Война чувств [Наташа Колесникова] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Наташа Колесникова Война чувств

Глава 1

Иногда жизнь складывается так, что проще всего объяснить ее строчкой из популярной некогда песни «Бывает все на свете хорошо…», сделав ударение на местоимении «все». Но кто же в наше суеверное время станет говорить о себе такое? Можно ведь спугнуть удачу. Именно поэтому Лера Епифанова, когда ее спрашивали «как дела?», скромно отвечала: да все вроде бы нормально, живем потихоньку.

Она родилась двадцать восемь лет назад в Оренбурге в довольно-таки обеспеченной советской семье: папа — секретарь горкома партии, мама — преподаватель математики в авиационном училище. Назвали ее Валерией в честь краснодонской подпольщицы, и была она единственным ребенком в семье, любимым, окруженным заботой и вниманием родителей. И не только родителей — попробовал бы кто из воспитателей или учителей быть невнимательным к дочке секретаря горкома партии! Выросла она красавицей и умницей, окончила с золотой медалью школу и без проблем поступила в Московский пединститут имени Ленина. На четвертом курсе вышла замуж за начинающего бизнесмена Георгия Епифанова, он тогда только ушел из банка и открыл свой первый магазин в Текстильщиках. Два года жили они с родителями Епифанова в тесной двухкомнатной квартире на Чистых прудах (кризис чуть было не разорил мужа), но Лера и тогда чувствовала себя счастливой, твердо верила, что скоро все изменится к лучшему. Там родилась их дочка Анфиса, а потом дела Епифанова пошли в гору, он открыл второй магазин и смог купить трехкомнатную квартиру на Можайском шоссе. После ремонта, которым руководила, естественно, Лера, квартира стала уютным семейным гнездышком, которое она всегда хотела иметь. Анфиса жила на Чистых прудах с дедом-бабкой, ходила в частный садик, занималась бальными танцами и плаванием, на выходные ее привозили к родителям. Лера устроилась работать в школу неподалеку от дома. Особо себя не утруждала, ибо зарплата ее мало интересовала, хотелось заниматься чем-то еще, помимо домашних хлопот, преподавала литературу (без русского языка), час-два в день, в остальное время занималась домашним хозяйством и, разумеется, собой. Раз в неделю парикмахерская, раз в неделю фитнес-клуб, два раза — плавание. А вечером или встречалась с подругами, или ходила с мужем на модные мюзиклы, коих в Москве расплодилось видимо-невидимо, приличных и всяких, на спектакли, а то и просто в кино, как давным-давно в Оренбурге, когда еще училась в старших классах школы. Но в Москве и кинотеатры были другие — мировой стандарт, и фильмы были те, которые еще не скоро по телевизору покажут. Да и мужчина рядом с ней на местах «для поцелуев» был совсем другим — любимым и желанным мужем. А целовались и дурачились с ним, как в юности. Иногда они оставались дома, и эти вечера были ничуть не хуже других, а может, и лучше.

Сегодня у нее в гостях была подруга, Люда Зеленина. Они вместе учились в институте, а потом, совершенно случайно, Лера встретилась с ней в школе, Люда тоже там работала. Правда, полтора года назад вышла замуж и ушла из школы, но после этого их дружба стала еще крепче. Встречались за рюмкой ликера как минимум два-три раза в неделю, не считая того, что теперь вместе приезжали и в фитнес-клуб, и в бассейн, и к парикмахеру (подруга подвозила Леру на своей машине).

Люда Зеленина казалась полной противоположностью Лере: невысокая полноватая блондинка, крашеная, с большой грудью и широкими бедрами. Лера же была пышноволосой шатенкой с карими глазами, тонким носом и длинными ногами. Груди у нее были классические (так считал Епифанов, это означало, что каждая помещается в мужскую согнутую ладонь и свободного пространства в ладони не остается).

— Нет, Лерка, у тебя так хорошо, так уютно, что я просто отдыхаю душой, — в третий раз повторила Люда, прихлебывая ликер «Бейлиз» из хрустальной рюмки.

Лера не любила, когда в восторженных тонах говорили о ее жизни, ее быте. Это когда человеку трудно, он может повторять в духе передовых американцев, что он сильный, смелый, удача обязательно улыбнется, сделает счастливым. А когда все идет именно так, как хочешь, не к чему гневить судьбу излишними напоминаниями о себе, нужно просто благодарить ее за то, что имеешь.

— Да перестань, Людка. У тебя квартира триста метров, в три раза больше моей. Дмитрий денег не жалеет на тебя, из заграницы не вылезаешь, о чем еще мечтать можно?

— О личном, Лера. Ему сорок четыре, и потом… он же бандит! Грубый, наглый…

Лера так не думала, хотя… Если бывала в гостях у Люды и хозяин возвращался с работы раньше, старалась поскорее уйти. Не очень-то интересно было слушать грубоватые шутки коренастого мужика с длинными руками и покатым лысеющим лбом. Ну так что ж тут можно посоветовать подруге? Знала, за кого замуж выходила. Об этом и сказала Людмиле. Впервые сказала, но впервые и услышала от нее столь злые слова в адрес собственного мужа. Прежде они не говорили о личном — Лера по причине, уже упомянутой выше, Люда не хотела казаться несчастной. И вот не выдержала.

— Да, конечно, знала, — со вздохом сказала Люда. — Но ведь годы шли, двадцать пять уже было, а с личной жизнью все что-то не получалось. Вот и решилась…

— Все у тебя нормально, не бери дурного в голову, — решительно сказала Лера. — Мы с Жоркой тоже иногда ругаемся, нормальные дела. Может, он устал на работе, может, проблемы какие, вот и сорвался. Ты приготовь ему что-то вкусненькое, встреть с лаской…

— Из меня повариха… сама знаешь какая. Послушай, Лерка, а я недавно Стаса встретила, Травникова… — тихо сказала Люда. — Неделю назад.

И Лера сразу поняла, что дело тут не в усталости мужа и не в том, что он не слишком красив и воспитан. Да и неумение Людки готовить тоже ни при чем.

— Этого… рыжего, что ли? — спросила она.

Люда кивнула. Парней в институте было куда меньше, чем девушек, и все были под пристальным вниманием прекрасной половины человечества. Поэтому когда высокий рыжий весельчак Стас Травников завел роман с Людой, об этом заговорили на всех факультетах. А они и не скрывали своих отношений, целовались прямо в коридорах института. Стас учился на четвертом курсе, а Люда с Лерой — на третьем, и если окончание лекций не совпадало, или он, или Люда ждали во дворе института, а потом уходили в обнимку. С полгода продолжалась эта идиллия, Лера тогда не была близкой подругой Людмилы и не знала, что у них там на самом деле происходит и почему они вдруг расстались. Слухи были разные.

— Говорили, что он тебя бросил? — осторожно спросила Лера.

Об этом больше всего и шептались девушки в коридорах института, провожая взглядами несчастную Людку.

— Вместе виноваты… Я хотела ребенка, а он просил подождать. Но я… поверила в его любовь, понимаешь, и дала волю своей стервозности, думала — никуда уже не денется, а получилось наоборот… До сих пор об этом жалею.

Лера призадумалась, не зная, как реагировать на неожиданное откровение подруги. Вспомнила, что муж Людмилы, Дмитрий, как-то говорил, что владеет фирмой по решению деликатных вопросов. «Деликатные» вопросы могут быть разными. Или помирить две конкурирующие фирмы на взаимоприемлемых условиях, или… убрать одного из конкурентов. Конечно, таких легальных фирм в Москве быть не может, но кто знает, что скрывается за той или иной вывеской? Да и вид у Дмитрия был такой, что ночью в темном подъезде встретишь — заикой станешь… Но дело все-таки не в нем. Люда, похоже, снова «запала» на Стаса, который, если честно, никогда не нравился Лере. Бесцеремонный провинциал из Саратова, он приударил за Людкой потому, что хотел получить московскую прописку. Лере ведь тоже она была нужна, вариантов имелось много, но вышла замуж за любимого человека, который ее любил и нежил, и чувствовала себя счастливой. А вот Стас… ему плевать было на такие мелочи.

— Ну и как он теперь?

— Ой, такой мужик! — расцвела в улыбке Люда. — Работает в солидной риэлтерской фирме, ну, занимается недвижимостью. Ездит на «БМВ» и вообще — супер! Мы перезваниваемся и, наверное, завтра встретимся.

Лера не успела спросить, что из этого следует: в дверь позвонили. Она открыла, впустила мужа. Епифанов был вполне симпатичным мужчиной среднего роста, курносым, с коротко стриженными темно-русыми волосами и веселыми серыми глазами. В сером костюме из тонкой шерсти и длинном черном плаще нараспашку он выглядел вполне респектабельно, как и подобает выглядеть хозяину двух магазинов. Поскольку Люда вышла вслед за подругой в холл, Епифанов воздел руки кверху и почти пропел:

— Сегодня судьба послала мне двух прекрасных девушек, спасибо ей за это! Значит, будем праздновать! — Имитируя действия фокусника, он достал из сумки бутылку коньяка «Хеннесси». — Людка! Народ живет все лучше и лучше, ты представляешь?

— Не представляю, Жора, — ответила Людмила.

— А вот тебе пример! Я открыл гастроном в Текстильщиках именно потому, что народ там небогатый, район не самый престижный, но кушать-то всем хочется, верно? Я дал людям продукты по цене рынка и даже дешевле, и они пошли ко мне! Они перестали ходить на рынок, зачем, если есть мои магазины? Я все четко просчитал, не зря мехмат МГУ кончил! А теперь что же? Я продаю не только дешевые продукты, но и дорогие коньяки. Сегодня привезли партию «Хеннесси» и уже продали четыре бутылки! По такому случаю я взял одну домой. Имею полное право выпить с прекрасными дамами за улучшение жизни в нашем прекрасном городе! Надеюсь, возражений не последует?

Епифанов сбросил плащ и черные ботинки, пританцовывая приблизился к женщинам, обнял обеих, чмокнул Людмилу в щеку, потом — жену в губы и повел их на кухню. Лера вырвалась из его объятий и стала танцевать перед мужем что-то вроде лезгинки в женском исполнении. Епифанов еще раз чмокнул Люду в щеку, извиняясь, и пошел вприсядку следом за женой. Люда не выдержала и засмеялась, настолько это было непосредственно и комично одновременно.

— А что моя красавица приготовила мужу на ужин? — спросил он, заскочив на кухню и выпрямившись.

— Телятину в винном соусе и салат оливье, твой любимый, — не переставая танцевать, сказала Лера. — Но фиг получишь, пока не нальешь дамам коньячку! Не каждый день пьем настоящий «Хеннесси».

— Это мы запросто! — провозгласил Епифанов, уверенно свинчивая пробку с дорогой бутылки.

Лера мигом достала из микроволновки мясо, положила на тарелки, добавила салат оливье. Сочный кусок мяса с румяной корочкой привел Епифанова в восторг, а Люду — в полное уныние. Она даже от коньяка отказалась, прикрыла свою рюмку ладонью, потом плеснула в нее ликера.

— Зря, Людка, — весело сказала Лера.

— Да у меня этим добром весь бар забит, надоел, — сказала Люда.

— Кучеряво живешь, — заметил Епифанов. — Ну как твой Дмитрий, все процветает? Я вот, например, не могу забить бар коньяком «Хеннесси». Кое-что там есть, понятное дело, но «Хеннесси» — нечто особое.

— А и не надо забивать им бар, — уверенно сказала Лера, обняла мужа, смачно поцеловала его в губы. — В баре могут стоять джин, виски, вино, водка, а «Хеннесси» — это праздник! Когда он появляется, это означает…

— Что ты меня любишь, — предположил Епифанов.

— А ты — меня, — с улыбкой сказала Лера.

— Ну так что там наш неуловимый Дмитрий? — спросил Епифанов, поднимая рюмку.

Они чокнулись, выпили. Епифановы — коньяк, Зеленина — ликер «Бейлиз». Хозяин принялся за мясо, время от времени поглядывая на гостью в ожидании ответа, а ей казалось — в ожидании того момента, когда она поедет домой, а они останутся… Такие красивые, такие счастливые! Люда нервно ковыряла вилкой салат.

— Да что… Все у него нормально. Чем занимается, не знаю, ведет себя как бандит.

— Бандиты нынче в большой цене, — заявил Епифанов, блаженно жмурясь, так ему нравилось мясо, приготовленное женой. — Поэтому ты его должна беречь и лелеять. Приготовь ему такое мясо, как сделала Лерка, и станешь главарем банды. Объясняю почему. Дмитрий будет подчиняться тебе, а банда ему. И кто у нас самый главный бандит получается?

— Людка! — засмеялась Лера. — Маркиза ангелов!

На время она забыла о подруге и вела себя так, будто они были одни в квартире, но потом вспомнила, и когда Епифанов обнял ее, осторожно сняла его руку с плеча. Ну зачем травмировать подругу, у которой возникли проблемы в семейной жизни? Епифанов ничего не сказал по этому поводу, лишь удивленно посмотрел на жену и принялся доедать мясо. Этому блюду стоило уделить особое внимание, даже при наличии на кухне двух красивых женщин.

Через полчаса Людмила окончательно почувствовала себя лишней и заторопилась домой.

— Все нормально, Людка? — спросила Лера.

— Да, вполне. Спасибо, ребята, с вами было хорошо, но пора, как говорится, и честь знать.

— Я провожу тебя, — сказал Епифанов. — Поймаю машину, посажу и… поцелую на прощание. Если жена не будет подсматривать за нами из окна.

— И не подумаю! — фыркнула Лера.

— Тогда поцелуй отменяется, — дурашливо усмехнулся Епифанов. — Если жена не следит, какой интерес целоваться даже с очень красивой девушкой?

— Да, конечно, — вяло попыталась подыграть ему Люда. — Спасибо, Жора, не нужно меня провожать, сама управлюсь.

— Но там ведь уже темно, — возразил Епифанов.

— Да что я, машину не поймаю, что ли? Нет, ребята, спасибо вам за все, было очень хорошо, до свидания.

Епифанов посмотрел на жену: обычно в таких случаях она толкала его в бок, мол, разве можно отпускать даму, не проводив ее? Но сегодня Лера молчала, и Епифанов сдался.

— Ну, если ты настаиваешь… Не возражаю. — Он развел руками, давая понять, что сделал все, что мог.

Они попрощались: поцелуи в щеку, обещания новых встреч, и Людмила вышла на лестничную площадку. Епифанов запер за ней дверь.

— Лер, что-то она больно кислая сегодня, — сказал он жене, когда они вернулись на кухню.

— Поругалась с мужем, чепуха. Завтра помирится, и все будет нормально, — как можно беспечнее ответила Лера.

— Это смотря как поругались и смотря с каким мужем, — сказал Епифанов, целуя жену.

— С таким, как ты, сильно не поругаешься, — сказала Лера и ответила ему страстным поцелуем.

Потом они выпили еще по рюмке коньяка, и снова долгий поцелуй соединил их губы, а чуть позже Епифанов бережно уложил жену на узкий кухонный диванчик. Медленно развязал поясок на махровом халате, распахнул полы, приспустил шелковые штанишки Леры.

— Ну и что ты там надеешься увидеть? — с лукавой усмешкой спросила она.

— Чудо чудесное, красоту неописуемую! — провозгласил Епифанов, стащил штанишки и бросил их на пол. — Господи, Лерка! Пять лет вместе, а ты все еще незнакомая девушка, и такая сексапильная, желанная! Сил нет терпеть…

Он прижался губами к ее чуть заметному животику, принялся страстно целовать ослепительно белую кожу внизу его, постепенно зарываясь губами в темные жесткие волоски лобка.

— Будет врать-то, — со стоном сказала Лера.

— Истинная правда, — заверил ее Епифанов, не отрывая губ от сладостного тела, поглотившего его внимание. — Я христианин, хочешь, перекрещусь?

— Ладно, так уж и быть, поверю на слово… — со страстным вздохом сказала Лера.

Он целовал, а она стонала, ритмично двигала бедрами, вытягивала вверх длинные ноги, а потом его губы стали подниматься выше и выше, задержались на упругих розовых сосках и соединились с ее губами. Лера громче застонала, вырвалась из-под Епифанова, уложила его на диванчике, села сверху. Как ей это удалось проделать, она и сама, наверное, не смогла бы объяснить. Стащила брюки вместе с белыми трусами, немного похулиганила губами, а потом направила то, что нужно было, туда, куда нужно было. И, откинувшись, оперевшись ладонями на мягкий велюр, ритмично задвигала бедрами, а он, закрыв глаза, ласкал жадными пальцами ее груди.

Они одновременно застонали, захрипели, засопели, а потом Лера упала ему на грудь, стала искать помертвевшими, тяжелыми губами его губы, нашла, прижалась к ним и замерла. А он все двигал бедрами, зная, что это доставляет ей удовольствие.

— Жорка, ты сумасшедший, — сказала Лера минут через пять полной тишины и неподвижности. — Это же когда мы были молодоженами, на кухне…

— А я и сейчас чувствую себя молодоженом, — сказал Епифанов. — Что в этом плохого?

— Ты сумасшедший!

— Согласен. А кто будет нормальным, когда у него такая жена? И красавица, и телятиной в винном соусе кормит! Это ведь тоже почти сумасшествие, только женское. Где ты такое видела? В каких таких фильмах?

— А мне зачем это видеть? Главное — твоя рожа, которая расплывается в улыбке, когда жует мясо.

— Чтобы не задавать глупых вопросов.

— Ладно, не буду. А предложение можно высказать?

— Нет. Я угадаю его. Мы пойдем и ляжем в постель.

— Угадал, но сперва нужно помыться. Давай быстро в ванную, на пять минут, а я пока уберусь тут. Потом я пойду в ванную, а ты будешь меня ждать. Ты это угадал?

— Да куда мне угадать такое! — со вздохом сказал Епифанов. — Я просто надеялся, что мы… А если еще и «уберусь», так это земному разуму просто недоступно.

— Идиот! Марш в ванную. У тебя пять минут!

— Слушаюсь, моя королева! — отрапортовал Епифанов и, схватив свои брюки с трусами, умчался в ванную.

А Лера, довольно улыбаясь, стала убирать со стола, мыть посуду.

Глава 2

Людмила долго стояла у обочины, ловила машину. Продрогла, ибо кожаный плащ и брючный костюм под ним не спасали от сырого, пронизывающего до мозга костей ветра. Долго стояла потому, что не хотела возвращаться домой в российской легковушке. С недавних пор ей стало казаться, что все они пропахли бензином, сигаретным дымом, мужским потом и черт знает чем еще. Наберешься чужих запахов, Дмитрий станет принюхиваться, выпытывать, где была, что делала. А если испачкаешься на грязном сиденье, еще хуже будет. Но сверкающие лаком иномарки стремительно проносились мимо, а те, которые не очень сверкали, иногда останавливались, но водители, нахально усмехаясь, требовали по меньшей мере пятьдесят баксов. Совсем обнаглели! От Можайки до набережной Тараса Шевченко, до ее дома, ехать-то всего ничего, и время еще не позднее, десять вечера!

У нее была своя машина, красная «шкода-фелиция», но как же поедешь на ней в гости к подруге, если там придется выпить? Людмила полгода назад получила права и все еще побаивалась гаишников.

В конце концов она согласилась ехать домой на черной «Волге», довольно-таки приличной с виду. Водитель, солидный мужчина лет пятидесяти, взялся подвезти за триста рублей. Он услужливо открыл переднюю дверцу, Людмила села в машину, принюхалась — вроде бы ничего плохого. «Волга» рванулась вперед, по направлению к Кутузовскому проспекту. Солидный водитель мельком взглянул на нее, понимающе кивнул, видимо, учуял запах спиртного.

— В гостях была?

— В гостях.

— А чего одна? Кавалера не нашлось? Или поругалась?

— Будьте добры, следите за дорогой, — холодно сказала Людмила. — И не надо фамильярностей.

— Крутая ты, — хмыкнул водитель. — Это бывает, когда женщина одна. Все ей кажется в черном цвете. Да я ничего, просто могу, так сказать, помочь, согреть и все такое.

А она думала — солидный мужчина, примерный семьянин, дед уже, наверное… Старый кобель!

— Если муж узнает, что вы мне предлагали такое, платить придется вам, — жестко сказала Людмила. — Врачам и авторемонтникам. Он у меня решает деликатные проблемы с крупными фирмами, понимаете, что это значит?

Мужик резко затормозил, прижал машину к бордюру, потянулся, открыл дверцу с ее стороны:

— Ты это… ехай с кем-то другим, поняла?

— Набережная Тараса Шевченко, — сказала Людмила, резко захлопнув дверцу. — Я не хочу, чтобы у вас были неприятности. Выполняйте свои обязательства, иначе придется платить неустойку.

Она уже привыкла разговаривать с людьми, которых считала ниже себя (не по росту, разумеется), вежливо и властно. Это было своеобразной компенсацией за унижения, которые приходилось терпеть дома. С недавнего времени вся ее семейная жизнь стала сплошным унижением. И собственная домработница, и продавцы в магазинах, и обслуга в фитнес-клубе чувствовали настроение Людмилы, вели себя корректно, ну а кто не понимал… В данном случае она не блефовала, если бы Дмитрий узнал, что водитель «Волги» с таким-то номером пытался соблазнить ее, а потом вышвырнул из машины, мужику бы точно не поздоровилось.

Водитель мрачно хмыкнул и решил не спорить со стервозной дамой. «Волга» снова помчалась вперед, проскочила метро «Кутузовская».

Он правильно поступил, этот водитель. В диких джунглях понятно, кто слон, кто удав, тигр, крокодил, а кто кролик, антилопа или жираф. А на московских улицах нынче все равны или почти равны. Увидит жираф симпатичную девушку, подумает — экая кошечка перепуганная, а она — тигрица, и за ней — стая злобных хищников. Сожрут жирафа не задумываясь! Оно, конечно, не часто хозяева московских джунглей выходят на улицы, поедать мелких зверушек они научились, не выходя из контор и офисов, но бывает, бывает… Особенно с хищницами женского пола в такой ситуации, в какой оказалась Людмила. И не дай вам Бог ошибиться!

Людмила вышла из машины, не доезжая до своего дома, молча протянула водителю три сотенные бумажки и резко захлопнула дверцу «Волги». Машина тут же сорвалась с места, мигом исчезла в потоке других машин.

Не случайно она вышла раньше. Забежала за угол соседнего дома, достала мобильник, торопливо набрала номер. Сделать это в полной темноте было несложно, клавиши аппарата подсвечивались.

— Але, Стасик? Привет, это я. Ну как ты? Можешь говорить, жена не мешает?

— Привет, Люси! Да все нормально, она в ванной. Дела идут отлично, сегодня заключил классную сделку, «наварил» пятнадцать тысяч баксов. Но это мелочи. Думаю о тебе, и только о тебе. Мы встретимся завтра?

— Я тоже думаю, Стас…

— Отлично. Значит, как договорились?

— Да… Так приятно слышать твой голос… А я была… Ну ладно, завтра все расскажу.

— Я целую твои красивые губы нежно-нежно, вот так… — Он чмокнул в трубку.

— Пока, — с улыбкой сказала Людмила и отключила связь.

Неуклюжий, рыжий, смешной, дурашливый Стас! Ее первая и единственная любовь! И самая страшная потеря. И нежданная находка… До подъезда было метров двести, и Людмила многое вспомнила, медленно шагая по влажному асфальту, усыпанному желто-коричневыми листьями кленов.


— Люси! Хочешь, я съем ради тебя червяка?

Тогда шел дождь, теплый, весенний, и в лужицах на асфальте было много дождевых червей.

— Зачем? — с ужасом спросила она.

— Потому что ты не хочешь меня поцеловать. И вообще не смотришь на меня, жутко неприступная. Вот я и подумал: если съем червяка, ты обратишь на меня внимание?

— Ты… ты хочешь, чтобы я поцеловала тебя после того, как съешь червяка? Фу, какая гадость!

— Ну тогда поцелуй за это дурацкое намерение. Видишь, я для тебя на все готов, хотя, честно признаюсь, черви не самое любимое мое блюдо.

— Я тебя должна поцеловать? Перебьешься!

— А я тебя… можно?

— Перебьешься!

— А проводить? Неужели ты откажешь мне и разобьешь сердце бедного студента своей московской чопорностью? Ты же не такая, Люси, я это чувствую.

— Ну-у… если хочешь, проводи.


— Ой, все, Стас, хватит, хватит, я больше не могу целоваться. Смотри на экран, а то я уже не понимаю, что там происходит.

— Там происходит кино. И ну его к черту, потому как кино — глупая фантазия. А мы с тобой настоящие, нам хорошо вместе по-настоящему. Это реальность, почему ты хочешь заменить ее переживаниями за этих дурацких артистов, которые что-то там изображают?

— Но мы же пришли посмотреть фильм…

— Нет, мы пришли, чтобы радоваться жизни, и быть вместе, и целоваться, и…

— Убери руку, Стас…

— Почему? Она кажется тебе грубой, вульгарной? Мои пальцы хотят ласково прикасаться к тебе именно там, знаешь, в литературе и в песнях это так и называется — ласкать женщину. Или ты думаешь, что ласкать — это целовать ручку? Галантно кланяться и уступать место в транспорте? Нет, это просто дурацкая вежливость, а ласка — поцелуи там…

— А я сказала — не надо.

— Коленки сдвинула…

— Потому что у меня… критические дни.

— А здесь не критические? Значит, можно?

— А здесь — люди увидят.

— И пусть смотрят, завидуют тебе.

— Ты совсем ненормальный, Стас…

— Напротив, я сейчас абсолютно нормальный. Это на лекциях, когда сижу один и думаю о тебе, я ненормальный. А с тобой… Пойдем отсюда, лучше погуляем.

— Пойдем…


— У тебя симпатичная квартира, и бабушка симпатичная.

— Тебе правда нравится? Ох, Стас!.. Ты такой, такой…

— Идиот из Саратова?

— Идиот, но — мой идиот!

— А ты — моя идиотка!

— И я хочу тебя, но не так, как было в прошлый раз.

— Тогда же твоя мама неожиданно вернулась. А бабушка не будет заглядывать в дверь?

— Бабуля — свой человек, она меня не выдаст.

— А пусть выдаст, я не вор и не грабитель, у меня самые серьезные намерения…

— Хватит болтать, Стас!


Самые приятные воспоминания пришлись на последнюю часть пути, когда Людмила, кивнув консьержу в пятнистой униформе, поднялась по широкой мраморной лестнице на третий этаж, открыла дверь своей квартиры. Надеялась, что Дмитрий задерживается на работе, но этим надеждам не суждено было сбыться. Едва она вошла в прихожую, там появился Дмитрий, в тренировочных брюках «Адидас», в синей футболке той же фирмы, обтягивающей могучую грудь. Длинные мускулистые руки, покрытые густыми черными волосами, были скрещены на груди.

Он не был уродом, но и красавцем его назвать было нельзя. Раньше думала — крепкий, сильный, уверенный в себе мужик. За ним она будет как за каменной стеной, а если учесть, что и богатый, и денег для нее не жалеет, так чего желать еще? Но когда встретила Стаса… все изменилось.

Низкий покатый лоб с редкими черными волосами покрылся морщинами, маленькие карие глазки — будто магниты, вытягивающие из ее души самые сокровенные мысли.

Именно сегодня он почему-то не задержался на работе! Такая досада!

— Привет, Митя. Как дела? — стараясь казаться беспечной, спросила Людмила.

Сбросила плащ, повесила его в шкаф для верхней одежды, сняла туфли, сунула ноги в шлепанцы и пошла в спальню.

— Погоди! — резко сказал Зеленин. — У меня дела в норме, а у тебя?

Людмила остановилась, обернулась:

— Не надо кричать на меня, Митя. Я была у Леры, оставила тебе записку на столе в твоем кабинете. Ты прочел? Что мне, к подруге нельзя съездить? Ты же знаешь Леру.

— Да положил я с прибором на твою долбаную Леру! Меня эта телка не интересует. Я твой муж, я пришел с работы, я устал, мать твою!.. И что? Ты мне ужин приготовила?

— Митя… ты всегда ужинал в офисе… Но если хочешь, я приготовлю тебе омлет. Хочешь? Только переоденусь…

— Да на хрена мне твой омлет нужен, дура?! Ты пришла, даже не поцеловала мужа! Ты где шлялась, корова?! Ты чем занимаешься тут вообще?

— Митя… ты же не разрешаешь мне работать, вот я и… мне скучно, я встречаюсь с подругами. Была у Леры… — растерянно забормотала Людмила.

И уже другие, совсем недавние воспоминания заполонили ее голову. Как пришел домой Епифанов, как не скрывал своей любви к жене… Правда, она была дома и приготовила ему вкусный ужин, но как он пришел! Чем-то Епифанов напоминал Стаса, не внешностью, а своим поведением… А у нее что?

— Я же сказал — на хрен твою Леру! Может, хахаля себе завела, а?

— Да ты что, Митя… Можешь позвонить, спросить… Номер Леры ты знаешь…

— Я позвоню и спрошу. И моли Бога, чтобы они подтвердили твои слова!

— Митя… но ведь ты позоришь меня. Они подумают…

— Ни хрена они не подумают. У меня работа такая — звонить и разговаривать с людьми, если они хотят разговаривать. А если нет — всегда найдется что-то другое.

— Пожалуйста, Митя… поверь мне.

— Давай в ванную, а потом — в койку! И чтоб с завтрашнего дня предупреждала меня по телефону, куда и на сколько уезжаешь. Надоел этот бардак!

— Я что, твоя рабыня?

— Ты хреновая жена, Люся! Просто никакая жена, понимаешь? Я тебе дал все, что хочешь, думал — ответишь тем же. Ни хрена подобного! Ты живешь сама по себе, тебя нет со мной рядом, нет, понимаешь?!

— Но ты всегда возвращаешься поздно… Если скажешь, я приготовлю ужин и буду ждать…

— А ты приготовь и жди! Каждый вечер готовь и жди!

— Если тебе не нравится, я могу уйти к родителям.

— Попробуй только. Верну, надену намордник и заставлю сидеть дома. А если кто окажется рядом — закопаю живого. Все! Вали в ванную!

Людмила, опустив голову, пошла в спальню, чтобы переодеться. Зеленин взял трубку радиотелефона в холле. Домашний номер Епифановых он помнил наизусть.

— Але, это Лера? Привет, Зеленин, Твоего кадра можно к телефону? Много будешь знать, скоро состаришься, лапочка. Ну так чего, он в состоянии пару слов сказать? Или ты ему делаешь очень приятно? — Он криво усмехнулся, услышав, как гневно задрожал голос Леры.

А потом в трубке послышалось насмешливое:

— Епифанов слушает.

— Привет, корешок. Извини, конечно, за звонок, но такие наши дела. Надеюсь, ты не станешь мне лапшу на уши вешать, скажешь все как было, так?

— Слушаю вас.

— Моя телка была у вас на хате сегодня, это верно?

— Я бы не сказал, что она телка, красивая женщина, но да, была. Они пили с моей супругой ликер. Когда я пришел, она собралась и поехала домой.

— И это все, что ты хочешь мне сказать?

— Я бы мог больше сказать, но не по телефону.

— Лады, Бог даст — встретимся, Епифанов. Ну, будь здоров!

Людмила вышла из спальни в шелковом кимоно, с ночнушкой в руке. Она слышала последние фразы мужа, покраснела, опустила голову. Раньше он не позволял себе такое, но, видимо, со временем решил, что можно все. А что дальше будет? И представить себе страшно… Она должна терпеть это чудовище? Нет, нужно вырваться из его страшных объятий! Провались он вместе со своей большой квартирой и с деньгами, и машину ему отдаст, только пусть оставит ее в покое!

Она, не поднимая головы, прошла в ванную. И уже не до воспоминаний было, все мысли о том, что ей придется лечь в постель с этим чудовищем! Ну так пусть подождет! Она уже точно знала, что раньше чем через час из ванной не выйдет. Может, он уснет к тому времени? Хорошо было бы… Ох, как приятно избежать его мерзких объятий!


Епифанов лег на спину, закинул руки за голову.

— Лер, он что, совсем сумасшедший, этот Зеленин? Ты была свидетельницей на свадьбе, да и в гостях у Людки виделась с ним. Что за идиот?

— Да нет, вроде бы нормальный мужик. Правда, с чувством юмора у него туговато, вернее, оно очень своеобразное. А так ничего, наверное, разозлился.

Вдруг она подумала, что если забыть о внешности Дмитрия, его грубых шутках, так получится, что он нормальный мужик, не красавец, не эстет, но основательный, ради жены ничего не жалеет. Он не жалеет, а она встретила опять рыжего балагура Стаса, только о нем и думает. Зеленин хоть и кажется грубым, вульгарным, но человек умный (дураки не возглавляют успешные фирмы и не решают «деликатные вопросы»), догадывается, что с женой что-то творится, поэтому так грубо говорил по телефону. А уж что Людке сказал дома, так и представить страшно. Интересно, она понимает это или нет? Ох, Людка, Людка! И хочется подсказать, да нельзя. Это ведь твои личные дела, сама и решай их. Никто не поможет.

А если Дмитрий застукает ее со Стасом? Судя по сегодняшнему разговору, может и убить. Ее. Потому что, как это ни кажется странным, любит жену, ревнует ее. И вдруг шальная мысль возникла в голове: а Жорка почему совершенно не ревнует ее? Убежден, что она никуда не денется? Последнее почему-то не понравилось Лере.

— Жор, я подумала… Дмитрий ревнует Людку…

— Да это просто дикость какая-то. Он же позорит свою жену подобными звонками. И не только ее, себя тоже позорит. Придурок самый настоящий!

— Да просто ревнует, что тут такого? А вот ты не ревнуешь меня?

— Нет. Зачем?

— А если бы я встречалась с другим и ты узнал бы об этом?

— С каким другим?

— С мужчиной другим.

— Лера, ты серьезно?

— Что бы ты сделал? Убил бы меня, побил или что?

— Не знаю… — Епифанов озадаченно почесал затылок, но это не привело к нужному решению. Он просто не мог предположить, что его любимая жена, красавица и умница, совершит такую глупость.

Она засмеялась, крепко прижалась к нему. Долго молчала, а потом дурашливо чмокнула в губы и сказала:

— Жорка, не бери дурного в голову! Я люблю только тебя, и никто мне не нужен, правда-правда.

— Тогда почему спрашиваешь?

— Ну просто… хочется, чтобы ты немного ревновал меня. Не так сильно и глупо, чуть-чуть. Даже не ревновал, а думал обо мне всегда-всегда, понимаешь?

— Я всегда о тебе думаю. Но если хочешь, и ревновать буду. — Он грозно сощурился и зарычал: — А ну, признавайся, жена, где была сегодня, что делала?!

И навалился на нее, припадая дрожащими от страсти губами к соблазнительным грудям.

Глава 3

За окном тихо шелестел дождь, как будто ветер трепал листья деревьев, но листья почти все уже опали, и этот голос принадлежал теперь дождю. Окно было закрыто светло-коричневыми, с золотым узором, шторами, в спальне царил полумрак. Тепло было, в Москве уже давно включили отопление, да и полы с подогревом кое-что значили, а все равно вылезать из-под одеяла не хотелось. Но надо было, электронные часы показывали 7:30.

Епифанов потянулся и нехотя сел на постели, опустив ноги на теплый пол. Он всегда вставал в это время, но часто с большой неохотой, потому что рядом сладко посапывала его красавица Лера. Хотелось разбудить ее, хотелось… Но Лера была типичная «сова», бойкая и энергичная поздним вечером и ночью, вялая и раздражительная утром. Ну а ему приходилось быть и «совой», и «жаворонком»; не уснешь ведь в одиннадцать или в полночь, когда рядом ласковая и страстная женщина, и не проспишь утром, потому что красавице необходимо обеспечить должный уровень жизни, и, значит, как говорил дедушка Ленин, нужно работать, работать и работать. Но Епифанов не уставал, напротив, после таких ночей, как эта, только что закончившаяся, он готов был горы сдвинуть. Когда в семье все замечательно (тьфу-тьфу-тьфу), то и работа спорится, а если и случаются неудачи, так их просто не замечаешь. Права Лариса Долина, утверждающая, что «главней всего погода в доме». У него в доме были страстные и романтические тропики.

Однако ж пора подниматься. Душ, бритье, овсяная каша и чашка кофе на завтрак, и — в путь. Лера открыла глаза, ткнула его кулачком в бок.

— Ты проснулась? — удивился Епифанов. Наклонился, поцеловал ее теплые доверчивые губы.

— У меня в школе всего два часа после обеда, еще высплюсь, — с улыбкой сказала Лера. — Хочешь, я тебе завтрак приготовлю?

— Ну уж нет! Ни за что! — воспротивился Епифанов.

— Почему?

— Потому что это будет явный перебор. Ты у меня и так самая красивая, это аксиома, самая заботливая, тут есть доказательства в виде ужинов, и самая ласковая, этому тоже есть немало доказательств. Лучше просто не бывает. А если будет, надо призадуматься: что это значит?

— Я поняла, о чем ты думаешь, Епифанов, — лукаво прищурилась Лера. — Боишься, что еще одну шубу попрошу. Угадала?

— Нет. У тебя их три, не считая дубленок, и ты у меня умница, сама не хочешь десять шуб, ну а если что-то очень понравится — куплю с радостью.

— Да хватит мне и тех. Просто хотела тебе завтрак приготовить. Мне было очень хорошо, я целых три раза кончила.

Он внимательно посмотрел на нее и засмеялся.

— Что тут смешного?

— Представил себе… все старшеклассники, наверное, влюблены в тебя… представил, что ты задумаешься и брякнешь такое на уроке…

— Дурак ты, Жорка. А тебе было хорошо?

— Да, но я кончил только два раза, — признался Епифанов.

— Вечно ты отстаешь, Епифанов.

— В этом деле главное — не бежать впереди паровоза. Спи, Лерка, я пошел.

Он еще раз поцеловал жену и вышел из спальни. А Лера лежала с открытыми глазами, смотрела в потолок и думала о том, что брякнула мужу вчера. А вдруг он поймет ее неправильно? Да, собственно, как он может правильно понять ее, ведь не знает о Стасе, о том, что Людка встречается со своим бывшим любовником, доводит мужа до белого каления, того и гляди что-то случится. Вон какой злой звонил вчера, хоть и кричит Людка, что он грубиян и бандит, а никогда прежде не разговаривал так. Но не это беспокоило ее, а собственные слова. Зачем было говорить их? Да ей никакой другой мужчина не нужен, она любит Жорку, и не за деньги его, а потому что… потому! Любит, и все. И сдуру брякнула чего не следует. А ведь знала женщин, у которых все было замечательно, но приедалось, и начинали они искать острые ощущения и находили… бочку с дерьмом, в которой и оказывались по самые уши.

Из ванной доносился шум упругих струй воды, и его приятно было слышать. Это означало, что Жорка дома и все у них по-прежнему замечательно. Хоть бы вечно было так, подумала она, засыпая, тут же поняла, что ничего вечного в этом мире нет, и поправилась — ну или как можно дольше, она сделает для этого все, что сможет. Все сделает…

Епифанов быстро позавтракал, осторожно заглянул в спальню — Лера уснула. С минуту он смотрел на ее красивое лицо (без косметики оно казалось еще более красивым и таким родным!), а потом пошел в прихожую.

Когда его синяя «вольво» вырулила на Можайское шоссе, Епифанов заметил на остановке автобуса Алеся, украинца, работающего на новой «Горбушке». Месяца два назад Алесь остановил его машину и чуть ли не со слезами стал умолять довезти его до «Багратионовской», поскольку опаздывал, а хозяин был строгий, мог и уволить. Епифанов был тогда в прекрасном расположении духа и подвез украинца, хотя пришлось сделать крюк. Денег не взял, и с тех пор, встречаясь во дворе (Алесь снимал в этом же доме квартиру с пятью земляками), они всегда здоровались, как добрые знакомые. Сегодня, несмотря на хмурое утро, у Епифанова было прекрасное настроение, он подъехал к остановке, приоткрыл дверцу, крикнул:

— Алесь! Садись, подвезу!

Алесь поначалу замахал руками, но потом, уступая настойчивости хозяина иномарки, сел на переднее пассажирское сиденье, повторяя:

— Шо ты беспокоишься, Жора? Та я ж и сам доберусь…

— Ладно, чего уж там, — добродушно сказал Епифанов. — Настроение у меня хорошее, понимаешь? Жена меня любит, бизнес в порядке, все, слава Богу, нормально. Ну так чего ж не помочь хорошему человеку?

— Спасибо тебе, Жора. Ну и дай Бог, чтобы усе так и было дальше у тебя.

— А твоя-то жена как, ждет?

Алесь сосредоточенно засопел, долго смотрел на хмурые дома, грязные машины, мчавшиеся по Можайскому шоссе, а потом неуверенно пожал плечами:

— Деньги ей посылаю каждый месяц. Сто баксов, а то и двести, когда премия… На то и живет. Попервах, конечно, всякие мысли были, я ж все время дома жил, у Житомире, на Богунье, может, слышал про такой район? Не? Красивый… На заводе начальником цеха работал… А потом усе рухнуло, завод остановился, пришлось ехать у Москву. А шо тут поделаешь? Если и встречается с кем-то, лучше про то не знать. Главное — улыбается, когда домой приезжаю на пару дней раз в месяц, то ж выходные сэкономлю, та и поеду… А все другое — та гори оно синим пламенем!

— Ну, раз улыбается, рада тебе, значит, все нормально, — сказал Епифанов.

— Так-то оно так, алэ трошечки не так. Другая баба стала. Не та, шо была, понимаешь, Жора? Навроде усе нормально, а чую — другая баба. Это ж… пятнадцать лет вместе прожили… так просто и не скажешь, шо там такое случилось.

— А ты не бери дурного в голову, — посоветовал Епифанов.

— Так я-то… и не беру. Слухай, Жора, у меня скоро день рождения, сорок лет… Оно, конечно, нельзя праздновать, но хочу пригласить тебя выпить. Ребят попрошу погулять, хоть часик посидим. Ты хороший человек, а я ж тоже… инженер-конструктор по специальности. Натворили дел те политики, вот, торгую… А хочется с нормальным человеком посидеть, поговорить.

Епифанов согласно кивнул, протянул ему свою визитку:

— Звони мне на службу или домой, с удовольствием заскочу, поздравлю. То, что ты инженер-конструктор, свой человек, я сразу понял. Сам-то — математик, а тоже занимаюсь торговлей, у меня два магазина.

— А думалось… когда студентами были… — с тоской сказал Алесь.

— И не вспоминай!

Епифанов высадил Алеся у станции метро «Багратионовская», развернулся и поехал назад, в сторону Кутузовского проспекта, надеясь, что за полчаса доберется до Текстильщиков, а нет, так на то он и начальник, чтобы задерживаться.


Людмила проснулась поздно, на часах было начало одиннадцатого. Она уже просыпалась, когда Дмитрий уходил на службу, потом снова задремала, вставать не хотелось. И вообще ничего не хотелось в этой огромной чужой квартире. И квартиры этой не хотелось. Потому что…

Дмитрий вчера был зол и груб. В постели говорил ей всякие гадости, а потом овладел ею резко, без поцелуев и ласк, просто ворвался в ее тело, а там все было еще сухо, но он энергично работал бедрами, причиняя ей боль, а потом кончил, отвернулся и уснул. Она еще долго лежала с открытыми глазами, тоскливо усмехаясь. Вот и плата за обеспеченную жизнь. И так будет всегда? А зачем ей это нужно? Она ведь помнила, каким нежным и ласковым был с ней Стас… каким изобретательным, элегантным… Каждая клеточка ее тела помнила его прикосновения, его поцелуи… Он снова появился в ее жизни, так же неожиданно, как и тогда, когда они были студентами. И опять стал желанным… Как и тогда. Нет, даже больше, ведь она теперь знала, что будет, когда они останутся одни, и хотела этого.

Со Стасом она встречается в два часа, значит, можно еще полежать, помечтать, вспомнить…

А что вспоминать? Когда они убегали с лекций к ней домой и любили друг друга, пока родители отсутствовали, это было просто замечательно. Она была на седьмом небе от счастья, вот и все воспоминания. А потом…


— Люси, у нас впереди большое будущее, зачем нам ребенок? Мне нужно работать, искать свое место, конечно, не в школе.

— Нет, я хочу ребенка. Мальчика, чтобы такой же был рыжий, как ты. И такой же сумасшедший, Стас…

— Нет, Люси, это исключено. Я сейчас не могу думать о ребенке. И вообще… не надо меня насиловать.

— Стасик, любимый…

— Ну ладно, ладно. У меня еще куча дел, я побежал. Завтра в институте встретимся. Пока-пока!


Она чувствовала, что теряет его. Внешне все было нормально, но чувство это росло в груди, и росло желание удержать свою любовь. Нежность не помогала, забота не помогала, капризы, истерики только углубляли пропастьмежду ними. А когда она узнала, что Стас встречается с другой девушкой, заявила, что ждет от него ребенка. Так оно и было на самом деле. Он разозлился, сказал, что знать ничего не желает об этом и больше не стоит им встречаться. А она тоже разозлилась, обозвала его подонком и много чего другого малоприятного сказала в тот день. И решилась на аборт. Ребенка от такого негодяя ей тогда не хотелось. Потом пожалела о содеянном, но было уже поздно. Эти воспоминания были гораздо живее и ярче, нежели мысли о том, как она была счастлива со Стасом.

И тем не менее сейчас она думала только о Стасе. Может, он тогда ошибся, может, она была чересчур назойливой, а вдруг все можно поправить? И быть счастливой по-настоящему, как Лера с Жоркой?

Епифанов чем-то напоминает Стаса, такой же дурашливый и нежный с женой, каким некогда был Стас. Если бы можно было вернуть то время! И не нужна ей тогда эта квартира в триста квадратных метров и эта домработница, которая уже пришла и бегала по комнатам, вытирая пыль. Она, Людмила, готова была жить даже в коммуналке, но с любимым человеком. Да почему в коммуналке? В квартире родителей есть ее комната, и там жить можно, как они и планировали некогда… Но Стас теперь сотрудник солидной фирмы, ездит на «БМВ», значит…

Правда, у него есть жена, и ладно, она согласна быть просто его любовницей, чтобы хоть какое-то удовольствие получать от жизни! С Дмитрием разве это возможно? Он в последнее время совсем дурной стал. Вчера так просто опозорил ее перед подругой, стал звонить Епифанову, выяснять, где была, что делала! Хам.

С этими мыслями Людмила отправилась в ванную. И там, лежа в огромной джакузи и чувствуя всем телом ласковое прикосновение воздушных пузырьков, она снова думала о Стасе. Он, конечно, предал ее, но до этого был так ласков и внимателен, что она согласна и на второе предательство, только бы снова почувствовать это внимание и эти ласки. А там… ну, уж как получится. Хотя… он же сказал, что готов искупить свою вину и бросить к ее ногам все сокровища мира. Как приятно было слышать это!

Выбравшись из ванны, Людмила позавтракала двумя кусками отварной осетрины, стаканом свежевыжатого апельсинового сока (сама же и выжимала его) и чашкой кофе. А потом принялась готовиться к свиданию. Маникюр, макияж — это мелочи. Что надеть на встречу — вот главный вопрос! Какие трусы, какой лифчик, какой костюм, какой плащ или куртку? Прямо голова шла кругом от обилия вариантов!

А еще ведь не придумала, что сказать Дмитрию, когда он спросит, где была? Спросит, обязательно спросит! А она скажет… по магазинам ходила. Да, именно так и скажет. В конце концов, она не обязана сидеть безвылазно дома. Или пусть возьмет наручники и прикует ее к радиатору отопления!

Она была твердо уверена, что думает о Стасе лишь потому, что Дмитрий ведет себя дома грубо, хамит, оскорбляет ее. А что иначе делать бедной женщине? О том, что до встречи со Стасом Дмитрий вел себя как щедрый, заботливый муж, и мысли не было. Ибо в любом случае он не был похож на Епифанова и тем более на Стаса.

Глава 4

В это время Епифанов уже вовсю руководил своими двумя магазинами. Провел совещание с главным менеджером своей фирмы ЗАО «Эпос» (такое название сам придумал шесть лет назад, созвучно фамилии, не «Эпифом» же называть фирму! Не звучит, да и помнилось, как в университете остряки шутили: «Эпиф, твою мать!») и с менеджерами обоих магазинов.

Тут Епифанов совсем не походил на того человека, которого знала и любила Лера и уважал инженер-торговец Алесь. Вопросы ставил жестко, бесцеремонно, если намечался спад прибыли, требовал незамедлительных предложений по исправлению ситуации. Поскольку магазины были продуктовые, бывшие советские гастрономы, особое внимание уделял ассортименту, качеству обслуживания и работе с поставщиками. Конкурировать с гигантами вроде «Седьмого континента» можно было только за счет более низких цен и предельно вежливого обращения с покупателями. За это спрашивал строго, провинившиеся продавцы увольнялись немедленно. Да и менеджеры (если не уделяли должное внимание дисциплине) тоже. Но в последние два года штат сотрудников стабилизировался, прибыль была устойчивой и на повестке дня возникли другие вопросы, а именно — расширение сферы услуг. При каждом магазине уже работала мини-хлебопекарня и давала неплохую прибыль. На очереди были колбасные мини-цеха и мини-пивоварня при обоих магазинах.

Епифанов не собирался конкурировать с признанными лидерами в этих производствах, он хотел дать качественные колбасы и пиво только этому округу: свое, можно сказать, родное, чего в других округах не купишь. Ну а если это свое, скажем, пиво «Текстильщики», и по вкусу не хуже рекламируемых марок, а по цене чуть ниже, то местный житель станет покупать именно его. А не местные покупатели возьмут в качестве сувенира, на память о пребывании в этом далеко не самом престижном районе столицы. Да просто из интереса.

Вопросы с мини-пивоварнями и колбасными цехами решали сейчас менеджеры двух магазинов. Проблем хватало, особенно с местными чиновниками, но Епифанов жестко требовал соблюдения утвержденных графиков строительства и монтажа оборудования, несмотря ни на что. И дело двигалось, благо обстоятельства позволяли менеджерам больше времени уделять этим проектам, ибо осенью прибыль резко увеличилась: местный народ в силу погодных условий предпочитал ходить в магазины, а не на рынки, тем более что в магазинах Епифанова существовала система скидок постоянным покупателям, проводились распродажи и регулярные лотерейные розыгрыши среди обладателей дисконтных карт. Плюс знакомые консультанты, которые и пенсионеру, и студенту помогут выбрать нужный продукт по нужной цене — и зачем ехать на рынок, ноги бить по такой погоде? Люди шли в магазины Епифанова, в свои магазины. А менеджеры занимались расширением — пивзаводы уже были готовы, сертификат на производство получен, со дня на день ожидалась презентация нового пива.

Но даже при том, что дела шли вполне успешно, Епифанов не позволял панибратства с подчиненными. Вот когда соберутся вместе на шашлыки, можно и пошутить, подурачиться (что бывало не редко), а на службе — все четко, жестко и конкретно.

Потом менеджеры магазинов ушли, остался главный, к нему присоединилась главный бухгалтер Лариса Игоревна. Речь шла о конкретных суммах ожидаемой в этом месяце прибыли по всем направлениям. Они получались выше планируемых, и, следовательно, нужно было определить процент премии каждому сотруднику, как это было всегда.

— Я полагаю, Георгий Петрович, дадим премию чуть меньше, зато к Новому году — больше.

— Никакой не дадим, Лариса Игоревна, — жестко сказал Епифанов. — В этом месяце вся прибыль пойдет на покрытие расходов по расширению производства и в страховочный фонд на случай проблемных ситуаций, связанных с возможным провалом по этому направлению.

— Но прибыль такова, что она давно уже покрыла расходы на организацию новых мини-цехов, — возразила женщина. — Тем более что инвестиции были произведены из весенней прибыли.

— Сейчас далеко не пивной сезон. Мы будем работать даже себе в убыток. Из каких средств вы будете покрывать убытки? Когда пойдет стабильная прибыль — всем сотрудникам будет увеличена зарплата, увеличены премии. Ваша задача сейчас — довести до сведения людей, что все мы вкладываем свои деньги в новое производство и все будем получать больше, когда оно заработает. И не только довести до сведения, но убедить, что это нужно всем нашим сотрудникам, от меня до уборщицы в зале.

— Я вас поняла, Георгий Петрович.

— Не вижу, чтобы согласились, Лариса Игоревна, — нахмурился Епифанов. — Я не совсем понятно объяснил?

— Да нет, согласна, вы правы, Георгий Петрович. Просто думаю, как это подать? Но… придумаю.

Закончив совещание, Епифанов попросил секретаршу Ирину Матвеевну, уже немолодую женщину, приготовить ему кофе: Секретаршу он сменил после того, как женился. И дабы впредь не было соблазнов изменить своей красавице-умнице, взял Ирину Матвеевну, полную старушку, которая прежде работала в Министерстве сельского хозяйства и, несмотря на свой возраст, умело управлялась с компьютером, не говоря уже о культуре общения с посетителями и сотрудниками. На данный момент она полностью устраивала Епифанова, да и Лера была довольна, что в «предбаннике» служебного кабинета мужа сидит не длинноногая красотка в короткой юбчонке, а интеллигентная пожилая женщина.

Взглянув на часы, Епифанов понял, что Лера еще в школе, звонить домой бессмысленно. На мобильник — тоже, вдруг у нее сейчас урок? Ладно, позвонит чуть позже, через пару часов. Зачем? Да просто хотелось услышать голос Леры. Все у него шло нормально, даже более того — отлично, хотелось рассказать об этом любимой жене. Она, понятное дело, ничего не понимает в его бизнесе, но порадуется, что все хорошо. А ее радость — бальзам на сердце ему.

Ирина Матвеевна принесла кофе, поставила на стол перед Епифановым. Наклонилась, тихо сказала:

— Георгий Петрович, Максим пришел. Хочет, чтобы вы его приняли. Я сказала, что очень заняты, но он ждет. Что будем делать?

Вот и еще одно преимущество пожилой секретарши перед длинноногой красоткой: ни один посетитель не осмелился подвергнуть ее вежливые, почти ласковые слова сомнению. Занят босс — значит, действительно занят. Епифанов глотнул горячего кофе, поморщился, махнул рукой:

— Пусть войдет. Еще чашку кофе организуете?

— Разумеется, Георгий Петрович. Но если нужно быстро, качество пострадает.

