Ты мне принадлежишь [Мэри Хиггинс Кларк] (fb2) читать онлайн

Книга 31148 устарела и заменена на исправленную


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Мэри Хиггинс Кларк Ты мне принадлежишь

Пролог

Он уже поднаторел в этой игре, и на этот раз у него возникло предчувствие, что дело окажется до обидного легким. Но, как ни странно, он ощутил еще более острое волнение, чем обычно, и это его приятно удивило.

Он взошел на борт только вчера в Перте, Австралия, собираясь плыть до Кобе, Япония, но нашел ее сразу. Стало быть, промежуточные порты ему не понадобятся. Она сидела за столикому окна в обеденном зале, обшитом деревянными панелями и обставленном с непритязательной элегантностью, вполне типичной для «Габриэль». Роскошный круизный лайнер идеально подходил для его целей: он всегда выбирал безупречные по антуражу и сравнительно небольшие по размерам корабли для кругосветных туристических путешествий.

Осторожный по натуре, он, тем не менее, не боялся столкновения с кем-то из попутчиков по предыдущим поездкам и не опасался, что кто-то случайно его узнает. Он научился мастерски изменять свою внешность: этот талант он открыл в себе еще в детстве, а потом усовершенствовал в колледже, когда ненадолго увлекся театром и вступил в драматический кружок.

И вот сейчас, изучая Регину Клаузен, он подумал, что ей тоже не помешало бы изменить внешность. Она была одной из тех женщин лет сорока, которые вполне еще могли бы нравиться, если бы знали, как одеваться, как держаться, как подать себя в выгодном свете. На ней был дорогой с виду вечерний костюм льдисто-голубого цвета, который выглядел бы сногшибательно на какой-нибудь загорелой блондинке, но совершенно не красил Регину: ее бледное лицо казалось бесцветным, даже нездоровым. А светло-каштановые волосы — естественные, некрашеные — были взбиты в крутой начес, бросавшийся в глаза даже на другом конце просторного обеденного зала. Эта нелепая прическа по моде пятидесятых годов не просто старила ее, но придавала ей вид провинциальной домохозяйки.

Разумеется, он знал, кто она. Всего несколько месяцев назад он видел Регину Клаузен, что называется, в деле — на собрании акционеров, а кроме того, он регулярно смотрел экономические новости по Эн-би-си[1], где она выступала в качестве биржевого аналитика. На экране она, конечно, выглядела сильной, уверенной в себе личностью.

Вот почему, увидев ее в грустном одиночестве за столом, заметив, какой трепетной, чуть ли не девически стыдливой улыбкой озарилось ее лицо, когда один из корабельных стюардов, в чьи обязанности входило развлекать пассажиров, пригласил ее на танец, он сразу понял, что дело выгорит и труда для него не составит.

Он поднял свой бокал и, качнув его легким движением в ее сторону, предложил молчаливый тост.

«Твои молитвы услышаны, Регина, — мысленно проговорил он. — Отныне ты принадлежишь мне».

Три года спустя

1

Доктор Сьюзен Чандлер всегда ходила на работу пешком. Ничто на свете — разве только снежная буря или ураган — не могло заставить ее изменить привычке выходить каждое утро из своей квартиры на третьем этаже кирпичного дома в Гринвич-Виллидж и добираться пешком до приемной, расположенной в здании начала XX века в Сохо[2]. Она была психологом-клиницистом и имела процветающую частную практику, а кроме того, по рабочим дням выступала ведущей популярной радиопрограммы «Спросите доктора Сьюзен».

Ранним октябрьским утром воздух был прохладен и свеж, дул ветер, и Сьюзен порадовалась, что надела под жакет свитер с воротником-стойкой.

Ее темно-русые волосы до плеч, все еще влажные после душа, развевались на ветру, и Сьюзен посетовала, что не захватила шарф. Ей вспомнилось давнее предостережение любимой бабушки, чье имя она носила: «Никогда не выходи из дому с мокрой головой, простудишься до смерти». Что-то часто в последнее время она вспоминает бабушку Сьюзи, подумала Сьюзен. Впрочем, удивляться нечему: всю свою молодость бабушка провела в Гринвич-Виллидж, и Сьюзен казалось, что здесь до сих пор витает ее дух.

Она остановилась на перекрестке улиц Мерсер и Хаустон, дожидаясь сигнала светофора. В половине восьмого утра на улицах было еще довольно пустынно. Через час они заполнятся ньюйоркцами, спешащими в понедельник на работу.

«Слава богу, закончились эти проклятые выходные!» — с облегчением подумала Сьюзен. Субботу и воскресенье она провела у матери в Рэе. Мать пребывала в подавленном настроении. «Оно и понятно, — подумала Сьюзен, — ведь это воскресенье могло бы стать сороковой годовщиной их с отцом свадьбы». А в довершение всего, Сьюзен как назло столкнулась с Ди, старшей сестрой, приехавшей погостить из Калифорнии.

В воскресенье после обеда, перед, возвращением в город, Сьюзен нанесла визит вежливости отцу в роскошный особняк в Бедфорд-Хиллз, где его вторая жена Бинки закатила вечеринку с коктейлями. Сьюзен не сомневалась, что Бинки нарочно приурочила вечеринку именно к этому дню.

Ровно четыре года назад в этот самый день у нас было первое свидание, — сообщила она, захлебываясь от восторга.

«Я обожаю своих родителей, — подумала Сьюзен, подходя к административному зданию, где находилась ее приемная, — но бывают дни, когда мне хочется пожелать им наконец повзрослеть».

Обычно Сьюзен появлялась на работе раньше всех, но на этот раз, поднявшись на верхний этаж и проходя мимо юридической конторы своей давней подруги и наставницы Недды Гардинг, она с удивлением заметила, что свет в приемной и в коридоре уже горит. Значит, именно Недда оказалась «ранней пташкой».

Сокрушенно покачав головой, Сьюзен открыла входную дверь, которой полагалось быть запертой на ключ, прошла по коридору мимо все еще темных кабинетов секретарей и младших партнеров Недды и с улыбкой остановилась у открытой двери, ведущей в кабинет начальницы. Недда, как всегда, была настолько поглощена работой, что даже не заметила постороннего присутствия.

Она застыла в своей обычной рабочей позе, поставив левый локоть на стол и опираясь подбородком на ладонь, правой рукой перелистывала страницы какого-то пухлого дела, разложенного перед ней на столе. Коротко подстриженные серебристые волосы Недды разлохматились, очки с половинками стекол сползли на кончик носа, все ее полное, крепко сбитое тело было напряжено и будто готово к прыжку. Она была одним из самых уважаемых и авторитетных адвокатов Нью-Йорка, но, глядя со стороны, никто бы не подумал, что эта женщина, похожая на сказочную «добрую бабушку», способна вырабатывать хитроумную стратегию и наступательную тактику защиты, проявлявшуюся особенно ярко при перекрестном допросе свидетелей в суде.

Они познакомились и подружились десять лет назад в Нью-йоркском университете, когда Сьюзен была двадцатидвухлетней второкурсницей юридического факультета, а Недда — приглашенным лектором. На третьем курсе Сьюзен так составила свое учебное расписание, чтобы два дня в неделю выполнять секретарскую работу для Недды.

Все ее друзья, за исключением Недды, были потрясены, когда, проработав два года заместителем окружного прокурора округа Уэстчестер, Сьюзен отказалась от своей престижной должности и вернулась к учебе, чтобы получить докторскую степень по психологии. «Я должна это сделать», — сказала она тогда своим близким.

Ощутив наконец присутствие Сьюзен в дверях, Недда подняла голову и приветливо улыбнулась.

— Смотрите, кто пришел! Извини за бестактный вопрос, Сьюзен: как прошли выходные?

— Как и ожидалось. В субботу приехала Ди, и они с мамой чуть глаза себе не выплакали. Я сказала Ди, что она со своей депрессией только усугубляет мамино состояние, и она жутко разозлилась. Заявила, что если бы два года назад снежная лавина при мне унесла моего мужа, я бы поняла, что ей пришлось пережить, когда Джек погиб у нее на глазах. Кроме того, она намекнула, что если бы я подставила маме плечо и дала ей возможность выплакаться, а не напоминала поминутно, что надо продолжать жить, ей стало бы гораздо легче. Я сказала, что мне уже впору лечиться от ревматизма — столько слез выплакано на моем плече, и тут Ди взвилась под потолок. Но хоть мама рассмеялась, и на том спасибо.

Сьюзен тяжело вздохнула.

— А в довершение всего эта вечеринка у папы и Бинки. Между прочим, папа вдруг объявил, что я должна звать его Чарльзом. И этим все сказано, — добавила она с новым вздохом. — Вот так я провела выходные. Еще один такой праздничек, и мне самой понадобится терапия. А поскольку психотерапевт мне не по карману, придется заняться самолечением.

Недда взглянула на нее с сочувствием. Из всех подруг Сьюзен ей одной была известна полная версия истории Джека и Ди, а также скандального развода родителей Сьюзен.

— По-моему, тебе нужен экстренный план выживания, подруга дорогая, — сказала она.

— Вот ты его и придумай, ты же у нас умная, — засмеялась Сьюзен. — Просто впиши его в мой счет. Я и так перед тобой в долгу: ведь это ты устроила меня на радио. А теперь мне пора. Надо просмотреть материал перед эфиром. Так что еще раз огромное тебе спасибо.

Годом ранее Мардж Маккин, ведущая популярной радиопрограммы и близкая подруга Недды, с ее подачи пригласила Сьюзен как правового эксперта и психолога, чтобы та прокомментировала нашумевший судебный процесс. Первая передача с участием Сьюзен имела такой успех, что ее стали приглашать регулярно, а когда Мардж «пошла на повышение» и перешла на телевидение, Сьюзен получила предложение занять ее место в ежедневной дискуссионной программе.

— Что за глупости! Я тут ни при чем. Тебя пригласили, потому что ты отлично справляешься. Ты чертовски хороша, сама знаешь, — отмахнулась Недда. — Кто у тебя сегодня в гостях?

— На этой неделе мы будем говорить об опасностях, подстерегающих женщин в нестандартных ситуациях. Я пригласила Дональда Ричардса, специалиста по судебной психиатрии. Он принимал участие в расследовании различных случаев исчезновения женщин и написал об этом книгу «Пропавшие женщины». Многие дела были раскрыты с его помощью, другие все еще расследуются. Я прочла книгу — написана отлично. Он подробно описывает прошлое каждой из женщин и обстоятельства их исчезновения, рассматривает различные причины, приведшие далеко не глупых женщин в руки убийц, и шаг за шагом прослеживает процесс расследования или хотя бы попытки выяснить, что с ними произошло. Вот мы и обсудим наиболее интересные случаи из книги, а потом поговорим о том, как нашим слушательницам избегать опасных ситуаций.

— Хорошая тема.

— Я тоже так думаю. Я решила поднять тему исчезновения Регины Клаузен. Меня это дело всегда интриговало. Помнишь ее? Я часто смотрела ее передачи по Эн-би-си, она мне очень нравилась. Лет шесть назад, когда папа вручил мне очередной чек на день рождения, я потратила все деньги на покупку акций по ее рекомендации, и вложение оказалось фантастически выгодным. Поэтому я вроде бы в долгу перед ней.

Недда вскинула озабоченный взгляд на Сьюзен.

— Регина Клаузен пропала около трех лет назад, сойдя на берег с круизного лайнера в Гонконге. Я очень хорошо помню этот случай. В свое время о нем много писали.

— Это случилось уже после того, как я ушла из конторы окружного прокурора, — пояснила Сьюзен, — но я как раз навещала там подругу, когда Джейн Клаузен, мать Регины, — она тогда жила в Скарсдейле, — пришла просить прокурора о помощи. Но все факты говорили о том, что Регина не покидала Гонконга, и прокурор округа Уэстчестер ничем не мог ей помочь — это же не его юрисдикция. Несчастная женщина принесла фотографии Регины и все повторяла, что ее дочь давно мечтала об этом круизе. Я хорошо запомнила этот случай и собираюсь поговорить о нем сегодня в эфире.

Лицо Недды смягчилось.

— Я немного знакома с Джейн Клаузен. Мы с ней в один год окончили колледж Смита. Сейчас она живет на Бикмен-плейс. Она всегда держалась очень замкнуто, и, мне кажется, Регина тоже не отличалась особой открытостью в общении.

Сьюзен подняла брови.

— Жаль, я раньше не знала, что ты знакома с миссис Клаузен. Ты могла бы помочь связаться с ней, поговорить. По моим сведениям, мать Регины понятия не имела, что у ее дочери кто-то есть, но если бы мне удалось ее разговорить... Кто знает? Может быть, что-то и всплыло бы. Какая-нибудь деталь, вроде бы незначительная, но все-таки способная кое-что прояснить.

Недда сосредоточенно нахмурилась.

— А знаешь, пожалуй, еще не поздно. Я пару раз встречалась с Дагом Лейтоном, это семейный адвокат Клаузенов. Позвоню-ка я ему часиков в девять, посмотрим, может, он поможет нам связаться с Джейн.

В десять минут десятого на столе у Сьюзен зазвонил интерком. Это была Дженет, ее секретарша.

— Дуглас Лейтон, адвокат, на первой линии. Держитесь, доктор.

Голос у него недовольный.

Дня не проходило, чтобы Сьюзен не посетовала на склонность Дженет, в целом отличной секретарши, отпускать замечания по поводу звонивших. А досаднее всего то, мысленно признавала Сьюзен, что замечания Дженет обычно попадали точно в цель.

Вот и на этот раз, стоило Сьюзен поднять трубку, как она убедилась, что Дженет в очередной раз оказалась права: семейный адвокат Клаузенов и в самом деле был чрезвычайно недоволен.

— Доктор Чандлер, мы крайне возмущены попыткой эксплуатировать горе миссис Клаузен, — решительно заявил он. — Регина была ее единственной дочерью. Мало того — ее тело так и не нашли. Миссис Клаузен пребывает в мучительной неизвестности, попросту говоря, в аду, гадая, в каком состоянии находится сейчас ее дочь, если она вообще еще жива. Просто не верится, что подруга Недды Гардинг может опуститься до подобной охоты за дешевыми сенсациями, сделать чужую беду предметом сомнительных псевдонаучных спекуляций на потеху публике!

Сьюзен крепко сжала губы, стараясь удержать резкий ответ, так и просившийся с языка. Когда она заговорила, ее тон был ледяным, но спокойным.

— Мистер Лейтон, вы сами только что назвали вескую причину для обсуждения этого дела в эфире. Миссис Клаузен безусловно предпочла бы знать наверняка, что случилось с ее дочерью, а не гадать беспрерывно, жива ли она и не страдает ли неизвестно где. Насколько мне известно, ни полиция Гонконга, ни частные детективы, нанятые миссис Клаузен, так и не нашли ни единой зацепки. Никто не знает, что делала Регина и куда она направилась, сойдя с теплохода. Моя программа транслируется в пяти штатах. Конечно, вероятность не слишком велика, я понимаю, но не исключено, что кто-нибудь из сегодняшних слушателей был в то время в Гонконге и сообщит нам по телефону что-нибудь интересное. Вдруг кто-то видел Регину после того, как она покинула «Габриэль»? В конце концов, она регулярно выступала на Эн-би-си, а некоторые люди обладают превосходной памятью на лица.

Не дожидаясь ответа, Сьюзен повесила трубку, перегнулась через стол и включила радио. Она подготовила анонсы для сегодняшней программы, которые представляли гостя и напоминали о деле Клаузен. Их уже прокручивали в пятницу, и продюсер Джед Гини заверил, что утром запустит их еще раз. «Хоть бы он не забыл», — мысленно взмолилась Сьюзен.

Через двадцать минут, изучая школьный табель своего семнадцатилетнего пациента, Сьюзен услышала первый из анонсов. «Теперь будем молиться, что если кто-то что-то знает, он тоже нас слышит», — подумала она.

2

Ему крупно повезло: по чистой случайности в прошлую пятницу приемник в его машине был настроен на местный разговорный канал, иначе он просто не услышал бы этого объявления. Но как раз в тот момент движение на улице замедлилось, машина ползла черепашьим шагом. Он рассеянно прислушивался к бормотанию приемника, однако при упоминании имени Регины Клаузен насторожился и усилил звук до максимума.

Разумеется, у него нет повода для беспокойства, напомнил он себе. Ведь с Региной все вышло просто идеально: она охотно согласилась следовать его плану и сохранить все в тайне, всей душой была за то, чтобы никто из окружающих даже не заподозрил, что на борту у них начался роман.

Как всегда, он принял все мыслимые и немыслимые меры предосторожности. Разве не так?

Но теперь, вновь прослушивая анонс в понедельник утром, он уже не был так твердо уверен. В следующий раз придется действовать еще осмотрительнее. Но ведь следующий раз будет последним! У него уже было четыре, осталась пятая. Он выберет ее на следующей неделе, и, как только сделает ее своей, его миссия будет завершена. Он наконец-то обретет покой.

Нет-нет, он не допустил ошибок. Речь шла о его миссии — никто и ничто не в силах его остановить. Он возмущенно прислушивался к задушевному, ободряющему голосу доктора Сьюзен Чандлер:

— Регина Клаузен была авторитетным биржевым аналитиком и советником по инвестициям. Кроме того, она была любимой дочерью, подругой, делала щедрые пожертвования многочисленным благотворительным обществам. Сегодня мы поговорим о ее исчезновении. Мы хотели бы разгадать эту загадку. Может быть, у кого-то из вас есть ключ к головоломке. Прошу вас, оставайтесь с нами.

Он сердито выключил радио.

— Доктор Сьюзен, — сказал он вслух, — не лезьте в это дело, оно вас не касается. Предупреждаю: занимайтесь своим делом, иначе вами займусь я, и тогда ваши дни сочтены.

3

Гость передачи, доктор Дональд Ричардс, автор книги «Пропавшие женщины», — высокий, худощавый, спортивный мужчина лет под сорок с темно-каштановыми волосами — был уже в студии, когда пришла Сьюзен. Он внял очки для чтения и встал, приветствуя ее. Его голубые глаза светились теплотой, мимолетная улыбка тронула его губы, когда он взял ее протянутую руку.

— Хочу сразу предупредить вас, доктор Чандлер, это моя первая книга. Я не привык выступать на публике и немного волнуюсь. Обещайте, что выручите меня, если я начну путаться в словах.

Сьюзен засмеялась.

— Доктор Ричардс, зовите меня Сьюзен. И забудьте о микрофоне. Представьте себе, что мы просто сплетничаем через забор на заднем дворе.

«И кому он голову морочит?» — подумала она четверть часа спустя, убедившись, что Ричардс обсуждает описанные им подлинные случаи исчезновения женщин спокойно, уверенно, со знанием дела. Она кивнула в знак согласия, когда он сказал:

— Когда кто-то исчезает — я, разумеется, говорю о взрослых, а не о детях, — первым долгом следствие задается вопросом: не было ли исчезновение добровольным? Вы не поверите, Сьюзен, скольким людям по дороге домой вдруг приходит в голову мысль развернуться на сто восемьдесят градусов и начать новую жизнь, полностью сменить обстановку. Обычно это происходит из-за супружеских или финансовых проблем. Согласен, это довольно-таки подлый и трусливый путь ухода от трудностей, но факт остается фактом: так случается. И при любых обстоятельствах первый шаг к обнаружению пропавшего — это проверка расходов по его кредитной карточке, появившихся после исчезновения.

— Но ведь карточки могут быть украдены! — вмешалась Сьюзен.

— Это верно, — подтвердил Ричардс. — Но обычно, когда мы сталкиваемся с добровольным исчезновением, речь идет о человеке, который просто не в состоянии взглянуть в лицо проблемам. Подобное исчезновение — это в действительности не что иное, как крик о помощи. Разумеется, не все исчезновения добровольны; в таких случаях речь идет о преступлении, но это бывает сложно определить — например, когда тело так и не находят. Некоторые убийцы так ловко избавляются от своих жертв, что факт смерти установить невозможно. Вот такие и остаются безнаказанными. Например...

Они обсудили несколько нераскрытых дел, описанных в книге, когда тело не было найдено. Потом Сьюзен сказала:

— Напоминаю нашим слушателям, что мы беседуем с доктором Дональдом Ричардсом, криминалистом, психиатром и автором увлекательной книги «Пропавшие женщины», доступной широкому кругу читателей. В книге приведены реальные случаи исчезновения женщин за последние десять лет. А теперь, доктор Ричардс, хотелось бы услышать ваше мнение об одном случае, не рассмотренном в вашей книге, — о случае Регины Клаузен. Позвольте напомнить слушателям обстоятельства ее исчезновения.

Сьюзен не требовалось сверяться со своими записями.

— Регина Клаузен была весьма авторитетным и уважаемым советником по инвестициям компании «Лэнг-Тейлор секьюритиз». К моменту исчезновения ей исполнилось сорок три года. Те, кто ее знал, утверждают, что в личной жизни она была необычайно скромной, даже застенчивой. Она жила одна, в отпуск обычно ездила вместе с матерью. Три года назад ее мать сломала лодыжку, и Регина Клаузен отправилась отдыхать одна на роскошном лайнере «Габриэль», купив путевку на отрезок кругосветного круиза. Она взошла на борт в Перте, намереваясь посетить остров Бали, Гонконг, Тайвань, Японию и сойти на берег в Гонолулу. Однако в Гонконге она сообщила корабельной администрации, что собирается провести дополнительное время на берегу, а затем на самолете присоединиться к «Габриэль» в Японии. Подобное изменение маршрута — не редкость в долгих морских путешествиях, поэтому ее сообщение не вызвало никаких подозрений. При сходе на берег Регина взяла с собой только чемодан и ручной саквояж; по свидетельствам очевидцев, она была в превосходном настроении и казалась очень счастливой. Она взяла такси до отеля «Пенинсьюла», зарегистрировалась, оставила вещи у себя в номере и тотчас же покинула отель. С тех пор ее никто не видел. Доктор Ричардс, если бы вы расследовали это дело, с чего бы вы начали?

— Я бы взглянул на список пассажиров и проверил, не остался ли еще кто-нибудь в Гонконге, — тотчас же отозвался Ричардс. — Я хотел бы знать, говорила ли она по телефону, получала ли факсы на корабле. У бюро связи наверняка сохранились эти сведения. Я расспросил бы пассажиров: может быть, кто-то заметил, что она сдружилась с кем-то из попутчиков, скорее всего с мужчиной, тоже путешествовавшим в одиночку. — Он перевел дух. — Это для начала.

— Все это было сделано, — сказала Сьюзен. — Было проведено тщательное расследование. В нем участвовали и сыщики пароходной компании, и частные детективы, и власти Гонконга. Три года назад там еще правили англичане. Бесспорно установленным считается только один факт: Регина Клаузен исчезла в тот момент, когда покинула отель.

— Я бы сказал, что она с кем-то встречалась, но приложила все усилия, чтобы держать это в тайне, — заметил Ричардс. — Возможно, корабельный роман. Полагаю, эта версия рассматривалась.

— Да, но никто из пассажиров не заметил, чтобы она отдавала кому-то предпочтение, — возразила Сьюзен.

— В таком случае не исключено, что она заранее договорилась встретиться с кем-то в Гонконге и, по известным ей одной причинам, хотела, чтобы ее решение покинуть корабль и вернуться на него позже выглядело спонтанным, — предположил Ричардс.

В наушниках Сьюзен раздался сигнал, извещавший, что накопилось много телефонных звонков.

— Давайте узнаем, что думают по этому поводу наши слушатели, — сказала она, снимая наушники. — Но сначала несколько объявлений, известных также под именем рекламы. Они оплачивают счета.

Ричардс кивнул.

— Я не против. Меня не было в стране, когда дело Клаузен освещалось в новостях, но случай на самом деле интересный. Основываясь на том немногом, что мне известно, я бы сказал, что тут замешан мужчина. Застенчивая одинокая женщина особенно уязвима, когда она оказывается вне привычной обстановки, где ей придают уверенность семья и сослуживцы.

«Видел бы ты мою мамашу и сестрицу», — мрачно подумала Сьюзен.

— Готовьтесь. Мы опять выходим в эфир, — предупредила она гостя. — Ответы на вопросы занимают пятнадцать минут. Я буду отвечать и передавать слово вам.

— Как скажете.

Они оба надели наушники и услыхали десятисекундный обратный отсчет. Потом она начала:

— Доктор Сьюзен Чандлер снова с вами. Мой гость — доктор Дональд Ричардс, криминалист, психиатр, автор книги «Пропавшие женщины». До перерыва мы обсуждали дело Регины Клаузен, консультанта по ценным бумагам, исчезнувшей в Гонконге три года назад во время кругосветного круиза на туристическом теплоходе «Габриэль». Давайте узнаем, что думают об этом наши слушатели. — Она взглянула на монитор. — У нас звонок от Луизы из Форта-Ли. Мы слушаем вас, Луиза.

Звонки были вполне стандартные:

— Как могут такие умные женщины дать себя обмануть мошенникам и убийцам?

— Что думает доктор Ричардс о деле Джимми Хоффы?[3]

— Говорят, что по ДНК можно установить, кому принадлежат останки, даже через много лет. Это правда?

Их вновь прервали рекламой, после чего осталось время для одного последнего звонка.

Во время перерыва из аппаратной к Сьюзен обратился продюсер:

— Есть один любопытный звонок, сейчас я вас соединю. Но предупреждаю, эта женщина блокировала со своей стороны наш определитель номера. Сначала мы не хотели ее подключать, но она говорит, что у нее есть что-то по делу Регины Клаузен, так что стоит ее выслушать. Она просила называть ее Карен.

— Подключайте, — решила Сьюзен.

Когда вспыхнул сигнал «Вы в эфире», она заговорила в микрофон:

— Карен, наша последняя участница. Наш продюсер говорит, что она может сообщить нечто важное. Здравствуйте, Карен.

Женщина говорила низким, хриплым, еле слышным голосом:

— Доктор Сьюзен, я была в кругосветном круизе два года назад. Настроение у меня было ужасное: мы с мужем разъехались и начали дело о разводе. Он меня безумно ревновал... это стало просто невыносимо. В этом круизе я встретила мужчину. Он начал за мной ухаживать... очень настойчиво, но будто тайком. В тех портах, где мы причаливали, он назначал встречу где-нибудь на берегу. Там мы встречались, вместе осматривали город, а потом опять расходились и возвращались на корабль по отдельности. Он объяснил, что все эти предосторожности нужны, чтобы избежать сплетен. Он был такой милый и внимательный, а мне в то время так нужно было внимание. Потом он предложил сойти с теплохода в Афинах и провести там какое-то время. Предполагалось, что после этого мы на самолете полетим в Алжир, чтобы я могла снова сесть на корабль в Танжере.

У Сьюзен возникло ощущение, знакомое ей еще по работе в конторе окружного прокурора, когда удавалось вытащить из свидетеля какие-то важные сведения. Она заметила, что Дональд Ричардс тоже напрягся и подался вперед всем телом, стараясь не пропустить ни слова.

— И вы последовали предложенному плану? — спросила Сьюзен.

— Я собиралась, но как раз в тот момент на теплоход позвонил мой муж. Он умолял меня сделать еще одну попытку сохранить наш брак. Этот мужчина, с которым я собиралась встретиться, уже сошел на берег. Я пыталась связаться с ним по телефону и предупредить, что останусь на корабле, но оказалось, что он не зарегистрировался в отеле, где мы договорились встретиться, и больше я его не видела. Но у меня осталась его фотография, правда, на заднем плане, и он подарил мне кольцо с гравировкой «Ты мне принадлежишь». Я так и не смогла его вернуть.

Сьюзен заговорила, тщательно подбирая слова:

— Карен, то, что вы нам рассказали, может оказаться очень важным для расследования дела об исчезновении Регины Клаузен. Вы согласитесь встретиться со мной и показать кольцо и фотографию?

— Я... я не могу. Муж будет в ярости, если узнает, что я собиралась изменить ему с первым встречным.

«Она что-то скрывает, — подумала Сьюзен. — Ее зовут не Карен, она пытается изменить голос. И очень скоро она повесит трубку».

— Карен, прошу вас, приходите ко мне в приемную, — торопливо проговорила Сьюзен. — Вот адрес. Она продиктовала адрес и добавила умоляюще:

— Мать Регины Клаузен хочет знать, что случилось с ее дочерью. О вас никто ничего не узнает, я обещаю.

— Я приду к трем.

Связь прервалась.

4

Кэролин Уэллс выключила радио и с тревогой выглянула в окно. На другой стороне улицы высилась молчаливая громада музея искусств Метрополитен. По понедельникам здесь всегда было тихо: музей не работал.

С тех самых пор, как она позвонила в передачу «Спросите доктора Сьюзен», ее не покидали ужасные предчувствия. И зачем только они уговорили Памелу им погадать! Кэролин поежилась, вспоминая события предыдущей пятницы. Памела, ее подруга и бывшая соседка по комнате, отмечала свое сорокалетие. Кэролин устроила для нее праздничный ужин у себя дома, они пригласили еще двух подруг, с которыми когда-то делили квартиру на Восемнадцатой улице. Компания состояла из Памелы, ставшей университетским профессором; Линн, партнера в фирме по связям с общественностью; Вики, ведущей кабельного телеканала, и ее самой — дизайнера интерьеров.

Они решили устроить настоящий девичник, никаких мужей и приятелей, и, уединившись вчетвером, наговорились всласть, как и положено старым подругам.

Уже много лет они не просили Памелу о предсказаниях. Когда они были помоложе и чувствовали себя чужими в большом городе, для них это стало почти ритуалом. Они в шутку просили ее «поворожить» на будущее с новым приятелем или на шансы сделать карьеру на новой работе. Но со временем жизнь научила их относиться к ее дару с большей серьезностью. Памела не только не хвасталась своей способностью к ясновидению, но старалась скрыть ото всех, что полиция иногда негласно прибегает к ее помощи при расследовании дел о пропаже или похищении людей. Только ее подруги знали, что часто ей удается с поразительной ясностью «увидеть» детали, помогающие раскрыть преступление.

После ужина в прошлую пятницу, когда они отдыхали, потягивая отличный портвейн, Памела уступила уговорам и согласилась погадать подругам. Как всегда, ей потребовалось держать что-то во время предсказания, и она попросила у каждой из женщин какую-нибудь личную вещь.

«Моя очередь была последней, — думала Кэролин, вспоминая чувства, охватившие ее в тот вечер, — и что-то мне подсказывало, что лучше воздержаться от гадания. И зачем только я дала ей это проклятое кольцо? Ведь я его никогда не носила, никакой ценности оно не представляет. Сама не знаю, зачем я его сохранила».

Кэролин вытащила кольцо из шкатулки с бижутерией, потому что в тот день ей вспомнился Оуэн Адамс, человек, подаривший ей этот сувенир. Она знала, почему вдруг вспомнила о нем: они познакомились как раз два года назад.

Взяв в руки кольцо, Памела заметила едва различимую надпись на внутренней стороне ободка и внимательно пригляделась.

— "Ты мне принадлежишь", — с притворным ужасом прочитала она вслух. — По-моему, слишком сильно сказано, а, Кэролин? Прямо-таки позапрошлый век! Надеюсь, Джастин просто пошутил?

Кэролин вспомнила, что ей стало не по себе.

— Джастин ничего не знает. Мы в то время собирались расходиться, кольцо мне подарил один человек в круизе. Мы там и познакомились. Я его практически не знаю, но мне любопытно, что с ним сталось. Я его как раз сегодня вспоминала.

Памела сжала кольцо в руке, и в тот же миг с ней произошла заметная перемена. Ее тело напряглось, лицо помрачнело.

— Кэролин, это кольцо могло стать причиной твоей смерти, — сказала она. — Оно до сих пор представляет угрозу для тебя. Тот, кто его подарил, желал тебе зла.

И она уронила кольцо на кофейный столик, словно оно жгло ей руку.

В тот же самый миг, словно по волшебству, ключ повернулся в замочной скважине входной двери, и они все вздрогнули, как расшалившиеся школьницы, застигнутые учителем на месте преступления. Все знали, что при Джастине нельзя даже заговаривать о разводе, как знали и то, что ворожба Памелы ему не по нутру.

Кэролин вспомнила, как воровато подобрала кольцо со столика и сунула его в карман. Там оно и лежало до сих пор.

Два года назад она едва не рассталась с мужем из-за его болезненной ревности. Наконец Кэролин решила, что с нее хватит.

— Я не могу жить с человеком, который всякий раз устраивает сцену, стоит мне опоздать на несколько минут, — сказала она ему. — У меня есть работа... нет, не просто работа, а карьера, и если я задерживаюсь на работе из-за каких-то проблем, с этим уже ничего не поделаешь.

В тот день, позвонив ей на корабль, Джастин обещал исправиться. «Видит бог, он старался, — подумала Кэролин. — Он даже прошел терапию, но если я окажусь замешанной в расследовании доктора Сьюзен, он решит, что между мной и Оуэном Адамсом что-то было, и мы вернемся к исходной точке».

Она вдруг решила, что не пойдет на встречу к Сьюзен Чандлер. Вместо этого она вышлет ей по почте фотографию с корабельной вечеринки у капитана, где на заднем плане был запечатлен Оуэн Адамс. Она обрежет снимок, чтобы ее самой видно не было, и вышлет его вместе с кольцом и именем Оуэна доктору Чандлер. «Напечатаю простое короткое письмо на обычной бумаге, — подумала Кэролин, — и они никогда не дознаются, кто я такая».

Если существует связь между Оуэном Адамсом и Региной Клаузен, пусть доктор Чандлер ее устанавливает. И будет нелепо упоминать в письме, что подрута-экстрасенс нагадала, будто это кольцо — предвестник смерти! Уж это точно никто не примет всерьез!

5

— С вами доктор Сьюзен Чандлер. Я благодарю нашего гостя, доктора Дональда Ричардса и всех вас за участие в передаче.

Красный огонек «Вы в эфире» погас. Сьюзен сняла наушники.

— Ну вот и все, — сказала она.

В студию вошел Джед Гини.

— Думаешь, эта женщина говорила всерьез, Сьюзен?

— Думаю, да. Об одном молю: чтобы она не передумала и пришла на встречу со мной.

Дональд Ричардс вышел из студии вместе с ней и дождался, пока она поймает такси. Усадив Сьюзен в машину, он нерешительно заметил:

— Думаю, шансов у вас меньше, чем пятьдесят на пятьдесят, что эта Карен придет. Но если она все-таки появится, мне хотелось бы обсудить с вами ее рассказ. Может, я смогу помочь.

Сама не зная почему, Сьюзен вдруг ощутила раздражение.

— Там видно будет, — ответила она каменным тоном.

— Другими словами: «Не суй нос не в свое дело», — мягко усмехнулся Ричардс. — От души надеюсь, что она придет. До встречи.

6

В своей квартире на Бикмен-плейс семидесятичетырехлетняя Джейн Клаузен выключила радио. Она долго сидела, глядя в окно на стремительно текущие воды Ист-ривер. Привычным жестом откинула упавшую на лоб прядь мягких седых волос. Последние три года, с тех пор, как пропала ее дочь Регина, она поминутно ловила себя на том, что прислушивается, не повернется ли ключ в двери, не зазвонит ли телефон, не раздастся ли в трубке заботливый голос Регины:

— Мама, я тебя не отрываю от дел?

Джейн знала, что Регина мертва. В глубине души у нее не осталось сомнений. Это было первобытное, инстинктивное ощущение. Она знала это с того момента, когда ей позвонили с теплохода и сказали, что Регина не вернулась на борт.

Сегодня утром позвонил ее адвокат Дуглас Лейтон. Он был крайне возмущен и предупредил, что доктор Сьюзен Чандлер собирается обсуждать исчезновение Регины по радио.

— Я пытался ее отговорить, но она уверена, что окажет вам услугу, если расскажет обо всем в эфире. А потом она повесила трубку, — объяснил он дрожащим от негодования голосом.

Что ж, доктор Чандлер ошиблась. Регина — такая умная, всеми уважаемая в мире финансов — была женщиной необычайно замкнутой и скрытной.

«Еще более скрытной, чем я сама», — с тихой горечью подумала Джейн Клаузен. Два года назад телевизионная программа, посвященная без вести пропавшим, предложила сделать передачу о ее дочери. Джейн отказалась по той же причине, по какой сейчас, слушая передачу доктора Чандлер, она возмутилась, когда Дональд Ричардс предположил, что Регина могла проявить неслыханное легкомыслие и сбежать с мужчиной, которого едва знала.

«Я знаю свою дочь, — сказала себе Джейн Клаузен. — Она бы так не поступила». Впрочем, даже если Регина действительно совершила эту ошибку, подобной участи она не заслужила. Нельзя было выставлять ее частную жизнь на всеобщее обозрение по телевидению или по радио, чтобы все кому не лень перемывали ей кости с притворным сочувствием или злорадством. Джейн представила, как бульварные газеты со смаком пишут о том, что, несмотря на свое воспитание и успех в финансовой сфере, Регина Клаузен оказалась недостаточно умной или утонченной, чтобы раскусить подлеца.

Один только Дуглас Лейтон, адвокат инвестиционной фирмы, распоряжавшейся финансовыми активами семьи, знал, как отчаянно она хотела разгадать загадку исчезновения дочери. Он один знал, что лучшие частные детективы проводили тщательное расследование, пытаясь выяснить, куда исчезла Регина, даже после того, как полиция признала свое поражение.

«Но нет, это я ошиблась, — признала Джейн Клаузен. — Это я убедила себя, что смерть Регины произошла в результате несчастного случая». Мысль об этом помогала ей переносить утрату. Сценарий, который она рисовала в уме, чтобы примириться с потерей, был таков: Регина, с детства страдавшая шумами в сердце, вдруг почувствовала себя плохо, у нее начался сердечный приступ, вроде того, что унес ее отца совсем молодым, и кто-нибудь, может быть, шофер такси, опасаясь неприятностей, избавился от ее тела. В этой фантазии Регина всегда умирала без боли, даже не сознавая, что с ней происходит.

Но как в таком случае объяснить телефонный звонок от Карен, сообщившей о человеке, который уговаривал ее покинуть круиз? Она рассказала о кольце... о кольце с надписью «Ты мне принадлежишь» на внутренней стороне ободка.

Джейн Клаузен сразу же узнала эти слова и похолодела от ужаса. Регина должна была плыть до Гонолулу. Когда она не вернулась на корабль, ее одежда и остальные вещи, оставшиеся на борту «Габриэль», были переправлены домой из столицы Гавайев. По просьбе властей Джейн тщательно перебрала эти вещи, чтобы проверить, не пропало ли что-нибудь. Она обратила внимание на колечко, потому что оно было таким легкомысленным, явно недорогим — милая штучка, украшенная бирюзой, из тех, что туристы покупают в минутном порыве. Джейн не сомневалась, что Регина либо не обратила внимания на сентиментальную надпись на ободке, либо не придала ей значения. Бирюза была ее камнем — она родилась в декабре.

Но если эта женщина, назвавшая себя Карен, получила в подарок точно такое же кольцо всего два года назад, не означает ли это, что человек, ответственный за смерть Регины, все еще охотится за женщинами? Регина пропала без вести в Гонконге. Карен сказала, что собиралась покинуть свой корабль, чтобы направиться в Алжир.

Джейн Клаузен встала, подождала, пока утихнет боль в спине, и медленно прошла из кабинета в комнату, которую и она сама, и ее экономка из суеверия называли «гостевой».

Через год после исчезновения дочери Джейн расторгла договор об аренде квартиры Регины, продала свой дом в Скарсдейле, который стал для нее слишком велик, приобрела эту пятикомнатную квартиру на Бикмен-плейс и обставила вторую спальню мебелью Регины, заполнила шкафы и комоды ее одеждой, развесила по стенам ее картины, расставила повсюду ее безделушки.

Иногда, оставаясь в квартире одна, Джейн приносила в эту комнату чашку чая, усаживалась на старинный, обитый парчой диванчик-визави, приобретенный Региной на каком-то аукционе, и вспоминала счастливые времена.

Сейчас она подошла к серванту, выдвинула верхний ящик и вынула кожаную шкатулку, в которой Регина держала драгоценности. Кольцо с бирюзой лежало в обитом бархатом гнезде. Джейн взяла его и надела на палец.

Она подошла к телефону и позвонила Дугласу Лейтону.

— Дуглас, — сказала она тихо, — сегодня без четверти три мы с вами должны быть в кабинете доктора Сьюзен Чандлер. Полагаю, вы слушали ее передачу?

— Да, миссис Клаузен.

— Я должна поговорить с женщиной, которая ей позвонила.

— Тогда мне стоит позвонить доктору Чандлер и предупредить о нашем визите.

— Вот именно этого вам и не следует делать. Я собираюсь поехать туда и поговорить с этой молодой леди лично.

Джейн Клаузен повесила трубку. С тех пор, как ей стало известно, какой малый срок ей отпущен, она утешала себя тем, что вместе с жизнью ее покинет невыносимое чувство утраты. Но сейчас ее охватило неодолимое желание удостовериться, что чья-то мать не переживает той боли, которая сопровождала ее последние три года.

7

В такси Сьюзен Чандлер мысленно перебрала назначенные на этот день встречи. Меньше чем через час ей предстояло провести психологическую оценку личности ученика седьмого класса, у которого проявились признаки депрессии. Она подозревала, что проблемы мальчика лежат глубже, чем обычно бывает у подростков, мучительно нащупывающих свой путь в жизни. А еще часом позже ее ждала встреча с шестидесятипятилетней женщиной, собиравшейся на пенсию и страдавшей бессонницей от беспокойства.

Ну а в три часа она надеялась встретиться с женщиной, назвавшей себя Карен. Правда, голос у нее был такой испуганный, что Сьюзен опасалась, как бы она не передумала. Интересно, чего она боится?

Через пять минут Сьюзен открыла дверь в свою приемную, и секретарша Дженет встретила ее одобрительной улыбкой.

— Отличная программа, доктор. Наш телефон так и разрывается от звонков. Не могу дождаться, чтобы взглянуть на эту Карен.

— Я тоже, — призналась Сьюзен, но в ее голосе прозвучала унылая нотка. — Важные сообщения есть?

— Да. Ваша сестра Ди позвонила из аэропорта. Она сожалеет, что разминулась с вами вчера. Она хотела извиниться за то, что накричала на вас в субботу, и поделиться впечатлениями об Александре Райте. Она познакомилась с ним на вечеринке после вашего ухода и нашла его неотразимо обаятельным. — Дженет протянула Сьюзен листок из блокнота. — Я все записала.

Сьюзен вспомнила мужчину, который слышал, как ее отец потребовал, чтобы она называла его Чарльзом.

Лет сорока, около шести футов[4] ростом, светлые волосы, заразительная улыбка. Он обратился к ней, когда отец отвернулся, чтобы приветствовать кого-то из вновь прибывших гостей.

— Не стоит падать духом из-за такой чепухи. Наверняка это была идея Бинки, — ободрил он Сьюзен. — Давайте возьмем шампанского и выйдем подышать свежим воздухом.

Был изумительно теплый вечер, какие бывают в начале осени. Они стояли на террасе, потягивая шампанское из высоких бокалов. Аккуратно подстриженный газон и английский парк представляли собой идеальное обрамление для замка с башенками, который ее отец воздвиг для Бинки.

Сьюзен спросила Алекса Райта, давно ли они знакомы с отцом.

— Я с ним познакомился только сегодня, — объяснил он. — А вот Бинки я знаю много лет.

Потом он спросил, чем она занимается, и удивленно поднял брови, когда Сьюзен ответила, что работает психотерапевтом.

— Не сочтите меня невеждой, — торопливо пояснил Алекс. — Но когда я слышу слово «психотерапевт», в уме возникает образ человека средних лет или старше, но уж никак не молодой и привлекательной женщины вроде вас. В моем сознании ваша внешность никак несочетается с вашей профессией.

Сьюзен была в прямом темно-зеленом вечернем платье из тонкого шерстяного крепа, простой и элегантный фасон которого подчеркивал шарф цвета зеленого яблока. Это платье она купила недавно именно для таких мероприятий, как «обязательные для посещения» приемы в доме отца.

— Дома я хожу в джинсах и мешковатом свитере, — успокоила его Сьюзен. — Это больше соответствует вашему представлению о психотерапевтах?

Ей было неприятно смотреть, как отец кудахчет вокруг Бинки, к тому же она совсем не жаждала встречи с сестрой, поэтому вскоре покинула вечеринку, но приятельница успела ей шепнуть, что Алекс Райт — сын покойного Александра Райта, знаменитого филантропа, чье имя стало легендой.

— Библиотека Райта, Музей изящных искусств Райта, Театральный центр Райта. Денег — завались! — прошептала она.

Сьюзен изучила послание, оставленное сестрой. Он и в самом деле неотразимо обаятелен. Гм...

* * *
Кори Маркус, ее четырнадцатилетний пациент, отлично прошел тесты. Но, пока они разговаривали, Сьюзен напомнила себе, что психология занимается не столько интеллектом, сколько эмоциями. Его родители развелись, когда ему было два года, но продолжали жить по соседству, сохранили дружеские отношения, и в течение двенадцати лет мальчик без помех переходил из дома в дом. Однако теперь его матери предложили работу в Сан-Франциско, и привычное, удобное для всех положение оказалось под угрозой.

Старательно скрывая слезы, Кори сказал:

— Я знаю, она хочет получить эту работу, но если мы переедем, я не смогу часто видеться с папой.

Итак, умом он понимал, что означает новая работа для карьеры его матери, но его чувства протестовали: он надеялся, что мать отклонит предложение, чтобы не разлучать его с отцом.

— Как ты сам считаешь, что она должна сделать? — спросила Сьюзен.

Кори на секунду задумался.

— Я думаю, мама должна принять предложение. Было бы несправедливо лишать ее такой возможности.

«Какой хороший мальчик!» — восхитилась Сьюзен. Теперь ее задача состоит в том, чтобы помочь ему увидеть грядущие перемены в положительном свете.

Эстер Фостер, шестидесятипятилетняя женщина, собирающаяся на пенсию, пришла ровно в два часа дня. Ее бледное лицо заметно осунулось.

— Через две недели будет прощальная вечеринка, что на самом деле означает: «Собери свои манатки, Эсси, и очисти помещение».

Ее лицо сморщилось, на глазах выступили слезы.

— Я отдала работе всю свою жизнь, доктор Чандлер, — сказала она. — Недавно я столкнулась на улице с человеком, за которого могла когда-то выйти замуж. Он теперь процветает. Женат и очень счастлив.

— Вы жалеете, что не вышли за него? — тихо спросила Сьюзен.

— Да, жалею!

Сьюзен внимательно заглянула в глаза Эстер Фостер. Через секунду губы пожилой женщины дрогнули в легкой улыбке.

— В молодости он был страшным занудой и с тех пор не слишком изменился, доктор Чандлер, — призналась она. — Но, по крайней мере, я не была бы одинока.

— Давайте определим, что значит «быть одинокой», — предложила Сьюзен.

Когда Эстер Фостер ушла без десяти три, в кабинете появилась Дженет с контейнером куриного супа и пакетиком крекеров. Она сообщила, что в приемной ждут мать Регины Клаузен и ее адвокат Дуглас Лейтон.

— Проведите их в комнату для совещаний, — распорядилась Сьюзен. — Я их там приму.

Мать Регины Клаузен выглядела в точности так же, как три года назад, когда Сьюзен мельком увидела ее в кабинете прокурора округа Уэстчестер. Ее черный костюм, должно быть, стоил целое состояние, седые волосы были безупречно уложены, точеные запястья и лодыжки, аристократически-сдержанные манеры говорили о поколениях благородных предков.

Адвокат, столь резко говоривший со Сьюзен по телефону этим утром, теперь почти стелился ковром:

— Доктор Чандлер, надеюсь, мы не помешали. Миссис Клаузен должна показать вам нечто важное, и ей очень хотелось бы встретиться с женщиной, позвонившей вам сегодня.

Сьюзен подавила улыбку, заметив, как предательская краска, видная даже под сильным загаром, заливает его лицо. Она обратила внимание на каштановые волосы Лейтона, в которых выделялись выгоревшие на солнце пряди. Хотя он был в темном деловом костюме с галстуком, у нее создалось впечатление, что он много времени проводит на открытом воздухе.

«На море», — неизвестно почему подумала Сьюзен.

Она бросила взгляд на часы. Без пяти три, пора переходить к делу. Не обращая внимания на Лейтона, она устремила взгляд на мать Регины Клаузен.

— Миссис Клаузен, я не уверена, что женщина, позвонившая в программу, действительно сюда придет. А если и придет, боюсь, она бросится наугек, как только узнает, что вы здесь. Я вынуждена просить вас остаться в этой комнате за закрытой дверью. Позвольте мне самой принять ее, тогда у меня будет возможность расспросить ее и выяснить, что ей известно, а уж потом я попрошу ее поговорить с вами. Но вы должны понять: если она не согласится, я не могу позволить вам насильно навязывать ей свое общество.

Джейн Клаузен открыла сумочку и достала колечко с бирюзой.

— Вот это было найдено в каюте моей дочери на борту «Габриэль». Я обнаружила кольцо в ее вещах, которые вернула круизная компания. Прошу вас, покажите его Карен. Если оно похоже на кольцо, подаренное ей, мне просто необходимо с ней поговорить. Пожалуйста, доведите до ее сведения, что это не из любопытства и мне вовсе необязательно знать, кто она такая на самом деле. Меня интересуют только сведения о мужчине, с которым она познакомилась в круизе.

Она протянула кольцо Сьюзен.

— Взгляните на гравировку, — подсказал Лейтон.

Сьюзен прищурилась, стараясь разглядеть крохотные буковки. Потом она подошла к окну и поднесла кольцо к свету. Наконец ей удалось прочесть надпись. Она ахнула и повернулась к ожидавшей ответа пожилой женщине.

— Прошу вас, присядьте, миссис Клаузен. Моя секретарша принесет вам чаю или кофе. И давайте вместе молиться, чтобы эта Карен все-таки пришла сюда.

— Боюсь, я не могу остаться, — вдруг засуетился Лейтон. — Извините, миссис Клаузен, но я так и не сумел перенести назначенную встречу.

— Я все понимаю, Дуглас. — В голосе Джейн Клаузен послышалось легкое, но все-таки явственное раздражение. — Машина ждет меня внизу. Я доберусь до дома сама.

Его лицо озарилось улыбкой.

— В таком случае позвольте откланяться. — Он кивнул Сьюзен на прощание. — Всего хорошего, доктор Чандлер.

* * *
С нарастающей досадой Сьюзен следила за стрелками часов, переползавшими от деления к делению. Пять минут четвертого. Десять минут четвертого. Четверть четвертого. Половина. Без четверти четыре. Она вернулась в комнату для совещаний. Лицо Джейн Клаузен было пепельно-серым. «Она больна», — догадалась Сьюзен.

— Вот теперь я могла бы выпить чашку чаю, если предложение остается в силе, доктор Чандлер.

Лишь легкая дрожь в голосе выдавала ее глубокое разочарование.

8

Было четыре часа дня. Кэролин Уэллс шла по Восемьдесят первой улице, направляясь к почтовому отделению. Под мышкой у нее был зажат плотный коричневый конверт, адресованный Сьюзен Чандлер. Осаждавшие ее сомнения и нерешительность сменились настоятельной потребностью избавиться от кольца и от фотографии человека, назвавшегося Оуэном Адамсом. А вот желание встретиться со Сьюзен Чандлер лично начисто испарилось после того, как в половине второго ей позвонил Джастин.

— Милая, ты не поверишь, какая произошла нелепость, — начал он шутливым тоном. — Наша секретарша Барбара сегодня утром включила радио, там передавали какую-то разговорную программу на медицинские темы; она говорит, что программа называется «Спросите доктора Сьюзен» или что-то в этом роде. Она уверяет, что на радио позвонила какая-то женщина по имени Карен, и голос у нее был похож на твой, но она говорила о мужчине, с которым познакомилась в круизе два года назад. Ты мне не все рассказала о том круизе? — Шутливого тона как не бывало. — Кэролин, я жду ответа. Ты мне чего-то не рассказала?

Кэролин почувствовала, как вспотели ладони. Она отчетливо уловила подозрение, прозвучавшее в его голосе — верный признак надвигающегося гнева. Она отшутилась, заверила его, что у нее нет времени слушать радио посреди рабочего дня. Но она хорошо знала своего мужа. Джастин был подвержен приступам маниакальной ревности, и Кэролин не сомневалась, что им еще предстоит разговор на эту тему. И теперь ей хотелось только одного: навсегда избавиться от этого фото и от этого кольца.

Даже для часа пик движение на улице показалось необычайно плотным. Ловить такси между четырьмя и пятью пополудни — дело безнадежное, подумала она с тоской, глядя, как другие желающие размахивают руками в попытке остановить такси. Все машины, словно сговорившись, направлялись в парк.

На Парк-авеню, хотя свет переключился на зеленый, ей пришлось ждать на краю тротуара впереди толпы нетерпеливых пешеходов, потому что машины продолжали поворачивать из-за угла. «А ведь пешеходы имеют преимущественное право. Водители обязаны их пропускать, — с горечью подумала Кэролин. — Как же, держи карман».

Небольшой грузовой фургон поворачивал, визжа тормозами. Она инстинктивно попыталась отступить на шаг, подальше от края тротуара, но отступать было некуда — кто-то стоял прямо за спиной, не давая пройти. Вдруг она почувствовала, как чья-то рука выдергивает конверт у нее из-под мышки. В ту же секунду другая рука толкнула ее в поясницу.

Кэролин зашаталась на краю тротуара. Обернувшись через плечо, она мельком увидела знакомое лицо и даже успела прошептать «Нет!», когда толчок послал ее вперед, прямо под колеса фургона.

9

Он ждал ее возле здания, в котором располагалась приемная Сьюзен Чандлер. Время шло, а она все не появлялась. Поначалу он обрадовался и облегченно перевел дух, решив, что она не придет, но вскоре облегчение сменилось досадой: он даром потерял столько времени, а теперь придется ее разыскивать.

К счастью, он помнил ее имя и знал, где она живет, поэтому, когда Кэролин Уэллс так и не пришла на прием к доктору Сьюзен Чандлер, он позвонил ей домой и тут же повесил трубку, когда она ответила на звонок. Инстинкт, хранивший его все эти годы, подсказывал ему, что хотя Кэролин Уэллс не пришла на встречу, она по-прежнему представляет угрозу для него.

Он отправился к музею Метрополитен и присел на ступенях перед входом, смешавшись с группой студентов и туристов, слонявшихся вокруг, хотя по понедельникам музей не работал. Отсюда открывался прекрасный вид на ее дом.

В четыре часа его терпение было вознаграждено. Швейцар распахнул и почтительно придержал тяжелую, украшенную бронзовыми завитушками входную дверь, и она вышла, зажав под мышкой небольшой коричневый конверт из плотной бумаги.

Ему сыграла на руку и хорошая погода — множество народу высыпало на улицу. Это позволило следовать за ней так близко, что он даже разглядел на конверте начало выведенного печатными буквами адреса: «Д-РУ СЬЮ...»

Он догадался, что в конверте лежит кольцо и снимок, о котором она говорила по радио. Это было так называемое «нестандартное отправление», иначе она просто бросила бы письмо в почтовый ящик. Он понял, что должен остановить ее до того, как она доберется до почтового отделения. Удачная возможность представилась на углу Пятой авеню и Восемьдесят первой улицы, где уставшие ждать водители отказали пешеходам в первоочередном праве на переход.

Кэролин полуобернулась, когда он толкнул ее, и их глаза встретились. Она знала его как Оуэна Адамса, британского бизнесмена. В круизе он носил золотисто-каштановый парик, усики, очки и цветные контактные линзы. Но все равно в ее глазах мелькнула искра узнавания, прежде чем она упала.

Он с удовлетворением вспомнил крики и женский визг, когда на глазах у всех тело упало под колеса автофургона. Скрыться в толпе было проще простого. Конверт теперь был надежно спрятан у него под плащом.

Хотя ему не терпелось взглянуть, что она положила в конверт, он не вскрыл его, пока не оказался в полной безопасности, за надежно запертыми дверями своего кабинета.

Кольцо и фотография были вложены в пластиковый пакетик. Никакого сопроводительного письма или хотя бы записки. Он внимательно изучил снимок и сразу вспомнил, где он был сделан: на борту, в большой кают-компании, во время вечеринки с коктейлями, которую давал капитан в честь новых пассажиров, взошедших на борт в Хайфе. Сам он, разумеется, всеми силами избегал фотообъективов и ни за что не стал бы сниматься рядом с капитаном, но в тот раз, очевидно, допустил промашку. Выслеживая добычу, он подошел слишком близко к Кэролин и оказался в поле зрения камеры. Он хорошо помнил, какой у нее был грустный вид. Ему всегда требовалось именно это. Она прямо-таки источала печаль, и он, что называется, с ходу взял след. Он понял, что она — следующая в очереди.

Он внимательно изучил фотографию. Хотя он был снят в профиль, с усами, с золотисто-каштановыми волосами, опытный глаз мог бы его узнать.

Он держался по-военному прямо, привычка совать большие пальцы в карманы брюк тоже могла его выдать. Кроме того, он обычно выносил правую ногу на полшага впереди левой и опирался на нее всем своим весом, потому что левая до сих пор побаливала из-за давней травмы, — и на эту деталь кто-нибудь мог бы обратить внимание.

Он бросил фотографию в машинку для измельчения бумаг и с мрачным удовлетворением проследил, как она превращается в вермишель. Кольцо он надел намизинец, полюбовался им, потом пригляделся внимательнее, нахмурился и потянулся за платком, чтобы его отполировать.

Очень скоро другой женщине будет предоставлена привилегия его носить, сказал он себе, и довольная улыбка заиграла на его губах при мысли о новой жертве. Ей предстояло стать последней.

10

Джастин Уэллс вернулся на работу без десяти пять и попытался заняться делом. Характерным жестом он провел рукой по своим темным волосам, потом отбросил перо, оттолкнул кресло и поднялся из-за чертежного стола. Он был крупным мужчиной, но двигался с легкой, стремительной грацией. Двадцать пять лет назад, когда он учился в колледже, умение быстро двигаться сделало его звездой футбола.

Ничего не выходило. Ему поручили реконструкцию фойе небоскреба, а он ничего не мог придумать. Правда, в этот день он все равно ни на чем не смог бы сосредоточиться.

Трусливый лев — вот как он сам себя называл. Он боялся. Он постоянно испытывал страх. Когда ему поручали новую работу, у него возникала мучительная уверенность, что на этот раз он непременно провалит дело. Двадцать пять лет назад у него появлялось подобное чувство перед каждым футбольным матчем. И вот теперь, когда он стал партнером в солидной архитекторской фирме «Беннер, Пирс и Уэллс», его по-прежнему терзали сомнения в собственных силах.

Кэролин. Джастин был уверен, что рано или поздно потеряет ее навсегда. «Она придет в ярость, если узнает, что я сделал», — сказал он себе, а его пальцы тем временем тянулись к телефону на столе. Номер радиостанции он уже раздобыл. «Она никогда не узнает, — утешил себя Джастин. — Я просто попрошу прислать мне запись сегодняшней передачи доктора Сьюзен. Скажу, что это любимая передача моей матери, а сегодня она ее пропустила из-за похода к зубному врачу».

Если секретарша Барбара была права, если именно Кэролин звонила в эту передачу, значит, во время круиза у нее был роман с каким-то мужчиной. Джастин мысленно перенесся на два года назад, когда после страшной ссоры Кэролин забронировала каюту от Бомбея до Португалии на кругосветный круиз. Она сказала, что после возвращения подаст на развод, сказала, что все еще любит его, но больше не может выносить его ревность и бесконечные расспросы о том, где она была и с кем виделась.

«Я позвонил как раз перед тем, как теплоход причалил в Афинах, — вспомнил Джастин. — Я сказал, что готов лечиться, пообещал сделать все, что угодно, если она вернется домой и поможет сохранить наш брак. Оказывается, я не зря волновался: стоило ей уехать, как у нее тут же появился кто-то другой».

Но, может быть, Барбара ошиблась? Что, если звонила вовсе не Кэролин? В конце концов, Барбара всего пару раз встречалась с Кэролин. А с другой стороны, у Кэролин запоминающийся голос — богатый модуляциями, с легким английским акцентом. В детстве она часто проводила лето в Англии. Джастин покачал головой.

— Я должен узнать, — прошептал он. Он позвонил на радиостанцию и несколько минут выслушивал различные инструкции, показавшиеся ему бесконечными: «Нажмите единицу для расписания передач; нажмите двойку для информации; нажмите тройку для общей справочной: нажмите четыре... нажмите пять... ждите ответа оператора». Наконец его соединили с секретарем Джеда Гини, продюсера передачи «Спросите доктора Сьюзен».

Джастин страшно нервничал и прекрасно понимал, что его голос звучит фальшиво, когда объяснял, что его мать пропустила сегодняшнюю программу и теперь ему нужна запись. Когда его спросили, нужна ли запись всей передачи, он тут же, опровергая только что сказанное, брякнул, что его интересуют исключительно звонки радиослушателей, а потом торопливо поправился:

— Я хочу сказать, что мама их больше всего любит, но сделайте, пожалуйста, запись всей передачи.

Дальше дела пошли еще хуже: трубку взял сам Джед Гини и сказал, что рад оказать услугу и что ему приятно, когда слушатели проявляют такую заинтересованность. Затем попросил назвать имя и адрес.

Чувствуя себя виноватым и глубоко несчастным, Джастин Уэллс назвал свое имя и служебный адрес. Только он положил трубку, как раздался звонок из больницы Ленокс-Хилл, и ему сообщили, что его жена получила тяжелую травму в результате дорожного происшествия.

11

Заглянув в кабинет Недды около шести часов вечера, Сьюзен обнаружила, что ее подруга уже запирает на ночь свой рабочий стол.

— "Довольно для каждого дня своей заботы"[5], — мрачно процитировала она. — Как насчет стаканчика вина?

— По-моему, отличная мысль. Я сама принесу. — Сьюзен прошла по коридору к крошечной кухоньке и открыла холодильник. В нем охлаждалась бутылка пино-гри. Она взглянула на этикетку, и в голове промелькнуло воспоминание.

Ей было пять лет, родителям не с кем было ее оставить, и они взяли ее с собой в винный магазин. Отец взял с полки бутылку вина.

— Это хорошая марка, дорогая? — спросил он, протягивая бутылку матери.

Она посмотрела на этикету и добродушно рассмеялась.

— Ты делаешь успехи, Чарли. Отличный выбор.

«Мама права, — подумала Сьюзен, вспоминая эмоциональный взрыв матери в прошлую субботу. — Она обучила отца всем правилам светского этикета, начиная с умения одеваться и кончая тем, как пользоваться приборами на званом обеде. Она уговорила его бросить дедушкин магазинчик деликатесов и открыть собственное дело. Она ободряла его, вдохнула в него чувство уверенности в себе, и он преуспел благодаря ей, а сам лишил ее этого чувства».

Сьюзен со вздохом открыла бутылку, разлила вино по бокалам, вытряхнула на тарелку несколько соленых крендельков и вернулась в кабинет Недды.

— Время пить коктейль, — объявила она. — Закрой глаза и представь, что ты в «Амфитеатре»[6].

Недда пристально посмотрела на нее.

— Психолог у нас ты, но, если хочешь знать мое непрофессиональное мнение, вид у тебя довольно-таки подавленный.

— И настроение соответствует, — кивнула Сьюзен. — Все никак не могу оправиться после визита к родителям на выходные, да и сегодня был бурный день.

Она рассказала Недде о гневном звонке Дугласа Лейтона, о звонившей в программу женщине, назвавшейся Карен, о неожиданном визите Джейн Клаузен.

— Она оставила у меня кольцо. Сказала, чтобы я сравнила кольца, если Карен все-таки появится. Между прочим, у меня создалось впечатление, что Джейн Клаузен тяжело больна.

— Думаешь, есть надежда, что она появится?

Сьюзен покачала головой:

— Просто не знаю, что и думать.

— Меня удивляет, что Даг Лейтон устроил тебе скандал сегодня утром. Когда я с ним разговаривала, он ничуть не расстроился, узнав о передаче.

— Что ж, он изменил свое мнение, — заметила Сьюзен. — Он пришел ко мне в приемную вместе с миссис Клаузен, но не остался ждать. Сказал, что у него назначена деловая встреча, которую он не смог отменить.

— На его месте я отменила бы деловую встречу, — пожала плечами Недда. — Я случайно узнала, что в прошлом году Джейн назначила его управляющим семейным фондом Клаузенов. Интересно, что это за важные дела такие, если он оставил Джейн одну, зная, что ей предстоит встретиться с женщиной, которая может описать человека, ответственного за исчезновение или даже за убийство ее дочери?

12

Большая квартира Дональда Ричардса на Сентрал-Парк-Уэст[7] служила ему и домом, и местом работы. Комнаты, в которых он принимал пациентов, имели отдельный вход из коридора. Пять комнат, которые он оставил для себя, были обставлены в типично мужском вкусе. Здесь чувствовалось давнее отсутствие женщины. Прошло уже четыре года с того дня, как его жена Кэти, топ-модель, погибла во время натурных съемок в отрогах Аппалачей.

Его там не было, когда это случилось, а если бы и был, то все равно не смог бы предотвратить несчастье, и все же Дональд не переставал винить себя. Он так и не смог оправиться после смерти жены.

Каноэ, в котором позировала Кэти, перевернулось.

Фотограф и его ассистенты сидели в другой лодке, на расстоянии двадцати футов. Пышное платье начала XX века мгновенно утянуло ее под воду. Никто не успел прийти на помощь. Водолазы так и не нашли тело. «Озеро такое глубокое, что даже летом вода на дне ледяная», — объяснили Дональду.

Два года назад, в надежде поставить точку, он упаковал и убрал с глаз подальше несколько последних фотографий Кэти, которые еще оставались у него в спальне, но это ничего не изменило. В конце концов, он признался себе, что у него до сих пор осталось чувство незавершенности. И он сам, и родители Кэти хотели бы похоронить ее останки на семейном участке кладбища рядом с бабушкой и дедушкой, рядом с братом.

