Третьего не дано [Анатолий Тимофеевич Марченко] (fb2) читать постранично


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

Анатолий Марченко Третьего не дано

1

Ранним утром Мишель Лафар пришел на Большую Лубянку. Солнце весело спорило с резвыми облаками. Рыхлый снег нехотя таял на крышах. Вдоль тротуаров еще несмело струились ручьи. Дыхание подмосковных лесов врывалось в город.

Прежде чем войти в дом, где после переезда из Петрограда в Москву разместилась ВЧК, Мишель остановился на углу, в переулке. Часовые, подставив обветренные лица солнцу, прохаживались вдоль здания. Приклады винтовок время от времени звякали о булыжник. Напротив входа настороженно застыл броневик.

Мишель стоял, радуясь солнцу и ветру. Еще минута ― и он окажется в этом тихом с виду трехэтажном здании с барельефами на светло-зеленом фасаде. И, кто знает, может, с этой минуты и начнется его настоящая жизнь, сбудутся мечты и надежды.

Напористый ветер подгонял прохожих, извозчичьи пролетки, гнал облака в ярко-синем небе. Казалось, он страстно хочет, чтобы все в этом мире неистово мчалось навстречу будущему, само время ускорило свой бег.

«Ветер революции… ― Восторг и предчувствие радости переполняли Мишеля. ― Смелее, ветер! Смелее ― в наши паруса!»

Неделей раньше Мишель примчался к секретарю партячейки завода, на котором работал слесарем, и возбужденно, едва отдышавшись, воскликнул:

― Будет мобилизация? Не опоздал?

― Сбавь обороты, ― усмехнулся щупловатый большелобый секретарь, наслаждаясь самокруткой. ― Стреляешь вопросами, как из винтовки.

― Я слышал, будет партмобилизация в ВЧК! ― выпалил Мишель.

― Не всякому слуху верь ― это первым пунктом, ― нахмурился секретарь. И, к примеру, если слыхал, трезвонить по всему заводу не резон ― это тебе вторым пунктом.

― Я не трезвоню! ― обиделся Мишель. ― Я прошу: пиши меня первым!

― Сейчас, разбежался, ― рассердился секретарь. ― Ты хоть мозгой пошевелил? Ну, к примеру, что такое ВЧК?

― Всероссийская чрезвычайная комиссия по борьбе с контрреволюцией! Яснее ясного! Направь, секретарь, не подведу!

― Дзержинский не возьмет.

― Возьмет! ― вспыхнул Мишель.

― Притормози! Сердце у тебя, сам знаешь, как у ребенка. И, к примеру, какие в голове думки имеешь ― все на вывеске обозначено. ― Он немного помедлил и, не глядя на Мишеля, добавил: ― Ко всему прочему ― стихи…

― Рекомендацию дашь?― не отставал Мишель.

― Рекомендацию? ― задумался секретарь, пригасив окурок. ― Парень ты стоящий, отчего не дать? В политике силен. И храбрость у тебя черт те откуда берется. Могу и дать, а только начхает он на эту бумажку.

― Почему? ― вскинулся Мишель.

― Почему, почему, ― передразнил секретарь: он не любил наивных вопросов. ―Как увидит, что ты ровно динамитом начиненный…

― Пиши! ―засмеялся Мишель. ― Без динамита и революция не революция!

― Написать ― не молотом по наковальне бить. Сперва на ячейке обсудим.

Ячейка собралась вечером. В полутемной конторке, прилепившейся к механическому цеху, сошлись только что закончившие смену рабочие. Едва секретарь зачитал заявление Мишеля, первым, спотыкаясь на каждом слове, заговорил восседавший на стремянке чубатый парень ― Снетков.

― С ходу говорю ― против! ― Он кривился, как от зубной боли. ― Ну с какой стати посылать его на Лубянку? Кто там, извиняюсь, позарез нужен? А нужен там такой человек, чтоб по всем его жилам текла самая что ни на есть рабочая кровь. Ну а в данной, извиняюсь, кандидатуре какая текет кровь?

― Как и твоя! ― Мишель не ожидал такого вопроса и покраснел от обиды.

― Эге, ты меня к своей биографии не присобачивай! ― возразил Снетков. Сам признался ― из французов. А теперь ― «как и твоя»!

― Я не скрывал, ― искренне сказал Мишель. ― Конечно из французов. ― Он старался взять себя в руки. ― Отец и мать всю жизнь прожили в Москве, она им стала родной. А предки ― так те еще при Наполеоне…

― Во-во, ― обрадовался Снетков, ― при Наполеоне…

А сколько нашего брата на Бородинском поле полегло, ты в курсе?

Мишелю хотелось сказать, что к Наполеону он не имеет никакого отношения, но его опередил секретарь.

― Француз французу рознь, ― негромко, но внушительно начал он. Морщины нервно зарябились на его крутом лбу. ― Вот, к примеру, какой француз был Жозеф Фуше? И какой был француз Жан Поль Марат?

Мишель с радостным изумлением посмотрел на него.

Он и предположить не мог, что секретарь, казавшийся ему не очень-то подкованным, вдруг обнаружит такие познания.

― Француз Жозеф Фуше был цепной пес капитала! ― продолжал секретарь. К тому же ― политическая проститутка. А Марата, к примеру, звали другом народа. И за то его убила кинжалом подлая гидра контрреволюции ― звали ее Шарлотта Корде.

Собравшиеся притихли, жадно слушая его слова.

― Марат ― ясное дело! ― присвистнул Снетков. ― Да не с Марата спрос, а с Лафара!

― С Лафара, точно, ― подтвердил секретарь. ― Вот ты и спрашивай с него как с человека, с рабочего, с члена нашей партии большевиков. А ты с него как с