Это означало, что гостю Ирина Матвеевна приготовит растворимый кофе. Она специально сказала об этом, потому что гости бывают разные, и боссу решать, кому какой кофе подавать. Епифанов согласно кивнул:

— Сделайте, Ирина Матвеевна.

Максим Бородулин до недавнего времени снабжал Епифанова дешевыми куриными окорочками из Америки. Но после нескольких скандалов с этим продуктом, после заявлений мэра столицы Епифанов быстро переориентировался на отечественных кур. Прямые поставки из крупного хозяйства в Подмосковье были не намного дороже того, что предлагал Бородулин, но информация, что это отечественные куры, и ножки, и грудки, и шейки, и потроха, висевшая в отделах, сделала свое дело. В сотрудничестве с Бородулиным больше не было необходимости, о чем Епифанов и сообщил своим менеджерам. Ну а те, люди понятливые, не стали обижать давнего партнера, вежливо говорили, что импортные куры не очень хорошо расходятся, товар еще есть в холодильниках, нужно подождать. Они сами непременно позвонят ему, как только ситуация прояснится. Бородулин время от времени позванивал, надеясь, что ситуация близка к ясности, но слышал то же самое. Почуяв неладное, стал искать встречи с Епифановым, но никак не мог застать его в кабинете и вот приехал без звонка. Лишний раз подтвердив правильность решения Епифанова.

— Привет, Макс, — сказал Епифанов, пожимая потную ладонь невысокого плотного мужчины чуть постарше его. — Садись, рассказывай, как жизнь. Но если опять про свои окорочка, то извини.

— Про свои не буду, про куриные хочу поговорить. Жорка, да это же бред сивой кобылы! — сказал Бородулин, плюхнувшись в кресло. — У тебя окорочка всегда шли на ура! А что теперь случилось?

— А ты не знаешь, да? Про скандал, про заявления мэра, про настроение городской и окружной СЭС?

— Да это же мыльный пузырь! Политика, ты что, не понимаешь? Нормальные куры в Америке, сам ими питаюсь! И американцы жрут за милую душу. Ты что, мэра испугался?

— Макс, у меня не самый престижный район, кругом пятиэтажки, но люди в них живут нормальные, москвичи. И они кое-что понимают и делают выводы. Мэр тут ни при чем, товар не идет, и все дела. И по причине политики тоже, но не мэра, а самих американцев. После бомбежек Югославии народ не хочет американской курятины. Ты был в магазинах?

— Был, — мрачно ответил Бородулин. — Видел твои плакаты, мать их за ногу! Слушай, могу по себестоимости отдать, пустишь как наши.

Секретарша деликатно приоткрыла дверь, дождалась кивка босса, вошла, поставила на стол, ближе к Бородулину, чашку кофе и бесшумно удалилась.

— Пей кофе, Макс. А насчет того, что можно обмануть покупателей… Можно, а зачем? Люди мне доверяют, не так-то просто было этого добиться. И я дорожу их доверием.

Бородулин хлебнул кофе, махнул рукой. Он был готов к такому повороту событий и пришел не столько из-за американских окорочков, сколько для того, чтобы не потерять статус поставщика Епифанова.

— Понял. Я и сам думаю, что работать нужно честно. Во всяком случае, тебя никогда не обманывал. Ладно, придется отдавать мелкими партиями частному общепиту. Скажи, что тебе нужно, какие позиции интересуют?

— Дешевые и качественные продукты. Куры из Беларуси, свинина с Украины, вино из Молдовы. Их крупные фирмы меня не интересуют. Есть фермеры, мелкие промышленники, которые не претендуют на роль мировых брэндов, но товар производят вполне качественный. На это — особый упор. И с нашими поработай. Они только с виду такие важные и дорогие, а потолковать, так можно договориться.

— Это верно, но возни… — поморщился Бородулин.

— У тебя же везде есть свои представители, озадачь их. Время дикого капитала проходит, сейчас работать нужно, мозгами шевелить, чтобы выжить. Раньше тебе выгодно было пригнать теплоход с окорочками в Питер, потом составами с рефрижераторами в Москву и сдавать крупными партиями в магазины, на рынки, мне тоже это было выгодно, теперь нет.

— Подумаю, Жорка, подумаю. Как ты сам? Как Лера?

Епифанов непроизвольно улыбнулся:

— Нормально. Тьфу-тьфу-тьфу, но Лера у меня — надежный тыл.

— Это хорошо, — тяжело вздохнул Бородулин. — Но смотри в оба, когда жизнь кажется медом, тупеешь, нюх теряешь. А потом — бац! Вторая смена.

— По себе судишь?

— Ну да. У меня с Катькой все было прямо лучше некуда. И сладкие воркования, и ужин, и постель великолепная. И подначки вроде — а если я с другим буду встречаться, ты что сделаешь? Ну что — что! Убью, и все дела! А потом еду как-то по делам, остановился на светофоре и вижу: рядом стоит задрипанный «жигуленок», а в нем моя Катька, блин, обнимается с каким-то хмырем. Даже не заметила меня, представляешь? Вот так они нашего брата дурят. Какое там убить! Полная прострация! Потом нанял людей, они такие снимки мне привезли — до сих пор в кошмарных снах снятся.

Епифанов непроизвольно напрягся. Он знал, что первая жена Бородулина изменяла ему, из-за этого они и расстались. Но впервые слышал о том, как именно это случилось. И, судя по выражению лица Макса, тот не хотел напугать его, отомстить за американские окорочка, которые он отказался купить, просто до сих пор переживал измену.

— Макс, не будем о грустном, — сказал он. — Давай лучше о деле. Если, конечно, хочешь со мной сотрудничать.

— Давай. Извини, Жорка, что сказал, но… когда ты им свободу и бабки, у них крыша едет. Все есть, все классно, да скучно. А если чуток поразвлечься? А чуток не бывает, как говорится, увяз коготок — пропала вся птичка.

Они еще минут десять говорили о перспективах совместной работы по обеспечению славного района Текстильщики дешевым и качественным продовольствием, а потом, когда Бородулин ушел, Епифанов откинулся на спинку кресла и задумался.

А ведь у него с Лерой была точно такая же ситуация, как у Бородулина с Катей. Все замечательно, живи и радуйся, но… Почему она вчера спросила, как он отреагирует, если узнает, что у нее есть другой мужчина? Правда, потом сказала, что все это чушь, никто другой ей не нужен, но… слово не воробей, вылетело уже. Что означает этот странный вопрос? Неужто Лера решила развлечься на стороне и прощупывала, как он отнесется к этому, если узнает?

Бред какой-то… Но ведь она сама спросила его… Зачем?! За пять лет совместной жизни могла понять — он никогда не простит измены, а вот поди ж ты… Спросила!


Людмила действовала как настоящая разведчица. Для этого не нужно было оканчивать Академию ФСБ или какие-то шпионские курсы, в современных детективах все это описывалось довольно подробно, а Людмила детективы почитывала. Она с трудом припарковала свою «шкоду-фелицию» в Столешниковом переулке, спустилась вниз на Петровку, время от времени проверяя, нет ли за ней «хвоста», зашла в Петровский пассаж и в отделе ювелирных изделий заметила Травникова. Он тоже ее заметил и пошел к другому выходу, на Неглинку. Она, не спеша, но и не теряя его из виду, двинулась в том же направлении, вышла из магазина в то время, когда Стас садился на заднее сиденье черной «БМВ» с тонированными стеклами. Задняя дверца машины осталась приоткрытой, и Людмила быстро скользнула в салон.

— Поехали, — сказал Травников.

«БМВ» солидно тронулась с места по направлению к Охотному ряду.

— Привет, Стасик, — сказала Людмила. — А это что, твой водитель, да?

Травников галантно поцеловал ее ручку, кивнул:

— Да, в служебное время мне положен водитель. В фирме дел невпроворот, да ну их к черту! Ради встречи с тобой я готов и дела все бросить… Люси, как ты прекрасна. И какой же я был дурак, что променял тебя на какую-то пигалицу! Никогда себе этого не прощу!

— Ну что же… ты стал тем, кем и хотел, солидным бизнесменом, все у тебя замечательно…

Она с восторгом смотрела на него. Сильный рыжий мужчина с голубыми глазами, в хорошем костюме и плаще. Лицо, правда, одутловатым стало, и мешки под глазами, так это ж, наверное, от переутомления на работе. Нет, это он, тот Стас, с которым ей было так хорошо когда-то… И может быть, снова будет… даже лучше, чем прежде, уж она-то позаботится об этом!

— А зачем мне все это без тебя? Помнишь, из-за чего мы разошлись? Ты хотела ребенка, а я хотел сделать карьеру, чтобы обеспечить и тебя, и наших детей. Но сперва — карьера. Я ее сделал, но без тебя — зачем?

— Ты правда так думаешь?

— Люси! Я не думаю, я знаю!

— Куда мы едем?

— Времени у меня не много. Я хочу тебя… здесь.

— Нет-нет! — сказала Людмила, машинально отодвигаясь. — Я не могу так сразу… Извини, Стас, но…

Да что тут объяснять? Как она, замужняя женщина, может отдаться ему в машине, да еще при водителе? Правда, грела душу мысль, что он так хочет ее — прямо готов на все. И все равно никогда она не решится на это.

А он особо и не настаивал.

— Понимаю. Куда хочешь? Только скажи!

— Ой, даже и не знаю…

— Может быть, в парк Горького? Погуляем, поговорим, решим, где нам встретиться. Разумеется, я готов пригласить тебя в любой ресторан, самый дорогой…

— Ох, нет, только не в ресторан, мы во многих бывали с мужем, наверное, нас запомнили. Хорошо, поехали в парк.

— Желание любимой дамы — закон. Миша, давай к парку Горького, — приказал Травников.

Это была вторая их встреча после разлуки. Первая абсолютно нечаянно случилась возле модного бутика на Тверской. Тогда они поговорили минут двадцать и обменялись телефонами. Теперь Людмила знала, что Стас уже полгода не спит с женой в одной постели, она изменяет ему, а он совершенно спокоен, потому как понял, что единственная женщина, которая нужна ему, — Людмила. Ее искал и наконец-то нашел. Теперь ради того, чтобы вернуть ее, готов на все.

Она тоже была готова на все, чтобы жить рядом с любимым человеком, но… Как избавиться от Дмитрия, богатого, грубого и жестокого человека, настоящего бандита? Она уже забыла о том, что Стас бросил ее, более того, сама винила себя в этом. Настаивала на рождении ребенка, ходила в ректорат, требовала, чтобы его исключили из института… А он был прав. Сперва карьера, а потом дети. Сейчас у них было бы двое счастливых, обеспеченных ребятишек… А она хотела сразу детей… Дура была, хотела не столько детей, сколько привязать к себе Стаса, а получилось наоборот.

«БМВ» остановилась у парка Горького. Травников вышел из машины, обошел ее сзади, открыл дверцу со стороны Людмилы, подал ей руку, помогая выйти из машины. Потом сказал водителю:

— Миша, дуй назад, я на такси вернусь в офис.

Миша согласно кивнул, и скоро черная иномарка исчезла в потоке машин. А Стас и Людмила, взявшись за руки, словно влюбленные подростки, пошли в парк.

Там было пустынно и грустно. Голые деревья, влажные аллеи, мертвые аттракционы, застывшие, словно памятники бывшему веселью… Словно памятники их прошлой любви. Но она ведь не прошла! Людмила знала об этом точно, и Стас говорил то же самое. Значит… Она взяла его под руку, шагая по влажной аллее, а он, наклонившись к ее плечу, целовал светлые локоны и розовую мочку уха. Помнил о том, что мочка уха была сильной эротической зоной Людмилы, она заводилась буквально с пол-оборота. С тех пор прошло немало времени, и теперь Людмила совершенно спокойно относилась к поцелуям мочки уха. Но все равно было приятно.

— Люси, я хочу тебя, — сказал Травников. — Хочу снова испытать то, что было между нами. Это просто… фантастика. Ничего подобного у меня больше не было. Никогда и ни с кем.

— У меня тоже, — шепотом сказала Людмила. — Но это было давно, теперь все изменилось.

— Я хочу это возвратить, Люси.

— Думаешь, можно? — кокетничала Людмила.

— Если мы вместе этого захотим — да. Знаешь, ты мне часто снишься… такой, какая была в квартире твоих родителей. Помнишь, мы говорили бабушке, что будем заниматься, а она хитро улыбалась в ответ?

— Бабушка умерла два года назад.

— Царство ей небесное. Люси, где мы можем встретиться, чтобы снова быть вместе, быть единым целым, как тогда? У меня дома нельзя, жена там, придумай что-нибудь.

— У меня дома тоже… — пробормотала Людмила.

— Я понимаю. Люси, театры и мюзиклы, самые дорогие магазины и рестораны будут у твоих ног, но это все мелочи, дела житейские, так сказать… А главное — я хочу увидеть ту Люси, которая подарила мне невероятное наслаждение, счастье, понимаешь? Я хочу, чтобы мы снова стали… как раньше.

Людмила тоже хотела этого, но теперь боялась. Дмитрий — это не родители, он и вправду может убить. Но Стас хочет, чтобы она сама выбрала место их настоящей встречи…

— Ну, Люси? Ты можешь что-нибудь придумать?

— Я попробую поговорить… с Лерой. Может, у нее встретимся. Ты помнишь Лерку?

— Да, конечно. Красивая девушка была, откуда-то из Сибири, кажется…

— Из Оренбурга. У нее муж бизнесмен, все время на работе, может быть, она согласится…

— Люси… я уже просто не могу, я сгораю от страсти. Хочешь убедиться?

Он взял ее ладонь, но Людмила испуганно отдернула ее:

— Не надо, Стас…

— Мы встретимся с тобой у Леры? А потом я разведусь с женой, разменяю квартиру, нет, куплю другую, и никто нас не разлучит, да, Люси?

— Да, Стас…

— Я тебя люблю еще больше, чем тогда… Позвони мне вечером, лады? Телефон помнишь. Я буду ждать, буду о тебе думать. А сейчас… пора возвращаться. Работа есть работа.

— Я понимаю.

Они вышли из парка в обнимку, тесно прижимаясь друг к другу, и Людмила думала только об одном — как убедить Леру позволить им встретиться хоть на час в ее квартире, пока Епифанов руководит своими магазинами.

Травников поднял руку и на удивление быстро остановил зеленый «форд». Распахнул заднюю дверцу, даже не спросив у водителя, согласен ли тот подвезти даму, потом сунул водителю пятьсот рублей, царственно помахал Людмиле и пошел к Крымскому мосту. Высокий, импозантный, уверенный в себе мужчина. Боже, как он нравился в этот миг Людмиле!

— Куда ехать-то? — озадаченно спросил водитель «форда».

— На набережную… — машинально пробормотала Людмила и тут же вспомнила, что оставила свою машину в Столешниковом переулке. — Ой, нет, пожалуйста, на Тверскую, к Столешникову. Тут совсем недалеко…

— Нет проблем, — согласился водитель и добавил, когда машина промчалась мимо Травникова, с важным видом шагающего по Крымскому мосту: — Солидный мужчина, денег ради дамы не жалеет. — Он достал из кармана кожаной куртки портмоне, отсчитал четыре сотенные купюры, протянул Людмиле.

— Что это? — насторожилась она.

— Туда ехать — максимум стольник. Мне чужих денег не надо, слава Богу, свои есть. Мог бы и бесплатно подбросить, да мне совсем в другую сторону. Так что стольник — это нормально. Возьмите сдачу.

Людмила неуверенно взяла деньги, сунула их в сумочку и снова подумала, какой же он необыкновенный мужчина, этот Стас! Даже водители стараются выглядеть порядочными, пообщавшись с ним. Ну разве можно сравнить с Дмитрием? Ну разве можно не влюбиться в такого мужчину?

Глава 5

Между тем импозантный мужчина Стас Травников с важным видом прошагал по Крымскому мосту, спустился в метро на станции «Парк культуры» и поехал на юго-запад Москвы, к станции с таким же названием.

Ему не нужно было спешить на службу в фирму, ибо фирма разорилась минувшей весной и Травников остался без работы. Фирма была далеко не самая известная в Москве, но держалась на плаву до тех пор, пока Травников не убедил руководство пойти на рисковый многоступенчатый обмен, в результате которого полностью высвобождалась четырехкомнатная квартира на Гоголевском бульваре стоимостью в сто двадцать тысяч долларов, поскольку была в трех минутах ходьбы от Нового и Старого Арбата. Он должен был получить двадцать процентов, значит, двадцать четыре тысячи долларов. Приличный гонорар, если учесть, что в последнее время он зарабатывал полторы-две тысячи долларов в месяц. Не бедствовал, но, поскольку привык жить на широкую ногу, этот заработок давно уже не устраивал риэлтера. Вся эта операция закончилась в суде, который признал все сделки недействительными и постановил, что все должны вернуться в свои прежние квартиры, а фирма обязана выплатить компенсации десяти участникам обмена.

Таких денег у фирмы не было, и она объявила себя банкротом, но прежде руководство принудило Травникова выплатить часть денег, поскольку он был главным виновником краха. Пришлось ему продать свой «мерседес», заработанный еще до кризиса, когда в Москве царил квартирный бум и фирма процветала, позволяя своим сотрудникам зарабатывать большие деньги. Пришлось и личные запасы пошерстить, чтобы не быть убитым в подъезде своего дома. Теперь Травников был, по его понятиям, «на нуле». Пока еще на еду хватало (тысяч десять долларов он все-таки сохранил), но жить, экономя на всем, было хуже пытки. А устроиться на приличную работу не получалось, ибо в риэлтерских кругах знали, что он виновен в крахе фирмы, — кто же захочет взять такого сотрудника?

Ситуация была кризисной, семейная жизнь трещала по швам, жена требовала, чтобы он немедленно шел работать, а Травников не понимал, почему не может выпить бокал виски «Джонни Уокер» с содовой, когда этого хочется? Казалось, что выхода нет, но однажды, возвращаясь с очередного неудачного собеседования, он столкнулся с Людкой, которая выходила из модного бутика. Разговорились, он узнал, что она теперь замужем за солидным бизнесменом, живет в квартире площадью триста квадратных метров, имеет домработницу, но мужа не любит, а по-прежнему… Она так смотрела на него, что решение пришло мгновенно.

На станции «Юго-Западная» Травников вышел из вагона и зашагал вверх, к улице 26 Бакинских комиссаров, где у него была двухкомнатная квартира в старой девятиэтажке. Три года назад сумел провести обмен так, что квартира досталась ему практически бесплатно. Надеялся, что зимний обмен тоже получится, уже думал о том, чтобы перебраться в более просторную квартиру, но весной суд перечеркнул все его радужные планы.

Во дворе девятиэтажного панельного дома у черной «БМВ» стоял «его водитель» Миша.

— Стас, ты меня уже достал своими просьбами, — сказал он. — Ладно еще смотаться по делу, но быть твоим водителем — это уж слишком, понял? Ну на хрена мне это нужно?

— А на хрена мне было нужно бесплатно консультировать тебя, как выгодно поменять квартиру?

— Я что, не расплатился с тобой? Если что надо — всегда был готов, но у меня тоже работа.

— Дурак ты, Миха, — мрачно сказал Травников. — При чем тут расплатился? Мы друзья или нет? Сколько литров водки выпили вместе? Сегодня меня шандарахнуло, завтра — тебя, с твоими аптечными киосками. А я к тому времени выкарабкаюсь… Глядишь, и пригожусь еще, а?

— Да не, Стас, я не про то. Водителем быть… не в кайф мне такие дела.

— А мне в кайф? Кстати, как тебе телка?

— Так себе, с твоей Дашкой не сравнить. Я б на твоем месте не шутил так с Дашкой — кинет.

— Это верно, баба так себе. Но жутко богатая, квартира триста метров, можешь себе представить?

— Ни хрена себе!

— Вот именно. Муж у нее бизнесмен, весь в делах, в работе. Бабок не считает. Возьму кредит, открою свою собственную контору, еще посмотрим!

— Ее муж даст тебе кредит?! — изумился Миша.

— Куда он, на хрен, денется. Телка в отпаде от меня, остальное — дело техники. Ты сегодня вечером свободен? Подскакивай ко мне, пузырь, как и обещал, поставлю.

— Часов в девять годится?

— Вполне. Ну, до встречи. И спасибо тебе, Миха.

Травников поднялся на лифте на восьмой этаж позвонил в дверь своей квартиры. Она тотчас же открылась. На пороге стояла красивая стройная брюнетка лет двадцати двух в черных колготках, надетых на белые трусики: Это была вторая жена Травникова. Первая, ради которой он бросил Людмилу, была дочерью солидных родителей и обеспечила ему московскую прописку в просторной квартире неподалеку от Старого Арбата. Но когда он тайком купил эту квартиру, надобность в жене и ее солидных родителях отпала, поскольку Травников уже год как встречался с Дашей и хозяйкой в своей собственной квартире хотел видеть именно ее. Он быстро развелся, быстро женился и внес юную красавицу на руках в свой дом. И намеревался бросить мир к ее ногам, но вышло так, что мир бросил к своим ногам его.

— Ну, что скажешь, придурок? — грозно спросила Даша, в упор глядя на мужа.

— Ты классная девушка, — усмехнулся Травников. — И тебе идет вид повелительницы.

— Да? Но ты же встречался с какой-то коровой! Она уже затащила тебя к себе, раздвинула ноги пошире? А может, и губы раскрыла пошире?

Травников уже много раз пожалел о том, что поделился с Дашей своими планами. Хотелось четко и конкретно доказать ей, что скоро будут деньги, большие деньги, и все будет замечательно. А то ведь уйдет… Но каждый раз выслушивать ее гневные тирады — не самое большое удовольствие.

— Даш, мы просто гуляли в парке Горького, и все.

— Да? Если она «запала» на тебя, то…

— Не веришь, спроси у Мишки, он вечером придет.

— Не верю! Я уже ни единому твоему слову не верю! Господи, и почему я так долго терплю этого идиота?

— Ну так не терпи! — сорвался Травников. — Я ради себя встречаюсь с этой коровой, да? Я хочу, чтобы все у нас было нормально, чтобы ты имела возможность жить по-человечески! Это, между прочим, опасная операция! Но я пошел на нее ради тебя, дура!

— И ты думаешь, она даст деньги?

— Пойдем в комнату, я тебе на пальцах все объясню.

— Как это?

— А так, пойдем.

Травников обнял жену, другой рукой подхватил черный дипломат с декоративными стеклянными «шляпками» по углам. Он привел жену в спальню, поставил дипломат на тумбочку, опустился на колени, обнял упругие ягодицы Даши.

— Что ты делаешь? — с удивлением спросила она.

— Молчи и не мешай мне доказывать тебе правильность моей гениальной идеи…

— Вот это и есть идея? Стасик, я не понимаю, что ты мне доказываешь?

— Скоро поймешь.

Он медленно потянул вниз резинку трусиков вместе с колготками. Даша напряглась, но не противилась. Обнажив ее лобок, Травников жадно припал к нему губами. Даша охнула, положила правую ладонь на его жесткую рыжую шевелюру, машинально облизнула внезапно пересохшие губы.

— Стас… что ты делаешь?

— Я же сказал — не мешай.

— Не понимаю… Ох… Ста-ас…

Он внезапно выпрямился, старательно поддернул вверх трусики с колготками.

— Не-ет! — замотала головой Даша. — Продолжай!

— Успокойся, продолжу ночью, в постели.

— Я хочу сейчас!

— А сейчас ты посмотришь, что тут было. Травников включил телевизор, видеомагнитофон под ним, потом раскрыл дипломат, соединил его проводами с видеомагнитофоном. Даша, тяжело дыша, поправила то, что было на ней, и с неприязнью наблюдала за приготовлениями мужа.

— Смотри, — сказал Травников, падая на кровать. На экране «Панасоника» возникло мельтешение, а потом появились очертания спальни в черно-белом варианте. Вот она стоит и смотрит, вот он опускается на колени, стягивает вниз трусы с колготками, вот… Какое же глупое у нее выражение лица, просто ужас! А теперь… да она гримасничает, как самая последняя идиотка!

— Стас, у нас ведь есть записи наших секс-игр, я не возражала и там выглядела вполне нормально, а это… Ты бы хоть предупредил меня.

— Дашка, нормальная ты здесь, а там играла. Но дело не в этом. Я хочу показать тебе, как она заплатит мне большие деньги. В дипломате — две видеокамеры и магнитофон. Я запишу сцену любви, якобы любви…

— Ты будешь целовать ее там, где только что… где и меня?! — ужаснулась Даша.

— Да на хрен она мне нужна! Я просто раздену ее, доведу дело до полной убедительности, а потом извинюсь и уйду. А потом… она заплатит мне за это.

— Стас, но если у нее муж солидный бизнесмен, он может убить тебя.

— В том-то и фокус, что мужу об этом она никогда не скажет. Она боится его, понимаешь, говорила мне, что если узнает — убьет ее в первую очередь. А раз так — сделает все, чтобы он никогда не увидел эту запись. Но опасность, конечно, есть. Поэтому я и… разозлился, извини, дорогая.

— Но это же подло, Стас…

— А не подло, что какие-то хмыри, их тупые телки — миллионеры, а мы на всем экономим? Она без ума от меня, ну вот и пусть платит за возможность пообщаться с приличным человеком, а не только с дебильным мужем! Нам платит!

— Я даже не знаю, что и думать…

— А я знаю. К черту эту видеозапись, я просто хочу тебя сейчас и здесь.

Травников подхватил жену на руки, бережно уложил на кровать и стал страстно целовать ее податливые губы. Даша сама хотела этого, кому интересно останавливаться на полпути?


Если он такой солидный и красивый, если даже иномарки тут же останавливаются перед ним, а водители потом добровольно отказываются от слишком больших денег и дают сдачу, значит, нужно срочно решать проблему, где встретиться так, чтобы снова испытать чувства, которые не забыть никогда. И решить, что они будут навсегда вместе. Она разведется, он тоже, и все будет… как она и хотела. Но это может случиться, когда они снова будут вместе без свидетелей, когда… Она так сильно хотела его, что даже о Дмитрии не думала всерьез. Разведется, скажет, что не любит его, и все. Что он может сделать? Ничего! Нельзя человека заставить любить силой. Конечно, будет угрожать, может, и ударит, ну и пусть! Она все стерпит.

Так думала Людмила, когда шла к своей «шкоде». Машина стояла там, где Людмила оставила ее. Не сперли, не покорежили, и за то спасибо. Прежде она никогда не оставляла свою машину без присмотра больше чем на десять минут.

На Тверской Людмила остановилась, забежала в магазин, купила бутылку джина «Гордонс», тоник и, вернувшись в машину, позвонила по мобильнику Лере.

— Привет, Лерка, как дела в школе?

— Нормально. Как у тебя?

— Сегодня виделась со Стасом. Ну полный отпад!

— В смысле?

— Приеду — расскажу. Ты мне должна помочь, Лерка. Кстати, он и тебя помнит. Ну какой мужик!

— В чем помочь? — с напряжением в голосе спросила Лера.

— Приеду — расскажу! Все, с этим придурком Дмитрием покончено, Лерка! Я так счастлива, ты себе представить не можешь! Я прыгаю от счастья!

— Ну хоть намекни.

— Приеду — расскажу! Это не телефонный разговор. Через полчаса я у тебя. Жди!

* * *
К трем часам пополудни Епифанов уже пообедал (Ирина Матвеевна позаботилась, чтобы обеспечить босса супом из кубиков и горячей котлетой из полуфабрикатов, которые продавались в магазине на первом этаже их здания). Предстояли еще три деловые встречи, в которых (в отличие от встречи с Максом) Епифанов сам был заинтересован. Но уже не хотелось ни с кем встречаться, и запас жесткости, деловой активности был почти исчерпан. Теперь бы махнуть домой, подурачиться с красавицей-умницей женой, побыть хоть немного нормальным мужиком, нежным и ласковым, и почувствовать ласку женщины, да нельзя. Люди приедут важные и нужные, от переговоров зависит судьба крупных поставок и колбасных цехов. С мини — пивзаводами вроде бы решено, и СЭС дала добро, и окружные начальники не против, чтобы он производил пиво местного масштаба. Им это тоже выгодно, а если учесть, что дадено «на лапу», так и вдвойне выгодно.

Выпив третью после обеда чашку кофе, заботливо приготовленного Ириной Матвеевной, Епифанов тяжело вздохнул и позвонил домой. Лера уже должна вернуться из школы.

Черт бы побрал этого Макса, что он наговорил тут! Теперь мысли о жене не покидали голову Епифанова. И какие мысли! Что она делает, когда его нет дома, а его нет практически весь световой день, почему думает о других мужиках? Если спрашивает, значит, по меньшей мере думает. И что делать ему в этой ситуации? Следить за Лерой? Но это же глупо. Попытаться в разговоре выяснить, что она имела в виду, когда спрашивала, как он отнесется к ее измене? Не скажет. Если изменяет — не скажет, одна замужняя подруга (было это еще до женитьбы) поведала, что главный принцип женщины, которая изменила мужу, — всегда говорить «нет, ничего не было». Какие бы доводы он ни приводил — нет, и все тут. Всегда — нет. И пусть обманутый муж думает что хочет, доказать факт измены очень сложно, у постели со свечкой даже сыщики стоять не всегда могут, в смысле установить камеры наблюдения в квартирах, и, пока она говорит «нет, ничего не было», муж беспомощен что-либо предпринять.

Значит, если изменяет, не скажет, сделает вид, что оскорблена его подозрениями, если нет — действительно оскорбится, что он мог подумать такое. В любом случае он оказывается в проигрыше и ничего не узнает о своей жене.

Чушь какая-то! Он все о ней знает: она любит его, ждет с работы, кормит вкусным ужином, она… его вторая половина! Но червь сомнения уже закрался в душу и сожрал прежние представления о счастливой семейной жизни.

С тяжелым вздохом Епифанов взял трубку, набрал свой домашний номер:

— Але, Лера? Ты дома?

— Да… А что?

— Да так, ничего. У меня тут еще несколько важных встреч, так что вернусь часам к восьми.

— Да, Жора, я буду ждать тебя.

— Чем ты сейчас занимаешься?

— Я? Ничем… А что тебя интересует?

— Лера, ты почему такая заторможенная? Что с тобой?

— Со мной? Ничего, все нормально. А почему ты об этом спрашиваешь?

— Я спросил, чем ты занимаешься сейчас.

— Готовлю ужин… Людка обещала подъехать, поболтаем… А что?

— Лера, я просто звоню тебе, чтобы услышать… Ты чем-то недовольна? Что с тобой?

— Да все нормально, Жора. Я жду тебя, пожалуйста, приезжай поскорее.

Но это было сказано таким чужим, официальным тоном, что Епифанов понял: она не очень-то хочет, чтобы он приехал пораньше.

— Ладно, до встречи, Лера.

Епифанов положил трубку и призадумался. После этого разговора вопросов к жене стало больше. Вот только станет ли она отвечать на них?

Глава 6

Что едят дома те, кто ездит по Москве на сверкающих лаком иномарках, сидит в современных офисах с дорогой мебелью и мощными компьютерами, распекает подчиненных за слишком частые (по их мнению) болезни и недостаточное усердие в работе по увеличению прибыли фирмы? Да то же, что и обычные москвичи, которые отовариваются в недорогих магазинах и на рынках столицы. Правда, живут они в престижных районах и отовариваются (не сами, разумеется) в дорогих магазинах, надеясь, что минеральная вода чем-то отличается от воды из-под крана, а говядина чем-то лучше той, что в три раза дешевле стоит на рынке. Бывает, и не надеются на это, но положение, как говорится, обязывает. А часто они перекусывают вечером пельменями из морозилки или наспех сваренными сосисками с макаронами, даже без кетчупа, который не всегда имеется в холодильнике. Почему так? Да по той причине, что у сильных мира сего жены — красавицы и рождены не для стояния у плиты, а для поддержания нужного имиджа, дабы в случае проблем у этого мужа благополучно перейти к другому, такому же состоятельному и солидному, как и предыдущий.

В этом плане Георгий Епифанов выгодно отличался от собратьев по бизнесу. Его Лера не только следила за собой, но и умела, а главное — любила готовить. И что бы там ни говорили, никакая наемная повариха не приготовит ужин вкуснее, чем любимая жена.

В этот вечер Лера не стала ничего выдумывать, приготовила азу по-татарски с солеными огурцами. И вправду, что может быть проще? Нужно порезать ломтиками кусок говяжьей вырезки, обжарить в масле, сложить в кастрюльку, залить кипятком, добавить томат-пасту, перец горошком и тушить час. Потом поджарить лук с мукой, добавить в мясо, после этого — соленые огурцы, лавровый лист, зелень и тушить еще минут пять. Ну а сварить макароны на гарнир — это совсем просто.

Но Лера, занимаясь азу, не думала об этом. Ее волновал последний телефонный разговор с мужем. Что-то странное возникло в их отношениях, какое-то недопонимание. А все из-за Людки! Черт ее дернул встретить Стаса, а теперь еще и просить о какой-то помощи. Чем она может помочь ей? И так уже в семье проблемы возникли из-за ее любовных приключений!

Услышав звонок в дверь, Лера со злостью швырнула черпак на стол рядом с плитой, пошла в прихожую.

— Лерка! Я так счастлива! — закричала Людмила, обнимая и целуя подругу. — Ты себе и представить не можешь!

— Могу представить, чем все это кончится, — недовольно сказала Лера, возвращаясь на кухню.

Избавившись от верхней одежды, Людмила вприпрыжку помчалась за ней.

— Лерка! Это вполне серьезно, понимаешь? Смотри, я джин купила, истинный «Гордонс», королева английская попивала его, и тоник. Давай-ка и мы попробуем!

— Ты думаешь, я способна каждый день пить спиртное?

— Это не каждый день, такое раз в жизни случается, понимаешь? Давай что-нибудь закусить и бокалы, я все тебе расскажу. Абсолютно все! Ты меня поймешь.

— Сомневаюсь, Люда.

— Поймешь-поймешь! — не замечая тона хозяйки, сказала Людмила. — Потому что я тебе все расскажу!

— Ну давай, рассказывай.

Лера принесла бокалы, достала из холодильника нарезки шейки и буженины, выложила на тарелку. Угощать подругу азу по-татарски она не собиралась, тем более что еще макароны не сварились. Но Людмила и без азу казалась вполне счастливой. Они выпили по бокалу самого знаменитого джина, который и вправду оказался вполне ничего.

— Он просто обалденный мужик, — затараторила Людмила, забыв закусить. — Ну ты помнишь, высокий, красивый, прямо Ален Делон…

— А что,Ален Делон стал рыжим? — ехидно спросила Лера.

— Ну это… Пьер Ришар, тоже с юмором, и вообще полный отпад. Ты только представь — поднял руку, и тут же иномарка тормозит. Сажает меня в машину, дает водиле пятьсот рублей, и тот готов хоть на край света меня везти. Но это еще не все! Водила отсчитывает четыреста, дает мне сдачу, когда уже поехали. И говорит, что ехать недалеко, сотня — самое то. Ну скажи, ты когда-нибудь видела такое, а?

Такого Лера и вправду не видела, ибо давно уже не ловила машину на улице. Если нужно было куда-то съездить, а Жорка не мог — вызывала такси, домой или к Людмиле. Но чаще всего ездила по делам и магазинам с мужем в его (и своей тоже) синей «вольво». А в бассейн и фитнес-клуб — на красной «шкоде-фелиции» Людмилы.

— Ну и что? — спросила Лера. — Попался совестливый водитель, вернул лишние деньги. Что тут особо удивительного, я не совсем, честно говоря, понимаю.

— В том и удивительное, Лерка! — почти закричала Людмила, прижимая ладони к груди. — Если бы я с Дмитрием стояла и ловила машину, никто бы даже не остановился! А тут сразу — куда изволите, и лишние деньги вернул, так зауважал Стаса. Ох, Господи, ну как тебе это объяснить? Они просто небо и земля, понимаешь? Стас — красивый, умный, интеллигентный, обеспеченный, а Дмитрий…

На самом деле Лера кое-что понимала, хотя Стас ей откровенно не нравился, но помнила, как Людка убивалась после того, как он бросил ее. Теперь встретила и «поплыла», тут вопросов нет. Но что она дальше думает делать? Неужто хочет рога наставить Дмитрию или, того хуже, уйти от него к Травникову? Да она хоть понимает, что из этого получится? Хотела спросить, но Людмила затараторила еще быстрее:

— Я чуть со стыда не сгорела, когда он стал звонить вам, это же… позор! Все звонит, вынюхивает, где была, куда ездила, что делала! Я не рабыня! А как разговаривает! Не знаю, как в глаза Жорке смотреть после этого! — Она всхлипнула, торопливо наполнила фужеры по новой. — А со мной? «Быстро в ванную, а потом — в койку!» А в койке — сунул-вынул и захрапел! Больше не могу я этого терпеть, Лера, не могу! Стас — это судьба, я всегда знала, что мы встретимся и снова будем вместе. Знала, понимаешь, и не могу упустить свой главный шанс. Я же не совсем дура, верно?

«Да кто его знает», — машинально подумала Лера, но вслух, разумеется, не сказала этого. Зачем огорчать подругу, та и без этого вот-вот разрыдается.

— Давай-ка выпьем, — сказала она, забыв о том, что десять минут назад не хотела пить, ну разве с Жоркой по рюмочке за ужином. — Ты, главное, успокойся, Людка.

Они снова выпили, нехотя закусили тонкими пластинками нарезки. И неловкая пауза повисла в воздухе. Лера напряженно думала, зачем подруга пришла к ней со своими проблемами, что хочет, а Людмила соображала, как сказать о своей просьбе. Чувствовала, что Лера не одобряет ее поведения, тихо злилась и молчала. С таким мужем, как Жорка, можно осуждать других, а пожила бы она с Дмитрием! Неизвестно, как бы запела! Но разве можно сказать об этом? А по-умному не получалось, ни одной толковой мысли в голове, прямо беда, да и только.

— Лер, я чувствую, ты не одобряешь меня, да? — тихо спросила она.

— А тебе нужно мое одобрение?

— Но ты считаешь меня дурой?

— Это твои личные дела, Люда, что я могу сказать? Димка тебя любит, он, конечно, своеобразный мужчина, но… любит и ничего для тебя не жалеет. Стоит ли рисковать этим? Стас ведь однажды показал, на что способен.

— Я так и думала. А мне — плевать! — решилась Людмила. — Хоть кроху своего счастья, да урву. Лерка, нам со Стасом нужно встретиться, но негде, понимаешь? Он с женой разводится, у меня дома нельзя, сама понимаешь, чем это может кончиться. Помоги, прошу тебя.

— То есть?.. — растерянно спросила Лера.

— Мы можем встретиться со Стасом у тебя, когда Жорка будет на работе? Час, ну хоть полчаса нам нужно побыть вместе, понять все до конца, и тогда я сама все решу и скажу Дмитрию.

Лера посмотрела на свой фужер, поднесла его к губам и замерла. Она хочет встречаться с любовником здесь, в ее квартире? Поначалу негодование когтистой лапой царапнуло душу: да как она смеет просить об этом? У нее тут что, публичный дом?! Потом страх кубиками льда посыпался в грудь. А если Дмитрий узнает об этом — неприятности будут и у нее, ходи в школу и оглядывайся, и у Жорки, весь бизнес полетит к чертям собачьим, если на них озлобится этот странный Дмитрий, специалист по «деликатным вопросам»!

— Ты хоть понимаешь, что говоришь? — спросила Лера, держа фужер с джином у губ.

— Никто не узнает, Лерка, — с жаром затараторила Людмила. — Только один раз, только раз. Ну пойми же ты — нам просто необходимо побыть вместе, почувствовать друг друга, а потом… Все станет понятно. Лера, один раз, умоляю тебя!

— А если он просто хочет трахнуть тебя и смыться? Ты хоть адрес его знаешь?

— Переживу. По крайней мере буду знать, на что рассчитывать. Лерка, ты ведь ничем не рискуешь. Один только раз, никто не узнает, ни Жорка, ни мой придурок, полчаса, ну?

— А нельзя ли подождать, пока он разведется с женой? Тогда и разберетесь в своих чувствах, — попыталась возразить Лера, хотя уже понимала — возражать бесполезно. Людмила загорелась идеей этой встречи, ей плевать на все, только бы Стас был рядом.

— Он разведется, но, понимаешь… мне самой нужно понять, что у нас может, а что не может быть. Это нужно больше мне, как тест, понимаешь? Или я посылаю Дмитрия открыто, или терплю его, но… Или со Стасом все покончено.

— Что «но»?

— Да ничего.

Лера пожала плечами, не зная, что ответить. Но и отказать решительно не могла, жалко было подругу. И хотелось сказать ей — дура, забудь ты этого Стаса, он уже предал тебя однажды, предаст и второй раз, но язык не поворачивался. Понимала — не поверит Людка, зациклилась на этом Стасе.

— Я очень не хочу быть причастной к этому, Люда… — тихо сказала Лера.

— Понимаю, все понимаю, поэтому — умоляю — дай нам полчаса побыть вместе. Ну что тебе стоит, Лера? Полчаса, и я решу, как быть дальше.

«Ничего ты не решишь, — подумала Лера. — Он тебе навесит лапши на уши, горы золотые наобещает, а потом кто виноват будет? Подруга?»

Людмила как будто угадала ее мысли.

— Лера, только полчаса, ну, может, час. Я твоя должница навек. А что будет потом — это мои проблемы, только мои. Никто не узнает. Ты поможешь мне?

— Не знаю, нужно подумать, — сказала Лера и теперь только выпила джин, сколько можно держать руку на весу? — Завтра позвони, ладно?

— Спасибо тебе, Лерка! — обрадованно крикнула Людмила. — Я так и знала, что ты поможешь подруге, я только на тебя и надеялась. Ты — прелесть!

Лере совсем не хотелось быть такой «прелестью», но что поделаешь, если вынуждают?

— Я не сказала «да», нужно подумать, посоветоваться с Жоркой, — осторожно сказала она.

— А вот этого не надо. — Людмила наполнила свой фужер, залпом опорожнила его, похоже, уже перестала бояться гаишников, сумасшедше блеснула глазами. — У мужиков свои дела, у нас свои. Зачем напрягать Жорку, ставить его в дурацкое положение, если Дмитрий опять позвонит? Никто ничего не должен знать. Завтра, ладно? Я тебе звякну, и ты скажешь когда. Мне уже не терпится поскорее решить эту проблему.

— А точнее — избавиться от Дмитрия?

— Точно! Только если не получится, я от него не стану избавляться, еще пригодится, горилла хренова!

— Зря ты так, Людка…

— Нет, не зря! Ох, Лерка, дай-ка я тебя расцелую! Мы не были подругами в институте, но теперь… Я просто благодарю Бога, что он свел нас вместе и ты…

— Я не знаю, что скажу, — пробормотала Лера, чувствуя, что не в силах устоять перед напором подруги.

Но и соглашаться с ней не хотелось. И как тут быть? Вот ведь вопрос… Не было, как говорится, печали… Людмила посчитала, что добилась нужного результата, все-таки чмокнула подругу в щеку, торопливо попрощалась, ссылаясь на то, что Дмитрий жутко ревнив, будет опять допытываться, где была, если задержится, и убежала. Лера осталась в расстроенных чувствах на кухне перед бутылкой джина «Гордонс», долго смотрела на нее, а потом взяла и поставила в бар. Еще чего не хватало — пить в одиночку, да и толку от этого никакого, такие вопросы на трезвую голову следует решать. Да и то вряд ли получится, ведь как ни реши, все отвратительно получается. Позволить Людке встречаться в ее квартире со Стасом — значит оскорбить свое уютное жилье, свой дом. Не позволить — оставить подругу с ее проблемами один на один. Бог весть на какие дела может решиться Людка, у нее же прямо-таки крыша поехала! А ведь есть еще непредсказуемый Дмитрий, если он узнает, что Людка встречалась тут с любовником… страшно даже подумать, что может сделать. И Жорка, он-то что может подумать? Нет, эта Людка просто хамка! Ну зачем она втягивает ее, порядочную женщину, нежно любящую своего мужа, в какие-то грязные игры?! Это же просто некрасиво, неприлично!

Темно-красная масса аппетитно булькала в кастрюльке, азу было почти готово. Тяжело вздохнув, Лера поставила на плиту вторую кастрюльку — с водой. Пора было и макароны варить, скоро Жорка вернется.

* * *
А Людмила в это время уверенно вела свою «шкоду» по Кутузовскому проспекту. Хоть и пила джин с тоником, а встречи с гаишниками не боялась (Лера верно предположила), вообще никого не боялась в этот ненастный осенний вечер, даже своего мужа. Из колонок звучал голос пучеглазого красавца, он пел песню, и Людмила качала головой ей в такт. Хмурая Москва за окнами машины, придавленная к земле тяжелыми серыми тучами, казалась сказочно-праздничным городом, более веселым и красивым, чем даже в новогоднюю ночь.

А то нет, ведь сегодня сбылись ее давние мечты! Сколько же она думала о том, что Стас вернется, побитый, бедный, голодный, и она простит его, приютит, отогреет и никуда от себя не отпустит! А все получилось намного ярче. Он нашел ее, вернулся — богатый, солидный, красивый, на престижной иномарке с водителем и — такой, каким она всегда его хотела видеть. Нежный, ироничный, влюбленный в нее до потери памяти. Ну и как тут душе не звенеть, повторяя мелодию песни?

Лерка поможет, никуда не денется, да и что тут такого? Посидит на кухне часок, пока они… о-о как это приятно — просто представить себя рядом со Стасом, услышать от него, что любит, любит, жить без нее не может! Готов ради нее на все, а ей всего и не надо, вообще ничего не надо, только бы он был рядом, уж теперь-то она окружит его такой заботой и лаской, что… Никуда не денется! А Дмитрий… да пошел он! Стас живо поставит его на место. Он стал таким, каким она его всегда представляла себе, она была права, а Лерка не верила, потому теперь и фыркает. Понятно, ей же хочется, чтобы только у нее был красивый, любящий, импозантный муж.

Нет, дорогая, не все тебе быть на коне и слушать тяжелые вздохи подруги! Придется послушать и радостные вопли, которые разнесутся в твоей квартире, а потом и по всей Москве, по всему миру, ибо весь мир станет завидовать ей, самой счастливой женщине на земле! Вот так!

Глава 7

Почти в это же время навстречу «шкоде-фелиции» мчалась по Кутузовскому проспекту синяя «вольво». И чувства ее водителя, Георгия Епифанова, были прямо противоположны тем, которые обуревали Людмилу.

Деловые встречи, которые он провел с тремя бизнесменами, были вполне удачными. Особенно последняя. Подмосковный предприниматель Василий Панченко построил вполне современную птицефабрику, правда, цены у него были повыше, чем у других, и на яйца, и на куриное мясо, но и технология откорма пернатых почти исключала применение пищевых добавок, и в результате курятина Панченко была намного вкуснее. Он привез молодого петушка, зажаренного на гриле, и Епифанов сам убедился, что эта курятина — такая же, какую он ел в деревне у бабушки в далеком детстве. Плюс минимальные транспортные расходы (мясо кур и яйца можно перевозить своим транспортом малыми объемами), плюс возможность организации в магазинах целых отделов, торгующих продукцией Панченко. Даже если куры и яйца будут чуть дороже, чем в других отделах, народ распробует и поймет, что лишние пять-шесть рублей стоит потратить, дабы насладиться вкусом настоящей курятины. Но и это не самое главное. Панченко предложил принять участие в его бизнесе, расширить его, создать современную свиноферму, а в перспективе и поголовье крупного рогатого скота, что означало иметь свою говядину, телятину, молоко, сыр. Для производства этих продуктов нужно было создать соответствующие предприятия. В общем, разговор получился более чем интересный.

Панченко сделал предложение, от которого трудно было отказаться. В обмен на инвестиции в свое производство он готов был в течение года поставлять яйца и мясо кур почти по себестоимости, что было крайне выгодно. Остальная продукция, будучи наполовину своей, тоже имела крайне низкую закупочную стоимость при высоком качестве, которое он, Епифанов, мог и должен был контролировать. А это сулило большие выгоды — открытие новых магазинов в престижных районах Москвы, в центре, где люди озабочены правильным питанием. И к черту вас, голландцы, бельгийцы, немцы и всякие там турки! Что ж, мы в России не можем производить качественную курятину, свинину, говядину?! Еще как можем! И пошли вы к едрене матери со своими современными технологиями!

Епифанов снова созвал своих менеджеров, велел просчитать все плюсы и возможные минусы участия в этом проекте и послезавтра предоставить ему полную информацию, точнее, бизнес-план со всеми возможными вариантами развития событий. А завтра он намеревался самолично посетить владения Панченко, все увидеть и попробовать жареную курицу, на которую сам укажет. «Доверяй, но проверяй» ушло в прошлое. Теперь главное было проверить, а потом решить, доверять или нет.

Но все эти радужные планы почему-то не радовали Епифанова. Дело, оно, конечно, главное, но есть то, что главнее, а именно — личная жизнь. Его жена, умница-красавица, в последнее время стала вести себя странно, с чего бы это? Постоянно встречается с подругой, а та разочарована своей семейной жизнью, наверное, ищет развлечений на стороне. Может, и Леру приобщила? Одна только мысль об этом ледяной молнией пронизывала душу, заставляя ее замереть в ожидании тепла.

Идиотская, совершенно глупая мысль, но куда от нее денешься? Лера ведь чувствовала его состояние, могла бы помочь, рассказать, объяснить, если какие-то проблемы возникли, но почему-то не хотела. Да что с ней творится, черт побери?! Это нужно было выяснить, но… что, собственно, выяснять? Что жена ему верна? А что это за жена, если об этом приходится думать? Или не верна? А тогда зачем ему такая жена?

Но он ведь женился на любимой и любящей женщине, она его тыл, его помощник в делах, более того, друг и соратник. Подозревать такого человека в измене еще хуже, чем подозревать у себя смертельную болезнь. А он сейчас чем занят?..

Едет домой, и, пожалуй, впервые со времени женитьбы едет без особой радости. И погода, как назло, пасмурная, даже оранжевые фонари не в силах приукрасить неприветливый лик Москвы.

На лестничной площадке витали ароматы жареного мяса и специй, выплывающие явно из его квартиры.

— Привет, — сказал Епифанов, останавливаясь в прихожей. — У тебя тут вкусно пахнет, хозяйка.

И тут же заметил пьяный блеск в глазах жены. Опять пила? С кем, по какому поводу? Лера отвела глаза, вяло обняла мужа, поцеловала в щеку:

— Переодевайся, Жора, я сегодня приготовила азу по-татарски с солеными огурцами, тебе это блюдо всегда нравилось. А на гарнир сварила макароны.

Епифанов внимательно посмотрел на жену:

— У тебя все нормально, Лера?

— Да, а что?

— Просто так спросил. Кажется, ты немного выпила?

— Людка приезжала с бутылкой джина, у нее дома вроде все теперь хорошо, вот и приехала… Кстати, привезла бутылку «Гордонс», если хочешь…

— Нет, не хочу, — сказал Епифанов и пошел в свой кабинет.

Сбросил служебную амуницию — костюм, рубашку, галстук. Так и называл дорогую одежду, ибо не любил ее, с удовольствием надевал бы сейчас свитер, куртку и джинсы, да нельзя. Ну хоть дома можно ходить в тренировочном костюме. Двигаться не хотелось, Епифанов сел в кресло, призадумался. Значит, Лера выпивала тут с подругой? Допустим. А где гарантия, что не было мужиков? С такой-то подругой они просто обязаны быть… Ну и что? Были? Тоскливо заныло в области сердца, все дела, переговоры, планы, проекты стали далекими, глупыми, ненужными. Что дела, для кого их делать, ради кого стараться, если самый близкий и самый надежный человек может предать? Для себя?

Не очень-то это интересно, тем более что у него есть возможность еще лет десять обеспечивать безбедное существование родителям и Анфиске.

— Жора, ты пойдешь ужинать? — спросила Лера, входя в кабинет.

— Пожалуй… не пойду. Спасибо, но я объелся жареной курицей, тут возник один проект, и я… должен был попробовать. Вкусная курица оказалась. Лера, что с тобой? Ты в последнее время какая-то странная.

— А в чем это выражается?

— Выпиваешь с подругой…

— Ну и что? Если она приехала с бутылкой джина с радостной вестью, я должна выгонять ее, так, по-твоему? Почему ты об этом спрашиваешь, Жора? Я приготовила то, что ты любишь, а ты не хочешь есть. Сам скажи, что с тобой происходит? О чем ты все время думаешь?

— «Радостная весть» — для кого?

— И для меня тоже. Когда у подруги все хорошо, можно и порадоваться за нее. Или нет?

— Вот о подруге я и думаю. У нее не может быть ничего нормального, потому что она — дура.

— Да? Значит, я вру, по-твоему? А ты где был весь день? С кем ел жареную курицу? Может, в какой-то сауне с голыми девицами?

— Да перестань, Лера! Курицу привез Панченко, возможно, мы с ним будем реализовывать общий проект. Ты можешь позвонить и спросить.

— Если какой-то Панченко был с тобой в сауне, я догадываюсь, что он скажет. Тут и звонить без толку.

Епифанов понял, что разговор перерастает в примитивную склоку, где главным аргументом становится утверждение «сам дурак». В такой ситуации нужно было успокоиться, отложить разговор на утро, а можно и ночью, в постели, аккуратно продолжить его без истерики. Но успокоиться почему-то не получалось.

— Черт побери! — заорал он. — Ты позвони, Лера! А завтра, если хочешь, поезжай вместе со мной на ферму Панченко, там сама все увидишь! Сауну… из голых кур, в смысле — ощипанных, на вкус можешь попробовать их! Я это устрою, запросто!

— А ты можешь позвонить Людке и спросить, что она делала сегодня у меня! — запальчиво крикнула Лера.

Знала, что не позвонит, а то поостереглась бы говорить такое, ведь Людка все, что угодно, может сказать о причине своего визита, только о хороших отношениях с мужем не упомянула бы, скорее, напротив… после вчерашнего-то звонка Дмитрия. Епифанов только рукой махнул:

— За кого ты меня принимаешь?

— А ты меня? Жора, ну, пожалуйста, не нужно так нервничать… — Лера села на подлокотник кресла, обняла мужа. — Все нормально, я тебя люблю, я тебе верю. И ты мне тоже верь, это важно. А теперь пойдем, я тебя покормлю. И настоящего английского джина налью.