Она часто снилась ему. Иногда он видел ее лежащей в ледяной воде под одним из каменных уступов — Спящей Красавицей, уснувшей навсегда. Но порой ему снился другой сон. Ее лицо расплывалось, на его месте появлялись другие лица. И все они шептали: «Это твоя вина».

В книге «Пропавшие женщины» не было упоминания о Кэти и о том, что с ней произошло. Под его фотографией на четвертой странице обложки была напечатана краткая биографическая справка, сообщавшая, что доктор Дональд Ричардс всю жизнь прожил на Манхэттене, получил степень бакалавра в Йеле, докторскую степень по психиатрии в Гарварде и степень магистра криминологии в Нью-йоркском университете.

После программы «Спросите доктора Сьюзен» он поехал прямо домой. Рина, его экономка, родившаяся на Ямайке, уже ждала его с готовым ленчем. Она начала работать у него вскоре после смерти Кэти, а познакомились они через ее сестру, служившую экономкой у его матери, которая жила безвыездно в Таксидо-парке[8].

Дон не сомневался, что мать не упускает случая расспросить Рину о подробностях его личной жизни всякий раз, когда та навещает сестру в Таксидо-парке. Да она этого и не скрывала, прозрачно намекая сыну, что ему следует почаще выбираться из дому.

За ленчем Дон думал о Карен, женщине, позвонившей на радио во время передачи. Сьюзен Чандлер явно не обрадовало его предложение обсудить с ней то, о чем могла поведать эта женщина. Он улыбнулся, вспоминая, как вспыхнули упрямством зеленовато-карие, как лесной орех, глаза Сьюзен, стоило ему только заикнуться о своем присутствии на встрече.

Сьюзен Чандлер оказалась интересной и очень привлекательной женщиной. «Позвоню-ка я ей и приглашу на ужин, — решил он. — Может, в интимной обстановке она будет более сговорчивой и не откажется обсудить со мной это дело».

Любопытная складывалась ситуация. Регина Клаузен пропала три года назад. Женщина, назвавшая себя Карен, рассказала о круизном романе, случившемся два года назад. Очевидно, Сьюзен Чандлер пришла к неизбежному выводу: если один и тот же мужчина связан с обеими женщинами, не исключено, что он сейчас ищет очередную жертву.

«Сьюзен разворошила осиное гнездо», — подумал Дональд Ричардс. Хотел бы он знать, что тут можно сделать.

13

Диана Чандлер Гарриман возвращалась в Калифорнию на самолете, попивая «Перье». Она сбросила босоножки и откинулась на спинку сиденья, ее золотистые, как мед, волосы рассыпались по плечам. Она давно привыкла к восхищенным взглядам и ловко избегала общения с мужчиной, который сидел через проход и уже дважды пытался завести с ней разговор.

Из украшений она надела только гладкое венчальное кольцо без камня и узкое золотое ожерелье-ошейник. Деловой костюм в тонкую полоску, творение знаменитого дизайнера, поражал своей изысканной простотой и строгостью. Место рядом с ней осталось незанятым, чему Ди была несказанно рада.

Она прибыла в Нью-Йорк в пятницу после полудня, остановилась в представительских апартаментах, которые ее модельное агентство «Бель-Эйр» арендовало на постоянной основе, и встретилась там с двумя молодыми манекенщицами, с которыми рассчитывала подписать контракт. Встречи прошли успешно, весь день был удачным.

Увы, Ди не могла сказать то же самое о субботе, когда она приехала к матери. Больно было видеть, как мать страдает из-за предательства отца. Ди расплакалась от сочувствия.

«Я бог знает чего наговорила Сьюзен, — подумала Ди. — Надо было удержаться и промолчать. Сьюзен оставалась с мамой, когда папа ушел, она была рядом, пока они разводились, и приняла основной удар на себя. Зато у нее хотя бы есть высшее образование, а вот я к тридцати семи годам так и осталась со школьным аттестатом. А с другой стороны, к семнадцати годам я умела только позировать, на все остальное просто времени не оставалось. Нет, они должны были настоять, чтобы я поступила в колледж! За всю свою жизнь я сделала только два умных шага: вышла замуж за Джека и вложила все свои сбережения в модельное агентство».

Она смущенно припомнила, как разозлилась на Сьюзен, как попрекала сестру тем, что она не понимает, каково это — потерять мужа.

«Жаль, что мы вчера разминулись на вечеринке у папы, — думала Ди, — но я рада, что позвонила ей сегодня утром. А Алекс Райт и вправду неотразим».

Улыбка заиграла на губах у Ди, когда она вспомнила красивого мужчину с умным и теплым взглядом. Привлекательный, сексуальный, породистый, с чувством юмора! И он спросил, есть ли у Сьюзен постоянный поклонник. Попросил у нее телефон Сьюзен. По его настоянию она дала ему рабочий телефон сестры, но решила ни за что не давать ее домашний телефон.

Ди отрицательно покачала головой, когда стюард предложил ей еще порцию «Перье». Ощущение пустоты, охватившее ее в гостях у матери и еще больше углубившееся при виде отца и его второй жены, грозило перерасти в настоящую депрессию.

Она тосковала по замужеству. Ей хотелось снова жить в Нью-Йорке. Именно там Сьюзен познакомила ее с Джеком; он работал рекламным фотографом. Вскоре после свадьбы они перебрались в Лос-Анджелес.

Они прожили вместе пять лет. А два года назад, по его настоянию, отправились на выходные на лыжный курорт.

Ди почувствовала, как слезы щиплют глаза. «Мне надоело одиночество», — подумала она сердито. Торопливо запустив руку в объемистую сумку через плечо, она порылась внутри и нашла то, что искала: рекламный буклет, описывающий двухнедельный круиз через Панамский канал.

«А почему бы и нет? — спросила она себя. — Вот уже два года у меня не было полноценного отпуска». Турагент заверил ее, что еще не поздно забронировать хорошую каюту на следующий рейс. А вчера ее поддержал отец.

— Первым классом, малыш. За мой счет, — пообещал он.

Теплоход отправлялся из Коста-Рики через неделю. «Поеду», — решила Ди.

14

Памела Гастингс ничуть не возражала провести спокойный вечер в одиночестве. Ее муж Джордж уехал в командировку в Калифорнию, дочь Аманда училась на первом курсе в колледже Уэллзли. Занятия у Аманды начались всего месяц назад, и Памела, хоть и скучала по дочери, с удовольствием прислушивалась к тишине, царящей в квартире, наслаждалась молчанием телефона и удивительным порядком в комнате Аманды и ничего не могла с собой поделать.

На прошедшей неделе в Колумбийском университете у нее было вдвое больше работы, чем обычно: к традиционной педагогической нагрузке добавились совещание преподавателей и студенческая конференция. Она всегда с нетерпением ждала вечера пятницы, долгожданного оазиса покоя и отдохновения. Но на прошлой неделе у нее был день рождения, и, хотя она была благодарна Кэролин за вечеринку «банды четырех», как они называли себя в студенческие годы, тот вечер оставил у Памелы тяжелый привкус эмоциональной перегрузки.

Острое ощущение грядущей беды, пронзившее Памелу, как только она взяла в руки кольцо с бирюзой, все еще пугало ее. С того вечера она еще не говорила с Кэролин, и сейчас, поворачивая ключ в двери своей квартиры на углу Мэдисон-авеню и Шестьдесят седьмой улицы, дала себе слово позвонить подруге и посоветовать избавиться от кольца.

Памела бросила взгляд на часы. Без десяти пять. Она прошла прямо в спальню, сменила строгий темно-синий костюм на удобные домашние брюки и рубашку мужа, смешала коктейль с шотландским виски и уютно устроилась в кресле, чтобы посмотреть новости. Это будет тихий вечер, проведенный в одиночестве, пообещала себе Памела.

В пять минут шестого она в ужасе смотрела кадры огороженного участка Парк-авеню и Восемьдесят первой улицы, по обе стороны которого скопились колоссальные автомобильные пробки, а толпа любопытных с жадностью разглядывала забрызганный кровью автофургон с покореженной решеткой радиатора, и, не веря своим ушам, слушала закадровый комментарий:

— Вот место происшествия на углу Парк и Восемьдесят первой, где недавно, очевидно из-за толкотни, возникшей в толпе пешеходов, сорокалетняя Кэролин Уэллс упала с тротуара прямо под колеса поворачивающего фургона. Ее увезли на «Скорой» в больницу Ленокс-Хилл с травмой головы и многочисленными внутренними повреждениями. Наш репортер опросил на месте нескольких свидетелей.

Памела вскочила на ноги, машинально прислушиваясь к отрывочным фразам, звучавшим с экрана:

— ...эта бедная женщина...

— ...ужасно, что людям позволяют гонять с такой скоростью...

— …они должны как-то наладить движение в городе...

А потом какая-то пожилая женщина выкрикнула:

— Вы все ослепли! Ее толкнули под колеса!

Памела, не отрываясь, смотрела, как репортер с микрофоном в руке подскочил к старушке.

— Как ваше имя, мэм?

— Хильда Джонсон. Я стояла рядом. У нее под мышкой был конверт. Какой-то тип схватил его, а потом толкнул ее.

— Это чушь, она сама упала! — закричал кто-то из прохожих.

Опять раздался голос комментатора за кадром:

— Вы только что слышали заявление свидетельницы по имени Хильда Джонсон, утверждающей, что она своими глазами видела, как некий мужчина толкнул Кэролин Уэллс под колеса автофургона, вырвав у нее из-под мышки конверт. Хотя слова мисс Джонсон противоречат показаниям остальных прохожих, невольных свидетелей происшествия, полиция уверяет, что ее заявление будет принято во внимание и рассмотрено. Если ее слова подтвердятся, это будет означать, что трагическая случайность на самом деле — покушение на убийство.

Памела бросилась надевать пальто. Через четверть часа она уже сидела рядом с Джастином Уэллсом в комнате ожидания, примыкающей к блоку интенсивной терапии больницы Ленокс-Хилл.

— Ее оперируют, — произнес Джастин глухим бесстрастным голосом.

Памела взяла его за руку.

Через три часа к ним вышел хирург.

— Ваша жена в коме, — сказал он Джастину. — Сейчас еще рано делать прогнозы, мы даже не знаем, выживет ли она. Но когда ее привезли в отделение скорой помощи, она звала какого-то «Уэна». Кто бы это мог быть?

Памела почувствовала, как пальцы Джастина мертвой хваткой стискивают ее пальцы, едва не ломая кости.

— Я не знаю, — прошептал он, запинаясь, — не знаю.

15

Восьмидесятилетняя Хильда Джонсон любила рассказывать всем, кто готов был слушать, что она всю жизнь прожила в Восточном районе на Восьмидесятой улице и до сих пор помнит, как воздух в округе был пропитан терпким запахом солода и дрожжей из пивоварни Джекоба Руперта, находившейся на соседней Семьдесят девятой улице.

— Наши соседи думали, что перебираются поближе к солнцу, когда переезжали из Манхэттена в Южный Бронкс, — вспоминала она с дребезжащим смешком. — Что ж, все меняется. Тогда Южный Бронкс считался пригородом, а здесь стояли дешевые доходные дома. Теперь это место считается престижным, а Южный Бронкс — сплошной кошмар. Такова жизнь.

Эту историю друзья Хильды и люди, с которыми она встречалась в парке, слышали уже много раз, но ее это не смущало. Маленькая, костлявая, с редеющими седыми волосами и живыми, пронзительными голубыми глазами, она любила поболтать.

В хорошую погоду Хильде нравилось гулять в Центральном парке, сидеть на залитой солнцем скамейке. От природы наблюдательная, она все замечала и, не колеблясь, высказывалась обо всем, что, по ее мнению, требовалось исправить.

Она могла запросто выбранить заболтавшуюся няньку, не заметившую, как вверенное ее заботам чадо своим ходом удаляется от игровой площадки. Она постоянно читала нотации детям, бросающим на траву конфетные фантики. И нередко ей случалось остановить патрульного полисмена, чтобы указать на потенциальных правонарушителей, слоняющихся вокруг детской площадки или блуждающих по дорожкам.

Полицейские выслушивали Хильду с усталым, вежливым терпением, записывали ее предупреждения и обвинения, обещали проследить за подозреваемыми.

Острый глаз безусловно сослужил ей хорошую службу в этот понедельник. В пятом часу вечера, возвращаясь из парка домой, она стояла в толпе пешеходов в ожидании зеленого сигнала светофора и случайно оказалась справа и чуть позади элегантно одетой женщины с коричневым конвертом под мышкой. Внимание Хильды привлекло внезапное движение мужчины, который одной рукой выхватил конверт, а другой толкнул женщину вперед, прямо под колеса автофургона. Хильда крикнула: «Осторожно!», но опоздала. Зато успела хорошо рассмотреть лицо мужчины, прежде чем он растворился в толпе.

В поднявшейся сутолоке Хильде пришлось отступить, когда патрульный полицейский принялся теснить толпу любопытных с криком:

— Полиция! Всем назад!

При виде изуродованного, окровавленного тела со следами шин, оставленными на элегантном костюме, Хильде стало дурно, но она все-таки заставила себя поговорить с репортером. Потом она с большим трудом добралась до своего дома. Войдя в квартиру, она трясущимися руками заварила чай.

— Бедная девочка, — то и дело приговаривала она, медленно прихлебывая из чашки. Страшная сцена снова и снова всплывала перед глазами.

Наконец она убедилась, что у нее хватит сил позвонить в полицию. С дежурным сержантом, ответившим на звонок, ей уже несколько раз приходилось иметь дело, когда она сообщала о попрошайках, пристающих к прохожим на Третьей авеню. Он терпеливо выслушал ее рассказ.

— Хильда, нам известно ваше мнение, но вы ошибаетесь, — примирительно сказал он. — Мы уже опросили множество людей, стоявших рядом, когда произошел несчастный случай. Толпа надавила, когда свет переменился, и миссис Уэллс потеряла равновесие, вот и все.

— Она упала, потому что он нарочно толкнул ее в спину, вот что произошло, — отрезала Хильда. — Он выхватил у нее конверт. Я устала и собираюсь лечь, но оставьте сообщение капитану Ши. Я буду у него, как только он заступит на смену завтра с утра. Ровно в восемь.

Она возмущенно бросила трубку. Всего пять вечера, но ей необходимо прилечь. Она ощущала стеснение в груди, от которого можно было избавиться, только лежа в кровати и положив под язык таблетку нитроглицерина.

Через несколько минут она уже лежала в своей теплой фланелевой ночной рубашке, подложив под спину пышно взбитую подушку, помогавшую ей восстановить дыхание. Резкая головная боль, всегда возникавшая на несколько минут после приема таблетки, начала стихать. Боль в груди тоже ослабла.

Хильда с облегчением перевела дух. Главное — хорошенько выспаться, а завтра она отправится в участок и выскажет капитану Ши все, что о нем думает, а кроме того, подаст жалобу на тупоголового сержанта. Потом она настоит на встрече с полицейским художником и даст ему полное описание негодяя, который толкнул ту несчастную женщину. «Мерзавец, — подумала Хильда, вспоминая его лицо. — Хуже не бывает: шикарно одетый, представительный, к таким сразу проникаешься доверием. Как там эта бедная девочка? — спросила она себя. — Может, что-нибудь скажут в новостях».

Она потянулась за пультом и включила телевизор как раз вовремя, чтобы увидеть на экране свое лицо и услышать собственные слова о том, что она видела человека, толкнувшего Кэролин Уэллс под машину.

Хильду охватили смешанные чувства. Она ощутила волнение и гордость от того, что стала знаменитостью, но ее раздосадовал комментарий репортера, явно намекнувшего, что она ошибается. А потом еще этот дубина-сержант говорил с ней, как с умственно отсталым ребенком! Она уже дремала, но успела подумать о том, что завтра она им всем задаст жару. Они у нее света невзвидят. Сон накрыл ее в тот самый момент, когда она начала читать молитву за выздоровление тяжело раненной Кэролин Уэллс.

16

Простившись с Неддой, Сьюзен уже в сумерках отправилась к себе домой на Даунинг-стрит. Пробирающий до костей холод, временно разогнанный теплом послеполуденного солнца, снова вернулся.

Она сунула руки в глубокие карманы своей уютной мешковатой куртки и ускорила шаг. Года напомнила ей давно забытые строчки из «Маленьких женщин»[9]. Одна из сестер — Сьюзен не помнила, Бесс или Эми, — сказала, что ноябрь противный месяц, а Джо согласилась и добавила, что потому-то она в этом месяце и родилась.

"И я тоже, — подумала Сьюзен. — Я родилась двадцать четвертого ноября. Ребенок ко Дню благодарения[10] — так обо мне говорили. В этом году «ребенку» стукнет тридцать три. Когда-то День благодарения и день рождения были для меня веселыми праздниками. Но, слава богу, в этом году мне хоть не придется на день рождения метаться между двумя вечеринками, словно перебежчику между двумя враждующими лагерями. Слава богу, в этом году папа и Бинки отправляются на Сент-Мартин. Конечно, мои домашние проблемы — ничто по сравнению с тем, что приходится переживать Джейн Клаузен", — мысленно добавила она, поворачивая на свою улицу.

Когда они окончательно убедились, что Карен не придет, миссис Клаузен задержалась у нее в приемной еще на двадцать минут за чашкой чая. Она настояла, чтобы Сьюзен оставила кольцо у себя.

— Очень важно, чтобы оно осталось у вас, если со мной что-то случится. Вдруг эта женщина все-таки свяжется с вами еще раз, — сказала она.

"Она имела в виду не «если» с ней что-то случится, а «когда», — думала Сьюзен, входя в свой дом и поднимаясь на четвертый этаж, где у нее была просторная квартира с большой гостиной, удобной кухней, спальней королевских размеров и маленьким уютным кабинетом. Красиво и комфортабельно обставленная мебелью, которую ей отдала мать, когда переехала из большого семейного дома в роскошный кондоминиум меньших размеров, эта квартира всегда казалась Сьюзен теплой и гостеприимной — почти как дружеские объятия.

Вот и сегодняшний вечер не стал исключением. Наоборот, сегодня атмосфера в квартире казалась особенно успокаивающей, подумала Сьюзен, включая газовый огонь в камине.

«Тихий вечер дома», — решительно пообещала она себе, надевая старое бархатное платье-халат в восточном стиле. Она приготовит салат и спагетти с томатным соусом, выпьет бокал кьянти.

Но уже через несколько минут, когда она мыла кресс-салат, зазвонил телефон.

— Сьюзен? Как поживает моя девочка?

Это был ее отец.

— Нормально, папа. — Тут Сьюзен спохватилась и состроила рожицу телефонной трубке. — То есть, Чарльз.

— Нам с Бинки очень жаль, что тебе вчера пришлось так рано уйти. Правда, отличная была вечеринка? Просто улет!

Сьюзен подняла бровь.

— Полный улет.

«Ах, папа, — подумала она с грустью, — знал бы ты, как ты смешон».

— Сьюзен, ты вчера сразила Алекса Райта наповал. Он говорил о тебе, не переставая. Думаю, он расхваливал тебя и в разговоре с Ди. Пожаловался нам, что Ди не захотела дать твой домашний телефон.

— Телефон моей приемной есть в справочнике. Если ему так хочется, пусть звонит туда. Он показался мне славным парнем.

— Ты его недооцениваешь. Семья Райт занимает самое высокое положение. Лучшие из лучших. Впечатляет и весьма.

«Папа до сих пор приходит в трепет при встрече с важными людьми, — подумала Сьюзен. — Хорошо еще, что ему не удалось внушить себе, будто он тоже родился с серебряной ложкой во рту. Но ему самому так хочется в это верить! Как жаль, что ему приходится притворяться».

— Я передам трубку Бинки. Она хочет тебе что-то сказать.

«О господи, за что мне чаша сия?» — мысленно простонала Сьюзен, пока на том конце трубку передавали из рук в руки.

Голос мачехи, прощебетавший «Приве-е-ет», резанул по уху.

Не успела она поздороваться, как Бинки принялась петь осанну Александру Райту.

— Мы с ним знакомы много лет, дорогая, — чирикала она. — Никогда не был женат. Именно такого жениха мы с Чарли мечтаем найти для тебя или для Ди. Ты с ним познакомилась, стало быть, нет нужды объяснять, как он хорош собой. Он председатель правления Семейного фонда Райтов. Они каждый год раздают деньги тоннами. Тоннами! Самый щедрый, самый великодушный из филантропов. Второго такого нет. Не то что все эти жестокие эгоисты.

«Поверить не могу, — подумала Сьюзен. — Неужели ты это сказала?»

— Дорогая, мне пришлось кое-что сделать, надеюсь, ты не будешь возражать. Алекс только что позвонил и буквально силой вынудил меня дать твой домашний телефон. И я не сомневаюсь, что он позвонит тебе сегодня же. Он сказал, что не хочет беспокоить тебя на работе. — Бинки перевела дух, в ее голосе зазвучали умоляющие нотки. — Ну пожалуйста, скажи мне, что я поступила правильно.

— Лучше бы ты никому не давала мой телефон, Бинки, — сухо ответила Сьюзен, но тут же смягчилась: — Но в данном случае, думаю, это не страшно. Просто, пожалуйста, больше так не делай.

Ей с трудом удалосьпрервать поток уверений Бинки, и вдруг появилось ощущение, что вечер, начавшийся так хорошо, безнадежно испорчен.

Не прошло и десяти минут, как позвонил Александр Райт.

— Я выжал из Бинки ваш домашний номер. Надеюсь, вы не против.

— Я знаю, — холодно отозвалась Сьюзен. — Чарльз и Бинки только что мне звонили.

— Называйте отца «папой» в разговоре со мной. Я не против.

Сьюзен засмеялась.

— Вы очень проницательны. Хорошо, я так и сделаю.

— Я специально отложил все дела, чтобы послушать сегодня вашу передачу, и она мне очень понравилась. Я просто в восторге.

Сьюзен с удивлением поняла, что ей приятно это слышать.

— Я сидел за одним столом с Региной Клаузен на ежегодном банкете конференции «Промышленность будущего» шесть или семь лет назад. Она показалась мне очаровательной женщиной. И очень, очень умной.

Райт помедлил, потом добавил извиняющимся тоном:

— Я понимаю, нехорошо приглашать женщину в последнюю минуту, но у меня только что закончилось заседание правления в больнице Сен-Клер, и я голоден. Если вы еще не ужинали и у вас нет других планов, могу я надеяться заинтересовать вас приглашением пойти куда-нибудь? Я знаю, вы живете на Даунинг-стрит. Ресторан «Мельница» в двух шагах от вас.

Сьюзен взглянула на кресс-салат, мытьем которого занималась, когда зазвонил телефон. Сама себе удивляясь, она согласилась. Договорились, что он заедет за ней через двадцать минут. Войдя в спальню, чтобы сменить восточный халат на кашемировый свитер и легкие спортивные брюки, она убеждала себя, что согласилась на импровизированное свидание только для того, чтобы послушать, что Алекс Райт может рассказать о своем знакомстве с Региной Клаузен.

17

Поразмыслив, Дуглас Лейтон вынужден был признать, что Джейн Клаузен вряд ли отнесется благосклонно к тому, что он не остался с ней в приемной доктора Сьюзен Чандлер.

Последние четыре года он работал адвокатом и советником по инвестициям в фирме, обслуживающей интересы семейства Клаузен. Он начал свою карьеру в качестве помощника Хьюберта Марча, старшего партнера фирмы, который служил Клаузенам вот уже пятьдесят лет. Марч в скором времени собирался уйти на покой, и Лейтон стал тем человеком, которым Джейн Клаузен явно собиралась заменить своего ослабевшего здоровьем друга.

Получить должность попечителя семейного фонда Клаузенов после столь недолгого пребывания в фирме — оглушительный успех, и Дуглас Лейтон очень дорожил своим высоким положением... если бы только оно не было таким обременительным.

«Но сегодня у меня просто не было выбора», — напомнил он себе, входя в лифт в доме номер десять по Парк-авеню и любезно улыбаясь молодой супружеской паре, только что купившей квартиру на девятом этаже.

Сам он до сих пор снимал квартиру, хотя при своих доходах запросто мог бы обзавестись собственным домом. Друзьям Дуглас объяснял это так: «Слушайте, мне тридцать шесть. Хотите — верьте, хотите — нет, я найду подходящую девушку и остепенюсь. И когда это случится, мы вместе подыщем себе дом. И вообще, — добавлял он, — хотя я не знаком с хозяином этого дома, мне нравится его вкус. Я, конечно, мог бы купить собственную квартиру, но такую я позволить себе не могу».

Справедливость этого суждения друзья не оспаривали. Не обременяя себя заботами собственника, Лейтон жил в апартаментах с библиотекой, отделанной панелями красного дерева, с гостиной, из которой открывался потрясающий вид и на Эмпайр-Стейт-билдинг, и на Ист-ривер, с кухней, оборудованной по последнему слову техники, просторной спальней и двумя ванными комнатами. Квартира была обставлена мягкими диванами, глубокими клубными креслами, удобными шкафами и вместительными гардеробными. На стенах — отличные гравюры, на полу — превосходные имитации персидских ковров.

В этот вечер, запирая за собой дверь квартиры, Дуглас Лейтон спросил себя, сколько еще ему удастся продержаться, пока не изменит удача.

Он проверил время: четверть шестого. Дуглас направился прямо к телефону и позвонил Джейн Клаузен. Она не ответила, но в этом ничего необычного не было. Если ей предстояло ужинать вне дома, она обычно в это время ложилась отдохнуть и в таких случаях всегда отключала телефон. Хотя в конторе ходили слухи, что она на всякий случай оставляет аппарат на пустой подушке рядом с собой — вдруг ее дочь Регина позвонит среди ночи.

Ничего, он перезвонит миссис Клаузен позже. А пока ему нужно позвонить еще кое-кому, с кем он не говорил уже больше недели. Его лицо внезапно смягчилось. Он вновь взял трубку и набрал номер.

Его мать переехала в Ланкастер, штат Пенсильвания, десять лет назад. Она давно оформила развод с отцом, который исчез из их жизни, и чувствовала себя куда счастливее своих многочисленных кузин.

Она взяла трубку на третьем гудке.

— О, Даг, я так рада, что ты меня застал! Еще минута — и я бы уже ушла.

— В больницу? В приют для бездомных? На «горячую линию»? — спросил он снисходительно-любящим тоном.

— Ничего подобного, умник. Я иду в кино с Биллом.

Она имела в виду давнего друга, симпатичного холостяка, которого Даг находил славным и донельзя скучным.

— Не позволяй ему распускать руки.

— Даг, ты прекрасно знаешь, что он ничего такого себе не позволит, — его мать задохнулась от возмущения.

— Ты права, я прекрасно это знаю. Старый добрый Билл вполне предсказуем. Ладно, мам, не буду тебя задерживать. Просто хотел проверить, все ли в порядке.

— Даг, а у тебя как? Голос какой-то тревожный.

Он мысленно одернул себя. Не надо было звонить матери в расстроенных чувствах. Она всегда видела его насквозь.

— Со мной все в порядке, — солгал он.

— Даг, я беспокоюсь о тебе. Знай, если тебе что-нибудь понадобится, я всегда здесь, на месте.

— Я знаю, мам. Со мной в порядке, честное слово. Целую.

Дуглас торопливо повесил трубку, прошел к бару в библиотеке и налил себе неразбавленного шотландского виски. С бурно колотящимся сердцем он проглотил всю порцию залпом, как лекарство. Нет, сейчас не время паниковать. Он всегда так гордился умением владеть собой, держать под контролем любую ситуацию. Так откуда же у него эти приступы паники?

Он знал откуда.

Нервным жестом Дуглас включил телевизор и посмотрел вечерние новости.

В семь часов вечера он опять набрал номер Джейн Клаузен. На этот раз ему удалось дозвониться, но по сдержанному тону он сразу догадался, что ему грозят неприятности.

В восемь часов он вышел из дому.

18

Александр Райт заметил, что его лимузин припаркован во втором ряду у больницы Сен-Клер на Пятьдесят второй улице, и поспешил занять свое место на заднем сиденье, прежде чем его шофер успел выйти, чтобы открыть ему дверцу.

— Долгое было заседание, сэр, — начал разговор Джим Кэрли, запуская двигатель. — И куда мы теперь направляемся?

Он говорил фамильярным тоном старого слуги, проработавшего в семье Райт тридцать лет.

— Джим, я рад сообщить, что вот уже пять минут, как мы тронулись в путь, чтобы заехать за одной очень привлекательной леди на Даунинг-стрит, мы будем с ней ужинать в «Мельнице», — ответил Райт.

«На Даунинг-стрит, — подумал Кэрли. — Должно быть, новенькая. Никогда раньше там не бывал».

Кэрли гордился тем, что его хозяин, красивый и богатый холостяк, которому еще не исполнилось и сорока, так высоко котируется в обществе. У всех красавиц он идет под номером один. Кэрли ревниво оберегал частную сферу Александра Райта, но все же любил поделиться с друзьями своими соображениями о том, что опереточная звезда Сандра Купер не только красива, но и мила, и приветлива, а комедийная актриса Лили Локлин и в жизни до ужаса смешная — так весело поболтала с ним в машине!

Но он упоминал об этом только после публикации в колонках светской хроники заметок о том, что та или иная леди появилась в ресторане или на вечеринке со знаменитым спортсменом и филантропом Алексом Райтом.

Пока лимузин медленно продвигался по запруженной машинами Девятой авеню, Кэрли несколько раз глянул в зеркальце заднего вида, с тревогой заметив, что его хозяин закрыл глаза и устало прислонился затылком к мягкому кожаному подголовнику.

«Тот, кто сказал, что отдавать деньги так же трудно, как и зарабатывать, был абсолютно прав», — сочувственно подумал Кэрли. Он знал, что мистера Алекса, управляющего семейным благотворительным фондом Александра и Виргинии Райт, осаждают организации и отдельные граждане с просьбами о пожертвованиях. А он так добр ко всем! И, пожалуй, чересчур щедр.

«Совсем не похож на своего папашу, — размышлял Кэрли. — Старик Райт был настоящий кремень. И мать Алекса тоже. Любому могла голову откусить ни за что ни про что. Вечно бедному Алексу житья не давала, когда он был маленьким. Это еще чудо, что он вырос таким славным. Хоть бы эта дама с Даунинг-стрит оказалась веселой. Алекс Райт имеет право отдохнуть и повеселиться. Он слишком много работает».

Как всегда, в «Мельнице» было людно. Аппетитные запахи еды, оживленные голоса посетителей. Бар осаждали желающие получить столик. Полная овощей и фруктов корзина у входа в обеденный зал придавала просто оформленному помещению ресторана уютный деревенский вид.

Метрдотель немедленно проводил их к столику. Пока они пробирались через переполненный зал, Алекс Райт несколько раз останавливался, чтобы поприветствовать знакомых.

Не заглядывая в карту вин, он заказал бутылку кьянти и бутылку шардонне. Бросив взгляд на ее испуганное лицо, он рассмеялся.

— Вы не обязаны пить больше, чем по бокалу, но обещаю, что и то и другое вам понравится. Буду откровенен: я сегодня не обедал и просто умираю с голоду. Не возражаете, если мы сразу заглянем в меню?

Сьюзен остановила свой выбор на салате и лососине. Алекс заказал устрицы, спагетти и телятину.

— Спагетти — это то, что я собирался заказать на обед, — объяснил он.

Когда официант разлил вино по бокалам, Сьюзен подняла брови и покачала головой.

— Поверить не могу, что всего час назад я была в своем любимом восточном халате, немного, правда, потрепанном, и собиралась провести тихий вечер дома.

— Вы могли бы запросто прийти сюда в своем восточном халате, — заметил он.

— Только если бы намеревалась произвести на вас неизгладимое впечатление, — усмехнулась она, заставив его расхохотаться.

Он отвлекся, чтобы помахать кому-то из знакомых на другом конце зала, а она тем временем исподтишка изучала его. Он был в классическом темно-сером костюме в едва заметную полоску, белой рубашке и красно-сером галстуке. Весьма привлекательный и внушительный мужчина.

Сьюзен наконец догадалась, что именно ее так интригует. В Алексе Райте, безусловно, чувствовалась порода — импозантность, умение держаться, — но было в нем что-то еще, ставившее ее в тупик. «Похоже, он немного стесняется, — решила она. — Вот оно что. Мне это нравится».

— Я рад, что пошел вчера на вечеринку, — тихо признался он. — Я было решил остаться дома и разгадывать кроссворд в «Таймс», но к тому времени уже принял приглашение и отказаться было бы невежливо. — Он мимолетно улыбнулся. — Я вам очень благодарен, что вы приняли мое приглашение в последнюю минуту.

— Так вы говорите, что давно знакомы с Бинки?

— Да, но довольно поверхностно. Мы постоянно сталкиваемся на небольших вечеринках. Я терпеть не могу большие приемы и никогда их не посещаю. Надеюсь, я вас не обижу, если скажу, что она пустоголовая дура?

— Но она умеет добиваться своего, — с горечью заметила Сьюзен. — Что вы думаете об этом диснеевском замке, который отец для нее выстроил?

Они оба засмеялись.

— Вас эта ситуация до сих пор смущает? Ранит? — спросил он. — Ох, извините. Этр же вы психолог, а не я.

«Когда не хочешь отвечать, задай встречный вопрос», — напомнила себе Сьюзен.

— Вы знакомы с моим отцом и сестрой, — сказала она. — А у вас есть братья или сестры?

Он ответил, что он единственный ребенок, продукт позднего брака.

— Отец был так занят деланием денег, что у него времени не оставалось ухаживать за кем бы то ни было, пока ему не перевалило за сорок, — объяснил он. — А потом он опять-таки был слишком занят накоплением своего богатства и не обращал внимания ни на меня, ни на мать. Но, смею вас заверить, на заседаниях фонда мне приходится столько читать и слышать о несчастных и обездоленных, что себя я смело причисляю к счастливчикам.

— По большому счету, наверное, так оно и есть, — согласилась Сьюзен. — Я себя тоже.

Только после обеда, когда они пили крепкий итальянский кофе, всплыло имя Регины Клаузен. Алекс Райт сказал ей немногим больше того, что уже успел сообщить по телефону. Он сидел за одним столом с Региной на ежегодном торжественном банкете конференции «Промышленность будущего». Она произвела на него впечатление тихой, хорошо воспитанной и умной женщины. Невозможно представить себе, что такая женщина могла просто исчезнуть.

— Вы возлагаете какие-то надежды на звонок той женщины на радио? — спросил он. — Той, что так сильно нервничала?

Сьюзен твердо решила, что ни с кем не будет говорить о кольце, которое оставила у нее мать Регины Клаузен. Такое же кольцо, с той же надписью «Ты мне принадлежишь», которое упомянула Карен, было единственным связующим звеном между исчезновением Регины и внезапно оборвавшимся романом Карен на борту круизного лайнера. Чем меньше людей будет об этом знать, тем лучше.

— Я не уверена, — ответила она. — Сейчас еще рано загадывать.

— Как это вообще получилось, что вы стали ведущей радиопередачи?

Сьюзен рассказала, как Недда познакомила ее с прежней ведущей, как работала на Недду, пока училась на юридическом факультете, как оставила работу в конторе окружного прокурора округа Уэстчестер и вернулась к учебе.

Наконец за рюмкой бренди Сьюзен сказала:

— Обычно роль слушателя исполняю я. Хватит, мы слишком много говорим обо мне.

Райт сделал официанту знак принести счет.

— А мне кажется, что слишком мало.

* * *
«В общем и целом получился очень приятный вечер», — решила Сьюзен, ложась в постель.

Часы показывали без десяти одиннадцать. Вот уже двадцать минут, как она вернулась домой. Когда она хотела распрощаться со своим спутником у подъезда дома, Алекс сказал:

— Отец учил меня провожать даму до самых дверей, чтобы не сомневаться, что она в полной безопасности. Не беспокойтесь, я вас не задержу, сразу же уйду.

Он настоял, что поднимется вместе с ней на четвертый этаж и дождется, пока не закроется дверь квартиры.

«Что ни говори, а все-таки в старомодной любезности есть своя прелесть», — сказала себе Сьюзен, выключая свет.

Она устала, но никак не могла отрешиться от событий прошедшего дня, перебирая в уме все, что случилось и чего не случилось. Она вспомнила о Дональде Ричардсе, авторе книги «Пропавшие женщины». Он оказался интересным гостем. И ему очень хотелось, чтобы его пригласили на многообещающую, но, увы, так и не состоявшуюся встречу с Карен.

Теперь Сьюзен неловко было вспоминать, как она с порога отмела его просьбу принять участие в том, о чем могла бы поведать Карен.

Даст ли Карен знать о себе снова? Может, стоит обратиться к ней в завтрашнем эфире и попросить связаться с доктором Сьюзен хотя бы по телефону?

Уже засыпая, Сьюзен ощутила подсознательную тревогу. Она уставилась в темноту, пытаясь осознать, что заставило ее внутренне насторожиться. Очевидно, что-то случилось, она что-то такое видела или слышала в этот день... нечто такое, на что ей следовало обратить внимание. Но что же это было?

Понимая, что сейчас она слишком устала, чтобы сосредоточиться, Сьюзен повернулась на другой бок и решила, что утро вечера мудренее. Она подумает об этом завтра.

19

Хильда Джонсон проспала пять часов и проснулась в десять тридцать вечера, чувствуя себя освеженной и слегка проголодавшейся. Решив, что чашка чая с поджаренным хлебцем ей не помешает, она села в постели и потянулась за халатом. Кроме того, хотелось посмотреть, не покажут ли ее еще раз в одиннадцатичасовых новостях.

После новостей она снова ляжет и помолится за Кэролин Уэллс, бедную женщину, попавшую под колеса фургона.

Она знала, что капитан Том Ши придет в участок ровно в восемь утра. И к этому часу она уже будет его ждать. Завязывая кушак своего полубархатного халата, Хильда мысленно вспомнила лицо мужчины, который на ее глазах толкнул миссис Уэллс под машину. Теперь, когда первый шок прошел, она вспомнила его лицо более отчетливо. Она не сомневалась, что утром сумеет дать полицейскому художнику толковое описание преступника.

Почти семьдесят лет назад она сама училась рисовать и делала успехи. Мисс Данн, ее учительница в начальной школе, поощряла ее к дальнейшим занятиям, уверяла, что у Хильды есть настоящие способности, особенно к рисованию портретов, но в тринадцать лет пришлось идти работать, и времени для занятий рисованием совсем не осталось.

Но она, конечно, не совсем забросила эскизы. За прошедшие годы она частенько брала на прогулку в парк альбом для зарисовок и заправленное тушью «вечное перо», а потом вставляла скетчи в рамочки и дарила их друзьям на день рождения. Правда, в последнее время она этим не занималась. Друзей у нее осталось мало, а пальцы так свело артритом, что она с трудом удерживала перо.

И все же, если удастся набросать лицо этого человека прямо сейчас, пока оно еще свежо в памяти, будет гораздо легче описать его в полиции.

Хильда подошла к секретеру красного дерева, доставшемуся от матери и занимавшему почетное место в крошечной гостиной. Она открыла крышку, служившую письменным столом, и подтянула стул. В выдвижном ящике хранилась стопка почтовой бумаги с тиснением, которую ее подруга Эдна подарила на прошлое Рождество. Листы были крупные, солнечно-желтого цвета, а по верхнему краю шла надпись: «Bon mot для вас от Хильды Джонсон».

Эдна объяснила, что «bon mot» означает «острое словцо». Она знала, что Хильде понравятся крупные листы. «Не то что эти почтовые открытки, на которых и пары слов не уместишь».

Бумага была как раз нужного размера, чтобы сделать набросок, который поможет Хильде удержать в памяти лицо мерзавца, отнявшего у той несчастной женщины конверт и толкнувшего ее под машину. Преодолевая боль в негнущихся пальцах, Хильда медленно начала рисовать. На бумаге стали проступать черты — не профиль, а скорее лицо в три четверти, повернутое к ней. Да, волосы у него росли вот так, напомнила она себе. Она выписала ухо — красивой формы, плотно прилегающее к голове. Глаза у него были широко расставленные, они сощурились, когда он смотрел на миссис Уэллс. Ресницы длинные, подбородок решительный.

Наконец Хильда положила перо, весьма довольная собой. Неплохо, подумала она, совсем неплохо. Она посмотрела на часы: без пяти одиннадцать. Хильда включила телевизор и пошла на кухню ставить чайник.

Не успела она зажечь газ, как раздался звонок домофона. «Господи, кто это так поздно?» — удивилась Хильда. Она прошла в крошечную прихожую и сняла трубку домофона.

— Кто там? — Она даже не пыталась скрыть раздражение.

— Мисс Джонсон, очень жаль, что приходится вас беспокоить. — Мужской голос, низкий и приятный. — Я детектив Андерс. У нас в участке есть задержанный, возможно, именно его вы видели, когда он толкнул сегодня миссис Уэллс. Я хотел бы показать вам его портрет. Если вы его опознаете, у нас будет основание предъявить ему обвинение. В противном случае придется его отпустить.

— Я думала, никто мне не поверил, — огрызнулась Хильда.

— Мы не хотели, чтобы всем стало известно, что мы идем по следу подозреваемого. Могу я подняться на минутку?

— Ну давайте.

Хильда нажала на кнопку, открывающую дверь подъезда. Потом она вернулась к секретеру и с чувством законной гордости взглянула на свой набросок. «Вот посмотрим, что скажет детектив Андерс, когда это увидит!» — подумала она.

Она слышала, как старый лифт, кряхтя и поскрипывая, добрался до ее этажа, потом до нее донесся тихий звук шагов. Она выждала, пока детектив Андерс позвонит в дверь, и только потом открыла. «Должно быть, холодает», — подумала Хильда. Воротник его пальто был поднят, на голове была мягкая шляпа с опущенными полями, низко надвинутая на лоб. К тому же он был в перчатках.

— Это не займет и минуты, мисс Джонсон, — сказал он. — Мне очень жаль, что пришлось вас побеспокоить.

Хильда прервала его извинения на полуслове.

— Входите, — решительно проговорила она. — У меня тоже есть что вам показать.

Ведя его к секретеру, она не расслышала, как тихо щелкнул язычок замка закрывающейся двери.

— Я набросала портрет человека, которого видела, — торжествующе заявила она. — Давайте сравним его с вашим рисунком.

— Разумеется.

Но вместо рисунка визитер положил на стол водительское удостоверение с фотографией.

— Смотрите! Это то же самое лицо! — воскликнула Хильда. — Вот его-то я и видела! Он толкнул ту женщину и отнял конверт.

Впервые она взглянула прямо в лицо детективу Андерсу. Он снял шляпу и опустил воротник пальто. Глаза Хильды округлились в шоке. Рот у нее открылся, но она смогла лишь тихо прошептать: «О нет!» Она попыталась отступить на шаг, но наткнулась на открытую крышку секретера у себя за спиной. Лицо у нее посерело: она поняла, что попала в ловушку.

Она умоляющим жестом вскинула руки, потом беспомощно заслонилась ладонями от ножа, нацеленного ей в грудь.

Он отпрыгнул, чтобы его не испачкала брызнувшая кровь, и проследил, как тело бессильно оседает на вытоптанный до основы ковер. Взгляд Хильды застыл, глаза остекленели, но она сумела прошептать:

— От бога... не... уйдешь...

Когда он перегнулся через нее, чтобы забрать свои водительские права и ее рисунок, по телу Хильды прошла последняя судорога, и ее рука упала на его ботинок.

Стряхнув руку Хильды, он спокойно прошел к двери, открыл ее, проверил, нет ли кого в коридоре, и в четыре шага оказался у выхода на пожарную лестницу. Добравшись до вестибюля, он приоткрыл дверь подъезда, постоял несколько минут, убедился, что на улице ни души, и отправился домой.

Ему стало страшно при мысли о том, насколько он был близок к гибели. Если бы полицейские поверили старой кошелке и пришли поговорить с ней в этот вечер, она могла показать им свой рисунок. А уже завтра он был бы напечатан во всех газетах.

Пока он шел, его левая нога отяжелела, с каждым шагом ее все труднее было отрывать от земли. Казалось, на ней все еще лежит рука Хильды Джонсон.

Может, своими последними словами она наложила на него проклятие? — спросил он себя. Они напомнили ему об ошибке, совершенной ранее в тот же день, — об ошибке, которую Сьюзен Чандлер с ее острым аналитическим умом могла бы обнаружить. Это не исключено, она ведь не так давно работала прокурором.

Он знал, что этого нельзя допустить.

20

Сьюзен спала беспокойно, ее мучили кошмары. Проснувшись, она вспомнила обрывки сцен, в которых присутствовали Джейн Клаузен, Ди, Джек и она сама. Она вспомнила, как в какой-то момент Джейн Клаузен взывала к ней: «Сьюзен, мне нужна Регина», а Ди, простирая к ней руку, говорила: «Сьюзен, мне нужен Джек».

«Что ж, его ты получила», — подумала Сьюзен. Она вылезла из постели и потянулась, стараясь облегчить привычную боль в сердце. Ее глубоко смущало, что после стольких лет подобный сон мог вызвать целую лавину воспоминаний. Воспоминаний о том, как она была двадцатитрехлетней студенткой второго курса юридического факультета, делавшей почасовую работу для Недды. А Джек был двадцативосьмилетним фотографом. Он специализировался на рекламных съемках, только-только начал приобретать известность. Они были влюблены.

Сцена вторая: те же и Ди. Старшая сестра. Обожаемая модель модных фотографов. Изысканная. Остроумная. Обворожительная. У нее было трое претендентов в женихи, делавших ей предложение. Но ей понадобился Джек.

Сьюзен прошла в ванную, достала зубную пасту и энергично вычистила зубы, словно таким простым способом можно было отбить горький привкус, появлявшийся всякий раз, как она вспоминала слезливое объяснение Ди: «Сьюзен, прости меня. Но то, что происходит хмежду мной и Джеком... это неизбежно. Это необходимо».

Жалкое, невразумительное извинение Джека: «Сьюзен, мне так жаль».

«А главное безумие, — думала Сьюзен, — состояло в том, что они действительно подходили друг другу». Они действительно любили друг друга. Может быть, даже слишком сильно. Ди терпеть не могла холодов. Если бы она не была так влюблена и не была такой хорошей спортсменкой, она бы настояла, чтобы Джек перестал таскать ее по лыжным курортам. Если бы ей удалось удержать его дома, его не накрыло бы лавиной. И, может быть, сейчас он был бы жив.

«А с другой стороны, — сказала себе Сьюзен, включая горячую воду в душе, — если бы мы с Джеком все-таки поженились, я тоже сейчас была бы мертва, потому что уж точно оказалась бы на том склоне вместе с ним».

Ее мать проявила понимание. «Если бы сложилась обратная ситуация, Сьюзен, если бы тебе понравился мужчина, который был дорог Ди, ты устранилась бы, ушла бы с дороги, я это сознаю. Но кое с чем тебе придется смириться, даже если тебе это кажется непонятным. Дело в том, что Ди всегда немного завидовала тебе».

«Да, я ушла бы с дороги», — думала Сьюзен, снимая халат и становясь под горячий, клубящийся паром душ.

К семи тридцати она уже была одета и позавтракала как обычно: сок, кофе и половина английской булочки. Она включила «Доброе утро, Нью-Йорк», чтобы послушать новости, но не успела просмотреть первые анонсы, как зазвонил телефон.

Звонила мать.

— Хотела застать тебя, пока ты еще не погрузилась с головой в дела, дорогая.

Сьюзен порадовалась, что голос матери звучит бодро, и нажала на пульте дистанционного управления телевизором кнопку, заглушающую звук.

— Привет, мам.

«Слава богу, она не против, когда ее называют мамой, и пока еще не требует, чтобы я звала ее Эмили».

— Твоя вчерашняя программа меня просто заворожила. Эта женщина, которая звонила, пришла к тебе на встречу?

— Нет, не пришла.

— Ничего удивительного. Она была очень взволнована. Но, я думаю, тебе следует знать, что я однажды встречалась с Региной Клаузен. Я была с твоим отцом на собрании акционеров. Это было еще Д.Б., стало быть, больше четырех лет назад.

Д. Б. До Бинки.

— Ты, конечно, догадываешься, что Чарли-Чарльз попытался произвести впечатление на Регину Клаузен рассказами о своих фантастически успешных вложениях. Я напомнила ему об этом эпизоде, когда мы улаживали наши финансовые дела при разводе, но он, разумеется, пытался все отрицать.

— Мама, помилосердствуй, — засмеялась Сьюзен.

— Извини, Сьюзен. Я не хотела начинать разговор о разводе.

— Конечно, хотела. Ты только этим и занимаешься всю дорогу.

— Это верно, — со смехом согласилась ее мать. — Но я действительно позвонила, чтобы рассказать тебе о Регине Клаузен. Мы с ней разговорились, можно даже сказать, заболтались, — ты же знаешь, каким словоохотливым бывает твой отец, — и она сказала, что собирается взять большой отпуск и поехать в круиз. Она была так взволнована предстоящей поездкой. Я ей пожелала, чтобы попутчики не слишком приставали к ней с просьбами дать совет по поводу инвестиций. Помню, как она засмеялась и призналась, что с нетерпением ждет от увеселительной поездки чего-то волнующего, а обсуждение индекса Доу-Джонса в ее планы не входит. И еще она сказала, что ее отец умер от сердечного приступа, когда ему было за сорок, и что перед смертью он с сожалением говорил о так и не состоявшихся каникулах, на которые у него вечно не хватало времени.

— Все, что ты мне рассказываешь, лишь подтверждает теорию о том, что у нее в самом деле был какой-то роман на корабле, — заметила Сьюзен. — Судя по всему, она была к этому готова и не собиралась отвергать возможные ухаживания. — Она вспомнила о кольце с бирюзой, которое ей дала Джейн Клаузен. — Да, я думаю, именно это с ней и случилось: у нее был законспирированный роман на борту.

— Ну что ж, ее слова при встрече с нами явно заронили мысль в голову твоего отца. Вскоре после этого мы с ним разъехались. Он сделал себе пластическую операцию, избавился от седины и начал встречаться с Бинки. Между прочим, сейчас он уговаривает Ди отправиться в круиз. Она тебе не говорила?

Сьюзен бросила взгляд на часы. Ей не хотелось обрывать разговор с матерью, но время поджимало, пора было отправляться на работу.

— Нет, я не знала, что Ди подумывает о круизе. Но вчера она звонила, как раз когда меня не было на месте.

В голосе матери зазвучала тревога.

— Ди беспокоит меня, Сьюзен. Она подавлена. Она одинока. Она никак не придет в себя. Она не такая сильная, как ты.

— Ты тоже, мамочка, у нас не слабая.

Ее мать рассмеялась.

— У меня бывают минуты слабости, но, в общем, я справляюсь. Сьюзен, ты слишком много работаешь.

— Насколько я понимаю, это должно означать: «Найди славного парня, выйди замуж и будь счастлива».

— Что-то в этом роде. Ты ни с кем не познакомилась в последнее время? Может, ты от меня что-то скрываешь? Когда Ди звонила, она упомянула о человеке, с которым познакомилась на приеме у Чарли-Бинки. И он вроде бы без ума от тебя. Она сказала, что он прямо-таки неотразим.

Сьюзен вспомнила об Алексе Райте.

— Он недурен.

— Судя по словам Ди, он куда более чем просто «недурен».

— Пока, мам, — твердо сказала Сьюзен. Повесив трубку, она поставила остывший кофе в микроволновку и вновь включила звук телевизора. Репортер рассказывал о престарелой женщине, заколотой насмерть в своей квартире в верхней части Восточного района Манхэттена. Сьюзен как раз собиралась выключить телевизор, когда ведущий запустил повтор фрагмента новостей предыдущего вечера с упоминанием о том, что Хильда Джонсон, жертва убийства, позвонила в полицию и заявила, будто на ее глазах ограбили и нарочно толкнули под машину женщину, пострадавшую в аварии на Парк-авеню.

Сьюзен смотрела на экран, чувствуя, что прокурор, живущий у нее в душе по соседству с психологом, отказывается верить в случайное совпадение этих двух событий, а психолог спрашивает себя, чей сорвавшийся с цепи разум способен замыслить и совершить два жестоких преступления за один день.

21

В душе капитан Том Ши из Девятнадцатого полицейского участка испытывал теплую привязанность к Хильде Джонсон, хотя порой она бесила его до чертиков. Вся суть, как он не раз напоминал своим подчиненным, заключалась в том, что заявления Хильды никогда не бывали совершенно беспочвенными. Как-то раз она пожаловалась на бродягу, который ошивался вокруг детской площадки в парке, и что же выяснилось? Что он эксгибиционист, уже не раз привлекавшийся за развратные действия, травмирующие психику малолетних. Или вспомнить, к примеру, того парня, что гонял на мотоцикле по улицам вокруг дома Хильды. Взяли его с поличным, когда он на полном ходу вырывал сумку из рук у одной престарелой дамы.

И теперь, стоя в квартире Хильды Джонсон, капитан Ши чувствовал, как его охватывает бессильный гнев пополам с нежностью при виде безжизненного тела старухи в полубархатном халате. Полицейские фотографы уже все засняли, эксперты закончили свою работу. Теперь к ней можно было прикоснуться.

Ши опустился на колени рядом с Хильдой. Ее глаза смотрели в одну точку, на лице застыло паническое выражение. Он бережно повернул к себе ее ладонь и заметил порезы — она пыталась заслониться от рокового удара, поразившего ее в сердце.

Он присмотрелся внимательнее. На нескольких пальцах правой руки виднелись пятна. Пятна чернил.

Ши встал и сосредоточил внимание на открытом секретере. У его бабушки был такой же секретер, и она всегда держала крышку открытой, гордясь тем, что видны отделения и ящички, старинный чернильный прибор с промокашкой, которым никто не пользовался.

Он вспомнил, как в прошлом году, когда Хильда вывихнула лодыжку на разбитом тротуаре и он зашел ее навестить, крышка секретера была закрыта. «Держу пари, она всегда держала секретер закрытым», — подумал он.

На письменном столе, в который превращалась открытая крышка секретера, лежала пачка почтовой бумаги, похоже, только что распечатанная — порванная целлофановая обертка все еще была на месте. Ши с грустью улыбнулся, прочитав тисненую надпись: «Bon mot для вас от Хильды Джонсон».

Старомодное перо лежало рядом с чернильницей. Такими перьями люди пользуются для рисования. Он коснулся пальцами пера и стал рассматривать пятна, оставшиеся у него на пальцах. Потом он пересчитал листы бумаги в коробке. Их было одиннадцать. Тогда он пересчитал конверты — двенадцать.

Может быть, Хильда Джонсон что-то писала или рисовала на пропавшем листе перед самой своей смертью? — спросил он себя. Зачем ей это делать? Судя по показаниям Тони Хаббарда, который был на дежурстве, когда Хильда позвонила вчера вечером, она сказала, что собирается ложиться спать и придет в участок с утра пораньше.

Не обращая внимания на фотографов, паковавших оборудование, и экспертов по отпечаткам, превращавших аккуратную, как образцовая казарма, квартиру Хильды в засыпанный порошком бедлам, Том прошел в спальню.

Хильда легла спать — это было очевидно. Подушка все еще хранила отпечаток ее головы. Сейчас восемь утра. Медэксперт сказал, что она мертва вот уже восемь-десять часов. Где-то между десятью вечера и полуночью Хильда встала с постели, надела халат, прошла к секретеру и что-то написала или нарисовала, а потом поставила чайник.

Когда Хильда, известная своей пунктуальностью, не пришла в участок, капитан Ши попытался ей позвонить. Никто не брал трубку. Он встревожился и попросил коменданта здания проверить, что с ней случилось. Если бы он этого не сделал, ее тело могло бы оставаться ненайденным еще несколько суток. Никаких следов взлома они не нашли, и это означало, что, скорее всего, она открыла кому-то дверь по собственной воле. Неужели она кого-то ждала? Или кто-то обвел вокруг пальца проницательную и недоверчивую старуху, внушив, что она может доверять своему ночному гостю?

Капитан вернулся в гостиную. Как это получилось, что Хильда стояла у открытого секретера, когда ее убили? Если она почуяла опасность, почему не попыталась хотя бы убежать?

Может быть, она что-то показывала своему гостю, когда он напал на нее? Что-то такое, что ночной визитер забрал с собой, когда убил ее?

Два детектива, сопровождавшие его, выпрямились, когда он подошел к ним.

— Я хочу, чтобы допросили всех до единого обитателей этого дома, всех, кто был в здании, — рявкнул капитан Ши. — Я хочу знать, где каждый из них находился вчера вечером и в котором часу вернулся домой. Меня в особенности интересуют те, кто приходил или уходил между десятью вечера и полуночью. Я хочу знать, с кем Хильда Джонсон могла состоять в переписке. Я возвращаюсь в участок.

В участке злосчастный сержант Хаббард, не принявший всерьез заявление Хильды о том, что у Кэролин Уэллс был похищен коричневый конверт, после чего ее столкнули под колеса, получил самый жестокий нагоняй за всю свою жизнь.

— Вы проигнорировали звонок, который мог оказаться важным. Если бы вы отнеслись к Хильде Джонсон с уважением, которого она заслуживала, и послали кого-то поговорить с ней, не исключено, что она сейчас была бы жива, а мы получили бы сведения из первых рук о грабителе, который теперь, возможно, стал убийцей, недоумок!

Он наставил на Хаббарда трясущийся от гнева палец.

— Я требую, чтобы вы опросили каждого из тех, чьи имена были записаны на месте происшествия, и узнали, видел ли кто-нибудь из них коричневый конверт под мышкой у Кэролин Уэллс перед тем, как она упала на мостовую. Ясно?

— Да, сэр.

— Надеюсь, нет нужды напоминать вам, что вы не должны напрямую говорить о конверте. Просто спросите, было ли у нее что-нибудь под мышкой и если да, то что именно. Ясно?

22

Он спал беспокойно, просыпался несколько раз за ночь. Каждый раз он включал телевизор, постоянно настроенный на местный канал новостей Нью-Йорк-1, и каждый раз слышал одно и то же: Кэролин Уэллс, женщина, попавшая под машину на углу Парк-авеню и Восемьдесят первой улицы, находится в коме, ее положение определяется как критическое.

Он знал, что если, ему на беду, она придет в себя, то обязательно скажет, кто толкнул ее под машину, — Оуэн Адамi, человек, с которым она познакомилась в круизе.

Им никогда не установить, что Оуэн Адамi и он — одно и то же лицо, в этом он был совершенно уверен. Британский паспорт, как и все остальные, которыми он пользовался во время своих особых поездок, был поддельным. Нет, реальная опасность крылась в другом: даже без очков, усов и парика, на близком расстоянии Кэролин Уэллс узнала его вчера. А это означает, что, если она выживет, нельзя исключить, что они могут случайно столкнуться нос к носу. В Нью-Йорке такое бывает. И если они столкнутся нос к носу, она опять его узнает.

Этого не должно случиться. Значит, ясно одно: нельзя позволить ей выжить.

О Хильде Джонсон ни в одном из ночных выпусков новостей не было ни слова. Значит, ее тело еще не обнаружено. Только в девять утра старая женщина была найдена заколотой в своей квартире в восточной части города. Он напрягся в ожидании следующих слов диктора.

— Как сообщалось вчера, Хильда Джонсон, ставшая жертвой убийства, позвонила в полицию и заявила, что она видела, как кто-то нарочно столкнул на мостовую женщину, попавшую под колеса автофургона на углу Парк-авеню и Восемьдесят первой улицы.

Хмурясь, он направил пульт на экран и выключил телевизор. Если в полиции работают не одни только идиоты, а на это рассчитывать не приходилось, они поймут, что Хильду Джонсон нельзя считать случайной жертвой насилия.

Если они свяжут смерть Хильды Джонсон с якобы несчастным случаем, произошедшим с Кэролин Уэллс, пресса поднимет невообразимый шум. Возможно, даже выяснится, что именно Кэролин Уэллс звонила на радио в программу Сьюзен Чандлер и говорила о подаренном на память колечке с надписью «Ты мне принадлежишь».

Люди прочтут об этом, начнутся пересуды, — размышлял он. Не исключено даже, что тот коротышка, владелец жалкой сувенирной лавчонки в Гринвич-Виллидж, — настоящая крысиная нора! — вспомнил он с содроганием, может заявить, что некий джентльмен, имя которого ему известно, несколько раз заходил в его лавку и покупал украшенные бирюзой кольца с такой надписью.

В детстве он слышал сказку о женщине, распространявшей злостные сплетни. В наказание ей велели распороть подушку в ветреный день, а потом собрать все разлетевшиеся по ветру перья. Когда она сказала, что это невозможно, ей ответили, что точно так же невозможно найти всех людей, слышавших ее клевету, и убедить их, что это неправда.

Когда-то эта сказка его позабавила. Он с удовольствием представил себе, как одна женщина, предмет его особой ненависти, мечется, бегает туда-сюда, пытаясь собрать не дающиеся в руки, увертливые перышки.

Но теперь он увидел историю с распоротой перьевой подушкой в ином свете. Столь тщательно выстроенный им сценарий рассыпался на кусочки, они раскатывались в разные стороны, и он не мог их собрать.

Кэролин Уэллс. Хильда Джонсон. Сьюзен Чандлер. Коротышка.

От Хильды Джонсон он себя обезопасил. Но остальные три все еще носились, как перышки на ветру.

23

Настало чудесное золотое октябрьское утро. Воздух был свеж, все кругом словно светилось. Дональд Ричардс решил воспользоваться хорошей погодой и пройтись пешком от своего дома на Сентрал-Парк-Уэст до радиостудии, на которой работала Сьюзен Чандлер.

Этим утром он уже успел принять одного пациента, пятнадцатилетнего Грега Крейна, пойманного с поличным во время взлома соседского дома. Когда полицейские допросили мальчика, он сознался, что уже трижды опустошал чужие дома в элитном районе Скар-сдейла, где находился и его собственный дом.

«У этого парнишки есть все, а он, похоже, крадет и уничтожает соседскую собственность просто ради острых ощущений», — размышлял Ричардс, энергично шагая по тротуару вдоль ограды парка. Он нахмурился при мысли о том, что Крейна уже можно подогнать под психологический портрет стихийного преступника, с рождения лишенного способности отличать добро от зла.

Причина, судя по всему, не в его родителях, думал он, рассеянно кивая на ходу соседу, совершавшему пробежку. По крайней мере, все, что удалось о них узнать, все, что он наблюдал лично, говорило в их пользу. Это были хорошие, внимательные родители.

Он еще раз мысленно перебрал в уме подробности сегодняшней беседы с мальчиком. «Некоторые дети, у которых в подростковом возрасте проявляются признаки асоциального поведения, потом исправляются. У других это не выходит. Надеюсь, с Грегом мы не опоздали, — думал Ричардс. — Только бы до него достучаться».

Потом его мысли переключились на Сьюзен Чандлер. Она выступала прокурором в суде по делам несовершеннолетних, интересно было бы услышать ее мнение о таком парне, как Крейн. Собственно говоря, ему интересно было бы услышать ее мнение по многим поводам, решил Ричардс, огибая Коламбус-Серкл.

* * *
Он пришел за двадцать минут до начала программы. Секретарша сказала, что доктор Чандлер скоро будет, а он может подождать в зеленой комнате. В коридоре он столкнулся с продюсером Джедом Гини.

Гини торопливо поздоровался и хотел уже проскочить мимо, но Ричардс его остановил.

— Я как-то не сообразил попросить у вас запись вчерашней передачи для моего архива, — сказал он. — Буду рад заплатить за нее, разумеется. Да, кстати, не могли бы вы сделать для меня заодно и запись сегодняшней передачи тоже?

— Без проблем, — пожал плечами Гини. — По правде говоря, я как раз собираюсь сделать запись вчерашней передачи для одного парня, который позвонил на студию. Говорит, что она нужна ему для матери. Идемте, я заодно сделаю копию и для вас.

Ричардс последовал за ним в аппаратную.

— Этот парень жугко мялся, когда просил копию, наверно, сам себе казался полным придурком, — продолжал Гини, — но он уверяет, что его мать никогда не пропускает передач Сьюзен.

Он взял конверт с уже написанным адресом.

— И почему мне это имя кажется знакомым? Я уже чуть голову себе не сломал, пытаясь вспомнить, где я его слышал.

Дональд Ричардс предпочел не отвечать, но ему пришлось напрячься, чтобы не выдать своего изумления.

— Вы можете записать две пленки одновременно?

— Запросто.

Глядя, как крутятся бобины, Дональд Ричардс стал вспоминать, как один-единственный раз к нему на прием приходил Джастин Уэллс. Это был обычный пробный сеанс для знакомства, после чего Уэллс так и не вернулся.

Ричардс вспомнил, как он позвонил Уэллсу, пытался уговорить его начать лечение — пусть не у него, а у какого-нибудь другого психиатра, — уверяя, что ему просто необходима помощь. У него осталось ощущение, что Уэллс так и невоспользовался советом.

24

Ворвавшись в студию без десяти десять, Сьюзен встретила неодобрительный взгляд своего продюсера.

— Знаю, Джед, знаю, — торопливо объяснила она, — но у меня были чрезвычайные обстоятельства. Позвонила одна женщина, у нее серьезная проблема. Я не могла просто бросить трубку.

Она не сказала, что этой женщиной была ее сестра Ди, которая вернулась в Калифорнию и, судя по голосу, пребывала в глубокой депрессии.

— Я здесь чувствую себя такой одинокой, — пожаловалась Ди. — На будущей неделе я отправляюсь в круиз. Папа купил мне путевку. Как ты думаешь, это удачная мысль? Кто знает, может, мне встретится кто-нибудь интересный.

Под конец она спросила:

— Да, кстати, тебе звонил Алекс Райт?

Вот тут Сьюзен догадалась, зачем, собственно, звонила ее сестра, и со всей возможной быстротой положила конец разговору.

