Проклятая война [Джефф Карлсон] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Джефф Карлсон ПРОКЛЯТАЯ ВОЙНА

И эта книга тоже посвящается ей

«Головокружительное путешествие в смертоносное будущее в одном из самых захватывающих за последние годы романов. Джефф Карлсон — это самый сок!»

Шон Уильямс, автор романа «Властитель Земли», вошедшего в список бестселлеров «Нью-Йорк Таймс»


«Джефф Карлсон смело и сильно дебютирует увлекательным и динамичным романом, который любой книгоман проглотит в один присест».

Пол ди Филиппо, «Sci Fi Weekly»


«Цепляющий дебют Джеффа Карлсона — нечто среднее между „Музыкой, звучащей в крови“ Грега Бира и „Горячей зоной“ Ричарда Престона. Кому-то он даже может напомнить „Противостояние“ Стивена Кинга… Карлсон гонит на пятой передаче до последней страницы».

SF Reviews.net


«Захватывающая история, которая моментально затягивает читателя. Если вы ищете хорошую научную фантастику, которая сможет заставить вас задуматься, сопереживать и надеяться на мудрость людей будущего, — эта книга для вас».

SFScope


«Дебют Карлсона — беспрецедентный увлекательнейший роман, в котором представлены худшие и лучшие человеческие черты на фоне настолько напряженного сюжета, что невозможно оторваться. Личностные отношения и политические махинации изображены правдоподобно, характеры описаны прекрасно, развязка оправдывает ожидания. Этот апокалиптический взгляд на нанотехнологии дает богатую пищу для размышления».

Monsters and Critics


«Дебют Карлсона берет читателя в оборот с первого предложения. Сильная история с выразительными персонажами, в которых героические черты вступают в конфликт с их низшими инстинктами. Это леденящий душу и при этом чрезвычайно современный роман о страхе перед технологиями, оружии массового поражения и политических интригах».

Romantic Times Book Review


1

Рут пробиралась через очередное скопище костей. Ботинки застревали в грудных клетках, позвоночниках, раздробленных ребрах, так что женщина то и дело спотыкалась. 80-я трасса превратилась в кладбище. Каждый километр широкой дороги заполнили тысячи автомобилей, под завязку забитых призраками. Все машины были развернуты на восток.

Только на восток, к горам.

Рут шагала в том же направлении, тяжело дыша в ткань маски. Точней, не столько шагала, сколько отплясывала безумный танец. Ей приходилось то перепрыгивать обломки, то обходить их стороной, потому что множество людей, покинув машины, продолжали идти пешком — столько, сколько могли. Их скелеты кучами валялись среди бесконечных груд мусора. Некоторые по-прежнему сжимали в руках коробки, чемоданы, свертки или драгоценности. Большая часть костей скопилась там, где заглохшие машины стояли слишком близко друг к другу, перекрывая проход.

Сломанная левая рука превращала каждый шаг в испытание. Гипс мешал удерживать равновесие. И, хуже того, Рут не желала глядеть под ноги. Оттуда безмолвно таращились черепа. Женщина пыталась скрыться от молчаливого укора пустых глазниц, постоянно моргая и глядя то вверх, то по сторонам. Ее взгляд метался, как бильярдный шар. За три дня чувство головокружения стало привычным. Рут уже почти не помнила, когда было иначе. Помогало то, что впереди нее все время маячила спина Кэма, а позади двигался Ньюкам. Все трое гуськом пробирались между обломками. Равномерный топот мужских ног превратился для Рут в подобие путеводного сигнала.

Затем они наткнулись на затор. Машины здесь загорелись и взорвались, разбросав во все стороны мешанину из тел и покореженных дверей. Пространство между автомобилями было плотно забито кусками костей, стали и стекла.

Кэм остановился.

— Надо действовать как-то иначе, — сказал он, повернув голову и глядя с насыпи шоссе на раскинувшиеся внизу аккуратные прямоугольники городских кварталов.

На всех троих были очки и маски, так что Рут не могла определить, куда именно смотрит ее спутник, — однако тут, в центре, улицы выглядели еще более жутко. Ровные углы и линии были обманчивы и полны тупиков и ловушек. Масштабы бойни не укладывались в голове. Сотни квадратных километров были усыпаны человеческими останками, перемешанными с костями собак, птиц и других теплокровных существ, — и это только здесь, в районе залива Сан-Франциско.

— Туда, — сказал Ньюкам, ткнув пальцем в склон за грудой почерневших машин.

Рут покачала головой.

— Лучше пройдем насквозь.

Несколько водителей попытались объехать пробку, протаранив дорожное ограждение. Их автомобили, перевернувшись, свалились с насыпи. Женщине не хотелось угодить в лавину машин.

— Она права, — заметил Кэм. — Просто не будем спешить.

— Тогда разрешите нам с Кэмом пойти первыми, — сказал Ньюкам, обходя Рут.

В свои двадцать два Марк Ньюкам был самым молодым членом группы, больше чем на десять лет младше Рут. Он успел два года прослужить в армейском спецназе, прежде чем грянула техночума, и конец света лишь закалил его. Автомат Ньюкама, рюкзак и оружейный ремень весили под двадцать кило, но почти не замедляли движение.

Кэм, в отличие от спецназовца, прихрамывал. Молодой человек был ранен, как и Рут. Ученая считала, что это делает его лучшим лидером. Сам Кэм такой уверенности не испытывал. Он постоянно сомневался в своей правоте, и это нравилось Рут. Кэм всегда готов был признать, что ошибся. Только поэтому беглецы пока и оставались на трассе. Дорога, какой бы скверной она ни была, по крайней мере вела вперед. Их троица не раз пыталась сойти с шоссе там, где жилые дома или деловые постройки отступали на достаточное расстояние, но постоянно натыкалась на изгороди, ручейки, сухой серый кустарник, облепленный жуками, и непроходимые завалы. Даже груда сгоревших автомобилей была предпочтительней.

Ньюкам разбил локоть и поранил оба колена, прежде чем они оказались на той стороне.

— Идем дальше, — бросил он.

Но стоило им убраться с пожарища, как Кэм велел спецназовцу остановиться и промыл его раны водой из канистры, стараясь опередить чуму. Затем он принялся перевязывать порезы, обматывая штанины Ньюкама марлей.

Не закончив работу, молодой человек вскочил. Он закинул голову, прислушиваясь и вглядываясь в небо.

— Тише.

Стоял ясный майский полдень, солнечный, безмятежный, насыщенный голубизной, но по затылку Рут побежали мурашки.

«Я ничего не слышу», — подумала она, однако холодная дрожь, прокатившаяся по позвоночнику, заставила ее обернуться. Женщина уставилась на свалку мертвых машин, стараясь обнаружить опасность. Ничего.

Кэм резко толкнул ее.

— Беги! Беги!

Они метнулись под защиту покореженного железного остова грузовика. Кэм и Ньюкам выхватили оружие, но Рут нужна была здоровая рука, чтобы проползти под обломками. Кузов заслонил солнце, и внезапная темнота ее почти ослепила. Под перчаткой захрустело мелкое крошево из пластика и стекла.

— Какого… — выдохнула Рут, но тут тоже это почувствовала.

Низкое, механическое, ритмичное гудение. Вертолеты. Опять. В огромных развалинах того, что еще недавно было городом Сакраменто штата Калифорния, не слышалось больше никаких звуков, кроме шума ветра и воды, и порой жужжания насекомых. Это давало троице небольшое преимущество. До сих пор они успевали засечь вертушки за несколько десятков километров.

Но на сей раз вертолеты подобрались ближе и быстро сокращали расстояние.

— Примерно в полукилометре позади нас дренажная труба, — выпалила Рут, отчаянно соображая, как быть.

Прежде им уже дважды приходилось прятаться под землей, потому что у противников были тепловые датчики.

Ньюкам проворчал:

— Я ее видел. Слишком далеко.

— Ой.

Кэм вскинул перчатку к инопланетного вида очкам и капюшону на голове.

— Муравьи, — прошипел он.

Рут повернулась, чтобы посмотреть, но в тесноте треснулась обо что-то головой. На борту разбитого грузовика огромными, высотой в человеческий рост буквами было написано «Сейфуэй».

— Это продуктовый грузовик, — тихо сказала женщина.

— Господи.

Ньюкам пополз обратно к свету, опираясь на локти, чтобы не волочить винтовку по пыли и грязи. Но его ранец зацепился за торчавшую наверху железяку, так что спецназовцу пришлось еще теснее прижаться к земле, проталкивая перед собой оружие.

Рут сжала зубы. Пронзительный вой вертолетов, борьба Ньюкама за пару сантиметров форы — все это подстегнуло ее страх, и она внезапно обнаружила, что отовсюду вокруг них доносится и другой шум, негромкий, но жуткий. Мертвые вернулись к жизни. Кости и обломки задрожали в такт приближающемуся грому, затрещали, застонали. Где-то скрипнула открывшаяся дверца машины.

— Вперед, — приказал Кэм.

Ньюкам в ту же секунду прошипел:

— Оставайтесь на месте!

Рут решительно дернулась. Надо было уходить отсюда, даже если некуда. Она видела муравьев, роящихся в центре города. Насекомые огромными черными капюшонами охватывали стены и здания, начисто выедая коверный клей, резину и обои. Если ее со спутниками занесло в муравейник, их ждала крайне неприглядная смерть.

— Нам надо выбираться отсюда, — выдохнула Рут.

— Давай, — согласился Кэм.

Рут попыталась проскользнуть мимо него, протискиваясь в зазор между потрескавшимся асфальтом и гигантской красно-белой тушей грузовика. А затем она увидела две цепочки муравьев.

Вертолеты с воем пронеслись над их укрытием, заглушая стук сердца. Все тряслось. Все ревело. Грузовик над ее головой гудел, как колокол, и Рут чуть не закричала — но тут шум начал стихать, отдаляясь, как грохот проходящего поезда. Ньюкам схватил женщину за руку.

— Проклятье, да не высовывайся ты! — прокричал он, перекрывая уходящий вдаль вой. — Может, они нас не заметили. Может, они просто патрулируют шоссе!

Рут заставила себя кивнуть. Она не могла дышать. Попыталась выглянуть, но, переворачиваясь, грузовик врезался по меньшей мере еще в одну машину. Обзор закрывал бежевый седан с огромной вмятиной в боку. Однако по-прежнему можно было сказать, откуда доносится шум винтов. Он слышался неподалеку. Вертолеты снижались.

Внезапно оказалось, что между колесом и смятым брызговиком машины есть просвет. Сначала Рут видела только небо и деревья. А потом заметила два вертолета. Может, их было больше. Оба мягко зашли на посадку, почти синхронно коснувшись земли. Боковые дверцы машин были открыты, и оттуда посыпались люди в зеленых защитных комбинезонах — люди без лиц и плеч, изуродованных шлемами и баллонами со сжатым воздухом.

— Они сели, — сообщила Рут.

По обеим сторонам от шоссе раскинулось поле — неровный отрезок жирной бурой земли, не застроенный отступившими от дороги зданиями. Рут заметила проволочную изгородь, которая могла бы задержать солдат. Однако в одном месте забор покосился, так что его несложно было повалить. Шум винтов эхом отражался от высокой стены склада.

Кэм протиснулся вперед и залег рядом, вытянув шею, чтобы заглянуть в дыру. Его плечи ровным слоем покрывали муравьи.

— Здесь невозможно обороняться, — сказал он Ньюкаму.

— Насекомые, — выпалила Рут. — Надо, чтобы муравьи отделили нас от них.

— Ладно, принято. Двигайтесь.

Ньюкам перекатился на бок и начал стаскивать с себя рюкзак.

Рут развернулась и поползла прочь. Едва выбравшись на свет, она оглянулась, высматривая Кэма. Тот вылез из щели, хлопками сбивая с рукава муравьев, и они вместе нырнули в лабиринт застывших машин.

Отблески на воздушных баллонах и оружии… Сколько солдат там было? Десять? Двадцать?

— Сюда! Стой!

Кэм дернул ее за руку, и они присели за белым «мерседесом».

— Если солдаты поднимутся по насыпи, мы можем попробовать оттеснить их к грузовику.

Рут кивнула. В горле у нее пересохло. Где Ньюкам?

Застыв на месте, она намного острей ощутила собственную усталость: все старые ссадины, все новые порезы. Женщина вытащила пистолет. В другой жизни Рут не справилась бы с такой болью. Но она изменилась, как и двое других. Это было и плохо, и хорошо. Во многом нынешняя Рут Голдман стала проще — меньше думала, больше чувствовала, — зато из ее гнева, разочарования и чувства вины родилась истинная сила.

Она должна была сражаться ради друзей. И ради себя, чтобы искупить все те ошибки, которые совершила.

Хрипло дыша сквозь горечь отсыревшей маски, Рут отпихнула в сторону маленький, изъеденный чумой детский скелет, чтобы добраться до заднего бампера. Съежившись там, она подняла пистолет и приготовилась к драке.

* * *
Выжившие называли это годом чумы, или первым годом, но за долгие четырнадцать месяцев, прошедшие под властью заразы, сошла с рельсов не только история человеческой расы. Невидимые наночастицы пожирали всех теплокровных существ, обитавших ниже отметки в три тысячи метров над уровнем моря. Остатки экосистемы совершенно вышли из равновесия, и теперь только рыбы, земноводные и рептилии сдерживали неограниченное размножение насекомых. Планета страдала от этого. Саранча и термиты уничтожали целые леса. Эрозия навсегда изменила русла рек.

Кроме того, были стерты с лица земли целые государства и нации. Чума оставила людям мало пригодных для обитания областей: Скалистые Горы, Анды, Альпы, Гималаи и еще несколько разбросанных по миру вершин. В Новой Зеландии. В Японии. В Калифорнии.

Город Лидвилл в штате Колорадо стал новой столицей США и крупнейшей военной силой на планете. Конечно, возможности американской армии уменьшились на несколько порядков, но на всех остальных континентах население погрязло в яростных боях за территории. Войны и две прошедших зимы почти доконали их.

По сравнению с этим гражданская война в Северной Америке казалась практически безобидной. Бунтовщики провозгласили независимость и предъявили права на ближайшие города ниже барьера. По большей части, всем удавалось добыть достаточно пищи, топлива, лекарств и инструментов, необходимых для выживания.

Птицы и млекопитающие могли на какое-то время погружаться в невидимое море чумы — порой на целые часы. В отсутствие носителя наночастицы бездействовали. Затем они попадали в легкие, глаза или проникали сквозь микроскопические ранки на коже, размножались, распространялись и снова делились, разрушая мягкие ткани, мышцы и кости и используя продукты распада как строительный материал для новых частиц.

За последний год ученые по всему миру сильно продвинулись в разработке вакцины. Особенно в объединенных лабораториях Лидвилла, где экспериментировали непосредственно с чумой. Прототип «аркос» отличался большой пластичностью. Изначально он предназначался для целенаправленного уничтожения раковых клеток. Он мог бы стать божьим даром — но вместо этого, вырвавшись на свободу в районе залива Сан-Франциско, прикончил всех своих создателей, не считая одного уцелевшего. В свете глобальной катастрофы эта трагедия казалась незначительной. Никто не знал, где искать лабораторию. Когда разработчики «аркоса» погибли, их компьютеры и их тайны сгинули вместе с ними. Единственный человек, которому удалось спастись, застрял на скальном островке в калифорнийской Сьерре. Он оставался там до тех пор, пока двадцать девять дней назад не решился перебраться на другой пик в компании юноши из лыжного патруля по имени Кэм Нахарро.

Теперь этот разработчик был мертв, но прежде чем умереть, он успел набросать схему вакцины.

Рут и другие передовые исследователи не сомневались, что, используя его идеи, они смогут создать наночастицу, защищающую организм от чумы изнутри, — и тут едва тлевшая в Штатах война разгорелась вовсю. Правительство Лидвилла посчитало, что ситуация зашла слишком далеко. По их мнению, нельзя было просто поделиться со всеми новой технологией, надеясь на мирный исход. На других континентах оголодавшие солдаты ели убитых противников, а пленных пускали на мясо, как скот. Но и на территории США были известны случаи не меньшего зверства.

Вакцина дала бы Лидвиллу возможность полностью контролировать исход человечества с гор. У них появился шанс присвоить себе всю планету, обеспечить беспрекословную верность, создать новые Штаты. Всем врагам и сомнительным элементам грозило постепенное вымирание — от голода и в бесконечных стычках, — если, конечно, они не согласятся спуститься вниз и стать рабами. Кусок оказался слишком лакомым, особенно после перенесенных испытаний.

Но не все разделяли эту жажду власти. В ударной группе, вылетевшей из Колорадо, чтобы отыскать лабораторию разработчиков «аркоса», было полно двойных агентов. Несколько мужчин и женщин, занимавших ключевые позиции, не хотели смириться с планом Лидвилла. Они пожертвовали собственным благополучием и безопасностью, чтобы нужные люди попали на борт. Все три нанотехнолога, трое пилотов и семеро из двенадцати солдат, приземлившихся в Сакраменто, твердо намеревались перехватить новую разработку и бежать в северную Канаду. Свободно распространяя вакцину, они покончили бы с войной. Однако все пошло не так. Выполнив первую часть миссии, повстанцы оказались заперты в ловушке в мертвом городе. Больше половины погибли или попали в плен.

В конце концов они решились снять защитные костюмы и сделать ставку на нановакцину, спешно сконструированную частицу первого поколения. Она не давала стопроцентной защиты от чумы. Временами болезнь брала верх, и люди чувствовали боль, однако антинаночастица дала им возможность остаться в зараженном городе. Они смогли спрятаться.

Три дня назад Рут, Кэм и старший сержант Ньюкам пешком отправились в путь по обезлюдевшему миру, чтобы донести вакцину выжившим. Им казалось, что они победили. Но до гор оставалось еще сто пятьдесят километров.

* * *
Вой вертолетов вновь усилился, они приближались. Рут на мгновение взглянула в чистое майское небо, а затем отвернулась и плотно зажмурилась. Ее затошнило от страха и нового всплеска адреналина. Женщина сообразила, что вертолеты пройдут над головой. Они собирались прикрывать наземные отряды. Эта догадка лишила ее последних сил, и она привалилась к «мерседесу» — грузовой модели; Кэм, должно быть, выбрал его, потому что мощный кузов способен остановить выпущенную из винтовки пулю.

«Господи, пожалуйста», — мысленно взмолилась Рут.

Ньюкам протиснулся к ним сквозь завалы костей и обломков. Он был с ног до головы покрыт муравьями. К несчастью, сержант не мог смахнуть их, потому что обеими руками прижимал к груди рюкзак. Он дергался и извивался, и в конце концов врезался в большой серый внедорожник.

Кэм сбил его с ног. Двое мужчин рухнули на землю. Со стороны казалось, что они дерутся. Оба отчаянно размахивали руками, пытаясь раздавить как можно больше муравьев. Опасность несли не только укусы насекомых. После долгих месяцев чумы муравьи были покрыты сплошным слоем наночастиц. С каждой маленькой ранкой от укуса в кровь Ньюкама поступали новые наночастицы — но времени на то, чтобы выловить всех забравшихся в его снаряжение муравьев, не было. Ньюкам потянулся за выроненной винтовкой, а Кэм подцепил одной рукой рюкзак сержанта и затащил за «мерседес».

— Эй, сюда! — завопил он.

Судя по мощному реву, вертолеты уже поднялись в воздух и в любую секунду могли вынырнуть из-за грузовика. Рут покосилась на «мерседес», прикидывая, не смогут ли они с Кэмом спрятаться под ним. Нет, с рюкзаками не удастся.

Затем ее взгляд метнулся обратно к снаряжению Ньюкама и застыл там, потому что женщину поразила догадка. Верхний клапан был отстегнут. Внутри Рут увидела их рацию, аптечку, носки. Но еды не было.

Идея приманок принадлежала Кэму и основывалась на странных особенностях нынешней экосистемы. Пытаясь прокормиться, они то и дело натыкались на подчистую опустошенные продуктовые магазины и дома. Все содержимое коробок и бумажных пакетов было уничтожено. В результате Кэм и Ньюкам загрузили в рюкзаки столько жестянок с топленым салом и сиропом, сколько смогли унести. Это был хитрый план. Кроме них на десятки километров вокруг не осталось ни одного живого и движущегося источника тепла, так что отследить их с помощью инфракрасных датчиков ничего не стоило. Уже шесть раз Ньюкам уходил на север или возвращался обратно к западу, оставляя приманки. Они привлекали невероятные полчища тараканов, муравьев, жуков и мух. Жужжащие, тепловые скопления. Два дня назад, когда сержант вернулся из очередной ходки, на горизонте вырос неуклонно разбухающий черный смерч — кишащее облако разнообразных колоний и видов, борющихся за выживание. И до него было не меньше полутора километров. Сколько же банок Ньюкам вскрыл сейчас?

Кэм регулярно опрыскивал их репеллентом от насекомых и духами — да, духами, чтобы замаскировать животный запах их пота и феромонов. Но грузовик лежал всего в двадцати метрах от них. Если налетят муравьи, они окажутся в самом центре роя.

Рут сжала левый кулак. У нее недавно появилась эта привычка — причинять себе боль, чтобы вернуть самообладание. Несколько дней назад женщина сломала запястье, и оно постоянно ныло, мешая сосредоточиться. Рут хотелось больше походить на своих товарищей. Стать настолько же несгибаемой. Ее рюкзак был самым легким, и сейчас ученая неловко затеребила его. Мешал гипс на руке. Грязная маска в суматохе сползла вниз, и Рут без всякого сожаления полной грудью вдохнула чистый воздух. Он пах пылью, разогретой солнцем.

Рут несла при себе файлы из лаборатории «аркоса», несколько CD-дисков и коробку с образцами наночастиц. А еще у нее была граната. Она считала, что лучше уничтожить файлы, чем позволить им попасть не в те руки. Жестокий выбор. Эти разработки могли помочь полностью искоренить техночуму — но их могли использовать и для того, чтобы создать новые виды нанотехнологического оружия. Лидвилл уже пустил в ход примитивную наночастицу под названием «снежный ком», превратив в студень тысячу шестьсот мужчин и женщин на плато Уайт-Ривер — мятежников, осмелившихся соперничать с ними в гонке за «аркос». Если солдаты схватят Рут, если ее сожрут насекомые…

Когда вертолеты взмыли в небо, сверкая солнечными бликами на металле и плексигласе, Рут сжала в пальцах жесткую проволочную чеку.

Не было возможности спрятать от правительства саму вакцину. Даже если они с Кэмом и Ньюкамом взорвут сотню машин, испепелив себя, микроскопические наночастицы выделят из их останков. Человечество подошло слишком близко к тотальному вымиранию, чтобы полностью уничтожить вакцину. Пускай она лучше достанется Лидвиллу, чем никому. Но это была опасная мысль. В ней ощущался вкус поражения.

Глядя на ревущий вертолет, Рут дала волю всей накопившейся ненависти и горечи. В эту секунду она поняла, что готова. Пальцы на чеке гранаты сжались сильней.

— Ложись!

Кэм ударил ее по больному плечу, и Рут, задыхаясь, рухнула на землю. Она смутно разглядела Ньюкама за спиной Кэма. Сержант засел в укрытии за красной легковой машиной. Больше Рут ничего не успела увидеть, потому что Кэм всем телом навалился ей на голову и грудь.

Она забарахталась, пытаясь извернуться и снова добраться до рюкзака. Но Кэм, не понимая, продолжал кричать:

— Тихо, лежи тихо…

Оглушительный грохот над ними вдруг как будто сместился в сторону. Перемена была ощутимой и резкой. И тут же взрывная волна копошащейся черной дряни окатила ее незащищенное лицо и очки. Муравьи. Размолотые лопастями муравьи.

Рут отдернулась и закричала. Она застряла — снизу дорожное покрытие, сверху давил Кэм. Затем юноша извернулся, отряхиваясь от черного дождя, и Рут освободилась.

Насекомые смерчем взмыли в небо. Это были муравьи-древоточцы, и время роения для них уже давно прошло. Возможно, теперь они размножались непрерывно. Гнезда и туннели их колонии простирались на пятьдесят метров во всех направлениях под насыпью шоссе. Почва словно взорвалась, когда оттуда вылетели тысячи крылатых самцов и неполовозрелых самок, — хотя Рут увидела лишь последствия столкновения муравьиного роя с вертолетами. Прореха в облаке немедленно заполнилась новыми телами. Туча насекомых изготовилась к боевым действиям.

Они защищали пищу, разбросанную Ньюкамом. К счастью, грузовик возвышался щербатой стеной прямо в центре роя. Он прикрыл людей от большей части взлетевших муравьев, а также воинов и рабочих особей, поваливших из земли. Реактивная струя вертолетов отбросила прочь верхний слой роя. А на дальней стороне шоссе тоже обнаружились противники.

Четырнадцать месяцев назад пищевая база муравьев сначала резко увеличилась, а потом вновь иссякла. Крошечные грабители изменились, приспосабливаясь к этой перемене. Они бросались на пищу при каждой возможности, выживая только за счет агрессии. На защитных комбинезонах солдат Лидвилла остались лишь слабые следы человеческого запаха, но это было что-то новенькое. И оно двигалось. И забрело практически в центр колонии.

Темные нити сплелись в один ураган, извиваясь в потоках поднятого винтами ветра, и ринулись к земле, исчезнув из поля зрения Рут. Оба вертолета развернулись. Один из них пошел вниз, а второй попытался набрать высоту под задыхающийся рев забитых муравьями двигателей. Во время короткой паузы Рут услышала треск автоматов, стреляющих длинными очередями. Солдаты отбивались как могли.

Затем женщина вздрогнула — щеку и шею обжег десяток муравьиных укусов.

— Ааааа…

Не все насекомые, окатившие ее влажной массой, были мертвы. Отнюдь нет. Многих перемололи лопасти, еще больше было оглушено и завязло в каше, оставшейся от их бывших собратьев. Но некоторые уцелели. И сейчас они были озадачены и злы.

Рут повалилась на землю, хлопая себя по лицу и по шее. В голове застряла одна-единственная мысль.

«Мой рюкзак».

Привстав на колени, она принялась оглядываться. Кэм возился рядом, спотыкаясь среди выпавших из его перевернутого рюкзака вещей. Он сжимал десяток маленьких стеклянных бутылочек. Открутив крышки, юноша резко махнул рукой в ее сторону. Духи. Сладкие. Жидкость обожгла ноздри, и Рут, вцепившись в маску, сорвала ее с лица, чтобы стряхнуть оставшихся на щеках муравьев.

— Где… — начала ученая, но Кэм схватил ее за плечо, вытряхивая остатки содержимого флаконов им на головы.

К ним присоединился Ньюкам, яростно давивший на себе муравьев. У него в руках был баллон репеллента. Сержант направил струю на Рут, смывая муравьев. Женщине показалось что ей под нос сунули ведро со скипидаром.

— Мне кажется, они нас не заметили! — прокричал Ньюкам.

Но тут вой вертолетов вновь усилился. Машины возвращались.

— Бегите к трубе! — крикнул ей Кэм.

— Где мой рюкзак?

— Нет, оставайтесь на месте! — проревел Ньюкам. — Если они нас заметят…

— У меня есть еще еда для приманки! Вот!

Кэм, упав на колени, толкнул Рут к «мерседесу» и ее рюкзаку.

— Если мы останемся здесь, мы покойники!

Он был прав. Солнце померкло, закрытое сгущающейся тучей насекомых. Судя по новому тону в гудении вертолетов, один из пилотов решил использовать свою машину как гигантский вентилятор, отгоняя рой от наземных частей.

«От них и прямо на нас».

— Уходи! Беги! — завопил Кэм, вонзая нож в жестянку с молоком.

Однако Рут медлила.

Кэм изо всех сил отшвырнул капающую сгущенкой банку и согнулся над следующей, не обращая внимания на ползущие по коленям и перчаткам муравьиные орды. Это было в его стиле: быстро принимать наилучшее решение. Кэм Нахарро не был ни солдатом, ни ученым, но он пережил целый год чумы на голом одиноком пике, где голод, холод, насекомые и безумие сократили население их лагеря с восьмидесяти человек до шести. Мало что могло сравниться с таким опытом.

Он был хорошим человеком, хотя и перенес сильную травму. И возможно, слегка тронулся, как иногда тревожно думала Рут. Черное или белое, да или нет — только так Кэм и воспринимал мир. Бывший патрульный целиком посвятил себя ей еще до того, как ученая предположила, что развитие нанотехнологий однажды позволит вернуть ему утраченное здоровье. Он с готовностью брал на себя все возможные роли: разведчик, телохранитель, друг. Было бы неправильно бросить его здесь и сбежать. Нельзя, чтобы все усилия Кэма пропали впустую.

«Беги», — приказала она самой себе, закинув за плечи рюкзак.

Двое мужчин дырявили последние консервные банки. Еще пара секунд — и они закончат. И сразу же побегут следом.

Рут углубилась в лабиринт автомобилей и скелетов, стараясь по возможности не высовываться. Вертолеты не изменили позиций, и женщина старалась держаться как можно дальше от источника шума. Один раз она споткнулась, когда куча костей поехала под ногой. Затем влетела в коричневый универсал и согнулась, натужно кашляя. Ее тошнило от усталости. Щеки и губы горели, но от большей части муравьев она избавилась. Рут чуть-чуть привстала, пытаясь высмотреть противника сквозь пыльное окошко седана.

Несколько солдат упали в копошащееся живое марево. Пошатываясь, они поднимались на ноги, но у одного из них был порван комбез. Может, он зацепился за изгородь. Рут показалось, что с прорезиненного рукава в районе локтя капает кровь, но из-за кишащей черной массы насекомых сложно было сказать наверняка.

Изувеченная рука солдата взметнулась вверх, как флаг, выбросив темный фонтан крови и муравьев. Насекомые пробрались внутрь комбинезона. Десантник уже почти утратил сходство с человеком. Он дергался и извивался, пока его поедали заживо. Двое других попытались оттащить его в сторону, но третий протаранил истекающего кровью бойца плечом и повалил на землю. Он наставил на раненого автомат.

«Нет», — мысленно ужаснулась Рут.

Осознание происходящего потрясло ее.

Нет, солдат целился товарищу в руку.

Автомат изрыгнул огонь. Выстрел оторвал кишащий муравьями наплыв, но открыл доступ новым тысячам насекомых. Рут больше не могла смотреть. Она отвела глаза, разыскивая Кэма и Ньюкама. Но за спиной ее поджидала очередная опасность. Из-под земли лезли новые полчища муравьев, затягивая покрытие шоссе, словно облака дыма. А с северо-востока показалась рыжеватая струя, вливающаяся в черное варево, — жуки или другие твари. Но тут в живом покрывале обнаружилось кое-что еще. Техночума. Рут уже давно подозревала, что даже у насекомых не стопроцентный иммунитет. В этой сутолоке муравьи выделяли слишком много тепла, несмотря на прохладу майского дня, — и в скопище то и дело открывались дыры, как от взрыва петарды, на месте сожранных чумой насекомых.

Женщина глядела на это в немом ужасе. Затем ее сердце пропустило удар. Между двух ближайших машин появилась бегущая человеческая фигура. Кэм. Он несся, странно подволакивая ногу и хлопая по капюшону и воротнику. В паре шагов от него бежал Ньюкам. Рут отчаянно им замахала и вновь повернулась к вражеским солдатам, пытаясь высмотреть раненого.

Одного взгляда хватило. Ньюкам был прав. Лидвилл почти наверняка засек следы их присутствия, но огромный тепловой след муравьиной колонии обманул военных. Теперь они убирались прочь в страшной сумятице. Плотные спирали муравьев кружились в нисходящих потоках воздуха. Последние солдаты из наземного отряда бежали, закинув на борт перегруженного вертолета своего окровавленного товарища. Он безвольно висел у них на руках — то ли потерял сознание, то ли умер. Но копошащаяся масса муравьев так и не отлипла от него, несмотря на все попытки других бойцов сбить их.

Второй вертолет уже набирал высоту, и по лицу Рут скользнула мимолетная кровожадная усмешка.

Похоже, удача ей пока что не изменила.

2

В рассветных лучах поблескивала вода, белая и предательская.

— Стойте, — приказал Кэм, хотя сам сделал еще несколько шагов.

Однако теперь он двигался не вперед, а вбок. Его не покидало ощущение опасности.

Этим утром ветра не было. В долине впереди разлилось небольшое внутреннее море, ослепительно блестевшее в солнечном свете. Шоссе исчезало в нем, хотя Кэм заметил, что дорога вновь ненадолго выступает из воды где-то на расстоянии трех километров от берега. Здесь было неглубоко. В воде, гниющей и застоявшейся, скучились машины, здания и столбы электропередач. А над ней раскинулись паучьи сети. Маленькие лоскуты шелка, тысячами облепившие руины.

— Где мы? — спросила Рут у него из-за спины.

Кэм отозвался:

— Стойте. Оставайтесь здесь.

Затем он понял, что это прозвучало слишком сурово, и покачал головой.

— Извини.

— Ты здесь уже бывал, — сказала женщина, вопросительно глядя на него сквозь грязные стекла очков.

— Да.

Он знал, что Голдман жила в Огайо и Флориде, а Ньюкам говорил, что вырос в Делавэре, — но Кэм почти не сомневался, что его родители и братья нашли последний приют где-то на этих дорогах. Может, они даже успели добраться сюда. Хотя в свое время Северная Калифорния могла составить конкуренцию Лос-Анджелесу по части скверных дорог — в районе залива раскинулась огромная дельта, пересеченная сотней речек и проток. А это означало мосты, дамбы и пробки.

Кэм горевал меньше, чем, возможно, думала Рут. Земля, лежавшая перед ними, выглядела слишком незнакомой и опасной, чтобы он мог по-прежнему считать ее домом. Скорей, он чувствовал недоумение. Масштаб катастрофы не укладывался в голове.

Казалось, их цель близка. Они хотели распространить вакцину среди других выживших, и Сьерра внушительной стеной возвышалась на горизонте. Бурые подножия, темные горы — словно цепочка пирамид, высочайшие вершины которой все еще покрывали снежные шапки. В другой жизни поездка туда заняла бы три часа. Но не сейчас. По мере приближения к горам местность становилась неровной. Добираясь туда пешком, пришлось бы непрерывно карабкаться вверх и спускаться вниз. Перспектива не слишком радужная, и это не считая преград из машин и других обломков.

Перед ними лежал городишко Ситрес-Хайтс, одно из самых приятных местечек среди обширных и густо застроенных предместий Сакраменто. Перед тем как погрузиться под воду, город сгорел. Несмотря на название, большая часть Хайтс [1]располагалась на той же плоской равнине, что и его соседи. Сейчас здесь было тихое болотце, но во время затопления по городу прошелся мощный водяной вал. Кучи мусора у покосившихся домов и телефонных столбов достигали метровой высоты. Среди перевернутых машин виднелись грязевые гребни, вырванный с корнем кустарник и куски дерева. Картину разрушения смягчал переливчатый белый блеск паучьих сетей и кладок. Вода защищала пауков от муравьев.

— Давай снова проверим твою карту, — сказал Кэм, но Ньюкам, подходя к нему, уже и сам расстегивал карман.

Кэм снова оглянулся на сверкающее под солнцем море. До сих пор им везло — они не вляпались в другие недавно разлившиеся озерца и болота. Северную Калифорнию расчерчивали сотни километров каналов, отводящих талую воду с гор. Две зимы и отсутствие человеческого присмотра оказались для них слишком серьезным испытанием. Путники видели, что растения повсюду чахнут или практически уничтожены, — а без травы и тростника земляные постройки не выдерживали.

— Что думаешь? — спросил Кэм. — Двинем на север, да?

— Нам в любом случае надо на север.

Ньюкам легко присел на корточки и, расстелив карту на асфальте, провел рукой в перчатке по крючковатой линии карандашных значков. Эти отметки сделал он сам.

Кэм опустился на землю осторожней, стараясь не потревожить правое колено. Рут с глухим стуком плюхнулась рядом. Ей явно нужен был отдых, но гипс затруднял движения. Юноша заметил, как здоровой рукой женщина приподнимает маску, чтобы почесать укусы.

— Мне это не нравится, — буркнул он. — Смотрите.

К востоку от города Американ-Ривер с двух сторон рассекали дамбы, и вода растекалась, образуя огромное четырехугольное озеро. Какая-то часть гигантской плотины, должно быть, дала течь. Кэм прикрыл перчаткой кусок карты и сказал:

— Если вся долина затоплена, нам надо двигаться на запад, чтобы ее обойти. Это займет целую вечность.

— Но мы шли на север, — возразил Ньюкам.

— Кэм лучше знает территорию, — сказала Рут, к удовольствию молодого человека.

Конечно, это было ребячество, но поддержка Рут ему польстила.

— Не стоит торчать тут дольше, чем необходимо.

— Мы останемся на севере, — сказал Ньюкам и провел пальцем примерно на два сантиметра вниз, к югу. — Вторая группа должна быть где-то здесь. Может, чуть дальше. Глупо сбиваться в одну кучу — так нас будет легче найти.

Кэм только кивнул. Его грызли сомнения.

В центральном Сакраменто с ними были еще двое, капитан Янг и Тодд Брейтон — тоже ученый, как и Рут. Решение разделиться казалось очевидным. Это увеличивало вероятность того, что хоть кто-то доберется до гор с вакциной, поэтому две группы как можно скорей отдалились друг от друга. Но тут перед ними встала новая проблема. Ко второму дню Ньюкам окончательно уверился, что у Лидвилла есть передовая база в Сьерре, возможно, прямо к востоку от Сакраменто. Иначе им не удалось бы так часто высылать вертолеты. До Колорадо было слишком далеко.

Чтобы избежать этой базы, им пришлось бы свернуть дальше на север или сделать петлю и вернуться к югу, а Кэм сомневался, что Рут способна пройти столько лишних километров. Как, возможно, и он сам. Ньюкам был в отличной физической форме, но Кэм прекрасно знал, что любое ранение меняет и ограничивает возможности человека. Настроение. Надуманные страхи.

Он восхищался ученой. Она оказалась куда крепче, чем можно было ожидать, но вообще-то, оба они тянули разве что на инвалидную команду. Кэм, весь обмотанный повязками, в старых язвах, оставленных наночумой, с забинтованной левой рукой — последствия ножевой раны, полученной во время стычки в Сакраменто. И Рут со сломанным запястьем. Прошло всего шестнадцать дней с тех пор, как она покинула международную космическую станцию, где возглавляла поспешно запущенную программу по разработке нановакцины. Женщина провела в невесомости год и, несмотря на специальную диету, витамины и упражнения, потеряла немало костной и мышечной массы.

Она быстро уставала, и это замедляло их продвижение. Сейчас беглецы находились всего в двадцати километрах от начальной точки, хотя прошагали не меньше тридцати. Приходилось двигаться зигзагами по забитым машинами улицам, избегая насекомых и прочих опасностей. По прикидкам Кэма, весь их поход должен был занять не дни, а целые недели.

Со временем станет легче. Теоретически, вскоре Лидвиллу придется обыскивать слишком большую территорию, и они смогут меньше торчать в укрытиях. Рут знала, что она слабое звено. Но Кэм сомневался, что им с Ньюкамом удастся тащить ее, если она свалится от изнеможения или подцепит лихорадку. Юноша разделял ее нетерпение, но важно было дать ей передохнуть, даже если это увеличивало риск. Однако Ньюкам только подстегивал спутницу, из самых лучших побуждений, а Рут была слишком упорной, чтобы сказать «нет». Значит, оберегать ее предстояло Кэму.

— Что если мы найдем лодку? — предложил он. — Моторку. Почти каждый второй здесь был рыбаком или вроде того. Мы сможем пересечь озеро по прямой и даже подняться выше.

— Хм, — оборачиваясь, проворчал Ньюкам.

Кэм вслед за сержантом обвел взглядом полузатонувшие дома и горы мусора.

— Надо попробовать, — сказал он, поднимаясь на ноги.

Болела спина, шею и плечи покрывали муравьиные укусы, а в руке был защемлен нерв — и все же Кэм нагнулся, чтобы помочь Рут.

* * *
Беглецы вернулись к привычному ритму. Кэм шел впереди, остальные цепочкой за ним — Рут в середине, Ньюкам замыкающий. Они двигались на юг, постепенно отклоняясь туда, откуда пришли, но уже не по шоссе.

Новый берег был ненадежным. Кое-где вода длинными пальцами вгрызалась в сушу, затапливая улицы. Вдобавок, постоянно попадались дома и изгороди. Путники собирались заглядывать во дворы и в сараи, но каждый участок превратился в ловушку, либо упиравшуюся в болото, либо заваленную мусором после наводнения. Несколько раз Кэм обходил целые поля паучьих сетей. Однажды он заметил муравьев. На все требовалось время. Им нужна была еда, и они осторожно зашли в один из домов. Здание выглядело нормальным, не считая полосы засохшей грязи, облепившей фундамент. Путники решили набрать бензина в несколько дополнительных канистр. Рут немедленно опустилась на землю. Ньюкам, остановившись у небольшой «хонды», стряхнул с плеч рюкзак.

— Ты в порядке? — спросил он.

Рут несколько раз кивнула, но Кэму хотелось бы взглянуть в лицо женщины, скрытое очками и маской. Ее скрюченная поза ему не понравилась.

— Я совсем не видела рептилий, — заметила она.

Так типично для Рут. Иногда было трудно понять, о чем она думает, — ясно только, что ее увлекала какая-то мысль.

— Я тоже, — ответил Кэм.

— Но в горах ты их видел, — продолжила Рут.

— Да. Не на самой вершине, но на высоте в две с половиной тысячи метров змей было даже слишком много, плюс целые поля ящериц. И на двух. И на полутора.

Ниже они не спускались.

— Они точно жили ниже барьера.

— Может, муравьи съедают их яйца, — сказала Рут. — Или детенышей. Насекомые могут уничтожать молодь прежде, чем та достаточно подрастет.

— Я вообще не понимаю, откуда тут берется что-то живое, — вмешался Ньюкам.

— Они не нагреваются до такой температуры, как люди, — ответил Кэм.

— Нет, нагреваются, — возразила Рут. — Иногда и до большей. Холоднокровные существа не обязательно холодные. Они просто не вырабатывают собственного тепла, не считая тех случаев, когда бегают или летают. Или греются на солнце. По-моему, большинство пресмыкающихся поддерживают температуру между двадцатью и двадцатью пятью градусами, но у насекомых температура тела обычно равна температуре окружающей среды.

Кэм медленно кивнул. Частицы наночумы работали за счет теплового двигателя. Он активировался, когда нагревался до тридцати двух градусов. Но судя по его опыту, проходило два-три часа, прежде чем чума начинала разрушать тело носителя. Летом в полдень она могла приняться и за насекомых — но по мере того, как остывал воздух, остывали и эти создания. Несомненно, выживало достаточно, чтобы беспрепятственно размножаться осенью,зимой и весной.

Рыб и земноводных надежно защищали реки и озера. Он сам это видел. Они выжили и ниже критического барьера, и на высоте. Низкие температуры в горах и предгорьях помогли сохраниться пресмыкающимся и насекомым. Должно быть, они вновь и вновь заселяли мир во время случайных миграций.

— Думаю, здесь, внизу, они постоянно на грани вымирания, — сказала Рут, — но это дает основание полагать, что могли выжить и киты. Дельфины и морские котики.

Она покачала головой.

— Иногда мы проверяли. С космической станции, я имею в виду. У них большое количество подкожного жира, но если они держались в холоде… может быть, где-нибудь на севере, в Арктике, или в районе Южного полюса…

Это была утешительная мысль.

— Надеюсь на это, — выдал Кэм, стараясь подбодрить ее.

Затем он наклонился вперед, заглядывая в просвет между домами. Юноша уже привык к ощущению, что за ним постоянно наблюдают, — дело было в окружавших их пустых темных окнах и скелетах. Но на сей раз ему почудилось что-то другое. Шум. Мертвые кости по большей части уже давно утрамбовались, но гниль и сила тяжести подтачивали здания и обломки. Дома кренились набок. Мусорные кучи оседали. И все же его подсознание выделило именно этот звук из монотонного тихого шороха — низкий, далекий шум, похожий на вой ветра. Однако утреннее небо оставалось безоблачным и безмолвным.

— Эй.

Ньюкам, склонившийся над «хондой», поднял голову.

— Что?

Этот звук напомнил Кэму штормовые ветра в горах, но здесь стоял полный штиль, а постепенно усиливающееся «шшшсссссс» исходило из одного источника. Юноша развернулся, пытаясь определить направление. В груди встрепенулся страх. Что-то очень большое, к северу от них. Земля вокруг так сильно изменилась, голая, растрескавшаяся на солнце, — неужели разница температур между грязевым морем и сухой почвой могла вызвать появление смерчей?

— О Боже, — выдохнула Рут, наконец-то, как и Кэм, узнавшая низкий раскатистый вой, разносившийся над водой.

Реактивные истребители.

* * *
Они скорчились в канализационной трубе, затхлой, но сухой, нырнув в нее один за другим. Ньюкам считал, что бетонная коробка и спрессованная грязь наверху спрячет их от авиационных локаторов. Когда истребители развернулись и рассекли небо во второй раз, сержант заявил, что можно пока расслабиться и устроиться поудобней. Их союзники в Колорадо передали на разведывательные спутники США неверные команды, отчего те потеряли высоту и сгорели в атмосфере. Однако у Лидвилла все еще оставался спутник с инфракрасной системой слежения, который должен был дважды пройти над ними в течение ближайших двух часов… если они не скорректировали курс.

Спрятаться от наблюдения сверху было сложно. Лидвилл мог использовать резервное топливо, чтобы изменить орбиту спутника и время его прохождения, а самолеты-разведчики пролетали так высоко, что оставались вне зоны видимости. А еще космическая станция. Даже необитаемая МКС отлично исполняла роль спутника, с камерами, дистанционно управляемыми из Колорадо. У Ньюкама не было достоверных сведений о ее нынешней орбите.

Они могли работать лишь с тем, что знали наверняка. Отчасти из-за этого они выходили в путь так рано — надо было покрыть лишние несколько километров, прежде чем вновь придется искать убежище.

Педантичный Ньюкам выбрал в магазине пять наручных часов с идеальным ходом. Три пары он держал про запас в рюкзаке, а две нацепил на руку — для надежности, — установив сигнал так, чтобы у них оставалось по меньшей мере тридцать минут на поиски убежища, прежде чем над головой пройдет спутник с инфракрасным радаром. Насекомые становились особенно невыносимы после обеда, инстинктивно реагируя на ту самую жару, что делала их чувствительными к техночуме. Самое время забраться под землю, где можно перекусить, перепаковать рюкзаки и вздремнуть.

Для начала они полили улицу наверху бензином, истратив больше полулитра, чтобы замаскировать собственный запах. Затем разделили между собой пять банок холодного жирного супа. Это было непередаваемое наслаждение — питательная, насыщенная солью жидкость. У Кэма прихватило живот. Он ел слишком быстро и жадно, стянув маску с лица и глотая прямо из банки. Но постепенно комок внутри рассосался, а тело загудело от прилива энергии. К сожалению, из питья они нашли только просроченный сок в коробках, со странным привкусом. Воду они пить опасались, потому что в ней наверняка было полно бактерий и обычных бытовых токсинов, вроде гербицидов, детергентов и машинного масла. Кипячение помогло бы избавиться, по крайней мере, от паразитов, но беглецы не решались развести огонь.

— А еще у насекомых нет гемоглобина, — сказала Рут, возвращаясь к прерванному разговору.

Чего-чего, а дотошности ей хватало. Кэм ухмыльнулся себе под нос.

— И что это значит? — спросил он.

— У них в крови нет железа, в отличие от нас, а частицам чумы нужны атомы углерода и железа, чтобы производить себе подобных. Это дает насекомым дополнительную защиту. Так можно обмануть техночуму, — ее здоровая рука сжалась в кулак. — Но в более жарких областях все должно быть уничтожено подчистую — в Аризоне, Нью-Мексико и Техасе. В большей части южных штатов.

— Да.

Кэм подумал и об Африке с Азией, и обо всех экваториальных территориях. В джунглях воздух горячий и влажный, и это может увеличить чувствительность насекомых и пресмыкающихся к техночуме.

Но тут уж ничего не поделать. Кэм считал, что Рут и так взвалила на себя непомерный груз. Или она просто использует эту мысленную гимнастику, чтобы отвлечься.

Два самолета вернулись, неся в кильватере мощную шумовую волну. Ньюкам узнал в них истребители F-22 «Раптор» и сделал краткую пометку в своем журнале. Для этих записей он набрал несколько маленьких блокнотов. Сержант ожидал, что ему придется давать подробный отчет обо всем сделанном и увиденном. Кэм ценил эту уверенность куда больше, чем готов был признать.

Рут уже клевала носом.

— Будем дежурить по очереди, — сказал Кэм.

Ньюкам немедленно вытянулся и заснул.

Как ни странно, Кэм хорошо себя чувствовал. Да, он был ранен, вымотан, грязен и находился в постоянном напряжении, зато ясно видел цель и осознавал собственную значимость. Его окружали товарищи. Пусть они вечно пререкались, но это было даже к лучшему, потому что каждый привносил что-то свое. В этих двоих Кэм видел желанное искупление. Он верил в их общее дело.

И все же это было чертовски странно. Они так сильно зависели друг от друга. Близость, доверие и сотрудничество требовались им для ежедневного выживания, но при этом беглецы оставались почти чужими. У них хватало времени лишь на то, чтобы перекинуться парой слов, всегда на бегу. Кэм не видел их лиц целыми днями. Он знал своих спутников только по их делам.

Ньюкам, сильный и умный. Его стойкости оставалось лишь позавидовать, но он тащил самый тяжелый рюкзак и уже прошел вдвое больше, чем Рут и Кэм, разбрасывая в стороне от дороги приманки для насекомых. К тому же вчера он пострадал больше всех. Сержанта с головы до ног покрывали укусы, и Кэм хотел, чтобы тот поспал, — потому что Ньюкам нужен был ему свежим и с ясной головой. Трения в группе начинали внушать опасения. Как боец элитного подразделения, Ньюкам, естественно, предполагал, что ему придется отвечать за двоих гражданских. Но и у Кэма, и у Рут были основания претендовать на лидерство.

Рут. Обернувшись к ней, Кэм увидел, что ученая свернулась рядом с рюкзаком, как маленькая девочка. Молодой человек задержал на ней взгляд.

Рут вырвали из привычных условий. Разум всегда был ее сильной стороной, но сейчас она менялась прямо на глазах. Становилась крепче и агрессивней. И еще привлекательней. Лучше всего Кэму запомнились ее темные глаза и курчавые волосы. Рут не была красавицей в общепринятом смысле, но она была здоровой и опрятной. И искренней.

Кэм не понимал, почему ее гложет чувство вины. Рут не имела никакого отношения к тому, что произошло, она проделала потрясающую работу и все же явно корила себя. Это их тоже объединяло, отделяя от Ньюкама. Ньюкам не знал, что такое поражение. Да, их захват лаборатории обернулся кровавым побоищем, в котором погибло пятеро его товарищей, но сержант в трудных обстоятельствах проявил себя наилучшим образом. Все ошибки произошли не по его вине. Его просто не задело так сильно, как Рут и Кэма. Не самый лучший повод для близости, но уж какой есть.

Кэм отвернулся от женщины. Своим движением он вспугнул бурого паука, который засеменил прочь по бетону. Бывший патрульный раздавил его и перевел взгляд на развалины и паучьи сети. Он боролся с собой, стараясь успокоиться.

Кэм научился сдерживать гнев и голод, но его чувства к Рут имели совсем иную природу. Рут излучала тепло и свет, а Кэм так истосковался по чему-то хорошему. Он слишком ясно представлял, чего они могли бы достичь вместе. Возможность усовершенствовать наночастицы, найти новые пути их использования одновременно поражала воображение и вселяла страх. На кон было поставлено куда больше, чем их собственные жизни.

Мир, который знал Кэм, доживал последние дни. На календаре было девятнадцатое мая, но по пути они почти не видели новой весенней зелени — даже таких неприхотливых цветов, как маки и одуванчики. Кузнечики, муравьи и жуки уничтожали растительность, но многие виды вяли и вымирали просто потому, что их никто не опылял. Похоже, не осталось ни пчел, ни бабочек, ни мотыльков. В горах происходило то же самое.

Если их миссия завершится успехом, если человечество когда-нибудь спустится с трехкилометровой высоты, людям придется долго бороться за выживание на разоренной планете. Пройдет несколько поколений, и их внуки по-прежнему будут вести войну против насекомых, пустынь и наводнений, если не разовьют новые нанотехнологии — не создадут крошечные машины, способные сражаться, и машины, способные строить. Рут говорила, что это, вообще-то, возможно. Тут Кэм понял, что снова смотрит на нее, вместо того чтобы наблюдать за периметром.

— Вот черт, — буркнул он.

Присутствие в группе женщины уже начало сказываться на их отношениях. Да вот хотя бы то, что она справляла малую нужду в стороне, в то время как Кэм и Ньюкам совершенно не стеснялись друг друга. Но были и другие нюансы — как он брал ее за руку, помогая перебраться через изгородь или мотки проволоки, или как она благодарно кивала, когда Кэм открывал жестянку с консервированными грушами и предлагал ей первой. Делал ли он что-то подобное для Ньюкама? Наверное, да. Он не раз хватал второго парня за руку, когда они перелезали через разбившиеся машины. А прошлым вечером даже протянул ему первому банку с шоколадным сиропом, потому что Рут все еще возилась с консервированной ветчиной. Но с Ньюкамом это происходило естественно, без всякой задней мысли.

С Рут Кэм во все вкладывал дополнительный смысл. Он на что-то надеялся — это радовало и в то же время выводило из равновесия. Кэм не рассчитывал, что Рут ответит ему взаимностью. Не с его уродливым, покрытым волдырями лицом. Не с его искалеченными руками.

Это могло бы разозлить его, но он сам был свидетелем того, к чему такое ожесточение приводило других. Сойер. Эрин. Мэнни. Джим. Все они умерли. Прошло уже достаточно времени, чтобы Кэм сумел увидеть в ином свете и себя, и других. Либо ты учишься жить в мире с самим собой, либо двигаешься по пути саморазрушения, сразу или постепенно. Кэм был благодарен за то, что стал частью чего-то большего. Стал кем-то новым.

«Но ты не можешь сказать ей, — подумал он. — Все слишком сложно и без того, и нет ни единого шанса, что она…»

Земля задрожала от взрывов. Последовало три или четыре мощных толчка. Рывком встав на колени, Кэм высунулся из трубы, высматривая дым или пламя.

Ньюкам протиснулся мимо него.

— Дай посмотреть.

— Вон там.

Над ними прокатился равномерный гул — рев двигателей, доносящийся с юго-запада. Истребители. Кэм сообразил, что он перепутал взрывы ракет с ударами звуковой волны. Реактивные самолеты, должно быть, набрали скорость на небольшой высоте прямо над городом, обгоняя рев собственных турбин. Однако затем юноша заметил, как на восток метнулись две яркие точки. Их траектория не совпадала с разносящимся над головой грохотом.

Другие самолеты разворачивались в небе, заходя на позицию. До них было несколько километров. Кэм попытался представить общую схему погони, выискивая хоть какую-то лазейку. Стоит ли использовать этот шанс, чтобы бежать? И куда?

— Блин, какой же я идиот, — выругался Ньюкам, разворачиваясь и выхватывая рацию из рюкзака.

— Что происходит? — спросила Рут у него из-за спины.

— Первые самолеты были от повстанцев, может, из Канады, — ответил сержант. — Это хорошо. Они нам помогут. Никогда не думал, что они решатся на это.

Глядя на сержанта, Кэм нахмурился с не меньшей досадой. Они сваляли дурака, все время прячась от авиации. Но казалось логичным, что никто не придет им на помощь. Не считая новой передовой базы Лидвилла, на побережье не осталось организованных вооруженных сил — ни повстанцев, ни сторонников правительства. В горах Калифорнии и Орегона было всего несколько островков с беженцами, возвышавшихся над барьером. Ближайшие их союзники жили в Аризоне, северном Колорадо и Айдахо, где беженцы откололись от Лидвилла и провозгласили независимость. Но учитывая, что львиная доля действующей авиации принадлежала военно-воздушным силам США, Лидвилл доминировал в воздухе и на земле еще до изобретения нанооружия. Кэм и Ньюкам не ожидали, что кто-то осмелится вмешаться.

На их рацию жалко было смотреть — наушники и маленькая коробка контрольной панели. Она предназначалась для защитных комбинезонов: наушники и микрофон внутри шлема, панель управления на поясе. В первый же день они выдрали передатчик из комбинезона Ньюкама, заново соединив провода. Рации Рут и Кэма взяли про запас.

Ньюкам поднял наушники, и в их тесной бетонной коробке послышался приглушенный женский голос. Тот же, что и всегда. Каждый день, каждую ночь. Ньюкам пытался поймать еще какой-то сигнал, кроме повторяющейся записи с предложением сдаться, но передатчик из комбинезона представлял собой скорее переговорное устройство и не тянул на настоящую полевую рацию. У него была ограниченная дальность, и он принимал только на десяти армейских каналах, а Лидвилл глушил все частоты, кроме этой.

Женщина говорила заученно и спокойно.

«…мы придем за вами, где бы вы ни были, спасем вас, просто ответьте мне…»

В городе и на шоссе не было недостатка в полицейских, армейских и пожарных рациях. Как и в винтовках, хотя Кэм из-за ножевой раны на руке не мог стрелять из длинноствольного оружия.

В первые дни чумы местные и федеральные власти пытались сделать все возможное, чтобы предотвратить катастрофу, причем иногда их действия были диаметрально противоположными. Блокпосты на дорогах. Грузовики военного сопровождения, двигавшиеся на восток. Однажды они наткнулись на место былого сражения, где вооруженный отряд национальной гвардии развернул обратно полицейские части и дорожный патруль — абсолютно без толку. Все это было лишь частью общего хаоса.

Однако заряженные аккумуляторы попадались куда реже. Множество армейских и гражданских раций так и остались включенными. Их операторы сбежали или умерли, возможно, до последнего надеясь на помощь. Даже когда Ньюкам заставил одну заработать, оказалось, что все гражданские частоты молчат. Что касается военных каналов, то Сьерра помогала передовой базе Лидвилла их блокировать. Со своих вершин Лидвилл с легкостью мог заглушить все прочие голоса.

Женщина соблазняла их.

«Если вы устали или ранены, у нас здесь наготове медицинский персонал, и мы…»

Ньюкам принялся быстро переключать каналы. Помехи. Помехи.

— Вот сволочь, эти самолеты все время пытались до нас достучаться, — зло сказал он. — Поэтому они и летели так низко, чтобы пройти под заглушкой. Чтобы не попасть под радары Лидвилла.

— Но что они могут сделать? — спросила Рут. — Сесть?

— Нет. Только не истребители. Но они могут снабжать нас информацией и отвлекать Лидвилл. Мы пару раз напарывались на неприятности. Мы…

Тут события ускорились. Пара самолетов с ревом пронеслась почти у них над головами. Две звуковые волны ударили по развалинам. Как будто огромная рука провела двумя пальцами по домам и воде, поднимая за собой брызги и мусор, — и внутри этого урагана россыпь добела раскаленных искр пронеслась по направлению к морю. Они были такими яркими, что над затонувшим городом заплясали тени, черные и четкие даже при дневном свете. Это были дипольные отражатели, защитное приспособление, ослепляющее и сбивающее с курса ракеты с теплонаведением. Самих ракет Кэм не заметил. За самолетами гналась другая, меньшая по силе разрушительная волна, хлеставшая по островкам грязи, зданиям и машинам. Орудийный огонь. Прежде чем нырнуть обратно в трубу, Кэм успел разглядеть, как крупнокалиберные снаряды разнесли целый дом, вспарывая дерево и кирпич, словно бумагу. Мимо промчались еще три истребителя.

В ту же секунду Ньюкам победно хмыкнул.

Сквозь шум послышался мужской голос, смешанный с треском помех:

«…тул у стены, стул у сте…»

Голос затих. Самолеты улетели. Кэм не уловил смысла в странной фразе, но Ньюкам энергично закивал. Сержант дважды нажал на кнопку «отправить» — быстрый и неотслеживаемый сигнал, давший знать, что сообщение принято. Затем Ньюкам снова обернулся к Кэму и Рут.

— У меня хорошие новости.

3

Рут проснулась от боли. Болели пальцы. Запястье. Нестерпимая чесотка терзала руку. Рут поспешно выпуталась из спальника, отчаянно пытаясь уйти от источника боли. Базовый рефлекс, как рука, отдернутая от огня, — но эти угли тлели в глубине ее тела. Техночума. Рут знала это, но все равно инстинктивно отшатнулась, крича во тьму:

— Просыпайтесь! Вставайте!

С низкого неба на нее смотрели огромные яркие звезды. Даже сквозь затемненные линзы очков женщина легко могла разглядеть прямое, широко распахнутое ущелье улицы спального района вокруг них — но попытавшись встать, ударилась обо что-то коленом. Затем земля под ней заворочалась и затряслась. Рут чуть не упала. Она вытянула вперед руки и наткнулась на Ньюкама, который как раз садился.

Рут вспомнила, что они вдвоем заночевали в кузове большого пикапа марки «додж». Задолго до заката им наконец-то удалось найти лодку, но сорок минут прошло в поисках машины, способной отбуксировать ее. Еще час потребовался, чтобы провести грузовик сквозь развалины. Затем дневной свет погас, и Кэм предложил устроиться на ночлег в самом пикапе. Двое спали, а третий сторожил. Шины были ничем не хуже свай, к тому же беглецы полили дорогу бензином на тот случай, если муравьи или пауки выйдут на охоту.

— Что… — начал Ньюкам, но тут же замолчал и уставился на собственные обтянутые перчатками руки. — Боже.

Он тоже это почувствовал.

— Мы в горячей точке! — выкрикнула Рут, размахивая сломанной рукой и снова с трудом поднимаясь на ноги. — Кэм? Кэм, где ты?! Нам надо убираться отсюда.

Из длинной рыбачьей лодки, установленной на прицепе, вырвался белый луч света. Затем он рывками поднялся выше, отразившись от бежевой краски, и Кэм шагнул на нос лодки.

— Подождите, — сказал он. — Не паникуйте.

— Мы не можем…

— Мы уйдем. Через пару минут. Соберите вещи. Ньюкам? Лучше вылить на себя побольше бензина. Черт его знает, кто еще там рыщет.

Его рассудительный голос должен был успокоить Рут, помочь взять себя в руки. Он был прав. Их подстерегало слишком много других опасностей, чтобы просто слепо помчаться в ночь, — однако боль, и без того острая, усиливалась с каждой секундой, а с каждым вдохом в легкие поступала новая порция наночастиц.

Их лыжная экипировка спасала только от снега и холода. Куртки, очки и матерчатые маски не могли защитить от чумы. По сути, маски были почти бесполезны. Они носили это импровизированное обмундирование лишь для того, чтобы уменьшить контакт с частицами, но их битва была проиграна еще до начала. Тысячи микроскопических наномашин покрывали каждый метр земли, чуть погуще там, чуть пореже здесь, словно невидимые мембраны и течения. С каждым шагом беглецы поднимали целые облака нанотеха, но, даже замри они на месте, это бы не помогло. Они находились на самом дне невидимого океана. Взвешенные в воздухе частицы окутывали всю планету, образуя гигантские стены и потоки по прихоти погоды. И этот туман был гуще всего здесь, внизу, на уровне моря. Ветер мог поднять субатомарные механизмы вверх и унести прочь, но дождь, и нисходящие потоки, и гравитация постоянно прибивали их к земле. Ньюкам не желал пить воду, потому что опасался бактерий, но даже будь у него обеззараживающие таблетки, Рут бы ему запретила. На побережье все кишело техночумой.

Их единственной настоящей защитой была нановакцина. Но при высоких концентрациях враждебных частиц ее действие ослабевало. В идеале она должна была уничтожать захватчиков, как только те касались кожи или проникали в легкие. Но на самом деле способность вакцины распознавать техночуму была ограничена, и лучше всего она действовала против живой и активной инфекции. В этом и заключалась проблема. Чума, проникшая в легкие с воздухом или другим путем занесенная внутрь, активировались через несколько минут или даже часов, и за это время могла распространиться по всему организму. Человеческое тело состоит из километров сосудов, тканей, органов и мышц. С того момента, как чума начинала размножаться, собственный пульс предавал тебя, разнося заразу повсюду.

Вакцина была не настолько агрессивна. И не могла быть. АНН воспроизводились, разбирая на атомы своих противников, иначе исследователи получили бы новую техночуму. Рут обучила вакцину распознавать уникальную структуру теплового двигателя техночумы — которая у обеих наномашин была общей — и дала ей способность улавливать слабый энергетический выброс, сопровождавший деление враждебных частиц. Однако вакцина всегда была на шаг позади своего зловещего брата. Она лишь отвечала на атаку. Молекулы АНН были быстрее и меньше и могли целиком уничтожить добычу, но лишь после долгой погони.

Отчасти им повезло, что чума накапливалась в конечностях и рубцовых тканях, в первую очередь атакуя самые незащищенные участки тела. Вакцина накапливалась там же, и все же беглецам не раз приходилось ощущать кипевшую внутри них бесконечную войну.

Уязвимым местом Рут была сломанная рука. Распухшие, воспаленные ткани представляли собой что-то вроде барьера, останавливающего наночастицы в районе запястья и не дающего им подняться выше. Техночума медленно, но неуклонно пожирала кисть. Ученую пугала перспектива остаться калекой. Она нарочно думала только об этом, потому что остальное было куда страшнее. Кровотечение. Инсульт. Инфаркт. Смерть.

Секунду Рут, дрожа с головы до ног, смотрела на Кэма. Но за белым лучом света виднелась лишь тень, безликая и смутная. Рут нагнулась и подхватила рюкзак, отшатнувшись от включившего фонарик Ньюкама. Времени скатать спальник не было. Женщина немедленно начала спускаться, перекинув ногу через борт грузовика.

— Рут…

— Ты на тридцать килограмм тяжелее меня! — истерически выкрикнула она.

Страх полностью лишил ее самоконтроля.

— Да идите вы все к черту! Мне хуже всех! Я всегда на шаг ближе к смерти!

— Просто дай мне пройти вперед, — сказал Кэм, выпрыгивая из лодки на дорогу.

Приземлился он неловко. Свет фонарика расплескался у него по груди — но, быстро собравшись, юноша сделал шаг в сторону от пикапа.

Рут выдавила сквозь зубы:

— Нам надо под крышу. Там должно быть почище.

— Хорошо.

Кэм провел лучом фонарика вдоль домов и двинулся в другую сторону, оглянувшись через плечо на Ньюкама.

— Быстрей, — позвал он, — мы можем полить друг друга репеллентом на ходу.

Ньюкам, светя вторым фонариком, поспешил за ними. Сержант догнал спутников, когда те уже были у входа в переулок, и вскинул свободную руку.

— Ждите здесь, — приказал он. — Я проверю дом. Вы двое оставайтесь снаружи.

Рут то ли засмеялась, то ли всхлипнула. Казалось безумием ждать тут, рядом с почтовым ящиком, на краю облезлой и высохшей лужайки. В темноте это местечко выглядело совершенно обычным и мирным, хотя тело ученой охватил огонь. Но раз Ньюкам решил идти первым, пожертвовать собой, обсуждению это не подлежало.

Если внутри остались скелеты, дом полон техночумы. На дороге, где погибло столько людей, концентрация наночастиц была высока, но там поработали ветер и дождь. Периодически им встречались более безопасные участки, и путники всегда разбивали лагерь с подветренной стороны, полагаясь на собственные ощущения. Устроиться внутри — значит положиться на удачу. Герметичная комната могла оказаться подарком судьбы, но один-единственный труп дал бы жизнь миллионам проклятых тварей, а высоких концентраций наночастиц следовало избегать. Что еще хуже, при поверхностном осмотре покойников можно было и не заметить. В предсмертной лихорадке многие прятались по углам и чуланам.

Открывая очередную дверь, они рисковали слишком перегрузить вакцину, но такой осмотр был необходим. Дома с мертвыми телами — это еще и дома с насекомыми. Либо там побывали муравьи, часто оставлявшие за собой колонии, либо гниль привлекала жуков и термитов.

Баюкая раненую руку, Рут наблюдала за тем, как Ньюкам приближается к двухэтажному зданию. Он осветил фонариком фасад, проверяя, нет ли разбитых окон.

— Что еще мы можем сделать, Рут? Что еще? — спросил Кэм.

— Ничего. Жди.

«О Боже», — подумала она.

Или, может, произнесла вслух.

— Вот еще одна маска. Натяни ее поверх своей. Тебе помочь? Держи, — скинув с плеч рюкзак, юноша осторожно расправил полоску ткани поверх ее капюшона и очков. — Я проверь следующий дом на случай…

— Кости! — выкрикнул Ньюкам, и Кэм потянул ее за собой.

— Идем. Идем!

Они говорили, словно перекрикивая громкий шум, повторяя слова для ясности. Рут поняла, что каждый из них сейчас сам по себе. Женщина торопливо шагала рядом с Кэмом. Позади послышались шаги Ньюкама, и это было так жутко и странно — чувствовать себя запертой в клетке, хотя они стояли на улице, под открытым небом. Клеткой стало ее собственное тело.

Затем Рут очутилась в темноте. Оба мужчины направили лучи фонариков на соседний дом. Дверь была открыта, и Ньюкам выдохнул:

— Сюда не заходим. Идем дальше.

Рут оступилась, шагнув одной ногой за край вымощенной дорожки. Она упала, ударившись подбородком, но заставила себя встать с помощью того же ослиного упрямства, которое так помогало ей в работе. Все ее мысли сосредоточились на одной цели.

«Идем дальше».

Кэм схватил ее за куртку.

— Помедленней, — пропыхтел он. — Нам надо быть осторожней.

Рут, не ответив, рванула вслед за фонариком Ньюкама. Она знала то, чего не знали они. Очень немногие из подростков пережили серьезное заражение. Из детей его не перенес никто. Меньший вес делал ее уязвимой, Рут всегда грозили более опасные травмы, чем обоим мужчинам.

Женщина понимала, что ненавидеть тех, кто сильнее, нерационально и глупо, но поделать ничего не могла. Боль подхлестнула ненависть. Рут попыталась хотя бы не выдать своих чувств.

— Давай! — прокричала она.

Набрасываться на Кэма с обвинениями было бесполезно — но почему тот не предупредил их? Ведь он не спал.

«По крайней мере, не должен был спать», — услужливо шепнула новорожденная ненависть.

Затем женщина снова упала. Ботинок зацепился за что-то, и, перекатившись через ломкую живую изгородь, она рухнула на землю. Ей как будто отвесили пощечину.

Рут лежала неподвижно, тихо, мелко дрожа и прислушиваясь к боли, терзавшей кисть руки. Даже эмоциональные качели остановились.

— Я же сказал, помедленней! — крикнул Кэм, освещая ее фонариком.

В луче кружились пылинки, и Рут заметила маленький черный дворовый фонарь, примотанный к ее ноге выдернутым проводом.

— Так ты все ноги на хрен переломаешь, — опускаясь на колени, резко бросил Кэм.

Юноша потянул за шнур, и только тут Рут заметила, как его трясет. Кэм снова и снова дергал головой, пытаясь почесаться ухом о плечо.

Рут вскинулась, услышав глухой удар. Ньюкам таранил плечом парадную дверь дома. Внезапно раздался треск — рама подалась, и спецназовец ввалился внутрь.

— С нами все будет в порядке, — сказал Кэм, но это были лишь пустые слова.

И все же они помогли. Рут кивнула. Во всем случившемся не было его вины. Возможно, на грузовик налипло больше наночастиц, чем на лодку, да и вес сыграл свою роль. Когда-то Кэм серьезно повредил ступни и руку, а особенно пострадало ухо. Вряд ли он мог заметить техночуму раньше нее. Просто Рут привыкла полагаться на него во всем, было это оправданно или нет.

— Ты можешь встать? — спросил Кэм, протягивая ей руку.

— Чисто! По-моему, тут чисто! — прокричал Ньюкам изнутри дома.

Кэм и Рут поспешили по аккуратной дорожке к крыльцу, на котором все еще лежал коврик с надписью «Добро пожаловать».

В прихожей были полы из темного дерева. Рут краем глаза увидела просторную столовую. Ньюкам стоял на лестнице, ведущей на второй этаж, и махал им рукой. Пальцы судорожно подрагивали.

— Сюда, — сказал он, поднимаясь первым.

Свет его фонарика заблестел на небольшой коллекции фотографий в застекленных рамках. Семья. Лица. Рут с трудом переставляла ноги. Наткнувшись на стену, она сбила на пол две фотографии, а Кэм врезался в одну и разбил стекло.

Наверху Ньюкам развернулся и провел их в спальню, когда-то явно принадлежавшую мальчику — с голубыми обоями и двумя черно-белыми плакатами футболистов. Лучи фонарей заметались по комнате. Кэм захлопнул дверь. Ньюкам, нагнувшись над односпальной кроватью, сорвал с нее одеяла, а затем, встав на колени у двери, закупорил ими щель внизу.

— Окно, — выдохнула Рут.

Кэм, выдернув ящики гардероба, швырнул их на пол. Схватив одежду в охапку, он принялся запихивать трусы и рубашки в зазоры между рамами.

— Нормально?

Рут покачала головой, а затем кивнула, борясь с вызванным болью отупением.

— Лучшее, что мы можем сделать, — сказала она. — Сейчас станет хуже.

В безопасности этой комнаты вакцине осталось побороть только частицы чумы, уже проникшие в кровь, и те, что люди принесли на одежде. Но, пробежавшись и вспотев, они увеличили скорость абсорбции.

Рут всхлипнула. Левая нога зачесалась, предвещая новую атаку техночумы. Лезвия, терзавшие руку, превратились в жидкий огонь, пожиравший кости и узлами скручивавший мышцы. Пальцы застыли клешней паралитика. Клаустрофобия набирала силу, разрастаясь, словно раковая опухоль, притупляя разум и оставляя место лишь детским страхам и мукам совести.

Кэм терпел молча. Ньюкам, однако, бился головой о стену.

— Не надо, — прошептала Рут. — Не надо.

Наконец жжение стихло, сменившись более привычной болью. Все было кончено. Стянув очки и маски, они с наслаждением глотали затхлый воздух комнаты. И все же Рут старалась не смотреть на спутников. Она чувствовала себя слишком уязвимой, ей было стыдно. Она ощущала благодарность, но благодарность, смешанную с отвращением.

Кэм выглядел чудовищно. Старые раны. Его смуглую кожу латиноамериканца пятнали нарывы. Зачастую они возникали на одном и том же месте, распахав щеку рубцами и оставив проплешины в бороде. Но больше всего пострадали руки. Кисти покрылись шрамами и сыпью, а на правой уцелели только три пальца. От мизинца остался крючковатый нарост отмерших тканей, изъеденный почти до кости.

Рут Голдман не отличалась особой религиозностью. Большую часть ее взрослой жизни работа отнимала слишком много времени, чтобы она беспокоилась о Хануке или Песахе, — не считая тех случаев, когда Рут приезжала навестить мать. Но сейчас она испытывала что-то вроде мистического озарения, слишком лихорадочного и слишком сложного, чтобы можно было осмыслить все сразу. Рут скорее умерла бы, чем согласилась на такие страдания, и в то же время ей хотелось быть похожей на Кэма, такой же спокойной и сильной.

Кэм вытащил из рюкзака последние запасы воды, немного вяленого мяса и крекеров. Рут казалось, что в желудке плещется кислота, но Кэм все же заставил ее поесть, и стало немного полегче. Затем он вытряхнул из пузырька таблетки мотрина и раздал их по четыре на каждого — незначительная передозировка. А потом они попытались еще поспать, потому что вымотались до предела. Мужчины уступили ей узкую кровать, а для себя расчистили немного места на полу. Однако той ночью Рут уже не удалось уснуть.

* * *
В желтоватых рассветных лучах комната казалась больше, чем вчера. Везде, кроме пола, еще сохранялось какое-то подобие порядка. Плакаты. Игрушечные роботы и книги на полках. Рут старалась не поддаваться эмоциям, но она слишком устала. Все тело болело. Она мысленно оплакала этого безымянного мальчика и все, что он собой воплощал. Но в глубине ее горя затаился холодный и упрямый гнев.

Она была готова двигаться дальше.

И знала, что делает это не зря.

Какой бы тяжелой ни была жизнь в горах, правительство Лидвилла не имело права принимать такие решения. Если они победят, если бросят большую часть выживших умирать над барьером, это будет куда более страшным преступлением, чем сама чума. Этот дом и другие дома, превратившиеся в кладбища, заслуживали новой жизни. Очищения. Те развалины, что не подлежали восстановлению, надо было снести. Те, что были еще пригодны для обитания, заселить заново. Повсюду остались покинутые города — намного больше, чем потребуется еще нескольким поколениям. В Лидвилле об этом забыли. Правительство потеряло связь с остальным миром, запершись в своей горной крепости.

Рут с мрачным упорством заставила себя поесть, хотя желудок все еще сводило, и жестянка холодной, липкой картошки с тушенкой на завтрак положения не улучшила. Кэму, похоже, еда давалась с трудом. Рут хотела как-то подбодрить его, но не знала как. Во рту горчило от запаха бензина. От него болела голова, но зато так меньше чувствовалась вонь из стенного шкафа, который беглецы отвели под сортир.

— Покажи мне еще раз карту, — попросила Рут.

Ньюкам поставил на пол свою банку с консервами и расстегнул карман куртки. Он всегда аккуратно складывал карту и прятал ее, на тот случай, если им придется бежать, но глядя на его длинное лицо с ястребиным носом, Рут подумала, что эта аккуратность — тоже способ контролировать ситуацию. Со светлыми, песочного цвета бровями и щетиной на подбородке Ньюкам казался таким юным, несмотря на муравьиные укусы, грязь и красные следы от очков и маски на лице.

Рут не нравилось его молчание. Ньюкам нетерпеливо тянул за кончик карты, высунувшийся из кармана. Да, все они устали, издергались, и после отлета истребителей уже не раз обсудили все возможные варианты — однако права на ошибку у них не было.

Они планировали добежать до пикапа и как можно скорее вывести его из горячей точки. Прицеп с лодкой уже взяли на буксир, а Ньюкам вырвал провода зажигания, так что завестись было делом двух секунд — просто соединить две проволоки. Даже после четырнадцати месяцев бездействия в аккумуляторе хватило заряда на одно зажигание. А затем двигатель работал больше часа, чтобы подзарядить батарею.

«Мы делаем надежные машины», — сказал тогда Ньюкам с неожиданной мягкостью, положив ладонь на широкий, мощный капот грузовика. Возможно, он просто говорил сам с собой, но Рут думала, что в тот момент Ньюкам ощутил такую же гордость и грусть, как она здесь, в заброшенной детской. Это мысль понравилась ей. Даже несгибаемый спецназовец был не железным.

Ньюкам не сомневался, что грузовик снова заведется. Большой лодочный мотор тоже включился с первой попытки. Вопрос заключался в том, куда они двинутся дальше.

«Стул у стены».

Эта странная фраза все изменила, нарушив расстановку сил в их тройке. Между ними словно вклинились другие люди — и как раз тогда, когда женщина наконец-то привыкла к мысли, что они совершенно одни. Обычно Рут брала верх над Ньюкамом, потому что Кэм неизменно ее поддерживал. Однако сейчас у сержанта появился новый рычаг влияния, и ученой показалось, что Кэм колеблется.

В кодированном сообщении были координаты точки встречи. Несмотря на хаос года чумы, они все еще жили в двадцать первом веке. Канадцы тоже вели наблюдение с неба, а повстанцы контролировали три спутника США. Невозможно было скрыть внезапное увеличение интенсивности радиопередач, особенно в практически опустевшем мире. Активность авиации тоже не прошла незамеченной. Даже если бы канадцы не участвовали в заговоре, обещая укрытие и помощь, они бы все равно поняли, что происходит нечто необычное.

Когда отряд Ньюкама прибыл в Сакраменто, у них в запасе было не меньше восьми сценариев на случай непредвиденных ситуаций. Пять из них включали выход к открытым участкам шоссе, где мог совершить посадку самолет. Рут не сомневалась, что без гражданских солдаты уже давно добрались бы до одной из точек, даже если бы пришлось идти в защитных комбинезонах и с дополнительными кислородными баллонами.