— Только не его, — буркнул Епифанов, вставая с кресла. — Лучше налей водки.

Она ему, видите ли, верит! А разве он давал ей хоть малейший повод не верить? Стыдно признаться — ни разу не изменил жене! Столько возможностей упустил пообщаться в темноте с красивыми женщинами, даже самому иногда страшно становилось, но ничего не мог с собой поделать. Вернее, наоборот — мог вежливо попрощаться и уйти в самый последний момент.

— Не хочешь Людкин джин? — спросила на кухне Лера. — А что делать, Жора, если она пришла без приглашения с бутылкой. Во-первых, чтобы извиниться за вчерашний звонок Дмитрия, во-вторых, чтобы отметить мир и согласие в их семье. Не выгонять же ее, подруга все-таки.

— Выгонять! — решительно заявил Епифанов.

И тут же понял, что сморозил глупость. Людмила всегда с обожанием смотрела на него, говорила, что Лере нужно беречь такого мужа — и состоятельный, и интеллигент, и вообще красавец мужчина, а он отшучивался, говорил, что сам должен беречь жену, красавицу-умницу. Как выгонишь?

Он выпил рюмку водки и принялся за азу. Мясо было мягким и вкусным, подлива — ароматной, но аппетита не было. Лера сидела напротив, подперев щеку кулачком, задумчиво смотрела на мужа.

— Очень вкусно, спасибо, — сказал Епифанов. — Ты, кажется, чем-то озабочена? Может, поделишься своими сомнениями?

Хотелось ей, очень хотелось поделиться мыслями с мужем, рассказать ему все, но… разве это можно сделать?

— Никаких сомнений у меня нет, — сказала Лера. — Все нормально. Может быть, устала немного.

Но Епифанов отчетливо видел грусть, затаившуюся в глубине ее глаз. Не хочет, значит, говорить… Почему? Да что, черт побери, случилось с ней?! Что она скрывает от него? Ведь между ними не было и не могло быть секретов. Лера делилась с ним такими мыслями, которые женщины обычно прячут от мужчин, и он понимал ее, что-то советовал и был бесконечно благодарен жене за искренность и доверие, ибо твердо знал, что по-другому семейная жизнь и не может строиться. Но если появились секреты, то значит… Одно только она могла скрывать от него — измену. Измену?! Лера?! Он снова наполнил рюмку водкой, выпил, внимательно посмотрел на жену:

— Значит, не хочешь сказать?

— Что, Жора?

— Тебе не кажется, что между нами возникло что-то непонятное, странное, недавно появилось? А может — кто-то?

— Кажется, Жора, — тихо ответила Лера. — Твои странные подозрения, твой странный тон даже в телефонных разговорах. Ты в чем-то подозреваешь меня? Но в чем? Скажи, пожалуйста, на чем основываются твои подозрения?

Странный тон… да, конечно. Но это следствие, у которого есть причина. И она — в ее поведении! Вот и сейчас — приготовила вкусный ужин, но сидит молчит, как будто чего-то опасается, вроде бы улыбается, но он чувствует ее напряжение, ее страх…

Не хочет говорить. И что тут делать? Нанять детектива, что ли? Но это же гнусно!

— Спасибо, все было очень вкусно, извини, мне нужно немного поработать. — Епифанов встал из-за стола и пошел в свой кабинет.

Он редко работал вечером дома: все проблемы решались в офисе, а дом — это дом. Но если приходилось, Лера была рядом, с ней он советовался, и хоть не могла она дать квалифицированный совет, но высказывалась с чисто женской интуицией и нередко бывала права, а если и нет, то все равно он был благодарен ей за помощь, да просто за то, что была рядом. А теперь даже взглядом его не проводила, опустив голову, сунула тарелку в посудомоечную машину, включила ее и отправилась в спальню смотреть телевизор. Ну да, что же еще делать уставшей женщине, когда муж вернулся с работы? Телевизор смотреть!

Холодно стало в доме Епифановых.


Зато в другом доме было жарко. Дмитрий Зеленин, вернувшись домой, с удивлением обнаружил свою жену на кухне. Она сидела за столом и пила коньяк, чему-то блаженно улыбаясь. Накрашенная, будто недавно вернулась со свидания, посмотрела на него высокомерным взглядом и снова отвернулась.

— Что за дела, дорогуша, ты совсем с катушек съехала? — зло спросил Зеленин. — Какого хрена накрасилась, как матрешка на выставке?

— Выражайся прилично, когда разговариваешь с женщиной, — холодно ответила Людмила. — Надоел мне твой бандитский жаргон, понял?

— Чё ты мелешь, дура?! — крикнул Зеленин. — Какой жаргон? Сидишь тут, коньяк хлещешь в одиночку! Ты хоть пожрать мужу приготовила?

— Вот дура тебе и будет готовить, а я не дура, — решительно сказала Людмила.

Зеленин и руки опустил. Мог бы, не сгибая спины, почесать в задумчивости колени, но не стал. Мог бы врезать как следует свихнувшейся жене, имел на это полное право, но не мог. Ударить женщину, его Люську? Нет, не мог.

— Я слушаю тебя внимательно.

— Ты совсем обнаглел! — закричала Людмила. — Звонишь подруге, хамским тоном разговариваешь с ее мужем! А подумал, каково мне потом встречаться с ней? Смотреть в глаза ее мужу?! Если ты дикарь неотесанный, бандит самый настоящий, так сопи в две дырочки и не смей разговаривать с культурными людьми, не позорь меня!

Он мог поступить просто — лишить ее всего, отправить к родителям на недельку-другую, пусть там поживет, подумает, но опять-таки — не мог. Как же это так — его жена будет сидеть в нищете, искать себе работу, а кто ее возьмет на солидную должность? Только один путь — в школу, а там понятно, какие доходы. Никакие.

— Ты хоть соображаешь, что говоришь? — спросил Зеленин.

Рюмка с коньяком полетела ему в лицо, он профессиональным движением руки отбил ее. Рюмка ударилась о край навесной полки, с хрустальным звоном упала на пол, куски стекла разлетелись по кухне.

— Это ты ничего не соображаешь! — взвизгнула Людмила. — Что всему твоему хамству пришел конец! Больше ты не будешь терроризировать меня, понял?

Она была пьяна, наверное, расстроилась, что он вчера звонил Епифанову, выяснял, где была его жена. Ну да, говорил не очень вежливо, так ведь и ситуация в его офисе вчера была сложная, люди серьезные, вопросы такие, за которые головы отрывают. Пришел домой, а там… Какой же мужик будет нормально реагировать на это? Ну переборщил в разговоре с Епифановым, так Люська могла бы обнять его, поцеловать, порадовать в постели, он бы извинился.

— Люсь, кончай выпендриваться, рюмки швырять… Давай потолкуем нормально.

— Не о чем нам с тобой толковать, понял?! И вообще, не смей прикасаться к мне, а не то…

— Что? — сдвинул брови к переносице Зеленин.

— Сам увидишь!

Людмила вскочила со стула, оттолкнула его и убежала в спальню. Зеленин мрачно усмехнулся. Нет, она была не просто пьяна, она ему угрожала. Никогда не смела говорить такое, а теперь решилась. На кого-то надеялась? Значит, кто-то есть? Он пожалеет об этом, кем бы ни был! Пожалеет, козел, что лукнулся на жену Дмитрия Зеленина!

Он вытащил из морозилки пакет с паэльей, поставил на плиту сковородку, высыпал на нее испанскую смесь — овощи, курица, креветки, кальмары, потом прочитал способ приготовления. Оказалось, нужно было добавить воды. Добавил. Минут через пять ужин будет готов.

Но кто же там имеется, что Людка стала сама не своя, говорит с ним нагло, совсем ничего не боится? Чубайс? Кох? Абрамович? Только такие люди могли заставить Дмитрия Зеленина отступиться, признать свое поражение в этом вопросе. Завтра же займется решением проблемы, и если причина Люськиной смелости не всемогущий олигарх, человек будет иметь очень бледный вид. И совсем скоро.

Паэлья была готова, Зеленин выложил содержимое сковородки в тарелку и сел за стол. Истерика жены не испугала его и не выбила из колеи. Просто теперь он знает, чем заняться и как убедить Люську не делать глупостей. Даже если она изменила ему — не важно. Баба — дура, может и ошибиться, а вот найти козла и наказать его, так наказать, чтобы сама опасалась подходить близко к другим мужикам, — самое то.

Хотя… все-таки неприятно, если она переспала с кем-то. И даже очень неприятно. Не исключено, что и саму Люську придется наказать. Ну, там видно будет.

Глава 8

Лера отказалась ехать в деревню Павлиновку, где развил бурную деятельность предприниматель Панченко, пришлось ехать самому. Посылать заместителей или менеджеров Епифанов не стал. Если речь идет о серьезных инвестициях, то есть о деньгах, которые он должен вкладывать в это предприятие, нужно все проверить самому, лично.

Дорога до Мытищ была вполне сносная, а вот после, до Павлиновки, — проблемная. Дорогу тоже необходимо построить, иначе его «бычки» потребуют капитального ремонта после нескольких ходок. Но эту проблему нужно решать вместе с администрацией района, у Панченко, по его заверениям, хорошие там связи, да и на губернатора области можно выйти, коли нужно будет для общего дела.

Центральная усадьба Панченко на окраине деревни занимала примерно гектар площади и была обнесена высоким железным забором. Епифанов остановил машину у железных ворот, навстречу из кирпичного домика вышел охранник в камуфляже. Судя по виду, явно не местный житель, а человек весьма сведущий в делах охраны. Он внимательно посмотрел фотографию в паспорте, согласно кивнул, и лишь после этого железные ворота отъехали в сторону.

Епифанов увидел трехэтажный кирпичный дом, окруженный хозяйственными постройками, тоже, кстати, вполне симпатичными, и только в дальнем углу центральной усадьбы стояло совсем бесхитростное двухэтажное здание. К главному дворцу вела шоссейная дорога, вдоль которой высились серебристые елочки. Перед домом бассейн, но без воды по причине холодной погоды. Машин перед входом не было, значит, они стояли в подземном гараже. Не такой уж он простой фермер, этот Панченко! Во всяком случае, эта роскошная резиденция была построена отнюдь не на кредиты под сельхозпродукцию. Интересно, зачем ему птицефабрика?

Но сразу об этом и не спросишь, тем более если у мраморных ступеней тебя встречают, помимо хозяина, две русоволосые красавицы: одна с подносом и двумя чарками на нем, другая с хлебом-солью. Какие тут вопросы, когда нужно выпить и закусить да поблагодарить хозяина за столь необычный прием. В конце концов, он же не премьер-министр!

Отослав красавиц, Панченко повел Епифанова к своей птицефабрике, расположенной за забором барской усадьбы, но огороженной другим, не менее внушительным забором. Птицефабрика была солидной — огромный кирпичный корпус разделен на три части. В меньшей — инкубатор, постоянная температура, влажность, отслеживаемые специальными приборами, в более просторной — куры-несушки, а самый большой отсек — петухи и куры, предназначенные на мясо. Молоденькие куры заменяли устаревших несушек, но не всем выпадало такое счастье, а вот петухам в перспективе ничего, кроме бойни, не светило. Кстати, бойня была в отдельном здании, соединенном с третьим отсеком пластиковым трубопроводом, по которому осужденные на смерть куры отправлялись на казнь. Все продумано. Сотрудники были в белых халатах и все трезвые. Оно и понятно: зарплату получали вовремя, приличную, и местом своим дорожили. Это уже обнадеживало, значит, дело поставлено правильно.

Епифанов прошелся по корпусу, где несушки за стальными и пластиковыми барьерами клевали натуральную кукурузу, заглянул в чистые душевые, комнату отдыха, потом осмотрел отсек с инкубатором и просторные вольеры с подрастающими цыплятами, которые бодро тюкали клювами в зерна кукурузы и пшеницы, ткнул пальцем в одного, с большим красным гребнем:

— Вася, зажарь-ка мне его. Но я должен присутствовать при всем процессе.

Принести в офис настоящую зажаренную курицу не проблема. Показать, что их один день кормят натуральным продуктом, — легко устроить. Но если это показуха, ее нетрудно разоблачить.

— Как прикажешь, Жора, — сказал Панченко.

Петушка отловили, отрубили голову, ощипали, выпотрошили и передали Епифанову. Потом на кухне особняка Панченко он передал петушка симпатичной блондинке лет двадцати двух, поварихе Светлане, которая ловко насадила его на гриль.

— В этом году классный урожай зерна, цены снизились, и я затоварился на весь год, — сказал Панченко. — Кукурузу брал по дешевке в Воронеже. Понимаешь, производить курятину как на Западе, в той же Америке, — дохлый номер, у них все на мази, не переплюнешь. А нормальную, экологически чистую, можно даже им поставлять, понимаешь? Это вполне возможно. Я плачу мужикам по двести баксов в месяц — они счастливы, я плачу за зерно по внутренним расценкам — в два раза дешевле мировых цен. В итоге моя продукция, такая же, а может, и лучше самых чистых германских ферм, — в два-три раза дешевле. Но пока что ни хрена не получается, не пускают, падлы западные.

Они сидели в просторной столовой Панченко — огромный овальный стол, почти антикварный, с орнаментом под лаком на столешнице, кресла, похоже, эпохи Екатерины Второй, но со свежей позолотой на деревянных завитках. В камине пылал настоящий огонь. Епифанов чувствовал себя неловко — приехал проверить, решить для себя, стоит ли… Но в таких условиях дураку понятно — с этим человеком стоит работать. И опять же дураку понятно — кинет и не вспомнит, кого кинул! Странная ситуация. И как тут быть?

— Вели подать своего петуха, а там посмотрим, — сказал Епифанов.

— Водки хочешь или чего?

— Давай водку, Вася.

Повариха Света сноровисто накрыла стол, принесла петушка, остановилась у стола, ожидая дальнейших указаний.

— Иди, Светик, понадобишься — позовем, — сказал хозяин.

Петушок, зажаренный на гриле, был по вкусу таким же, как и вчерашняя курица, очень похожим на то, что Епифанов ел в детстве у бабушки в деревне. Панченко не блефовал, он действительно занимался делом, и это дело сулило большие выгоды Епифанову. И водка под курятину шла замечательно.

— А вон там, — Панченко ткнул пальцем в окно, — построим свиноферму. Это и мясо, и шкуры, вернее, кожа, а если с умом взяться — бекон, ветчина, буженина, колбаса. Для этого нужно построить небольшой мясокомбинатик. Ну а в перспективе — ферма крупного рогатого скота. Комбинатик превратится в мясомолкомбинатик. Эх, Жорка! Можем развернуться так, что все эти западные фермеры загнутся от зависти в своих нищенских Голландиях! У нас же все есть! А цены на корма куда как ниже, а рабсила — намного дешевле!

— Но, пока мы не вступили в ВТО, нас черта с два пустят на западный рынок. У них там все распланировано без нас. Да ты и сам говорил — не пускают.

— А когда вступим? Но пока можно давить на московский бомонд — наше, да еще качественное, да экологически чистое…

— Это да. Правда, бомонд не очень-то реагирует на понятие «наше, отечественное». Но с ним нужно работать. А главное, можно работать, я в этом не сомневаюсь.

— Ну и?

— Будем работать.

Епифанов уже понял, что с этим мужиком дело иметь стоит. Разумеется, после серьезных расчетов и более глубокой проверки, в том числе и негласной. Подписали контракт о пробной партии куриного мяса и яиц. Если все получится, как предполагал Епифанов, можно будет заключать долгосрочное соглашение о сотрудничестве, брать кредит в банке и строить! Панченко не торопился сбыть партнеру по — больше своей продукции, понимал, что тому необходимо изучить спрос, может быть, организовать рекламную акцию, для этого, понятное дело, нужно время.

— Ну как тебе мой петушок?

— Отлично!

— А водочка?

— Под такого петушка — самое то.

— Допивай, и махнем в баньку. Почетных гостей встречать умеем. Там будет все остальное.

— Ты и так меня встретил… я думал, перепутал с Касьяновым, премьер-министром нашим.

Про остальное Епифанов не стал спрашивать, а вот банька — это хорошо, кто же откажется в хмурый осенний день от баньки? Тем более сам уже давно не был на даче, не парился как следует. С наступлением холодов не очень-то тянуло на дачу, да и дел было много.

Бревенчатая баня располагалась в десяти метрах от дома и была хороша — просторный предбанник, бассейн три на четыре метра (в отличие от того, что был перед домом, с прохладной голубоватой водой), стол со скамьями, шкаф для одежды, холодильник в углу, чистые махровые полотенца и простыни на спинке скамьи. И конечно же, парная. Едва Епифанов, прихватив дубовый веник, вслед за хозяином блаженно растянулся на горячем полке, дверь в парную открылась и в клубах пара возникла стройная блондинка с широкими бедрами, в откровенных трусиках и без лифчика. Одна из тех, что встречали Епифанова у дома с хлебом-солью. Правда, у нее тогда в руках был поднос с чарками.

— Давайте я похлещу вас, — певучим голосом сказала девушка, подходя к Епифанову.

— Настюша не только хлестать умеет, — довольно хохотнул Панченко. — Мед, а не баба.

— Нет-нет, не надо меня хлестать, пожалуйста, уйдите, — торопливо сказал Епифанов, чувствуя себя круглым дураком.

— Вам будет очень приятно, я обещаю, — пропела девушка.

Панченко посмотрел на гостя, потом на девушку.

— Иди, Настя, пока свободна, — сказал он и, когда девушка удалилась, спросил: — Ты чего, Жора? Не понравилась?

Епифанов долго молчал, соображая, как бы все объяснить, чтобы не выглядеть идиотом.

— А твоя жена как на это смотрит? — спросил наконец он.

— Она в Москве живет, актриса.

— А когда приезжает сюда? Тут же, наверное, все знают, что Настя… помогает тебе париться. Или Настя предназначена специально для гостей?

— Когда Жанна приезжает из Москвы, ей мужик прислуживает, — сказал Панченко, хлестая себя веником. Заметив недоуменный взгляд гостя, расхохотался и объяснил: — Я сам. Думаешь, ей нужно знать, что тут вообще происходит? Привалит с кодлой артистов, шашлыки, ля-ля под гитару, болтология, кто чего купил… Да и не жена она мне, так, вроде постоянной любовницы. Кстати, Настя из Белоруссии, и другие девчонки, прислуга, — тоже оттуда. Мне нравятся молоденькие блондинки.

— Гарем?

— Да нет, все по-честному. Если у девчонки появится парень, я пас. Замужних не держу.

— Ну ты молодец, Вася! Какого черта свою любовницу мне подставляешь?

— Пытаюсь настоящим чукчей выглядеть, угодить дорогому гостю, — засмеялся Панченко. — Знаешь, где я их нашел? На Тверской. Ни одна не желает вернуться обратно к шумной городской жизни. Когда жена приезжает — они тихие, услужливые, а уедет — настоящие хозяйки! Могут делать все, что считают нужным на своем рабочем месте, — и домработница, и кухарка, и банщица, и секретарша. Учти, каждая заведует своим фронтом работ, у каждой есть помощницы из местных. И живут в доме, у каждой своя спальня.

— Точно гарем, — сказал Епифанов. — И как твоя жена… то есть основная любовница это терпит?

— А что ей остается? Кого хочу, того и беру в прислуги, закон не запрещает. А ты чего так испугался, не понравилась Настюша? Она как раз и заведует баней.

— Ты не поймешь, и, наверное, это глупо, но… я люблю свою жену, — с трудом сказал Епифанов.

— Что ж тут непонятного? — с тоской произнес Панченко. — Так бы сразу и сказал. Почему мы должны жить в дыму дебильных мифов? Русский человек, если ему платить нормально и поощрять старание, заткнет за пояс любого европейца и пить перестанет. А русский бизнесмен — это не тот, кто бегает по ночным кабакам и трахает все, что движется. Я этим козлам в западных «Хилтонах» и «Шератонах» так и говорил. Не верили. Тупые они, эти западноевропейцы. А про наших прибалтов и говорить не стоит: задворки Европы. Были частью великой империи, стали задним двором Европы. А гонору!

— Вася, мы говорили о женщинах, — напомнил Епифанов.

— А я о чем? В девяносто седьмом пересеклись мои дела с одним эстонским ублюдком, они там здорово жирели на перепродаже нашего металла. Мою жену убили, взорвали в машине, с ребенком. Меня хотели, а я отправил ее в больницу, дочка затемпературила…

— Извини, Вася, — сказал Епифанов.

— Это ты меня извини. Не смог его достать в этой паскудной Эстонии! У них же там почти Европа! А он теперь член парламента. Но — достану! А нет — куплю одну баллистическую ракету — и нет Эстонии. А она никому и на хрен не нужна. Вот так. Ну, давай, похлещи меня веничком, а потом я тебя!

— Насчет ракеты — это ты зря, Вася, — сказал Епифанов. — Там же и русских много. Да и не купишь баллистическую.

— Запросто. За миллион баксов человек готов пожертвовать собой ради детей. Но я пока что и без ракеты надеюсь его достать. И все, закончили этот базар.

После бассейна с холодной водой они укутались в простыни и сели за стол. Настя тут же поставила перед ними запотевшие бутылки с пивом и тарелку с вареными раками, пересыпанными укропом.

— Знаешь, Жорка, я пока работаю себе в убыток. Странно, но все московские элитные магазины забиты импортной дребеденью, мне говорят — дорого. «А покупатели у вас какие?» — я их спрашиваю. Они за качество могут же платить. Не доходит. Я бы мог, конечно, развернуть рекламную кампанию, да не хочу. Мне нужен соратник, самостоятельный бизнесмен, и, кажется, я его нашел. Понимаешь, кого имею в виду, да? Я упертый и добьюсь своего, пусть и потеряю десяток миллионов, не рублей, понятное дело.

— Я не очень понимаю тебя, Вася, — насторожился Епифанов.

— А как Илюмжинов за короткий срок обеспечил себя на всю оставшуюся жизнь, понимаешь? У меня что-то похожее случилось. Биржа, крупные партии металла, проката, труб, алюминия… Заводы еще крутятся на полную катушку, а их продукция никому тут не нужна. Выхода на внешний рынок еще не знают, да и боятся, склады забиты. Куда девать продукцию? А своим продавать можно, они к тому же платят живые деньги. А свои, то есть биржевики, знают, что делать дальше. Законов нет, порядка никакого, дал кому нужно, пробил свой канал, и вперед!

— Страну, выходит, разворовывал? — усмехнулся Епифанов.

— Ни копейки не украл, никого не кинул. Напротив, помог заводам сохранить производство в тот момент, когда самолеты и танки уже не делали в прежнем количестве, а металл все еще плавили. Я честно купил, честно продал, расплатился со всеми. И эшелонами — в Германию, Бельгию, Швецию, Францию! А там тоже одурели от счастья — классное сырье по цене в полтора раза ниже мировых цен. Да это ж супервыгодно! Пока сообразили, что к чему, стали вводить антидемпинговые законы, мы свое дело сделали, связи наладили, каналы отрегулировали. А потом работали уже более-менее по правилам, как солидные фирмы. Начались войны… Все это было примерно так: у меня контракт с заводом на поставку стального листа в Бельгию, а завод втихаря приватизировали и говорят — сами будем продавать. А контракт? А пошел ты! Ну, раз такой базар начался…

— Да я немного причастен к этому, тоже начинал на бирже, понимаю, что к чему.

— Тогда зачем говоришь, что страну разворовывал? Но после гибели жены все изменилось. Вдруг стало ясно: а на хрена мне больше? Два года прожил на Кипре, а когда подвалили солидные люди, отдал свои акции. За деньги, понятное дело. И организовал этот очаг капитализма или коммунизма в отдельно взятой деревне. Кстати, убыток небольшой, и только потому, что держу качество на уровне. Но хочу иметь прибыль, чтобы учителя в моей школе получали соответствующие их знаниям деньги и чтобы работники мои бесплатно лечились и даже вставляли зубы. Я могу это все устроить и удалиться на Кипр, в свой дом, но ведь похерят все, разворуют.

Епифанов с изумлением смотрел на Панченко, с трудом понимая услышанное.

— Мог бы купить магазин в Москве, организовать…

— Мог, но разве уследишь за всем? Мне нужен ты, Жора. Сделал свой бизнес с нуля и процветаешь. А ведь торговля — вторая составляющая моего бизнеса. Имея такого человека в сфере сбыта, я спокоен и полностью сосредоточен на сфере производства. Вместе мы докажем, что Россия — не скопище пьяниц и дураков.

— Надеюсь… — пробормотал Епифанов. — Только ты ракеты не покупай, ладно? Эстонию уничтожим,но и сами рухнем.

— Да это пьяный бред, не бери дурного в голову, Жорка. Я уже почти отплатил за жену и дочку, этот сучок эстонский остался один и ходит с десятью охранниками даже в туалет. Зачем ракета за миллион баксов, если всегда можно найти человека, за пятьдесят тысяч баксов готового практически на все? А за сто тысяч? Он уже заплатил за все.

В дорогу светловолосая красавица Марина (вторая из блондинок, что встречали Епифанова у мраморных ступеней) принесла ему еще одного петушка, зажаренного на гриле.

— Для твоей жены, — сказал Панченко. — Надеюсь, ей понравится. За качество отвечаю, фирма веников не вяжет.

— Я это уже понял. Спасибо, Вася.

На обратном пути Епифанов думал о том, что узнал о своем новом партнере по бизнесу. И больше всего — о красавице Насте, с широкими бедрами, с буйной, прямо-таки тропической растительностью внизу живота, с грудями, в которые можно зарыться с головой… Он отказался от нее, а нужно ли было? Вчера вечером Лера демонстративно отвернулась от него, и все надежды на то, что в постели она расскажет о своих непонятных проблемах, рухнули. Что с ней происходит? Почему не может сказать ему? Да нужно ли было после всего этого отказываться от услуг Насти?

Наверное, нет. Но он не смог… Потому что была любимая женщина, которую он хотел и которая хотела его. Вместе им было так хорошо, что о лучшем и мечтать не стоило… до недавнего времени. Да что же, черт возьми, с ней происходит?! Или он чересчур накручивает себя?

Нет, не накручивает. Лера ведет себя странно, спрашивает, как бы он вел себя в случае ее измены, а потом просто молчит… Это молчание хуже самой измены! А что делать?

На этот вопрос у Епифанова по-прежнему не было ответа. Как и на то, правильно ли он поступил, отказавшись от услуг красавицы Насти, или нет.


Людмила оставила свою машину неподалеку от входа на ВВЦ, огляделась и пошла на выставку. Достижений теперь уже не народного хозяйства, а непонятно какого. Да это ее не очень волновало. Главное — нет ли за ней слежки? Вроде бы нет, но нужно быть осторожной.

Она не обратила внимания на неприметного мужичка в черной вязаной шапочке, который пошел следом за ней.

— Идет на ВВЦ, — негромко сказал он, склонив голову к воротнику кожаной куртки. — Следую за ней.

— Не упусти, дурак! — приказал грубый голос, прорезавшийся в наушнике под черной шапочкой.

Людмила неспешно шла к стоянке автопоездов, перевозивших посетителей, а потом вдруг побежала, прыгнула на ходу в только что отправившийся поезд, через пять минут выскочила из него и пошла в первый попавшийся на пути павильон. Потом вышла из других дверей и по тропинке за павильонами направилась к боковому выходу.

Мужик в черной шапочке давно проехал павильон, в который вошла Людмила. Рыская взглядом по сторонам, он все еще надеялся увидеть ее среди редких посетителей выставки непонятно какого теперь хозяйства. Но во взгляде, помимо напряжения, уже сквозила нервозность: казалось, обнаружив женщину, он схватит ее в охапку и помчится со всех ног подальше от выставки. Время шло, а хватать по-прежнему было некого.

— Кажется, я потерял ее, — скрипнув зубами, пробормотал мужик в воротник своей куртки.

— Если не найдешь — ты уволен, козел! — услышал он в ответ. — Там что, народу не протолкнуться?!

Мужик выскочил из вагончика, плюнул на мокрый асфальт и сказал чуть громче:

— Народу не много, но она прямо-таки шпионка. Да кто же знал, что баба окажется…

— Она не баба, придурок!

Людмила вышла с территории ВВЦ, села, к своему удивлению, в такси, из которого выскочил Травников. Он услужливо распахнул заднюю дверцу, а потом, придерживая полы черного пальто, сел рядом.

— А твоя машина? — спросила Людмила.

— Маскируюсь как могу, Люси, чтобы не скомпрометировать тебя в глазах твоего супруга, — сказал Травников, обнимая ее. — Поэтому оставил свою машину, взял такси.

— Стасик… — Людмила тоже обняла его, потянулась губами к его губам. — Я так ждала этой встречи, я сделала все, что ты сказал… Стасик… я не могу уже.

— Нужно потерпеть, Люси, — сказал Травников. — Ты должна быть вне всяких там подлых подозрений. Наши чувства выше этого, дорогая.

Он тронул водителя за плечо, и желтая «Волга» двинулась с места, все дальше и дальше удаляясь от ВВЦ, где в глубокой задумчивости бродил мужик в черной вязаной шапочке. Было от чего задуматься — бродить по всем павильонам не хотелось, да и толку от этого никакого, будешь ходить в одном, а она может зайти в другой, где уже был. Объект слежки был потерян, но сказать это боссу нельзя было, какой-то он дерганый сегодня. В конце концов незадачливый шпик нашел выход. Он выбрал симпатичную девушку и стал ходить за ней, подробно сообщая боссу о маршруте и о том, что осматривает девушка, что ест в кафе, полагая, что эта информация скоро надоест боссу.

Травников привез Людмилу к Измайловскому парку, расплатился с водителем, выскочил, распахнул по — шире дверцу, протянул руку. В обнимку они медленно направились в глубь парка.

— Так хорошо… — прошептала Людмила. — Осень, все увядает, а я как будто расцветаю…

— Мне тоже так кажется. Все нормально, Люси, как только разведусь с женой, мы будем вместе, и никто нас не сможет разлучить, я клянусь тебе.

— Почему ты вчера не позвонил, Стас? Я почти договорилась с Леркой, а сегодня она мнется…

— Вчера не мог, срочные дела. Ну, Люси, если я заброшу все дела, я не смогу обеспечить тебя всем, чем хочу. Ты же знаешь, я виноват перед тобой, должен искупить…

— Да мне ничего и не надо, Стасик…

— Нет, Люси, надо. Я обязан дать любимой женщине все, что она пожелает. Я могу, нет проблем, но останавливаться нельзя, понимаешь?

— Понимаю… Стасик, я хочу тебя.

— Я тоже, Люси.

Они шли по узкой дорожке, засыпанной увядшими листьями, Людмила нервно сжимала пальцами мягкую ткань его пальто, словно проверяла на прочность, можно ли содрать это пальто, разорвать в клочья, все разорвать, чтобы… Она тяжело дышала, потом оглянулась, убедилась, что поблизости никого нет, подвела Травникова к старой березе, прижалась к ней спиной, быстро расстегнула молнию на джинсах, приспустила их так, что он мог видеть ее полупрозрачные голубые трусики.

— Ста-ас… — страстно зашептала она, глядя на него из-под густо накрашенных ресниц. — Я хочу тебя прямо здесь, прямо сейчас… Ну зачем нам квартира Лерки?

Травников замер, взмахнул руками, открыл рот, но ничего не сказал, а, наклонившись, принялся натягивать ее джинсы, потом долго ловил пальцами язычок молнии, чтобы застегнуть ее. Людмила жадно глотала холодный воздух, еле сдерживаясь от протяжного стона. Она долго хранила в памяти прикосновения его пальцев там, долго ждала этого, но Травников не задумывался, к чему прикасаются его пальцы, он хотел поскорее застегнуть молнию и наконец справился с ней. Верхнюю пуговицу он тоже застегнул и, облегченно вздохнув, выпрямился.

— Люси… я тоже тебя хочу… Но… нельзя же опошлять наше высокое чувство, понимаешь? Ты достойна самых высоких апартаментов, ибо ты — моя мечта, и я никогда не прощу себе, что воспользовался твоей слабостью грубо и вульгарно! К тому же сейчас холодно, ты можешь простудиться.

А она надеялась, что он укутает ее в свое широкое пальто, крепко обнимет и они сольются в одно целое…

— Ну так сними апартаменты в приличной гостинице, — с обидой сказала Людмила, поправляя одежду.

— Я солидный бизнесмен, у меня солидные клиенты. У меня есть недоброжелатели, которые хотят видеть меня в дерьме, извини, дорогая. Если они узнают об этом… А если учесть, что у тебя есть муж, то…

— Стас, ты не хочешь меня? — Людмила уставилась на него, словно хотела прочесть ответ в глазах.

— Хочу так, что ты и представить себе не можешь этого. И исцелую тебя всю, я… Но не здесь и не в гостинице. Хотя я подумаю о гостинице. Возможно, это и выход, но ты пойми меня правильно — есть в этом что-то несерьезное, пошловатое. Мы будем прятаться там… Это меня угнетает.

— Почему? Стас, я уже не могу жить с этим придурком.

— Понимаю, Люси. Кстати, чем занимается твой муж?

— У него какая-то дурацкая фирма. Господи, ну о чем мы говорим, Стас? Он богатый человек, квартира триста метров, домработница, но я все брошу только ради того, чтобы с тобой рядом быть. Ста-ас?

Травников согласно кивнул и, зажмурившись, припал губами к ее губам. Людмила судорожно вцепилась пальцами в его плечи. Но поцелуй был недолгим. Отстранившись, Травников сказал:

— Ты прекрасна, Люси, но я не могу довольствоваться полумерами. Мне нужно все или ничего. Хотя… если ты так сильно меня любишь, я сниму номер в гостинице.

Людмиле все еще хотелось сказать, что он мог укутать ее полами своего пальто и никакой холод не помешал бы им прямо сейчас, в этом осеннем парке… но промолчала. Крепче прижалась к нему, уткнулась в пахнущее дорогим одеколоном плечо, дрожа всем телом, но не от холода. Он почувствовал ее дрожь, крепче обнял, прижал к себе:

— Ты замерзла, Люси?

— Нет, просто… Что мне нужно сделать, Стас?

— Убедить Лерку, что нам с тобой нужно встретиться у нее.

— Зачем?

— Чтобы насладиться… понять, что мы все те же.

— Я — та же. К чему лишние проверки, Стас? Я люблю тебя и хочу быть только с тобой. Кстати, если в гостинице — пошло, то у Лерки встречаться — тем более.

— Нет, Люси, это будет выглядеть как нечаянная встреча старых знакомых. И это не проверка, а необходимость. Понимаешь, я теперь другой. Не тот безродный студент-иногородец, какого ты знала, а солидный бизнесмен. Я должен быть уверен, что ты меня понимаешь и принимаешь в таком качестве.

— Как это? — не поняла Людмила. — Тогда могла понять, а теперь, такого солидного бизнесмена, — нет?

— Именно. Бедного студента ты могла приютить и пожалеть, а солидного бизнесмена со своими взглядами на жизнь можешь и отвергнуть.

— Стас, мне плевать, кто ты! — взмолилась Людмила. — Я люблю тебя, и не важно… все остальное.

— На самом деле это важно для тебя, Люси. Ты и сама не подозреваешь, как можешь измениться. А мне нужно быть уверенным в своей любимой женщине, в том, что я нужен ей.

Он снова прильнул к ее губам, но этот поцелуй показался Людмиле не таким уж сладостным. Она что-то не понимала в его рассуждениях, но что? Вот он рядом, такой красивый, уверенный в себе, вот она, готовая отдаться ему под березой, — что еще нужно? Он сомневается в ее чувствах, когда она сама в них нисколько не сомневается? Странно…

— Что ты хочешь, Стас?

— Быть с тобой рядом. Всегда и во всем. Ради этого нужно встретиться нам у твоей подруги, разве это так трудно, Люси? Разве я прошу чего-то сверхъестественного? Я сгораю от страсти, видя тебя здесь, но, извини, не могу позволить любимой женщине трахаться в парке, как… Не могу, Люси.

— Хорошо, Стас, завтра мы встретимся, я постараюсь убедить Лерку.

— Я буду спать и видеть этот счастливый миг.

— Ста-ас…

— Ох, Люси… Ты меня с ума сводишь.

Глава 9

В учительской было шумно. Шла перемена — кто-то готовился к очередному уроку, кто-то собирался домой. Делились впечатлениями от нынешних учеников, чересчур самостоятельных в суждениях и практичных, нет — нет да и вспоминали о советских временах, когда не все, что хочешь, можно было говорить. И как-то незаметно приходили к выводу, что, наверное, оно и правильно было — не позволять говорить все, что вздумается. Беседовали не все со всеми, а разделившись на пары, тройки, четверки. Лера дружила с преподавательницей физики Маргаритой, с ней в основном и беседовала на переменах или когда вместе возвращались домой. Сегодня был как раз такой день, у обеих уроки закончились, и можно было покинуть не очень уютные стены школы.

— Ты чего-то мрачная сегодня, Лера, — сказала Маргарита, когда они вышли во двор. — Что-то случилось у Жорки?

— С чего ты взяла?

— Ни с чего, просто вид у тебя такой. А бизнесом заниматься у нас еще опаснее, чем в школе преподавать.

— Неизвестно, что опаснее… Да нет, у Жоры все нормально. Хочет расширять свое дело, ферму надумал строить… Вчера курицу привез жареную. Ты когда-нибудь пробовала настоящую курятину?

— В смысле?

— Ну, курицу, которая зернышки клюет в деревне у бабушки?

— Ой, нам передавала свекровь из деревни под Тамбовом. Солью пересыплет и — с проводником. Ну, слушай! Таких в магазине не купишь.

— Ну так он хочет продавать именно таких кур в своих магазинах. Дороже, чем обычно, но вкус именно тот.

— Правда? Слушай, я тоже хочу купить. Хотя бы раз в месяц, с получки, имею право поесть настоящую курятину? Скажи, пусть привезет мне одну.

— Это пока что проект. Но как только начнет торговать, получишь. Они же все должны просчитать, прозондировать реакцию населения. У него там, в Текстильщиках, люди не шибко богатые, сама понимаешь, что за район.

— Понимаю. Ну а ты?

— А что я?

— Почему киснешь?

— Тебе кажется. Просто день был сложный, два урока, и все трудные. Пестров, придурок, так и норовит заглянуть под юбку. Как прохожу мимо, роняет то авторучку, то тетрадь и лезет под стол.

— А ты ему — по башке! Я однажды так и сделала, теперь ничего не роняет, когда прохожу мимо.

— Я так не могу, — вздохнула Лера.

— На кой тебе вообще это надо? Вон Людка выскочила за богатого и торчит дома, наслаждается жизнью, собой занимается. А ты в школе работаешь, зачем, Лера?

— Чтобы крыша не поехала. Думаешь, так приятно торчать дома без работы?

Маргарита тяжело вздохнула, усмехнулась:

— Если есть деньги, можно много чего приятного себе позволить. Я бы с удовольствием лет пять — десять посидела дома, да где ж его взять, такого мужа, чтобы обеспечивал семью и все мои капризы?

— Кстати, насчет Людки ты ошибаешься. У нее далеко не так все просто и безоблачно, как кажется.

— Да? Ты бы хоть устроила встречу, посидели бы как-нибудь втроем. Интересно послушать, как она живет.

— Как-нибудь устрою, это не проблема. Ну, пока, Маргарита, до завтра.

— До завтра.

Шагая к дому, Лера думала о Людмиле и о муже. Выходит, Жорка был прав, когда допытывался, что такое с ней творится, вон даже Маргарита заметила. А что она могла сказать мужу? Как объяснить, что дело тут не в ней, а в подруге, которая встретила давнего любовника и потеряла голову? Ох, Людка, осточертела со своими проблемами! Все, хватит! Никаких просьб, никаких Стасов она больше знать не желает! Пусть сама выпутывается как хочет. Жорке ничего не нужно рассказывать, просто забыть о просьбе Людки, о ее проблемах, выбросить из головы.

Вот так! Хотя… можно сказать Жорке, что она переживала за подругу, что Дмитрий ведет себя по-хамски… Нет, позавчера ведь сказала, что у нее все нормально… Вот и сама запуталась! Да-а, подружка дорогая, осчастливила, нечего сказать! У мужа столько дел, нужно принимать важные решения, а она, вместо того чтобы создавать ему уют и комфорт в доме, создает напряжение. Хороша жена, ничего не скажешь! А ведь и вправду ничего не скажешь. Но с другой стороны, не зря же говорят, что друг познается в беде? Какая же она подруга, если оставит Людку наедине с ее проблемами? Это просто подло будет.

Дома, переодевшись в синий тренировочный костюм, Лера пошла на кухню. Вот где она чувствовала себя комфортно! Можно включить телевизор «Панасоник», можно поставить лазерный диск с «Наутилусом» на магнитолу с CD и резать острым ножом мясо, шинковать овощи, жарить, парить, экспериментировать, добавляя те или иные приправы, пробовать — разве это не интересно? Особенно если хозяйка не ограничена в деньгах, может покупать любые продукты для готовки и есть у нее книги по французской, испанской, английской, итальянской кулинарии. Да это просто здорово! Во всяком случае, куда приятнее, чем дремать в концертном зале под звуки классической музыки, в которой ни черта не понимаешь! Кто-то думает, что женщин обижают, загоняя на кухню, к плите. Чушь собачья! Место у плиты нужно отвоевать у мужчин. Вы много знаете шеф-поваров престижных ресторанов женщин? То-то и оно. Ну а если женщина просто дура или гений не от мира сего, то что тут скажешь? Место на кухне ей явно не светит, к сожалению для нее.

Лера могла ничего не готовить на ужин: в холодильнике лежала половина вчерашней необыкновенно вкусной курицы, но хотелось приготовить что-то новое, и она знала что. Мясо по-испански, шпигованное салом, обвалянное в черном перце, слегка обжаренное в масле и тушенное с красным вином и специями. Все ингредиенты были в холодильнике. Лера достала кусок говядины, сунула в микроволновку размораживаться — больше этот прибор ни для чего серьезного не годился, — достала кусок сала, бутылку красного вина. Потом отломила кусок холодной вчерашней курицы, присела на край кухонного диванчика, чтобы перекусить, пока мясо размораживается.

И что тут случилось? Конечно, телефонный звонок. И кто позвонил? Конечно, Людка.

— Лера, спасай! — запричитала она в трубку. — Сегодня или никогда!

— Лучше никогда, — ответила Лера.

— Я больше не вынесу этой муки, я что-нибудь с собой сделаю, Лера! Ну что тебе стоит принять нас со Стасом? В конце концов, мы все учились в одном институте, встреча выпускников… Лера, я умоляю тебя! Полчаса — и все, и я больше никогда-никогда не стану тебя доставать такими просьбами. Я понимаю, что это не совсем прилично…

«Если б ты понимала еще, какие проблемы создаешь мне», — подумала Лера.

— Честно говоря, я совершенно не понимаю тебя, дорогая, — сказала она в трубку. — Почему он, солидный бизнесмен, рвется ко мне?

— Не он рвется, а я, Лера. Милая, понимаешь, я хочу, это нам нужно обоим, но тут масса препятствий, ты ведь знаешь моего мужа, бандита, злодея самого настоящего! Если выследит нас — может убить, понимаешь?

— А у меня не выследит?

— Нет. Встреча однокашников. Один раз, Лера, первый и последний, клянусь, больше не побеспокою тебя!

Ну и что тут можно было сказать подруге? Лера повертела в руке кусок холодной курицы и сказала:

— Но я не знаю, когда вернется Жорка. Мне совсем не хочется, чтобы он застал вас тут.

— А ты позвони ему, узнай. Мы приедем в пять. Полчаса, Лера, и все. Жорка ведь приезжает обычно к семи, а то и позже. Нас уже не будет. И все, Лерочка, милая, клянусь тебе!

— Слушай, подружка, я совсем ничего не понимаю.

— Я тоже, знаю только одно: у меня начинается новая жизнь, и я жутко хочу этого. Ну?

— Сейчас два… позвони мне в три, я выясню, как там дела у Жорки, и скажу тебе точно.

— Спасибо тебе, Лера, я твоя должница!

Лера доела курицу, тяжело вздохнула. Вкусно, да что-то не радует вкус. Ну, хорошо, один раз она позволит им встретиться и забудет об этом. Второго раза не будет! Но один раз придется, что тут поделаешь, если она плачет в трубку? Поможет подруге. И все, все, все!

Мясо разморозилось, теперь его нужно было промыть, нашпиговать салом, перевязать нитками, чтобы сало не выскальзывало, и дальше все, как сказано в испанском рецепте. А на гарнир можно сварить гречку, а потом поджарить то же сало, перемешать кашу со шкварками, будет вкусно. Но радости от этих приготовлений что-то не было. Черт бы тебя побрал, Людка, с твоими любовными приключениями! Дура ты.


В кабинете было жарко — и от того, что три менеджера, два по магазинам и один главный, стояли у стола, и от того, что мысли путались, все время возвращаясь ко вчерашнему вечеру. Он был вполне нормальным, Лера съела ножку курицы, которую дал ему Панченко, ей понравилось, а потом он спросил, что с ней происходит в последнее время. Лера замкнулась, замолчала, ну что тут сделаешь? Можно было схватить за воротник спортивного костюма, тряхнуть ее как следует, но… разве он способен был сделать такое? Конечно, нет. В итоге она ушла в спальню, и вечер и ночь были такими, что вспоминать не хотелось. А вспоминалось, черт возьми!

— Георгий Петрович, нам не следует пролонгировать эту сделку, выгоды никакой, — сказал Павел Тарасов, главный менеджер. — Мы тщательно просчитали все варианты, и вывод один — это нам невыгодно.

— Народ готов есть американские окорочка, если они будут стоить дешевле, — добавил Сергей Угрюмов, менеджер магазина, над которым располагался офис компании. — Мы получили партию в двести пятьдесят килограммов, но покупатели это мясо просто не замечают.

— Так организуй рекламную акцию, Сережа! — заорал Епифанов. — Выдели продукцию Панченко в отдельную секцию, зажарь на гриле пару куриц, разрежь на сотню кусочков и дай попробовать всем желающим! Кстати, и сам попробуй! Что тебе мешает сделать это?! Потом и будешь рассуждать. Кур Панченко должны покупать, даже не очень обеспеченные люди могут себе позволить раз в месяц потратить на десять рублей больше, но получить уникальный продукт! Паша, проследи за тем, чтобы подобные акции были проведены в обоих магазинах. Это приказ! Какого черта вы тут делаете, если я должен решать за вас ваши проблемы?

— Но ведь не идет, Георгий Петрович, — сказал Тарасов. — Вся партия в торговых залах с утра, а продано пять — семь кур на два магазина.

— А ты пробовал продать? Или просто вывалил кур по более дорогой цене и ждешь, когда люди станут покупать их? Черт побери, не узнаю я вас, ребята, не узнаю! Вы чем занимаетесь в последнее время?!

— Виноват… Все мысли о новых проектах, — сказал Тарасов. — Займемся немедленно. Что касается инвестиций, мы просчитали, Георгий Петрович, сейчас это проблематично. У нас полным ходом идет оборудование колбасных мини-цехов, пивной уже работает, но до продажи дело не дошло — отдачи пока нет. Она будет, но сейчас инвестировать дальнейшее расширение производства проблематично. Слишком велик риск. Если где-то возникнут проблемы, они обрушат всю систему.

Епифанов понял, что его менеджеры просто не хотели продавать кур Панченко, дабы не заключать новых рискованных соглашений. Отчасти они правы; воевать на несколько фронтов, не обеспечив солидный тыл, неразумно. Сам же недавно убеждал в этом главного бухгалтера. Но… тогда он не был знаком с Панченко. О таком солидном партнере можно только мечтать.

— Понимаю, что дело рискованное. Но работать-то нужно, мои дорогие! Вывалить товар в морозильные контейнеры и ждать, что его раскупят, — все равно что надеяться выиграть «мерседес» в лотерею. Я не прав, Паша?

— На все сто правы, Георгий Петрович. С курами все сделаем, возможно брать мелким оптом, а вот насчет остального следует подождать. С пивом дело идет на лад. Себестоимость производства — пять рублей бутылка, продажная цена — десять рублей, думаю, пойдет нарасхват. Кстати, я уже попробовал, да все мы… по бутылочке выпили, хоть и не совсем еще готово. Вкус обалденный!

— Это хорошо, — с досадой сказал Епифанов. — Но мне сейчас важно, что скажет наш народ о курах Панченко, имея полную информацию об этом продукте. Паша, рекламная акция на твоей совести. Сергей и Федя, вы все поняли? За работу, мои дорогие, разрешаю использовать пару-тройку кур для дегустации, да, кстати, обязательно сами попробуйте. Черт побери, как можно успешно продавать то, что сами не пробовали? Это же вам не устрицы, это обычные куры, которые всегда были в России, но — натуральные. Вы ели настоящих кур? Нет!

— Понятно, Георгий Петрович! — хором ответили оба магазинных менеджера.

— Паша, прозондируй почву, где в престижных районах можно открыть магазины с продукцией Панченко, может быть, выездные точки, с упором на здоровую пищу.

— Еще неизвестно, Георгий Петрович…

— Ну так сделай, чтобы известно было! И тебе тоже! Работай, Паша, работай! А иначе — на хрена ты мне нужен? Соображения по поводу расширения связей с Панченко, инвестиций в его производство и создания совместного предприятия я почитаю. Но мы будем расширяться. А сейчас — работать! Паша!

— Да, Георгий Петрович.

— Липы не потерплю, понял? Мне нужны конкретные данные конкретной рекламной акции. Сегодня вечером.

— Будет сделано, — сказал Тарасов.

Спустя полчаса иные гости пожаловали в кабинет Епифанова. Он их знал по кличкам — Болт и Савик, знал еще, что за ними стоит криминальный авторитет Канарец. Ему через этих странных людей Епифанов платил каждый месяц тысячу долларов с каждого магазина, якобы за их охрану. На самом деле он платил за то, чтобы магазины не сожгли и не взорвали. Странные люди, в нормальной ситуации Епифанов и разговаривать бы с ними не стал, но кто сказал, что в России нормальная ситуация для бизнесменов? Ирина Матвеевна, предупредив босса о приходе рэкетиров, даже не спросила, какой кофе приготовить. Им кофе не полагался.

— Короче, такие дела, Епифан, — сказал Болт, усаживаясь в кресло. — Ты расширяешься, надо больше платить. Две тысячи баксов с точки. Это слово Канарца.

Савик стоял рядом с Болтом, поигрывая тяжелой связкой ключей, давал понять, что может и ударить этой связкой в случае чего.

— Расширяюсь, да, но на это только деньги уходят, а прибыли пока нет, — спокойно сказал Епифанов. — Когда будет, тогда и поговорим. Но вряд ли она увеличится в два раза. Понятно, что я имею в виду, да?

— Канарец сказал — две тысячи баксов. С этого месяца, — нехотя произнес Болт.

Савик согласно кивнул.

— С каких прибылей? Пусть Канарец сам придет, потолкуем. Глупо резать курицу, которая несет яйца, так ведь? Я исправно плачу вам, буду получать больше — буду больше платить. Но пока что я только трачу деньги на расширение производства.

— А нам плевать на это, — сказал Савик и в подтверждение своих слов плюнул на пол, растер грязной кроссовкой и, растянув толстые губы в наглой усмешке, уставился на Епифанова.

Такие вещи и прежде случались, и приходилось терпеть, чувствуя себя ничтожеством, но сегодня терпение Епифанова лопнуло.

— В морду хочешь? — негромко спросил он.

Тут же мелькнула мысль, что не нужно было бы, но сразу исчезла. Не извиняться же перед этими ублюдками! Либо Канарец поймет его, либо… Нужно будет подумать о другой «крыше», более толковой.

— Чего-чего-о? — протянул Болт, приподнимаясь. — Чё ты вякнул, козел?

— Что слышал, — жестко сказал Епифанов. — Я еще в юности посещал всякие запрещенные секции и шею могу сломать любому из вас или сразу обоим. Желаете?

— Ты чё базаришь, Епифан? — возмутился Савик.

Епифанов встал из-за стола, не сводя жесткого взгляда с гостей. Шагнул к Савику и даже не ударил, а молниеносным движением руки вонзил острый сустав согнутого указательного пальца в солнечное сплетение рэкетира. Савик утробно вякнул и согнулся ровно пополам, приближаясь головой навстречу летевшему вверх колену Епифанова. После столкновения Савик, раскинув руки, грохнулся на спину, заелозил ногами, пытаясь встать, но не получалось.

— Вопросы есть? — спросил Епифанов у растерянного Болта, который снова опустился в кресло, вжался в спинку, всем своим видом демонстрируя миролюбие. — Я спрашиваю, есть вопросы?!

— Мы скажем Канарцу твое решение, Епифан, — пробормотал Болт. — Передадим…

— Не Епифан, козел, а Георгий Петрович! — заорал Епифанов.

— Поняли… Все так и передадим. — Болт с опаской выбрался из кресла, помог подняться Савику и, поддерживая его, вышел из кабинета.

Епифанов вздохнул, вернулся в свое кресло. Вот еще одна проблема, которую следует решить. Сколько же их накопилось в последнее время! И ладно бы только дела, тут он знает, что предпринять, но дома-то, дома что? С Лерой что такое творится? Почему она даже говорить с ним отказывается?

Может, он не очень вежлив, но ведь она сама намекнула, что зря он не ревнует ее, а после этого замолчала.

В кабинет без стука влетела Ирина Матвеевна. Этим гостям она кофе не предлагала, но грубить в открытую опасалась, просто делала вид, что не замечает их, а тут — такое!

— Георгий Петрович! Вы побили их?

— Надоели, — сказал Епифанов.

— Так они же бандиты… А вдруг подожгут нас?

— Вызовем пожарных.

— Георгий Петрович, я вам прямо скажу: вы настоящий мужик! — торжественно произнесла секретарша. — Так им, гадам ползучим, и надо. Я горжусь вами. Кофейку сделать? А может, чего покрепче, у меня коньяк есть, могу бутерброды горячие приготовить.

— Спасибо, Ирина Матвеевна. Пожалуй, коньяк более кстати в нынешней ситуации.

— Я мигом, — пообещала Ирина Матвеевна. Едва она вышла, зазвонил телефон.

— Да! — хмуро сказал Епифанов.

— Привет, Жора, это я… — послышался в трубке голос жены.

