Признание конторщика [Чарльз Диккенс] (fb2) читать постранично, страница - 3

прекрасной дѣвицей девятнадцати лѣтъ, съ голубыми глазами, бѣлокурыми волосами, струистыми какъ солнечный блескъ на поверхности гладкой воды, колеблемой легкимъ вѣтеркомъ. Во время болѣзни старика я часто видѣлъ ее у него въ домѣ и уже тогда считалъ красавицей. Встрѣчая ее на лѣстницѣ со свѣчой въ рукѣ, я полагалъ, что свѣтъ разливался отъ прелестнаго лица ея, и что, поднимаясь по ступенькамъ, она не касалась земля ногами, но плавно летѣла по воздуху. Чувство моего уваженія къ ней простиралось до крайней степени; я заключаю это изъ того, что рѣдко рѣшался говорить съ ней, и мнѣ кажется, что съ перваго раза она уже считала меня за суроваго и холоднаго человѣка. Наконецъ опекунъ ея умеръ, и хотя я заранѣе зналъ, что при этомъ случаѣ обязанность его перейдетъ ко мнѣ, но, признаюсь, дѣйствительность поразила меня своею внезапностью. Я едва могъ вѣрить, что съ этого времени Люси должна смотрѣть на меня какъ на единственнаго своего защитника. Какъ бы то ни было, дѣла моего товарища въ короткое время приведены были въ порядокъ, и Люси переѣхала жить въ старинный нашъ домъ.

Люси очень скоро позабыла первую свою антипатію ко мнѣ, и мы сдѣлались добрыми друзьями. Я выводилъ ее по старому дому, показалъ ей библіотеку, картины и вообще все, что было пріятнаго и любопытнаго. Позади дома находился садикъ, въ которомъ Люси въ хорошую погоду любила сидѣть за своей работой. Правда, садикъ этотъ былъ очень не великъ, но все же садикъ, и въ добавокъ еще среди самого Лондона. Въ немъ находилось множество кустарниковъ, два или три огромныхъ дерева, и, въ добавокъ, на гладкой лужайкѣ построена была сельская бесѣдка. Хотя зелень въ немъ, вообще можно сказать, была не завидная, но зато задній фасадъ дома имѣлъ довольно живописный видъ. Нижняя половина его покрывалась листьями смоковницы, вѣтви которой прибиты были къ стѣнѣ гвоздиками, а полуразвалившіяся ступеньки охранялись по обѣимъ сторонамъ огромными кустами алоэ, посаженными въ зеленыхъ кадкахъ. Это было любимое мѣсто Люси. По утрамъ она тутъ работала или читала, а передъ обѣдомъ учила двухъ маленькихъ племянницъ нашей ключницы читать и писать. Иногда, по вечерамъ, я бралъ изъ библіотеки какую нибудь старинную книгу, читалъ ей вслухъ и иногда заставлялъ ее смѣяться. Мнѣ помнится, что одинъ переводъ испанскаго романа in-folio, напечатанный въ XVII столѣтіи, чрезвычайно забавлялъ ее. Самый переводъ составлялъ половину книги, а другая половина заключалась въ предисловіяхъ. Такъ, напримѣръ, тутъ находились: «Апологія переводчика за свой трудъ», «Наставленіе, намъ должно понимать эту книгу», «Обращеніе жъ ученому читателю», другое — «Къ благоразумному и благовоспитанному читателю», третье — «Къ простонародному читателю», и такъ далѣе; наконецъ передъ самымъ переводомъ испанскаго романа помѣщено было множество англійскихъ и латинскихъ стиховъ, въ похвалу книги и переводчику, вышедшихъ изъ подъ пера знаменитыхъ поэтовъ того времени.

По воскресеньямъ мы сидѣли въ церкви на одной скамейкѣ. Наблюдая, съ какимъ усердіемъ молилась Люси, я часто забывалъ читать свои молитвы. Мнѣ казалось, что только одна Люси умѣла произносить надлежащимъ образомъ слова христіянской любви. Мнѣ досадно было слушать, какъ старый надсмотрщикъ нашего прихода, котораго я тогда считалъ за человѣка дурной нравственности, повторялъ тѣже самыя слова хриплымъ своимъ голосомъ; мнѣ кажется, я готовъ былъ просить его читать про себя.

Такимъ образомъ, жизнь молодой дѣвицы въ нашемъ домѣ протекала, по моему мнѣнію, не совсѣмъ-то весело, хотя Люси, повидимому, была счастлива и совершенно довольна. Что до меня, то хотя мнѣ и жаль было моего опекуна-товарища, но я благословлялъ тотъ день, въ который Люси переѣхала въ нашъ домъ; я пожалѣлъ даже, что отказался быть опекуномъ съ самого начала: она выросла бы съ самого дѣтства на моихъ глазахъ и научилась бы смотрѣть на меня, какъ на отца. Живя съ ней вмѣстѣ и примѣчая всѣ ея дѣйствія и помышленія, даже и тогда, когда она вовсе не подозрѣвала, что наблюдаютъ за ней, я почиталъ ее непорочнѣе всѣхъ непорочнѣйшихъ моихъ идеаловъ. Еслибъ я и вздумалъ въ мои лѣта жениться, то, признаюсь, отложилъ бы это намѣреніе до той поры, пока Люси не сыскала бы достойнаго мужа.

По старинному завѣщанію нашего Общества, мы раздавали, наканунѣ Рождества, двадцати-четыремъ бѣднымъ часть хлѣба, вязанку дровъ и по два шиллинга и десяти пенсовъ на каждаго. Бѣдные эти состояли изъ престарѣлыхъ мужчинъ и женщинъ. По другому старинному правилу, до сихъ поръ еще не отмѣненному, полагалось, чтобы всѣ облагодѣтельствованные собирались въ первый присутственный день, аккуратно въ полдень) «принести благодарность за подарокъ». Въ первое Рождество послѣ пріѣзда Люси, она просила меня позволить ей раздавать подарки, и я согласился. Подперевъ лицо ладонью, я стоялъ подлѣ конторки, внимательно наблюдалъ за Люси и вслушивался въ ея разговоръ съ бѣдняками. Вслѣдъ за удовольствіемъ слушать, какъ она говорила съ маленькими дѣтьми, я восхищался