Канадцы планировали подобрать их в назначенных местах, совершив вылазку из Британской Колумбии. Две североамериканские нации сосуществовали в мире и сотрудничестве почти три столетия, но сейчас Канада готова была перебросить через границу значительные силы, выставив четыре полностью укомплектованных авиакрыла против истребителей Лидвилла. Ньюкам хотел выйти на шоссе 65 к северу от Розвилла. Для Рут это было большим искушением. Она так мечтала о безопасности. О горячей пище. Боже, и о душе! Но это означало, что, переплыв озеро, они должны будут двигаться дальше на север по равнине вместо подъема в горы. И тут в душе Рут всплывал более глубокий страх.

— Смотрите.

Ньюкам разложил карту, прижав ее ладонями. Его костяшки были покрыты синяками и шелушились. Затем сержант чуть шевельнул пальцем, переведя его с Ситрес-Хайтс на Розвилл.

— Смотрите, как близко. Мы можем добраться туда за день или два.

— Я просто не уверена, — сказала Рут, почесывая оставшийся на лице след от очков.

Она думала о засаде, которую устроили парашютисты, уничтожившие отряд Ньюкама.

— Они прилетят на одном из этих больших грузовых самолетов?

— Не обязательно. Я бы послал что-то маленькое и быстрое.

Мысль о том, что придется забиться в тесную кабину, вызвала у Рут новый приступ клаустрофобии. Она загнанно оглядела стены комнатушки. Не все члены экипажа МКС выжили в катастрофе при посадке челнока.

— Для того чтобы сбить нас, понадобится всего одна ракета, — сказала Рут. — И Лидвилл сделает все, чтобы другие не получили вакцину. Они уже показали это достаточно ясно.

— Существуют способы защиты от ракет класса воздух-воздух, особенно если самолеты сопровождения никого не подпустят близко, — возразил Ньюкам. — И если мы не сделаем этого, снова придется играть в прятки с вертолетами. До сих пор нам просто везло.

— Но мы сейчас так близко от гор! — Рут умоляюще заглянула в голубые глаза сержанта. — Вся идея состоит в том, чтобы распространить вакцину повсеместно, и тогда никто не сможет присвоить ее или распоряжаться ею.

Рут беспокоило — а вдруг канадское правительство окажется не менее корыстным. В целом, они пострадали даже больше США, и точно так же могли усмотреть в вакцине средство завоевания и доминирования одной нации над другой.

— Не так уж мы и близко, — заметил Ньюкам. — Гляди. Мы сейчас здесь. До Сьерры больше ста пятидесяти километров, а склон становится все круче и круче. Тебе надо понять, что до вершин нам тащиться еще целые недели. И ты даже не знаешь наверняка, есть ли там кто-то живой. Вполне вероятно, мы проблуждаем еще месяц, разыскивая гору, где люди сумели продержаться до сих пор.

«И если они продержались, то могут быть опасны», — подумала Рут, невольно бросив взгляд на Кэма.

Проблема была серьезной. Бог свидетель, некоторые из этих выживших слишком отчаялись, чтобы задуматься о том, кто явился к ним и откуда. Однако вслух Рут этого не сказала. Женщине не хотелось давать Ньюкаму дополнительные аргументы против нее. Рут искренне верила, что большинство выживших будет готово помочь им. Стоило добраться до четырех или пяти групп беженцев, и распространение вакцины уже не остановить — люди разойдутся во всех направлениях, заполняя собой выкошенные чумой области, как волны нового моря.

— Это наш лучший шанс чего-то достичь, — подытожил Ньюкам.

«Я сильней тебя», — поняла Рут, но тут требовалась осторожность.

Нельзя было восстанавливать сержанта против себя.

— Просто мне это не нравится, — сказала она.

Кэм наконец-то вмешался, к вящей радости Рут.

— Я знаю, что сделал бы на месте Лидвилла, — заявил он. — Если нам удастся уйти, для них эта территория все равно бесполезна. Если бы я считал, что канадцы уведут нас из-под носа, то просто сбросил бы сюда ядерную бомбу. Здесь. В Орегоне. В любом месте, где взрыв отрежет нам дорогу. У самолета ведь нет защиты против ядерного взрыва?

— Это безумие, — отмахнулся Ньюкам. — Ведь здесь их собственная земля — территория Соединенных Штатов.

— Нет. Уже нет.

— Они ограничатся обычным оружием, — настойчиво повторил Ньюкам. — Послушайте, в любом случаем мы идем на риск, так давайте поставим на самую сильную карту. Пусть нас прикроют повстанцы и канадские ВВС.

Рут сжала кулак под гипсом. Похоже, в армии ему неплохо прокомпостировали мозг. Ньюкам нуждался в четких ориентирах. Он был бесценным помощником, отличным бойцом и быстро ориентировался в любой ситуации — но все же оставался дисциплинированным солдатом, одним из винтиков армейской машины.

Это могло стать проблемой.

— Ты что, хочешь, чтобы нас здесь бросили? — спросил сержант, кивнув на ее сломанную руку.

Неужели он заметил, как она сжимает кулак?

«Атака техночумы прошлой ночью испугала его, — подумала Рут. — Как и меня».

Но она, по крайней мере, понимала, что шанс еще раз наткнуться на точку с такой высокой концентрацией частиц невелик, особенно когда побережье останется позади.

— Они готовы рискнуть множеством жизней, — продолжал Ньюкам. — Топливом. Самолетами. Мы с самого начала планировалипереправить тебя на север, чтобы ты смогла работать в лаборатории, усовершенствовать вакцину и затем распространить ее повсюду.

— И мы все еще можем сделать это, — медленно произнесла Рут. — После того, как поделимся вакциной со здешними беженцами.

И тут Кэм ее удивил.

— Мы можем разделиться, — предложил он.

Рут верно догадалась насчет колебаний Кэма, но так и не поняла, что у него на уме. Ей казалось, он хочет поддержать Ньюкама и улететь в Канаду. Вместо этого Кэм нашел неожиданный выход из тупика. Он готов был бросить ее — и это ранило Рут намного сильней, чем она могла представить. Это ее разозлило.

— Почему бы нам не разделиться? — повторил Кэм. — Я попробую пробраться в горы, а вы отправляйтесь к точке встречи.

Рут ощутила, что ее предали.

4

Беглецы спустили лодку на воду прежде, чем солнце поднялось над горами. Теперь они набрались опыта и прочесали дом за пять минут, раздобыв на кухне ящик бутилированной воды, а в ванной целую охапку марли, клейкой ленты, антисептиков и духов. Затем бегом добрались до грузовика. Ньюкам быстро запустил двигатель, а Кэм с Рут забрались в лодку на прицепе. Внешне все шло отлично, но Кэм заметил, что они ведут себя необычно тихо. Юноша чувствовал, что напугал Рут. Ну и пусть. Она должна понять, что он ей не ручной пес и не обязан всегда и со всем соглашаться. И все же, пока Ньюкам отъезжал от дома, Кэм пытался поймать ее взгляд. Рут старательно игнорировала его. Она скрыла лицо под маской и очками и крепко держалась за скамью, сидя почти боком — мешала больная рука.

Им досталась лодка «Чемпион» семиметровой длины, изящная, как стрела, и почти такая же узкая. От края борта до днища было меньше метра, так что она куда больше подходила для ловли барамунди, чем для пассажирских перевозок. На палубе имелось всего две скамьи. «Чемпион» предназначался для того, чтобы мчать рыбаков от одной хорошей норы до другой, и им это идеально подходило. По прикидкам Кэма, даже вал двигателя уходил в воду всего на полметра или около того, что было жизненно важно здесь, в затопленных развалинах.

Ньюкам вел машину медленней, чем рассчитывал Кэм. Они вновь попали в горячую точку, как только вышли из дома, но эта улица шла вперед практически без уклона. Вода здесь наступала и отступала много раз, оставляя за собой груды мусора и полосы грязи.

— Держитесь! — прокричал сержант.

Колеса захрустели по пенопласту и пластику, увенчанному абажуром от лампы, пустыми жестянками из-под газировки и отсыревшими, вонючими кучами одежды и бумаги. Бесконечными слоями бумаги. Впереди замаячил неглубокий залив внутреннего моря, весь покрытый плавающим мусором, сбившимся в островки между домами по обеим сторонам улицы. Ньюкам собирался завести машину прямо в воду. Им достался здоровенный грузовик. Сержант решил, что они будут прорываться вперед до тех пор, пока не въедут на достаточную глубину для спуска лодки. Он не хотел разворачиваться и двигаться задним ходом из боязни напороться на что-нибудь и застрять.

А затем машина, расшвыривая колесами мусор, вкатилась в воду и подпрыгнула, наткнувшись на что-то крупное. Прицеп накренился, и лодка чуть не свалилась с него. Они уже убрали веревки, привязывающие «Чемпион» к прицепу, чтобы не упустить подходящую волну. Теперь это казалось чудовищной глупостью.

Однако их план сработал. Ньюкам вывернул руль, и грузовик накренился еще больше под захлебывающийся рев мотора. «Чемпион» соскользнул с прицепа и отплыл на полметра. Повсюду вокруг в воде болтались куски обгоревшего дерева.

Ньюкам заглушил двигатель. Выпрыгнув из грузовика, он медленно побрел по болоту, весь в грязи и насквозь промокший. Зато остальные двое остались сухими. Кэм помог сержанту забраться в раскачивающуюся лодку и сказал:

— Классная работа, приятель. Ты все отлично сделал.

— Малость напортачил под конец, — ответил Ньюкам.

И все. Тем не менее, Кэм почувствовал, что у них появился шанс заново наладить отношения. Нельзя позволить Рут окончательно их рассорить. Он готов был начать все сначала. Но не ради Ньюкама. Отвернувшись от сержанта, Кэм оглянулся на Рут и на грязный залив у нее за спиной. В эту секунду ему больше всего хотелось поговорить с женщиной наедине.

Кэму ни к чему были споры. Каждая проведенная здесь минута и без того отнимала слишком много сил.

* * *
Работающий мотор будил странное эхо. Пока они пробирались сквозь остатки жилого квартала, звук отражался от фасадов домов, но проникал в каждую щель, нырял в разбитые окна и распахнутые двери и выныривал обратно.

Ньюкам вел лодку, включив двигатель «меркьюри» в 260 лошадиных сил на самую малую мощность. «Чемпион» не мог двигаться медленней, чем со скоростью восемь километров в час, и легко скользил по инерции. Они и без того слишком часто натыкались на стены там, где здания стояли слишком тесно друг к другу. Один раз лопасти мотора зацепили крышу утонувшего автомобиля, а затем врезались в застекленную дверь, подняв целый фонтан пузырей и осколков. То и дело лодка царапалась бортами о вырванные с корнями кусты, бревна и кучи мусора. Развалины превратились в настоящий лабиринт. Кэм пользовался этим, при малейшей возможности разворачивая лодку к востоку. Порой это было легко. Селевой поток хлынул именно оттуда, опрокидывая заборы, вырывая живые изгороди и оставляя с противоположной, западной, стороны зданий целые завалы из грязи и обломков. С улиц, открывавшихся на восток, все было сметено дочиста.

Надо было проверить, можно ли двигаться вверх по реке, даже если это грозило очередной ссорой. Ньюкам наверняка понял, что делает Кэм, однако никому из них не хотелось идти на запад — поэтому двое мужчин отлично работали в паре. Один раз им пришлось потрудиться, оттаскивая в сторону спутавшийся клубок электрических проводов. Потом Кэм и Ньюкам по очереди высовывались из лодки, чтобы оттолкнуть большой лист алюминия. На самых спокойных участках до сих пор плавали всякие безделушки: игрушечный домик-ферма, туфли, запечатанный пластиковый контейнер, заросший изнутри плесенью.

Повсюду блестело солнце — целые гектары солнечного света на море грязи. Он рябил в лужах разлившихся химикатов. Он сверкал на стекле и металле и горел в каждой царапине на очках Кэма, вызывая головокружение, мороча миражами.

Снова и снова к беглецам липли тончайшие нити. Сотни нитей, сотканные тысячами пауков. Один раз, проплывая через развалины очередного дома, они оказались на расстоянии вытянутой руки от стены, затянутой шелковой паутиной и увешанной белыми гнездами, в которых кишели крошечные коричневые тела. После этого Ньюкам внезапно ускорил ход. Вода не только защищала местных обитателей от муравьев. Она еще и создавала прохладу, благодаря которой чума не добиралась до пауков, возможно, даже в самые жаркие летние месяцы. Кэм снова задумался о постоянно встречающихся на их пути образчиках микроэволюции. Ему казалось, что остатки экосистемы все сильней отдаляются друг от друга, вместо того чтобы образовать некое новое единство. Однако он слишком устал, чтобы размышлять о возможных последствиях.

Вскоре оказалось, что попытки продвинуться на восток — лишь напрасная трата времени. Через сорок минут Ньюкам и Кэм наконец-то рассмотрели в бинокли восточный берег. Все, что они увидели, — это непроходимую гору грязи, расчерченную десятками ручейков. Природа все решила за них. Север.

Часом позже Ньюкам нашел подходящее место, чтобы загнать «Чемпиона» на берег. Они на полном ходу врезались в болото под широкой дорожной развязкой. Здесь можно было надежно спрятать лодку. Ньюкам снял крышку мотора, и Кэм помог остудить двигатель, вылив на него не меньше тридцати канистр воды. Не стоило оставлять на берегу яркое тепловое пятно, выдающее, куда они направляются. Кэм прикинул, что по воде они покрыли почти вдвое большее расстояние, чем прошли бы пешком. Этого они отчасти и добивались — чтобы Рут могла передохнуть. Женщина даже прилегла на какое-то время, опираясь на моток каната на носу лодки и еле переводя дыхание.

Надо было поговорить с Рут и выяснить, чего она от него хочет.

* * *
Этот разговор вполне мог состояться. Как только беглецы перелезли через ограждение и вновь очутились на федеральной трассе, Ньюкам велел остальным остановиться и опустился на колени, проверяя часы. Затем он быстро перепаковал рюкзак. До этого в наружных сетчатых карманах лежали бинокль, одна из раций и пластиковая бутылка с бензином. Теперь сержант запихнул рацию и бинокль внутрь, а по наружным карманам разложил банки с кленовым сиропом. Ньюкам собирался совершить очередную вылазку, чтобы разложить приманки.

Однако Кэм остановил его.

— Подожди.

— Я догоню вас.

— Не в этом дело, — ответил Кэм, чувствуя, как взгляд Рут беспокойно мечется между ним и сержантом.

Как только ученая поняла, что собирается сделать Ньюкам, ее осанка изменилась. До этого женщина старалась держаться прямее, но теперь снова съежилась и поникла.

Кэм почувствовал себя подлецом. Ему хотелось утешить Рут, но остановить Ньюкама было важнее.

— Мы не можем оставлять приманки на этом берегу, — объяснил он. — По крайней мере, не сразу. Подумай. Когда ты раскидывал их в центре города, в скоплениях насекомых нельзя было заметить четкую систему. Но если Лидвилл увидит, что самые крупные рои перемещаются к северу, сразу станет понятно, кто это устроил.

Ньюкам застыл, глядя на него.

— Ладно.

— Идем, — сказал Кэм, обращаясь к Рут и мягко касаясь ее здоровой кисти.

Она покосилась на руку Кэма, а затем подняла голову и вгляделась в его лицо. Он позволил себе один-единственный кивок. Другого сигнала было не подать, учитывая очки и маску.

Беглецы снова тронулись в путь. Они шагали вперед, но с каждой минутой идти становилось все труднее. Стресс и усталость бродили в крови, как отрава, делая тела неповоротливыми. Однообразие путешествия утомляло по-своему: бесчисленные машины, бесчисленные трупы. Ньюкам первым заметил несколько облачков на западе. Кэм надеялся, что тучи сгустятся. Плотная облачность была бы неплохой защитой от самолетов и спутников. А падение температуры, пускай и небольшое, уменьшило бы активность насекомых. К тому же в куртках и капюшонах беглецы немилосердно потели, все время находясь на грани обезвоживания.

Уже почти перевалило за полдень, когда они спустились под землю — намного позже, чем им бы хотелось. В конец концов им удалось отыскать сухой и широкий туннель, проходящий под трассой. Спустя пять минут в отдалении раздался грохот, похожий на шум перехода звукового барьера.

— О Боже, пожалуйста, нет, — простонала свернувшаяся калачиком Рут, поднимая голову.

— Думаешь, они засекли нас? — спросил Кэм у Ньюкама.

Солдат лишь пожал плечами. Оба молча уставились в сторону входа. Кэм заставил Рут выпить как можно больше воды. Они перекусили солеными чипсами и консервированным тунцом, и Ньюкам быстро сделал пометки в своем журнале, дважды сверившись с часами. Кэм заметил, что дата и точное время успокаивали сержанта. Возможно, тут был какой-то смысл. Эти цифры оставались надежными, в отличие от всего остального.

Наконец Рут и Ньюкам снова улеглись. Над равниной прошло невидимое отсюда звено вертолетов — далекие громовые раскаты. Но больше никого. Охотники так и не взяли след.

* * *
— Не бросай меня, — прошептала Рут.

Ее маленькая ладонь легла на плечо Кэма. Развернувшись, юноша открыл глаза и уставился в темноту, не понимая толком, спал он или просто отключился на пару секунд. Увидев, что женщина склонилась над ним, он не удивился — однако тонкие волоски на руках и на затылке встали дыбом. Кэм словно бы ждал ее. Он опять очутился в том же кошмаре, где Эрин истекала кровью, а десять тысяч кузнечиков тучей заслонили солнце. Небо над каналом было черным, как во сне, и Рут с Кэмом застыли в тех же позах, как когда-то они с Эрин. Один на земле, второй на коленях, только в этот раз они поменялись местами. Во сне Кэм стоял точно так же, как сейчас Рут, и глядел сверху вниз на любимую, захлебывающуюся кровью из собственных легких.

Кэм, испугавшись, резко сел. Ночь наступила недавно, и небо было чернильно-черным, не считая четвертинки луны, висевшей низко над горизонтом. Значит, все же нагнало тучи.

Хорошо. Кэм оглянулся на сержанта и прислушался. Ньюкам лежал всего в полутора метрах от них, но в темноте казалось, что дальше. Дыхание солдата было неглубоким и мерным.

Рут вызвалась стоять на часах первой, объяснив это тем, что успела вздремнуть в лодке и позже, сразу после того, как они забрались в туннель. Только поэтому Кэм и Ньюкам согласились — обычно они позволяли женщине спать целую ночь.

Рут хотела остаться наедине с ним. Хотела его.

— Пожалуйста, — повторила она, снова дотронувшись пальцами до его плеча.

Это касание было почти неощутимо сквозь перчатку и ткань куртки. Да и от самой Рут осталась лишь тень, изуродованная очками и маской. Однако Кэм помнил очертания ее губ и быстрый, ясный взгляд.

«Она не знает, — подумал юноша. — Не может знать. Никто не догадывается, что я еще способен кого-то желать, потому что никто не может желать меня».

Но если она все же знает… Если догадывается о чувствах Кэма, то впору возненавидеть Рут за то, как она использует его привязанность.

— Ньюкам хочет убраться отсюда, — шепнула Рут. — И я его за это не виню, но он не прошел через то, через что прошли мы с тобой. Он не понимает.

Кэм задумчиво кивнул. Ему хотелось найти больше поводов быть поближе к ней — пускай даже и таких скверных. Не в первый раз он попытался представить, что же Рут чувствовала, когда видела с борта МКС погружавшуюся во тьму Землю. Видела, как Земля остается во тьме, потому что города на всех континентах заброшены и мертвы. Да, на долю Рут выпали другие испытания — узницы, а не беженца.

— Не бросай меня, — снова прошептала она.

— Не брошу, — пообещал Кэм.

В то же время он понимал, что Ньюкам во что бы то ни стало попытается настоять на своем. А что еще может сделать солдат? Позволить им уйти? Ньюкам поставил на карту не меньше, чем они. Он никогда не сядет в самолет без Рут и ее базы данных.

Кэм снова обернулся к сержанту, и тут на него нахлынула древняя, первобытная тьма — такой бездушной ясности он не испытывал с тех пор, как прикончил Чеда Лумаса. Чед первым начал красть и утаивать пищу на крошечном горном островке, где Кэм пережил год чумы.

«Если дойдет до драки, — подумал Кэм, — то все преимущества на стороне Ньюкама».

Ньюкам был сильнее. У него была штурмовая винтовка. Кэм понимал, что куда умней выстрелить солдату в спину, чем встретиться с ним в честном бою.

* * *
После рассвета они продолжили путь к северу. К этому их вынуждали обстоятельства. Следовало исходить из того, что у Лидвилла была передовая база — либо на горной вершине, где Рут и Ньюкам впервые встретились с Кэмом, либо где-то в Тахо или Йосемити. Или даже во всех трех местах. Они шарахались от любой тени. Вчерашние вертолеты могли оказаться там случайно, но Ньюкам думал иначе. Топливо было слишком ценным.

Утреннее солнце все еще сжигало последние тучи, когда беглецы обнаружили то, за чем охотились вертолеты. Это был человеческий труп — целиком сохранившийся человеческий труп, обгоревший и изломанный, но резко выделявшийся среди тысяч рассыпанных по дороге скелетов.

— Стойте, — сказал Кэм.

До тела оставалось не меньше шестидесяти метров. Бывший лыжник взобрался на капот грузовика и вытащил из-под куртки бинокль.

— Что там? — вытянув шею, спросила Рут.

Это был совсем молодой парнишка в униформе, запутавшийся в стропах парашюта-крыла. Порванного парашюта-крыла. Одежда и кожа убитого были опалены, и Кэм заметил что-то вроде осколочных ранений. Точней сказать было сложно, потому что тело уже облепили насекомые — призрачная, колышущаяся дымка. Хуже того, похоже, парень разбился при падении. А падал он долго. Труп размазало по земле, он не распался на части только из-за формы, ремней и ранца.

— Боже, — пробормотал Ньюкам.

Кэм уже обшаривал горизонт в поисках остатков экипажа и самого самолета.

«Это тот взрыв, который мы слышали перед появлением вертолетов», — подумал он.

Однако больше ничего не было видно. Вероятно, самолет рухнул на землю в нескольких километрах отсюда — зависело от высоты полета и вектора движения при ударе ракеты.

— Это пилот? — спросила Рут.

«Должно быть, она решила, что парень катапультировался», — сообразил Кэм, спускаясь с капота.

Он передал бинокль Ньюкаму, тем самым заняв руки солдата.

— Это парашютист, — сказал он. — Как думаешь, Ньюкам, он канадец?

— Но на нем нет защитного костюма, — возразила Рут.

— Он американец.

Похоже, сержант опознал униформу убитого, хотя Кэму не удалось разглядеть никаких знаков различия или нашивок.

— Возможно, повстанец.

— Но он бы не протянул тут больше пары часов, — заметила Рут. — Он должен был это знать.

— Может, парень рассчитывал встретить нас, — ответил Кэм.

— Что?

Отвернувшись от тела, Рут уставилась на них. Впрочем, Кэм на нее почти не смотрел. Он не сводил глаз с Ньюкама. Сержант сделал неопределенное движение, словно хотел передать ему бинокль, — но когда Кэм не тронулся с места, положил бинокль на капот машины.

— Сбросить сюда как можно больше людей — это, вообще-то, отличная идея, — продолжил Кэм. — Они загоняют в самолет своих лучших бойцов и запускают к нам. Мы вводим им вакцину. Затем эти парни разносят вакцину во всех направлениях.

— Ты вел с ними переговоры? — спросила Рут у Ньюкама.

Сержант тащил на себе все три рации. Не то чтобы они весили слишком много, однако со стороны это выглядело как дружеская помощь. Теперь Кэм понял, что Ньюкам действовал исключительно в собственных интересах.

— Возможно, он только принимал сообщения, — предположил Кэм. — Нажимал на кнопку отправки, что-то вроде азбуки Морзе. Так? Если слишком много передавать в эфир, Лидвилл может засечь источник сигнала.

Тут его осенила еще одна мысль.

— Так вот почему ты хотел уйти от нас вчера! Ты знал, что нельзя разбрасывать здесь приманки. Просто хотел воспользоваться рацией, когда нас не будет поблизости.

— Послушайте, — сказал Ньюкам, поднимая руки ладонями вверх в знак мирных намерений.

— О чем еще ты нам не рассказывал? — выдохнула Рут, стараясь протиснуться между двумя мужчинами.

Кэм на секунду почувствовал гордость за нее, хотя все его внимание было сосредоточено на руках Ньюкама.

— Бои продолжаются, — ответил Ньюкам. — Теперь это всеобщая война. При малейшей возможности мы должны выбираться отсюда.

— Тот человек, — сказала Рут. — Его самолет сбили?

— Повстанцы и канадцы постоянно атакуют Лидвилл, не давая им ни минуты покоя, — пояснил Ньюкам. — И это работает. Основное внимание правительства сейчас сосредоточено на Колорадо.

— Но тот человек, — настойчиво повторила Рут.

Сердце Кэма забилось от тяжелого предчувствия, а голова закружилась при мысли о реактивных самолетах и вертолетах, пролетающих над континентальным водоразделом: на юг из Британской Колумбии, на север из Колорадо. Будут и те, что отклонятся к западу, чертя серое небо над ними и сражаясь над пустынями Юты и Невады.

— Даже если кто-нибудь доберется до нас, — сказал он, — садиться сейчас в самолет — это полное безумие.

— Но это наш лучший шанс, — возразил Ньюкам.

— Нет.

— Ты же сам говорил, — вмешалась Рут, — сейчас у Лидвилла другие проблемы. У нас появилась возможность бежать в горы.

— Но это ничего вам не даст, — отрезал Ньюкам. — Вы останетесь легкой мишенью.

«Вы». Вы.

Ньюкам уже мысленно отделил себя от остальных, понял Кэм. Стоило ли сыграть на этом? Предложить сержанту уйти? Они с Рут двинутся дальше, а Ньюкам отправится к точке рандеву.

Возможно, это был лучший выход. Разделиться — значит вдвое увеличить шанс, что кто-то из них доберется до цели. К тому же Ньюкам успешно выполнит хотя бы одну из задач своей миссии.

— Наша главная цель — распространить вакцину, — упрямо повторила Рут. — Это важней всего.

— Боже, дамочка, но именно это я и пытаюсь сделать, — огрызнулся Ньюкам.

В ту же секунду его взгляд метнулся от Кэма к рюкзаку Рут. К ее базе данных.

— Ты можешь идти, если хочешь, — быстро вмешался Кэм.

— Я должен обеспечивать вашу безопасность, — возразил сержант.

«Чем они подкупили его? — подумал Кэм. — И какие обещания услышал бы я, если бы включил ночью одну из раций?»

— Мы должны доставить тебя в лабораторию, — продолжал между тем Ньюкам.

Кэм поднял руку, словно школьник, собирающийся задать вопрос. Забинтованную руку. Несколько сантиметров размотавшегося бинта свесились из-под перчатки. На нем были пятна грязи и разводы ржавчины от щитка автомобиля, похожие на мазки крови. Кэм резко вскинул левую руку, отвлекая внимание сержанта, а правой вытащил пистолет.

Ньюкам вздрогнул. На секунду показалось, что он готов схватиться за винтовку, — но вместо этого замер, держа открытые ладони перед собой.

— Отдай мне рации, — приказал Кэм.

5

Майор Эрнандес осторожно ступал с грузом на плечах, чтобы не потерять равновесие и не съехать вниз по склону. Здесь ничего не стоило вывихнуть лодыжку, особенно сейчас, когда он весь увешан снаряжением.

В Скалистых Горах на высоте четырех километров даже солнечный майский денек был морозным и свежим — а ночи убийственными. Оружие заклинивало от холода. Зубные пломбы, очки и кольца оставляли ожоги. Как и бойцы под его началом, Эрнандес закутывался поплотней, и его маскировочную куртку цвета хаки распирало от многочисленных слоев одежды. Но лучше уж терпеть неудобства, чем замерзнуть. Однако это делало их неповоротливыми.

— ААААААА! — прокричал кто-то из солдат у него за спиной, и Эрнандес услышал лязг металла.

Сердце пропустило удар, но майор взял себя в руки и отстегнул трос. Когда Эрнандес шагнул в сторону от скалы, взглядом разыскивая своего бойца, у него из-под ног вырвалась двадцатикилограммовая глыба.

Рядовой Котовиц стоял на коленях у стены ущелья, сжимая предплечье. Эрнандес заметил темные капли на камнях и ледоруб со следами крови и обрывками кожи.

— Эй! — крикнул майор, подзывая Пауэрса и Тьюнис, уже спешивших к месту происшествия.

В этом ущелье их было всего восемь. Эрнандес обернулся к Пауэрсу.

— Поработаешь вестовым, — сказал он. — Позови врача. Только не спеши. Нам ни к чему собирать по кускам еще и тебя, ясно?

— Да, сэр, — ответил Пауэрс.

— Проклятый ледоруб пробил мне руку, — провыл Котовиц.

Сьюзан Тьюнис вскинула собственный ледоруб как дубинку.

— У вас нет права заставлять нас так вкалывать, — пропыхтела она.

Дыхание вырывалось из груди женщины короткими хрипами, а стальная палка в руках ходила в такт с грудной клеткой.

Эрнандес, присевший рядом с Котовицем, не шевельнулся, только взглянул на нее снизу вверх.

— Можешь помочь мне? — спросил он.

— Мы должны использовать взрывчатку, а не копать как проклятые! — выдохнула Тьюнис.

Эрнандес оглянулся за поддержкой, но этих солдат он почти не знал, а никого из его ветеранов тут не было. Штатное расписание пришло в полный беспорядок. В нем не хватало ротных командиров — только сам майор, три сержанта и капрал, — и Эрнандес собирался повысить как минимум шестерых, если отыщутся подходящие кандидатуры.

Он не мог спустить на тормозах нарушение субординации. Выпрямившись, майор встретился взглядом с Тьюнис.

— Не зарывайся, морпех, — сказал он.

Лицо женщины побелело от напряжения.

— Помоги мне.

Эрнандес постарался, чтобы это прозвучало не как приказ. Если Тьюнис откажется, придется ее заставить — так что надо было как-то переключить внимание бойца. Майор сбросил с плеч куртку и снял одну из рубашек. Кровотечение у Котовица почти остановилось, потому что кровь смерзлась вокруг кулака красной ледяной коркой. Тем не менее, надо было перетянуть рану. Если этого не сделать, внутреннее кровотечение могло продолжиться.

Снова надев куртку, Эрнандес ощупал пальцы и запястье Котовица, проверяя, нет ли переломов. Переломов не было, но ладонь выглядела ужасно. Майор разрезал рубашку ножом на три полосы. Свернув одну квадратом, он пропихнул ткань в рану, а двумя другими как можно плотней перетянул кисть руки.

— Это должно помочь, — сказал он. — Ты можешь идти? Давай-ка спустим тебя с горы.

— Да, сэр, — скрипя зубами, ответил Котовиц.

Тут вдруг эхом откликнулась Тьюнис.

— Сэр, я прошу прощения. То есть мы просим прощения, сэр.

— Ты перенервничала, — сказал Эрнандес, не желая обострять ситуацию.

Еще секунду посверлив девушку взглядом, майор отвернулся и крикнул:

— Остальные — возвращайтесь к работе! Но, Бога ради, смотрите, что делаете.

Бойцы колебались. Эрнандес почти готов был наорать на них, но скрыл свое раздражение. Вдобавок майор понял, что не стоит оставлять Тьюнис с остальными. Корень проблемы был в ней.

— Подопри его с другой стороны, — попросил он.

Поддерживая Котовица, Эрнандес и Тьюнис выбрались из ущелья на унылое, поросшее мхом плоскогорье. Деревьев тут не было — только стебли жесткой травы и немногочисленные цветы. Растительность состояла в основном из дырявого ковра бурого мха, раскинувшегося среди бледных, испятнанных темным лишайником валунов. Множества валунов. Камни и снег. По сути, на некоторых участках снег до конца никогда не таял.

Воздух здесь был ледяным и разреженным. Всем выжившим пришлось привыкнуть к высоте, но головная боль и тошнота неизменно преследовали обитателей Лидвилла — а город находился на уровне трех тысяч метров. Здесь, почти километром выше, каждое физическое усилие вызывало одышку: легкие работали быстрей, чтобы набрать достаточно кислорода, и воздух почти не успевал прогреться в носовых пазухах. Не требовалось много времени, чтобы повредить легкие или даже замерзнуть изнутри. Температура тела понижалась раньше, чем человек успевал заметить. Беспокойство тоже было одним из побочных эффектов гипоксии. Мозг, не получающий достаточно кислорода, естественным образом запускал панику — и это только осложняло жизнь людям, и без того испытывающим сильные перегрузки. За четырнадцать месяцев Эрнандес успел повидать немало солдатских трупов, отправленных передовыми отрядами и патрулями обратно в Лидвилл.

Древние и безжизненные вершины гор не были предназначены для человека. Оранжево-серые скалы обкатывал ветер, затем они раскалывалась, и ветер принимался за них снова. С людьми стихии делали то же самое, только намного быстрее. Эрнандес отдал приказ копать и возводить укрепления в течение всего нескольких часов после полудня и строго по сменному графику. Никто не работал целый день, вне зависимости от того, насколько опасной была ситуация. Его отряд добрался до этого склона всего сорок восемь часов назад. Трое уже выбыли из строя, а теперь еще Котовиц. Не было особого смысла строить надежные бункеры, если некому будет в них сражаться.

«Это относится и к тебе тоже», — подумал он.

У него болела спина, кисти рук и голени. Фрэнку Эрнандесу едва перевалило за сорок, но мороз награждал артритом всех без разбора.

Майор совсем не собирался отсиживаться на солнышке, раздавая приказы, — нет, он хотел взять на себя большую часть грязной работы. Еще его беспокоило настроение бойцов. Его морпехи были чужими друг другу — сводный отряд из остатков пяти разных взводов. Слишком много слухов и страшных рассказов ходило вокруг.

— Мы почти пришли, — сказал он Котовицу.

Звук их шагов таял в чистом морозном воздухе. Эрнандес старался смотреть под ноги, но склон уходил вниз настолько круто, что невозможно было не видеть огромную гребенку горизонта: мозаику темных вершин, снега и далеких небесных просветов. Это отвлекало. Борясь с одышкой, Эрнандес взглянул на запад. Конечно, там тоже не было ничего, кроме гор, но майор представил, как за огромными чашами Юты и Невады открывается застроенное городами побережье. Побережье, где в один миг все обернулось против него.

Гражданская война в Штатах велась преимущественно в воздухе. К этому вынуждали обстоятельства. Чтобы выжить, приходилось грабить старые города, расположенные ниже барьера, а успех зависел от того, сколько вертолетов и самолетов оставалось на лету. Пехота и техника могли пересекать зараженные чумой зоны только по воздуху. И все же его сослали сюда как на передовую — ведь всего неделю назад он был начальником службы безопасности нанотехнологических лабораторий Лидвилла и посредником между учеными и высшими правительственными кругами США. Эрнандесу поручили возглавить экспедицию, потому что Лидвилл полагался на него, а это доверие стоило намного дороже, чем еда или патроны. А теперь его вышвырнули вон. И самое мучительное заключалось в том, что он считал это наказание справедливым.

Их миссию нельзя было считать полностью провалившейся. Они вернулись в Лидвилл с целой кучей компьютеров, бумаг, файлов и лабораторного оборудования. Однако платой за это стал заговор. Лишь пятерым из пятнадцати предателей удалось ускользнуть. Остальные были обнаружены — шестеро мертвы, четверо захвачены в плен, — но их предательство означало куда более серьезные проблемы.

Кому можно доверять? Заговор проник в самое сердце Лидвилла, хотя никто не посмел обвинить Эрнандеса прямо в лицо. И все же майор видел сомнение в их глазах. Тот факт, что его не вызвали на встречу с генералом Шредером или с кем-то из гражданских руководителей, тоже говорил о многом. Верхушка предпочла дистанцироваться от него. Они невольно должны были заподозрить его в соучастии. Все знали о дружбе Эрнандеса с Джеймсом Холлистером. Как глава исследовательских лабораторий, Джеймс приложил немало усилий, чтобы заменить неугодных ему ученых на борту самолета. И хуже того, морпехи Эрнандеса не смогли предотвратить захват миссии спецназовцами.

Их предательства тоже никто не предвидел, но это не имело значения. Эрнандес руководил операцией на земле, и если бы он сохранил вакцину, бунтовщики, скорее всего, не начали бы новые атаки на Лидвилл.

Эрнандес оказался слабым звеном. Однако у Лидвилла осталось слишком мало ресурсов, чтобы пожертвовать боевым офицером — особенно сейчас, на новом витке конфликта. Майора бесила скрытая в этом ирония. Его спасла война. Он не предстал перед трибуналом. Фактически, его даже в должности не понизили. Вместо этого под его начало отдали почти вдвое больше бойцов, чем раньше: смешанное пехотно-артиллерийское формирование, состоявшее из восьмидесяти одного морпеха, при поддержке специалиста по связи из ВМФ В состав отряда был включен и поистине бесценный кадр — медик, призывник, в прошлой жизни работавший в пожарной бригаде.

Согласно разведданным, повстанцы из Нью-Мексико собирались забросить десант на вертолетах. Предположительно, именно поэтому его откомандировали сюда: чтобы обрушить артиллерийский огонь на авиацию или наземные войска, намеренные форсировать перевал. Это задание можно было рассматривать как возможность оправдаться. Они дислоцировались на южном склоне, почти в тридцати километрах от Лидвилла. В тридцати километрах птичьего полета, что в этой гористой местности означало вдвое большее расстояние для пешего человека. Грузовики, которые доставили их к подножию горы, давно ушли. Эрнандесу дали карт-бланш. Ему хотелось верить, что начальство полагается на него. Но по сути, его люди были чем-то вроде «лежачего полицейского». Ничтожным препятствием. Они могли выпустить пару снарядов из ручного гранатомета в приближающийся вертолет, а затем их либо обойдут, либо сотрут с лица земли бомбами и ракетами. И его бойцы это знали. Их приговорили к тяжкому труду и, возможно, к смерти лишь потому, что они пехота и, следовательно, расходный материал.

— Эй! Эй! — закричали снизу, и Эрнандес увидел четверых спешащих по склону солдат, в том числе врача и Пауэрса.

Они несли запасные куртки и канистру с водой.

— Вы оба отлично справились, — сказал Эрнандес Тьюнис и Котовицу.

Спустя пару секунд их окружили остальные.

— Что случилось? — спросил медик.

— Давайте сначала доставим его в укрытие, — перебил майор. — И остановим кровотечение.

— Это ущелье, черт его дери, нас просто убивает, — буркнул другой солдат.

Эрнандес подобрался, но сейчас не время было качать права.

«Они напуганы, — подумал он. — Надо пропускать их жалобы мимо ушей».

И все же майор не мог позволить открытого неповиновения.

Они добывали камень намного выше по склону, потому что Эрнандес не желал выдавать их позиции целым полем свежих раскопов. На это требовалось больше усилий, однако укрытия неплохо сливались с ландшафтом — груды гранита среди гранитных груд. Худшим испытанием оказалось ожидание. У них было всего несколько карточных колод и нарды. Майор знал, что его бойцы уже дошли до того, что шариковыми ручками рисовали карикатуры друг на друга с соответствующими подписями. Лучше уж поработать. Таскать камни — задача не слишком мудреная, но это заставляло их сотрудничать и распределять обязанности согласно плану. И позволяло ему оценить своих подчиненных. Он мог отдать приказ использовать больше взрывчатки и предполагал, что до этого рано или поздно еще дойдет. Почва тут была зацементирована целыми эпохами коротких таяний и долгих зим. Чтобы начать постройку бункеров, пришлось взорвать множество противопехотных мин, вкопанных так, чтобы ударная волна ушла в грунт. Но майор хотел сберечь как можно больше боеприпасов.

Когда они помогли Котовицу перебраться через низкий пригорок, перед Эрнандесом предстал их убогий лагерь: несколько бойцов, сидящих поодаль друг от друга, несколько кусков зеленого брезента, почти сливающихся со склоном горы. Этих укрытий явно недостаточно. Даже если Нью-Мексико атакует где-то еще, палатки и спальные мешки не смогут вечно защищать их от холода. И все же майор почувствовал гордость. Он сделал все, что мог в сложившихся обстоятельствах. Его бойцы построили лагерь вместе, и это что-то да значило. Однако взгляд Эрнандеса невольно скользил по позициям отряда, оценивая расположение пулеметов и ракетных установок «Стингер».

Солдаты тревожились не зря. К счастью, у вертолетов всегда возникали трудности на такой высоте. Погода была на стороне Лидвилла. Скорей всего, Нью-Мексико придется дожидаться наступления фронта высокого давления, чтобы набрать высоту. Ландшафт тоже был их союзником. Сюда можно было добраться только через один перевал, где склон резко обрывался в долину, опоясанную вьющимися лентами 82-й и 84-й федеральных трасс.

Они отвели Котовица в бункер 5. Оттуда вышли двое солдат, и один сказал:

— Я позабочусь о нем, сэр.

Эрнандес покачал головой. Он хотел остаться с Котовицем.

Однако боец настойчиво повторил:

— Пожалуйста, сэр.

Сержант Гилбрайд, появившийся снизу, застал майора врасплох. Бородатое лицо сержанта раскраснелось от усилий, краска залила щеки, нос и уши. Выглядел Гилбрайд так, словно бежал через весь лагерь. Эрнандеса кольнула тревога.

— Майор, можно вас на минуту, — пропыхтел Гилбрайд.

— Хорошо.

Эрнандес отпустил Котовица, добавив:

— Надеюсь, ты в порядке.

— Да, сэр, — ответил тот.

Гилбрайд уже начал спускаться с холма, и командир двинулся следом. Затем до него донесся высокий, чистый женский голос. Майор оглянулся. Пауэрс и второй солдат, наблюдавшие за ним, быстро отвели глаза.

«Они не хотят пускать меня внутрь», — сообразил Эрнандес.

Проклятье.

Почти все его бойцы были расквартированы в Лидвилле до отправки. Вместе с ощущением безопасности они оставили позади любимых и друзей. Его ветераны рапортовали, что среди восьмидесяти трех человек в горы протащили как минимум трех женщин — трех женщин, не входивших в число морпехов, — но Эрнандес ничего не предпринимал. Среди бойцов было всего одиннадцать женщин, довольно скверное соотношение. Пока что дело ограничилось парой потасовок, и Эрнандесу не хотелось стать причиной внутренних распрей. Майор очень ценил боевое товарищество. Прокормить несколько лишних ртов он был не в состоянии, но и отобрать у бойцов те немногие радости, что остались в их жизни, тоже не мог, даже если опасался последствий. Беременные им сейчас точно не нужны.

Майор продолжал шагать, хмурясь и глядя под ноги. Он тоже оставил кое-кого — молодую женщину по имени Лиз, которой повезло найти работу в городе. Лиз была ботаником и заведовала целым этажом теплицы, расположенной в одном из старых отелей. Солидная должность — но вспоминая Лиз, Эрнандес представлял ее рыжеватые волосы и то, как она заводила прядь за ухо, открывая шею и изящную линию ключиц.

Интересно, согласилась бы Лиз покинуть Лидвилл ради него, если бы он попросил?

— Стой, — сказал он, положив руку на плечо Гилбрайда.

Они прошли полдороги до командного пункта. На пустом и широком склоне не было никого, кроме них и одинокого часового у входа в седьмой бункер.

— Я понял, — продолжил майор. — В пятом был кто-то, кого мне не стоило видеть.

Гилбрайд покачал головой и махнул рукой, призывая Эрнандеса идти дальше.

— Нет, — ответил майор. — Мне нужно сделать как минимум еще одну ходку за камнями.

— Прошу вас, сэр.

Голос Гилбрайда был хриплым и простуженным. Носовые пазухи реагировали на разреженный воздух выработкой слизи, мешавшей сержанту дышать.

Но не это заставило Эрнандеса обеспокоенно вглядеться в лицо друга.

«Сэр».

Обычно Гилбрайд не разменивался на такие формальности. Он знал, что наедине с командиром это лишнее. Нэйтан Гилбрайд был одним из четверых морпехов, сопровождавших Эрнандеса в Сакраменто, но сержант заработал свои привилегии задолго до этого. Они провели вместе весь год чумы. Эрнандеса преследовало чувство вины, смешанное с гневом. Гилбрайда сослали сюда совершенно незаслуженно, однако майор был рад, что друг рядом, — и это тоже заставляло его чувствовать себя виноватым. Эрнандес доверял Гилбрайду, даже если начальство в Лидвилле не доверяло. По сержанту, как по барометру, всегда можно было определить настроение других бойцов. И сейчас Гилбрайд нервничал.

— Если вы себя загоните, все равно от вас не будет никакой пользы, — резонно заметил сержант. — Сделайте перерыв.

Эрнандес знал, что лучше к нему прислушаться, но все же полез в карман куртки и проверил часы. 13:21. Было еще слишком рано, чтобы сворачивать работу на сегодня. К тому же, если он закруглится, придется отправлять вестового к остальным с приказом заканчивать. А после этого сокращать и завтрашнюю смену, иначе люди начнут ворчать — что означает потерю двух рабочих дней.

Проклятье.

— Ладно, — сказал Эрнандес. — Но тогда придется отозвать и других.

— Без проблем, — ответил Гилбрайд.

Командный бункер ничем не отличался от солдатских. Просто окоп, накрытый двумя сшитыми палатками и окруженный камнями. Им не выдали ни железа, ни древесины. Все равно поднять все это в горы было невозможно, так что бункеры оставались без перекрытий. Это делало их более уязвимыми для ракет и огнестрельного оружия — и для снега. На такой высоте снежные бури были обычным делом в любое время года.

Холод все же давал им одно преимущество. Укладывая каменные стены, они закупоривали щели грязью и затем поливали ее мочой. Замерзающая жидкость скрепляла камень и земляные комья. Питьевая вода была слишком ценной, несмотря на то, что они нашли в окрестностях восемь приличных источников и скважин.

— Я заварил для вас кофе, — сказал Гилбрайд, расстегивая молнию на клапане длинной палатки.

Их жилище было темным, заваленным оружием и спальниками, а удобства ограничивались одним ведром. В чистом кусачем воздухе оно почти не воняло. И все же Эрнандеса удивило, что внутри оказалась только Маккей, связистка из ВМФ. Она сидела, поднеся близко к лицу книжонку в мягком переплете. Книга была разодрана надвое, чтобы другой боец мог одновременно читать вторую половину. Маккей едва покосилась на майора, но затем вновь подняла глаза. Эрнандес заметил в них что-то вроде испуга.

— Добрый день, сэр, — сказала она.

— Нас вызывали по радио?

— Нет, сэр.

«Тем не менее, она тоже нервничает», — подумал Эрнандес.

Мебелью им служили стальные контейнеры из-под патронов и деревянный ящик, выполнявший роль рабочего стола майора и заодно кухонного стола. Гилбрайд вытащил их плитку, гражданский «Колеман» с двумя конфорками. Готовить внутри было небезопасно, не только из-за угрозы пожара, но и из-за риска отравления угарным газом, однако в свободные от работы часы никто не выходил наружу. Эрнандес, в свою очередь, не насаждал это правило насильно. Однако он поощрял ветеранов, когда те требовали у бойцов проветривать убежище и лишь потом зажигать плиту.

— Маккей, мне нужен вестовой, — просипел Гилбрайд. — Скажи всем, что на сегодня работа закончена. Короткая смена.

Связистка кивнула.

— Так точно, сержант.

«Она слишком спешит уйти, — подумал Эрнандес. — И где Андерсон?»

Он знал, что только Бликер и Ванг остались наверху, на добыче камня. Гилбрайд действовал слишком оперативно. Вся эта комбинация была проведена просто блестяще, настолько, что сам Эрнандес уже начинал нервничать.

«Меня ждут плохие новости», — решил он.

6

Эрнандесу казалось, что он шагает по минному полю. Оставалось только ждать. Люси Маккей задержалась лишь для того, чтобы взять с собой чашку-термос с кофе, после чего вынырнула из палатки. Молния на клапане прощально звякнула ей вслед.

Гилбрайд зарылся в пакеты с сухим пайком. Большая часть была распечатана, а их содержимое съедено или выменяно на что-то.

— Сахару? — спросил он.

— Да. Спасибо.

Все эти посиделки попахивали чем-то странным — не сам дружеский жест, а его неуместность. Нельзя было расходовать сегодня то, чего будет не хватать завтра. Если они вообще доживут до завтра. Пока двое военных прихлебывали из кружек в зеленоватом сумраке палатки, Эрнандес озвучил свою мысль:

— Можем жить на всю катушку, да? Если это, конечно, жизнь.

— Ага.

Гилбрайд засуетился, без особой нужды передвинув два котелка и канистру.

— Между прочим, запасы уже почти подошли к концу, до следующей поставки. Бойцы жрут, как саранча.

— Еще бы, на таком чертовом холоде, — согласился Эрнандес.

— Нам пополнят запасы, ведь так?

«Должно быть, прошел новый слух, что нас бросили на произвол судьбы», — подумал Эрнандес и вновь порадовался тому, что дружит с Гилбрайдом.

Его ветераны помогали поддерживать связь с остальным отрядом.

— Может, кофе и не стоит у них в первой строке списка, — сказал он вслух, — но да. Разумеется. Они знают, что мы не можем питаться мхом.

Лидвилл не дал бы ему столько оружия, если бы опасался, что солдаты вернутся обратно с этим оружием в руках, оголодавшие и злые до чертиков. Однако большая часть их сухпайка была вскрыта еще до того, как они притронулись к ящикам. Почти из каждого пакета вытащили все самое ценное: сладости, кофе, зубную пасту. Хуже того, даже патронов в некоторых ящиках недоставало.

— Мы нужны им, — заверил Эрнандес.

— Конечно.

— Ты знаешь, что можешь сказать мне все, — продолжил майор, выждав секунду-другую.

На сей раз его тон был резким, даже нетерпеливым.

— Дальше это не пойдет. Только я и ты, Нэйт.

Гилбрайд поставил свою грязную кружку на стол, где была расстелена полевая карта Эрнандеса. Донышко опустилось как раз на границу Юты, где никаких боев не было. Нет. Совсем рядом, где поднималось плато Уайт-Ривер — там, по слухам, Лидвилл использовал против повстанцев собственное нанооружие, покарав две тысячи мужчин, женщин и детей за великое преступление, заключавшееся в починке пассажирского самолета. Уайт-Ривер надеялся опередить Лидвилл в гонке за лаборатории Сакраменто. Вместо этого они были стерты с лица земли, что послужило наглядным уроком другим бунтовщикам.

На этих картах Северная Америка выглядела словно другой континент. На Востоке, Среднем Западе и обширных северных просторах Канады не осталось ничего живого. Все выжившие сосредоточились в районе двух пунктирных линий на Западе. Полоса Скалистых Гор была куда шире, чем Сьерра. Кроме этого ничего не осталось.

Красные стрелки указывали направления воздушных ударов из Вайоминга, Айдахо и Британской Колумбии. Красными квадратами было обозначено наступление бронечастей с перевала Лавлэнд, а круги и цифры содержали данные о предполагаемых силах противника в Аризоне и Нью-Мексико. Несколько черных цифр относились к армейским частям старой Мексики. Лидвилл почти в одиночку противостоял превосходящим силам противника, не считая трех островков своих союзников.

— Многие люди обеспокоены положением дел, — сказал Гилбрайд.

Он кивнул на карту, делая вид, будто речь идет о положении на фронтах.

Эрнандес видел, чего стоило его другу хотя бы намекнуть на эту скользкую тему. И он уважал Гилбрайда за это. В конечном счете, думать головой — это лучшее, чему их обучили в морской пехоте. Главной причиной войны, кипевшей по обе стороны от Скалистых Гор, были не ресурсы и не еда. Уже нет. Все хотели заполучить вакцину. Майор знал, что должен бескомпромиссно осудить Гилбрайда даже за легчайший намек на бунтарский дух… но сказал только:

— Да. Да, дела чертовски запутались.

Что само по себе можно было принять за небольшое поощрение.

Эрнандес имел доступ лишь к ограниченной информации и знал, что это сделано нарочно — просто еще один поводок. Он был профи и лишь скупо улыбался, услышав обычную жалобу пехотинцев: «Я для них просто-напросто гриб. Меня держат в темноте и кормят дерьмом».

Лидвилл хотел, чтобы у него не осталось выбора. Дезертиров было уже слишком много, так что Лидвилл не просто намеревался держать всех полевых командиров на скудном пайке, чтобы те не рыпались. Нет, руководство хотело, чтобы люди знали как можно меньше и о причинах войны, и о том, кто побеждает, а кто проигрывает. Эрнандесу приказали поддерживать радиомолчание и карантин — это якобы мешало повстанцам вычислить их позиции, но заодно мешало и ему слушать вражескую пропаганду. Все они были американцами. У всех было одинаковое оборудование. Командование выделило Эрнандесу и другим офицерам на южном участке фронта прежние частоты ВМФ, но перехватить передачи врага было достаточно легко. Как и вступить с ним в переговоры.

Люси Маккей прибыла сюда, чтобы расшифровывать передачи из Лидвилла и кодировать их собственные отчеты. А за спиной, в городе, остались тысячи специалистов вроде нее, прочесывающих радиосообщения со всего континента в поисках повторяющихся последовательностей и ключей. И еще тысяча изучала перехваченные передачи со всего мира. Большая часть гражданских и военных телекоммуникационных спутников еще оставалась на орбите, и Лидвилл кишел специалистами из агентства национальной безопасности, ЦРУ, ФБР, разведывательного управления и более мелких спецслужб, относящихся к полицейским управлениям разных штатов.

У повстанцев тоже хватало таких экспертов. Хакеры с обеих сторон пытались перехватить, заблокировать или уничтожить спутники. Информационная война стала не менее реальной, чем пули и бомбы.

Сидя рядом с Гилбрайдом, Эрнандес изо всех сил старался не оборачиваться и не оглядываться на рацию. Может, Маккей услышала то, чего ей слышать не полагалось? Или передавала сама? Он долгие часы проводил вне палатки, а в этом Богом проклятом месте просто нечем было заняться. Искушение должно быть огромным. Все ее тренировки, весь смысл ее пребывания здесь сводился к одной функции — радиста. Эрнандес не сомневался, что у нее и Гилбрайда есть общий секрет.

Майор втянул носом кофейный аромат из чашки. Допивать не хотелось. Хотя кофе остыл, его вкус оставался роскошью, как и густой горьковатый запах. Он был настолько хорош, что причинял боль. Кофе всегда пробуждал у майора чувство одиночества, с которым постоянно приходилось бороться.

Эрнандес снова решился прервать молчание.

— С нами все будет в порядке, — сказал он. — Мы ведь всегда выкручивались, так?

Гилбрайд лишь кивнул в ответ, чтобы не напрягать больное горло.

— Ты знаешь, что эта гора — один из самых никчемных уголков карты. У нас тут каникулы.

Эрнандес внезапно рассмеялся абсурдности того, что сам брякнул.

— Черт, да это просто райский цветник, — продолжил он. — Может, нас промаринуют тут всю войну.

Он нес чушь. Он был напуган, и Гилбрайд отвернулся от него, словно стыдясь за своего командира.

В рядах морпехов явно произошел раскол. Вопрос, существует ли проблема, уже не стоял — вопрос заключался в том, насколько она велика. То, что это дошло до командирской палатки, говорило Эрнандесу о многом.

У пятого бункера Гилбрайд, вероятно, спас его от столкновения. Его бойцы были на грани открытого неповиновения. Катализатором, похоже, послужило ранение Котовица. Чем больше будет больных и раненых, тем быстрей последует взрыв. Тьюнис лишь озвучила то, что думали многие из его солдат. Они хотели остановить работы. Они хотели выбраться отсюда. Эрнандесу повезло, что Гилбрайд вовремя почуял, куда дует ветер, и вытащил его из неприятностей.

Допив кофе, майор встал, и тепло дружеского плеча исчезло. Отвернувшись, Эрнандес шагнул к выходу. В груди кипело разочарование. Оружия он не взял.

— Спасибо тебе, — осторожно сказал он, глядя в зеленую ткань палатки, а не в лицо Гилбрайда.

Майор постарался вложить как можно больше значения в эти два простых слова.

— Сэр… — с хрипом начал сержант.

Эрнандес перебил его.

— Мне нужно глотнуть воздуха. Я всего на минуту.

У него почти вырвалось «прости», но извинение могло быть понято двояко. Сейчас Эрнандес почти не сомневался, что маленькая сидячая забастовка Гилбрайда — это лишь прелюдия.

Он расстегнул молнию и выбрался наружу, вздрогнув от резкой смены температур. Налетел ветер, и невидимые холодные струи принялись раздувать кривобокую палатку. Затем майор застегнул клапан. Отчасти он ожидал, что Гилбрайд выйдет за ним, но нет. Слава Богу, и снаружи не оказалось желающих остановить его. Значит, действительно только пробный шар.

Фрэнк Эрнандес направился прочь от бункера, чувствуя себя чуть ли не беглым преступником. В лучшем случае это давало ему лишь временную отсрочку. А может, и вообще не стоило уходить. Он не хотел, чтобы Гилбрайд неверно его понял.

Да, все чертовски запуталось.

Но он не повернул назад. Пока еще нет.

Снаружи бойцов было больше, чем обычно, — рабочие команды только возвращались в лагерь. Нагруженные лопатами и камнями, они парами и тройками брели к своим укрытиям. Эрнандесу без труда удалось разминуться с ними. Майор двигался вверх, в то время как они шли вниз, — и все же ему казалось, что он поступает неправильно. Обычно Эрнандес стараться перекинуться с солдатами парой слов или хотя бы обменяться улыбками — все что угодно, лишь бы сократить дистанцию между офицером и призывниками.

Эрнандес прекрасно понимал, как может начаться бунт. Каждый из его сержантов отвечал за три бункера. У каждого в подчинении было до восемнадцати бойцов, причем многие из этих бойцов проводили в одиночестве каждую ночь и большую часть дня. Если все эти мужчины и женщины думали одинаково, то одного несогласного недостаточно, особенно если этот несогласный выскажется слишком поздно. В миниатюре это напоминало то, что происходило сейчас с ним самим. Давление снизу было слишком сильным. Разумный руководитель выбирает лишь тот путь, по которому готовы пойти его подчиненные. Если слишком натянуть вожжи, люди могут сорваться.

«Но разве у нас есть другие варианты? — задумался Эрнандес. — Даже если мы решим не оставаться здесь — куда еще нам деваться? Вернуться в город?».

У них был приказ. Обязанности, которые надо выполнять — независимо от того, насколько мала вероятность, что их и правда задействуют в этой воздушной войне.

Эрнандес остановился у гранитного валуна. У его лица оказалось прогретое солнцем пятно, и майор, переведя дыхание, снова поднял голову к пустому небу. Затем он развернулся и направился к ближайшей вершине. Ветер, завывавший над низкой, обкатанной штормами скальной грядой, набросился на него. Штанины и рукава куртки захлопали, как флаги.

«Надо поговорить с Гилбрайдом, — решил майор. — Успокоить его. Если для начала я смогу переубедить его, затем мы двое возьмемся за всех остальных в командной палатке. При условии, что еще есть время».

Если хотя бы один боец выскажется открыто, если кто-нибудь поддастся гневу или махнет на все рукой, это вынудит его предпринять ответные шаги. Что делать, если кто-то откажется выполнять приказ? Людей и без того мало, так что майор не мог никого посадить под арест. Даже если этот кризис не подорвет его авторитет, об эффективной работе можно забыть.

Настроение в отряде и без того хуже некуда. А если он запрет десяток бойцов в одном из бункеров, да еще выставит как минимум двух сменных часовых, которым день за днем придется держать на мушке своих товарищей?

«Мне нужно больше времени».

Эрнандес не мог увидеть Лидвилл из-за зубчатых пиков, хотя ночами на горизонте мерцало слабое электрическое свечение, словно окутавший землю розоватый туман. И все же он оставался на месте. Тяга была слишком сильной. Жажда уверенности.

С того момента, когда было принято решение оставить космическую станцию, события развивались слишком быстро. Ходили слухи о перетасовках в высшем руководстве. Эрнандес все еще гадал, что случилось с Джеймсом Холлистером. Удалось ли ученому бежать, или он сейчас в тюрьме? А может, расстрелян за предательство? Эрнандес подозревал, что президентский совет опасался переворота.

Еще он размышлял о том, действительно ли сработала нановакцина. Должна была. Иначе зачем повстанцам так упорно давить на Лидвилл, тратя последние ресурсы… И если бы не иммунитет к техночуме, капитан Янг и другие изменники вряд ли скрылись бы в огромном кладбище Сакраменто, отказавшись сдаться. Или нет? Может, все они мертвы. Может, захвачены и сидят под замком в Калифорнии или в самом Лидвилле. Майор не знал. Эту информацию тщательно скрывали, потому что если она всплывет… и если это правда…

Верность разнообразных воинских частей, базирующихся вокруг Лидвилла, была основана на ресурсах города и на привычке подчиняться, но в основном на ресурсах. На всей планете не было места лучше.

Но если люди вновь смогут спуститься ниже барьера?

Нет. Слишком просто обвинить во всем Лидвилл. Даже если руководство сменится, нужно ли им менять курс? В Лидвилле оборудовали лучшие лаборатории на планете. Они должны развивать и держать под контролем вакцину. Эрнандес верил в это. И если другое нанооружие действительно существует, Лидвилл тоже должен его контролировать. Войны, идущие сейчас на остальных континентах, очень легко могут перекинуться сюда. Пригодных для обитания областей осталось слишком мало, и им нужна была центральная власть.

Еще недавно президентский совет состоял из настоящих, демократически избранных представителей народа. Им выпал очень скверный расклад, и они сделали лучшее, на что были способны. И все же… И все же много достойных мужчин и женщин оказались на другой стороне. Джеймс Холлистер, капитан Янг, Рут Голдман и тот беженец, Кэм.

Эрнандес поежился от холода и тут увидел одинокую темную птаху, летевшую против ветра. Он снова подумал о том, как перетасуются все эти стрелки и квадраты на карте, если появится вакцина. В последнее время в Америке было совершено слишком много зверств, и снова стать одной нацией будет нелегко. Слишком много причин для взаимной ненависти, а на других континентах остались народы, тоже жаждущие заполучить вакцину. Так что вопрос лишь в масштабах надвигающегося конфликта: кто против кого, на чьей территории и когда. Эрнандес хорошо представлял это. Во многих смыслах новое цунами будет не менее свирепым и всепожирающим, чем сама техночума, — и он понимал, что небольшие отряды, вроде его собственного, могут стать решающим фактором в гражданской войне, сдвинув чашу весов.

Франку Эрнандесу все еще предстояло решить, на чьей он стороне.

7

Рут отвела бинокль от лица и поморщилась. По лицу под очками и маской катился пот. Их троица нашла клочок тени рядом с грузовиком «ФедЭкс», но легче не стало. Грузовик все утро впитывал солнечные лучи, и теперь излучал тепло вместе со специфическим типографским душком старых посылок, медленно поджаривающихся внутри. Картон и клей. На забитом машинами шоссе было жарко как в печи. Полтора дня назад небо расчистилось — ни единой тучки. Похоже, весна уступала место лету. Вокруг царили безветрие и зной, солнце белым факелом горело в небе. Беглецы старались обходить стороной машины, выкрашенные темной краской. Рут чувствовала, как раскалены черные автомобили, даже сквозь перчатку и куртку. После множества таких прикосновений кожа на здоровой руке покраснела и начала болеть. Наружная сторона бедер, колени, ноги — все, что постоянно касалось машин, — пострадали почти так же.

Стараясь не обращать внимания на боль, женщина вглядывалась в ряды домов снизу от шоссе. Вряд ли она могла заметить что-то существенное, но до сих пор все складывалось из мелочей — и к тому же, к ее стыду, Рут терзало нездоровое любопытство.

Больше чем в полутора километрах стальной метеорит пропахал два квартала спального района, разбрасывая во всю сторону осколки. По меньшей мере дюжина домов сгорела или обрушилась — от них остались только куски стен, перекрытий и россыпи мебели, присыпанные штукатуркой. Кое-где виднелись искореженные обломки металла. Самолет, должно быть, приближался к точке рандеву на 65-й трассе, хотя они направлялись не туда. Они уже миновали Роклин и углублялись на северо-восток.

Это поле обломков скрывалось под вихрем насекомых. Привлеченные кровью и клочками тел, разбросанными по руинам, муравьи и мухи кишели на земле и вились в воздухе гигантскими столбами. Трое беглецов пытались обойти эту бурю, не понимая, что ее вызвало, пока Ньюкам не заметил сквозь дымку фюзеляж самолета. Самым большим уцелевшим обломком была носовая часть транспортника C-17 Globemaster III. Вероятно, это и был тот самолет, на борту которого летел обнаруженный ими вчера солдат. C-17 рухнул почти в пятнадцати километрах от первого трупа.

«Господи Боже, Боже мой», — думала Рут, стараясь изгнать из головы эту картину.

Самолет, рассыпающийся в воздухе. Человек, выброшенный в пустоту. Новые воронки, оставшиеся после падения других частей C-17. Даже истекая потом под курткой, Рут ощутила холодок. Неважно, что она не просила повстанцев прилетать за ней. Эти люди погибли из-за нее, и она никогда не сможет отплатить за их героизм.

Рут прикрыла глаза. Ей хотелось помолиться, но недоставало веры.

«Боже» — для нее это было просто эмоциональное восклицание. И все же события последних дней напоминали Рут об отчиме и его спокойной вере, хотя эти воспоминания вызывали только зависть и злость. Женщина вновь взглянула на небо, стараясь перевести дыхание.

От нее несло бензином и репеллентом. Все они так пахли. Кэма начало беспокоить невероятное количество мух, которые, несмотря на духи, преследовали их, ударялись об очки, пытались пролезть под капюшоны и воротники. Он сделал единственное, что пришло в голову: вылил на куртки бензин и бутылки репеллента. Вонь была ужасной; Рут казалось, что в голову ей вбивают тупой гвоздь.

— Что думаешь? — спросил Кэм. — Сорок человек? Пятьдесят?

— Давай убираться отсюда, — ответил Ньюкам, поднимая рюкзак.

Затем, развернувшись, он нарочито громко добавил:

— Да. И это значит, что всего их было около сотни.

«Размазанных по земле, как тот первый парень, на которого мы наткнулись», — подумала Рут, но вслух ничего не сказала. Женщине не хотелось их провоцировать. Кэм и Ньюкам еще только учились понимать друг друга, как и она сама, и споры вспыхивали даже тогда, когда спорить было уже не о чем.

Рут попыталась остановить ссору, прежде чем все началось снова. Она поспешила за Ньюкамом, и Кэм двинулся следом. Они шагали быстро, напрягая все силы. Рут заметила скелет собаки, комок банкнот, а затем красную, нисколько не выгоревшую блузку. В остальном это кладбище было изматывающе монотонным: машины, кости, мусор, кости — поэтому и мысли в голове крутились, как заезженная пластинка.

«Сто человек, — размышляла она. — Еще сотня погибших из-за меня».

Рут знала, что это не совсем так. Она всего лишь защищалась, пытаясь вырваться из лап смерти. На нее ни в коем случае нельзя было взвалить вину за вспышку наночумы, однако ученой все равно казалось, что она виновата. Можно было сделать больше. Больше и лучше.

— Давайте снова подумаем, как нам поступить, — сказал Ньюкам.

Кэм покачал головой.

— Давайте не тратить время попусту.

— Этот самолет доказывает, что они верны своему слову.

— Я не хочу говорить об этом, Ньюкам.

С каждым часом искушение согласиться с Ньюкамом все росло. Рут невероятно устала. Ее постоянно тревожила рука. Зарастал ли перелом так, как надо? Кэму медицинская помощь нужна была даже больше, и все же он упорно стоял на своем.

— Я не знаю, чего вы еще хотите, — настаивал Ньюкам. — Та каша позади — это сотня парней. Ребята понимали, что им вряд ли удастся выбраться, даже если они найдут нас — а до этого так и не дошло… И все же они прилетели, верно?

Рут отвернулась. В последнее время это превращалось в привычку, рефлекторный жест непринятия того, что ждало их впереди. Ничего не изменилось, не считая обрывка передачи мятежников, который беглецы перехватили прошлой ночью. Они по-прежнему были здесь, под небом, кишащим вражескими самолетами. И пускай повстанцы провозгласили себя законно избранным правительством США. Ну и что? Обе стороны уже заявляли это прежде. Пустые слова, но все же они дали Ньюкаму новые аргументы.

Сержант еще не отчаялся переубедить их. Возможно, никогда не отчается. Они добились лишь того, что радио стало для него еще важнее, — других друзей у него не осталось, а Кэм признавал, что нужно слушать как можно больше передач. Каждый раз когда они останавливались перекусить или передохнуть, двое мужчин вместе прочесывали эфир. Кэму необходимо было убедиться, что Ньюкам ничего не передает повстанцам. Он хранил все их рации в своем рюкзаке и спал, положив рюкзак под голову. Жесткая начинка его подушки включала и пистолет сержанта.

— Каждый день движения на восток — это лишний день пути в обратном направлении, — убеждал Ньюкам. — Они никогда не решатся подобрать нас так близко к базе Лидвилла. Риск и без того очень велик.

— В этом и проблема, — возразил Кэм. — Садиться в самолет только для того, чтобы нас сбили, чертовски глупо.

Слева неожиданно открылось что-то вроде лужайки, залитой асфальтом. Затем им пришлось брести по ковру из разбитого стекла там, где «бьюик» врезался в крошечный «гео», отбросив его на две другие машины.

— Черт! — воскликнул сержант, беспомощно взмахнув руками. — Они скоро свернут всю операцию, если мы не установим радиоконтакт. Они решат, что мы мертвы.

— Ты сможешь связаться с ними, когда наступит подходящее время.

— Это безумие.

— Все уже решено. Хватит об этом.

Рут с хрипом втянула воздух сквозь ткань маски. Ее ботинки с хрустом наступили на бедренную кость, затем на порванный чемодан, а потом всей троице пришлось свернуть влево, чтобы обойти пятно разлившегося масла. Здесь, похоже, внедорожник разгонялся, затем пятился и снова разгонялся, на протяжении пятнадцати метров трассы тараня другие машины, — пока не лопнули шины и двигатель не заглох из-за пробоины в радиаторе. Они снова и снова видели последствия этих таранов, когда умирающие люди любой ценой пытались спастись, но каждый раз это вызывало у Рут чувство тревоги и дезориентации.

Она продолжала шагать, сосредоточившись на собственных мыслях. Затем пришлось согнуться, чтобы нырнуть под сломанный багажник для велосипедов. Рут споткнулась. Она немедленно выпрямилась, чувствуя головокружение и сухость во рту, и оглянулась на тучу насекомых. Кажется, или туча приближалась к ним? В глазах заплясали черные точки, она неловко развернулась боком…

Удара об асфальт как будто и не было. Рут очнулась во влажном, душном коконе своей куртки и лицевой маски. Руку пронзила новая боль.

Кэм, склонившись над ней, сказал:

— Осторожней.

«Я потеряла сознание», — подумала Рут, но и эта мысль казалась пустой и бессмысленной, пока Кэм не попытался поднять ее на ноги. Он и сам чуть не падал под грузом рюкзака и штурмовой винтовки. Его левая рука, вцепившаяся в куртку Рут спереди, дрожала.

Ньюкам остановился, чтобы помочь, и Кэм немедленно ощетинился. Даже под маской и одеждой это было очевидно — точно так же вел себя пес ее отчима, маленький тупоголовый терьер, если кто-нибудь, кроме хозяина, уличал его в краже подушки или ботинка.

Кэм, наклонив канистру, вылил немного воды на перчатку и сбрызнул капюшон и плечи Рут. Женщина растерянно нахмурилась. Она слишком много думала о прошлом — и вот теперь отводила взгляд от лица Кэма и его обеспокоенных глаз. Такое же выражение было в глазах ее сводного брата, когда тот спрашивал, надо ли рассказать остальным. Рассказать о том, что они переспали, когда Рут приезжала домой на Хануку, и потом еще на неделю в Майами. То, что было между ними, давно вышло за пределы дружеского секса и развлечения, но ни один не знал, как сообщить родителям. Ари. Рут не думала о нем уже целую вечность, и все же понимала, почему воспоминания пробудились именно сейчас. Напряженность между ней, Кэмом и Ньюкамом напоминала те странные, безнадежные отношения.

Изначально паршивая ситуация стала еще хуже. Они уже не доверяли друг другу и ни на секунду не могли расслабиться, даже ночью, на стоянке, когда отдых был важнее всего. Ни один из них не высыпался как следует, несмотря на снотворное, и бессонница стала еще одной проблемой. Она мешала думать. Превращала их в параноиков, и все же они вынуждены были работать вместе. Другого не дано.

Беглецы были связаны куда крепче, чем Рут с Ари на протяжении всего их недолгого романа, и женщина отчаянно пыталась найти решение. Затем она заметила, что двое мужчин уставились ей за спину — должно быть, боялись, что сейчас налетят насекомые. Рут кивнула и с трудом встала. Тупая боль в голове запульсировала с новой силой.

* * *
Они зашли в тупик. Рут готова была признать, что виновата в этом не меньше своих попутчиков. Она могла бы просто подчиниться Ньюкаму, вместо того чтобы науськивать на него Кэма. Или разрешить Кэму в одиночестве отправиться на восток и испытать судьбу, сев в самолет.

Они уже давно миновали точку рандеву. Роклин остался позади, как и большая часть Сакраменто. Они не раз говорили, что пора бы свернуть с шоссе и идти прямиком через бурые, поросшие сухой травой и дубами холмы. Кэм считал, что так они смогут продвигаться быстрее, но тогда вставал вопрос пополнения продуктов. Ньюкам и Кэм были уверены, что смогут тащить запас провизии на несколько дней, однако каждый из них нуждался по меньшей мере в двух литрах воды в день. А некоторые канистры надо было заполнить бензином. Беглецы понятия не имели, сколько насекомых окажется в холмах. Больше? Меньше?

Приходилось учитывать и другие неизвестные. Рут не могла понять, что она чувствует по отношению к Кэму. Невозможно было не испытывать к нему благодарность и не восхищаться им. Рут все еще оставалась в живых лишь потому, что Кэм раз за разом делал трудный выбор — и именно ему она была обязана большей частью достигнутого. Ученая не хотела причинять ему боль. Она испытывала к Кэму настоящую привязанность, но в то же время ее преследовали сомнения. В том, как Кэм защищал ее, ощущались претензии на обладание, и это тревожило Рут. Женщину также беспокоило, как быстро он ополчился против Ньюкама. Она думала, что Кэм станет спорить, но похоже, он сразу поверил в предательство сержанта. Это снова заставило женщину задуматься о том, каково ему пришлось там, на вершине горы, где старались выжить любой ценой.

Возможно, Кэм согласился только ради нее. Он определенно был без ума от Рут. Ученая полагала, что дело отнюдь не в ее выдающихся качествах, а просто в том, что она рядом. Ему так страстно хотелось, чтобы его приняли, хотелось снова почувствовать себя нормальным и здоровым.

Потянуться к первому встречному — это так по-человечески. Страх и боль лишь усилили этот инстинкт. Нынешняя ситуация напоминала историю с Николаем Улановым. Будучи командиром космической станции, Уланов старался держаться подальше от Рут, несмотря на то, что они обменивались взглядами и при каждом удобном случае находили предлог прикоснуться друг к другу: то споря у нее в лаборатории, то пробираясь по узким коридорам и тесным жилым отсекам МКС.

Эти неловкие моменты с Улановым давались ей куда легче того, что происходило здесь и сейчас. Рут не могла представить каких-то физических отношений с Кэмом. После долгих дней пути ее с ног до головы покрывала грязь, и они оба были ранены… А учитывая, какие шрамы у него на лице, волдырей и ожогов на теле должно быть не меньше. К тому же он просто мальчишка по сравнению с ней, двадцать пять от силы, а ей тридцать шесть, и следующий день рождения не за горами.

Кэм пока ничего не говорил. Рут не думала, что он станет давить на нее. Может, парень даже считал, что она не догадывается о его чувствах. Он наверняка стеснялся всех этих шрамов и часто вел себя с ней очень робко. Застенчиво. И пока они ходили вокруг до около, маленькая искорка между ними разгоралась сильней.

Уже сама дорога изматывала до предела. Их двоих не хватило бы на то, чтобы следить за Ньюкамом и одновременно избегать насекомых и других опасностей, ориентироваться по компасу и по картам, искать еду и воду, разбивать лагерь. Было ясно, что придется наконец-то обговорить все с Ньюкамом и довериться ему. У него тоже особых вариантов не имелось. Что он мог сделать? Подраться с Кэмом, отбить обратно свою винтовку, затем пристрелить Кэма и держать Рут в плену, связав ей ноги, чтобы она не могла сбежать?

По крайней мере, тут у Кэма с Рут было преимущество. На стоянках они всегда старались улечься поближе друг к другу. Двоих одолеть труднее, чем одного, но эти ночевки бок о бок лишь усугубляли первую проблему. Тело Кэма казалось таким теплым прохладными весенними ночами. И даже под курткой и перчатками, он был куда мягче каменистой земли. Последней ночью Рут прижалась к Кэму, зная, что провоцирует его, но не в силах отказаться от этого тепла.

* * *
Из тех, кто когда-то составлял часть ее жизни, Рут сильней всего скучала по сводному брату. Не по родителям и не по нескольких близким друзьям. Ари всегда был самой большой ее слабостью. Они так и не выяснили отношений и уже никогда не выяснят, потому что Ари погиб — или, с меньшей вероятностью, затерялся среди рассеявшихся по континенту беженцев. Он превратился в идеальное воспоминание, яркое и приятное. И безопасное. Рут понимала это. Даже самые жестокие его поступки были частью того, легкого, лучшего мира до прихода чумы. Вообще-то, в свое время сводный брат сильно ее ранил. По сути, его почти никогда не было рядом. По закону они были родственниками и всегда боялись того, что могут подумать люди. Поэтому Ари бросил ее. Дважды. В третий раз она сама порвала отношения. Все протекало крайне запутанно и бурно.

Рут Энн Голдман была единственным ребенком. Возможно, к лучшему. Ее отец, программист-фрилансер и аналитик, блестящий и очень востребованный специалист, уделял очень мало времени дочери и еще меньше — жене. Рут до зрелых лет не могла понять, почему он предпочел такую жизнь, а не нормальную работу в офисе с девяти до пяти. Сама она росла бойкой девчонкой, резвой и шаловливой, и ей важно было получить признание сначала дома, а потом и в школе, у сверстников.

После развода ее мать нашла более подходящего мужчину, не настолько поглощенного работой. Ее отчим во многом напоминал отца — такой же энергичный и умный. Однако он уделял больше внимания окружающим, больше ценил их, потому что первая его жена скончалась от рака.

Они не походили на Семейку Брейди, неважно, сколько раз ее мать повторяла эту идиотскую шутку. Рут делила ванную со Сьюзан и Ари, что было крайне мучительно и одновременно захватывающе для тринадцатилетней девчонки, всегда пользовавшейся отдельной душевой и туалетом. Дети Коэны имели привычку непринужденно врываться внутрь в нижнем белье или прикрывшись только полотенцем. Обнаженная кожа, хлопок дверью, извинения — чертовски драматично. Оба они были старше Рут, Сьюзан на четыре года, Ари на два, и всегда суматошно собирались на свидания или — в случае с Ари — отмывались после бейсбола и баскетбола. Рут то и дело попадалась им под ноги.

Если любовь — это всего лишь химия, то нет ничего удивительного в том, что сводные брат и сестра оказываются в одной постели. Его отец и ее мама были хорошей парой. Отзвук этого влечения передался и следующему поколению, и они долгие годы ходили кругами, то сближаясь, то отдаляясь. Рут отталкивала Ари своим сарказмом, но притягивала тысячей других способов: разгуливая по дому в одной пижаме, высмеивая его подружек, помогая ему выполнить задания по математике. Между ними всегда присутствовало слабое эротическое напряжение, очень похожее на то, что спустя почти два десятилетия возникло между Рут и Николаем Улановым. Оставаясь одни дома, они то и дело сражались за телевизионный пульт, а в общественном бассейне, на глазах у всех, весело топили друг друга.

Ари был популярным и спортивным парнем. Рут, заучка и ботаник, мало участвовала в общественной жизни школы. У нее было неплохое тело и великолепные волосы, но нос и уши выглядели так, словно она одолжила их у взрослой девицы.