Прямо чертовщина какая-то! Ну почему она говорит с ним так, будто прожгла утюгом дырку в его любимом костюме или ушла в магазин, оставив кран включенным, и затопила соседей внизу? Или… Это же не ее нормальный голос, хоть бы притворилась, что ли!

— У тебя все нормально?

— Да. А у тебя? Голос какой-то странный…

Идиотизм, да и только. Говорит фальшивым голосом и хочет, чтобы он отвечал нормальным!

— Ты чего звонишь, Лера?

— Хотела спросить, когда вернешься домой. Я мясо по-испански приготовила.

— После семи, дел невпроворот.

— Ну хорошо, пока, Жора.

Ему показалось, что Лера вздохнула с облегчением, услышав, что он вернется домой после семи.

Глава 10

Дмитрий Зеленин не был бандитом, несмотря на довольно угрожающую внешность. Десять лет он служил в Главном разведывательном управлении Генерального штаба, дослужился до чина майора, занимаясь промышленным шпионажем (в основном военных технологий, но они же на Западе тесно связаны с производством бытовой техники, с экономикой), а потом решил, что на «гражданке» его опыт принесет куда больше пользы обществу, а главное, ему самому, и уволился из рядов стремительно редеющей грозной спецслужбы. Организовал частную юридическую фирму «Зеленин», пригласил компетентных сослуживцев (компетентных во всех отношениях — что процесс в суде выиграть, что морду набить, что взорвать несговорчивого смутьяна) и занялся тем, чем занимался на службе — промышленным шпионажем. То есть проблемами, связанными с ним. В обновленной России это выглядело несколько иначе, чем на диком Западе, примерно так: «Он, козел, подделывает мою водку, слушай! Свою не может придумать!» — «Сам козел, подделываю не твою, а «кристалловскую», не понимаю, при чем здесь ты?» — «Зачем даешь по дешевке ее в мои ларьки, слушай? Продавай в своих!» — «Что значит — твои ларьки? Скажи спасибо, что они пока что стоят!» Такие или примерно такие вопросы приходилось решать юридической фирме Зеленина, и он, обогащенный международным опытом, настолько преуспел в этом деле, что стал известен всей Москве — человек, который умеет решить любые проблемы. И теперь, когда московские бизнесмены старались решать проблемы мирным путем, а не стрелять друг в друга, репутация фирмы Зеленина была вне конкуренции. К нему обращались за помощью даже самые крутые московские авторитеты, а безопасность была гарантирована корпоративным соглашением всех предпринимателей Москвы.

Зеленин сидел в своем офисе на улице Сергея Каратова, внимательно смотрел на своего зама, Михаила Булкина. Несмотря на округлую фамилию, Булкин был высоким худым мужчиной в отличном костюме и вообще — интеллигент, да и только. Мало кто знал, скольких людей уничтожил этот «интеллигент», будучи оперативником спецназа ГРУ, да ведь все они были плохими людьми.

— Сними охрану с Саакяна, Миша, — сказал Зеленин. — И напомни, что пора заплатить остальное. Боник согласился на наши предложения. Саакян тоже не против.

— Тебе удалось это, Дима? — удивился Булкин. — Ну, слушай! А я уж думал, придется старое вспомнить, надоело их бодание.

— Решили проблему, а вот с Казбека глаз не спускай. Синичкин страшно злой, требует в качестве компенсации жену Казбека. Представляешь, что это значит для него?

— Синичкин дурак, это исключено, учитывая менталитет…

— Говори проще, Миша. Казбек сильно виноват перед Синичкиным. Тут нужно давить в обе стороны, Синичкина уговорить принять денежный эквивалент жены Казбека, миллион баксов, а диаспору — воздействовать на Казбека, чтобы заплатил. И третью сторону следует привлечь — крупных авторитетов, никому не нужен в Москве межнациональный конфликт. Но за Казбеком — смотреть в оба, Синичкин на все способен. Отправь людей на три стороны с нашими предложениями. Уговаривать не стоит, нужно давить на психику, а потом пусть они давят друг на друга. И не забудь напомнить Синичкину, что наши — двадцать процентов, а если станет бузить — знаешь, что сказать.

— А то нет, Дима. С другими проблемами все гораздо проще. Решаются согласно графику. Кстати, пожаловал Канарец, хочет встретиться с тобой.

— Канарец — уважаемый человек, пусть встретится, зови.

Булкин вышел, и тут же в кабинет вошел пожилой господин, невысокий, седовласый, в черном пальто, под которым был костюм от Армани.

— Садись, Илья, — тоном радушного хозяина сказал Зеленин. — С чем пожаловал, у тебя вроде все нормально?

— Было, да прошло, — пробурчал Канарец. — Скажи, пусть «Джим Бим» принесут, в глотке пересохло, пока сидел ждал.

Зеленин щелкнул кнопкой на внутреннем телефоне, и через пару минут красивая блондинка принесла поднос с двумя хрустальными стаканчиками, на треть заполненными жидкостью чайного цвета. Там же стояла пластиковая бутылочка с содовой. Канарец взял стаканчик, хлебнул, блаженно зажмурился, одобрительно кивнул, мол, то, что надо. Зеленин держал стакан в руках, внимательно глядя на посетителя.

— Проблема у меня в Текстильщиках, Дима, — с тяжелым вздохом сказал Канарец. — Один козел, хозяин двух магазинов, все жиреет, а бабок больше отстегивать не хочет. Сегодня послал к нему людей, так он обнаглел в доску, пришиб одного, прикинь? Моему человеку зубы, на хрен, выбил.

— Что за люди у тебя, Илья?

— С ними разберусь сам. Я хочу наказать этого козла. Обнаглел в доску, падла.

— Конкретно?

— Пивзаводы строит при своих магазинах, колбасные цеха, расширяется, а платить не хочет.

— Прибыль уже есть от пивзаводов и колбасы?

— Будет.

— То есть мужик пока что бабки вкладывает в производство, прибыли не получил, а ты требуешь бабки? Илья, не узнаю тебя.

— Он пришиб моего человека, смекаешь? Перестал бояться. Бабки побоку, надо прищучить козла, чтоб свое место знал. А то порядка не будет.

— Ну пришиби его, магазины прогорят, пивзаводики накроются, с чем останешься, Илья?

— Нет, я аккуратно, только напугать. Но чтоб кипеш вокруг этого дела не поднялся.

— Что за человек?

— Да есть такой наглый козел… Епифанов.

Зеленин тут же вспомнил свой не очень приятный разговор по телефону, Леру, оправдания жены, что была у Епифановых.

— Георгий?

— Ну. Знаешь его?

— Слышал. Не советую тебе трогать Епифанова, Илья. Пусть все будет как будет. Пойдет пиво и местная колбаса, кстати, хотелось бы попробовать, тогда и поговори с ним. Сам.

— Не понял.

Тупые они все же, эти люди старой закалки. Гораздо приятнее иметь дело с новыми хозяевами жизни, более жестокими, но и более понятливыми. Людка и так считает его бандитом, а если с Епифановым что-то случится после их разговора, она станет совсем невменяемой.

— Илья, у тебя много было проблем, я их решил, помнишь?

— Само собой.

— Силыча знаешь?

— Да кто ж его не знает.

— Я ничего ему не скажу о твоих делах, а ты не тронешь Епифанова. Лады?

— Он тебе что, родственник?

— Жена моя дружит с его женой. На дело это не влияет, но и беспредел не позволю. Ты понял?

— Ладно, Дима, обожду пока. А ты не думаешь, что твоя жена там заменяет его жену?

Рассердился старик, уколоть захотел, и ведь уколол, да как точно!

— Тут я сам разберусь, а ты не трогай Епифанова, Илья, договорились? Случатся проблемы — скажи мне, разберемся.

— Я знал одну телку, замужнюю, бегала к подруге, а на самом деле трахалась там знаешь с кем?

— С тобой.

— Давно это было. А до сих пор удивляюсь тупости ее мужика. Он верил, что они там кофеек пьют и разговаривают.

— У тебя все, Илья? Проблема решена? Если нет — скажи.

Канарец допил виски, поставил стакан на стол, тяжело поднялся с кресла.

— Лады, Дима. Уважаю тебя, потому и стерплю обиду.

«Еще б ты меня не уважал, — думал Зеленин, глядя в спину уходящему Канарцу. — Я ж тебя с грязью могу смешать, если захочу».

Он подождал, пока обиженный Канарец уйдет, а потом набрал свой домашний номер:

— Люда? Привет. Как дела? Ты все еще злишься на меня?

— Ты вел себя невыносимо. Я больше не могу терпеть такого к себе отношения, понял?

— Понял, понял… Что делаешь?

— Тебе какое дело? Поеду к Лерке.

— Люда…

— Да пошел ты! Надоел!

Короткие гудки обозначили конец разговора. Выходит, опять она у Леры, в квартире этого Епифанова, мать его за ногу! Зеленин ткнул пальцем в клавишу селектора:

— Миша, давай ко мне.

А он не так уж и прост, этот Епифанов, в квартире которого пропадает его Людка! Отметелить людей Канарца — дорогого стоит. На дурака не похож, два магазина, и долгое время — никаких проблем. А теперь решился, значит, может, но это ладно, почему решился? Почувствовал силу или от безысходности? Канарец и вправду слегка перегнул палку. Ох ты, Епифанов, мать твою!.. Кто ж ты есть на самом деле? Почему Людка бегает в твою квартиру так часто, прямо как на работу?

— Проблемы, Дима? — спросил Булкин, входя в кабинет.

— Личные, Миша. Что за мента ты взял вместо Романа?

— Бывший опер, ну, так себе, для черновой работы годится. А что, прокололся вчера?

— Тупой он, да ладно. Короче, такие дела. Машину и двух человек к подъезду моего дома. Нужно присмотреть за Людкой.

— Дим, ты думаешь…

— Да хрен его знает. Миша, дело, как понимаешь, деликатное, давай-ка сам. Никому больше не могу поручить его.

— Нет проблем.

— Если ее нет дома, гони на Можайку, адрес скажу. Держись на связи.

— Дима, если какой-то козел посмел… я его кончу.

— Это я сам решу. Вперед, Миша.


Людмила старательно красила губы, стоя у трельяжа в спальне. Позвонил, придурок, ну и что он хотел? Узнать, где она будет этим вечером? У Леры! Стас молодец, правильно все придумал. В гостинице их могли бы засечь, а у Леры — нет, она там часто бывает. Стас приедет сам, адрес знает. И все, никакие бандиты ничего не поймут! Была у подруги, вот так! А на самом деле… Наконец-то она будет вместе со Стасом, пусть полчаса, а может, и час, но они будут… О-о, как долго она ждала этого, именно этого — Стас прибежит, поклонится и скажет, что любит только ее. Можно было бы и наказать его за ту измену, да сил на это нет. Прибежал, весь из себя влюбленный, что еще нужно? Она получила то, о чем мечтала! И теперь жить да радоваться, Дмитрия пошлет уже сегодня, и пусть попробует угрожать ей! Она ему глотку перегрызет! Хватит терпеть это хамство! Да и Стас не простой человек, пусть только попробует их тронуть Дмитрий! Пожалеет об этом!

Накрасив губы, Людмила сбросила халат, достала из ящика в гардеробе черные шелковые трусики, не очень откровенные, но, судя по реакции Дмитрия, жутко сексуальные, раздевшись догола, примерила их перед трельяжем. Решила, что Стасу понравится. Лифчик надевать не обязательно, под тонкой красной блузкой ее груди будут выглядеть очень соблазнительно. Чулки или колготки? Нет, чулки — это, пожалуй, слишком, она же не проститутка, значит, колготки. Он их стащит вниз зубами, вместе с трусиками… И длинная черная юбка, именно длинная, это подчеркивает ее сексуальность. Он обалдеет, увидев ее. А потом… будет новая жизнь, радостная и счастливая.

Ну все, можно ехать. Лерка звонила, сказала, что Жора будет после семи, значит, времени у них почти два часа. Хоть и обещала Лерке, что через полчаса уедут они, можно и задержаться. Стас приедет к пяти, адрес знает. Все замечательно! Будет чудесный вечер, а потом Зеленин узнает, что она уходит от него. И пусть попробует только вякнуть что-то против!

Людмила надела кожаное пальто и вышла из квартиры. В машине сидела минут пять, замерев. Впереди заветной звездой светилась новая жизнь, нужно было включить зажигание и мчаться к ней. Но все-таки жило в груди опасение, что в действительности эта новая жизнь окажется недостижимой. Пока не завела двигатель, она была реальна, а после… ну, это уж как Бог решит.

Двигатель заурчал, «шкода-фелиция» мягко выкатилась на набережную Тараса Шевченко. Людмила с сожалением подумала, что эту машину придется оставить мужу, а она к ней так привыкла. Выходит, не совсем говорила правду, когда признавалась, что ей ничего не нужно, кроме Стаса. Привычная, удобная в управлении машина была нужна, без нее — как без рук. Нужно будет сказать Стасу, чтобы купил ей точно такую же.

Людмила уезжала от своей просторной квартиры, мысленно прощаясь с ней. Скоро у нее будет другая, не менее престижная, и там она станет настоящей хозяйкой.

Она и подумать не могла, что за ней следят, но это было именно так. Неприметный серый «жигуленок» двинулся вслед за «шкодой», не отставал и не приближался.

— Дима, она едет к Калининскому мосту, думаю, свернет на Кутузовский, — сказал в микрофон Булкин.

— А потом махнет на Можайку. Держи меня в курсе, Миша, — послышался в наушниках голос Зеленина. — Любая мелочь важна. Ты понял?

— Давно уже, босс, — со злой решимостью ответил Булкин.

Глава 11

Время близилось к пяти, а менеджеров с докладом о результатах рекламной акции не было. Епифанов прочитал записку Тарасова о перспективах сотрудничества с Панченко, отложил в сторону фирменную папку с золотым тиснением ЗАО «Эпос». Расчеты показывали, что в данный момент инвестиции в строительство новых ферм невозможны. Пожалуй, так оно и есть, но Тарасов не знал того, что знал босс — размер состояния Панченко. Иметь такого партнера более чем выгодно, даже если народ не станет покупать его кур. Кстати, где менеджеры, черт возьми?

Епифанов снова посмотрел на часы, а потом направился вниз, в торговый зал. У касс выстроились длинные очереди, час пик для магазина, люди возвращаются с работы, по дороге домой отовариваются. Если кому нравились очереди в гастрономе, так это хозяину: нет более приятной картины, чем очереди к кассам. Хозяина узнавали и кассиры, и рабочие в зале, и охрана, вежливо улыбались, здоровались. Когда он подошел к кассе, девушка за аппаратом прямо-таки расцвела в улыбке:

— Здравствуйте, Георгий Петрович!

Епифанов поприветствовал кассиршу, спросил, как идут дела, и этим разозлил сухопарую даму лет сорока с металлической корзиной, набитой доверху продуктами.

— Дорогая, если ты пропустишь его без очереди, я буду жаловаться! — крикнула она. — Это черт знает что творится! Столько лет при капитализме живем, а все как было по блату, так и есть! Безобразие!

Улыбнувшись юной кассирше, Епифанов подошел к даме:

— Здравствуйте, я Георгий Епифанов, хозяин этого магазина. Вы часто у нас бываете?

— Как это — хозяин? — изумилась дама.

— Да вот, нечаянно взял и сталхозяином. Вам нравится у нас? Есть жалобы по поводу обслуживания?

— Я… часто. Да это ж рядом с домом, и цены вполне нормальные. А жалобы… да нет, все прилично, только вот очереди большие. Извините, я же не знала…

— Это вы меня извините, сами видите — все кассы работают, очередь я уменьшить не могу. Вы бы, покупатели, договорились между собой — кто сразу после работы, кто в шесть, семь, девять вечера приходит, может, и очередей не будет. — Последние слова были адресованы всем покупателям.

Они улыбались, принимая шутку хозяина. Не бедные пенсионеры, а сплошь прилично одетые люди, и в корзинке каждого продуктов не меньше, чем на пятьсот рублей. Ничего не скажешь, приятное зрелище. Попрощавшись с покупателями, Епифанов подошел к знакомому рабочему по залу:

— Как жизнь, Илья Тимофеевич?

— Не жалуюсь, Георгий Петрович. Если зарплату повысите, не обижусь. Но понимаю, что мы расширяемся, верю вам, что это дело принесет нам всем выгоду.

— Обязательно принесет, Илья Тимофеевич. К Новому году премии гарантирую, а там и оклады повысим, значительно. Вы Тарасова не видели? Что-то я потерял его. И вообще, где у нас куры Панченко?

Рабочий почему-то смутился, опустил глаза.

— Да был тут Павел Вадимович… И Угрюмов тоже был. Рекламную акцию проводили.

— А куры где?

— Да там они и есть, только обычные. А панченковские… мы тут попробовали тоже, ну и… кто ж не хочет такую курицу в дом принести? Но покупателям тоже досталось.

— Разобрали, выходит?

— Не то слово, смели. Народ спрашивает, когда новая партия будет.

Епифанов не выдержал и расхохотался. Так вот оно в чем дело! Смели, оказывается! А Тарасов, похоже, думает, что теперь добавить к своей записке. А может, закусывает вкусной курятиной, отмечая нежданную удачу. Как ни странно, это не разозлило Епифанова, приятно, черт возьми, чувствовать себя хозяином! И хорошо бы пригласить Панченко, пусть сам убедится, что фирма веников не вяжет.

Но когда Епифанов вернулся в кабинет, настроение его резко изменилось. Да, все хорошо в бизнесе, хоть и не безоблачно, непонятно, чего ждать от Канарца. Но с помощью Панченко можно и с Канарцем совладать. А что у него дома? Что творится с Лерой, почему она интересовалась, когда он вернется? Почему вздохнула с облегчением, услышав, что после семи? Для нее это так важно? Почему? И что это за дерьмовое слово, которое сверлит мозг!

Можно самому поразмыслить и дать ответ, избавиться от навязчивого и тревожного «почему». Что-то случится в его квартире до семи, и Лера довольна, что он приедет после семи, то есть ничего не узнает, не увидит. Вот так она считает, да? Другого ответа у него не было.

Епифанов нажал кнопку селектора, резко приказал:

— Ирина Матвеевна, соедините меня с Тарасовым.

— Сию минуту, Георгий Петрович.

Прошло меньше минуты, прежде чем голос главного менеджера прорезался в трубке.

— Извините, Георгий Петрович, я сейчас думаю над новой докладной запиской. Куры Панченко…

— Почему не выделили отдельную секцию? Почему нет никакой информации о его курах?

— Зачем, Георгий Петрович, если кур уже нет. Дегустация смела всю партию. По правде сказать, и мне самому понравилось, и Сереге, Федор тоже рапортует об успехе. Вкус у этих кур… не сравнить с омарами и лобстерами. А народ говорит, что бульон вообще обалденный получается, вот и расхватали. Я через десять минут буду у вас…

— Завтра! — жестко сказал Епифанов. — Сейчас я уезжаю домой. Все соображения мне на стол завтра. И подробный анализ перспектив дальнейшего сотрудничества с Панченко.

— Да что тут анализировать? Я занимаюсь поиском торговой точки в престижном районе, где «новые русские» живут. Там совсем другой оборот будет. Цену можно поднять еще на десять рублей, а это прямая выгода…

— Ищи. Завтра все данные мне на стол, — сказал Епифанов. — Телефон Панченко у тебя есть, позвони, согласуй объем поставок куриного мяса и яиц. Выдели отдельные секции в магазинах для продукции Панченко или что-то еще, подумай над этим. Все.

Епифанов положил трубку, машинально глянул на часы. Половина шестого. Вот и ладно, самое время вернуться домой, посмотреть, что же там происходит. А дела — завтра!

— Ирина Матвеевна, — сказал он, выходя из кабинета. — Кто будет спрашивать — меня нет. Все вопросы отложите на завтра.

— Как прикажете, Георгий Петрович. Я еще вам хочу сказать — если эти бандиты станут доставать нас, извините за вульгарность, мы все встанем на защиту, я — первая. Можете не сомневаться, — решительно сказала пожилая женщина.

Епифанов наклонился к ней, поцеловал в щеку.

— Вы прекрасная женщина, Ирина Матвеевна. Спасибо. Но никому никуда не нужно вставать.

— Лет двадцать назад я бы восприняла этот комплимент прямо по назначению, — со вздохом сказала секретарша.

— Вы и сейчас красивая женщина.

— Но в другом смысле, верно?

— Не ставьте меня в трудное положение.

— Не буду. Я вас тоже люблю, Георгий Петрович, как руководителя и настоящего мужика.

Епифанов улыбнулся и пошел к двери. Теперь его мысли были заняты одним: что происходит в его доме? Чем занимается сейчас Лера? Тоскливо было на душе, но что поделаешь? Он сам принял решение. Да и правильно сделал, лучше сразу все понять, чем мучиться в догадках.


Лера с изумлением смотрела на импозантного мужчину в черном пальто, в солидном костюме с отливом под ним. Этот Стас Травников разительно отличался от того, которого она помнила по институту. Подумалось, что, может, Людка и права, с таким мужчиной она не пропадет, если, конечно, сумеет по-хорошему уйти от Дмитрия, во что верилось с трудом.

— Привет, Стас. Прямо-таки не узнала тебя. Возмужал.

— Привет, Лера. — Травников поставил на пол дипломат со стеклянными «шляпками», сунул хозяйке три скукоженные от холода розочки. — Это тебе. Замерзли, отогрей.

— Спасибо. Ну, проходи на кухню, Людки еще нет, я тебя чаем напою. Или кофе?

— Лучше кофе, — сказал Травников, проходя на кухню.

Лера хотела по привычке поставить цветы в вазу, но тут же подумала, что скажет об этом Жора, вернулa букет дарителю:

— Муж неправильно поймет, лучше подари их своей пассии.

— Ладно, какие проблемы? У тебя кофе растворимый?

— И не надейся.

— Нормально. Слушай, Лера, ты стала просто красавицей, фантастическая женщина. Только квартирка маловата.

— Нам хватает.

Лера зарядила кофеварку, включила ее. Травников сидел на кухонном диванчике и явно нервничал, держа на коленях черный пластиковый дипломат.

— Так что у вас с Людкой? — спросила Лера.

— Пока ничего не было, слушай, я благодарен тебе за помощь, извини, что так получается, но нам нужно…

— Я насчет чувств.

— А-а… Что тут сказать? Ты сама иногородняя, за бедного инженера не выскочила бы. Так и я… променял любовь на деньги, честно тебе в этом признаюсь. А потом встретил Людку и понял: не могу без нее жить. Деньги меня уже не интересуют, их на все хватает, самое время подумать о любви, тем более судьба подарила нам новую встречу. Ну я и подумал…

Лера и верила, и не верила его словам. Она ведь вышла не за преуспевающего бизнесмена, у Жорки дела тогда шли не лучшим образом, жили с его родителями, во многом ограничивали себя. Любила, терпела и дождалась благополучия. Но Стаса тоже понять было можно. Людка была незавидная невеста, он честно об этом сказал.

— А почему нужно было встречаться у меня? — спросила она. — Ты со своими деньгами не мог придумать что-то оригинальное?

— Не мог. Оригинальное — это более пошлое, так ведь?

— Ну-у… смотря как ты видишь эту ситуацию.

— Вижу как нормальную, почти естественную встречу с любимой женщиной. Это самое главное. Нам нужно чуть-чуть побыть вдвоем, вместе, а потом я решу все проблемы. При моих возможностях это не сложно.

— Не боишься мужа Людмилы?

— Нет. А кто он, если не секрет?

— Суровый мужик.

— Все мы суровые, когда речь заходит о красивой женщине. Твой муж разве добрый, когда ты кокетничаешь с другим?

Лера тяжело вздохнула. Это не просто кокетство, самое настоящее предательство! Если Жорка узнает… И где эта Люда, на часах уже больше пяти, пора бы появиться! Кофе заполнил стеклянную колбу, Лера разлила его по чашкам, поставила на стол. Коньяк предлагать не стала — перебьется! Все он говорил правильно, этот Стас, и выглядел вполне импозантно, но почему-то она не верила ему. Наверное, потому, что верила в старую истину: «Предавший единожды — предаст и второй раз». А может, интуитивно чувствовала, что Стас врет, говоря о своих чувствах?

А Людка задерживалась, это было совсем непонятно. После разговоров о невиданной страсти могла бы и поспешить, приехать вовремя, чтобы не утруждать ее разговорами со Стасом. И, словно отвечая на ее мысли, в прихожей запел звонок. Лера открыла дверь, впуская Людмилу.

— Пробки жуткие, не проехать, — со стоном сказала Людмила. — Просто жуть. Стас приехал?

— Я ему тут кофе предложила. Сидит на кухне.

— Кофе я тебе компенсирую, подружка. Людмила сбросила кожаное пальто, побежала на кухню, Лера последовала за ней.

— Дорогая, наконец-то… — фальшивым голосом произнес Стас. — Ты приехала, и мы сможем быть вместе.

— Стасик… прости, заставила тебя ждать, но пробки, народ рвется по домам, не проехать. Просто кошмар какой-то… Стасик, как я счастлива, ты себе представить не можешь!..

Лера в который уж раз пожалела, что согласилась выполнить просьбу подруги. Но теперь она сильно сомневалась в чувствах Стаса и была вдвойне огорчена. А что теперь сделаешь? Разве можно сказать Людке, что Стас явно фальшивит? Вон она какая счастливая…

— Ребята, у вас полчаса, и ни минуты больше, — решительно сказала Лера. — Время пошло.

— Ой, Лерка, ну какая ты… прямо я не знаю. Да все будет нормально, не сомневайся.

— Я не сомневаюсь. В гостиной диван, он в вашем распоряжении, мешать не буду, посижу на кухне, как… старая сводница. Но через полчаса я вас попрошу оттуда.

— Спасибо, Лера, мы очень благодарны тебе, надеемся, ты станешь свидетельницей на нашей свадьбе, — приторно улыбаясь, сказал Травников. — Пойдем, дорогая, у нас мало времени.

Людмила так не думала. Она знала, что Епифанов вернется после семи, значит, они могут быть вместе почти два часа. И что это Лерка такая серьезная и непреклонная? И почему Стас соглашается с ней?


Серый «жигуленок» стоял в десяти метрах от «шкоды» Людмилы. Булкин хмурился, нервно кусал нижнюю губу. «Жена Цезаря вне подозрений»? А вот поди ж ты, примчалась именно туда, куда хотела, на Можайку. И что она там делает? С подругой разговаривает или… Если у Зеленина возникли подозрения — какая, на хрен, подруга? Дима не ошибается в ситуации, это давно всем ясно, иначе не был бы он боссом. Значит…

У Булкина была молодая красивая жена, он ей полностью доверял. Но работа такая, что часто приходится возвращаться домой за полночь, иногда вообще — на следующий день… Как после этого верить им, женщинам, если сам Дима оплошал?

— Стою у дома на Можайке. Она там, — сказал Булкин. — Пока ничего подозрительного не вижу.

— Смотри внимательно, Миша, — резко сказал Зеленин.

— Понял.

А может, он ошибся? Бывает же так, что человек великий спец, а что творится в его доме, не ведает? Бывает, но что-то не очень в это верилось.

— Будем ждать? — спросил Игорь, оперативник, которого Булкин взял с собой на всякий случай.

— Будем. Смотри внимательно, Игорь.

Глава 12

Травников положил черный дипломат на журнальный столик, зачем-то поправил его. Людмила сидела на диване, призывно глядя на него и не понимая, почему Стас не бросается на нее, а возится с каким-то дурацким кейсом?

— Ста-ас, — не выдержала она. — Зачем ты притащил его сюда? Не мог оставить на кухне?

— Прости, дорогая, не мог. Я примчался из офиса, в дипломате важные документы, их нельзя выпускать из виду.

— Боишься, украдут? Я? Или, может, Лерка?

— Береженого Бог бережет, это очень важные документы, прости, Люси…

Травников присел рядом, обнял Людмилу, нежно коснулся губами ее губ. Дрожа всем телом, Людмила крепко обхватила его широкие плечи, прижалась грудями к его груди. Она со стоном покусывала его губы, с некоторым удивлением чувствуя, что они уже не такие сладкие, как ей представлялось, не такие мягкие и шаловливые. Она отстранилась.

— Ты не хочешь меня, Стас?

— Напротив, я так сильно тебя хочу, что… просто теряюсь. В последнее время много думал о тебе, и вдруг эта встреча… Ну прямо чудо. Прости, мне нужно привыкнуть к мысли, что это реальность, ты моя, ты рядом со мной.

Людмила подумала, что мог бы уже привыкнуть, разве она не доказала, что хочет быть с ним? Но тут же мысленно пожурила себя. Это же не грубый, бесчувственный Дмитрий, а Стас, мужчина утонченный, конечно же, он волнуется. А сама она разве не волновалась?

— Все нормально, Стасик. — Она легла на диван, притянула его к себе. — Мы вместе, и все будет замечательно. Помнишь, как ты меня раньше целовал? Сначала дурачился, просто долго чмокал меня в губы. Я уже хотела вцепиться в них зубами и не отпускать, а ты все чмокал и чмокал, прямо-таки до белого каления меня доводил. Помнишь?

Травников ласково откинул ее светлые волосы, провел ладонью по щеке, а потом усмехнулся и чмокнул Людмилу в губы. Потом еще и еще. Она застонала, выгнула спину.

— Ох, Стас… А потом ты вдруг начинал целовать только верхнюю губу, мне хотелось, чтобы обе, а ты не слушался, смеялся и говорил, что сразу две тебе не осилить. Ты просто нахалом был, Стас… Издевался надо мной, а я… я просто балдела от этого.

Он сжал губами ее верхнюю губу, принялся медленно расстегивать пуговицы на красной блузке, раздвигая ладонью красный шелк и обнажая ее набухшие груди. Он тяжело дышал, а увидев молочную белизну нежной кожи на фоне красного шелка, судорожно вздохнул и уже целовал Людмилу по-настоящему, неистово впиваясь в ее жадные губы, касаясь языком ее языка, отрываясь, чтобы полюбоваться уже не только красивой женской грудью, но и чуть припухшим животиком Людмилы, таким соблазнительным и возбуждающим!

Все пуговицы были расстегнуты, Людмила приподняла плечи, позволяя снять блузку, и снова легла. Счастливая улыбка блуждала на ее ждущих, зовущих губах.

— Ты очень красивая, я всегда это знал, — пробормотал Травников.

— А я всегда хотела только тебя, — простонала в ответ Людмила.

Она избавила его от пиджака, потом расстегнула ремень на его брюках, дернула вниз молнию.

— Не спеши… — пробормотал Травников.

— Я не могу, уже хочу тебя.

— Люси… я еще не готов…

— Я тебя приготовлю…

Травников откинулся на спину и внезапно захохотал.

— Что, Стас? — удивилась Людмила.

— Как… приготовишь… — сквозь смех выговорил он. — Под… красным соусом?

Людмила тоже засмеялась, прижалась к его груди, сперва сняла галстук, а потом стала расстегивать пуговицы рубашки. Травников перестал смеяться и сосредоточенно занялся молнией на ее юбке. Она не сразу поддалась, но спустя пару минут юбка поползла к коленям, потом к ступням, а потом Людмила дрыгнула ногами, сбросив ее на пол. Она лежала, согнув ноги в коленках и чуть раздвинув их, а он с восторгом смотрел на лобок, прикрытый черным шелком.

— Ты просто фантастика, Люси…

Она стащила с него рубашку, отправила ее вслед, за юбкой и стала снимать брюки. Травников лежал ближе к спинке дивана, Людмила с краю, а напротив, на журнальном столике, лежал черный дипломат. Травников, поглядывая на него, разворачивал Людмилу так, чтобы она предстала во всей своей полуголой красе, и всем своим видом показывал, какому нравится смотреть на нее. А ей нравилось, что он так смотрит, она медленно стягивала его брюки, блаженно жмурясь и постанывая.

Травников снова поцеловал ее в губы, и Людмила, вцепившись ногтями в кожу его обнаженной спины, протяжно застонала, оставив брюки приспущенными. Сам снимет, уже пора, уже готов, и она готова.

Он и вправду был готов и напряженно думал, как быть дальше. Неожиданно ее страсть передалась ему, неожиданно эта давно забытая женщина стала вдруг желанной, но только на миг, на этот вот миг, а Даша отпустила его с условием, что потом она первая просмотрит всю запись. И глупо было бы хитрить, пытаться стереть то, что будет после того, как он раздел Людмилу, — Даша уйдет. Значит, ничего другого не оставалось, как успокоиться и что-то придумать. Все уже записано, что нужно для дела. Но поди успокойся, когда рядом почти голая женщина, страстно желающая его!

— Ста-ас… — бормотала она.

— Да, Люси, — растерянно отвечал он.


Епифанов мысленно чертыхался, попав в пробку. Сколько же машин стало в Москве, просто невозможно ездить! Из «фольксвагена», стоящего рядом, смотрела симпатичная женщина лет сорока, с явным интересом смотрела. Епифанов улыбнулся ей, мол, друзья по несчастью. Женщина улыбнулась, явно желая продолжить немое знакомство, а может, превратить его в звуковое и всякое другое, когда они выберутся из пробки, но Епифанов отвернулся. Все мысли его были о Лере. Что там в доме, кто там?! Неужели она могла предать его?

Кареглазая красавица, предмет вожделения всех мужчин, которые встречались им в ресторанах и ночных клубах, но предпочитавшая его общество. Жена, страстная любовница, верный друг, несмотря на все испытания, которые им выпали. Было время, когда он ничего не мог принести в дом, благо жили тогда у родителей, питались на их пенсию, и она терпела и по-прежнему верила в него, любила его. Анфиска родилась, такая желанная, и страсть… она, конечно, осталась, но главным в их отношениях была нежность друг к другу и, конечно же, к Анфиске. Он оправдал ее надежды, он выбрался из кризиса и смог отблагодарить всех, кто верил в него. Друзей, родителей, Анфиску, но в первую очередь — свою красавицу-умницу. А она воспринимала все без особых эмоций, повторяя, что главное для нее — это он, любимый мужчина, муж, отец Анфиски. Они уже решили, что, когда заработают пивные и колбасные цеха при его магазинах, купят новую, более просторную квартиру. Анфиска будет жить с ними, а Лера уйдет из школы и все свое педагогическое умение посвятит дочери. Это было не просто мечтой, а воплощением самых заветных желаний Епифанова: жена с дочкой провожают его на работу, жена с дочкой встречают… Любимые, самые дорогие люди… Ну что еще можно желать?

И вдруг все изменилось, в одночасье. Лера стала какой-то странной, чужой. Что-то скрывает от него. Неужели… Но тогда — все! Конец. Она ведь не просто жена, любимая женщина, мать Анфиски, она — стержень его будущего. Нет стержня — нет будущего, ничего нет!

Разве такое возможно?

Почему бы и нет? Кто застрахован от этого? А может… следует закрыть глаза и не пытаться понять, что там стряслось? Каждый человек имеет право на ошибку, Лера тоже, ошибка, она и есть ошибка… Куда он мчится? Что хочет узнать? А нужно ли ему знать это?

Нужно. Иначе так и свихнуться можно. Что бы там ни было, он должен знать. А там — видно будет… как жить дальше.

Автомобильная пробка понемногу рассасывалась, Епифанов уже на две машины был впереди «фольксвагена» с сорокалетней красавицей. Да нет, разумеется, она не была красавицей, просто холеная дама в иномарке, и не прочь познакомиться с импозантным мужчиной в «вольво». В другое время — почему бы и нет? Но только не сегодня. Епифанов обернулся, нашел ее в потоке машин, развел руками, показывая: мол, не судьба, она понятливо улыбнулась, кивнула — понимаю, может, и выпадет более удачный случай, будем надеяться. Приятно общаться с интеллигентными людьми.

«Вольво» медленно двигалась в плотном потоке машин. Минуты казались часами, ибо каждая минута могла изменить его жизнь в ту или иную сторону. Смотря в какую минуту он вернется домой.


Лера стояла на кухне у окна, задумчиво глядя на черный асфальт перед домом. Из гостиной доносились протяжные стоны, что ж тут поделаешь? Приходится слушать. Ничего плохого в общем не происходит — люди любят друг друга. Только почему эти стоны слышатся в ее доме, да еще в тот момент, когда она вот уже три дня почти не разговаривает с собственным мужем? Странная ситуация, у них все замечательно и в чужом доме, а у нее все плохо — в своем… Как это понять? Предзнаменование или что? Говядина по-испански, шпигованная салом, томилась в духовке в винном соусе. Гречку сварила, потом сделала шкварки, смешала их с кашей, добавила приправу. Ужин готов, ждал хозяина, на кухне все прибрано, чашки, из которых пили кофе, вымыты и убраны в шкаф, а она… Стояла у окна и смотрела вниз, слушая томные вздохи в гостиной.

Дурацкое состояние. Третья лишняя. Все понимает, все слышит, но вынуждена стоять на кухне и ждать… Когда это кончится, выпроводит гостей, что останется? Пустота. И на кой черт она согласилась на это? Теперь и сама не понимала.

Проще было закрыться в спальне, включить телевизор на полную громкость, но… не стоит расслабляться. А вдруг Жорка появится раньше, чем обещал? Отсюда, из кухонного окна, хорошо видна дорога к подъезду, если муж вернется раньше, она успеет хоть что-то сделать, дабы спасти… Что? Да свою семью, ни больше ни меньше! Она вздохнула и в который уж раз пожалела о том, что согласилась впустить Людку с любовником.

Прошло еще минут пять, Лера подумала, что пора уже им и честь знать, сколько можно валяться на диване в гостиной? Ей ведь нужно будет еще прибраться там! Бросив сердитый взгляд в сторону кухонной двери, она повернулась к окну и оцепенела. Из-за угла выезжала на дорожку перед домом синяя «вольво» Жорки, уж эту машину она могла различить из тысяч других, ее же машина, собственная, только Жорка на ней ездит! «Вольво» медленно катилась к стоянке у подъезда.

А ведь она чувствовала — что-то может случиться! И точно! Жорка действительно вернулся раньше времени! Господи, что будет, если он увидит здесь… Что подумает… И представить себе страшно!

Но что-то представить себе Лера уже не могла, времени не было. Она побежала в гостиную, резко открыла дверь, остановилась, увидев Стаса и Людмилу, они были в трусах. То ли еще не успели раздеться (чего тогда стонали?), то ли уже все случилось и начали одеваться (по их виду не скажешь), но черт с ними!

— Все! — закричала Лера. — Прекращайте немедленно! Жорка приехал, убирайтесь быстро, быстро!

Травников сразу все понял. Муж Леры вернулся, и это плохо, очень плохо! Если начнется выяснение отношений, могут пострадать видеокамеры в дипломате, а то и вообще обнаружатся, и тогда вся тщательно спланированная операция полетит к чертям! Дело сделано, пора сматываться! Он стремительно вскочил с дивана, на ходу одеваясь, схватил дипломат с тумбочки и рванулся к двери, забыв даже попрощаться со своей «прекрасной Люси». А та принялась одеваться, испуганно поглядывая на Леру, словно ожидала помощи от нее.

— Бегом, Людка, бегом, чего ты копаешься? — крикнула Лера. — У тебя минута на сборы.

Людмила дернулась к двери, потом назад, к дивану, снова к двери, растерянно остановилась.

— Я не могу, Лера, — простонала она. — Как же я так… явлюсь домой? Дмитрий сразу все поймет, если окажется дома… Мне нужно привести себя в порядок, все, понимаешь… В машине не получится.

В прихожей хлопнула дверь, это выскочил из квартиры Травников. Хорошо, что успел до прихода Жорки!

— Ничего не знаю, дорогая. Убирайся! Мне надо хоть диван разгладить, хоть посмотреть, не забыл ли твой Стас носки или что-то еще. Иди, чего стоишь?!

Людмила медленно опустилась на колени.

— Ты же знаешь, как он присматривается, принюхивается ко мне… Убьет ведь, Лера… Пожалуйста, дай время привести себя в порядок! Ну не получится в машине, не получится…

— Как ты себе представляешь это? — теряя терпение, крикнула Лера. — Ты пришла ко мне помыться, привести себя в порядок? Что подумает Жорка?!

— Давай вместе закроемся в ванной, а потом он пойдет на кухню, ты выйдешь, включишь на кухне телевизор погромче, а я потихоньку уйду. Прошу тебя, Лерочка, умоляю!

— Вот дура! — в сердцах сказала Лера, и сама точно не зная, к кому это относилось. Наверное, к ним обеим. Внимательно посмотрела на подругу — и правда, вид неважнецкий, косметика размазалась по щекам, тушь поплыла. Лера махнула рукой: — Ладно, бегом в ванную! А я тут посмотрю…

Людмила, прижимая к груди вещи, помчалась в ванную.

— Цветы не забудь взять! — крикнула вдогонку Лера.


Епифанов остановил машину у подъезда и замер, положив ладони на руль. А ведь страшновато было идти домой, черт побери! А если оправдаются его худшие опасения и там любовник, что делать? Морду ему набить? А толку-то? Все равно ведь прежней жизни уже не будет и Леру он потеряет навсегда. И Анфиску, наверное, тоже… Готов он к этому?

Честно говоря — нет.

Но и жить в сомнениях тоже нельзя.

Неужели вот так просто все и бывает? Приезжаешь с работы раньше времени… Вспомнился рассказ Макса, анекдоты, которые начинались словами «вернулся муж из командировки раньше срока…». Наверное, да. Анекдоты… сам рассказывал, сам смеялся, а ведь на самом деле это страшно.

Но что сидеть? Приехал, так нужно идти домой. Епифанов взялся за ручку дверцы, но не открыл ее. Из подъезда выскочил всклокоченный рыжий мужик, одной рукой он пытался попасть в пустой рукав черного пальто, другой застегивал ширинку. Ни то, ни другое сразу не получалось, но это не отразилось на скорости его передвижения. Почти бегом мужик помчался вдоль дома на Можайку.

У Епифанова кольнуло сердце. Почти не сомневался: мужик выскочил из его квартиры, от его жены! Как она узнала, что он приехал? А что тут сложного? Соседку попросила, мол, позвони, если увидишь машину мужа. Та и позвонила, мужик выскочил, а сама она… В ванной сейчас?

Мрачно усмехаясь, он вышел из машины, включил сигнализацию и неторопливо пошел в подъезд. Теперь-то куда торопиться? Вряд ли Лера сидит на кухне и ждет его к ужину…

В сером «жигуленке» тоже удивились появлению рыжего мужика, застегивающего ширинку. Булкин открыл дверцу, но тут же закрыл ее, схватил мобильник, рассказал об увиденном боссу.

— А тачка Людки стоит, прикинь? Ну и что нам делать? Догнать и наказать чувака?

— Нет! — жестко приказал Зеленин. — Я должен знать, кто он, что он. Сегодня же. Упустишь — пеняй на себя, Миша. Расклад такой: оставь Игоря, пусть возьмет тачку, дождется Людку и за ней. Куда она дернется, я должен знать. А ты за мужиком. Держи меня на связи, если он поедет на машине — я должен знать маршрут. Попросим ребят из ГАИ тормознуть козла.

— Все понял, босс, какие дела! Значит, трогать нельзя? — Булкин жестом приказал Игорю выходить из машины.

— Сомневаюсь, что ты понял! — заорал Зеленин.

— Ясно. Конец связи.

Наскоро объяснив Игорю задачу, Булкин оставил его у дома. Серый «жигуленок» круто развернулся и двинулся по Можайскому шоссе вслед за Травниковым. Булкину хотелось спросить Зеленина, как быть, если мужик поедет на метро, там не тормознешь, не проверишь документы, но не стал этого делать, Дмитрий и так был зол дальше некуда. На месте разберется, что-нибудь придумает. Первый раз, что ли?! Но как же хотелось набить морду этому шакалу — за всех обманутых мужиков!

Глава 13

Епифанов долго звонил в дверь своей квартиры, надеясь, что жена откроет ему, но тщетно. Пришлось отпирать замки своими ключами.

— Лера! Ты дома? — спросил он, войдя в квартиру. — Лера?!

Тишина. Только в ванной из душа хлестала вода. Он подошел к двери, дернул за ручку — закрыто. А ведь она никогда не запиралась в их новой квартире, когда принимала душ. Посторонних тут нет, стесняться некого. Но и своих, наверное, теперь тоже нет.

— Лера! — крикнул он. Шум воды на мгновение стих.

— Жора, это ты? Я душ принимаю. Иди на кухню, ужин на плите, я позже присоединюсь.

Она, видите ли, позже присоединится! Да с каких это пор Лера стала принимать душ незадолго до его прихода с работы? Обычно она мылась перед тем, как лечь в постель. Но сегодня… Ну что, действительно, вернулся муж из командировки раньше срока?

Епифанов помчался в спальню — кровать была тщательно заправлена и — холодная. В его кабинете стоял диван — тоже вроде бы в порядке. В гостиной… а вот там диван выглядел странно, будто его спешно разглаживали, но так и не разгладили. Епифанов провел рукой по серому велюру — теплый. В ужасе отдернул руку, будто с кипятком соприкоснулся. Теплый! Так вот где все это произошло… происходило непонятно сколько раз, пока он занимался своими магазинами, расширял бизнес, чтобы обеспечить любимую жену, красавицу-умницу… С ненавистью посмотрел на диван, словно тот был виноват во всем случившемся. Разумеется, диван не виноват, но теперь даже садиться на него было противно. Может, выбросить, к чертовой матери?!

Возиться не хотелось. И вообще — ничего не хотелось. Какая-то непривычная пустота в душе — ни тревоги, ни сожалений, ни даже ревности. Предательство человека, в которого он верил, который был стержнем его бытия, более того — смыслом жизни и работы, настолько ошеломило, что ничего не хотелось.

Епифанов пошел на кухню, включил телевизор, достал из холодильника остатки курицы Панченко, понятное дело, холодной, отломил кусок и стал есть, слушая сообщения о криминальных новостях в столице. Новости были обыкновенные — кого-то убили в подъезде собственного дома, кого-то задержали… он не любил такие передачи, надоела эта беспрестанная чернуха, но сейчас смотрел на экран и жевал курицу. Она и холодная была вкусной, да что из этого? Все деликатесы мира, вместе взятые, не могли вывести его из состояния ступора.

В ванной хлопнула дверь, на кухню вошла Лера в длинном халате поверх спортивного костюма.

— Жора, ты почему ешь курицу? Я же приготовила мясо по-испански… Извини, пока готовила, извазюкалась вся. Мясо надо салом шпиговать, брызги, решила помыться перед твоим приходом.

Перед его приходом… Врет. Откуда она знала, что он приедет сегодня раньше?

— Помылась?

— Да. Ой, слушай, а что это передают? Кого-то убили? Кажется, этот человек был знакомым Людкиного мужа.

Лера взяла пульт, увеличила громкость.

— Выключи, — поморщился Епифанов.

— Нет, это жутко интересно. Неужели тот самый, про которого Людка говорила? Я хочу послушать. А ты курицу…

— Надо же доесть ее, черт побери! — заорал Епифанов. — Сделай потише, устроила тут какофонию!

— Ничего я не устроила. А ты почему такой злой? Неприятности с твоими магазинами, да?

Вот дура, а! Да нет, не дура, прикидывается. Неприятности есть, от злобного Канарца можно чего угодно ожидать, но дело не в этом, не в этом, мать твою!..

Показалось — в прихожей хлопнула дверь… Да нет, показалось, это, наверное, из телевизора послышалось. Лера уменьшила громкость, вышла из кухни. Но через минуту вернулась.

— Жора, что с тобой происходит? — спросила она.

— А с тобой?

— Ничего. Я работаю в школе, потом бегу домой, готовлю ужин любимому мужу. Стою у плиты, придумываю всякие экстравагантные блюда, а муж приходит и жрет холодную курятину из холодильника!

«Любимый муж», «стою у плиты», «придумываю…» — какая пошлость! И как у нее язык не отвалится после этих слов?! Не отвалится, вон Макс Бородулин тоже верил своей…

— На сей раз муж вернулся раньше… из командировки, — с намеком сказал Епифанов.

— Что ты имеешь в виду?

— А что бывает в таких случаях, не знаешь, да?

— Ты меня подозреваешь, Жора? Знаешь, мне надоело все это! — Громко хлопнув дверью, Лера ушла из кухни.

Епифанов торопливо вытер руки полотенцем, пошел за ней в спальню.

— Лера, это не шуточки! Я тебя предупреждаю! У нас дочка растет, не стоит ее травмировать. Ты должна все честно рассказать мне, пусть все будет цивилизованно.

— Мне нечего тебе рассказывать!

— Значит, не хочешь?

— Я уже сказала.

— Ну, смотри! Отправишься в свой Оренбург! Я тебе устрою это, можешь не сомневаться! — закричал Епифанов.

— Ты угрожаешь мне?! — возмутилась Лера. — Как ты смеешь говорить в таком тоне? Я… я ни в чем не виновата перед тобой! Не смей так говорить! А то сам поедешь отсюда!

— Ладно, там видно будет, кто куда поедет, — сказал Епифанов и выбежал из спальни.

Лера упала на кровать и заплакала, уткнувшись лицом в покрывало. Конечно, она сама виновата, но разве можно говорить ей такое — отправишься в свой Оренбург? Неужели она заслужила эти слова? Готовила, старалась… А он приехал раньше времени и стал орать… Дурак!

Епифанов вернулся на кухню, растерянно огляделся, будто где-то здесь мог скрываться виновник всех его неприятностей. Никого не было, но кухня все равно казалась чужой, как и вся эта квартира. Неуютная, холодная… Зря он сказал, что отправит ее в Оренбург, это неприлично, нервы, нервы… На пределе. Нужно что-то сделать, но что? Для начала выпить. Вот это дельная мысль, а иначе — как все это вытерпеть?

В баре стояла бутылка «Хеннесси», и в ней еще плескался дорогой коньяк. Епифанов взял ее и пошел в свой кабинет. Там плеснул в фужер граммов сто коньяка, залпом выпил. Легче не стало. Умники говорят, что в стрессовых ситуациях не следует пить: только усугубишь свое состояние. А они хоть раз были в такой вот ситуации, эти долбаные умники? Вот когда побывают, другое запоют! И он по новой наполнил фужер.


Зеленин сидел один в офисе. Всех отпустил домой, даже секретаршу, потому что дело было очень уж личное. Более личного не бывает. И опасное. Если клиенты узнают, что у него увел жену какой-то шакал, это отразится на бизнесе. Как человек может решать чужие сложные проблемы, если свои личные не решил? Все просто и понятно.

Внешне он казался совершенно спокойным, хотя в душе творилось черт знает что. Телефон включил на громкую связь, дабы не хватать каждый раз трубку.

— Але, босс? Игорь. Людмила Сергеевна едет по направлению к дому. Следую за ней. Провожать до упора?

— Да. Позвонишь от моего подъезда.

Сволочь он, этот Епифанов, у него на хате Людка встречалась с каким-то говнюком! Может, сам и ни при чем тут, жена все устроила, сучка, вдвоем обслуживали рыжего ублюдка, но это дела не меняет. Ответишь за свою сучку, мудак! Сбила с панталыку Людку, уговорила участвовать в оргиях, падла! Все ответите за эти дела, все!

— Але, Дима, это Михаил. Мы на Ленинском проспекте, следуем за тачкой, которую взял рыжий. «Шестерка» зеленого цвета. Сидим на хвосте.

— Понял. Номер машины?

— Ща, присмотрюсь… Записывай.

— Я запомню. Нормально. Не торопись, когда «шестерку» тормознут. Проедешь вперед, остановишься. Дальше скажу, что делать.

— Понял.

Зеленин выключил связь, быстро набрал телефонный номер:

— Саша, привет, Зеленин тебя беспокоит.

— Дима? Как живешь?

— Нормально. Саша, по Ленинскому тащится зеленая «шестерка» с пассажиром, нужно тормознуть, выяснить личность пассажира. Запиши номер… Записал? Возможно, пассажир причастен к одному серьезному делу, ты узнай, кто такой, где живет. «Заряди» своих орлов на постах. Думаешь, он опасен?

— Пока нет. С меня двойной… коньяк, Саша.

— Спасибо за ценную информацию, Дима. Сделаю. Тебе перезвонить в офис? Или домой поедешь?

— В офисе подожду. Спасибо, Саша. Зеленин откинулся на спинку кресла, увлажнил кончиком языка пересохшие губы. Очень скоро пост ГАИ остановит зеленую «шестерку», личность рыжего мужика станет известной. Что делать с ним дальше… ну вот тогда и можно будет об этом думать. Если важная птица, нужен подход, если нет — пусть на себя обижается и проклинает тот час, когда лукнулся на Людку. Падла!

А она — просто тупая телка. И ведь не красавица, не бог весть что. Познакомились, думал — пару, от силы тройку ночей покувыркается с ней и пошлет… А оно вон как получилось — притянула, будто магнит, не оторваться! Пришлось жениться, чтобы удержать. Думал, еще лучше будет, а получилось наоборот. Чем больше старался для нее, тем хуже она относилась к нему. Но хотелось вернуть ту, которая так поразила его, больше старался… А семейная жизнь становилась все хуже и хуже. Тогда стал суровым и жестким, надеясь, что это испугает ее, — ни хрена подобного! Теперь даже разговаривать с ним не хочет! Ну прямо невероятная загадка! И уже вон до чего дело дошло. С рыжим козлом встречается на хате у Епифанова, падлы! За такие дела отвечать нужно. Все ответят! И Людка. К едрене фене такую бабу! Хотя… если станет прежней — может, и простит. Дура она, и все дела. Связалась с этой сучкой Епифановой…

Он ждал прежде всего звонка из ГАИ. То, что Людка едет домой, не вызывало сомнения. Неожиданный, судя по всему, приезд Епифанова напугал ее. А может, ничего там и не было? Не успело случиться? В любом случае Игорь скажет, что она вернулась домой. Мишке он даст отбой после того, как получит данные о рыжем шакале из ГАИ. Саша сработает быстро, двойной «коньяк» — двойной гонорар за мелкую услугу: не пятьсот баксов, а тыща, кто ж откажется от этого?

Позвонил Игорь, подъезжает к набережной Тараса Шевченко, что не вызывало сомнения. Позвонил Булкин, сказал, что «шестерку» тормознули гаишники, он ждет. Жди, дорогой, видимо, твоя работа закончена. Ну а где Саша?

— Привет, Дима, ГАИ тебя беспокоит.

— Не пугай, Саша, я правила не нарушаю.

