Полунощный свет [Георгий Иванович Чулков] (fb2) читать постранично
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (10) »
Георгий Иванович Чулков Полунощный свет
I
Воронье траурной стаей поднялось с берез, громко каркая. Закружились, падая, ржавые листья. Пели певчие, глазея по сторонам. – Вечная память. Ставили крест на новую могилу. Елена прочла надпись: «И мертвые восстанут…». Припала к могиле, к милой слепой земле; положила белые хризантемы. «Угасла жизнь, – думала, – а все так спокойно, так тихо, так непонятно. И радостная печаль во всем – и в листопаде этом, и в небе сентябрьском. Ах, жить хочу… Любить хочу. Пусть предсмертно, пусть». – Елена, пойдем, – сказал отец. И они пошли по деревянным мосткам мимо могил, мимо крестов, памятников, мимо забытых и незабвенных. Жадно Елена читала иные надписи: «Любовь сильнее смерти», «Нет, ты не умер: ты спишь». Ладаном пахло и осенними розами. И не верилось, что больно кому-то сейчас, что душит кого-то смерть. Прекрасна была осень в тихой любви своей. Села Елена с отцом в извозчичью карету. Он положил свою большую волосатую руку на ее тонкие пальцы и сказал тихо: – Смерти не надо бояться, Елена. «Совершенная любовь изгоняет страх». Елена закрыла глаза; не отнимала руки своей; слушала полудоверчиво. – Тебе уже исполнилось восемнадцать лет, – продолжал отец, – но я худо тебя знаю. Я сам, конечно, виноват после смерти мамы я почти не видел тебя. Но, милая Елена, будь ко мне снисходительна и помоги мне раз мы теперь будем жить вместе, надо получше узнать друг друга. Не правда ли? – Да, да, – сказала Елена, – надо получше узнать друг друга. И я, право, отец, люблю тебя… Хорошо, Елена, хорошо. Я верю тебе. Но вот что я хочу. Твоя покойная тетя была добрым и приятным человеком, но одного я никогда не мог понять в ней: ее отношения к Богу, к Церкви… Она не любила говорить на эти темы и, кажется, боялась думать об этом. Я не вмешивался в твое воспитание, Елена, и теперь, конечно, я не имею права посягать на твою свободу. Но, как друг твой, хотел бы знать, разделяешь ли ты ее настроение. Думаешь ли ты о Боге? – Думаю, отец. Но у меня нет веры. И кажется мне, что нет спасения, что все мы заблудились в лабиринте. И темно вокруг. И выхода нет. – Ты ошибаешься, Елена. Есть выход. Елена широко открыла глаза и пристально посмотрела на отца. Что-то необыкновенное почудилось ей в лице его. «Он знает что-то», – подумала она. Ей стало жутко от близости этого старика, родного и непонятного. Она отняла у него свою руку. И он замолчал. Тихо сидел в своем углу, поблескивая глазами. Звонили московские колокола ко всенощной. И Елена представила себе, как идут вереницей чуждые ей люди к этим древним алтарям. Кому-то молятся эти люди. Во что-то верят. А город опутан телефонной проволокой; вокруг кипит жестокая и злая борьба за жизнь; торопливо бегут трамваи… И как-то странно, что среди суеты еще крепко стоят алтари эти. Вот и Николаевский вокзал. Степан и Марфуша дожидаются с вещами. Степан, как всегда, важен и почему-то говорит отцу «Ваше превосходительство». Марфуша припала к плечу Елены и плачет. Пахнет от Марфуши новым ситцем и баней. Елена растрогана. Ей жутко, что уже не вернется она в московскую квартиру, не увидит тетушки… Отец уходит в мужское отделение. С Еленой в купе едут две дамы, и Елена чувствует себя неловко: не привыкла она ездить по железной дороге. Но вот звякнули буфера – и все поплыло назад в старую даль: начальник станции, Степан, Марфуша, заплаканная дама в трауре, столбы железнодорожные. Пришел кондуктор готовить постель. Елена забралась наверх; с трудом разделась, задевая руками за сетку для вещей, легла – и сонное томление овладело ею; засыпая, слышала дамские голоса. Дама постарше говорила густым контральто: – Ах, уж эта Москва. Не выношу я этой большой деревни. «Милочка! Милочка! У нас запросто. Мы – искренние; мы – сердечные». А по-моему, московская простота хуже воровства. Ей-Богу. И приятное сопрано: – Это правда. Что-то провинциальное в ней есть. Глупость какая-то. Проснулась Елена в Любани. С трудом сообразила, что тетушка умерла, что она, Елена, едет в Петербург с отцом, что там ждет ее мачеха. Кто она, эта урожденная княжна Трубникова? И как странно, что она, такая молоденькая – ей всего только двадцать лет – вышла замуж за пятидесятилетнего старика. – Вы видели, к нам седой господин заходил в купе? – спросила шепотом свою спутницу дама постарше, думая, что Елена еще спит. – Видела. А что? – Это – Сергей Савинов. Мне его в Петербурге показывали. – Неужели он? Тот самый, знаменитый Савинов? – Он. Тот самый. Когда Елена вышла с отцом на перрон петербургского вокзала, ей показалось все вокруг чужим, почти иностранным; она подумала о том, что эти носильщики и вообще петербуржцы как-то по-своему принимают и этот сентябрь, и вокзал, и все… А для Елены все это не свое, у нее нет еще привычного взгляда на это небо и камни, и они представляются ей особенными, необыкновенными, как декорации в театре. Дом, где жил отец, старый дом, построенный при- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (10) »
Последние комментарии
6 минут 15 секунд назад
8 минут 48 секунд назад
19 минут назад
41 минут 29 секунд назад
2 часов 38 минут назад
11 часов 31 минут назад