Они впервые поцеловались, когда Рут, семнадцатилетняя, все еще девственная и очень несчастная, прибежала домой после школьного бала. Парень, который ей нравился, не обратил на нее внимания. Возможно, Ари воспользовался этим. Возможно, Рут позволила ему. Он щупал ее сквозь одежду, и она один раз прикоснулась к его члену. На следующий день обоим было неловко. Замешательство воздвигло барьер между ними, а дружба сменилась отчуждением. К счастью, Ари уехал в колледж. Сводные брат и сестра встречались только на каникулах и следующим летом, после чего Рут и сама покинула дом, поступив в Университет Цинциннати. А потом у него появилась настоящая девушка. А затем у нее была первая практика.

В тот год когда Рут исполнилось двадцать один и они оба приехали домой на Хануку, она была уже более опытной. Строила ему глазки за ужином и во время семейного просмотра телевизора. После того как дом погрузился в сон, она оставила свет в своей комнате включенным, делая вид, что читает книгу. Ари тихонько постучал в дверь спальни — и это было приятно, возбуждающе и чертовки романтично.

Так продолжалось долгие годы: день или пара ночей, украдкой проведенных вместе. Конечно, при определенных усилиях их отношения могли стать глубже, но Рут была слишком занята, а Ари без колебаний затаскивал в постель других женщин, что изрядно ее нервировало.

Именно эта кармическая незавершенность мешала его забыть.

Большую часть того, что Рут знала о религии и во что верила, она почерпнула у отчима. Ортодоксальной иудейкой она точно не была, ела у друзей в гостях пиццу с мясом, а ее родной папаша неистово стучал по клавиатуре в шаббат — но после второго замужества матери эта часть ее жизни изменилась. Ари участвовал в соревнованиях по субботам, и отчим с удовольствием возил семью поболеть за сына, однако Коэны, как полагалось, не употребляли в пищу свинины. Они также старались не работать и не включать телевизор по субботам. Вера ее отчима выражалась не в почитании божества, а скорее в уважении ко всем окружающим. В сжатом виде она формулировалась одной фразой, которую обычно приписывали не иудеям: «Не делайте другим того, чего себе не пожелаете».

Учитывая некоторые свойства человеческой натуры, этот принцип нельзя было назвать научным или даже просто логическим, но в нем ощущалась гармония, и он нравился Рут.

Поначалу Рут вела себя с Ари по-детски, а потом эгоистично. Она не могла снова позволить себе эту ошибку.

* * *
После всех этих раздумий Рут приложила массу усилий, добывая в «Уолгринс» пачку презервативов. Мужчины в это время отоваривались консервами в соседнем отделе, и Рут с легким ужасом пыталась представить, как, черт возьми, станет объяснять свои действия, если они ее застукают.

«Потому что я должна это сделать».

Даже если она бы сказала «нет», Кэм мог сказать «да», и особого выбора у нее не оставалось. Рут сама поощряла его и теперь за это возненавидела. Порой не слишком приятно быть женщиной, быть уязвимой, быть одной.

Следом за Кэмом огибая помятый фургон, Рут усилием воли заставляла себя не просить о передышке. Она все больше и больше боялась показаться слабой. Схватившись за боковое зеркало машины, чтобы не потерять равновесия, женщина подняла голову и посмотрела в спину Кэму. А затем отшатнулась от пробитого черепа, прижавшегося к стеклу с той стороны и скалящего зубы в вечной ухмылке.

Ее сомнения все росли, а вместе с ними рос и этот новый стыд.

«Постарайся не думать об этом».

К сожалению, у нее болело все тело, так что не думать не получалось. А там, где не болело, все чесалось. Рут не понимала, как Кэм может каждое утро вставать и идти вперед.

«Не думай. Вот в чем фокус. Не думай».

В этом лабиринте машин приходилось постоянно принимать решения. Кэм переступил через скелет, но Рут пришлось обойти кости стороной. Затем юноша забрел в тупик из нескольких столкнувшихся машин и попятился. Рут, изрядно отставшая, решила срезать дорогу — и внезапно замерла, неверяще глядя за спину Кэма. Они почти поднялись на вершину небольшого холма. Впереди, между отвесными утесами, заросшими травой и скрюченными дубами, тянулось шоссе. Трасса просматривалась километра на полтора и с обеих сторон была забита машинами, направлявшимися на восток. Автомобили заполонили обочины, а кое-где скатились с дороги. С одного края насыпь обвалилась — Рут отчетливо видела металлически-красный земляной откос и рассыпавшуюся щебенку. Казалось, шоссе никогда не кончится. Ньюкам был прав. Им ни за что не добраться до гор меньше чем за одну-две недели, если придется бороться за каждый шаг в этой чертовой свалке.

«Не надо. Пожалуйста. Пожалуйста, прекрати думать», — мысленно взмолилась она, но холодный ужас не уходил. Пока они протискивались между двумя бамперами, Рут не могла отвести глаз от дороги. Кэм, развернувшись, столкнулся с ней — и тут раздался сухой прерывистый треск. Гремучие змеи. Кольцо мускулистых тел, агрессивных, твердо намеренных защищать свою территорию, свилось на участке шоссе впереди них. Кэм шагнул в сторону и тут же отступил под новый сердитый треск. Он явно наткнулся на новое гнездо за ближайшими машинами. Рут завертела головой, высматривая, на что бы взобраться.

Она с трудом выдавила:

— Что будем делать?

— Им нравится шоссе, — сказал Кэм. — Оно хорошо разогрелось, и тут куча потайных местечек. Наверное, нам лучше сойти с дороги и пойти по холмам, как мы обсуждали раньше.

— В Бога душу мать, это полное безумие, — выругался Ньюкам. — Вы даже не представляете, во что мы там вляпаемся.

— Я представляю. Мы пройдем.

— Мы можем сегодня же вызвать самолет!

— Они прикончат нас, как только увидят, что самолет заходит на посадку.

— Перестаньте, — вмешалась Рут. — Перестаньте ссориться.

Но голос ее был не громче шепота, и мужчины ничего не ответили, яростно сверля друг друга взглядами. Рут, дрожа, отвернулась.

Природа вокруг менялась с повышением местности. Здесь уже водились кое-какие рептилии, а ведь путники поднялись всего на двести метров над уровнем моря. Им предстояло пройти еще как минимум сто двадцать километров по этому незнакомому и смертоносному миру. Рут не хотелось подводить Кэма, но что если они сделали неправильный выбор?

Кэм уже разыскивал дорогу в обход змеиного гнезда, для лучшего обзора взобравшись на капот «тойоты». Машина, качнувшись и задев другую, пронзительно заскрипела. Но впереди тянулись километры и километры пути, а ноги Рут, натертые, покрытые мозолями и уставшие, нестерпимо ныли.

Она начала сомневаться, что им удастся дойти.

8

Правительственный агент, таскавшийся за Улановым, постоянно держал при себе открытый телефон-«раскладушку», словно нож. Это позволяло отследить каждый их шаг на переполненных улицах центрального Лидвилла.

Хотя Николай Уланов был рослым мужчиной, он то и дело останавливался и пропускал людей, сновавших между обложенных мешками с песком огневых позиций. В первую очередь это затрудняло слежку. Уланов уже вычислил второго агента. Шпик пытался остаться незамеченным, но ему приходилось то ускорять, то замедлять шаг, чтобы не отстать от объекта.

В Уланове был метр восемьдесят восемь роста, или шесть-два на отрывистом сленге американцев. Обычно он выделялся в любой толпе. Бывший космонавт был крупноват для выпускника академии Роскосмоса, широк в плечах и в груди. Хромота только придавала Уланову представительности. Большинство людей уступало ему дорогу не задумываясь, но сейчас он никуда не спешил. Прошло всего два дня с тех пор, как у него появился предлог выйти в город и заняться наблюдениями.

Уланов ощущал себя не человеком, а оружием. Истина была проста. Однако двигала им при этом не ненависть, а целеустремленность. Оружие не может ненавидеть. Оно всего лишь служит. Его сила была в том, что он видел и слышал, — однако с каждым днем русский становился все опасней.

Ссутулившись под пальто, Уланов смотрел под ноги, как и большинство гражданских вокруг. Каждый раз поднимая глаза, он боялся себя выдать. Каждый шаг вбок или назад, в обход спешащих людей, имел двойное значение. Он шел среди них так, словно нес бомбу. Казалось невозможным, что никто не замечает его инаковости — иных мыслей и даже иной осанки. Он был врагом.

Возможно, это еще изменится. Бывший космонавт сильно на это надеялся. Почти с самого начала его соотечественники и американцы заключили союз, хотя их партнерство в основном сводилось к радиопередачам, летящим с одного конца света на другой. Американцы были слишком поглощены собственной борьбой за выживание, а от России к концу второй зимы осталось всего несколько миллионов беженцев, не обладавших ни реальной силой, ни ресурсами. До последнего времени.

На первый взгляд, именно поэтому Уланову — проверенному и выдающемуся представителю российских правительственных кругов, двуязычному, искушенному в дипломатии, имеющему опыт работы с американцами и даже руководства ими, — и разрешили покинуть МКС. Но ему хотелось достичь большего. Его соотечественники отчаянно нуждались хоть каком-то преимуществе.

Пока он ничего не нашел. Насколько Уланов мог судить, силы Лидвилла выросли, хотя и ненамного. У них хватало собственных проблем, однако даже небольшие позитивные подвижки резко выделялись на фоне общего бедственного положения. Он самолично наблюдал за этим с борта МКС, глядя из космоса на Землю, где один за другим замолкали лагеря беженцев.

«Ты даже не понимаешь, как тебе повезло», — подумал он и тут же осознал, что уже давно не смотрит под ноги. Он уставился прямо в глаза молодому обгоревшему на солнце капралу, который стоял на краю тротуара в полном боевом снаряжении: шлем, куртка, перчатки и автомат. Парень нахмурился, и Уланов забеспокоился. Неужели тот прочел что-то лишнее в его взгляде? Зависть? Гнев?

Уланов не решался оглянуться. Агенты должны были верить, что он не замечает слежки, — и все же горечь плескалась в глубине души, словно беззвучный крик.

«Ты даже не замечаешь этого. Тебе так много дано».

Новая столица США располагалась на отметке 3100 метров над уровнем моря, на участке плодородной земли между двумя гигантскими белоснежными пиками. На этой высоте деревьев всегда было мало — а во время первой зимы сожгли и последние, — так что Лидвилл весь состоял из старых кирпичных и новых бетонных зданий. Главными достопримечательностями центральной улицы были два краеведческих музея и хорошо сохранившееся здание оперного театра 1870 года постройки.

Даже в двадцать первомвеке широкий бульвар сохранил черты американского фронтира времен первопроходцев — он был приспособлен для фургонов, запряженных лошадьми. До начала чумы в городе проживало меньше четырех тысяч человек, но сейчас все исторические здания и кафе превратились в командные центры гражданских, федеральных и военных властей.

Это был опорный пункт человечества. Гостиницы, офисы и частные дома трещали по швам от беженцев. Заселялись даже заправки и прачечные, а палатки и сборные дома заполнили большую часть переулков, крыш и парковок. Можно было закрыть глаза и представить себя в Москве, Киеве или Париже: стук каблуков по асфальту, шелест одежды идущих мимо людей. И все же в городском шуме слышалась неверная нотка. Никто не бежал, опаздывая на работу, в кино или на обед. Никто не смеялся и не кричал.

Уланов чуть не уткнулся в спину мужчины, стоявшего лицом к кирпичной стене банка и полностью поглощенного своим мобильником. Мужчина не разговаривал — он только набивал сообщение большим пальцем на сенсорном экране. Уланов миновал его и тут же увидел женщину, державшую мобильник в ладонях и тоже сосредоточенно печатавшую сообщение. Ее нос обгорел и облупился так же, как у молодого солдата. На этой высоте солнце яростно лучилось ультрафиолетом, а достать защитный крем было невозможно ни за какие деньги.

Телефоны показались Уланову важной деталью. Правительственные чиновники, военные, доктора, техники, электрики и другие ответственные работники были связаны в одну сеть местными телефонными вышками и беспроводным Интернетом, проведенным в год чумы, — однако Уланов никогда не слышал, чтобы по телефонам говорили громче, чем шепотом. Все они боялись шпионов. Они вели войну против своих сограждан, а как можно быть уверенным, кто на твоей стороне, а кто нет, если противник выглядит и говорит как ты?

Создавалось впечатление, что зима все еще сковывала Лидвилл двухметровым снежным покровом и минусовыми температурами. Люди по-прежнему ждали. Они замерзли. Несмотря на активные военные действия, многим из них не хватало работы, а кормить лишние рты становилось все труднее. Каждый боялся что он него могут избавиться.

В течение восемнадцати дней, прошедших с эвакуации МКС, Уланов видел в основном то, что правительство хотело ему показать. Это был сплошной парад. Он получал превосходную медицинскую помощь и дополнительный паек. Но сейчас иллюзия рассеялась.

Лидвилл был крепостью, окруженной многослойными рядами военных гарнизонов, бронечастей, аванпостов и разведывательных отрядов — и сейчас он напрягался, как мышца перед броском. Целыми днями небо гудело при запуске авиационных патрулей. Рев реактивных самолетов и машин сопровождения эхом отражался от горной цепи. Уланову не удавалось точно подсчитать, сколько у них самолетов. Он не всегда мог выйти на улицу или подойти к окну. К тому же, казалось, что ВВС просто передислоцирует свои части, освобождая небольшой аэропорт в южной части города. Многие военные самолеты приземлялись на шоссе к северу от Лидвилла, а часть полетов малой дальности над городом осуществляли небольшие гражданские или толстобрюхие коммерческие суда.

Лидвилл также переоснащал наземные части специального назначения, и главные городские артерии постепенно наполнялись ракетными установками и танками «Абрамс». Дорожное покрытие трескалось под громоздкими машинами. Уланов насчитал как минимум шесть моторизованных частей в каждом из четырех кварталов, которые ему пока удалось обойти, и заметил примерно столько же на улицах впереди. Самоходные пушки. Приземистые БТР частей поддержки. Вчера улицы тряслись на рассвете и позже, ночью, а сегодня утром в город въехали новые бронемашины. Вторая волна.

«Сколько будет еще?» — задумался он и тут же столкнулся с военным, пересекавшим улицу в направлении ближайшего магазина. Капитан, заметил Уланов.

— Простите, — сказал бывший космонавт, стараясь не выдать себя произношением.

Документы Уланова были в порядке, но он не хотел, чтобы дурацкое недоразумение вроде иностранного акцента задержало его. Он уже опаздывал.

Однако капитан едва покосился на него и вошел внутрь. Старое название магазина было замазано черной краской из баллончика. «БТР4». Эти надписи были повсюду, и Уланов пытался запомнить их все. «ФБР Ф2». «АЭД С/С». Он все включал в свои рапорты, и постепенно у него складывалось впечатление, что Лидвилл не просто укреплял свою и без того мощную военную базу. Уланов полагал, что они собираются атаковать. Но кого?

Конечно, вокруг ходили слухи. Было очевидно, что ведется воздушная война. Уланов слышал, что создается новое нанооружие; что Рут предала Лидвилл и сбежала, утаив какую-то неизвестную нанотехнологию; что Джеймс Холлистер казнен, а многие другие сидят в тюрьме или под домашним арестом.

Уланов понимал, что и его самого схватят со дня на день.

* * *
В комнате старого отеля — небольшой приватной комнатке с электричеством, компьютером и двумя телефонами — Уланов встретился с сенатором Кендриксом и генералом Шредером. Бывший космонавт волновался, и его волнение работало на американцев — но скрыть тревогу не удавалось. И все же он попытался.

Кендрикс, вне всяких сомнений, наслаждался моментом. Пока они обменивались обычными приветствиями, сенатор пристально вглядывался в лицо Уланова.

— Доброе утро, капитан. Присаживайтесь. Хотите чего-нибудь выпить? Кока-колы?

Он вытащил из ящика стола красную банку.

Уланов знал, что невскрытая жестянка с содовой стоила на черном рынке пятьдесят баксов. Кендриксу нравилось делать маленькие поблажки.

— Да. Благодарю.

— Как ваша нога?

— Лучше. У вас превосходные врачи.

Уланов был в командной рубке шаттла «Эндевор», когда тот неудачно приземлился на шоссе за городом. При посадке капитану досталась порция осколков лобового стекла, а пилот погиб.

— Хорошо, — отозвался Кендрикс. — Хорошо. Приятно это слышать.

Уланов терпеливо принял у него из рук колу и поднял банку в салюте.

— Спасибо.

Широкополая ковбойская шляпа опустилась в медленном, торжественном кивке. Этот белый головной убор служил фирменным знаком Кендрикса, так же, как и галстук-бабочка, который он повязывал поверх простой голубой рубашки. Сенатор был чисто выбрит. Уланов подозревал, что в Вашингтоне Кендрикс носил костюмы, но в Колорадо, своем родном штате, предпочитал выглядеть неформально. Большинство беженцев, собравшихся в городе, были из местных или, по крайней мере, с ближайших западных территорий. Значительная часть военных тоже раньше базировалась в этом штате.

Уланов сомневался, что тут проходили какие-то выборы. Вряд ли их собирались проводить и впредь, однако играть на знакомый образ наверняка легче. Люди хотели чего-то традиционного, того, на что можно опереться среди обрушившихся на них потерь и горя. В свои пятьдесят с небольшим Лоуренс Н. Кендрикс, спортивный и подтянутый, представлял собой вполне приемлемую отцовскую фигуру.

Генерал Шредер, судя по всему, брал пример с сенатора и пытался соответствовать тем же клише. Его темные волосы были длиннее, чем обычно принято у военных, и смягчали суровость мундира ВВС, орденских планок и знаков различия. Длинная стрижка заодно скрывала повязку на ухе, откуда, по догадкам Уланова, удалили предраковую меланому.

Однако Шредеру не хватало харизмы, которая придавала Кендриксу его непоколебимую уверенность. Возможно, просто потому, что Шредер видел собственными глазами куда больше несчастий и разрушений. Обычно он вел себя так же напряженно, как Уланов, и сегодня это было заметно. Генерал держался тихо и скованно. Здесь он выступал на вторых ролях.

«Но не следует забывать о нем», — подумал Уланов, прихлебывая сладкую шипучую колу.

У них со Шредером было больше общего, и генерал вполне мог помочь, если сенатор позволит.

С первых дней чумы между Кендриксом и высшим постом в государстве оставалось не более восьми кресел. Президент погиб во время эвакуации Восточного побережья при крушении вертолета. Вице-президент автоматически занял его место, а в разразившемся хаосе спикер Палаты представителей очутился в Монтане, которая скоро перешла под власть мятежников.

Конец света сыграл Кендриксу на руку. И если в последние дни действительно подавили попытку переворота, то после нее сенатор оказался в еще более выигрышной позиции. Кендрикс и Шредер уже занимали два из семи кресел в президентском совете, и Уланов предполагал, что в результате последних событий властную верхушку проредили до четырех или пяти человек. Во время прежних переговоров он встречался со всей семеркой, но два дня назад ситуация изменилась.

Под маской ленивого ковбоя Кендрикс скрывал острый ум, предприимчивость и глубокие знания. «Он настоящий медведь, — мысленно отметил Уланов. — Ничего не боится и вечно голоден. Как я могу использовать это против него?»

— Что ж, похоже, мы не ошиблись в дурных прогнозах, — в конце концов произнес Кендрикс, постучав костяшками пальцев по столу и махнув рукой в сторону Шредера. — Сейчас мы не можем дать вам самолеты.

— Это сложно, — покорно согласился Уланов.

— И все же нет сомнений, что в наших интересах помочь вашим соотечественникам, — продолжил Кендрикс, скрестив руки на груди. — Вопрос лишь в том, сколько самолетов мы можем на это выделить. Сколько и когда.

На этот раз Уланов только кивнул, борясь с раздражением.

«Он что, хочет, чтобы я начал умолять?»

Капитан МКС догадывался, что так и будет. Два дня назад Кендрикс весьма ясно дал понять, что условия сделки могут измениться. Он навестил Уланова и долго читал лекцию о проблемах, вызванных мятежом… однако гражданская война в Америке все равно была цветочками по сравнению с теми проблемами, с которыми столкнулись соотечественники Уланова.

Их родина практически опустела. Самые высокие горы Урала не достигали и двухкилометровой высоты. Кроме них, в России было всего несколько ледяных вершин на самой границе с Монголией и Китаем и горстка безопасных зон в глубине Сибири и по берегам Берингова моря. Между первыми тревожными отчетами из Калифорнии и появлением техночумы в Европе прошел всего месяц, в течение которого россиянам надо было эвакуировать целую нацию, — а другие страны к тому времени уже отчаянно сражались за горные территории.

По счастливой случайности, человечество очень вовремя спровоцировало глобальное потепление, и это принесло массу пользы. Конечно, существовали свидетельства, что потепление отчасти обусловлено естественными причинами: вулканической активностью и чередованием ледниковых периодов с более жаркими эпохами. Однако за последние восемьдесят лет население земного шара увеличилось многократно, и целые гигатонны дыма и выхлопных газов сдвинули равновесие в атмосфере.

В первую очередь это сказалось на самых высоких точках планеты. Время от времени холода возвращались, но к 1990 году накопилось столько свидетельств, подтверждающих теорию глобального потепления, что их нельзя было игнорировать. Снегопад превратился в дождь. Смерзшаяся почва начала оттаивать. Все это сопровождалось оползнями и наводнениями, но именно парниковый эффект провел черту между жизнью и смертью в год чумы. В результате потепления появились новые обитаемые зоны, пригодные для беженцев, — пускай речь шла всего лишь о нескольких квадратных метрах на одной из вершин.

Вся Европа ринулась в Альпы. Китай и Индия хлынули в Гималаи, как человеческое цунами. На территории Ирана тоже были безопасные зоны, и у России имелись там экономические и политические связи, однако иранцы взорвали вдоль границы четырнадцать «грязных» бомб, чтобы отогнать соседей-арабов. К сожалению, они не угадали с направлением ветра, и большая часть иранских вершин оказалась заражена — не до смертельного уровня, но находиться там в течение долгого времени стало невозможно.

Россияне бежали к горным цепям Афганистана и Кавказа — острозубой каменной гребенке между Черным и Каспийским морем. Повсюду их встречали орды беглецов с Ближнего Востока, численно превосходившие русских, — однако у тех было преимущество в вооружении. И все же этого хватило ненадолго. Превосходство в воздухе ничего не значило без техподдержки, материального обеспечения и горючего. Танки и артиллерия тоже сошли на нет. На некоторых фронтах беспощадные наземные войны уже велись с помощью ножей и камней, и тут численное превосходство мусульман давало им преимущество.

Переговоры с американцами начались несколько месяцев назад, еще в самый разгар зимы. Все понимали, что принесет с собой весеннее потепление — новые бои, новые ужасы, — а русские были рассеяны и окружены со всех сторон. Пускай афганцы, чеченцы, турки, курды, иорданцы, сирийцы, ливанцы, палестинцы и иракцы грызутся друг с другом, решили они. Русские выторговали себе путь отступления, предложив свои тренированные армии индийцам в обмен на участок территории в Гималаях. Там они должны были служить буфером против китайского вторжения.

Конечно, эта война тоже будет жестокой, но зато с одним фронтом вместо двадцати. Они надеялись установить вооруженное равновесие — холодную войну с границей, отмеченной линиями окопов. Но для того, чтобы добраться туда, нужно намного больше самолетов и горючего.

Жителей Штатов, как всегда, спасла их географическая изоляция и, как это ни парадоксально, тот факт, что чума вспыхнула в Калифорнии и сначала распространилась по североамериканскому континенту. Им необходимо было спасти только собственных граждан и канадцев, пока остальной мир держался в стороне. Другие страны выжидали и надеялись, а потом стало слишком поздно. Даже близкие союзники Штатов, англичане, не имевшие на своей территории горных вершин, вынуждены были эвакуироваться по воздуху и вступить в беспощадную войну за Альпы, когда наночума проникла повсюду.

В мире насчитывалось еще несколько относительно спокойных зон. По сути, большая часть Южного Полюса оставалась безопасной. В Антарктиде хватало бесконечных горных цепей и плато над уровнем три тысячи метров. Заодно минусовые температуры обеспечивали низкое давление, так что огромных морозных пространств не коснулась техночума. Но там был только лед. Ничего, чтобы поддержать жизнь.

Гренландия приняла некоторую часть норвежцев, финнов и их военной техники, установив собственные границы. Выжившие из Австралии объединились с новозеландцами, а Япония по-прежнему удерживала несколько высоких пиков в самом сердце своего острова.

На остальных территориях шла война всех со всеми. В Микронезии миллионы людей сражались за несколько островных вершин. Все население Африки штурмовало Килиманджаро и другие немногочисленные высотные зоны континента, в то время как израильтяне самолетами переправились в Эфиопию и огнем очистили для себя несколько пиков.

Уланов и сам не раз задумывался о том, что русским, возможно, тоже стоило бежать подальше. Но это было непросто. Они хотели остаться поближе к своим городам, к промышленным базам, к военным складам — и кроме того, у них был опыт сражений на территории мусульман. Уланов знал, что его соотечественники используют последние уцелевшие самолеты и вертолеты для вылазок за барьер в отчаянных поисках пищи и оружия.

Все это давило на него грузом столетий, миллионами жизней, историей целой нации. Его люди дошли до последней черты. Само их существование было под угрозой. Пока еще около пятнадцати миллионов россиян оставались в живых, но если в боях не наступит решающий перелом, они погибнут, полностью исчезнут с лица Земли — не считая немногочисленных рабов и нескольких изгнанников вроде него. Спустя поколение они полностью смешаются с остальными. А он сидел тут, в бархатном кресле, с банкой колы в руке.

— Нам надо, чтобы мы поняли друг друга, — заявил Кендрикс, широко махнув рукой. — Мы должны работать вместе, если мы хотим когда-нибудь все наладить. Сейчас правильный выбор зависит от Индии. Так мы им и сказали.

— И что они ответили?

— Они пока заняли жесткую позицию. Считают, что сделали большое одолжение, выделив вам клочок земли, и что этого с вас хватит. Так и есть. И для них тоже. Но для нас? — Кендрикс наклонил голову, агрессивно выставив вперед верхушку шляпы. — Что получим мы за все наши самолеты, оружие и пилотов? Может, мы даже подкинем еды. Зачем нам посылать наших парней куда-то на другой конец света, если у нас собственных проблем выше крыши?

— Нанотехнологии, — послушно, как хороший ученик, ответил Уланов.

— Вот именно. Именно так, — улыбнулся Кендрикс. — У Индии есть несколько отличных ученых и пара хорошо оснащенных лабораторий. Но они уязвимы. Китайцы могут в любую секунду уничтожить все их достижения, и, в любом случае, они отстали от нас.

— То есть вы хотите объединить усилия ваших и индийских лабораторий?

— Да. Слишком сложно все делать по радио, и мы не можем постоянно летать туда и обратно. Это просто умный ход. Выигрыш для всех сторон.

— Значит, у вас есть прогресс по работе Ру… — он запнулся, потому что не хотел произносить имя Рут, — по нанотехнологическому проекту?

— Да. Думаю, можно сказать, что мы близки к получению того, что защитит нас всех — нас и наших союзников, я имею в виду, — ниже барьера. Мы сможем изменить всю планету.

— Оружие?

Уланов оглянулся на Шредера, но лицо генерала ничего не выражало.

Кендрикс нахмурился, после чего его губы снова растянулись в фальшивой улыбке.

— Похоже, до вас долетали слухи, — заметил он, — я знаю, что вы много времени проводите у радистов.

Значило ли это, что Кендрикс хочет услышать от Уланова имена? Список тех, кого следует наказать? Бывший космонавт сделал бы это, если бы сенатор потребовал.

— Я слышал о новой чуме, — пожал плечами Уланов. — Разговоры на улицах. Повсюду. Говорят, что это новая чума, работающая над барьером, но контролируемая, вроде газа.

Кендрикс только покачал головой.

— Говорят, что она уничтожает сама себя, и земля снова станет пригодна для заселения, — продолжил Уланов, осторожно поерзав в кресле.

Он не хотел разыгрывать свою следующую карту… повышать ставки… но приятно было в кои-то веки почувствовать преимущество в этой игре.

— Мы знаем, что это оружие существует, — сказал он. — Знаем, что вы применили его на плато Уайт-Ривер.

— О чем вы говорите?

— Мы все еще контролируем несколько спутников, — ответил Уланов.

Когда он представлял это, то картина всегда сопровождалась болью и чувством гордости — его соотечественники, зарывшись в грязные землянки и ледяные пещеры, с помощью ноутбуков и самодельных передатчиков управляли невероятно сложными машинами на орбите, машинами, которые уже никогда не смогут заменить.

— У нас есть видеозапись атаки в высоком разрешении, — продолжил он. — И есть анализ того, как это нанооружие… как оно все уничтожает.

Американцы прозвали свое оружие «снежным комом». Возможно, из-за того, как оно реагировало на живые ткани, разрастаясь и слипаясь комками.

— Мы знаем скорость его распространения. Тепловую подпись. Мы даже примерно определили его структуру.

— Атака была необходима, — вмешался Шредер.

— Да.

Уланов не собирался с этим спорить.

— Но мы допускаем, что один из китайских спутников тоже был в подходящей позиции, чтобы это заснять. Есть опасения, что они используют эту информацию для развития собственного нанооружия.

Остальное уже не обязательно было произносить вслух — крывшаяся в словах угроза и без того становилась достаточно явной, стоило Кендриксу понять, что русские в конечном счете могут отказаться защищать Индию. Сенатор должен был осознать, что у русских еще осталась возможность заключить совершенно противоположный союз, став железным кулаком, направленным против Индии — а не за нее. Они могли предложить запись со своего спутника китайцам.

Уланов знал, что такое предложение уже сделано. Переговорщики отправились не только в индийскую часть Гималаев, но и в южные горы, чтобы поклониться китайскому премьеру.

Кендрикс ответил без раздумий.

— Сильно сомневаюсь, что многое можно узнать из пары снимков, — пожав плечами, сказал он. — Но так или иначе, тем больше оснований у Индии помочь нам. Мы должны выиграть эту гонку, если не хотим, чтобы наши дети говорили по-китайски.

— Прежде чем мы начнем войну с ними, мы хотим получить «снежный ком», — сказал Уланов и улыбнулся, заметив легкую панику во взглядах собеседников.

Орбитальный анализ — это одно дело. Но то, что он знал название нанооружия, показывало гораздо большую осведомленность русских шпионов. А его наглость должна было означать еще более тревожную для них вещь: готовность сражаться.

Кендрикс сохранил самообладание. Он смерил Уланова мрачным взглядом, но голос его оставался уверенным, как и глаза. Ничто не могло смутить этого человека.

— Проблема в том, что нам сложно создать достаточное количество нанооружия, — заявил сенатор. — Именно поэтому, в числе прочего, нам нужно индийское оборудование.

Уланов медленно и горько кивнул. Он способен был трезво оценить собственную позицию и сознавал, как она слаба. Однако у него были четкие директивы.

— Мы хотим получить «снежный ком», — повторил он.

9

Конечно, это было блефом. Его правительство наверняка понимало, что американцы никогда не станут делиться столь мощным оружием, — хотя под конец встречи Шредер что-то нерешительно проворчал насчет возможности отправки нескольких специалистов по контролю за «снежным комом».

Чего на самом деле добивались его соотечественники?

Поморщившись на резком ветру, Уланов поднял голову и посмотрел туда, где в темноте перемигивалась звездная россыпь. Сегодня казалось, что его старые друзья далеки, как никогда, — и бывший космонавт постарался воскресить воспоминания об их истинной красоте. Даже на высоте трех тысяч метров между ним и космосом оставались километры атмосферы, искажавшие и приглушавшие звездный свет.

В иллюминаторы МКС эти дальние солнца светили ярко и ясно, никогда не мерцая, и Уланову не хватало сейчас их неизменного совершенства — потом что задумываться о потерянной им самим ясности он не решался.

Он был лишь орудием. Он принял эту роль. На карту было поставлено куда больше, чем его собственное благополучие, но эта новая игра вызывала беспокойство. Насев на Кендрикса с требованиями передать нанотехнологию, Уланов показал, что у него есть тайный канал связи, — потому что его переговоры с российским руководством всегда тщательно прослушивались. Несомненно, записи много раз прокручивались аналитиками Агентства национальной безопасности. Они никогда даже не пытались сделать вид, что у Уланова есть какие-то дипломатические привилегии. Каждый раз когда назначались переговоры, бывший космонавт сидел в окружении американских специалистов. Он изрядно удивил сенатора и генерала, выложив новую информацию.

К этому времени американцы уже наверняка трижды перепроверили свою аппаратуру на наличие вирусов и троянов и допросили всех, с кем он когда-либо общался. Это не нравилось Уланову. Ему и так было очень одиноко. Более того, это могло плохо кончиться. Космонавт провел большим пальцем по твердой рукоятке 9-миллиметрового глока в кармане куртки.

Ночами бывало холодно, особенно на балконе третьего этажа. Уланов стоял на самом ветру, но центральные двери гостиницы запирались по ночам, так что выбраться во двор нечего было и думать. Почти никому не разрешалось выходить на улицу после наступления комендантского часа. Лидвилл затаился до рассвета, и лишь редкие окна светились то тут, то там.

— Нет сигнала, — шепнула стоявшая рядом тень с мобильником в руке. — Все еще нет сигнала.

Уланов коротко кивнул, мимолетно удивившись белому блеску зубов Густаво в полумраке. Отчасти эта ухмылка была вызвана страхом, но в не меньшей степени дерзостью и самоуверенностью. Гус уже не раз обводил американцев вокруг пальца. Он поклялся, что сделает это снова.

Густаво Проано был тощим, среднего роста, но Уланову все еще приходилось напоминать себе, что у них разные габариты. В невесомости это не так бросалось в глаза. Густаво работал оператором связи в течение всего их долгого космического изгнания — его оставили на борту МКС, чтобы угодить европейцам.

У Гуса был трепливый язык и шаловливые ручки. Уланов дважды просил его не шуметь, но связист продолжал констатировать очевидное, щелкая по клавиатуре телефона. Свободной рукой он почесывал голову под шерстяной шапкой. Там уже намечалась плешь — Гус вечно чесал в затылке, когда работал.

Уланов на его фоне казался спокойным, почти меланхоличным и неподвижным, как камень, но его большой палец лежал на пистолете. В зоне боевых действий разжиться оружием несложно. Четыре дня назад в столовой пистолет перекочевал из кобуры усталого морпеха под свитер Уланова.

— Вот проклятая хреновина, — проворчал Густаво.

Он стоял, неловко согнувшись, чтобы больше света падало на клавиатуру.

Добыть телефон и наладонник оказалось еще легче. Похоже, американцы спасли куда больше своих любимых электронных безделушек, чем собственных сограждан. Почти все подключались к сети через мобильники, айфоны, блютус или Блэкберри. Уланов, опять же, стащил телефон, а Густаво честно выторговал еще несколько.

— Может, хватит? — спросил Уланов и сам чуть не улыбнулся.

— Я могу подключиться, — упрямо ответил Гус.

— Если они отрубили всю сеть…

— Давай я попробую другой мобильник.

Уланов пожал плечами и кивнул, постаравшись, чтобы связист не заметил его улыбку. Похоже, с Гусом американцы промахнулись. Если бы они доверяли ему, этот парень мог бы стать ценным приобретением. Кроме всего прочего, голос Гуса был знаком всем выжившим. Но у американцев было по десять радистов на каждую рацию, а у Гуса — иностранное гражданство.

После сверки кодов доступа и контроля МКС они оставили связиста без работы. Он ожидал этого. Американцы хотели заполучить все файлы Рут и все данные о наблюдениях Уланова. Они намеревались использовать камеры и другую аппаратуру. Даже опустевшая, МКС оставалась бесценным спутником — и Гус, как и Уланов, перепрограммировал свои компьютеры задолго до эвакуации, оставив пару полезных лазеек.

Гус специально создал дефект программы, который мог исправить только он. Связист свалил все на гигантские объемы информации, перекачанной через МКС за последний год, — в ней наверняка могли прятаться вирусы. «Починка» дала ему два дня на то, чтобы отправить кодированные сообщения на станцию и со станции. Два дня на то, чтобы изучить обстановку. Два дня на то, чтобы использовать свои лазейки.

Уланов всегда считал, что будет действовать самостоятельно. Американцы согласились оставить ему доступ к компьютерам станции, чтобы передавать российским системам обороны фотографии и погодные сводки. Под этим предлогом он вполне мог пересылать крупные файлы, однако американцы следили за ним слишком пристально. Они регистрировали каждое нажатие клавиши. Союзники сделали все возможное, чтобы окружить его «помощниками» из военных инженеров и метеорологов; все они, несомненно, были компьютерными техниками ЦРУ — независимо от того, насколько компетентно обсуждали достоинства разных типов взрывчатки или фронты высокого давления.

Уланов переслал в засекреченную базу данных только одну метеосводку, а затем точный дубликат этой метеосводки, знак того, что канал связи небезопасен.

Однако следующее сообщение представляло собой короткий текстовой код, отправленный с беспроводного модема и служивший подтверждением контакта. У Густаво было три способа проникнуть в локальную сеть и несколько программ, прикреплявших пакеты данных к крупным пересылаемым файлам. Каждый раз когда американцы закачивали программы на МКС — а это происходило постоянно, — в небо уносились и сообщения Уланова.

Уланов так до конца и не понял, почему Густаво поделился с ним этим фокусом. Из дружбы, да. И чтобы чем-то себя занять. Однако он знал, что Гус сотрудничал с американской разведкой почти с самого начала их двенадцатимесячной орбитальной отсидки… без сомнения, по приказу своего правительства…

Так какую же игру вели итальянцы?

В Альпах дела обстояли немногим лучше, чем на Ближнем Востоке. Война велась на множестве фронтов, превратившись в лоскутное одеяло альянсов и контрнаступлений. Италия цеплялась за несколько клочков земли, отстаивая их у французов, немцев, англичан, голландцев, поляков, греков, чехов, бельгийцев, шведов и словаков. Уланову оставалось только полагаться на злобу Густаво, направленную против американцев. Весь мир хотел хоть как-то ослабить позицию Штатов, чтобы потом легче было купить или выпросить их помощь, — однако Уланов также понимал, что Густаво легко может упрочить свое положение, выдав товарища. Итальянская служба разведки, СИСМИ, наверняка пыталась скопировать все сообщения Уланова. Если это им удалось, они уже должны были взломать простой шифр.

Использование Гуса в качестве посредника было лишь краткосрочной мерой, позволявшей сверить и подтвердить план действий. Густаво не мог не предать его. Не исключено, что уже предал. Российское правительство должно было понимать это, однако уже дважды за последние двадцать четыре часа они намекнули на послов, отправленных к китайцам. Они также приказали Уланову потребовать нанооружие, как будто для того, чтобы американцы наверняка узнали о его обмане.

Он был орудием, принесенным в жертву, — но ради чего? Почему они хотели, чтобы их агент угодил в ловушку, и каких действий ожидали от него? Постараться сгладить проблему? Или, напротив, заострить?

— Я подключился, — сказал Гус, жестом подзывая напарника.

Уланов неохотно снял руку с рукояти пистолета в кармане куртки. Перчаток у него не было, и голые пальцы напряглись на ветру, когда капитан взял у Гуса мобильник. Никогда еще Уланов не чувствовал себя таким уязвимым.

— Спасибо, — пробормотал он.

Гус, ухмыльнувшись, кивнул. Затем он шагнул в сторону, чтобы Уланов мог спокойно поработать. Бывший космонавт заставил себя не смотреть вслед товарищу. Вслед врагу. Нет, он не ожидал, что в комнату за его спиной с криками ворвутся вооруженные мужчины, как в американских боевиках. Пока нет. Как там говорилось у них на Диком Западе? Они дадут ему достаточно веревки, чтобы повеситься.

Уланов привычно ткнул пальцем в крошечную аватарку на экране мобильника, держа телефон и наладонник в левой руке. Правой он в это время набирал собственный код доступа в базу троянов, к которой его подключил Гус. Ему нужно было, чтобы наладонник запомнил пароли и мог кодировать и расшифровывать его сообщения, — хотя шифр был очень примитивным, просто замена букв кириллического алфавита цифрами.

Опять же, изначально этот шифр предназначался лишь для того, чтобы задержать американцев на пару дней.

Он использовал стенографическую технику и сокращения, посылая то по три слова почти без гласных, то одно, написанное целиком. Еще он ставил цифры подряд, так что 25 легко могло читаться как 2 и 5. И наконец, замена букв цифрами начиналась в случайном порядке, скажем, 1 вместо «Р», но только для сообщений, передававшихся по воскресеньям. Эти обозначения съезжали вперед или назад по алфавиту в зависимости от дня недели.

Уланов уверенно работал с данными, но он не мог мгновенно расшифровать десятки записанных подряд цифр. Составлять отчеты было ничуть не легче — приходилось шифровать сотни букв, в случайном порядке выкидывая гласные. Надо было заранее готовить сообщения, а затем набирать их на телефоне, одновременно читая с наладонника. По той же схеме, получая сообщения, он как можно быстрее перекидывал их на наладонник и только затем расшифровывал.

Еще до того как космонавт вернулся со встречи с Кендриксом, американцы перерыли немногочисленный скарб в его тесной комнатушке. Уланова поселили в задней части гостиничного номера, отгороженной фанерной стенкой. У него было мало вещей: одеяла и матрас на полу, две запасные рубашки, нижнее белье. И особо тщательно они не искали. Сдвинули вещи ровно настолько, чтобы стало понятно — здесь проводили обыск. Хотели посмотреть, как он отреагирует, не впадет ли в панику. Однако Уланов прятал всю контрабанду в другом уголке старой гостиницы. Он нашел небольшую щель между балками в стене, на лестнице второго этажа. Раньше там были деревянные панели, но их давно уже пустили на дрова.

Пистолет предназначался не для того, чтобы убить Густаво или кого-то еще, или покончить с собой. Вообще не для стрельбы по людям. У Уланова не было ни единого шанса сбежать из Лидвилла, да и смысла в этом тоже не было. Он собирался использовать оружие, чтобы уничтожить наладонник и те несколько жалких файлов, которые уже составил и получил, — хотя американцы давно уже могли их скопировать. Пусть думают, что у него было больше. Пусть дергаются, считая, что упустили настоящие тайны.

«Я могу сделать только хуже», — подумал он, снова вглядываясь в ночь и в белые безмолвные точки звезд. Намного ближе мерцали красные маячки самолета-носителя РЛС, возвращавшегося из патруля.

Уланов полагал, что российское командование использовало итальянский канал, чтобы вызвать смятение. Он полагал, что это замаскированный тест американской мощи. Они давили, чтобы получить ответный отпор. Чтобы их прижали. Им хотелось, чтобы американцы почувствовали себя абсолютно уверенными, а это означало… Это означало, что они задумали предательство.

Мысль казалась настолько опасной, что он попытался тут же выкинуть ее из головы — но все признаки были налицо. Он все равно не рассчитывал вернуться домой. То есть о доме речь даже не шла, но Уланов понимал, что вряд ли когда-нибудь вновь воссоединится со своим народом, неважно, чем закончится их борьба. Долг обязывал его оставаться здесь. И он готов был смириться с этим, пока ощущал, что успешно выполняет свою миссию.

Неужели они все же решили заключить сделку с китайцами? Или речь шла о чем-то совсем другом?

Николай Уланов обратил взгляд на редкие очаги света в этом маленьком, холодном, переполненном людьми городе. В его груди смешались чувство вины и глубокая убежденность. Поначалу он попытался скачать новые сообщения, но их либо не было, либо американцы их перехватили. Тогда Уланов начал набирать текст под собственным кодовым именем, «Чарли» — возможно, чья-то нелепая шутка. Эту кличку космонавт получил несколько месяцев назад от российской службы внешней разведки, СВР. На английском его послание звучало весьма зловеще, и командование должно было догадаться, что он им подыгрывает.

«По нанотеху пока отказ, но на Штаты сильно давят мятежники. Предлагаю вам скачать все файлы с МКС. Начните переговоры с…»

Он оборвал передачу, как будто отказала связь или отключился мобильник. Пускай американцы сами раздуют из мухи слона. А он пока будет скармливать им дезинформацию, чтобы не заскучали.

Назревало что-то ужасное.

10

Во тьме загудели вертолеты. Рут, толком не проснувшись, заползла в огромную покрышку армейского грузовика, расцарапав о гайки щеки и лоб.

— Сюда, — позвал Кэм. — Иди сюда.

Шаркая по грязи, она двинулась на голос. Беглецы сошли с шоссе и разбили лагерь рядом со старым войсковым транспортером. Машина, свернувшая с дороги, застряла, не проехав и четырехсот метров. Нос транспортера зарылся в землю, которая в то время была жидкой грязью. Склон холма и грузовик находились под разными углами, что окончательно дезориентировало Рут. Она уткнулась прямо в Кэма. Тот держал в руках винтовку Ньюкама, но на секунду качнулся к женщине, словно хотел обнять ее. Рут прижалась к нему. Ей нужно было ощутить его близость.

Вертолеты ревели вдалеке, и кажется, их шум удалялся. Рут ошалело уставилась в ночь, боясь в это поверить. И тут звезды заслонил мужской силуэт. Женщина отшатнулась. Рассеянный свет отразился в очках Ньюкама.

— Они летят на юг, — произнес сержант.

Шум двигателей эхом носился в холмах, постепенно угасая. Однако вскоре в нем появилось новое звучание: далекий треск выстрелов. Он был еле слышен, «тра-та-та-та», смешавшееся с более громким гудением вертолетов.

«Тра-та-та-та».

Штурмовые винтовки.

— Вот черт, — выдохнула Рут, внезапно осознав, что происходит.

Они с Кэмом вскочили на ноги и уставились в темноту вместе с Ньюкамом. Ничего не было видно — бой шел вдалеке. Если бы мир вокруг по-прежнему оставался живым, они, скорей всего, не услышали бы и этого. В пустоте звук разносился на километры и километры.

— Они схватили Янга и Брейтона, — сказал сержант.

Кэм покачал головой.

— Ты не знаешь наверняка.

— Больше здесь, внизу, никого нет.

Это все изменило. Мысленно Рут уже сдалась и считала, никто не может ее упрекнуть. Они сделала все, что могла. Нанотехнолог собиралась сказать об этом Ньюкаму утром.

«Свяжись со своими людьми. Я больше не в силах идти».

Но теперь страховочная сетка исчезла. У нее не осталось надежды, что капитан Янг и Тодд Брейтон доставят беженцам вакцину. Лидвилл получил свою частицу-охотника, и Рут точно знала, как президентский совет намерен ее применить.

Один мир. Одна нация.

Во что превратится человечество, если это им удастся? Большинство переживших чуму в Штатах принадлежало к белой расе. Иммигранты и цветные в Северной Америке жили в основном на побережьях и во внутренних городах вроде Лос-Анджелеса, Нью-Йорка, Торонто и Детройта. Спаслись в основном беженцы из центральных штатов — и, при определенном взгляде на мир, идея покорения всей планеты казалась от этого еще более привлекательной. Лидвилл готов был поделиться вакциной, только чтобы пополнить запасы рабочей силы — они позволят гражданам других стран спуститься с гор лишь в качестве землепашцев и рабов.

А что если кто-то из ее друзей смог уйти? Возможно, капитан Янг прикрывал Тодда, пока тот бежал от вертолетов… Нет. Хватит обманывать себя. Ответственность лежала на ней. Так было с самого начала. Рут снова взглянула на звезды, борясь со слезами. Затем сжала кулак и терпела, пока руку под гипсом не пронзила жестокая боль.

«Скоро рассвет», — подумала она, и, вернувшись к спальнику, принялась упаковывать рюкзак.

* * *
Семь дней ушло у них на то, чтобы пройти сто тридцать километров, причем последние сорок по бездорожью. Ньюкам опасался, что Лидвилл повсюду расставил датчики движения или даже высадил по несколько солдат на каждой вершине в округе, снабдив их рациями и провизией и приказав ждать. Кэм заметил, что в радиусе ста километров куча таких островков, а Лидвилл никак не мог узнать, что из Сакраменто беглецы двинулись на север, а не на юг. На плато Йосемити простирались бесчисленные акры незараженных территорий. А вокруг озера Тахо, намного ближе к их нынешним координатам, возвышались десятки гор и хребтов. Даже если Лидвилл решил охранять только самые крупные шоссе, ведущие к горам, им придется расставить там сотни солдат. Однако риск все же существовал, поэтому Рут, Кэм и Ньюкам обошли крупнейшие островки поблизости от города и направились к дальней цепи небольших гор.

Еще восемь раз они попадали в горячие зоны. На тыльной части левой ладони Рут теперь красовалась цепочка темных подкожных кровоподтеков — последствия перелома. Техночума всегда внедрялась в наиболее уязвимые участки. Синяки постепенно заживали, но Рут подозревала, что без шрамов не обойдется. Еще одна отметина. Хуже того, она ссадила ноги до крови, потому что не хотела жаловаться. Рюкзак натер левое плечо: он неловко сидел, и одна лямка постоянно цеплялась за бинт, удерживающий на весу руку с гипсом.

Над ними снова рыскали вертолеты. И реактивные самолеты. Они забрели на полоску земли, где кишели ящерицы и змеи, а потом зашли в мертвый лес, усеянный дохлыми жуками, — а затем вдруг идти стало легче.

Когда началась чума, в Сьерре третий день хозяйничала метель. Снег остановил множество автомобилей. На высоте примерно в две тысячи метров поток машин поредел — автомобили скатывались с шоссе или образовывали пробки странной конфигурации. Кэм приписывал это плохой видимости и сцепке с дорогой. В какой-то момент Ньюкаму удалось завести «Форд Экспедишн», и они с ветерком прокатились двадцать пять километров. В другой раз проехали пять километров в фургоне и почти тридцать в пикапе. К сожалению, повсюду еще хватало заторов и столкнувшихся машин, перегородивших путь, особенно на поворотах. Снег превратил каждый поворот в ловушку. Беглецам пришлось бросить все три автомобиля. Тысячи внедорожников, военных грузовиков и танков прорывались сквозь метель, заодно с маленькими снегоходами и более экзотическими транспортными средствами вроде тракторов и пожарных машин — любой техникой, достаточно тяжелой, чтобы пробиться по снегу. Но даже эти машины застревали в пробках и сплошным забором перегораживали шоссе. Как только останавливалась одна, другие врезались или увязали, пытаясь объехать ее. Водители бились в панике, истекая кровью и ничего не видя.

Ньюкам обшаривал большую часть военных грузовиков, разыскивая не только пищу и батарейки, но и одежду. Они по-прежнему носили те гражданские вещи, что добыли в Сакраменто, но сержант взял пятнистую армейскую куртку. Он всегда чувствовал себя уверенней, когда можно было опереться на военный опыт и тренировки. Однако на сей раз причина была в другом. Рут считала, что сержант хотел выглядеть достойно, если их поймают или убьют. Он желал оставаться членом своего отряда в последние минуты жизни, и эта его черта восхищала Рут.

Она не высыпалась. Ей снилось слишком много снов, и, несмотря на усталость, она постоянно пробуждалась — словно мозг закипал, пытаясь переварить все произошедшее.

Воздух становился все более разреженным, и это тоже не помогало. Уменьшение содержания кислорода вызывало бессознательную тревогу. Сердце билось чаще, и мозг реагировал соответственно. Кэм скармливал Рут мелатонин и тайленол, поначалу лишь слегка превышая допустимую дозу, а потом чуть ли не по пять таблеток зараз. Он даже опробовал антигистамины, потому что среди их побочных эффектов значилась сонливость, однако Рут продолжала бормотать и дергаться во сне.

Ее кошмар был реальным.

* * *
— Не трогайте ничего, — сказал Ньюкам, попятившись наружу.

Небо было прозрачным и чистым, не считая нескольких тощих, быстро несущихся облачков. Холодный ветер гудел над пустынной землей и посвистывал в щелях небольшой каменной постройки перед ними.

Кэм заглядывал в низкую хижину, положив одну руку на пояс с кобурой, — хотя Рут казалось, что он сам не замечает своей воинственной позы.

— Похоже… похоже на двойное убийство-самоубийство, — пробормотал он.

«Нет, — мысленно ответила Рут. — Нет, я так не думаю».

Переход барьера оказался для беглецов шоком. Вершина этой горы была мертва. Скалы покрывали тысячи выцарапанных на камне крестов. Этот символ повторялся повсюду. Сотни помеченных крестами камней были сложены в большие кресты на земле. Некоторые из них в длину превышали шесть метров. Другие, из гальки, были не более нескольких сантиметров. На такую работу потребовалось бесчисленное множество дней.

— Давайте уйдем отсюда, — предложил сержант.

— Мы должны их похоронить.

Рут уже не могла смотреть на высохшие трупы. Вместо этого она направила взгляд туда, куда дул ветер. Дальше на юго-востоке, у озера Тахо, Сьерра поднималась к небу зубчатыми вершинами, насколько хватало глаз. Беглецы добрались до отметки три тысячи сто метров. Эта вершина одиноко возвышалась над барьером, и от ближайших пиков их отделяли километры открытого пространства.

Наступал вечер, и из-за теней расстояние казалось куда большим. Горе Рут было таким же огромным. Внезапно по ее лицу пробежала судорога, и женщина опустилась на землю, опираясь на одно колено и здоровую руку. Вокруг нее валялись исцарапанные камни.

Кэм встал на колени рядом.

— Рут? Рут, что бы здесь ни случилось, это было очень давно, — сказал он, но его слова не уменьшили ее усталость, отчаяние и одиночество.

Сколько еще таких островов их ждет?

«Вся эта дорога впустую», — подумала она.

А затем как будто послышался другой голос: «Они мучились напрасно».

Эти люди прожили тут первую зиму, а может, и дольше. Они построили убежище из камней, рубили сосны и кустарник на крохотном безопасном пятачке, чтобы развести огонь. А теперь их не стало. Беглецы насчитали шесть больших могил, слишком больших для одного человека. Еще два тела распластались внутри этой жалкой маленькой хижины, и некому было предать их земле.

Между двумя женщинами лежали нож и камень — почти идеально круглый, со всех сторон покрытый выцарапанными крестами. Им разбили череп женщины поменьше, а последняя выжившая, похоже, перерезала себе горло.

Кэм считал, что здесь произошло нечто вроде религиозного жертвоприношения. Но Рут думала, что кресты означают что-то другое. Они молили небеса о спасении. Они хотели отвлечься от ужасной действительности. Их скосила болезнь. Мужчины этого могли не заметить, потому что над трупами поработали птицы, но кожа, обтянувшая кости трупов, казалась нездорово рыхлой и почернела за ушами. Они пережили техночуму, только чтобы пасть жертвой другой заразы.

— Нам надо похоронить этих людей, — повторила Рут.

Кэм кивнул.

— Ладно, ладно. Но у нас нет лопаты.

— А через час стемнеет, — добавил Ньюкам.

— Мы не можем просто оставить их здесь!

— Я знаю, что делать.

Кэм подошел к хижине и положил одну руку на стену, пробуя кладку на прочность. Затем он навалился плечом и толкнул. Один угол подался. Большая часть ветвей, удерживающих крышу, провалилась внутрь. Он снова и снова бил в стену, и наконец остатки хижины обрушились. Курган из этих камней вышел неважный, но лучшего не дано.

— Пожалуйста, — шепнула Рут. — Пожалуйста, оставайтесь в живых. Найдите безопасное место.

Конечно, ее слова предназначались не этим чужим мертвецам, и на похоронах Рут тоже настояла не ради них. Так она пыталась залечить хотя бы часть собственных ран.

* * *
Беглецы спускались по восточному склону горы, все глубже погружаясь в море растущих теней. Они направлялись к северу, где раскинулось небольшое снежное плато. Им не хотелось спускаться ниже барьера, но нельзя было рисковать подцепить заразу, что убила тех людей.

— Нам надо очистить ботинки и перчатки, — сказал Ньюкам.

— Давайте пройдемся там по снегу, — махнул рукой Кэм. — И заодно растопим немного, чтобы пополнить запасы воды.

Рут сжала в руке один из камней с крестом. Женщина подобрала его втайне от спутников. Она не знала зачем, но искушение было слишком сильным.

— Не понимаю, как это случилось, — пробормотала она. — Все там…

Кэм шагал рядом с ней, а Ньюкам ушел вперед.

— Так будет не на каждом островке, — сказал Кэм. — Мы кого-нибудь отыщем.

— Но именно об этом я и говорю. Если в техночуме было что-то хорошее, так это то, что большая часть болезней исчезла вместе с людьми. Грипп. Ангина. Население сейчас слишком рассредоточено.

— Разве люди не переносят множество инфекций, даже когда не болеют?

Рут вспомнила, что он проходил курс первой медицинской помощи. Женщина кивнула.

— Да.

— Значит, некоторым островкам просто не повезло. Люди слабеют, не могут согреться, и вирус побеждает.

Поколебавшись, он добавил:

— Это не твоя вина. Ты же знаешь.

— Ты утверждаешь, что какие-то болезни могли приспособиться.

Рут вцепилась в эту мысль, потому что не знала, что сказать в ответ на другие его слова.

— Да, — продолжала она. — Надо быть осторожней. Нам могут попасться и другие островки… На некоторых могут встретиться носители брюшного тифа — они выработали специфический иммунитет, которого нет у нас.

— Как мы это проверим?

— Не знаю.

Некоторые острова должны кишеть крысами и блохами — паразитами, вымершими повсеместно из-за недостатка теплокровных хозяев.

— Если мы обнаружим, что кто-то серьезно болен, возможно, нам придется уйти. Бросить их.

Рут прижала подушечку большого пальца к выцарапанному на камне кресту. В душе заворочался липкий страх.

Несомненно, их поджидает и другая опасность. Безумие и бред могут оказаться более серьезной проблемой, чем болезни. На борту МКС Густаво упоминал о вспышках религиозной лихорадки в Мексике, Афганистане, Альпах и Микронезии. Святые и пророки повылазили после апокалипсиса, как грибы после дождя.

Рут никогда не отличалась особой религиозностью. Другие прибегали к цитатам из священных книг, якобы содержащим грандиозные прозрения, но, по мнению Рут, эти люди просто закрывали глаза на истинную сложность планеты Земля, не говоря уже о невероятно огромной вселенной. Их идеи вызывали у нее смех. Какой придурковатый Бог стал бы создавать миллиарды других галактик, если центром его внимания все равно оставалась Земля?

Верующие проявляли подлинно человеческую слабость. Люди были ленивы. И эгоцентричны. Рут понимала их желание построить вокруг себя маленький контролируемый мирок. Никому не нравилась неопределенность. Она испытывала границы человеческого разума и любознательности. В современных людях все еще жила первобытная обезьяна. У обезьян весьма ограниченный запас терпения, поэтому люди сопротивлялись изменениям. Они развили доктрины, доказывающие, что человек — это центр мироздания, и боролись за то, чтобы преподавать в школах креационизм вместо биологии и научных дисциплин. Чепуха. Дети высоких родителей, как правило, вырастали высокими, а низкорослых — низкими. Все отличались друг от друга. В этом было так легко убедиться — эволюция на примере одного поколения. В противном случае люди представляли бы собой точные копии своих предков. Думать, что живые существа неизменны, — значит тешить себя иллюзиями. Бактерии вырабатывали устойчивость к лекарствам. Можно было вывести узкоспециализированные породы собак, такие, как терьер ее отчима. Даже сами религии менялись со временем — некоторые становились более открытыми, а некоторые наоборот.

На все существуют верные ответы, можно найти их, если искать. Мир познаваем. Рут усвоила эту истину, но нести ее было тяжело. Как приятно было бы чувствовать, что ее ведет по жизни более сильная, божественная рука — но почему ее, а не тех людей, что нашли смерть на вершине этой горы? Потому, что они предались злу?

Рут снова стиснула камень, чувствуя, как в ней растет холодная и упрямая ярость. Она не остановится. Вот что значил для нее этот камень. Она не могла остановиться, пускай ее ноги были сбиты до крови, а в сломанной руке пульсировала боль.

— Эй! — крикнул Ньюкам.

Он стоял на гранитном склоне примерно в двадцати метрах ниже и размахивал руками.

Поначалу Рут показалось, что он предупреждает их. Что там, еще трупы? Затем она поняла, что сержант показывает на восток, — и быстро покосилась на камень в кулаке, обуреваемая сомнением и новой надеждой.

— Смотри! — она радостно дернула Кэма за рукав.

Далеко, на противоположном конце долины, с вершины другой горы поднималась струйка дыма, едва заметная в желтоватых сумерках.

* * *
Два дня ушло у них на спуск и подъем. Один раз они заметили на юге тяжелый транспортник С-130, за которым по воздуху тащились длинные кабели. Ньюкам сказал, что это антенны. Один раз наткнулись на очередное гнездовье змей.

Костры загорались на вершине каждый день, поздним утром и на закате. Там определенно кто-то жил, но кто? Стали бы солдаты так выдавать свою позицию?

* * *
Рут выдернула Кэма из глубокого сна. Он резко сел, щурясь на лунный свет и сжимая кулаки.

— Шшш, все в порядке, — шепнула она.

Белый лунный серп висел над долиной так низко, что здесь, на высоте две тысячи девятьсот метров, казалось — он застыл прямо напротив них. В его свете древесные стволы отбрасывали частокол теней, и эти тени, качаясь, поскрипывали. По верхушкам гулял прохладный ветерок. Лес был живым. Кузнечики пели, и пели, и пели луне.

«Ри-ри-ри-ри».

Этот бессмысленный шум поднимался вверх и уносился ветром, заполняя каждую лакуну в древесном скрипе.

— Все в порядке, — повторила Рут. — Ничего не случилось.

Кэм расслабился. Судя по шороху маски, он открыл рот, но вслух так ничего и не сказал. Только кивнул, и по губам Рут скользнула быстрая, отрешенная улыбка. Конечно, многое не в порядке. Весь этот чертов мир не в порядке. Может, Кэм собирался пошутить в том же ключе, но теперь между ними возникло новое напряжение.

— Прошу прощения, — продолжила Рут.

За что? Он стояла на коленях почти вплотную к нему, но смотрела в сторону, как будто пытаясь отвлечь его внимание от себя.

— Вообще-то, очередь Ньюкама сторожить, но я подумала… Я снова хотела поговорить. Без него.

— Да.

Она вызвалась посторожить первые шесть ночных часов, потому что завтра ей предстоял отдых — мужчины собирались подняться на гору без нее. Здесь она будет в безопасности. Беглецы знали, что кроме них ниже барьера никого нет, тогда как островок наверху мог таить сотни опасностей.

Рут просидела в темноте три часа, прежде чем разбудить Кэма, — три часа наедине с насекомыми и ветром. В ее душе смешались страх, одиночество, чувство потери. Она балансировала на невидимой границе между океаном смерти внизу и крошечными островками безопасности наверху. Островками, которые при ближайшем рассмотрении могли оказаться совсем не безопасными.

Она не знала, как попрощаться.

Рут была обязана Кэму жизнью. Она могла бы дать ему тот ответ, который юноше так хотелось услышать, даже если и не любила его по-настоящему. Эта мысль искушала ее. Каждый раз, когда Рут лезла в рюкзак за водой, едой или чистой лицевой маской, блестящая фиолетовая пачка презервативов бросалась в глаза. Ей нужны были тепло и утешение, и все же Кэм до сих пор пугал ее. Дело было не только в склонности к насилию, которую Рут в нем подметила, но и в его собственном отчаянном голоде. Она боялась сокращать дистанцию, не зная, как Кэм отреагирует, и поэтому просто тихо сидела рядом с ним в сумраке.

Существовала еще одна опасность, о которой Рут не говорила своим спутникам. Ей не хотелось торопить Кэма и Ньюкама. Ее научная команда не встраивала в вакцину гипобарического регулятора, так что частицы не должны были разрушиться, как молекулы техночумы. Тем не менее, вакцина еще кое в чем отличалась от чумы. Частицы-охотники способны были размножаться, только атакуя и раздирая на атомы единственную мишень — их противников. Каждая минута, которую беглецы проводили над барьером, увеличивала риск. Без вечной войны с наночумой концентрация молекул вакцины постоянно падала. Фактически, оставшись на этой высоте слишком долго, Рут, Кэм и Ньюкам рисковали застрять тут, как и все остальные. Они выделяли вакцину с потом, с выдыхаемым воздухом, теряли миллионы частиц каждый раз, когда справляли нужду.

После шестнадцати дней на дне невидимого моря их тела должны быть переполнены вакциной. Возможно, это объясняло головные боли Рут и дискомфорт в желудке. Конечно, постоянное напряжение и плохая пища влияли на самочувствие людей, но нельзя было исключить вероятность того, что вакцина тоже наносит вред организму: скапливается в сосудах, перекрывая их, разрушает капилляры, увеличивает риск инсульта и аритмии. Неизвестно. Такие тесты никогда не проводились.

Рут хотелось верить, что пройдут дни и даже недели, прежде чем иммунитет к чуме упадет до опасного уровня, но если им придется бежать… Если их поджидают солдаты… Они уже провели восемь часов на высоте больше трех тысяч метров, и Рут не могла гарантировать, что все пройдет гладко.

Мужчины нервничали не меньше нее. Ньюкам подготовил Рут на тот случай, если они с Кэмом не вернутся. Он перепаковал рюкзаки и собрал один специально так, чтобы Рут могла унести его одна. Там были еда и спальный мешок. Еще сержант показал ей, как пользоваться рацией, и заставлял раз за разом перезаряжать пистолет, целиться и давить на спуск, как будто она сумела бы выжить в перестрелке в одиночку.

Рут знала, что не может пойти с ними, и от этого собственные знания и опыт стали ей ненавистны — она словно была какой-то чертовой принцессой, запертой в башне и слишком драгоценной, чтобы выйти наружу. Стыд наконец-то вывел ее из холодного оцепенения.

— Мне очень жаль.

— Мне тоже, — ответил Кэм.

Как всегда, он сумел ее удивить.

Рут покачала головой:

— Нет, почему, ты был…

— Может, мы должны были сделать так, как говорил Ньюкам, — перебил ее Кэм. — Он намного тренированней меня… Мне приходилось напрягать все силы, чтоб идти с ним наравне. Может, к этому времени ты бы уже усовершенствовала вакцину.

— Кэм, нет. Это же моя идея, помнишь? Это я настояла на том, чтобы прийти сюда.

«А завтра, после всего, что произошло, вы еще и подниметесь в горы вместо меня, — мысленно продолжила она. — И может, напоретесь прямо на дула автоматов или на смертельную болезнь. Предугадать невозможно».

Кэм, все еще кутаясь в одеяло, шевельнулся, словно сдерживая слова протеста.

«Я не смогла бы этого сделать без тебя», — подумала Рут.

Затем она притронулась кончиками пальцев к его локтю, стараясь, чтобы жест не превратился в нечто большее. Чтобы не сдвинуть с лица маску и не поцеловать Кэма в щеку, неважно, как сильно он заслуживал этот знак благодарности.

— Пожалуйста, будь осторожен, — сказала она.

11

Кэм без труда пробирался по неровному склону, засыпанному гранитными глыбами и заросшему редким лесом. Утром он оставил рюкзак внизу, прихватив только пистолет и флягу. Вдобавок, обстановка была ему хорошо знакома, пускай и по другой горе. Сосны с белой корой, можжевельник, черемуха и бурьян составляли часть привычного мира.

Справа взвилось в воздух облако кузнечиков. Насекомые прыснули в стороны, когда к Кэму тяжелой походкой подошел Ньюкам, сжимавший в руке винтовку. Двое мужчин присели за грудой камней.

Сверху доносились далекие голоса. Кто-то там во всю глотку окликал друзей — похоже, мальчишка. Он кричал то радостно, то нетерпеливо, и его юный голос звенел в широком небе. Возможно, это было добрым знаком — а возможно, мальчишка просто радовался тому, что к ним нагрянули солдаты Лидвилла.

— Что думаешь? — шепнул Ньюкам.

В ответ Кэм только пожал плечами. Во многом отношения с сержантом напоминали ему отношения с Альбертом Сойером, человеком, который привел их к лабораториям Сакраменто. В основе его дружбы с Сойером лежала жестокая необходимость, которая мешалась с недоверием и в то же время с глубокой преданностью. Кэму хотелось, чтобы с Ньюкамом все пошло лучше. Ему нужно было поберечь энергию для другого, вместо того чтобы постоянно оглядываться через плечо, — поэтому он в очередной раз попытался пойти на мировую.

— Думаю, ты прав, — сказал он.

— Полагаю, точки с лучшим обзором нам не найти, — заметил сержант, задирая подбородок и указывая на горные хребты. — Давай-ка нанесем этот склон на карту, прежде чем двинемся дальше на север.

— Давай.

Кэм взялся за свой бинокль, а Ньюкам вытащил из кармана небольшую записную книжку и быстро добавил карту местности к сделанным раньше чертежам. У спецназовца был собственный способ стенографии, аккуратный и подробный, однако Кэм замер, так и не донеся бинокль до глаз. Вместо этого он вслушался и вгляделся, до предела напрягая все чувства, оценивая направление ветра и теплоту утренних солнечных лучей. В горах пахло смолой и разогретым камнем. И юноша все еще чувствовал прикосновение руки Рут к своей руке.

Ему не терпелось снять очки и маску, но день сегодня выдался ясный и теплый. Поскольку барометра у них не было, следовало исходить из того, что опасность еще не миновала. Обычно хорошая погода сопровождалась фронтом высокого давления, который поднимал уровень невидимого моря наночумы. На карте ближайшие ориентиры располагались на высотах 3043 и 3096 метров, но Кэм привык ожидать худшего. До вершин самых высоких пиков им оставалось не меньше двухсот метров.

Пока что Кэму и Ньюкаму так и не удалось получше разглядеть тех, кто там жил. Мешала высота. Этот архипелаг скалистых вершин напоминал цепочку неприступных замков. Каждый из небольших островков возвышался над неровным лавовым полем. Если там засели солдаты и Кэму с Ньюкамом нужно будет отстреливаться, они окажутся прямо на виду.

— Оставайся здесь, — сказал сержант.

— Мы пойдем вместе.

— Нет. Мы не можем бросить ее одну, а если мне придется спешно отступать, ты прикроешь меня огнем.

Кэм кивнул. Марк Ньюкам был хорошим парнем, несмотря на все их разногласия. Он каждый день помогал ему с рукой, очищая и перевязывая рану, и тащил самый тяжелый рюкзак даже после того, как Кэм отобрал рации.

— Мы пойдем вместе, — возразил Кэм. — По крайней мере, до хребта. Нам лучше не терять друг друга из виду, и рано или поздно… Ты же знаешь, что они нас заметят. Чем дольше мы тут ошиваемся, тем скорей это произойдет.

— Да. Оставайся здесь.

— Ты не понимаешь, — продолжил Кэм. — Даже если там нет солдат, эти люди… они другие. Они могут быть опасны.

Ньюкам снова быстро покосился на ущелье, а затем смерил Кэма долгим и изучающим взглядом. Лицо сержанта скрывали очки и маска, но поза была напряженной. В кои-то веки Кэм порадовался, что и его лица не видно. У него все еще оставался один секрет, который никто не должен был узнать, а особенно Рут.

— Лучше нам пойти вместе, — повторил Кэм, снова набравшись решимости. — Не просто ради демонстрации силы. Я знаю, что им надо сказать, но ты живое доказательство того, что вакцина работает. Это решающий фактор.

Ньюкам промолчал. Возможно, он думал о той, первой горе и об упрямом безумии, что заставило людей выцарапать тысячи крестов. Это зрелище потрясло Кэма до глубины души. Раньше он не верил, что кому-то может выпасть худшая доля, чем ему и обитателям его горы. Их группа продержалась всего восемь месяцев, прежде чем они начали убивать и есть друг друга.

* * *
По ущелью разносились голоса. Кэм присел за валуном размером с автомобиль, и солнечное тепло сменилось тенистой прохладой. Ньюкам с ошалелым видом втиснулся рядом с ним и снова проверил предохранитель винтовки. Кэм неправильно оценил расположение второй группы беженцев. Он завел сержанта слишком далеко вглубь расщелины, и ретироваться было уже поздно. Другого пути к утесу, где они могли бы затаиться, выждать и понаблюдать, тоже не было. Гора обманула его, отражая звуки до тех пор, пока вторая группа внезапно не перевалила через хребет. Теперь их голоса покатились вниз по склону.

Казалось, что до них рукой подать.

— Шшш, — прошипел Ньюкам.

Он ткнул Кэма локтем в бок и принялся быстро подавать сигналы. Четыре пальца. С южной стороны скалы.

«Они пересекут наши следы», — всполошился Кэм, хотя на тех участках, где не лежал снег, земля была сухой и неровной.

Они с Ньюкамом обходили грязные ледовые поля и островки, заросшие травой и цветами. Следов осталось немного.

Кэм стиснул зубы, пытаясь усмирить бушующий в крови адреналин и яркие воспоминания о выстрелах и человеческих криках. А затем он увидел другую группу. На них была армейская форма. Кэм поднял пистолет, но Ньюкам ударил его по руке — как раз в том месте, которого коснулась Рут.

— Нет, — выдохнул сержант.

Форма при ближайшем рассмотрении оказалась поношенной, когда-то зеленой, а теперь выцветшей до грязно-оливкового цвета, как армейский хаки. Погоны и другие знаки различия смахивали на воинские, но этим парням явно не хватало дисциплины. У одного была расстегнута рубашка, второй нацепил потрепанную бейсболку с символикой «Сан-Франциско Джайентс». Подростки. Бойскауты. Все четверо тащили самодельные рюкзаки — увесистые каркасы из связанных веревкой веток, предназначенные для переноски дров.

Мальчишки были тощими, жилистыми, загорелыми и веселыми. Они смеялись.

Кэм все еще не пришел в себя от испуга и с трудом узнал этот звук. Поначалу голоса показались ему низкими лишь из-за мечущегося в скалах эха и собственного страха. Вообще-то, он уже познакомился с самым шумным из мальчишек. После целого дня подслушивания Кэм немедленно узнал его уверенный тон. Парень сказал:

— Сегодня я тебя обставлю, Брэндон.

— Как бы не так.

— Продуешь, как всегда.

— Поцелуй меня в зад.

Они использовали эту веселую перепалку, как щит, спускаясь в зону заражения и поддерживая боевой дух друг друга. Вот почему по мере приближения голоса становились все громче и громче.

Ньюкама, похоже, их смешная, глупая трескотня поразила не меньше, чем Кэма. Оба мужчины замерли в нерешительности.

Шумный пацан заметил их первым, и глаза на гладком мальчишеском лице внезапно стали огромными, как блюдца.

— Срань Господня!

Побледнев, паренек схватил двух своих товарищей и оттолкнул их назад.

Кэм надеялся, что первым встретит кого-то другого. Он планировал окликнуть их издали, дать им время разобраться в ситуации, однако шумный парнишка был настоящим вожаком. Возможно, он участвовал в каждой вылазке, и его героическая выходка заставила остальных мальчишек разлететься, как от взрыва гранаты. Парень отшвырнул их от Кэма и Ньюкама, хотя это помешало сбежать ему самому.

Ньюкам крикнул:

— Подождите!

Подростки продолжали отступать. Один споткнулся о другого и упал. Шумный парнишка снова закричал, волоча товарища по земле. Секундой позже сверху им ответили новые крики, терявшиеся в чистом голубом небе.

Кэм остался позади, а Ньюкам, закинув винтовку за плечо, стянул очки и маску. Показались веснушки и песчано-светлые волосы.

— Подождите, — повторил сержант. — Все в порядке.

— Боже правый, чувак…

— …неужели ты пришел оттуда!

На их коже виднелись старые синяки и нарывы. Часть шрамов скрывал загар, румянец от ветра, пот и грязь, но мальчишки явно не раз оказывались ниже барьера. Возможно, в жаркие солнечные дни эти низкие островки даже погружались целиком в море чумы. Кэм и думать не хотел, каково это — оказаться в нем без возможности вскарабкаться повыше.

— Они солдаты, — сказал валявшийся на земле пацан, уставившись на куртку Ньюкама и оружейный ремень.

Затем он резко задрал голову, словно высматривая самолеты.

Шумный парень завершил мысль за него.

— Вы американцы. Вас что, сбили?

— Я сержант Ньюкам из спецназа США, а это Нахарро, — ответил Ньюкам, позволив им на минуту остаться в заблуждении насчет Кэма.

Движения мальчишек стали спокойней, в них уже сквозило любопытство.

Шумный пацан улыбнулся им.

— Срань Господня, — повторил он, с удовольствием смакуя ругательство.

* * *
Его звали Алекс Доррингтон. Ему исполнилось девятнадцать. У него были густые каштановые волосы и привычка щуриться, возникшая как адаптация к безжалостному солнцу на их островке. Для своего возраста он казался невысоким. Кэм вспомнил, как Мэнни перестал расти. Все эти мальчишки были на полтора года младше, когда на волю вырвалась техночума. Катастрофа застала их ровно в середине подросткового возраста, и с тех пор рацион был скудным и однообразным.

Бойскауты во многом напоминали ему Мэнни. Они пришли в восторг. Они засыпали Кэма и Ньюкама сотней вопросов и постоянно прикасались к ним, особенно к Ньюкаму — дергали его за куртку, словно хотели убедиться, что солдат реален.

— Кто летает на всех этих самолетах?

— …если мы вам поможем…

— Но как вы можете расхаживать ниже барьера?

От Кэма они держались чуть подальше. Когда он снял очки и маску, ребята были откровенно шокированы. Кэм этим воспользовался.

— Сколько вас там наверху? — спросил он.

Алекс ответил:

— Четверо, сэр. Еще четверо. Вам, э-э, думаю, вам лучше поговорить с папой Брэндона.

— Хорошо. Спасибо.

Они, так и не сказав ничего о Рут, начали осторожно подниматься следом за скаутами. Алекс послал вперед парнишку по имени Майк, но сверху все еще доносились крики — мужской голос и девичий.

Две группы встретились в расщелине, пропахавшей черное лавовое поле. Кэм позволил Ньюкаму взять инициативу, но не из-за своего уродства, а потому, что весь дрожал. Мальчишки вели себя до предела дружелюбно, и все же Кэм продолжал оценивать ситуацию — и оценка ему не нравилась. В этом овраге они с Ньюкамом были как в ловушке. Нервное напряжение вновь напомнило ему о Сойере. Порой его товарищ вел себя злобно и эгоистично, как крыса. Это, конечно, помогало ему выжить — однако временами сила Сойера превращалась в критическую слабость. Он не мог перестать драться за жизнь, бороться с опасностями, которые придумывал сам и которые существовали лишь в его воображении. В конечном счете это его и погубило. Кэм не хотел превратиться во что-то подобное, но не мог себя полностью контролировать.

— Части особого назначения США, — сказал Ньюкам, взяв на себя роль лидера.

Он шагнул вперед для рукопожатия.

— Я Эд, — ответил мужчина. — Эд Севчик.

Ему было за сорок. Волосы темные, как у Брэндона, но в бороде просвечивала седина.

Ньюкам спросил:

— Мы можем где-нибудь присесть, Эд?

— Боже мой, конечно же. Простите. Сюда. Я не… не могу поверить, что вы здесь, — пробормотал мужчина, переводя взгляд с Кэма на сержанта. — Благодарю вас. Огромное вам спасибо.

Кэм выдавил улыбку, но их энтузиазм мало его удивил. Прибытие новых лиц должно было произвести глубокое впечатление.

Они снова пошли вверх по расселине. Девочка держалась поближе к Эду. Кэм заметил, что у нее такие же темные волосы и курносый нос, и пара длинных ног, которые она охотно демонстрировала — на девчонке были шорты, в то время как все парни носили штаны, чтобы не поцарапаться о камни.

— За вами придут другие? — спросил Эд.

Ньюкам ответил:

— Нет. Тут только мы.

— Они не с самолета, мистер С., — щурясь, выпалил Алекс.

Он все время щурился. Может, дело не в солнце, а в том, что скоро ему понадобятся очки?

— Но тогда как вы попали сюда?

— Мы можем вам показать, — отозвался сержант.

Парень по имени Ди добавил:

— Они были ниже барьера, мистер С.

— Но если вы не с самолета…

— Мы покажем вам, я обещаю, — перебил его Ньюкам. — Давайте доберемся до вашего лагеря и присядем, хорошо?

