его помощью построить собственный Дар.

Винсент горестно вздохнул, Мира так и застыла с открытым ртом:

— Вы с ума сошли? Мало одного проклятия?!

Тони обескуражено почесал затылок:

— Это будет не совсем проклятие. Нас интересует только одна его функция — излучение. Но, если ты так боишься… Как только Дар будет получен искусственно, я лично уничтожу все данные об искусственном проклятии и все образцы.

— Идею с искусственным Даром мне подсказал Карл, — заметил Эрик. Он тонко улыбался, улыбался и Тони. Вот, подлизы! Мира усмехнулась:

— Я за вами слежу! Думаете, можно сослаться на Хортора, и я всё разрешу? Займёмся другими делами. Марсия…

Габриель встрепенулась:

— Да. Марсия, идём со мной.

Марсия затравленно огляделась, но поддержки ни в ком не нашла.

— Но у нас же тогда останется всего один вампир! — крикнула она.

— Для двоих уже не хватает крови, — призналась Мира. — Прости, наверное, мне бы тоже было сложно расстаться с преимуществами carere morte. Но недостатков у нашего состояния всё же больше.

— Иди, — почему-то грустно сказал Юстин, а Марсия обернулась к Николасу.

— Ох… Я же сразу стану старой!

— Сколько тебе по человеческим меркам? — спросил Алекс.

— Двадцать… три!

Улыбнулись все.

— При таком минимальном разрыве между человеческим и вампирским возрастом, никаких изменений внешности не произойдёт. А мгновенных изменений вообще никогда не бывает, — успокоил охотник. — Даже у Дэви остался бы год молодости.

— Двадцать три? Только-то? Мне двадцать четыре, — бесстрашно заявил Николас, хотя ему было на пять лет меньше. — Иди, Марсия…

Избранная увела вампиршу в госпиталь. Алекс выключил забытый всеми генератор.

— Ты говорила: "Не хватает крови", а на "грязную" бойню ты обращалась? Это на полпути к Метору.

— "Грязная"?

— Там забивают больной скот. Раньше местный управляющий подкармливал дикарей — тех, что совсем доходяги. Латэ с ним воевал, потом смирился. Только открывают её не каждый день. Дэви там не должно быть, он побрезговал бы.

— Я тоже побрезговала бы, если б не стеснённое положение! Нужно проверить. Спасибо. Но Марсию я назад возвращать не буду!

Алекс улыбнулся:

— Я специально дождался, когда эту строптивицу уведут.


На следующий день Мира отдыхала в своей комнате. Её гостем был Алекс. В это же самое время её марионетки вели беседы — с Давидом, хозяином дома, с Марком, — охотником, ведущим группу на указанную "грязную" скотобойню, и с Габриель, мечущейся между продолжением исследований Дара и их полным забвением. Вампирша ухитрялась отслеживать все разговоры и ни разу не ослабила ни одну из нитей. Способности хозяйки возрастали, но всё тоньше становилась нить той воли, что поддерживала её собственное тело в приемлемой физической форме и полном рассудке.

— Этот генератор я хочу разобрать, он бесполезен, — говорил Алекс…

— Если б можно было ускорить исследования! Ведь я скоро потеряю Дар, — Габриель…

Марк в это же время спрашивал, чиста ли сейчас бойня, и Мира обратилась к Избранной:

— Габриель, прости. Проверь, пожалуйста, путь до Метора, сейчас.

— Путь в целом чист. Только небольшое скопление тени примерно на полпути к Метору. Похоже, какой-то кукловод восстанавливает своих кукол на бойне, а другой его сторожит в отдалении.

— Ясно, спасибо. "Потеряю Дар", — Габ, не допускай таких мыслей! Дар по-прежнему твой. Прекрати ссориться с Винсентом и поговорите с ним. Может статься, его опыт поможет тебе…

Ещё одна её кукла ждала, когда Николас и Марсия выйдут во двор дома. И, услышав их звонкие голоса, Мира приказала марионетке отдёрнуть штору на мгновение. Один ослепительный миг Мира видела, как по двору, обнявшись, идут двое, и бывшая вампирша, смеясь, пробует дотянуться до более не опасного солнца, как робко она трогает его лучи пальчиками…

А где-то в дальних комнатах дома заблудились Винсент и Солен. До марионетки Миры долетел обрывок их разговора:

— Ты говоришь несерьёзно.

— Ты уверена?

— Ты всегда говоришь несерьёзно.

— Выходи за меня замуж.

— Что?!

— Думаешь, я опять говорю несерьёзно? Рискни проверить.

— Знаешь, такой наглости…

Мира отвлеклась на Алекса, а когда вернулась, услышала только пощёчину и удаляющийся стук каблучков Солен. Вампирше снова пришлось вернуться к охотникам Марка. Группа заходила в здание скотобойни.

— Сегодня покормим нашу мышку, — пообещал Марк. Мира удивилась, но не показала удивления. "Мышка", — это ласковое прозвище ей придумали ещё на первых тренировках. Но чтобы Марк так её назвал! Хмурому охотнику принадлежала другая фраза: "Никогда Орден не возглавит вампир". В декабре он не сразу согласился признать её власть.

— Гм. Да, я, правда, голодна, Марк. Спасибо.

От знакомого запаха крови, влажного запаха железа цепей и крюков у вампирши закружилась голова, но она сумела подавить голод. Работники бойни были под чарами — понятно по пустым глазам. Одну группу животных вели на помост, где происходил забой, две томились в загоне и большое стадо — на улице. В вампирше шевельнулось подозрение: что-то многовато для санитарной бойни! Объявлений о заразных болезнях скота вроде бы не больше, чем обычно…

В доме Гесси она торопливо попрощалась с Алексом и целиком обратилась к трём куклам, остающимся с группой Марка.

Началось! Работники бойни разбежались, а охотники вступили в бой с вампирами. Как и говорила Габриель, здесь были покалеченные куклы кого-то из хозяев Дэви и сам кукловод с ними — Мира отыскала его фигуру, закутавшуюся в покрывало тени под высоким потолком бойни.

Она указала его Марку. Хотела поделиться и подозрениями, относительно странного большого количества животных на бойне, но не успела. У кукловода появилась подмога. Из разделочного цеха появились чужие куклы. Мира ахнула, заглянув в их одинаковые глаза: "Сам Дэви!"

— Марк, тут Владыка!

— Проголодалась, Вако? — ехидно протянул Владыка вампиров. — Дай поглядеть на тебя, давно не видел.

Кукловоды смотрели друг на друга глазами кукол, но, сквозь них, — друг другу в глаза.

"Ты постарела, Вако!"

"Вы… ослабели, Владыка?"

Начался бой. Марк отступал к выходу, но путь преграждали куклы Дэви. Второй охотник, Тэрри, шарил глазами по потолку, грязным окнам вверху, ища, как проделать путь солнцу. Юстин, самый молодой в группе, сумел ранить кукловода и в горячке боя погнался за ним. Без Марсии он не думал о соперничестве и его силы возросли. Он же первым заметил смертных слуг Владыки, вооружённых огнестрельным оружием, и крикнул охотникам. Мира успела заслонить его от пуль. Далеко от места сражения, в доме Гесси она вскрикнула в этот момент от боли, и крик услышал хозяин дома.

— Мира, что-то случилось? — синие глаза Давида были близко, но картина тёмного помещения с железными цепями — ближе. Вздох за спиной — она обернулась и увидела, что Юстин оседает на пол. Одна пуля прошла навылет через тело куклы и попала охотнику в грудь.

Тэрри лежал без сознания — Дэви разбил его защиту, Марк сражался против десятка кукол. Мира взяла на себя смертных, но всё-таки пропустила момент, когда один из них качнул цепь с тяжёлым крюком на конце. Удар пришёлся Марку в голову, он упал, и куклы Дэви накрыли его одеялом тени. Мира взвыла от боли — не телесной, во сто крат хуже — душевной: потерять троих! Она чувствовала эти зияющие дыры на куполе их общего Покрова и в своём сердце.

Скоро Дэви обездвижил её кукол и приказал своим смертным добить Тэрри. Владыка безошибочно угадал самую зоркую из марионеток Миры и приблизился к ней.

— Вот ты и проиграла, Вако, — равнодушно констатировал он. — Так будет и впредь. Я давно предупреждал: не борись с тем, что ты есть! Не обманывайся, carere morte: ты всё ещё служишь Бездне. Сегодня твой голод убил троих, завтра уничтожит весь отряд. А я, Мира… Я больше ничего не буду делать: Бездна всё сделает за меня! — он знакомо монотонно расхохотался. Его спутник-кукловод подбирался к телу Юстина, и Мира крикнула:

— Не тронь его, сволочь! — она крикнула это и в доме, и собравшиеся возле Давид, Марсия и Алекс опять затормошили вампиршу, требуя немедленно рассказать всё.

— Из юного получится кукла, — кукловод закатал рукав рубашки и полоснул запястье. Куклы Миры забились в руках вампиров Дэви, но не сумели помешать хозяину влить свою кровь в рану Юстина.

— С Красом у тебя получилось, но то была твоя последняя победа, — неестественно спокойно заметил Дэви. — Пока ты carere morte, тебе не победить вампиризм! В слепой войне со своей сутью ты победишь… только себя. Ты уничтожишь только себя!

Мира ждала нового смешка, но Владыка молчал. В молчании текли долгие, долгие минуты. "Что случилось? Это с группой Марка, да? Юстин… Что с ним?" — звенел голос Марсии, но пока не было сил отвечать.

Кукловод поторопился поднять новую куклу, чтобы ещё раз больно ранить главу охотников. Вампирша ждала этого момента. Она сосредоточилась на одной из кукол на бойне. Под ногами той валялся серебряный меч, и она пнула его к поднимающейся кукле молодого охотника, которую уже не могла называть по имени. И это случилось, то, что писали в сказках, то, чем всегда пугают кукловодов, опрометчиво надеющихся сделать раба из главного врага вампиров — охотника: кукла поднялась с мечом в руке и одним резким ударом снесла голову кукловоду.


Час спустя Мира стояла в своей комнате у закрытого окна. Одна. Она удалила всех кукол из того крыла, где плакала Марсия, но всё равно слышала тихие рыдания недавней вампирши. Трёх кукол Миры Дэви оставил на солнце у бойни, привязав к столбам загона. И Мира медленно горела вместе с ними.

Один раз к ней в комнату постучался Давид, вампирша тихо отозвалась, что с ней всё в порядке. Другой раз — Винсент. Он не поверил её словам и остался на страже в коридоре. Вампирша чувствовала его тревогу за неё, но дверь не отворила. Она боялась вновь подпустить кого-то слишком близко!

Она не смаковала, не пестовала свою боль, как прежде. Злая, и оттого более чем обычно активная, вампирша занялась подготовкой кукол для нового представления на улицах Доны. Скоро она увлеклась, а боль от сгорающих кукол провоцировала её выдумывать самые изощрённые способы указать людям на злодейства Дэви. Она даже коротко хохотнула, представив лицо Владыки, когда он увидит портрет себя в главной столичной газете и прочитает о якобы творимой им тут Охоте… Но снова деликатный стук в дверь. Давид:

— Мира, Эрик здесь. Он хотел поговорить с тобой насчёт исследований.

Вампирша возвела глаза к полотку:

— Никаких исследований больше — передай ему.

Глава 6 Дар in vitro[5]

В начале весны они решились. Они собирались пойти на эту встречу много раз, но то Хелена в последний миг, струсив, уговаривала друга не ходить, то Дэви, будто почуявший измену одного из вернейших сторонников, нагружал Митто делами. А сегодня то ли небесные звёзды удачно сошлись, то ли звёздочки Дара засияли в ночи особенно ярко… — и Адам с Хеленой сбежали из логова Владыки. Они отыскали нужный дом на улице Алхимиков быстро: Адам помнил короткую дорогу. Хелена подошла к дому первой, но остановилась у крыльца.

— Кто мог назначить встречу здесь? — полушёпотом спросила она друга. — Это дурная шутка? Или простое совпадение? Его прежний хозяин мёртв сколько… тридцать лет?

— Всего пятнадцать. У тебя всё перепуталось в голове, — Адам обошёл её и несколько раз стукнул в дверь. Хелена ойкнула:

— О, ну зачем?! Куда ты торопишься? Нужно сначала проверить, вдруг это ловушка!

— Вако сейчас не до ловушек. Зализывает раны, — Адам прислушивался к звукам в доме: вот раздались шаги — лёгкие, мягкие… женские. Дверь отвориласлужанка.

— Хозяин вас ждёт, — она щурилась в ночную темноту, пытаясь разглядеть поздних гостей, но удивления не выказывала. Вампиры чувствовали быстрый стук её сердца. Смертная! — лицо Адама разочарованно вытянулось.

— Проходите же, вас ждут.

Адам и Хелена переглянулись. "Может, уйдём?" — читалось на лице вампирши, но Адам решил быть настойчивым. Он потянул подругу за собой, в дом. "Обстановка почти не изменилась", — отметил он, воскресив в памяти картинку прежнего убранства. Но что это означало? — Ровным счётом, ничего.

— Кто твой хозяин? — не удержавшись, он обратился к служанке. — Какова его фамилия? — В ответ смешок:

— Господин сказал, что сам вам представится.

Адам волновался всё больше, да и ладошка Хелены в его руке вспотела. Они прошли в большую комнату. Здесь уже были гости: трое мужчин, хозяин дома сидел в кресле, наполовину повёрнутом к окну. Это был высокий, атлетический сложённый и смуглый мужчина. Его лицо скрывала тень, но вот, услышав о приходе новых гостей, он повернулся к ним, и Хелена, как ни ждала этого момента, не удержала потрясённый вздох. Адам просительно сжал её руку: "Молчи!" Перед ними был Гектор Долус. Пятнадцать лет назад — Высший вампир и самозваный владыка Низших. Охотники убили его на Восемнадцатом Балу Карды, и Адам видел это своими глазами.

Сейчас он признавал: перед ним именно Гектор — не просто очень похожий на него человек. Гектор, видя замешательство новых гостей, довольно оскалился, показав острые клыки вампира. Но от бессмертных не укрылись быстрый стук его сердца, влажное дыхание… — чёрт возьми, Гектор — смертный?!

Вопрос был готов сорваться с губ Адама, но хозяин дома не пожелал обсуждать дела прошлые при других гостях. Это также были смертные и все — учёные: двое мужчин — иностранцы, третий, судя по выговору, столичный житель.

— До вашего прихода мы обсуждали проклятие вампиризма и возможность его копирования, — невозмутимо сказал Гектор, когда Адам и Хелена расселись по креслам. — Полагаю, эта тема будет интересна и вам.

Адам оторопело кивнул.

— Жаль, что вы нашли время прийти ко мне только сейчас. За прошедшие с момента получения моего письма два месяца вы многое пропустили.

— Возможность копирования — лишь одна из многих возможностей. Удивительно, что никто в Ордене прежде не занимался научной стороной проклятия вампиризма и его антагониста — Дара, — сказал учёный-соотечественник. — Точнее, некоторые исследования велись в последние тридцать лет, но в очень ограниченной области, касающейся исцеления вампиров, и со смертью главы учёной группы, Морено, были практически остановлены.

— Просто главе Ордена нужно было во что бы то ни стало доказать, что Мира Вако сохранила достаточно человеческих качеств. Чтобы её приняли его охотники, — усмехнулся Гектор.

— Исследования велись и до прихода Миры в Орден, но с появлением вампирши в качестве постоянного объекта исследований количество собираемых данных значительно возросло, и впервые появилась возможность сделать выводы, претендующие на достоверность.

Хелена заскучала. Она завертелась в кресле, потом подпёрла голову рукой. Адам не удерживался от улыбки, когда бросал короткие взгляды на неё.

— Кстати, озвучьте ещё раз для гостей эти выводы, — бросил Гектор. — Они весьма любопытны.

— Все изменения в организме человека, становящегося вампиром, инициируют особенные клетки крови. Они приходят с кровью обращающего. Изменения интересны: внешне все органы и ткани не меняются, а вот их внутренняя структура становится иной, меняются и функции. Изменения идут каскадом, словно все клетки организма заранее знают о том, что есть carere morte, и готовы к преобразованиям. Это похоже на развитие плода в организме матери: каскад реакций, проходящий по неизвестной нам схеме, будто по чьему-то Плану…

— Остановитесь подробнее на частицах проклятия, инициирующих обращение, — потребовал Гектор.

— О, в них нет ничего интересного. К сожалению, они передают организму свойство нестарения и повышенную регенерацию тканей только вместе с жаждой крови и склонностью к сумасшествию.

— А также именно они индуцируют распад тканей под действием солнца, воды из Источника и ритуала охотников, — невозмутимо закончил Гектор. — "Проклятие" — очень точное определение для них! Запомните это, мои бессмертные друзья.

— Склоность к сумасшествию? — заинтересовалась Хелена.

— Да. Зрительные и слуховые галлюцинации. Carere morte зовут их "Бездной".

Вампирша коротко засмеялась, а учёный невозмутимо продолжал:

— Для меня интерес представляет чистая частица проклятия. Но взять её неоткуда. Все образцы, что удалось раздобыть, несут отпечаток хозяина проклятия, вампира, а значит бесполезны.

Адам машинально кивнул. Цель разговора пока оставалась ему неясной.

— Дар действует похожим, но противоположным образом: возвращает организм вампира в исходное смертное состояние. Но я бы не стал говорить "Дар" — от этого слова веет косностью и сказкой. Особенный вид излучения — вот, что это такое. Я мог бы рассчитать и род этого излучения, построить его генератор, но для этого нужна частица Дара.

— Генератор — то есть прибор, действующий подобно Избранному, — мрачно пояснил Гектор задремавшей Хелене. — Если Дар — излучение, а проклятие carere morte сходно с ним, значит, проклятие тоже имеет одной из своих составляющих излучение?

— Несомненно.

Адам и Хелена снова переглянулись, и вампирша задорно подмигнула другу.

— Я не понимаю, зачем это обсуждать… — громко возмутилась она, играя усталость и дремоту.

— Затем, что можно создать проклятия вампиризма заново! — взорвался Гектор. Менее вспыльчивым за прошедшие годы он не стал. — Оторвать его от Макты! Новые вампиры, появившиеся искусственно, под действием искусственного излучения, а не клеток Макты, не будут связаны со Старейшим, как вы! Скоро Вако уничтожит Первого — и куда вы денетесь? Его умирающее проклятие испепелит вас!

— Поэтому ты выбрал смертную жизнь? — ехидно заметил Адам. — Испугался малышки Вако?

— Моё возвращение в смертность временно.

Адам покивал головой. Он чувствовал весёлость.

— Вако начала проигрывать. Недавно она лишилась троих из отряда, и, надеюсь, лишилась рассудка: Владыка сжёг трёх её кукол на солнце.

— А ты читаешь газеты? — также весело осведомился Гектор. Он подхватил одну и зачитал: "На этот раз неопровержимое доказательство! Владыка вампиров избрал местом своей охоты Дону, а не Карду, как прежде". — Итак. Хм-м… — Пятнадцатого марта сего года в подвале дома N66 по улице Славы были обнаружены тела восьми бездомных… — дальше неинтересно… вот: — На шее следы от зубов, сделанный слепок идентичен тому, который изготовил Аро после последней Большой Охоты Владыки в Термине. Левый клык чуть выдаётся вперёд, верхние резцы неровные — этот след оставил сам Дэви! Знаменательно, что в доме N69 по улице Славы, принадлежащем семейству Диесов, тринадцатого марта проходил приём, который почтил присутствием Его Величество… Видимо, Король не сумел сдержать своего нового советника…" — Каково! Скоро Дэви оставит Дону. Мира бросится за ним в Карду, добьёт Владыку там. Если ты не провидел всего этого, зачем ты пришёл ко мне, Адам? Но вернёмся к нашей главной теме… Значит, нужна частица проклятия и частица Дара?

Заскучавшие учёные встрепенулись:

— Чистая частица!

— Я думаю, наши новые друзья вам здесь помогут, — улыбнулся Гектор, кивнув на Адама с Хеленой.

Один из мужчин-гостей заговорил — шелестящий язык северного соседа Земли Страха. Другой переводил:

— Меня больше интересует другая сторона проклятия carere morte. Не искусственные вампиры. Бездна, как оружие… — но Гектор поторопился свернуть этот разговор, сказав только, что пока слишком мало данных, чтобы строить хотя бы гипотезы об этом. Адам заметил, тема оружия тревожила Гектора и была ему неприятна. Скоро научная беседа была закончена. Хозяин дома проводил смертных гостей и вернулся к вампирам.

— Гектор Долус! — Адам широко улыбнулся бывшему вампиру, как другу. — Когда же ты удовлетворишь моё любопытство? Последний раз, когда я видел тебя, охотники пришпилили тебя кинжалами к стене и один уже читал ритуал. Как ты спасся?

— Всё просто: я не испугался. Охотники, поняв, что ритуал против меня бессилен, впали в замешательство, — Долус пригубил вина из бокала и ухмыльнулся. — Мне хватило мгновения. Парализующее действие кинжала в сердце к тому времени прошло. Мне удалось вырваться. Я бежал куда-то за поместье Реддо — всё равно, куда, главное, в тень — ведь уже вставало солнце. Я добрался до склепа герцогов, бросился туда. Безумие, конечно, но что оставалось делать? Охотники должны были непременно настигнуть меня там, но… Оказалось, в склеп Реддо открывается чудесный тайный тоннель Либитины. Кукловод Севера словно ждал меня. Либитина спасла меня и проводила в свои владения. Там я восстановил силы.

— А тем временем Владыка прибрал к рукам твоих Низших…

— Я уступил ему. Как показало время, не напрасно. Дэви растерял все силы в погоне за Даром. Я первым понял, как велика эта сила. Пусть же она раздавит слабого… Его! — Гектор отсалютовал бокалом Адаму и снова отпил вина.

— А возвращение в жизнь — Зачем? И… как?

— Избранная и Вако совсем слепы от своего Дара. Я подошёл вместе с дикарями, попросил исцеления, оставшись неузнанным. Зачем я стал смертным? — Так безопасней в нашем быстро меняющемся мире. Проклятие Макты сковывает нас по рукам и ногам, Митто. С каждым возвращением Первого его цепи всё тяжелее, а когда засиял Дар они стали вовсе неподъёмными. Признаюсь, любопытно наблюдать, как трепещет сейчас Владыка. Как бабочка на раскалённой игле… — бывший вампир довольно улыбнулся, вновь показав острые клыки.

— Я заметил слабость Дэви в ночь штурма Академии…

— Я заметил её тридцать лет назад, когда он объявил о первых поисках Дара! Но этот колосс так огромен, потребуются немалые силы, чтобы свалить его с пьедестала! Он до сих пор на нём, хотя давно обречён на падение.

— Предлагаешь не мешать Вако?

— Предлагаю ей помочь. Чем скорее старый мир вампиров уйдёт в прошлое, тем лучше. Тем быстрее мы сможем развернуться. У нас будет много места, чтобы построить новый!

— Ага, так вот, о чём ты мечтаешь, будущий Господин новых вампиров! Но подожди… что это могут быть за вампиры? Они не будут знать нашего голода… или нет?

— Полная свобода от голода.

— Но бескрылая, наверняка, — вздохнула Хелена. — Адди, да, давай поможем Вако? Я ему… — она кивнула на Гектора, — …верю. Пока мы привязяны к Макте, мы слишком уязвимы. В обмен на помощь охотникам можно будет потребовать у Избранной исцеления.

Гектор расхохотался:

— У тебя умная подружка, Митто! Жаль, наши с Мирой пути разошлись в самом начале…

На улице, едва они отошли от дома Долуса, Адам больно схватил Хелену за локоть и зашептал:

— Хэлли, но ты же понимаешь… Это значит, нам придётся скоро оставить Дэви!

— Разве не этого ты хотел? — вампирша засмеялась. — Ты затащил меня к Гектору на встречу, а теперь струсил?

— Это слишком опасно! — вампир замолчал и отпустил подругу, но уже Хелена вцепилась в руку Адама, зашептала ему на ухо:

— Всё правильно, любимый, мы дополняем друг друга: ты первым заметил, как близок Дэви к краху, ты нашёл смелость ступить на путь Долуса, взяв меня за руку, а дальше я пойду первой и поведу тебя. Ты слишком долго был под властью Дэви и привык к ней, поэтому сейчас так страшно! Но не бойся! Дальше я поведу нас!


Дэви читал ту же газету, что и Гектор, когда они возвратились. Лицо вампира было каменно-равнодушным, только левый уголок рта немного кривился, выдавая недавнюю вспышку ярости.

— Где Вако берёт столько кукол? — решился заметить Адам. — Или она берёт не только мёртвых, сама начала убивать?

— Нет. Но скоро начнёт, — мрачно пообещал Владыка. — Ты подал мне идею, Адам. Благодарю.

Адам хотел подняться к Хелене в их комнаты, и ждал разрешения уйти, но Дэви молчал, погрузившись в свои мысли. Его глаза, всегда казавшиеся бездонными, сейчас были тусклыми. Они потускнели с тех трёх страшных декабрьских ночей. Адам гадал, что послужило причиной этого. Может быть, исчезновение Лиры Диос? Обычная рыжая взбалмошная девчонка, но что-то такое было в ней… Адам чувствовал: он на верном пути, Дэви поражён, ранен, болен — не от неудачной кампании в Доне и даже не от Дара, сияющего в ночи! Владыку больно ударило какое-то переживание, эмоция, но старая или новая — Адам не мог понять.

— Гости прибыли, — вдруг сказал Владыка. Он уже стоял у окна и смотрел во двор. — Адам, встреть их и проводи ко мне.

Гость был один. Смертный, сопровождавший Короля во время его единственного визита к Владыке. Сейчас он был насуплен и напряжён. И Адам мгновенно понял, зачем он здесь: Король хочет объявить о разрыве с Дэви.

"Наш договор в силе, только пока вампиры сохраняют статус легенды, а не были!" — вспомнил он и мысленно ахнул: "Теперь из-за глупой газетной статьи…"

— Король разрывает договор с вами, Дэви, — действительно сообщил гость, едва поднявшись к Владыке. — Слухи, ходящие сейчас в Доне, слишком опасны. Оппозиция поднимает голову.

Владыка и бровью не повёл. Похоже, он ждал этой беседы.

— Надеюсь, Его Величество хотя бы не верит этим слухам? — он кивнул на газету. — Это дело рук Вако.

— Его не интересует, откуда у слухов растут ноги. Но Его Величество справедливо полагает, едва вы отбудете в Карду, слухи прекратятся.

— Асседи готов отдать Дону отряду Вако?! — вспылил Владыка, но также быстро успокоился. — Мне всё ясно. Кто же станет новым щитом Арденсов перед Мактой?

— Дар, который вы обещали Его Величеству, вам не принадлежит, — справедливо заметил гость. — То же и с Покровом. Вы никогда не были щитом рода Основателей. А сейчас в столице у вас больше нет поддержки. — Он ушёл торопясь, без провожатых. В гордо выпрямленную спину упирались злые взгляды голодных вампиров, но смертный не боялся, будучи уверен в силе своего хозяина. Скоро карета гостя выехала со двора, и Адам повернулся к Дэви.

— Господин…

"Что теперь?" — невысказанный вопрос. Без Хелены он чувствовал, что власть и воля Дэви по-прежнему довлеют над ним. Если Дэви скажет, что они тихо возвращаются в Карду, Адам покорно последует за ним, оставив идеи Гектора. Мир на грани разрушения, но цитадель вампиров подарит им несколько спокойных лет…

— …Господин?

Тусклая пелена спала с глаз Дэви, они радостно блестели. Владыка словно помолодел, плечи распрямились. Отказ Асседи раззадорил его.

— Теперь мы вольны творить в Доне, что угодно, Адам, — он улыбнулся: — Carere morte уже не легенда Карды, теперь — газетная легенда… и пора перенести её в реальность!

— Что? Я не понимаю… Господин?

— Сколько у тебя сейчас кукол?

— Десять.

— Так мало? А у Хелены?

— Пять… То есть три.

— Вы совсем обленились! Собирай всех, сегодня же вылетаем на охоту.

— Как… В Доне?! Вы же запретили…

— В Доне!

— Но… — Владыка уже вышел, хлопнув дверью. Адам бросился к Хелене.


— Господин сошёл с ума, — дрожащим голосом сказала вампирша. Они сидели на диване, обнявшись. В это же время их куклы вылетели из логова Дэви, сопровождая Владыку.

Адам отрицательно мотнул головой.

— Он что-то задумал, — неуверенно предположил он, просто чтобы успокоить подругу. Вообще, безумие Дэви казалось самым верным объяснением происходящего. Дэви летел первым, свита и куклы растянулась за ним длинным шлейфом. Собаки Хиама следовали за вампирами по земле. И скоро Адам с ужасом убедился: это была самая настоящая охота, подобная Большим Охотам Карды! Дэви снизился и подхватил прохожего на лету, жадно впился в шею… Некоторые последовали за Владыкой, сначала робко, ещё не веря в подзабытую вседозволенность. Но Владыка был уверен в себе и силён — и всё больше и больше вампиров спускало свой голод с цепи. Впереди показался театр Греди, где как раз заканчивалось ночное представление, и в логове Дэви Адам предостерегающе сжал руку Хелены:

— Хэлли, не смей! Если дашь пустоте завладеть тобой, перестанешь видеть реальность и пропустишь появление охотников. Не смей!

— Да-да, ты тоже, — торопливо отозвалась подруга. Вампирша облизывалась, Глаза её кукол жадно шарили по улице в поисках пульсирующих точек живых сердец. Три месяца питания только стабилизированной кровью делали своё дело: Хелена едва контролировала себя.

— Адди, ведь это только куклы! Нам ничто не угрожает…

— Охотники покалечат их, и ты сойдёшь с ума от их боли! К чему кормить куклу, Хэль? Эта жизнь сгорит впустую. Подожди, Владыка утихнет, и перед рассветом мы выйдем сами, вдвоём.

Подруга не слышала. Тогда он с трудом поднялся, добрёл до шкафа с запасом стабилизированной крови и взял сразу две бутылки. Он выпил одну до дна, вторую открыл и дал Хелене. Оба насытились, пустота перестала терзать их и сводящее с ума ощущение чужих жизней вокруг кукол исчезло.

Дэви покуражился в театре и отправился выше по Восточному проспекту. Скоро путь свите Владыки преградили куклы Миры.

— Прочь отсюда, Дэви! — крикнула одна. — Возвращайся в своё логово или я убью тебя! Здесь, сейчас!

Голос Миры, даже переданный через равнодушную куклу, дрожал от ярости. Адам полагал, она нападёт без лишних слов, но Вако только преграждала путь, не приближаясь. Дэви расхохотался:

— Здесь, сейчас? Я согласен, Вако! В убежище мне путь закрыт. Ты же знаешь, я лишился поддержки Короля, и оно более не охраняется. Твой отряд достал бы меня там после рассвета, да только я не хочу столь глупой смерти!

Охотники появились незаметно, как всегда. Дождь стрел полетел в вампиров с земли. Куклы Адама заметались, и заметался их хозяин в далёком логове Дэви.

— Уходим оттуда, Адди! — забыв о голоде, молила Хелена.

Дэви сцепился с куклами Вако. Скоро он сдёрнул с них тени и, найдя ведущую куклу, бросился к ней. Не выпуская друг друга, они рухнули на крышу. Крылатое обличье Владыки растаяло. Дэви ухватил противника за волосы, приблизив лицо к лицу куклы:

— Хватит прятаться за кукол, Вако! Выходи сама! Без тебя они сражаются вполсилы! Ты же не хочешь, чтобы пострадал кто-то из твоих? Ты же не хочешь, чтобы я опять праздновал победу с кубком крови из сердца кого-то из твоих друзей?

Внизу заскулила раненая собака Хиама. Звёздочки Дара стягивались к Ориенсу — на помощь Вако спешили её "Избранные". А глаза куклы Миры сверкнули: Дэви сумел задеть хозяйку замечанием о кубке крови!

— У тебя нет сердца Дэви, не то я бы уже вырвала его… Но я не упущу возможность снести вам голову лично, Господин!

Кукла глубоко вздохнула и в руках Дэви обратилась крылатым чудовищем. Владыка отшатнулся: в чёрной руке куклы сверкнул серебряный кинжал. Хиам бросился Господину на выручку. Он рассёк чудовищную тень куклы мечом, достав и тело. Кукла рухнула вниз, к беснующейся стае зверей. Но звёздочки Дара приближались. Сердца вампиров бились учащённо, и не от страха: то было действие Дара.

Адам весь обратился в слух: он ожидал, когда Владыка скомандует врассыпную. Но Дэви точно сошёл с ума. По непонятному наитию он выбрал одну из звёздочек и бросился к ней.

— Ведёшь Избранную мне в руки, Вако! — прорычал он. И, свите: — Хиам, Адам, за мной! — Владыка шагнул с крыши, и крылатая тень подхватила его.

Лететь навстречу верной гибели… — Каково это? Адам вздрагивал в кресле, Хелена успокаивающе поглаживала его руку.

Сияние Дара перед его куклами разрасталось. Уже не далёкий маячок — солнце: Дэви верно выбрал Избранную среди обманок! Приказав Адаму и Хиаму принять на себя стрелы охотников, Владыка бесстрашно бросился в центр сияющего диска.

Адам опять не сумел отпустить отражения, и в логове Дэви свистяще выругался сквозь зубы, когда его кукол поразили серебряные стрелы. Впрочем, вампир был также рад: серьёзные повреждения вывели его из опасной битвы.

Одно безумное мгновение Адаму казалось, что Владыке удастся достать Избранную. Дэви, вытянувшись как змея, почти коснулся центра сияющего диска своим мечом, но на защиту Дара встала сама Вако. Маленькая вампирша успела заслонить светлую фигурку владелицы Дара. Удар должен был достаться ей, но лезвие меча остановилось, не коснувшись её одежды. Дэви застыл на миг, так и пожирая Вако глазами.

— Graspi, — презрительно бросил он. Владыка оставил Избранную и её защитницу, взмыл вверх и бросился прочь.

Звёздочки Дара встали кольцом, и вампиры уже без приказа бросились врассыпную. Стая Хиама брызнула в подворотни, Адам направил свои покалеченные отражения к Серме.

А Дэви уводил хозяйку кукол за собой — одно потерявшееся отражение Адама следило за этой погоней. Владыка летел нарочно медленно и раззадоривал этим Миру. Она кликнула тройку своих кукол, они настигали вампира. У дома Тенеров, где шёл очередной приём, Дэви отпустил свою крылатую тень и опустился в саду. Вако закружилась над домом в поисках противника, и многие гости Тенеров заметили её… — Теперь Адаму открылся замысел Владыки! — Дэви же не спеша прицелился из арбалета и послал стрелу в вампиршу.

— Мира Вако! — объявил он, когда раненая вампирша, упавшая на ступени летней террасы, скинула крылатую тень. Поражённые возгласы. Удивлённые возгласы… Миру окружила толпа, а Дэви ретировался незамеченным. В логове Владыки Адам вздохнул и открыл глаза.

— Всё в порядке, Хэлли, — заметил он и медленно повернул голову к подруге: — Владыка хитёр! Теперь Асседи снова наш, я уверен… Хэлли?!

Вампирша сидела неподвижно, на губах играла мечтательная улыбка. Одна её рука замерла в воздухе, словно Хелена касалась чего-то невидимого перед собой.

— Хэлли! Что у тебя? — он легонько потряс её. — Ответь!

Вампирша вздрогнула и открыла глаза. Рука упала на колени.

— О, Адди! Ты здесь. Всё хорошо. Хиам захватил склянку с Даром. Я… моя кукла сейчас трогала её. Она такая яркая… и тёплая!

— Дар?

— Да. Хиам, нет! Не разбивай её! Дай мне… — дальше она забормотала бессвязно.

— Хиам убил кого-то из охотников?

— Нет, его тварь перекусила цепочку на шее молоденькой охотницы. У нас есть частица Дара! — Хелена очнулась, молниеносно придвинулась к Адаму. — Понимаешь, что это значит, Адди? Я сейчас выпросила её у Калькара. Она наша! Частица Дара, что так нужна учёному другу Гектора! Отдадим её? Ох, только как же отдать это чудо! Ты не видишь: я сейчас звезду держу в руках…

Глава 7 Гроздья рябины

— То, что ты рассказываешь, ужасно, — Мари хмурилась. — Это была невысокая пухленькая брюнетка, староста третьего курса истфака Университета. — У меня только один вопрос: почему в Доне до сих пор никто ничего не знает о carere morte?!

Винсент улыбнулся:

— На самом деле не знает уже меньшинство, Мари. Другое дело, что говорят о вампирах совершенно разное. И иллюзия, внушённая дьяволопоклонниками, и таинственная "болезнь северного края". Кардинскую правду не знает никто. И сообщить её — наша задача.

— А какая она?

— Обсудим прямо здесь? — Винсент огляделся, проверяя, не подслушивают ли их: они с Мари стояли на ступенях Университета.

— Почему — нет? Если мы сейчас с таинственным видом уйдём в холл или читальню, на нас скорее посмотрят косо.

— Ну, как угодно. Предупреждаю, это неприятная правда.

— Не слышала ничего приятного с начала декабря, — мрачно заметила Мари. — Конечно, весть о пожаре в Академии часть студентов встретила с воодушевлением… но я к ним не отношусь.

— Итак… — Винсент задумался. Он размышлял, как лучше рассказать об этом. За годы в обличье куклы он совсем отвык, что его слова могут иметь какой-то вес и способны направить людей по совершенно разным дорогам. Сейчас он боялся, что эти юные неправильно его поймут. Да, они слушали его, как наставника, но порой делали диковинные выводы из его речей. Мари разрешила его сомнения, задав вопрос, волнующий всех, кто впервые узнавал о месте carere morte в Земле Страха:

— Почему существование вампиров скрывается? Я могу понять, почему carere morte предпочитают оставаться страшной сказкой для смертных, но почему Орден поддерживает их в этом? Почему охотники обрекают себя на одинокую борьбу? А ведь нужно всего лишь один раз собрать ополчение…

— Чтобы оно разбилось о стены "Тени Стража". Сейчас ты поймёшь: дело в том, что Орден основал создатель вампиров, Арденс. И, разумеется, он стремился спрятать неприятную тайну о создании Первого от всех. Орден принял этот приказ, впитал его, как губка. Запрет на упоминания в дневном мире вампиров существовал с самого начала Ордена, он — один из столпов, на которых стоял Орден.

— И никто в Ордене никогда не стремился открыть людям глаза на всё?

— По молчаливому соглашению между Владыкой вампиров и главой Ордена, таких убивали. Подожди кривиться, Мари! Не спеши мазать всех чёрной краской! У секретности есть и иные причины: узнай о возможности жить вечно, разве ты не захотела бы её? Если б перед тобой стоял выбор: умереть от болезни или существовать за счёт крови смертных — что бы ты выбрала? Только честно.

— Понятно… — протянула девушка. — А как быть со свидетелями охот carere morte?

— Тоже сходное отношение. И вампиры, и охотники стараются обратить таковых на свою сторону. И в той, и в другой общности до половины участников — бывшие свидетели охот и рейдов.

— А если я не желаю "вступить в ряды"?

— Вампиры таких убивают, охотники… — Винсент замялся.

— Ну?

— Отпускают в обмен на молчание. Если же человек всё равно кричит о carere morte на каждом углу… У Ордена широкая сеть сторонников. Последнее строгое внушение — и, если и оно бессмысленно, человек идёт отрабатывать чужую вину. Стараниями охотников и вампиров, по всей Земле Страха много нераскрытых убийств.

— Хитро!

— Двести лет назад Орден действовал круче! Несогласного принять сторону охотников убивали на месте. Согласившихся, но не сумевших позже принять защиту охотника — также. И новообращённых вампиров исцеляли… и убивали на месте. Проклятие carere morte тогда считалось несмываемым. Все сказки о жестоких фанатиках-охотниках — оттуда, из тех времён. Интересно, что бы те охотники сказали сейчас нам, целителям проклятых кровососов? — Винсент усмехнулся.

— Подожди. Ты в прошлый раз говорил, что Король — потомок Арденсов?

— Да. Династия Асседи двести лет назад породнилась с родом создателя вампиров.

— Значит, он враг, также как carere morte, — сказала, как отрубила Мари. — Всегда ненавидела его рожу…

— Как грубо, леди! Всё не так просто, Мари: Асседи ещё может принять нашу сторону, — Винсент смешался. Он почувствовал, как резко возросла неприязнь слушательницы. Замкнутое, чужое лицо. Она просто ненавидела несчастного Арденса! Такая же, как все эти новые фанатики. Доказывать, что Король примет сторону того, кто укажет ему, как защититься от Макты, им было бессмысленно. Они желали слышать только одно слово: враг! Как хорошо, что Винсент нашёл их прежде Дэви! Ярость толпы, в декабре вылившаяся в погром Академии, скоро обрушится на голову Владыки вампиров.

В конце концов он решил не разуверять студентку. Даже заметил:

— Его Величеству, безусловно, известно, кто настоящий виновник событий декабря…

— Тогда погибла моя сестра, — сообщила Мари, но её лицо и при этих словах не поменялось: такое же отчуждённое. — Ты хорошо говоришь, Винс, но всё же нет никаких доказательств того, что твоя Вако — союзница нам. Недавно про неё писали ужасные вещи. Она же carere morte, так?

Винсент возвёл глаза к небу: "Ты доверяешь официальным газетам?"

— Вот тут всё просто: если ты не доверяешь Вако, это ставит тебя в один ряд с Дэви и Асседи, — холодно предупредил он. — "Гроздья Рябины" поддерживают Миру и её людей.

Лицо девушки уважительно вытянулись. "Гроздья Рябины" были самой известной и дальше всех продвинувшейся организацией молодёжи. "Гроздья Рябины" давно были заражены социалистическими идеями, а после декабрьских событий встали в решительную оппозицию власти. Винсент вступил в их ряды в январе и с тех пор по уговору с Мирой и Бовенсом, распространял социалистическую и вампироненеавистническую бациллу среди студентов Университета и примкнувшим к ним студентов Первой Королевской Академии.

— Думай дальше сама. Приходи сегодня на собрание. К Первой Королевской.

— Я приду и приведу всех, кого смогу, — энтузиастически пообещала Мари. На этом они разошлись.

В экипаже за углом Винсента поджидал Агер. Один из лидеров Гроздьев, молодой человек двадцати двух лет, рыжий и веснушчатый, со светло-серыми, почти прозрачными глазами.

— Сколько? — кратко спросил он. Винсент прищурился.

— После того, что я рассказал сегодня Мари, она приведёт весь свой курс и ещё половину факультета. Сто пятьдесят человек.

— Хорошо, — Агер прищурился, что-то прикидывая. Тогда от часовни сбор лучше перенести к беседке, на центральную аллею. Скоро парк Академии перестанет вмещать всех желающих… очень хорошо, — он довольно кивнул головой. — О чём ты будешь говорить?

— Как обычно: пока не знаю. Вечером для вдохновения подчитаю "Вестник".

— Пройдись сегодня подробно по фобиям Земли Страха. Особое внимание удели страху перед странами-соседями.

— Чей-то заказ?

— Да. У нас будут гости. Сторонники открытия границ и объединения.

— Антермины.

— В прошлом месяце они внесли немало в нашу кассу, так что ругать их не стоит.

— Ты знаешь, как я отношусь к идее объединения.

— Также как и я. "Гроздья" только временно сотрудничают с ними. Как только мы встанем на ноги, мы закроем им ход на наши собрания.

Винсент с сомнением покачал головой:

— Не так-то просто будет развязаться с ними! Их лидер — человек жёсткий. Будет кровь!

— Кровь — это хорошо. Это последний и самый необходимый элемент нашего варева. Сольём её с улиц Доны в наш котёл, и из него вырвется буря!

— Агер, тебе нужно говорить сегодня, а не мне!

— Я учился у тебя, слушая из-за кулис.

— Прежде в речах я обличал антерминов, а сегодня протяну им руку дружбы? Слишком резкий переход. Как его верно сделать?

Агер улыбнулся:

— Как хорошо, что это не моя головная боль!


Еда зажглись газовые шары фонарей, в тихом и забытом всеми парке Академии начали собираться люди. Здесь была в основном, молодёжь, судя по одежде — из низших сословий. Большинство пришло пешком. Впрочем, у портика в парк попадались и наёмные экипажи, и даже богатые личные кареты. На груди многих пришедших были необычные брошки: несколько настоящих ягод рябины на веточке, перевязанной синей лентой. Такие же брошки Агер раздавал всем желающим у входа в портик.

Винсент пришпилил брошь булавкой к куртке. Он ждал своего выхода за часовней. Недалеко возвышалась чёрная громада Академии. По слухам, летом здание будет снесено и вырублен парк. На их месте появится новый жилой квартал.

"Жаль старую Академию, — подумал он и тут же поправился: — Хотя, так и лучше: слишком много тут призраков…"

Винсент перелистал "Вестник", но не нашёл, за что в сегодняшней речи можно было б зацепиться мыслью. А лидер "Гроздьев" Морис тем временем заканчивал своё выступление. Подходила очередь Винсента.

Через минуту он поднялся в беседку — на импровизированную сцену. Центральная аллея перед ним была единой чёрной шевелящейся массой. Толпа заполняла её до самого портика — входа в парк. Прислонившись к деревьям парка, стояли те, кому не хватило места на главной аллее. При появлении Винсента гул голосов стих. Море успокоилось, буря притихла. Но молчание было не мёртвым — напряженным. Сотни пар глаз были устремлены на одного человека. Люди ловили каждый его жест, даже их дыхание было общим: единый могучий организм. Это было не первое выступление, и Винсент уже знал: в его власти пустить волны по этому морю или закрутить чёрную воронку смерча. Он был их повелителем, единственным, чей голос был явственно слышен в грохоте шторма и направлял его ярость. Чем же объяснялась такая любовь толпы? Может быть, контрастом между юной внешностью оратора и его взглядом и ещё больше — словами, свидетельствующими о годах опыта? Он говорил о событиях двадцатилетней давности, словно был их современником — рассудительным и взрослым, и это влекло к нему людей постарше. Ходили слухи о его прошлой принадлежности к carere morte и таинственной жертве во имя любви — это влекло к нему юных. Но вернее всего: аура избранности по-прежнему окружала Винсента. Он лишился Дара, но не звания Избранный.

Через столько лет его наивная мечта об "избранности" сбылась. Конечно, сбылась совсем не так, как он представлял. Толпа, скандирующая: "Избранный!" была не столь огромна, как в старых фантазиях. Зато она была реальна и оттого грозна.

Винсент последний раз оглядел толпу до самого портика и начал:

— Я много лет прожил в Карде, — вступление было неожиданным и для него самого: он никогда не знал в точности, как начнёт и чем закончит свою речь. — И я неплохо узнал этот город. С вашего позволения, я немного расскажу о цитадели вампиров… — в ответ одобрительный гул.

— Это город, лишённый красок. Там тусклые дни и блёклые ночи. Этот город нем. Его создатели, Тридцать домов Короны, создали его вовсе без языка. Он не закричит никогда. Я видел Большую Охоту Владыки вампиров в семидесятом году. В ту ночь жители обречённо выходили на улицы, бессмысленно возжигали костры. Как всегда, они надеялись, что Дэви обойдёт город стороной, полетит охотиться в дальние области Термины. Они успокаивали себя этим, пока страшная чёрная туча над их головами не распалась на сотни крылатых теней… Но даже, когда охота началась, почти никто не попытался спрятаться в домах. И никто — кроме меня — не осмелился встать на пути вампиров! Да, этот город нем… от своего страха перед carere morte.

— Carere morte — миф! — протестовал кто-то, невидимый из-за деревьев. Винсент вновь обвёл взглядом толпу:

— Есть здесь такие, кто до сих пор считает carere morte легендой. Такие слепцы есть везде. Даже в Карде! Их слепота — следствие большой доброты. И наивности. Они просто не умеют представить такое зло, как вампиры. Моя мать была такой. Она не замечала тени вокруг, она не хотела верить, что живёт в доме предков-вампиров. Потом её убили. Carere morte… А теперь я расскажу про ещё один город. Его населяют такие же слепцы. Этот город серый и в сумерках, и ярким утром. Его жители поглощены суетой жизни. Они не видят тучу, что застилает от них солнце: борьба за кусок хлеба не даёт им поднять головы…

В толпе начинал подниматься гул: некоторые уже понимали, что речь идёт об их Доне.

— Этот город нем. Его создатели — Арденсы внушили ему, что у него нет языка. И он не кричал, когда в декабре carere morte бесчинствовали на его улицах… Ведь Король не признал реальность carere morte — значит, их нет! Асседи отрёкся от нечаянных детей своего предка, а его подданные, видимо, отреклись от разума. Герцог Крас заключил договор с Владыкой вампиров Дэви, но это не появилось в утренних газетах…

Одобрительные возгласы…

— Нет, Дона не кричала, когда горела Академия, последний оплот света! Сейчас Дэви гостит в королевском "Изумрудном саду", а Дона вновь молчит! Карда и Дона похожи, как близнецы. И мало, кто помнит, что Дона должна была стать истинным оплотом света, а не серости. Яркая, звонкая, зоркая, крикливая! Но скоро Дона закричит… — его слова потонули в шуме толпы. Дона кричала. Винсент поднял руку, но крик не стихал ещё долго. Крик ликующего зверя. Толпа подалась вперёд к беседке, но он не отступил, наоборот, сделал шаг к ним, протянул руки, и ему потянулись навстречу. Много-много белых рук, испачканных в рябиновом соке… И Винсент отстранённо подумал: сколькие из этих смертных минувшей зимой, загипнотизированные, бросались на стены Академии?

— Будем считать это первым криком младенца. Дона всё ещё несвободна от страха, также, как и Карда. Страхи… — их так много. Они опутывают вас по рукам и ногам, точно сеть. Нет ничего, крепче этой сети. Страх перед carere morte, и страх лишиться звания Земли Страха, уничтожив их. Наш страх сгнить в изоляции и наш страх раствориться в мире… А сколько страхов вовне! Наша земля — чёрное пятно на карте мира: к нему боятся подступиться, но боятся и оставлять всё, как есть. Из-за страха нашего основателя Арденса теперь весь мир оплетён сетью страха!

Он заметил в первых рядах двоих, пришедших от антерминов: у них не было брошей, зато были красно-жёлтые повязки на рукавах. Антермины слушали с интересом.

— Что помогает паутине страха держаться на месте. Что укрепляет её? Что добавляет новые и новые нити? — Ложь. И разрубить эту сеть можно одним смелым ударом — Правдой.

Вчера в "Вестнике" вышла статья о Дэви. Если и после неё Король откажется признать реальность carere morte, мы пройдём по Рябиновой улице до самой Ратуши. Нанесём один точный удар в центр паутины и разрушим всю сеть лжи! И в этом нам помогут те, кому Асседи до сих пор отказывает в реальности: противники Дэви из carere morte!

"Мира Вако!" — побежало по рядам. Толпа заревела от восторга. В ярком свете газовых фонарей в глаза бросались пятна на одежде многих — от раздавленных ягод рябины. Красные, точно кровь… — отметка скорой смерти. Винсент сделал невольный шаг назад.


У часовни Винсента ждали антермины. Было видно, радостный рёв толпы, ещё не утихший с тех пор, как оратор покинул импровизированную сцену, впечатлил их.

— Впечатляюще, — заметил первый. — Сколько вы сейчас собираете?

— Сотен пять-шесть. Но сторонников по городу — полгорода.

— Интересно вы говорили о страхе мира перед нашей землёй, — заметил второй, — В последние годы это не совсем верно: место страха занимает интерес.

— Интерес?

— Дар сияет слишком ярко. Он уже виден и из-за гор.

— А свободным-то от проклятия он зачем?!

Первый обескураживающе развёл руками:

— Какое у вас трепетное отношение к Дару. Это что-то личное, судя по блеску в глазах?

— По словам многих учёных, Дар открывает целую новую область науки. Многих наук, — сказал второй.

— Мы и наши союзники за границей готовы предложить охотникам Вако всю необходимую помощь в исследованиях Дара и смежных с ними исследованиях проклятия carere morte. И денежную помощь также: "Гроздья" растут — растут и ваши цели… и ваши расходы, — подытожил первый.

— Это так, — согласился с последним Винсент и замолчал, обдумывая предложение. Конечно, Агер, ничего не смыслящий в Даре и его связях с науками, с радостью ухватился бы за него. Но бывший Избранный слишком хорошо помнил, что за страшная и огромная сила — Дар. Ей лучше остаться легендой — не научной былью.

— Всё-таки… как сведения о Даре просочились за границу? — задумчиво спросил он.

— Петрус представил доклад на втором съезде Международной Академии Наук, — пожал плечами второй, — Странно, что вы удивлены. О ценности проклятия нашей земли за границей говорят уже два десятилетия.

Потом подошла Мари с небольшой группой. Винсент отвлёкся на них. Скоро он уже читал им новую лекцию. Антермины ушли, не попрощавшись.

Из парка он ушёл в одиночестве. Собрание было далеко от окончания. Вдохновившийся репликой Винсента, на сцену поднялся Агер. Он выкрикивал что-то, очень громко и монотонно, толпа отвечала яростно-радостным гулом. Винсент слышал его, и когда парк скрылся за домами Рябиновой улицы.

"Собрать студентов Первой Королевской, пока этого не сделал Дэви", — можно было признать, это задание, данное ему два месяца назад, удалось. И собранные были грозной силой. Сначала полуслепые, слабые, теперь они всё яснее видели путь впереди. Новая армия была готова двинуться в первый поход. И он, собравший её, начинал её опасаться. Он нашёл их чувствительные места, но, непредусмотрительно надавив на них, вызвал неожиданно сильный эффект. Это была буря, как всякая буря, непредсказуемая. Он ещё мог управлять ею, мог направить на цель, но вот сдержать потом, вновь посадить на цепь — нет.

После собрания в парке он отправился прямо на великосветский ужин к Реддо. Солен сама встретила его у дверей богатого сатурского дома.

— Ну и вид! — фыркнула она, увидев его костюм.

— Доброго вечера, ваша светлость, — Винсент вежливо улыбнулся, показывая, что во всяком случае с его манерами всё в порядке. — О костюме вы говорили: чем экзотичней, тем лучше…

— Хотя бы брошь убери, — голос Солен потеплел. — Рябины сейчас побаиваются даже здесь. Даже союзники.

— Придётся им привыкать, — он шагнул в дом, сбросил куртку в руки подоспевшему слуге, но брошь предварительно отцепил и прикрепил к пиджаку. — Страхи… — как раз о них я сегодня говорил в парке.

— Повторишь для меня?

— Нет, пожалуй, — он посерьёзнел. — Проговорив слово "страх" десять раз за вечер, я и сам начал бояться. Что-то страшное мы затеяли…

— Странное?

— Страшное!

Роскошь — вот второе имя Реддо. Столичный дом герцогов заслуживал названия дворца. Как и в их кардинском доме — очень много белого и золотого. Гостей принимал Вернир, старший брат Солен. У Реддо был сегодня Карита — первый министр и самый высокопоставленный союзник Миры, ещё двое незнакомых придворных и Давид Гесси. Но главным гостем вечера являлся, конечно, Винсент. Старший брат Солен, Вернир, был поглощён мечтой о троне Доны и надеялся, что "Гроздья" помогут ему скомпрометировать нынешнюю Династию Асседи. Все взгляды обратились на юношу. Он же невозмутимо прошёл на своё место, напротив Карита. Солен оказалась по правую руку от Винсента.

Ужин начался.

— Я был на собрании "Гроздьев" два дня назад. Впечатляюще, — начал один из придворных, почти повторяя разговор с антерминами. — Сколько вы сейчас собираете?

— Сотен пять-шесть. Но сторонников по городу — полгорода, — рефреном сказал Винсент.

— Скоро парк перестанет их вмещать! — нервно посмеиваясь, заметил Карита.

— И они уже готовы пойти на Ратушу, министр. Я сегодня первый раз бросил им эту кость. Они встретили идею пойти до самого Асседи восторженным рёвом.

Карита встревожился. Его рот приоткрылся: маленькая буква "о", вилка замерла в поднятой руке.

— Но, Винсент… Ведь не затем они пойдут к Ратуше, чтобы свергнуть Короля?! Держи их, пока у нас не будет всё готово для переворота. Нельзя, чтобы вас раньше времени разметали!

— Пока они идут только за правдой о carere morte. Но нужно-то им другое, министр. Они слишком ненавидят Асседи! Не могу обещать, что удержу их в узде. Я только постараюсь. И, кстати, я бы поспорил, кто кого "разметает", Карита…

Карита молчал, обдумывая услышанное. Его рука так и не опустилась на стол. И Винсент занялся своим ужином. Надо заметить, у самого странного гостя Вернира изящнее, чем у других получалось орудовать столовымиприборами. Знатные гости Реддо всё не могли справиться с волнением. И Винсент, посмеиваясь про себя, продолжил:

— Следующее собрание послезавтра. И, наверное, "Гроздья" пойдут к Ратуше. Я посмотрю, каково будет настроение толпы. Надеюсь, Король будет готов к тому времени сказать нам пару слов о вампирах.

— Его Величество сегодня разорвал договор с Дэви, — заметил один из придворных. Винсент вздрогнул. Рука с бокалом дёрнулась, несколько капель вина упало ему в тарелку. Солен тоже не сумела скрыть волнения. Щёки охотницы разрумянились:

— Какая чудесная новость! И вы молчали об этом?!

— Всё равно выходите к Ратуше, — жёстко сказал Вернир, брат Солен. — Династия Асседи изжила себя, пора её убрать. То, что Король сам разорвал договор с Дэви, очень хорошо. Значит, Владыка вампиров уже не воспрепятствует нам. Мы без помех подберёмся к трону Доны.

— Брат, помни, ты обещал охотникам поддержку! — поспешно сказала Солен. — Не забудь об этом, когда наденешь корону!

Давид Гесси резко поставил свой бокал на стол, так что откололась хрупкая стеклянная подставка. Охотник, не проронивший за время беседы ни слова, был в ярости.

— Одумайтесь! — тихо, но звеняще сказал он. — Припугнуть Асседи — я выступал за это. И это удалось — отлично! Но переворот?! Смута утопит страну в крови!

— Смуты не будет. Будет другая династия, — уверил Реддо. Гесси язвительно хмыкнул: — Сомневаюсь!

— Опять Гесси против Реддо, — ухмыльнулся один придворный другому. Да, вражда двух знатных домов тянулась из глубины веков. Реддо много раз пытались оспорить у Арденсов право на верховную власть, но род Основателей, как верные сторожевые псы, охраняли Гесси.

Солен поморщилась:

— Это не застарелая вражда. Просто внутренние дела Ордена. Давид, пока не подали чай, может быть, прогуляемся по саду, обсудим их? Винсент, вы не составите нам компанию? — она с надеждой посмотрела на него.


— Давид, я вас не понимаю, — чопорно начала Солен в саду, но быстро исправилась: — Я тебя не понимаю. Мы же договорились обо всём!

— Крас, тот самый младший Крас, которого захватила Мира, готов отправиться на встречу с Мактой. Первый пощадит его, я уверен. Нужно лишь, чтобы это увидел Король! Солен, ты смотришь на Арденсов, как на врагов, но они могут быть и друзьями! Всё зависит от того, кто предложит им лучшую защиту!

— "Предложит?!" — Этим предателям что-то предлагать! Ты такой… Арденс, Гесси!

Возмущённая Солен зашагала прочь. В своём эмоциональном состоянии она даже не понимала, что уходит всё дальше от дома. Винсент двинулся было за ней, но Давид остановил его.

— Линтер, подожди минуту. Ты же видел Макту? Говорил с ним?

— Да.

— Ты не один год сопровождал его: просто кладезь сведений о Первом! Какой он?

Винсент честно задумался, хотя глазами всё следил за Солен.

— Он… уже давно не человек, Давид. И даже не carere morte. Он — чувство, эмоция, облекшаяся в человеческую оболочку.

— Эмоция? Какая?

— Ненависть… Да. Это ненависть, с течением веков обретшая способность мыслить и развиваться.

Он нашёл Солен у входа в сад. Она улыбнулась при виде юноши, легонько тронула ягоды на его броши.

— Рябинка. Это ты у часовни сорвал?

— Не знаю, где их достаёт Агер.

Он взял её ладони и тихонько согрел в своих. Как же это приятно: чувствовать, что по твоим венам течёт тёплая кровь, и ты можешь согреть замёрзшую смертную рядом! Солен не отстранилась, как обычно бывало, хотя голову по-прежнему держала высоко, гордо. Их странный роман после принятия ролей: аристократка и революционер, вспыхнул ярче.

— Я не знаю, кого мне поддержать: брата или Давида! — призналась Солен.

— Так поддержи Орден. Солен, для охотницы всегда, прежде всего — Орден.

Тихий свист раздался с тротуара улицы. Оба вскинули головы — Кто это? — прошептала Солен. — Наш?

— Мой, — Винсент уже узнал эту фигуру. — Это Агер, за мной.

Ненавистник Асседи и всей "богатой сатурской шайки" ждал Винсента в отдалении от дома Реддо. Агер был заметно взволнован.

— Что случилось? — спросил Винсент, подойдя. После вкусного ужина у Реддо он чувствовал себя как никогда далёким от "Гроздьев" и их голодных идей.

— В городе такое! Дэви вышел на охоту, и они сцепились с Вако! Он её ранил и бросил у дома Тенеров, там как раз приём заканчивался.

— Что?!

— Мы недалеко оттуда были: думали листовки раскидать, попугать гостей Тенера. Всё видели.

— Что с Мирой?!

— Жива она, жива. Вокруг толпа собралась. Я шумнул, они отвлеклись. Её унесли свои…


Дом Гесси стоял неподалёку, и Винсент не стал ждать, когда из конюшни Реддо выведут лошадей. Он бросился бегом и успел первым. Когда Давид и Солен, прибывшие в экипаже Гесси входили в холл, он уже был наверху, у Миры.

Винсент не успел придержать дверь, она сильно хлопнула. Он шагнул комнату и тут же остановился. Рядом стоял Эрик, он быстро давал указания двум охотницам: у постели вампирши были Дара и Диана.

— Дара, режь платье, Диана, проверяй температуру кожи всё время. Не холодеет?

— Нет пока.

— Со мной сегодня не было кукол Миры: "Гроздьям" их рано показывать, и Карита их не терпит. Я ничего не знаю! Что случилось? — спросил Винсент.

— Дэви разъярился, узнав, что Король разорвал с ним договор, и устроил свою Большую Охоту прямо в Доне. По крайней мере, так считала Мира, когда бросилась ему наперерез. А я теперь думаю: Дэви специально её выманил, чтобы выдать вместо себя толпе, как виновницу всех смертей ночи. Чтобы в завтрашней газете появился уже не он, а она, — выпалил Эрик почти без передышки. — Дара, хорошо. Инструменты…

— Я с тобой, — охотница взяла скальпель, но её лицо дёрнулось, когда она глянула на острый край. — Ты точно знаешь, что обезболивающие средства не действуют на carere morte?

— Точно. Не жалей, режь. Сейчас главное — не опоздать.

Дара отступила немного в сторону, и Винсент наконец увидел Миру. Её глаза были открыты, но не двигались, невидяще смотрели в потолок. Тело вампирши, обнажённое до пояса, светилось, как светится белый мрамор в темноте: идеально изваянная прекрасная статуя. Короткая арбалетная стрела торчала в середине груди.

Винсент не отворачивался, внушая себе, что не любуется прекрасной вампиршей, а смотрит на неё глазами врача… во всяком случае, человека, смыслящего в вампирский ранах и их лечении.

— Петля тут не поможет: наконечник застрянет в грудной кости. Эрик, попробуй протолкнуть стрелу дальше, — посоветовал он.

— Это тоже чревато потерей наконечника. Нужно обеспечить другой доступ к нему. Будем делать операцию, — Эрик осторожно повернул Миру набок. Он и Дара склонились над её спиной, а Диана, держащая ладонь на щеке вампирши, испуганно вскрикнула:

— Начинается! Она холодеет!

Винсент подскочил к ним. Он недавно узнал эту историю: однажды с Мирой уже приключалась загадочная "ледяная" болезнь. Тогда Карл вылечил её вливанием живой крови, и сейчас Винсент быстро закатал рукава рубашки:

— Возьмите мою кровь!

— Сначала нужно достать стрелу.

Эрик и Дара заторопились. Они быстро вытащили почерневший наконечник через небольшой надрез на спине вампирши, потом Эрик вытянул древко стрелы.

— Прибор для переливания готов? — спросил он Диану.

— Я могу дать свою кровь, — вызвалась и только что вошедшая в комнату Солен. Но ничья кровь не понадобилась. Диана, не отнимавшая ладонь от кожи вампирши, удивлённо прошептала: — "Теплеет!" Скоро Мира открыла глаза.

— Он назвал меня graspi, — первое, что сказала она. — Дэви сказал мне: "graspi"!

— Что это значит? — недоумённо спросила Солен. Она, недоверчиво прищурившись, глядела на Миру: "В разуме ли вампирша?"

— Graspi, gravidam spiritum — беременная призраком. Так называют тех, кто лелеет напрасные надежды, — сказала Дара. — Тех, кто продолжает следовать погибшим идеям. Это пришло из Карды, вампирской цитадели: у carere morte так называют женщин, обращённых во время беременности, которые всегда будут носить своё дитя и никогда не родят.

— То есть Мира беременна? — прошептала Диана. Вампирша засмеялась:

— Что ты! Меня обратили невинной девушкой, я бесплодна.

Винсент не говорил ни слова. Эрик отошёл от постели Миры, и ему открылось зеркало на стене. В нём отражалась вампирша, и отражалась такой, какой была на самом деле, без вампирских чар. Предельно истощённое тело со вздутым то ли от голода, то ли от переполнения чужой кровью животом. Желтая кожа с жуткими синими тенями во впадинах глаз, щёк, межключичной ямке, спутанные тусклые волосы ведьмы…

"Господи! Ещё три месяца назад она такой не была!"

Когда Винсент был вампиром, он видел Миру, свою хозяйку, без чар. И тогда она была хороша — почти как обычная смертная, без тени проклятия carere morte. Но смертная жизнь три месяца назад набросила ему дурманящий покров на глаза, и он не замечал страшных изменений, происходящих в это же время с вампиршей. Охотники же были избавлены от власти чар. Все они смотрели на Миру с жалостью и отвращением.

— Дэви хочет мне внушить, что я не справлюсь с Даром, с нашей войной, — негромко, но звонко продолжила вампирша. — Смотри, graspi, твоя идея мертва: Дар скоро угаснет! Не лелей напрасной надежды: Бездну никому не победить! Но… Но я ему ещё докажу, что он не прав!

Она приподнялась на постели, запахнула распоротое выше пояса платье. Она встретилась взглядом с Винсентом и, мгновенно поняв, что он узнал, какова она без чар, застыдившись, отвернулась.


Винсент тихонько вышел из комнаты, спустился вниз и поспешил прочь из дома, туда, где нет стен и давящей тяжести потолка: в сад — и на улицу!

"Боже, что с ней стало! Из-за чего же это? Голод? — Нет, недавно было захвачено хранилище припасов Владыки… Тогда что? Непонятная болезнь carere morte?..

Она хозяйка кукол — вот ответ".

С запоздалым раскаянием Винсент подумал, что в последние недели совсем забыл о тётушке, поглощённый делами "Гроздьев". Это Агер заморочил ему голову!

Лёгок на помине, соратник показался на другой стороне улицы.

— Ну что? — спросил он, едва подойдя. — Она очнулась?

— Да, всё хорошо.

— Так что, послезавтра мы выходим?

Винсент задумался. Он хорошо помнил спор Давида и Вернира Реддо, но все доводы Гесси заслоняла картинка, увиденная в зеркале: страшная, истощившая себя хозяйка кукол. Винсент решительно кивнул:

— Да, Агер, выходим! Наши рябинки созрели, не к чему их передерживать!

— Заварим наше зелье, — поддакнул тот. — Что это? Ты в её крови испачкался?

Винсент перевёл взгляд, куда он указывал. На его одежде против сердца темнело пятно. Сок раздавленных ягод рябины…

Глава 8 Вечер и вихрь

Кукловод, единовременно активно использующий несколько десятков кукол, скоро начинает замечать странные вещи.

Пространство вокруг него расширяется. Он видит одновременно и далёкий север и жаркий юг. Он озирает город из многих точек, ему открывается полная картина жизни улицы, города, края, страны… мира.

Время удлиняется. Один час, умноженный на двадцать четыре куклы, превращается в сутки. Умноженный на двадцать четыре сотни кукол — в три месяца.

Тело исчезает. Надевая образы, один за другим, кукловод скоро теряет меж ними собственное тело. Отдаваясь ощущениям, идущим от кукол, он забывает о себе. И тело, забытое духом, начинает меняться. Сгорает вся лишняя плоть, истончается кожа, иссыхает мышечный остов, только чужой кровью всё наливается и наливается чрево. Ведь кукловод голоден за всех своих марионеток сразу…


Вечер, умноженный на сорок восемь отражений вампирши, превратился в вечность. Вечность, налитая синими весенними сумерками до краёв. Дона, видимая до самых окраин, лежала перед мысленным взором хозяйки. Мира наблюдала, как течёт жизнь по сосудам-улицам, как размеренно и чётко работают все системы огромного организма столицы — и эта сопричастность чужой жизни дарила ей иллюзию почти безграничной власти над городом. Единственное, что мешало: Дэви. Тёмные пятна его стай не давали вампирше разглядеть некоторые области Доны. Что творилось там, вне её взора?

Благодаря выходке Дэви в городе заговорили о Мире Вако. "Вестнику" удалось раскопать нелицеприятные факты из тёмного периода её биографии, в частности, убийство мужа и загадочную смерть сестры. И теперь мнения разделились: одни по-прежнему списывали таинственные смерти последних месяцев на Владыку вампиров, другие приписывали их Мире. И Король задумывался о новом договоре с Дэви.

Мира не унывала. После ранения она перебралась из дома Гесси в подвальное убежище на Закатной улице, прежде принадлежавшее шайке вампиров-дикарей. Здесь она была избавлена от любопытных и брезгливых взглядов охотников. Нынешним вечером вампирша занялась изготовлением двух новых кукол. Она теряла себя, но её мастерство как кукловода росло, и она надумала отправить двух новых марионеток шпионами к Дэви.

Она сама подготовила тела будущих кукол: женщины преклонных лет и мальчика, умершего от чахотки. Она переодела их в неброскую серую одежду и причесала. Её проклятие в это время уже было в телах кукол, Мира могла бы приказать им одеться самостоятельно, но не стала этого делать. Её руки двигались неловко, медленно, каждые пять минут она опускалась на корточки и отдыхала — такие простые действия отнимали много сил. Но только так она могла почувствовать себя собой хоть на какую-то часть.

В это же самое время три десятка её кукол наблюдали за столицей или сопровождали охотников. Остальные в разных концах города вели важные беседы с важными людьми. Хозяйка крепко держала все нити в кулаке. Всё-таки необъятен человеческий разум: ещё год назад Мира не поверила бы, что возможно вести несколько бесед — и отвечать нескольким людям совершенно разное и — одновременно. Такое может быть, — прежде полагала она, — разве что в доме скорби…

— Ты сильно изменилась, — говорил Тони Гланс одной её кукле, и та покорно кивала, соглашаясь. — Но — что поделать! — это плата за способности кукловода. Тело истощено, ты говоришь, начал расти живот?

— Немного, — кукла не смогла скрыть отвращение хозяйки. — Дара рассказывала мне про Северного Кукловода… Про Либитину. Она сказала, в первый момент, когда охотники увидели её, они сначала не поняли, что перед ними: огромная бесформенная масса, человек в ней не угадывался. Печень хозяйки тысячи кукол весила, как трое мужчин.

— Да, печень для carere morte — основное вместилище крови. Ты сейчас должна питаться за сорок carere morte, неудивительно, что изменения уже заметны.

— Они ведь необратимы, Тони? — Мира помолчала. — Впрочем, всё равно. Меня больше беспокоит другое…

Давид появился в поле зрения другой куклы, и Мира отдала больше внимания ей. Охотник улыбнулся:

— Вижу, ты готова. Идём.

Они вышли из особняка Гесси. Охотник помог кукле Миры забраться в экипаж. Скоро карета тронулась. Они ехали на встречу с министром Карита.


Закончив причёсывать кукол, Мира поднялась и заковыляла к выходу. Перед тем, как отдать ещё две части себя новым куклам, она хотела полюбоваться спустившимися сумерками… Полюбоваться своими глазами!

Мира прислонилась к косяку подвальной двери и несколько минут стояла без движения. Огромный город спал, и сон его был тревожным, чутким. То и дело вздрагивали жёлтые огни фонарей, где-то неподалёку залаяла собака — и резко замолчала. Четырёхэтажный дом над вампиршей надсадно скрипел, распираемый изнутри суетливыми жизнями.

Избранная сегодня ночевала там, наверху, отделённая тремя этажами от вампирши. Мира настояла на этом, хотя особенной необходимости в постоянном сопровождении Габриель самой хозяйкой не было: гораздо уверенней и сильней сейчас стали её куклы. Но что-то всё тянуло Миру под лучи Дара. Его сияние жгло, но также и приближало вампиршу к жизни. Вот и сейчас этот странный свет разбудил её сердце. Оно билось очень быстро, удары сливались в сплошной гул и иногда, казалось, двоились.

— Меня беспокоит другое, Тони. Сердце.

— Что с ним?

— Оно… так стучит! Не то, которое в груди — похоже, то, которое под позвоночником, на пояснице.

— Это не совсем сердце: просто расширенный сосуд. Стучит?

— И очень, очень быстро.

— Может быть, дело в Избранной? Когда carere morte находится под лучами Дара, он поднимается выше к жизни. Обретает многие характеристики новообращённого.

— Даже у новообращённого вампира сердце не стучит так быстро!

— Любопытно. Ты хочешь, чтобы я тебя осмотрел?

Мира задумалась. Этот охотник-учёный всегда говорил с Мирой спокойно, доброжелательно. Он не выказывал отвращения к её изменившейся внешности: всегда смотрел на вампиршу глазами учёного. И он легко соглашался беседовать с её куклами, в отличие от Давида или Солен, которые предпочитали видеть хозяйку марионеток. В последнее время такое отношение нравилось Мире всё больше.

— Да, пожалуй, можно. Только… ты можешь прийти ко мне сюда?

— В лаборатории было бы лучше.

— Я уже плохо хожу, Тони. Приди, пожалуйста, ты.

Мира не стала говорить действительную причину, но охотник и так её понял: другим больше не надо видеть её… такой.

"Неужели я закончу, как Либитина?!" — Она пропустила, что сказала это Тони вслух. Охотник вздохнул, взъерошил волосы, как бы помогая себе начать. Потом тихо сказал:

— Нет. Нет, Мира. Ты уйдёшь раньше. Твоё питание явно недостаточно. Даже после того, как нам перешло хранилище припасов Дэви, ты берёшь себе слишком мало крови. И проклятие пожирает тебя изнутри. Ты не разбухнешь, как Либитина, а высохнешь. А, если присоединится страх перед Бездной, сгоришь, как в ритуале. Прости, что не могу тебя обнадёжить, но…

— Ничего. Я сама подозревала что-то подобное. Как скоро?

— Эрик говорит: год-два, но я дал бы меньше, если честно. Полгода.

— О! — Мира быстро взяла себя в руки, — О, значит, мне пора задуматься о преемнике.

— Я рассчитал этот срок при условии, что ты питаешься, как сейчас. Если ты будешь брать себе больше крови, добавишь месяцы и годы жизни.

— И стану как Либитина. Разве это жизнь? По правде сказать, я просто не могу пить много крови. Меня от неё… подташнивает.

— Тебя… что?

— Тошнит, — мрачно повторила вампирша. — Наверное, я слишком много общаюсь с мёртвыми. Пить после управления куклами неживую стабилизированную кровь очень противно.

— Ага, — Тони был озадачен. — Что ж, я приду к тебе завтра. Или, может, отправить Эрика? Он врач более способный, чем я.

— Эрик? — Мира задумалась. Эрик, безусловно, был талантливее и умнее Тони, но при этом нравился ей куда меньше. Тони — человечный исследователь, а для холодно-отчуждённого Эрика вампирша — лишь вещь, объект исследования… В конце концов, она согласилась:

— Можно.

— И — Мира? — неуверенно.

— Что? Я здесь, здесь.

— Всё-таки подумай над продолжением исследований проклятия carere morte. Это такая перспективная область! У нас всё не было времени обсудить это… Исследование проклятия могло бы помочь тебе!

— Хорошо, я поговорю с Эриком, — пообещала Мира и на этом закончила разговор. Последние несколько минут её тревожило затемнение на юге столицы. Дэви готовил там что-то. Она обратилась к куклам, стерегущим Сатур. Да, так и есть: крылатые тени скользили над улицей, двигаясь в сторону "Изумрудного сада", где у Миры сегодня была назначена аудиенция у Его Величества.

— Дэви проснулся, — заметила и Габриель. Избранная спустилась из своей квартиры и стояла теперь в двух шагах от Миры, накинув шаль. — Он две минуты назад вывел большую стаю. Сейчас он гонит их куда-то за Сатур.

— В "Изумрудный сад", наверняка". Я тоже их вижу. Уже сообщила группам, уже иду следом.

Мира отвлеклась на Давида Гесси: нужно было предупредить его о погоне, а Габриель подошла ещё ближе, коснулась руки вампирши:

— Мне тоже нужна ваша минутка…Заметили?

Мира отдёрнула руку, точно обжёгшись, но испуг её был вызван прямо противоположным:

— Рука ледяная! Не жжёт совсем! Габриель, ты…

— Я ещё Избранная. Но мой Дар уходит. Мой! — Габриель грустно усмехнулась. — Мой ли? Не он выбирал меня, его привязали ко мне.

— Ты всё-таки поговорила с Винсентом?

— Да. И теперь вижу, насколько я другая. Я не удержу Дар!

— Пока держишь.

— Я чувствую, как он тянется прочь от меня, он во все стороны раскидывает лучи, ищет того, кто должен был быть Избранным вместо меня.

Мира вздохнула. Теперь она чувствовала себя виноватой.

— Ты не виновата, Габриель! Если б не ты, на Девятнадцатом Балу Карды Дар был бы вновь потерян. Ты справляешься со страшной ношей очень достойно. Наверное, я просто разочарована бессилием Дара: мы едва сдерживаем Дэви, и цель уничтожить Бездну по-прежнему далека. Но Дар был бы также бессилен в любых руках! Прости.

— С вами что-то странное творится, — Габриель, уже повеселев, хитро улыбалась. — Вы изменились!

— Это плата за способности кукловода. Мне, как и твоему Дару, недолго осталось.

Её куклы опередили кукол Дэви, встали перед стаей Владыки заслоном в воздухе, и Мира закусила губу, готовясь к ударам боли. Псы Хиама пытались добраться до экипажа Гесси по земле, но их остановили подоспевшие группы охотников. Завязалась битва. Вверху сверкали молнии мечей её кукол, на земле — метеоры стрел охотников. Хозяйка в далёком убежище хранила неподвижность. Несмотря на всю боль, Мира любила драться, как кукловод. Она руководила танцем крылатых теней в небе и дирижировала неслышимой музыкой немого оркестра, под которую они танцевали. Она была центром чёрного вихря. Её глаза горели от ярости и восторга битвы.

Дэви удвоил усилия, видя, что экипаж Гесси свернул в последний перед "Изумрудным садом" поворот. Нескольким его марионеткам удалось прорваться сквозь оборону Миры. Они кинулись к экипажу но, потеряв крылья, рухнули наземь, не долетев до кареты: их встретили выстрелами Давид и сопровождавшая его марионетка Миры. Мира позволила своим куклам издать единый радостный вопль, когда Гесси ступил на территорию "Изумрудного сада".

"Опять ты проиграл, Дэви!"

Дэви отступил. Битва окончилась, также внезапно, как началась, только запахи крови и серебра терзали ноздри. Неживое сердце вампирши пело от радости… и ненависти. Ещё одна битва — ещё один шаг в пустоту для неё!

— …Я хотела сказать: нужно проверить вашу кровь. В ней снова есть то, за что цепляются лучи Дара.

— Что?

В далёком убежище Миры Избранная улыбалась:

— Похоже, я ошиблась: вас ещё можно исцелить.


Габриель, взяв каплю крови вампирши, унеслась в свою комнату с предметным стеклом — проверить наличие нужных для исцеления Миры частиц под микроскопом. Синяя краска сумерек загустела. Скоро она потемнеет — тогда наступит ночь. И сейчас, пока в воздухе ещё оставалась толика солнечного света, вампирша протянула к нему руки. Кончиками чувствительных пальцев она касалась слабых последних лучиков. Дневное светило во всей ярости рассвета убило б её в мгновение, но это было бы мгновение восхищения. В последние месяцы, истаивая, Мира всё больше тянулась к солнцу. Однажды — уже скоро — она первый и последний раз искупается в его лучах… А, может быть, яркий дневной мир откроется ей, примет её — живую, с тёплой кровью? Она затрепетала от неосторожных слов Габриель… "Ещё можно исцелить"! Это было какое-то мистическое чувство, ожидание давно забытого чуда. Хотя, если задуматься, зачем ей жизнь? По людским меркам ей уже пятьдесят шесть лет. После исцеления будет один, может, два года молодости, а дальше — быстрое старение. Она так ничего и не успеет.

— Простите… Мира? — Габриель наверху обращалась к кукле-охраннику.

— Да, солнышко?

— Клетки, которые инициируют процесс исцеления, в вашей крови, и правда, есть. Но их очень мало. Меньше, чем у куклы. Теперь, когда ваше проклятие разрослось, их не хватит для вашего исцеления.

— Ясно, — тускло сказала вампирша.

— Не расстраивайтесь! Эти клетки снова есть, значит, процесс их создания возобновим. Нужно немного подождать, и их станет больше.

— Ясно.

Руки опустились. Вампирша больше не искала ускользающее тепло солнечных лучей. Она недавно кривила губы: я не успею ничего в смертной жизни! Но сейчас горькое разочарование, почти как в детстве, заполнило её. Немного подождать! Немного — в её ситуации значит: никогда.

Подавив волну злости, она обратилась к Давиду Гесси. Тот в сопровождении её куклы шёл на встречу к Королю. Перед залом приёма охотника встречал Карита. Это была первая встреча министра с куклой Миры. И, надо заметить, Карита повёл себя достойно. Он не позволил тени брезгливости появиться на лице.

— Вот и вы. Дорога была нелёгкой.

— Я ждала нападения, — улыбнулась Мира.

— Его Величество наблюдал сражение из окна. Я спросил: "За кого из них вы болеете, сир?" Он сказал: "Ни за кого. Но моё доверие достанется тому из них, кто победит".

Гесси улыбнулся:

— Если б мы узнали это раньше, дрались бы как львы!

— Король готов следовать за вами, Давид. Но всё ли готово для опыта с Красом?

— Да. Макта ответил мне. Он ждёт герцога и даст в честь него бал в Ратуше.

— Через неделю, — добавила Мира. Карита нахмурился:

— При всём уважении… Леди Вако, вам лучше не подавать голос в беседе с Его Величеством.

— Это я сама решу!

Вампирша оскалилась в далёком убежище. Она положила на алтарь их победы так много. Она изуродовала себя, а ей не хотят давать слова?! Чтобы немного избыть злость, чтобы на встрече с Королём её голос не дрожал от ярости, она возвратилась в убежище и снова занялась куклами. Теперь хозяйка подняла их и швырнула в ночь. Две распахнули новёхонькие крылья и закружились над домом по расходящейся спирали. В это время перед Давидом и её куклой распахивались двери зала приёма…

— Доброй ночи, Мира. — Вампирша вздрогнула и обернулась. Её новым гостем был Винсент. Она в первое мгновение не узнала его голос, очень серьёзен он был.

— Доброй ночи. Почему ты не на собрании "Гроздьев"?

— Какой тон, — он улыбнулся. Мира отметила натянутость этой улыбки. — Таким же тоном мама спрашивала меня, почему я не в лицее. Только тётушка волнуется, почему я не на революционной сходке! Ты, я вижу, готовишь двух новеньких…

— Да, — Мира направила новую двойку в центр, с глаз племянника долой.

— Значит, уже полсотни кукол? — тон обвинителя. Вампирша опустила глаза, отвернулась.

— Зачем ты пришёл? Неужели не понятно: я сбежала сюда, потому что не хочу, чтобы ты меня видел такой!

— Послушайте, тётя…

Мира шикнула. Давид сейчас рассказывал Королю детали задуманной авантюры:

— Виктор Вальде — первый из Арденсов, кто смотрел на проклятую связь с Мактой с иной стороны. Четыреста лет мы бежим от Первого, но цепь, тянущаяся от него к нам, не рвётся, лишь удлиняется. По этой цепи он находит нас, раньше или позже, и уничтожает. А Вальде решился остановиться. Обернуться. Посмотреть в лицо своему страху. Своей вине.

— Вине Арденса, — несколько неуверенно поправил его Король.

— Нашей общей вине!

— …Мира, выслушай меня, — холодно сказал Винсент. Он опустился рядом с ней на колени, повернул к себе, держа за плечи. — И… мне нужно видеть твоё лицо. Не стесняйся: зеркал тут нет, и я вижу тебя под шлейфом вампирских чар.

— Я слушаю, — эхом отозвалась та. Глаз она не поднимала.

— Мира, ты… — он осёкся. Наверное, он долго готовился к этой беседе, но сейчас все слова потерялись: — Ты — наша предводительница! Что с тобой? Что ты делаешь с собой? Зачем?!

Смешок вампирши прозвучал резко, зло:

— Над своими изменениями я не властна! А чего ты ждал? Представлял меня прекрасной девой-воительницей в сияющем доспехе? Винсент, война страшно уродует женщин. Оружие выточено не под наши руки, оно огрубляет их, пальцы навсегда закостеневают в хватке для меча. Доспех тяжел, сдавливает грудь, а спина под ним выгибается уродливым горбом. Засохшая кровь всех убитых стягивает лицо страшной маской…

— Никто — никто! — в Ордене не желал бы видеть тебя такой. Я имею в виду и живых и… уже мёртвых.

— Мёртвые — мертвы. А живые… должны быть благодарны мне за то, что живы! Я ваш щит.

— Да… твои пятьдесят кукол! — выпалил Винсент. Он наконец отыскал потерянные слова, его речь полилась ровно, уверенно, быстро. — Зачем столько?! Я всё подсчитал. Наблюдение за Доной может вести одна Избранная: её два глаза зорче твоей сотни. У нас сейчас шесть отрядов охотников, для их сопровождения хватит и по кукле на отряд. Всего шесть единиц. Пусть ещё по две охраняют тебя и Габриель, итого — десять. Ещё две — для связи с Бовенсом и Карита. Всё! Двенадцать кукол. А у тебя в четыре раза больше. Зачем?!

— Против армии Дэви…

— Нужна армия. Да! Так возьми моих людей! Скажи я слово "Гроздьям" — сотни смертных ринутся на твою защиту! Они готовы к битвам, жаждут их. Мне стоит большого труда сдерживать этих юных, а так — можно было б направить их на нужное, важное дело! Мира, ну что ты молчишь?!

Мира молчала. Далеко, Гесси говорил сейчас Королю Асседи: "Тяжело принять точку зрения Вальде. Она делает слабым, да. Но способ Вальде — единственный способ избавиться от связи с Мактой… кроме смерти".

— Мне кажется, ты делаешь это специально: уходишь во тьму всё дальше, — прошептал Винсент. — Ты желаешь себе смерти! Тянешься к ней. Я виноват. Слишком увлёкся "Гроздьями". Я не знал, как тебе было больно всё это время. Да и теперь не знаю, не представляю… Но я тебя больше не оставлю, обещаю! Путь к свету для тебя удлинился, но, что ж, всё равно надо идти. Я видел, как ты искала сейчас солнце. Оно исцелит тебя однажды! А сегодня мы начнём с того, что уничтожим лишних кукол.

— Ещё чего! Они мне все нужны!

Винсент так и отпрянул от неё:

— Ты… Подумай, что ты говоришь!

— Куклы нужны мне. Все пятьдесят, — пробормотала Мира. Она понимала, что нужно найти какой-то весомый аргумент, но мысли в голове шевелились как никогда медленно. — Я плохо соображаю, когда управляю ими всеми, поэтому не могу тебе сейчас сказать, зачем. Но они мне нужны!

— Не трудись. Я знаю, зачем они тебе: это твой щит от мира. Мира, где слишком много боли. Мира, где было слишком много потерь…

Вампирша молчала. Она отдалась ощущениям от двух новеньких кукол. Послушные её воле, те ринулись вниз из туч: страшное, как в кошмарном сне, падение.

— Я… ведь люблю тебя, тётушка. Поэтому, как бы ты ни стремилась к одиночеству, ты никогда не будешь одна.

Мира помотала головой.

— Не хочу, чтобы кто-то разделял мою боль, — еле выдавила она. — Винсент, иди своей дорогой. Моя, при любом раскладе карт судьбы, коротка для тебя. Оставь меня… с моими куклами.

— Не оставлю! — Винсент поднялся и направился к двери. Остановился на пороге.

— Ты больна. Не достучаться. Нужно сначала вылечить! — прошептал он. — Как бы ты ни считала, я соберу из "Гроздьев" несколько отрядов и отправлю на помощь охотникам. Проверим их в настоящем деле. А куклы… Я избавлю тебя от них, и лучше помогай мне в этом, Мира. Я не позволю тебе раскалываться на пятьдесят частей. Но без твоей помощи выйдет дольше.

Винсент вышел. Мира закрыла глаза, но равнодушном, отчуждённом лице заиграла странная безумная улыбка.

Две новенькие куклы окончили падение и кружили над самой улицей. Подчиняясь хозяйке, они вновь начали подъём, расширяющимися кругами. Тень тянулась за ними шлейфом, образуя воронку вихря. Ветер выл, пойманный ею, его вопль уносился к небесам, звенел в ушах хозяйки.

Давид и кукла возвратились в экипаж. Охотник был как всегда собран, серьёзен, но глаза его светились радостью и даже весельем: Король принял всё, что он предложил.

— Асседи, можно сказать, уже наш, — похвастался он Мире, когда экипаж тронулся. Он забыл своё отвращение к куклам и общался с марионеткой, будто видя перед собой её хозяйку. Мира доверчиво потянулась навстречу:

— Расскажи мне ещё раз всё, подробно. Ты ездил в Карду к Макте, так?

— Да. Когда я понял, что Крас вполне готов к следующему шагу, я поспешил сообщить всё Макте. Я лично встречался со Старейшим.

— Ты встречался с Первым вампиром? Ого…

— Не так уж он и страшен, этот Старейший.

— Но ведь ты — Арденс! Не боялся, что он тебя убьёт?

— Он хотел меня убить. Но, когда я рассказал ему свой план, передумал. Макта сказал, что оставит меня напоследок. Он позволяет мне попробовать освободить всех Арденсов от цепей.

— Макта милостив.

— Как должно истинному Владыке. Я повторяю опыт Вальде с Красом, дальше — с Асседи и остальными Арденсами. Вот увидишь, этот опыт обеспечит нам победу!

— Из писем Карла я поняла, Вальде дал своим детям выпить какое-то зелье. Мы с тобой до сих пор не говорили об этом подробно. Что за зелье?

— Зелье! — охотник усмехнулся. — Тони с Эриком скажут: лекарство. Вальде с самой юности был одержим идеей избавиться от метки Арденса в своей крови. Ведь именно эта метка вызывает ненависть и жажду убийства у Макты. Над этим снадобьем он работал сам, работал много лет. Изучал труды Атера и Ари. Ещё говорят, его консультировал Морено…

— Я его помню. Старый глава учёной группы.

— Морено был очень талантливым врачом, учёным. Он занимался расшифровкой трудов Атера-алхимика. Они с Вальде создали снадобье, и перед приходом Макты Вальде выпили его.

— Но Макта всё равно убил Вальде и его супругу!

— Снадобье не подействовало на взрослых. Мало ввести зелье в тело, нужно, чтобы оно связалось с меткой. А это возможно только при искреннем раскаянии того, кого хотят избавить от цепей Макты.

— То есть Вальде и его жена не раскаялись?

— Я думаю, Вальде слишком много сил отдал созданию странного снадобья, и все мысли герцога были заняты им. Его жена была поглощена страхом за детей. Но дети спаслись — это самое главное.

— Также на балу у Макты будет спасён младший Крас? Почему же это не предлагали старшему?

— Предлагали! Ещё Карл предлагал. Тот и слушать не захотел. Впрочем, тогда, семь лет назад, мы были в начале пути. Запаса зелья Вальде не сделал. Я долго изучал его записи, чтобы понять, как готовить снадобье. В конце концов, с привлечением учёных-химиков, это получилось. Снадобье было готово в начале декабря. Сейчас я корю себя, что решил немного подождать, не сообщать об этом главе Ордена. Тогда я, всё же, не вполне ему доверял.

— Тогда, в декабре, мы все поплатились за ничтожное промедление.

— Теперь я не буду медлить! Крас примет снадобье на Балу. За этим будут наблюдать и Макта и Асседи. Там решится судьба твоего отряда, Мира. Если Макта и Король ударят по рукам, Его Величество окажет нам всю возможную поддержку.

— Дэви обязательно постарается помешать!

— Моя забота — Крас, твоя — Владыка вампиров.

— Да.

— Ты не поняла. Тебе нужно будет появиться на балу. Самой, не через кукол. Во плоти!

Мира печально покачала головой в своём убежище — кукла повторила это движение:

— Я в ужасном состоянии. Разве что Макта объявит бал-маскарад.

— Я посоветовал бы тебе избавиться от части кукол.

Ещё один! Мира вспыхнула. Она строго сжала губы, чтобы не сказать ничего злого. В молчании они ехали несколько минут.

— Хорошо, я подумаю над этим, — уступила вампирша, не выдержав растущего напряжения тишины.

— Очень хорошо, — Гесси знакомо улыбнулся.

— Ты сейчас похож на брата.

— Да? Спасибо, — охотник отдёрнул занавесь. Он вглядывался куда-то в далёкую Западную Пенну.

— Чего ты ищешь?

— Прозрачная будет ночь! Дар сияет сегодня очень ярко, чисто, да?

— Разве ты видишь его?

— Иногда так и кажется, что вижу, — Давид засмеялся. — Извини, после такого вдохновляющего разговора с Королём, я сам не свой. Конечно, смертные не видят Дар. Но я, как Арденс, чувствую его лучи… внутри. Они словно нагревают наши метки — очень неприятное ощущение. Оно пробуждает страх — страх смерти. Поэтому все Арденсы так боятся Избранных!

— Вот как…

— И нынешняя слабость вампиров действует на нас. Чем меньше в мире тьмы, тем сильнее бурлит наша кровь. Если carere morte исчезнут, она вскипит и сожжет нас изнутри. Поэтому мы так не хотим пришествия Избранного.

— А я думала, страхи Арденсов не имеют под собой реальной основы.

— Об этом мы прежде не говорили никому… Я рассказываю тебе это на правах последнего Гесси, — охотник всё смотрел на город, весёлые искорки плясали в его глазах. Но его радость уже была не бурной — привычно-спокойной. — И расскажу ещё, теперь сказку: был один странный человек в роду Арденсов. В нашей фамилии. Он считал, что наша метка — единственное, что отделяет нас от подлинного бессмертия. Он был уверен, что Атер-алхимик выполнил своё обязательство до конца: наделил первого Арденса и всех его потомков бессмертием. Таким, которое не нуждается в чужих жизнях. Подлинным! Но стать подлинными богами нам мешает метка Макты.

Мира засмеялась:

— Я не верю в бессмертие без расплаты!


Последние лучи солнца покинули мир. Синий вечер стёрся без следа, ночь разлилась над городом. Прозрачная, чистая — кусок стекла в реке вечности. В убежище Мира отодвинула ящик стола и достала очередной конверт. Последнее письмо Карла. Последняя черта.

В эти месяцы, пока Мира перечитывала письма, ей казалось, что друг по-прежнему рядом. По-прежнему жив! Всё было совсем как год назад, когда они были разделены расстоянием и общались эпистолярно. Последнее письмо! Когда оно будет перечитано, она останется одна. Одна — со своей болью, памятью, со своей смешной и грустной любовью.

"Это последнее моё письмо тебе, мышка. Крас утроил слежку, так что отныне все мои послания будут адресованы Даниелю. Это тебе передаст Диана, когда ты очнёшься.

Можешь поздравить меня с высшей в Ордене должностью. Мы приближаемся к цели…"

Дальше целый лист был отдан введению "очнувшейся" Миры в курс сложившейся ситуации. Вампирша грустно усмехалась, читая его: многих, упоминавшихся там охотников уже не было в живых. Сердце дрогнуло на последнем абзаце:

"Carere morte всё-таки удалось меня напугать. И этим carere morte были вы, ледяная королева. Иногда меня ужасает стремление carere morte к самопогибели. Вы так самозабвенно идёте на саморазрушение! Или Бездна притягивает вас? В любом случае, вырывать вас из лап пустоты в последний момент — это сильно утомляет. Ты отдаёшь себя всю, раздариваешь — но эта жертва напрасна! Не делай так, мышка. Не делай так больше никогда!"

Мира долго сидела над письмом, перебирала равнодушную, ни холодную, ни тёплую бумагу в пальцах. Рейды охотников начались, и её накрывала лавина впечатлений от кукол.

— Габриель сообщила вам о новом хранилище кукол Дэви в Сатуре? — интересовался Николас…

— С вами желают поговорить меторские дикари-вампиры, — докладывал Эбри…

— Мира, помните Ульрика Корвуса? Юноша-охотник с последнего Бала Карды? У меня ужасная новость! — Солен…

— Ну что, тётя? Готовы? Предпочтёте избавиться от новеньких или от стареньких? — Винсент отыскал стражу её кукол у дома Гесси и прохаживался перед ними. — Мира, насчёт замены им — не волнуйся. Я уже был у "Гроздьев". Завтра в твою армию вольётся полсотни смертных. Если у них всё выйдет, очереди ждут ещё две сотни. Ты довольна мной?

— Да, молодец, — безрадостно сказала Мира.

— Так что, порвёшь связь с куклами?

— Да. Начнём с десятка. Помоги мне…

Две её новенькие куклы тем временем танцевали в небе над городом. Танец боли, танец отчаяния, танец мести! Сама Мира никогда не решилась бы на такие движения и пируэты: было что-то неприличное в таком ярком выражении эмоций языком тела, но марионеткам было позволено всё! Хозяйка добавила к ним группу с Рябиновой улицы: ещё пять кукол. Вместе они закружились в странном, потусторонне-быстром чёрном вальсе, образовав новую воронку смерча. Чёрный вихрь, гуляющий в пустоте…

Глава 9 Дети ненависти

Темноволосая кудрявая девушка развернула газету и встряхнула её, чтобы тонкие листы расправились. Лира безучастно наблюдала за ней, лёжа в постели. Девушка вкусно улыбнулась из-за газеты, показав острые клыки вампирши.

— Вот она: "Девятнадцатый кошмар Карды". Читать?

— Читай, — Лира отвернулась к стене. Свою сиделку она не любила. Кудрявую вампиршу исцелённая помнила ещё по бессмертной жизни. Когда-то эта девушка, Калери, посещала собрания "клуба самоубийц", который вела Лира. Когда-то Лира была её наставницей.

Лира сжалась, но так только яснее слышала удары своего сердца. От тёплой крови, волнами бегущей по телу, её скоро стало жарко под одеялом, и она скинула его на край постели. Теперь кожу обдавало холодом. Рубашка — она чувствовала — была мокра от пота на спине. Девушка скрипнула зубами: "Исцелена — как это отвратительно! Мерзкая, суетливая жизнь: рождение и умирание в каждое мгновение! Как далеко всё это от холодной, величественной вечности carere morte!"

После единственной попытки побега Калери привела её в знакомую келью и снова уложила в постель. Господин нашёл Лиру в склепе Реддо после Бала Карды — пояснила Калери. Лира была тяжело ранена, Лира умирала. Господин отнёс её в бывшие земли Кукловода и здесь лечил, а Калери ухаживала за девушкой. К ране присоединилась пневмония, и это исцеление было тяжёлым. Но сейчас Лира — почти здоровая, смертная девушка.

Пришлось заново учиться есть человеческую пищу: её Калери воровала в соседних деревнях. Через два дня Лира, заикаясь, попросила помыться, но Калери могла предложить только обтирание влажным полотенцем. Про уборную Лира не стала ничего говорить вампирам. Поблуждав по коридорам, она нашла комнатку с земляным полом и сама обустроила её. Девушка с ужасом и брезгливостью воспринимала новую себя: смертную, уязвимую… отвратительную!

— Так я читаю? — робко переспросила Калери. Она держала себя с Лирой так скромно, уважительно, но Лиру пугали её прикосновения — нежные и почти игривые. Ещё Лире мерещилось притворство. Ей казалось, вампирша хихикает за её спиной. Потешается над ней, неловкой, суетливой и горячей как все смертные.

— Читай, — пробурчала Лира и снова потянулась за одеялом.

— Читаю. "В ночь с тринадцатого на четырнадцатое декабря Дом Реддо вновь отворил двери, приглашая избранную публику на великолепный Бал Карды. Не секрет, что за этими балами тянется шлейф смертей. Каждая семья в Короне в разные годы лишилась кого-либо после такого бала. Порой жертвами проклятия кардинских балов становились и очень известные и уважаемые люди: вспомнить только Фредерика Фидеса, писателя-философа, чью внезапную смерть связывают с Семнадцатым Балом Карды. Нынешний же, Девятнадцатый, превзошёл все предыдущие. Дочери князя Хаста, леди Каролина Литус, старшее поколение Ларгусов — Селеста и Рикард — и это только официально подтверждённые Верниром Реддо смерти. Пословам очевидцев же, к скорбному списку следует добавить ещё десяток фамилий. Загадочные незнакомки, пришедшие под гербами Владыки вампиров и Ордена охотников, пропали до окончания бала, позволяя считать себя ещё одним странным сном Карды. Не возвратился домой младший Меллис, супруг сбился с ног в поисках леди Элеоноры Шарп. Тенеры потерянно молчат о младшей дочери, Анастасии. Леди Лита Фабер не дала обещанный родственникам и друзьям камерный концерт пятнадцатого декабря".

— Что ты прочитала? "Лита"?

— Леди Лита Фабер.

— О! — Лира помолчала. Сердце билось очень больно, словно было ранено, хотя кинжал охотницы прошёл мимо. Лита Фабер! Подруга, сестра… Избранная. Первая жертва Лиры Диос. Первая отнятая ею жизнь. Мёртвый ангел. Светлый призрак, шепчущий: "Убийца!"

— Она мертва… — прошептала Лира. — Мертва ли? Может быть, я тоже лишь ранила её, а, Калери?

— Мертва она, мертва. И вы были бы мертвы: с такой раной не живут. Вы живы лишь потому, что за вами ухаживал сам Господин!

Лира молчала, и Калери продолжила читать, почему-то назидательным тоном:

— "Реддо, как и в прошлый раз (этот дом принимал и Восемнадцатый Бал Карды), винят во всех смертях "маниака". Получается, таинственный маниак куражится в Карде уже пятнадцать лет? Список погибших заставляет задуматься о другом: Хаста, Литус, Тенер — всё это политические враги Реддо…" — Прелестно! — Калери фыркнула: — Вернир Королю в Доне сейчас как кость в горле. Статья — заказ!

— А что, на самом деле так много смертей? — глухо спросила Лира стенку.

— Да. Насчёт маниака — неплохая идея. Я не была там, но рассказывали… Склеп Реддо не вместил всех убитых! И убитые были не только вампиры и охотники, как обычно. Много невинных жертв, не принадлежащих ни к одной из групп.

"Невинных жертв!" — Лира мысленно застонала, опять подумав о Лите.

— Калери встряхнула газету, приготовляясь читать дальше, но в коридоре послышался шелест, будто от одежды, и вампирша затравленно обернулась.

— Господин вернулся, — прошептала она. — Я пойду. Лира, когда вас кормить?

Лира ужасно обиделась на последнюю фразу и решила не отвечать. Калери выскользнула из комнаты, и тогда девушка перевернулась на спину, ненавидяще уставилась в низкий потолок.

"Хоть бы умереть! — вот всё, что крутилось в голове. Лира Диос выполнила, что приказывала Бездна. Убила Избранную. Почему же смерть не была дана и убийце? Если не в качестве награды, так хотя бы в качестве расплаты! За что её наказали жизнью?

Господин вернулся не в духе. Калери, поняв это, спряталась где-то в дальних помещениях подземелья. Лира слышала его быстрые, мягкие шаги, шелест одежды. Первый вампир метался по коридору. В безмолвии — и от этого было только страшнее.

Лира села, спустила ноги с постели. После встречи с Мактой у выхода из подземелья, она больше не видела нового Господина близко. Нет, Лира не боялась. Она просто не представляла, как ей подойти, обратиться… к самому Первому вампиру!

Всё же она поднялась и, крадучись, направилась к выходу из комнаты. По коридору опять пронёсся красный вихрь мантии. Да что такое с Первым?!

"Спас — значит, уже не убьёт. А если всё же убьёт? — Тем лучше".

— Господин! — тихонько окликнула Лира, выйдя из комнаты. Крикнула — и испуганно вздохнула. Темнота коридора зашевелилась, Первый забормотал:

— Я голоден. Мне нужна моя жизнь, МНЕ НУЖНА МОЯ ЖИЗНЬ!

— Господин, — Лира осеклась. Первый стоял перед ней. Его глаза были странны: черны, хотя Лира помнила, прежде их затягивал белый туман.

— Что? Ты — дашь мне мою жизнь?!

— На мне долг жизни. Я выполню всё, что вы прикажете, Господин.

Первый не удостоил её ответом, он глянул на девушку последний раз и понёсся к выходу из подземелья. Красная мантия трепетала, точно под ней помещались крылья. А Лира долго ещё стояла в коридоре, не в силах пошевелиться. Она успела заглянуть в черные глаза Первого, и это была чернота пепла. Первый вампир был не более чем оболочкой. Внутри же всё было сожжено.


— Калери, не помню, спрашивала или нет… Как ты нашла Макту?

— Вы говорили, он охотится за Арденсами. Я стерегла его у дома Керте.

— Но зачем?!

— Если быть обращённой, так уж или — обращённой Владыкой вампиров, или — самим Первым! В вас — кровь Дэви, а мне достался Макта, — Калери с превосходством улыбнулась.

— Он обратил тебя?! Разве он ещё обращает вампирами?

Вампирша хихикнула:

— Он сказал мне почти то же: "Разве я обращал кого-то в последние двести лет?" А я сказала: "А разве это важно?" Теперь я сопровождаю его.

— Подруга? Любовница?

Калери усмехнулась:

— Вроде домашней кошки… Почему вы не кушаете?

Лира скривилась. Сидя на постели, она помешивала деревянной ложкой суп в миске:

— Он скис, твой суп. Вампирша поджала губы:

— Готовьте сами! У меня на вашу еду нет вкуса!

— Не обижайся. Мой бальный костюм цел?

— Та чёрно-багровая тряпка? Я её выбросила. Вот, есть платье.

С помощью Калери Лира оделась. Нижнее бельё — старое, застиранное и серое. Песочное в чёрную полоску платье, похоже, краденное, и без корсета болталось на исхудавшем теле. Ботинки были велики, на левом не хватало шнурка. Огородное пугало!

— Если пойдёте гулять, вот, накиньте, — Калери подала девушке меховую накидку. — Холодно. Снег ещё не сошёл.

— Я к Господину, — Лира с удовольствием проследила, как в глазах вампирши вспыхнул и потух ревнивый огонёк.


Макту Лира не стала искать. Он наугад двинулась коридором, полагая, что идёт вглубь бывших владений Кукловода. Калери сначала шла позади, потом крикнула что-то и отстала, потерялась. Лира не слушала её. Она даже не обернулась. Она уходила всё дальше и дальше, туда, где не было даже тусклого света факелов и свечей — в полную тьму.

"Тьма — это хорошо. Во тьме не видишь ничего, даже себя. И вина, и боль уходят, уходят… Но как избавиться от памяти, что услужливо подбрасывает образы, один другого горше?!"

Печальный образ Избранной не уходил. Да, Лита была здесь, тоненькая и светлая, как свечка.

"Прости, сестра".

"Я простила тебя, ещё когда кинжал был в моём сердце. И даже раньше — до того, как удар был нанесён. Я простила тебе всё, и прошедшее и грядущее, в час нашей первой встречи".

"О, я слишком знаю это, и от этого… хочется выть!"

Лира продолжала путь. Что-то было ещё в её несчастном прошлом. Что-то, ещё важнее, чем убитая сестра. Другое лицо, другая вина. Другая боль, ещё ужаснее раскаяния убийцы.

"Мне нужно поговорить с тобой. Я хочу рассказать тебе…" — но это недавно узнанное и извечно знакомое лицо искажено. Он видит только герб на её костюме: знак Владыки вампиров, и он не слушает её, врага. Он никогда её не услышит!

"Вампир… убийца!" — этот его вопль до сих пор звенит в ушах. О, только фатально невезучая Лира Диос могла влюбиться в фанатичного охотника… Влюбиться во врага!

Ульрик Корвус — вот это имя, которым, как щитом, Лира закрывалась от Владыки вампиров, проникшего в святая святых — её мысли! А, оказалось, охотник доверился ей. Да, он поверил врагу — и она жестоко обманула его доверие, убив Избранную. Ту, которую Ульрик клялся защищать.

"Где он сейчас? Ушёл с Бала вместе с Мирой?" — Лира хотела броситься за Калери, попросить у той газету: вдруг там было что-то и об Ульрике?! Но она только вяло дёрнулась, остановилась. А потом побрела дальше во тьму.

"Не поймёт. Не простит. Никогда, никогда! Ты такое — простила бы?!"

Лира снова остановилась, подняла голову к низкому потолку. Капли покатись по щекам — не слёзы, просто влага, сорвавшаяся с потолка.

"Простила бы, если б любила…"

Справа тянуло холодом. Там была какая-то ниша в стене коридора. Лира шагнула в неё — во всепоглощающую тьму.

— Ты пришла ко мне, дочь охотников? — голос раздался словно бы в её голове. Комната не была пустой. Здесь отдыхал Макта.

— Да, Господин, — вслух сказала Лира.

— Ты исцелена от вампиризма, у тебя другой господин теперь.

— Я… да… Нет! — бессвязно забормотала Лира. — Но я должна вам…

— Что?

— Жизнь.

— Не мне, только Избранной.

Девушка закрыла глаза, хотя всё равно вокруг не было ничего, кроме черноты.

— Тогда… ей я уже вернула этот долг.

— Убив?

— Освободив.

— Тогда и ты свободна, — равнодушно заключил невидимый Первый вампир. — Ты хочешь уйти?

— Я хочу умереть.

Макта приблизился, Лира поняла это по шелесту одежды и лёгкому ветерку.

— Инструмент, выполнивший свою работу — вот, кто ты, — также бесстрастно заключил он: — Так ведь, Лира?

Лира потрясённо молчала. Фразу об "инструменте" Макта, несомненно, выудил из её памяти! Так Лиру назвала когда-то вампирская пророчица Кларисса! Как странно, что Лира совсем забыла о её страшном предсказании: "Тебе не дано самой выбирать судьбу. Ты — инструмент!" А ведь оно страшным клеймом горело на её щеках все годы с Владыкой! Неужели Избранная исцелила её и от чёрной судьбы?

"Голос Бездны", — всплыло вдруг в памяти. Да, вот ещё одно имя Лиры Диос! Глашатай Бездны! Как она сумела забыть эти важнейшие слова, единственные, отражавшие её суть на протяжении пятнадцати лет? Или это — ещё одно чудо Дара?

Вспышкой пронеслось в голове: "Прежде ведь она никогда не думала так! Она видела мир и себя совсем по-другому. Полно, да она ли это?!"

— Расскажи о Бездне, глашатай, — тихо предложил прочитавший её последние мысли Макта. Лира потрясённо вздохнула:

— Я не помню, Бездну Господин. То есть, я помню, но… уже не верю в неё! Не верю — значит, не знаю её! О-о!

— Ты исцелена, — Лира почувствовала его невидимую улыбку. — Очень хорошо. Твой разум — чистый лист. Пора начертать на нём новые письмена.

— Вы будете меня учить? — не веря, прошептала девушка, — Я люблю учиться!

— Что ты хочешь узнать в первую очередь?

— …Кто вы, Господин?

— Ты должна была понять, — в равнодушном голосе Лире послышалась некая угроза. Она инстинктивно отступила назад… и попала в ледяные объятия Первого вампира.

Вновь её захлёстывал поток чужой яркой ненависти. От неё тело наливается силой, в её пламени сгорает душа. Чёрный пепел на дне глаз Макты был ею — сгоревшей душой. Ненависть текла по мёртвым венам старейшего, ненавистью была наполнена каждая клеточка его тела. Он был весь насквозь отравлен ею! И Лира, едва прикоснувшись к этому яду, кричала от боли. Она чувствовала, яд чужой ненависти уже просачивается под кожу на запястье — там, где её держал Макта. Чувствовала, как он течёт по венам к сердцу и оттуда разбегается по телу, выжигая всё внутри. Её душа сгорит, как душа Макты, останется пустая оболочка — вместилище ненависти, чёрной и бездонной!

"Её душа? Неужели, есть ещё что-то не сожжённое предательством, убийством? Есть ли хоть маленький кусочек, слабый огонёк?"

— Инструмент, — прошептал Макта. — Всё ещё идеальный инструмент! — эти слова разбудили какое-то внутреннее упрямство. Довольно! Больше не позволю звать себя инструментом! Бездна больше не касается её сердца, для Владыки вампиров закрыты её мысли…

"Я не инструмент. Я… я ещё есть… Я!" — Кажется, Лира даже крикнула это. И наваждение ушло. Прикосновение Первого вампира обжигало холодом, но это была уже не ненависть, не яростное желание мстить. Её кровь была чиста: никакого чужого яда.

— Я буду тебя учить, — прошелестел Макта. — Но сейчас отдыхай.


Лира добрела до своей комнатки, повалилась на постель и провалилась в сон. Сон был непонятным: ни одного чёткого образа, лица. Краски переливались, менялись, но общий тон был светлым. В этом мареве постепенно набирало силу чередование зелёных и золотых вспышек, похожее не трепетание крыльев бабочки. Звуки сливались в ритмичный шелест, подобный шороху прибоя. Лира спала очень спокойно и проснулась от аппетитнейшего запаха жареного мяса.

— Надеюсь, мясо мне удалось лучше, — Калери с виноватой улыбкой поставила единственную миску у постели Лиры. — Вы, наверное, ужасно голодны.

— Зато ты лучишься жизнью, — неприязненно заметила Лира. Доброжелательный взгляд вампирши её пугал. — Была в селении?

— Ага.

Лира взяла миску.

— Восхитительно, Калери! — скоро похвалила она. — Только, надеюсь, это не человеческое мясо?

— Вкус говядины совсем забылся за пятнадцать лет?

— Увы. А, скажи, есть ли газеты поновее?

— Сейчас принесу.

Через минуту Лира развернула позавчерашний номер центральной газеты Карды. В глаза бросился заголовок, набранный гигантскими буквами: "Очередная жертва Палача!"

— Что за "Палач"?

— О, слух о маниаке держится с Бала Карды. Тогда многие carere morte лишились голов и до сих пор подобные убийства продолжаются. Убийца обезглавливает свои жертвы, потому и "Палач". Тело оставляет, голову уносит с собой. Он одиночка, скорее всего, фанатик из охотников.

— Фанатик? Почему?

— Он убивает и Высших, и Низших, и новообращённых, и даже смертных, тех, кто пособничает carere morte. Мне почему-то кажется, он ещё очень молод.

— Этот маньяк?

— Да. Молод и… обижен.

"Молод и обижен! — Лира прикрыла рот кулаком, до боли укусила себе костяшки пальцев. — Ульрик!"

Непонятное, незнакомое чувство. Сердце болит, трепещет, взгляд мечется, пытается ухватить что-то невообразимо далёкое… Тревога. Тревога, впервые в жизни, не за себя.

— А есть предположения, кто он?

— Нет. Он не оставляет в живых и свидетелей.

Лира уже набрала воздух для следующего вопроса, но только тяжело вздохнула.


— Начнём первый урок, — Макта равнодушен, как всегда. Напрасно Лира искала в этом голосе хоть какие-то оттенки. Ей удалось найти человеческую частицу во Владыке вампиров, но с Первым бесполезно и пытаться. Воплощённая ненависть. Сейчас спокойная, но так обманчиво спокойная!

— Я готова, Господин.

— Зови меня "Старейший", если хочешь, но не Господин.

— Да… Старейший.

— Господин тебе вовсе не нужен, — в чернильной темноте Макта опять невидимо улыбался. — По-моему, в прошлую нашу встречу мы определились с тем, что ты — "не инструмент". Ты сама себе хозяйка.

— Да.

— Ты всё ещё хочешь услышать ответ на вопрос, кто я?

— Я уже поняла, Старейший. Вы и есть Бездна, — Как это страшно и прекрасно: знать, что ты в шаге от источника величайшей в мире силы! — Говорят, когда Арденсы вернут вам вашу жизнь, исчезнут все carere morte.

— Да.

— И вам не жаль своих детей? — прошептала Лира. Этот вопрос мучил её давно. С детства. С того дня, когда она услышала сказку о Первом вампире. — Вы не защищаете их, наоборот, убивая Арденсов, приближаете свой конец — общий для всех carere morte конец!

— Это наша судьба. Она была начертана в Бездне ещё до моего прихода в мир, — Макта говорил с ней — и говорил спокойно, честно, задушевно. Лира приободрилась:

— Старейший, я всегда хотела знать… carere morte, умирая, отдают свои души Бездне?

— Их души сгорают, — неопределённо сказал Первый вампир.

— В чём? В Бездне?

— Хватит трепать имя Бездны, смертная! Души вампиров сгорают, давая мне силы. Такова их плата за телесное бессмертие.

— Значит, те видения Бездны, что являлись мне, тот образ, который внушал мне Дэви — неверны?

— Бездна! — вкусно проговорил Макта. — Неправы все, неправа и ты сейчас. Бездна! — её вовсе нет ни в одном обличье. Она — не та тварь, пожирающая души вампиров, пока бессмертные корчатся на серебряной игле. Её нет в разбитом отражении carere morte. А холодное чудовище под твоей кожей, что бессмертные любят звать пустотой, на деле — только лишь твоё равнодушие. Бездна во всём и нигде, она, также как солнечный свет, пронизывает наш мир. Carere morte и некоторые особенные смертные могут изредка обращаться к её силе — вот и всё.

— Дэви говорил похожее.

— Похожее, но не то! В Дэви всё ещё силён страх. Владыка вампиров зорок, и всё же недостаточно. Его восприятие Бездны искажено, также, как у всех моих детей. Никто из вампиров никогда не разглядит Её сущность. То, что carere morte зовут Бездной — лишь малая частица истинной Бездны, и частица больная, безумная, отравленная собственной ненавистью и яростью. Она не способна дать своим подданным и сотой доли того, что может дать настоящая Бездна.

Лира затаила дыхание. Если б она могла, она б заставила замолчать и бешено заколотившееся сердце. Величайшая в мире тайна требовала полнейшей тишины.

— К Бездне способен обращаться каждый из ныне живущих. В самой сути человека заложено стремление к Ней. Есть таинственные, скрытые механизмы, преобразующие живое тело в нечто иное при встрече с Бездной. Carere morte лучше других владеют этим превращением, но и они не в полной мере. Найти Бездну может любой, но не каждому придётся её искать. Путь к ней лежит через человеческие сильные чувства. Меня к Бездне направила ненависть.

Я вижу страх в тебе? Не страшись Бездны. Она — не пугало, не чудовище во тьме. Она — великая сила и бесконечная возможность. Чудо, длящееся вечность. Не только carere morte умеют пользоваться её силой, но и охотники — именно Бездна помогает им нападать на carere morte скрытно и легко уходить от их ударов. А ближе других к Бездне подходят те смертные, которые искренне и взаимно любят. Ведомые любовью, а не ненавистью, они находят её прекрасной.

— Бездна любви вместо Бездны ненависти?

— Да. Carere morte Макты — дети ненависти, но кто знает, какими были бы дети любви?

— Может, есть и они? Ангелы, духи…

— Увы, нет, — отрубил Старейший. — Но, может быть, однажды кто-то, подобный тебе, призовёт их в мир.

— Подобный мне?

— Тебе дана чувствительность гораздо более тонкая, чем у подавляющего большинства смертных. Вампиры зовут таких, как ты, "голос Бездны". Carere morte чувствуют только проклятую частицу Бездны, а ты способна чувствовать истинную Бездну. Чувствовать — и пользоваться полной Её силой.

— Но до сих пор я только…

— Ты только пробовала свои силы. Твоё восприятие Бездны изначально было сильно искажено унынием, одиночеством. Это не те чувства, которые могут дать тебе всю силу Бездны. Здесь следует обратиться к ненависти… или любви.

— Атер, Великий вампир, Регина Вако… — все мои предшественники выбирали ненависть.

Первый вампир ласково коснулся щеки девушки. Он был совсем близко, невидимый во тьме, только его слепые и всевидящие глаза светились призрачным молочно-белым светом:

— Они выбрали ненависть. Но твой выбор всё ещё за тобой, исцелённая.

Глава 10 Бал Макты

Сегодня он весел. Весел и немного рассеян. Он сыто, довольно улыбается. Его тень заполняет всё подземелье. Новая ученица теряется в ней, только их взгляды связывает невидимая нить. Он с удовольствием вёдёт первый урок. Давно у Первого не было столь старательного ученика! Рыжая, зеленоглазая девушка жадно ловит каждое слово учителя.

— Ты уже выпускала Бездну в мир, так?

В глазах девушки смятение. Она судорожно копается в своих воспоминаниях, но те, что могут дать ответ на вопрос Макты, несут слишком много боли. Потому они заперты в самом дальнем тёмном углу. Он тихонько, осторожно толкает их ближе к сознанию, одновременно убирая из них всю боль:

— Это прошлое — вылеченная болезнь. Не бойся его. Этой боли уже нет…Видишь?

— Да, помню…

…Тёмное подземное помещение, заполненное безвольными обнажёнными человеческими телами. Вампирское хранилище кукол! Две куклы у дальней стены ограждены решёткой. Серебряное оружие охотников сложено в их изголовье. Девушка-охотница глядит на осквернённые тела родителей и бессильно и злобно сжимает кулаки. Она, предатель, вампир, ничего не может поделать. Разве что только…

Преграда падает, и Бездна входит в мир. Тёмная сила, вызванная ненавистью, болью, прожорлива и холодна. Она пожирает марионеток и уходит, когда вспышка ярости гаснет.

— Помнишь это, Лира Диос? Тогда ты первый раз призвала Бездну в мир.

— Да.

— Другой раз…

…Новый образ. Холодный зал "Тени Стража", карты Доны на столе. Упрямая усмешка Владыки вампиров.

Страх: "Дэви задумал ужасное!", ненависть и желание защитить Госпожу…

"Вы забыли, кому служите, Владыка?"

Вновь рушатся стены. Бездна ползёт к жертве. Но Дэви умён и хитёр. И он куда лучше может управлять Бездной! И вот, Она вновь заперта и воет в безумной тоске. Или этот вопль исторгается из груди Лиры?..

— Дэви победил тебя тогда, да?

— Да…

Третий раз. Белая церковь на холме, Избранная скрывается за её дверями. Опять страх! — Страх не успеть…

— … Бездна не пришла к тебе тогда?

— Да, я чувствовала Её рядом, но не смогла разрушить преграду на Её пути!

— Почему?

…Знакомый образ. Темноволосый молодой человек. Он часто являлся ученице в бреду во время болезни.

— Он помешал! — шепчет девушка. — То есть, мысли о нём.

— Возлюбленный, — Первый довольно кивает. — Прежде преграду на пути Бездны разрушала твоя ненависть, в последний раз на место ненависти пришла влюблённость, но ещё недостаточно сильная, чтобы разрушить стену.

— Вы научите меня?

Слова Макты о "детях любви" задели эту девушку, отмеченную Бездной. Он читает её новые мечты: стать родоначальницей светлых созданий, во всём противоположных carere morte. Это не полезно, но также и не вредно ему. Так пусть предаётся мечтам! Первый усмехается:

— Ты хочешь научиться рушить преграду с помощью любви? Я не смогу тебя научить, ведь мною владеет ненависть. Да и твоё чувство ещё слабо, чтобы стать оком новой бури. Прежде тебе помогало проклятие, но сейчас ты исцелена. Ты можешь чувствовать Бездну, но пользоваться её силой — нет.

— Что же делать?

— Атеру, смертному, создавшему carere morte, детей ненависти, понадобилось огромное знание мира и того, что извне мира. И тебе придётся вначале изучить мир.

— Ясно.

Она немного стушевывается, не зная, что ещё сказать. А Первый любуется ученицей. Она умна, любопытна и прилежна — идеальное сочетание! Она легко выполнит новое задание, что он ей назначил. Также быстро и свободно, как выполнила первое — убить Избранную. Бедная, до сих пор мучающаяся муками совести, так и не заметила чужой воли, направившей её руку.

Девушка мило хмурится:

— Мы сейчас на земле Кукловода, Старейший…

— И?.

— Вы не видели, осталось ли что-то от его архива? Может, там есть что-нибудь об Атере-алхимике и его опытах? Я хочу начать изучение мира в алхимических символах!

Он довольно качает головой:

— Умница. Кое-что осталось. Калери тебя проводит.


Он оставляет Лиру Диос с рукописями Атера. Ранним утром он отправляется в Дону, новую столицу. Там скоро грянет Бал в честь второго Арденса, выбравшего путь раскаяния и спасения.

Бал задуман Мактой по эпохе своего правления в Карде. Костюмы, музыка, оформление зала — все выдержано в стиле, канувшем в безвестность триста лет назад. Для праздника выбрана самая большая столичная зала — зала Ратуши. Ратушу построили столетием позже, но стараниями помощников Старейшего сегодня её внутреннее убранство в точности соответствует бальной зале Дворца Макты. И в костюмах гостей, и в убранстве господствуют красный, серый и зелёный цвета — цвета герба Макты.

Впрочем, далеко не все гости Старейшего наряжены в костюмы с громадными буфами и пышными воротниками. Макта хитёр. Знать получила приглашения с повелением одеться соответствующе заранее. Но также заранее Первый распустил среди народа слухи о грандиозном общем празднестве, а в последний момент вовсе сделал вход свободным. На его Бал пожаловали и средние сословия, по такому случаю, разнаряженные ещё дороже, чем знать. Чёрными и серыми пятнами в цветнике нарядов выделяется бедная молодёжь Доны: рабочие, студенты. Они нарочно пришли в обычной одежде, украшенной лишь брошками с настоящей гроздью рябины. Скандал! Знать порывается покинуть Бал, но Макта мысленным приказом гасит это намерение. Все гости до рассвета его куклы, ни одна не сбежит из его театра!

Пришли все, кто нужен Старейшему. Дэви со своей свитой в желто-красном. Все одеты по эпохе Бала: жалкая попытка показать покорность воле Первого. В стороне пока Мира Вако, маленькая противница Дэви, с последнего Бала Карды заключившая себя в чёрное, как в саван. Её глаза пусты — она с куклами, кружащими в небе над Ратушей, а её охотники затерялись в безликой толпе гостей. То тут, то там сияют звёздочки Дара.

Он весел. В иллюзии ушедшей, родной ему эпохи он почти счастлив. Он прислушивается к скрипу обуви, шелесту юбок по паркету. Он следит за всеми беседами, ведущимися в зале: вот одна звенит, торопится, едва начавшись, другая, ворча, еле волочится, утихает. Эта музыка занимает его куда больше, чем грохот оркестра. Не спрашивая имён, не помня лиц, он знает здесь всех. Видит их прошлое, настоящее и будущее. Он не упускает из виду ни один взгляд, ни одну улыбку. Он управляет ими. Они, гости его Бала — его марионетки. Они, все, в его вечности… А он ходит меж ними, никем не замеченный, в скромной серой котте с гербом, каких в зале десятки. Золотая маска закрывает лицо, а единственные во всём мире белые глаза сейчас черны, голодны, полны ненависти.

Он вдруг снисходит до двух вампиров, тихо шепчущихся рядом.

— Я могу обратить вас пылью, господа, сию же секунду, — шепчет он, равнодушно скалясь.

Те делают вид, что не расслышали. Ему всё также скучно, и он поясняет:

— Я — Старейший…

Неподалёку беседуют двое: темноволосая красивая дама в платье всех оттенков серого и знакомый светловолосый юноша с глазами зрелого человека, одетый по-простому. Макта мгновенно прочитывает обоих: охотники из отряда Миры.

— Только что герцог Тенер назвал тебя "главным террористом", — смеётся дама.

— В чём-то он прав, да, Солен?

— Ещё он сказал: здесь бомбисты. Один или несколько.

— Не волнуйся. "Гроздьям" дан чёткий приказ: никаких террористических атак сегодня.

— У тебя так глаза сверкают! Наслаждаешься?

— О, да, ваша светлость!

Мира по-прежнему стоит в отдалении. Макта ловит её мысли и чувства. Там, за пределами Ратуши, вампиры Дэви перекрыли все входы для её кукол. Вампирша рычит от злости.

— Право, Мира, мы справимся без твоих марионеток, — уверяет её подошедший охотник. — Побереги себя!

— Мои марионетки отвлекают Дэви. Нельзя допустить, чтобы он узнал планы Гесси и Краса!

— Он уже не узнает. Не мучай себя!

Но Вако не слушает. Макта понимает её. Без кукол хозяйка не ощущает себя. Кукловодша запуталась в нитях от марионеток и незаметно попала в рабство к своим рабам.

Дэви не прячется от Старейшего. И страха нет во Владыке вампиров. Он поглощён войной с маленькой Вако, и Макта для него — не более чем тень на горизонте. Дэви чувствует: власть над миром carere morte более не принадлежит ему. Вся власть теперь у Вако, что держит в руках новую звёздочку — Дар, и все собравшиеся понимают это. Свита Дэви держится в стороне от звёздочек, но и тянется к ним, а смертные в лучах Дара впервые видят истинные личины carere morte, без чар. Макта следит за их реакцией: вспышка-удивление — отвращение — …жалость.


Бал начинается! Первый выходит к гостям. Те замирают, все разговоры прекращаются. Люди разглядывают дотоле неприметного хозяина Бала.

— Приветствую вас на великолепном празднике, — начинает Макта. — Приветствую вас на последнем Большом Балу Земли Страха!

Беспечные смертные не замечают мрачного пророчества. Охотники и люди с рябиновыми брошами встречают слова Макты одобрительными криками. Вампиры притихли. Кларисса-пророчица медленно и печально кивает один раз, соглашаясь с Первым: да, последний Большой Бал!

— Так что… веселитесь! — Макта широко улыбается. — Исполняйте свой долг! Задавайте вопросы — и получайте ответы! Желаю вам всем: вернуться домой живыми.

Объявлен первый танец. Макта наблюдает его с балкона. Он полюбил смотреть с высоты на танцующих, на то, как их фигуры составляют диковинные узоры на паркете, со времени, когда был Владыкой Карды. Но эти люди, знакомые с совсем другими танцами, перевирают фигуры, старинная жёсткая тяжёлая одежда выглядит на них, будто снята с чужого плеча.

Давид Гесси подходит к Старейшему и останавливается в нескольких шагах, вежливо, но не сердечно кланяется.

— Герцог Крас готов встретиться с вами, Владыка Карды.

Макта оборачивается. Мгновение он размышляет: принять Краса сейчас и в прах развеять последние надежды Дэви? Но решает подождать: очень интересные интриги плетутся в зале — терпкое развлечение вечности Старейшего. Пусть Дэви и Вако повоюют ещё немного!

— Я приму Краса в конце Бала.

— Как хотите… Владыка.

— Прежде я встречусь с представителями обеих сторон. Кто придёт от охотников?

— Мира Вако.

— Сама? Что ж, отлично.

Гесси уходит. Макта вновь смотрит вниз, в зал, но мыслями он далеко. Он носится над Ратушей с куклами Миры и Дэви. Он смакует ярость двух непримиримых противников. Дэви держит свои позиции, но Вако не уступает. Её план пока удаётся: Владыка вампиров и не помышляет о союзе Гесси и Краса. Макта читает его и убеждается: Дэви занимает совсем другое. Владыка вампиров многое поставил на сегодняшнюю ночь, он долго готовился к этому Балу и сейчас почти ликует: ему всё удаётся! Он истолковывает действия Миры как безумные, на последней грани отчаяния. Она не подготовилась к Балу, зато готов он!

Король Асседи появляется последним из гостей, после третьего танца. Он в маске и широкой одежде, но Макта узнаёт потомка Арденса по одному запаху. Ненависть вскипает в нём, он с трудом уговаривает себя успокоиться. Прежде он бездумно убивал Арденса, едва почуяв, но с последнего Бала вампиров всё изменилось. Тогда Макта впервые сумел остановиться, разглядев в очередном потомке Арденса Того, кому суждено завершить историю. Он вдруг увидел конец истории близким, отделённым всего лишь парой десятилетий, а то и меньше… Нужно лишь немного помочь этому Арденсу. Чтобы, когда придёт время, их встреча была один на один. Последний потомок создателя вампиров и Первый вампир! Остальные же Арденсы к тому времени должны исчезнуть: умереть или стереть свою метку, как придумал Гесси. Поэтому важно, чтобы они были собраны вместе: если Арденсы разбегутся, напуганные близостью смерти, он долго будет собирать их и шанс завершить историю уйдёт. Пусть же их соберёт вместе идея Гесси!