— Я тоже. Твои подозрения оказались беспочвенны, пассажир «шестерки», Станислав Травников, который живет на улице 26 Бакинских комиссаров, по оперативным сводкам не проходил. Бизнесмен, но, судя по деталям, не очень удачливый.

— Спасибо, Саша, завтра приезжай на коньяк.

Итак — бизнесмен, может быть, прогоревший. И такой говнюк встречается с его женой?! Что там может быть? Неистовая любовь? А она что, совсем дура? Бегает к человеку, который ездит на «шестерке», чужой, ее поймать еще нужно! Маскируется? Ладно, завтра он будет знать все об этом человеке. Или почти все, но этого будет достаточно для принятия решения. Станислав Травников, живущий на улице доблестных комиссаров бакинских, ты чувствуешь, что живешь последние дни на своей улице? Нет? Никто не виноват, что ты такой придурок.

Зеленин велел Булкину возвращаться домой, предупредив, что завтра того ждет оперативное задание. Игоря тоже отправил домой и сам стал собираться. Интересно было посмотреть на Людмилу после этого происшествия. Будет возмущаться, кричать или прикинется овечкой? Ее реакция — тоже интересная и нужная информация, от которой зависит принятие решения. Может, и вправду крутой этот рыжий, но маскируется.

Если так, сегодня Людка опять будет кричать на него. Кричи, дорогая, кричи о том, что ты не рабыня, не должна, не обязана! Скоро у тебя будут другие права и обязанности!

Глава 14

Зеленая «шестерка» остановилась у станции метро «Юго-Западная». Травников вышел из машины, расплатился с водителем. Много, конечно, — триста рублей от Можайки, много, это ведь не Отрадное, ну да черт с ним, доехал, и ладно. Он зашел в супермаркет возле метро, купил бутылку водки, банку маринованных огурцов. Надо же отметить окончание операции. Все вышло по задуманному, Людка будет выглядеть на экране как и положено, да только что-то нервировало душу, не давало успокоиться. И не то, что муж Леры вернулся неожиданно рано, и не то, что по дороге остановила ГАИ, документы стали проверять. Сейчас это норма, террористов боятся. А вот Людка…

Да, видеть такую женщину рядом и не тронуть ее — дурость еще та! Какие у нее груди, какой лобок вздымался навстречу его ладоням!.. Только тонкий шелк трусиков отделял его от жадных, но осторожных пальцев, и надо было сдернуть этот чертов шелк, надо было… Да нельзя. Дашка сказала, что будет ждать его не позднее половины восьмого и первая просмотрит запись, дабы убедиться, что ничего там не было. Времени на редактирование не оставалось, да она бы заметила… Или нет?

Он шагал вверх, к улице каких-то там комиссаров, и видел перед собой чертовски соблазнительное тело Людки, и хотел его. Как никогда раньше, хотел.

Бывает, познакомишься с красавицей, о которой только мечтать можно — огненные танцы, озорная улыбка, томный взгляд, намекающий на несказанное блаженство, а приведешь ее, уложишь в постель, и — в лучшем случае изобразит резиновую куклу, раздвинет ноги, мол, давай поскорей, а в худшем — извини, я устала, спать хочу, и вообще, мне это ни к чему, вот потанцевать на дискотеке — это да… А можно встретиться с обычной женщиной, не красавицей, а так себе, но окажешься с ней в постели и почувствуешь себя Аладдином, для которого нет ничего невозможного, и будет ночь сказкой, которую словами пересказать не получится, как ни старайся.

Дашка у него вполне симпатичная девчонка, но Людка… Ее взгляд, ее голос, ее вздохи обещали такое… Как она прикасалась к нему — как будто искры вспыхивали под пальцами, обжигая его, а когда он прикасался, чувствовал такие же искры под своими пальцами и уже не мог сдержать себя и… сдерживал.

Ну не ужас ли?

А что поделаешь? Были бы деньги — встречался бы с этой огненной женщиной в отелях, там видно было бы, что дальше делать, бросать Дашку или нет. Да в принципе зачем? Есть деньги на двух женщин — так и живи с двумя! Но денег не было, она, Людка, должна была дать их. И не она сама, а ее муж, дурак, не зная, за что платит. Гнусно, конечно… Но если не будет денег — Дашка уйдет и Людка исчезнет, она с ним так себя вела, потому что верила — он богат, состоятелен!

Дерьмо, но… Да. Что тут рассуждать, если и дураку все понятно? Жил красиво и хотел жить красиво, а такой возможности уже нет. Значит, нужно искать ее. И нечего забивать голову пустыми переживаниями. Людка сказала, что муж у нее миллионер? И жутко крутой, она боится его? Сказала. Вот пусть и поделится с Травниковым своим состоянием, пятьдесят тысяч баксов для него не деньги, а для Травникова — большие возможности. И с Людкой можно потом встречаться, она простит его. Простила же в первый раз, и теперь никуда не денется.

Деньги, вот что главное!

Но почему-то казалось, что нет. Женщина, которая любила его, которая так хотела его, — главнее всего. Она прекрасна, желанна и намного красивее зеленых купюр с мордами американских президентов.

Дурацкие мысли, к черту, надоели!

Едва Травников коснулся пальцем кнопки звонка, дверь тут же распахнулась: похоже, Даша стояла в прихожей, ждала его возвращения.

— Ну что? — спросила она, настороженно глядя на мужа.

В махровом халате, с всклокоченными волосами, она выглядела… как обычная жена. А он встречался с волшебной любовницей. Но так и не встретился, если говорить всерьез… Идиотизм, да и только!

— Да что… все нормально. Кошмарная, конечно, ситуация, но я выдержал.

— Почему кошмарная? Она такая страшная?

— Дашка, дай я войду, потом все тебе расскажу. Покажу и дам попробовать.

— Ей тоже дал… попробовать?

— Ты хотела посмотреть видеозапись? Посмотри, а потом будешь говорить. Я тут водки купил и огурцов. Ты что на ужин приготовила?

— Сосискисварила. И китайскую смесь разогрела.

— Умница, — похвалил Травников. — Кулинар ты мой непревзойденный!

— Я еще посмотрю, что там записано, — с угрозой сказала Даша. — А то, может, тебе придется искать превзойденных кулинаров. Это я тебе обеспечу запросто.

— Даша… я устал, хочу выпить…

— Сперва кассета. Мне надо знать, чем занимается мой муж. И вообще, муж он мне или кто.

— Даша! Я ради кого старался, черт побери?! Ну хорошо, тащи сосиски, наливай водку, а я тебе поставлю запись.

Даша, покачивая бедрами, пошла на кухню, а Травников положил дипломат у видеомагнитофона с телевизором, принялся соединять проводами стационарную аппаратуру с портативным видеомагнитофоном в дипломате. Даша принесла две рюмки с водкой, две тарелки с сосисками и китайской смесью. Травников махом осушил рюмку, протянул жене. Она сбегала на кухню, принесла бутылку с водкой, по новой наполнила его рюмку. Но чокаться не спешила, глядя на экран телевизора.

Травников включил воспроизведение. Самому было интересно посмотреть со стороны и на себя, но больше — на Людку.

— А она симпатичная, — сказала Даша.

— Это не она, это Лера, хозяйка квартиры. Мы с ней просто разговаривали, понимаешь?

— Понимаю, но она симпатичная.

— У нее есть муж, солидный бизнесмен! — заорал Травников и снова опорожнил свою рюмку.

— Но у той ведь тоже муж, солидный бизнесмен, миллионер, верно? Какая разница между ними? Ты бы лучше с этой закрутил, тетка-то вполне ничего.

Травников пропустил эту глупость мимо ушей. Сам наполнил свою рюмку, искоса глядя на экран, где он беседовал с Лерой. Даша осталась довольна содержанием их беседы. Муж ей не изменил тут, и это главное. Она протянула свою рюмку, Травников чокнулся, и супруги выпили. Травников опять наполнил рюмку. Начиналось самое главное, пришла Людка.

— Вот это она и есть? — пренебрежительно фыркнула Даша. — Облезлая курица.

— Она нам деньги снесет, — невесело пошутил Травников.

— Господи! Да она просто дебилка! Такую страсть изображает… А ты поверил, да?

— Я просто делал то, что нужно было. И думал только о тебе, Дашка.

Травников обнял жену, чмокнул в щеку. Даша смотрела на экран широко раскрытыми глазами и глотала водку, не обращая внимания на обжигающий вкус, а Травников подливал ей и целовал розовое ушко, возбуждаясь от увиденного. Он был там в трусах, и она была тоже в трусах, и это было сексуальнее любого порнофильма. Даша думала так же, она тяжело дышала и, опорожнив очередную рюмку водки, положила свою ладонь на ширинку его брюк, нервно сжала пальцы, потом разжала, потом снова сжала все то, что удалось нащупать.

— Дашка…

— Какая же она сучка, Стасик… Ну прямо достала тебя! Не иначе — сексуальная маньячка, нормальная женщина так себя не может вести.

— Ты думаешь?

— Да просто уверена! Налей мне еще.

Травников налил, протянул рюмку жене. На экране он страстно целовал Людку. Одной рукой гладил ее красивые груди, а другой массировал лобок, прикрытый черным шелком.

— Ты нахал, Стасик… — капризно пробормотала Даша.

— А что было делать? Ты же видишь, я держусь, просто трогаю ее, но сам… ни-ни.

— Тронь меня так же, Стасик… — простонала Даша.

Он просунул руку под полы халата, а там не было трусов, сжал пальцами влажную волосяную подушечку.

— У нас ничего не было…

— Стас… я хочу, чтобы было!

— Там? Но это невозможно!

— Здесь!

— Ладно, я постараюсь…

Он постарался, и что-то действительно случилось. На экране к тому времени мелькали черно-белые пятна.

— Дашка… Ты видела, что я не изменил тебе? — тяжело дыша, спросил Травников.

— Не видела, но ладно, я тебе верю. Слушай, но она такая сучка, так набросилась на тебя, прямо… я не знаю. Это даже на меня как-то подействовало.

— Она любит меня, Даша.

— Ну и что? Нужно же… хоть какие-то приличия соблюдать! А то прям набросилась, как будто сто лет живого мужика не видела.

— Какие приличия, Дашка? — спросил Травников. — Если женщина любит… никаких приличий нет.

— Как это?

— А так.

— Почему ты раньше не сказал мне про это? — пробормотала Даша, склоняясь к его животу.

Травников собирался натянуть джинсы, но понял, что теперь этого не стоит делать. Жена возбудилась от просмотра его свидания с другой женщиной так, как не могла возбудиться от просмотра порнофильмов.

И кто ж будет возражать против этого?

Травников запрокинул голову, протяжно застонал. А потом подумал, что план удался. Людка выглядит на экране так, что заплатит любые деньги, только бы муж не увидел этого, а Дашка верит ему, она с ним, и это замечательно. Более чем замечательно в этот вечер.


Людмила приняла душ, обильно поливая себя патентованным гелем, потом намазалась дорогими кремами, все складочки своей кожи умастила, чтобы пахли они приятно. Потом бросилась на кухню, надо ж было изобразить примерную жену, которая приготовила ужин любимому мужу. А что ему приготовить? И сама толком не знала. Дмитрий приходил поздно, дома ужинал изредка, в основном хватал в холодильнике то, что лежало с краю — колбаса, либо сыр, либо яблоко. А на ужин… что ж ему приготовить-то? Поди знай, если самой готовить лень, а муж не спрашивает про ужин, ему дома одно только и нужно…

Может, макароны сварить?

Ох, Господи, а мысли-то совсем о другом! О Стаce… Что это было? Какое-то наваждение, да и только. Что он хотел? Непонятно… А она, как дура, вся разлеглась, бери меня… Не взял. Не хотел, что ли? Тогда зачем все эти слова о немыслимой любви? Они могли бы любить друг друга даже в парке Горького, а в Измайловском она сама предлагала…

Но он хотел… И что? Да ничего! Жорка вернулся раньше времени. А если б не вернулся? Да все равно ничего бы не было! Стас просто дурака валял, это ясно! Свинья какая, а?! Раздраконил ее, а сам… не хотел? Да, конечно, не хотел, уж за полчаса-то мог бы… а он все мямлил и мямлил, чего-то рассуждал! Только на обещания не скупился — после этой встречи начнется другая жизнь, я куплю, я сделаю, я для тебя… ты можешь сказать мужу…

Теперь вот думай, что говорить мужу, когда все планы рухнули. А может, ничего не нужно говорить? Просто молчать пока… Да ведь и потом ничего не будет!

Она так и не решила, что сказать мужу, что приготовить ему на ужин. Зеленин в этот вечер не очень задержался на работе.

— Митя… Есть котлеты по-киевски, есть купаты… что ты хочешь на ужин? — испуганно спросила Людмила.

— Сделай котлеты по-киевски, — сказал Зеленин.

Как-то спокойно сказал, без всякого раздражения. Людмила даже растерялась, глядя на мужа. Обычно с порога спрашивал, где была, что делала, сколько денег потратила на новые шмотки, а сегодня, именно сегодня, смотрит нормально, хочет котлеты по-киевски. Ни допросов, ни мрачных взглядов, ни криков… Ну и что все это значит?

Людмила включила плиту, поставила сковородку, плеснула на нее оливкового масла, потом бросила две котлеты. Пусть жарятся сперва на раскаленной сковороде, потом — на медленном огне, кажется, так. Или нет? Она всегда не любила готовить. Когда жила с родителями, этим занималась мать, а потом, когда вышла за Дмитрия, пыталась что-то оригинальное приготовить, но скоро поняла, что лучше не злить супруга своей стряпней. Правда, он тогда и не злился на нее, был такой добрый, заботливый… Сама обедала в ресторане, благо их в округе много, выбирай любой! А теперь вот — котлеты по-киевски… И откуда они взялись в холодильнике? Домработница притащила, что ли? По его просьбе?

— У меня сегодня был удачный день, — сказал Зеленин, войдя на кухню. — Решил некоторые проблемы. Кстати, мужа твоей подруги избавил от неприятностей.

Людмила, нагнувшись, искала в тумбочке подходящую кастрюльку для варки макарон, схватила первую попавшуюся, резко выпрямилась, испуганно прижала ее к груди.

— От каких… неприятностей?

— Он отказался платить людям, которые контролируют его территорию. Люди хотели наказать козла, а я сказал — нет. Он муж подруги моей жены.

— Митя, ты хочешь сказать…

— Да, Люся, я спас его от крупных неприятностей. Надеюсь, он простит мне тот бестактный звонок.

Она засуетилась, поставила кастрюльку на плиту, но вовремя сообразила, что нужно сперва налить воду, побежала к раковине, открыла кран, повернулась к мужу:

— Спасибо. Митя… Ты считаешь — бестактный, да? Ты сам так считаешь?

— У тебя вода скоро через край польется.

— Да? Ох, и правда… — Она схватила кастрюльку, понесла к плите.

— Люся.

— Что, Митя?

— Не суетись, не надо ставить полную кастрюлю, отлей половину, быстрее вскипит и плиту не забрызгает.

Людмила согласно кивнула, вернулась к раковине. Что-то она совсем растерялась, да ведь и было от чего! Дмитрий мог и сам какие угодно неприятности устроить Жорке в отместку за то, что она часто гостила у Леры.

— Да это мелочи, — спокойно сказал Зеленин. — Есть еще кое-какие делишки, тебе интересно будет послушать, но об этом — позже.

— А сейчас не можешь рассказать?

— Сейчас — нет. Кстати, переверни котлеты, обжарь со всех сторон, а потом убавь огонь. У тебя к этим странным котлетам что-то есть еще?

— Ну, вот макароны сварю.

— Я другое имею в виду. Ладно, сейчас принесу. А ты смотри за котлетами, когда вода вскипит, опусти макароны, накрой крышкой и вари на медленном огне. Не забудь воду подсолить, лучше — «Вегетой», или что там у тебя есть?

Тяжелым шагом он вышел из кухни, оставив Людмилу в глубокой задумчивости. «Вегеты» у нее не было, да и ладно, можно заменить обычной солью, где-то видела пачку. А вот спокойствие Дмитрия выглядело по-страшнее гнева и грубости. Что он задумал, почему именно сегодня ведет себя так странно? Про Жорку сказал… Может, это намек? А может… убить ее хочет?

Просторный кабинет Зеленина больше походил на кабинет известного ученого — много книг в шкафах, огромный двух тумбовый стол красного дерева с компьютером, кожаное кресло на колесиках, два кожаных кресла и диванчик у стены, свободной от книжных шкафов. Но на столе в отличие от известных ученых был идеальный порядок. Кроме компьютера и настольной лампы — ничего.

Зеленин достал из бара бутылку коньяка «Мартель», поставил на стол, сел в кресло.

Дура она несусветная, довела себя до ручки, а теперь бегает, суетится… Жалкая, убогая. Намазалась кремами, всю квартиру провоняла, чтобы никаких запахов муж не учуял? А ведь он предупреждал ее — не встречайся с Лерой, та баба себе на уме, провинциалка хренова! Красавица — да, но стерва, сразу видно. Умная стерва. С такой Людке никак нельзя встречаться, попадет под влияние, станет пешкой в чужих играх. И стала. Пока придурок Епифанов возится со своими долбаными магазинами, женушка развлекается на всю катушку. Да и как ей не развлекаться, баба такая, что мужики липнут как мухи на мед. Небось всех мужиков в школе удовлетворила, а иначе на хрена ей там работать при таком-то муже?

Он вспомнил, что мужик в квартире Епифанова был один, выскочил из квартиры, штаны застегивая на ходу. Они что, втроем там… Или как? Зеленин скрипнул зубами. Да ведь и сам виноват. Говорил, говорил Людке — не слушала. У него самого дел по горло, голова идет кругом от проблем, а вернешься домой — жены нет. Где была? У Леры… Он это имя слышать не мог! Вот и срывался, орал, думал, хоть так поймет, забудет об этой Лере. Ни черта подобного! Без Леры ей и свет не мил, а без мужа, выходит, мил? Последний месяц просто кошмарным был. Сам себя чувствовал иногда скотом, еле-еле удерживался от того, чтобы врезать ей как следует. Ничего не помогало.

И вот — приехали…

Теперь у него дела в порядке, особых проблем нет, так что самое время заняться женой. Наказывать ее он не хотел, дура она, крыша поехала от новых возможностей, денег, которые можно тратить сколько угодно, возомнила себя крутой, ну и влияние Леры, конечно, сказывалось. Втемяшила дуре, что настоящие крутые телки должны иметь любовников, и она поверила. Теперь вот суетится на кухне, не знает, куда глаза девать… Готовить ни черта не умеет, а к Лере — бегом! Надо было сразу заняться этой проблемой, сам виноват, виноват, чего уж там! Заработался… Но жену терять он не хотел, даже если она изменила ему. Любой человек имеет право на ошибку, сам небезгрешен, с проститутками нет — нет да и встречался, особенно в последнее время.

Но господа Епифановы ответят за свои дела. Бабу трогать последнее дело, а вот муженька… Канарец — злой мужик, обиделся за то, что его людей как последних лохов прищучил какой-то хозяин магазинов. Теперь зубами скрипит от ярости, так с мужиком разобраться хочется. Разберется, будет у него такая возможность. И это только начало. Эта сучка Лера сама не заметит, как станет нищей, он это запросто устроит!

Зеленин взял бутылку коньяка и пошел на кухню. Людмила, открыв крышку, смотрела, как жарятся котлеты. Услышав за спиной шаги, она шарахнулась в сторону, крышкой, будто щитом, пытаясь защититься.

— Что с тобой, Люся? — спросил Зеленин. — Я тебе коньячок принес, выпьем за ужином, давно мы с тобой не ужинали вместе. — Он поставил бутылку на стол.

— По какому поводу, Митя?

— Без повода. Просто так. Имеем право или нет?

— Имеем. Но это так… так необычно.

— Просто потому, что ты никогда не ждала меня с ужином. Теперь будет обычно. Как твои котлеты?

— Я думаю, скоро уже… Извини, что не могла… что котлеты, полуфабрикат… ты же знаешь, я не умею готовить.

— Какие твои годы, Люся! Почитаешь книжки, научишься. А если что непонятно — спрашивай. У нас колбаса есть?

— Да, в холодильнике… наверное… — Она открыла холодильник, осмотрела его содержимое, достала кусок буженины. — Я завтра куплю… А ты хочешь колбасы, да?

— Сгодится и это. — Зеленин достал рюмки, наполнил их. — Давай по чуть-чуть, пока котлеты жарятся. Да ты сядь, чего стоишь? Я скажу, когда будет готово и то и другое.

Людмила села на стул, взяла рюмку.

— Ты сегодня такой необычный, Митя… Я уже стала бояться тебя, жду — придешь, станешь орать, оскорблять меня…

— А ты обычная, Люся?

— Что ты хочешь сказать?

— Ничего. Ну, за нас!

Они выпили, закусили кусочками буженины. Зеленин стал рассказывать смешные истории из жизни бизнесменов, Людмила поначалу слушала его с недоверием, а потом стала смеяться, забыв о своих опасениях. За ужином опорожнили половину бутылки и сами не заметили, как это случилось. Людмила стала мыть посуду, а Зеленин пошел в свой кабинет, сказав, что должен просмотреть кое-какие материалы к завтрашнему дню.

В спальне Людмила включила телевизор и легла в постель. А что еще оставалось делать? Голова была тяжелой, изнервничалась за этот вечер, а потом выпила и захмелела. Прежние опасения то возникали в ее мозгу, то терялись в хаосе путаных мыслей и предположений.

Что там за срочная работа у Дмитрия? Он знает, где она была сегодня, с кем, или просто… А сама-то хороша! Не знает, есть у нее в холодильнике колбаса или нет, хозяйка! У Лерки все есть, все разложено по полочкам, и готовит она превосходно. А тут… все запущено. Да он же сам виноват, орал на нее постоянно, грубил, вел себя как последний хам. А она как вела себя? Пренебрежительно, а в последнее время совсем голову потеряла от этого придурка Стаса. Обещал райскую жизнь, а что получилось? Пшик, да и только! Нужно срочно учиться готовить, какие-то книги кулинарные купить на Новом Арбате. Со Стасом все покончено. Или нет? Он может хоть как-то объяснить свое поведение? А зачем ей это слушать? Все ведь и так понятно. Да интересно же, в чем тут дело? Книги купить, Лерке позвонить, пусть порекомендует какие-то рецепты. А та будет смеяться: хама своего решила ублажить? Нет, не будет, в общем-то она уважала Дмитрия…

Зеленин пришел в одиннадцать, молча разделся, лег рядом. Людмила напряженно ждала, что будет дальше. Не дождалась, сама спросила:

— Митя, ты спать собираешься?

— Да. Тяжелый был день, вечером мы с тобой немного расслабились, нужно отдохнуть. Спокойной ночи, Люся.

Людмила машинально кивнула. Отдохнуть? Он же любил повторять, что лучший отдых — это секс. Теперь — нет? Странно все это, очень странно…

Глава 15

Кошмарный сон приснился: куры Панченко летали по комнате и кудахтали, как на ферме, только здесь они были ощипанными. Как летали, почему кудахтали — об этом можно было только догадываться.

Епифанов открыл глаза, с удивлением обнаружил себя на диване в кабинете. Значит, он уснул в гордом одиночестве? Значит, да не таким уж гордым оно было. Допил «Хеннесси», потом откупорил бутылку водки и продолжил горевать. Все это закончилось на диване в кабинете. Хорошо еще, что куры ощипанные привиделись, а не черти с раскаленной сковородкой!

Как она могла? Да нет, это глупый вопрос, они все могут, только притворяются любящими, заботливыми, добрыми — за бабки можно и не то еще продемонстрировать. А на самом деле… Но как он мог так слепо верить ей? Не видеть, что притворяется, лжет, изменяет? Поэтому и не хотела, чтобы Анфиска жила с ними, мол, старики так привязались к ней, нельзя их лишить радости общения с внучкой, да и девочка привыкла к садику, к бассейну, учителю танцев… Но так оно и есть. Анфиска сама говорит, что ей хорошо у дедушки с бабушкой, а с папой она проводит выходные, все рассказывает ему… О родителях и говорить нечего, для них Анфиска — солнышко ясное. Какую ложь, какую измену мог он чувствовать, если жена была в постели шлюхой — но только с ним, а в театре — светской львицей, такие тузы, бывало, подкатывали — и откатывали. С Анфиской вела себя как любящая, заботливая мать, они втроем выбирались в аквапарк, на детские спектакли и были счастливы. На кухне — хозяйка, готовит божественно, да и вообще умница, которая внимательно выслушает его, о чем бы ни шла речь, и даст дельный совет. Что он должен был почувствовать?

И вдруг как обухом по голове — плохо, что ты меня не ревнуешь, а потом — незнакомый мужик выскакивает из подъезда, застегивая на ходу ширинку.

Это в голове не укладывалось! Но ведь было!

В голове теперь не было ни одного толкового предположения, ибо она болела. Так болела, что в глазах искры сверкали, будто по голове били тяжело и методично. Аспирин принимать нельзя, это на печень влияет очень плохо, уснуть тоже нельзя, что делать? Еще выпить. Вот напасть, а! Человек, если много выпил, должен спать, а наутро лечиться — рассолом, крепким чаем, кто чем может. Так это должно быть. А он проснулся в три ночи и… что теперь делать? «Лечиться» еще рано, а пить уже поздно. Просто кошмар какой-то!

Епифанов включил торшер, заметил на столе бутылку, в ней было еще граммов сто пятьдесят водки. Покачиваясь, вышел на кухню, достал из холодильника пару маринованных огурцов, хлебнул рассола, выплюнул в раковину — слишком много там уксуса, но огурцы пригодятся. Вернулся в кабинет, налил водки в фужер, давясь, выпил. Зябко поежился, закусил огурцами. Холодно… Принес из прихожей дубленку: будить Леру, искать второе одеяло не хотелось. Видеть ее, Леру, не хотелось. Потому что может не сдержаться, наговорить ей такое… Не надо.

Укрывшись дубленкой, он зажмурил глаза. Ощипанные куры уже не летали по комнате, и голова вроде бы не так болела, как прежде. Можно было подумать, что делать дальше, но на этот счет были только смутные мысли. Одно ясно: жену он простить не сможет и жить с такой женщиной — тоже. Но и расстаться с ней пока не готов.

Пока. Значит, нужно время, оно лечит, нужно перетерпеть все это. Как? Уехать куда-нибудь на острова. К теплому морю, страстным негритянкам… Пару недель — и станет легче. А потом… купить себе квартиру, не такую, чуток поменьше, двухкомнатную, и жить в свое удовольствие. Каждый день — другая женщина. Сегодня, к примеру, мог бы провести вечер с дамой, хозяйкой «фольксвагена»… Плохо, что ли? Плохо, потому что никакая другая женщина не заменит Леру, это абсолютно ясно. Плохо и то, что никакие страстные негритянки не помогут ему забыть Леру. Она — единственная, любимая, да просто родная женщина, чего уж там… Второй такой нет и быть не может.

Но и жить с ней дальше невозможно. Нет ничего страшнее, чем родной человек — предатель. Чужой, он и есть чужой, но когда родной предает… Это катастрофа. Если б хоть рассказала, покаялась или как-то объяснила, проще было бы. Но она даже говорить об этом не желает, как будто и не было мужика, выбегающего из подъезда.

А он был, падла! Был, был!

И она после этого… Господи, да как же такое могло случиться? Великий, всемогущий, помоги бедному, жалкому человечку, в нормальной голове такое просто не укладывается! А она у человечка и не совсем нормальная сейчас.

Епифанов уснул, когда на часах было уже четыре, а проснулся в восемь. Голова болела, но не сильно. Лера еще спала, и он не стал ее будить. Принял контрастный душ, под ледяной водой стоял дольше, чем под горячей, и это подействовало. Потом сварил себе крепкий кофе, выпил пару чашек с бутербродами — легче стало. Да оно и понятно — не три часа ночи, организм готов был к рабочему дню, требовалось только помочь ему. Что и было сделано.

Спать в костюме не слишком удобно, и костюм выглядит после этого не ахти как, но идти в спальню, доставать из гардероба другой не хотелось. В кабинете были джинсы и свитер — его любимая одежда, можно и в ней появиться на работе. Сказать, что с дачи вернулся. Серьезных переговоров у него сегодня не было. Правда, нужно было позвонить Панченко, сказать о том, что его куры — нарасхват, если Паша не позвонил еще. Потом нужно было встретиться с Канарцем, извиниться и объяснить ситуацию. Хотелось поскорее урегулировать эту проблему.

Но сперва он поедет на Чистые пруды, поговорит с родителями и с Анфиской. Это просто необходимо.

Покончив с завтраком, Епифанов обулся, надел черное пальто и вышел из квартиры, по привычке осторожно закрыв за собой дверь. Чтобы Леру не тревожить.

Выйдя из подъезда, он увидел Алеся, который маячил напротив двери, переминаясь с ноги на ногу.

— Привет, Алесь, как торговля?

— Та нормально, шо там с ней будеть, а? Слухай, Жора, я ж тебя жду тута. Помнишь, на день рождения тебя приглашал?

— Помню.

— Ну так сегодня ж. Ты придешь? Я, конечно, понимаю, шо не товарищ, та хочется с умным человеком побалакать. Ну шо ж мне с теми колхозниками толковать, они даже закон Ома не знають… Тоска.

— Ладно, Алесь, вечером, часов в семь, я у тебя, договорились. А теперь — садись, довезу до рынка.

— Та шо ж ты будешь меня довозить, Жора? Сам доеду, ты приходи. Просто так. Адрес знаешь, я народ спроважу на пару часов, хоть посидим поговорим.

— Решено. А теперь — садись в машину, Алесь. Приятно было говорить с этим мужиком. А ведь ему еще хуже. Был уважаемым человеком, начальником цеха, надеялся на повышение, а потом все кончилось. Завод или встал, или работал, но зарплату не платили. Что делать? Бросать все и ехать в Москву торговать. А там в основном люди простые, человеку образованному трудно с ними. Он и сам запросто мог оказаться в такой ситуации, но счастье, что москвич, что вовремя сориентировался. И тоже изменил своему призванию, торговлей занялся.

— Жора, та я ж…

— Перестань, коллега. Мы с тобой оба технари, а теперь оба торговцы. Так получилось.

— Та спасибо тебе, Жора…


Доставив Алеся к месту работы, на «Горбушку», Епифанов из машины позвонил Ирине Матвеевне, предупредил, что задержится, и поехал на Чистые пруды. Матери тоже позвонил, попросил, чтобы не спешили отводить Анфиску в садик. После вчерашнего кошмара хотелось убедиться, что в этом городе у него все-таки есть родные, любящие его люди. По дороге остановился, купил коробку конфет дочери, букет цветов матери, отцу — бутылку водки, не с пустыми же руками приезжать в гости! В другом магазине купил хороший калькулятор — подарок Алесю. Пригодится и в торговле, и в конструировании. Жвачку не вынимал изо рта всю дорогу, но мать, отворив дверь, чересчур внимательно посмотрела на него и неодобрительно качнула головой:

— Не очень солидно выглядишь, бизнесмен.

Епифанов виновато улыбнулся, мол, бывает, вручил матери подарки и подхватил на руки подбежавшую дочку. На ней были голубые джинсики, белый пуховый свитерок, каштановые волосы заплетены в аккуратные косички… Маленькая принцесса… Похожа на Леру, но в отличие от жены по-настоящему любит его. Прижался щекой к ее щеке, чувствуя ком в горле.

— Ой, папуль, а ты тоже в джинсах, ну прям как и я, — сказала Анфиска, обнимая его.

— Все нормально, малышка?

— Да, конечно, бабуля с дедулей меня тут всем кормят, но я уже думаю, куда мы поедем с тобой и с мамой в выходные. Знаешь, я решила — нужно опять в аквапарк, мне там понравилось, так здорово!

— Ладно, как скажешь, поедем в аквапарк. Только, может быть, без мамы. У нее много дел в школе.

— Нет, хочу, чтобы с мамой и с тобой.

— Понял, все понял. Ну, как у тебя успехи в танцах и плавании?

— А ты у дедули спроси, он все знает.

— Дедуля, ты тоже танцуешь с внучкой? Успеваешь хоть за ней?

— Куда там! Непоседа, каких поискать, но я стараюсь. Нам пора, Жора, — сказал отец. — У них там строгие порядки в садике, одна охрана чего стоит… Ты подождешь меня?

— Не знаю, пап, дел по горло, расширяюсь… Но если не дождусь, мама расскажет обо всем. Приезжай в выходные, поговорим. Малышка, веди себя хорошо. Мы обязательно поедем в аквапарк, покатаемся на всяких горках.

— Пока, папуля! — Анфиска чмокнула Епифанова в щеку.

Он тоже поцеловал ее и со вздохом опустил на пол. Девочка взяла деда за руку и повела в садик. Да-да, именно так можно было подумать, глядя на них. У лифта маленькая принцесса остановилась, помахала отцу рукой.

— Ты чего примчался, Жорик? — спросила мать, запирая дверь. — Проблемы какие или что?

Епифанов достал из кармана пальто бумажник, отсчитал пять стодолларовых купюр, протянул матери:

— На мелкие расходы, мам. А вообще-то я хочу с тобой посоветоваться. Кофе сделаешь?

— Балуешь ты нас, Жора, тех денег, что в прошлый раз дал, хватает на все. Да что у тебя за беда стряслась?

— Кофе сделай, мам…

Сидя на кухне, Епифанов пил горячий растворимый кофе и никак не мог рассказать матери о своих проблемах.

— Так и будешь молчать, Жора? Бандиты допекают? Или власти наши чертовы проверками замучили?

— Да нет, мам, просто… понимаешь… Скажи мне, только честно — ты веришь Лере?

— На все сто процентов, — не задумываясь ответила мать. — А почему ты спрашиваешь? Вернее, я понимаю почему. Ревность, отец твой еще тот ревнивец… был, сейчас успокоился. Что у тебя там стряслось?

— Подруга у нее, Людка…

— Да знаю я, Лера про нее рассказывала. Несчастная любовь в институте, потом встретились в школе… Подруги теперь неразлучные. И что?

— Эта Людка явно ходит налево.

— У нее вроде богатый муж, машина…

— И тем не менее… А Лера вдруг стала спрашивать, почему я не ревную ее, что сделаю, если узнаю о другом мужчине…

Мать наклонилась, потрепала его волосы:

— А ты не понял, да? Небось работаешь с утра до ночи, а она все одна да одна, готовит тебе, убирает, стирает, а ты? Или перестала готовить?

— Нет, не перестала. Но что-то изменилось в наших отношениях. Я чувствую, она что-то скрывает. Да это словами не передашь. Чувствую, и все. Изменилась она.

— Или ты?

— И я тоже. А что прикажешь делать? Спрашиваю, что случилось, — молчит, или — с чего ты взял? С чего-то взял!

Мать призадумалась, внимательно глядя на сына, потом тяжело вздохнула. Всегда переживала за него, особенно в последние годы, шутка ли — быть хозяином двух магазинов! Чуть не каждый день передают — то одного, то другого убили. Но вот за что она никогда не волновалась, так это за его семью. Сама не знала, как это она сможет отдать любимого, единственного сынулю какой-то чужой девице, да еще иногородней, которой скорее всего нужен не Жорка, а Москва. Но, прожив с невесткой под одной крышей всего неделю, привязалась к ней, как к дочери. Девушка серьезная, умная, а какая красавица! А хозяйка — лучшую и представить себе трудно было. Но главное было в другом: Жорка стал более внимательно относиться к матери, нет-нет да и цветы дарил просто так, в театр вместе ходили, а то уж и забывать стала, когда такое было. Лера не прибрала к рукам ее сына, а укрепила семью. Ну умница, что тут скажешь? И вдруг как гром среди ясного неба — у них там проблемы! Сердце разрывалось, мать сочувствовала сыну, а как женщина, знающая, что такое ревность мужа, была на стороне невестки.

— Может, приехать к вам, поговорить?

— Нет, мам, только не сейчас.

— Жора, я точно знаю: Лера очень любит тебя и всех нас. Это… не сыграешь, я тоже чувствую. Она мне стала как дочка. И Анфиска у вас есть, наша с дедом радость. Ну что тебе сказать? Если упустишь Леру — дурак будешь.

— Спасибо, мам…

Мать пересела на стул рядом, обняла сына:

— Жора, я очень боялась твоей женитьбы, правда, объяснять не буду, сам поймешь. И если теперь сказала такое — значит, не случайно.

— Все я понимаю, мам… Ладно, мне пора. Пожалуйста, ничего не говори отцу и тем более Анфиске. И не звони пару дней, хорошо? Я постараюсь все выяснить, тогда тебе первой скажу, что это было.

— Жорка! Я тут свихнусь за два дня!

— Очень прошу тебя, мам…

— Я потерплю, но ты звони мне сам. Из офиса. Завтра утром чтобы непременно позвонил, договорились?

— Да, спасибо, мам.

Спускаясь в лифте, Епифанов пожалел о том, что рассказал матери о странном поведении Леры. Что он хотел услышать? Знал же, родители любят Леру, как родную дочь, Анфиска ее тоже любит, все они встанут грудью на ее защиту. И сам знал, что дураком будет, если упустит такую женщину, но…

А мужик, выбегающий из подъезда, из его квартиры, застегивая на ходу ширинку, — это как? Разве можно после такого доверять женщине, которую считал своим надежным тылом? А жить, не веря человеку, что рядом с тобой, — можно?

Черт-те что творится!

Выезжая на Чистопрудный бульвар, он решил, что вечером непременно поговорит с Лерой откровенно. Скажет, что все поймет и все простит, сделает, как она хочет, даст денег, оставит квартиру, только пусть расскажет всю правду.

Был и другой вариант — купить шампанское, Цветы, извиниться и сделать вид, что ничего не было. Может, оно и лучше было бы… для кого-то но он никогда не забудет… И в конце концов потеряет Леру и свое дело, если не решит этот вопрос быстро и четко.

Глава 16

Закутавшись в халат, Людмила долго бродила по комнатам огромной квартиры. Для чего ей столько места — непонятно. Есть просторная спальня, огромная гостиная, кухня, столовая, кабинет Дмитрия, а остальное зачем? Да и столовая не нужна, раза три или четыре у них были гости, приглашали поваров из ресторана, они таскали приготовленные блюда в столовую. Все остальное время она пустовала, как и другие комнаты — гардеробная (есть же гардероб в спальне), тренажерный зал (у нее и без тренажеров отличная фигура, но если уж заниматься, то лучше в фитнес-клубе, куда они с Лерой и ездили).

Бродила, пытаясь ощутить себя хозяйкой тут, затеять какие-то перемены, что ли? Еще неизвестно, как Дмитрий к этому отнесется. Уехал рано, она еще спала, ничего не сказал, записки не оставил. Ночью, как это ни странно, не будил, вечером не ругался, не выяснял, где была, чем занималась весь день. Наоборот, помог макароны сварить и котлеты пожарить, коньяк поставил. Поужинали, а потом улегся спать. Он редко пьет, а если выпьет — так вообще полночи уснуть не дает, прямо какой-то «столбняк» на него находит. А тут…

И убивать ее вроде бы не собирался, а мог бы… Если знает, что она встречалась со Стасом. Иногда ее посещали мысли прямо противоположные: если Дмитрия убьют, все достанется ей, квартира, деньги, все. Нет, она не желала смерти мужу, это ведь грех, но если бы он умер, не слишком бы расстроилась. Потому что казалось — половина мужского населения Москвы упадет к ее ногам, а она выберет самого красивого и достойного, умного, интеллигентного, заботливого… Выбрала и решилась вчера отдать ему всю себя без остатка. А он?

Слава Богу, что Дмитрий жив, домой вернулась и увидела своего мужчину, пусть иногда жестокого и злого, грубого, но — своего. Понятного, а вчерашним вечером так и приятного во всех отношениях. А если б его не было? Стас закружил бы ей голову и потом… все стало бы так, как было вчера у Леры — непонятно как, только ни денег, ни квартиры у нее уже не было бы… Страшновато оказаться богатой наследницей!

О Стасе нужно забыть, все, к черту его! И заняться… чем? Она же хотела научиться готовить, давно пора бы. Но ехать на Новый Арбат за кулинарными книгами не хотелось. Потому что не хотелось читать их, такая тоска! Проще позвонить Лере, а заодно узнать, как у нее дела.

Людмила вернулась в спальню, легла на кровать с трубкой радиотелефона, набрала номер.

— Привет, Лерка, ну как у тебя дела?

— А ты как думаешь? — мрачно отозвалась Лера.

— Неужели Жорка что-то заподозрил?

— Ты совсем дураком его считаешь, да? Он же видел Стаса, который штаны застегивал на ходу, а потом пришел домой — а я в ванной. Идиотская затея! Выходит, мне срочно понадобилось подмываться?! Ты хоть понимаешь, что это такое? Он же отлично знает, что я принимаю душ перед тем, как лечь в постель, а не после того, как из квартиры выскакивает мужик с расстегнутыми штанами!

— Лерка, ты меня спасла… Я не думала, что Жорка заподозрит тебя… Он же такой умный, интеллигентный, так обожает тебя… Слушай, у нас ничего и не было. Честно тебе говорю, ничего. Не успели.

— Тогда какого черта ты меня упрашивала, дорогая? — завопила Лера. — Лапать тебя он мог бы и в парке, и в кино, на местах «для поцелуев»! Ради чего все это затевалось? И чем вы там занимались полчаса?!

— Думаешь, я знаю? Он какой-то странный… Времени было навалом, а он все тянул, чего-то мямлил… Как ты думаешь, в чем тут дело, а?

— Ничего больше думать об этом я не желаю! И с такими просьбами ко мне, пожалуйста, не обращайся. Никогда!

— Слушай, Лер, а Димка вчера был просто сам на себя не похожий. Коньяк поставил, вежливый такой, добрый… Мы классно поужинали вместе…

— Допрыгалась ты, подруга, теперь пеняй на себя! Все, разбирайся сама со своими делами!

О рецептах вкусных блюд Людмила не успела спросить — Лера бросила трубку. Да какие там рецепты, если она… допрыгалась? Неужели и вправду? Ох, Господи, да ведь сама и виновата во всем. И Лерке жизнь испортила, и мужу… почти изменила. А что теперь делать?

Да хоть бы объяснил этот придурок несчастный, Стас, что же он хотел на самом деле? Где его золотые горы, может, все же укрыться в них, пока не поздно?! А его — не видать, не слыхать, этого чертова Стаса!..

Ну и чем теперь заниматься? Может, просто сесть в машину и ехать куда глаза глядят? За город, в Архангельское, в Переделкино, ехать и ехать, посидеть в маленьких ресторанчиках, перекусить и снова в путь… А заодно и подумать о том, что случилось-приключилось…

Людмила вскочила с кровати и стала одеваться.


Булкин взмахнул руками, шлепнул ладонями о столешницу, выражая свое непонимание:

— Дима, да что происходит, объясни? Тебе жена рога наставила, а ты сидишь и молчишь!

— Не твое дело. Люди присматривают за Людкой?

— Да, но это… Дима, ты же спец по решению сложных проблем, а у тебя у самого проблема — народ не поймет!

— Поймет.

— Да перестань! Коньяк пьешь с утра, когда это было?! Нужно срочно наказать эту пад…

— Полегче, Миша.

— Что «полегче», что?! Я имею в виду рыжего! У меня жена — телка в самом соку, а я тут кручусь день, часто и ночь, дела делаю! Если с тобой такое стряслось, кому верить можно?! Да я полночи не спал, думал, что за дела такие, понял, да? Это же… кранты!

Зеленин глотнул коньяка, негромко сказал:

— Ты чего разнервничался, как целка перед абортом?

— А ты спокоен?

— Вполне.

— Тогда почему этот рыжий чувак еще ходит по земле? Даже без костылей?

— Куда они денутся? Еще успеет купить.

На столе зазвонил телефон, Зеленин взял трубку:

— Да? Едет в сторону Кутузовского? Понял, смотри в оба, Филя. И не проколись.

— Я ни хрена не понимаю, Дима! Ты что, не можешь спросить у бабы, с кем она и зачем? И что за дела такие с ней творятся, надо же понять, ё — моё!

— О другом думаю, Миша. Надо бы наказать этого козла Епифанова. И знаешь, что я сделаю? Отдам его Канарцу. Пусть разбирается, как считает нужным.

— Да это дурь, Дима, самая настоящая дурь! — заорал Булкин. — Я же своими глазами видел: все прекратилось, как только мужик подъехал, он там ни сном ни духом! А может, и спугнул их раньше времени, помог тебе! А ты? Ну разорит его Канарец, кому от этого легче станет?

— Пусть за сучкой своей смотрит получше! — жестко сказал Зеленин. — Остальное я сам решу. Все, Миша, иди и занимайся проблемой Казбека и Синичкина, напомни Саакяну о бабках. Но главное — Синичкин. Что сделано по этому вопросу?

— Артачится, падла. Сегодня мы устроим ему переговоры с коллегами, вполне авторитетными. Я думаю, согласится на отступные. На бабки. Жаль, что сам не можешь присутствовать…

— Покажи, что ты умеешь, Миша, пора уже. С Казбека глаз не спускай.

Булкин ушел, обиженный донельзя. Что умеет, он показывал не раз, но авторитет Зеленина был непререкаем. Оно так, но мог бы не намекать, что он «шестерка», тем более когда у самого под носом собственная баба трахается с какими-то гнилыми рыжими чуваками!

Зеленин понял его состояние, но ничего объяснять не стал. Не обязан. Пока что он здесь хозяин, и все будет так, как он скажет. А он скажет. И прямо сейчас. Взял трубку, набрал номер, откинулся на спинку кресла:

— Привет, начальник. Как дела?

— Да как дела! — с ходу заорал Канарец. — Меня скоро за лоха будут принимать люди! Какой-то козел долбаный двух моих мужичков опозорил и меня с ними.

— Так, может, мужички были не того?

— Проверенные люди. Слушай меня, Димон, я должен этого козла наказать, понял, да? Он звонил уже, говорил со мной… Ля — ля разводит, а мне плевать! Такие дела со мной не проходят и без ответа не остаются! Что тебе надо за его башку?

— Ничего.

— А в натуре? Бабки, телки?

— Ничего. Я передумал, разберись, как считаешь нужным. Совсем разорять его, я думаю, тебе ни к чему, так?

— Димон, я тебя понял, — повеселел Канарец. — На хрена ж мне разорять его? Поучу малость, как разговаривать с моими людьми, и пусть дальше несет яйца. Я правильно понял — ты не возражаешь?

— Нет.

— Я твой должник, Дима.

— Заметано. Только учти — никаких гнусностей я не потерплю. Понимаешь, что имею в виду? Баба, дети…

— Да ладно, я не зверь.

— Ну, будь здоров, дорогой.

Зеленин положил трубку, уставился невидящим взглядом в белый потолок. Правильно ли он поступил? Наверное, да. Накажет всех, кто виновен в том, что Людка встречалась с рыжим козлом. Ну а тому — особая честь будет предоставлена. Посмотрим, что она сегодня натворит, куда-то поехала, за город направляется… Зачем? Как поведет себя, так и будет отвечать. Если сегодня все будет чисто — он простит ее.

* * *
Травников бросил трубку радиотелефона на диван, мрачно усмехнулся.

— Молчит как партизанка… — сказал он.

— Я бы тоже молчала, — сказала Даша, грациозно потягиваясь на диване. Потом снова усердно принялась пилить свои ногти, хотя за два часа ожидания можно было спилить не только ногти, но и крайние фаланги пальцев.

— Что ты хочешь сказать? — спросил Травников.

— Все было не очень убедительно. Если бы меня раздел мужчина и стал что-то говорить, говорить, я бы подумала, что он либо импотент, либо чего-то еще хочет помимо меня.

Травников вскочил с дивана, пробежался к «стенке», снова вернулся к дивану, остановился напротив жены.

— Ты хочешь сказать, что ее нужно было трахнуть? — раздраженно спросил он. — Я нормальный мужик, понятно, хотел, но сдержался. Ради тебя, понимаешь или нет?! Кто мне поставил условие — чтобы никакого секса? Его и не было! Ты сама все видела! Вплоть до того момента, как Лера прискакала, стала орать, что муж вернулся раньше времени! А теперь что за идиотские рассуждения я слышу? Нет, это просто фантастика! «Ты должен был сделать так, но ты не должен был этого делать!» — передразнил он Дашу.

— Да перестань, Стас! Все это чушь собачья. Даже если б трахнул — она не поверила бы. Ты выглядел… как бы это сказать? Не очень убедительно, напыщенно — вульгарно… Удивляюсь, как она раньше тебя не раскусила. В конце концов, мог бы придумать что-то по интереснее.

— Что по интереснее, может, подскажешь?! Где ты раньше была, такая умная?!

— Дома сидела, тебя ждала. И думала, как дальше жить.

— Придумала?

— Не совсем, но… знаешь, честно говоря, надоело жить рядом с неудачником.

Травников плюхнулся на диван рядом с женой, стукнул кулаком по коричневому велюру:

— Заткнись, Дашка! Я докажу тебе, что способен… покажу, на что способен… Ради тебя!

— Спасибо, дорогой. Ты можешь трахнуть меня… Это — за усилия невероятные и терпение нечеловеческое. А потом посмотрим, как жить дальше.

— Я оправдаю твое доверие, Даша, — как пионер, вовлеченный в комсомольские игры, пробормотал Травников, прижимаясь губами к ее плоскому животику. — Можешь не сомневаться, у нас все получится, она втюрилась в меня, она объявится… клянусь тебе!

Но Даша уже не слышала его клятв, упала на диван, раздвинула ноги и благосклонно принимала его ласки. С паршивой овцы хоть шерсти клок, пока она еще есть.

Глава 17

Выйдя из машины, Епифанов двинулся к служебному входу, но остановился, услышав громкий шум, ругань в торговом зале на первом этаже. Подумал: люди Канарца устроили погром — и помчался в торговый зал. У камеры хранения личных вещей, прижавшись спиной к железным отсекам, стоял Сергей Угрюмов, его окружали человек пятнадцать сильно раздраженных покупателей. Епифанов с облегчением вздохнул, это не люди Канарца, уже хорошо, потом приблизился к толпе, громко сказал:

— Добрый день, дорогие покупатели. Чем вас обидел мой менеджер, чем не угодил?

Хозяина узнали, да ведь он частенько бывал в торговом зале, особенно когда проводились розыгрыши лотерей по дисконтным картам. Угрюмова оставили в покое, переключив внимание на хозяина магазина.

— Георгий Петрович, чё за дела творятся, в натуре? — возмущенно басил крупный, коротко стриженный парень. — У вас тут менеджеры и продавцы — чисто советские коммуняки!

— Пожалуйста, конкретнее.

— А конкретно такой базар пойдет. Вчера кур давали попробовать, ну, я взял одну. Теща бульон сварила вечером, попробовала, конкретно сказала — беги, купи еще пару штук. А их уже нету ни хрена! Сегодня с утра пришел — те же дела! Так этих кур ваши деятели всех растащили!

— Я сама видела, — затараторила бойкая тетка, — даже кассы по — бросали и давай кур хватать! Понятно, что простым покупателям, которые всегда тут отовариваются, которые, прямо скажу, от всех— любят ваш магазин, ничего не остается.

— Но ведь куры имеются в ассортименте?

— А нам нужны те, — сказал интеллигентный пенсионер. — Которые чуток дороже, но — настоящие.

— Я ж говорю — как при Советах! — забасил парень. — Чисто расхватали себе, а потом своим будут втихаря толкать. Так за что мы боролись, босс?

— Именно, полностью согласен, — поддакнул пенсионер.

За что боролся этот парень, не трудно было догадаться, да и пенсионер вряд ли приветствовал политику Гайдара и приватизацию Чубайса, но вот поди ж ты! Все хотели теперь жить по-западному. И не объяснишь ведь, что на цивилизованном Западе не всем покупателям перепадают лучшие куски мяса — только своим, знакомым. Но все-таки это был самый приятный стихийный митинг, который Епифанов видел в своей жизни. Не зря ему снились куры Панченко, летающие по комнате!

— Послушайте меня внимательно, — громко сказал он. — У господина Панченко экспериментальное хозяйство, он действительно выращивает не безвкусных бройлеров, а нормальных, наших кур, используя в качестве корма только натуральные продукты — зерно, комбикорм без синтетиков. Естественно, эти куры стоят дороже других и растут не так быстро. Вчера мы взяли на реализацию пробную партию, на два магазина — это крохи. Нужно было посмотреть, понравятся ли вам они или нет. Вижу, что пришлись по вкусу, и обещаю, что мы откроем секцию для продукции господина Панченко. Куры, яйца, потроха. Поначалу всем не будет хватать, у него не столь огромное хозяйство, но со временем производство будет расширяться, кур хватит всем.

— Он расширится и станет их отдавать богатым супермаркетам, там цены втрое выше и прибыль больше, — со знанием дела сказала бойкая тетка.

Епифанов жестом попросил ее успокоиться.

— По правде сказать, выгода от этого небольшая и у меня, и у Панченко. Цены и вправду нужно поднимать процентов на сорок. Но мы за сиюминутной прибылью не гонимся, это я вам честно говорю. Скоро подпишем договор, построим еще пару птицефабрик, и тогда все будете есть настоящую курятину. Дело-то стоящее, верно?

— Какой базар, Георгий Петрович! — пробасил парень.

— Так что ждите. Куры будут, но мелкими партиями. И только в наших двух магазинах. Ждите. Мы постараемся заранее извещать вас о поступлении новой партии. А насчет своих сотрудников… я, конечно, предупрежу, но… — Он посмотрел в глаза тетке, улыбнулся. — А вы бы как поступили на их месте? Не купили бы своей сестре, родственнице? Не судите строго, все мы люди. Но теперь я позабочусь о том, чтобы большая часть кур попадала в руки именно наших покупателей.

Кажется, убедил народ. И на душе стало легче — жизнь продолжается, работа радует, прибыль растет. А то, что дома творится… дома и будет об этом думать.

— Что значит босс! — с восхищением сказал Угрюмов, когда они поднимались по служебной лестнице на второй этаж. — Пришли — и сразу все проблемы урегулировали.

— А что значит менеджер, который ни мычит, ни телится? Я велел вчера предоставить мне перспективный договор с Панченко, анализ продажи опытной партии. Где то, где другое?

— Пивное производство работает, завтра-послезавтра начнем продажу. Обязательно устроим рекламную акцию, с дегустацией, агитацией и лотереей. А что касается кур… так мы знали, что вы были вчера в торговом зале, сами все видели.