Они шагали по короткому голому плато, ведущему вверх. Снежные островки встречались здесь чаще и были больше, но снег стал серым от грязи и пыльцы. В сорока метрах впереди Брэндон нырнул в щель, которая вывела их к другому небольшому пику. Здесь люди нагромоздили кучи земли и камней, защищая от ветра несколько палаток. Склоны вокруг уходили вниз — круто на западе, более полого на востоке, где над огромной изломанной равниной торчали одинокие вершины. Кэм словно вернулся домой. Бесконечность. Вокруг только ветер, солнце и несколько ничтожных человеческих существ рядом с ним. Их радостные голоса звучали громко и отчетливо.

— Осторожней на этом обрыве, — сказал Алекс.

Он присел на краю расселины и сначала помог выбраться Эду, а затем Ньюкаму. Еще он помог девушке, чем заслужил ее улыбку.

Кэм наблюдал за ней, пока они спускались и вновь карабкались вверх. Она была тощей и плоскогрудой. Впрочем, тут ни на ком не осталось ни грамма жира. Наверное, поэтому девчонка старалась привлечь внимание к ногам. Даже несмотря на несколько старых струпьев и свежие царапины, ноги были самой выигрышной частью ее фигуры.

А она была единственной женщиной.

«И вряд ли ей больше пятнадцати», — подумал Кэм.

Но если Эд тут командовал, солидной частью влияния он был обязан дочери. Просто потому, что девчонка подчинялась ему. Король и принцесса. Она была магнитом, притягивающим всех парней, — и за время их отшельничества ее позиция только усилилась. Кэм пытался понять, как Эд ухитряется держать их всех в узде. Похоже, именно она научила мальчишек называть его «мистером С», укрепляя привычку к подчинению. Но сейчас все они подросли, и Кэм гадал: по-прежнему ли девчонка полностью подчиняется отцу или уже начала забирать власть в свои руки?

Кэм постарался не слишком пялиться на нее, вместо этого изучая лица парней. Девушка пока вела себя тихо, но подростки то и дело косились на нее, ожидая реакции. Такое преклонение могло вскружить голову молодой женщине, а сейчас Кэм и Ньюкам собирались его отнять.

Это делало девчонку опасной.

* * *
Вокруг очага установили шесть валунов, заменивших стулья. Их окружало более широкое кольцо ветроломов. Брэндон и Хироки уступили свои сиденья Кэму и Ньюкаму. Кэм наконец-то сообразил, что Брэндон — бета-самец, возможно, потому, что он был братом девчонки. Вообще-то, логично было предположить, что подручным Эда станет его сын, однако роль лейтенантов тут выполняли Алекс и Ди Мак.

Динамика странноватая, но ее наверняка определили обстоятельства. Скорей всего, все силы Эда уходили на защиту дочери и на воспитание сына уже не хватало — а это, в свою очередь, повысило ранг Алекса и Ди Мака, которые старались доказать свою состоятельность и, в конце концов, начали командовать остальными. У Брэндона просто не было аналогичной цели или мотивации. И более того, пытаясь пробиться наверх, он мог оказаться в опасности. Королю и принцессе не нужен был стоящий рядом принц, им нужны были рыцари.

— Чем богаты, тем и рады, — извинился Эд, когда Брэндон передал ему две помятые пластиковые канистры.

Затем подросток достал две алюминиевых кружки с ягодами и корешками. Кэм заметил еще небольшой котелок и грубую холщовую сумку, набитую дохлыми кузнечиками. Тут же лежали плоский камень для перемалывания насекомых, древесная кора и свежие пучки травы и мха, однако Брэндон оставил в покое зелень и насекомых и предложил гостям лучшее, что у них было.

— У меня тоже кое-что есть, — сказал Ньюкам, копаясь в карманах куртки.

Из одного кармана он достал запасной блокнот и протянул Эду. Из второго — разноцветный пятисотграммовый пакетик порошка «Гаторейд Берри Стром».

Мальчишки восторженно завопили.

— Супер! — воскликнул Алекс.

Даже девушка улыбнулась.

Эд позволил парням растворить сладкий красный порошок. Девчонка и пара пацанов немедленно выхлебали свои порции — энергетический напиток был полон солей и сахара, — но Брэндон закрыл глаза и медленно смаковал свою, а Алекс оставил «Гаторейд» на потом, проявив завидное самообладание.

— Так как вы попали сюда? — спросил Ньюкам.

— Что? Откуда вы… — начал Майк, но Алекс шикнул на него и предложил: — Расскажите им, мистер С.

Эд Севчик кивнул — он, как и Алекс, понял, что вопрос Ньюкама был проверкой. Ньюкам и Кэм могли просто подняться и уйти.

— У нас тут был лагерь. Мы ходили по горам на снегоступах, — сказал Эд, махнув рукой в сторону равнины на западе. — Я, парни, моя жена и Саманта.

Он рассеянно притронулся к своей рубашке и трем квадратным нашивкам на груди. 4.1.9. Номер отряда.

Девушка действительно приходилась сестрой Брэндону и дочерью Сэму. Саманта и ее мать тоже были заядлыми туристами и рыболовами и отправились в недельный поход по снежным горам вместе с отрядом бойскаутов.

Эд работал кровельщиком и обычно все лето вкалывал, так что ежегодный поход уже давно совмещался с семейным отдыхом. Жена его часто подшучивала, что это куда лучше двухчасового стояния в очередях в Диснейленде. Все ребята рады были пропустить школу, даже если потом приходилось выполнять дополнительные домашние задания. Сэм обычно брала с собой iPod. Брэндон заработал намного больше почетных нашивок, чем другие парни его возраста. Они с Алексом получили звание «орлиных скаутов» до прихода чумы, а по оценкам Эда, все мальчишки — и Саманта — тоже давно уже дослужились до «орлиных скаутов».

Эд честно рассказал, что они добрались до этих низких, крошечных островков в компании еще троих незнакомцев. Хотя мог и соврать. Кэм не стал расспрашивать. Почему погибли только три чужака и жена Эда? Вероятно, кто-то положил глаз на мать или дочь, либо утаивал пищу. Кэм и сам замарал руки кровью, что было совершенно оправданно. И к тому же давно.

Кэм подумал, что скауты идеально подходят для распространения вакцины, и что они с Ньюкамом и Рут наткнулись на столь подготовленную группу не случайно. Никому другому не удалось бы выжить на этих крошечных клочках земли.

— Нам нужна ваша помощь, — объявил Ньюкам после того, как рассказал о вакцине и о разгоревшейся из-за нее схватке.

Эд и стая его волчат знали о внезапной воздушной войне. Поначалу появление множества вертолетов и самолетов внушило им отчаянную надежду. Им хотелось верить, что наконец-то началась мощная спасательная операция. Однако аккумуляторы их маленькой рации сдохли больше года назад, так что скаутам оставалось лишь догадываться, кто и за что воюет.

— Ты хочешь, чтобы мы спустились туда, — нерешительно произнес Эд, когда сержант закончил.

Его сын проявил куда большую готовность убраться отсюда.

— Мы знаем, что там есть люди, — сказал Брэндон, указывая на восток, на противоположную сторону узкой долины. — Мы видели дым на двух горах.

В ту же секунду наконец-то подала голос Саманта.

— Непохоже, чтобы ваша вакцина очень хорошо работала, — заметила она, бросив взгляд на Кэма. — Извините. Но я должна была это сказать.

— Все это случилось до того, как у нас появилась вакцина, — ответил Кэм, указав на свое лицо.

Однако он не напрасно оставил на руках перчатки, пряча изуродованные кисти.

— Вакцина работает, — подтвердил Ньюкам.

— Это будет самым важным делом в вашей жизни, — сказал Кэм, на секунду заглянув в глаза Брэндону, прежде чем обернуться к Алексу и Ди Маку.

Он хотел уговорить именно их, однако Ди Мак хмурился, а Алекс, против обыкновения, вел себя очень тихо.

Алекс ждал, что скажут Саманта и ее отец. А вот Ди Мак в первый раз проявил самостоятельность.

— Как ее вводят? — спросил он. — В смысле, через шприц?

В ту же секунду, наклонившись вперед и перекрикивая друг друга, заговорили Брэндон и Майк.

— Так вы на стороне мятежников…

— …но как мы проверим…

— У вас есть долг, — сказал им Ньюкам.

— Не уверен, что мы хотим вмешиваться в эту войну, — возразил Эд, и Кэм его понял.

Этот человек присматривал за детьми весь год чумы. Родительский инстинкт у него в крови. Он, должно быть, оставил всякую надежду что-либо изменить и уже начал составлять мрачные и практически невыполнимые планы на будущее: как выжить в этом месте, сводя свою дочь с каждым из парней.

Несомненно, они обсуждали все в деталях: ограниченный набор генов, максимальное количество людей, которое способна прокормить их цепочка островов. Кэм не понимал, как еще это могло сработать. Эд наверняка пообещал парням свою дочь. Это должно было унять их нетерпение до тех пор, пока девчонка не подрастет, чтобы родить ребенка без осложнений. И каким-то образом он сумел удержать их в узде. Эд хорошо справлялся, но сейчас его власти пришел конец.

— Либо вы пойдете, либо не получите вакцину, — сказал Ньюкам. — Прошу прощения, но только так.

— Мы не просим вас ни с кем сражаться, — добавил Кэм.

— Просите, — возразил Эд. — Они ищут вас. И нас тоже начнут искать.

— Вы все еще американцы, — продолжил сержант. — Вы снова сможете стать частью единой нации. Помогите нам распространить нановакцину. Это все, чего мы хотим. Просто помогите нескольким людям, как мы поможем вам.

— Звучит неплохо, папа, — вмешался Брэндон.

— Но что насчет самолетов? — спросил Эд.

— Вы все еще американцы, — повторил Ньюкам.

Сержант завертел головой, глядя на их оборванную бойскаутскую форму и кепки с буквами «БСА». Он явно собирался напомнить им о славном прошлом и воззвать к патриотизму.

Кэм понимал, что есть намного более легкий способ. Алекс мог остаться с Самантой. Он был ближе к девушке, чем остальные. Но другие подростки уже ерзали от нетерпения, возбуждения и желания.

— Послушайте, — сказал Кэм. — Те горы — только начало. Вы повсюду встретите людей, которые будут очень, очень рады вас видеть.

Саманта покачала головой.

— Но это так опасно.

«Да», — подумал Кэм, глядя не на Эда с дочерью, а на мальчишек.

— Вы будете королями, — провозгласил он.

* * *
Когда Кэм и Ньюкам вернулись к Рут, уже наступил ранний вечер. Они прихватили с собой Ди Мака, Майка, Хироки и Брэндона. Мальчишки выглядели так, словно готовы сражаться за право остаться с ними. Обещанием вернуться тут было не отделаться.

— Возможно, мы спустимся ниже барьера на час или дольше, — предупредил парней Кэм.

В ответ Ди Майк пожал плечами и заявил:

— Мы делали это раньше.

Даже без Алекса подростки во время спуска вели себя очень шумно и непрерывно допрашивали Кэма с Ньюкамом о войне и чуме. Они знали так мало. Они все еще были в шоке. И, по большей части, они были хорошими ребятами, но Кэма беспокоило то, что Алекс остался наверху с Эдом, Самантой и шестым мальчишкой, Кевином, большеглазым и молчаливым. Насколько Кэм мог судить, он был самым зачуханным щенком в стае и, вероятно, беспрекословно подчинялся Эду и Алексу.

Что если они решат никуда не ходить? Наверное, можно выгнать их с вершины, держа на мушке. Но в любом случае, лучше дать им вакцину. Кэм не собирался бросать их здесь без вакцины, но если бы Эд или девчонка догадались об этом, то ни за что бы не сдвинулись с места. По крайней мере, прямо сейчас.

«Навечно они тут не останутся», — подумал он.

Даже если некоторые из них задержатся на пару месяцев, даже если бойскауты будут привыкать к этой мысли все лето, все дальше и дальше заходя за барьер в поисках пищи и дров, в конечном счете им придется признать очевидное. Зима заставит их спуститься ниже. А если Саманта забеременеет, особенно когда большинство скаутов уйдет, разве Эду не захочется отыскать других людей, которые помогут ему вырастить внука?

Кэм слегка улыбнулся, шагая впереди мальчишек по каменистому, заросшему травой склону. Он слушал, как сержант отбивается от Майка.

— Но если президент в Колорадо? — спрашивал мальчишка.

— Сейчас по меньшей мере два президента, — отвечал Ньюкам.

— Но если настоящий в Колорадо…

— Президент Кейл погиб в первый месяц чумы, и его место занял вице-президент, но спикер парламента оказался в Монтане, которая перешла к мятежникам.

— Тогда вице-президент — настоящий президент.

— Послушай, пацан, тут все до предела запутано, ясно?

«Ему просто необходимо знать, что он на правильной стороне», — подумал Кэм.

От лагеря их отделяло уже не больше четырехсот метров, и надо было предупредить Рут, чтобы она не сбежала. Приложив руки в перчатках ко рту, он прокричал:

— Рут! Рут, с нами все в порядке!

Ответа не последовало. Кэм почти запаниковал, но сосны с белой корой перешептывались на ветру — звук напоминал отдаленный шум прибоя, — и до их стоянки было еще довольно далеко. Может, Рут не узнала его голос.

— Рут! Эй!

— Там, — вмешался Брэндон.

Рут взбежала вверх по склону, заваленному буреломом. Сейчас женщина стояла в путанице ветвей, со свежей красной царапиной на щеке, и тяжело дышала. В здоровой руке она держала пистолет, и Кэм улыбнулся, довольный ее предусмотрительностью.

— Все в порядке! — крикнул он.

— С тобой все нормально? — отозвалась Рут.

Ожидание далось ей тяжело. Кэм понимал это, но стоило ему преодолеть разделявшие их двадцать метров, как его настроение резко изменилось. Рут сдвинула очки на лоб, и юноша увидел в ее глазах нечто гораздо большее, чем облегчение. Прошлой ночью темнота помогла ей спрятать чувства. А сейчас во взгляде Рут светилась искренняя симпатия, даже привязанность. Кэм похолодел, потому что не понимал, как ответить на это. Он знал, что прикосновение его изуродованных, беспалых рук покажется ей отвратительным.

Взгляд ученой скользнул по мальчишкам и обратился к Ньюкаму, однако ее улыбка и слезы предназначались именно Кэму.

— Мне было страшно, — без всякого смущения призналась Рут.

Сучки и сосновые иголки затрещали под ее ботинками.

— Вас не было так долго, много часов…

Кэм попятился, избегая ее объятий. Ее пальцы коснулись затылка Кэма, а затем, когда он развернулся, соскользнули на плечо. Его собственная рука мимолетно коснулась талии Рут. И все. Затем он кивнул на подростков и сказал:

— Нам повезло. Эти ребята просто круты.

Лицо Рут исказилось от изумления, а нижняя губаотвисла — это придало женщине туповатый вид, вообще-то, совсем ей не свойственный.

— Кэм, — проговорила она, снова потянувшись к нему.

Она явно приняла решение. Открылась для него — и все же он должен был ответить отказом.

— Надо забрать рюкзаки. Пошли.

— Кэм, постой.

— У нас уйдет много времени на обратную дорогу, а пообедать мы сможем там, — ответил юноша, отходя от нее.

Четверо парнишек чуть посторонились, обменявшись взглядами, но когда Кэм проходил мимо, Ди Мак выступил вперед.

— Мисс, — сказал он, не обращая внимания на то обстоятельство, что Рут почти на двадцать лет старше. — Я Ди Мак. То есть Даррен.

Мальчишка покраснел и попытался скрыть это ухмылкой.

— Спасибо, — продолжил он. — Большое вам спасибо.

— Да.

Рут пожала руку мальчишке, но Кэм чувствовал спиной ее взгляд.

* * *
Они ничего не рассказали о Рут и ее базе данных. Беглецы и без того достаточно рисковали, и следовало учесть, что слухи распространятся вместе с вакциной. Им не хотелось, чтобы кто-то еще открыл на них охоту, независимо от причины.

Ветер продолжал крепчать к закату. Завывающий и холодный, он скреб гору. Волчья стая не жаловалась. Мальчишки закутались во всю имевшуюся одежду. Саманта по-прежнему выделялась в своей желтой куртке. Затем они расселись под прикрытием каменных стен, прижимаясь друг к другу, чтобы было теплее. Кэм нашел себе местечко между Брэндоном и Майком, оставив Рут с Эдом, Ди Маком, Хироки и Ньюкамом. Расстояние между маленькими группками почти не чувствовалось. Лагерь занимал от силы десяток квадратных метров между каменными валами. Кэм видел, как Рут снова и снова поглядывает на него.

Они закатили небольшую вечеринку — жаркий костер и экзотические припасы из рюкзаков Кэма и Ньюкама. Ветчина с пряностями. Консервированные груши. Пламя плясало на ветру, разбрасывая искры и угольки, но Эд позволил парням тратить сколько угодно дров. «На завтрак останется совсем мало», — заметил Алекс, на что Эд ответил: «Ну и ладно. Соберем еще».

Мальчишки так завопили при виде первой консервной банки, словно в жизни не видели ничего подобного, однако каждый старался не слишком распускать руки, вытаскивая куски ветчины. Они передавали консервы по кругу, чтобы досталось каждому, — пускай Майку с Кевином и пришлось вылизывать банки изнутри. То же самое было с грушами, с крекерами, с шоколадом. Даже сейчас, когда на них свалилось неожиданное богатство, они не утратили благоразумия. Они были командой. Несмотря на паршивое настроение, Кэм радовался за них. Он чувствовал одновременно гордость и зависть.

Небо потемнело, но синий полусвет сохранялся еще больше часа. Тени скапливались в низинах лежавшей под ними равнины. Черные лужицы и моря образовались сбоку от каждого холма и в каждом распадке, однако этот пик закрывал от солнца только горизонт. Там горело багрянцем несколько далеких облаков.

— Давайте тронемся завтра!

В левой руке, обтянутой рваной перчаткой, Майк все еще держал один крекер, сберегая его на потом.

— Это лучшее, что я ел за год, — сказал он. — Будет больше сил, чтобы идти.

— Ага.

— Звучит разумно.

Это включились Брэндон и Хироки. Кэм оглянулся, высматривая Ди Мака. Он ожидал, что мальчишка присоединится к товарищам, но Ди Мак молчал. Минуту назад Саманта поднялась со своего камня вместе с Алексом и Кевином и присоединилась к отцу, спросив, можно ли заварить чай из коры. Однако ее истинной целью был Ди Мак. Саманта отвела его в сторону, и Кэм видел, как они перешептывались. Похоже, так Сэмми и действовала. Несколько секунд наедине с ней сами по себе были наградой, и девчонка уже перетянула Ди Мака обратно на свою сторону.

— Мы можем взять с собой только самое необходимое, — продолжил Майк. — Спальные мешки, фляжки, один набор для готовки. Доберемся туда дня за два, как вы думаете?

— Может, понадобится нести больше, — отозвался Эд в своей обычной уклончивой манере.

Кэм заметил, что мужчина не отдавал прямых приказов. Вместо этого он подкидывал мальчишкам идеи, чтобы те сами пришли к окончательным выводам.

— Вы имеете в виду, на случай, если у нас будут проблемы, — предположил Хироки.

— Мы не знаем, что там.

— Да. Отлично, — нетерпеливо кивнул Майк. — Тогда возьмем еще палатку. Больше еды. Все равно мы дойдем туда за два дня. Может, и быстрее.

— Я просто хочу, чтобы вы были готовы, — заметил Эд.

«Он гнется, но не ломается», — подумал Кэм.

Этот человек понял, что сейчас ему ни за что их не удержать, однако надеялся вскоре снова натянуть вожжи.

— Прошло уже много времени, — продолжил Эд. — Если мы подождем еще неделю, какая разница?

— Может, сначала пойдет только пара человек, — предложил Ди Мак. — Надо осмотреться, вы же понимаете. Найти пищу. Там, внизу, должна быть масса съедобного.

Кэм перевел взгляд с Ди Мака на девушку. Парень озвучивал ее страхи.

— Нет, — сказал он, резко вставая.

Ветер хлестнул его по волосам, словно окатив ведром ледяной воды. Достаточно было подняться на ноги, чтобы освещение резко изменилось. Оранжевый жар костра доставал только до пояса. А выше тянулось бескрайнее небо, пустое и холодное.

— Вы идете, или не получите вакцину, — заявил Кэм. — Проще не бывает. И каждый день имеет значение. Мы ведь вам говорили. Мы на войне. Самолеты Лидвилла могут быть здесь уже завтра. И вообще — какого хрена вам оставаться на этой долбаной скале, если внизу целый мир?

— Это правда, — пробормотал Майк.

— Вы идете или остаетесь, — сказал Кэм, глядя сквозь пляшущее пламя костра на Эда и Ди Мака. — Но если не идете, вакцины не получите.

— Вы с нами вели себя осторожно, — ровно заметил Эд.

— Да.

Такой поворот беседы — о чудовищах, которые могут встретиться им на пути, — Кэма совсем не устраивал.

— Вы тоже можете соблюдать осторожность. Но вы должны пойти. Должны попытаться.

* * *
Кэм заметил, что Рут и Ньюкам склонили головы друг к другу, и это немедленно напомнило ему о Саманте и Ди Маке. Тут же нахлынули подозрения и гнев. Он сознавал, что это слабость, но физическое уродство изуродовало и его разум. Кэм не мог представить себя с женщиной, больше никогда, и это придавало особую окраску всему, касавшемуся девушки и Рут.

Лагерь успокаивался к ночи. Костер прогорел до углей. Только Майк и Брэндон оставались у очага и переговаривались вполголоса. Эд, Алекс и Ди Мак ушли в темноту, перетащив одеяла из одной палатки в две другие, чтобы освободить место для гостей. Из второй палатки доносился голос Эда, спорившего с Самантой.

Кэм встал на колени рядом с товарищами.

— О чем речь?

— Мы разговаривали, — ответила Рут.

Голос ее звучал виновато, даже опасливо.

— Ты знаешь, что нам надо было подтолкнуть этих ребят, — сказал Кэм.

— Не в этом дело, — подключился Ньюкам.

— Я думаю, что мы должны отправиться в точку встречи, — быстро проговорила Рут. — С самолетом. Прости меня, Кэм. Прости. Мои ноги… я не думаю, что способна идти дальше. И эти ребята могут теперь распространить вакцину вместо нас.

«Я тоже могу», — подумал Кэм, и только секунду спустя понял, что именно из-за этого хмурится Рут.

Она не хотела бросать его, а он не хотел идти с ней дальше. Рут была его единственной надеждой на выздоровление — она могла создать новую мощную нановакцину, которая восстановит его поврежденную кожу и внутренности. Но насколько это реально? Всего лишь мечта, и только. Пройдут годы, прежде чем у ученых вроде нее появится лишнее время или силы, но даже и в этом случае следовало учесть, что лучше всего они разбираются в производстве оружия. Простые наночастицы-убийцы вроде чумы и вакцины. Сойер говорил о бессмертии, но тут же признавал, что потратил уйму лет только на конструирование прототипа, ставшего техночумой.

Кэм не хотел превратиться в ее ручного пса. Ньюкам защитит Рут, а эти мальчишки нуждаются в его помощи. Им нужен лидер. Кэм мог организовать здешних беженцев и сделать первые, робкие и трудные, шаги к восстановлению разрушенного мира.

Даже если вакцина эффективна не на сто процентов, ее эффективности достаточно — а что если самолет с Рут собьют? Что если она никогда не достигнет безопасного убежища? Важно спасти как можно больше людей до наступления следующей зимы. Кто-нибудь, где-нибудь должен начать заново осваивать нижний мир, а лучшей возможности, чем эти бойскауты, им не представится.

— У Ньюкама все еще остались радиокоды, — продолжила Рут. — Канадцы пошлют самолет, который сядет на шоссе или на равнине. Где-то поблизости.

— Так близко, как смогут, — подтвердил Ньюкам.

Кэм только кивнул.

«Я должен остаться здесь», — решил он.

12

В высоких горах к югу от Лидвилла ночь выдалась спокойной, но почти непереносимой. Большую часть неба затянули тяжелые, медлительные тучи, и температура стремительно упала — невидимое движение, от которого, казалось, сама земля уплывает из-под ног. Майор Эрнандес похлопал руками в перчатках и повел плечами. Ему не нравилось, что со стороны это напоминает нервозность, но было слишком холодно, чтобы стоять неподвижно.

— Лучше поторопись, — сказал он.

— Черт побери, да, сэр, — ответил Гилбрайд.

В бункерах было лучше. Эти норы, как ведра, удерживали скудное дневное тепло, но майор и сержант не могли рисковать и перешептываться о своих планах в окружении четырех или пяти других забившихся в щель морпехов. Одно неосторожное слово способно разрушить все.

Два часа назад сержант Гилбрайд с трудом успел вернуться в лагерь до наступления полной темноты. С него градом лился пот, что в таких условиях было опасно. Влага могла замерзнуть под одеждой. Эрнандес приказал ему вытащить свежий комплект формы и поесть и лишь затем сделал Гилбрайду знак выйти наружу, якобы для того, чтобы снова проверить выставленных на ночь часовых.

— Ты в порядке? — спросил Эрнандес.

— Да, сэр, — ответил Гилбрайд.

Однако голос его звучал хрипло, и по возвращении на вершину сержант сильно кашлял.

К тому же Гилбрайд постоянно почесывал шею и внутреннюю часть левого предплечья, где кожа покраснела и шелушилась. Их врач смазал раздраженные участки оружейным маслом, но запасов осталось слишком мало, чтобы Эрнандес мог тратить их на своего друга.

Если вкратце, у Гилбрайда была аллергия на такие высоты — и все же майор то и дело подвергал испытанию его выносливость.

— Не знаю насчет Варда, — сказал Гилбрайд. — Но Денсен напуган. Уверен, что он захочет продолжить переговоры.

— Они оба отправят вестовых через день-два?

— Да, сэр.

— Тогда просто продолжим прощупывать их, — сказал Эрнандес, глядя на темное море над головой.

Плотные, неподвижные тучи не предвещали снегопада, но это могло измениться — и тогда у них будут проблемы. Придется отсиживаться в окопах, а задержку майор себе позволить не мог.

— Я пересекался с Вардом, — заметил он. — Крепкий орешек.

— Да.

Эрнандес безрадостно кивнул.

— И в ближайшие месяцы тут потеплеет настолько, насколько вообще возможно на такой высоте. А если он не согласится? По крайней мере, не согласится вовремя.

Лейтенант армии США Вард и тридцать его людей занимали хребет в трех с половиной километрах к востоку от них. Полковник морской пехоты Денсен со ста пятьюдесятью солдатами располагался в семи километрах за Вардом. У обоих были смешанные пехотно-артиллерийские части — предназначенные для подавления воздушных атак, как и отряд Эрнандеса, — однако повстанцы из Нью-Мексико все еще не атаковали, и никто не знал, почему. Во время последнего сеанса связи Лидвилл только приказал им оставаться в боевой готовности.

— Прогуляйся со мной, — попросил Эрнандес.

Приходилось сохранять видимость того, что они проверяют другие убежища, так что двое военных направилась к бункеру 4.

Звезд почти не было, но на востоке поднималась луна. Ей лишь предстояло исчезнуть в тучах. Еще двадцать минут белый костяной полумесяц будет путешествовать между черной зубчатой линией горизонта и ровной линией облаков наверху.

Эрнандес не смотрел прямо на мерцающее светило, потому что луна ослепила бы его. Глаза как будто расширились, зрение обострилось до предела. Вместо этого майор прислушивался к приглушенному стуку собственных ботинок по камню, шагая медленно, но уверенно. Их окружал мир тишины и призрачных очертаний. Гилбрайд споткнулся. Эрнандес, обернувшись, схватил товарища за руку.

— Осторожней, Нэйт, — сказал он.

У него создавалось впечатление, что атака со стороны Нью-Мексико так и не состоится. Похоже, назревало что-то крупное. И мятежники, скорей всего, тоже знали об этом. Если говорить откровенно, они могли знать больше, чем Эрнандес, потому что у них были спутники, а у майора — полное радиомолчание.

Три дня назад из Лидвилла поднялся огромный отряд транспортных самолетов C-17 и C-130J — Эрнандес насчитал сорок пять штук. Флот направился на юго-восток двумя группами. C-17 опережали старые пропеллерные C-130J. Куда они двигались? Каждую группу сопровождал конвой из шести истребителей F-22 «Раптор», но Эрнандес сомневался, что это атака против Нью-Мексико или Аризоны. Прежде всего, атакующие вернулись бы через несколько часов.

Майор полагал, что наконец-то началась эвакуация русских. Транспортники отправились на другой конец света, но поначалу дали крюк в сторону, чтобы не столкнуться с мятежниками или канадцами. Так почему же Нью-Мексико не перешел в наступление? Лидвилл утратил преимущество в воздухе, и майор полагал, что вожди мятежников не станут отменять атаку ради того, чтобы не помешать дипломатическим отношениям Лидвилла, Индии и русских. Или станут? Возможно, сепаратисты надеялись заключить союз с новым Индо-Российским государством после победы над Лидвиллом? Они могли на время свернуть боевые действия, чтобы не сорвать эвакуации русских. В других войнах заключались и куда более странные сделки.

Эрнандес и сам по уши увяз в заговоре, правда, куда меньших масштабов. Вот уже девять дней он рассылал сержантов, налаживая контакты с ближайшими частями. Деликатная работа. В качестве прелюдии Гилбрайд и Лоури наведались туда сами, без всяких радиопереговоров. Затем перешли к обсуждению слабых мест каждого: как они могут друг друга прикрыть, какие припасы им нужны, что-то вроде «Я могу одолжить вам несколько одеял, если вы переправите мне аспирин».

Послав вестовыми Гилбрайда и Лоури, майор заодно подал острожный сигнал собственным солдатам. Невозможно было скрыть двух- и трехдневные отлучки сержантов. И, более того, просто отправив людей на разведку, Эрнандес признавал право своих морпехов на гнев и отчаяние.

Вдобавок, он повысил в звании вдвое больше бойцов, чем собирался, присвоив сержантские нашивки одиннадцати морпехам. По большей части заслуженно. Одному — в надежде утихомирить смутьяна. И все же эти меры давали лишь временную передышку. Очень скоро понадобится что-то посущественнее, а Эрнандесу не хотелось пересекать черту невозврата, потому что это означало взять на себя определенные обязательства. Это означало измену. Однако медлить было нельзя. Казалось, от второго июня до наступления зимы еще далеко, но на такой высоте времена года сменялись не по календарю. У Эрнандеса оставалось лишь десять или двенадцать недель на раздумья, прежде чем снег из абстракции превратится в реальность.

Остаться верным присяге? Отколоться? На юг можно добраться только по воздуху, и вряд ли мятежники в Нью-Мексико готовы пожертвовать хотя бы одним самолетом, чтобы доставить к себе морпехов Эрнандеса. Лучшее, что он мог сделать, — это просто увести бойцов подальше от передовой, полагаясь лишь на собственные силы. Но что потом? Как им выжить? Здесь, по крайней мере, их снабжали пищей — скудно, но регулярно. Вчера из Лидвилла даже отправили два деревянных ящика с просроченным кофе, свежим зеленым луком и несколькими тюками говядины.

Лидвилл должен понимать, как просто их купить. Эрнандес снова оглянулся на Гилбрайда, пока они блуждали среди бесконечных скальных обломков.

«Спасибо тебе», — подумал майор.

Он знал, что сержантам приходится еще тяжелее, чем ему. Дело не только в физических усилиях, затраченных на переходы по горам, но и в том, что им приходилось бороться со смутой в собственных взводах. Психологическая война. Простого выхода не было.

Да Эрнандес пока и не собирался никуда уходить. Основной расклад оставался прежним. Лидвилл больше других готов к разработке нановакцины, так что майор хотел остаться здесь и защищать город. Его смущало лишь решение командования придержать вакцину для своих. Заключить мир можно, только поделившись лекарством с другими — не просто с жителями североамериканского континента, но и остальных стран.

Эрнандес понял это очень поздно. И не гордился собой. Слишком легко было соглашаться, пока он входил во внутренний круг. Правда заключалась в том, что и на нем лежала часть вины… Да, майор собирался остаться и защищать город, но мысленно уже взбунтовался.

Эрнандес не сомневался, что, потратив достаточно времени и усилий, он смог бы убедить большинство полевых командиров присоединиться к нему. В конце концов, ему бы выпала возможность лично отчитаться перед начальством, прихватив с собой Гилбрайда и отряд специально отобранных бойцов; возможность взять в плен или убить большую часть командования и затем закрепить успех с помощью тех самых войск, которые они расставили вокруг Лидвилла.

* * *
Но времени у него не было. Эрнандес вынырнул из неглубокой и неуютной дремы в ледяной, зеленый свет дня — это лучи утреннего солнца пробивались сквозь ткань командирской палатки.

Его трясла за руку Люси Маккей.

— Сэр!

— Где…

Он услышал рев истребителей.

— Сбейте их ракетами прямо сейчас, до того как…

Вой двигателей раздавался вдалеке от их горы и быстро затихал. Эрнандес вскочил на ноги, хватая на ходу ботинки и куртку. Рядом заворочались людские тела — это Андерсон и Ванг выпутывались из спальников.

Маккей дико смотрела на него, откинув капюшон. На ее скулах пылал румянец.

— Там четверка F-35, сэр, — выдохнула она. — Наших. Похоже, они летят на восток.

— Что насчет вертолетов из Нью-Мексико?

— Командование ничего не передавало по рации.

Он выбрался наружу. Маккей по-прежнему суетилась рядом. Она протянула майору бинокль, лучший из тех, что у них был: «Кэнон» 18x50 со стабилизацией изображения. Эрнандес кивнул в знак благодарности, хотя смотреть было не на что. Истребители пролетели к северу от горы. Небо к югу на первый взгляд тоже казалось пустынным. С ночи тучи рассеялись. Майор вгляделся в длинные косые лучи желтого света.

Маккей все еще дергалась, и Эрнандес приказал:

— Оставайся на связи. Не вызывай их. Просто дежурь у рации и позови меня, как только что-то станет известно.

— Есть, сэр.

Он прошел мимо Ванга, замершего у 50-миллиметрового орудия, мимо Бликера и Андерсона с ракетной установкой. Бликер выглядел спокойным, но обожженное солнцем лицо Андерсона подрагивало от напряжения, и Эрнандес сказал:

— Отличная работа, морпех.

Каждая тревога изматывала их все больше. Когда истребители ревели посреди ночи, люди паниковали, одновременно пытаясь как можно быстрей выбраться наружу и нацепить побольше одежды. Четверо бойцов потеряли кожу на пальцах, схватившись за оружие голыми руками. Одна женщина разбила колено, споткнувшись и грохнувшись в темноте. Но им надо было реагировать. Невозможно знать, защищается Лидвилл или нападает, и смерть грозила им самим.

Эрнандес выбрался из окопа, перешагнув через каменную стенку. На холме раздавались крики. Подняв бинокль к глазам, он обвел взглядом бункеры 4, 5 и 2.

Лоури стоял на откосе второго бункера и орал на кого-то внутри. Затем сержант поднял собственный бинокль. Эрнандес вскинул кулак, а затем показал открытую ладонь, как регулировщик движения.

«Оставайтесь в боеготовности».

Лоури повторил его жест, после чего развернулся и передал команду бункерам 3 и 6, которые располагались вне поля зрения Эрнандеса. Это было нелепо, но им выдали всего одно гражданское переговорное устройство и восемь запасных батареек. Им приходилось переговариваться жестами или посылать вестовых.

Эрнандес рад был видеть, что его люди по-прежнему готовы к бою — нервничают, но сохраняют готовность. Теперь он разобрал несколько слов из тех воплей, что доносились со стороны второго бункера.

«Заткнись! Замолчи, чтобы я мог…»

Они пытались заткнуть друг друга, чтобы услышать шум вертолетов. Смешно до слез. Вместо радара у них было всего два бинокля, собственные глаза и изломанный ландшафт вокруг. Горы хорошо передавали звук, но также и искажали его — по склонам до сих пор носилось эхо глухого рева реактивных двигателей. Эрнандес оглядел черные каменные складки, чередующиеся со снегом и участками голой земли. Хмурое небо. Больше ничего.

* * *
Сорок минут спустя майор отменил боевую тревогу, а заодно отозвал двух часовых и сам занял их место. Он мог оставить их на посту, но это была дерьмовая работенка, лишавшая горячего кофе и еды. Прерогатива лидера.

Эрнандес вскарабкался на каменную седловину, венчавшую гору. Он прихватил бинокль и переговорное устройство, надеясь понять, что происходит, по движению в долине вокруг Лидвилла. Вместо этого что-то двигалось далеко на востоке — транспортник в сопровождении единственного истребителя.

С такого расстояния даже более крупный C-17 казался всего лишь точкой, однако майор узнал его по очертаниям корпуса и скорости.

«Наверняка один из наших», — подумал он, потому что навстречу не вылетело звено истребителей. И все же появление транспортника было неожиданным. Самолеты никогда не возникали со стороны равнин Среднего Запада, потому что там не осталось ничего живого.

Нажав на кнопку передачи, майор сказал: «Маккей, свяжись с центром и попроси указаний. Я вижу С-17 и F-35, приближающиеся с востока. Скажи им, что мы ждем в полной боевой готовности. Запроси разрешение открыть огонь».

Рация протрещала: «Есть, сэр».

Вообще-то, у Эрнандеса не было ни малейшего шанса сбить самолеты. По его прикидке, до них было километров сорок, хотя если самолеты продолжат путь к Лидвиллу, расстояние могло сократиться до тридцати. Даже если он задействует ракетную установку, максимальная дальность поражения ракет «Стингер» класса «земля-воздух» — пять километров.

И все же он знал, что запрос на открытие огня не останется без ответа.

Ответ пришел меньше чем через минуту. Рация снова зашипела и проговорила голосом Маккей: «Не стрелять. Не стрелять. Командование сообщило, что это эмиссар русских, сэр. Он на нашей стороне. Похоже, у них были какие-то неприятности с мятежниками над Средним Западом, поэтому наши самолеты вылетели им навстречу».

«Хорошо. Спасибо».

Значит, другие истребители формировали защитную линию дальше к северу. На мгновение Эрнандес посочувствовал пилотам. Если их подстрелят, катапультироваться будет некуда. Даже когда все шло нормально, они плясали на канате над смертоносным, безжизненным миром. В кои-то веки он был рад тому, что сидит на этой горе.

Два самолета прошли над Скалистыми Горами. С-17 начал заходить на посадку, в то время как сопровождавший его истребитель умчался вперед. Отсюда Эрнандес не мог разглядеть болотистую равнину к северу от Лидвилла, но он повидал достаточно, чтобы знать: длинное шоссе превратилась в одну из главных посадочных полос для местных ВВС. Похоже, командование Лидвилла направляло С-17 туда, вместо того чтобы использовать короткую полосу окружного аэропорта к югу от города.

Внезапно транспортник резко потерял высоту, и Эрнандес прижался к промороженной земле. Затем самолет снова выровнялся, как будто кто-то перехватил управление. Он неуверенно кружился, покачиваясь то вправо, то влево, как птица, только что открывшая глаза. Теперь он летел совершенно по-другому. Поглядев на сумасшедшее пике и эти новые кульбиты, Эрнандес уже не сомневался, что в кабине другой пилот, — и самым существенным доказательством было то, что курс самолета изменился. С-17 направился к городу.

Истребитель улетел больше чем на полтора километра вперед, но сейчас заложил длинную петлю На большой высоте, стараясь развернуться и перехватить более габаритный и медлительный самолет. Слишком поздно.

Эрнандес замер на секунду, сжимая в пальцах бинокль. Они что, решились на атаку в стиле 11 сентября? Тяжелый транспортник мог стереть с лица земли несколько центральных кварталов, но откуда русским знать, что это на что-то повлияет? Если они не уничтожат правящую верхушку, это будет болезненный, но не смертельный удар. Если только самолет не нагружен взрывчаткой или чем-то похуже. Каким-то нанооружием?

Холодная волна ужаса заставила его вскочить с земли. Развернувшись, он побежал, невольно оглядываясь через плечо. Взгляд майора быстро скользнул по горам и ущельям, отделявшим его от Лидвилла, а затем Фрэнк Эрнандес кинулся прочь, крича в рацию:

— В укрытие! Все в укрытие! Всем залечь и не высовываться, немедленно!

13

В центре Лидвилла Николай Уланов вышел из «Шевроле Сабурбан», и его сразу захлестнул грохот турбин. Он старательно проигнорировал шум. Бывшему космонавту захотелось поднять голову и взглянуть вверх, откуда раздавался отдаленный вой реактивных двигателей, — однако, выбираясь из машины следом за сенатором Кендриксом и генералом Шредером, Уланов упрямо глядел на пешеходную дорожку. Это было несложно. Звук раздавался отовсюду, отражаясь от гор, поэтому смотреть не требовалось. Он и так знал, что приближается к городу.

— Сюда, господин посол, — сказал молодой человек в аккуратном синем костюме.

Бледный, чисто выбритый, помощник сенатора явно нечасто выбирался на улицу под высокогорное солнце. Отсутствие бороды само по себе было показателем.

Всех окружавших Уланова мужчин отличал этот признак роскоши, словно служебный мундир. Это было единственным, что объединяло сотрудников службы безопасности, сопровождавших Кендрикса и Шредера к небольшой площади перед зданием городской мэрии. Четверо агентов в штатском были одеты в темные костюмы и вооружены лишь пистолетами, в то время как двое армейских рейнджеров носили камуфляж, тяжелые ботинки и винтовки. Однако все они были чисто выбриты, и никто не страдал болезненной худобой, которую Уланов часто наблюдал у других беженцев.

— Ну, все как будто неплохо, — заявил Кендрикс, оглядывая площадь, украшенную яркими лентами и флагами.

Глава службы безопасности ответил:

— Да, сэр.

Но смотрел он при этом на крыши, где, не скрываясь, парами стояли солдаты. Вдобавок, в ключевых точках наверняка прятались снайперы.

Насколько Уланов знал, сегодня лишь во второй раз за весь год чумы высшие представители американского правительства собирались появиться на публике вместе. Охрану ужесточили до предела. Не было никакой необходимости подъезжать в двух «Сабурбанах». Они могли просто прийти пешком. Город целиком перекрыли, и улицы пустовали, не считая пулеметов и бронетехники на главных перекрестках.

— Да и погодка не подкачала, — продолжил Кендрикс, скупо улыбнувшись Уланову.

Тот ограничился кивком. Кендрикса, похоже, так и распирало от удовольствия. Он даже явился пораньше на свою карманную церемонию, чтобы хорошенько освоиться, прежде чем посольство русских доставят с аэродрома. Сцена была тщательно подготовлена. Кендрикс тоже приоделся, чтобы ей соответствовать. Он отказался от ковбойского наряда, сменив его на деловой костюм. Бабочку оставил, а вот от белой шляпы избавился, подставив густые каштановые волосы солнечным лучам и прохладному ветерку.

Приземистый фасад муниципального здания был располосован красными, белыми и голубыми лентами флагов. На площади перед входом выстроили платформу, установили четыре камеры и две группы складных стульев. Там уже начала собираться толпа: операторы и избранные представители прессы. Еще Уланов заметил небольшую стайку детей с тремя учителями, которые благоразумно заняли детишек разговором с генералом ВВС в парадной голубой униформе.

Кендрикс, окруженный целой фалангой приспешников, двинулся прочь от машины. Уланов поковылял следом. Сенатор не оглянулся, но Шредер взял Уланова под локоть.

— Мы в самом первом ряду, — мягко сказал он.

Уланов, погруженный в размышления, снова кивнул. Как будто можно было спрятаться от камер наблюдения на самолетах.

Он знал, что выглядел таким же аккуратным и подтянутым, как эти высокопоставленные мужчины. Это вызывало у него странное чувство неудобства. Вчера Шредер направил к нему двоих с ножницами, мылом, бритвой и новым комплектом одежды, отчего Уланову начало казаться, что его потихоньку заставляют сдаться. Он не понимал почему. Всю свою жизнь он провел, поддерживая вокруг абсолютный порядок. Для космонавта аккуратность и тщательный подход к мелочам были критически важны, и все же Уланов предпочел бы одеться в мундир российской армии. В его вещмешке на «Индеворе» оставалось несколько комплектов формы, однако американцам приятно было думать, что они контролируют русского вплоть до мельчайших деталей.

Единственное, что имело сейчас значение, — это его поведение. Его душа. Его память. Он знал, что все сделал правильно, и это помогало держать страх в узде. Все больше и больше он погружался в прошлое, вспоминая встреченных им в жизни людей, места, где он побывал, отца и сестру, простой домашний уют, своих женщин и убийственную, величественную красоту космоса. Он был рад, что Рут здесь нет. Уланову хотелось бы послушать, как нанотехнолог подтрунивает над его прической и костюмом, но их всегда разделял долг — и сейчас он понял, что это к лучшему. Если Рут все еще была жива, Уланов желал ей успеха.

Он подумал о других астронавтах и о дружбе, которая объединяла их на борту МКС, несмотря на все различия. Американцы. Русские. Итальянцы. Там, на орбите, это никогда не мешало, отчего Уланов чувствовал одновременно печаль и радость.

И наконец, он решился взглянуть вверх.

Шум не прерывался ни на секунду и сейчас стал громче. Когда С-17 прошел над ближайшими вершинами, ущелья, окружавшие Лидвилл, поймали и отразили звук. Мгновением раньше тон чуть изменился — рев турбин сделался ниже.

Кендрикс не заметил этого. Он как раз смотрел на полковника спецназа, который стоял у последнего ряда складных стульев.

— Привет, Деймон, — непринужденно сказал Кендрикс, протягивая военному маленькую ладонь. — Ранней пташке сытный завтрак, да?

— Да и вы сегодня рано, сенатор, — ответил полковник.

Но глава службы безопасности, стоявший со стороны Уланова, прижал пальцы к наушнику микрофона и пробормотал:

— Вот черт.

Уланов обратил внимание, что несколько детишек в отутюженных костюмчиках, никак не желавших угомониться, тоже подняли головы. Один восьмилетка ткнул приятеля локтем в бок и тут же получил выговор.

— Прекрати, — одернул его учитель.

В ту же секунду солдаты на крышах зашевелились и стали оборачиваться.

— Сэр. Прошу прощения.

Глава СБ остановил Кендрикса, когда тот начал продвигаться по проходу между складных стульев.

— Сенатор? У нас тревога.

Шредер среагировал первым.

— Где?

— На аэродроме. Их самолет. Он не заходит на посадку.

Агент по-прежнему прижимал левую ладонь к уху, слушая и одновременно отчитываясь.

Школьники снова обменялись толчками, но сейчас их учитель смотрел в другую сторону.

— Он летит к нам, — сказал агент.

Лицо Кендрикса окаменело. Он смерил Уланова долгим, пристальным взглядом и спросил:

— Вы что, пытаетесь выкрутить нам руки? Изменить условия сделки?

Уланов не ответил.

Шредер, вцепившись в его рукав, выкрикнул:

— Проклятье! Объясните, что происходит!

Однако, как Кендрикс ни вглядывался, он не обнаружил в выражении лица Уланова ни торжества, ни угрозы. Сенатор отвернулся к агенту с рацией. Шредер, склонив голову, подключился к дискуссии. Прервался он лишь затем, чтобы ткнуть пальцем в Уланова и приказать:

— Обыщите его.

Один из армейских рейнджеров прижал дуло пистолета ко лбу бывшего космонавта.

— Даже вздохнуть не смей, — сказал рейнджер, в то время как его напарник ощупывал одежду Уланова в поисках оружия или электроники. Ничего не было. Он уничтожил наладонник и мобильник две ночи назад и бросил украденный 9-миллиметровый глок в унитаз, утопив пистолет в септическом резервуаре.

— Возвращаемся в машину, — рявкнул Кендрикс.

Басовитый рев двигателей плыл над городом, разносясь далеко впереди тихоходного самолета. Все уставились вверх. С этим гулом смешался более высокий вой набирающего высоту реактивного истребителя, однако с того места, где стоял Уланов, оба самолета были еще не видны. Ряд знамен плеснул на ветру. А затем закричала женщина. Уланов пошатнулся, когда рейнджер толкнул его следом за Кендриксом и Шредером обратно на проезжую часть.

— Шевелись! Шевелись!

Агенты в штатском тоже вытащили оружие, как будто это могло что-то изменить. Как ни странно, изменило. Один из них первым добрался до машин и, пробившись через строй припаркованных вплотную друг к друг автомобилей, замахал пистолетом в сторону только что подъехавшего «ГМС Юкон».

— Вылезай! — прокричал агент.

— Это машина конгрессмена О'Нейла, — возмутился шофер, но сотрудник спецслужбы заорал в ответ:

— Мы ее забираем!

Рядом с ними другие группы людей штурмовали припаркованные автомобили, крича и отталкивая друг друга. В этой сумятице Уланову все-таки изменила выдержка.

«Пожалуйста, — мысленно взмолился он. — Ну пожалуйста».

Тщетно. Их паника передавалась ему. Он увидел, как два солдата вытаскивают на открытую площадку переносную зенитно-ракетную установку. Дети визжали, но их голоса тонули в общем гаме. Затем человеческие крики прорезал прерывистый лай безоткатных орудий, открывших огонь с крыш вокруг площади. Невидимые отсюда орудийные расчеты пытались сбить самолет — и на какой-то миг Уланов понадеялся, что им это удастся.

* * *
Шпионаж и обман российского посла привели Кендрикса в ярость, и сенатор отбросил всякие церемонии. Через Уланова Кендрикс жестко надавил на союзников, угрожая бросить их на произвол судьбы. Поначалу он заставил их умолять. Затем смягчился и обещал не нарушать договор, согласно которому самолеты США должны были перевезти русских в индийские Гималаи. Все остальное стоило слишком дорого. Ограниченное количество боеприпасов. Ограниченные запасы еды. Лидвилл и не думал выделить им хоть одну тощую коровенку, не говоря уже о боевом нанотехе.

«Это все», — заявил Кендрикс, и союзники подчинились навязанным им правилам игры. Признали, что они в отчаянном положении. Они настаивали лишь на одном дополнительном пункте. Кроме самолетов и пилотов, которые должны были доставить их в Индию, русские требовали, чтобы Лидвилл принял тысячу пятьсот женщин и детей и несколько высокопоставленных дипломатов. Это нужно было и для того, чтобы основать небольшую запасную колонию, и для укрепления отношений между США и Россией.

«Слишком много, — возразил Кендрикс. — Мы примем сотню».

«Тысячу», — продолжали торговаться русские.

А потом они подсластили сделку. Лидвиллу собирались доверить сокровищницу и музейные экспонаты их родины. Уланова не удивило, как много это значило для американцев, капиталистов до мозга костей, — и неважно, что короны и картины предчумной эпохи никого не обогреют и не накормят. По мнению некоторых, эти артефакты обрели сейчас даже большую ценность.

Цифру опустили до пятидесяти человек, чтобы осталось место для сокровищ, — пятьдесят жизней плюс тонны холодного металла и драгоценных камней. Конечно, им скорей досталась роль заложников, чем спасенных. Никто не говорил об этом вслух, однако теперь их судьба целиком зависела от Лидвилла — а эти пятьдесят человек были женами и детьми президента, премьера, генералов, знаменитого композитора. Обмен знаменовал новое начало, взаимный жест доверия. Россияне доверяли американцам свои семьи и богатства, а в ответ американцы обещали дать убежище в Лидвилле еще пяти сотням беженцев, после того как самолеты завершат эвакуацию союзников в Индию.

«Это щедрое предложение», — сказал Кендрикс, но русским нужно было протащить сквозь воздушную оборону Лидвилла один-единственный самолет. Всего один.

* * *
Он ревел в небе, тупоносый и черный, блестящий на солнце. Уланов прищурил глаза, стараясь успокоиться и не обращать внимания на шум и на тычки охраны. Ему не хотелось умирать в суматохе винтовочных выстрелов, под крики Кендрикса.

— Мы бросим вас всех подыхать, Уланов! — визжал сенатор, пока его люди распахивали дверцы «ГМС». — До тебя что, не доходит? Вы упустили свой единственный шанс!

— Сэр! — вмешался глава спецслужбы, увлекая Кендрикса в обход серебристого внедорожника.

Горькая ирония заключалась в том, что Уланов, как ему казалось, сам навлек на себя все это. Он передавал через свой канал связи слишком большие цифры: подсчитывал самолеты, докладывал о новых скоплениях бронетехники. Должно быть, его соотечественники решили, что это единственный способ противостоять военной мощи Лидвилла.

* * *
Американцы, конечно, тщательно проверили сокровища перед погрузкой и отправкой на другой конец света и отчитались, что все чисто. Однако этого оказалось недостаточно. То ли ящики заменили перед взлетом, то ли они были выложены изнутри дешевым серебром, лишь имитировавшим реликвии царской эпохи при рентгеновском и инфракрасном облучении. Американские военные не хотели дольше необходимого задерживаться на земле, где им угрожали и исламские ракеты, и пехотная атака. И конечно, на борту были деньги. И семьи — причем личность каждого подтвердили по документам и отпечаткам пальцев.

Уланов не сомневался, что эти юные подающие надежды сыновья и дочери были именно теми, за кого себя выдавали. В конечном счете, это только пятьдесят жизней: бабушки, двоюродные сестры, жены. И все же он заметил одну ошибку среди десятков пересылавшихся туда и обратно файлов. Одно имя, ни разу больше не упоминавшееся, появившееся в единственном списке. Несомненно, какой-то служащий внес его, не имея понятия, что именно подтверждает.

«Кузькина мать».

Само по себе это имя не было редким, и в ранних декларациях, где вместо настоящих имен и фамилий указывались семейные связи беженцев, таких записей хватало.

Тетка и сын министра Старковой. Брат директора Молчанова.

А еще это словосочетание, Кузькина мать, было частью русской идиомы, означавшей «наказание». И что более важно, в самый разгар холодной войны советский генеральный секретарь Хрущев в своем обращении к Генеральной Ассамблее ООН использовал эту фразу, чтобы предупредить о беспрецедентных ядерных испытаниях, которые продемонстрируют военную мощь СССР.

Бомба была предназначена скорее для устрашения, чем для использования в боевых условиях, — она весила столько, что ее мог нести только специально переоборудованный тактический бомбардировщик. 30 октября 1961 года они взорвали водородную бомбу мощностью в пятьдесят мегатонн на полоске ледяной земли за полярным кругом. Для сравнения, мощность современных боеголовок варьировалась от мегатонных ракет первого удара, запускавшихся с подводных лодок, до десятимегатонных межконтинентальных баллистических ракет.

Уланов был одновременно и патриотом, и знатоком истории своей страны, ее восхождения к величию. Он заметил в списке строку, которую, очевидно, упустили американские аналитики. Заметил, потому что ожидал предательства. Похоже, американцы слишком зациклились на собственных повстанцах. К тому же то испытание прошлых времен было известно в основном под кодовым названием «Иван», или «Царь-Бомба». Императорская бомба.

Злорадствовать Уланов не мог. Вместо этого он чувствовал жалость. Лидвилл превратил часть расположенных поблизости старых шахт в командные бункеры, к тому же Уланов полагал, что подземные работы велись и в самом городе… но все это не имело значения.

В 1961-м облако взрыва поднялось на десять километров над уровнем моря и было видно больше чем за тысячу километров. Сейсмическая волна ощущалась даже после того, как три раза обогнула земной шар. Чтобы ограничить выпадение радиоактивных осадков (поскольку большая часть выбросов пришлась на Сибирь), в бомбе использовались свинцовые отражатели нейтронов вместо обычных, из урана-238. Уланов думал, что и эту бомбу модифицировали сходным образом. Земля стала слишком ценной, чтобы заражать сотни квадратных километров.

Это был эндшпиль. Россиян довели до того, что все они превратились в хладнокровных и свирепых ветеранов. Они слишком долго существовали на краю гибели: воины, лишенные собственного государства. Им представился уникальный шанс уничтожить единственную оставшуюся в мире сверхдержаву. В самолет наверняка погрузили самую мощную боеголовку из тех, что удалось раздобыть в заброшенных хранилищах, — а еще вероятней, несколько боеголовок, — потому что запуск ракеты засекли бы и нанесли ответный удар. А теперь было слишком поздно.

* * *
Когда агенты спецслужбы попытались запихнуть бывшего космонавта в вездеход следом за Кендриксом, он принялся вырываться. В последнюю секунду ему хотелось ощущать небо над головой и белые горы вокруг, и неважно, насколько чуждым было это место. Он снова взглянул на солнце — не на самолет, а на теплое, ласковое солнце — под нарастающий шум моторов и вопли людей. Треск радиопомех. Грохот орудий. Это был предсмертный крик города.

Многие дни Уланов боролся с чувством неопределенности и страхом, но бежать так и не попытался. Это насторожило бы американцев. Однако бывший космонавт надеялся, что его соотечественники поймут. Он знал, что грядет.

Знал и остался.

14

В Калифорнии Рут вздрогнула, увидев внезапную вспышку света на востоке — ослепительную рябь, словно маленькие солнца вдруг загорелись в рассветной дымке. Три? Четыре?

«По меньшей мере четыре», — подумала она и заморгала,пытаясь избавиться от пляшущих в глазах белых звездочек. Но свет был пронзительным и неестественным. Тонкие волоски на затылке женщины встали дыбом, как железные булавки. Несколько секунд она не шевелилась. Не дышала. Ее тело как будто превратилось в камертон, дрожащий, настроенный на одну звуковую волну. Каменистый склон под ногами Рут был неподвижен и холоден, но западный ветер распадался на несколько потоков, пробиваясь сквозь окружавшую ее небольшую толпу. А затем люди вышли из оцепенения. Все одиннадцать беглецов сбились в кучу, защищая друга друга, хватаясь за рукава и рюкзаки, чтобы связь ощущалась сильнее.

— Что это была за херня?! — прокричал Алекс, а Саманта выдохнула: «Майк!»

— Аааааа!

Майк упал на одно колено, вцепившись руками в лицо. Должно быть, он смотрел прямо на цель, над которой вспыхнули эти рукотворные звезды.

«Господи Боже», — подумала Рут.

Сколько еще их взорвалось в других местах? Может, ядерные удары прогремели по всей планете, уничтожив последние разрозненные остатки человечества? Может, Индия или Китай наконец-то убедили себя, что надо пойти на этот шаг, прежде чем решатся другие?

Осознание чудовищности происходящего окатило ее призрачным холодом, и Рут споткнулась, чувствуя, как немеет тело и отключаются чувства. А затем Кэм, как всегда, очутился рядом — он растолкал плечами толпу и подхватил женщину под локоть.

Когда Кэм пробегал мимо, Хироки застонал — низкий звук, похожий на собачий вой. Остальные тоже начали приходить в себя. Алекс и Сэм опустились на колени, чтобы помочь Майку. А вот Ньюкам, к глубокому недоумению Рут, зачем-то сверился с часами.

— Майк! О Боже, Майк! — всхлипывала Саманта.

Кэм уставился на Рут с самым свирепым выражением.

— Ты в порядке?

— Что?

— Взгляни на меня. Ты в порядке?

Его карие глаза смотрели напряженно и открыто, и Рут не смогла отвести взгляд.

Ее волосы трепал свежий ветер. В воздухе висел запах сосновой смолы и влажной земли.


Они спустились с островков скаутов на восточный склон, чтобы проводить Майка и Брэндона. Мальчишки планировали исследовать ближайшие вершины на той стороне долины и вернуться, никому пока не показываясь. Ди Мак все еще колебался. Способ, которым они передавали нановакцину, тоже вызвал сомнения. Майк решил, что это круто, но даже Брэндон замешкался, прежде чем выпить кровь из разрезанной левой руки Кэма.

Рут подумывала о менее зловещих методах. Наночастицы были меньше вируса и легко проникали сквозь мельчайшие повреждения кожи. Теоретически, они могли передать вакцину, размазав слюну по предплечьям мальчишек или даже с помощью поцелуя. Но нужно было действовать наверняка. Если просто размазать вакцину по коже, она может смыться или остаться неактивной, а поцелуй оставлял лишь тончайший слой, испаряющийся при выдохе. Выпить кровь — это самое надежное. Нановакцина превосходила вирусы еще и устойчивостью, так что с легкостью выживала в желудке и поступала в кровоток.

И все же пить ее было гадко. Мальчишки боялись, несмотря на увещевания Кэма. А Рут готовилась сказать ему «прощай». Молодой человек все утро держался поодаль. Вдобавок, сейчас он тащил свой рюкзак. Кэм и Ньюкам сошлись на том, что оружие и снаряжение лучше все время держать при себе, неважно, насколько они симпатизировали скаутам.

Рут и сама прихватила рюкзак, потому что не хотела бросать базу данных и пластины с прототипами. Она ясно видела, как сильно Кэму хочется отправиться на восток с Майком и Брэндоном. Очень типично для него: присоединиться к их миссии, предоставив в распоряжение мальчишек свою силу и опыт. Он уже отдал Майку бинокль, две зажигалки, немного бинтов и дезинфицирующего средства, как можно лучше снарядив парней.

Но что если начнут падать новые бомбы?

Ужас снова навалился на Рут, и она инстинктивно оттолкнула Кэма, пытаясь пройти вперед. Когда пальцы Рут коснулись его груди, молодой человек напрягся, неправильно истолковав ее движение. А затем она ощутила, как тот же безумный страх передается ему. За спиной Кэма торчала накренившаяся гранитная скала. Юноша потянул Рут к ней, используя каменную глыбу как противовзрывной щит.

— Сюда! — прокричал он.

Остальные поковыляли следом, оглушенные и ослепленные.

— Это была ядерная бомба! — взвизгнул Алекс. — Ядерная бомба, так ведь? Они устроили друг другу ядерную бомбежку!

Мальчишка усадил Майка спиной к камню и отвел руки приятеля от залитого слезами лица, чтобы проверить, насколько тот пострадал. К ним присоединился Брэндон, а затем Ньюкам и Ди Мак. Эд направил в укрытие Кевина и Хироки, после чего все опустились на колени.

Даже сбившись в одну кучу, они были всего лишь крошечным сгустком жизни. Рут снова подняла глаза к небу, на сей раз спокойно, словно потянувшись к нему взглядом. Там ничего не изменилось. Ветер нес равнодушные клочки облаков.

Ньюкам протиснулся ближе к Майку и присел рядом с Алексом.

— Открой глаза, — приказал он. — Ты должен открыть глаза, чтобы мы осмотрели тебя, парень.

— Я не могу, — простонал Майк.

Рут нащупала пальцами камень с крестом в кармане.

— Это было в Юте? — пробормотала она. — Где это было?

В ее голосе прозвучало такое волнение, что Рут ощутила стыд — грешно желать, чтобы этот испепеляющий свет обрушился на любое живое существо… однако если полыхнуло в Колорадо… если смерть прошла так далеко…

— Надо попробовать включить радио, — сказал Ньюкам. — Достань рацию.

— Ага.

Кэм стряхнул с плеч рюкзак, поставив его на колени Кевину. Они скучились слишком тесно, так что другого места не осталось. Кэм вытащил флягу, моток одежды, затем плоскую коробку передатчика и алюминиевые наушники.

— Ожогов нет, — говорил тем временем Ньюкам Майку. — Ты что-нибудь видишь?

— Немного. Только контуры.

— Хорошо. Очень хорошо.

Сержант, нагнувшись, протянул руку к рации.

— Нет, — медленно произнес Кэм.

Рут завертела головой, переводя взгляд с него на Ньюкама и обратно. Поначалу ее удивило, что Кэм именно сейчас решил выказать недоверие, — однако в следующую секунду и она, и Ньюкам сообразили, что Кэм больше не смотрит на них. Женщина обернулась. Все они обернулись.

— Вот черт, — выдохнул Алекс.

Глядя поверх скальных изломов, Рут увидела вспухающий в атмосфере гигантский гриб — пульсирующую ударную волну, смешение энергии и огня. Она распространялась, как круги на воде, но была настолько громадна, что беглецы видели лишь часть этой растущей в небе прорехи.

Рут тупо подумала, что до нее сотни километров — и что она насчитывает сотни километров в диаметре. Туча быстро росла и катилась на запад, навстречу обычному погодному фронту. Она взвихрила воздух, отбрасывая в сторону редкие облака.

— Где это было? — повторила Рут пронзительным мальчишеским дискантом.

— О Боже, о Боже, — твердила Саманта.

— Что нам делать? — спросил Кэм, глядя на зажатую в руке рацию.

Он протянул передатчик Ньюкаму, но солдат смотрел в небо, как и все остальные. Он не отвечал до тех пор, пока Кэм не ткнул его рацией в плечо.

— А. Да.

Ньюкам слепо потянулся за наушниками.

— Радиация, — сказал Кэм.

И тут склон горы на той стороне долины, казалось, подпрыгнул. С него кусками и струйками посыпалась земля. Послышался треск камня, похожий на дальнюю перестрелку. Ниже заколыхались деревья. Некоторые вывернуло с корнем. На юго-востоке из леса вырвалось ржаво-красное облако встревоженных насекомых.

Землетрясение в мгновение ока пронеслось сквозь двадцать пять километров горных отрогов и по долине, а затем достигло их пика. Почва выскользнула из-под ног. Один из валунов у них над головой сорвался и полетел вниз. Пролетев всего несколько сантиметров, он с ужасающим грохотом столкнулся с другой гранитной плитой. Землю усыпали осколки камня, оставив на щеке Брэндона две царапины. Почти все закричали. Кэм потащил Рут в сторону, наступил на Саманту и рухнул на Эда с Хироки.

Горный склон перестал дрожать. Только их беспорядочные метания усиливали хаос, и Ньюкам с Ди Маком заорали на два голоса:

— Стойте! Остановитесь!

— Мы в порядке, все уже кончилось!

Затем землю снова тряхнуло. Рут, охнув, осталась лежать, однако этот толчок был совсем другим. Слабее. Вторая сейсмическая волна.

— Все в порядке! — выкрикнул Ньюкам, но Хироки опять начал подвывать, а Алекс голосил без слов.

— Аааааааааа! Аааааааааа!

С западного склона у них за спинами протуберанцами взвились пыль и пыльца, поднятые в воздух землетрясением, и понеслись на восток бурыми и желтыми полотнищами.

Рут лежала на боку за грудой гранита, глядя на невероятную прореху в небе. Кэм снова поспешил на помощь. Когда его руки сомкнулись у нее на талии, Рут ощутила кое-что помимо обуявшего их обоих животного страха. Благодарность. Попытка Кэма вытащить ее из-под обвала ни к чему не привела, однако ясно показала, что для него важней всего. Ради нее он готов был бросить всех остальных.

Саманта теперь всхлипывала, а Алекс, прижав кулаки к голове, быстрыми яростными шагами расхаживал между другими мальчишками.

— Эти ублюдки! — твердил он. — Эти ублюдки!

Все остальные притихли. Инстинктивное желание спрятаться было слишком сильным — только Брэндон тихонько постанывал, пока его отец промокал царапины грязным рукавом рубашки, пытаясь остановить кровь.

— Девять с половиной минут, — объявил Ньюкам, снова сверившись с часами.

Его самообладание было невероятным. Рут накинулась на сержанта, даже не подумав.

— Какого черта ты делаешь?! — выкрикнула она.

— Примерно девять с половиной минут от момента взрыва до первого толчка, — отозвался Ньюкам.

Казалось, он говорил сам с собой, просто заучивая информацию. Рут поняла, что при первой же возможности Ньюкам запишет это в своем дневнике.

— Что это значит? — спросила она. — Это должно быть где-то близко…

— Не знаю, — сказал Ньюкам.

— В Юте или даже где-то в Неваде!

— Не знаю.

Саманта всхлипывала, спрятавшись за спину Ди Мака. Хи-роки и Кевин съежились по обе стороны от них, не поднимая голов. Рут обнаружила, что и сама плачет. Как давно? Стерев слезы с лица, она отвернулась от детей. Ей так хотелось прижаться к Кэму и закрыть глаза — но она не заслужила такого права. Ей оставалось лишь обхватить себя руками, здоровой и загипсованной.

В любом случае, Кэм был занят Ньюкамом и Алексом. Мальчишка присел на корточки рядом с двумя мужчинами. Втроем они плотно окружили рацию, переключая канал за каналом, но не находя ничего, кроме треска помех.

— Дэвид-шесть, это Джордж, — повторял Ньюкам. — Дэвид-шесть, ты меня слышишь?

Статика.

— Кто-нибудь меня слышит? Ответьте. Кто-нибудь. Вы меня слышите? Говорит Калифорния.

Статика.

— Я знаю, что рация в порядке, — буркнул сержант. — Видите? Аккумуляторы заряжены, и мы достаточно далеко, чтобы электронику не замкнуло от электромагнитного импульса.

— Что же не так? — спросил Алекс.

— Небо. Ты только посмотри на него. Слишком сильные возмущения.

Вытащив бинокль, Ньюкам отважился пару раз взглянуть на восток, а затем на север и на юг.

— Это была очень мощная бомба, — тихо произнес он. — Насколько я могу судить, рвануло далеко за горизонтом, так?

Рут попыталась воззвать к его логике.

— Мы даже не знаем, в Колорадо ли это. Слишком далеко.

— Не уверен.

Ньюкам развернул карту Северной Америки и положил рядом с ней записную книжку, нацарапав на листке «9,5».

— Сколько отсюда до Лидвилла, тысяча сто километров? Пусть будет тысяча сто пятьдесят. Но кто еще может быть целью? Уайт-Ривер?

— Постойте, я знаю, — вмешался Майк, все еще прижимавший ладони к глазам. — Если учесть кривизну земной поверхности… Тысяча сто километров, мы сможем увидеть это, только если, э-э…

— Уайт-Ривер уже сдался им с потрохами, — возразил Ньюкам. — Зачем снова бить по ним? Особенно ядерной бомбой? Даже водородной бомбой. Земля слишком дорога.

— Мы смогли бы увидеть это, только если оно высотой в сто километров, — сказал Майк. — Такого быть не может.

— Но удар нанесли по горам, — заметил сержант. — Ниже барьера вообще никого нет, так? Значит, ударили по высотам.

— Лидвилл всего-то на высоте три тысячи двести метров.

— Но это выглядело как вспышка, верно? Черт, да взгляни прямо сейчас, — сказал Ньюкам, забыв, что Майк наполовину ослеп. — Оно насквозь прочертило небо.

— Толщина атмосферы меньше ста километров, — продолжал настаивать Майк, но он был неправ.

Кислорода для поддержания жизни не хватало даже на вершине Эвереста, на высоте всего восемь тысяч восемьсот метров, — однако Рут знала, что газовые слои, окружающие планету, простираются дальше орбиты МКС, выше трехсот двадцати километров над уровнем моря. Хотя на самых дальних границах экзосферы они действительно были очень разреженными.

Рут приходилось доверять собственным глазам. Нельзя игнорировать и опыт Ньюкама. Лидвилл был самым могущественным городом на континенте — наиболее значимой целью — и бомба Судного дня, взорвавшаяся на такой высоте, с легкостью могла осветить все небо. Или вспышка отразилась от облаков. Тепловой выброс, идущий от светового столба, несомненно, поднялся намного выше облачного слоя. Сила взрыва ощущалась за сотни километров.

Попадут ли они в зону действия?

«Радиация», сказал Кэм, и Рут ощутила, как бешеный маятник эмоций внутри нее вновь качнулся в другую сторону. На нее обрушилось горе. За время своего короткого пребывания в Лидвилле она не успела завести много друзей, однако команда МКС оставалась там, и почти все остальные, кого Рут знала в этом мире. Джеймс Холлистер, ее коллеги-ученые, другие люди, которые изо всех сил старались помочь ей. Четыреста тысяч мужчин и женщин. Скорей всего, они просто превратились в пар — и все же Рут не могла сказать, что сильно сожалеет о Гэри Ласале и о нанотехнологическом оружии, созданном им ради жестоких, безумных планов Кендрикса и президентского совета.

А что если это и было причиной? Кто запустил ракету, мятежники? Или враги из другой державы?

Рут опустила здоровую руку в грязь и провела пальцами по одному из отпечатков подошв, словно полузатоптанные следы были чем-то вроде азбуки Брайля. Словно в них заключались ответы.

— Это не может быть Колорадо, — повторил Майк.

— Послушай, пацан, просто кто-то взорвал несколько боеголовок! — выкрикнул Ньюкам. — Ты…

Кэм остановил их.

— Тише, — сказал он.

Последние несколько минут он молчал, и Рут поняла, что видит это не в первый раз: Кэм уходил в тень, позволяя каждому высказать то, что он думает, после чего аккуратно решал проблему.

— Это неважно, — продолжил он.

— Неважно?! — прокричал Алекс.

— Что бы там ни случилось, нам надо решить, что делать дальше. И по-моему, мы все должны идти. Сегодня. Сейчас.

Кэм махнул рукой на восток, в сторону раскинувшейся внизу долины.

— Мы должны найти как можно больше людей и дать им возможность спуститься с гор…

Какое-то мгновение слышались только завывания ветра.

— …прежде чем полетят новые бомбы, — договорил Кэм.

— Да. Да, верно.

Ньюкам оглянулся на скаутов и их ошеломленные лица. Майк все еще закрывал руками глаза, Брэндон прижимал ладонь к окровавленной щеке.

— Мы разделимся, — сказал Кэм.

Теперь его тон стал повелительным. Он указал на Эда и Алекса.

— Три группы. Вы, вы и мы. Так будет разумней.

Он говорил, стоя спиной к небесной прорехе и глядя на них.

— Мы должны это сделать, — повторил он. — Вставайте. Пора идти.

* * *
Ди Мак и Хироки вместе с Эдом поспешили обратно в лагерь, чтобы забрать остальные рюкзаки и спальные мешки. Тем временем Кэм снова разбинтовал левую руку. Он вскрыл вчерашнюю ножевую рану, и кровь обильно полилась в латунную кружку.

— Нет, — Саманта умоляюще обратилась к брату. — Пожалуйста, не надо.

Брэндон покачал головой.

— Мы не можем оставаться здесь, Сэм. Ты знаешь, что не можем.

Алекс быстро глотнул из кружки. Кевин последовал его примеру, но когда Саманта отказалась, Алекс забрал кружку у приятеля.

— Он прав, — сказал вожак бойскаутов. — Давай же. Он прав.

— Останься со мной, — попросила она.

Земля вновь легонько вздрогнула. Один из мальчишек что-то крикнул с вершины. А затем горы тяжело вздохнули. Рут все еще сидела, но мгновенно потеряла равновесие. Ей показалось, что она подпрыгнула. Кэм и Ньюкам упали по обе стороны от нее, и кто-то лягнул ее в руку — запястье пронзила боль. В голове стало гулко и пусто. Где-то кричали чьи-то голоса. Саманта, Брэндон и она сама.

Постепенно Рут поняла, что все закончилось. Она оглянулась в поисках Кэма и увидела, что тот тоже кривился от боли. Он лежал на боку, вычищая грязь из пореза на больной руке. Кевин стонал, ощупывая лодыжку. Рут услышала другие вопли сверху. Майк спросил:

— Что происходит?

— Сейчас, наверное, расходятся все линии разломов в континентальной плите, — ответил Ньюкам. — Я так думаю. Кто-нибудь видел еще одну вспышку?

Они замотали головами.

— Вы, ребята, жили здесь, — продолжил сержант. — Тут поблизости есть трещины?

— Это Калифорния, — буркнул Майк. — Так что да.

— Первый толчок вызвала бомба. Может быть, и второй. Не знаю. Боже. Будем надеяться, что все кончено.

— Обернись, — оборвал его Кэм.

На востоке утро опять превратилось в ночь. Рут уже решила, что дыра в атмосфере замедлила рост, однако сейчас из-за дальнего края горизонта наползало черное ядовитое облако, подрагивающее от удара взрывной волны. Оно бурлило и пенилось — тонкая, но становившаяся все шире полоса тьмы.

Это сыпались с неба радиоактивные осадки — измельченные в пыль обломки, на краткий миг ставшие горячей самого солнца.

* * *
Кровь выпили все, даже Саманта. Затем взвалили на плечи рюкзаки, понадежней спрятали ножи и несколько дорогих сердцу вещиц. Хироку вытащил старый, начищенный до блеска четвертак, показал его Майку, а затем вложил в ладонь друга на память. Брэндон повторил этот внезапный жест, подарив свою кепку с символикой «Джайентс» Алексу.

Прежде чем расстаться, скауты обнимали друг друга, всхлипывая и обмениваясь громкими прощальными возгласами. Ди Мак ни с того ни с сего вдруг развернулся к Кэму и сграбастал его, а затем все ребята окружили и Рут. Майк потревожил ее больную руку. Алекс поцеловал ее в щеку.

Это было самое трогательное на свете прощание под кипящим небом. Рут знала, что никогда не забудет мужество этих ребят, и надеялась встретиться с ними снова. Но шагая вниз по склону следом за спешившим на восток Кэмом, женщина сжала кулаки. Она гадала, как далеко на запад прорвется движущаяся против ветра радиоактивная туча. Догонит ли их?

15

— Стой.

Кэм быстро шагнул вправо, помогая Рут перебраться через бревно. Толстые бурые змеи, которых он заметил, возможно, и не были гремучими. Индиговые ужи выглядели почти так же и встречались здесь до чумы гораздо чаще, чем гремучие змеи, но рисковать не стоило. Даже укус неядовитой змеи заражал организм наночастицами чумы и оставлял раны, куда могли проникнуть новые, — к тому же свежая кровь привлекала насекомых.

Кэм помог женщине спуститься с упавшего ствола. При этом он задержал руку в перчатке у нее на бедре, пытаясь прочитать выражение глаз. Рут тяжело дышала под маской, но смотрела под ноги, так что Кэм видел только очки и капюшон. Его собственное снаряжение казалось ему особенно грязным после ночи, проведенной в горах, где прохладный ветерок ласкал обнаженную кожу.

Ньюкам перебрался через бревно следом за ними. Кэм отвернулся и поспешил вперед, на восток, только на восток, прокладывая путь через лес. Он снова целиком посвятил себя Рут. Все планы отослать ее на самолете были пустой фантазией. Идея остаться здесь и с помощью скаутов начать возрождать мир шла вразрез с нуждами остального человечества. Ему следовало это знать. Конечно, враги Лидвилла должны были нанести удар. Они лишь ждали подходящей возможности.

Кэм предполагал, что ракету запустили повстанцы. Они уничтожили Лидвилл, чтобы никто не помешал им добраться до Рут. Хорошо, если это им удалось. Но в случае неудачи действовать придется ему. Если помощь придет — отлично. Если нет — значит, надо пересечь долину и доставить Рут невредимой на следующую горную вершину. За последние двадцать минут они уже избежали столкновения с тучей кузнечиков, еще одним выводком змей и двумя свирепыми толпами муравьев, вытаскивающими из-под земли белые яйца. Черные мухи то теряли их, то снова догоняли среди сосновых стволов. Кэм надеялся, что скауты не повернули назад. Подземные точки сами по себе были опасны. Горы и долина все еще не утихомирились, тревожа обитавших здесь рептилий и насекомых.

Ньюкам был прав. Бомба ударила, словно молот, расшатав самые нестабильные линии разломов. Опускаясь и сталкиваясь, эти массы земли задевали соседние регионы и, в свою очередь, расшатывали их. Когда закончится цепная реакция, Калифорния, возможно, на долгие годы погрузится в необычное для нее спокойствие, но пока горы гудели и подрагивали. Кэм был рад, что они ушли с побережья. Наверняка обрушатся и другие дамбы и плотины, увеличивая общий хаос, а вдоль берега и по заливу пройдут мощные приливные волны.

— Держись рядом со мной, — сказал он.

Впереди лежало еще одно громадное дерево, вывернутое с корнем. Кэм решил не перелезать через ствол, а обойти по склону. Тут встречались норы со змеями, и это его беспокоило. Кэм пнул ботинком сосновые иглы и грязь, осыпав трухой упавшие ветки, чтобы спугнуть любую прячущуюся под ними тварь.

Но движение, которого он ожидал, пришло сверху. Деревья выгнулись. Дневной свет померк.

Казалось, сам Господь тронул небо. Новый воздушный поток пронесся через лес с востока, против ветра. В этот момент Кэм ощутил, что теряет надежду. Все, что он совершил до сегодняшнего дня, все события его жизни разыгрывались на фоне огромных, смертоносных пространств чумы. Их было так мало — всего несколько ничтожных человеческих существ, окруженных километрами мертвых городов. Но он всегда управлял собственной судьбой.

«Кажется, я видел вторую бомбу», — попытался сказать он, но тут Ньюкам схватил их обоих и, упав, потянул Рут за собой.

— Вниз! — прокричал сержант.