Первые десять танцев позади. Начинается представление для гостей: вольное переложение старинной трагедии. Макта поднимается в верхний зал Ратуши, отведённый под музей истории Доны. Здесь у Старейшего назначена встреча с представителями воюющих сторон.

Он впервые здесь, и с любопытством рассматривает старые карты Доны, макеты зданий. Цветные литографии и новенькие контрастные, чёрное с белым, фотографии… Скоро появляются участники встречи. Первым входит Хиам Калькар, посланник Владыки вампиров, за ним Мира Вако.

Макта приветливо улыбается им и приглашает садиться. В зал специально принесены три уютных кресла.

— Я пригласил вас, чтобы попробовать поговорить спокойно, — объявляет Первый, когда гости рассаживаются. — Я рад, что пришли именно вы. Между вами двоими нет личной вендетты, ведь так?

— Так, — спокойно отвечает Мира. Хозяйка наконец-то отвлеклась от своих кукол. Её глаза глядят ясно и зло.

— Так, — добродушно соглашается Хиам, хозяин зверей.

— Поэтому, друзья, я надеюсь, наша беседа удастся.

— Что вы хотите предложить? — хмурится вампирша. Макта ответно усмехается:

— Вы не пробовали предложить Дэви перемирие, леди Вако?

— Что?! — после вспышки вампирша быстро берёт себя в руки. — Может, вы хотели сказать: предложить Дэви сдаться, Старейший?

— Можно и так. Факт остаётся фактом: вы исцелили всех столичных дикарей, но вампиров Дэви близко не подпускаете к Дару!

— Тогда, в декабре, я должна была предложить Дэви исцеление?!

— Да. Это должен был быть ваш первый, естественный шаг, леди Вако. Видно, разум ваш затуманил боль, а глаза — месть. Вы клялись сражаться с Бездной, а сражаетесь с ничтожным Дэви, в то время как пустота всё больше завладевает вами.

Лицо вампирши неуловимо меняется. Мгновение — и оно милое, беззащитное, доверчивое:

— Может быть, вы правы.

Светлые глаза Хиама теплеют:

— В защиту госпожи Вако: Дэви не сделал ничего, что позволило бы думать о нём, как о carere morte, жаждущем исцеления. Истинная причина нашей войны ускользнула от вас, Старейший. Мы воюем вовсе не за Дар и не за власть над Доной. Поэтому примирение невозможно.

— За что же вы воюете?

— За страну. Дэви поддерживает старый порядок, порядок, созданный вами три века назад. А Мира со своими безумцами разрушает его. Разрушает страну! Вы не представляете, какую грязь она подняла с самого дна Доны! Социалисты, анархисты, террористы… "Гроздья"! Сейчас я понимаю, они — дело рук леди Вако. И они не скрывают свою цель: свержение монархии.

— Зачем же, Мира?!

— Недовольство давно распирает Дону изнутри. Не я придумала "Гроздья"! Я лишь направила эту страшную силу так, чтобы она не задела меня. Иначе могло быть повторение Академии.

— Реддо всерьёз рассчитывают, что "Гроздья" помогут им приблизиться к трону? — проницательно замечает прозревший Хиам, его голос напряжённо звенит.

— В интриги придворных я не лезу, господин Калькар, — вампирша хищно улыбается. — Но, могу заметить, Асседи не удержать страну, когда падут carere morte. Так пусть лучше корону наденет Реддо, он кажется достаточно сильным, чтобы вынести её тяжесть. А, впрочем, время покажет!

Скоро противники расходятся, так и не договорившись. Макта возвращается в бальную залу.


Бал продолжается, и Владыка вампиров переходит к решительным действиям. После представления на сцену выходит певица. Верхнюю часть лица скрывает бархатная полумаска, но острые клыки вампирша выставляет напоказ во время пения. Её голос тонок и тягуче-сладок. Знаменитая Виола, сегодня представленная как Виктория, Нэко. Она зачаровывает слушателей своим пением уже двести лет.

Её новая песня — песня-заклинание. Она замещает все собственные мысли о тех же вещах в головах смертных. Пению Виолы-Виктории внимают люди с рябиновыми брошкам. Идея, которые исподволь внушает Нэко, "Гроздьям" ближе всех… Зал зачарован! Вытянулись лица, обессмыслились глаза. Только охотников можно узнать в этой толпе кукол по ясным глазам. Однако они почему-то не пытаются помешать Виоле. Мира усмехается, Винсент шепчет что-то Солен на ухо. Его правая рука в кармане пиджака, будто он прячет там оружие. Дэви, стоящий в первом ряду у сцены, довольно улыбается и кивает певице: "Отлично!"

Радостная Виола упархивает со сцены. "Всё идёт великолепно", — уверяет Владыку Адам Митто. Дэви отрывисто кивает и решительным шагом поднимается на сцену. Короткая речь, чтобы указать толпе цель — и новая волна низринется на Дону, круша всё на своём пути. Дэви поднимается, и Солен не выдерживает, взбегает на сцену с другой стороны.

— Вы узнаёте этого человека?! Это же Дэви, Владыка вампиров! Герцог, что же вы… забыли?!

Люди её не слышат. Но Винсент вдруг резко выбрасывает руку из кармана, швыряет что-то Солен. Испуганные крики в толпе… Смертные думают о бомбе. Они разбегаются от сцены. Но хлопка взрыва нет, и паника утихает. Люди оборачиваются. Люди возвращаются.

В руках герцогини Реддо сверкает звёздочка Дара. Солнышко, заключённое в маленький хрустальный пузырёк. Лучи его попадают на лицо Дэви и меняют вампира в глазах смертных. Сейчас они видят не прекрасный образ, а жалкую, изъеденную проклятием тень. И чары, с таким трудом установленные, рушатся. Стены старинной Ратуши дрожат от целебного смеха толпы.


Встреча с Красом назначена после Бала, но Макта находит герцога раньше, перед последним танцем. Крас до встречи со Старейшим решил не выходить из своего экипажа на площади Ратуши. Он отгородился от мира за плотными занавесями кареты и в тишине повторяет первые строки старой молитвы. Снова и снова… Бездумно, равнодушно, монотонно. Он не вкладывает в молитву чувства, нет в нём и раскаяния, о котором так любит говорить Гесси, но Макта чувствует: необычный опыт всё-таки может удаться. Старших Вальде десятилетие назад погубил страх, а в Красе страха нет. Он верит в план Гесси.

Герцог не слышит приближение Первого вампира. Макта отворяет дверцу и вытаскивает смертного, швыряет на площадь.

— Готов, Арденс?

Крас вздёргивает голову. Его зрачки расширены, но по-прежнему не от страха, только от темноты ночи.

— Я прикажу позвать Давида. Снадобье у него.

— И Асседи. И Дэви. И Вако.

Скоро все собираются. Дэви с удивлением глядит на Краса:

— Он ещё жив?!

Владыка вампиров почуял близкое поражение. Он встревожен и думает позвать свиту. Макта одним кратким мысленным движением гасит это намерение.

Гесси подходит к Красу, подаёт ему снадобье. Арденс выпивает его залпом. Мира в это время тихо объясняет Асседи происходящее:

— Снадобье, стирающее метку из крови Арденсов, пытался создать ещё Морено…

— И оно способно полностью уничтожить её? — нервно спрашивает Король.

Мира улыбается. Напряжённая улыбка! Вампирша волнуется, как и все присутствующие: вот так — тихо, с минимальным количеством участников, на мокро блестящей площади Ратуши решается судьба древней династии и всей страны.

— Старейший нам скажет это сейчас…Владыка Вастус?

Макта глядит в глаза Красу. Мгновение длится вечность. Потом Первый уверенно кивает:

— Кровь этого Арденса чиста, — монотонно объявляет Макта собравшимся. — Он мне более не интересен. Думайте же и вы, Ваше Величество!

В глазах Миры триумф. В глазах Дэви ярость. Макта готовится встать заслоном перед Вако, когда Владыка ринется на неё, но вампир остаётся на месте.

— Graspi, — только шепчет он. — Ты обречена проиграть!

Мира не отворачивается от его взгляда.

— Я всё забывала вас спросить, Владыка, — она усмехается. — Может быть, вы желаете исцеления? Если так, я могу проводить вас к Избранной.

Дэви не удостаивает её ответом.

— Я полагаю, Владыке вампиров со свитой пришла пора покинуть Дону, — холодно объявляет Асседи.

Макта ловит мечущиеся мысли Дэви: да, вся столичная кампания Владыки рассыпалась, как карточный домик. Дар у охотников, Покров у охотников, теперь вампиры лишились и поддержки официальной власти. И "Гроздья" — грозная, оппозиционная Асседи сила — также в руках Миры!

Макта кланяется людям и вампирам. Он разворачивается, уходит.


Последний танец Бала! Причудливая смесь вальяжных и плавных движений старинных танцев и упрощённых, быстрых движений танцев нынешних. Чтобы танцующие не путались, церемониймейстер громко объявляет смену движений после очередной музыкальной фразы.

Гости веселятся. Первый заставил их забыть все странности этого вечера. Всё смешалось. Вальяжный герцог Тенер беседует с человеком с рябиновой гроздью на лацкане. Великолепная дама в сером танцует с светловолосым революционером.

Дэви танцует с Виолой Нэко. Глаза владыки вампиров чернее ночи. О чём он думает сейчас? Макта прислушивается к нему, но скоро, разочарованный, отступает. Дэви не плетёт новую сеть интриг, его думы отданы далёкому прошлому. И Макта замечает даму у стены, думающую сейчас о том же, что и Владыка вампиров. Её глаза печальны и сумрачны, как и у Дэви. Это Кларисса-пророчица…

Цепочка пар распалась: вторая половина танца — в кругу.

— …Вальс!

Бал почти окончен, и Макта снимает давящую волю со всех в зале. Они вновь свободны. Слабые, хрупкие, трусливые, но непобедимые носители жизни! Старейший отступает, очень довольный. О, ему нравится, когда мысли так ясны, чисты, не замутнены местью! Путь, светлый и короткий, — весь перед ним. Осталось пройти несколько шагов, и он у сияющей цели долгого путешествия.

Заметно повеселевшую Миру ведёт Давид Гесси. Вампирша искренне, радостно смеётся, наверное, впервые с Девятнадцатого Бала Карды. Вот она взлетает на поддержку, и вновь ступив на землю, шепчет охотнику:

— Не думала, что это будет так просто! Крас выпил зелье… какие-то мгновения… и мы празднуем победу!

— Не совсем так, леди Вако, — Гесси хмурится. — Дело в том, что… Оказывается, снадобье мне не удалось. Процесс его приготовления очень сложен и практически невозможно отследить ошибку до его завершения. Крас сейчас сообщил мне: он по-прежнему чувствует метку в своей крови. Она нагревается под лучами Дара, как и моя.

— Но Макта не убил Краса!

— Он только играл перед Дэви и Асседи. Понимаешь, что это значит, Мира? Первый поддерживает нас!

— Как здорово!

— В следующий раз я, разумеется, отнесусь к приготовлению снадобья внимательнее.

Мира радостно смеётся:

— Я уверена в тебе, Гесси, более чем в ком-либо другом!

— Это приятно.

Макта тоже улыбается, оставляет их. Да, он хорошо сыграл! Так приятно держать свою ярость в узде, не давая ей выхода до времени! Пусть Гесси попробует ещё раз. Ещё один шанс… Пусть он постарается, как никто никогда не старался! До конца дороги несколько шагов. Цель впереди — уже не далёкая звезда: огромное, занимающее полнебосвода солнце. Все участники старой истории собрались в одно время в родном краю. Большинство из них сейчас в этом зале.

— …Кода!

Лира Диос в далёкой Карде прилежно изучает записи Атера. Одна из главных фигур на шахматном поле Макты. Его Королева. А где же его Король? Нужно спешить за ним!

Макта покидает Бал. Он улетает, сопровождаемый затейливой музыкой, в которой мешаются подзабытые и модные мотивы. Старейший торопится за последним и главным участником старой истории.

Глава 11 Кровавый душ

Планировалось небольшое собрание — только для лидеров "Гроздьев" и самых активных участников. Но слух: сегодня бунтовщиков посетит герцогиня Реддо, успел расползтись, и Винсент не стал ему препятствовать. К Первой Королевской Академии пришло несколько сотен человек.

Собрание было решено провести не в парке — в стенах здания Академии. Приглашённые полсотни собрались в бывшей читальне. Теперь это было огромное пространство с чёрными от копоти стенами, вытянувшееся вверх на целых два этажа — на втором и третьем над читальней провалился пол. Завалы в центре зала заблаговременно расчистили, на кучах хлама у стен расставили свечи.

На втором и третьем этажах расположились неприглашённые. Какими тайными путями они туда поднялись, рискуя жизнью, осталось неизвестным. Самые смелые сидели на краю пропасти обрушившегося пола верхних этажей, свесив ноги в провал. Они перешучивались и галдели — стая птиц.

Сейчас ораторствовал новичок из Метора — бойкий и неплохо образованный. Текст лился без пауз, и внимание толпы подогревалось. Солен и Винсент ожидали своей очереди в бывшем холле Академии.

— Я ведь здесь училась, — печально сказала Солен. Она погладила чёрную колонну холла, не боясь запачкаться.

— Я тоже здесь учился.

— Почему жемы не встречались? — безучастно и звонко.

— Потому что я учился лет за пятнадцать до тебя.

Солен глянула на него так же равнодушно и отвернулась:

— Верно. Я всё время забываю, что ты был carere morte…

— Что за апатия, ваша светлость? Охотница мотнула головой:

— Не апатия. Я раздумываю, как начать. Впрочем, эта публика невзыскательна, как мне кажется.

— Смею заметить, таким отношением вы их не завоюете, ваша светлость.

Солен вновь взглянула на него, теперь ясно:

— Так научи меня!

— Во-первых, эта публика весьма взыскательна. И ещё — она пристрастна. Особенно, к старой кардинской знати. Убедить их принять твоего брата на троне Карды будет непросто. Это дело месяцев, лет.

— Почему?

— Сейчас они окрылены успехами и мнят себя абсолютно свободными. Зачем им новый Властитель? Убить Асседи — дальше они не смотрят. "Гроздья" начнут смотреть вдаль, когда их дела перестанут идти гладко. Возможно, однажды они даже бросятся за помощью и защитой к твоему брату. Но ещё не сегодня.

— Зачем тогда я здесь? Для чего я сегодня?

— Это первое знакомство, Солен.

Брови герцогини были сведены, а подбородок как всегда задран высоко. Гордячка! И Винсент решил её немного подразнить:

— Волнуешься, что тебя не примут? Могу посоветовать…

— Что?

— Войдём в зал вместе, и — держи меня за руку, — Солен слушала внимательно, и он нарочно сделал паузу.

— Ну?! — она нетерпеливо постукивала туфелькой.

— Держи не как друг, не как коллега, — Винсент предусмотрительно отступил, чтобы не получить очередную оплеуху. — Как возлюбленная! И лучше всего нам к тому же поцеловаться на виду у всех.

— Ты опять?!

Подбородок вздёрнулся ещё выше, но щёки девушки заалели румянцем.

— Я говорю серьёзно! Подумай, Солен. Этим людям в зале неприятно будет видеть одного из своих лидеров лебезящим перед важной дамой. Если мы войдём в зал порознь, если я распахну перед тобой двери как лакей, они не примут тебя, упрекнут за гонор. Достанется и мне. Но если великолепная Герцогиня, воплощённая мечта многих и многих войдёт в зал рука об руку с одним из них… Они полюбят тебя — безрассудно и горячо, как любят свою войну. Ты будешь для них не ненавистной хозяйкой жизни, а подругой, возлюбленной…

— Я поняла. Что ж, хорошо. Но, я думаю, целоваться не обязательно! — фыркнула Солен. — Кстати, нас уже зовут.

Действительно, меторский новичок покинул центр зала, слился с толпой. Солен прерывисто вздохнула. Герцогиня волновалась.

— Не волнуйся. Думаю, никто лучше Реддо не расскажет о семье Асседи так, как это желают слышать "Гроздья".

— Надеюсь, ты меня хорошо представишь? — надменно сказала уже успокоившаяся Солен.


Рука об руку они вышли к собравшимся. Ладонь Солен была холодна и тверда — камень. Винсент уже отчаялся, что девушка сыграет любовь, как надо, но в миг, когда пора было расцепить руки, Солен чуть задержала свою изящную кисть в его и послала революционеру такой взгляд, что в первом ряду зашушукались. Несомненно, их посчитали парой. Раздались аплодисменты, сначала неуверенные, потом как шквал захватившие весь зал. Солен встретила радость безликой толпы поистине королевской улыбкой.

— Перед вами герцогиня Кардинская, Солен Реддо, — объявил Винсент. — Я сегодня слушатель, подобно вам всем. Говорить будет она.

Огромный зверь с сотнями глаз таился во тьме. Сильный и обманчиво послушный. Прирученный, но не ручной. И Винсент, и Солен чувствовали опасность, исходящую от безликой толпы. Как это они не заметили, что зверь-толпа вырос? Он рвётся с цепи, он почти порвал рабский ошейник.

Солен взяла долгую паузу: Винсент полагал, чтобы унять дрожь голоса.

— Моя семья знает семью Асседи двести лет, — собравшись с духом, начала Солен. Голос герцогини не дрожал. Легко, свободно, он нёсся ввысь, к крыше Академии и дальше — по спящей Доне. — И немало тайн хранят два столетия!

Она спокойно, ровно повествовала об обманах и вероломствах Асседи. И Винсент подумал: первое знакомство с герцогиней Реддо станет знаковым событием для "Гроздьев"! Несомненно, это начало долгого и взаимовыгодного сотрудничества. Конечно, Солен сообщала только те факты, которые ни коим образом не бросили бы тень на фамилию Реддо, но и этих крупиц, никогда не печатавшихся в газетах, было довольно.

Агер, бывший у входа в читальню, уже несколько минут делал знаки подойти. Винсент решил, что вполне может оставить Солен: герцогиня увлечённо пересказывала трагедию семьи Меренсов, лишившихся титула по капризу Асседи. Он подошёл к Агеру.

— У тебя дело ко мне?

— Да. Ты просил узнать, откуда вести о проклятии carere morte появились за границей.

— Да. Узнал?

— Узнал, — Агер всё старался заглянуть в зал. — Это Солен Реддо? Хороша!

— Она, — Винсент, покоробленный его ухмылкой, постарался встать так, чтобы заслонить Солен от недвусмысленного взгляда Агера. — Говори же, что узнал?

— Петрус представил доклад об "особых изменённых частицах крови carere morte" на Втором Международном съезде Академии наук.

— Это я знаю! Что за Петрус?

— Он коллега вашего Морено. Они вместе работали над изучением проклятия carere morte.

— Понятно. Но я удивлён: кто позволил ему вынести это за пределы Земли Страха?

— Некто Филипп Латэ.

— Не может быть!

Винсент прекрасно помнил Латэ, старого главу Ордена. Тот любил сравнивать Дар с чудовищем и трепетал перед Избранным. "Этой силе должно оставаться тайной", — внушал он Винсенту. Чтобы Латэ позволили вынести информацию о проклятии за пределы страны? Сумасшествие какое-то.

— Не может быть, Агер!

— Там, действительно, какая-то мутная история! Латэ после смерти Морено спокойно передал Петрусу все записи учёного, позволил сделать доклад на Конференцию, а потом вдруг резко изменил своё решение. Потребовал записи обратно, угрожал… Но тот не отдал записи, передал их за границу, и дело замялось.

— Интересно, — Винсент оглянулся: Солен уже заканчивала. Сейчас нужно улучить момент и увести её. Толпа радостно внимала герцогине, но какая же злая это была радость! Дыхание многоглавого зверя опаляло, крик из сотен глоток оглушал, валил с ног. — К сожалению, придётся заняться этим позже, Агер, я скоро уеду.

— Куда?

— В Карду. Дэви оставил Дону, Избранная подтверждает это. И охотники переносят миссию в северную цитадель вампиров.

— О! — Краткое междометие и всё, никаких иных проявлений удивления. — Что же, бросаешь "Гроздья"?

"Меньше всего мне хотелось бы оставлять вас сейчас", — мрачно подумал Винсент. Неуправляемость сторонников вызывала у него большую тревогу. Вслух он сказал:

— Я уезжаю на время. Скоро вернусь, и мы продолжим.

— Мы здесь справимся! — заверил Агер. — Люди Карды, хм-м… ты думаешь о том же, о чём и я?

— О чём?

— Люди Карды. Сильные. Страшно сильные и страшно терпеливые… О, если б раскачать этот маятник! Он обрушится на голову Асседи и разобьёт её вдребезги!

— Хочешь набрать в "Гроздья" кардинцев? — Винсент похолодел.

Он давно ждал чего-то в этом духе. Момента, когда простой ветер станет бурей, момента, когда волны, бьющиеся о мол, вскипят и разнесут его в щепки! Ждал… и всё же оказался не готов.

— Ну… — туманно ответил Агер. — А наши недавно сформированные отряды вы возьмёте?

— Наверное, придётся, — вновь холодная игла в сердце: без помощи этих смертных не обойтись, или придётся Мире вернуться к пяти десяткам кукол. Но — беда из бед! — эти смертные, бывшие "Гроздья", непременно развернут агитацию в Карде! Что же делать?

— Сегодня у охотников собрание, там мы это обсудим, — только и смог сказать он.

Солен закончила, и её засыпали вопросами. Вопросы, несмотря на недавнее уважение, внимание, были злыми. Винсент двинулся к ней, но его опередил какой-то юноша. Он буквально ворвался в зал и заорал:

— Тревога! Сюда идёт полиция!

За пару минут верхние этажи опустели. С ловкостью, достойной дикарей carere morte, смертные спустились на первый этаж. Собравшиеся покидали здание и неслышно растворялись в ночи. Тревога была далеко не первой: полиция достаточно регулярно навещала несчастную Академию. И Агер уверял: в рядах "Гроздьев" есть соглядатаи из полиции и всё грозился устроить "чистку". Хотя стычек с представителями власти пока не было: "Гроздья" всегда успевали уйти до прихода противника.

— Сколько человек? — деловито спросил Агер.

— Два отряда! Со стороны моста!

Винсент невежливо схватил Солен за руку и потащил к выходу.

— Убегаем от полиции? — герцогиня была весела. — О, я представляю заголовки завтрашних газет: "Аристократка в логове бандитов!"

Винсент, вопреки обыкновению, шутку не поддержал. В холле Академии он заметил Агера, тот коротко отдавал приказания нескольким людям.

"Уж не думают ли они вступить в бой?"

Он резко остановился, Солен по инерции толкнула его, едва не повалив на пол.

— Что случилось, эй?

— Доберись до экипажа и уезжай одна. Скажи Мире: я буду позже.

— О, это "я буду позже"! Мира волнуется от него ещё больше, чем от прямого текста: "Я только ввяжусь в чрезвычайно опасное и мне лично вовсе не нужное дело — и вернусь!", — она дёрнула его за собой. — Пойдём. Негоже не проводить герцогиню.

— Солен…

Агер, отдав последнее указание, скрылся где-то в тёмном холле, и Винсент повиновался Солен. Они сбежали по ступеням центрального входа и помчались к экипажу Реддо за перекрёстком. Когда карета вывернула к парку, раздался громкий хлопок. Солен вскрикнула и зажала уши.

— Что это?

— Бомба, — Винсент отдёрнул занавесь и вглядывался в тёмную улицу. — Агер всё-таки остался! "Гроздья" решились перейти к боевым действиям. Не ожидал!

— Жаль ребят, — несравненная герцогиня уже успокоилась.

— Жаль? "Гроздья" — довольно опасная сила, Солен!

Они так и не договорились. Скоро экипаж остановился у дома Гесси, где было объявлено последнее собрание охотников перед отправлением в Карду. Здесь они сняли маски "революционера" и "аристократки" и надели одинаковые — "охотников".


Мира спряталась в кресле в глубине комнаты, и Винсент напрасно пытался разглядеть отражение её лица, рук в маленьком зеркальце, которое предусмотрительно носил с собой. Охотники расположились вокруг большого стола. Здесь были почти все, только отряд Николаса прочёсывал улицы Западной Пенны, где Дэви, по слухам, оставил хранилище запасов крови.

— Дэви покинул столицу, — объявила Габриель для всех. — Он избрал северное направление. Свита последовала за ним. В настоящее время в столице нет ни одного carere morte.

— Не считая меня, — заметила Мира. — Что ж, наши дела в столице завершены. Владыка вампиров изгнан, Его Величество на нашей стороне, как и "Гроздья". В Доне я больше не вижу угроз для нашего дела. Значит, пришла пора вернуть Ордену Карду!

Дара Меренс встрепенулась. Её глаза сверкнули злой радостью. Винсент не узнавал старую знакомую, маленькую, добрую девчушку. Последние месяцы Дара была воплощённой местью.

— Наконец-то, мои молитвы услышаны! Мы идём на "Тень Стража", Мира?

— Не торопись, Меренс. Полагаю, Дэви встретит нас ещё в предместьях Карды. Мы ступаем не чужую территорию и будем двигаться медленно и осторожно.

— Территория, куда падает свет Дара, перестаёт быть чужой, — заметила Избранная, и Винсент одобрительно качнул головой. В последнее время Габриель начала оправдывать звание "Избранной" даже на его взыскательный взгляд.

— Я сегодня сообщил Агеру о нашем отъезде в Карду, — сказал он. — Агер предложил помощь "Гроздьев". Мы примем её?

— А как ты считаешь? — проницательно спросила Мира.

— Не рекомендовал бы. Наши пути расходятся. Я боюсь, "Гроздья" могут навредить нам в Карде.

— Что ж, не страшно. Король обещал помощь. Он отправил особые указания главе города. Чтобы изгнать вампиров из Карды, будет собрано ополчение.

— Как при Бенедикте Гесси! — восхитилась Джезабел.

— Да. К тому же и Крас даёт нам пятьдесят человек, — в голосе Миры отчётливо слышалась усмешка. Алекс нахмурился:

— Не те ли это люди, что сопровождали Дэви зимой? Не от их ли пуль ты нас закрывала, мышка?

— Те, — глухо сказала вампирша. — Может даже, те же самые, что в декабре сопровождали вампиров во время штурма Академии.

— Не ловушка ли это? — усомнился кто-то. Мира вздохнула:

— Крас теперь на нашей стороне. Поэтому нет, нет. Эти люди — неплохие бойцы и не боятся вида carere morte, стоит взять их. Охотников, увы, слишком мало.

— Сдержать армию вампиров способны и трое! — с обидой заметила Дара.

— На своей земле — да. Но мы идём в цитадель вампиров… — в голосе Миры появились менторские нотки. Винсент поспешил вмешаться:

— Кто пойдёт в первых отрядах, тётя?

— Поведёшь ты и Давид. Солен подойдёт позже, когда Дэви обнаружит свои силы. Вы с Гесси отправитесь через два дня. Алекс с женой на всё время кампании останутся в Доне. Разумеется, я оставлю здесь и своих кукол, нужно следить за городом. Да… — Мира задумалась. — Всё-таки, если Агер предлагает помощь, не стоит от неё отказываться. Его люди, я думаю, могут помочь Алексу вести наблюдение за столицей и отслеживать все подозрительные убийства. В Доне за время нашего отсутствия могут появиться новички-дикари. Ритуал убийства вампира "Гроздьям", конечно, не воспроизвести, но рубить carere morte головы, как кардинский "Палач", они способны.

— Я сообщу это Агеру, — пообещал Винсент. — Хотя не думаю, что здесь появятся carere morte.

— Дэви отказался принять исцеление из рук Избранной, — тихо заметил Давид. — Жаль.

— Никто и не верил, что это возможно. Какой ты странный, Гесси! — запальчиво сказала Дара.

— Во всяком случае, я дала ему выбор, — рука вампирши на подлокотнике кресла попала в полосу света, и Винсент поспешил достать зеркальце, чтобы глянуть на неё без чар. — Дэви — враг, бессмертен он или смертен. Он может отказаться от бессмертия, но не откажется от роли защитника Бездны. Поэтому, carere morte или смертный, он должен быть уничтожен.

— Я предлагаю также отправить отряд на Стража, — вмешался Феликс Краус-младший, обычно молчавший. Мира устало улыбнулась:

— Ты говорил мне это вчера. Гора неприступна.

— Это выгодный вампирам кардинский миф!

— Ты упрям, как твой отец, Феликс…

В зеркальце Винсент следил за пальцами Миры, рисующими невидимые узоры на подлокотнике. Они были до отвращения тонкими, кожа у ногтевых лунок ссохлась, отчего ногти казались неестественно длинными. Вампирша выполнила указания племянника: избавилась от трёх десятков кукол, и к Балу Макты её красота вернулась, Винсент не мог нарадоваться, исподтишка следя за отражением Миры в зеркалах. Но эти пальцы сейчас свидетельствовали о том, что вампирша нарушила их договор! Винсент вернул зеркальце в карман. Скулы подёргивались от злости, руки сжались в кулаки — от беспомощности. Что ему сделать, чтобы Мира стала прежней? Живой, весёлой, как это было до страшной зимы?


Когда собрание кончилось, Винсент сделал вид, что куда-то очень торопится, но, сбежав вниз, затаился в холле. Расчёт был точным. Мира проводила дни в убежище на Закатной, а сейчас близилось утро. Экипаж вампирши подавали к главному входу. Он её не пропустит!

Вампирша появилась. По счастью, она ещё шла сама, хоть и останавливалась на каждой ступеньке, вцепившись обеими руками в перила лестницы. Мира была страшна — теперь он видел это даже без зеркал. Опять ужасно исхудавшая, с тёмными кругами по глазами. На желтой коже лица проступили белые пятна — следы от ожогов святой водой. Винсент дождался, чтобы вампирша спустилась на последнюю ступеньку, и тогда выступил из темноты холла.

— Проводить вас до двери, тётушка? — голос звенел. Мира подслеповато прищурилась. Она носилась сейчас далеко над городом со стаями своих кукол. Здесь, с Винсентом, была лишь малая и, увы, не самая разумная её часть.

— Винсент? Ох, какая неудача! Я слышала чьё-то сердце, но думала, это Давид.

— Мы с ним тайно сговорились. Он вовсе ушёл, в доме только я и ты.

Казалось, вампирша прислушалась, её взгляд немного прояснился:

— О! И зачем? Что тебе нужно от меня?

— Хочу узнать, сколько у тебя сейчас кукол… — он не выдержал, сорвался на крик. — Хочу услышать, сколько у тебя сейчас кукол! Ты видела себя в зеркале?! Что ты сделала с собой!

— Н-немного, — её шатнуло, точно пьяную. Винсент подхватил вампиршу, удержал и мысленно застонал: "Она же почти ничего не весит!" — У меня немного кукол, правда. Пятнадцать или шестнадцать.

— Уже и врёшь мне!

Мира не ответила. Опираясь на его руку, она добрела до софы и повалилась на неё.

— Тётя, — уже спокойно сказал Винсент. — Ну, зачем вам это? Вы сами только что говорили: будет собрано ополчение. И Крас даст нам людей. К чему ещё и куклы? Оставьте нескольких для наблюдения за столицей — и довольно.

Мира молчала, и он не удержался:

— Ведь больно смотреть на вас!

— Куклы нужны. "Тень Стража" хорошо укреплена. Замок Владыки не взять без них, даже с ополчением. Обязательно нужно несколько, чтобы отправить их внутрь. И они должны быть отлично подготовлены, чтобы Дэви не распознал в них меня, — забормотала вампирша. Ненатуральный, монотонный голос — мыслями она была далеко.

— Бенедикту Гесси удалось взять "Тень Стража" без помощи кукол.

— Положив две трети своих людей. Я так не хочу.

Винсент потёр лоб, лихорадочно соображая, что бы предложить. Скоро сверкнула идея, и он взволнованно схватил Миру за руку:

— У нас есть то, чего не было двести лет назад — аналог воды из Источника! Ты рассказывала, под "Тенью Стража" пещеры, связанные с замком тоннелями, и подземная речка — Стигий. Можно затопить пещеры и первый этаж замка! А выше по течению Стигия добавить в воду нужные компоненты… И вампиры уже не смогут затаиться внизу, как при том штурме. Вверху солнце, внизу обжигающая вода — они обречены! И без привлечения кукол! Как, Мира?

— Очень хорошо, — также ненатурально, монотонно. — Мы обязательно так поступим, но… куклы мне нужны.

— Зачем? Ну, объясни мне, зачем? — он старался говорить спокойно, доброжелательно, хотя готов был взорваться от ярости: "Мира, что ты творишь!". — Впрочем, не надо, я всё уже понял. Они для тебя — как морфий, удаляют боль. Но морфинисты погибают от своей привычки, тётя.

Вампирша сидела неподвижно. Он тронул её, и Мира качнулась назад, запрокинула голову на спинку софы. Глаза были открыты, но быстро, безумно двигались. Хозяйка была сейчас со своими куклами. Как отнять её у них?!

— Как такое могло случиться с тобой?! Мира, ты столько всего вынесла и не сломалась! Были времена значительно хуже, чем сейчас. Но ты их пережила и даже приблизилась к жизни! Почему сейчас?!

Мира моргнула несколько раз. Взгляд вампирши обратился на него.

— Потому что меня больше нет, — равнодушно сказала она.

Пауза. Винсент схватил Миру за плечи, боясь потерять наконец-то осмысленный и бесконечно печальный взгляд.

— Что ты говоришь? Как — нет? Рядом с тобой друзья! Жизнь… А ты — отрекаешься? Посмотри вокруг!

Мира не ответила, но ему показалось, что он разбудил какой-то отклик в ней.

— Алекс сказал мне, они с Дианой ждут ребёнка, — продолжил он.

— Да, я знаю. Поэтому они остаются в столице.

— Они уже придумали имена. Если будет мальчик, назовут его Карлом… — вампирша опять отдалилась, и он затряс её за плечи. — Мира, да что с тобой?! Пора выбираться из скорлупы! Прошлого не вернёшь, каким бы хорошим оно ни казалось отсюда, — это прошлое. А в будущем и тебя ещё ждёт и дружба, и любовь, я уверен.

Мира горько усмехнулась.

— Весна, а лёд в твоём сердце не тает. Но его будили уже, разбудят и вновь. Оглянись. Вот, Давид Гесси…

— Меня больше нет, — повторила вампирша и закрыла глаза. Винсент отпустил её, и она вновь откинулась на софу, будто задремала.

— Я умерла, отдав свою жизнь, — заговорила она через минуту. — Горько говорить это тебе. Я клялась никогда не говорить это, но, видимо, я слаба. Меня больше нет. Я отдала тебе свою жизнь, и образовавшуюся пустоту заняла ненависть. Я — ненависть и месть. Когда они будут избыты, я окончательно уйду, и этот миг недалёк. Я всеми силами приближаю его. Потому что не должна такая, как я, ходить среди живых! Друзья, любимые? — ненависть не знает их. И мести они не нужны.

Винсент отступил.

— Я это знал! — с горечью сказал он. — Чувствовал! Но что мне делать? Если б я мог вернуть этот долг!

— Нет никакого долга. Я ведь не знала, что отдаю. Но, даже если бы и знала, поступила бы также, — она слабо, но ясно улыбнулась, на миг став прежней. Но мгновение ушло. Перед Винсентом снова была истощённая, страшная хозяйка кукол.

— Что же нам делать?!

— Нет "нас", Винсент. Есть ты. Живи… Мне очень нравится слышать твоё сердце. Я умерла ещё в декабре, просто немного задержалась.

Он отвернулся, скрывая гримасу отчаяния:

— Давай, не будем больше говорить такого. Не будем, хорошо? Мы оба наговорили много чуши, просто забудем это. Просто пообещай мне, что прекратишь себя убивать. Мне очень нравится видеть твои глаза ясными.

— Обещаю, — равнодушно прошелестела вампирша.

— Поклянись…

— Клянусь.

Винсент помолчал.

— Я тебе верю, — ровно сказал он.

"Поверю последний раз".

Винсент постоял ещё немного около неё, но вампирша не шевельнулась. "Я в тебя верю!" — повторил он ещё раз. Потом тихо ушёл.


Когда за Винсентом захлопнулась дверь, Мира открыла глаза. Она подождала, когда племянник уйдет подальше от дома, следя по часам. Потом поднялась. Медленно, осторожно направилась к выходу.

Она отыскала плотную дневную накидку и, закутавшись в неё, отворила дверь входа. Возница, ждавший вампиршу, укрыл её дополнительно своим плащом и помог спуститься к экипажу.

Солнце поднялось ещё невысоко, его жар не проникал глубоко в тело, но на коже вампирша ощущала ожоги. В экипаже она дремала, ни о чём не думая. Также бездумно позволила проводить себя в убежище на Закатной. Мира встрепенулась только у двери.

— Подожди меня. Через час поедем на скотобойню, — сказала она вознице. Тот кивнул, уже не удивлённый причудам госпожи Вако.

Комнатка была завалена обнаженными телами будущих кукол. Вампир-дикарь Арно, недавний помощник Миры, поднялся из кресла.

— Долго пришлось вас ждать! Замечу только: уже не зима, они, — он указал на будущих марионеток, — быстро приходят в негодность.

— Был один разговор, — Мира опустилась на колени, тронула щёку мёртвой. — Молодая… Хорошо. В замке Дэви мало стариков.

— Только молодых, умерших естественной смертью, тут нет. Все порезанные.

— Раны можно залечить, — хозяйка ноздрями втянула тяжёлый воздух помещения. — Ты прав: нужно торопиться! Двое твои. Буду тебя учить.

Механические действия: взрезать запястья, дать бессмертной крови влиться в рану покойника. Ожидание. И страшный результат такой простой работы: шеренга ходячих мертвецов. Мира разглядывала их без тени смущения.

— Трёх я возьму в Карду. Они подойдут, — говоря это, вампирша методично проверяла, как работают суставы кукол. — Остальные останутся здесь, под началом Алекса…Арно, каковы ощущения?

— Очень необычно, — помедлив, сказал молодой кукловод. Его взгляд, как и взгляд Миры, был обращён в себя. — Можно привыкнуть, только вот голод…

— Голод возрастает кратно числу твоих кукол. Сейчас мы поедем подкрепиться.


Они направились в самую большую общественную скотобойню: после ухода Дэви все точки забоя животных были вновь открыты для Миры. В огромном цеху в загонах стояли свинья и корова. Мира ожидал работник скотобойни: невысокий и жилистый старик в заскорузлой от крови одежде. Его руки, несмотря на худобу, оставляли впечатление большой физической силы.

Воздух в зале был очень влажным, всё блестело от воды. Одуряющее пахло кровью. Капли влаги оседали на лице, руках, и вампирше казалось, она умывается кровью. Мира взглянула на спутника. Арно едва контролировал голод. Глаза вампира обессмыслились, руки дёргались, пальцы скрючились, точно он хотел впиться когтями в тело жертвы.

Это видел и смертный. Он перевёл свинью в клетку и ударил молотом в лоб. Потом быстро, широко разрезал горло оглушённому животному. Вампиры, ждавшие этого мгновения, ринулись к клетке. Отталкивая друг друга, они шумно глотали кровь, толчками выбрасывающуюся из тела. Трапеза была недолгой.

Мира поднялась первой, зачем-то отряхнула платье. Она потёрла щёки, но кожа была уже чиста: вся кровь впиталась, ей не удалось собрать ни капли. Однако вампирша не чувствовала себя сытой, обновлённой. Мало. Этой крови мало! Она выразительно посмотрела на старика… и перевела взгляд на рыжую корову, оставшуюся в загоне.

— Она для кого здесь?

— А? — старик был глуховат.

— Чья это корова? Кому?

— А! Заказ на тушу.

— Сейчас будете забивать?

— Можно и сейчас… А вам что, мало?

— Мало… — вздохнула вампирша.

Старик, не возражая, вывел и корову, ударил — та только коротко замычала и грохнулась на пол. Потом он подцепил животное за задние ноги на крюк и при помощи лебёдки вздёрнул вверх. Шея, покрытая короткой рыжей шерстью, безвольно заболталась на уровне талии Миры.

Вампирша опять провела по лицу ладонью. И этой крови ей будет мало — чувствовала она.

— Можно поднять её повыше?

— А?

Мира вздёрнула голову вверх. Под высоким тёмным потолком покачивались крючья и цепи.

— Можно поднять корову повыше, вон туда? Чтобы я могла встать под тушу.

Старик безропотно подчинился. Вампирша похвально быстро для неловкой хозяйки разделась догола. Не стала снимать она только кулончик с каплей крови Избранной, она постоянно носила его давно: лучи Дара дарили Мире жгучее, но желанное ощущение жизни. Стеснения вампирша не испытывала, лишь голод.

— Ну? — крикнула она старику. Тот уже поднялся на помост, но забылся, глядя на прекрасную обнажённую девушку, очарованный, как все смертные. Он не замечал высохшей жёлтой кожи, костей, выпирающих из-под неё, отвратительно вздувшегося от чужой крови живота. Он не видел многочисленных шрамов от стрел и кинжалов охотников, украшавших вампиршу с юности…

— Режь! — прорычала Мира.

Горячая кровь ударилась о плечи, грудь. Она стекала ниже, но не доходила до ног — впитывалась в кожу. Мира подставила лицо струям, жадно ловила их ртом, растирала кровь по лицу, груди, животу. Она купалась в чужой жизни. Она радостно смеялась, и смех этот был похож на клёкот хищной птицы. Арно застыл, пожирая её глазами, но во взгляде было не вожделение — тот же вампирский голод.

Поток крови постепенно иссякал. Последние ручейки стекли по спине вампирши, даря восхитительное ощущение тепла, и всё прекратилось. Только капли методично ударяли в макушку, сводя с ума. Мира отступила в сторону, оскальзываясь в крови босыми ногами.

— Благо… дарю, — запинаясь, тихо сказала она старику, и в этот раз он сразу её расслышал. — В следующий раз можно также? Только не говорите Бовенсу. Вот деньги, Арно, дай ему, побольше.

Её тело словно засияло, впитав чужую кровь. Вампирша похорошела и помолодела. Винсент был бы сейчас вполне доволен внешним видом тётушки. Мира быстро оделась, приладила и шляпку на застывшие тёмно-красным панцирем волосы. Она даже развеселилась.

"Хороша глава охотников!" — хихикнула она.

— Вам нужны будут ещё тела? — решился обратиться к ней вампир.

— Да. Скажи Родерику, ещё, по крайней мере, пятёрка.

Мира улыбнулась сама себе. Её дела потихоньку налаживаются! Кровавый душ воскресил её, она была деятельна и зло-весела. Завтра такой душ надо повторить. Как она не додумалась до него раньше?

"Силы мне пригодятся. Ведь грядёт битва за Карду! Если древняя цитадель вампиров сдастся нам, клянусь, я поверю в скорую победу над Бездной!"

Она скорым, уверенным шагом покинула помещение скотобойни. Молодой вампир едва поспевал за прежде неуклюжей, медлительной хозяйкой.

Часть 2


Глава 12 Путь мести

Он проснулся на закате. Больно ударила по глазам рыжая полоса заходящего солнца за окном, и он отвернулся к стене, но успел заметить колышущиеся на ветру свежие, распустившиеся намедни листочки.

Зелень молодой листвы — зелень глаз, обманчиво холодных. Рыжий закат — рыжие кудри, искорки света запутались в них… Опять этот образ! Наваждение!

Ульрик поднялся и закрыл створки окна. Окно, как и комната, как и весь дом Палача были старыми, архаичными. Никаких современных штучек, вроде электричества и телефона. Дом перешёл к молодому человеку в наследство от отца, убеждённого любителя старины, и Ульрик не стал ничего менять в нём. Ему нужна была крыша над головой… и печь в подвале.

Дамиан, единственный слуга, оставшийся с безумным господином, принёс воду для умывания и свежую одежду, и ретировался. Он сопровождал Ульрика с отрочества, когда бастарда — сына барона и экономки велено было отправить долой с глаз господина Корвуса. Потом скоропостижно умер единственный законный сын барона, и Ульрику было велено явиться пред очи отца. Это случилось незадолго до последнего Бала вампиров. Старший Корвус признал юношу наследником, а вскоре он умер. На Девятнадцатый Бал Карды юноша пришёл в титуле барона.

Страшный бал! Ульрик помнил его всё ещё слишком хорошо. Все его сны были затянуты золотисто-белым маревом света тысяч электрических свечей, освещавших бальную залу Дома Реддо. В этих снах не смолкала затейливая мелодия колокольчиков Хрустального вальса. Он просыпался всегда на одном и том же моменте, когда во сне переводил взгляд от алого пятна, расплывающегося на платье Избранной, на её убийцу. И холодные зелёные глаза Лиры Диос замораживали его сердце. Оно останавливалось. Он падал в пропасть смерти — и просыпался.

Солнце и сквозь створки тянуло к юноше тонкие лучи — пряди рыжих волос…

Одевшись, Ульрик вышел из комнаты, на ходу цепляя меч к поясу. Дамиан ждал его в холле дома.

— Когда готовить печь, господин? — деловито спросил он.

— Как обычно.

— Вышла статья о Палаче.

— Почитаешь мне за ужином.

— Господин! На вас готовят облаву, — в голосе старого слуги слышалась неподдельная тревога. Молодого хозяина он любил, как сына.

Ульрик остановил свой бег.

— Не в первый раз, — успокоил он. — Я уйду от них.


Над Кардой вставала луна: огромное безумное око. Луна следовала за Палачом, луна молила: "Не трогай детей Ночи, моих воспитанников!" Но Ульрик лишь усмехался, и пестунья вампиров трепетала от его усмешки.

Дом Корвусов венчал собой северо-восточный край Короны. Дома-соседи давно пустовали, все обходили мрачный край Короны, за которым расстилалась Пустошь, стороной, но юноше нравилась такая отрезанность от мира. В его мрачном деле она была даже полезна.

Лунный блик на дороге сада вызвал в памяти видение другой ночи. Всё той же ночи Бала Карды. Пятно лунного света было мертвенно-белым, таким же бледным и призрачным, как холодный мрамор склепа Реддо, куда Ульрик нёс рыжеволосую, мертвенно-белую девушку. Ведьминские зелёные глаза закрыты и не тревожат его сердце, только что-то больно колет внутри, когда он смотрит на её губы, застывшие в загадочной полуулыбке…

Ульрик тряхнул головой, избавляясь от видения. Он взял в конюшне лошадь и выехал на Пустошь. Здесь, на месте бывшего дворца Макты, была спрятана повозка Палача.

Это был небольшой фургончик с парусиновым верхом. Каждую ночь юноша выезжал с ним в город. А когда он возвращался обратно, в фургоне со стуком, напоминающим замёрзшие кочаны капусты, перекатывались головы carere morte.

Ульрик съел захваченный из дома завтрак и переоделся в костюм "Палача". Сверху — серый плащ с большим оплечьем, на лицо — платок, на голову — длиннополую шляпу, наводящую ужас на всех вампиров Карды. На ремне через плечо висел арбалет, у пояса — футляр с короткими стрелами для него и стальной меч. Серебра Палач не признавал: игрушка для охотников, любящих красивые ритуалы. Сталь режет плоть carere morte также верно.

Вспомнив предостережение Дамиана, Ульрик взял револьвер, под чёрную рубаху Палача надел корсет, прошитый стальными пластинами. В десять часов вечера — время первой трапезы carere morte, фургон покинул Пустошь.

"Палач" — не кардинские газеты, Ульрик сам нарёк себя этим прозвищем ещё на Балу Карды. Охотником, после всех событий Бала, он не желал называться. Его пути с Орденом разошлись навсегда. Ульрик не хотел признавать за carere morte право на исцеление после того, как увидел смерть Избранной от руки исцелённой вампирши. Он возненавидел прежних боевых товарищей, за то, что те признали за Мирой Вако — вероломной carere morte! — право именоваться охотником. Когда он услышал о пожаре в Академии — обрадовался: осквернённые присутствием вампирши стены цитадели Ордена очистились огнём.

Ульрик полюбил называть себя также Чистильщиком: прозвище Палач быстро подхватила местная пресса и смешала с грязью. Он чистил улицы Карды от вампиров. Он мечтал очистить от Бездны весь север. И он был один — гнал добровольных помощников, не просил помощи у Ордена. Он не хотел делиться своим безумием ни с кем. После Лиры Диос, жестоко обманувшей его доверие, он не верил никому в мире. Один Дамиан поддерживал его, но Ульрик не замечал этой поддержки. Старый слуга, в детстве заменивший отца, давно был частью Ульрика.

Он остановил фургон у кардинского кладбища, так и не доехав до города. Кладбище было излюбленным местом свиданий carere morte и их смертных почитателей.

По кладбищу гуляли двое — Ульрик осторожно следил из-за склепа. Девушка и юноша, carere morte была девушка. Её спутник, вероятно, ещё не обращён. Пара вела тихий разговор, и Ульрик решил подождать. Вампирша захочет утолить голод, и Палач сможет подойти к ней незамеченным.

Вампирша была голодна — это можно было заметить по блеску холодных пустых глаз. Ульрик всё смотрел в них, и скоро ему почудилась там, на их дне, она — Лира Диос. Тогда он вышел из-за склепа и пустил стрелу в вампиршу. Стрела пробила ей горло. Расчёт был точным: теперь вампирша не сможет вдохнуть воздух, чтобы обратиться крылатым зверем. Девушка схватилась за шею, чуть отступила от спутника. Чёрные от расширенных зрачков глаза остановились на Ульрике, и она издала не то вскрик, не то всхлип. Юноша сначала бросился к ней, но, увидев Палача, оставил подругу и побежал прочь. Палач подскочил к вампирше, одним ударом снёс ей голову. Потом он выхватил револьвер и выстрелил вслед юноше. Тот упал, пораженный в спину, и Ульрик уже неторопливо пошёл к нему, гадая, приходил сюда этот парень за обращением или просто покормить возлюбленную. Впрочем, умирающего он не стал спрашивать. Отрубил ему голову и, подобрав её, возвратился к вампирше. Голова той подкатилась к могильной плите, залив чёрной кровью подножие. Ульрик прочитал имя на плите, и страшная ноша выпала из ослабевшей руки. Он упал на колени перед могилой.

"Лита Солвиния Фабер", — прочитал он. Имя Избранной.

Её светлый призрак, казалось ему, стоял над этой могилой. Лита была грустна. "Кто ты? Разве это ты?" — шептала она снова и снова.

"Я — Палач".

Он хотел сказать, что выбрал этот путь добровольно, что, после случившегося, другого пути для него нет, но снова прочитал имя и даты на плите, и слова остались несказанными. Здесь была похоронена не Лита. Женщина умерла за пять лет до последнего Бала Карды. И звали её Лика Силвания Фабер.

Да, разумеется. Не могли похоронить светлую Избранную в страшном затенённом краю carere morte! Конечно, Литу увезли в Прэсто, где совсем нет Бездны. Он ошибся.

Ульрик поднялся с колен. Скоро он отправился к своему фургону, неся головы вампирши и её спутника за волосы. Закинул страшную ношу внутрь и опустил парусиновый полог.

Новая, неотступная мысль терзала его: "Где-то на этом кладбище должна быть могила Лиры Диос!"

Он хотел возвратиться и поискать, но передумал. Повозка тронулась, Палач спешил в город. Он вернётся найти имя Лиры на белой могильной плите днём. Днём яркое солнце избавляло несчастного от тягостных видений.


Охоты в городе не получилось. В начале Патенса за фургоном увязались три куклы. Марионетки были частыми спутниками Палача — кукловоды Дэви присылали их из "Тени Стража".

Ульрик свернул в тесный переулок, где carere morte не могли полностью расправить крылья, и остановил фургон. Он спустился на тротуар и, насмешливо улыбаясь под платком, стал ждать, когда противники спустятся.

Вампиры покружились над крышами, потом кукловод всё же решил спустить их. Сложив крылья, они ринулись на человека внизу с трёх сторон. Одной Ульрик отрубил голову ещё на подлёте, двух других отбросила его защита — последний оставшийся атрибут из прошлого охотника. Он наступил на крылатую тень, не давая вырваться, и обезглавил вторую куклу. Третья успела удрать.

Их хозяин в далёком убежище выл от боли… Ульрик закинул головы в фургон, затащил туда и тело меньшей куклы. Он шёл к козлам, когда две тени выступили из темноты улицы. Это были смертные, не куклы.

— Полиция Карды. Что в фургоне? — спросил один.

Ульрик действовал молниеносно. Два выстрела — и тени легли на землю. Один успел выстрелить, пуля угодила Ульрику в середину груди, но её задержали пластины корсета. Палач постоял над безжизненными телами, размышляя, как поступить: прежде он не убивал служителей закона. Всё же он обезглавил и этих и снова откинул полог фургона…

После инцидента с полицией Ульрик направил экипаж домой. Кураж был потерян. Он чувствовал себя грязным, больным. Возможно, заражённым какой-то страшной болезнью. Последние две смерти были несправедливы. Но они проистекали из прежних дел Палача… И Ульрик грустно думал: в дальнейшем количество подобных смертей будет только увеличиваться. И он опять будет чувствовать себя больным. Безумным.

"Кто ты? Разве это ты?"

Золотисто-белые видения Бала вновь заполняли голову.


Дамиан не успел подготовить большую печь в подвале. Пламя в ней только разгоралось. Ульрик швырнул сегодняшние головы в угол подвала, в кучу других. Он снял запачканную в чужой крови рубаху, корсет, и сел у печи смотреть на пламя.

Всполохи огня плясали в глубокой чёрной пасти. Они были красно-жёлтыми, золотистыми… рыжими… Рыжими! — И он опять вспоминал те волосы цвета огня, цвета меди. Вот полено в печи треснуло, из него вырвалось зелёное яркое пламя и потухло. Зелёное! Как те обманчиво-правдивые глаза…

— Господин? — Дамиан стоял в дверях. — Господин, сегодня для вас передали письмо.

— От кого?

— На письме печать Ордена. Желаете прочесть?

— Да, неси его сюда.

Скоро Ульрик рассматривал конверт. Да, действительно, герб Ордена: кинжал и солнце. Юноша надорвал конверт и достал один тонкий, вдвое сложенный лист.

Незнакомый почерк: мелкий, тонкий. Немного похожий на почерк Латэ, но небрежные завитушки, неуверенные строчки наводили на мысль, что писала женщина. Кто-то, похожий на Миру Вако.

Ульрик быстро пробежал глазами первые строчки. Точно: писала вампирша Вако.

"Сожалею, что не смогла предупредить вас на Балу о нашем внезапном отъезде".

— Господин?

Ульрик поднял глаза от письма.

— Да, Дамиан? — с досадой спросил он. Слуга втаскивал в помещение подвала тело куклы, захваченное Палачом.

— Это для меня, я полагаю?

— Да, занимайся своим анатомированием, — в последний месяц старый слуга увлёкся изучением анатомических особенностей вампиров и проштудировал все конспекты Ульрика из времён тайного обучения в Академии.

— Это Высший вампир?

— Кукла, — кратко сказал юноша. Он вновь читал письмо.

"Избранная находится у охотников и теперь её берегут. Лита Фабер научила нас…"

Больно было читать это имя, написанное рукой вампирши. Она не имеет право его писать! Никто из тех, кто был на Балу и не сумел защитить Литу, не смеет упоминать этого святого имени! Никто! А эта Вако смеет…

Снова, как в ночь Бала, земля дрожала под ногами, грозя провалиться и увлечь его за собой. Эта Мира Вако! Carere morte, посмевшая ступить на священную землю охотников! И — Высшая, способная обращаться зверем, значит, убившая многих. "Чем её кормили в Академии?!" — охотника охватило омерзение, но он продолжил читать.

"Под моим началом сейчас отряд — двадцать человек. В Доне у нас много сторонников, но я хочу, чтобы было ещё больше…" — Вот оно что… Она зовёт его вернуться! Вернуться и присоединиться к охотникам! Она, вампирша, посмевшая на письме поставить печать Ордена, будто была его главой! Глава Ордена — carere morte! Да, конец их мира близок.

Ульрик поспешил поделиться этим с Дамианом:

— Похоже, эта Мира Вако возглавила Орден. Точнее, остатки Ордена.

Дамиан переложил тело на стол для анатомирования и заносил над ним скальпель. Старик пожал плечами в ответ на слова Ульрика. Его рука опустилась, он плавно повёл первый разрез по телу куклы:

— Что ж, теперь понятно, как охотники в Доне ухитряются скрываться от вампиров Дэви, — заметил он. — Ими управляет хозяйка.

— Хозяйка?!

— Да, кукловодша. Несомненно, она пользуется способностями хозяйки кукол.

— Что?!

Юноша с отвращением бросил письмо в огонь, не дочитав. Только подумать — кукловод во главе охотников! А те, должно быть, подчиняются ей, как рабы. Счастье, что его с Орденом пути навек разошлись.

Как охотники могли допустить такое? Ульрик перебирал в памяти то, что успел узнать об Ордене за недолгий год. Почему ему показывали и рассказывали не всё? У него не было ответа.

Он помнил: однажды старый декан философского факультета просто пригласил его к себе в кабинет. Спокойным тоном, точно речь шла о самых обыденных вещах, он рассказал юноше о тайном страхе Земли Страха: о carere morte. Он рассказал об Ордене, созданном для борьбы с вампирами. И ещё до того, как Латэ закончил, Ульрик готов был воскликнуть: "Вы примете меня?!" Он с жадностью постигал все премудрости охоты на вампиров. День посвящения стал главным днём в его жизни.

Впрочем, он помнил, многие охотники посмеивались над ним, юным и восторженным. Их смешки давали понять: его видение Ордена весьма далеко от реальности…

Письмо сгорело быстро — он и не успел пожалеть, что выбросил его. Дамиан тем временем добрался до грудной клетки куклы. С тошнотворным звуком он резал сочленение рёбер с грудиной.

— Вако, должно быть, приглашает вас в столицу, — проницательно заметил слуга.

— Да.

— Вы дадите ей ответ?

— Нет, нет. Она — carere morte!

— По вашим же словам, Избранная исцеляла вампиров. Значит, вампиризм — болезнь. Вы ненавидите больных? — заметил Дамиан, вынимая грудину. Грудная клетка куклы раскрылась жутковатым красно-белым цветком. В середине чернело сердце.

— Болезнь? — Ульрик усмехнулся. В завихрениях пламени ему вновь чудились рыжие кудри той, что убилаИзбранную. — Ненависть к жизни, всепоглощающая звериная ярость остаётся с ними и после исцеления. Как и их безумие! Избранную убила не вампирша, её убила исцелённая. Бездна владеет carere morte всегда: и до, и после исцеления, поэтому они должны быть истреблены!

— Дело ваше, — Дамиан выложил на стол сердце куклы и запустил обе руки во внутренности. — Какая каша! Этого carere morte рубили не раз. Но сегодня я всё-таки хочу добраться до второго вампирского сердца.

— У куклы его нет.

— Да? — слуга огорчился.

— Я же говорил тебе, что это кукла, а не Высший, — Ульрик встал и потянулся. — У кукол анатомия полностью соответствует человеческой. Да, Дамиан…

— Слушаю, господин.

— Отыщи на кладбище, где похоронена Лира Диос. Она была убита на последнем Балу Карды.

— Хорошо, Господин. Я думаю, вы напрасно сожгли письмо, — сменил тему Дамиан и вновь обратился к вскрытому телу куклы. — Ваши цели с Вако не могут различаться настолько кардинально, чтобы не подавать друг другу руку помощи.

Ульрик ничего не ответил на это. Пламя хорошо разгорелось, и пора было начинать. Он извлёк из кучи отрубленных голов две и, подцепив за нижнюю губу, понёс в печь. Дамиан провожал его взглядом.

— У той, что в вашей правой руке, нет клыков, — заметил он. — Тоже кукла?

Это была голова спутника вампирши, убитого сегодня. Ульрик швырнул её в печь и необдуманно сказал:

— Нет, это был смертный.

— Вы снова убиваете людей? Вы же обещали, господин! — запричитал Дамиан. Однажды он уже опознал в убитом смертного и потребовал у Ульрика объяснений. Ульрик отговорился тем, что тот смертный защищал хозяина-вампира и видел лицо Палача. Впредь он обещал оставлять людям жизнь.

— Те смертные, что идут за вампирами, — ещё большие враги! — сейчас сказал он.

Дамиан печально покачал головой.

— Это плохая дорога, господин! — он хотел добавить ещё что-то, но вдруг вскрикнул и резко вытащил руку из тела куклы.

— Что такое? — встревожился Ульрик.

— Порезал кисть! Странно, — старик осторожно ощупывал тело куклы — А, вот оно что… Осколок кости! — он выудил белый блестящий обломок в полпальца длиной и показал юноше.

— Ты порезал руку?

— У вас осталась вода из Источника?

— Ты порезал руку?! — закричал Ульрик.

— Это же кукла, — дрожащим голосом сказал Дамиан. — Заражение маловероятно.

— Ульрик взял его руку в свои, долго рассматривал маленький тонкий порез у большого пальца.

— Да, конечно, — через минуту согласился он. — Воды нет, жаль. Но, думаю, заражения не будет и так.

Он отступил. Зашвырнул ещё пару голов в печь. На Дамиана он больше не смотрел. В крови разгорался странный жар — Ульрик чувствовал, как он набирает силы последние несколько месяцев. Юноша полагал, эта лихорадка — жажда мести, реванша за фиаско на Балу Карды. Вот только главный объект мести — Лира Диос, мертва, а значит, другим вновь придётся платить за её вероломство! И завтра вновь головы carere morte полетят с плеч.

Остывающая печь дарила тепло дому. Ульрик спал. Сон его был ярким и очень реальным. Снова Бал Карды! И он мучился, стонал, метался на постели. Ведь он знал, чем кончится праздник для Избранной! Знал, и ничего не мог поделать. Как кукла, управляемая злобным хозяином-вампиром, он ходил, повторял глупые слова, не могущие никого предостеречь. Только его душа, опутанная нитями кошмара, металась и исходила немым криком.


— …Зачем вы позвали меня, леди Фабер?

— Только что я услышала легенду о Даре. Вы знаете её? — голосок Литы дрожит… Не бойся, Лита! Я — не враг тебе. Мы, потерянные, ненужные здесь, похожи, как брат и сестра. Вместе мы сможем коснуться света, раствориться в свете, стать Светом, который, порой, посещает этот тёмный мир…

— Вы слышали историю Великого вампира, леди Фабер? Есть Дар, служащий вампирам, им владеет Проклятый.

— Проклятый?

— Да. И поиск Проклятого — одна из основных задач Ордена. И, если Проклятый будет найден, он должен быть уничтожен. Таков приказ нашего покровителя, и мы, охотники, должны подчиниться, хоть и… против чести убивать невинного! Пятнадцать лет назад Проклятого нашли, но не успели уничтожить. Дар был потерян.

— Нельзя называть нас Проклятыми, — серьёзно возражает Лита, обидевшись за всех обладателей Дара разом. — Вы же знаете старую сказку о Даре! Избранный всего один, и его Дар — Единственный…

— Чего вы ждёте от меня, леди?

— Мне нужна защита, охотник. Я — новая Избранная.

…Величайшая сила с ними — кто им страшен?

Это Дар ведёт их, казалось им.

А на самом деле — только безумная сказка кружила головы…

Вот охотник видит первое чудо исцеления. Лита подходит к молодому вампиру, легонько касается его плеча, заглядывает в глаза… Они замирают так на мгновение, а потом юноша падает, бесчувственный, но — живой.

— Она исцелила его! Будто он — новообращённый, — потрясённо шепчет Мира Вако. Она прижимает руку к губам: задумалась, словно забылась.

— Нет! — восклицает Лита, всплеснув руками. — Моей силы мало! Мало! Я не могу исцелить всех! Это — не то чудо…

— О ком она? — недоумевает Солен. — Об Арденсах?

Вампирша недоумённо разводит руками. Скупой, скованный жест. Что-то она знает, но боится говорить…

А Избранная понимает, чувствует: недолго ей гореть! И рвётся — жарко, отчаянно к своей, неведомой другим, светлой цели. Она распахивает руки, словно надеется так прогнать всю тень из этого дома, из этого мира. Разом…

Вдруг, заметив в его глазах тревогу о ней, она подлетает к охотнику, касается легко, одним дыханием:

— Ты сильный. Ты нёс бы мой факел долго, я вижу. Но, пока, должна я.

— Я только защищаю Вас, — шепчет Ульрик…


Он не хотел видеть, что будет дальше, но сон продолжался. Снова кинжал и кровь. Снова холодные зелёные глаза убийцы!

— Ульрик! — кричала эта безумная. И он не мог отвести взгляд: ему мерещилась на дне этих страшных глаз мольба о помощи. — Ульрик, пожалуйста! Мне нужно поговорить с тобой. Я должна сказать тебе…

"Ульрик, я люблю…" — Этот голос звенел в голове, когда он проснулся. Наступал новый вечер. Время новой охоты.

Дамиан опять принёс воду для умывания. Рука была тщательно забинтована, но Ульрик заметил чёрный шнур подкожной вены на запястье старика.

— Я был на кладбище, господин, — молвил Дамиан. — Смотрел новые захоронения, прошёл по склепу Диосов. Лиры там нет.

— Нет?

— Вашей Лиры — нет. В склепе Диосов я нашёл имя "Лира". Но это был ребёнок, умерший в младенчестве и… двести лет назад.

— Понятно, Дамиан. Благодарю. Надеюсь, эта прогулка не была утомительной.

— Спасибо, господин. Я думаю, тело Лиры Диос мог забрать с Бала кукловод Дэви.

— Да, точно, — Ульрик опять остановил взгляд на руке слуги, и тот поспешил убрать её за спину.

— Когда готовить печь, господин?

— Сегодня пропустим день.

— Хорошо, господин, — лицо Дамиана было бледно, пот покрывал лоб.

— Ты болен, Дамиан?

— Похоже, да, господин. Я чувствую жар, но это не заражение. Заражение сопровождается другими симптомами — это написано в ваших тетрадях.

— Конечно. Не бойся меня, Дамиан. Даже, если ты заражён, ты — исключение из правил Палача.

— Я рад… Ульрик.

— Ты мне как отец, — зачем-то добавил тот. Успокоенный слуга повернулся к дверям. Тогда Ульрик выхватил меч, с утра припасённый у кровати. Взмах — светлая вспышка полосой… Голова старого слуги покатилась в угол. Тело сделало ещё шаг и упало, заливая дверь комнаты кровью.

"Вот, теперь я один".

— Как жаль, — спокойно сказал Палач, стирая кровь с меча. — Но для меня нет исключений.

Глава 13 Бабочка

Старейший не возвратился в земли Кукловода из Доны. Куда он направился — этого Лире никто не мог бы сказать. Калери говорила, он может пропасть и на год, и на пять, и на столетие, но вампирша, оставленная господином, не грустила. Он сбиралась отправиться в Прэсто и основать там клуб, подобный клубу Лиры.

"Я возьму тебя с собой, — говорила она Лире. — Ты хорошо рассказываешь про Бездну…"

Служанка постепенно занимала место госпожи. Лира замечала это, но только усмехалась. Усмехалась и… подчинялась. Ей было не до споров, не до выяснения главенства. Она изучала манускрипты алхимика Атера.

Первая неделя у неё ушла на расшифровку рукописей, написанных выдуманными Атером символами. Лира попросила у Калери карандаш и подписывала буквенное значение значков над каждым. Она пользовалась алфавитом Либитины, видимо, тоже увлекавшейся расшифровкой трудов Атера.

То, что открылось Лире, ломало все представления о carere morte. Об их сути, об их истории. Макта — великий прародитель? Смешно… Создатель Первого вампира, Атер, звал его "клеткой". "Мне нужно тело, чтобы сделать его клеткой Бездны", — гласила одна запись.

"Бездна сильнее всего, что есть в мире, сильнее мира. Чтобы она не сломала клетку, нужно очертить ей границы", — другая.

Скоро Лира поняла, что за "границы" Атер имел в виду: серебро и солнце!

Алхимик боялся наделять смертного всей силой Бездны и, хотя в человеческом теле есть всё, чтобы направлять силу Бездны, колдун нарочно вложил в тело Макты уязвимость. В его крови он "посеял семена саморазрушения", просыпающиеся под действием солнца и серебра. И, когда Бездна связалась с кровью Макты, породив проклятие вампиризма, эта уязвимость перешла на проклятие. Хотя Первый вампир остался безразличен к действию и того, и другого, его дети погибали от серебра охотников и рассветного солнца. Тайна действия священных средств Ордена рассыпалась в прах, как эти несчастные carere morte: никакой мистики! Заложи Атер в свой ритуал медь и Луну, золото и Венеру — вампиры родились бы детьми Дня, а не Ночи, и страшились бы сейчас юного месяца, Вечерней Звезды, медных и золотых монет…

Знамя Арденса в ритуале Атер обозначил как "щит", им оно впоследствии и стало: дало начало Покрову Ордена. Лира то смеялась, то рыдала, читая это. Всё, что она слышала от родителей-охотников, всё, что как великое знание поведал ей Владыка вампиров, всё — не стоило и гроша.

Лира почти не покидала комнатку, где разбирала рукописи, и, уверившись в слабости противницы, Калери перешла к решительным действиям.

Однажды вечером, кода Лира прилежно переписывала очередное замечание Атера в свою тетрадь, пламя её свечи вздрогнуло и потухло от холодного вздоха вампирши. Лира не успела даже приподнять голову. Калери накинулась на неё со спины, подняла, швырнула на середину комнаты на грязный земляной пол. Она навалилась сверху, ухватила голову смертной за волосы, намотав их на руку. Шея Лиры открылась для её клыков, и Калери затрепетала — то ли от голода, то ли от вожделения…

"Прочь, нежить!" — Защита охотницы отбросила вампиршу. Лира поднялась, тяжело дыша. Несмотря на слабость после раны, она всё ещё была сильнее любой вампирши. Вечная благодарность родителям-охотникам!

— Убирайся, — тихо сказала Лира. — Поняла, кто я, Калери? Уходи и не показывайся мне на глаза!

Калери убралась, так и не проронив ни слова, а наутро Лира обнаружила себя прикованной к стене. Пока смертная спала, вампирша надела железный браслет ей на ногу, а цепь от него протянулась через коридор, до железного кольца в стене комнаты Калери.

Никакой еды вампирша её, разумеется, больше не носила, кружка грязной воды — и всё. Но и через трое суток Лира не волновалась. Калери она не сдастся ни в коем случае, а защиту охотницы вампирше не пройти. Калери заблуждалась, полагая, что щит Лиры истончится от трёх дней голодовки: её защита получена по крови, и мало что в мире способно её поколебать.

Смерть от голода не страшила её. Иногда в темноте своей кельи Лира мечтала о "детях любви Бездны", но это были сказки, оторванные от реальности. Нет, не способна убийца, предатель стать родоначальницей светлых созданий! В реальности Лира готовилась к медленной, тихой смерти.

На четвёртое голодную утро она ворочалась на доске, которую Калери выдала ей в качестве постели, кутаясь в тонкое шерстяное одеяло, и никак не могла согреться. На земле давно наступила весна, там ярко светило солнце, там распускалась первая листва, а подземелья Нефандуса были всё такими же мрачными, сырыми, холодными.

"Снова заболею и умру от воспаления лёгких", — равнодушно подумала Лира.

Стояла абсолютная тишина. Темнота — не разглядеть и своей руки, но Лира почувствовала: в комнате она не одна. Какая-то тварь не из мира людей стояла у входа в комнату.

— Калери, — громко и уверенно сказала Лира. — Только подойди…

Тварь низко, негромко зарычала: абсолютно звериный рык. Это была не вампирша, но кто тогда? Холодное, сухое, шершавое уткнулось в руку Лиры, потом в щёку. Морда твари была покрыта короткой густой шерстью. Лира приподнялась, коснулась её. Длинная морда, настороженные острые уши… Собака!

— Хиам! — прошептала Лира. — Это ты меня нашёл?

Собака кивнула и настойчиво потянула девушку за собой. Лира повиновалась. Она поднялась, принялась искать одежду, опять забыв, что Калери унесла её. Собака вилась в ногах, выгнув спину, и иногда ухватывала Лиру за край ночной сорочки, тянула… Хозяин зверя торопился.

— Хорошо-хорошо, я иду.

Её пошатывало от слабости. Лира забрала свою тетрадь с записями со стола, побрела вперёд в кромешной тьме, собака направляла её путь. Они вышли в коридор. Браслет позвякивал на ноге девушки, иногда ударяясь о длинную цепь.

— Хиам, она меня приковала…

Собака опять подтолкнула Лиру. Вытянув руку, девушка нащупала вход в комнату Калери.

— Хиам, вампирша меня приковала!

Зверь исчез, через долгую минуту, в которую Лира считала удары своего перепуганного сердца, он снова ткнулся носом в голую щиколотку девушки. Он требовал, чтобы Лира наклонилась к нему.

"Что, что?" — Она ощупала клыки зверя. Из пасти что-то торчало. Ключ от браслета!

Два раза она уронила ключ на пол и искала, шёпотом ругаясь: мешала тетрадь, которую девушка не выпускала из рук. На второй раз собака носом подтолкнула ключ к её шарящей по полу руке и заскулила: "Торопись!". Лира нащупала напряжённый бок зверя. Собака неотрывно глядела куда-то во тьму.

— Лира? Собралась сбежать от меня? — насмешливо проговорила тьма голосом Калери. — Кто это тут… — она не договорила. Зверь взвился, ринулся на вампиршу. Лира ощупью отомкнула браслет и кинулась бежать. Рычащий и визжащий клубок — дерущиеся вампирша и зверь, скоро остался позади. Лира остановилась, тяжело дыша.

"Хиам справится! Звериные челюсти сильнее человеческих. А куда же мне бежать?"

Она пошла прямо, наугад, ведя рукой по земляной стене. Скоро позади послышался шорох. Кто-то бежал. Кто-то догонял её.

— Хиам?! — зазвенел её голос и оборвался. Верный зверь уже уткнулся носом в её протянутую ладонь. Лира опустилась на колени, зарылась лицом в мягкую, пахнущую мехом со старой шубы шерсть.

— Хиам, спасибо. Ты мой спаситель. Как же я рада! Я так соскучилась…

"По кому-то из той, прошлой жизни…" — Хиам был одним из немногих вампиров Дэви, которых Лира была рада видеть.

— Ты выведешь меня отсюда, да? — кивок. Лира задумалась.

— В "Тень Стража"? — кивок.

— А Дэви там? — кивок. Лира поднялась.

"Вернуться к Владыке вампиров? Ох…"

— После Бала Карды… Дэви меня убьёт, Хиам, — собака решительно помотала головой: "Ты ему нужна".

Они двинулись в путь. Зверь уверенно вёл, девушка доверчиво шла с ним, положив ладонь на лобастую голову. Коридор запетлял, потом они свернули в другой подземный ход, шедший под уклон, и шли так долго. Земляной тоннель сменился пещерами. Лира узнавала их шестым чувством: пещеры под "Тенью Стража". Что-то заблестело впереди… Лира оторвалась от спутника, пошла сама. Эта подземная камера располагалась ближе к поверхности, и через разлом на потолке в пещеру пробивался тонкий столбик света. Лира, как заворожённая, опустилась на колени, протянула к нему руки, купаясь в настоящих солнечных лучах. Потом подставила лицо свету.

Воздух перед ней затрепетал. Столбик света разделился на несколько: это бабочка, неизвестно как попавшая в затхлое вампирское подземелье, заплясала в солнечных лучах. Лира протянула к ней руку, и бабочка села на палец, смешно защекотала его усиками. Бабочка была необычной — Лира никогда не видела таких прежде: крылья все в зелёных и жёлто-золотистых пятнах.

Собака снова заскулила, и Лира легонько повела кистью. Бабочка взлетела и, трепеща крылышками, снова закружилась в столбе света.

— Я иду, иду Хиам, — Лира обернулась на собаку, тушующуюся в темноте. Она, наконец, могла хоть немного увидеть своего спасителя и горестно ахнула: большой чёрно-белый пёс был весь изранен. Из бока вырван клок шерсти вместе с кожей, первая передняя лапа прокушена.

— Бедняга! Прости меня. Доберёмся до "Тени Стража", я тебя полечу, хорошо?

Пёс кивнул. Несмотря на раны, его глаза весело блестели. Хозяин зверя радовался скорой встрече с Лирой.

— Да, да я вижу: идти уже недолго.

Скоро они услышали тихие переливы подземной речки — Стигия. Ещё поворот коридора, и впереди заблестела гладь воды. Они шли под замком. У лестницы в кладовые Дэви собака остановилась, завиляла хвостом.

— Мне идти туда? — кивок. — А ты?

Собака мотнула головой, указав в ту сторону, откуда они пришли.

— Ты снова пойдёшь к Калери? Зачем?

Зверь подтолкнул её к лестнице. Лира, поразмыслив, подчинилась, начала подниматься. В конце концов, она скоро встретится с хозяином твари и тот ей всё объяснит…


Хиам встретил её на нижнем ярусе башни. Накинул мягкий, согретый у очага плед, проводил в комнату, где Лиру ждали две вампирши — помочь вымыться и одеться. У порога Лира обернулась к хозяину зверей.

— Хиам, я так тебе благодарна…

— Я буду вас ждать в зале столовой, леди Диос. Вам наверняка хочется узнать новости.

Лира улыбнулась. Хиам не изменился, всё такой же: куклы-звери выражают эмоции куда лучше их хозяина.

Через некоторое время она грелась у огня в заброшенной со смертью последнего герцога Дэви столовой. Хиам устроился в кресле напротив: бледный, светловолосый, молодой, как большинство вампиров. Некрасивое лицо было задумчиво, взгляд отстранённый: хозяин следил за ощущениями от многочисленных кукол.

— Как ты нашёл меня, Хиам?

— Ещё в начале весны мои звери почуяли слабый знакомый след в землях Кукловода. И я начал обследование разрушенных тоннелей Либитины…

— Меня спас Старейший.

— Я скоро понял, кто поселился в землях Кукловода, — ухмыльнулся Хиам. — Поэтому, простите меня, леди Лира, что не забрал вас в начале марта. Я ждал, когда Макта покинет Термину, чтобы без помех выкрасть его пленницу. Приди я раньше, его гнев был бы страшен.

— Я не пленница Макты. Я была его ученицей, — заметила немного покоробленная Лира.

— Простите, оговорился, — в глазах хозяина кукол бегали искорки. — Дэви сейчас загружает меня работой…

— Ох…

— Не бойтесь. Бал Карды вам простили. Вы защищали Бездну, Госпожу вампиров. Владыка сам признал, что ошибся, желая заполучить Дар себе. Следовало его уничтожить, как предлагали вы.

— Расскажи же, Хиам, что здесь было без меня?

Вампир немного помедлил перед ответом.

— Мы недавно возвратились из Доны, леди Лира.

— А Академия? Была взята?

Хиам чуть удивился:

— Вы не помните даже этого, леди Лира? Разумеется. Здание подожгли. Его остов до сих пор стоит на перекрёстке. В той битве погибли мои дядя и тётя.

— И Магнус, и Сесилия?

— Да. Странно! Я — старший Калькар-вампир, — Хиам усмехнулся. — И первое, что я сделал: отменил жестокую традицию нашего рода — отдавать двоих из каждого поколения для обращения в carere morte.

— А Митто?

— С ним всё в порядке.

— Дэви же был ранен?

— Владыка лишился левого глаза. Небольшая плата за смерть главы Ордена.

Лира протянула руки к пламени очага, рисующему странные картины в темноте. Ей было хорошо. Тепло. Вот только голод. Не такой томительный, как вампирский, и всё же…

— Вам скоро принесут поесть, — сказал вампир, будто прочитав её мысли. Лира кивнула и вернулась к их беседе:

— Значит, Орден уничтожен?

— Есть отряд охотников, преданных вампирше Вако. С ними и Избранная.

— Избранная? Я же убила…

— Вы убили леди Литу Фабер, но Дар это не уничтожило. С того бала Мира вернулась в столицу с новой Избранной… или Избранным. Имя этого человека нам до сих пор неизвестно. Но именно его зоркость, да ещё упрямство кукловодши Вако — главные причины провала кампании Дэви в столице.

— Так значит, Владыка вампиров уступил Дону? Уступил всего лишь отряду охотников?

— Да. Зря я вас привёл сюда, леди Лира, — лицо вампира посерело.

— Что такое?

— Охотники идут сюда за нами, идут на цитадель вампиров. Вы больше не видите, но я вижу — звёздочки Дара стягиваются к Карде. "Тень Стража" сейчас — не самое безопасное место.

— Я смертная теперь, — девушка опустила глаза, — смертных охотники не убивают.

— Румянец идёт вам, леди Лира, — утешил Хиам.

Девушка грустно улыбнулась. Хиам не спрашивал подробностей Бала Карды. Впрочем, и хорошо. Так тепло… а слово "убийца" опять бы наполнило её холодом!

Пламя плясало, как та странная бабочка в подземелье…

— Конечно, Карда восстала за нас, своих хозяев. Сейчас это зачарованный город: все жители под властью carere morte. И всё же охотники Вако — серьёзные противники. Надежда для нас есть, но… — говорил Хиам…

"Почему ты так не уверен, друг?.."

— Я хотела бы увидеть Дэви, — сказала Лира.


У двери в спальню Владыки она остановилась. "Дэви не выходит оттуда со дня прибытия в Карду", — вспомнила она слова Хиама. Лира коснулась гладкого дерева двери и, будто чего-то испугавшись, отступила.

"Дэви держит туман чар над всем городом. Лучше не отвлекай его по пустякам".

Лира вздохнула, но дверь пока не отворила. Откуда-то издалека доносилось пение. Тонкий женский голос всё повторял и повторял одну сложную музыкальную фразу. Лире послышалось, там были слова: "Мы не любим чужих…" Пела Виола Нэко. Её голос улетал за стены замка и просачивался в город. Он затихал, но не затухал до конца. Жители Карды не слышали его, но призыв вампирши застревал в их головах. Виола, как и большая группа Низших, помогали Дэви поддерживать поле чар над Кардой и окрестностями.

Лира всё стояла перед дверью… Дэви, Владыка вампиров! Последняя их встреча закончилась скандалом, после которого Дэви пригрозил контролировать её мысли — и выполнил угрозу. Лира помнила, как зла она была на него тогда… А сейчас злости не было. Она злилась на Владыку — бездушного и странного бога вампиров, но, открыв Дэви свои мысли, она смогла прочитать и его, и то, что ей открылось, потушило ненависть. Под маской Владыки вампиров она увидела человека: жестокого, холодного, избавленного от привязанностей, но — человека. Она узнала его прошлые тревоги, страхи, разочарования и потери. Дэви по-прежнему не возбуждал в ней приязни, но не было и ненависти. После разговоров с Мактой охотнице открылись и его ошибки. Двести лет Владыка вёл carere morte ошибочным путём, уверенный в своей правоте! Сейчас Лира жалела Дэви.

Не постучав, она толкнула дверь и вошла. В спальне Владыки горели две свечи. Полог над кроватью был задёрнут — постель вампира превратилась в этакий железный сундук. Дэви сидел в кресле у закрытого окна. Голова низко опущёна, прямые чёрные длинные волосы свесились на грудь. Казалось, он не заметил появления Лиры. Фигура в кресле не пошевелилась, даже когда девушка сделала робкий шаг в комнату.

— Господин, это я. Я, Лира Диос. Я вернулась.

Дэви не отозвался, даже не поднял головы. Из-за приотворённой двери по-прежнему доносился тонкий голосок, тянущий одну и ту же короткую мелодию. Тогда, странно легко, Лира пошла к Владыке сама. Она опустилась на колени у кресла, попыталась заглянуть в лицо, закрытое волосами. И, наконец, поймала его равнодушный взгляд.

Да, Дэви изменился, — вот первое, что отметила бывшая вампирша. Владыка не постарел, не подурнел, но впечатление силы, всегда шедшее от него, исчезло. Дэви был сейчас слаб, слабее любого смертного. Пустые глаза — один чёрный, другой — затянутый белым туманом, как у Макты…

— Владыка, я смертная, но я по-прежнему готова служить вам, — зачем она сказала это? Она, от прикосновения бабочки там, в подземелье, впервые в жизни безумно пожелавшая свободы? Это желание, самое яркое, самое важное, крохотное создание на крыльях понесло к солнцу. Зачем же она вновь клянётся в верности Владыке, разве о службе ему она думает, говоря это? — Нет, нет, простая, жалкая жалость. Желание поддержать всеми покинутого, грустного, обречённого…

Дэви словно прочитал её мысли. В зрячем глазе наконец затеплился какой-то огонёк. Холодная рука вампира накрыла руку Лиры на подлокотнике.

— Что вам угодно услышать от меня, Господин? Я несколько месяцев провела у Макты. Я могу много рассказать о Первом. Или…Что вы хотите, Господин?

Дэви молчал. Только огонёк в его глазу пульсировал, разгораясь и затухая. Быстрый ритм — ритм человеческого сердца. Её сердца…

— Вы голодны, Господин? — ответа не последовало, но Лира уже расстёгивала манжеты своего красивого нового платья. Руки двигались машинально, быстро, но она чётко сознавала, что делает, не было никаких чар. Расстегнув рукава, Лира проворно подскочила к кровати с пологом из железных листов, и порезала запястья об острый металлический край. Потом она возвратилась к Дэви.

— Господин! — она протянула к нему руки ладонями вверх. Зачем? — он не просил… Что это: любовь? Жалость? Всё смешалось. Вампир коснулся губами её пораненных запястий, и девушка затрепетала от холода этого прикосновения, а его губы дрогнули, будто он обжёгся горячей кровью. Но голод брал своё. Вампир сильно сдавив предплечья, вздёрнул девушку к себе. Он жадно тянул из ран живую кровь. Лира ждала боли укуса, но вампир ни разу не коснулся её кожи клыками — не хотел оставлять свою метку?

Боли Лира не чувствовала. Было наслаждение — давать кровь, давать свою силу. И был терпкое ощущение собственной власти, словно в её руках жизнь страдальца. Она могла отнять от его губ кувшин, полный животворной воды, и он не проклинал бы её. Может быть, тогда он просто тихо умер бы у её ног… Это ощущение кружило голову и, с видом великой милости, она вновь и вновь протягивала к вампиру руки.

Потом всё кончилось. Голод вампира был утолён. Теперь он целовал её запястья… но Лира встала. Не проронив ни слова не оглянувшись, вышла из спальни.


"Дома… Вот я и дома".

Лира долго стояла в коридоре, прислонившись к стене. Взгляд бегал по высокому потолку, тяжёлому, как своды пещер, по которым девушка недавно сюда ползла. И ей опять мерещилось: где-то там вверху трепещет одинокая заблудившаяся бабочка-душа. Она мечется в поисках выхода и, ударяясь о холодный камень, оставляет на нем крупицы сияющей пыли с крыльев.

Виола всё пела и пела…

Глава 14 Штаб-квартира Ордена

Карда изменилась — все охотники, прибывшие сюда, отмечали это. Но уловить суть произошедшего изменения не удалось никому. Сначала обстановку в городе проверили куклы Миры. Но, полуслепые и неуклюжие, плохо подчиняющиеся хозяйке, оставшейся в Доне, они не смогли разобрать, есть ли чары Низших вампиров над кем-то из жителей города. И Мире, и Давиду, отправившемуся на разведку на следующий день после Вако, Карда показалась "обычной". Хмурая, серая, подавленная близким соседством carere morte.

"Это цитадель вампиров! Место рождения Первого carere morte, — объяснял Гесси Кристине и Марсии, жаловавшимся на отсутствие "уюта" в северных землях. — Чего вы, охотники, ждёте от Карды? Она не любит и никогда не полюбит нас. Нам здесь всегда было тяжело. Проклятие вампиров покровом лежит на всей Термине!

— Не просто не любит: кажется, Карда ждёт случая, чтобы попробовать нас убить, — вздохнула в ответ Кристина.

— Это Низшие вампиры. Их много здесь, они кормятся, забирая у смертных энергию. Не поддавайся мрачным мыслям, не то они начнут тянуть и тебя, — посоветовала Мира через куклу.

Смертные жители Карды вели себя привычно тихо. А вот бессмертные… Здесь, на севере, давно не видели ни звёзд, ни Луны. Ночами крылатые тени тучей взмывали над Кардой. Слуги Владыки следили за северными землями, ожидая прихода врага.

Основной отряд, возглавляемый Солен, остался на дальних подступах к Карде, где аура страшного севера была слаба. Давид намеревался сделать штаб-квартирой Ордена в Карде старый пустующий дом Гесси, и на вторую неделю на севере отправился туда с большим отрядом. Откололась только небольшая группа — Винсент, Эрик и увязавшаяся за ними Кристина. Они собирались навестить церковь Микаэля: нужно было забрать оттуда частицу Покрова.

Трое охотников вошли в город на западной границе, и путь их лежал через всю Корону — на восток. На западном вокзале Винсент нанял извозчика, и они отправились в путь. Экипаж был открытый, Эрик с Кристиной расположились в коляске, а Винсент забрался к извозчику. Пожилой возница был его давний знакомый, когда-то он пользовался помощью Избранного. Винсент надеялся без помех расспросить его о том, что творится в Карде.

Но разговора не получалось. Возница отвечал односложно, хмуро, или вовсе не отвечал. Иногда он посматривал назад, на Кристину и Эрика, и неодобрительно хмыкал. И даже когда он отворачивался, казалось, его спина выражала крайнее неодобрение.

Неприветливо встречала их Карда! Винсент чувствовал, как голову заполняет мутный тяжёлый туман. Стена тумана заслоняла все хорошие воспоминания, всё, что не имело начала здесь, на севере, в цитадели вампиров. Он забывал Дону, Академию, светлый Источник и ажурный Белый мост через Серму. Цепи Карды вновь опутывали — не вырваться, не вздохнуть… Винсент старался не думать о мрачном городе вокруг. Он обращался мыслями то к предстоящей кампании, снова и снова разбирал и собирал по кирпичику проблему: как затопить подвалы замка Владыки, то он опять думал о Мире, считал, сколько кукол будет достаточно для взятия "Тени Стража", и колебался, не пойти ли за помощью к революционным друзьям. Но отвлечься не получалось. Серая даже солнечным майским днём Карда стеной вздымалась справа и слева от экипажа, путая все его планы. Древняя, как горы на горизонте, незыблемая, презрительно усмехающаяся их наивной попытке поколебать её…

Богатые дома Короны казались пустыми. Сады — тихи и как-то не по-летнему мрачны. Прохожие недружелюбными взглядами провожали едущий экипаж, и Винсент уже жалел, что не выбрал закрытую карету, а рука сама тянулась зарядить револьвер. Так… На всякий случай.

Проехав Верхний мост, возница повернул в Патенс. Карета легко покатилась под гору, а впереди заблестела на ярком майском солнце площадь нижнего района.

— Вастус, — напомнил извозчику Винсент. — По улице Виндекса быстрее.

— У Реддо приём сегодня, экипажи перегородили улицу.

"У Реддо? Но Солен с охотниками, а её брат Вернир — в столице. Зачем он лжёт?" Заволновался и Эрик.

— Довольно… Останови! — крикнул он.

А они уже въезжали на площадь Патенса. В полуденный час здесь было людно. Гуляющие оборачивались на экипаж. Они тихо переговаривались — гул разбуженного улья.

— Оливер, — Винсент постарался обратиться к вознице спокойно. — Оливер, поворачивай обратно. Нам нужно в Вастус. К Пустоши, слышишь?

Тот буркнул что-то и хлестнул лошадь. Они лихо мчались в центр площади Патенса.

— Оливер. Это я, Винсент. Помнишь, я помогал тебе в ночных поездках? Помнишь, я отмечал тебе на карте засады carere morte?

— А, ты, — в лице возницы, казалось, что-то дрогнуло. — А ты не постарел нисколько! — Винсент не успел ничего ответить. Извозчик резко осадил лошадь у самой статуи Короля Константина и пронзительно закричал: — Чужаки! Чужаки!

Винсент ударил старика, скинул его с козел на камень площади. Но было поздно. Люди, собравшиеся на площади, словно только и ждали крика возницы. Они двинулись к карете, и намерение их было ясным: убить. Лица напоминали маски, рты кривились. Оливер поднялся и, не обращая внимания на кровь из рассечённого лба, полез назад — лицо смертного было бессмысленным, искаженным гримасой ярости. Винсент подобрал кнут с сидения, и стегнул его. С удивительным проворством, старик отскочил и смешался с подходящей толпой. Эрик закричал, пальнул из револьвера в воздух для острастки, но крик вышел скорее испуганным, чем пугающим, а выстрел был заглушён рёвом толпы. Одну фразу пела вся площадь: "Чужаков — убить!"

Винсент стегнул кнутом ведущего, лезущего на козлы. Кристина удивительно быстро опомнилась, и уже заряжала арбалет. А Эрик заметался. Взгляд охотника был затравленным: он вспоминал Академию и зачарованную толпу. Он направлял заряженный револьвер то на одного, то на другого случайного врага.

— Убираемся отсюда, держитесь! — Винсент подхватил вожжи, хлестнул лошадь. Та переминалась, но не трогалась: толпа запрудила всё пространство перед экипажем.

— Проклятый город! — сквозь зубы прошипел он. Эрик снова выстрелил. Теперь вперёд, наугад, в толпу, оглушив животное. Лошадь испуганно заржала и понеслась. Кристина не устояла на ногах, упала в повозке, глухо вскрикнув. А Эрик, всё палил и палил, не успокоился, пока не разрядил весь револьвер. Он ранил троих и двоих убил, колёса кареты прокатились по их телам… Но толпа расступилась! Скоро экипаж покинул площадь. Лошадь неслась, не разбирая дороги, и Винсент не знал, как вразумить животное, его хватало лишь на то, чтобы не выпускать бешено пляшущие вожжи.

— Эрик, как ты? — крикнул он. Охотник снова заряжал револьвер. Кристина с помертвевшим лицом следила за тем, как новые пули встают в барабан.

— Они все были под чарами. Вся толпа, как в декабре, — сказал Эрик. — Только тут… Дэви стал слабее, ты видел? В Академии они бросались грудью на оружие, их не пугали револьверы, а сейчас они боятся. Чары вампиров работают слабее!

— Возможно, это только начало, — Винсент не стал договаривать своё ужасное прозрение: "Под чарами весь город!". Эрик был не в себе, его реакция могла быть непредсказуемой.

За Патенсом лошадь перешла на шаг. Теперь Винсент легко справлялся с работой извозчика. Они вернулись на улицу Виндекса и здесь остановились. Справа на горизонте чернел силуэт церкви Микаэля. Очень странная картина: обычно, в это время дня она сияет на солнце — белый клык Пустоши.

— Что-то не так? — спросил Эрик, перехватив взгляд Винсента.

— Да. Церковь выглядит не как обычно.

— Может быть, там ещё одна ловушка?

— Вряд ли, — Винсент тряхнул головой. — Подберёмся поближе: нужно забрать Покров.


Церковь пытались поджечь — заметили они, приблизившись, и это не добавило им оптимизма. Стены почернели, колокольня провалилась, но древние стены стояли. Вампиры и близко не могли подойти: купол Покрова защищает здание от проникновения carere morte. Это сделали или смертные, признавшие своим владыкой Дэви, или, что страшнее, простые жители Карды.

"Уничтожить древний оплот света? Единственное, защищённое от страшной тени здание в городе? Толкнуть на это могла только злая воля carere morte!"

Мысль вновь застучала в голове: "Весь город под чарами… Бегите!"

Вместо этого Винсент остановил экипаж, вышел первым и первым поднялся к зданию на высоком холме.

— Колокольня обвалилась, — заметил он Эрику. — Очень плохо! Покров ведь был там.

Они принялись разгребать завалы под сводами старого храма. Почерневший ларец с частицей Покрова нашла Кристина.

— Это? — она просияла улыбкой. — Я думала, он больше. И тяжелее.

— Внутри всего лишь тряпица, не больше твоей ладони.

Они возвращались по той же улице Виндекса. Винсент по-прежнему был за извозчика. Ларец с Покровом он поставил у себя в ногах. Эрик и Кристина, уставшие после разбора завалов, задремали в экипаже. Полуденное солнце заставило сиять стены особняков Короны. Казалось, северный район города улыбается, вернее, скалится, обнажив жёлто-белые острые зубы. Винсент вглядывался в лица случайных прохожих, тщетно пытался поймать их взгляд и проверить страшную догадку о чарах над всем городом. Но те, как назло, старались пробежать мимо поскорее, и он всматривался в удаляющиеся фигурки снова и снова… Сами ли они бегут? Куда? Может, то воля Владыки направляет их?

Последний поворот улицы. Квартал до Верхнего моста. Два квартала до дома Гесси! Людей по сторонам улицы стало больше. Дальше, у реки, и вовсе было черно. Винсент оглянулся — сзади тоже подходили. Свернуть некуда: все ворота закрыты, ближайший перекрёсток перекрыт толпой. Тогда он хлестнул лошадь сильнее, Эрик и Кристина проснулись. Девушка затравленно огляделась.

— И здесь! Опять! — пробормотала она, машинально заряжая оружие.

— Похоже, вся Карда под чарами, — Винсент всё-таки решился это сказать. — Но не старайся убить, Кристина. Этим ты губишь свою защиту.

— Ничего, мы прорвёмся, — её прервали выстрелы. Не Эрик — стрелял кто-то из толпы. Пули угодили в лошадь. Она захрапела, пробежала ещё несколько шагов, так и не сбившись с быстрой рыси, и упала, потянув за собой лёгкую повозку. Винсент успел подхватить ларец с Покровом. Он упал удачнее других — на свободный пятачок мостовой, Эрик угодил в руки толпе, Кристину накрыло перевернувшейся повозкой.

Винсент успел подняться: в одной руке ларец, в другой револьвер, но выстрелить не успел, толпа нахлынула, подобно морю. Сдавило бока, тело притиснуло к чужим телам, он почувствовал, как захрустели рёбра. Ларец выскользнул из руки, Винсент рванулся за ним — невозможно! Сложно даже вздохнуть. Его рывок был немедленно погашен злыми, короткими, но сильными ударами. Резкая боль в груди — он утратил сознание на мгновение, но не упал, толпа несла его дальше.

Закричала Кристина, потом Эрик. Снова выстрелы… Теперь стрелял охотник. Толпа впереди схлынула, и Винсенту явился какой-то фантасмогорический образ. Охотник стоял, воздев над головой руку, другой прижимая к себе напуганную рыжеволосую охотницу. Толпа расступилась перед ним, люди сами отходили в стороны, их лица посветлели. В поднятой руке Эрика на солнце поблёскивало что-то маленькое… Крестик? Скоро Винсент понял: охотник держит склянку с кровью Избранной. Лучи Дара без Избранной не способны исцелить carere morte, но разрушить чары им было по силам.

Винсент кинулся к Эрику. Кристина вцепилась теперь в них обоих, коротко всхлипывая. Щека девушки была сильно разодрана, но серьёзных травм ей счастливо удалось избежать.

— Ларец я потерял! — выдохнул Винсент очень тихо: боль разлилась по грудной клетке, мешала говорить и даже дышать. — Надо вернуться за ним.

— Нет! — коротко. — Надо убираться отсюда!

Эрик был прав: чары слабели лишь над теми смертными, кто стоял близко к Дару, кого касались его лучи. А задние ряды напирали, не понимая, что происходит. В толпе возникла сумятица. Ярость мешалась с благоговением, и легко сминая его, шла к охотникам…

— Бежим! — крикнул Эрик.

Они пролетели мост. Самых быстрых преследователей Винсент остановил выстрелами, постаравшись ранить, но не убить. Скоро они оказались в западном районе Короны.

— Далеко до Гесси? — спросил охотник, нервно оглядываясь: основная часть толпы переходила мост.

— Квартал, — почти беззвучно сказал Винсент. Каждое движение, хотя бы дыхательное, отзывалось мучительной болью. Он опёрся руками о колени, стараясь держать спину прямо, но это мало помогло. — Эрик, я не могу идти дальше.

— Что ты предлагаешь?

— Свернём на Карнавальную улицу, к дому Вако.

Эрик и сам едва держался на ногах, он был ранен: вся спина в крови. Охотник кивнул:

— Веди.

Скоро дом, принадлежащий фамилии Вако, выглянул из-за здания банка. Старый дом-вампир, больной и бледный на жарком полуденном солнце. Кристина толкнула ворота сада — они с жутким скрежетом отворились. Винсент провёл охотников к боковому крыльцу, едва тронул разноглазого льва — стража дома, и дверь распахнулась.

— Незапертый дом? — нашла силы удивиться Кристина.

— Вако никогда не запирали этот дом. Желающих поживиться здесь за сто лет не нашлось: слишком велик страх перед родоначальницей, — отозвался Винсент. Они с Кристиной прошли в тёмный холл, Эрик выглядывал в окно рядом с дверью.

— Нас заметили! Уже подходят…

— Они не войдут сюда. Я же сказал: страх… их удержит от этого, — Винсент поискал глазами кресло, в которое можно упасть и попробовать вздохнуть без боли, и скоро с досадой вспомнил, что несколько лет назад продал почти всю мебель. — Нужно подумать, как связаться с Давидом!


Но прежде они занялись ранами. Больше всех повезло Кристине, она отделалась ссадинами и разодранной щекой. У Эрика были болезненные, но не опасные раны на спине — длинные глубокие порезы.

— Меня б убили, если б не склянка с Даром, — спокойно отметил он, пока Кристина зашивала его раны.

— Меня толпа вовсе не заметила, — тихо сказал Винсент. Ему повезло меньше всех, он сломал два ребра и Эрик опасался, что осколок кости мог повредить внутренние органы: ему не нравился бледность бывшего вампира. — Они все бросились к вам с Кристиной, чуть не сбили меня с ног — тогда бы всё было кончено. И ларец я упустил…

— Не говори много, начнёшь задыхаться, — предупредил Эрик и поморщился от боли: швейные принадлежности Агаты, никак не подходили для наложения хирургических швов.

Они расположились наверху, в комнате Миры, одной из немногих, сохранивших меблировку. Эрик наложил Винсенту тугую повязку на грудь, использовав нижнюю юбку Миры, найденную Кристиной. Закончив зашивать самые глубокие порезы, девушка подошла к окну. Разобравшись с задвижкой, распахнула ставни.

— Не расходятся, — вздрогнув, сказала она. — Всё стоят…

— Так отойди от окна! — резко сказал Эрик и поднялся.

— Они за садом или в саду? — спросил Винсент. Он остался в постели, полулежал на высоких подушках: так легче было дышать.

— За садом.

— Хорошо. Значит, страх силён.

— Пить хочу, — нервно сказала Кристина. — Здесь есть вода?

— Внизу, на кухне. Нет. Сначала за домом… найди трубу водопровода, поверни вентиль.

— Ага. Про еду, конечно, глупо спрашивать?

— Крис, последние тридцать лет этот дом принадлежал только вампирам, — весело сказал Эрик и направился к двери. — Я схожу на разведку.

Он вышел. Кристина опять встала у окна, караулить появление охотника во дворе дома. Она заметно волновалась, и Винсент решил её отвлечь:

— Крис, принеси, пожалуйста, свечи из гостиной. Они мне нужны, — он сделал ударение на "нужны", и Кристина поспешила вниз, не задумавшись, зачем ему свечи светлым днём. Винсент знал: девушка непременно задержится в гостиной, увидев его старые картины. Остановится полюбопытствовать… и хотябы на это время перестанет тревожиться.

С улицы, донеслось ворчание толпы, свидетельствующее о том, что Эрик покинул дом. Винсент прислушался. Шум не утихал, и он осторожно поднялся с кровати, взял со столика револьвер и тихонько приоткрыл одну ставню.

Эрик не прятался! Будто разглядев кого-то в толпе, он выступил из тени сада к самой ограде и быстро, условным языком жестов объяснял ситуацию: город под чарами — предупреди главного, трое заперты в доме, оружия нет, Покрова нет, раненые… Люди в толпе ворчали и волновались. Они переглядывались, но понять, к кому обращается охотник, не могли. Винсент тоже не нашёл странного связного. Он только молился, чтобы никто в толпе не выхватил огнестрельное оружие — револьвер в его руках дёргался то в одну, то в другую сторону, выхватывая подозрительных по повадкам личностей. Но всё обошлось. Эрик отступил, вновь скрылся в саду, и связной ничем себя и не выдал. Скоро толпа начала расходиться, всё ворча. С десяток стражей осталось за садом. Винсент предположил, что трое из них — Низшие вампиры. А Кристина не возвращалась из гостиной, и он спустился на первый этаж.

Кристину он нашёл в холле. Девушка стояла в шаге от тёмного зеркала Регины Вако и пристально, болезненно вглядывалась в своё отражение. Её руки были пусты: до гостиной она так и не добралась.

Он подошёл к Кристине, и та испуганно вскрикнула, когда в разбитом столетие назад зеркале появилась новая фигура — его отражение.

— Осторожней: в этом зеркале легко потеряться! — предупредил Винсент. — Многие юные леди после встречи с ним до сих пор не могут себя отыскать.

— Странное зеркало, — их взгляды встретились в отражении, и Кристина опустила глаза, смутившись. — Я едва себя вижу.

— Есть мнение, что оно показывает судьбу.

— А что видишь в нём ты? Тоже туман?

— Нет, я в этом зеркале всё вижу ясно. Вижу тебя… и себя. Может, потому, что я — здешний житель. Карда вросла в мою плоть, — голова кружилась от недостатка воздуха, и Винсент отступил от зеркала, присел передохнуть на последнюю ступеньку лестницы. Кристина же всё вглядывалась в зеркальные глубины.

— Оно кажется очень старым.

— Оно принадлежало ещё Мириной прабабке, — он откинулся, прислонившись к перилам. Боль в боках нарастала при каждом вдохе.

— Владелица зеркала — это та родоначальница, о которой ты говорил? — Кристина мило улыбнулась, и Винсент опять не удержался от реплики, несмотря на боль:

— Да. Говорят, она оставила за зеркалом тайник. Но уже сто лет никто не проверяет, так ли это. По её завещанию, дом принадлежит фамилии Вако, пока на месте это разбитое зеркало. Поэтому наследники его не снимают. Мой дед не решился, и моя мама также.

— А Мира?

— О, она вовсе всегда любила это зеркало, — он улыбнулся.

— А что в том тайнике?

— Должно быть, великая тайна… Ведь жадность и страх так верно её охраняют!

Возвратился Эрик. Он мельком глянул на охотницу у зеркала и хмуро сообщил:

— Толпа разошлась, но дом охраняют. Десять стражей, вооружённых. Среди них трое Низших вампиров, так что не допускайте плохих мыслей, как бы нелепо это в нашем положении ни звучало: они как пиявки уцепятся за нашу слабость.

— В дом Вако они не войдут, — Винсент поднялся, держась за перила лестницы. — Но в сумерках сюда прилетят вампиры Дэви. С кем ты переговаривался в толпе?

— Джезабел Бренн.

— Не может быть! Она охотница, чужая, как и мы. Почему зачарованные её не замечают?

— Не знаю. Важно то, что она расскажет всё Гесси. Он пошлёт за нами отряд.

— Тогда будем ждать вечера. И надеяться, что Гесси не встретился с той же толпой, что и мы.


До вечера всё было тихо. А на закате над западом Короны поднялось яркое зарево, ярче солнца: пылало какое-то здание северного района.

— Дом Гесси, — уверенно сказал Винсент.

— Они же не… — начала Кристина и прикрыла рот ладонью, испугавшись.

— Из дома Гесси есть тайный ход, и не один, — Винсент решил не терять оптимизма.

— А из дома Вако? — нервно спросил Эрик.

— Может быть, он за зеркалом?

Старый дом воспрянул с приходом сумерек. Тени потянулись из углов, воздух словно сгустился. Дом-вампир приветствовал подходящую ночь. Двери, ставни скрипели-стонали призывая гнев бессмертных на головы случайных постояльцев… Зарево пожара на западе стало меньше, потом совсем угасло, и резко наступила тьма. Где-то в этой тьме, невидимые, на городом бесшумно скользили carere morte.

Винсент лежал в постели с закрытыми глазами, но лишь делал вид, что дремлет, пока другие готовились к битве. Проклятый дом! Он бежал отсюда не раз и всегда возвращался. Словно нитью привязанный к страшному дому: размотавшись до конца, она вновь натягивалась — и возвращала его. В старом доме Вако Винсент никогда не чувствовал себя хозяином. Воля давно умершей Регины довлела над этим местом. Даже Мира была лишь бледной тенью той — ведьмы, вампирши. Сейчас он чувствовал, как тьма тяжело давит на грудь. И как ни бодрился, его всё чаще посещали самые мрачные мысли: смерть, крах всего. Карда опять завладела его сердцем и теперь играла с разумом. Играла, как кошка с мышкой: безнадёжный для слабого смертного бой. Он всегда был слишком слаб, чтобы бороться с волей страшного родного дома! Что победит её? Есть ли такая сила?

Эрик зарядил последний, третий арбалет, и Винсент тихо сказал, не открывая глаз:

— Может быть, вам с Кристиной лучше покинуть дом. От Гесси никто не пришёл и, похоже, уже не придёт. Склянка с Даром всё ещё при тебе?

— Карда крайне враждебна к нам, маленький пузырёк с кровью — не панацея от чар: днём меня чуть не убили, — Эрик усмехнулся. — Неужели ты поддался унынию? Сейчас подойдёт Гесси, или куклы Миры. Дар уже должен быть заметен.

— Звёзды замигали. Это carere morte, летят! — прошептала Кристина. Она вглядывалась в ночную тьму. Охотница вскинула арбалет, но Эрик остановил её:

— Подожди. Может быть, это Мира.

Тени приближались. Волнами от взмахов широких крыльев пошли кроны деревьев сада. Первый carere morte подлетел к распахнутому окну, когтистыми лапами уцепился за ставни. Не Мира! В искажённых чертах лица проступал незнакомый хозяин-вампир. Кристина проворно отскочила от окна. Её стрела попала кукле в голову, чудовище оторвалось от окна и рухнуло во двор, Эрик захлопнул ставни и запер окно.

— В саду их полно, — заметил он. — Дом — решето! Сейчас будет жарко, — по лицу промелькнула тень, — Кажется, среди них и Дэви.

— С Владыкой я уже встречался, — Винсент с трудом поднялся с кровати. — И в тот раз он проиграл…А я умер.

Страха в нём не было, даже несмотря на то, что в группе он был слабейшим — лишенным защиты охотника. Винсент встал рядом с Эриком, взял свой арбалет.

— Выстрелов у нас меньше, чем кукол в саду, — заметил охотник.

— Есть ещё кинжалы, — заметила Кристина.

Carere morte прошли в дом, тот радушно встречал их. Первый вампир ворвался в комнату, где были охотники и, дёрнувшись, замер на мгновение на пороге. Эрик обезглавил его, и тело куклы рухнуло ничком. Из спины торчала арбалетная стрела. В коридоре темноволосая охотница сражалась сразу с двумя carere morte. Это была Джезабел Бренн, сейчас как никогда похожая на мать — строгую Селесту. Эрик и Кристина бросился ей на помощь. Винсент, тщательно прицелившись, поразил одного вампира точно в сердце. На второго не хватило сил. Он слишком разволновался, ускорившийся ток крови по сосудам требовал много воздуха, а вдохнуть как следует он не мог из-за сломанных рёбер. Но охотники и без него справлялись с подходившими carere morte. Когда в битве наметилась передышка, Винсент спросил:

— Джезабел, что с Гесси?

— Я была у него. Он с отрядом ещё днём занял дом. По пути в город зачарованных им не встретилось. Но к вечеру у особняка Гесси собралась толпа. Дом подожгли. Мы ушли подземным ходом. Сейчас Давид идёт навстречу отряду Солен.

— Солен тоже в Карде?

— Да. И Избранная с ней! Без Габриель чары над Кардой не разрушить. Они должны подойти сюда, в дом Вако.

— Как тебе удаётся передвигаться по городу, не привлекая внимания зачарованных?

— Давида и Солен они тоже не считают чужаками. Мы все выросли здесь.

Вот оно что! Вот, почему толпа набросилась на Эрика с Кристиной, забыв о третьем члене группы. Должно быть, выросшие в Карде на всю жизнь сохранили частицу ауры этого страшного места. И теперь, благодаря этой ауре, зачарованные не видели в них чужих.

Битва продолжалась. Среди кукол встречались и марионетки Дэви — Винсент узнавал их. Едва он встречался с какой-нибудь взглядом, его больно кололо в сердце напоминание о первом и последнем столкновении Владыки и Избранного… Эрик сражался вполсилы: раны на спине порвались, его рубашка опять была красна от крови, а Кристине и Джезабел пришёлся кстати опыт тренировок в паре. Теперь они бились с куклами успешнее мужчин. Подоспели марионетки Миры. Своё оружие — мечи, они отдали охотникам, сами же, неловкие, неуклюжие, стали щитом смертных.


Подкрепление пришло, когда его не ждали, когда в нём почти не нуждались. С первого этажа послышались голоса: звонкие, переливчатые… живые, так не похожие на механические переговоры carere morte.

Сarere morte заволновались. Что-то невидимое причиняло им сильную боль. "Здесь Избранная!" — прошептал Эрик. Девушек это известие заставило сражаться с удвоенной энергией, охотник же опустил меч.

— Для вампиров всё кончено: сейчас она ударит, — предрёк он. И действительно — вампиры мешками свалились на пол. Кристина нагнулась над одной: глаза бессмертного затянуло пеленой тумана.

— Это не Габриель, над домом развернули Покров!

Они спустились на первый этаж. Факелы в руках пришедших охотников освещали тёмное пространство холла. Здесь были оба отряда — и Давида, и Солен, пол был завален телами вампиров.

Давид Гесси защелкнул крышку ларца со знаменем Арденса, только что давшим дому Вако защиту от carere morte, и спокойно спросил:

— Все целы?

— Избранной плохо! — крикнул кто-то.

— Всё хорошо, я просто изучаю город, — ровный голос Габриель.

Группы сошлись, и последовал обмен новостями. Кристина рассказала об утренних злоключениях группы, Давид повторил слова Джезабел о доме Гесси. Солен не говорила ничего, охотница слишком устала: её отряд принял большой бой на улицах Карды. Спасло охотников только вмешательство Избранной, разрушившей чары carere morte. Толпа обратилась в бегство, а с вампирами Солен помог расправиться подошедший Гесси. Герцогиню проводили в комнату Миры, и она уснула, едва её голова коснулась подушки.

Дом-вампир присмирел. Покров словно лишил сил злую волю старых стен. Дом безропотно принял новых хозяев — армию охотников на вампиров. Впрочем, может, он лишь затаился, ожидая момента? Всё также загадочно поблёскивало разбитое зеркало в холле. Оно надсмехалось над живыми, пока кто-то не накрыл его плащом… Избранная выбрала своей резиденцией гостиную. Когда Винсент зашёл туда, он обнаружил девушку стоящей у его последней, самой большой картины.

"Рассвет над Кардой", — Винсент почувствовал лёгкую грусть при виде её. Он вспомнил: Мира просила подарить её, но на другой день забыла о своей просьбе — слишком много дел свалилось на новоявленную главу охотников. И солнца, хотя бы нарисованного, вампирша не увидела до сих пор.

— Ты рисовал её, когда был Избранным? — спросила Габриель. Её взгляд прояснился — острый, пронзительный. Избранная закончила изучать город и была готова за него сражаться.

— Нет…Уже после.

— Здесь, в Карде, я начинаю понимать, в чём предназначение моего Дара.

— В чём же?

— Дар здесь во всём… Как это объяснить? Он сцепляется со всем, растекается по северному чёрному пятну… Не знаю, удержу ли я его? Долго ли ещё?

— Что ты чувствуешь? — переспросила подошедшая кукла Миры. Винсент оставил Габриель, обратился к ней. Он внимательно рассматривал марионетку, подмечая все детали, выдающие состояние её хозяйки, не рискуя при этом быть замеченным Мирой. На таком расстоянии чувствительность хозяйки сильно ослабевала, Мира едва видела и слышала окружающих.

Он всматривался в пустые глаза куклы, будто надеясь увидеть в них отражение хозяйки… Как там Мира? Держит ли она своё обещание? Винсент подговорил Алекса следить за вампиршей, теперь охотник посылал ему лаконичные сообщения: "Всё в порядке" и "Она держится". Но червячок сомнения грыз. Напрасно Винсент оставил её! Опять оставил одну! Но остаться в Доне — разве не было бы это для Миры свидетельством его недоверия к ней? Что бы она сказала? Или она бы просто вспыхнула: я не больна! Оставь меня!?

— Что ты скажешь, если мы сделаем этот дом нашей штаб-квартирой? — Давид Гесси прервал поток его покаянных мыслей. Винсент повернулся к охотнику.

— Дом Вако?! Ты ещё не почувствовал тяжести этих стен?

— Проклятие Регины Вако только поможет нам. Избранная способна снять чары лишь на время. Их поток непрерывен и идёт из "Тени Стража". Пока стоит замок Владыки, в Карде будут собираться зачарованные толпы.

— Что ж. Но тут нет многого необходимого.

— Купим. Или принесём от соседей, Меренсов. Через дорогу — ещё один дом без хозяев.

— Мы с Мирой вот что придумали, — к ним подошла Габриель. — Я попробую отсюда повести свой поток, разбивающий чары. Попробуем очистить от них хоть малую часть города. Будем собирать под Покровом свою армию для похода на Дэви!

Винсент почти не слушал. Он вновь смотрел на куклу Миры, одиноко стоящую в центре гостиной. Марионетка не мигая смотрела на картину с рассветом. Пламя восстающего ото сна солнца отражалось в её пустых глазах.

Глава 15 Ночной костёр

Дэви утверждал, что охотники застрянут в предместьях Карды до осени, но менее чем за две майские недели они прошли Карду до самого северного района и устроили в доме Вако новую резиденцию Ордена. Дом защитили Покровом, Избранная соревновалась в искусстве чар с Владыкой: не побеждала, но и не проигрывала, изматывая вампира. Половина Короны уже поддерживала охотников, дурман вампирских чар смещался к югу. Оторванный от его создателей светлой полосой Дара на севере, он слабел и слабел.

Вампиры почувствовали близкий конец своего мира. Лира со дня на день ожидала массового бегства из "Тени Стража", из Карды… из страны. Но бессмертные только закатывали пир за пиром. Северные селения скоро опустели благодаря их аппетиту, уцелевшие смертные перебирались в Карду и, естественно, влились в ряды охотников. Carere morte словно сами старались приблизить свою смерть!

Дэви хранил молчание. Каждую ночь Лира видела его высокую фигуру в Зеркальной галерее между двумя башнями замка. Владыка смотрел на Карду, он прощался с городом, ускользающим из его пальцев впервые за долгие двести лет.

Однажды Лира не выдержала. Может, празднование очередной ночи перед концом у бессмертных вышло слишком громким, может, очень уж одинокой показалась ей фигура Владыки в далёкой галерее. Она поднялась в коридор между башнями и тихонько подошла к вампиру.

— Владыка, вы не против моего присутствия?

Дэви коротко глянул — прожёг взглядом — и вновь отвернулся к зеркалу. Он опять был без повязки: один глаз слепой, мутный, другой чёрный, всевидящий.

— Останься, Лира Диос, — привычный повелительный тон. Будто она просила позволения уйти, а не побыть с господином.

— Владыка… — она осеклась: как такое спросить? Наконец, нашлась: — Вы не празднуете вместе с всеми…

— Не это тебя тревожит, Лира Диос, — проницательно заметил он. Взгляд вампира бегал по зеркалу, Дэви будто искал или вспоминал что-то. Но Лира не могла понять, что он там потерял, в трещинах стекла?

— Вы правы, Господин. Говорят, цитадель вампиров обречена…

— Да.

— Почему же вы не скажете им…

— Что?

— Н-не… вселите в подданных уверенность в победе. Или, или…

— Или что? — резко. Лира опустила глаза к полу:

— Объявите, что отбываете из Карды. Carere morte свободны уйти от любой беды, пока у них есть крылья! Если покинуть "Тень Стража"…

— Отдать цитадель охотникам?

— Но вы спасётесь!

Дэви не ответил, он всё вглядывался в зеркальные глубины. Что Владыка потерял на их дне?

— Никто из carere morte не уйдёт отсюда, Лира Диос, — сказал вампир после продолжительного молчания. — Карда — наш дом. Родной дом! Где, кроме севера, мне удалось бы создать единый покров чар над целым городом? Где ещё на Земле Страха смертные встали бы на защиту своих убийц? Только в Карде. Долгие триста лет мы были хозяевами здесь. И сейчас не отдадим цитадель без боя. Влачить жалкое существование где-то за границей, вдали от источника Бездны? Не таков путь богов.

"Богов?" Лира похолодела. Дэви совсем сошёл с ума?

— Владыка, боги ли carere morte? Слабая смертная одним касанием избавляет вампиров от божественного бессмертия. Дар в Короне, так близко к "Тени Стража"! Не спорьте с неизбежным, уходите!

— Избранный, владелец Дара — наш вечный противник, назначенный нам Мактой и Арденсом, прародителями. Это война богов, Лира Диос… — равнодушно.

— Господин! Война богов? Ваши подданные говорят, это месть вампирши Вако.

Дэви, усмехнувшись, склонил голову и коснулся гладкого стекла зеркала холодной ладонью.

— Владыка вампиров — владыка, пока он слышит волю Бездны и чувствует перед собой путь, указыемый её перстом. Я и сейчас слышу Её, хотя в свите уже поговаривают другое, — глухо признался он. — А Бездна дразнится! Столетия она дразнит меня. Я всю вечность силюсь разобрать её шёпот. Я уверен, Она говорит слово-ключ, дающее всю силу Бездны, кто разберёт его в Её бессвязном лепете, станет воистину велик! Но за столько лет мне не удалось приблизиться к разгадке, — Дэви увлёкся. Он чуть вытянул руки, его пальцы быстро двигались, будто ощупывая в воздухе что-то невидимое. — Иногда я почти разбираю, что Бездна шепчет, но Она отшвыривает меня обратно. Ответ на загадку Бездны раньше виделся мне в твоих глазах, поэтому я взял тебя к себе. Но сейчас твои глаза — болото, а не колодец, в них нет Бездны.

Лира обиделась.

— Владыка, в землях Кукловода я нашла записи Атера и… Бездна — не то, что вы думаете. Carere morte — не любимые её дети, это жалкие, ущербные создания. Они… частный случай проявления силы Бездны, по замыслу алхимика, чувствительные к серебру и солнечным лучам. Дети ненависти! — она замолчала. Дэви резко развернулся к ней. Лицо было искажено яростью.

— Я читал эти записи. Дама, позже взявшая себе имя Либитина, показывала мне их… и знаешь, что с ней стало? Я её уничтожил. Стёр личину, которую она так возненавидела благодаря этим записям! Я поступил жестоко… чтобы другим неповадно было верить старой лжи! Хочешь оказаться на её месте, смертная?! Я… могу убить тебя… быстрее… чем ты вздохнёшь… — вампир приблизился, и Лира отступила к стене. В зеркале напротив мелькнуло её лицо: искажённые в страхе черты.

Но Дэви оставил угрозы и отступил на шаг, даже не коснувшись её.

— Ты всегда мне нравилась, охотница, — тепло сказал он. — Такая безумная смесь: отданная Бездне с рождения и в то же время противящаяся ей. Пятнадцать лет я следил, кто же победит. Исход борьбы не ясен до сих пор.

Владыка вампиров отвернулся к зеркалу. Он больше не замечал Лиру, словно её тут не было. Он опять искал чего-то в трещинах стекла. Чего-то… Кого-то? Из замка выпорхнула стая тварей Оскара — главного кукловода Дэви. Они торопились в Карду, где, наверное, разворачивалось очередное сражение с охотниками. Может быть, Мира Вако вознамерилась подобраться ближе к "Тени Стража"? Владыка же не выказывал ни малейшей тревоги.

— Ты думаешь обо мне, о carere morte, как о живых людях, но ты не права, — сказал он, не глядя на Лиру. — Мы — не люди, я не человек, во мне не осталось ни капли человеческого. Война, что ты видишь — это война двух сил, древних, изначальных. Поэтому глупы твои попытки играть на забытых нами смертных страхах!

Лира поёжилась, представив очередную вспышку ярости Владыки, но ответила честно:

— Вы не правы, Господин. Я давно разглядела: вы больше человек, чем carere morte. Я — женщина, и я знаю, что говорю.

— Может, так было пятнадцать лет назад, — огонёк в зрячем глазе вампира потух. — Но не сейчас. Человеческое, что я считал потерянным, явилось мне в Доне, в ночь штурма Академии. Но, не разобравшись, я приказал убить… уничтожив прежде всего самого себя, Александра Дэви, — он говорил это, как во сне. Лира замерла, боясь дышать. Наконец, миг откровенности!

Но, так же внезапно, Владыка замолчал, плотно сжал губы, чтобы из них больше не вырвалось слов покаяния. Он всё смотрел в зеркало, и взгляд зрячего глаза бегал, словно Дэви мерещились там, в зазеркалье, движущиеся фигуры, люди ушедших эпох…

Он снова был далеко, хотя близко. И Лира оставила господина. Она спустилась во внутренний двор замка. Ещё когда она стояла с Дэви в открытой галерее, до неё доносился заливистый лай собак Хиама, что играли там, внизу.

Хозяин зверей был со своими тварями. Хиам приветливо улыбнулся Лире. Вожак стаи умчался куда-то и возвратился с тёплым плащом: эта ночь в мае выдалась холодной. Девушка прищурилась вглядываясь в короткую белую полоску на горизонте — Корону.

— Расскажи, какие новости приходят из Карды? — спросила она.

— Основная часть отряда охотников не покидает Покров. Несколько групп бродят по окрестным горам, будто ищут или изучают чего-то, — помедлив, сказал Хиам. Лире послышалась некая печаль в его голосе. — Я слежу за ними. Эта ночь будет тихой, не бойтесь, леди Лира.

— Я боюсь не за себя, — Лира помолчала. — Ты ведь понимаешь всё, Хиам. "Тень Стража" обречена.

— Я вовсе так не считаю. Избранная слабеет, это уже видно нам, carere morte. Слухи подтверждаются: она обрела силу в необычных обстоятельствах, и теперь Дар стремится уйти от неё. Может быть, уже завтра она его упустит. А без Дара охотникам не победить.

Лира дрожала под тёплым плащом, не от холода ночи — то была нервная дрожь.

— Всё равно. Владыка, он… странно себя ведёт!

— Какое-то событие в декабре больно ударило по нему. Но не рана и не обретение Дара Орденом. Сначала я думал, причина в вашей пропаже, но вы вернулись, а он всё такой же. Видимо, дело не в вас.

— Не во мне, это точно! И всё равно. Дэви обещал, что до осени охотники не войдут в Карду, а зима и долгая тьма прогонит их обратно в Дону. Но отряд Миры уже почти под стенами "Тени Стража"! Свита Владыки празднует начало последней недели перед локальным концом света. Никто здесь не надеется победить, Хиам! Никто, даже Дэви, я уверена. А без надежды — как сражаться?

— К чему вы клоните, леди Лира? — хозяин зверей хмурился. Лира схватила его за руку, и он вздрогнул от неожиданного тепла её кожи.

— Хиам, ты единственный здесь, кого я не хочу потерять. Беги. Помнишь, ты звал меня бежать с тобой? Сейчас самое время.

— Сейчас… вы готовы ответить мне "да"? — еле слышно. Лира вздохнула:

— Я неправильно выразилась. Я хотела сказать: тебе нужно уходить отсюда, если тот путь отступления ещё есть. Ты — мой лучший друг, Хиам, но…

"…Но так больно колет сердце, когда я читаю в газете о новой жертве Палача!"

Вампир отвернулся от неё. Теперь Лира могла только любоваться его профилем на фоне звёздного ночного неба.

— Я не уйду отсюда, леди Лира. И не ушёл бы, даже дай вы мне своё согласие. Видите ли, Дэви может сражаться за что угодно… но я точно знаю, почему я здесь. Почему я на этой стороне.

— Почему?

— Вако разрушает наш мир, мир, стоявший почти полтысячелетия. Крах carere morte — крах всего. Асседи сдадутся, Реддо продадут страну южному соседу. Границы откроются. Будет хаос, анархия… Потом из крови и боли родится новый мир, но нам с вами там не будет места. Поэтому сейчас я защищаю старое, пусть ему суждено пасть. Митто с Хеленой выбрали другой путь — это их дело, но мне их занятия претят едва ли не больше пути Вако.

— Зачем ты так говоришь? Может, новый мир ещё примет тебя. Исцелённого — ты думал об этом? Я считаю, ты достоин исцеления… больше меня!

— Леди Лира! Вы уже сосчитали мои жертвы? Нет, ни я, ни кто-либо в "Тени Стража" исцеления не достоин. Потому carere morte и пируют ночи напролёт — они знают, что иного для них не осталось! Все мы боимся своей вины. Чем старше carere morte, тем прочнее длинная цепь жертв, приковывающая его к Бездне.

— Я тоже убила! — тихо сказала Лира. — Но я исцелена… Вампир усмехнулся. Усмешка была доброй, немного вялой:

— Одна жизнь!

— Это очень много! — прошептала девушка, опустив глаза.

Хиам обратился к своей стае. Звери покружили по внутреннему двору замка и скоро одна за другой выскользнули в открытые ворота.

— В окрестностях неспокойно, — пояснил вампир. — Напрасно я отвлёкся на беседу с вами! Дэви боится, Вако может отправить в замок своих кукол под видом тел-болванок.

— А я хотела прогуляться. Значит, ты не составишь мне компанию?

— Нет, леди Лира. По правде сказать, и разговор был лишним, — холодно, а может, просто равнодушно. Хозяин был занят куклами — как бы отдалился, его взгляд изменился.

— Я возьму Мирту? — на всякий случай спросила Лира. — Она ещё здесь?

Хиам улыбнулся, всё-таки отвлёкшись от своих созданий:

— Разумеется, леди Диос. Мирта ждёт вас. И я… кое-что добавил от себя.


Лира забрала Мирту из конюшни и отправилась в путь. Тайной тропой — на Пустошь. Лошадка шла мерно, ровно — хозяин знал своё дело. Вокруг было тихо, и скоро Лира задремала. Пару раз её будили крики ночных птиц, один раз летучая мышь, охотясь, пронеслась над самой головой.

Она проснулась, почувствовав, что замерзает: плащ распахнулся. Лира закуталась в мягкую шерстяную ткань и поглядела вперёд. Пустошь расстилалась перед нею. Можно было погулять в яблоневом саду, можно — полазить по остаткам старой крепостной стены, но девушка тронула поводья, и Мирта свернула на север, к далёкому лесу.

Эта дорога, как все дороги Севера, вела к логову Кукловода. Лиру не интересовало, что стало со странной Калери, её даже не интересовало, возвратился ли Макта в то убежище. Она просто бездумно следовала велению сердца. Светлая тропка искрилась перед ней, приглашала ступить. Ступить, сделать шаг в иной мир, вернуть потерянное прошлое или вспомнить давно предсказанное будущее.

Лира входила в лес, как входят в Храм. С трепетом, благоговением, волнением — от того, что истина скоро, может быть, откроется ей. Колонны деревьев подпирали чёрное звёздное небо. Сестра-луна плыла меж ними справа, провожая девушку к месту таинственного откровения. Лира смотрела на неё, пока не закружилась голова… Тогда она потёрла затёкшую шею, повернула голову и нашла ещё один маячок, только не вверху, а под пологом леса. Он мелькал между деревьев, как луна сопровождал девушку. Яркий, тёплый огонь. Таинственный странник развёл костёр в стороне от тропы.

Это могли быть охотники из отряда Миры, но Лира ничуть не боялась. Смертной почему-то очень захотелось погреться у случайного огня. Она резко дёрнула поводья на себя: "Стой!"

Мирта послушно встала. Лира вспомнила о её хозяине и спохватилась:

— Прости, Хиам. Я хочу посмотреть костёр. Позволишь?

Лошадь фыркнула неодобрительно, но не запрещающее. Видимо, быстрые звери кукловода уже обследовали местность и установили, что странники, зажегшие огонь, не опасны.

Лира спешилась и пошла на далёкий огонёк. Её охватило странное чувство нереальности происходящего: сон… Сон во сне… Бред! — и она с удивлением понимала, что такое состояние приключалось с ней раньше. Однажды… Давно, очень давно. До Макты, до Литы, даже до Дэви. Она испытывала это ощущение нереальности в далёкой юности, когда ещё была смертной, когда мир знал её, как охотницу, без презрительной приставки: "Предательница!" Она не могла вспомнить, что за событие стало для неё знаковым в прошлом, но сейчас, как тогда, Лира приближалась к новому, такому долгожданному перекрёстку судьбы. Воздух вокруг был наэлектризован её ожиданием. Костёр приближался, и сердце девушки заходилось в бешеном стуке.

У костра был один человек. В тёмной одежде и плаще с большим оплечьем. Лицо было закрыто платком, оставляя только глаза, как у бандита или охотника на вампиров. Но этот путник не был ни тем, ни другим. Изящные движения выдавали человека благородного происхождения, амуниции охотника на вампиров девушка не заметила. Странник был молод — Лира определила это по его рукам, ловко вытёсывающим колья для костра большим охотничьим ножом. Установить возраст точно можно было б по глазам, но Лира боялась в них смотреть. Повадки этого мужчины были повадками ловкого, сильного, безжалостного зверя — Лира встречала таких в свите Дэви. Но этот не был и вампиром.

— Любопытно. Что леди потеряла в глухом северном лесу? — вдруг спросил мужчина, поднял голову и взглянул Лире прямо в глаза. — Выходите на свет!

Какой повелительный тон! Лира спряталась за дерево и позволила тени капюшона опуститься на лицо.