— Это у тебя будут проблемы, если опоздаешь, Сьюзен, — деловито сообщил Гини. — Мне-то что, я всего лишь здесь работаю.

Сьюзен перехватила сочувственный взгляд Дона Ричардса.

— Ты мог бы начать без меня с доктором Ричардсом, — возразила она. — Я ему еще вчера сказала, что он просто создан для этой работы.

В первой части программы они поговорили о том, как женщины могут обезопасить себя и каких ситуаций, чреватых неприятностями, им следует избегать.

— Вот, к примеру, — сказал Ричардс, — большинство женщин прекрасно понимает, что если они оставят машину на неосвещенной и неохраняемой стоянке в шести кварталах от ближайшего жилья, им грозят большие неприятности. Но те же самые женщины проявляют удивительную беспечность, оказавшись у себя дома. Жизнь теперь такова, что если оставить двери незапертыми — даже в самом благополучном районе, — ваши шансы стать жертвой ограбления или чего-то похуже значительно возрастают. Времена изменились, — продолжал он. — Моя бабушка, например, никогда не запирала двери. А если и запирала, оставляла на дверях записку крупными буквами, настоящий плакат: «Ключ в почтовом ящике». К сожалению, те дни миновали.

«Он прекрасно держится, — подумала Сьюзен, прислушиваясь к его дружелюбному тону. — Не проповедует, не читает нотаций».

В следующем перерыве на рекламу она сказала ему:

— Я не шутила, вы чертовски хороши в эфире. Придется теперь оглядываться через плечо: того и гляди, отобьете у меня кусок хлеба.

— Что ж, мне понравилось участвовать в передаче, — согласился он. — Наверное, во мне говорят нереализованные актерские амбиции. Хотя, должен признать, как только закончится моя рекламная поездка по распространению книги, я с радостью вернусь к своим заурядным повседневным занятиям.

— Бьюсь об заклад, «заурядными» их назвать никак нельзя. Вам много приходится путешествовать?

— Да, немало. Я выступаю судебным экспертом даже за границей.

— Десять секунд, Сьюзен, — предупредил продюсер из своей кабинки.

Пора было принимать звонки от слушателей. Первой позвонила женщина, желавшая знать, что было после вчерашней передачи:

— Карен пришла к вам на встречу, доктор Сьюзен?

— Нет, не пришла, — ответила Сьюзен, — но если она сейчас нас слышит, я очень прошу ее связаться со мной хотя бы по телефону.

Несколько звонков были обращены к доктору Ричардсу. Один мужчина находился под большим впечатлением от его выступления в суде:

— Доктор Ричардс, у меня сложилось впечатление, что вы действительно знаете, о чем говорите.

Ричардс поднял брови и бросил иронический взгляд на Сьюзен.

— От души на это надеюсь.

Следующий звонок шокировал Сьюзен.

— Доктор Ричардс, не потому ли вы написали книгу о пропавших женщинах, что ваша собственная жена пропала без вести?

— Доктор, вы можете не отвечать... — Сьюзен взглянула на Ричардса, ожидая, что он попросит прервать звонок.

Но Ричардс отрицательно покачал головой.

— Моя жена не пропала без вести. С ней произошел несчастный случай, но она погибла на глазах у свидетелей. Нам так и не удалось обнаружить ее тело, но между ее смертью и моей книгой нет никакой связи.

Его голос звучал сдержанно, но Сьюзен видела неприкрытое страдание на его лице. Он явно не хотел, чтобы она комментировала заданный вопрос или его ответ, но у нее возникло мгновенное ощущение, что — признается он в этом сам себе или нет — между темой его книги и смертью жены существует связь.

Она взглянула на монитор.

— Наш следующий звонок — от Тиффани из Йонкерса. Вы в эфире, Тиффани.

— Доктор Сьюзен, я обожаю вашу программу, — начала позвонившая. У нее был молодой, оживленный голос.

— Спасибо, Тиффани, — торопливо прервала ее Сьюзен. — Чем мы можем вам помочь?

— Ну, я слушала вчера вашу передачу, и... помните, та женщина, Карен, говорила, что какой-то парень подарил ей сувенирное кольцо с бирюзой, и она сказала, что внутри была надпись «Ты мне принадлежишь»?

— Конечно, помню, — быстро ответила Сьюзен. — Вы что-то знаете об этом человеке?

Тиффани захихикала.

— Доктор Сьюзен, если Карен нас слышит, я просто хочу ей сказать, что она правильно сделала, когда порвала с тем типом. Должно быть, он просто дешевка. Мой приятель как-то раз в прошлом году купил мне точно такое же колечко просто шутки ради, когда мы гуляли по Гринвич-Виллидж. Выглядело оно неплохо, но стоило всего десятку.

— Где именно в Гринвич-Виллидж вы его купили? — спросила Сьюзен.

— Ну... я точно не помню. Такая сувенирная лавчонка, знаете, настоящая дыра. Ну, там продают пластмассовые статуи Свободы и бронзовых слоников. Вы себе представляете, что это за место.

— Тиффани, если вы помните, где расположен этот магазин, если еще кто-то из наших слушателей знает о нем, прошу вас, перезвоните мне, — настойчиво попросила Сьюзен. — Или дайте знать, где еще продаются такие кольца, — добавила она.

— Этой лавочкой заведует такой низенький тип, индус или что-то в этом роде. Так вот он сказал, что сам делает эти кольца, — объяснила Тиффани. — Слушайте, я порвала с тем парнем, так что можете забрать кольцо, если оно вам нужно. Я пошлю его по почте.

— Реклама, — предупредил голос Джеда Гини в наушниках у Сьюзен.

— Большое вам спасибо, Тиффани, — поспешно завершила разговор Сьюзен. — А теперь послушаем известия от наших спонсоров.

Как только программа закончилась, Дональд Ричардс поднялся из-за стола.

— Еще раз благодарю вас, Сьюзен, простите, но мне нужно бежать. Меня ждет пациент. — Он помедлил. — Мне бы очень хотелось пригласить вас на ужин где-нибудь в ближайшем будущем, — тихо добавил он. — Можете не отвечать прямо сейчас. Я позвоню вам в приемную.

Он ушел. Сьюзен еще с минуту сидела, собирая свои заметки и обдумывая последний звонок. Возможно ли, что кольцо-сувенир, которое Джейн Клаузен нашла среди вещей Регины, было куплено в Нью-Йорке? А если так, означает ли это, что человек, ответственный за ее исчезновение, родом отсюда?

Все еще погруженная в свои мысли, она встала и прошла в аппаратную. Гини как раз опускал в конверт кассету с пленкой.

— Быстро Ричардс нас покинул, — заметил он. — Забыл, наверное, что просил меня переписать наши передачи. — Он пожал плечами. — Ладно, вышлю их ему по почте, как и эту.

Он указал на конверт, адресованный Джастину Уэллсу.

— Этот парень звонил вчера и просил копию передачи. Сказал, его матери пришлось ее пропустить, а она без них жить не может.

— Как это лестно, — рассеянно пробормотала Сьюзен. — До завтра.

В такси по дороге на работу она открыла газету. На третьей странице «Пост» была помещена фотография Кэролин Уэллс, художницы-оформителя, тяжело пострадавшей в аварии вчера во второй половине дня на Парк-авеню. Сьюзен с жадным интересом прочитала заметку. Об этом случае она слышала в утренних новостях: там сообщали о престарелой женщине, утверждавшей, что она видела, как кто-то толкнул Кэролин Уэллс.

Ниже в той же колонке она прочитала: «...жена известного архитектора Джастина Уэллса».

Через секунду Сьюзен уже звонила по сотовому в студию. Она застала Джеда Гини в тот самый момент, когда он уходил на обед. К тому времени, как такси добралось до места, Сьюзен договорилась, что Джед пришлет конверт, адресованный Джастину Уэллсу, с нарочным к ней в приемную.

Сьюзен мысленно перебрала свое рабочее расписание. На все послеполуденные часы у нее были назначены встречи с пациентами без малейшего зазора. Но по окончании рабочего дня она решила отвезти пленку с записью в больницу Ленокс-Хилл, где, согласно сведениям, полученным от словоохотливой администраторши, Джастин Уэллс вторые сутки не отходил от постели жены.

Не исключено, что он не захочет с ней разговаривать, подумала Сьюзен, расплачиваясь с шофером такси, но в одном можно было не сомневаться: но какой бы причине он ни затребовал запись вчерашней программы, дело было не в его матери.

25

Джейн Клаузен не знала, хватит ли у нее сил присутствовать на заседании правления Семейного фонда Клаузенов. Она провела трудную, бессонную ночь, ее мучили боли, и хотелось днем спокойно отдохнуть дома. Лишь мысль о том, что ее время на исходе, заставляла вставать с постели в обычный час, то есть в семь утра, умываться, одеваться и съедать легкий завтрак, приготовленный экономкой Верой, служившей у нее уже много лет.

Прихлебывая кофе, Джейн взяла было в руки «Нью-Йорк таймс» и начала читать первую полосу, но почти сразу отложила газету, не в силах сосредоточиться на событиях, очевидно находившихся в центре внимания всего остального мира. Она знала, что ее собственный мир сужается и тает на глазах.

Она стала с растущим разочарованием вспоминать вчерашний день. Женщина, назвавшая себя Карен, так и не пришла на встречу в приемную доктора Чандлер. А у Джейн накопилось столько вопросов к ней! Как выглядел тот мужчина? Было ли ощущение опасности?

Эта мысль посетила ее среди ночи. Регина обладала острой интуицией. Совершенно очевидно: раз она встретила мужчину, которым увлеклась настолько, что решила изменить заранее намеченный маршрут, значит, он показался ей достойным доверия.

«Достойный доверия»... Как только эти слова пришли на ум, Джейн почему-то сразу вспомнила о Дугласе Лейтоне. Что-то в связи с Дугласом беспокоило и смущало ее. Вызывало вопросы.

Дуглас Лейтон был членом весьма уважаемой семьи, его фамилия сама по себе гарантировала респектабельность и надежность. Дуглас с любовью отзывался о своих кузенах из Филадельфии, чьи родители, ее сверстники, уже отошли в мир иной. Джейн Клаузен знала этих филадельфийских Лейтонов, когда они были еще совсем молоды, но с годами утратила связь с ними. И все же она хорошо их помнила, а Даг, несколько раз говоривший о них в последнее время, перепутал их имена. И теперь она спрашивала себя, насколько он в действительности был близок с ними.

Даг получил блестящее образование. Он был очень умен, в этом сомневаться не приходилось. Хьюберт Марч, готовивший Дага себе в преемники, предложил избрать его в правление фонда.

«Что же меня так тревожит?» — спросила себя Джейн Клаузен, машинально кивнув Вере, которая предложила ей вторую чашку кофе.

Все дело в том, что произошло вчера, решила она. В том, что Дуглас Лейтон был слишком занят с кем-то еще и не смог остаться в приемной доктора Чандлер.

«Я ясно дала ему почувствовать, что недовольна, когда он позвонил вчера вечером», — подумала Джейн Клаузен. Казалось бы, на этом инцидент должен быть исчерпан, но она никак не могла успокоиться. Она задумалась о том, что крылось за этим. Дуглас Лейтон знал, что многое теряет, когда под надуманным предлогом оставил ее одну в приемной доктора Чандлер.

А в том, что это был именно надуманный предлог, сомневаться не приходилось. Она была твердо уверена, что он солгал насчет своего неотложного свидания с клиентом. Но зачем?

Этим утром на правлении они собирались решить судьбу нескольких крупных субсидий. "Очень трудно принимать рекомендации человека, которому перестаешь доверять, — подумала Джейн Клаузен. — Если бы Регина была здесь, мы обсудили бы это с ней. «Одна голова — хорошо, а две лучше, мама. И мы с тобой — живое тому доказательство, верно?» — часто повторяла Регина. Да, мы отлично решали проблемы вместе.

Сьюзен Чандлер. Джейн даже удивилась тому, какое необыкновенное чувство симпатии вызвала у нее молодая женщина-психолог. «Она была и умна, и добра, — думала Джейн, вспоминая участие в глазах Сьюзен. — Она поняла, как я была разочарована, и сразу заметила, что мне больно. Так приятно было выпить с ней чашку чаю! Никогда я не понимала людей, чуть что бросающихся за помощью к психотерапевтам, но она сразу показалась мне не врачом, а добрым другом».

Джейн Клаузен поднялась из-за стола. Пора было отправляться на заседание. Ей хотелось не спеша изучить запросы на субсидии.

«Сегодня же позвоню доктору Чандлер и договорюсь о встрече, — решила она. — Я знаю, Регина была бы рада», — добавила про себя Джейн с невольной улыбкой.

26

«Я должен снова отправиться в море...»

Эти слова повторялись у него в голове с настойчивостью барабанной дроби. Он прямо-таки видел себя на пирсе. Вот он показывает свои документы вежливому помощнику капитана, вот слышит его приветствие — «Добро пожаловать на борт, сэр!» — вот поднимается по сходням, вот ему показывают его каюту.

Он всегда путешествовал только первым классом, в отличной каюте с собственным балконом. Брать апартаменты в пентхаусе было нецелесообразно — это слишком бросалось в глаза, а он к этому не стремился. Он старался произвести впечатление человека с безупречным вкусом, человека состоятельного и в то же время скромного, хорошо воспитанного, утонченного, за плечами которого стоят поколения благородных предков.

Разумеется, добиться такого впечатления для него не составляло труда. Он мягко, но недвусмысленно пресекал на корню любые проявления любопытства со стороны пассажиров, заставляя уважать его уединение, даже восхищаться его сдержанностью. Получив отпор, они быстро переключали свое внимание на другие, более доступные предметы.

А как только к его присутствию на борту привыкали и переставали обращать на него внимание, он начинал свободно рыскать повсюду, высматривая добычу.

Свой первый вояж такого рода он совершил четыре года назад. И вот теперь его путешествие подходило к концу. Осталась еще одна. И как раз сейчас пора бы ее найти. Сразу несколько первоклассных лайнеров отправлялись в порт, которому суждено было стать местом упокоения этой последней одинокой леди. Он уже решил, под какой маской выступит на этот раз. Он будет изображать инвестора, выросшего в Бельгии, сына американки и британского дипломата. Он обзавелся прекрасным новым париком — темные волосы с проседью — и другими приспособлениями, настолько изменявшими внешность, что даже черты невозможно было узнать.

Ему не терпелось вжиться в новую роль, чтобы найти ее, сковать ее судьбу с судьбой Регины, чье тело, утяжеленное камнями, покоилось на дне оживленной водной артерии, известной под названием бухты Коулун; соединить ее историю с историей Вероники, чьи кости гнили в Долине Царей, а также Констанции, заменившей Кэролин в Алжире, и Моники в Лондоне, — со всеми ее сестрами в смерти.

«Я должен снова отправиться в море...» Но сначала надо завершить дела. В это утро он опять слушал программу доктора Сьюзен и понял, что еще одно перышко, вьющееся на ветру, нужно устранить немедленно.

27

Прошло уже пятьдесят лет с тех пор, как Абдул Парки прибыл в Америку из Нью-Дели. Он был тогда стройным, застенчивым шестнадцатилетним юношей и сразу начал работать на своего дядю. Его работа заключалась в подметании полов и чистке многочисленных бронзовых безделушек, заполнявших полки в маленьком сувенирном магазинчике на Макдугал-стрит в Гринвич-Виллидж. Теперь Абдул сам стал хозяином магазина, но его жизнь при этом почти не изменилась. Магазинчик как будто застыл во времени. Даже вывеска «Сокровища Хайяма» была точной копией той, которая висела при его дяде.

Абдул был по-прежнему стройным, и, хотя ему по необходимости пришлось превозмочь свою застенчивость, он сохранил природную сдержанность и никогда не фамильярничал с покупателями.

Беседовал Абдул лишь с теми немногими, кто ценил небольшую коллекцию недорогих украшений, колец и браслетов, которые он с прилежанием и любовью изготавливал сам. Он, разумеется, никогда не спрашивал, но втайне удивлялся одному покупателю, который трижды в разное время заходил в магазин, чтобы приобрести бирюзовые кольца с надписью «Ты мне принадлежишь».

Сам Абдул прожил со своей покойной женой сорок пять лет, и ему казалось забавным, что этот клиент так часто меняет подружек. В последний раз, когда он зашел за покупкой, у него из бумажника выпала визитная карточка. Абдул поднял ее с пола и взглянул на нее, а потом с извинениями за свое любопытство вернул клиенту. Заметив выражение неудовольствия на его лице, Абдул извинился еще раз, назвав покупателя по имени, и тут же понял, что совершил вторую ошибку.

«Он не хочет, чтобы я знал, кто он такой. И теперь он больше не придет», — с огорчением подумал тогда Абдул. С тех пор прошел год, покупатель больше не появлялся, и Абдул укрепился в своем мнении. Он потерял клиента.

Как и его дядя, Абдул закрывал магазинчик каждый день ровно в час и шел обедать. В этот вторник он уже держал в руке табличку «ЗАКРЫТО. ВЕРНУСЬ В ДВА» и собирался повесить ее на дверь, когда его таинственный покупатель вдруг вошел в магазин и приветливо поздоровался.

Абдул расплылся в одной из своих редких улыбок.

— Давно вас не было видно, сэр. Рад снова вас видеть.

— Я тоже рад вас видеть, Абдул. Я уж думал, вы меня совсем забыли.

— О нет, сэр. — Абдул специально не назвал покупателя по имени, чтобы не напоминать ему о своей ошибке, допущенной в прошлый раз.

— Бьюсь об заклад, вы не помните, как меня зовут, — добродушно заметил посетитель.

«Должно быть, я ошибся, — подумал Абдул. — Оказывается, он вовсе на меня не сердится».

— Конечно, помню, сэр.

И он с улыбкой доказал, что помнит.

— Вот и отлично! — с энтузиазмом воскликнул покупатель. — А знаете что, Абдул? Мне нужно еще одно кольцо... из той же партии. Надеюсь, у вас есть одно в запасе.

— Думаю, у меня есть три, сэр.

— Пожалуй, я возьму все три. О, извините, у вас обед, а я вас задерживаю. Пока никто больше не зашел, давайте вывесим табличку и запрем дверь. Иначе вы отсюда не выберетесь, а я знаю, что вы человек привычки.

Абдул опять улыбнулся, польщенный удивительной заботливостью покупателя. Он охотно передал ему табличку и позволил запереть дверь. Только после этого он с удивлением заметил, что в этот теплый и солнечный день его посетитель пришел в перчатках.

Предметы ручного изготовления лежали на прилавке под стеклянной крышкой возле кассового аппарата. Абдул подошел к прилавку и вытянул маленький поднос.

— Два из них здесь, сэр. А третье в задней комнате на моем рабочем столе. Сейчас я за ним схожу.

Быстрым шагом он прошел за занавеску, отделявшую торговое помещение от кладовой, один угол которой он выгородил под кабинет и мастерскую для себя. Третье кольцо с бирюзой лежало в коробке. Он закончил гравировку надписи только накануне.

Три девушки сразу, — подумал он, улыбаясь. — Этот парень всюду поспевает".

Абдул повернулся, держа в руке кольцо, и вздрогнул от неожиданности. Его покупатель прошел к нему в кладовую.

— Вы нашли кольцо?

— Вот оно, сэр.

Абдул протянул кольцо, не понимая, почему ему вдруг стало так страшно, почему он чувствует себя загнанным в угол.

Он все понял, когда увидел внезапно блеснувшее лезвие. «Не зря я боялся», — подумал он, ощутив острую боль. А потом провалился в темноту.

28

Без десяти три, когда пациент Сьюзен Чандлер, пришедший в два, уходил, в приемной раздался телефонный звонок. Звонила Джейн Клаузен. Сьюзен мгновенно уловила нотки напряжения в тихом, вежливом голосе, попросившем о встрече.

— Я имею в виду профессиональную консультацию, — сказала Джейн Клаузен. — Мне необходимо обсудить возникшие у меня проблемы, и кажется, что удобнее всего было бы обсудить их с вами.

Не успела Сьюзен что-либо сказать, как миссис Клаузен продолжила свою мысль:

— Боюсь, я вынуждена настаивать. Мне необходимо увидеться с вами как можно скорее, может быть, даже сегодня, если это возможно.

Сьюзен не требовалось сверяться с расписанием, чтобы дать ответ. Консультации назначены на три и четыре часа. После этого она собиралась отправиться прямо в больницу Ленокс-Хилл. Очевидно, визит придется отложить.

— Я освобожусь к пяти часам, миссис Клаузен.

Как только связь прервалась, Сьюзен позвонила в больницу Ленокс-Хилл. Номер она успела узнать заранее. Когда ее соединили с оператором, она объяснила, что ей необходимо разыскать мужа женщины, находящейся в интенсивной терапии.

— Соединяю вас с комнатой ожидания при интенсивной терапии, — сказала телефонистка.

Ответил женский голос. Сьюзен спросила, там ли Джастин Уэллс.

— Кто его спрашивает?

Сьюзен прекрасно понимала, чем вызвана нерешительность женщины. Должно быть, его преследуют репортеры.

— Доктор Сьюзен Чандлер, — представилась она. — Мистер Уэллс заказал запись моей вчерашней радиопе-редачи, и я готова доставить ее лично, если он еще будет в больнице в половине седьмого.

По приглушенным звукам она догадалась, что женщина прикрыла трубку ладонью, но до нее все равно донесся заданный вопрос: «Джастин, ты заказывал запись вчерашней передачи доктора Сьюзен Чандлер?»

Столь же отчетливо она расслышала ответ: «Это полная чушь, Памела. Чья-то глупая шутка».

— Доктор Чандлер, боюсь, произошла какая-то ошибка.

Не успела она повесить трубку, как Сьюзен торопливо вставила:

— Прошу прощения. Такое сообщение я получила от моего продюсера. Очень жаль, что приходится беспокоить мистера Уэллса в такую тяжелую минуту. Могу я узнать, как состояние миссис Уэллс?

Женщина немного помолчала.

— Молитесь за нее, доктор Чандлер.

Связь прервалась, и через секунду зазвучал механический голос: «Если вы хотите сделать звонок, пожалуйста, повесьте трубку и наберите номер еще раз».

Сьюзен долго смотрела на телефонную трубку. Неужели просьба выслать пленку была чьим-то розыгрышем, и если да, то какой в этом смысл? А может быть, Джастин Уэллс все-таки звонил на студию, но теперь считает нужным отрицать это перед женщиной, которую он назвал Памелой? Но, опять-таки, какой в этом смысл?

Сьюзен понимала, что ответов на эти вопросы придется подождать. Дженет уже объявила о приходе пациентки, назначенной на три часа.

29

Даг Лейтон стоял позади полуоткрытых дверей в маленький кабинет, который Джейн Клаузен зарезервировала в апартаментах Семейного фонда Клаузенов в небоскребе Крайслера. Ему даже не приходилось напрягать слух, чтобы расслышать, что она говорила по телефону доктору Сьюзен Чандлер.

Его даже пот прошиб от того, что он услышал. Можно было не сомневаться, что он и был той проблемой, которую Джейн Клаузен собиралась обсудить с этой Чандлер.

Он знал, что все испортил во время их встречи этим утром. Миссис Клаузен пришла рано, и он принес ей кофе, собираясь загладить возникшую вчера неловкость. Он часто пил с ней кофе перед заседанием попечителей фонда. За чашкой кофе они обсуждали различные заявки на субсидии.

Когда он пришел, перед ней лежали раскрытые папки с документами. Она оторвалась от них и бросила на Дага холодный, отчужденный взгляд.

— Мне не нужен кофе, — сказала она, — а вы пейте, если хотите. Увидимся в зале заседаний.

Даже спасибо не сказала.

Один из документов привлек ее внимание, потому что она заговорила о нем на заседании, задала множество трудных вопросов. Речь шла о заявке на грант для постройки сиротского приюта в Гватемале.

«У меня все было под контролем, — с горечью думал Даг, — и тут я допустил промашку». Пытаясь задушить обсуждение проекта в зародыше, он брякнул, как полный идиот:

— Этот приют был особенно важен для Регины, миссис Клаузен. Как-то раз она сама сказала мне об этом.

Даг поежился, вспоминая ледяной взгляд, которым наградила его Джейн Клаузен. Он попытался исправить положение, торопливо добавив:

— Э-э-э... Я хочу сказать, что вы сами привели ее слова на одном из наших первых заседаний, миссис Клаузен.

Хьюберт Марч, который вел собрание, как обычно, дремал в кресле, но Даг видел лица других попечителей, уставившихся на него в недоумении, когда Джейн Клаузен холодно изрекла:

— Нет, я никогда ничего подобного не говорила.

И вот теперь она договаривалась о встрече с доктором Чандлер. Услыхав щелчок телефонной трубки, опущенной на рычаг, Даг Лейтон постучал в дверь и стал дожидаться ответа миссис Клаузен. Она долго не отвечала. Он уже собирался постучать второй раз, когда до него донесся тихий стон, и он бросился в кабинет.

Джейн Клаузен сидела, откинувшись на спинку кресла, ее лицо было искажено болью. Она вскинула на него взгляд, покачала головой и указала на дверь. Он понял, она хочет сказать: «Выйди и закрой эту дверь за собой».

Он молча повиновался. Ее состояние ухудшилось, в этом не было никаких сомнений. Она умирала.

Даг направился прямиком к стойке администратора.

— У миссис Клаузен приступ мигрени, — сказал он женщине. — Не соединяйте ее ни с кем. Дайте ей отдохнуть.

Вернувшись в свой кабинет, он сел за стол. Ладони взмокли от пота; он вытащил из кармана платок, вытер их, потом поднялся и вышел в мужской туалет. Там он плеснул в лицо холодной водой, расчесал волосы, поправил галстук и посмотрел в зеркало. Он всегда был благодарен небесам за то, что пошел в Лейтонов — каштановые волосы, стальные глаза, аристократический нос. Его мать все еще сохранила остатки былой смазливости, но он не мог без содрогания вспомнить деда и бабку с материнской стороны — их грубые, плебейские лица.

Он был уверен, что в своем пиджаке от Пола Стюарта, брюках спортивного покроя и галстуке в синюю и бордовую полоску выглядит как идеальный душеприказчик, который будет заправлять делами покойной Джейн Клаузен, в точности выполняя ее волю. Не было никаких сомнений в том, что после ее смерти Хьюберт Марч передаст управление фондом ему.

До сих пор все шло хорошо, просто отлично. До сих пор. Нельзя позволить Джейн Клаузен в самый последний момент помешать его грандиозным планам.

30

Двадцатипятилетняя Тиффани Смит из Йонкерса все никак не могла опомниться от изумления: она дозвонилась до доктора Сьюзен Чандлер и говорила с ней прямо в эфире! Она работала официанткой в вечернюю смену в «Гроте», захудалом итальянском ресторанчике, и славилась тем, что никогда не забывала лиц посетителей и помнила, что они заказывали в прошлый раз.

А вот имена ничего для нее не значили, и она не трудилась их запоминать. Куда проще было называть всех без разбора «душка» и «милочка».

После того, как ее соседка вышла замуж, Тиффани жила одна в маленькой квартирке на втором этаже дома на две семьи. Обычно она просыпалась каждое утро около десяти, а потом слушала передачу доктора Сьюзен, лежа в постели и наслаждаясь первой чашкой кофе. «Когда расстаешься с одним парнем, а другой еще только маячит на горизонте, приятно включить радио и услышать, что у многих женщин точно такие же проблемы с их дружками», — утверждала она. Тиффани Смит, худая как щепка крашеная блондинка с лукаво прищуренными глазами, смотрела на жизнь с трезвым цинизмом. Одних это привлекало, других отталкивало.

Вчера, услыхав, как женщина, назвавшая себя Карен, рассказала доктору Сьюзен о бирюзовом колечке, которое какой-то тип подарил ей в круизе, Тиффани сразу вспомнила Мэтта Бауэра, подарившего ей точно такое же кольцо. Когда они с Мэттом расстались, Тиффани попыталась убедить себя, что выгравированная внутри кольца надпись «Ты мне принадлежишь» — это просто сентиментальная чушь, хотя на самом деле так не считала.

Сегодня она позвонила доктору Сьюзен просто сгоряча и сразу пожалела, что прямо в эфире назвала Мэтта дешевкой. Да, кольцо стоило всего десять долларов, но все равно это было хорошенькое колечко! Тиффани призналась себе, что отпустила колкость только потому, что Мэтт бросил ее.

Время шло, и Тиффани все более живо вспоминала тот день в прошлом году, когда Мэтт пригласил ее в Гринвич-Виллидж. К четырем часам, когда она уже готовилась к выходу на работу — взбивала волосы и подкрашивалась, — до нее дошло, что никак не может вспомнить название лавчонки, где они купили кольцо.

— Значит, так, — принялась она рассуждать вслух. — Мы поехали в Виллидж, сначала пошли в суши-бар на ленч, потом на этот дурацкий фильм, который Мэтт назвал великим, и я сделала вид, что мне тоже понравилось. Ни слова по-английски, сплошная тарабарщина. Потом мы гуляли и прошли мимо этой сувенирной лавочки, и я сказала: «Давай туда заглянем». И тогда Мэтт купил мне подарок.

"Тогда я еще думала, что действительно ему нравлюсь, — вспоминала Тиффани. — Мы спорили, что выбрать — бронзовую обезьянку или копию Тадж-Махала[11], а хозяин нас совсем не торопил. Он стоял за стеклянным прилавком возле кассы, когда вошел этот шикарный тип".

Она сразу его заметила, потому что как раз в эту минуту отвернулась от Мэтта, который взял в руки какую-то безделушку и читал табличку, объяснявшую, что это нечто особенное. Шикарный тип их, похоже, не заметил, потому что они стояли за расписной ширмой с намалеванными верблюдами и пирамидами. Она не слышала, что сказал этот покупатель, но хозяин магазинчика вынул что-то из-под стеклянной крышки прилавка и протянул ему.

«Тип был просто классный», — думала Тиффани, до сих пор не забывшая того красавца, хотя это было год назад. Она сразу поняла, что он вращается среди таких людей, о которых она только читала в колонках светской хроники. Не то что недоумки, набивающие себе брюхо в «Гроте»! Она вспомнила, как он удивился, когда обернулся и увидел ее. А когда он ушел, хозяин магазина сказал: «Этот джентльмен купил у меня уже несколько таких колец для своих дам. Может, взглянете?»

Это и впрямь оказалось хорошенькое колечко, подумала тогда Тиффани, и они с Мэттом видели на индикаторе кассового аппарата, что оно стоило всего десять долларов, поэтому она сказала, что тоже хочет такое.

«А потом хозяин показал нам надпись внутри, — вспомнила Тиффани, — и тут Мэтт покраснел и сказал „Ладно“, а я подумала: может, это знак, что пора найти себе настоящего жениха».

Тиффани подвела карандашом брови и потянулась за тушью. «Но как раз после того случая мы с Мэттом расстались», — горестно подумала она.

Тиффани с грустью посмотрела на бирюзовое колечко, которое хранила в резной шкатулке слоновой кости, доставшейся от бабушки. Эту шкатулку дедушка подарил бабушке во время свадебного путешествия на Ниагарский водопад. Она вынула колечко и залюбовалась им.

«Нет, я не отошлю его доктору Сьюзен, — сказала она себе. — Кто знает? Вдруг Мэтт опять позвонит? Вдруг у него еще нет постоянной девушки? Но я же обещала доктору Сьюзен! — вдруг спохватилась она. — Что же мне делать? Так, минуточку! Доктор Сьюзен не просила кольцо, она спрашивала, где находится эта лавочка. Значит, главное — дать ей приметы того места. И больше ей ничего не нужно. Помню, на другой стороне улицы был порномагазин. Скорее всего, лавка в паре кварталов от станции метро. Доктор Сьюзен — она же умная. Она найдет лавку по этим приметам».

Радуясь, что ей удалось принять правильное решение, Тиффани вдела в уши голубые висячие сережки. Потом села за стол и написала доктору Сьюзен коротенькое письмо, описав местонахождение магазинчика, как оно ей запомнилось, и объяснив, почему ей так дорого само кольцо. Письмо она подписала: «Ваша искренняя поклонница, Тиффани».

К этому времени Тиффани уже сильно опаздывала на работу, что, впрочем, случалось с ней нередко, и не успела по дороге бросить письмо в почтовый ящик.

О том, что письмо так и осталось не опущенным, она вспомнила позже, когда выкладывала четыре порции подогретой лазаньи перед особенно надоедливыми посетителями «Грота». «Чтоб они себе языки пообжигали, — подумала она в сердцах, — а то только и знают, что жаловаться».

Стоило ей вспомнить о языках посетителей, как у нее возникла идея. Она не станет писать доктору Сьюзен, лучше она завтра позвонит. А попав в эфир, извинится за то, что назвала кольцо и того, кто его подарил, дешевкой. Она объяснит, что отпустила эту дурацкую шутку только потому, что сильно скучает по Мэтту. Он такой славный парень! Не может ли доктор Сьюзен придумать способ, как им снова сойтись? В прошлом году он не отвечал на ее звонки, но она почему-то была уверена, что он еще не обзавелся новой девушкой.

Тиффани с мрачным удовлетворением заметила, как один из посетителей, которых она только что обслужила по второму разу, откусил кусок лазаньи и тут же схватился за стакан с водой. «Таким образом я смогу получить бесплатный совет, — подумала Тиффани. — А может, мать Мэтта или кто-то из ее подруг тоже будет слушать эту программу, и услышит его имя, и скажет ему, а он будет польщен и позвонит мне. И что я при этом теряю?» — спросила она себя, подходя к столу, за который только что уселись новые посетители. Она понятия не имела, как их зовут, но хорошо помнила, что они уже бывали здесь раньше и всякий раз оставляли паршивые чаевые.

31

Алекс Райт жил в четырехэтажном кирпичном особняке на Семьдесят восьмой улице в Восточном районе. С самого детства этот особняк считался его родным домом. Он по-прежнему был обставлен старинной мебелью, оставшейся после его матери, тяжелыми и темными викторианскими столами, буфетами, книжными шкафами, мягкими диванами и креслами, обитыми блестящей парчой. Его украшали древние персидские ковры и изящные предметы искусства. Посетители неизменно восхищались выдержанной в традиционном духе красотой особняка начала века.

Даже четвертый этаж, отданный в основном под игровую площадку для маленького Алекса, остался таким, как прежде. Некоторые предметы встроенной мебели, заказанной у Шварца, оказались настолько уникальными, что о них была напечатана иллюстрированная статья в «Дайджесте архитектуры».

Алекс уверял, что не хочет менять обстановку в кирпичном особняке по одной причине: в один прекрасный день он обязательно женится, и когда это случится, он предоставит право производить любые перемены своей будущей жене. Как-то раз один из его друзей, услышав эти слова, в шутку спросил:

— А вдруг она будет увлекаться супермодерном или чем-нибудь психоделическим?

Алекс улыбнулся и ответил:

— Этого не случится: такая женщина даже до помолвки не дойдет.

Он предпочитал жить просто, без особых изысков. Ему было не по себе при полном штате слуг в доме, возможно, потому, что родители всегда имели репутацию неуживчивых нанимателей. Слуги в доме постоянно менялись, в детстве ему частенько случалось перехватывать ворчливые замечания, которые пугали и расстраивали его. И теперь в услужении у него был только шофер Джим и экономка Маргарет, удивительно умелая и, к счастью, немногословная. Она приходила в дом каждое утро ровно в восемь тридцать, как раз вовремя, чтобы подать Алексу завтрак, и оставалась приготовить обед в тех редких случаях, когда он обедал дома. Это случалось не чаще, чем дважды в неделю.

Холостой, привлекательный, окруженный манящей аурой сказочного богатства Райтов, Алекс всегда был желанным гостем в самых высоких кругах. Тем не менее о нем мало что было известно широкой публике: он любил изысканные званые обеды для избранных, но терпеть не мог саморекламы, шумихи и всегда избегал крупных светских мероприятий, так волновавших воображение людей с менее утонченным вкусом.

Во вторник он почти весь день провел за рабочим столом в штаб-квартире фонда, а ближе к вечеру пошел в клуб поиграть с друзьями в сквош[12]. У него не было определенных планов на вечер, и он отдал распоряжение Маргарет приготовить обед. «на всякий случай».

Поэтому, вернувшись домой в шесть тридцать вечера, первым долгом он проверил холодильник. Маргарет превосходно готовила суп с цыпленком, и сейчас целая кастрюля ее фирменного блюда дожидалась разогрева в микроволновке. Нарезанное кусками мясо цыпленка и салат можно было положить на бутерброд.

Алекс одобрительно кивнул и направился в библиотеку, где стоял столик с напитками. Он выбрал бутылку бордо и налил в бокал. Только он поднес бокал к губам, как зазвонил телефон.

Автоответчик был включен, и он решил сначала послушать — узнать, кто звонит. Его брови удивленно поднялись, когда по телефону представилась Диана Чандлер Гарриман. Ее низкий, волнующий, чуть хрипловатый голос звучал нерешительно:

— Алекс, надеюсь, я не помешала. Я попросила папу дать мне ваш домашний номер. Просто хотела вас поблагодарить: вы были так внимательны ко мне на коктейле у папы и Бинки. В последнее время у меня часто бывает подавленное настроение, и, хотя вы, конечно, об этом не догадывались, вы мне очень помогли... просто своим присутствием. Вы очень славный, Алекс. Я надеюсь развеять тоску в круизе на будущей неделе, но, как бы то ни было, я вам очень благодарна. Мне непременно хотелось вам об этом сказать. Да, кстати, запишите на всякий случай мой телефон: 310-555-6347.

«Видимо, она не знает, что я пригласил ее сестру на обед, — подумал Алекс. — Диана великолепна, но Сьюзен куда интереснее». Он отхлебнул вина и закрыл глаза.

Да, Сьюзен Чандлер очень интересна. Уж если на то пошло, он думал о ней весь день.

32

Джейн Клаузен позвонила Сьюзен около четырех, чтобы сообщить, что не сможет приехать на встречу в назначенный час.

— Боюсь, вместо этого мне придется лечь в постель, — извинилась она.

— Я по голосу слышу, что вы нездоровы, миссис Клаузен, — сказала Сьюзен. — Может быть, вам следует вызвать доктора?

— Нет. Час крепкого сна творит чудеса. Но мне очень жаль, что я упустила шанс поговорить с вами сегодня.

Сьюзен сказала ей, что она может прийти позже, если захочет — ничего страшного.

— Все равно у меня масса бумажной работы, вот ею и займусь, — заверила она Джейн.

Поэтому в шесть вечера она все еще была у себя в приемной, когда Джейн Клаузен приехала на встречу. Пепельный цвет лица вернее всяких слов убедил Сьюзен в том, что миссис Клаузен смертельно больна. Единственное, чем ей можно помочь, поняла Сьюзен, это выяснить и сообщить ей всю правду об исчезновении Регины.

— Доктор Чандлер, — несколько нерешительно начала миссис Клаузен.

— Прошу вас, зовите меня Сьюзен. «Доктор Чандлер» звучит так формально, — улыбнулась Сьюзен.

Джейн Клаузен кивнула.

— Нелегко ломать старые привычки. Всю свою жизнь моя мать называла нашу соседку, которая была ее лучшей подругой, не иначе как миссис Крэбтри. Увы, эта чопорность в значительной степени передалась и мне, а я, в свою очередь, заразила ею Регину. Она была очень замкнута в общении с людьми. — Джейн на минуту опустила глаза, а потом посмотрела прямо на Сьюзен. — Вчера вы познакомились с моим адвокатом Дугласом Лейтоном. Что вы о нем думаете?

Этот вопрос удивил Сьюзен. «Ведь это я должна осторожно и тактично задавать вопросы», — подумала она.

— По-моему, он нервничал, — сказала она вслух, решив высказать свое мнение напрямую.

— Вас не удивило, что он не остался ждать со мной?

— Да, удивило.

— А почему?

Сьюзен не пришлось обдумывать ответ.

— Потому что с большой долей вероятности вы могли встретиться с женщиной, готовой пролить свет на исчезновение вашей дочери. Возможно, она даже могла описать мужчину, причастного к исчезновению. Этот момент мог оказаться решающим для вас. Я считаю, что он просто обязан был остаться и оказать вам поддержку.

— Совершенно с вами согласна, — кивнула Джейн Клаузен. — Сьюзен, Дуглас Лейтон с самого начала утверждал, что он не был знаком с моей дочерью. А сегодня утром я услышала от него слова, заставляющие предположить, что он все-таки знал ее.

— Зачем же ему лгать? — удивилась Сьюзен.

— Не знаю. Сегодня я кое-что проверила. Лейтоны из Филадельфии действительно приходятся ему троюродными братьями, но они утверждают, что почти его не помнят. А он не раз уверял меня, что поддерживал с ними близкие родственные отношения. И еще я выяснила, что Эмброуз Лейтон, его отец, считался паршивой овцой в семье. Он за несколько лет растратил все, что унаследовал от родителей, а потом исчез.

Джейн Клаузен говорила медленно, сосредоточенно хмурясь, взвешивая и отмеряя каждое слово.

— К чести Дугласа, надо заметить, что он получил стипендию на обучение в Стэнфордском университете, потом в юридической школе при Колумбийском университете. Он, бесспорно, очень умен. Когда по окончании учебы Дуглас поступил на работу к Кейну и Россу, ему приходилось много ездить в командировки. У него большие способности к иностранным языкам, и именно по этой причине он так быстро занял ведущее положение, когда перешел на работу к Хьюберту Марчу. Сейчас он входит в правление попечителей нашего фонда.

«Она старается быть объективной, — подумала Сьюзен, — но она не просто обеспокоена. Мне кажется, она напугана».

— Дело в том, Сьюзен, что Дуглас недвусмысленно дал мне понять, как он близок со своими кузенами. Теперь я припоминаю, что он начал рассказывать об их близкой дружбе только после того, как я сказала, что утратила связь с ними. Сегодня я заметила, что он подслушивает, когда разговаривала с вами по телефону. Дверь была приоткрыта, и я видела его отражение в застекленной дверце книжного шкафа. Я была просто поражена. Зачем ему это нужно? С какой стати ему за мной шпионить?

— Вы задали ему этот вопрос?

— Нет. Я плохо себя почувствовала, у меня просто не было сил с ним объясняться. Кроме того, я не хочу, чтобы он был настороже. Я собираюсь подвергнуть аудиторской проверке одну из заявок на грант, полученную нашим фондом. Мы рассматривали ее сегодня — это сиротский приют в Гватемале. Дуглас должен поехать туда на будущей неделе и представить отчет на следующем собрании попечителей. Когда я спросила, какую сумму они запрашивают, Дуглас вдруг заявил, что это был один из любимых проектов Регины. Якобы она сама ему об этом говорила. Он рассказывал так убедительно, словно они с Региной подробно обсуждали это.

— Но он ведь говорил, что не знает ее!

— Вот именно. Сьюзен, мне было необходимо поделиться этим с вами, потому что я вдруг поняла, что могло заставить Дугласа Лейтона покинуть вчера приемную столь внезапно.

Сьюзен догадалась, что собирается сообщить ей Джейн Кляузен: что Дуглас Лейтон побоялся встретиться лицом к лицу с Карен.

Через несколько минут Джейн Клаузен попрощалась и ушла.

— Я думаю, завтра утром мойдоктор потребует, чтобы я легла в больницу и прошла новый курс лечения, — сказала она на прощание. — Я хотела сначала поделиться с вами своими соображениями. Мне известно, что в прошлом вы какое-то время работали заместителем окружного прокурора. По правде говоря, я сама не знаю, зачем рассказала вам о своих подозрениях: то ли мне хотелось получить совет психолога, то ли узнать от бывшего представителя юстиции в суде, что предпринять, чтобы открыть следствие.

Доктор Дональд Ричардс покинул студию сразу после передачи и слишком поздно понял, что Рина уже приготовила ему обед. Он отыскал телефон-автомат и набрал свой домашний номер.

— Забыл предупредить, что у меня дела в городе, — извиняясь, сказал он Рине.

— Доктор, почему вы всегда так поступаете, когда я готовлю для вас горячее?

— Этот же вопрос мне постоянно задавала жена. Вы не могли бы переставить еду на заднюю конфорку или что-то в этом роде? Я буду дома примерно через час.

Он улыбнулся сам себе. Потом, сообразив, почему глаза у него как песком засыпаны, снял очки, которыми пользовался только для чтения, и сунул их в карман.

* * *
Когда через полтора часа он добрался до дома и прошел прямо в кабинет, Рина уже поджидала его с обедом.

— Я оставлю поднос у вас на столе, доктор, — сказала она.

Его пациенткой в два часа дня была тридцатилетняя деловая женщина, страдающая анорексией[13] в тяжелой форме. Это был ее четвертый визит. Ричардс слушал, делая краткие пометки в блокноте.

Пациентка наконец-то начала говорить с ним откровенно, рассказала, что в отрочестве страдала избыточным весом, и это было очень мучительно, тем более что ей никак не удавалось выдержать диету.

— Я любила поесть, но потом смотрела в зеркало и видела, что я с собой делаю. Я стала ненавидеть свое тело, а потом возненавидела еду за то, что она со мной сотворила.

— И вы до сих пор ненавидите еду?

— Терпеть ее не могу, но иногда думаю, как чудесно было бы пообедать — просто насладиться процессом. Я сейчас встречаюсь с одним человеком... у нас все серьезно, он очень дорог мне, но я понимаю, что рискую его потерять, если не сумею измениться. Он уже сказал мне, что устал смотреть, как я гоняю вилкой еду по тарелке.

«Мотивация, — подумал Дон. — Это всегда первый и главный шаг к любым переменам». Перед его мысленным взором мелькнуло лицо Сьюзен Чандлер.

Без десяти три он проводил пациентку и позвонил Сьюзен, рассудив, что она тоже устраивает десятиминутные перерывы между визитами пациентов. Ее секретарша сказала, что Сьюзен говорит по телефону.

— Я подожду, — сказал он.

— Боюсь, что на второй линии ее ждет еще один звонок.

— Ничего, я рискну.

Без четырех минут три он готов был отказаться от своей затеи. Пациент, назначенный на три, уже дожидался в приемной, но тут в трубке раздался немного запыхавшийся голос Сьюзен.

— Доктор Ричардс? — спросила она.

— Понимаю, вы на работе, но это не повод не называть меня Доном.

— Извините, — засмеялась Сьюзен. — Я рада, что вы позвонили. Я тут совсем захлопоталась, не успела вас поблагодарить. Вы были замечательным гостем в моей передаче.

— А я хочу поблагодарить вас за то, что сделали меня знаменитостью. Мой издатель просто в восторге: два дня подряд о моей книге говорят по радио.

Он бросил взгляд на часы.

— Меня ждет пациент и вас, наверное, тоже, так что давайте перейдем к делу. Вы не могли бы пообедать со мной сегодня вечером?

— Только не сегодня: я работаю допоздна.

— Завтра вечером?

— Да, это было бы очень мило.

— Скажем, часов в семь. Я позвоню вам на работу, когда соображу, где бы нам лучше встретиться.

«Настоящее свидание, — подумал он. — Теперь уже поздно отступать».

Ричардс записал время встречи — семь часов — торопливо попрощался и положил трубку. Он знал, что его ждет пациент, но все-таки позволил себе помедлить еще минуту, размышляя о том, насколько может быть откровенен со Сьюзен Чандлер завтра вечером.

34

Диана Чандлер Гарриман рассчитала время звонка Алексу Райту так, чтобы застать его дома. Она позвонила из модельного агентства в Беверли-Хиллз без четверти четыре. Это означало, что в Нью-Йорке без четверти семь вечера, то есть как раз такое время, когда Алекс может оказаться дома. Убедившись, что он не берет трубку — очевидно, ужинает где-то в гостях или в ресторане, — она решила, что он может связаться с ней позже.

В надежде на звонок Ди отправилась с работы прямо в свою кооперативную квартиру в Палос-Вердес. В семь часов она вяло готовила ужин, состоящий из омлета, гренков и кофе. «За последние два года я практически не оставалась дома одна по вечерам, — размышляла Ди. — Я просто не могла сидеть дома без Джека. Мне было необходимо с кем-то общаться».

Но еще никогда ей не было так одиноко, так тоскливо, как в этот вечер. Ди просто места себе не находила.

«Я устала работать, — призналась себе Ди. — Я хочу вернуться в Нью-Йорк, но не для того, чтобы искать новую работу».

— Я даже приличный омлет приготовить не моху, — пожаловалась она вслух, заметив, что пламя под сковородкой слишком сильное, и яйца подгорают.

Она вспомнила, как Джек обожал возиться на кухне.

«И в этом Сьюзен меня превосходит, — вспомнила Ди. — Она отлично готовит».

Но ведь это необязательно — уметь хорошо готовить. Женщине, которая выйдет замуж за Алекса Райта, не придется думать о рецептах и списках покупок, сказала она себе.

Она решила поесть в гостиной и как раз опускала поднос на кофейный столик, когда зазвонил телефон. Это был Алекс Райт.

Кода Ди положила трубку десять минут спустя, на губах у нее играла улыбка. Он позвонил, потому что беспокоился о ней. Он сказал, что у нее был грустный голос на автоответчике, и решил, что она не откажется немного поболтать. Он рассказал, что с удовольствием провел вечер со Сьюзен и собирался пригласить ее в субботу на торжественный ужин по случаю передачи очередного взноса фонда Райтов Нью-йоркской публичной библиотеке.

Тут Ди не растерялась и, гордясь своей смекалкой, сказала ему, что по пути в Коста-Рику откуда ей предстоит отправиться в круиз, она сделает остановку в Нью-Йорке и останется там на выходные. Алекс понял намек и немедленно пригласил на ужин и ее тоже.

«В конце концов, — успокоила себя Ди, принимаясь за остывший омлет, — не скажешь, что у Сьюзен с ним серьезные отношения».

35

После того, как Джейн Клаузен покинула ее приемную, Сьюзен занялась бумагами и работала до семи, потом позвонила Джеду Гини домой.

— Проблема, — кратко объявила она. — Я позвонила Джастину Уэллсу, хотела договориться, что сама доставлю ему запись вчерашней программы, а он отказался наотрез и заявил, что никакой записи не заказывал.

— Вот как? Тогда с какой стати он требовал, чтобы конверт был помечен «Конфиденциально»и направлен в контору для вручения лично ему в руки? — возразил Гини. — Вот что я тебе скажу, Сьюзен. Кем бы ни был тот парень, что мне звонил, он жутко нервничал. Возможно, Уэллс не хочет, чтобы люди знали, как он заинтересован в этой пленке. Кстати, сначала он попросил только вторую часть программы — со звонками слушателей. И теперь, должно быть, боится, что мы вышлем ему счет. Скорее всего, он придумал фальшивый предлог, чтобы заказать пленку. Я уверен, его интересовали только звонки.

— Женщина, которую вчера сбила машина на Парк-авеню, — его жена, — сообщила Сьюзен.

— А я что говорю? Видишь, у бедняги сейчас совсем не то на уме.

— Наверное, ты прав. До завтра.

Сьюзен повесила трубку и задумалась над создавшимся положением. «Так или иначе, — решила она, — я встречусь с Джастином Уэллсом, а сейчас прослушаю запись звонков из вчерашней передачи».

Она вытащила кассету из сумки, вставила ее в магнитофон и нажала кнопку быстрой перемотки. Дойдя до раздела звонков, она остановила перемотку, нажала «воспроизведение» и принялась внимательно слушать.

Все звонки были совершенно заурядными, за исключением того, где женщина, говорившая низким, глухим, напряженным голосом, представилась как Карен и рассказала о кольце с бирюзой.

«Это тот самый звонок, которым интересовался Джастин Уэллс или тот, кто назвался его именем, — подумала Сьюзен, — но сегодня был долгий день, и сейчас я не в силах понять, зачем ему это нужно». Она взяла пальто, выключила свет, заперла дверь приемной и направилась по коридору к лифту.

«Надо бы им сделать здесь освещение поярче», — подумала Сьюзен. В кабинете Недды было совершенно темно, и весь длинный коридор лежал в глубокой тени. Она бессознательно ускорила шаг.

День и впрямь выдался долгий, у нее возникло искушение вызвать такси, но она устояла и, чувствуя себя праведницей, пошла домой пешком. По дороге она начала размышлять о визите Джейн Клаузен и о высказанных ею сомнениях относительно Дугласа Лейтона. Миссис Клаузен явно тяжело больна. «Может, болезнь сделала ее мнительной, повлияла на ее отношение к Лейтону?» — спросила себя Сьюзен.

Не исключено, что у Лейтона действительно была вчера назначена встреча, которую он не смог или не успел отменить, как не исключено и то, что этим утром он не подслушивал, а просто ждал за дверью кабинета миссис Клаузен, чтобы не прерывать ее телефонный разговор.

Но как насчет убежденности миссис Клаузен в том, что он был знаком с Региной и солгал об этом? Сьюзен подумала о Крисе Райане, вышедшем на пенсию агенте ФБР, который помогал ей в работе, когда она служила в конторе окружного прокурора в Уэстчестере. Теперь у Криса была собственная охранно-разыскная фирма. Он мог бы провести небольшое негласное расследование насчет Лейтона. Она решила связаться с миссис Клаузен утром и предложить ей такой вариант.

Сьюзен оглянулась через плечо. Узкие улочки Гринвич-Виллидж неизменно очаровывали ее. Ей нравилось сочетание старинных особняков начала века в тихих переулках и оживленного движения на основных улицах, причудливо извивающихся и меняющих направление подобно горным рекам.

Она поймала себя на том, что невольно смотрит по сторонам в надежде увидеть магазинчик сувениров, о котором говорила позвонившая сегодня на студию девушка по имени Тиффани. Весь день Сьюзен о ней не вспоминала. Тиффани утверждала, что приятель купил ей в Гринвич-Виллидж кольцо, похожее на то, о котором говорила Карен. «Хоть бы она сдержала слово и прислала его, — взмолилась Сьюзен. — Тогда я смогу сравнить его с тем, что дала мне миссис Клаузен, и если окажется, что они одинаковые и изготовлены где-то здесь, это могло бы стать первым шагом к раскрытию тайны исчезновения Регины».

* * *
«Удивительно, как прогулка в холодную погоду проясняет мысли», — подумала Сьюзен, добравшись наконец до дома. Оказавшись внутри, она выполнила привычный домашний ритуал, прерванный вчера звонком Алекса Райта. Было восемь часов вечера. Она надела восточный халат и достала из холодильника все, что требовалось для приготовления салата.

В этот вечер она, безусловно, останется дома, решила Сьюзен, доставая из буфета пачку макарон. Пока вода закипала, а в микроволновке размораживался томатный соус с базиликом, она включила компьютер и проверила электронную почту.

В почте не оказалось ничего интересного, если не считать восторженных отзывов о докторе Ричардсе и пожеланий вновь пригласить его в передачу. Под влиянием момента, она решила проверить, есть ли у Ричардса свой сайт в Интернете.

Оказалось, есть. С растущим любопытством Сьюзен открыла биографический раздел: доктор Дональд Уоллес Ричардс родился в Дэриене, Коннектикут, вырос на Манхэттене, посещал частную школу для особо одаренных детей. Степень бакалавра в Йеле, степень доктора медицины и специалиста по клинической психиатрии в Гарварде, магистерская степень по криминологии в Нью-йоркском университете. Отец: покойный доктор Дональд Дж. Ричардс. Мать: Элизабет Уоллес Ричардс, проживает в Таксидо-парке, Нью-Йорк. Братьев и сестер нет. Был женат на Кэтрин Карвер Ричардс (покойной).

Далее шел длинный список опубликованных статей, а также рецензии на его книгу «Пропавшие женщины». Потом Сьюзен наткнулась на информацию, от которой ее брови поползли вверх. Краткая биографическая справка сообщала о том, что доктор Ричардс перед последним курсом в колледже провел год на круизном теплоходе, где работал заместителем директора круиза, а в рубрике «Любимые виды отдыха» было указано, что он часто ездил в краткие круизы. В качестве своего любимого лайнера доктор Ричардс назвал «Габриэль», сообщив, что именно на этом корабле он познакомился со своей женой.

Сьюзен уставилась на экран.

— Но ведь с этого самого корабля пропала без вести Регина Клаузен! — воскликнула она вслух.

36

Памела до полуночи просидела с Джастином Уэллсом в комнате ожидания при блоке интенсивной терапии больницы Ленокс-Хилл. Около полуночи вышел врач и настоятельно посоветовал им обоим отправляться домой.

— Состояние вашей жены стабилизировалось, — объяснил он Джастину. — Она может оставаться в коме в течение многих недель. Вы ей ничем не поможете, если подорвете собственное здоровье.

— Она больше не пыталась говорить? — спросил Джастин.

— Нет. И не надейтесь, что она заговорит в скором времени. Пока она в глубокой коме, это невозможно.

«Джастин чуть ли не со страхом ждет, что она заговорит! Почему?» — удивилась Памела, но тут же решила, что у нее ум за разум заходит от усталости и что ей просто померещилось. Она взяла Джастина под руку.

— Мы уходим, — объявила она не допускающим возражений тоном. — Возьмем такси, и я отвезу тебя домой.

Он кивнул и, как послушный ребенок, позволил вывести себя из здания больницы. Всю дорогу до утла Пятой авеню и Восемьдесят первой улицы он молчал и сидел, ссутулившись, стиснув руки на коленях, повесив голову, словно вся сила ушла из его могучего тела.

— Мы приехали, Джастин, — сказала Памела, когда такси остановилось и швейцар подбежал, чтобы открыть ему дверцу машины.

Он обернулся и окинул ее невидящим взглядом.

— Это моя вина, — сказал он. — Я позвонил Кэролин незадолго до этой аварии. Знаю, я ее расстроил. Она, наверное, не смотрела по сторонам и не заметила эту машину. Если она умрет, я буду чувствовать себя убийцей.

Не успела Памела ответить, как он вылез из такси. «А что я могла ему сказать? — спросила она себя. — Если Джастин опять впал в подозрительность и у него случился приступ ревности, его звонок в самом деле мог расстроить Кэролин настолько, что она перестала обращать внимание на уличное движение. Но ведь она не так глупа, чтобы показать ему кольцо с бирюзой или рассказать о человеке, который подарил его? И зачем, во имя всего святого, Джастину понадобилось заказывать запись программы „Спросите доктора Сьюзен“? Бессмыслица какая-то!»

По дороге домой в голове у Памелы сложился другой возможный сценарий развития событий. А что, если пожилая женщина, говорившая по телевизору, что все видела, была права, и кто-то действительно толкнул Кэролин под колеса фургона? Если это так, может быть, Джастин пытается создать себе нечто вроде алиби, когда угверждает, что его жена была расстроена и попала под машину, ничего вокруг не замечая?

И тут Памела припомнила нечто такое, от чего в свое время отмахнулась. Два года назад, перед тем, как отправиться в круиз, Кэролин сказала ей: «Джастин так глубоко увяз в своих сомнениях по поводу наших отношений, что иногда я его просто боюсь».

37

Иногда он совершал долгие прогулки по ночам. Такое желание возникало всякий раз, когда необходимо было сбросить напряжение. В этот день все прошло довольно гладко. Старик в сувенирной лавке умер тихо. Никаких сообщений о его смерти в вечерней телепрограмме новостей не было. «Значит, — подумал он, — когда магазин не открылся после обеда, никто не обратил внимания и не поднял тревогу».

Его целью в этот вечер была простая прогулка, бесцельное блуждание по городским улицам, поэтому он даже удивился, заметив, что ноги сами собой принесли его на Даунинг-стрит. Сьюзен Чандлер жила на Даунинг-стрит. Интересно, где она сейчас? Дома? Он понял, что его приход сюда, да еще необдуманный, подсознательный — это неспроста. Это знак, напоминающий о том, что она уже доставила ему массу неприятностей и нельзя позволять ей и дальше мутить воду. Со вчерашнего утра ему уже пришлось убрать Хильду Джонсон и Абдула Парки, хотя изначально он не собирался их убивать. А Кэролин Уэллс либо умрет, либо ее тоже придется убрать. Конечно, его настоящего имени она не знает, но если заговорит, то непременно скажет докторам и полиции, что под машину ее толкнул человек, которого она встретила в круизе и знала как Оуэна Адамса.

Хотя риск был невелик, поскольку документы Оуэна Адамса невозможно отследить и связать с ним, он не мог позволить ей зайти так далеко. Настоящая угроза крылась в том, что Кэролин его узнала. Если она очнется, бог знает, что может произойти. Не исключено, что они могут случайно встретиться на каком-нибудь приеме с коктейлями или в ресторане. Нью-Йорк большой город, спора нет, но дороги людей, вращающихся в определенных кругах, могут пересечься. Все может случиться.

Разумеется, пока Кэролин в коме, непосредственной опасности она не представляет. Опасной може оказаться Тиффани, девчонка, позвонившая сегодня программу доктора Сьюзен Чандлер. Идя по Даунинг-стрит, он мысленно обругал себя. Он прекрасно помнил свой визит в лавку Парки в прошлом году. Он думал, что в лавке никого нет: заглянул снаружи и не заметил молодую пару, стоявшую за ширмами.

Войдя в магазин, он увидел их и сразу понял, что совершил ошибку. Девица, крашеная блондинка с перманентом, смазливая и бойкая, тут же принялась строить глазки, давая понять, что он пришелся ей по вкусу. Само по себе это неважно, но у него осталась тревожная уверенность в том, что она узнает его, если снова увидит. Если Тиффани, позвонившая утром в передачу «Спросите доктора Сьюзен» насчет кольца, была той самой крашеной блондинкой из магазина, ее надо заставить молчать. Завтра он найдет способ узнать у Сьюзен Чандлер, прислала ли эта самая Тиффани обещанное кольцо и что написала в сопроводительном письме.

«Еще одно перышко на ветру, — подумал он. — Когда же это кончится?» В одном можно было не сомневаться: к началу следующей недели Сьюзен Чандлер надо остановить.

38

В среду утром Оливер Бейкер пришел в полицейский участок, охваченный смешанными чувствами. Он нервничал и в то же время ощущал себя героем дня: ведь он впервые в жизни выступал в роли свидетеля! Весь вечер понедельника он рассказывал жене и дочерям о том, что, будь он на пару шагов ближе к краю тротуара, мог бы сам оказаться под колесами фургона! В тот день они как завороженные в пять, в шесть и в одиннадцать вечера все вместе смотрели новости, где репортеры расспрашивали Оливера как свидетеля происшествия.

— "Если в не милость божья, я бы оказался на ее месте!" — вот что я подумал, когда увидел, как на нее наехал фургон, — сказал он репортеру. — Понимаете, я видел ужас на ее лице. Она упала на спину и за секунду до столкновения уже понимала, что сейчас попадёт под колеса.

Оливеру было за пятьдесят. Человек по натуре мягкий и добродушный, он работал менеджером в супермаркете Д'Агостино и страшно гордился своей должностью. Всех завсегдатаев магазина, особенно делавших крупные покупки, Оливер знал по именам, был знаком с обстоятельствами их жизни и с удовольствием задавал при встрече участливые вопросы, вроде: «Гордон делает успехи в новой школе, миссис Лоренс?»

Увидеть себя по телевизору для Оливера было незабываемым событием. Ничего подобного с ним в жизни не случалось. А теперь еще его пригласили в участок давать показания! Неудивительно, что он чувствовал себя героем драмы.

Оливер дожидался на скамье в Девятнадцатом участке, держа в руке мягкую твидовую шляпу, которую брат привез ему в подарок из Ирландии. Опустив глаза и оглядываясь кругом исподлобья, он вдруг подумал: а что, если его самого примут за правонарушителя? Или за родственника какого-нибудь задержанного, пришедшего внести залог? Эта мысль вызвала у него улыбку, и он дал себе слово поделиться ею с Бетти и с девочками по возвращении домой.

— Капитан Ши вызывает вас, сэр, — дежурный сержант за столом указал ему на закрытую дверь позади себя.

Оливер вскочил, поправил галстук и торопливыми, но робкими шагами направился к кабинету капитана полиции. Услышав из-за двери отрывистое «Войдите!», он повернул ручку и медленно отворил дверь, словно опасаясь толкнуть кого-то. Но уже через минуту, сидя напротив капитана, Оливер отбросил нерешительность и начал с увлечением рассказывать неоднократно повторенную и потому хорошо знакомую историю.

— Вы стояли прямо позади миссис Уэллс? — перебил его Ши.

— Нет, сэр. Я стоял немного левее.

— Вы обратили на нее внимание еще до инцидента?

— Да нет, я бы не сказал. На углу скопилось много народу. Свет только-только переключился на красный, когда я подошел к перекрестку, а к тому времени, как снова включился зеленый, собралась целая толпа.

«Нет, это тупик», — подумал Том Ши. Оливер Бейкер стал десятым из очевидцев, которых они допросили, и каждый рассказывал свою историю, несколько отличающуюся от остальных. Одна только Хильда Джонсон категорически настаивала, что кто-то нарочно толкнул Кэролин Уэллс, но Хильда была мертва. Остальные свидетели никак не могли прийти к единому мнению даже в вопросе о том, было ли у миссис Уэллс что-то в руках или нет. Двое утверждали, что заметили коричневый конверт, трое не были в этом уверены, остальные говорили, что никакого конверта не существовало. Хильда стояла на том, что кто-то выдернул конверт из-под локтя жертвы, а потом толкнул ее под машину.

Оливеру не терпелось продолжить свой рассказ:

— Позвольте признаться вам, капитан, всю вчерашнюю ночь меня мучили кошмары. Я все никак не мог отделаться от мысли об этой несчастной женщине, лежащей на мостовой.

Капитан Ши сочувственно улыбнулся и кивнул, побуждая Оливера продолжать.

— Я хочу сказать, — добавил Оливер, — как я уже говорил Бетти... — тут он перевел дух и пояснил: — Бетти — это моя жена. Как я уже говорил ей, эта бедная женщина, наверное, вышла из дома по делу, может, ей просто надо было сходить на почту, и она даже не подозревала, что ей больше не суждено вернуться домой...