Затем сквозь деревья прокатился новый шквал, намного более яростный, чем первый порыв теплого воздуха. Лес застонал. По веткам хлестнула пыль, тучи насекомых, щепки и сорванные листья. Кэм перекатился на живот и прикрыл руками лицо. Он задыхался, несмотря на маску.

Ветер затих так же быстро, как поднялся. Кэм прижимался к земле до тех пор, пока его не начала пугать собственная неподвижность. Он видел слишком много отчаявшихся людей и не хотел умереть такой смертью. Он пошевелился. Пошевелился, хотя не находил в этом никакого смысла. Вздрогнул от боли — колючая пыль запорошила глаза. Он был весь покрыт слоем грязи, вероятно, радиоактивной. Рут и Ньюкам выглядели не лучше, хотя на одежде женщины остались чистые участки там, где Ньюкам навалился на нее. Не считая этого, бурая корка покрывала каждую складку их курток и капюшона, как у Кэма. Пыль облепила и деревья, обесцветив кору.

Сколько им осталось жить? Кэм решил, что это зависит от того, насколько близко упала бомба. Может, пройдут дни, прежде чем радиация превратит их в кровоточащие полутрупы, — но в следующую секунду он подумал о рации. А если удастся подключить дополнительные аккумуляторы и настроить ее так, чтобы она вела передачу, час за часом, даже когда они будут уже мертвы? Возможно, их заметит самолет-разведчик. Или беженцы с передовой базы Лидвилла пролетят достаточно близко, чтобы засечь передачу. Кто-нибудь может найти их, неважно, хорошие или плохие парни. Пусть лучше вакцина достанется кому угодно, чем навсегда сгинет здесь, в этой узкой горной долине.

Кэм снял очки и постучал ими по ноге, щурясь сквозь пыль.

— Ты в порядке? — прохрипел он, вставая на колени рядом с Рут.

Женщина отрешенно кивнула.

Ее очки тоже не справились с ураганом. Линзы изнутри покрылись пылью. Кэм ослабил резинку у нее на затылке. Затем снял перчатки и принялся оттирать изувеченными, но чистыми руками ее щеки. Он наслаждался этой мимолетной близостью. Рут была в ступоре, но Кэм заметил, что его внимание помогло ей прийти в себя. Взгляд карих глаз уперся ему в лицо. Кажется, она даже попыталась улыбнуться.

Потом Рут оглянулась на Ньюкама.

— Что случилось?

— Ударная волна, — просипел сержант.

Отряхнув капюшон, Ньюкам добавил:

— Боже, я и не думал, что она дойдет так далеко.

— Ты имеешь в виду, от взрыва в Колорадо? Я…

— Какую дозу радиации мы получили? — с внезапной поспешностью выпалил Кэм.

Ньюкам вел себя слишком невозмутимо. Похоже, солдат не считал, что это вторая бомба. От его спокойствия плотина в груди Кэма внезапно треснула, выпуская на волю поток эмоций. Юноша спрятал руки за спиной, чтобы скрыть дрожь. Неужели ему не придется пристрелить Рут, а затем и себя, когда тошнота и боль станут нестерпимыми?

«Второй бомбы не было, — подумал он. — Не было!»

Подняв одну побуревшую перчатку, Ньюкам объяснил:

— Это не радиоактивная пыль от второго взрыва. Это был в основном раскаленный воздух. От первой бомбы. Взрывной волне понадобилось столько времени, чтобы добраться сюда. Уровень радиации примерно такой же, как от ежедневной порции ультрафиолета. Недостаточный, чтобы убить нас, если ты об этом спрашиваешь. Не на таком расстоянии.

Он взглянул на часы.

— Пятьдесят восемь минут. Господи. Это была гигантская бомба.

— Ты все еще уверен, что она взорвалась в Лидвилле? — спросила Рут.

Она наконец-то начала сама отряхивать одежду, и Кэм отстранился. Он дрожал с головы до ног и не хотел, чтобы женщина прочла выражение его глаз.

«Мы выживем».

Он чуть не зарыдал, так сильно это его потрясло. Бывший патрульный считал, что ему уже почти нечего терять — но оказалось, что опустить руки он пока не готов.

* * *
Еще полчаса беглецы оставались на месте. Кэм отвел их на несколько метров в сторону, подальше от змеиных нор, и они устроились на каменной плите, чтобы почиститься, выпить воды и отмыть очки. Ньюкам снова попробовал настроить рацию. Затем он что-то нацарапал в своем журнале. Не считая еще одного небольшого землетрясения, в лесу было тихо. Похоже, ударная волна прибила насекомых к почве. Хотя бы это радовало.

— Вы видели, что творилось в небе, — сказал Ньюкам.

Рут кивнула, но Кэм все еще блуждал мыслями где-то вдалеке. Пока они говорили, он смотрел на древесные верхушки, впитывая странную красоту пылевой завесы. Коричневый туман продолжал расплетаться на ветру, заслоняя свет солнца.

Сейчас беглецы спустились почти на пять километров в долину и, потеряв высоту, уже не видели изорванного горизонта на востоке.

— Землетрясение было первым, потому что колебания быстро передаются через твердые породы, — сказал Ньюкам. — Воздух — другое дело.

— Ветер, — вмешалась Рут.

— Вблизи это не имеет никакого значения.

— Нет. Но радиация? — продолжила она.

— Не знаю.

— Ветер отнесет радиоактивные осадки в сторону от нас, особенно те, что поднялись высоко в атмосферу, — сказала Рут.

Лучше бы это оказалось правдой, но Кэм помалкивал. Кроме прочего, его беспокоила чума. Если ударная волна действительно пронеслась через тысячу сто километров, она подняла целую бурю техночумы. Множество субатомных механизмов взлетели на высоту более трех километров и распались. Кэм предполагал, что волна уничтожила не меньше наночастиц, чем смела по пути, но горы Сьерры стеной поднимались над огромными чашами Юты и Невады. Здесь ударная волна могла растратить последнюю силу, а эти вершины, словно расческа, собрали на себя толстый слой наночастиц.

Кэм не спешил вновь отправляться в путь. Если они проглотили слишком много частиц вместе с пылью, через час или два им будет несладко. Тогда им придется бежать обратно на запад и вновь подняться выше барьера.

* * *
Этого не понадобилось. В кои-то веки им повезло. Кэм думал, что их спасла близость гор. Почти наверняка взрывная волна вызвала огромные перепады давления. Может, в качестве побочного эффекта бомба очистила обширную территорию от наночумы.

Беглецы поднялись и пошли дальше. Через полтора километра Рут начала прихрамывать, стараясь не опираться на правую ногу. Постепенно становилось ясно, что внизу, в долине, ударная волна была не такой мощной. Горы на противоположной стороне, похоже, отразили порывы ветра, защитив низину. На древесные стволы налипло меньше пыли. Обычный лесной мусор просто смело в кучи и дорожки, а не развеяло по ветру.

Когда они вошли в полосу канадских елей, сверху с иголок посыпались, как угольки, все еще живые муравьи. В другом месте Кэм заметил желтую страницу из телефонной книги — всего одну страницу, принесенную Бог знает откуда. Затем они забрели на участок, усеянный сотнями метров мусора: в основном пластиковых пакетов и кусков целлофана, рассыпанных между деревьями. Это было что-то новенькое. Ветерок уже начал прореживать эти завалы, и один пакет долго летел рядом с беглецами вниз по склону.

Должно быть, взрыв раскидал кучи мусора по всей Северной Америке. Кэм мимоходом задумался о муравьях на деревьях. Сначала он решил, что в воздух подняло местную колонию, но возможно, их принесло откуда-нибудь издалека, например, из пустыни. Экосистеме, и без того рассыпавшейся на части, грозило новое испытание — в эту мешанину добавятся новые виды насекомых.

По другую сторону от места взрыва должно быть еще хуже. Восточный погодный фронт подхватил большую часть пыли, мусора и жуков и отбросил их туда. Там, где радиоактивные осадки не прикончат всех выживших, насекомые начнут новый и еще более свирепый бой за территорию.

Впрочем, пока не было смысла волноваться об этом. Кэм умел неплохо отвлекаться от происходящего вокруг, но сейчас не мог забыть о боли в колене, бедре, руке и шее больше чем на пару минут — как и о своей тревоге за Рут. Они шли и через какое-то время выбрались на залитый солнцем луг, где высокие сорняки, примятые ветром, напоминали круги на полях. Кэм снова запаниковал, когда вдруг почувствовал в левой руке болезненную пульсацию, но вскоре вакцина одолела чуму. Рут и Ньюкам, похоже, ничего не заметили. Просто случайная инфекция.

* * *
Беглецы поднялись на полтора километра по склону следующей горы и уснули как убитые. Они настолько устали, что Ньюкам задремал во время дежурства — такого на памяти Кэма еще не случалось. Открыв глаза, юноша увидел над собой черное небо, полное звезд. Действие аспирина кончилось, Кэм замерз и хотел пить. А возможно, его подсознание забило тревогу при звуках глубокого дыхания двух спящих людей, хотя спать должен был только один.

Они забились в щель гранитного холма, опасаясь новых ядерных взрывов. Усевшись, Кэм опрокинул пустую консервную банку и полную канистру с водой.

«Проклятье», — подумал он.

У них почти закончилась вода. Им встретился один пруд, но вся его поверхность кишела насекомыми. Еда тоже подходила к концу. Эти основные потребности никуда не исчезли. Кэм нахмурился в темноте, подсчитывая, сколько километров им осталось до барьера. На рассвете он отправится искать ручей, пока Рут и Ньюкам будут завтракать и упаковывать вещи. Еще надо заняться ногой Рут — сменить носки и смазать последними остатками мази, если она снова натерла волдырь. Кэм прикинул, что даже если они немного вздремнут в районе полудня, то все равно поднимутся на вершину до заката.

Но в сумерках послышался вой самолетов. Задремывая в своем спальнике, Кэм поначалу решил, что ему померещилось. Слишком многое из пережитого смахивало на ночные кошмары.

Зловещий гул сделался громче.

«Проснись», — велел он себе. Затем, оторвав ноющее тело от камня и потянув сержанта за ногу, Кэм сказал уже вслух:

— Ньюкам. Проснись.

Оба его спутника зашевелились. Рут вздохнула: мягкий, печальный звук. Ньюкам перевернулся на спину, ощупал маску и закашлялся. В следующий миг солдат резко сел и поднял лицо к серому небу. Долина все еще была темной — восходящее солнце пряталось за горой у них над головами. Кэм заметил, что Ньюкам тоже перевел взгляд на запад. Поначалу юноша решил, что горы сыграли с ними шутку, отражая звук, однако самолеты определенно приближались с запада.

— Что будем делать?

— Оставайтесь на месте, — сказал сержант.

Их нора в скале не была идеальным укрытием, но пришлось довольствоваться этим. Ньюкам нашарил и включил рацию, затем вытащил бинокль. Кэм пожалел, что отдал свой Майку. Оба мужчины уставились на горизонт, в то время как Рут, лежавшая между ними, пыталась сесть. На ее щеке отпечатались красные полоски от рюкзака.

— Ты в порядке? — тихо спросил Кэм.

Она кивнула и прижалась к нему. Тепло ее тела было по-родственному приятным, и в кои-то веки Кэм позволил себе расслабиться.

В долину ворвался шум двигателей: низкий монотонный рев. Секундой позже над юго-западными вершинами вспыхнули новые яркие звезды. Звезды из металла. Самолеты загорались, как огоньки, мягко выныривая из ночи и летя навстречу восходу. Кэм насчитал пять, прежде чем над горами появилась новая партия. Затем, намного дальше к югу, ночь расцветила третья группа огоньков. Все они вырывались из темного западного неба.

«Они не имеют к нам никакого отношения», — с тупым изумлением осознал Кэм. Уже очень долгое время все, кого беглецы замечали в небе, вели охоту на них. Но тут было что-то другое. Кэм не знал что, однако по масштабу это событие не уступало землетрясениям и ударной волне — было слишком громадным для немедленного осмысления.

Ньюкам осмотрел еще и северный горизонт, после чего развернулся в другую сторону.

— Запиши для меня кое-что, ладно?

Не опуская бинокль, он второй рукой зарылся в нагрудный карман.

— Хорошо.

Кэм взял ручку и блокнот.

— У них американские опознавательные знаки, — сказал Ньюкам. — Транспортники С-17. Восемь, девять, десять. С ними самолет огневой поддержки АС-130. На фюзеляже следы починки. Еще я вижу пассажирский Боинг 737, «Юнайтед Эйрлайнс». Но с ними шесть Мигов.

Он сказал это в одно слово, «мигов», и Кэм переспросил:

— Что это?

— Истребители. Российские истребители. Похоже на американские самолеты с российским сопровождением, но там еще DC-10 с маркировкой на арабском, как мне кажется.

— Дай посмотреть, — попросила Рут.

— Нет.

Ньюкам снова развернулся к северу и продолжил изучать небо над долиной, одновременно пытаясь настроить рацию. Но из нее раздавался только треск статики. Кэм не знал почему-то ли из-за атмосферных возмущений, то ли потому, что передатчики работали только на армейских частотах, которые не использовали летчики… или потому, что самолеты сохраняли радиомолчание.

— Я немного понимаю по-арабски, — сказала Рут.

Она тронула Ньюкама за плечо, но сержант отмахнулся от нее. В результате только Кэм заметил, как две или три группы изменили курс. Солнце вспыхнуло на брюхах самолетов, когда машины развернулись к югу.

— Теперь они и к северу от нас, — отрапортовал сержант. — Старый советский заправщик. Три транспортника. Два истребителя неизвестной мне модели.

— Флот беженцев, — предположила Рут. — Собрали все, что смогли найти. Но что там по другую сторону Тихого океана? Япония? Еще Корея. Там были военные базы США. Может, оттуда и появились наши самолеты.

— По-моему, они идут на посадку, — сказал Кэм.

Он указал на юг, где две самые дальние группы уже превратились в точки. Некоторые из этих сверкающих искорок продолжали кружить в небе, сохраняя высоту, тогда как другие исчезали, сливаясь с землей. Но как? В трех километрах над уровнем моря почти не было дорог. Несколько дней назад Ньюкам объяснил, что С-17 может сесть с минимальным пробегом, но Боингу 737 и истребителям нужны посадочные полосы.

Намного ближе третья группа, тоже заложив длинный плавный вираж, развернулась к северу. Очень скоро они должны были пролететь над головами беглецов. Низкий вибрирующий рев двигателей несся впереди самолетов, как землетрясение, раскачивая скалы и лес. Кэм смотрел вверх, на машины. Потом его посетила еще одна мысль. Может, они приземлялись ниже барьера, там, где были дороги, как можно ближе к безопасной зоне. Если они заходили на посадку, поддерживая в кабинах низкое давление, экипажи и пассажиры могли выстроится у дверей, затем разгерметизировать салон и бегом кинуться в горы.

— Мне это совершенно не нравится, — сказал Ньюкам.

Он отдал бинокль Рут и тут же начал выбираться из спальника. Взяв спальный мешок за капюшон, сержант быстро скатал его, готовясь к выходу.

— Это могут быть американцы, — заметила Рут. — С иностранных военных баз.

— Нет. Не может быть. Мы отозвали всех наших обратно.

Ньюкам скатал спальник в плотный комок и пристегнул к рюкзаку.

— Это скоординировано со взрывом. Неужели не понимаете? Электромагнитный импульс ослепил наши радары и коммуникационные системы по всему полушарию, что дало им отличный шанс проскользнуть незамеченными. Они выждали ровно столько, чтобы ЭМИ не повредил им самим. А теперь они здесь. Черт.

— Разве японцы не на нашей стороне? — спросил Кэм.

Кажется, у Японии не было ядерного оружия, как и у Кореи, а вот у китайцев точно было — и к тому же неизвестно, кто мог прибрать его к рукам в нынешней неразберихе.

Ньюкам только буркнул: «Ага».

— Может, это кто-то из европейцев. У нас там тоже было много баз, и я знаю, что чума распространилась до того, как мы успели все вывезти.

Сержант начал упаковывать для Рут ее рюкзак, запихнув туда открывалку, грязную вилку, полупустую флягу.

Над вершиной на юге расцвел крошечный огненный цветок.

— Они разбились, — сказала Рут.

Затем последовала еще одна вспышка, и еще. Кэму показалось, что второй взрыв произошел в небе. Ракета? Кто-то стрелял по новым врагам.

— Передовая база Лидвилла, — сказал он.

— Ага.

Ньюкам продолжил сборы, но Кэм смотрел на далекий бой, не зная, стоит ли торжествовать. Странное чувство. Они целыми неделями пытались укрыться от самолетов и вертолетов с передовой базы Лидвилла, но сейчас Кэм был рад, что в Сьерре сохранилось американское военное присутствие.

Сзади, словно молотом, ударил орудийный огонь. Кэм, крутанувшись на месте, увидел, как один из новоприбывших истребителей обстреливает горную вершину примерно в шести километрах к северу. Другой самолет покрупнее тоже неторопливо зашел для обстрела горы. Правый борт судна как будто взорвался. Дым и пламя вырвались из его орудий. Каждый залп был правильной формы — два громадных прямоугольных пятна.

Ветер подхватил полосы сорванной со склона бурой земли, и Кэм снова ощутил цепенящий ужас. Новые враги уничтожали всех беженцев, чтобы никто не мог помешать их высадке, и Кэму нечего было противопоставить подобной силе.

Юноша попытался стряхнуть оцепенение.

— С нами все будет в порядке, — пробормотал он, успокаивая и Рут, и себя самого. — Им нет до нас дела. Эта гора слишком маленькая.

— Как скажешь, — ответила женщина.

Кто-то начал вторжение в Калифорнию.

16

Они втроем поднялись на вершину, держа оружие наготове. Беглецы шагали треугольником — впереди Ньюкам с винтовкой, по бокам от него Рут и Кэм. Рут знала, какими чужими и безликими они кажутся в своих масках и потрепанном снаряжении. Женщина чувствовала, как кровь истошно пульсирует в венах, однако вес пистолета в здоровой руке успокаивал.

— Стойте! — прокричал незнакомый мужчина, тощий, чернокожий, с пятнами розовой сыпи на носу и подбородке.

Он развернулся к путникам плечом, как будто пряча огрызок ножа в руке — или чтобы вложить весь свой вес в удар.

За его спиной белая девчонка, присев, схватилась за камень. В ту же секунду остальные люди, стоявшие неплотной группкой, попятились. Такой знакомый звук человеческого движения. Голоса. Стук ботинок. Производимый ими шум отчетливо слышался среди бесконечного гудения самолетов, и Рут вдруг снова осознала, насколько они заметны на фоне омытой светом горной вершины. День подходил к концу. Они стояли намного выше закатного солнца. Тень Рут вытянулась далеко перед ней, сливаясь с тенями Ньюкама и Кэма, а зубы и глаза местных поблескивали из оранжевых сумерек.

Некоторые из чужаков попрятались в свои каменные и земляные норы, но большая часть рассыпалась по площадке. Рут впилась взглядом в хромого мужчину, быстро выступившего из-за ближайшего строения. Он шагал боком, стараясь обойти ее, и держал лопату как копье. Его лицо было изуродовано старыми волдырями и плохо прижженной раной. Один глаз вытек.

— Ружье, — выдохнул Кэм.

Взгляд Рут метнулся влево, на другую сторону каменистой площадки. Там стоял всклокоченный человек с охотничьей винтовкой. Сердце Рут забилось так сильно, что тут же замерло — один болезненный удар, и тишина.

— Чего вы хотите? — выкрикнул первый мужчина.

— Мы американцы, — пролаял в ответ Ньюкам.

Сержант задыхался. Рут и Кэм тоже. Последняя сотня метров подъема отняла у женщины все силы. Ей едва удавалось устоять на ногах. Каждый из них согнулся под грузом собственной боли. Рут баюкала сломанную руку, а Ньюкам опирался на винтовку как на костыль.

— Американцы, — повторил он.

Второй мужчина медленно приближался. До него оставалось метров пять. Закругленное лезвие его лопаты затупилось, но ярко сверкало, стертое до блеска о твердую землю. Рут сильно вздрогнула и выпрямилась, несмотря на боль в боку. Она выразительно помахала пистолетом, но мертвое лицо чужака не изменило выражения.

— Может, там их больше, — вмешалась девчонка.

Чернокожий проорал:

— Просто уходите отсюда!

Кэм отдышался первым.

— Спецназ армии США, — сказал он, кивнув на наплечные нашивки Ньюкама.

Его пистолет при этом не дрогнул.

— Мы здесь, чтобы помочь вам, так что вели ему отойти!

— Армия США, — повторил чернокожий.

— Мы можем остановить чуму.

Ньюкам снял одну руку с винтовки и поднял очки на лоб,обнажая лицо.

— Взгляни на нас. Как, по-твоему, мы сюда добрались?

— Они сбрасывают людей повсюду, — сказала девушка чернокожему. — Эти могут быть кем угодно.

В вечернем небе гудели далекие самолеты. Через три часа после первой группы появилась еще одна волна транспортников, затем несколько отставших. Немало истребителей захватчиков продолжали патрулировать небо. По большей части шум был не громче отдаленного шепота. Истребители оставались на большой высоте, но если ветер стихал или самолет пролетал поблизости, звук усиливался. Дважды они видели, как вершины гор зачищают с помощью орудийного огня. Торчать тут было все равно что выйти на пути перед поездом и ждать столкновения. Рут понимала их опасения, но глядя на бесстрастную позу одноглазого, она также не сомневалась, что год чумы давно превратил многих из этих людей в животных.

— Мы можем защитить вас от чумы, — продолжил Кэм. — У нас есть новые наночастицы.

— Мы пришли, чтобы помочь, — повторил Ньюкам.

Чернокожий медленно покачал головой, словно отказываясь от их помощи. Это послужило сигналом. Девушка выпустила зажатый в кулаке камень, а одноглазый перестал подкрадываться к Рут. Еще один мужчина и двое женщин поблизости тоже расслабились, хотя и не отложили ножей и дубин. Одна из женщин была на позднем сроке беременности. Вторая, светлокожая и светловолосая, сильно обгорела, облезла и вновь обгорела.

По оценке Рут, здешнее население составляло около двадцати человек. Кэм и Ньюкам лишь бегло осмотрели этот островок, прежде чем их троица ворвалась в лагерь. Они все еще опасались, что их поджидают в засаде солдаты Лидвилла. Несмотря на все случившееся, угроза по-прежнему оставалась реальной.

Ньюкам опустил ствол винтовки. Рут тоже уронила руку с пистолетом, но Кэм продолжал держать толпу под прицелом.

— Нам надо, чтобы все вышли на открытое место, — сказал он. — Здесь только вы?

— Что?

Мужчина нахмурился, а потом оглянулся на огромную долину внизу.

— Никто не высаживался, если вы об этом. Пока нет.

Рут подумала, что он тянет время, не решаясь подставить свое племя под пистолеты чужаков. Чернокожий кивнул на гремящее небо и спросил:

— Какого черта там происходит?

Он кивнул на север, в сторону опаленных горных вершин, но оглянулась лишь пара человек.

Рут подумала, что ему самому необходимо отвлечься — не меньше, чем убедить других. Рана не успела зажить, и кожа вокруг нее покраснела и опухла. Там явно развивалась инфекция. Кэм вонзил острие ножа прямо в порез. У Рут перехватило дыхание. Она услышала, как несколько чужаков тоже ахнули, когда кровь потекла по скрюченным пальцам Кэма в миску.

— Для начала, нам пригодилась бы помощь, — сказал костлявый негр, Стив Гаскелл.

Рут подняла голову, разъяренная тем, что он так безразличен к самопожертвованию Кэма, — однако Гаскелл был совсем не безразличен. Широко и жадно распахнув глаза, он пялился на аккуратные пластиковые упаковки из аптечки Ньюкама, которую Рут разложила на земле. Пластырь и бинт. Антибиотики. Мазь. Женщину окатило новой волной тревоги. Она очень остро чувствовала близость нависших над ней чужаков. Даже сейчас, когда их рюкзаки почти опустели, они трое наверняка казались неслыханными богачами — а Кэм продолжал гнуть свою линию.

— Нет времени, — ответил он.

— У нас тут две беременных женщины и трое больных, — буркнул Гаскелл.

— Мы поделимся с вами всем, чем сможем, но если хотите жить, вам надо спуститься с горы, — возразил Кэм. — Этой же ночью.

Рут попыталась понять, почему Кэм говорит с таким отвращением. В этих людях, как в зеркале, он видел себя самого. Когда бойскауты цеплялись за свой островок, он проявил такую же нетерпимость. Это был неоправданный, самоубийственный риск. Его поведение ставило их всех под угрозу. Она сама ощущала растущий гнев и страх.

Толпа угрожающе качнулась в сумерках.

Рут оглянулась, высматривая стрелка.

— Они не в состоянии идти, — сказала девчонка Гаскеллу.

Другой мужчина, нахмурившись, заявил Кэму:

— Подождите.

— Мы не можем остаться, — возразил Ньюкам.

— И вы тоже, — подхватил Кэм. — Вы должны уйти.

— Мы пойдем с вами, — предложил Гаскелл.

— Будет лучше, если мы разделимся.

— Просто дайте нам время собрать вещи. Десять минут.

— Попытайтесь найти как можно больше выживших, — сказал Кэм. — Отплатите за нашу помощь.

— Тони, Джо, Андреа, начинайте собирать еду, — приказал Гаскелл, не сводя глаз с Кэма.

Трое его людей отошли от группы и поспешили к убежищам.

— Есть и другие такие же, как мы, — сообщил сержант. — Мы стараемся разойтись как можно шире.

Одна из женщин спросила:

— Но кто там, на равнинах?

— Мы не знаем.

— Пошли завтра на разведку двоих самых сильных парней, — предложил Кэм вожаку. — Это лучшее, что ты можешь сделать. Найдите другую группу. Сделайте для них то, что мы сделали для вас.

— Мы пойдем с вами, — ответил Гаскелл.

— Хорошо, сегодня ночью, — быстро сказала ему Рут, прежде чем Кэм успел вмешаться.

Ньюкам добавил:

— Да, ладно, но потом мы разделимся.

— Нам надо убедиться, что кто-то спустился с горы, — договорил Кэм. — Пейте.

Юноша сжал кулак, чтобы остановить кровотечение. Но пока он вставал, держа в здоровой руке потертую зеленую пластиковую посудину для пикника, кровь продолжала капать с костяшек в миску. Затем Кэм протянул ее Гаскеллу.

— Все в порядке, вы ничего не почувствуете, — сказала Рут, стараясь сгладить неприятный момент.

Однако эти люди были не такими крепкими, как скауты, и ей опять вспомнилась первая найденная ими вершина, где всех убила неведомая болезнь. Распространяться могла не только вакцина, но и бактериальные и вирусные инфекции. Конечно, те, у кого были серьезные проблемы с иммунитетом, скорей всего давно умерли, но существовали и медленно развивающиеся патогены. Гепатит. СПИД. Множество беженцев ослабли и не смогут сопротивляться болезни. На некоторых горных островках таилась смерть — но тут ничего нельзя было поделать до тех пор, пока они не доберутся до мест, где сохранилась хоть какая-то цивилизация.

Гаскелл выпил первым, потом девушка, потом еще двое мужчин. Рут не увидела на их лицах и намека на ужас. Чтобы выжить, они делали куда худшие вещи. Женщина отвернулась, глядя на последние угасающие лучи закатного солнца.

Ньюкам тоже предложил пожертвовать кровь. Он отвел Кэма в сторону и сказал:

— Давай по справедливости.

Двое мужчин прошли очень долгий путь — они были союзниками, врагами, а теперь их связали узы настоящего братства. Кэм только покачал головой.

— У тебя пока обе руки в порядке, — сказал он. — Ни к чему рисковать.

В этом парне было столько хорошего, что Рут могла простить ему и ярость, и саморазрушительную ненависть.

Беременная женщина заколебалась, когда очередь дошла до нее.

— А как это повлияет на ребенка? — спросила она, по очереди взглянув на своего мужа, Гаскелла и Кэма.

— Мы не знаем, — ответила Рут. — Думаю, это защитит вас обоих. Никаких проблем не должно быть.

Сейчас она радовалась вдвойне, что не переспала с Кэмом или с кем-то еще. Насколько тяжелей стала бы их борьба, если бы она забеременела? Две менструации после возвращения на Землю и без того прошли нелегко. После двенадцати месяцев в невесомости кровь так и лилась, вдобавок к тошноте и спазмам — но каждый раз это длилось всего четыре или пять дней, пускай и очень паршивых. А если бы ее неделями преследовала утренняя тошнота, или развились бы осложнения, вроде гестационного диабета и повышенного кровяного давления?

На таком позднем сроке у беременной наверняка появились проблемы со спиной и болели ноги. В третьем триместре кости будущей матери становились заметно мягче, чтобы помочь ребенку пройти сквозь тазовое отверстие. Спуск по горному склону будет для нее мучительным, но новое поколение бесценно. Они сражались именно за таких, как эта женщина, поэтому Рут выдавила улыбку и повторила, словно обещание:

— Это защитит и ребенка.

* * *
Этой ночью они снова лежали, сбившись в одну кучу, на высоте два с половиной километра, среди мешанины рюкзаков, оружия и снаряжения. Небо с воем рассекали истребители, горы отзывались эхом. Кузнечики пели и пели. Рут сказала Гаскеллу, что вакцину им дала команда парашютистов, — это было достаточно близко к истине, чтобы запутать след, если слухи когда-нибудь дойдут не до тех людей. Согласно ее версии, они пережили год чумы на вершине горы над одним из лыжных курортов вблизи озера Тахо, к югу отсюда. Кэм весьма убедительно описал несколько тамошних ориентиров.

Хуже всего был ее обман насчет очков. У группы Гаскелла были куртки и капюшоны, и они порвали несколько тряпок на лицевые маски, подражая своим спасителям, но Рут сказала, что ее очки и другое снаряжение нужны для защиты от насекомых. Эти люди больше никак не могли уменьшить контакт с наночастицами чумы. Рут не хотела отдавать свое снаряжение, и драться ей тоже не хотелось.

* * *
Утром они расстались. Гаскелл обещал послать несколько парней к другой горе на юго-востоке. Рут сомневалась, что вожак выполнит обещание, но радовалась уже тому, что отделалась от них. Во-первых, эти люди ее пугали, и во-вторых, такую толпу было легче заметить. Их мог засечь пилот или спутник. Приятно было снова углубиться в леса с Кэмом и Ньюкамом. И все же первые полкилометра она раз десять оглянулась назад, слегка напуганная своим поступком. Может, лучше было держаться вместе? Однако теперь, когда люди Гаскелла хоть что-то для себя прояснили, они с не меньшим облегчением отправились своей дорогой.

«Наш мир сжался до такой малости», — подумала Рут.

* * *
Они шагали на север, несмотря на то, что это приближало их к точке запуска патрулирующих небо истребителей. Во время посадки казалось, что реактивные самолеты ревут над самой головой, хотя машины пролетали на высоте в сотни метров и в нескольких километрах от беглецов. Расстояние увеличивалось с каждым шагом вниз по склону. Они планировали завтра свернуть к востоку. Впереди, если верить карте, лежали две долины, тянувшиеся до самой Невады.

Рут ушла в себя. По сути, ее состояние напоминало сон. Она двигалась, как в трансе, стараясь не выпускать из виду лишь куртку Кэма впереди и участок неровной земли под ногами. Все за пределами этого узкого коридора она пыталась не замечать. Свою жажду. Свои стертые ноги. Солнце, стоявшее высоко над лесом, и гудевших вокруг мух.

— Шшш.

Кэм развернулся и, согнув руку в локте, перехватил Рут. Женщина тут же нырнула вместе с ним за колючий куст можжевельника. Если Кэм решил укрыться, значит, так надо.

Ньюкам залег напротив них. Он продолжал медленно ползти вперед, опираясь на колени и одну руку, но не снимал винтовку с плеча. В другой руке сержант все еще держал бинокль. Рут ткнула Кэма локтем, пытаясь понять, что происходит. Тот указал вперед, за деревья. С северного склона неподалеку от них поднимался дым — почти на одной высоте с беглецами. Пожар. Рут слишком устала, чтобы бояться. Она просто ждала. В конце концов Ньюкам встал и вернулся к ним. Кэм расслабился, стоило их спутнику подняться с земли.

— Это самолет, — сказал сержант. — Истребитель. От него мало что осталось, но судя по тому, что я видел, это старый советский МИГ. То есть действительно старый, ему лет двадцать-тридцать. Такой должны были законсервировать еще в восьмидесятых. Думаю, у них произошло короткое замыкание при заходе на посадку, или кончилось топливо, прежде чем они добрались до заправщика. Не знаю. Никакого боя мы не видели, так ведь?

— Поблизости — нет, — ответил Кэм.

— Может, дотянул сюда от базы Лидвилла, — согласился сержант. — Но зачем лететь так далеко, если они сейчас заняли все вершины вокруг? Думаю, он просто разбился.

Рут выдавила из себя:

— Летчик мертв?

— Возможно, спрыгнул с парашютом. Поднялся в горы много часов назад.

Ньюкам встал на колени рядом с ними и стряхнул с плеч рюкзак. Вытащив флягу с водой, он протянул ее Рут.

— Ты хрипишь как удавленник.

— Я в порядке, — просипела она.

— Ты не заметила, как я махал рукой прямо у тебя перед носом, — возразил Кэм. — Давайте остановимся на полчаса и поедим.

— Лучше на час, — сказал Ньюкам. — Хочу прошвырнуться туда и попытаться снять рацию. Там даже может быть аварийный комплект, если пилот не спасся.

Сержант поел с ними. Он разделил с остальными последние запасы вяленой говядины из своего рюкзака, а затем расстелил карту, чтобы показать Кэму и Рут, где присоединится к ним. От жесткого мяса у Рут заболели челюсти, но затем кусок сделался мягче и вкуснее. Кэм открыл жестянку супа. Еще они вырвали несколько горстей травы и полакомились сладкими корешками.

Рация рядом с Ньюкамом затрещала, взорвавшись фрагментами разноголосицы. Говорили американцы. Все заглушала статика, но они уловили обрывок фразы «Колорадо на связи», а потом «на этом канале». Ньюкам тут же забыл о разбившемся истребителе. Им надо было восстановить контакт с американскими мятежниками или канадцами. Эвакуация самолетом казалась теперь единственным выходом. В течение двадцати минут сержант снова и снова пытался вызвать кого-нибудь, хотя передатчику не хватало мощности. Ньюкам очень надеялся получить точные сведения о происходящем.

«Всем частям прекратить огонь. Повторяю. Гражданским…»

Ожидание было ошибкой. Не только они заметили дым на той стороне долины.

— Выключи его, — прошипел Кэм, ткнув Ньюкама забинтованной левой рукой, как дубиной.

Рут подпрыгнула. По лесу разносились человеческие голоса. Они перекликались и быстро приближались. Вода и пища вернули женщине силы, и теперь ее чувства вновь обострились. Группа шла над ними, наискось по склону. Люди Гаскелла?

Все трое беглецов скорчились за кустами можжевельника. Винтовка Ньюкама лязгнула, когда сержант положил ее на рюкзак для упора, но группа прошла мимо, так и не заметив их. Рут хорошо разглядела одного из чужаков и мельком увидела остальных. Белый мужчина в грязной синей куртке, с тряпкой, прикрывавшей рот. Очков, ни обычных, ни защитных, на нем не было. Похоже, он был не вооружен, и Рут решила, что это местные, а не захватчики. Они говорили по-английски.

— Давайте просто остановимся на минутку…

— …от мух!

Они громко переговаривались, поддерживая в себе боевой дух, в точности как скауты. Вряд ли они предполагали, что внизу есть кто-то еще. Эти люди не могли прийти в себя после резкой перемены в их жизни. Тут Рут удивила сама себя. Она улыбнулась. Выскочи она сейчас, как чертик из табакерки, и закричи, эти парни наверняка обгадятся от ужаса. Забавно, в своем роде.

Ньюкам выбрался из-под куста и встал, прислушиваясь. Затем сержант опустился на колени и расстелил карту.

— Скауты, должно быть, добрались до их островка, — сказал он. — Мы не знаем этих людей.

— Как думаешь, стоит заговорить с ними? — спросила Рут.

— По-моему, нет. Не надо с ними связываться.

Кэм тоже покачал головой.

— Они уже получили вакцину.

Но эта группа явно была в отличной форме. Рут не сомневалась, что люди Гаскелла не смогли бы идти с такой скоростью. Истина заключалась в том, что слабым, голодным и раненым доверять стоило меньше. Это касалось и их самих.

Жаль, что они не смогли взять с собой никого из скаутов. Рут нуждалась в помощи. Ребята тащили бы ее рюкзак и поддерживали ее.

— А что насчет самолета? — спросила женщина.

— Эти люди движутся прямо к нему, а ждать нам нельзя, — ответил Ньюкам. — Они могут проторчать там весь день. Пожар и других может привлечь. Мы выбрали неудачное место для отдыха.

Беглецы осторожно убрались прочь, держась за деревьями и не выходя на открытое пространство. Рут оглядывалась назад с тем же сожалением, что и при расставании с группой Гаскелла. Но потом сквозь усталость пробилась более важная мысль — истинная причина ее сомнений.

«Если вакцина уже распространилась по многим островкам, захватчики тоже могли ее заполучить».

* * *
По долине прокатился звук выстрелов: сначала два или три из охотничьих винтовок, а потом более громкая чечетка автоматных очередей. Кэм и Рут снова бросились на землю. Ньюкам присоединился к ним, укрывшись за кустами. От места встречи с другой группой они отошли меньше чем на полтора километра.

— Это АК-47, — сообщил сержант. — Русские или китайские. Или арабские. Логично выглядит в связке с МИГ-ами. Похоже, это кто-то из них.

Тем временем эхо разносилось по склонам, то стихая, то вновь делаясь громче: «паф, паф» более легких винтовок, смешанное с низким «тртттт» автоматов. Маленькая битва за территорию внутри большой войны. Рут казалось, что бой происходит на пике к северу, позади них, но она не была уверена, что выше барьера. Они вновь изменили мир. Территории, захваченные чумой, возвращались к жизни. Впервые за шестнадцать месяцев человеческие существа нарушили тишину — убивая друг друга. От этой мысли Рут затошнило.

— Ты сказал, что самолеты тоже по большей части российские, — подал голос Кэм.

— Да, но они продавали военную технику в Азию и на Ближний Восток шестьдесят лет. Может, это Китай.

«Они знали», — подумала Рут.

Однако верить в это не хотелось, поэтому женщина придала словам вопросительную интонацию:

— А что если они знали?

Кэм завязывал шнурки на ботинке, но услышав ее, поднял голову.

— О чем?

— Зачем вторгаться в Калифорнию, если они не знали о вакцине?

Это звучало более чем логично.

— Почему не полететь куда-то, где им не придется так тяжело сражаться?

— Вообще-то, ничего особо тяжелого тут нет, — сказал Ньюкам со странным блеском в глазах.

Гордость?

— Кто помешает им здесь? — продолжил он. — Пара горячих парней с охотничьими винтовками? Все другие территории над барьером кишат армиями.

— Но им ведь противостоят американские военные, — возразила Рут. — Тут всего пара часов лету, так?

— Ты имеешь в виду, от Лидвилла? Лидвилла больше нет. И не стоит ждать многого от мятежников или канадцев. Весь континент пока ослеплен ЭМИ, это продлится еще несколько дней. Идеальная ситуация. Они нанесли быстрый и сильный удар, а теперь начинают окапываться.

Рут покачала головой.

— До того, как мы отправились в Сакраменто, велось столько переговоров по радио. И возможно, их было в десять раз больше после того, как мы исчезли. Они могли перехватить что-то или узнать от своих союзников или шпионов. Или даже видели то, что случилось, со спутников.

«Они тоже хотят заполучить меня, — осенило Рут. — Они меня ищут».

Вот почему захватчики сразу перебили всех выживших на стольких горных вершинах — не только для того, чтобы сберечь своих солдат, когда будут штурмовать барьер, но и чтобы не упустить нановакцину. Они не знали наверняка, где Рут, и как далеко распространилась вакцина, а осмотреть пару десятков трупов намного проще, чем гоняться за каждым американским беженцам по лесам и полям.

Вакцину легко было выделить из трупа. Скорей всего, новые враги надеялись найти Рут и ее базу данных среди расстрелянных людей.

— Она права, — сказал Кэм. — Ты знаешь, что она права. Нам нужно учесть, что они в любую минуту могут оказаться ниже барьера, если уже не здесь. Им достаточно схватить всего одного человека с вакциной в крови.

В груди Рут заворочался тяжелый гнев. Такое же негодование она видела в глазах своих спутников. Все решения, которые они принимали до этой секунды, все их страдания — все впустую. Они только что отдали Запад новому врагу: не только отдельные горные вершины вдоль побережья, но все, от Калифорнии до Скалистых Гор. И более того. Они вручили им весь мир.

Кем бы ни были захватчики, они станут первыми хорошо вооруженными людьми, получившими вакцину. Они могут оставить ее себе, прививая пилотов и солдат. А могут просто вернуться домой, прихватив вакцину с собой и одновременно продолжая войну здесь.

Это давало им неоценимое преимущество: возможность сажать самолеты где угодно, запасаясь оружием и топливом, свободно перемещать войска и строить укрепления, в то время как армии США и Канады все еще были связаны по рукам чумой.

«Боже мой».

У Рут закружилась голова, когда она осознала кое-что еще. Вторжение уже достигло цели, если враг собирался ограничиться одной вакциной. Если они отказались от поисков ее базы данных, решение, вероятно, уже принято. Они могут засыпать ядерными бомбами все территории выше трех километров и очистить планету от всех соперников. Причем сделать это немедленно.

Рут, пошатнувшись, поднялась на ноги.

— Нам надо выбираться отсюда, — сказала она.

17

Им следовало остановиться задолго до заката, но Кэм разделял нетерпение Рут. Вдобавок, они продвигались чертовски медленно. Имел значение каждый шаг. Кэм снова хотел оказаться впереди, обойти всех остальных участников гонки. Надо было учитывать, что большинство людей тоже движется на восток — не только калифорнийцы, но и захватчики.

Беглецы все еще не знали, кем были нападавшие. Жизнь не похожа на фильмы, где герои и злодеи разражаются идиотскими диалогами, чтобы объяснить происходящее зрителям. Вероятно, это не имело значения, однако Кэм не мог отделаться от ощущения — знай они, кому противостоят, это увеличило бы их шансы.

Перестрелка позади них продолжалась еще почти час. Винтовки трещали и бахали. Беглецы не раз останавливались и оглядывались, пытаясь понять, где идет бой. Кэм думал и о том, сколько еще людей наблюдает со стороны. Две группы, не считая Гаскелла? Неужели скауты успели так широко разнести вакцину? Он и сам не знал, какой ответ хотел бы услышать. Самолеты наверняка загонят всех выживших в тот же отвесный лабиринт хребтов и ущелий, где прятались беглецы, — а сейчас каждый человек представлял собой угрозу, в той или иной степени. Однако все они имели право на жизнь. Кэм злился на Гаскелла, но теперь, когда эти люди остались позади, радовался, что помог им.

Он прошел полный круг. Спасая их, Кэм спасал себя. Рут всегда оставалась для него на первом месте, но эти две цели сливались в одну.

Было бы преступлением бросить кого-то над барьером. Разве не ужасно наблюдать за вторжением и не иметь возможности спастись или уйти? От одной этой мысли по телу Кэма пробегала дрожь. Они почти добились своего. Еще неделя, еще месяц, и вакцина распространилась бы на сотни километров, среди тысяч людей. Вторжение все перевернуло. Оно грозило погубить больше американских жизней, чем взрыв в Лидвилле. Рут была права. Как только новый враг вакцинирует достаточное количество своих солдат, он получит возможность посадить людей на самолеты и отправить обратно в Китай или Россию, чтобы расконсервировать тамошние ракетные базы.

Сколько времени это займет? Несколько часов, чтобы пересечь океан, еще несколько часов, чтобы зарядить установки в пусковых шахтах и перенацелить межконтинентальные баллистические ракеты. Самолеты могли улететь из Калифорнии еще вчера, но вполне вероятно, что силы повстанцев на территории США контролируют часть ядерного арсенала. Может, по Азии или Европе уже нанесли ядерные удары, чтобы подорвать боеспособность врага и предотвратить новое нападение? Может, США уже стерли с лица земли Гималаи или афганские горы. Тогда флот захватчика — лишь последние остатки противника, и долго они не продержаться.

Эта жестокая мысль утешила Кэма, потому что опять нахлынула боль. Ухо горело от наночумы, а вторичная инфекция жгла пальцы руки. Они вновь забрели в горячую точку.

Рут тоже это почувствовала. Она ковыляла боком, как краб, пытаясь не наступать на левую ногу и, скрючившись, стучала гипсом по ребрам, чтобы заглушить боль. А виноват был Кэм. Опять его вечное желание защитить Рут. Он выбрал более ровный участок долины, потому что идти тут было легче, но забыл про гирлянды выцветшего на солнце пластика, свисавшие с деревьев. Ударная волна, похоже, закрутилась здесь смерчем, раскидав мусор и оставив после себя высокую концентрацию наночастиц, а до барьера было далеко. Из деревьев тут преобладали желтая сосна и сосна Ламберта, а подлесок стал густым и зачастую непроходимым.

— Извини, — выдохнул Кэм, вглядываясь в длинные тени.

Юноша поднял голову, высматривая мусор в ветвях — сигнал опасности, — но его маска отсырела, а очки запотели. Отупев от усталости, он пытался двигаться как можно быстрее.

И завел всех прямиком в колонию муравьев.

* * *
Десятки бурых песчаных куполов торчали из земли — приплюснутые, очищенные от травы и мусора круги размером с хлебницу. Красные земляные муравьи. Они выели большую часть кустарника на своей территории и повредили немало сосен. Кэм, на бегу глядевший вверх, инстинктивно отпрыгнул на чистое место.

Муравьи облепили их ступни и лодыжки, прежде чем кто-либо успел заметить опасность. Затем насекомые забрались в штанину Ньюкама и принялись кусаться и жалить. Сержант завопил:

— Ааааааа!

Ньюкам, развернувшись, принялся хлопать по ноге. Рут упала. Кэм вцепился в ее куртку, но удержать не сумел. Земля шевелилась под ногами. Муравьи затянули ее живым ковром, красным, блестящим, колышущимся. Они со всех сторон набросились на женщину.

— Боже, Боже, о Боже! — вскрикнула она.

Насекомые забрались и в рукава Кэма, за шиворот и за пояс. Он вытащил Рут из муравьиного месива и принялся одной рукой отряхивать ее одежду. Бесполезно. Оба они были покрыты крошечными телами, и корчащаяся масса кишела повсюду вокруг них — на земле, на деревьях.

Ньюкам обхватил Рут со спины, и Кэм отбросил их обоих в сторону.

— Идите! — крикнул он, используя свой рюкзак как дубинку, чтобы сбросить с Рут как можно больше муравьев.

Ему нужен был бензин, упакованный во внешний карман. Кэм выплеснул жидкость на землю перед ними, как можно ближе. Он двигался очень неуклюже: рюкзак в одной руке, муравьиные укусы, как иглы, жалят щеки, запястья и шею. Они уже почти добрались до края колонии. Кэм видел чистый участок впереди, но между ними и безопасным местом все еще оставались полтора метра обезумевших насекомых.

Он выстрелил из пистолета в горлышко опустевшей канистры. Пары бензина вспыхнули, огонь обжег щеку и волосы. Миниатюрный взрыв заставил его раскинуть руки и крутануться назад, сбив всех троих с ног прямо в рваное пламя.

— Вставайте! — проревел Ньюкам, но когда Рут, спотыкаясь, попыталась подняться, Кэм ударил ее по ногам.

Женщина горела — и жар, вместе с ударом, произвели именно тот эффект, на который рассчитывал Кэм. Муравьиная масса под ними съежилась, обожженная и полураздавленная. Кэм снова швырнул Рут на землю. Затем приподнял и опять бросил. Они катались по площадке, брыкаясь и размахивая локтями, чтобы сбить пламя с одежды, а заодно раздавить забравшихся внутрь муравьев.

Однако колония не сдалась. Слева на них хлынула еще одна красная река. Рут взвыла, колотя рукой по уху Кэма и отчаянно пытаясь встать на ноги.

Ньюкам, перегнувшись через них, выстрелил в грязь из своей штурмовой винтовки. Грохот был оглушительный. Сержант за пару секунд расстрелял весь магазин. Пули, словно лопата, выбили земляной фонтан, отшвырнув волну муравьев. Это дало беглецам всего пару мгновений. Муравьи взяли завал штурмом — но люди успели. Они кинулись прочь. Они выжили. Но над ними, как флаг на флагштоке, поднимался дым.

* * *
— Нам нельзя останавливаться, — задыхаясь, прохрипел Ньюкам.

Он тащил Рут и Кэма вниз по склону. Затем и Кэм подхватил сержанта, когда тот врезался плечом в упругую ветку сосны и чуть не отлетел в сторону.

— Дымовое облако, — продолжил Ньюкам.

«И наши выстрелы», — подумал Кэм, но в голове все настолько смешалось, что он и не пытался озвучить это.

Наночума ненадолго завладела его телом. Муравьиные укусы обожгли кожу, как брызги кипящей воды. Теперь — по ощущениям, вечность спустя — боль проходила, но она отняла много сил. Все трое двигались как пьяные. Беглецы волочили ноги по земле, а Рут шаталась, то и дело натыкаясь на Ньюкама или Кэма. Левый рукав у нее прогорел насквозь. Все они были покрыты грязью и копотью.

А потом Рут потеряла сознание.

— Уходите как можно дальше, — сказал Ньюкам. — Я вас найду.

Но Кэм думал о другом. Рут очнулась, однако сознание ее было спутанным. Когда юноша откинул ее капюшон и расстегнул куртку, чтобы сбить жар, она простонала:

— Сенатор. В два часа.

Ему оставалось лишь надеяться, что они не попадут в горячую точку. Лихорадка и обезвоживание тоже могли убить женщину, а ее бред пугал Кэма. Вряд ли Рут способна пройти больше нескольких сот метров. А он знал, что не пронесет ее и пары шагов.

Ньюкам собирался выгадать для Рут и Кэма как можно больше времени. Они уже не раз использовали уловку с насекомыми, так что сержант хотел раскидать последние запасы жира и сахара по горному склону. Новые тучи обезумевших муравьев и других тварей должны отвлечь внимание преследователей. А если нет, Ньюкам думал увести их в сторону, стреляя из винтовки. Каждый из мужчин взял себе одну портативную рацию, а затем они поровну разделили запасное снаряжение и батарейки.

— Вот.

Ньюкам взвесил два тощих пакетика смеси «Кул-Эйд» в ладони, прежде чем передать их Кэму.

— Съешьте это. Отдай большую часть ей, но сам тоже съешь немного.

Затем он встал и перекинул винтовку через плечо.

— Я догоню вас ночью.

Кэм поднялся как раз вовремя, чтобы окликнуть сержанта, пока тот не отошел слишком далеко.

— Эй, — позвал он, думая обо всем, что произошло между ними, — о том, что видел и о чем думал, но никогда не произносил вслух. — Будь осторожен.

Ньюкам кивнул.

— Просто идите вперед.

* * *
Внезапно она вышли к шоссе, и Кэм замер в нерешительности, оглядывая гладкую черную полосу асфальта. Дорога образовала узкий двухполосный коридор, ведущий через лес. Юношу потянуло туда как магнитом. Рут едва не падала, мешком повиснув на нем. Кэм снова взглянул на дорогу. По этому ровному, пустому покрытию они могли бы шагать быстрее, но и заметить их было бы намного легче. Надо оставаться среди кустарника и деревьев.

— Шагай как можно быстрее, — сказал Кэм, потащив Рут вперед.

Их ботинки застучали по асфальту. Они пересекли шоссе за пару секунд, и Кэм опять покосился на небо. Сумерки уступали место ночи. По расчетам Кэма, они прошли всего метров восемьсот — больше, чем он ожидал. Помогало то, что дорога вела под уклон. Рут двигалась как сломанная кукла. Кажется, она даже не видела, куда они идут. Женщина прислонилась к своему спутнику и ковыляла из последних сил, то и дело натыкаясь на него.

Они брели до тех пор, пока Кэм не врезался прямо в дерево. Это привело его в чувство.

«Достаточно», — решил он.

Этого пока хватит.

Вновь повернув, он двинулся вверх по склону и углубился в молодую сосновую рощицу. Кэм решил, что деревья укроют их от любого, кто, как и они, будет спускаться с горы. Может, даже удастся услышать шаги преследователей на шоссе.

Рут упала на спину, жадно глотая воздух. Кэм сбросил рюкзак и попытался отыскать воду. Воды не было. Однако у него все еще оставалась одна банка супа. Юноша вытащил открывалку. Часть бесценной жидкости выплеснулась, когда он отогнул крышку.

— Рут? — позвал он. — Рут!

Для начала Кэм снял собственные очки. Прохладный ночной воздух, такой чудесный и непривычный, коснулся его лица. Он глубоко вдохнул, чтобы, в случае чего, почувствовать наночуму раньше Рут. Затем он снял с женщины очки и куртку. Жар струился над ее телом.

Кэм помог ей напиться, прислонив щекой к своему плечу. Прошло, может быть, десять минут. Краткие мгновения покоя. Кэм сам разрушил очарование. Ему пришла в голову мысль поцеловать Рут. Простая вещь. Кроме этой женщины, в его мире не осталось ничего приятного, и он наконец-то устал сражаться с самим собой.

Кэм уставился на ее губы, все еще мягкие и безупречные, несмотря на пот, грязь и складки, оставшиеся от маски. И Рут ответила. Когда ее взгляд встретился со взглядом Кэма, молодой человек понял, что она угадала его желание — единственную искру страсти в море усталости и боли. Он отвернулся.

— Кэм, — тихо пробормотала Рут, положив здоровую руку ему на колено. — Кэм, посмотри на меня.

— Извини.

— Нет.

Женщина прикоснулась перчаткой к его жесткой, заросшей бородой щеке.

— Пожалуйста. Я всем обязана тебе.

«Я не хочу быть таким», — подумал он.

— Только один раз, — продолжила Рут. — Пожалуйста. На счастье.

А затем она поступила именно так, как не нужно было — или, напротив, нужно. Вытянув шею, Рут нежно потерлась носом о его скулу, дав ему ощутить мягкость своей кожи.

Кэм прижался ртом к ее губам, и это вдохнуло в него новые силы. Это сняло напряженность, долго висевшую между ними. С каждым днем окружавший их мир делался все нестерпимей, но этот единственный, краткий миг был сладок и правилен.

Юноша подсунул рюкзак Рут под голову, как подушку, а пистолеты положил рядом. Женщина вскоре заснула. Кэм еще какое-то время смотрел на звезды сквозь сплетение веток. Один раз он поднес забинтованную левую руку к изуродованным губам и к дыре на месте выпавших зубов.

* * *
Рут снова поцеловала его утром, ничего не сказав. Просто оттянула вниз свою и его маску — быстрый поцелуй, сомкнутыми губами. Может, и к лучшему, что у них было много куда более неотложных дел.

— Надо найти воду, — сказал Кэм.

— Да.

Рут держалась поблизости, пока молодой человек искал в рюкзаке рацию, так что Кэм то и дело отвлекался, украдкой поглядывая на нее. Они снова опустили капюшоны и надели очки, став безликими, но Рут коснулась его плеча и кивнула. Солнечный свет, пробившийся сквозь хвою, играл на грязных куртках. Им надо было выходить, но Кэм боялся этого. Его колено занемело, спина, шея и ноги воспалились и болели.

Семь каналов рации заполняла перекличка голосов. Может, так всегда и было, но раньше передачи блокировали горы и заглушала передовая база Лидвилла. Теперь исчезли оба препятствия.

Все переговоры были военными. И все говорили по-английски, не считая одной женщины с акцентом.

«Кондо', Кондо', это Снежная Сова-пять, мы подтве'ждаем один-один-четы'е. Повто'яю, мы подтве'ждаем один-один-четы'е».

— Похожа на француженку, — сказала Рут.

Остальные передачи тоже по большей части состояли из кодов, чисел и названий птиц. Такое оживление в эфире должно было приободрить беглецов. Америка все еще держалась, даже сейчас.

Однако Кэм не доверял им. Он понимал, если Ньюкам не вернется, доставка Рут в безопасное место будет целиком зависеть от него. Требовалось наладить контакт с повстанцами, но было очень сложно решиться на риск и выйти в эфир. Что еще хуже, все частоты, которые велел использовать Ньюкам, были заняты. Инстинкт подсказывал Кэму молчать.

За завтраком они разделили три энергетических батончика и проглотили горсть таблеток: по четыре аспирина и по два антигистамина. Лекарства усиливали сонливость, но муравьиные укусы немилосердно жгли, и оба чесались.

В конце концов Кэм передал поверх других голосов: «Ньюкам. Ньюкам, ты там?».

Никто его не заметил. У передатчика не хватало дальности, чтобы донести сообщение Кэма до Юты или Айдахо, а поблизости, видимо, никто не слушал.

Они остались одни.

* * *
Они шли.

* * *
Они шли, и Кэм старался не торопить Рут. К тому же неспешный темп позволял более тщательно осматривать местность. Они забрели в рой термитов и быстро отступили, не желая беспокоить насекомых. Передняя часть роя поднялась в небо, но Кэм понадеялся, что их активность достаточно типична и не привлечет внимание тех, кто следил за долиной. Это было важно. Сквозь лес удавалось разглядеть немного, но в небе по-прежнему барражировали самолеты, а на вершинах гор враг наверняка оставил наблюдателей. Однажды самолет пронесся так низко, что закачались деревья. Может, он выслеживал их с помощью инфракрасных датчиков?

Часом позже Кэм вывел Рут к ручью, и оба они упали на осыпающийся берег. Юноша опустил лицо прямо в воду. Рут, с загипсованной рукой, было сложнее. Она снова и снова подносила к губам перчатку, пока Кэм не совладал с собой и не наполнил ее флягу.

— Не пей слишком много, — предупредил он. — Тебе станет плохо.

Рут только кивнула и засмеялась, брызгая водой себе в лицо и на волосы. Смех прозвучал как усталый кашель, однако она смеялась, и это привело Кэма в восторг.

Раны и усталость сделали их более ребячливыми. Их мысли все больше ограничивались текущим моментом, тем, что происходило здесь и сейчас. Может, это и к лучшему. Никто не способен бесконечно выдерживать боль и оставаться в здравом рассудке. Включился механизм выживания. Но в то же время это было опасно.

Кэм заставил себя встать и отойти от Рут, чтобы найти наблюдательную точку получше.

— Постой.

Рут поспешно поднялась на ноги.

— Я просто посмотрю…

— Постой!

Кэм подождал ее. Он нашел прогалину между деревьями, откуда беглецам были видны высокие очертания гор на западе и на юге. В обоих направлениях из леса столбами поднимался дым.

— Давай поспим, — предложил Кэм. — Ладно?

Рут кивнула, но прежде убедилась, что он тоже сел, после чего прижалась к его плечу. Это была странная любовь. Сестринская, да. Сейчас они были недосягаемы друг для друга в своих доспехах из грязи, но в безопасности, над барьером, все было бы по другому — и мысли о Рут придавали Кэму сил. Она была новым стимулом к жизни.

Кэм вновь проверил канал Ньюкама. Рут задремала. На них налетела туча черных жужжащих мух, но это не разбудило Рут. Так же как и шепот рации. Солнце, казалось, очень долго висело в полуденном небе, и Кэм молча обнимал женщину.

* * *
Он проснулся, услышав голос Ньюкама.

«Дэвид-шесть, это Джордж. Ты меня слышишь? Дэвид-шесть».

Кэм долго не мог сбросить сонное оцепенение. Он натянул наушники на капюшон и, нажимая на кнопку вызова, увеличил громкость.

— Говорит Кэм. Где ты? Эй, это Кэм.

«Дэвид-шесть» был их позывным для повстанцев, но голос Ньюкама пропал. Дневной свет изменился. Теперь солнце стояло прямо над западной цепью гор. Сумерки распростерлись над склонами, а в долинах залегли тени, отчего далекое мерцание лесных пожаров сделалось ярче.

Кэм уставился на слабосильный передатчик. Может, переключить частоты?

— Ньюкам! — позвал он по шестому каналу, а затем перенастроился на восьмой. — Ньюкам, это Кэм.

Рут спросила:

— А ты уверен, что это он?

На восьмом канале мужской голос передавал координаты, но тут кто-то вклинился поверх него.

— Кэм, — произнес передатчик. — Я слышу тебя, приятель. Вы там в порядке, ребята?

— Ох, слава Богу, — воскликнула Рут, радостно стиснув руку Кэма.

Однако юноша похолодел.

— Шшш, — прошипел он, испуганно глядя в чащу.

«Приятель».

Ньюкам никогда не говорил такого раньше, и Кэма пробрал страх. Что если сержанта схватили?

— Я уверен, что нашел ваш след, — раздалось из рации. — Может, остановитесь? Я вас догоню.

Кэм с ужасом подумал, что они двое, наверное, потоптались по каждой шишке, камню и сломанной ветке между шоссе и этой поляной. Господи. А он заснул. Сидел здесь и спал час за часом.

— Кэм, ты слышишь меня? — спросила рация.

— Ты должен ему ответить.

Рут говорила тихо и напряженно. Она тоже, обернувшись, смотрела в сгустившиеся за спиной тени. Кэм неохотно кивнул и сказал в микрофон:

— Ты помнишь имя того парня, что помог нам убраться с улицы в Сакраменто?

— Олсон, — ответила рация.

Один из товарищей Ньюкама пожертвовал жизнью, чтобы задержать парашютистов, загнавших их в ловушку в городе. Кэм не верил, что сержант решился бы осквернить память о своем друге. По крайней мере, без колебаний. Лучшего способа проверить товарища Кэм за пару секунд придумать не смог. У Ньюкама была возможность соврать, если враг приставил ему к горлу нож.

— Хорошо, — сказал Кэм. — Мы подождем.

Солдат подбежал к ним и сжал обеими руками руку Кэма, явно стосковавшись по человеческому теплу. Рут он приветствовал более сдержанно, прикоснувшись ладонью в перчатке к ее здоровой руке.

Он изменился. Стал болтливей. Кэм подумал, что Ньюкам испугался куда больше, чем показывал. Похоже, и сержант заметил перемену в них. Пока они в наступившей темноте доедали оставшиеся консервы, Ньюкам то и дело отвлекался от обеда и поглядывал на Кэма и Рут. Особенно на Рут. Кэм бледно улыбнулся. Юноша радовался хоть какому-то поводу улыбнуться. Протягивая Рут последнюю банку куриного рагу из рюкзака Ньюкама, он заметил слабую ответную усмешку на губах женщины.

— Приманки сработали, — заявил сержант. — Даже более чем. Муравьи учуяли жратву чуть ли не за два километра и валом полезли из земли. Мне пришлось сделать круг к северу — вот как я оказался так далеко позади вас.

— Тебе удалось заметить, кто спускается с гор?

— Нет. Но по рации говорят, что это русские.

— Русские, — повторила Рут.

— Ага.

Сержант оставил свой передатчик включенным, и тот поквакивал рядом с ним. Кэм предполагал, что Ньюкам все это время вызывал их, просто чтобы сохранить иллюзию человеческого присутствия.

Только невезение помешало им услышать друг друга раньше. Ньюкам сказал:

— Похоже, они обвели нас вокруг пальца при разделе какой-то земли и забросили бомбу в Лидвилл с высшей дипломатической миссией и группой детишек. Собственных детей. Я…

Смутное бормотание радио перекрыла более громкая передача. Говорил женский голос, тихо и быстро: «Джордж, это Пустельга. Джордж, вернись. Это Пустельга».

Сержант выронил рагу и вцепился в наушник, начав говорить еще до того, как поднес микрофон ко рту.

— Джордж, Джордж, Джордж, это Джордж. Джордж, Джордж.

Все трое так сосредоточились на рации, что Кэм поначалу не заметил другой звук, поднимающийся над лесом. Знакомый дальний рев. Он поднял голову, всматриваясь сквозь темные верхушки деревьев.

— Мне нужно подтверждение, Пустельга, — сказал Ньюкам.

Затем он обернулся и пробормотал:

— Это наши ребята. Должны быть наши ребята.

Мир вокруг них взорвался. Над головами пронесся реактивный самолет, волочащий за собойшумовую волну. Рев разрезанного воздуха ударил по горам и отразился эхом. На капюшон и плечи Кэма посыпались сухие сосновые иглы и сучки.

«Отель Браво, Браво Ноябрь, — произнесла женщина по рации. — Отель Браво, Браво Ноябрь».

— Игроки на третьей и первой базе, — поспешно ответил Ньюкам. — Нахарро с битой. Подающий из «Янки». Мяч вылетает на третью.

Двигатели самолета озарили ночь красно-белыми сполохами. Огоньки свернули влево, описав крутую дугу. Самолет возвращался? Передатчик Ньюкама мог вести трансляцию всего на несколько километров, но если бы истребитель вернулся, то выдал бы их позицию. Поэтому он проводил обманные маневры. В небе вспыхнули новые огни. Горную вершину на юге высветили пронзительно-желтые полосы пламени, и турбины истребителя взревели — пилот набирал скорость.

— Ракеты, — сказал Кэм, потому что Ньюкам, опустив голову, сосредоточился на передаче.

— Мяч вылетает на третью, — повторил сержант.

Из передатчика раздался треск статики. Огни двигателей метнулись к черной земле и исчезли за холмом. Потом по горам пронеслось эхо взрыва. Кэм и Рут прильнули друг к другу.

— Нет, — выдохнула Рут, но тут в небе вновь вспыхнули огоньки турбин и быстро растворились на востоке.

Ракета ударила в землю.

Кэм подумал, что это точно не первый разведчик, посланный ВВС США на рейд в Калифорнию, с камерами, частившими, как пулеметы.

— Бейсбол, — сказал он Ньюкаму. — Ты думаешь, что русские нас подслушивают?

— Может, и нет.

— Ты использовал мое имя.

Кэм никогда не фигурировал в радиопередачах, так что до экспедиции в Сакраменто его имя ничего не значило.

— Подающий «Янки», Нью-Йорк.

— Ты хочешь снова отправиться на север, — предположила Рут. — Там будет третья база.

— Точнее, на северо-восток. Там, у Дойла, есть сельский аэродром, неподалеку от границы Калифорнии с Невадой. Прямо на той координатной сетке, что я сейчас передал.

— А что если пилот не запомнит? — спросил Кэм. — Или если она тебя даже не слышала?

— У нее осталась запись. Они разберутся.

— Если она вообще была в зоне приема.

Ньюкам уверенно пожал плечами в темноте.

— Это неважно, — сказал сержант. — Они вернутся.

18

Шесть дней спустя они стояли в трех километрах от летного поля. Кэм отошел от Рут и притаился за грядой красных скальных обломков. Оба они действовали молча. Кэм пробирался сквозь неширокий каменный лабиринт, а Рут пригнулась в паре метров сбоку от него и следила за тылом. Ньюкам протрусил мимо и занял позицию по другую сторону от Кэма.

Треугольный строй постепенно стал их привычкой и их силой. Эта фигура была максимально близка к кругу, дающему наилучший обзор местности.

Над тропой за их спинами поднималась оранжевая дымка пыли. Ветер сегодня дул порывами и рано поутру почти утих. Пройдут часы, прежде чем мелкозернистая сухая пелена уляжется, но у беглецов не было времени ждать перемены погоды. Вместо этого они высматривали другие султаны пыли.

«Никого, — подумала Рут. — Может, тут никого уже никогда и не будет».

На западе зубчатой стеной из синих теней и темных участков леса вздымалась Сьерра. Стена светлела и шла проплешинами по мере того, как горы переходили в засушливые предгорья. Беглецы думали, что большинство беженцев двинется на север или на юг вдоль этой неровной границы, а если русские войска станут их преследовать, они пойдут по тому же маршруту.

От последнего клочка зелени беглецов отделяло уже много километров. Чума стала катастрофой для этих мест. Даже травы и стойкая полынь погибли. Уцелели лишь сухие обломки и обточенные ветром корни. Несколько раз им попадались пятнавшие землю остатки травы и цветов, черные и хрупкие. На жаре насекомые вымерли, что, в свою очередь, обрекло на смерть растения и рептилий. Биосфера, лишившись баланса, разрушилась. Земля спеклась в корку и нагревала воздух до невероятных температур.

Жар вытягивал влагу из всех швов их одежды. Рут разделась до майки и трусов под пропотевшими штанами и курткой, и все равно варилась в собственном соку.

Постоянно пить воду стало делом жизни и смерти. Каждый день им требовалось больше, чем они могли унести. К счастью, путники вернулись к цивилизации. Они проходили по окраинам небольших городков с названиями вроде Чилкут и Аллилуйя Жанкшн. Шоссе 395 шло на север параллельно их маршруту и было забито заглохшими машинами и армейскими грузовиками. Беглецы добыли себе новую одежду и ботинки. Они без особого труда находили бутылки с водой и консервные банки, хотя многие припасы воняли и раздулись на солнце.

Шоссе не защищало от пыли. Красная грязь и песок волнами накатывались на асфальт, скапливались у машин и ограждения, образуя дюны и полосы. Там, где были дренажные трубы и другие препятствия, вроде заборов и подземных коммуникаций, прятались ямы. Рут один раз порезала лодыжку о замаскированный песком пожарный кран, и с тех пор путники предпочитали двигаться по бездорожью.

Они так пока и не увидели нового облака пыли. Дни стояли по большей части ветреные, и ветер уничтожал их следы — но он и помешал бы им понять, откуда поднимается пыль, потревоженная кем-то другим. Еще они постоянно беспокоились о самолетах и слежении со спутников. Можно ли заметить сверху султаны пыли, поднятой их ногами? Вокруг постоянно что-то двигалось. Огромные смерчи разгуливали по пустыне, исчезали и затем снова взмывали вверх, особенно на востоке. Беглецы надеялись, что их примут за еще один пылевой столб.

— Шшш, — прошипел Кэм.

Ньюкам знаком показал, что все чисто, затем его жест повторила Рут. Они собрались вместе в полосе тени, и Рут мысленно благословила большой обглоданный ветром валун. Подняв голову, она окинула взглядом выщербленную поверхность скалы. Здоровую руку женщина прижала к карману штанов и твердому кругляшу внутри. Она до сих пор носила с собой гравированный камень, который подобрала на первой горе. Уважение Рут к неодушевленным предметам росло — все они, что прикасались к ней, превращались в друзей или врагов.

Какая-то часть ее понимала, что это глупо. Но Рут становилась суеверной. Некоторые вещи, несомненно, кусались. Она еще долго будет помнить жесткое прикосновение пожарного крана, впившегося в ее штанину, — так не логично ли испытывать благодарность к доброжелательным объектам, вроде ее маленького камня или огромной пустынной скалы? Эта идея, обостренное чувство связи со всем вокруг приближали ее к вере настолько, насколько это вообще было в характере Рут.

Может, Бог действительно существовал. Он неощутимо присутствовал в небе и на земле, независимо от того, ошибочны или верны были религиозные доктрины. Люди предпочитали верить собственным представлениям о мире вместо того, чтобы присматриваться к нему. Они придумали племенную систему власти, игнорируя подлинные наблюдения, чтобы придать себе большую важность. До чумы самые успешные религии существовали, по сути, как теневые правительства, выходившие за рамки наций и континентов. Отцы учили своих сыновей тому, во что верили сами. А их поощряли иметь как можно больше сыновей. Неужели кто-то всерьез полагал, что католический запрет на противозачаточные средства был основан на учении Христа? Или что пренебрежительное отношение к женщинам у мусульман имело какое-то отношение к святости? Многочисленное потомство было самым быстрым способом умножить ряды верных — но все эти человеческие заблуждения не означали, что в идее высшего существа нет определенного зерна истины.

История породила сотни форм поклонения богам, а с приходом чумы наверняка появились новые религии. Почему? Несмотря на жадность и подозрительность засевшей в них первобытной обезьяны, люди могли быть умными, честными и отважными. Неужели лучшие из них действительно постигли некую связь с божественным? Рут начинала думать, что да, хотя эти чувства пока оставались неуверенными и робкими.

Земля возникла очень поздно в истории галактики и пряталась глубоко в одном из ее спиральных рукавов. Если Бог существовал, возможно, он использовал самые дальние и затерянные планеты в своем мироздании как поле для экспериментов. Все равно большинство из них были его творческими неудачами. Что Он надеялся постичь? Пределы человеческого воображения и силы?

Ее маленький камень с выцарапанными крестами из простой памятки превратился во что-то гораздо большее. Он стал талисманом. В нем присутствовала сила. Рут это чувствовала.

Камень защищал ее.

— О чем ты думаешь? — спросил Кэм.

Ньюкам смотрел на север, приложив к глазам бинокль. Рут тоже развернулась и, сощурившись, вгляделась в пустыню. Городишко Дойл представлял собой коллекцию приземистых, похожих на коробки зданий и квадратных вывесок на длинных металлических шестах: «Мобил», «Карлс Джуниор». За ним в ослепительное небо поднимались бурые холмы и хребты.

Ньюкам, пожав плечами, отдал Рут бинокль в обмен на пластиковую бутылку с минеральной водой. Она перевела взгляд с города на скудные постройки аэродрома, чувствуя надежду, смешанную с опаской. И, следовало признать, законную гордость. Мужчины начали доверять ей не меньше, чем друг другу, и она это заслужила.

Ее преображение завершилось. Рут всегда была крепкой, но сейчас она превратилась в полноценного бойца: поджарого, стойкого и в то же время чуткого. Пожалуй, даже нервного. Однако это была холодная, отстраненная нервозность, уравновешенная опытом.

Рут скользнула взглядом по ограждению летного поля и высоким зданиям.

— Выглядит неплохо, — заметила она.

И все же они выжидали, потягивая воду. Ньюкам раздал им сладости, чтобы быстро восстановить энергию, и вытащил рацию. Он не говорил — только нажал несколько раз на кнопку вызова, передав три коротких шумовых импульса. Это означало «я здесь», однако ответа не последовало, только бессмысленный белый шум.

Беглецам еще дважды удалось установить прямой контакт с повстанцами. Один раз почти на минуту, с истребителем, который транслировал автоматический ответ. Оба раза Ньюкам говорил без умолку, несмотря на опасность быть подслушанным и на то, что их координаты могли вычислить. Он использовал как много больше сленга, на случай если враг записывал передачу. Сержант, однако, никогда не давал точной информации, и пилоты тоже выражались уклончиво. Никто конкретно не называл аэродром Дойла или утро 11 июня.

— Ладно, — сказал Ньюкам. — Вы помните интервалы.

Кэм кивнул.

— Десять минут.

— Тридцать, — отозвалась Рут.

Ньюкам тронул за плечо ее, а потом Кэма, прежде чем двинулся с места. Он намеревался широким кругом обойти летное поле. Беглецы были связаны по рукам небольшим радиусом действия своего передатчика, а ретрансляционная вышка тонула в пыли. Они не знали, чего ожидать. Солдаты США не могли долго находиться под барьером, если, конечно, пилот не совершит посадку в защитном комбинезоне и с запасом кислородных баллонов. Это казалось маловероятным. Они уже полтора дня наблюдали за летным полем, не замечая никаких признаков активности, но у русских было множество способов помешать их спасителям.

Поскольку враги завладели вакциной, они могли оставить часовых в каждом аэропорту в радиусе ста километров. Или просто установить датчики движения и противопехотные мины. Конечно, для таких широкомасштабных мер потребовалось бы много горючего и оборудования. Скорей всего, захватчики не пошли бы на это. Ставки для них не настолько высоки.

К сожалению, Штаты не могли похвастаться тем же, потому что так до сих пор и не получили вакцину. Два истребителя, установившие с ними связь, были не единственными самолетами, в которых Ньюкам признал своих. Четыре дня назад над горами пронеслась тройка F/A-18 «Супершершень». Вчера с юго-запада появился подбитый бомбардировщик, но два Мига набросились на него и расстреляли.

Союзники пытались прикрыть их и направить врага по ложному следу. Беглецы порядком изумились, услышав очередные переговоры по радио: человек со слабым передатчиком утверждал, что он Ньюкам, а его собеседник с более сильным сигналом направлял его к точке рандеву в Карсон-Сити. Слабая передача все равно была сильнее, чем сигнал их рации, так что перехватить ее было легче, а Карсон-Сити находился в ста километрах от Дойла — в том направлении, куда они свернули бы, если бы двинулись на юг вместо севера. Это был ловкий трюк, и Рут оценила их помощь… однако все это время другие люди жертвовали жизнями ради нее.

Более масштабные бои проходили в Йосемити и дальше к югу. Русские перевозили остатки своего населения в Калифорнию. В этом были и минусы, и плюсы. С одной стороны, враг поглощен защитой своих самолетов от американских и канадских перехватчиков, с другой, захватчики становились все сильнее и укреплялись все лучше.

Штаты не могли достойно ответить на вражеский удар. Огромная часть национальной авиации сгинула вместе с Лидвиллом — а уцелевшие самолеты на сотни километров вокруг превратились в бесполезные груды алюминия, пластика и резины. ЭМИ сжег электронику даже ниже барьера, где ВВС США добывали запчасти и компьютеры.

Согласно оценкам, переданным по радио, русские уже высадили десятки тысяч солдат и гражданских. Ожидалось еще больше. Если говорить откровенно, цифры зашкаливали. Каждый день появлялись все новые и новые самолеты, поскольку русские перевезли вакцину за океан. Они освободили от других заданий всех пилотов и инженеров, чтобы мародерствовать ниже барьера и поднимать в воздух самолеты с Ближнего Востока и со своей родины.

Рут не сомневалась, что их крошечная группа не сможет долго опережать захватчиков. Русским надо было расширять территорию хотя бы для того, чтобы усилить оборону и захватить новые пищевые ресурсы. Они найдут ее.

Нанотехнолог все еще держала гранату вместе с базой данных и спала, положив то и другое под голову.

Еще ее беспокоила рука: правильно ли срастается кость? Как они узнают, что пора снимать вонючий, истрепавшийся гипс? Мужчины без особых проблем могли соорудить шину, но их мнения по поводу того, когда Рут сможет расстаться со своим стеклопластиковым панцирем, расходились. Она честно рассказала им все. Объяснила, что докторов в Лидвилле тревожила плотность ее костей и что перелом может срастаться очень долго. Рука все еще болела, и это не сулило ничего хорошего.

— Как у него дела? — шепнула Рут.

Кэм не ответил. Ей поручили следить за тылом, но ее самообладания хватало лишь на то, чтобы не повернуться и не посмотреть, как там Ньюкам. Это входило в обязанности Кэма — наблюдать за местностью и за летным полем на случай, если Ньюкам обнаружит какую-то опасность. Поверхность земли здесь была обманчива. На первый взгляд пустыня сливалась в одно большое красное пятно, однако плоские участки при ближайшем рассмотрении оказывались совсем не плоскими, как беглецы убедились на собственном опыте. Равнину усеивали незаметные ямы, овраги и глыбы камня.

Рут переспросила:

— Эй, ты меня слышишь?

— Он в порядке.

Пытаясь разглядеть, что происходит, ученая слишком сильно высунулась из-за валуна, и солнце блеснуло на ее очках — однако Кэм на нее не смотрел. Из рации раздавался треск помех. По ребрам тек горячий пот.

«Ты злишься на меня», — подумала Рут.

Теперь, когда они спали бок о бок, между ними то и дело пробегали электрические искры. Несмотря на усталость, Рут не раз чувствовала волнение. Им все еще было не до романтики: покрытые грязью, переполненные адреналином, они постоянно ждали появления насекомых или вражеских солдат. Это сексуальное напряжение сводило с ума.

Они старались почаще оставаться наедине. Хорошим предлогом были поиски пищи или краткий отдых, пока Ньюкам разведывал, что впереди. Тогда они снова целовались и осторожно касались друг друга. Рут нравилось прижиматься к Кэму, несмотря на их громоздкое снаряжение. Ночами она подумывала о большем. По крайней мере, можно было задействовать руки. Стоило ли мимолетное удовольствие того, чтобы подхватить техночуму? Нет. И все же Рут понимала, что одежда — очень ненадежная преграда. В голове постоянно крутилось: «Если я спущу штаны, а он снимет перчатку…»

Две ночи назад, пока Кэм спал, она попыталась мастурбировать, но без малейшего успеха — грубая перчатка бессмысленно терлась о ткань джинсов.

— Помни наш сигнал, — напутствовал ее Кэм, протягивая бинокль.

— Будь осторожен, — ответила Рут.