— Что ж, как угодно. Оставайтесь ночной тенью. Может быть, вы мне только снитесь, — проворчал он. Знакомый голос! Не он ли кричал Лире на Балу Карды: "Вампир, убийца!"? Он? Нет, не он. В этом голосе нет ярости… и звонкости той нет.

— Вы не открываете лицо. И я не покажу своё, — проговорила она. Путник вздрогнул от звука её голоса. Должно быть, ему тоже померещился какой-то призрак. Но платок с лица он не снял, продолжил методично строгать колышек для костра.

— Со мной определились: я тень. А кто вы? — тихо спросила Лира.

Мужчина задумался, отвлёкся — и срезал слишком много с будущего колышка. Тогда он равнодушно бросил палку в костёр и глухо, односложно сказал:

— Воин.

— За что же вы сражаетесь?

— Я вершу справедливость.

— Не многовато для человека?

Он усмехнулся под маской — короткий рваный смешок. Глаза сверкнули.

— Вы мне напоминаете одну леди… Сейчас она уже мертва. Может быть, вы её тень?

— Может быть. Я потерялась, и теперь не могу вспомнить свою хозяйку.

Он глядел на пламя костра. Глаза казались чёрными, хотя Лира уже знала: днём они другие. Зелёные, искрящиеся… В костре запищало одно полено. Оно треснуло, зелёный всполох пламени присоединился к рыжим собратьям, но скоро угас. Костёр разгорелся в полную мощь. Его середина сияла ярче солнца. Искры уносились в небо, присоединяясь к сонму звёзд.

— Так значит, это вы за мной ходите и не даёте спать ночами? — прошептал странник и сорвал платок с лица, повёрнутого к Лире в профиль. Он достал из кармана плоскую фляжку, и отпил из неё. Лире в нос ударил резкий запах спирта.

— Он же пьян… — запоздалая догадка. — За годы с бессмертными девушка забыла, как различать пьяных людей. Да и прежде, в Ордене, помнила этот запах только по редким застольям родителей, посвящённым, как водится, поимке какого-то важного бессмертного. "В рейде прежде всего — это трезвая голова", — любил повторять отец и всегда ругал тех, кто тайком брал на ночные охоты фляжку с коньяком или виски.

— Она преследует меня везде, — хрипло сказал мужчина. Я везде вижу её рыжие кудри, я чувствую на себе пронзительный взгляд её зелёных глаз. Зачем она мучает меня? Я помню, что она мертва. Я сам относил её в склеп. А на кардинском кладбище нет её могилы Куда её увезли… от меня? — бормотание стало невнятным. Лира неосознанно подалась вперёд. Сердце гулко стучало в груди. Ноги ослабели, она держалась за дерево, чтобы не упасть. Когда путник снял платок с лица, и сквозь пламя костра она увидела его профиль — это было возвращение в прошлое. Возвращение к судьбе. Она видела это лицо, этот костёр, эту ночь давным-давно, когда её выбор ещё не был сделан. Тогда она подумала, может быть, ей явился Владыка вампиров. Сейчас видение стало реальностью, и это был не Дэви…

— Ульрик! — всхлипнула она и протянула к мужчине руки. Он, казалось, не услышал. Снова отпил из фляжки и бездумно уставился на пламя костра.

— Да, вы похожи. Но знаете, как я понял, что вы — не она? У той были сильные, красивые руки. А вы — худенькая.

Лира на всякий случай спрятала исхудавшие после болезни руки за спину.

— Вы до сих пор любите её? — прошептала она. Усмешка некрасиво искривила лицо мужчины:

— Я не могу её забыть!

— А вы… вы простите её… когда-нибудь? — тихим шёпотом, но он услышал. И он, похоже, прозрел: узнал её, увидел её… "Лира!"

Девушка бросилась прочь, не разбирая дороги. Мирта встретила её радостным ржанием, но Лира быстро вскочила на лошадь и сквозь слезы приказала:

— Пошла!


Скоро остался позади лес.

"Быстрее, Хиам. Быстрее!"

Мирта летела, как птица.

"Ещё быстрей!"

Ветер уносил холодные капельки слёз. Исчез вдали маячок костра, исчез случайный и предсказанный собеседник. Но последнее слово, сказанное им, никуда не исчезло. Оно молотом било в голове, оно болью отдавалось в каждом ударе сердца. Самое страшное слово на земле…

— Вы простите её… когда-нибудь?

— Никогда.

Глава 16 Серебряный ошейник

Голос Давида звучал глухо, то пропадал, то вновь появлялся. Шум его заглушал — шум деревьев, свист ветра, гуляющего по просторам, разделяющим хозяйку и её куклу, с которой общался охотник.

— Габриель… — слово "говорит" проглотил ветер, — …Дар слабеет. Она уже не пользуется им… (чтобы)…смотреть вампирскую карту Карды. Все (силы) Избранной уходят на то, чтобы удерживать Дар (у себя)…

— Что ж, придётся поторопиться, — Мира вздохнула, но не позволила вздохнуть кукле, говорящей с Давидом. — Как идут приготовления?

— Мы заканчиваем. Я направил… (к сожалению, цифра потерялась в пути)… отрядов к истоку Стигия. Эрик рассчитал, сколько потребуется состава, чтобы сделать нужную (…концентрацию?). За нами сейчас Корона и все земли к востоку и северо-востоку. Запад пока за… (Дэви).

— Ополчение?

— Об ополчении говорит нельзя, чары вампиров всё ещё работают…(опять слово потерялось, видимо, обращение: "Мира")…что говорит Король?

— Он говорит, что дал все необходимые указания главе Карды. А чары carere morte — это по нашей части. Давид…

— Да?

Мира опять вздохнула, и теперь позволила вздохнуть и кукле:

— Думаю, Асседи всё ещё сомневается в нас. И на случай нашего поражения не хочет окончательно портить отношения с Владыкой вампиров.

Расстояние не смогло скрыть грусть в голосе охотника:

— Этого следовало ожидать. Так или иначе, на нашей стороне сейчас около… (да что такое, опять потерялась цифра!)… тысяч человек.

Вампирша нахмурилась:

— Сколько тысяч, Гесси?

— Что? — теперь переспросил, не расслышав, он. После пары перекликиваний, охотник наконец сообщил:

— Три. Три тысячи.

— Ох!

— Мало? Да, пожалуй. Но Винсент отправил послание… ("Гроздьям", кому же ещё?). С этими ребятами будет три с половиной, может, четыре тысячи. Будет уже к завтрашнему утру.

— Напрасно он это сделал, — тускло сказала Мира.

— Когда ты приедешь?

— Завтра. Нет, послезавтра, вечерним поездом.

— Я отправлю кого-нибудь встретить тебя.

— Только не моего племянника!

— А что так… Мира? — но та уже не слушала. Она поспешно оставила далёкую куклу, перевела эту марионетку на самый задний план: боялась, что лицо раба отразит разочарование хозяйки и, главное, — не хотела отвечать Гесси.

Разумеется, хозяйка продолжала эксперименты с марионетками! Она ни разу не вспомнила о клятве племяннику. Замок Дэви не взять, если не запустить в "Тень Стража" пару тел-болванок заранее. Подрыв цитадели вампиров должен быть произведён изнутри, иначе будет слишком много жертв. Иначе всё её войско ляжет под стенами цитадели вампиров — ведь Дэви способен на многое, очень на многое! Этот старейший вампир великолепно управляет своей частицей Бездны, его мощная нить искусно вплетена в сеть, издавна накрывающую Карду. На своей земле он непобедим! — шептались всегда и в Карде и в Доне. Взять его логово можно только хитростью.

Сегодня Мира пришла к Источнику. Пришла впервые с той поры, как он снова открылся для её Отряда. Вампирша сидела на камне у белой чаши с "чудесной" водой, неподалеку Родерик Бовенс и Адора Рете ждали окончания её беседы с Давидом. Мира порой бросала на них короткий взгляд, и её губы кривила усмешка. Старики! Собрались трое стариков обсудить судьбу Земли Страха: преждевременно состарившийся Родерик, Адора, разменявшая девятый десяток, и Мира, ухитрившаяся превратиться в старушку, проскочив сразу несколько переходных возрастов… Она была сегодня в просторном платье, купленном в магазине готовой одежды. Этот фасон предназначался для беременных дам, и продавец странно смотрел на покупательницу, годящуюся в бабушки, а не в молодые матери. Но что вампирше-хозяйке было делать? Выпятившийся животик не помещался в прежние платья, а от корсетов Мира давно отказалась.

— Избранная теряет Дар? — спросил Бовенс, как только Мира повернулась к ним.

— Она теряет его последние пять месяцев, — вампирша постаралась улыбнуться, улыбка продержалась на её губах недолго. — Но сейчас, похоже, Габриель и правда близка к тому, чтобы отпустить его.

— Нужно торопиться, — сказал Родерик.

— Да, я уеду, скоро.

— Девочка, поторопись! — вмешалась и Адора. Герцогиня Рете всё ещё видела в ней "девочку", которую успокаивала на второй день после обращения Винсента… Вампирша кивнула:

— Мне нужно оставить здесь последние распоряжения, и я отбуду в Карду.

Она отвернулась к чаше Источника, посмотрела в глаза своему отражению в тёмной, но прозрачной воде. Почему-то вампирше невыносимо хотелось коснуться этого гладкого зеркала. Тяга, появившаяся в последние месяцы, такая же необъяснимая, как тяга выйти на солнце… Или ей просто хотелось поскорее закончить своё бессмысленное существование?

— Ты же писала Корвусу. Что он ответил тебе? — спросил Бовенс.

Мира опустила руку в чашу, почти коснувшись водной глади пальцами.

— Он не ответил. Как я и ожидала, впрочем. Ульрик… просто он помнит, что я carere morte!

— Он и кардинский Палач, похоже, — одно лицо.

— Да, Солен мне говорила.

— У меня сейчас открылась возможность его остановить…

Мира отдёрнула руку от воды. Вампирша хмурилась:

— Не надо!

Она сама не могла бы объяснить, почему вступилась за Палача. Может быть, потому, что его так выделяла Лита, Избранная? Его имя было последним произнесённым ею словом: совпадение или пророчество?

Нахмурился и Бовенс, не желая уступать:

— Вако, он убивает людей! Почитай кардинские газеты!

— Оставьте его в покое… пока. Прошу вас, Родерик. В конце концов, северным дикарям-вампирам давно не хватает собственной страшной сказки! А случайно убитых Палачом смертных запишите на мой счёт. Всё равно я давно сбилась со счёта жертвам.


Мира ушла от Источника в одиночестве. Бовенс остался в церкви, Адора ушла раньше — навестить могилы на близком кладбище, где были похоронены погибшие в декабре в Академии. Вампирша не пошла за ней. Она тихонько погуляла по саду у церкви, потом побрела к стоянке экипажей.

Солнце отправилось спать два часа назад, ни толики его лучей не осталось в воздухе столицы, и Мира задумчиво перебирала в пальцах кулончик с кровью Избранной. Дар был недостаточно сильным заменителем дневного света. Вампирша скучала по настоящему солнцу.

Её тело менялось. Проклятие заполнило его и теперь управляло, как своей марионеткой. Сердце вампирши оно заставляло биться так, что его удары сливались для Миры в сплошной гул. И иногда ей казалось, это гудение, эта вибрация входит в резонанс с её телом и разрывает его изнутри. Иногда вампирша чувствовала, как внутри толкается неведомая сила, стремится наружу, чтобы соединиться с мировой пустотой… и тогда испуганно прижимала руки к животу, прося её подождать ещё немного.

Мира так и застыла на выходе из сада после очередного болезненного удара изнутри — чуть согнувшись и прижав ладони к животу, как её вдруг окликнули:

— Куда ты сейчас собралась, девочка?

Адора Рете подходила к ней, очень осторожно ступая: то ли боялась переломать свои хрупкие старческие кости, то ли боялась спугнуть "мышку".

— Я встречусь с Алексом и Дианой — и на вокзал. Отправлюсь в Карду сегодня.

— Правильно, — старая герцогиня подошла ближе, ласково взяла вампиршу под руку. — Тебе тяжело. Позволь, я помогу.

Мира подчинилась, легко, как тогда, пятнадцать лет назад, и позволила старушке довести себя до экипажа.

— Думаешь, Винсент не постарается встретить тебя на вокзале? — проницательно спросила Адора.

— Он не узнает, что я приехала, до самого начала штурма. Если вы не скажете.

— Не скажу, — пообещала Рете. — Я сама приеду в Карду, на день позже тебя, и подготовлю его к встрече с тобой.

— Вы же знаете, чем я займусь в Карде…

— Знаю, Мира.

— И не препятствуете?

Старая леди улыбнулась:

— Это не навредит Ордену. И тебе, девочка, придаст сил. А силы тебе будут нужны!

Мира согласно кивнула. Возница распахивал перед ней дверь. Она пожала Адоре руку, прощаясь, и герцогиня стиснула её пальцы:

— Мира, только не переступай черту! Не отнимай у Жизни шанс спасти тебя!

— Меня нельзя спасти.

Адора помотала головой:

— Обещай.

— Обещаю…

Теперь старая охотница отпустила её. Мира улыбнулась ей из окна кареты, и экипаж тронулся. Губы Рете шевелились, она шептала… Что?

"Только не переступи черту!"


Академии больше не было. За наспех сколоченным забором — груда камней, недавно бывшая зданием. Из парка доносился скрежет пил. Большой кусок земли близ центра столицы — лакомый кусок для застройщиков. Скоро на месте Первой Королевской Академии и её парка возникнет новый жилой квартал.

Мира остановилась у забора, не обращая внимания на близко проносящиеся экипажи, и стояла, не отрывая взгляда от бывшей Академии, пока Алекс не отвёл её в сторону.

— Ты что это? — тихо спросил охотник. — Убиться хочешь?

— Ответить честно? — усмехнулась вампирша.

— Я тоже, в первый раз увидев это, чуть с ума не сошла, — сказала Диана. Охотница наконец-то решилась отпустить длинные волосы, и они теперь смешно завивались, ещё не достигая плеч. Но экстравагантным нарядам она, выйдя замуж и забеременев, не изменила. — Академию было видно из окна моего дома. Теперь её так не хватает в привычном пейзаже!

Алекс грустно кивнул, но тут же заметил:

— Так лучше. Обожжённый монстр скорее пугал последние пять месяцев.

— Пожалуй. Я уезжаю, Алекс, — заметила Мира. — Завтра.

— Вы, — он сглотнул от волнения, — вы намерены начать наступление? Уже?

— Да. Ждать нельзя, Избранная всё хуже управляет Даром. И Покров нестабилен, чувствуешь?

— Да, я как раз хотел это сказать.

— Я тоже слабею. Поэтому нельзя ждать!

— Что ж, удачи нам всем! — прошептал Алекс. — Мира, я уже говорил, я могу поехать…

— Мне нужен сильный охотник на охране Доны.К тому же, — вампирша улыбнулась. — Я не хочу, чтобы распалась, пусть ненадолго, такая красивая пара.

— Сейчас всё спокойно, — вмешалась Диана. — Никаких слухов о carere morte, никаких похожих смертей, только… — охотница хмурилась.

— Что? Говори.

— Я недавно прочитала в газете о кардинском Палаче. Неужели, правда, что говорят? Что он из бывших охотников?

— Я говорил тебе, не читай эту дрянь! — возмутился Алекс, Мира успокаивающе подняла ладонь:

— Пусть, Кустос. Мы все уже навидались ужасов. Да, это наш человек. Ульрик Корвус.

— О!

— Ты его знал?

— Немного. Он совсем молод. Лет двадцать, — охотник обескураженно вздохнул. — Что вынудило его творить такие зверства?

— Отчасти, я.

— Ты очень любишь во всём винить себя! Помню, была ещё необычная история с его посвящением…

— Какая история?

— Латэ его нашёл и привёл в Орден. В тот год с посвящениями было уже закончено, глава готовился передать свой пост Карлу, но тут вдруг воспротивился ждать, сам посвятил Ульрика. Это было последнее посвящение Латэ в качестве главы Ордена. Он и потом привечал Корвуса.

— Что же в нём особенного?

Алекс усмехнулся:

— Ты же помнишь Латэ. Разве он бы сказал?

Мира в задумчивости потёрла подбородок. Да, Латэ, старый глава Ордена, славился уникальным умением недоговаривать! Вот ещё одна его тайна. Что особенного в Ульрике Корвусе?…Кроме того, что он оказался способным растопить ледяное сердце Лиры Диос?

Она опять поглядела через перекрёсток, Алекс проследил её взгляд.

— Зря мы пришли сюда. Вижу, ты расстроена этим зрелищем.

— Не расстроена — поражена. Не думала… — Мира помолчала, — не думала, что успею увидеть, как её снесут. Я надеялась, работы здесь начнут, когда я буду в Карде.

— К осени вы вернётесь с победой. Так что ты бы всё равно это увидела.

— Просто… Она не собирается возвращаться! — проницательно прошептала Диана. — Так ведь, Мира? — Та неопределённо качнула головой.

— Ты не умрёшь там! Даже не думай об этом! — резко сказал Алекс. — Ты нам нужна, мышка.

Мира улыбнулась, согласно кивнула головой, чтобы не расстраивать его. Её взгляд не отрывался от забора, скрывавшего руины гордого здания. Да, она не думала, что успеет увидеть это. Она не хотела видеть это, хотела уйти навсегда, сохранив в памяти образ Академии, а не пустого перекрёстка. Но теперь поняла, что так, действительно, лучше. Легче. Будто порвалась ещё одна нить, связывающая вампиршу с миром живых. Чем меньше их будет, тем легче она сможет раствориться в солнечных лучах.

— Алекс, правда, что говорят: carere morte, погибающие от солнца или воды Источника, уходят туда же, куда и люди после смерти?

Охотник внимательно посмотрел на неё. Он старался спрятать жалость, но вампирша ясно видела её.

— Да, медленное сгорание или растворение уничтожает проклятие, а душу вампира не губит. Она уходит по пути людей… но тебе не надо думать об этом! Мы ждём тебя в Доне, Мира.


Они с вампиром Арно отправились в путь. Мира выбрала вечерний поезд, прибывающий в Карду рано утром, а кукол отправила по воздуху. Поезд делала большой крюк по пути в северный город, марионетки же летели по прямой. В Карду они должны были прибыть одновременно.

— Вот, что я взял, — Арно принялся раскладывать дорожную сумку. — Кровь, — он поставил на столик в купе большую флягу. — Настоящая вода из Источника… — фляга поменьше. — Разумеется, оружие… — Мира равнодушно оглядела горку кинжалов и маленьких сложенных арбалетов. — Сети я не взял. Полагаю, пленных мы брать не будем?

Мира встрепенулась, посмотрела на вампира. Глаза Арно сверкали. О, Мире был знаком этот огонь! Увидев его, она не раздумывая приняла вампира в свой отряд. Этот огонь был в глазах Дары Меренс, Мира видела его в отражении своих глаз в зеркале… Месть. Арно прежде был главой группы вампиров-дикарей, и всю группу Дэви убил в декабре, когда те не захотели участвовать в безумствах Владыки. Теперь Арно мстил за погибших друзей.

— Пленные нам ни к чему. И Дэви в декабре не брал пленных.

Вампир радостно оскалился. Мира же обратилась к группе кукол, летящей над мрачными восточными лесами. Как далеко ещё до Карды! Хозяйка устала и проголодалась. Стук сердец, бьющихся вокруг в поезде, змее, набитой жизнями, сводил с ума. И проклятие билось внутри — больно отдавалось в животе.

— Вот ещё, герцогиня Рете передала для вас, — Арно достал из сумки последнее: тонкую серебристую полоску — полукруг. Серебряный ошейник.

— Мне? — дрогнувшим голосом сказала Мира и взяла холодную металлическую полоску. — Гм… Благодарю.

Серебряные ошейники не давали Высшим вампирам нападать на людей. Раньше Орден награждал ими своих бессмертных ищеек. Когда-то и Мира носила такой. Латэ снял его только на посвящении вампирши.

Зачем Адора передаёт его? Или старая охотница боится того же, что и Мира?

"Однажды возросший голод хозяйки заставит её убить…"

Мира пила всё больше стабилизированной крови, часто принимала кровавый душ, но голод всё равно лишь рос. И это был уже не тот прежний вампирский голод. Тот, который она испытывала в дикарской юности, казавшийся ей тогда страшным проклятием carere morte, теперь был невозвратимым идеалом: быть голодной только за себя, а не за полсотни кукол! Голод хозяйки возрастает кратно количеству её рабов, несколько десятков кукол — и вот, он уже в принципе неутолим. Можно накормить пять, даже десять кукол, но пустота на месте оставшихся будет по-прежнему тянуть твои силы. Этот голод, пожалуй, не так ярок, как голод одинокого вампира, он — не рана, но хроническая, неизлечимая болячка.


Эрик встретил их на вокзале и со всеми предосторожностями проводил в закрытый экипаж. Утро было пасмурным, готовился дождь, и солнце пощадило вампиров. Экипаж быстро тронулся и остановился только у дома Вако.

— Куда мы так торопились? — спросила вампирша, выйдя из кареты. Арно остался внутри: Покров был для вампира непреодолимой преградой.

— Я торопился, чтобы зачарованные в городе не успели засечь чужаков. Габриель едва справляется с чарами над Короной.

Эрик быстро провёл вампиров к чёрному входу в дом. Ничего не видя, Мира всё же почувствовала: двор полон людей. Как и двор дома напротив. Здесь, под Покровом, собиралась её армия. Первый этаж дома Вако также не пустовал. Предводительницу встретили восторженными взглядами и радостными возгласами. Однако охотников среди собравшихся не было.

— А где все охотники? — немного нервно полюбопытствовала Мира. Встреча с отрядом не входила в её ближайшие планы.

— Завтракают. В доме Меренсов. Он для этого больше приспособлен, и он тоже попал в границы Покрова.

— А Винсент?

— Они с Солен отправились в дом Реддо. Там собираются ребята из "Гроздьев". До завтра они не вернутся.

Мира улыбнулась:

— Хорошо…

Они спустились в подвал. Сюда были свалены тела carere morte, нападавших на дом Вако и погружённых в бессознательное состояние развернувшимся Покровом. Здесь были и куклы, и свободные бессмертные. Мира придирчиво оглядывала неподвижные тела.

— Мне нужны свободные, — задумчиво сказала она, как бы самой себе. — Дэви ждёт, что я отправлю в его замок кукол, и хозяин слуг "Тени Стража" наверняка предупреждён об этом. А я отправлю к нему свободных…

— Что ты собираешься сделать: переманить их на нашу сторону? — спросил Эрик. Вампирша усмехнулась:

— Жаль тратить на это силы и время! "Обмен кровью" — эти слова тебе о чём-нибудь говорят?

— Но это же равноценный обмен?

— Не обязательно! Если один из двоих обменивающихся сильнее, он замещает собой второго. Существует как бы в двух телах одновременно. Почти как кукловод.

— Почти?

— Сознание, дух слабейшего вампира сохраняются. Теоретически, он может поднять бунт, но практически — такого не случалось в истории, — говоря это, вампирша отобрала четверых "кандидатов".

— Эти, кажется, живы, Эрик. Не совсем мёртвые тела, как считаешь?

— От одного идёт запах гниения…

— Гниения не мёртвого — живого! Это от раны! Просто вампир ослаблен Покровом и не может залечить повреждение. Что ж, я начну. А ты, охотник, возьми несколько кукол отсюда для Арно. Обездвижь их на время серебром. Люди из дома тебе помогут.

Эрик подчинился. Скоро люди унесли из подвала несколько кукол, и вампирша начала своё отвратительное дело. Мира обменялась кровью с одним — тем самым раненым и скоро читала его память. Это оказался совсем молоденький вампир, полудикарь из нижнего Патенса. У него были живы родители и сестра, и он даже осмеливался навещать их… Мира порылась в чужой памяти ещё и нашла несколько жизненных ситуаций, показывающих его характер. И он её вполне удовлетворил: такой легко подчинится сильнейшей. Оставив этого вампира, она обратилась к следующей, девушке. Мира сразу приметила её: подходящего роста и веса, таким телом легко управлять. Но молодая вампирша неожиданно проявила недюжинную волю и не подчинилась. Пришлось отступить, так ничего и не узнав о девчушке… Хозяйка занялась второй вампиршей — высокой и полной. Она оказалась слабее, а вот последний — рослый мужчина, тоже не пустил Миру далеко в свою память. Ей пришлось ограничиться двумя подчинёнными. К сумеркам с их изучением было покончено, и Мира перешла к тренировкам.

Она вывела двоих из дома и быстро подняла в небо, пока люди, собравшиеся в саду, не обратили на неё внимания. Сама поднялась следом и приказала подчинённым взять курс на Пустошь. Почувствовала мысленное противодействие и резко хлестнула обоих: "Повинуйся!" Скоро их догнал Арно в сопровождении стаи новеньких кукол.

— Не сложно было отобрать их у предыдущих хозяев? — полюбопытствовала Мира, когда они опустились за Вастусом.

— Тяжело, — Арно выглядел не лучшим образом, от голода заострились черты. — Один очень сопротивлялся, но Эрик мне помог. Сейчас я спокойно управляю всеми десятью.

— Ого! Десять? Молодец.

— Я сделал бы больше, если б вы отправили мне больше болванок.

Мира с сомнением посмотрела в его блестящие от голода глаза.

— Пока этого довольно, Арно.

Они начали тренировку и через два часа совсем выбились из сил. Арно методично проверял возможности своих новых кукол, но делал всё более длительные перерывы. Мира же постоянно сталкивалась с мысленным противодействием подчинённых — бывших свободных carere morte, и растратила много сил на их подавление. К полуночи они закончили. Арно повёл вокруг голодными глазами.

— Домой за кровью? — спросил он.

Вампирша молчала, закрыв глаза. Карда, цитадель вампиров, вновь доверчиво, как в день первой встречи, открылась ей. "Сестра! — шептала она. — Сестра, как я рада встрече… Я приготовила тебе много вкусной пищи…"

Мира тяжело мотнула головой. Наваждение не уходило.

"Патенс… Вастус… Сальтус… — шептала Карда. — Выбирай любой на вкус! В Патенсе ты наешься досыта простой пищей. Сальтус хорош для долгого преследования. Дома Вастуса пестрят дырами в защите — заходи и пей жизнь из бокала в тёмной чужой гостиной! А Корона… — о, Корона! Благородный вкус, как выдержанное старое вино…"

Мира сорвалась с места, распахнула крылья. Она устала противиться зову проклятия, зову своей сути. Бывали дни и ночи, когда она была голоднее, чем сейчас, но упражнения с "обменом кровью" стали последней каплей, переполнившей чашу. Она забыла себя, забыла свои клятвы, забыла тетради с именами жертв. Она была в Карде, и она вновь была дикаркой, жадной до чужой жизни, не помнящей вчера, не знающей завтра. Она летела за чужой жизнью.


Где-то в глубине сознания оставалась мысль, желание, надежда: пусть охотники найдут и остановят меня! Мира повторяла это, когда настигала жертву — молодого мужчину на улице Сальтуса. Мира безмолвно кричала это, когда протягивала когти к добыче. Она помнила это, даже когда струи крови смертного ударили в её горло. Она помнила, постанывая от давно позабытого удовольствия… Вкус живой человеческой крови ошеломил, смял, раздавил. Как она могла отказываться от этой великолепной книги судьбы, симфонии плоти и духа, квинтэссенции жизни? Желание чужой жизни — тёмное и огромное, разросшееся за годы полуголодного существования до размеров Вселенной, несло её. Она летела… в пустоте: движение без цели, ради движения. Ради полёта. И падения…

Некто грубо вырвал её из сна. Больно дёрнув за плечи, он оттащил её от добычи, швырнул на камень мостовой. Хватка его рук была нечеловечески сильной. Это Арно захотел взять свою долю?! Вампирша зарычала, вскочила, кинулась на соперника… и в шаге остановилась. Этот вампир, вчерашний дикарь, присел на корточки около смертного и не пил жизнь — быстро и ловко перетягивал его руку выше места ранения жгутом…


Мира возвратилась в дом Вако перед рассветом. Незнакомые люди все спали, охотники были заняты в рейдах и подготовке похода на север. Незамеченная, вампирша спустилась в пустой подвал и отомкнула дорожную сумку. Достала из неё серебряный ошейник и, с минуту подержав в руках, надела. Ещё один шаг, приближающий её к Бездне. Ещё одна разорванная сеть, прежде задерживавшая её падение в пустоту. Ещё одна расписка в собственном бессилии.

Глава 17 Ночь перед наступлением

Ночь перед выступлением первых отрядов к "Тени Стража" была пасмурной и дождливой. Ни луны-смотрительницы, ни звёзд, по которым можно было бы гадать об исходе кампании: только клокастая серая шаль облаков, цепляющаяся за шпили высоких зданий, да холодные потоки воды, за которыми совсем скрылась Карда. Люди, собравшиеся в поход, разошлись на отдых по пустующим домам Короны.

За три недели в Карде отряду Миры удалось собрать четыре тысячи сторонников. Помогли и "Гроздья". Дэви по-прежнему поддерживал туман чар над городом, но его чары слабели. С юга в северную цитадель вампиров стекались сторонники Миры. Стычки зачарованных с чужаками происходили регулярно, были и человеческие жертвы и с той, и с другой стороны. Скоро странной ситуацией в Карде заинтересовались сторонние люди, но Асседи быстро пресёк все слухи и попытки вмешаться. Старая Карда опять оказалась в изоляции, и немногие, знающие о подоплёке всех странностей севера, со страхом ждали, кто же победит в древней войне. Кого Дона выйдет встречать, как победителя?

Завтра выступление. Армия двинется на "Тень Стража" и первой преградой на пути станут дома Митто и Калькаров — два давних оплота вампиров. Жаль, погода подкачала… Солнце не спешило записаться в союзники Ордена, и во всех разговорах охотников и их сподвижников явственно звучала нотка некоторого пессимизма. Не хотелось мечтать о мире без вампиров, не было нужды подгонять себя ненавистью, местью или жаждой реванша в старой игре. Кто-то обращался к прошлому: от одной группы то и дело долетало: "А помнишь?.." Но вспоминали не анекдотические случаи: обычную, в одночасье рухнувшую жизнь. Эти "а помнишь?" звучали тускло. Другие в последнюю ночь перед завершающим этапом кампании осмеливались смотреть в будущее: вот пришли совершенно мокрые, но счастливые Феликс Краус-младший и Джезабел. Они подняли шум на весь дом Меренсов: только что обвенчались! Их примеру немедленно захотели последовать другие. Николас потянул Марсию за руку к двери. Бывшая вампирша сначала следовала за охотником, даже смеялась, потом помрачнела, вырвала руку и вернулась на место. Тот бросился её успокаивать…

— Рано! — слабо отнекивалась Марсия. — После всего, потом…

— "Потом" может не быть, Марсия!

— Сегодня такое небо тяжёлое! Плохая ночь, плохой город! Лучше потом, в светлой Доне… — неуверенно. Николас, не слушая, снова потащил её к дверям. Теперь девушка подчинилась.

— У меня даже платья красивого нет! — раздалось напоследок, и они скрылись за стеной дождя.

Экипаж Винсента остановился на подъездной дорожке дома. Винсент проводил почтенную гостью — Адору Рете в дом, сам же не зашёл. Он обошёл дом и остановился у входа в подвал. Здесь он долго стоял, собираясь с мыслями, заранее расставляя границы эмоциям. Снова и снова он повторял, что скажет сейчас Мире. О жестокости добровольного затворничества. О бессмысленности одинокой войны. О разрушительной силе и абсолютной власти мести. И о том, что эта месть — безумие, безумие, безумие… Потом он скажет о близящемся лете. О ярком, жарком солнце. О любви, для которой всё ещё открыто её сердце, несмотря на корку льда на нём. О жизни, к которой вампирша всё ещё может вернуться…


— Ты говорил с Мирой? Давно?

Тони, только что приехавший из Доны, заметно устал, но находит силы на разговор:

— Перед отъездом. Она завершает дела в Доне, чтобы быстрее приехать сюда.

— Я слышал, она согласилась прийти к тебе в лабораторию…

— В последний момент она отменила визит. Тебя интересует её физическое состояние?

— Безусловно.

Тони вздыхает, раздумывая, затем кратко сообщает:

— Эрик осматривал её около двух месяцев назад. Но Мира взяла с него слово, что он не скажет никому. Я сумел разговорить его совсем недавно.

— Ну?

— О, — Тони опять вздыхает. — Ты лучше сядь.

— Мало что может меня удивить после того, что уже произошло. В чём дело?

— Болезненный вид Миры, раздутый живот мы прежде связывали с платой за способности кукловода, но это не так. Эрик сказал, печень не увеличена. Он предположил, что в полости живота скопилась свернувшаяся кровь. При ранении порвался крупный сосуд, ослабленный организм вампирши не смог потом избавиться от ненужной жидкости.

— То есть её состояние не так опасно, как вам вначале представлялось?

— Да! И главное, Габриель сообщала, что в крови Миры снова есть клетки, способствующие исцелению.

— Что?! — он чувствует, что его губы растягивает радостная, глупейшая улыбка. — Не может быть! Мои молитвы всё же услышаны! Миру можно исцелить?

— Тогда, два месяца назад, клеток было маловато для исцеления…

— А сейчас?

— А сейчас… Сейчас Мира отказывается от осмотров и не даёт ни капли своей крови для исследования. И Габриель запретила говорить о её открытии.

— Почему? — Тони опускает глаза, и это не проходит незамеченным для Винсента. — Что… что вы ей наговорили?

— Ничего. Просто Мира… она… — и ты тоже наверняка видишь это! — сама стремится к смерти. Ей не нужно исцеление. Она жаждет забвения. Покоя…


Пробило полночь. Холодный дождь с мрачной злобой бил портик над входом в дом Вако. В саду послышались весёлые голоса: возвращались Николас и Марсия. Скоро голоса стихли, немного погодя главная дверь отворилась: это Давид Гесси собрался ехать в тайное хранилище Ордена в Карде. В саду он встретил Дару Меренс. До Винсента долетел обрывок их разговора.

— Возьми меня с собой в хранилище, — просила охотница.

— Оставляешь гостей дома скучать без хозяйки… Зачем?

— Хочу выбрать лучшее оружие.

Гесси вздохнул:

— О, Дара!

Разговор стих. Остался лишь шум дождя. Тогда Винсент отворил дверь, ведущую в подвал, и шагнул за неё, во тьму.

Сто лет назад Дамиан Вако, супруг незабвенной Регины, использовал подвал собственного дома в качестве лаборатории. Тот предок Винсента был странным человеком, приверженцем мистицизма, и баловался оккультными науками. Стены помещения, поделённого на несколько камер, когда-то были испещрены алхимическими символами. Дед Винсента боялся их и однажды собственноручно замазал зелёной краской, но кое-где они всё же остались. Правда, сейчас их не было видно. В подвале было темно, как в подземельях Дэви, о которых столько говорилось наверху. Где-то в этой сырой и тяжелой темноте пряталась вампирша. Она, несомненно, уже заметила, что в её логово кто-то зашёл, но не торопилась обнаруживать своё присутствие.

И Винсент не торопился звать её. Пока он не мог хотя бы определиться со своими чувствами к Мире. Жалость. Злость. Злость. Жалость. Злость. Что Мира делает?! И… что делать ему?

Винсент прикидывал: не принести ли с чердака гроб и не запереть ли в нём вампиршу. Пусть отдохнёт пару дней, может, ей удастся примириться с собой. О, если б это помогло отрезать Миру от кукол, вытягивающих силы из вампирши! Но тут это средство бессильно, тут бессильны все средства…

Потому что Мира просто не хочет жить.

Он скрипел зубами от злости, он сжимал кулаки в бессильной ярости. Нет, увы, он — не тот, кто способен вернуть её к жизни. Не тот, и никогда не был Тем, как бы ни тешил себя этой мыслью. Запрет на чувства, кроме братско-сестринских — вечная стена между ними. Стена отбрасывающая тень на обоих, и эта тень словно загрязняет, не даёт прорасти ничему светлому, ничему исцеляющему… Настанет ли миг, в том мире или в этом, когда они без опаски и без лжи посмотрят друг другу в глаза?


…Прибывший из Доны поезд совсем скрылся в клубах пара. Приехавших много, и почти все — от "Гроздьев". Но Винсент они не интересуют. Он присматривается и находит немолодую даму в закрытом тёмном платье и шляпе с вуалеткой.

— Мира!

Он бросается к ней, дама оборачивается, снимает вуаль. Это не Мира. Герцогиня Адора Рете.

— Винсент? Я полагала, меня встретит Давид.

— Простите, госпожа Рете. Я жду Миру со дня на день, каждый день встречаю поезда из Доны…

Рете вновь опускает вуаль.

— Мира приехала вчера, — сознаётся она. Голос герцогини глух. Может, из-за вуали?

— Так и знал! Вот, почему Эрик задерживал меня в доме Реддо! Но где же она?

Адора молчит.

— Она прячется от меня… который месяц! Я не знаю, что делать!

— Тебя тревожит, что Мира отдалилась от тебя?

Винсент думает, затем отрицательно качает головой:

— Нет. Это я бы принял. Меня тревожит то, что с ней происходит. Я долго боялся произнести это: она возвращается к началу. К жадной до крови и безумной дикарке, которой никто не нужен на всём белом свете.

— Это не так, — шляпка Рете трясётся — так решительно охотница мотает головой. — Ты не видишь… Ей нужно пройти свою боль, свою месть до конца! А потом она вернётся.

— Она может погибнуть на этом пути!

— Она не погибнет. Любовь — лучший щит, и он у неё есть.


— Мира! — позвал Винсент. Темнота дрогнула и отозвалась:

— Я здесь. Подойди ко мне.

Вспыхнул огонёк, выхватил из тьмы подвала стекло лампады и лицо вампирши. Мира была усталой, но одухотворённой. Губы улыбались, глаза глядели задумчиво и печально. И, главное — они были ясными: хозяйка временно оставила всех своих кукол.

— Подойди ко мне. Винсент…

Он пошёл на её огонь и голос, чувствуя себя мотыльком за мгновение до гибели. Чарующие нотки слышались в голосе вампирши. Чары, скрывающие вопль голодной пустоты!

— Я не ошибся? Вы голодны, тётушка? — он предусмотрительно остановился в шаге. Мира чуть повернула голову, на шее что-то блеснуло. Холодный блеск серебра… Ошейник?!

— Мира, что это, чёрт возьми?

Та отодвинулась в темноту подвала, закуталась во тьму, как в плащ, но Винсент бросился за ней и невежливо выдернул из крылатой личины:

— Что это, чёрт подери?! Ошейник?! Кто тебе его надел?

— Я сама, — прошептала вампирша и замолчала, закрыв глаза: осуждённый, ожидающий приговора.

— Доигралась! — голос звенел от злости: звон скрещиваемого оружия. Винсент сам удивлялся такой ярости, он не представлял, что способен испытывать столь сильное, мучительное чувство. — Почему ты его надела? Ты… ты… Ты убила кого-то?!

Вампирша сжалась, забилась в темноту.

— Убила! — он медленно выдохнул и снова вдохнул, тщетно пытаясь успокоиться. — Доигралась! Доигралась!

— Не убила, — Мира нервно потрогала ошейник. — Но, да — я не смогла остановиться сама. Меня оттащили от жертвы.

— Где? В Доне?

— Нет, здесь, в Карде, — Мира провела рукой по лицу, будто умывалась. — Этот город зачаровывает carere morte.

— Не оправдывайся!

— Я не оправдываюсь, — прошептала вампирша. Она сидела в углу каморки, прямо на полу, сжавшись и обхватив колени. Маленькая, жалкая… Опять жалость! И злость.

— Верно я хотел запереть тебя на всё время пребывания в Карде, — сказал Винсент. Тон обвинителя. Мира сжалась совсем, но теперь он понимал: это всё притворство! Он уйдёт — и она вновь поднимется, выпрямится — только вот плечи так и останутся согбенными, как у старухи. Он уйдёт — и её взгляд потускнеет: хозяйка вновь отдаст себя куклам…

— Сумасшедшая! — закричал он. Сейчас, впервые в жизни, он готов был убить её. Убить, чтобы избавиться от вида её мучений. — Что ты сделала с собой! Мира? Где ты? Кто ты? Это же не ты!

— Значит, ты меня совсем не знал… — хриплый смешок — смешок ведьмы. Яркие, блестящие из-под спутанной копны волос глаза вперили в него горящие точки зрачков. — Ну, так и лучше. Так — будет не больно. Совсем не страшно уходить!

Злость испарилась, как её и не было. Он бросился к вампирше, подхватил. Её тело тут же обмякло в его руках.

— Прости! Мне слишком больно видеть тебя такой. Знаешь, Тони, он ведь сказал: тебя можно исцелить…

— Предатель, — равнодушно уронила Мира. — Вокруг одни предатели.

— Почему ты не хочешь взглянуть правде в глаза: твоё проклятие излечимо. Ты можешь вернуться в жизнь!

— Я не хочу думать о жизни, — прошептала вампирша и закрыла зоркие глаза.

— Меня нет, — опять забормотала она. — Есть задача: уничтожить Дэви. Есть цель: нанести сокрушительный удар Бездне. И даже это — не моё по сути. Я живу вашей болью и вашей местью. Я вижу вашими глазами. Я говорю то, что вы хотите слышать. Я делаю то, до чего не дотягиваются ваши слабые руки, но я — лишь их продолжение. Я — ваш призрачный лидер. А меня — нет. И Дэви такой же, я чувствую. Скоро мы перегрызём друг другу глотки и…

— Замолчи!

Мира тяжело дышала, совсем как смертная. Глаза забегали под веками, но вампирша была не с куклами: она словно смотрела сон.

— Что мне сделать для тебя? — зашептал Винсент.

Так близки и в то же время так далеки друг от друга они не были никогда. Он чувствовал полнейшее бессилие. Наверное, подобное чувствовала Мира, когда впервые увидела его лишённым смерти. Но в её бессилии тогда была надежда, пусть безумная. А он — найдёт ли её?

— Тебя можно исцелить! Тони сказал, — тихо произнёс он. — Я верю ему и не верю, что огонёк твоей жизни погас. Ты найдёшь солнце, а если не захочешь — солнце само найдёт тебя. Мира, ты меня слушаешь?

Вампирша не ответила. И, похоже, она его не услышала. Она открыла глаза, и огонёк бился в них — бился в такт его сердцу.

— Ты голодна?

Мира облизнулась.

Винсент расстегнул манжет рубашки и закатал рукав — очень медленно, надеясь, что тётушка его остановит. Не потому, что боялся боли и смерти. Он боялся за Миру: живая человеческая кровь великолепно утоляет вампирский голод, но кормит она не тело, а пустоту. Вампирша молчала, ждала, следила за его руками… И Винсент взрезал себе запястье, поднёс к её губам.

Без сомнений, без раздумий Мира жадно впилась в его руку. Он не вскрикнул, только сильнее стиснул зубы, под кожей скул заходили желваки. Вампирша спокойно принимала его дар, вовсе не задумываясь ни о чём. Исчезли её стыд и страх. Перед Винсентом была дикарка, видящая лишь самую простую цель — добыть живую кровь. И сейчас он не верил своим недавним словам. Такую, её не найдёт и всевидящее солнце. Хитрая и глупая carere morte придумает, как спрятаться от него.

Уже кружилась голова. Он попробовал шевельнуть рукой, и вампирша тут же обхватила её, впилась зубами, недовольная строптивостью добычи. Тогда Винсент сильно дёрнул рукой, вампирша вгрызлась глубже… и тут же захрипела, резко отодвинулась, головой ударившись о стену, вцепилась в ошейник, обратившийся удавкой. Скоро обруч серебра прекратил её душить, и Мира взглянула на Винсента, опять тяжело дыша. И сейчас в её глазах — злых, синих, с белым ободком вокруг зрачка, он не нашёл ничего человеческого.

Непрошеный образ явился ему: прекрасная златовласая девушка с глубокими синими глазами сидит на его детской кроватке и читает книгу старых сказок. Она потусторонне бледна, но маленькому Винсенту это нравится. Его тётя как фарфоровая кукла. Такая же красивая, такая же хрупкая. Он слушается её во всём, ведь она — его ангел, не так ли? Её голос тих, мягок. И она так искренне верит в то, что читает!

"Много тьмы принёс в мир Великий вампир, но однажды с первым лучом солнца он рассыпался в прах, и Дар вновь был свободен. Он гуляет по свету, носимый ветром, до сих пор. За столетия он устал и почти погас. Если б нашёлся человек, способный пробудить его! Позволив Дару разгореться, он смог бы победить проклятие. Его Дар закрыл бы Бездне двери в этот мир, а все вампиры исцелились и получили свои души назад…"

Другой образ. Она же — и другая. Волосы — непричёсанная грива ведьмы, глаза злые — синее море волнуется. Но на щеках — впервые за сколько лет? — румянец. Она уже не потустороннее существо. Живая, красивая и несчастная женщина.

"Ты вернёшься в мир живых! И не говори: невозможно! Я обещаю!.."

— Мира, когда я тебя потерял? — прошептал он.


Последняя ночь подошла к концу. Дождь не переставал. В доме Меренсов все спали. В доме Вако Николас наигрывал на гитаре печальную кардинскую песню — чужак, успел выучить за неполный месяц в северной цитадели! Марсия склонила голову ему на плечо и иногда несмело пробовала подтягивать припев.

Не спала и Избранная. Габриель, скрестив руки на груди, стояла перед картиной с рассветным солнцем. Её губы шевелились, но что она шепчет, не мог бы разобрать никто. Маленькая одинокая фигурка в огромном зале гостиной. Самая несчастная в длинной череде Избранных. Сильная, но сильная не безгранично. Странно получившая Дар: не выбранная древней силой — пленившая её. Избранная… и не Избранная вовсе, стремительно теряющая свой Дар. Неунывающая, но сейчас почему-то хмурящая бровки перед большой картиной…

Давид зажёг факел и осветил зал хранилища Ордена. Ярко заблестело серебро клинков кинжалов и мечей. Здесь было преимущественно старое оружие, из чистого серебра — это хранилище существовало со времён, когда Орден владел Кардой. Дара, издав радостный возглас, помчалась к ближайшей стойке с мечами, а охотник лишь печально вздохнул, глядя её вслед: "Ведомая местью!" Дара выбрала два острых кинжала и лёгкий, как раз под руку дамы, меч и с восхищением разглядывала узоры на его рукояти.

— Смотри, Давид: тут зарубки! Его прежняя владелица убила три десятка carere morte. И три креста — трое хозяев!

— Хороший меч, — согласился Гесси. Охотник любовно погладил чугунный бок самой большой пушки, имеющей собственное имя — "Кармель". Её залпы уже разрушали стены "Тени Стража" два века назад…

В доме Меренсов Феликс Краус-младший и Родерик Бовенс разложили карты окрестностей Карды на столе. Снова и снова они повторяли путь отрядов к "Тени Стража".

"Сигнал к наступлению — взрыв скалы у выхода Стигия на поверхность. Пещеры начнут затопляться. Выше по течению, над "Тенью Стража" в воду будет добавлен сильнейший яд для вампиров… Мы же начинаем наступление с предгорий…"

"И отряд — на Стража", — Феликс всё не оставлял свою идею.

"Если заберутся. Гора считается неприступной…"

"Джезабел рассказывала, вампиров на ней видели не раз!"

"Пусть так. Мы наступаем с предгорий. Зачарованные Дэви люди уже стянуты под стены замка. И в бой против них пойдут такие же зачарованные, только революционной идеей. Охотники не должны замарать руки в живой крови. Мира попытается помочь нам из замка, будем надеяться, Дэви не различит её марионеток среди тысяч своих".

"И всё-таки сперва пройдём Калькара!" — прервал обоих Эрик. А дождь всё барабанил по мостовой и хлопала в ладоши листва деревьев. Встало солнце, но и оно едва светило сквозь тучи. Карда встречала новый день.

Глава 18 Бегство из-под тени

После случайной встречи с Ульриком Лира не захотела возвращаться в замок Дэви. Хиам отвёз её в дом Калькаров.

Этот приземистый и длинный дом не был уютным жилищем. В холодных коридорах было легко заблудиться, а за декоративные завитушки богатой, но некрасиво-громоздкой мебели девушка постоянно цеплялась платьем. Но Лира предпочла остаться с хозяином зверей, хотя что-то неудержимо влекло её прочь. Она постоянно строила планы на будущее, и в этом будущем вампирам и их войне с охотниками не находилось места. Лиру волновал только Ульрик. Она мечтала: если б им встретиться снова, если б он забыл её вину! Она даже нелепо надеялась изменить внешность и имя, и найти его, ей хотелось быть подле этого сумасшедшего. Она чувствовала свою вину в том, что с ним стало, и хотела всё исправить.

"Ведь всё ещё можно исправить, правда?"

Она прочитала всё, что было написано о Палаче. И много раз, когда читала очередную статью, ей хотелось вскочить и броситься к нему — к этому маниаку, в котором, по уверению прессы, нет ничего человеческого. Лира знала: он такой только из-за неё. Она, заразившая его безумием, сможет и вылечить его. Она одна в мире сможет вылечить его! Вот только…

Она поднималась из кресла и чувствовала дрожь в ногах. Она представляла лицо Ульрика, и даже перед этим образом, существующим лишь в её мыслях, опускала глаза. Убийца! — это слово обрушивалось на неё и возвращало в реальность. В ту реальность, где она, Лира Диос, убила человека. А способен ли убийца исцелить другого убийцу? Ответ один: нет.

Поэтому Лира оставалась в гостях у Хиама. Хозяин зверей был добр к ней, правда, виделись они редко: последний Калькар был занят подготовкой дома к первой атаке охотников. В земле Калькаров начиналась самая короткая и удобная дорога к "Тени Стража". И Хиам, и Дэви справедливо полагали, что охотники захотят воспользоваться ею.

Дэви один раз навещал Хиама, Владыка смотрел, как ведётся подготовка к битве. И, если бы Лира знала, что это последний раз, когда она видит Дэви близко, она б подошла, поговорила с ним. Если бы она знала, что замок Владыки она больше не увидит во всём его великолепии, она бы навестила "Тень Стража"… Но Лира думала лишь об Ульрике, и едва кивнула Владыке вампиров, когда он проходил мимо по коридору. Впрочем, Дэви также был равнодушен к бывшей игрушке. Его думы занимала война.

Скоро Владыка отбыл, удовлетворившись тем, как Калькар подготовился к битве. Зато в гости к Адаму зашли Митто с Хеленой. Адам был непривычно серьёзен.

— Последний раз говорю тебе, Калькар, уйдём с нами! — попросил он, едва вампиры закончили скромную трапезу стабилизированной кровью.

— Мне претит ваш путь, — равнодушно сказал Хиам. — Вы задумали нечто еретическое и опасное. Кому эта затея пришла в голову?

Адам бросил быстрый взгляд на Лиру, стоявшую у окна. Девушка почувствовала себя лишней, но из упрямства не покинула комнату.

— Этого я не могу тебе открыть. Не хочешь идти с нами — иди один, но… уходи отсюда! Вако пройдёт тут, и всё сметёт! Такая вот лавина, из долины, а не с гор… Уходи!

Хиам не ответил. Но Лира помнила его аргументы и решила их озвучить:

— Мы сражаемся за наш мир, Адам.

Хиам поморщился пафосу этих слов и поднял руку, прося остановиться. Адам прищурился:

— Голос Бездны подала голос! Кстати, что говорит Госпожа? Так ли безоговорочно она уверена в победе Вако? Интересно, что бы Она сказала о нашем еретическом пути? — они с Хеленой рассмеялись, немного нервно.

Лира не обиделась. Она задумалась: действительно интересно, какой она, исцелённая, слышит волю истинной Бездны? Скоро ответ пришёл к ней.

— Бездна сейчас говорит мне не о войне, — Лира улыбнулась. — Она говорит о новых созданиях — созданиях света, которые придут на замену carere morte.

Адам и Хелена переглянулись: "Диос совсем спятила!"

Вампиры ушли, мрачно предрекая наступление охотников уже завтра. Проводив их, Хиам возвратился к Лире, остававшейся в гостевой комнате.

— Вам нужно уходить отсюда, леди Диос, — серьёзно сказал он.

— Я не хотела бы покидать Карду.

— Вы можете поселиться в городе. Я буду навещать вас, сколько смогу. Но нельзя оставаться в моём доме, когда он — единственная преграда на пути охотников к их заветной цели!

Лира испуганно посмотрела на него:

— Хорошо, Хиам. Я… подумаю.

Вскоре начались дожди, и наэлектризованная атмосфера ожидания наступления немного разрядилась: охотники начнут свою войну при ярком солнце, если они не совсем сумасшедшие. Тучи, полные влаги, надолго застряли у подножия гор, ожидалась спокойная неделя. И, пока небо лило слёзы дождей, весь северный мир готовился к битве. В Карду и из Карды больше не курсировали поезда, закрывались магазины, перестали выходить газеты. Зачарованный разделившийся на две части город — уже не город, два зверя, один — под чарами Дэви, другой — заворожённый лучами Дара… И эти звери рычали и стремились перегрызть друг другу глотку.


— Едва выглянет солнце, охотники начнут наступление, — говорил Хиам и то и дело нервно поглядывал в серое небо. Он ошибся. Сумасшедшая Вако решила не ждать, пока небо расчистится. Лира увидела их на рассвете, когда, мучимая бессонницей, решила подняться из постели. Армия Миры подходила по пустой улице Виндекса. С обеих сторон. Впереди шли смертные, лишённые вампирских чар. На лацканах многих были странные броши из настоящих ягод рябины.

Лира накинула халат поверх ночной сорочки. Халат этот прежде принадлежал, наверное, Сесилии — тёмно-красный и богато вышитый золотой нитью. Завязывая на ходу тяжёлый пояс с кистями, девушка бросилась к Хиаму, в соседнее крыло дома.

Хозяин зверей шёл ей навстречу. Они встретились у лестниц вниз, вампир обнял девушку за плечи.

— Леди Лира, не суждено сбыться нашим планам. Уходите, сейчас же.

— Может, я…

— Простите, от одной смертной здесь не будет никакого толку. Уходите!

Хозяин вывел своих марионеток в холл дома. Другие, принадлежавшие помощнику Калькара, молодому хозяину, вылетели в окна, и встретили подходящие толпы на улице. Крылатые тени, в которые кутались эти куклы, даже на неярком солнце быстро шли клочьями и распадались, но марионетки успевали нанести смертельные удары нескольким противникам.

— Мои звери проводят вас на конюшню за Миртой. Идите.

— Хиам…

— Просто доверьтесь мне! — крикнул вампир, сильнее сжав ей плечи. — Уходите! Леди Лира, я… — он не договорил. Завязавшаяся на улице драка смещалась ближе к дому, и хозяин зверей отправил на помощь чужим куклам своих марионеток. Хиам отпустил Лиру и быстро сбежал вниз по лестнице, девушка вцепилась в перила:

— Я хочу к тебе ещё вернуться! — крикнула она, но неизвестно, услышал ли он. У ног Лиры заюлили две собаки — её провожатые. Сопровождаемая ими, Лира выбежала на задний двор, обычно пустой, а сейчас полный людей и зверей, готовых к битве. Хиам вывел к девушке Мирту. Лира забралась на лошадку — босая, в одном халате поверх ночной сорочки.

— Пошла! — крикнула она, слёзы брызнули из глаз. — Прости… Я готова, Хиам.

Мирта так и прянула вперёд. Звери расступались с её дороги и покусывали смертных за ляжки, чтобы отступили и они. Небо было затянуто тучами, солнце пока не беспокоило carere morte, но уж очень пелена туч была тонка! Поэтому Мирта торопилась. Она бежала быстро, как никогда, Лира и не подозревала, что она на такое способна. Скоро дом Хиама остался позади, впереди расстилались земли Калькаров.

Сначала Мирта летела по дороге, за которую бились за спиной Лиры, потом свернула с широкой тропы налево, к линии леса. Девушка полностью доверилась хозяину зверей. Она лишь крепче цеплялась за гриву лошади и пару раз успела прошептать ей в большое мохнатое ухо: "Всё хорошо, Хиам". Мирта быстро миновала редколесье, и вылетела на высокий обрыв. Тень леса отступила, Лира вырвалась из тени на бледный свет утра. Земля обрывалась в двух шагах, но Мирта и не подумала остановиться. Она ринулась с обрыва. Лира ахнула, соскользнув на шею лошади, а за спиной той вдруг распахнулись широкие чёрные крылья. Крылатый конь взмыл над лесом и понёсся на запад, к холмам Сальтуса.

Летела Мирта хуже, чем бежала — рывки-взмахи крыльев швыряли её то вниз, то вверх. Были моменты, когда Лира цеплялась за неё только слабыми руками. В чудовищном обличье лошадь не могла заржать, но девушка чувствовала мысленную мольбу хозяина: "Удержись!"

— Я держусь! — заверила она Хиама. Несмотря на неровный полёт, Лира чувствовала восторг. Ей хотелось кричать от радости. Девушке случалось летать в руках Дэви, но это было другое. Сейчас она не плыла безвольной марионеткой в лапах чудовища над землёй — она была свободна, словно огромные крылья принадлежали ей.

Хиаму было тяжело поддерживать крылатое обличье у такого большого существа. Едва внизу показались поля, Мирта снизилась и у самой земли вырвалась из крылатой тени, понеслась по меже. Лира благодарно прильнула к шее лошади, погладила.

— Так вот, что ты "добавил" Мирте, Хиам? — бешеная скачка, безумный полёт взволновали её, внутри всё пело от восторга. — Это так здорово, спасибо! Никогда не испытывала ничего подобн…

Лошадь вдруг споткнулась на ровной тропе и Лира, не удержавшись, соскользнула с неё и упала в высокую траву отдыхающего от посевов поля. Мирта повалилась на землю. От бешеной скорости остановиться сразу лошади не удалось, она перевернулась несколько раз, сломав ноги и шею. Её голова закинулась на спину, бока, и без того обожжённые утренним солнцем, были ободраны.

— Хиам! — Лира бросилась к Мирте, мгновенно всё поняв: там, в поместье Калькаров, охотникам удалось обездвижить хозяина зверей. Девушка упала на колени рядом с лошадью, со страхом заглянула в огромный тёмный глаз Мирты.

— Хиам…

Взгляд Мирты был живым, хотя глаза её были полны страха и боли. Больше страха, чем боли… Лире показалось, эти глаза бездонны и там, на том конце тоннеля — хозяин зверей. Вампир был обездвижен ударом кинжала в сердце. Охотники уже читали ритуал. Короткая ритуальная формула — и от Хиама Калькара останется горсть пыли, и Мирта истлеет на глазах Лиры. А душа хозяина зверей достанется Первому… — вспомнила она, и в девушке поднялась ярость: не отдам!

— Не поддавайся страху Хиам! — закричала она. — Слышишь? Не бойся охотников, и они отступят!

Но в глазах Мирты по-прежнему был лишь страх. Лира коротко выдохнула и прижалась щекой к голове вздрагивающей лошадки, обняла её.

— Хиам, я с тобой. Я не отдам тебя Бездне, слышишь? Не отдам, не отдам, — она приговаривала так, поглаживая короткую, мягкую шерсть Мирты, и та дрожала уже меньше. Из её глаз уходил страх. — Я с тобой, Хиам, я тебя не оставлю. Умоляю, не бойся…

Она успокаивала тридцатилетнего вампира, как успокаивают пораненного зверя, но её тихие мольбы действовали. Хиам успокаивался. Глаз Мирты озорно заблестел, и Лира успела улыбнуться хозяину зверей. В следующий миг огонёк в глубине глаз Мирты погас, резко, точно его потушили. Охотники, поняв, что их ритуал не действует, обезглавили вампира.

Лира долго ещё сидела у Мирты, временами заглядывала в её глаза и шептала Хиаму слова благодарности. Обезглавленный вампир всё ещё не мёртв полностью, может, он сейчас слышит её… Она говорила, что для него теперь нет ничего страшного, что от страха вампиров он избавлен. Очень скоро он уйдёт по дороге людей, к свету, а не во тьму пустоты. Пусть для carere morte этот путь мучителен: медленное сгорание тела на солнце или в воде Источника, — но это путь в настоящую вечность, доступную лишь смертным. Иногда девушка разражалась слезами, но тут же успокаивалась и даже улыбалась, помня, что Хиам всё ещё может её видеть.

Лишь когда вдали на дороге послышались голоса, Лира очнулась. Она вскочила, заметалась, не зная, куда бежать: к ней подходил отряд охотников с серебряными мечами и арбалетами. Наконец кинулась по меже назад — и её сейчас же накрыла охотничья сеть. Девушка упала ничком, кинулась раздирать сеть, но лишь сильнее запутывалась.

Охотники подходили, Лира различила их лица. Предводитель был ей знаком. Высокий светловолосый человек с благородными чертами лица. Молодой, не старше двадцати лет, но почему ей кажется, что они встречались очень давно? Будто бы во времена не последнего, а предпоследнего Бала Карды… Это же Винсент! Избранный, погибший на её глазах пятнадцать лет назад!

Винсент был потрясён видением непостаревшей рыжеволосой охотницы не меньше. С их губ одновременно сорвалось:

— Ты же мёртв!

— Ты же мертва!

Лиру приподняли и поставили на ноги. Две охотницы сняли с неё сеть. Та, что постарше, удивлённо приподняв бровь, осмотрела её странный наряд и неожиданно смилостивилась:

— Можешь взять мой плащ.

Ещё одна молоденькая дама остановилась у Мирты, опустилась на корточки. Лиру очень болезненно ударяли все её движения, выражение лица. Эта длинноволосая девушка также была ей знакома. И такой же болезненной, как память о давнем предательстве, была память о ней. Что-то, ещё хуже предательства. Она… Она как Лита!

Девушка коснулась головы лошади.

— Тварь хозяина зверей, — спокойно сказала она. — Жаль, что его убили, он мог бы исцелиться от проклятия.

"Избранная! — поняла Лира. Вот, почему эта девушка показалась ей так похожа на Литу Фабер!

— Лира Диос, что ты тут делаешь? — нарочито растягивая слова, спросил Винсент.

— Я… я…

— Пойдёшь с нами, — он холодно повернул Лиру спиной к себе и связал ей руки. — Дара, иди рядом.

— Да, — немолодая женщина, только что давшая Лире плащ, подхватила её под локоть. — Идём, Диос.

Лира обернулась и бросила последний взгляд на Мирту. Лошадь лежала неподвижно, нашедшее просвет в тучах солнце проедало ей бок. Но Дара упрямо тащила девушку за собой, и скоро Лира, пожалев её, подчинилась. Охотники шли туда, откуда Лира недавно бежала.

Под тенью леса охотникам встретилось несколько кукол-вампиров. Нападение carere morte было легко отражено даже без помощи Избранной. Ещё через час-полтора они добрались до дома Калькаров. К тому времени ветер окончательно разогнал тучи, и солнце жарило беспощадно. Тела поверженных кукол на заднем дворе были страшно обезображены его лучами. Меж человеческих тел кое-где чернели бесформенные мешки плоти поменьше — собаки Хиама.

Здесь были охотники. И некоторые лица были знакомы Лире. Так, она узнала Родерика Бовенса и с ужасом отвернулась от его проницательного взгляда, попыталась спрятаться за Дару Меренс, ведущую её. Не хватало только встречи с крёстной, Адорой Рете, чтобы Лира была окончательно раздавлена!

В холле дома Калькаров Винсент оставил отряд. Он отправился встречать кого-то на улицу. Лира едва стояла на ногах — они дрожали от усталости и напряжения, и Дара разрешила ей сесть в кресло. Но, не просидев и минуты, девушка вскочила. Два человека выносили из бальной залы обезглавленное тело вампира, и Лира узнала перстень с печаткой — гербом Калькаров на его руке, безвольно волочившейся по полу.

"Хиам, я вернулась. Вернулась… под тень".

Третий охотник нёс голову вампира. Лире в глаза бросилось пятно белых волос, и она резко отвернулась. Хозяина зверей вынесли из дома на солнце и там оставили.

Лира постепенно справлялась с собой.

— Можно, я пойду туда? — попросила она Дару. — К нему?

— К кому? — сначала не поняла охотница, потом нахмурилась. — Он же мёртв.

— Ещё нет. Вы же знаете, мгновенная смерть carere morte возможна только от ритуала! Можно, я к нему подойду? Я обещала!

Лицо охотницы дрогнуло, и Лира поняла, что ошиблась прежде: эта охотница ещё довольно молода. Хоть и одевается, как старуха, ей вряд ли больше тридцати… Ничего не говоря, Дара вывела Лиру на задний двор, сама отошла в сторону, прислонилась к стене. Лира отыскала Хиама среди других вампиров и неловко опустилась на колени рядом с ним. Она всё-таки сумела перебороть себя и посмотреть в его светлые, почти прозрачные глаза.

— Я тебя провожу, — негромко сказала она.

Кожа вампира быстро обугливалась на солнце, кое-где уже засияли белые кости…


Всё было кончено к полудню. Дара опять завела Лиру в дом и теперь даже развязала ей руки. Девушка растирала затёкшие запястья, когда к главному входу подъехал небольшой закрытый экипаж. Оттуда вышла маленькая женщина в наглухо запахнутом плаще. Тень от капюшона скрывала её лицо, но Лире показалось, дама, кроме того, и в маске. Винсент помог ей спуститься из экипажа и провёл в дом. Дама, кажется, была слепа или шла с закрытыми глазами, потому что крепко вцеплялась в руку молодого человека. На ступенях лежало большое пятно света, и Винсент аккуратно обошёл его и обвёл даму. В холле женщина сняла капюшон и платок с лица. Лира мгновенно узнала её: Мира Вако.

— Солнце всё-таки осмелилось принять нашу сторону, — заметила вампирша и улыбнулась, показав острые клыки. — Хорошо, — её взгляд остановился на Лире. — Что?! Это же…

— Лира Диос, мы её нашли на дороге в полях, — похвастался Винсент.

Мира подошла ближе, девушка невольно отступила, и Дара Меренс придержала её за плечи.

— Жива! Я так и думала. Кто тебя спас тогда? Дэви?

Лира долго думала, говорить или нет, всё-таки сообщила, неприязненно:

— Макта.

— Что ж, поведаешь нам о Первом, — огорошить вампиршу не удалось, она думала совсем о другом. — Винсент, в вампирском доме должны быть клетки…

— Разумеется, они тут есть.

— Заприте её, — равнодушно сказала вампирша и больше на Лиру не смотрела. Она поднялась на лестницу и осторожно выглянула в окно, выходившее на теневую сторону дома. Лира знала, оттуда была видна прямая дорога к замку Дэви.

— Дом Калькаров взят, путь на север открыт, — резюмировала Мира. — Теперь мы пойдём на "Тень Стража"!

Глава 19 Призраки

Странное строение стояло у подножия знаменитого Лысого холма — места казни carere morte Карды. Это был бревенчатый куб без окон, с одной дверью. Здесь привозимые тела вампиров разрубали на части, чтобы захоронить потом на холме, под палящим солнцем.

Сегодня сооружение стало приютом для группы вампиров. Все carere morte, не присягавшие Дэви и сомневающиеся в победе Владыки в войне с Орденом, стремились покинуть окрестности Карды. Эти успели удрать недалеко: должно быть, как и все, ожидали неделю дождей, и внезапно очистившееся на рассвете небо заставило их действовать, не думая. Перейти следующий холм — и они оказались бы в селении, где можно хорошо укрыться даже от Палача. Но они не успели. Здесь вампиры были беззащитны перед бывшим охотником.

Ульрик не стал входить в дом. Он только приоткрыл незапирающуюся дверь и осмотрел внутренность помещения. Вампиры спали прямо на земляном полу, топком от невысыхающей чёрной крови. Здесь было двое молодых мужчин и девушка, судя по экстравагантным нарядам — дикари.

Палач поступил просто: облил углы строения керосином, бидон с остатками горючей жидкости швырнул внутрь. Потом он подпер дверь бревном, найденным недалеко, у леса, и поджёг. Пламя вспыхнуло, почти ослепив его, но держалось плохо: брёвна разбухли от влаги за несколько дней дождей. Ульрик ждал у двери наготове, с мечом в руке…

Пламя всё-таки разгоралось. Вампиры проснулись, и дверь затрещала под их ударами. Но скоро они поняли, кто пришёл за ними, и удары в дверь прекратились. "Палач!" — в ужасе завыла вампирша. Больше carere morte не стремились выбраться из горящего здания: за порогом их ждала верная смерть.

Огонь проник внутрь. Громкий хлопок — взорвался бидон с керосином. Пламя бушевало теперь и снаружи, и внутри, и охваченные страхом дикари всё-таки ринулись из здания. Первым выскочил мужчина, его одежда была объята пламенем. Ульрик рубанул его мечом, и он упал — своим друзьям под ноги. Девушка обратилась чудовищем, взлетела — Ульрик послал в неё приготовленную стрелу, и крылатая тварь упала. Третий вампир был вооружён, но первый его удар приняла и отбросила защита охотника. Ульрик обезглавил этого carere morte и обернулся к вампирке. Та уже выдернула стрелу из плеча, правда, без наконечника, и бежала прочь. Безумный и безнадёжный бег: солнце встало. Ульрик хотел пустить вторую стрелу, но пожалел: серебряных наконечников у него осталось немного. Он ждал, что страх возобладает в дикарке, и солнце испепелит её мгновенно, как в ритуале, но девушка продолжала бежать. Она оказалась сильной, наверное, предводительница группы. Недаром её так защищал последний вампир! Скоро вампирша упала, и Палач подошёл к ней. Лицо, плечи, кисти рук девушки обуглились до костей. Она извивалась, пытаясь уползти.

Рубить голову он не стал: солнце сделает всё за него. Только вонзил деревянный кол ей в спину и забил поглубже в землю рукоятью меча, чтобы бессмертная не двигалась с места. Пестрое платье вампирки было видно издалека: словно клумба в центре поля. Красивая бабочка, умирающая на булавке…


Теперь Ульрик ловил вампиров за пределами Карды. Сам город принадлежал Ордену. Палач не оспаривал временную власть охотников, но не стремился им помочь. Предводительница-вампир всё ещё вызывала у него сильную ненависть. Он не верил в "хороших" carere morte и гадал: победив Дэви, не воссядет ли Вако на его троне? Если так, придётся ему вмешаться!

Он знал, что Дэви пустил туман чар над всем городом. Жители встречали столичных "чужаков" кулаками, были и случаи убийств. Но охотники каким-то образом сумели пробраться в Корону и закрепиться там. Ульрик злобно усмехался, когда вспоминал, какой дом приютил их. Дом Вако! Ни один охотник не ступил бы по доброй воле в это вампирское гнездо. Видимо, все они под чарами вампирши-хозяйки!

Упорный слух о то, что на стороне охотников — Избранная, он игнорировал. Ульрик предполагал, что это возможно, он помнил, что с последнего Бала Карды таинственным образом исчезла леди Габриель Риват, но предпочитал об этом не думать. Избранная! — при этом слове ему рисовался другой образ: прекрасная и печальная Лита, и он не хотел менять его ни на какой другой.

Потом настала пора дождей, наступление охотников откладывалось, и вампиры пользовались моментом, чтобы сбежать. Под властью Владыки осталось немного carere morte, но почти все — старейшие, сильнейшие. Те, которые не хотели, чтобы их уютный старый мир был разрушен.

А ростки разрушения были… Прибышие из Доны на помощь отрядам Миры люди развернули в Карде революционную агитацию. Сначала они не приживались — их поднимали на смех, чужды были подобные мысли степенным кардинцам. Но постепенно, играя на контрасте с понятиями зачарованной части города, "Гроздья Рябины" начали добиваться успеха. Ульрик предполагал, когда Дэви будет повержен, они легко заберут себе прежде зачарованную Владыкой часть города. Туман их чар был не слабее вампирского.

Строение под холмом горело, огонь перекинулся на траву, забираясь всё выше — сегодня Лысый холм воистину станет лысым! Созерцание пламени дарило Палачу покой. Ульрик ждал, когда провалится крыша дома и огненный столб взовьётся к небесам. Он не отступил назад, хотя на том месте, где он стоял, было жарковато. Только когда строение обрушилось, Ульрик ушёл к своему фургону. Где проходил Палач, оставался пепел. Выжженная земля. Словно пустота, поселившаяся в сердце, в мгновения ярости выплёскивалась в мир и пожирала его. Там, где проходил Палач, всё становилось чёрным, пустым отражением его выгоревшей души.


У кромки леса, где стоял его фургон, был какой-то человек. Он благодушно улыбался. Невысокий, плотный, в тёмной одежде. Единственный ярким пятном были его красные перчатки — он стоял, сложив руки на животе.

— Вы едете в Карду? — спросил человек. — Я тороплюсь к Калькарам, могу хорошо заплатить.

Ульрик недоверчиво оглядел его. Назвав известную вампирскую фамилию, он надеется на снисхождение Палача? Мужчина не прятался от солнца, как Высшие, и не испытывал затаённую боль от его лучей, как Низшие. Может быть, это смертный пособник вампиров?

Впрочем, это мог быть простой смертный. Ульрику пришло неожиданное воспоминание: укоряющее лицо Дамиана, и он, вовсе не собиравшийся возвращаться в Карду, машинально согласился:

— Я могу выступить добровольным извозчиком и бесплатно. Я как раз спешу на запад Короны.

Попутчик прятал глаза, и это немало раздражало Палача. Ничто он не ненавидел так, как тайны, пусть самые малые. Но мужчина отворачивался или опускал взгляд, когда Ульрик пытался посмотреть ему в глаза. Что он не желает показывать?

— Могу ли я спросить… — получив утвердительный кивок, Ульрик продолжил. — У вас дело к Калькарам?

— Да, — странный голос: звучный и в то же время с лёгкой хрипотцой, каким-то шелестом, будто от сухих листьев. Ульрик почему-то подумал: его попутчик гораздо старше, чем кажется. Ещё он вспомнил, что слышал этот голос прежде. На Балу Карды.

— Позвольте полюбопытствовать, к смертным или к бессмертным?

Мужчина усмехнулся шутке, но глаз опять не показал.

— В доме Калькаров сейчас заправляет бессмертный, — предупредил Ульрик.

— Я всегда нахожу того, кто мне нужен, — загадочно уверил попутчик.

Его руки покойно лежали на коленях. Ульрику неприятно бросалось в глаза красное пятно перчаток. Он силился вспомнить этого человека на Балу, свой разговор с ним, но в памяти только алело точно такое же кровавое пятно одеяния случайного собеседника. Этот странный мужчина, несомненно, любит красный!

Они проезжали мимо догорающего строения у подножия Лысого холма. Любопытный попутчик повернул голову налево, а, так как сел он справа от Ульрика, бывший охотник наконец-то смог увидеть его глаза. Но увидел мало: пламя отражалось в глазах мужчины, казалось, всю радужку со зрачком поглотили отблески огня.

— Я люблю огонь, как и вы, — объяснил попутчик.

Ульрик понемногу приходил в себя. Он уже понимал, что эта случайная — или давно запланированная незнакомцем?! — встреча стала для него шоком, и он на некоторое время утратил способность рассуждать. Он не спросил ни имени человека, ни цели его визита к Калькарам. Это было так необычно для всегда проницательного Палача!

Ещё вспомнил: ведь этот попутчик видел его с окровавленным мечом в руке, видел его арбалет, и даже не спросил, на кого охотник здесь охотится! Бойню у горящего здания ему помешал рассмотреть холм, но…

— Мне тоже случалось убивать вампиров, — немедленно поведал мужчина, будто прочитав его мысли.

— Охотник?

Он усмехнулся:

— Такой же, как и вы!

Несколько минут прошли в молчании. Они объехали Лысый холм. Широкая дорога впереди вела в Карду. Мужчина опять опустил глаза и, казалось, задремал.

— Мы прежде не могли встречаться? — спросил тогда Ульрик, решив зайти с другого края. Мужчина не поднял головы.

— Да, мы встречались на Девятнадцатом Балу Карды, — глухой, постаревший на столетия голос.

— Я силюсь припомнить…

— Не помните? Я тогда хотел вас убить.

— Шутите?

Ульрик нахмурился. Серьёзный тон мужчины свидетельствовал о том, что странный попутчик не шутит. Но как он мог забыть попытку убийства, угрозу собственной жизни? Впрочем, Бал Карды всегда являлся ему наборов разрозненных картинок, и за жуткой душевной болью, которые они несли, он почти не различал лиц и не слышал разговоров.

После нескольких минут напряжённых раздумий, кое-что ему удалось вспомнить. Взгляд! Чёрные-чёрные глаза, полные какой-то голодной ненавистью. Он был пронзён ими — двумя копьями, стоял мгновение, не в силах пошевелиться, а потом… Его спасли! Подбежала малышка-Лита и за руку увела прочь. Это было до объявления о её Избранности, до посвящения, даже до беседы с Лирой Диос…

— Я вспомнил. Вы не назвались ни тогда, ни сейчас, — несколько чопорно сказал Ульрик. — Кто вы? Ваше имя?

— Фонс, — прошелестел попутчик. — Но важно не то, кто я, важно то, кто вы…

— За что вы хотели меня убить? — Ульрик держал левую руку у перевязи с кинжалом, наготове, но руки попутчика всё так же спокойно лежали на коленях. В ответ на злой вопрос мужчина улыбнулся:

— Лучше спросите, почему не убил. Потому что понял: мы с вами очень похожи, Ульрик. Нас обоих ведёт ненависть. Месть. Боль. И у меня, и у вас украли самое дорогое: смысл существования.

— Смысл…

— Вы чувствуете себя живым, Ульрик?

Палач ухмыльнулся.

— Да, и меня, и вас лишили самой жизни. Осталась оболочка, полная ненавистью ко всему живущему… Смеющему веселиться, когда вы среди них ходите бесплотным призраком! Мы похожи, Ульрик, и мы друг другу поможем.

— За возвращением этого долга — долга мести вы торопитесь к Калькарам?

— Да! — он сказал это с таким нехорошим энтузиазмом, что у бывшего охотника ёкнуло сердце. Хищник, зверь… Кто он? Ульрик чувствовал: сидящий рядом с ним прячется под маской чар, но иногда истинная сущность всё-таки поднимается к поверхности. Это происходит в мгновения ярости, в мгновения боли…

Ульрик был абсолютно нечувствителен к вампирским чарам от рождения. Он не знал странного ощущения: "Тебя зачаровывают"… до этого момента. Странный попутчик, несомненно, обладал классическим умением carere morte и то, что сам Палач вдруг оказался под властью чужих чар, неприятно укололо бывшего охотника. Неужели защита, которую он считал нерушимой, всё-таки дала трещину? Наверное, утреннее убийство несчастной вампирки пробило брешь в ней…

Он думал достать кинжал, пригвоздить странного человека к стенке фургона, но не успел довести до конца даже намерение — его рука была остановлена попутчикам, едва коснулась рукояти кинжала.

— Не надо, — мягко, но убедительно сказал мужчина. — Нельзя убить лишённого жизни! — Он захохотал и вдруг взметнулся с сидения, взмахнул руками. Его окутала знакомая всем, встречавшимся с carere morte, крылатая тень, только не чёрная, а прозрачная, как воздух солнечного утра, и пронизанная золотыми лучами. И вампир исчез, надев этот плащ-невидимку. Стал призраком.

Фургон тряхнуло, заскрипели, разгибаясь, рессоры — повозка полегчала на одного пассажира. Невидимый вампир удалялся, и Ульрик закричал от бессильной злости. Лишь один раз золотыми всполохами мелькнула крылатая тень — далеко впереди, на западной границе Сальтуса.

Ульрик ожесточённо хлестнул лошадь. В погоню!


Он не задумывался, что за странный carere morte, путешествующий светлым днём, сумел пройти сильнейшую защиту охотника, зачаровать неподвластного чарам, наконец, распахнуть прозрачные крылья. Он не гадал, кто это был. Он не предполагал, кто может скрываться под именем "Фонс". Да пусть хоть сам Владыка: он сумел посмеяться над Палачом и должен быть убит! Он вновь отдался своей ненависти, мести, вновь стал стрелой, выпущенной из тугого лука в известного врага. Призрак гнался за призраком.

Ульрик пытался хотя бы взглядом поймать странную прозрачную тварь впереди. Уверенный, что вампир следует в дом Калькаров, он искал призрака в правой стороне небосвода, под которой расположилась Корона. И два раза Ульрику показалось, что он увидел крылья странного carere morte, позлащённые лучами солнца. Они сверкали тонкими спицами и пропадали.

Быстро проносились пустые улицы западного района… Люди поумнее давно покинули Карду, а наивные и подвластные чужим чарам остались и сражались на одной из двух сторон за власть над цитаделью вампиров. Опустевший Сальтус свидетельствовал сейчас о том, что сражения переместились на север — северо-восток — ближе к "Тени Стража". Но Ульрик едва обратил внимание на это. Его волновала только призрачная цель впереди.

Он благоразумно встал за квартал до дома Калькаров, спрятал фургон за разросшимся садом у какого-то богатого, но оставленного хозяевами дома. В сумерках Палач пешком, налегке, с одним мечом пошёл в старинное логово вампиров.

Дом Калькаров не пустовал и хорошо охранялся. Ульрик отметил три круга кукол. Все они принадлежали одному кукловоду, и взгляд марионеток показался бывшему охотнику странно знакомым.

"Опять какой-то образ с Бала. И опять — не прочитать точно. Что за наваждение!"

Кукловод был или молод, или очень голоден, или же он просто устал. Его внимание было рассеяно, охотник легко прошёл все три круга защиты. Впрочем, ему показалось, одна кукла заметила его, но, скользнув рассеянным взглядом по мечу, пропустила. Подойдя к подъездной аллее, Ульрик понял, почему: двор дома был полон людей, и многие здесь были с оружием, как у него. Его даже посетила мысль: уж не отряду ли Миры принадлежит теперь старинное вампирское гнездо? Но тут же Ульрик вспомнил, что на стороне Дэви также много смертных, а, поскольку сражаются они против кукол Миры, то вооружены как охотники. Дом мог принадлежать и сторонникам Миры, и сторонникам Дэви. Это нужно ещё проверить!

Ульрик вертел головой, смотрел то в стремительно темнеющее небо, то на аллеи с людьми. Он искал знакомую прозрачную крылатую тень, ждал, когда она на мгновение исказит небо над крышей дома… но странный carere morte не являлся.

Мимо прошла пара: юноша и девушка. У обоих была амуниция охотников, но парень заметил: "Как ни ночь, так ты расцветаешь, Марсия!", и его темноволосая спутница заливисто засмеялась, показав длинные острые клыки.

"Вампирша! Значит, всё-таки это логово Дэви…"

Охотник хотел было отступить, вернуться за первый круг обороны, пока чужака не заметили, но из дома вывели человека, девушку, и он вздрогнул и замер на месте, как пригвождённый в области сердца. Девушка была высока, простое платье подчёркивало стройную фигуру. У неё была бледная кожа и зелёные глаза ведьмы. Знакомые глаза!

Это была Лира Диос. Не призрак, не дух, не сон. Его проклятие во плоти. Живая, здоровая, втайне снова смеющаяся над ним — ему казалось, он видит в уголках её губ эту притаившуюся презрительную улыбку.

Он не вскрикнул, лишь сжал кулаки до боли, удивляясь, как вмятины его пальцев не остаются на железной рукояти меча. Незнакомый мужчина провёл Лиру недалеко от него. Девушка шла, опустив голову. Её завели в пристройку, откуда был ход в подвал дома. Палач заметил: руки Лиры были связаны за спиной.

Забыв о скрытности, он рванулся вперёд, едва не выскочил из тёмного сада на освещённую аллею, но вовремя опомнился. Лира Диос скрылась в недрах старинного поместья, а вокруг становилось уже опасно людно. Carere morte-призрак так и не появился. Пора уходить!


Ульрик возвратился к своему фургону и, недолго поразмыслив, направил лошадь к холмам Сальтуса. Он вновь выехал за город и здесь на заброшенном поле разжёг костёр.

Он вглядывался в пламя, несмотря на боль в глазах. Рыжее-рыжее, как волосы той, что должна быть мертва, но жива. Жива, и вновь мучает его! Воспоминание о её холодных зелёных глазах вновь швыряет его в бездну! И он, призрак, дух ненависти, вспоминает, что жив. Вспоминает, что ему больно. Вспоминает… и возвращается к себе прежнему: глупому щенку, поддавшемуся обольстительнице, а та, его проклятие, опять смеётся над ним! Она, его проклятие, жива! Жива… Но как?

"Она нарушила приказ Владыки на Балу, впала в немилость и теперь пленница вампиров, их живой донор", — эта мысль пришла в голову, едва он увидел связанные руки Лиры. Тогда… его безумный бросок за ней был желанием… освободить?

Ульрик помотал головой и усмехнулся: "Может, и неживая. Может, это лишь кукла Лиры Диос?"

Этот вопрос молил об ответе. И Ульрик постановил: вернуться в дом перед рассветом и проверить. О, пусть это окажется кукла! Тогда он легко снесёт ей голову, избавит частицу её душонки, томящуюся в теле, от страданий, и себе вернёт покой. Но если не кукла? Если она живая?

Палач чувствовал глухие, болезненные удары своего сердца. Увы, даже его, призрака, тревожит это волшебное слово: жизнь!

Что он сделает, когда вновь увидит Лиру Диос, и она окажется не куклой — живой? Убьёт? Уведёт с собой? — на эти вопросы он не узнает ответа, пока не увидит её, свою любовь, своё проклятие…

Ульрик достал меч и начал его точить. Монотонная работа успокаивала. Он представлял, как через несколько часов снесёт этим мечом головы carere morte и их пособников, затаившихся в доме Калькаров, — и успокаивался. Его уже не занимали болезненные думы о Лире, он вновь стал духом ненависти, духом мести.


Палач не испугался, когда призрак Лиры Диос встал перед ним в пламени костра. Он обрадовался — но не встрече, а тому, что его сердце больше не вопит от боли. Сердце Палача было холодно и мертво.

Лира была не такая, какой Ульрик увидел её у дома Калькаров. Она была видением далекого Бала — в костюме шута и с улыбкой убийцы.

— Я не виновата! — снова молила она, простирая к нему руки. — Я была не в себе. Под чарами. Ты ведь знаешь, что такое чары?!

— Уйди, — кратко сказал Палач.

"Длинное, ровное движение точильного камня по режущей кромке оружия… Нет, не думай, Ульрик, не запоминай её мольбы, Ульрик, она лжёт, лжёт, лгала всегда и всегда будет лгать, не поддавайся!"

— Я не лгала тебе, Ульрик.

— Уходи!

— Прошу тебя, прости меня!

"Новое длинное, ровное движение, скользящий долгий звук… Не слушай её, Ульрик, она не раскаивается, это всё притворство, посмотри: вечная презрительная улыбка таится в уголках её губ, не слушай её, не прощай её!" — Проси прощения у Господа!

Нет, ей не удалось пробудить в нём жалость. Проснулась злость, и призрак исчез, печально и беззвучно. Ульрик больше не подкидывал дрова в костёр, и скоро он прогорел. Тогда Палач поднялся и направился к своему фургону.

В небе, посветлевшем перед рассветом, то тут, то там проносились быстрые крылатые тени. Их движения были нервными, но точными. Карда была тиха неестественно, тиха, как руины старого города за Пустошью, словно сама стала такими же руинами. Охотники и вампиры готовились к последней, решающей битве. В этот полдень солнце осветит новый мир, без вампиров Дэви, сияющей короной оно увенчает головы победителей. Палач же был готов продолжить свою тихую, жестокую охоту. Ульрик надел защищающий от пуль корсет, запасся стрелами и кинжалами, заткнул за пояс два револьвера. Привычная маска на лицо и плащ с большим оплечьем. Скоро он отправился к дому Калькаров.

Глава 20 Боги carere morte

Внезапная тишина, наступившая вслед за отходом армии, оглушила дом Вако. Непросто было поверить в долгожданное избавление от орды смертных, врагов carere morte! Дом так и стоял притихший, с запертыми дверями, затворёнными окнами, по-прежнему заключённый в кокон Покрова, боясь поверить в свою свободу. И, когда старая хозяйка прошла в холл, он потянулся к ней, холодной, привычной, любимой вампирше. Блеснуло зеркало в холле: воспрянувший дом открыл свой единственный глаз — хитрый и мудрый.

Мира прошла в свою комнату. Вампирша несла по виду тяжёлую сумку. Она поставила её на столик, и бутыли стабилизированной крови в сумке звякнули. Мира методично выставила все ёмкости с кровью на столик, машинально проверила свой серебряный ошейник и, поддавшись вспышке злости, швырнула пустую сумку в угол.

"Мне наплевать, что ты обо мне думаешь!" — громко заявила она какому-то призраку в темноте.

Не дождавшись ответа, Мира легла на кровать, глубоко вздохнула и закрыла глаза. Финальная часть кардинской кампании началась.


Миг — и она отпустила реальность, в которой пластом лежала на кровати в старом доме Вако. Расколовшаяся на три десятка осколков, она летела по трём десяткам направлений. Хозяйка-паучиха притаилась в центре своей паутины, и, касаясь тонкими чувствительными лапками всех её волосков, мириадами глазок-бусинок следила за всем огромным пространством сети.

…Несколько её кукол сопровождали отряд Николаса, шедший берегом Стигия к месту выхода подземной речки на поверхность. Эти земли были территорией вампиров Дэви, и отряд встретил яростное сопротивление нескольких старейших и их кукол. Охотники лишились двоих, но продолжали наступать. Дэви стягивал силы в пещеру, чтобы дать окончательный бой наглым смертным у входа, но, едва отряд встал у начала надземной части речушки, Мира скомандовала:

— Развернуть Покров!

Николас произнёс краткую ритуальную формулу, призрачный прежде купол уцепился за древние камни предгорья и мгновенно стал непреодолимой преградой для вампиров. Один старейший и несколько чужих кукол оказались под ним в момент наложения и рухнули на землю без сознания. Орды, подоспевшие на помощь из пещер, огромными бабочками бились в купол, но пересечь незримую границу не могли. Охотники обезглавили бесчувственных carere morte и приступили к своему делу. Николас заложил под сводами пещеры динамит. Скоро раздался взрыв. Своды пещеры, и без того подточенные водой, рухнули, погребя в себе Стигий. Русло надземной речки быстро мелело. Вода заполняла пещеры.

Мира удовлетворённо улыбнулась и, не открывая глаз, потянулась за первой бутылью…

…Пока Николас разворачивал Покров над Стигием, небольшой отряд её кукол шёл по подземному ходу Либитины. Это был чудесный тоннель, указанный на карте Северной Кукловодши, но неизвестный хозяину "Тени Стража". Он выводил в пещеру немного дальше замка Дэви, к началу Стигия.

Куклы несли коробки с составом, который нужно было добавить в воду, чтобы та стала ядом для вампиров. Когда прогремел взрыв на предгорье, они как раз подходили к истоку. Впереди открылся узкий выход в пещеру. Пролезть здесь мог бы только ребёнок или очень худой человек, но Мира, уже зная об этом, собрала отряд из самых худосочных и молодых своих рабов, и они прошли легко, больше проблем возникло с коробками состава. Потолок всё снижался, скоро куклы могли передвигаться только ползком.

Лаз открылся в пещере у истока Стигия. Огонь факела впервые за столетия осветил каменные стены. Пещера смутно напоминала пещеру Источника в Доне: такой же поток воды пробивал скалу примерно на высоте человеческого роста, вода проделала глубокую чашу в камне пола, а дальше текла влево, к "Тени Стража".

— Габриель, попробуй посмотреть, близ истока Стигия нет кукол Владыки? — спросила Мира Избранную, оставшуюся в доме Калькаров.

— Сейчас попробую, — отозвалась та. В последнюю неделю Избранная растеряла все свои силы, пытаясь удержать Дар, стремящийся покинуть случайную хозяйку. Габриель уже не была поглощена чудесной и ужасной игрой со многими фигурами, разворачивающейся перед мысленным взором Миры. Избранная страдала от своей бесполезности и, понимая её состояние, вампирша иногда давала ей небольшие задания, не требующие много сил.

С губ Избранной не сходила улыбка, хотя на висках выступали капельки пота:

— Близ истока Стигия только твои куклы, Мира.

— Хорошо.

— Я предупрежу, как только что-то изменится.

— Не надо! Не трать силы на слежение, я справлюсь.

Самую большую коробку куклы установили на выступе стены, над потоком. По ходу пещеры они закрепили коробки поменьше, с прорезями в стенках. Последнюю, справившись у Габриель, нет ли поблизости чужих кукол, марионетки Миры установили в пределах замка.

Тем временем другие её куклы и охотники, спешно заделывали все ходы из "Тени Стража", откуда вода могла просочиться. Благо, самые мало-мальские щели были указаны на карте Либитины. Открытыми остались лишь три хода, принадлежащие Дэви и хорошо охраняющиеся, но река найдёт путь к ним нескоро, может быть, вообще не найдёт…

Вода прибывала, Стигий начал выходить из берегов. Скоро вода коснётся коробок с составом, и смесь ядов поступит в речку.

Две куклы Миры покинули пещеру, остались три. Ушедшие закрыли лаз Либитины большим камнем. У себя в спальне хозяйка вздрогнула, в деталях вообразив судьбу трёх пленниц пещеры, но, подбадривая себя, улыбнулась и потянулась за второй бутылью…

Пока куклы Миры пробирались к истоку Стигия, двое подчиненных вампиров подошли к одному из основных подземных выходов. Их остановила стража — марионетки главного кукловода Дэви, Оскара Мерго.

— Элиас, Марта? Не ожидал. Вас поймали Покровом в доме Вако, не так ли?

Самый важный момент! Мира отчаянно приказала взбесившемуся сердцу успокоиться. Она отправила Элиасу повеление, подчинённый покорно произнёс:

— Охотники обездвижили нас и отвезли к своим вампирам. Это Вако и ещё один, молодой дикарь. Они хотели воспользоваться чужими куклами. Они не разобрались, кто кукла, кто свободный. Вне Покрова мы быстро заживили повреждения и удрали.

— А их опыт с чужими куклами получился?

— У дикаря да, а Вако уже слишком слаба, она пользуется только своими старыми. На новых, тем более, на чужих, у неё не хватает сил.

Кукла Мерго кивнула, суждение Оскара совпадало с его собственным:

— Несмотря на помощь Избранной, несмотря на сети Покрова, армия Миры разобьётся о стены "Тени Стража"!

Уверенность хозяина всех слуг замка Владыки покоробила Миру.

— Сражение будет тяжёлым, — осмелилась заметить она устами Марты. Кукла Оскара развернулась к подчинённой:

— Поражена мощью охотников, малышка-Марта? Скоро ты узришь, каков бывает наш Владыка в гневе!

"Фанатик", — печально подумала Мира, когда Элиас и Марта шли подземным коридором к "Тени Стража". Об Оскаре Мерго она не знала ничего: на полтораста лет службы кукловод никому не открыл своё лицо. Его личина была скрыта, как и личина Либитины.

"До поры до времени! — сердце опять забилось сильно, в предчувствии скорой битвы. — Личина Либитины уже открыта Орденом, а я выцарапаю Оскара из его подземного убежища!"

— Давид, я иду в "Тень Стража". Оскар пропустил моих подчинённых, сообщила она Гесси, возглавлявшему основную армию. Охотник кивнул:

— Я выведу армию в бой перед рассветом. Постарайся быть готовой.

— Я всё помню.

В доме Вако вампирша засмеялась и опустошила третью бутыль…


Элиас и Марта вышли во внутренний двор "Тени Стража". Оба подчинённых вели себя отлично: настоящие безвольные марионетки. И Мира едва сдерживала себя, чтобы эти её отражения не озирались: замок Владыки вампиров кукловодша не видела много лет.

Привыкшая к быстрым изменениям Доны, столицы, где каждое десятилетие вырастали новые районы, а старые перестраивались, она была ошеломлена. Мира совсем забыла статичный мир бессмертных! В замке Дэви всё было по-прежнему. Две массивные башни подпирали главное здание — огромный куб. Из левой, разрушенной, время не вынуло ни одного кирпичика. Тот же, что и двадцать лет назад флаг развевался на башне, по двору сновали знакомые куклы Мерго в знакомых серых ливреях. Новшеством были только смертные прислужники: зачарованных здесь, как и под стенами замка, было немало. Вампирша тряхнула головой и сосредоточилась на основных оборонительных сооружениях "Тени Стража".

Главные двери, укреплённые железной решёткой, охраняло два десятка кукол. Ещё десяток — на башне, над дверями. Все четыре сторожевые башни также хорошо охранялись. Небо над замком то и дело прорезали крылатые тени.

— Чьи вы? — пока Мира осматривалась, к ней подошёл какой-то свободный бессмертный. — Нет, не куклы… Кто вы?

Мира торопливо представилась, и обнаружила удивительную вещь: Элиас, первый из подчинённых, помогал ей! Кажется, вампир решил переметнуться на сторону охотников. Девушка, Марта, напротив, заупрямилась, хозяйка опять была вынуждена жестко хлестнуть её.

Удовлетворившись ответами подчинённых, бессмертный сообщил:

— Элиас, твой пост на восточной сторожевой башне, Марта, идём со мной.

— Что такое, господин? — пискнула Мира за девушку.

— Дэви уже неделю ждёт твоего сообщения! Забыла?

Мира порадовалась, что лицо подчинённой никак не отразило растерянность хозяйки. Дэви! Ей предстоит встреча с самим Владыкой! Его пронзительный взгляд наверняка проникнет до самого дна, до двойной сути Марты!

Вампирша содрогнулась в своей постели… Марта же выдавила улыбку и торопливо закивала.

События начали разворачиваться с пугающей быстротой. Сопровождаемая бессмертным, подчинённая поднималась на верхний этаж главного здания — в Зеркальную галерею, где Марту ждал Дэви. Мира старалась больше смотреть по сторонам её глазами: что скрывают древние стены "Тени Стража"? Велико ли войско Владыки? Но увидеть удалось немного: те же зачарованные смертные и куклы старейших. Если у Дэви и были сюрпризы, то он хорошо их скрывал. В это же время Элиас в третий раз пересказывал лживую историю побега. Доверившись подчинённому, Мира даже разрешила ему самому прихвастнуть перед собратьями. В это же время тревожные вести поступили из дома Калькаров — зачарованный Дэви смертные попытались прорваться за периметр, и куклы Миры встали у них на пути, рядом с охотниками. В это же время Дэвид Гесси сообщил нечто куда более страшное:

— Мира, Покров совсем ослабел. У нас уже три прорыва купола.

— Что?!

— Покров должен быть закреплён над определённым зданием. Его нельзя часто переносить с места на место. Карл первым стал использовать Покров, как оружие нападения, а не обороны, вопреки его назначению, ты продолжила. Я понимаю, экстраординарные проблемы требовали экстраординарных решений, я вижу: окончательная победа над Бездной близка. Но, похоже, к ней мы придём без Покрова! Конечно, я попробую его восстановить…

— Как?

— Установить купола над зданиями, издавна связанными с Орденом, и заново провести полный ритуал наложения Защиты. Но и в этом случае, полагаю, Покров будет восстанавливаться несколько лет… О! — он прервался, — ещё один прорыв купола!

— Теперь и я чувствую, Гесси. Зачарованные сильно досаждают?

— Нет, их не видно, не слышно. Только летают разведчики-вампиры. На предгорьях Дэви ждёт первого хода от нас.

А перед Мартой уже распахивались двери Зеркальной галереи! Бессмертный, что вёл вампиршу, ретировался. Мира глубоко выдохнула и вдохнула. Она чувствовала себя, как перед прыжком в пропасть.

Вот она, страшная Зеркальная галерея! Место пыток для carere morte, ненавидящих свой истинный облик. Знакомая высокая фигура чернела в дальнем конце галереи: Владыка вампиров. Дэви стоял, странно вытянув руки вперёд, его пальцы быстро, осторожно двигались, будто он ощупывал что-то в воздухе перед ним или играл на невидимом рояле. Голова вампира была склонена на грудь, длинные тёмные волосы закрыли лицо. Дэви был в просторной одежде давно ушедшей, родной ему эпохи. Мира внезапно почувствовала странное волнение при виде его. Щёки горят, заходится сердце, глаза жадно пожирают фигуру господина. Единственное доступное наслаждение — любоваться издалека… Что за чушь?!

Прошло не меньше минуты, прежде чем вампирша поняла, что её захватил поток чувств подчинённой. Вон оно что… Марта влюблена в Дэви! Надо признать, девчонка хорошо это скрывала до сего момента! Что же сейчас делать хозяйке?

Услышав шаги вампирши, Владыка обернулся. Его руки вздрогнули и опустились. Марта, совсем потерявшая страх перед хозяйкой, затрепетав, кинулась к нему и немедленно была остановлена выступившими из тени куклами. Владыка не позволял никому приблизиться слишком близко. В преддверии краха вампиров, Дэви везде мерещились предатели.

"В этот раз он не знает, насколько он прав!" — усмехнулась Мира. Потихоньку она возвращала бразды правления в свои руки. Заставила сердце подчинённой успокоиться, по вискам ударила волной боли: "Слушайся!". Марта вцепилась глазами в фигуру Господина и не отпускала. Внутренняя борьба, наверняка, отражалась на лице вампирши, но Дэви не сумел прочитать её причину.

— Говори, — тихо потребовал он, — Всё, что удалось узнать о Вако и её людях.

Поток мыслей и образов Марты опять подхватил и понёс Миру… Она отступила, позволив говорить молодой вампирше. Марта воспрянула:

— Господин! Нас захватили Покровом на первом этаже дома. Ларец был у молодого охотника, Гесси, кажется… Там, с Вако, ещё тот, который считался погибшим… Винсент… Владыка, меня…

Марте не удалось обмануть хозяйку. Усыпив бдительность Миры, она хотела быстро предостеречь Дэви о присутствии в их беседе третьей, но кукловодша опять больно ударила её. Марта оборвала фразу и поглядела на Дэви с отчаянием.

Владыка неверно истолковал её взгляд: Дэви был слишком поглощён войной вовне, чтобы замечать войну внутри своих подданных.

— Что ты стоишь истуканом?! — прикрикнул он. — Нечего больше сказать?! Как вы сбежали, говори!

Мира совсем выключила Марту волной боли — как задула свечу, спокойно сказала:

— Молодой дикарь, спутник Миры привёз нас на Пустошь, чтобы испытать. Он не знал, что не все там куклы.

Она выдержала пристальный взгляд зрячего глаза Дэви. Когда они последний раз беседовали здесь, в Зеркальной галерее? Давно… Груз все прошедших лет и бед навалился на Миру. Там, в далёком доме Вако, по холодной щеке вампирши медленно скатилась слеза. Когда-то Мира бездумно клялась служить этому господину, клялась оставить всё, горячо любимое, ради неизвестных целей Владыки. Как странно и страшно вспоминать это! Она ли то была? Какая-то совсем чужая, непонятная carere morte, безликая фигурка…

Ей пришлось вздрогнуть, когда ближайшее зеркало Зеркальной галереи вдруг отразило тот давно потерянный образ: златовласую красавицу с пустыми глазами…

— Господин, Элиас хотел сбежать из Карды, а я сразу же отправилась к вам, и его привела, — машинально похвасталась Мира за Марту. Взгляд Дэви всё не теплел: в вампире зарождалось подозрение. Ах, наверное, она недостаточно экзальтированно себя ведёт!

— Я хочу служить вам, Господин! — подчинённая сверкнула глазами, но Дэви в эхе этих слов, кажется, померещилась другая.

"Я полагаю, что способна на большее, чем прозябание дикарей. Я хочу служить вам", — шептала златовласая девушка из отражения…

У себя в спальне Мира потянулась за четвёртой бутылью, но остановилась. В Зеркальной галерее Дэви внезапно утратил интерес к гостье, отвернулся от Марты. Он опять глядел на далёкую Карду.

— Наступление начнётся сегодня, — ясно сказал он. — Сегодня… сейчас!

— Господин…

— Ты — убирайся вон, — жёстко. Мира внутренне усмехнулась и мысленноподмигнула Марте.

— Я умру за вас, Господин, — с пафосом и почти нескрываемым сарказмом. Дэви оскалился её отражению:

— Умирай, как тебе угодно, Марта!

Дэви отвернулся, снова принялся искать что-то в воздухе галереи. Он закрыл глаза, а его пальцы задвигались ещё быстрее…

— Что вы ищете, Господин? — не удержалась вампирша.

— Брысь отсюда, — равнодушно, не поворачивая головы, бросил тот, и на мгновение Миру захлестнула волна злости. Это была не злость оскорблённой подчинённой — своя, собственная. Владыка вампиров, такой самоуверенный и такой уязвимый, стоял в двух шагах от неё. Сейчас вампирше казалось, она и без оружия убила бы его. Перегрызла шею, вырвала сердце… Она представила, как купает руки в его крови, уже дёрнулась вперёд и вновь была остановлена куклами.

"Сейчас тебя остановят, Мира. Потом… Не губи подчинённую так глупо!"


Она приказала подчинённой ретироваться. Марта покорилась, теперь легко. После обидных реплик Дэви она, кажется, разочаровалась в своём "Господине" и больше не упрямилась. Она вышла в Разрушенную башню и взлетела на стену. Отсюда был видно далеко. На горизонте мерцали огоньки костров — там стояла армия Миры. Там и Винсент, и Давид, и второй вампир-хозяин в их армии — Арно… Мира вздохнула, успокаиваясь: после беседы с Владыкой кружилась голова и дрожали колени.

Дэви недаром отпустил подозрительную вампиршу так легко. До Владыки начали доходить тревожные вести. Во внутреннем дворе замка начиналась паника. Прогремело известие о взрыве на предгорье, уровень воды в подземной речке поднимался. Мира обратилась к отряду Николаса, остававшемуся на предгорье:

— Что у вас?

— Вампиры пытаются разбирать завал в пещере, Покров им пока мешает.

— "Пока"?

— Покров значительно ослаб, вы не чувствуете?

Мира нахмурилась. Да, тревожные признаки ослабления Защиты были!

— Как там Марсия? — сменил тему Ник.

— Она в доме Калькаров. Было нападение, но его успешно отразили, всё хорошо.

Кукла Миры у истока Стигия отвинтила маленькую крышку на коробке с составом. Крышка закрывала прорезь в днище коробки. Тонкой струйкой ядовитый состав начал сыпаться в воду речки. Осталось проверить степень разведения. Ниже по течению кукла опустила в воду палец, и тот мгновенно истаял, крупицы пепла унесла река.

— Я добавила состав в воду. Всё работает отлично, — сообщила Мира одновременно Тони и Давиду.

— Рановато. Что ж, скажу Винсенту, чтобы он выводил "Гроздья" в бой, мы начинаем, — отозвался Гесси. — Что с отрядом Феликса?

Мира обратилась к смельчакам, всё-таки задумавшим забраться на Стража, чтобы обстреливать замок Владыки сверху. Там был Феликс, его новоявленная жена, Джезабел, несколько смертных и кукол — её и Арно.

— Они, действительно, отыскали тайную горную тропу carere morte! Пока идут спокойно, две мои марионетки их сопровождают.

Марта только щурилась на далёкие огоньки костров, а Мира уже, глазами других своих кукол, осматривала лагерь вблизи. Точнее, лагеря было два: "Гроздья" встали отдельно от охотников.

Винсент собирал большой арбалет для ловчих сетей. Заметив, как прояснился взгляд ближайшей к нему куклы, он весело подмигнул тётушке.

— Ты пойдёшь с нами, Мира?

— И с вами, и с Давидом, и с Феликсом, и с Габриель. Я вездесуща сегодня.

— Богиня!

Они засмеялись. Удивительно легко, почти как дети. Почти, как раньше.

— Мира! Только ведь ты — не всесильна, — отсмеявшись, серьёзно сказал Винсент. — Вот, посмотри-ка на неё… — он подошёл и повернул голову куклы так, чтобы перед взором Миры появилась Дара Меренс. Охотница упражнялась в фехтовании мечом и кинжалом одновременно.

— Посмотри: её глаза пусты. Ненависть сожрала все искры жизни, она теперь ничего не видит. Ты не должна сегодня быть такой же! Оставайся зрячей, пожалуйста.

Мира вспомнила свою ярость при виде Дэви и усмехнулась:

— Не обещаю! Прибереги риторику для революционных друзей. А за Дарой последи, пожалуйста. Я не хочу её потерять.

— Попроси другого, у меня своя безумная амазонка есть, — он кивнул на Солен.

Мира перевела взгляд от кожаного корсета Дары, прошитого тонкими металлическими пластинами, на одежду Винсента: лёгкую рубашку и брюки, расстёгнутый простой пиджак…

— Где твоя броня, Винсент? Опять смерти ищешь?

Племянник легкомысленно улыбнулся:

— В корсете тяжело дышать, а у меня ещё рёбра не зажили. Кроме того, тётя… Я подумал, может быть, тревога за другого вернёт вам разум?

— Немедленно надень броню!

— Какие ясные глаза! Я доволен, — беззаботно отметил он и, взвалив на плечо большой арбалет, двинулся к "Гроздьям". — Встретимся за стенами "Тени Стража", Мира.

У себя в спальне Мира раздражённо потянулась за четвёртой бутылью и разом ополовинила её…

— …Габриель?

— Да, Мира?

Ночь в доме Калькаров снова была тиха: нападение успешно отразили. Вампирша и Избранная тихо переговаривались через куклу Миры.

— Спи… Я только хотела сказать: мне нравится твой настрой.

— Вы имеете в виду то, что я, и утрачивая Дар, не поддаюсь унынию? — Габриель помолчала. — Наверное, это потому, что я никогда не чувствовала себя "Избранной".

— Как же мне тебя звать?

— Я учёная и Дар — один из моих экспериментов, — тише, она добавила, — неудачных… Но я ещё найду, чем себя занять.

— Ты не жалеешь, что приняла Дар от Литы?

— Жалею… Постоянно! Но это мой путь, и пройти его надо до конца. Ведь этот Дар нужен миру, правда?

Вампирша улыбнулась:

— Правда.

Она пользовалась краткой минуткой передышки, чтобы полюбоваться ночным небом. У восточного горизонта оно светлело: новый день наступал.

— Габриель, мы начали на предгорье. Владыка вампиров в панике. Попробуй посмотреть, Дэви идёт кто-то на подмогу со стороны?

— Сейчас. Нет, нет… — немного неуверенно.

— Никого?

Долгое молчание. Краткий ответ: — Никого.

— Хорошо, спи.

— Как там Ник? — интересовалась Марсия.

— Как и ты: использует служебную линию связи в личных целях. С ним всё хорошо, не тревожься.

На предгорье отряды "Гроздьев" столкнулись с зачарованными Дэви. Началась битва. То тут, то там сновали куклы старейших, но куклы Миры и Арно задерживали их в воздухе, а наученные охотниками смертные сбивали их на землю серебряными стрелами и здесь обезглавливали. Мельком Мира увидела Винсента. Ловкий, смелый до безрассудности и чертовски везучий, он вёл головной отряд и, сражаясь с вампирами, ухитрялся не выходить из образа "революционера". Сейчас он что-то кричал своим людям… Солен была рядом с ним. Величественная герцогиня казалась богиней. Богиня войны в кроваво-красном наряде, видном издалека. Пару раз она спасала безрассудного спутника от верной смерти, и мысленно Мира от души поблагодарила её.

От "Гроздьев" она переместилась к отрядам Давида — здесь было меньше людей с рябиновыми брошами и больше охотников. Заметив внимательный взгляд кукловодши, Давид крикнул:

— Покрова больше нет, Мира!

— Я поняла это пять минут назад. Он, он…

— Распался. Остатки унёс ветер. Покрова больше нет! — повторил охотник. Мира вздохнула:

— И Избранная нам уже не помощница!

— Мы или победим этим утром, или нам придётся бесславно оставить Карду, — заметил безжалостный Гесси. Глаза вампирши сверкнули:

— Так в бой же!

Рассвет близился. Белая призрачная полоса света на восточном горизонте стала оранжевой. Густо-синее прежде небо поблёкло почти до голубого. Вампирша любовалась этой картиной с фаталистическим странным чувством: над миром вставала её сияющая смерть.

Следил за поднимающимся солнце и Дэви. Марта, пробегая коридором "Тени Стража", заметила его высокую фигуру на прежнем месте — в Зеркальной галерее. Владыка, также как и его противница, встречал последний день своей вечности…

Марта теперь хорошо подчинялась хозяйке, конечно, не помогала, как Элиас, но больше не упрямилась и не стремилась помешать. Повинуясь кукловодше, Марта обошла почти весь замок, разведала все немногие тайны Дэви: и подготовленный для бегства тайный ход, и два отряда отлично обученных смертных телохранителей, защищающие старейших и Владыку. Ей удалось разузнать и о некоторых новых ловушках здания, не отмеченных на карте Либитины. Элиас тем временем ухитрился побывать на всех сторожевых башнях и узнать, кто там командует. Наибольшее же раздражение и хозяйки, и подчинённого вызывал один свободный вампир, раздававший команды во внутреннем дворе замка.

"Убить его — и вся система обороны развалится", — ожесточённо думала Мира, пальцы кукловодши сжимали край простыни на кровати, будто рукоять меча. "Я сам это сделаю", — неожиданно сообщил подчинённый: У Элиаса были личные счёты с умным вампиром.

Мира довольно засмеялась и допила четвёртую бутыль…

Сейчас она была так уверена в недалёкой победе, что готова была крикнуть это на весь мир. Дэви сдастся… Дэви уже почти сдался! Она забыла об оранжевой полосе, расползающейся по небосводу, забыла о голодной пустоте, рвущей все больше истаивающее тело изнутри. Она победит! А всё вокруг только вторило самоуверенной вампирше. Слух ласкали крики зачарованных, умирающих на предгорье под ударами её армии, взгляд — суматоха в замке Владыки вампиров.

Вода в подземелье поднялась до середины стен, проникла в тайные хранилища кукловодов, добралась и до убежища хозяина всех слуг "Тени Стража". Мира ждала этого момента. Три её куклы, надев крылатые обличья, давно ползали под потолком пещеры, во все глаза смотрели по сторонам, ожидая, когда куклы Оскара вынесут своего хозяина из тайного убежища, о котором полтораста лет было известно одному Дэви. Наконец, они появились: трое вампиров тащили одного — маленького, обнажённого. Вампиры передвигались также, как куклы Миры, — цепляясь за потолок, перехватывая и передавая друг другу куколку-хозяина. Словно три гигантских паука тащили хрупкую безвольную жертву… Мира ожидала, что Оскар Мерго окажется чудовищем, вроде Либитины, и теперь была неприятно поражена: этот хозяин был похож на неё саму: истощённый, рано постаревший от боли своих кукол, высушенный проклятием. Лучина, готовая вспыхнуть в любой момент.

Пять кукол в серых ливреях прикрывали отход сильнейшего кукловода Дэви. Они и заметили первыми марионеток Миры и, обратившись, взлетели к ним. Короткая, но яростная драка под потолком пещеры… Одна кукла Миры полетела в воду. Коснувшись Стигия, она исчезла, мгновенно растворившись — хозяйка даже не почувствовала боли.

— Тони, концентрация раствора даже чрезмерна! — поделилась её кукла с охотником, ведущим свой отряд на помощь Гесси, завязшему в битве.

— Отлично! Значит, у нас больше времени, чем я предполагал!

Оставшиеся куклы набросились на Оскара в пещерах под "Тенью Стража". Скоро и вторая кукла Миры была повержена, правда, вместе с ней в воду обрушились и две куклы Оскара. На помощь хозяйке спешила Марта. В руках подчинённой был охотничий арбалет. Один точный выстрел — и кукла, нёсшая Оскара, лишилась крылатого обличья и упала в реку. Хозяина успела подхватить другая, но последняя кукла Миры кинулась на неё и выдернула из крылатого обличья. Крылатая тень растаяла в её руках. Хозяин вместе со своей куклой рухнули в реку. Оскар коротко вскрикнул, падая. Одно слово-сожаление: "Владыка!" О, фанатик! Увидев близко его лицо, Мира поняла: этот вампир был обращён ещё ребёнком, хоть сейчас выглядел, как маленький старичок. Хозяина погубила не вода Стигия — он рассыпался пылью, не долетев до неё. Оскара Мерго погубил страх! То, что пророчили Мире: проклятие восстало и пожрало иссохшее тело. Без ритуала, без солнца, без ядовитой воды. Вампирше показалось, по замку пронёсся вопль ужаса — вампиры лишились четверти своей армии кукол.

"Я не хочу умирать!" — вдруг сильная мысль Марты. Молодая вампирша застыла на последнем сухом уступе пещеры, вокруг мерно катились чёрные ядовитые воды Стигия. А в подземелье спускались куклы других хозяев, услышавшие крик о помощи Оскара. Их было в десять раз больше, чем стрел в колчане вампирши. До встречи с ними оставались мгновения.

"Прости", — созналась Мира.

"Теперь бросите меня?!" — полный горечи мысленный вопрос. Сначала Владыка, потом новая хозяйка отрекаются от своего верного слуги!

"Не могу. Но если бы и могла — не бросила, — Мира поймала себя на том, что по-прежнему передаёт свои слова как приказы, и резко изменила тон:

— Спасибо тебе. Закрой глаза, — по-матерински мягко. — Пропусти весь страх через себя сейчас! Так… хорошо. Страха больше нет. Теперь поверь мне: это не больно.

Она приказала телу подчинённой сделать один шаг вперёд — шаг с края уступа…


Несмотря на яростное сопротивление зачарованных: кровь и многочисленные жертвы, казалось, только раззадоривали их, армия охотников подбиралась к стенам "Тени Стража". Владыка, наконец, покинул Зеркальную галерею и вышел во внутренний двор замка. Там до сих пор командовал тот умный вампир. Элиас пытался убить его, но был остановлен стражей кукол, незаметной и вездесущей. Теперь подчиненного Миры отвели к восточной башне для допроса. Допрос вёл Адам Митто.

— Элиас, не скажу, что твой порыв был неожиданным, — Адам прищурился. — Вот только сейчас совсем не время для личной мести. Кто тебя надоумил? Мира? Ты переметнулся к Вако?

Элиас не нашёлся, что ответить, Мира тоже. Взгляд безоружного подчинённого бегал по амуниции Митто, и хозяйка думала: украсть бы кинжальчик и…

— Да она сама здесь! — засмеялась Хелена, не отходившая от друга, и ойкнула, заговорила тише: — Ты посмотри в его глаза… Ух! Сверкают! Как у Вако на том давнем допросе, помнишь?

— Вако? Ты? — шёпотом переспросил Адам и, окончательно уверившись, кивнул: — Она! Устроила "обмен кровью", да, Мира?

Элиас продолжал гордо молчать и сверкать глазами. Не потому, что хозяйка решила оставить его без помощи: странные события разворачивались в далёком особняке Калькаров, и Мира оттягивала всё больше своего внимания туда. Смертные, бывшие в том доме, казалось, попали под чары, хотя это было невозможно: у каждого на груди висел кулончик с кровью Избранной. И, тем не менее, ситуация накалялась. Зачарованные готовились напасть на хозяев дома — охотников. На Избранную!

Адам спрашивал что-то, Мира не слышала. Смертные решились напасть! Закипела битва. В доме Калькаров было всего пять марионеток Миры, против — несколько десятков вооружённых людей. Бой был неравным.

— Вако! Слушай меня! — уже в самое ухо шептал Адам. — Мы с Хеленой тебе поможем, но ты взамен… — он прервался: Дэви проходил близко. — Взамен устроишь нам встречу с Избранной, а потом отпустишь. Избранная не пострадает, гарантирую.

— Что, разуверился в победе Владыки?

— Ещё в Академии! Слушай… Хочешь убить Меллиса? — он кивнул на несостоявшуюся жертву Элиаса. — Хорошо, убьём Меллиса! Если повезёт, ещё кого-нибудь из военачальников! Ещё — я знаю, как открыть ворота, как тебе такое, м-м? Взамен — встреча с Избранной. И свободный выход из "Тени Стража" для меня и Хелены.

— Договорились, — выдавила Мира. Мысленно она была в доме Калькаров. Там зачарованные убивали её людей, одна за другой исчезали картинки от кукол. Хозяйка слепла. Последнее, что она увидела перед окончательной темнотой — огромную вспышку пламени.

Небо над замком светлело, из-за стен доносился шум сражения, а какая-то прозрачная тень исказила поблёкшие звёзды вверху и скоро ступила во внутренний двор замка. Некто скинул плащ-невидимку и выпрямился. Это был Макта, Первый вампир!

— Сдавайся, Дэви, ты проиграл, — звучный голос Старейшего достиг каждого уголка замка.

— Ещё нет, — Владыка вышел из толпы, испуганно льнущей к стенам. Дэви был спокоен и ничуть не испуган, но Мире показалось — это равнодушие отчаяния.

— Ты растратил все силы, — констатировал Первый.

— Я едва зачерпнул из этого бездонного колодца! — засмеялся Владыка и резко оборвал смех, обратился к подданным: — Что вы застыли?! На посты!

Сумбурные приготовления к битве вновь закипели, бессмертные же продолжили вежливую, поистине светскую беседу.

— Конец вечности carere morte близок. Я только что приблизил его ещё на одного владельца Дара, и новый Избранный верно послужит мне, — сказал Макта.

— Конец вечности carere morte не настанет, пока есть я! — самонадеянно заявил Дэви. — Уйди, Фонс…

Макта зашипел от злости: так ему не нравилось это прозвище в устах Дэви. Потом подбоченился и рассмеялся:

— Мой Глашатай ещё не был у тебя, Дэви? Лира Диос не поведала тебе загадку происхождения carere morte?

Он ударил этим Владыку — и ударил больно, зрачки Дэви расширились. Но он твёрдо, уверенно сказал:

— Это неважно. Кто бог carere morte, тот и пишет историю. Если тебе нравится выставлять себя жертвой неудачного научного эксперимента, а не божественной дланью Бездны — на то твоя воля. Я же — Бог.

Макта продолжал смеяться, и тогда Дэви резко выбросил руки вперёд. Знакомо задвигались его пальцы, и сейчас Дэви удалось вытащить из небытия нечто невидимое, неведомое. От его рук по воздуху пошла волна — едва заметно искажение, точно взмах невидимой косы. И Старейший изменился в лице, отшатнулся.

— Оставь это, Дэви. Ты быстро истощишь себя!

Владыка не слушал. Взмах рук — ещё один взмах невидимой косы, больше и резче первого… Тень потянулась из углов двора, повинуясь движению Макты, но Дэви пресёк это третьим взмахом. На губах Владыки заиграла недоверчивая улыбка, но — да! — он победил. Макта ретировался. По двору замка пронёсся радостный вопль подданных Дэви. Сейчас они впервые поверили в возможность победы.

Триумфальный вопль бессмертных достиг ушей Миры, но она лишь отметила его, без какой-либо эмоциональной оценки. Также равнодушно — и это было равнодушие отчаяния, она смотрела, как её людей на предгорье начала выкашивать невидимая "коса" Владыки. Оставив кукол, вложив все силы в рывок своего израненного, исхудавшего тела, вампирша летела к горящему дому Калькаров. Там мгновение назад погас свет Дара.

Глава 21 Граница миров

Лира без страха смотрела в лицо напротив, отделённое прутьями решётки. Она боялась этой встречи, но, когда встреча всё же состоялась, поняла: прошло слишком много лет. Слишком многое изменилось. У нынешней Лиры не было ничего общего с той милой девушкой-охотницей, последней Диос. Только имя… Призраки прошлого той Лиры не могли ранить эту.

Адора Рете, кажется, была только довольна смелостью пленницы. Старая герцогиня подошла к клетке и улыбнулась, когда увидела, что Лира встаёт навстречу без тени страха на лице.

— Ты хорошо держишься, — заметила крёстная.

Адора сильно постарела. Некрасивые складки кожи изуродовали некогда приятный, мягкий овал её лица. Глава ввалились, но смотрели по-прежнему ясно.

— Жаль, я не могу понять: равнодушие позволяет тебе гордо держать голову, или храбрость всех Диосов. Тебе интересно твоя дальнейшая судьба, Лира?

— Если я верно помню законы Ордена, меня отправят отрабатывать чужой грех.

Адора грустно усмехнулась:

— В твоём случае, собственный.

Лира нервно сглотнула:

— Литу Фабер называют первой жертвой Палача.

— Только на страницах газет. Сведущим людям давно ясно: это убийство отличалось по характеру раны от последующих, — это сказал другой, но тоже знакомый голос. К клетке Лиры подошла Габриель, и от её взгляда предательница, неожиданно для себя, струхнула. Она не могла видеть пронзительные глаза Избранной на чужом лице.

Но Габриель пожалела её, отступила в сторону. Адора же подошла ближе, к самым прутьям клетки.

— Ты чего-нибудь хочешь, Лира?

"Умереть", — мысленно поговорила та. Вслух сказала:

— Мои записи. Они остались в моей комнате, наверху…

— Ты жила у Калькара? — Адора осеклась и гневно поджала губы, решив дальше не расспрашивать. Лира оскалилась:

— Жила. А до этого — у Владыки. Я много лет провела в "Тени Стража". В основном, в спальне Дэви!

Крёстная отвесила бы ей оплеуху, если б не прутья клетки. Лицо Адоры побелело, но она спокойно сказала:

— Значит, всё-таки, равнодушие, не храбрость.

Пришёл черёд Лиры стушеваться. Девушка хрипло заметила:

— Я помню свою вину, если вы об этом. И своё старое предательство — помню.

— Лира, я пришла не ругать тебя! — Адора смилостивилась, снова приблизилась, взялась за железные прутья. — Ты сумела исцелиться, значит, несмотря на все слухи, на всё, что о тебе доходило… несмотря на всю грязь, твоя душа не потеряна! Ты исцелилась от проклятия, исцелилась и от раны — исцелилась для новой жизни, где тебе дан шанс искупить вину.

Лира вздрогнула от этого "искупить", громом прозвучавшего среди трёх "исцелений".

— Я… наверное, я ещё не хочу об этом говорить.

— Ты не спрашиваешь о бабушке, так я скажу. Ты переживала, что она забыла тебя. Она помнила тебя до самой смерти. И каждый день молилась за тебя…Лира?

Девушка отступила от решётки вглубь клетки, села на матрас, выданный ей в качестве постели.

— Можно мне мои записи? — хрустальным голосом потребовала она.

Адора ушла, более не вырвав у пленницы ни слова. Записи скоро принесли, но в руке Лире не дали. Габриель придвинула стул и села недалеко, тетрадь Лиры с переписанными ритуалами Атера лежала на коленях Избранной.

— То, что тут написано, — Габриель хмурилась. — Это правда?

— Всё правда.

Избранная вскочила со стула, в волнении закружилась по маленькому подвальному помещению, где хозяин зверей прежде держал клетки с жертвами.

— Carere morte можно получить с помощью науки! Я так и знала! — взвизгнула Габриель, на мгновение остановившись, и продолжила кружение по комнате. Кажется, она была абсолютно счастлива.

— Что-о? Зачем?

— Ты не понимаешь. Я вот уже полгода иду, как в тумане, смотрю то одну область науки, то другую, но нигде нет ответа на вопрос: что же такое carere morte…

— Все ответы даны в сказках Карды.

— Смеёшься? — Избранная приблизилась. Лира теперь не отвернулась от её глаз: сейчас в них не было ничего от Литы. — В сказках! — не шути так. Ты переписывала этот рабочий дневник алхимика, значит, ты верила в его постулаты, разве не так?

— Верила. Но моя вера не мешает мне верить и сказкам, — Лира протянула руку к девушке. — Дай мне мою тетрадь.

Габриель машинально подала ей тетрадь, но тут же вырвала, прижала к себе.

— Позже, ладно? Я должна показать это Эрику и Тони, когда они вернутся от "Тени Стража"!

Лира развела руками: как она, пленница, могла бы воспрепятствовать? Скоро Избранная ушла. Забрав тетрадь. Больше до вечера к Лире никто не приходил.

Лира провела этот день, расхаживая по клетке из угла в угол. Иногда она замирала, прислушивалась: сегодня последние остатки армии Вако отбывали на север, и девушке слышались голоса, звук шагов, бряцание оружия. Вечером всё стихло. Заходящее солнце через маленькое подвальное окно глядело в темницу бывшей охотницы. Его лучи лизали каменные ступени, ведущие к приотворенной двери. Красные солнечные блики постепенно спускались всё ниже и тухли. Последний коснулся бока большой жестяной ёмкости с горючей жидкостью — несколько бидонов с керосином поселились тут ещё прежде Лиры. Потом ушло и солнце. Лира так и собиралась ложиться спать — голодной, но вверху послышались шаги, и она подняла голову. К пленнице спускалась незнакомая девушка, темноволосая и очень миловидная.

— Мне приказано сопроводить тебя к ужину, — несколько официально, но весело объявила она.

Лира прищурилась. Она была голодна и поэтому зла более обычного:

— А я думала, диких зверей положено кормить в клетках.

— Не обижайся. Сегодня был суматошный день, но, едва он кончился, первое, о чём мы вспомнили — о нашей затворнице, — она отомкнула дверь клетки. — Да… Меня зовут Марсия.

— Лира. Я…

Девушка улыбнулась, показав острые клыки carere morte:

— Я знать не знаю, кто ты. И не хочу знать. Пойдём.


Ей наконец-то было позволено умыться и привести себя в порядок. Потом девушки поднялись в столовую. Здесь были одни женщины. Знакомые — Адора и Избранная. Тоненькая рыжеволосая девушка прислуживала им за столом, но она была не служанка — охотница, как и все, просто подошла её очередь дежурства по кухне.

Поздний ужин — уже било полночь — прошёл тихо. Голодная Лира старалась не жадничать и, когда за ней не следили, зыркала по сторонам любопытными глазами. Они ужинали не в большой столовой Калькаров, это была маленькая комната, для трапез слуг огромного дома. Дом, хоть армия и ушла севернее, был не пуст. Здесь были ещё люди, много людей, может, какие-то отряды в запасе. Лира частенько видела мелькающие в дальнем конце коридора фигуры.

— Здесь есть ещё охотники? — со старательной небрежностью спросила она, не выдержав.

— Не охотники, но наши люди. В случае бегства вампиров из "Тени Стража" мы должны будем перекрыть carere morte западный путь, — простодушно объяснила Адора.

Ужин затянулся до двух часов ночи. После, Лира ожидала, её сразу же уведут обратно в клетку, но дамы оставались за столом. Они мирно беседовали, казалось, совсем не замечая Лиру, и девушка начинала чувствовать раздражение. Для чего это игра? Честное презрение к предательнице Диос было б намного лучше этого нарочитого добродушия!

Габриель взахлёб пересказывала прочитанное в тетради Лиры. Адора слушала её, вежливо склонив голову. Лира ждала, когда же герцогиня возразит: ей, воспитанной на старых сказках Карды, тяжело принять несказочную правду, но Адора молчала. Скоро Лира поняла: мыслями герцогиня находится далеко.

Рыжеволосая девушка не вмешивалась, по-прежнему вела себя тихо, за всё время ужина Лира не дождалась от неё ни слова. Зато заспорила Марсия, бывшая вампирша:

— Мне кажется, эти записи надо уничтожить, а не рассказывать о них направо-налево.

Габриель сделала вид, что не услышала это замечание:

— Фактически, эти записи — готовый рецепт создания carere morte! Причём, как я понимаю, характеристики созданий можно варьировать…

Лира кашлянула: Избранная затронула совсем уже нежелательную тему. Дети Бездны — этой волшебной темы никто не вправе касаться! О, по чьей злой воле Дар достался учёной даме, холодному анатому и убийце сказки?

— Передо мною разворачиваются такие дали… Мне кажется, я уже вижу волшебное будущее нашего мира, — продолжила Избранная. Её глаза блестели от восторга, как у Литы после первого исцеления: та же наивность и доброта.

— Если бы ты хоть раз в жизни столкнулась с Бездной, то поняла бы: с ней нельзя шутить, — снова начала Марсия. Габриель нахмурилась:

— Не думаешь ли ты, что Избранной о Бездне известно меньше, чем лишённым смерти? — она рассмеялась. — Я считаю, счастье, что Дар достался мне, избавленной от ваших предрассудков. Молодые учёные способны явить его суть миру куда эффективней, чем кучка старых сказочников!

Покоробленная бывшая вампирша заметила:

— Если смотреть всё время только в микроскоп, как делаете вы с Эриком… О, да — вы разглядите внутреннюю структуру вплоть до мельчайших деталей, но только общий вид целого так и останется для вас тайной.

Избранная обиженно поджала губы.

— Все считают своим долгом напомнить мне, что я НЕ ТА Избранная и самозванка. Да, я не та. Сказка не указывала мне путь, пришлось искать его самой. Я делаю всё, что могу.

Спор так и закончился ничем. Осмелевшая Лира попросила отвести её в библиотеку, Марсия, улыбаясь, согласилась. Однако библиотеку бывшая вампирша не покинула, удобно устроилась в кресле напротив Лиры.

— Ты думаешь, я твой надзиратель? — спросила она, прочитав плохо скрытую неприязнь во взгляде бывшей охотницы. — Нет. Точнее, не совсем. Мира хочет, чтобы мы подружились.

— М-м? — недовольно промычала Лира, делая вид, что поглощена книгой, хотя замечание Марсии больно задело её. Подружиться? Вако хочет вернуть Диос в Орден? Может, лучше всем оставить несчастную Диос в покое?!

Она подумала так и вздохнула. Опять всё решают за неё, а она равнодушно соглашается. Равнодушное "да" — вся её жизнь. Как же так? Наверное, ей просто нечего защищать и не за что бороться. Инструмент, идеальный инструмент…

— Чем я могу быть полезна Вако?

— Полезна — не то слово…

— Тогда что Мирой двигало, когда она попросила тебе подружиться со мной? Жалость?