— Почему вы решили, что она шла на почту? — встрепенулся капитан Ши.

— Потому что у нее под мышкой был плотный коричневый конверт с напечатанным адресом.

— Вы в этом уверены?

— Да, я уверен. Мне показалось, что конверт начал выскальзывать у нее из-под мышки, потому что, как только свет переменился, она начала оборачиваться, а потом потеряла равновесие. Мужчина, стоявший позади нее, попытался ей помочь, как мне показалось, вот почему конверт оказался у него в руках. Та старуха все неправильно поняла. Интересно, отправил он ее письмо? Я бы на его месте так и поступил.

— Вы его хорошо рассмотрели — этого мужчину, который взял конверт? — спросил Ши.

— Нет, я не мог отвести глаз от миссис Уэллс.

— Но человек, который взял конверт... он пытался помочь ей?

— Я... не уверен. Многие отвернулись, одной женщине чуть не стало дурно. Да, кто-то из мужчин пытался помочь, но в основном они только кричали остальным, что надо держаться подальше от края тротуара.

— Вы не помните, как выглядел тот мужчина, что взял конверт и пытался, по вашим словам, помочь миссис Уэллс удержаться на тротуаре?

— Ну... он был в пальто... По-моему, это был плащ, но хорошего качества... Мне даже кажется, что это был «Берберри»[14]. Во всяком случае, насколько мне помнится, это был настоящий габардин, а не простой дождевик. — Оливер был страшно горд своей наблюдательностью.

Когда он ушел, капитан Ши откинулся в кресле и скрестил руки на груди. Внутреннее чутье подсказывало, что есть связь между заявлением Хильды Джонсон о мужчине, который толкнул Кэролин Уэллс под машину, и ее собственной насильственной смертью несколько часов спустя. Но никто из остальных очевидцев не подтвердил показаний Хильды. И нельзя было исключить вероятность того, что появление Хильды на телеэкране привлекло к ней внимание какого-нибудь ненормального.

«В таком случае, — сказал он себе, — как многие другие жертвы обстоятельств, Хильда Джонсон и Кэролин Уэллс просто оказались не в то время не в том месте».

39

В среду утром Даг Лейтон выработал новую стратегию. Он знал, что придется приложить немало усилий, чтобы вернуть себе расположение Джейн Клаузен еще до начала предстоящей поездки, но, проведя бессонную ночь, к утру подготовил специальный план.

Как часто за прошедшие годы мать просила его, объясняла, растолковывала, умоляла со слезами на глазах, чтобы он избегал неприятностей.

— Смотри, как твой отец загубил свою жизнь, Даг. Не будь таким, как он, — говорила она. — Бери пример со своих кузенов.

«Как же, держи карман, — с досадой подумал Даг, сбрасывая одеяло и вылезая из постели. — Бери пример с кузенов! С кузенов, у которых за плечами поколения денежных мешков! Им не приходилось выбивать себе стипендии на учебу, они ногой открывали дверь в любую, самую престижную школу!»

Стипендии... Даг улыбнулся, вспомнив о них. Нелегко было вести в этой игре. К счастью, он был достаточно умен, чтобы держать успеваемость на должном уровне, хотя иногда для этого приходилось по ночам вламываться в профессорские кабинеты и подсматривать ответы на экзаменационные вопросы.

Ему вспомнилась преподавательница математики в выпускном классе средней школы, застукавшая его в учительской. Он сумел тогда заморочить старухе голову: заявил, что ему передали, будто она срочно вызывает его к себе, и спросил, что случилось. В конце концов она извинилась и сказала, что ученики, у которых на носу выпускные экзамены, могли бы найти более подходящее занятие, чем глупые розыгрыши.

Красноречие всегда помогало ему выпутываться из затруднительных ситуаций. Правда, сейчас на кону стояло нечто большее, чем ответы на экзаменационный тест. На этот раз ставки в игре были непомерно высоки.

Он знал, что миссис Клаузен всегда рано завтракает и, если у нее не назначена деловая встреча или визит к врачу, позволяет себе задержаться подольше за второй чашечкой кофе, сидя за маленьким столиком у окна столовой. Она как-то раз призналась ему, что любит смотреть на высокий прилив на Ист-ривер, ее это успокаивает.

— Вся наша жизнь подобна приливам и отливам, Дуглас, — сказала она ему в тот раз. — Когда мне становится грустно, я гляжу на реку и сразу вспоминаю, что ход событий мне неподвластен.

Она охотно соглашалась, когда он время от времени звонил ей с просьбой обсудить ту или иную заявку на субсидию за чашкой кофе в неформальной обстановке, еще до того, как ее поставят в повестку дня очередного заседания. По всем вопросам, за исключением одного, он давал здравые советы. Она привыкла доверять ему и полагаться на его мнение. Только по одному делу он ее дезинформировал, но сделал это так осторожно, что у нее не было причин в чем-либо его заподозрить.

«У Джейн Кляузен не осталось близких людей», — напомнил он себе, приняв душ и надев тщательно отобранный строгий темно-синий костюм. Еще один промах: вчера на заседании он был в куртке и спортивных брюках. Непростительная ошибка! А ведь знал, что миссис Клаузен не одобряет вольного стиля в одежде на официальных мероприятиях.

«У меня было слишком много забот в последнее время, — с досадой сказал себе Даг в собственное оправдание. — Ничего, Джейн Клаузен одинока и к тому же больна. Ее нетрудно будет успокоить».

В такси по дороге на Бикмен-плейс он скрупулезно прорепетировал всю историю, которую собирался ей рассказать.

Консьерж настоял, что доложит о его приходе, хотя он сказал, что его ждут. Когда он вышел из лифта, экономка уже поджидала у входа, держа дверь квартиры приоткрытой. В ее голосе звучала нервозность, когда она сказала, что миссис Клаузен плохо себя чувствует, и предложила оставить сообщение.

— Вера, мне необходимо повидать миссис Клаузен, я ее надолго не задержу, — сказал Дуглас тихим, но не допускающим возражений голосом. — Я знаю, что она завтракает. Вчера во время заседания ей стало нехорошо, но она расстроилась, когда я умолял ее вызвать доктора. Вы же знаете, какой она бывает, когда ей больно.

Заметив растерянность на лице Веры, он шепотом добавил:

— Мы с вами оба любим ее и желаем ей только добра.

Потом он подхватил экономку под локти и силой заставил отступить в сторону, быстро пересек прихожую и прошел через застекленные двойные двери в столовую.

Джейн Клаузен читала «Таймс». Заслышав его шаги, она подняла голову. Даг сразу заметил, что первоначальное удивление при виде его мгновенно сменилось выражением, больше всего напоминавшим страх. «Стало быть, положение еще хуже, чем я предполагал», — подумал он. Кроме того, ему хватило одного взгляда, чтобы понять, что очень скоро — возможно, уже через несколько часов — ей предстоит снова лечь в больницу. Ее кожа была пепельно-серой.

Он не дал ей даже рта раскрыть.

— Миссис Клаузен, меня тревожит возникшее между нами вчера недоразумение, — плавно начал он. — Я неправильно выразился, когда сказал, что Регина говорила со мной о детском приюте в Гватемале как о самом дорогом для нее проекте, и я неправильно выразился, когда заявил, что мне известно об этом с ваших слов. На самом деле я имел в виду, что мистер Марч, когда принимал меня на работу, подробно рассказал об этом приюте и о том, что Регина сама его посетила и была до глубины души тронута судьбой несчастных детей.

Даг ничем не рисковал, рассказывая эту историю. Марч все равно толком не вспомнит, что он говорил, а что — нет, но опровергать в любом случае побоится: старый склеротик давно уже стесняется своей забывчивости.

— Так это Хьюберт вам рассказал? — тихо переспросила Джейн Клаузен. — Регине он был как родной. Именно ему она могла доверить нечто подобное.

Даг сразу понял, что сделал верный ход.

— Вы же знаете, я сам собираюсь туда на следующей неделе, чтобы правление могло получить отчет из первых рук о ходе работ в приюте. Я знаю, как пошатнулось ваше здоровье в последнее время, но все же хочу спросить: не согласились бы вы присоединиться ко мне, чтобы своими глазами убедиться, как замечательно в этом приюте заботятся о несчастных сиротах? Я уверен, если бы вы сами все увидели, у вас не осталось бы сомнений по поводу целесообразности дальнейших вложений в этот проект. И я обещаю, что не покину вас ни на минуту.

И опять-таки он прекрасно знал, что ничем не рискует: Джейн Клаузен ни при каких обстоятельствах не сможет отправиться в такую поездку. Однако он сделал вид, что терпеливо ждет ее ответа. Она покачала головой.

— Хотела бы, да не могу.

Впечатление было такое, будто лед тает у него на глазах. «Она хочет мне поверить», — подумал Даг, мысленно поздравляя себя.

Ему предстояло загладить еще один промах.

— Должен перед вами извиниться за то, что оставил вас без сопровождения в приемной доктора Чандлер в понедельник, — продолжал он. — У меня действительно была назначена встреча, запланированная уже давно, но, разумеется, мне следовало ее отменить. Все дело в том, что я никак не мог дозвониться клиентке, а она специально приехала из Коннектикута на встречу со мной.

— Я не предупредила вас заранее, — признала Джейн Клаузен. — Боюсь, это уже входит у меня в привычку. Вчера я потребовала немедленной встречи с другим профессиональным консультантом.

Дуглас знал, что она имеет в виду Сьюзен Чандлер. «Интересно, о чем она говорила с этой женщиной? Как много ей поведала? — мысленно спросил он себя. — Они говорили обо мне?» Впрочем, в этом можно было не сомневаться.

Через несколько минут, когда он начал прощаться, Джейн Клаузен настояла на том, чтобы проводить его до дверей. У самой двери она спросила как бы невзначай:

— Вы часто видитесь со своими кузенами из Филадельфии?

«Она проверяла», — догадался Даг.

— В последние годы мы не виделись, — торопливо ответил он. — Но когда я был маленьким, мы встречались постоянно. Клайв и Шри были моими героями. Но когда мои отец и мать расстались, связь между нашими семьями прервалась. Я по-прежнему считаю их старшими братьями, хотя, боюсь, их мать никогда не питала добрых чувств к моей. И, мне кажется, кузина Элизабет никогда не считала мою мать равной себе по положению.

— Роберт Лейтон был прекрасным человеком. Увы, Элизабет всегда отличалась трудным характером.

Даг самодовольно улыбнулся, спускаясь в лифте. Визит прошел успешно. Он вернул себе расположение Джейн Клаузен, и на пути к должности председателя правления Семейного фонда Клаузенов перед ним больше нет препятствий. В одном можно было не сомневаться: отныне у него нет права на ошибку, особенно на то время, что еще отпущено Джейн Клаузен на этом свете.

Покидая здание, он не преминул обменяться парой приветливых слов с консьержем и дать щедрые чаевые швейцару, когда тот подозвал ему такси. Такие маленькие любезности всегда окупаются. Возможно, кто-нибудь из них или даже оба упомянут в разговоре с миссис Клаузен о том, какой милый человек мистер Лейтон.

Однако, как только Даг Лейтон оказался в такси, добродушная улыбка сошла с его лица. О чем Клаузен говорила с доктором Чандлер? Эта Чандлер не только психолог, у нее есть опыт прокурорской работы. Он не мог не тревожиться: уж она-то непременно учует любую фальшь!

Даг взглянул на часы. Двадцать минут девятого. Ему надо успеть в контору до девяти. Тогда у него будет в запасе не меньше часа, чтобы разделаться с бумажной работой и на досуге послушать сегодняшний выпуск передачи «Спросите доктора Сьюзен».

40

В среду утром Сьюзен проснулась в шесть, приняла душ, вымыла волосы и с привычной ловкостью высушила их феном. «У парикмахеров этот цвет называется „немытый блондин“, — подумала она, глядя на себя в зеркало и поправляя несколько выбившихся прядей. — Что ж, они хотя бы вьются от природы и большого ухода не требуют. И на том спасибо».

С минуту она беспристрастно изучала свое отражение в зеркале. Брови у нее слишком густые. Ладно, такими они и останутся. Выщипывать пинцетом? Бр-р-р! Кожа чистая, здоровая. Хоть этим можно гордиться. Даже маленький шрамик на лбу, оставшийся на память о столкновении с острием стального конька Ди, когда они обе упали на катке много лет назад, уже почти пропал. Губами, как и бровями, природа ее не обделила. Нос прямой, это хорошо. Глаза карие с зеленью, как у мамы. Подбородок упрямый.

Ей вспомнилось, что сестра Беатриса говорила ее матери, когда она училась в младшем классе школы Святого Сердца:

— Сьюзен упряма, но это ее достоинство, а не недостаток. Стоит ей выпятить подбородок, и я уже знаю: что-то пошло не так, и она думает, как это исправить.

«Вот сейчас, я думаю, многое надо бы исправить или хотя бы проверить, — сказала себе Сьюзен. — У меня уже готов целый список неотложных дел».

Она выжала сок из грейпфрута и сварила кофе, а потом отнесла стакан сока и чашку кофе в спальню, чтобы совместить завтрак с одеванием. Вчерашний прогноз обещал неустойчивую погоду, то есть один из тех осенних дней, когда в пальто слишком жарко, а в костюме прохладно. Сьюзен выбрала бордовый кашемировый свитер с воротником-стойкой и спортивного покроя брюки — и то, и другое было куплено на большой сезонной распродаже, — а поверх свитера надела теплый жакет из верблюжьей шерсти. Этого вполне достаточно, решила она. К тому же, если вдруг придется задержаться на работе, и она не успеет заехать домой, такое одеяние вполне сойдет для ужина с доктором Дональдом Ричардсом, который, оказывается, любил путешествовать на круизном теплоходе «Габриэль».

* * *
Чтобы сэкономить время, она решила пожертвовать своей привычной прогулкой и взяла такси, и в четверть восьмого уже была на работе. Войдя в здание, Сьюзен с удивлением обнаружила, что, хотя парадная дверь уже отперта, столик охранника у входа пустует. «Никакой охраны тут, по сути дела, нет», — подумала она, поднимаясь на лифте. Здание недавно было перепродано, и Сьюзен спросила себя, не является ли отсутствие охранника у входа ненавязчивым намеком на то, что новые хозяева собираются избавиться от нынешних съемщиков, чтобы повысить арендную плату. Пора читать, что напечатано мелким шрифтом в договоре аренды, решила она, выходя из лифта, и тут же налетела на новый неприятный сюрприз: весь верхний этаж был погружен в темноту.

— Это просто смешно, — пробормотала Сьюзен, нащупывая выключатель на стене коридора.

Но даже загоревшиеся лампы не дали полноценного освещения. «И неудивительно, — подумала Сьюзен, заметив, что нескольких лампочек не хватает. — Кто вообще управляет этой шарашкиной конторой? Кёрли, Ларри и Мо?»[15]

Она дала себе слово в течение дня поговорить с управляющим, но позабыла о своей досаде, как только вошла в кабинет. Сьюзен сразу же приступила к работе: за час разобрала и прочитала всю поступившую корреспонденцию, а потом приступила к осуществлению плана, составленного накануне вечером.

Она решила отправиться на работу к Джастину Уэллсу и напрямую спросить о заказанной им пленке с записью и сказать о том, что под именем таинственной Карен может скрываться его жена. А если на работе его не окажется, она воспроизведет записанный на пленку разговор с Карен его секретарше. Больше всего Сьюзен интересовал рассказ Карен о мужчине, который во время круиза подарил ей кольцо, судя по описанию, идентичное тому, что было найдено среди вещей Регины Клаузен. Если, как и предполагала Сьюзен, Уэллс в самом деле заказал запись передачи, не исключено, что его сотрудники знают, кто такая Карен. И вряд ли жена Джастина Уэллса по чистой случайности попала в аварию вскоре после телефонного звонка в студию.

Сьюзен просмотрела свои записи, пометив некоторые пункты.

Пожилая свидетельница инцидента с Кэролин Уэллс. Не ошиблась ли Хильда Джонсон, уверяя, что кто-то толкнул Кэролин? А если да, означает ли это, что убийство самой Джонсон несколькими часами позже стало просто еще одним совпадением?

Тиффани. Она позвонила и сказала, что у нее есть бирюзовое кольцо с такой же надписью, как и на тех, что имелись у Регины и Карен. Пришлет ли она его?

«Надо будет обязательно обратиться к ней во время сегодняшней передачи, — решила Сьюзен. — Тогда она, возможно, позвонит еще раз, хотя вообще-то надо бы с ней увидеться. Если это точно такое же кольцо, попробую уговорить ее приехать и поговорить со мной. Она просто обязана вспомнить, где оно было куплено. Или, может быть, согласится спросить своего бывшего дружка, не помнит ли он».

Следующим в ее списке значился Дуглас Лейтон. Вчера вечером, во время разговора с ней здесь, в этом кабинете, Джейн Клаузен ясно дала понять, что Лейтон внушает ей страх. Его поведение, бесспорно, вызывало подозрения, в этом Сьюзен была с ней согласна. Почему он чуть ли не пулей выскочил из приемной за несколько минут до предполагаемого прихода Карен? Боялся встречи с ней? А если да, то почему?

Под последним номером она записала имя Дональда Ричардса. Что это — совпадение, что его любимым круизным лайнером был «Габриэль» и что он написал книгу о пропавших женщинах? Может, в этом человеке, столь располагающем к себе, кроется нечто ускользающее от поверхностного взгляда?

Сьюзен поднялась из-за стола. Недда наверняка уже пришла и заваривает кофе. Сьюзен заперла входную дверь, сунула ключ в карман и прошла по коридору.

В этот день дверь, ведущая в контору Недды, опять оказалась незапертой. Сьюзен пересекла приемную и направилась в кухоньку, куда ее безошибочно вел аппетитный запах напитка, булькающего в кофеварке. Там она и нашла Недду, можно сказать, застала «на месте преступления»: известная своей слабостью к сладкому, Недда как раз нарезала ломтями кофейный кекс с миндалем, только что разогретый в духовке.

Заслышав шаги Сьюзен, она обернулась, и ее лицо озарилось радостной улыбкой.

— Я знала, что рано иди поздно ты ко мне зайдешь: заметила свет под твоей дверью. У тебя инстинкт прямо как у почтового голубя — сразу прилетаешь, стоит мне только заглянуть в кондитерскую по дороге на работу.

Сьюзен достала чашку из шкафа и подошла к кофеварке.

— И почему ты не запираешь двери, когда остаешься здесь одна?

— А чего мне бояться? Я же знала, что ты уже здесь! Как дела на домашнем фронте?

— Слава богу, все тихо. Похоже, мама оправилась от юбилейного приступа хандры. Чарльз специально позвонил, чтобы спросить, как мне понравилась его вечеринка. Сам он считает, что это был «полный улет». Ме-5КДУ прочим, у меня на этом сборище действительно случилось интересное знакомство. Алекс Райт, друг Бинки. Весьма презентабельный, можно даже сказать, рафинированный. Управляет фондом своего семейства. Пригласил меня на ужин. Очень милый человек. Недда подняла брови.

— "Боженька мой милостивый!" — как сказала бы по такому случаю моя мать. Я под впечатлением. Фонд Райтов ежегодно тратит на благотворительность сказочные суммы. Я несколько раз встречалась с Алексом. Он несколько замкнут и явно не любит быть в центре внимания, но из того, что я о нем слышала, можно заключить, что он человек практический, а не надутый болван, которому придает важности одно только членство в правлении фонда. Говорят, он лично контролирует каждую крупную заявку на грант. Накапливать состояние начал еще его дед. Отец превратил миллионы в миллиарды, и ходят слухи, что при этом оба они до самой смерти сохранили деньги, полученные в подарок на первое причастие. Алекса называют прагматиком, но я слышала, что он не такой, как его отец и дед. С ним было весело?

— Он очень, очень симпатичный, — ответила Сьюзен, сама подивившись энтузиазму в собственном голосе, и бросила взгляд на часы. — Ладно, мне пора. Надо сделать пару звонков. — Она завернула щедрый ломоть миндального кекса в бумажную салфетку и взяла свою чашку. — Спасибо, это поможет мне выжить.

— Не за что. Заходи вечерком, выпьем по стаканчику.

— Спасибо, но только не сегодня. Меня пригласили на ужин. О нем расскажу тебе завтра.

Когда Сьюзен вернулась к себе в кабинет, Дженет уже была на месте и говорила по телефону.

— О нет, минутку, она только что вошла! — воскликнула Дженет и прикрыла трубку ладонью. — Алекс Райт. Говорит, что это личное. Ужасно огорчился, когда я сказала, что вас здесь нет. Бьюсь об заклад, он симпатяга.

«Придержи язык», — мысленно одернула ее Сьюзен.

— Передайте ему, что я сейчас сниму трубку. — Она с излишним усилием захлопнула за собой дверь, опустила чашку и кекс на стол и взяла трубку. — Привет,Алекс.

В его голосе прозвучала легкая насмешка.

— Ваша секретарша права, я действительно ужасно огорчился, но, должен признаться, до сих пор меня еще ни разу никто не называл «симпатягой». Я польщен.

— У Дженет просто невозможная привычка прикрывать трубку рукой, а потом повышать голос и делиться со мной своими впечатлениями.

— И все же я польщен. — Его тон переменился. — Я пытался застать вас дома полчаса назад, решив, что в то время уже прилично звонить, раз ваш рабочий день начинается около девяти.

— Я сегодня пришла к половине восьмого. Люблю начинать с утра пораньше. Кто рано встает... и так далее.

— В этом мы похожи. Я тоже предпочитаю вставать рано. Сказывается отцовское воспитание. Он считал, что каждый, кто встает позже шести утра, упускает шанс подкопить еще немного денег.

Сьюзен вспомнила рассказ Нёдды об отце Алекса Райта.

— А вы разделяете его чувства?

— Боже упаси! Честно говоря, в те дни, когда у меня не назначены встречи, я нарочно валяюсь в постели. Взбиваю подушки, читаю газеты, просто потому, что знаю, как он был бы взбешен.

— Будьте осторожны, вы говорите с психологом! — рассмеялась Сьюзен.

— О боже, я забыл. Если честно, мне искренне жаль отца. Он так много в этой жизни упустил! Жаль, что он так и не научился нюхать цветы. Во многих отношениях он был человеком выдающимся... Ну, как бы то ни было, я не для того позвонил, чтобы обсуждать своего покойного родителя или рассказывать вам о своем режиме. Я просто хотел сказать, что прекрасно провел с вами время в понедельник вечером и от души надеюсь, что вы свободны в эту субботу. Наш фонд выделил деньги для Нью-йоркской публичной библиотеки — целевой вклад в развитие отдела редких изданий. По этому поводу состоится официальный прием с торжественным ужином в Ротонде Макгроу, в главном здании библиотеки на Пятой авеню. Это не крупное мероприятие: всего человек на сорок. Вообще-то я собирался от него увильнуть под благовидным предлогом, но понял, что не смогу отказаться, а если вы пойдете со мной, я проведу этот вечер с удовольствием.

Сьюзен была польщена, расслышав в голосе Алекса Райта умоляющие нотки.

— Это очень любезно с вашей стороны. Да, я свободна и пойду с удовольствием, — искренне ответила она.

— Вот и отлично. Я заеду за вами в половине седьмого, если вас это устраивает.

— Прекрасно.

Его голос изменился, стал вдруг нерешительным.

— Да, кстати, Сьюзен... я говорил с вашей сестрой.

— С Ди? — с нескрываемым изумлением переспросила Сьюзен.

— Да. Вы же помните, я познакомился с ней на приеме у Бинки уже после вашего ухода. Вчера вечером она позвонила мне домой и оставила сообщение, я ей потом перезвонил. Она будет в Нью-Йорке в эти выходные. Я сказал ей, что собираюсь пригласить вас на обед, предложил ей присоединиться к нам. У нее было подавленное настроение.

— Это очень великодушно с вашей стороны, — заметила Сьюзен.

Минуту спустя она положила трубку и принялась отхлебывать остывший кофе, мрачно уставившись на кусок миндального кекса, больше не вызывавший у нее ни малейшего аппетита. Ей вспомнилось, как семь лет назад Ди позвонила Джеку и сказала, что страшно расстроена своими неудавшимися рекламными фото. Она попросила его взглянуть на них и что-нибудь посоветовать.

«И это стало началом конца для нас с Джеком, — с горечью подумала Сьюзен. — Неужели история повторяется?»

41

Тиффани не выспалась в эту ночь. Она была слишком взволнована возможностью послать весточку своему бывшему поклоннику через программу «Спросите доктора Сьюзен». В восемь часов утра в среду она села в постели и взбила подушки за спиной.

— Доктор Сьюзен, — продекламировала она вслух, репетируя свой будущий телефонный разговор. — Я очень скучаю по Мэтту. Вот почему я вчера назвала его кольцо дешевкой. Но потом я подумала и поняла, что все-таки не могу отдать вам кольцо. Извините, мне очень жаль. Дело в том, что оно мне очень нравится. Как взгляну на него, сразу вспоминаю Мэтта.

Она от души надеялась, что доктор Сьюзен не разозлится за то, что она передумала.

Тиффани подняла левую руку, с грустью посмотрела на колечко с бирюзой, надетое на безымянный палец, и вздохнула. Если хорошенько подумать, никакой радости это кольцо не принесло. Мэтт сразу забеспокоился, что она придает слишком большое значение надписи «Ты мне принадлежишь». Это привело к ссоре, из-за которой они расстались всего пару дней спустя.

«А ведь я и вправду поддразнивала его из-за кольца. Я перестаралась, — призналась себе Тиффани в редком для нее приступе озарения. — Но нам все-таки хорошо было вместе. Может, он вспомнит и захочет вернуться, когда услышит, что я говорила о нем по радио».

Она принялась совершенствовать свою речь для программы доктора Сьюзен. Главное, сказать побольше о Мэтте.

— Доктор Сьюзен, я хочу извиниться за то, что сказала вам вчера, и объяснить, почему я не могу выслать кольцо, как обещала. Мой бывший дружок Мэтт подарил мне его на память о прекрасном дне, который мы провели вместе на Манхэттене. Сперва мы пообедали в чудесном суши-баре...

Тиффани содрогнулась при воспоминании о мерзкой, как будто покрытой слизью сырой рыбе, которую ел Мэтт; сама она настояла, чтобы ее порция была должным образом прожарена.

— Потом мы посмотрели замечательный иностранный фильм...

«Скукотища», — подумала Тиффани, вспоминая, как старалась не слишком заметно ерзать во время бесконечно затянутых сцен, когда герои абсолютно ничего не делали, а когда они все-таки раскрывали рот, она не могла следить за действием, потому что еле поспевала читать эти дурацкие субтитры. Совершенно тупое кино.

И все же именно во время сеанса Мэтт взял ее за руку, и их пальцы сплелись, а его губы коснулись ее уха, когда он прошептал: «Здорово, правда?»

— В общем, вы понимаете, доктор Сьюзен, конечно, это колечко — всего-навсего пустячок, но оно напоминает о том, как весело мы Мэттом проводили время. Не только тогда, но и в другие дни.

Тиффани вылезла из постели и через силу принялась делать приседания. Вот еще одна головная боль. За последний год она заметно прибавила в весе, и теперь придется сбросить лишние фунты[16]: вдруг Мэтт позвонит и пригласит ее куда-нибудь?

К тому времени, как Тиффани сделала сотое по счету (как ей показалось), приседание, она окончательно отшлифовала свою речь и осталась довольна. Она решила добавить еще одну деталь: сообщить, что работает официанткой в «Гроте». Тони Сепедди, ее хозяин, будет просто в восторге.

«А если Мэтт узнает, что я дорожу его колечком, что для меня это память о нашем знакомстве, и если он вспомнит, как нам хорошо было вместе, он обязательно решит, что надо еще раз попробовать», — радостно сказала себе Тиффани. Все будет в точности, как говорила ее мать: «Запомни, Тиффани, будешь бегать за ними — они побегут от тебя. Будешь бегать от них — они побегут за тобой».

42

Атмосфера в конторе архитектурной фирмы «Беннер, Пирс и Уэллс» на Пятьдесят восьмой улице сгустилась настолько, что ее можно потрогать руками, думала Сьюзен, стоя в обшитой дубовыми панелями приемной, пока молодая и явно нервничающая секретарша с табличкой на груди, извещавшей, что ее зовут Барбара Гинграс, запинаясь, докладывала Джастину Уэллсу о ее приходе.

Она ничуть не удивилась, когда девушка сказала ей:

— Доктор Сьюзен, то есть, я хочу сказать, доктор Чандлер, мистер Уэллс не ждал вашего прихода, боюсь, что сейчас он не может вас принять.

Догадавшись, что девушка знает ее по радиопрограмме, Сьюзен решила рискнуть:

— Мистер Уэллс позвонил моему продюсеру и попросил прислать запись позавчерашней передачи «Спросите доктора Сьюзен». Я просто хотела передать запись лично ему в руки, Барбара.

— Значит, он мне все-таки поверил! — просияла Барбара Гинграс. — Я же ему говорила, что Кэролин — это его жена — звонила вам в понедельник. Я стараюсь никогда не пропускать вашу передачу. Господи боже, я же знаю ее голос! Но мистер Уэллс ужасно рассердился, когда я ему рассказала, так что я решила молчать и не спорить. А потом его жена попала в эту ужасную аварию, и он, бедняга, был так расстроен, что я и поговорить-то с ним толком не могла.

— Я его прекрасно понимаю, — согласилась Сьюзен. У нее уже был наготове портативный магнитофон с пленкой, настроенной на позавчерашний звонок «Карен». Включив кассетник, она поставила его на стол секретарши. — Барбара, не могли бы вы это послушать?

Она убавила громкость до минимума, но из магнитофона все же отчетливо донесся низкий, взволнованный голос женщины, назвавшей себя Карен.

На глазах у Сьюзен секретарша возбужденно закивала.

— Это Кэролин Уэллс, точно! — подтвердила она. — Я даже знаю, о чем она говорит. Я начала здесь работать как раз в то время, когда они с мистером Уэллсом жили врозь. Я это прекрасно помню, потому что он тогда ходил сам не свой. А потом, когда они помирились, его стало просто не узнать! Небо и земля! Он был безумно счастлив. Ясное дело, он от нее без ума. А теперь, после аварии, он опять сам не свой. Я слышала, как он говорил одному из партнеров, что она на какое-то время останется в таком состоянии — это ему доктора сказали, — и они не хотят, чтобы он тоже заболел.

Входная дверь открылась, и вошли двое мужчин. Проходя по приемной, они вопросительно взглянули на Сьюзен, а Барбара Гинграс опять занервничала.

— Доктор Сьюзен, я больше не могу с вами разговаривать. Это мое начальство, я не хочу неприятностей. А если мистер Уэллс вдруг выйдет и застанет нас за разговором, мне точно попадет.

— Я понимаю, — повторила Сьюзен и спрятала кассетник. Ее подозрения подтвердились, теперь предстояло решить, что делать дальше. — Только один вопрос, Барбара. У Уэллсов есть приятельница по имени Памела. Вы ее когда-нибудь видели?

Барбара нахмурилась в раздумье, потом ее лицо прояснилось.

— О, вы имеете в виду доктора Памелу Гастингс! Она преподает в Колумбийском университете. Они с миссис Уэллс давние подруги. Я знаю, что она проводит много времени в больнице вместе с мистером Уэллсом.

Теперь Сьюзен узнала все, что хотела узнать.

— Спасибо, Барбара.

— Мне очень нравится ваша программа, доктор Сьюзен.

Сьюзен улыбнулась.

— Мне приятно это слышать.

Она помахала на прощание, вышла в коридор и тотчас же вытащила сотовый телефон и набрала номер городского оператора.

— Колумбийский университет, пожалуйста. Общую справочную, — сказала она.

43

Ровно в девять утра в среду доктор Дональд Ричардс появился у стойки администратора на пятнадцатом этаже дома номер 1440 на Бродвее.

— Я был гостем программы «Спросите доктора Сьюзен» вчера и позавчера, — объяснил он заспанной администраторше. — Я попросил сделать записи передач, но ушел, не захватив пленок. И вот теперь хочу спросить: может быть, мистер Гини уже здесь?

— Кажется, я его видела, — ответила администраторша. Она подняла трубку и набрала номер. — Джед? Пришел вчерашний гость Сьюзен. — Она подняла глаза на доктора Ричардса. — Как, вы говорите, вас звать?

«Я ничего такого не говорил», — подумал Дон.

— Дональд Ричардс.

Администраторша повторила его имя в трубку, потом добавила, что он не взял какие-то пленки, заказанные вчера. Выслушав краткий ответ, она бросила трубку на рычаг.

— Сейчас он выйдет. Присядьте.

«Интересно, какую школу хороших манер она посещала?» — подумал Ричардс, выбрав стул поближе к журнальному столику, на котором были разложены экземпляры свежих газет.

Джед вышел через минуту с пакетом в руке.

— Извините, док, забыл напомнить вам вчера. Я как раз собирался отослать их вниз, в экспедиторскую. По крайней мере, приятно знать, что вам они нужны. Вы не передумали, как этот... второй тип. Забыл, как его зовут.

— Джастин Уэллс? — подсказал Ричардс.

— Он самый. Но его ждет сюрприз: он все-таки получит свой заказ. Сегодня утром Сьюзен оставит запись позавчерашней передачи прямо у него в конторе.

«Любопытно, — подумал Ричардс, — очень любопытно. Бьюсь об заклад, ведущая популярной радиопрограммы нечасто берет на себя обязанности посыльного». Поблагодарив Джеда Гини, он спрятал пакет в портфель, и уже через четверть часа такси доставило его к гаражной стоянке за углом его дома.

* * *
...Дональд Ричардс ехал на север по Палисадс-Паркуэй к Медвежьей горе. Он включил радио и настроился на программу «Спросите доктора Сьюзен». Эту передачу он ни в коем случае не хотел пропустить.

Добравшись до места назначения, он остался в машине, пока передача не кончилась. Он просидел неподвижно еще несколько минут, потом вышел из машины и открыл багажник. Вынув оттуда узкую длинную коробку, он подошел к краю воды.

Горный воздух был прохладен и тих. Поверхность озера переливалась мириадами искр под осенним солнцем, но тут и там на воде виднелись темные пятна, говорившие о большой глубине. Деревья, окружавшие озеро, уже надели свой осенний наряд — багряный, оранжевый, золотистый, — и он был гораздо ярче, чем у городских деревьев.

Долгое время он сидел у кромки воды, обхватив сцепленными руками колени. Слезы блестели на глазах, но он их не вытирал. Наконец он открыл коробку и вынул свежесрезанные, усыпанные росой розы на длинных стеблях. Одну за другой он бросал их на воду, пока все две дюжины не поплыли, покачиваясь, когда их касался легкий ветерок.

— Прощай, Кэтрин, — проговорил он вслух, потом повернулся и пошел к машине.

* * *
Час спустя он был у ворот Таксидо-парка, роскошного горного курорта, на котором когда-то проводили лето самые богатые жители Нью-Йорка. Теперь многие, как и его мать, Элизабет Ричардс, жили здесь круглый год. Охранник в сторожевой будке у ворот сделал знак проезжать.

— Рад вас видеть, доктор Ричардс! — прокричал он.

Свою мать он нашел в мастерской. В шестидесятилетнем возрасте она всерьез занялась живописью, и за двенадцать лет ее природные способности превратились в настоящий дар. Она сидела за мольбертом, повернувшись к нему спиной, и каждый изгиб ее стройного, хрупкого тела говорил о том, что она поглощена работой. Рядом с натянутым на мольберте холстом висело сверкающее и переливающееся вечернее платье.

— Мама.

Еще до того, как она повернулась к нему, он почувствовал, что она улыбается.

— Дональд, я уж думала, что никогда больше тебя не увижу, — сказала она.

Ему вдруг вспомнилась старая семейная шутка, которую они постоянно разыгрывали, когда он был ребенком. Возвращаясь из школы домой, в пентхаус на Пятой авеню, и зная, что его мать наверняка у себя в кабинете, в северо-восточном крыле, маленький Дон шел не по ковру, а по самому краю деревянного пола и нарочито громко топал, чтобы создать как можно больше шума. При этом он звал ее: «Мама, мама!», потому что любил это слово — самое прекрасное слово на свете. Ему нравилось, как оно звучит. А его мать в ответ спрашивала: «Кто пришел? Неужели Дональд Уоллес Ричардс, самый лучший мальчик на Манхэттене?»

Элизабет Ричардс поднялась и подошла к сыну, раскинув руки, но не обняла его, а лишь коснулась губами щеки.

— Не хочу испачкать тебя краской, — сказала она, отступив назад и заглядывая ему в лицо. — Я уже начала бояться, что ты не сможешь приехать.

— Ты же знаешь, я бы позвонил.

Он почувствовал, что ответ прозвучал слишком резко, но его мать как будто ничего не заметила. Он не собирался рассказывать, где провел последние несколько часов.

— Ну, как тебе мое последнее творение? — Она обтерла руки, взяла сына под руку и подвела его к холсту. — Одобряешь?

Дональд узнал лицо изображенной на полотне женщины: это была жена нынешнего губернатора штата.

— Первая леди Нью-Йорка! Я потрясен. Имя Элизабет Уоллес Ричардс становится престижным. Твои работы расходятся, как горячие пирожки, мама.

Она коснулась рукава платья, висевшего рядом с портретом.

— Это платье с ее выпускного бала. Великолепный наряд, но, господи боже, я ослепну, пока перенесу на холст все эти бисерные завитушки.

По-прежнему под руку они спустились по широкой лестнице и прошли через холл в семейную столовую, окна которой выходили во внутренний дворик и в парк.

— Честное слово, я понимаю здешних старожилов. Они закрывали свои дома в День труда[17] и правильно делали, — заметила Элизабет Ричардс. — Ты знаешь, позавчера у нас тут был настоящий снегопад, а на дворе всего лишь октябрь!

— Эту проблему можно решить простейшим образом, — сухо ответил Дон, подставляя ей стул.

Она пожала плечами.

— Не пытайся разыгрывать психиатра со мной. Конечно, я скучаю по нашей квартире, а иногда даже по городу, но только здесь я могу так много работать. Надеюсь, ты проголодался.

— Да нет, не очень.

— И все-таки берись-ка ты за нож и вилку. Кармен, как всегда, решила тебя побаловать.

Когда бы он ни приехал в Таксидо-парк, Кармен, экономка матери, старалась превзойти самое себя в готовке его любимых блюд. В этот день она подала свой фирменный горячий перец чили со специями. Дон ел с большим аппетитом, а его мать почти не прикоснулась к салату с цыпленком. Кармен вновь наполнила минеральной водой его стакан, и он понял, что все это время она ревниво следила за ним, ожидая похвалы.

— Великолепно, — сказал он. — Рина прекрасно готовит, но ваш чили просто бесподобен.

Кармен, точная копия своей сестры, только чуть тоньше, просияла.

— Доктор Дональд, моя сестра хорошо заботится о вас в городе, но я вам прямо скажу: это я учила ее готовить, и она еще меня не догнала.

— Но догоняет, — поспешил заверить Дон, вовремя вспомнив, что Кармен и Рина постоянно общаются. Меньше всего на свете ему хотелось бы задеть чувства Рины, превознося кулинарное искусство ее сестры. Он решил поскорее переменить тему. — Ладно, Кармен, расскажите-ка мне лучше, что Рина говорит обо мне. Какие последние новости вы от нее узнали?

— На этот вопрос отвечу я, — вмешалась его мать. — Она говорит, что ты слишком много работаешь, но это не новость. Что ты буквально падал с ног, когда вернулся из рекламной поездки на прошлой неделе, и что тебя что-то тревожит.

Последнее замечание явилось для Дона полной неожиданностью.

— Тревожит? Да нет, ничего такого нет. Конечно, забот хватает, попадаются очень трудные пациенты. Но я не знаю ни одного нормального человека, у которого вообще нет проблем.

— Давай не будем вдаваться в семантические нюансы, — пожала плечами Элизабет Ричардс. — Где ты был утром?

— Мне пришлось съездить на радио, — уклончиво ответил Дон.

— И, кроме того, ты так перестроил свое расписание, чтобы первый пациент пришел только в четыре.

Дон понял, что мать следит за ним не только через экономку, но и через секретаршу.

— Ты опять ездил на озеро? — спросила она.

— Да.

Ее лицо смягчилось. Она накрыла его руку ладонью.

— Дон, я не забыла, что сегодня годовщина Кэти, но ведь прошло четыре года! В следующем месяце тебе стукнет сорок. Ты должен продолжать жить. Я хочу, чтобы ты встретил женщину, которая с сияющими глазами будет встречать тебя после работы.

— А может, она тоже будет работать, — возразил Дон. — В наши дни домохозяек осталось не так уж много.

— Перестань придираться, ты прекрасно знаешь, о чем я. Я хочу, чтобы ты снова был счастлив. И уж позволь мне быть эгоисткой: я хочу внука. Я просто с ума схожу от зависти, когда подруги достают из сумок фотографии своих маленьких ангелочков. Всякий раз думаю только об одном: «Господи, подари и мне такое чудо». Дон, даже психиатрам может понадобиться помощь, чтобы оправиться после трагедии. Тебе такая мысль никогда не приходила в голову?

Он опустил голову и не ответил.

— Ладно, хватит об этом, — вздохнула она. — Не буду больше мучить тебя расспросами. Не следовало к тебе приставать, но я же волнуюсь! Когда ты в последний раз был в отпуске?

— Эврика! — воскликнул Дон, просветлев лицом. — Теперь я могу оправдаться. На будущей неделе, после раздачи автографов в Майами, возьму недельный отпуск.

— Дон, ты же так любил круизы, — нерешительно напомнила мать. — Помнишь, как вы с Кэти называли себя «мореплавателями»? Вы могли в один момент сорваться с места и отплыть, если турагент находил для вас подходящий отрезок долгого круиза. Я бы хотела снова увидеть, как ты отправляешься в путь. Тебе это нравилось, так почему бы опять не попробовать? Ты ни разу не был на круизном теплоходе с тех пор, как умерла Кэти.

Доктор Дональд Ричардс посмотрел через стол в серо-голубые глаза матери, в которых отражалась неподдельная тревога. «О, я был, мама, — подумал он. — Был».

44

Сьюзен не смогла сразу дозвониться до Памелы Гастингс. Она разузнала телефон ее кафедры и позвонила, но ей сказали, что доктор Гастингс придет не раньше одиннадцати. Ее первая лекция состоится в одиннадцать пятнадцать.

«Не исключено, что она заедет в больницу проведать Кэролин Уэллс», — подумала Сьюзен. На часах было уже четверть одиннадцатого — вряд ли она застанет Памелу в больнице. Она оставила на кафедре сообщение для доктора Гастингс с настоятельной просьбой перезвонить ей в приемную в любое время после двух для обсуждения личного и очень важного дела.

Опять ее встретил неодобрительный взгляд Джеда Гини, когда она ворвалась в студию за десять минут до эфира.

— Знаешь, Сьюзен, в один прекрасный день... — начал он.

— Знаю, знаю. В один прекрасный день тебе придется начинать без меня, и слушателям это не понравится. Это врожденный недостаток, Джед. Я хочу сделать все сразу, а потом никуда не поспеваю. Я даже занимаюсь самоанализом по этому поводу.

Он невольно улыбнулся.

— Заходил твой вчерашний гость доктор Ричардс. Хотел забрать записи программ со своим участием. Готов спорить, ему не терпелось еще раз послушать, как он был хорош.

«У меня же с ним свидание сегодня вечером, — вспомнила Сьюзен. — Я бы могла их захватить. К чему такая спешка?» Тут она спохватилась, что нет времени ломать над этим голову, поспешно села за стол, собрала свои заметки и надела наушники.

Когда режиссер объявил тридцатисекундное предупреждение, она торопливо попросила:

— Джед, помнишь вчерашний звонок от Тиффани из Йонкерса? Не думаю, что она перезвонит, но если все-таки надумает, обязательно запиши с определителя ее номер.

— Ладно.

— Десять секунд, — предупредил режиссер.

В наушниках у Сьюзен раздалось объявление: "А теперь оставайтесь с нами на передачу «Спросите доктора Сьюзен», потом прозвучала короткая музыкальная заставка. Она сделала глубокий вдох и начала:

— Добро пожаловать, я доктор Сьюзен Чандлер. Сегодня мы начнем прямо со звонков. Я хочу ответить на ваши вопросы, так что начинайте их задавать. Возможно, совместными усилиями нам удастся решить ваши проблемы.

Как обычно, время пролетело быстро. Некоторых слушателей беспокоили вполне заурядные проблемы.

— Доктор Сьюзен, у меня на работе сослуживица, которая буквально доводит меня до белого каления. Стоит надеть новое платье, как она спрашивает, где я его купила, и через пару дней приходит точно в таком же. Это уже повторилось по крайней мере четыре раза.

— Совершенно очевидно, у этой женщины проблемы с самореализацией, но они не должны затрагивать вас. Ваша проблема решается элементарно просто, — сказала Сьюзен. — Не говорите ей, где покупаете одежду.

Другие вопросы оказались более сложными.

— Мне пришлось поместить свою девяностолетнюю мать в инвалидный дом, — произнесла одна женщина измученным голосом. — Физически она стала совершенно беспомощной, и я ничего не могу поделать. А теперь она не хочет даже говорить со мной, и я чувствую себя такой виноватой, что меня это просто убивает.

— Дайте ей время приспособиться к новой обстановке, — посоветовала Сьюзен. — Навещайте ее почаще. Помните, она хочет вас видеть, даже если старается не замечать вашего прихода. Скажите ей, как сильно вы ее любите. Нам всем надо знать, что нас любят, особенно когда мы напуганы, как она сейчас. И самое главное — перестаньте себя изводить. Вы ни в чем не виноваты.

«Все дело в том, что некоторые из нас живут слишком долго, — с грустью подумала Сьюзен, — а жизнь других обрывается внезапно. Как, например, жизнь Регины Клаузен. И, может быть, Кэролин Уэллс».

Программа уже подходила к концу, когда она услышала, как Джед объявил:

— Наш следующий звонок — от Тиффани из Йонкерса, доктор Сьюзен.

Сьюзен вскинула взгляд на окошечко аппаратной. Джед кивнул ей, давая понять, что помнит о ее просьбе списать номер Тиффани с определителя.

— Тиффани, я рада, что вы нам сегодня перезвонили... — начала было Сьюзен, но ее перебили в самом начале.

— Доктор Сьюзен, — затараторила Тиффани, — я еле-еле набралась смелости вам позвонить, потому что боюсь разочаровать. Понимаете...

Сьюзен с тоской слушала явно отрепетированное объяснение того, почему Тиффани не может прислать ей кольцо с бирюзой. Можно было подумать, что она читает по бумажке.

— Ну вот, доктор Сьюзен, понимаете, я надеюсь, что вы не рассердитесь, но это такое чудное колечко, и мне подарил его Мэтт, бывший приятель, и оно вроде как напоминает о нем... как нам было весело, пока мы были вместе.

— Тиффани, я прошу вас позвонить мне в приемную, — поспешно вставила Сьюзен, и у нее тут же возникло ощущение, что все это уже было однажды. Разве не то же самое она говорила, обращаясь к Кэролин Уэллс всего сорок восемь часов назад?

— Доктор Сьюзен, я не передумаю насчет кольца, — ответила Тиффани. — И, если вы не против, я хочу сказать, что работаю...

— Не говорите мне, где вы работаете, — решительно перебила ее Сьюзен.

— ...в «Гроте», это лучший итальянский ресторан в Йонкерсе! — вызывающе выкрикнула Тиффани.

— Объявляй рекламу, Сьюзен, — рявкнул голос Джеда в наушниках.

«Теперь я хотя бы знаю, где ее найти», — с мрачным удовлетворением подумала Сьюзен, в то же время машинально выговаривая вслух:

— А теперь новости от наших спонсоров.

Когда программа закончилась, она прошла в аппаратную. Джед записал номер телефона Тиффани на задней стороне какого-то конверта.

— Дура-то она дура, а как ловко вставила бесплатную рекламу для своего босса, — язвительно заметил он. Скрытая и несанкционированная реклама была категорически запрещена.

Сьюзен сложила конверт и сунула в карман жакета.

— Меня беспокоит, что Тиффани кажется очень одинокой. Она отчаянно старается вернуть бывшего дружка, и это делает ее уязвимой. Вдруг программу слушал какой-нибудь ненормальный, и теперь он начнет ее преследовать?

— Ты собираешься позвонить ей насчет кольца?

— Думаю, да. Мне нужно только сравнить его с тем, что было у Регины Клаузен. Вряд ли они куплены в одном и том же месте, но я должна убедиться лично.

— Сьюзен, эти сувенирные поделки идут по центу за дюжину, и лавчонкам, которые ими торгуют, нет числа. Хозяева обычно уверяют, что это ручная работа, но кто ж им поверит? За десять колов? Чушь! Ты же сама так не думаешь.

— Ты, скорее всего, прав, — согласилась Сьюзен. — А кроме того... — начала было она, но остановилась на полуслове. Она собиралась поделиться с Джедом соображениями о том, что жена Джастина Уэллса, лежащая в больнице в критическом состоянии, и таинственная Карен — это одно и то же лицо, но передумала. «Нет, — сказала она себе, — лучше подождать, пока я не буду полностью уверена. До поры до времени лучше помолчать».

45

Увидев, что сувенирный магазинчик Абдула Парки не открылся ни во вторник после обеда, ни с утра в среду, Нэт Смолл встревожился. Его собственный магазин, порноунивермаг «Темные радости», находился как раз напротив «Сокровищ Хайяма», и они с Абдулом были давними друзьями.

Нэт, сухощавый пятидесятилетний холостяк с узким лицом, тяжелыми веками и бурным прошлым, чуял беду с такой же легкостью, с какой любой человек мог бы учуять неизменно сопровождавший его застарелый запах сигар и спиртного.

Всем обитателям Макдутал-стрит было отлично известно, что объявление в витрине его магазина, гласящее, что несовершеннолетние не обслуживаются, не имеет ничего общего с реальностью. Просто его еще ни разу не поймали с поличным: инстинкт помогал ему с порога распознавать любого полицейского, работающего под прикрытием. Если в этот момент в полном соблазнов магазине уже находился какой-нибудь юный клиент, пытавшийся сделать покупку, Нэт тут же начинал громко и демонстративно требовать доказательств совершеннолетия.

У Нэта был один жизненный лозунг, не раз сослуживший ему добрую службу: что бы ни случилось, держись подальше от полиции. Поэтому он предварительно перепробовал все доступные ему способы узнать, почему его друг не открыл лавочку в эту среду. Сначала он попытался заглянуть в магазинчик Абдула через застекленную дверь, но ничего не разглядел, потом позвонил по телефону ему домой, но никто не ответил. Тогда он попробовал дозвониться домохозяину Абдула, но услыхал в трубке лишь вечный припев автоответчика: «Оставьте сообщение, и мы вам перезвоним». «Черта с два», — подумал Нэт. Всем было отлично известно, что хозяину на все плевать и что он только обрадуется возможности избавиться от долгосрочной аренды, которую Абдул сумел получить во время одного из кризисов цен на недвижимость, периодически охватывающих город.

Наконец Нэт совершил поступок, доказавший всю глубину его привязанности к другу: он позвонил в местный полицейский участок и поделился своей тревогой за судьбу Абдула.

— Понимаете, по нему можно было часы сверять, — объяснил Нэт. — Может, вчера ему стало плохо: я заметил, что он не открыл после обеда. Может, он пошел домой и у него случился сердечный приступ или еще что-то в этом роде?

Полиция обыскала маленькую, безупречно убранную квартирку Абдула на Джейн-стрит. Букет уже увядших цветов стоял рядом с фотопортретом его улыбающейся покойной жены. Других признаков жизни в квартире не было. Никаких свидетельств того, что здесь кто-то побывал за последние сутки. Убедившись в этом, полицейские решили наведаться в магазин.

Там и было найдено окровавленное тело Абдула Парки.

Нэт Смолл был сразу исключен из числа подозреваемых. Полиция хорошо знала, что Нэт слишком хитер и осторожен, чтобы быть замешанным в убийстве, кроме того, у него не было мотива. Собственно говоря, отсутствие мотива стало главным препятствием в расследовании. В кассе нашли почти сотню долларов, и, судя по всему, убийца даже не пытался ее вскрыть.

И все же полиция не исключала, что это была попытка ограбления. Убийцу — возможно, наркомана — что-то могло испугать. Может быть, в магазин вошел покупатель. Выстроенная полицейскими картина преступления выглядела так: убийца прятался в подсобке, пока покупатель не ушел, а потом сбежал. Ему хватило сообразительности вывесить на двери табличку «Закрыто» и защелкнуть замок. У него было полно времени, чтобы скрыться.

Поэтому от Нэта и хозяев соседних магазинов полицейские потребовали лишь одного: информации. Они узнали, что во вторник утром Абдул открыл свой магазинчик, как обычно, в девять утра, около одиннадцати соседи видели, как он подметал тротуар у своей двери, где какой-то подросток рассыпал пакетик попкорна.

— Нэт, — сказал детектив, — напряги мозги и вспомни что-нибудь еще. Ты же работаешь как раз напротив Парки. Ты вечно меняешь товар в витрине, выставляешь какую-нибудь новую мерзость на всеобщее обозрение. Может, ты заметил, как кто-нибудь входил или выходил от него после одиннадцати?

К трем часам дня, когда до него дошла очередь, Нэт успел много раз все обдумать и вспомнить. Вчера торговля шла вяло, но по вторникам всегда так бывает. Около часа дня он действительно менял товар в витрине: хотел выставить только что поступившие в продажу кассеты с самими новыми порнофильмами. И обратил внимание на хорошо одетого типа, стоявшего на тротуаре возле магазина. Казалось, он изучает товар в витрине. Но потом, вместо того чтобы зайти, он пересек улицу и прошел прямиком в лавочку Абдула, даже не взглянув на витрину.

Нэт хорошо запомнил, как выглядел этот тип, хотя видел его только в профиль, да к тому же на нем были солнцезащитные очки. Но, даже если этот субъект и вошел в магазинчик Абдула около часа дня, убил беднягу точно не он, — сказал себе Нэт. Нет, бесполезно даже упоминать о нем в полиции. Если он это сделает, придется провести в участке весь остаток дня, разглядывая всякие висельные рожи для опознания и описывая приметы полицейскому художнику. Нет уж, увольте.

«К тому же, — успокаивал себя Нэт, — этот тип выглядел как все мои обычные покупатели. Брокеры с Уолл-стрит, адвокаты и врачи просто взовьются к небесам, если узнают, что я сдал одного из них легавым».

— Я никого не видел, — ответил он полицейским. — Но вот что я хочу сказать вам, — добавил он с праведным негодованием, — вы должны что-то предпринять насчет всякой обкуренной шпаны, что тут шляется. Да они бабушку родную пришьют за косячок. Можете передать мои слова мэру!

46

Памела Гастингс сокрушенно сознавала, что ее студенты зря потеряли время, придя в этот день на ее лекцию по сравнительному литературоведению. Она две ночи подряд не спала, тревожась за свою подругу Кэролин Уэллс, и теперь чувствовала себя истощенной физически и эмоционально. А теперь ко всему прочему прибавилось еще и страшное подозрение, что происшествие с Кэролин не было случайностью, и что Джастин в приступе гнева или ревности мог попытаться ее убить. Памела была просто не в состоянии думать ни о чем другом. Она мучительно сознавала, что в этот день ее лекция о «Божественной комедии» вышла бессвязной и неубедительной, и с облегчением перевела дух, когда время подошло к концу.

Еще больше усугубил положение звонок доктора Сьюзен Чандлер с просьбой перезвонить. Что она может сказать доктору Чандлер? Разумеется, она не вправе говорить о Джастине с незнакомым человеком. В то же время она понимала, что нужно хотя бы ответить на звонок.

Университетский городок был залит солнцем и украшен золотом осенней листвы. «В такие дни хочется жить», — подумала Памела с горькой усмешкой. Она подозвала такси и дала, увы, слишком хорошо знакомый адрес:

— Больница Ленокс-Хилл.

Прошло всего два дня, а медсестры на дежурном посту возле отделения интенсивной терапии уже казались чуть ли не закадычными подругами. Дежурная сестра ответила на невысказанный вопрос Памелы:

— Она держится, но состояние все еще критическое. Есть небольшой шанс, что она выйдет из комы. Сегодня утром мы заметили, что она пытается что-то сказать, но потом она опять потеряла сознание. И все же это добрый знак.

— Джастин здесь?

— Он скоро приедет.

— Можно к ней войти?

— Да, но только на минуту. Главное — говорите с ней. Что бы там ни утверждали доктора, богом клянусь, некоторые люди, лежащие в коме, все прекрасно сознают и чувствуют. Просто они не могут с нами общаться.

Памела на цыпочках прошла мимо трех палат, где лежали другие пациенты в критическом положении, и вошла в палату Кэролин. Она взглянула на подругу, и ей стало больно. Вся голова Кэролин была забинтована: пришлось сделать трепанацию черепа, чтобы уменьшить давление внутренней гематомы на мозг. Внутривенные иглы и дренажные трубки торчали из ее тела под разными углами, нос был скрыт под кислородной маской, на предплечьях и шее виднелись лиловатые синяки, оставшиеся от страшного столкновения с автофургоном.

У Памелы по-прежнему не укладывалось в голове, что столь ужасная трагедия произошла на следующий день после чудесного вечера, который они с Кэролин провели вместе.

«Да, все шло чудесно, пока я не начала предсказывать, — подумала Памела. — Пока Кэролин не показала мне это кольцо с бирюзой...»

Бережно, чтобы не сделать больно, она накрыла ладонью руку Кэролин.

— Привет, подружка, — прошептала Памела.

Что это было? Неужели Кэролин действительно шевельнула рукой? Или ей просто показалось, потому что она очень ждала ответа?

— Кэролин, ты держишься молодцом. Мне сказали, что ты вот-вот проснешься. Это замечательно.

Памела умолкла. Она собиралась сказать, что Джастин с ума сходит от беспокойства, но почувствовала, что боится произносить вслух его имя. А вдруг это он толкнул Кэролин? А вдруг Кэролин догадалась, что это он стоит позади нее на том перекрестке?

— Уэн.

Губы Кэролин едва шевельнулись, произнесенный ею звук больше напоминал вздох или стон, чем слово. И все же Памела была уверена, что расслышала правильно. Она склонилась над постелью, приблизила губы к самому уху Кзролин.

— Детка, послушай меня. Мне показалось, ты сказала «Уэн». Это имя? Если да, сожми мою руку.

Она была уверена, что ощутила еле заметное пожатье.

— Пам? Она очнулась?

Это был Джастин — весь встрепанный, с напряженным и раскрасневшимся лицом, словно взбежал сюда по лестнице. Памела решила не рассказывать о единственном слове, произнесенном Кэролин.

— Джастин, беги за сестрой. Мне кажется, она пытается заговорить.

— Уэн!

На это раз слово прозвучало отчетливо, в этом не было никаких сомнений, и в голосе слышалась мольба. Джастин Уэллс склонился над постелью жены.

— Кэролин, я никому тебя не отдам. Я все для тебя сделаю, я... все исправлю. Прошу тебя, умоляю. Я буду лечиться. В прошлый раз я обещал, но не смог. Но на этот раз я пойду. Честное слово, я обещаю. Но только умоляю тебя, вернись ко мне.

47

Эмили Чандлер, несмотря на развод, сохранила членство в загородном клубе Уэстчестера, однако не часто посещала его из опасения столкнуться со своей преемницей — Бинки. Но она любила гольф, а Бинки играть не умела, стало быть, она зря опасается. Разве что случайно они столкнутся в здании клуба. А поскольку Эмили нравилось время от времени встречаться там с подругами за ленчем, она выработала способ избегать неприятных неожиданностей.

Она звонила метрдотелю, спрашивала, ожидается ли визит Охотницы за Скальпами, и, получив отрицательный ответ, заказывала столик.

Так получилось, что в среду Эмили и Нэн Лейк, ее давняя подруга, чей муж Дэн регулярно играл в гольф с Чарльзом, встретились в клубе за ленчем.

Эмили оделась для этой встречи с особой тщательностью. В глубине души она продолжала надеяться, что в клуб случайно может заглянуть Чарли. В этот день она выбрала брючный костюм от Феро в мелкую бело-голубую клеточку, прекрасно зная, что он идет к ее светлым, пепельного оттенка волосам. Поглядевшись в зеркало перед выходом из дому, она вспомнила, сколько раз люди удивлялись, что она приходится Ди матерью.

— Вы похожи на сестер! — говорили ей, и сердце наполнялось гордостью, хотя она знала, что это преувеличение.

Кроме того, Эмили знала, что пора пережить этот развод и оставить его позади, пора продолжать жить дальше. Во многих отношениях ей уже удалось преодолеть возмущение и озлобленность, вызванную тем, что она до сих пор считала «предательством Чарли». Но, хотя прошло уже четыре года, порой она просыпалась по ночам и часами лежала без сна, ощущая уже не гнев, а бесконечную печаль при воспоминании о том, что в течение многих лет они с Чарли были счастливы — по-настоящему счастливы.

«Нам было хорошо вместе, нам было весело, — думала Эмили, включая перед отъездом в клуб охранную сигнализацию в доме, купленном после развода. — Нам всегда было весело друг с другом. Мы с Чарли были влюблены. Мы все делали вместе. И я ведь не распустилась, я следила за собой, сохранила хорошую форму. — Она села в машину. — Господи, что заставило его измениться буквально за сутки, что заставило его просто выбросить на свалку всю нашу совместную жизнь?»

Чувство покинутости было столь сильным, что она в глубине души сознавала: было бы легче, если бы Чарли-Чарльз умер, вместо того чтобы бросить ее. Но, как ни трудно было признаться, это было правдой, и она знала, что Сьюзен обо всем догадывается и, возможно, даже не осуждает ее.

Эмили просто не представляла, что бы она делала без Сьюзен. Младшая дочь поддерживала ее с самого первого дня, когда сама Эмили всерьез сомневалась, сумеет ли она все это выдержать. Процесс оказался долгим, но теперь она была почти уверена, что сможет справиться самостоятельно.

По совету Сьюзен она составила список занятий, которые могли бы ее отвлечь и заполнить время, а затем принялась последовательно выполнять намеченное. В результате она стала активной участницей программы помощи местной больнице, а в этом году ее избрали председательницей комитета по сбору пожертвований, а в прошлом году она была активной участницей кампании по переизбранию губернатора штата.

Было еще одно дело, которым Эмили занималась втайне, не сказав даже Сьюзен, возможно, потому, что оно оказалось самым важным из всех остальных дел. Она начала работать на общественных началах в больнице для хронически больных детей.

Этот опыт стал для нее бесценным — он помог увидеть свои личные невзгоды в истинном свете. Она вспомнила старую поговорку, казавшуюся ей удивительно мудрой: «Босоногого жалеешь, пока не встретишь безногого». Возвращаясь домой после часов, проведенных в больнице, она всякий раз напоминала себе, что надо благодарить бога за то, что он ей дал, и не роптать. И это повторялось каждый день.

В клуб она приехала раньше Нэн и прошла прямо к заказанному столику. С прошлых выходных — в воскресенье они с Чарли могли бы отметить сороковую годовщину свадьбы — Эмили не покидало чувство вины. Она чувствовала себя такой подавленной, такой несчастной! Ей хотелось себя жалеть. Она понимала, что расстроила Сьюзен, не сдержавшись и ударившись в слезы в субботу вечером. А тут еще Ди встряла и окончательно все испортила, когда набросилась на Сьюзен и заявила, что она не понимает, что значит потерять близкого человека.

«Сьюзен понимает гораздо больше, чем Ди думает, — сказала себе Эмили. — Когда мы с Чарли расставались, Ди была с Джеком в Калифорнии, вся погруженная в свои дела и довольная своим замужеством. Бедной Сьюзен пришлось пережить предательство Джека, а потом она была со мной, помогала мне справиться и не развалиться на части. К тому же у Чарли совсем не осталось для нее времени, как только на сцене появилась Бинки, и ей, наверное, было очень больно, потому что она всегда была папиной дочкой».

— Мы погружены в мир мечтаний? — раздался насмешливый голос над ухом.

— Нэн! — Эмили вскочила и обняла подругу. Они обменялись воздушными поцелуями. — Да, похоже, я грезила наяву. — Она окинула подругу полным любви взглядом. — Отлично выглядишь.

Это было правдой. В шестьдесят лет Нэн, стройная брюнетка с породистым лицом и подтянутым телом, все еще была очень красивой женщиной.

— Ты тоже, — решительно заявила Нэн. — Давай признаем правду, Эм. Мы все еще держимся.

— Мы все еще в бою, — согласилась Эмили, — и сдаваться не собираемся. Подправимздесь, подтянем там. Старимся красиво, а главное, не слишком быстро.

— Скучала без меня? — спросила Нэн.

Она больше месяца провела во Флориде со своей больной матерью и вернулась в Нью-Йорк только неделю назад.

— Можешь не сомневаться. Было несколько трудных дней, — призналась Эмили.

Они решили побаловать себя и, позабыв о подсчете калорий, позволить себе бокал шардонне и многоэтажный «клубный бутерброд».

Им подали вино, и начался серьезный обмен новостями.

Эмили рассказала подруге, как тяжело и грустно ей было в прошлое воскресенье.

— Меня просто убило, что Людоедка устроила вечеринку в нашу сороковую годовщину... и Чарли ей это позволил.

— Ты же понимаешь, она сделала это нарочно, — вздохнула Нэн. — Это так похоже на Бинки. Должна тебе признаться, мне тоже пришлось заглянуть на этот коктейль. Жаль, что я не застала Сьюзен. Мы с ней разминулись. Очевидно, она, как и я, показалась там только на минутку — из вежливости.

Какая-то неуловимая интонация в голосе Нэн подсказала Эмили, что ее подруга чем-то встревожена. Ей не пришлось долго ждать объяснения.