— Ты звонил Панченко?

— Тарасов сам хотел, он же главный.

— Ко мне его, немедленно. С проектом договора и всеми просчитанными до копейки вариантами.

Попросив Ирину Матвеевну сварить кофе, Епифанов позвонил Канарцу в его офис.

Илья Игнатьевич Варзин (в блатном миру — Канарец) владел автомастерской и магазином, торгующим запчастями к иномаркам. Особыми успехами в бизнесе не блистал, да и не нужно было ему блистать — он был «хозяином» небольшого района в Текстильщиках, который отвоевал в долгих и кровавых разборках. А это в Москве, почти, то же самое, что купить пару метров государственной границы, ибо все коммерческие предприятия, расположенные в этом районе, платили ему дань. Это признавали естественным и законным все криминальные группировки Москвы и Подмосковья. Времена кровавых схваток закончились, «хозяева» по-настоящему заботились о процветании своих бизнесменов (разорится — так это ж убыток! А пойдет в гору — дополнительная прибыль!). Теперь главным принципом стало уважение чужого суверенитета и невмешательство в дела других «хозяев» земли московской. Менты тоже так считали, им проще с таким раскладом.

Но Илья Игнатьевич был человеком старомодным, привык к почитанию и уважению собственной персоны (а за что ж он пятнадцать лет отсидел в лагерях?), в бизнесе не шибко разбирался, но своенравных бизнесменов любил наказывать. Правда, были у него грешки перед криминальным сообществом, в прежние годы иногда шел на крайние меры, которые кое-кого из сильных мира сего крепко раздражали. Да только не знали они, что это дело рук хитрого Канарца, а вот вездесущий Зеленин знал об этом. И мог наказать старика. Давно б его кончил, если бы не знал — за ним и криминал, и спецслужбы, такого тронь — и кранты тебе. Нельзя, значит.

А вот борзого Епифанова можно и нужно наказать, если договориться с Зелениным. Потому, когда Епифанов позвонил, разговаривать с ним не стал: уже звонил Зеленин и сказал, что можно. Теперь какой разговор? Теперь наказывать нужно, а потом разговаривать.

Епифанов не очень огорчился этим. Тарасов пришел с полными выкладками насчет перспектив сотрудничества с Панченко. Новые птицефабрики — вполне реальная идея, если взять выгодный кредит. Уже в конце следующего года пойдет прибыль, и она будет расти. А вот насчет прочих идей, свинофермы и коровника лучше подождать. Когда будет возвращен кредит, можно подумать о дальнейшем расширении сотрудничества. К тому же неизвестно, будет ли пользоваться свинина и говядина Панченко таким же спросом по более высоким ценам. С курами все ясно: преимущество вкуса налицо.

— Просмотрите мои расчеты, Георгий Петрович, убедитесь, что я прав, — сказал Тарасов.

— Просмотрю. Что с пивом? На очереди у нас этот вопрос.

— Со всеми инстанциями проблемы решены. Завтра будет готова первая партия «Текстильщиков». Рекламная акция начнется в семнадцать ноль-ноль. Учтем опыт вчерашней, все сделаем в лучшем виде. Мой помощник сейчас разрабатывает сценарий.

— Не забудь пригласить инстанции, обеспечь подарочными наборами нашего пива. Перспективы?

— Подарочными — само собой. А насчет перспектив… Страшно даже подумать. Во-первых, качество. Я вам говорил, что уже пробовали, пиво — обалденное на вкус. Во-вторых, местный патриотизм. В-третьих, цена. Прибыль потечет рекой и без Центрального телевидения. Не удивлюсь, что скоро нам придется расширять это производство.

— Минусы?

— Непастеризованное, живое пиво долго не может храниться. Главное — просчитать конкретный спрос и оптимизировать производство. Не сезон, возможны перепады. Летом пойдет на ура, сомнений нет, а вот поздней осенью… Ажиотаж может смениться апатией.

— Работай в убыток, будет спрос — увеличивай производство согласно динамике спроса.

— Понял.

— Колбасное производство?

— Тут сложнее. Ветеринары лютуют, и всем нужно дать, СЭС тоже хочет иметь свою долю.

— Что у нас там?

— Помещения готовы, монтируется оборудование. Макс обещал с поставками, но…

— А если законсервировать это дело? Кредит мы не брали, подождем, пока Панченко…

— Законсервируем бабки, Георгий Петрович. А они должны работать, прибыль приносить.

— Не страшно. Пиво их вернет. А с помощью Панченко мы устроим производство куриных рулетов, куриной колбасы в тех же помещениях и на том же оборудовании. Пока только куриной продукции. А потом и другой.

— Я подумаю над этим вопросом. Честно говоря, всем нам будет проще сосредоточиться на пиве и курах Панченко. Остальное просчитаю и завтра принесу доклад.

— Хорошо, Паша. Кстати, ты знаешь о том, что случилось вчера с посланцами Канарца?

— Все это знают. Они же шли через торговый зал…

— Предупреди охрану. Канарец — человек тупой и злобный. Способен наехать в любое время.

— Понял, Георгий Петрович. А за вчерашнее — простите. Попробовали курицу Панченко вначале сами и… честно говоря, не хотелось отдавать ее покупателям. А когда отдали — народ разметал всех его кур. Ну мы и зажарили еще одну, а под это дело…

— Все нормально, Паша, я тебе не партком. Спасибо за анализ, работай дальше.

Когда Тарасов ушел, Епифанов позвонил Панченко:

— Вася, привет. Как жизнь фермерская?

— Жорка? Привет, отлично. Какими торговыми перспективами порадуешь?

— Вася, я сегодня предотвратил бунт покупателей, они едва не линчевали моего менеджера, и знаешь почему?

— Догадываюсь.

— Все отлично, куры ушли влет. Готовь следующую партию, и надо думать о расширении сотрудничества.

— Какие проблемы, Жора? Приезжай, все обсудим.

— Сегодня не могу, я приглашен на день рождения. Давай завтра?

— Ты классный парень, Жорка, давай завтра. И вот что сделаем. Я пришлю за тобой машину. Потому как долго и упорно будем говорить о нашем сотрудничестве, вряд ли ты после этого сможешь сесть за руль.

— Думаешь обольстить меня банькой?

— А что в ней плохого? Да с пивком холодным, да с раками. А потом — и водочка подоспеет. Или я неправильно рассуждаю?

— Да в общем-то правильно.

— Ну тогда — до завтра!

Епифанов положил трубку, довольно усмехнулся. Симпатичный он парень, этот Панченко. И дело иметь с ним приятно. А это немаловажный фактор — иметь дело с человеком, который тебе симпатичен. И вполне уверен в себе. На курах особо не разбогатеешь, а у него и дом, и охрана — на высшем уровне. Значит, прочно стоит на ногах.

Банька, водочка, пивко… какой мужик откажется от этого? Девушки голые в баньке, массаж… эротический. От этого он, пожалуй, мог бы и отказаться. Раньше. Но теперь — почему бы и нет? Клин клином вышибается, не так ли говорят?

Так, так…


Людмила ехала по Рублево-Успенскому шоссе в сторону Николиной Горы. Хорошо было за городом, хоть погода и дрянь, дождь накрапывает, а все равно лучше, чем в Москве, чем в своей громадной квартире, где даже непонятно, для чего нужны некоторые комнаты. Может, и нужны, но все они пустоватые, холодные, а тепло ей в своей машине. И за окном проплывают березки и елочки подмосковные, хорошо…

Возле Николиной Горы она остановилась у придорожного кафе. Не то чтобы проголодалась, завтракала овсяной кашей час назад, а просто хотелось посидеть за чашкой кофе, посмотреть на мокрые деревья, размышляя о своих проблемах… Вышла из машины, направилась в крохотное кафе, там было всего-то десяток столиков, да и те пустовали. Официантка в белом передничке сразу же подошла, вежливо поинтересовалась, чего желает гостья.

— А что у вас есть? — спросила Людмила.

— Могу предложить салат из овощей и пельмени, у нас очень вкусные пельмени, — сказала девушка. — Но если хотите полный обед, у нас есть…

— Спасибо, принесите, пожалуйста, салат. — Людмила посмотрела на девушку, поняла, что этого мало. — Ну и пельмени, десять штук. Кофе тоже.

— Пельмени с чем? У нас есть…

— Обычные, с мясом.

Салат появился на ее столе тотчас же, вполне съедобный овощной салат — помидоры, огурцы, болгарский перец, — все знакомое, наше, и вкусное. Едва она съела салат, на столе появилась керамическая плошка с пельменями. И тоже вкусными, почти домашними. Людмила вспомнила, как мать делала пельмени вручную, не признавая модных приспособлений, и какими они были… обалденными. Эти тоже ничего. Здорово она придумала — поехать в этот ненастный день за город! Сидеть за столиком в пустом подмосковном кафе, есть вкусные пельмени — что может быть лучше? Тишина, покой, мелкий дождь за окном, одиночество… Но не злое, раздражающее, как в огромной городской квартире, а мягкое, умиротворяющее душу.

Все было просто замечательно до тех пор, пока в кафе не вошел импозантный молодой человек в длинном белом плаще и широкополой шляпе. Возле ее столика он снял плащ, бросил на спинку стула, хотя у двери имелась вешалка, шляпу положил на стол, сел, уставившись черными глазами на Людмилу. Эдакий прилизанный брюнет-красавчик. Только глаза у него были холодными, смотрели мрачновато.

— Пельмени и коньяк, — приказал он официантке, не переставая смотреть на Людмилу. Потом негромко сказал: — Позвольте представиться, я Владислав, можно просто Влад.

Людмила торопливо доедала пельмени, в душе проклиная назойливого кавалера. Все настроение испортил, придурок! Понятно, чего хочет, да только зря надеется!

— Не надо мне представляться, — сказала она. — Пожалуйста, сядьте за другой столик и не мешайте мне есть.

— Почему же я мешаю? По-моему, вы чем-то расстроены, — спокойно сказал Влад. — Пельмени здесь вкусные, но есть их в одиночестве не рекомендуется. Вот если вдвоем, да еще коньячком запивая, — совсем другой расклад получится. Не желаете ли попробовать? Заказать вам рюмочку?

— Спасибо, но я за рулем, да и пельмени у меня кончаются, — резко сказала Людмила. — Так что извините.

— Я тоже за рулем, но эти проблемы решаемы, — сладким голосом сказал незнакомец. — Вы не назвали своего имени, прекрасная незнакомка. И где вас потом искать?

Он и в дружеской компании вряд ли понравился бы ей, а здесь она просто ненавидела нахала.

— Искать не надо, это может плохо кончиться.

— Вот как? Вы заинтриговали меня.

— А вы меня достали! Девушка, пожалуйста, счет! — крикнула Людмила. — Нехорошо, молодой человек!

Он пожал плечами, не понимая, что ж тут плохого. Но когда Людмила, расплатившись по счету, пошла к выходу, встал и направился следом. Метрах в трех от «шкоды» догнал женщину, встал перед ней, загораживая дорогу.

— Не стоит быть такой упрямой, — с недоброй усмешкой сказал он. — Я ведь не сделал вам ничего плохого. Просто… вам одиноко и грустно, мне тоже, почему бы нам вместе…

— Да отстаньте же от меня! — громко сказала Людмила, надеясь, что кто-нибудь услышит и придет на помощь.

Может, кто из персонала кафе и слышал ее, но не спешил помочь. Она попыталась обойти нахала — не получилось. Делала шаг в сторону — и он шагал туда же, она в другую — и он тоже, не переставая усмехаться.

Ну просто кошмар какой-то!

— Игорь, по-моему, у нее проблемы, — сказал Филя напарнику, который сидел за рулем серого «жигуленка», стоящего метрах в десяти от кафе. — Это явно не тот человек, который нам был бы интересен.

Они оба слышали разговор в кафе: Зеленину несложно было поставить «жучок» в сумочку жены.

— Надо позвонить боссу, — лениво сказал Игорь. — Спросить, что делать дальше.

— Слушай, ты совсем придурок, да? — возмутился Филя. — Наглый козел пристает к женщине, пора его наказать. Ты смотри, он просто балдеет, танцует перед ней, загораживая проход к машине! Не люблю таких.

— Босс приказал: «Главное, не проколитесь». Мы должны только следить за ней и не вмешиваться.

— Это баба босса. Если козел увезет ее, босс башку оторвет нам обоим, понял, нет? Ты чё, не видишь, она не хочет, а он, козел, просто наглеет.

— Сам потом будешь объясняться с боссом, — сказал Игорь, выходя из машины.

Черноглазый красавчик смотрел на Людмилу так, будто не сомневался — сейчас она согласно кивнет и сядет в его потрепанный «мерседес», стоящий рядом с ее «шкодой». О машине позаботятся, а они тем временем… Людмила почувствовала, как страх ледяной змеей вползает в душу. Что делать? Мимо едут машины, ни одна не остановилась! Что же… средь белого дня ее увезут куда-то? Обернулась, увидела двух незнакомых мужчин, которые вышли из неприметного «жигуленка», стоявшего поодаль, и направились… к ним? Или мимо — в кафе? Нет, идут к ним. «Господи, Господи, только не его подельники!» — думала Людмила. Наглый парень тоже заметил их, злобно сощурил глаза, похоже, принял мужиков за непонятливых дачников.

Зеленин держал у себя прежде всего профессионалов спецслужб. Платил им столько, что работой дорожили. Были и другие профессионалы, конечно, как тот, что смотрел за Людмилой на ВВЦ, но они числились «шестерками», хотя и получали приличные деньги, и не обижались на то, что их используют в качестве пешек в непонятных играх. Однако на сей раз Зеленин послал на задание настоящих профессионалов.

— Нехорошо приставать к девушке, — сказал Игорь, подходя к назойливому ловеласу.

— А ты кем будешь? — ухмыльнулся красавчик. — Назовешь свое погоняло или как?

— Или как, — сказал Игорь.

Он дважды ударил кулаками, добавил ногой, но брюнет устоял и даже пытался отмахнуться. А вот когда Филя включил свои ноги, рухнул на асфальт. Людмила со всех ног метнулась к своей «шкоде», села за руль, дрожащими пальцами вставила ключ в замок зажигания. Когда двигатель мягко заворковал, обернулась — что же там происходит?

А там уже ничего не происходило. Красавчик лежал на асфальте, тяжкими стонами жалуясь на жестокую и несправедливую судьбу. Невысокий мужчина в черной кожаной куртке не задумываясь еще раз ударил ногой по ребрам. Наверное, нахалу было больно — заерзал, застонал… Так ему и надо, скотине!

— Ну, ты понял, что приставать к незнакомым девушкам нехорошо? — вежливо поинтересовался Игорь.

Людмила включила скорость, резко развернулась и помчалась обратно к Москве. Уж лучше сидеть дома, чем терпеть такое… Или приехать сюда с Дмитрием. Интересно было бы посмотреть на этого щенка, когда рядом будет Дмитрий! Да, рядом… он нужен ей рядом, вдруг поняла — он ей нужен, она хочет быть рядом с ним. С его длинными крепкими руками, с его широкой волосатой грудью… Она просто хотела его, своего мужа! Хотела теперь, когда он спит, повернувшись к ней спиной.

«Шкода» стремительно удалялась от Николиной Горы.

— И не вздумай преследовать нас или ее, — так же вежливо пояснил Филя, расстегивая куртку, чтобы с асфальта можно было разглядеть подплечную кобуру.

Поверженный красавчик сплюнул кровью и согласно закивал, однако подниматься не спешил. Он уже понял, что эти двое не случайно появились тут, с «пушками» оба… дачники! Баба-то оказалась крутой! И намекала, а он не поверил. Ну и хрен с ней. Только бы не били…

А они особо и не усердствовали. Серый «жигуленок» уехал, когда красавчик тяжело поднялся на ноги.

Отплевываясь кровью и вытирая рукавом пиджака разбитые губы, он поплелся в кафе.

— Нормалек, босс одобряет, — сказал Филя, сунув мобильник в карман куртки. — Возвращаемся в офис, она могла заметить нашу машину, не стоит нервировать бабу.

— Баба с возу… — равнодушно сказал Игорь.

Глава 18

Весь день был нервным. В школе два урока тянулись ужасно долго. Она говорила торопливо, то и дело поглядывала на часы, ожидая звонка на перемену. Ученики чувствовали это, совсем не слушали ее, оживленно переговариваясь. Пестрову, который в очередной раз полез под стол, она врезала по голове общей тетрадью и прямо сказала, что заглядывать учительнице под юбку — удел дураков и неудачников. В классе поднялся хохот, Пестров вылез из-под стола ошарашенный и красный от стыда, как вареный рак. Наверное, это было слишком жестоко, уж по крайней мере непедагогично, они ведь еще дети. Это она поняла чуть позже, заорала, пресекая ехидные смешки и комментарии. В классе воцарилась тишина, но не потому, что ученики слушали ее: они следили за ней, пытаясь понять, что случилось с самой красивой училкой в школе.

Неизвестно, что было хуже — когда они шептались и смеялись или когда отслеживали каждое ее движение, каждое слово.

Тридцать пар внимательных глаз… В конце концов уроки закончились, и она, не дожидаясь подруги Маргариты, помчалась домой. Жора мог бы позвонить на перемене, но скорее всего позвонит на домашний номер. И тогда… она твердо решила, что расскажет ему все без утайки. Попросит, чтобы сохранил это в тайне, главное — от мужа Людки, и расскажет.

Понятно, она сама виновата в том, что случилось. И ведь чувствовала, с того момента, как Людка обратилась к ней со своей идиотской просьбой, чувствовала, что Жорка, человек тонкий, умный, поймет — что-то в семье не так. И думала об этом, ведь и сама считала — не так, если в ее доме тайно встречаются любовники, как в паршивом притоне! И не хотела, но потом согласилась, и все вышло хуже некуда! Жорка не только почувствовал, но и увидел Стаса, выбегающего из подъезда с расстегнутыми штанами! А эта дурацкая идея с ванной? Уж лучше бы Жорка понял, что Людмила встречалась с любовником, чем… Лучше? Неизвестно. «Мой дом — моя крепость» — это для него не пустые слова. И она была полностью согласна с ним. А во что превратила свой дом? В бордель!

И Жорка прав, подозревая ее. Так ведь можно потерять любимого мужа, семью разрушить… Нет, вчера не могла, а сегодня обязательно все расскажет ему. Ну да, виновата, была дурой, что согласилась выполнить просьбу подруги, да, да, да! Но сама ни в чем не виновата перед ним. Если бы он позвонил, сказала бы, что безумно любит, ждет и все-все расскажет, пусть только приезжает домой поскорее.

Но когда зазвонил телефон и она схватила трубку, в ней послышался совсем другой голос:

— Лерочка, дочка, что там у вас происходит?

— Добрый день, Валентина Васильевна… Все нормально, я только что из школы вернулась. Как там Анфиска?

— В садике еще. А дед в магазин пошел. Ты не ври мне, давай-ка выкладывай, что?

— А… почему вы спрашиваете?

— Жорка приезжал утром, с перепою и весь из себя расстроенный.

— И что сказал?

— Так он и скажет, держи карман шире! Но проговорился, что почему-то не доверяет тебе.

— А вы?

— Деточка, я тебе верю, как самой себе. Может, совсем из ума выжила, но что поделаешь?

— Спасибо, Валентина Васильевна. Я вам клянусь, что ни в чем перед Жорой не виновата. А он как-то странно ведет себя…

Лера замолчала, не зная, что сказать дальше. Странно ведет — не просто так, для этого должна быть причина. Правду сказать свекрови нельзя, а что можно?

— Ну и в чем там дело?

— Я не знаю… кажется… ему не нравится моя подруга, Людмила. Но, понимаете, я не могу выгнать ее, там свои проблемы, я пыталась помочь…

— Помогла?

— Не знаю. Но чувствую: Жора психует, требует рассказать что-то… Не могу же я ему рассказывать о проблемах подруги? Это чужие дела, пусть сами разбираются.

— Разводятся?

— Почти, а я пытаюсь помирить их, понимаете…

— Лера, дочка, может, мне приехать, устроить переговоры?

— А Жора что сказал?

— Он даже звонить запретил домой.

— Тогда не надо, Валентина Васильевна. Мы сами… я сегодня все ему расскажу, обещаю вам.

— Завтра непременно перезвони мне.

— Конечно, Валентина Васильевна, конечно!

— Анфиска в порядке, ждет не дождется, когда поедете в аквапарк. Втроем. Так что готовься. Я думаю, мы с дедом тоже махнем в аквапарк, заодно и у вас погостим, а то что-то не приглашаете.

— Я всегда рада вас видеть, но…

— Жорка тоже не приглашает. Лерочка, дорогая моя, держись. Если что — звони, помогу. Ну, всего тебе.

С такой свекровью жить бы да радоваться. И вправду ведь как вторая мать. А поначалу трудно было… Они даже свадьбу устраивать не стали, зарегистрировались в ЗАГСе, выпили со свидетелями шампанского, и он привел ее домой.


— Чего так рано вскочила?

— Помочь хочу вам…

— Я и сама пока что справляюсь, не калека.

— Но теперь же нас больше. Можно, и я что-нибудь сделаю?

— Можно. Вынеси мусорное ведро…

— Что-то еще нужно сделать?

— Господи, вот привязалась! Помой посуду, не видишь — я завтрак готовлю.

— Помыла…

— Ты и дома была такой помощницей или только в чужой квартире хочешь всем понравиться?

— Нет, дома я была лентяйкой. Хотела, но не позволяли. Домработница все делала.

— У вас что, перестройка двадцать лет назад началась?

— Нет, просто папа работал секретарем горкома партии, к нам приходила женщина, убиралась, готовила.

— А мать?

— Она преподавала в авиаучилище. Ну, в том самом, которое Гагарин окончил.

— И ты теперь выносишь мусор у нас?

— Я вам так благодарна, Валентина Васильевна, за то, что есть Жорка. Я его очень люблю.

— Вот так, да? А он мне ничего не сказал, ну дурак! А чем теперь твой отец занимается? Горкомов-то давно уже нет.

— Он стал бизнесменом, как Жора. Только… у него дела идут хорошо, на «мерседесе» ездит. Он скоро приедет к нам в гости, вы не возражаете?

— Да что ж тут… На «мерседесе»? Ну пусть приезжает. Ты чего хочешь?

— Вычитала рецепт обалденного омлета. Можно мне приготовить всем завтрак? Я думаю, и вам, и Петру Ивановичу понравится.

— Ну давай посмотрим, что ты за штучка такая… оренбургская принцесса!


— И где его черти носят, этого Жорку?

— Ой, Валентина Васильевна, он же делами занимается, магазинами своими.

— Мог бы позвонить… не мне, а своей красотуле. Ты что тут делаешь со своим брюхом? Иди смотри телевизор!

— Нет, Валентина Васильевна, мне нужно двигаться. Давайте приготовим азу по-татарски с солеными огурцами, Жора очень любит, и Петру Ивановичу нравится.

— Это верно, мне нравится, как Лера готовит.

— Ей нельзя стоять у плиты! Лера, деточка…

— Ну, Валентина Васильевна…

— Валя, ты не обижайся, но азу у Леры получается замечательное. Ты ей помогай.

— Варвар! Давай, детка, раз они так считают, командуй.

— Ой, Жорка! Здорово, что ты пришел, а мы с Валентиной Васильевной азу приготовили, вкусное — пальчики оближешь.

— Не сомневаюсь. Это тебе цветы, а это, мам, тебе.

— Это мне? Такие розы — мне?..

— Тебе, тебе. Лерке точно такие, у меня ведь две любимые дамы, обеим — цветы.

— Жорка… Лера, доченька…

— Не плачьте, Валентина Васильевна, все хорошо.


Тогда она первый раз назвала ее дочкой. И это было приятно слышать. Они были хорошие люди, они стали ей вторыми родителями, хотя и первых она не забывала. Но Валентина Васильевна стала не только свекровью и второй матерью, но и настоящей подругой. Это проявилось, когда родилась Анфиска и они вместе нянчились с капризной девочкой. Бывало, и ссорились, но по-родственному.

Она хотела настоящую, дружную семью, такая и получилась, вместе им было не скучно и не тесно, а когда Жорка купил отдельную квартиру, Валентина Васильевна упросила ее оставить Анфиску у них. Не хотелось, что это такое — при живых родителях девочка воспитывается у деда с бабкой, но Лера согласилась, потому что чувствовала: Анфиска для них теперь главный смысл жизни. Благодаря Анфиске они по-прежнему были дружной семьей и радовались, когда собирались вместе.

И что же теперь? Она рискует потерять не только мужа, любовника, любимого, но и всю свою семью. Именно свою, не так-то просто было ее создать, и обиды случались, и властный характер Валентины Васильевны давал о себе знать, но — создала! Именно она, свою большую, замечательную семью.

Потерять ее смерти подобно, так по крайней мере казалось.

Что ж он не звонит-то? Самой позвонить? Нет. Она ни в чем не виновата перед мужем. Она готова рассказать ему то, что не обязана рассказывать. Но пусть позвонит.

— Ирина Матвеевна, зайдите, — сказал Епифанов, нажав кнопку селектора.

Пожилая секретарша тотчас же явилась.

— Этот Бородулин доконал вас, Георгий Петрович, — сказала она. — Два часа говорил тут. Извините, конечно, но это уж слишком. Вы сегодня совсем не отдыхали.

— Дела, Ирина Матвеевна, дела. Бородулин нашел нам отличное вино в Молдове и отличную свинину в Беларуси. Скоро будут поставки, посмотрим. Если все нормально со свининой, можем все-таки взяться за колбасное производство. Цена меня устраивает.

— Цена-то, может, и хорошая, но там же радиация.

— Проверим, каждую тушу проверим. Если что не так — Макс пожалеет об этом. Но он меня никогда не обманывал. Ирина Матвеевна, скажите, пусть принесут со склада бутылку водки «Русский стандарт». Пожалуйста. Понимаете, на день рождения пригласили.

— Понимаю, Георгий Петрович. Сейчас скажу. Только не очень-то празднуйте день рождения, вам отдохнуть нужно, выглядите очень уставшим.

Никто другой не мог сказать такое хозяину. Попробовали бы только Тарасов или Угрюмов! Да они и пробовать не осмеливались. А Ирина Матвеевна могла. И Епифанов был благодарен ей за искренность. Кто-то же должен честно сказать, как твои дела, как ты выглядишь и что за люди тебя навещают, заслуживают они доверия или нет.

— Я постараюсь, Ирина Матвеевна, — с улыбкой сказал Епифанов. — Спасибо вам за заботу.

Через десять минут секретарша поставила на стол перед Епифановым бутылку водки, которая стоила не меньше, чем хороший коньяк. Но с такой он и намеревался приехать к Алесю.

— Спасибо, Ирина Матвеевна. Я пошел. И вы тоже собирайтесь домой.

— Будьте осторожны, Георгий Петрович, на улице темно уже стало.

— Первый раз темно, что ли?

— Может, и первый, — упрямо сказала старушка. — Только вы сперва скажите охранникам, пусть посмотрят на стоянке, нет ли чего подозрительного.

Епифанов понял, что она имела в виду — угрозу Канарца. Да и черт с ним, не до бандита! Положил бутылку в дипломат, где уже лежал дорогой калькулятор, подарок Алесю, надел пальто и покинул свой кабинет.

Во дворе, у служебного входа, было темно. Епифанов подошел к своей «вольво», выключил сигнализацию и успел краем глаза увидеть сбоку тень человека. Удар по голове был сильным, колени подогнулись, но Епифанов машинально дернулся в сторону, отмахнулся дипломатом. Видимо, кому-то досталось металлическим углом по голым кулакам — человек хрипло заматерился. Но другие не стояли на месте, их было не меньше трех. А может, и больше…

Епифанов рухнул под колеса своей машины, успев подумать, что двоих Канарец опасается посылать даже для внезапного, подлого нападения. Знать, уважает, падла… Почти теряя сознание, прикрыл голову ладонями, получил еще несколько ударов ногами по ребрам, по голове, а потом наступила тишина.

— Ты понял, козел, чё надо платить? — услышал он жесткий приказ. — Сколько тебе сказано было.

И простонал в ответ:

— Да…

А что еще оставалось?

— Ну так плати, козел, а то хуже будет!

Мир на мгновение затих, а потом снова ворвался в сознание гулом машин, громкими голосами, светом фонарей и яркими окнами торгового зала. Епифанов тяжело поднялся на ноги, ощупывая голову, — шишка приличная, ребра болели, но, похоже, переломов не было, ибо дышалось свободно. С разбитой губы на пальто капала кровь… Тоже не смертельно. Предупредили… Ну ладно, будем иметь в виду. Взял дипломат, сел в машину. Включил свет, посмотрел в зеркальце. Не красавец писаный, но… жить можно. Носовым платком промокнул кровь на губах, капнул на платок йода из аптечки, приложил к ране. Потом открыл дипломат, убедился, что бутылка с водкой цела. Хорошая водка, не разбивается при внезапном нападении…

А рядом шумел-гудел его магазин, работали кассиры, люди что-то покупали, говорили о покупках, выходя из магазина. И никто, никто не догадывался, что хозяин магазина только что был избит какими-то подонками. Так и должно быть. Бизнес есть бизнес, покупатели не должны знать о проблемах хозяина…

Епифанов тоскливо усмехнулся: как некстати, и дома проблемы, и в бизнесе… Но что поделаешь? Судьба… Канарец все же решил наказать его. Ладно, злобный старикашка, придет время — пожалеешь об этом.

Завел машину, медленно выехал на шоссе. Уже знал, что все равно поедет вначале на день рождения к Алесю. А потом, когда Лера уснет, вернется домой. Украинец жил в том же доме, в первом подъезде. Лера, если внимательно посмотрит из окна кухни, может заметить его машину. Но вряд ли она будет внимательно смотреть на дорогу…


Алесь испуганно отстранился, увидев Епифанова:

— Жора, шо такое случилося?

— Нормальные дела, Алесь. Держи, это тебе калькулятор, пригодится для инженерных расчетов, но можно и в торговле им пользоваться. А это — водка.

— Та у меня ж есть… горилка з пэрцем… Ну ты заходи, Жора, может, «скорую» надо?

Епифанов вошел в двухкомнатную квартиру, вполне обычную для этого дома, но уж больно неприглядную — с драными обоями, разбитыми дверями, выщербленным паркетом. Снял пальто, повесил на крючок у двери.

— Молодец, хозяин, — усмехнулся он. — Приглашаешь в гости и собираешься «скорую» вызывать. Все нормально. Не возражаешь, если я в ванную сперва пройду? Давно не видел себя таким… побитым.

— Так само ж собой… Иди, вон там…

— Спасибо, я найду. Принеси, пожалуйста, йод, если есть.

— Есть, Жора, ну а как же ж…

В грязной ванной с разбитым зеркалом он снял пиджак, рубашку и майку, в осколке зеркала осмотрел себя. На груди и на ребрах были кровоточащие ссадины, майка в пятнах крови, и на рубашку просочилась красная влага. Алесь принес не только йод, но и бинт, помог гостю смазать раны, перевязать их и тактично удалился. Майку Епифанов не стал надевать, не замерзнет в рубашке и пиджаке. Умылся, оделся, еще раз оглядел себя в осколке зеркала. Губа распухла, два синяка на скуле, а так — ничего. Жить можно.

Его не хотели убить и не особо усердствовали ногами — хотели напугать и заставить платить то, что требовал Канарец. Упрямый старик, падла! Никакие объяснения на него не действуют! Придется завтра заниматься этим вопросом. А пока… Он приглашен на день рождения к хорошему человеку, ну и не стоит портить Алесю праздник.

— Жора, может, шо-то еще надо? — спросил Алесь, увидев гостя на кухне.

— Нет, все нормально, — сказал Епифанов.

Бросил майку в мусорное ведро, сел за стол. Кухня тоже выглядела скверно, но чисто, видимо, Алесь ушел с работы пораньше и часа два занимался уборкой. А вот стол выглядел вполне симпатично — «горилка з пэрцем», селедка с кружками лука, тонко нарезанное сало, вареная картошка.

— Странно даже представить горилку без сала, — с улыбкой сказал Епифанов.

— Так сало, оно ж разное бывает, — с гордостью сказал Алесь. — Это жена из дому прислала, с мясцом, с чесночком. Какие там импортные беконы!

Епифанов заметил, что продукты с Украины теперь тоже импорт, Алесь с досадой махнул рукой, мол, что тут говорить, и наполнил стеклянные рюмки.

— Ну, будь здоров, Алесь, — сказал Епифанов. — Сорок лет не празднуют, но мы просто посидим за рюмкой… чаркой. Удачи тебе, личного счастья. Давай.

Епифанов опрокинул в рот огненную горилку, крякнул, подцепил вилкой кусочек сала — и вправду очень вкусное. А если еще и с кружком лука да с горячей картошечкой — самое то. Особенно для теперешнего его состояния.

— Ты извини, Жора, усе так себе, скромно…

— Обижаешь, — сказал Епифанов. — Все замечательно. Или ты думаешь, что состоятельные люди, артисты, политики только устрицами да семгой питаются? Для нас, русских и украинцев, лучше сала, селедочки и картошки под водку ничего нет. Или ты по-другому думаешь?

— Та как же нет? Один же народ, как ни крути. Те князья древние — усе наши, общие. А то, шо говорим чуток по-разному, так это нас же поляки оккупировали, так мы на ихний манер стали говорить.

— Они и к нам лжедмитриев присылали, да вытурили их быстро. Ну и хрен с ними, пусть теперь в НАТО шестерят, наливай-ка, хороша горилочка! А сало… Слушай, молодец у тебя жена, сало просто объедение, давно уже такого не пробовал. Ну просто чудо, особенно под горилку.

Алесь по новой наполнил рюмки, выпили. Епифанов с удовольствием набросился на сало с картошкой. Селедка тоже была кстати, да и вообще все было просто и хорошо. Иногда хочется этого: кем бы ни стал человек, каким бы знаменитым или богатым ни был, а тянет посидеть на скромной кухоньке за бутылкой водки под немудреную закуску. Она только с виду немудреная, а ведь веками проверенная!

— Ну, шо там с тобой стряслось, Жора? Чи то секрет?

— Да нет. Сорвался я, понимаешь? Пришли посланцы одного бандита, он вроде хозяин в том районе, где мои магазины. Тупые, наглые — плати больше. Ты расширяешься, свое пиво собираешься выпускать. Я только собираюсь, вбухал большие бабки в производство, отдачи никакой, а уже — плати. Ну я их и отправил восвояси на полусогнутых.

— Шо творится, а? Прибыли нет, затраты, а хотять уже больше денег! — возмутился Алесь. — Совсем обнаглели. Так они тебя сегодня подкараулили?

— Предупредили. Ладно, разберемся. Как тебе живется в Москве? По дому скучаешь?

— А то как же ж. Знаешь, нас тут шесть человек, вскладчину проще платить за квартиру. Но люди в основном колхозники, продавцы, один даже в театре работал, ну, там декорации устанавливал. Ну шо с ними говорить? Тоска. Понятно, шо скучаю тута. А там же, дома, и жена, и дети. Житомир — красивый город, усе ж там знакомое, а тут чужое, ты не обижайся. А шо делать, если завод стоить, шо-то там делають, а зарплату по три месяца не дають, а она такая, шо на неделю только и хватить… Ну скажи мне, на хрена то было устраивать? Ельцину и Кравчуку и на пенсии живется хорошо, а нам шо устроили… Козлы!

— Да, тяжело тебе.

— Главным механиком должен был стать… десять лет назад. А стал… Ну хоть восемь тысяч имею, полторы за квартиру, сто баксов жене каждый месяц, остальное на дорогу да на еду, а мне много и не надо.

— Жена-то как?

— Я на нее молюсь, Жора. Така баба, шо… Ну, чую — ждет, прям — таки огонь, когда приеду. А когда нету меня… так хто ж про то знает, шо там есть?

Епифанов помрачнел, вспомнив о Лере. Вряд ли она ждет его, наверное, думает, как не проколоться в следующий раз. Он ей не сто долларов в месяц дает, любую прихоть обеспечивает, а чтобы «прям — таки огонь», в последнее время не было. Ну и ладно. Они выпили за любимых женщин, жен.

— В этом, Алесь, тебе повезло больше, — сказал Епифанов.

— Скажешь тоже! Я ж видел твою Леру — красавица, така черноброва дивчина! А строгая! Бывало, идеть — и даже не смотрит ни на кого.

— Проблемы у меня с ней, — вздохнул Епифанов и сам наполнил рюмки.

— А шо такое, Жора?

— Помнишь, я тебе говорил, что сорвался, когда придурки явились? — Алесь кивнул. — Так сорвался потому, что голова другим была занята, понимаешь? Вот и досталось этой голове сегодня. А все потому, что жена… Не верю я ей.

— Какая-то причина имеется чи как?

— Имеется, но — не будем об этом. Давай лучше… Ты как, завтра сможешь торговать?

— Выходной у меня завтра, Жора, решил взять. Буду дрыхнуть весь день, а шо делать? Ты-то сам как будешь руководить своими магазинами?

— Нормально. Тогда давай выпьем!

— Давай, Жора! Слухай, так прямо настоящий праздник у меня получился.

Глава 19

Епифанов с трудом добрался до двери своей квартиры. Голова работала еще сносно, а вот ноги плохо слушались ее. Прежде было наоборот, после обильного возлияния ходил уверенно, но не помнил куда. Прошлой ночью именно так и случилось. А тут… Наверное, «горилка з пэрцем» так подействовала.

Они сидели до половины двенадцатого. Уже вернулись соседи Алеся, что-то приготовили себе поесть, но присоединиться к их компании отказались, ужинали в комнатах. А поскольку разговор был вполне душевный, закуска устраивала и водки хватало, то и расходиться не хотелось. Хорошо сидели! Епифанов предлагал Алесю перейти в его магазин, обещал десять тысяч рублей в месяц, но тот отказался: далеко ехать, нужно квартиру менять, а он уже привык к этой работе, и квартире, и соседям. Но чтобы отблагодарить гостя, горел желанием поехать к лютому зверю Канарцу и набить ему морду прямо сейчас, «шоб не науськивал своих горилл на гарных хлопцев». Ехать к Канарцу отказался Епифанов. В таком виде там нечего делать. И вообще, эта проблема требует продуманного решения. Помимо этого они убеждали друг друга, что у каждого жена — гарна дивчина и нужно беречь ее и верить ей. Возражений не было, за то и выпили не одну рюмку, только после каждой выяснялось, что оба не верят своим женам, думают черт — те что. Алесь едва добрался до двери, провожая гостя. Они обнялись, поцеловались, и Епифанов шагнул на лестничную площадку. Услышал грохот за закрытой дверью, но не стал возвращаться, ибо ноги плохо слушались.

Он решил не перегонять машину на стоянку у своего подъезда, больше думал о другом — как бы поскорее добраться до него. Потому что перед глазами вырастали то кусты, то железная ограда, то багажник чьей-то машины, прямо чудеса, да и только! А раз такое творится на белом свете, главное желание — поскорее добраться домой и лечь на диван в своем кабинете. Когда ляжешь на свой диван — уже ни машины, ни кусты не будут прыгать под ноги как ошалелые. Правда, ощипанные куры могут летать над головой, ну и черт с ними!

Так приятно было увидеть свою дверь, обитую черным кожзаменителем, прочесть на ней номер своей квартиры! Правда, вставить ключ в замок было не так-то просто. Два раза он падал на пол, в третий раз попал-таки в замочную прорезь, но повернуть ключ не успел — дверь сама распахнулась.

На пороге стояла Лера, с ужасом глядя на мужа.

— Все нормально, все, — пробормотал Епифанов, протискиваясь в квартиру.

— Господи! Что с тобой, Жора? — воскликнула Лера.

— Ничего со мной…

— Ты где был?

— Был на дне рождения… на дне ро… ро… у Алеся. Там и был.

Епифанов снял пальто, бросил на пол. Потом сел рядом с ним, принялся стаскивать ботинки. Шнурки развязать было сложно, проще стащить ботинки с завязанными шнурками. Не сразу, но и это получилось.

— Ты опять напился?! — крикнула Лера. — Сколько это может продолжаться, Жора? Ты в кабаке был? Там подрался?!

— Я был не там… где ты…

Епифанов поднялся, держась руками за стенку, шагнул вперед, увидел перед собой другую стенку. Ну прямо наваждение какое-то! Что ж они все так и лезут ему под ноги… и под руки тоже? Лера хотела отвести его в спальню, взяла под руку, но он оттолкнул ее:

— Не надо!

— Жора! Что ты вытворяешь?! — в отчаянии воскликнула Лера. — Чего ты хочешь?

— Я не вытворяю… Это ты… но — все, понятно? Иди, куда тебе надо… туда, сюда… не возражаю. Таких жен… на Тверской навалом, но мне это не надо.

Держась за стену, он все-таки добрался до своего кабинета, упал на диван. Ох, как хорошо-то стало! Ни тебе кустов, ни чужих машин, ни прыгающих стен перед глазами. Только жена стоит рядом… Чего стоит?

— Жора, я хотела поговорить с тобой, хотела рассказать тебе… — всхлипывая, сказала Лера.

— Не надо, — пробормотал Епифанов. — Расскажи себе.

— Тогда объясни в конце концов, что это значит? Ты каждый день напиваешься, как… не знаю кто!

Она схватила его за плечо, тряхнула.

— Отстань! — возмутился Епифанов. — Я напиваюсь не как… кто. А как человек, у которого жена шлюха. Все.

— Это я шлюха?

— Нет, это я… Иди отсюда, не мешай мне спать. Я тебя в Оренбург твой… нет. Все оставлю, живи… Только не попадайся… на глаза, ладно? Уже сейчас… прошу тебя.

— Идиот! Скотина! Что ты мелешь?!

— То и… мелю.

Лера замерла у дивана, закрыв лицо ладонями.А Епифанов повернулся на бок и сладко засопел. Будить его было бессмысленно, что-то объяснять, доказывать — тем более. Страшно, страшно, страшно. Что же делать? Какой-то выход из этой дурацкой ситуации должен быть? Или нет? Он уже все решил для себя, и никакие доводы, никакие рассказы ему не нужны? Боже, какой кошмар! Была бы рядом Людка — глаза бы ей выцарапала, гадине! Привязалась со своим дебильным Стасом!

Опустив руки и всхлипывая, Лера пошла на кухню. Накапала в стакан с водой валокордина, выпила. Села на стул.

Она не просто любила мужа, дочку, свекровь со свекром, она хотела, чтобы здесь у нее была большая, дружная семья, чтобы все жили вместе и ужинали за большим столом. Жорка обещал — как только заработают новые производства, пойдет стабильная прибыль — купит большую квартиру, где будут жить и родители, не говоря уже об Анфиске. Как она мечтала об этом! Ждала… Все вместе, в огромной квартире, вроде той, какая у Людки, она со свекровью будет готовить, Петр Иванович станет водить Анфиску в садик и на разные кружки, а Жорка — хозяин и кормилец. Если у него возникнут проблемы, они все вместе переживут это, помогут ему встать на ноги снова. Из Оренбурга будут приезжать в гости отец и мать, у них будет своя комната, могут гостить сколько хотят…

И что же, она сама все это и разрушила? Развалила как последняя дура? Хотела помочь подруге, но… Разве можно помогать творить грех? За то и наказана…

Лера зашла в ванную, умылась, потом заглянула в кабинет — муж храпел на диване в костюме и носках. Достала одеяло, укрыла его и пошла в спальню.

Она слишком хорошо знала характер мужа: он был максималистом, готовым отдать последнее ради своей семьи. Да так оно и было, последнее, правда, не отдавал, не было необходимости, но все желания ее и Анфиски исполнялись в первую очередь. Но если решит, что его предали, — никогда не простит.

Он уже решил, что его предали? Ох, Господи, хоть бы поговорить с ним, нормальным, трезвым, пока не поздно… Или уже поздно?


Дома, в кабинете, на диване. Уже хорошо. А где машина? Оставил у подъезда Алеся, правильно сделал. Если бы стал перегонять ее к своему подъезду, немало других машин помял бы. Наверное, стоит, во всяком случае, можно надеяться на это. На электронных часах — восемь утра. А пришел домой что-то около полуночи. Восемь часов сна — нормально. Правда, выпили вчера многовато, а он еще и перенервничал после нападения, но… сейчас чувствовал себя нормально. Сало — великая вещь, если им закусывать даже горилку. А ведь вкусное было, тем более с картошкой, пока та горячая… Хорошо!

Епифанов вскочил с дивана, резкими движениями размял затекшие мышцы, охнул, почувствовав боль в ребрах. Ну да, ссадины подсохли, бинты прилипли… осторожнее нужно двигаться. А вот голова не болела! Что значит качественная горилка, и водка, и закуска!

Одеяло… Не помнил, чтобы доставал одеяло и укрывался, хотя, может, и доставал. Не важно. Костюм нужно сдать в химчистку, а рубашку выбросить.

В ванной он включил душ, сперва горячий, встал под него, не снимая бинтов, а когда они размякли, снял. И включил холодную воду. Потом снова горячую, снова холодную. 'эх, замечательно — принимать контрастный душ с похмелья! Ободряет и вылечивает не хуже рассола. Когда похмелья как такового особо не чувствуется.

Потом, укутавшись в длинный махровый халат, он пошел на кухню, залепил ссадины бактерицидным лейкопластырем, включил кофеварку. Пара чашек горячего кофе — то, что нужно для нормального самочувствия. А на завтрак можно заварить овсяные хлопья с малиной.

Внешний вид, правда, не того… На кухне тоже было зеркало в бронзовой оправе. Епифанов внимательно осмотрел свое отражение — губа распухла, два синяка на скуле… Придется темные очки надеть. А губа… тут ничего не поделаешь, как-то объяснит сотрудникам, что… подрался с грабителями. Ирина Матвеевна, конечно, не поверит, всполошится, скажет, что предупреждала…

Он съел миску разбухших хлопьев с малиной, выпил две чашки крепкого кофе и почувствовал себя готовым к тому, чтобы руководить двумя магазинами в Текстильщиках. На цыпочках прошел в спальню, достал из гардероба другой костюм, рубашку, галстук, чистое белье. Посмотрел на жену — она спала, дышала нервно, а лицо было бледным. Видно, переживает за то, что было позавчера, ну и зря. Предавший единожды — предаст и второй раз, это все знают, так что ж тут переживать? Ты сама выбрала этот путь, ну и шагай по нему!

Однако в кабинете, одеваясь, он почувствовал что-то вроде стыда. Ведь не уверен был, что жена изменила, косвенные улики не считаются в таких сложных вопросах. Нужно было хотя бы поговорить с ней… Вечером вернется и поговорит. Кажется, она встречала его ночью у двери… А что он сказал? Если б еще и это помнить!

Пальто было тоже грязным, Епифанов надел другое, точно такое же. Он обожал черные пальто, Лера знала это и подарила ему на дни рождения еще два.

Машина, к счастью, стояла там, где он оставил ее. Епифанов сел за руль и поехал на работу. Не сказать чтобы в хорошем настроении — голова была занята вопросами, как решить проблему с Канарцем, что делать с Лерой… Но все-таки первый вопрос теперь был главнее, и хорошо: думать о Лере он просто не мог.

Ирина Матвеевна испуганно ахнула, глянув на хозяина:

— Георгий Петрович! Что с вами?

— Бандитская пуля, — усмехнулся Епифанов. — Кофе мне сделайте, Ирина Матвеевна, и пригласите начальника охраны. У нас ведь есть такой, верно?

— Есть… Георгий Петрович, а я ведь предупреждала вас… как чувствовала прямо! Эти гады ни перед чем не остановятся, они же подлые! О — ох, до чего же мы дожили!

— Спасибо вам за сочувствие, Ирина Матвеевна, будем работать. Начальника охраны, после него — Тарасова, если мне память не изменяет, сегодня презентация нашего пива. Скажу, пусть вам презентует пару бутылочек. Вы любите пиво, Ирина Матвеевна?

— Георгий Петрович!

— Извините… Нет?

— Да о том ли речь? А пиво — бывает, что и пью.

— Вот это главное. Скажете, каково на вкус. А все остальное — не берите в голову, Ирина Матвеевна.

Через пять минут перед столом Епифанова стоял начальник охраны Вахтанг Палиашвили. Надежный человек, познакомились на секции карате еще пацанами. Подружились. Вахтанг был московским грузином, но говорил тем не менее с акцентом. Потом он стал работать в ФСБ, но после очередной реорганизации оказался не у дел. А Епифанову как раз понадобился начальник охраны.

— Какого хрена, Жора? — с ходу сказал Палиашвили. — Я что, не знал, как ты ответил Канарцу? Я что, не думал, что он пошлет отморозков? Почему ничего не сказал — когда уходишь, как домой едешь? Я сделаю все, что могу, обеспечу безопасность, понимаешь? Но я должен знать! Если не знаешь, как обеспечишь? Что можно сделать? Ты меня ставишь в дурацкое положение, Жора.

— Напротив, Вахтанг. Теперь ясно, что он упертый козел, идет напролом. Что можно сделать?

— Говорить Надо с людьми. Нам воевать с Канарцем нельзя, нет перспективы, понимаешь? Но есть люди, которые могут повлиять на него.

— Кто?

— Дмитрий Зеленин.

— Ох, какая знакомая и какая мерзкая фамилия!

— Ты его знаешь?

— К сожалению. Моя жена — подруга его жены. Но он хам невероятный.

— Придется потерпеть, Жора.

— Терпи сам, ладно, Вахтанг? Займись этим вопросом, выясни, что он хочет за решение конфликта. Давай, дорогой.

— Ладно, Жора. Но когда поедешь домой, скажи мне, прошу тебя. Это нужно нам всем.

— Решено. Звони на мобильник, если я отлучусь. И держи ситуацию под контролем. Если придут гонцы от Канарца — конфликтовать не нужно, меня нет, приеду — встречусь. Но и хамить не позволяй.

— Слушай, я всех своих уже предупредил. Понятно, у нас не тот народ, но разберемся.

— Вот и ладненько.

Когда Палиашвили ушел, ожила белая пластиковая коробочка и заговорила голосом секретарши:

— Георгий Петрович, к вам Тарасов и водитель господина Панченко.

— Пригласите обоих, — сказал Епифанов.

Все-таки Панченко прислал своего водителя. Хочет видеть у себя его, Епифанова. Там снова будет банька, голые девушки… Почему бы не поехать? Нормальный отдых, ни тебе рыжих мужиков, выбегающих из подъезда, ни бандитов Канарца. Все приятно и надежно. И про перспективы сотрудничества можно поговорить. А машину прислал — так с намеком: отрывайся, мол, как знаешь, за рулем сидеть не нужно будет потом.

Епифанов уже решил, что поедет к Панченко. Домой возвращаться не хотелось.

Глава 20

Панченко прислал за Епифановым джип «мерседес», ни больше ни меньше. Пожилой водитель, представившийся Василием Ивановичем, был явно горд своей должностью — такой машиной управляет! Он рассказал пассажиру, что немцы умеют делать машины такие, что покруче наших самолетов будут, и вообще хорошие они люди, эти немцы, порядок у них, с нами вроде как дружат и не суют повсюду свой нос, как нахальные американцы.

Зарплата у Василия Ивановича была явно посолиднее, чем у наших летчиков, потому и свою машину считал более сложной, нежели российские самолеты. Имел право. Еще словоохотливый водитель рассказал, что у Панченко двадцать гектаров земли, что он прямо-таки царь и бог не только в деревне, но во всем районе, мужик хоть и богатый, но жутко толковый и душевный, если кому помочь нужно, так помогает. А вот жена у него — какая-то вертихвостка, вроде как артистка, но по телевизору ее не показывают. А как приедет в деревню, так сплошной переполох начинается, эти артисты только и могут кривляться да водку хлестать ведрами под шашлыки. Непонятно, зачем она вообще нужна ему, такая жена?

Епифанов подумал, что Панченко не страдает в одиночестве, тут у него других женщин достаточно, а артистка — пусть будет для разнообразия. А вот ему самому зачем такая жена? Тот еще вопрос, но говорить об этом вслух не стал.

На сей раз охранник у ворот не стал проверять паспорт Епифанова, пропустил без разговоров. Панченко, как и в прошлый раз, встречал гостя у своего дома и был похож на работника фермы, случайно забредшего в барские владения, — брезентовая ветровка, резиновые сапоги, потертые джинсы. На голове — кепка, даже не кожаная.

Они обнялись, похлопали друг друга по спине.

— Что-то не похож ты сегодня на миллионера, — сказал Епифанов.

— Зато Иваныч похож, — сказал Панченко, подмигивая старику. Тот подмигнул в ответ, отъезжая к двери в подземный гараж. — Между прочим, с чего ты взял, что я миллионер? Скажу тебе по секрету, Жора, я миллиардер.

— Я доллары имею в виду.

— А я что? Погода нынче сырая, ходил, осматривал свои владения. Кстати, у меня тут еще пять парников и одна оранжерея имеются. Но без сапог нынче не пройти.

Епифанов еще в прошлый раз заметил длинное стеклянное строение шириной метров десять за домом. Туда вела дорожка, выложенная белой плиткой, ну а к парникам… наверное, и вправду без сапог не пройти.

— Мороз-воевода дозором?

— Не мороз, но воевода. И дозором, это уж точно. Погоди, а что это у тебя на лице написано? И кто посмел?

— Потом расскажу. Приглашай в дом, а то прохладно тут.

— Зачем же тебя приглашать? Ты у меня гость дорогой, ходи куда хочешь! Это не шутка, но поскольку не знаешь, куда ходить, пошли!

Панченко взял его под руку и повел в дом.

В просторной столовой был накрыт стол — конечно, куры на гриле, но много и прочих разных вкусностей, включая соленые опята, семгу, стерлядь тушеную под маринадом. То же в общем-то русский стол, как и вчера у Алеся, но — другого уровня. Соответственного дому, в котором он был накрыт. И, понятное дело, водка в запотевших кувшинчиках — их было два.

Хозяйничала в столовой не Светлана, которая готовила петушка в прошлый раз, а третья уже блондинка, пышноволосая и пышнотелая красавица в короткой черной юбке. Судя по говору, и не скажешь, что из Беларуси.

— Маринка, моя домработница, — сказал Панченко, снимая кепку и отправляя ее на диванчик у стены. — Между прочим, Белорусский госуниверситет окончила. Преподаватель физики.

— Закон Ома знаешь? — спросил Епифанов.