— Ой-ой, не вспыхивай так, тут полный подвал керосина, — Марсия засмеялась. — На самом деле, конечно, не жалость. Просто, такую, как ты, лучше иметь в друзьях, чем во врагах.

— А Адора говорила, мне придётся ответить за убийство.

— Мира её переубедила. Ты, как и она, искупишь свою вину службой Ордену.

Лира оставила расспросы, попыталась углубиться в книгу. Никакого непокорства она не показывала, и скоро Марсия расслабилась, пару раз она даже выходила из библиотеки на полчасика, оставляя пленницу одну. Через три часа Лира раздражённо отложила книгу и подошла к окну. Она всматривалась в своё отражение в оконном стекле, будто ждала, что его губы прошепчут ей ответ.

Итак, вот, что ей предлагают — стать охотником! Вернуться к делу родителей, и родителей её родителей, и родителей родителей её родителей. Опять опутать себя по рукам и ногам старыми, как сама вечность, клятвами. Но разве это плохо? Брошенная Владыкой, оставленная Бездной, она висит сейчас в пустоте, и понемногу растворяется в ней. Новая чужая цель вернёт её в мир, воскресит, придаст сил. Ведь, в конце концов, что такое жизнь Лиры Диос? — Лишь служение чужим целям. И не её дело задумываться, насколько благородны и справедливы эти цели. Её дело — исполнять. Так было всегда.

Лира чувствовала, что в ней вновь копится раздражение. Хотелось выплеснуть его в мир — заорать, ударить кого-то… Какая непонятная волна агрессии! — удивлялась она и снова злилась, прослеживая, как всё чернеют, не по-утреннему чернеют тени в углах библиотеки. Странная злость, недовольство — будто внушённые, будто пришедшие извне. Кто опять туманит разум Лире Диос?

Кто бы это ни был, он окутал дурманом чар весь дом и двор. Из сада, где несли стражу отряды, раздавались раздраженные визгливые голоса — кто-то спорил. Скоро меж деревьев замерцали огоньки факелов. Люди шли к дому.

— Марсия…

Бывшая вампирша уже стояла рядом.

— Кто это? Наши? — она щурилась во тьму. — Неужели, периметр опять прорвали? А куклы Миры молчат. Как странно!

Лира хотела озвучить своё подозрение про чары, но промолчала. Когда подошла Марсия, меж деревьев сада ей привиделась знакомая прозрачная фигура Макты, но Лира побоялась поверить своим глазам. Девушки вместе вышли в холл. Здесь стояли Габриель и та тихая рыжеволосая девушка, Кристина. Главные двери распахнулись, и в дом быстро вошли ещё двое. По пустым глазам, серым лицам Лира поняла — это куклы Вако, охранявшие периметр.

— Наши люди бунтуют. Как у Академии! Я подозреваю чары, — проговорила одна кукла.

— Но как? Ведь… — Кристина сделала движение, будто обвела что-то вокруг шеи.

— Это и странно: кулончики с кровью Избранной должны были защитить их от чужих чар. И в округе я не заметила чужих вампиров.

— Я тоже не заметила чужих, — быстро поговорила Габриель. — Я бы почувствовала чары! — добавила она, будто оправдываясь.

— Где Адора? — спросила кукла.

— Она у себя, в доме Рете.

— Может, это не чары? Просто какая-то ошибка? — неуверенно предположила Кристина.

Лира, не отрываясь, смотрела в сад. Рассвет близился, уже посветлело настолько, что можно было различать оттенки цветов. На ступенях дома развернулась битва. Не все смертные оказались подвержены чарам, с ясным разумом остался один небольшой отряд, и он сейчас сражался с зачарованными, защищая Избранную. А Лира вспомнила о своём странном видении в саду…

— Я знаю, кто создал чары! — крикнула она охотницам. — Макта, Первый вампир! Я его видела здесь! Недавно!

Те переглянулись. На лице куклы была какая-то недоумённая беспомощность:

— Но прежде он поддерживал охотников! — Мира осеклась. Наступающие подходили к дверям. — Уходите! Я задержу их, сколько смогу.

— Куда? — Габриель нервно озиралась.

— Ближайший отряд стоит на границе земель Калькара. К ним! Я предупрежу и пошлю вам навстречу кукол.

Три марионетки Миры оттеснили зачарованных на ступени здания. А Габриель всё раздумывала…

— Нет! — вдруг гневно вскричала она. — Старейший бросил Избранной вызов. Я отвечу!

— Ты упустишь Дар!

Габриель засмеялась:

— Всё равно! Он мне давно не принадлежит!

В коридоре показались факелы — зачарованные зашли в дом чёрным ходом. Лира оцепенело следила за тем, как толпа приближается, всё ещё не веря в реальность близящейся битвы. Водруг молнией поразила догадка: Макта… Макта наверняка пришёл сюда за ней, своей любимой ученицей! Эта толпа зачарованных нужна лишь, чтобы отбить её!

Странно, но девушка вовсе не обрадовалась тому, что не пострадает в грядущей битве. Её сердце заполнила тревога по невинным, наивным девушкам — охотницам, которые вовсе не заслуживали смерти.

— Макта пришёл за мной. Отпустите меня, и я выйду к нему сама, — попросила Лира Марсию, но та не услышала. Внимание девушки было обращено на Кристину, которая вдруг бросила группу, побежала к дверям.

— Это как в Академии! Я знаю, что делать! — она бесстрашно встала на пороге. Две куклы Миры пока прикрывали её от толпы.

— Per signum crucis… — зазвучал её звонкий голос. Эти слова были хорошо знакомы Лире. О, они с детства вбиты в голову дочери охотников!

Ещё одна кукла, обезглавленная, упала на ступени. Кристина упрямо продолжала читать молитву. Не как монахиня, рыжеволосая девушка вкладывала в старинные слова яростный жар, она была похожа на ведьму, заклинающую стихии. Она даже сделала два шага вперёд — от двери к безумной толпе. Впрочем, уже не безумной. Заклинание действовало, и, может быть, постаралась Избранная. Толпа схлынула со ступеней. Стали различимы лица наступающих — не общая маска ненависти.

В этот момент к дому быстро прошёл человек. Он ловко пробрался сквозь толпу и решительно шагнул на ступени. Это был не Макта. Лира узнала плащ с широким оплечьем и платок на лице… и задрожала. В правой руке Палача был взведённый арбалет. Марсия, ещё не поняв, что пришедший — не друг охотников, бросилась к нему. Лира — за ней, на пороге схватила за руку.

— Марсия, стой! Он…

Она не успела договорить. Ульрик оттолкнул Кристину с дороги и выстрелил. Стрела попала бывшей вампирше в горло. Марсия всхлипнула — удивлённо — и упала на ступени, потянув Лиру за собой.

— Ульрик! — с отчаянием крикнула Лира. — Остановись!

Палач обезглавил куклу Миры и прошёл в дом. Лира хотела броситься за ним, но её руку сжимала Марсия. Девушка ещё держалась, но каждый вздох мог быть последним. Алая кровь стекала на мраморные ступени, и Лире пришла непрошенная мысль: которую смерть невинной жертвы она видит вот так, близко? Третью?

— Не… честно, — выдохнула Марсия и снова: — Н… — она запнулась и больше ничего не говорила, только тяжело, со всхлипами дышала, потом затихла. Кровь застывала на трёх ступенях внизу — красная дорожка.

Лира с трудом высвободила руку. Тут подоспела Кристина.

— Мертва! — с каким-то детским ужасом сказала она. — Как страшно! Они с Ником недавно поженились… — она закрыла рот рукой и замолчала. Палач показался в дверях. Кристина отшатнулась, Лира, наоборот, шагнула к нему, ничуть не боясь вновь взведённого арбалета в его руке.

— Ульрик, — тихо, увещевающе начала она. — Ты убиваешь не тех. Это не вампиры. Очнись! Это люди Вако! Здесь Избранная!

Последнее слово потонуло в грохоте взрыва. Яркая вспышка пламени из распахнутой двери дома полоснула по глазам, волна жара ударила в лицо. Лира не успела и вздохнуть, а Палач уже, цепко и сильно ухватив за руку, тащил её вниз по ступеням. Девушка подчинилась. В голове гудело, она почти ослепла, оглохла, перестала осознавать происходящее. Он тащил её на смерть, быть может… Всё равно!

Лира очнулась под сенью деревьев в саду. Здание пылало — оттуда донеслось ещё два взрыва, после которых провалилась крыша. "Кто-то поджёг ёмкости с горючей жидкостью в подвале…" — равнодушно подумала Лира. Кто-то? От рук Ульрика пахло керосином.

— Что ты наделал! — взвыла она.

Палач не слышал. Его лицо было по-прежнему закрыто платком, только глаза блестели. Как он смотрел на неё! Лира содрогнулась внутренне, но постаралась сохранить внешнее спокойствие.

— Это не вампирский дом, больше не вампирский дом, понимаешь? — сказала она, глядя в эти страшные глаза убийцы. И ей показалось, теперь в них мелькнула искра понимания.

— Ульрик, — тихо и мягко зашептала Лира. Она поняла: он не собирался её убивать! — Нам нужно уходить отсюда, слышишь? Как только Вако узнает… Что я говорю! Она уже знает! Здесь сейчас будут её люди. Пойдём…

Во взгляде Ульрика мелькнула ясность, но Лира не успела обрадоваться. Он оттолкнул её. Лира упала, опять испугавшись безумия Палача, отползла в сторону. Ульрик сорвал платок. Лицо было перекошено злостью:

— Не приближайся ко мне! — заорал он.

"Боже, он безумен, совершенно безумен!"

Люди разбегались от горящего дома. Кто-то безуспешно пытался организовать толпу… Кристина? А ночь совсем побледнела, чуя скорый приход солнца: над восточным горизонтом разливался его золотисто-оранжевый свет. Ветер гнал прочь немногочисленные ночные облака, расчищая путь светилу, и из этих облаков к земле вдруг ринулась тень. Стремительная и очень чёрная. Обычный цвет вампирского чудовищного обличия обрёл странную резкость в свете солнечных лучей: на эту черноту было больно смотреть глазам, как на очень яркий свет.

Тварь ступила на землю и скинула крылатое обличье. Фантастическая чернота беззвёздной безлунной ночи крыльев вампирши ушла, осталось блёклое пятно простого мышино-серого платья да тусклое золото волос, в беспорядке рассыпавшихся по плечам. Это была Мира Вако.

Она едва кинула взгляд на дом, на Марсию, так и лежавшую на ступенях. Сразу рванулась к Ульрику.

— Ты! Чудовище! — она почти простонала это, задыхаясь. — Почему я не убила тебя раньше?!

Лицо Ульрика изменилось, будто он надел другую маску: испуганный, растерянный молодой охотник.

— Я… я… — он запинался.

— Посмотри туда! — она встряхнула его, заставив посмотреть на дом, на темноволосую девушку, лежавшую на ступенях. — Марсия! Она пришла ко мне этой зимой. Дикарка, вампирка, как я. Но! Она! Не убила! Ни одного человека в своей жизни! Ни одного! А ты… — Она снова встряхнула его. — И Дар потерян теперь! Потерян из-за тебя, понимаешь? Избранная осталась там, в доме! Я видела, как погас её свет…

Теперь он, кажется, всё понял. Упал на колени, зажав уши руками… но он не мог не слышать размеренный треск пламени. Из горла Палача вырвался хриплый звериный вой.

Мира замахнулась рукой, сжатой в кулак — будто с невидимым кинжалом, но не ударила. Лире показалось, перед лицом вампирши заплясала знакомая бабочка. Её зелёные крылышки переливались золотистыми искорками — крохотными отражениями поднимающегося солнца. И Мира тоже видела её — она отмахнулась. Бабочка вспорхнула выше и растворилась в солнечных лучах, нашедших дорогу через сад.

Солнце встало. И весь мир вдруг изменился. Вроде бы он уже был цветным, многокрасочным, светлым, летним. Давно поблёкли, пропали звёзды, ничто не напоминало о недавно ушедшей ночи. Но всё-таки до восхода мир был лишь тенью себя, словно потускневшая от времени картина или плохо раскрашенная фотография. Сейчас же солнце касалось каждой мельчайшей пылинки, и она начинала светиться, по-новому освещая и мир вокруг. В воздухе разливалось волшебство рассвета. Солнце поглощало мир. Нет… сам мир стремился стать солнцем.

Мира, как и Лира, проводила бабочку взглядом и замерла — чётко очерченная золотистым сиянием чёрная статуя. Ей можно было сделать шаг в сторону, в спасительную тень, но она осталась на месте. Забыв об Ульрике, вампирша повернулась лицом к солнцу, несмело вытянула руку перед собой, словно пыталась схватить золотые нити, протянутые к ней.

Лира поднялась. На дорожке сада, где она стояла, лежала резко обозначившаяся с рассветом тень. Это был возвращённый кусочек ночного мира. А дальше, всего в шаге, проходила граница миров, ночного и дневного. За ней сияло солнце — сияло и с неба, и из каждой капельки росы на траве, оно играло с пылинками, кружащимися с воздухе, смеялось, глядя на мир сквозь прозрачную листву деревьев. Один только шаг. К солнцу… и к нему — тёмному хмурому молодому человеку, от взгляда которого так сразу бешено заходится в стуке её прежде ледяное, неподвижное сердце.

Не раздумывая, Лира сделала этот шаг — и ночь, и граница двух миров осталась позади. Она была на светлой, солнечной стороне и, пожалуй, впервые в жизни, она понимала, для кого её жизнь.

Лира бросилась к Ульрику, обняла — он не препятствовал. Солнце сорвало с него последнюю маску, и сейчас Лира узнала своего возлюбленного, романтичного юношу, полного благородных идей и устремлений. В свете солнца костюм Палача казался нелепым, маскарадным, кровь на мече — бутафорской. Этот страшный образ не был — всё ещё не был! — сутью любимого человека.

Лира повернулась к Мире, она готова была, если понадобится, встать между ней и любимым. Но Мира не угрожала им. Она вовсе не видела воссоединившуюся пару. Солнечные лучи запутались в её волосах, встали сияющим, но не слепящим ореолом вокруг фигуры.

— Ульрик, уйдём, пожалуйста…

Охотник дрогнул, впервые в новой жизни отозвался на её голос:

— Да… — он говорил как во сне. Тогда Лира, легко улыбнувшись, взяла его за руку и повела прочь. Она была странно уверена, что их никто не остановит.

Подоспели люди из отрядов вампирши. Кристина подскочила к Мире первой, хотела набросить вампирше какую-то накидку на голову, плечи, но старая герцогиня Рете удержала её.

— Не надо, — тихо сказала она.

— Солнце её убьёт!

Адора улыбнулась:

— Оно её исцелит, — уверенно молвила она.

Глава 22 Битва в галерее

Мира летела к дому Калькаров, гонимая болью и страхом — последними сильным чувствами, пришедшими к ней от Избранной. Сразу после огонёк Дара погас, но вампирша не хотела верить в произошедшее. Она хотела увидеть всё своими глазами. Невозможно, чтобы её главная надежда рухнула вот так: разбилась в пыль, мельче, чем пыль! Испарилась…

По-прежнему крепко хозяйка держала все нити, ведущие к "Тени Стража". И там дела тоже были плохи. Стройная композиция, какой Мире представлялась битва за замок, распалась на разрозненные детали, теперь никто не мог предсказать её окончание.

Дэви удалось воспринять и перенаправить огромную силу, невиданную доселе. Бездна открылась емус другой стороны, и его мощи теперь не мог противостоять никто. Невидимая коса чистила предгорье от людей, срезая без разбора жизни нападавших и защитников стен, и скоро в обоих войсках началась паника. Люди бежали от замка, штурмовавшие и защитники — в одной толпе, обезумевшей от страха. Правда, нескольким отрядам охотников удалось подобраться к стенам "Тени Стража". Винсент, Давид, Солен, Тони… — Мира узнала всех и успокоенно вздохнула.

За стенами замка кипела другая битва. Митто, заколебавшийся было при виде новых способностей Владыки, всё же весело махнул рукой и обещал Мире помощь. Он кликнул своих кукол и те разгромили стражу на башнях, Хелена организовала великолепный хаос во внутреннем дворе, в суматохе руководивший обороной замка вампир был кем-то обезглавлен. Мира полагала, это сделал окончательно ушедший из-под контроля хозяйки, но по-прежнему преданный её идеям подчинённый, Элиас.

А Дэви вошёл во вкус. Мира смогла рассмотреть в деталях его сложное, очень быстрое движение. Пальцы вампира трепетали, как при игре на музыкальном инструменте. Он вычленял из мира ведомую только ему часть, придавал ей облик, нужный ему: широкое смертоносное лезвие — и отправлял на головы тех, кто стоял под стенами замка.

К счастью, удары Владыки были неточными. Он поднялся на Разрушенную башню, чтобы видеть местность и редкие теперь горстки людей на ней, но всё равно многие взмахи его косы проходили мимо. Лишившись глаза, Дэви перестал верно оценивать расстояние. К тому же со Стража на замок вдруг полетели зажигательные бомбы — их посылал отряд безрассудно смелых охотников Феликса.

Дэви развернулся и, почти не глядя, послал туда удар. Взмах косы прошёл выше того места, где расположился отряд и обрушил кусок скалы. Огромный камень рухнул на вторую главную башню замка. Долгий тяжкий грохот на пределе слышимости и облако пыли, скрывшее весь внутренний двор — вот были последние образы, пришедшие Мире от "Тени Стража". Вставало солнце.

Солнце! В саду у дома Калькаров вампирша протянула к нему руки. Оно звало её всё время, пока она летела, оно опутывало её по рукам и ногам золотыми нитями. Оно… поймало её своей сияющей сетью!

Она не протестовала. Она не пыталась бежать. Тяга к свету нарастала в ней последние месяцы, в эти страшные пять с половиной месяцев, когда вампирша пробовала себя в качестве хозяйки кукол. Всё дальше она уходила по дороге в пустоту, но чем дальше уходила, тем отчётливее слышала зов солнца. В это утро он достиг пика: уже не крик — сирена большого парохода, грохот бури, заглушающий даже грохот рушащейся башни "Тени Стража".

Неважными стали злость на глупца-Ульрика и боль за новых убитых, не страшна стала даже потеря Дара. Огромный золотой диск показался из-за горизонта. Мира видела это прежде глазами кукол, но, всё-таки, не так. Тогда все другие ощущения перебивала боль одного или нескольких сгорающих отражений. Сейчас боли не было. Вампирша могла смотреть.

Она видела, как мгновенно и волшебно вдруг осветился мир. Солнце коснулось каждой травинки, каждой пылинки, и она вдруг подумала: предрассветный мир был лишь макетом — красивым, красочным, неживым. Только солнце сумело вдохнуть в него жизнь.

А она сама? Кем она, carere morte, обратится в его лучах? Золотые нити коснулись её пальцев, и это прикосновение не отозвалось болью. Внутри нарастала знакомая по старым попыткам исцеления волна жара. Три удара сердца — всего три, она успела сосчитать, — и этот жар распространился по телу. Старое, из смертной жизни воспоминание о лихорадках, терзавших тело, мелькнуло и пропало. Мира ждала чего-то — возможно, вспышки, в которой вампирша сгорит, а, возможно, знакомого погружения в холодную воду — возвращения к проклятию. Но не было не того, ни другого. Жар не уходил, а она всё также стояла, обернувшись к солнцу, смотря ему лицо в лицо, глаза в глаза…

— Мира? — Адора Рете тронула её за плечо. — Девочка, как ты?

Мира вздрогнула. Этот оклик вернул её в реальность. Она, вампирша, стоит под выплывшим из-за горизонта солнцем. Она не рассыпалась прахом, её кожа также бела — как отвратительно эта бледность выглядит под ярким светом дня! — жар разливается по телу, она чувствует эти волны на каждый вдох… Вдох?!

— О, Адора, я…

— Ты исцелилась, Мира.

Мира осела на землю, её подхватили чьи-то руки…


— В тень её, скорее! — слышала она. Сама же тщетно пыталась вновь ухватить нити своих марионеток, сражавшихся у "Тени Стража". Но нитей больше не было. Само знание, умение, как брать их, как смотреть на другой их конец, стёрлось. Мире даже стали смешны её попытки. Нелепо, как желание летать у ящерицы…

"Летать — ещё одна потерянная возможность…"

Она лежала в саду, в густой тени деревьев. Едко пахло гарью, ей случалось ловить этот запах и будучи вампиршей, но сейчас он просто раздирал ноздри. Мир за пределами тени был ослепительно ярким, казалось, художник, нарисовавший его, переусердствовал с чистотой цвета, как бы странно это ни звучало. Невозможно, больно глазам! Голоса людей тоже звучали по-иному. Что это? Словно прежде, в бессмертные годы, вампирше на лицо был наброшен покров, не дающий видеть и слышать мир во всех красках и многоголосии, а всё тело до кончиков пальцев было заключено в кокон, не дающий ощутить ни тепло, ни холод, а только — пустоту собственного тела… Странно! А ведь она помнила, в первые бессмертные месяцы упивалась, как ей казалось, обострившимися чувствами! Выходит, то была ещё одна иллюзия carere morte?

Мира приподнялась и села. Кто-то заботливо помогал, направляя каждое её движение, и гордячка хотела отказаться от этой помощи, неясно, продиктованной жалостью или благоговением, но боялась открыть рот. Смешно, кажется, она забыла, как надо говорить… За вампирские годы она совсем отвыкла, что речь может литься плавно, сама, а глубина вдоха на каждую фразу рассчитывается самим телом!

— Я… — она всё-таки заговорила, и все голоса стихли. — Я сейчас была у "Тени Стража". Наступление под угрозой срыва. Дэви применил оружие, доселе неизвестное. Нашей армии смертных уже нет, осталось несколько отрядов охотников, и пока она ЗА стенами "Тени Стража". К сожалению, мы больше не можем обратиться к Избранной, чтобы узнать, каковы дела в замке… Нет, не так! Очень больно за смерть Габриель, но… — она остановилась, с непривычки тяжело дыша. — Но, я считаю, дело надо довести до конца, несмотря ни на что!

От неё ждали не этих слов, потому последовало секундное молчание. Затем все собравшиеся заговорили разом. Недавнее чудо — исцеление вампирши приняли легко, как всякое настоящее чудо, и даже не говорили о нём. Одни — о доме Калькаров, другие о предгорье… Мира поднялась.

— Нужен экипаж.

— Возьми мой, — Рете прищурилась. — Собралась к "Тени Стража"? Сейчас?

Мира кивнула. Она оглядывала толпу, размышляя кого взять с собой. Из охотников тут были только Кристина и Адора.

— Не имеющим защиты охотников, лучше не рисковать, — промолвила она. — Сейчас едут Кристина и Адора.

Она вышла на садовую дорожку, толпа потянулась за ней. Скоро они подошли к зданию. Пожар почти потушили, тело Марсии оттащили со ступеней вниз. Мира на мгновение остановилась рядом. Присела на корточки и погладила бывшую вампиршу по волосам:

— Прости меня, девочка, — прошептала она. — Прости…

Поднявшись, она встретилась взглядом с Кристиной и тут же отвернулась. Слёзы выступили на глазах, и она не хотела их показывать. Она всегда радовалась, исподтишка наблюдая за Марсией. Мире представлялось, что это она сама, только юная, не узнавшая многих бед и потерь, и оттого весёлая, полная жизни. Иллюзия была тем приятнее, что у Марсии также развернулся роман с охотником. Сегодня же иллюзия рухнула, разбилась на сотню зеркальных осколков, и, надо думать, это не последняя разрушенная иллюзия первого дня новой смертной жизни! Мира последний раз взглянула на дом и быстро пошла к экипажу. Образы Габриель и Марсии, погибших здесь, она пока отправила в дальний уголок сознания.


В закрытом экипаже Мира немного пришла в себя. Яркая картинка дневного мира, в котором бывшая вампирша не могла найти себе места, скрылась. В знакомой темноте было уютно, привычно, новой оказалась только нестихающая лихорадка в крови. Мира сняла перчатку и коснулась лба — и испугалась, и обрадовалась этому забытому в бессмертной жизни жесту. Кожа лба была влажна от пота, но не горяча, видимо, лихорадка — какое-то очередное иллюзорное ощущение…

— Как ты себя чувствуешь? — с тревогой спросила Адора.

— Н-не знаю. Кристина, ты помнишь, что говорила Марсия об исцелении?

— Она рассказывала про жар, который скоро проходит, про слабость…

— Слабость? У меня слабости нет.

— Это странно. Признаки анемии должны быть, ведь вы же лишались крови при инициации.

Мира покачала головой. Странного вокруг было слишком много! Старый мир, привычный и любимый, знавший её вампиршей, канул в бездну. А наступление меж тем провалено, а "Тень Стража" всё ещё стоит! Теперь Мира не знала, совсем не знала будущего!

— Мира, что ты собираешься делать в "Тени Стража"? Новое наступление? — спросила Адора.

— Даже не знаю, Адора. Я отвыкла смотреть только собственными глазами! Очень плохо, что я не вижу сейчас "Тень Стража".

— Покрова больше нет, девочка. Избранной больше нет.

Мира усмехнулась:

— Это я помню! Мы или завершим штурм замка Дэви, или этим же вечером покинем Карду. Но прежде всего я хочу разведать обстановку на предгорье.

Ожившее сердце больно стучалось о стенки своей клетки-тела, толкая хозяйку вперёд и вперёд…

Люди, бредущие от гор в сторону Карды, начали попадаться сразу за землями Калькаров, и Мира с Кристиной покинули экипаж. "Безрадостно, но небезнадёжно", — вот, что отметила Мира, встретившись с остатками двух армий, прежде воевавших за замок, а сейчас одинаково поражённых страхом. Чары Дэви разрушились или же Владыка сам оставил смертных без внимания, но теперь они были готовы принять новую иллюзию. Вид исцелённой вампирши действовал на кардинцев магически. Мира говорила вроде бы простые слова, наперёд зная, что никаких чар carere morte у неё больше нет, но люди шли за ней! Они вновь крепко сжимали оружие и были полны решимости отвоевать предгорье и зайти за стены "Тени Стража". Хорошо помогла и Кристина: Мира убедилась в правоте давних слов Винсента: "Эта девчушка способна повести за собой толпы". Речь Кристины лилась непрерывным и очень убедительным потоком, и люди возвращалась к рубежу на предгорье. Уже не организованная армия — орда, но Миру это не смущало. Против неизвестной силы Дэви сможет выстоять лишь фанатичная ярость!

На их пути всё чаще начали попадаться тела павших. Большинство — от удара невидимой косы: тело без малейших повреждений, но мёртвое. Кристина широко раскрыла глаза, вцепилась в руку Миры.

— Они все мертвы?! — с ужасом спросила она.

— Да. Бездна срезала их жизни, не повредив тел. Идеальные куклы, — Мира осеклась. Последние слова — слова опытного кукловода, слова, которых более не должно быть…

Солнце всё карабкалось и карабкалось на высшую точку небосвода. Упорно, ровно, страшно — как шла её орда. В шерстяном платье Мире было ужасно жарко, язык прилип к нёбу, губы пересохли. Она переглянулась с Кристиной, и та без слов подала бывшей вампирше свою фляжку.

Глоток воды. Не первый за тридцать шесть лет бессмертных лет — вампирше прежде приходилось, играя на публику, делать один-два глотка напитка или брать несколько ложек кушанья. Но всё это казалось невкусным и чужеродным, названия блюд скоро перестали вызывать в памяти аппетитную картинку из смертной жизни. Тепловатая вода из фляжки Кристины также не показалась Мире вкусной, но впервые за три десятилетия она сумела соотнести этот вкус и слово: "вода".

Показался Страж. Замок у его подножья был скрыт тенью скалы. Что таилось там?

Мира смело шагнула на предгорье, орда следовала за ней. Никто не отступил, все были зачарованы предводительницей. Она знала, они спешат за ней, как птенцы за матерью, и это знание побуждало идти все быстрее и быстрее. Щёки разгорелись, дыхание сбивалось, жар усилился, но Мира не сбавляла шаг.

Невидимые, бесшумные взмахи косы впереди… Лезвие ударилось о камень предгорья и зазвенело: "Ни шагу дальше!" Кристина рядом с Мирой не выдержала, побежала — вперёд, на замок — толпа хлынула за ней.

Коса Дэви начала свою страшную работу, но орду это не остановило. Очень скоро замок вырос в размерах, навис над Мирой — как это они подошли так быстро? Она успела увидеть, что главные ворота отворены, рёшётка косо повисла на одной цепи, оставляя достаточный проход. Охотников под стенами не было… Больше ничего рассмотреть не удалось. Пользуясь тенью, впрочем, уменьшающейся с каждой секундой: солнце поднималось всё выше, из "Тени Стража" вылетели куклы, и пришлось схватиться с ними. Первая крылатая тварь стремительно приближалась к предводительнице, кто-то кинул Мире меч. Она успела отступить в сторону с дороги чудовища и рассекла его тень мечом. Выпавшую из тени куклу подхватила и тут же "съела" толпа.

Мало-помалу они продвигались к воротам. За покосившейся решёткой во внутреннем дворе замка Мира различала сверкание серебра. Там были охотники!

Новая волна кукол… Но стрелы полетели в чёрных тварей теперь не только со стороны толпы. Отряд охотников шёл навстречу, его возглавлял Винсент. Он не заметил тётушку, увлечённый сражением, и Мира не стала окликать его. Она боялась, что, отвлёкшись, он пропустит удар. Танец с мечами ничем нельзя прервать! А Винсент вновь широким взмахом распорол крылатое обличье куклы, крикнул что-то…

"За ворота не ходить?!"

Вопреки запрету, Мира первой бросилась к решётке ворот. Одно смертоносное невидимое лезвие тут же прошло совсем близко — она почувствовала потусторонний холод от него. Второе шло прямо на неё… Отступить Мира не успела. Холод прошил насквозь — и оставил её живой, но несколько людей позади и по сторонам упали на землю и уже не поднялись. Мира не успела удивиться. Решётка ворот была перед ней, и она торопливо прошмыгнула в замок. За ней рванулась Кристина — и едва не была задавлена рухнувшей решёткой ворот. Это куклы старейших разделались с застрявшей цепью и вновь перекрыли проход. Толпа трясла, шатала решётку, но та пока не поддавалась.

Мира заставила себя отвернуться от решётки, посмотреть во внутренний двор. Почти на всём нём лежала гигантская тень замка, и carere morte Владыки скользили в ней, пока не рискуя быть испепелёнными солнцем. У ворот было с десяток мёртвых тел, охотников, к счастью, Мира среди них не опознала. Её отряд был дальше — прошёл к освещённой солнцем стене. Давид, Тони, Солен, Родерик, Дара… Вампиры Дэви не рисковали связываться с ними.

— Мира! Всё-таки ты абсолютно сумасшедшая! — крикнул Тони. Он давно уже не стрелял в carere morte, шныряющих вокруг: берёг стрелы для Владыки. Только провожал крылатых тварей, водя за их перемещениями арбалет.

— Сумасшедшая? — Мира улыбнулась и смело шагнула из тени на свет, к охотникам.

— Ого! Как это?

— Я исцелена.

Теперь и эти смотрели на бывшую вампиршу, как на величайшее чудо, как прежде смотрели, наверное, только на Избранную. Тони удивлённо приоткрыл рот, Родерик усмехался, Дара глядела как всегда спокойно и пронзительно.

— А мы, признаться, испугались, когда твои куклы рухнули наземь мешками, — к ней шёл Давид Гесси. Охотник придерживал раненую левую руку, левая половина его сюртука была вся в крови, но он улыбался. — Тони говорил, что, скорее всего, тебя пленили, а не убили и предлагал нам радоваться этому. А, оказалось, всё и вовсе прекрасно! Какое чудо…

Мира нервно усмехнулась:

— Понимаю, насколько это чудо было не ко времени! Что тут творится? Расскажите!

— Нет, это настоящее чудо, — Давид всё не отводил от неё взгляда. — И неважно, когда, в какой миг оно произошло. Совсем неважно!

— Ты очень красивая, — неизвестно зачем добавил Тони. — И, кажется, я, наконец, понял, как отличать carere morte от смертных! — он засмеялся.

— Когда мы лишились поддержки твоих кукол, Арно прикрывал нас от ударов со стен, сколько мог. Потом он пал, — начал рассказ Родерик. — Адам Митто открыл нам двери замка. Дэви, узрев нас в воротах, разумеется, попытался нас убить своим новым оружием, но, ты могла заметить, на охотников оно не действует.

— А я уже решила, что я какая-то особенная, возможно даже Избранная… Значит, для нас эти "лезвия" безопасны?

Охотники переглянулись. От Миры не укрылся их страх.

— До поры до времени, — мрачно предрёк Тони. — Дэви экспериментирует. Во дворе нас встретил отряд его смертных слуг. Эрик был тяжело ранен. И Давид. Неизвестно, как бы дальше сложилась наша судьба, но Владыка случайно сам же погубил своих защитников, — Мира невольно обернулась на тела, лежавшие у ворот. — Это было мгновение полной, абсолютной темноты. Когда свет вновь вспыхнул, смертные были мертвы, но из охотников только двое остались на ногах: Дара и Николас. Им пришлось принять боя с ордой кукол, пока очнулись остальные.

— Абсолютная темнота? Винсент рассказывал о таком.

— Он очнулся последним. Сказал, его спасло только воспоминание о предыдущем столкновении с этой способностью Владыки. Но сейчас, сказал Винсент, это было иное, гораздо более сильное воздействие. И на нём Дэви не остановился. Он посылает на нас всё новые напасти. И он совершенствуется!

— Где он? В галерее?

Тони кивнул.

— Вы не пытались подняться туда?

Позади раздался грохот упавшей решётки. Толпа хлынула на двор замка, но первая же её волна была срезана мощным ударом невидимого лезвия. Затем раздался тонкий свист, и новое широкое лезвие встало вертикально, стеной перегородив двор. Пробиться за него смертным оказалось невозможно.

— Конечно, пробовали! Но… — Тони указал на приоткрытую дверь башни. — Это надо почувствовать. Попробуй сама, мы прикроем.

Мира сначала прошла вдоль стены, остановилась у Эрика, над которым хлопотала Кристина.

— Его нужно перенести отсюда. Недалеко Адора с экипажем. И ты, Давид…

— Я останусь, — Гесси был бледен, но решителен. Мира вздохнула:

— Ненужное геройство. Кто через полчаса, когда шок пройдёт, будет таскать твоё бесчувственное тело? Уходи с Эриком.

— Что с домом Калькаров? Эти куклы кричали нам, что Избранная мертва, — спросил Николас. Тревога была в его глазах, огромная тревога за Марсию. И Мира застыла, не зная, что ответить. Сказать, что Габриель убита? — тогда следующим вопросом Ника будет: как Марсия?.. А здесь Мира не сможет соврать!

— Врут, — кратко сказала она, но Николас, кажется, уже всё понял.

Она направилась к приоткрытой двери. И, чем дальше уходила от группы, тем больше замедляла шаг. Здесь в воздухе было что-то. Чужеродное, опасное… невозможное. Мира сняла, потом вовсе отбросила перчатки. Чувствительными кончиками пальцев она вела по этому "чему-то", изучая его границы.

Более всего это было похоже на корни какого-то гигантского невидимого дерева. Да, прозрачный, пронизанный солнцем воздух был питательной субстанцией и опорой для него, как земля для обычных земных деревьев. Эти корни были холодные, такие холодные, что пальцы Миры скоро потеряли чувствительность, и очень твёрдые. Твёрже любого камня и при этом невесомые. И она росли, утолщались, словно раздвигая реальность. Как страшно!

Мира прошла до двери, прослеживая ход странного "дерева". Корни… — тут она облегчённо выдохнула — не проходили сквозь дверь, не ломали её. Как любое растение, они деликатно шли в обход, просачиваясь в самые крохотные щели. Похоже, в этом мире их интересовал только воздух, а, точнее, солнечные лучи в нём.

Мира зашла в замок. Корни тянулись через лестницу, по коридорам. Здесь в темноте, они были тоньше, но их было больше: густая сеть. Постепенно эта сеть вовсе перекрыла коридор.

— Дара Меренс тоже дошла только сюда, — раздался голос Гесси за спиной.

— Давид! — Мира обернулась к нему. — Не пугай так, я пока боюсь своего сердца, оно… слишком бьётся! Что же это, Давид? — она вновь тронула тугие узлы невидимой сети.

— Это? Бездна, — грустно. — Во всяком случае, какое-то её воплощение, одно из многих.

Бездна! Мира отдёрнула руку. Вот, значит, как охотники чувствуют её! Будучи вампиршей она знала, она чувствовала Её нити в ткани мироздания, но бессмертной эти нити не казались чужеродным. Она считала их неотъемлемой частью мира, а теперь…

— Какое чужое, страшное, — Мира помолчала. — Кажется, только сейчас я по-настоящему понимаю миссию Ордена!

— Пойдём. Сейчас налетят куклы, — охотник потянул её обратно. Мира вложила свою ладонь в его и вздрогнула от интимности этого прикосновения: оба были без перчаток.

— Вампиры спокойно проходят сквозь эту сеть?

— Куклы — да. Свободные — с большими трудностями, ведь в них есть человеческая, живая частица. Митто с Хеленой остались где-то здесь, в переплетениях сети.

— Они живы?

— Не знаю.

Они вернулись к охотникам, но у освещённой стены не было никого. Эрика унесли из замка. Остальные почему-то вышли на середину двора, вновь щёлкали арбалеты. Но многие стрелы не достигали цели: куклы кружили слишком высоко, у самой границы тьмы и света.

— Что там? — спросила Мира, близоруко щурясь на солнце. Рукой она всё ещё касалась одного корня Бездны, забравшегося дальше остальных и от любопытства вытянувшегося в тонкую нить.

Тони молча указал на крышу главного здания. Её уже коснулось солнце, и вампиры ушли оттуда. Там стояло пять крохотных фигурок людей. Все в мужской одежде, хотя одна точно была дама. Вооружены как охотники.

— Отряд Феликса! — обрадовано воскликнула Мира.

— Спустились со скалы на верёвках, только что. А теперь… — Родерик прервался. — Нет! Я не могу смотреть на это самоубийство! — пожилой охотник всплеснул руками.

Человечки на крыше обвязались верёвками и прыгнули вниз, влетели в окна Зеркальной галереи. Внизу только потрясённо вздохнули, а Родерик опять пробормотал: "Нужно что-то делать!"

Нить вырвалась из руки Миры, резво, так, что та вскрикнула. Дэви отвлёкся на охотников, смело и безрассудно ударивших в самое сердце его цитадели. Его Бездна втягивала щупальца-корни обратно. Новый, злой и радостный крик вырвался у Миры. Она бросилась за ускользающей Бездной к дверям.

Она легко проскочила коридор, прежде затянутый невидимой сетью. Ещё коридоры. Знакомые залы… Вот и дверь Зеркальной галереи. Мира не остановилась. Что-то восклицал позади Родерик, кажется, запрещал некоторым охотникам, в чьей защите "лично не был уверен", идти дальше. Давид пытался найти опять её руку, остановить. Она же не слушала никого. Ожившее сердце с удесятерившейся силой толкало её вперёд и вперёд.

Из-за двери были слышны звуки битвы. Кто-то спешно зарядил арбалет, подал Мире вместе с колчаном стрел. Она кивнула в знак благодарности и тихо сообщила всем:

— Похоже, Феликс держится. Что ж, импровизируем. Щит держим, несмотря ни на что. Без головы Дэви замок не покидаем!

Дара кивнула, как показалось Мире, яростно, и толкнула дверь. Зеркальная галерея открылась им.


Мира ожидала чего угодно: неизвестного, страшного, невообразимого. Но галерея была прежней. Разбитые зеркала на стенах, распахнутые окна — до первых трёх со стороны охотников добралось солнце. Никаких смертоносных лезвий и невидимых преград, никаких корневищ Бездны. Отряд Феликса схватился с куклами старейших. Сами старейшие таились под тёмным потолком, Дэви в галерее не было. Он стоял дальше, в Разрушенной башне: высокая фигура, неестественно, из-за старинной одежды, широкая в плечах. Дверь в галерею из Разрушенной башни была распахнута, Владыка следил за разворачивающимся сражением, но сам участия не принимал. За его спиной были свалены в кучу обескровленные тела смертных. Пустота Владыки требовала теперь много, очень много пищи!

Вместо немыслимых испытаний с неизвестной силой Владыки, охотников ждала выматывающая, но обыкновенная битва с carere morte. Отряд медленно — почти также медленно, как солнце, продвигался вперёд. Изрубленных кукол позади опасливо трогали золотые пальцы-лучи. На середине галереи в бой вступили старейшие, а у Миры кончился запас стрел. Пришлось взяться за меч. Пара взмахов — и она поняла, что смертельно устала. Нет сил сражаться! Старейшие же то и дело испытывали прочность защиты охотников, и первым сдался Родерик, недавно так тревожившийся за защиту других. Он опустил свой щит, и его мгновенно накрыла единая чёрная тень нескольких вампиров. Тони и Давид бросились на выручку, но опоздали: обескровленное тело вампиры швырнули в окно. Мира отступила к стене, её меч прочертил полосу по полу с режущим слух лязганьем. Дара, поняв её слабость, бросилась на помощь.

— Одну минуту, — попросила Мира и прислонилась к стене. Сердце бешено заходилось в стуке, в животе нарастала какая-то очень неприятная тяжесть, жар по-прежнему разливался по телу. Лихорадка мешала думать и, отдыхая, Мира просто следила за Дэви. Он стоял на пороге между башней и галереей, лицо вампира было просветленным, вдохновлённым… юным. Ещё бы! Получить такой подарок от Бездны: открыть в себе целый новый пласт необычных способностей! Мира застонала сквозь зубы: нельзя давать ему ни дня, ни часа, ни мгновения! Сколько б ни смеялись над гордыней Дэви, сейчас он воистину подобен богу!

Богу, создающему свой новый мир… на руинах их мира!

Она встретилась взглядом с Давидом и прочитала в его глазах ту же тревогу. Нужно торопиться! Но старейшие создали плотный заслон на пути к Владыке и не давали охотникам приблизиться на расстояние выстрела из арбалета. А Дэви всё наигрывал в воздухе какую-то мелодию тонкими, нервными, быстрыми пальцами. Владыка всё искал способ уничтожить охотников!

Мира вновь взялась за меч. Они продвинулись ещё на два оконных проёма, но ни на волосок не приблизились к конечной цели. И в головы многих, чувствовала предводительница, уже закрадывалась мысль: это ловушка Владыки! Он ждёт лишь, когда их усталость перевесит, чтобы ударить наверняка! Мира видела это сомнение на лице Тони. Она слышала, что насмешливо кричали вампиры Николасу. А Дэви встал в конце Зеркальной галереи, уверенно взметнул руки… Мира из последних сил рванулась навстречу, увидела в зеркале на стене такой же безумный рывок Давида, но — взмах рук Владыки — и она оказалась притиснута к стене, щекой к колючему, щетинящемуся осколками старому зеркалу. Неведомый вихрь пронёсся рядом, поглотил группу охотников в центре галереи, и скоро раскидал в стороны бесчувственные, а, может, и бездыханные тела. Мира оторвалась от стены, но на ногах не устояла, опустилась на пол, новый вихрь подхватил её, закружил. Она плыла, она растворялась в нём, она становилась вихрем, теряя себя…

Мира пробормотала начало Крёстного знамения, но скоро поняла: это не то! Так ей не удержать свой щит! Что воистину создавало его все эти годы? — ненависть к Бездне! Что сделало его несокрушимым совсем недавно? — Любовь!

Она вспомнила эти два сильных чувства. Мысленные образы: два ярких пятна. И смерч отпустил её. Она даже устояла на ногах в вихре своей юбки, победно засмеялась… но тут же новая сила, похожая на огромную мягкую ладонь, придавила её к полу.

Это была смерть. Без оговорок, без исключений. Мира задыхалась. Этой ладони, мягкой как подушка, вовсе не важна была защита охотника и сотня других иллюзорных щитов. Смерть! Боже, как глупо…

Огненные пятна, полосы замелькали перед глазами. Мысли, чувства, воспоминания разлетелись в стороны испуганными птицами — Мира не успела ухватить ни одну из них. Несколько имён прошептала она слабеющими губами — но в этих именах не было уже и толики содержания. Пустой набор звуков, она забыла, кто стоял за каждым. Мягкая ладонь смерти давила всё сильней, Мира тонула в ней. Вот уже остался лишь испуганный стук сердца, эта пульсация горячими толчками отдавалась в животе…

И вдруг давление кончилось. Мира смогла вздохнуть полной грудью, и жар широкой волной ударил в виски. Она перевернулась на спину, чуть приподняла голову… и на миг поверила, что всё же умерла. Темноволосый человек стоял в дальнем конце коридора зеркал, будто ждал её. Мира потянулась за его ласковым, тёплым взглядом.

— Карл? — прошептала она и осеклась, поняв свою ошибку: конечно же, там, в конце галереи, был Дэви: высокий, в длиннополой старинной одежде, длинные тёмные волосы обрамляют красивый овал лица. Но какой непривычный у него взгляд! Молодые, искрящиеся, насмешливые и удивлённые глаза… Именно они ввели её в нелепое заблуждение.

Мира откинулась спиной на стену, незаметно сжала рукоять маленького кинжала в левом рукаве. Вампир сделал шаг к ней… ещё… Его взгляд не отрывался от маленькой женской фигурки впереди, в тёмном расширенном зрачке быстро-быстро бился какой-то огонёк — будто биение крохотного, торопливого, детского или птичьего сердечка. Он вышел в галерею, и стало заметно, сколько сил отняло у вампира управление доселе неведомой частицей Бездны. Заострились черты лица, а кожа иссохла, истончилась, будто проклятие carere morte пожрало плоть под ней.

Мира вздохнула и стиснула кинжал крепче. Но Дэви подозвал вампиров, сгрудившихся в центре галереи, и те, обратившись чудовищами, слетелись к нему. Владыка широко взмахнул рукой, и его фигуру и стаю чёрных тварей над его головой скрыла огромная зеркально поблёскивающая сфера. Солнце отразилось в ней во всей ярости полудня, вспышка света полоснула Миру по глазам. Она прикрыла лицо рукой.

Странный тонкий звук, похожий на свист… Вспышка угасла, и Мира отняла ладонь от лица. Дэви и его вампиров в галерее не было. Они ушли, оставив свою цитадель охотникам. Владыка убрал и действие своего непонятного оружия: спутники Миры понемногу приходили в себя. Первым поднялся Давид Гесси. Он подошёл к Мире, помог встать и успокаивающе погладил по плечам.

— Мы победили, Мира.

— Дэви ушёл!

— Пусть. Он сдал нам Карду, это большая победа. Успокойся, не дрожи. Всё кончилось.

— Кончилось… — эхом повторила она и согласилась выпустить кинжал из рук. Он упал в осколки зеркал, раздался звон, как от сломанных стеклянных игрушек.

Дэви ушёл от её гнева, от её мести. Но, почему-то, Мира больше не чувствовала жгучий огонёк ярости в своём сердце! Все потери этой ночи и утра потушили его. Раздражение, усталость есть, мести — нет. Мерно билось сердце, шелест дыхания успокаивал, подобно шелесту моря. Вся боль пустой вечности вампирши ушла. Тело смертной просыпалось для жизни — новой жизни.

Глава 23 На руинах

"Карда наша. Это ещё не окончательная победа над Бездной, но это очень, очень много…"

Мира понемногу приходила в себя. Заметно стало дрожание ног — как она до сих пор стоит? — заныли кровавые мозоли на руках. Лихорадочный жар по-прежнему владел телом, туманил мысли.

Напротив было зеркало — единственное целое зеркало в галерее, наверное, принесённое недавно для испытания какого-нибудь вампира-новичка. Оно и выглядело новее других: не потемневшее, не впитавшее пыль веков. Сейчас в нём отражалась невысокая женщина в закрытом, сером в крупную клетку платье. Румянец на бледных щеках — яркие пятна, словно у фарфоровой куклы. В копне светлых волос запуталось солнце, синие глаза при свете дня казались бездонными и ничуть не злыми. Вот женщина недоверчиво склонила голову набок…

"Неужели это я?"

Мира поймала себя на том, что подсознательно всё ещё ждёт, когда от её взгляда по стеклу побежит трещина. Но зеркало было прежним гладким бездонным колодцем. "Исцелена…" — нет, она никогда к этому не привыкнет!

Кристина опустилась на колени возле Тони, пощупала пульс и печально покачала головой, потом подошла к Николасу. Мира ждала… Но опять печальный кивок. Узнав о смерти Марсии, Ник сам опустил свой щит. Да, только так — иначе любовь спасла бы его, как не раз спасала Миру. Печальный, но сознательный выбор. Феликс, Джезабел, ещё не отошедшие от битвы и уставшие менее других, может, благодаря своей молодости, обсуждали все перипетии этой ночи и утра. Давид сидел, откинувшись на стену. Дара Меренс перевязывала его простреленное плечо, а охотник, не оставаясь в долгу, стирал платком чужую кровь с её лица. Винсент и Солен поднялись в галерею, и племянник скоро заметил среди охотников тётушку. Бросив меч, он торопливо пошёл к ней, Мира отважно поглядела ему прямо в глаза.

— Это настоящее чудо, — тихо, заворожено сказал Винсент. Его восхищённый взгляд метался по её разрумянившемуся лицу. — Я так молился, чтобы оно произошло, и… — он не договорил, порывисто обнял ее. Мира поощряюще погладила его по спине, но он не закончил фразу. Тогда она вновь заглянула в глаза племяннику, и увидела, что он плачет…

Они разжали объятия только когда увидели, что вокруг собрались почти все. Из-за стен замка шёл гул, слышны были громкие хлопки — взрывы снарядов.

— Что, разве битва не кончилась? — спросила Мира Винсента, отступая. Тот надел привычную маску беззаботности, выглянул за окно и сообщил:

— Кардинцы вознамерились сровнять замок Дэви с землёй. Они почти разрушили восточную стену.

— Не надо им запрещать. Может, так эта история сохранится, запечатается в поколениях, и возвращения Владыки вампиров Карда не допустит, — подал голос Давид. Он остался у стены, Дара сидела рядом, и не сводила глаз с его лица. Лицо охотницы, омытое сегодня кровью многих carere morte, прояснилось, тень ненависти навсегда ушла с него. "Как и с моего", — подумала Мира.

— Дэви ушёл, а невидимый заслон в воротах стоит, — пожаловалась Солен. — Велика же была его сила!

— Это всё Мира! — прошептала Кристина. — Я уже теряла сознание от удушья… Мы были почти побеждены, а она нашла в себе силы и поднялась. И он испугался, удрал!

Мира содрогнулась: не хватало ещё новой волны фанатизма вокруг её скромной персоны!

— Всё было совсем не так, Кристина. Я, также как ты, умирала от удушья. Дэви сам убрал действие своего непонятного оружия, чтобы я смогла вздохнуть. И ушёл… Он просто раздумал добивать меня, вот только почему? — Мира нахмурилась. — Он словно разглядел во мне что-то… Что-то, что очень обрадовало его. Потому и не убил.

Она вздрогнула, вспомнив последний, странный взгляд Дэви. А со двора что-то кричали, кажется, она разобрала: "Голову…".

— Кардинцы требуют голову Владыки вампиров, — доложила и Джезабел, прислушивавшаяся у открытого окна. — Может, скинуть им голову какого-нибудь старейшего? Похожую.

— О, как осмелели! А ведь могли бы сами забрать её в любой из визитов Дэви! Нет, не надо умножать ложь, её всегда было слишком много в воздухе Карды. Пусть все знают, что Владыка ушёл, а не убит. Тень может ещё вернуться!


Скоро они спустились вниз. В тёмном зале под Зеркальной галереей встречи с охотниками ждали Адам и Хелена.

— Примите поздравления, Владычица, — промолвил Адам, галантно поцеловав Мире руку. Как ни старался Митто задействовать своё обаяние, выглядел он жалко: видно, сильно досталось вампирам от Бездны, которой проросла "Тень Стража" изнутри!

— Благодарю за помощь при штурме. Но Избранной больше нет с нами, Дар потерян. Ваше исцеление невозможно.

В глазах вампира мелькнуло какое-то неизвестное Мире знание, и он сказал, равнодушно:

— Ничего. Вы всё ещё можете выполнить вторую часть договора: отпустить нас с Хеленой.

Скрепя сердце, Мира согласилась. Охотники, подметила она, были недовольны таким решением предводительницы, но виду не подали. А Адам будто специально не унимался.

— Госпожа, вы восхитительны! — он опять рассыпался в льстивых комплиментах, и эта сцена всё больше раздражала спутников Миры — охотников. — Мы сейчас же уйдём. Но, полагаю, это не последняя наша встреча! Разумеется, исключительно в самом дружественном смысле. Мы скоро начнём сотрудничать, я уверен, наши цели схожи…

— Сомневаюсь.

— Не сомневайтесь, леди Вако! Нас же с вами обоих волнует, в каком мире будут жить наши дети? — говоря это, вампир задержал взгляд на её раздавшейся фигуре, и Мира инстинктивно прикрылась руками от ищущих, голодных глаз.

— Ошейники им! — скомандовала она, и почувствовала себя немного лучше. Она сама защёлкнула на шее Митто узкую полоску серебра, Дара — на шее Хелены. Адам ощупал кольцо, сомкнувшееся вокруг его шеи, он уже не улыбался. Хелена и вовсе шипела от злости.

— Поговорите с Витусом, леди Вако, обязательно поговорите с Витусом. Он среди ваших пленных, — даже серебряный ошейник не сделал вампира менее разговорчивым! Мира поморщилась. — Обязательно поговорите… и до встречи, Владычица!

Рассудив, что на этом необходимый эффект достигнут, и стимулировать его дальше — испытывать судьбу, Адам ретировался под руку с Хеленой. Вампиры спустились в пещеры, откуда понемногу спадала вода, уже изрядно разбавленная и не оказывающая сотой доли прежнего эффекта на бессмертных. Они ушли каким-то из тайных ходов, но, Мира чувствовала, не навсегда ушли из её жизни. Неприятное чувство — далёкая тревога…

Тревога немного унялась, когда она вышла на свет. Солнце вскарабкалось на высшую точку небосвода. Старинный замок, который Мира привыкла видеть чёрным пятном в синих сумерках или перед рассветом, под разрушающим все иллюзии дневным светом оказался тускло-серым. Он не напоминал тень, затаившуюся у подножия горы, скорее, серую шаль паутины, распластавшуюся на камнях. Во дворе было людно. Толпа непрерывно втекала через пролом в восточной стене. Открытые главные ворота пустовали — там до сих пор стояла невидимая преграда.

— Она тоже истончится и постепенно уйдёт, — сказал Давид. На лестнице он несколько раз терял сознание, сейчас его, бледного точно carere morte, поддерживали Винсент и Феликс.

Мира улыбнулась:

— Спасибо, за поддержку, Гесси. Так и кажется, что эта кампания была не напрасной.

— Карда наша — этого довольно, — он тоже слабо улыбнулся. — Дэви один, ему не набрать и сотой доли прежней мощи. Напрасно он бежал. По мне, так лёгкая смерть в бою предпочтительнее долгой агонии одинокой вечности.

— Ты считаешь, он обречён?

— Он был обречён с того момента, как ступил на территорию Академии.


Кардинцы продолжали уничтожение цитадели Владыки. Замок хотели сровнять с землёй, чтобы и памяти о нём не осталось. Вот и "Кармель" вкатили через провал в стене… Пушку нацелили на главные двери. Мира с улыбкой наблюдала за приготовлениями со стороны. Кардинская кампания была завершена. Тела старейших вампиров сгорели на солнце, залившем всю Зеркальную галерею, тела погибших охотников были вынесены из здания. Раненых увезли в кардинский госпиталь, пленные carere morte ждали своей участи, надёжно запертые в восточной сторожевой башне. С владычеством Дэви над Кардой было покончено, пусть обойтись малой кровью, как хотела Мира, не получилось. С предгорья доносился плач по кардинцам, погибшим этим страшным утром. Иногда Мира вновь принималась за подсчёт убитых, перебирала в уме имена. Опять Габриель, Марсия, Николас, Тони… Каждое имя — укол боли, но эта боль постепенно утихала и всё больше замещалась светлой грустью, ведь ненависть и месть вампирши были избыты.

Жар понемногу спадал. Сердце гоняло по ожившему телу уже не кипяток — восхитительное тепло текло под кожей. Мира постепенно привыкала к нему: скоро это ощущение станет частью её обыденной реальности! Картинка мира уже не казалась ослепительно яркой: она спокойно наслаждалась красками и чёткими тенями, звуки не били по ушам волной боли. Только чувствительность кожи ещё не притупилась: Мира всё также изумлялась жару своих ладоней, обжигающему ощущению холода от камней, мягкому теплу солнечных лучей, рассеянных в воздухе. Но она хмурилась, ощупывая свой живот — там, как и в недавней вампирской жизни, что-то билось, будто стремясь наружу. И неясная мысль бродила на границе сознания: такая странная, невозможная, сумасшедшая… Но — почему бы нет в их сумасшедшем мире?

Солнце стояло в зените. Мира изредка поднимала голову, заслоняясь козырьком ладони, смотрела на сияющий диск.

"Что ж так долго? Катись уже, катись под горку…" — она не заметила, как сказала это вслух.

— Не советовал бы тебе долго сидеть на солнце, — Винсент нарочно встал перед ней, заслонив свет, и опустился на колени. В его руках была простая деревянная плошка. — Поешь. Это мясной бульон.

Мира слабо улыбнулась, принимая из его рук плошку:

— Пища для больных.

— Для выздоравливающих! Знаешь, ты… — он осёкся и опять не смог закончить.

— Наверное, я страшная.

— Ты красавица, — серьёзно сказал Винсент. — И я не лгу: да, даже раскрасневшаяся от солнца — и всё равно красавица. Прости, что так и ем тебя взглядом, но я ведь никогда не видел тебя живой, настоящей, без всяких чар.

— Значит, не разочарован? — Мира усмехнулась. — О, что мы перебираем ерунду! Как стыдно: здесь, на руинах цитадели вампиров, сейчас, когда мы лишились трети отряда, обсуждать мои… изменения!

— Для других обсуждения настанет время, скоро, — согласился племянник. — Но, мне кажется, исцеление неисцелимой — вполне достойная тема.

Мира отпила немного бульона и покачала головой:

— Вкусно. Дэви побеждён, а я всё тревожусь…

— О чём?

— Впереди ещё много битв. И, мнится мне, эти битвы не будут похожи на прежние. Росточки нового мира, с которым мы не умеем ни сражаться, ни смиряться, уже прорастают. Ты видишь?

— Если ты о "Гроздьях"…

— О "Гроздьях", об антерминах, об искусственных вампирах, о… многообразии обличий Бездны.

Винсент помолчал.

— С Дэви, возомнившим себя Богом, ты справилась. Старым, проверенным методом, — он засмеялся и приобнял её за плечи, но Мира не улыбнулась в ответ.

— Может, он сдал нам крупную фигуру в надежде выиграть всю партию? — жестко проговорила она. — Теперь мы накрепко увязнем в Карде: защиту этого города придётся строить с нуля. А Дэви тем временем будет гулять где-то. Свободный, почти всесильный… Ты верно назвал его Богом! Видел, что он творил в это утро? Против его силы мы не могли ничего! Её не останавливает защита охотников, её не пугает Дар. Дэви разгадал, как пользоваться иной, не вампирской, не проклятой частицей Бездны, и против неё мы, охотники за проклятием, оказались бессильны.

— Что, вот так… плохо?

Вопрос Винсента прозвучал удивительно по-детски, и теперь Мира рассмеялась, искренне:

— Есть и светлая сторона: Карда всё-таки наша! Гесси уверен, что вампиры уже не поднимутся. Теперь наша первейшая задача — уничтожать все новые ростки старого проклятия. В Карде, в Доне, везде. Идея бессмертия, оплаченного кровью, живуча! И без Дара нам будет нелегко.

— Дара нет! Значит, полное уничтожение проклятия опять отодвигается на неопределённый срок! —воскликнул Винсент, видимо, только что это поняв. Мира задумалась:

— Тут всё непросто. Мне удалось подслушать разговор Дэви и Старейшего. Макта сказал такую фразу… — она закрыла глаза, вспоминая, потом быстро, глухо проговорила: — "Конец вечности carere morte близок. Я только что приблизил его ещё на одного владельца Дара, и новый Избранный верно послужит мне", — вот, что он сказал!

— То есть новый Избранный, может быть, известен Макте?

— Наверняка. Это он создал чары, заставившие смертных в доме Калькаров напасть на Габриель, возможно, он же смутил разум Ульрика. И очень хочется верить в его слова: конец эпохи carere morte близок. Хотя… — Мира вздохнула, — …для Первого "близок" вполне может означать ещё пару сотен лет!

Она вновь отпила бульон, блаженно улыбнулась, смакуя позабытый вкус, но улыбка тут же погасла. Мира отставила чашку, обхватила ладонями живот. Снова это старое, странное ощущение какой-то другой пульсации, другой жизни…

— Что ты? Живот заболел? Наверное, даже мясной бульон после тридцатилетнего поста — это слишком.

— Я не знаю, — Мира испуганно поглядела на Винсента. — Пленных собрали в восточной башне, так? Мне нужен Витус!

Племянник улыбнулся. Сейчас Миру неприятно уколола его вечная беззаботность.

— Осмелюсь напомнить, тётя, теперь вам нужен человеческий доктор, а не вампирский!

Мира поднялась, по-прежнему поддерживая живот:

— Мне нужен вампирский!


На закате дня она вышла из главных ворот замка, и, пройдя недалеко, остановилась, опустилась на камень, когда-то размечавший две дороги, ведущие из "Тени Стража".

Оранжевая полоса гуще и шире утренней расползалась по западному горизонту. Она переливалась разными оттенками, а окружающий мир предгорья серел, блекнул, отдав полосе заката все свои краски. Царственную тишину, всегда наступающую в тот миг, когда день встречается с ночью, нарушал смех, говор множества людей, доносящийся из бывшего замка Владыки. Люди праздновали избавление от трёхсотлетнего владычества бессмертных. В подвалы, кладовые "Тени Стража" был заложен динамит. Завтра на рассвете от гордого замка останется груда камней — вот печальный конец ещё одной древней цитадели.

Мира следила, как край солнца скрывается за горизонтом. Она почти не шевелилась, только иногда быстро, нервно поправляла шаль на плечах, одолженную вечером у какой-то селянки.

Первый вечер новой смертной жизни. Как она боялась этого момента! Мира так не хотела доживать несколько лет ненужным обломком прошлого, нелепой сумасшедшей, знающей только слово "было", для которой закрыты двери надежды! Но всё оказалось иначе…

Затаённая улыбка опять скользнула по губам и пропала. Мира глупо, радостно улыбалась сегодня весь день, с тех пор, как поговорила с Витусом.

Адора Рете нашла её, когда добрая половина солнца коснулась горизонта и расплавилась в нём. Старая герцогиня подошла совсем тихо, присела рядом.

— Мира, что ты прячешься от всех?

— Я не прячусь, — Мира помолчала. — Мне просто нужно осмыслить много такого, что осмыслению не поддаётся! — она засмеялась.

— Ты о Бездне? Всё проще, чем ты думаешь. Почитай "Сказки Карды", помня, что Она заполняет все пробелы, и истина откроется тебе.

— Я думаю не о Бездне. Скажите, Адора, — Мира набрала полную грудь воздуха и выпалила: — Вы ведь давно поняли, что я… что я… беременна?

Всё-таки она покраснела. Но Адора, кажется, ничуть не удивилась вопросу. Она успокаивающе погладила руку Миры.

— Я поняла это, когда провожала тебя в Карду. Одно твоё движение… — она похоже изобразила, как Мира стоит, чуть согнувшись, прижав руки к животу. — И сам силуэт — немного выпятившийся животик. И я подумала: возможно, разгадка всех странностей, что творились с тобой в последние месяцы, проста — ты ждешь ребенка. А ты поняла это только сегодня?

— Да, после намёков Адама, — презрение отразилось на лице бывшей вампирши. — Тогда я решилась побеседовать с лучшим целителем carere morte, Витусом — он среди наших пленных и только что получил свой ошейник. Витус немедленно подтвердил мои подозрения: да, беременность. Уже пятый месяц.

Адора не спрашивала ничего, только поощряющее сжимала её руку: "Говори, говори…"

— Знаете… в последние два года в Ордене у меня восстановился женский цикл, — призналась Мира. — Наши врачи сказали, зачатие всё равно невозможно, но, когда мы с Карлом в первый и последний раз остались наедине, я всё же мечтала… Глупо, конечно! Скоро мне пришлось забыть эту мечту, а она тем временем продолжала следовать за мной.

Витус сказал, этот плод, этот ребёнок — чудо. Невозможное стало возможным, когда Дар преобразился и явил миру свою полную силу. Я всё время находилась рядом с Избранной, в Его лучах — и это сделало возможным оплодотворение и дальнейшее развитие беременности. Лучи Дара приближают carere morte к жизни, вампир обретает многие характеристики новообращенного, в том числе, видимо, и способность зачинать и вынашивать детей. Недаром в эти месяцы мне всё время хотелось быть ближе к Дару, я до сих пор ношу кулончик с кровью Избранной!

Старшие, опытные вампиры способны замечать беременных. Я сама видела связь мать-ребёнок пару раз: она является нам, как дополнительная петля в круге кровообращения, а на большом сроке это к тому же источник дополнительной пульсации. И ведь в последние два месяца я чувствовала ещё одно сердцебиение, но все мои думы были заняты куклами, я не придавала этому значения! Арно молод, он не сумел разглядеть, а вот Дэви… Помните, он назвал меня graspi? "Беременная призраком". Он увидел это давно. И, мне сейчас кажется, он пощадил меня, потому что понял, что я больше не graspi, что я могу родить этого ребёнка… Интересно, почему он так нужен Дэви? Как страшно!

Мира замолчала. Солнце закатилось, и полоса заката начинала бледнеть. На неё уже напали синие вечерние облака и рвали на части жадными ртами. Первый день новой смертной жизни подошёл к концу. Мира боялась, что он будет одиноким и холодным, а он оказался тёплым и наполненным новой тревогой, той, что она прежде не знала по имени — тревогой матери.

— Если б я узнала раньше! — снова заговорила она, стиснув руки, как для горячей молитвы. — Едва я вспомню, что я творила в эти месяцы, мне делается дурно. Витус сказал, беременность развивается нормально, плод соответствует сроку, но я всё равно боюсь. В эти месяцы я много раз заглядывала в Бездну… Бедный мой малыш!

— Прости, что не сказала тебе сразу, девочка! — вымолвила Адора, слёзы встали в ее глазах. — Но я боялась. Ведь тогда ты была graspi, и надежда на исцеление для тебя была ничтожна. Как я могла бы сказать о призрачном плоде? Это ударило бы тебя больнее, чем смерть Карла!

— Я понимаю, — Мира грустно усмехнулась. — Я сейчас поняла: меня исцелило не солнце… Он, — она погладила живот. — Габриель говорила, в моей крови снова появились частицы, ответственные за исцеление. Но я уверена, это были не мои — его частицы! Это он тянулся к солнцу и, в конце концов, заставил меня выйти под его лучи. Малыш… исцелился сам и исцелил маму…

— Я надеялась на это! — прошептала Адора. Слёзы прочертили дорожки на её щеках. — Тебе не нужно бояться, Мира. Это будет мальчик, мальчик, я уверена. Смышлёный и очень похожий на своего отца. Всё будет хорошо. В самые страшные месяцы твой малыш не только удержался на грани жизни и вечности carere morte, но и сумел перешагнуть эту границу — к жизни. Шагнуть — и вывести тебя за собой…

Мира засмеялась:

— Карл невозможен! Всё-таки исцелил свою вампирку, — она хохотала, но тревога не уходила из её глаз. — Что вы плачете, Адора? Не нужно плакать!

В замке кто-то заиграл песню, которую несколько дней назад любил напевать Николас. В поверженной цитадели вампиров плясали смертные победители. Вот Феликс повёл Джезабел первой парой. А Винсент и Солен целуются в тени у восточной стены, думая, что их никто не видит…

— Я плачу от радости, девочка, — тихо сказала Адора. — Меньше полугода назад я видела, как рухнула Академия, я сама закрыла глаза молодому главе Ордена. То была смерть нашей надежды! И вот, сегодня я стою на руинах цитадели вампиров, и узнаю, что моя лучшая воспитанница носит его ребёнка. Наконец наступает время радости, Мира! Всё закономерно… — и размеренно, чётко, как непреложную истину, Адора произнесла:

— Пока существует жизнь, она будет побеждать пустоту.

Мира ничего не сказала, только пожала старушечью высохшую руку и улыбнулась — сквозь слёзы. Над предгорьем сгустились сумерки, в небе замерцали первые звёзды. Мир засыпал. Не отданный на растерзание жестокой ночи — отдыхающий в её мягких руках, он спал и дышал во сне — спокойно, ровно, глубоко.

Часть 3


Глава 24 Пленница палача

Они шли по пустому городу рука об руку, подставив лица солнцу. Солнце — оно было сейчас единственным жителем Карды и подлинным хозяином цитадели вампиров. Оно сияло, отражаясь от оконных стёкол, оно высвечивало хитрые тени в закоулках улиц, оно указывало дорогу двум влюблённым.

Ульрик держал Лиру за руку, и эта рука, казалось, была выточена из камня: девушка боялась пошевелить ей, боялась, что спутник выпустит её, уйдёт, и она его уже никогда не найдёт. Иногда Ульрик случайно касался её плечом, и от этого простого прикосновения Лира млела, её кидало в жар, как не бывало от сотни поцелуев Владыки.

Как она была счастлива! Сейчас ей не хотелось вспоминать прошлое, задумываться о будущем. Не хотелось ужасаться своего прошлого и думать о ещё более ужасном будущем… Просто идти рядом, слушать звук его шагов, угадывать стук его сердца. И только б он не выпускал её руку. Только б не потеряться снова, как тогда, на Балу Карды! Ведь она так и не успела сказать…

Вспомнив, что она "не успела сказать", Лира обернулась к Ульрику. Молодой человек хмурился каким-то своим мыслям, на девушку он не смотрел.

Улицу Виндекса перед ними заполняло солнце. Мостовая стелилась вниз широким светлым покрывалом. Они уже отошли от дома Калькаров на расстояние, достаточное, чтобы запах гари перестал терзать ноздри. Лира надеялась, вместе с запахом пожарища исчезнет и воспоминание о нём… Но скоро, прямо посреди улицы, Ульрик остановился.

Лира предупредительно повернулась к нему. Она ловила каждое его движение, и сама пугалась своего бесстрашия: ведь перед ней был ужасный кардинский Палач! Но сейчас не хотелось вспоминать это слово. И он так мягко, осторожно держал её за руку.

— Надо вернуться, — сказал Ульрик. Хмурая складка пролегла между бровей. Он глядел туда, откуда они шли: на дом Калькаров.

— Вернуться? К охотникам? Зачем?!

— Они остались без Избранной. В шаге от захвата "Тени Стража". Долг охотника — помочь.

— О!

Этого Лира не ожидала. Вернуться? Помочь Мире в наступлении на "Тень Стража"? Мгновение она была согласна с возлюбленным. Её также захватила хорошая, сочная злость, привычная для охотников. Да-да, вернуться, помочь, отрубить Владыке голову и сровнять его крепость с землёй! Но тут же ей представился Дэви — мощная, всё ещё фантастически сильная фигура, и она затрясла Ульрика за плечи:

— Нет! Не надо! Владыка силён. Слишком силён! Вако всё равно будет вынуждена отступить.

— Из-за меня!

— Нет! Слушай! Я видела Избранную, говорила с ней! Она вовсе не сильна и едва удерживает Дар. Она и не была бы помощницей в битве, затея Вако обречена изначально!

— Всё равно.

— Нет, нет! Вако убьёт тебя, когда увидит! Ты ведь убил её Избранную. Уйдём, Ульрик, пожалуйста!

Он глядел в пространство, словно не слыша её, но на последних словах Лиры в глазах молодого человека мелькнул огонёк. Нехороший огонёк! Ульрик крепче ухватил Лиру за руку и потащил. Прочь от дома Калькаров.

Она не успел порадоваться тому, что он всё-таки не кинулся в новую безумную битву. Рука Ульрика уже не так держала её кисть, не так, как прежде — нежно, осторожно. Он сжимал её всё сильнее, как в тисках! Лира подавила страх. Она не шевельнула запястьем, лишь подняла другую руку, подгладила кисть охотника. Ей показалось, она гладит камень. Девушка вскинула глаза на спутника:

— Ульрик, что с тобой?

Он не ответил, ещё сильнее сжал её кисть. Теперь Лира дёрнулась:

— Я ведь иду за тобой! Что ты?

Молчание. Он тащил её к саду у незнакомого дома. Ворота были отворены, хозяев не было. Лира ухватилась за чугунную решётку, и они опять остановились. Ульрик наконец взглянул на спутницу. Лира отшатнулась от его взгляда — глаза палача в прорезях чёрного колпака!

— Ульрик? Мы же ушли от Калькаров вместе… Я думала, ты…

— Что? — очень холодно спросил он.

— Я думала, это значит, прошлое закрыто!

Он молчал мгновение, потом зло расхохотался. Лира отодвинулась, сколько могла, прижалась спиной к решётке. Злой смех любимого больно колол её в сердце — укол за уколом, пока боль не перешла порог.

— Ну, убей меня тогда! — крикнула Лира, когда терпеть смех и боль стало невыносимо. — Убей… — а Ульрик грубо оторвал её от решётки, потащил в глубину сада, где стоял крытый фургон, запряжённый лошадью.

— Я придумал лучше! — крикнул он в перерыве между приступами хохота. — Заодно — да! — заодно сослужу охотникам Вако службу! Кроме меня никто с этим не справится. Да, пусть это будет мой крест!

Он откинул парусиновый полог фургона и грубо толкнул девушку:

— Залезай!

Лира вцепилась в бортик фургона так, что сломала ногти.

— Я ведь могу и сама… Сделать, что ты попросишь. Ульрик, не надо грубо…

"Я ведь могу и уйти!"

Он отступил на шаг.

— О, миледи! Что ж, — он с трудом подавил смешок. — Если вам так угодно… не соблаговолите ли подняться в фургон?

— Почему я не могу ехать с тобой на козлах?

Его лицо исказилось, на мгновение став страшной маской. "Как ты смеешь… говорить со мной, тварь?!" — прочитала Лира в её резких чертах.

Ничего больше не говоря, она залезла внутрь. Ульрик опустил парусиновый полог. Лира слышала, как он прошагал к козлам. Скоро фургон тронулся.


Лира отползла к дальней стене. "Чтобы быть ближе к Ульрику". Зачем-то коснулась парусины, будто хотела дотронуться до него. Конечно, он не мог увидеть, понять её движения… Кожа запястий ещё помнила его хватку. Будто сняли наручники… Лира потёрла руки, разгоняя кровь.

"Ох, чую, я ввязалась в очень нехорошую историю!"

Пахло в фургоне неприятно. Словно в хранилище Кукловода. В полоске света из неплотно задёрнутого полога у противоположной стены лежал какой-то предмет. Круглый, размером с большой кочан капусты. Лира вспомнила, что запнулась об него, когда залезала в фургон. Сейчас повозка ехала, и предмет покачивался. Он был покрыт короткими волосами. Вот фургон сильно тряхнуло, и предмет перекатился на другой бок. Теперь свет падал на раздавленный человеческий нос.

"Господи! Голова!"

Лира подползла к ней, тронула холодную, как камень, и как камень твёрдую щёку. Потом спустилась ниже, потрогала зубы в открытом рту. Клыки не выдавались больше, чем нужно. Значит, это смертный или, может быть, кукла. Чтобы понять, нужно было заглянуть в глаза, но на это моральных сил у девушки не хватило. Она отползла обратно и села, подобрав ноги.

Дорога, слава богу, пока была ровной. Голова перекатывалась с боку на бок, но ближе к Лире не двигалась. Полог покачивался, и полоска света металась по полу фургона.

"Едет небыстро. Меня не запер, не связал. Что же не сбежать?"

Но Лира понимала, почему Палач не запер её, не попытался ограничить её движения. Ульрик, как и она, знал: никуда бывшая охотница не сбежит. С этим молодым человеком она мечтала остаться последние несколько месяцев. От его безумия у неё болело и болит сердце. Нет, она его не бросит!

Эта отрезанная голова… Но Лира всё же была уверена: Ульрик не убьёт её. Он и сам тянется к ней, он уже привязан к ней также крепко, как она к нему, только пока не понимает этого!

Дорога шла прямо: Ульрик не сворачивал с улицы Виндекса. Когда по расчётам Лиры они миновали дома Реддо и Ларгусов, повозку затрясло сильнее. Хорошая дорога кончилась, впереди были руины Старого города. Голова заскакала по полу фургона с неописуемым стуком.

Лира вжалась в стену, подобрала ноги, чтобы их не коснулся случайно страшный скачущий мяч. Но что-то глухо стукнуло справа, голая рука девушки почувствовала прикосновение холодной кожи мертвеца. Да, это была ещё одна голова, женская, она выкатилась из угла прямо Лире под руку. У вампирши были длинные прямые тёмные волосы, и Лире показалось, это голова Литы, Избранной. Девушка с криком вскочила, но фургон вновь сильно тряхнуло, и она упала на колени, рукой зарылась в волосы покойницы…

"Ужас!"

Лира пинком отбросила голову к той, у противоположной стены. Удар каблука пришёлся вампирше в лицо. Плевать! Теперь Лира ясно видела, что это была не Избранная.

"Неужели видение единственной жертвы будет преследовать меня всегда?!"

Головы заплясали вместе. И к их стуку временами присоединялись ещё какие-то глухие удары. Здесь, в фургончике, где-то была и третья отрубленная голова.

"Хватит трястись в углу! — сама себе скомандовала Лира — Дочь охотников!" Она подобралась к головам и уже взяла женскую за волосы, намереваясь вышвырнуть из повозки, но вовремя вспомнила о возможных прохожих.

"Если кто-то проследит путь экипажа, из которого падают отрубленные головы, сегодня же вечером у дома Ульрика соберётся разъяренная толпа. Палач не оставляет следов. Нет, я его так не подставлю!"

Пришлось мужественно терпеть страшное соседство. К счастью, экипаж остановился, немного не доехав до церкви Микаэля. Пляска голов прекратилась. Женская опять подкатилась к Лире, и охотница пинком отправила её подальше в темноту.

Снова быстрые шаги Ульрика… Лира глубоко вдохнула и выдохнула, успокаивая бешено стучащее сердце, и прибрала волосы, намеренно спустив одну прядку на висок. Ещё раз глубоко вздохнув, она повернулась к выходу из фургона и постаралась придать лицу радостное и спокойное выражение.

Палач отдёрнул полог, и свет ударил девушке по глазам. Солнце умерило свой пыл, но светило ещё ярко, до заката было далеко. Лицо, которое Лира с таким трудом сделала маской спокойствия, искривилось. Девушка заслонилась от света, а охотник запрыгнул в фургон и, схватив за локоть, потянул за собой. Он молчал. Лица Ульрика ослепшая от солнца Лира не видела.

— Куда ты меня привёз? — спросила она, радуясь, что истерику пока удаётся держать в узде: её голос не дрожал.

Ульрик, разумеется, не отвечал. Девушка спрыгнула на землю за ним. Оглядеться он не дал, сразу потащил к воротам.

Ворота. Железные, высокие, в завитушках и с фамильным гербом. Лира успела заметить ворона на щите. Фамилия Ульрика — Корвус, ворон. Похоже, он привёз её к себе домой!

Дом был недалеко. Ульрик быстро повёл девушку в обход здания, к входу в подвал, и Лира успела его рассмотреть. Великоватый для особняка, мелковатый для замка. Богатый. Старый. Неухоженный, как и сад вокруг.

Ульрик ненадолго оставил Лиру. Пока он доставал ключи и отпирал подвальную дверь, Лира попыталась заговорить:

— Ульрик, пожалуйста, не вини себя за то, что случилось. У дома Калькаров я видела Макту, Первого вампира. Это он зачаровал и тебя, и охрану, — Палач опять прожёг её взглядом. Лира поперхнулась, но продолжала: — Надеюсь, ты не собираешься возвращаться к охотникам? Они не примут тебя… нас. Наступление на "Тень Стража" уже закончено… или провалено.

Ульрик распахнул дверь и опять потянул девушку за руку. Лира вырвалась, замотала головой:

— Если ты поговоришь со мной, скажешь хоть одно доброе, понятное слово, я сделаю всё, что ты потребуешь. Если ты потребуешь вежливо, по-человечески, и объяснишь, зачем и почему. Я не твоя пленница, не вещь, которую можно швырять из угла в угол. Ульрик?

— Спускайся в подвал! — с угрозой прошипел он, грубо схватил повыше локтя, принуждая сделать пару шагов до лестницы вниз. На верхней ступени Лира обернулась к Палачу:

— А ты? Куда ты? Когда ты вернёшься? Ты вернёшься за мной?!

Нет, он не отвечал, грохнул дверью подвала перед самым её носом, и наступила темнота и тишина.

Лира постояла мгновение на верхней ступени, пытаясь свыкнуться с новыми ощущениями шока, боли и тревоги неизвестности. Потом ощупью стала спускаться. За её спиной коротко загремели ключи — Ульрик запирал дверь. Лира не обернулась.


Опять потянулись часы одиночного заключения в темноте. В подвале дома Корвусов пахло также, как в фургончике Палача: кровью и смертью, Лира едва подавила приступ страха. Но, покружив по большому четырёхугольному помещению, она убедилась, что отрезанных голов тут нет. Зато была большая печь, и от неё пахло горелой плотью и ещё чем-то тошнотворным. Лира старалась обходить её подальше.

Она кружила в темноте, пока не заныли протестующее ноги. Тогда девушка опустилась на пол недалеко от двери и задумалась.

Ульрик, несомненно, отправился назад, к дому Калькаров, а оттуда — к "Тени Стража". Он не оставил свою идею помочь охотникам, только прежде запер Лиру, чтобы она не мешала ему! Лира больно стукнула себя кулачком по бедру и тонко застонала сквозь зубы.

Что ей делать? Как найти путь к разуму этого сумасшедшего… сошедшего с ума по её вине? Как заставить его послушать себя?

"Наивная! Ты думала, достаточно будет взять его за руку? Головы вампиров в фургоне, печь, где он жёг их тела, эта маска Палача, которая так плотно вросла в кожу, что в иные моменты кажется его настоящим лицом… — всё это так страшно! Так… безнадёжно! Ты слаба, тебе не увести его на другой путь — да перед тобой и нет никаких путей, дважды предательница! Лучше б ты сбежала по дороге сюда! Его ты не спасёшь, а теперь ещё и себя погубишь!"

Темнота вокруг казалась неоднородной. Какие-то тяжёлые волны, наслоения, переплетённые нити. Или это пелена слёз на глазах искажает восприятие? Лира моргнула, слезинки скатились по щекам, но темнота вокруг была такой же, живой.

"Бездна пронизывает всё, — почему-то вспомнила она фразу из записей алхимика Атера. — Она сейчас здесь, вокруг меня, внутри меня".

Как и прежде, в тяжёлый час Лира обращалась к невидимой подруге. Она одна в мире понимала её. Она одна в мире никогда не лгала ей!

"Человеческое тело создано, чтобы воспринимать и направлять силу Бездны. Но знание и умение это спит, они сокрыты, как в ребёнке сокрыт образ взрослого. Зоркие люди различают образ взрослого, но образ повелителя Бездны различаю только я… Может быть, Бог сокрыл от всех это ЗНАНИЕ, чтобы человек не стал равен Ему в силе?"

Лира вытянула перед собой невидимые во тьме руки. Где-то в её теле есть органы, структуры, воспринимающие Бездну. Как глаза — видят, уши — слышат, нос — воспринимает запахи, так и они должны чувствовать это огромное нечто, разлитое во Вселенной. Пятнадцать лет Лира была в этом "зрячей", проклятие вампиризма подарило ей умение ощущать и перенаправлять частицу Бездны. Сейчас этого умения нет.

"Но ведь она владела только частицей! А Бездна больше, куда больше, она огромна… carere morte по воле Атера достались лишь крохи. Если б познать всю Бездну, окунуться в неё с головой!"

Лира опять грезила. Символы из манускриптов Атера замелькали перед глазами. Не просто так они даны ей. Даны самим Мактой! Она должна стать проводником истинной Бездны, и она не будет предателем, как Атер, из страха перед Божьей карой осмелившийся создать лишь ущербных carere morte. Бездна никогда не предавала её, Она одна в мире заботилась о ней и говорила лишь правду, и Лира подарит Ей весь мир, подарит Её всем и каждому в новом мире! Да, так будет…

Скрипнула дверь рядом, и грёзы улетучились, как их и не было. Лира вскочила, она напряжённо вглядывалась во тьму:

— Ульрик?

"Вернулся!"

Никто не отозвался, но Лира чувствовала, в подвале она не одна. Какие-то шорохи, приглушённые стуки в темноте. Из-за приоткрытой двери тянуло мерзким: сырым мясом, кровью, гнилью… требухой. Лира сидела не у двери из подвала — это была какая-то другая дверь, ведущая в недра здания!

— Ульрик?!

Шорох снизу, из-под ног Лиры… стук, будто кто-то ударил по полу костяшками пальцев… Опять тихий скрип двери. Какое-то существо тащилось по полу, к ней. Лире представилась уродливая тварь, виденная давно в лабиринте Либитины. Девушка взвизгнула, и помчалась прочь, она опомнилась у противоположной стены: ведь выход из подвала заперт!

Никакого оружия, ничего, что могло бы сойти за оружие. Непроглядная тьма, в которой пряталось неизвестное существо, усиливала ужас пленницы. В этой темноте можно было вообразить любое. Существо из самых страшных кошмаров — и ещё хуже…

— Ульрик! — заорала Лира.

Шорохи, стуки, звуки скольжения, словно от кожаного мешка. Тварь приближалась, она безошибочно находила смертную в кромешной тьме по биению сердца. Вот холодные цепкие пальцы схватили Лиру за ногу.

— Ульрик! — простонала девушка, вырываясь. Тварь, похоже, была искалеченной вампирской куклой, но охотница не могла справиться сейчас даже с простой марионеткой. А ведь когда-то Лира ухитрилась дать отпор Сесилии Калькар!

Тварь резко потянула девушку на себя, Лира грохнулась на пол. Она сильно ударилась затылком о стену и на мгновение лишилась чувств. За этот миг пальцы мертвеца поднялись выше — к колену, бедру. Тварь искала пульсирующую бедренную артерию, чтобы впиться в неё зубами…

— Прочь, нежить!

Лире удалось призвать свою защиту, тварь отшвырнуло во тьму, но недалеко. Защита охотницы была слабее, чем прежде. Встреча с Ульриком заставила Лиру вспомнить свою вину — смерть Избранной.

Лира поднялась. Тварь во тьме тоже уже пришла в себя.

— Ульрик! — прорыдала девушка.

Нет ответа. Тварь кинулась снова. Лира в последний миг уловила это движение и отбросила куклу ногой. Удар оказался удачным, тварь упала и не поднялась. Она тихо шевелилась во тьме, но стука пальцев и скольжения тела больше не было. Тварь переваливалась с боку на бок, но попыток броситься на девушку не делала.

"Надо её добить", — с ужасом поняла Лира. Её тошнило от отвращения, более всего хотелось просто убежать отсюда, но… верхняя дверь из подвала была заперта. А за дверь, откуда приползла кукла, Лире совсем не хотелось заглядывать.

Охотница подошла к лежащей кукле, ткнула её носком ботинка. Удар пришёлся в бок, кукла пошевелилась, холодные пальцы скользнули по лодыжке девушки, но ухватить не смогли, рука упала на пол. Лира зажмурилась и с силой ударила тварь каблуком туда, где по её расчётам должна была находиться грудная клетка. Нога провалилась в тело куклы, раздался хруст костей позвоночника. Рука куклы вновь взметнулась, уцепилась за платье Лиры. Охотница смахнула её, как отвратительное насекомое, и отскочила в сторону.

Кукла больше не шевелилась. Лира подождала, но темнота молчала. Тогда девушка пошла вдоль стены, теперь тщательно ощупывая её и, отыскав нижнюю дверь в подвал, осталась у неё. Она села, подтянув к себе ноги, уронила голову на руки и… уснула.


Она уснула так крепко, что не услышала, как вновь загремели ключи у верхней подвальной двери. Ульрик спустился к пленнице и без предупреждения включил свет — оказалось, сюда было проведено электричество. Лира дёрнулась и прикрыла глаза ладонью.

— Ульрик? — в сотый раз спросила она. Проснулась Лира злая. Злая, язвительная и деятельная. — Чёрт, мог бы предупредить, что здесь можно включить свет! Где ты был?

Получилось нервно и… ревниво, и охотник предсказуемо не ответил. Лира замолчала. Она тёрла глаза, слезящиеся от яркого света, а Ульрик тем временем прошёлся по подвалу и скоро остановился. Охотник наклонился над поверженной куклой. Это создание под безжалостным искусственным светом выглядело жалко и совсем не страшно. Кукла мужского пола, в остатках одежды. Рубашка на груди, животе была разрезана, содержимое тела аккуратно выпотрошено. Осталась оболочка из мяса и костей. Каблук Лиры сломал марионетке позвоночник. Кукла чуть шевелила руками, но вся нижняя часть туловища была неподвижна.

Палач достал меч из ножен у пояса и отрубил кукле голову. Меч был не охотничий. Обычный, стальной. Потом Ульрик обернулся к Лире.

Она ждала этого момента, но больше не старалась улыбнуться. Лицо Лиры имело брезгливое выражение: она сдерживалась, чтобы не устроить скандал.

— А хороший был сюрприз, в виде куклы…

Ульрик пошевелился:

— Я не знал, что она здесь. Мой слуга увлекался анатомированием и, видимо, забыл обезглавить одну. Мои извинения, миледи. Впрочем, думаю, охотнице Диос не составило труда расправиться с этими… останками. — По лицу Лиры он понял, что бой вышел тяжёлым, и помрачнел, мгновенно поняв, что стало тому причиной:

— Или же после убийства Избранной ваша знаменитая защита оставила вас, леди Диос?

— Как там "Тень Стража"? — дрожащим голосом спросила Лира.

— Взята. Владыка вампиров бежал.

— Дэви не убит? — она почему-то потянулась к горлу, потёрла шею. Бывшая вампирша не смогла равнодушно принять вести о Владыке, и это также не укрылось от охотника:

— Можете порадоваться за него, но в одиночестве. Я пойду, не стану мешать.

— Я вовсе не рада за Дэви!

Глаза Ульрика остались теми же: сонными, странными… сумасшедшими.

— Нас с вами простили, леди Диос.

— Что?

— Охотники нас простили. Мира Вако объявила, что не держит зла ни на меня, ни на вас.

— Не верю! Они ещё придут за на… за тобой.

Ульрик усмехнулся:

— Леди Вако сказала: мы с вами — не её куклы. Над нашей судьбой не она властна.

— А кто же?

— Первый вампир.

Лира скрестила руки на груди:

— Что ж, как ей угодно. Но… Ульрик, ты не забыл, что я — смертная?

Его брови удивлённо взлетели вверх. Казалось, он не мог осмыслить эту фразу.

— Я смертная, Ульрик. Не выпотрошенная кукла, которая может спокойно лежать в углу много месяцев. Я хочу выйти отсюда. Я не могу жить в подвале! Здесь ничего нет, и воздух затхлый. Если мы остаёмся в этом доме, пожалуйста, отведи меня наверх. Я хочу поесть, я хочу помыться после встречи с куклой.

Охотник застыл на месте, Лира не выдержала его стеклянно-сумасшедшего взгляда, опустила глаза:

— Может быть, ты считаешь то, что я говорю, чушью. Я ведь не могу проникнуть к тебе в голову. Объясни, зачем привёз меня сюда, зачем я тебе.

— Вы мне? — он хрипло, коротко рассмеялся. — Мне вы не нужны, леди Диос! Я подумал, что лучшей помощью охотникам будет избавить их от вашего присутствия. Я спасаю мир… от вас. Вас нужно запереть, чтобы вы не натворили новых бед.

— Ах, так?!

Напряжение, долго сдерживаемое, выплеснулось. Лира больше не владела собой. Она тяжело дышала — воздуха для гневных слов не хватало, щёки заблестели горячечным румянцем.

— Значит, так? А чем же я так плоха, Ульрик?! Я не служу Дэви, я не служу Ордену — не служу никому, как и ты! Почему меня всё время обвиняют в том, чего я не совершала?!

— Вы служите Бездне. Поэтому вы здесь останетесь.

— Бездна — это не зло, Ульрик, — Лира почувствовала, что оседлала любимую тему. — В Ордене нас учили неправильно! Макта учил меня, слушай! Бездна — безликая, серая сила, только от нас, Её воспринимающих, зависит, какое обличье Она примет!

— Макта учил? — пролепетал охотник, разом потерявшись и будто сгорбившись, уменьшившись. — Вы… и у Макты… успели поучиться?

— Старейший вовсе не зло! Ульрик…

— Да, злом, должно быть, была Избранная!

Лира отшатнулась, как от оплеухи:

— Злом был её Дар. Он бы погубил её! Я освободила Литу!

— Не смей произносить её имя!

— Лита, Лита, Лита… Почему ты думаешь, что у меня нет на это права? Ты! Только что убивший другую Избранную?!

Настала его очередь бледнеть и отступать. Лира ждала слов охотника, она не отрывала взгляда от его бледных губ, сжатых в тонкую полоску. Тяжкое гробовое молчание длилось не меньше минуты. Лира слушала тяжелое от ненависти дыхание юноши и знала, что и он — слышит её. Потом Ульрик словно пришёл в себя, встряхнулся.

Не говоря ни слова, он отволок останки куклы за дверь, из которой она выползла, и запер эту дверь на ключ. Не глядя на Лиру, двинулся к выходу из подвала — ровно, пугающе медленно, будто по нити.

"Подожди, Ульрик! Не уходи…"

— Что, обидная правда? — вслух произнесла Лира.

У двери Палач обернулся:

— Моей пленнице не дозволяется иметь голос. Не то я вырежу ей её мерзкий, лживый язык…

Верхняя дверь хлопнула. Снова загремели ключи. Лира ещё долго стояла под безжалостно ярким электрическим светом, в отчаянии заламывая руки. Она старалась гордо держать голову… Но, в конце концов, упала у нижней двери на пол и зарыдала.

"Исцелить его от безумия? О, это будет долгий, долгий путь. Через годы, через беды…"

Глава 25 Возможное и невозможное

За падением "Тени Стража" последовало повальное бегство carere morte из северных земель. Кто-то пытался скрыться за границей, другие бежали в Дону, полагая, что она свободна от Ордена. Цели достигли немногие: охотники патрулировали поезда и проверяли дилижансы, следующие из Термины. Но Адаму и Хелене посчастливилось удрать в столицу. Гектор пригласил их пожить у себя.

Едва разузнав подробности штурма замка Владыки, Гектор замыслил очередную авантюру. И на глазах Адама и Хелены за какие-нибудь две недели, прошедшие с падения "Тени Стража", квартирка на улице Алхимиков изменилась до неузнаваемости. Из большой гостиной вывезли всю мебель, её место заняли устрашающего вида приборы и генераторы электромагнитных полей. У противоположных стен — две классные доски, посветлевшие до цвета кофе с молоком от мела, плохо стираемого сухой тряпкой. Теперь в гостиной была физическая лаборатория. Малую гостиную превратили в лабораторию для "чистых" экспериментов. Адама и Хелену хозяин квартиры поселил в бывшей родительской спальне — самой тёмной комнате дома, откуда был ход в подвал — истинную вампирскую спальню. В спальне Гектора — комнатке в дальнем конце коридора, оборудовали химическую лабораторию. Вместо кровати встал вытяжной шкаф, столы и стеллажи с пробирками заняли почти всё пространство спальни, передвигаться здесь приходилось по узким тропкам меж лабораторного оборудования. Ассистенты учёных друзей Гектора, теперь почти безвылазно сидевшие в новеньких лабораториях, отдыхали между сериями опытов в бывшей столовой, а сам Гектор переехал жить в комнату для гостей. Бдительный Адам заметил: из своей спальни он перенёс в комнатку только старинную гравюру. На ней были пики гор, взметнувшиеся из облачного океана в чистое ночное небо. Выделялся один пик, острый как игла. Его ласкала своими лучами яркая огромная звезда, ласкала, но не касалась…

— Что за гравюра? Досталась в наследство? — полюбопытствовал Адам при первой возможности.

— Купил… случайно. Понравилась, — кратко, хмуро ответил Гектор.

— Почти твой портрет, — пошутил вампир, но Долус не улыбнулся. Он был мрачен в последние дни, его буквально разбила беседа с Митто, где Адам упомянул о той силе, что Дэви удалось пробудить в себе в день штурма вампирской цитадели.


— Владыка опередил меня, — признал Гектор, не отрывая непонятного взгляда от гравюры. — Он всегда опережал меня. На шаг, на полшага… Всегда!

— Ты говоришь о его новой силе? — догадался Адам.

— Да, — смертный вздохнул. — Жаль, что меня не было в "Тени Стража"! Бездна-сеть, Бездна-меч, Бездна-стена… Я всегда знал это, Адам! То, что могут carere morte, лишь малая толика возможностей владеющего силой Бездны! Но мы и без Дэви найдём путь к этой силе.

— Раньше ты говорил об искусственных вампирах.

— Теперь мне этого мало! Дэви открыл мне путь. Прибор, копирующий проклятие вампиризма, — это только начало. Наша задача — создать не вампиров, лишённых связи с Мактой… Теперь я смотрю дальше: наша задача — создать существ, способных принимать и направлять всю силу Бездны!

— Как это делал Дэви в день штурма?

— Да!

Лицо Адама передёрнулось:

— Ты не понимаешь, о чём говоришь. Сила, сошедшая на Владыку, огромна, управление ею отнимало у него много сил, я видел. Дэви иссыхал на глазах, как кукловод с сотней кукол или carere morte, отказавшийся от крови. Ещё мгновение — и он рассыпался бы прахом! И эта сила страшно чужда смертным. Страшно! Сеть Дэви — переплетение корней, настигла нас с Хеленой в коридоре "Тени Стража". В Высших вампирах мала человеческая частица, но в те мгновения она исходила криком так, что я терял сознание. Эту ощущение и сравнить не с чем! Боли нет, но из тебя словно вытягивают душу…

— Если мне всё удастся, мы станем существами, которые будут купаться в этой силе. Ни боли, ни страха. Мы сравняемся с богами, Адам! Теперь я понимаю, чем двести лет бредил Дэви! Он ошибается лишь в том, что считает богами сильнейших из carere morte. Нет, carere morte не боги, может быть, Макта бог, но мы — лишь слабые его отражения.

Адам усмехнулся: Гектор, став смертным, не оставил привычку причислять себя к вампирам, будто обратное превращение было делом пяти минут.

— Ты не рассматривал варианта, что эксперименты займут годы? — не удержался вампир. Гектор обернулся:

— Пусть, годы.

— Ты состаришься.

— Те, кем мы станем, будут избавлены от понятия "возраст".

— Мечтатель!

— Я уже проходил невозможное… и двигался дальше.

Адам прищурился, глядя на гравюру:

— Какое печальное застывшее мгновение! Гора тянется к звезде, она уже прорвала облака, но никогда не коснётся сияющего огонька… Зачем тебе сила богов, Долус?

Его вопрос остался без ответа. На следующий же день Гектор, поговорив с учёными, объявил новую серию опытов.

— Его новая авантюра безумнее всех прежних, — поделился Адам с подругой. — Нам с тобой было б довольно искусственных вампиров, подобных нам самим, но ему подавай новый пантеон! Зачем?

— Гектор всю жизнь ведёт с Дэви негласное соперничество. Ему во что бы то ни стало нужно догнать Владыку. Догнать и перегнать.

Адам засмеялся:

— Неужели Гектор так обозлился, когда Дэви увёл у него из-под носа Лиру Диос?

Хелена улыбнулась:

— Нет, нет. Это не злость. И не в Диос дело. Гектор из тех, кому не сидится на месте, он живёт лишь тогда, когда гонится за далёкой мечтой. И чем удалённей она, чем невозможней к ней путь — тем ему легче. Потому он и выбрал Дэви. Владыка вампиров, Бог — достойная цель! Личное тут ни при чём.


Вампиры не принимали активного участия в научных делах. Их помощь ограничивалась редкой дачей небольших порций своей крови для исследований. Квартирка Гектора была велика по меркам Доны, но казалась крохотной вампирам, привыкшим к высоким потолкам, вереницам залов "Тени Стража". Адаму и Хелене здесь было тесно, и они часто гуляли ночи напролёт. Они отдыхали. Впервые за вечность тень Владыки не нависала над ними — они ощущали себя свободными и лёгкими, как никогда. Но в то же время оба остро чувствовали свою беззащитность и никчемность.

Они помнили, как мчались прочь от "Тени Стража", гонимые страхом перед охотниками… Но Вако сдержала слово: Адама и Хелену не тронули. В Доне вампиры нашли умельца, расклепавшего их серебряные ошейники, и стали охотиться как раньше, благо, в столице стараниями "Гроздьев" начались волнения, и всем, в том числе и людям Миры, оставшимся в Доне, стало не до редких вампирских убийств. Они жили почти так, как прежде, на заданиях Владыки. Только теперь, заглядывая в будущее, Адам чувствовал тревогу: там ничего не осталось ясного, всё было мутно, зыбко, шатко. Там ветер дул в пустоте, и сметал те немногие структуры, что оставались. Эпоха carere morte близилась к концу. Удастся ли им перепрыгнуть вслед за Гектором в новый мир, когда старый рухнет? — Адам смотрел Хелене в глаза и видел ту же тревогу, тот же вопрос…

Новая серия опытов не задалась. Ассистенты ворчали, что учёные умы не сумели определить цель этих исследований, и потому всё бессмысленно. Гектор только огрызался, но, когда молодые люди уходили, до хрипоты спорил с учёными. И по обрывкам этих споров Адам и Хелена поняли, что учёные вплотную приблизились к границе, за которую не могли переступить из-за отсутствия методов и приборов для исследования. Конечная цель: вещество или энергия, преобразующая человеческое тело во вместилище Бездны оставалась такой же далёкой, как в день первого опыта. Ещё кое-что Адам отметил: одного из учёных вовсе не интересовала далёкая фантастическая цель. Он был настроен прагматично, на выявление структур, дающих вампирские преимущества: крылья, устойчивость к людским болезням, мгновенное заживление повреждений. Но Гектор всякий раз резко обрывал его, и не из пренебрежения к его словам — из страха. Чего же он боялся?

В течение следующих четырёх месяцев бесплодные попытки продолжались, а последнюю незанятую комнату Гектору пришлось отдать под виварий: начались опыты над животными. Потом состоялось общее собрание. Место собрания избрали сначала физическую лабораторию, но после того, как Хелена широкой юбкой нечаянно обрушила на пол ценный измерительный прибор, все перешли в бывшую столовую и расположились на двух диванах. Ассистенты были отпущены, в квартире-лаборатории остались только хозяин, трое учёных и парочка загостившихся вампиров.

— Исследования не могут быть продолжены, — с ходу взял быка за рога один из учёных, тот самый, которого интересовала практическая сторона вампиризма. — Поэтому, я думаю, стоит остановиться на изучении и воспроизведении преимуществ carere morte. Экстракт из клеток вампира показал неплохие результаты в заживлении ран у человека…

— Меня не интересует, как проклятие вампиризма может пригодиться смертным, меня интересует, как с его помощью создать существ подлинно бессмертных, — резковато сказал Гектор. Адам заметил, что он просто прожигает ученого взглядом. — Заказчик я, и я определяю направление исследований.

— На вашем направлении перед нами стена!

— А ведь всё хорошо начиналось, — задумчиво заметил другой учёный, самый молодой. — Одна гениальная догадка: суть проклятия нужно искать в области излучения. Одна удачная находка, за которую стоит ещё раз сказать спасибо нашим бессмертным друзьям — частица крови Избранной… Кто мог бы сказать ещё два месяца назад, что опыты так печально закончатся?

— Мы начали с исследования образцов крови carere morte, — начал последний учёный, преклонного возраста. Он говорил деловито: этакий отчёт о работе. — Мы сравнили их излучение между собой, сравнили с излучением Дара. Скоро нам удалось установить примерную область, где следует искать "чистое" проклятие, но дальше этого дело не пошло.

— "Чистое"? — громко удивилась Хелена.

— Мы это уже обсуждали. "Чистое" — значит, избавленное от связи с хозяином проклятия — вампиром, — также резко напомнил Гектор, но, видя недоумённое выражение лица вампирши, смягчился. —Представь, что проклятие, попав в организм человека, надевает маску, имеющие черты этого смертного. Твоё — носит твою маску, проклятие в крови Адама имеет черты твоего друга… Наша задача — снять маску.

— А почему нельзя с ней?

— Она мешает. Это как примесь, портящая сплав. Её необходимо удалить и работать с "чистым" проклятием, только так можно будет получить то, что я хочу.

Хелена хихикнула:

— А разве ты точно знаешь, чего хочешь?

Гектор не удостоил её ни ответом, ни взглядом:

— Почему исследования застопорились? — обратился он к старшему учёному. — Мы обсуждали многие аспекты проблемы, но, всё-таки, какова истинная причина?

— Диапазон длины волны излучения был установлен, было начато облучение живых существ. Какие-то новые, странные процессы в телах оно инициирует, но это не то! Процессы останавливаются, не успев завершиться. Подопытные животные, обыкновенно, погибают при этом. От истощения сил.

— Ваш ассистент мне говорил: двое выжили после эксперимента.

— Они прожили недолго. Первая собака — сутки, вторая — только восемь часов. При вскрытии сходная картина: своеобразное расплавление внутренних органов. Организм пошёл войной против самого себя… Можно повторить опыт прямо сейчас.


На время научные споры были забыты. Без ассистентов быстро подготовить всё для эксперимента не получалось. В довершение всего подопытное животное, почуяв поблизости carere morte, впало в панику и долго не давало надеть намордник. Наконец, собаку распяли на лабораторном столе, привязав за лапы, и молодой ассистент включил генератор излучения.

Адам и Хелена встали у двери в лабораторию. Ближе им подходить запретили, чтобы carere morte не вызвали новый приступ паники у животного. Негромко гудел генератор. Собака, маленькая, грязно-рыжая, тощая бездомная тварь, иногда резко вздрагивала всем телом, но это было скорее попыткой вырваться, чем реакцией на излучение. Смешная бородатая морда была замотана платком.

— Почему собака? — спросила Хелена. — Разве не бессмертного человека мы хотим получить?

Учёные строго воззрились на неё.

— Собак можно использовать в качестве вампирских кукол, не так ли?

— Да.

— Как и других теплокровных животных. У зверей и птиц проклятие вампиризма задерживается в крови, как и у человека. Но к опытам над людьми мы перейдём нескоро, потому что эти… — он выразительно взглянул на собаку и закончил, — …не удаются.

У собаки пошла пена изо рта: платок намок, тело дрожало мелкой дрожью.

— Быстро, — заключил учёный. — Обычно первые признаки появляются через час, эта не продержалась и получаса.

— В чём же дело? — нетерпеливо спросил Гектор. — Диапазон излучения был установлен точно?

— Да. Видимо, излучение — это ещё не всё… — учёный опять отвлёкся. Тело зверя дёргалось сильнее, изо рта шла уже не пена — кровь.

— Что мы упустили? — Гектор поглядел на собаку, и вдруг двинулся к генератору.

— Для точного воспроизведения проклятия нужен ещё один компонент, нам неизвестный, — вкрадчиво начал другой учёный. — Гектор, нет надобности увеличивать мощность излучения! Она и так скоро сдохнет.

— Может, это вы прежде выбирали малую мощность? — усмехнулся тот. Он бешено крутил ручку увеличения мощности. Генератор завыл протестующе, потом щёлкнул и затих. Сломался! Впрочем, жертва эксперимента была уже мертва. Хелена жалостливо вздыхала и утирала бриллиантовые слезинки.

Гектор отступил от молчащего генератора. На лбу смертного выступил пот, он тяжело дышал. Во взгляде была знакомая Адаму ярость, не раз толкавшая Гектора на безумные авантюры.

— Что за неизвестный компонент? — холодно спросил он. — Иное излучение?

— Неизвестно! Приборы, что у нас есть, его не фиксируют.

— Купите другие!

— У всего, что есть в Доне, во всей стране, — малая чувствительность, — учёный тонко улыбнулся. — Прикажете обратиться к северянам?

Адам не сразу понял, о ком говорит этот смертный. А вот Гектор побелел от гнева:

— Ни за что! И с чего ты взял, что у них есть подходящие измерители?

— Их глава Академии наук на каждой конференции ими хвалится. И, судя по тому, какие данные его ученики предоставляют в своих работах, чуткие измерители у них действительно есть!

Гектор молчал. Старший учёный занялся вскрытием трупа собаки.

— Опять то же самое, — бормотал он себе под нос, отрезая маленькие кусочки наиболее повреждённых органов и помещая их в склянки с консервирующим раствором. — Лизис тканей. Лёгкие переполнены кровью. Понять бы, какой пусковой механизм у этих процессов!

Гектор молчал, барабанил пальцами по генератору. Его гнев испарился, его место заняла тихая задумчивость. В глазах сверкали знакомые искорки. Он обдумывал очередной обходной манёвр.


В квартире остались Гектор и Адам с Хеленой. Пообедать они решили вместе. Смертный без аппетита ковырял кусок холодного жареного мяса на тарелке, вампиры потягивали из бокалов стабилизированную кровь.

— Почему ты так резко пресекаешь, что говорит учёный? — спросил Адам Гектора, когда тот, вздохнув, отодвинул тарелку с недоеденным обедом.

— Который?

— Тот, что предлагает оставить опыты с проклятием и перейти к изучению полезных человечеству свойств крови вампира, — без запинки отбарабанил Адам: он готовился к этому разговору.

— А зачем сворачивать исследования на ненужный нам путь? У меня, как ты любишь замечать, не так много времени.

— Дело не только в этом…

— Ты боишься этого учёного, — отрубила Хелена. — Почему?

Гектор отвернулся к окну.

— Этот человек связан с северянами, — нехотя сообщил он. — Вы же слышали, что он предлагал: обратиться к их учёным! Да, их наука далеко шагнула вперёд, и секретами они не спешат делиться. Но северяне давно присматриваются к нашей земле, ты знаешь…

Адам, поразмыслив, кивнул. Когда-то Земля Страха была поделена между пятью различными государствами, но пришёл Основатель, Лазар Арденс, и вынудил дать его земле свободу. Немногие понимали, какой ценой она досталась: страх перед новорожденными carere morte тенью накрыл оспариваемые земли, и всё на них почернело от проклятия вампиризма. Страх заставил пятерых захватчиков отступить. Но сейчас проклятие слабо, и северяне, ушедшие последними, возвращаются первыми, тянут из-за гор свои длинные пальцы…

— Когда мы с Хеленой первый раз пришли к тебе, северяне были твоими гостями, — заметил Адам.

— Тогда я искал помощи. Но скоро понял, в чём опасность связей с северянами, и прекратил сотрудничество. Сейчас они ищут меня.

— Зачем?

— Им нужно проклятие Земли Страха. Они надеются с его помощью создать новый вид оружия.

— Но ты боишься дать в их руки проклятие вампиризма…

— Да! Они и сами пытаются его изучать, но им не хватает понимания, — Гектор усмехнулся. — Дать им в руки меч, который тут же будет направлен против нас? Я не настолько глуп, и я… люблю свой край.

Дверь в комнату Гектора была открыта. За ней был виден кусочек стены, освещённый заходящим солнцем. Адам долго глядел на гравюру, сияющую закатным золотом, а его губы кривились в усмешке.

— Но ведь ты сам хочешь разрушить Землю Страха, чтобы построить новое, своё. Почему не воспользоваться помощью северян?

— Считай меня продолжателем Лазара Арденса. Я хочу начать преобразования на земле моих предков, а не в чужой стране, принадлежащей Северу!

Адам и Хелена переглянулись. Потом Хелена заметила:

— Подожди, ты говорил, северяне надеются использовать Бездну, как оружие. Как? Что-то вроде того, что проделывал Дэви?

Гектор хмыкнул:

— Эта область науки — белое пятно! Одни вопросы, и нет ответов. Странно получается: не практику подгоняем под теорию, а теорию — под практику.

Они замолчали. Адам быстро допил свой бокал, а Хелена медлила, играя со своим, пока не пролила несколько капель крови на платье. Адам улыбнулся и, забывшись, поцеловал её в плечо. Вампирша захихикала.

— Интересно, чем сейчас занят Дэви? — невпопад заметила она. — Первые дни я боялась, что Владыка явится и призовёт бывших слуг ответить за предательство. Но он, похоже, вовсе забыл о нас. Может, он покинул Землю Страха?

— Вряд ли. В Доне в последнее время участились случаи бесследной пропажи смертных, хотя новых групп дикарей и недобитых старейших не прибавилось. Полагаю, это сам Господин. Его пустота после обретения силы Бездны требует много пищи, я слышал, — скучно заметил Гектор.

Адам передёрнулся:

— Полагаешь, он сейчас здесь?

— Да. Но не волнуйтесь. Вы отреклись от него, он — от вас. Полагаю, Дэви собирает новую армию. Он копит силы для великой битвы.

— …Битвы с Мирой? — Хелена опять хихикнула. — Невежливо нападать на молодую мамочку!

— Мира! — Гектор хохотнул. — Нет, Вако ему не нужна… пока. Пощадил же он её для чего-то в "Тени Стража"! Сейчас Дэви должна занимать битва с Первым.

— С Мактой?

— Да. Их понимание проклятия carere morte расходится давно. И у Дэви впервые за два столетия есть достаточно силы, чтобы достойно ответить Первому.

— Так ли это необходимо сейчас?

— Для сохранения проклятия carere morte Первый вампир должен оставаться в этом мире, но, поскольку Макта всеми своими действиями стремится к уничтожению проклятия, он должен быть бессилен и неподвижен. На месте Дэви я бы сейчас хорошенько потрепал Старейшего, обездвижил его и спрятал тело, окружив защитными барьерами…

Интересная беседа прервалась. В соседней со столовой химической лаборатории что-то грохнуло, сильно, удар раскатился по всему дому. Гектор выругался и вскочил.

— Кто не запер клетку с животными?!

Хелена бросилась в виварий.

— Она заперта! — прокричала она. Гектор осторожно отворял дверь в химическую лабораторию. Адам встал у него за спиной.

Дверь, легонько скрипнув, отворилась, и стало окончательно ясно, что животные здесь ни при чём. Взрыв уничтожил лабораторный стол в центре комнатки. Именно уничтожил — полностью. Ни остатков стола, развороченных досок, ни осколков стекла, а ведь стол был заставлен колбами и пробирками! Только на полу в центре комнаты — лужица странной перламутровой субстанции. Это была густая и словно живая жидкость, повадками напоминающая ртуть. Да, как ртуть она была подвижна: медленно и… грациозно перемещалась в полосе света, упавшей из приоткрытой шторы на пол.

Адам едва глянул на это и отступил в спасительный полумрак коридора: странная субстанция не так напугала его, как солнце, перешедшее на эту сторону дома и нахально заглядывающее в окна. Хелена сунулась было за Гектором, но Адам остановил подругу.

— Она перемещается вслед за солнцем! — возбужденно прокричал Гектор с порога. — Да, она, определённо, реагирует на солнце! — последние слова потонули в грохоте нового взрыва. Гектор отскочил к противоположной стене коридора. Ещё не затихли отголоски грохота, а смертный уже бросился в лабораторию. Адам и Хелена замерли… Из комнатки послышался звук задёргиваемой шторы и голос Гектора произнёс:

— Заходите, друзья.

Вампиры остановились на пороге. Лаборатории не было. Пол, как прежде стол в центре комнаты, будто слизала языком неведомая, невозможная сила. Остался маленький кусочек с правой стороны и у окна, по нему Гектор ухитрился добраться до окна, чтобы задёрнуть шторы. Странная субстанция переливалась перламутром на полу под окном. Она уже не двигалась.

"Умерла", — почему-то подумал Адам.

— Что это было? — спрашивала Хелена из-за его плеча. — И где стол? Должно ж было хоть что-то остаться?!

— Ни огня, ни взрывной волны! — прошептал Адам. — Что это, Гектор? Такие реактивы существуют?

— Не представляю, что это может быть! Последнюю неделю на столе ничего не трогали, не переставляли. Тут не было ничего опасного!

Хелена мило наморщила лобик:

— А я помню: учёный, закончив вскрытие собачки, отнёс большие колбы сюда…

— Колбы, где были кусочки повреждённых органов?

— Да. Но как они могли взбеситься? — вампирша хихикнула.

— Колбы оставили на столе, на них упал луч солнца и… эта субстанция заработала в полную силу!

Адам прищурился, раздумывая над сказанным:

— Разве солнце не должно было уничтожить её?

— Вовсе нет! — прошептал Гектор. Он помолчал недолго. Странно застывший взгляд бывшего вампира пугал Адама. — Ведь это не проклятие вампиризма, это нечто другое… Нечто новое! Созданное искусственно!

Адам обвёл рукой комнату:

— Я бы сказал, это оружие, Гектор!

Глава 26 Новый мир

В Дону "Гроздья" вернулись триумфаторами. Их встречали, как победителей, а за спиной, благодаря развёрнутой агитации, теперь был "свой", преданный революционным идеям город — Карда. Король Асседи совершал ошибку за ошибкой. Он торопливо признал существование carere morte, но это не упрочило, наоборот, лишь пошатнуло и без того ослабшую власть Арденсов. Асседи надеялся, что весть о carere morte его не заденет, и весь гнев веками обманываемых жителей Земли Страха обрушится на Дэви. Но смертные, узнав, что Владыка вампиров — не легенда, а быль, не поторопились хулить его. Ведь он исчез, а все страхи Земли Страха на месте, потому так ли Дэви важен? Да и кому интересен побеждённый лев? Гнев народа обратился на Арденсов. Напрасно "Вестник" печатал опровержения того, что великий основатель Лазар Арденс виновен в создании вампиров, напрасно министры делали заявления, что нынешняя династия никак не связана с родом Арденса. Правда уже вышла в свет и пошла гулять по Доне и Сатуру, по Карде и Термине, по стране. Эта правда стала последним и необходимым залогом новой войны — гражданской. Как катализатор: одна капля — и вот уже раствор химикатов бурлит и переливается через край колбы…

Волнения в народе подкреплялись и тем, что за границей было столь же неспокойно. Революционные идеи, последние полвека бродившие в умах наконец нашли выход в мир. То тут, то там случались волнения. Где-то властям удавалось их подавить, где-то буря захлёстывала страну, оставляя руины. Другие, глядя на это, сдавались и отдавали власть сами: выполняя часть требований толпы и предоставляя бунтовщикам места во властных структурах.

И Асседи был близок к последнему. Но "Гроздья" не вняли убеждениям Винсента вести себя тихо и ждать, когда для их представителей выделят места в Парламенте. Они решили устроить очередную демонстрацию.

Холодный осенний дождь их не остановил. В сумерках большая группа людей бесшумно, быстро приблизилась к огромному летнему дому в южном Сатуре. Дом был окружён обширным садом и защищён высокими железными воротами в три круга. На всех воротах красовался герб Асседи. Это был летний дворец Короля, "Изумрудный сад". В годы дружбы Его Величества с Владыкой вампиров, Дэви со свитой часто останавливался здесь. Да, проклятие carere morte пробралось глубоко, в самое сердце страны! И пусть сейчас бессмертные не ходили пустыми коридорами "Изумрудного сада", а запах крови давно выветрился из зала их трапез, всё же это жилище осквернено присутствием вампиров.

— Асседи следовало разрушить этот дом, во всяком случае, прилюдно отречься от него, — заметил Агер, когда группа людей остановилась перед первыми воротами. — Он этого не сделал, и тем самым дал очередной козырь нам в руки! Ей-богу, Винсент, он сам шатает трон Доны, не мы!

— Я не уверен, что эта демонстрация необходима. "Гроздья" уже признаны официальной властью.

Агер хохотнул:

— Мы не признания добиваемся, Винсент! Страх… Страх — вот, что мне нужно! Асседи боится, и мне нравится, как он боится. Я хочу, чтобы он боялся больше, чтобы все они тряслись в своих дворцах! — он выкрикнул последние фразы и его крик потонул в рёве толпы. Агер взмахнул своим оружием — толстой дубинкой и первым полез на решётку сада. За ним, оскальзываясь на мокрых от дождя изогнутых прутьях, остальные. Люди облепляли решётку сада, висели на ней гроздьями, нарочно раскачивая. Агер спрыгнул на аллею с той стороны, и Винсент последовал за ним.

Подоспела охрана — десять человек. Три сторожевые собаки заливались лаем за вторыми воротами. На смутьянов навели ружья.

— Немедленно покиньте территорию дворца!

Агер засмеялся в лицо начальнику охраны.

— Будем стрелять!

Молодой человек широко раскинул руки:

— Стреляйте!

Да, Агер сегодня был "на коне"! Винсент выступил вперёд, попытался поймать взгляд начальника охраны.

— Стреляйте! — быстро, громко заговорил он. — Стреляйте… и посмотрите, что появится в завтрашних газетах! Год назад правы были бы вы, но сейчас — правы мы! Что вы охраняете? Место, осквернённое carere morte! Здесь они пировали, пили кровь ваших родных!

Начальник охраны молчал. Его рука, поднятая для приказа, замерла в воздухе.

— Немного вас. Десятеро на охране старинного дворца. Даже Асседи постыдился оставить больше! Он и сам стыдится этого места. Отойдите! Или вас зачаровали carere morte?

Охрана дрогнула, рука главного безвольно опустилась, и опустились ружья, направленные в грудь пришедшим. Те, обрадовавшись, продолжили разрушать первые ворота, ковырять гербы, плевать в них. Винсент чертыхнулся про себя. Что бы он ни говорил начальнику охраны, вовсе не праведный гнев на вампиров толкал "Гроздья" на штурм дворца — только лишь ненависть к Асседи! К счастью, охрана пока не поняла это.

— Это историческое здание! — плачущим голосом сказал кто-то из них.

Агер решительно двинулся ко вторым воротам, полез на решётку. Многие — за ним. Охрана отступила, но кто-то не выдержал, выстрелил вслед, по воротам, облепленным людьми. Раздался крик боли.

Винсент боялся, что один выстрел породит цепную реакцию, но другие не стали стрелять. Оставшиеся между воротами набросились на охрану, завязалась рукопашная. Винсент видел, как Агер, уже переступавший на ту сторону ворот, соскочил обратно и повалил на землю начальника охраны. Он размахнулся, целя дубинкой в голову, но человек успел отвести удар рукой. Сломанная рука упала как кукольная, а Агер размахнулся снова, ударил — и кровь залила начальнику охраны лицо. Винсент бросился к ним, перехватил руку Агера, поднимавшуюся для нового удара. С трудом он оттащил озверевшего друга от жертвы.

— Агер, ты что творишь! Это тебе надо в завтрашних газетах?! Никаких убийств! Мы договаривались!

Агер шумно вздохнул и встряхнулся, приходя в себя. Но Винсент не отпускал его:

— Мы пришли поджечь здание, осквернённое carere morte! Это не война, ты слышишь меня?! Никаких убийств!

— Слышу, — он опять встряхнулся и поднялся. Теперь Винсент отступил. Агер рассматривал свою окровавленную дубинку.

— Это война, Винс, — сказал он, и его глаза засверкали удовлетворением. — Война!

— От тонкости проведения этой акции зависит, как наших делегатов примут в Парламенте.

— Как их примут? После этой акции их примут как Макту три века назад — со страхом и почтением! Иное нас не устроит!

Собак расшвыряли ударами дубинок. Охрана больше не препятствовала захватчикам. Многие уже пересекли черту третьих ворот и бежали к зданию дворца, на ходу зажигая факелы. Но огоньки дрожали и тухли, безуспешно борясь с непрекращающимся дождём. Агер скоро догнал свою группу, и по ступеням "Изумрудного сада" вёл её. Он размахивал дубинкой и что-то кричал. Часть людей осталась в саду. Они набрасывали верёвки на статуи, украшающие его, и валили их на землю. В доме тоже закипела работа. Люди срывали ковры и картины со стен и складывали в холле, чтобы потом разжечь большой костёр. Всё, что можно было разбить, разбили. В зале приёмов и спальнях Его Величества заложили бомбы. Скоро всё было кончено. Заполыхал костёр. Самые молодые и сумасшедшие заплясали вокруг него дикарский танец, но Агер остановил их, прикрикнув. Они пошли прочь. На воротах Агер оставил рябиновую ветвь, заткнув её за герб Асседи.

Они вышли на улицу, и за стеной дождя увидели большой отряд полиции в дальнем её конце, движущийся к "Изумрудному Саду". Там были и пешие, и конные, но Агер решительно двинулся на них и повёл толпу.

Опять оклики, приказы остановиться, бросить оружие, поднять руки. Но бунтовщики не сбавляли шаг. В пятидесяти шагах — у последней границы Агер остановился, встала и толпа.

Винсент был в первом ряду, справа от него. Видеть направленное на тебя оружие, но стоять — захватывающее ощущение. Как далёкой ночью в Призрачном парке, он не боялся возможной смерти. Эта бездна завораживала. Что может быть прекраснее такого стояния на краю?

Агер взметнул руку, в которой было что-то маленькое, круглое. "Бомба?" Винсент попытался остановить его, но не успел, революционер швырнул предмет под ноги полиции. Это была не бомба — старинная печать Короля. Из толпы полетели и другие предметы из дворца: книги, статуэтки, украшения.

— Мы сделали, что было нужно. Нужно всей стране! — вполне миролюбиво сказал Агер полицейским. — А теперь мы уходим.

Отряд полиции не двигался, бунтовщиков по-прежнему держали на прицеле.

— Расходимся, — тихо и как-то сухо приказал Агер своим. В молчании они скрылись в переулках, молчанием проводили их служители закона, остался только шум дождя.


Они шли по Набережной, под дождём.

— Агер, ты забыл, о чём мы говорили? Арденсы — не враги, просто до смерти перепуганные люди. Вероятно, они доживают последние свои дни: Макта охотится за ними. Они не заслуживают такой ненависти.

— Заслуживают! — Агер был всё также упрям. — И даже больше…

— Всё же благодаря первому из них наша страна обрела независимость.

Винсент вздохнул. Никогда он не думал, что будет защищать Арденсов! Но путь, избранный "Гроздьями", всё меньше нравился ему.

— "Гроздья Рябины" получили места в парламенте. Ещё два года, и на новых выборах вы можете получить большинство мест. К тому времени Арденсов, возможно, уже не будет. Перед вами открыта широкая, свободная дорога, и на ней совсем нет крови. Почему ты так стремишься её замарать?

— Что я слышу, ты учишь меня любви к создателям carere morte? Забыл, кто чуть не принёс тебя в жертву?

— Это было давно. И, может быть, Арденсы были не так уж неправы… Что мы делаем сейчас? Разрушаем мир, созданный для нас пять веков назад!

Агер остановился. Хмурая складка между его бровями не разглаживалась:

— Ты хочешь заставить меня полюбить эту страну? Никогда! Она отняла у меня всё, всё! Парламент — чушь! Не будет никакого Парламента, потому что я — не хочу! И страны не будет… этой страны!

— Что же, отдашь нашу землю северянам, южанам… кому?

— Мы построим на ней своё, как в стороне Восхода.

Винсент отвернулся, поглядел на воду Сермы, мелко дрожащую от ударов холодных капель дождя. Сторона Восхода… Да, там к власти уже пришли идейные сторонники "Гроздьев", и страна погрузилась в хаос братской резни. Там уничтожались все, неугодные новому правительству, там наступила эпоха каждодневных публичный казней. Неужели, это же ждёт и Землю Страха?

— Значит, ещё один Лазар Арденс? Но ведь это уже было, Агер.

— Можешь уходить, если тебе это не нравится. Дэви вы изгнали из Карды, благодаря нашей помощи, теперь наши дороги вновь расходятся.

— Пожалуй.

Агер успокоился, достал сигарету и закурил, умело пряча зажжённую бумажную трубочку от дождя под широкополой, видавшей виды шляпой. А Винсент задумался, перебирая в памяти только что сказанные слова соратника. Какая яркая ярость была в них! Знакомая чёткость мотивации при полном отсутствии анализа ситуации. Так работает внушение carere morte…

— Да, я узнал ещё кое-что про исследования Дара за рубежом, — вдруг промолвил Агер. — Помнишь, ты интересовался? Рассказать?

Винсент удивлённо поднял брови. Конечно, он помнил! Латэ, боящийся Дара едва ли не больше, чем Арденсы, когда-то начинал его исследования! Почему? Эту тайну необходимо было вытащить на свет, но кампания в Карде помешала Винсенту сделать это.

— Мне назвали год и дату, когда доклад о "необычной витальной силе" был сделан на Международной конференции. Может в старых отчётах Ордена что-то есть об этом, проверь? Восемьдесят шестой год, второй месяц, третий день.

— Исследование Дара невозможно без Избранного. Чью же кровь они брали для исследования? — Винсент помрачнел, поняв: — Мою…

Агер дружески хлопнул его по плечу и пошёл прочь. Скоро он скрылся за дождём, только мелькал порой огонёк его сигареты. А Винсент бросился к охотникам. Необходимо было срочно посмотреть старые отчёты. Признаться, он был ужасно рад оставить непонятные дела "Гроздьев"!


Дом Гесси не спал, когда Винсент подходил к нему. Ночь — время рейдов. После разрушения "Тени Стража" часть охотников вернулась в столицу, прихватив немалое подкрепление в виде кардинцев. Вновь были организованы рейды, и рейды эти получались жаркими. Практически не осталось дикарей, но случаи подозрительных убийств и исчезновений смертных участились. Может быть, столицу почтил визитом низложенный Владыка? Поиск возможных убежищ Дэви, складов кукол, и мест трапез его старейших стали основными задачами новых охотников.

В штаб-квартире охотников были Диана и Эрик, ещё не оправившийся после ранения. Остальные — в рейдах. Диана широко улыбнулась, встречая его.

— Проходи! Как я рада, что кто-то пришёл! Эрик хмурый, сидит в лаборатории всё время, а с остальными не поговоришь: сплошные рейды! — затараторила она с порога. — Ты весь мокрый! Разденься и сними ботинки. Без Миры опять отбился от рук! Кстати, как она? Как дела в Карде?

Винсент усмехнулся, но снял и плащ и ботинки. На пол с них уже натекла основательная лужа.

— Мира? Всё хорошо, нянчится с сыном, с рук не спускает. А ты? Где ваша с Алексом девочка?

— Здесь, спит. Мы тут теперь практически живём! Я слежу за нашим архивом, за арсеналом, Алекс составляет распорядок рейдов.

— Я вижу, организовались вы лихо, молодцы, — они прошли в гостиную, и Винсент встал у камина, надеясь немного обсохнуть.

— После того, как существование carere morte признали, в Орден рвануло полгорода. Охота на вапмиров теперь довольно распространённое хобби. Правда, много жалостливых, и они уже мешают в рейдах и облавах. Алекс говорит: романтизация образа вампира теперь идёт изнутри самого Ордена, и это уже совсем никуда не годится.

— Да, я слышал, защитников у вампиров теперь немало.

— Ничего, справимся! В Доне сейчас остались куклы старейших, прихвостни Дэви, да совсем безумные дикари, которых не спасло бы исцеление. Наш ритуал — необходимая мера против старейших, и милосердие для безумцев carere morte, выступающие их защитниками выглядят довольно неприглядно. Алекс сейчас добивается принятия закона о серебряных ошейниках.

Вмнсент хмыкнул:

— Не очень я верю в его идею регистрации вампиров. Но вот то, что исцеленных дикарей не преследуют — очень хорошо.

— Не преследуют официально. Но самосуды случаются. Основанием служат как слишком длинные клыки, так и полное их отсутствие…

— О самом Дэви что-нибудь слышно?

— Недавно был случай, — Диана тяжело вздохнула. — В большом рейде наш головной отряд встретил хорошо организованную группу carere morte. В бою один охотник был ранен. Непонятным оружием. Оно было в руке вампира, но разрубило защиту охотника. Пройди клинок чуть выше, охотник был бы мёртв.

— Так это клинок?

— По характеру раны — да. А вот внешне… — охотница вздохнула. — Это оружие невидимо.

— Как оружие Дэви в утро штурма!

— Да. Алекс полагает, Владыка совершенствуется в способах убийства заклятых врагов.

— Вы сообщили это Мире?

— Вчера отправили телеграмму. А как Мира? Расскажи! Как она сына назвала? Я даже этого не знаю!

Винсент улыбнулся, глядя на пламя в камине:

— Донат. Правда, пока он совсем не подарок. Кричит ночи напролёт, пришлось тётушке опять перейти на ночной режим бодрствования. Но в целом всё хорошо.

Он не стал говорить ничего, о том, как испугался, когда узнал о беременности тётки. Её мать умерла при родах… Вдруг такая же судьба постигнет и Миру? Летом Винсент не находил себе места от тревоги, оказавшейся совершенно напрасной: всё прошло благополучно. Следовало радоваться, но сейчас Винсент взглянул на Диану, и улыбка на его губах увяла. Диана расцвела, она лучилась молодостью и здоровьем. Был и какой-то внутренний свет в её лице, появляющийся только у женщины, ставшей матерью. А Мира? Недолго он любовался ей помолодевшей, расцветшей. За два месяца после родов она постарела на десять лет, и с ребёнком на руках выглядела, как бабушка с внуком. И Винсент понимал, то не игра вампирских чар, возврата к молодости и здоровью для смертной не будет. Несправедливо! Почему исцеление отняло годы жизни у неё, а не у него, Винсента, вовсе не заслужившего второго шанса?