— Эм, это, конечно, ерунда, но Бинки терпеть не может Сьюзен. Она знает, что Сьюзен уговорила Чарльза взять отпуск и провести его в одиночестве, чтобы все окончательно взвесить наедине с собой, когда он объявил тебе о разрыве. В конце концов, Бинки получила свой трофей, но все равно никогда не простит Сьюзен.

Эмили кивнула.

— Зато она вроде бы неплохо относится к Ди. Так вот, Бинки пригласила на вечеринку Алекса Райта, чтобы их познакомить, но Ди опоздала, и у него состоялся долгий разговор со Сьюзен. Насколько я понимаю, он увлекся ею всерьез. Только это совершенно не входило в планы Бинки.

— Что ты имеешь в виду?

— А вот что: если Алекс позвонит Сьюзен, если между ними завяжутся отношения, она должна знать, что Бинки из кожи вылезет, лишь бы эти отношения разрушить. Она обожает манипулировать людьми, натравливать их друг на друга. Первостатейная интриганка.

— Ты хочешь сказать, что она может стравить Сьюзен и Ди?

— Вот именно. Должно быть, Алекс Райт весьма откровенно выразил свое восхищение твоей младшей дочерью: я никогда не видела Бинки в такой ярости. Она просто тряслась от злости, поверь мне. Я, конечно, мало знаю Алекса Райта. Насколько мне известно, он избегает светских удовольствий, но я точно знаю, что Семейный фонд Райтов, которым он управляет, принес бесконечно много добра людям. Некоторые, унаследовав семейное состояние, превращаются в никчемных плейбоев, но Алекс — человек серьезный, он понимает, что важно по-настоящему. По правде говоря, он именно такой человек, которого я была бы рада видеть рядом со Сьюзен... раз уж не удалось выдать ее замуж за Бобби.

Бобби был старшим сыном Нэн. Со Сьюзен он дружил с детства, но между ними так и не возникло романтических чувств. Теперь Бобби был счастливо женат, но Нэн до сих пор вздыхала, хотя и в шутку, что они с Эм упустили золотую возможность обзавестись общими внуками.

— Я хотела бы, чтобы и Сьюзен, и Ди встретили того, с кем они будут счастливы, — сказала Эмили, не на шутку встревожившись при мысли о том, что и без Бинки Ди непременно попытается отбить Алекса Райта, если тот покажется ей достойной добычей.

Она понимала, что именно на это вполне прозрачно намекнула Нэн. Она хотела сказать, что следует предупредить Сьюзен о планах Бинки, а Ди недвусмысленно дать понять, чтоб держалась подальше от Алекса Райта.

— А теперь сообщу сногсшибательную новость, — объявила Нэн, наклоняясь поближе к подруге и оглядываясь по сторонам, чтобы убедиться, что официанта нет поблизости. — Чарли и Дэн вчера вместе играли в гольф. Чарли подумывает об уходе на покой! Очевидно, правление «Баннистер Фуд» хочет обзавестись исполнительным директором помоложе — ему ненавязчиво предложили золотой парашют. Чарли сказал Дэну, что предпочитает уйти по-хорошему, пока его не выперли. Но есть одна проблема: стоило ему заикнуться об этом Бинки, она закатила истерику. Как Чарли рассказал Дэну, она ему заявила, что муж на пенсии — это все равно что рояль на кухне. Насколько я понимаю, в переводе с языка Бинки это означает «нечто бесполезное и занимающее много места». — Нэн откинулась на спинку стула. — Похоже, в раю начались размолвки, как ты думаешь?

48

Перед тем как уйти из студии, Сьюзен позвонила к себе в приемную. Она знала, что пациентка, назначенная на час дня, скорее всего, не придет. Линда, сорокалетняя составительница рекламных текстов, была вынуждена усыпить своего домашнего любимца — золотого ретривера и впала в депрессию, тяжело переживая потерю. Они провели всего два сеанса, но за это время Сьюзен успела выяснить, что истинной причиной горя Линды является не потеря любимого пса, а недавняя смерть приемной матери, с которой Линда была разлучена.

Ее предчувствие насчет Линды полностью оправдалось: она отменила сеанс.

— Она сказала, что ей предстоит провести срочную встречу на работе, — объяснила Дженет.

«Может, да, а может, и нет», — подумала Сьюзен и мысленно пометила для себя, что позже надо будет обязательно позвонить Линде.

— Еще сообщения есть? — спросила она.

— Только одно. Миссис Клаузен просит перезвонить ей в любое время после трех. Ах да, на столе вас ждет роскошный букет цветов.

— Букет цветов? Кто их послал?

— Карточка в запечатанном конверте. Я, конечно, не стала его открывать, — ответила Дженет голоском примерной ученицы. — Я уверена, что это личное послание.

Сьюзен подняла глаза к потолку. Дженет превосходная секретарша во всех отношениях, но откуда у нее эта навязчивая страсть к разглагольствованиям и морализаторству по любому поводу?

— Пожалуйста, откройте сейчас же и прочтите мне.

Дженет отлучилась на минутку и тут же снова взяла трубку.

— Я же говорила, что это личное, доктор. — Она начала читать: — «Спасибо за прекрасный вечер. С нетерпением жду субботы». Подпись: «Алекс».

У Сьюзен вдруг улучшилось настроение.

— Очень мило с его стороны, — сказала она, стараясь никак не выдать своих чувств голосом. — Дженет, поскольку у меня нет пациентов до двух часов, я, пожалуй, отлучусь по делу.

Через минуту Сьюзен была уже на улице и подзывала такси. Она решила для начала поговорить с полицейским офицером, отвечающим за расследование инцидента с Кэролин Уэллс. Теперь, когда не осталось сомнений в том, что именно Кэролин звонила в понедельник и представилась Карен, ей необходимо было знать, придала ли полиция какое-то значение версии пожилой женщины: кто-то толкнул Кэролин Уэллс под колеса.

В заметке, которую она прочитала этим утром в «Таймс», говорилось, что расследование несчастного случая с Кэролин и дело об убийстве Хильды Джонсон ведет 19-й полицейский участок.

Вот с этого места и можно было начать искать ответы на вопросы.

* * *
Несмотря на показания очевидца Оливера Бейкера, утверждавшего, что Кэролин Уэллс потеряла равновесие и упала, капитан полиции Том Ши все еще не был удовлетворен. Принимая во внимание заявление Хильды Джонсон о том, что она видела, как миссис Уэллс кто-то толкнул, он не мог поверить, что смерть старухи стала случайным совпадением, результатом беспричинного насилия. Все сводилось к нескольким элементарным вопросам. Как злоумышленник проник в здание? Как он пробрался в квартиру Хильды? И наконец: почему именно в ее квартиру и только в ее квартиру?

С тех пор, как было обнаружено тело, бригада детективов успела опросить всех без исключения жильцов дома. В здании было всего двенадцать этажей и по четыре квартиры на каждом этаже, поэтому задание оказалось не слишком трудным.

Большинство жильцов, как и Хильда, были людьми пожилыми, старожилами. Все они в один голос утверждали, что не впускали в дом никаких доставщиков и вообще никого вечером в прошлый понедельник. Те, кто сам входил или выходил из здания в тот же вечер, показали под присягой, что не видели слоняющихся поблизости подозрительных незнакомцев и никому не позволили войти в вестибюль, когда сами открывали дверь подъезда ключом.

Оставалось единственное предположение: Хильда Джонсон сама кого-то впустила в дом, а потом и в квартиру, решил Ши. Значит, она думала, что может доверять этому человеку. Хорошо зная Хильду — а за годы работы в участке он основательно ее изучил, — Ши не мог себе представить, кто бы это мог быть. «Ну почему меня не было на дежурстве в понедельник после обеда?» — бесконечно спрашивал он себя, сетуя на судьбу. Это был его выходной, и он повез свою жену Джоан в Коннектикут, где их дочь училась на первом курсе в колледже Фэйрфилд. Только вернувшись домой в тот вечер и включив одиннадцатичасовые новости, Том узнал о несчастном случае и услышал заявление Хильды.

«Если бы я ей тогда позвонил! — Эта мысль буквально грызла его. — Если бы она не ответила, я бы сразу заподозрил неладное, а если бы я поговорил с ней, у меня сейчас было бы описание человека, который толкнул Кэролин Уэллс, чтобы она попала под машину».

Было всего без четверти час, а Том уже чувствовал себя совершенно разбитым. Даже тело ломило от угрызений совести. Он был уверен, что смерти Хильды можно было избежать. И теперь он вернулся к исходной точке не только в расследовании ее убийства, но и в том, что вполне могло оказаться попыткой еще одного убийства. Он двадцать семь лет работал полицейским, с тех пор, как ему исполнился двадцать один год, и за все это время ни разу не испытывал подобного разочарования.

Зазвонил телефон, прервав бесплодный процесс самобичевания. Дежурный сержант доложил, что некая доктор Сьюзен Чандлер хочет поговорить с ним о деле Кэролин Уэллс.

— Я ее приму, — торопливо ответил Ши, надеясь увидеть еще одного свидетеля происшествия.

Через полминуты он и Сьюзен Чандлер с выжидательным интересом смотрели друг на друга через стол.

Сьюзен сразу понравился мужчина, сидевший напротив, — худощавый, с резкими чертами лица и настороженным выражением умных темно-карих глаз. Его длинные нервные пальцы выбивали бесшумную дробь на крышке стола.

Понимая, что этот полицейский не из тех, кто тянет время, она сразу перешла к делу.

— Капитан, я должна вернуться на работу к двум, вы не хуже меня знаете, каково движение в Нью-Йорке: я сорок минут добиралась сюда от угла Бродвея и Сорок первой улицы. Поэтому постараюсь быть краткой.

Она быстро рассказала о себе, с улыбкой заметив, как при упоминании о том, что она психолог, на лице капитана Ши появилось легкое неодобрение, которое сменилось товарищеским уважением, когда она сказала, что в течение двух лет работала заместителем окружного прокурора.

— Мой интерес к Кэролин Уэллс заключается в следующем: я уверена, что она позвонила в мою передачу в понедельник утром и сообщила чрезвычайно важные сведения, возможно, способные пролить свет на судьбу Регины Клаузен, пропавшей без вести несколько лет назад. Мы договорились, что миссис Уэллс придет ко мне, однако она так и не пришла. Позже, по свидетельству одного из очевидцев, ее умышленно толкнули под машину на Парк-авеню. Я должна узнать, имеется ли связь между тем, что с ней произошло — будем пока называть это «несчастным случаем», — и ее звонком в передачу.

Она подалась вперед, увидев вспыхнувший в его глазах азартный интерес. Оливер Бейкер утверждал, что адрес на конверте, который несла Кэролин Уэллс, был напечатан крупным шрифтом, и что он даже разглядел слово «Доктор» на верхней строчке. Похоже, доктор Сьюзен Чандлер навела его на след. Возможно, даже на связь между заявлением Хильды Джонсон о том, что Кэролин Уэллс толкнули, и убийством самой Хильды.

— Вы не получали плотного коричневого конверта от нее? — спросил Ши.

— Вчера ничего подобного в почте не было. Сегодняшней почты я еще не видела. А что?

— И Хильда Джонсон, и еще один свидетель видели, что Кэролин Уэллс несла под мышкой конверт, причем второй свидетель утверждает, что конверт был адресован какому-то доктору. Вы ждали от нее какого-то послания?

— Нет, но она могла передумать насчет личной встречи и послать по почте фотографию и кольцо, которые обещала отдать. Послушайте запись ее звонка.

Когда запись кончилась, Сьюзен взглянула на капитана Ши и заметила напряженное внимание на его лице.

— Вы уверены, что это была именно Кэролин Уэллс? — властно спросил он.

— Абсолютно уверена, — ответила Сьюзен.

— Вы психолог, доктор Чандлер. Можно ли утверждать, что эта женщина боится своего мужа?

— Я бы сказала, что она нервничает, не зная, а может быть, слишком хорошо зная, какова будет реакция мужа на ее рассказ.

Капитан Ши схватил телефонную трубку и отдал краткий приказ:

— Проверьте в архиве, не было ли жалобы на Джастина Уэллса. Скорее всего, по бытовому поводу. Около двух лет назад.

Он повернулся к ней.

— Доктор Чандлер, спасибо за визит. Если я получу то, чего жду...

Его прервал телефонный звонок. Он взял трубку, послушал, кивнул и, положив трубку, вновь обратился к Сьюзен:

— Так я и думал. То, что вы рассказали, помогло мне вспомнить, что два года назад Кэролин Уэллс подала жалобу на Джастина Уэллса, но позже забрала ее. В своей жалобе она утверждала, что муж в приступе ревности угрожал убить ее. Как вы думаете, Уэллс мог узнать, что она звонила вам?

Сьюзен понимала, что говорить нужно правду и только правду.

— Он не только узнал о звонке, он сам позвонил на радио в понедельник после обеда и затребовал запись разговора. Затем, когда я сама позвонила ему вчера вечером и предложила доставить ее лично, он заявил, что ничего не заказывал. Я попыталась передать ему запись сегодня утром на работе, но он отказался меня принять.

— Доктор Чандлер, не могу даже выразить, как я вам благодарен за эти сведения. Вынужден вас просить оставить у меня эту запись.

Сьюзен поднялась со стула.

— Конечно. У меня есть студийная запись. Но, капитан Ши, на самом деле я хотела просить вас проверить, есть ли связь между мужчиной, с которым Кэролин Уэллс познакомилась в круизе, и исчезновением Регины Клаузен. Среди вещей Регины Клаузен было найдено кольцо с надписью «Ты мне принадлежишь».

Она собиралась рассказать ему о звонках от Тиффани из Йонкерса, о том, что в Гринвич-Виллидж есть мастерская или магазин, где кто-то продает или даже изготавливает такие кольца, но Ши перебил ее:

— Доктор Чандлер, документально установлено, что Джастин Уэллс — патологический ревнивец. Ваша запись свидетельствует о том, что жена его боится. Могу с уверенностью предположить, что она ничего ему не сказала о своем корабельном романе. Смею предположить, что когда Уэллс узнал о ее звонке на радио, он окончательно рехнулся. Я хочу поговорить с ним. Хочу спросить, где он был между четырьмя и половиной пятого в понедельник. Хочу знать, кто и что именно рассказал ему о звонке жены в вашу программу.

Сьюзен понимала, что капитан Ши говорит разумные вещи. Она бросила взгляд на часы: пора возвращаться на работу. Но что-то было не так. Внутреннее чутье подсказывало, что даже если Джастин Уэллс в приступе безумной ревности действительно толкнул жену под колеса автофургона, все равно существует связь между человеком, с которым Кэролин познакомилась на корабле, и исчезновением Регины Клаузен.

Покидая полицейский участок, она решила, что есть одно связующее звено, которое она может проследить сама: Тиффани. В конце концов, у нее есть телефон, и она знает, где Тиффани работает — «в лучшем итальянском ресторане в Йонкерсе».

49

Джим Кэрли сразу понял, что намечается нечто из ряда вон выходящее, когда хозяин, за которым он заехал в здание Семейного фонда Райтов, попросил отвезти его к «Уэдли и Смайту». Это был элегантный цветочный магазин в Рокфеллер-центре. Когда они подъехали, Райт не послал в магазин Джима, а пошел сам, держа под мышкой картонную коробку. Вернулся он через четверть, часа. Следок за ним шла продавщица, неся великолепный букет в большой вазе.

Вазу установили в коробку, чтобы придать ей устойчивость, и Райт велел продавщице поставить ее на иолу лимузина за спинкой переднего сиденья. Он хотел быть уверенным, что ваза не опрокинется.

Продавщица с улыбкой поблагодарила Райта и вернулась в магазин.

— Следующая остановка в Сохо, — весело скомандовал Райт и дал ему незнакомый адрес. Заметив растерянное выражение на лице шофера, он пояснил: — Пока ты не умер от любопытства, Джим, скажу тебе, что мы направляемся в приемную доктора Сьюзен Чандлер. Вернее, ты пойдешь туда, чтобы доставить эти цветы. Я подожду в машине.

За годы службы Джиму не раз случалось доставлять цветы хорошеньким женщинам от имени хозяина, но никогда раньше Алекс Райт не выбирал их лично.

С фамильярностью, рожденной долгими годами службы, Джим заметил:

— Позвольте вам заметить, мистер Алекс, мне понравилась доктор Чандлер. Приятная и очень привлекательная женщина. В ней есть нечто непосредственное и живое, понимаете.

— Понимаю, Джим, — сказал Алекс Райт. — Более того, я с тобой согласен.

Джим остановил машину в неположенном месте на Хаустон-стрит, бегом бросился за угол к административному зданию, ворвался в лифт, когда двери уже закрывались и, добравшись до верхнего этажа, пробежал по коридору к кабинету со скромной табличкой «Доктор Сьюзен Чандлер». Там он оставил цветы у секретарши, отказался от предложенных чаевых и так же бегом вернулся в машину.

И снова пользуясь дружескими отношениями с хозяином, он задал вопрос:

— Мистер Алекс, не та ли это ваза, что стояла на столике в прихожей? Разве это не тот самый Уотерфорд[18], что ваша мать привезла из Ирландии?

— У тебя верный глаз, Джим. Позавчера, провожая доктора Чандлер до дверей, я заметил, что у нее есть ваза, очень похожая на эту, только поменьше. Я подумал, что вместе они могут составить прекрасный ансамбль. А теперь давай поторопимся, я уже опаздываю на ленч в «Плазу».

......

В половине третьего Алекс вновь сидел за письменным столом в помещении Семейного фонда Райтов. Без четверти три секретарша известила его, что звонит Диана Чандлер Гарриман.

— Соедините, Элис, — сказал он, не сдержав удивления.

В кокетливо-оживленном голоске Ди тем не менее угадывались извиняющиеся нотки.

— Алекс, вы сейчас наверняка раздаете страждущим пять или шесть миллионов долларов, но я отвлеку вас только на минутку.

— Я не раздавал столько денег за раз со вчерашнего дня, — заверил он ее. — Что я могу для вас сделать?

— Надеюсь, это несложно. Сегодня на рассвете меня вдруг осенило — пора мне возвращаться в Нью-Йорк. Партнеры по модельному агентству готовы выкупить мою долю. Соседка умирает от желания получить мою квартиру, она выкупит ее в один миг, с руками отхватит. Вот потому-то я и звоню. Не могли бы вы порекомендовать хорошего агента по недвижимости? Мне нужно подыскать хорошую кооперативную квартиру, четыре-пять комнат на восточной стороне, где-то между Пятой и Парк-авеню в районе Семидесятых улиц.

— Боюсь, я мало чем смогу вам помочь, Ди. Я всю жизнь прожил в доме, в котором родился, — сказал Алекс. — Но могу поспрашивать, может быть, кто-то знает надежного агента.

— О, благодарю вас! Мне так не хотелось вас беспокоить, но у меня было такое чувство, что вы не станете возражать. Я прилетаю завтра после полудня. В пятницу я уже могла бы начать поиски.

— К тому времени я найду вам агента.

— Прекрасно. Сообщите мне его имя за коктейлем завтра вечером. Я угощаю.

Она повесила трубку, прежде чем он успел ответить. Алекс Райт откинулся в кресле. Подобного осложнения он не ожидал. Он явственно различил холодок в голосе Сьюзен, когда сказал, что пригласил ее сестру на банкет в библиотеке. Вот почему он послал ей сегодня цветы и даже сам позаботился их выбрать, чтобы букет получился особенным.

— Мне это нужно? — пробормотал он вслух.

Потом Алекс вспомнил любимое поучение отца: любую негативную ситуацию можно обернуть себе на пользу. «Весь вопрос в том, — мрачно подумал Алекс, — как это сделать в данном конкретном случае».

50

Джейн Клаузен вошла в больничную палату с чувством усталого смирения. Как она и предполагала, врач настоял, чтобы она немедленно прошла новый курс лечения. Раковая опухоль, неизменно выходившая победительницей в битве с ее телом, явно вознамерилась лишить ее времени и сил, столь необходимых, чтобы завершить все свои земные дела. Джейн хотела бы сказать: «Никакой больше химиотерапии», но она еще не готова была умереть... еще не вполне готова. Не покидало ощущение, что осталось незаконченное дело, на исход которого она может повлиять, если только успеет. У нее появилась робкая надежда узнать правду о судьбе Регины. Если бы только женщина, позвонившая в программу доктора Чандлер, все-таки появилась и показала фотографию мужчины, подарившего бирюзовое кольцо с надписью «Ты мне принадлежишь», им было бы с чего начать. Наконец-то.

Джейн разделась, повесила одежду в шкафчик и надела ночную рубашку и халат, упакованные Верой. Новый курс химиотерапии предполагалось начать на следующее утро.

Когда подали обед, она взяла только чашку чая и сухарик, потом легла в постель, приняла болеутоляющее и начала дремать.

— Миссис Клаузен.

Она открыла глаза и увидела лицо участливо склонившегося Дугласа Лейтона.

— Дуглас...

Джейн сама не знала, рада ли она его приходу, и все же его явная тревога была ей приятна.

— Я позвонил вам домой — нужна ваша подпись на налоговой декларации. Когда мне сказали, что вы здесь, я приехал прямо сюда.

— Мне казалось, что я все уже подписала на заседании, — пробормотала она.

— Боюсь, вы пропустили одну страницу. Но это может подождать. Не хочу тревожить вас в такую минуту.

— Глупости. Давайте сюда.

«Я плохо себя чувствовала на заседании, — подумала Джейн. — Удивляюсь, как я не пропустила больше».

Она достала очки и взглянула на протянутый им бланк.

— Да, теперь я вижу. — Она взяла у Дугласа перо и поставила подпись на пунктирной линии, стараясь, чтобы рука не дрожала.

В тот же вечер, лежа в постели при тусклом свете больничного ночника, Джейн Клаузен думала о том, как Дуглас похож на Лейтонов, которых она знала в Филадельфии. Прекрасная семья. И тем не менее с какой готовностью она вчера дала волю подозрениям насчет него! «Интересно, в чем тут дело?» — подумала она. Болезнь и бесконечные лекарства, что ей приходилось принимать, лишали ее способности судить здраво. Завтра она позвонит доктору Чандлер и скажет, что ее подозрения были беспочвенными. Теперь она твердо уверена, что заблуждалась и была несправедлива к Дугласу.

— Вам что-нибудь принести, миссис Клаузен?

— Ничего не нужно, но спасибо, Дуглас.

— Могу я заглянуть к вам завтра?

— Сначала позвоните. Возможно, я буду не в состоянии принимать визитеров.

— Я понимаю.

Джейн Клаузен почувствовала, как он поднимает ее руку и легко касается губами.

Она заснула раньше, чем он на цыпочках вышел из комнаты, но даже если бы она не спала, в полумраке больничной палаты, скорее всего, не разглядела бы самодовольной усмешки на его лице.

51

После второго звонка в передачу «Спросите доктора Сьюзен» Тиффани была донельзя довольна собой. Ей удалось сказать именно то, что она хотела, и теперь оставалось только надеяться, что кто-то расскажет о ее звонке Мэтту. И она не сомневалась, что босс Тони Сепедди будет в восторге, когда узнает, что она сумела замолвить в эфире словечко за «Грот».

Тут вдруг ее поразила внезапная мысль: а вдруг Мэтт появится в «Гроте» сегодня вечером? Тиффани критически изучила свое отражение в зеркале. Давно уже пора подкрасить волосы: черные корни так и бросались в глаза. «Не волосы, а железнодорожные рельсы», — подумала она. И челка слишком отросла. «Он еще примет меня за болонку», — сказала себе Тиффани, набирая номер парикмахера.

— Тиффани! Господи боже, мы только о тебе и говорим. Вчера одна дама сказала, что ты выступала в программе «Спросите доктора Сьюзен», так мы сегодня ее включили. Я, как тебя услышала, сразу всем велела рты закрыть. Мы даже фены повыключали. Ты выступила просто потрясающе. Так естественно, так мило! И вот что я тебе скажу: передай своему боссу в «Гроте», чтобы дал тебе прибавку.

На вопрос Тиффани, нельзя ли принять и обслужить ее немедленно, было получено столь же незамедлительное согласие.

— Приходи прямо сейчас. Ты же у нас теперь знаменитость. Стало быть, и выглядеть должна соответственно.

Сорок пять минут спустя Тиффани уже сидела в кресле перед большим зеркалом с намазанными краской волосами и ждала, чтобы цвет закрепился. Домой она попала в двадцать минут пятого. Блестящие светлые волосы щекотали плечи, ногти, по совету маникюрши Джилл, были выкрашены темно-синим лаком. Джилл заверила ее, что это «самый писк».

«Через пятнадцать минут надо будет вылететь отсюда как из пушки», — напомнила себе Тиффани. Реклама рекламой, но опоздать на работу Тони не даст, у него с этим строго.

И все же она позволила себе немного задержаться, отглаживая блузку и юбку, которые ей очень шли. Если Мэтт вдруг придет, после закрытия в полночь они могут пойти в какое-нибудь более приятное местечко и выпить по коктейлю...

Тиффани задумалась, стоит ли надевать кольцо, сделавшее ее знаменитостью, и в последний момент все-таки решила надеть. Если Мэтт придет и упомянет о кольце, она не будет поднимать шум по этому поводу. Просто небрежно, как бы невзначай, покажет, что кольцо на ней...

Только она открыла дверь, чтобы выйти из квартиры, как зазвонил телефон. «Пусть звонит, — подумала Тиффани, — нет у меня сейчас времени на разговоры».

Но она тут же передумала: а вдруг это Мэтт? Пробежав через маленькую гостиную в еще более тесную спальню, она сумела схватить трубку на третий звонок.

Это была мать Мэтта. Она даже не стала здороваться, сразу перешла к сути:

— Тиффани, я настаиваю, чтобы ты прекратила говорить о моем сыне по радио. Мэттью всего пару раз приглашал тебя на свидание. Он мне сказал, что у вас с ним нет ничего общего. В следующем месяце он переезжает на Лонг-Айленд. Он только что обручился с очень милой девушкой, с которой встречался все последнее время. Поэтому я тебя прошу: выброси его из головы и перестань рассказывать о ваших свиданиях, тем более что по радио тебя могут услышать его друзья или невеста.

Раздался решительный щелчок: связь прервалась. Еще целую минуту она пребывала в шоке и стояла неподвижно, держа трубку в руке. «Обручился? Я даже не знала, что он с кем-то встречается», — подумала она, чувствуя, как ее охватывает отчаяние.

— Если вы хотите сделать звонок... — Механический голос оператора доносился до нее словно с другой планеты. Тиффани с грохотом швырнула трубку на рычаг. Пора было выходить — придется гнать сломя голову, если она хочет попасть на работу вовремя. Не вытирая струящихся слез, она сбежала по ступеням и даже не ответила на приветствие шестилетнего сына своего домохозяина, игравшего на крыльце.

В машине на нее накатили обида и разочарование, рыдания сотрясали тело, она едва могла дышать. Хотелось остановиться где-нибудь и выплакаться всласть, но она сознавала, что времени нет.

Добравшись до «Грота», Тиффани выбрала самое отдаленное место на стоянке и с минуту просидела в машине, потом вытащила пудреницу. Надо взять себя в руки. Не может она войти в обеденный зал к посетителям в таком виде. Нельзя позволить всем увидеть, что она убивается из-за какого-то Недоумка, который жрет сырую рыбу и смотрит паршивое заумное кино.

— Да кому он нужен? — спросила она вслух.

Новый слой пудры, теней и помады помог исправить положение, хотя губы продолжали непроизвольно вздрагивать. «Ладно, если я тебе не нужна, ты мне тоже не нужен, — свирепо сказала она себе. — Я тебя ненавижу, Мэтт! Ублюдок!»

До пяти оставалась одна минута. Она еще успевает, но надо двигаться. Меньше всего сейчас нужно, чтобы Тони набросился на нее с руганью.

По дороге к дверям кухни Тиффани попался «Дампстер»[19]. Она замедлила шаг и взглянула на него, потом стремительным движением стянула с пальца бирюзовое колечко и швырнула его внутрь. Кольцо угодило как раз в середину полуоткрытой пластиковой коробки с остатками чьего-то завтрака.

— Это паршивое кольцо принесло мне одни неприятности, — пробормотала Тиффани. Она подбежала к кухонной двери, рванула ее на себя и крикнула: — Привет, ребята! Слыхали, как я сегодня разрекламировала эту дыру? А Тони слыхал?

52

Пациент Сьюзен, назначенный на два часа, пришел через пять минут после того, как она сама добралась до приемной. По дороге в такси она сумела выбросить из головы все, кроме истории болезни пациента. Мейер Винтер, шестидесятипятилетний служащий на пенсии, недавно оправился от инсульта. Теперь он слегка хромал и ходил с палочкой, но больше ничто не напоминало о том, какую долгую и тяжкую болезнь ему пришлось перенести.

«Если не считать глубокой депрессии, вызванной страхом, что болезнь может вернуться и все начнется сначала», — напомнила себе Сьюзен.

В этот день состоялся его десятый визит, и когда он ушел, Сьюзен сочла, что налицо явные признаки улучшения. Весь его душевный настрой изменился на противоположный, и она с гордостью отметила, что в этом есть ее заслуга. Такие маленькие победы убеждали ее в том, что шесть лет назад она приняла верное решение, бросив юриспруденцию и сделав психологию делом своей жизни. Как только мистер Винтер ушел, вошла Дженет, чтобы передать, кто звонил.

— Некая доктор Памела Гастингс. Она дома и очень хочет с вами поговорить.

— Я ей сейчас позвоню.

— Роскошные цветы, верно? — спросила Дженет.

Сьюзен почти не обратила внимания на вазу с цветами, стоявшую на серванте у нее в кабинете. Теперь, когда она подошла поближе, глаза у нее округлились от изумления.

— Тут какая-то ошибка, — сказала она. — Это же Уотерфорд!

— Никакой ошибки нет, — заверила ее Дженет. — Я хотела дать чаевые тому парню, что принес букет, но он отказался. Сказал, что цветы от его хозяина. Думаю, шофер или что-то в этом роде.

«Все понятно: Алекс что-то почуял в моем голосе, когда сказал, что пригласил Ди на банкет в субботу. Тем и объясняется сей грандиозный жест. Надо же, какой он чуткий. И как глупо с моей стороны — столь откровенно давать волю чувствам».

Подарок был прекрасен, но понимание того, чем он вызван, мешало получить удовольствие. На минуту она даже задумалась, не позвонить ли Алексу, чтобы сказать, что она не может принять в подарок вазу. Потом она покачала головой: с этим можно разобраться позже. Сейчас есть более неотложные дела. Сьюзен потянулась к телефону.

Разговор оказался коротким и закончился тем, что Памела Гастингс обещала прийти в приемную Сьюзен на следующий день к девяти утра.

Сьюзен взглянула на часы: через несколько секунд должен прийти следующий пациент. Нет времени размышлять, чем еще, помимо тяжелого состояния подруги, была так расстроена Памела Гастингс. Она сказала:

— Доктор Чандлер, мне нужно принять трудное решение. Оно касается того, что случилось с Кзролин Уэллс. Возможно, вы могли бы помочь.

— Пришла миссис Ментис, — объявила Дженет, просунув голову в дверь.

* * *
Без десяти четыре позвонил Дональд Ричардс.

— Просто хочу подтвердить, что сегодня вечером мы встречаемся, Сьюзен. В семь часов у «Палио» на Пятьдесят первой. Договорились?

У Сьюзен еще осталось несколько минут перед визитом следующего пациента. Она отыскала номер телефона Джейн Клаузен и быстро набрала его. Ответа не было, и она оставила сообщение на автоответчике.

В пять минут седьмого Сьюзен проводила своего последнего пациента. Дженет уже ушла. Сьюзен хотелось бы заскочить домой, но она понимала, что едва ли хватит времени привести себя в порядок здесь, в приемной: надо ловить такси и ехать в ресторан.

Ей хотелось застать Тиффани дома и попытаться уговорить ее хотя бы встретиться, чтобы сравнить ее бирюзовое колечко с тем, что Джейн Клаузен нашла в вещах Регины. Но Тиффани наверняка на работе, и наверняка у них сейчас самая «запарка» — время ужина. «Позвоню ей, когда вернусь домой, — решила Сьюзен. — Она сказала, что работает в вечернюю смену, значит, скорее всего, допоздна. Если не застану, позвоню завтра с утра».

Сьюзен поежилась. Почему при мысли о Тиффани возникает такое тягостное предчувствие беды? Это было ощущение сродни тому, что бабушка называла «шестым чувством».

53

Он не знал фамилии Тиффани, но даже если бы знал, было бы неразумно разыскивать ее по домашнему адресу. Да в этом и не было необходимости. Она уже сама подсказала, где ее найти.

Он позвонил в «Грот» в середине дня и попросил позвать ее к телефону. Как он и ожидал, ему ответили, что ее нет: смена начинается с пяти.

Он давным-давно усвоил, что наилучший способ получить информацию — заставить собеседника опровергнуть заведомо ошибочное утверждение.

— Она работает до одиннадцати, верно? — спросил он.

— До полуночи. В полночь у нас кухня закрывается. Что-нибудь передать?

— Нет, спасибо. Я попозже перезвоню ей домой.

Завтра, если тот, с кем он только что разговаривал, вспомнит о звонке, — наверняка решит, что это звонил кто-то из приятелей Тиффани. Ведь он же дал понять, что знает ее домашний номер!

Он надеялся приятно провести часы, оставшиеся до поездки в Йонкерс, но время еле ползло, и он сидел как на иголках — не мог дождаться, когда доберется до нее. Эту встречу он предвкушал с особым нетерпением. Тиффани хорошо его разглядела. И у нее, как у многих людей в ресторанном бизнесе, наверняка хорошая память на лица. Ему просто повезло, что она не выпалила прямо в эфире, что в магазине видела мужчину, покупавшего одно из этих бирюзовых колец.

Он прямо-таки слышал, что ответила бы Чандлер: «Тиффани, вы только что сообщили сведения чрезвычайной важности. Нам нужно встретиться...»

«Слишком поздно, Сьюзен, — подумал он. — Увы, увы!»

А как насчет приятеля Тиффани... как его... Мэтта?

Он постарался восстановить в памяти сцену в лавке Парки. Сам он позвонил заранее — хотел убедиться, что в запасе имеется хотя бы одно кольцо. Входя в магазин, он уже держал в руке точно отсчитанную сумму, включая налог, а Парки, как ему и было велено, уже выложил кольцо на прилавок. Только повернувшись, чтобы уходить, он заметил парочку. Он хорошо запомнил эту минуту — он стоял прямо на виду у девчонки. Она его хорошо рассмотрела. А ее парень? Парень рассматривал всякую дребедень на полках, повернувшись к нему спиной. Слава богу, с ним проблем не будет.

Парки он уже убрал с дороги. К завтрашнему дню о Тиффани тоже можно будет не беспокоиться.

Ему вспомнилась строчка из стихотворения «Разбойник», которое он учил наизусть в детстве: «Я приду к тебе в лунном свете, даже если ад преградит мне путь».

Он мрачно усмехнулся.

54

Вечером в среду, вернувшись из больницы на работу, Джастин Уэллс с ужасом увидел на столе сообщение, гласившее, что он должен позвонить капитану Ши в 19-й участок и обговорить время встречи для обсуждения несчастного случая с его женой. Сообщение заканчивалось фразой, которая почему-то показалась особенно зловещей: «Вы знаете, где нас найти».

Джастин даже мысленно не позволял себе возвращаться к воспоминанию о том кошмарном вечере, когда Кэролин подала на него жалобу в полицию.

«Не надо было угрожать ей убийством, — напомнил он себе, скомкав записку в кулаке. — Я не хотел причинить ей боль, я просто схватил ее за руку, когда она хотела уйти... бросить меня. Я не собирался ломать ей руку... Да это был просто вывих! Это вышло случайно, когда она попыталась вырваться».

Потом она вбежала в спальню, заперлась и вызвала полицию. Дальнейшее показалось ему сплошным кошмаром. На следующий день она оставила ему записку, извещая, что отзывает жалобу и подает на развод. А сама она исчезла.

Он умолял Памелу Гастингс сказать, куда отправилась Кэролин, но та отказалась наотрез. Только когда его осенило позвонить турагенту Кэролин и соврать, что он потерял записку с номером ее телефона, ему стало известно название теплохода, на котором она отправилась в круиз, и связаться с ней.

Все это случилось ровно два года назад.

Одно из обещаний, которые он дал Кэролин в то время, заключалось в том, что он начнет лечиться. Но для него невыносима была сама мысль о том, что придется перед кем-то обнажать душу, даже перед таким внимательным и полным сочувствия слушателем, как доктор Ричардс. Тем дело и кончилось.

Разумеется, Кэролин он ничего не сказал. Она до сих пор думала, что он посещает Ричардса.

Джастин метался по кабинету, вспоминая, как переменилась Кэролин за последние выходные: она стала молчаливой и немного нервной. Он почувствовал, как в душе у него зарождается подозрение. А на прошлой неделе она как-то раз вернулась домой позже обычного: уверяла, что просматривала эскизы с клиенткой из Ист-Хэмптона, заказавшей оформление своего дома.

А в понедельник Барбара, секретарша из приемной, заявила ему в присутствии партнеров, что слышала, как Кэролин звонила по телефону в радиопередачу «Спросите доктора Сьюзен» и рассказывала о парне, с которым познакомилась в круизе, когда собиралась разводиться.

Он позвонил Кэролин и спросил, что все это значит. Теперь-то он понимал, что расстроил ее своим звонком. В тот день после разговора с женой он ушел с работы — мысли бродили черт знает где.

А теперь Кэролин лежала в больнице, все еще в коме, и звала кого-то по имени Уэн. Вроде бы Уэн. Неужели это тот, с кем у нее был роман на теплоходе? — спрашивал себя Джастин.

При мысли об этом он начинал задыхаться. Ему казалось, что он вот-вот взорвется. Он чувствовал, как на лбу выступает пот.

Он разгладил записку и перечитал ее. Надо позвонить капитану Ши. Будет хуже, если капитан сам позвонит ему на работу. И без того уже Барбара косилась с подозрением, когда передавала ему записку.

При мысли о той страшной ночи ему чуть не стало дурно: пришли полицейские, арестовали его, притащили в участок в наручниках, как простого вора.

Джастин поднял трубку, но тут же нажал кнопку, прерывавшую гудок. Потом наконец он оторвал палец от кнопки и заставил себя набрать номер.

* * *
Час спустя он сообщил свое имя дежурному сержанту 19-го участка, всей кожей чувствуя, что полицейские наверняка помнят его в лицо. В этом они поднаторели.

Потом его провели в кабинет капитана Ши, и допрос начался.

— У вас были ссоры с женой после того прошлого случая, мистер Уэллс?

— Ни малейших.

— Где вы были между четырьмя и половиной пятого вечера в понедельник?

— Я гулял.

— Вы заходили домой?

— Да, заходил. А что?

— С женой виделись?

— Ее не было дома.

— Что вы предприняли после этого?

— Вернулся на работу.

— Вы случайно не были на углу Восемьдесят первой улицы и Парк-авеню примерно в четыре пятнадцать?

— Нет, я шел по Пятой авеню.

— Вы были знакомы с покойной Хильдой Джонсон?

— А кто это? — Джастин задумался. — Погодите! Это та женщина, которая говорила, что Кэролин не сама упала, что ее толкнули. Я видел ее по телевизору. Но, мне казалось, никто ей не поверил.

— Да, — тихо подтвердил Ши. — Именно она настаивала, что вашу жену толкнули под колеса. Хильда была очень осторожной женщиной, мистер Уэллс. Она ни за что не впустила бы человека в подъезд своего дома, а потом и в квартиру, не будучи уверенной, что ему можно доверять.

Том Ши наклонился через стол.

— Мистер Уэллс, я хорошо знал Хильду. Она была настоящей чудачкой, местной знаменитостью. Я уверен, что она открыла бы двери мужу женщины, которую, по ее убеждению, толкнули под машину. Она охотно изложила бы свою версию мужу пострадавшей. Вы случайно, не заглядывали с визитом к Хильде Джонсон попозже в тот же вечер, мистер Уэллс?

55

Дональд Ричардс уже ждал в баре ресторана «Палио», когда Сьюзен вошла с десятиминутным опозданием. Он не стал слушать ее извинений.

— Движение в городе ужасное, я сам только что пришел. Надеюсь, вам интересно будет узнать, что моя мать — я у нее сегодня обедал — слушала вашу программу, когда я в ней выступал, и вы произвели на нее сильное впечатление. Она прочитала мне целую лекцию насчет того, что я назначил вам встречу прямо здесь. В ее время джентльмены заезжали за дамой домой и сопровождали ее в ресторан.

Сьюзен засмеялась.

— На Манхэттене сейчас такое движение, что мы успели бы как раз к закрытию ресторанов, если бы вы сначала заехали за мной в Гринвич-Виллидж.

Она огляделась кругом. Бар был полон посетителей. С обеих сторон от подковообразной стойки стояли столики, причем все они были заняты. Великолепная, выдержанная в основном в красных тонах фреска с изображением знаменитых конных скачек в Палио покрывала все четыре стены двухэтажного зала. Свет был приглушенный, атмосфера казалась одновременно уютной и изысканной.

— Я никогда здесь раньше не была. Тут очень мило, — сказала она.

— Я тоже никогда здесь раньше не был, но это место считается весьма престижным. Обеденный зал на втором этаже. — Ричардс назвал свое имя молодой женщине за столиком дежурного администратора. — Заказ подтвержден. Мы можем воспользоваться лифтом, — сказал он Сьюзен.

Она исподтишка изучала Дональда Ричардса, стараясь не показать, насколько велик ее интерес. У него были темно-каштановые, чуть рыжеватые волосы — бабушка Сьюзи называла это «цветом осенней листвы». Он носил широкие очки в простой стальной оправе. Линзы подчеркивали глубину его ясных серо-голубых глаз.

Сьюзен не сомневалась, что он переоделся к ужину. Накануне и в понедельник, когда он приходил в радиостудию, на нем были спортивные брюки и клубный пиджак. Он производил впечатление небрежно одетого профессора. Сегодня он выглядел совершенно иначе: на нем был явно дорогой темно-синий костюм и серебристо-синий галстук.

Лифт пришел. Они вошли в кабину, и, когда двери закрылись, Ричардс сказал:

— Позвольте заметить, вы сегодня прекрасно выглядите. Вам очень идет этот костюм.

— Боюсь, он недостаточно щеголеват для вас, — честно призналась Сьюзен. — В отличие от меня, вы сегодня «ходите щеголем», как сказала бы моя бабушка.

— Уверяю, меня ваш костюм вполне устраивает.

«Вот уже второй раз за пять минут я вспоминаю бабушку Сыози, — подумала Сьюзен. — Что бы это значило?»

Они вышли на втором этаже, где метрдотель приветствовал их и проводил к столику. Когда он спросил, что они будут пить, Сьюзен выбрала шардонне, а Дональд Ричардс заказал сухой мартини.

— Обычно я не начинаю вечер с крепких напитков, — пояснил он, — но сегодня выдался тяжелый день.

«Это из-за того, что пришлось пообедать с матерью?» — мысленно спросила Сьюзен, но тут же напомнила себе, что нельзя проявлять любопытство. Он же психиатр!Моментально заметит любую попытку прощупать его, сколь угодно деликатную.

Ее обуревали десятки вопросов, и она не знала, удастся ли найти «безопасный» способ их задать. Например, почему он так болезненно отреагировал, когда позвонившая в передачу женщина спросила о смерти его жены? И разве не естественно было бы с его стороны признать, что он хорошо знаком с круизными теплоходами, когда Сьюзен заговорила об исчезновении Регины Клаузен во время круиза? И, кстати, согласно биографической справке, Ричардс предпочитал всем другим судам «Габриэль» — тот самый теплоход, на котором плыла Регина. Надо заставить его рассказать об этом.

Наилучший способ направить разговор в нужное русло — обезоружить собеседника, напомнила она себе, заставить его почувствовать себя свободным. Сьюзен тепло улыбнулась ему через стол.

— Сегодня позвонила одна слушательница и сказала, что после вашего выступления она купила вашу книгу и теперь читает ее запоем.

Ричардс улыбнулся в ответ.

— Я ее слышал. У этой женщины, безусловно, хороший вкус.

«Слышал? — удивилась Сьюзен. — Занятые работой психиатры обычно не слушают утренние передачи для домохозяек».

Им подали напитки. Ричардс поднял свой бокал, салютуя ей.

— Спасибо за приятную компанию.

Сьюзен прекрасно знала, что такие вещи люди обычно говорят друг другу за коктейлем. И все же ей показалось, что за обычным комплиментом кроется нечто большее: он вложил в свои слова слишком много пыла, при этом глаза прищурились, будто он изучал ее под микроскопом.

— Доктор Сьюзен, — начал он, — я собираюсь сделать признание. Я читал о вас в Интернете.

«Значит, нас уже двое, — подумала Сьюзен. — Что ж, признание — это, по крайней мере, честно».

— Вы выросли в Уэстчестере? — спросил он.

— Да. В Ларчмонте, а потом в Рэе. Но моя бабушка всю жизнь прожила в Гринвич-Виллидж, и в детстве я часто ездила к ней на выходные. Мне там ужасно нравилось. В отличие от сестры я никогда не увлекалась светской жизнью и загородным клубом.

— А родители?

— Развелись три года назад. К сожалению, это не было «расставанием по взаимному согласию». Отец познакомился с другой женщиной и влюбился без памяти. Мать была в отчаянии и прошла через все стадии — от разбитого сердца до жажды мести, озлобленности и самобичевания. Если я что-то упустила, заполните пробелы сами.

— А что вы чувствовали?

— Мне было грустно. Мы были дружной, счастливой семьей... во всяком случае, мне так казалось. Нам было весело вместе. Мы любили друг друга. После развода все изменилось... все. Иногда кажется, что мы были пассажирами корабля, налетевшего на риф. Все спаслись, но каждый оказался в отдельной шлюпке.

Она вдруг осознала, что сказала куда больше, чем собиралась, и с облегчением перевела дух, когда он переменил тему.

— Мне давно хотелось спросить, — продолжал он, — что заставило вас бросить работу заместителя окружного прокурора и вернуться в университет для получения докторской степени по психологии? Этот вопрос показался Сьюзен легким.

— Ну... я вдруг почувствовала, что чего-то не хватает. Некоторые люди — закоренелые преступники, и я получала истинное удовлетворение, сажая их за решетку. Но был случай, когда я выступала в суде по делу женщины, убившей своего мужа, потому что он собирался ее бросить. Ей дали пятнадцать лет. Никогда не забуду ее лица. Она была ошеломлена, когда услышала приговор, она никак не могла поверить. А я подумала, что если бы ее остановили вовремя, если бы кто-то помог ей освободиться от гнева, пока он не уничтожил ее...

— Сильное горе может вызвать страшный гнев, — тихо заметил Ричардс. — Теперь я понимаю: позже вы видели свою мать в точно такой же ситуации и поняли, что она тоже могла оказаться на скамье подсудимых.

Сьюзен кивнула.

— В первое время после развода моя мать представляла опасность и для себя, и для окружающих, во всяком случае для отца, судя по тому, как она о нем говорила. Я сделала все возможное, чтобы помочь ей. Иногда я скучаю по работе в суде, но не сомневаюсь в своем решении. Я сделала правильный выбор. А как насчет вас? Что заставило вас избрать это поле деятельности?

— Я всегда хотел стать врачом. В медицинском институте я понял, до какой степени особенности работы сознания влияют на физическое здоровье, и выбрал специализацию в психиатрии.

Метрдотель принес им меню. Несколько минут было потрачено на обсуждение сравнительных достоинств различных блюд, потом они сделали заказ.

Сьюзен надеялась использовать перерыв в разговоре, чтобы сделать Ричардса центральной темой обсуждения, но он тотчас же вернулся к ее передаче.

— Моя мать еще кое о чем спросила сегодня, — заговорил он как будто мимоходом. — Карен, та женщина, что звонила в понедельник... Она с вами больше так и не связалась?

— Нет, — ответила Сьюзен.

Дональд Ричардс отломил кусочек булки.

— А ваш продюсер послал Джастину Уэллсу запись той передачи?

Такого вопроса Сьюзен не ожидала.

— А вы знакомы с Джастином Уэллсом? — спросила она, не удержав прорвавшегося в голосе удивления.

— Я с ним знаком.

— Лично или профессионально?

— Профессионально.

— Вы лечили его от навязчивой и опасной ревности к жене?

— Почему вы об этом спрашиваете?

— Потому что если ответ — «да», я считаю, что ваш моральный долг — сообщить все, что о нем известно, полиции. Хотя Карен так и не пришла и больше не звонила, я о ней узнала кое-что еще. Выяснилось, что женщина, назвавшая себя Карен, — жена Джастина Уэллса, ее настоящее имя — Кэролин, и она то ли сама упала, то ли ее толкнули под колеса автофургона через несколько часов после разговора со мной.

Казалось, ее слова не столько поразили Дональда Ричардса, сколько заставили задуматься.

— Боюсь, вы правы: мне действительно стоит пойти в полицию, — мрачно ответил он.

— Расследованием занимается капитан Ши из 19-го участка, — сказала Сьюзен.

«Я была права, — подумала она. — Прослеживается очевидная связь между тем, что случилось с Кэролин Уэллс, и ее звонком ко мне. Это ревность мужа».

Она вспомнила о бирюзовом колечке с сентиментальной надписью. Тот факт, что Тиффани из Йонкерса получила в подарок похожее кольцо, купленное в Гринвич-Виллидж, сам по себе, вероятно, ничего не значил. Как и пластмассовые статуи Свободы, вырезанные из кости Тадж-Махалы или медальоны сердечком, такие кольца были непременной принадлежностью сувенирных лавок.

— Как салат? — осведомился Ричардс.

Было ясно, что он опять хочет сменить тему. «Ну и слава богу, — подумала она. — Профессиональная этика».

— Отличный. Кстати, я вам рассказала о себе, а как же вы? У вас есть братья? Сестры?

— Нет, я единственный. Вырос на Манхэттене. Отец умер десять лет назад, и тогда мать решила навсегда поселиться в Таксидо-парке. Она художница, причем очень хорошая, я бы сказал, отличная. Отец был прирожденным моряком и брал меня с собой на яхте.

Сьюзен мысленно скрестила пальцы на счастье.

— Я с интересом узнала, что вы взяли академический отпуск, когда учились в колледже, и целый год проработали помощником директора круиза. Сказалось влияние вашего отца, я полагаю?

Он весело усмехнулся.

— Мы оба черпаем информацию из Интернета, да? Я хорошо провел тот год. Совершил кругосветный круиз, изучил все основные порты. Потом стал забираться в более отдаленные места, укромные уголки. Словом, облазил весь глобус вдоль и поперек.

— В чем, собственно, заключаются обязанности помощника директора круиза?

— Помощь в организации и координации мероприятий на борту. От составления расписания работы штатных эстрадников, развлекающих публику, обеспечения их всем необходимым для выступления — до проведения игры в бинго и подготовки костюмированных балов. Помощник директора круиза сглаживает возникающие шероховатости. Выявляет одиноких и тоскующих пассажиров, старается вывести их из хандры. В общем, прислуга на все руки.

— В вашей биографической справке я прочла, что вы познакомились со своей женой на «Габриэль». Кроме того, там говорится, что это ваш любимый корабль. С борта именно этого корабля пропала без вести Регина Клаузен.

— Да. Я с ней, конечно, никогда не встречался, но прекрасно понимаю, почему ей рекомендовали для поездки именно «Габриэль». Это прекрасный корабль.

— Если бы вы знали об исчезновении Регины Клаузен, вы включили бы ее случай в вашу книгу? — Она надеялась, что вопрос не покажется ему «наводящим».

— Нет, не думаю.

«Скоро настанет момент, когда он попросит меня прекратить допрос, но пока постараюсь выжать из него все возможное».

— Мне хотелось спросить, — продолжала она, — что навело вас на мысль о написании «Пропавших женщин»?

— Шесть лет назад у меня был пациент, у которого пропала жена. В один злосчастный день она просто не вернулась домой. Он перебрал все мыслимые и немыслимые возможности: что ее похитили и держат где-то в заложниках, что она потеряла память и бродит неизвестно где, что ее убили.

— Ему удалось узнать, что с ней произошло на самом деле?

— Два года назад. Дорога, ведущая к их дому, огибает озеро. Кто-то выбрал это озеро для занятий подводным плаванием и обнаружил машину — как выяснилось, ее машину — на дне. Она была в салоне. Вероятно, не вписалась в поворот.

— И что стало с мужем?

— Его жизнь переменилась. На следующий год он снова женился, и сейчас его просто не узнать. Того человека, что когда-то обратился ко мне за помощью, больше нет. И вот что меня больше всего поразило: когда теряешь того, кого любишь, самое мучительное — не знать, что случилось с ней... или с ним. Вот это и навело меня на мысль об изучении других дел о бесследно пропавших женщинах.

— Как вы отбирали случаи для своей книги?

— Я очень скоро понял, что чаще всего в основе исчезновения лежит преступление. Исходя из этого, я стал смотреть, каким образом женщины попадают в те или иные ситуации, ну а потом предложил несколько советов, как этих ситуаций избежать, чтобы ничего подобного больше ни с кем не случилось.

Во время разговора со стола убрали тарелки из-под закусок и подали горячее. За едой Сьюзен продолжала задавать серьезные вопросы, перемежая их вежливыми замечаниями о поданных блюдах (превосходных) и о других нью-йоркских ресторанах (Нью-Йорк — это праздник для тех, кто любит поесть).

Дон Ричардс доел свою дуврскую камбалу до последнего кусочка и откинулся на спинку стула.

— Мне показалось, что это был вечер вопросов и ответов, причем экзаменуемым был я, — добродушно усмехнулся он. — Я рассказал вам о себе. Давайте для разнообразия поговорим о вас, Сьюзен. Как я уже сказал, я моряк. А вы какой спорт предпочитаете?

— Я много катаюсь на лыжах, — ответила Сьюзен. — Мой отец был первоклассным горнолыжником, он и меня научил. Вы говорите, что ваш отец брал вас с собой в плавание. Так и мой брал меня с собой, когда ездил на лыжные курорты. Мать не выносит холода, и сестра тоже, лыжный спорт ее не интересовал, поэтому у нас с отцом была масса времени друг для друга.

— Вы все еще катаетесь вместе?

— Нет, боюсь, он навсегда забросил лыжи.

— С тех пор, как женился во второй раз?

— Да, примерно в это время.

Сьюзен порадовалась, что как раз в эту минуту к столику подошел официант с десертным меню. Ей хотелось побольше узнать о Дональде Ричардсе, и вот пожалуйста — приходится отвечать на вопросы о себе.

Они единодушно решили отказаться от десерта и заказали кофе. Когда кофе был подан, Ричардс заговорил о Тиффани.

— Грустно было слушать ее сегодня. Она страшно уязвима, вы не находите?

— Я думаю, она отчаянно нуждается в любви. Ей нужно влюбиться, нужно, чтобы ее любили, — согласилась Сьюзен. — Похоже, этот Мэтт для нее — единственный свет в окошке. У нее ни с кем не было более серьезных отношений. Он для нее воплощение того, что ей нужно. Романтической мечты.

Ричардс кивнул.

— Держу пари, если этот Мэтт и позвонит ей, он не станет благодарить ее за то, что она раздула по радио целую историю из пустячного сувенирного колечка, которое он ей подарил в минутном порыве. Подобные вещи отпугивают мужчин.

«Он что, старается преуменьшить значение кольца?» — спросила себя Сьюзен. В памяти у нее всплыли слова песни «Ты мне принадлежишь»:

Любуйся пирамидами на берегах Нила,

Встречай рассвет на тропическом острове...

Когда они вышли из ресторана, Ричардс подозвал такси. Они сели в машину, и он дал шоферу ее адрес. Потом робко взглянул на нее.

— Я не умею читать мысли. В телефонной книге вы значитесь как С. К. Чандлер. Что означает это "К"?

— Коннелли. Девичья фамилия матери.

Когда они доехали до ее дома, он велел шоферу подождать, а сам пошел провожать ее до дверей квартиры.

— Ваша мать может вами гордиться, — сказала Сьюзен. — Вы безупречный джентльмен.

Она вспомнила об Алексе Райте, который всего два дня назад сделал то же самое. Два безупречных джентльмена за три дня. Неплохо.

Ричардс взял ее за руку.

— Кажется, я уже поблагодарил вас за приятную компанию в самом начале вечера. Теперь я хочу поблагодарить вас еще более горячо. — Он внимательно заглянул ей в глаза и добавил: — Не бойтесь комплиментов, Сьюзен. Вы их боитесь, я же вижу. Спокойной ночи.

Он ушел. Сьюзен заперла дверь на оба замка и на минуту прислонилась к ней, пытаясь разобраться в своих чувствах. Потом она подошла к телефону и взглянула на автоответчик. Ей поступило два сообщения. Первое было от матери: «Позвони мне в любое время до полуночи».

Было без четверти одиннадцать. Не прослушав второе сообщение и скрестив пальцы, чтобы ничего страшного не стряслось, Сьюзен начала набирать номер.

Мать явно нервничала, это было заметно даже по голосу, когда она, едва ответив на приветствие Сьюзен, начала объяснять причину своего звонка.

— Сьюзен, я знаю, это безумие, — проговорила она, заикаясь, — но у меня такое ощущение, будто меня заставляют выбирать между двумя дочерьми...

Сьюзен выслушала сбивчивый рассказ матери о том, что она очень понравилась Алексу Райту на воскресной вечеринке, хотя Бинки намеревалась познакомить его с Ди.

— Мы знаем, что Ди страдает от одиночества, места себе не находит, но я не хочу, чтобы она прервала отношения, которые могут быть для тебя важны.

Голос матери прервался. Этот разговор давался ей с большим трудом.

— Ты не хочешь, чтобы Ди снова вмешалась и отбила человека, проявившего интерес ко мне. Я тебя правильно поняла, мама? Послушай. Я провела очень приятный вечер с Алексом Райтом, но этим все и заканчивается. Насколько мне известно, Ди ему звонила. По правде говоря, он пригласил ее присоединиться к нам на благотворительном приеме в субботу. Я не соперничаю с сестрой. Когда встречу подходящего человека, мы оба это поймем, и мне не придется беспокоиться о том, что он сбежит, как только сестра поманит его пальчиком. Потому что, если он такой слабый, он мне не нужен.

— Ты хочешь сказать, что я приняла бы назад твоего отца? — возмутилась ее мать.

— Нет, с чего ты взяла? — спросила Сьюзен. — Я прекрасно понимаю, как тебе тяжело из-за того, что сделал отец. Я тоже переживаю. Когда предают доверие, для многих, и для меня тоже, это смертельный удар по отношениям, это конец. Но здесь по-другому. У меня было ровным счетом одно свидание с Алексом. Может, во второй раз нам будет скучно до смерти друг с другом.

— Просто постарайся понять, что бедная Ди очень несчастна, — умоляюще проговорила мать. — Она сегодня позвонила и сказала, что переезжает обратно в Нью-Йорк. Она скучает без нас, устала от модельного бизнеса. Твой отец купил ей путевку в круиз на следующей неделе. Надеюсь, она там немного развеется.

— Я тоже на это надеюсь. Ладно, мам, я тебе на днях перезвоню.

Наконец она прослушала второе сообщение. Оно было от Алекса Райта: "У меня сорвался деловой ужин, и я набрался наглости снова пригласить вас в последний момент. Знаю, это говорит о том, что у меня скверные манеры, но мне очень хочется снова вас увидеть. Я позвоню завтра ".

Сьюзен с улыбкой перемотала пленку и прослушала сообщение с начала. «Вот вам комплимент, доктор Ричардс, от которого я не откажусь, — подумала она. — И я очень, ну просто очень рада, что Ди отправляется в круиз на следующей неделе».

* * *
Лишь гораздо позже, когда Сьюзен уже легла и начала засыпать, она вспомнила, что собиралась позвонить Тиффани в «Грот». Просто необходимо убедить эту несчастную девочку прийти и по крайней мере сравнить ее бирюзовое кольцо с тем, что было найдено среди вещей Регины Клаузен. Включив свет, она посмотрела на часы. Было без четверти двенадцать.

«Может, я ее еще застану, — сказала себе Сьюзен. — Может, если я приглашу ее прийти завтра в студию, а потом пообещаю угостить завтраком, она согласится».

Позвонив в справочную, она разузнала номер «Грота» и набрала его. К телефону долго никто не подходил. Наконец трубку на том конце сняли, и кто-то рявкнул в нее:

— "Грот"!

Сьюзен попросила к телефону Тиффани и подождала еще несколько минут, пока та не подошла. Не успела Сьюзен представиться, как Тиффани взорвалась:

— Доктор Сьюзен, я больше ни слова не желаю слышать об этом дурацком кольце! Мне позвонила мать Мэтта и сказала, чтоб я перестала о нем говорить, сказала, что он женится! Ну так вот: я взяла и выбросила это проклятое кольцо! Не хочу вас обидеть, но теперь жалею, что слушала вашу передачу в тот день. И я жалею, что мы с Мэттом вообще зашли в эту дурацкую лавку! А больше всего жалею, что мы развесили уши и стали слушать, когда хозяин этой чертовой лавчонки сказал, что тип, который только что там был, специально покупает такие кольца для своих многочисленных подружек.

Сьюзен выпрямилась в постели.

— Тиффани, это очень важно. Вы видели этого человека?

— Конечно, видела. Душка. Шикарный тип, высший класс. Не то что Мэтт.

— Тиффани, мне необходимо с вами поговорить. Приезжайте завтра в город. Я угощу вас ленчем и... скажите мне, пожалуйста, нельзя ли найти ваше кольцо?

— Доктор Сьюзен, сейчас оно уже погребено под тоннами куриных костей и объедков пиццы, и там ему самое место. Я больше не хочу об этом говорить. Я чувствую себя последней идиоткой — надо же было рассказать всему свету, какой Мэтт замечательный! Да он просто ублюдок! Слушайте, мне надо идти. Шеф косо смотрит.

— Тиффани, вы помните, где именно купили кольцо? — умоляюще спросила Сьюзен.

— Говорю же вам, в Гринвич-Виллидж. Помню, что там недалеко станция метро. И еще я точно помню, что как раз напротив лавки был большой порномагазин. Мне пора. До свидания, доктор Сьюзен.

К этому времени Сьюзен уже полностью проснулась. Она медленно опустила трубку на рычаг. Тиффани выбросила свое кольцо, и с этим уже ничего не поделаешь, но она запомнила человека, который купил несколько таких колец. «Я собиралась звонить Крису Райану, чтобы он проверил Дугласа Лейтона, — подумала она. — Дам-ка я ему заодно домашний телефон Тиффани. А если он занят, завтра вечером я буду сидеть в „Гроте“ и пробовать лучшую итальянскую кухню в Йонкерсе».

56

Тиффани сумела продержаться до конца смены, сохраняя свою обычную задорную манеру и отпуская шутки. Ей помогло то, что «Грот» был переполнен, и у нее не осталось времени для размышлений. Лишь пару раз, когда ей нужно было в туалет и приходилось смотреть на свое отражение в зеркале, обида и гнев возвращались, грозя затопить ее.

Около одиннадцати вечера зашел какой-то тип и сел у стойки бара. Тиффани чувствовала, что он раздевает ее глазами всякий раз, как она проходит мимо по дороге к столикам.

«Ублюдок», — подумала она.

Без двадцати двенадцать он схватил ее за руку и пригласил выпить с ним у него дома, когда она освободится.

— Отвали, гнида! — посоветовала она ему.

— Чего выпендриваешься-то? — И он стиснул ей руку с такой силой, что она невольно вскрикнула от боли.

— А ну не трожь ее! — Бармен Джоуи пулей вылетел из-за стойки бара. — И вообще, хватит с вас на сегодня, мистер, — добавил он. — Платите по счету и выметайтесь отсюда.

Ублюдок встал. Он был крупный, но не крупнее Джоуи. Оценив расстановку сил, он швырнул на стойку несколько кредиток и ушел.

Сразу после этого позвонила доктор Сьюзен и опять напомнила Тиффани о том, до чего же паршиво на душе. «Все, пойду домой и залезу с головой под одеяло», — сказала она себе, повесив трубку.

Без пяти двенадцать Джоуи подозвал Тиффани.

— Слушай, детка, когда будешь уходить, я провожу тебя до машины. Может, этот сукин сын околачивается где-то снаружи.

Но как раз в тот момент, когда Тиффани застегивала пальто, собираясь уходить, в бар ворвалась кегельная команда, и Джоуи пришлось их обслуживать. Тиффани поняла, что в ближайшие десять минут он не освободится.

— Ладно, Джоуи, увидимся завтра. Ничего со мной не случится, — бросила она на прощание и выбежала наружу.

Только на дворе она вспомнила, что ее машина осталась в самом дальнем конце стоянки. «Вот черт, — подумала Тиффани. — Если этот сукин сын и вправду где-то тут ошибается, у меня могут быть проблемы». Она внимательно оглядела стоянку. На стоянке был только один человек. Похоже, он как раз вышел из машины и собирался заглянуть в бар. Впрочем, даже при скудном освещении Тиффани разглядела, что он не похож на недоумка, который приставал к ней в ресторане. Он был выше ростом, да и потоньше.

И все же что-то ее насторожило — хотелось поскорее оказаться подальше от этой проклятой стоянки. Торопливо пересекая асфальтовую площадку, она на ходу нащупала в сумке ключи. Пальцы обхватили связку, и она почти добралась до машины.

Вдруг тот тип, которого она видела на другом конце стоянки, оказался прямо перед ней. И в руке у него было зажато что-то блестящее. Нож! При мысли об этом Тиффани замерла.

«Нет! — подумала она, увидев, что он двинулся к ней, и не веря своим глазам. — За что?» В голове не укладывалось, что все это происходит наяву.

— Прошу вас, — пролепетала она, — не надо!

Тиффани успела различить лицо нападающего, и превосходная память подсказала ей, что убийца — тот самый шикарный тип, которого она мельком видела в Гринвич-Виллидж, в сувенирной лавке. Тот самый, который покупал кольца с надписью «Ты мне принадлежишь».

