Водолей и Весы [Валерий Исаакович Генкин] (fb2) читать постранично


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

Валерий Исаакович Генкин, Александр Васильевич Кацура Водолей и Весы

Сейчас я опять пребываю под знаком Водолея, это темный и влажный знак.

Герман Гессе
Эта история началась с одной случайной встречи.

— В тебе большая сила, — сказал ему тогда Федор. — Ты и сам не знаешь какая. Я тебе одно скажу: не лезь наверх. Это не твое.

Володя улыбнулся. О том, чтобы лезть наверх, он и не думал. А вот о другом, что теперь захватило его, он раньше не догадывался.

С Федором Свешниковым он столкнулся месяца два назад на опушке густого леса. Оба покосились на грибные трофеи друг друга и вдруг легко разговорились. Федор был могучего сложения человек около сорока, под высоченным, лысым до макушки, лбом горели карие глаза. Володя был лет на десять моложе, но они враз подружились. Он стал наведываться к Федору в деревенский дом, где тот жил совсем один.

В первый же приход Володи, когда стоял он у калитки под проливным дождем, держа над собой уже бесполезный зонтик, Федор сказал, спокойно улыбаясь:

— Ишь разыгрался. Отпустил я его, он и разыгрался.

— Кого отпустил? — спросил Володя, взойдя на крыльцо.

— Да дождь. Он, вишь, давно норовил, а у меня крыша разобранная была. Ну я и держал его. Три дня держал. Крышу вот кончил — отпустил. Давай, говорю. Теперь можешь лить.

Володя посмотрел на Свешникова с восхищением и страхом. «Если он и сумасшедший, — подумал, — то уж очень диковинный и симпатичный сумасшедший».

Как-то он застал Федора за рубкой дров. Легко и нежно опускал тот зажатый в ручищах топор на кряжистые кругляши, которые тут же тихо разваливались на ровные половинки.

— Дай мне попробовать, — попросил Володя в приступе того минутного восторга, который охватывает горожанина при виде косы или топора.

Федор молча протянул ему топор. Володя установил полено, размахнулся и нанес отчаянный удар. Топор косо вошел в бок вязкой березы и застрял. Володя с трудом вытащил его и ударил снова еще яростней. Топор намертво увяз в равнодушном полене.

— Не так надо, — сказал Федор. — Ты руками лупишь, а надо — мыслью.

— Это как? — не понял Володя.

— Подыми топор да опускай спокойно, но живо, а как он входить в полено станет — ты вообрази ярко, что полешко это пополам — пых!

Что-то внушительное, убеждающее почудилось Володе в этих словах. Он вскинул топор, задержал его на мгновение в верхней точке, заставил себя увидеть это проклятое полено раскроенным надвое и ударил без суеты, даже нежно. Полено с легким щелчком развалилось на две одинаковые половинки. Потрясенный Володя (он не ожидал столь быстрого результата) выбрал колоду потолще, попробовал — получилось. За полчаса изрубил он гору дров и вдруг почувствовал себя властелином вещей.

Потом они пили чай.

— Послушай, а можно совсем без топора, одной мыслью? — спросил Володя.

Федор поставил чашку, посмотрел на него внимательно и сказал неторопливым своим басом:

— Смотри-ка! Ты быстро соображаешь. Можно. Только трудно это.

— А как? — загоревшись, выпытывал Володя.

Свешников взял чайную ложечку из нержавейки, положил на чистое место стола и сказал:

— А ну, двинь.

Володя испуганно глянул на ложку, а потом, почувствовав вдруг успокоение и силу, представил себе, как этот блестящий кусочек металла бежит к краю стола. В тот же миг ложка тихо тронулась с места, поплыла вдоль клеенчатой складки, как-то нехотя, подъехала к краю и упала на пол с тусклым звяком. Вот тогда-то Федор и сказал ему:

— В тебе большая сила!


— Поздравь, Судариков, — сказала Леля, — меня поставили на двенадцатое ноября. Ты рад?

— Лелечка, еще бы! — Володя вскочил и, подбежав к Леле, принялся ее целовать.

— Ну ладно, Судариков, — говорила Леля, увертываясь. — Волобуев хотел просунуть своего аспиранта, но за меня вступился сам Склянкин.

Леля занималась астрономией и вот готовилась защищать диссертацию. Что-то там об устойчивости планетных орбит. Володя же работал ассистентом на кафедре физики одного института.

Вместе с Лелей они учились в университете, по окончании которого и поженились. «Вот теперь у меня будет жена-кандидат», — вздохнул Володя, когда Леля убежала. Сам он диссертацию писать не собирался, поскольку, как постепенно выяснилось, физику терпеть не мог. Как занесла его судьба на физфак, он и сам диву давался. Но сделанного не воротишь, и теперь он изнывал на лабораторках, вдалбливая бойким и нахальным студентам устройство баллистического гальванометра или тонкости опыта Милликена. Сам же он был мечтателем, поигрывал в шахматы и тайно писал стихи, а написав — никому не показывал, даже Леле, которую очень любил.

У Лели дела шли хорошо. Была она веселой, способной, удачливой. Сломив сопротивление довольно трудной темы, она вышла на финишную прямую и гордо ждала триумфа. Впрочем, не ее успехи тревожили Володю. Хуже было другое. Вокруг Лели постоянно роилась туча блестящих