Помрачнела и Диана, будто угадавшая его мысли. Она вздохнула и сменила тему:

— Как у нас идут дела в Карде? Да, сказать, чтобы тебе принесли чаю?

— Нет, благодарю. Дела… неплохо. Жертв среди смертных давно не было. Карда сейчас чище Доны.

— А о Макте что-нибудь слышно? Здесь его нет, точно, Асседи даже немного успокоился.

— "Гроздья" не дадут Королю передышки… Первого вампира нет и в Карде, или же он прячется от нас… И это плохо! Мы с Мирой надеялись, после штурма "Тени Стража" он явится к нам сам, и мы обсудим наши дальнейшие шаги. Но Макта ведёт себя загадочно, как всегда.

— Жаль. Когда вы отправлялись в Карду, я была уверена, что окончательная победа над Бездной близка. Но нет! Время тянется, тянется… И Избранной опять нет с нами… Как ты думаешь, кто это теперь? Так жаль Габриель!

— Довольно пока, Дина, — внезапно оборвал её Винсент, согревшийся и готовый приступить к раскопкам немалого архива Ордена. — Я пришёл по делу. Открой мне архив, пожалуйста.

Диана обиженно поджала губы, и он поторопился исправиться:

— А потом выпьем чаю и поговорим…

Архив был открыт, Эрик перебрался сюда из лаборатории и рассматривал какие-то тетради, по виду нестарые. Охотники поздоровались, доброжелательно, но равнодушно. Винсент спросил, где искать научные отчёты за восемьдесят шестой год. Оказалось, искать следует на самой верхней полке громадного книжного шкафа.

— Что ты ищешь? — спросил Эрик.

— Ты знаешь что-нибудь о старых исследованиях Дара?

— Насколько старых?

— Их начинали Латэ и Морено.

— Тогда не там ищешь. В восемьдесят шестом году делами охотников заправлял уже Карл. Ищи раньше, — охотник хмурился: Но: Латэ и — исследовал Дар? Быть не может! Что за исследования?

Винсенту не понравился фанатичный огонёк, загоревшийся в глазах Эрика при этом вопросе. Очень он напоминал огонёк в глазах его соратников по "Гроздьям".

— Это-то я и ищу.

— А жаль, что он их прервал. Помнишь, что творил Дэви в день штурма? Если б со всем этим разобраться! Я бы хотел…

— А я уже не уверен, что верно, а что нет, — Винсент осёкся: среди тетрадей он заметил одну, никак не подписанную и, несомненно, ту самую, нужную ему.


— …Я начал читать и скоро понял, что нашёл, что искал, — сообщил Винсент и замолчал. Дальше не хотелось продолжать. Он представил, как изменится от его слов лицо Миры, как она опять прижмёт руку к губам, не веря, но скоро соберётся с духом и глаза заблестят: "Мы ещё поборемся!" Вот только выдержат ли её хрупкие плечи новый груз? Если б можно было не говорить ей! Но глава охотников должна решить, что делать с очередной неприятной правдой.

— Ну, говори, — потребовала Мира, не открывая глаз. Она дремала в кресле, нарочно поставленном в полосу солнечного света. Иногда она брала со столика яблоко, и откусывала кусочек. Бывшая вампирша наслаждалась каждым мгновением жизни.

Винсент вздохнул.

— Хватит меня интриговать! Что тебе открылось? Почему Латэ, боявшийся Избранных, вдруг решил ознакомиться с Даром поближе?

— Они с главой учёной группы, Морено, боялись, что силы Избранного может оказаться недостаточно. Они начали исследования ещё до моей смерти. После смерти Морено Латэ продолжил их один и прекратил эту работу как раз перед тем, как оставить пост.

Мира расслабленно улыбнулась:

— Силы Избранного недостаточно? Мы-то убедились, как она велика! И что дальше? Латэ передал эту работу Карлу?

— Нет. И, знаешь, Морено и Латэ ведь вели речь не об исцелении вампиров — о возвращении Дара его истинному владельцу.

Винсент увидел, как дрогнуло лицо тётушки, как углубилась складка между бровями, и горько пожалел, что секрет Латэ стал ему известен. Мира открыла глаза.

— Ты имеешь в виду Первого вампира, так? — звонко спросила она и опять потянулась за яблоком.

— Да. Морено полагал, за столетия Дар утратил значительную часть своей силы. Теперь его может просто не хватить для уничтожения проклятия Первого.

— Это голословное утверждение или есть какие-то расчёты?

— Есть. И я показал их Эрику.

— И?..

— Эрик не нашёл в них ошибок. Всё так. Силы Дара не хватит, чтобы уничтожить проклятие Макты.

— Но почему? — слабо, беспомощно. Винсент скрипнул зубами, озлобясь сам на себя.

— Прости. Опять я тебя расстраиваю…

— Ты сообщаешь сверхважные вещи! Но почему? Почему Дар ослаб?

— Вероятно, он теряет частичку, когда теряет очередного владельца. Эрик ещё предположил, что каждое исцеление или попытка исцеления carere morte также вырывают из него частицу. И в момент, когда Дар был оторван от Арденсов, он потерял значительный кусок. Это уже не вся жизнь Макты, лишь её часть.

— И, вернув её Первому, мы не уничтожим всё его проклятие?

— Скорее всего, да. Макта останется, и carere morte по-прежнему будут черпать силы в его проклятии.

— А проверить, довольно ли будет Дара для Макты, заранее возможно?

— Я спрашивал Эрика. Методика пока не отработана. Возможно, получится проверить наши шансы перед попыткой, но я не стал бы на это надеяться.

— Плохо, — обронила Мира и снова закрыла глаза. — Срочно, срочно нужна встреча с Первым!

— Он появился в Карде?

— Нет. Мы приходили за ним и на Пустошь, и в земли Либитины — Макта к нам не вышел. Он словно забыл, что обещал всё закончить! — Мира вздохнула. — Хотя, зачем мы с тобой обсуждаем это? Всё равно у нас больше нет Дара!

— Я уверен, что новый Избранный даст о себе знать.

Мира слабо улыбнулась:

— Надежда — вот всё, что у меня есть. Как всегда! Но почему Латэ прекратил исследования Дара?

— Этого я пока не знаю. Ещё одна таинственная история!

— Как идут дела в Карде?

— Хорошо. За полгода — ни одного случая убийства смертного вампиром или обращения. Теперь это чистый и как будто другой город. Я до сих пор не могу привыкнуть к нему. А что в Доне? Алекс упрямо отказывается от дополнительной помощи.

— На самом деле, помощь им не помешает. Ты получила телеграмму?

— Про новое оружие Дэви я уже знаю. Страшно, Винсент! Я не знаю, чем ему ответить! — Мира поднялась и подошла к окну, коснулась стекла. — Всё не могу насладиться солнцем… А его с каждым днём всё меньше… Но оно же вернётся весной, да? — невпопад заметила она.

— Новое оружие Дэви — это ещё не всё. "Гроздья" совсем вышли из-под нашего… из-под чьего-либо контроля! Я подозреваю чары.

— Чьи? Низших? Дэви?

— Низших Дэви. Только я пока не могу понять, зачем ему помошь наших бешеных революционеров. Прежде Владыка вампиров всегда поддерживал королевскую власть.

— Очень странно. Но, я полагаю, ближайшие несколько лет Дэви не даст нам подобраться и близко, чтобы разузнать подробности.

— Владыка вампиров стал странником, неуловимым и очень сильным… Знаешь, что, пошли ко мне в Дону Солен.

Мира удивилась, потом рассмеялась:

— О, и правда! Как я могла так надолго разлучить влюблённых! Но причём тут Дэви?

— С чарами Дэви или без, Асседи Гроздья свергнут, это ясно. И нам нужно, чтобы на его место встал брат Солен. Я тихонько провожу среди "Гроздьев" эту идею. Пусть Солен станет её зримым воплощением, пусть "Гроздья" запомнят фамилию Реддо покрепче.

— Ясно. Согласна. И, Винсент, может быть, попробовать как-то закрыть разум твоих соратников для вампирских чар? Ведь способы есть.

— Они не подойдут. Дэви не внушает им что-то новое, он раздувает готовый костёр ярости.

— Можно попробовать поискать Низших в окружении "Гроздьев".

Он согласно вздохнул:

— Надеюсь, что всё же ошибаюсь насчёт чар. Но всё равно… как это всё страшно, Мира!

— Что ты сказал?

— Иногда я думаю: напрасно мы начали это, тётя. Проклятие вампиризма проросло глубоко в Земле Страха. Выдрав его, мы разрушим всё то, что построили на ней за века. Знаешь, что мы делаем сейчас? — мы уничтожаем страну!

Мира вздрогнула, эти слова причинили ей боль. Винсент покаянно замолчал, опять кляня себя за несдержанность. В комнате мерно постукивали часы, за окном солнце клонилось к закату.

— На надо подменять понятия. Мы боремся с проклятием — и всё, — глухо сказала Мира, глядя в окно, в её глазах были золотые диски заходящего солнца. — "Гроздья" придумали не мы, ещё пару лет назад наши социалисты были не опаснее прочих. Этих ненавидящих всё фанатиков создал Дэви прошлогодним террором в Доне. Если придётся заменить Асседи на Реддо — я выступлю "за". Чем меньше напоминаний об Арденсах останется в новой Земле Страха, тем лучше.

— Агер тоже говорит о "новой"…

— Ты боишься?

— Да, мне страшно!

— Новая, незнакомая нам Земля Страха — уже неизбежность. Новый мир идёт, он близко! И он мне нравится, — Мира мягко улыбнулась. — Посмотри, вон, начало его за окном: Карда без Владыки вампиров.

— Мира…

Он хотел возразить, но обострённый слух мамочки уловил в соседней комнате плач проснувшегося младенца, и Мира поспешила туда. Винсент один остался у окна. Пожалуй, так и лучше. Он сказал много! Пусть Мира витает в иллюзиях, ни к чему тревожить её.

"Она настрадалась, пусть отдыхает. Обсудим всё с Гесси", — решил он.

Из окна была видна широкая улица Виндекса и струящийся вниз Несс. Незнакомая улица и незнакомая река! Будто он прожил полжизни совсем в другом городе: этот ничем не был похож на ту старую Карду. И солнце светит ярче, и в тенях не прячется страх. Изменились и люди: впервые за столетия они не вжимают голову в плечи, торопливо перебегая улицу, они без опаски смотрят в чистое умытое небо.

"Если таков будет весь новый мир, он понравится и мне", — подумал Винсент и, наконец, почувствовал успокоение.

Глава 27 Что было в тайнике Регины Вако

Ей совсем перестали сниться плохие сны. Она ждала, что прошлое будет возвращаться, что из темноты старого дома опять будут выходить кошмарные образы ушедших по её вине, убитых её проклятием. Она думала, что каждую ночь будет просыпаться в слезах, с диким криком, вновь и вновь пытаясь убежать от той себя, прежней. Но в темноте комнаты шевелилась лишь занавеска, раздуваемая ветерком из приоткрытого окна. За ней не было призраков. Тусклое зеркало на стене отражало усталую, но улыбающуюся смертную женщину и даже её клыки — последнее напоминание о вампирском прошлом, словно уменьшились и совсем не бросались в глаза.

Призраки прошлого не возвращались. Да и откуда им взяться в мире, залитом солнцем? Ночь больше не правила в Карде, она была верной служанкой Дня. Замок Владыки вампиров лежал в руинах, и Ночи негде было прятаться. Каждое утро солнце раздирало её в клочья и вставало над цитаделью carere morte триумфатором. Несс весело бежал в Патенс и дальше — за пределы Карды. На Пустоши полным ходом шло восстановление церкви Микаэля. Даже дом Вако утратил нездоровую бледность, а на яблонях в саду впервые за много лет осенью появились птицы, прилетевшие полакомиться созревшими дикими яблоками.

Понемногу Мира осваивалась в новой смертной жизни. Она осталась в Карде, полагая, что Дэви вознамерится вернуть свою цитадель, но обманулась. Вампиры покинули север, Владыка не возвращался, ночи в Карде были спокойными. И тогда Мира впервые за несколько десятилетий решилась заняться собой и своим домом.

Она наняла работников, и до родов успела сменить обстановку в большинстве комнат. Новые обои, мебель, ковры были светлыми, в золотой полдень они слепили её отвыкшие от света глаза. Неизменёнными остались только бальная зала и холл, первая — ввиду своих размеров и ограниченности денежных средств хозяйки, второй — в силу традиции. Треснувшее зеркало Регины Вако доминировало в холле: узкое, но длинное — высотой в человеческий рост, резные завитушки его рамы в воображении всех жильцов и гостей дома неизменно складывались в головы и лапы чудовищ. Снять этот ужас, не сняв с себя право владения старинным домом, было невозможно. Поэтому Мира оставила холл прежним, а позже придумала заслонить зеркало картиной. Тем самым "Рассветом над Кардой", что ей подарил Винсент.

Мира собиралась заняться приведением дома в порядок снаружи и обустройством сада, но эти планы пришлось отложить до весны. Появился на свет Донат, и мир немолодой матери замкнулся на младенце. Мира была лишь рада: ей было довольно этой новой вселенной!

Когда она носила его под сердцем, преобладающим было чувство вины за те месяцы, когда, сама того не зная, мать подвергала жизнь будущего ребёнка страшному риску. Даже когда врач успокоил её: руки-ноги, голова на месте, даже когда она увидела сына, тревога не ушла, просто спряталась глубоко, и Мира осознала: она пребудет с ней всегда. Тяжесть этого груза чуть отступила, когда у неё на руках очутился крохотный, родной человечек, и она осторожно и нежно, уже инстинктивно защищая от неизвестных опасностей, прижала его к груди. А, заглянув малышу в лицо, Мира мгновенно узнала любимого в едва намеченных детских чертах. И это повторение не испугало её. Как заклинание, она прошептала: "Я буду любить тебя, потому что я любила твоего отца".

Время шло, Мира видела, как оно отражается на детском личике. Прошло несколько недель, и она разглядела в нём как в зеркале свои черты и ощутила теперь некоторую гордость и уверенность в собственном бессмертии. Она узнавала-вспоминала и других. Когда она качала малыша, в голове теснились сотни обрывков детских песенок. Она запевала первую — и образ сестры Агаты, качающей маленькую дочку, вставал перед глазами. Первый раз Мира расплакалась, увидев его. Этот образ вернул её в почти забытую смертную жизнь, до встречи с carere morte.

Так она качала, пела… и цепь, связывающая жизни многих поколений, виделась ей. Эта цепь укреплялась с каждым вздохом, с каждым словом старой колыбельной. И Мира видела, куда она тянется — цепь указывала ей путь в вечность смертных.

Дни становились всё короче, но не теряли и толики власти. Ночь мягким одеялом накрывала спящий долгим зимним сном город и пела ему свою колыбельную. И эта песня была уже не о вечной тьме и не о мире, катящемся в Бездну. Ночь пела, что солнце взойдёт и будет новый день. Нужно лишь чуть-чуть подождать…

Дела Ордена Мира передала Давиду и Солен. Постепенно в Донуперебралась большая часть охотников, в северном городе из старого отряда остались только Кристина да Феликс с Джезабел. Кристина обучала кардинцев премудростям борьбы с вампирами, а молодые супруги взяли на себя руководство новыми сформированными отрядами. Впрочем, за полгода все встречи охотников с вампирами в Карде можно было пересчитать по пальцам. И новых дикарей не появлялось.

— Избранная за пять месяцев, что была с нами, полностью дискредитировала идею вампиризма, — объяснил ей Давид Гесси, когда пришёл проститься перед отбытием в Дону.

— То есть?

— Она доказала, что вампиризм — болезнь. Какая идея привлекательней для юной неокрепшей души: дитя тьмы или несчастный больной? — охотник усмехнулся. — Просто не осталось кандидатов в carere morte, Мира!

— М-м, есть ещё Дэви… Может, новообращённые сейчас направляются прямиком к нему?

— А способ связи? Владыка таится, найти его непросто.

— Увидев его новые способности, я поняла, что ему доступно практически всё. Может, он нашёл уже и способ связи! — Мира мрачно усмехнулась и откинулась на спинку кресла:

— Я не представляю, с какой стороны мне теперь подобраться к Дэви! — вздохнула она. — До меня доходят разные слухи о нём. Винсент утверждает, что "Гроздья" под вампирскими чарами. Алекс сообщил, что у столичных вампиров появилось новое действенное оружие против охотников, похожее на то, которое было у Дэви в "Тени Стража". Но я не могу понять его планы! На месте Дэви я боролась бы за Карду, но он, похоже, занялся чуждой вампирам Доной. Как же я тревожусь!

— Думай как вампир. Как вампир, получивший силы больше, чем способен удержать.

— Увы, я уже не carere morte! Я не договорила, Давид. Не только неизвестность планов Дэви меня пугает. В конце осени Винсент рассказал одну старую тайну Латэ. Оказывается, Латэ и Морено предполагали, что у Избранного может не хватить сил для того, чтобы уничтожить проклятие Макты.

— Не понимаю. Габриель легко исцеляла carere morte…

— Но не Первого! Если Избранный попробует исцелить Старейшего, эта попытка закончится ничем. Проклятие останется!

Мира внимательно следила за лицом Давида. Удивлённым охотник не выглядел. Он морщился, как от головной боли.

— Ты тоже это знал?

— Догадывался, — очень тихо. — Дар вначале принадлежал Арденсам, им одним, ты знаешь. Потом Кармель Крас придумала, как нам избавиться от него. Эта её попытка отняла у Дара часть силы. И ещё. Один из Избранных переходил на сторону вампиров, два столетия в светлой силе была заключена частица тьмы — проклятие Владыки Алитера. Винсент уничтожил его, но два века не могли пройти для Дара бесследно. Возможно, для исцеления Макты его не хватит.

— Что тогда?

Гесси выразительно пожал плечами, синие глаза были печальны:

— Мы верили, что Избраный исцелит Макту, а сам останется невредимым… Но, может быть, Макте придётся забрать не только Дар — свою жизнь, но и жизнь Избранного. А если проклятию Первого и двух жизней окажется мало, тогда… Ты знаешь старую сказку о том, как герой, победивший чудовище в пещере, сам стал чудовищем?

— Да. Ты хочешь сказать…

— Может быть, мы уберём Макту и его детей, но получим новое чудовище. Если Макта заберёт у Избранного больше, чем жизнь, тем самым он откроет новую дверь в Бездну.

Мира отвела уставшие, злые глаза.

— Выходит, полностью вампиризм нам не победить? Никогда?

— Ты же знаешь: нет такого слова "никогда". Оставим Дар! Вполне возможно, для победы над проклятием он не пригоден. Но рано унывать! Давай зайдём с другой стороны: если все Арденсы будут уничтожены либо избавлены от метки, это сильно ослабит Первого. Старейший — не что иное, как воплощённая ненависть, но ненависти необходим объект приложения. Если объекта не будет, она постепенно уйдёт.

— Ты думаешь, без Арденсов Старейший уйдёт сам? Исчезнет? И Избранный будет не нужен?

— Посмотрим. Так или иначе, сначала нужно разобраться с Арденсами. И я уже близок к этому.

— Ты приготовил то снадобье, что давал Красу?

— Процесс его приготовления многоступенчатый. Сейчас я между пятой и шестой ступенью. Нужно ждать полнолуния, чтобы посмотреть, можно ли сделать следующий шаг. Но пока всё получается.

— Когда снадобье будет готово?

— Сейчас я не тороплюсь, как в прошлый раз. Весной-летом.

— Долго!

— Ты и оглянуться не успеешь, — Давид поднялся, собираясь уходить. На прощание охотник взял её странно безвольную руку, легонько сжал между своих ладоней, вместо привычного поцелуя. — Представь только, твой сын встанет на ноги, заговорит, побежит гулять… в мире, где не будет сarere morte!

Ей пришлось улыбнуться:

— Ты умеешь утешить, Давид.

Гесси ушёл, а Мира поднялась из гостиной в детскую. Здесь Кристина, пришедшая к главе охотников за очередной консультацией, дожидаясь её, играла с Донатом. Малыш лежал в кроватке, а она водила у него перед лицом яркой игрушкой, заставляя поворачивать голову и переворачиваться.

Мира взяла сына на руки и счастливо улыбнулась, зарывшись лицом в его светлые волосики. Оставив малыша всего на полчаса для беседы с Гесси, она уже соскучилась по его тёплой тяжести на своих руках. Даже не соскучилась — стосковалась!

— Не плакал?

— Нет, он очень спокойный малыш. Мы играли.

"Очень спокойный!" — Мира усмехнулась. После очередной бессонной ночи её немного пошатывало.

— На чём мы остановились Кристина? На хозяевах?

— Хозяев прошли. Куклы…

— Хорошо, — Мира вздохнула. — Поговорим о куклах…

Кристина достала приготовленную тетрадь и карандаш. Она записывала все лекции главы, чтобы потом пересказать их кардинцам.

Положив ребёнка в кроватку, Мира быстро, умело переодела его, не переставая рассказывать молодой охотнице об особенностях кукол и способах их уничтожения. Кристина прилежно писала конспект. Закончив, Кристина засобиралась к Бреннам, Мира, с Донатом на руках, вышла её проводить. Первой оглядев холл, Кристина вскрикнула. Картина с рассветом упала, зеркало Регины Вако вновь сверкало в темноте.

Мира не стала в него заглядывать. В последние месяцы беременности и после рождения сына она обходила зеркало стороной, будто боялась, что оно и правда заберёт её освобождённую от уз проклятия душу. Ещё бывшая вампирша боялась, что страшное зеркало до сих пор хранит её чудовищный образ, и однажды Донат его увидит…

— Не смотри в него, я сейчас позову слуг, — дрогнувшим голосом сказала Мира охотнице. Но Кристина уже попала под власть чар старинного стеклянного омута. Она сделала непроизвольный шаг к зеркалу, в глазах девушки отражалась его тёмная таинственная глубина.

— Я прежде смотрелась в него, — прошептала Кристина. — И оно не страшное, просто очень старое… Винсент говорил, оно показывает судьбу?

Мира улыбнулась:

— Он давно полюбил пугать этим девчушек… Нет, это неправда. Вампирам зеркало моей прабабки может показать необычные вещи, но смертным — ничего, кроме отражения. Своей судьбы ты в нём не увидишь, но можешь увидеть сегодня плохой сон. Лучше не смотри в него.

— А правда, что за зеркалом тайник?

— Да.

Кристина почему-то вздохнула.

— Что ты вздыхаешь?

— Жаль, что никто не осмелился его вскрыть! Неужели никому не любопытно, что там?

— По завещанию Регины Вако этот дом принадлежит её потомкам, пока на месте зеркало.

— Неужели жадность сдерживает вас от этого шага? Непохоже на вас…

Мира засмеялась:

— Я бы, не задумываясь, убрала из холла эту пакость, даже если б это значило, что после совершеннолетия мой мальчик останется бездомным! Это зеркало не волшебное, но проклятое, и несёт в себе частицу тьмы. Но если завещание Регины Вако окажется буквальным: дом обрушится на головы тех, кто попытается убрать его?

На лице Кристины было написано недоумение и неверие, когда она уходила. Она заметила, что Мира, провожая её, шла так, чтобы ни в коем случае не отразиться в открытом зеркале. Проводив девушку, Мира спешно кликнула слуг и приказала водрузить картину на место. Но это оказалось невозможно: рама была сломана.


Следующие две недели, пока новая рама ехала из Доны, Мира проходила холл, теснясь к правой стене, чтобы не отразиться случайно в зеркале. Она более не была хозяйкой старого дома. Призрак властной прабабки виделся ей то тут, то там. И, исцелённая, она вновь ощущала печать проклятия carere morte на себе. Вновь её терзали образы убитых, и из любого зеркала на Миру смотрели пустые глаза вампирши. Холод распространялся из холла по всему дому, заползал под одежду, под кожу… в душу. Вспоминалось и недавнее, ещё более страшное. Не раз и не два Мира просыпалась с криком. Ей являлся Дэви, всесильный бог во главе армии таких же страшных, могущественных созданий…

Ужаснее всего были её слабость, нездоровье и старость! Мира понимала, что может не успеть разгадать все новые загадки. Нет, она не может уйти, не разделавшись с Дэви, не убедившись, что для Бездны закрыты все старые двери! Но сколько времени осталось в запасе — пятнадцать лет… десять… пять?

В ноябре Мире исполнилось пятьдесят семь лет, а к февралю она и выглядела на этот возраст. Старение шло стремительно: каждую неделю она теряла по году от своей сомнительной вампирской молодости, пока внешность не сровнялась с настоящим возрастом. Быстро ухудшались зрение, слух, а от бессонных ночей у кроватки младенца постоянно болела голова. И вот, она уже не могла думать, размышлять над новыми проблемами, требующими немедленных её действий. Мира могла только тревожиться и непрестанно трястись от страха. Она тихо стонала, не умея проснуться от новых-старых кошмаров.

В последнюю ночь февраля Мира не спала. Донат опять заходился в крике, и неясно было, что беспокоит малыша. Мира кружила по комнате с ним на руках, качала, иногда пыталась напевать, но её голос был слаб, едва слышен. За окнами было тихо. Там пасмурное, низкое небо зацепилось за шпили и прорвалось. Снег валил большими хлопьями. Возможно, последний снег этой зимы… Снежинки ударялись о тротуар и разбивались на мельчайшие белые зёрнышки — едва заметные глазом точки. Они катились дальше, подгоняемые ветром, таяли, наконец, исчезали совсем.

Странно, но Мира не почувствовала, как задрожала защита дома, когда её пересек carere morte, хотя обычно хозяйка бывала предупреждена о таком визите. Значит, этот вампир пришёл не со злыми намерениями? В окно детской была видна летняя терраса, и Мира следила краем глаза за падением снежинок на неё. Она не пропустила момент, когда из темноты улицы на террасу скользнула быстрая крылатая тень.

Мира осталась в детской. Она потянулась к шнурку, ведшему к колокольчику в комнате слуг. И кухарка, и гувернантка, и садовник были обучены борьбе с вампирами и должны были явиться по первому пронзительному зову этого колокольчика. Но рука бывшей вампирши замерла, потом опустилась: она узнала пришедшего, и этот гость, вернее, гостья, действительно, никогда не причиняла Мире зла. Всё же бывшая вампирша не захотела оставаться безоружной. Не спуская сына с рук, она достала кинжал из кармана домашнего платья и подвинулась ближе к столу, где в ящике лежал заряженный арбалет.

Дверь детской шевельнулась. Вампирша стояла в коридоре, но не решалась войти. Донат, затихший было, снова заревел, да так громко и отчаянно, что Мира машинально опять начала укачивать его. Она закружилась с ним по комнате, оставив наблюдение за дверью.

"Ну, успокойся, маленький! — шептала она. — Что тебе нужно?"

Дверь отворилась, вампирша застыла на пороге статуей. Через мгновение Мира обернулась.

— Кларисса! — позвала она. — Входи. Ты знаешь, все эти годы я ждала тебя… однажды.

Кларисса не шелохнулась. Серое платье старинного покроя подчёркивало неестественную бледность бессмертной. Длинные тёмные волосы были распущены по плечам, в больных, слезящихся глазах отражалась одна картинка: женщина с младенцем на руках. Миру вздрогнула от этого пристального безумного взгляда.

— Как видишь, подруга, я теперь смертная и мать. И — глава охотников! Так что, если ты затеяла нападение…

Кларисса не отозвалась, она словно и не слышала ничего. Взгляд вампирши метался по фигуре женщины с ребёнком, но этот взгляд не был голодным. Миру больше пугало молчание подруги.

— Отвечай, зачем пришла, — резковато потребовала она. Кларисса моргнула и взглянула теперь Мире в глаза. Она немного пришла в себя.

— Это твоё дитя? — хрипло спросила она.

— Да.

Вампирская пророчица шагнула в комнату. Мира инстинктивно отступила к окну, сжала покрепче кинжал.

— Я вижу, ты пришла не для злого дела, подруга. Но если ты не объяснишь, что значат все эти странные взгляды, я кликну своих охотников.

Кларисса качнулась вперёд, но на ногах устояла.

— Это мальчик? Скажи мне! Сколько ему месяцев?

— Мальчик, — прошептала Мира. — Ему полгода.

— Ах!

Донат затих и с неожиданным любопытством воззрился на гостью.

— Он светленький, как ты, но какие у него тёмные глаза! — нежно пропела вампирша. Серые глаза Клариссы заволакивал привычный туман, взгляд утрачивал пристальность. — Тёмные! Прости за сравнение, совсем как у Владыки вампиров…

— Как у его отца, — Мира поглядела неприязненно. — И не смей упоминать при мне Дэви.

— Я попросила прощения! — вампирша скользнула ближе и остановилась в двух шагах от Миры. Она всё глядела на младенца, и Донат внимательно и серьёзно следил за ней. — Дай мне его подержать! — неожиданно взмолилась Пророчица.

Мира на всякий случай прижала ребёнка к себе покрепче:

— Нет.

— У меня тоже был сын, — словно оправдываясь, прошептала Кларисса. — Ему было полгода. Темноглазый…

— Я не знала, — Мира отступила ещё на шаг. — Но своего ребёнка в руки carere morte я всё равно не дам. Прости.

Кларисса застыла, опустив руки. Тогда Мира, пожалев её, дружески улыбнулась и звонко начала:

— Все, знакомые с особенностями carere morte, начинают с вопроса, как я ухитрилась выносить сына, будучи вампиршей… Ты была оригинальней. Уже знаешь мою историю?

— Я не занимаюсь сбором сплетен, я говорю лишь то, что вижу сама. Ты ближе к смертным, чем к carere morte, твоё тело давно было готово к тому, чтобы выносить ребёнка. И пусть слияние клеток смертного и бессмертной невозможно; обретший силу Дар сделал возможным всё невозможное, и это в том числе. Так ты забеременела. Ты понесла и от смертного, и от Дара. Но проклятие carere morte сильно, и первые месяцы твой ребёнок был проклят, как и ты.

Мира прерывисто вздохнула.

— Я корю себя за это, — глухо сказала она. — Как ты считаешь, Пророчица, эти пять месяцев, что он был carere morte, ещё в моем теле… они по-прежнему отражаются на нём или исцеление их стёрло?

— Это ничем не стереть! — грозно возгласила вампирша, и Мира поникла. Слёзы закапали из её глаз на кружевное платьице сына.

— Но я утешу тебя: твой сын силён, — немного погодя добавила Кларисса, и Мира вскинула голову, внимая её словам. — Он успешно борется с тёмной меткой. Может быть, однажды она поблёкнет так, что её не увижу даже я.

— А сейчас она черна?

— Не так, как твоя. Не плачь! Метки исцелённых вампиров — это их память, твоя память — годы, его — дни.

— Но он будет помнить Бездну всегда…

— Да. Даже, когда Её больше не будет в мире.

Мира долго молчала. В тишине неслышно догорели свечи, и комната погрузилась в ночной мрак. Малыш отыскал мамину грудь и скоро, наевшись, сладко посапывал. Мира устроилась в кресле-качалке с ним на руках, откинула голову на спинку и устало закрыла глаза.

— Беспокойный малыш, — заметила Кларисса. — Совсем как мой…

— Что с ним стало?

— Его воспитали чужие люди.

Мира печально вздохнула:

— Моего ждёт то же. Его отец погиб, я быстро старею. Сколько лет мне осталось, Пророчица?

Вампирша приблизилась, ласково коснулась её щеки, и теперь Мира не отстранилась.

— Старость облагородила твой облик, она не уродует — возвышает тебя. Не она тебя погубит… Но я не могу назвать точную дату.

Мира улыбнулась:

— Я все не могу привыкнуть к спокойной, радостной жизни простой смертной.

— И не привыкай. Просто отдыхай. Это только лишь краткая передышка перед новой битвой.

— Ты нарочно пришла меня растроить!

— Ты не хуже меня знаешь, что история carere morte еще не кончена. Я же пришла, потому что почувствовала, что узнаю нечто очень важное для себя. И я узнала, что наш с Дэви род не угас. Благодарю, тебя, Мира, — Кларисса склонилась над кроваткой. — Донат, дарованный… Не тревожься о нём. Он — дитя большой любви, и любовь будет хранить его всегда, и когда ты уйдёшь… Прощай, подруга, — вампирша обернулась, коротко сжала руку Миры в своих холодных ладонях и скользнула к двери. — Я буду оберегать вас, сколько смогу. До скончания нашего мира, а час этот уже недалёк…

— Подожди! — зашипела оторопевшая подруга. — Что там про "ваш с Дэви род"?!

Пророчица не отозвалась. В окно детской Мира видела, как тонкая чёрная тень пересекла террасу и, расправив крылья, ринулась в ночь. На пустую террасу вновь швырнуло горсть снежинок — бах! — и их уж нет, белую пыль уносит ветер…


После этой беседы Мира неожиданно успокоилась. Туманные слова Пророчицы сначала подстегнули её тревогу и страх, но Мира поняла: она или сдастся им и сойдёт с ума, или будет учиться жить с ними. Она выбрала второе.

Ясным днём в середине мая после очередной лекции Кристина опять надолго остановилась перед зеркалом в холле.

— Последний раз в него смотришься, — заметила Мира. Она была одета для прогулки, в нарядное тёмно-синее платье с белоснежным воротником и манжетами. Донат у неё на руках был в платье из тех же тканей.

— Вы решились снять зеркало? А если рухнет дом?

— Оказывается, это маловероятно. Я советовалась со строителями, делавшими тут ремонт прошлым летом. Они сказали, за зеркалом есть небольшое пустое пространство — и всё. Та стена не несущая. Скорее всего, за зеркалом действительно какое-то хранилище.

— А если… если там какое-нибудь чудовище?!

— Разве что, вампирская кукла. А с ней легко справится даже новичок. Но я думаю, тайник хранит лишь тайную информацию. И, может быть… — Мира нахмурилась.

— Что?

— Моя прабабка была голосом Бездны. После её смерти ходили слухи, что она весь свой род отдала в служители Госпожи. Может, за зеркалом место этого ритуала: знаки, символы…

— Разве человек не сам выбирает судьбу?

— Вако делают свой выбор, из поколения в поколение оставляя на месте зеркало. Пора оборвать эту цепь.

— Но вы лишитесь дома!

— До совершеннолетия Доната — нет. Не хочу, чтобы мой сын когда-нибудь смотрел в зеркало Регины Вако.

Кристина не выглядела убеждённой. Мира усмехнулась:

— Не ты ли в конце зимы призывала меня снять зеркало?

— Я за вас боюсь! Вы же сами будете его снимать, да?

Мира взглянула на Доната, теребившего её локон и глухо сказала:

— Да. Это бремя хозяйки.

— А Винсент?

— Он Линтер, а не Вако. И у него достаточно дел в столице.

— Вы даже не написали ему!

— Не написала. И тебя попрошу ему ничего не сообщать… пока, — она подмигнула охотнице и улыбнулась, но Кристина почувствовала фальшь этой улыбки.

— Можно, я с вами? — тихо попросила она, но Мира отрубила:

— Нет.

Они вышли на залитую весенним солнцем улицу. Кристина отправилась к Феликсу и Джезабел, а Мира, погуляв с малышом по саду, перешла улицу и оказалась у дома Меренсов. Он, как и дом Вако, был кардинским оплотом Ордена, и его единственная хозяйка встретила Миру радушно. Мира усмехалась про себя, когда они шли в гостиную. Два дома через дорогу, в обоих — рано постаревшие одинокие хозяйки. И даже — обе когда-то были влюблены в одного человека… просто дома-близнецы!

Охотницы обсудили грядущий большой рейд в северные земли. Потом Мира поднялась:

— Пожалуй, к вечеру похолодает. Сбегаю за курточкой для Доната. Побудешь с ним? Я быстро.

— Конечно, — холодновато отозвалась Дара, но Мира расслышала в этом тоне нежность и улыбнулась:

— Я скоро вернусь.

Она склонилась над малышом, игравшим на ковре, быстро поцеловала его в лобик, в светлые кудряшки, и выпрямилась:

— Ты внимательно смотри за ним, Дара!

— Не беспокойся.

Мира покинула дом Меренсов и, перебежав улицу, оказалась в своём саду. Садовника, трудившегося на клумбе с будущими лилиями, она не стала окликать, поднялась по ступеням и отворила дверь. Главной причиной её внезапного бегства домой была, конечно же, не курточка. Сегодня Мира решила избавиться от тайны Регины Вако.

Перед мысленным взором Миры мелькали лица родственников, убитых по вине проклятия carere morte, что тенью стояло над старым домом: отец, брат, сестра… Может быть, сегодня она станет новым звеном этой цепи, но — последним звеном! Довольно! Лучше, пусть этот дом не принадлежит никому!

Мира почувствовала себя сильной. Сильнее страшной прабабки. Эта эмоция согрела её. Она уверенно ступила в холл, но здесь скоро остановилась.

Зеркало не блестело привычно в дальнем конце холла. На его месте была глубокая ниша в человеческий рост: бездонная яма, колодец пустоты.

"Кто здесь был?" — неприятно заныло сердце, задрожали ноги. Мира бросилась вперёд, иногда хватаясь за стену, чтобы отдышаться. Чёрная яма на месте зеркала притягивала.

Темнота шевельнулась. Человек выступил из ниши, махнул Мире рукой. Это была девушка с задорными короткими рыжими кудряшками… Кристина?

— Так-так. Решила украсть мои лавры?

— Простите! Я подумала, вам ни к чему подвергать свою жизнь риску и… Дверь дома была открыта. Я сказала гувернантке, что забыла тетрадь, а сама… — Кристина снова махнула рукой и чихнула.

Мира поискала убранное зеркало взглядом и скоро нашла. Оно было прислонено зеркальной стороной к стене. Узкое, длинное, пыльное… более не опасное. Тогда она перевела взгляд на нишу. За зеркалом была потайная дверь. Старая, трухлявая… — Кристина легко выломала её.

— Необычные вещи происходили?

— Нет, ничего. Хотя я, на всякий случай, держала арбалет заряженным.

В нише за зеркалом было несколько обычных деревяных полок с пыльными бумагами. Более ничего.

За полками спуск в подвал, — сообщила Кристина. — Обычная лестница. И все, — в голосе слышалось разочарование.

С одной из полок Мира дрогнувшей рукой сняла скрученный пергамент. Развернула его и чихнула от пыли, поднятой этим небольшим движением. На пергаменте были старинные символы, начертанные кровью.

— Так и думала! — прошипела Мира и разорвала пергамент в клочья. — Старая ведьма! Старая ведьма!

— А что это…

— Это было её проклятие для потомков! — Мира присела и принялась подбирать кусочки пергамента, — Нужно их сжечь, немедленно! С-старая ведьма!

— Расскажите о ней?

Мира поморщилась:

— Ведьма, вампирша, мужеубийца. И это — лишь начало. Она была голосом Бездны и захватила бы у Дэви власть, не убей её раньше кардинцы. Её боялся весь север. Всё, пожалуй. Никогда не интересовалась её персоной.

— Почему?

Мира вздохнула:

— Мне казалось, я очень похожа на неё. Не хотела читать свою судьбу.

Кристина кивнула, серые глаза блестели непонятной тревогой. Охотница продолжила осмотр полок.

— Здесь есть кое-что ещё, — скоро проговорила она. — Посмотрите.

Руки Миры были заняты кусочками пергамента, потому она не дотронулась до странного предмета, который держала Кристина. Это была пыльная шкатулка тёмного дерева. Кристина открыла её, и внутри обе дамы увидели механизм — барабанчик с возвышениями-точками и туго натянутые тонкие струнки.

— Музыкальная шкатулка! — прошептала Кристина. — Смотрите, тут и ключик есть. Я заведу?

— Ни в коем случае! Не трогай её лишний раз. Отнеси в мой кабинет.

Мира ликовала и чувствовала ликование дома, избавившегося от груза проклятия. Почему она не замечала раньше, какое это может быть светлое, радостное жилище? Никто не видел этого, словно разбитое зеркало в холле каким-то образом искажало облик всего дома.

— Проклятая старая ведьма! — прошептала она, гляда на кусочки пергамента в руках. — Запечатать проклятие, чтобы никто из потомков не видел его, но все бы росли в его вони! Каким же извращённым должен быть ум… — Мира осеклась. Догадка поразила её, как стрела навылет. Она замерла, боясь вздохнуть.

— Что с вами? — встревоженно спросила Кристина.

— Кажется, я поняла, что собирается делать Владыка вампиров!

Мира добежала до гостиной, выбросила разорванный пергамент в камин и, обтёрла руки о юбку, будто бумага с проклятием запачкала их. Кристина, немного напуганная, последовала за дамой, но остановилась на пороге.

— Что вы поняли?

— Дэви будет стремиться разделаться с Мактой! Старейшего мы вряд ли защитим, но кое-что защитить способны…

— Кое-что?

— Кое-кого! Лира Диос от дома Калькаров ушла с Ульриком, так?

— Да. С тех пор её не могут найти. Может, Палач её убил?

— Было бы жаль! Позови Гесси. Мы сейчас же отправляемся к Корвусам. Только разберусь с прабабкиным безумием…

Мира возвратилась в гостиную и разожгла камин. Скоро дым от сгорающего пергамента поплыл в трубу, унося с собой остатки проклятия Регины Вако.

Глава 28 Лилиана

С того утра, когда Ульрик стал, пусть ненадолго, марионеткой Макты, боль была постоянной спутницей Палача. Болела не голова, не старые раны, а словно кожа стала вдруг чрезвычайно чувствительной к любым колебаниям воздуха и от малейшего ветерка наливалась болью. Движения, прикосновения стали сущим мучением, но Ульрик продолжал свою работу. А её со взятием "Тени Стража" прибавилось. Carere morte бежали прочь из Карды, и Палач, временно присоединившись к охотникам, искал их дневные убежища. На короткое время Ульрик снова стал охотником, нерассуждающим исполнителем. Через две недели горячка кончилась: кое-кто успел удрать, но большинство бессмертных были убиты. Карда была чиста от вампиров. Отряды охотников занялись очисткой северных земель, но в многодневные походы Ульрик с ними уже не пошёл. Была одна дама, требовавшая его неусыпного контроля.

Лира Диос вела себя тихо. Она была послушна и спокойна, совсем как в ночь Бала Карды, когда убеждала охотника пропустить её к Избранной, и, как тогда, было в её спокойствии что-то зловещее. Ульрик, конечно, перевёл её из подвала в чистую комнату на верхнем этаже. Назвав Лиру своей пленницей, он и не помышлял запереть её в клетке или оставить в тёмном подвале. Комната, одна из двух жилых комнат третьего этажа, была тёплой и светлой. Там была кровать, шкаф для платьев, бюро, полки с книгами. Было большое зеркало на стене, которое Ульрик специально перенёс из комнаты баронессы. И, может быть, эта комната не совсем подходила для дамы — и мебель была грубоватой и некрасивой, и шкаф маловат для пышных нарядов, но, во всяком случае, она была просторной и чистой. Раз в день Ульрик запирал все комнаты на этажах и позволял пленнице пройти в ванную комнату. Сам он на это время вставал у двери главного входа.

Лира терпела, и успокоенный Палач занялся определением Низших, оставшихся в Карде. Со смертью Владыки вампиров они притихли и сидели по своим убежищам. На ближайшие десять лет о них можно было б забыть… но Ульрик так не мог. Он не мог быть спокоен, пока в округе есть хоть один подлый carere morte! И он искал убежища Низших. Подобное, обычно, бывало доступно только опытным, старым охотникам, и даже им требовался зрительный контакт с предполагаемым Низшим, чтобы убедиться в его принадлежности к вампирам, а Палач вовсе не смотрел своим жертвам в глаза. Чутьё маниака развилось настолько, что ему просто становилось дурно в присутствии лишённых смерти. На кожу будто лили кипяток! И Ульрик, следуя за своей болью, входил в дом вампира и убивал хозяина. И — вот странно! — он ожидал, что непременно ошибётся хоть раз и убьёт смертного вместо вампира, но нет — все его жертвы были, действительно, Низшими.

С убитыми он поступал так же, как раньше: отрубал голову и уносил с собой, тело оставлял. Он ожидал, что охотники будут препятствовать ему, но те, похоже, были только рады помощи Палача.

И вновь из самой большой трубы дома Корвуса по ночам шёл дым… А Ульрик сидел в подвале, но уже не следил, как в огне съёживаются головы carere morte. Он прислонялся спиной к стене, закрывал глаза и замирал, качаясь на волнах боли. Кто покарал ею Палача? Может быть, по его вине сгоревшая в доме Калькаров Избранная?

В одну такую ночь дверь подвала скрипнула и отворилась. Ульрик обернулся, почему-то вовсе не удивлённый. Девушка в белом платье стояла на пороге.

— Я видела дым из трубы уже несколько раз за время, что я здесь, — хрипло сказала Лира.

— Это вас не касается. Как вы покинули комнату?

— Ты плохой тюремщик, — она улыбнулась одними губами, глаза были серьёзными. — Ты вообще не тюремщик… Я могла бы уйти раньше, но оставалась с тобой, терпела все эти унижения, потому что надеялась: со мной ты не вернёшься к маске Палача. А ты… Так что я ухожу, — она развернулась и начала подниматься по лестнице из подвала. Белое платье заструилось вверх по ступеням. Ульрик догнал пленницу у верхней двери, схватил под локоть:

— Никуда ты не пойдёшь!

— Если ты применишь силу, я признаю тебя своим тюремщиком и все силы приложу, чтобы освободиться, не погнушаюсь убийством. Если отпустишь — останешься для меня Ульриком, чьей гостьей я была почти месяц. Это твой выбор, — холодно, ровно. Зелёные глаза девушки были тусклы. Они были полны разочарованием… Никакого страха перед Палачом! Неготовый к такому повороту событий, Ульрик выпустил руку Лиры. Девушка толкнула дверь и вышла. Мгновение она постояла на пороге, с наслаждением вдыхая воздух тёплой летней ночи, потом медленно пошла по садовой дорожке к воротам. Звёзды блестели в небе, зелёными драгоценными камнями рассыпались в траве светлячки. Лунный свет серебром разлился по длинному платью девушки, а волосы Лиры, пламенем вспыхивающие в свете солнца, сейчас словно потухли — серый пепел. Ульрик ждал, что она обернётся, но Лира не обернулась, даже когда коснулась замка ворот.

— Отвори, — глухо попросила она. И, не поворачиваясь, ждала, пока он подойдёт. Ульрик остановился у ворот. Он вертел ключ в пальцах, не доставая из кармана. Он неожиданно разволновался, так что даже боль — проклятие Избранной, перестала терзать.

— Леди Диос, подождите. Не уходите.

Она по-прежнему не поднимала взгляда.

— Вы назвали себя моей гостьей? Я согласен. Вы — моя гостья, и отныне я сделаю всё, чтобы вам понравилось у меня в гостях.

— А Палач?

— Если вы хотите быть гостьей Ульрика, вы будете гостьей только Ульрика, — выдохнул он, и понял, что давно мечтал сказать эти слова.

С этой поры Лира стала его гостьей. Никакие двери перед ней больше не запирались, но девушка подолгу не выходила из своей комнаты. Как-то Ульрик заглянул, и увидел, что она сидит за столом и лихорадочно исписывает один лист за другим.

— Что вы пишете? — полюпопытствовал он. Гостья ответила неожиданно резко:

— Не ваше дело!

— …Мемуары?

Он зашёл в комнату, взял один заполненный лист. Текст состоял из простых по начертанию, но совершенно непонятных символов, кое-где связанных предлогами, стрелочками, вопросительными и восклицательными знаками.

— Что это? Что за значки?

Лира моргнула и теперь будто смешалась, опустила зелёные ведьминские глаза:

— Это… это особый язык. Язык алхимических символов. Его придумал Атер.

"Опять создатель Первого вампира! Почему она так интересуется этим безумцем?!"

— Мне не нужно проклятое письмо Атера в моём доме. Прекратите вести эти записи, леди Диос. Я сожгу их, — твёрдо сказал Ульрик и, забрав записи Лиры со стола, повернулся с ними к двери. Лира следила за ним одними глазами, не двигаясь.

— Если ты сожжёшь их, я… я что-нибудь сделаю с собой! — её голос возвысился, в нём зазвенели истерические нотки. — Положи записи обратно! Немедленно!

Он замер, напуганный неожиданной истерикой. Внезапный переход от светлого ангела к озлобленной фурии ошеломил его:

— Зачем они вам? Объясните!

— Не твоё дело! Положи на место!

Недавняя пленница смеет диктовать ему условия! Но Ульрик подчинился. Он положил листы на край бюро и ретировался, недовольный и гадающий: кто же у кого находится в гостях?


Он даже запер дверь дома, будто Лира всё ещё была его пленницей. Повозка охотника выехала на улицу Виндекса. Здесь Ульрик почувствовал нечто необычное этим утром. Похоже, Карду посетил сильный Высший вампир: не юнец-дикарь, не молодой, набирающийся опыта, нет — это был кто-то из старших. Кто-то из свиты Дэви. Кожу охотника обдавало жаром от близкого присутствия бессмертного.

Он дал Лире обещание не надевать маску Палача, и всё ещё был намерен его держать. С сильным Высшим вампиром расправится охотник Ульрик. Он захватил всё необходимое снаряжение и воду из Источника, и поклялся довести дело до ритуала.

Скоро он достиг убежища carere morte. Это был последний дом по Карнавальной улице, когда-то красивый и богатый но, определённо, давно оставленный. Насколько помнил Ульрик, прежде он принадлежал фамилии Митто. На подъездной аллее стоял большой грузовой экипаж — в дом после долгого периода заброшенности кто-то собирался въезжать. Переноской мебели руководила невысокая дама в закрытом, несмотря на тёплый, почти летний день, платье и шляпке с густой вуалью — carere morte! Мебель была любопытна: здесь были как обыкновенные столы, стулья, шкафы, так и непонятные полки, ящики, физические приборы, коробки — всё это может быть предназначено для учебного класса или лаборатории, но никак не для богатого особняка старой знати!

Приглядеться как следует Ульрик не успел. Боль от близости carere morte усилилась. Тысячи тупых иголок проникли под кожу и рвали её, отдирая от мяса клочьями. Он хлестнул лошадь, не подождав, когда волнаболи схлынет, и от небольшого усилия едва не потерял сознание. Хорошо, что животное было послушно. Фургон проехал немного дальше и остановился.

Ульрик забрал кинжал, меч и арбалет с тремя стрелами и прокрался к дому Митто. Переноска мебели была завершена, хозяйка распоряжалась её расстановкой в доме. Объявился и хозяин: худощавый мужчина лет тридцати, гладко выбритый, с длинными, ниже плеч светлыми волосами, забранными в хвост чёрной лентой. Он, как и дама под вуалью, избегал выходить на солнце. Ульрик не успел разглядеть его лица, но, возможно, это был Адам Митто, правая рука Дэви.

"Отличная добыча!" — он сжал рукоять меча покрепче. А боль тем временем охватила всё тело, стала второй одеждой, второй кожей… Скорее разделаться с carere morte — и домой! Лечь в ванну… — только в тёплой воде боль ненадолго отступала.

Ждать пришлось долго. Лишь в сумерках грузовой экипаж выехал за ворота. В доме остались вампиры и несколько смертных. Они перешли из холла в комнату, предназначенную для лаборатории, и о чём-то заспорили там. Ульрик, пробравшийся в холл и нашедший удобную наблюдательную позицию под лестницей на верхний этаж, занялся подслушиванием. В речи спорщиков часто повторялись странные сочетания: "искусственное проклятие", "волновое излучение Дара"… "Суть вампиризма записана в наших клетках, как в книге, если б прочитать эти письмена!" — восклицал кто-то из смертных. Ульрик подумал, что обсуждаемое здесь отчасти похоже на те странные идеи, что роятся в голове Лиры Диос… но спор окончился. Смертные распрощались с вампирами и покинули дом. Ульрик проверил арбалет — не обычный, охотничий, редкий — многозарядный, удобный для охоты таких одиночек, как он. Потом повязал платок на лицо и приготовился. Как долго он ждал этого момента!

Вампиры заливались хохотом в гостиной, и пора было оборвать этот смех. Ульрик вышел из засады и двинулся к гостиной, оставаясь в тени, держа наготове арбалет. Тяжелый стальной меч оттягивал пояс слева. В эти мгновения юноша почти не ощущал боли, хотя carere morte были близко, так близко! Охотничий азарт заместил все иные ощущения, словно он весь помещался на острие первой стрелы, заряженной в арбалет.

Мужчина сидел в кресле спиной к Ульрику. Охотнику была видна одна его рука — правая, небрежно, изящно поигрывающая полупустым бокалом с кровью. Дама, оказавшаяся миловидной блондинкой, присев на корточки, грела холодные руки у нежаркого разгорающегося пламени и щебетала без умолку. Они казались беззаботными, как дети. Палач был уверен, что carere morte не окажут ему сопротивления, но обманулся: умудрённые многолетним опытом бессмертные ждали нападения!

Они ждали нападения… Поэтому первая стрела Ульрика прошла мимо цели — шеи вампирши. Дама рванулась в сторону, и стрела вонзилась в каминную полку. Но того, что арбалет охотника окажется многозарядным, вампирша не ожидала. Она помедлила с превращением — тень только начала охватывать её тело, когда вторая стрела, выпущенная охотником, вонзилась ей точно в глотку. Вампирша захрипела и грохнулась навзничь, не преобразившись. Ульрику почудилось движение за спиной, он развернулся к противнику-мужчине, одновременно уходя с линии удара. Но в спину ему всё же вонзилось что-то тяжелое, сильно рвануло кожу. Кажется, глубоко… Охотник перебросил арбалет в левую руку, взметнул меч и следующий удар вампира принял на лезвие. Адам Митто — это был, несомненно, он, — оказывается, успел вооружиться кочергой для перемешивания углей в камине.

— Где же ваша хвалёная защита, господин Палач? — ехидно заметил он. — Вашу боль мы ощутили прежде вашего появления. Или слухи врут, вы не бывший охотник? Тогда будет ещё проще… — говоря это, он легко парировал удар за ударом и ухитрился выбить у охотника арбалет.

Вампир лгал: защита ещё сопровождала Ульрика. Она предупредила его о первом ударе вампира, она помогала отражать удары бессмертного. Впрочем, охотник полагал, противник сражается вполсилы. Что это? Спортивный интерес или желание узнать врага лучше, чтобы точно нанести единственный смертельный удар? Пока Ульрик отступал. Один раз он поскользнулся в собственной крови и едва успел отвести удар.

Боль, усиливающаяся от близости carere morte, была сильна, но не так, как он ожидал. Неожиданно помогла рана на спине — боль в разодранных мышцах отвлекала от другой боли… Плохо то, что Ульрик не умел притворяться лишённым защиты! Его щит был крепким, но совершенно негибким.

Яростно сражаясь, они отступали всё дальше от яркого цветка-камина в темноту. Вампир оказался отличным фехтовальщиком, и Ульрику приходилось нелегко. Он оставил попытки нападений и ушёл в оборону. Здесь его пока спасала защита.

Удар — отражение. Удар — уход в сторону. С кочерги осыпалась окалина при каждом соприкосновении оружия. Противники молчали. Оба ждали, что другой даст слабину. Ульрик тихонько укреплял свой щит, чтобы ударить вампира по-настоящему, и скоро ему улыбнулась удача. Митто то и дело искал глазами подругу — та отползла от камина в тень и порой глухо стонала. Когда вампир в очередной раз скосил глаза, Ульрик отбросил ненависть к Ордену и, пробормотав первую строчку посвящения охотника, ударил. И защита наконец-то сработала в полную силу: шестым чувством он отыскал брешь в защите вампира. Меч вошёл бессмертному в левый бок, краем лезвия достал сердце. Охотник рванул оружие на себя, и из страшной раны хлынула чёрная кровь. Ульрик размахнулся для нового удара, от которого голова упавшего на колени вампира должна была скатиться с плеч, но какая-то бестия накинулась на охотника со спины, визжа, вцепилась в плечи. Он схватил её за тонкие запястья, отшвырнул. Это была вампирша.

Настоящая фурия! Едва поднявшись, она бросилась снова, и защита отшвырнула её. И снова, и снова… Она видела, что силы раненого иссякают, и не отступала, хотя при третьем броске наткнулась на меч. Но Ульрик не сумел добить её. Броски вампирши, близость её холодного тела разбудили ту, странную, страшную боль. И он уже не мог сражаться. Он едва мог двигаться.

Вампирша изготовилась для нового броска. Охотник слабеющей рукой сжал меч. Страшный удар обрушился сзади на голову, и Ульрик провалился в темноту.


— …Странно. Я дал ему столько крови, а он никак не очнётся, — тихий мужской голос, слова произносил с усилием.

— Это потому, что он охотник? — женский, тонкий.

— Я обращал охотников! Но такое впервые…

Ульрик очнулся в мучительной боли. Она разливалась по телу и усиливалась с каждым ударом сердца, превратившегося в главный её узел. Кожа больше не была чувствительной, наоборот, тело онемело, охотник не чувствовал его. Боль теперь была внутри, словно в его жилы закачали яд… Яд проклятия carere morte!

Ульрик дернулся, но сильные холодные руки опять придавили его к полу. Он был слишком слаб, чтобы сопротивляться. Рану на спине вампир зажимал ладонью, и онемение и боль распространялись оттуда.

— Не дёргайтесь, господин Палач, — спокойно сказал вампир. — Очнулись? Отлично, значит, всё-таки моя кровь на вас действует.

Его перевернули. Ульрик увидел двух склонившихся над ним вампиров, Адама и Хелену. Увидел без чар, как всегда: болезненными и страшными. Это воодушевило охотника.

— Принёсшего клятву Ордену невозможно обратить вампиром, — процедил он.

— А сколько раз ты нарушил эту клятву? — вампир тонко усмехнулся. — Твой дух искалечен и скоро будет побеждён плотью. Ты обратишься и станешь тем, кого ненавидишь более всего на свете. Думаю, это будет достаточной платой за все твои зверства, Палач!

Ульрик хотел было ответить, но вампир зажал ему рот окровавленной ладонью. Грязная кровь carere morte потекла в горло. Он закашлялся, но всё-таки проглотил несколько капель, и эти капли вдруг показались божественным эликсиром. Он сам припал к ладони вампира, принялся жадно пить… С каждым глотком боль отступала. Холод разливался по жилам и этот холод не пугал, он не нёс смерти. Он был — частица вечности, что давно принадлежала Ульрику, и сейчас он брал своё по праву.

Вампир испугался. Теперь он пытался вырвать руку. Наконец с помощью подруги ему это удалось.

— Ненасытный! — свистяще выдохнул Митто, с ужасом глядя на Ульрика. — Ты меня чуть не убил. Чёрт возьми, кто ты?!

— Выдадим его властям? — предложила подруга.

— Веселее указать его охотникам в качестве добычи. Но, я думаю, он сам сведёт счёты с жизнью, не так ли, господин Палач?

Ульрик попробовал говорить, но не сумел даже пошевелить языком. Неведомый холод сковал всё тело, заморозил и мысли, и чувства. Он лежал безвольный, больше марионетка, чем человек, и ждал, когда пройдёт этот холод. И уже знал, что, когда холод пройдёт, он поднимется иным существом.

"И останется пройти только несколько шагов, рассветному солнцу навстречу".

У Митто были другие планы в отношении охотника. Вампир перенёс Ульрика к его фургону, усадил на козлы, будто куклу, и прикрикнул налошадь:

— Пошла!

Животному достаточно было вида carere morte. Фургон тронулся с места. Ульрик сумел повернуть голову и встретился взглядом с Митто.

— Если понравится быть carere morte, милости прошу к нам на ужин. Если нет — серебряного кинжала в сердце новообращённому будет достаточно. Если ж вам каким-то образом удастся выжить, учтите, — Адам отогнул воротничок и показал полоску ошейника на шее, — мы мирные бессмертные под защитой охотников. Мы помогаем Вако в её многотрудном деле…

Он засмеялся и скрылся из виду. Вновь широким полотном побежала вниз улица Виндекса. Лошадь покорно тащила повозку хорошо знакомой дорогой, Ульрика же неудержимо клонило в сон. Последнее, что мелькнуло перед его слабеющим взором, — узкая лента реки и скалящийся месяц над ней.


Он пришёл в себя близ собственного дома. Лошадь тыкалась мордой в запертые ворота. Ночь шла к исходу. Холод больше не сковывал тело. Всего один кусок льда остался глубоко внутри. Возле сердца.

Мелодичное поскрипывание ворот не тревожило его слуха, но вот, раздался новый звук, и Ульрик вскинул голову. В окне гостиной показалась тонкая женская фигурка. Дама стучала в стекло, потом принялась дёргать раму. Она кричала что-то в темноту… Ему?

Ульрик вяло махнул Лире и спрыгнул с козел. Он долго рылся в карманах, отыскивая ключи от ворот. Новообращённый начинал чувствовать голод. Кусок льда возле сердца жёг всё сильнее. Чтобы растворить его, понадобится горячее питьё. Горячее, густое, алое…

Ульрик отворил ворота, завёл лошадь в конюшню, долго распрягал её, чистил. Всё с каким-то хмурым остервенением, понимая, что это начало череды прощаний. Потом он направился к дому. Оставалось сделать немногое: уничтожить всё, что могло бы людям рассказать о Палаче. Ульрик не хотел, чтобы образ маниака, рубящего головы без разбора, связывался в сознании кардинцев с домом барона Корвуса.

Лира подскочила к двери, едва он достал ключи.

— Что с тобой? — с тревогой спрашивала она через дверь. — Что случилось? Я звала, звала… Ты что, уснул в повозке? Или тебя ранили?!

— Обратили, — выговорил он, отворив дверь, и шагнул в холл. Лира тут же обхватила его за плечи:

— Ты весь в крови! Это… это твоя кровь?!

— И моя тоже, — сообщил Ульрик, излишне громко. Хотелось надрывно, долго кричать — чтобы как-то заглушить биение сердца девушки. Закрыть глаза, чтобы не видеть пульсацию тоненькой жилки на её шее…

— Кровь! — она всплеснула руками. — Ты опять охотился!

— Не как Палач. Митто возвратился в Карду.

— Ты что, пошёл драться с Адамом один? — Лира приблизилась, она брезгливо поглядывала на пятна крови на его одежде. — Нужно было сообщить охотникам!

Он усмехнулся:

— Пожалуй, действительно, нужно было просто им сообщить…

Он уже не слышал себя. Стук живого сердца рядом был всем миром. Вселенной.

— Я не расслышала, что ты сказал. Тебя…

— Обратили, — громко, но спокойно сказал охотник и широко раскинул руки. — Где ваш кинжал, леди Диос? Вы же прячете кинжал? Ударьте меня, пока не поздно.

Лира прищурилась. Ему показалось, на лице девушки мелькнула… усталость?

— Несчастный непризнанный актёр, — она вдруг зашлась в смехе. — Так Адам тебя обратил? Ничего страшного. Новообращённого можно исцелить, а я — лучший целитель в Ордене!

Ульрик отступил от двери и прислонился к косяку. Всё тело дрожало в ритме её сердца, эта пульсация разрывала новообращенного изнутри. Так вот, каков голод вампира!

— Уходите, леди Диос, — еле выдавил он. — Погостили — и довольно. Соберите всё, что нужно, и идите. Только посоветую, быстрее. Я уже плохо себя контролирую…

Он бесстыдно обшарил её юбку и выудил из потайного карманчика серебряный кинжал. Лира не препятствовала.

— Я видел, как вы его стащили из холла… — Ульрик слабо улыбнулся. Он направил кинжал себе в грудь, но Лира бросилась на колени перед креслом, успела перехватить его руки:

— Дурак, — просто сказала она. — Не смей.

Её лицо вдруг оказалось близко-близко, губы загадочно улыбались. Потом они осторожно прикоснулись ими к его губам. Чуть зашуршало платье… Лира подалась вперёд, порывисто обняла Ульрика за плечи, скоро её пальчики дотронулись до его скул, и заскользили дальше, зарылись в волосы. А губы были всё настойчивее… И он, наконец, ответил на поцелуй, потом скользнул губами ниже, по её шее. Волна крови прокатилась по венам девушки, отделённая тонкой плёночкой кожи от жадного рта вампира, и Ульрик вскочил из кресла, оттолкнув Лиру:

— Мне не нужно жить!

Её щёки раскраснелись, грудь бурно вздымалась. Волшебная картина, но он мог думать сейчас лишь о том, как удержать свой новый голод.

— Позволь, я попробую помочь! Я умею исцелять это! Ульрик!

Он сел обратно в кресло и закрыл лицо руками.


— Per signum crucis… — монотонно читала охотница над ним. Новообращённый лежал на кровати в комнате Лиры. Смешной тюремщик — в камере бывшей пленницы. Лихорадка перемежалась с оцепенением. Жаркий жгучий яд куда-то уходил из жил, и в них оставалась лишь ледяная пустота, от которой немело всё тело.

Лира была серьёзна и одухотворена. Она читала старую молитву снова и снова, и ни разу не запнулась, не сбилась. Её голос не ослаб. Будто девушка читала её перед этим тысячи раз… а, впрочем, может, так оно и было? Ульрик исподтишка любовался ей, когда лихорадка ослабевала. Ей, незнакомой. Ей, неизвестной ему. Сейчас это была сильная и уверенная в своей силе охотница. Идеал. Алетейя — неискажённая. Тот самый светлый образ, который рисовался Ульрику, когда он читал имя Диос в архивах Ордена.

Но жар вновь распространялся по телу, охотник смыкал веки и терял этот образ. Оставалась темнота, боль и растущее чувство голода. Частица тьмы у его сердца билась в такт биению сердца смертной. И новообращённый тянулся к ней, близкой, но недосягаемой первой жертве. Ощутить её кровь, её жизнь на языке, почувствовать волны её пульса, принять их, жить ими, когда её сердце затихнет…

— Per signum crucis![6] — тут же возвышала голос целительница. Она сейчас держала его душу в ладонях, все его порывы — злые ли, добрые, были ведомы ей. Она была поистине богиней. Капли целебной воды вновь разлетались над исцеляемым, все в солнечных искорках, и ложились на кожу холодными драгоценными камнями.

Лихорадка и голод истощали тело и спадали. Тогда новообращённый становился вместилищем пустоты. И в часы оцепенения осознание постепенно снисходило на него: этот холод, распространяющийся по телу, эта частица Бездны возле сердца — не чужды ни ему, ни миру. Они должны были быть естественной составляющий их тел, все должны были пользоваться этой силой, но хитрый Создатель сокрыл её от людей…

Чтобы они не стали равны Ему…

Чтобы они не познали Вечность…

Ульрик пробормотал это вслух, и Лира схватила его за руку:

— Что ты сказал? Повтори!

Он повторил — и она прижала к его губам распятие. Это прикосновение новообращённый ощутил, как ожог.

— Этой идеей заражаются все вампиры, наверное, она и лежит в основе вампиризма. Но она подменена! Неужели не видишь? То, что может дать тебе проклятие carere morte, и Бездна, вся Бездна — совершенно не равны! Возможности carere morte — это малая часть возможностей, даруемых истинной Бездной. Кроме того, вампиры скованы серебром и солнцем, а настоящие дети Бездны не должны быть скованы вообще ничем! Знаешь, кто дал мне это знание?

— Макта?

— Макта! Он научил меня, а я научу тебя. Вместе мы поймём, как овладеть всей силой Бездны! Только не поддавайся проклятию carere morte! Это участь раба, а я научу тебя, как стать богом.

— Богиня…

Но день прогорел, новые сумерки спустились на землю, а его снова мучила лихорадка.

— Лихорадка — это хорошо, — шептала Лира в перерывах между чтением "Крестного знамения". — Она означает, что твоё тело борется с проклятием. Нужно добиваться, чтобы периоды лихорадки длились дольше, а время оцепенения, когда твоё тело пожирается проклятием, наоборот, сокращалось. Но пока я не вижу положительных изменений… Ты слышишь меня?

— Да, да!

— Ты хочешь стать вампиром?

— Леди… Я по-прежнему сжимаю кинжал, чтобы, если голод прикажет мне броситься на вас…

— Тем не менее, пока у нас ничего не получается!

— Но вы исцеляли прежде…

Она горько усмехнулась:

— За минуты. Обычно, до развития лихорадки. Я сильный целитель, все говорили. Но сейчас я не могу ухватить нить, чтобы вывести тебя. Словно и нет этой нити… Ты очень странный, Ульрик!

— Митто сказал, меня искалечили убийства смертных.

— Я знаю, знаю! — её лицо сделалось злым.

На следующий день начался кризис. Приступы лихорадки стали краткими, но чрезвычайно бурными. Тело билось в судорогах. Сознание всё чаще оставляло юношу. Это были необычные обмороки — долгие погружения в пустоту, где единственным ясным ощущением был голод вампира. И, придя в себя, Ульрик каждый раз со страхом ожидал увидеть мёртвую обескровленную девушку на полу. Но Лира сидела у его постели, всё такая же красивая, несмотря на бессонную ночь, и всё такая же холодно-спокойная. Скорым речитативом она читала одну и ту же молитву, древние слова эхом отдавались у него в голове.

— Слова… Я понял! Это и есть… нить! — выдохнул он в полдень и вновь лишился чувств, на этот раз, надолго. Когда новообращенный очнулся, стояла глубокая ночь. Лира читала всё ту же молитву, но лихорадка уже не туманила разум. И холода, расползавшегося от сердца, больше не было.

Увидев, что больной открыл глаза, Лира улыбнулась:

— Вот и всё…

— Всё?! — с ужасом переспросил юноша: ему представилась могильная плита с его именем.

— Ты исцелён.

Он ощупал грудь, не веря. Кожа была тёплой, и сердце билось сильно, мерно.

— И рана на спине затянулась: полезная часть проклятия carere morte…

— Леди Лира, вы совершили чудо!

Она без обычной усмешки приняла эту лесть:

— Действительно, чудо! Я ещё не видела, чтобы заражение протекало столь стремительно и бурно, и так же быстро проходило без следа! Как будто за твою душу боролись две равные силы: светлая и тёмная.

— Но ведь так со всеми, — он взял её за руку. — Светлое и тёмное вечно ведут борьбу в наших душах.

Лира печально покачала головой:

— Нет, не так! Люди вольны сами выбирать сторону. А ты — нет. Выбор уже сделали за тебя. Как и за меня… Нам не дано права решать, и в этом мы похожи, Ульрик.

— И какую же сторону выбрали за нас?

Лира робко улыбнулась и погладила его руку:

— Ты исцелён, я тоже. Видимо, светлую…

Мгновение Ульрик смотрел на девушку, заворожённый её красотой, потом смутился:

— Простите, леди Диос, что задерживаю. Вам нужно отдохнуть, вы провели со мной больше суток!

Непонятные искорки плескались в её зелёных, холодных глазах. И Ульрик, глядя в них, вновь начинал чувствовать боль — боль от близкого присутствия carere morte…

— Вы можете звать меня Лира, — чётко, раздельно проговорила бывшая вампирша.

"Лира" — это имя оживило ужаснейшие воспоминания, и тень их отразилась на его лице. Лира заметила это и отвернулась.

— Вижу, вам оно не нравится. Что ж, придумайте другое, — не подумав, бросила она и поднялась, устало пошла к двери.

Новое имя? Ульрик обрадовано улыбнулся. Это хорошая идея! Новому, незнакомому образу перед ним решительно не подходило холодно-беспощадное "Лира".

— …Лилиана.

Она обернулась:

— Что?

— Можно звать вас "Лилиана"?

Её чело потемнело, но девушка вежливо ответила:

— Как угодно. — Дверь хлопнула — она ушла, оставив его отдыхать.


Настало краткое, счастливое время. На правах выздоравливающего, он отдыхал в постели, а Лира ухаживала за ним, не как наёмная сиделка — как сестра или жена. Ульрик звал её Лилианой, но Лира морщилась, уже жалея, что позволила ему звать себя так, и скоро он перешёл на нейтральное "леди Диос". Прекрасное имя Лира, увы, было навек осквернено страшным деянием его носительницы. Это было имя убийцы, а светлая дева, сидевшая подле охотника, смеявшаяся его глупым шуткам, убийцей быть не могла. Алетейя, неискажённая…

На четвёртый день в дом Корвусов явились охотники и разрушили хрупкое, пока робкое счастье двоих.

Прибывших было двое: Мира Вако и Давид Гесси. Охотники кратко переговорились во дворе, и Гесси остался в экипаже. К дому пошла одна госпожа Вако — Ульрик следил за ней из окна. С момента их последней встречи она постарела: если раньше игра света и тени делала её лицо то молодым, то старым, то сейчас образ был один — дама за пятьдесят. Невысокая, но статная, непоседевшие волосы убраны в гладкую причёску. Мира уверенно поднялась по ступеням и трижды постучала в дверь.

— Кто это приехал? — спросила Лира, зашедшая в комнату.

— Мира Вако.

— Ой!

Девушка всплеснула руками, метнулась к окну, потом обратно, к двери.

— Отсюда есть тайный выход? Убежим!

Она разволновалась. И она сейчас была — Лира Диос, не Лилиана. Виновная, за которой пришли судьи… Ульрик скрипнул зубами. Знакомая боль от присутствия carere morte, пусть даже бывшей, укутывала его плотным одеялом.

— Спрячьтесь. Я поговорю с ней один.


— …Барон Корвус, известно ли вам о местонахождении Лиры Диос? — с порога начала Мира. Ульрик нахмурился, будто припоминая:

— Мы расстались у церкви Микаэля. Я не знаю, куда она пошла.

— Расстались ещё в день штурма?

— Да.

— Странно! А мои разведчики замечали высокую рыжеволосую даму, гуляющую в вашем саду, — фыркнула Мира и, не дожидаясь приглашения, прошла в гостиную.

— Мы ищем Лиру не затем, чтобы потребовать оплаты её злодейств, — сообщила она, удобно устроившись в кресле. — И вы, и Лира Диос действовали, находясь под чарами, а зачарованных Орден не преследует. Оружие не ответственно за деяния хозяина.

— Тогда что привело вас, леди Вако?

— Лира Диос — голос Бездны, вам известно, что это значит?

— Немного.

— Думаю, она вам ещё расскажет. Дэви ушёл из "Тени Стража", и мы долго гадали, что он будет делать дальше. Недавно я разгадала его цель. Он намерен сразиться с Мактой. С его новыми способностями ему не составит труда победить Первого.

— Зачем это Дэви?

— Они с Мактой старые враги. Старейшего интересует одно — возвращение потерянной жизни. Но, если Дар вернётся к Макте, проклятие вампиризма исчезнет. Макта имел неосторожность сказать Дэви, что ему известно имя следующего Избранного, а значит, конец вампирского мира недалек. Тот Дэви, которого я знала, не допустит крушения carere morte. Конечно, он не уничтожит Макту — при всей своей новой силе он вряд ли способен это сделать. Но вот обездвижить, лишить рассудка, запереть, чтобы Первый не смог дотянуться до Избранного…

— А Лира Диос?

— Лира Диос — голос Бездны, путеводная ниточка к Макте. Дэви постарается обрезать её. Лиру необходимо защитить. Спрятать. Лучше всего, объявить мёртвой. Но, прежде всего, нужно её найти…

— Я здесь! — звонко объявила Лира и шагнула в гостиную. Ульрик вздохнул:

— Я не представил вам… Моя невеста, Лилиана.

Обе дамы замерли. Губы Миры кривились, точно она собиралась расхохотаться. Лира, недовольная своим новым именем, насупилась.

— Лили-ана? — раздельно повторила Мира, но объяснений не потребовала. Тонкая улыбка тронула сморщенные губы и пропала.

— Приятно познакомиться, Лилиана, — промолвила она. — Что ж, Лилиана нам подойдёт. Сейчас вам с невестой нужно быстро собраться и покинуть этот дом. Убежище для вас подготовлено. А мы с коллегами разыграем здесь ваше убийство. Дама… — она вновь глянула на Лиру, — …имя может не менять, а вот вам, Ульрик, придётся озаботиться псевдонимом. Собирайтесь. Я переговорю с Гесси и вернусь.

Дверь за госпожой Вако захлопнулась, и Лира повернулась к Ульрику.

— Сэр Ульрик, вы только что назвали меня…

— Простите, милая Лилиана, — Ульрик ещё смотрел в сторону двери, будто провожая Миру. — Это был единственный способ защитить вас от возможного гнева охотников. И, обрадует это вас, или ещё больше оскорбит, я не врал. Почти не врал. Я очень хочу, чтобы вы были моей невестой… и женой.

Не дожидаясь ответа, он порывисто опустился перед ней на колени, взял её руки в свои. Боль от прикосновения к бывшей вампирше призрачным шлейфом погладила ладони и ушла. Сияющие глаза девушки сумели прогнать её… ненадолго.

— Два месяца я не смел поднять на вас глаз, боясь, что моя страсть ярко горит в них, и вы заметив это, испугаетесь. Но хитрая Вако заставила меня признаться. Я люблю вас и хочу, чтобы вы были моей женой.

— Я… Лилиана?

Ульрик сильнее сжал её ладони. Он волновался всё больше, и это отражалось на его лице. Чтобы скрыть, как взволнован, он хмурился, и, наверное, выглядел весьма зловеще:

— Всё это неважно… За вами охотится Дэви! Наступают страшные времена, и я хочу, чтобы в будущее мы отныне смотрели вместе.

— Ульрик…

— Больше не Ульрик.

Лира опустила голову.

— Что ж, тогда и я забуду имя Лира, — промолвила она. — Лилиана согласна стать вашей женой.

Глава 29 Трагедия Владыки Дэви

Он летел всю ночь и, когда солнце огромным спрутом потянуло щупальца-лучи из-за восточного горизонта, был у края Пустоши. Здесь Дэви опустился, скинул крылатое обличье и надел новое — зеркальная полусфера скрыла вампира и от людских глаз, и от дневного света. Так, невидимый, он некоторое время наблюдал, как край солнца выдвигается из-за горизонта. С недавних пор Владыка полюбил это зрелище. В мгновения восхода страх смешивался с восторгом в его крови, даря ощущение встречи с божеством — истинным и единственным.

Он дождался, когда солнце полностью выкатится из-за холма, и отправился в путь. К полудню нужно было добраться до развалин дворца Макты. Зеркальная полусфера блестела отражённым солнечным светом, и, казалось, по Пустоши движется ещё одно маленькое земное солнце. Впервые вампир прибегнул к необычному укрытию в день штурма "Тени Стража", и с тех пор гулял, пользуясь зеркальной полусферой, каждый день. Конечно, это отнимало немало сил, но позволяло вести дела, не останавливаясь, не уступая время солнцу…

А дел у Владыки с уходом из Карды прибавилось. Первое, что необходимо было сделать — разобраться с границами своих новых способностей, установить рамки, за которые нельзя переходить, потому что за ними — разрушение себя и мира. При этом нужно было научиться экономно расходовать силы: голод вампира возрос многократно. Много времени отнимала и свита. Одни carere morte желали немедленно возвратиться в Карду, отнять у Вако цитадель, другие советовали бежать из страны. Слухи о невероятных новых способностях Владыки ширились, и свита росла… и требовала решительных действий от предводителя.

Дэви не уступил ни требованиям воинственных соратников, ни мольбам осторожных. Карда предала его, и возвращаться к предательнице он брезговал. Старая цитадель ещё будет молить его о прощении! Он же пока обратился к Доне — больной, несчастной, разрывающейся на части. То лежащей в оцепенении, то трясущейся в лихорадке — совсем как новообращённый вампир… Дону оставили все — и Король, и Арденсы, и Орден. Столице нужен новый хозяин! Распутать тугой клубок, в который заплелись нити, составлявшие канву жизни Доны, ему не составило труда. Асседи против "Гроздьев"… Но поздно было вмешиваться в эту войну. Победитель определился — молодые революционеры узнали свою силу. Даже, если убрать сейчас верхушку "Гроздьев", это лишь поднимет новую волну народной ненависти.

Мира Вако, его противница, уже подготовилась к смене власти в стране. Вернир Реддо, надеющийся взойти на трон Доны при поддержке "Гроздьев", сочувствовал делу охотников. Но подобраться к герцогу не было никакой возможности. Его фигура была оружена всей мыслимой и немыслимой защитой, и Дэви, поразмыслив, решил не препятствовать и даже помочь "Гроздьям" и Реддо. Приход к власти новой династии — нервное время для страны, во всеобщем хаосе Владыке легче будет вплести свою крепкую нить — канвой в полотно новой жизни столицы. Он отыскал и будущих союзников среди смертных. То были мистики — пока слабые, обращённые в себя созерцатели, заранее тоскующие по уходящему времени вампиров. Из них могли бы получиться десятки и сотни дикарей, но Дэви они сейчас были нужны в качестве смертных соратников.

Дел в Доне было много… И всё же в начале весны Дэви оставил свиту и поспешил на север, в Термину. Он был готов к встрече с Первым вампиром.


У холма, за которым начинался яблоневый сад, Дэви остановился. Первый таился где-то там, под куполами старых кривых деревьев. Дэви чувствовал его: точно колодец — глубокий, холодный, пахнущий сыростью и грязью. Яблоневый сад на месте дворца Макты был местом рождения Первого и источником его силы — ненависти. Старейший приходил сюда, когда ему нужно было набраться сил. Считалось, что здесь, у источника, он абсолютно непобедим.

Но сейчас земля содрогалась под ногами Дэви — Первый трясся. Он боялся, впервые за свою вечность боялся… Впервые за вечность у Старейшего появился достойный противник: Владыка вампиров.

Дэви прищурился, выискивая видимые только ему частицы Бездны в бескрайнем поле мироздания. Здесь их было много, Бездной густо проросла вся Пустошь. Несколько быстрых пассов руками… частицы начали стягиваться к вампиру, и тот придал им нужную ему форму — дополнительную защитную оболочку, щетинящуюся острыми гранями: этакий огромный кристалл, в центре которого помещалася фигурка человека. Он работал вдумчиво, нетеропливо, ведь назначением оболочки была защита от Макты. С губ Владыки при этом не сходила сардоническая усмешка.

…Когда Дэви считал себя Богом, он на самом деле был несчастным больным.

Теперь же, когда он воистину стал Богом, он больше не верил в божественность вампиров.

Какая насмешка судьбы! Двести лет Дэви думал, что Бездна — великая Госпожа вампиров, и только их. Он верил, что обращение в carere morte — шаг на путь божества и сильнейшие в конце этого пути становятся подлинными Богами. Он считал себя таким богом — богом carere morte.

Он упорствовал в этой вере, даже когда начались грозные предзнаменования его неправоты. Сначала Избранный заявил, что способен исцелять вампиров, всех, в том числе и старейших — богов. Потом его преемница уничтожила дикарей Доны как класс за пару месяцев и даже смутила разум некоторых carere morte из его свиты. Удар за ударом: Арденсы живы, а значит, существование вампиров зависит не только от Первого, но и от кучки жалких смертных. Затем один из этих Арденсов, Гесси, нашёл способ избавить потомков создателя вампиров от их метки… Дэви держался. Лишь упрямее он верил, что Бездна — великая Госпожа вампиров, не оставит его, ведь он верно служил ей столько лет. Не может её шёпот быть ложью!

Он обманывался! Правы оказались его идейные противники, те, кого он безжалостно уничтожал. Те, что полагали вампиров больными. Те, что считали силу Бездны большей, чем чёрные крылья. Те, что утверждали, что Бездна — безличная сила и вовсе не отличается особой благосколонностью к вампирам, а та её частица, что покровительствует carere morte — больна, безумна. Искалеченная Атером когда-то, она не обладает и сотой долей мощи истинной Бездны…

Дэви закончил строить защитную оболочку и взмахнул руками, проверяя степень своей свободы в этом двойном коконе. Простора для нападения было достаточно. Чувствительными кончиками пальцев вампир нащупал в воздух частицы Бездны, которой будет назначено стать его оружием в поединке с Первым. Он находил невидимую материю по холоду, который она оставляла, а когда его пальцы пробегали по ней, обрисовывая будущую форму хаоса, Бездна приветствовала его, целуя и поглаживая ладони снопами крохотных ледяных искорок.


Он помнил, как научился этому, помнил всё ещё ярко, точно это было намедни. Утро штурма "Тени Стража". Охотники начали наступление с предгорий, и Дэви слишком хорошо понимал, чем это наступление закончится. Его чары оказались слабы против света Избранной, — маленькое солнце воссияет днём в разрушенной цитадели вампиров! Визит Макты во внутренний двор замка и вовсе вознёс его на высшую ступень отчаяния. И там, отрешившись от всего, утратив всякую надежду, отрёкшись от своей веры, уже считая себя мёртвым, он внезапно понял, что разбирает шёпот истинной Бездны. Она шептала: признай мою силу, прими мою силу, пользуйся моей силой! Она ласково поглаживала его бессильные руки, холодила кожу маленькими искорками… В мгновение последнего разочарования Она явилась ему во всей своей мощи. Он прошёл Её проверку? Его пожалели? Неизвестно… Неважно!


Дэви взошёл на холм. Внизу, на развалинах дворца Макты, яблони топорщили тощие, ещё не покрытые листвой ветви: точно скрюченные мёртвые паучки. Но где же главный паук? Дэви чувствовал паутинные нити, которыми Первый оплел источник. Старейший затаился.

— Макта! — его крик пронёсся над развалинами дворца, и невидимая материя Бездны затрепетала. Дэви нарочно растревожил её, чтобы зов Владыки достиг ушей Первого.

— Макта! — он чувствовал страх Старейшего — дрожали паутинные нити… — и ликовал. — Я знаю, что ты здесь! Выйди, или я вытащу тебя на свет! — В доказательство серьёзости своих намерений, Дэви чуть потянул на себя нити паутины Макты. Они поддались плохо, разрезали пальцы вампира в кровь — Старейший упирался.

— Фонс! — позвал он, зная, как бесится Старейший при упоминании своего истинного имени. Опять потянул за нити, и ещё не отпустив их, понял, что Макта выходит.

Тень потянулась к холму. Она была широка, поглотила яблоневый сад, затопила руины дворца. Она ползла выше, цепляясь за туго натянувшиеся паутинные нити, как лоза за подпорки… Дэви ждал. Он укрепил защитню оболочку, начавшую проседать, и взмахнул рукой, небрежно выудив из окружающей пустоты меч. Оружие, невидимое для всех, кроме Владыки: он один отчётливо видел искорки, пляшущие вокруг длинного ледяного клинка.

— Дэви, ты разрушаешь себя, — едва слышный шёпот Первого распространился по струнам паутины, усиливаясь, и по ушам Дэви ударил яростным криком. — Остановись!

Тень лизнула вершину холма и взвилась, став силуэтом невысокого кряжистого человека. Макта откинул тень назад, словно капюшон, открыв белое, круглое лицо. Глаза Старейшего сверкали, как холодные искры на клинке Дэви. Разговор начался.

— Ты ещё не осознал это, Владыка вампиров. Твоя новая сила вошла в конфликт с твоей вампирской сущностью. Слабому carere morte не удержать Бездну. Ты должен был прежде стать смертным, — медленно, будто нерадивому ученику, втолковывал Макта. — Вы слабы, дети мои, и я дал вам возможность вернуться в жизнь. Почему ты не воспользовался ею, Александр?

Дэви усмехнулся.

— Ты много говоришь, Фонс. Но я вижу: ты боишься… Ты ведь понял, зачем я здесь? Может быть, по доброй воле откажешься от своей мести? Я оставлю тебя, даю слово.

— Мести?.. — прошелестел Макта. Его тень начала обходить Дэви справа и слева. — Что ты знаешь о мести, Александр?

— Достаточно, — сухо сказал тот. Воспоминание об отце мелькнуло и пропало, кольнув острой ядовитой иглой.

— Я знаю твои мысли, Дэви. Ты не закроешь их щитом! Я помню тебя высокомерным богом… Но сейчас ты ненавидишь свою больную вампирскую сущность. Ненавидишь и держишься за неё, потому что твоя новая сила привязана к твоей старой сущности! Ты хотел бы избавится от грязи carere morte, исцелившись, но это разделит тебя с новой силой, а ты не хочешь её терять. Я повторяю, Дэви: ты разрушаешь себя! Вернись в жизнь, как Вако, у тебя будет время на изучение Бездны.

— Если я вернусь в жизнь, у меня будет немного времени: год или два, — глухо возразил Владыка. — Я уже ничего не успею.

— Кого ты защищаешь, Александр? Carere morte?…Зачем? Ты стал далёк от них… Что ты так стремишься успеть, Дэви?

Тень замкнулась в кольцо вокруг вампира и вдруг взметнулась в небо, сплавившись высоко вверху в единый купол.

— Что тебе действительно дорого, Александр? — пропели струны-паутинки, которые Владыка всё ещё сжимал в левой руке. Вокруг была искусственная тьма, только глаза Макты блестели звёздами. Старейший остался за границами чёрного купола. Первый из вампиров, проклятых детей несчастной пленницы Атера. Беспощадный в своей правоте. Но всё же слабый, слабый перед Владыкой…

Дэви ударил — невидимый клинок легко рассёк тьму, достал и Макту. По пустоши прокатился грохот — многократно повторённый гром, сухой и чёткий. Тень обрушилась на землю и брызнула с холма. И Первый осел, сияющие глаза впервые за четыре столетия замутила боль.

— Ты… почти разрушен, Дэви… — звенели струны-паутинки. Макты резко выбросил одну руку вперёд, и тень потянулась от его пальцев к Владыке, проникла сквозь первый защитный барьер и принялась шарить по второму, ища трещины в кристалле.

— Пока ты carere morte, Дэви, я могу обратить тебя пеплом по одному мановению руки! — прогремели струны и оборвались, когда Дэви пустил в ход новое оружие: невидимые верёвки с пронзительным взвизгом вырывались из пустоты Бездны и опутывали тело Макты, скручивая, сдавливая, превращая человека в подобие смятой глиняной статуи. Потом Дэви заключил искалеченное тело Первого в подобный своему кристалл. Бой со Старейшим был окончен.

— Может, ты был прав, Фонс… но ты был и слаб, — выдохнул Владыка вампиров и тяжело опустился на землю. Он извлёк из кармана бутыль стабилизированной крови и осушил её в два долгих глотка. Но его пустоте этого было мало, хотя перед встречей с Мактой он взял себе десяток жизней за одну трапезу. Он чувствовал себя песком в часах, медленно, но необратимо персыпающимся из верхнего резервуара в нижний — в ничто, в пустоту. Он… рассыпался.

"Ты всё ещё carere morte, Дэви, и я могу обратить тебя пеплом по одному мановению руки!" — крутилось в голове.

"Помни это, помни это, помни это", — звенела последняя необорвавшаяся струна паутины Макты… Скоро она замолчала.


Он утолил голод в селении у восточного края Пустоши и к ночи был в Карде. Он шёл открыто, позволив нестойкой без подпитки его жизнью полусфере раствориться. Никто не узнавал его, но многие оборачивались и долго, с тревогой глядели вслед уходящему. Смертные чувствовали возвращение старой тени… Сытый вампир вовсе не глядел на них. Он торопился к дому у перекрёстка Карнавальной улицы с улицей Виндекса. К дому Вако.

В окне на втором этаже горел огонёк. Маленькая лампадка. Не отрывая от него взгляда, Дэви взлетел над оградой и опустился в саду. Посередине главной аллеи проходила граница защиты, и вампир остановился перед ней. Он глубоко вздохнул и закрыл глаза.

"Здесь моя кровь. Теперь это и мой дом", — мысленно сказал он себе и, отрешившись от злых мыслей, сделал шаг вперёд. Защита особняка пропустила вампира, точно он был тут хозяином. Невидимый щит не дрогнул, не разбился, не ударил в лицо вихрем осколков. Он лишь чуть спружинил — и поддался.

"Значит, всё верно. Родная кровь…" — эта мысль и напугала, и обрадовала его.

Над светлым окном на краю крыши примостилась вампирша. Свесив длинные тёмные волосы, она тихонько напевала что-то и покачивала головой в такт своей мелодии. Край серого шёлкового платья соскользнул с черепицы и свешивался перед окном, как ещё одна занавесь.

"Клара!" — мысленно позвал Дэви. Вампирша вздрогнула и вскинула голову.

— Кто зовёт меня? — поглядев в сад, она осеклась и сейчас же скользнула с крыши к супругу.

— Воланс, зачем ты пришёл?

Он нарочно не ответил. Ждал её новых слов. А Кларисса волновалась. Тонкие пальцы нервно мяли широкий рукав платья.

— Ты пришёл убить? Я не позволю! Вако — но не его! Это наша кровь, Дэви, родная…

Он разомкнул губы:

— Уверена, что родная? Думаю, у Вако было немало любовников, — почему-то желчно. Всё же он не готов был поверить…

— Нет, — Клара грустно улыбнулась. — У ангела на могиле Карла Хортора черты лица Миры и крылья carere morte. Он и Мира — вторые Охотник и Майя, и у новой истории есть продолжение. Это наша с тобой кровь, Дэви. Ты поверишь, когда увидишь его, он так похож на Ала…

Он не дослушал. Поднялся к окну и осторожно заглянул в комнату.

Это была детская. Очень светлая, почти белая комната — Вако, став смертной, совсем отреклась от ночи. Полугодовалый малыш спал в кроватке, немолодая мать дремала в кресле рядом. Одна рука была приподнята — лежала на спинке кроватки, точно женщина собиралась задёрнуть полог над ней — закрыть чадо от чужих взглядов из тьмы, но заснула.

Дэви шевельнул пальцами, и задвижка окна отлетела в сторону. Окно отворилось. Вампир тихонько ступил в комнату.

Вблизи Мира показалась Дэви отвратительно похожей на прабабку Регину. То же худое лицо с выступающими острыми скулами, тёмные бессонные круги под глазами, брезгливо поджатые губы с вертикальными старческими морщинками. Дэви вздрогнул, вспомнив злые холодные глаза Регины, и малодушно порадовался тому, что эта старая женщина в кресле спит.

Он мог бы убить её сейчас: пусть не легко и не быстро — защита дала бы охотнице сигнал, разбудила её, и сражение было б долгим… Но он убил бы Вако! Кто способен противостоять Владыке Дэви, когда даже Макта уже побеждён им? Дэви думал так, но не делал ни шага к Мире, и его руки, обладающие смертоносной мощью, не поднимались, чтобы взять невидимый меч.

Он не мог убить её, как прежде не мог убить Регину Вако… Хотя та ведьма не раз переходила границы его владений и нарушала его законы, оставаясь безнаказанной. Среди вампиров свиты ходили слухи, что Дэви неравнодушен к женщинам рода Вако, но причина милосердия Владыки крылась не в области чувств. В Мире он видел то же, что и в Регине: отмеченная Бездной! Служительница Госпожи, равная ему. Всеми её помыслами, действиями, осознанными и неосознанными, управляла Бездна. Встать на её пути — встать на пути Бездны. И Дэви ушёл с пути Регины, а потом — с пути Миры.

Мира долго испытывала его терпение: избавилась от цепей вампирского голода, обзавелась защитой охотника, дала клятву сражаться с Бездной и успешно её выполняла. Но Бездна по-прежнему была в ней, и Владыка знал, однажды эта тёмная частица выйдет на свободу. Вампиры свиты видели путь славной охотницы-вампирши, но Дэви видел другое: Мира уже разрушила Орден, и отдала страну на растерзание "Гроздьям"… Ею, несомненно, владеет Бездна! И Дэви ждал. Чем выше взберётся Мира, чем большую часть Земли Страха накроет её охотничья сеть, тем больший кусок отойдёт потом Госпоже!

Он долго, неприлично долго смотрел на спящую. Странно было видеть вампиршу, совсем недавно просившую его милости, старой и… смертной.

"Исцелилась всё-таки!"

Он вспоминал, как впервые увидел её смертной… Когда охотники ворвались в галерею, он сначала не разглядел Миру среди них. Все эти смертные были для него на одно лицо, и все — окружены защитой, прорваться за которую было главной целью Владыки. Ему удалось, хотя убивающее охотников оружие было непосильно тяжёлым для бессмертного, после он не рисковал повторить этот опыт. И в момент, когда Дэви почти ликовал, почти праздновал смерть врагов, он вдруг расслышал слабое, быстрое сердцебиение — жизнь в жизни, ребёнка в утробе матери.

Он давно разглядел, что Мира беременна, но полагал, что вампирша останется graspi. И он отпустил её, исцелённую. Возможно, носящую ребёнка этого Хортора… Дитя его, Дэви, крови!

Малыш заворочался в кроватке, почувствовав присутствие чужого. Вампир отвлёкся от Миры. Он шагнул к кроватке и заглянул в приоткрытый полог. Ребёнок спал на животе, выпутавшись из одеяльца. Пухлые щёки, курносый, какой-то кукольный нос. Узнать в нём Ала или кого-либо из Дэви по мнению вампира было совершенно невозможно.

Он повернул камень перстня на безымянном пальце, выдвинул из небольшого резервуара маленькую острую иглу. Потом склонился над кроваткой. Ребёнок почувствовал холодную тень вампира, захныкал. Дэви быстро кольнул его запястье и отступил к окну, а Мира уже вскочила. Она не расслышала появления чужого в доме, но тихий плач сына мгновенно разбудил её. Она скользнула к кроватке, взяла малыша и только потом обернулась к окну и подслеповато прищурилась. На мгновение ей померещилась там знакомая угловатая вампирская тень, но, приглядевшись, женщина заметила лишь колышущуюся от ветра занавеску. Вако подошла к распахнутому окну и, хмурясь, закрыла его, нервно дёрнула задвижку, запирая… А Дэви уже был на крыше. Он стряхнул каплю крови с иглы себе на язык, и закрыл глаза, смакуя вкус. Вкус был тем самым. Знакомым. Кровь Дэви.

— Убедился? — прошелестел голос позади. Клара скользнула к краю крыши и обняла супруга за плечи.

— Я же говорила: это наша кровь, — прошептала она. — И… Я знала, что ты пощадишь их. И его, и Миру.

— Вако отмечена Бездной. Бездна её и погубит, не я. А вот ребёнка следует забрать.

— Почему? — жена нахмурилась.

— Вако воспитает его в ненависти к вампирам. И через двадцать лет история с его отцом повторится.

— Нет, нет! Мира не внушит ему ненависть! — Клара заторопилась. Она резким движением откинула волосы назад, глаза Пророчицы яростно блестели, вечный туман ушёл из них. — Как можно? Она — исцелённый вампир, и её сын был carere morte в первые месяцы жизни. Тень нашего проклятия всегда пребудет с ним. Мира не захочет, чтобы он возненавидел себя.

— Что тогда, вместо ненависти?

Вампирша опять грустно улыбнулась — звёздам:

— Жалость, Воланс. Прости…

Он дёрнул плечом, освобождаясь, и поднялся, расправил крылья. Только буркнул на прощание:

— Следи за ними.


Макту он отправил в Дону, по старинке — в закрытом экипаже. Сам отправился по воздуху, чтобы успеть подготовить всё для тайника. Тело Макты Дэви решил спрятать в столице: достаточно далеко от источника Бездны — Пустоши и в то же время достаточно близко — в пределах страны, чтобы иметь возможность время от времени подновлять стены невидимой темницы Старейшего. Оставалось подготовить место тайника, но, прибыв в Дону, Владыка первым делом отправился на встречу со своими сторонниками. Путешествия и сражения отняли у вампира много сил, и голод нужно было утолить.

Это собрание не походило на прежние холодные, высокие беседы в "Тени Стража", угощение на которых казалось безвкусным. Сейчас вампиры играли, подобно ушедшим в вечность дикарям Доны. Они наслаждались мучениями смертных, назначенных им в пищу и не соблюдали меру, когда брали чужую кровь. Равной делёжки добычи не было: каждый брал себе столько жизни, столько удавалось урвать. И Дэви на этих трапезах не наблюдал со стороны безмолвным истуканом, как раньше. Он был предводителем новой орды дикарей, в тёмных, прежде пустых глазах полыхало пламя десятков отнятых жизней.

Разумеется, они не охотились на улицах открыто, как юные вампиры столицы. Охотники в Доне оставались грозной силой, несмотря на то, что хаос, поднимаемый "Грозьдями" каждой новой ночью, мешал им. Дэви лично выбирал следующее место охоты — вдали от стандартных маршрутов рейдов, стараясь подбирать будущую добычу так, чтобы её долго не хватились после исчезновения. Потом он и несколько старейших отправляли группу кукол "пошалить" перед носом охотников, отвлекая врагов, а сами в это время устраивали обед. Потом тела убитых куклы уносили далеко за пределы Доны и хоронили. Следов трапез не оставалось. Разумеется, охотники вели подсчёт пропавших без вести, но предъявить этот счёт Дэви не могли.

Сегодня праздновали победу над Мактой, и угощение было богатым. Вампиры пировали в доме в местечке Плоро, за восточной границей Доны. Дом был небольшой, небогатый, но обставленный претенциозно и даже с собственной бальной залой. В ней вампиры и устроили пир. Куклы стащили сюда добычу со всех концов столицы — двенадцать смертных, и собравшиеся carere morte затеяли нешуточную свару за эти жизни — ведь бессмертных было три десятка. Визги, крики, споры, хохот разнеслись далеко по пустынной улице. Некоторые вампиры расправили крылья, и вот — зазвенели стёкла окон, попадали со стен картины и фотографии. Первая струя крови ударила в зеркало в спальне хозяйки дома, а через десять минут все стены, пол, потолок были залиты кровью.

Владыка ухватил свою долю в первые мгновения свары. Он сорвал с двух дерущихся старейших их крылатые оболочки и отнял жертву, унёс на софу между двух высоких окон. Добычей оказалась рыжая девчонка лет четырнадцати. Её серые глаза были туманными — чары carere morte, она безучастно наблюдала за вампирской трапезой, пока не осмысливая, что сама должна стать чьей-то едой, и только изредка вздрагивала от особенно громких криков вампиров или их жертв.

"Лира Диос", — подумал он, срывая с вялого, безвольного тела одежду. Ярость — и на ту глупую куклу, и на эту, поднялась в нём, и вампир отпустил контроль над ситуацией. Он свернул девчонке шею и выпил жизнь за несколько мгновений. Ещё не затихли стоны немолодой дамы, которой угощался у окна сосед-старейший, а жертва в руках Дэви была мертва. Он швырнул её куклам, носящимся под высоким потолком главного зала, и те, голодные не менее своих хозяев, тут же разодрали её на части, добираясь до сладких остатков ещё горячей крови.

Дэви поднялся на балкон и оттуда любовался зрелищем вампирской трапезы. Пустота Владыки, недовольная быстрой смертью добычи, наслаждалась зрелищем чужой агонии. Но вот его взгляд упал на пятно рыжих волос внизу — за креслом лежала, откатившись, голова девчушки, и Дэви жестом подозвал к себе одного из насытившихся carere morte.

— Макта побеждён. Следует заняться оставшимися нитями проклятия сarere morte. В Карде ходят слухи, что Лира Диос мертва. Дом Корвусов, действительно, пустует. Случившееся с Палачом и Лирой вполне в их духе: Митто обратил Палача, Диос попыталась исцелить новообращённого, но тот не справился с проклятием и убил её, а потом — себя. Могилу Корвуса даже возможно проверить, хотя тела Лиры к сожалению не осталось: Палач его сжег. В могиле тело новообращённого, его кровь сохраняет бессмертные свойства. Но всё же что-то меня тревожит в этой истории! Полагаю, поиски Лиры Диос нельзя оставлять. Связь с двором Асседи удалось наладить за время моего отсутствия?

— В охране Асседи теперь есть охотники. Никто из наших агентов не вернулся после первого визита к Королю.

— Они верят Гесси, — Дэви вздохнул. — Увы, я не сумел предложить им нечто, что заинтересовало бы их. В конце концов, Арденсы согласились поверить одному из своих. — Он замолчал, не досказав. И дом к этому времени затих: трапеза вампиров кончилась, только несколько слабейших дрались в холле за последние капли жизни. Собеседник Дэви вглядывался в темноту холла, пытаясь разглядеть детали драки. Пустота молодого вампира — видел Дэви — была всё ещё голодна…

Он изменил правила охоты свиты намеренно. Обновлённому Владыке требовалось обновление свиты. Изгнанные изцитадели, вампиры утратили ось и теперь чувствовали себя слабыми, беспомощными в стремительно меняющемся мире. За их спиной более не было Карды. И, поразмыслив, Дэви решил вернуть их к состоянию дикарей. Пусть соратники вспомнят бурную юность и истоки своей силы. Пусть их умы займёт новая борьба за власть и сферы влияния. Все они выйдут из этой борьбы иными, обладателями нужных обновлённому Владыке качеств: жестокости, культа силы, высокой скорости мыслей, но при этом крепко привязанными к старому проклятию carere morte.

— Господин, этот дом мы сожжём? — спросил очнувшийся от созерцания вампир, теперь с ужасом озирающий последствия вампирской трапезы.

— Да. Пусть куклы займутся подготовкой.

— Господин… — вампир замялся. Дэви раздражённо потёр пальцами висок. Пожалуй, в обновленной свите ему не хватало Митто! Поддёвки Адама прежде приводили его в боевое настроение.

— Спрашивай, — велел он резковато.

— Мы будем устраивать Большую Охоту в Доне перед отбытием?

— Перед отбытием куда?

— Говорят, теперь, когда Макта у вас, мы покинем Землю Страха…

— Вовсе нет! Мы остаёмся в Доне.

— Но охотники…

— Охотники — не угроза для меня. Чтобы поддерживать Первого обездвиженным, мне необходима близость к источнику Бездны, поэтому оставь мысли о бегстве из страны. Сейчас мы займёмся подготовкой наших смертных, мистиков… Выяснили, кто подойдёт на роль их лидера?

— Дэрет или Ронго, возможно. И ещё, мне кажется…

— Говори.

— Кира Керно. Полагаю, наш мир готов принять женщину в качестве политического лидера.

— Что ж, займёмся всеми тремя.

— Готовить шлейф чар?

— Чары… — Дэви задумался. — Нет, в Карде наши чары показали свою несостоятельность. Нужно нечто посильнее. Пойдём по пути "чучела в короне", как Алитер.

Видя, что молодой вампир не понял его последних слов, он пустился в объяснения:

— Чучелом в короне называли Короля Константина Второго. Тот Король был марионеткой Владыки Алитера. Время было сложное, carere morte пришлось вмешаться в политическую жизнь страны. И сейчас мы найдём сильного лидера среди наших мистиков и возведём его куклу на трон.

— Трон уже занят… Верниром Реддо, — осмелевший вампир позволил себе шпильку. Дэви ностальгически улыбнулся:

— Реддо не вечность будет сидеть на троне. Мы продолжим раздувать ярость "Гроздьев", и в конце концов они сметут своего ставленника. К тому времени народ устанет от революционных бурь и легко примет лидера-мистика.

— Господин, охотники собрались с рейдом в окрестности Плоро, — доложила одна кукла, и Дэви оборвался. — К поджогу всё готово? — быстро спросил он соратника и тот торопливо кивнул.

— Факел мне, — приказал Владыка. — Уходите.

Сивта послушалась мгновенно, как и в старые времена. Единой чёрной тенью вампиры поднялись под потолок и вылетели в разбитые окна. Дэви не торопился. Он прошёлся по комнатам с факелом, поджигая занавеси и ковры. А потом, выйдя во двор, долго ещё смотрел, как пламя разгорается и пожирает человеческое жилище.

Он понимал чувства молодого соратника, обуреваемого страхом в новом мире Земли Страха. Да это был новый мир: меняющийся каждое мгновение! Даже быстрые суетливые смертные, его населяющие, вконец запутались, меняя маски… Бежать из страны — эта мысль была весьма здравой. Было заранее ясно: авантюра с чучелом на троне вряд ли окупит вложения Владыки, и всё же он упорствовал. Существование далеко от источника Бездны низведёт carere morte до жалких паразитов, которыми они предстают в поучениях охотников. Какой бесславный конец!

Пламя проело крышу, столб взметнулся вверх, к звёздам. У горящего дома собиралась толпа, но люди неосознанно старались держаться подальше от вампира. Дэви развернулся, пошёл прочь, и перед ним расступались. В глазах смертных полыхало пламя большого пожара, его же вновь были пусты, голодны. Он шёл между смертными, неузнанный, Бог, потерявший свой мир. Всесильный, но не могущий удержать свой мир из песка в ладонях — он просыпался сквозь пальцы и таял в пустоте…


Часы Солнечной башни Ратуши пробили четыре, когда Владыка подходил к Академии. Печальный звон заставил вампира вздрогнуть. Ему вспомнилась ночь штурма цитадели Ордена. Тогда с неба светили те же яркие звёзды, дул тот же обжигающе холодный северный ветер. И, оседлав его, армия Дэви неслась к зданию на перекрёстке улиц под те же, вереницей следующие, но одинокие удары большого колокола…

Дэви вышел на Восточный проспект и остановился напротив бывшей Академии. Перекрёсток казался странно пустым. Парк Академии разросся и закрывал полнеба. Высокий забор скрывал руины старого здания.

Вампир скользнул в тень домов на противоположной стороне улицы и обратился. Бесшумно он поднялся в небо и оттуда спикировал на территорию за забором.

Он задумал спрятать тело Макты здесь. Кто станет искать Старейшего вампира в развалинах цитадели Ордена? Смертные обходили это место стороной, да и охотники появлялись нечасто: тяжело им было видеть разрушенный дом. Но окончательное решение сделать Первую Королевскую своим тайником Дэви принял, когда узнал, что на месте Академии построят новый жилой квартал. Отличная маскировка! Пусть древнее зло севера затаится под фешенебельным новейшим кварталом в центре столицы.

Он стоял на центральной аллее напротив старого входа в здание. Ещё два года назад здесь была крепкая, обитая железом дверь, а сейчас зиял пустой квадрат входа — чёрная пасть Бездны.

…Во время штурма он не проходил этим ходом. Они влетели и вылетели в окна, так и оставшись гостями, а не хозяевами гордой Академии. Скоропалительный декабрьский штурм — начало падения Дэви и взлёта Вако! После слов Лиры Диос о продолжающейся связи Арденсов с Мактой страх возобладал во Владыке. Он увидел близкий конец мира carere morte, и потому согласился на предложение Краса. Огромная фигура Макты заслонила горизонт, и Дэви перестал видеть путь, что указывала ему Бездна. Он оступился всего один раз, после штурма признал свою вину и покаялся, но Госпожа жестока и малейших колебаний не прощает!

Дэви вскинул голову вверх — бриллианты звёзд отразились в глазах — чёрном и серебристом и тут же погасли в их пустоте… Пришло странное ощущение: он прежде испытывал его лишь однажды — всепоглощающая усталость. Где-то совсем недалеко плескался океан грёз, шагни — и утони во снах. Забудь, хоть ненадолго, Землю Страха и все её ожившие древние легенды. Отдохни. Поспи…

То Бездна пела колыбельную. У Бездны был звонкий и металлически-равнодушный голос Лиры Диос…

Дэви встряхнулся, как замерзающий, но ещё не желающий умирать человек. Он направился было с аллеи к старому входу, но тут же остановился. Ему почудилось какое-то движение позади.

Ощущения живого не было. Не слышно ни сердцебиения, ни дыхания. Значит, не случайные смертные… — ноздри вампира раздувались, он осторожно принюхивался, хоть и знал: если это охотники, он ничего не почует.

Слева сверкнуло серебро — вампир повернулся, взметнул руку и поймал стрелу. Наконечник был серебряным, сиял как звезда: новёхонький, чистый. Следующая стрела просвистела рядом с лицом — Дэви успел отклониться с её пути. Владелец стрел не показывался: таился где-то в заросшем парке. Сколько тут охотников? Один, несколько? Значит, Вако всё же оставляет здесь охрану.

Пальцы Дэви затрепетали: Владыка создавал оружие, способное разрезать защиту охотников так же легко, как и плоть. Но его клинок ещё не успел обрести окончательную форму, как из парка на вампира обрушлся дождь стрел.

Дэви чертыхнулся, укрываясь в защитном кристалле. Серебро зазвенело, расплющиваясь о невидимую преграду. Клинок он выпустил. Похоже, тут несколько отрядов… Но позорно ретироваться от них закутанным в крылатую тень Владыка не хотел. Он мысленно позвал своих кукол, патрулирующих окрестности. Сейчас вампир владел двадцатью марионетками одновременно, но рассудил, что хватит и половины.

Десять крылатый теней опустились на центральную аллею и сейчас же вступили в бой с вышедшими из парка охотниками, а Дэви, под надёжной защитой невидимого кристалла, занялся подсчётом сил неожиданного противника.

Против его кукол встало четыре или пять отрядов. Лица закрыты платками, фигуры почти неразличимы в ночной тьме. Охотники были вооружены, будто для большой облавы: арбалеты, кинжалы, мечи. Они предвигались быстро, так что Дэви и его куклы успевали заметить далеко не каждое их движение. Отыскать смертных по стуку их сердец вампир также не мог: защита охотников!

Пока его марионетки принимали на себя удары серебра, Дэви занялся конструированием нового оружия. Невидимого меча для такой битвы было мало. Трёх его кукол обезглавили, но Владыка не заторопился. Дэви знал, что сил хватит на одну-две попытки, не больше, и кропотливо воссоздавал знакомые сложные структуры. Вот он воздел руки, и вихрь, поднятый им в Бездне, разметал служителей Ордена по аллее. Но люди тут же поднялись, не дав ему передышки: вновь засверкало серебро стрел и мечей, и Дэви с куклами отступил к старому входу.

"Неправильная битва! — подумал он. — Не то!" Не могли охотники так скоро подняться после его чёрного вихря! А служители Ордена продолжали наступать, и Дэви кликнул оставшихся кукол. Сам он шагал уже по руинам, по битому камню и кирпичу. Вход в бывшую Академию был совсем рядом: из дыры на месте двери пахнуло каким-то затхлым холодом, но подняться на ступени Дэви не дали. Новые отряды охотников пробежали коридором и встали в дверях. Прибывшие куклы бросились на них. Теперь битва кипела и на тротуаре перед зданием, и в самих руинах.

Владыка вновь направил вихрь в руины — с тем же результатом. Неуязвимость противников начинала пугать вампира. Одна его кукла изловчилась, и поймала врага, сильно сжала, обхватив за плечи, раздробляя защиту… Но, ощутив тело смертного в руках своей марионетки, Дэви вздрогнул: оно было ледяным. Кукла сорвала платок с лица охотника. Смертный был потусторонне бледен, глаза запали в глубоких глазницах, нос заострился, губы казались чёрными. И Дэви вспомнил, когда прежде видел это лицо: один из убитых в ночь штурма Академии!

Охотник криво усмехнулся и рассыпался в руках марионетки Владыки — песком сквозь пальцы…

"Сон", — подумал Дэви, но ощущения нереальности происходящего не испытал. Если он и грезил, то пока бессилен был очнуться от грёз. Он стоял у ступеней старого входа под защитой невидимого кристалла, но связи Бездны в нём слабели с каждым мгновением. Куклы окружили Владыку, защищая, а охотники-призраки подходили со всех сторон. Их мечи засверкали молниями… Дэви попробовал было задушить их мягкой, но тяжёлой тьмой, как в "Тени Стража", но понял, что на это упражнение уже не хватит сил. Тогда он подхватил невидимый меч и им успел рассечь двоих подходящих. Эти призраки рассыпались прахом как первый, но остальные продолжали сражаться. Скоро на защите Владыки не осталось никого.

В руинах здания также продолжалась битва. В стенах родной цитадели охотники сражались успешнее, к тому же у них был предводитель. Это был высокий мужчина без платка на лице и серого плаща, в одной рубашке с расстёнутым жилетом сверху, и брюках. Вооружённый мечом и арбалетом, он чаще пускал в ход меч. Его движения были уверены, быстры, точны, но он не стремился провести удар изящно. Охотник обезглавил трёх кукол Дэви, прежде чем они разглядели его лицо, потом метнулся к старому входу, здесь рассёк надвое последнюю из новоприбывших, и, теперь открыто поглядев в лицо Владыки, стоявшего на ступенях ниже, усмехнулся.

Ужас и неверие… Дэви с головой погрузился в них лишь на мгновение, но за этот миг его защитный кристалл пошёл трещинами — и вот уже невидимыми руинами он лежал у ног вампира. Клинок в руках расточился. Сосредоточиться вновь Дэви так и не смог. Бледный, как все эти призраки, предводитель охотников был хорошо знаком Владыке.

Глава Ордена, убитый в Академии полтора года назад…

Карл Хортор спустился по ступеням к Дэви, окружённому толпой охотников-призраков. Тёмные с проседью волосы были растрёпаны, черные, как у Владыки вампиров, глаза глядели весело, насмешливо, и для призрака непозволительно живо. Охотник остановился в шаге от вампира — и оказался немного выше Владыки ростом. А Дэви всё силился понять, что это: морок, чары… великолепно сделанная кукла? Но верные мысли тонули в его ужасе и неверии. Сон не кончался.

— Это моя Академия, Дэви! — возгласил глава Ордена. — Здесь осталось моё сердце…

Дэви механически опустил взгляд, ища страшную разверстую рану на теле охотника, через которую было извлечено его сердце после достопамятной битвы, — и не нашёл. А тёмные глаза Карла вдруг в мгновение опустели, и вновь все чувства, мысли вампира застыли куском льда: он узнал в этих новых глазах отражение своих собственных.

— А где твоё сердце, Владыка бессмертных? — прошептал охотник.

Кончик его меча вонзился в грудь Владыки, но далеко не прошёл. Дэви почувствовал жжение серебра. Острие меча касалось стенки его заходящегося в испуганном стуке сердца.

— О, оно на месте… Остриё слышит его стук! — глухим чужим голосом констатировал охотник, и Дэви наконец сумел взять себя в руки. Невидимый клинок вновь легко встал в его правую руку, и он одним взмахом снёс головы нескольким призракам-охотникам. Их предводитель ушёл в сторону от удара, молча отступил и скрылся в чёрном провале входа. Дэви огляделся. Призраков вокруг больше не было. От недавней битвы осталось несколько стрел на тротуаре, со сплющенными, тускло блестящими наконечниками.

Дэви поднялся по ступеням и прошел на первый этаж Академии. Здесь на полу среди хлама лежали его изрубленые куклы, но охотники-призраки растворились без следа. Доказательством того, что краткая жестокая битва была не сном, служила также жгучая боль в груди, там, где плоть вампира разрезало серебро меча.

Вампир остановился у прохода к арсеналу Ордена. Лестница вниз, стены, потолок были черны от копоти. Охотники, сражаясь с зачарованой толпой, подожгли этот путь, — зачем-то вспомнил он.

Он был странно отстранен от реальности, и если б не рана у самого сердца, верил бы, что спит…Может быть, то Макта насылает ему видения? Может быть, он ударил себя кинжалом сам, то был не клинок охотника?

Как бы то ни было, он начал спускаться к арсеналу: этот огромный подземный зал был идеальным местом для тайника. Но скоро вновь остановился: там, в конце лестницы, на самом дне темной бездны, кто-то таился. Ощущения жизни от невидимки не шло, было противоположное ему ощущение древнего, бесмертного вместилища частицы Бездны. Похоже, арсенал Ордена стал прибежищем какого-то старейшего.

— Напрасно ты затеял это, Дэви, — сказал знакомый голос из гораздо более далекого, чем штурм Академии, прошлого. Вампир вскинул голову, прислушиваясь. Видя замешательство Владыки, невидимка захохотал — надменно и равнодушно.

— Мне знаком твой голос. Ты прежде служил мне? — со всей возможной властностью спросил Дэви. Невидимка снова захохотал.

— Ты прежде служил мне! — повторил он за Владыкой, но утвердительно.

…Возможно, умалишеный вампир? После явления истинной силы Дара, безумцы стали нередки среди старейших…

— Это убежище тебе придется оставить, — спокойно сказал Дэви. — Ты можешь присоединиться к моей свите. Твое имя?

— Улисс… — прошелестел вампир. Звук был похож на тот, с каким серебряное лезвие достают из ножен. Дэви оглянулся, но сверкания металла во тьме не различил. Охотники-призраки не возвращались.

— …А ты помнишь, кому служил, Владыка вампиров?

— Не думай, что лучше меня слышишь волю Бездны, бессмертный, — Дэви шагнул с последней ступеньки лестницы и оступился, так что чуть не упал. Невидимка опять засмеялся, и сейчас этот смех вызвал в памяти Владыка образ лица смеющегося: полнокровный румяный человек с холодными светлыми глазами и жестким ежиком седых волос.

— Я не веду речь о Бездне, Дэви! Не нам, господам бессмертных, рассуждать о Ней, это удел мудрецов. Помнишь ли ты, кому служил, Александр, до того, как тебя объявили Владыкой вампиров?

— Владыке Алитеру, — с машинальной почтительностью сказал вампир и замолчал надолго. Нет, не может быть, чтобы во тьме заброшеного арсенала таился сам Улисс Алитер, первый Владыка вампиров! Дэви видел, во что превратилось его тело после инициации Избранного, он видел, как другой Избранный двести лет спустя уничтожил его дух, нареченный проклятием Дара…

— Напрасно ты затеял это, Дэви! — снова повторил невидимый Алитер. — Не трогай Макту, как не трогал его я. Твоя сила мала против Бога вампиров. Твоя сила мала даже против юного несмышленыша Вако…

— Дэви ощупью погладил нити Бездны, протянутые в пустоте мира, и уверенно улыбнулся темноте арсенала.

— Я и сам бог вампиров, — ровно сказал он невидимке. — И других божеств не потерплю.

— Нельзя идти по двум дорогам одновременно, Дэви! Ты или Бог, или Владыка вампиров. Бог не властен над телами своих рабов, Владыка не властен над душами. Ты же пытаешься удержать в руках все — и все упустишь. Как песок сквозь пальцы — все утечет… — голос приближался — Алитер шел к нему. Дэви приготовился и ударил вперед во тьму широким лезвием косы.

— Никто не смеет дразнить меня! — проревел он. — Алитер мертв, как и Хортор! Кто ты, подражатель? Покажись!

Темнота захохотала, зашелестела, как мягкие крылья carere morte. Мимо Владыки пронёсся ледяной чёрный метеор. Невидимка в крылатом обличье торопился к входу, и Дэви метнулся за ним. На последних ступенях Владыка догнал беглеца, кончиками пальцев ухватил край чудовищного обличия, дернул — и вампир вывалился из тени, кубарем покатился куда-то в коридор.

… Попался!

Уже обретя неприступный надменный вид, Дэви ровным шагом вышел в коридор. Подражатель-невидимка поднялся и тушевался теперь в тени у полуобвалившйся стены. Судя по небольшому росту, изящным очертания фигуры — женщина.

— Либитина! — свистящим злым шепотом заметил Дэви. — Значит, выжила все-таки после большой охоты Ордена! Как же я сразу не узнал твою манеру…

Женщина сухо рассмеялась и шагнула к Владыке, в полосу лунного света. Некрасивое худое немолодое лицо было почти закрыто длинными темными волосами, занавесью спускающимися ниже пояса. Крючковатый нос ведьмы, тонкие, брезгливо поджатые губы… Но тело под длинным, непристойно обрисовывающим фигуру платьем не было старым и уродливым. Оно было прекрасно: холеная белая кожа, тонкая талия, высокая грудь, округлые, соблазнительные бедра.

Вампирша скользнула к Владыке, сухие холодные руки обняли его шею, сухие холодные губы коснулись его щеки.

— Давно не виделись, Александр, — кривая усмешка сделала лицо Регины Вако еще более некрасивым.

— Ты умерла…

— А ты видел мою смерть? Ты тогда трусливо сбежал из Карды… Неужели ты поверил сплетням смертных, Дэви?

Он хотел ухватить ее за плечи, запястья, оторвать от себя, но женщина не давалась. Юркая, как змея, она обвилась вокруг него, поглаживала, покусывала, оставляя на коже тонкие ровные царапины от острых клыков. Тело Дэви поневоле вспоминало эти холодные ласки. Ее кожа всегда оставалась ледяной, даже ночь бурной любви не будила ее сердце. Холодна, равнодушна, прекрасна… как сама Бездна.

— Регина… Что тебе нужно, глашатай Бездны? — сдался он.

— Лишь слово, Дэви. Одно слово: что тебе дороже всего на свете? — прошептала та ему в ухо. — Ты говорил Мне наедине, что любишь одну Меня… Но теперь Я ревную, Владыка вампиров! Где твое сердце, Дэви? С Бездной ли оно… или его жжет еще огонек вечности смертных, вновь найденный в доме Вако?

Он сделал вид, что поддался ласкам, а сам осторожно коснулся ее волос и резким движением отбросил их назад. Открывшееся его взору лицо не было лицом Регины. Похожая, но иная женщина, хотя тело — он мог бы поклясться в этом — было тем самым. Та же винного цвета родинка над левой грудью, те же шрамы от двух серебряных стрел пониже правой ключицы…

Владыка резко оттолкнул женщину. Вампирша ударилась о противоположную стену и зашипела от злости.

— Либитина! — его голос звенел от ярости. — Что за тварь ты мне подсунула?! Чужая голова на теле Регины? А другие?!

— Сам догадайся, — раздался мужской голос. От стены у арсенала отделилась еще одна тень: худощавый мужчина с длинными, преждевременно поседевшими волосами. — Только твоей краткой вечности не хватит, чтобы разгадать все мои загадки, Александр.

Регина Вако обратилась крылатым чудовищем и улетела. Дэви провел по лицу ладонью, снимая остатки паутины чар.

— Что за спектакль ты для меня поставил, Нефандус? Не вижу морали…

Седовласый мужчина улыбнулся:

— Это было не последнее действие "Трагедии Владыки Дэви". Нет пока морали, но есть вопрос: что ты выберешь? Единожды ты предавал и Бездну, и свою человеческую сущность. На предательство которой из двух своих половин решишься вновь?

Он хохотнул голосом Алитера и взмахнул руками, расправляя крылья. Быстро взлетел. Невидимое копье Владыки вонзилось в стену, где только что стоял посланник великого Кукловода севера.

Глава 30 Арденсы

Грядущий день обещал быть пасмурным и тёплым. Солнце с утра укрылось за пеленой туч, но грело хорошо, земля не мёрзла под тёплым одеялом облаков. В воздухе пахло дождём. Давид с наслаждением глубоко вдохнул и в который раз убедился: после падения "Тени Стража" воздух в Карде перестал пахнуть кровью.

Его последний день в Карде, — он тихо проговорил это себе, ожидая, что почувствует грусть, может быть, страх. Но не было ни того, ни другого. Только светлая радость и странное желание запомнить этот день и эту незнакомую, не пахнущую кровью, лишённую теней Карду. Запомнить каждую мельчайшую деталь того, что доступно его взору. Унести воспоминание о тёплой, умиротворённой Карде в Дону, туда, в тот день и час, когда закончится история Арденсов.

Перед охотником был дом Вако, заново выкрашенный белой краской и помолодевший на полсотни лет. Белые деревья казались спустившимися с неба облачками, только на одном, разрушая цветущую гармонию весны, нахохлилась большая чёрная птица. Дорожки в саду были усыпаны яблоневыми лепестками, и садовник не сметал их. Давид уже знал: потому что хозяйка дома любит этот майский ароматный снег. Она сама гуляла где-то здесь же: в сад были вынесены столик и кресла для отдыха, на столике лежала раскрытая книга.

Скоро он увидел Миру. Она гуляла со своим малышом и в сопровождении Дары и Кристины. Вся компания вышла из-за дома. Мира приветливо махнула рукой, и охотник поспешил к ним.

— Добрый день, Мира, — Давид не сдержал улыбки: всё ещё красива была немолодая мать с ребёнком на руках, идущая к нему по усыпанной белыми лепестками дорожке. Старость не изуродовала её, и искрящиеся глаза были молодыми. Мира была в платье глубокого синего цвета, очень ей шедшем, малыш был одет в наряд из той же ткани.

Донат узнал гостя, заулыбался ему, протянул руки. Он одарял смешной беззубой улыбкой всех мужчин в Ордене, причём безошибочно отличал их от смертных, не связанных клятвой охотника. Ребёнок тянулся к ним, должно быть, ища меж ними отца. Давид с серьёзным выражением лица пожал малышу руку и перешёл к делу:

— Снадобье, избавляющее Арденсов от метки, готово, Мира.

Она вскинула на него глаза, глубоко-синие озёра. Прозрачные и тревожные — в таких легко утонуть:

— Уже? Так скоро? Я ждала, что это будет следующей весной.

— Нет, я имел в виду эту. Мира… — он запнулся на мгновение.

— Да?

— Я сегодня же отправляюсь в Дону. Со снадобьем. И я уже сообщил это Его Величеству… И остальным. На дегустацию моего варева… — он позволил себе тонкую улыбку, — …соберутся все Арденсы. Все, — он ещё раз подчеркнул это слово.

Глаза Миры расширились. Почувствовав волнение мамы, забеспокоился Донат, и Мира передала сына Даре. Она взяла Давида за руку, ладонь бывшей вампирши была горяча:

— Постой. Ты хочешь сказать… Уже очень скоро метка Арденсов исчезнет?

— Возможно. И полагаю, Макта, а заодно с ним все оставшиеся carere morte, резко утратят в силе.

— Ты думаешь?

— Я полагаю, наша метка — это та нить, за которую держится Макта. Это топливо для его ненависти. Исчезнет метка, и пламя её угаснет.

Мира нерешительно улыбнулась, но скоро опять нахмурилась:

— А снадобье получилось? Ты проверял это?

— Проверю, когда все Арденсы соберутся в Ратуше в назначенный мною час. Раньше нельзя. Без особой ритуальной формулы снадобье не подействует, а чтобы читать её нужен определённый настрой. Я надеюсь, когда мы соберёмся, мне удастся его достигнуть. Не беспокойся, на случай неудачи у меня есть запасной план.

— Собрать всех Арденсов в одном месте? Опасный план! Если Дэви узнает об этом…

— Не успеет. Владыка, если он ещё жив, отдыхает от своего хода.

Оба помрачнели. Да, свой ход Дэви сделал. Случилось то, что предсказывала Мира! Владыка вампиров отыскал Макту и бился с ним на Пустоши. Свитеделей этой битвы не было, но её отголоски слышали все жители Вастуса. Кто вышел из неё победителем? Охотники склонялись, что победитель скоро объявится, и во всём блеске славы и силы…

— Медлить нельзя, Мира. Если Дэви победил Макту, его следующими целями неизбежно будут Арденсы и голос Бездны!

— Вот только, если твоё снадобье не сработает…

— Я же сказал: у меня есть запасной план, — лицо Давида стало жёстким, но он постарался говорить мягко, успокаивающе. — Что бы ни произошло со снадобьем, Арденсы прекратят существование. Я обещаю тебе это, Мира.

Мира ничего не сказала, но охнула Дара, слышавшая их разговор.

— "Прекратят существование" — что это значит? — спросила Кристина. — Это в каком же смысле… Это неудачная шутка, Давид?

— Шутка? Увы, нет, юная леди! В самом что ни на есть единственном, прямом смысле. На встречу с Арденсами, кроме снадобья, я захвачу также бомбу. И друзья Винсента из "Гроздьев" обещали мне помощь на случай, если кто-то всё же останется жив.

Мира подняла руку к горлу, будто почувствовала на шее удавку.

— Так скоро, Давид! — хрипло проговорила она. — Я знала, что это будет, но не ждала, что это будет так скоро.

Она замолчала, но Давид знал, она ещё не сказала последнего слова. Рот Кристины удивлённо приоткрылся:

— Какой страшный исход для Арденсов! А ты, ты сам?

— Я тоже Арденс.

Девушка протестующее затрясла головой:

— Но ведь может же снадобье подействовать! И тогда все останутся живы… Так ведь?

Давид покачал головой:

— Думаю, бомба будет взорвана в любом случае. Проконтролировать, все ли Арденсы избавились от метки, непросто.

Разговор был закончен. Охотник повернулся, чтобы уйти, но опять ощутил в своей руке горячую ладонь Миры.

— Давид…

Он обернулся — и опять подивился, как глубоки озёра её глаз.

— Давид, я вижу, тебе нравится мой сад. Так останься. Подремли тут, в кресле… А я скажу, чтобы приготовили обед.

И он остался. Сад, и правда, был чудный. От малейшего дуновения ветра осыпались белые лепестки с яблонь-невест, распространяя дурманящий аромат весны. Давид откинулся на спинку кресла. Он любовался танцем белых конфетти и старался не предаваться пустым размышлениям.

К чему они теперь? Всё решено. Давид шёл к этому решению долгие годы. Он видел множество смертей, видел крах и возрождение надежды и всё больше укреплялся в нём. Сначала он цеплялся за старые представления о Земле Страха, о том, кто должен править ею. Он торговался: убрать Арденсов, но оставить Асседи на троне. Потом он разуверился и в Асседи. Казавшийся кощунственным план по избавлению мира от Арденсов, а Земли Страха от владычества Асседи, постепенно начал представляться охотнику, как единственно верный.

Смерти Давид не боялся. Небытие перестало страшить охотника после смерти брата. Даниеля больше нет — это было плохо. Это было больно… Но её величество Смерть с этого времени для него перестала быть загадочной, непостижимой, а, значит, исчез и страх перед ней.

И сейчас он наслаждался покоем. Последний, очень короткий отрезок пути был ясным. Никакие тревоги, страхи, сомнения не затемняли его. Только б суметь запечатлеть в памяти этот последний день покоя в мельчайших деталях, чтобы не забыть его и в вечности! Чтобы его вечность была полна им…

Он не заметил, как задремал. И проснулся оттого, что солнце жгло левую щёку. Ворон, так и не улетевший, насмешливо каркнул где-то над ним. Давид прикрыл глаза козырьком ладони и поглядел наверх, на деревья, за которыми плавился в небе жёлтый диск. Солнце чуть сместилось.