57

Возвращаясь назад в город по скоростному шоссе, пересекавшему Бронкс, он чувствовал, что с него градом катится пот. Он еле успел. Он как раз перешагнул через низенькую стенку, отделявшую стоянку «Грота» от территории бензоколонки, к счастью, не работавшей, когда до него донесся голос какого-то парня, громко звавшего Тиффани.

Машину он поставил на другой стороне от заправочных колонок. Ему повезло: земля там шла слегка под уклон, не пришлось включать мотор, пока он не подъехал прямо к дороге. Оказавшись на шоссе, он свернул направо и влился в поток движения. Вроде бы все в порядке, никто его не видел.

На следующей неделе все будет кончено, напомнил он себе. Он выберет ту, которая «войдет в джунгли, пронизанные дождем», и его миссия будет завершена.

Вероника — такая доверчивая! — стала первой. Теперь она похоронена в Египте: «Любуйся пирамидами на берегах Нила».

Регина. Ее доверие он завоевал на Бали: «Встречай рассвет на тропическом острове».

Констанция, заменившая Кэролин в Алжире: «Сходи на восточный базар в старом Алжире».

«Облети океан на серебристом лайнере». Он вспомнил Монику, застенчивую наследницу миллионов, с которой познакомился во время трансатлантического перелета в Лондон. Вспомнил, как говорил ей о крыле самолета, сверкающем серебром в солнечных лучах.

Разумеется, кольца были ошибкой. Теперь он это ясно сознавал. Это была его маленькая шутка, как и связь между именами, которыми он пользовался в своих особых поездках. Надо было держать свои шутки при себе.

Но Парки, который делал кольца, уже вне игры. А теперь вышла из игры и Тиффани, видевшая, как он покупал одно из них. Он был уверен, что, как и Кэролин, она узнала его перед самым концом. Это понятно: Тиффани хорошо разглядела его в сувенирной лавке, причем в его повседневном виде. И все же становилось не по себе при мысли о том, что даже в скудном освещении на автостоянке она сумела его узнать.

Перышки на ветру. Ему никогда не собрать их все, но он уверял себя, что их унесет ветром и никто не заметит. Сколько бы он ни старался держаться подальше от объективов фотокамер, наверняка на заднем плане каких-то фотографий, снятых на круизных судах, он запечатлен, это неизбежно. Люди по всему миру вставляют такие фотографии в рамочки, хранят их, чтобы вспоминать свои сказочные каникулы... И сейчас эти фотографии пылятся на бесчисленных комодах в спальнях и на стенах в кабинетах, никто не обращает на них внимания... Такая картина представлялась ему и забавной, и в то же время пугающей.

Кэролин Уэллс собиралась послать фото, на котором он был запечатлен, доктору Сьюзен Чандлер. Он едва успел ее перехватить, и мысль о том, что он был на волосок от гибели, до сих пор приводила в трепет. Он прямо-таки видел, как Сьюзен распечатывает конверт, узнаёт его, и глаза у нее округляются от изумления и ужаса.

Ну вот наконец-то и его гараж. Он съехал по пандусу, остановился, вышел из машины и кивнул дежурному, который приветствовал его с искренней теплотой, приберегаемой только для постоянных клиентов. Был уже почти час ночи. Короткое расстояние, отделявшее гараж от дома, он прошел пешком, с наслаждением ощущая на лице дыхание холодного, бодрящего ветра.

«Через неделю все будет кончено, — обещал он себе. — К тому времени мне останется преодолеть последний отрезок долгого пути. Сьюзен Чандлер придется устранить, после чего я отправлюсь в свой последний круиз».

Он был уверен, что, как только миссия завершится, огонь, пожирающий его изнутри, погаснет и он наконец-то вырвется на свободу. Он станет именно таким человеком, каким его всегда хотела видеть мать.

58

Ранним утром в четверг Памела Гастингс заехала в больницу проведать Кэролин Уэллс в надежде, что сейчас ей сообщат о значительном улучшении. Увы, ей сказали, что состояние подруги не изменилось.

— Она опять звала «Уэна», — сказала Глэдис, старшая сестра утренней смены. — Только на этот раз мне показалось, что она сказала: «О, Уэн!» Как будто хотела поговорить с ним.

— Ее муж слышал, когда она это сказала, Глэдис?

— Нет. Он вчера после обеда как ушел, так больше не возвращался.

— Не возвращался? — переспросила ошеломленная Памела. — А вы не знаете, он звонил? Может, он заболел?

— Он не давал о себе знать.

— Этого не может быть, — пробормотала Памела. — Я ему позвоню. Можно повидать Кэролин?

— Конечно.

После аварии прошло всего два с половиной дня, а Памела уже так освоилась в отделении интенсивной терапии, словно провела тут полжизни. Вчера кровать, на которой лежал старик, поступивший с обширным инфарктом, была обнесена ширмами. Сегодня она была пуста. Памела решила ни о чем не спрашивать. Она не сомневалась, что ночью старик умер.

Не закрытая бинтами часть лица Кэролин в это утро казалась еще более распухшей, чем вчера, синяки потемнели. У Памелы по-прежнему не укладывалось в голове, что эта женщина, спеленатая бинтами как мумия, подключенная к трубкам, — ее очаровательная, веселая, жизнерадостная подруга.

Руки Кэролин лежали поверх одеяла. Памела сплела свои пальцы с ее, обратив внимание на то, что с безымянного пальца Кэролин исчезло простое золотое венчальное кольцо без камня. Это наблюдение заставило ее вспомнить о том, что Кэролин никогда не злоупотребляла драгоценностями. У нее было несколько красивых брошей и подходящих к ним серег, да старинная нитка жемчуга, доставшаяся от бабушки. Больше она никогда ничего не носила.

— Кэролин, — тихо сказала Памела, — это я, Пам. Просто хотела узнать, как ты тут. Все о тебе спрашивают. Как только почувствуешь себя лучше, у тебя соберется вся гоп-компания. Мы с Вики и Линн уже готовим вечеринку по случаю твоего выздоровления. Шампанское, икра, лососина — все, чего душа пожелает. «Банда четырех» умеет пировать на широкую ногу. Верно?

Памела сознавала, что несет чепуху, но ей сказали, что Кэролин, возможно, слышит ее. Ей не хотелось говорить о Джастине. Пришло в голову, что если Джастин толкнул Кэролин под колеса и если Кэролин об этом знает, то ей невыносимо слышать его голос и ощущать само его присутствие.

«Но я не знаю, чем тут можно помочь, — подумала Памела. — Если бы только она пришла в сознание... хоть на минутку!»

— Мне пора, Кэр, — сказала она вслух, — но я еще вернусь. Целую.

Она коснулась губами щеки Кэролин, но никакого ответа не почувствовала.

Утирая слезы тыльной стороной ладони, Памела покинула отделение интенсивной терапии. Проходя мимо комнаты ожидания, она с удивлением увидела Джастина. Он сидел на стуле, ссутулившись, весь поникший. Он был небрит, в той же одежде, что вчера. Их глаза встретились, и он вышел в коридор.

— Кэролин тебе что-нибудь сказала? — спросил он с надеждой.

— Нет, она ничего не сказала. Джастин, ради всего святого, что происходит? Почему ты не вернулся сюда вчера?

Он помедлил, ответил не сразу.

— Потому что полиция считает, что это я толкнул Кэролин под машину, хотя формально меня еще ни в чем не обвинили. — Он твердо выдержал пристальный взгляд Памелы. — Ты шокирована, да, Пам? Шокирована, но не удивлена. Тебе такая возможность тоже приходила в голову, верно?

Вдруг его лицо исказилось гримасой боли, и он разрыдался.

— Неужели никто не понимает, что я к ней чувствую?

Овладев собой, он покачал головой и указал пальцем в сторону палат интенсивной терапии.

— Больше я туда не пойду. Если Кэролин кто-то толкнул и она ощутила это, она и сама могла решить, что это я. Но у меня только один вопрос: если у нее действительно роман с этим парнем, с этим «Уэном», которого она все время зовет, тогда почему, черт побери, он не пришел ее проведать?

59

Проработав в ФБР тридцать лет, Крис Райан ушел на пенсию и открыл собственное небольшое сыскное агентство на Пятьдесят второй улице. Теперь ему было шестьдесят девять лет, его густая и пышная шевелюра поседела, крепко сбитое тело несколько отяжелело, но лицо сохранило добродушное выражение, и голубые глаза смотрели по-прежнему дружелюбно. Другими словами, он был идеальным кандидатом на роль Санта-Клауса в начальной школе, где учились его внуки.

Все любили его за покладистый характер и острое, приправленное сарказмом чувство юмора, а у тех, кому приходилось сталкиваться с ним по делу, к этому добавлялось восхищение его профессиональными качествами.

Он подружился со Сьюзен, когда семья жертвы одного убийства, не доверяя полиции, наняла его для независимого расследования. Сьюзен участвовала в этом деле как заместитель окружного прокурора. Крис поделился с ней добытой информацией, благодаря которой она заставила убийцу сознаться.

Когда она сказала ему о своем решении уйти с работы в прокуратуре и снова начать учиться, Райан поначалу просто онемел.

— Здесь твое место, — сказал он, когда к нему вернулся дар речи. — Ты рождена для работы в суде. Почему ты решила терять время, выслушивая нытье кучки избалованных бездельников?

— Поверь мне, все сводится не только к этому, Крис, — со смехом ответила тогда Сьюзен.

Раз в несколько месяцев они по-прежнему встречались за ужином, поэтому, когда Сьюзен позвонила в четверг утром, Крис страшно обрадовался.

— Тебе нужен бесплатный обед? — добродушно спросил он. — В квартале от меня открыли новую точку: отличные бифштексы. На углу Сорок девятой и Третьей авеню. С удовольствием помогу тебе повысить уровень холестерина. Когда встречаемся?

— Хорошие бифштексы, говоришь? На углу Сорок девятой и Третьей? Насколько мне известно, это заведение находится там последние семьдесят лет, — засмеялась Сьюзен. — И некоторые люди говорят, что оно принадлежит тебе. Конечно, я с удовольствием. Но сначала я хочу попросить тебя об услуге, Крис. Мне надо кое-кого по-быстрому проверить.

— Кого?

— Адвоката. Его зовут Дуглас Лейтон. Он работает в фирме Хьюберта Марча с компаньонами. Фирма занимается юридическими аспектами инвестирования, а Лейтон, кроме того, является распорядителем Семейного фонда Клаузенов.

— Судя по всему, он человек преуспевающий. Ты что, замуж за него собираешься?

— Нет, не собираюсь.

Райан откинулся на спинку кресла на колесиках, пока Сьюзен сообщала ему основные факты и объясняла, почему Джейн Клаузен поделилась с ней своими сомнениями относительно Лейтона. Потом он внимательно выслушал рассказ Сьюзен обо всем, что произошло после передачи в понедельник.

— И ты говоришь, что парень проделал фокус с исчезновением, пока вы ждали появления этой Карен в приемной?

— Вот именно. А на следующий день Лейтон заявил миссис Клаузен, что был знаком с ее дочерью, хотя раньше он всегда это отрицал.

— Я этим займусь, — заверил Райан. — Что-то в последнее время ничего интересного не попадалось. Проверяю кандидатов в мужья для нервных невест. В наше время никто никому не доверяет. — Он достал блокнот и ручку. — Все, время пошло. Счет послать миссис Клаузен?

— Боюсь, все не так просто, — в замешательстве ответила Сьюзен. — Сегодня утром я обнаружила сообщение от миссис Клаузен на своем автоответчике. Она сказала, что ей предстоит пройти новый курс химиотерапии, но она считает, что поступила несправедливо, поделившись со мной подозрениями насчег Лейтона. Она прямо не сказала, но ясно дала понять, что мне надо забыть об этом. А я не могу. Я вовсе не считаю, что она была несправедлива, и... я беспокоюсь о ней. Поэтому пришли счет мне.

Крис Райан застонал.

— Слава богу, я на пенсии. Первого числа каждого месяца я целую портрет Джона Эдгара Гувера[20]. Ладно, считай, что дело сделано. Я тебе перезвоню, Сьюзи.

60

Леа, секретарша Дугласа Лейтона, строгая, деловитая женщина лет за пятьдесят, окинула босса неодобрительным взглядом. «Выглядит так, будто всю ночь где-то шлялся», — подумала она, когда Лейтон прошел мимо, на ходу пробормотав дежурное приветствие.

Не задавая вопросов, она подошла к кофеварке, налила ему чашку, постучала в дверь кабинета и открыла, не дожидаясь ответа.

— Не хочу вас баловать, Даг, но вид у вас такой, что чашка кофе вам не помешает.

Было ясно, что в этот день ему не до дружеских подначек. В голосе прозвучало раздражение, когда он ответил:

— Я знаю, Леа. Вы единственная ассистентка, готовящая кофе для босса.

Она собиралась сказать, что вид у него измученный, но решила, что и без того уже сказано достаточно. «А еще, судя по виду, он слишком много заложил за галстук, — подумала она. — Ему бы последить за собой. Здесь такого не прощают».

— Скажите, когда налить еще, — сухо бросила она, поставив перед ним чашку.

— Леа, миссис Клаузен опять легла в больницу, — тихо сообщил Даг. — Я видел ее вчера вечером. Думаю, ей недолго осталось.

— О, мне очень жаль. — Леа вдруг почувствовала себя виноватой. Она знала, что для Дага Джейн Клаузен значит больше, чем просто клиентка. — Но вы все-таки отправляетесь в Гватемалу на следующей неделе?

— Да, безусловно. Но я не стану ждать: устрою ей сюрприз еще до отъезда, хотя вообще-то я собирался ее порадовать после возвращения с докладом.

— Сиротский приют?

— Да. Она не представляет себе, как быстро они работают: уже закончили ремонт и пристроили новое крыло. Мистер Марч согласен со мной: ей приятно будет увидеть новую пристройку. Она еще не знает, что люди, управляющие приютом, буквально умоляют нас назвать новое крыло в честь Регины.

— Это, конечно, была ваша идея, Даг?

— Ну, может быть, — улыбнулся он. — Мне, безусловно, принадлежала идея не только согласиться переименовать приют, но и устроить сюрприз для миссис Клаузен. Хотя инаугурация состоится только на будущей неделе, я считаю, что нам не следует с этим тянуть. Надо показать ей фотографии немедленно. Дайте мне папку, пожалуйста.

Они стали вместе изучать снимки восемь на десять дюймов[21], запечатлевшие ход работ над новым крылом детского дома. На последнем было изображено уже полностью законченное здание — красивое, прочное строение в форме буквы Г с выбеленными стенами под зеленой черепичной крышей.

— Здесь есть место еще для двухсот детей, — сказал Даг. — Плюс клиника, экипированная по всем правилам. Вы не представляете, сколько детей прибывает туда с диагнозом «острое недоедание». А теперь я предлагаю выстроить на той же территории гостиничный комплекс, чтобы будущие родители могли проводить время с детьми, которых они возьмут на усыновление.

Он выдвинул ящик стола.

— А вот дорожный указатель с вывеской; мы его торжественно откроем во время инаугурации. Он будет помещен здесь, — и Даг ткнул пальцем в передний край лужайки перед зданием. — Его будет хорошо видно с дороги при повороте на подъездную аллею.

Он понизил голос.

— Я собирался заказать местному художнику картину после инаугурации, но, думаю, ждать нельзя, надо сделать хотя бы один набросок немедленно. Позвоните в агентство и передайте Питеру Крауну чтобы позаботился об этом.

Лея изучала дорожный знак в форме колыбельки, вырезанный на верхушке деревянного столба. Позолоченная рельефная вывеска гласила: «ДОМ РЕГИНЫ КЛАУЗЕН».

— О, Даг, миссис Клаузен будет так счастлива! — воскликнула Леа. Ее глаза увлажнились. — Это означает, что, несмотря на трагедию, она несет людям добро.

— Так и задумано, — горячо согласился Дуглас.

61

Было десять минут десятого, когда секретарша Сьюзен связалась с ней по интеркому:

— К вам доктор Памела Гастингс, доктор.

Сьюзен уже начала волноваться, что Гастингс так и не появится. И теперь она с облегчением попросила Дженет проводить гостью в кабинет.

По лицу было видно, что женщина сильно расстроена: на лбу залегли глубокие морщины тревоги, губы плотно сжаты. Но стоило ей заговорить, как Сьюзен прониклась к ней мгновенной симпатией. Эта женщина была наделена и умом, и добрым сердцем.

— Доктор Чандлер, вы, должно быть, считаете меня невежей — я так резко с вами разговаривала, когда вы позавчера позвонили в больницу. Просто я была удивлена, когда вы представились.

— И вы, несомненно, еще больше удивились, когда услышали о цели моего звонка, доктор Гастингс. — Сьюзен дружески протянула ей руку для пожатия. — Прошу вас, зовите меня Сьюзен, а я буду звать вас Памелой, если вы не против.

— Я, безусловно, за.

Памела Гастингс пожала протянутую руку и села, оглядываясь по сторонам. Усевшись, она придвинула свой стул ближе к столу Сьюзен, словно опасаясь, что чужие уши услышат то, что она собиралась сказать.

— Извините за опоздание, и надолго я остаться не могу. За последние два дня я столько времени провела в больнице, в одиннадцать пятнадцать у меня лекция, а я совершенно не готова.

— А мне выступать в эфире меньше чем через пятьдесят минут, — мрачно вздохнула Сьюзен, — так что давайте перейдем к делу. Вы прослушали пленку с записью звонка Кэролин Уэллс в студию во время передачи?

— Ту пленку, которую Джастин якобы не заказывал? Нет.

— Тот экземпляр, что у меня был, я вчера оставила в полиции, — пояснила Сьюзен. — Я закажу для вас еще один. Сама-то я уверена, что позвонила именно Кэролин Уэллс, но я хочу, чтобы вы подтвердили, что на пленке записан ее голос. А теперь позвольте рассказать вам, о чем шла речь.

Описывая разговор об исчезновении Регины Клаузен с круизного лайнера и звонок от слушательницы, представившейся Карен, Сьюзен внимательно следила за растущей озабоченностью на лице Памелы Гастингс.

Когда она закончила, Памела сказала:

— Мне нет нужды прослушивать пленку. Вечером в прошлую пятницу я своими глазами видела бирюзовое кольцо с этой надписью. Кэролин сама мне его показала.

И она кратко рассказала Сьюзен о своем сороковом дне рождения.

Сьюзен открыла боковой ящик стола и вытащила сумку.

— Мать Регины Клаузен слушала передачу и услышала звонок Кэролин. Потом она позвонила мне и пришла сюда с сувенирным кольцом, найденным среди вещей ее дочери. Взгляните, будьте добры.

Она открыла сумку, отыскала бумажник и извлекла колечко с бирюзой. Памела Гастингс побледнела. Она даже не сделала попытки взять кольцо у Сьюзен, она замерла, не сводя с него глаз. Наконец она справилась с собой.

— Оно выглядит в точности как то кольцо, которое показала мне Кэролин. Внутри ободка есть гравировка с надписью «Ты мне принадлежишь»?

— Да. Вот возьмите, взгляните внимательнее.

Памела отрицательно покачала головой:

— Нет, я не хочу к нему прикасаться. Вы психолог, и вы, наверное, сочтете меня ненормальной, но у меня есть дар — или проклятие — прорицания, ясновидения, экстрасенсорного восприятия, называйте, как хотите. В тот вечер, когда я прикоснулась к кольцу Кэролин, я предупредила, что оно может стать причиной ее смерти.

Сьюзен ободряюще улыбнулась.

— Мне бы и в голову не пришло считать вас ненормальной. Я глубоко уважаю тот дар, о котором вы говорите. И хотя я не понимаю, каков его механизм, я убеждена, что он существует. Прошу вас, скажите, о чем говорит вам это кольцо?

И она снова протянула его Памеле. Та отшатнулась и отвернулась.

— Простите, я не могу до него дотронуться.

Сьюзен получила ответ, которого ожидала: это кольцо тоже было предвестником смерти. Наступило тяжелое молчание, и нарушила его Сьюзен:

— В голосе Кэролин Уэллс слышался неподдельный страх, когда она звонила мне в понедельник. Буду с вами откровенна: сложилось впечатление, что она боится своего мужа. Капитан полиции, прослушавший пленку, пришел к тому же выводу.

Памела долго молчала.

— Джастин ведет себя как собственник по отношению к Кэролин, — тихо сказала она.

Сьюзен стало ясно, что Памела Гастингс решила быть очень осторожной в выборе слов.

— Он настолько ревнив, что может причинить ей боль?

— Я не знаю. — Теперь каждое слово она произносила с трудом. — Кэролин без сознания. Когда она придет в себя — если придет в себя, — возможно, мы получим совершенно иною картину случившегося, но я должна вам сказать, что она вроде бы зовет кого-то.

— Вы хотите сказать — кого-то, кого вы не знаете.

— Несколько раз она вполне отчетливо произносила «Уэн». А сегодня рано утром, по утверждению медсестры, она сказала «О, Уэн».

— Вы уверены, что это имя?

— Вчера я спросила ее об этом. Я держала ее за руку, и она сжала мою ладонь. Честно говоря, на минуту даже показалось, что она вот-вот придет в себя.

— Памела, я знаю, нам обеим уже пора, но я должна задать вам еще один вопрос, и притом немедленно, — сказала Сьюзен. — Как вы думаете, Джастин Уэллс способен убить жену в приступе ревности?

Памела на минутку задумалась.

— Я думаю, он был способен на это раньше, — ответила она. — Можетбыть, и сейчас способен, не знаю. С самого понедельника он абсолютно невменяем, а теперь его вызвали в полицию на допрос.

Сьюзен вспомнила о Хильде Джонсон, пожилой женщине, утверждавшей, что она видела, как кто-то толкнул Кэролин Уэллс на мостовую. Через несколько часов сама Хильда Джонсон была убита.

— Вы были в больнице с Джастином Уэллсом в понедельник вечером?

Памела Гастингс кивнула.

— Я приехала в половине шестого вечера в понедельник и пробыла там до шести утра вторника.

— Он был там все это время?

— Конечно, — ответила Памела и вдруг заколебалась. — Нет, погодите, вообще-то не все время. Я помню, что когда Кэролин привезли из хирургии, примерно в десять тридцать вечера, Джастин пошел прогуляться. Он опасался, что у него начнется мигрень, ему захотелось на свежий воздух. Но я точно помню, что он отсутствовал гораздо меньше часа.

Хильда Джонсон жила всего в двух кварталах от больницы Ленокс-Хилл, вспомнила Сьюзен.

— Как выглядел Джастин, когда вернулся в больницу? — спросила она.

— Гораздо спокойнее, чем раньше. — Памела задумалась. — Пожалуй, он стал даже чересчур спокойным. Я бы сказала, у него был чуть ли не контуженный вид.

62

В девять тридцать утра в четверг капитан Том Ши вновь допрашивал свидетеля Оливера Бейкера у себя в кабинете в здании 19-го полицейского участка. На этот раз Бейкер заметно нервничал.

— Капитан, Бетти, моя жена, вся на нервах с тех пор, как вы позвонили вчера вечером. Она уже начала думать, что вы подозреваете, будто я толкнул ту бедную женщину, и вы пытаетесь таким образом меня разговорить. Чтобы я запутался и выдал себя.

Ши заглянул в лицо Бейкеру и заметил, что тот поминутно жмурится, втягивает свои пухлые щеки, поджимает губы, словом, ведет себя так, будто вот-вогждет удара по лицу.

— Мистер Бейкер, — с мученическим терпением проговорил Ши, — вас пригласили только для уточнения ваших показаний. Может быть, вы еще что-то вспомните? Любая деталь, даже незначительная, может оказаться полезной.

— Так я не под подозрением?

— Безусловно, нет.

Бейкер испустил полный драматизма вздох облегчения.

— А можно... Ничего, если я позвоню Бетти прямо сейчас? Когда я уходил, у нее был приступ паники.

Ши поднял телефонную трубку.

— Ваш номер? — Он набрал номер, и когда ему ответили, сказал в трубку: — Миссис Бейкер? Хорошо, что я вас застал. Это говорит капитан Ши из 19-го участка. Хочу лично заверить вас, что я пригласил вашего мужа еще раз зайти исключительно потому, что он ценный свидетель, который очень помог нам в расследовании. Бывает, что свидетели вспоминают мелкие детали через несколько дней после инцидента. Поэтому мы надеемся еще что-то узнать от Оливера. А теперь желаю вам всего хорошего и передаю ему трубку.

Оливер Бейкер с ослепительной улыбкой взял у Ши трубку.

— Ты слышала, дорогая? Я ценный свидетель! Конечно, если девочки позвонят из школы, можешь им передать, что их папа не кончит свои дни в кутузке. Ха-ха. Не сомневайся, буду дома как штык, прямо с работы. Пока.

«Надо было подержать его в неизвестности», — подумал Ши, кладя трубку на рычаг.

— А теперь, мистер Бейкер, давайте припомним кое-какие факты. Вы сказали, что видели, как кто-то взял у миссис Уэллс конверт?

Бейкер покачал головой.

— Не «взял». Как я уже говорил, мне показалось, что он пытается ее поддержать и подхватить выпавший у нее из-под мышки конверт.

— И вы ничего не можете сказать о внешности этого мужчины? Вы даже не взглянули на его лицо?

— Нет. Та женщина — миссис Уэллс — полуобернулась. Я смотрел прямо на нее, потому что понял: что-то с ней не так, она потеряла равновесие. А потом конверт оказался в руке у этого мужчины.

— Вы уверены, что это был мужчина? — быстро спросил Ши. — Почему вы так уверены?

— Я видел его руку... ну, вы понимаете, кисть руки и рукав пальто.

— И что это было за пальто?

— Универсальный плащ. Но хорошего качества, это я вам точно говорю. Хорошая одежда говорит сама за себя. Я почти уверен, что это был плащ от «Берберри».

— "Берберри"?

— Точно.

— Да, это совпадает с тем, что у меня записано. Вы это говорили при нашей первой встрече. А вы не обратили внимания, у него было кольцо на руке?

Бейкер решительно покачал головой.

— Кольца точно не было. Вы должны понять, капитан, все это случилось в долю секунды, да к тому же мои глаза были прикованы к лицу несчастной женщины. Я прямо-таки почувствовал, что ее вот-вот ударит этот автофургон.

«Универсальный плащ от „Берберри“, — подумал Ши. — Надо будет проверить, что надевал Уэллс на работу в тот день». Он встал.

— Извините, что пришлось вас побеспокоить, мистер Бейкер, но я вам очень благодарен за приход.

Бейкер, успокоенный тем, что он не под подозрением, теперь не спешил уходить.

— Не знаю, поможег ли это вам, капитан, но... — нерешительно начал он.

— Все что угодно может оказаться полезным, — торопливо заверил его Ши. — В чем дело?

— Может, я и ошибаюсь, но у мужчины, подхватившего конверт, были на руке часы с темным кожаным ремешком.

Час спустя детектив Марти Пауэр был уже на работе у Джастина Уэллса. Самого Уэллса на месте не оказалось, но детектив, посланный капитаном Ши, провел весьма поучительную беседу с дружелюбно настроенной секретаршей Барбарой Гинграс. Ему хватило трех минут, чтобы получить исчерпывающую информацию о том, как Барбара слышала звонок Кэролин Уэллс в передачу «Спросите доктора Сьюзен» утром в понедельник и как она рассказала об этом мистеру Уэллсу, когда он вернулся на работу после ленча.

— Мне показалось, он не то расстроился, не то разозлился или что-то в этом роде, — доверительно сообщила она, — потому что он потом опять ушел, не сказав, когда вернется.

— Вы не помните, он был в пальто, когда ушел? — спросил Пауэр.

Барбара закусила губу и задумчиво нахмурилась.

— Дайте вспомнить. С утра он был в своем твидовом реглане. Он у нас франт, и я всегда подмечаю, во что он одет. Понимаете, мой парень Джейк примерно одного размера с мистером Уэллсом, и волосы у него тоже темные, и когда я покупаю ему одежду в подарок, всегда стараюсь найти что-нибудь такое, что видела на мистере Уэллсе. — Барбара улыбнулась детективу. — Честно вам скажу, у Джейка на прошлой неделе был день рождения, и я купила ему рубашку в бело-голубую полоску с белым воротником и манжетами — у мистера Уэллса как раз есть такая. Пришлось выложить уйму денег, но Джейк был в восторге. А галстук...

Не заинтересовавшись галстуком, который Джейк получил на день рождения, Марти Пауэр перебил ее:

— Вы уверены, что Джастин Уэллс был в понедельник в твидовом пальто?

— Абсолютно уверена. Нет, погодите. Когда мистер Уэллс ушел с работы после обеда, он был в твидовом, а вот когда вернулся, на нем был «Берберри». Я раньше об этом не подумала, но, должно быть, он зашел домой переодеться.

Ее последнее сообщение, которое детектив счел имеющим отношение к делу, состояло в том, что мистер Уэллс всегда носил часы на темном кожаном ремешке.

63

У Алекса Райта весь четверг был забит назначенными встречами, поэтому он велел шоферу заехать утром без четверти девять. Джим всегда приветливо здоровался с хозяином, но затем предоставлял инициативу ему, а сам открывал рот, только когда считал это уместным или когда надо было ответить на вопрос.

Иногда Алекс Райт был в разговорчивом настроении, и они болтали обо всем, начиная с погоды или политики и кончая намеченными на этот день мероприятиями. Хозяин всегда интересовался, как поживают внуки Джима. А в другие дни мистер Алекс лишь вежливо здоровался, потом открывал портфель или «Нью-Йорк таймс», и поездка проходила в полном молчании.

Но Джима в равной степени устраивали оба варианта. Его преданность Алексу Райту была безграничной с того самого дня, когда два года назад хозяин помог внучке Джима поступить в Принстонский университет. Она, конечно, сама поступила, но, хотя она получила стипендию на обучение и ей была предложена финансовая помощь, все-таки расходы оказались слишком велики для семьи.

Мистер Алекс и сам был выпускником Принстона, поэтому он настоял, чтобы она пошла учиться именно туда.

— Да ты что, Джим, — воскликнул он. — Шейла ни в коем случае не должна отказываться от Принстона. Обо всем, что не покрывает стипендия, я позабочусь сам. Передай, чтоб махала мне на счастье во время футбольных матчей.

«Все было совсем не так, когда Джим-младший поступал в колледж двадцать пять лет назад, — припомнил Кэрли-старший. — Попросил я у отца мистера Алекса прибавки, а он мне: „Скажи спасибо, что у тебя есть работа“. Вот оно как».

Джим сразу понял, что это утро пройдет в молчании. Поздоровавшись, Алекс Райт открыл портфель и вытащил скоросшиватель. Он молча изучал дело, пока лимузин медленно катил в плотном потоке машин по Ист-Сайд-Драйв по направлению к Уолл-стрит. Но у Манхэттенского моста он спрятал дело обратно в портфель и завел разговор:

— Честное слово, я мог бы обойтись и без поездки на будущей неделе, Джим, — вздохнул Алекс Райт.

— Россия — большая страна. Куда вы едете, мистер Алекс?

— В Санкт-Петербург. Прекрасный город! Эрмитаж великолепен. Жаль только, времени не будет туда заглянуть. Буду считать, что мне повезло, если успеем согласовать окончательный проект больницы, которую мы там строим. Меня несколько смущает выбранное ими местоположение.

Они подъехали к повороту, поэтому Джим сосредоточился на дороге и заговорил, только перестроившись в правый ряд:

— Неужели вы не можете выкроить несколько деньков для себя?

Бросив взгляд в зеркальце заднего вида, Джим с удивлением заметил улыбку, внезапно согревшую лицо Алекса Райта. Улыбка придавала ему почти мальчишеский вид.

— Я мог бы, но, по правде говоря, не хочу.

«Это все Сьюзен Чандлер, — решил Джим. — Бог свидетель, он ею всерьез заинтересовался. Хоть я всего раз ее видел, а все-таки более удачного выбора он сделать не мог».

Джим всем сердцем верил, что при первой же встрече с суженой ударяет молния и гремит гром. Так случилось с ним самим сорок лет назад, когда он пошел на «свидание вслепую» и повстречал Мойру. Стоило ему заглянуть ей в лицо и увидеть эти громадные голубые глаза, как он отдал ей свое сердце навек.

В лимузине зазвонил телефон. Когда хозяин находился в машине, Джим ни в коем случае не брал трубку — только если мистер Алекс сам об этом просил. Все звонки были личными и предназначались хозяину. Вот и сейчас он сам снял трубку. Джим услышал, как первоначальная сердечность в голосе Алекса Райта сменилась более сдержанным тоном.

— О, здравствуйте, Ди, как поживаете? Я в машине. Дома сработала система переключения звонков... Вы прилетели ночным рейсом? Значит, устали до смерти... Да, конечно, но вы уверены, что сможете?.. Ну хорошо, раз вы так уверены, встретимся в «Сент-Риджисе» в пять. Насколько я понимаю, агент по недвижимости уже звонил?.. Хорошо. Я постараюсь дозвониться до Сьюзен, спрошу, не захочет ли она присоединиться к нам сегодня вечером... Хорошо. Увидимся.

Он повесил трубку, тут же снова снял ее и набрал номер.

Джим слышал, как он попросил позвать к телефону доктора Сьюзен Чандлер. Потом, с легким раздражением в голосе, сказал:

— Я надеялся застать ее до ухода в студию. Пожалуйста, позаботьтесь, чтобы она получила это сообщение, как только вернется.

Глядя в зеркальце заднего вида, Джим увидел, как Алекс Райт повесил трубку. Брови были нахмурены. «Что это еще за Ди, — подумал Джим, — и что его так беспокоит?»

Если бы верный шофер был способен читать мысли хозяина, то узнал бы, что Алекс Райт недоволен секретаршей Сьюзен, которая не передала оставленное им сообщение до того, как Сьюзен уехала на студию, и что он еще больше раздосадован тем, что оставил дома включенной систему переключения звонков и не смог уклониться от разговора с женщиной, контактов с которой всеми силами старался избежать.

64

Сьюзен добралась до студии за десять минут до эфира. Как всегда, она просунула голову в кабинет Джеда Гини, готовясь выслушать очередное напоминание о том, что на днях она таки опоздает к эфиру, а следом неизменное: «И тогда не говори, что я тебя не предупреждал».

Но на этот раз, когда он поднял голову, его лицо было мрачнее тучи.

— Я начинаю думать, что мы приносим беду тем, кто нам звонит, Сьюзен.

— Это ты к чему? — спросила она.

— А ты еще не слышала? Тиффани, официантка из ресторана в Йонкерсе, была зарезана вчера ночью, когда уходила с работы.

— Что? Как?

У Сьюзен возникло ощущение, будто на нее на полной скорости налетел грузовик. Она ухватилась за край стола Джеда, чтобы не упасть.

— Спокойно, только спокойно, — предупредил он, поднимаясь из-за стола. — Через пару минут тебе выступать в эфире. И надо быть готовой к тому, что многие слушатели будут звонить и спрашивать о ней.

«Тиффани, — подумала Сьюзен, вспоминая их телефонный разговор прошлой ночью. — Ей так хотелось вернуть своего дружка, ей было так больно, когда его мать позвонила и велела больше не болтать о нем. Мы с Доном Ричардсом говорили о том, как она, должно быть, одинока. О боже! Бедная девочка».

— Помнишь, как ты пыталась ее остановить, чтобы она не говорила, где работает? — спросил Джед. — Что ж, похоже, какой-то парень явился туда специально, чтобы на нее поглазеть. Начал к ней приставать. Разозлился, когда она велела ему отстать. Отпетый тип. Уголовное досье длиной в милю.

— Они уверены, что это он? — спросила Сьюзен, все еще пребывавшая в шоке.

— Насколько я знаю, полиция приперла его к стенке, — ответил Джед. — Хотя вряд ли он признался хоть в чем-нибудь на данный момент. Давай, нам пора в студию. Я принесу тебе кофе.

Сьюзен сама не знала, как ей удалось продержаться до конца программы. Как и предсказывал Джед, линии были переполнены звонками насчет Тиффани. По предложению Сьюзен, в рекламном перерыве Джед позвонил в «Грот», и она поговорила с хозяином, Тони Сепедди.

— Джоуи, наш бармен, просил Тиффани подождать, сказал, что проводит ее до машины. Но тут нагрянули клиенты, ему пришлось ими заняться, а она ушла, — объяснил Сепедди прерывающимся от волнения и горя голосом. — Он, как увидел, что ее нет, тут же выбежал на двор проверить, все ли в порядке, и заметил, как какой-то парень убегает в сторону бензоколонки. К тому времени, как они нашли тело Тиффани, парень успел смыться, но Джоуи почти уверен, что это тот самый, который приставал к ней в баре.

«Того ли они взяли? Похоже, что этот случай связан с другими, — подумала Сьюзен. — Кэролин Уэллс позвонила мне, а через несколько часов попала под машину. Она жива, но еле-еле. Хильда Джонсон объявила на весь свет, что видела, как кто-то толкнул Кэролин Уэллс, и через несколько часов ее зарезали. Тиффани видела мужчину, покупавшего бирюзовое кольцо с надписью „Ты мне принадлежишь“, и сказала об этом по телефону. И вот теперь ее тоже зарезали. Совпадение? Вряд ли. Но кто убил Тиффани? Человек, которого задержала полиция? А Хильду Джонсон? И неужели это он толкнул под колеса Кэролин Уэллс?»

Заканчивая программу, Сьюзен сказала слушателям:

— Я благодарна вам за звонки. Хотя Тиффани позвонила всего дважды, все мы успели узнать ее за это короткое время. И теперь я не сомневаюсь, что многие из вас переживают то же горькое чувство утраты, которое охватило меня. Если бы только Тиффани подождала несколько минут, чтобы бармен мог проводить ее к машине! В нашей жизни есть множество «если бы», но из этой ситуации мы должны извлечь урок. Можно лишь гадать, пошел ли убийца Тиффани в этот бар именно потому, что она назвала в эфире место своей работы. Но если догадка верна, эта трагедия лишний раз подтверждает, что мы ни в коем случае не должны разглашать во всеуслышание наши домашние и служебные адреса.

Сьюзен почувствовала, что голос у нее прерывается, когда в заключение сказала:

— Прошу вас всех помолиться за Тиффани и ее семью. Наше время истекло. Я вернусь к вам завтра.

По окончании передачи она немедленно вернулась в свою приемную. Ей нужно было просмотреть анамнез пациента, назначенного на час дня, но еще до этого она надеялась успеть сделать несколько важных телефонных звонков.

Полная раскаяния Дженет сказала ей, что дважды звонил Алекс Райт.

— Вы велели принимать сообщения, пока говорили с доктором Гастингс, а потом ушли так поспешно, что я не успела сказать, чтобы вы ему перезвонили. И тогда он оставил второе сообщение.

— Понятно.

Первое сообщение содержало просьбу перезвонить Алексу до начала программы. Второе сообщение Сьюзен перечитала дважды. «Сестра, — подумала она, — я люблю тебя, но всему есть предел. Ты не только выцыганила приглашение на званый ужин в субботу, но сумела подстроить свидание с ним сегодня вечером».

На глазах у Дженет Сьюзен порвала обе записки и выбросила клочки в мусорную корзинку.

— Доктор Чандлер, прошу вас, передайте мистеру Райту, что мне очень жаль, но я просто не успела сказать вам о его первом звонке. Он на меня страшно рассердился.

Сьюзен призналась себе, что ей приятно это слышать. На душе стало легче от того, что он рассердился, хотя она точно знала, что не составит компанию Алексу и Ди в этот вечер.

— Если он еще раз позвонит, я ему передам, — сказала она нарочито безразличным тоном.

Она проверила время: половина первого. Значит, есть еще полчаса перед визитом пациента. Сьюзен решила выкроить из этого запаса десять минут на звонки.

Первым долгом она позвонила в полицию Йонкерса. Еще со времени работы в конторе окружного прокурора в Уэстчестере у нее сохранились связи с несколькими детективами, и она дозвонилась до одного из них — Пита Санчеса. Сьюзен объяснила, почему ее так интересует дело об убийстве Тиффани Смит.

— Пит, у меня просто сердце разрывается при мысли, что она умерла из-за того, что говорила со мной в эфире.

От Санчеса она узнала, что полиция убеждена в виновности задержанного. Они считали, что это лишь вопрос времени: рано или поздно Шарки Дайон — так звали подозреваемого — во всем сознается.

— Ясное дело, он все отрицает, Сьюзен, — сказал Пит. — Все они поначалу отпираются, сама знаешь. У нас есть свидетель. Один парень как раз входил в «Грот», когда этого мерзавца выставили за дверь. Так вот, он слышал, как Шарки бормотал, что вернется и разберется с ней.

— Это еще не доказывает, что он ее убил, — возразила Сьюзен. — Орудие убийства нашли?

Пит Санчес вздохнул:

— Пока нет.

Тогда она рассказала ему о бирюзовых кольцах, но его это не заинтересовало.

— Ладно, скажи мне, как с тобой связаться. Я дам знать, когда Дайон поставит свою подпись на пунктирной линии. И не убивайся ты из-за ее смерти. Настоящей виновницей в этой истории является наша система условно-досрочного освобождения. Если бы не выпускали из тюрьмы таких гадов со списком судимостей длиной в мою руку, ничего бы не было. Этот сукин сын отсидел всего восемь лет, а дали ему двадцать пять! А знаешь, за что? Непредумышленное убийство!

Ему не удалось убедить Сьюзен. Она повесила трубку и еще с минуту просидела перед телефоном в глубокой задумчивости. "Связующим звеном между произошедшими событиями является бирюзовое колечко, — подумала она. — У Регины Клаузен было такое кольцо, и она умерла. У Кэролин Уэллс было такое кольцо, и она едва жива. Может и не выжить. У Тиффани было такое же кольцо, и она мертва. Памела Гастингс, умная, образованная женщина, утверждающая, что она наделена даром предвидения, не пожелала даже дотронуться до кольца Регины. Всего несколько дней назад она предупредила Кэролин Уэллс, что кольцо может стать причиной ее смерти. Вчера вечером Тиффани сказала, что ее кольцо погребено под тоннами куриных костей и объедков пиццы. Очевидно, оно в мусорном ведре. Но почему под тоннами? Может, она имела в виду «Дампстер»? — спросила себя Сьюзен. — А если да, логично предположить, что этот «Дампстер» находится на территории ресторана «Грот». Мысли Сьюзен неслись вихрем. Когда обычно опустошают «Дампстер» при «Гроте»? Может, полиция возьмет его под охрану в поисках орудия убийства?

Она набрала номер «Грота» и через минуту уже говорила с Тони Сепедди.

— Послушайте, доктор Чандлер, я отвечаю на вопросы с полуночи, — раздраженно проворчал он. — «Дампстер» находится на автомобильной стоянке, и его опустошают каждое утро. Но сегодня утром полиция взяла его под охрану. Наверное, ищут оружие. Есть еще вопросы? Я тут сам чуть не умер.

Сьюзен сделала еще один звонок, перед тем как заняться делом своего пациента. Она опять позвонила Питу Санчесу умоляя его просеять содержимое «Дампстера» не только в поисках орудия убийства, но и для нахождения кольца с надписью «Ты мне принадлежишь» на внутренней стороне ободка.

65

По четвергам у доктора Дональда Ричардса всегда было много дел, и он, как обычно, начал этот день очень рано. Его первым пациентом был глава транснациональной корпорации, приходивший каждый четверг в восемь утра, а вслед за ним приходили постоянные пациенты, назначенные на девять, десять и одиннадцать утра. Многие из них расстроились, узнав, что в следующий четверг Ричардса не будет в городе: ему предстояло совершить рекламную поездку по распространению своей книги.

Когда Дональд Ричардс сел за стол в полдень, чтобы на скорую руку перекусить, он уже чувствовал усталость, а ведь у него и вся вторая половина дня расписана. В час дня назначена встреча в 19-м участке с капитаном Ши, который хотел поговорить с ним о Джастине Уэллсе.

Когда Рина поставила перед ним тарелку супа, он включил телевизор, чтобы посмотреть городские новости. В центре выпуска было известие об убийстве молодой официантки из Йонкерса, на экране показали заснятое место преступления.

— Вот автостоянка позади траттории «Грот» в Йонкерсе, где двадцатипятилетняя Тиффани Смит была заколота ножом насмерть вскоре после полуночи, — объявил диктор. — Шарки Дайон, убийца, вышедший на свободу досрочно, был выведен из бара после неоднократных приставаний к мисс Смит в тот же вечер. Он задержан по подозрению в убийстве, и мы с минуты на минуту ожидаем предъявления ему официального обвинения.

— Доктор, разве это не та женщина, что звонила позавчера, когда вы выступали в программе «Спросите доктора Сьюзен»? — спросила потрясенная Рина.

— Да, это она, — тихо ответил Ричардс.

Он бросил взгляд на часы. Сьюзен сейчас наверняка уже возвращается со студии в приемную. И она, несомненно, уже знает о Тиффани и, конечно же, будет ждать его звонка.

«Позвоню, когда вернусь из полицейского участка», — решил он, отодвигая стул от стола.

— Рина, суп чудесный, но у меня сейчас нет аппетита.

Его глаза задержались на экране телевизора, где камера в этот момент отъехала, чтобы в панорамном ракурсе показать ярко-красную туфельку на высоком каблуке-шпильке, выглядывающую из-под полотна, которым были укрыты останки Тиффани Смит.

«Несчастная девочка, — подумал он, выключая телевизор. — Я знаю, Сьюзен будет расстроена. Сначала Кэролин Уэллс, а теперь вот еще и Тиффани. Наверняка она винит себя за то, что с ними случилось».

Было без пяти четыре, когда ему удалось поговорить со Сьюзен.

— Мне очень жаль, — начал он.

— Я просто в отчаянии, — призналась Сьюзен. — Мне остается только молить бога, что если ее убил Шарки Дайон, он зашел в этот бар случайно, а не потому, что специально искал Тиффани, услышав ее в передаче.

— Насколько я понял, полиция не сомневается, что убийца именно он, — заметил Ричардс. — Сьюзен, я не верю, что такой человек, как Шарки Дайон, будет слушать дискуссионную программу по радио. Мне кажется, его случайно занесло именно в этот бар.

— Если убил он, — бесцветным голосом повторила Сьюзен. — Дон, у меня к вам вопрос. Как вы думаете, Джастин Уэллс толкнул свою жену под колеса фургона?

— Нет, я так не думаю, — ответил Ричардс. — Скорее всего, это был несчастный случай. Сегодня я был в участке у капитана Ши и сказал ему то же самое. Более того, я предупредил, что любой психиатр, который обследует Уэллса, наверняка придет к такому же выводу. Да, он одержим своей женой, это верно, но частью этой одержимости является навязчивый страх ее потерять. По моему убеждению, он никогда сознательно не причинит ей вреда.

— Значит, вы думаете, что Хильда Джонсон, утверждавшая, что у нее на глазах кто-то толкнул Кэролин Уэллс, заблуждалась? — спросила Сьюзен.

— Необязательно. Нельзя исключить и такую возможность: если Джастин Уэллс следил за женой и решил узнать, что находится в конверте, он мог нечаянно толкнуть ее. Насколько я понимаю, он был крайне расстроен, когда секретарша в приемной сказала, что его жена звонила в вашу программу и рассказывала о знакомстве с мужчиной в круизе. Не забывайте, когда «Карен» — она же Кэролин — позвонила, она обещала передать вам фотографию человека, с которым познакомилась в круизе. Разве не разумно было бы предположить, что именно эта фотография и находилась в конверте?

— Капитан Ши согласен с вашей теорией?

— Трудно сказать, но я предупредил его, что если кто-то другой толкнул Кэролин Уэллс — случайно или умышленно, — и Джастин Уэллс узнает, кто это был, в гневе он будет способен на все, включая убийство.

По ходу разговора, слушая бесстрастный, почти механический голос Сьюзен, Ричардс понял, насколько глубоко она потрясена случившимся.

— Послушайте, — сказал он, — для вас это слишком тяжелое испытание. Поверьте, я прекрасно понимаю, что вы чувствуете. Мне доставил большое удовольствие наш вчерашний ужин. Я собирался позвонить вам только для того, чтобы об этом сказать. Может, нам поужинать сегодня вечером? Найдем ресторанчик где-нибудь неподалеку от вас. На этот раз я даже заеду за вами.

— Боюсь, я не смогу, — ответила Сьюзен. — Я работаю над одним проектом и не знаю, сколько времени это займет.

Было четыре часа дня. Ричардс сознавал, что его последний пациент уже ждет в приемной.

— Я обожаю работать над проектами, — проговорил он торопливо. — Дайте мне знать, если я вдруг смогу быть вам полезен.

Его лицо было нахмурено, когда он положил трубку. Сьюзен вежливо, но решительно отклонила его помощь. «Что она задумала?» — спросил он себя.

Ему необходимо было найти ответ на этот вопрос.

66

Джейн Клаузен, явно измученная последствиями химиотерапии, сумела выжать из себя слабую улыбку.

— Я просто немного устала, Вера, — сказала она. Ее верная экономка, прослужившая у нее двадцать лет, никак не хотела уходить.

— Не беспокойтесь, — продолжала Джейн, — со мной все будет в порядке. Мне просто нужно отдохнуть.

— Я чуть было не забыла, миссис Клаузен, — с беспокойством сказала Вера. — Я думаю, вам позвонит доктор Чандлер. Она звонила в квартиру как раз перед моим уходом, и я сказала, что вы в больнице. Голос у нее приятный.

— Она очень милая.

— Неспокойно оставлять вас одну, — вздохнула Вера. — Если бы вы мне разрешили, я бы тут посидела, чтоб составить вам компанию.

«Но я не одна», — подумала Джейн Клаузен, бросив взгляд на фотографию Регины, которую Вера принесла в больничную палату по ее просьбе. На фотографии Регина позировала рядом с капитаном на борту «Габриэль».

— Идите, Вера. Через пять минут я засну.

— Тогда спокойной ночи, миссис Клаузен, — сказала Вера и дрогнувшим голосом добавила: — Только обязательно позвоните, если вам что-нибудь понадобится.

Когда экономка ушла, Джейн Клаузен протянула руку и взяла фотографию. «Сегодня был тяжелый день, Регина, — обратилась она к дочери. — Я знаю, мне недолго осталось. И все же что-то заставляет меня держаться. Сама не понимаю, что это, но посмотрим, что будет дальше».

Зазвонил телефон. Джейн Клаузен поставила фотографию на тумбочку и сняла трубку, полагая, что ей звонит Дуглас Лейтон.

Оказалось, что это Сьюзен Чандлер, и опять теплое участие, прозвучавшее в ее голосе, напомнило Джейн Клаузен о Регине. Неожиданно для себя она призналась Сьюзен, что провела тяжелый день.

— Но завтра мне уже будет гораздо легче, — добавила она, — а Даг Лейтон обещает преподнести мне сюрприз. Я с нетерпением его жду.

Услышав, как оживилась на минуту миссис Клаузен, Сьюзен поняла: она ни в коем случае не признается, что без ее ведома заказала частному детективу проверку Дага Лейтона. Вместо этого она сказала:

— Мне бы очень хотелось заглянуть к вам на минутку в один из ближайших дней... конечно, если вы будете в силах принять меня.

— Давайте поговорим завтра, — предложила Джейн Клаузен. — Посмотрим, как пройдет день. Я сейчас не могу надолго заглядывать вперед.

И опять-таки неожиданно для себя она призналась:

— Моя экономка только что принесла фотографию Регины. Иногда мне становится очень грустно, когда я смотрю на снимки дочери. А сегодня я почувствовала утешение. Странно, правда? Доктор Чандлер, — добавила она извиняющимся тоном, — я вижу, вы хороший психолог. В мои привычки отнюдь не входит обсуждать личные чувства, но почему-то мне совсем нетрудно довериться вам.

— Иметь под рукой фотографию дорогого вам человека — это очень утешает, — сказала Сьюзен. — Вы засняты вместе?

— Нет, это одна из фотографий, которые обычно делают на круизных судах, а потом вывешивают на всеобщее обозрение, чтобы люди их заказывали. Судя по дате на обратной стороне, снимок был сделан на «Габриэль» за два дня до исчезновения Регины.

Разговор закончился на том, что Сьюзен пообещала позвонить на следующий день. Когда они уже попрощались, в тот самый момент, когда Джейн Клаузен возвращала трубку на рычаг, до Сьюзен донесся ее голос, воскликнувший с явной радостью: «О, Даг, как мило с вашей стороны заглянуть ко мне».

* * *
Сьюзен со вздохом повесила трубку, слегка наклонилась вперед и принялась массировать виски кончиками пальцев. Было шесть часов, а она все еще сидела за рабочим столом. Оставшийся на столе неоткрытый контейнер с супом, который она предполагала съесть на обед, напомнил ей, почему у нее начинается головная боль.

В приемной было тихо. Дженет давным-давно ушла. Сьюзен иногда казалось, что в голове у секретарши срабатывает пожарная тревога: каждый день ровно в пять она пулей вылетает из приемной.

«Довольно для каждого дня своей заботы», — подумала Сьюзен и сама удивилась, что это ей вздумалось цитировать Библию в такой момент. А впрочем, чему удивляться: ведь день начался с кровопролития. С убийства Тиффани.

«Тиффани была бы жива, если бы не позвонила мне насчет бирюзового колечка, — сказала себе Сьюзен. Она встала из-за стола и устало потянулась. — Есть хочется. Может, зря я отказалась от встречи с Алексом и с Ди? Не сомневаюсь, Ди его так просто не отпустит. Одним коктейлем он от нее не отделается».

Алекс опять позвонил.

— Вы получили мои сообщения? — спросил он. — Я знаю, ваша секретарша забыла передать вам первое сегодня утром.

Ей стало немного стыдно за то, что она не ответила на его звонки.

— Алекс, простите. У меня выдался хлопотный день, — сказала Сьюзен. — Сегодня я вряд ли смогу составить хорошую компанию кому бы то ни было, — добавила она, сознавая, что это не отговорка, а чистая правда.

Уже уходя, она заметила, что в кабинете Недды все еще горит свет. Сьюзен не собиралась заходить с визитом, но какой-то порыв толкнул ее к двери юридической конторы, которая на этот раз, как она с радостью отметила, оказалась запертой.

«Загляну на минутку», — сказала она себе и постучала по стеклу. Пять минут спустя они с Неддой уже грызли крекеры с сыром, запивая их шардонне.

Сьюзен рассказала подруге обо всем, что случилось.

— Меня только что осенила одна мысль, — призналась она. — Это кажется странным, но и миссис Клаузен, и доктор Ричардс в разговоре со мной сегодня упомянули о фотографиях, сделанных на круизных судах. У миссис Клаузен есть снимок дочери, сделанный на «Габриэль», а Дон Ричардс напомнил, что когда Кэролин Уэллс позвонила на студию в понедельник, она обещала дать мне фотографию человека, с которым познакомилась в круизе, человека, который уговаривал ее сойти с теплохода в Алжире.

— К чему ты клонишь, Сьюзен? — спросила Недда.

— К тому, что в этой фирме — или в фирмах — ну, тех, что обслуживают круизные суда, должны храниться негативы. Дон Ричардс много времени провел на круизных теплоходах. Пожалуй, я у него спрошу.

67

В четверг Памела Гастингс провела весь день в своем кабинете в Колумбийском университете, доделывая накопившуюся работу. Она дважды звонила в больницу и разговаривала с медсестрой, с которой успела подружиться, получая от нее полные осторожного оптимизма известия о том, что у Кэролин Уэллс опять наметились признаки выхода из комы.

— По крайней мере, мы узнаем, что с ней на самом деле случилось, — сказала Памела.

— Может быть, и нет, — предупредила сестра. — Многие люди, приходя в себя после тяжелой травмы головы, не помнят, что с ними случилось непосредственно в момент травмы, даже если у них нет общей потери памяти.

После полудня медсестра сообщила, что Кэролин опять пыталась заговорить.

— Только одно слово: «Уэн» или «О, Уэн», — сказала сестра. — Но помните, сознание порой выкидывает странные штуки. Возможно, она зовет кого-то, кого знала в детстве.

Второй разговор с медсестрой оставил в душе у Памелы беспокойство и чувство вины. «Джастин убежден, что Кэролин зовет человека, который чем-то для нее важен, и я начинаю думать, что он прав, — подумала она. — Но в разговоре с доктором Чандлер я дала понять, что, по моему мнению, он сам мог толкнуть ее под колеса. Так во что же я верю на самом деле?»

Когда наконец Памела закончила работу и собралась в больницу, она поняла, почему не хочет туда ехать: ей было стыдно взглянуть в лицо Джастину.

* * *
Он сидел в дальнем конце комнаты ожидания, спиной к ней. Сегодня там были и другие люди — родители подростка, которого доставили накануне после травмы, полученной во время футбольной тренировки. Когда Памела спросила, как идут дела, мать мальчика радостно ответила, что ее сын вне опасности.

«Вне опасности», — мысленно повторила Памела. Эти слова заставили ее содрогнуться. «Можно ли сказать, что Кэролин вне опасности? — спросила она себя. — Если она выйдет из комы и ее поместят в обычную палату, это означает, что за ней не будут наблюдать ежесекундно. И тогда у Джастина будет свободный доступ к ней в любое время. Вдруг он пытался ее убить, а она не вспомнит, кто так с ней поступил?»

Пока Памела подходила через всю комнату к Джастину, ее обуревала головокружительная смесь противоречивых эмоций. Она сочувствовала этому человеку, любившему Кэролин, пожалуй, слишком сильно, ей было стыдно за свои подозрения, ее не покидал страх, что он, возможно, все еще может причинить ей вред.

Когда она легонько коснулась его плеча, Джастин вскинул голову и взглянул на нее.

— А-а-а, лучшая подруга! — воскликнул он. — Полиция до тебя еще не добралась?

Памела опустилась на стул рядом с ним.

— Не понимаю, о чем ты говоришь, Джастин. Что может быть нужно от меня полиции?

— Я думал, ты можешь что-нибудь добавить к делу, которое они мне шьют. Сегодня после обеда меня опять вызвали в участок и потребовали объяснений, почему в понедельник я сменил твидовое пальто на «Берберри». Они считают, что я пытался убить Кэролин. Может, ты тоже внесешь свою лепту? Поможешь потуже затянуть петлю у меня на шее?

Памела решила не дать себя втянуть в нелепый разговор.

— Джастин, это какая-то бессмыслица. Скажи мне лучше, как дела у Кэролин. Есть улучшение?

— Мне дали взглянуть на нее, но только в присутствии медсестры. Откуда мне знать, может, завтра меня обвинят в попытке отключить аппаратуру. — Он закрыл лицо руками и покачал головой. — Господи, поверить не могу!

В дверях комнаты ожидания появилась медсестра.

— Звонит доктор Сьюзен Чандлер. Она хочет поговорить с вами, мистер Уэллс. Можете взять трубку здесь, — она указала на отводной аппарат в комнате ожидания.

— А я не желаю с ней разговаривать, — отрезал Джастин. — Весь этот кошмар начался с того, что Кэролин позвонила ей.

— Джастин, прошу тебя, — сказала Памела, поднимаясь и подходя к телефону, — она хочет помочь.

Она сняла трубку и протянула ему.

С минуту он смотрел на нее, потом взял трубку.

— Доктор Чандлер, — спросил он, — зачем вы меня преследуете? Насколько я понимаю, моя жена не лежала бы сейчас в больнице, если бы не отправилась на почту, чтобы что-то вам послать. Неужели вам мало того зла, что вы уже причинили? Прошу, оставьте нас в покое.

Он уже собирался повесить трубку, когда услышал ее голос, и так и застыл с трубкой в руке.

— Я ни на минуту даже мысли не допускаю, что вы толкнули свою жену под машину!

Голос Сьюзен прозвучал так громко, что Памела расслышала его с другого конца комнаты. Джастин Уэллс прижал трубку к уху.

— И почему вы так в этом уверены? — спросил он.

— Потому что ее пытался убить кто-то другой. Я думаю, что именно этот «другой» убил Хильду Джонсон, ставшую свидетельницей инцидента с вашей женой, и Тиффани Смит, еще одну женщину, звонившую на радио, — ответила Сьюзен. — Мне необходимо встретиться с вами. Прошу вас. Возможно, вы сможете помочь.

Повесив трубку, Джастин Уэллс взглянул на Памелу. Теперь она видела в его лице лишь крайнее истощение.

— Не исключено, что это всего лишь уловка, чтобы обыскать квартиру без ордера, но я собираюсь встретиться с ней у нас дома в восемь. Пам, она уверяет, что Кэролин все еще в опасности, но угрожает ей тот тип, с которым она познакомилась на теплоходе, а не я.

68

Когда они вошли в гостиную отеля «Сент-Риджис», где подавали коктейли, все головы повернулись в сторону его спутницы. Все бросали на нее восхищенные взгляды. Но Алекс Райт не нуждался в подобных напоминаниях. Он и без подсказки знал, что Диана Чандлер Гарриман — очень красивая женщина. На ней был черный бархатный жакет и шелковые брюки, нитка жемчуга на шее и серьги с жемчугами и бриллиантами составляли все ее украшения. Ее волосы были сколоты на затылке нарочито небрежным французским узлом с таким расчетом, чтобы отдельные выбившиеся пряди и прядки, торчавшие во все стороны, легко касались безупречной, как фарфор, кожи лица. Искусно наложенная тушь и карандаш для век подчеркивали яркий блеск голубых глаз.

Когда они сели за столик, Алекс почувствовал, что начинает успокаиваться. Когда ему удалось поговорить со Сьюзен несколькими часами раньше, в ее голосе слышалась неподдельная усталость. Она объяснила, что вечером ей нужно закончить кое-какую работу, поэтому она не может к ним присоединиться.

Когда он начал уговаривать ее передумать, она добавила:

— Алекс, в дополнение к радиопрограмме, которую я веду каждое утро по рабочим дням, у меня обширная частная практика, занимающая все время после полудня, и, хотя я люблю свою программу на радио, работа с пациентами составляет смысл моей жизни. Ни на что другое времени не остается.

Потом она заверила его, что не передумает насчет субботнего вечера и даже ждет его с нетерпением.

«По крайней мере, она вроде бы не сердится из-за того, что я встречаюсь с Ди, — подумал Алекс, оглядывая зал, — и она, кажется, догадалась, что не мне принадлежит идея сегодняшней теплой встречи». Стараясь сосредоточиться на ворковании Ди, он в глубине души признал, насколько важно для него это последнее соображение.

А Ди тем временем рассказывала о Калифорнии.

— Я была в восторге от жизни там, просто в восторге, — говорила она грудным, чуть хрипловатым, волнующим голосом. — Но, знаете, житель Нью-Йорка остается верен родному городу до конца своих дней. Наступает момент, когда всех нас тянет домой. Да, кстати, агент по недвижимости, которого вы порекомендовали, просто кудесник.

— Он показал вам что-то интересное? — вежливо спросил Алекс.

— Меня заинтересовало только одно место. Больше всего привлекло то, что эти люди готовы сдать квартиру на год с возможным правом последующего выкупа. Они переезжают в Лондон и пока еще не решили, останутся ли там навсегда.

— Где эта квартира?

— На углу Семьдесят восьмой улицы и Пятой авеню.

Алекс поднял бровь.

— В таком случае, можете заходить ко мне за солью и сахаром, если у вас кончатся запасы. Я сам живу на Семьдесят восьмой между Мэдисон и Парк-авеню. А может, вам это уже известно?

Ди засмеялась, показав безупречные зубки.

— Вы себе льстите, — сказала она. — Спросите у агента, сколько квартир мы сегодня осмотрели. Но я должна попросить еще об одном одолжении и твердо рассчитываю, что вы мне не откажете. Вы не возражаете, если мы вместе осмотрим квартиру, когда выпьем коктейли? Мне бы очень хотелось услышать ваше мнение.

Она выжидательно смотрела на него широко раскрытыми глазами.

— Вряд ли мое мнение столь ценно, — невозмутимо ответил Алекс, — но я в вашем распоряжении.

«Весьма настойчивая леди», — сказал он себе час спустя. Как это получилось, Алекс и сам не знал, но после осмотра и искреннего одобрения квартиры, сдававшейся внаем, он пригласил Ди в свой собственный дом (вернее, она пригласила себя в его дом) и теперь показывал ей свое жилище.

В гостиной она обратила особое внимание на портреты его матери и отца.

— Гм... Не похоже, что они часто улыбались, верно?

Алекс всерьез обдумал ее вопрос.

— Кажется, я припоминаю, как однажды мой отец одарил меня улыбкой, когда мне было десять лет. Мать была не столь легкомысленна.

— Ну, насколько мне известно, они были настоящими филантропами, — заметила Ди. — И, глядя на них, я понимаю, от кого вы унаследовали свои внешние данные.

— Мне кажется, правильный ответ на этот вопрос: «Лестью вы ничего не добьетесь». Уже поздно. У вас есть планы на ужин?

— А у вас?

— У меня нет. Жаль, что Сьюзен слишком занята и не сможет к нам присоединиться. Но я увижусь с ней в субботу, — добавил он, чтобы у собеседницы не осталось сомнений, — и в будущем у нас будет еще немало случаев провести вечер вместе. А сейчас я постараюсь зарезервировать для нас столик. Вернусь через минуту.

Вытащив пудреницу и наложив свежий слой помады, Ди улыбнулась своему отражению. От нее не укрылся взгляд искоса, брошенный на нее Алексом, когда он выходил из комнаты.

«Он находит меня интересной, — сказала себе Ди, — весьма интересной. Здесь немного уныло, — подумала она, окинув взглядом гостиную. — Я могла бы сделать этот дом неузнаваемым».

69

Пит Санчес, детектив из Йонкерса, уже начал всерьез сомневаться, что им удастся пришить Шарки Дайону убийство Тиффани Смит. Поначалу дело казалось элементарно простым, но теперь он ясно видел, что если они не сумеют найти нож, орудие убийства Тиффани, и доказать его принадлежность Дайону или добиться от него признания, в суде у них будет бледный вид.