— Разумеется, — с улыбкой сказала Марина.

— Хочешь, посадим ее за стол. А можем всех четверых сразу — и Маринку, и Настю, и Светку, и…

— Сперва поговорим.

— Понятно. А тебе, Маринка, понятно?

— Естественно, Василий Григорьевич. Грациозно покачивая бедрами, Марина вышла.

Епифанов проводил ее растерянным взглядом. Красивая девушка… Да они все тут красивые.

— Ну что сказать, Жора, ты молодец. — Панченко наполнил хрустальные рюмки. — Водочка, кстати, настояна на мелиссе. Молодец, все сделал классно, по-умному. Я рад, что нашел толкового соратника.

— Но ведь это не очень выгодно для тебя?

— Я вообще работаю себе в убыток. Яйца расходятся нормально, можешь себе представить — я своими яйцами обеспечил район и в Москву поставляю! Как тебе такой пассаж? — Епифанов улыбнулся. — А с мясом проблемы были. Понимаешь, народ у нас — в смысле хозяева магазинов — жадный. То хотят, чтобы цены отпускные были, как на обычных кур, то свою цену задирают выше, чем девки ноги в канкане.

— С таким качеством мяса ты мог бы выйти на международный рынок, хоть мы и не вступили еще в ВТО.

— Пробовал, но ты думаешь, у них там демократия? Ни хрена подобного. Это не алюминий по дешевке, да и время другое. Тот же Ганс из Веймара понимает, что с моими курами будет иметь прибыль большую, чем с курами Фрица. Но понимает и другое: Фриц разорится к едрене фене, добропорядочные немцы и не менее добропорядочные турки с его фермы останутся без работы. Не будет поступлений в бундесказну, а это значит — нихт гут. Немец, он не дурак, все просчитывает. А наши — дураки и покупают паршивую курятину у того же Фрица, обеспечивая ему прибыль и поступления в бундесказну.

— Будем перестраиваться, — сказал Епифанов.

— В моем доме попрошу не выражаться, — вспомнил Панченко знаменитую фразу из «Кавказской пленницы». — Сперва выпьем. За наш успех! За тебя, Жора.

Водка настоянная на мелиссе, масляным шариком вкатилась в горло, булькнулась дальше, не в пример вчерашней горилке. Можно было и не закусывать, но Епифанов отломил аппетитную куриную ножку, впился зубами в сочное мясо.

— У меня проблемы с твоей курятиной, Вася. Народ требует еще, готов платить даже больше.

— Тонну в месяц — это максимум, что могу, Жора. Не теряя качества. Но начну строить вторую птицефабрику. Завтра.

— Погоди, как это — завтра? Мне нужно согласовать… договориться о кредитах…

— Жора, я ж тебе сказал: для меня главное — соратник. Ты показал себя классным партнером. А вторую птицефабрику я построю сам. Слушай, если имею возможность продавать кур ниже себестоимости, почему не могу построить вторую фабрику? Завтра же и начну. Так что забудь о кредитах, занимайся реализацией.

— Я подумал, что нужно, со временем, конечно, открыть твой фирменный магазин в центре. Когда мы утвердимся у себя, пойдет информация о качестве…

— Правильно, открывай. С площадью помогу.

— Не понимаю я тебя, Вася.

— А что тут понимать? Я сделал себе состояния, за четыре года стал крутым — дальше некуда. Бабы, острова, виллы — все есть. Дальше что? Больше заработать, это как в рулетку… Заработал, дальше? Семья. Любимая женщина, дочка — все для них самое лучшее по мировым стандартам. Кстати, на самом деле это не самое лучшее, а часто просто фуфло. Hо ради любимой женщины!.. А потом — бац…

Панченко торопливо наполнил рюмки, Епифанов поднял свою, сказал тихо:

— Светлая память им… — и, не чокаясь, выпил.

— Спасибо, Жора. — Панченко поморщился, скрипнул зубами, тоже выпил. — И что дальше? Да на хрен мне эти острова с негритосками? У меня тут — все свое, родное. Знаешь, я поначалу хотел просто промотать свои бабки, потратить на благотворительность, но понял: для этого нужно лет двадцать. И я взялся за производство, за наведение капиталистического порядка в этой деревне и во всем районе. Прибыли нет, но и убыток не большой. Смотри — у меня дом, классные телки, в окно глянешь — а там роща с елочками, сосенками. Наше, родное, я ведь в деревне вырос под Серпуховом.

Епифанов обглодал куриную ножку, отломил вторую и сам наполнил рюмки.

— Вася, можно… странный вопрос? Наверное, не очень корректный…

— Давай. Но сперва — вмажем, Жора! Выпили по новой. Закусывать было чем.

— Скажи мне, Вася, после гибели жены… как ты относился к другим женщинам?

— У тебя проблемы дома, Жора?

— Есть такое дело.

— Понимаю и скажу. Как? Да просто в бешенстве был! Трахал одну за другой — а все не то. Сисьси такие же, задница похожа, все остальное… а не то, не то! Все могу, но то, что надо, зарыто под землей, не достанешь! Я могу Майкла Джексона пригласить на домашнюю вечеринку, а ее вернуть — не могу! — Он яростно скрипнул зубами. — Приходил на могилу, сидел и плакал. Каялся, просил прощения, Бога умолял, чтобы вернул хоть на минуту, хоть увидеть ее глаза, хоть еще раз почувствовать прикосновение ее рук… А он не вернул… Все свое состояние отдал бы за одну только минуту… Не вернул! Ни ее, ни дочурку… Даже на минуту!

Слезы текли по щекам Панченко, а он и не пытался их вытереть. Епифанов обалдело смотрел на него, а потом неловко сказал:

— Извини, Вася…

— Ты меня извини, Жора… А потом прошло. Время лечит. Нет, я не забыл их, но… жизнь продолжается. Знаешь… — Он наконец-то вытер рукавом слезы на щеках. — Не Жанна, актриса, а Маринка помогла мне успокоиться. Вот эта самая, которая тут хозяйка у меня. Она оказалась самой понимающей бабой. Да просто умница.

— Тогда я ни хрена не понимаю, Вася, — пробормотал Епифанов. — А другие? Та же Настя? Не уж то не ревнуют?

— Нет. Это я тебе сказал, а они все в равном положении. Только… Настю мог тебе предложить, а Маринку не проси.

— Да? Но теперь я хочу Марину в баньке, — дурашливо усмехнулся Епифанов.

— Перебьешься. Тебе Настя больше нравится, — сказал Панченко. — Я это заметил еще в прошлый раз. А что у тебя дома, Жора? Ты с таким пылом говорил о своей любви к жене, что я поверил.

— Что-то не то… — тоскливо сказал Епифанов.

* * *
Лера долго сидела у окна, смотрела на хмурый осенний двор. То дождь пойдет, то перестанет, голые деревья лениво шевелили мокрыми ветвями, будто умирающие осьминоги щупальцами. Зрелище не из приятных, а учитывая ее состояние, так просто отвратительное.

Оторвавшись от окна, Лера взяла трубку радиотелефона, набрала служебный номер Жорки. Вежливая секретарша сказала, что он уехал по делам, вернется поздно вечером. Но голос у нее был встревоженный. Так он вернется или нет?!

Но что же она сидит как последняя дура, гадает и ждет непонятно чего? В семье случились проблемы, их нужно их решать! Самой и немедленно. Во-первых… Жора сказал, что был на дне рождения у Алеся, украинца из первого подъезда, так ли это? Нужно проверить. Жора говорил, что подвозил его до «Горбушки», в первом подъезде живет… А в какой квартире? Наверное, это можно будет выяснить у подъезда.

Лера надела пальто на спортивный костюм, сунула ноги в высокие ботинки, зашнуровала их и выбежала из квартиры.

У первого подъезда никого не было. Снова пошел дождь, и Лера пожалела, что не взяла зонтик. Ho от дождя можно было укрыться под бетонным навесом подъезда.

— Извините… Скажите, пожалуйста, вы не знаете, в какой квартире живут украинцы?

— Не знаю.

Наверное, она выглядела глупо, наверное, кто-то знал, что она жена солидного бизнесмена и выискивает рабочих с Украины не случайно. Плевать! Наконец одна старушка сказала ей номер квартиры, которую снимали рабочие с, или, вернее, из Украины, и Лера помчалась бегом по лестнице на третий этаж. Долго звонила в дверь, наконец она открылась, и Лера увидела мужика с опухшим лицом. Не успела и слова сказать, как он выпрямился, машинально пригладил коротко стриженные волосы и попытался улыбнуться.

— Вы Алесь? — спросила Лера.

— Да. У меня сегодня выходной. А вы — Лера, жена Жоры.

— Он вчера был у вас?

— Понимаете… может, зайдете? Извините, я спал, выходной сегодня…

— Не зайду. У вас он был вчера?!

— Та… извините, я пригласил Жору на день рождения, он подарил мне калькулятор, очень дорогой… Но… мы выпили, у меня была бутылка, у него… Малость перебрали, долго ж сидели… Не сердитесь, пожалуйста, Лера.

— А потом устроили драку?

— Ну шо вы такое говорите? Мы сидели, разговаривали, жена передала домашнее сало, Жоре очень понравилось, так мы… горилку з пэрцем, а потом его дорогую водку… Зачем нам драться? Я был так рад, шо Жора не побрезговал…

— А почему он пришел весь побитый?

— Извините, Лера, но шо тут сказать? Он пришел уже побитый. Я ему бинт дал, шо б завязать раны на ребрах. А майку свою он бросил в мусорное ведро, она ж была уся в крови…

— В крови?! Почему?

— Так падла какая-то наехала… Он им морды набил, а они потом подкараулили его у машины и… Скоты, самые настоящие!

— На него напали бандиты?!

— Так, да усе нормально, он приехал, и мы выпили, и… наверно, много выпили. Вы не судите его строго, Лера, он вас жутко любит, боготворит прямо-таки… Это правда. Извините, я тоже инженер… конструктор, хотелось поговорить с коллегой… Жора замечательный человек, очень добрый и…

— Я все поняла. Спасибо вам, Алесь.

— Та извиняйте, если шо не так….

Лера побежала вниз по лестнице, лихорадочно соображая, что делать дальше. Значит, вчера на Жорку было совершено нападение. После этого он и вправду пошел на день рождения к этому… Алесю. Там напился. Нападение! Но поехал не домой, а к Алесю! А она ничего не знала! И когда он явился в стельку пьяный, полночи не спала, думала бог весть что! Хороша женушка! Спасибо тебе, Люда, за то, что все так замечательно устроила! Такой идиоткой выставила перед мужем, что он даже после бандитского нападения домой не спешит!

Вернувшись домой, она схватила трубку радиотелефона и замерла с ней. Конечно, нужно позвонить Валентине Васильевне, пусть приедет. Но говорить о том, что Людка встречалась со Стасом, нельзя. Что же сказать? Да об этом — ничего. Ничего не было, и все тут. Лера набрала номер:

— Але, Валентина Васильевна? Это Лера…

— Лерочка, деточка, что происходит? Я обещала позвонить ему, но секретарша все время говорит, что его нет.

— Валентина Васильевна, он вчера пришел почти невменяемый, даже машину оставил у другого подъезда.

— Почему?

— На него было совершено покушение, но мне ничего об этом не сказал. Весь избитый, поехал на день рождения к украинцу, которого подвозил к «Горбушке», там напился до чертиков.

— А ты?

— А что я? Ничего не знаю. Он в последнее время странно себя ведет, сама не могу понять, в чем дело.

— Лера, деточка, скажи мне честно…

— Валентина Васильевна, я клянусь вам жизнью своих родителей, если мало — жизнью Анфиски…

— Нет, это уж слишком!

— И жизнью Анфиски клянусь, что я не изменяла своему мужу, и даже мысли такой не было! — выпалила Лера.

— Я тебе верю, девочка. Ладно, сейчас подъеду, будем вместе соображать, что за вожжа ему под хвост попала. Жди, через час буду.

— Жду, Валентина Васильевна.

Лера бросила трубку на диван, облегченно вздохнула. Близкий, можно сказать, родной человек будет рядом. Вместе они придумают, как убедить Жорку, что она любит его, только его. А Стае и Людка… не было этого, не было, и все дела! Скорей бы она приезжала, скорее можно было бы обсудить, как действовать дальше.

Глава 21

И вот уже все проблемы стали не такими острыми, не такими болезненными, как раньше. А, к черту их, вернется в Москву — будет думать, а сейчас… Красивая комната, красивый стол, камин горит, оранжевое пламя лениво колышется над березовыми поленьями за чугунной решеткой, симпатичный мужик напротив — Панченко. И к черту все остальное! Может, завтра вся его жизнь изменится, ну, так это будет завтра, а сегодня нужно жить. Один графинчик они опорожнили, но под хорошую закуску и водка пошла хорошо, не дурила голову, а только облегчала душу. Чуток всего лишь, но и за то спасибо.

— Не хочешь прогуляться по моим угодьям? — спросил Панченко. — После хорошего обеда рекомендуется свежим воздухом подышать. Особенно перед банькой.

— Мне казалось, после хорошего обеда рекомендуется полежать часок-другой, — пошутил Епифанов.

— Это для тех, кто хочет похудеть, — в тон ему сказал Панченко. — Собственно, потому и мечтают похудеть.

— Я не возражаю. Сам давно не выбирался на дачу, свежим воздухом не дышал. В Москве не тот…

— Совсем не тот.

Панченко выдал гостю резиновые сапоги, такую же брезентовую штормовку, объяснив, что тут и дороги не те, что в столице. И вообще, придется ходить по целине, нужно прикинуть, где удобнее строить новую птицефабрику, чтобы один подъезд был к обеим и зернохранилище располагалось неподалеку.

Вначале посетили оранжерею — стеклянное помещение метров тридцати в длину и десяти в ширину. Влажная теплынь дохнула в лицо, от избытка кислорода немного закружилась голова. Пальмы, азалии апельсиновые деревья с желтыми плодами, диковинные кустарники… Епифанов понятия не имел, как они называются, а Панченко не стал объяснять. Сорвал спелый апельсин, протянул гостю. Навстречу вышла Марина. Она уже переоделась, была в голубых джинсах и сером свитере из тонкой шерсти, и в таком виде была просто секс — бомбой. Епифанов одобрил выбор Панченко.

— Рассказать о растениях, Василий Григорьевич? — спросила она.

Панченко обнял ее, смачно поцеловал в губы.

— Свои, Маринка, будь естественной. Она и в оранжерее начальник, — сказал он Епифанову и снова повернулся к девушке. — Это Жорка, умница и вообще классный мужик. Ты знаешь, я уважаю таких.

— Привет, Жора, — с улыбкой сказала Марина, протягивая руку.

Епифанов с удовольствием пожал ее ладошку:

— Привет, Марина.

Панченко отказался от экскурсии: душно тут, велел Марине вместе с Настей протопить как следует баньку и приготовить все необходимое.

— Мне остаться?

— Нет, — после недолгой паузы сказал Панченко. — Настя обидится, а нам конфликты ни к чему. Останешься ночью.

На свежем воздухе легче дышалось, и хмель постепенно выветривался из головы. Сапоги у них оставались чистыми до птицефабрики, а за ней была целина, там-то и пригодилась резиновая обувка.

Зазвонил мобильник в кармане пиджака, Епифанов взял аппарат.

— Жора, этот козел Зеленин совсем не хочет даже разговаривать, понимаешь? — услышал он злой голос Палиашвили.

— Ладно, Вахтанг. Сами разберемся. Ты усилил контроль за магазинами?

— Обижаешь, Жора! Народ весь на пределе, но никого пока что не было. Ситуация полностью под контролем, это я тебе гарантирую, слушай!

— Хорошо. Если что — звони.

— Давай о главном, это и меня касается, — сказал Панченко. — Кто наехал?

— Да есть такой… Канарец…

— Знаю.

— С ним мог бы договориться Зеленин, кстати, муж подруги моей жены.

— Тоже знаю.

— Но — не хочет…

— Захочет.

— Каким образом?

— Завтра скажу. Слушай, Жора, смотри, вот здесь я думаю строить вторую птицефабрику. На дорогу и коммуникации не так уж много средств уйдет. Цех по разделке — вот он, просто расширим его. Вот так будет стоять корпус, но по — больше первого… может быть — раза в два больше.

— Сколько же времени займет строительство?

— Месяца три. Епифанов остановился, с удивлением уставился на Панченко:

— Я три месяца небольшие пивные заводики при каждом магазине пытаюсь организовать!

Панченко вздохнул, снисходительно усмехнулся:

— Эх, Жорка! Не верь козлам, которые трезвонят, что русские, а все мы в СССР были русскими, по крайней мере, для Запада, пьяницы и лентяи. Если можешь работать в два раза лучше, а тебе за это — вымпел и десять рублей к ста пятидесяти, — так кому это нужно? А если обозначить фронт работ, оплату, премию за скорость и надежность и штрафы за пьянство и халтуру, сделают так, как ни в одной стране мира не может быть. Ну, вспомни стройотряды — как пахали, и не пили ведь! И бабки приличные получали. А местные строители, что в это время делали? Отдыхали. Так что все дело в бабках, а они у нас есть. Причем, учти, это не ремонт кремлевских дворцов. Если напортачат — найду и заставлю бесплатно пахать до посинения.

— Ну что тут сказать?..

— На установку оборудования еще пара месяцев уйдет. Все будет из Бельгии, у меня с ними хорошие контакты, старая дружба. Технология их, корма наши, породы кур — наши. И значит, качество — тоже наше.

— Инкубатор тоже придется расширить.

— Я вот что думаю по этому поводу. Пристроить к нему с наружной стороны такой же, нет, больший блок, установить оборудование, подвести коммуникации, а потом сломать стенку и объединить их. Это называется — без остановки производства. А ты пока займись организацией фирменного магазина компании «Панченко энд Епифанов».

Под ногами чавкала грязь, с неба сыпался мелкий осенний дождь, но голову Епифанова прикрывала широкополая шляпа. Что-то невероятное было в этом и в то же время знакомое и приятное. Рядом с ним в резиновых сапогах стоял российский миллиардер — не олигарх, не светский лев, которые на поверку часто оказываются даже не шакалами, а гиенами, — нормальный русский мужик! Но — миллиардер. Билл Гейтс ходит в затрапезных джинсах, Люк Бессон — в драных свитерах, Говард Хьюз любил маскироваться под бедняка, и это нормально. Они — личности, которым плевать на все условности, они делают дело и зарабатывают на нем. Неужто Россия и вправду начинает выздоравливать и кончилась эра продажного чиновника, одетого от Гуччи, задрипанного политика в костюме от Версаче? Дебильного бандюка в прикиде от Армани? Если таких, как Панченко, будет больше, «цвет России» станет тем, что он и есть на самом деле — сборищем говнюков с шавками на руках, над которыми разве что посмеяться можно. А лучше — плюнуть.

— Все это замечательно, Вася, — сказал Епифанов. — Но где гарантии, что ты меня не кинешь потом, когда я раскручу тебя? Пойдет спрос — крупные супермаркеты кинутся к тебе. А я останусь при своих интересах.

— Жора, дорогой! — Панченко похлопал его по плечу. — Я проехал эту остановку давно. Кидают для чего? Для выгоды. А мне главное — работать с единомышленником, толковым и порядочным. Мне это нужно, интересно, понимаешь? Кажется, нашел такого. И даже если у нас будет убыток — я готов возместить его. Но разумеется, хочется получать прибыль. Не ради денег, а чтобы убедиться — верной дорогой идем, правильно соображаем.

— Слушай, Вася, о таком партнере только мечтать можно.

— Это верно. Но мечтать — глупо. Нужно работать, доказывать, на что ты способен как партнер. Ты доказал. В парники я тебя не поведу — далеко, и темно уже стало. Пошли домой. Ты как, освежился?

— Отлично себя чувствую.

— Значит, пришло время баньки. Не хочешь сказать, что с женой?

— И сам пока не знаю…

— Ну и ладно. Пошли. Настя уже нас ждет.

— Слушай, Вася, а как это все охраняется? Ведь местные хулиганы могут побить стекла оранжереи, да и вообще… народ у нас любит делать пакости богатым.

— Если народ нищий. А у меня вся деревня работает, вредить мне — значит самим себе. Кроме того, видел двухэтажное здание поодаль?

— Видел.

— Так вот, там двадцать человек, взвод профессионалов с автоматами, несут круглосуточное дежурство. Все законно. Это частная территория, имею право охранять ее. Местных не опасаюсь, но есть люди извне, которые хотели бы и на меня наехать. Ну, пусть попробуют.

— Да-а-а, — только и смог сказать Епифанов.

В предбаннике Епифанов не стал раздеваться догола, оставил на себе трусы. Панченко обнажился полностью. Прогулка по окрестностям птицефабрики на холодном, свежем воздухе выветрила остатки похмелья, и уже хотелось погреться. Ну а где это получится лучше, чем в парной? И когда парная покажется раем, как не после прогулки по холодным грязным лугам? Мысленно благодаря Панченко за столь мудрое решение, Епифанов ринулся в парную. А там уже все было как надо. Горячий влажный воздух, жаркие полки, чем выше, тем жарче. Аромат дубовых веников… Господи, хорошо-то как!

Епифанов забрался на средний полок, Панченко залез на самый верхний и стонал там от жара и удовольствия. И снова, как в прошлый раз, в парную вошла Настя с дубовым веником в руке, только на сей раз она была совсем голой. Епифанов, скосив глаза, смотрел на ее красивые, полные груди, на аккуратно подбритый лобок — там волосы, оставшиеся после бритвенной экзекуции, были тоже русыми.

— Да вы снимите трусы, Георгий Петрович, — сказала она, — чего стесняться-то?

Епифанов послушался совета, стащил трусы, бросил их вниз, но лежал на животе, дабы не показывать девушке все свое достояние. Она положила трусы на полочку и принялась хлестать его веником. Епифанов стонал, мычал, охал от удовольствия, так приятно это было, особенно если по разгоряченной спине хлещет веником красивая обнаженная девушка!

— Все свои, не называй его Георгием Петровичем! — приказал Панченко. — К черту официоз.

— Жора, а теперь повернись на спину, — промурлыкала Настя.

— Думаешь, это нужно? — озабоченно спросил Епифанов.

— Слушайся Настю, — сказал Панченко.

Епифанов неловко перевернулся, лег на спину. Дубовый веник стал хлестать его по груди, потом, менее яростно, по животу, потом, совсем ласково, по…

— Это очень стимулирует, когда массируются я… ну, вы знаете что, — сказала Настя.

Все это было чертовски приятно. Епифанов блаженно закрыл глаза, предоставляя девушке полное право делать с его телом все, что она хочет.

— Меня тоже похлещи, — попросил Панченко.

— Перебьешься, Вася, — сказала Настя. — Ты лучше пригласи свою Марину, пусть она за тобой ухаживает!

— Нахалка! — заорал Панченко. — Я тебя уволю!

— Не уволишь.

— Хорошо, не уволю… если ты пригласишь Маринку. Бегом, я сказал!

— Слушаюсь, босс. — Настя еще раз хлестнула Епифанова чуть пониже живота и выскочила из парной.

— Она бесподобна… — простонал Епифанов.

— Сама напросилась, — буркнул Панченко. — Похоже, пора расставить точки над i. Женюсь на Маринке.

— Она сживет со свету соперниц, — сказал Епифанов.

— Не сживет. Сделаю так, чтоб все были довольны. Марина, похоже, была недалеко от бани, явилась скоро со своим веником. Да, банька получилась такая, что… глаз не оторвешь. Уж как Марина хлестала Панченко, посочувствовать можно было миллиардеру. Но он стонал вполне блаженно. А Настя принесла простыню, накрыла ею Епифанова.

— Пора в бассейн, Жора!

— Давай и я тебя похлещу немного? — предложил он.

— Давай, — согласилась Настя и заняла его место на полке.

Он, укутавшись в простыню, ласково похлестывал ее спину, ягодицы дубовым веником, но Настя требовала сильнее, и он хлестал сильнее, потом изо всех сил, а она только протяжно стонала и томно улыбалась ему. Потом перевернулась на спину:

— А вот здесь аккуратнее, Жора.

И он стал хлестать ее по грудям, животу, по лобку, а она снова ахала, все шире и шире раздвигая ноги. Епифанов не решался хлестать там, но понял, что нужно, и стал осторожно поглаживать распаренными листьями между ног девушки. Она взвыла от наслаждения, а потом соскочила с полка, обняла его и повела из парной. Вместе плюхнулись в холодный бассейн, Епифанов в простыне, Настя совсем голая, и там прыгали, орали, обнявшись, страстно лапали друг друга, ныряли. Епифанов едва не потерял свою простыню. Это казалось каким-то сладостным сумасшествием.

Настя резво выбралась из бассейна (как же приятно наблюдать за голой девушкой, вылезающей из бассейна!), укуталась в простыню, поманила Епифанова. Он тоже выбрался и был лишен мокрой простыни, облачен в сухую, причем Настя старательно промокнула ею самые интимные места Епифанова. А он не возражал. Настя усадила его за стол, поставила бутылки с запотевшим пивом из холодильника и горячих раков с укропом. Потом добавила миску с полосатыми креветками, тоже горячими, и четыре хрустальных фужера.

— Ты просто фантастика, Настя, — сказал Епифанов.

— Ты тоже ничего, Жора. Очень симпатичный мужик. Ну что, наливай пиво.

— Может, подождем их?

— Я сказала — наливай! — капризно произнесла Настя.

— Ладно…

Епифанов разлил пиво, они чокнулись, выпили и принялись сначала разделывать раковые шейки. Креветки стали более привычной закуской к пиву, чем настоящие русские раки, да еще сваренные с укропом и пересыпанные им.

— Что-то они там задерживаются, — сказал Епифанов.

— Трахаются, — бесстрастно сказала Настя. — Плесни мне еще пива, Жора.

Епифанов по новой наполнил фужеры, Настя села рядом с ним, обняла его. Простыня как-то сама собой соскользнула с ее плеч, обнажая красивые груди.

— Жора, а мы можем и не ждать их, тоже заняться любовью, — кокетливо сказала Настя.

— Нет, подождем. Он все-таки хозяин.

— Здесь я хозяйка.

Епифанов не успел ничего сказать: из парной вышли Панченко с Мариной, красные, как раки, лежащие под укропом. Понятно было, что они там не просто хлестали друг друга веником. Плюхнулись в бассейн, выползли, Настя обеспечила их свежими простынями.

— Пива и раков! — патетически произнес Панченко.

— А мне — креветок и пива, — сказала Марина.

Как ни странно, Настя тут же выполнила их пожелания. Наполнила бокалы пивом, на тарелочки положила Панченко — раков, Марине — креветок.

— Ну как баня, Жора? — спросил Панченко, поедая нежное мясо раковых шеек.

— Да просто великолепно.

— Маринка, скажи Светке, пусть накроет стол в доме. Все тут нормально, но после этого — самое время сесть за настоящий стол. И отведать всего, что Бог послал. Кто против?

Таких не было. Девушки отправились одеваться в соседнюю комнату, мужики оделись прямо в предбаннике.

— А Настя как? — спросил Панченко. — По-моему, классная девушка.

— Да, но я люблю свою жену, — пробормотал Епифанов.

На самом деле он не знал в этот момент, любит свою, такую, жену или нет.

— Дело житейское. Если она прокололась случайно, бывает, ты ответь ей тем же. Поймет и, можешь не сомневаться, второй раз не захочет такого, — уверенно сказал Панченко.

— Тебе легко советовать, когда рядом четыре девчонки, выбирай любую.

— Я советую с точки зрения, когда у меня была одна жена.

— Вася… Она что, изменяла тебе? — с ужасом спросил Епифанов.

— Нет, но я допускал такое. Понимаешь, как это сказать Морально готовился, на всякий случай.

— Пиво у тебя хорошее, — сказал Епифанов.

Глава 22

Лера ходила по комнате из угла в угол, совершенно не зная, что делать дальше. Как жить? Жорки не было дома, секретарша в офисе отвечала, что уехал по делам. По каким делам? Мог бы сказать ей… Мог бы — раньше. Теперь не хотел… Ничего не хотел, даже ни разу не позвонил домой. На него напали вчера, у него проблемы с бандитами, а она ничего не может сделать, даже ободрить, поддержать, раны перевязать… Она — вне игры. Да какая там, к черту, игра! Жизнь поставлена на карту, а ей нечего даже сказать в свое оправдание… А должна ведь помочь Жорке, быть рядом в трудной ситуации.

А как? Если его нет, если он не звонит домой, если он два дня подряд напивался до чертиков… Как?!

Валентина Васильевна приехала очень встревоженная. Она готова была отменить все занятия Анфиски — бассейн, танцевальные уроки — и даже не водить девочку в садик, пока не улягутся страсти. По телевизору много сериалов показывают, понятно, что злодеи делают с семьями тех, кто стал им поперек горла.

— Валентина Васильевна, может, еще раз позвонить в офис? — спросила Лера.

— Давай я. — Свекровь взяла трубку радиотелефона, уверенно набрала номер. — Але? Это мама Георгия Епифанова. Где он? Какая деловая встреча?! Учтите, я с вами шутить не собираюсь! Так что? Встречается с Панченко? Дайте мне телефон этого Панченко! Что нет? Как — нет! Я скажу, чтоб он уволил вас к чертям собачьим!

— Нет телефона? — спросила Лера.

— И что за глупую старуху он взял в секретарши? — недоуменно сказала Валентина Васильевна.

— Она ему предана безмерно, — сказала Лера. — Да и вообще очень квалифицированная женщина.

— Предана… А нам что от этого? Позвони ему на мобильник. Почему до сих пор не позвонила, Лера?

— Звонила, отключил мобильник. Сама не знаю: почему должна звонить ему, если он и смотреть на меня не желает?

Свекровь покачала головой, потом внимательно посмотрела на Леру:

— Но с чего-то же это началось, Лерочка? Сама знаешь, дыма без огня не бывает.

— Люда ко мне приходила часто, подруга, помните, я вам рассказывала о ней.

— Помню.

— Семейная жизнь у нее не складывается, муж богатый, но страшно ревнивый. И… грубоватый. Нет, он ее любит, шуб накупил, квартира у них громадная, машину ей подарил, но… ревнивый. И работает… с бандитами связан.

— Лера, а при чем тут Жорка?

— Так вот же я и рассказываю. Не так давно муж Людки позвонил, выяснял, была она у нас или нет. Жора с ним разговаривал. А я-то знаю, что Людка трясется от страха — убьет, если узнает о другом мужчине. Ну и спросила сдуру, а вот если б у меня был другой мужчина, ты как бы отнесся к этому? Он удивился, ничего не сказал, а потом стал смотреть с подозрением, звонит, спрашивает, что делаю, где была.

— Отец, гены… Петр Иванович был жутким ревнивцем, — вздохнула Валентина Васильевна.

— А позавчера готовила мясо по-испански, говядину, шпигованную салом, в винном соусе. Извазюкалась вся, пошла душ принять, а он приехал. И — что это значит, кто тут был? Я раз объяснила — не верит, два объяснила… Разозлился, напился в стельку и спать улегся в кабинете. А вчера… сами знаете. Ну что я еще могу сделать?

Валентина Васильевна опять вздохнула:

— Да верю я тебе. Уж не знаю, что и думать… Вчера избили, а сегодня… и убить ведь могут, а?

— Я думаю, он и вправду поехал к этому Панченко, они должны контракт заключить на поставку куриного мяса.

— Уже восемь… А почему отключил мобильник?

— Может быть, не достает туда связь?

Два часа прошли в томительном ожидании. Валентина Васильевна попробовала мясо по-испански, оценила кулинарные способности невестки, в холодильнике еще и курица Панченко осталась, и ее оценила. Но сын дома так и не появился. И уже нешуточная тревога закралась в души обеих женщин. Где он, что с ним? Всегда был таким обязательным, если! задерживался — непременно звонил, предупреждал. А тут — полная тишина. Магазины уже закрылись, в офисе никто не отвечал на звонки. После вчерашнего нападения это уже не шутки…

Друзьям, знакомым позвонили — нет его. Куда еще звонить?

— В больницы? А может, в морги? — спросила Валентина Васильевна. И принялась протирать платочком мокрые глаза.

— Нет, — решительно сказала Лера. — Нет, Валентина Васильевна. Я чувствую, что с ним все в порядке, просто… хочет меня проучить. Может,поехал к проституткам…

— Да что он, совсем свихнулся, что ли?

— Вы же сами говорили — ревность у него в генах.

— Тебя проучить, а меня за что наказывает? Мог бы позвонить мне, сказать, что задерживается. Кстати, обещал утром позвонить из офиса — ни черта подобного!

— Он же не знает, что вы здесь…

— Дураку понятно, что ты позвонишь мне, что я примчусь… Нет, чует мое сердце — что-то неладное с ним… У тебя валокордин есть? Накапай мне, Лерочка…

Лера достала пузырек с валокордином, капнула по двадцать капель в два фужера, добавила минеральной воды без газа. Один фужер протянула Валентине Васильевне, второй выпила сама.

— Может, приляжете? Или вызвать такси, а?

— Да уж останусь тут. Уехать всегда сумею. Дед уложил Анфиску спать. Тоже, наверное, переживает. Будем ждать, Лера. Ох, Господи… Все у вас было так хорошо, что я тебе не говорила… Жорка ревнивый, весь в отца. Но теперь даже не знаю, что и думать…

Лера промолчала. Она знала, что дело не в наследственной ревности. Жорка видел Стаса, выбегающего из подъезда, а потом нашел ее в ванной… Он имел право подумать что-то плохое о жене, а она… не могла рассказать всей правды. Ни ему, ни свекрови. Но теперь и ей стало по-настоящему страшно. После вчерашнего нападения могло случиться все, что угодно. Он ведь должен это понимать? Должен чувствовать, что все тут волнуются? Хотя бы матери мог позвонить?

Не позвонил…

— А может, узнать номер телефона этого Панченко? — спросила Валентина Васильевна.

— Кто ж его скажет? Он живет за городом, на своей ферме, там и телефон, может, только сотовый. Я пошла в ванную, Валентина Васильевна, а вы, если он позвонит, стучите.

— Хорошо, Лера, — глотая слезы, ответила Валентина Васильевна. — Но чует мое сердце — не позвонит…

Лере было искренне жаль пожилую женщину, но что тут можно было еще сказать? Кто б ее саму пожалел!

— Лера, а если позвонить твоей подруге, ее муж, ты говорила, связан с бандитами. Он может что-то узнать?

— Не буду я ей звонить, — резко сказала Лера. — Даже видеть больше не хочу. Из-за нее все началось… Не хочу!

И пошла в ванную.

В это самое время, в половине одиннадцатого, Епифанов собрался спать. Панченко убедил его, что ехать в Москву сейчас небезопасно, да и неприлично: Настя надеется на продолжение приятного знакомства. Насчет Насти Епифанов не решил, как тут быть, все же не хотелось изменять жене, пока она еще жена и пока они не выяснили свои отношения. А вот домой возвращаться и вправду не хотелось. Какой смысл ехать в Москву, будучи изрядно пьяным, а там, дома, что? Жена, ставшая почти чужой женщиной? Ночь на диване в кабинете? Вопросы, где был, что делал, почему не звонил… Сама ничего объяснять не желает, но спрашивает! Зачем ему это нужно?

После бани их ждал роскошный стол с пятью графинчиками, а к тому времени уже и есть захотелось, потом — танцы при свете пылающих поленьев в камине, пение под караоке. И снова танцы, дурачество всякое — помимо роскошного стола, были и две красивые девушки, и одна из них, Настя, была чрезвычайно внимательна к нему, ласкова, игрива… Даже Лера не вела себя так, когда у них были гости.

Епифанов подумал, что все-таки нужно позвонить хотя бы матери, сказать, что останется ночевать у Панченко, но потом сообразил, что мать сообщит это Лере и та преспокойно будет спать. А он не хотел этого! Пусть помучается, подумает как следует и решит, дорог ей муж или нет!

Правда, он слишком много стал пить. Никогда прежде такого не было, чтобы три дня подряд… Но ведь каждый день была причина. Веская. Была, черт возьми, как тут ни крути — была!

Панченко сам проводил его в просторную спальню с большой кроватью (оказывается, у него тут было шесть спален, удобство жилья он мерил на американский манер — чем больше спален, тем лучше). Показал, где санузел, где свежая пижама, где, если уж понадобится, бар. Они обнялись, и Панченко ушел.

Пижаму Епифанов не стал надевать, привык спать в трусах, разделся, бросив костюм на пуфик у трельяжа, и залез под одеяло. Все было классно, перспективы отличные, с Канарцем Панченко обещал разобраться, Зеленин этим займется уже завтра. Можно и спать… Сюда бы приехать с Леркой, она отлично танцует, а как поет под караоке! А как бы они любили друг друга на этой широкой постели…

В комнату неслышно вошла Настя, подошла к кровати, остановилась:

— Не возражаешь, Жора?

А как можно было возразить девушке, которая была такой нежной и ласковой с ним весь вечер? На ней была полупрозрачная ночнушка. Хоть и видел ее в бане голой, все уголки красивого тела обследовал глазами, а снова хотелось смотреть не отрываясь. В ночнушке Настя казалась еще привлекательнее.

— Давай, — сказал Епифанов.

Настя легла рядом, обняла его, прижалась всем своим горячим телом.

— Просто буду рядом с тобой, — сказала она. — Честно говоря, ничего серьезного не хочется, Жора.

— Ваську хочешь? — спросил Епифанов.

— Уже нет, хотя и бывает… Но он положил глаз на Маринку, понятно, что это серьезно, не хочу мешать. Тебя бы хотела, но ты ведь… обожаешь свою жену, верно?

— Верно.

— Расскажи, это хорошо — семейная жизнь? Всегда мечтала о семье, но… вон как получилось.

— Конечно, хорошо. Если рядом и жена, и любовница, и надежный друг — что может быть лучше? А когда Василий женится на Марине, что ты будешь делать?

— Стану директором птицефабрики, обещано. Все девчонки получат должности и будут работать, всем тут нравится. Такой был уговор. Панченко сдержит свое слово, а Маринка не захочет, чтобы мы были рядом. Все по-честному. А ты и вправду так верен своей жене?

— «Это любовь, что без денег делает тебя богатым», Пугачева поет такую песню.

— Пугачевой не нужны деньги, у нее кредитная карточка есть, — сказала Настя.

Епифанов понял, что, если Лера и вправду изменяет ему и не хочет с ним жить, он женится на Насте. На следующий день после развода.

— Она хотела сказать, что и без кредитной карточки человек богатый, если рядом — любимый. Или — любимая.

— Сомневаюсь. Хотелось бы посмотреть на них с Галкиным в коммунальной квартире без копейки в кармане. Жора, а ты все-таки очень грустным сегодня был. Почему? Скучал по своей благоверной, или в семье нелады?

— Всякое бывает, Настя. Я даже не позвонил ей, не предупредил, что останусь ночевать здесь.

— Расскажи, Жора.

Более благодарного и приятного слушателя трудно было себе представить. И Епифанов рассказал ей обо всех своих тревогах и сомнениях.

— Но ты же не знаешь точно, что она тебе изменяет? — сказала Настя.

— Но подозреваю это.

Она еще крепче его обняла, поцеловала в щеку:

— Ты уже хочешь меня, да?

— Я ведь не железный… Но я не хочу изменять жене, пока не узнаю всей правды.

— Я понимаю тебя. Знаешь, если все будет совсем плохо, позвони мне. Я прибегу, даже Василия брошу. Но сейчас… я хочу, чтобы у тебя все было хорошо.

Она ласково погладила его по щеке, снова чмокнула в шею и отвернулась.

— Ты умница, Настя, — сказал Епифанов. — Но я ведь не бедный человек… Ты могла бы воспользоваться моментом, соблазнить меня.

— Жор, я слишком много пережила, года два назад — могла бы и сделала бы все возможное. Но теперь — нет. Вася не даст меня в обиду, а я… я не хочу разрушать счастливую семью. Понимаешь?

Епифанов повернулся, прижался к ней, повторяя изгибы красивого и соблазнительного тела. Теперь он нежно поцеловал ее в щеку.

— Спасибо тебе, Настя. Ты — мой друг. Я сам себя не понимаю — лежу в постели с красивой девушкой и… Я благодарен тебе, Настя.

— А я тебе, Жора. Знаешь, это ведь было испытанием. Для меня. Если б мы занялись сексом, я бы поняла — не бывает в мире счастливой любви, не бывает настоящей семьи. А теперь верю — бывает. И я хочу такую же семью.

— Желаю удачи, Настя.

— Тебе тоже, Жора. Обнимая ее, он уснул.

Глава 23

Травников сжал трубку радиотелефона, посмотрел на Дашу. Она смотрела на него, презрительно сощурив глаза.

— Але, Люси? Привет, это Стас. Наконец-то дозвонился, ты почему два дня не отвечала?

— А ты как думаешь?

— Люси, дорогая, там была стрессовая ситуация, ты ж понимаешь… Мы не могли в полной мере насладиться…

— Могли, но ты не хотел.

— Люси! Это было… как бы тебе объяснить…

— Не надо, Стас. Я не хочу больше тебя видеть. У меня солидный муж, между прочим, очень ревнивый, так что лучше нам расстаться и не будоражить прошлые воспоминания. Что было — то прошло.

— Люси, это просто замечательно, что муж твой солидный и ревнивый. Именно такой нам и нужен.

— Что ты хочешь сказать, Стае?

— Не по телефону. Подъезжай через пару часов к парку Горького, встретимся, все объясню.

— И не надейся! Я же сказала — все кончено, Стас.

— Люси, это будет наше последнее свидание. Вернее, предпоследнее, и ты поймешь, во что ты вляпалась и как из этого выбраться. Через два часа я жду тебя у парка. Не вздумай опаздывать, это чревато очень большими неприятностями. Я вполне серьезно говорю.

Травников бросил трубку на диван, посмотрел на жену. Вид у него был торжествующий.

— А ты уверен, что она отстегнет нужную сумму? — спросила Даша.

— Куда она, на хрен, денется! Ревнивый муж, такие кадры!.. Да она на блюдечке с голубой каемочкой приволочет бабки… Понимаешь, да?

— Даже и не знаю, что думать… — сказала Даша. — Ты понимаешь, я уже не хочу ее денег. Может, оставишь в покое мадам? Она свое дело сделала, эта Люси.

— Не понял. — Травников с изумлением уставился на жену. — Что ты хочешь сказать, Даша?

— Твоя запись. Она меня так заводит, прямо… жуть. Ну и спасибо дорогой Люси за подарок. Все у нас просто замечательно, Стасик. А деньги… что-нибудь придумаем.

Травников с облегчением вздохнул. А то уж было подумал, сейчас брякнет — ни денег твоих, ни тебя не нужно.

— Последний рывок остался, Дашка, — сказал он. — Уже все придумано, только нужно взять деньги.

— Ох, смотри, Стас…


Епифанов не переставал удивляться размаху Панченко. В Москву они мчались на черном «600-м» «мерседесе», а следом летел джип под управлением Василия Ивановича, и в нем сидели двое вооруженных охранников! Ну прямо как бандитский кортеж из телесериала.

Ночью он спал как убитый, несмотря на то что рядом лежала красивая девушка, а утром проснулся — ее уж нет. Была и исчезла, словно приятный сон. Но какая умница! Подумалось — везет ему на умных женщин, правда, теперь он не знал, хорошо это или плохо для семейной жизни. Голова не болела, видимо, Панченко с умом делал свои настойки, настроение можно было охарактеризовать дебильным советским лозунгом «Вперед и с песней!». Он принял контрастный душ, после чего настроение только улучшилось, позавтракал в просторной столовой, где им с Панченко прислуживала Светлана, ни Насти, ни Марины в поле зрения не было. Позвонил домой, сказал отцу, что все в порядке, матери дома не было, а потом Панченко велел собираться в Москву, к Зеленину, решать его, Епифанова, проблемы.

Ну вот и поехали. В сопровождении джипа с вооруженной охраной.

А Настя… какая красивая девушка была! И ласковая, и… Если он будет по-прежнему счастлив с Лерой, как-то обязательно отблагодарит эту светловолосую белоруску. Смешная мысль. Отблагодарить девушку, которая хочет тебя, можно только одним способом… Но он как раз исключался в этом случае.

— Не дергайся, я сам все объясню Зеленину, — сказал Панченко. — Он поймет меня и сделает то, что нужно.

Во дворе дома, где располагался офис Зеленина, их уже ждали крепкие мужики, проводили в кабинет босса.

— Привет, Дима, давно не виделись, — сказал Панченко, пожимая руку Зеленину.

Епифанов с опаской смотрел на гориллоподобного мужика, но тоже пожал ему руку.

— Дима, это мой друг, партнер по бизнесу — Жора Епифанов. Ты его знаешь, ваши жены, кажется, подруги. Так вот, я хочу, чтобы у Жоры не было проблем с Канарцем. На условиях Жоры. — Панченко бросил на стол конверт. — Пять тысяч баксов — нормальная цена. Сделай, прошу тебя.

— Не так-то просто это сделать, — ухмыльнулся Зеленин. — Канарец очень обижен на человека.

— Человек не обманывал его. А большие бабки можно требовать после получения большей прибыли. К тому же мой друг пострадал. Но мы не обидчивые, будем считать — квиты.

— И все равно сложновато будет…

— А ты сделай, — ласково сказал Панченко. — Я ведь знаю, откуда ты, майор, знаком с твоими генералами. Прошу, деньги даю. Я прав, Дима?

— Вполне, Вася, с тобой всегда приятно иметь дело.

— Жора, я поехал, кое-какие дела еще имеются. Вы тут потолкуйте, уточните детали, — сказал Панченко. — Через пару часов буду у тебя в офисе, подпишем контракт.

Какие детали им следует уточнять, Епифанов не знал, хотел спросить, когда Панченко ушел, но тут зазвонил телефон. Зеленин схватил трубку.

— Дима, она едет к парку Горького, — сказал Булкин.

— Держи на прицеле. Мне нужно знать о переговорах. Не упусти! — жестко сказал Зеленин. — Что еще?

— Самое главное. Ты сидишь или стоишь?

— Думаю, нужен ли мне такой болтун или нет?

— Он ей сам позвонил, на домашний номер. Говорил нагло, потребовал, чтобы она немедленно приехала и сама узнала, во что вляпалась. Это похоже на шантаж.

— Зафиксируй переговоры и немедленно звони мне, как только что-то прояснится. Все. — Зеленин положил трубку и молча уставился на Епифанова.

— Такая у тебя работа? — спросил тот. — Люда говорила, что ты бандит… выходит, даже круче Канарца?

— Я не бандит, решаю деликатные проблемы. Ты меня извини, Епифанов, за тот звонок. Из-за вашей компании у меня с женой проблемы возникли. Бывает, что и крыша едет.

— Из-за моей компании? — возмутился Епифанов. — Да я видел твою жену иногда по вечерам, ну, к столу приглашал, если бутылку привозил. Как же иначе? А нужно было гнать в три шеи, тогда бы дома все нормально было!

— А теперь что у тебя ненормально? — заинтересовался Зеленин.

— Да все! — завелся Епифанов. — Семья к едрене фене рухнула, понятия не имею, что дальше делать. Потому что твоя… Подруга, мать ее!.. Сначала сама приходит, а потом…

Сам того не желая, он рассказал Зеленину о рыжем мужике, выскакивающем из его подъезда.

Зеленин слушал его, склонив набок голову и выбивая толстыми пальцами затейливую дробь на столешнице. Барабанил еще с минуту после того, как Епифанов замолк, а потом недоверчиво хмыкнул:

— Интересная история. А Людка где была в это время? Ты не погнался за мужиком, пошел домой. И?..

— Какая Людка? Ее там и близко не было! — заорал Епифанов. — Может, раньше приходила, козла этого привела…

— Была! — заорал Зеленин.

— Не было!

Зеленин с изумлением уставился на него и вдруг неожиданно для себя почувствовал что-то вроде угрызений совести. Он-то знал, что с рыжим встречалась Людмила, она привела его в квартиру Епифанова… Вопрос — для себя или для жены Епифанова? Это предстояло выяснить, но логика поведения жены подсказывала — для себя. А устроила проблемы мужику, который ни сном ни духом… Зря он злился на него…

Зеленин снова взял трубку, медленно набрал номер:

— Але, Илья? Не трогай больше Епифанова. Что, что! Я сказал — будешь жить с ним по его правилам! У него крыша — выше моей! Хочешь проблем — получишь их, и даже не от меня. Эти люди ошибок не прощают, ты меня понял? Все. Нет, сам приедешь и поговоришь с мужиком. Все.

Епифанов с изумлением слушал этот разговор. Так говорить с самим Канарцем… значит, и вправду не простой человек этот чертов Зеленин. А кто же тогда Панченко, который заставил Зеленина сделать то, что нужно?

Зеленин взглянул на Епифанова:

— Ты доволен? Еще раз извини. Иногда приходится быть орангутангом… Если жена…

Епифанов хотел сказать, что он и так похож на орангутанга, но не сказал.

— Дела побоку, они решены. Слушай, Епифанов, я думаю, скоро выясню и твою тайну, и свою.

— В смысле?

— Узнаю, кто был в твоей квартире и с какой целью.

— Как?

— Это мое дело. Но на тебя я не в обиде.

Зеленин встал из-за стола, протянул руку. Епифанов пожал ее. Ну, раз протягивает человек…

— Приятно было познакомиться.

— Когда все решится — встретимся, обмоем это дело?

— Какое?

— Короче так, Епифанов… потом расскажу, лады?

Машину Епифанов оставил вчера возле магазина, пришлось взять такси. Одна проблема решена, да еще как решена! Велено Канарцу принять его условия! Ну да черт с ним, с Канарцем. Что собирается выяснять Зеленин о том кошмарном вечере? Почему занервничал, крикнул, что Людмила тоже была там? Где была? Он никого не встретил на лестнице, лифт не двигался, в квартире была только Лера. И та в ванной. Они что, вместе с подругой мылись? Бред, какой-то!


Холодно было, обогреватель включен, а все равно холодно. Людмила зябко передернула плечами, выезжая на Садовое. Не хотелось ей видеть Стаса, слушать его дурацкие объяснения. Все, покончено с этим странным типом! Господи, да что ж она за дура была, если решилась на такое? Прямо наваждение! Митя уже два дня тихий, спокойный, вежливый и — совсем не хочет ее в постели. «Дела, дела, устал, дорогая, извини…» А раньше, бывало, навалится, ну истинная горилла ненасытная, и плевать, что она думает, как себя чувствует… Раньше — когда со Стасом встречалась, чуть ли не каждый день у Лерки гостила, ее к себе приглашала… А еще раньше он ведь тоже был вежливый, спокойный, грубоватый, правда, всегда, но — в меру. И в постели прислушивался к ее желаниям… даже не так — чувствовал их. А она? Да просто не любила его. Вышла замуж за деньги, чего там душой кривить, думала — стерпится — слюбится, новые возможности, поездки, покупки сгладят ее неприязнь. Ан нет! Жутко завидовала Лерке — вот мужик достался!

А что теперь? Нет, она не воспылала вдруг любовью к Дмитрию, но… не хотела его терять. Он был добрым, заботливым, щедрым, да и в постели вел себя как настоящий мужчина. А что Стас? Да на кой черт он ей нужен, ни то ни се?

Но пришлось поехать на встречу с ним. Как-то странно он говорил по телефону, сказал — узнает, во что вляпалась… Почему вляпалась? Что он имеет в виду? Лерка пожаловалась, что у нее с мужем нелады? Это вряд ли. А тогда что?

И снова вздрогнули плечи, завибрировали пальцы, сжимающие руль. Холодно было не в машине, холодно было в душе. Непонятный голос Стаса, непонятные намеки породили в душе страх, а это — самое холодное вещество на свете.

Она еще с Крымского моста увидела Стаса. Высокий, рыжеволосый, в длинном черном пальто, он стоял на обочине, почти напротив входа в парк. Она проехала метров на десять дальше, назло ему, пусть подойдет, остановила машину, опустила боковое стекло. Выходить из «шкоды» она не собиралась.

— Привет, Люси. — Травников нагнулся к открытому окошку. — Может, впустишь, разговор есть.

— Говори, — холодно сказала Людмила.

Еще несколько дней назад она трепетала при виде его, а теперь смотрела совершенно спокойно. Потому что в постели, хотя там никакой постели и в помине не было, оказался несостоятельным? Нет. Поняла, что он темнит, хитрит, ведет какую-то свою, непонятную ей игру. Может, слишком поздно поняла?

— Люси, это слишком серьезно. У тебя ведь солидный муж, огромная квартира и вполне обеспеченная жизнь. Ты ведь не хочешь лишиться всего этого и оказаться у мамы с папой в старой квартирке, верно?

Он сам открыл дверцу, сел рядом с ней. Теперь Людмила смотрела на него с нескрываемой яростью.

— Кто ты такой, чтобы рассуждать о моей семейной жизни? Импотент несчастный!

— Другие женщины так не могут сказать. Просто ты… Извини, Люси, буду честен — никогда ты не интересовала меня как женщина. Ни в какой позе.

— Пошел вон отсюда! — крикнула Людмила. — Скажу мужу — он в порошок тебя сотрет, придурка!

— Не скажешь. И значит, не сотрет. Вот посмотри, и поймешь, что я не шучу. — Он протянул ей видеокассету. — Дела у меня идут хреново. Пятьдесят тысяч баксов — и все будет забыто, я тебе гарантирую это.

— Что-о?.. — протянула Людмила, лихорадочно шаря руками вокруг себя в поисках чего-то тяжелого, чем бы можно было стукнуть по голове эту мерзкую тварь.

Травников бросил кассету ей на колени.

— Вообще-то цена ей — сто тысяч. Но я не злодей. Посмотри, я завтра позвоню, Люси. Будешь выпендриваться, точно такую же получит твой муженек. Не думаю, что обрадуется этому просмотру, — сказал он, выбираясь из машины.

Людмила с ужасом смотрела на видеокассету — как будто скорпиона бросили на колени, того и гляди ужалит…

Неподалеку от ее «шкоды» стояла синяя «газель», а в ней сидел Булкин в наушниках.

— Ну козел, на столбах таких вешать надо! — злобно пробормотал он.

— Что там интересного? — спросил Игорь, сегодня он сидел за рулем «газели».

— Меньше будешь знать, дольше проживешь. — Булкин торопливо набрал номер на своем мобильнике. — Дима, видеокассета, это чистый шантаж! Похоже, ничего там не было, импотентом его назвала, послала, а он, падла, уверен в себе!