— Прошёл час, — сообщила Мира, и Давид повернулся к ней. Бывшая вампирша отдыхала в кресле рядом, Донат спал в коляске.

— Час! — он всё-таки глянул на карманные часы и окончательно проснулся. — Даже немного больше…

— Ничего. Останешься на обед?

— Простите, леди Вако, но мне пора. Скоро мой поезд.

— О, — она не удержалась от вздоха. — Как же я не хочу тебя отпускать, Давид!

Он поймал её взгляд и долго не отводил глаз.

— Мы же готовились к этому… Мы знали, что так будет.

— Да, — Мира грустно улыбнулась. — Ненавижу провожать людей… на смерть! Постарайся вернуться, Гесси.

— Я постараюсь. Надежда на благополучный исход для Арденсов — есть.

— Твоя вера в лучшее внушает уверенность и мне. Не хочу… — она не договорила…

"…Тебя терять?"

Бездумно Мира подалась вперёд, к нему, а её рука на столе нашла его руку. Но на ласку, даже краткую, женщина не решилась. Испугавшись напряжённого молчания долгого как вечность мгновения, когда их руки соприкасались, она отдёрнула свою, и отвернулась, склонив голову и кусая губы.

— Какой светлой стала Карда, — тогда буднично сказал Давид. Он закрыл глаза и блаженно улыбнулся. — Даже, если завтра — смерть… Сегодня отличный день, чтобы жить.

— Каждый день отличный.

— Слова бывшей вампирки. — Они засмеялись, и Давид поднялся. Да, лучше всего уйти сейчас, пока вокруг всё звенит отголосками смеха, а не рыданий.

— Прощайте, госпожа Вако.

— Тот, кому я говорила "до встречи", теперь ждёт меня в лучшем мире, — она помолчала. — Так что… я ничего не скажу, Давид. Пусть будет, как должно быть. Ты верно сказал: мы оба давно знали, что так будет.

Кристина догнала их у ворот, повторила, что все обязательно останутся живы, и в этот раз они даже поверили ей на мгновение. Дара не подошла попрощаться, но тепло улыбнулась из-за белых деревьев: "Возвращайся!" И он ушёл.


Давид приказал своему кучеру медленно ехать к вокзалу, сам же пошёл пешком. Ветер в последний раз донёс до него запах яблоневых цветов из сада Вако, охотник глубоко вздохнул и опять подумал: отличный день. Лучший день, чтобы жить…

Вспомнив о грядущем деле, он потянулся к жилетному карману за часами и… порезал палец, будто острым краем бумаги. Так и есть: из кармана сюртука торчал уголок сложенного вчетверо листа. Письмо? Тайное письмо?

Давид приказал кучеру остановиться и забрался в экипаж. Здесь он развернул лист.

Десять строк, без подписи. Торопливый женский почерк.

"Такое письмо пишет лишь раз в жизни, но каждая женщина… Я люблю тебя. Я не лгу, не придумываю, не тороплюсь. Я знаю, что такое любовь, я уже любила. После его смерти… Я думала, что замёрзла навсегда, я стала олицетворённой местью. Но в "Тени Стража" чёрная волна, что несла меня, схлынула, и тогда…

Я увидела тебя. Сон ли, бред ли, но мне сейчас кажется, это ты снял с моего лица маску цвета крови — маску ненависти. Я увидела тебя, и поняла, что опять люблю. И, мне показалось, ты тоже неравнодушен ко мне. Только скрываешь это, бережёшь меня, думая, что как все Арденсы, ты обречён на гибель…

Ты ушёл навсегда, быть может. Но я всё же буду ждать. Вся моя жизнь — ожидание. Там, в Доне, я буду ждать. Буду стоять на площади Ратуши, смотреть в чёрные провалы дверей и молиться, чтобы ты вышел оттуда. Чтобы ты вышел из этой бездны… живым. Подойдёшь ли ты ко мне или уйдёшь прочь — неважно. Я буду молиться, чтобы Бездна отпустила тебя".

Давид перечитал письмо несколько раз, но так и не сумел осознать его смысл. Потом ему представилась дивная картина: Мира, ждущая его на площади Ратуши…

— Мира… — пробормотал он. На губах заиграла радостная, неверящая улыбка. — …Неужели?


И в столице было также ясно и тепло, а воздух полнился ароматом цветов. Но Давиду теперь некогда было смаковать это. Перед собрание в Ратуше его ждали встреча с революционерами из "Гроздьев".

Великолепно… Винсент сумел выкроить время и явился сам, его сопровождала Солен. Они остановились поговорить в тихом, пустом переулке. Единственной свидетельницей беседы была серая трущобная кошка. Возница ждал Гесси поодаль.

— Значит, сегодня? — спросил Винсент. — Уверен?

— Зачем ждать? Чего? — Давид усмехнулся. — Лучше сейчас. Пока я уверен в правильности своих действий.

Винсент кивнул. Понимание и какое-то тяжелое воспоминание отразилось в его глазах:

— Тогда к семи часам я выведу в бой отряд. Сигнал…

— Ты пойдёшь сам? — Солен воинственно хмыкнула, перебив его. — Тогда и я с тобой!

— Вам, герцогиня Реддо, лучше не показываться у Ратуши. Если ваш брат ещё метит на трон Доны, — заметил Давид и обратился к Винсенту. — Собрание начнётся в пять. Полагаю, двух часов хватит, чтобы подготовиться к ритуалу, провести его и понять, сработал ли он. Отлично, пусть в семь.

— Как вы поймёте, сработал ли он?

— Арденсы чувствуют свою метку. Если она исчезнет, мы это поймём.

— Как вы это чувствуете? Это боль? — заинтересовалась герцогиня, но Давид чуть отвлёкся: какой-то юнец давно крутился возле экипажа Гесси и потерявший терпение возница в это самое мгновение хлестнул его кнутом.

— Эта метка болезненна? — повторила Солен. Охотник встретился с немигающим царственным взглядом кошки, внимательно прислушававшейся к их беседе, и вздрогнул, будто от холода.

— Прошу прощения? Не совсем. Она… как болезнь. Лихорадка в крови. Чем сильнее carere morte, чем их больше, тем слабее метка, и наоборот. Сейчас, на пороге победы над вампиризмом, наша кровь почти кипит.

— О! И никогда, никто из вас не проговорился…

Он пожал плечами:

— Мы же Арденсы.

— Что ж, я приведу отряду к началу вашего собрания, — сообщил Винсент, недовольный тем, что Солен увела разговор в ненужную сторону. — И в семь часов вечера мы ждём условного сигнала.

Герцогиня окаменела лицом. Гесси понимал, в Солен Реддо сейчас боролись радость и сожаление: радость, от того, что последний из Гесси, главных врагов семьи Реддо, самолично расчистит её брату путь к трону. Сожаление — от того, что навсегда предстоит попрощаться с хорошим другом.

Гесси отвёл глаза и вспомнил ещё вопрос:

— Часовой механизм бомбы заведён на семь?

— Да. Молоточек будильника ударит по капсюлю и фитиль воспламенится. Взрыв бомбы — условный сигнал для отряда, — Винсент вздохнул. — Если ваше собрание затянется, ты можешь перевести часы будильника или перерезать фитиль. Но тогда поджигать его тебе придётся самостоятельно. В крайнем случае, если что-то пойдёт не так, среди охраны Асседи есть наш человек, он тебе поможет. Удачи, Гесси. Тебе будет сложно. Да. Я знаю, я помню, как это сложно. Если засомневаешься, напомни себе: то, что ты сделаешь, приблизит нас к концу эпохи carere morte. Следующим за тобой останется сделать немного, и благодарить они будут — тебя.

Давид улыбнулся:

— Я напоминаю себе это ежеминутно.

Они разошлись. Солен на прощание тепло пожала его руку:

— Ты первый из Гесси, с кем я дружна. И если вы все такие… Реддо много потеряли, считая вас врагами.

Экипаж тронулся. Давид аккуратно задёрнул шторы и вытянул из-под сидения небольшой саквояж. Его в карету Гесси подбросил парень, отведавший кнута возницы. Давид не стал раскрывать саквояж. Он знал, что там: бомба. Часы в саквояже тихо, но раздражающе тикали, отсчитывая последние, отмеренные охотнику и всем Арденсам, часы.

Часы Солнечной башни били пять, когда его экипаж въехал на площадь Ратуши. Скоро карета остановилась, но охотник не поторопился покинуть её. Он достал на свет свой чемоданчик с флягой снадобья и открыл его. Минуту он посидел, размышляя и не решаясь сделать последний шаг: переложить снадобье к бомбе.

На мгновение явилась картинка: он оставляет саквояж с бомбой в экипаже и идет к Арденсам с одним снадобьем… Давид тряхнул головой, и картинка исчезла. Охотник быстро переложил флягу со снадобьем к бомбе и с саквояжем в руках покинул экипаж.

У дверей Ратуши охотника ждал министр Карита, один из участников сегодняшней встречи. Он был в маске и неброском сером плаще.

— Все собрались, — доложил Карита.

— И Асседи?

— Ждём только тебя, — но, вопреки нетерпеливой фразе, министр не поторопился проводить Гесси внутрь. Он склонился ближе к лицу охотника, зашептал:

— Давид, подобное не имело прецедента. Ты уверен, что собрание необходимо? Снадобье действует, ты проверял?

— Проверим сегодня. Собрание всех Арденсов абсолютно необходимо.

— Приняты повышенные меря безопасности…

— Напрасно! — Давид поймал себя на том, что излишне крепко стискивает ручки саквояжа с бомбой, и немного ослабил хватку. — Мы собрались для молитвы, а не для битвы. И — да: подобный прецедент был, когда Кармель Крас отказывалась от Дара. Никто из собравшихся тогда не пострадал.

— И в этот раз ты можешь обещать, что никто не пострадает?

— Мы помолимся вместе и примем снадобье, — голос Давида дрогнул. — И когда станет ясно, прощены мы или нет, мы поймём, есть у нас будущее, или нет.

— Если Гесси говорит загадками, верный знак: он стремится обойти ложь, — Карита усмехнулся. — Я готов к любому исходу твоего предприятия, Давид, если ты полагаешь, что он будет полезен для страны.

— Асседи…

— Асседи упустил власть. Он сдался. У меня лежит текст его отречения… Земля Страха больше не принадлежит Арденсам, Гесси.

Давид вздохнул:

— Ты не представляешь, какой тяжкий груз снял с моей души этими словами!

Они вошли в Ратушу. Дверь захлопнулась, за ней остался напитанный запахами весны мир, и мечта о женщине с глубокими синими глазами, которая будет ждать охотника там… Впереди была встреча с Арденсами.


Восемнадцать человек сидело в креслах, поставленных кругом в большом зале Ратуши. Том самом, где год назад проходил Бал Макты. Все восемнадцать были в масках, полностью закрывающих лица, и серых плащах как у Карита, скрывающих богатую или бедную одежду.

Здесь было девятеро мужчин, пять женщин и четыре ребёнка. Самой младшей — восемь лет, самой старшей — восемьдесят. Все были похожи в одном: их кровь клокотала сейчас, как горячий источник.

Последние, незамеченные Мактой, Арденсы…

Герцогиня Рете, старейшая среди них, встала из кресла, когда Давид вошёл в зал, приветствуя Гесси, будто Короля. Асседи не поднялся. Давид узнал его, хотя Король, как и все надёжно укрылся за маской и плащом — узнал по рукам, неподвижно лежащим на подлокотниках кресла, по глазам в прорезях маски, по едва заметному наклону головы в качестве приветствия…

Помимо Короля и знатных господ, здесь были и простые люди: семья с двумя детьми и одинокий мужчина. Незнатное происхождение выдавали их манеры и тревожно-покорные взгляды, которые они бросали по сторонам, не понимая, в какую компанию попали. Где ж им знать, что полтораста лет назад какой-то Арденс согрешил с их прабабкой? И теперь они несут ту же страшную печать, что и сам Король.

Давид прошёл на своё место рядом с герцогиней Рете. Саквояж поставил у себя в ногах. Собрание молчало, все ждали его слов. Охотник глянул на карманные часы. До "условного сигнала" отряду Винсента оставался час и пятьдесят минут.

Кто бы мог подумать! Он, последний из Гесси, главных защитников рода Арденса, станет уничтожителем древней династии! И, если б не крохотный шанс на исцеление — искупление вины для всех Арденсов, он никогда не решился бы на такое…

— Я начну, — сообщил он собранию, и без того напряженно молчавшему в ожидании начала речи. — Вы все собраны сегодня в этом зале по одной причине: ваша кровь грязна. Она хранит особую метку, свидетельствующую о древней связи с carere morte.

— Мы — вампиры? — пискнула младшая, девчонка из небогатого семейства.

— Нет, — как ни был напряжён Давид, он сумел улыбнуться. — Вы не вампиры, но связаны с ними. Ты должна была чувствовать в последние годы, как постепенно копится жар в твоей крови. Вампиры ослабли, и твоя метка взбунтовалась. Они поддерживаются силой твоей крови, а ты — их силой. Нужно разорвать эту связь.

Снадобье готово, — он возвысил голос. — Но, чтобы оно подействовало, всем нам нужно искренне желать избавиться от проклятой связи с carere morte. И с чистыми помыслами молить Бога избавить нас от неё. Без страха. Без сомнений, — он посмотрел в глаза Асседи. — Это — наш единственный шанс на искупление общей вины и, может быть, на спасение. Приступим же!

Арденсы склонили головы. Давид начал читать молитву, а в памяти держал картинку весеннего сада у дома Вако. И мысли прояснялись, покой снисходил на него. Голос лился ровно, уверенно, со всеми нужными паузами и патетическими возвышениями. Герцогиня Рете повторяла за ним, слово в слово. Он нашёл худую руку герцогини на подлокотнике кресла и сжал холодные пальцы Адоры.

Мирно тикали часы в саквояже, этот стук создавал ритм для псалмов, которые читал охотник…


Исподтишка Давид следил за Асседи. Король повторял молитву вместе со всеми. Что это? Королева плачет под маской… И глаза Рете блестят от слёз. Освобождение — все они сейчас искренне молятся о нём.

Давид раскрыл саквояж — чуть-чуть — и быстро вытащил флягу со снадобьем. Он разлил содержимое фляжек по бокалам, стоявшим на столике в центре круга кресел. Договаривая последние слова молитвы, люди в серых плащах взяли по бокалу и возвратились в свои кресла.

— Молите об освобождении! — крикнул Давид и осушил свой бокал. Чудесное снадобье оказалось горьким. Обыкновенная горечь травяного настоя. Охотник выпил его до дна, до безвкусного осадка на дне, и оглядел собрание.

Они ожидали мгновенного действия и теперь были обескуражены. Многие удивлённо переглядывались. Асседи неподвижно сидел в кресле, отдавшись созерцанию внутренних изменений. Но кровь всё также жаркими волнами стучала в ушах. Метка Арденсов была на месте.

— Нужно время, — негромко сказал Давид.

Они повторил молитвы ещё раз, и ещё. Асседи поигрывал бокалом в руке. Часы неумолимо отсчитывали секунду за секундой, и всё дальше становилась картинка площади Ратуши в мыслях охотника. И призрак Миры исчез. Неужели Давид понадеялся выйти отсюда? Метку не уничтожить, и Арденсы обречены. Два часа, всего два часа… Нет,теперь уже час… или меньше?

Герцогиня Рете в соседнем кресле, была без сознания. Голова Адоры склонилась на грудь. Очень неживой выглядела тонкая кисть, свесившаяся с подлокотника кресла. Давид осторожно пощупал пульс. Сердце Адоры не билось.

— Я по-прежнему чувствую метку, — заявил Асседи.

Верно. Её жжение по-прежнему распространялось с каждым ударом сердца. Давид обвёл глазами собрание:

— Попробуем снова.

Та же церемония: снадобье разлил по бокалам, выпили, и Давид снова забормотал молитвы, теперь в два раза быстрее — времени оставалось мало.

Но собравшиеся почувствовали его нервозность, тревогу. И молитвы не действовали. Асседи занервничал. Несколько раз он порывался встать. И Гесси уже терзала мысль: как задержать их всех в зале до семи часов.

— Я больше не чувствую метку, — поднялась и Королева, собираясь уйти.

"Врёт!"

— Мы не прекратим, пока в моей фляге не останется ни капли снадобья, а метка не исчезнет! — отрезал Гесси.

Королева вернулась на место. Но недовольство собравшихся зрело, Давид чувствовал это… Темнота сгущалась. Часы в саквояже стучали всё громче… или это его сердце забилось в паническом ужасе? Давиду привиделись бездонные глаза Миры, и он мысленно попросил у этих глаз прощения. За то, что не вернётся. За что, что более не отразится в них.

Чёрный вихрь ворвался в двери зала и разбился в пыль. Тьма растеклась по стенам, а в центре её проявилось уплотнение. Там, в коконе из тьмы, был человек. Он взмахнул руками, и тень вокруг него обрела окончательную форму: огромные перепончатые крылья.

— Макта! — пронеслось по кругу. Люди повскакивали с кресел. Испуганно закричали дети, завизжали женщины. Асседи кликнул охрану, но та не отозвалась. Конечно, Первый уже убил их.

"Макта! Значит, Дэви всё же оказался слаб против Первого…" — Давид не успел обрадоваться. Вампир вошёл в центр круга и скинул крылатое обличье. Это был не Макта. Другой, моложавый и худой, с длинными седыми волосами. Светлые холодные глаза искали главного. Давид поднялся:

— Кто вы, назовитесь! Откуда узнали о собрании? Вы — посланник Макты?

"…Или от Дэви?" — он не договорил, бросил быстрый взгляд на сумку с бомбой. Протянуть время до запланированного взрыва с посланником Дэви вряд ли удастся. Остаётся самому поджечь фитиль…

— Можно сказать, что я — посланник Макты, — согласился вампир, и Давид облегчённо выдохнул и забыл пока о фитиле. — Я его первое дитя, и судьба моего отца — моя судьба.

— Не слышал о тебе.

— Значит, всё правильно. Никто не слышал.

— Моей метки больше нет. Можешь проверить это и сообщить Фонсу, — обратился к вампиру Асседи. Король снял маску, но остальные, перепуганные до полусмерти, не обратили внимания на явление Его Величества собранию.

Вампир развернулся к нему:

— И что, Арденс?

— Мы чисты перед Мактой! — громогласно объявил Асседи, и развёл руки, ладонями к посланнику Макты: открытый беззлобный жест. Да, он был прав: Арденсы чисты. Давид прислушался к себе и понял, что больше не чувствует жжения метки.

Первый сын Макты засмеялся, и на зал опять обрушилась тьма. Давиду почудилось, это десятки крылатых теней единым вихрем ворвались в зал из тёмных коридоров Ратуши. Что-то сильно толкнуло охотника в середину груди, и от резкой боли Давид потерял сознание. Когда он открыл глаза, то сначала видел только расплывчатые серые пятна. Потом охотник различил: пятна эти — серые плащи распростёртых на полу людей.

Арденсы были мертвы. Ни следа крови, ни малейших ран Давид не заметил, но, тем не менее, все восемнадцать человек были мертвы.

Охотник поднялся, на ещё нетвёрдых ногах побрёл к телу Асседи, лежавшему в кресле, запрокинув голову на спинку. На всякий случай, он пощупал Королю вену на шее. Пульс не бился.

Вампир стоял поодаль, никаких иных теней, его помощников, рядом не было. Первый сын Макты равнодушно наблюдал за действиями охотника. Он ничуть не утратил в силе, тьма по-прежнему расползалась от его фигуры. Давид проверил пульс у младшей участницы собрания, снял маску с ребенка и недрогнувшей рукой закрыл девочке глаза.

— Почему ты убил их? Они избавились от метки!

— Почему я должен был их пощадить? — вампир опять захохотал. — Никто здесь не заслуживал жизни! Долгие годы они трусливо прятались от Старейшего и плодились, плодились… А теперь вообразили, что чудо спасёт их? Надеялись легко избавиться от самого Макты? Не вышло! Они лишь выбрали кратчайший и удобнейший из путей к смерти!

Давид постарался взять себя в руки: предстоял важный разговор. Но ноги дрожали. Он сел обратно в кресло, достал из внутреннего кармана сюртука фляжку с коньяком, глотнул немного и только тогда заметил:

— Значит, ненависть ты унаследовал от отца…

Вампир дрогнул, светлые глаза обратились на охотника.

— Вовсе нет. У меня иная цель. Может быть, сейчас я погорячился… Неважно!

— А где сам Макта?

— Дэви забрал его тело после боя.

Давид усмехнулся. Алкоголь ударил в голову: как и все Арденсы он не ел ничего сутки, готовясь к ритуалу. И странный вампир больше не пугал охотника, он скорее боялся, что теперь не сумеет выдержать вежливый почтительный тон в беседе с ним.

— И ты не помог отцу в битве?

— Я уступил пока Владыке. Когда Дэви соберёт достаточно силы, чтобы пасть, я явлюсь.

— В грядущих битвах с Дэви ты выступишь на стороне Ордена?

Вампир оценивающе оглядел охотника:

— Я выступлю на своей стороне, — процедил он. — Иди, Арденс. От метки ты избавлен.

Я пощадил тебя, мне понравилось твоё смирение перед смертью. Радуйся же своей второй жизни!

Тьма вновь заклубилась вокруг него, взметнулась двумя крылами. Огромная крылатая тень поднялась под потолок зала и, разбив стекло, вылетела в окно. Там её подхватил чёрный вихрь десятков таких же теней, и вампир ушёл.


Давид глотнул ещё коньяку. Потом поднял с пола саквояж, раскрыл его. Механизм бомбы нарочно не был закрыт полностью, чтобы облегчить охотнику манипуляции с фитилём и заводом часов. И Давид перерезал фитиль бомбы кинжалом, даже не взглянув на циферблат.

Часы тикали, отсчитывая теперь равнодушные, не наполненные тревогой ожидания секунды. Давид поднялся. Он легонько пожал на прощание руку Адоры и покинул зал. За дверями его лежала охрана: эти люди были живы, только в глубоком обмороке.

Яркий дневной свет на миг ослепил охотника. Давид почти ничего не видел, когда спускался по ступеням Ратуши. От боя часов задрожало здание. Сколько они пробили: шесть… семь?

С площади к нему бежали люди, и охотник машинально пошёл им навстречу. Первым Давида за плечо схватил Винсент.

— Бомба обезврежена, — успокоил его охотник. — А Арденсы все мертвы. У нас был странный гость…

— Макта?

— Его первый сын.

— А ты избавлен от метки? — новый вопрос, холодный и острый, как кинжал в сердце. Давид усмехнулся:

— Да, я исцелён от проклятой метки. В лаборатории моего дома можно это проверить. Снадобье подействовало.

Он отстранил Винсента и пошёл на площадь Ратуши. Там стояла одинокая женская фигурка. С каждым мгновением охотник видел её всё чётче. Невысокая, хрупкая женщина в скромном синем платье теребила в руках свои перчатки. Голова была склонена, лицо скрыто нелепой, какой-то девчоночьей шляпкой. Но, заслышав его шаги, дама вскинула голову. Это была Дара Меренс.

Охотница была страшно бледна, но не плакала, хотя её губы кривись, как для рыдания. Она смотрела ему в глаза — всё время только в глаза, — и так пронзительно, как не умел ни Дэви, ни сам Первый вампир.

Давид постарался не отразить своего удивления на лице. Дара… Так значит, это она писала записку? Или Мира прислала подругу встретить его? Нет, невозможно. И нельзя это спрашивать…

— Вернулся! — выдохнула Дара и, не выдержав, кинулась к нему. Тонкие холодные руки обхватили его за шею, горячая щека прильнула к его щеке. Тело Дары дрожало, но она не отстранялась. Наверное, боялась, отступив, увидеть холодность в его взгляде.

Призрак Миры не возвращался. Мира осталась там, в Карде, в белом саду, посвятившая остаток жизни маленькому сыну и не нуждающаяся в его любви. Давид улыбнулся и обнял Дару.

— Меня спасло твоё письмо, — сказал он и добавил, тише: — Любимая…

Глава 31 Лира выбирает

Убийство барона Корвуса и его гостьи инсценировать оказалось легко. Новообращённый вампир Ульрик якобы убил сперва Лиру, не выдержав вампирского голода, потом, осознав совершенное, — себя. И Митто подтверждал, что обращал барона Корвуса, а с губ Хелены в это время не сходила тонкая ироническая улыбка. Чтобы убедить Дэви в подлинности истории, охотники даже организовали фальшивые похороны барона Корвуса, положив в гроб тело какого-то новообращенного юноши, не пережившего попытку исцеления. Так Ульрик и Лира стали ещё одними трагическими персонажами сказок Карды. Ещё одна печальная история любви из мира carere morte! Лира смеялась, она даже мечтала, как расскажет эту сказку детям… Но скоро её настроение резко изменилось. Она осознала, какое страшное будущее их ждёт, и уже пожалела, что сказка о бароне-Палаче и его невесте не осуществилась. Сейчас она предпочла бы лёгкую смерть от руки любимого годам в очередной темнице-убежище.

Скоро Лира получила приглашение прийти в церковь Микаэля. Госпоже Вако вздумалось встретитья с предательницей Диос… Лира раздумывала, но, в конце концов, если она не придёт сама, придут за ней — и со вздохом отправилась на встречу.

Весенним вечером Лира подходила к церкви Микаэля. Улица была пуста — ни одного прохожего, и экипажи все сворачивали раньше, не заезжая на мрачную оконечность Короны. Девушка шла, не торопясь, слушая звук своих шагов и шорох платья, шелест листвы и травы, шепоток звёзд вверху — таинственные ночные разговоры земли и неба.

От темного провала двери в церковь отделилась фигура: маленькая дама в узком синем платье, с высокой причёской. Лира узнала её мгновенно, хотя они не так много раз встречались близко. Мира Вако.

Женщина поманила девушку к себе и отступила назад.

Лира послушно стала подниматься по ступеням к церкви, но каждый следующий шаг давался ей всё большим и большим трудом. Знакомые белые, толстые стены старинного здания… Здесь проходило посвящение Избранной, Литы. Здесь Лира пыталась помешать охотникам, но проиграла. Она неслась огромными скачками через эти ступени, сжимая в руке кинжал, с которого через час или два закапает серебряными слезами кровь Избранной.

Здесь впервые за вечность вампиров по-настоящему засияло солнышко Дара, возвещая закат carere morte и начало новой эры. И Лира ненавидела это место. Здесь у неё возникло намерение зарезать Избранную, чтобы обессилить её Дар. Здесь она прокляла Ульрика, и, возможно, именно её проклятие сделало из него Палача. Отсюда началась история убийцы Диос.

Трепеща, Лира отворила дверь церкви. Но внутренняя обстановка совсем не напоминала страшную ночь Девятнадцатого Бала Карды. Теперь церковь была действующей.

"Много раз здесь протёрли пол, уничтожили капли твоей крови и твоих слёз. Твои следы и следы Литы давно затоптаны, никто и никогда не проследит ваш с Избранной путь. Осталась только память, безжалостная и точная. И её никто не сотрёт, не уничтожит".

Мира ожидала её в проходе между скамьями. Госпожа Вако стояла, склонив голову, и беззвучно наигрывала что-то на спинке скамьи. Услышав шаги Лиры, она обернулась.

— Присядь, — тихо и доброжелательно попросила она и сама устроилась на первой в ряду скамье. Лира осторожно присела на краешек. Последний раз они говорили с Мирой перед штурмом "Тени Стража", когда Лира была пленницей охотников, и тот краткий обмен репликами вряд ли можно было назвать дружеским. Сейчас улыбка Миры была вполне доброжелательной, и знакомый взгляд — задумчивый и с хитринкой — в этом взгляде Лире померещился Латэ, старый глава Ордена…

Пора было начинать разговор, но они молчали. Охотница-вампирша и вампирша-охотница: такие разные и странно одинаковые судьбы. Столько лет они шли рядом, но по разные стороны зеркала, повторяя путь и все движения друг друга, а теперь, объединившись, не могут связать двух слов! Такие разные… и похожие в главном — предательстве своей стороны. И как различны их судьбы, несмотря на совпадение основных вех пути! Одна — потерявшая много, но и обретшая много, сумевшая победить проклятие и подчинить чудо. Другая — странная, словно бы застывшая в самом начале пути, статуя, равнодушно озирающая холодными мраморными глазами мир, бегущий вдаль… без нее. Обе предавали и убивали — почему же на одну молятся, а другую презирают и на преданной, и на принявшей стороне? Неужели дело только в выборе цвета: черный или белый? Но обе стороны старинного противостояния давным давно поблекли, посерели. Предательство, убийство вампиров не тяжелее и не легче предательства и убийства охотников: одна и та же борьба идет в душе предателя и убийцы… В чем же дело? Они обе сражались за то, что им дорого. Но в глазах зрителей, увы, а может быть, к счастью, битва за дорогих сердцу людей милее и простительней защиты неясных идеалов…

— Перед моим посвящением в охотники Латэ точно также пригласил меня в часовню у Академии, — наконец, задумчиво призналась Мира, отвлекши Лиру от странных печальных мыслей. — Тогда он возглавлял охотников, а я была вампиршей-предательницей, которую ненавидели на стороне carere morte и не принимали на стороне их убийц.

— И вы решили также пригласить меня?

— Да. Наверное, я выгляжу глуповато, но… я твёрдо решила говорить с тобой, как с подругой, хотя понять и принять твой стиль жизни нелегко, — Мира вздохнула. — И всё же в чём-то мы похожи, Лира Диос: две предательницы, поменявшие сторону. Может быть, поэтому я не могу тебя ненавидеть: чувствую в глубине души, что сама такая же!

Лиру неприятно поразило созвучие мыслей Миры собственным. Она зябко повела плечами, и Мира приняла это за знак равнодушия:

— Тебе всё равно? Нет, я никогда тебя не пойму, Диос, — она засмеялась. — И всё же я благодарна тебе. Именно ты пробудила мою защиту охотника. Интересно… Единственным, кто по-настоящему напугал меня, так, чтобы я осознала свой щит, была смешная девчонка, потомственная охотница, слабенькая Низшая — не старейший и не Владыка вампиров!

— Да ну? — хмуро заметила Лира. Её было неприятно и странно, что немолодая и незнакомая по сути дама пытается говорить с ней, как с любимой сестричкой. Как ни старалась Мира, изобразить приязнь у неё не получалось. Что этой Вако на самом деле надо?

— Латэ не захотел меня изолировать от охотников, наоборот, он решил подружить меня с ними. Сначала я считала тренировки ещё одним утончённым издевательством, но постепенно поняла: так Латэ создавал мне условия, чтобы я нашла себе в Ордене друзей, подобие семьи. Как я понимаю, Дэви не делал для тебя подобного?

Лира усмехнулась:

— Я — голос Бездны! Carere morte шарахались от меня, как… как от солнца!

— Чувствовать волю Бездны — важнейшее твоё умение, но всё-таки я пощадила тебя не из-за него.

— Да, Ульрик говорил. Из-за того, что во мне принимал участие Первый…

— Опять угадала лишь отчасти, Диос! — Мира помолчала. — Латэ сделал для меня так много, а я не успела отблагодарить его. И я хотела сделать что-то подобное для кого-то…

Обида — такая горькая, что даже в горле запершило. Лира вскочила.

— Довольно за меня решать! Я не хочу в Орден! Мы совсем не похожи леди Вако! Мне не нужно ваше "подобие семьи", я слишком знаю, что это такое, мои родители были охотниками! Я не хочу участвовать в вашей войне! Я не такая, как вы!

Она осеклась. Мира вскинула на неё глаза — прозрачные, удивлённые, молодые, ничуть не злые, и у Лиры слова застряли в горле.

— Пока война затрагивала лишь ночную часть мира, ты могла закрыть глаза и забыть о ней. Но сейчас война захватила всю Землю Страха, и тебе придётся участвовать в ней вне зависимости от твоего желания, — прищурившись, заметила госпожа Вако.

— Понимаю. Конечно, если вы пожелаете, я встану вместе с вами в битве против Дэви, против вампиров, — хрипло заверила Лира. — Как человек, как бывший охотник. Но лучше, — поверьте! — для всех, если глашатая Бездны просто оставят в покое. Истинная Бездна — безразличная к людям сущность, и я — Её голос. В этой войне я принимаю сторону своей Госпожи, а она говорит мне сейчас о детях своей любви…

Лира замолчала, немного напуганная своей вспышкой, но радостная оттого, что наконец-то сказала всё, что её терзало, вслух. Эхо её обиды долго ещё звенело под сводами храма. Мира улыбнулась — знакомая улыбка Латэ:

— Ты так и не дала мне договорить, Диос. Сначала я хотела вернуть тебя в Орден, потом поняла, что ты всегда была нейтральной к обеим сторонам противостояния. Может быть, действительно, такова позиция ммм… истинной Бездны? Лишь иногда твои глаза застилает ненужная жалость, и тогда ты делаешь глупости, которые обращаются предательством. Сначала жалела себя, потом, накануне штурма замка Дэви, Владыку. Сейчас почему-то жалеешь меня, поэтому легко соглашаешься на очередное предательство и уже готова идти в бой на стороне Ордена. Но ты не нужна мне в охотниках, Лира, ты просто нужна мне живой. И ещё кое-что. Ты — ниточка к Первому вампиру, и я надеюсь с твоей помощью выйти на него. Дэви где-то прячет его тело…

Лира отказывалась себе признаться в этом, но она встрепенулась, обрадовалась. Приятно чувствовать себя кому-то в чём-то нужной!

— То есть, вам нужна помощь голоса Бездны?

— Именно. Ты согласишься?

— А у меня есть выбор?

— Не язви. Выбор есть всегда. Диос, я не хочу, чтобы ты считала себя моей пленницей! Это сотрудничество, полезное обеим сторонам, — Мира замолчала. А Лира подняла голову: ей послышалось знакомое трепетание крыльев бабочки. Но под сводами храма заплутал лишь одинокий огонёк свечи.

— Хорошо, я попробую, — прошептала она.

— Отлично! Прислушивайся к себе почаще. Может быть, ты найдёшь путь к Первому вампиру. Тогда сразу сообщи мне. А сейчас беги к своему Палачу, Диос, — Мира улыбнулась. — Надеюсь, в новых битвах мы с твоей Бездной будем по одну сторону.

— Я вас не жалею, — тихо сказала Лира. — Уважаю.

Мира удивлённо подняла брови.

— Даже так? Не буду особенно радоваться, твоё уважение — вовсе не залог преданности!

— У меня одна Госпожа.

— Да, я понимаю, — прозрачные синие глаза госпожи Вако усмехались. — Страшная война, Диос! Но, я думаю, она справедлива. Это не моя война, и не война Ордена, даже не война Дэви. А знаешь, чья?

— Чья?

— Правды! Ложь копилась в Земле Страха столько столетий: гигантские напластования лжи… И однажды они взорвались, как вулкан!

Лира вспомнила историю Арденсов, услышанную давным-давно от Винсента, и скривилась:

— Наверное, вы правы… Вот только странная правда: никого не щадит!

Мира улыбнулась.

— А правда беспощадна, Лира, — она вздохнула. На этом их единственный разговор закончился.


Скоро Лира нащупала нить к Первому вампиру. Но охотникам это не сообщила, решила прежде проверить сама. И через неделю после разговора с Мирой сбежала. С собой она взяла только сумку с некоторыми записями да дорожный плащ Ульрика.

Причиной бегства был не только Старейший, но и обида. Она жгла глаза Лиры всю неделю, но не выливалась слезами. Только отойдя подальше от убежища, девушка решилась пролить эту влагу, едкую, как кислота. Подумать только! Всю неделю она откликалась на имя Лилиана! Всю неделю отвечала на влюблённые взгляды Ульрика натужной улыбкой! Она надеялась, наедине возлюбленный будет звать её Лирой, но Ульрик прилежно играл назначенную им роль. Сам он взял себе имя Лорн — имя великого предка Лиры — не иначе, чтобы позлить последнюю Диос!

У стоянки извозчиков Лира утёрла слёзы, пригладила волосы, расправила воротничок платья — постаралась приблизиться к образу молодой, красивой, благовоспитанной леди. Но холодный ветер растрепал волосы и опять завернул угол воротничка. А глаза — как скрыть эти сочащиеся кислотой колодцы? В них потерянная, но не забытая вечность carere morte. И на самом дне теплится, никак не желая погаснуть слабый, жалкий огонёк любви.

Лира развернула дорожный плащ, надела его, накинула капюшон. Став безликой серой фигуркой, она почувствовала себя чуть лучше. Девушка выбрала экипаж с поднятым верхом. Даже не поглядев на возницу, пробормотала:

— Западный вокзал, пожалуйста, — тут Лира нервно оглянулась: ей послышались быстрые шаги Ульрика у себя за спиной.

На вокзале у входа в здание собралась толпа. Люди волновались, переговаривались. Они читали какой-то листок, вывешенный на стене рядом с дверями. Но Лира не стала останавливаться: она торопилась на поезд.

Девушка прошмыгнула в здание и сразу направилась к кассам. Купила билет в Дону и мимоходом удивилась, что обычной очереди нет. Паровоз подали к платформе, и она снова прошла мимо толпы, так и не поинтересовавшись, что случилось.

Купе было пусто, и Лиру обрадовало это обстоятельство. Попутчики ей были не нужны, она любила быть одна. Девушка устроилась у окна и следила, как дома Сальтуса уменьшаются в размерах и постепенно сливаются с синей полосой леса на горизонте.

Она направлялась в Дону. Зов Старейшего исходил оттуда, с юго-востока…

В пути, предвкушая встречу со столицей, Лира вызывала в памяти любимые с детства картинки Доны: Набережную, Золотой мост, северные вокзалы-Близнецы, театр на Греди, парк Академии… Но грезила так недолго. Ульрик — вот был единственный воистину яркий мысленный образ.

"Ну не глупа ли ты, Лира? Сбежала сейчас, когда он назвал тебя невестой. Сейчас, когда он согласился забыть Бал Карды и отвратительную роль Лиры Диос. Наконец, сбежала, ничего не сказав о задании Миры — боялась, что он последует за тобой! Ты скоро станешь женой Палача, а супруги во всём должны быть вместе… Что же бежишь прочь, одна? Какие несвоевременные капризы!"

Лира горько усмехнулась и неожиданно пожалела, что одна в купе. Ах, сейчас она была бы рада поделиться с кем-нибудь своим недоумением, своими вопросами. Вывалить на незнакомца этот огромный груз и с удовольствием смотреть, как сторонний неэмоциональный человек расставляет всё по полочкам.


Поезд прибыл в Дону тёплым, почти летним вечером. Идя по вокзальной площади, Лира наслаждалась: высокое, глубоко-синее в зените, оранжево-жёлтое на западном крае небо, тёплый ветер, несущий сотни чарующих запахов от распускающийся цветов. В такой спокойный, уютный вечер на улицах должно быть много нянек с детьми и парочек!

Но Лира не видела ни тех, ни других, и войти в волшебное состояние покоя и отрешённости не удавалось. Дона была сама не своя. У людей тревога на лицах, все спешили куда-то: не обычная радостная вокзальная суета — встречи, прощания… — иное, непонятное.

Лира даже остановилась, огляделась, силясь понять, в чём причина тревожной суматохи, и мальчишка — разносчик тут же сунул ей в руку газету. Лира машинально полезла за мелочью в карман, но мальчик уже убежал. Тогда Лира развернула газету. Это был "Вестник". Сразу бросился в глаза крупно набранный заголовок на первой странице:

"КОНЕЦ ДИНАСТИИ АССЕДИ!"

Лира ударилась в чтение, не замечая болезненных тычков — её толкали спешащие к стоянке извозчиков люди. В "Вестнике", против обыкновения, была написана какая-то чушь: все, ведущие свой род от Арденса, якобы собрались в одном месте и совершили коллективное самоубийство. Статья была желчная, ядовитая, полная издевательств над умершими, совершенно чуждая пафосному "Вестнику" и заканчивалась фразой: "Покончено с последним страхом Земли Страха, а значит, существовать этой жалкой стране осталось недолго!" — Эта фраза по мнению автора статьи должна была звучать оптимистически.

Лира недоумённо нахмурилась, она вгляделась в название газеты и теперь разобрала помельче набранные после узнаваемого "Вестника" слова: "новой жизни". "Вестник новой жизни", значит. То-то и бумага показалась ей дешёвой и неприятной на ощупь. Но правду ли здесь пишут? Она оглянулась на прохожих и прочитала тот же вопрос на их лицах. Тогда Лира бросилась к стоянке извозчиков.

— К Первой Королевской, — приказала она, ни на секунду не задумавшись, высыпала из кармана на ладонь остатки свои денежных средств. — Пяти монет хватит?

— К Первой… Что это?

— Новенький, что ли? Первая Королевская Академия!

Тот непонимающе дёрнул плечами.

— Парк у реки! Красный мост!

— Так далеко не поеду. Неспокойно там. До Золотого моста.

Лира вынуждена была согласиться, так как на того же извозчика претендовала пожилая пара. Экипаж покатился по улице Греди, а Лира опять развернула газету и перечитала статью. Опять не поверив её язвительному тону, спросила извозчика:

— Правда, что говорят про Арденсов? Коллективное самоубийство! Ведь это невозможно… — она длинно, путано принялась объяснять, почему это невозможно, но возница опять дёрнул плечом:

— Что ж тут невозможного? Всё верно. Восемнадцать трупов.

— И вся династия Асседи?

— И вся… династия… Асседи! — он хлестнул лошадь, и та побежала быстрее. — Вы что же, ничего не знаете, госпожа?

— Нет!

— Вы зачем в Дону приехали? Что-то важное?

— Эээ… Нет.

— Тогда уезжайте, — бросил он и больше за весь путь не проронил ни слова. У Золотого моста Лира вышла, как договаривались, и побрела вперёд, против течения Сермы — к Красному мосту Макты.

"Неспокойно" — возница подобрал самое мягкое слово из возможных. Пока девушка шла, мимо дважды пронеслись пожарные обозы. На разные голоса пели полицейские свистки на тёмных улицах. Скоро Лира увидела разграбление дома — богатого особняка, окнами выходящего на Набережную, и постаралась побыстрее прошмыгнуть мимо. Однако она успела заметить, что у многих ночных грабителей были странные значки с изображением рябиновой грозди на одежде.

Несколько раз, Лире показалось, она замечала крылатые тени в небе… Но это были не дикари, вышедшие в ночь поохотиться. Эти carere morte вели себя скорее как разведчики. Они вовсе не снижались за хорошей добычей, скользили высоко в тучах.

Впереди веселились люди — большая группа. У всех на груди такие же значки, у двоих флаги — с тем же изображением рябины, многие были вооружены. Они оживлённо обсуждали что-то, и Лира, угадав, что к не обладающим подобным значком, компания вряд ли отнесётся благосклонно, постаралась обойти их подальше. Однако скоро Лира остановилась: перед ней на мостовой серебрились рассыпанные монетки. Их было много — серебряная площадка, будто из рыбьей чешуи, протянулась на несколько шагов. Лире представилось, что кто-то нарочно швырял их тут в воздух, показывая, что эти кружочки с изображением Короля Асседи и герба Арденсов больше не имеют над ним власти… Но девушке было далеко до возвышенных материй: двадцатка, стащенная у Ульрика в компенсацию всех унижений того времени, когда девушка считалась его пленницей, подошла к концу. Лира воровато огляделась и принялась собирать монетки.

Скоро карманы плаща наполнились и потяжелели, но неизвестно откуда взявшаяся жадность толкала Лиру продолжать. Подобрать ещё одну. И ещё…

— Что это ты тут делаешь? — раздался гневный оклик.

Лира обернулась, в испуге прижала свою сумку к груди. От группы людей к ней спешили трое. Все молодые люди, по виду, студенты.

— Ничего…

Она поспешно выбросила последние подобранные монетки. Но это не помогло.

— Выворачивай карманы! — потребовал старший из подошедших. — Не стыдно подбирать кровавые деньги?

— У меня ничего нет. Не трогайте меня! — один уже бесцеремонно обшаривал её карманы. — Пустите!

Второй обхватил сзади за плечи, чтобы не сопротивлялась. Лира вскрикнула, забилась в сильных мужских руках. Но всё было напрасно. От группы людей донесся лишь хохот и поощряющие выкрики.

— Да она из вампиров! — вдруг заметил самый симпатичный и пребольно оттянул девушке верхнюю губу, показав друзьям её маленькие острые клыки. — Дикарка! Что, непросто жить в мире Арденсов: пришлось даже побираться? Так идём с нами, среди "Гроздьев" много таких, как ты.

— Благодарю, — Лира озиралась, тщетно ища, к кому обратиться за помощью. — Но я — не дикарка, и ваш путь…

— Не нравится тебе наш путь, а? Ты из вампиров Дэви! Подружка Арденсов, значит?

Лире некогда было разбираться, каким образом вампиры в сознании этих людей стали друзьями Арденсов. Она заметила среди группы собравшихся высокого светловолосого худого человека с тонкими чертами лица — Винсента, и крикнула:

— Помогите!

Винсент не услышал её. Он с незнакомой ожесточённой усмешкой втолковывал что-то сопровождающему: молодому рыжеволосому, грубоватому на вид человеку.

— Подружка Арденсов… — усмехнулся самый симпатичный из трёх мучителей Лиры и резво потянул нож из ножен у пояса. — А знаешь, что твои клыки теперь вне закона? Твои защитнички все мертвы!

Он приставил рукоять ножа к её правому верхнему клыку и с силой надавил. Лира замычала и попробовала укусить чужие наглые пальцы.

— Ах, ты кусаться? — как-то мимоходом удивился он. — Марк, выруби-ка её, мешает…

— Эй! Эй! Стойте! — крикнул знакомый голос. Мучители отступили от жертвы с явной неохотой.

— Это своя. Она наша, — торопливо уверил их Винсент. — Из семьи охотников.

— У неё клыки!

— Я за неё поручаюсь, — он отцепил брошь с рябиновым гербом от своей куртки и приколол Лире на грудь. — Идите к Агеру, у него есть для вас работа! — прикрикнул Винсент на мучителей Лиры. Те ретировались, и они остались вдвоём. Тогда девушка осмелилась поднять голову, взглянуть в лицо своему спасителю.

— Лира Диос, ты что тут делаешь? Ты должна быть в Карде!

— Я… Я Лилиана, — неожиданно для самой себя поправила Лира. — Вы меня с кем-то путаете. Но — благодарю, это путаница спасла мне жизнь.

Брови юноши удивлённо взлетели вверх:

— Лили-ана?

— Лилиана… — и неизвестно зачем добавила. — Корвус.

— Ещё лучше. Кем бы ты себя ни мнила, уезжай из столицы. Деньги на билет есть?

Лира вспыхнула:

— Ещё и деньгами снабдишь? Ты кто, святой?

На глаза навернулись слёзы. Зачем он издевается? Когда-то она предала его доверие. Она выдала Избранного Дэви! Почему он не кричит ей теперь: "Предатель!"? Как тяжело принимать такое всепрощение! Куда тяжелее, чем презрение!

— Жаль, что ты не Лира, — заметил Винсент. — Лире я бы сказал, что прошлое давно забыто. Лира оказалась тогда слабой… но за это не должно казнить.

Лира коротко, дёргано кивнула и отвернулась. Над крышей высокого дома ей опять привиделась крылатая тень.

— Вампиры сегодня летают открыто, — глухо заметила она. — Где же охотники?

— Это ночь "Гроздьев", — Виснент помрачнел. — А старейшие Дэви подогревают ярость толпы. И сам Владыка где-то близко… Вот что, Лилиана. Иди сейчас к новому Дому Гесси. Там вроде бы безопасно. Утром я отправлю тебя в Карду.

— Не надо. Я здесь выполняю задание.

— Чьё?

— Задание Миры…

— Ого!

Он одобрительно усмехнулся. Но Лира отвернулась и медленно пошла прочь, стараясь держать спину прямо.


Лира направилась по Набережной в сторону Академии. Ощущение зова после Золотого моста усилилось во сто крат. Словно огромный паук оплёл её невидимой нитью и тащил в своё логово в старом здании. Он шипел, пока неразборчиво, но Лира была уверена: подойдёт поближе — поймёт и слова.

Встречу попадались люди, одни приветственно кланялись, как соратнице, завидев её брошь, другие делали круглые страшные глаза и торопились скрыться из её поля зрения. Лира спокойно добралась до парка Академии и остановилась у глухого деревянного забора, огородившего весь квартал.

"Что-то новенькое…"

Она прошла в сторону Рябиновой улицы, нашла дверь в заборе, но та была закрыта на замок. Тогда девушка пошла вдоль забора к реке и скоро нашла неплотно пригнанные доски. Ей удалось расшатать их, чтобы открылся достаточный проход на территорию Академии. Оглядевшись и убедишись, что вокруг нет никого, похожего на охрану, Лира шмыгнула за забор.

Парк Академии отступил шагов на двадцать. Лира шла, то и дело цепляясь юбкой платья за пеньки. В парке была начата вырубка, и начата недавно — пахло терпко и сладковато: смертью деревьев. А впереди было странно светло. Обычно здание Академии заслоняло и фонари Восточного проспекта, и луну, и яркие звёзды, а сейчас все они сияли — россыпь бриллиантов. Академии не было.

С захолонувшим сердцем Лира прошла аллеей к бывшему зданию. Сейчас она вспомнила: здесь была битва. Дэви разгромил оплот охотников больше года назад.

Да, Академии не было — груда камней. Видимо, ненужное здание взорвали. Часть площадки была расчищена, там стояли домики рабочих, сейчас пустые. Только справа, там, где было крыло Ордена, сохранился весь первый этаж и часть второго. На остатках стены примостились вампирские куклы, почти бесплотные, высохшие — призраки в крылатых тенях. Они дремали, странно расслабленные. Сначала Лира подумала, что хозяин просто выпустил их из поля зрения, но скоро поняла: кукол или хозяина кукол усыпил кто-то извне. Марионетки то и дело вздрагивали, поводили крыльями, пытаясь освободиться от чар, но тут же снова обмякали. Засыпали, засыпали… Лира легко прошла мимо незамеченной.

Зов усиливался. Шёпот стал различимым.

"Ко мне, ко мне, ко мне…" — знакомый шёпот, шелестящий, как миллионы сухих острых льдинок. Голос Первого вампира!

Лира остановилась у старого входа в здание. Тяжёлая дверь была снята с петель, открывая проход внутрь. Будто ведомая чужой волей, девушка без колебаний ступила в коридор Академии.

Весенний ветер, несущий ароматы распускающихся цветов, нежно гладил обожжённые стены. Серебристая река лунного света потянулась через бывший коридор первого этажа. Ночь наложила свои чары на брошенную цитадель Ордена: заретушировала ужас, стёрла тени кошмаров. И всё же это место было жутким. Как отражение carere morte в зеркале…

"Ко мне, ко мне, ко мне…"

Лира прошла дальше в коридор, нашла проход в подвальные помещения — к арсеналу и архиву Ордена. Но эта лестница была завалена. Лира коснулась стены рядом и постояла так минуту, закрыв глаза и отдавшись ощущениям. Зов явственно шёл снизу, из арсенала. Шёпот Макты царапал стены, ледяными зубьями вгрызаясь в каменный кладку. Массивные старые камни дрожали под ладонью Лиры.

"Ко мне, ко мне, ко мне…"

Она так и застыла у заваленной лестницы к арсеналу. Скованная, знакомо неуверенная в себе — будто очередной кукловод всласть поиграв ею, перепутал все ниточки, так, что она не может двинуть ни рукой, ни ногой. Лира могла только смотреть сквозь груду камней в черноту за завалами, — в пустоту на месте бывшего арсенала и архива. Паук, тащивший её по Набережной в старое здание, таился там, внизу. Лира слышала, как он ворочается, перебирает лапками, подвигаясь ближе к девушке. Вот, во тьме заблестели его глаза — белые звёзды… Глаза Макты!

— Господин? — робко позвала Лира, ещё не веря, что Старейший действительно может быть тут, под завалами арсенала. Куклы на стене встрепенулись, а шёпот Макты стал яростным: "Молчи, молчи, молчи!"

Девушка вжалась в стену, и марионетки не заметили её. Лира замерла, боясь дышать. При этом она понимала, как всё глупо: вампиры всё равно услышат её испуганное сердце или ветер донесёт до них запах смертной. Но куклы поводили головами, и снова обмякли. Теперь Лира поняла: это Макта усыпляет их, чтобы они не заметили Лиру.

"Зачем вы зовёте меня, Господин?" — мысленно спросила она.

У Первого слишком много сил ушло на контроль чужих кукол. Шёпот снова стал сбивчивым, неразборчивым: "Кровь, кровь, кровь…"

Лира шагнула к завалам лестницы. Осторожно попыталась убрать один из камней, но не удержала, уронила и затравленно обернулась на кукол. Те по-прежнему сидели на стене истуканами. Странные готические украшения, так неуместные в цитадели Ордена охотников!

"Кровь, кровь, кровь…"

"Сейчас!"

Уже не страшась кукол, Лира отбросила несколько мелких камней, убрала пару глыб побольше. Затем сунула голову в образовавшийся провал. Внизу в лунном свете белели ступени лестницы. А в воздухе за грудой камней словно что-то было. Влажное дыхание смертной капельками оседало на невидимой, неведомой преграде.

"Возьми, серебро, ударь…"

Лира достала незабвенный серебряный кинжал, которым Ульрик недавно пытался зарезаться, и ударила невидимую преграду за провалом. Раздался лязг, точно девушка била ножом в стекло. За лязгом раскатился долгий грохот, будто звук заблудился в лабиринте зеркал и эхом отскакивал от каждого. Но куклы не пошевелились: Макта усилил контроль.

"Ударь, ещё, ударь…"

Лиру ударяла снова и снова, и эхо ударов казалось девушке лязгающим смехом: преграда не поддавалась. Охотнице удалось оставить на невидимой стене лишь крохотную трещинку, её не было видно глазам, но можно было почувствовать, прикоснувшись чувствительными кончиками пальцев. А Макта уставал. Куклы Дэви всё чаще вздрагивали, пытаясь сбросить чары, и засыпали теперь с гораздо большей неохотой.

"Что делать, Господин?"

"Кровь, кровь, кровь…" — снова неразборчивый шёпот ответом.

"Кровь?"

Лира резанула ладонь кинжалом, прижала ранкой к трещинке в стекле и почувствовала, как там, в провале, зашевелилось что-то тяжелое, огромное. Это тёмное нечто и изящную белую руку девушки разделяла лишь тонкая стеклянная стенка.

Лира не поняла, успел вампир слизнуть капли её крови, или нет. Шёпот Старейшего вдруг изменился: "Беги, беги, беги!"

Дэви почувствовал, что его барьер пытались разбить! Владыка гнал к Академии стаю кукол — девушка подняла голову и увидела в небе чёрную тучу. Лира отскочила от провала в коридор, а шёпот Макты хлестал, как плетьми: "Скорее, скорее, скорее!"

Она затерла рукавом кровь с преграды за провалом, быстро проверила, не упали ли капли на пол… Всё чисто! Куклы в небе снижались, а те, что были на стене, почти стряхнули оцепенение и принюхивались, чуя жизнь неподалёку. Лира бросилась бежать.

Она шмыгнула в дыру в ограждении и очутилась в гуще боя: группа революционеров с рябиновами брошами столкнулась с отрядом полиции. Лира осторожно прошла немного вдоль стены, переступила через какого-то раненого и, завидев вдали бывший дом Диосов, бросилась туда. Позади тишину ночи разорвали выстрелы. Вампиры Дэви над парком Академи кружили расходящимися спиралями в поисках беглянки.

Дом Диосов был пуст и заперт. Лира нашла незапертую каморку сторожа, и осталась там. Довольно бега по ночным улицам! Дэви близко, но пусть, будь, что будет.

Через десять минут она уже спала на топчане сторожа, положив под голову сумку с записями и укрывшись плащом.


…Она видела Короля Асседи. Слабого, жалкого, лишь тень своего великого предка — Лазара Арденса… Она прослеживала интриги придворных, парламентариев, путь нелепых законов, проводимых ими. Видела, как прорастает зерно лжи о carere morte. А горизонт всё затемнялся… Понимал ли Асседи, как велико недовольство его народа, какой бурей оно может обернуться?..

…Она видела Дэви, обеспокоенного возросшим влиянием Валерия Конора. Она видела как Владыка затеял свою последнюю авантюру. Видела и тех, кого вместе с Дэви закружил водоворот событий — Миру, Винсента, себя. Видела незнакомых прежде — герцога Краса, главу Ордена, пришедшего на смену Латэ, — всех, кто раздувал последнюю бурю мира carere morte…

…Она видела своих родителей, видела сотни адептов Ордена, не догадывающихся, кому они служат. Или знающих, но молчащих. Ведь это знание гибельно для всей Земли Страха…

…Она видела миниатюрную светловолосую даму, немного похожую на Миру. Только, в отличие от Миры, выражение беззащитности и доброты никогда не появилось бы на этом скуластом тонкогубом лице с вечным презрительным выражением. Регина Вако! — её Бездна избрала своим Голосом прежде Лиры. Она видела её и её супруга, вместе размышляющих, как провести Бездну в мир без участия carere morte. Видела, как им удалось приблизиться к разгадке, как муж Регины испугался последствий их деяния — и как безжалостно Вако убила его и продолжила великое дело одна. Она видела и её смерть через несколько лет и видела, что сокрыто в тайнике за зеркалом в холле старого дома Вако…

…Она видела Либитину — тысячи кукол и безликого кукловода в его убежище на севере. Видела тысячи историй происхождения этого хозяина, и все тысячи — одинаково далёкие от реальной. Кукловод не захотел показать истинного своего лица даже в вещем сне…

…Она падала во сне, и падение не прекращалось, как не бывает ни в одном кошмаре. Глубже, ещё глубже пропасть лет. Только б не сойти с ума, заглянув в неё! Лира видела начало Ордена и людей, вставших в его главе — Лоренса Гесси и своего предка — Лорна Диоса. Видела Совет Пяти — старейших бессмертных, правивших вампирским миром прежде Дэви и Алитера. Видела, как эти carere morte были уничтожены Мактой…

Свет озарил тёмный тоннель, по которому она летела. Лира поняла, что приблизилась к началу.

…Она видела Лазара Арденса и алхимика Атера. И их жертву… Ритуал уже совершён. Смертный пожелал продлить свою жизнь за счёт жизни другого, и колдуну это удалось. Будущий Король Арденс горд и полон достоинства. Он всё также немолод: жизнь Макты не подарила ему юность, лишь добавила сил. Но его голос звучен, как у молодого:

— Это начало великой истории, Атер!

— Вашей истории, Dominus, — колдун подобострастно склоняется, но выпрямляясь, бросает совсем иное: — Моей истории!

Арденс с испугом смотрит на него… Но Король боится прочитать страшный ответ в глазах чародея и скоро опускает глаза. В первый и последний раз он глядит на тело Макты, отдавшего ему свою жизнь. Он обращает внимание на герб на одежде жертвы: ярко-красный лев на сером фоне. И маленькая картинка вдруг так заинтересовывает Арденса, что он склоняется над убитым, читает девиз на гербе.

— Ex ungue leonem… Льва узнаем по когтям, верно, Атер?

— Да, Dominus.

— Мир скоро узнает нового льва, — уверенно говорит Арденс.

— Да, Dominus. Небывалого льва!

Глядя на неподвижного Макту, Атер улыбается ясно, чисто. Лира через столетия видела эту добрую улыбку — знакомую улыбку. А в глазах чародея знакомый блеск… — зеркальный блеск! Бездна отражалась в его глазах. И Лира чувствовала Её гнев: Атер подманил её великолепным яством — целым новым миром, и запер в клетке… Так пусть весь мир узнает Её ненависть!

Всё растворилось в свете. Лира купалась в нём, пила его. Но постепенно его однородность исчезла, появилось знакомое зелёно-золотистое мельтешение — трепетание крыльев бабочки…

Долгий, тяжёлый вздох. По нему, как по нити, душа вернулась в тело. Лира очнулась.


Ночь ушла. Пятнасвета лежали на полу комнатки, на топчане, одно запуталось у девушки в волосах. Голова болела, похоже, от переизбытка впечатлений. Лира осторожно, чтобы сотрясением не причинить себе лишнюю боль, поднялась и тихонько вышла из каморки сторожа, снова перебралась за ограждение Академии.

Никаких кукол на стенах здания уже не было, но провал, ведущий к арсеналу, чернел неестественно. Казалось, все тени ночи спустились в недра здания, чтобы переждать день. Лира не стала касаться воздуха в провале, проверяя, есть ли там невидимая преграда. Вдруг это опять вызовет гнев Дэви? Она вышла из разрушенного здания.

Ужасно глупым отсюда, из нового дня, казалось вчерашее бегство. Ульрик послушал ее, когда она пригрозила уйти, если он не снимет маску Палача. Наверное, будет слушаться и впредь. Вот без нее он скорее вернется к прежним занятиям… Чужое имя — необходимая конспирация, и, если признаться честно, вчера ей даже понравилось представляться Винсенту Лилианой. Это имя без прошлого, но имя с будущим! И расставаться с будущим супругом не стоит надолго. Нельзя! Да и… больно.

"Как он? Наверное, места себе не находит! Или же… он уже нашел страшную маску Палача?"

Солнце стояло высоко — был близок полдень. Утром прошёл дождь, трава была мокра и в рытвинах на месте фундамента Академии собралась вода. Вода была и в лужицах, с чёрным дном, но прозрачных. Лира присела над одной, зачерпнула нагретой солнцем воды и над головой своего отражения ей померещилась знакомая бабочка, трепещущая светлыми крыльями. Девушка резко вскинула голову, но над ней была лишь чистая небесная высь.

Лира умылась, обтёрла шею, руки. Сняв чулки, поболтала в воде босыми ногами. Она и думать забыла о возможных свидетелях её купания — её казалось, она одна сейчас в мире, полном света и тепла. После купания головная боль ушла, и Лира скоро покинула парк.

На вокзале Кардо собралась толпа. Все хотели уехать из города, но кассы были закрыты. Лире удалось купить билет с рук, но взамен пришлось высыпать из карманов все подобранные ночью монеты. Цену перекупщик заломил несусветную, по вчерашним ценам выходило, что Лира купила никак не меньше половины вагона.

Она протиснулась в вагон последней, когда поезд уже трогался, а отчаявшаяся толпа штурмовала кассы…


Она быстро сообщила Мире, что удалось разведать в Доне, и взамен узнала от госпожи Вако, что, потеряв Лиру, Ульрик возвратился в дом Корвусов…

Лира ни секунды не помедлила перед воротами с вороном, прошла во двор и храбро толкнула дверь в подвал.

Из трубы подвальной печи валил дым. Лира увидела это чёрное облако издалека, но не бросилась стремглав прочь. Палач взялся за старое… Что ж, в любом случае, её место рядом с ним. Может, увидев девушку, он вспомнит свою Лилиану и опять исцелится? Лира исцелила его от проклятия carere morte, но удастся ли исцелить от этого? Ведь она сама заразила его этой ненавистью, безликой и всепоглощающей, жгучей, раздирающей сердце…

Ноги дрожали, когда она спускалась в подвал. Девушка была вынуждена держаться за стену, чтобы не упасть. Она оставила дверь наверху открытой, чтобы свет падал на ступени. В подвале, куда она спускалась, было темно, только пол светился красноватым от пышущего жаром жерла печки.

"Опять там грудой свалены головы carere morte. Шуршит, сгорая и сворачиваясь, кожа, со всхлипом вытекают глаза. Пол подвала залит кровью, из угла, куда свалены тела, разит сырым мясом и требухой… Лира беги, беги прочь из логова этого маньяка! Что ты делаешь?!"

Но она продолжала спускаться, хотя сердце заходилось в страхе. В глубине подвала у печи девушка уже различала фигуру человека. Он сидел, свесив голову на грудь, не глядя на пламя.

Пол в подвале был чист. Пахло улицей, весной — эти запахи нёс ветер, нашедший путь в приоткрытые двери. В печи сгорали деревянные чурки. Похожие на головы, но не головы.

— Ульрик! — тихонько позвала Лира. Человек вздрогнул, но не проснулся, тихо застонал во сне. Лира проворно подскочил к нему.

— Ульрик? — она осторожно приподняла его голову, и юноша застонал сильнее, когда её ладони коснулись его щёк.

— Что с тобой? — испуг и раскаяние накатили волной: оставила его! Одного! После такого тяжелого и странного исцеления! — Ты… ты всё ещё заражён? Не охотился? Не пил кровь?

Ульрик чуть отодвинулся от её прикосновений.

— Кто вы? — проговорил он, подслеповато прищурившись.

— Это я, Ли… Лилиана. Как ты? Исцеление не удалось?

— Лилиана… — по его губам скользнула улыбка. — Нет, Лили, это не та боль. Это проклятие последней Избранной. Хуже и хуже, с каждой ночью… Раньше я пытал и убивал вампиров, теперь они в отместку пытают и убивают меня! Ничем её не заглушить, ничем! Я уже думал сунуть голову в печь… — теперь он окончательно проснулся и на последних словах осторожно обнял её. Лира окаменела, не зная, как себя вести.

— Ты шутишь?

— Про что? Про печь — да. Про боль — нет… Где ты гуляла, Лили?

Лира вздохнула, отогреваясь в его объятиях.

— Я… я ездила в Дону. Там переворот. То есть, я не знаю подробностей, но… Похоже, Король убит. Или он покончил жизнь самоубийством — непонятно. Думаю, мы скоро всё узнаем из газет.

— Лили, ты с ума сошла! Я сбился с ног, разыскивая тебя!

— Я выполняла задание госпожи Вако.

— О, леди, так вы, наконец, определились, чью сторону примете в войне? Что за задание? Почему мы не могли отправиться на него вместе?

— Поиск Макты, — Лира замолчала, придумывая оправдание. — Это требовало от меня обращения к силе Бездны, а ты не любишь, когда я говорю Её голосом… — наконец нашлась она.

— Глупости! Из-за Дэви и Макты в опасности сейчас весь мир, так что обращение к этой способности вполне оправдано! Никуда вас больше не пущу одну, леди!

— Да, ты прав, — Лира успокоенно вздохнула.

— Я поговорил с Мирой о новом убежище для нас. Это в Термине, к западу от Карды. Старый дом моей матери.

Лира улыбнулась и крепче прижалась к мужчине, чтобы не потерять биение его сердца. Он уже не вздрогнул от боли этого касания.

— Ты же пойдешь со мной… в дом моей матери? — тихо вымолвил Ульрик.

Лира только кивнула, носом уткнувшись в его грудь. Дверь в подвал захлопнулась с довольным лязгом капкана, получившего новую жертву. Птичка попала в клетку! Но Лира не испугалась. Здесь была печь, согревающая тело, и объятия любимого, согревающие душу. А что ещё нужно для счастья?

Глава 31 Беседы

— "Гроздья" захватили улицы Доны, — сообщил Адам, сворачивая газету. — Король "вероломно убит". Из всех Арденсов в живых остался один Давид Гесси. Дэви наверное в бешенстве. Макту он захватил, но Арденсов и Лиру Диос у него из-под носа увели охотники.

— Быстро Гесси провернул свой план, — заметил Гектор. — Охотники опять опережают нас, но это ненадолго.

— Арденсы убиты, а я не чувствую, что утратила в силе, — задумчиво сказала Хелена. — Выходит, слухи о связи вампиров и Арденсов были лишь слухами?

— Исчезновение Арденсов может не влиять на вампиров, но исчезновение вампиров повлияло бы на Арденсов, — отрезал Гектор.

Вечерние беседы в гостиной стали традицией. Вампиры просыпались и читали утренние газеты, к ним присоединялся Гектор, усталый и язвительный после дня в лаборатории. В начале мая вся компания перебралась в Карду и обосновалась в доме Митто. Гектор объяснил необходимость переезда на север близостью Карды к источнику Бездны и убеждал, что в бурлящей от революционных идей Доне нечего делать.

Теперь под лаборатории было отведена половина старого дома Митто. Чтобы докупить необходимое оборудование, Гектору пришлось продать квартиру своих родителей в Доне. Из старой обстановки в северный город Долус перевёз только гравюру и повесил её в своей новой спальне.

Исследования проклятия carere mortе продолжались. Направление "искусственных вампиров" пока было оставлено, учёные сосредоточились на случайно открытой substantia incognita или subinco — перламутровой "живой" жидкости и её необычных свойствах…


— "Subinco — лишь половина искусственного аналога проклятия carere morte. Крайне взрывоопасное вещество. Должно быть нечто, стабилизирующее его состояние, и, полагаю, верно будет назвать это нечто второй половинкой проклятия", — так заявил мне сегодня глава нашей учёной группы, — поделился Долус. Он взял со столика бокал Адама, до половины наполненный кровью, принюхался и усмехнулся, должно быть, своим воспоминаниям о вампирской жизни.

— И чем это "нечто" может являться? — машинально спросил вампир и потянулся забрать свой бокал. Гектор выразительно пожал плечами:

— Учёные сошлись на том, что это не электромагнетизм. Искать следует во всём многообразии иных энергий.

— И ты думаешь, когда эта половина будет найдена, мы получим искусственных carere morte? — приняв от Гектора свой бокал, Адам сейчас же брезгливо поставил его на столик. Тонкие стеклянные стенки были тёплыми — смертный прикосновением согрел их, а вампира в последнее время всё больше раздражали люди. Он ненавидел каждую их особенность.

Презрение Адама не укрылось от Гектора. Но смертный не подал виду:

— Хуже всего то, что у нас не остаётся времени! Carere morte близки к уничтожению.

— Бессмертные протянут ещё пару десятилетий, а вот ты — уже нет, — хмыкнул Адам. — Признайся же, что тебя на самом деле терзает, Гектор: старость! Близкая старость и смерть! Вако — твоя ровесница и по годам смертной, и по годам бессмертной жизни, и она уже старуха.

— Мира отдала много сил вынашиванию и рождению ребёнка. У меня есть ещё два года молодости, — Гектор уже не помрачнел: почернел. — Или год…

— Да, это ужасно. Когда появилась Избранная, глупые бессмертные бросились к ней, вспомнив о прелестях смертной жизни и начисто забыв о недостатках. И вот — проходит год, два: тело разваливается, свободолюбивый дух бунтует против неизбежности смерти. Бывшие бессмертные вновь готовы на всё ради капли проклятия, но проклятие им уже недоступно. Вторичное заражение невозможно, — констатировал Адам. — Поэтому, Гектор, мы с Хеленой и не торопились принять исцеление из рук Избранной.

Смертный стерпел и этот укол.

— Бывшие бессмертные готовы на всё ради капли проклятия, — задумчиво повторил он слова вампира. — …И это отлично! Проклятие carere morte имеет много недостатков. Когда появится искусственное, моё — бывшие вампиры бросятся ко мне. Об адептах нового учения не придётся беспокоиться! — он хохотнул. — Ни голода, ни страха, ни уязвимости к солнцу и серебру…

— Расскажи, какими они будут, — попросила Хелена. — Они… искусственные carere morte.

— У Бездны много обличий, — взгляд Гектора словно застыл. И Адам знал, что друг видит сейчас: гравюру с горой и звездой. — В разных частях света о Ней сложены разные легенды. На юге рассказывают о существах, подобных carere morte, но сильнее и страшнее — высушивающих человека до капли в мгновение. А во многих сказках северян является одна и та же странная картина: волшебные кристаллы, растущие в ледяных пещерах. Обычно они невидимы, но, едва на них попадает лучик света, начинают сверкать сильнее драгоценных камней. И они не тают от тепла: сами стремятся за лучами солнца, растут… Какими будут новые carere morte? Я не знаю. Эту сказку ещё не сложили.

— Это будет наша сказка, — заметила Хелена.

— Да. Эта вера ведёт и на всём пути поддерживает меня. Но есть мнение — очень живучее старое мнение, что человеку не должно брать на себя роль Высшей Силы. Косное мнение, что всё знание о скрытой структуре вещей должно быть известно лишь богу! — Гектор неожиданно вспылил. — Я, как могу, с ним борюсь. Но даже учёные моей группы говорят: это невозможно, это недоступно людям, и я впадаю в бешенство… И я не могу отказаться от услуг этих и нанять других, молодых, горящих идеями: эти уже знают слишком много!

— Да, очень жаль, что твои опыты не удаются, — Адам отступил, занялся своим завтраком. Хелена с улыбкой наблюдала за мужчинами, но больше ничего не говорила. На этом очередная беседа закончилась.


Однако попытки позлить друга-смертного Адам не прекратил. Он и прежде развлекался так с Владыкой. Дэви обычно не злился даже болезненным покусываниям. Они помогали ему всё время быть начеку и успешно парировать удары. В них Дэви как в кривом зеркале видел себя — и смеялся. Гектор был совсем другим, он не смеялся — мрачнел, зато с утроенной энергией принимался за работу в лаборатории.

Скоро они вновь собрались за ранним ужином — поздним завтраком. И сегодня трапеза carere morte была поистине королевской — целая смертная жизнь. Волна беспорядков докатилась до Карды, и вампиры полагали, что во всеобщем хаосе одна человеческая жертва на алтарь Бездны пройдёт незамеченной.

Оглушённого человека — рассыльного, на свою беду сунувшегося в конец Карнавальной улицы, усадили в кресло. Гектор толстой иглой проколол ему ярёмную вену, наполнил кровью два бокала, и Адам с Хеленой быстрыми глотками выпили их, пока кровь не свернулась. Только так они могли питаться здесь, в Карде. Под бдительным оком охотников Миры, вампирам вновь пришлось надеть серебряные ошейники, и пить людские жизни они теперь могли только при пособничестве таких же смертных.

— Ещё? — спросил Гектор, когда они закончили. Получив утвердительный кивок от Хелены, достал иглу из шеи смертного, забитую тромбом, и попытался прочистить её. Это Долусу не удалось и, рассердившись, он ударил человека ножом повыше сердца. Из узкого разреза забила струя крови.

— Это мой ковёр! — возмутился Адам, но сам тут же оттолкнул Хелену, бросившуюся ловить кровь ртом, и прильнул к ране. Утолив голод, он пустил подругу, и той достался сладчайший последний вздох. Гектор не следил за их трапезой. Он развернул свежую газету и углубился в чтение.

— Вернир Реддо — наиболее вероятный претендент на трон Доны, — сообщил он вампирам через некоторое время. — "Гроздья" вчера заявили, что поддержат его. "Гроздьев" сейчас боится вся знать, так что… Герцога Реддо вынуждены будут принять все.

— Младшая сестра Вернира — охотница, — заметил Адам, платком вытирая кровь с сюртука. — Ай да Мира!

— "Гроздья" — её детище, верно?

— Её племянника.

Гектор помолчал, строго сжав губы, размышляя о чём-то. Потом бросил:

— Займёмся своими делами!

— Как опыты? — тут же спросил Адам. Он отошёл от тела, поправил ошейник, всё же немного сдавивший горло. Хелена осталась у жертвы, жадная вампирша слизывала последние капли крови с шеи.

— Неудача за неудачей. Сегодня я приказал опыты вовсе прекратить… до лучших времён. Бесполезная трата и без того быстро тающих средств.

— И как ты собираешься приближать наступление "лучших времён", в таком случае?

— Нужно свернуть на другую дорогу, — Гектор удобно устроился в кресле и расслабленно вздохнул. — Может быть, вернуться немного назад… А прямо сейчас я предлагаю вам, друзья, удариться в воспоминания. Мне давно нравится мысль, что не мы первые загорелись идеей понять суть Бездны и её созданий.

— Думаешь, подобные опыты проводились прежде? Это невероятно, Гектор! Ты сейчас используешь новейшие приборы — и даже их нам мало, а что было у исследователей сто лет назад?

— Сто лет назад? Понимание. То, чего так не хватает нам. А ты зачастил, Адам, — Гектор вкусно улыбнулся. — Что ты скрываешь? Что тебе известно о прежних исследователях Бездны?

Хелена оторвалась от жертвы и переводила недоумённый взгляд то на друга, то на смертного в кресле.

— Известно… немного. Я третий день раздумываю, сказать это тебе, или нет, — Адам облизнул вмиг пересохшие губы. — Мне нравится твой настрой, Гектор, но я… Видишь ли, здесь я связан… нет, не клятвой — страхом.

— Самое время отринуть старый страх.

— Ты не понимаешь, перед кем этот страх!

— Адди, ты мне ничего не говорил, — прошептала Хелена. Она чуть не плакала от обиды, лицо помертвело, руки бессильно упали на колени. — Что ты скрываешь?!

Вампир глянул в глаза подруги — и решился, сжал кулаки:

— Что ж, я и сам чувствую: время для этого разговора пришло. Я скажу, Гектор. Но — условие: сперва расскажешь ты…

— Что ты хочешь услышать?

— Расскажи о Либитине.

Гектор отодвинулся дальше в тень кресла:

— Зачем? Это каким-либо образом связано с твоей историей?

— Да!

— Либитина…

— Ведь это она спасла тебя, — пришла на выручку Хелена. — Пока тебя считали мёртвым, ты скрывался у неё, так?

— Так, — Гектор нервно усмехнулся. — Но не могу понять, почему вы так уверенно говорите о Нефандусе в женском роде.

— Потому что несколько лет назад Орден вскрыл её убежище в заброшенной шахте на севере. Охотники обнаружили там чудовищно изуродованное тело хозяина, а после вскрытия выяснилось — хозяйки.

Смертный хмыкнул:

— Откуда тебе знать, что это — не ложь Ордена?

— Охотникам помогали простые смертные, они и проговорились. Это правда, Гектор, — Хелена придвинулась ближе. — А тебе она, выходит, не открылась, пока ты гостил у неё?

— С чего охотники решили, что перед ними была Либитина? — Гектор хохотнул. — Северный Кукловод всегда был мастером перевоплощения. Чего стоил один его Лабиринт. Вся Карда, вся Термина — его театр марионеток. А, может быть, и вся страна…

— Ну-ну… Пара тысяч кукол! Это немало, конечно, но называть Землю Страха театром марионеток Либитины я бы не стала.

— Я тоже сначала думал, что Нефандус — безобидный кукловод, помешанный на красивых куклах. Потом понял: главный объект его игр — люди. А марионетки — лишь инструмент и ширма для отвода глаз. Я расскажу, — Гектор вынырнул из тени кресла, склонился к Хелене, наконец-то увлёкшись разговором. — Она спасла меня после Восемнадцатого Бала Карды, проводила в свои земли, поселила около своего логова. То есть, это я считал тогда, что логово Северного Кукловода близко — та самая заброшенная шахта… А на самом деле Либитина могла быть в это время на другом краю земли. Он говорила со мной только через своих кукол. И…

— Ну?

Гектор помолчал, собираясь с мыслями:

— Я гостил у неё долго: почти пять лет. И долго не понимал, что со мной играют! Мне казалось, я разгадал хозяйку Лабиринта. Что я почти выяснил, кто она… И она жестоко посмеялась надо мной при нашей последней встрече. Явилась в том обличье, которое представлялось мне самой хозяйкой. И показала, что и это — только кукла.

— Какое это было обличье? — хмуро спросил Адам. — Со мной она однажды поиграла также.

— Обычный мужчина. Моих, примерно, смертных лет.

Митто покачал головой:

— Нет, мне явился хилый старик.

— Вот видишь! Охотники победили Либитину? — смешно. Она лишь поиграла с их главарём, как с нами. Орден получил уродливую и вполне устроившую его версию. А истинная Либитина скрылась. Впрочем, — Гектор вздохнул, — я вовсе не уверен, что это женщина. Это существо прячет свои цели, свои идеи. Знаю, что оно любит представляться оскорблённой женщиной, ведомой местью Владыке. Но истинные цели Нефандуса тоньше и холодней. Это не женский ум.

Они помолчали. Хелена придвинулась ближе к Адаму, успокаивающе погладила его руку.

— Ну, начинай же, милый, — робко попросила она. — Твоя очередь.

Адам улыбнулся. Следов страха не осталось на его лице. Глаза весело сверкали, когда он поглядел на Гектора:

— Я не из простого любопытства захотел услышать историю Либитины, Гектор. Ты бывал в её архиве?

— Доводилось. Если это был ТОТ САМЫЙ полный архив.

— Либитина увлекалась Бездной и её преобразованиями. Это точно. И в свите Дэви давно ходили слухи, что она была изгнана Владыкой за свои мечты. За мечты, похожие на твои, Долус.

— О!

— Это не всё, — Адам осклабился, довольный эффектом своего рассказа. — Много лет спустя после изгнания Либитины, одной даме удалось вырвать у Северного Кукловода часть сведений о Бездне. Именно вырвать — Либитина не поиграла с нею, как с тобой или мной… Она прокляла её! И через некоторое время ей удалось натравить на воровку кардинцев. Но было поздно. Воровка воспользовалась сведениями… и эта воровка была моя создательница, Регина Вако!

Хелена ахнула и тут же прижала ладонь ко рту.

— Ты говорил, тебя обратил твой дядя? — глухо спросила она из-за ладони.

— Врал. Всем врал! — Адам с вызовом посмотрел на неё. — Та Вако успела перейти дорогу всем старейшим Короны. Если б бессмертные узнали, что я — её проклятое создание, меня разорвали бы на части.

Хелена поджала губы, но опять погладила его руку:

— Ничего. Я понимаю.

— Регина Вако и её муж изучали Бездну по материалам Нефандуса. Муж Регины увлекался музыкой, кроме всего прочего. И он сочинил мелодию, известную как мелодия Бездны…

— Что-что?

— Мелодия Бездны! Её нельзя сыграть ни на скрипке, ни на флейте, ни на рояле. Поэтому господин Вако сделал специальный инструмент, способный издавать эти звуки.

— А Регина, получается, просто завладела его открытиями? — Хелена улыбнулась и покачала головой. — Хитра…

— Её муж создавал удивительные, невозможные вещи, она же вдохновляла его, — Адам вздохнул. — Голос Бездны! Она была его Музой и, когда он вспомнил о страхе перед Богом и отрёкся от своих трудов, безжалостно, как полагается той же Музе, убила его…

Гектор прищурился. Его пальцы выбивали быстрый ритм на подлокотнике кресла:

— А "мелодия Бездны"? А тот инструмент? Куда они пропали после гибели Регины?

— Полагаю, искать следует в тайнике за зеркалом, — Адам устало прикрыл глаза. — Всё, я всё сказал. Теперь же страшная кара должна обрушиться на голову того, кто посмел проговориться об этом. — Он замолчал. Склонив голову, стал ждать молнии из преисподней, где несомненно томился дух страшной госпожи Вако.

— Ты видел этот инструмент? Слышал мелодию? — негромко спросил Гектор. Он напоминал сейчас хищника в одном прыжке от добычи.

— Видел и слышал. Господин Вако заключил её в музыкальную шкатулку.

Гектор удовлетворённо вздохнул и опять откинулся на спинку кресла:

— Звуковые колебания — вот оно! Чистая, общая для всех детей Бездны частица! Мои учёные и не пробовали искать в этой области. А, между тем, это и есть недостающая половина нашего проекта, Адам!


Беседа окончилась. Вампиры задумали пойти на ночную прогулку, и дали Гектору честное обещание не убивать смертных. Но Гектор на всякий случай проверил их ошейники, точно заправский охотник. Ошейники были хорошо закреплены.

— Я просто хочу расправить крылья, — закапризничала Хелена. — Я не голодна!

Гектор отпустил их. Но сам пробыл дома недолго. Скоро ушёл куда-то и отсутствовал два часа. Потом он вернулся, по виду огорчённый, и опять не лёг. В задумчивости смертный бродил по коридорам дома Митто.

Смертная жизнь… В отличие от друзей-вампиров Гектор не испытывал отвращения к своему состоянию. Наоборот, избавленный от постоянного вампирского голода, он мог мыслить куда яснее. И ощущение времени усилилось — он мог мыслить быстрее… Угрожающих признаков наступления старости смертный пока не замечал. Единственное, что злило его, выводило из себя каждый день и каждую ночь — неудача с опытами.

Он вновь поставил на карту всё… И в этот раз должен был выиграть! Долгие пятнадцать лет, когда Гектор был наблюдателем, а не участником событий, научили его многому. Терпеть, выжидать, не радоваться победам, не огорчаться поражениям. Абсолютно уверенным в себе он взялся за очередную авантюру — создание искусственных вампиров. И здесь скоро выяснилось, что его нетерпеливость и неумение ждать остались при нём. Гектор вытерпел несколько месяцев, потом опять начал срываться. И опять начался бесцельный, безумный бег, вновь пустое растрачивание сил в погоне за недостижимой целью! Снова бездумное разрушение того, что сам же кропотливо строил месяцы и годы!

Необходимо было остановиться. И сейчас, в очередной раз проходя коридором с портретами семейства Митто, Гектор мысленно горячо поблагодарил друга-вампира за ценные сведения о госпоже Регине Вако. Как вовремя! Если в тайнике, действительно, недостающая половина проклятия, можно начинать празднование победы!

Только одно пугало его, злило его, опять выводило из равновесия… — Вако!

Мира перешла ему дорогу пятнадцать лет назад. Тогда Гектор должен был убить её, но не убил. Много раз он сжимал её хрупкую шейку сильными пальцами — но отпускал и уходил в сторону с её дороги. И вампирша летела… Отвоевала своего Избранного у Дэви, достигла высшего поста в Ордене, победила саму смерть. А он смотрел на неё издалека и восхищался. Восхищался… и при этом понимал, что в основе всех побед Миры лежит его слабость. Его неумение, нежелание остановить её, убить её, сжать свои сильные пальцы на её тоненькой шейке…

Когда Миру увлекла война с Дэви, Гектор радовался, полагая, что их пути всегда будут параллельными и вампирша не перейдёт ему дорогу. Он не хотел встретиться с ней в поединке, слишком хорошо зная о своей слабости. Но — тайник за зеркалом… Всё-таки суждено их путям пересечься!

Когда Адам с Хеленой вернулись с прогулки, они нашли Гектора в гостиной. Смертный не спал, сидя в кресле, глядел на потухающее пламя камина.

— Я проверил тайник Регины Вако, — сказал он вошедшим. — Вако гуляла днём на летней террасе и забыла затворить её. Я прокрался в холл, но зеркала не нашёл. Вместо него висит картина. Ниша за ней, бывший тайник, — пуста. Кто-то уже вскрыл его. Придётся обратиться к Мире… И, я надеюсь, она будет мне союзницей и этом деле, и в последующих исследованиях. Союзницей, а не противницей!

— Ты сошёл с ума, друг, — констатировал Адам. — Вако вечность свою посвятила уничтожению проклятия carere morte, а ты хочешь предложить ей искусственных вампиров? Тебя убьют на пороге её дома.

— Не убьют. Видишь ли, Адам, — Гектор осклабился. Оскал смертного не уступал оскалу вампира. — В прошлый раз нас с Мирой развела по разные стороны история Избранного. У нас с вампиршей Вако были разные взгляды на его судьбу. Сейчас же, я более чем уверен, Мира примет мою сторону в вопросе, какова должна быть судьба владельца Дара.

Хелена прошла в комнату, присела на ковёр у камина — у ног Гектора, осторожно заглянула смертному в лицо.

— Значит ли это, что тебе известна личность нового Избранного, Долус?

— Полагаю, что да. И, когда это узнает Вако… она не сможет отказаться от моего следующего предложения…

Глава 32 Край ночи

В лаборатории дома Гесси в Доне Мира поставила на стол маленькую коробочку тёмного дерева. Открыла крышку, позволяя Эрику осмотреть внутренности музыкальной игрушки.

— Есть догадки, для чего она может быть предназначена? — тихо спросила она, когда учёный закончил.

— Догадки, для чего может предназначаться музыкальная шкатулка?

— Не ёрничай. Эта вещь была в тайнике Регины Вако. Не думаю, что она будет проигрывать гимн Ордена!

— Заведи её, — попросил Эрик после недолгих раздумий.

Мира достала ключик из кармашка платья и, заведя шкатулку, откинула крышку. Вновь открылся механизм: вращающийся барабанчик и туго натянутые струнки. Эрик придвинулся к шкатулке ближе, так, что от его дыхания потускнела полированная крышка. Остроносое, исхудавшее после долгого выздоровления от раны лицо охотника было сосредоточенным. Но постепенно, по мере того, как вращался барабан, напряжённое ожидание на нём сменялось разочарованием.

— Она не играет!

— Барабан вертится, задевает струны. Она играет!

— Но я ничего не слышу!

— Никто ничего не слышит. И, тем не менее, я опасаюсь лишний раз её заводить, — Мира передёрнулась и захлопнула крышку шкатулки прямо перед носом Эрика.

— Нет, я дослушаю, — воспротивился учёный и потянул шкатулку на себя, снова открыл. Он опять напряженно прислушивался к тишине, а Мира закрыла лицо руками, облокотившись о стол. В скрипе вращающегося барабанчика ей мерещился ехидный женский смех. Это хохотала Регина Вако, прародительница. Недолго Мира думала, что уничтожила проклятие прабабки. Скоро она поняла: бывшая вампирша просто перенесла его на себя, открыв таинственную шкатулку! В ее потусторонней мелодии исцеленной слышался тихий, шелестящий шепот. Знакомый с юности шепот Бездны! К счастью, барабанчик постепенно замедлял вращение… Странные звуки прекратились.

— Обрати внимание, барабан не металлический, как в обычных шкатулках. И… струны, — хмуро заметила Мира.

— Да, он каменный? А струны…

— Не представляю, из чего они. И не хочу представлять. Разберёшься?

— Оставишь её мне? — глаза Эрика загорелись. Но это было не прежнее радостное, но разумное научное рвение. Что-то новое было в этих искрах. Лихорадочное. Не вполне здоровое. И приготовленное "Да" застыло на губах Миры.

— Прежде обсудим вдвоём, что мы видим, — отступила она. — Эта вещь работает, несомненно…

— Вероятно, звуки, производимые ей, находятся за пределами слышимости для человека. Как бывшая carere morte, ты что-нибудь слышишь, когда она играет?

— Как будто какие-то отголоски. Шепот. Мелодию — нет.

— Интересно, — Эрик почесал подбородок, — Вещь из тайника Регины Вако наверняка как-нибудь связана с…

— Бездной? Не удивлюсь, если так.

— Великолепно! — опять эти лихорадочные огоньки в глазах. — Потрясающая вещь!

— Ужасная вещь!

— Ты всё также не понимаешь. Грамотное изучение Бездны поднимает нашу науку до небывалых высот. Мы получим новое человечество, как в фантастических романах!

Мира устало улыбнулась:

— От безумных идей рана тебя не излечила, Эрик. Нет, нет. Никаких исследований Бездны. Довольно нам carere morte.

— Но по мнению Морено и Латэ Избранный слаб, чтобы сразиться с Первым…

— Никаких обсуждений Избранного!

Эрик помолчал, покрутил шкатулку на столе. Сдаваться он был не намерен.

— Тогда поговорим о другом, — хитро начал он, когда Мира, было, успокоилась. — Ты же видела, что Дэви творил в день штурма в "Тени Стража"! Какая великая сила! И она под нашим носом, нужно лишь придумать, как взять её в руки…

— О, Эрик!

— Не перебивай! Не спорь, — охотник наклонился к ней над столом, будто собрался сообщить страшную тайну.

— Мира, ты прекрасно понимаешь, зачинщиками чего мы стали. Пока я валялся в жару и бреду я на многое посмотрел с другой стороны. И потом, когда стало полегче, всё обдумал… и всё понял! Асседи уничтожены. Реддо породнился с "Гроздьями", они установили в стране подобие военной диктатуры и уже кроят под себя веками проверенные законы. Ты ведь долго не решалась приехать в Дону, а? Да, здесь очень, очень опасно жить теперь, и скоро волна докатится до Карды. Но это всё полбеды. Главное: на Землю Страха поглядывают и северяне, и южане…

— С южанами у Реддо договор.

— Ложь этот договор! И это ты тоже знаешь. Скоро нашу страну раздерут на части, и мы вернёмся к пяти осколкам, как это было пять сотен лет назад. Карда и Дона окажутся разделёнными границей — и, возможно, не одной…

— И какое отношение к внушаемым тобою ужасам имеет шкатулка Регины Вако?

— Земле Страха нужен новый страх. Оружие, подобное оружию Дэви, могло бы стать им. И подумай о самом Владыке: чем мы ответим его силе, когда придёт время битвы? Серебро, солнце? — теперь это смешно. Нам необходимо новое оружие!


Шкатулку ему Мира не оставила. Запаковала страшную вещь обратно — в три слоя плотной бумаги и убрала в сумку. Скоро они попрощались. На лице Эрика застыла презрительная, немного снисходительная улыбка, и Мира гадала: прячется за нею разочарование или обида…

Оставшееся до поезда время бывшая вампирша гуляла по Доне в сопровождении Винсента. И то и дело Мира останавливалась и удивлённо смотрела вокруг. Да, Дона изменилась, и эти изменения и пугали, и радовали. Пугали — агрессивные плакаты с рябиновой ветвью везде, где их только можно было налепить. Радовали — другие лица людей, их походка — словно скинута тяжеленная гора с плеч, и крылья, получив свободу, расправляются…

Винсент не разделял последнего мнения. Он сказал, что в глазах прохожих ясно читается истерика, а походка нервна, тороплива. А уже у дверей поезда, перед прощанием, повернул Миру к себе, держа за плечи:

— Всё-таки, зачем вы приехали сюда, тётя?

Мира покрепче сжала ручки сумки со шкатулкой:

— Я же писала тебе: проверить дела охотников.

— Взгляд у тебя, Мира, знакомый: задумчивый и виноватый. Что вы опять задумали, тётя?

У себя, в пустом вагоне первого класса, Мира убрала сумку подальше и села к окну. Она следила, как медленно проплывает мимо Дона — проплывает и тонет на горизонте, и хмурая складка у бровей углублялась, ещё больше старя её лицо.

Эрик был прав: Мира видела все фатальные последствия своих спонтанных решений. И разросшиеся "Гроздья", принявшие в свои ряды большинство исцелённых вампиров-дикарей, для которых Мире некогда было искать занятие в смертной жизни. И Арденсы, перешедшие в раздел легенды в том числе и стараниями бывшей вампирши. Оказалось, Латэ давно знал о слабости Избранного, на Дар которого Мира возлагала столько надежд. А Дэви, ушедший от её гнева в "Тени Стража", набрал силы и пленил самого Макту — конечную цель её долгого бега. Как теперь уничтожить проклятие carere morte? Имя нового Избранного неизвестно, а Макта сокрыт в Доне, бессильный, окружённый защитными барьерами…

Раньше Мира радовалась тому, как удачно складывается в её голове и воплощается в жизнь разрозненная мозаика: Орден, Избранный, Макта, вампиры, Арденсы, революционно настроенная молодёжь. Она ненавидела этот мир, пустой и жестокий, и стремилась разрушить его. Что будет дальше — так ли важно? Она, carere morte, часть старого, жестокого, пустого мира погибнет вместе с ним и ничего не увидит.

А вышло иначе. И теперь исцелённая вампирша волновалась за сына, которому выпадет жить на руинах мира. Эрик прав: пять, десять лет — и соседи убедятся в слабости Реддо. И Север, и Юг пойдут войной на бывшую Землю Страха. А "Гроздья" лишь дадут им убедительный политический повод для нападения: распоясавшихся социалистов необходимо остановить! Про цели Дэви лучше вовсе не думать. Её мальчику достанутся такие войны и беды, о каких Мира не могла и помыслить, когда клялась бороться с Бездной!

"Может быть, Эрик прав: исследование проклятия carere morte поможет сохранить страну? А, возможно, оно поможет нам и разобраться с Дэви…" — Мира засмеялась, подумав это, а в глазах была тоска. Нет, не для того она столько лет боролась с тьмой, чтобы в конце концов сдаться ей! Неужели довольно года, чтобы исцелённая забыла тени carere morte? "Проклятие лживо, оно таится за многими масками…" — напомнила она себе.

Никогда Мира не чувствовала себя такой неуверенной. Перед ней более не было ясного, прямого пути. После исцеления она брела тонкой извилистой тропинкой, и туман всё сгущался вокруг, так, что она переставала видеть свои руки и ноги. Но остановиться в этом тумане значило окончательно потерять себя, потому Мира продолжала слепой, трудный путь.

"Или это старость виновата? Постарело тело, угасает и разум…"

От грустных, неясных мыслей её не сумела излечить и встреча с Донатом. Мира смотрела из окна уже кардинского дома Вако и представляла, как плакаты с изображение рябины заполоняют улицы Короны…

Донату надоело играть на ковре, малыш попробовал подняться, ухватившись за диван. Мира помогла ему сделать первые шаги, и скоро он бродил взад-вперёд держась за диван, а мама смеялась, глядя на него. На несколько минут Мира смогла отвлечься от невесёлых дум. Всё-таки он чудо… Она не улыбалась столько за все свои предыдущие годы, сколько за один последний!

— Для вас оставили письмо, — доложила служанка, вошедшая в комнату. Мира приняла плотный конверт, и малыш тут же с удовольствием вцепился в другой его край. Минуту они перетягивали письмо, но Мира разобрала имя на конверте и, охнув, отпустила свой край. Донат шлёпнулся на пол с письмом и от неожиданности заплакал. Минута матери понадобилась, чтобы успокоить его, потом она передала ребёнка няньке. Сама же взялась за письмо, так и валявшееся на ковре.

Один лист. Мира развернула его с опаской, осторожно прикасаясь, как к хрупкому ростку. Как к отвратительному насекомому, которое не хочешь, но приходится держать в руках.

"Леди Вако! В последнюю нашу с вами встречу, более пятнадцати лет назад, мы так и не пришли к соглашению о том, как Избранному должно использовать свой Дар. Готов продолжить прерванную беседу и, полагаю, в этот раз мы договоримся. Ждите меня в гости нынче вечером".

И подпись, то же имя, что и на конверте: "Гектор Долус".


Перед закатом Мира отправила Доната с нянькой погулять. Слуг она отпустила пораньше и начала готовиться к встрече с прошлым.

Она надела лучшее платье, поредевшие волосы убрала под сетку и села ждать у окна. Солнце не торопилось уходить и висело над западным горизонтом, боясь окунуть в него свой край. А Мира смотрела на желтые от летней пыли садовые дорожки. В их причудливом переплетении её виделись нити паутины, и она силилась их распутывать, но лишь ещё больше увязала…

Экипаж остановился за воротами. Открытый летний экипаж. Из него вышел один человек, высокий мужчина без головного убора, в светлом летнем костюме. Мира следила из-за занавески, как он подходит к дому, а её губы недоверчиво кривились. Действительно, Гектор Долус!

Она поднялась и была вынуждена вцепиться в подоконник: так закружилась голова. Сердце испуганно билось о стенки грудной клетки. Гектор Долус! Только сейчас, увидев, Мира вспомнила, как может быть опасен этот вампир… Человек… Кто он?!

"Он не убил меня тогда, хотя мог. Не убьёт и сейчас. А всё остальное поправимо", — она постаралась улыбнуться.

Они встретились в холле дома. Мира сама отворила дверь, отступила в сторону, пропуская вошедшего, и исподтишка вдохнула его запах.

Одеколон, новая одежда, чистая кожа. Ни крови, ни тлена.

"Не carere morte. И не кукла…"

"Не кукла" кратко поцеловала руку хозяйки дома и выпрямилась.

— Давно не виделись, госпожа Вако, — вежливо произнёс Гектор. — Полагаю, представление можно опустить. Судя по блеску глаз, вы помните, что нас прежде связывало.

— …И разделяло, — сорвалось с её губ.

Гектор знакомо усмехнулся:

— Сейчас всё, разделявшее нас, осталось в прошлом. Ваш племянник давно не Избранный, верно?

Мира проигнорировала его улыбку. Они прошли в гостиную, где уже горел свет и был разожжён камин.

— Чаю? Вина? — спросила хозяйка дома и впервые с момента встречи улыбнулась. — Не знаю, что ты предпочитаешь сейчас, Гектор.

— Пожалуй, вина.

Мира выскользнула из комнаты. Почему-то она ничуть не боялась повернуться к бывшему вампиру спиной. Ощущения опасности от Гектора не исходило. Новоиспечённый смертный был настроен дружественно и… искренне.

Скоро она вернулась. Гектор индифферентно сидел в кресле и поигрывал брелоком карманных часов.

— Когда ты стал смертным? Как?

Исцеленный поморщился:

— А я ожидал, первым вопросом будет, как я выжил после ритуала охотников! Тогда, на Балу Карды, ты прошла мимо, не оглянулась ни разу…

— Мне тяжело видеть ритуальную смерть вампира до сих пор. Так как ты исцелился?

Я обратился к твоей Габриель в числе прочих дикарей Доны. Это неважно, Мира. Тебя я также о много хотел бы спросить, но прошедшие годы лучше обсудить когда-нибудь потом, — он принял от неё бокал.

— Уверен, что это не последняя наша встреча?

— Тайник за зеркалом Регины Вако вскрыт, я заметил, — смертный продегустировал вино и облизнулся. Блеснули на миг оставшиеся острыми вампирские клыки.

— Как это ты заметил… Дара рассказывала, её мерещилась тень на моей террасе, это был ты, Долус?!

— Да, — недовольно подтвердил тот. — И сейчас мне нужно знать, что было в тайнике твоей прабабки, Мира.

— Как ты самоуверен!

— А я завидую твоей самоуверенности, — от его печального взгляда Мире стало не по себе. — Ты до сих пор не поняла, что я не играю без козырей в кармане?

— Я пока лишь заметила, что иногда ты сходишь с ума и бросаешься вперёд, не разбирая дороги. И рушишь всё, что сам построил, калеча себя…

Повисла пауза. Они изучали друг друга. Мира отпила немного вина и откинулась на спинку кресла. Она знала, что постаревшее лицо сейчас ярко освещено, и бывший любовник видит её… такой. Старой развалиной. Пусть! Как ни странно, от этой мысли Мира чувствовала себя только увереннее, будто её старость была дополнительной броней.

Гектора, действительно, поразил внешний облик собеседницы. Его взгляд метался по её лицу, фигуре.

— Не жалеешь, что исцелился? — хрустальным голосом спросила она. — Изменения внешности происходят тем быстрее, чем больше разрыв между биологическим возрастом вампира и возрастом инициации.

— Не жалею. Главное — свобода от проклятия Макты. Ты согласишься с утверждением: проклятие carere morte — плохо, но Бездна — вовсе не плохо?

— Не соглашусь. В "Тени Стража" я видела иные проявления Бездны, и они отвратительны не менее вампиров.

— Напрасно! В некоторых случаях силой Бездны не должно быть отвратительно пользоваться даже охотнику. Например, в случае Макты…

— Что я слышу?

— Ты застряла, Мира! Дэви контролирует Макту, и тебе нечем ему ответить. У тебя нет оружия, которым можно было бы сражаться с новым Дэви!

— Есть ещё Избранный.

— Когда Макта ходил свободный, вы также не торопились его исцелять. После смерти Габриель ты не объявила новых поисков Избранного… Почему? Полагаю, потому, что Дара Избранного будет маловато для Макты.

— Откуда ты это знаешь?

— Об этом нетрудно догадаться. Кроме того, те же мысли терзали старого главу Ордена, Латэ, как раз когда мы с Конором его "обрабатывали".

— О! И ты согласен с Латэ?

— Безусловно. И я, также как он, думаю, в деле уничтожения Первого вампира следует вовсе отказаться от помощи Избранного. Нужно искать научный путь. Я ведь, Мира, продолжил исследования, которые начал Латэ…

— Ты?! — Мира неуверенно рассмеялась. — Когда я раздумывала, кто станет судьбой и смертью Первого вампира, меньше всего думала, что это будешь ты! Исследования проводили и в Ордене, но я их запретила по примеру Латэ.

— "Слишком опасна эта область", да?

— Да.

— А я продолжил и получил любопытный результат. Вещество, которое можно было б использовать в битвах с Дэви и Первым. Оно — идеальное оружие, не чета Избранному, — задумчиво заметил Гектор.

— Как оно работает? Оно отдаст Макте недостающую энергию жизни?

— Нет. Но оно разрушает всё, любой материал. Ему нужны лишь солнечные лучи. Подробнее о нём я расскажу позже, сейчас вернёмся к тайнику Регины Вако. Это ты вскрыла его?

— Я, — Мира горделиво улыбнулась.

— Что в нём было?

— Это теперь тайна последней госпожи Вако, — Мира хихикнула: вино уже ударило в голову. Онаощущала себя актрисой театра. Странная, будто прописанная в сценарии беседа, кажется, что она наперёд знает все свои и его реплики.

— Ты расскажешь мне её, — без угрозы в голосе уверил Гектор. Никаких шуток, констатация факта. Мира засмеялась:

— Под пытками? Или как-то иначе? Доставай уже свои козыри, Долус.

— Смеёшься… — он помрачнел. И Мира засмеялась громче. О, теперь она вспомнила, вспомнила, кто такой Гектор Долус! И опять кружилась голова… Рядом с ней огромный, страшный хищник, и он так смешно покорен каждому её жесту!

— Если б нас не развела историю Избранного, мы составили бы отличную пару, Долус, — заметила она.

Гектор усмехнулся. Но поддерживать её шутки он по-прежнему не собирался.

— Чтобы покончить с вампиризмом, необходимо уничтожить Старейшего. И у нас мало времени на поиски решения, как это можно сделать.

— Нет и быть не может никаких "нас", Гектор. И времени сколько угодно.

— Ошибаешься! Северяне давно занимаются изучением проклятия carere morte. И они близки к разгадке. Знаешь, кто помогает им в этом? — Наши вампиры.

— Что?!

— А ты думала, прогнав бессмертных из Карды, ты избавила мир от их проклятия? Дикари ушли в "Гроздья", старейшие собираются вокруг непобеждённого Владыки. И нам нужно первыми докопаться до сути проклятия, или север нас сметёт… нашим же оружием. Ты совсем запуталась, Мира!

Мира долго молчала, пальцем обводя край своего бокала.

— Хорошо, — хрипло сказала она. — Убедил, времени мало. Что ж, тогда придётся вновь заняться поисками Избранного. Вампирских способностей видеть и чувствовать Дар у меня более нет, зато есть научный, проверенный способ определения Дара по крови. Эрик и Габриель усовершенствовали его. Главное, чтобы об этих поисках не прознал Владыка… А где Дэви прячет Макту, мне известно.

— Ого! Известно? Откуда?

— Есть у меня один козырь в кармане.

— Отлично, что козырь есть. Но что потом? Если Дара Избранного не хватит для исцеления Первого?

— Может быть, Макта убьёт Избранного. Что поделать? Избранный избран для жертвы.

— Убьёт… или же обратит чудовищем, пострашнее себя — знаешь о таком исходе?

— Знаю. Охотники постараются присутствовать при этом и… не допустить. Если придётся, убить Избранного.

Гектор удивлённо приподнял брови и захохотал:

— Опять "убить"? Ты меня изрядно повеселила, Мира. Ну-ка, повтори это ещё раз, — он поболтал вино в бокале и залпом допил его до дна.

— Что повторить?

— Вот это: Избранный избран…

— Избран для жертвы.

— А если я скажу, что Избранный — твой сын?

Смысл сказанного не сразу дошёл до Миры. Сначала она решила, что Долус просто пошутил, что на месте "сына", могла оказаться "дочь" или "сестра". Но взгляд бывшего вампира был серьёзным и печальным. И тогда она пролепетала:

— Донат… Ты говоришь о Донате?!

— Как же иначе он сумел бы тебя исцелить? — Гектор встал и прошёлся по комнате. Его взгляд не отрывался от дамы в кресле, он опутывал её им, как паук свою жертву. — У простого человека не хватило бы сил исцелить неисцелимую. Кстати, напрасно ты рассказываешь всем, что исцелилась, благодаря ребёнку в своей утробе. Счастье, что никто до сих пор не заподозрил в твоём сыне Избранного! А уж что будет, если имя Избранного станет известно Дэви…

Мира тряхнула головой, избавляясь от дурмана чар:

— Не старайся запугать меня, Гектор, я давно ничего не боюсь! Мой сын не Избранный, но он был carere morte, как и я. Только, в отличие от меня, он не израсходовал свой запас жизни. Солнечные лучи сожгли его проклятие, не его самого, потому что он был укрыт во мне. А исцеляющая волна поймала и меня, потому что наша кровь смешивалась в то время. Так мне объяснили Витус и Эрик, наш учёный.

— Какое натянутое объяснение, не правда ли? Лучше уж объявили бы произошедшее чудом! Объяснение же простое: твой сын получил Дар, когда загорелся дом Калькаров.

— Но ведь вампиры не могут быть Избранными!

— А вполне ли вампиром был Донат? Он не убивал, не кормил свою Бездну. Вернее всего сказать, Донат был тогда… первым полукровкой.

Мира тяжело дышала. За грудиной нарастала боль. Знакомая и иная. Сердце… И голова всё кружится, пол уходит из-под ног, там разверзается пропасть. Донат — Избранный. "Не может быть" и "конечно же, это так". За что опять, судьба? Как спасти его теперь… от своей рукой запущенной страшной машины?

— Слова — не доказательство, — она услышала свой внезапно огрубевший голос как бы со стороны. — К счастью, наличие Дара в крови можно проверить.

— Прикажешь послать за Митто?

— Никогда! Это сито всё просеет и разнесёт по городу, — Мира облизнула пересохшие губы. — Найду какого-нибудь дикаря…

— Дикарей давно нет. И вообще, бессмертного встретить всё сложнее. Да и не советую тебе привлекать к этому делу никого со стороны. Ты да я. Что ты говорила о своём учёном?

— Эрик! Да, проверю кровь Доната новым способом, с помощью науки, — Мира вымученно улыбнулась.

— Решено. Разрешишь мне присутствовать при этом?

Взгляд Миры прояснился: бесконечно усталый и печальный, но проницательный:

— Какую цель во всём этом преследуешь ты, Долус?

— Когда выясниться, что твой Донат — Избранный, тебе придётся забыть об этом мальчике. Для твоих охотников он — оружие. Против Дэви, против Макты. Твои соратники потребуют у тебя принести его в жертву Первому, если прежде он не погибнет в поединке с Дэви. Пока Дар — единственный способ уничтожить Макту, Избранного неизбежно будут воспринимать как оружие, и пользоваться им. Ты сама пользовалась Литой и Габриель и привела обеих к гибели…

— Хватит давить на моё чувство вины!

— Я веду дальше. Возможно проторить новую дорогу: с помощью науки. Создать оружие, аналогичное Дару и превосходящее Избранного, — и твой Донат станет никому не нужен. Кроме тебя, конечно. И создание этого оружия начато. Я уже получил вещество, обладающее огромной разрушительной мощью, и могу им поделиться. Разумеется, в обмен на вещицу из тайника Регины Вако…

— Не торопись, Гектор! — резко прервала его Мира, её глаза недобро блестели. — Мы ещё не установили, что Донат — действительно Избранный!


Эрик был чрезвычайно взволнован. Его руки тряслись, когда он расставлял на столе необходимые для анализа приборы: несколько колб, спиртовку, предметные стёкла, микроскоп. Учёного срочно вызвали из Доны, не объяснив причину, на секретности настоял не кто иной, как Гектор, внушив к себе ещё больше доверия. Эрик так и не решился спросить, что за мужчина стоит рядом с Мирой, но время от времени бросал на него осторожные любопытные взгляды.

Анализ решили провести в доме Вако, в подвальной комнатке, когда-то бывшей лабораторией прадеда Миры. От сухого спёртого воздуха царапало горло, перед глазами бывшей вампирши плавали зелёные круги, она держалась за стену, чтоб не упасть. Как она жила эти три дня, пока Эрик добирался до Карды, она и сама затруднялась описать. Всё тонуло в тумане. Сером. Безнадёжном. Донат — Избранный. Впереди ещё одна битва за Дар, ещё одно предательство — своих. Ещё недавно Миру пугало научное понимание Дара, она запрещала своим охотникам думать о Даре так, помня слова Латэ о чуде и чудовище. А теперь отрекается и готова броситься в ноги тому, кто предложит ей искусственную замену Дара. Почему же так? Разве Избранный ей всего дороже?

"Не Избранный, нет, но — родная кровь…"

— Готово, — доложил Эрик, тщательно отмерив в одну из колб несколько капель розовой жидкости. — Несите кровь.

Мира повернулась к выходу и пошатнулась, оперлась на вовремя подставленную руку Гектора.

— Я тебя провожу, — ласково сказал мужчина.


— Тебя не подменили, Гектор? — пошутила Мира, когда они поднимались по лестнице. Но голос дрожал, и она поспешила замолчать, поджала губы. Как же так… она совсем расклеилась в присутствие чужого человека, недавнего врага!

— Я не остался с Эриком, чтобы ты потом не обвинила меня в подтасовке результатов. — На площадке второго этажа они остановились.

— Ну, иди, — Гектор подтолкнул Миру в сторону детской.

— Один вопрос, Гектор: если Донат не Избранный, ты исчезнешь из моей жизни?

Ни один мускул не дрогнул на его лице:

— Думаю, мы в любом случае найдём, о чём побеседовать, как коллеги. Вижу, тебя интересует моё сверхоружие. Но только совместные исследования — ничего личного. Мира, Мира! Я всегда опаздывал. Кто-то очередной уводил тебя, влюблял в себя… и погибал в твоих сетях. Пожалуй, я опоздаю и в этот раз: хочу ещё пожить, госпожа Чёрная Вдова!

— Ты… мог такое подумать, злодей! — Мира резко развернулась и решительно зашагала к детской.

Малыш сладко посапывал в кроватке. Мира зажгла лампаду на столике, чуть умерила пламя, когда Донат наморщил нос и заворочался, недовольный ярким светом. Потом, стараясь не шуршать платьем, мама присела к кроватке сына.

Донат спал на боку, положив под щёчку кулачок. Светлые волосики вспотели на затылке, завились кудряшками. Когда малыш научился ползать, а потом и ходить, он явно стал предпочитать активное познание мира созерцанию и от постоянных физических упражнений на силу и ловкость его щёчки, его ручки и ножки похудели. Это был уже не младенец, черты взрослого всё явственнее проступали в лице и тельце. Сейчас, спящий, он не был похож на отца, Мира видела в сыне своё отражение — такой же маленький, упрямый… и не любящий сдаваться на волю обстоятельств.

"Прости, малыш, я легонько…"

Мира быстро уколола его пальчик специальной медицинской иглой с резервуаром для крови и собрала несколько капель. К последней красной бусине, выступившей на пальчике, она приложила предметное стекло. Донат судорожно вздохнул во сне, но не проснулся.

"Спи, сынок".

Мира затушила фитиль лампады и быстро вышла в коридор. Вместе с Гектором они спустилась в подвал, и Эрик поместил кровь из резервуара в колбу с розовой жидкостью, размазал другую каплю крови по предметному стеклу и вставил его в микроскоп, не дожидаясь, когда оно высохнет.

— Ты могла бы скрыть от него, чья это кровь, — еле слышно шепнул Гектор. — Дополнительно посвящать в это кого-то я бы не стал.

— Эрик всё равно бы понял, чья это кровь. Да, Соллерс?

— Да. Кровь Доната необычна. Ведь он — самый молодой исцелённый. К тому же он был carere morte, можно сказать, с момента зачатия. Такого супа из элементов carere morte и смертного мне ни прежде, ни после видеть не доводилось, — отозвался тот. — Но проба на "избранность" всё-таки неожиданна, хм…

— Не веришь, что он может быть Избранным? — Мира хрипло рассмеялась. — Я тоже… не хочу верить.

— Смотрю… и пока сложно сказать, — глухо отозвался из-за микроскопа Эрик. — Нужно покрасить, минутку.

Двое терпеливо ждали, пока мазок окрасится. Эрик же занялся колбой. Он добавил в неё ещё какие-то безымянные капли из другой колбы и принялся энергично встряхивать.

Мира прислонилась к стене. Сердце стучало так, что ей казалось, эти удары передаются стенам подвала, и те начинают гудеть. Она знала, жидкость в колбе посинеет, если капля крови в ней взята от обычного смертного. Если же это кровь Избранного — жидкость останется розовой. Но Эрик встряхивал колбу, а жидкость не темнела… Не в силах видеть итог, Мира отвернулась и от учёного, и от своего спутника-Гектора, уставилась в стену, небрежно замазанную зелёной краской.

Эрик внезапно оставил в покое колбу.

— Подождём немного. Иногда на реакцию требуется больше времени, — пояснил он и перешёл к микроскопу. Мира тяжко вздохнула, но головы не повернула. "Донат, солнышко, неужели страшная печать Избранного лежит на твоей крови? Нет, нет, нет. Не думать об этом, просто наслаждаться последними мгновениями покойной жизни, не думать об этом… Но как не думать об этом?!"

— Попробуй посмотреть на проблему не со стороны сказки, а со стороны науки, — негромко сказал Гектор, успокоительно-безразличным тоном. — Согласно сказке Избранный обречён, но для науки — это просто ещё один оригинальный субъект, подобный carere morte. В области проклятия вампиризма перед наукой открываются невообразимые дали. Совершенно новые пути… Главное, найти увлечённых людей, который занялись бы этим.

Эрик вскинул голову от микроскопа, и Мира с тревогой принялась ждать его слов. Но учёный только поправил зеркальце прибора и вновь продолжил изучение препарата крови.

— Возможно, нам удастся избавить Доната от Дара. Он перестанет быть Избранным, не умирая, как Винсент. А, возможно, мы создадим искусственный, с его помощью победим Дэви и его отдадим Макте. Твой сын будет в безопасности, да и охотников такое решение проблемы устроит, — бархатные успокаивающие нотки в голосе Гектора набирали силу. — В самом крайнем случае мы воспользуемся уже полученным мною взрывчатым веществом… и просто сотрём Владыку и Старейшего с лица земли.

— Подожди, Гектор. Эрик ещё не определил, — Мира трудно сглотнула, — что… что Избранный именно мой сын.

Эрик окончательно спрятался за микроскоп.

— Ещё минуту, — сдавленно произнёс он. — Освещение здесь ни к чёрту.

Гектор нашёл руку Миры и погладил её холодные пальцы. Мира вздрогнула и высвободила свою кисть, оттёрла пальцы концом шали. Мужчина усмехнулся.

"Не заигрывайся, Долус! Карл, Карл! Зачем ты сначала приручил меня, а потом оставил?! Теперь я всё время ищу твоё сильное плечо, чтоб опереться… Как гадка такая слабость!"

— Всё ясно, — Эрик поднял голову, и по выражению лица учёного Мира поняла всё прежде его слов. Лицо Соллерса было сумрачным, закрытым, будто тяжкий груз, который ляжет сейчас на плечи Миры, был и его грузом.

— В крови Избранного присутствуют частицы, которые окрашиваются особым составом красителей. И здесь они есть, смотрите сами.

Мира машинально подошла, наклонилась над микроскопом, как указывал Эрик. Действительно, в поле зрения микроскопа были редкие угольно-чёрные частицы, похожие на камешки, отшлифованные морем. Мира видела похожие прежде — в препарате крови Габриель.

— Избранный! — она больше ничего не могла сказать. Ноги подкосились, Эрик едва успел подхватить её. Он и Гектор отвели Миру к скамье и усадили. Бывшая вампирша закрыла лицо руками.

— Вспомни, что я говорил тебе только что, вспомни и успокойся, — спокойно велел Гектор.

— Да, да…

Мира отняла ладони от лица и взглянула на колбу на столе. На мгновение ей показалось, что жидкость в ней чуть потемнела… но Эрик подошёл, опять встряхнул стекляшку и тень ушла из колбы. Та же розоватая вода. Учёный вылил содержимое колбы в чан, куда были слиты остатки красителя, и выпрямился:

— Что будем делать, Мира? — буркнул он. — Я не расскажу никому об этом анализе. Слово чести.

— Хорошо. Спасибо, Эрик. Мы… мы…

— Начнём совместные исследования, — подсказал Гектор. Мира горестно усмехнулась, но кивнула.


— Если б тайник не был вскрыт, ты забрал бы то, что в нём, и ушёл, так и не показавшись мне? — Мира буравила Гектора взглядом. Эрик ушёл, они двое стояли в холле, напротив картины с рассветом и всё не могли распрощаться.

— Я всё равно пришёл бы… Тигрица! — в голосе Гектора сквозило восхищение. — За своего Избранного ты перегрызёшь горло и Макте. Ты предашь всех и вся, и с любым противником сразишься, если кто-то посягнёт на того, кто тебе дорог! Идя сюда, я боялся, что годы в Ордене изменили тебя, и ты ставишь общую цель превыше личной. Но убедился: ты осталась прежней, той, которая обвела вокруг пальца и меня, и Дэви. А в перспективе теперь — и охотников… Без твоей помощи мне не обойтись.

— Эрик с нами, он давно мечтал о продолжении исследований. Остальным охотникам говорить незачем. Эта область исследований опасна, чем меньше здесь будет заинтересованных лиц, тем лучше. Во всяком случае… — лицо Миры потемнело, — …я ничего никому не скажу, пока наши опыты не убедят меня, что для Доната нет угрозы. И торопиться с извлечением Макты из тайника Дэви не стоит: нужно прежде получить твое оружие.

— Правильно. Я, со своей стороны, готов хоть завтра поделиться с твоим Соллерсом результатами наших исследований. А ты, Мира, доставай вещицу, что нашла в тайнике.

— Откроешь, наконец, зачем она тебе? Ведь не уничтожение Макты — твоя конечная цель, Гектор! Тогда что?

— Существа, способные управлять Бездной, как Дэви. Но не вампиры! Неуязвимые и равнодушные к человеческой плоти и крови.

Мира грустно улыбнулась:

— Не худшая из твоих затей, Долус. Ты ведь знаешь, что я всё равно пойду за тобой. Речь о моём сыне!

Они попрощались, и Мира поднялась в детскую. Малыш опять сбросил одеяло во сне. Мама укрыла его босые пяточки и тихонько погладила по волосам.

"Ох, как доверчиво, открыто его лицо во сне! И ты не знаешь, маленький, какая буря собирается вокруг. Но я закрою тебя. Жаль только, что крыльев-щита уже нет!"

Мира подошла к окну. За ним — всё та же изломанная линия гор: века неизменный пейзаж. И уходят в легенду carere morte, клявшиеся посмотреть, как новое море нахлынет и поглотит заснеженные пики… Светлое летнее небо не давало звёздам засиять в полную силу, но они всё равно тонко усмехались сквозь бледный покров облаков: "Опять ты в начале пути, Мира!"

Такая долгая дорога… Мира вспоминала основные её вехи, радостные и печальные картины прошлого являлись ей, будто отражения в старом потускневшем зеркале. Дорога вилась — то широкая межа в поле, то узкая тропка меж горных хребтов, то хрупкий кружевной мост над бурным морем. Но всё окутывал туман, и его становилось всё больше. Милосердный туман забвения, как старческая плёнка на глазах. Из него порой выплывали лица — знакомые, любимые или ненавидимые — образы тех, кто встречался ей, их было много, много… Такая долгая дорога! И она, шутница, злодейка, вывела Миру к началу, к тайной клятве у окна детской. К безмятежно спящему Избранному-малышу у неё за спиной…

— Сказка, старая сказка! — прошептала Мира. — За что же ты так со мной?

Возможно ли, что Долус и Эрик солгали ей? — Да. Возможно ли, что они сказали правду? — Тоже да. И Мира вновь жалела, что больше не carere morte. Ах, если б ей как и прежде было довольно взгляда, чтобы по серебристому мерцанию узнать Дар в крови! Но, обманутая или нет, она вновь вынуждена действовать. Если б только знать, какой путь верный!

Мира вздохнула и лбом прижалась к холодному оконному стеклу, безнадёжно надеясь таким образом успокоить взбесившиеся эмоции. Но холод ночи за окном не помог. Мысли, как много, много лет назад, опять ходили по кругу. Опять Мира мучилась, не зная, как поступить, не понимая, какой из путей — верный. Сердце подсказывало одно: защити сына, а мир пусть горит огнём! И эти страшные слова с горячей кровью растекались по телу, срастались с её душой… И правда, можно ли поступить иначе? Никто не посмеет упрекнуть её за это!

Ночь за окном словно дрогнула: замерцали звёзды, задрожала листва деревьев. Холодный ветер пронёсся над Кардой и сгинул где-то на Пустоши.

— Хоть бы звезда упала! — опять прошептала Мира самой себе. — Сверкни, уверь меня, что я поступаю правильно. Позволь, хотя бы, загадать желание!

Но звёзды, как нарочно, крепко уселись на своих небесных насестах. Ни одна не пожелала слететь, успокоить мятущуюся душу.

"Нельзя обращаться к охотникам. Если речь пойдёт об Избранном — о том, кто способен уничтожить проклятие, вариантов не будет. Избранному должно стать знаменем в борьбе с Мактой и последней жертвой Бездны, и даже мольбам матери не внемлют. Конечно, охотники будут уверять, что опасности для Доната никакой нет, что он выйдёт живым из поединка с Дэви и Мактой, и, вполне возможно, это чудо действительно случится… но может ли она, мать, допустить хоть крохотную возможность противоположного исхода? Хуже всего, что тревогу матери так легко оправдать, ведь у идеи Гектора широкие горизонты! Чтобы победить Дэви и Макту, старого оружия уже недостаточно, нужно новое, и Долус предлагает воистину единственный выход из создавшегося положения. Сколько будет ещё тянуться эта война?! Ты начала её, Мира, тебе и завершать! Да, хитро Гектор заплёл свою паутину… Выпутаешься ли ты, Вако?"

Она внезапно задрожала: очень холодной и тёмной вдруг показалась Мире ночь. Будто сама смерть…

"Есть ещё один очень важный вопрос: чудовище, которым может обернуться проклятие carere morte в руках учёных, не читавших сказки. Путь Гектора крайне опасен, если что-то пойдёт не так, нужен будет тот, кто остановит вас… Кто? Давид? Винсент?"

Слезинка упала на руку, безвольно лежащую на подоконнике. "Прости меня, мой мальчик, мой старший сын! Это будешь ты. Гесси справился бы с такой ролью лучше, холодней, рассудочней, но… пусть лучше ты. Да, да! И я ничего не скажу тебе сейчас, ведь ты так не любишь ложь. Пусть ты возненавидишь меня и забудешь свою больную любовь…"

План начинал вырисовываться, и Мира чувствовала себя уверенней. Она выпрямилась, гордо вскинула голову, неосознанно подражая прабабке.

Их мир изменился, наверное, в нём больше нет места старым сказкам. "Гроздья", исцелённые вампиры, непонятная сила Дэви, странное оружие Гектора — как со всем этим поступать, нет объяснения в старинных легендах. Началась какая-то другая история, новая история, они все сами сейчас пишут её. И так страшно от неизвестности! Что там, на следующей странице? Где будет поставлена последняя точка? И кто её поставит, собственной или чужой кровью? Старинный Избранный? Нет, нет. Нет места преданию о Даре в их новом мире! Непонятная сила Дэви, странные планы Гектора… — какое оружие взять ей, чтобы победить в новой-старой войне? К кому бежать за помощью исцелённой вампирше и главе охотников? Кем придётся стать в последнее мгновение истории — жертвой или предателем?

Когда-то она клялась бороться с Бездной. Она верила в тот миг, что ее ненависти к прародительнице вампиров хватит до конца этой борьбы. Но в жизнь исцеленной пришла любовь — к сыну, и старая клятва обрела совсем иное звучание… Что делать! Любовь Миры всегда оказывалась сильнее ее ненависти!

Мира опять загляделась на спящего ребёнка… Потом её лицо судорожно искривилось, но женщина не зарыдала. И глаза остались сухи. Ясный свет лампады безжалостно высветил черты Регины Вако, с возрастом всё больше и больше проступающие в её лице.

— Сказка, старая сказка! — прошептала старуха. — Всё-таки ты меня предала!

Но, как бы то ни было, хватит надеяться на чужие сказки, пришло время сочинить собственную. Прежде Мира играла в чужие игры: Дэви, Латэ… Сейчас Гектор хочет втянуть ее в свою, но довольно! Госпожа Вако начнет свою игру, где сама определит победителей и проигравших. Это вовсе не сложно, во всяком случае, уж точно не сложнее управления куклами… О, она хорошо поиграет напоследок!

Малыш, точно почувствовав, что терзает его маму, заворочался, завздыхал, и Мира, мгновенно изменившись в лице, повернулась к кроватке. Тихо она напела первые строчки детской песенки, и Донат успокоился, опять уснул. Мать залюбовалась сладко посапывающим во сне ребёнком, но страшные вопросы без ответов всё крутились в голове…

"Надо отвлечься от грустных мыслей!"

— Хочешь, я расскажу тебе сказку, солнышко? — зашептала Мира, уже забыв, что только что обвиняла все старинные сказки в предательстве. Она часто рассказывала сыну сказки, пела песенки, когда он спал. Исцелённая боялась, что старость и смерть настигнут её, и она не успеет рассказать и спеть все, какие знает. Донат быстро улыбнулся во сне звуку любимого голоса и выпростал ручку из-под подушки.

— Слушай, маленький. И когда-нибудь ты её вспомнишь… Испокон веков в мире день сменяет ночь, но однажды Ночи надоело уступать. Она пришла не в своё время и швырнула солнце за три моря и цепь гор, а сама разлеглась над миром. И настала эпоха Ночи.

Рождённые в ту эпоху люди не видели света, но всё равно тянулись к нему. Они научились разжигать костры и заключили в стеклянные колбы светляков, сделав светильники. Они были довольны этим светом. Но появился меж ними один, который всё время смеялся.

— Глупцы! — говорил он. — Разве это свет? Идёмте со мной, я покажу вам настоящий свет!

— Но наш мир принадлежит Ночи, — отвечали ему. — Она здесь правит!

— Ночь не так уж велика, и не владеет всем миром. Ей удалось лишь оттяпать кусок у солнца. А над остальным миром властвует День! Идёмте со мной, я отведу вас в царство Дня!

Некоторые поверили ему и пошли. Они шли долго, долго. Через три моря, через цепь гор. Многие уставали и переставали верить. Они возвращались назад, в царство Ночи или разжигали свои костры в стороне от дороги. Но другие шли: через два моря, через цепь гор… О смелом человеке из царства Дня прослышал весь край. И многие догоняли группу и вливались в неё.

Проходили годы. Люди всё шли — через море, через цепь гор. Одни умирали, но другие — рождались. Однажды до них дошла весть, что главный город людей в царстве Ночи сгорел дотла. И на то пепелище уже никто не захотел вернуться.

— Там, за горами, и кончается Ночь. Там её край, — говорил человек из царства Дня.

Однажды и горы остались позади. Осталась лишь тень гор, а дальше лежал мир солнца. Люди стояли на краю Ночи. И когда луч солнца ударил в глаза предводителя людей, все поняли, что он слеп.

— Как ты посмел вести нас? — закричали они. — Ты же не знал солнца!

Он ничего не ответил. Улыбнулся им, и вдруг начал таять. Его тело стало прозрачным, а внутри был только свет. Человек из царства Дня обратился лучиком и скакнул обратно на солнце. — Мира замолчала. Донат крепко спал, да и ей самой рассказанная сказка, как и всегда, принесла успокоение. Счастье, что она всё ещё чувствительна к магии простых слов! Теперь она разглядела лучик, крохотный лучик, пронзающий толщу мрака страшных лет впереди…

Женщина, улыбнувшись, потушила лампаду и тихо покинула комнату.

Увы, небо за окном затянуло серой паутиной облаков. Если сегодня и будут падать звёзды, она этого не увидит.

Часть 4


Глава 33 Жена палача

Началась новая жизнь, самая странная из всех. И странное в ней было то, что она была… обычной. Нормальной жизнью простой смертной девушки.

С возвращениия Лиры из Доны начался новый период их отношений с Ульриком. Из дома Корвусов они, конечно же, ушли, пока ложь о смерти пары не раскрылась. Слухи, что привидения несчастных влюбленных посещают заброшенный дом барона, побродили по Карде и утихли. А Ульрик и Лира гостили пока у Гесси. И там в первое же утро Ульрик вручил девушке старинное серебряное кольцо в знак помолвки. Лира приняла его. Этот простой жест отворил для обоих дверь в сказку. Лучшее время и лучшая роль — роль невесты. Бессчётные букеты белых лилий, прогулки вдвоём в саду и разговоры, разговоры, разговоры, иногда прерываемые нежными поцелуями.

Охотники отнеслись к вести о Макте с вниманием, но делать проверку на месте Академии Мира запретила. Потом в расчищеном квартале Академии начали застройку, и такая важная весть Лиры, кажется, вовсе забылась. И Старейший молчал, больше не звал своего глашатая. Может быть, он совсем ослабел…

И еще кое-что омрачало радость влюбленных: Ульрика по-прежнему терзали приступы боли. Присутствие сarere morte вызывало у мужчины подобие ожога — без внешних признаков, но эквивалентное по неприятным ощущениям. Десять вампиров было поблизости или сто — неважно, боль была одинаково сильна. Это было… необычно. Многие охотники отличались повышенной чувствительностью к проявлениям тьмы, но такое! Сам Ульрик подтрунивал над опасениями Лиры и мрачно шутил, что его настигло "проклятие последней Избранной". Но, между тем, его состояние не улучшалось — ухудшалось. В мае охотник вовсе слёг на несколько дней, хоть и врал Лире потом, что навалились неотложные дела. Боль усиливалась ночью, в часы активности carere morte. Каждую ночь бывшый Палач метался на постели, бредил, то сыпал страшными ругательствами на вампиров, "проклявших его", то молил их о прощении… Но боль не уходила ни от проклятия, ни от молитвы. В самые тяжелые ночи Лира убегала прочь из дома и тихо плакала в саду. Ведь она не могла ни утешить, ни облегчить страдания любимого! Часто она сама, бывшая carere morte, вызывала приступы его странной болезни.