Похоже, он решил ограничиться этим. Бросив рюкзак рядом с рюкзаком Ньюкама, Кэм быстро похромал прочь. Юноша свернул налево, чтобы на пару с сержантом взять летное поле в клещи.

Рут прижала мятную жвачку языком к зубам и опустила здоровую руку на бедро, снова ощутив под пальцами рваные брюки и круглый камень в кармане. Надо застать Кэма врасплох. Так бы она поступила раньше, в прошлой жизни — воспользовалась бы своим шансом поразвлечься и расслабиться. Они могли умереть в любую минуту.

Кэм слился с равниной, оставив после себя лишь оседающую пыль. Горизонт дрожал от жары. Рут вертела головой — теперь, когда она осталась одна в укрытии, надо было сохранять обзор на триста шестьдесят градусов, — но поймала себя на том, что по большей части глядит в ту сторону, куда ушел Кэм. Женщина угрюмо улыбнулась.

«Ты вовсе не влюблена в него», — подумала она.

* * *
Небо содрогнулось до того, как ее тридцать минут истекли. Реактивные истребители тремя наконечниками стрел вынырнули с северо-востока, летя почти над самой землей. Одна группа отличалась от двух других. Рут научилась узнавать двойной вертикальный след F-35, но третья группа состояла из остроносых, невиданных ею прежде машин с узкими обтекаемыми крыльями. Это было неважно. Рут ощутила, как сердце сжалось от восторга — и новой тревоги.

Самолеты не замедлили ход. Они пронеслись мимо и врезались в небо над Сьеррой, ведя прерывистую передачу: «Отель Янки, Браво Квебек. Отель Янки, Браво Квебек. Джордж, ответьте. Это Дятел-шесть».

Рут, открыв рот, уставилась в гремящую высоту. На секунду ей пришла в голову дикая мысль вскочить на валун и позвать Кэма и Ньюкама, может, выстрелить из пистолета. Однако не было гарантии, что кроме них троих тут никого нет. Она не могла пойти на риск и выдать их. Следовало самой принять решение. Простой код соответствовал тому, что говорил ей Ньюкам.

— Это Голдман, прошу подтверждения, прошу подтверждения, — выдохнула Рут в рацию.

Согнувшись, она подхватила свой рюкзак и рюкзаки мужчин. Затем пустыня вновь содрогнулась. Горы за ее спиной загудели от грохота и движения, окутавшись рваными вихрями дымовых столбов и огня, — ракеты и самолеты.

Ей ответил тот же голос, хотя истребители вступили в бой.

— Принято, Джордж, вас заберут через пятнадцать минут. Повторяю, вас заберут через пятнадцать минут.

Повстанцы ударили в полную силу. Невозможно было спрятать самолет над низинами Невады, так что они бросили свои резервы вперед, как таран, расчищая пространство между вражескими позициями и взлетными полосами Дойла.

Рут поспешила к аэродрому, сжимая в руке пистолет и тихо шипящую рацию. Она бежала под рев самолетов и грохот дальних разрывов. Небо над горами расчертил дымный след, но, собрав всю волю в кулак, женщина сумела повернуться спиной к происходящему и продолжить бег.

В пустынной дымке возник человек с винтовкой.

«Пожалуйста, нет», — мысленно взмолилась она, высвобождая руку с пистолетом.

Это был Ньюкам.

— Что ты делаешь?! — проорал сержант, переводя взгляд с нее на горы.

Рут посмотрела туда же. Воздушный бой был стремительным и беспощадным, и сейчас явственно разделился на два сражения — яркие искры и дым.

— Где Кэм? — спросила она, задыхаясь. — Самолет за нами. Через двенадцать минут. Нам надо выйти на летное поле.

Ньюкам забрал у нее рацию и просто зашагал прочь, не взяв ни свой рюкзак, ни рюкзак Кэма.

— Мы не можем все испортить. Нанотех у тебя, так?

— Я не брошу Кэма!

— Нанотех у тебя? — повторил сержант. — Он увидит нас на поле. Идем. Проклятье, идем же! Нет смысла носиться кругами и искать его. Мы можем потерять друг друга и упустить самолет!

Рут кивнула, но даже на бегу не могла избавиться от нелогичного, бессмысленного чувства. Она и не представляла, как сильно привязалась к нему. Она обманывала себя, притворяясь, что ее отношения с Кэмом были чисто физическими, случайными, да какими угодно. Если бы речь шла всего лишь о теплом теле, ей бы следовало выбрать Ньюкама.

Из горячей дымки наверху, намного раньше, чем ей хотелось, вынырнул другой самолет. Он был меньше и медлительней своих собратьев. Истребители тоже шли очень низко, но этот держался в нескольких метрах от поверхности, то и дело ныряя и качая крыльями, словно трюкач первых дней авиации. Жужжание его мотора очень отличалось от пронзительного визга реактивных самолетов. Это была маленькая курносая «Сессна».

Ньюкам врезался в проволочную изгородь и, выругавшись, яростно ее затряс.

— Проклятье!

До летного поля оставалась сотня метров, и прохода не было. Сержант мог легко перелезть через забор, но Рут мешала раненая рука.

Женщина снова оглянулась на голую землю и скалы.

«Что если Кэм побежал обратно к укрытию, чтобы найти меня?» — крутилось у нее в голове. Хотелось закричать: «Где ты?!»

Ньюкам протащил ее сорок метров до ворот. Прижав дуло винтовки к замку, сержант выстрелил, и они помчались между двух алюминиевых ангаров. «Сессна» с жужжанием вырвалась на открытое пространство впереди, но вдруг снова набрала высоту.

— Подождите, подождите, мы здесь! — проревел Ньюкам в рацию.

Затем они миновали ангары и увидели, что взлетные полосы засыпало песком. Пустыня уже давно вновь присвоила себе это поле, так же, как похоронила под собой шоссе. Самолет, сделав петлю, вернулся, и Рут мельком увидела под его днищем черные полозья. Конечно. Повстанцы поняли, чего ожидать, по фотографиям со спутника. Первый заход был только для того, чтобы присмотреться.

— Держись сзади, — велел ей Ньюкам.

Возможно, он опасался взрыва и осколков, если самолет разобьется при посадке.

Белая «Сессна» подпрыгнула на полосе, подбросив вверх песок. Ньюкам кричал и махал руками, пока самолет разворачивался, занимая взлетную позицию, — но смотрел при этом за плечо Рут. Женщина обернулась и увидела позади Кэма. Она прижала руку к груди, словно для того, чтобы удержать вспыхнувшее там теплое чувство.

— Я же тебе говорил, — сказал Ньюкам. — Шевелись!

Она не послушалась. Ей хотелось помочь Кэму, но тот замахал рукой, так что она развернулась и побежала. Дверца самолета была открыта. Рут попыталась с помощью Ньюкама забраться внутрь. Какой-то мужчина высунулся из кабины и схватил ее за куртку.

Рут подняла голову.

— Спасибо…

В его лице было что-то не так. Повязка. Он не надел защитный костюм или хотя бы противогаз. Рут заглянула в кабину. В пилотском кресле сидел второй мужчина с точно такой же повязкой. Нет. Первый человек закрыл белым марлевым прямоугольником правый глаз, а у второго был закрыт левый. В остальном летчики выглядели невредимыми и даже опрятными. Новые комплекты формы. У обоих были короткоствольные автоматы.

Рут начала протискиваться назад мимо Ньюкама, но сержант был сильнее. Второй мужчина крикнул:

— Скорей, скорей!

— Давай, Рут! — прокричал Ньюкам.

Она полезла внутрь вопреки подсознательной тревоге. Может, все в порядке. Человек в кабине опустил автомат, а первый мужчина протянул руку, чтобы помочь Ньюкаму и Кэму. Никого больше на борту не было. Чем меньше груза, тем больше дальность полета. Даже в тощем ковре виднелись дыры там, где убрали ряды сидений.

Рут села в одно из немногих оставшихся кресел. Кэм тяжело плюхнулся рядом с ней. Ньюкам уселся у них за спиной. Первый военный захлопнул дверцу.

— Пристегните ремни, — приказал он, ныряя в кабину.

Пилот уже набирал скорость. Самолет подскакивал на дюнах, и Рут почувствовала, как грудь ее заполняет знакомая холодная тяжесть, словно клубок змей. Она забыла. Долгие месяцы, проведенные на космической станции, выработали у нее страх перед замкнутыми пространствами. Дребезжащая кабина казалась смертельной ловушкой. А затем они поднялись в воздух.

— Что случилось с их глазами? — спросила Рут у Кэма, в основном для того, чтобы быть поближе к нему.

Раны пилотов выглядели слишком симметричными. Это наводило на мысль, что люди поранили себя сами. Зачем?

Кэм, все еще не пришедший в себя, только пожал плечами. Затем он развернулся к Ньюкаму и ткнул пальцем себе в лицо.

— Атомные бомбы, — тихо сказал солдат. — Они боятся, что сбросят новые бомбы. Вспышка. Если они потеряют только один глаз, то еще смогут посадить самолет.

«Боже мой», — подумала Рут, борясь с клаустрофобией.

Она прижалась очками к окну, словно хотела вырваться наружу, но воздух за исцарапанным плексигласом превратился в мешанину гибнущих вдалеке истребителей и пылающих горных вершин.

19

Каждый раз когда самолет трясся и вздрагивал, ремни безопасности врезались в бедра Кэма. На пилотах были плечевые ремни. У остальных нет, поэтому полет смахивал на катание на «русских горках» с постоянными падениями и переворотами. Снова и снова кресло вырывалось из-под Кэма, несмотря на затянутый ремень.

За иллюминаторами проносились холмы и скалы. Промелькнул город. Один раз они несколько секунд летели параллельно линии коммуникаций, и мимо промчались десятки столбов. Кэм чувствовал разочарование. Они так много вынесли, чтобы попасть сюда, но пока не достигли безопасности — хотя и избавились от чумы. Салон «Сессны-172» не был герметичен, но окна и стекло кабины закупорили силиконовыми прокладками. Таким же образом загерметизировали все отверстия, люки и одну из двух дверей. К полу был привинчен вакуумный насос с трубой, выходящей наружу. Грубая уловка, но это работало. Пилот две минуты выравнивал самолет, пока его напарник конопатил быстро застывающей замазкой вторую дверцу. Затем они понизили давление в салоне до 70 процентов атмосферного.

— Мы в порядке! — крикнул второй пилот, сверившись с датчиком на запястье.

Кэм сорвал очки и маску, с сумасшедшим облегчением растирая голыми ладонями бороду, нос и уши. Рут двигалась более заторможенно. Когда женщина сняла защитное снаряжение, Кэм увидел, что вся краска сбежала с ее лица.

— Смотри на меня! — сказал Кэм, нагнувшись ближе, чтобы перекричать шум двигателей.

Затем самолет качнулся влево, и они стукнулись лбами.

— Не смотри в окно, смотри на меня.

Рут кивнула, но не послушалась. Глаза под спутавшимися каштановыми локонами расширились и остекленели, как будто она видела что-то, недоступное другим. Кэму было знакомо это чувство. Они летели невероятно низко. Одна ошибка — и самолет врежется в здание или склон холма. По затылку Кэма бежали мурашки. Успеют ли они заметить приближающиеся ракеты?

— С нами все будет в порядке, — сказал он.

— Да.

У Рут дрожал голос, и она стиснула его руку в своей — ладонь к ладони.

— Куда мы летим? — прокричал Ньюкам в сторону кабины.

Кэм беспокоился за своего друга. Сержанта некому было подбодрить. Кэм сжал бы руку или плечо Ньюкама, если бы они сидели в одном ряду.

— В Колорадо, — громко ответил пилот.

— Что? Разве не туда ударила бомба?

— В Лидвилл, да.

Самолет снова лег на левое крыло, а затем резко ушел вверх и вправо.

— Мы из Гранд-Лейк, примерно в ста шестидесяти километрах к северу оттуда, — проорал пилот. — Радиация до нас не добралась.

* * *
За два с половиной часа полета он, как мог, ответил на их вопросы. Самолет перестал трястись, когда они выбрались из пустыни, но пилот тоже нервничал и рад был отвлечься. Он знал, кто они такие. И гордился тем, что смог им помочь.

— Вы, ребята, дерьмово выглядите, — выдал он в качестве комплимента.

* * *
Гранд-Лейк входил в число самых крупных баз мятежников на территории Штатов. Они сели на узкой трассе. По обе стороны от шоссе Кэм заметил разносортные самолеты и вертолеты. Многие были покрыты камуфляжной сеткой. Рядом стояли три длинных барака из древесины и брезента. Деревьев тут не осталось. Землю стоптали до бурой грязи. И повсюду кишели люди.

Обитаемая зона на этих вершинах занимала несколько квадратных километров и имела форму подковы. С самолета Кэм видел палатки, хижины, грузовики и трейлеры, рассеянные по неровной местности с сотнями канав и каменных террас. Отхожие места? Ветроломы? Или эти норы и стены служили жилищем тем, для кого не нашлось ничего лучше?

Гранд-Лейк был небольшим городком на берегу озера с таким же названием — полукружья голубой воды, затерявшегося в великолепном каньоне с почти вертикальными стенами, всего в пятнадцати километрах к западу от континентального водораздела. Он находился на высоте в две тысячи пятьсот девяносто метров над уровнем моря, и в любом случае не смог бы вместить больше тех трех тысяч человек, которые жили в нем раньше. Однако в первые недели чумы его улицы использовались для сбора патрулей и ВВС. Дороги и тропы, поднимавшиеся на склоны вокруг города, стали артериями, ведущими к безопасности. Сам город вскоре разобрали на кирпичи и прочие строительные материалы.

Сверху все еще можно было заметить следы эвакуации, как следы прибоя на песке. Многие машины выглядели так, словно с тех пор не двигались с места, застряв посреди лагерей беженцев. Кое-где танки и грузовики служили заборами, с одной стороны ограничивая разраставшиеся лагеря, а с другой защищая их. Здесь были и открытые участки, где возделывали или собирались возделывать землю. Беженцы копали горные склоны, чтобы создать ровные площадки.

Кэму все это напоминало разрытый муравейник, но его восхищало, что люди вообще смогли устроиться здесь. Они справились намного лучше тех, кого он встречал в Калифорнии. У них было больше жизненного пространства и больше ресурсов, но и беженцев тут было больше. Они могли захлебнуться в людском потоке. Однако вместо этого сумели сохранить жизнь десяткам тысяч, при этом поддерживая значительное военное присутствие.

Хаос усилился девять дней назад. Это Кэм тоже заметил. Гранд-Лейк находился всего в ста пятидесяти четырех километрах от Лидвилла, и здешним обитателям предстояли долгие восстановительные работы. Многие убежища отстраивались, повсюду валялся мусор — часто длинными полосами, тянущимися к северу, в направлении взрыва. Ударная волна гигантской гребенкой прочесала эти места, снеся изгороди, стены, палатки — и самолеты.

Пока они катились по посадочной полосе и тормозили, Кэм увидел выше по склону перевернутый и обгоревший истребитель. Поблизости еще один F-22 повис в сетке из цепей, прикрепленных к бульдозеру, а инженерная команда пыталась подкопаться под самолет, чтобы поставить его ровно, не повредив крылья.

— Я отвлеку внимание от вас, если смогу, — сказал им пилот, махнув в сторону хвоста «Сессны».

— Благодарю вас, сэр, — ответил за остальных Ньюкам.

По меньшей мере сотня мужчин и женщин выстроились у дороги, стоя группками среди грузовиков и натянутых поверх них маскировочных сеток. Кэм занервничал. Тут было слишком много людей, столько он не видел за раз с самого начала чумы. И больше того, он вообще вряд ли мог насчитать сотню выживших, помимо тех, что пролетали над головой на самолетах и вертолетах. Юноша дотронулся до лица, а затем повернулся к Рут. Только она имела значение — но и в ее глазах появилось новое напряжение. Женщина прижала к себе рюкзак и футляр с образцами.

Она дышала слишком часто. Ее грудь лихорадочно поднималась и опускалась под футболкой. На руках остались красные следы расчесов. Они сняли заскорузлые от грязи куртки, и стало видно, насколько Рут похудела и окрепла — но при этом ее с головы до ног покрывала грязь, следы укусов, старые язвы и недавние пятна сыпи.

— Мужчина в темном костюме — это губернатор Шог, — пояснил пилот. — Невысокий тип. Почти лысый.

— Я его вижу, — откликнулся Ньюкам.

— Идите прямо к нему, хорошо?

Пилот снял повязку с глаза и засунул в карман, направляясь к двери самолета. Ньюкам и Кэм встали. Второй пилот присоединился к ним.

За круглыми иллюминаторами, в стороне от трассы, Кэм заметил бригаду военных врачей с носилками. Это было хорошо. Значит, они предвидели, что понадобится в первую очередь. Однако толпа его раздражала. Ему хотелось поесть и выспаться, но люди жаждали получить вакцину. У него не было права осуждать их. И все же устраивать цирк не стоило, несмотря на маскировочные сетки, скрывавшие большинство собравшихся от наблюдения со спутников. Русские могли следить и подслушивать. Для Рут лучше всего было бы просто исчезнуть.

Пилот распахнул дверцу. Кэм обрадовался, почувствовав дуновение ветерка на коже, но встречавшие прижали их так близко к самолету, что ясно ощущалась горячая вонь двигателей. Толпа состояла в основном из военных, однако распоряжался всем гражданский — чисто выбритый мужчина в запачканной белой сорочке. Другие мужчины в большинстве были бородатыми и загорелыми. Лицо этого человека не тронул загар.

— Миссис Голдман? — спросил он.

— У нас есть раненые, — вмешался пилот. — Пропустите нас.

— Миссис Голдман. Я Джейсон Льюис из Службы Безопасности США. Вы в порядке?

— Она ранена. Пропустите.

— Конечно, — сказал Льюис.

Его люди на ходу вклинились между Рут и вторым пилотом, а затем мужчина в зеленом армейском обмундировании отвел в сторону и Ньюкама.

— Старший сержант? — спросил военный.

— Сэр.

Ньюкам отдал честь, но явно заколебался, когда его попытались оттеснить от Рут.

Расставаться было сложно. Они вместе пережили восемь недель изоляции и испытаний, однако сейчас происходило именно то, за что они боролись. Им представился шанс передать вакцину другим. Кэм убеждал себя, что должен радоваться. Все кончилось. Они победили. В Гранд-Лейк достаточно людей и самолетов, чтобы распространить нановакцину — и чтобы защитить Рут.

— Подождите.

Рут отступила от Льюиса. Краска отчасти вернулась на ее щеки, но выражение лица было испуганным.

— Ей нужна медицинская помощь, — крикнул Ньюкам.

Пилот вмешался:

— Им всем нужна помощь. Отойдите от них.

— У нас есть врачи, пища, и мы дадим вам отдохнуть, — сказал Льюис, — но сейчас вы должны пройти со мной.

Кэм не стал спорить. Его роль изменилась с тех пор, как они поднялись на борт «Сессны». Пока что здесь не было применения его силе, на которую беглецы полагались так долго, и он недостаточно знал об этой колонии, чтобы понять, осталось ли для него место в жизни Рут. Но Рут хотела остаться с ним. Большего ему не требовалось. Кэм взял женщину за узкое запястье и, поддерживая, повел в тень под маскировочной сеткой. К ним навстречу, протягивая обе руки, шагнул губернатор Шог.

Губернатор, невысокий, лысеющий мужчина, уже разменял шестой десяток. Он был старше всех, кого Кэм видел за последние шестнадцать месяцев. В Калифорнии постоянное напряжение быстро прикончило детей и пожилых людей. Присутствие Шога служило еще одним доказательством того, насколько лучше шли дела в Гранд-Лейк.

В улыбке губернатора чувствовалась неподдельная сила.

— Благодарю Бога за все, что вы сделали, — приветствовал их Шог. — Пожалуйста. Садитесь.

Он указал на железные скамьи и столы, выстроившиеся в одном углу затененной зоны. На ближайшем стояла вода в бутылках, кола и четыре банки консервированных персиков. Небольшой пир.

Кэм кивнул.

— Спасибо.

— Мы немедленно должны взять у вас пробы крови, — сказал Льюис, подзывая армейских врачей. — Пожалуйста.

«Пожалуйста».

Он произнес это с явным нажимом. Кэм, крепче стиснув руку Рут и ее грязный рюкзак, покосился на Шога. Собирается ли губернатор вмешаться? Поначалу Кэм думал, что медиков вызвали, чтобы помочь Рут. Юноша почувствовал горький привкус обмана. Однако сама Рут только кивнула и ответила:

— Да.

* * *
Ричард Шог до чумы был губернатором Висконсина, но, как и многие беженцы, занял новый пост. Номинально он был персоной номер один в Гранд-Лейк, однако Кэм подозревал, что Шог и Льюис работали друг против друга. Понятно, что в правящей верхушке рано или поздно должны были появиться разногласия. Каждый день превратился в испытание, так что люди ставили перед собой разные цели. Мог ли он это использовать? Кому реально принадлежала власть? Кэм решил, что агенту спецслужбы. Он подумал, что Льюису легче заключить союз с военными, а этот импровизированный городок был переполнен бронетехникой и баррикадами.

Он ошибся. Медики взяли по четыре небольших пробирки крови у Рут, Ньюкама и у него самого. Двенадцать пластиковых пробирок расставили по четырем штативам, и Льюис приказал:

— Эти три сразу отнесите к самолетам.

Шог поднял руку.

— Нет.

— Губернатор… — начал агент.

— Нет. Пока нет.

— Мы должны распространить вакцину как можно шире. По крайней мере, отправить их самолетом на Салмон-Ривер, — сказал Льюис.

— Что происходит? — спросила Рут.

Ее лицо было бледней, чем обычно. Ученая не могла позволить себе потерять даже 30 миллилитров крови, и выглядела так, словно сейчас упадет в обморок, — однако взгляд у нее был острый и сердитый.

Двое врачей поспешили прочь с пробами крови, оставив позади свою тележку и оборудование. С ними сквозь толпу двинулся целый взвод солдат. Они направлялись в лабиринту построек, а не к взлетной полосе. Взгляд Кэма упал на иглы и трубки, а потом на Льюиса. Понимал ли этот человек, как мало крови нужно?

— Давайте отведем вас внутрь, — сказал Шог, протягивая Рут одну из банок с персиками. — Не хотите ли сначала немного перекусить? Пожалуйста, я же вижу, что вы очень устали.

— Я не понимаю, — запротестовала ученая.

В отличие от Шога, Кэм знал, что Рут отнюдь не дурочка и не беспомощная девчонка. Она пыталась вытянуть из губернатора информацию.

Шог не снизошел до ответа.

— Уберите это, — приказал он оставшимся врачам, указав на подносы с инструментами и оборудование.

Затем он снова обернулся к Рут, словно его осенила какая-то новая мысль.

— Давайте отведем вас внутрь, — повторил он, покосившись на второго мужчину.

Это был офицер, задержавший Ньюкама у самолета. Полковник.

— Пойдем, — сказал офицер.

Кэм увидел, как толпа расступается перед людьми в форме, в то время как штатские агенты Льюиса держатся позади. Похоже, Льюис действительно пытался обыграть губернатора?

Кэм подумал, что Рут для них — просто товар и средство для наращивания политического капитала. Шог хотел придержать ее и вакцину, чтобы получить гарантии от других американских мятежников и канадцев. Правдой было и то, что Гранд-Лейк спас ее. Но это могло привести только к новым разногласиям. Вот почему Льюис перехватил их прямо у самолета. Он надеялся распространить вакцину, пока ее не уничтожила какая-нибудь очередная катастрофа, еще одна бомба или атака русских.

Юноша был на его стороне. Возможно, именно этого и добивался Льюис — пытался подружиться с кем-то из них. Скорей всего, Шогу не удастся контролировать вакцину, что бы он ни предпринял. Они трое выдыхали наночастицы в воздух Гранд-Лейк. Стоит им принять душ или сходить в туалет, как вакцина окажется в воде и в канализационных стоках. Фактически, их куртки, пропитавшиеся кровью и потом, постоянно касавшиеся кожи, должны были кишеть ею. Если бы только они знали… Льюис и его люди могли разрезать куртки и отослать сколько угодно самолетов с кусками ткани. Или даже проглотить клочок грязной материи и потом пешком отправиться в зараженную зону ниже барьера.

Кэм не стал говорить это вслух. Был и другой способ. Он поднес руку ко рту и кашлянул, обрызгав слюной ладонь.

— Вы не слышали о капитане Янге, сэр? — спросил Ньюкам.

Полковник в ответ только нахмурился.

— Командир моего отделения в Сакраменто, — пояснил сержант. — Он ушел на юг с другим человеком.

— Не знаю, сынок.

— Мы видели бой двадцать второго мая, к западу от Сьерры. Мы решили, что это они.

Кэм прошел сквозь строй солдат и, протянув руку, встретился взглядом с Льюисом.

— Благодарю вас, — сказал он.

— Конечно, — с сомнением произнес Льюис, однако тоже поднял руку.

Кэм завершил движение, прижав влажную ладонь к сухой коже второго мужчины. Сначала на лице Льюиса отразилось еще большее сомнение, но затем агент кивнул. Дело было сделано. В Гранд-Лейк вакцина вырвалась на свободу.

* * *
Голубоглазый солдат с обгоревшими на солнце ушами и щеками взял у Рут рюкзак. Кэм знал, что навсегда запомнит его лицо.

— У нас есть небольшая лаборатория, — объявил Шог. — Сотрудники займутся образцами сегодня же ночью. Завтра вы сможете им помочь.

— Да, — кивнула Рут, но ее губы сжались в тонкую линию.

Глядя вслед развернувшемуся и зашагавшему прочь солдату, Кэм чувствовал себя не лучше. Они тащили этот потрепанный зеленый рюкзак сотни километров, но больше он им не принадлежал.

Ньюкам исчез вместе с полковником. Настойчивая медсестра в маленькой, переполненной госпитальной палатке попыталась разделить и Кэма с Рут. На одеялах, койках и просто на голой земле рядами лежали стонущие люди, в основном солдаты. Даже несмотря на то, что полог палатки был поднят, внутри нестерпимо воняло. Желудочный грипп. Однако именно здесь стоял рентгеновский аппарат Гранд-Лейк.

Медсестра повторила:

— Мы стараемся не допускать сюда посторонних.

— Нет. Я останусь с ним, — сказала Рут.

— Мы только быстро посмотрим…

— Я останусь с ним.

Медсестра, посоветовавшись с тремя врачами, включила рентгеновский аппарат, который стоял в собственном крошечном, завешанном одеялами закутке. Палатка была подключена к электрической сети Гранд-Лейк. Сеть питалась от турбин, расположенных намного ниже, на реке, но напряжение было слабым, так что одновременно удавалось подключить лишь несколько приборов.

Пока проявляли пленку, Кэма и Рут отвели во вторую палатку, где им дали антибиотики. Рут что-то быстро вытащила из брюк, прежде чем санитар унес их грязную одежду. Камень. Женщина попыталась спрятать его, но Кэм узнал линии, выцарапанные на граните.

— Боже,Рут, сколько ты…

— Пожалуйста. Пожалуйста, Кэм, — она не смотрела на него. — Прошу тебя, не ругай меня за это.

Он медленно кивнул. Камень, несомненно, не представлял угрозы. Иначе они бы заболели несколько недель назад.

«Но зачем тебе понадобилось забирать что-то оттуда?» — подумал он.

Возможно, Рут и сама не знала.

— Все в порядке, — сказал он вслух.

Их вымыли жесткими губками с мылом, водой и спиртом. Затем обработали, заштопали и перевязали их многочисленные раны. Рут не стеснялась своего тела, хотя их разделяло полдюжины людей, и Кэм отвернулся, стараясь не пялиться.

На медиках были тканевые маски и разношерстная коллекция перчаток, латексных и резиновых. Почти наверняка они подцепили наночастицы. Кэм специально кашлял снова и снова, чтобы заразить их. Вакцина не могла размножиться в их телах, потому что тут не было чумы, но он хотел распространить антидот как можно шире.

Потом пришел человек в очках и сказал:

— Голдман? Ваша рука зажила неплохо, но я бы порекомендовал носить бандаж не меньше трех недель. Старайтесь пока поменьше ее использовать.

Они срезали потрепанный стеклопластиковый гипс, и Рут ахнула, увидев собственную руку. Кожа сморщилась и выцвела до молочной белизны, мышцы атрофировались. От пота, скопившегося под гипсом, кожа собралась складками. Местами опухшая ткань воспалилась. Рут заплакала. Она плакала, и Кэм понимал, что это не из-за руки. Не только из-за руки. Она наконец-то дала волю страху, который подавляла все это время.

Кэм пробился сквозь толпу чужаков и обнял Рут. На них обоих не было ничего, кроме тонких больничных халатов. Волосы Рут пахли чистотой. Они распушились волнами и кольцами, и Кэм прижался носом к ее макушке, наслаждаясь этим небольшим чудом.

Потом дела пошли хуже. На них и так уже истратили множество бесценных медикаментов, поэтому врачи отказались дать Рут обезболивающее до обработки.

— Это все только поверхностное, — заявил хирург.

Он соскреб с руки омертвевшую кожу и смазал раны йодом. Рут кричала и кричала, вцепившись в свой камешек.

* * *
— Нам надо отдохнуть, — взмолился Кэм. — Еда и отдых. Пожалуйста.

— Конечно. Мы можем продолжить завтра.

Хирург осматривал левую руку Кэма, тыча иглой в рубцовую ткань, но после его просьбы развернулся и помахал медсестре. Та вышла из тесной комнатушки.

Рут, дрожа, улеглась. Ее предплечье обхватил черный матерчатый рукав, скрепленный металлическими скобами. Хирург велел снимать бандаж как можно чаще, чтобы рана дышала.

Медсестра вернулась с четверкой солдат. Кэм видел одного на посадочной полосе и немедленно ощетинился. В душе вспыхнули недоверие и негодование. Реакция явно была неуместной, и Кэм постарался принять невозмутимый вид. Им слишком легко овладевала злость.

— Вы можете помочь ей? — спросил Кэм.

— Да, сэр, — сказал командир отряда. — Мэм? Мэм, мы понесем вас, хорошо?

Кэм и Рут тоже оделись в армейские хаки, старые гимнастерки и брюки, поношенные, но чистые. Медсестре не пришлось долго подыскивать одежду их размеров. Кэм старался не думать о том, что форма досталась им от мертвецов. Ему-то было все равно, но вот солдат могло покоробить.

Когда они выходили из палатки, юноша оперся о плечо одного из военных. Рут почти висела у них на руках. Снаружи в последних лучах солнца их ждала белокурая женщина. Она стояла, воинственно задрав подбородок. Судя по густым волосам и роскошной фигуре, блондинка была в самом расцвете своих тридцати с небольшим, примерно как Рут. Красивая, но из-под белого лабораторного халата выглядывала та же военная форма, что и у остальных. Однако Кэма встревожил именно халат. Возможно, она из команды нанотехнологов Шога?

«Просто уходи», — подумал он.

Вместо этого та шагнула им навстречу. На воротнике ее гимнастерки виднелись темные матовые нашивки. Командир отряда сказал:

— Прошу прощения, капитан.

Блондинка даже не взглянула на солдата.

— Рут? — спросила она. — Рут, Боже мой!

Ее гладкая рука коснулась плеча Рут, легонько, как птица.

Кэм бросил:

— Оставьте нас в покое.

— Я ее знаю, — упорствовала женщина.

Кэм оттолкнул бы ее, однако Рут высвободилась из рук солдат и сделала один неуверенный шаг вперед. Затем она улыбнулась, зарылась лицом в длинные волосы женщины и обняла ее.

— Дебра, — пробормотала она.

* * *
Ветер усилился после того, как дневной свет потускнел и выцвел до оранжевого, но Рут продолжала упрямо цепляться за свою подругу — так же, как отказывалась выпускать из виду Кэма.

— Прошу вас, мэм, — сказал командир отряда.

— Почему бы вам просто не принести наш обед сюда? — спросила Рут.

Они сидела между Кэмом и Деброй на испещренной следами земле за углом госпитальной палатки. Ткань защищала их от ветра, но открывала вид на западные горы.

— Мэм, — повторил военный, но тут вмешалась Дебра.

— Просто действуйте, сержант. Пошлите одного из своих людей. Остальные как-нибудь смогут обеспечивать ее безопасность пару минут.

— Мне приказали доставить ее внутрь, капитан.

— Мне нравится на воздухе, — отрешенно произнесла Рут.

Кэм опасался, что она не в себе, но Дебра только повторила приказным тоном:

— Пара минут. Действуйте.

Командир отряда ткнул большим пальцем в одного из своих подчиненных, и тот отделился от группы. Мимо них проходили люди: два врача, два механика, подросток в гражданском.

— Что я могу сделать? — мягко спросила Дебра. — Ты в порядке?

— Мне холодно, — ответила Рут, по-прежнему отсутствующе глядя вдаль.

Блондинка перевела обеспокоенный взгляд с нее на Кэма, и тот впервые почувствовал, что они тоже смогут подружиться — хотя это было и странно. Если он правильно помнил, до сегодняшнего дня две женщины соперничали.

Дебра Рис, доктор медицины, исполняла обязанности врача и специалиста по системам жизнеобеспечения на борту МКС. Все космонавты совмещали две или больше функций, чтобы обеспечить работу станции, и Дебра была требовательной и жесткой. Однако самым интригующим было то, что Рут видела ее последний раз в Лидвилле. Каким-то образом Дебра спаслась от взрыва, но Кэм предпочел не задавать лишних вопросов. Он молча провожал взглядом спешащих мимо людей, пока Рут, наконец, не встряхнулась и не пришла в себя.

— Деб, что ты здесь делаешь? — спросила она. — Я думала, Гранд-Лейк — база повстанцев.

— Это неважно. Ты нашла то, за чем вы отправились?

— Да. Да, мы нашли.

Рут сжала здоровой рукой колено Кэма, не глядя при этом на юношу.

Дебра заметила эта прикосновение. Она снова покосилась на него поверх плеча Рут. Кэм попытался улыбнуться.

— Нам надо разузнать побольше об этом лагере, — сказал он.

— Я расскажу все, что смогу.

Однако в основном Дебра говорила о Лидвилле. Она все еще не могла примириться со случившимся, понял Кэм, и это его не удивляло.

— Билл Уоллес мертв, — сообщила она Рут, перечисляя погибших друзей. — Густаво. Уланов. Все в лаборатории.

Николай Уланов принес в жертву русским четыреста тысяч жизней, а спас только одну.

Использовав то влияние, что он когда-то имел на борту МКС, Уланов потихоньку предложил Дебре записаться добровольцем в войсковую часть. Там, говорил он, ее врачебный опыт мог принести реальную пользу бойцам на передовых рубежах Лидвилла. Всяко лучше, чем нянчить политиканов в городе.

— Он предупредил меня, — сказала Дебра. — Так, как мог. Если бы он сбежал… Если бы исчез весь наш экипаж, Лидвилл бы понял. Они бы сбили самолет, доставивший боеголовку.

Кэм не мешал ей рассказывать. Он смотрел на тонкие морщинки, проступавшие в уголках глаз и рта женщины, когда та боролась с волнением.

— Когда я думаю о том, как он сидел там и ждал… — пробормотала Дебра. — Когда думаю, что он знал, но все равно ждал…

Прижавшись к Рут, она вздохнула и заморгала, чтобы не расплакаться. В то же время в глазах ее горела ярость.

— Все в порядке, — откликнулась Рут. — Шшшш. Все в порядке.

Кэм, нахмурившись, снова взглянул на горы. Он попытался представить, какая невероятная целеустремленность двигала этим человеком, способным навлечь на себя такое. Он и сам успел повидать немало зла и проявлений немыслимой отваги. Порой между ними нельзя было провести четкую границу. Все упиралось в то, на чьей ты стороне. Это беспокоило Кэма. Он верил в то, что поступает правильно, но мог и ошибаться.

Юноша откашлялся в ладонь, а затем прикоснулся к тыльной части руки Дебры, словно утешая — но на самом деле передавая ей вакцину.

— Мне очень жаль, — произнес он.

* * *
Гранд-Лейк зарывался под землю. Многие трейлеры и хижины скрывали входы в туннели. По дороге от госпитальной палатки Кэм заметил широкую камуфляжную сетку, растянутую над свежим раскопом. На сегодня работа остановилось, но похоже, беженцы выкопали тут вручную шахту пятнадцатиметровой глубины. На одном конце все еще продолжали копать, а другие бригады в это время сколачивали деревянные каркасы, куда заливали цемент. Наверное, они собирались возвести прямоугольник стен, перекрыть потолок, а потом снова накидать сверху землю, чтобы изолировать и спрятать бункер. Напрасный труд.

«Скоро все вы сможете спуститься обратно, — подумал Кэм. — Вы все получите возможность уйти с этой горы».

Скорей всего, именно поэтому Шог хотел контролировать вакцину. Если сбежит слишком много людей, он утратит армию. Массовый спуск со Скалистых Гор сам по себе мог обернуться катастрофой, потому что без организованной армии беженцы будут беззащитны перед русскими.

Возможно, губернатор был прав.

Когда командир отряда подвел их к выгоревшему на солнце передвижному дому, Кэм снова запаниковал. Входную дверь прикрывал брезентовый полог. Дебра уже ушла, пообещав снова навестить Рут до завтрака. Хорошо, что кто-то еще знал, где их найти. Что если Шог вознамерился держать их под арестом?

У Кэма отобрали оружие, да и в любом случае силы были не равны. По сигналу военного он шагнул в дверь. Когда Кэм оказался внутри, выяснилось, что от дома осталась одна оболочка — ни ковра, ни мебели. Большую часть стенных панелей пустили на топливо или просто оторвали, чтобы добраться до труб и проводки. Уцелели только две лампы. Из кухни вынесли шкафчики, раковину и столы. Посреди этой странной сцены топталась коротко остриженная азиатка с сигаретой в зубах. Дом поставили здесь лишь затем, чтобы скрыть спуск на лестницу и вентиляционные отверстия в полу.

На верхней ступеньке темного лестничного колодца Кэм заколебался.

— Я хочу поговорить с Шогом, — заявил он.

Ничего другого в голову не пришло.

— Мы проводим вас утром, сэр, — ответил командир.

Рут заглянула в глаза Кэму, готовая сделать все, что он скажет, — однако шум внизу не походил на тюремный, а азиатка-курильщица стояла с самым безразличным и расслабленным видом. Кэм услышал смех и громкий мужской голос: «Пять баксов! Это пять баксов!»

Они спустились почти на шесть метров. Вдоль неоштукатуренной бетонной стены тянулся единственный черный кабель. К потолку были привинчены две лампы. В короткий коридор выходило восемь дверей, завешанных одеялами. Кэма встревожила царившая здесь холодная сырость.

— Вот ваша комната, сэр, — сказал военный, указывая на первую дверь. — Мы прямо напротив. Все нормально?

— Да. Нормально.

Кэм отвел Рут в их комнату. Клетушка оказалась тесной, но довольно уютной, с панелью электрообогревателя. Кэм включил ее. Еще он заметил узкую армейскую койку и четыре одеяла, однако был слишком возбужден, чтобы уснуть.

Рут нежно прикоснулась пальцами к груди юноши и поцеловала его.

— Спасибо тебе, — сказала она. — Спасибо тебе, Кэм.

Он просто кивнул в ответ. Наконец-то можно расслабиться. Рут доверяла ему, и он был благодарен за это чувство родства и защищенности.

Рут прилегла на койку. Кэм все еще не мог уснуть и сел на пол. В голове у него все кипело. Дебра поручилась за Шога.

«По-моему, он хороший человек, и сделал все, что мог», — сказала врач, а она знала больше Кэма.

Дебра появилась в Гранд-Лейк за два дня до них, и ее медицинское образование послужило пропуском прямо в средние эшелоны власти.

После взрыва отряд Дебры сдался большому формированию повстанцев, подчинявшемуся Гранд-Лейк, — ближайшему уцелевшему оплоту американцев. Перевал Лавленд, находившийся слишком близко к эпицентру, сгорел, а добираться до Уайт-Ривер было все равно, что до луны, — пришлось бы пересечь огромные зоны чумы. Однако Дебра сказала, что подобное движение наблюдалось по всем Скалистым Горам. Армейские части снова объединялись. Фактически, боевая мощь Гранд-Лейк увеличилась после взрыва, хотя новые отряды состояли в основном из пехотинцев и легкой бронетехники. У неожиданной атаки русских обнаружилась и положительная сторона — раздробленные Штаты вновь сплотились.

Начиная с сегодняшнего дня, вакцина и образцы «аркоса» должны были перевернуть все с ног на голову. Рут считала, что исследователи всего мира стояли на пороге открытия боевых нанотехнологий наподобие «снежного кома». Сможет ли ее присутствие стать тем стимулом, которого не хватало маленькой лаборатории Гранд-Лейк?

Когда Рут поцеловала его, Кэм увидел в глазах женщины затаенный, но нарастающий страх. Он наконец-то понял, почему в госпитальной палатке ее голос звучал так отстраненно. Она боялась этой огромной ответственности. Теперь, когда ей дали время подумать и предоставили лабораторию и оборудование — как Рут изменит ход войны?

20

В крови Кэма обнаружилась новая частица, наномашина в форме перекрученного «X». Рут никогда прежде такого не видела, хотя немедленно вспомнила о мертвой горной вершине, расчерченной тысячами крестов. Сейчас она испытывала те же чувства — одинокое отчаяние и недоумение. Откинувшись от туннельного микроскопа, она сжала в кулак левую руку под повязкой, не в силах смириться с происходящим. Это было невозможно, однако странная наночастица присутствовала в его крови одновременно с вакциной. В его, но не в ее. Пока что крестообразная конструкция вела себя смирно. Рут предполагала, что ей нужен некий пусковой сигнал.

Откуда она взялась?

— Выпустите меня, — внезапно выдохнула ученая, развернувшись к левому микрофону.

Стерильный бокс был оснащен двумя открытыми микрофонами: один для записи наблюдений, второй — для связи с наружным миром. Клетушка была настолько мала, что войти и выйти без посторонней помощи никак не удавалось.

Для работы с наночастицами Гранд-Лейк построил бокс из арматурной стали, слишком тесный, чтобы вместить все собранное ими оборудование. Полка с электронными приборами частично блокировала дверь, а туша электронного микроскопа теснила Рут справа. Однако лаборатория была стерильной, хорошо освещенной, а подведенного к ней электричества с лихвой хватало на нужды Рут, даже для стерилизации бокса.

Они понимали, что часть исследований Рут смертельно опасна. К рабочему столу прикрепили рентгеновскую и ультрафиолетовую лампы, которые должны были хотя бы замедлить неконтролируемое размножение нанороботов, если не полностью их уничтожить. Скорость циркуляции воздуха в системе кондиционирования могла ненадолго подскочить до ста тридцати километров в час, втягивая все ускользнувшие частицы. Это диктовалось требованиями безопасности. Излучение само по себе могло повредить работающему в лаборатории персоналу. Вакуумный насос, как догадывалась Рут, тоже способен превратить микроскопы и прочие инструменты в ливень обломков и яростно хлещущих силовых кабелей — и разумеется, если бы это не уничтожило угрозу, бокс могли просто запечатать навсегда. Все равно что работать в гробу.

— Выпустите меня, — повторила она.

— Что случилось? — спросил Маккаун.

Рут прикоснулась белой перчаткой к маске.

— Я забыла свой журнал наблюдений. Я такая дура, — соврала ученая, борясь с ледяным, острым приступом клаустрофобии.

Большую часть времени этот страх только слабо ворочался в глубине сознания. Вернувшись к работе, Рут почувствовала эйфорию. Неописуемо приятно было вновь контролировать ситуацию. Нанотехнолог давно научилась забывать обо всем, кроме своих микроскопов, по крайней мере, пока работа двигалась вперед. Лишь иногда случались заминки. Зачастую ее пробирала нервная дрожь при воспоминании о самолетах и перестрелке. Один раз ей привиделись муравьи, которых тут, конечно же, не было.

Рут казалось, что она проявляет невиданную смелость, день за днем входя в этот тесный ящик, но сейчас женщина с трудом сдерживала дрожь в голосе.

— Пожалуйста, — попросила она. — Я понимаю, что это лишняя головная боль.

— Почему бы нам просто не послать кого-нибудь за вашим журналом? — спросил Маккаун. — Мы можем зачитать вам все, что потребуется.

— Нет, — с подозрительной поспешностью выпалила она.

Затем Рут повторила уже более осторожно:

— Нет. Сегодня мне надо было разобраться с парой идей, прежде чем приступать к работе. Я слишком устала после обеда.

— Ммм. Ну ладно.

Судя по голосу Маккауна, он хмурился.

— Дай нам пару секунд.

Рут легла грудью на рабочий стол, но задела локтем воздушный колокол — небольшой стеклянный колпак, которым прикрывали туннельный микроскоп. Колпак зазвенел. Рут дернулась и треснулась головой о полку.

— Ой!

В интеркоме снова зазвучал голос Маккауна:

— Рут?

— Вот черт, — произнесла ученая как раз нужным тоном, с обычной ноткой отвращения. — Тут как в коробке для обуви.

«Выпустите меня, — думала она при этом. — Выпустите меня отсюда. Выпустите».

— Пять минут, ладно? — сказал Маккаун.

— Ладно.

Рут посмотрела на яркие светильники на потолке, а потом обвела взглядом комнату, от одной заставленной стены до другой. Поймана в ловушку. Затем она снова нагнулась над узким, изящным корпусом своего микроскопа. Это было ее единственное прибежище.

Маккауну, скорей всего, потребуется десять минут. Сначала он должен позвонить энергоснабженцам, чтобы подключить воздушные фильтры в предбаннике. Перед тем как войти, надо обработать одежду, а особенно руки и волосы, вакуумным насосом. Потом закрыть дверь и повторить этот процесс с другим насосом. Затем он снимет с крюка пакет с одеждой и наденет шапочку, маску, перчатки и мешковатый лабораторный комбинезон. И только после того как Маккаун скрупулезно выполнит все эти пункты, он сможет открыть дверь в бокс Рут и помочь ей упаковать ее собственное снаряжение.

Нанотехнолог не хотела, чтобы он заметил ее панику. Надо было спрятать страх поглубже, но проблема в том, что на сей раз источником паники был ее верный и единственный утешитель.

«Кто тебя сделал?» — мысленно спросила Рут, глядя в микроскоп.

Новая наночастица казалась призраком. Она вообще не должна была существовать.

«Кто тебя сделал, и где Кэм ухитрился подцепить тебя?»

Пока что в его пробе крови среди тысяч частиц вакцины обнаружилось только два новых наноробота, но «призрак» резко выделялся. Он напоминал изогнутый обрывок спирали, тогда как вакцина смахивала на грубо ветвящуюся решетку.

По-своему «призрак» был красив, и на секунду Рут забылась, увлеченная его тайной. Она не могла не восхищаться вложенным в него трудом. Согласно быстрой оценке Рут, атомарный вес «призрака» был меньше миллиарда, а это чертовски мало. Сама вакцина весила чуть больше миллиарда а.е.м., и структура ее была упрощена до предела. Может, «призрак» представлял собой чей-то неудачный эксперимент? Может, пара обнаруженных ей наномашин были лишь фрагментами чего-то большего? Нет. Обе пробы выглядели совершенно идентично. И, еще любопытней, у «призрака» был тот же самый тепловой двигатель, что у чумы и вакцины. Это означало, что частицу создали уже в год чумы, причем сделал это тот, кто мог и разобраться с конструкцией наномашины, и воспроизвести ее. Тепловой двигатель был шедевром наноинженерии. Подобно Рут и ее коллегам, создатель «призрака» не видел смысла в том, чтобы заново изобретать колесо. Он направил свою энергию в другое русло. Несомненно, это была функциональная наночастица, биотехнологическая, как и вакцина, предназначенная для работы в теплокровных организмах.

Но что она делала? Именно это тревожило Рут.

Страх слипся в голове комками шерсти, забивая мозг, мешая думать.

Что если индивидуальные молекулы «призрака» должны были соединиться в более крупную конструкцию? Его спиральная форма подходила для этого. Пусковым механизмом может быть что-то простое, например, высокая концентрация. Насыщение. Похоже, в крови Кэма была низкая, нерабочая концентрация, но если он получит большую дозу? Активируется ли наномашина тогда?

«Для чего бы ни предназначался „призрак“, он способен функционировать выше барьера», — подумала Рут.

Значит, способа остановить его не существует.

Лязгнул замок на двери. Рут подскочила и, развернувшись, бросилась к тяжелой стальной панели, чуть не уткнувшись прямо в удивленную физиономию Маккауна.

— Не трогайте ничего в этой треклятой комнате, — сказала она.

* * *
Рут шагала в своей армейской куртке и легких штанах, ежась на холодном солнечном свету. Ей нужен был воздух. И Кэм. Последние три дня женщина часами торчала в лаборатории и почти не видела Кэма, о чем очень жалела. Им оставался всего шаг до настоящих отношений, но в ее расписании практически не было перерывов: работа, работа, упасть и заснуть, снова работа. На второе утро Кэм ушел, присоединившись к проекту по отлову и вакцинации уцелевших грызунов и птиц. Это должно было помочь хотя бы отчасти восстановить экосистему ниже барьера.

Вакцина в Гранд-Лейк быстро распространилась. Кэм шутя выиграл эту битву, хотя внешне он казался покорным и услужливым. Весь этот кашель в госпитальной палатке… Кэм так легко одурачил Шога, что это было почти смешно. Он всегда умел выкрутиться, в любой ситуации, и сейчас, когда их пути разошлись, Рут сильно по нему скучала.

Другие люди тоже расставались. Покамест исход не был массовым, однако Маккаун рассказывал, что кое-кто из военных дезертировал, — а сейчас Рут сама убедилась, что в лагерях беженцев стало тише, чем обычно.

Раньше два пика напротив кипели активной деятельностью: люди там пытались обрабатывать землю. Сегодня один из террасных садов опустел, а бригады рабочих во втором заметно поредели. Рут понимала их. Искушение было слишком велико. Ее удивляло, что так много людей осталось. Впрочем, тут немалую роль сыграл новый приток ресурсов. Браконьерские рейды за барьер теперь велись интенсивней — от организованных армейских вылазок и экспедиций на вертолетах до ходок небольшими группами. Мародеры уносили наверх все, что могли. Большая часть населения не покинула Гранд-Лейк — по крайней мере, пока. Привычка укоренилась глубоко. Ни один из выживших теперь уже никогда не сможет целиком довериться миру внизу, а вакцина не гарантировала стопроцентной защиты.

За едой Рут слышала разговоры о том, что стоит переселить всех в Боулдер. Денвер был намного больше, но его зацепило радиацией. Также ходили слухи, что ВВС передислоцирует некоторое количество служащих в Гранд-Джанкшн, расположенный на расстоянии двести сорок километров к западу от Гранд-Лейк. Может, они уже начали переброску. Истребители и более крупные самолеты постоянно с ревом уносились с горы и возвращались обратно, и вновь улетали прочь. Подсчитать их Рут не могла. Некоторые не возвращались, потому что их сбивали, но возможно, другие находили новые места для стоянок.

Быстрые решения стали здесь привычным способом существования. Наверное, Рут не должно было удивлять, что сначала к ней пытался клеиться один из ассистентов Маккауна, а затем мужчина, обитающий в соседней комнате в том же убежище. Все они жили только сегодняшним днем, а она была, во-первых, новенькой, во-вторых, одинокой.

Рут остановилась у ближайшей столовой. Вдоль основания длинной палатки были расставлены ловушки и проволочные клетки. В одной, в самом конце ряда, билась крыса. Рут уставилась на нее со странной смесью отвращения и чего-то еще — сиротливой тоски.

«Одну ты точно поймал, Кэм», — подумала она.

Здесь никогда не водилось особенно много видов животных: бурундуки, сурки, лоси, куропатки и несколько видов птиц. Почти все они вымерли. Люди выслеживали и убивали все живое выше барьера. Может, в округе сохранилась немного куропаток и бурундуков, но они не попадались на глаза уже несколько месяцев. Временами над головой все еще пролетали птицы. Выжили паразиты. На этих высотах крыс раньше не было, но несколько грызунов наверняка затесались среди бесконечных ящиков с припасами от ФЕМА и армейских грузов, поставлявшихся в этот регион по воздуху в первые дни чумы.

В такой тесноте и грязи крысы благоденствовали. Рут думала, что людям, вероятно, следует радоваться. Разве кому-то прежде удавалось спасти другие виды млекопитающих? Она снова попыталась представить тот странный мир, который унаследует будущее поколение, — если, конечно, новая зараза не завершит начатое чумой. Крысы, птицы, насекомые и рептилии представляли собой небогатую и враждебную окружающую среду, но это лучше, чем мир вообще без теплокровных существ. Целые века пройдут в попытках сохранить уцелевшие виды животных. Выжившие собаки, лошади или овцы станут бесценными. Где-то должны были сохраниться отдельные особи, прячущиеся или бродящие по горным вершинам. Тем важнее уберечь каждую из них.

Крыса извивалась, драла когтями проволоку и грызла собственную лапу. Рут отвернулась от мерзкого создания и увидела двух приближавшихся солдат. Мужчина, шагавший впереди, снял с плеча винтовку, хотя и держал ее стволом вниз.

— Это зона ограниченного доступа, рядовой, — сказал он. — Вы это знаете. Ланч еще через два часа.

— Конечно.

Рут не носила знаков различия. Скорей всего, ее приняли за рекрута, который высматривал, что бы стянуть или обменять из съестного. Вероятно, ей повезло, что она женщина, а то патруль вел бы себя куда строже. Маккаун дал Рут нагрудный знак, подтверждавший ее статус, но ученая не собиралась вытаскивать его из кармана. Так слишком легко было бы фиксировать ее перемещения.

Изобразив улыбку, она развернулась, чтобы уйти. Однако тут солдат заметил крысу и уставился вслед Рут. Взгляд его посуровел.

«Он думает, что я хотела ее стащить!» — осенило женщину.

Это было еще одним полезным свойством грызунов. Крысы уничтожали зерно и запасы пищи, но и сами превратились веду.

— Я ищу группу Баретта, — поспешно сказала Рут. — Вы не знаете, они сегодня сюда заходили?

Военный слегка расслабился. Баретт был одним из руководителей проекта по повторному заселению территорий — гражданских руководителей, хотя в этом проекте участвовали и военные.

— Вы опоздали, — сказал солдат, махнув рукой на запад, вниз по склону. — Я видел каких-то ребят с клетками не меньше часа назад.

— Спасибо.

Рут пошла прочь. Они выпускали первых пойманных крыс в старом городе — надеялись, что маленькие чудовища размножатся и распространятся по Скалистым Горам, уничтожая скопления насекомых. Эта была безумная затея. Но жизненно необходимая. Крысы отличались умом и редкой приспособляемостью, что делало их идеальным оружием в борьбе с насекомыми. Птицы бы тоже не помешали, если бы Кэм и его товарищи сумели поймать и вакцинировать достаточно плодовитых пар.

* * *
Рут уже знала, что может усовершенствовать вакцину. Она начала работать над новой системой опознавания, которая увеличила бы скорость уничтожения антигена, однако по настоянию Шога отложила в сторону свои теории. Вместо этого ей пришлось конструировать и выращивать культуру «снежного кома». Угрызениям совести не осталось места. Мир не мог ждать. Соединенные Штаты нуждались в новом оружии. Самолеты-разведчики и съемка со спутников показывали, что русские уже перевезли сюда пятьдесят тысяч солдат и почти двадцать пять тысяч беженцев и технического персонала. Впрочем, разница между ними почти не ощущалась. Во время бесконечных сражений на Ближнем Востоке все бывшее население России превратилось в отлаженную боевую машину. Каждый воевал или готовился к войне.

Перехватчикам США и Канады теперь чаще удавалось сбивать русские транспортники, прежде чем те добирались до побережья. Однако в последние дни захватчики прибывали со всех направлений: из Арктики, с Берингова моря, с южной части Тихоокеанского побережья. Вдобавок, они могли совершать посадку где угодно, не только в горах. Их самолеты прятались, взмывали в воздух и снова прятались, обманывая преследователей и радары североамериканцев.

Две головных части российской пехоты проникли в Неваду. Калифорния горела. Сухие леса охватили пожары, одновременно замедляя продвижение захватчиков и скрывая перемещения их войск. Рут сама видела фотографии. Дважды она участвовала в заседаниях вместе с генералами и штатскими агентами, чтобы обсудить параметры вакцины и возможные потери противника.

Рут оценила краткосрочные потери русских примерно в пять процентов. С годами, если технология не будет развиваться, внутренняя война между вакциной и чумой несомненно приведет к значительному количеству травм и смертей. Но пока это доставляло противнику лишь незначительные неудобства. Если не считать неудачников, что попадали в горячие точки, они отделывались в основном небольшим кровотечением и сыпью. Особо невезучим грозило глазное кровотечение, инсульт и остановка сердца. Если жертва была водителем или летчиком, это могло привести к печальным последствиям.

Русские были готовы заплатить эту цену. Временами их наступление приостанавливалось, однако они уже захватили сотни квадратных километров, присвоив мертвые города и аэропорты. Они быстро пересаживали свои войска на колеса, используя заброшенные американские автомобили и бронетехнику, — и вероятно, обещали поделиться вакциной с союзниками, чтобы получить подкрепление.

Американо-канадская шпионская сеть засекла многочисленные китайские эскадрильи, поспешно пересекавшие Тихий океан, чтобы помочь русским закрепиться на отвоеванном плацдарме. Вслед им двинулись обширные морские флоты. Враги уже захватили Гавайи. Они напали на крошечную американскую базу на горе Майна-Лоа, когда после взрыва повсюду отключилось электричество. Захватчики пошли на риск, потому что военные могли отправить на большую землю сигнал тревоги, — однако эти острова были идеальной стартовой площадкой для захвата материка. Похоже, китайцы не стали долго думать. С помощью вакцины они могли одержать победу в Гималаях, одновременно помогая русским захватить технологически развитую Северную Америку: ее превосходные пахотные земли, ее военные базы. Новые союзники поделят все по собственному усмотрению, если Рут не сумеет их остановить. «Снежный ком», возможно, был для армии США и Канады единственным способом отвоевать Запад, если они не желали отравить собственные территории ядерными взрывами.

Рут сделала это. Она представляла, как убивает «снежный ком», но воссоздавала его с тем же слепым упорством, с каким билась попавшая в ловушку крыса. Ей даже казалось, что решение приняли без ее участия. Миллионы людей нуждались в мощи нанооружия, чтобы выжить. Другим миллионам суждено было погибнуть. Эта бойня навсегда останется на ее совести, но многие жизни она спасет. Привкус вины ощущался во всем, чем она занималась. Это не давало ей спать. И мешало подойти к Кэму, даже теперь, когда он был ей нужней всего.

Принцип действия «снежного кома» больше напоминал химическую реакцию, чем работу настоящего механизма. Первоначально он входил в число нескольких АНЧ, которые развивали ученые в Лидвилле: антинаночастица, предназначенная для уничтожения техночумы.

«Снежный ком», состоявший из углеродной цепи, обогащенной атомами кислорода, должен был парализовать враждебную наночастицу, связывая ее молекулы в нефункциональные кластеры. Затем это зерно облепляли другие частицы «снежного кома», которые, в свою очередь, привлекали новые молекулы чумы, и так далее. Создатель технологии, Ласаль, назвал процесс «снежным комом», но ему так и не удалось придумать механизм, контролирующий или останавливающий его детище.

«Снежный ком» уничтожал любые органические соединения. Одна щепотка нанооружия способна была превратить в кисель все живые существа в радиусе сотен метров: людей, насекомых, растения, даже простейших и бактерии. К счастью, цепная реакция обрывалась почти мгновенно. Частицы «снежного кома» склеивались друг с другом, как и с чужеродными молекулами, и покрывались оболочкой из собственного углерода.

Культивировать их было невероятно сложно, поэтому в лаборатории Рут носила один из немногих защитных костюмов в Гранд-Лейк. Единственная ошибка могла убить ее. Однако «снежный ком» не трогал резину или стекло.

Рут пришлось начинать с азов. База данных включала записи и информацию, похищенную из Лидвилла, но файлов Ласаля там не было. Это не имело значения. У нее была почти фотографическая память, и она помогала Ласалю в разработке всех вариантов его детища. Вообще-то, после того как президентский совет осознал истинную мощь «снежного кома», сенатор Кендрикс пытался заставить Рут перейти в группу разработки нанооружия, возглавляемую Ласалем. Сенатор считал, что в противном случае они рискуют проиграть китайцам новую гонку вооружений. В то же время Джеймс Холлистер утверждал, что азиаты отстали от американских исследователей на целые годы.

Рут уже не знала, кому верить. Новая технология, которую она прозвала «призраком», сама по себе доказывала, что над наночастицами работают другие ученые. Началась нанотехнологическая война, почти незаметная на фоне более масштабного конфликта. И Рут боялась, что американцы уже проиграли. Сотни больных в госпитальных палатках. И тысячи других, умерших от неустановленных заболеваний во время долгой зимы… Сколькими потерями они обязаны пока еще неизвестным эффектам «призрака»?

За три дня она посвятила работе над вакциной меньше трех часов. Все остальное время ушло на подготовку геноцида. Было невероятно сложно собрать «снежный ком» вручную, с использованием неподходящего оборудования. Первые четыре попытки закончились неудачей. Получившиеся молекулы были слишком нестабильны. В конце концов ей удалось сконструировать единственную рабочую частицу «снежного кома». Рут заключила ее в стеклянный контейнер и осторожно поместила в контейнер побольше с горстью травы. Ничего другого для «разведения» частиц не требовалось. Трава расплылась киселем, и Рут внезапно оказалась обладательницей триллионов машин-убийц — хотя множество из этих новых молекул были нефункциональными или дефектными. Рут пришлось избавиться от пары сотен, прежде чем она отказалось от попыток рассортировать эту мешанину, — но в процессе ученая обнаружила еще семь полноценных частиц. Каждая отправилась в собственную пробирку. Затем Рут выдержала с органическим материалом и эти семь, после чего разделила восемь переполненных контейнеров на сотни пробирок поменьше. Кластерные бомбы. Пятьдесят пробирок на ящик.

Работая, Рут поняла, что «снежный ком» с не меньшей эффективностью может остановить обширные пожары на западе. Если они распылят наночастицы вдоль передовой линии огня, пламя угаснет, потому что топливо превратится в пыль. Вероятно, существовали и другие способы мирного использования технологии.

Даже если забыть о практическом применении, «снежный ком» нужен был ей для опытов. Она надеялась в конце концов придумать какую-нибудь защиту против него, вроде узкоспециализированной АНН, распознающей только это оружие. К сожалению, треклятая штуковина была слишком примитивной. Рут не могла вообразить, как должна выглядеть эта защита. Пока нет. Со временем ученой, возможно, удалось бы изобрести супернаночастицу, способную удерживать вместе все молекулы человеческого тела, защищая его от любого воздействия. Даже от пули. Это стало бы своего рода бессмертием — усиленная иммунная система, способная поддерживать несокрушимое здоровье.

Самым важным для Рут было то, что эта технология идеально подходила для лечения Кэма. Взяв за основу ДНК юноши, можно было полностью восстановить его тело и залечить раны.

* * *
Она нашла Кэма там, где сказал солдат. Молодой человек поднимался по склону из широкой долины, в которой раньше стоял город. Пешеходные тропы и раскатанные колеи джипов сотнями исчертили гору. Оползни засыпали оголенную почву. Повсюду виднелись ободранные остовы автомобилей, легковушек и грузовиков. Они застряли в грязи или сожгли все горючее на первом рывке при подъеме в гору. От машин остались лишь пустые каркасы. С них сняли все: сиденья, шины, крыши, дверцы, бамперы — настолько сильно люди нуждались в строительном материале. От города далеко внизу сохранились лишь правильные углы и прямые линии улиц и фундаментов — небольшой лабиринт прямоугольников на неровном берегу озера. Уцелело несколько бетонных зданий и площадки трех городских заправок, окруженные забором, но все, что было построено из камня, дерева или металла, исчезло.

Настроение Рут было примерно таким же траурным. Похоже, она опять ошиблась с выбором, предпочтя работу Кэму. Она постоянно выбирала работу, хотя всего один сладкий час с Кэмом помог бы освежиться и сфокусироваться.

Ей не хотелось умереть в одиночестве.

В облачном небе, испещренном инверсионными следами самолетов, медленно опускалось солнце. Где-то на севере трещали вертолеты. Рут невольно задумалась о том, что будет делать, если война придет прямо сюда.

«Убегу вниз», — решила она.

Убегу к нему, и дальше мы побежим вместе.

С Кэмом было больше дюжины других людей, но Рут узнала его по походке, хотя молодой человек тащил на себе гору снаряжения. На плечо он взгромоздил стопку проволочных клеток и рюкзак, за пояс заткнул толстые кожаные перчатки. На сердце у Рут чуть полегчало — здесь он был явно на своем месте…

Кэм перешучивался с молодой женщиной. Рут нахмурилась. Она прождала почти час, сжимая в руке заветный камень, вдавливая его шершавую поверхность в мягкую, нежную кожу ладони. Можно было спуститься за Кэмом вниз, вместо того чтобы стоять тут и витать в облаках, однако Рут была уверена, что ее друг поступил бы так же. Потерпел бы. Не стал бы подвергать себя риску инфекции.

Рут засунула камень в карман штанов и, взъерошив пальцами крутые локоны, пошла навстречу Кэму. Ветер трепал ее куртку и курчавую шевелюру. Ей нужен был парикмахер. Когда волосы слишком отрастали, они вставали дыбом и делали Рут похожей на Джими Хендрикса, что не слишком ей шло. Просто чрезмерное внимание к своей внешности было не в ее стиле.

— Кэм! — позвала она.

Никакой реакции. Ветер относил ее слова назад, а юноша шагал в самом центре этой потрепанной группы — потрепанной, но вполне здоровой на вид. В их голосах звенело удовлетворение от хорошо выполненной работы, однако Кэм обращался лишь к одной из них. К Эллисон Баррет.

— В следующий раз просто брось клетку.

— Этот маленький негодяй никогда бы не решился на такое поблизости от меня, и тебе это известно, — ответила Эллисон, и Кэм снова рассмеялся.

Девушка выглядела на двадцать с небольшим. У нее был широкий рот и великолепные зубы, которые она не стеснялась показывать в уверенной, беспардонной улыбке. Скверная кожа. По большей части просто солнечные ожоги, но кое-где виднелись следы оставленных чумой шрамов, особенно на левой щеке. Ее светлые волосы выгорели на солнце до почти абсолютной белизны.

Рут знала ее только потому, что Эллисон была одной из выборных старост в лагерях беженцев. После второй встречи Рут с губернатором Эллисон и трое других окружили ее сопровождающих, настойчиво требуя информации. Шог тоже совсем не спешил избавиться от них — напротив, он нашел время, чтобы представить Рут и ответить на вопросы. Беженцев было так много, что им нужны были какие-то вожаки. К тому же Рут подозревала, что «старосты» сыграли немалую роль в выживании Гранд-Лейк. Например, проект по отлову и выпуску животных был абсолютно гениален. Он показывал, что эти люди способны заглянуть в будущее, не позволяя многочисленным текущим проблемам затмить все остальное.

Эллисон была стойкой и предприимчивой, совсем как Кэм.

«Как крысы», — подумала Рут, но это была недобрая мысль.

Когда рабочая группа с Эллисон и Кэмом в центре приблизилась, ученая заставила себя улыбнуться. Молодые люди все еще смотрели друг на друга. Эллисон первой ее заметила.

— Привет, — сказала Рут.

Кэм замешкался. Пока он говорил с Эллисон, держался открыто и свободно, однако глаза выдавали тревогу. Все было сложней, чем казалось на первый взгляд, и Рут не упустила ни одной детали.

— Рут, что ты тут делаешь? — спросил он.

— Удели мне минутку.

— Хорошо.

Кэм опустил на землю свои клетки и перчатки и пошел за ней без лишних вопросов. Это успокоило женщину. Они все еще могли положиться друг на друга, что бы ни случилось.

Рут взяла юношу за руку и отвела в сторону. При этом она оглянулась на Эллисон, проверяя, не идет ли та следом. Глупо. Если у них с Кэмом был физический контакт — если они занимались сексом, — то надо будет проверить и Эллисон на наличие «призрака». В то же время Рут инстинктивно стремилась защитить Кэма, а это означало, что следует хранить информацию об инфекции в секрете как можно дольше.

Рут выпустила его рукав. Близость Кэма вызывала слишком много непрошенных чувств, так что женщина с облегчением подставила лицо ветру.

«Я ревную», — слишком поздно поняла она.

Рут использовала для исследований свои пробы и пробы Кэма, потому что они были первыми носителями вакцины. Сейчас вакцина широко распространилась среди населения лагеря, но тут речь шла о добросовестном научном подходе и хорошем предлоге увидеться с ним.

— Что-то не так с твоей работой, — сказал Кэм, глядя на нее.

Интуиция безошибочно подсказала ему ответ, и Рут внезапно похолодела при мысли о том, что еще он может прочесть по ее лицу.

— Где ты был? — напряженно спросила она, чувствуя себя загнанной в угол.

— Мы отнесли в город несколько крыс, — ответил Кэм. — Все ещеесть шанс…

— Где ты был, Кэм?

Рут сжала его запястье, чтобы полностью завладеть вниманием, и пристально всмотрелась в карие глаза. Теперь его ответный взгляд стал немного испуганным.

— Ты куда-нибудь заходил в лаборатории в Сакраменто? Что-то открывал?

— О чем ты говоришь?

— В твоей крови есть кое-что еще. Новый вид наночастиц. Возможно, оружие. Что-то другое, кроме вакцины, и я не знаю, что это.

— Я… Господи Боже!

Кэм, пошатнувшись, отступил от нее. Рут быстро шагнула следом, но Кэм предостерегающе выставил руки. При этом он так смотрел на свои ладони, словно мог разглядеть кишевшие там субатомарные механизмы.

— Ты знаешь, я сделаю все, что смогу, — сказала Рут, разделявшая его страх.

Это было нелепо, но именно сейчас она наконец-то ощутила ту самую желанную близость между ними. На каком-то базовом уровне ученая привыкла ассоциировать Кэма с болью и напряжением, и теперь эти чувства связали их вновь.

Отчаянно сопереживая Кэму, Рут наблюдала за выражением его лица. Она помнила и о его товарищах, оставшихся позади. Она была рада их голосам и перестуку подошв. Стоя в стороне от них, она лишь острей переживала свое воссоединение с Кэмом.

— Что ты помнишь о Сакраменто? — спросила она.

— Не помню, чтобы я заходил туда, куда не заходили остальные, — сказал он.

И затем повторил, уже более горячо:

— Никуда я не заходил. Клянусь.

Рут ответила так же негромко:

— Мы разберемся с этим.

Но тут вмешалась Эллисон. Двигаясь как кошка, она проскользнула мимо Рут. Девушка пригнулась, но при этом высоко задрала плечи и выставила вперед руки, готовая хватать или драться. «Должно быть, научилась этой стойке в лагере», — подумала Рут. Девчонка была легконогой и спортивной.

— Что происходит? — спросила Эллисон.

В голосе девушки слышался тот же вызов, что был виден в ее позе, и Рут повелась, не подумав.

— Мне нужно взять пробы крови и у тебя, — сказала она, чтобы запугать нахалку.

Эллисон в ответ только ухмыльнулась.

— Ты поэтому здесь?

Затем она сжала руку Кэма в своей и встала, прижавшись плечом в потрепанном синем свитере к его армейской куртке.

— Рут нашла новый вид наночастиц, — сказал Кэм, обращаясь к Эллисон.

Две женщины не сводили друг с друга глаз. Рут старалась, чтобы на ее лице не отразились ни горечь поражения, ни уважение к сопернице. Эллисон была дерзкой и смелой. Если честно, девушка напоминала саму Рут Голдман в лучшие времена, но сейчас ученая растеряла эту уверенность. Эллисон готова была взять судьбу за горло, а Рут нет. Иначе она не упустила бы свой шанс до встречи Кэма с Эллисон.

Сейчас, глядя на стоящего рядом с девушкой Кэма, она ясно это поняла. Несмотря на увечья, он пользовался популярностью, потому что прошел через ад и многого достиг. Кэма приняли здесь как своего — а ведь именно этого ему и не хватало.

«Ты заслужил это», — подумала Рут.

И все же она была раздавлена. Наверное, за время их долгого бегства Кэм исчерпал запасы терпения. Это был первый случай на памяти Рут, когда он свернул за полшага до цели. Наверное, в каком-то смысле Кэм хотел ее наказать. Сейчас она это понимала. Связь с Эллисон вредила ему самому, потому что осложняла отношения с любимой женщиной. Рут была уверена, что Кэм ее любит. Вступив в связь с первой встречной, он просто пытался оттолкнуть Рут, прежде чем она оттолкнет его. Но ведь она тоже любила Кэма. Как он этого не замечал?

Рут не сомневалась, что Эллисон искренне тянулась к Кэму, но ее мотивы внушали подозрения. Мисс Баррет всегда стремилась усилить свою позицию в Гранд-Лейк, а Кэм был одновременно и местной знаменитостью, и опытным выживальщиком. Поэтому девушка и закрутила с ним роман.

— Вам лучше пройти со мной, — сказала Рут, глядя мимо Эллисон на остальных членов группы. — Всем вам. Мне нужно взять пробы крови, прежде чем вы отправитесь куда-то еще.

* * *
Рут была как в тумане. На время она заставила себя забыть о Кэме. Нанотехнолог знала, что должна сделать. Такое важное открытие, как «призрак», нельзя было оставлять на потом, так что Рут на сорок восемь часов заперлась в лаборатории. Она всего несколько раз прерывалась на короткий сон и дважды плотно поела.

Могли ли китайцы собрать «призрак»? Она знала, что, согласно разведывательным отчетам, их исследовательская программа опережала все остальные, кроме программы лабораторий Лидвилла. Конечно, год чумы серьезно все запутал, а небольшую нанотехнологическую лабораторию легко было спрятать, однако и мир сжался до горстки обитаемых островов. Число объектов наблюдения резко сократилось, как и список конкурентов. Китай. Бразилия. Индия. Канада. Одна заблудшая группа японцев на горе Маккинли на Аляске и британская лаборатория в Альпах. Все, кроме китайцев, считались союзниками. К тому же, по мнению Рут, никто из них не мог сконструировать «призрак». Только китайцы. Значит, это было оружие.

Она сильно ошиблась при первоначальной оценке. «Призрак» был на пятнадцать процентов меньше вакцины, но при этом совершенней. Это было нанотехнологическое устройство другого порядка, и Рут сумела заметить мельчайшие изменения в его сложной структуре. Поколения. Несколько проб крови, взятых у Маккауна и его подчиненных, показали, что «призрак» распространялся среди местного населения волнами. За самой ранней моделью следовала вторая. А возможно, и больше. Кэм, вероятно, заразился от Эллисон. Рут все еще опасалась, что «призрак» лишь ждет момента, когда достигнет критической концентрации, после чего уничтожит Гранд-Лейк.

Может, он был распространен повсеместно в Скалистых Горах? Шог позволил ей запросить по радио канадские лаборатории, и они получили отрицательный ответ. Так откуда же пришла эта технология?

«Призрак» обнаружился и у Рут. Он появился в ее крови на четвертый день, лишь немногим позже, чем у Кэма. Это соответствовало ее гипотезе. В пробе Ньюкама частиц тоже оказалось мало. Не они принесли заразу в Гранд-Лейк. Гранд-Лейк заразил их.

После этого открытия Рут изменила тактику. Она настояла на том, что нужно начать массовый сбор проб и записать базовые сведения о тысячах солдат и беженцев, запустив экстренную программу по выявлению источника «призрака». Для этого она еще два дня гоняла компьютеры, а заодно всю группу Маккауна и десятки врачей, на которых внезапно свалилась масса работы. Она боролась со своими. Шог и военное начальство требовали, чтобы Рут посвятила себя новым эффективным видам оружия. Она отказалась. Их приоритеты были ошибочными.

Дебра Рис стала важнейшим ее союзником и вызвалась руководить заборами проб. Рут временами отвлекалась на то, чтобы проследить за воспроизводством «снежного кома», но в основном передала этот проект Маккауну.

Наземная война приближалась к апогею. Китайский морской флот прибыл в гавани Сан-Диего и Лос-Анджелеса, доставив десятки тысяч пехотинцев, танковых частей и самолетов и открыв новый фронт в войне против Штатов. Русские тем временем продолжали продвижение по Неваде. Вдобавок захватчики постепенно отвоевывали преимущество в воздухе. В российских ВВС полно было древних и некондиционных машин, как и у китайцев, но даже с половинными силами они превосходили США. В частности, потому, что Штаты все еще продолжали перегонять действующую авиацию на ключевые позиции.

Каждая сторона пыталась сберечь свои машины и запасы топлива, несмотря на то, что обе засылали истребители на вражескую территорию. Они спешили захватить аэропорты и старые базы ВВС США. Некоторые они разрушали, другие обороняли — шахматная игра, где размен фигур означал пламя и гибель. Американо-канадское командование угрожало обрушить полномасштабный ядерный удар на континентальный Китай и Россию, если захватчики немедленно не отведут войска обратно к побережью. Китайцы клялись, что они ответят тем же, при первых признаках американской ракетной атаки стерев с лица земли Скалистые Горы.

Каким бы незначительным это ни казалось на фоне всего остального, но Рут к тому же каждое утро приходилось сталкиваться с Эллисон. Девушка вместе с Кэмом помогала доставлять пробы и географические сведения от сотен беженцев. Рут не могла избавиться от мысли, что Эллисон и Кэм подходят друг другу: оба покрыты шрамами, но все еще молоды и сильны, сообразительны и упорны.

Поэтому после того, как Рут приняла решение, она отправилась к Эллисон.

* * *
Рут нашла ее на рассвете. Кэм и Эллисон сидели в большой палатке, где установили десяток скамей, доску для маркеров и четыре стола, чтобы проводить опрос беженцев. Те соглашались прийти за батончик «Гранолы» или дополнительный комплект одежды. Снаружи уже начала выстраиваться толпа.

Кэм и военный медик склонили головы над планшетом. Рут прошла мимо них. От напряжения и недосыпа она плохо себя чувствовала, и Эллисон, увидев ее, ухмыльнулась. Ничего подлого в этом не было. Девушка знала, что победила, и Рут показалось, что она просто пытается вести себя дружелюбно. Возможно, в ее поведении присутствовал едва заметный оттенок жалости или насмешки, потому что Рут была старше. Слишком старой для Кэма.

— Привет, — поздоровалась Эллисон.

— Выйдем отсюда, — прямо сказала Рут.

Ее злило то, что кто-то может выглядеть таким довольным жизнью. Стерев с лица Эллисон широкую улыбку, она почувствовала удовлетворение.

— Ох, черт, — пробормотала девушка. — Кэм говорил нам, что это может быть оружие…

— Нет. Нет, я все еще не знаю.

Рут покачала головой, удивляясь самой себе. У нее не было права обвинять Эллисон. Однако она подозревала, кто создал «призрак». Рут узнала эту работу. У каждого нанотехнолога был собственный стиль, так же, как у художников, писателей и музыкантов. «Призрак» не был китайским. Его сделали американцы. Авторство новой технологии принадлежало Гэри Ласалю, так что Рут сказала:

— Думаю, частица пришла из Лидвилла. Похоже, Лидвилл перехватил наших друзей прежде, чем они добрались до Сьерры. Тогда Ласаль получил вакцину, а это означает, что они могли начать конструировать производные по меньшей мере за полторы недели до взрыва…

— Простите, — перебила ее Эллисон. — Кто получил вакцину?

Рут поняла, что говорит бессвязно. Кэм бы понял, но Эллисон там не было.

— Мне нужна твоя помощь, — сказала она.

— Это точно, — кивнула Эллисон, всматриваясь в лицо Рут.

Девушка наконец-то заметила, насколько вымоталась ее соперница.

— С нами из Сакраменто выбрались двое, — продолжила Рут. — Солдат и еще один ученый. У них была вакцина. Лидвилл схватил их. Это произошло примерно две недели назад. Вероятно, Лидвилл начал проводить тесты и разрабатывать новые варианты вакцины, основанные на этой технологии.

Существовало четыре разных штамма «призрака». Рут справилась с этой частью загадки, ничуть не приблизившись к пониманию того, какова функция наночастицы. Одновременно она примерно установила четыре зоны заражения. Эти зоны слились после того, как рассеявшиеся армии Лидвилла бежали из эпицентра и сдались повстанцам. Правительство тайно испытывало новые модели «призрака» на собственных гражданах. Они заразили передовые части, чтобы посмотреть, что получится, — однако «призрак» оказался не идеальной вакциной, хотя, казалось бы, им легко было исправить ту грубую и поспешную работу, которую Рут проделала в Сакраменто.