— Тормозни ее! — рявкнул Зеленин. — Прострели шину.

— Средь бела дня? Думаешь, получится?

— Постарайся. Не выйдет — тормози как хочешь. Говори с гаишниками, мне нужно сорок минут, чтобы установить дома аппаратуру. Я помчался, решай проблему!

— Тормозни как хочешь… — пробормотал Булкин, снимая наушники. — На таран идти, что ли? Короче, Игорь, прижмись к ней. Глушитель у меня есть, может, удастся пальнуть по заднему колесу незаметно. Получится — тоже остановимся, поможем сменить колесо на запаску. Но медленно, очень медленно, не меньше сорока минут будем работать. Не получится — придется тормозить по удостоверению.

— Понял, — кивнул Игорь, разворачиваясь и пристраиваясь следом за «шкодой-фелицией».

Булкин достал пистолет — разрешение на него имелось — и стал прилаживать глушитель. А вот на него разрешения не было и быть не могло. Если кто-то заметит, шум поднимет — проблем будет выше крыши.

Глава 24

Уже стемнело, а Лера сидела на кухне, не включая света. Ждала возвращения мужа, хотела услышать, что же он скажет в свое оправдание. Утром позвонил родителям, сказал отцу, что у него все в порядке, ночевал у Панченко. Петр Иванович тут же перезвонил им, Валентина Васильевна засобиралась домой и вскоре уехала, отказавшись даже от завтрака. И самой есть не хотелось, почти всю ночь они обе не спали, устали — сил не было никаких. Господи, чего она только не представляла себе этой кошмарной ночью! И то, что Жорку убили, и то, что искалечили теперь лежит без сознания в реанимации, и неизвестно, будет жить или нет… Каково готовиться к такому? А о том, что пьянствует с проститутками, забыв о жене, легче думать, что ли?

А он, оказывается, остался ночевать у какого-то фермера Панченко! И никого даже не предупредил об этом! Вот так оно и кончается, счастье человеческое? Еще недавно у нее была замечательная большая семья — любящий обеспеченный муж, чудесная дочурка, свекровь со свекром — как вторые родители, и вдруг — ничего. Анфиска останется с ней, но она ведь так любит папу…

Полдня она спала, то и дело просыпаясь, вновь и вновь вспоминая свои ночные страхи. И самое обидное было в том, что она ни в чем не виновата перед мужем! Не изменила ему, даже мысли такой никогда не приходило в голову… Так за что же?!

Хотелось плакать, но слез почему-то не было, глаза были сухими, даже когда плечи содрогались от рыданий. В школу она не пошла, позвонила Маргарите, попросила сказать, что приболела. Во второй половине дня приняла душ, потом выпила две чашки крепкого кофе с печеньем и стала ждать.

Вот уже стемнело, скоро, наверное, приедет… Что скажет? А что она ему скажет в ответ? Прощенья просить не станет — не за что. Объяснять, что случилось тем дурацким вечером, без толку, все равно не поверит. Раз уж решился на такое — остаться ночевать, даже не предупредив ее, — значит, уверен в ее вине.

Да ведь Валентина Васильевна и говорила — гены. Петр Иванович был жутким ревнивцем, и Жорка такой. Не знала об этом, да ведь и повода для ревности не было. А появился — и, словно искра, взорвал бомбу в его душе.

В прихожей хлопнула дверь — ну, вот и он. Лера напряглась, дернулась было к выключателю, но тут же снова села на стул. Может, увидит ее, сидящую в темноте, и хоть что-то поймет? Может, хоть какую-то попытку предпримет, чтобы сохранить семью, чтобы… Он ведь любил ее!

Епифанов вошел на кухню, включил свет, мрачно хмыкнул, увидев жену за столом.

— Страшно сидеть при свете, да? — спросил он.

— Что все это означает, Жора?

— Ну вот и расскажи мне, что это означает, — сказал он. — Я тебя каждый день прошу — расскажи, что ты думаешь, как собираешься жить дальше. В конце концов, мы цивилизованные люди, я все могу понять. И — разойдемся без обид.

— Ты хочешь, чтобы мы разошлись?

— Мне нужно знать, что с тобой происходит!

— А с тобой?! Мы тут с Валентиной Васильевной всю ночь не спали, уже не знали, что и думать! Ты мог хотя бы позвонить?!

— Не мог. И не ори на меня, понятно? Не хочешь сказать правду, ну что ж… молчание — знак согласия. С ним и оставайся.

Нет, он не хотел сохранить семью, он все уже решил для себя. Не позвонил потому, что она для него — никто. Так почему же она должна говорить с ним? О чем?

— Ты хотя бы об Анфиске подумал? — устало спросила она.

— А ты о ней думала? Сейчас думаешь?! — заорал Епифанов. — Ванну уже приняла к моему приходу? Или, может, душем ограничилась, чтобы чужие запахи отбить?!

— Дурак ты, Жора, и не лечишься, — с тоской сказала Лера и пошла в спальню.

— Дурак! Еще какой дурак! — заорал он ей вслед. — Таких дураков еще поискать надо! Чтобы любили, чтобы верили, как самому себе… А потом — бац! Вторая смена!

Лера вернулась, распахнула дверь кухни.

— Да ты совсем свихнулся! — закричала она. — Ты никого не любишь, ни о ком не думаешь! Я договорилась, буду работать в школе целый день, понятно? И классное руководство возьму! А ты!.. Надеюсь, оставишь нас в покое! Купи себе квартиру, у тебя есть средства, и живи как хочешь!

— И куплю!

— Вот и купи! И нам с Анфиской ничего от тебя не нужно!

— Только не надо за Анфиску говорить!

Она ушла, громко хлопнув дверью. Епифанов растерянно оглянулся, не веря, что все эти слова предназначались ему. Но на кухне больше никого не было. Это что, дурной сон продолжается? Да нет, сны не бывают такими длинными. Большой человек Панченко встречает его как дорогого гостя, страшный человек Зеленин сочувствует и готов помочь, непонятно как, но это не важно. Злобный старик Канарец звонит, шепелявит, что все нормально, он наказал виновных, мол, не таи зла. В магазинах на ура проходит презентация пробной партии собственного пива, спрос превышает предложение, только работай, прибыль пойдет большая. С Панченко заключен долгосрочный контракт, учитывая его возможности — это дорогого стоит! Тут бы жить да радоваться, а не получается! В конце концов, совсем незнакомая девушка Настя выслушивает его, понимает, сочувствует — просто так, потому что — женщина. А родная жена?!

Встречает какими-то воплями, хочет жить без него в этой квартире! Чтобы привечать тут рыжего козла?! Так это следует понимать или как?!

Епифанов достал из бара бутылку водки, налил в стеклянный стакан, залпом выпил. Закусил остатками холодной курицы Панченко. Сколько дней она лежит в холодильнике? Да какая разница, вкус по-прежнему обалденный. Он много пьет в последнее время, очень много, а что делать? Как все это можно видеть — удачу и крах одновременно? И зачем удача, если те, для кого он старался, стали чужими? Не те, а та?

Он снова наполнил стакан, снова выпил. Так, значит, все, ради чего старался, — впустую? Отдай мне квартиру и вали отсюда, так это следует понимать? И будет тут хозяйничать какой-то рыжий говнюк? И будет она для него надевать лучшее свое белье, а когда пойдут в театр — драгоценности, шубы, которые он дарил ей с радостью? Рыжий-то ни хрена такого не подарит, а ей и не нужно, все уже есть.

Есть?! «А вот не будет», — родилась в пьяном мозгу мстительная мысль. Но отнять свои подарки — это выше его понимания, это нельзя. А если их украдут?

А их и украдут. По крайней мере меха и драгоценности попадут в руки хорошим людям. Может, другую семью спасут и помогут…

Епифанов двинулся в прихожую, оделся и вышел из квартиры.


Алесь долго не мог понять, что от него хотят.

— Та шо ж это такое, Жора? — испуганно повторял он. — Та як же ж то можно?

— И можно, и нужно. Тебе и мне, — говорил Епифанов, держа его под руку. Они прогуливались по асфальтовой дорожке перед домом. — Ты сейчас едешь на вокзал, покупаешь билет на любой украинский поезд на… часа два-три пополудни, понял? А завтра срочно увольняешься или берешь отпуск на месяц. Жена заболела или ребенок, придумай, чтоб все выглядело нормально. Потом грабишь мою квартиру…

— Не, Жора, я це не смогу. Ну хоть убей меня.

— Хорошо, я сам тебе вынесу все и отвезу на вокзал. И посажу на поезд. Шубы, драгоценности, дорогие костюмы… шмоток на приличную сумму, в баксах, разумеется. Продашь — обеспечишь семью года на два, на три. Не продашь — твоя жена будет молиться на тебя.

— Та шо ж у тебя такое стряслось, Жора?

— Мне жена изменяет. Понимаешь, приезжаю раньше домой — из подъезда выскакивает рыжий мужик, штаны на ходу застегивает. А жена в ванной!

— Ну так шо? Я не верю, шоб Лера тебе изменила.

— Веришь не веришь… Я для нее чего только не делал, а она… Молчит как партизанка. Сегодня заявила — вали отсюда, купи себе квартиру, а я тут сама буду жить как хочу, понимаешь?

— Не понимаю, Жора. Та не могла она такое сказать.

— Могла! На хрена мне оставлять ей все, что накупил? Пусть лучше твоей жене достанется.

— Та нэ можу я, Жора… — чуть не плакал Алесь.

— Можешь! — решительно говорил Епифанов. — Ради своей жены, ради своих детей — можешь! Ну сам посуди — на хрена мне оставлять все это ей? Чтобы перед рыжим уродом красовалась?! О дочке позабочусь, а она… Пусть рыжий ей купит!

— Ну шо ты хочешь, Жора?

— Я тебе все объяснил. Дуй на Киевский вокзал, покупай билет на поезд. Послезавтра будешь дома богатым и любимым.

— А если милиция узнает?

— Как? Подумают на рыжего придурка. Ты тут абсолютно ни при чем, да никто и не будет заявлять в милицию. Она — потому что сама виновата в этом, я — понятное дело, сам же все и украл. Ты даже ни в чем не виноват, понимаешь? Я сам вынесу и отдам тебе.

— Так ты хочешь…

— Да. У нее завтра уроки с двенадцати до трех. Купи билет часа на два… на любой поезд. Как провезти — думай сам.

— А если…

— Я тебе давал свою визитку? На еще одну, тут мой служебный телефон. Позвони, если захочешь вернуться и дальше работать на «Горбушке». Алесь, я тебе не враг, веришь?

— Та конечно ж, Жора…

— Значит, решили. Завтра в двенадцать я заезжаю за тобой на «Горбушку», ты уже все свои проблемы решишь. Билет в кармане, остальное — дело техники. Все, до завтра, Алесь. И запомни — это серьезно.

Алесь согласно кивнул и пошел к своему подъезду. А Епифанов зашагал к своему. Казалось, что нашел выход из положения. И наказал неверную жену, и жлобом не выглядел, и доброму человеку с Украины помог. Отличное решение!

Глава 25

Вот дверь собственной квартиры — большой, с тренажерным залом и всякими комнатами, для какого черта они предназначены, и сам уже забыл. Но главное — там есть спальня, столовая, огромная ванная с джакузи и душевой кабиной и собственный просторный кабинет. Когда детство прошло в коммуналке, где, конечно же, были пьяные мужики, стервозные женщины, готовые выплеснуть кипяток в лицо соперницы, которая заняла плиту раньше, поставил слишком большую кастрюлю или просто не так посмотрела… Когда, будучи офицером спецслужбы, приходилось ютиться в крохотной однокомнатной квартире с женой и ребенком и никаких шансов на улучшение жилплощади не было, из-за чего жена ушла к другому. Казалось бы — живи теперь и радуйся! Но радости в душе не было.

Зеленин с минуту стоял у двери, размышляя, позвонить или открыть дверь своим ключом, в конце концов положил палец на белую клавишу звонка. Дверь открыла жена, бледная, взволнованная, суетливая больше, чем когда-нибудь.

Оно и понятно. Так дом это или не дом? Без любимой женщины это просто огромная квартира. Женщина могла бы превратить ее в уютный дом, ради этого он готов был выделить ей любую сумму. Но — не хотела или не могла… А какая разница?

— Ты сегодня рано пришел, Митя, — торопливо сказала Людмила. — Я ничего не приготовила на ужин, сейчас сделаю. Хочешь яичницу с беконом?

— Не возражаю, — сказал Зеленин. — Сделай мне, пожалуйста, яичницу, Люся.

— Сейчас, Митя, конечно, я сейчас тебе все сделаю. Выпить хочешь? У нас еще коньяк остался. А я тебя жду. Но не думала, что ты так рано сегодня… Ты раздевайся, а я мигом…

Дура, дура… Она думает, что это незаметно? Могла бы, как прежде, смотреть телевизор в спальне, и то лучше было бы. А она… Да как же он может ее бросить, отшвырнуть в сторону, такую глупую бабу? Пропадет ведь!

Зеленин снял плащ, повесил в шкаф, стащил ботинки, сунул ноги в тапочки, остановился в коридоре.

— Митя, а может, хлебушка поджарить? — крикнула из кухни Людмила.

Уж лучше бы молчала. Или злилась на него, орала, что не рабыня, не обязана докладывать, как она проводит свободное время. Он бы тоже разозлился, может быть — врезал бы ей, все легче б стало. А на такую как разозлишься? «Хлебушка поджарить…» Дура!

Он стремительно вошел в спальню, достал из-за телевизора коробочку чуть побольше портсигара, соединенную тонкими проводами с видеовыходом телевизора. Все, что было на экране за последние часы, зафиксировала пленка миниатюрного видеоплейера. Установил его в спальне, ибо не сомневался — она будет смотреть кассету, которую передал ей рыжий козел, тут.

Зеленин был знаком со многими солидными женщинами — хозяйками крупных фирм, женами больших бизнесменов, и почти все они своей комнатой, кабинетом дома считали именно спальню. Можно острить по этому поводу, придумывать пошлые шутки, но, как ни крути, — это естественно для женщины. Да и женщина ли она, если ее любимое место не в спальне, на пуфике у трельяжа с десятком рекламированных кремов и прочей чепухи, а за компьютером, на котором рассчитывается прибыль от очередной сделки? Вряд ли…

Заметить миниатюрный видеоплейер за телевизором было практически невозможно. Включается автоматически с включением телевизора, миниатюрная кассета пишет пять часов. Ну и что же он записал, чем шантажировал жену, этот козел?

— Люда, я минут десять поработаю в кабинете, — крикнул Зеленин. — Скажешь, когда ужин будет готов!

В своем домашнем кабинете он включил телевизор, видеомагнитофон, вставил мини-кассету в переходник, а его — в черный зев видика. На экране возникло мельтешение, потом — какие-то люди очередного ток-шоу. Какие проблемы они обсуждали, он не понял, ибо сразу же увидел свою жену на диване в чужой квартире. Она глупо хихикала и страстно смотрела прямо в глазок видеокамеры, не зная о его существовании.

— Ста-ас… Зачем ты притащил его сюда? Не мог оставить на кухне?

— Прости, дорогая, не мог. Я примчался из офиса, в дипломате важные документы, их нельзя выпускать из виду.

«Дипломат, — машинально отметил Зеленин. — В нем видеокамера».

— Боишься, украдут? Я? Или, может, Лерка?

— Береженого Бог бережет, это очень важные документы, прости, Люси…

А вот и он, наконец-то свиделись… Сытый, упитанный козел, внешне, наверное, может нравиться бабам, но взгляд — подлеца. Это уже мнение профессионала. Как она обняла его, как прижалась к нему… Дура, дура…

— Ты не хочешь меня, Стае?

— Напротив, я так сильно тебя хочу…

Врет, сука! По глазам видно — врет! Зеленин сжал громадные кулаки, нервно постукивал ими по коленкам. Тихое бешенство росло в его могучей груди. Знал многое, видел многое, бывало, приговаривал несговорчивых к высшей мере, бывало, сам исполнял приговор, но то — жестокие мужские игры. А чтобы использовать бабу, которая так верит тебе, обнимает, целует, — использовать в своих гнусных целях!.. А это ведь его жена! Какой он, сука, важный, как говорит красиво, сытый, упитанный подонок! А она дура, дура… С ним, законным мужем, который для нее ничего не жалел, никогда так не вела себя…

С этим говнюком все ясно, он свое получит по полной программе. А что с собой делать? Как жить дальше с этим вот видением?!

Бешенство растаяло, он уже отомстил подонку, приговор вынесен и будет исполнен, до конца своих дней козел будет жалеть о своих гнусных делишках. Но Люська… Дура, как же она не могла понять, увидеть, что связалась с подонком? Теперь вот — «хлебушка поджарить?..». Что бы он сделал, не скажи она этого?

Теперь — ничего. Да за что же ее наказывать, если она просто дура? Он не красавец, сам знает это, но думал, что и его можно любить, если даст женщине все, что ей нужно. Потом думал, что можно запугать, заставить быть верной и любящей женой. Нет, она все же встречалась, несмотря на все угрозы, несмотря на страх потерять все, что имеет… Рыжий говнюк не знал с кем связался и что его ждет в будущем, а она знала, и тем не менее… Наверное, и вправду он внушает женщинам отвращение, до поры до времени терпят, а потом…

Так на роду написано? Или что там — судьба такая? Почему?! Да у него сколько угодно может быть женщин, любых красавиц, но на хрен они нужны, когда хочется иметь свою семью, детей, любящую, заботливую жену! Не дано, что ли? Да как же этого может быть не дано?! Как же?!

Он смотрел на экран телевизора и не чувствовал, как слезы катились по его щекам, слезы одиночества и отчаяния.

— Митя, все готово, иди… — сказала Людмила, входя в кабинет, и замерла, будто в каменную статую превратилась, увидев себя на экране телевизора.

Пауза длилась минуты две, Зеленин не видел и не слышал жену, а она теперь смотрела на него и с ужасом видела, что он плачет. Этот Кинг-Конг — плачет?! Он так переживает, что она… Господи, да такое и в кошмарном сне не могло присниться! Предполагала, что будет орать, может, бить ее, может, подстроит автокатастрофу или несчастный случай, а он — плачет?..

Она подбежала к дивану, на котором он сидел, встала на колени:

— Митя, прости меня, Митенька… родной мой, прошу тебя… Я… да ничего не было, клянусь тебе… Жорка приехал, и он убежал, я дурой была, я теперь поняла… поняла, что лучше тебя нет, пра-ав-да!

Он повалился на диван лицом вниз и зарыдал, как ребенок. Плечи вздрагивали, зубы скрипели, и хриплый стон судорожно вырывался из горла. Ничего страшнее этого Людмила не видела и не слышала в своей жизни. Она снова замерла, потом бросилась на диван, судорожно обнимая мужа.

— Что я не делал для тебя, в чем тебе отказывал?.. — бормотал он, уткнувшись лицом в черную кожу дивана. — Почему так получилось? Почему я не могу верить своей жене?!

— Потому что я… я была дурой, Митя! Я только теперь поняла, что люблю тебя, что ты для меня — самый дорогой, самый родной человек на свете! И не потому, что… эта дурость случилась, нет, я раньше поняла, сразу после того кошмарного вечера, Ми-тя-а-а… — завыла она.

— Я тебе не верю, — все еще вздрагивая, сказал Зеленин.

— Понимаю. Я все… понимаю… Я виновата перед тобой, но я тебя люблю… — всхлипывая, бормотала Людмила. — Да, ты не должен меня прощать, я слишком поздно поняла, что ты для меня значишь… Митя, хочешь, я буду тебе просто кухаркой, не нужно мне никаких денег, ни машины, буду и домработницей, хочешь? А ты можешь себе любовницу завести или жениться на другой. Я просто хочу быть рядом, видеть тебя… Не могу объяснить…

— Не хочу, — с сиплым вздохом сказал Зеленин.

Она тяжело встала с дивана:

— Хорошо, тогда я уйду к родителям. Но если тебе нужно будет, позвони, ладно? Я приду, и никаких денег, ни ресторанов, ничего мне не нужно, правда-правда. Они ведь не приносят счастья… Я просто к тебе приду, хоть на день, хоть на час, и сделаю все, что ты хочешь…

Всхлипывая, она пошла к двери. Уже вышла из кабинета, когда он рывком сел на диване, крикнул:

— Люся!

Она открыла дверь, остановилась у порога, испуганно глядя на него.

— Что, Митя?

— Я не хочу тебя видеть кухаркой… ты не умеешь готовить, — сказал он.

— Научусь… Куплю книги, буду читать и научусь…

— Не получится у тебя.

— Ты думаешь? — Она неуверенно шагнула в кабинет, остановилась возле дивана.

— Ты хорошо помнишь, что сказала только что?

— Да…

— Если еще раз обманешь — я убью тебя.

— Я сама себя убью! — закричала Людмила и прыгнула прямо на Зеленина.

Его могучие руки поймали жену, усадили рядом. Людмила неистово обнимала мужа, целовала и плакала навзрыд. Он выключил телевизор и молча смотрел на погасший экран, нежно поглаживая ее плечо. Две светлые капли катились из глаз по блестящим дорожкам высохшей на щеках влаги.

— Ты хочешь, Митя?

— Да, попробовать твою яичницу. И послушать о том, как все было на самом деле.

— Тебе это надо? Видел же… эту мерзость.

— Это не мне надо, а Епифанову. Что ж мужик страдает из-за… нашей дурости?

— Я тебе все расскажу, Митя. Пошли на кухню, я тоже проголодалась. Ты убьешь эту скотину?

— Нет. Я мог бы уничтожить соперника, если бы он имел варианты удержать тебя, а он — просто говнюк.

— И даже хуже!

Обнявшись, они медленно пошли на кухню.

Глава 26

Травников сладко потянулся, негромко сказал:

— Сегодня она даст окончательный ответ.

— Сомневаюсь, что ты получишь эти грязные деньги, — раздраженно сказала Даша. — И вообще, почему я должна осенью жить на даче своих родителей, топить дурацкую печку, чтобы не замерзнуть?

— Потому что это грязные деньги. А значит, и опасные. Я поеду в Москву, позвоню ей, а ты будь осторожна.

— Да пошел ты на фиг, Стас! Жалею, что связалась с тобой! Одни проблемы теперь!

— А ты хотела такие бабки получить без проблем? Знаешь, это даже в честном бизнесе редко бывает. Риск присутствует во всем, что связано с бабками. А кто не рискует, тот… не спит с красивой Дашкой!

Он попытался обнять ее, но Даша отодвинула его руку:

— Отстань. Ты хоть узнал, кто у нее муж, чем занимается?

— Какая разница? Я знаю, что он жутко ревнивый и готов убить жену, если что-то заподозрит. Она его боится. Отсюда вывод — кем бы он ни был, мы никогда не узнаем о его реакции на наши действия, потому что Люське не хочется быть убитой. Все просто и понятно.

— Не наши действия, а твои. Я к этому не имею никакого отношения.

— Имеешь самое прямое отношение, Даша. Ради тебя я пошел на это. Гнусно, согласен, а что делать? У людей миллионы в счетах за бугром, для них пятьдесят штук ничего не значат. А для нас — новые перспективы, своя фирма, нормальная жизнь.

— Ради меня? А кто просил тебя не ехать к ней, вообще забыть о том, что случилось?

— По-твоему,это умно — сделать работу и самому отказаться от оплаты?

— Это гнусно и… Если ты уверен, что он не узнает, почему сидим на даче, печку дурацкую топим?

— Осторожность не помешает, Даша.

Только он сказал это, как дверь крохотной комнатки с грохотом распахнулась, и на пороге возник; мужик в черной маске и с автоматом в руках. За ним другой, третий… Да сколько же их будет?! Травников вжался плечами в подушку, хотел что-то сказать, но зубы клацали во рту, звуки не шли из пересохшего горла. Даша лишь тоскливо усмехнулась.

Высокий мужик подошел к железной кровати, сдернул одеяло. Даша завизжала, задрыгала ногами. Край короткой шелковой ночнушки сбился на живот, обнажая ее бедра и смятые волоски между ног. Но мужик даже не посмотрел в ее сторону. Он резко ударил Травникова прикладом в скулу. Голова дернулась в сторону, еще один удар ткнул его носом в подушку. Струйки крови потекли на белую наволочку. Приклад описал в воздухе дугу и вонзился между ног Травникова. Звуки сами собой полились из горла Травникова — протяжный стон.

— Сука ты, Травников Станислав, — сказал Булкин. — Хоть бы трахнул бабу, было б ей что вспомнить потом на пенсии, а ты… козел самый настоящий!

— Шеф, а телка? — спросил другой мужик в маске, качнув стволом автомата в сторону замершей в неприличной позе Даши.

— Ее не трогать! — заорал Булкин. — А ты прикройся, падла, расщеперила тут свои… — он мрачно хмыкнул, глядя на обомлевшую от страха Дашу, — прелести.

Даша торопливо одернула ночнушку, натянула на себя одеяло. Но только на себя позволил ей натянуть одеяло Булкин. Травников лежал перед ним почти голый — только белые трусы — и дрожал от страха, от холода и от боли.

— А ты, сука, Травников Станислав, сейчас ответишь за то, что лукнулся на бабу, которой и в подметки не годишься. Если б хоть трахнул, так понять можно было, а ты — самый настоящий козел. Вот и заплатишь по этому счету. И не вякнешь потом. Давайте, мужики.

Двое крепких парней перевернули Травникова на живот, стащили трусы, положили так, что ноги были на полу, а туловище на кровати, раздвинули ноги. Вперед вышел амбал в маске, подошел к Травникову, ударил ногой между ног и стал медленно расстегивать молнию на джинсах.

— Игорь! Баба должна все это видеть! — крикнул Булкин.

Мужчина в маске повернул голову Даши к дрожащим белым ягодицам мужа. Она всхлипнула, но не посмела противиться. В это мгновение зазвонил телефон.

Булкин выхватил из кармана мобильник.

— Убери Мавра, — послышался в трубке стальной голос Зеленина. — Ограничиться жестким внушением.

— Ты что-то добрым стал… — зло пробормотал Булкин, но все же махнул мужику, расстегнувшему свою ширинку, приказал остановиться. — Может, премию дадим ему?

— Я тебя отдам Мавру, если будешь вякать не по делу, — очень тихо, почти ласково сказал Зеленин.

Этот тон босса был для Булкина почти колыбельной, убаюкивал и все агрессивные побуждения сглаживал.

— Он простил его, — сказал Булкин. — Все в машину. Мавр, тебя это тоже касается. Пошли, пошли, я тут сам разберусь.

Мужик, уже обнаживший свое орудие возмездия, с недовольной ухмылкой упрятывал его в джинсы. Остальные тоже были раздражены тем, что видели красивую голую девчонку, да с этим видом и должны возвращаться к своей непростой службе. Через минуту в комнате, кроме хозяев, остался только Булкин.

— Ну вот такие дела, Травников Станислав, — сказал он. — Простили тебя, наш босс очень добрый. Но чтобы впредь неповадно было тебе соваться к чужим женам, я должен провести воспитательную работу.

Травников уже снова лег на кровать, но трусы надеть не решался и теперь смотрел на Булкина, как кролик на удава. А тот ударил его прикладом в лицо, а потом несколько раз яростно соединил приклад с половыми органами бывшего риэлтера. У Булкина была молодая красивая жена, он часто не ночевал дома по долгу службы и мстил за ее возможную измену и за всех обманутых мужей, обманутых такими вот говнюками. Отомстил на совесть. Между ног Травникова было сплошное кровавое месиво, а сам он лежал без сознания.

— Ты убил его, — в ужасе прошептала Даша.

— Вызовешь «скорую», — сказал Булкин. — Придумаешь, что сказать — бомжи напали или кто. Если проговоришься — он мигом сядет за шантаж и вымогательство. А там будет не один, а десять Мавров. Поняла? И благодари Бога, что босс его простил. Ты все поняла?!

Даша испуганно кивнула, не в силах оторвать взгляда от кровавого месива между ног мужа.

— Вот и умничка. Пока. Булкин вышел из комнаты.


Телефон не отвечал. Зеленин еще раз набрал номер — молчание. Странно, Епифанов дал ему номер своего мобильника, а тот не отвечает. Не похоже на делового человека. А если ему позвонит Панченко, кстати, как они познакомились? А если другие деловые партнеры? Мобильник для того и существует, чтобы всегда быть на связи, его номер дают лишь нужным людям. А он молчит. Что за дела непонятные?

Людмила была… вот такую он и хотел жену, и все, проехали это дерьмо. Она родит ему девочку, от прежней жены был сын, а теперь хотел девчонку, говорят, они больше любят пап, а уж он-то будет любить ее как! Дипломат с видеокамерой изъят из квартиры Травникова, кассеты с записью гнусной сцены — тоже. Он сам их уничтожил. И наказал козла, но не так, как хотелось вначале. Сентиментальным стал, что ли? Годы берут свое, да и Людка стала такой… можно было спасибо сказать этому козлу. Ну вот Булкин и сказал, он это умеет, а Мавра применять не стоит. Пусть живет, козел… как сможет.

Ну и где этот Епифанов, мать его? Нужно же растолковать чуваку, как все было на самом деле? Что жена его тут — ни сном, ни духом и он зря обижается?

Зеленин снова набрал номер — тот же ответ, что абонент недоступен, или… Придурок!


А Епифанов в это время гнал «ауди» Тарасова в сторону «Горбушки». Пришлось взять машину главного менеджера, чтобы никто не видел, что это он приезжал к своему подъезду. Мобильник отключил, секретарше сказал, что встречается с Панченко, чтобы уточнить детали вчерашней сделки (а что там уточнять, если контракт подписан?). Но это все — меры предосторожности. Лера к двенадцати уйдет в школу. Что она там говорила про классное руководство и прочее, не важно, сегодня у нее два урока, с двенадцати до трех. Вот в это время и нужно уложиться.

Ночью, лежа на диване в своем кабинете, он долго думал об этом плане и решил, что лучшей мести не придумать. Вот так, дорогая, хочешь быть свободной — будь ею! Но — без моего участия. Без моих подарков, без шуб и драгоценностей, костюмов от Армани и Гуччи. Будь, кто ж тебе может запретить это?! Будь! Чтобы запутать Леру, он купил кроссовки сорок второго размера, примерно как у того рыжего мужика, потоптался в них по грязи. Сам-то он носит обувь сорокового размера, да и не кроссовки в такую погоду, поэтому следы укажут, в какой стороне искать грабителя.

Кстати, она хорошо его знает? Давно встречаются? Наверное, какой-то учитель физкультуры из школы… Вот пусть и разбирается с ним. Епифанов почему-то не сомневался, что Лера не станет заявлять в милицию о пропаже своих вещей. По той простой причине, что не захочет рассказывать о рыжем козле.

Напротив входа в «Горбушку» у обочины переминался с ноги на ногу Алесь. Епифанов остановил машину, махнул рукой, мол, давай сюда, чего стоишь?

— Это не твоя машина, Жора, так? — спросил Алесь, устраиваясь рядом.

— Понятное дело, зачем нам моя машина? Взял у главного менеджера. Ты уволился?

— Нет, сказал, шо на неделю… дочка заболела…

— Билет взял?

— На час тридцать… Но, Жора, що ж то получается, а? То ж не совсем красиво…

— Нормально, Алесь, все нормально. Ты мой друг, ты поможешь мне. А я — тебе. Всем будет хорошо.

— Так милиция может…

— Не может. Никакого заявления в милицию не будет. Никто тебя не заподозрит ни в чем. Ты что, не веришь мне, коллега?

— Та верю, Жора, но я ж не хочу чужое, оно ж добра не приносит, понимаешь? Ну зачем мне это…

— Увидишь глаза своей жены — поймешь. Привет ей от меня и — звони. Вот и все дела.

Епифанов остановил машину напротив своего подъезда, выждал пару минут, наблюдая за железной дверью. Никто не входил и не выходил, ну, значит, вперед!

— Жди меня в машине, подними воротник и не глазей в окно. Смотри под ноги, чтобы никто не понял, что это ты, — приказал Епифанов.

Он стремительно вошел в подъезд, лифт не стал вызывать, помчался вверх по лестнице, перепрыгивая через две, а то и три ступеньки. Открыл дверь, тут же захлопнул ее за собой. Минуты две стоял в прихожей, успокаивая дыхание, потом пробежался по комнатам, заглянул на кухню — жены дома не было. Ну вот и конец его счастливой семейной жизни! Все кончено. Ну раз ты так хотела, Лера, то получай!

Он достал из шкафа большую спортивную сумку, сунул в нее сперва две шубы — норковую и песцовую, потом затолкал три дорогих костюма, те, что больше всего нравились жене, упаковки нового белья из престижных магазинов — трусики, лифчики с бирками знаменитых фирм, золотые сережки, три перстня, кулоны, которые Лера надевала только на торжественные выходы — в театр или на знатные фуршеты… Будут тебе фуршеты, дорогая!

Ну, вроде бы все, сумка полна. Рыжий подарит тебе шубы, Лера, и золотой перстенек с изумрудом, и колье с бриллиантами… Ты этого хотела? Ты это получила!

Епифанов старательно потоптался в комнате, оставляя грязные следы кроссовок на ковре и паркете, потом разбил любимую хрустальную вазу жены, чтоб не сомневалась — ее ограбили, и помчался к двери, оставив гардероб открытым, а ящички выдвинутыми. Спускался вниз опять же по лестнице. У двери остановился, прислушался — снаружи никто не подходил к ней. Быстро открыл и через несколько секунд уже сидел за рулем «ауди», а сумка лежала на заднем сиденье.

Алесь, испуганно втянув голову в плечи, боялся даже взглянуть на Епифанова.

— Все нормально, Алесь! — со злой веселостью сказал Епифанов. — Ты будешь на коне, а твоя жена станет принцессой в славном городе Житомире.

«Ауди» сорвалась с места и, выскочив на Можайское шоссе, помчалась в сторону Кутузовского, а там и до Киевского вокзала было недалеко.

— Та на шо ж мне то нужно? — пробормотал Алесь.

— А не нужно, так продай барахло, оно дорого стоит и натуральное, обеспечишь себя на год как минимум. Две шубы, каждая из которых стоит пять тысяч баксов, эксклюзивные модели, а костюмы, а драгоценности? А прочие мелочи — совсем не мелочи. И все, хватит ныть. Кстати, ты знаешь, как все это через границу протащить, чтобы не придрались таможенники?

— Та то ж не проблема, — вздохнул Алесь. — Тебе легко говорить, Жора, а шо я жинке скажу?

— Заработал. Купил акции, потом продал через знакомого маклера, получилось удачно.

— Та ни в жисть! Она ж скажеть — ты теперь усе время покупай и продавай, мне ж теперь надо машину, квартиру другую, а потом и в Анталию, на курорт… Не, не скажу.

— Тогда скажи… спас жизнь пьяному банкиру. Он привез тебя домой и в благодарность отдал вещи, оставшиеся от бывшей жены.

— Как же я спасу ему… Та где ж…

— Вытащил из-под трамвая.

— Та шо ж он делал там, у трамвае?

— Дорогу переходил, чтобы купить себе бутылку виски, поскользнулся… Придумай сам и позвони мне завтра в офис, как добрался. Хорошо?

Алесь молча кивнул. Дальше до самого Киевского вокзала они не сказали друг другу ни слова. Епифанов вручил Алесю сумку, обнял его, потом легонько подтолкнул к зданию вокзала:

— Счастливого пути, Алесь.

— Та и ты ж будь… Слухай, Жорка, а может — ну его на хрен, а? Ну шо то за дело? Помирись с Лерой, та лучше как-нибудь у гости пригласишь.

— Что сделано, то сделано. Ну, пока!

Алесь растерянно закивал и поплелся к вокзалу. До отхода поезда оставалось двадцать минут.

Епифанов сел в машину, погнал «ауди» в Текстильщики, убеждая себя в том, что поступил правильно. Лишил жену дорогих вещей? Лишил. Но не потому, что он жлоб, не себе эти вещи оставил, а отдал приличному человеку. Это, разумеется, нехорошо, отнимать подаренное, а изменять мужу — хорошо? Она первая нарушила неписаные законы семейной жизни, ему ничего другого не оставалось. И потом — следы!.. Пусть подергается, понервничает, призадумается, с кем связалась! Отличный план придумал.

А все равно — мерзко было на душе.

Глава 27

— Георгий Петрович, вы гениальный бизнесмен! — сказал Тарасов. — Даже я не мог представить такого успеха.

Епифанов вяло кивнул, поглядывая на часы. Четвертый час пополудни, Лера вот-вот вернется домой или уже вернулась. Наверное, вначале позвонит рыжему ублюдку, а потом — ему.

— Партия нашего пива уходит в первой половине дня. Народу нравится: и цена подходящая, и вкус отличный, и — свое, можно сказать, персональное! А мы еще плакаты повесили в обоих магазинах о пользе непастеризованного, нефильтрованного пива. И это — осенью! А что будет летом? Я считаю, нужно подумать о расширении производства, это же супервыгодный проект! Знаете, какая у нас прибыль по пиву только за эти два дня?

— Цыплят по осени считают, — мрачно сказал Епифанов. — Как насчет нового магазина в престижном районе?

— Есть соображения, ведем переговоры. Может быть, не весь магазин, а часть площади арендуем, сделаем отдельный вход. Проблемы понятные — конкурентов под боком никто не хочет видеть. Но мы упираем на то, что будем торговать только курами.

— Хорошо, Паша. Извини, я жду звонка, очень важного.

— Георгий Петрович, я еще хотел…

На столе ожил телефон. Епифанов властным жестом велел Тарасову убраться, что тот и сделал, пробормотав, что зайдет в конце рабочего дня. Едва дверь за ним закрылась, Епифанов глубоко вздохнул и взял трубку:

— Але?

— Георгий Епифанов? — услышал он мужской голос, не сразу сообразив, что это Зеленин.

Черт бы его побрал, нашел время звонить! Что ему нужно?

— Да! — раздраженно сказал Епифанов.

— Жора… тебя можно так называть?

— Валяй.

— А я — Дима. Подъезжай ко мне, немедленно.

— Зачем?

— Есть кое-какие новости… о твоей жене.

— Какие, на хрен, новости?! Я и так знаю…

— Не все, Жора, далеко не все. Давай прямо сейчас. Это будет очень интересно для тебя. Я жду.

Епифанов с подозрением смотрел на трубку телефона, из которой слышались короткие гудки. У него есть новости… О Лере?! Да к черту, ему и так хватает того, что сам видел, сам знает! Новости? Которые для него будут интересны? Понятно, какие это новости… Позорище-то какое, выслушивать от гориллоподобного мужика рассказ о похождениях собственной жены! А что делать, что делать? Надо ехать. Он положил трубку, схватился за голову. И Людка все узнает, будет смеяться над ним. То все завидовала, ах, какая у вас замечательная семья, ах, как уютно, красиво, как вы смотритесь вместе… Сглазила, зараза! Думал ли он когда-нибудь, что доживет до такого позора?

Телефон снова ожил, Епифанов нехотя взял трубку.

— Жора, — каким-то странным, чужим голосом сказала Лера. — Нас ограбили.

— Что, аппаратуру взяли, деньги?

— Нет, — со вздохом сказала она. — Только мои ценные вещи.

Ее странный голос насторожил Епифанова. Может, узнала или догадалась, что это он ее ограбил?

— Кошмар! Ты заявила в милицию?

— Это бессмысленно. Приезжай, поговорим. Нам давно уже нужно поговорить.

Так он и думал, заявлять не хочет! Но… почему?

— Почему, Лера?

— Потому что я сама в этом виновата. Пожалуйста, приезжай, мне что-то нехорошо. Я жду тебя.

— Ладно, как только с делами разберусь, сразу домой, — сказал Епифанов и положил трубку.

Ей, видите ли, плохо! А ему хорошо было? Мерзкие мысли, мерзкие, это же Лера, его Лера… Но ведь сама сказала, что виновата! Эх, Лера, Лера, что ты натворила! Была — его… А ведь еще нужно ехать к Зеленину, слушать, что он там раскопал, сыщик хренов!

Епифанов долго сидел за столом не двигаясь, потом тяжело поднялся с кресла, подошел к зеркалу, висевшему на стене, спросил у своего отражения:

— Ты ли это, Жора?

— Я, — ответило отражение. — Таким вот стал, потому что слишком любил женщину, слишком доверял ей… А не надо было.

— Это верно, — сказал Епифанов. — Нужно будет учесть на будущее.

Он надел кожаную куртку и вышел из кабинета.

— Ирина Матвеевна, сегодня уже не вернусь. Если Паша будет спрашивать, скажите, пусть оставит на столе свои предложения, я с утра ознакомлюсь.

— Георгий Петрович, простите за откровенность, но вы в последнее время неважно выглядите. Бандиты отвязались, следовательно… в семье нелады?

— Потом как-нибудь расскажу, Ирина Матвеевна. А пока что… По пиву у нас идет большая прибыль, передайте главному бухгалтеру мой приказ — всю прибыль за месяц распределить в качестве премии между сотрудниками. Исключая меня.

— Как же это, Георгий Петрович? Вы же были главным инициатором этой идеи.

— Мне теперь не очень много нужно, Ирина Матвеевна, — с тоскливой усмешкой сказал Епифанов. — Всего вам доброго.


— Может, выпьешь, Жора? — спросил Зеленин. Сегодня он был каким-то особенно вежливым, да оно и понятно — на столе лежала видеокассета, наверное, заснял Леру… Какая мерзость, Господи! Конечно, Зеленин чувствовал свое превосходство, мол, он такой грубый, властный, и жена у него в порядке, а его Лера… из-за его мягкости, любви… Слюна во рту стала клейкой, тошнота подступила к горлу. Он должен на это смотреть, да еще и в присутствии… А тот уже видел…

— Налей, Дима. Что у тебя есть?

— «Джим Бим», кстати, любимое виски старика Канарца. Тебе с содовой?

— Давай так. Стакан, полный.

Зеленин понимающе кивнул, налил Епифанову стакан виски, себе тоже плеснул немалую порцию.

— Извини, Жора, что так получилось…

— Да я все понимаю, Дима.

Епифанов выпил полстакана, перевел дух.

— У тебя в квартире был один рыжий мудак.

— Знаю.

— Посмотри.

Зеленин вставил кассету в видеомагнитофон, телевизор под ним уже был включен. Епифанов сжал кулаки, машинально допил виски. Капли пота катились по его бледным щекам. На экране возникло черно-белое изображение… гостиная его квартиры. На диване лежала… Боже! Да это ж Людмила! Еще одетая, лежала и кокетничала с каким-то рыжим… с тем самым! Вот он стал обнимать ее, раздевать… А где же Лера?

Зеленин выключил видеомагнитофон:

— Больше не могу, я все видел, но тебе это не так интересно.

— А Лера?

— На кухне сидела, переживала, что согласилась предоставить свою квартиру для свидания подруги с каким-то уродом. — Зеленин снова наполнил стаканы, на сей раз себе налил тоже полный.

— Как на кухне? — спросил Епифанов.

— Ну так. Извини, у тебя проблемы возникли из-за дурости моей жены. И моей собственной дурости тоже… Но у нее ничего серьезного не было, ты вернулся раньше времени, спугнул его. Так что… я твой должник.

— Нет, погоди! — крикнул Епифанов. — Когда я вошел в квартиру — Лера была в ванной!

— Вместе с Люськой. Чтобы спасти ее, понимаешь? Пока Люська приводила себя в порядок, Лера стояла рядом, а душ включила. Потом пришла на кухню, прибавила громкости в телевизоре, чтобы Люська выскочила из квартиры, понимаешь?

Епифанов вспомнил, как ему показалось, будто входная дверь открылась и тихо закрылась. Так вот что было на самом-то деле! И мужик, застегивающий ширинку, понятен, и Лера в ванной, стук двери, и телевизор, который она включила на полную громкость, или почти на полную… А он? Что сделал он, идиот, ведь Лера ни в чем не виновата! Он глотнул виски, пожал плечами, беспомощно развел руками.

— Я нашел его, — продолжал Зеленин. — Он хотел получить пятьдесят тысяч баксов, шантажируя мою жену. Мои люди поговорили с ним, сказали, что так поступать нехорошо. Жить будет, а баб трахать… вряд ли.

— Шантажировал?! Ну и что… ты с женой… тоже?

— Простил ее. Дура баба, ошиблась, с кем не бывает? Все ж мы люди. Так что верни своей жене шубы и драгоценности.

— Как я их верну? Подарил мужику, он уехал на Украину супругу свою радовать, — пробормотал Епифанов.

— Скажи сколько, я возмещу. Это же по дурости Люськи все получилось.

— По моей собственной дурости, Дима, — сказал Епифанов. Посмотрел на Зеленина — теперь тот казался вполне нормальным, даже симпатичным мужиком. — Я и возмещу. Ты-то как сам?

— Я похож на слюнтяя? Правильно, нет. Но вчера… Да ладно. Все нормально, Жора.

— Я тебя понимаю, как никто другой, Дима. Думал, увижу Лерку на экране. Не знаю, как бы пережил это. Спасибо тебе, я помчался, нужно ведь жену успокоить.

— Я тоже еду домой. А то за этой чертовой работой не заметишь, как любимую женщину потеряешь. Но мы как-нибудь встретимся, обмоем это дело?

— Обязательно, и в самом ближайшем будущем! Они пожали друг другу руки и вместе вышли из кабинета.


Лера выглядела уставшей: лицо бледное, под глазами темные полукружия, а сами глаза — тусклы и безжизненны. Но все равно была она самой красивой женщиной в мире, самой любимой и самой родной. Епифанов с порога бросился к ней, обнял, принялся страстно целовать ее лицо. Но Лера отстранилась, тихо сказала:

— Прости, Жора, я виновата перед тобой.

— Я знаю! — радостно сказал Епифанов.

— У нас в квартире был чужой мужчина, я думаю, он сделал слепки ключей и вынес… Поэтому я не могла заявить в милицию, чтобы не подвергать Людку…

— Знаю, Лера!

— Я не могла тебе сказать об этом, потому что не могла рисковать жизнью Людки. Это не моя тайна, понимаешь? Ты простишь меня, Жора? Черт с ними, со шмотками, это даже и хорошо, я наконец смогла тебе сказать об этом.

— Да я знаю, Лера, все знаю!

Лишь теперь она услышала его. И удивилась:

— Откуда, Жора?

— От Димки Зеленина, мужа Людки.

— Господи! — с ужасом прошептала Лера. — Он тоже… все знает?

— Он все это видел. Рыжий козел заснял на миниатюрную видеокамеру и хотел получить с Людки пятьдесят тысяч баксов. Иначе — покажет запись мужу. А муж сам это увидел. Я тоже.

— Какой подлец… И что же? Людка жива?

— Все у нее в порядке. Димка не бандит, не зверь, он простил ее. Теперь у них такая любовь… Лера?

— Господи… — простонала она.

— Все, моя хорошая, все, моя любимая, все позади… прости, я был…

— И ты меня прости, Жора.

— Да за что? А шмотки… я тебе куплю все новое, прямо сейчас! Одевайся, поехали и купим. Все, и даже лучше того, что было!

— Нет, никуда мы не поедем.

— Почему?

— Да ну их к черту, эти шмотки. Я так соскучилась по тебе, Жорка…

— Если б ты знала, какой я гениальный бизнесмен, Лерка!

— Я так переживала, когда узнала, что на тебя напали бандиты…

— Да это чепуха!

— Мне так хорошо с тобой, Жорка… — Она крепко обняла его, протянула доверчивые губы, и он жадно прижался к ним своими губами.

— А мне с тобой, Лерка…

Глава 28

Даша вошла в больничную палату, быстрым шагом приблизилась к кровати, на которой лежал Травников, присела на край.

— Привет, Стасик.

— Зачем ты пришла? — хмуро сказал Травников, отводя взгляд. — Я же просил — не приходи.

— Хочу — и прихожу.

— А я — не хочу! — заорал Травников.

— Перестань кричать, и так все на нас смотрят.

— Ты не нужна мне, иди куда хочешь, с кем хочешь… Иди, Даша, прошу тебя! Не нужно доставать меня! И так хреново на душе…

— Не пойду. Кстати, у меня для тебя приятная новость. Стас, ну не куксись, просто послушай, ладно? Так вот, он дал мне… ну, не пятьдесят тысяч, а половину. Двадцать пять.

— Зеленин? — изумился Травников. — Он тебе дал эти деньги? Каким образом?

— Я пришла к нему и сказала, что люблю тебя, кстати, так оно и есть. Не соврала. Сказала, что все это ты сделал ради меня, я виновата. Он поверил и дал деньги. Более того, ты себе представить не можешь, эта горилла сказала, что теперь счастлива со своей женой! Представляешь?

— Ты трахалась с ним?

— Я же не ты, Стасик!

— Я не трахался с другими бабами!

— Но пытался. А я — нет. Правда, он еще сказал что-то вроде… хотел опозорить чужую жену, а опозорил свою, но я не обиделась. В принципе он прав.

Травников хотел еще что-то сказать, но внезапно обмяк, безучастно уставился на зеленую стену палаты.

— Стасик? — Она тронула его за плечо, потом наклонилась, поцеловала в губы. — Я здесь, а ты где?

— Двадцать пять тысяч у тебя есть, ну и… будь счастлива, Даша. Зачем я тебе? Врачи говорят, что вряд ли…

— И плевать. Губы у тебя есть? Они мне безумно нравятся. Руки есть? Какие они ласковые у тебя! И деньги есть, может, мы поправим все. Ну посмотри на меня, Стасик, я с тобой! — Она всхлипнула. — Я тебя люблю даже больше, чем раньше.

Остальные обитатели больничной палаты разом забыли о своих болезнях, прислушиваясь к их разговору.

— Почему, Даша? — выдавил из себя тяжелые слова Травников.

— Потому что… Весь этот кошмар, этот ужас никогда не смогу забыть. Ты ведь ради меня решился, глупый Стас, даже не узнал, кто этот человек, а он самый опасный в Москве, но ты пошел на это… ради меня. Я даже представить себе не могу другого, кто бы решился на Такое. Стасик, прости меня, ладно?

— Ты сама глупая, Дашка…

— А то нет? Стасик, я скоро заберу тебя и буду сама заботиться, у нас есть дом, у нас… я найду лучших врачей и рожу тебе девочку. Хочешь?

— Лучше мальчика… — сказал Травников и улыбнулся.


В огромной гостиной Панченко (метров пятьдесят, квадратных, разумеется) гремела музыка, посередине стояли столы, уставленные деликатесами и дорогими напитками. У стен, на диванах и в креслах, сидели разряженные гости.

— Я понимаю, в честь чего этот прием, но не совсем знаком с деталями, — сказал Панченко Епифанову.

— Зачем тебе это знать, Вася? Все позади. Это был такой кошмар, что я… прости, завидовал тебе.

— Ну и дурак. Жена у тебя — красавица, а в песцовом манто — просто прелесть. Ради такой женщины стоит жить.

— Что и делаю. Настя, как я вижу, тоже с парнем. Кто же будет тебя парить, Вася?

— А как ты думаешь, Жора? — засмеялась сидящая рядом Марина. — Есть какие-то соображения на этот счет?

— Какие-то есть, — с улыбкой сказал Епифанов.

— Да вообще, эта встреча посвящена нашему долгосрочному сотрудничеству, — сказал Панченко. — И хорошо, что ты с женой, и Димка с женой, он человек полезный в нашем деле. Но кто этот клоун в красном пиджаке? Приехал на такси, дама у него — даже и не с Тверской…

— Это Алесь, мой друг с Украины. Инженер, с высшим образованием, а торгует на «Горбушке». Каждый из нас мог быть на его месте. Потерпи его, ладно, Вася? У тебя фамилия украинская, значит, есть какие-то корни…

— Да я не против. Но дама его… Ладно, проехали. Слушай, мне понравилась твоя затея с пивом, вкус у него — просто отпад. В фирменном магазине, который ты откроешь, тоже нужно будет создать пивоварню. И выпускать пиво с названием того района, который будет у нас.

— Нет проблем, — сказал Епифанов. — А насчет дамы Алеся… я, честно говоря, и сам не все понимаю.

Лера сделала себе джин с тоником, проглотила пару кусочков семги, боковым зрением видя, как приближается коротко стриженная блондинка.

— Привет, — сказала блондинка, — я Настя. А ты Лера? Очень хотелось с тобой познакомиться.

— Да? Зачем?

— Знаешь, я ведь спала с твоим мужем…

— Знаю.

— Ну, спала в самом прямом смысле, ничего не было. Он говорил, что очень любит тебя. Меня это… скажем так, заинтриговало. Понимаешь, первый раз лежу с симпатичным мужиком в постели, а он вспоминает о своей жене. Обидно даже.

— Ну и что?

— Я теперь понимаю его. Вы классная пара. Теперь не обидно, что ничего не было.

— И тебе спасибо, Настя, ты была настоящей, умной бабой с ним. Я тебе очень благодарна. Удачи тебе.

— Все нормально, Лера…

Настя наклонилась, поцеловала Леру в щеку. Та ответила ей дружеским объятием.

Епифанов подошел к Алесю, когда его дама наполняла тарелку у стола, хлопнул по плечу:

— Алесь, я что-то не пойму. Это твоя жена? — Та понимаешь, Жора, я ж приехал без звонка, сам не знал, чи доеду, чи ни… А там… Ну, раз такое дело, другой мужик, я усе продал, а теперь мы с Анжеликой снимаем квартиру. Думаю взять точку на «Горбушке», самому хозяйновать.

— Удачи тебе, Алесь.

Панченко встал с дивана, хлопнул в ладоши и объявил белый танец. Под плавную музыку его самого увлекла на свободное пространство Марина, Лера обняла Епифанова, Люда — Зеленина. Настя танцевала со своим бойфрендом, а Алесь кружился с Анжеликой. И всем было хорошо.

Наконец-то.


Оглавление

  • Глава 1
  • Глава 2
  • Глава 3
  • Глава 4
  • Глава 5
  • Глава 6
  • Глава 7
  • Глава 8
  • Глава 9
  • Глава 10
  • Глава 11
  • Глава 12
  • Глава 13
  • Глава 14
  • Глава 15
  • Глава 16
  • Глава 17
  • Глава 18
  • Глава 19
  • Глава 20
  • Глава 21
  • Глава 22
  • Глава 23
  • Глава 24
  • Глава 25
  • Глава 26
  • Глава 27
  • Глава 28