Ульрик так и звал её Лилианой, даже наедине. Лира стискивала зубы и терпела, в отместку звала его Лорном, но непохоже было, чтобы Ульрика это хоть сколь-либо задевало. Один день она ненавидела своё прошлое и жалела, что нельзя сжечь, уничтожить его, как "Тень Стража", а на другой улыбалась своему отражению в зеркале, потому что это было отражение Лиры Диос. Это "Лира-Лилиана" как гноящаяся, незаживающая рана: ноет, ноет постоянно, но дотронешься до неё — разбередишь ещё больше. Что делать? Лира запуталась окончательно.

Разговоры с Ульриком не вносили ясности. Едва Лира начинала уводить разговор в сторону Ордена, Ульрик пресекал её попытку какой-нибудь очередной увлечённой болтовнёй, приличествующей юному наивному влюблённому. С Лилианой охотник не желал обсуждать Орден, а ведь они с Лирой так похожи в понимании целей и задач Служения!

Ясно всё было только с учением алхимика Атера. С тех пор, как Ульрик побывал новообращённым, мнение охотника насчёт Бездны немного изменилось, и в лучшую для Лиры сторону. Конечно, не стоило ждать от него помощи, поддержки, но он больше не мешал Лире и не порицал её за её манию — этого было довольно.

И Лира продолжала изучение трудов Атера. Описание ритуала, в котором родился Макта, она давно знала наизусть. Важная роль в нём отводилась "клетке для зверя-Бездны" — серебру и солнцу, но в своих думах Лира отказалась от каких-либо сдерживающих Бездну магических ловушек. От решающего шага её удерживала только неопределённость конечной цели. Но часто в эти светлые месяцы, когда они с Ульриком были помолвлены, Лире казалось, что она вот-вот достигнет понимания того, какими должны быть дети любви Бездны и как вызвать их в мир.


В начале зимы она стала женой Палача. Белая-белая свадьба в белом-белом мире. Поля, занесённые снегом — до горизонта и белая церковь, одна на несколько деревень, на высоком холме. Внутреннее убранство церкви было скромным, но светлым — простые белёные стены, скамьи светлого дерева. Ульрик отринул вариант церкви Микаэля и увёз невесту далеко за западные пределы Карды. "Это родина моей матери", — кратко пояснил он девушке, но Лира знала, увы, слишком знала истинную причину: "Церковь Микаэля не угодна ему, потому что там — место посвящения Литы и место боя вампиров с охотниками в ночь Бала Карды…" — Ульрик не хотел вспоминать Лиру Диос.

Лира была грустна в день венчания, и грусть эта временами переходила в злость. Платье невесты было белоснежным — безмятежным, как спящие поля вокруг, и девушка лихорадочно искала, чем выразить эмоции, переполняющие её. Гостей на их свадьбе было мало: с охотниками пара не была дружна, а среди простых смертных немногие успели узнать Лорна и Лилиану. Лира заметила у одной девушки красную ленту в волосах и умолила отдать ей. Ленту она разрезала и свернула множество ярких, как кровь, розочек. Ими невеста убрала волосы и лиф платья. Теперь наряд Лиры отражал её душевное состояние. Капли ярости на белоснежном покрывале покоя…

— Я, Лорн, беру тебя, Лилиана, в жены; и я обещаю перед Богом и всеми присутствующими здесь быть твоим добрым мужем; в богатстве и бедности, в радости и печали, в болезни и здравие до тех пор, пока смерть не разлучит нас.

— Я… — долгий дрожащий вздох, будто последний в земной жизни. — Я, Лилиана… беру тебя, Лорн, в мужья и я обещаю перед Богом и всеми присутствующими здесь быть твоей верной женой; в богатстве и бедности, в радости и печали, в болезни и здравие до тех пор, пока смерть не разлучит нас.

На выходе из церкви их осыпали лепестками роз — красными-красными. Алая дорожка тянулась за ними до нарядно украшенного экипажа. А несколько лепестков так и осталось на одежде и волосах — брызги крови…

И первая брачная ночь. Молодожёны провели её в домике, принадлежавшем матери Ульрика и пустующем уже пятнадцать лет после её смерти. Этому жилищу было назначено стать их убежищем после свадьбы. Дом стоял в селе на Западной окраине Сальтуса. Он был небольшой, уютный, тёплый. Ажурные занавеси на окнах — когда-то белые, а теперь словно из старой слоновой кости, простая мебель, потрескавшаяся от времени и частых протираний. Много-много букетов лилий в вазах или простых бутылках, много-много зажженных свечей. Тяжёлый запах цветов разбавлялся острым — от горящего воска.

Лира страшилась этой ночи ещё с помолвки. Она боялась, что Ульрик может побрезговать или вовсе жестоко обойтись с ней. Ведь не секрет, что много ночей Лира Диос провела в спальне Владыки вампиров… Стерпит ли такое охотник? Но Ульрик, казалось, забыл и её прошлое, и маску Палача. С Лилианой он был нежен и страстен, под его горячими ласками образ всегда холодно-отстранённого Дэви стёрся, словно его не было. Словно эта ночь любви была первой…

Лишь наутро, остыв, Лира поняла, что в чём-то её любовники всё же схожи. И это понимание обрушилось на её несчастную грудь очередной тяжеленной горой, так, что перехватило дыхание. И Дэви, и Ульрик, целовали и ласкали не её. Оба видели в девушке свой любимый образ, но не видели Лиру Диос. Один любил мрачную, молчаливую Бездну, второй — светлую деву Лилиану. Лиру Диос не любил никто.

Она удержала слёзы и в этот раз. Утром Ульрик, проснувшись, увидел молодую жену прилежно перечитывающей очередной свой конспект о Бездне.


Снова потянулись дни, недели, месяцы, годы… Молодожёны зажили, на взгляд со стороны, вполне счастливо. Оба выбрали себе занятие по душе. Ульрик нашёл службу в ближайшем к селению городе, а Лира занялась единственным, что у неё получалось столь же хорошо, как охота на вампиров — шитьём, и скоро стала весьма уважаемой в Термине портнихой.

Лира по-прежнему откликалась на имя Лилиана и при чужих людях, и когда они с супругом оставались наедине, хотя сама теперь звала мужа Ульриком, если была уверена, что их никто не слышит. Она так привыкла, что ей даже начали сниться сны, в которых её звали новым именем. А благодарные клиентки, довольные новыми бальными платьями, разносили его из уст в уста. Вся женская часть Термины говорила о талантливой модистке Лилиане.

Детей у них не было. Они грустили, потом смирились и даже втайне друг от друга порадовались. Неуверенным был этот брак, и лишние связующие нити могли быстро обернуться цепями, уродующими обоих. Супруги не ругались, но и истинной теплоты между ними не было. Лире часто казалось, что они — лишь актёры театра, изображающие супружескую любовь. Но спектакль кончится, и они смоют грим с лица, снимут сценические костюмы и разойдутся разными дорогами, каждый в свою жизнь.

Лира не знала, посещают ли подобные мысли Ульрика. Она пока не была готова выяснять, сумеет ли он принять Лиру Диос — и молчала. Благо, молчать ей ничто не мешало: Ульрик днями и ночами пропадал на службе. А во время приступов его боли Лира теперь сама спокойно и степенно переходила в маленькую пристройку, чтобы своим присутствием не усиливать его боль.

Она продолжала изучать учение Атера. Однажды даже решилась на вылазку в земли Кукловода в поисках новых сокровищ и, действительно, нашла небольшой, но очень любопытный трактат Атера. Он был будто нарочно оставлен для Лиры на видном месте: на руинах в центре Лабиринта. Может, у девушки появился тайный помощник в многотрудном деле? Думать так было приятно. За время с Ульриком вечно одинокая отвыкла от одиночества. Это было приятно, но и страшно: а если их пути разойдутся, и она теперь останется одна? Теперь, когда не представляет своей жизни без любимого?


На второй год их супружеской жизни дом в Западном Сальтусе посетила Мира. Лира в это время была у клиентки, и, когда вернулась домой, муж и госпожа Вако беседовали в гостиной. Лира подкралась к приоткрытой двери, стараясь не шуршать платьем, и прислушалась.

— Счёт невинным жертвам Палача охотники, разумеется, вели, — вкрадчиво говорила Мира. — И он… довольно велик. Счастье, что Палач куражился всего полгода.

— Я готов ответить за каждую невинную жизнь, — спокойно заверил Ульрик. Госпоже Вако он решительно не уступал! — Я не покину Карду, если захотите предъявить мне этот счёт — милости прошу.

Мира непобеждено усмехнулась:

— Счёт закрыт. Я закрыла его, под свою ответственность. Видите ли, Ульрик, ваш список длинён, но всё же не длиннее моего. Так что с Орденом вы в расчёте.

Это был уже дополнительный балл в пользу Миры… Лицо Ульрика вытянулось. Фанатику-Палачу придётся сдаться на милость ненавидимой им вампирши!

— Я увидела на Балу Карды вашу связь с Избранной… Поэтому, полагаю, вы ещё сыграете какую-то роль в истории Дара, прежде подобное случалось, — задумчиво пояснила Мира. — Но я пришла поговорить не о ваших прошлых грехах, Корвус. Насколько я могу судить по отчётам Ордена и воспоминаниям моих коллег-охотников, на вашем посвящении настоял Филипп Латэ. Вы пробыли в новичках всего два месяца. Никого прежде не посвящали в адепты так быстро, обычно, новичку требуется от полугода до трёх лет, чтобы стать охотником. Латэ как-либо объяснял вам свою торопливость?

— Нет, — мужчина был озадачен.

— Вы показывали какие-либо особенные успехи?

— Все говорили, что у меня хорошая защита, — Ульрик задумался, — И… Нет, это всё.

— Что вы не договорили?

— На моём посвящении отсутствовал герцог Крас. Все потом удивлялись. Обычно, он контролировал посвящения всех адептов. Но леди Мира, зачем вы спрашиваете? Я нужен Ордену, как охотник?

— Орден справляется, — кратко, глухо сообщила Мира. Она думала о чём-то своём.

— Госпожа Вако!

Лире показалось, она почувствовала, как вздрогнула Мира. А Ульрик продолжал:

— Прошло два года. Вам не кажется, что пора завершить историю?

— Историю? — еле слышно переспросила Мира. Голос бывшей вампирши был прежним: тонким и немного надтреснутым, но, когда Лира тихонько заглянула в гостиную, она увидела руку госпожи Вако — длинную худую старушечью кисть с узловатыми подагрическими пальцами. Время было безжалостно к исцелённой, сохранив ей из прошлого лишь голос.

— Да, историю carere morte, — повторил Ульрик.

— Увы, с нами нет ни Первого вампира, ни Избранной! Но, даже если б и Избранный, и Старейший были близко, для исцеления Макты Дара может не хватить. Я говорила это в начале беседы.

— Латэ говорил мне, давно, когда принимал меня в Орден… Вовсе не обязательно, чтобы Первого вампира исцелял последний Избранный. Глава Ордена считал, на это способен любой смертный человек. Первому нужна жизнь — но разве обязательно это должна быть его жизнь? Если кто-то захочет отдать ему свою, бескорыстно, из уважения к Старейшему…

— Только этот смертный хуже, чем умрёт. Он станет новым Первым вампиром… или существом, пострашнее carere morte.

— Это никем не доказано.

Мира усмехнулась — хриплый старушечий смешок:

— Хотите быть этим смертным, Ульрик?

Лира ждала отрицательного, может быть, гневного ответа, но Ульрик молчал. Он что, хочет этого?! Хочет отдать свою жизнь Первому? Хочет стать новым Мактой? Он совсем сошёл с ума?!

Беседа свернула с опасной темы, и Лира ушла в свою мастерскую, так и не показав мужу и гостье своего присутствия. Она чувствовала, Ульрик не хотел, чтобы жена слышала эти его рассуждения…


Вновь день за днём — успокаивающее, приятное однообразие… И молодые супруги долго не замечали, как страшно меняется мир вокруг. Лишённая защиты Арденсов страна перестала быть землёй Страха, и угроза войны с северянами из легкомысленной страшилки быстро превратилась в осязаемую и страшную реальность. Через Карду непрерывным потоком шли войска на север и северо-запад. Реддо, новоявленный Владыка Земли Страха, всерьёз опасался угрозы с севера, в то время как Дона бурлила — то "Гроздья" нарочно подкидывали дров в костёр всеобщей ярости. Социалистам в столице было всё мало, они поглядывали на восток — на Страну Восхода, где к власти пришёл подобный режим. Ради закружившего многим головы учения, "Гроздья", не раздумывая, стёрли бы восточную границу. Пожалуй, Реддо следовало опасаться и за восточное направление тоже…

Что-то зрело глубоко внутри Земли Страха. Лира ощущала это шестым чувством Голоса Бездны. Проклятие carere morte слабело на глазах. Оно вопило, билось, агонизировало — но не могло умереть. А противоборствующая ему сила всё медлила с решающим ударом, и Лира понимала, почему. Проклятие разлито по их земле и глубоко проникло в каждый самый малый её кусочек. Оно — клей, скрепляющий бумажный мир Земли Страха. Уничтожь его — и рухнет всё.

Но вечность так продолжаться не могло. С нарастающим страхом Лира ждала конца… и что-то подобное терзало и Ульрика. Даже спокойными, без приступов боли ночами молодая супруга слышала, как он бормочет во сне. Чётко в этом больном тревожном бреду слышалось одно сочетание: "Сердце Бездны". И Лира бредила и металась по постели вместе с мужем. Ей являлись те же видения, что и в достопамятную ночь близ Академии: проваливание вглубь истории Земли Страха к началу — к Арденсу, Атеру и Макте. Наутро Ульрик ничего не помнил, Лира же сжимала гудящую от распирающих её образов голову и заливалась безумным смехом: "Счастливый дурак! А я помню всё, всегда…"

Она смеялась, но ничего не говорила. Лилиане не положено упоминать Бездну. Бездна — дорожка, ведущая к Лире Диос. И Лира терпела. Два, три года… пять.


Со снами о "сердце Бездны" можно было как-то свыкнутся, но с другими — нет. От этих кошмаров Лира кричала. Она просыпалась от своего крика и долго, долго в темноте потом уговаривала себя снова попытаться уснуть. Ульрик обнимал её, спрашивал:

— Что тебе приснилось, милая?

Лира ещё по инерции всхлипывала, но отрицательно мотала головой: "Ничего особенного". Как сказать, что ей снилась Лита? Лита, несчастная первая и последняя жертва вампирши. Лита, сестра… В зелёном бальном платье, с кровавой раной на груди…

Однажды ей снова снилась Лита. Она тихо, монотонно говорила что-то, а правую руку держала прижатой к груди и между пальцев сочилась кровь. Лира опять проснулась от собственного крика… и закричала ещё громче, увидев тот же призрак за окном: бледную, смертельно раненную деву с распущенными по плечам длинными тёмными волосами. Она стояла за окном и негромко постукивала по стеклу костяшками окровавленных пальцев, прося пустить её в дом.

Проснулся Ульрик, сонный, тёплый, уже привычно обнял кричащую Лиру:

— Ну что ты, милая. Это только сон…

— Там, за окном! Там! — она указала дрожащей рукой…

Призрак исчез. В окно билась большая бабочка, привлечённая горящим светильником на столе.

Лира потянулась и затушила лампаду, пока в бликах света на стекле ей непомерещился кошмарный образ мёртвой.

— Нам надо поговорить, Ульрик, — дрожащим голосом объявила она темноте. — Я… Я так больше не могу!

— Что? — сонно спросил он и обнял крепче. Лира застонала мысленно, но всё же сообщила:

— Я не Лилиана. Ульрик, ты же понимаешь это… Я… Я — Лира!

— Не упоминай это имя, — он не отстранился, но заметно напрягся. — Не надо, Лили!

— Я — Лира! Убийца, предательница… твоя любимая! Я не могу больше молчать об этом, Ульрик! Лира страдала все эти годы! А ты не страдал? Довольно играть! Лилиана — игра, маска, не зови меня так больше, когда мы вдвоём!

— Лили…

— Вот опять. Твоё "Лили" убивает меня! Это нож в сердце! Тридцать раз в день! Ну что ты молчишь?

Ульрик тяжело вздохнул и зарылся лицом в её волосы.

— Для меня нож в сердце — имя Лира, — нехотя признался он. Лира похолодела.

"А чего ты ждала? Он мог сказать только это. Он ненавидит Лиру, ты — Лилиану, это давно ясно. Не удержала язык за зубами — и разрушила… разрушила всё!"

— Тогда… нам не стоит быть вместе, — непослушными губами прошептала она. — Раз мы друг друга убиваем…

— Лили…

— Прекрати называть меня так! — она снова зарыдала. — Знаешь, отчего сейчас кричала твоя Лилиана? Оттого, что увидела мёртвую Литу за окном! Ты помнишь Литу, Ульрик?

— А в чём ты винишь меня?…Убийца Избранной!

— Я освободила её…

— О, эта лицемерная ложь! — Ульрик отстранился. Он заговорил, оживлённо жестикулируя:

— В таком случае, охотники тоже "освобождают" вампиров ритуалом! Что, думаете, я утешать вас буду, сударыня? Хотите снова стать Лирой? Отлично! Только не скулите в подушку! Предательница, убийца, грешница, игрушка для плотских утех Владыки… Лгунья! Да-да, не отрицайте, вы знали, на что шли, когда там, в дверях, зачаровывали меня, чтобы я пропустил вас к Лите!

— Я никогда не зачаровывала тебя, Ульрик. Настоящей любви не нужно чар! — Лира всхлипнула.

— Знаешь, что выводит меня из себя: ты даже не раскаиваешься в убийстве!

— А к тебе вовсе не приходят тени убитых! Фанатик! Маньяк! Палач!

Наступила долгая тишина. Ульрик перебрался через Лиру на край кровати и опять зажёг лампаду.

— Великолепно говорите о любви, леди Лира, — холодно сказал он. Лицо молодого человека было замкнутым и злым, искорки бешенства плясали в глазах, но он был нарочито спокоен, чтобы казаться страшнее. Зрачки расширены от боли, движения скованы — опять она своей вспышкой вызвала очередной приступ его болезни! — Что же, сможете поцеловать теперь своего Палача?

Он зловеще засмеялся, но Лира потянулась к нему и прижалась губами к его холодным тонким губам. Давно они не целовались так страстно! Они покусывали друг друга, мечтая добраться до крови. Но не переступали последнюю черту, и от этого так сладко кружилась голова… До рассвета они не спали — воюя, любя. Они сгорали в пламени странной любви-ненависти и возрождались вновь — слитым, единым, целым. Лилиана была забыта. Вернулись Лира… и Палач.


— …Твои родители — великие люди!

— Мои родители — больные люди. Я вместо игры в кукол складывала и разбирала охотничьи арбалеты… Хорошо, что у нас нет детей: мы были б такими странными родителями!

Наконец-то их общение стало искренним. Пусть супруги часто ссорились и страшно ругались — зато они теперь могли и радоваться, смеяться вместе. Темы Ордена, охотников, вампиров стали основными. Обсуждение достопамятного Бала Карды и его последствий — любимой.

Кошмары о Лите ушли — теперь супруги проговаривали их вслух, бросались страшными обвинениями, а потом мирились в постели. Не самая счастливая семейная пара, но, во всяком случае, эти скандалы-примирения были лучше прежнего нелепого, полного лжи спектакля.

Сны о Бездне, однако, не прекращались, и стали злее, навязчивее, как и странная боль Палача… Бездна словно требовала от них: действуйте же, делайте что-нибудь!

Так прошло ещё несколько лет. Тихим летним вечером они гуляли в кардинском парке и опять смеялись, обмениваясь историями из охотничьих рейдов. Но дорожка парка сделала поворот, открылась широкая аллея, по которой шла другая пара, и Ульрик и Лира приглушили смех. Впереди гуляла Мира со своим сыном.

Первый визит госпожи Вако в дом супругов стал и последним, но они иногда встречались, когда бывали в Карде и проходили Центральным парком. Мира часто гуляла тут: сначала с малышом, ещё некрепко держащимся на ногах, потом с белокурым чертёнком, убегавшим далеко вперёд по дорожке парка. С почемучкой, успевавшим задать сотню вопросов, пока они шли до конца тропинки, со щупленьким, короткостриженным, и оттого ещё более трогательным учеником первого класса лицея…

Сейчас рядом с Мирой шагал высокий для своих лет крепенький двенадцатилетний сорванец. Светловолосый, вихрастый с такой же как у Миры торопливой лёгкой походкой — всякому, кто вначале видел их со спины, казалось, что сын должен быть копией матери. Но это было не так: от Миры Донат взял только некую нервность черт. Глаза, улыбка были "не Вако".

Бесед с главой охотников супруги Корвусы не заводили, ограничивались краткими приветствиями. Ульрик иногда порывался подойти к Мире, но Лире до сих пор удавалось его останавливать неожиданным вопросом или сменой темы беседы. Сегодня — не удалось.

— Леди Мира! — окликнул Ульрик, едва завидев госпожу Вако. Мира обернулась. Последовал обмен приветствиями. Ульрику не терпелось задать свой главный вопрос. Лира молчала, не препятствовала ему. Очень яростен был его напор, Ульрик так хотел знать всё о делах охотников! И Лира ждала с фаталистическим чувством: давно в их жизни всё идёт слишком гладко!

Она коротко улыбнулась Донату, как и прежде при встречах, но в этот раз мальчик насупился, считая себя слишком взрослым для таких знаков внимания.

— Госпожа Вако, близится очередной Бал вампиров…

— Да, мой дом его принимает, — Мира засмеялась.

— Если б сделать так, чтоб это был первый Бал без carere morte! Почему вы не хотите завершить историю бессмертных? Эта война тянется, тянется, а ведь довольно было б одной жертвы, последней жертвы!

Лира стиснула руку Ульрика. "Опять он хочет предложить себя?!"

— А я?! — шепнула она.

"Ульрик, а как же я?!"

— Я очень хочу завершить историю carere morte. И работаю над этим дни и ночи, — глаза Миры опасно сверкнули.

— Леди Мира, я давно ничего не слышу об охотниках… Вы оставили Карду?

— Мы не оставили конечную цель. Скоро вы услышите добрые вести… — загадочно пообещала та.

Две недели после этого разговора Лира дулась на супруга. Он помчался на подвиги, ни на секунду не задумавшись, на что обрекает жену!


Следующий год стал кошмаром. Всё время их совместной жизни боль Палача была постояльцем их дома, а теперь стала тираном. Ульрик почти не поднимался из постели. Все эти годы он пересиливал свои мучения, но чаша терпения переполнилась.

Лира не отходила от его постели. Только когда он начинал бредить: о Макте, о сердце Бездны, которое одно может потушить его боль, она вскакивала и металась по их спальне, как зверь в клетке. О, Лира понимала, чем кончится этот бред! Ульрик вознамерился подарить Макте свою жизнь!

— Как ты мог придумать такое: отдать свою жизнь Первому?! — в отчаянии крикнула она давно хранимое под сердцем однажды, когда он вновь забормотал о "зове Бездны". — Ты?…Палач?!

Крикнула… и тут же понадеялась, что муж не расслышал. Но Ульрик с трудом разомкнул глаза.

— Милосердию меня научила ты, Лира. Ты и моя боль. Ещё десять лет назад я не мог бы помыслить такого, но сейчас…

— О, так это я тебя толкаю на смерть!

— Да… Нет! Как же ты не хочешь понять: Она ждёт этого от меня! Она требует! — хрипло от боли крикнул Ульрик, и Лира проглотила свою обиду. Охотнице не надо было расшифровывать, кто эта загадочная: "Она"…

Теперь с возрастающим страхом она ждала неминуемой развязки, и это случилось днём в конце осени. Звук, похожий на далёкие раскаты грома, заставил обоих прильнуть к окну. Восточный горизонт чернел, и тьма расползалась не с неба, а с земли. Странный чёрный туман окутывал Вастус.

Карда ждала войны с северянами, вечерние газеты были полны панических настроений, потому сначала Лира подумала, что этот звук и туман — последствия применения какого-то неизвестного Земле Страха оружия северян. Война началась! Но сейчас же Лира почувствовала изменения — те, которые мог чувствовать один лишь голос Бездны. Тонкие ручейки Её, пронизывавшие мир, сокращались, высыхали. Бездна словно вся стянулась к Вастусу. Её было много теперь лишь в самом источнике — яблоневом саду на руинах: глубокий-глубокий колодец…

Лира взглянула на мужа. Ульрик до того крепко спал, измученный ночными приступами боли, но сейчас проснулся.

— Мне снилось, что вампиров больше нет, — удивлённо констатировал он. — Тьма накрыла Вастус — и тут же схлынула… Что это гремит?

— Похоже… похоже Макта возвратился на Пустошь!

— Старейший близко? — Ульрик помолчал, прислушиваясь к своим ощущениям, и скоро его лицо искривила гримаса боли — Да, я чувствую это! Я слышу… слышу его зов, — забормотал он, опять поддавшись бреду. — Мне нужно туда… к нему… завершить всё… скорее, скорее!

Лира хотела запротестовать, но не стала. Муж бы всё равно не услышал её. От этой боли он становился безумен. Как страшно! Неужели излечить его может только смерть — смерть от руки Первого вампира?

Глава 34 Туман лжи

Только бесценный опыт столкновений с вампирами в первой из жизней — жизни Избранного уберёг Винсента от смерти в этот раз. Неприятное ощущение чужого взгляда преследовало его с того момента, как он покинул оживлённую улицу Греди. Это ощущение он запомнил с юности, когда бывал объектом охоты вампиров. Но сейчас преследователь был не carere morte. Взгляд-из-тьмы был холодным, неприятным, но не голодным. Скорее всего, смертный убийца.

Винсент перешёл Красный мост. Мимоходом он глянул на отражение моста в синей от сумерек воде реки и успел заметить тёмную фигуру, мелькнувшую в дальнем его конце. Маловероятно, что это случайный прохожий! Теперь, узнав, Винсент мог бы легко уйти от него, но решил выяснить всё до конца. Кто подослал его? Недоброжелателей у Винсента всегда было гораздо больше, чем ему бы хотелось, и любопытно было узнать, кто же именно решился подослать к неугодному убийцу.

Он думал свернуть к Академии, но там вовсю кипели строительные работы. Винсент повернул в переулок за бывшим домом Диосов и скоро понял, что сглупил. Грохот с перекрёстка долетал и досюда, и он перестал слышать шаги преследователя. Только взгляд убийцы всё также давил на затылок.

"Готовится он напасть? Лучше места для незаметного нападения не найти…"

Ещё несколько шагов… Он был в середине переулка, а преследователь по-прежнему ничем не выдавал своего присутствия. Винсент начинал нервничать. Он сжал покрепче складной нож в кармане куртки.

Конец переулка. Впереди была улица Славы, людная и в тёмный вечерний час. Здесь Винсент не удержался, обернулся: позади никого не было. Никто не метнулся в тень дома или раскрытый подъезд. Что же, взгляд-из-тьмы и тень на мосту были самовнушением?

Убийца оказался хитрее. Пока Винсент вглядывался в темноту только что пройденного переулка, он подошёл по улице Славы и ударил ножом почти без замаха. Винсент не смог отвести удар, успел лишь немного отклониться в сторону, и нож вонзился не в сердце, а прошёл левее. Тут же убийца получил чувствительный удар в челюсть и отступил. Не отрывая от противника взгляда, Винсент достал свой складной нож, но он не понадобился. Человек, не выдержав и поединка взглядов, убегал. Скоро он затерялся среди прохожих, даже не заметивших небольшого инцидента, но Винсент успел увидеть его лицо. Это был человек из "Гроздьев", мелкий прислужник Агера — хоть Агер и не выносил слова "прислужник"…

Что ж, чего-то подобного Винсент ждал давно. С тех пор, как "Гроздья" вошли в Парламент, он часто ругался с соратниками. Их пути, их понимание будущего мира Земли Страха всё больше различалось. Винсент становился неугоден "Гроздьям". Кроме того, благодаря своим связям в самых разных кругах, он был опасен. Отпустить его с миром было уже нельзя. Только убить, причём, тайно, чтобы не вызвать гнев охотников.

Или цель сегодняшнего спектакля была иной: припугнуть? Винсент сначала хотел добиться ответа от Агера, потом передумал. Пожалуй, предупреждение было достаточным.

Он отыскал извозчика и велел ехать к дому Гесси. Рана на спине была, похоже, неопасной, но довольно болезненной, и он даже не мог её осмотреть.

Чужая Дона проносилась мимо, за окном экипажа. За три года, прошедших со смерти Арденсов, здесь изменилось всё, и Винсент до сих пор не хотел признавать новую Дону своей. Ну, не странно ли? Он, инициировавший эти перемены… Дона кипела, бурлила. Хитрые и сильные тени, невидимые людям, завладели ей, и этими тенями были не carere morte. То идея "Гроздьев" расползалась по городу, подобно новому проклятию. Реддо же, поглощенный склоками со странами-соседями, едва ли замечал это.


Закончился очередной рейд, и в доме Гесси, столичной штаб-квартире Ордена, было людно. Охотники обсуждали превратности ночи и не желали расходиться. Винсент с неудовольствием прислушивался к их беседам в соседней с врачебным кабинетом комнате, пока Алекс снимал с него остатки рубашки и осматривал рану на спине. Очень уж беззаботны были новенькие адепты: в охоте на вампиров, становившихся всё большей и большей редкостью, они видели скорее развлечение.

— У новеньких есть, по крайней мере, защита от вампиров? — спросил он охотника и с ещё большим неудовольствием отметил, что с возрастом становится желчным. Впрочем, может быть, виной раздражённого состояния Винсента была рана.

— Есть. Напрасно ты о них плохого мнения, — заметил Алекс. Он закончил осмотр и снял с водяной бани коробку с хирургическими принадлежностями. — Лёгкое не задето, тебе повезло: ребро остановило нож. Кто это тебя?

— Коллеги, — усмехнулся Винсент. — Не сошлись во мнениях.

— "Гроздья"?

— Да.

— Мне некогда. Я скажу Диане, она зашьёт рану. Голова не кружится?

— Немного.

— Будь здесь.

Алекс ушёл. Винсент улёгся на кушетку на живот, обнял твёрдую больничную подушку и задумался.

"Гроздья" — строители идеального бесклассового общества, антермины — широко распахивающие объятия чужеземцам, новые мистики — уже проливающие слёзы по ещё недобитым вампирам… — и это верхушка айсберга, а под толщей воды — сторонники Арденсов, свита Дэви, друзья Реддо, шпионы северян и южан, агитаторы из Страны Восхода… — И все они раздирали Землю Страха на части. Газеты Доны соревновались по количеству вариантов локального "конца света", сходясь лишь в одном: он наступит скоро. Винсент помнил, как он сам закручивал воронку этой бури. Когда он выпустил её из рук? И теперь уже не вернуться, не встать в её центре. Антермины давно ведут за ним охоту, как и северяне, ищущие в его крови следы "избранности". С сегодняшнего вечера прибавились ещё и "Гроздья"…

Невесёлые мысли! И сосредоточиться мешала боль. Но вот отворилась дверь кабинета, и вошла девушка. То была не Диана — герцогиня Солен Реддо.

— Алекс мне рассказал. Лежи, я всё сделаю сама.

Она прошла к умывальнику и долго мыла руки. Они не виделись давно: Винсент был занят делами "Гроздьев", а герцогиня постоянно сопровождала брата-Короля. Эта встреча была и желанной, и неожиданной. Винсент повернулся, что увидеть Солен, но в поле его зрения попадал только кусочек её платья. Платье было чёрным, с золотой отделкой. Необычно для Солен.

— Чёрное платье?!

— Почему бы и нет?

Герцогиня подошла, опустилась на кушетку. Теперь Винсент мог разглядеть её. И в чёрном Солен была великолепна, как всегда. Чёрный не портил цвет её кожи и, хоть и прибавлял лет, девушке не стоило этого стыдиться. Сейчас шёл подлинный расцвет её красоты.

Девушка аккуратно промыла рану антисептиком. Судя по быстрым действиям и отсутствию страха, ей доводилось обрабатывать раны прежде, хотя Винсент никогда не видел молодую герцогиню за этим занятием. Он приподнялся на локте, чтобы лучше разглядеть её.

— Кто тебя ранил?

— У тебя такое лицо… Сестра милосердия! Жаль, нет красок.

Солен улыбнулась одними губами, глаза остались сосредоточенными:

— Так кто тебя ранил? — она потянулась за инструментами. Винсент поморщился при виде кривой хирургической иглы в её руках:

— Агер подослал своего мелкого служку.

— Агер?!

— Да. Похоже, мои назидания, наконец, надоели "Гроздьям". Я этого ждал, рано или поздно, хотя думал, они ограничатся устным предупреждением.

— "Гроздья" опять начали чистку в своих рядах. Я хотела тебя предупредить.

— Об очередной чистке я знал. Но не знал, что окажусь в списке неугодных.

— Мог бы согласиться с их планами на словах. Ты же так великолепно врёшь! — Винсенту почувствовалась некая мстительность в этом тоне, тем более что Солен приступила к наложению швов.

— Но, Солен, мне нужно было согласиться с их планами?! — возмутился он в передышке между стежками, пока Солен в очередной раз заправляла нить в иглу. — Они намерены открыть восточную границу!

— Сумасшедшие! — она снова пребольно ткнула его иглой.

— Король Реддо слишком увлёкся войной с северянами и упустил социалистов.

— "Свою цепную собачку" — так их называют.

— Знала бы ты, как это определение злит Агера! "Гроздья" не скрывают, что хотят присоединения Земли Страха к стране Восхода, и, что самое страшное, многие их в этом поддерживают. На подкреплённую мощью Востока страну Север не решиться напасть!

Солен заметно погрустнела, но о причине грусти не сказала. Винсент мужественно перетерпел последний стежок.

— Нужно наложить повязку, сядь, — глухо велела герцогиня, стирая кровь вокруг раны салфеткой. Винсент подчинился.

— Какая у тебя кожа белая! А рана была — как будто от охотничьего кинжала…

— Да, он и блестел, как серебряный. Видимо Агер боится, что иным меня до сих пор нельзя убить. "Гроздья" отвергают мистику вампиризма, но сегодня убийца сбежал, не выдержав моего взгляда… Смешно, правда, Солен?

Та не улыбнулась.

— Что ты будешь теперь делать? — спросила она, покончив с повязкой.

— Думаю, столицу мне придётся покинуть. Поеду в Карду. Прости… Теперь мы долго не увидимся.

Девушка вскинула на него глаза и снова быстро опустила, но Винсент успел прочитать в её взгляде смятение. Солен повернула голову в равнодушный профиль. Что она разглядывает в пустой белёной стене?

— Тогда я должна тебе кое-что сказать, — делано-спокойным тоном сказала она. — Нечто важное. Я… Я выхожу замуж. Прости.

Он равнодушно дёрнул плечом, причинив себе ненужную боль:

— Поздравляю. Кто этот счастливец?

— Брат осведомлён о планах "Гроздьях". Война с Севером близка, но страна Восхода — наихудший из выходов. Вернир хочет укрепить союз с Югом. И поэтому выдаёт меня замуж за брата их Короля. Как в старые времена…

— Да.

— Он охотник! — поспешно сказала Солен, будто это было самым главным. — И герцог… Мы встречались в юности. Я помогала ему разделаться с одним carere morte, сбежавшим за границу.

Повисла неловкая пауза. Солен возвратилась к умывальнику и нарочно принялась греметь инструментами. Винсент больше не глядел на неё. "И этого я ожидал", — вертелось на языке. Долгий по годам, но краткий по встречам роман, так и не перешедший из флирта во что-то большее… Даже боли нет, только какое-то усталое раздражение.

— Забери назад своё "прости", Солен. Не утяжеляй прощание, ведь наше общение было таким лёгким! Мы люди разных кругов, хотя домом считаем одну Корону.

Герцогиня вспыхнула, но ничего не сказала. Резковато поставила коробку с инструментами на стол и развернулась к двери.

— Разве в статусах дело! — всё-таки не удержавшись, с досадой сказала она на пороге. — Не то, что у тебя нет титула, остановило меня! Что значат эти глупые слова?! Ничто! Но я же вижу: ты любишь Миру… и всегда будешь любить. Я восхищаюсь госпожой Вако, но быть её тенью не хочу.


Он не мог забыть эти слова. Хотел… и не мог. Даже когда Карда показалась на горизонте, когда панорама спящего беспробудным утренним сном города начала разворачиваться перед его глазами. Яркая, красивая, живая Карда — в любое другое время Винсент бы по-детски восторженно любовался ей, но не сейчас.

На вокзале Мира, улыбаясь, подошла к нему, на ходу протягивая руку для поцелуя. Парадокс: когда она была вампиршей, её глаза казались ужасно старыми для юного лица, а теперь на лице пожилой леди искрились глаза юной насмешливой девушки. А Винсент застыл, не сумев выдавить даже жалкой улыбки.

В последние годы он нечасто бывал в Карде, вообще, редко возвращался мыслями к Мире. Его удалённость от нее позволила Винсенту думать, что он перерос больную любовь к тетке. Он подсознательно спорил с герцогиней, отправляясь в этот раз в Карду: "Докажу вам, что не люблю!" и проиграл спор. Да, Солен права: ни расстояние, ни годы не способны приглушить его чувство. Оно сквозит в каждом его слове, в каждой его мысли, обращённой к Мире. Долго Винсенту удавалось обманывать себя, замещать это слово "любовь" другими. Забота, жалость, уважение — но всё это не то, и все они — ложь. Истина одна, и они с Мирой знают её давно…

— Здравствуй, тётя.

— Здравствуй. Как твоя рана?

— Так Алекс тебе уже доложил…

— Не Алекс, Солен. Тебе нужно было приехать ко мне раньше. Я сразу поняла, чем очередная чистка в партии может тебе грозить. И предупреждала, помнишь? Счастье, что ты серьёзно не пострадал!

Он усмехнулся, подал ей руку, и они пошли вдоль перрона:

— Пожалуй, я немного увлёкся делами "Гроздьев". Но теперь свободен, и готов всецело посвятить себя служению Карде. Здесь есть интересные дела для такого как я, Мира?

— Ищи сам, — бывшая вампирша улыбнулась, показав острые клыки. — В Карде, как и всегда, всё вертится вокруг carere morte.

— Я читал, какие-то сумасшедшие мистики занялись здесь получением искусственного проклятия.

— Ты читал в "Вестнике"? Они всё переврали. Не искусственное проклятие — эти люди занимались просто изучением полезных свойств крови carere morte. Они обосновались в брошенном доме Митто, но, когда пошли нехорошие слухи, мои люди выгнали их из города.

— Правильно.

Мира поглядела с непонятным интересом:

— Изучение проклятия carere morte тебе не по душе, так?

— Если б я не был когда-то Избранным, возможно, мне понравился бы научный подход. Но я помню Дар, и отношение к нему Габриель и ей подобных не может мне нравиться.

— Carere morte не следует изучать? Но почему? Разве есть границы у познания?

Они тем временем выбрались на вокзальную площадь. Винсент увидел плакат "Гроздьев" на столбе и поморщился.

— И здесь они… Что вы сказали, тётя?

— Агитации в Карде до сих пор немного. Такие плакаты — большая редкость, не переживай. Я говорила про безграничность познания…

— Вам напомнить про безграничность Бездны? Мира, что с тобой, ты поддерживаешь этих сумасшедших?

Она смешалась:

— Нет, но… — Винсент по привычке повернул к бирже извозчиков, и Мира остановила его: — Лучше прогуляемся. Не возражаешь?

— Буду только рад.

Приятно и странно было гулять кардинским парком под руку с невысокой светловолосой дамой, вдыхать запах её тонких цветочных духов, слушать звонкий, тот же, что и в его детстве, голос… Мира была весела. Её рука легко, уютно лежала в его руке. Она не страшилась случайно задеть собеседника платьем или плечом, не стеснялась своих ярких глаз и звонкого голоса. Винсент размышлял, в чём причина такой почти непристойной при их истории благосклонности Миры, и вдруг понял: Мира попросту забыл о стене, всегда стоявшей между нею и племянником. Её мысли заняты сыном, чувства сгорели вместе со старой Академией. Об их больной несказанной любви помнит только Винсент.

Его рука окаменела, но Мира не заметила этого. Продолжила щебетать о странных исследователях проклятия carere morte:

— По правде сказать, у меня не было законных оснований прогонять их. Законность исследования carere morte и Дара всё-таки вне компетенции кого-либо…

— А ниточка к новому Избранному не найдена? — Винсент вспомнил своё давнее недоумение и порадовался, подумав, что его обсуждение поможет отвлечься от безумных мыслей о Мире. — Знаешь, в столице я всё размышлял над тайнами Латэ…

— Избранный, по-прежнему, невидимка. Так что Латэ?

— Он не просто закончил исследования Дара и проклятия — он запретил их! Странная смена мнения! И ведь это был его последний год в качестве главы Ордена… Ты помнишь тот год?

Мира усмехнулась:

— Тот год я провалялась без сознания после ранения. Ничем не могу помочь, Винсент.

— Эта тайна не даёт мне покоя давно. Если б Латэ оставил больше подсказок!

— Ты уверен, что он сам запретил продолжать им же начатые исследования? Может, это распоряжение отдал Карл, когда сменил Латэ на посту главы?

— Нет. И Карл вряд ли бы запретил эти исследования. Это сделал сам Латэ, причём он не рассказал свою тайну ни преемнику, ни кому бы то ни было в Ордене.

— Что было в тот год в Ордене? Ты смотрел архивы?

— Итоги, итоги, итоги. Латэ готовился передать все дела Карлу. Даже новичков во втором полугодии не посвящали, чтобы не менять готовую статистику. Посвятили всего одного.

— Кого? — Мира нахмурилась. — О, кажется, знаю. Ульрика Корвуса!

— Да, точно. Странно, правда? Что думаешь о нём?

— Ему надо было родиться двести лет назад, во времена фанатиков, вроде Диосов.

— Может быть. Но помнишь, тётя, когда мы ещё не отошли от удавшегося штурма "Тени Стража", на волне радости выдвигались смелые предположения о том, к кому ушёл Дар после Габриель? Кто-то назвал тогда имя Корвуса.

— Корвус — Избранный? — Мира засмеялась, и Винсенту послышалась в этом смехе очень знакомое рыдание. — Нет, причём, определённо. Ульрик как-то раз попался Митто, уже после смерти Габриель. Адам обратил его в вампира, и во время инициации каких-то особенных свойств крови ни он, ни его подруга, не заметили. Ульрика потом исцелила Лира Диос — это я знаю уже со слов Корвуса.

— То есть, ты и с Митто общаешься?

Секундное замешательство. Мира словно поняла, что сказала лишнее, прикусила губы, но быстро нашлась:

— Эти вампиры носят серебряные ошейники. Я слежу за ними и надеюсь однажды отправить их по следу истинного Избранного.

— Где-то он опять прячется…

— Оставим тему Избранного! — с надломом в голосе. — Один Бог знает, как я устала от неё за годы!

— Понимаю. Прости, тётя.

Мира поправила шляпку и с молодым задором поглядела на солнце, прячущееся за листвой высоких деревьев парка:

— Карда сейчас светла. Отдохни, восстанови силы. Потом найдёшь себе дело по вкусу, если захочешь.

— Нелегко признать своё поражение! — он вздохнул. — Я всё о "Гроздьях"…

— Ты устал, ты раздражён. Бедный мой! Я едва тебя узнала на вокзале, годы не прошли бесследно для нас обоих. Но подожди: поживёшь здесь, со мной, — и вновь омолодишься!

Винсент заглянул Мире в глаза. Глаза были ясными, чистыми — наивный взгляд девочки. И всё же было в нём что-то глубоко лживое. Или он, и правда, устал и раздражён?


Разговор с Мирой встревожил Винсента. Многое показалось ему странным. Да, лжи во всех словах, вопросах, ответах тётушки было больше, чем правды. Больше даже, чем во времена его детства. Мира опять скрывала от него большую часть своей жизни, как когда-то скрывала принадлежность к carere morte. Но сейчас — чего бояться, чего стыдиться? Разве прошедшие годы не убедили её, что на племянника она всегда может положиться? Он поддержит её, что бы она ни задумала. За исключением искусственных вампиров, конечно… Но зачем это Мире?! Бессмыслица, как и с Латэ!

Винсент хорошо запомнил замешательство Миры при упоминании дома и фамилии Митто. И постановил в первую очередь проверить этот путь. Тётушку он больше не донимал вопросами. Она была весела, много шутила и смеялась, но отчаянное и беззащитное выражение появлялось на её лице, едва Винсент упоминал Избранного, Дар, искусственное проклятие вампиризма. "Ах, оставьте меня, я так устала!" — говорили синие глаза, и Винсент умолкал, не спрашивал больше. Но наглые вопросы всё равно крутились в голове.

Через неделю после приезда он отправился на разведку в дом Митто. Он зазвал с собой Кристину, часто бывавшую у Миры в гостях: хотел в пути без помех расспросить девушку о том, как был вскрыт тайник Регины Вако.

— Я сняла твою картину, потом зеркало, — лукаво улыбаясь, рассказывала Кристина. — Под ним была дверь, деревянная, очень старая. Я легко разломала доски…

— И ничего не произошло?

— Ни призраков, ни странных звуков, ни спрятанных вампирских кукол, если ты об этом. За дверью была ниша, размерами вроде вертикально поставленного гроба, с полками. На полках — пергамент с проклятием и музыкальная шкатулка, за полками — лестница вниз, в подвал. И всё.

— Пергамент Мира сожгла, это я знаю. Где шкатулка? Мира обещала её показать, а теперь отговаривается тем, что она сломана.

— Я не знаю. Мира запрещала мне её заводить. Я унесла шкатулку в её кабинет, и больше её никто не видел.

— Хм.

— Не хмурься. Лучше расскажи, как дела в столице. Это правда, что Солен выходит замуж за южанина? — нотка торжества явственно слышалась в голосе девушки. Винсент улыбнулся:

— Да.

— Жаль, вы были хорошей парой… — так же лукаво.

Они подошли к незапертым воротам дома Митто. Винсент огляделся и, убедившись, что в этой части улицы они одни, первым ступил на садовую дорожку.

В серых осенних сумерках дом впереди казался восставшим из могилы мертвецом — прекрасный ликом, гнилой внутри. Чёрная гниль была за распахнутыми дверями, разбитыми окнами.

"Ещё недавно и дом Вако был таким же. Но Мира сумела сделать его светлым и радостным, хотя, казалось, это никому и никогда не по силам. И всё же, что-то по-прежнему терзает тётушку. Лицо светло, но зрачки — черный пепел сгоревшей души… Ты опять храбришься, и за улыбкой скрываешь боль, что с тобой случилось, Мира?"

— Раньше этот дом таким не был, Кристина. Кто разбил все окна?

— Кардинцы решили, что Адам Митто захотел овладеть силой своего бывшего господина, Дэви. Но Митто не поймали, и злость выместили на доме.

— Значит, Адам Митто ещё недавно жил здесь? — спросил он, мысленно отметив: "А Мира старалась умолчать о связи Адама Митто с учёными…" — Но ведь в этом доме была лаборатория?

— Всё так запутано! Вероятно, он и организовал исследования проклятия… — не подумав, сказала Кристина.

Винсент довольно кивнул. Они зашли в дом и сразу же остановились в холле.

Видно было, что уходили отсюда в спешке. Распахнутые двери комнат, на полу у выхода из одной рассыпаны листы с поблёкшими от яркого летнего солнца записями. В комнатах — перевёрнутые стулья, выдвинутые ящики столов. На классной доске в одной из комнат, отданной под лабораторию, осталась нестёртая схема. Винсент изучал её, пока Кристина перебирала бумаги в одном из ящиков стола.

— Схема опыта над животным, — наконец сказал Винсент, отойдя от доски. — На собаку чем-то воздействовали, указана продолжительность эксперимента, и, видимо, время жизни испытуемого после опыта. А вот чем воздействовали на животное, я не могу понять. Какая-то алхимия…

Он указал на два значка, от которых шли стрелочки к животному в центре. Кристина на мгновение оторвалась от бумаг, которые просматривала.

— Ну, это легко, — весело сказала она. — Верхний значок — это "невидимая энергия" Атера. Электромагнитное излучение. А нижний…

— Откуда такие познания? — хмыкнул уязвлённый Винсент.

— Подежурил бы ты в лаборатории с Эриком, узнал бы и не такое! Приглядись к нижнему значку. Тебе не кажется, что это похоже на… шкатулку?

— Музыкальная шкатулка Регины Вако! — одновременно прошептали они и переглянулись как заговорщики.

— Нужно остановить безумную группу Митто, пока она не натворила больших бед! Что ты нашла в ящике?

Девушка зашелестела листами бумаги:

— Это… это почтовые квитанции! Знаешь, что заказывал сюда Митто? Музыкальные шкатулки: три, пять… восемь разных моделей!

— Он безумен, — уверенно сказал Винсент. — И нужно его остановить!


Куда скрылась группа Митто, никто не мог ему ответить. Винсент безнадёжно искал её ещё несколько недель, потом обыденные дела заставили его отвлечься. Нужно было найти занятие, приносящее доход. С этим возникли сложности: высшее образование он начинал дважды и оба раза не закончил — сложно совмещать обязанности Избранного и главы революционного движения с учёбой! Чиновничья служба не нравилась Винсенту несвободным распорядком дня. Но он удачно продал несколько старых картин, написанных в вампирский период жизни: всё, связанное с почти исчезнувшими carere morte, набирало популярность. Скоро на художника посыпались заказы. Он упирался сначала, не желая рисовать в той тёмной манере, потом уступил. Теперь и дни, и ночи были заняты творчеством.

Дела "Группы Митто" он, однако, не оставлял. Здесь он часто обращался за помощью к Мире, но разговоры с тётушкой не вносили ясности, только больше запутывали Винсента.

— …Тётя, что вам известно о новых исследованиях проклятия carere morte?

— О Митто? Почти ничего. Эрик и Габриель с нашей стороны когда-то занимались той же областью наук, смотри их записи.

— Зачем мне Эрик и Габриель?! Меня волнует опасность новых исследований.

— Об их итогах ничего не слышно. Вряд ли они опасны.

— И о Макте ничего не было слышно в первое столетие! Мира, да что с тобой? Откуда такое легкомыслие, под угрозой будущее!

— Не считаю эти дела важными. Если ты считаешь иначе, разбирайся с этим сам.

— Мира…

— Мне позволь прожить в своё удовольствие остаток жизни. Ты знаешь, что вчера сказал Донат? Он пожаловался, что мои сказки о вампирах неинтересные! Ему подавай тайны космоса и загадки истории…

— Мира!

— Что?

— В доме Митто мы нашли квитанции на музыкальные шкатулки. И в схеме их опыта фигурировала музыкальная шкатулка. Как ты мне это объяснишь?

— М-м?

— Шкатулка Регины Вако! Не находишь сходства?

— Интересное совпадение, конечно…

— Где сейчас эта шкатулка? Только не лги!

— Уничтожена, как и свиток с проклятием. Ты думаешь, я позволила бы этой пакости существовать?

Вот так. Дальнейшие расспросы пресекались.

Ничего не оставалось, кроме как ждать. Винсент верил, странная группа Митто ещё даст о себе знать. Он оставил Миру, много расспрашивал Эрика, но тот лишь хмуро, односложно повторял, что больше не занимается той работой. То ли его характер испортился окончательно, то ли он… лгал?


— …Что вы тут все скрываете?!

Кристина глядит удивлённо, знакомая лукавая улыбка не сходит с её губ:

— Я не скрываю…

— Я научился видеть ложь, во многом, благодаря Мире. И сейчас понимаю: здесь все лгут! И, что самое печальное: и Мира. Она лжёт мне и при этом будто боится чего-то, как раньше. Чего?

Кристина опустила глаза.

— Я, кажется, понимаю, о чём ты. Но это не ложь. Госпожа Вако просто… изменилась. Она уже немолода, а все старики, знаешь… Меняются. Она стала более подозрительной ко всем, и не говорит, что её тревожит, не только тебе, поверь! Она отдалилась — это многие говорят.

— Не хочу тебе верить!

Какая болезненная правда! Он тоже рискнул допустить эту мысль — тётушка просто постарела… — и уже корил себя за это. Но чем объяснить все странности Миры? Её молчание, её ложь, её нелюбовь…

— А, впрочем, может ты и прав, — неожиданно, без всякого перехода признала девушка. — Когда начались слухи об этих учёных в доме Митто, Мира, она… немного странно себя вела. Я тогда даже подумала, что она об этом уже знает, давно…

— Да, тут есть, что распутывать! — Винсент горестно вздохнул. Он бодрился перед Мирой, но на самом деле после ссоры с "Гроздьями" вовсе не чувствовал себя готовым к новым авантюрам.

— Если можно… я хотела бы помочь, — Кристина окончательно смутилась, но Винсент благодарно, хоть и устало, улыбнулся:

— Конечно. Начнём это вместе.

Солен вышла замуж за своего герцога-южанина, и война с Севером чуть отодвинулась. Но Реддо все равно едва удавалось держать социалистов в узде. Новые бури сотрясали Дону, до Карды докатывалось их эхо… Винсент же загорелся желанием рисовать Пустошь. Ему удалось очень удачно продать самые тёмные из старых картин, и на вырученные деньги художник купил домик на границе Вастуса, из окна которого были видны руины Старого города. В этом доме была всего одна комната — зато какая! Огромный светлый зал. Художник оборудовал там мастерскую. Одну стену целиком занял огромный холст, но за большое полотно Винсент так и не взялся. Он уходил на Пустошь порой на несколько дней. Он торопился, подгоняемый странной мыслью, что скоро изменится всё, и даже это древнее место уйдёт в легенды.

Он увлечённо рисовал и, как водится, почти забыл о своих недоумениях. Но реальность вновь толкнула его к тем же вопросам.

Черную карету заметила Кристина, пришедшая к нему с очередной версией "Тайны госпожи Вако". По дальней дороге, не границе видимости, нёсся экипаж, запряжённый четвёркой. Странная картина для Пустоши! Винсент следил за ним, пока карета не скрылась на западе. Ночью тот же экипаж проехал назад — художник последил путь дрожащей точки фонаря у его дверцы…

Кому и что понадобилось на Пустоши?

А в голове уже крутилось: не идеальное ли здесь место для экспериментов? Отсюда когда-то проросло и проклятие Макты! Но первой в слова верную мысль обратила Кристина:

— Думаешь, этот экипаж как-то связан с учёными Митто?..

Они увлеклись. Винсент и Кристина исходили вдоль и поперёк всю Пустошь и нашли несколько странных ям, глубиной до половины человеческого роста. Ямы были гладкими, ровными, чистыми, будто землю из них удалили неведомым способом. На их краях не росло ни травинки. И на будущий год они остались чёрными, ни один сорняк не пожелал селиться здесь. И даже через пять лет…

Другой случай, на исходе седьмого года наблюдений, поверг Винсента в смятение.

Пустошь порой посещали стаи волков, жили здесь и одичавшие собаки. Прежде Винсента они не беспокоили, даже обходили подальше, не показываясь на глаза — чуяли бывшего вампира, но в последний год словно сошли с ума. От их клыков спасало только ружьё. Странными стали эти звери. Глаза их были пусты, точно у вампирских кукол, хотя они были живы. В одну беспокойную ночь они выли и рычали, дерясь за добычу где-то близко, а один зверь пробежал недалеко от костра Винсента, таща в зубах что-то. Наутро стая ушла, и Винсент отправился поглядеть место их ночной трапезы. Увиденное ошеломило, оглушило его.

Оголодавшие звери разрыли какие-то странные свежие захоронения. Не человеческие — похоронены здесь были такие же собаки. Вернее, то, что от них осталось. Винсент осмелился прикоснуться к этим навевающим ужас останкам прикладом ружья.

Высушенные остовы тел, облепленные присохшей хрупкой ломкой кожей. Из несчастных тварей будто высосали самую малейшую влагу. Кроме того, тела были смяты, точно лист бумаги. Ни одна сила в мире не могла бы сделать такое… Что здесь творилось?

"Эксперименты продолжаются…"

Он переборол брезгливость, и взял один образец. Ещё на два дня Винсент остался в окрестностях, слабо надеясь, что экспериментаторы вернутся. Но никто не появился. А Эрик небрежно выбросил высушенное тельце, привезённое им, в пылающую печь и заявил, что это обыкновенная мумификация!

В течение этих лет и Винсент, и Кристина несколько раз видели экипаж, запряжённый четвёркой. Но всё издалека. Однако Винсент определил, что карета, несомненно, вампирская — закрытый чёрный экипаж без окон. В таких в лучшие годы вампирской цитадели ездили старейшие из окружения Дэви.

"Митто!"

Винсент попросил у Давида Гесси самую быструю его лошадь. И несколько раз, напрочь забыв об осторожности, пускался за экипажем в погоню. Однажды ему удалось заставить карету повернуть на дорогу к бывшему логову Кукловода, усеянную ловушками. Но здесь сам же преследователь угодил в силок Либитины первым. Его оглушило и сбросило с лошади. Когда Винсент очнулся, он лежал, опутанный веревочной сетью, колышки на концах которой были намертво вбиты в землю, а карета Митто давно скрылась за поворотом дороги. Похоже, секреты троп Кукловода были известны Митто… Лишь вечером следующего дня Винсента освободила из ловушки Кристина, встревоженная его долгим отстутствием.

Больше Винсент не ездил на Пустошь, но чёрный экипаж теперь преследовал его и в городе: вот он переезжает Старый мост, вот — колесит по узким улочкам Патенса и — что это? — не он ли мелькнул за церковью святого Микаэля? Приблизиться, разглядеть, кто же ездит в карете, Винсенту не удавалось. И Мира-предательница, только смеялась над его "манией":

— Вампирский экипаж в моём городе? Невозможно! Может, тебе просто хочется его видеть, прирождённый carere morte?

На восьмой его год в Карде грянул гром, и Мира уже не смеялась. На кладбище за церковью Микаэля нашли разрытую зверями свежую могилу. Дикие собаки далеко растащили из неё останки, изуродованные точно так же, как те, на Пустоши. Только эти останки прежде были человеком.


— Мира, не отрицай: Митто здесь, и он продолжает эксперименты.

— Да, ты был прав, прав.

Ни следа прежней весёлости. Замкнутое, старое лицо. И… какая боль в глазах! Почему же ты не расскажешь мне о ней, тётя?

В качестве ответа на его немой вопрос Мира скрестила руки на груди: опять закрытый жест!

— Нужно его найти!

— Ищи. Я слаба. Я стара. Я уже ничего не могу. — Теперь руки опущены — безысходность. И вина в глазах…

— Расскажи мне всё, тётя!

— Нечего рассказывать. Я доверилась Митто, отпустила его из замка Дэви живым… Напрасно!

— Ты ведь согласна со мной: нельзя давать дорогу этим экспериментам! Я рассказывал тебе, что находил на Пустоши. Это пострашнее carere morte! Митто создал какую-то тварь, которая пьёт не только кровь — высушивает всё тело. Подобные твари есть в сказках южан, и они не боятся солнца…

— Может быть, эти останки — не жертва, а… — Мира осеклась.

— Что?

— Само… создание.

— Создание?! Оно мертвее мёртвого!

Мира долго молчала, потом опять вскинула голову, поглядела глаза в глаза, и у Винсента как в юности захватило дух от бездонности этих синих озёр:

— Да. М-митто ошибся. Они свернули не на ту дорогу. Останови их. Я надеюсь на тебя.

— Если б я мог, остановил бы это раньше. Но Митто умело прячется!

— Ты скоро найдёшь ответы на все свои вопросы, — Мира непонятно усмехнулась.


Впервые за много лет охотники собрались вновом доме Гесси. Винсент явился одним из первых и потому с пристрастием разглядел всех. Он мысленно сравнивал нынешних участников собрания с ними же в прошлом, и изумлялся: неужели это та же самая компания, что тринадцать лет назад штурмовала "Тень Стража"? Как страшно признавать власть лет над смертными!

Неужели этот вальяжный господин с ухоженной бородой и усами — Давид Гесси? А полноватая женщина с доброй улыбкой — Дара, его жена? А та восьмилетняя девочка, что глазела на входящих с лестницы на второй этаж, оказывается, их дочь! Молодые изменились меньше. Эрик похудел и обзавёлся нервным тиком — усмешка то и дело кривила его лицо. Кристина расцвела, как и Солен: зрелая женственная красота. В эти годы девушка часто сопровождала Винсента в его поисках и была неподдельно заинтересована теми же тайнами Миры, что и он, но что-то мешало Кристине перевести дружеские отношения в романтические. Он её не торопил. А Мира… Разве она изменилась? — Винсент всё ещё был под её чарами.

Впрочем, и сам он постарел, хотя тётушка и продолжала с улыбкой дразнить его "вечно молодым"… Появились залысины на лбу, морщины пробороздили щёки, а после приключений на Пустоши сердце чаще стало биться с перебоями.

Как бы то ни было, "старая гвардия" встретила идею Винсента с одобрением:

— Что же, Дэви не показывается, Избранный неизвестен. Займёмся тварями Митто, — резюмировал Давид.

— Вы все недооцениваете их опасность. Неужели никто, кроме меня, не понимает: это кровные дети carere morte! Это новое проклятие нужно выжечь, пока оно мало!

— Возможно, с уничтожение проклятия carere morte мы поторопились, — Гесси вздохнул. — Ты же видишь, Линтер. Наш мир, лишённый его, погибает!

— Но ставить на место carere morte новых чудовищ — вряд ли хороший выход!

Эрик хотел было возразить, Мира остановила его, подняв сухую ладонь.

— Это тоже верно, — ещё один тяжёлый вздох Гесси. Давид отошёл к столу, где были разложены карты родословной Арденса. — Теперь же предлагаю заняться ещё одним важным делом. То, что Орден не определил какую-то боковую ветвь Арденса кажется маловероятным, но вампиры сильны до сих пор, а значит, возможно, что-то мы пропустили. Я смотрю карты каждый день, но зоркость моя уже не та… Может, кто-то найдёт лазейку в сетях этого древа?

Все послушно подошли, одна Мира осталась в кресле. Поиски неизвестного Арденса её, кажется, вовсе не волновали.

— Тенеры, Хаста, Корвусы… — бормотал Гесси…

— Корвусы всегда слишком чисты, — заметил Феликс. — Проверял последнего законного наследника?

— Сына старого барона с Пустоши? Ульрик — наш человек.

Винсент хотел поправить их, что последний Корвус, хоть и законный наследник старого барона, но — незаконнорожденный сын. Но он перевёл взгляд на Миру, и забыл эти слова. Подняв голову, Мира ободряюще улыбалась ему. Глаза её были чужими… и знакомыми. Совсем как во времена его детства, они были полны лжи.

Глава 35 Госпожа Вако

Пока Адам подготавливал подопытного для очередного эксперимента, Гектор придирчиво оглядывал приборы, соображая, всё ли учтено. Этот опыт замыслили, как главный из опытов.

Две катушки главного генератора занимали половину подвальной каморки дома Вако. Они и ложе подопытного были ограждены от остальной части комнаты, в которой сгрудились наблюдатели, невидимым защитным экраном. Негромко гудел маленький приборчик, создающий экран: очередное полезное изобретение Эрика. Тут же была музыкальная шкатулка Регины Вако. В центре комнаты, напротив ложа, к которому вампир прикручивал подопытного, поставили новёхонький прогрессивный аппарат хронографической съёмки и фотоаппарат на тонконогом штативе.

Адам затянул последний ремень на груди подопытного и отступил в сторону. Человек находился под чарами Митто и не делал попыток вырваться. Присутствующие разошлись по комнате. Эрик — к музыкальной шкатулке. Учёные Гектора — к аппаратуре для записи хода эксперимента. Адам и Хелена — к главному генератору, за защитный экран. Невидимая стена чуть дрогнула от прикосновения carere morte, но устояла. А Мира, кажется, забылась. Она неотрывно глядела на шкатулку прабабки, губы бывшей вампирши беззвучно шевелились.

"Опять своё заклинание читает!" — поведение Миры в последнее время всё больше и больше пугало Гектора. Кажется, вторичное предательство "своих" оставило более глубокий след в её душе, чем первое. Временами Долусу даже казалось, что старая подруга повредилась рассудком.

— Госпожа Вако! — окликнул он и протянул Мире руку. Женщина вздрогнула, моргнула несколько раз, будто просыпаясь, и послушно подошла к нему.

— Выйди из лаборатории… пока. Это действительно тягостное зрелище.

— Нет, я останусь, — в хрустально-звонком голосе странный надрыв. Гектор пожал плечами:

— Как угодно.

С Вако он разберётся потом. Сейчас, главное, эксперимент.

— Начинайте, — бросил он.

— Опыт пять. Облучение человека, — негромко объявил один из учёных и принялся вертеть ручку хронографического аппарата. Эрик завёл приборчик-шкатулку. А генератор уже посылал свои волны к ложу подопытного… Разговоры стихли. Осталось стрекотание приборов, вопли придушенной кошки, издаваемые шкатулкой, да учащённое дыхание пятерых людей… Вот тело подопытного мелко задрожало — судороги. Несколько минут после этого он лежал недвижно, а открытые остановившиеся глаза всё больше западали в глазницах. Потом начались страшные изменения: кожа иссохла и пожелтела, ввалились скулы и живот под рубашкой, треснули рёбра и кости конечностей. Какая-то неведомая, невидимая сила страшно уродовала несчастного. Подобное Гектор видел давно: когда Селена Ингенс вкусила крови Избранного.

Учёные прилежно отмечали происходящее на фото- и кинопленке. Мира не отводила горящего, воспаленного взгляда от подопытного. Казалось, она жадно впитывает происходящее. Леди Вако выглядела одержимой. Скоро тело на столе, уменьшилось так, что ремни, прежде удерживавшие его, заболтались свободно. Опыт был окончен. Гектор выключил генератор. В тишине ещё минуту продолжала мяукать "мелодия Бездны", но вот, кончился завод и у шкатулки…

— Опыт окончен, — объявил Эрик. Грусть была в его голосе: ведь группа искала совсем не это! Они мечтали создать могущественный детей Бездны, а вместо этого придумали ещё один оригинальный способ умерщвления!

Гектор подавил вздох разочарования и повернулся к доселе неприметному прибору у дальней стены. Самописец прибора чертил прямую, и смертный впился в тонкое остриё глазами.

"Давай же! Дёрнись!"

Самописец дрогнул и начертил зубец, через десять ударов сердца — ещё один. И ещё…


Это была его новая надежда. Излучение, усиленное "мелодией Бездны", убивало живые существа, а не наделяло их могучим бессмертием… — да, это было величайшее разочарование команды! Они начали опыты на собаках, осмелились перейти и к людям и даже к carere morte, но итог был один: высохшая мумия. Учёные один за другим сдавались, но Гектор продолжал упорствовать. Не может быть, чтобы очередная авантюра закончилась так бесславно! Что-то они все упускают… Потому он и распорядился принести на последний эксперимент измерительный прибор с самописцем, хорошо себя зарекомендовавший в регистрировании излучений проклятия carere morte.

После смертного настал черёд юного дикаря-вампира. С carere morte неведомая сила расправлялась гораздо дольше, но итог был тем же. Гектор опять ждал колебаний самописца, и остриё прибора вновь дрогнуло, добавив ему надежды и веры в конечную победу.

— Прибор, которым мы регистрировали активность проклятия carere morte, отметил нечто интересное, — заявил он, когда после опытов вся компания собралась в соседнем подвальной бывшем прежде лабораторией прадеда Миры. И, заявив, передал ближайшему учёному запись самописца.

— Интересное? — встрепенулся Эрик и выхватил полоску бумаги у коллеги. — Да, любопытно. Прослеживается периодичность, как, как…

— Будто биение сердца. Я полагаю, мы были свидетелями не смерти двух подопытных. Они перешли в иную форму!

Повисло молчание. Возразить никто не осмелился, одна Мира прищурилась, потом, ничуть не стесняясь, громко захохотала — неприятный, режущий ухо смех старухи:

— Мой дорогой Гектор, разве это не одно и то же? Ах, я забыла! Ты же не веришь в бессмертие души…

— Вспомни Владыку Алитера, ставшего заложником Дара на долгие годы. Мы видели не уход души, но переход из одного состояния в другое, — упрямо повторил он.

— Гектор, прекрати это безумие, — обескуражено сказал один из учёных. — Все наши подопытные умерли. Умерли! Куда ушли их души — никому неведомо.

— Они здесь, близко. Купаются в силе Бездны.

— Это не проверить!

— Почему же, проверить это можно, и довольно просто, — Гектор тонко улыбнулся. — Лечь на тот стол, под лучи.

— Ты сошёл с ума!

— Я слышал это много раз, но до сих пор жив и сохранил ясный рассудок.

Он замолчал, откинувшись на спинку кресла, молчали и остальные. Гектор размышлял. Дорога, сделав хитрую длинную петлю, привела его к началу. Отказаться от тела и получить всё. Отринуть материальный мир, стать духом — когда-то он ужасался этой затее Дэви и не знал, как примерить её на себя! Сейчас он уже знал, каким должен быть следующий шаг.

"Я лягу следующим на тот стол! Проверить догадку можно только так…"

Эрик начал описывать ход эксперимента, стараясь выделять моменты, доказывающие несостоятельность предложения Гектора, но тот не слушал. Он достал из жилетного кармана часы и всмотрелся в своё отражение в их гладкой серебряной крышке. На Гектора смотрел старый человек, морщины избороздили лоб и щёки, кожа из смуглой стала землистой. Его дни на земле подходили к концу. Что дорожить таким телом? Пожалуй, Гектор был готов. Если он прав, он станет большим, чем человек, если нет — умрёт, но не будет вынужден признавать позорного поражения перед всеми этими людьми!


Скоро собрание окончилось и учёные разъехались. Гектор же занялся изучением записей о ходе эксперимента. Он ждал, что хозяйка поднимется из подвала в дом, но Мира осталась в лаборатории.

Гектор исподтишка наблюдал за госпожой Вако. Мира нервно подалась вперёд на скамье, облокотилась на колени и сплела пальцы, будто для молитвы. Но, судя по напряжённой складке между бровей, не молилась. Тяжёлы были её думы! И Гектор смотрел на неё, и опять терзался одной мыслью: сказать ли Мире о своих сомнениях по поводу "избранности" её сына?

Он подумал о том, что Донат может быть Избранным сразу же, как только услышал историю исцеления Миры. Но полной уверенности у него не было: став смертным, Гектор перестал видеть Дар.

Двенадцать лет назад, во время судьбоносной встречи с Мирой и Эриком, он нарочно настраивал молодого учёного на помощь себе. Одной краткой фразой в разговоре, которую Мира даже не заметила, он дал Эрику понять, что заинтересован в продолжении исследований проклятия carere morte. Но эти исследования требовали согласия Миры… Гектор надеялся, молодой охотник сообразит, что единственный способ получить это согласие — сказать, что Донат Избранный, если понадобится, соврать. Эрик так и сказал, даже привёл какие-то научные доводы, и Гектор не решился спросить его, соврал ли он, или в крови сына Миры действительно есть то, что несколько столетий называли Даром. Мира ещё несколько раз пыталась проверить это, но бдительный Гектор предупредил всех учёных своей группы, что ответ госпоже Вако может быть только один. Однажды Мира даже разыскала дикаря-вампира и тайком от всех проводила его в свой дом. Она так и не узнала, что этого дикаря к ней подослал Гектор, снабдив подробной инструкцией… Но ни учёных, ни дикаря он не стал спрашивать о результатах. Гектор не хотел разделять с ними тяжесть лжи. Пусть ответ на вопрос, действительно ли Избранный — Донат, навсегда останется тайной!

Вако самозабвенно занялась спасением очередного Избранного. Она забрала себе все рабочие записи иследований и занялась их изучением. Она отдала подвал своего дома под лабораторию, когда кардинцы выгнали их из дома Митто. Гектора и восхищало и страшило её упрямство. Что-то нездоровое сквозило теперь во всех её взглядах, жестах, словах. Мира выглядела и вела себя спокойно, холодно, но чувствовалось, что тонкие ниточки её нервов натянуты до предела. Пожалуй, Донат — последний Избранный, которого ей доводится защищать! Конец Миры Вако близок…

Он с горечью ещё раз повторил это и опять взглянул на Миру. Женщина вздёрнула голову, будто почувствовав этот взвешивающий взгляд. Минуту они просто смотрели друг на друга. Оценивающе, недоверчиво. И она сильно постарела за эти годы — любовники состарились вместе, как он и хотел давным-давно, в другой смертной жизни…

— Пора тебе выполнить свою часть обязательств, Гектор, — хрипло сказала Мира.

— Каких обязательств?

— Теперь, когда ты узнал путь к искусственным вампирам, ты, наверное, пожелаешь уйти им. А ты мне ещё должен… Старейшего. Помнишь? Ты обещал, что поможешь мне разделаться с Первым вампиром. Чтобы ничто не угрожало моему Избранному.

— За двенадцать лет мы не создали искусственный Дар или кого-то, подобного Избранному.

— Ты сам говорил вначале: у нас есть оружие против Первого! Тот взрывчатый состав! Ещё излучение с "мелодией Бездны", которым сегодня убили двоих…

— Не убили…

— Неважно! Удалили из этого мира. Если мы не можем возвратить Первому жизнь, давай убьём его! Пора закончить историю carere morte, Гектор. Нужно завершить то, что начали давно. В этой войне уже слишком много жертв, и они вопиют, требуют от нас победы над Бездной вампиров… Я предлагаю не безумие: в последние годы Эрик под моим руководством сформировал отряд из кардинцев, которому безбоязненно можно доверить наше новое оружие. Я поведу их на бой с Дэви, и мы заберём у Владыки Первого!

— Какое оружие ты им хочешь вручить? Что мы можем против силы Дэви?

— Наш взрывчатый состав! А от воздействия Дэви укроемся за защитным экраном.

— Он защищает только от излучения нашего же генератора, вампиры проходят его спокойно, это не Покров.

— А Эрик утверждает, что невидимое оружие, которое использует Дэви, той же природы, что и наше, и защитный экран его остановит или, по крайней мере, изменит настолько, что значительного вреда оно нам не причинит. И Покров я тоже возьму. За прошедшие со штурма годы он восстановился почти в полном объёме. Ну, что думаешь об этом, Гектор?

Гектор отвернулся от её глаз. Спорить не хотелось: Мира была права. Но и соглашаться он медлил.

— Ты сказала: заберем Первого. Как?! И чем ты думаешь убить его потом?

— Дэви держит Макту в особом саркофаге. Заберем Первого в его скорлупе, дополнительно оградим нашими экранами. Потом перевезем сюда, под излучение большого генератора…

— Ты надешься, наше излучение высушит Первого также, как дикаря-вампира?

— Первый состоит из плоти и крови, как все мы. Попробуем.

— Никогда не представлял себя в роли Избранного!

— Неважно, кто убьёт Макту. Если есть вещи, способные заменить Избранного, почему не воспользоваться ими?

— Ты послушай себя! Ты же всегда защищала старую сказку!

— Я защищаю сына! Какое мне теперь дело до сказок?! — выдавила Мира и закрыла лицо руками. Гектор испугался, что она сейчас расплачется. За все годы он не видел от неё ни слезинки…

— Конечно, мы пойдём к тайнику Дэви, — согласился он. — С защитным экраном. С моим взрывчатым составом. Вот только, где искать этот тайник?

Мира отняла ладони от лица.

— Он в бывшей Академии, под новым жилым кварталом у Сермы, — уже спокойно сказала она.

— Откуда сведения?

— От голоса Бездны.

— Хм…

— Господи! — её лицо опять исказилось. — Ты крутишь по несколько экспериментов в день! Воспринимай это как ещё один эксперимент!

Он хотел было возразить, что вовсе не хочет оставлять ценную аппаратуру в руках Дэви в случае гибели отряда госпожи Вако, но, глядя в лицо Миры, не стал. Коротко кивнул, соглашаясь. Всё-таки эти синие глаза ещё имели власть над её сердцем!

— Ты ужасно упрямая старуха.

— А ты ужасно вредный старик. Вот такой отряд уничтожения Бездны!

Они попрощались. Гектор покружил по Пустоши и возвратился в земли Кукловода, где после изгнания из дома Митто обретались Адам и Хелена. Вечерело, и вампиры уже проснулись. Гектор встретил их в первом же подземном коридоре.

— Мы уходим, Долус, — сказал Адам. — Больше не вернёмся.

— Разочаровались?

— Нет, я верю, что ты открыл путь в новый мир, — тихо сказала Хелена. — Но мы с Адди проговорили весь день и поняли, что предпочтём остаться в этом.

Гектор постарался придать лицу равнодушное выражение.

— Мы с Мирой сегодня замыслили убить Первого, — бесцветно сказал он. Внутри всё кипело. Они "не разочаровались"! Зато в соратниках всё больше разочаровывался он… — От его проклятия вам уже не избавиться. Вы можете очень скоро погибнуть, лучше останьтесь.

Старый страх всех carere morte мелькнул в глазах Адама, но Хелена крепче сжала руку друга и твёрдо сказала:

— Мы думаем, что достаточно сильны и выдержим смерть Первого. Вампиров убивает страх, а мы больше не боимся.

— Что ж, идите…

Гектор не глядел, как они уходят. Он быстрым шагом прошёл в лабораторию и опять занялся отчётами. Но круглые умные учёные выводы, которые он перечитывал, не могли успокоить взметнувшийся вал эмоций.

Дорога к Бездне найдена! Она здесь, близко, среди математических формул и схем, в белом пространстве листа бумаги. Чтобы уйти этой дорогой предстоит лишиться тела, но ведь он один раз уже готовился к подобному! Что же останавливает его теперь? Почему Гектор медлит?

Нет, не к этому он стремился всю жизнь! Он всегда очень ясно видел недостатки этого мира, и стремился их исправить. Сначала он мечтал о союзе людей и вампиров, потом, поняв, что это невозможно, вознамерился создать идеальных существ на замену carere morte… Но он и не помышлял вовсе оставить этот мир! Новый мир, совершенно новый… Но, чтобы открыть дверь в него, придётся навсегда закрыть для себя дверь в Землю Страха. А это… Пожалуй, это равносильно смерти.

Скоро Гектор раздражённо швырнул листы с отчётами в угол.

— К чёрту! Лучше сдохну вместе с Вако, — процедил он.


Две недели подготовки пролетели, как один миг, и вот, они в Доне. Отряд Миры — двадцать человек, расположился в пустующем доме Диосов — одной из точек сбора охотников. Мира на время потребовала его у Алекса, и глава столичных охотников уступил, хотя в его взгляде сквозило удивление.

— Он сегодня же бросится на телеграф, и полетит послание к твоему Винсенту или Давиду Гесси: госпожа Вако обезумела окончательно! — хмуро подметил Гектор, когда охотник ушёл, в последний раз недоверчиво оглядев отряд Миры и странную аппаратуру, которую они распаковывали.

— Пусть. Он лишь чуть-чуть опередит события: мы выступаем сегодня на рассвете. Уже к завтрашнему вечеру о безумии Миры Вако будет знать вся страна, — безразлично отозвалась бывшая вампирша.

— …Не отступишь?

Мира подошла к окну, выходящему на Восточный проспект, отдёрнула занавесь. Их убежище было накрыто куполом Покрова, и небо над ним уже расчерчивали крылатые тени — разведчики Владыки. Впереди, через перекрёсток, на месте Академии, густыми рядами стояли новенькие дома в два этажа. Остаток парка Академии стал облагороженным садом в центре нового жилого квартала.

— Макта близко, — прошептала Вако, глядя туда, в тёмное сердце сада. — Протяни руку и возьми… Я никогда не отступала, Гектор. Никогда! Не отступлю и сейчас.

— Мне бы твою уверенность…

— Макта здесь! Гесси тоже уверял меня, что Дэви за эти годы мог несколько раз перемещать свой тайник. Но, я знаю, точно знаю, что Первый там, где его нашла Лира Диос во время своего визита в Дону.

— Знаешь? — Гектор прищурился. — Кто подсказывает тебе это знание, Мира?

— М-м-м, — неопределённо промычала та.

— Я был владыкой вампиров, и я помню ту уверенность, когда перед тобой словно открывается широкий коридор возможностей, приглашая действовать. Ты испытываешь сейчас похожее. Знаешь, что это, Мира? Это знание тебе даёт Бездна! Это Она заманила тебя сюда… — он даже похолодел, осознав это. — Зачем?!

Мира обернулась, и, поглядев в её пустые тусклые глаза, Гектор испугался по-настоящему.

— А ты, оказывается, ещё веришь в мистику Бездны, Долус! Даже, если это Она — всё равно. Я предала всех, я предала себя, меня уже нет. Я только должна победить Первого, чтобы спасти Доната — и после сразу же рассыплюсь пеплом. Вот и всё.

— Мира, Донат, может быть…

"…И не Избранный" — он всё же не смог досказать. Во рту пересохло, язык прилип к гортани. Пожалуй, он перестарался! Его единственная ложь оказалась разрушительной для рассудка Миры. Он сломал её, да, совсем сломал!

Первые лучи солнца лизнули горизонт, но старая женщина не затрепетала от волнения. Мира подбрала пряди, выпавшие из причёски, заколола их шпильками, накинула неброский серый плащ и, перепясавшись ремнём с серебряными кинжалами, быстрым шагом направилась к выходу из комнаты. Гектор так и не остановил ее.

Пусть летит! Последний кусочек такой долгой дистанции. Посмотрим, каково наше оружие в настоящем деле. А после мы оба воспользуемся генератором и уйдем к истинной Бездне…

Эрик собрал отряд внизу. Все двадцать выглядели спокойными, собранными, видно, Мира хорошо сумела объяснить им задачу. Волновался один охотник.

— Ветер дует северный, — сказал он. — К полудню нагонит тучи, и без солнца взрывчатка перестанет работать.

— К полудню мы закончим, — небрежно бросила Мира, проходя к выходу. — Вперёд!

Выйдя из бывшего дома Диосов, они успели сделать лишь несколько шагов — и встали. Впереди, прямо по центру креста двух улиц, проходила невидимая стена: Дэви, узнав о непонятном отряде, вставшем рядом с его тайником, решил перестраховаться. Здесь Покров встречался с защитным барьером Дэви, и место их встречи было местом невидимой битвы. Воздух вздрагивал и вибрировал, пропорции зданий по другую сторону проспекта искажались: то вытягивались, то сжимались. После одной особенно сильной волны, пробежавшей по тонкой невидимой плёнке, другая сторона перекрёстка вдруг резко отдалилась, квадраты окон превратились в далёкие точки, а сами дома стали игрушечными. Спутники Миры закричали от ужаса, да и Гектор не удержал удивлённый и испуганный возглас. Госпожа Вако только усмехнулась:

— Это иллюзия. Дэви нас пугает. Сдвинуть кусок мира даже Бездне не по силам.

— Наш Покров сдаётся, — встревоженно сказал Эрик. — Дэви в этом сильнее!

— Покров — не основное наше оружие. Достаньте взрывчатку.

— Ты хочешь пойти прямо отсюда? — хмуро спросил Гектор.

— А ты что хочешь предложить? Полагаю, Макта где-то под садом: недаром там никто не решился селиться.

— Напрасно ты ищешь тут мистику. Просто этот сад был в планах застройщика.

Старуха засмеялась: опять этот неприятный, режущий слух гогот — хохот самой смерти:

— Напрасно ты отрёкся от мистики Бездны, Гектор! Видимо, став смертным, ты утратил чувствительность carere morte… Но я чувствую, как волны страха живущих тут бегут к саду. Древняя тень там! Макта там!

— Нужно было взять сюда твой пресловутый "голос Бездны"…

— Поберегу её пока. Если кампания не удастся, и мы все здесь ляжем, пусть этот козырь останется у Давида и Солен.

Гектор мрачно разглядывал стену новых домов впереди. Новые, яркие, красивые людские жилища. Изысканные занавеси на окнах, яркие цветы на клумбах в палисадниках… Люди, живущие здесь, ни о чём не были предупреждены. Многие их них умрут очень скоро, так и не проснувшись, и их единственная вина — то, что они оказались на пути Вако к Старейшему. Странный, ни на что не похожий штурм задумала Мира!

— Мира, будут десятки невинных жертв.

— Тебя это когда-то останавливало, владыка Низших?

— Нет, но… — Гектор осёкся и отвёл от госпожи Вако взгляд. Он вдруг понял, что больше не может назвать её Мирой. Сейчас рядом с ним стояло какое-то другое существо. Зловещее, сильное, циничное, безжалостное, старое, как сама вечность. И — ни искорки надежды в глазах…

— Ты знаешь, кто здесь живёт? — старуха тонко улыбнулась. — Ронго. И Кира Керно. Знакомые фамилии, да? Последние пять лет они мелькают в газетах. Здесь живут лидеры мистиков, жаждущие возвращения Владыки вампиров. Вот тебе ещё одно доказательство, Долус: Дэви выстроил этот район для себя. И Макта где-то рядом!

Дорожка света потянулась от Красного моста через Восточный проспект. Куклы Дэви, дотоле летавшие над куполом Покрова, поспешили укрыться за стеной домов.

— Начинай, Гектор, — скомандовала бывшая вампирша. — Мы идём.

Гектор принялся распоряжаться. Вперёд вывели небольшой однолошадный экипаж: внутри было одно из сокровищ отряда: приборчик, создающий защитный экран, и питающий его электрогенератор. Повозка побольше — старый чёрный экипаж Митто, запряженная четвёркой, замыкала процессию, в ней было второе сокровище отряда — Покров. Опытные арбалетчики с многозарядными арбалетами охраняли обе повозки. Гектор подозвал к себе Эрика, несшего сумку со взрывчаткой, и отряд двинулся в путь. Они направились вдоль границы двух защитных куполов, на солнечную сторону улицы. Мира шла впереди всех. Очень прямая, кажущаяся даже высокой из-за неестественно гордой осанки. Гектора пробирала дрожь при взгляде на неё: ни дать, ни взять, вернулась Регина Вако!

Они снова остановились близ полосы солнечного света. Эрик и Гектор вышли вперёд, обогнав и повозку, везущую будущий защитный экран. Встав в лучах неяркого осеннего солнца, Гектор первым выудил из сумки Эрика особенную взрывчатку отряда: бутыль тёмного стекла с перламутровой субстанцией и, размахнувшись, кинул в сторону невидимой преграды Дэви. Высоко брошенная всё ещё сильной рукой бутыль зазвенела, ударившись о невидимую стену, и разбилась. Мгновение все видели жемчужные брызги, летящие из нее — затем раздался грохот, похожий на гром, эхо прокатилось по кварталу, отражаясь от домов, но все стёкла в окнах остались целы, не шелохнулось ни листика на дереве. Такова была необычная сила, пробуждённая опытами Гектора: она уничтожала материю, не оставляя ни огня, ни дыма, ни взрывной волны, ни покорёженных остатков зданий, деревьев, живых существ.

Эрик кинул свою бутыль — и она пролетела гораздо дальше, не встретив никакой преграды: невидимая стена Дэви рухнула после первого взрыва. Бутыль разбилась, ударившись о тротуар, освобожденная перламутровая субстанция под плетьми солнечных лучей замельтешила, как мелкое юркое живое существо, и взорвалась с тем же грохотом, проделав в мостовой дыру в рост взрослого человека.

Отряд возликовал. Первая преграда Владыки была пройдена необычайно легко. Сначала на территорию Дэви прошла группа арбалетчиков, за ними тихонько покатилась повозка. Защитный экран уже работал.

Район бывшей Академии просыпался. Во многих окнах маячили тени в белых ночных одеяниях. Кто-то выбежал на улицу и со страхом глядел на проходящий мимо странный отряд. Мира не обращала на них внимания. Взгляд главы охотников, преступившей второе слово клятвы, был устремлён вперёд — на тёмную полосу далекого сада в просвете между домами.

Дэви заволновался. Чёрная волна его carere morte, оставляя за собой шлейф пепла, хлынула навстречу отряду Миры. Смертные встретили вампиров выстрелами из арбалетов. Защитный экран дрогнул, когда его прорвало множество крылатых теней carere morte, но устоял.

Отряд оставил позади первый ряд домов, пространство впереди было усеяно воронками взрывов, а Владыка вампиров всё не показывался. Жители разбегались кто куда, а те, что побоялись выйти на улицу, упали на колени и молились. Carere morte нападали ожесточённо, торопливо: свет солнца разгорался, и тень домов, в которой они могли прятаться, уменьшалась. Здесь были и куклы, и свободные Высшие вампиры. Жителей района ни те, ни другие не трогали, напротив, выступали их защитниками, ограждали от взрывов и случайных стрел. Удивительным образом роли вампиров и охотников поменялись.

Мира, кажется, не замечала этого. Бывшая вампирша увлеклась, совсем как тогда, во время опытов с излучением. Её грудь вздымалась в волнении, приглушенное, горячее дыхание вырывалось из полуоткрытых уст. Мира скомандовала Эрику принести очередную порцию взрывчатки, и Гектор дернул её за руку, привлекая внимание:

— Вако! Повремени пока. Видишь, что впереди?

В пятидесяти шагах от них вампиры спешно собирали толпу из зачарованных, чтобы отправить её навстречу захватчикам.

Мира мотнула головой. Светлые пустые глаза тускло блестели — без надежды, без ненависти, без боли.

— Зачарованные — ха! Мой отряд не охотники, повреждение защиты им не угрожает, потому что никакой защиты у них нет, — пробормотала она. — Не мешай, Долус!

— А твоя защита?! — крикнул он. Но госпожа Вако не слушала. Ею владела знакомая, страшная сила — Бездна. Новая канонада взрывов — и группы зачарованных впереди не стало, а Мира не остановилась и на миг. Владыка послал на врагов первую волну своей силы — смертоносное невидимое лезвие, но его широкие края лишь подрезали жизни случайных смертных, спасавшихся бегством из ставшего опасным района. Защитный экран отряда рассеял удар, обратив лезвие порывом холодного сильного ветра.

Новые крики ликования спутников Миры: защитный экран показал себя в настоящем деле. Больше других радовался Эрик, эта защита была его детищем. Мира уверенно вела отряд к саду. Ещё два ряда домов — и отряд у цели. Куклы ринулись на повозку впереди, но люди рядом с Мирой сбили их выстрелами на землю и здесь добили. Тут пришла новая волна силы Дэви — порыв ветра посильнее. Старуха устояла на ногах, хотя некоторые попадали на землю. Отряд продолжал движение. Гектор шёл в его середине и с ужасом и восхищением наблюдал за происходящим. К нему пришло осознание мистического смысла этой битвы: сражались две частицы Бездны. Одна — проклятая, плененная проклятием сarere morte, — её защищал Дэви. Другая — новая, неведомая, фантастически сильная и свободная — её призвали к жизни Гектор и его учёные своими опытами, её вела в бой Мира. Которая же Бездна победит?

Они вступили в пределы сада. На месте захоронения Макты лежала глубокая чёрная тень, сад заслонял с востока самый высокий дом нового квартала, будто намеренно тут построенный. Солнце доберётся сюда нескоро… Мира, недовольно морщась, разглядывала шестиэтажное здание, потом громко заметила:

— Этот дом надо бы укоротить. Эрик, займись!

Охотник и ещё несколько человек бросилось к дому с полными сумками взрывчатки, а на пути Миры встал сам Дэви.

Предательница! — одними губами прошептал Владыка, но глядел вампир не на Миру — куда-то поверх её головы. Отчаяние и боль были написаны на его лице. К кому он обращался?

Вако засмеялась — хрипло, надрывно, безумно:

— Вот она, моя Бездна, Дэви! Сильнее твоей!

Дэви едва успел отвести очередной её удар.

— Тобою владеет не Бездна, — проговорил он. — Нечто другое, чудовищное…

— Ты проиграешь, Владыка вампиров! Дона не твоя, и твоей не будет, и ты это понимаешь… А Карду ты сам мне отдал! — старуха опять хрипло расхохоталась. — Но я могу предложить тебе изящный выход из положения. Тебе же нравится зваться богом, Александр? Так стань им! Эта твоя мечта когда-то разбила мою вечность на осколки — возвращаю её тебе! Быть может, именно для этого меня "оставила Бездна", как Вы тогда сказали, Господин? Это "чудовищное" оружие — далеко не всё, что у меня есть. Мы нашли способ переводить живых существ в состояние духов Бездны. Помнишь проклятие Алитера?

Лицо Дэви осталось бесстрастным, но он опустил руки, оказываясь продолжать бой. И люди Вако больше не нападали. Теперь двое давних врагов мирно беседовали.

— Ты хотел когда-то стать частицей Дара, я помню, — Мира покачала головой. — Глупо! Дар привязан к Избранному, а то, что теперь доступно нам, наделяет абсолютной свободой. Тот же процесс преображения тела в дух, но без привязки к новому телу. Нравится?

Дэви криво, неуверенно усмехнулся. Но по глазам было видно, что рассказ госпожи Вако заинтересовал его.

— Бросай свои дела в Доне, бросай свиту — новому божеству не до земных забот. Ты останешься бессмертным, и когда Макта падёт, когда все вампиры станут прахом… Ну что, ты согласен, Дэви?

— Ты сумасшедшая…

Спасаясь от пикирующей куклы, Гектор споткнулся, упал — и не дослушал. Невидимое лезвие пронеслось над самой головой. Спутники Гектора и Эрика, бежавшие впереди, упали на землю мёртвыми, а охотнику сила Владыки не причинила вреда… Бывший вампир бросил краткий взгляд на оставленный позади сад. Вако и Дэви возобновили сражение, не договорившись. Защитный экран сдался, вампиры Дэви разгромили повозку и рвали на части лошадь. Госпожу Вако и Владыку вампиров разделяло несколько шагов, от отряда Миры осталось пять человек…

— Эрик, быстрее! — крикнул он охотнику. Они влетели в дом, на пороге охотник обернулся, послал стрелу в куклу, нагоняющую Гектора. Гектор заскочил в подъезд и захлопнул дверь.

Внутри многоквартирный дом оказался таким же аккуратным и чистым как снаружи. Часть жильцов ещё оставалась в квартирах и, поднимаясь на верхние этажи вслед за Эриком, Гектор барабанил в двери и кричал, чтобы здание скорее покидали.

Вняли жильцы его крикам или нет, они выбрались на балкон одной из покинутых открытых квартир на пятом этаже. Балкон на восточной стороне дома был залит солнцем.

— Идеальное место, — заметил Эрик. Он положил сумку с взрывчаткой к перилам, распахнул её. Десяток бутылей заблестели на солнце тёмно-оранжевым.

— И вторую оставь, — посоветовал Гектор, прикинув будущие масштабы разрушения.

Эрик поставил вторую сумку к первой. Какая-то сумасшедшая кукла, на глазах рассыпающаяся пеплом, вылетела из-за стены дома и попыталась ухватить сумки. Гектор сбил её из арбалета. А внизу собирались люди, зачарованные. Некоторые уже карабкались по пожарной лестнице.

— Уходи, сейчас! — крикнул Эрик. Гектор не заставил себя ждать. Он выбежал из квартиры, загрохотал вниз по лестнице. Вверху раздался выстрел — Эрик разбил бутыли в сумке, и почти сразу вслед за этим — взрыв. Долгий грохот раскатился по этажам. Здание тряслось, но стояло. Гектор вылетел на странно посветлевшую улицу, пробежав несколько шагов, остановился, обернулся.

Половина дома исчезла, не было ни пыли, не обломков. Сияющий диск солнца выплывал из-за ровно, будто ножом срезанной стены. Сад осветился. Весь отряд лежал мёртвым. Одна Мира осталась на ногах, хотя лицо старой дамы выглядело столь же неживым, как у павших вокруг. Дэви взмахнул рукой и укрылся от солнца в каком-то порождении Бездны, напоминающем гигантский кристалл с зеркальными гранями, другой рукой он пытался отгородиться от госпожи Вако за невидимой стеной, но не смог верно распределить силы: Мира успела швырнуть последнюю склянку с взрывчаткой куда-то за спину Владыки вампиров.

Кто-то ухватил Гектора за плечо, опёрся в поисках поддержки, тяжело дыша… Эрик!

— Успел, — выдохнул он. — Что здесь… — охотник не договорил, с открытым от изумления и восторженного ужаса ртом он наблюдал за разворачивающемся в саду действием.

Взрыв маленькой склянки освободил Макту. Чёрная-чёрная плотная тень просочилась между частицами земли и восстала за спиной Дэви. Она обтекла Владыку вампиров и ринулась на Миру. Гектор ожидал, что старуха упадёт мёртвой от её прикосновения, но Макта мчался к Вако не с целью убить. Тень ещё уплотнилась, на мгновение образовав подобие фигуры человека, прильнувшего губами к губам старой леди. Потом Старейший укрылся за своими прозрачными крыльями, взмыл в небо и исчез.

Взрыв оглушил Дэви. Владыка вампиров без сознания лежал в осколках своей защиты, Мира встала над ним. Триумфаторша скалилась в довольной улыбке. Гектор бросился к ней.

— Убей его и идем за Мактой!

Мира подняла на него стеклянные, странные глаза:

— Нет. Он еще будет нужен.

— Мира…

— Верь мне! — резко, с недоброй усмешкой, — Верь мне, как я верю тебе.


Экипаж мчался по улице Греди, обгоняя даже лихачей. Эрик, бывший за кучера, всё нахлёстывал лошадей: во всех встреченных прохожих охотнику мерещились зачарованные Дэви, и он бежал от них… Генератор в экипаже угрожающе накренялся, и Гектор машинально останавливал его рукой, понимая, что, вздумай эта махина действительно обрушиться на пассажиров, ему, слабому смертному, ни за что не удержать её. Госпожа Вако прислонилась плечом к стенке кареты, её голова моталась из стороны в сторону в такт движению повозки, как у куклы, оставленной хозяином, тусклые глаза слепо глядели вдаль.

— Мира, — позвал Гектор. Та не встрепенулась. Жива ли? Руки бывшей вампирши крепко стискивали старинную музыкальную шкатулку. Гектор потянулся, попробовал достать вещицу из цепких старушачьих пальцев. Мира сильнее сжала шкатулку, но голову к спутнику не повернула.

"Жива по крайней мере".

Столица за окном экипажа проснулась окончательно. Улицы заполонили экипажи, заблестели разукрашенными витринами магазины. Гомон толпы перекрывал даже бой часов Солнечной башни. Дона ещё не знала, какой сокрушительный удар был нанесён в самое её сердце. Но пара часов — и слухи поползут, обрастая догадками, слетнями, домыслами: огромное неведомое чудовище. Проще остановить Макту, чем их.

— Страшно представить, что подумают о нашей авантюре! — заметил Гектор как бы сам себе. — А твои охотники? Теперь вам с Донатом надо бежать из страны.

Мира наконец-то шевельнулась.

— Не надо никуда бежать. Донат ни при чём, как и Винсент. Это вина обезумевшей Вако, её одной, — тихо, глухо сказала она. — Сейчас срочно едем в Карду, Долус. Если повезёт, наймём место в проходящем почтовом поезде. До сумерек нужно быть в Карде. Нельзя давать Дэви ни ночи на подготовку.

— …Дэви?

— Макта отправился к истоку Бездны, на кардинскую Пустошь, Дэви, когда очнётся, последует за ним. Последний бой будет там.

— Зачем ты пощадила Дэви? А это странное предложение…

— Он еще сыграет свою роль в моей игре, — загадочно сказала Мира и замолчала. Гектор опять уставился на панораму улиц столицы за окном. Мира сошла с ума! Что там будет, в Карде? Похоже, ей уже совсем не дорога жизнь…

— Вако, ты слушаешь? — получив утвердительный кивок головой, Гектор быстро проговорил: — Я всё обдумал. Когда с Мактой будет кончено, я уйду на путь, открытый нами недавно, — встану сам под излучение генератора. И тебя я хочу взять с собой. Мы оба устали от жизни…Мира?

Старая женщина коснулась своей груди, как бы проверяя биение сердца, тусклые глаза госпожи Вако безразлично озирали столицу за окном экипажа.

— От… жизни? — промолвила Мира после недолгого молчания. — А я… разве я ещё жива, Долус? Я чувствовала себя более живой, когда была carere morte. Наверное, по-настоящему живёшь, только когда идёшь к свету. Я же падаю, падаю в бездну, и конца этому падению нет. О, кто бы прекратил эту муку! Не надо света, мне довольно будет и каменного дна пропасти…

Глава 36 Чёрный экипаж

Ясный осенний день начался обычно. Ничто не предвещало бури. Винсент даже забыл свою навязчивую идею и не приглядывался к экипажам, катящимся по улице Виндекса, не искал меж ними чёрную повозку Митто.

Солнце светило почти по-летнему, когда он подходил к дому Вако. На прошлой неделе шли дожди, разбухшая от влаги земля не могла принять в себя всю воду и то тут, то там в саду чернели глубокие лужи. На дне их были щедро рассыпаны горсти медных и золотых монет — палая листва, а тёмная вода, кажется, хранила всю память прошедшего лета. Никто не пил отсюда, никто не проверял глубину омута прутиком. Глубокие чаши луж берегли последнюю воду, пролившуюся в этом году, как святыню.

Мира, стоя на крыльце, гляделась в своё отражение в одном таком омуте, натёкшем с крыши. Ребята — друзья Доната гомонили в глубине сада.

— Не смотри туда. Это бездна похуже зеркала Регины Вако, — предупредил Винсент, поднимаясь. Мира обернулась, стискивая в руках небольшой свёрток. Она была в тёмно-синем дорожном платье, но без шляпки. Это поставило Винсента в тупик.

— Собираешься на прогулку?

— Да.

— Тогда ты забыла шляпку.

— Да? — Мира застенчиво улыбнулась и провела рукой по гладко зачёсанным волосам. — Действительно, забыла. А ты решил меня навестить?

Он смутился:

— Не совсем… Хотел поискать один старый этюд. Если я его не сжёг двадцать лет назад, он где-то в этом доме.

— Вполне возможно, я до сих пор была далеко не во всех его комнатах, — Мира опять улыбнулась, и новая улыбка показалась Винсенту виноватой. — Правильно, что ты пришёл… Мы давно не виделись.

Слова её, как и взгляд, казались несколько рассеянными. Мыслями Мира была не здесь. Женщина поставила свёрток на перила, облокотилась о перила крыльца, но смотрела теперь не в омут лужи — дальше, в сад, где играли дети.

— Помнишь, как ты сам играл там? — вдруг хрипло заметила она. — Сколько же лет назад это было?

— Давно. И, мне теперь кажется, это было в совсем другом мире… Помнишь? — он нахмурил брови и напевно произнёс: "Никогда, никогда выходи после заката, не то станешь добычей сarere morte!"

— Я никогда не говорила так… прямо, — она смеялась.

— Я слышал так, — он осмелился подняться к ней на крыльцо и заглянуть в ту бездну, куда гляделась она. Тёмное зеркало воды отразило двух немолодых уже людей.

— Не верится, что это, там, мы, правда?

Зеркало воды задрожало. Подул ветер, по-осеннему пронизывающий. Мира передёрнулась и обняла себя за плечи, надеясь согреться. Винсент начал снимать куртку, чтобы согреть её, но Мира остановила его:

— На нужно. Я возьму накидку, — но в дом не пошла… Окончательно сбитый с толку, Винсент остался с ней. Мира всё глядела в сад, и задумчивая улыбка порой трогала её губы.

— Сын сейчас поведёт свою шайку к дому Калькаров, — заметила она, глядя на стайку ребят, пошедшую к воротам.

— Они, что, играют у дома Калькаров?

— Да. В разросшемся саду Калькаров. К границе дома им подходить запрещено. Да Донат и не станет… Игры в доме — неуважение к памяти тех, кто там погиб.

— Наверное, играют в охотников и вампиров…

— Я обучила Доната всему, что знаю сама и как вампир, и как охотник. И родительская защита сопровождает его с рождения… Но охотника из него не выйдет. Детей новой Карды совершенно не увлекают старые темы, — Мира махнула светловолосому предводителю ребятишек рукой и улыбнулась. Винсент заметил: эта улыбка, едва сын отвернулся, стала горькой.

— Ты стала очень загадочной в последнее время!

— Япросто открыла, что, оказывается, можно говорить не всё. И этим ты значительно облегчишь жизнь и себе, и окружающим.

— Твои недомолвки давно оскорбляют меня, — Мира вздрогнула и низко, виновато склонила голову, а он, довольный, что тётя сама подвела его к неприятной для обоих теме, продолжил. — Ты мне не доверяешь?

Мира молчала, и это начинало его злить:

— Неужели после стольких лет, стольких событий ты лжёшь мне? Я простил тебе одну тайну, но снова…

— Тебе я доверяю больше, чем кому-либо! Но…

— Но?

Мира так и не закончила фразу, пальцы нервно барабанили по перилам. Винсент вздохнул: опять он занялся обличением! Нет, так правды он от неё не добьётся…

— Думаешь о прошлом или о будущем?

— О настоящем. И оно неплохо.

— Пожалуй.

Несколько минут они простояли молча. Винсент тщетно подыскивал темы, чтобы продолжить беседу. Уходить в дом не хотелось. Этот разговор, он чувствовал, будет серьёзным и, возможно, даже откровенным, чего не было много, много лет.

— Видел сегодня свой чёрный экипаж?

— Впервые о нём забыл. Слухов об Избранном нет?

— Тишина.

Он усмехнулся:

— Недавно я подумал: жаль, что у меня не получилось тебя исцелить. История могла пойти совсем иначе.

— Я ни о чём не жалею. А, разве, жалеешь ты? — Мира наконец-то подняла голову, взглянула глаза в глаза. Винсент нашёл её руку на перилах крыльца, сжал холодные пальцы. Кажется, сейчас он сумеет сказать то, что держал в себе долгие годы. Может, эта откровенность разрушит незримую стену лжи меж ними?

— Я жалею, что ты сестра моей матери. Родство не объединило, наоборот, разделило нас, Мира.

Она грустно улыбнулась, но стена лжи меж ними осталась на месте:

— Ты болен мною давно. Я знаю, знаю… Но что я могу сказать тебе? Я сказала всё много лет назад: ты мне как сын. Одиночество усугубляет твою болезнь сейчас, но, я надеюсь, после моей смерти ты исцелишься.

— Мира!

— Не буду просить тебя позаботиться о Донате. Я и без того знаю, что мой старший сын не оставит младшего.

Они замолчали. Мира подобрала с крыльца камушек и запустила его в глубокий омут у крыльца. Круги разошлись от места падения и растаяли, не дойдя до краёв бездонного колодца.

— Может быть, ты права: ты была моей болезнью, в той, первой жизни… Когда-то я даже мечтал быть свободным от тебя, но это была глупая мечта! Ты дала мне вторую жизнь. Ты моя кровь, Мира. Да, это так! — Винсент усмехнулся, скрывая охватившее его смятение. — Я понимаю: смерть неизбежна, но не будь жестока, не напоминай об этом! Без тебя я не представлю своей жизни.

— Поэтому… Вот поэтому я и не говорю тебе… многого. — Он напряжённо ждал её откровения, но Мира легко высвободила руку и начала спускаться. Винсент успел опять поймать её за кисть.

— Не уходи так! Я сказал о своих чувствах, скажи и ты…

Мира остановилась.

— Я думала, ты знаешь, — прошептала она. — Помнишь, мы читали вместе сказку об Избранном и его Даре? Тогда мы ещё произносили эти слова: "Избранный", "Дар" с благоговением. Тогда мы не знали, что на нашем веку сменится несколько "Избранных", а "Дар" будет получен искусственно. Ты для меня — Избранный. Первый и последний, тот, из сказки.

Винсент неуверенно улыбнулся: очень уж контрастировало с добрыми словами выражение лица Миры. Казалось, мыслями она находится далеко, в каком-то тёмном и мрачном времени и месте. Улыбка, обернувшаяся горькой усмешкой, искривила губы.

— Не я спас тебя. Ты сама…

— Ещё ничего не кончено. Всё может поменяться, — если это было пророчество, оно было недобрым. Поняв, что больше откровений не будет, Винсент молча поцеловал руку тётушки и отпустил. Мира сбежала с крыльца, пошла к воротам, а он всё смотрел ей вслед. Почему она так испугалась возвращаться в дом?

"Может быть, она думала, что уже попрощалась с домом навсегда?"

— Куда ушла хозяйка? — спросил он гувернантку, зайдя в дом. Но та не сказала ничего определённого: "На прогулку" "Надолго ли?" — спросил он тогда.

"Иногда госпожа Вако уходит на целый день. А когда Донат в школе, уезжает из города, порой, на сутки и больше…"

Старый этюд Винсент не нашёл, зато отыскал первые свои карандашные наброски Миры. Вот она задумчиво глядит в окно, вот читает книгу, вот делает вид, что задремала в кресле, а сама украдкой следит, чтобы её ножек не коснулся луч солнца…

Он хорошо помнил то насквозь лживее, но счастливое время. И сейчас стрелки часов, совершив полный круг, словно вернулись к началу. Тогда Мира лгала ему, выдавая себя за смертную. О чём лгала сегодня?

"Что за свёрток был у неё в руках? Квадратный, лёгкий по виду? — Музыкальная шкатулка?"

"Куда Мира уезжает на день, на два?" — нет ответа.

"Почему не говорит ему, чего боится?" — опять ответа нет.

"Может быть, втайне от всех, она ищет Избранного?" — глупость в самом вопросе: почему втайне?

"Может, она встречается с пленным Мактой? Может, вместе они готовят конец эпохи carere morte?" — как хорошо, если б было так! Но опять — почему не сообщить это Винсенту?

Размышления вновь и вновь приводили его к крайне неприятному выводу: Мира затеяла нечто, что он никогда не сможет одобрить.

Может, она не научилась жить смертной, и мечтает о возвращении к carere morte?..

Может, она разочаровалась в Земле Страха, и ведёт диалог с северянами, надеется на войну?..

Может, она продолжает исследования проклятия carere morte, хочет дать лишённым смерти новую жизнь?..

В пользу последней версии говорила и загадочно исчезнувшая шкатулка Регины Вако, и обмолвка Миры, что она общается с Митто. Но — почему? Мира первой выступала за прекращение этих исследований, она сильнее других верила в старую сказку. Возможно ли такое резкое изменение мнения?

"…Или она просто стара, очень стара, Винсент. Все замечают, что она изменилась. Мира всегда была мнительной и скрытной, а в старости эти склонности усилились. Её рассудок стал так хрупок, может, в нём уже есть и трещины?" — думать так было неприятно, но невозможно было и оставить эту навязчивую мысль.

Вопросы, вопросы без конца…


На следующие несколько дней Винсент забыл о своих недавних подозрениях, но какое-то сомнение видимо точило его исподволь. Поэтому к полудню пятого дня опять пришёл к дому Вако, и слова экономки ошеломили его.

Мира до сих пор не вернулась! Она ушла пять дней назад, когда с ней и разговаривал в последний раз племянник, ушла с тем странным свертком — и с тех пор от госпожи Вако никаких вестей. Донат те же пять дней назад уехал на учёбу. Винсент бросился к Гесси, но ни Давид, ни Дара понятия не имели об отъезде Миры. Гесси пообещал привлечь охотников к поискам госпожи Вако, а Винсент возвратился в свой домик на краю Вастуса, и принялся собираться в долгий поход на Пустошь. Он оторвался от укладки снаряжения, только когда с улицы послышались встревоженные людские голоса. Выглянул в окно. На окраине Вастуса собралась толпа. Многие указывали на руины старой Карды. Оттуда, из-за холмов, за которыми лежали остатки дворца Макты, поднималась странная чёрная тень. Она стелилась низко над землёй, но быстро занимала новые и новые площади. Потом с Пустоши послышалась канонада взрывов.

"Опыты компании Митто не задались?"

Винсент забрал сумку, плащ и поспешил к выходу. В дверях он столкнулся с Кристиной.

— Ты знаешь, что случилось сегодня утром в Доне?! — выпалила она. — Митто сошёл с ума!

— Утром в Доне… Митто сошла с ума?

— Я серьёзно! Там видели наш чёрный экипаж! Митто с бандитами из "Гроздьев" разнесли район Академии по камушку!

— Что-о?!

Они вместе сбежали по ступеням и, не сговариваясь, быстрым шагом двинулись к Пустоши. По пути Кристина рассказывала страшные новости: якобы сегодня утром какие-то бандиты оккупировали новый квартал мистиков. У пришедших было странное оружие, наподобие динамита, но много мощнее. Оно оставило воронки, похожие на те, на Пустоши. Обрушился самый высокий дом района, под его обломками ещё остаются люди. Тела других двадцати, без малейших повреждений, но мёртвые, были обнаружены вокруг сада и в саду. На месте битвы — множество стрел с серебряными наконечниками, но к мистикам пришли не охотники. Уцелевшие жители района очень слажено, в один голос твердят, что на одежде пришельцев были рябиновые броши.

— Очень слажено? В один голос? — Винсент резко остановился. — Это явные чары, Крис. Митто и "Гроздья" вместе — не представляю! Нет, это какие-то другие люди…

— Ещё, Винс, — Кристина замолчала, будто испугавшись. Лицо девушки некрасиво кривилось: ужас и сожаление.

— Ну? Говори, говори.

— Говорят, пришедшими руководила маленькая блондинка в тёмном платье. Наверное, это была Хелена?

Он на мгновение прикрыл глаза.

— Конечно. Хелена…

Эхо событий докатилось и до Патенса. Весь город гудел о вторжении Севера, а грохот с руин Старого города не прекращался. Странная тень подползла уже к старому кладибщу. Что же там? Черный экипаж Митто утром видели в столице, воротиться обратно так скоро он бы не мог. Может быть, к истоку Бездны возвратился Старейший? В пользу этой версии Винсента говорило и то, что Реддо не спешил стягивать войска к границе Старого города. Нет, на Пустоши шалили не северяне…

Винсент возвратился в дом Гесси. По пути он собрал небольшой отряд из новичков-охотников, подошли и Феликс с Джезабел. А вот Эрика найти не удалось. Взрывы тем временем усилились, эхо их долетало уже и до дома Гесси.

— Выходим немедленно, — приказал Давид после особенно сильного взрыва, от которого в доме задребезжали стёкла.

— Судя по грохоту, Пустошь провалилась в преисподнюю, не меньше, — заметил Феликс. — Что же за дела там творятся?

— Скоро узнаем. Вперёд!

В сумерках они подъехали к церкви Микаеля в двух пролётках. Здесь двух разведчиков на лошадях послали вперёд, а Джезабел занялась сбором слухов: у церкви собралось много народу. Версии горожан были так или иначе связаны с северянами: нападение, провокация, учения… Выяснилось, что вроде бы несколько человек пошли проверить, что там творится, и вроде бы даже все они пропали бесследно. Но по-настоящему напугало Винсента только одно мнение, принесённое Джезабел: "Первый разъярился!"

Один разведчик возвратился, когда наступила ночь.

— Мы не прошли и половины пути, — доложил он. — Туман жуткий, будто живой. Вытягивает силы. Он везде: под ногами, вокруг, вверху. Невозможно ориентироваться! Правда, серебряный меч рассекает его ненадолго, становится видно дорогу. В тумане зверюги какого-то кукловода крутятся, и птицы. Они схватили Марка, утащили… Я ничего не успел сделать.

— Кукловода? То есть, вампира-хозяина? Точно?

— Да. Марк одну птицу сбил серебряной стрелой. Она уже была мёртвой. Давно мёртвой, — на лице молодого охотника недоумение мешалось с ужасом. Он силился объяснить получше, что видел на Пустоши, но понимал, что не может — и от этого боялся ещё больше.

— Всё интереснее… — сквозь зубы процедил Винсент.

— Всё непонятнее, — заметил Давид, также внимательно слушавший разведчика. — Чёрный туман… Не Макта ли это? Или это новое оружие Дэви? Я уже волнуюсь, что наше оружие будет бессильно против того, что там гремит!

Винсент повернулся лицом к Пустоши, прищурился, точно надеялся рассмотреть, что творится там, за быстро темнеющим горизонтом:

— А те птицы не Нефандуса ли твари? — задумчиво заметил Давид.

— Я видела смерть Нефандуса, — вмешалась Дара.

— А я слышал о не одном спектакле Либитины.

— Мы пять лет по крохотной частичке уничтожали Кукловода, пока не дошли до логова на севере. Полагаешь, она так дурачила Орден?!

Гесси покорно вздохнул, соглашаясь с женой. Но, когда она отошла в сторону, повернулся к Винсенту и Феликсу:

— Разумеется, Либитина жива! И в добром здравии, судя по всему. Северная кампания Хортора была её очередной игрой.

— Есть определённые факты? — спросил Феликс.

— Есть. В год падения Асседи Алекс мне сообщил, что на кладбище за церковью Рафаэля побывал кукловод — его подкоп к могилам охотников провалился. Могилы вскрыли, и тела в них, действительно, совсем не подверглись тлению. Оставлять тела в их могилах и поднимать время от времени — стиль Либитины, и вряд ли у Северного Кукловода за такое малое время появился бы достойный подражатель. Это он, Нефандус.

— Но разве можно охотника обратить куклой?!

— Видимо, Нефандусу это по силам! Связь хозяина с куклами, конечно, разорвали водой из Источника, над телами вновь провели похоронный ритуал. Другим мы с Алексом решили об этом не говорить. Не нужно было, чтобы это дошло до Миры.

Феликс поморщился от отвращения:

— Среди марионеток Нефандуса был Карл?

— Да.

Винсент едва слушал их. Про себя он всё ещё гадал, причастна ли Мира к появлению чёрной тени Пустоши и страшным утренним событиям в столице. Очень нехорошее предчувствие подсказывало: да.

— Людей вы там не встретили? — мимоходом спросил он молодого разведчика.

— Видел экипаж, когда возвращался. Большая карета ехала вдоль северной границы тумана, — доложил охотник. Кристина вцепилась в руку Винсента… Тот встрепенулся:

— Расскажи об экипаже подробнее. Какой дорогой он уехал?

— Большой, чёрный, окон не видно. Запряжён четвёркой.

— Митто! — прошептала девушка — Они поехали дальней дорогой, в объезд холма.

— …В земли Кукловода! Он там от тебя уже прятался! — Кристина сильнее вцепилась в его руку. — Мы их обгоним и встретим за холмом. Их повозка тяжёлая, а мы налегке. Они объезжают холм, а мы поедем краткой дорогой. Мы встретим их в начале троп Либитины!

— Думаешь, это твой чёрный экипаж-призрак? — Гесси задумчиво нахмурился. Винсент решительно тряхнул головой:

— Вперёд!

Кристина радостная, даже обогнала их, но он остановил девушку:

— Крис, иди в дом Вако. Если Мира возвратится…

— Не-ет, — жалобно протянула та.

— Крис, не спорь!

— Ладно!

Она убежала, Винсент даже не посмотрел ей вслед. Он вглядывался в текучую живую тень, заполнившую Вастус. Нет, не может ко всему этому быть причастна Мира. Не может, не может… Она не пошла бы на такую ложь ему! Это немыслимо… Такое нельзя простить! Не может, не может… Разве не может?


Кони из распряжённой пролётки достались Винсенту и Гесси. И они двое сразу же оторвались от группы охотников, поехавшей к месту предполагаемой встречи с чёрным экипажем Митто в пролётке. Винсент, хоть и был неопытным наездником, пускал своего коня вскачь, так что оклики Давида постепенно стали едва слышны и вовсе стихли. А ночь густела, из луж по краям дороги уже светили звёзды.

Лес… поле… снова лес… Тёплые огни далёких селений много раз заставляли сердце всадника учащённо биться: Винсенту казалось, среди этих огоньков мелькает фонарик экипажа Митто. Но жёлтые звёздочки окон не двигались, и он успокаивался… и снова пришпоривал лошадь.

Когда горизонт явственно вспучился, поднялся — то показались холмы предгорий, Винсент остановился. Он был на месте.

Синева сумерек окончательно растворилась в чёрном колодце ночи. Похолодало. Лужи вдоль дороги по краям подёрнулись тонким льдом, и яркие светлячки звёзд сгрудились к их центру. Молчала Пустошь, молчали предгорья. Даже тень на восточном горизонте затаилась и, кажется, не двигалась. Винсент привстал в седле, напряжённо вглядываясь в западную границу земли и неба. Оттуда должен был показаться экипаж Митто, если возница не надумал устроить ночлег в поле.

Винсент спешился и прошёлся по дороге, разминаясь и обдумывая, как задержать экипаж. Впереди от дороги шло ответвление — тропа в земли Кукловода, полная ловушек. Следовало задержать экипаж до того, как он туда свернёт. У Винсента был с собой небольшой запас керосина для факелов. Пожалуй, огненной стены будет достаточно…

Скоро подъехал Гесси. Конь Давида ступал тихо, размеренно. Как и его хозяин, он хранил потрясающее спокойствие духа.

— Куда ты так умчался Линтер? Я кричал тебе. Я подумал, чёрный экипаж не может быть обычным почтовым дилижансом?

— На заброшенной дороге за руинами Старого города? Не обманывай себя, Гесси. Это та чёрная повозка Митто, о которой я вам твержу несколько лет!

— Зачем вампирам ночью передвигаться в карете? И у Митто, и у его подруги есть крылья!

— Возможно, они и летят рядом. А в экипаже везут аппаратуру для эксперимента… У меня есть бутыль керосина для факелов. Подожжём дорогу перед экипажем, и животные встанут.

— Опасно! Ты ни разу не думал, что это может быть и не экипаж Митто? Если карета перевернётся, пострадают невинные люди.

Винсент усмехнулся:

— Ты всерьёз полагаешь, что по Пустоши во втором часу ночи ездят невинные люди?

Гесси подчинился. Они расстелили на дороге тряпку, предназначенную для обмотки факелов, и облили её керосином. Также проложили дорожки горючей жидкости справа и слева по обочинам, образовав подобие положенных плашмя ворот. Ловушка была готова. Но Гесси был недоволен.

— Много лет что-то останавливает меня о помощи тебе на этом пути, — он многозначительно помолчал. — Этот твой экипаж так похож на призрак! А погоня за призраком ни к чему не приводит, Винсент. В конце концов, оказывается, что ты держишь в руках собственную тень.

Они с Гесси разошлись по обочинам дороги. Несколько минут прошло в молчании. Винсент размышлял о словах Гесси. Обиды он не испытывал, жгучего желания доказать, что Давид ошибается — также. "Всё уже предопределено, — подумал он и испугался этой мысли: проклятый фатум! — Сейчас, сейчас фонарик чёрной повозки Митто закачается меж холмами предгорья. Сейчас…"

"Опасно", — твердит этот Гесси… Разумеется, опасно! Но пропустить черную карету сегодня Винсент просто не мог. В Доне бандитов вела "маленькая блондинка в тёмном платье"… Хелена? Может быть. А, может быть, с этой странной компанией Мира. Если так, значит, она опять врала ему много лет! Пусть экипаж встанет посреди дороги, пусть лошади испуганно вскинутся перед стеной огня, пусть карета даже завалится набок. Если Мира не с ними, она не пострадает, как и должно, а если с ними — пусть краткий испуг, небольшая авария будет расплатой за её ложь!

Ненависть, какой Винсент не знал прежде, заполнила его существо. Ненависть вперемешку с непониманием. Он не мог понять причину страшной лжи Миры. Неужели он всё ещё не заслужил её доверия? Если она вновь оступилась, неужели считает, что он ничем не способен ей помочь? Неужели она… отрекается от него?!

Одинокий огонёк показался точно там, где он его ждал. Винсент слышал, как Гесси прерывисто вздохнул.

— Поджигаем за сто шагов, — безапелляционно заявил Давид. — И… Винс, я что-то не вижу вампиров, сопровождающих этот экипаж.

— Хватит пятидесяти шагов.

Экипаж приближался. Четвёрка лошадей неслась во весь опор. Фонарь у дверцы чёрной кареты без окон мерно покачивался. Когда до встречи с повозкой Митто оставалось пятьдесят шагов, охотники одновременно подожгли дорожку горючей жидкости, каждый со своей стороны. Огненная стена выросла поперёк дороги, и от яркого пламени на мгновение перестали быть видны звёзды на небе.

Возница не затормозил бешеную скачку. Он попытался увести лошадей в сторону, но правое переднее колесо экипажа съехало с дороги. Мгновение чёрная громада покачивалась, балансируя, как плохой акробат, потом, будто решившись, обрушилась в глубокую придорожную канаву, прежде незамеченную Винсентом. Она грохнулась набок с жутким тяжёлым звуком. Фонарь у дверцы разбился, и страшную сцену крушения экипажа накрыла тьма. В этой тьме испуганно ржали лошади, запутавшиеся в упряжке. Из упавшего экипажа донёсся стон, от которого у Винсента замерло сердце.

— Там люди! — крикнул Давид. Он первым бросился к экипажу. — Нет тут Митто, Винсент!

Винсент достал револьвер и направил его на возницу, который остался лежать на дороге у обочины.

— Кто вы? — хрипло крикнул он, медленно подходя к нему и всё время держа на прицеле. — Откуда вы ехали?

Человек пошевелились, взмахнул пустой рукой, без оружия. Он попытался приподняться, но вновь упал на дорогу.

— Меня наняли, — успел выговорить он и лишился чувств.

Керосин почти прогорел. Пламя уже не поднималось стеной, стелилось над землёй. Скоро остался только свет факелов — в руках Гесси и Винсента.

Давид поднялся на бок перевернувшейся кареты и пытался выломать дверцу. Изнутри по-прежнему доносились тихие стоны. В поисках помощи Винсент оглянулся на дорогу, откуда они приехали. Но экипаж охотников был ещё далеко.

— Линтер, поднимись сюда. Посвети мне, — позвал Давид. Охотнику, наконец, удалось вскрыть дверцу. Он пристроил свой факел рядом с разбитым фонарём и заглядывал внутрь. Когда он поднял голову и обернулся, его лицо показалось Винсенту маской. Эту маску отрешённости Гесси надевал только в самые страшные моменты.

Сердце опомнилось, застучало сильно, захлёстывая всё тело волнами горячей крови. Только голова оставалась холодной. Страшное знание — прозрачный кусок льда заполняло её.

— Что там?! — всё-таки крикнул он, не вспрыгнув — взлетев на перевёрнутый экипаж. А Давид ловко спустился в карету и скрылся в её внутренностях с головой. Винсент осветил черный квадрат дверцы факелом.

В свете факела засверкали желто-красными отсветами железные грани непонятных приборов. Под одним, напоминающим огромную катушку ниток, слабо шевелился человек. Винсент подвинул факел, чтобы осветить его лицо. Это был Эрик, охотник, знакомый со штурма "Тени Стража" и столичной кампании. Глава кардинской учёной группы.

Второй пассажир счастливо избежал участи быть раздавленным прибором. Светловолосая женщина в тёмном строгом платье лежала в глубине кареты. Край махины нависал над ней, правая рука дамы была приподнята и цеплялась за какую-то сломанную деталь прибора. Голова была откинута назад, и лица женщины Винсент рассмотреть не мог. Но узкая кисть, тонкие пальцы уже подсказали ему, кто это. Эту руку, тысячи раз гладившую его по волосам, осторожно касавшуюся его руки, зажимавшую рану от кинжала на его груди, он не мог не узнать…

— Мира! — прошептал Винсент. Ему казалось, он не наклоняется над покореженной каретой, а падает, падает в пропасть и конца этому падению и этому ужасу нет. Мира, Мира! Это она — оборотень, разрушивший в Доне целый квартал! И убила её не сила Макты и не вероломство Дэви — обида и ненависть родного человека.

Гесси, рассудив, что в одиночку катушку передвигать опасно, оставил пока Эрика, склонился над женщиной.

— Без сознания, — доложил он Винсенту и, немного погодя. — Видимых повреждений нет…

— Шея, проверь шею… Нет! Дай, я сам!

Он поменялись местами. Теперь Гесси светил факелом над его головой, а Винсент склонялся над Мирой. Осторожно, очень осторожно. Он боялся задеть её хотя бы дыханием.

Женщина была в глубоком обмороке. Глаза закрыты. Винсент приник к её груди и почувствовал слабые удары сердца. Размеренный стук немного успокоил его.

— Кажется, она и правда, не пострадала…

Он выдохнул, и руки, наконец, перестали дрожать. Винсент тихонько подвинул одну ладонь под запрокинутую голову Миры, чтобы повернуть, и пальцы скользнули в липкое, горячее. Кровь! Он перевёл взгляд на ручку дверцы. Металлическая морда щерящегося волка была в крови.

— У неё разбита голова, — он опять сорвался в крик. — Гесси, она разбила голову!

— Наши уже едут.

Звезды холодно сияли в черном квадрате дверцы. Только они светили — охотник с факелом кинулся встречать подходящий отряд. Винсент прислонился к мягкой стенке кареты, прежде бывшей её сидением. Надо найти силы… Чтобы вытащить Миру отсюда, довезти до дома, воскресить, задать все вопросы, которые он не успел задать утром… Но как действовать, как двигаться, как существовать в этом безумном мире, где земля и небо поменялись местами, где холодный камень рока нависает сверху, а внизу, под ногами только бездонная беззвёздная пропасть?

Глава 37 Оборотень

Острый край железной штуковины оставил у Эрика глубокую вмятину через всю грудь. Грудная клетка была вдавлена, рёбра переломаны. Его осторожно перенесли в пролётку, но никто не был уверен, что охотника удастся довезти живым хотя бы до Карды.

Эрик, единственный из раненых, был в сознании, и Винсент приступил к расспросам. Никто не препятствовал: все хотели услышать ответы на те же вопросы.

— Откуда вы ехали, Эрик? Что за приборы в машине?

— Эксперимент… В Доне… — еле слышно, — Сам Дэви уступил… нашему новому оружию. Мы освободили Первого.

Мгновение молчания, и вопросы на умирающего посыпались со всех сторон:

— Как это "освободили"?

— Почему не сказали?

— Кто это "мы"?

— Отряд Миры. Госпожа Вако набрала отряд из кардинцев, обучила их обращаться с нашим оружием… и приборами.

— Газеты Доны наперебой кричат, что мистиков громили "Гроздья"!

— Слухи о "Гроздьях" — вампирские чары. Мы освободили Макту, и он сразу же унёсся сюда, в сердце Бездны. Мира приказала ехать за ним немедленно… — долгая речь утомила раненого.

— Учёные из дома Митто — это вы? — Винсент так и впился в него взглядом. — Просто моргай в ответ, если "да".

Эрик медленно закрыл глаза, потом открыл. Взгляд его был ясен, пронзителен, не затуманен болью и смертью.

— Высохшие трупы на Пустоши и за церковью Микаэля — это ваших рук дело?

"Да".

— Вы создавали вампиров искусственно?

Эрик снова моргнул в подтверждение и разомкнул губы:

— Это была не единственная цель. Главная — оружие против Дэви, конечная — уничтожение Бездны.

— Почему никто не знал?…Мира велела тебе молчать?

"Да".

Винсент задумался, глядя на дорогу, тающую в ночной тьме за пролёткой. На соседнем сидении Дара хлопотала над Мирой. Та всё также была в глубоком обмороке. Джезабел, пристроившаяся рядом с Дарой, временами тревожно спрашивала: "Дышит?" И в ожидании ответа охотницы у Винсента раз за разом обрывалось сердце. Он падал в бездну, чтобы подняться к свету, услышав тихое: "Дышит" Дары.

— Где Митто? — поразмыслив, спросил он Эрика. — Это же его карета?

— Вампиры не пошли с нами… на последний этап эксперимента… — длинный ответ тяжело дался охотнику, на губах выступила кровь.

— Формулируй вопросы, чтобы ответ был "да" или "нет", — предупредил Феликс Краус. Но Эрик вдруг заворочался, в его случае значило — помотал головой:

— Я должен сказать… Где Мира?

— Здесь же. Она без сознания и, возможно, уже не очнётся. Скажи мне, — холодно велел Винсент.

Эрик облизнул окровавленные губы.

— Я прошу у неё прощения. Двенадцать лет назад я соврал о том, что её сын Избранный, — несколько приглушённых вздохов, но охотники взяли себя в руки. — Мира велела мне исследовать его кровь. В ней были остатки проклятия, как у всех исцелённых, эти частицы прокрашиваются красителем, как и Дар. Я сказал Мире, что это Дар… — он закашлялся и застонал от боли. Грудь тяжело содрогалась.

— Зачем ты соврал Мире?

— Нужна была её помощь в продолжении исследований. Нужна была шкатулка Регины Вако. Мелодия из неё… Иначе согласия Миры я бы не получил.

— Мира думала, что Донат Избранный?! Сумасшествие! Почему она не говорила… — Винсент осёкся: Мира и в прошлый раз никому не сказала… Она верила, что одна способна защитить Избранного!

— Я знал, она испугается, что охотники потребуют смерти Избранного. Я солгал, чтобы она увидела наш путь… — Эрик опять тяжело с хрипами закашлялся, смертельная бледность заливала его лицо. — Попроси у неё прощения за меня, Винс. Но… это было нужно. Ведь мы победили Дэви. Легко победим и Макту…

— Победить Макту без Избранного? Но как?! — прошептал Феликс, забыв свои недавние указания. — Или настоящий Избранный вам известен?

— Дар не нужен, — страшная кровавая улыбка тронула губы Эрика. — Наше изобретение открывает путь к настоящей Бездне. Многие уже ушли… к Ней. Уйдут… и все… — это были его последние слова. Глаза охотника закатились, красная пена выступила на губах. Винсент отвернулся и встретился взглядом с Дарой.

— Дыхание слабеет, — прошептала она. — Готовься, Винсент, сегодня ты её потеряешь.

Мира лежала без движения. Лицо было равнодушным и спокойным, как у спящей. Но какой сон сейчас снится ей? Где её дух: здесь, незримо, рядом, или он уже ушёл к звёздам? Или Мира качается сейчас на тонкой ниточке между небесами и преисподней? Только молчание ответом. И только пустота впереди.