Группы нанотехнологов в Лидвилле ни за что бы не оставили вакцину в первоначальном виде, не попытавшись ее улучшить. Это Рут знала наверняка. Где-то должна была существовать более совершенная вакцина. Аппаратура Лидвилла намного превосходила все то, что смог собрать или купить Гранд-Лейк. К тому же в распоряжении Лидвилла было пятьдесят лучших нанотехнологов в мире. Вакцина, гарантирующая полный иммунитет против чумы, наверняка являлась их первоочередной задачей — но, как Рут и боялась, они не собирались ею делиться. А затем ученые Лидвилла начали эксперименты с другими наночастицами.

Что же делал «призрак»? Сможет ли она где-нибудь найти усовершенствованную вакцину? Рут никогда бы не удалось в одиночку поднять такой проект или повторить их работу, по крайней мере в течение долгих лет и десятилетий. Однако могли остаться выжившие из высших правительственных кругов или молекулярный мусор, разбросанный взрывом и заразивший оказавшихся рядом беженцев. Ученая была уверена, что сможет найти другие следы их экспериментов, если займется этим.

— Нам надо выбраться отсюда, — сказала Рут, — и только с твоей помощью я смогу убедить Шога, что он должен меня отпустить. Мне понадобится сопровождение. Машины. Мое оборудование.

— Это будет нелегко. Я поговорю с другими старостами.

— Спасибо.

Рут собиралась пойти по запутанному, невидимому следу на юг и проверить, сумеет ли она спасти лучшую работу Ласаля, прежде чем та исчезнет навсегда. Никто другой не смог бы разобраться и идентифицировать наночастицу.

— Как ты думаешь… Кэм пойдет с нами?

Рут опустила голову, чтобы избежать взгляда Эллисон, и смотрела сейчас в пол.

— Тут он наконец-то оказался в безопасности. И у него есть ты и другие друзья.

Эллисон дождалась, пока Рут поднимет глаза, а затем покачала головой и опять улыбнулась. На сей раз улыбка вышла печальной, и Рут поняла, что Эллисон тоже прячет обиду. По сути, девушка должна была радоваться тому, что она уезжает.

— Попробуй его удержать, — ответила Эллисон.

21

— Отойдите от джипа, — приказал Кэм, наводя карабин на обожженного человека.

Рядом с ним капрал Фоштоми направила автомат на сыновей-подростков мужчины. Они стояли в центре небольшой толпы. Кэм и Фоштоми прижимались спинами к джипу, а сержант Веснер сидел сверху — но когда Кэм рискнул оглянуться, оказалось, что Веснер уже отвернулся и прикрывает другую сторону.

На холме собралось по меньшей мере семьдесят беженцев. Большинство столпилось у первых трех машин, где Рут, Дебра и капитан Парк брали пробы крови. Некоторые уже спешили прочь с консервами или чистым свитером — наградой за сотрудничество. Но были и другие, выбившиеся из очереди. Обожженный тип и его сыновья залезли в багажник второго джипа, надеясь стащить то, что плохо лежит. Веснер прикрикнул на них.

— Нам это нужно больше, чем вам, — заявил обожженный.

— Двигайтесь.

Кэм с громким металлическим щелчком передернул затвор своего М4, но грабитель продолжал пялиться на ящики с припасами, словно набираясь смелости.

— Шевелись! — рявкнул Кэм.

— Отойдите! Отойдите! — прокричал Веснер, поддерживая его.

В голове колонны еще шестеро рейнджеров, услышав их крики и поняв, что дело неладно, принялись расталкивать толпу.

Беженцы шумели меньше, зато численно намного превосходили рейнджеров. Кэм увидел, как Дебра схватила изголодавшуюся женщину, удерживая ее на складном брезентовом стуле. После того как Дебра брала пробу крови, капитан Парк делал всем уколы вакцины, но тощая, как шест, тетка вырвалась из рук врача, истошно визжа. В ту же секунду Рут отделилась от толпы и вытащила свой пистолет.

«Хорошая девочка», — подумал Кэм.

Эти взгляды по сторонам чуть не стоили ему жизни. Обожженный мужчина шагнул вперед, сжимая нож. Фоштоми подняла автомат.

— Нет! — крикнул Кэм, отводя в сторону руку капрала.

Фоштоми была невысокой и тоненькой. Пожалуй, она весила сорок пять кило вместе с ботинками, но двигалась чертовски быстро. Она легко увернулась от Кэма и снова вскинула автомат, уткнув короткий ствол человеку в ребра.

— Не двигайся, сука, — отчеканила она.

Кэм направил карабин на двух мальчишек. Из головы колонны раздались новые крики, но он не отводил взгляда от их лиц. Ожоги вызвала радиация. Они оказались так близко к вспышке, что им опалило кожу. Теперь на этих лицах залегли вечные тени, словно потрескавшаяся бурая краска. Где их мать? Погибла? Или пряталась где-то? Эта семья успела дважды повидать конец света и все же у них хватало упорства, чтобы пробиваться к северу. Кэму не хотелось причинять им вред. Похожее чувство посещало его и раньше — он словно смотрелся в зеркало. Лишь невероятная цепочка случайных обстоятельств привела к тому, что он стоял по другую сторону стекла, сытый, в форме и с оружием в руках.

— Просто уходите. Пожалуйста.

Кэм уже почти готов был взять из багажника пару банок консервов, но тут Фоштоми добавила:

— Считайте, вам повезло, что не получили пулю в кишки.

Капрал продолжала яростно смотреть вслед семейству даже после того, как они ушли. Но при этом она дрожала. Кэм улыбнулся себе под нос. Эта дерзкая маленькая девушка-рейнджер нравилась ему больше всех достойных мужчин и женщин, вызвавшихся добровольцами. В характере Фоштоми ясно проступали те же черты, что у лучших выживальщиков. Будучи единственной женщиной в своем отделении, она временами вела себя резко, даже бессердечно, словно компенсируя свой маленький рост, — но одновременно отличалась смелостью, стойкостью и жизнелюбием. Она часто напоминала Кэму Рут, как, в определенном смысле, и Эллисон — только их общая история с Сарой Фоштоми была короткой и незамысловатой.

* * *
Отношения с Эллисон изменили Кэма. Он еще не разобрался в себе, но его уверенность росла. Он уже не испытывал прежней горечи или страха, хотя, возможно, и зря. Он предпринял первые робкие шаги, налаживая нормальную жизнь в Гранд-Лейк — и лишь затем, чтобы снова все бросить. Эллисон осталась в лагере, и Кэм ее за это не винил. У нее были другие обязанности. А Кэм понял, что его место здесь.

Тем вечером он специально подошел к Рут на стоянке. Она подняла голову от карты, и Кэм оглянулся по сторонам, чувствуя себя как на сцене. Три джипа выстроились разомкнутым треугольником с огневыми позициями на всех углах. Они остановились посреди длинного пологого склона, заросшего кустарником и засыпанного валунами. В самом широком месте внутри лагеря было не больше десяти метров. Двенадцать человек вполне сошли бы за толпу зрителей, но большинство либо дежурили у пулеметов, либо растянулись на земле в спальниках. Кэм заметил, что капитан Парк и еще один мужчина наблюдают за ними.

Рейнджеров мучило любопытство. Ради Рут они поставили на кон свои жизни, но так и не поняли толком, какие у нее отношения с Кэмом. То, что он с Рут, не вызывало сомнений, хотя юноша произнес присягу и облачился в армейскую униформу. Кэм был рейнджером только номинально. Он все еще учился разбирать и чистить свое оружие, 5,56-миллиметровый автоматический карабин М4. Старые М16, которые солдаты вроде Ньюкама вынесли из Лидвилла, Кэм видел чаще — но хотя эти две модели не особо отличались, опыта обращения ни с одной у него не было. Да и вообще, это различие оказалось для него неожиданностью. Он знал, что год чумы заставил военных взяться за старые запасы оружия и снаряжения, однако Кэма удивило то, что солдаты повстанцев вооружены лучше, чем войска в столице, — по крайней мере, здесь.

Большинство рейнджеров вело себя дружелюбно, как Фоштоми. Они готовы были учить новичка, но хотели знать, как Кэм вписывается в общую картину. Да и сам он хотел.

Рут взглянула на него настороженно, хотя попыталась скрыть это за улыбкой.

— Привет, — сказала она.

— Как дела?

Кэм остановился рядом с разложенными на земле записями, а потом присел у дальнего края истрепавшейся бумажной карты.

— Пока мы еще ничего не нашли, — ответила Рут.

Он спрашивал не об этом, однако кивнул.

Рут покачала головой.

— Если честно, я ничего и не ожидала. Мы еще не охватили достаточную территорию.

— Охватим, — сказал Кэм.

Закат не угасал долго, как бывает только в горах. Волосы Рут блестели в этом сумеречном свете, а когда она подняла голову, карие глаза, глубокие и прекрасные, взглянули очень серьезно.

Она заслуживала лучшего. Ей следовало остаться в Гранд-Лейк. Кэм не мог понять, почему Руг так упорно настаивала, что никто другой не сможет проверить пробы крови на наличие наночастиц. Она все еще казнила себя. За что?

Поездка оказалась не из легких. У них появилась возможность спускаться за барьер, но нужно было встречаться с людьми — а вакцина пока не распространилась к югу от Гранд-Лейк, если не считать той, что привезли они сами. Ниже трех тысяч метров над уровнем моря беженцев не было. Кроме того, на дорогах постоянно встречались пробки из заглохших машин. В основном они двигались по бездорожью. За три дня они одолели всего тридцать восемь километров, причем путь их был извилистым, как змеиный след. Однажды им пришлось спускать джипы с обрыва. Пару раз они возвращались и искали другой путь. У них не хватало людей, чтобы послать кого-нибудь вперед на разведку. Лучшие карты стали ненадежны из-за селевых потоков или лагерей беженцев, перекрывших путь.

Самых крупных групп они избегали. Дважды спасались за барьером, внезапно наткнувшись на барачные городки. Рут хотелось получить как можно больше проб, но они опасались, что их просто сомнут. Кроме карабинов, в отряде было четыре ручных пулемета М60 и два короткоствольных Mac-10, которые Фоштоми называла «мясорубками», — однако двенадцать человек никогда бы не справились с тысячей. Припасы делали их желанной добычей. К счастью, они опережали молву. Машины давали огромное преимущество, так что почти все, с кем они сталкивались, узнавали о них при встрече.

Группа была невелика по нескольким причинам. Во-первых, чтобы не приходилось искать лишнюю пищу и горючее. Также важно было не привлекать внимание русских и китайских самолетов и спутников. Многочисленный эскорт легче было заметить, а небо представляло собой куда большую опасность, чем любые изголодавшиеся беженцы.

Как и во время экспедиции в Сакраменто, этот отряд состоял сплошь из командиров при недостатке солдат. Фоштоми и Баллард были единственными капралами. Остальные — сержанты различных рангов, а Джон Парк и Дебра оба были капитанами, хотя участникам экспедиции ясно дали понять, что командует Парк.

Дебра оставалась среди них чужой, как и Кэм с Рут. Она никогда не отходила далеко от подруги. Сейчас блондинка была занята записями, но встала, прошла четыре шага и опустилась на землю рядом с Рут.

— Можно с тобой сегодня поговорить о второй группе? — спросила она, помешав Кэму завершить разговор.

«Это нарочно», — подумал он.

Дебра сидела в сторонке и тихо писала что-то битых двадцать минут. Она включилась в беседу только после того, как подошел Кэм. Может, он пропустил какой-то сигнал? Рут могла оглянуться через плечо и встретиться глазами с Деброй… Нет. Рут кивком ответила подруге, однако обернулась к Кэму и виновато на него посмотрела. Она искала возможность поговорить с ним, хотя это и заставляло ее нервничать. Кэм нахмурился, глядя на двух женщин. Его соперничество с Деброй в последнее время только усилилось.

— Четверо из этих беженцев тоже утверждают, что пришли с востока, — сказала Дебра, теребя свою записную книжку. — Хочешь, чтобы я присоединила их пробы к первой группе?

— Ни в коем случае. Но давай сделаем отдельную подгруппу. А потом сверим их с другими.

— Хорошо. А все, что с юга, проверить в первую очередь?

— Да.

Работа Дебры стала еще сложнее после того, как они поспешно собрались и ретировались сегодня после обеда. Для их миссии было жизненно важно хранить образцы в порядке, и все же вмешалась она не поэтому.

Они двое напоминали мотыльков, соперничающих за источник света. Кэм заметил тот же поляризующий эффект на себе и Ньюкаме. Дебра поехала с ними, чтобы защитить Рут. Ее мотивы не особенно отличались от его собственных. Общество Рут давало шанс проникнуться тем же невероятным чувством целеустремленности.

— Мне надо подготовиться к дежурству, — сказал Кэм.

Отчасти это было правдой. Он встал, и Рут поднялась вместе с ним.

— А ты… — начала она, но Кэм ее оборвал.

— Все в порядке. У тебя куча работы.

Рут заколебалась, но все же кивнула. Она еще не распаковала микроскоп.

Прошлой ночью за несколько часов она просмотрела меньше двадцати проб, прячась под спасательным одеялом из серебряной фольги, чтобы скрыть свет фонарика. А сегодня они собрали тридцать одну герметичную пробирку с кровью. Завтра будет больше. Нанотехнолог уже не справлялась с такими объемами, несмотря на помощь Дебры и капитана Парка. Рут работала слишком тщательно. Кэм взял бы в два раза меньше проб и двигался бы в два раза медленней, но она боялась упустить ключ к разгадке.

Это выглядело странным, но порой Кэму казалось, что у Рут есть еще одна причина для расстройства, — последними успехами нанотехнология была обязана не ей. Жизнь не походила на телесериал, где главный герой пожинал все лавры. Иногда оставалось лишь следовать за другими. Они успели пережить немало неожиданностей и поворотов судьбы, чтобы понимать это. Кэм думал, что Рут достаточно поумнела и не позволит самолюбию помешать ей, но факт оставался фактом. Сейчас она пыталась нагнать других, хотя большую часть карьеры сама числилась в лидерах. Должно быть, неприятное чувство — так что Кэм только улыбнулся ей.

— Посиди со мной за завтраком, — предложила Рут.

— Если смогу.

Кэм тоже играл важную роль, отстаивая часовым по три-четыре вахты, как и другие рейнджеры, поддерживая отряд и внося свои предложения в их постоянно меняющийся план действий. Если бы им выпала минутка наедине, он сказал бы больше.

«Ты знаешь, почему я здесь», — подумал он.

Но тут Дебра заерзала рядом с Рут, агрессивно выпятив подбородок, поэтому Кэм ограничился еще одной улыбкой и развернулся, чтобы уйти.

Дебра его не одобряла. По происхождению и образованию они отличались как небо и земля. Базовые курсы первой медицинской помощи, которые прошел Кэм, по сравнению с ее многолетним обучением вызывали смех. К тому же Нахарро был не из тех книг, о которых можно судить по обложке. Стрижка и чистая форма только сделали его шрамы заметней, а кожа Дебры была безупречно гладкой. У Рут после их долгого похода в очках и масках остались чуть заметные оспины на висках и левой щеке.

Неизвестно, сознавала это Дебра или нет, но юноше казалось: она просто не хочет, чтобы подруга стала похожей на Кэма. Дебра была Рут верным другом и поэтому нравилась Кэму, хотя они и не ладили. В общем, Дебра Рис могла вести себя высокомерно и даже грубо, однако в Гранд-Лейк она жила в полной безопасности — и все же покинула его ради высшего блага.

* * *
Кэм все еще гадал, какова была вероятность того, что Рут запретили бы ехать. К тому же губернатору Шогу вовсе не улыбалось отпускать Дебру, солдат элитных подразделений и отдавать им атомно-силовой микроскоп, который потребовала Рут.

В конце концов Рут убедила его, что ее успех сулит более значительные выгоды. Вдобавок, она больше не была козырной картой. Шог уже не мог отправить ее в канадские лаборатории в обмен на пищу или оружие, потому что союзники Гранд-Лейк ввели карантин. Создавалось впечатление, что «призрак» распространился только в Колорадо. Они не хотели заразиться. Союзники продолжали координировать боевые действия с Гранд-Лейк, но самолеты из Колорадо уже не могли совершать посадки на других повстанческих территориях, если были подбиты или если у них кончалось топливо. Наземные войска Колорадо, нуждавшиеся в помощи, не получали поддержки ни от кого, кроме других частей из Колорадо.

Губернатор Шог, вероятно, отчаянно хотел отменить этот запрет, а Рут в соответствующем настроении умела проявить недюжинную силу воли. В Сакраменто Кэм видел, как она орала на семерых вооруженных военных, не соглашавшихся с ней, — поэтому робость Рут в отношениях с ним казалась особо интригующей.

У нее не было никаких разумных причин просить Кэма присоединиться к ней, не считая того, что она доверяла ему. Любила его. Рейнджеры гарантировали первоклассную защиту, а он только создавал дополнительные проблемы.

Ньюкам отказался ехать. Кэма это разочаровало, но он не мог винить солдата за такое решение. Ньюкам встроился в коллектив Гранд-Лейк, вновь став частью единого целого, как и собирался с самого начала. Просто у него не было таких тесных связей с Рут. Во время совместного путешествия Рут выбрала Кэма — и молодой человек надеялся, что она выберет его снова, если Дебра и впредь будет пытаться их разлучить.

* * *
Так и произошло. На следующее утро Рут принесла Кэму чай и овсянку, пока он помогал Веснеру и Фоштоми грузить оборудование в джипы. Позже в тот же день она даже использовала Эллисон как предлог, чтобы поговорить о времени, проведенном в Гранд-Лейк. Затем сама взяла у него пробу крови. Рут объяснила это тем, что должна проследить, заражаются ли они при общении с беженцами, — однако Фоштоми ехидно заметила, что нанотехнолог разрешила Дебре взять кровь у остальных членов группы.

Их неспешно развивавшийся роман приводил Фоштоми в восторг. Кэм думал, это оттого, что в отряде она была просто своим парнем. Фоштоми следила за успехами Рут, так как это позволяло ей почувствовать себя женщиной.

Капрал никогда не упускала случая заявить: «Эта Рут снова пялилась на тебя прошлой ночью» или «Заметил, как эта Рут не садилась за стол, пока ты не закончил помогать Митчеллу с канистрами?»

Так и было. «Эта Рут» находила время побыть с ним, несмотря на другие дела, пускай хоть несколько минут. Причем она сама изыскивала возможности, потому что капитан Парк дал ей полную свободу действий, а Кэм, как один из рейнджеров, был вечно занят.

Во многом он наслаждался этим напряженным ритмом. Рейнджеры работали как хорошо отлаженный механизм. Их сила импонировала Кэму. Они вносили в окружающий мир смысл и порядок, и Кэм восхищался этим.

К пятому дню похода территория над барьером уменьшилась до узкой полоски земли, протянувшейся вдоль вершин Скалистых Гор. Это вынудило их спуститься ниже трех тысяч метров. Трасса 40 бежала на восток среди острых пиков, зигзагами поднимаясь на другую сторону горной цепи. Над маленькими городками Эмпайр, Лоусон и Джорджтаун образовались поселения беженцев, но шоссе было забито старыми машинами и перекрыто недавними оползнями. Огонь опалил склоны даже там, где кроме влажного мха и травы гореть было нечему. На земле широкими полосами лежали пепел и пыль, шуршавшие под колесами и ботинками. Теперь к курткам троих рейнджеров были приколоты значки радиационной защиты, а капитан Парк вытащил счетчик Гейгера, который временами начинал шипеть и потрескивать. Судя по всему, они вышли к тем местам, где после взрыва выпал радиоактивный пепел. Им повезло, что ветер дул в основном из-за спины, с северо-запада. Он унес к востоку большую часть отравы, однако радиация была еще одной причиной уйти к западу от континентального водораздела.

Два дня они провели в длинной зеленой долине, которую прорезал между горами широкий ручей. Ненадолго этот ручей превратился в гигантский водяной поток. Рядом с эпицентром взрыва большая часть ледников просто испарилась, но здесь снег превратился в воду и грязь, усилив вызванные землетрясением оползни. Их джипы, раскачиваясь, с грохотом ползли по берегам, заваленным щебенкой, грязью и древесными стволами. Одна из четырех лопат сломалась, пока они раскапывали дорогу. Им также встретились три группы выживших. Долина открывалась на север, поэтому почти не пострадала от взрыва. Большая часть осин и елей устояла, вода осталась чистой — и здесь не было ничего, что могло бы привлечь сражавшиеся наверху самолеты. Только дикая глушь.

В конце концов они вышли к перевалу Юты, где 9-е шоссе сворачивало на юг, к 70-й федеральной трассе. На этой высоте ударная волна тысячами поднимала в воздух машины, переворачивая старые железные каркасы. Дорога превратилась в мешанину битого стекла, местами пересыпанного ржавчиной и чешуйками краски. Капитан Парк повел их к северу, вместо того чтобы направиться по шоссе к Лидвиллу. Он отказался углубляться в зараженную зону. Протесты Рут были слабыми и неуверенными.

Под загаром Рут выглядела немногим лучше скелета. Ночами она работала за своим АСМ и пыталась вздремнуть днем, пока машины двигались, но с тем же успехом можно было спать на слоновьей спине. Джипы подпрыгивали и раскачивались на каменистой земле, то и дело останавливаясь, чтобы рейнджеры могли спихнуть с дороги обломки или глыбы гранита, а затем вновь набирая ход. Рут вымоталась до предела. И повсюду таскала с собой этот проклятый камень.

Она думала, что проиграла. Две группы беженцев, которые встретились им в долине, не были заражены. Они сами заразили этих людей. Да, Рут дала им вакцину, но расплатой за это стал «призрак».

«Мы не могли знать», — сказал ей Кэм.

Рут только сморщилась и покачала головой. Похоже, они потеряли след.

Время поджимало. Открытые радиопередачи из Гранд-Лейк постоянно извещали американцев о действиях врага. Китайские танковые части уже проникли в Колорадо.

Китайцы относительно легко захватили южную Калифорнию и большую часть Аризоны. Никто не мог противостоять им, не считая нескольких группок беженцев на паре-тройке вершин к востоку от Лос-Анджелеса. Этих несчастных быстро выжгли. Китайские армии насчитывали по меньшей мере сто пятьдесят тысяч солдат, пилотов, механиков и артиллеристов — а их корабли уже вновь отправились через океан, чтобы привезти подкрепление.

Федеральные трассы 40 и 70 стали для захватчиков жизненными артериями. В низинах шоссе оставались в основном пустыми, не считая тех мест, где американские истребители разрушили мосты и развязки. ВВС обеих враждующих сторон сражались над пустыней, а в это время далеко внизу китайские военные инженеры изо всех сил старались перетащить грузовики и бронетранспортеры через повреждения в дорожном покрытии.

Китайцы также несли потери в горячих точках. Из окрестностей Лос-Анджелеса ветер принес чуму в огромных количествах, и она косой прошлась по китайским резервам, одолев вакцину. У границы Аризоны река Колорадо тоже кишела нанотехом. Разведка США докладывала, что враг теряет тысячи солдат, и североамериканское командование прилагало все усилия, чтобы выдавить захватчиков в эти смертоносные зоны.

Китайцы не могли снизить темп наступления. Им приходилось бороться и с насекомыми, и с пустынной жарой. Скорость и безостановочное движение оставались их лучшей стратегией. Они грабили каждый город и каждую военную базу на пути, а потом, ненадолго разбогатев, щедро тратили горючее и боеприпасы.

Флагстафф продержался только пять дней. Пока Кэм и Рут сидели в своей тихой долине к западу от континентального водораздела, китайцы оперативно захватили Аризону и развернули все силы к Скалистым Горам.

Большой Каньон превратился в важнейшую оборонительную линию. Этот древний, глубокий разлом тянулся на сотни километров через Неваду, Аризону и Юту. Ни один мост или дамба не пережили американских ракетных ударов. Это раскололо китайскую армию пополам. Они могли обеспечить воздушное прикрытие по всему юго-западу, но ставку наземных войск пришлось перенести аж в Лас-Вегас, ко входу в Каньон. За этой чертой их армии потеряли связь.

Русские помогли им в Юте, атаковав крупнейшие аванпосты американцев в горах к востоку от Солт-Лейк — но там враг и увяз. 70-я трасса шла от Вегаса на север, прилегая к еще одному высокому хребту на протяжении примерно ста шестидесяти километров, после чего, втиснувшись в серию перевалов, сворачивала на восток в сторону Колорадо. Наступление китайцев спотыкалось на каждом шагу.

Если бы они попытались пойти в лобовую атаку, возможно, им и удалось бы прорваться с тяжелыми потерями. Но северная группа китайских войск не хотела оставлять за спиной Юту во время вторжения в Колорадо. Похоже, они готовились к затяжной войне.

Южная армия, однако, была больше. Туда они направляли все подкрепления. Бросок северной армии предназначался лишь для того, чтобы удержать под контролем Юту. Тем временем южные группировки войск начали просачиваться в Колорадо, используя все трассы местного значения, до которых могли добраться. Они расползались по северу и востоку, поскольку дороги сворачивали в стороны от огромной, растянувшейся во все стороны массы Скалистых Гор.

Бомбардировщики из Канады, Монтаны и Вайоминга били по русским и китайцам с тыла. Штурмовые вертолеты из Нью-Мексико беспокоили китайцев в Аризоне, но Нью-Мексико хватало своих забот: более мелкие группировки китайцев, высадившиеся на берегах Флориды и Техаса, начали собственное наступление, нападая с тыла на американские части.

Армии Колорадо все еще удерживали Гранд-Джанкшн, оседлавший 70-ю трассу у границы Юты. Важнейшие аэропорты Дуранго, Теллурайд и Монтроз пали. Китайцы быстро укрепляли свои позиции в южной части штата, и Кэм в очередной раз порадовался тому, что его отряд так невелик. Каждый день низко над головой пролетали самолеты. Еще чаще они слышали дальний рев турбин, видели инверсионные следы или яркие, металлически блестящие точки.

Если бы их заметил вражеский истребитель, они не прожили бы и пары секунд. Поступали сообщения о том, что китайцы бомбят лагеря беженцев, просто чтобы увеличить хаос. Они тратили боеприпасы на гражданские объекты, потому что выжившие искали спасения на американских военных базах, где затрудняли жизнь солдатам и пилотам. К сожалению, большая часть населения в этой части Колорадо еще не получила вакцину. Гранд-Лейк переправил антинаночастицы в армейские части на территории США и Канады, тщательно просканировав пробирки с кровью на присутствие «призрака». Солдаты, если могли, распространяли вакцину среди ближайших поселений беженцев, но отряд Кэма, свернув к западу, а затем к югу, уже полтора дня не встречал никого ниже барьерома.

70-я трасса проходила почти точно посередине штата. Их первой целью было добраться до нее. Капитан Парк планировал выйти на шоссе у города Уолкотт, оттуда двинуться на запад, а затем снова свернуть на юг по грунтовкам и тропам, пробираясь обратно к горам.

Они знали, что в этой местности сосредоточены большие скопления американской пехоты и бронечастей, координирующие свои действия с командованием Гранд-Лейк. Горам, находящимся к западу от Лидвилла и окружавшим некогда знаменитый лыжный курорт Аспен, предстояло стать опорным пунктом в битве против китайских захватчиков.

Рут надеялась найти там ответы. В противном случае их экспедиция не имела смысла. Все зависело от того, верной или нет была ее догадка — но если, к примеру, Лидвилл испытывал свои нанотехнологии только на войсках у северной границы, они проделали весь этот путь впустую. Им не удастся найти совершенную вакцину. Они не раскроют тайну «призрака», а Рут станет еще более одинокой, чем раньше, — последний крупный ученый в США.

Она срывалась на них, а затем извинялась. Она постоянно носилась со своими картами, хотя отряд не взял ни одной пробы крови с тех пор, как прошел перевал Юты. В ту ночь Кэм попытался поцеловать ее, а Рут, сжав в кулаке его куртку, отшвырнула от себя непрошеного ухажера. Правда, сначала она притянула его к себе и приоткрыла рот. Он не сомневался.

Рут была в полном раздрае, напряжена до предела и не уверена даже в себе. А Кэм никогда еще так ясно не чувствовал, что он на своем месте. Он правильно сделал, поехав с ними. Рейнджеры были ей преданы, но Рут нуждалась не только в защитниках, но и в друзьях. Кэма огорчало лишь то, что он доставляет ей дополнительное беспокойство. У них не было времени побыть наедине и разобраться с тем, что происходит между ними, — а Рут не могла расслабиться, пока не найдет остатки армии Лидвилла.

К сожалению, Уолкотт превратился в болото. Город располагался в отвесном ущелье, идущем вдоль Игл-Ривер. Землетрясения и паводки превратили этот каньон в грязевое озеро. Наступило 27 июня. Им оставалось лишь развернуться назад и пробиваться в обход топи на восток. Там, вытаскивая джипы на берег, они угодили в горячую точку. У Балларда немилосердно заболели зараженные руки и ухо, и это его отвлекло. Рукав рейнджера запутался в тросе, и лебедка вывихнула ему локтевой сустав, прежде чем Рут успела ее отключить.

Первоочередной задачей было спастись от чумы. Баллард крепился, проклиная себя. В конце концов Дебра и сержант Эсти вправили ему сустав. Операция проходила на великолепном горном склоне, усеянном белыми и желтыми цветами. Кэм задумчиво смотрел на крошечные венчики. Казалось, грандиозный конфликт людей и машин совершенно не затронул это место. Кэм понимал, что должны существовать и другие безопасные уголки — повсюду, даже за вражескими линиями.

Непонятно почему, эта мысль вызвала у него горечь. Горечь и ярость.

«Если бы мы только поделились вакциной», — подумал он.

Неужели вся война действительно началась из-за одного-единственного решения? И когда она прекратится? Даже если Рут сумеет добиться своего, если создаст идеальную вакцину, вряд ли это даст им достаточное преимущество, чтобы отбросить китайцев. Кэм не видел войне конца.

Они остались в луговине на обед, жадно проглотив трапезу из консервированной ветчины и свежих, горьких кореньев. По горам громом носилось далекое эхо. Артиллерийская канонада. Кэм глянул в бледное небо, но не увидел ничего: ни дыма, ни движения. Война все еще пряталась от них на западе, но приближалась с каждым часом, пока они ехали к передовым линиям американцев.

Парк предполагал, что у них есть еще по меньшей мере день, прежде чем они доберутся до северной оконечности аспенской группы войск. До ближайшей укрепленной точки, базы на горе Сильван, оставалось всего десять километров, но они передвигались не намного быстрей, чем пешком. Местность была слишком неровной. Парк постоянно поддерживал радиосвязь, обмениваясь координатами с фланговыми частями и запрашивая информацию о китайцах. Он мог бы затребовать поддержку с воздуха, если бы успел, — но до тех пор, пока они не доберутся до Аспен-Вэлли, по большому счету, им не на кого было рассчитывать — только на себя самих.

Утром 28 июня этого оказалось недостаточно.

* * *
Склон холма взрывался гейзерами из пламени и грязи. Четыре или пять мощных снарядов ударили из ниоткуда, взяв джипы в огненные клещи. Затем цепочки взрывов словно зашагали рядом, наступая на машины, как два пьяных великана.

Один из вездеходов перевернулся. Машина капитана Парка? Рут? Кэм сидел в третьем джипе, отделенном от двух других завесой пыли и обломков, и потерял извиду идущие впереди машины. Он оглох от грохота, но чувствовал, как по бортам джипа стучат камни и комья земли. Крышка багажника задралась, превратившись в полосу иззубренного металла. Веснер на водительском сиденье откинулся в сторону — что-то попало ему в голову. Кэма ударило по руке и в грудь, но рейнджер своим телом заслонил его от большей части осколков, даже когда лопнуло ветровое стекло. Куски бампера и другие обломки защелкали по разодранному капоту. Почти все они тоже пришлись на долю Веснера.

Он еще был жив и слабо скреб пальцами по рулю. Кэм пережал самую крупную рану на шее товарища, стараясь остановить кровь.

— Выходи! — проорала Фоштоми с заднего сиденья за спиной Кэма.

Ее голос прозвучал так, словно девушка кричала со дна колодца. До тех пор, пока она не протолкалась мимо, Кэм не понимал, что машина остановилась. Вестибулярный аппарат сбоил из-за контузии. Чувство равновесия пропало, так что, вылезая из джипа и волоча за собой Веснера, Кэм шатался, словно земля превратилась в бурное море.

Фоштоми сделала все, что смогла, — спотыкаясь и крича, она помогла оттащить раненого метров на пятнадцать. На ее щеке был порез, в волосах запеклась кровь, но девушка продолжала поддерживать Веснера под спину.

Слева, в клубах дыма, прорезанного солнечными лучами, Кэм заметил другие силуэты. Друзья? Вражеские солдаты?

«Рут», — подумал он.

Ее имя было островком спокойствия в море паники. Кэм замедлил шаги, собираясь броситься в голову колонны.

Фоштоми подставила ему подножку. Она пнула его ногой по лодыжке, и все трое рухнули за гранитную глыбу. Великаны снова обрушились на автоколонну. Рев был оглушительный. Кэм, не подумав, прижал ладони к ушам, но заглушить гиперзвуковые удары было невозможно.

Почувствовав, что рука мокрая, юноша вспомнил о Веснере. Он снова попытался пережать раны рейнджера, но Крейг Веснер был уже мертв — он лежал с застывшим лицом, и песок сыпался ему в глаза.

Фоштоми прокричала издалека:

— Затишье! Понял?

Нагнувшись ближе, чтобы Кэм смог прочесть по губам, девушка повторила:

— Опять побежим во время следующего затишья!

— Нет!

Даже собственный голос звучал словно издали. Вдобавок левый бок пронзила острая боль. Кэм охнул. Возможно, сломано ребро.

— Нам надо найти Рут!

— Мы не можем помочь ей!

Кэм затряс головой и неловко извернулся. Не поднимаясь, он попытался высмотреть, что происходит. Самолетов не было видно и слышно, но небо потемнело от поднятых ветром полотнищ дыма и пыли.

— Джипы! — орала Фоштоми. — Они целятся по джипам, а не по нам! Мы должны…

Внезапно великаны завальсировали дальше по холму. Полдюжины огненных шаров ударило в зеленый травяной ковер, казалось бы, в случайном порядке, смещаясь на юг, вниз по склону. Они кого-то преследовали? Из разговоров с рейнджерами Кэм знал, что современная война может вестись на расстоянии в десятки километров. Танки и пушки поражали удаленные цели с завидной меткостью. Их джипы засекли с самолета или со спутника. И теперь засевшие неизвестно где китайские артиллеристы всаживали снаряды в невидимые цели, руководствуясь только переданными координатами.

Ответить им было нечем, разве что вызвать помощь по рации. Фоштоми верно говорила, что надо выбраться из зоны обстрела, — но сейчас китайцы прочесывали всю гору, зачищая от выживших. Если они побегут, то с равным успехом могут как спастись, так и угодить под следующий залп.

Кэм не собирался уходить без Рут. Эта мысль укрепила его решимость, и он рискнул снова взглянуть на вершину холма.

Там перевернулся головной джип. Одно колесо отлетело, ось сломалась. На виду лежал только труп — мужчина в луже крови. Второй джип, в котором ехала Рут, врезался в расстрелянную машину, но выглядел просто брошенным. Рут спаслась.

«Должна была спастись», — подумал Кэм.

Великаны уже шагали назад, на сей раз медленней. Взрывы подбрасывали фонтаны грязи и веток, постепенно приближаясь по склону холма. Земля тряслась, грохот пробирал до костей. Кэм снова залег. В каждом глотке воздуха был привкус дыма. А затем смерть прошла мимо — и Кэм, вскочив, бросился бежать.

Он упал. Координация все еще не вернулась, к тому же он кренился на левый бок. Все вокруг было усыпано земляными комьями и камнями, иногда крупными. Едва Кэм снова начал подниматься, как земля подпрыгнула под ногами. Юноше удалось не упасть на раненый бок. Он скатился в воронку и наткнулся на Эсти и Гудрича, скорчившихся за свежими земляными валами.

Эсти пытался перевязать рану на предплечье Гудрича и не заметил Кэма. Гудрич что-то крикнул, но Кэм понял только, что это предостережение, а слов не разобрал. Он пробежал меньше девяти метров — а казалось, что попал в другой мир. Это впечатление усиливала звенящая тишина. Артиллеристы ненадолго сосредоточили здесь свои удары, и холм напоминал лунную поверхность.

Он должен был найти ее. Рут ехала с Эсти, Баллардом, Митчеллом и Деброй во втором джипе, но судя по всему, они разбежались в разные стороны. Кэм не знал, что будет делать, если придется искать ее наверху.

Юноша продолжал искать Рут на изрытой земле. Он вырвался из рук Эсти, когда тот попытался потянуть его вниз. А затем заметил в темных дымовых облаках силуэт бегущего человека. Нескольких человек. Великаны исчезли. Солнечные лучи дробились в пыли. Кэм выполз из воронки, лишь затем, чтобы снова упасть ничком и схватиться за пистолет. Он потерял карабин вместе с джипом, но у Эсти оставалась винтовка. Оглянувшись, Кэм выкрикнул:

— Эсти! Берегись!

В дымке, пригнувшись, передвигались по меньшей мере десять солдат — намного больше, чем оставшаяся часть их группы. Их крики звучали странно и приглушенно. И форма была не того цвета. Отряд Кэма носил хаки, а эти были одеты в пустынный камуфляж. Их фигуры отчего-то казались неправильными. Рваные бурые тряпки свисали с лиц и рук, и модели их винтовок и автоматов показались Кэму незнакомыми.

Он прицелился, но не выстрелил, потому что кто-то встал из воронки как раз перед ним. Дебра. Светлая грива запачкалась, но не узнать ее было нельзя. Кэм привстал, чтобы бежать к ней. Внутри все замерло от ужаса. Он не сомневался, что женщину сейчас застрелят. Затем она принялась махать руками приближающимся солдатам, и Кэм напрягся, пытаясь разобрать их слова.

— Морская пехота США! Морская пехота США!

Опустив пистолет, он кинулся к воронке.

* * *
Рут обняла его, потревожив сломанные ребра, и он рассмеялся, вдохнув здоровый, густой аромат немытого женского тела. Она была жива. Отделалась царапинами, синяками и оспинами шрапнели в бедре. Позже ей понадобится помощь хирурга — надо удалить не только частицы металла, но и фрагменты материи из разорванной формы, забившиеся в раны.

Остальным повезло куда меньше. Парк и Веснер погибли, Сомерсет был тяжело ранен в живот и в лицо. Хейл, тоже из головного джипа, переломал ключицу и обе ноги, когда машина перевернулась. Лишь по чудесному стечению обстоятельств у Гудрича была всего-навсего порезана рука.

Большая часть информации просачивалась к Кэму сквозь боль, ватой забившую уши, — но орали все сразу. Многие оглохли, и у всех зашкаливал адреналин. Они знали, что обстрел может снова начаться в любую минуту.

— Мой камень, — всхлипнула Рут. — Я потеряла мой камень!

Она должна была понимать, насколько неразумно — или даже безумно — это звучало, но все равно ощупывала одежду, беспомощно глядя на распаханный снарядами склон.

— Шшш, — произнес Кэм. — Шшш, Рут.

Они решили сначала убрать из опасной зоны всех, кроме Митчелла и Фоштоми, вызвавшихся посторожить Сомерсета.

— Мы не оставим его, — заявила Фоштоми.

Капитан морпехов кивнул и протянул им свою рацию.

Эти разведчики и снайперы были из дальнего патруля специальной разведки, отправленного на поиски обороноспособных позиций над 70-й трассой. Однако задание изменилось после того, как отряд Парка заехал в их сектор. Они выдвинулись вперед, чтобы по возможности прикрыть рейнджеров. Двое их бойцов тоже были ранены при обстреле, потому что забежали в зону поражения вместо того, чтобы спасаться. Кэма восхищали их отвага и дисциплина.

Без помощи морпехов не удалось бы эвакуировать Рут, ее инструменты и потрепанных рейнджеров. Теперь обязанности командующего отрядом исполнял Эсти, несмотря на более высокое звание Дебры. Однако именно Дебра вернулась ко второму джипу с Гудричем и Кэмом, чтобы проверить, забрали ли морпехи все оборудование Рут.

Они могли бы уехать — могли бы использовать джип, чтобы перевезти Сомерсета, — но передняя ось была сломана, а радиатор пробит. Часть записей превратилась в ошметки, а в ящике с пробами обнаружились три рваные дыры, из которых сочилась кровь. Несмотря на это, Дебра настояла на том, чтобы забрать все. И только потом повисла на руке обхватившего ее за плечи морпеха. Она сама истекала кровью из глубокого пореза в спине.

Рут, не скрываясь, плакала. Прежде чем уйти, Кэм сжал в ладонях руку Фоштоми. Девушка отрывисто кивнула в ответ. Фоштоми уже забрала жетоны Парка и Веснера. Она собиралась похоронить друзей в одной из воронок. Кэм подозревал, что самое большее через день ей придется хоронить и Сомерсета.

Трое солдат волокли Хейла на коротких и широких носилках, которые соорудили из одеяла и двух винтовок. Кэм и Гудрич тащили АСМ. Другие выкинули из рюкзаков бесценные сухие пайки и сменную одежду, чтобы освободить место для проб крови и записей. Рут ковыляла без посторонней помощи — побелевшее лицо, сжатые зубы. Они прошли меньше полукилометра, когда с северо-востока вынырнула пара истребителей F-22 «Раптор». Самолеты пронеслись к раскинувшимся далеко внизу долинам, чтобы обстрелять китайскую артиллерию.

* * *
Правое ухо стало слышать лучше. Левое — нет, и эта рассогласованность продолжала влиять на координацию. Над головой пролетел еще один истребитель, но Кэм не смог понять, откуда доносится звук, пока другие не начали оглядываться на восток. Это его испугало.

Их хватило на полчаса ходу, прежде чем Рут и одному из морпехов потребовалась передышка. Кэм сомневался, что они достигнут безопасной зоны до темноты, хотя утро еще не кончилось. Слишком много раненых. Они несли тяжелый груз. Но через пару часов их встретили два грузовика.

После обеда они въехали за линию окопов и колючей проволоки.

Эти был западный склон, и он не пострадал от взрыва. Однако в последующие недели землю превратили в безжизненную, утоптанную грязь. Оборонительные рубежи окружали гору, насколько хватало глаз. На многих виднелись огневые точки, техника и горы обломков. Самолеты и артиллерия противника то и дело обстреливали эту высоту. Примерно такой же ущерб нанесли тысячи топчущихся тут американцев, а также их грузовики, танки и бульдозеры.

Изрезанная гусеницами земли воняла гарью и гнилью. Запах усилился, когда они поднялись на террасы. Повсюду были измазанные грязью люди: кто-то ел, кто-то копал. Они выглядели так, словно явились из средневековья. А вот тарелки радаров и танки казались здесь неуместными.

Наконец грузовики въехали в сборный ангар, замаскированный сеткой от наблюдения с неба. Каким-то образом Рут ухитрилась заснуть. Когда все поднялись, Кэм попытался уберечь ее от толчков рейнджеров и пехотинцев, но безуспешно. Глаза женщины широко и испуганно распахнулись. Затем она увидела его и слабо улыбнулась. Кэм положил руку ей на колено. Тем временем команда медиков быстро выгрузила Кевина Хейла, у которого началась лихорадка.

— Освободите дорогу, освободите дорогу, — повторял военный, протискиваясь мимо других офицеров и врачей.

Что-то в худощавой фигуре этого человека показалось Кэму знакомым. Наклонив голову и щуря глаза от усталости, юноша попытался рассмотреть его в толпе солдат.

Это был Эрнандес.

22

Рут с трудом поднялась с дощатой скамьи в кузове грузовика и заставила себя идти, хотя бедро занемело и пульсировало болью.

— Осторожней, — сказала она. — Прошу вас.

Сержант Эсти вместе с капитаном разведчиков отошел к заднему борту машины и заговорил с собравшимися внизу военными.

— Я оставил в поле трех человек, сэр, — сказал он, повторяя самую важную часть отчета, который передал по рации несколько часов назад.

— Мы все еще пытаемся найти вертолет, — ответил один из офицеров и протянул руку, чтобы помочь Эсти спуститься.

— Пожалуйста! — Рут вытянула шею, стараясь разглядеть, что происходит.

Затем капитан разведки спрыгнул с грузовика. За ним последовали Гудрич и Эсти. Склад гудел от голосов и стука подошв. Где-то хлопнула дверь, вдалеке артиллерийская батарея дала несколько залпов, но Рут ничего этого не слышала.

Она неловко опустилась на колени, чтобы оказаться на одном уровне со стоявшим на земле Фрэнком Эрнандесом. Поврежденные мышцы бедра скрутила судорога, но не эта боль, а взрыв эмоций чуть не заставил женщину упасть. Угрызения совести, и радость, и мощнейшее чувство дежавю.

Заикаясь, она пробормотала:

— Эээ, как вы…

— Приветствую вас, доктор Голдман, — ответил военный в своей спокойной манере.

Рут впервые увидела Эрнандеса в «скорой» — тогда она чуть не теряла сознание от боли в сломанной руке и от шока после возвращения к земной гравитации. На краткое время они стали союзниками. Рут уважала офицера больше, чем он мог представить, даже после своего предательства. Он был хорошим человеком, но слишком лояльным, и безоговорочно поддерживал правительство Лидвилла. В последний раз они виделись в лаборатории Сакраменто, где Эрнандеса держали на мушке. Отряд Ньюкама убил одного из морпехов Эрнандеса, после чего бросил майора и троих его людей на самом дне невидимого моря чумы. Их связали клейкой лентой, перерезали провода раций, и воздуха в защитных комбинезонах оставалось меньше чем на два часа.

Рут и другие мятежники не хотели, чтобы Эрнандес задохнулся, и смерть его морпеха была нелепой случайностью. Они сообщили солдатам Лидвилла, где найти майора, использовав это как отвлекающий маневр в бою за вакцину… поэтому Рут всегда надеялась, что он выжил. Однако позже она думала, что если Эрнандеса спасли, он все равно погиб вместе со столицей США, когда там взорвалась бомба.

Это было как встретить Дебру. Как встретить семью. Она во второй раз отыскала того, кого считала мертвым, — хотя, присмотревшись, Рут поняла, что в какой-то степени была права. Внешне он очень изменился. Человек, которого она знала, был аккуратен, как воинский кодекс США, здоров и ухожен. Сейчас Эрнандес усох, и его смуглую кожу усеивали уродливые бледно-серые пятна. Усы превратились в полноценную бороду. Растительность на лице скрывала ожоги, тянувшиеся вверх по левой щеке, как капли розового воска. Он низко надвинул фуражку, словно хотел скрыть шрамы.

Слезы ослепили Рут. Женщина даже не попыталась сдержать чувства, и слезинки закапали на узкую полосу кузова, отделявшую ее от Эрнандеса.

— Вы…

Она заколебалась, а затем легонько коснулась кончиками пальцев его формы.

— Я думала, что больше никогда вас не увижу.

Эрнандес улыбнулся. Он много чего мог ответить, но возможно, испытывал ту же радость узнавания. Обвини он ее во всем — Рут не стала бы возражать. Что если бы он доставил вакцину в Лидвилл? Если бы президентский совет смог диктовать русским условия с позиции абсолютной силы, вместо того чтобы отвлекаться на борьбу с мятежниками в США во время ведения переговоров? И все же его улыбка была искренней. Она коснулась темных глаз военного и смягчила его лицо.

Рут почувствовала себя прощенной, поэтому удивилась, когда Эрнандес шагнул назад, позволив другому солдату снять ее с грузовика. Может, она ошиблась? Нет. Эрнандес отвел глаза, и в его взгляде мелькнуло что-то вроде смущения.

Ему не хватало сил, чтобы удержать ее. Ожоги. Скверный цвет лица. Он страдал от лучевой болезни — однако быстро замял эту неловкость, переведя взгляд на Кэма и Дебру.

Дебру он, кажется, не узнал — они были едва знакомы, — но блондинка тут же придвинулась к Рут, демонстрируя, что не даст подругу в обиду. Кэм скрючился у заднего борта грузовика, прижимая левую руку к ребрам. Один из морпехов помог ему, и Эрнандес сказал:

— Эй, эрмано.

«Брат».

Обоих объединяло латиноамериканское происхождение, в то время как большинство выживших были белыми, — и это связывало их еще тесней.

— Мучо густо эн верте, — ответил Кэм.

Рут не знала, что это значит. Да и вообще почти не слушала. Она коснулась Эрнандеса так робко по другой причине, но сейчас, заметив, как свободно висит на нем одежда, все поняла.

— Я рада, что вы в порядке, — сказала она.

Он умирал.

— Конечно. Я тоже рад.

Эрнандес вгляделся в ее заплаканное лицо, а затем улыбнулся снова.

— Давайте-ка вас заштопаем. Вам надо отдохнуть. Затем мы поговорим.

— Я должна взять пробы крови у каждого солдата на базе, — возразила Рут.

— Вы можете начать позже, верно?

— Пожалуйста, организуйте это, сэр, — сказала ему Дебра. — Пока нас осматривают врачи. Иначе у нас не хватит времени.

Эрнандес заметил:

— Вы из тех космонавтов. Рис.

— Да, сэр.

Он потер пальцами серые круги под глазами и покачал головой.

— Гранд-Лейк не передавал, кого именно послали. Просто медик с сопровождением. Если бы я знал, направил бы туда больше людей, чтобы отбросить китайцев. Но у них почти повсюду численное превосходство. Жаль, что ваши друзья погибли.

Рут кивнула. Пока они отсиживались тут, в безопасности, Сомерсет истекал кровью в горах. Однако Гранд-Лейк старался держать их миссию в тайне. Множество следящих электронных устройств были нацелены на Скалистые Горы. Хватило бы одной информационной утечки. Одного намека. Если бы русские или китайцы узнали, что Рут участвует в этом походе, они могли направить сюда целую армию, чтобы убить ее или взять в плен.

— Те, кого мы там оставили, — сказала она. — Вы можете их забрать?

— Я уже несколько часов назад послал еще один грузовик. Мы не знаем, везде ли там можно проехать, но если дорога окажется непроходимой, солдаты преодолеют оставшуюся часть пути пешком.

— Спасибо.

— Я вызову людей для сбора проб. Вы можете сказать мне, что ищете?

— Наночастицу. Я…

— Это я знаю. Иначе вас бы здесь не было.

Эрнандес на секунду показал им воина, таящегося в джентльмене. Он смерил Рут испытующим взглядом.

— Но вакцина у нас уже есть, и вряд ли вы тащились всю дорогу на джипах, потому что не переносите вертолеты…

Рут тоже его перебила.

— Мне нужно всего по капле от каждого человека, не больше. Укол иголкой вполне подойдет. Просто убедитесь, что взяли пробы у всех и подписали номер части, ее дислокацию и где человек находился до взрыва.

— До взрыва, — повторил Эрнандес.

— Да.

Рут откашлялась. Ей не хотелось причинять ему боль, но Эрнандес заслуживал того, чтобы знать правду.

— Лидвилл испытывал новые разработки на собственных людях, — сказала она.

* * *
Их отвели в переполненную людьми палатку. Чувство дежавю не покидало Рут. Она едва не расхохоталось, но это выглядело бы безумием. Ее постоянно окружали врачи, словно она была разбитой гоночной машиной, которую во что бы то ни стало надо вернуть на трассу. Рут надеялась, что ей уже не понадобится внимание такого рода, но будущее сулило только новое кровопролитие. Убей или будешь убит. Как еще можно положить конец войне? Сдаться? Рут сомневалась, что враг позволит им это.

Медик помог ей раздеться, а затем осторожно соскреб почерневшую от дыма землю и кровь с ее бедра. Рут осталась в одной футболке. Это ее не смущало до тех пор, пока ей не велели улечься на правый бок и из-под задравшейся футболки не показалась гармошка ребер. Неподалеку сидела обнаженная по пояс Дебра — ее раздели до трусов, чтобы обработать раны на спине. Даже после всех этих недель на скудном пайке блондинка хорошо выглядела. По-настоящему хорошо. Она была высокой, с гладкой кожей и маленькой, идеальной формы грудью.

Рут увидела, что Кэм посматривает на фигуру Дебры. Внезапно он тоже перехватил ее взгляд. Она покраснела. Врачи не заметили этой неловкости. Они успели повидать тысячи пациентов. Дебра и сама была доктором, так что вела себя совершенно хладнокровно. А Рут казалось постыдным, что человеческое тело низводят до уровня механизма или инструмента. Она рада была осознавать себя женщиной, украдкой переглядывающейся с мужчиной. Рут беспокоилась за него. Кэм снова и слова потирал левое ухо, протягивая правую руку поперек испещренной шрамами груди. Эсти считал, что Кэм только ушиб ребра, но молодому человеку явно больно было шевелить второй рукой, а левое ухо все еще не слышало.

Прибыл ее хирург, болезненного вида мужчина с лицом цвета мокрого пепла. Радиация. Он кашлял и кашлял в маску, время от времени задерживая дыхание, чтобы не тряслись руки. Рут попросила бы заменить его, но медсестра наклонилась к ней и шепнула:

— Полковник Хэнсон — лучший.

Он чувствовал себя даже хуже, чем Эрнандес, и все же продолжал исполнять свой долг. Рут задумалась о том, скольких уже похоронили и сколько сейчас на последнем издыхании. Она знала, что и сама не остановится, пока не погибнет.

Хирург вколол ей в бедро солидную дозу новокаина, обезболивающего, используемого стоматологами. И все. Они почти исчерпали все запасы лекарств, и каждый день поступали новые раненые. Рут закричала: когда Хэнсон начал извлекать осколки, боль сверлом впилась в тазовую кость. Но позже она вспоминала лишь руку Кэма, крепко сжатую в ее руке.

* * *
Эрнандес снова отыскал их после заката. Рут, несмотря на тошноту, заставила себя проглотить чашку бульона. Она лежала на койке, закрыв глаза и витая где-то между болью и тусклым, изменчивым светом.

Их перевели в другую палатку, еще более длинную, холодную и переполненную людьми. Ее освещала единственная лампа на противоположном конце. Периодически мимо проходили санитарки, заслоняя свет. Десятки пациентов ворочались на кроватях и на полу, отбрасывая длинные черные тени.

Кэм и Дебра расположились по обе стороны от Рут, стараясь не растревожить собственные раны. Женщины заняли одну кровать, чтобы сохранить тепло. Дебра легла с краю, оберегая швы на спине. Кэм сидел, опираясь спиной о тонкую металлическую спинку кровати. Его плечи почти касались ступней Рут, голова упала на колени — юноша заснул. Рут попросила бы их поменяться местами, если бы не боялась обидеть Дебру, но Дебра не могла сидеть. Заставить ее лежать на полу было бы непростительно, а Рут уже и так вела себя жестоко по отношению к Кэму, то притягивая его, то отталкивая.

Она не собиралась дразнить его. Ей хотелось укрепить отношения, пусть даже с помощью быстрого перепихона. Но когда у них было время? Наверное, рейнджеры бы деликатно отвернулись, если бы парочка залезла в один спальник, но Рут чувствовала бы себя такой уязвимой. И что еще хуже, кто-то стащил пачку презервативов из рюкзака, пока ее мурыжили в госпитальных палатках Гранд-Лейк.

Интересно, что делали Кэм и Эллисон, когда были вместе? Ограничивались ласками и оральным сексом или шли до конца? Рут хотела быть лучше. Хотела стать для него более желанной, чем юная вертихвостка. Она думала об Ари и всех тех маленьких зажигательных штучках, которые они проделывали, поглаживая, облизывая и целуя друг друга. Воспоминания заставили ее острей почувствовать присутствие Дебры за спиной. Рут стало неловко. Она сжала бедра настолько, насколько позволяли швы, пытаясь не обращать внимания на разлившееся между ног тепло.

Рут казалось, что она ведет себя с Кэмом намного более робко, чем с остальными, потому что тот видел ее в худшие моменты жизни. Но на самом деле ее всегда сдерживало что-то еще. «Это будет легкомысленно». «Это будет неправильно». Она не верила, что заслуживает передышку, не говоря уже об удовольствии, — ведь именно ее ошибки привели к войне и гибели множества людей.

Рут прикусила губу и перевела взгляд на мужчину на соседней койке, десантника с порезами на носу и подбородке. Еще она видела, как медсестра меняет повязку у него на ключице, а потом накрывает одеялом. Кожа бойца в сумерках казалось желтовато-серой, но дыхание было ровным. Рут сосредоточилась, стараясь перелить в него как можно больше собственной жизненной силы.

Из мрака медленно выбрел Эрнандес. Он остановился поговорить с кем-то за несколько рядов до Рут. И снова остановился, не дойдя до ее койки и глядя на них троих.

— Я не сплю, — сказала Рут.

Эрнандес кивнул и протянул ей пластиковую канистру. Рут ощутила тепло, еще не взяв ее в руки.

— Суп, — пояснил военный.

— Спасибо, генерал.

Эрнандес никак не отреагировал на это, хотя Рут думала порадовать его комплиментом. Он снова покосился на спящего Кэма, а затем на десантника на соседней койке, держась почтительно, словно в церкви. Лесть явно не произвела на него впечатления. Больше всего он боялся потревожить их. Это чувство щемящей близости, сквозившее во всех его действиях, было очень хорошо знакомо Рут.

Сержант Эсти тоже навестил ее час назад. Рут порадовалась новостям, но Эсти вел себя подчеркнуто официально. Им ни разу не выпало случая просто поболтать. Рут понимала, что это один из защитных механизмов, и все же попыталась разбить лед. Ей хотелось быть для Эсти не просто заданием. Она попросила передать привет Хейлу и Гудричу, но сержант только кивнул и перешел к другим делам.

Фрэнку Эрнандесу присвоили звание бригадного генерала. Теперь он был третьим лицом в армии центрального Колорадо — отчасти потому, что многие погибли, но также и потому, что умел добиваться успеха. Благодаря Эрнандесу удалось вовремя реорганизовать наземные силы и подготовиться к встрече врага. Многие из офицеров гвардии и резерва, выше его по званию, отказались брать на себя ответственность.

Он принимал ключевые решения, повлиявшие на исход многих сражений в районе трасс 50 и 113. Оказывалась ли в нужном месте рота пехотинцев, или у артиллеристов хватало снарядов для ведения боя — все благодаря Эрнандесу. Его умение учитывать особенности местности и возможности своих бойцов спасла сотни и тысячи жизней.

Он был неразрывно связан с этими людьми. Рут полагала, что именно чувство долга привело Эрнандеса на передовую. Вообще-то, ему нечего было делать тут. Атаки на гору Сильван становились все яростней по мере того, как китайцы продвигались на север вдоль 70-й трассы. Командование местной группировки американских войск укрылось глубоко в Аспен-Вэлли, на крупной и хорошо укрепленной базе. Эрнандес рисковал жизнью, чтобы добраться сюда. Он настоял на том, чтобы встретиться с остатками отряда рейнджеров, но о присутствии Рут среди них знать не мог. Эрнандес воспользовался ею как предлогом. Ему надо было лично встретиться с бойцами, знакомым ему раньше лишь по номерам частей на картах, — и Рут уважала его за это.

Он заговорил шепотом:

— Мы начали брать пробы для вас прямо здесь, в палатках.

Рут кивнула. Хорошо. Тут находилась большая часть их медицинского персонала, а также немногочисленная документация, которую удалось сохранить, несмотря на беспрерывный приток раненых.

— Что еще вам надо? — спросил Эрнандес. — Мы замораживаем пробы, но я не уверен, что мы сможем создать для вас стерильную комнату.

— Не тратьте место в холодильнике. Комнатная температура вполне подходит, как и любое рабочее место. Мне не нужно много. Я проделала солидную часть работы на заднем сидении джипа.

— Тогда мне бы хотелось перевезти вас завтра. Самолеты противника бомбят нас повсюду, но эта база находится под слишком сильным артиллерийским обстрелом. Я отправлю вас глубже в тыл.

— Хорошо. Спасибо.

Рут не собиралась демонстрировать показную смелость и говорить, что не нуждается в защите.

Эрнандес снова поискал в тенях ее взгляд. Затем он положил руку на койку, почти вплотную к лицу Рут. Этот жест выглядел почти агрессивно-военный показывал, что способен загнать ученую в угол и подчинить себе.

— С чем мне предстоит сражаться?

— Генерал…

— Мне надо знать, Рут.

Она вздрогнула. Эрнандес никогда прежде не звал ее по имени, и это неформальное обращение шло вразрез с его открытой демонстрацией силы. Генерал оказался в двойственном положении. Он должен был помочь ей и все же не мог избавиться от подозрений — то ли из-за предательства Рут в Сакраменто, то ли из-за невероятной силы нанотехнологий. А возможно, дело было и в том, и в другом. Он обращался с Рут как с колдуньей — с той же смесью почтения и недоверия. Эрнандес разбирался в людях и в оружии. А Рут была для него темной лошадкой.

— Пока у меня нет ответа, — сказала она. — Клянусь. Но я не думаю, что «призрак» — это оружие. Мне кажется, Лидвилл экспериментировал с новыми типами вакцины.

— И вы здесь только поэтому?

— Конечно!

Она забыла, что надо приглушать голос, и Дебра сонно заворочалась рядом с ней. Кэм уже проснулся и внимательно смотрел на Эрнандеса.

— Что вы на самом деле пытаетесь сказать? — спросила Рут.

— Мы прочли ваши записи.

— Многое из них — только предположения.

Даже сама ученая поняла, что фраза звучит так, словно она оправдывается.

— Расскажите мне о «концентрационном пороге».

Рут уставилась на него, отчаянно пытаясь собраться с мыслями. Какие выводы сделали люди Эрнандеса, опираясь на ее таблицы и конспективные записи? Вряд ли в его распоряжении был кто-то, разбиравшийся в нанотехнологиях. Может, он просто попросил военных инженеров и айтишников по мере сил разобраться в ее заметках? На основании спиральной структуры «призрака» Рут предположила, что наночастицы способны формировать более крупные структуры после достижения критического порога концентрации… но эта гипотеза пока оставалась только гипотезой.

Нанотехнолог твердо ответила:

— Если вы прочли все, то заметили, что у меня были серьезные сомнения насчет этой теории. И я отказалась от нее уже несколько дней назад.

— Мои люди сказали мне иное.

— Тогда они ошибаются.

— О чем он говорит? — спросил Кэм.

— Доктор Голдман размышляла о способах остановить китайскую армию. Проблема в том, что заодно погибнет каждый человек в этих горах, — ответил Эрнандес. — Что-то вроде критической массы.

— Вы не можете этому верить, — сказал Кэм, взяв на себя инициативу в споре.

— Я верю, что Гранд-Лейк сделает для победы все, что угодно, — отрезал Эрнандес.

Только тут Рут осознала всю глубину произошедших с ним изменений. Он проиграл в Сакраменто. Он видел собственными глазами, как Лидвилл превратился в пепел. Эрнандес испытывал ее. Если она не сумеет ответить на вопросы, если он действительно поверит в то, что Гранд-Лейк собирается его уничтожить, в Америке вновь может разразиться гражданская война — а сейчас это было недопустимо. Даже объединенные силы Колорадо едва сдерживали напор китайцев.

— Вы считаете, что мы прошли весь это путь только для того, чтобы сдохнуть? — с горькой иронией спросила Рут. — По-вашему, самоубийственная миссия — наш единственный выбор?

Однако Эрнандеса было не обмануть напускным сарказмом.

— Я знаю, что вы испытываете сильное чувство вины, — сказал он. — А вашим друзьям не обязательно было знать, что вы делаете.

Презрение Рут сменилось неуверенностью, и она тут же кинулась за помощью к Кэму.

— Это неправда, — сказала Рут, протягивая ему руку.

— Я знаю, — ответил Кэм, накрывая ее ладонь своей.

У нее за спиной приподнялась на локте Дебра и укоризненно взглянула на Эрнандеса. Второй рукой подруга приобняла Рут за талию. Это было трогательно. Ученая знала, что никогда не забудет их преданность — тем более, что у нее все еще оставался один секрет.

— Я пришла помочь вам.

Голос Рут звенел от слез.

— Я пришла, чтобы всем помочь, — сказала она Эрнандесу, и тот медленно кивнул, уставившись в темноту.

— Прошу прощения. Мне надо было убедиться.

— Вы… Но мы не…

— Извините.

Он нерешительно поднял руку, словно для того, чтобы тоже прикоснуться к Рут и стать частью маленькой цепи, связавшей ее с Кэмом и Деброй. Рут хотелось, чтобы он это сделал, — но рука Эрнандеса опустилась.

— В первую очередь я отвечаю за своих людей, — проговорил он. — А ваши записки пугают.

— Да.

Секунду они помолчали, прислушиваясь к беспокойному шуму в палатке. Раненые солдаты непрерывно ворочались — замерзшие и одинокие, несмотря на то, что пребывали в общем кошмаре.

— Вы не должны мешать ей, — сказала Дебра. — Рут — наш лучший шанс.

— Посмотрим.

Эрнандес встал, но Рут потянулась к нему.

— Подождите. Пожалуйста.

— У меня слишком много дел.

— Я не хочу, чтобы вы так уходили, — откровенно сказала она. — Пожалуйста. Только пара минут.

— Хорошо.

Эрнандес снова сел. Рут лихорадочно думала, с чего бы начать разговор. Ей хотелось сказать генералу что-то приятное.

— Не хотите супу? — спросила она.

— Нет. Это для вас.

Но ей надо было узнать так много, а времени, как всегда, не хватало.

— Мы думали, что вы были в Лидвилле, когда взорвалась бомба, — начала Рут.

Эрнандес кивнул.

— Я там был.

* * *
Его рота выжила лишь благодаря окружавшим столицу горам. Вражеский самолет, должно быть, спустился намного ниже этих четырехтысячников, прежде чем взорвать свой смертоносный груз. Высокое кольцо Скалистых Гор сыграло роль котловины, отразившей взрыв внутрь. Разведка США оценила его мощность в шестьдесят мегатонн. Оружие Судного дня.

Не было никакого смысла грузить в самолет столько боеголовок, но русские опасались, что их развернут или собьют. При взрыве такой мощности в атмосфере они сумели бы сровнять город с землей на расстоянии в восемьдесят километров или серьезно повредить в радиусе ста шестидесяти.

Эрнандесу повезло, что они подобрались так близко. Видео с самолетов и спутников показывало, что в эпицентре остался один шлак. В долине не уцелело ни единого следа человеческой деятельности. Сама земля изменилась до неузнаваемости. Неизвестно, сколько почвы и скальных пород испарилось. Остальное расплавилось. Образовавшийся там жутковатый, плоский ландшафт был утыкан скошенными набок холмами и дюнами. Это выглядело так, словно кто-то обрушил с неба невероятный поток расплавленной стали. Эффект получился неравномерный. Ударная волна теркой прошлась по каждой выбоине и ущелью. Именно это спасло Дебру. Взрыв словно подпрыгивал, расплескивался в стороны и скакал по горам, уничтожая одни долины и щадя другие.

Эрнандес был на южном склоне, закрытом от вспышки. Многочисленные хребты и горные цепи, отделявшие позиции его роты от Лидвилла, отразили самую опасную часть ударной волны. Но несмотря на это, они едва спаслись. Взрыв так сильно тряхнул горы, что многие блиндажи захлопнулись, как руки, сжавшиеся в кулак. В эти первые бесконечно долгие секунды у него погибло пять человек. Семнадцать было ранено. День превратился в ночь. А затем на них обрушилась буря, неся с собой удушливый жар и пыль.

Солдаты кинулись вниз, бросив все, кроме своих раненых. Людей страшила техночума, но они знали, что задохнутся, если останутся там. Позже стало понятно, что атмосферное давление упало на территории в десятки квадратных километров — ядерный взрыв всосал воздух в титанический раскаленный столб. Хотя бы в этом им повезло. Район временно очистился от чумы. Добравшись до подножия горы, они смогли двинуться по 24-й трассе, бегом по плавящемуся асфальту. Затем ядерный гриб схлопнулся, засыпав их пеплом и окутав невидимым жаром.

Эрнандес был болен, как и многие из его солдат, что облегчало китайцам продвижение на север. Из американских частей отряд Эрнандеса оказался ближе всего к эпицентру взрыва, и почти треть его подверглась облучению. Это подорвало их боеспособность. Они не могли пойти в контратаку для поддержки оборонительных линий, и китайские генералы это знали. Китайцы продолжали быстрым маршем двигаться мимо опорных точек американцев, оставляя уязвимыми свои пути снабжения, — но они готовы были пойти на этот риск ради захвата новых территорий.

Армия центрального Колорадо попала в окружение. Вскоре враг должен был усилить передовые части на трассе 70 и с трех сторон двинуться на Аспен-Вэлли. В штате оставались и другие поселения американцев, но всем им, не считая Гранд-Лейк, не хватало обороноспособной армии.

Баланс сил должен был определиться здесь. Именно поэтому китайцы решились пойти на риск. Кроме прочего, они зависели от запасов горючего, еды и техники. Каждый захваченный городишко помогал захватчиком, а ВВС США становилось все труднее распылять свои силы. Цели, находящиеся на большом расстоянии друг от друга, было трудней поразить, и это давало противникам больше времени, чтобы прикрыть друг друга. Но Рут приходило в голову, что у китайцев есть и другая причина так активно прорываться на этом участке. Как и она, противники надеялись нащупать след развивавшихся в Лидвилле нанотехнологий.

Вероятно, они уже нашли кое-что в трупах убитых американцев. Время от времени они могли брать пленных. Вполне возможно даже, что США передали наночастицы китайцам с пулями и снарядами. Каждый раз, когда солдат заряжал орудие, каждый раз, когда техники пополняли боезапас истребителей, на всем оставались частицы их кожи, пота и выдыхаемого воздуха.

Рут понятия не имела, успели ли китайские исследователи опередить ее или уже сами создали новые виды нанооружия.

Если китайцы возьмут в клещи аспенскую группировку, если Гранд-Лейк решит, что это последняя возможность загнать врагов в мешок, прежде чем они устремятся к новой столице, неизвестно, на какие меры пойдет администрация Шога. «Снежный ком» был бы простым решением проблемы. Защититься от него невозможно, а после первой цепной реакции местность очистится от наночастиц.

— Команды разработчиков нанооружия старались… — начала она, но потом сообразила, что таким образом пытается снять с себя вину. Как будто все осталось в прошлом.

— Я слышал об этом, — ответил Эрнандес. — Не думаю, что Лидвилл поделился с кем-то этой технологией.

Он хотел помочь ей. Он думал, что «снежный ком» навеки исчез. На секунду Рут потеряла дар речи, охваченная смущением и отвращением к себе. Его бойцы спасли ее, а в награду…

— «Снежный ком» есть сейчас у Гранд-Лейк, — сказала она. — Я сконструировала его.

Темные глаза смотрели на нее из мрака.

— Я не знала, что еще можно сделать, — пробормотала Рут.

Кэм охнул:

— Господи Иисусе!

Рут ему не сказала. И как бы он помешал? В то время это казалось верным решением. Она считала, что дает своей стране новое мощное средство сдерживания, — и это не изменилось, но теперь все бойцы на передовой подвергались опасности.

Эрнандес отвернулся от нее и крепче сжал пальцами край койки. Вид у генерала был такой, словно он сейчас потеряет сознание. Он понял. Рут видела это по его посеревшему лицу. Эрнандес был тактиком и во время гражданской войны не раз наблюдал, как американцы обращают оружие друг против друга.

У Гранд-Лейк всегда была возможность ударить по врагу ядерным оружием. На засекреченных ракетных базах в Вайоминге и Северной Дакоте все еще оставались офицеры ВВС США, но проблема заключалась в том, что Скалистые Горы оказались бы на подветренной стороне от любой цели в западной части Штатов. И что еще хуже, враг почти наверняка ответил бы тем же.

Другое дело «снежный ком». Нанооружие поднимало ставки. Его применение спровоцировало бы противников на ядерную атаку, но отчаявшиеся люди могли убедить себя в том, что враг испугается и ничего не предпримет в ответ. Отчаявшиеся люди способны были поверить, что новое уникальное оружие массового поражение — это именно, то, что приведет их к победе.

Это ставило Эрнандеса перед ужасной дилеммой. Надо было держать артиллерию и пехотные части поближе к китайцам, чтобы отражать их атаки. Но если переусердствовать с этим, у бойцов не будет времени отступить перед тем, как Гранд-Лейк распылит «снежный ком». И все же он должен был бросить в бой всех до последнего человека. Если он проиграет еще одно сражение, если Гранд-Лейк запаникует или просто перестанет полагаться на ограниченный контингент Аспен-Вэлли, те же самые истребители, что оказывали им огневую поддержку, обрекут на смерть всех внизу.

Возможно, Гранд-Лейк не станет бомбить всех без разбора. Рут надеялась, что им хватит ума сбросить капсулы в тылу у китайцев, но у пилотов не было опыта обращения со «снежным комом». Летчики Гранд-Лейк привыкли прямо поражать цели. В любом случае, цепная реакция была неотъемлемой частью этой технологии. Она доберется и до американцев.

— Лучшее, что мы можем сделать, — это сообщить Гранд-Лейк, что я нашла частицу, — сказала Рут.

— Но вы даже не начали…

Эрнандес осекся и покачал головой. Он явно все еще не пришел в себя.

— Конечно. Я согласен.

«Даже сейчас ему нелегко врать, несмотря на то, что люди постоянно его подводили», — подумала Рут.

Генерал встал. Кажется, он был рад убраться подальше от нее.

— Что я должен сказать на открытой частоте? — спросил он.

— Скажите, что я нашла то, за чем поехала. Только это. Так мы выиграем немного времени.

— Я немедленно с ними свяжусь.

— Мне так жаль, — произнесла Рут. — Так жаль.

Но словами было не передать ее чувства. Она снова подставила под удар тех, кто всем рисковал, чтобы ей помочь.

23

Китайская артиллерия молотила землю вдалеке — прерывистый рокот то слабел, то усиливался. Три или четыре взрыва одновременно, затем пауза, затем десять или больше последовательных ударов. В короткие минуты затишья Кэм слышал ответный огонь американских орудий. Слух слева еще не полностью восстановился, но снаряды вылетали с характерным хлопком. Бэм. Бэм.

Затем снова раздались звуки более мощных разрывов, терзавших другой склон горы в нескольких километрах к западу. Кэм предпочел бы уехать подальше от горы Сильван. Он постоянно ожидал, что смерть обрушится на это узкое ущелье. Они были слишком близко к передовой, а враг, получив подкрепления из Аризоны, снова пошел в атаку.

Война здесь не прекращалась. Дым и пыль отравляли вечернеенебо и клубами плыли навстречу. Кэм смотрел на закат — пепельно-оранжевое сияние за ломаной линией горизонта, состоявшей из пиков далеких гор. Но юноша знал, что люди умирают в этом великолепном свете, и поэтому его красота пугала.

Кэм развернулся в другую сторону, высматривая в ущелье Рут. Сам он с Фоштоми и Гудричем засел у потрескавшейся гранитной стены. Рейнджеры чистили с полдюжины карабинов, просто чтобы чем-то занять себя, — иначе время тянулось невыносимо медленно. Эрнандес приказал им ждать. Эсти хотел организовать патрули — видимо, ему не сиделось на месте, как и всем остальным, — но сейчас они находились за американскими линиями обороны. Генерал настаивал, чтобы его отряд вел себя как можно тише, не привлекая внимания противника. Уже то, что они — Рут, Кэм, Дебра, пятеро рейнджеров при поддержке взвода морпехов и лично Эрнандес — уехали от горы Сильван на двух грузовиках и джипе, было достаточно скверно.

Эрнандес собирался доставить Рут в командные бункеры Кастл-Пик, но они потеряли слишком много времени. Она могла дать ответ, и ответ нужен был генералу прямо сейчас. Поэтому они ждали. Ели. Перевязывали друг другу раны и пытались отоспаться.

С тех пор, как они спрятались в этой изломанной расселине, прошло тридцать шесть часов. Кэм уже весь извелся. В первую очередь год чумы приучил его к тому, что надо действовать. Именно желание опередить любую опасность, реальную или воображаемую, заставило его бросить Эллисон. Этот поступок все еще удивлял его. Он отказался от улыбки девушки, от ее тепла в обмен на очередные трудности, кровь и славу. Вряд ли это можно было назвать поступком уравновешенного человека. В то же время он не представлял, что за мужчина позволил бы Рут уехать одной.

— Эй, расслабься уже, — сказала Фоштоми, легонько ткнув его коленом.

Только после ее шутливого жеста Кэм заметил, что застыл как камень и пригнулся, словно для прыжка. Челюсть болела — так крепко он стиснул зубы.

«Она права, — подумал он. — Ты только вредишь себе».

— Иногда все, что можно сделать, — это просто сидеть и ждать, — добавила Фоштоми, возвращаясь к работе.

Она проверяла затвор своего М4, но Кэм заметил, что карие глаза девушки вновь скользнули взглядом по его лицу, как будто высматривая признаки неповиновения. Сара Фоштоми оказалась отличным товарищем. Кэм слегка улыбнулся. Сидеть тут рядом с этой юной упрямицей было далеко не худшим на свете занятием — это точно. Но в отличие от Фоштоми, Кэм не служил в армии. Капрал знала, как сосредоточиться на своей задаче и стать послушным винтиком единой машины, а Кэм привык действовать в одиночку и полагаться только на себя.

Он еще никогда не чувствовал себя настолько чужим. Двое морпехов Эрнандеса запомнили его как врага. Нэйтан Гилбрайд был среди тех, кого Кэм предал в Сакраменто, — и ни Гилбрайд, ни сержант Уоттс не спешили простить его, в отличие от их командира. Что еще хуже, они все рассказали другим морпехам. Это обостряло ситуацию. Кэм не представлял, что снова увидит этих парней живыми. Он отводил глаза и держал рот на замке. У него отобрали даже Рут.

Рут отдали единственную палатку в лагере — тент, который они натянули рядом с грузовиком и замаскировали землей и сеткой, так что длинный корпус машины слился со скалами. За полтора дня Кэм видел женщину всего дважды, причем оба раза она совещалась с Деброй, Эрнандесом и Гилбрайдом. Как бы ему ни хотелось прикоснуться к Рут, он держался поодаль. Ее работа была важней всего. Кэм завидовал Дебре, потому что Рут не могла без нее обойтись. Блондинка ассистировала ей, сортируя пробы крови с горы Сильван. Дебра не гнушалась и тем, чтобы принести подруге обед или опустошить ведро, исполнявшее роль туалета.

Кэму приходилось действовать с оглядкой. В прошлый раз, оказавшись в такой ситуации, молодой человек совершил ошибку. Когда Рут закрылась в своей лаборатории в Гранд-Лейк, он нашел утешение в Эллисон.

— Ладно, давайте сворачиваться, — сказал Гудрич.

Он закинул за плечо два карабина. Кэм и Фоштоми поднялись вместе с ним, собирая свои М4. Закат уступал место ночи. Через тридцать минут была их очередь стоять в карауле.

Подходя с Фоштоми ко второму грузовику, Кэм не удержался и взглянул на палатку Рут. В этом хлипком сооружении жила их последняя надежда. Они не могли защитить Рут от обстрела или бомбежки, неважно, двадцать солдат тут было или пятьсот. И Кэм знал, что он самый бесполезный из них: с ничтожным опытом, оглохший на одно ухо, плюс еще его тихая вражда с морпехами.

Если бы было куда идти, Кэм мог уйти один, лишь бы снова двигаться вперед — так глубоко засела в нем эта потребность. Он понимал, что все дело в нервах, сомнениях и старых душевных ранах, но не знал, сможет ли когда-нибудь осесть на одном месте. Даже если Рут его примет, или Эллисон, или кто-то еще — не придется ли ему вечно бежать от себя самого?

* * *
Свет лампы озарил ущелье.

— А вот и она, — сказала Фоштоми.

Два человека откинули полог палатки. Дебра и Рут. Морпех, оказавшийся прямо перед входом и пригвожденный желтым световым лучом, поспешно отдернул голову. Эрнандес приказал соблюдать полное затемнение.

— Эй! — крикнул кто-то.

Рут замешкалась, но фигура повыше — Дебра — опустила полог.