Большая проблема заключалась в том, чтоДжоуи, бармен из «Грота», не мог со стопроцентной уверенностью утверждать, что видел именно Шарки на задворках бензоколонки. Если бы дело слушалось в суде в том виде, в каком оно находилось сейчас, защита разнесла бы его показания в пух и прах. Пит мог с легкостью вообразить ход событий:

— Мистер Дайон всего лишь пригласил мисс Смит на свидание. Разве это преступление?

Джоуи рассказал, как Дайон приставал к Тиффани, как он схватил ее за руку и сильно сжал, когда она попыталась высвободиться.

— Ей пришлось закричать, он давил и не отпускал, когда она хотела вырвать руку, — показал он.

Санчес покачал головой. С такими показаниями можно завести дело о приставании, но не об убийстве. В настоящий момент бригада просеивала горы мусора, извлеченного из «Дампстера», который они увезли со стоянки у «Грота». Он держал пальцы скрещенными на счастье, чтобы они нашли среди отбросов орудие убийства.

Кроме того, он надеялся, что кто-нибудь позвонит по «горячей линии» с чем-то более конкретным, чем просто подозрения. Владелец «Грота» объявил награду в десять тысяч долларов за информацию, способствующую изобличению убийцы Тиффани Смит. Пит знал, что для подонков, из тех, что водят компанию с Шарки, десять тысяч — большие деньги. Многие из них были наркоманами. «Такие мать родную продадут за одну дозу, — подумал Пит, — не то что за десять тысяч».

В шесть тридцать вечера он принял два звонка с интервалом в несколько секунд. Первый был от информатора, известного под именем Билли. Хриплым шепотом Билли сообщил Питу, что Шарки, когда его вышвырнули из «Грота», направился в заведение под названием «Огни». Там он якобы пропустил пару, стаканчиков по-быстрому и сказал бармену и еще одному парню, что собирается образумить сучку, которая его отшила.

«Огни...» — подумал Пит. Грязное заведение. И всего-то в пяти минутах ходьбы от «Грота».

— Когда он оттуда ушел? — спросил он у Билли.

— Без пяти двенадцать. Сказал, что сучка уходит со смены в полночь.

— Ты мой золотой мальчик, Билли, — радостно воскликнул Пит.

Стоило ему положить трубку, как позвонил старший бригады, отправленной просеивать «Дампстер».

— Пит, помнишь то бирюзовое колечко, что ты просил нас поискать? Мы его нашли. Оно угодило прямо в кусок лазаньи.

«Ну и что? — подумал Пит. — Уж точно не Шарки подарил Тиффани это колечко. Ладно, хоть обрадую Сьюзен, что мы его нашли».

70

Дозвонившись до Джастина Уэллса в больнице и договорившись о встрече у него в квартире, Сьюзен перехватила гамбургер, пакетик жареной картошки и стакан кофе в закусочной возле работы. «Терпеть не могу вот так давиться едой на скорую руку, — подумала она, с грустью вспоминая чудесные ужины, которыми на днях наслаждалась с Алексом Райтом и Доном Ричардсом. — И бьюсь об заклад на любые деньги, что Ди сумела выбить из Алекса приглашение на ужин сегодня вечером. — Взяв картофельную соломку, Сьюзен окунула ее в кетчуп и принялась задумчиво жевать. — Неплохо. И уже не так саднит при мысли о том, что моя старшая сестра опять пытается увести парня, проявившего ко мне интерес. Дело не в том, что я питаю какие-то сильные чувства к Алексу, — мысленно добавила она, откусив кусок гамбургера, — для этого еще слишком рано. Нет, речь идет о порядочности и лояльности, обо всех тех старомодных семейных ценностях, которые в нашей семье, похоже, окончательно вышли из моды».

Чувствуя, как горлу подступает комок, и понимая, что вот-вот заплачет, Сьюзен покачала головой и презрительно скомандовала себе: «Ладно, плакса, нечего нюни распускать».

Она отхлебнула большой глоток кофе и тут же схватилась за стакан с водой.

"Нет ничего лучше ожога второй степени, когда одолевает жалость к себе, — подумала Сьюзен. — Как рукой снимает. И тревожит меня вовсе не Ди с ее интригами, — заверила она себя. — Из головы не идет Тиффани. Бедная, глупенькая девочка! Ей так хотелось быть любимой, а теперь у нее никогда такого шанса не будет. И если только Пит Санчес не покажет мне подписанное под присягой признание арестованного, я буду считать, что ее смерть связана с бирюзовым кольцом, а вовсе не с каким-то бывшим уголовником, выставленным из бара за приставание.

«Ты мне принадлежишь»... Тиффани говорила, что на ее кольце есть такая надпись. Такое же кольцо с надписью Джейн Клаузен нашла среди вещей Регины. Такое же кольцо обещала отдать мне Кэролин Уэллс. Ни капитан Ши, ни Пит Санчес не проявили интереса к кольцам, но все эти убийства, и покушения, и те убийства, о которых мы еще не знаем, а только подозреваем, каким-то образом связаны с этими кольцами и с круизными поездками Регины и Кэролин".

Сьюзен взглянула на часы, взяла второй стакан кофе и попросила чек. Джастин Уэллс согласился принять ее в своих апартаментах на Пятой авеню в восемь. Времени оставалось в обрез, чтобы туда добраться.

* * *
Сьюзен трудно было представить, как выглядит Уэллс. Памела Гастингс, капитан Ши и Дон Ричардс единодушно отзывались о нем как о человеке безудержно ревнивом. «Наверное, я подсознательно ожидала встречи с чудовищем», — поняла она, когда дверь квартиры открылась и перед ней предстал привлекательный мужчина с тревожным взглядом. Лет сорока, темные волосы, широкие плечи, атлетическое сложение... «Да он просто красавец, — подумала Сьюзен, изучая его. — Если бы внешность могла служить гарантией, он был бы последним человеком, которого можно было бы заподозрить в приступах убийственной ревности. Но уж кому-кому, а мне следует знать, что внешность обманчива».

Она протянула ему руку и представилась.

— Входите, доктор Чандлер. Пам тоже здесь. Но, прежде чем будет сказано еще хоть слово, позвольте мне извиниться за тон, каким я говорил с вами по телефону.

— Зовите меня Сьюзен, — предложила она. — И никаких извинений не требуется. Как я уже говорила, вы совершенно правы: именно звонок вашей жены в мою программу явился причиной того, что она сейчас в больнице.

Одного взгляда на гостиную было довольно, чтобы понять, что тут живут архитектор и дизайнер интерьеров. Тонкие, изящные колонны с каннелюрами отделяли комнату от холла, а сама комната, украшенная лепниной и великолепным камином резного мрамора, ослепляла блеском паркета из драгоценных пород дерева, поверх которого был расстелен персидский ковер пастельных тонов. Обстановку составляли удобные кресла и диваны, антикварные столики и светильники.

Памела Гастингс тепло поздоровалась со Сьюзен.

— Хорошо, что вы пришли. Вы очень добры, Сьюзен. Я вам даже передать не могу, как много ваш приход значит лично для меня.

«Она считает, что предала Джастина Уэллса», — догадалась Сьюзен и ободряюще улыбнулась Памеле.

— Послушайте, — сказала она, — я прекрасно понижаю, насколько вы оба измучены, поэтому перейду прямо к делу. Когда Кэролин позвонила в понедельник на студию, она обещала прийти ко мне в приемную, принести кольцо с бирюзой и фотографию человека, подарившего ей это кольцо. Теперь мы уже знаем, что она изменила свое намерение и, по-видимому, решила выслать эти вещи по почте. Я надеюсь, что у нее сохранились другие сувениры из того круиза, которые помогли бы нам найти загадочного незнакомца, предлагавшего ей сойти с корабля и съездить с ним в Алжир. Вспомните: когда она попыталась связаться с ним в отеле, где он якобы должен был остановиться, ей ответили, что такой у них не значится.

— Как вы понимаете, мы с Кэролин не обсуждали ту поездку, — сухо пояснил Джастин. — Это был тяжелый период, и мы оба хотели как можно скорее оставить нашу размолвку позади.

— В том-то все и дело, Джастин, — заметила Памела. — Кэролин не стала рассказывать тебе о кольце с бирюзой и уж тем более показывать фотографию другого мужчины. Доктор Чандлер как раз на то и надеется, что у нее сохранились сувениры, о которых ты не знаешь.

Лицо Уэллса побагровело.

— Доктор, — сказал он, — как я уже говорил вам по телефону, можете искать здесь все, что вам угодно, лишь бы это помогло найти человека, который чуть не убил Кэролин.

Сьюзен отметила про себя затаенную угрозу, прозвучавшую в его голосе. «Дон Ричардс прав, — подумала она. — Джастин Уэллс убьет любого, кто причинит вред его жене».

— Давайте начнем, — предложила она.

* * *
Кэролин Уэллс оборудовала для себя рабочий кабинет на дому — большую комнату с просторным письменным столом, кушеткой, чертежной доской и конторским шкафом.

— У нее есть кабинет на работе, — объяснил Джастин Уэллс, — но, по правде говоря, свои творческие проекты она предпочитает разрабатывать здесь и всю свою личную почту тоже держит здесь.

Сьюзен уловила напряженность в его голосе.

— Письменный стол заперт? — спросила она.

— Не знаю. Я никогда к нему не прикасался.

Джастин Уэллс отвернулся, словно ему невыносимо было видеть стол, за которым еще недавно работала его жена.

Памела Гастингс положила руку ему на рукав.

— Джастин, подожди нас в гостиной, — предложила она. — Тебе здесь нечего делать.

— Ты права, мне нечего здесь делать. — Уже дойдя до двери, он обернулся. — Но я настаиваю на одном: я имею право знать, что вы здесь нашли, если найдете, что бы это ни было, плохое или хорошее, лишь бы оказалось полезным. Я могу считать, что вы дали мне слово? — спросил он грозно.

Обе женщины кивнули. Когда он вышел за дверь, Сьюзен повернулась к Памеле Гастингс:

— Давайте начнем.

Сьюзен осматривала стол, Памела взяла на себя шкаф с картотекой. «Что бы я чувствовала, если бы это случилось со мной? — спросила себя Сьюзен. — Дела моих пациентов можно не считать, они защищены по закону о врачебной тайне. Но что-то личное... Что бы я сама захотела скрыть от посторонних глаз, от обсуждения?»

Она тут же нашла готовый ответ: письмо, которое написал ей Джек, когда признался, что полюбил Ди. Кое-что из этого письма она помнила до сих пор: «Мне очень горько, что я причинил тебе боль. Я никогда не сделал бы этого умышленно».

«Давно пора сжечь это письмо», — решила Сьюзен.

Она чувствовала себя омерзительно, роясь в чужих вещах, словно подглядывала за женщиной, с которой так и не познакомилась. Она отметила, что Кэролин Уэллс присуща некоторая сентиментальность. В нижнем ящике лежали папки с делами, помеченные «Мама», «Джастин», «Пам».

Сьюзен просмотрела их и убедилась, что в них лежат поздравительные открытки, личные письма и фотографии. В папке, озаглавленной «Мама», она нашла свидетельство о смерти трехлетней давности. Из него явствовало, что Кэролин была единственным ребенком, а ее отец умер десятью годами раньше матери.

«Всего год спустя после смерти матери она рассталась с мужем и отправилась в круиз, — подумала Сьюзен. — Можно не сомневаться, что она была выбита из колеи, эмоционально уязвима и совершенно беззащитна перед любым, кто проявил бы к ней хотя бы видимость участия».

Сьюзен попыталась в точности припомнить, что рассказывала ее собственная мать о случайной встрече с Региной Клаузен на собрании акционеров. Что-то насчет того, как взволнована была Регина предстоящей поездкой и как она рассказала о своем отце, который умер, когда ему было всего лишь за сорок, а перед смертью признался дочери, что жалеет о так и не состоявшихся каникулах.

«Две уязвимые женщины, — подумала Сьюзен, закрывая панку. — Это уже не вызывает сомнений. Но здесь ничего полезного для нас нет». Она подняла голову и увидела, что Памела Гастингс уже почти закончила осмотр картотечного шкафчика с тремя ящиками.

— Как дела? — спросила Сьюзен. Памела покачала головой:

— Никак. Насколько я понимаю, Кэролин держала здесь мини-картотеку с текущими делами. Здесь есть личные заметки и пожелания клиентов, эскизы и фотографии законченных комнат, все в таком роде. — Тут она вдруг замолчала, нахмурилась и сказала: — Минуточку... похоже, вот то, что мы ищем. — В руках у нее была папка с названием «Сигодива». — Это теплоход, на котором Кэролин ездила в круиз.

Она перенесла папку на стол и подтянула себе стул.

— Будем надеяться, — отозвалась Сьюзен, и они обе склонились над скоросшивателем.

Но папка, казалось, не содержала никакой ценной информации. В ней лежали только такие вещи, которые люди хранят на память о круизах: рекламный проспект с маршрутом, ежедневные информационные бюллетени с корабля, программки ежедневных мероприятий, сведения о ближайших портах.

— Бомбей, — сказала Памела. — Там Кэролин села на теплоход. — Оман, Хайфа, Александрия, Афины, Танжер, Лиссабон — вот пункты причаливания теплохода.

— Кэролин чуть было не сошла с теплохода в Афинах, чтобы перелететь в Алжир с загадочным незнакомцем, — напомнила Сьюзен. — Взгляните на дату. Теплоход должен был пристать в Танжере 15 октября. На следующей неделе исполнится ровно два года с того дня.

— Она вернулась домой 20-го, — пояснила Памела Гастингс. — Я точно помню, потому что это день рождения моего мужа.

Сьюзен проглядела бюллетени, в которых описывались предлагаемые экскурсии. Последний был озаглавлен: «СХОДИ НА ВОСТОЧНЫЙ БАЗАР В СТАРОМ АЛЖИРЕ».

"Это строчка из песни «Ты мне принадлежишь», — вспомнила Сьюзен. Потом она заметила надпись карандашом на последней странице. Она наклонилась, чтобы разглядеть еле заметные буквы: «Уэн, „Палас-отель“, 555-0634».

Она показала запись Памеле.

— Думаю, мы можем не сомневаться, что Уэн — это тот самый мужчина, с которым у нее была назначена встреча, — тихо сказала она.

— О боже! Значит, это его она сейчас зовет?

— Я не знаю. Вот если бы фотография, которую она обещала мне показать, была сейчас здесь! — воскликнула Сьюзен. — Наверняка она ее здесь и держала.

Она осмотрела стол, словно ожидая, что снимок вот-вот материализуется по ее воле. Потом взгляд упал на обрезок ярко-голубого картона рядом с парой маникюрных ножниц.

— У Кэролин есть прислуга? — спросила она.

— Да, она приходит утром по понедельникам и пятницам. С восьми до одиннадцати, насколько мне помнится. А что?

— Кэролин позвонила мне на студию незадолго до полудня. Давайте молиться, чтобы...

Не закончив фразы, Сьюзен потянулась под стол за мусорной корзинкой и со вздохом сожаления вывернула ее на ковер. Обрезки голубого картона разлетелись в разные стороны. Среди них она обнаружила фотографию с неровно отрезанным краем.

Сьюзен подняла ее и осмотрела.

— Это ведь Кэролин снята с капитаном судна?

— Да, это она, — подтвердила Памела. — Но зачем она ее разрезала?

— Могу предположить, что Кэролин хотела послать только часть фотографии — тот край, где был случайно запечатлен мужчина, подаривший ей бирюзовое кольцо. Она не хотела быть замешанной. Не хотела, чтобы ее опознали.

— А теперь фотография пропала, — вздохнула Памела.

— Может быть, она и пропала, — возразила Сьюзен, складывая вместе обрезки картона, — но взгляните вот на это. Название лондонской фирмы, обслуживающей круизы, напечатано на обратной стороне, и если у них хранятся негативы, я получу негатив с этой фотографии. Я получу его, Памела! — возбужденно воскликнула она. — Вы хоть понимаете, что мы, возможно, на пути к опознанию серийного убийцы?

71

Нэт Смолл даже слегка удивился тому, насколько велика его тоска по другу, соседу и коллеге Абдулу Парки. Всего три дня назад, в понедельник утром, увидев, как Парки подметает тротуар у своего магазинчика, он в шутку пригласил его перейти с метлой через улицу и прибраться заодно возле «Темных радостей».

Парки улыбнулся своей кроткой, застенчивой улыбкой и ответил:

— Нэт, ты же знаешь, я бы с радостью сделал для тебя все, что угодно, но где уж мне с моей метлой разгребать твою грязь!

И оба они душевно посмеялись. Во вторник утром Нэт опять увидел Парки с метлой возле магазинчика: на этот раз он подбирал с тротуара рассыпанный каким-то сопляком попкорн. И на этом все кончилось: больше он не видел Парки живым. Нэт почувствовал себя задетым, убедившись, что полиция и пресса уделяют слишком мало внимания смерти Парки. Да, конечно, об убийстве упомянули в городских теленовостях, даже на секунду промелькнуло на экране изображение его лавчонки, но, так уж случилось, что в тот же самый день был арестован крупный мафиозный авторитет: вот ему и досталась вся шумиха. А смерть Парки никого не взволновала — они назвали это «преступлением, предположительно связанным с наркотиками», на том и успокоились.

За прошедшие с тех пор два дня магазин «Сокровища Хайяма» приобрел заброшенный вид. «Можно подумать, он простоял закрытым много лет, — с горечью заметил Нэт. — Даже табличку „Сдается“ уже успели повесить. Еще, не дай бог, кто-нибудь из конкурентов сюда въедет. Только этого мне и не хватало».

В четверг вечером Нэт закрыл магазин в девять, но перед уходом поменял кое-что в витрине. Выглянув через стекло на улицу, он вспомнил, как во вторник около часа дня тот разряженный хлюст смотрел на эту самую витрину, а потом пересек улицу и вошел в магазинчик Парки. «Может, все-таки стоило рассказать о нем полиции, — подумал Нэт, но тут же одернул себя: — Нет, это была бы пустая трата времени. Тот тип небось заскочил и выскочил из лавочки Парки, как чертик из табакерки». Нэт по опыту знал, что такой пижон скорее будет рыться в тех товарах, что предлагают в «Темных радостях», а не в «Сокровищах Хайяма». Товар Парки предназначался исключительно для туристов, а тот хлюст ну уж никак не походил на туриста.

Нэт улыбнулся, вспомнив забавный сувенир, врученный ему Абдулом в прошлом году: толстого маленького человечка с головой слоника, сидящего на троне.

— Ты хороший друг, Нэт, — сказал Парки со своим странным певучим акцентом. — Я сделал это специально для тебя. Это Ганеш, бог с головой слона. Есть легенда. Его отец, бог Шива, случайно отрубил Ганешу голову, когда ему было пять лет, а когда его мать потребовала, чтобы он приставил ее обратно, Шива по ошибке дал ребенку голову слона. Когда мать начала жаловаться, что теперь ее сын станет изгоем из-за своего безобразия, отец сказал: «Я сделаю его богом мудрости, процветания и счастья. Вот увидишь, его будут любить».

Нэт знал, что Парки вложил много старания в эту маленькую фигурку. Как и все, что он делал своими руками, фигурка была инкрустирована бирюзой.

Нэт Смолл редко поддавался сентиментальным порывам, но теперь он вернулся в кладовую, вытащил бога-слона и поместил его в витрину в память о своем убитом друге, развернув таким образом, чтобы хобот слона указывал на магазинчик Парки. «Оставлю его там, пока кто-нибудь не возьмет в аренду магазинчик Парки, — решил он. — Это будет что-то вроде памятника славному маленькому человеку».

Гордый собой за благородный поступок, Нэт Смолл запер магазин и ушел домой. Ему было грустно, но он подбадривал себя мыслью о том, что, может быть, помещение магазина арендует булочная. Это было бы не только удобно для него, но чертовски полезно для бизнеса.

72

Дональд Ричардс предупредил свою экономку Рину, что у него есть планы на ужин, но потом, не желая ужинать в одиночестве, позвонил Марку Гринбергу, своему старому другу и коллеге-психиатру который оказывал ему профессиональную помощь в первое время после смерти жены. По счастливой случайности, вечер у Гринберга оказался незанятым.

— Бетси собралась со своей матерью в оперу, — сказал Марк, — а я отпросился.

Они встретились в ресторане «Кеннеди» на Пятьдесят седьмой улице в Западном районе. Гринберг, ученого вида мужчина под пятьдесят, дождался, пока им не подали коктейли, и сказал:

— Давно мы с тобой не говорили как доктор с пациентом, Дон. Как дела?

— Чувствую тягу к перемене мест, — улыбнулся Ричардс. — Полагаю, это добрый знак.

— Я прочел твою книгу, она мне понравилась. Расскажи, зачем ты ее написал.

— Вот уже второй раз за два дня мне задают этот самый вопрос, — заметил Ричардс. — Ответ очевиден: тема меня заинтересовала. У меня был пациент, у которого пропала жена. Он чуть с ума не сошел. А два года назад, когда ее тело было найдено, он наконец-то смог вернуться к нормальной жизни. Оказалось, что она ехала в машине и сорвалась с дороги в озеро. Ее смерть стала результатом роковой случайности. Женщины, о которых я пишу в книге, стали жертвами злого умысла. Смысл книги в том, чтобы предупредить женщин об опасности и научить их избегать обстоятельств, чреватых бедой.

— Это что, акт искупления? Все еще винишь себя в смерти Кэти? — тихо спросил Гринберг.

— Мне самому хотелось бы верить, что я уже начинаю от этого избавляться, но оно до сих пор иногда накатывает на меня и бьет со страшной силой. Марк, ты уже не раз слышал от меня эту историю. Кэти не хотела ехать на эти съемки. Ее подташнивало. Потом она мне заявила: «Я заранее знаю, что ты скажешь, Дон. Это несправедливо по отношению к другим — отказываться в последний момент». Я вечно ее критиковал за эту привычку менять планы в последнюю минуту, особенно когда речь шла об обязательствах по работе. Что ж, в тот раз она меня послушалась, и это стоило ей жизни.

Дон Ричардс отпил большой глоток из своего стакана.

— Но Кэти не говорила тебе, что она может быть беременна, — напомнил ему Гринберг. — Ты уговорил бы ее остаться дома, если бы знал, что ее подташнивает по этой причине.

— Нет, она мне ничего такого не сказала. Это я сам потом стал вспоминать и сообразил, что у нее была задержка в шесть недель. — Дон Ричардс пожал плечами. — Мне до сих пор бывает плохо, но все постепенно налаживается. Мне скоро стукнет сорок — что ни говори, а все-таки рубеж. Может быть, это поможет осознать, что пора расстаться с прошлым.

— Может, съездишь в круиз? Хотя бы ненадолго. Мне кажется, это еще один важный шаг, который тебе следовало бы предпринять.

— Честно говоря, я скоро собираюсь съездить в круиз. На будущей неделе в Майами я заканчиваю рекламную кампанию по распространению своей книги и уже подыскиваю для себя подходящий круиз.

— Вот это хорошие новости, — одобрительно кивнул Гринберг. — Последний вопрос: ты с кем-нибудь встречаешься?

— У меня было свидание вчера вечером. Сьюзен Чандлер, психолог. Она ведет ежедневную радиопередачу по будням, а также частную практику. Очень привлекательная и интересная леди.

— Надо ли это понимать так, что ты собираешься встретиться с ней снова?

— Я бы сказал, у меня на нее большие виды, Марк, — улыбнулся Дон Ричардс.

* * *
Вернувшись домой к десяти часам, Дон Ричардс спросил себя, не позвонить ли Сьюзен, и решил, что еще не слишком поздно.

Она подняла трубку на первый же звонок.

— Сьюзен, у вас сегодня был грустный голос. А как сейчас? Как вы себя чувствуете?

— Да вроде бы лучше, — ответила Сьюзен. — Я рада, что вы позвонили, Дон. Я хочу кое-что у вас спросить.

— Конечно.

— Вы много раз ездили в круизы, верно?

Ричардс вдруг заметил, что стискивает аппарат рукой.

— Верно. И до свадьбы, и после. Мы с женой оба любили море.

— И вы часто бывали на «Габриэль»?

— Да.

— Я ни разу в жизни не была в круизе, поэтому прошу вас проявить терпение. Насколько я понимаю, на судах действует фотографическая служба. Они много снимают.

— Конечно. Это очень прибыльное дело.

— А не знаете ли вы, они хранят в деле негативы с уже прошедших круизов?

— Понятия не имею.

— Ну хорошо. У вас случайно не сохранились фотографии, сделанные на борту «Габриэль»? Я вам сразу объясню, что мне нужно: я хочу узнать название фирмы, которая обслуживает — или обслуживала — «Габриэль».

— Я уверен, что у меня сохранились фотографии с кораблей, на которых мы плавали вместе с Кэти.

— А вы не могли бы проверить? Я была бы вам очень признательна. Я могла бы спросить у миссис Клаузен, но мне не хочется беспокоить ее по такому поводу.

— Не кладите трубку.

Дональд Ричардс положил трубку на стол и подошел к шкафу, где он хранил фотографии и разные мелочи на память о своей женитьбе. Он снял с верхней полки коробку с пометкой «Круизы» и вернулся с ней к телефону.

— Подождите минутку, — попросил он Сьюзен. — Если что-то сохранилось, то это в коробке, которую я сейчас осматриваю. Я рад, что говорю сейчас с вами. Ворошить прошлое бывает очень тяжело.

— Это верно. Именно этим я занималась в квартире Джастина Уэллса, — сказала Сьюзен.

— Вы были у Джастина Уэллса? — Дон Ричардс даже не пытался скрыть удивление в голосе.

— Да. Я думала, что смогу ему помочь.

«Больше она не скажет об этом ни слова», — понял Ричардс. Он нашел то, что искал: пачку фотографий в рамочках ярко-голубого картона.

Самая верхняя запечатлела их с Кэти за столиком на борту «Габриэль». У них за спиной виднелось большое панорамное окно, обрамлявшее погружающееся в океан солнце.

Ричардс вынул фотографию из рамки и перевернул. На обратной стороне был напечатан адрес с приглашением делать повторные заказы. Твердым голосом он прочел эту информацию Сьюзен.

— Вот это называется — повезло, — воскликнула Сьюзен. — Та же компания занималась фотографированием на теплоходе, на котором плыла Кэролин Уэллс. Возможно, мне удастся получить копию снимка, который она собиралась послать мне.

— Вы хотите сказать, фото мужчины, который подарил ей кольцо с бирюзой?

На этот вопрос Сьюзен ответила уклончиво:

— Полагаю, мне не следует проявлять чрезмерный оптимизм. Скорее всего, они не хранят негативы так долго.

— Послушайте, на будущей неделе меня не будет в городе, я отправляюсь в последний перегон рекламной поездки по распространению моей книги, — сказал Дон Ричардс. — Я уезжаю в понедельник, но мне бы очень хотелось увидеть вас до отъезда. Как насчет второго завтрака, обеда или ужина в воскресенье?

— Давайте остановимся на ужине, — засмеялась Сьюзен. — В воскресенье днем я занята.

Несколько минут спустя Дональд Ричардс повесил трубку и какое-то время просидел у стола, перебирая фотографии, оставшиеся на память о путешествиях, в которые они с Кэти ездили вместе. Ему вдруг показалось, что это было очень-очень давно.

Очевидно, назрели перемены. Он знал, что пройдет еще неделя, и он сумеет похоронить навсегда мучительные воспоминания о прошедших четырех годах.

73

Сьюзен взглянула на часы у себя на запястье. Было уже около одиннадцати. Позади длинный день, а впереди, увы, слишком короткая ночь. Меньше чем через шесть часов ей предстояло встать и заняться телефонными звонками.

Четыре часа утра в Нью-Йорке — это девять утра в Лондоне. Именно в этот час она намеревалась позвонить в компанию «Оушен круиз пикчерз» и спросить, нельзя ли заказать фотографии, сделанные на «Габриэль» и «Сигодиве» во время тех круизов, когда плыли Регина Клаузен и Кэролин Уэллс.

Хотя было уже поздно, она решила принять душ — хотелось смыть накопившуюся за день усталость. Она долго стояла под горячей водой, окутанная облаками пара, потом энергично растерлась, обмотала махровым полотенцем влажные волосы, надела ночную рубашку и халат и, чувствуя себя спокойнее, прошла в кухню, чтобы сварить чашку какао и выпить его в постели. «Это будет последний пункт в повестке долгого дня», — сказала она себе, заведя будильник на четыре часа утра.

* * *
Когда будильник прозвонил, Сьюзен протестующе застонала и заставила себя проснуться. Как обычно, перед тем, как лечь, она открыла окна и отключила отопление, поэтому комната превратилась, по выражению бабушки Сьюзи, в ледник.

Сьюзен села в постели, плотно завернувшись в одеяло, и одной рукой взяла телефон вместе с лежавшими рядом блокнотом и ручкой. С растущим в душе волнением она набрала на аппарате длинную серию цифр, чтобы дозвониться до фотостудии в Лондоне.

— "Оушен круиз пикчерз". Добрый день.

Сьюзен на мгновение растерялась. Она ожидала неизбежного включения магнитофонной ленты с инструкцией о том, какой номер следует набрать, чтобы соединиться с тем-то или с тем-то, и очень удивилась, услышав живой человеческий голос:

— Чем я могу вам помочь?

Через минуту она уже разговаривала с отделом повторных заказов.

— Возможно, у нас действительно сохранились фотографии, сделанные в тех круизах, мэм. Мы обычно храним снимки, сделанные в кругосветных путешествиях, дольше остальных.

Но когда Сьюзен поняла, как много снимков было сделано между Бомбеем и Афинами на «Сигодиве» и на «Габриэль» между Пертом и Гонконгом, она пришла в ужас.

— Видите ли, билеты на оба судна были распроданы, — пояснила секретарша. — Когда на борту семьсот пассажиров, велика вероятность того, что около пятисот из них окажутся семейными парами, а остальные путешествуют в одиночестве, и мы стараемся сделать несколько снимков каждого человека. Наши фотографы работают, пока пассажиры всходят на борт, многие просят сфотографировать их в промежуточных портах, позируют с капитаном на приемах, за своими столиками, на всех крупных мероприятиях, например, на черно-белом костюмированном балу. Как видите, у пассажиров множество возможностей сфотографироваться на память.

«Сотни фотографий двенадцать на пятнадцать дюймов каждая, — подумала Сьюзен, — будут стоить целое состояние».

— Минуточку, — попросила она. — Мне нужен снимок, сделанный на «Сигодиве» два года назад. На фотографии изображена женщина с капитаном. Не могли бы вы перебрать негативы и прислать мне оттиски со всех снимков одиноких женщин, позирующих с капитаном?

— На отрезке от Бомбея до Афин в октябре два года назад?

— Совершенно верно.

— Такой большой заказ потребует предоплаты.

— Безусловно.

«Папа может перевести деньги из своей конторы, — подумала Сьюзен. — А я ему потом верну».

— Послушайте, — сказала она, — этот снимок нужен как можно скорее. Если я переведу деньги сегодня, вы сможете доставить мне снимки экспресс-почтой к сегодняшнему вечеру?

— К завтрашнему дню. Вы ведь понимаете, нам придется напечатать около четырехсот оттисков.

— Да, я понимаю.

— Я уверена, мы с удовольствием предоставим вам скидку. К сожалению, вам придется обсудить это с мистером Мэйхью, а он сегодня будет только после обеда...

— У меня нет на это времени, — перебила секретаршу Сьюзен. — Дайте мне реквизиты вашего банка, деньги будут переведены сегодня, не позже трех часов дня.

— Мне очень жаль, но мы не можем выполнить работу раньше завтрашнего дня. Вы получите снимки в понедельник.

Сьюзен пришлось этим удовлетвориться.

* * *
Ей все-таки удалось уснуть после телефонного звонка, но ненадолго. К восьми часам она уже была одета и готова к отъезду на работу. Хотела было подождать до девяти и позвонить отцу на работу, но побоялась, что он может не пойти в контору с утра. Скрестив пальцы на счастье, чтобы не нарваться на Бинки, Сьюзен позвонила в дом на Бедфорд-Хиллз.

Ответила новая экономка. Мистер и миссис Чандлер проводят конец недели в своих нью-йоркских апартаментах, сообщила она.

— Они уехали вчера вечером.

«Какое это должно быть облегчение для тебя», — подумала Сьюзен. Ходили слухи, что Бинки не умеет ладить с прислугой.

Она позвонила в нью-йоркскую квартиру и мысленно застонала, услыхав голос мачехи. В это утро в ее голосе не было журчащих нот.

— Господи боже, Сьюзен, неужели это не могло подождать? — раздраженно взвизгнула Бинки. — Твой отец в душе. Я скажу, чтобы он тебе перезвонил.

— Да, будь так добра, передай ему, — ответила Сьюзен.

Через четверть часа ей перезвонил отец.

— Сьюзен, Бинки просто сокрушается. Она была такая сонная, когда взяла трубку, что даже не спросила, как ты поживаешь.

«Ради всего святого, папа, — мысленно взмолилась Сьюзен, — неужели ты совершенно отупел и не понимаешь, что таким образом она просто дает мне понять — на случай, если до меня самой не дошло, — что я ее разбудила?»

— Передай ей, что все нормально, — сказала она вслух, — но, папа... то есть, Чарльз, мне нужна твоя помощь.

— Для моей девочки — все, что угодно.

— Отлично. Я хочу, чтобы ты как можно скорее перевел в Лондон пять тысяч триста долларов. Я могу позвонить к тебе на работу и оставить все данные секретарше, если хочешь, но это нужно сделать немедленно. Я тебе, конечно, все верну, но мне нужно перевести деньги с накопительного счета, а на это потребуется несколько дней.

— И думать забудь. Я рад сделать для тебя все, что смогу, родная моя. Только скажи: что-то случилось? Почему такая срочность? Ты не заболела? А может, у тебя неприятности?

«Как это мило, — усмехнулась про себя Сьюзен. — Наконец-то ты заговорил как отец».

— Ничего страшного не случилось. Я помогаю одному моему другу в расследовании. Нам нужно кое-кого опознать по фотографиям, сделанным в круизе.

— Слава богу. Диктуй данные, я обо всем позабочусь сию же минуту. Знаешь, Сьюзен, я бы хотел, чтобы ты чаще обращалась ко мне за помощью. Мне это доставляет удовольствие. Я тебя слишком редко вижу. Мне тебя не хватает.

Сьюзен почувствовала, как ее охватывает волна ностальгии, но эта волна мгновенно схлынула, как только она услышала на заднем плане недовольный голос Бинки.

Отец снисходительно усмехнулся.

— Извини, дорогая, мне пора. Бинки не хочет прерывать свой косметический сон, так что придется мне дать ей снова заснуть.

74

В пятницу утром Крис Райан откинулся назад в своем древнем вращающемся кресле и принялся изучать предварительные данные о Дугласе Лейтоне, полученные от осведомителей.

Первый отчет свидетельствовал в пользу Лейтона: он получил именно то образование, которое указывал во всех анкетах. Значит, он не из тех, что утверждают, будто учились в колледже, который на самом деле видели только на картинке. Но далее следовала информация, которая подтвердила имевшиеся у Криса подозрения. С Лейтоном явно что-то было не так. Он сменил четыре места работы после окончания юридического факультета, и, хотя у него были все данные, чтобы стать партнером какой-нибудь солидной фирмы, до сих пор этого так и не случилось.

Крис удивленно изогнул бровь, читая о финансовом положении Лейтона в настоящее время. Он, безусловно, занимал весьма завидное положение. Попечительство в Семейном фонде Клаузенов давало ему огромный потенциал, не говоря уж о перспективах получить непыльную и доходную работку после ухода на пенсию Хьюберта Марча, который уже сейчас обращался с ним как с престолонаследником. «Судя по тому, что мне говорила Сьюзен, перед миссис Клаузен он тоже стелется», — размышлял Райан.

Изучая отчеты, он подчеркнул маркером некоторые места, требовавшие дальнейшего расследования. Один существенный момент сразу бросался в глаза: при том, что работа Лейтона заключалась, с одной стороны, в сбережении, а с другой стороны, в распределении значительных сумм (за это ему и платили), у него самого, похоже, не было ни гроша за душой.

«В чем тут загвоздка? — удивился Крис. — Парню за тридцать, холост, никаких финансовых обязательств вроде бы нет. Работал на солидные фирмы за хорошие бабки, а поглядеть на него — так он просто нищий. Машину водит по доверенности, квартиру снимает. На счетах денег в обрез на покрытие месячных расходов. Ни следа сберегательного счета. Что же Лейтон делает со своими деньгами? — спросил он себя. — Не исключено, конечно, что он наркоман. Если так, скорее всего, как большинство наркоманов, он находит средства на свой кайф. И, уж конечно, не из зарплаты».

Крис мрачно ухмыльнулся. Первоначального материала хватало с головой, чтобы оправдать более углубленное расследование. Ох, до чего же он любил этот момент — когда чуешь след и бросаешься в погоню! «Позвоню-ка я Сьюзен, — решил он. — Она предпочитает быть в курсе с самого начала. И наверняка будет довольна, когда узнает, что оказалась права насчет Дугласа Лейтона: что-то подгнило в Датском королевстве».

75

Когда Сьюзен пришла в приемную, на автоответчике ее ждало сообщение от Пита Санчеса. С торжеством она прослушала известие о том, что они нашли кольцо. «Это может оказаться очень важным», — подумала она.

Она с минуту посидела за столом, мысленно составляя кусочки головоломки. Возможно, кольца и не были ключом к раскрытию преступления, но они являлись связующим звеном между всеми жертвами. И если она права, смерть Тиффани была вызвана не тем, что у нее было такое кольцо, а опасением, как бы она не опознала человека, купившего несколько таких же колец в сувенирной лавочке в Гринвич-Виллидж.

«Попробую изложить свою теорию Питу, а там посмотрим, что будет», — решила Сьюзен, берясь за телефон.

По голосу Санчеса было слышно, что он пребывает в превосходном настроении.

— В конторе окружного прокурора допрашивают подозреваемого, — радостно сообщил он. — Один из моих осведомителей навел нас на пару свидетелей, слышавших, как он расписывал, что собирается сделать с Тиффани. Так прямо и сказал, что возвращается в «Грот» и задаст ей жару. Он расколется. Ладно, что там с этим паршивым колечком?

Сьюзен старалась как можно тщательнее подбирать слова.

— Пит, возможно, я глубоко заблуждаюсь, но мне кажется, что эти бирюзовые кольца имеют самое непосредственное отношение к делу. Одно из них было найдено среди личных вещей женщины, пропавшей без вести три года назад. В понедельник мне на радио позвонила другая женщина и пообещала показать еще одно такое же кольцо. Мы считаем, что она потом передумала и решила послать кольцо по почте; она попала под машину в тот самый момент, когда направлялась в почтовое отделение. Полиция все еще расследует это дело, но, судя по всему, она не сама упала, ее толкнули. Тиффани обещала прислать свое кольцо, но передумала и решила оставить его у себя как воспоминание о былой любви. А потом она его выбросила, но тот, кто ее убил, об этом не знал, к тому же я не уверена...

— Сьюзен, — перебил ее Санчес, — парень, убивший Тиффани, арестован. Не понимаю, при чем тут кольцо с бирюзой. Мы знаем, что она говорила с тобой о своем бывшем дружке, парне по имени Мэтт Бауэр, и мы его проверили. В среду вечером он был с родителями в Вавилоне — гостил у своей невесты. Они обсуждали свадебные планы. Он уехал туда с родителями и с ними же вернулся много позже полуночи. Так что он чист.

— Поверь мне, Пит, это кольцо может оказаться очень важным. Оно у тебя?

— Прямо передо мной.

— Подожди минутку. — Сьюзен порылась в сумке и вытащила из бумажника кольцо, которое дала ей Джейн Клаузен. — Пит, ты не мог бы описать мне свое кольцо?

— Да ради бога. Кусочки бирюзы, влепленные в дешевый ободок. Сьюзен, таким колечкам цена грош за дюжину в базарный день.

— Внутри что-нибудь написано?

— Написано, но разобрать трудно. Ладно, тут говорится: «Ты мне принадлежишь».

Сьюзен рванула на себя верхний ящик стола и принялась рыться, пока не нашла лупу. Она поместила кольцо Регины Клаузен под лампу, чтобы рассмотреть его получше.

— Пит, у тебя лупа есть?

— Да, где-то тут лежала.

— Прошу тебя, сделай одолжение. Я хочу сравнить гравировку на кольцах. На том, что я держу в руке, большое заглавное "Т" с петлей, "д" и "л" тоже с широкими петлями.

— "Т" и "л" похожи, а вот "д" у меня без петли, — отрапортовал Пит. — Сьюзен, что происходит?

— Пит, прошу тебя, давай сделаем так, — умоляюще попросила Сьюзен. — Обращайся с этим кольцом как с материальной уликой, закажи в своей лаборатории увеличенные снимки со всех ракурсов и пришли их мне по факсу. И еще одно: я хочу сама поговорить с Мэттом Бауэром. Ты не дашь мне его номер телефона?

— Сьюзен, парень чист, — снисходительно заметил Пит.

— Я в этом ни минуты не сомневаюсь. Прошу тебя, Пит. Я же шла тебе навстречу, когда работала у окружного прокурора!

После минутного раздумья Санчес сказал:

— Карандаш есть? Пиши номер. — Когда Сьюзен повторила ему номер, чтобы убедиться, что записала правильно, он заговорил чисто профессиональным тоном: — Сьюзен, я уверен, что мы задержали убийцу Тиффани, но если у тебя появится что-то еще, я хочу об этом знать.

— Договорились, — пообещала Сьюзен.

Только она повесила трубку, как Дженет объявила, что ей звонит Крис Райан. Он рассказал ей все, что успел узнать о Дугласе Лейтоне, заключив свое сообщение следующим резюме:

— Сьюзи, мы идем по горячему следу.

«Ты даже сам не догадываешься, насколько ты прав», — подумала Сьюзен. — Мы идем сразу по нескольким горячим следам". Она попросила Криса держать ее в курсе и предупредила Дженет, что ждет важнейшего факса из Йонкерса.

76

В пятницу утром на короткий момент у Кэролин создалось впечатление, что она вроде бы приходит в себя. Ее сознание не совсем прояснилось, но как будто сосредоточилось на происходящем. Кэролин охватило странное ощущение: ей казалось, что она погрузилась в воду, ее несло течением в темной и мутной морской воде. Все вокруг было неясным и смутным. Даже боль — а боли было много — казалась какой-то расплывчатой. Боль разливалась по всему телу, словно стала его неотъемлемой частью.

Где же Джастин? Она ничего не понимала. Он был нужен ей. Что с ней случилось? Откуда взялась вся эта боль? Так трудно вспомнить... Он ей позвонил... Он рассердился на нее... Она рассказала о человеке, с которым познакомилась на корабле. Джастин позвонил ей...

— Джастин, не сердись... Я люблю тебя! — вскричала она. — У меня никогда никого не было!

Но никто ее не услышал, она все еще была под водой.

Почему ей так плохо, так дурно? Где она? Кэролин почувствовала, что всплывает на поверхность.

— Джастин... — прошептала она.

Она не знала, не могла знать, что над ее постелью склонилась медсестра. Кэролин просто хотела объяснить Джастину, что она не хотела причинить ему боль, что не надо на нее сердиться.

— Джастин, прошу, не надо! — умоляюще шепнула она и опять уплыла подальше от боли, погрузилась в спасительную темноту.

Дежурной медсестре было приказано докладывать обо всем, что скажет Кэролин Уэллс, поэтому она позвонила капитану Тому Ши в 19-й участок. Ее звонок перевели в кабинет, где капитан уже не в первый раз выслушивал показания Джастина Уэллса о его передвижениях в понедельник после полудня: о том, как он позвонил жене, выразил свое недовольство звонком на радио, потом отправился домой, чтобы поговорить с ней лично, и, не застав ее дома, вернулся на работу, но перед этим сменил твидовое пальто на габардиновое. За все это время он ни на минуту не столкнулся с женой.

Выслушав донесение медсестры, Ши попросил:

— Мистер Уэллс, вот послушайте.

Губы Джастина Уэллса плотно сжались, его лицо побагровело, когда сестра, запинаясь, повторила ему слова Кэролин.

— Спасибо, — сказал он тихо, потом положил трубку и поднялся на ноги. — Вы меня арестуете?

— Пока нет.

— Что ж, вы найдете меня в больнице. Когда жена полностью придет в себя, ей потребуется моя помощь. Вне зависимости от того, вспомнит ли она, что с ней произошло, или нет, в одном можете быть уверены: сколько бы вы ни пытались выстроить против меня уголовное дело, Кэролин знает, что я скорее наложу на себя руки, чемпричиню ей боль.

Ши выждал, пока за Уэллсом не закрылась дверь, прежде чем позвонить дежурному сержанту.

— Пошлите женщину-полицейского в больницу Ленокс-Хилл, — приказал он. — Скажите ей, что она ответит головой, если хоть на минуту оставит Джастина Уэллса в палате наедине с женой.

Он положил трубку и еще долго сидел, размышляя над аспектами дела и мысленно содрогаясь перед перспективой новой встречи с Оливером Бейкером, который позвонил и заявил, что хочет дополнить свои показания. Но Бейкер действительно оказался ценным свидетелем, этого капитан Ши не мог отрицать. Он видел, как кто-то вытащил конверт из-под локтя Кэролин Уэллс, он был твердо уверен, что адрес на конверте был написан печатными буквами, что конверт был адресован какому-то доктору, он решительно заявил, что мужчина, схвативший конверт, был в плаще от «Берберри».

«Может, память Бейкера еще больше прояснилась, — думал Ши, — отсюда и просьба о новой встрече». Несколько часов назад он в числе немногих был на похоронах Хильды Джонсон, и у него просто руки чесались засадить в тюрьму Джастина Уэллса. «Какого еще незнакомца, — рассуждал он, — Хильда Джонсон могла впустить ночью в свою квартиру, если не человека, представившегося мужем женщины, которую у нее на глазах толкнули под колеса автофургона?»

Уэллс виновен — в этом у Ши сомнений не было. И для него как острый нож была мысль о том, что убийца Хильды только что беспрепятственно покинул его кабинет. Пока еще свободным человеком.

77

Было бы слишком сложно отменять назначенные на утро деловые встречи, к тому же это привлекло бы ненужное внимание, поэтому ему удалось лишь урывками прослушать радиопередачу Сьюзен. Как он и ожидал, слушатели все еще жаждали поговорить о смерти Тиффани.

— Доктор Сьюзен, мы с подругой так надеялись, что у нее опять все наладится с Мэттом. Сразу было понятно, что он ей очень нравится...

— Доктор Сьюзен, как вы думаете, Мэтт мог это сделать? Вдруг они встретились и поссорились...

— Доктор Сьюзен, я живу в Йонкерсе, и я вам скажу: они сейчас допрашивают этого парня, насчет убийства Тиффани. Так вот: он настоящий уголовник. Он уже сидел за убийство. Мы все думаем, что он ее убил...

— Доктор Сьюзен, на Тиффани было бирюзовое кольцо, когда ее убили?

Вот это интересный вопрос. Этот вопрос его по-настоящему встревожил. Было на ней это кольцо? Он так не думал, но теперь жалел, что не удосужился проверить.

Сьюзен отвечала на вопросы именно так, как он и ожидал: насколько ей известно, Мэтт не входит в число подозреваемых; она не встречала в средствах информации никаких сообщений о кольце; ни в коем случае нельзя забывать о презумпции невиновности, даже если подозреваемый уже был ранее осужден за аналогичное преступление.

Он знал, что означает эта последняя фраза. Сьюзен не разделяла убеждения полиции в том, что они уже нашли убийцу Тиффани. Она была слишком умна и не могла не связать смерть Тиффани с остальными. К тому же она несколько, лет проработала заместителем окружного прокурора. Прокурор не дремлет...

«И я тоже», — подумал он с самодовольной усмешкой. Он не испытывал беспокойства. Он уже высвободил отрезок времени, необходимый для ликвидации Сьюзен. Осталось только проработать детали.

В потайном отделении своего портфеля он носил три кольца, изъятые из магазина Парки, а также то кольцо, которое Кэролин Уэллс собиралась отослать Сьюзен. Ему, разумеется, требовалось только одно. Остальные он выбросит в океан, когда покончит с последней одинокой леди. Он многое отдал бы за возможность надеть одно из колец на палец Сьюзен Чандлер, когда он убьет ее, но это породило бы слишком много вопросов. Нет, он не мог рисковать, оставляя кольцо у нее на руке, но... может, стоит надеть его ей на палец хотя бы на минуту? Просто ради удовольствия. Это было бы так приятно — знать, что она, как и остальные, принадлежит ему.

78

— Это доктор Сьюзен Чандлер. Я прощаюсь с вами до понедельника.

Красная лампочка «Вы в эфире» над дверью студии погасла. Сьюзен взглянула на окошко аппаратной, где Джед уже снимал наушники.

— Как прошло? — спросила она с беспокойством.

— Прекрасно. При активном участии слушателей. Ты всегда отлично выступаешь, сама знаешь, но сегодня ты была просто в ударе. А в чем дело? Тебя что-то встревожило? Кто-то что-то сказал?

Сьюзен собрала свои заметки.

— Да нет. Просто я сегодня никак не могу сосредоточиться.

Голос Джеда смягчился.

— Тяжелые выдались дни, я знаю. Но все уже налаживается. Слушай, ты сегодня добралась до студии с двадцатиминутным запасом, а впереди выходные!

Сьюзен состроила ему рожицу.

— Как это мило, — сказала она, отодвигая кресло на колесиках и поднимаясь из-за стола. — Увидимся в понедельник.

* * *
Дженет передала Сьюзен факсы из Йонкерса, как только она вошла в приемную.

— Детектив Санчес звонил и спрашивал, хорошо ли они прошли, — сообщила она. — Странный он какой-то. Просил держать его в курсе всего, что вам станет известно, а не то в следующий раз он не станет счищать лазанью с материальной улики перед тем, как ее сфотографировать.

— Я это учту. Спасибо, Дженет. Ах да, будьте добры, закажите мне на ленч обычную усладу для гурманов и передайте им, чтоб доставили поскорее. Миссис Прайс будет здесь через двадцать минут.

— Я уже заказала ваш ленч, доктор, — с глубокой укоризной ответила Дженет.

«Что-то я сегодня всем наступаю на ноги, — подумала Сьюзен, проходя в кабинет. — Сперва Бинки, потом Пит, а теперь вот Дженет. Кто следующий?» Она села за стол, разложила факсы с увеличенными фотографиями и сравнила их с кольцом, которое дала ей Джейн Клаузен.

Фотограф явно вложил всю душу в свою работу и сумел получить отличное изображение надписи на внутренней стороне ободка. Как и ожидала Сьюзен, между кольцом на фотографиях и кольцом Регины наблюдалось явное сходство, хотя и без петельки в букве "д".

«Я права, — подумала она. — Это все из-за колец. То, что дала мне миссис Клаузен, сделано теми же руками, что и кольцо Тиффани, а это значит, что оба кольца куплены в том самом магазине в Гринвич-Виллидж, о котором Тиффани мне рассказала. Я жизнью поручусь, что Тиффани убили потому, что кто-то слышал, как она рассказала мне в эфире о человеке, который на ее глазах покупал такое кольцо. Он испугался, что она сможет его опознать».

Дженет вошла в кабинет Сьюзен с пакетом из закусочной в руках. Она поставила пакет на стол, а когда Сьюзен положила кольцо, взяла его и принялась изучать.

— Какая прелестная надпись, — заметила она, прищурившись, чтобы различить мелкие буковки. — Моя мать обожает старые песни, и «Ты мне принадлежишь» — одна из ее любимых.

Негромко и немного фальшиво она начала петь:

Любуйся пирамидами на берегах Нила,

Встречай рассвет на тропическом острове...

Она промычала несколько тактов без слов.

— Там еще было что-то про «восточный базар в старом Алжире», а потом про самолет. Не помню все слова, но это очень славная песенка.

— Да, очень, — рассеянно согласилась Сьюзен.

Слова песни звучали у нее в голове подобно сигналу тревоги, который она никак не могла отключить. Было в них что-то такое... Она взяла кольцо и спрятала его обратно в бумажник.

Без десяти час. Надо бы подготовиться к приходу пациентки, но ей хотелось немедленно, не дожидаясь двух часов, разыскать Мэтта Бауэра, бывшего поклонника Тиффани, единственного человека, способного объяснить ей, где именно в Гринвич-Виллидж находится сувенирный магазин, в котором он купил кольцо.

К телефону подошла мать Бауэра.

— Доктор Чандлер, мой сын на работе. Мы уже ответили на вопросы полиции. Мне очень, очень жаль, что Тиффани погибла, но ее смерть не имеет никакого отношения к моему сыну, он встречался с ней всего раза два, не больше. Она ему просто не подходила. Друзья рассказали мне о звонках Тиффани в вашу передачу, и я должна вам сказать, что эти звонки поставили Мэттью в крайне неловкое положение. Вчера я позвонила Тиффани и сообщила ей о его предстоящей свадьбе. В среду вечером мы ужинали с семьей его невесты — это прекрасные, интеллигентные люди. Даже представить себе не могу, что они подумают, если имя Мэттью публично всплывет в этом деле. Да я...

Сьюзен прервала поток слов.

— Миссис Бауэр, самый верный способ оградить имя Мэтта от публичного упоминания — дать мне поговорить с ним без протокола. Как с ним связаться?

Очень неохотно мать Мэтта сообщила ей, что он работает в обществе страхования жизни «Метрополитен» на Манхэттене и дала его рабочий телефон. Сьюзен позвонила, но ей сказали, что Бауэра нет на месте и до трех он не вернется. Она оставила сообщение, чтобы он срочно ей перезвонил.

Пока она вычерпывала ложкой суп из картонного контейнера, позвонил Пит Санчес.

— Сьюзен, чтобы держать тебя в курсе событий, хочу сказать, что мы вот-вот получим признание. Этот тип не только направлялся в «Грот», чтобы разобраться с Тиффани, теперь он признает, что действительно пошел на ресторанную стоянку. Правда, он утверждает, что ему стало страшно, потому что там уже, дескать, шатался какой-то тип.

— Возможно, он говорит правду, — предположила Сьюзен.

— Да брось, Сьюзен. Ты же работала заместителем окружного прокурора. Плохие парни вечно твердят одно и то же: «Клянусь, ваша честь, тот парень, который это сделал, побежал вон туда!» Когда имеешь дело с такими гадами, ничего нового не жди.

79

К вечеру пятницы Крис Райан сумел собрать и неопровержимые факты, и богатую коллекцию разнообразных слухов о Дугласе Лейтоне.

Факты состояли в том, что он был запойным игроком, скандально известным в Атлантик-Сити[22], где он не меньше десятка раз проигрывал весьма крупные суммы.

«Вот почему у него нет ни гроша за душой», — подумал Крис.

Один из слухов гласил, что Лейтону было запрещено пользоваться несколькими круизными линиями из-за подозрения в шулерстве за карточным столом. Согласно другим сведениям, его попросили уволиться из двух инвестиционных фирм из-за жалоб на неэтичное отношение к служащим-женщинам.

Без десяти пять вечера в пятницу Крис Райан как раз переваривал полученную информацию, когда позвонила Сьюзен.

— У меня есть интересные новости о Лейтоне, — объявил он. — Не вполне криминальные, но любопытные.

— Жду с нетерпением, — сказала Сьюзен, — но сначала я должна задать тебе вопрос. Существует ли способ достать список всех порномагазинов в Гринвич-Виллидж?

— Ты что, шутки со мной шутишь? — спросил Крис. — Кто торгует порнухой, даже в телефонном справочнике не регистрируется.

— Да, я уже начинаю это понимать, — вздохнула Сьюзен. — Как насчет сувенирных магазинов?

— Ищи во всех рубриках от «Антиквариата» до «Блошиного рынка».

— Тоже мне, помощничек, — засмеялась Сьюзен. — Ладно, расскажи мне, что ты узнал о Дугласе Лейтоне.

80

У Оливера Бейкера выдалась богатая событиями неделя. Краткое появление на телеэкране в понедельник изменило всю его жизнь. Он вдруг сделался чем-то вроде знаменитости. Все его клиенты в супермаркете Д'Агостино осаждали его вопросами о несчастном случае. Его соседка, работавшая в химчистке, суетилась вокруг него, как будто он был кинозвездой. Даже надутый брокер с Уолл-стрит, который раньше никогда с ним не здоровался, удостоил его кивком.

Дома Бетти и девочки смотрели на него, как на героя. Его свояченица, сестра Бетти, обычно ни в грош его не ставила и вечно стонала и закатывала глаза к потолку, стоило ему выразить свое мнение по любому поводу, а тут позвонила, чтобы услышать отчет о случившемся прямо из его уст. Ей хотелось знать, каково это — давать показания в полиции. Разумеется, рассказ ее не удовлетворил. Она начала рассуждать о том, как другая свидетельница, старуха, утверждавшая, что это не был несчастный случай, была убита, и вряд ли можно назвать это простым совпадением.

— Смотри, будь осторожен, как бы с тобой чего такого не случилось, — подытожила она.

Он, конечно, не испугался, но все же слегка встревожился.

Если честно, Оливеру доставляли удовольствие визиты в полицию. Особенно ему нравился капитан Ши. Он был воплощением силы закона и правопорядка. Оливеру он внушал уверенность в себе. Ему можно было выложить все как на духу. Особенно приятно было сидеть с ним в кабинете с глазу на глаз и видеть, как капитан ловит каждое его слово.

В пятницу на шестой полосе «Пост» было напечатано сообщение о том, что Джастин Уэллс был вызван на допрос по поводу инцидента с его женой, и рядом с заметкой была помещена фотография Уэллса, выходящего из дверей больницы.

Все утро Оливер держал газету, раскрытую на шестой полосе, у себя на письменном столе. Незадолго до полудня он позвонил капитану Ши и попросил о встрече после работы.

Вот почему в пять тридцать вечера в пятницу Оливер Бейкер вновь появился в кабинете капитана, держа в руке газету. Упиваясь своей причастностью к работе сильных мира сего, он объяснил, зачем понадобилась эта новая встреча:

— Капитан, чем дольше я смотрю на фотографию этого человека, тем больше я уверен в том, что именно его я видел в тот момент, когда он взял конверт, пытаясь — как я думал в то время — помочь ей сохранить равновесие. А она упала прямо под колеса фургона. — Оливер улыбнулся, глядя в мудрые, всеведущие глаза Ши. — Капитан, видимо, я был в сильном шоке, сам того не понимая, — добавил он. — Как вы думаете, может быть, поэтому у меня поначалу не сохранилось воспоминаний о его лице?

81

Мэтту Бауэру нравилась его работа в страховой компании. В один прекрасный день он собирался занять одно из руководящих кресел и прилежно трудился для достижения этой цели, продавая страховые полисы предприятиям малого бизнеса — такова была его специализация. К двадцати пяти годам его усердие уже начало приносить плоды: его направили на курсы повышения квалификации менеджеров. А теперь он обручился с Дебби, племянницей своего босса. Она представлялась ему идеальной спутницей на пути к вершине. И вообще все складывалось просто идеально, потому что в довершение ко всему прочему он был искренне в нее влюблен.

Вот почему он выглядел явно расстроенным, когда встретился со Сьюзен Чандлер в половине шестого вечера в кафе Центрального вокзала.

Сьюзен сразу понравился этот аккуратный, серьезный молодой человек, она понимала его тревогу. Она не усомнилась в его искренности, когда он сказал, что ему очень жаль Тиффани, и посочувствовала ему, когда он объяснил, почему не хочет быть замешанным в расследовании дела об убийстве.

— Доктор Чандлер, — сказал он, — я встречался с Тиффани всего пару раз. Три раза, если уж быть совсем точным. В первый раз — когда я однажды обедал в «Гроте». Я пригласил ее на свидание, а она тут же предложила мне сопровождать ее на свадьбе подруги.

— Вам не хотелось идти? — догадалась Сьюзен.

— Не особенно. С Тиффани было весело, но я сразу понял, что никакой искры между нами не пробежало, и к тому же я видел, что ей хочется серьезных отношений, а не случайного свидания.

Вспомнив взволнованный, полный наивной надежды голос Тиффани, Сьюзен понимающе кивнула.

Официантка подала им кофе, и Мэтт Бауэр отхлебнул глоточек, прежде чем продолжить рассказ.

— На свадьбе ее подруги я упомянул про фильм, который мне хотелось посмотреть. Он получил Гран-при на фестивале в Каннах, о нем писали в газетах. Тиффани сказала, что просто умирает, как ей хочется его увидеть.

— И вы ее, конечно, пригласили?

Мэтт кивнул:

— Да. Его показывали в маленьком кинотеатре в Гринвич-Вилл идж. Я сразу увидел, что Тиффани умирает со скуки, хотя она сделала вид, что фильм ей понравился. Еще перед сеансом мы пошли перекусить. Я спросил ее, нравится ли ей суши, и она сказала, что просто обожает суши. Доктор Чандлер, она буквально позеленела, когда нам подали еду. Она попросила меня сделать заказ для нее. Я думал, она знает, что суши — это сырая рыба, а она потребовала, чтобы ее порцию пожарили. Потом мы просто погуляли немного, полюбовались на витрины. Я совсем не знаю Гринвич-Виллидж, и она тоже не знала.

— А потом вы зашли в сувенирную лавочку? — спросила Сьюзен, моля бога, чтобы он вспомнил ее местонахождение.

— Да. Собственно, это Тиффани остановилась, когда что-то увидела в витрине. Она сказала, что ей так весело и что ей хочется получить какой-нибудь пустячок на память о нашем свидании. Вот мы и вошли внутрь.

— Вам этого хотелось? — спросила Сьюзен.

— В общем-то, нет, — ответил он, пожав плечами.

— Что сохранилось у вас в памяти об этом магазине, Мэтт? — Сьюзен помедлила. — Может быть, вы предпочитаете, чтобы я называла вас Мэттью?

— Только мать называет меня Мэттью, — улыбнулся он, — а для всего остального мира я — Мэтт.

— Ну хорошо, Мэтт, что вам запомнилось, когда вы вошли в магазин?

Он на минуту задумался.

— Это была обычная лавочка, забитая дешевыми сувенирами, но... не знаю, поймете ли вы меня, там было славно — все так чисто и аккуратно. Хозяин... или продавец, не знаю, кто он такой, был из Индии, и знаете, что здорово? Там были не только обычные статуи Свободы, трикотажные майки и значки «Я люблю Нью-Йорк». Он держал на полках целую коллекцию бронзовых обезьянок, слонов, Тадж-Махалов и индуистских богов — все в таком роде.

Сьюзен открыла сумку, достала бирюзовое колечко, которое дала ей мать Регины Клаузен, и протянула его на ладони Мэтту Бауэру.

— Узнаёте?

Он внимательно изучил кольцо, но в руки не взял.

— Там есть надпись «Ты мне принадлежишь»?

— Есть.

— Ну, тогда, я бы сказал, что это то самое кольцо, которое я подарил Тиффани, или его точная копия.

«И наверняка точная копия того, что было у Кэролин», — подумала Сьюзен. Вслух она сказала:

— Из того, что мне рассказала Тиффани, я поняла, что вы купили ей это кольцо, потому что какой-то мужчина зашел в магазин и купил точно такое же, а продавец сказал вам, что этот человек уже не раз покупал такие кольца. Вы это помните?

— Помню, но я его практически не видел, — ответил Мэтт. — Насколько я помню, магазин был маленький, и он был разделен пополам расписной деревянной ширмой, она заслоняла от меня прилавок. К тому же я отвлекся: стал читать историю одной статуэтки — у нее было тело человека и голова слона, считалось, что это бог мудрости, процветания и счастья. Так было сказано на карточке. Я подумал, что это был бы неплохой сувенир, но когда я повернулся и хотел показать его Тиффани, она говорила с продавцом у прилавка. Она держала в руке кольцо с бирюзой, а он рассказывал ей, что покупатель, который только что вышел, купил несколько таких колечек. Я показал ей бога с головой слона, но Тиф-фани он не понравился, она хотела колечко. — Бауэр улыбнулся. — Она была смешная. Когда я показал ей бога-слона и рассказал легенду, она сказала, что он похож на завсегдатаев «Грота» и счастья ей не принесет, поэтому я поставил его обратно на полку и купил кольцо. — Мэтт помрачнел и покачал головой. — Колечко стоило всего десять долларов, но она была в таком восторге... можно было подумать, что я купил ей обручальное кольцо. Потом, по дороге к метро, она держала меня за руку и распевала «Ты мне принадлежишь».

— И сколько раз вы потом встречались?

— Только один раз. Она часто звонила мне домой и, если включался автоответчик, напевала несколько строчек из песни. Наконец я пригласил ее выпить по коктейлю и сказал, что она придает слишком большое значение этому кольцу и, хотя мы пару раз весело провели время, я считаю, что нам лучше расстаться.

Он допил кофе и посмотрел на часы.

— Доктор Чандлер, вы меня извините, мне, честное слово, пора идти. В шесть тридцать я встречаюсь со своей невестой Дебби.

Он сделал знак официантке.

— Я угощаю, — торопливо вставила Сьюзен.

Она нарочно не спросила о местонахождении магазина. У нее все еще была слабая надежда, что Мэтт хоть мельком видел клиента, покупавшего кольца, и что по ходу разговора он сам упомянет какие-нибудь ориентиры, которые помогли бы ей отыскать магазин.

Когда ей все-таки пришлось задать прямой вопрос, он смог сказать ей только одно: они смотрели фильм в кинотеатре, расположенном неподалеку от Вашингтон-сквер, суши-бар находился в четырех кварталах от кинотеатра, и они были неподалеку от остановки метро на перекрестке Четвертой улицы и Шестой авеню, когда зашли в магазин.

У Сьюзен остался последний вопрос.

— Мэтт, Тиффани упомянула о порномагазине прямо напротив сувенирной лавки, где вы купили кольцо. Вы его помните?