Она добрались до дома Вако к рассвету. И здесь Винсента ждала ещё одна тягостная сцена. Он думал, что Донат ещё не вернулся с учёбы: в последний год мальчик учился в закрытой загородной школе и приезжал домой только на выходные. Но, видимо, учеников отпустили раньше. Донат увидел экипаж издалека и выскочил на улицу встречать его. Высокий для своих лет и худощавый, в светлой рубашке и брючках, лицо искажено волнением и страхом. Винсенту на миг пригрезилось, что там, по дороге, бежит он сам…

Он спрыгнул с медленно едущей повозки и едва успел поймать мальчика, пока тот не попал под колесо.

— Где мама? Она с вами? — ещё не отдышавшись от бега, спрашивал Донат. А по дороге от дома Вако к ним бежал ещё кто-то. Рыжеволосая дама… Кристина?

Винсент чуть отстранил мальчика, держа за плечи. Какое-то мгновение он думал, чтобы солгать, отправить Доната отсюда прочь, немедленно — обратно в школу или к друзьям семьи. Слишком тягостно ему, виновнику дорожной катастрофы, будет видеть глаза этого ребёнка! Но — нет, лжи уже много, нельзя умножать её количество. Винсент больно сглотнул и ровно сообщил:

— Экипаж перевернулся на дороге. Мама была в карете, она получила серьёзную травму.

— Она здесь? — Донат привстал на цыпочки, вытянул шею, пытаясь заглянуть в пролётку. Винсент отвёл его к обочине, набросил свою куртку ему на плечи.

— Здесь, здесь. Сейчас её занесут в дом. Пойдём пока, посидим в саду.

— Ей плохо? — и, дрогнувшим голосом. — …Совсем?

К счастью, подоспела Кристина. Винсент кратко сказал девушке то же, что и кузену, и она прижала ладонь к губам.

— А госпожа Вако сильно пострадала? — спросила она глухо, и тут же, бросив быстрый взгляд на Доната, поправилась. — Побегу в дом, нужно всё подготовить…

Пролётка въезжала в ворота, и Кристина помчалась к дому, чтобы распахнуть главные двери. Винсент увёл Доната в сад, усадил на скамью. Скоро подъехал и второй экипаж, где был Гесси и третий раненый из экипажа Митто, возница. Он по-прежнему был без сознания. Винсент рассматривал человека, пока его вносили в дом. Пожилой бородатый мужчина. Лицо его казалось смутно знакомым.

— А это кто? — спросил и Донат, внимательно прищурившись.

— Он не успел назвать своего имени.

— Он был с мамой?

Винсент нахмурился:

— Да. Ты его видел прежде?

— Несколько раз. Мама говорила с ним, — Донат замолчал, долго подбирал слова. — То… что мама пострадала… связано с вампирами?

— …Да.

— Они напали на вас…

— Нет… Нет! Сегодня мама опять сражалась с их Владыкой и вновь победила. Этим стоит гордиться, Дон.

— Ого, — нерешительно. Винсент заглянул мальчику в лицо, но не нашёл того восхищения, какое ждал. Впрочем, где ребёнку, выросшему в светлой, новой Карде почувствовать ужас от одного сочетания "Владыка вампиров"?

— Ты, наверное, и не видел их…

— Несколько раз. Они приходили к маме. И мамины клыки я тоже видел… Дядя, мне уже можно к ней?

Винсент взглянул на дом. Оттуда как раз выходил Давид Гесси. Он поднялся и поднял кузена:

— Не дядя, а брат, сколько тебе повторять! Беги…

Донат помчался к дому, взлетел на крыльцо, перескакивая сразу через две ступеньки. За ним хлопнула главная дверь. Винсент махнул Давиду, и охотник остановился у крыльца, ожидая, когда он подойдёт.

— Возница не приходил в себя?

— Нет.

— Кто с ним остался?

— Феликс.

— Нужно присмотреть за этим смертным. Донат сказал, что прежде видел его с Мирой. Вряд ли это простой извозчик.

— Да. У него клыки Высшего, это исцелённый, — ровно заметил Давид, закуривая. Он щурился на красный диск солнца, выплывавший из-за гор — Адская ночь, Линтер. Но наступает день. И в этом дне нас ждёт большая битва с carere morte.

— Ты веришь Эрику?

— Я верю, что он не стал бы лгать перед смертью. Конечно, когда рассветёт, я отправлюсь с отрядом на Пустошь, нужно выяснить детали… Но, похоже, всё так: Дэви скрывал Макту под районом мистиков, и Мира сумела выцарапать Старейшего оттуда. Первый возвратился на руины своего дворца. Либитина уже там, и Дэви, вероятно, скоро приведёт своих сторонников. Скоро будет первый бой новой войны, Линтер. И, я чувствую, он же будет и последним… А ты — чувствуешь это?

Винсент только отрицательно мотнул головой. Невозможный Гесси! Что он может чувствовать, когда Мира между жизнью и смертью… по его вине?! И Давид понял, опустил глаза.

— Я не то спросил. Понимаю, как тебе тяжело, — поправился он. — Я пойду, нужно собрать охотников. Дара останется пока с Мирой.


Новый день разгорался, окрашивая мир в красный тревожный цвет. Это был новый мир, новая точка отсчёта. Но почему так больно, нестерпимо больно смотреть в будущее? Винсент поднялся по ступеням. Мельком взглянул на то место на крыльце, где недавно говорил с Мирой. Почему он не настоял тогда, почему не удержал её?

Почему он не почувствовал, какая им грозит беда?

Он отворил дверь и шагнул в холл. Раздражающей суеты в доме не было. Наоборот, царственно тихо, будто в храме. Дом погрузился в молчание ожидания. Неуместно яркой, крикливой казалась картина с рассветом на месте зеркала. Винсент прошёл мимо, не узнав руку художника.

"Это был он? Невозможно. Неважно. После такого он больше не возьмёт в руки кисть…"

Пустота внутри — такой он не знал, когда был вампиром. Бездонный колодец, за которым — Бездна… И Бездна эта не была однородна. Одну ей часть занимала вина за рану Миры — тяжелая, липкая, несмываемая ничем, а за виной шевелилась и вытягивала тысячи ядовитых жал знакомая ужасная тварь, имя которой — ненависть.

Он поднялся на второй этаж, бездумно пошёл к двери маленькой спальни Миры. Её могли положить только там.

В комнате было несколько человек, Винсент поморщился: он надеялся остаться с тётушкой один. Суетилась Кристина, Дара, наоборот, чрезвычайно неторопливо собирала инструменты после укола.

— Я сделала камфару, — доложила она Винсенту. — Вроде, Мира на неё реагирует нормально. На несколько часов хватит.

— Она очнётся? — спросил Донат. Дара пожала плечами, но вкупе с печальным выражением лица, это было скорее "нет", чем "не знаю", и мальчик понурился. Винсент ожидал, что сын будет сидеть у постели матери, но Донат стоял у окна и машинально дёргал деревянную створку. Он бросал частые, быстрые взгляды на Миру, на её перевязанную голову. Губы его кривились, точно он собирался расплакаться, но тёмные глаза глядели незнакомо: серьёзно, как у взрослого. Будто тень легла на лицо ребёнка, которого Винсент помнил всегда весёлым и насмешливым. Дара поднялась, сделала знак выйти и Кристине.

— Как она победила Дэви? — глухо спросил Донат, когда дамы вышли. — Расскажите!

— Меня там не было. Надеюсь, она сама нам это расскажет…

— А почему перевернулась карета?

Винсент скрипнул зубами:

— Случайность. Нелепая случайность!

Большего он пока сказать не мог. Ненависть зашевелилась на дне души, протянула щупальца… Донат опустился на колени у постели матери, и Винсент отвернулся, потом поспешно вышел из комнаты. Он спустился на первый этаж, проведал раненного возницу. Смертный ещё не очнулся, и Феликс, стороживший его, жаждал его разбудить.

— Пусть Дара вколет ему камфару или даст нашатырь, — запальчиво говорил он. — Его нужно допросить!

Винсент опять пригляделся к смертному, лежавшему на кушетке. Несомненно, знакомое лицо!

— Он — бывший Высший. У исцелённых часто бывает неадекватная реакция на химические воздействия. Пусть лучше очнётся сам, с нами нет медика. Гесси возвратится с Пустоши с новой информацией — и допросите. Пока не спускай с него глаз.

— Интересно, как они справились с Дэви? Алекс прежде предпринимал попытки выгнать Владыку из квартала мистиков, но после потери семи отрядов Мира запретила приближаться к бывшей Академии. Я помню, она говорила: люди нам будут нужны для большой битвы. Как ты думаешь, она имела в виду завтрашнюю?

— Я не знаю.

— Это оружие, о котором говорил Эрик… Вот бы нам его завтра! Думаешь, прибор, который был у них в экипаже, можно починить? Скоре бы Мира очнулась! Как она?

Винсент тряхнул головой:

— Не знаю!

Феликс не переставал вохищаться госпожой Вако. Но Винсента по-прежнему терзала ее ложь, и он мог лишь ненавидеть. Ненавидеть умирающую от своей руки?! — пусть даже так…

Разум жадно требовал деятельности. Винсент обошёл кругом прибор, перенесённый из экипажа Митто, но вообразить, для чего он предназначался и как работал, не сумел. Поэтому на протяжении следующих двух часов методично исследовал поочерёдно все комнаты дома, все тайники и тайнички в шкафах, столах, шкатулках. Он искал материалы, относящиеся к последним исследованиям проклятия carere morte. Что-то, что пролило бы свет на отвратительные деяния группы сумасшедших учёных, возглавляемых — вот главное безумие! — Эриком и Мирой. Почему-то Винсент был уверен, что обнаружит все ответы на свои вопросы в этом доме, и он не ошибся. Сначала он нашел лабораторию в подвале, правда, без журналов опытов назначение приборов и реактивов в ней невозможно было понять. Тайник с тетрадями нашелся в холле, в нише, которую много лет закрывало зеркало Регины Вако, а теперь — картина. Сейчас на полках тайника лежали пухлые папки отчётов, тетради опытов и чертежи. Внизу стояло два бидона с керосином. Мира, сложив свои новые тайны в один сундук, поставила рядом и то, что все эти тайны уничтожит… Случайно? Намеренно?

Винсент развернул один чертёж. Это был тот самый прибор, который везли в экипаже Митто. Который раздавил Эрика…

Скоро он узнал все. В тайнике были собраны все данные по иследованию проклятия carere morte, начиная с Латэ и Морено. Мира решилась продолжить начатое старым главой Ордена. Решилась ещё двенадцать лет назад, в те самые светлые и радостные годы в Карде, сразу вслед за падением "Тени Стража". Уже двенадцать лет она лгала Винсенту, каждый день и каждый час. Она соглашалась с его выводами об опасностях научного пути, а сама…

Он стоял у раскрытого тайника, ворошил растрепанные тетради и оторвался только когда в холле потемнело так, что невозможно было читать: солнце заходило. Тогда Винсент оставил тайник. В гостиной он упал на диван и закрыл уставшие, больные глаза ладонями.

Странное излучение, опыты над животными, над carere morte и над людьми… — сухой научный язык отчётов был вовсе не похож на тот, каким был написан древний алхимический тректат Атера, создателя вампиров. И всё же сейчас перед Винсентом была та же ужасная вещь: рецепт создания существ с частицей Бездны. Столько лет Мира сражалась с Бездной вампиров, чтобы в конце концов возвести на трон её сестру!

"Зачем, Мира?! Почему?! Неужели только из-за нелепой лжи Эрика?!" — Нет, рассуждать — расставлять всё по полочкам — он сейчас был не способен. Внутри опять поднималась злость: и на Миру-лгунью и на себя: двенадцать лет не замечал того, что было у него под носом!

Тени сгустились в углах комнаты, потянулись к нему, разожжнный камин — пятно желтого тёплого света, не напугал их. Как Винсент мог так обманываться? Этот дом вовсе не посветлел с исцеления Миры, он лишь надел маску, выжидая. А под ней он прежний — зловещий, хитрый, из поколения в поколение убивающий своих владельцев или переводящий их в служители Бездны. Поняв, что хозяйка ненавидит Госпожу вампиров, он нашептал ей, как открыть дверь для другой Госпожи…

— Я тебя не стала тревожить, пока ты читал, — Кристина зашла в комнату, внесла больше светильников. — Слуг я отпустила на ночь. Обед давно готов. Поешь, пожалуйста.

— Не хочу.

— Вы с Донатом сговорились. Думаете, Мире от вашей голодовки станет лучше?

Винсент улыбнулся, благодарный Кристине: девушка сумела стать на место хозяйки дома за столь короткое время — то, что им с Донатом сейчас нужно.

— Ты молодец, Крис, руководи домом пока. Отлично справляешься.

— Что интересного нашёл в тайнике?

— Много… — он всё не отнимал ладоней от лица. Так и думать, и говорить было легче. — Здесь работала целая учёная группа! Пять разных почерков. Все учёные — гении в своей области. Но то, что они творили…

Винсент замолчал. Он вспоминал прочитанные только что выкладки учёных. Искусственное проклятие, существа, наделённые силой Бездны и избавленные от недостатков carere morte, оружие на основе проклятия carere morte… Надеясь, что эти создания помогут ей закрыть дверь в мир для вампирского проклятия, Мира отворила дверь для другой ипостаси Бездны. Свободной от голода до крови, неуязвимой к серебру и солнцу, всесильной. Ужасающее божество, оружие и страх новой Земли Страха!

"Для чьих рук предназначалось это оружие? Реддо? "Гроздья"? Или северяне? Или безумный одиночка, решившийся занять пустующее место Владыки вампиров?!..Или Мира сама вознамерилась стать Владычицей?! Невозможно… Немыслимо… Это не Мира!"

— Мира, что ты натворила?! — прошептал он. — И: ради чего! Ты обманывала меня, но и тебя обманывали!

— Мира ещё не очнулась, — торопливо сообщила Кристина, расслышавшая только начало фразы. — Донат от неё не отходит.

Винсент отнял руки от лица:

— Я сейчас поднимусь к ним.


Донат спал. В неудобной позе — скорчившись, на коленях, прижавшись щекой к безвольной руке матери. Винсент осторожно приподнял его, и мальчик вскочил сам, широко раскрыл заспанные глаза.

— Иди к себе, поспи, — он отвёл кузена в его комнату, через коридор. Мальчик не протестовал, толком не проснувшись. Потом Винсент возвратился к Мире.

Наконец-то они остались наедине. Он смотрел на безмолвную, неподвижную фигуру на кровати, и не мог её узнать. Это Мира? Кажется, это прабабка Регина вернулась: тяжелые веки, скрывающие равнодушные холодные глаза, злая усмешка на губах. Как будто, вскрыв тайник за зеркалом, Мира не уничтожила проклятие дома, а пустила его ещё глубже, дальше — в себя…

Винсент кружил по комнате. Чтобы пройти её из угла в угол ему хватало четырёх шагов, и теснота комнатушки только усиливала его раздражение.

— Почему ты ничего не сказала мне? — обвиняющее сказал он, остановившись на мгновение, повернувшись к Мире. Молчание в ответ. Нет, она ничего не скажет, возможно, её тут вовсе нет. Лишь пустая оболочка, кукла, а дух уже побеждён, порабощён новой Бездной…

— Почему? — повторил Винсент и уже не мог остановиться, продолжал ходить и говорить:

— Как ты могламолчать? Столько лет! Впрочем, знаю: ты ведь молчала и раньше. Но — это! Почему ты врёшь, всё время врёшь мне, за столько лет не научилась мне доверять! Неужели я не поддержал бы тебя, если б узнал о твоих опасениях насчёт Доната?! Ведь я говорил, клятва охотника для меня ничто! Но ты не слушала, ты никогда меня не слушала!

Твои охотники… Они обескуражены сейчас. Они раздавлены твоим поступком! Как ты могла помыслить, что они захотят принести Доната в жертву Первому?! Мы все боготворили тебя, а ты плюнула нам в лицо! Упрямый фанатик здесь — одна ты!

Я не понимаю, Мира! Как ты могла пойти на такое?! Глава охотников! Убрать одну Бездну, поставив на её место другую, сильнейшую?! Или дух прабабки околдовал тебя? О, я… почти рад, что остановил твой экипаж на ночной дороге. Пусть погубил тебя, зато отобрал оружие, страшнее которого свет ещё не видывал!

Он прервался на минуту, вытер пот со лба и снова глянул на Миру. Нет, её лицо ничуть не изменилось от его горьких, полных боли слов. Также холодна и равнодушна. Но Винсенту вдруг стало стыдно. Под этой ледяной коркой всё ещё бьётся её сердце. Может, и душа Миры сейчас плачет, стонет, умоляет освободить её от рабства у новой Бездны… Но что он может сделать, когда она сама закрыла все пути к своей душе, когда она сама сделала последний шаг — с края пропасти? Как ему дотянуться до неё теперь? Винсент скрипнул зубами от злости, уже не на Миру — на безнадёжность ситуации.

В единственное окно комнатёнки стучалась, просилась юная ночь. Винсент приоткрыл ставни, позволил звёздам и луне заглянуть в жилище бывшей вампирши. Он вдохнул холодный воздух осени, и злость совсем утихла.

— Я могу тебя понять, — гораздо спокойнее сказал он. — Ты поверила словам этих злодеев о том, что твой сын Избранный. О, эти негодяи знали, куда бить, воспользовались твоей старой слабостью! И — война с Дэви: всё тянется, не прекращается, кровь всех убитых взывает к отмщению… Но нет оружия, способного победить Владыку! Ты как глава охотников чувствовала себя ответственной за кампанию, начатую ещё Латэ, поэтому согласилась на страшное предложение… Но никогда, слышишь, никогда нельзя ставить ценность чего угодно выше ценности собственной души! Что же ты наделала, Мира! И я не могу понять: зачем ты лгала мне, зачем скрывала от меня всё это? — он не хотел, но снова и снова возващался к этому вопросу, своей главной обиде. — Если б я знал! Я бы сразу сказал тебе, что Донат не Избранный! И вместе мы нашли бы правильный путь. Почему ты ничего не говорила мне?!

Лунный свет заполнил комнатку, облил мебель жидким серебром, в ворсе ковра запутались маленькие звёздочки. Лунный свет омолодил спящую женщину. Бледная кожа бывшей вампирши словно светилась, волосы золотились, как робкие рассветные лучики. Винсент застыл, глядя на это извечно любимое лицо. Это была она, прежняя Мира, не призрак Регины, не изъеденная пустотой оболочка. Глубкая страдальческая складка у бровей, печальные тени в углах рта — усталость вуалью лежала на этом лице. Усталось и не замеченное Винсентом прежде глухое отчаяние.

Поддавшись порыву, Винсент опустился перед кроватью на колени, взял Миру за руку, как прежде Донат.

— Я тоже виноват. Должен был почувствовать, как тебе плохо. Не должен был отступать, когда чувствовал твою ложь. Если б я чуть надавил — ты бы рассказала мне всё, — быстро-быстро заговорил он, торопясь сказать всё, пока Мира, может быть, слышит его. — Или нет? Наверное, нет. У меня нет ключей от твоей души, нет и никогда не было. Ты для меня — запертая шкатулка… Мира, ответь! — потеряв терпение, боясь предаться отчаянию, он затормошил её руку. — Ответь же…

Огонёк единственной свечи дрожал под порывами холодного осеннего ветра, причудливые тени лизали то один, то другой угол комнаты. И Винсенту в пляске этих теней являлись картины прошлого. Также споро, ровно, быстро накрывала спящий город тень carere morte когда-то, давным-давно. Где-то среди них носилась и Мира, но тогда он не знал, что тётушка одна из бессмертных… Не верится, что такая длинная дорога привела их к началу! К её лжи, замешанной на отчаянии, к его ненависти, замешанной на любви. Нет, не может быть такого глупого повторения! Мира лгала сейчас не потому, что стыдилась и не потому, что боялась довериться кому-либо, даже ему. Кажется, он понял, почему…

— Кажется, я понял, почему ты лгала мне, тётушка, — прошептал Винсент. — Ты хотела, чтобы я узнал обо всём этом ужасе сам, потом, когда ты уже совершила бы свой последний, самый страшный шаг. И ты хотела, чтобы, узнав о твоих страшных делах и твоей лжи, я возненавидел тебя. Но я давно не наивный мальчик, Мира. Это ещё одна твоя ошибка: ты недооцениваешь меня! Я понял. Ты хотела, чтобы в ненависти к тебе я забыл свою больную любовь, и лишь поэтому лгала… Я всё понял, милая, любимая моя! Прости меня.

Он поцеловал её тонкую руку и почувствовал — слабая дрожь пробежала по пальцам Миры… Винсент лбом уткнулся в холодную ладонь бывшей вампирши. Домашний любимец, напрасно ожидающий ласки — эта рука больше не шевельнулась.

— Неужели ты забыла сказку о Даре, тётушка? — тихо, мягко, грустно. — Когда ты отреклась от неё? Один Избранный способен победить Бездну и её детей. Поверь мне, я знаю, я ведь был Избранным. Это единственный правильный, восстанавливающий справедливость путь: к Макте вернётся его жизнь, и все вампиры исчезнут. Все другие пути — ложь, и ведут лишь к созданию тварей, худших, чем вампиры. Мне много раз казалось, я нащупываю верный путь, что я почти знаю, кто должен вернуть жизнь Макте… — Винсент глубоко вздохнул и сумел уверенно закончить. — Как бы то ни было, всё, что ты приготовила в тайнике, я уничтожу. После акции в Доне за вашим оружием начнут охоту многие, его нельзя отдавать! И, я думаю, ты этого от меня и ждёшь. Я теперь понимаю, что ты имела в виду, когда говорила, что у меня ещё будет шанс тебя спасти: спасти тебя от тебя самой… Спасти твою душу.

Он заметил, что губы Миры совсем пересохли. На столике рядом с кроватью был поставлен стакан с водой, и он напоил раненую с ложечки. Мира спокойно выпила насколько глотков.

"Не так она плоха. Скоро очнётся", — с этой надеждой Винсент задремал.

Часть сознания всё-таки оставалась бодрствующей. Винсент нащупал пульс на запястье Миры и следил, как он прокатывается волна за волной сначала в яви, потом в зыбком состоянии полудрёмы. И, хотя пульсация становилась всё слабее, он не волновался. Страшное слово "смерть" забылось. Полно, существует ли оно? Есть лишь сон. Есть периоды очень долгого сна души, но они вовсе не связаны с потерей тела. А душа Миры жива, он знал это…

Последняя вялая волна крови побежала по её вене… Новая не пришла. Но он не испугался. Он отчётливо слышал, как бьется её сердце. Механистичность, слаженность этих ударов успокаивала. Он расслабленно грезил: может, сейчас будет повторение давнего чуда и, как Мира когда-то воскресила его, так его сердце и дыхание разбудят её? Может ли быть повторено чудо? Но её сердце билось всё тише и тише. Интервал между стуками удлинялся, и в этих паузах наступала звенящая тишина. Вот, следующий удар не пришёл. Винсент ждал, но вокруг была только… пустота. Тёмная и тихая, набирающая силу, ищущая воплощения в реальности…

Он принял эту тишину, как должное. Не было пока и тоски по замолчавшему маленькому, такому торопливому всегда сердечку. Светлая грусть заполнила всё его существо. А пустота прорастала в реальность — тяжёлая громада её теснила грудь, стало тяжело дышать… Винсент проснулся.

Женщина лежала всё также, не изменив положения тела, перебинтованная голова утопала в высокой подушке. Его рука накрывала её руку, большой палец лежал на её запястье. Пульса в этой руке Винсент не чувствовал.

Он поднялся, проверил пульс на шее, потом приник к её груди. Сердце женщины молчало. Винсент долго искал зеркальце в беспорядке вещей на туалетном столике, но не нашёл, пришлось воспользоваться своим кинжалом. Он поднёс плоскую грань лезвия к губам Миры. Металл не запотел от дыхания.

Уже механически он проверил реакцию её зрачков на свет. Зажёг свечу и повернул голову Миры, чтобы маленький огонёк отразился в глазах. Голова повернулась легко, как у куклы, зрачки не сократились, когда он поднял её веки. В безучастных синих глазах отражались звёздочки-свечи и его тёмная, печальная фигура.

"Мертва…"

Он отступил от постели Миры. Пустота комнаты… теперь он понял, была пустотой его одиночества. Сердцу так мучительно больно биться в этой тишине! Он схватился за грудь, точно пронзённый пулей, упал на стул. Страха не было. Если он уйдет сейчас, то успеет её догнать…

Тихо скрипнула дверь. Донат зашёл в комнату, но к постели матери не прошёл, остался на пороге.

— Видел во сне маму, — сказал он, глядя куда-то в сторону. — Молодую, весёлую… Не строгую, как сейчас… И отца.

Подумав, он уточнил:

— Раньше я не видел их во сне… вместе.

— Теперь ты будешь видеть их вместе, — еле слышно отозвался Винсент.

— Мама… умерла?

— Да. Попрощайся, — он выдохнул это и поднялся. Смерть пока миловала его. В сердце ещё кололо, но Винсент мог идти.


Он вышел в коридор, оставив Доната с Мирой. Но сделал два шага, и прислонился к стене: сердце опять бешено заколотилось, стены коридора зашатались, надвигаясь.

— Кристина! — позвал Винсент. Снизу доносился какой-то шум, и девушка не услышала его. Пришлось идти дальше.

Осторожно ступая, он добрался до лестницы и сейчас же вцепился в перила. Голова кружилась, картинка в холле раздваивалась перед глазами. Но Винсент ясно видел, что у огромного прибора из экипажа Митто ходит не Кристина. Это был мужчина. Медлительный, грузный — не скорый в движениях, как Феликс!

"Оружие…" — он чертыхнулся, вспомнив, что кинжал оставил в комнате Миры. Незнакомец внизу поднял голову. Это был возница из чёрного экипажа.

— О! Вот и ты, — громко, но без выражения произнёс он. — А Мира что?

— Феликс! — опять позвал Винсент. — Кристина!

— Они умчались куда-то. Наверное, за новостями. В Доне мистики убили лидера "Гроздьев" в отместку за утренний штурм Миры, а "Гроздья" в ответ решили устроить хаос в древнем оплоте вампиров. Говорят, они идут с востока Короны и поджигают дома старой знати. Кстати, этот Феликс, которого вы оставили сторожить меня, пять раз давал мне шанс себя убить, но я сдержался. Не хочу портить с вами отношения. С Мирой мы друзья.

Винсент начал тихонько спускаться к нему. Это лицо… Ещё немного, и он вспомнит, где уже видел этого смуглого мужчину…

— Кто ты? Имя!

Бывший вампир осклабился:

— Гектор Долус!

Винсент остановился в конце лестницы. Гектор Долус! Знакомое имя… и всё же он пока не мог связать его с определённым воспоминанием. Но вот человек улыбнулся, его глаза сверкнули, и Винсент всё вспомнил. Этот Долус много лет назад ворвался в их дом, чтобы отведать его крови — крови Избранного. Тогда чёрная тень крыльев скрывала фигуру вампира, но глаза и усмешку маленький Винсент запомнил.

— Я слышал, тебя убили охотники.

— А я слышал, ты убил себя сам. Впрочем, ты мне не нужен. Где Мира? Я слышал, она сильно пострадала. Я могу помочь. Ты ведь хочешь этого?

— Как ты ей можешь помочь? — Винсент ступил в холл. Гектор поправил какой-то проволочку прибора и вскинул голову:

— Я могу снова сделать её бессмертной. Не во плоти, как carere morte, но подобной духу, как дух Алитера. Ты помнишь свой Дар?

— Алитер был проклятой его частью. Неужели ты думаешь, что Мира захочет такой "жизни"?

— Иначе — небытие, — спокойно сказал бывший вампир. Он включил генератор и двинулся к лестнице. Винсент заступил ему дорогу.

— Пропусти, — также ровно. — Мы с ней друзья, повторяю. И с тобой я ссориться не хочу, хоть и по твоей, только по твоей вине Мира пострадала. У нас мало времени!

— Этот ваш прибор, что он?

— Генератор излучения, соответствующего волнам, которые испускают частицы проклятия carere morte. Но нам с его помощью удалось получить не вампира, а совершенно иное существо. Духов, существующих в Бездне, питающихся Её силой. Те высушенные тела, что вы находили — не более чем оболочки, отставленные ими.

— А шкатулка Регины Вако?

— Чтобы открыть духу путь к Бездне, электромагнитных волн мало. Нужны ещё звуковые колебания, и их нам давала шкатулка госпожи Вако. Слышал о мелодии Бездны?

Винсент отрицательно качнул головой. Наверху лестницы он заметил Доната. Винсент отчаянно желал, чтобы мальчик догадался об опасности и удрал чёрным ходом, но Донат не уходил. Он замер, присев и вжавшись в перила, и внимательно вслушивался в разговор внизу.

— Шкатулку Регины Вако отнесли в спальню Миры. Я слышал, как рыжая девушка говорила это Феликсу, — сообщил Гектор. — Сейчас я заведу шкатулку, генератор я уже включил, — и мы с Мирой уйдём.

— …В лучший мир? — Винсент нервно засмеялся. — Нет, Долус! Бездна — ужасная сущность. Она породила carere morte!

— А сколько ужасных вещей сотворено руками людей? Бездна — безразличная сущность, также как и материальный мир. Всё зависит от нас. Мы можем создать детей ненависти, а можем — детей любви!

— Эти жуткие мумии — дети любви? Вы нашли ещё один способ убийства людей, Гектор! Вот и всё. И Мира понимала это, поэтому просила уничтожить все ваши записи.

Глаза Гектора недобро вспыхнули, он крадучись двинулся вперёд:

— Ты это уже сделал?!

— Она обманывала тебя, как ты обманывал ее. Нарочно собрала все ваши записи под одной крышей, чтобы получить твое оружие, а после победы над Мактой легко уничтожить его! Не учла она только одного: того, что я буду ждать ваш экипаж на ночной дороге…

— Покажи мне Миру! Не верю, что она могла такое сказать! — бывший вампир не владел собой, он с яростью сжимал кулаки, не замечая того. Винсент бросил быстрый негодующий взгляд на Доната, и кузен теперь понял, ретировался на другую сторону коридора.

Мужчины поднялись на второй этаж. Гектор обогнал Винсента на лестнице и дальше шёл впереди, уверенно, скоро. Похоже, он бывал здесь прежде, знал путь в спальню Миры… Жгучая, лихорадочная ярость на этого сильного, ловкого подлеца затопляла сознание Винсента. Разумеется, это Гектор воспользовался давней слабостью тёти и придумал ложь про Доната. Он, а не Эрик! Это он изводил Миру двенадцать лет, сочиняя её вину! Он подарил ей печальные тени в уголках губ. Он был той пустотой, что почти съела Миру изнутри. Может быть, он не толкнул Миру в пропасть — этот завораживающий прыжок бывшая вампирша отлично сумела сделать сама… Но он стоял рядом, всё знал — и ничего не сделал!

Он сначала думал завести Долуса в комнату тёти, вид покойницы ошеломит его, и тогда, несмотря на больное сердце, можно будет попробовать напасть на силача. Но ждать, пока они доберутся до комнаты, его ярость не стала. Винсент схватил, что попалось под руку — на столике в коридоре стояла ваза с засохшими за сутки без воды цветами — и, исступлённо закричав, обрушил её на голову мужчине, идущему впереди. Но все силы, похоже, ушли в крик, удар вышел вскользь, и не оглушил бывшего вампира. Гектор остался на ногах. Он начал оборачиваться, но получил удар в левую скулу и шатнулся к стене. Вооружённый осколком стекла от вазы, Винсент кинулся на него и был отброшен к противоположной стене сильным, но не болезненным толчком.

— Эй-эй, — миролюбиво сказал Гектор. — Что за выяснение старых обид почти у постели больной? Я хочу помочь Мире!

— Поздно! — он выплюнул это, и стало чуть легче. Лицо Гектора побелело, осунулось:

— Что ты хочешь сказать?

— Она уже умерла! Мира умерла! Тебе не забрать её! Никому не забрать! Она ушла…

— Что?! — Гектор бросился в комнату Миры. Сильно хлопнула, распахнувшись до отказа, дверь. Мужчина упал на колени у постели Миры. Он сжимал её руку, пытаясь нащупать пульс. Винсент тихо прошёл в комнату, подобрал с кровати свой кинжал и спрятал руку с ним за спину.

Гектор поднялся.

— Жаль, жаль, — без остановки повторял он, не отводя взгляда от закрытых век Миры. — Но немного времени прошло… можно ещё попробовать…

— Не смей!

— Шкатулка где-то здесь, — Гектор бесцеремонно обшарил туалетный столик Миры и поднял с него четырёхугольный небольшой ящичек. — Ага, вот она! Линтер, помоги перенести Миру вниз, под генератор. Здесь его излучение слабо.

— Я сказал: не смей! — Винсент посмотрел на ещё горящую свечу на столике и твёрдо добавил: — Она отдала себя в служители Бездны, испугавшись твоей лжи, но принести последнюю жертву я вам не дам. Душу Миры Бездна не получит!

— …Что ты там сказал про мою ложь?!

— Что ты суетишься сейчас? Она уже ушла, и это ты виноват! Ты убил её! Ты вынудил её помогать тебе! Ты ведь знаешь то же, что и Эрик, я вижу по глазам: Донат — не Избранный. Ты убийца!

Очень медленно Гектор обернулся к нему, и Винсент осёкся — так страшен и властен был взгляд мужчины.

— Я не убивал Миру, — по-кошачьи мягко, но с львиным рыком в конце. — Ехать в Дону на битву с Дэви она пожелала сама, я отговаривал. Я много раз спасал её: от гнева Владыки, от сетей интриг Конора, Низшего, а что сделал ты? Ты исцелил её? Ты воскресил её? Нет! Ты её убил… По твоей вине перевернулся экипаж, и Мира получила смертельную рану. Виновен — ты!

Винсент молча достал кинжал. Гектор расхохотался:

— Ну, хорошо, мальчик! Закончим, что начали давно. Мы ведь давние соперники, м-м?

За спиной Долуса был туалетный столик с множеством отличных метательных снарядов, но Гектор решил, что он выше этого. Кажется, он вовсе не собирался обороняться… Но, когда Винсент ринулся на него, быстро ухватил его руку с кинжалом в замахе и, больно выкрутив запястье, тут же лишил противника оружия. Сделал подножку, но Винсент вцепился ему в ворот, и на пол они рухнули вместе. Винсент спиной ударился об изножье прикроватного столика, свеча на столе качнулась и упала на пол рядом. Огонь при падении не потух, побежал по ковру вслед за ветром из приоткрытого окна, начал карабкаться по шторе. Винсент пытался душить противника, но Гектор с силой махины из холла придавил его коленом к полу, так что захрустели рёбра и перехватило дыхание. Толстые, сильные пальцы сдавили его шею.

Лицо Гектора было красным, страшным:

— Всегда мешал мне, щенок! Что, что она находила в тебе, скажи?

Винсент задыхался. Огненные всполохи метались перед глазами… или это пламя отовсюду встаёт стеной? Вдруг — глухой звук удара, и Гектор разжал пальцы, качнулся набок, кровь залила искажённое лицо. Над ним стояла Кристина с самым увесистым флаконом со стола Миры в руке.

Винсент чуть приподнялся, непрерывно кашляя. На большее его не хватило. Даже как следует вдохнуть не получалось: воздух в комнате был полон гарью. Гектор не потерял сознания. Он поднялся и отшвырнул девушку. Кристина упала на туалетный столик, под звон осколков сползла вниз, без чувств.

Огонь по шторе добрался до полога кровати, отрезал его от столбов, и горящая огромная тряпка слетела вниз, полностью укрыв тело в постели. Кровать вспыхнула. Винсент чувствовал, как от жара этого костра вспыхивают и сворачиваются его волосы. Гектор снова склонился над ним, но вдруг снова странно дёрнулся в сторону, будто в сильнейшем испуге.

— Долус! — прошелестел шёпот бессмертного. Высокая фигура в саване сложенной крылатой тени показалась в открытом окне. Владыка Дэви скользнул в комнату и схватил Гектора за горло, без видимого усилия приподнял. Бывший вампир извивался, пытался слабыми руками разжать стальную хватку старейшего, но лишь терял силы и задыхался.

Винсент поднялся, поднял Кристину, понемногу приходящую в себя. Рукав его рубашки занимался, но вместе им удалось потушить ткань.

— А Мира… она… — залепетала девушка. Винсент оборвал её:

— Она умерла полчаса назад. Где Донат?

— Не знаю, я примчалась чёрным ходом, его не видела…

Вдвоём они выбежали из комнаты. Дэви отшвырнул в огонь бездыханное тело Гектора и последовал за ними. Кровать за спинами уходящих пылала. Стена огня скрыла от Винсента тело старой женщины на ней.

В коридоре Дэви приблизился к Винсенту. Тот машинально отступил. Он всё ещё хорошо помнил этот тёмный взгляд, швыряющий тебя в пустоту.

— Где она? — кратко спросил вампир.

— Кто?

— Машина Долуса, которая способна перевести вампира в состояние духа Бездны. Как проклятие Алитера.

— Внизу… Генератор, — машинально ответил Винсент. — …Но я не дам его забрать!

Дэви усмехнулся:

— Я не собираюсь его забирать. Это опаснейшая вещь. Она должна быть уничтожена.

— Странно, оказывается, мы можем в чём-то быть солидарны с Владыкой carere morte, — пробормотала Кристина.

Они спустились в холл. Здесь резко пахло керосином. Донат отворил дверцу тайника и перевернул один бидон. Мальчик деловито перебрасывал в лужу горючей жидкости всю бумагу с отчётами об изучении проклятия. Он услышал, как кто-то спускается по лестнице, но и не подумал прятаться. Он выступил в холл, бледный, решительный, готовый к битве, с заряженным арбалетом в руках.

— Это мы! — крикнула Кристина. — Что ты делаешь?! Зачем ты вытащил мамины записи?

Донат опустил своё оружие, и из юного охотника превратился в испуганного ребёнка:

— Мама ведь хотела, чтобы уничтожили эти записи? Я хотел вынести их в сад и поджечь, но не удержал бидон. А потом сверху запахло гарью и никто не спускался. Я подумал, что вас убили и уже всё равно… — он осёкся, увидев Владыку вампиров. Мгновение они изучали друг друга — бледные, хмурые, темноглазые — точно отражение в зеркале. Дэви отвернулся первым.

— И ты решил сжечь весь дом? — усмехнулся Винсент. — Молодец. Да, мама этого и хотела. Здесь очень опасно, уходим.

Донат поглядел темно и мрачно:

— А этого… Долуса… ты убил?

— Не я… но да, он убит.

— Вот ещё, — Кристина кинула в общую кучу связку больших тетрадей в тёмных кожаных обложках. Истёртая верёвка лопнула, и они рассыпались по горе других, беззащитно раскрывшись. Винсент пригляделся: "Второе ноября — тридцатый день рождения и десятый, если считать по годам бессмертной жизни…"

— Это не то! Доставай, — и сам ухватил первую тетрадь. Да, это были не отчёты — похоже, дневники Миры.

Винсент аккуратно собрал дневники, вложил руку Доната в руку Кристины и попросил: "Бегите!" Сам же подобрал бидон, и сохранившийся на дне керосин разлил дорожкой до входной двери, остатки плеснул на ступени. Дэви подошёл к генератору. Мгновение он стоял неподвижно, но не раздумывал, просто готовился. Потом вскинул руки перед собой, и невидимая волна его силы смяла железную махину, как бумажный макет.

Кристина кричала кому-то в темноте сада, слышались и другие возбуждённые голоса. А Донат вдруг опять очутился рядом. Он молча вложил в руку Винсента коробок спичек и снова сбежал по ступеням в сад.


Огненная змея поползла в открытую дверь дома Вако. Скоро большое пламя полыхнуло из дверей. Винсент и остальные смотрели на огонь из-за решётки ворот.

Давид Гесси молчал: был слишком шокирован. Дара вцепилась в руку мужа, близкое пламя плясало в её светлых пронзительных глазах. Иногда она бросала быстрые тревожные взгляды на Дэви и двоих вампиров-соповождавших, вставших в отдалении. Но нападать те не собирались. Восьмилетняя дочь Гесси, София, увела Доната подальше от дома. Мальчик рухнул на тротуар и впервые за эти страшные сутки разрыдался. А девочка присела возле него и гладила по голове.

Дэви, бесстрастно наблюдавший за тем, как разгорается пламя, шевельнулся, повернулся к Давиду. Охотник, почувствовав холодный взгляд вампира, тоже повернулся — и инстинктивно крепче прижал к себе жену, загораживая, оберегая. Кажется, он впервые заметил здесь Владыку.

— Гесси, — Дэви отвесил охотнику вежливый поклон. — Полагаю, в скором времени мы встретимся на Пустоши.

— Завтра, Дэви, — спокойно ответил Давид. — Дай нам оплакать погибших.

Вампир оскалился, должно быть, избражая улыбку:

— Мне тоже нужно оплакать… закрытую дорогу к божеству, — загадочно сказал он. — Завтра мы встретимся, Гесси, и это будет последний бой вампиров и охотников. И, в свете этого погребального костра… — он, усмехнувшись, кивнул на дом, — …вы проиграете. Без оружия Миры вы ничто против меня.

Гесси не повёл бровью.

— Время старых сказок ещё не ушло, — негромко заметил он.

— Я думаю, Мира пощадила тебя в Доне, чтобы позже ты расправился с Гектором и его детищем, — подал голос Винсент. — Ты был частью ее игры, Дэви, как и все мы.

Владыка вампиров красиво рассмеялся:

— Для чего было столько лет поддерживать Долуса? Чтобы погубить все в один миг? Какая нелепая игра!

— Тем не менее, она удалась!

— Вообразил, что можешь говорить от имени Миры Вако, Линтер? — равнодушное тёмное пламя плясало в глазах вампира, монотонный звучный бездушный голос без труда перекрывал шумную трапезу другого огня, уничтожавшего старинный особняк. — Старуха просто сошла с ума…

— Не вообразил… Сейчас я действительно говорю от ее имени! — прошептал Винсент.

Дэви прожёг его взглядом, но ничего не сказал. Обернувшись крылатой тенью, вампир улетел, двое последовали за ним.


Винсент не следил, куда направились вампиры. Он смотрел на пламя огромного костра. На втором этаже один за другим вспыхивали жёлтым квадраты окон. Это был конец дома Вако.

После пошлой, но необходимой драки с Гектором руки всё ещё непроизвольно сжимались в кулаки, и сердце билось с болезненными, долгими перебоями, будто не могло решить, стоит ли ему жить теперь, когда нет Миры. Нет Миры! — пока еще не слишком больно от этих слов, будто шок после ранения. Боль придет позже, а за ней — принятие и смирение, если только эта рана не убьет его раньше…

Он почти не лгал Дэви: сейчас Винсент был защитником Миры. Все его действия и слова преследовали одну цель: спасти, исцелить — пусть уже не ее, но память о ней. Ведь ее тень все еще была рядом. У этой тени были те же усталые печальные складки в уголках губ и то же глухое отчаяние в глазах. Винсент не хотел отпускать ее… такой.

От дыма слезились глаза, но вдыхать этот горький воздух ему было… приятно? Теперь он подлинно знал, каково это, стоять на последней черте, каково это, утратить всё. Этот миг приходил и раньше, но угасал, прежде чем Винсент успевал насладиться его вкусом. Всегда приходил некто, и вновь заключал его в клетку. О, этот миг, когда обретаешь свободу, миг, когда расправляешь крылья и взлетаешь! И оттуда, с высоты, ты вдруг видишь всё так ясно и чётко, как ни на одной фотографии. И ты понимаешь, что знаешь ответы на все старые вопросы…

Кристина стояла рядом, прижав лоб к решётке ворот и схватившись за неё обеими руками. Винсент тронул её за плечо:

— Крис, что в городе?

Девушка вскинула голову:

— Местная ячейка Гроздьев устроила шествие от восточной окраины Короны. Они поджигают дома старой знати, челядь убивают. Не знаю, как далеко они успеют пройти, но я видела, как они бесновались в старом доме Реддо. Они отреклись от Короля Вернира!

— Интересно…

Кристина прерывисто вздохнула, глядя на пламя. В серых глазах девушки плясали его отсветы:

— Интересно? Это всё на руку Дэви!

— Вовсе нет. Если "Гроздья" и мистиков стравить сейчас, когда они не набрали и десятой доли потенциальнй мощи — это будет буря в стакане воды, легко гасимая. И те, и другие выйдут из неё помятыми и утратившими большую часть своих политических очков. Я думаю, Мира понимала это, поэтому в Доне нарочно дразнила Дэви, чтобы он вывел своих мистиков в бой раньше времени. Она всё понимала и всё рассчитала. Разуверившись в сказке, она хотела уничтожить вампиризм оружием Гектора и попутно исправить ошибки, ведущие к политической войне. Вела свою игру, поставив ставкой свою душу… — он опять не выдержал, схватился за голову. — Мира, Мира! Не учла она только того, что я встречу её экипаж на ночной дороге прежде, чем она доберётся до Макты — своей конечной цели.

— Но, если скоро будет бой, как же мы пойдем без оружия Гектора? Зачем ты сжег его, Винс?

— Путь Гектора — плохой путь. К тому же я все понял… — он оставил Кристину, крикнул:

— Гесси!

Давид обернулся.

— Что вы нашли на Пустоши?

— Макта затаился в руинах дворца, тень Первого разрастается… И все же я поддерживаю твое решение уничтожить оружие Миры — это опасный путь.

— Ничего. У нас есть другое оружие, правильное! Я всё понял только что. Латэ прекратил исследования Дара, потому что в Орден пришёл Ульрик Корвус — неизвестный Арденс и надежда Земли Страха. Латэ хотел, чтобы он остался последним Арденсом и явился бы к Макте сам, таким образом, встав на место Избранного.

— Что?! — Гесси был встревожен. Он, наверное, думал, что друг тронулся умом…

— Поговорим об этом позже.

Винсент заметил, что в дрожащих руках до сих пор сжимает стопку дневников Миры. Он наугад открыл один. Страница была заложена письмом. Адресатом на конверте значился Винсент Линтер.

Он торопливо передал дневники Кристине, вскрыл конверт. Нет, это было не завещание и не прощальная записка. Старое неотправленное письмо молодой вампирши своему Избранному.

"Помнишь сказку, которую я рассказывала тебе в детстве? Об Избранном и его Даре? Мы живём в странном, безумном, больном мире, но я верю, любовь к этой легенде мы оба пронесём через года. Мы и сами, хотим того или нет, уже герои этой сказки, вслед за нами она пойдёт с книжных страниц в реальный мир, новым солнышком осветит Землю Страха… Ты можешь не верить мне сейчас, главное, что верю я. А, может быть, когда-нибудь разуверюсь я — тогда ты меня поддержишь, любимое дитя моей души. Поддержишь и вновь выведешь меня к свету. Сказки — неискажённое отражение реальности, и, как всё неискаженное, способны на истинное волшебство. Однажды наша сказка преобразит этот тёмный мир".

В доме гулко грохнул второй бидон керосина. Значит, огонь добралась до тайника за зеркалом — сердца старинного дома Регины Вако… Винсент прошёл вдоль решётки, пока не стало видно окно комнаты Миры, и тут остановился. Он прижался лбом к холодной решётке ворот, как прежде Кристина. Он смотрел, как искорки выпархивают из открытого окна и, возносимые ветром, застывают на небосводе новыми звёздами.

Он шептал:

— Я закончу нашу сказку, сохраню твою мечту. А ты лети и ничего не бойся: твою ложь я простил, твоя слабость сожжена. Твоя душа светла, как и прежде. Лети…


…Дом сгорел до основания, исчез, но долго ещё являлся видением всем, проносящимся по Карнавальной улице в экипаже: кошмарный призрак его скалился из-за почерневших от огня деревьев сада. Останки Миры захоронили в Доне, на кладбище за церковью Рафаэля.

После последнего сражения с Дэви и Мактой, Донат переехал жить к Винсенту, в домик на краю Вастуса. Часто к ним в гости забегала Кристина. Когда пройдёт срок траура, она непременно станет госпожой Линтер, а пока… В самом начале зимы, зайдя к ним рано утром, Кристина застала Винсента у окна. Ночью выпал первый снег, и мир был укрыт ярким и чистым белым покрывалом.

— Мне снился странный сон, — сказал мужчина, не повернувшись. — Снилась Мира… Я почти не видел её черты — всё затоплял свет, но я знал: это она. Мы разговаривали. Впервые в жизни не нужно было соблюдать дистанцию. Никакой стены не было меж нами, никаких тёмных призраков прошлого. Такая чистота, как эта, за окном…

Он замолчал. Кристина подошла ближе, прижалась щекой к его плечу.

— Так общаются души, — заметила она. — Как ты себя чувствуешь?

— Выздоравливающим, — он недолго помолчал. — Крис, неужели нужно было пройти через такое, чтобы излечиться?

Она грустно улыбнулась:

— Ты говоришь это и опять возвращаешься в прошлое. Забудь его, давай жить будущим, Винс!

— Согласен, — он обнял её за талию. — Если одна молодая леди мне поможет…

Она приподнялась на цыпочки, коснулась дыханием его губ:

— С удовольствием!

Тишина. И небо, и земля, затаив дыхание, следили за наивным, осторожным и искренним первым поцелуем.

Глава 38 Сердце Бездны

После странной канонады на Пустоши Лира и Ульрик, даже не обсудив это между собой, перебрались в старый дом Корвусов. Добираться пришлось окольным путем, по нижним улицам: восточная Корона представляла собой жуткое и небезопасное пепелище. В доме Лира сразу же пошла на балкон и долго озирала Пустошь, а чёрное пятно тени на горизонте помаленьку росло. Тень эта была неоднородна и клубилась туманом. К вечеру туман стал оформленным. Он вытягивал щупальца, порой касавшиеся подножья церкви Микаэля. Неведомый грохот с руин дворца Макты стих.

Ульрику не сиделось на месте. Раньше боль приковывала его к постели, теперь же побуждала бесцельно кружить по комнатам. Охотник лихорадочно жаждал деятельности. Он много раз порывался пойти на Пустошь. Днём, когда боль немного утихла, он уходил, чтобы узнать новости от охотников, но возвратился озадаченным и подавленным и сообщил Лире о смерти Миры Вако.

— Что, опечален? Ты же не делаешь различий между carere morte и исцелёнными! — едко заметила Лира. Эта неосторожная реплика могла опять вылиться в большую ссору, возможно, даже с дракой и не менее бурным примирением, но Ульрик не захотел поддерживать боевое настроение жены.

— На Пустоши дух Первого, — хмуро сообщил он. — И Дэви стягивает туда силы, с ним по крайней мере сотня вампиров — моя боль снова становится невыносимой.

— Ты говорил с охотниками?

— Нет.

Муж сделался молчалив и мрачен. Лира не расспрашивала его о его мыслях, только незаметно для него тихонько спрятала оружие и знаменитый дорожный плащ Палача. Но Ульрик пока не собирался на Пустошь.


Ночью лунный свет обозначил чёрное пятно на Пустоши ещё чётче. Лира вновь стояла на балконе и смотрела туда, когда Корвусам наконец нанесли визит охотники. Гостей был двое: Солен Реддо и Давид Гесси.

— Лилиана, не так ли? — с усмешкой поприветствовала Лиру Солен. Та оскалилась:

— Лира.

Внезапно кольнуло в старом шраме на груди. Тело ещё помнило, кто нанёс этот удар. И Солен помнила прошлый Бал Карды. Губы герцогини искривились:

— Мой единственный промах! Но, кто знает, может, это твой ангел отвёл мою руку тогда, Лира Диос? Нам нужна помощь вас и вашего мужа.

— Я готов, — тихо сказал Ульрик. Лира медленно села в кресло боком к собранию. Она не смотрела в лица людей — глядела за окно, на чёрную тень Пустоши.

— Скажите, перед вступлением в Орден вашу кровь проверяли?

Ульрик озадаченно кивнул.

— Мы много раз пересматривали карты родословной Арденса, и Корвусы всякий раз оказывались вне нашего внимания: их кровь никогда не несла следов создателя вампиров. Но вчера Линтер указал мне на фактическую ошибку: Вы, Ульрик, сын барона и экономки, не так ли?

— Совершенно верно. Но барон объявил меня законным наследником. Их с баронессой сын, немного младше меня, погиб в возрасте шестнадцати лет.

— Вот в чём дело! Вас объявили законным наследником барона, и уже через полгода ваш образ связался в сознании окружающих с образом младшего из сыновей Корвуса! Тогда как вы — старший. Даже охотников не миновала эта ошибка. Но в вас не кровь барона и баронессы, а кровь барона и экономки. Плохо то, что фамилия вашей матери не раз мелькала в картах родословной Арденса! Во время проверки вашей крови было установлено, что вы один из Арденсов, но Латэ скрыл это от всех… Вам суждено замкнуть круг Основателя.

Лира ожидала этого, и на последних словах Гесси резко подвинулась к мужу, обхватила его за плечи: защищающий и останавливающий жест. Ульрик был потрясён.

— Я… родня создателю вампиров?!

— Да, и теперь понятно, почему собрание Арденсов в Ратуше завершилось неудачно, почему Макта не был уничтожен. Потому что последний Арденс ещё жив!

Это "ещё" ударило Лиру под дых, она ненавидяще взглянула на охотника. Гесси был печален:

— Сожалею, что принёс вам столь дурную весть. Теперь же вы представляете ваше будущее?

— Оно будет недолгим! — Ульрик коротко расхохотался. — Вы убьёте меня или позволите совершить последний выбор самому?

— Полагаю, если вы придёте ко дворцу Макты и отдадите Первому, что должны за всех Арденсов, это будет более эффективно, — невозмутимо посоветовал Гесси. Ульрик застыл в кресле, машинально поглаживая руку Лиры на своём плече.

— О, даже так. Пожалуй, вы действительно предлагаете верный выход. Пустошь давно снится мне. Макта и сам зовёт меня…

— Вероятно.

— А чем я могу помочь? — холодно спросила Лира. Она обрела спокойствие духа — спокойствие отчаяния, и могла говорить. — Вы сказали, потребуется помощь обоих.

— Твоя задача — отпустить его, — Солен грустно взглянула на Лиру. — Это немалая помощь. А если осмелишься, можешь и проводить супруга к месту встречи со Старейшим. На Пустоши творятся очень странные вещи, помощь голоса Бездны может быть барону полезна.

— Раз решено, отправляемся, — легкомысленно, будто речь о необременительной прогулке, подытожил Гесси. — Орден выступает на рассвете.

— Вы можете дать нам несколько часов побыть наедине? — сдавленым голосом попросила Лира. Солен недоверчиво подняла бровь, и она добавила. — Вы же видите… он не сбежит.

Охотники ушли успокоенными. Лира с балкона следила за тем, как они идут к церкви Микаэля, где решили переждать, пока супруги попрощаются. Потом она бросилась к Ульрику.

Муж готовил к бою оружие, которое Лира с такой тщательностью недавно прятала. Он дрожал от сдеживаемой боли, как и всё время разговора с охотниками, но держался прямо, только пот выступил на лбу. Ульрик собрал два арбалета, отдельно положил свой любимый, многострельный. Потом он перешёл к мечам. Лира подошла ближе, обняла мужчину за пояс, прижалась всем телом.

— Ты — все, что у меня есть. Не уходи, — ни на что не надеясь, тихо попросила она.

— Леди, вы же слышали, что они сказали. Во мне грязная кровь Арденса. Благодарите Бога за то, что он не дал нам детей.

— Не уходи!

— Только из-за меня последняя дверь в Бездну остаётся открытой. Я обязан это сделать! В конце концов, на мне долг — долг жизни Первому.

— Не уходи…

— Мы пойдём вместе, Лира.

Ульрик редко называл её этим именем… Лира затихла, кивнула.


Перед рассветом боль утихла: Макта давал последнему Арденсу краткую передышку. Эти счастливые и тревожные часы Ульрик и Лира провели только вдвоем… На рассвете муж и жена отправились в путь.

Старый плащ Ульрика с оплечьем и капюшоном достался Лире. Мужчина усмехался, глядя на неё: "Мой маленький "Палач"!

Он ещё пытался шутить! Лира вначале подыгрывала, потом перестала. Не хватало нервов. Пустошь неумолимо приближалась. Чёрное пятно расширилось, заняло весь горизонт. Оно было неоднородным и… живым. Да, там бродили тени, шептали что-то… У Лиры от ужаса приклеился язык к гортани. Вот оно, сердце Бездны!

— О, Ульрик! — зашептала она. Супруг ухмыльнулся:

— Выше нос, голос Бездны! Ты дома…

Лира улыбнулась:

— Всё ещё остёр на язык! Что же, это последние твои слова ко мне? — слеза в голосе. Несмотря на уговор с самой собой этой ночью: не устраивать сцен, Лира почти не сдерживала себя.

— Нет, не последние, любимая, — хорошие слова были сказаны столь равнодушным тоном, что Лира затрепетала: этот ли мужчина, уснул сегодня на её груди, как ребёнок? Как она устала, как она запуталась от его бесконечной смены масок!

Лира бережно прижала к себе простую холщовую сумку, взятую в поход. Там лежало её сокровище, последняя надежда на спасение.

— Я рада, — сухо заметила она. — И не надо терять надежду, Ульрик. Ты не обречён на смерть… — она хотела рассказать, что в сумке, но не успела. Они подходили к руинам крепостной стены, и им навстречу вышли охотники. Трое, как давно, в столичных рейдах. В лицо Лира знала только одного, самого младшего. Это был Донат, сын Миры Вако. Давид и Солен, сопровождавшие супругов Корвусов в их пути, подошли к ним. Старший, смутно знакомый, сообщил:

— Наши разведчики возвратились из-под тени. Туман Макты разрастается, его воздействие усиливается. Простые смертные погибают в нем мгновенно, охотников спасает защита. В нашу ставку пришли куклы Либитины, сказали, у них есть разговор к Гесси.

— Они сейчас в ставке? — спросил Давид и, получив утвердительный ответ, тут же ушел куда-то, не попрощавшись.

— Периметр тени охраняют вампиры Дэви и зачарованные смертные, — продолжил доклад охотник, обращаясь к Солен. — В туман они заходить не рискуют: Макта их не жалует. Все вооружены мечами — невидимыми. Их оружие способно разрубить защиту охотников.

— Мне нужно прорваться в тень, к Макте, — деловито произнес Ульрик. Солен согласилась:

— Мы отвлечем Дэви, а вы попробуете проскользнуть в туман. Нужно только определить слабое место обороны Владыки.

— Позвольте сказать, леди. На западе Владыка поставил совсем молодых carere morte, я чувствую это. Там его цепь легко будет прорвать, — муж был невыносимо жесток! — Но что там, в тени? Смогу ли я дойти до Макты?

— Вам, как Арденсу, нечего боятся тумана, защита создателей вампиров от их созданий, пожалуй, одна из лучших, — сказал старший в группе охотник. — Посеребренное оружие у вас с собой?

— Я предпочитаю простую сталь.

— В этом тумане сколь-либо действенны только серебро и вода из Источника, — охотник подал Ульрику серебряный меч из небольшого арсенала у стены.

— И — вот, Покров Ордена, — Солен бережно приторочила к своему поясу серебряный ларец. — Я пойду с вами. Развернем Покров над Мактой, когда туда доберёмся.

— А мне? — прошептала Лира. — Я тоже пойду с вами!

— Ты убийца смертной, — жестко сказал охотник. — Поэтому твоя защита может не сработать.

Молчание. Лира ждала поддержки от Ульрика, но тот наоборот отступил от жены. Он глядел вперёд — в чёрный туман, стелющийся сразу за остатками крепостной стены, будто силился разглядеть в этой небывалой ночной темноте среди дня белые глаза Макты. Старшие охотники смотрели на Лиру, как ей показалось, осуждающе. Мальчик глядел с жалостью, и это было самое неприятное.

— А я проходил до самого дворца Макты, — похвастался Донат, чтобы разрядить обстановку. Лира сглотнула и ровно сообщила:

— Солен, вы сказали, что я могу отправиться за мужем к Первому…

Отчаяние во взгляде она не смогла скрыть. Герцогиня дернула плечом:

— Идите, Диос. Только без старых фокусов. Я думаю, ее защита все еще сильна, Алекс, под мою ответственность…

Обрадованная Лира бросилась выбирать себе меч. Мужчина-охотник подошел ближе.

— Вы не понимаете, — мягко сказал он. — Бездна — безразличная сущность, как нас начали учить недавно. Вы — голос той, индифферентной к людям сущности, но там, на Пустоши, не она. Мы по привычке говорим "сердце Бездны", но там не оно. Там Макта, сердце ненависти, сердце проклятия careremorte! Серебро и солнце лишь немного сдерживают его…

— Мне всё равно! — Охотник послушно отступил с ее дороги. Лира бросилась за Ульриком и Солен, уходящим вправо вдоль стены, очевидно, в главную ставку Ордена.


Главная ставка представляла собой довольно скромный лагерь. Шатры с оружием, редкие костры… В отдалении стена тумана со статуями-охранниками Дэви, которую скоро предстояло штурмовать. Лира заметила среди охотников Винсента, но не стала его окликать. Винсент втолковывал что-то насчет Покрова подошедшему Донату. Мальчишка был в полном облачении адепта Ордена, с оружием. Лира вздрогнула: знакомая картина из странного детства охотницы Диос!

Она хотела поговорить напоследок с Ульриком, но не успела. Лира только сжала его руку, еще не дождалась его взгляда, а Солен, кратко переговорив с Давидом Гесси, уже объявляла наступление.

Мир опять быстро завертелся вокруг. Отряды охотников сбежались к стене тумана. Завязалась драка с зачароваными, стоявшими там. Куклы Дэви вылетали из подземных убежищ и рвались на врага, несмотря на стрелы, то и дело молниями разрезавшие черную стену тумана. Тень Макты не была безучастна к развернувшейся битве. Из тумана вырывались плотные упругие плети, хватали зачарованных и вампиров — охраников стены и утаскивали во мглу. Макта выступал на стороне охотников.

Лира, Ульрик и Солен были на западном краю тени, когда в бой вступил Владыка вампиров. Дэви долго и тщательно готовился к этому удару, и он был сокрушительным. Наступавшие охотники попадали на землю от удара невидимой силы как марионетки, оставленные кукловодом. К счастью, подоспел маленький отряд охотников от крепостной стены. Там были Винсент и Донат. Сын Миры быстро проговорил ритуальную формулу наложения Покрова, ставя серебряный ларец на камни Пустоши. Защитный купол накрыл беспомощных охотников, лежавших без сознания, вампиры, приготовившиеся полакомиться их кровью, сами упали на землю без чувств. Зачарованые, для которых Покров не был преградой, ринулись в бой, но группе Винсента пока удавалось отражать их удары.

Лира вновь коснулась Ульрика, но он опять не поднял на нее взгляда.

— Ну, вперед, — сказала Солен. Ульрик прищурился:

— Чуть дальше в обороне Дэви только что образовалась дыра, — уверено сказал он. — Там можно прорваться без боя.

— Откуда вы знаете? — с сомнением спросил охотница. Лицо Ульрика искривила гримаса боли:

— Чувствую.

Они прошли еще дальше. Действительно: здесь туман Макты словно взбесился. Он вспучивался огромными пузырями, хлестал плетьми. Все охраники разбежались или были поглощены. Макта сам расчистил последнему Арденсу путь. Ульрик без раздумий бросился к черной стене — Лира не успела ухватить его за рукав. Солен бросила взгляд на охотников, дерущихся в отдалении, и последовала за ним.

Ульрик вытянул руку и коснулся тумана. Вблизи это было сложное переплетение струй чёрной тени. Лира видела, как муж отдёрнул руку, будто это прикосновение обожгло его.

— Ульрик! — она подлетела к нему, когда он шагал в туман, схватила за руку. Солен улыбнулась им, сейчас — без капли надмености герцогов Реддо, и все трое окунулись в чёрную реку ненависти Макты.


Струи тумана не были бесплотны. Едва новые пришельцы шагнули в тень, они взвились и оплели их тела. Их разъединяли, растаскивали в разные стороны. Лира отчаянно цеплялась за руку Ульрика, но тот словно не хотел её удерживать. Его рука безвольно болталась.

"Или он уже без сознания?…Мёртв?"

Лира крикнула — и пожалела об этом: привлечённый теплом дыхания отросток тени зашарил по лицу. Прикосновения были обжигающе холодными.

Ноги оторвались от земли. Её несли куда-то. Лира ещё цеплялась за руку Ульрика… пальцы… но он вдруг дёрнул рукой — и освободился.

— Ульрик!

Вокруг всё было: переплетение чёрных лент. Солнце едва-едва пробивалось в крохотные промежутки между тьмой, но его лучи быстро гасли, внизу была непроглядная темень. Ног не видно, будто ты сама вырастаешь из этой тьмы… Справа, там, где исчезли Ульрик и Солен, вдруг что-то ярко вспыхнуло — молния пронзила тьму, и молнией же пришла догадка: кто-то из охотников достал серебряный меч из ножен! Лира дернула было свой, но струи тумана, как лозы, тут же оплели руку и вырвали клинок. Она осталась без оружия, одна. Её волочили куда-то, опутанную чёрными лентами тени, замёрзшую и ничего не понимающую.

"Не может быть, чтобы со всеми здесь было так! Чёрт, тот мальчишка, Донат, проходил туман до самого дворца Макты! Что же это со мной?!"

— Прочь, нежить, — неуверенно проговорила охотница, и ещё одна чёрная лента тени сейчас же закрыла ей рот ледяным поцелуем.

Защита оставила Лиру, как предрекали злые охотники! Однако она не чувствовала угрозу в этой странной, лёгкой и всесильной, скользящей тени. Туман тёрся об ноги охотницы огромным, но добродушным зверем, касался раскрытых ладоней, будто подставлял холодную голову под её ласки. В сердце Бездны не было ненависти для Лиры. Ленты тени понемногу нагревались от тепла тела смертной и уже не обжигали. Их узел постепенно ослабевал. Скоро Лира сдёрнула с себя несколько оборотов ленты — и она вся рассыпалась чёрной пылью в пальцах. Охотница была свободна.

Туман стелился вокруг в страшном безмолвии. Единственным звуком был стук её перепуганного сердца, перебиваемый редкими всхлипами дыхания. Единственным ясным ощущением кроме слуха было ощущение положения тела в пространстве: Лира стояла в кромешной тьме, опустив руки. Она не озиралась, осознав свою полнейшую беспомощность. Так глупо! Рванулась за Ульриком, почти безоружная, а он бросил её!

Она застыла на месте, и туман вокруг замер, будто ждал следующего её движения. Он колыхался от её дыхания. Тень проклятия carere morte тянулась к смертной, полной такой сладкой жизни, и кровь исцелённой закипала от близости бессмертного прошлого, утраченной вечности…

Этот туман был квинтэссенцией проклятия carere morte. В нём было собрано всё, чем были вампиры. Здесь всё было — Макта и его память. Память, которая тянулась сквозь вечность всех потомков Первого. Туман расширялся и сжимался в такт сердцу смертной, сужая вокруг неё кольцо. Лира чувствовала, как холодные пальцы тени уже гладят кожу, бесцеремонно лезут под одежду, туда, где тонкая кожа дрожит от бешеной пульсации сосудов.

…Ей явились три фигуры. Двое мужчин и женщина, все в старинной одежде разных эпох. Мужчина постарше, в рясе монаха, был, несомненно, Атер-алхимик. Лира узнала его глаза и по-женски тонкие, изящные руки. Он чертил таинственные символы, прорезающие чёрный туман огненными линиями. Мужчина помоложе был бледен, как carere morte, но его глаза были пронзительны не по-вампирски. Избранный! Тот, что стал Великим вампиром. Он напоминал повадками Винсента и Ульрика одновременно. Юноша поклонился Лире, когда понял, что узнан. Женщина была Регина Вако.

Все трое были голосом Бездны прежде Лиры и все с улыбками смотрели на последнюю, отмеченную Бездной. Потом они одновременно чинно поклонились ей, и Лира почувствовала некую гордость, поняв, что они считают её равной.

Она поклонилась в ответ. Тогда призраки обратились крылатыми тенями и поднялись в небесную тьму, пронизанную тонкими лучами света. Лира взмахнула руками, и туман потянулся за этим движением, образовав два огромных крыла. Она взмахнула ещё раз… Взлетела.

Солнце тонкими нитями просачивалось сквозь плетение тумана, но Лира летела прочь от солнца, туда, куда толкало её сердце — к руинам дворца Макты. Туда же летели и её предшественники — Лира порой замечала краем глаза три тени, черные в чёрной мгле. Странный полёт — не видно ни земли, ни неба, будто во сне. Обострившийся в темноте слух улавливал шепотки, стоны… вскрики. Это Бездна шептала, стонала, кричала на разные голоса… На тысячи, миллионы голосов! Здесь, в Её сердце была собрана память всех когда-либо существовавших carere morte, и все они сейчас говорили, торопились рассказать Лире свою историю, прежде чем пустота пожрёт их. Лира изнемогала. Скоро она опустилась, обхватила голову руками. Туман уже не вставал двумя крыльями — оплетал маленькую скорченную фигурку коконом. Чужие образы закружились перед внутренним взором Лиры.

…Ночи Большой Охоты в Карде. Кровь заливает мостовые, струится под мостом. Так вот почему Несс всегда пахнет кровью! Огромное безликое чудовище шарит по улицам Карды в поисках жизни: то Дэви ведёт тучу своих подданных. Владыка один не следует зову своей пустоты, он — не лапа и не глава чудовища, но дрессировщик, ведущий его на поводке. Дэви холоден и рассудочен. Но и его лик закрыт маской — маской крови…

…Иные охоты в ином городе… Другой масштаб, но тот же кураж — то охотятся столичные дикари! Они милы, эти мальчики и девочки, даже в страшных крылатых тенях. И они так заразительно смеются над зрелищем агонии, что их не хочется ругать. Юные, свободные, крылатые…

…Странные вампиры, не чурающиеся солнца, довольные каплям жизни, сверкающим в глазах. Проклятые, не желающие признавать своего проклятия. Они тихи и незаметны, они не голодны, они незлобны, но, почему-то никто не любит их: ни собратья-carere morte, ни смертные. Может, потому, что они видят всех насквозь, ведь им открыты чужие мысли? Самые сильные из них могут довести человека до самоубийства. Это Низшие…

…Старая кардинская знать. Эпоха не Дэви — его предшественника, Алитера. Кровавое время! Ночью правят вампиры-убийцы, днём охотники — жестокие фанатики, убивающие порой за неверное слово, за взгляд в сторону carere morte… Вот и начало! Лазар Арденс… Но что это? Его несёт на руках толпа! Люди славят Землю Страха, они благодарят своих убийц — carere morte. Всё новые и новые семена проклятия падают в удобренную кровью землю и прорастают, прорастают… И они становятся фундаментом будущего, опорой, но которой стоит вся Земля Страха.

"Мы все повязаны проклятием carere morte. Оно — кровь, что течёт в наших венах…" — Это без остановки повторяли её предшественники, кружась в потусторонне-быстром танце. Лира не успевала следить за ними. Танец становился всё исступленнее, превращаясь в какую-то дикую оргию. Эти трое: и Атер, и Великий вампир, и Регина Вако, почитали своё проклятие за бога, они упивались чужими смертями. Под их ногами была гора обескровленных тел, и она всё росла, вознося танцующих на головокружительную высоту.

Голоса жертв проклятия становились всё слышнее. Выматывающие душу крики и мольбы, постепенно стихающие, по мере того, как угасает жизнь в глазах. Потухшие глаза всех убитых проклятием carere morte представились Лире, и это было, как если бы вдруг погасли все звёзды на небе.

Она задыхалась. Воздух вокруг полнился густым, жирным запахом крови. Здесь не было той Бездны, величественной и бесстрастной, которую недавно узнала Лира. Только малая, грязная, голодная Её часть, заключённая в клетку проклятия carere morte Атером-алхимиком! Та, которой служили все, наречённые голосом Бездны, прежде Лиры. Всех троих увлёк танец крылатых теней, босыми ногами в горячей крови… А что же последняя?!

"Я помню, кому служу!"

Лира стиснула грубую ткань своей сумки, и это вернуло её в реальность. В реальности была чёрная непроглядная мгла, но без страшных образов и запаха крови. Вот справа опять промелькнула молния серебряного меча… Лира вскочила и бросилась на вспышку. Это шел Ульрик. Глаза охотника странно, сумасшедшее блестели. Он нашёл, как направить свою боль вовне, и теперь методично раздвигал туман мечом, делал широкие взмахи, точно косой срезал траву.

— Ульрик!

Он обернулся, но Лира в это самое мгновение споткнулась о кочку и упала. Туман укрыл её с головой. Она больно ударилась грудью, и встать смогла не сразу. Но едва приподнялась, увидела мужа. Он стоял в нескольких шагах, опустив меч, серебрящийся во тьме. Тонкие лучики солнца бегали по его лицу. Лицо было донельзя злым.

— Зачем ты пошла за мной?! — крикнул он. — Уходи!

— Я пойду с тобой до конца, — Лира поднялась, с тревожно забившимся сердцем ощупала сумку, но её сокровище было цело. — Помнишь, ты сам говорил: мы пойдём вместе.

— Я сказал это необдуманно. Нет, нет. Я хочу, чтобы ты вернулась. Здесь опасно.

— Я до сих пор жива. А теперь, когда мы вместе… — она потянулась к нему, но Ульрик отдёрнул руку и отступил на шаг: — Ульрик, ты что?!

— Уходи. К Макте я должен идти один.

— Я укажу дорогу!

— Я и сам её чувствую, — он отвернулся, собираясь уйти.

— Ты что, бросаешь меня?!

— Да, моя леди. Я ухожу навсегда.

— Подожди, — она тихо выдохнула, успокаиваясь: отчужденность супруга стала понятна. — Зря ты готовишься к смерти. Смерти не будет. Сегодня ночью, когда ты уснул у меня на груди, я поняла… Поняла, что мой опыт получится, — Лира быстро расстегнула сумку и выудила оттуда крохотную стеклянную колбу. Стекло ярко блеснуло, когда на него упал луч солнца. — Вот! Это зелье, подобное тому, которое готовил Атер-алхимик. Когда он дал его Макте, тот был полон ненависти, и его ненависть, смешавшись с ненавистью Бездны, заключённой в клетку, породила carere morte. Но сейчас всё будет по-другому! Нас с тобой объединяет любовь и надежда. Мы станем иными детьми Бездны. Помнишь, я говорила о "детях любви"? Мы ими станем, и с такой силой нам не страшно будет проклятие carere morte! Давай примем зелье сейчас, — она достала из сумки вторую склянку. — Ты и я…

Она протягивала обе склянки Ульрику… Руки дрожали от усталости и волнения. Капли зелья на дне колбочек были её последней надеждой. Сегодня ночью, когда охотники ушли, глядя на спящего мужа, Лира поняла, что её любви хватит, чтобы спасти двоих. Её любви хватит, чтобы направить Бездну по иному, светлому пути. Её любви хватит, чтобы спасти мир!

Она вскочила с постели, бросилась в комнатку, прежде считавшуюся её "лабораторией". В дом Корвусов Лира захватила недоделанное зелье, могущее дать светлых детей Бездны. Нужно было добавить в него всего один компонент — кровь, но до сих пор Лира не могла решиться. В крови Макты было достаточно ненависти для создания carere morte, но в её крови достаточно ли будет любви для создания невиданных светлых детей Бездны?

В эти последние светлые и тревожные часы она решилась и сейчас несколько капель зелья рубиново-красного цвета — семена новой эпохи — ждали своего часа в двух колбочках…

— Ты и я. Станем родоначальниками новых, светлых детей Бездны! А Макта уйдёт навсегда. Я не заложила в зелье никаких ограничителей, как Атер! Ни солнце, ни серебро не будет нам страшно! Ульрик, скажи же что-нибудь…

Ульрик потрясённо молчал. Туман сгущался, Макта будто понял, что скоро ему придётся бесславно уйти, уступив дорогу новым созданиям. Лира крепче стиснула колбочки, боясь, как бы знакомые чёрные ленты не вытянули их из рук.

— Ну же, Ульрик! Решай! Я хочу, чтобы это был наш свободный выбор, а не принуждение, как Атер сделал с Мактой. Я хочу, чтобы всё было правильно!

— Дети любви? — хрипло спросил он. — Вы сказали: дети любви? О какой любви вы ведёте речь, леди?

— О нашей… — в горле пересохло. — Ты издеваешься? Не время шутить, Ульрик!

— Я бы не стал называть то, что происходило между нами, любовью. Поэтому, ваш "опыт" обречён на неудачу, Лира.

— Столько лет… ты лгал мне? Зачем?!

— Я хотел показать вам, леди, как больно, когда обманывают ваше доверие. Я добился, чтобы вы привязались ко мне, и ждал случая, чтобы вас бросить, преданную, униженную. Также и вы когда-то поступили со мной! Очень удачно, случай мне представился.

— Что ты говоришь… Ты…

— Я не лгу, — какой холодный, бесстрастный, монотонный голос! Таким зачитывают приговор. А его лицо — застывшая, совсем чужая маска! — Я не люблю вас и никогда не любил. Сейчас прошу меня оставить, меня ждёт Макта.

— Ульрик… — но он повернулся, шагнул — и скрылся в тумане. Очень медленно, как во сне Лира опустила до того протянутые к супругу руки. Она постояла так недолго, чувствуя, как нагрелись колбы от тепла её ладоней… Потом, встрепенувшись, машинально вернула их в сумку и пошла туда, куда ушёл Ульрик. Цели найти его, вернуть — не было. Лира просто шла к сердцу Бездны — сердцу ненависти. Дорогу подсказывало собственное истекающее ядовитой чёрной кровью сердце.

Туман мгновенно откликнулся на её состояние. Та пустота, которую Лира чувствовала внутри, с дыханием смертной попадала вовне, и здесь всё сразу же ловило её и перестраивалось сообразно с ней. Всё вокруг становилось пустотой. Земля убегала куда-то вниз — Лира будто шла под горку. В спину дул сильный ветер, в нём неслись былинки и сухие листья — то тьма впереди засасывала материальный мир, он исчезал в ней, сгорал, как живая кровь сгорает в мёртвых телах carere morte. Вот очередной шаг — и нога Лиры ушла в никуда. В пустоту. Теперь она падала.

Лира раскинула руки — но туман уже не подхватил её двумя широкими мягкими крыльями. Пока не утихнет боль будет длиться её падение, а такая боль не гаснет вечность… Что ж, достойный конец для предательницы Лиры Диос! Предававшая не раз должна испытать на себе ужас предательства! Вечное падение, вечная боль и вечный ужас…

И в миг, когда Лира согласилась отпустить последнюю надежду и смежить веки навсегда, из тьмы к ней вышли неведомые создания. Они были черны, как туман вокруг, но не были его частью. Их мягкие крылья приняли её, как в колыбель, и так, в люльке, вознесли ввысь…


…Ульрик, оставив Лиру, упрямо шёл вперёд, рассекая туман впереди мечом. За его спиной тьма вновь смыкалась, но это не тревожило охотника. Он знал, что не вернётся. Эта темнота вокруг даже облегчала прощание с миром: ничего знакомого тут нет, ничего привычного, даже неба и земли… — будто охотник уже мёртв. О Лире он запретил себе думать до того, как всё решится. А там можно будет позволить себе одно светлое воспоминание и умереть с ним.

По его расчётам он находился поблизости от дворца Макты. Идти становилось всё тяжелее, дорога пошла вверх, на холм. Туман вокруг словно уплотнился и давил на идущего, превращая каждый шаг в полшага. Но последний Арденс был упорен. Вот его голова вынырнула из тумана. Ещё два шага, и он вышел из клубящейся мглы.

Он стоял на вершине холма — островке среди чёрного моря. Яблоневый сад под холмом скрыла пелена чёрного тумана, но место, где оставался Макта, было видно отсюда. Это была воронка смерча, из которой поднимался туман. Это был чёрный водоворот, стонущий, как смертельно раненый человек. Он звал последнего Арденса за возвращением последнего долга. Туман потянулся к человеку на холме чёрными лентами, но Ульрик брезгливо обрубил их и сам сделал шаг с холма к страшной воронке.

Он чувствовал Старейшего. Здесь, вблизи источника Бездны, это ощущение было таким сильным, что даже притупило его вечную боль. Око чёрной бури вокруг было… им самим, его половиной. Макта звал! Струи тумана вытянулись в струны, указывая идущему направление. Дорога шла вниз, ноги путались в заиндевевшей сухой траве.

Приблизившись на достаточное расстояние, Ульрик остановился. Макта был впереди — там, где туман смыкался настолько плотной стеной, что солнце не могло просветить его. Это был кусочек абсолютной тьмы.

Внезапно из тумана появилась Солен. Прическа герцогини растрепалась, взгляд был слегко безумным, но при взгляде на Ульрика женщина быстро пришла в себя.

— Мы у цели, — сказал Ульрик.

Охотница быстро проговорила ритуальную формулу, ставя серебряный ларец на землю, и Покров укрепился на камнях Пустоши. Тень из округи словно сдуло. Обнажилась земля, покрытая инеем. Солнце хлынуло на Пустошь, не сдерживаемое более никакой тенью, и Ульрик прикрыл глаза ладонью от яркого света.

Остался лишь один кусочек тьмы. Впереди лежало то, что прежде было Мактой, а ещё прежде — Виталием Фонсом. Кусочек абсолютной тьмы, отдалённо напоминающий очертаниями фигуру человека Руки этой тени были неестественно длинны, пальцы вытянулись в чёрные лучи.

Ульрик подошел к нему, остановился в шаге от фигуры. Охотник отстегнул с пояса меч, сложил на землю всё оружие.

— Последний Арденс пришёл, Фонс, — сказал он.

Глава 39 Дети грусти

Лира летела… Десятки неведомых тёмных созданий несли её на широких крыльях. Она силилась разглядеть их, понять, кто и куда её тащит, но вокруг была только тьма. Несколько раз рука девушки касалась словно бы чего-то мягкого, вроде птичьих перьев. Стая "тёмных ангелов", как про себя назвала Лира своих спасителей, летела в полном безмолвии, только их крылья чуть шуршали от ветра. Туман Макты не был благосклонен к этим созданиям. То и дело слышался свист чёрных лент, обвивающихся вокруг одного из них. Этот ангел исчезал, но его тут же заменял другой. Полёт закончился внезапно: ангелы взмыли над туманом — в глаза ударило солнце — и опустили Лиру на холм, возвышающийся над тенью. Лира устояла на ногах, несмело глянула на своих спасителей из-под козырька ладони, и успела увидеть, как стая ныряет обратно в туман. Увиденное несколько разочаровало её: Лира ждала неизвестной пока сказки, но её тёмными ангелами оказались обычные вампирские куклы, сделанные из людей и птиц.

"Что за сумасшедший кукловод летает здесь днём?!" — Одна безумная догадка, впрочем, была: Либитина! Лира давно допускала, что Северный Кукловод мог остаться жив после знаменитого пятилетнего рейда Ордена. Слишком легко охотники победили великую Либитину! Наверняка, она скрылась тогда, а сейчас собирает новую армию… Что ей до Лиры?

Она стояла на холме, с которого прежде был отличный спуск в яблоневый сад, но теперь из-под полотнища тени выступал только крохотный круг земли на вершине. Тень была гуще, чернее там, где стоял дворец Макты — будто воронка бури. Лира вглядывалась в неё. Там ли сейчас Ульрик? Или он ещё не достиг холма — последнего испытания на пути к Старейшему?

Показался хозяин: туман позади холма вспучился и выплюнул стаю кукол. Они несли маленькую человеческую фигурку на своих спинах, как прежде Лиру. Солнце безжалостно сжигало крылатые оболочки кукол, они таяли на глазах, за стаей тянулся шлейф пепла.

"Либитина!"

Лира машинально спрятала сумку с сокровищем за спину. А стая опустилась в нескольких шагах от смертной и, оставив предводителя, нырнула с холма в спасительную тень. Хозяин проводил её взглядом и обернулся к Лире. Северный Кукловод был в плотном плаще с капюшоном. Ткань плаща выглядела тяжёлой и маслянисто поблёскивала — похоже, была пропитана каким-то составом, не пропускающим к коже вампира солнечные лучи. Руки Кукловода были в перчатках из той же ткани, лицо закрыто капюшоном сверху и платком, натянутым до самых глаз, снизу. Ростом Хозяин был с Лиру, в плечах, пожалуй, шире, но, может быть, то была иллюзия, созданная его грубой одеждой. Невозможно было понять, мужчина это или женщина.

— Что вам угодно? — с неестественной вежливостью спросила охотница. Она обнаружила теперь, как скаредно сжимает сумку за спиной и, усмехнувшись, вновь повесила её на плечо. Если Либитина пришла за склянками — пусть забирает! Ульрик не любит Лиру, а значит, мечту о светлых детях Бездны можно забыть. Да и жить незачем… — Лира глянула на закутанного в плотную ткань вампира и пожалела, что сама больше не carere morte. О, сейчас она бы с радостью сгорела на солнце, стала бесчувственным беспамятным пеплом!

— Представляться нет необходимости? — глухо из-под платка спросил Кукловод. Голос был низок по-мужски и вкрадчив по-женски.

— Нефандус… Или Либитина?

— Оба имени хороши.

— А охотники хвалились победой над тобой… "В этом существе едва угадывался человек, печень хозяйки тысячи кукол весила, как трое взрослых мужчин" — о ком тогда это? Кого они обнаружили в твоём убежище? Это была не кукла: анатомия другая, свободного Высшего.

— Эта несчастная леди была подчинённой Нефандуса. Я отправил её на службу Дэви когда-то. Владыка так глуп, решил, что перед ним сама Либитина! — вампир рассмеялся. — Моя подчинённая узнала слишком много, и он изуродовал её. Я укрыл её в своём логове, передал большую часть своих кукол, чтобы утешить. Она хорошо помогала мне, забрала на себя и всё уродство кукловода.

— Да, Дэви говорил о девушке, — вспомнила Лира. — И её убили охотники вместо тебя?

— Пришлось ею пожертвовать. Благодаря этой жертве нужный мне человек получил высший пост в Ордене.

— Так и ты принимал участие в делах Ордена и интригах Дэви? — безучастно заметила Лира. — Очень интересно.

Ей было отнюдь не интересно, и Нефандус это понял.

— Я сообщил сегодня Гесси, что выступлю на стороне охотников, если мое желание исполнится. Гесси побещал исполнить что угодно, "если это не будет противоречить клятве охотника". А я сказал: это желание не тебе исполнять. Его можешь исполнить только ты, Лира.

— Зелье?

— Посмотри, — Нефандус широким жестом указал на юг, где остались отряды охотников. Там, на краю тени, до сих пор шло сражение. — Орден проигрывает. Без оружия Гектора Долуса они слабы против Дэви. Но я помогу им, если ты отдашь мне склянку.

Лира равнодушно расстегнула сумку и, ни секунду не задумываясь, достала одну колбу. Зелье на дне колбы сияло искорками, как живой любопытный глаз неведомого пока чудовища.

— Вот. Забирай. Все равно мне это больше не нужно, — Лира немного подержала колбу в руке и передала вампиру. — Если ты любил когда-нибудь, Нефандус, заверши то, что уже никогда не получится у меня.

Холодные пальцы вампира схватили склянку, и тут же орда кукол вылетела из тени Макты на южной границе и бросилась на вампиров Дэви, сражавшихся с охотниками. Кукловод сдержал обещание.

— Зелье, дарующее смертным созданиям силу Бездны… Я долго искал его! — прошептала фигура в плаще. Кукловод вытянула руку со склянкой, чтобы зелье заиграло на солнце красными всполохами. — Я давно бредил этим путём… Как и ты, верно?

— Да. Сказка Макты о детях любви Бездны захватила меня.

— И меня! Давно, за четыре столетия до тебя! Но я долго не понимал, что провести её в реальность невозможно: надо сперва изменить реальность. А когда понял, приступил к работе.

— Ты уже создавал это зелье?

— Нет. Я сумел расшифровать труды Атера, но алхимическое искусство мне чуждо… Я привык работать с куклами, и занялся поиском подходящих болванок. Одна нашлась быстро — Гектор Долус! Этого carere morte не устраивало нынешнее положение дел в Земле Страха, но он пошёл не по тому пути — сделал ставку на Низших. К счастью, я успел его спасти и отвёл к себе. Скоро Долус проникся той же идеей — созданием существ, избавленных от недостатков carere morte и наделённых всей силой Бездны.

— А я? Ты нарочно оставил записи Атера в подземельях, чтобы их нашла я?

— Да. У тебя пытливый ум, и, что более ценно, ты веришь в легенды. Гектора я направил путём науки, тебя — путём сказки. Тебе удалось пройти дальше.

— Так я тоже твоя… болванка?

— Все вы: вампиры, охотники, смертные, исцелённые, избранные. Карда, Дона… страна. Дэви был не прав, взяв своим материалом только вампиров. Я взял всех — и выиграл.

— Вся страна — твой театр кукол?!

— Не совсем. Я вкладываю в слово "куклы" другой смысл, нежели ты. Только самые простые мои куклы мертвы. Марионетки более высокого порядка живы, а высочайшие — наделены собственной волей. Их вполне можно звать уже не куклами, а детьми. Я не стремлюсь управлять, Лира! Излишек власти над временем нам, бессмертным, и без того кружит голову. Я только направляю, подсказываю… И не всем. И не всегда! Я наблюдатель. Ты должна понимать меня, ведь и ты сама — наблюдатель.

— А кто ты под маской? Это ведь ты? — Лира усмехнулась. — Или я говорю с очередной куклой… — прошептала она.

Тень внизу прорезали вспышки серебра, точно молнии. Наверное, это были мечи охотников. Где-то там, среди них, и Ульрик…

— Ульрик! — выдохнула Лира. Она прижала руки к груди, впившись взглядом в далёкие вспышки молний.

— Эпохе carere morte приходит конец, — грустно сказал Нефандс. — Ушли почти все, кто был выбран, чтобы ее завершить. И сейчас они тянут ее за собой — в небытие. Мира Вако, Гектор Долус, Карл Хортор, Филипп Латэ… Остались немногие, и среди них Дэви. Интересно, чем кончится драматический спектакль его жизни?

Лира присмотрелась и разглядела в гуще сражавшихся армий Владыку вампиров. Дэви бросился на купол Покрова, за которым укрывались раненые охотники, и прорвал его. Его сила раскидала защитников серебряного ларца, но к последнему, худенькому подростку, из туч вдруг рванулась крылатая серая фигурка. Вампирша заслонила собой юного охотника от удара Дэви. Владыка воздел руки вновь. Невидимые острия Бездны пронзили тело вампирши, отбросили в сторону, но удара охотнику вслед за этим вампир не нанёс. Он так и застыл, увидев близко юное лицо того, кого только что рвался убить. Мгновение промедления его погубило. Подоспевший Гесси снес Владыке бесмертных голову.

— Это так ты наблюдаешь? — холодно спросила Лира. — Это мерзко. Фу. Меня подташнивает.

— Значит, тебя тошнит от самой себя, — Нефандус засмеялся. — Что ж, достойный финал! Теперь остались только я и Макта. В Земле Страха я почти всеведущ и всезнающ. И почти всемогущ… Но сейчас этот мир исцелится, и придёт конец царству Либитины. Надо уходить.

Нефандус достал из ножен у пояса небольшой кинжал с желобком на лезвии и осторожно вытряхнул капли зелья из колбочки в желобок кинжала. Потом он отогнул раструб одной перчатки и вонзил кинжал себе в запястье. Сейчас вампир станет тем, кем мечтала стать Лира, но Лира даже не посмотрела в его сторону. Самым важным во все эти годы для неё было не приготовление зелья, а человек там, на Пустоши. Тот, который скоро отдаст свою жизнь Первому вампиру.

— Макта, как и подобает истинному Владыке, сам назначил день и час своего ухода, — заметил Нефандус.

— И Ульрик выбрал сам. Я… — слова давались с трудом, — …отпустила его.

— Макта готовил вас обоих давно. Он заметил вас на последнем Балу Карды, и в Ульрике сразу разглядел последнего Арденса и последнего Избранного, а в тебе — ту, которая поведёт эту жертву на заклание.

— Ч-что? — запнулась Лира. — Ульрик не может быть Избранным. Митто его обратил, а я — исцелила. Если б он был Избранным, Митто просто погиб бы при инициации. А Ульрик стал бы Великим вампиром.

— Во время исцеления ты не замечала ничего необычно?

— Пожалуй, замечала. Будто за его душу боролись две силы — никогда прежде у меня не было такого чёткого ощущения.

— Полагаю, Митто при инициации тоже замечал необычные вещи. Ульрик — Избранный, но, кроме того, он Арденс. Прежние выводы об особенностях владельца Дара делались на основе тех, кто не был в родстве с Основателем. А кровь Ульрика особенна, она имеет иные характеристики. Но вернёмся к Макте…

— Ты так много знаешь о Первом!

— Я — его первое дитя. Создателя поглотила ненависть к Арденсам, и он забыл всё остальное, забыл меня, но моя нить к его мыслям цела… Лита Фабер мешала Макте — она была "не той" Избранной. Первый всегда считал, что правильный Избранный вовсе не должен знать о своём Даре и действовать от чистого сердца. Макта вложил в тебя цель убить Литу. Её Дар должен был уйти к Ульрику, но некстати вмешалась Габриель. Путь Старейшего чуть удлинился. Пришлось подстроить нападение на дом Калькаров. В том пожаре погибла Габриель, и Дар оказался у Ульрика. А зачем Макте была нужна ты? — Палач не пожелал бы отдать свою жизнь презренному carere morte, но влюблённый в тебя Ульрик сумел над этим задуматься.

— Макта говорил мне о светлых детях Бездны. Эту цель он тоже в меня "вложил"? — упавшим голосом спросила Лира. Ей представилась ехидная ухмылка вампирской пророчицы, и знакомый хрустальный голос вновь произнёс: "Инструмент!"

Нефандус задумался.

— Ты не была его инструментом, ты была его мечтой, — наконец проговорил он. — Его любимое дитя… Я, увидев это, не стал препятствовать. Я знал, что успею воспользоваться плодами вашего совместного труда. И Гектор, и ты справились со своей частью задания. Я получил всё, что хотел. Твоё зелье даст мне великую силу там, в Бездне, а из тех несчастных, что попали туда благодаря экспериментам Гектора, получатся мои новые куклы. С их помощью я проложу путь и к другим… Какими мы станем в Бездне? — Я пока не знаю, и это завораживает. Я вновь чувствую себя в начале пути, юным и полным надежд.

Туман над яблоневым садом вдруг словно слизнуло языком. Лишившаяся тени площадка выглядела отсюда, с холма, идеальным кругом.

— Что это?!

— Последний Арденс встретился с Первым вампиром, — отозвался Нефандус. — Вот и конец эпохи carere morte, Лира Диос!

— Ульрик! — опять прошептала Лира. Ей показалось, она видит, как там, по далёкому лысому кругу земли, идёт человек.

— Если тебя это утешит… Ваш мир будет исцелён. Все в Земле Страха мечтали об этом, верно? Мечта об исцелении давно бродит по этой земле. Мы с Либитиной могли бы воспрепятствовать этому, но не стали. Это так чудесно, правда? Мечтать об исцелении лишённых жизни… А, Лира?

Лира не слушала. Её взгляд не отрывался от круга земли на месте бывшего дворца Макты. В центре его было что-то чёрное, чернее тумана, заполнившего Пустошь, и это чёрное тянуло пальцы-лучи к идущему человеку.

— Ты же отпустила его, — издеваясь, прошелестел Нефандус. — Или нет? Может быть, он соврал о своей нелюбви, чтобы тебе легче было отпустить его? А, может, в тумане с тобой говорил вовсе не Ульрик, а моя кукла?

Лира вздохнула и сделала первый шаг, прочь от Нефандуса — к Ульрику.

— Беги, беги, девочка, — не унимался вампир. — Только зря ты тревожишься: он не умрёт. Верь мне!

Лира бежала прочь. На каждом шаге она словно уходила в пропасть — чтобы оттолкнуться от её дна и взлететь. Она обернулась один раз, как раз перед тем, как погрузиться в туман, услышав странный не то вздох, не то всхлип. Нефандус стоял там же, на вершине холма. Вампир скинул капюшон, и солнце осветило черты Кукловода, скрывавшегося четыре столетия. Это был мужчина, истощённый, как все Высшие, с длинными седыми волосами. Но, несмотря на седину, он не казался старым — может быть, лет тридцати. Узкое лицо с резкими тонкими хищными чертами, тонкие губы… Довольно обычная внешность среди вампиров — зачем столько лет было скрывать её? Ответа никто не узнал. Солнце, которому вампир решился довериться, превратило его тело в чёрный пепел, ветер развеял пыль. Но под этой пылью поблёскивало что-то… Неясное переплетение золотых нитей в виде фигуры человека, будто лучи солнца запутались в сложном кристалле. Видение держалось мгновение и исчезло.

"Значит, зелье подействовало. Он ушёл в Бездну, чтобы стать там новым богом…"

Больше Лира не оглядывалась и не останавливалась. Два шага-два удара сердца — и она скрылась в тумане с головой.


Ульрик медлил. Он не знал в точности, что ему следует делать. Макта убивал Арденсов, выпивая их кровь, но сейчас Первый не чувствовал, кто перед ним и не делал попыток подняться, схватить протянутую ему руку. Видимо, придётся перевернуть его, и поить, поднеся разрезанное запястье к самым губам… но Ульрик сомневался, что прикосновение к Старейшему пройдёт для смертного бесследно. Вдруг он сгорит, прикоснувшись к Первому, и так и не успеет завершить, что должен? В разгар его сомнений подошла герцогиня.

— Это Макта? — с ужасом спросила Солен.

— Да.

— Я не сказала вам, Корвус, раньше. Существует снадобье, избавляющее Арденсов от метки. Я должна была предложить его вам, ещё когда мы встречались накануне, но… Снадобье долго готовится, а времени у нас нет: туман распространяется. И Гроздья в Карде подняли хаос.

— Я с вами согласен, и зла не держу, — прервал ее Ульрик. — Нужно закончить всё побыстрее. Только я не знаю, что делать дальше: Макта меня не замечает.

— Попробуйте привлечь вампира запахом крови.

Ульрик с готовностью снял перчатку и взрезал запястье своим кинжалом.

— Если вы увидите, что всё идёт не так, как надо, что я превращаюсь в новое подобие Макты, вы остановите это? — ровно, излишне безучастно спросил он.

— Сделаю всё, что смогу.

Макта не шевелился. Ульрик присел над ним, с внутренним содроганием коснулся головы, попробовал повернуть. В это время несколько незамеченных капель крови Арденса упали на кожу вампира и мгновенно впитались. Макта дёрнулся, сам резко повернулся к Ульрику. Белые слепые глаза Старейшего на чёрном лице, лишённом черт, казались яркими звёздами. Рот раскрылся в немом крике. Не рот — колодец, тоннель в пустоту…

"О боже! — успел подумать последний Арденс. И потом ещё: — Лира!"

Её образ представился ему, необыкновенно ясный, необыкновенно чистый. Она обнимала его, из зелёных глаз ушла холодность, они были не замерзшими озёрами — зелень молодой листвы, сквозь которую пробивается солнце. Ульрик чувствовал тепло её кожи, слышал как бьётся её сердце, рядом с его… Да разве это видение? Это же Лира, живая, любимая, стоит рядом! Она прошла за Покров, не испугавшись Первого, не поверив его последним злым словам…

— Лира?

— Я здесь.

Макта бросился на последнего Арденса, его пальцы оплели смертного, подобно нитям паутины, голодный рот с острыми, как иглы, зубами приник к груди, где билось сердце. Лира чуть отступила, чтобы эти нити не оплели её, но руки Ульрика не выпустила.

— Туман… Он уходит, — сказала Солен.

Да, туман таял. Солнечным лучам удалось взять верх над тенью. Рассыпались пылью чёрные ленты, мгла стала серой, предрассветной. Весь мир затих, наблюдая второй за день рассвет. Вот лик солнца очистился от остатков тени, оно засияло, а тумана уже не было. Он исчез, и уже казалось, что такого в этом светлом мире просто не могло быть.

Тело Макты источалось по мере того, как таял туман. Скоро стало казаться, это просто странная тень падает на Ульрика, застывшего посреди Пустоши. Потом и эта тень исчезла.

Ульрик очнулся, от того, что кто-то осторожно трогал его за плечо. Он обернулся. Это была Лира.

— Макты нет, а ты жив, — она улыбнулась, — Тут и сказке конец…

Ульрик, ещё не веря, тихонько вздохнул. Грудь сильно саднило, но он чувствовал себя вполне живым.

— Я думал, Арденс уйдёт вместе с Мактой…

— Арденс и ушёл, — Лира улыбнулась и повернулась к герцогине Реддо. — Остался Избранный!


Последняя битва с вампирами стоила жизней многим охотникам. Днём Лира видела, как оплакивали Алекса — того охотника, что так не хотел пускать её, предательницу, в туман Макты. Но Солен была жива, и Гесси с супругой повезло. А Винсент очнулся сразу после того, как доктор охотников покачал головой и заявил, что этот "уже не очнётся".

Лира видела, как умерла вампирша, заслнившая собой Доната от удара Владыки. Это была знакомая ей Кларисса-пророчица. Исчезновение Макты исцелило её от проклятия, как и всех вампиров, но убили раны, нанесённые Дэви. Она умирала долго, Лира хотела подойти к ней и попросить пророчество для себя, ей важно было услышать от этой дамы, что она более "не инструмент", но последнее пророчество Клары Лимен досталось Донату. Мальчик никому не пожелал пересказывать, что услышал от Пророчицы. Одна Лира заметила, как изменилось его лицо после слов вампирши: в эти мгновения он окончательно и бесповоротно повзрослел. И тогда в его тёмных загадочных глазах голосу Бездны впервые померещился Дэви…

Потом и охотники, и исцелённые покинули место сражения. День клонился к закату, а Ульрик и Лира всё ещё оставались на Пустоши. Они сидела на остатках крепостной стены и болтали ногами как дети, любуясь зрелищем. Серое небо мягко серебрилось, стаи золотых искорок пробегали по сухой траве от порывов ветра. Чёрный туман ушёл навсегда — и мир всё не мог в это поверить. Вокруг было тихо, птицы и звери не спешили возвращаться на Пустошь. Завтра здесь всё запоёт, заголосит, славя новый мир без вампиров. Но сейчас все ещё слишком оглушены произошедшим.

Уши заложило, голова кружится — будто лёгкая контузия. Или голос Бездны просто неприспособлен к существованию в новом мире, где для carere morte закрыта дверь? Лира то и дело встряхивала головой, надеясь проснуться в старой привычной темной цитадели бессмертных. Но она только убеждалась, что… уже проснулась. А мир вампиров остался там, во сне, и воспоминание о нём таяло с каждым мгновением. Раньше все мысли и чувства Лиры были обращены к прекрасноликой, но холодной Госпоже, а теперь сочный, тёплый материальный мир наваливался со всех сторон, и глашатай Бездны понимала: в следующие годы она будет с восторгом открывать для себя его и только его.

— Я — Избранный! Не может быть! — в сотый раз повторил Ульрик. Лира обернулась к мужу.

— И не просто Избранный, а правильный Избранный. Тот, который до последнего мгновения не знал о своём Даре и пришёл к Старейшему с чистой душой, чтобы пожертвовать лишённому жизни свою жизнь. Такого Избранного ждал Макта, такого Избранного дал ему Латэ.

Она рассказала ему о встрече с Нефандусом, и, кажется, смогла убедить. Ульрик нахмурился.

— М-да, — он запнулся. — Чудная встреча! Что ж, если я Избранный, тогда я понимаю, чем была моя боль. Так последнему Избранному было дано ощущать реальность с carere morte…

Лира с тревогой взглянула на него:

— Сейчас тебе не больно?

— Нет, — он робко улыбнулся. — Так непривычно без этой боли!

— Как и миру вокруг — без проклятия…

— Послушай, я не могу понять: если Дар вернулся к Макте, во мне по-прежнему грязная кровь Арденса?

— Я думаю, эту грязь и выпил Макта. А тебе оставил свою жизнь — Дар, — прошептала Лира. Она подняла лицо к небу, закрыла глаза и кожей век почувствовала мягкое тепло заходящего солнца.

— Там, в чёрном тумане, ты сказал мне страшные слова, сказал, что не любишь меня. Это был ты? Я подумала, может, это была кукла Нефандуса? Он хотел, чтобы я отдала ему склянку с зельем, а заставить меня расстаться с этим сокровищем можно было, пожалуй, только так.

— Нет, — очень тихо. — Нет, это был я.

— Ты не хотел, чтобы я шла за тобой к Макте? Боялся за мою жизнь?

— Отчасти.

— То есть, ты сказал тогда правду…

— Отчасти, — он вздохнул и замолчал. Лира, не открывая глаз, слушала тишину. Ей казалось, она слышит, как, шелестя шёлковым одеянием, на мир опускается новая ночь, ясноглазая и добрая, немного сонная. Одна Карда не желала уступать сну. Там кипел и бурлил новый хаос, ведомый "Гроздьями", не имеющий начала в Бездне, и Лира начинала понимать: самое тяжелое, страшное время ещё впереди…

— Но я раскаялся в тот же миг, когда тебя скрыла стена тумана, — помолчав, признался Ульрик. — Мы должны быть вместе до конца. Поэтому я обрадовался, когда ты нашла меня под Покровом. Я думал, меня спасла твоя любовь, а, оказалось, Дар Макты.

Резкая усмешка исказила лицо Лиры:

— Да, тебя спасла твоя избранность… Не я! И не потому, что мой долг быть рядом "пока смерть не разлучит нас", я к тебе вернулась.

— Тогда, зачем?

Пришла очередь Лиры вздыхать и молчать. Охотница вернулась, когда поняла, что только с Ульриком она — не кукла в чужих руках. Долус, Дэви, Макта, Нефандус — Лира Диос была марионеткой четырёх кукловодов! Почти ничего в своей жизни она не делала по собственной воле, и лишь к одной частичке её сердца был закрыт доступ для всех четверых. Эта крохотная дверца вела к Ульрику.

— Я не знаю, поймёшь ли ты… Но только с тобой в своей глупой жизни я не чувствую себя чужой марионеткой.

Он поцеловал её руку:

— Потому что в этой частичке вашей глупой жизни, леди, вы — кукловод! Я всецело ваш, Лира, простите мои глупые слова, пусть память о них растает, как тот чёрный туман…

Лира хлопнула его по губам, не больно впрочем, скорее, шутливо, и соскочила со стены. Она достала из сумки вторую склянку с зельем и швырнула пустую сумку к подножию стены.

Ульрик спрыгнул следом за супругой. Лира показала ему колбу.

— Одна склянка осталась, — она улыбнулась одними губами. Ульрик хмурился:

— И что же? Ты уйдёшь вслед за Нефандусом?

"Как смешно он встревожился!" Лира покатала склянку в ладонях, всматриваясь в рубиново-красный глаз на её дне.

"Уйти за Нефандусом? Стать богиней, его соперницей или подругой? Если б Нефандус не хотел этого, он убил бы Лиру раньше или забрал себе обе склянки. Значит, он хочет этого или… или просто не верит, что Лира Диос окажется достойной противницей ему там, в Бездне…" — Лира поникла. Последнюю загадку Нефандуса ей совсем не хотелось разгадывать.

Что-то легонько коснулось её пальцев. Лира подумала, это Ульрик решился сказать о своих чувствах, но охотник вовсе не смотрел на неё, его чёткий тонкий профиль строгим силуэтом рисовался на фоне закатного неба. Рядом с рукой Лиры порхала бабочка с зелёными крыльями, касалась пальцев чувствительными усиками. Хрупкое создание грелось в последних солнечных лучах. Теперь Лира знала, что это за бабочка. Душа Литы, маленький ангел-хранитель, так приходит к своей убийце.

"Нет убийства, нет вины за пролитую кровь — это было внушение Макты. Только сожаление, грусть… — о жалкой слабости, вечно делающей Лиру Диос куклой в чужих руках!"

Бабочка вспорхнула и полетела — к началу золотого луча. Тихонько, Лира пошла за ней вдоль стены. "Куда ты?" — спросил Ульрик и, не получив ответа, двинулся за ней. В молчании — видимо, боялся спрашивать.

Скоро светлое создание растаяло вместе с последним солнечным лучом, но Лира продолжала путь. Пока они шли, стемнело. Пошёл снег. Снежинки падали из неяркого серого неба, и, казалось, это падают звёзды. Лира ловила их в ладони и на язык, но своё заветное желание берегла. Ульрик молчал. Только его рука непроизвольно дёргалась, когда Лира слишком резво бросалась за очередной звездой: остановить, удержать, прижать к себе. И Лира уже понимала, что соскучилась по его тёплым объятиям… Но это — позже. Сейчас она ещё слишком оглушена, как весь этот мир. Чувства, эмоции лишь просыпаются. И боль ещё сильна — неприятное, ноющее чувство, не дающее думать о чём-либо другом, кроме него.

Боль… Всему миру сейчас было больно — Лира чувствовала это. Земля Страха началась со лжи, убийства и гордыни смертного, возжелавшего стать богом, и за столетия эти пороки разрослись, оплетя весь мир паутиной. Проклятие затянуло в свои сети многих, и многих погубило. Избавление от него не могло быть лёгким! Теперь на его месте зияла глубокая рана. Рана саднила… Но ведь это хорошая боль — знак исцеления, а не болезни! Как человек после долгой болезни приходит в себя не сразу, так и мир и все его жители не скоро поймут, как жить в новом мире. Первые шаги всех исцелённых неуверенны, как у ребёнка, но постепенно они научатся вновь владеть своим телом, своим миром. А потом и память о долгой болезни сотрётся…

Лира остановилась в яблоневом саду. Там, где Ульрик утром встречался с Мактой, сейчас лежал снег. И снежинки-звёзды падали с неба и ложились сверху. Скоро всю Пустошь заметёт, будет ровное белое мягкое поле…

Лира решительно двинулась вперёд. Ульрик поймал её за край плаща:

— Ты уходишь?

— Я…

— Знайте, леди, я брошусь за вами и в тот мир. Я вас не оставлю!

— Но склянка зелья одна!

— Значит, мне придётся воспользоваться способом Гектора Долуса!

— Но тогда, там, ты будешь рабом Нефандуса!

— Это неважно. И там, и здесь, вы — моя госпожа. Всё правильно.

— О! — Лира хитро улыбнулась. — Что ж, тогда… я скоро вернусь.

Она освободилась от его хватки и пошла к месту гибели и исцеления Макты. Ульрик, помедлив, последовал за ней. Скоро Лира присела на корточки в пушистой перине снега. Она приготовила склянку, но вытащить стеклянную пробку колбы не получалось: руки замёрзли. Ульрик опустился на колени позади неё, накрыл её руки своими, согревая.

— Всё-таки, что ты собираешься сделать с зельем? — спросил он.

— Ты чувствуешь боль нашего мира? Её центр тут, где появился и исчез Первый вампир. Я подумала: большое чудо у меня не получится, но, может быть, выйдет малое? Я хочу немного полечить эту рану. Чтобы нам всем легче было принять новый мир. Надеюсь, он будет лучше прежнего…

Ульрик улыбнулся:

— Это лишь от нас, его жителей, зависит!

— Да. Поэтому давай начнём новый мир не со лжи и гордыни. С чуткости к чужой боли. С доброты.

Вдвоём им удалось открыть склянку. Зелье слабо затрепыхалось на дне колбы. Лира перевернула склянку, и оно медленно, нехотя покатилось к горлышку колбы.

— Вылить такое сокровище! — прошептал Ульрик. — Но ничего: мы вернёмся домой и вместе засядем в лаборатории, да? Зелье удалось тебе один раз, удастся и во второй.

Лира закрыла глаза, глупо надеясь, что этим удержит слёзы. Какими могут быть дети преданной, поруганной любви, лживой, как вся её жизнь? Мечта о детях любви испорчена чёрными неосторожными словами Ульрика. Дети любви? Теперь это дети обиды, ущербные создания, подобные carere morte… Не стоит приводить их в исцелившийся мир, не та это сказка для нового мира!

— Во второй раз мне это не удастся. В первый раз получилось, потому что я верила в нашу любовь. Сейчас я ни во что не верю! Моя кровь черна от обиды на тебя, Ульрик. А твоя, оказывается, всё ещё едка от мести! Нам не стать светлыми созданиями Бездны.

Боль постепенно уходила. Её место занимала светлая грусть — Лира грустила о разбитых надеждах и мечтах. Старый мир ушёл, забрав с собой и то немногое светлое, что было в их странной жизни… В снег из колбы упали чёрные в ночной тьме капли. Будто кровь! Кровь самой Бездны. Лира тихонько прошептала старинную формулу исцеления новообращённого и поднялась.

— Надеюсь, это как-то поможет миру, — тихо сказала она. — Теперь, идём, дорогой супруг. Я уже знаю сценарий. Неделю в доме будет не продохнуть от запаха лилий, которыми ты уставишь все комнаты, чтобы вымолить моё прощение. И к исходу недели я перестану обижаться, просто чтобы избавиться от тяжелого цветочного запаха и от вида твоих грустных глаз. Всё-таки, мы отличная пара!


Следующей весной на Пустоши появились странные цветы: маленькие, белые. Он росли сначала только в яблоневом саду на руинах дворца Макты, потом распространились по всему северу. Эти цветы распускали лепестки лишь звёздными ночами и казались звёздочками, упавшими в траву. Они могли жить сорванными очень долго, кто-то говорил, что они бессмертны. Главное, чтобы в вазе всегда была ледяная вода… Аромат этих цветов утешал в любой душевной боли, отвар из них великолепно залечивал любые раны.

…Лира звала их детьми грусти.

Эпилог. Вальс Теней

Первое десятилетие нового века стало переломным временем для Земли Страха. Реддо удалось угодить "Гроздьям", пойдя на ряд принципиальных уступок. Вернир сохранил трон, но все понимали, что это ненадолго. И верно — через три года после уничтожения carere morte Север объявил войну Королю Реддо. В конфликт скоро включились и прочие соседи. Как и пятьсот лет назад, несчастный край оспаривали друг у друга пять государств. Это была страшная война, ходили слухи, что армии применяли невиданное доселе оружие, высушивающее людей до состояния мумии за мгновения и начисто уничтожающее всё на своём пути: укрепления противника, здания, естественные преграды. Но слухи остались слухами. В этой войне, в оружии, которое на ней применялось, не было доли Бездны.

Война длилась четыре года и закончилась сдержанным перемирием. Юг пришёл на помощь Земле Страха, и Север был вынужден отступить. В земле Восхода, поддерживавшей "Гроздьев" и их социалистические идеи, к власти опять пришли монархисты, и страна вышла из игры. Сами "Гроздья", не дождавшись помощи с востока, присмирели, а их противники — мистики ещё до войны исчезли с политической арены. Земле Страха удалось сохранить независимость и прежний политический строй, но ценой потери части южных земель, отошедших союзнику и теперь считающихся непонятной "общей территорией". Ходили слухи, что скоро Юг объединится с Землёй Страха…

Через год после войны, в Карду, разрушенную в первых битвах, начали возвращаться люди. Заново отстроилась Корона. Город даже увеличился в размерах по сравнению с довоенным временем: новые застройки добрались до Пустоши. Жизнь возвращалась в мирное русло.

Через три года после войны и через десять — после уничтожения carere morte, тёплым летним вечером кардинцы собрались на Пустоши. Этот день не был праздничным, никаких гуляний также не объявляли. Просто небольшая группа молодёжи решила устроить вечер танцев и посмела озаглавить его "Бал Карды". Наверное, старинное, овеянное памятью веков название и собрало этим вечером на Пустошь такую кучу народу. Вастус, Патенс, Корона; люди всех сословий, старые, молодые…


"Так много знакомых! — я гляжу на собравшихся и удивляюсь: идя сюда, я не рассчитывала встретить никого из прежних друзей или врагов. Но сегодня все они здесь, на Пустоши, словно заранее получили приглашения на странный бал — первый за три десятилетия Бал Карды.

По большой ровной поляне чинно движутся фигурки танцоров — у каждой пары в руках по маленькому огоньку свечки. Знаменитый "танец со свечами"! Я остаюсь в стороне. Невежливо мотаю головой в ответ на приглашение незнакомого молодого кавалера, такого отвратительно юного и свежего рядом с моей старостью. Я смотрю, как в ровном ясном пламени свечей передо мной проходят знакомые люди. Одни были моими друзьями, другие врагами, но время уравняло и тех и других. Через много лет и бед я радостно улыбаюсь всем своим знакомым и готова до хрипоты обсуждать "старые добрые" времена даже с теми, кто в прежних жизнях вонзал мне нож в спину.

Я вижу Солен Реддо. Герцогиня, "почти Королева", идёт в паре со своим мужем-южанином, лица обоих закрыты масками. Здесь они инкогнито, и немудрено. В изящных руках этих аристократов судьба новорожденной земли, прежде звавшейся Землёй Страха…

Другая пара, тоже в масках. Идут, заливисто смеясь какой-то ведомой только им двоим шутке. Супруги немолоды: кудри обоих, когда-то золотистые, сейчас одинаково отливают серебром. Когда они улыбаются, у обоих видны острые клыки бывших вампиров. Митто — Адам и Хелена…

Линтеры — эти без масок. Винсент постарел, резко, как все бывшие вампиры, как я. Жена Кристина рядом с ним кажется его дочерью. Он теперь известный художник и живут они безбедно. Сюжеты из прежней вампирской жизни Карды пользуются всё большим спросом, в том числе и за границей…

Молодая пара. Сын Миры, Донат, ведёт симпатичную скромную девушку — дочь Гесси, Софию. Они помолвились недавно — на безымянных пальцах сверкают новенькие серебряные кольца. И я усмехаюсь: непримиримые враги, Дэви и Гесси, решили породниться! Да, такое возможно только на исцелённой земле!

Музыка смолкает. Пары синхронно задувают свои свечки, и площадка для танцев погружается во тьму. Сияют звёзды на небе, светятся звёзды под ногами — то крохотные цветочки, дети моей грусти, развернули лепестки. Теперь можно отвлечься, оглядеться. Слева от меня осталась Карда, сияющая электрическими огнями, позади — новейший её район, забравшийся на Пустошь, за церковь святого Микаэля. А впереди за холмом яблоневый сад, где началась и закончилась история carere morte.

На площадку выносят лампаду и ставят в центре. Несколько самых смелых молодых людей заводят новый танец в круге света под затейливую музыку оркестра, а их вытянутые странные тени пляшут внизу, путаясь в траве и звёздочках-цветах. Это вальс, но необычный — одиночный. Юноши и девушки кружатся по одному, иногда они резко вскидывают руки вверх или разводят их в стороны, будто надеются взлететь. Они сгибают тонкие станы, выделывают диковинные пируэты ногами, и эти движения повторяют тени на земле. Это Вальс Теней — танец ушедших carere morte.

Я гляжу на эти тени, и у меня перехватывает дыхание. А необычный танец понравился собравшимся, всё больше и больше людей втягивается в круг света. Тени бесятся. Их руки вытягиваются, пальцы шарят по самым тёмным низинам Пустоши в поисках ушедших бессмертных. Темп танца ускоряется. Дрожат пронзительные звуки флейт, визжат скрипки, порой что-то вскрикивают трубы. Барабаны рокочут, неярко, как далёкий гром, но ветер гонит эту грозу сюда… Кто-нибудь, остановите это безумие!

Одна я чувствую тревогу. Все вокруг поглощены разговорами или наблюдением за танцующими. Донат Вако беседует с сыном Короля Реддо. Их голоса приглушены, лица серьёзны. Какие тайные планы связывают молодого широкоплечего и насмешливого героя войны и изнеженного властолюбивого и прагматичного Наследного Принца? Заметно, что Донат ведёт в этом разговоре. Вот он сказал молодому Реддо последнюю фразу, исчезающе знакомо засмеялся, и они разошлись…

Линтеры не спешат присоединиться к танцующим, как и Гесси. Они вчетвером взошли на холм и любуются двумя звёздными океанами — на небе и на земле, в яблоневом саду на месте дворца Макты. Хелена задорно притопывает ножкой в такт музыке и скоро тащит Адама в круг танцующих. А Солен с супругом уже там — вальсируют нарочито медленно, не отвлекаясь на сложные, странные пируэты молодёжи.

— Прекраснейшая леди, позволите пригласить вас, — конечно, это Ульрик. Раздобыл где-то мрачную маску вампира… Я улыбаюсь, отвечаю на его поклон реверансом, но руки не подаю:

— Нет, милый. Страшно!

— Страшно?

— Всё это слишком напоминает прошлое.

— Так давай вспомним хорошее!

Он всё-таки увлекает меня в круг. К странному Вальсу Теней присоединились почти все собравшиеся. Затейливый рисунок танца давно разрушен. Все кружатся парами, и волчками вертятся наши тени на земле.

— Забудьте всё плохое, леди Лира Диос. Думайте о хорошем! — шепчет мой партнёр в маске вампира…

Стук барабанов сливается в сплошной гул. Скрипачи пилят смычками по струнам, будто намерены распилить свои инструменты пополам. Мелодии нет: хаос звуков — смеха, визга, плача… Мы кружимся всё быстрее, звёздочки цветов в траве превращаются в сияющие линии, а платья дам вздуваются облаками. Кажется, сейчас мы оторвёмся от земли и поплывём высоко под купол неба, а там, в круге света, останутся танцевать наши тени…

Солен Реддо плывёт в танце важно и плавно, по-королевски. Случайно встретившись со мной взглядом, она едва заметно кивает и улыбается, как доброй знакомой. "Совсем как ТОТ Бал Карды!" — читаю я в её взгляде и это общее воспоминание, хотя в нём мы с ней — по разные стороны, вызывает у обеих лишь светлую грусть.

Против нашей пары — Донат и София. Я давно с особенным интересом слежу за молодым Вако. В этом человеке удивительным образом сочетаются две сущности. Его улыбка напоминает мне улыбку одного охотника, которого я знала давно, в Академии, но порой Донат становится мрачен, его тёмные глаза пустеют, и тогда мне является совсем другой образ…

Донат видит замешательство на моём лице и смеётся:

— Какого призрака вы увидели, леди Лира?

Я успеваю крикнуть ему стандартное: как он похож на отца, пока танец не разнёс нас в стороны. Я держу свою тайну у самого сердца: не Карла я временами вижу в этих пустых чёрных глазах, но другого Дэви. Александра…

Я молчу. Я слежу за вальсом теней среди звёзд в тёмной траве…

Ушедшие прежде нас. Как много их: Мира, Дэви, Кларисса, Гектор, Карл, Хиам, Латэ… И они сейчас здесь, среди нас! — вдруг понимаю я. Они тоже танцуют в круге света лампады! Пусть они невидимы: я вижу их тени на земле. Звёздочки цветов — их глаза… Я вскидываю голову, встречаюсь взглядом с Линтером и понимаю: он тоже видит их. Лицо Винсента задумчиво и серьёзно, как в далёкую ночь моего предательства. Он что-то шепчет беззвучно: всего два слога, одно короткое имя. Наверное, я догадываюсь, какое это имя…

Резкая остановка в танце. Поворот и — прыжок! Ульрик поднимает меня на вытянутых руках в бездонное небо. Я раскидываю руки и краем глаза успеваю заметить, как силится взлететь моя тень…

— Ульрик, довольно!

Но он смеётся и продолжает кружить меня. Танец превращается в пытку. Здесь больше мёртвых, чем живых. Тени их перемешались и надвигаются на меня! Тяжело дышать… Душно, душно!

Последняя дрожащая трель флейты обрывается. Вальс Теней окончен. Люди выходят из круга света, и их тени пропадают. И я вскрикиваю, будто от боли.

— Что с тобой, милая? Запыхалась? — шёпот Ульрика. Я отрицательно трясу головой, пытаюсь объяснить:

— Нет! Мне… жаль их…

— Кого?

— Тени. Тени прошлого… Они так быстро исчезают!

Супруг молчит. За годы он привык к моим странностям… Я вздыхаю, в поисках вдохновения для нужных слов гляжу в небо. Но звёзды немы и бесстрастны, и я снова обращаю взгляд на площадку для танцев.

Объявлен перерыв, и здесь веселятся дети. Как много детей! Как много их звонких задорных голосов! Здесь дети бывших вампиров и дети охотников — играют вместе, не зная, какая пропасть разделяла их родителей. Пытаются повторить только что прошедший вальс сын и дочь Солен — двойняшки лет десяти. А в центр площадки выбежала рыжеволосая, худая как щепка девчушка и закружилась, воздев руки. Она некрасива, эта Стелла — дочь Винсента и Кристины, но, я слышала, очень талантлива. Поэтесса и музыкантша, лёгкая и быстрая как птичка. Я не удивляюсь, когда из её кудряшек мне вдруг поблёскивает заколка в виде бабочки.

Её крылья — зелёные драгоценные камни…

Не осталось ни следа от только что пугавших меня теней, но я уже не рада. Я кутаюсь поплотнее в накидку, до боли в глазах всматриваюсь в вытоптанную траву площадки, безнадёжно мечтая найти там потерянные видения. Тени исчезли, оставив в моей душе пустоту. Я ощущаю эту пустоту сильнее с каждым годом. Она приходит всегда после снов о прошлом… Чем заполнить её?

Рядом останавливается Солен.

— Красивый танец, не правда ли? — ровно говорит она мне, как доброй знакомой. — Он так напоминает то время, да?

— Ты тоже хочешь его вернуть? — несмело шепчу я.

Герцогиню трогают мои слова. Её брови хмурятся, губы неуверенно кривятся:

— Пойми меня правильно, Лира Диос. Возвращать вампиров, их тёмный больной мир, конечно, не надо. Но грустно, что уходит настоящая память о них, что она замещается… этим! — она щёлкает по маске Ульрика, и мой супруг поспешно снимает нелепую личину:

— Вампиров — не надо, но память о carere morte надо вернуть, — серьёзно говорит он.

— После Миры остались чудесные дневники. Винсент давал мне читать некоторые записи, и они… прекрасны, — шепчет Солен, и я улыбаюсь. Я вдруг понимаю, в чём заключается моё счастье, где она, моя неведомая призрачная цель. Я улыбаюсь и опять гляжу в небо… Там падает звезда, и я принимаю это за добрый знак. Я внезапно поняла, чем можно заполнить странную пустоту в душе.

Меня хотели видеть воином, политиком, интриганом, но я — только лишь наблюдатель. Там, за границей жизни, меня ждёт не свет и не тьма — лишь серость. Чем расцветить пустые будни? Моим рукам непривычен меч, горячий от крови, в моих руках должно быть писчее перо, горячее от пальцев, по которым воспоминания, видения ушедшего мира текут как ток и переходят на лист. Я не могу вернуть ушедших и попросить у них прощения за то, что они погибли, а я, нелепая, смешная, пугливая, прятавшаяся всю жизнь за их спины, осталась жить в светлом, исцелённом ими мире. Но я могу оживить их на страницах книги и попросить прощения там, в мире белых бескрайних полей пауз и витиеватых изысканных узоров фраз.

Пройдут ещё годы, и я умру. И в тот миг, когда угаснет мой взор, зажгутся две новые искорки — в глазах следующего голоса Бездны. Ведь Она всегда незримо присутствует в мире. Она велика, сильна и безразлична. Пусть же мои преемники будут знать, к чему может привести Её ненависть, пусть они узнают несбывшуюся еще сказку о детях Её любви!

Это будет моя исповедь. Я прошепчу её себе, приму и отпущу свою вину…

— Мир сarere morte заслуживает собственной книги, — говорю я, и чувствую, что передо мной в этот миг расстилается новая, безумная и бесконечная дорога. Остаётся одно: ступить на неё, затаив дыхание. — Думаю, у меня получится. Я напишу о carere morte книгу.

Примечания

1

Льва узнаем по когтям (лат. поговорка)

(обратно)

2

«Не для школы, для жизни учимся» (лат. поговорка)

(обратно)

3

"Во имя Отца и Сына и Святого Духа" (лат.)

(обратно)

4

In vivo — (лат. — буквально «в (на) живом»), то есть «внутри живого организма» или «внутри клетки». В науке in vivo обозначает проведение экспериментов на (или внутри) живой ткани при живом организме.

(обратно)

5

In vitro (лат. «в стекле») — это технология выполнения экспериментов, когда опыты проводятся «в пробирке» — вне живого организма.

(обратно)

6

"В знамение Креста" (лат.)

(обратно)

Оглавление

  • Пролог
  • Часть 1
  • Глава 1 Осколки
  • Глава 2 Большой бал Карды
  • Глава 3 Возвращение домой
  • Глава 4 Игры Луны
  • Глава 5 Ночь упавшей звезды
  • Глава 6 Задание Владыки
  • Глава 7 Сказка о Даре
  • Глава 8 Либитина
  • Глава 9 Вызов
  • Глава 1 °Cтаршая сестра
  • Глава 11 Еx ungue leonem[1]
  • Глава 12 Большая весенняя охота
  • Часть 2
  • Глава 13 Чудовища
  • Глава 14 Избранный
  • Глава 15 Кружится голова
  • Глава 16 Безумцы с Закатной
  • Глава 17 Вести из Карды
  • Глава 18 Родственные связи
  • Глава 19 Ника значит Победа
  • Глава 20 Месть Луны
  • Глава 21 Первая Королевская Академия
  • Глава 22 Вариации a-mol
  • Часть 3
  • Глава 23 Лира хандрит
  • Глава 24 Новый план
  • Глава 25 Заражение
  • Глава 26 Глава Ордена
  • Глава 27 Болезнь
  • Глава 28 Дорога пилигрима
  • Глава 29 Портрет
  • Глава 30 Прощания и знакомства
  • Часть 4
  • Глава 31 Тень Стража
  • Глава 32 Тень на крыше
  • Глава 33 Жертвоприношение
  • Глава 34 Новое оправдание
  • Глава 35 Низшие и Высшие
  • Глава 36 В призрачном парке
  • Глава 37 Первая кукла Миры
  • Глава 38 Проклятие Алитера
  • Глава 39 Инициация
  • Эпилог. Песенки Литы
  • Argento soleque: серебром и солнцем
  • Пролог
  • Часть 1
  • Глава 1 Предательница
  • Глава 2 Солнце за шторой
  • Глава 3 Старейшие
  • Глава 4 Допрос
  • Глава 5 Бездна смеётся
  • Глава 6 Мышка в мышеловке
  • Глава 7 Украденный
  • Глава 8 Тренер
  • Глава 9 Решение Дэрро
  • Глава 1 °Cлишком много жёлтой краски
  • Глава 11 Клуб самоубийц
  • Глава 12 Путь ненависти
  • Часть 2
  • Глава 13 Облава
  • Глава 14 Источник
  • Глава 15 Лира бунтует
  • Глава 16 Компаньоны
  • Глава 17 Лабиринт
  • Глава 18 Нефандус
  • Глава 19 "Охотник и жертва"
  • Глава 20 Две тысячи жизней
  • Глава 21 Аrgento soleque
  • Часть 3
  • Глава 21 Туманы Термины
  • Глава 22 Поиски
  • Глава 23 Ледяная болезнь
  • Глава 25 Лето в Прэсто
  • Глава 26 Новообращённая
  • Глава 27 Совет в "Тени Стража"
  • Глава 28 Крушение
  • Глава 29 Новая клятва
  • Глава 30 Разбитое зеркало
  • Глава 31 Диос
  • Глава 32 Бегство из Доны
  • Часть 4
  • Глава 33 Клятвы рода Гесси
  • Глава 34 Избранная
  • Глава 35 Под покровом
  • Глава 36 Посвящение
  • Глава 37 Владыка вампиров
  • Глава 38 Хрустальный вальс
  • Глава 39 Ненужный рассвет
  • Глава 40 Восемь кукол Миры
  • Глава 41 Цитадель
  • Глава 42 Исцеление
  • Эпилог. Палач
  • Ex ungue leonem: по когтю льва
  • Пролог
  • Часть 1
  • Глава 1 Вечная любовь
  • Глава 2 Целители
  • Глава 3 Две свечи
  • Глава 4 Пробуждение
  • Глава 5 Дар in vivo [4]
  • Глава 6 Дар in vitro[5]
  • Глава 7 Гроздья рябины
  • Глава 8 Вечер и вихрь
  • Глава 9 Дети ненависти
  • Глава 10 Бал Макты
  • Глава 11 Кровавый душ
  • Часть 2
  • Глава 12 Путь мести
  • Глава 13 Бабочка
  • Глава 14 Штаб-квартира Ордена
  • Глава 15 Ночной костёр
  • Глава 16 Серебряный ошейник
  • Глава 17 Ночь перед наступлением
  • Глава 18 Бегство из-под тени
  • Глава 19 Призраки
  • Глава 20 Боги carere morte
  • Глава 21 Граница миров
  • Глава 22 Битва в галерее
  • Глава 23 На руинах
  • Часть 3
  • Глава 24 Пленница палача
  • Глава 25 Возможное и невозможное
  • Глава 26 Новый мир
  • Глава 27 Что было в тайнике Регины Вако
  • Глава 28 Лилиана
  • Глава 29 Трагедия Владыки Дэви
  • Глава 30 Арденсы
  • Глава 31 Лира выбирает
  • Глава 31 Беседы
  • Глава 32 Край ночи
  • Часть 4
  • Глава 33 Жена палача
  • Глава 34 Туман лжи
  • Глава 35 Госпожа Вако
  • Глава 36 Чёрный экипаж
  • Глава 37 Оборотень
  • Глава 38 Сердце Бездны
  • Глава 39 Дети грусти
  • Эпилог. Вальс Теней
  • *** Примечания ***