Кэм поставил свою канистру на землю и зашагал к ним, моргая на ходу, чтобы восстановить зрение в сумерках.

— Кэм, подожди, — окликнул Гудрич.

Юноша не остановился. Если сержант потребует объяснений, можно сказать, что он не расслышал из-за проблем с ухом.

— Где генерал Эрнандес? — спросила Дебра у солдат, собравшихся перед палаткой.

Она поддерживала Рут и говорила от ее имени. Нанотехнолог стояла в неловкой позе, оберегая бедро. Дебра обнимала подругу одной рукой за талию. Кэм протиснулся мимо нескольких морпехов, чтобы подойти к Рут. Один из них говорил что-то, но Кэм уловил лишь обрывок фразы: «…аться сейчас». Тут солдат указал на него, и все замолчали. Кэма куда больше интересовало самочувствие Рут. В темноте сложно было что-то разобрать.

Рут заметила его и улыбнулась.

— Как ты? — спросила она.

Затем их разделили снова — Дебра повела Рут вперед, сквозь группу солдат. Рут один раз оглянулась. Ее волосы курчавились мягкой копной в лунном свете.

«Что ты нашла?» — подумал Кэм.

Он достаточно изучил Рут, чтобы узнать это выражение усталого удовлетворения. Хорошие новости. Наконец-то хорошие новости — значит, все их потери были не напрасны. Шагая за женщинами, Кэм улыбался от радостного предвкушения. В ущелье свистел ветер, холодный и бодрящий. Кэм чувствовал движение вокруг: другие солдаты вставали и шли следом. Большая часть отряда, состоявшего из двадцати шести рейнджеров и морпехов, сидела в стрелковых ячейках за оврагом, но остальные парами и тройками собирались вокруг Рут.

Как и грузовики, джип был замаскирован сеткой. Эрнандес спал возле машины и полевой рации. Рядом, опираясь спиной о колесо, сидел капрал морпехов с короткоствольным автоматом на коленях. Он разбудил Эрнандеса. Генерал, закашлявшись, сел. Затем его снова скрутил приступ кашля.

Дебра, отпустив Рут, встала на колени рядом с ним. Она положила руку на спину Эрнандесу. Тот с хрипом втянул воздух.

— Генерал…

— Я в порядке, — выдавил он.

Дебра осталась с ним. Врач явно пыталась послушать, как он дышит, и Кэму не понравилось видимое напряжение в ее позе. Вот дерьмо. Эрнандес скрыл от них свои проблемы с легкими. Но даже если это просто насморк, а не последствия облучения, генерал был слишком болен, чтобы побороть вирус.

Эрнандес выглядел бледным и истощенным.

— Доктор Голдман, — сказал он, быстро выделив главного человека в толпе.

— Они доверяли вам, — проговорила Рут. — Доверяли больше, чем вы думали.

— Я не понимаю.

— Лидвилл, — пояснила она. — Лаборатории.

Черные горы на западе озарили вспышки разрывов. Грохот долетел до них секундой позже. Рут тоже упала на колени, извернувшись, чтобы не потревожить раны на левом бедре. Кое-кто из морпехов присел рядом. Этот тесный круг не удивил Кэма. Всем хотелось знать.

— Они испытывали наночастицы на передовых войсках, — сказала Рут, — но похоже, были почти стопроцентно уверены, что новая вакцина сработает. Они вам доверяли.

— Новая вакцина, — повторил Эрнандес.

— Да.

Глаза Рут были распахнуты широко, как у маленькой девочки.

— Сейчас в вашей крови две наночастицы, и обе они отличаются от всех тех, что я видела прежде.

Эрнандес вздрогнул и снова закашлялся. Один из морпехов рядом с Кэмом схватился за грудь, а несколько других принялись судорожно рассматривать или ощупывать себя в страхе перед невидимыми наномашинами.

— Они сознательно выбрали вас, генерал, — сказала Рут. — Они вам доверяли. Мы взяли сотни проб крови, и ни у кого больше нет вакцины или рабочей версии «призрака».

— Что это значит? — раздался женский голос за спиной Кэма.

Это была Фоштоми. Обернувшись, он увидел, что девушка остановилась в стороне от группы, словно это могло ее спасти. Но она была смелой и верной. Ветер бросил в лицо Фоштоми прядь темных волос, и с этим порывом ветра рейнджер шагнула вперед, присоединяясь к другим, несмотря на страх.

Рут покосилась на молодую женщину, а затем снова повернулась к Эрнандесу. Может, Кэму только показалось, но оставив без внимания вопрос Фоштоми, Рут как будто взглянула и на него. Почему? Потому что ей не нравилось, что Кэм и Сара дружат?

— Как долго вы находились за пределами Лидвилла до падения бомбы? — спросила Рут у Эрнандеса. — Вы все это время оставались над барьером?

— Что вы пытаетесь сказать — что у нас был иммунитет против чумы?

— Абсолютно верно. В какой-то момент он у вас появился. Падение атмосферного давления после взрыва не имело никакого отношения к тому, что ваши бойцы смогли спуститься ниже трех тысяч метров и выжить.

Эрнандес покачал головой.

— Мы бы заметили.

— Нет. Нет, если вы никогда раньше такого не делали. Вы ведь не пытались атаковать китайцев ниже барьера до того, как Гранд-Лейк переслал вам нашу вакцину? Ту, что мы с Кэмом вынесли из Сакраменто? Так?

— Мы предприняли несколько вылазок. Мы думали, что все еще остались зоны, где бомба нейтрализовала чуму.

— У вас был иммунитет. Вакцина из Гранд-Лейк даже вполовину не так эффективна, как та, что уже была у вас.

Рут рассмеялась, но этот смех прозвучал безрадостно.

— Должно быть, вы получили ее в течение двух недель до взрыва. Лидвилл схватил наших друзей в Сьерре — вот откуда они взяли раннюю модель вакцины. Затем они заразили вас улучшенной версией и еще одной побочной разработкой, чтобы посмотреть, как две наночастицы будут взаимодействовать.

Солдаты снова беспокойно поежились.

— Боже, — сказал Уоттс, прижав руку ко рту.

Еще один защитный жест — вроде того, как Фоштоми сначала держалась подальше от группы. Для этих мужчин и женщин нанотех все еще оставался болезнью.

Рут спросила:

— Они делали вам какие-то уколы, давали таблетки? Может, говорили, что это витамины?

— Нет.

— Вакцина могла быть в пище или воде. Насколько я вижу, у улучшенной версии тот же недостаток, что и у первого поколения. Она размножается только в присутствии чумы. Это означает, что заражение было бы выборочным, если только вы не ели или не пили одно и то же.

Затем, смущенно помолчав, Рут спросила:

— После взрыва, когда вы бежали с горы — вы потеряли кого-то?

— Там был полный хаос, — ответил Эрнандес. — Очень темно и жарко.

Рут дотронулась до его руки.

— Можно ли как-то узнать, погиб ли кто-нибудь из них от техночумы?

Генерал взглянул на ее ладонь. Покачал головой.

— Пожалуйста, — попросила Рут. — Это важно.

— Там был полный хаос, — повторил он.

Кэму оставалось лишь удивляться тому, как мягко выразился генерал.

— Мы должны учитывать такую возможность, — сказала Рут.

Она оглянулась на Дебру, словно возвращаясь к прерванному разговору. Или просто не могла больше смотреть в лицо Эрнандесу.

Генерал все еще сидел, опустив голову, борясь то ли с болезнью, то ли с горем. Сейчас он выглядел непривычно слабым, и Кэм тоже отвернулся. Солдаты поступили так же из уважения к своему командиру. Кэм задумался, что они будут делать, когда генерал умрет.

— Мне снова понадобится кровь, — медленно произнесла Рут. — Нам надо переправить новую вакцину как можно большему количеству людей, и я думаю… Я уверена, что вы все еще живы только благодаря второй наночастице.

— Они привезли нам стейки за несколько дней до взрыва, — сказал Эрнандес. — Свежие стейки. Немного. Но мы удивились.

— Возможно, все дело в них, — заметила Рут.

— Мы уже начали переговоры с соседними частями. Я… мы говорили о том, чтобы покинуть наши посты.

В его глазах смешались обреченность и изумление. Эрнандес радовался тому, что оказался неправ, понял Кэм. Несмотря на все случившееся, генералу приятно было узнать, что Лидвилл продолжал полагаться на него.

— Мы думали, что они нас наказывают, — сказал Эрнандес. — Мы думали, это мясо было только подачкой, чтобы держать нас на коротком поводке.

— Они доверяли вам.

— А я уже нарушил присягу, — отозвался он, обводя взглядом морпехов.

Генерал использовал эту исповедь, чтобы укрепить связь со своими людьми. Он отошел от шока, и Кэм снова был поражен невероятным даром этого человека. Он из всего умел извлечь урок. Генерал непрерывно тренировал бойцов, уделяя им все внимание, — и это, в свою очередь, делало его сильнее. Кэм позавидовал Эрнандесу, и уже не впервые.

— Сэр, многие из нас думали переметнуться к мятежникам, — сказал Уоттс.

Дебра добавила:

— Это неважно. Вы не имели никакого отношения к бомбе.

— Это важно, — возразил Эрнандес. — Я должен был держаться до конца. Что если до президентского совета дошли какие-то слухи о моем заговоре? Что если из-за этого они не рассказали мне о вакцине? Подумайте о том, что мы могли бы сделать, если бы знали. Мы могли спуститься на шоссе. Мы могли укрепиться и остановить китайцев в самом начале наступления.

Кэм нахмурился. Действительно, много хороших возможностей было упущено, но его беспокоило другое. Эрнандес полностью игнорировал тот факт, что его использовали как подопытное животное. В этом месте у него было слепое пятно. Именно непререкаемая верность Эрнандеса делала их такими непохожими, и Кэм переживал за него. Кэм злился на него.

— Вы сказали, что они ввели нам два вида наночастиц, — сказал Эрнандес, снова закашлявшись и обернувшись к Рут.

Она кивнула.

— Обнаружив эту технологию в Гранд-Лейк, мы назвали ее «призраком». Никто не мог определить, для чего она предназначена. Должно быть, Лидвилл очень поспешно вывел несколько поколений. Мы изолировали по меньшей мере четыре штамма, прежде чем добрались сюда.

— Но это не вакцина.

— Нет. Да. Да, в каком-то смысле. Я все время думала, что большинство жертв облучения пострадали меньше, чем следовало ожидать, — но никто не мог точно сказать, насколько близко они находились к эпицентру взрыва. Никто, кроме вас.

Над их головами ночь взорвала стайка птиц — так неожиданно, что один из морпехов предостерегающе крикнул. Кэм вздрогнул.

Рут едва заметила эту заминку. Она говорила тихо и убежденно:

— Сэр, вы должны были умереть. Доза, которую вы получили, зашкаливает, но у вас также и самая продвинутая версия «призрака» из тех, что мне встречались. Это что-то вроде стимулятора общего действия. Думаю, это прототип защиты от «снежного кома». Вероятно, солдаты, в организме которых находится окончательная версия «призрака», могут ударить по врагу «снежным комом», а сами не ощутят никакого эффекта… и я полагаю, что он сохраняет ваши ткани, несмотря на радиационные повреждения. Он постепенно очищает ваши клетки…

Она на секунду склонила голову в сторону Кэма, а затем вновь взглянула на Эрнандеса и продолжила:

— «Призрак» восстанавливает вас.

— Но я в жизни себя хуже не чувствовал.

— Думаю, он не справляется. Это ранняя модель.

Эрнандес больше ничего не сказал, хотя в голове его наверняка шла напряженная работа. Кэм все еще пытался понять то, что сейчас услышал, — а ведь смертный приговор вынесли не ему.

— Мне очень жаль.

Рут снова протянула руку Эрнандесу, и генерал сжал ее ладонь.

«Она могла бы помочь нам», — подумал Кэм.

— Мне так жаль, — повторила Рут.

В ответ генерал скупо улыбнулся и сказал:

— Они помогли нам протянуть дольше, чем мы могли надеяться.

Эрнандес имел в виду себя и выживших солдат его роты. Он все еще ощущал связь с Лидвиллом, находя утешение в прошлом.

— Ты можешь спасти его? — спросил Кэм, потому что спросить о том, что его действительно волновало, было бы грубо и неуместно.

«Ты можешь помочь мне?»

Ему было стыдно за свой эгоизм, ведь Эрнандес по-прежнему думал в первую очередь о других. Генерал никогда бы не стал просить Рут за себя. Но тут вмешались его бойцы.

— Вам надо улучшить эту наночастицу, — сказал Уоттс.

— Пожалуйста, — добавила Фоштоми.

Еще кто-то спросил:

— Эта штука ведь и сейчас неплохо работает, так?

Рут опустила голову. С каждым днем она вела себя все более робко, что казалось странным для такого высококлассного специалиста. Она все чаще отворачивалась — Кэм запомнил этот жест с того дня, когда Рут впервые встретилась с Эллисон и попыталась избежать столкновения с молодой соперницей. Она привыкала уклоняться от испытаний, и это становилось опасным для них всех. Отчасти вина за ее нерешительность лежала и на Кэме.

— Может быть, — наконец сказала она. — Да, я вижу огромный потенциал. Модель, выделенная из вашего организма, представляет собой передовую разработку самых лучших нанотехнологов. Ее конструировали пятьдесят человек с полным комплектом оборудования и компьютерами.

Рут имела в виду, что осталась одна. Она все еще старалась выражаться уклончиво, как будто надеялась, что ее не станут загонять в угол. Их жизни зависели от нее. И, что более существенно, от ее работы зависел исход войны.

Человечеству суждено было вновь возродиться в Северной Америке. Это не вызывало сомнений, но вот цвет кожи и язык новых аборигенов зависел от успеха или неудачи Рут.

Возможность свободно передвигаться по зонам чумы — только начало. Но если бы удалось создать нанороботов, способных лечить даже серьезные раны, американцев уже ничто не смогло бы остановить.

Кэм сжал изуродованные пальцы и взглянул на Дебру, Рут и Эрнандеса. Все они пострадали, так или иначе. А что если даже после пулевого ранения или смертельного ожога можно будет встать на ноги? Они превратятся в суперлюдей. Кэм мысленно обратился с молитвой ко всем погибшим в Лидвилле исследователям.

«Помогите ей, — попросил он. — Как-нибудь помогите».

Разве работа этих людей не говорила за них? В самих наночастицах должны быть ключи к разгадке, как и другие следы их усилий: недостатки, которые необходимо исправить, улучшения, которые надо внести.

— Ты уже делала это раньше, — сказал Кэм.

— Я сам свидетель, — поддержал его Уоттс.

В лаборатории в Сакраменто Рут удалось быстро взять себя в руки и обогнать четыре исследовательские команды, создав первую рабочую вакцину на основе оригинального «аркоса». Конечно, в этом ей помогли еще два специалиста, Ди Джей и Тодд. Оба они были мертвы или пропали без вести.

— От вас зависит множество жизней, — сказал Эрнандес.

Рут избегала их взглядов.

— Мне понадобится время, — ответила она. — Может, слишком много времени. И здесь у меня нет никакого оборудования.

— В Гранд-Лейк есть, — возразил Эрнандес.

— Да. Есть кое-что.

— Мы можем доставить вас туда.

* * *
Утром 1-го июля они ехали на северо-восток. Прежде чем рассвело, дорога пошла под уклон. Четырехтысячники, возвышавшиеся на востоке, скрывали низкое солнце. Взгляд Кэма снова и снова возвращался к этим пикам. В ярком сиянии нового дня сложно было сказать наверняка, но с южной стороны горы казались необычно гладкими. Они оплавились. Их масса — единственное, что спасло Аспен-Вэлли, отразив большую часть ударной волны. И даже несмотря на это, группа Рут быстро оказалась в тех местах, где болотистая почва хлюпала под ногами. Вода после паводков, вызванных таянием ледников, еще не спала, хотя стволы упавших деревьев были сухими и хрупкими.

— Осторожней.

Фоштоми остановила Кэма, прежде чем он последовал за Митчеллом. Митчелл, переступив через серый засохший пень, угодил в лужу. По крайней мере, казалось, что это обычная лужа, но болотистая почва была обманчива. Митчелл тут же провалился по пояс. Он развернулся, чтобы схватиться за пень. Фоштоми зашлепала по воде ему на помощь. Оба были покрыты черными грязными пятнами гниющей коры.

— Держись! — крикнула Фоштоми.

Кэм оглянулся. Они двигались в центре группы, оберегая Рут. Большая часть отряда ушла вперед на разведку местности, но Рут уже советовалась с Деброй, высматривая другой проход через топь. Подняв руку, она шагнула влево.

— Подожди! — окликнул Кэм и поспешил за ней.

Отдельные деревья еще торчали на фоне неба, безлистые и изломанные. Весь длинный горный склон завалили рухнувшие стволы. К счастью, на высоте в две тысячи девятьсот метров ельник, смешанный с осинами, был редким, потому что в последующие за взрывом секунды ударная волна снесла деревья. Паводки сложили расщепленные стволы и ветки в предательскую головоломку.

С подлеском все было иначе. Большая часть травы и кустарников пережила жару и штормовые ветра. Во многих местах они поднимались над водой — но даже там, где почва повышалась, кустарник был болен. Когда Кэм тронул ветку, листья осыпались, как конфетти. Кэм не сомневался, что с каждой минутой, проведенной на этом разоренном склоне, они получают дополнительные рентгены.

Когда Рут начала боком перебираться через пару бревен следом за Деброй, Кэм схватил ее за руку.

— Ты должна подождать, — сказал он.

Темные глаза Рут сердито блеснули. Они больше не носили очков и масок. В этом не было необходимости, так что Кэму досталась полная порция негодования.

— Отпусти, — крикнула Рут. — Отпусти меня!

Она перебралась через ствол, обдирая кору мокрыми перчатками и подошвами ботинок. Кэм полез за ней.

— Черт возьми, да подожди ты! — выругался он, отворачиваясь от Рут и стараясь встретиться взглядом с Деброй.

Ушибленные ребра мешали идти. Пока он возился, Рут уже успела доковылять до следующего ствола и теперь шарила руками по сломанным веткам, нащупывая опору.

Она вела себя так с тех пор, как уехал Эрнандес.

— Ты должна поговорить с ней, — сказал Кэм, поравнявшись с Деброй.

Но высокая блондинка только равнодушно пожала плечами.

— Я думаю, она права. Нам нельзя останавливаться.

— А если она сломает ногу? — возразил Кэм, намеренно повышая голос.

Внезапно Рут, шагавшая первой, остановилась. Подняв голову, Кэм оглядел склон. В сорока метрах впереди Эсти вскинул руку, сигналя им поверх скрюченных стволов, воды и грязи. Гудрич и Баллард стояли ближе и тоже не двигались. Три сильные человеческие фигуры, замершие посреди загаженного болота.

Кэм просигналил в ответ и сказал Рут:

— Глупо, что ты идешь первой. Мы должны вернуться к остальным.

Но женщину остановило не это. Она наткнулась на птицу.

— Ох, — тихо выдохнула Дебра, когда Рут встала на колени и протянула руку к несчастному созданию.

Вьюрок, наверное, недавно залетел в зону чумы, потому что был все еще жив, хотя перья уже осыпались с его груди и шеи. Он слабо трепыхался в грязи. Его крылья бессильно трепетали, и возможно, он ослеп. Глаза птицы были мутного голубовато-белого цвета — Кэм такого никогда прежде не видел.

— Сюда! — крикнул Эсти.

Кэм снова ему махнул, хотя сомневался, что Рут послушается.

Она мешкала, поднеся руки в перчатках к птице. Кэм понял, что Рут не заметила раздувшиеся трупики бурундуков, мимо которых они прошли четверть часа назад, — два тельца, смытых со склона и лежавших рядом. Бурундуки тоже заставили бы ее остановиться, а бешеное нетерпение было все же предпочтительней этой прострации.

В припадке рвения Рут могла забывать о собственной безопасности, но это делало ее опасной и для окружающих. Нельзя допустить, чтобы она потеряла голову. Им еще раз понадобился ее талант — а до места встречи оставалось не меньше часа пути. Кэм от души надеялся, что Рут сможет дойти.

— Посмотри на него, — сказала Рут.

Она говорила о птице.

— Нам надо идти, — отозвался Кэм.

Дебра добавила:

— Рут, солнце уже встает.

— Конечно, — ответила ученая, но с места не сдвинулась.

— Конечно, вы правы. Это всего лишь долбаная птица.

Рут встала, оттолкнув их с дороги измазанными грязью перчатками. Руки ее дрожали.

Они шли пешком, потому что Эрнандес и его люди уехали на машинах обратно к горе Сильван. Так он убивал одним выстрелом двух зайцев: и возвращался на базу, и обманывал вражеские спутники. Его грузовики привлекали намного больше внимания, чем горстка людей. К тому же машины двигались к передовой. Если китайцы атакуют, Эрнандес отвлечет огонь на себя. Генерал рассчитывал выиграть для них время. Он организовал группу вертолетов, чтобы отвезти Рут обратно на север, но не хотел рисковать и сажать их слишком близко к горе Сильван. На нее было нацелено слишком много китайских батарей. К тому же у захватчиков преимущество в воздушной силе. Вертолетам грозила опасность, что бы ни сделал генерал, но Эрнандес собирался начать обширное контрнаступление и отбросить китайцев назад. Отвлекающий маневр.

«Просто сделайте все, что можете», — напутствовал Рут генерал, когда та уколола иглой внутреннюю сторону его предплечья, а затем немедленно воткнула эту иголку в собственное запястье.

Вот почему Рут была сама не своя. Эрнандес явно не надеялся дождаться результатов ее работы. Вполне вероятно, что во время атаки он собирался попросить самых больных солдат пойти вместе с ним в первых рядах. Кэм полагал, что они согласятся.

Худшее, что грозило Рут, — это пара царапин или вывихнутая лодыжка. И похоже, она специально лезла на рожон, напрямую пробиваясь через грязь и сплетение веток. Их тела служили сейчас инкубаторами. Сорок минут назад они спустились ниже барьера, и улучшенная вакцина начинала вытеснять более раннюю версию, быстро разбирая на атомы молекулы чумы и размножаясь. А наночастица-стимулятор помогала защититься от радиации.

Эрнандес готов был пожертвовать жизнью ради Рут. Получив больше времени для работы в Гранд-Лейк, ученая могла бы переломить ход войны, усовершенствовав частицу-стимулятор. Перед ними открывались неограниченные возможности. Увеличение регенеративных способностей организма было только началом. Рут могла бы удвоить силу солдат, улучшить их рефлексы, остроту их зрения. Но как всегда, проблема заключалась в контаминации. Если они будут передавать улучшенный стимулятор друг другу, то неизбежно заразят и противников. Супербойцы получат преимущество лишь ненадолго, пока враги не овладеют такими же способностями. Штатам нужно нанести один мощный, скоординированный удар, если еще осталось время — и достаточно солдат.

Болото вокруг них почернело. Эсти завел их туда, где падающие деревья вспыхнули и горели до тех пор, пока паводок не потушил огонь. Кэм увидел еще одну умирающую птицу. А потом он заметил голубую жестянку из-под пепси-колы. Интересно, как она попала сюда?

Откуда-то с севера донесся низкий вибрирующий рев истребителей.

— Ложитесь! — заорал Эсти.

Большинство плюхнулось в трясину, покрытую коркой сажи. Рут застыла, глядя вверх. Фоштоми схватила ее сзади за куртку.

— Ложись, дура! — крикнула Фоштоми, но грохот доносился издалека и с каждой секундой становился все тише, тая в ночном небе у них за спиной.

Развернувшись, Кэм увидел, как темный западный горизонт расцвечивает оранжевая световая морзянка — долины за горой Сильван озарились вспышками гигантских разрывов. Истребители США снова били по китайцам, ведя подготовку к наземному наступлению.

У Эрнандеса были кое-какие преимущества. Высота. В этом тоже заключалась ирония. Армии Колорадо оставались выше барьера из-за боязни техночумы и поэтому без боя уступили большую часть равнин и шоссе китайцам. Но сейчас они готовились обрушиться на врагов с превосходящих позиций.

«Не ради нее», — подумал Кэм.

Они делали это не только ради нее, хотя Эрнандес мог испробовать более острожную тактику, если бы не стремился в первую очередь защитить Рут. Вот почему она так нервничала. Еще тысячи людей погибнут, пытаясь ее спасти, и неважно, что решение принимала не она.

Когда путники наконец-то выбрались с болота на горный склон, их коснулись первые лучи солнца. Свет был ясным и теплым, а ветер доносил звуки канонады. Затем появились другие самолеты. Боевой клич войны катился следом за ними, километр за километром. Рут шла, не поднимая головы, ковыляя по камням и обугленной траве так быстро, как только могла.

Невысокий перевал впереди огласило гудение вертолетных винтов. Гудение переросло в рев, и три тупоносых «Черных ястреба» взмыли над горами. Эсти присел с рацией, а Гудрич замахал обеими руками над головой. К удивлению Кэма, два боевых вертолета развернулись и полетели дальше. Еще одна обманка. Третий направился прямо к ним. Он ярко вспыхнул на солнце, когда шасси коснулись земли. Командир экипажа со стуком распахнул дверцу.

* * *
— Ты мне доверяешь? — спросила Рут, придвинувшись так близко, что ее волосы защекотали лицо Кэма.

Он едва ее слышал. Внутри кабины шум винтов был просто оглушительный. Двигатель захлебывался воем всякий раз, когда вертолет набирал высоту или менял курс, маневрируя между горных пиков. Кэм, старясь отвлечься от грохота, смотрел на безжизненный мир внизу. Очертания гор менялись, но запустение было повсеместным. Бесконечные километры земли, покрытой золой, или водой, или бурым мертвым лесом.

Рут откинулась, чтобы заглянуть ему в лицо. В ее глазах светилось что-то новое, возбуждение и страх. Какая-то идея. Кэм кивнул, и губы Рут вновь зашептали в его здоровое ухо:

— Мне нужно, чтобы ты доверился мне еще раз.

* * *
Рейнджеров Эсти разделили, как только вертолет приземлился в Гранд-Лейк. Кэма и Дебру тоже привлекли к работе. Медики спецназа взяли у каждого из них по несколько шприцев крови. Солдаты отвели их к командным бункерам и баракам, быстро утыкали предплечья иголками, а затем принялись вводить окровавленные иглы в кожу других мужчин и женщин. Это было почти смешно. Кэм чудовищно устал, и витающий над всем этим процессом душок безумия напомнил ему дурацкие выступления клоунов, которые он видел в детстве на передвижных ярмарках и в парках развлечений.

«Откуда взялись эти воспоминания?» — пытался понять он, прижимая марлю к окровавленной руке.

Трое солдат потащили его к очередному бункеру. Один раз они накричали на гражданского. Мужчина попытался вцепиться в Кэма, но военные огрели его по лицу.

В Гранд-Лейк царила суматоха. Большую часть лагеря эвакуировали. Кэм оказался в палатке, набитой пилотами в полном летном снаряжении. Все они выбежали наружу, как только получили прививку.

В следующих двух бункерах было полно офицеров, сверяющих списки кодовых сигналов и дат. Из их переговоров Кэм узнал все, что нужно. Целый взвод сопровождал Рут в ее лабораторию. Кое-кто из высшего командования тоже остался, по крайней мере до тех пор, пока ниже барьера не организуют запасные базы. Они изо всех сил пытались убраться отсюда, не ослабив при этом собственную оборону. Но это было невозможно. Переселение требовало огромных усилий, и как раз тогда, когда следовало полностью сосредоточиться на противнике, — но на этих вершинах они были слишком уязвимы. За последние два дня китайские истребители восемь раз прорывались к Гранд-Лейк, поливая огнем их импровизированные базы ВВС и команды техобслуживания. Самолеты противника могли появиться снова в любую минуту.

Кэм знал то, чего не знали они. Усилия всех сторон ничего не будут значить, если Рут удастся задуманное. Она больше не собиралась усовершенствовать стимулятор. Она придумала, как полностью нейтрализовать врага, — однако никто не мог гарантировать, что ее схема сработает. А до тех пор Кэму оставалось только играть отведенную ему роль.

Один раз он заметил между палаток Фоштоми, бегущую в окружении собственной свиты. В другой увидел толпу, собравшуюся на холме напротив. В том лагере назревал бунт, и яблоком раздора стал очередной его товарищ по отряду. Многие беженцы уже ушли, решив положиться на раннюю версию вакцины. Но некоторые остались, то ли по инерции, то ли ради того, чтобы помочь организовать эвакуацию.

Эллисон Баррет была среди оставшихся. Она нашла Кэма тем же вечером, когда он обедал с Баллардом и Гудричем. Другие члены его отряда еще только должны были подойти, и при виде знакомого лица сердце молодого человека екнуло. Кэм встал из-за стола, прошел мимо своей охраны и обнял девушку.

— Идем со мной, — шепнула Эллисон.

Ее голубые глаза нетерпеливо блестели.

Кэм покачал головой.

— Я не могу.

Он решил, что девушка просит его выйти из палатки, но у Эллисон были более грандиозные планы. Обнажив зубы в своей свирепой и прекрасной ухмылке, она сказала:

— Ты можешь помочь нам. Пожалуйста. Обычные люди тоже важны. Нам нужны лидеры, а ты столько раз спускался ниже барьера. Ты знаешь, чего ожидать.

— Извини.

— Пожалуйста. Мы идем на восток, — говорила она, продолжая обнимать Кэма за талию. — А это место снова окажется под ударом. Ты ведь понимаешь.

— Да.

Баллард сказал, что они пустили в ход «снежный ком». Наземное наступление с горы Сильван почти сразу захлебнулось — китайцы задавили противников с воздуха, чего, вероятно, и ожидал Эрнандес. Несколько часов назад Гранд-Лейк распылил «снежный ком» над китайцами, когда те преследовали отступающего в горы Эрнандеса. Многие американские солдаты тоже погибли. Это была отчаянная демонстрация силы. Обе стороны пришли в бешенство. Ходили слухи, что коды запуска уже введены. Им грозил обмен ядерными ударами, и Гранд-Лейк наверняка должен был стать основной целью.

— Тебе надо уходить, — сказал Кэм.

— Ты больше не можешь помочь ей. Ты сделал достаточно.

Эллисон снова ощерила зубы.

— Она не любит тебя.

— Что?

— Она тебя не любит. Не так, как ты хочешь.

— Дело не в этом, — честно ответил Кэм.

Та связь, которую он ощущал с Рут, была намного крепче любовной — многоуровневая, мощная. Да, между ними бывали моменты физической близости, поцелуи и ласки. Может, будут еще. Но его чувство выходило далеко за эти рамки. И он собирался идти до конца.

— Ты можешь передумать, — сказала Эллисон. — Можешь пойти с нами, когда захочешь.

А затем она ушла. Кэм двинулся было за ней, но остановился у широкого входа в палатку. Двое его телохранителей шагнули следом. Кэм вгляделся в туманную ночь снаружи, в черноту между деловито снующими огоньками американских самолетов. Будет ли хоть какое-то предупреждение?

Может, лучше просто исчезнуть в мгновенной белой вспышке ядерного огня? Они ничего не почувствуют. И наконец-то обретут покой.

Кэм подумал о Николае Уланове, с которым уже никогда не встретится. Подумал о Рут, яростно пытающейся обогнать цунами войны. Несмотря на происходящее, он был спокоен и сосредоточен. Он сделал все, что мог. Теперь от него ничего не зависело. Так или иначе, но он готов был пойти на все, чтобы помочь Рут. Ему оставалось лишь ждать и наблюдать за тем, как Эллисон смешалась с толпой солдат, спешивших покинуть это обреченное место.

24

Командный бункер прятался под обычным с виду автокемпером Виннебаго, как и многие убежища в Гранд-Лейк. Рут с большим трудом прорвалась внутрь. Четверо солдат, дежуривших у дверей кемпера, оказались десантниками ВВС США. Когда Рут приблизилась, они сняли оружие с предохранителей, что изрядно обеспокоило и разозлило ее.

— У меня есть приказ, мэм, — заявил их капитан.

— Черт побери, у меня тоже.

— Это доктор Голдман, — сказал пришедший с ней Эсти.

Рут, впрочем, полагала, что ее сопровождение только мешает. Кэм попросил Фоштоми, Гудрича и Эсти держаться рядом с ней. К этому времени рейнджеры уже привыкли охранять ученую. К сожалению, первейшей обязанностью капитана ВВС было считать каждого угрозой безопасности.

— Это леди, занимающаяся нанотехом, — пояснил Эсти.

— Мне нужно встретиться с губернатором Шогом, — сказала Рут, предъявляя им свое новое удостоверение.

Капитан не двинулся с места, но один из его подчиненных опустил автомат и протянул руку к документам.

— Свяжись с ними, — приказал ему капитан. — Остальные, давайте-ка отступите немного, ладно?

— Ладно, — ответила Рут.

Все они были напряжены. Все они ожидали смерти. Может, отряду десантников, стоявших спиной к безопасному убежищу, приходилось трудней всего. Если, конечно, убежище было безопасным. Рут не сомневалась, что бункеры выдержат обычные бомбовые удары или артиллерийский обстрел, но у инженеров Гранд-Лейк вряд ли нашлись ресурсы для постройки глубокого и надежного укрытия против ядерного удара.

Рут снова взглянула на небо, и Фоштоми, стоявшая рядом, неосознанно скопировала ее движение. Импульс был слишком сильным. Однако от передвижного дома к ближайшему трейлеру тянулась маскировочная сетка, образуя крышу над крыльцом и проходом между машинами. Рут почувствовала себя слепой. Глупо, конечно, но при виде пустого неба она успокаивалась. Женщина снова взглянула вверх, хотя и знала о натянутой сетке.

«Прекрати это», — мысленно обругала себя Рут.

Развернувшись, она принялась наблюдать за десантниками. Человек с ее документами отошел к телефону, установленному на стене автокемпера. Рут попыталась понять, как командный бункер сохраняет связь с рациями, радарами, мобильными телефонами и спутниками, не выдавая при этом противникам свое расположение резким скачком в интенсивности электронного шума. Может, они протянули кабели по всей горе, чтобы распределить сигнал, и спрятали тарелки и передатчики в других машинах и палатках? Да и какое значение это имело?

Ей не хватало Кэма. Рут ожидала, что в конце они будут вместе, однако Кэм спокойно выслушал ее, кивнул и ушел. Дебру убедить оказалось труднее, но и она покинула лагерь. Теперь Рут осталась одна. С рейнджерами ей так и не удалось подружиться. Они не приняли ученую, несмотря на ее уважение и совместно пролитую кровь.

— Фоштоми, — позвала Рут.

Девушка улыбнулась, и нанотехнолог попыталась выдавить ответную улыбку.

— Спасибо.

— Не за что.

«Нет, есть за что», — подумала Рут, но тут десантник повесил трубку и сказал:

— Голдман, можете проходить.

— Эти трое нужны мне, — ответила Рут.

— Нет, мэм, — сказал капитан и махнул рукой, делая ей знак пройти вперед. — Мы сейчас вас обыщем. Пожалуйста, снимите куртку.

— Они мне нужны, — упрямо повторила Рут, надеясь, что голосом не выдаст волнения. — Скажите Шогу.

— У нас режим ограниченного доступа, мэм.

— Скажите Шогу, что они мне нужны, иначе я не смогу гарантировать, что следующая версия стимулятора будет работать. Они одни из первых носителей.

Последняя часть была почти правдой. У другого ученого могли бы появиться вопросы, но Рут полагала, что губернатор Шог и военное командование вряд ли станут спорить. Им во что бы то ни стало требовался прогресс в ее нанотехнологических разработках.

— Хорошо.

Капитан жестом велел своему подчиненному вернуться к телефону. Пока тот говорил, офицер закинул автомат за спину и принялся ощупывать Рут, ничуть не стесняясь шарить по ее талии, под мышками и между ног. Естественно, он заметил ее мобильник и вытащил из нагрудного кармана.

— Телефон мне нужен для связи с лабораторией, — сказала Рут.

Маленьких стеклянных нашлепок, которые она приварила к внутренней стороне двух пуговиц на рубашке, капитан не нашел.

* * *
Лестничный колодец оказался глубже, чем ожидала Рут. Ее телефон, скорей всего, был тут бесполезен. Это усложняло дело. Прежде чем дверь закрылась, Рут один раз оглянулась через плечо. При этом она потирала ладонь большим пальцем, словно там все еще лежал ее заветный камешек. Затем от промозглой стужи туннеля по рукам и шее побежали мурашки, и ученая запнулась ногой о бетонную ступеньку.

Эсти подхватил ее.

— Аккуратней, — сказал он.

Лестница была очень крутой. Рут быстро миновала четыре гигантских стальных двери, разделенных лестничными пролетами примерно в этаж высотой. Железные створки выполняли роль амортизаторов, предназначенных для поглощения и отражения взрыва. Может, бункер и пережил бы попадание ядерной бомбы. Все двери открывал, а затем тщательно запирал за ними полковник ВВС, провожавший их внутрь.

Пятая дверь вела в зал размером с небольшое здание. Зал был заполнен компьютерами, экранами и людьми. Голые бетонные стены и потолок усиливали звук голосов. В этой бетонной коробке, по оценке Рут, было заперто не меньше сотни солдат. Большая часть сидела перед стойками с оборудованием. Другие стояли или шагали по проходам. Среди униформ преобладал синий цвет ВВС США, но встречались и люди в пустынном камуфляже или хаки. Рут заметила и несколько групп гражданских.

— Сюда, — сказал полковник.

Он повернул направо, но Рут двинулась влево. Полковник пошел к противоположной двери, однако Рут заметила губернатора Шога в офисе со стеклянными перегородками и зашагала прямиком к нему.

— Доктор Голдман? — неуверенно позвал Эсти.

Полковник ВВС завопил:

— Остановите эту женщину!

Вокруг нее собралась небольшая толпа. Двое мужчин и женщина ухватили ее за руки, причем один из них выронил пачку распечаток. Четвертый солдат вскочил со стула, в спешке забыв отключить соскользнувшие ему на шею наушники.

— Отпустите меня!

— Сержант? Что происходит?

Полковник обращался не к Рут, а к Эсти. Нанотехнолог поняла, что это еще один способ поставить ее на место.

— Сэр, я точно не знаю, — ответил Эсти, но при этом махнулрукой в сторону застекленного офиса.

Ни один из людей внутри пока что их не заметил.

— По-моему, она просто пытается поговорить с губернатором.

— Так и есть, — подтвердила Рут.

Полковник уставился на нее.

— Я говорю вам, куда идти. Ясно?

— Да. Извините.

— Они присоединятся к нам через минуту, — добавил полковник. — Я отведу вас в свободный офис.

— Да. Хорошо.

«Нет», — подумала она.

Во время разговора с Шогом и его генералами ей хотелось быть в самом сердце их штаба. Если дать им хоть малейший шанс, они заставят ее замолчать. Рут не могла допустить, чтобы ее изолировали.

Ей повезло. Губернатор наконец-то заметил, что в главной комнате что-то не так. Он подошел к стеклянной двери офиса. Отлично. Толкнув дверь, Шог приветственно поднял руку, не понимая, что происходит. За ним вышел мужчина в синем мундире, затем женщина в армейском хаки.

Солдаты отпустили ее, и Рут на секунду освободилась. Один из них нагнулся, чтобы подобрать с пола распечатки, а оператор снова сел на стул. Рут рывком вытащила из кармана мобильник.

— Ни с места! — крикнула она.

Рут наставила черную пластиковую коробочку на Шога, как пистолет, и рявкнула на военных, снова собиравшихся схватить ее: «Стойте!».

Они чуть не скрутили ее. Рука оператора замерла на ее рукаве. Другой солдат застыл у нее за плечом, а полковник вытащил пистолет. Они не знали, что собирается сделать Рут, но в двадцать первом веке телефон вполне мог оказаться оружием. Один звонок — и последует взрыв или вражеская атака.

— Всем отойти, — приказала Рут.

Она немного развернулась, так что теперь ее телефон был нацелен на оператора, и шагнула назад. Между ней и толпой образовалась узкая полоска пустого пространства.

— Послушайте меня. Война окончена.

Но никто ее не слушал.

— Опусти это! — потребовал полковник.

Губернатор выкрикнул:

— Что вы делаете?

В комнате продолжали разговаривать. Не считая нескольких человек, стоявших вплотную к ней, остальные солдаты были поглощены работой. Рут невольно подумала, сколько жизней на территории США она уже поставила под угрозу, помешав связистам. Одна девушка у своей консоли говорила в микрофон, не сводя глаз с лица Рут.

— Подтверждаю, Сойка-три. Ждите их появления с севера.

Рут, передернувшись, снова сжала телефон в кулаке. Ей надо было успокоиться.

— Война окончена, — повторила она. — Я заставлю вас заключить перемирие.

— Вы не можете… — начал Шог.

— Опусти это, — повторил полковник, целясь ей в лицо.

Трое других солдат вытащили пистолеты, но Рут не опускала мобильник.

— Это единственный способ, — заявила она.

Полковник передернул затвор своей 9-миллиметровой беретты, досылая патрон. Дуло по-прежнему смотрело ей в лицо. Ученая ощутила, как от щек отливает кровь. Что-то сжалось в груди — то ли сердце, то ли легкие.

— Это было последнее предупреждение, — процедил полковник.

Эсти, шагнув вперед, заслонил ее.

— Подождите.

Сержант поднял руки, целиком закрыв Рут, и сделал еще шаг, прямо под дуло пистолета полковника.

Гудрич встал с другой стороны, расширяя зону безопасности.

— Люди, просто подождите, — сказал он.

Рут была поражена. Она долго пыталась понять, зачем Кэм попросил этих троих сопровождать ее, — именно их, без Балларда и Митчелла. Рут никогда бы не подумала, что Эсти решится пойти против старших по званию. Однако Кэм не ошибся на его счет, верно оценив и усталость, и горе сержанта. Эсти хотелось верить, что Рут знает какой-то выход.

Фоштоми не последовала примеру товарищей. Вместо этого капрал схватила Рут за волосы и крутанула, ударив предплечьем по сжатому кулаку ученой. Она вышибла телефон, и тот упал между компьютерными консолями. Затем девушка приложила Рут бедром и лопатками об стол, клавиатуру, футляры с картами и наладонник.

— Нет! — выдохнула Фоштоми.

Ее хорошенькое лицо перекосилось от ярости. Она высоко занесла сжатый кулак. Рут попыталась блокировать удар, но промахнулась. Костяшки Фоштоми скользнули по ее зубам. Затылок Рут с треском ударился об угловатую консоль.

Гудрич попытался вцепиться в Фоштоми, но его оттащил другой военный. Эсти даже не сумел приблизиться. Один из солдат огрел его по голове рукояткой пистолета, и сержант грохнулся на перевернутый стул.

— Постой, — закашлялась Рут, сплевывая кровь.

— Ты чокнутая сука. Мы умирали ради тебя! — выкрикнула Фоштоми.

Она была совершенно права. Веснер. Парк. Сомерсет. Рут не знала, сколько еще людей погибло или было ранено при атаке Эрнандеса с горы Сильван, но вероятно, их количество исчислялась тысячами. И именно из-за них она пришла сюда.

— Нанотех, — выдавила Рут.

Фоштоми лишь попыталась ударить ее снова, вырываясь из рук окруживших их мужчин.

— Нет! — прокричала Фоштоми, не солдатам, а Рут.

Кэм промахнулся с ней — возможно, его ввело в заблуждение симпатичное личико. А может, капрал никогда не возлагала на Рут таких надежд, как остальные. Неважно. Левая рука Фоштоми моталась над рубашкой нанотехнолога, колотя по ее груди и дергая пуговицы. Эти пуговицы Рут обработала жидким стеклом, создав поверх пластика крошечные пузырьки воздуха.

— На мне нанотех! — завопила Рут. — Уберите ее! Сейчас же уберите ее от меня!

Полковник ВВС отшвырнул Фоштоми в сторону, но тут же занял ее место. Он прижал пистолет к подбородку Рут, заставив ученую запрокинуть голову. Она была слишком напугана, чтобы лежать неподвижно. Рут попробовала ощупать рубашку, проверяя, не оторвались ли пуговицы, — однако полковник, нависнув над ней и компьютерной консолью, тут же придавил другой рукой ее запястье. Он вывернул Рут предплечье — сломанное предплечье — так, что женщина вскрикнула. Затем кто-то другой перехватил вторую ее руку. Рядом прижали к компьютерам Эсти, приставив к затылку автомат. За спиной полковника стояло не меньше дюжины десантников, и все же Рут сумела ухмыльнуться им поверх гладкого пистолетного ствола.

— Отпустите меня, — сказала она.

— Где Кэм? — орала Фоштоми, дергаясь в руках троих солдат. — Где ее дружок?

— Эта война окончена, — сказала им Рут, окровавленная и вконец отчаявшаяся.

Она слизнула с губ теплую, отдающую металлом влагу, словно раны принадлежали кому-то еще. Рут радовалась боли — ведь физическая боль не могла сравниться с ледяной иглой в сердце.

— Слушайте меня, — сказала она. — Другого пути нет. Я разработала наночастицу, которая заставит китайцев отступить обратно в Калифорнию. Но если вы в точности не исполните то, что я говорю, все наши тоже погибнут.

Полковник не отпустил Рут, однако покосился на ее рубашку и буркнул:

— Вот дерьмо.

Рут Голдман снова стала предателем.

* * *
— Зачем вам это? — спросил Шог.

Генерал Карузо добавил:

— Подумайте о том, что вы делаете. Пока еще не поздно. Мы можем использовать это, чтобы застать их врасплох.

— Нет.

Рут старалась спокойно сидеть в кресле. Ей хотелось выглядеть сильной, но она никак не могла удобно устроиться. Спину покрывали синяки. Губы были порваны и распухли. Их быстро обработал доктор, наложив один стежок на верхнюю губу и заклеив рану марлей и пластырем. Повязка давила на нос. Рут то и дело поднимала здоровую руку и теребила ее.

— Если бы у нас было время скоординировать действия, — продолжал Карузо. — Если бы вы дали нам несколько дней…

— Нет.

Рут нервничала, но это работало на нее. Они тоже сидели как на иголках, потому что нанотехнолог сжимала одну из пуговиц между большим и указательным пальцами. При каждом ее движении они вздрагивали.

После того как полковник отпустил Рут, Шог пришел в себя первым.

«Мы можем позвать кого-нибудь, чтобы вас осмотрели», — предложил он.

Губернатор хотел перевести ее в застекленный офис, но Рут отказалась. Ей нужны были свидетели. Ей нужно было, чтобы руководство Гранд-Лейк не могло скрыть эту информацию.

Оператор, включившийся в потасовку, отошел к своей консоли. Девушка рядом с ним так и не прекращала говорить в микрофон, давая указания эскадрильям истребителей над Невадой. Повсюду в зале люди возвращались к работе — но они знали, что Рут здесь. Голоса оставались приглушенными. Они обсуждали ее. Некоторые из них слышали, что сказала Рут. Они передали остальным. И, начиная отсюда, правда постепенно станет известна американцам и канадцам к северу и к югу от Скалистых Гор. Отсюда Рут могла добраться до врагов.

— Это предательство, — заявил Карузо.

«Это истинное начало», — подумала Рут.

Не бомба. Не вторжение. Сегодня. Сегодня наступит мир.

Она ощущала законную гордость. Это чувство ярко горело в груди, борясь со страхом и стыдом, — ведь еще много людей умрет из-за того, что она не смогла сделать этого раньше. Боль напомнила ей о том времени в Неваде, когда она умирала от жажды и остро чувствовала свою связь со всем сущим.

Все, что она совершила за тридцать шесть лет, вело ее к этому дню. Все ошибки, все неверные повороты в конечном счете оказались совсем не ошибками. Каждое открытие, пускай и самое малое, увеличивало ее мастерство. В этом заключался смысл ее жизни.

Рут очень хотелось убедить окружавших ее людей, но если понадобится, она готова заставить их силой.

— Я хочу, чтобы вы подключили телефонную линию.

— Вы не продумали свой план до конца, — сказал Шог, вновь пытаясь сбить ее с толку.

— Сейчас же подключите телефонную линию. Вы слушаете меня? Если я не поговорю с друзьями в течение ближайших двадцати минут, нанотех сначала ударит по нам. Он сработает в пользу противника. Дайте мне поговорить.

Командный бункер находился слишком глубоко под землей. Мобильник Рут был тут бесполезен, но она знала, что ее могут подключить к наружным вышкам мобильной связи с помощью любой из сотни телефонных линий. Руководство Гранд-Лейк тянуло время. Сначала передали ее требование человеку, сидевшему в следующем ряду компьютерных стоек — подальше от нее. Затем еще один солдат подбежал и сообщил, что вышки перегружены и что они наберут нужный ей номер, как только смогут найти подходящее окно.

Вероятно, они пытались определить местонахождение владельцев двух мобильных номеров, которые она им продиктовала. Было ли это вообще возможно? Приходилось учитывать такую вероятность. Если они не смогут отследить телефоны с помощью электронных средств, то организуют поисковые группы и поднимут вертолеты. Нельзя давать им дополнительное время.

Рут встала.

— Не провоцируйте меня, — сказала она, оглядываясь в поисках Эсти и Гудрича.

Ученая потребовала, чтобы их освободили, и теперь оба рейнджера стояли поблизости.

Фоштоми увели. Капрал проклинала всех троих так, что Шог в конце концов резко рубанул рукой воздух, и десантники потащили обезумевшую от злости девушку прочь.

«Почему вы помогаете ей?» — вопила Фоштоми.

Гудрич, похоже, и сам не мог ответить на этот вопрос. Эсти смотрел прямо перед собой, практически вытянувшись по стойке «смирно», а Гудрич уставился в пол, не решаясь взглянуть в глаза собравшимся вокруг них солдатам.

Рут не сомневалась, что оба рейнджера сожалели о своем поступке, но ее не покидала надежда. За ними стояла история. Сегодня 2 июля, через два дня наступит 4-е, день рождения американской нации, — а их действия можно было расценить как самую настоящую революцию. Если им удастся положить конец войне, это означает освобождение, причем не только от китайцев, но и от их собственного правительства.

— Я собираюсь позвонить. Прямо сейчас.

Карузо встал, словно хотел преградить ей дорогу.

— Мы просто не используем здесь мобильные телефоны, — сказал он. — Дайте нам пару минут.

— Нет.

Рут подняла вверх пуговицу. Карузо попятился. Нанотехнолог двинулась между тесными рядами мужчин и женщин, стараясь не обращать внимания на выражения их лиц. Эсти вел себя совершенно правильно. Эти люди злились и нервничали, но нельзя было позволить их чувствам повлиять на нее. Рут остановилась рядом с офицером связи, которому передали номера. Карузо и Шог шли прямо за ней, вместе с Эсти и большинством десантников.

— Голдман! — воскликнул Шог.

Она тоже повысила голос.

— Если я взломаю контейнер, через пару секунд все в этой комнате будут дышать нанотехом. Дайте мне телефон. Сейчас же.

— Ты тоже умрешь, — ответил Шог.

— Я знала это еще до того, как вошла сюда.

Рут быстро моргнула, чтобы он не увидел ее слез, — но ее прямота потрясла их сильнее всяких угроз.

— Ладно, — сказал Карузо. — Ладно. Секундочку.

Рут приставила к горлу Шога и его командиров целых два меча. Крошечные стеклянные контейнеры, которые она пронесла в бункер, были всего лишь первым. Нанотехнолог наконец-то поняла, что выбора у нее нет. Она должна сделать это в память о самопожертвовании Эрнандеса и бойскаутов, и каждого безымянного солдата, погибшего при попытке ее спасти, и даже захватчиков — даже Николая Уланова.

Рут использовала тот гигантский прорыв в нанотехнологии, который обнаружила при изучении стимулятора и усовершенствованной вакцины, — однако вместо того чтобы улучшить стимулятор, создала новую, крайне опасную антинаночастицу. Паразита, способного вмешиваться в работу обеих версий вакцины и полностью их блокировать. Необратимо. У частицы не было других функций или побочных эффектов, но этого вполне хватало, чтобы навсегда лишить любого носителя возможности спускаться ниже барьера. В организме человека, зараженного паразитом, вакцина существовать не могла. Новая частица уничтожила бы армии на всей территории американского Запада, лишив их артиллерии, бронетехники и множества людей, которые погибли бы при подъеме к барьеру.

Это вызвало бы кратковременный всплеск боевых действий. В Юте русским не осталось бы ничего другого, кроме как кинуться грудью на американские орудия к востоку от Солт-Лейк-Сити. В Колорадо перед китайцами встала бы та же проблема. Их линиям снабжения и резервам, растянувшимся по всему Юго-Западу, пришел бы конец. Преимущество вновь оказалось бы на стороне США, но первый день обернулся бы катастрофой. Все участвующие в конфликте стороны понесли бы неимоверные потери.

Рут поклялась, что сделает это, если немедленно не будет заключено перемирие и не начнется безоговорочное отступление. К сожалению, она не могла обойтись без посторонней помощи. Враг должен был серьезно отнестись к угрозам применить нанотехнологическое оружие, но одни слова их бы не остановили. Нужно было предъявить доказательство, поэтому Рут сконструировала вторую модель паразита. В эту она встроила жесткий ограничитель. Наночастица действовала только на территории площадью в несколько городских кварталов, вместо того чтобы неограниченно размножаться.

Эту вторую АНН она и пронесла в бункер. Еще четыре капсулы нанотехнолог оставила для руководства Гранд-Лейк в лаборатории. Военным понадобятся самолеты, оборудованные ракетами, куда вместо взрывчатки будут помещены наночастицы. Тогда, объявляя свой ультиматум, США смогут поразить четыре цели в глубине вражеских позиций, предоставив неопровержимое доказательство эффективности паразита.

В этом плане было слишком много мелких деталей, чтобы сразу все организовать. Рут понимала, что придется подталкивать их на каждом этапе пути, продержав Гранд-Лейк в заложниках целые часы или даже дни. Сегодня утром Кэм и Дебра покинули лагерь, прихватив с собой капсулы с миллионами частиц паразита, и двинулись в противоположных направлениях. Они готовы были рассеять наночастицы по приказу Рут, если их схватит или если Рут не сможет с ними связаться.

— Сначала наберите восемь-четыре-шесть, — велела она, разглядывая сложную панель управления рацией. — Дайте мне вашу гарнитуру.

Рут не могла знать наверняка, прослушивается ли линия, но говорить в открытую все равно не хотела.

Связист подчинился. Он ввел цифры, и Рут услышала обычный гудок телефона. Первый, второй. Затем ей ответил чужой голос.

— Барридж, — произнес мужчина.

Рут, похолодев, сдернула гарнитуру не зажившей до конца рукой.

— Это не тот номер, — сказала она, резко поворачиваясь к связисту.

— Нет, мэм. Все верно.

— Барридж, — повторил мужчина, когда Рут снова прижала к уху наушник.

Ей пришлось глубоко вздохнуть, чтобы побороть приступ паники.

«Господи Боже, — подумала она. — Боже правый».

С ней говорил военный или агент спецслужб — Рут знала, что они представляются по фамилии, отвечая на звонки. Поэтому она отозвалась в той же манере.

— Это Голдман, — сказала Рут, проверяя его.

— Ваша подруга у нас, доктор Голдман. И нанотех. Мы…

— Дайте мне поговорить с ней.

— Мы знаем, куда пошел второй…

— Дайте мне поговорить с ней! — выкрикнула Рут.

Увидев триумф, написанный на лице Шога, женщина вспыхнула от ярости. Она чуть не раздавила сжатую в пальцах стеклянную капсулу. Вместо этого ученая отвернулась и, конечно же, наткнулась на взгляд Эсти. Челюсть сержанта отвисла от ужаса. Он все понял.

Без внешней угрозы Рут не могла диктовать им условия, даже если заразит всех в убежище. Они и без того были заперты в этих четырех стенах, выполняя служебный долг. Можно было изолировать бункер, организовав карантин. Угроза застрять выше барьера — слишком слабый рычаг давления. Рут начала медленно оседать. Эсти подскочил и поддержал ее за руку.

«Господи Боже».

Наконец-то в трубке послышался голос Дебры Рис. В нем не осталось ни грамма привычной самоуверенности.

— Рут, я… — пробормотала она. — Рут, мне очень жаль, но ты не можешь это сделать.

Накрыв ладонью руку подруги, Рут ответила:

— Мы можем остановить войну.

Но похоже, этого оказалось недостаточно.

Дебра сдалась властям.

* * *
— Все кончено, — объявил Шог, протягивая руку к гарнитуре.

Рут попятилась.

— Второго моего человека вы еще не схватили, — возразила она.

У Рут чуть не вырвалось имя Кэма. Может, и надо было его назвать. Фоштоми сразу же догадалась, кто помогал ей. К тому же позиция Рут усилится, если они будут знать, что паразит у Кэма — одного из немногих вышедших из Сакраменто.

— Наберите номер, — сказала она. — У вас мало времени.

— Мы найдем его, — бросил Шог.

— Мне плевать. Если он вскроет капсулу, все будет кончено. Нанооружие первым ударит по нам. Вы потеряете всех, кто успел эвакуироваться, и все передовые части в Скалистых Горах.

Карузо скривился.

— Это безумие.

— Наберите номер, — велела Рут связисту, после чего вновь обернулась к Шогу и Карузо.

— Неужели вы не понимаете? Если вы сделаете так, как я говорю, китайцы отступят. Мы победим. Прошу вас.

Глядя им в глаза, она повторила:

— Прошу вас.

В наушниках раздался всего один гудок, и голос Кэма, спокойный, как всегда, произнес:

— Да?

От этого голоса сердце Рут снова забилось чаще.

— Ты в порядке? — чересчур громко спросила она.

— Да. Что происходит?

Рут легко представила, как он в полном одиночестве шагает по горному склону, с винтовкой и рюкзаком за плечами. Теперь, спустя столько времени, его место было там, хотел он этого или нет. Кэм спустился за барьер несколько часов назад, затерявшись среди скал и деревьев, — уже без очков и маски. Ветер ласкал его лицо… и в воображении Рут взгляд его темных глаз метнулся вверх при звуке приближающихся вертолетов.

— Я хочу, чтобы ты довел это до конца, — мягко сказала Рут.

Потом, сообразив, как могли прозвучать ее слова, она поспешно добавила:

— Нет, я имею в виду, просто иди дальше. Но мне нужно, чтобы ты был готов.

— Если ты… — отозвался Кэм.

Кто-то вмешался в их разговор. Спецслужбы Гранд-Лейк прослушивали ее с самого начала. У Рут перехватило дыхание от страха, когда в наушниках прозвучал голос другого человека: «Нахарро, это майор Касвелл. Отбой, солдат. Ты меня понимаешь? Отбой. Если позволишь ей использовать нанооружие, убьешь тысячи наших людей».

Кэм даже не ответил военному.

— Если ты считаешь, что так лучше, — договорил он.

— Да, — сказала Рут, словно дала обещание.

Кэм идеально подходил для того, чтобы взвалить на него эту ответственность. Он привык полагаться только на себя и действовать в одиночку. Может, даже злился на них за то, что так хотел прижиться, но вечно ощущал себя чужаком.

— Кэм, — произнесла она, не подумав.

А потом повторила:

— Кэм, спасибо тебе.

Рут понимала, что надо прекращать разговор, иначе Гранд-Лейк сможет засечь координаты Кэма, — но ей так хотелось, чтобы он почувствовал настоящую теплоту.

— Не беспокойся обо мне, — сказала она.

— С тобой все будет в порядке.

Затем его тон изменился.

— Освободите ее, — сказал он тем, кто прослушивал линию, — или я все равно выпущу нанотех.

Затем в трубке послышались гудки. Им с Кэмом надо было сказать еще так много — но судьба так и не подарила им этого шанса.

Рут вся тряслась. Она чуть не выронила пуговицу. Однако жизнь научила ее перенаправлять эмоции в нужное русло, и сейчас Рут обратила их силу против Шога и Карузо. Она уже не пыталась сдержать дрожь в голосе.

— Я даю вам один час, — проговорила она. — Подготовьте самолеты. Лучше поднять их в воздух до того, как мы предупредим китайцев, а то они просто зачистят здесь все еще одной ядерной бомбой.

Карузо выпалил:

— Но нам нужно больше времени!

— Один час. С препирательствами покончено.

— Проклятье, но это полное безумие.

— Мы победим, — сказала Рут. — Сделайте это, и мы победим.

В паразите было все: и лучшее опознавание новой вакцины, и беспрецедентная скорость размножения, как у техночумы. Без гипобарического предохранителя он мог распространиться по всему миру быстрее, чем чума, заполнив собой атмосферу и переносясь в реактивной струе истребителей. Нанотех добрался бы до Европы и Африки за считанные дни вместо недель, приговорив всех к существованию на крошечных островках выше трех тысяч метров.

Учитывая, что китайцы вели еще одну войну в Гималаях, они не могли пойти на такой риск, даже если бы русские решились. А без союзников и русским придется сдать позиции.

— Подумайте о том, что сделали с нами эти ублюдки, — сказал Шог. — И вы хотите позволить им удержать за собой Калифорнию?

— Какую-то ее часть. На время. Разве это имеет значение?

— Это наш дом! Наша земля.

— Они сами вернутся домой, если мы им позволим. Если дадим им немного времени. Они уберутся к себе, или я их уничтожу. Только их, неужели вы не понимаете?

Рут знала, что способна создать новую чуму, которая сотрет врага с лица земли. Только их, всех до одного — «умную» наночастицу, чувствительную к расстояниям. Паразит был лишь первым шагом к новому, потрясающему уровню нанотехнологий.

— Тогда сделайте это сейчас, — потребовал Карузо. — Убейте их сейчас.

— Нет.

Рут наконец-то поняла, что он вымотался не меньше других. С начала вторжения его преследовали сплошные неудачи. Карузо схватился бы за любую соломинку, но Рут никогда бы не решилась на геноцид, пока оставался другой выход. Даже новая чума не способна была убивать мгновенно. Китайцам хватило бы времени на запуск ракет.

Отчаявшиеся народы по всему земному шару просто больше не могли воевать. Цена была слишком высока, и другого конца, кроме тотального уничтожения, этому не предвиделось.

— Где-то это должно остановиться, — сказала Рут с грустью и непреклонной верой. — Это прекратится сегодня.

25

На горе собралась толпа — мельтешение темных точек на более светлом фоне земли. Сотни людей выстроились в две медленно движущиеся цепочки, следуя V-образному изгибу двух прорезавших склон оврагов. Десятки других спускались прямо по предгорьям, не заходя в ущелья. Солнечный свет поблескивал на оружии и снаряжении. Предвечернее солнце уже почти ушло с восточного склона Скалистых Гор, и его пологие лучи превращали все в игру искр и теней.

Кэм неподвижно стоял на краю невысокого утеса и щурился на свет.

— Как много солдат, — произнес он.

Эллисон ухмыльнулась.

— Это хорошо.

Кэм покачал головой. Похоже, из Гранд-Лейк дезертировала значительная часть бойцов. Их военная форма только увеличивала общий беспорядок. Большинство сняли фуражки и шлемы и облачились в штатские куртки и шапки. И все же, несмотря на попытки слиться с толпой, они по-прежнему держались вместе. В людском потоке резко выделялись группки цвета хаки или пятнистая униформа морпехов. Другие беженцы старались держаться от них подальше, что было практически невозможно, поэтому повсеместно возникали заторы.

Кэм не заметил никаких драк. Все были слишком озабочены, нагружены тюками и рюкзаками, но вот толчея там стояла неимоверная. В ближайшее ущелье вел крутой спуск. Люди то и дело спотыкались и падали, расталкивая по пути других. Кэм полагал, что это только вопрос времени — чье-нибудь раздражение непременно приведет к кровопролитию. Его беспокоило то, что многие солдаты все еще шли организованными отрядами. А особенно юношу интересовали одиночки и небольшие группки, которые предпочитали передвигаться по скалам за пределами ущелий. Не все они направлялись вниз. То тут, то там крошечные фигурки карабкались вверх, против общего потока. Зачем? Эллисон думала, что они сдались и решили не рисковать. Другие, возможно, искали защищенные от ветра места для ночевки, но девушка соглашалась с тем, что некоторые могли быть охотниками — их послал Гранд-Лейк, чтобы первым добраться до Рут.

Кэм нервно потеребил ремень карабина. Затем он перевел бинокль на другого часового, стоявшего на пригорке на противоположном конце склона. Одного из людей Эллисон. Кэм вытянул руку вбок и стоял в такой позе, пока мужчина не заметил его и не ответил таким же жестом. Это означало «я ничего не видел».

«Черт», — подумал Кэм.

Надо было организовать встречу с Рут где-то еще. Этот перевал превратился в настоящий сумасшедший дом, хотя Кэм не знал, лучше ли в других местах. Даже на западном склоне Скалистых Гор должно быть столпотворение. Рут могла пройти прямо у них под носом, и они бы ее не заметили — но вслух Кэм не жаловался. Эллисон и ее старосты сделали куда больше, чем он был вправе от них ожидать. Они собрали почти сорок вооруженных часовых, готовых стоять на дежурстве. До Дир-Ридж, ближайшего города, где можно было укрыться от ледяных ночей, оставалось не меньше дня пути — а тем временем ушедшие вперед беженцы наверняка растащат всю пищу, одежду и прочее снаряжение.

— Надо попробовать поговорить с ними, — сказала Эллисон.

Кэм понял, что она имеет в виду солдат. Девушка смотрела вниз, в овраг, где в людской толчее шагали четверо в защитной форме и в куртках со знаками различия ВВС. От очередной самоуверенной усмешки на покрытых шрамами щеках Эллисон заиграли ямочки, и Кэм ухмыльнулся.

Если Рут удастся освободить, то во многом благодаря усилиям Эллисон. Кэм чувствовал признательность. Девушка могла спокойно уйти, но была достаточно самоотверженной, чтобы по-своему отблагодарить Рут. И достаточно сообразительной, чтобы разглядеть выпавшую ей возможность.

Прошло три дня с тех пор, как Рут вошла в командный бункер и остановила войну. Кэм отключил мобильник, чтобы его не смогли отследить, но из радиопередач они знали, что демонстрация силы прошла успешно. Один из американских самолетов сбили прежде, чем он сумел доставить паразита до места, и истребитель рухнул где-то в глуши. Зато в трех других точках китайцы и русские внезапно обнаружили, что их пожирает техночума. Некоторые из них выжили. Это только способствовало осуществлению плана Рут. Посадить самолеты захватчиков в горах Аризоны и Калифорнии помешали их собственные люди, но они все же сумели найти безопасные площадки, приземляясь на одиноких вершинах, — и продолжали рапортовать о том, что выжили.

Через несколько часов было установлено перемирие. Отступление началось на следующий день. Во время переговоров Рут оставалась в командном бункере. Она сумела остановить двух американских офицеров, которые хотели загнать врага обратно в пустыню. Кэм еще два раза говорил с ней, включив телефон в полночь второго дня и в полдень на третий день. Рут была в порядке. А затем ее выпустили.

— Идем со мной, — сказала Эллисон, игриво потянув Кэма за оружейный ремень.

Ее голубые глаза призывно блеснули, но Кэм, не отрываясь от бинокля, продолжал обшаривать взглядом горный склон.

— Давай подождем еще час, — ответил он.

— Стемнеет раньше.

— Ты можешь поговорить с этими ребятами после того, как они разобьют лагерь. Сейчас они все равно не станут тебя слушать.

— Идем со мной, — повторила Эллисон и притянула Кэма так близко, что он, несмотря на ветер, ощутил ее сладкий женский аромат. — Оставаться тут ночью вдвоем небезопасно.

Люди внизу шагали все поспешней. Некоторые группки уже застолбили участки поровнее на дне ущелий и теперь мешали продвижению остальных, ставя палатки и навесы. Дров для костров не было. Еды не было тоже, не считая того, что они принесли с собой, а также травы и мха. По оврагам текла пара-тройка грязноватых родников, но Кэм заметил отряд мужчин и женщин в армейской форме — они устроились рядом с одним ручьем, не пуская к нему никого.

Вчера на рассвете солнечные лучи коснулись нескольких окоченевших тел, лежавших среди тех, кто еще дышал. Война закончилась, но люди продолжали умирать. Не все больные и раненые способны были перенести спуск с гор. Соратники Эллисон окопались рядом с невысоким бугром, в стороне от ущелий. Они сложили каменные стены, защищавшие от ветра, и наполнили водой из собственного ключа все канистры, чашки, кастрюли и пластиковые пакеты, предлагая воду и добрый совет другим беженцам в обмен на сотрудничество.

Эллисон продолжала обнимать Кэма за талию.

— Я знаю, о чем ты думаешь, — сказала она. — Мы делаем все, что можем. Если она доберется сюда, мы ее найдем.

— Да.

Очень многое могло пойти не так. Гранд-Лейк мог схватить Рут сразу же после ее последнего звонка, сделав ставку на то, что Кэм не решится выпустить паразита. Или отследить ее со спутника или самолета, несмотря на его предупреждение не делать этого. Беженцы помогали ей спрятаться, но, с другой стороны, толпа тоже представляла собой опасность. Одинокая женщина — потенциальная жертва.

Кэм постоянно жалел о том, что они не вышли навстречу Рут, но Эллисон была занята устройством лагеря. А возвращаться в Гранд-Лейк в одиночку было нельзя. Он все еще нес контейнер с наночастицами и не доверил бы этот груз никому другому. Люди Эллисон готовы были приветствовать Рут как спасителя, потому что она заставила правительство заключить мир, но о его участии ничего не знали. Кэм сказал им, что Рут все сделала сама.

— Завтра мы попробуем снова, — успокоила его Эллисон.

Она наконец-то отпустила Кэма и подняла обе руки над головой, отзывая часовых. Ближайший не увидел ее сигнала, потому что рассматривал в бинокль верхнюю часть склона, но женщина на гранитном валуне рядом с ним заметила жест Эллисон и повторила его. Этим двоим шагать до лагеря было еще дальше, чем Кэму и Эллисон, и юноша искренне радовался тому, что они оставались на посту до последнего.

— Спасибо, — сказал он, взяв Эллисон за руку.

В лагере ему предстояло повторить это, потому что он попросил их задержаться еще на день. Все они были разочарованы неудачей… а ближайший часовой не ответил на сигнал Эллисон.

Мужчина поднял левый кулак, а затем указал на гору. Кэм тут же вывернулся из объятий Эллисон, но не настолько быстро, чтобы не заметить отразившихся на лице девушки чувств. Она скрыла обиду за усмешкой, однако Кэм понял, что снова причинил ей боль. Впрочем, сейчас ему было все равно. Он вскинул бинокль и попытался найти то, на что указывал сигнальщик.

Примерно в полутора километрах выше по склону трое человек в форме остановились и, приставив к глазам собственные бинокли, разглядывали часовых Эллисон. В этом не было ничего необычного. И гражданские, и дезертиры не слишком-то жаловали соглядатаев. Эта троица ничем не выделялась. Двое мужчин и женщина, грязные и оборванные, как и все остальные… но они узнали Кэма и дружно вскинули руки. Это были Рут, Эсти и Гудрич.

— Ха!

Кэм радостно замахал рукой, подзывая их. Затем развернулся, чтобы бежать им навстречу, потому что устоять на месте просто не мог.

Эллисон не пошла за ним — девушка обменивалась сигналами со своими часовыми выше и ниже по цепи. Кэм должен был подождать. Вместо этого он поспешно сполз вниз по каменистому обрыву.

На его пути лежал овраг, чуть ли не до краев заполненный беженцами. Кэм ворвался в толпу, потрясая оружием. Никто не пытался остановить его. Наоборот, четыре женщины шарахнулись прочь, бросив одеяла и рюкзаки. Кэму захотелось извиниться, но лучше, если эти люди будут бояться его. Эллисон и ее часовые двинутся следом, и проблемы им не нужны. Странное чувство. Каждый человек на этой горе был обязан свободой и жизнью воле одной-единственной женщины. Им следовало бы сейчас праздновать.

«Рут», — мысленно позвал Кэм, но орать ее имя во весь голос было нельзя.

— Эсти! — выкрикнул он.

Эти трое шагали рядом, чем-то напоминая Кэму его самого и Ньюкама. Юноша мельком задумался о том, жив ли еще Ньюкам и остался ли их другом, или выбрал себе других союзников, как Дебра. Дни, которые они провели вместе, казались сейчас очень далекими, и Кэма радовала эта новая общность между Рут, Гудричем и Эсти.

До сих пор он не знал наверняка, помогал ли Рут кто-нибудь из его товарищей по отряду. Каждый ее телефонный звонок длился не больше нескольких секунд. Где была Фоштоми? Мертва? Похоже, двое оставшихся рейнджеров целиком перешли на сторону Рут во время противостояния в бункере, так что они должны были стать желанным приобретением для группы Эллисон. Они могли помочь Эллисон наладить контакт с другими дезертирами, и это дало бы новую надежду беженцам. Но когда Кэм подошел ближе, он забыл обо всем, кроме Рут.

Женщина бросилась к нему, смеясь, несмотря на явную усталость. Она была ужасно бледной, но в карих глазах светились радость и надежда. Кэм не задумался ни на секунду. Юноша шагнул прямо в объятия Рут, и они прильнули друг к другу. При каждом слове и каждом вдохе его грудь теснее прижималась к груди Рут.

— Ты сделала это, — выдохнул Кэм в ее курчавую шевелюру. — Ты сделала это. Сделала.

— Кэм, — охнула она. — Кэм.

Но тут ее руки соскользнули с его талии.

Сзади подошла Эллисон и еще шестеро мужчин и женщин. Каждый размахивал дробовиком или винтовкой. Еще несколько рассыпались по холму, формируя защитное оцепление.

— Мы с ним, — сказала Эллисон Эсти и Гудричу.

Кэм быстро кивнул и добавил:

— Все в порядке, они здесь, чтобы помочь.

— Здорово, — ответил Эсти. — Спасибо.

Две женщины смерили друг друга взглядами. Кэм продолжал обнимать Рут за плечи, но затем отошел от нее и шагнул к Эллисон. Рут была измотана и напряжена, и он успел заметить мелькнувшее в ее глазах разочарование. Но ученая спрятала досаду, точно так же, как Эллисон.

— Да, спасибо, — сказала девушке Рут.

Кэм снова спал с Эллисон. Во-первых, она была умна, красива и отлично знала свое дело — и потом, никто не гарантировал, что Гранд-Лейк не сгинет в ядерной вспышке или что Рут удастся освободиться, даже если она остановит войну. В любом случае Кэм решил сделать все возможное, чтобы восстановить связь с Эллисон. Она была нужна им.

— На нас смотрят, — сказал один из часовых.

— Пойдем, — поторопила их Эллисон. — У нас есть пища, вода и пара палаток, не продуваемых ветром.

Они тронулись в путь. Кэм шел вместе с Эллисон, пока отряд тесной группкой спешил к оврагу, — но потом, когда люди начали отставать, он украдкой покосился на Рут. Женщина молча встретила его взгляд. Может, она поняла. Ему хотелось, чтобы все было иначе.

— Как самочувствие? — спросил он.

— Мы в порядке. Мы все устали.

Рут оглянулась на Эсти и Гудрича, включая их в понятие «мы».

«Мы».

Еще недавно Рут так говорила о нем, но Кэму следовало соблюдать осторожность. Без Эллисон и других старост ни за что не отстроить поселения, которые они собирались основать на равнинах к востоку от Скалистых Гор — далеко от предгорий, там, где летняя жара губительна для насекомых.

С помощью Эллисон они могли спрятаться. Кэм и Рут понимали, что для многих людей они навсегда останутся преступниками. Они собирались залечь на дно, пока ситуация не улучшится. И сейчас у них была масса других проблем. Не считая немногочисленных диких злаков, кормить людей ниже барьера было нечем. На восстановление земледелия могли уйти долгие годы, учитывая рои насекомых, повсеместную эрозию почв и исчезновение некоторых видов растений. Ближайшие города уже успели полностью разорить в год чумы. Целые кварталы уничтожил огонь, наводнения, термиты и война. Если они собирались остаться здесь надолго, нельзя было полагаться на старый мир.

И вероятно, важней всего были нанороботы следующего поколения, которых Рут собиралась создать как можно скорее. Война закончилась, но на американском Западе все еще оставались большие скопления китайцев и русских. Они начнут цепляться за любую возможность, выделяя уже существующие наночастицы и конструируя свои собственные. Они постараются затянуть уход с американской земли, торгуясь, грабя города или даже строя укрепления для новой войны.

— Завтра мы выйдем к тридцать четвертой трассе и Дир-Ридж, — сказал Кэм. — Потом станет полегче.

— Ммм, — неопределенно отозвалась Рут.

Она перестала оглядываться на него, и Кэм почувствовал горечь разочарования и тоску. Они победили. Они потеряли друг друга. И он даже не мог попытаться что-то исправить. Кэм слишком хорошо знал Рут и не верил, что она когда-нибудь согласится исчезнуть в развалинах вместе с ним — только они вдвоем, и никого больше. Рут нужны были люди, потому что она нуждалась в электричестве, еде и защите. И в инструментах, если удастся что-то найти, — а разветвленная агентурная сеть Эллисон явно могла оказаться полезней в поисках базового нанотехнологического оборудования, чем одиночные вылазки Эсти и Гудрича.

Солнце коснулось зубчатой линии горных пиков над ними, и по склону поползли тени, похожие на гигантские клыки. Они все еще оставались на свету, но Кэм видел, как вместе с растущими тенями быстро надвигается граница ночи. Ветер затеребил его куртку. Стало холодней.

— Увидимся в лагере, — сказал Кэм, глядя в лицо Рут.

На секунду она улыбнулась ему как прежде. А затем юноша развернулся и догнал Эллисон.

Они шагнули в темноту, но дорога была безопасна.

Благодарности

В первую очередь я хочу поблагодарить жену и сыновей за их выдающееся терпение и поддержку.

Дорогая, я на самом деле люблю тебя больше компьютера.

Я также хотел бы выразить благодарность экспертам, поделившимся со мной своими знаниями. Все ошибки в этом тексте — только мои. К счастью, никому доподлинно не известно, что случится с окружающей средой или геополитической ситуацией, если ниже трех тысяч метров над уровнем моря не останется ни одного теплокровного существа. Я благодарю Майка Мэя, профессора энтомологии из Ратгерского университета; Гарри Грина с факультета экологии и эволюционной биологии Корнелльского университета; майора Брайана Уолуорта, спецназ США; подполковника Дж. Брайана «Медведя» Лихани, ВВС США (в отставке); и моего отца, Гаса Карлсона, доктора наук, инженера и бывшего заведующего отделом Ливерморской национальной лаборатории. Все эти люди помогли мне написать «Войну чумы».

Огромное спасибо Клубу Супербабусь и Супердедуль: Пэтти, Юте, Шер, Биллу, Байрону и опять же моему отцу, Гасу. Вы сидели с детьми, ходили за покупками, вывозили нас на выходные, чтобы мы могли развеяться и отдохнуть, — и все это сэкономило мне массу времени, без чего я бы ни за что не закончил в срок эту книгу.

Я должен упомянуть и других людей: наших друзей Адад Варду, Чарли и Виолету Эскобар, за их помощь и поддержку; Джудит Мурелло и Эрика Вильямса, которые сделали невероятные обложки к серии; Меган Малер, за помощь с картами; и Джона Роберта Марлоу и Дженет Льюис, за поддержку моего веб-сайта www.jverse.com. Приходите посмотреть на их работу. На сайте можно найти бесплатные тексты, интервью, расписание встреч с читателями и информацию о грядущих публикациях.

Как всегда, я хочу поблагодарить своего агента, Дональда Мааса, а также его помощников Кэмерон Маклур и Стивена Барбара.

Большое спасибо всем из американского офиса «Пенгуин Букс». Мой редактор, Энн Моуардс, сделала все возможное и невозможное, а пиар-менеджер, Валери Кортес, провела блестящую кампанию. Я также высоко ценю помощь Джинджер Буханан, Кэма «Другого Кэма» Дафти и других прекрасных людей, давших жизнь этому роману. Говорят, что писатель работает в одиночестве, но на самом деле к «Войне чумы» приложила руку, ум и энергию небольшая армия энтузиастов.

Надеюсь, книга вам понравилась.

Примечания

1

Heights — высоты (англ.).

(обратно)

Оглавление

  • 1
  • 2
  • 3
  • 4
  • 5
  • 6
  • 7
  • 8
  • 9
  • 10
  • 11
  • 12
  • 13
  • 14
  • 15
  • 16
  • 17
  • 18
  • 19
  • 20
  • 21
  • 22
  • 23
  • 24
  • 25
  • Благодарности
  • *** Примечания ***