Поднимаясь из-за стола, Мэтт отрицательно покачал головой:

— Нет, не помню. Извините, доктор Чандлер, жаль, что от меня так мало толку. — Он помолчал. — Знаете, Тиффани только с виду казалась крутой, а на самом деле была славной девочкой. Мне становится смешно всякий раз, как вспомню, что она сказала про посетителей «Грота» — что они похожи на бога-слона. Надеюсь, они найдут того, кто это с ней сделал. До свидания.

Сьюзен заплатила по чеку, подхватила сумку и взяла такси до пересечения Четвертой улицы и Шестой авеню. По дороге она сверилась с картой Гринвич-Виллидж. Хотя она прожила в этом районе несколько лет, здесь по-прежнему можно было заблудиться. Она собиралась сделать станцию метро своей отправной точкой и пройтись по нескольким разбегающимся в разные стороны улочкам Гринвич-Виллидж в поисках сувенирной лавки с товарами индийской тематики, находящейся напротив порномагазина. Этот план казался довольно простым: в конце концов, сколько может быть на свете магазинов с такими ориентирами?

«Я могла бы обратиться к Крису Райану, — подумала она, — но Гринвич-Виллидж не настолько велик, и надо попробовать справиться самой». Она решила зайти в лавку и попробовать разговориться с индийским продавцом. А потом, когда у нее будет фотография Кэролин Уэллс с капитаном круиза, на которой запечатлен мужчина, подаривший ей бирюзовое колечко, она вернется в лавку и спросит продавца, узнает ли он его.

Она еще не дошла до цели, но чувствовала, что сеть затягивается вокруг убийцы.

82

Кэролин опять ощущала боль. Ей было очень страшно. Она не знала, где находится, а когда пыталась заговорить, губы ее не слушались. Она попыталась поднять руку, но что-то ей мешало.

Ей хотелось сказать Джастину, как глубоко она сожалеет. Но где он? Почему он к ней не приходит?

Она чувствовала, как что-то стремительно надвигается на нее в темноте. Оно убьет ее! Где же Джастин? Он бы ей помог. Наконец она обрела способность двигать губами, наконец-то сама услышала свои рвущиеся из горла слова:

— Нет... прошу... нет! Джастин!

И тут «оно» набросилось на нее, она почувствовала, что снова погружается в воду, ее разум отступил перед страшной болью. Если бы она не потеряла сознание, если бы сохранила способность воспринимать происходящее, она расслышала бы отчаянный возглас Джастина и тревожный писк мониторов, предупреждающих о включении Кода 9, но она ничего не воспринимала.

И, уж конечно, она не видела, как женщина-полицейский метнула на Джастина обвиняющий взгляд через постель.

83

В пятницу вечером Алекс Райт смог вернуться домой только к семи вечера. Чтобы освободить время для поездки на будущей неделе, он провел целый день на работе в конторе фонда, даже ленч съел за письменным столом, хотя терпеть этого не мог.

После столь напряженного дня он мечтал провести тихий вечер и прошел прямо в гардеробную, где переоделся в легкие саржевые брюки и свитер. Как всегда, он мысленно поздравил себя с тем, что ему удалось наконец решить проблему нехватки подсобного пространства.

Несколько лет назад он отгородил часть просторной спальни и таким образом выкроил себе место, вполне достаточное для его немалого гардероба. А больше всего он ценил широкую полку, на которой всегда стоял открытый чемодан, ждущий укладки. На стене над чемоданом висел в рамочке список вещей, необходимых ему в различных климатических условиях и для различных мероприятий.

Чемодан уже был наполовину заполнен предметами одежды, которые по возвращении из поездки немедленно отправлялись в прачечную или в химчистку: белье, носки, носовые платки, пижама, халат, фрачные рубашки.

Для более долгих путешествий, таких, например, как предстоящая поездка в Россию, Алекс предпочитал укладывать вещи сам. Если же по каким-то причинам у него не хватало времени, эту услугу ему оказывал Джим Кэрли. Они постоянно перешучивались, вспоминая, как в тот единственный раз, когда Алекс доверил упаковку чемодана экономке Маргарет, она забыла положить фрачную рубашку, а он обнаружил ее промах лишь во время одевания к парадному ужину в Лондоне.

Сунув босые ноги в удобные старые мокасины, Алекс улыбнулся. Ему вспомнились слова Джима, сказанные после той поездки:

— Ваш отец, царствие ему небесное, вышвырнул бы ее из дому без лишних слов.

Перед тем как покинуть гардеробную, Алекс взглянул на список, напоминавший, что в октябре в России уже бывает очень холодно и что ему, скорее всего, понадобится более теплое пальто.

Он спустился вниз, налил себе виски со льдом, позвенел льдинками в стакане и начал пить, чувствуя, что пребывает в весьма дурном состоянии духа. Со вчерашнего дня его точило воспоминание о том, что Сьюзен была очень холодна в разговоре с ним по телефону, когда отказалась от приглашения присоединиться к нему и к Диане за коктейлем.

Что же будет завтра на приеме в библиотеке, где по одну руку от него сядет Диана, а по другую Сьюзен? Скорее всего, положение окажется, мягко говоря, неловким.

И тут Алекс улыбнулся. «Идея, — подумал он. — Приглашу-ка я Бинки и Чарльза присоединиться к нам. На ужин будет накрыто четыре стола на десять человек каждый. Я помещу Диану вместе с Бинки и Чарльзом за другой стол. Сьюзен все правильно поймет. И Диана тоже».

84

Названия улиц, по которым она проходила, бесконечной каруселью крутились у нее в мозгу: Кристофер, Гроув, Барроу, Коммерс, Мортон. В отличие от верхней части Манхэттена, где улицы располагались четкой решеткой, в Гринвич-Виллидж они беспорядочно разбегались в разные стороны. Наконец Сьюзен решила признать свое поражение, купила «Пост» и зашла поужинать в итальянский ресторанчик на Кармайн-стрит.

Она грызла теплый гренок, пропитанный оливковым маслом, и запивала его бокалом кьянти, пока читала газету. На третьей полосе была опубликована фотография Тиффани, взятая из школьного выпускного альбома, а рядом помещалась заметка о ходе расследования убийства. В заметке говорилось, что вскоре ожидается официальное предъявление обвинения.

Потом на шестой полосе Сьюзен с удивлением наткнулась на фотографию Джастина Уэллса рядом с заметкой о том, что его допрашивают об обстоятельствах, приведших к инциденту с его женой.

«Мне никого не удастся убедить в существовании связи между этими двумя делами, пока я не найду сувенирный магазинчик и не поговорю с продавцом, — подумала она. — И дай бог, чтобы я смогла показать ему ту фотографию с круиза, которую пришлют в понедельник. Сегодня мне не удалось найти это место, но завтра с утра пораньше я вернусь и продолжу поиски».

Она вернулась домой в десять вечера и устало спустила с плеча ремень сумки, оставив ее на столике в прихожей. «Какого черта я каждый день таскаю с собой столько тяжестей? — спросила она себя, разминая плечи. — Надо будет сменить эту здоровенную торбу на что-нибудь поизящнее, а то в ней можно спрятать даже мертвое тело. — Тут в памяти всплыло лицо Тиффани. — Да, удачная мысль, ничего не скажешь. А выглядела она в точности, как я ее себе представляла. Глаза слишком густо подведены, волосы мочалом, но все равно хорошенькая и задорная».

Сьюзен неохотно подошла к телефону: на автоответчике мигала красная лампочка. В девять позвонил Алекс Райт:

— Просто хотел сказать «Привет». С нетерпением жду завтрашнего вечера. Если не удастся созвониться в течение дня, условимся, что я заеду за вами в половине седьмого.

«Он дает мне знать, что он сегодня вечером дома, — подумала Сьюзен. — Это хорошо».

Следующий звонок был от матери.

— Сейчас половина десятого. Я перезвоню позже, дорогая.

Опасаясь, как бы мать не перезвонила как раз в тот момент, когда она будет принимать душ, Сьюзен решила не откладывая позвонить сама. По голосу она сразу поняла, что мать чем-то расстроена.

— Сьюзен, тебе известно, что Ди не только собирается вернуться в Нью-Йорк, но уже сняла себе квартиру?

— Нет, — ответила Сьюзен. — Что-то уж больно быстро.

— Вот именно. Она всегда была нетерпелива, но я должна тебе признаться, мне обидно, что она сегодня взяла с собой Людоедку, когда отправилась подписывать договор.

— Она взяла с собой Бинки? Зачем?

— "Чтобы выслушать мнение другой женщины" — так она сказала. Я напомнила ей, что еще не ослепла и тоже хотела бы посмотреть квартиру, но Ди объяснила, что квартирой интересуется кто-то еще и ей надо было действовать быстро.

— Ну, может быть, это правда, — предположила Сьюзен. — Мама, прошу тебя, не расстраивайся из-за таких пустяков, они этого не стоят. Ты же рада ее возвращению в Нью-Йорк.

— Да, я рада, — признала она, несколько смягчившись. — Но меня беспокоит... Ну, ты знаешь. То, что мы обсуждали позавчера вечером.

«Боже, дай мне сил», — взмолилась Сьюзен.

— Мама, если ты имеешь в виду Алекса Райта, у меня с ним было ровно одно свидание. Я бы не назвала это устоявшимися отношениями.

— Я знаю. И все же этот внезапный переезд в Нью-Йорк кажется чересчур поспешным даже для Ди. И вот еще что, Сьюзен: если тебе нужны деньги, вовсе не обязательно обращаться к отцу. Я прекрасно понимаю, как он тебя обидел. Ты же знаешь, у меня тоже есть деньги в банке.

— Это ты о чем? — удивилась Сьюзен.

— Разве ты не просила Чарли-Чарльза перевести для тебя деньги в Лондон?

— А тебе откуда об этом известно?

— Да уж, конечно, не от твоего отца. Ди мне сказала.

«А сама она, без сомнения, узнала об этом от Бинки, — мысленно прокомментировала Сьюзен. — Это, конечно, неважно, но все равно противно».

— Мама, мне не нужны деньги. Просто нужно было кое-что заказать сегодня для немедленной доставки, и у меня не было времени договариваться о переводе с накопительного счета, вот я и попросила папу. На следующей неделе я ему все верну.

— С какой стати? У него куча денег, на следующей неделе он отправляет Ди в круиз. Не надо быть такой гордой, Сьюзен. Считай, что эти деньги он тебе должен.

«Только что ты мне говорила, чтобы я не брала денег у отца», — мысленно напомнила ей Сьюзен.

— Мама, я только что вошла и, честно говоря, устала. Я перезвоню тебе завтра или в воскресенье. У тебя есть планы на выходные?

— Свидание вслепую, помоги мне бог. Хелен Эванс это устроила. Вот уж не думала, что в моем возрасте буду предвкушать нечто подобное.

Сьюзен улыбнулась, услыхав радостное оживление в голосе матери.

— Хорошие новости, — с жаром воскликнула она. — Развлекайся.

«Нет, сегодня одним душем не отделаться, — подумала она, вешая трубку. — После такого дня надо долго-долго отмокать в ванне. В моей душе, как и в теле, одно сплошное беспокойство, боль и раздражение».

Сорок минут спустя Сьюзен распахнула окна в спальне перед тем, как лечь. Выглянув на улицу, она заметила, что там пустынно, если не считать одинокого прохожего. Она едва различала его силуэт.

«Этому бедолаге никогда не победить в марафоне. Тащится как черепаха».

85

Несмотря на переутомление — а может быть, именно из-за него — Сьюзен не смогла крепко уснуть. Три раза за ночь она просыпалась и ловила себя на том, что напряженно прислушивается к раздающимся вокруг звукам, пытаясь понять, нет ли в квартире постороннего. В первый раз она проснулась, потому что ей показалось, что наружная дверь открывается. Ощущение было таким живым и острым, что Сьюзен поднялась с постели и подбежала к двери... только чтобы убедиться, что она заперта на засов. Чувствуя себя дурой, она тем не менее проверила запоры на окнах в гостиной, в кабинете и в кухне.

Она вернулась в спальню, все еще преследуемая ощущением смутной угрозы, но твердо решила не закрывать окно в спальне. «Ты живешь на третьем этаже, — сурово напомнила она себе. — Если только Человек-паук не поселился по соседству, вряд ли кто-то рискнет карабкаться по отвесной стене».

Температура за несколько ночных часов успела сильно понизиться, в комнате стоял ледяной холод. Сьюзен натянула одеяло под самый подбородок, вспоминая сон, который так ее встревожил и заставил проснуться. Во сне она видела, как Тиффани выбегает из дверей на скудно освещенный двор. Она держала в руке кольцо с бирюзой и выбросила его в ночной воздух. Из темноты появилась рука и подхватила кольцо, а Тиффани закричала: «Нет! Не отнимай его! Я хочу его сохранить. Вдруг Мэтт мне позвонит». Потом ее глаза округлились от ужаса, и она завизжала.

Сьюзен поежилась. «И вот теперь Тиффани мертва, потому что позвонила мне, — подумала она. — О боже, как жаль ее». Вдруг оконная рама задребезжала от порыва ветра. «Вот что меня разбудило», — догадалась Сьюзен и даже подумала, не подняться ли и не закрыть ли окно, но вместо этого поплотнее закуталась в одеяло и через несколько минут заснула.

Во второй раз она проснулась и вскочила с постели в полной уверенности, что у окна кто-то есть. «Возьми себя в руки», — приказала она себе, взбила подушку и натянула одеяло с головой.

В третий раз Сьюзен проснулась в шесть утра. Хотя она спала, ее ум бодрствовал, и она поняла, что во сне ее подсознание сосредоточилось на списке пассажиров «Сигодивы». Этот список она нашла среди вещей Кэролин Уэллс, и Джастин Уэллс разрешил ей его взять.

Когда она проснулась, ей вспомнилось имя Уэн, которое Кэролин написала на одном из ежедневных корабельных бюллетеней. Можно было не сомневаться, что это тот самый человек, который предлагал ей поехать с ним в Алжир. «Надо было сразу изучить список пассажиров, — попрекнула себя Сьюзен. — Мы знаем, что мужчина, с которым она сблизилась, был пассажиром, то есть его имя значится в списке».

Теперь она окончательно проснулась безо всякой надежды снова заснуть и решила прояснить мысли при помощи кофе. Когда кофе сварился, она принесла чашку в постель, села, подложив под спину подушки, и принялась изучать список. Скорее всего, «Уэн» — это сокращение от чего-то. Пробегая глазами список, Сьюзен сосредоточилась на таких именах, как Уэндольф или Уэнрайт, но таковых на борту не оказалось.

«Это ведь может быть и прозвище», — подумала Сьюзен. Среди пассажиров попадались возможные кандидаты, включая Уэнли и Уэнфри. Но и Уэнли, и Уэнфри были женаты и путешествовали вместе с женами.

Инициалы вторых имен пассажиров были указаны лишь в очень немногих случаях. Если мужчина, известный Кэролин под именем «Уэн», образовал свое прозвище от второго имени, список пассажиров ей ничем не поможет.

Сьюзен заметила, что когда речь шла о супружеских парах, имена в списке следовали друг за другом в алфавитном порядке, например, миссис Абигайль Джонс, а за ней мистер Роберт Джонс и так далее. Отбросив супружеские пары, Сьюзен прошлась по списку и отметила все мужские имена, не сопровождавшиеся женскими. Первым в таком укороченном списке оказался некий мистер Оуэн Адамс.

«Любопытно, — подумала она, обработав таким образом весь список пассажиров, — из шестисот человек на борту сто двадцать пять оказались одинокими женщинами и всего шестнадцать — мужчинами, путешествующими в одиночку». Это сильно сужало поиск.

Потом ее осенила еще одна мысль: нет ли среди вещей Регины Клаузен списка пассажиров «Габриэль»?

А если есть, возможно ли, что один из шестнадцати одиноких мужчин, которые плыли на «Сигодиве», был пассажиром и на «Габриэль»?

Отбросив одеяло, Сьюзен направилась в душ. «Пусть миссис Клаузен не в силах меня принять, я все-таки спрошу ее о списке пассажиров „Габриэль“, — решила она, — и если он был среди вещей Регины, попрошу ее распорядиться, чтобы экономка передала его мне».

86

Перышки на ветру. Перышки на ветру. Он чувствовал, как они разлетаются, пляшут в воздухе, дразнят его. Но теперь он знал наверняка, что ему никогда не собрать их все. «Спросите доктора Сьюзен, если вы в этом сомневаетесь», — раздраженно подумал он. Ему было жаль, что не существует способа ускорить осуществление его плана. Увы, было слишком поздно. Все необходимые шаги уже предприняты, ничего изменить нельзя. Он отправится в путь по расписанию, но потом повернет назад и ликвидирует ее.

Прошлой ночью, когда он шел мимо дома Сьюзен, она случайно подошла к окну. Он знал, что она никак не могла его разглядеть, но все-таки решил больше так не рисковать.

Вернувшись в Нью-Йорк, он найдет способ ее устранить. Он не станет ходить за ней по пятам, не толкнет под колеса, как Кэролин Уэллс. Тот способ оказался совсем ненадежным: хотя Кэролин и впала в кому, да и шансов на выздоровление у нее было вроде бы немного, но она осталась жива, а пока она жива, она представляет собой угрозу. Нет, он должен застать Сьюзен одну, как застал Тиффани, это будет лучше всего.

«Хотя существует и другой путь», — вдруг решил он.

Сегодня он под видом рассыльного осмотрит здание, в котором располагается ее приемная, изучит охрану в вестибюле и план ее этажа. День субботний, стало быть, в здании людей будет немного. Вот и хорошо. Чем меньше любопытных глаз, тем лучше.

Мысль об убийстве Сьюзен в ее собственной приемной воодушевила его. Он решил удостоить ее того же ритуала, каким сопровождался уход на тот свет Вероники, Регины, Констанции и Моники, той же смерти, которая ожидала его последнюю жертву — ту, что отправится в путь, чтобы «войти в джунгли, пронизанные дождем».

Он оглушит ее, свяжет, заткнет ей рот кляпом, а потом, пока она будет следить за ним, терзаемая страхом, не спеша развернет длинный полиэтиленовый мешок, медленно, дюйм за дюймом, натянет его ей на ноги и расправит по всему телу. Как только она окажется в полиэтилене по самую макушку, он запечатает мешок.

Внутри неизбежно останется немного воздуха — ровно столько, чтобы дать ей немного помучиться, подергаться... А как только он убедится, что полиэтилен начал прилипать к ее лицу и залеплять рот и ноздри, он уйдет. Увы, ему не удастся избавиться от тела Сьюзен, как он избавился от остальных. Остальных он либо закопал в песок, либо утяжелил тела камнями и утопил в мутных водах. А Сьюзен Чандлер ему придется оставить, но он будет черпать утешение в мысли о том, что, когда уберет ее с дороги, его следующая и последняя жертва разделит судьбу своих сестер в смерти и удостоится таких же похорон.

87

Сьюзен вышла из квартиры в девять утра и направилась прямо к Седьмой авеню, откуда квартал за кварталом начала исследовать улицы, ведущие на запад, к Гудзону. Она обошла Уэст-Хаустон-стрит и Сент-Люкс-плейс, потом Кларксон-стрит, решив не заходить западнее Гринвич-стрит — дальше уже начинались авеню.

В основном улицы были застроены жилыми домами, но ей удалось обнаружить несколько сувенирных лавок, хотя ни в одной из них не было предметов в индийском стиле. Сьюзен задумалась, не навести ли справки у продавцов о магазинчике с индийскими товарами, но решила, что не стоит. Если ей все-таки удастся найти индийский магазин, пусть продавец не знает о ее приходе.

В полдень она воспользовалась сотовым телефоном, чтобы позвонить Джейн Клаузен в Мемориальную больницу Слоун-Кеттеринг. К ее удивлению, миссис Клаузен охотно пригласила ее к себе. Судя по голосу, Джейн Клаузен жаждала ее видеть.

— Если у вас есть свободное время после обеда, я была бы очень рада повидать вас, Сьюзен, — сказала она.

— Я буду к четырем, — пообещала Сьюзен.

Она решила зайти куда-нибудь перекусить, но вместо этого купила соленый кренделек и бутылку колы у уличного продавца и съела все это в парке Вашингтон-сквер. Хотя она вынула из сумки кое-какие вещи, которые обычно носила с собой, с каждой минутой сумка казалась все тяжелее, а ноги все больше уставали.

С утра было пасмурно и холодно, но после полудня выглянуло солнце, и улицы, утром почти пустынные, заполнились людьми. Тут были и жители Гринвич-Виллидж, и глазеющие на витрины туристы. Ходить по оживленным улицам было много приятнее. Сьюзен любила Гринвич-Виллидж. «Второго такого места нет на свете, — подумала она. — Повезло бабушке Сьюзи, что она жила здесь».

Может быть, в точно такой же день Тиффани и Мэтт гуляли здесь год назад? Сьюзен решила продолжить поиски к востоку от Шестой авеню и повернула на Макдугал-стрит. Продвигаясь к центру города от Вашингтон-сквер, она обдумывала свой разговор с Мэттом Бауэром. Воспоминание о боге с головой слона, которого, по словам Мэтта, Тиффани сравнила с клиентами «Грота», вызвало у нее улыбку.

Бог с головой слона.

Сьюзен остановилась так внезапно, что шедший сзади подросток налетел на нее.

— Извините, — пробормотал он.

Сьюзен ему даже не ответила. Она уставилась в витрину магазина, к которому только что подошла. Над входом висела овальная вывеска с названием «Темные радости».

«И в самом деле, темные», — подумала Сьюзен, разглядывая витрину, где атласный черно-красный пояс для чулок картинно свисал с высокой стопки видеокассет с грубо откровенными названиями на торцах коробок, а вокруг в художественном беспорядке были разбросаны другие предметы «эротического» назначения. Но Сьюзен ничего не замечала. Ее внимание было приковано к фигурке в центре витрины: это был инкрустированный бирюзой божок с головой слона. Его хобот торчал прямо вперед, словно указывая на противоположную сторону улицы.

Сьюзен обернулась. На другой стороне она увидела табличку «Сдается внаем» в витрине магазина «Сокровища Хайяма».

«О нет!» — мысленно простонала она и, с трудом пробираясь сквозь поток машин, пересекла узкую улицу. Она остановилась у дверей и заглянула внутрь. Хотя магазинчик был забит товарами, вид у него был заброшенный. Прилавок с кассой был виден от самого входа. Слева она разглядела расписную деревянную ширму, делившую помещение надвое. «Должно быть, это та самая ширма, о которой говорил Мэтт, — подумала Сьюзен, — та самая, за которой они с Тиффани стояли, когда покупатель бирюзовых колец зашел в магазин. Но где же хозяин или продавец, работавший в тот день?»

И тут вдруг до нее дошло, что только один человек может ответить на ее вопрос. Она бросилась назад через улицу к порномагазину. Дверь была открыта, и она сразу заметила, что торговля идет бойко. Какой-то мужчина платил у кассы, в очереди за ним стояли два неряшливых патлатых подростка.

Оплатив свою покупку, мужчина смерил ее наглым взглядом при выходе из магазина, но ему пришлось отвернуться, когда Сьюзен твердо выдержала нахальный осмотр и не отвела глаз. Минутуспустя подростки тоже вышли, виновато глядя в пол, пока проходили мимо нее. «Они же явно несовершеннолетние, им еще по закону не разрешается отовариваться в таком гнусном месте!» — проснулся прокурор в душе у Сьюзен.

Теперь, когда в магазине больше не осталось покупателей, она вошла. Внутри был только один продавец, худой, неприятного вида мужчина, казавшийся несколько потасканным, как и все, что его окружало.

Он взглянул на нее с беспокойством. Сьюзен сразу поняла, что он принял ее за женщину-полицейского в штатском, собирающуюся обвинить его в сбыте порнографии несовершеннолетним.

«Я заставила его почувствовать себя виноватым, — подумала она. — Жаль, что это ненадолго». Она указала через улицу на «Сокровища Хайяма» и спросила:

— Когда закрылся этот магазин?

Его отношение мгновенно изменилось. Беспокойство исчезло, уголки губ дрогнули в краткой снисходительной улыбке.

— Леди, вы что, новости не смотрите? Абдул Парки, хозяин этой лавки, был убит во вторник после полудня.

— Убит? — переспросила Сьюзен, даже не пытаясь скрыть изумление в голосе.

«Еще один, — подумала она, — еще один. Тиффани упомянула в моей программе о владельце магазина».

— Вы знали Парки? — спросил мужчина. — Он был славным маленьким человеком.

Сьюзен покачала головой, стараясь овладеть собой.

— Одна моя подруга рекомендовала его магазин, — сказала она, тщательно подбирая слова. — Ей подарили одно из сделанных им колец. Вот, взгляните.

Она открыла сумку и вытащила кольцо, которое дала ей Джейн Клаузен. Мужчина взглянул на кольцо и перевел взгляд на нее.

— Да, это одно из колец Парки, точно. Он был без ума от бирюзы. Да, кстати, меня зовут Нэт Смолл. Я хозяин этого заведения.

— Я Сьюзен Чандлер. — Сьюзен протянула ему руку. — Сразу видно, что вы с ним были большими друзьями. Как это случилось?

— Его закололи. Полиция считает, что тут поработал какой-то наркоман, хотя вся наличность, похоже, осталась в кассе и все вещи на месте. А он и вправду был славным малым, можете мне поверить. И, представляете, он пролежал там почти сутки, пока его не нашли. Это я вызвал полицию, когда он не открылся в среду.

Сьюзен увидела в лице Нэта Смолла подлинное горе.

— Моя подруга говорила, что он очень хороший человек, — сказала она. — Свидетели были?

— Никто ничего не видел, — Смолл покачал головой и отвернулся.

«Он чего-то недоговаривает, — подумала Сьюзен. — Надо как-то заставить его сказать все».

— Честно говоря, молодая женщина, которая рассказала мне о Парки, была заколота насмерть в ночь со среды на четверг, — тихо призналась она. — Я думаю, человек, который убил и ее, и Парки, был клиентом, купившим несколько колец с бирюзой за последние три-четыре года.

Бледное лицо Нэта Смолла стало совсем серым, когда он встретил взгляд Сьюзен.

— Парки рассказывал мне об этом типе. Сказал, что он настоящий джентльмен.

— Он его описал?

Смолл покачал головой:

— Это все, что он сказал.

Сьюзен решила рискнуть:

— Я думаю, вам кое-что известно, Нэт. Что-то такое, о чем вы не хотите мне рассказать.

— Вы ошибаетесь. — Его взгляд метнулся к двери. — Слушайте, с вами приятно разговаривать, но вы отпугиваете моих покупателей. Вон там, снаружи, слоняется мужчина, и я точно знаю, что он не войдет, пока вы здесь.

Сьюзен посмотрела ему прямо в глаза.

— Нэт, Тиффани Смит было двадцать пять лет. Ее зарезали, когда она уходила с работы в среду ночью. Я веду радиопередачу. Она позвонила мне в эфир и рассказала о сувенирной лавке в Гринвич-Виллидж, где приятель купил ей бирюзовое колечко с надписью «Ты мне принадлежишь» на внутренней стороне ободка. Она описала магазинчик и его хозяина. По ее словам, он был родом из Индии. Она сказала, что пока они с приятелем были в магазине, вошел другой мужчина и купил кольцо — в точности такое, как у нее. И я убеждена, что именно из-за этого она погибла. Из-за того, что видела, и рассказала об этом в эфире. И я клянусь вам, что Парки погиб по той же самой причине — потому что он мог опознать того мужчину. Нэт, я чувствую, что вы еще что-то знаете, но не хотите сказать. Вы обязаны все расказать, пока не погиб кто-то еще.

И опять Нэт Смолл беспокойно взглянул на дверь, словно опасаясь чего-то.

— Я не хочу вмешиваться ни во что, — признался он, понизив голос.

— Нэт, если вы что-то знаете, значит, вы уже замешаны. Прошу вас, скажите мне. О чем речь?

Теперь он перешел на шепот:

— Во вторник, как раз около часа дня, какой-то тип... вроде как слонялся тут рядом... Как тот, что сейчас глазеет на витрину. Я думал, он хочет что-то выбрать, а может, даже выбрал, но стесняется зайти — на вид он казался важной шишкой, — но потом он перешел через улицу и вошел в магазин Парки. А тут и ко мне зашел покупатель, и я о нем забыл.

— Вы сообщили в полицию о том, что видели?

— Вот как раз этого я делать не стал. Полиция засадила бы меня изучать альбомы с фотографиями или описывать приметы художнику — только время потратил бы впустую. Таких типов, как он, в полицейских альбомах не бывает, а внешность я описывать не умею. Видел я его только в профиль. Шикарный тип, лет под сорок. На нем была шляпа, плащ и темные очки, но все-таки в профиль я его хорошо разглядел.

— Вы могли бы его узнать, если бы увидели снова?

— Леди, в моем бизнесе, если не умеешь распознавать людей, считай, что пропал. Если бы я не чуял за милю легавых в штатском, меня давно бы уже закрыли. А если бы я не умел засечь наркомана, меня бы убили. Слушайте, вам пора уходить. Вы вредите делу. Парни ни за что не зайдут в магазин, пока в нем ошивается такая шикарная дамочка.

— Ладно, я ухожу. Но, Нэт, скажите мне, вы узнали бы этого человека, если бы я показала вам его фотографию?

— Да, узнал бы. Теперь вы уйдете?

— Сию же минуту. Еще только одно, Нэт. Никому об этом не рассказывайте, слышите? Никому. Ради вашей же безопасности — молчите.

— Вы что, шутите? Конечно, я никому не скажу, можете не сомневаться. А теперь уходите и дайте мне заработать законные денежки, хорошо?

88

Когда в половине четвертого Дуглас Лейтон вошел в больничную палату Джейн Клаузен, он застал ее сидящей в кресле. На ней был мягкий голубой кашемировый халат, на коленях лежал плед.

— Дуглас, — проговорила она устало, — вы принесли мне обещанный сюрприз? Я весь день ломаю голову — что бы это могло быть?

— Закройте глаза, миссис Клаузен.

Раздражение явно сквозило в ее натянутой улыбке, но тем не менее она повиновалась, хотя и пробормотала:

— Я же не малый ребенок все-таки.

Он как раз собирался поцеловать ее в лоб, но при этих словах отпрянул.

«Чуть маху не дал, — подумал он про себя. — Не будь дураком, держись в рамках».

— Надеюсь, вам понравится, — сказал он, поворачивая раму таким образом, чтобы ей было видно, что это эскиз сиротского приюта с именем Регины на вывеске.

Джейн Клаузен открыла глаза и принялась внимательно рассматривать картину. Лишь одна слеза, блеснувшая в уголке левого глаза, выдавала ее состояние.

— Как это чудесно, — вздохнула она. — Не могу себе представить более достойного посвящения Регине. И когда же вы успели все это проделать — назвать приют ее именем у меня за спиной?

— Администрация приюта умоляла нас позволить им назвать детский дом в ее честь. Об этом будет объявлено на инаугурации нового крыла на будущей неделе — я сам туда поеду. Мы хотели подождать и показать вам этот эскиз вместе с фотографиями с церемонии открытия, но я подумал и решил, что вас приободрит, если вы увидите эскиз прямо сейчас.

— Вы хотите сказать, что до инаугурации я могу и не дожить? — деловито осведомилась Джейн Клаузен.

— И в мыслях не держал, миссис Клаузен!

— Не надо смотреть на меня таким виноватым взглядом, Даг. Мы оба знаем, что я умираю. И я в самом деле счастлива это видеть. — Она с грустью улыбнулась. — А знаете, что еще служит мне утешением?

Он знал, что это риторический вопрос, и затаил дыхание в надежде, что она заговорит о его чуткости и преданности фонду.

— Деньги, которые унаследовала бы Регина, пойдут на помощь другим людям. Как будто она живет в тех людях, чья жизнь стала лучше благодаря ей.

— Уверяю вас, миссис Клаузен, каждый цент, потраченный нами от имени Регины, пойдет на добрые дела.

— Я в этом не сомневаюсь. — Она помолчала, взглянула на Дугласа Лейтона, напряженно застывшего навытяжку рядом с ней. — Дуглас, мне очень жаль, но Хьюберт становится совсем рассеянным. Боюсь, мне понадобится независимая оценка ситуации.

Лейтон ждал. Именно это он и жаждал услышать. За этим и пришел.

Послышался легкий стук в дверь, и в комнату заглянула Сьюзен Чандлер.

— О, миссис Клаузен, я не знала, что у вас посетитель. Я подожду в приемной, пока вы не закончите разговор.

— Ни в коем случае. Входите, Сьюзен. Вы помните Дугласа Лейтона, не так ли? Вы познакомились в прошлый понедельник у вас в кабинете.

Сьюзен подумала обо всем, что Крис Райан рассказал ей о Лейтоне.

— Да, я помню, — холодно кивнула она. — Как поживаете, мистер Лейтон?

— Очень хорошо, доктор Чандлер.

«Она что-то знает, — встревожился Лейтон. — Придется тут задержаться. Она не посмеет ничего сказать в моем присутствии».

Он улыбнулся Сьюзен.

— Я должен перед вами извиниться, — сказал он. — В тот раз я выбежал из вашего кабинета как на пожар, но все дело в том, что пожилая клиентка должна была приехать на встречу со мной из Коннектикута, а я перепутал время и не смог ее предупредить.

«До чего же он ловок», — подумала Сьюзен, усаживаясь на стул, который он услужливо ей подставил. Она надеялась, что он уйдет, но он подтянул еще один стул, явно давая понять, что намерен продолжить свой визит.

— Дуглас, я вас больше не задерживаю, — сказала ему Джейн Клаузен. — Мне нужно кое о чем переговорить со Сьюзен, а потом, боюсь, мне потребуется отдых.

— Да-да, конечно, — он вскочил на ноги, всем своим видом изображая заботу и участие.

«Шикарный тип, лет под сорок», — вспомнила Сьюзен слова Нэта Смолла. Так он описал мужчину, который стоял у витрины его магазина в тот день, когда был убит Абдул Парки. Но такое описание подходило десяткам мужчин. Сьюзен напомнила себе, что не стоит спешить с выводами. Если он запутался в объяснениях по поводу разговора с Региной Клаузен, это еще не значит, что он ее убил.

Снова раздался стук в дверь, в палату заглянула медсестра.

— Миссис Клаузен, через минуту доктор придет вас осмотреть.

— О боже, Сьюзен, извините меня ради всего святого. Кажется, я напрасно вытащила вас сюда. Вы позвоните мне завтра утром?

— Конечно.

— Помните, я вам говорила, что Даг сделал мне сюрприз? Вы должны его увидеть. — Она указала на эскиз в рамке. — Это сиротский приют в Гватемале. На будущей неделе его назовут именем Регины.

Сьюзен пристально изучила скетч.

— Прекрасно, — искренне восхитилась она. — Насколько мне известно, во многих странах существует острая нехватка подобных учреждений. Особенно в Центральной Америке.

— Совершенно верно, — подтвердил Лейтон. — Семейный фонд Клаузенов помогает их строить.

Поднимаясь со стула, Сьюзен заметила фотографию в ярко-голубой картонной рамке на тумбочке у кровати. Рамка была точно такая же, как и та, обрезки которой она нашла в мусорной корзинке в домашнем кабинете Кэролин Уэллс. Она подошла к тумбочке и взяла фотографию. Как она и ожидала, на рамке был оттиснут логотип компании «Оушен круиз пикчерз». Сьюзен перевела взгляд на миссис Клаузен:

— Можно?

— Конечно. Полагаю, это последняя фотография Регины.

Сразу было видно, что женщина на фотографии — дочь Джейн Клаузен. Те же глаза, тот же прямой нос, даже волосы надо лбом точно так же образовывали «вдовий мысок». Регина сфотографировалась рядом с капитаном «Габриэль». «Обязательное круизное фото, — подумала Сьюзен, — но очень хорошее». Готовясь к разговору о Регине Клаузен в своей радиопрограмме, она провела исследование и просмотрела множество фотографий в газетных вырезках, но этот снимок оказался самым выигрышным.

— Регина была очень привлекательной женщиной, миссис Клаузен, — заметила она.

— Да, это правда. По дате на фотографии я знаю, что снимок был сделан за два дня до ее исчезновения, — сказала Джейн Клаузен. — Она выглядит здесь такой счастливой! Меня это и утешает, и мучает. Я все время спрашиваю себя, чем вызвана ее счастливая улыбка. Не связана ли она с человеком, ответственным за ее исчезновение.

— Старайтесь не думать об этом так, — посоветовал Дуглас Лейтон.

— Извините, мне придется вас прервать.

В дверях стоял врач, явно ожидавший их ухода. Сьюзен больше не могла ждать, пока уйдет Лейтон.

— Миссис Клаузен, — торопливо проговорила она, — вы не помните, среди вещей, найденных в каюте Регины, был список пассажиров круизного рейса?

— Я точно помню, что видела его в конверте вместе с другими бумагами с корабля. А что?

— Если вы позволите, мне бы очень хотелось одолжить его на несколько дней. Можно забрать его завтра?

— Нет, если это важно, вам лучше бы забрать его сейчас. Я настояла, чтобы Вера взяла отпуск на несколько дней и съездила навестить дочь. Она уедет завтра утром, очень рано.

— Я буду только рада забрать его сейчас, если вы не возражаете, — сказала Сьюзен.

— Ничуть не возражаю. Простите, что приходится вас задерживать, доктор Марки, — извинилась Джейн Клаузен. — Дуглас, подайте мою сумку, пожалуйста. Она в ящике стола.

Она взяла из сумки бумажник, извлекла визитную карточку и, набросав на обратной стороне несколько слов, протянула ее Сьюзен.

— Я знаю, что Вера еще там, и позвоню ей, предупрежу о вашем приходе, но возьмите на всякий случай эту карточку — на ней мой адрес. Мы поговорим завтра.

Дуглас Лейтон покинул палату следом за Сьюзен. Они вместе спустились в лифте и вышли на улицу.

— Я вас с удовольствием провожу, — предложил он. — Вера меня прекрасно знает.

— Нет, спасибо, я сама справлюсь. А вот и такси.

* * *
Как обычно, на дороге были пробки, и Сьюзен добралась до Бикмен-плейс только к пяти часам. Зная, что ей придется сломя голову лететь домой, чтобы подготовиться к вечеру, она попыталась уговорить таксиста ее подождать, но успеха не добилась.

Хорошо, что Джейн Клаузен позвонила экономке.

— Все вещи Регины находятся здесь, — объяснила преданная домоправительница, провожая Сьюзен в «гостевую» комнату. — Мебель вывезена из ее квартиры. Миссис Клаузен иногда сидит здесь одна. У меня сердце разрывается, глядя на нее.

«Какая красивая комната, — подумала Сьюзен. — Элегантная, но в то же время уютная и гостеприимная. Обстановка многое может рассказать о людях, которые ее выбирают».

Вера открыла верхний ящик антикварного письменного стола и вытащила конверт восемь с половиной на четырнадцать дюймов.

— Все бумаги, найденные в каюте Регины, находятся здесь.

Содержимое конверта практически ничем не отличалось от того, что привезла из своего круиза Кэролин Уэллс. В добавление к списку пассажиров там было с полдюжины ежедневных информационных бюллетеней, содержащих сведения о ближайших портах причала, и коллекция почтовых открыток, явно приобретенных в этих портах. Вероятно, Регина купила их на память о местах, которые посетила, подумала Сьюзен.

Убрав список пассажиров в сумку, она решила на скорую руку просмотреть открытки и бюллетени. Ее внимание привлекла открытка с острова Бали, на которой была изображена открытая площадка ресторана.

Один из столиков с видом на океан был аккуратно обведен кружком.

«Может быть, она за ним ужинала? — задумалась Сьюзен. — И даже если так, почему это стало для нее настолько важно?» Она перебрала бюллетени и выбрала тот, что рассказывал об острове Бали.

— Я возьму эту открытку и этот бюллетень, — предупредила она Веру. — Миссис Клаузен не станет возражать, я уверена. Я увижу ее завтра и скажу, что они у меня.

Было уже двадцать минут шестого, когда ей удалось поймать такси, а дверь в свою квартиру она открыла только без десяти шесть. «Всего сорок минут на подготовку к важному свиданию, — подумала Сьюзен, — а я еще даже не решила, что надеть».

89

Памела Гастингс сидела в комнате ожидания в больнице Ленокс-Хилл, пытаясь успокоить рыдающего Джастина Уэллса.

— Я думал, что потерял ее, — повторял он прерывающимся голосом.

— Кэролин — настоящий боец, она выкарабкается, — говорила Памела. — Джастин, какой-то доктор Дональд Ричардс позвонил в больницу, спрашивал о Кэролин и о тебе. Он оставил свой номер. Не тот ли психиатр, которого ты посещал довольно долгое время, когда у вас с Кэролин были проблемы?

— Психиатр, которого я якобы посещал, — признался Уэллс. — Я был у него только раз.

— Он оставил сообщение. Просил передать, что будет рад оказать любую помощь. — Памела умолкла, не зная, как он отреагирует на то, что она собиралась сказать дальше. — Джастин, можно я ему позвоню? Мне кажется, тебе необходимо с кем-то поговорить.

Она почувствовала, как он напрягся всем телом.

— Пам, ты все еще думаешь, что это я толкнул Кэролин под машину?

— Нет, я так не думаю, — решительно ответила она. — Я тебе прямо скажу: Кэролин поправится, но опасность еще не миновала. Если — не дай бог! — она не выкарабкается, тебе будет безумно тяжело. Тебе понадобится любая возможная помощь. Прошу, позволь мне позвонить.

Джастин через силу кивнул:

— Ладно.

Когда Памела вернулась в комнату ожидания несколько минут спустя, на ее лице играла улыбка.

— Он едет сюда, Джастин, — объявила она. — Голос у него очень приятный. Я очень прошу, позволь ему помочь тебе.

90

— Кажется, мне удалось разрешить очень сложную проблему, Джим, — радостно сообщил Алекс Райт.

Джиму Кэрли было ясно одно: хозяин пребывает в отличном настроении. «И выглядит потрясающе, — подумал он, бросив взгляд в зеркальце дальнего вида. — Мало того, он выглядит счастливым».

Они направлялись на Даунинг-стрит, чтобы забрать Сьюзен Чандлер и отвезти ее на торжественный банкет в библиотеке на Пятой авеню. Алекс настоял, чтобы они выехали пораньше — вдруг придется торчать в пробке? Но на Седьмой авеню было меньше машин, чем обычно, поэтому они успели вовремя, даже с запасом. «Закон подлости, — подумал Джим. — Все, что происходит, обязательно происходит некстати».

— И какую же проблему вы разрешили, мистер Алекс?

— Я пригласил на сегодняшний ужин отца и мачеху доктора Чандлер. Это дало возможность попросить их заехать в отель «Сент-Риджис» за сестрой доктора Чандлер. Мне было бы неловко появиться на церемонии, ведя под руки сразу двух дам.

— О, вы бы с этим справились, мистер Алекс.

— Вопрос не в том, справился бы я с этим или нет, Джим. Вопрос в другом: хочу ли я с этим справляться? Ответ — нет.

«Это значит, — подумал Джим, — что он нацелился на Сьюзен, а не на Диану». Ему приходилось возить обеих женщин, и он целиком одобрял выбор хозяина. Конечно, Диана — сногсшибательная красотка, тут спору не было. Позавчера Джим хорошо успел ее разглядеть. К тому же она была довольно милая. Но в ее сестре Сьюзен было что-то хватающее прямо за душу. Она казалась более простой и симпатичной. Такую женщину можно пригласить в дом, не извиняясь на каждом шагу, что обстановка не такая шикарная, как подобает ее величеству.

В пять минут седьмого они уже подкатили к кирпичному дому, в котором жила Сьюзен.

— Как тебе всегда удается найти место для парковки, Джим? — спросил Алекс Райт.

— Стараюсь не грешить, мистер Алекс. Хотите, я включу радио?

— Нет, я поднимусь.

— Вы ж приехали слишком рано.

— Ничего страшного. Буду сидеть в гостиной и крутить большими пальцами.

* * *
— Вы приехали слишком рано, — заметила Сьюзен, ответив на звонок домофона. В ее голосе явственно слышалось смятение.

— Я не буду путаться под ногами, обещаю, — заверил ее Алекс. — Терпеть не могу ждать в машине, Я чувствую себя шофером такси.

— Ну хорошо, поднимайтесь, — засмеялась Сьюзен. — Можете посмотреть шестичасовые новости, правда, не с начала.

«Какая незадача!» — подумала она. Ее волосы все еще были замотаны в полотенце. Ее вечерний костюм — черная жакетка-казакин и длинная узкая юбка — висел на «плечиках» над ванной, наполненной паром: таким образом она пыталась расправить слежавшиеся складки. На ней был пушистый белый банный халат, в котором она сама себе казалась пасхальным зайчиком.

Алекс расхохотался, когда она открыла дверь.

— На вид вам можно дать лет десять. Хотите поиграть в доктора?

Она состроила ему рожицу.

— Ведите себя прилично и включите новости. — Она закрыла дверь спальни, присела к туалетному столику и вытащила фен. «Худо бы мне пришлось, если бы я не умела сама укладывать волосы! — подумала она. — Хотя у Ди все равно лучше получается. И волосы у нее красивее... О боже, я опаздываю!» — и она включила фен на полную мощность.

Через четверть часа, ровно в восемнадцать двадцать восемь, Сьюзен посмотрела на себя в зеркало. Волосы были уложены, тщательный макияж, которым она обычно не пользовалась, скрыл следы усталости от недостатка сна, на отпаренной юбке не осталось складочек, так что все было в порядке. Но она почему-то не ощущала возбуждения и подъема. «В чем дело? Может, слишком много было хлопот, суеты, беспокойства?» — спросила она себя, взяв в руки вечернюю сумочку.

Алекса она обнаружила в кабинете. Он смотрел телевизор, как и было велено. Увидев ее, он улыбнулся.

— Вы прелестны.

— Спасибо.

— Я посмотрел новости и теперь могу рассказать обо всем, что сегодня случилось в Нью-Йорке, как только мы сядем в машину.

— Жду не дождусь.

* * *
«Она классно выглядит, — подумал Джим Кэрли, придерживая дверь для Сьюзен. — Просто классно». По пути в библиотеку он был вынужден следить за дорожным движением, но внимательно прислушивался к разговору на заднем сиденье.

— Сьюзен, я хотел бы сразу кое-что прояснить, — сказал Алекс Райт. — Я не собирался приглашать на сегодняшний ужин вашу сестру.

— О, не смущайтесь. Ди — моя сестра, и я люблю ее.

— Я в этом ни минуты не сомневаюсь. Но я подозреваю, что вы не питаете нежных чувств к Бинки. Возможно, я совершил ошибку, пригласив и ее вместе с вашим отцом.

«Ну вот, приехали», — подумал Джим.

— Я не знала, что они тоже приглашены, — не скрывая раздражения, призналась Сьюзен.

— Сьюзен, прошу вас, поймите меня правильно. Я всего лишь хотел провести этот вечер с вами. Я не собирался приглашать Ди, и когда это случилось, я подумал, что если включить в приглашение вашего отца с Бинки и попросить их заехать за Ди, все правильно поймут намек.

«Отличное объяснение, — подумал Джим. — Ну давай, Сьюзен. Дай парню шанс». До него донесся ее смех.

— Алекс, бога ради, мне кажется, вы меня неправильно поняли. Я и не думала злиться. Вы должны меня извинить. Просто выдалась тяжелая неделя.

— Расскажите мне.

— Не сейчас, но спасибо, что спросили.

«Все будет в порядке!» — обрадовался Джим и облегченно перевел дух.

— Сьюзен, я не часто говорю о таких вещах, но, поверьте, я прекрасно понимаю ваши чувства к Бинки. У меня тоже была мачеха, хотя в моем случае все было несколько иначе. Отец женился во второй раз, когда моя мать умерла. Ее звали Гири, представляете?

«Обычно он никогда о ней не рассказывает, — удивился Джим. — А вот со Сьюзен пошел на откровенность».

— И как сложились ваши отношения с Гири? — спросила Сьюзен.

«Лучше тебе не знать», — подумал Джим.

91

Хотя Сьюзен Чандлер много раз приходилось бывать в огромном помещении Нью-йоркской публичной библиотеки, она никогда не видела Ротонды Макгроу, где был назначен торжественный ужин. Зал оказался великолепным. Головокружительно высокий купол, расписанные гигантскими фресками стены... Ей показалось, что она перенеслась в прошлое, в другой век.

Но несмотря на изысканную обстановку, несмотря даже на приятное общество Алекса Райта, час спустя Сьюзен все еще чувствовала себя не в своей тарелке. Она никак не могла сосредоточиться на происходящем. «Мне бы следовало наслаждаться прекрасным вечером, — подумала она, — а я тревожусь о весьма сомнительном субъекте, владельце порномагазина, который, возможно, сумеет опознать убийцу Регины Клаузен, Хильды Джонсон, Тиффани Смит и Абдула Парки, человека, покушавшегося на жизнь Кэролин Уэллс».

Из этих пяти имен четыре были присоединены к списку на протяжении последней недели.

Были ли еще не известные ей имена в прошлом?

Прибавятся ли новые в будущем?

Почему она так уверена, что ответ на оба вопроса — «да»?

«Может, следовало остаться работать в прокуратуре», — подумала Сьюзен, потягивая вино из бокала и рассеянно прислушиваясь к Гордону Мэйберри, пожилому джентльмену, который расписывал ей во всех подробностях щедрость Семейного фонда Райтов, проявленную по отношению к Нью-йоркской публичной библиотеке.

Как только они приехали, Алекс демонстративно, как ей показалось, представил ее целому ряду ключевых персон. Сьюзен не знала, посмеяться ей или чувствовать себя польщенной, поскольку он явно избрал этот способ, чтобы дать всем, в том числе и ей, понять, что она его спутница в этот вечер.

Ди с ее отцом и Бинки приехала через несколько минут после них с Алексом. Ди, выглядевшая изумительно в белоснежном туалете, нежно обняла сестру.

— Сьюзи, ты уже знаешь, что я переезжаю обратно насовсем? Нам будет так весело! Мне тебя не хватало.

«А ведь она говорит искренне, и я ей верю, — подумала Сьюзен. — И как это совмещается с тем, что она пыталась проделать с Алексом?»

— Вы видели книгу, которую сегодня подарят Алексу? — спросил ее Гордон Мэйберри.

— Нет, не видела, — ответила Сьюзен, заставив себя сосредоточиться на его словах.

— Издание, разумеется, ограничено. Каждый из гостей получит по экземпляру, но у вас есть возможность взглянуть на нее еще до ужина. Это даст вам представление о том, какую огромную благотворительную работу проделал Семейный фонд Райтов за шестнадцать лет своего существования. — Он указал на искусно подсвеченный стенд возле входа в ротонду. — Вон там.

Книга была открыта посредине, но Сьюзен перевернула страницы назад, к началу. На суперобложке помещался фотопортрет родителей Алекса, Александра и Виргинии Райт. «Довольно-таки мрачная парочка», — подумала Сьюзен, рассматривая неулыбчивые лица. Беглое изучение оглавления подсказало ей, что на нескольких первых страницах изложена краткая история Семейного фонда Александра и Виргинии Райт, а остальные разделы посвящены различным учреждениям, созданным и существующим на благотворительные средства: больницам, библиотекам, сиротским приютам, исследовательским центрам.

Сьюзен стала рассеянно перелистывать страницы, потом, вспомнив о Джейн Клаузен, решительно открыла раздел, посвященный приютам. Где-то на середине раздела ее вдруг что-то словно толкнуло: она замерла, изучая фотографию детского дома. «Должно быть, это типовая постройка для подобных заведений, — сказала она себе. — Ландшафт тоже типичный». Рядом с ней оказался Алекс.

— Увлекательное чтение, не правда ли?

— Я бы сказала — очень впечатляет.

— Ну, если вы все же в состоянии оторваться на минутку, сейчас начнут подавать ужин.

Несмотря на изысканность ужина, Сьюзен опять унеслась мыслями куда-то далеко и перестала замечать, что лежит у нее на тарелке. Дурные предчувствия буквально душили ее. Нэт Смолл, владелец порномагазина... она никак не могла выбросить его из головы. Вдруг убийца заподозрит, что Нэт мог его заметить, пока он выжидал у витрины? Он избавится и от Нэта тоже. Если Кэролин Уэллс выживет, она, скорее всего, и не вспомнит, что с ней случилось. Это означает, что Нэт — единственный, кто может опознать человека, убившего Парки, того, кто столкнул Кэролин с тротуара.

Вдруг до нее дошло, что Алекс о чем-то спрашивает, и она заставила себя осмыслить вопрос и ответить:

— Нет, все прекрасно. И ужин мне очень понравился. Я просто не очень голодна.

«Я получу фотографии с круиза Кэролин в понедельник, — продолжала она, вновь погружаясь в свои мысли. — Но что я в них найду? Когда Кэролин позвонила на студию и упомянула о фотографии, она сказала, что мужчина, пригласивший ее в Алжир, случайно попал в кадр на заднем плане. Как насчет круиза Регины? Может, там будут другие, более четкие снимки того же мужчины? Надо было сразу заказать и их тоже, — подумала Сьюзен, ругая себя за недомыслие. — Надо получить их, пока не поздно. Пока еще кого-то не убили».

Презентация книги началась после того, как было съедено основное блюдо. Директор библиотеки произнес речь о щедрости Семейного фонда Райтов и о великодушном пожертвовании на приобретение и хранение редких книг. Он не преминул упомянуть о «личной скромности и преданности делу Александра Картера Райта, столь бескорыстно отдающего всю свою жизнь управлению фондом и не ищущего публичного признания своих заслуг».

— Вот какой я замечательный парень, — прошептал Алекс на ухо Сьюзен и встал, чтобы принять из рук директора книгу.

Алекс был прекрасным оратором, он говорил легко, изящно, с юмором. Когда он снова сел, Сьюзен прошептала:

— Алекс, вы не возражаете, если на десерт я поменяюсь местами с Ди?

— Сьюзен, что случилось?

— Все в полном порядке. Мир в семье и тому подобное. Я вижу, что Ди недовольна, она устала слушать Гордона Мэйберри. Может, если я избавлю ее от этого, нам с ней удастся хоть немного наладить отношения. — Она засмеялась. — И кроме того, мне надо переговорить с папой.

Веселый смешок Алекса звучал у нее в ушах, пока она переходила к ближайшему столу и предлагала Ди поменяться местами. «У меня есть для этого еще одна причина, — призналась себе Сьюзен. — Если я собираюсь и впредь встречаться с Алексом, хочу быть уверенной, что Ди не принимает участия в забеге. Если это превратится в состязание, я сойду с дистанции еще до старта. Не хочу еще раз оказаться в той же ситуации, какую мы пережили с Джеком».

Она дождалась, пока Мэйберри не обратился к Бинки, и только потом повернулась к отцу.

— Папа... то есть, Чарльз, я знаю, тебе это покажется безумием, но мне нужно, чтобы ты послал еще пятнадцать тысяч в то фотоагентство в Лондоне прямо с утра в понедельник.

Он взглянул на нее. Удивление на его лице сменилось тревогой.

— Я все сделаю, родная, но ты мне скажи: у тебя неприятности? Что бы это ни было, я готов помочь.

«Я все сделаю. Я готов помочь».

«Он хочет сказать, что не бросит меня в беде, несмотря на Бинки, которая меня на дух не выносит. Надо будет это запомнить». Вслух она сказала:

— Честное слово, никаких неприятностей у меня нет, но я тебя очень прошу: пусть это останется между нами. Я должна кое-кому помочь.

«Я точно знаю, что Нэт Смолл в опасности, — думала Сьюзен, — и, возможно, не он один. Не исключено, что есть новый кандидат на получение кольца с надписью „Ты мне принадлежишь“ на внутренней стороне ободка».

И почему в голове у нее беспрерывно вертятся слова этой песни?

Встречай рассвет на тропическом острове.

Ну конечно! Эти слова были напечатаны на бюллетене с теплохода «Габриэль», который она нашла в вещах Регины Клаузен перед самой поездкой на этот банкет!

«В понедельник я получу фотографии с „Сигодивы“, — лихорадочно думала Сьюзен. — Я попрошу у Недды разрешения воспользоваться длинным столом для заседаний у нее в кабинете, там будет удобнее их разложить. Значит, к вечеру в понедельник я найду фотографию Кэролин. Если агентство сумеет сделать фотографии с „Габриэль“ к вечеру вторника, я получу их в среду. Я буду искать, сколько потребуется, даже если придется просидеть всю ночь».

Бинки наконец сумела направить красноречие Гордона Мэйберри на соседа слева.

— О чем это вы тут шептались? — потребовала она, устремив взгляд на Сьюзен и Чарльза.

Сьюзен перехватила заговорщический взгляд отца, подмигнувшего ей в ту же самую секунду, как он невозмутимо ответил жене:

— Сьюзен рассказала, что она заинтересовалась коллекционированием предметов искусства, дорогая.

92

В воскресенье Памела Гастингс приехала в больницу Ленокс-Хилл к полудню. Джастина Уэллса она обнаружила в комнате ожидания — растрепанного, небритого и полусонного.

— Ты так и не пошел вчера домой, — возмутилась она. Он взглянул на нее воспаленными, покрасневшими глазами.

— Я не смог. Говорят, что ее состояние улучшилось, но мне все-таки страшно оставлять ее надолго. Но я больше не войду к ней в палату. Здесь все уверены, что в пятницу Кэролин начала было приходить в себя, но потом вспомнила, что с ней произошло, и ужас пережитого опять загнал ее в беспамятство. Она пришла в себя настолько, что успела прошептать что-то вроде: «Нет... Прошу, Джастин... Не надо!»

— Ты же знаешь, это вовсе не означает: «Прошу, не толкай меня под машину, Джастин», — сказала Памела, усаживаясь рядом.

— Ты это полиции расскажи. А также здешним докторам и сестрам. Стоит мне подойти к Кэролин, они начинают смотреть на меня такими глазами, словно ждут, что я вот-вот выдерну вилку из розетки.

Памела заметила, как он бессознательно сжимает и разжимает кулаки. «Он на грани нервного срыва», — подумала она.

— Ты хоть поужинал вчера с доктором Ричардсом?

— Да. Мы сходили в кафетерий.

— Как прошла встреча?

— Помогло. И уж теперь-то я, разумеется, понимаю, что надо было пройти курс два года назад. Ты слышала старый стишок, Пам?

— Какой стишок?

Не было гвоздя — подкова пропала,

Не было подковы — лошадь захромала,

Лошадь захромала — командир убит...

— Прости, Джастин, твои слова не имеют смысла.

— Еще как имеют! Если бы я навел порядок у себя в голове, я бы так не взбесился, когда услышал, что Кэролин позвонила на радио и рассказала о каком-то парне, с которым познакомилась в круизе. Если бы я не расстроил ее своим телефонным звонком, она отправилась бы на встречу с доктором Чандлер, как собиралась. А это значит, что она вызвала бы такси прямо к дому, а не пошла бы на почту пешком. И тогда...

— Джастин, прекрати! Ты себя с ума сведешь такими рассуждениями. «Если бы, если бы»! — Памела покачала головой. — Джастин, не ты был причиной этого страшного происшествия, и перестань себя винить!

— Именно это сказал мне Дон Ричардс: «Перестаньте себя винить».

Его глаза наполнились слезами, из горла вырвалось сдавленное рыдание. Памела обхватила его одной рукой, а другой машинально пригладила волосы.

— Тебе надо уйти отсюда. Если мы останемся здесь в таком виде, персонал начнет сплетничать, — мягко пошутила она.

— Только не говори, что Джордж приревнует тебя ко мне и набьет мне морду. Когда он возвращается?

— Сегодня вечером. А теперь я хочу, чтобы ты поехал домой. Ляг в постель, поспи часов пять, не меньше, потом прими душ, побрейся, переоденься в чистое и возвращайся. Когда Кэролин проснется, она захочет тебя увидеть, а если ты будешь выглядеть как сейчас, она тут же отправится в новый круиз.

Памела затаила дыхание, опасаясь, что зашла слишком далеко, но была вознаграждена еле слышным смешком.

— Лучшая подруга, ты просто чудо, — улыбнулся Джастин.

Она проводила его до лифта, а по пути заставила заглянуть к Кэролин. Женщина-полицейский последовала за ними в палату. Джастин взял жену за руку, поцеловал ладонь и осторожно сжал ее пальцы вокруг места поцелуя. Он не сказал ни слова.

Когда двери лифта за ним закрылись, Памела направилась обратно в комнату ожидания, но ее остановила медсестра.

— Она опять заговорила. Минуту назад, сразу после вашего ухода.

— Что она сказала? — спросила Памела, хотя ей страшно было услышать ответ.

— Все то же. Она сказала: «Уэн, о, Уэн».

— Сделайте мне одолжение, не говорите об этом ее мужу.

— Не скажу. Если он спросит, я просто скажу, что она пытается заговорить и что это добрый знак.

Памела прошла мимо комнаты ожидания и подошла к телефону-автомату. Еще до ухода в больницу ей позвонила Сьюзен Чандлер и объяснила, что она пытается выяснить, кто такой Уэн по списку пассажиров «Сигодивы».

— Передайте им, чтобы слушали внимательно, если Кэролин опять попытается назвать это имя, — попросила Сьюзен. — Может быть, она скажет что-нибудь еще. Уэн — это, скорее всего, прозвище или укороченная версия от Уэндольф или Уэнрайт.

Сьюзен не было дома, поэтому Памела Гастингс оставила сообщение на автоответчике:

— Кэролин снова пытается заговорить. Но она сказала то же, что и раньше: «Уэн, о, Уэн».

93

— По воскресеньям мы с Региной часто посещали утреннюю службу в церкви Святого Фомы, а потом заходили куда-нибудь позавтракать, — сказала Джейн Клаузен сидевшей у ее постели Сьюзен. — Там чудесный орган. Я больше года не могла себя заставить вернуться в эту церковь, когда потеряла ее.

— Я только что вернулась с мессы в соборе Святого Патрика, — отозвалась Сьюзен. — Там тоже великолепно звучит орган.

От собора до больницы она добралась пешком. Стоял прекрасный осенний день, и Сьюзен вдруг начала гадать, что делала Тиффани Смит в прошлое воскресенье. Было ли у нее предчувствие, что это ее последний выходной, что ее жизнь оборвется всего через несколько дней? Конечно, нет, решила Сьюзен, выбранив себя за нездоровые мысли.

Вот Джейн Клаузен явно сознавала, что ее дни сочтены. Сьюзен казалось, что каждое сказанное ею слово проникнуто сознанием этой неизбежности. Сегодня она сидела в постели, под спину были подложены подушки, плечи закутаны шалью. Лицо утратило прежнюю бледность, но Сьюзен не сомневалась, что ее румянец вызван лихорадкой.

— Спасибо, что зашли ко мне сегодня, я вам очень благодарна, — продолжала миссис Клаузен. — Воскресные дни в больнице всегда тянутся так медленно... К тому же вчера мне так и не удалось переговорить с вами с глазу на глаз, а мне это необходимо. Дуглас Лейтон проявил такую доброту, такую заботу! Я вам уже говорила, что напрасно подозревала его прежде — все мои сомнения на его счет были безосновательны. С другой стороны, если я сделаю шаг, который давно обдумываю, если я попрошу нынешнего директора фонда освободить место и передать должность Дугласу, я тем самым доверю ему право распоряжаться огромными суммами.

«Не делайте этого!» — мысленно воскликнула Сьюзен.

— Я понимаю, — вздохнула Джейн Клаузен, — в нынешнем состоянии я особенно подвержена эмоциональным порывам... если вам угодно так это называть.

Она замолчала, взяла стакан воды с тумбочки у кровати и отпила несколько глотков.

— Вот почему я хочу попросить вас провести тщательное расследование прошлого Дугласа Лейтона, прежде чем решусь на этот важный шаг. Я понимаю, что злоупотребляю вашим временем и доверием, ведь мы знакомы всего неделю. И все же за это время я уже привыкла видеть в вас друга, которому могу доверять. Знаете, у вас есть такой дар. Наверное, поэтому вы так хорошо делаете свою работу.

— Бога ради, я буду счастлива сделать для вас все, что смогу. И спасибо вам за добрые слова. — Сьюзен понимала, что сейчас не время признаваться Джейн Клаузен, что Лейтон уже подвергается проверке и что даже предварительная, самая поверхностная проба уже показала его ненадежность. Она заговорила, старательно подбирая слова: — Я думаю, это более чем разумно — проявить осторожность, прежде чем сделать решающий шаг, миссис Клаузен. Не сомневайтесь, я обо всем позабочусь.

— Спасибо. Для меня это большое облегчение.

Сьюзен казалось, что Джейн Клаузен вся истаяла, на лице у нее ничего не осталось, кроме глаз. В этот день они как будто светились изнутри, хотя их выражение оставалось спокойным. «Несколько дней назад они были такими печальными, — подумала Сьюзен, — а теперь они стали другими... словно она уже знает, что ее ждет, и смирилась с этим». Она стала подыскивать в уме подходящие слова, чтобы как-то объяснить и оправдать свою следующую просьбу, но быстро сообразила, что все объяснения лучше оставить на потом.

— Миссис Клаузен, у меня с собой «Полароид». Вы мне позволите сделать несколько снимков с эскиза детского дома?

Джейн Клаузен зябко стягивала шаль на плечах. Расправив все складочки, она спросила:

— У вас есть на то причины, Сьюзен? Что случилось?

— Вы позволите ответить на этот вопрос завтра?

— Я, конечно, предпочла бы знать сейчас, но могу подождать. И мне приятно знать, что у вас будет еще один повод ко мне заглянуть. Но пока вы еще не ушли, Сьюзен, скажите мне: вам удалось связаться с этой женщиной, которая звонила в вашу программу в понедельник утром? С той, которая говорила, что у нее есть кольцо с бирюзой, похожее на кольцо Регины?

И опять Сьюзен была вынуждена отвечать очень осторожно.

— Вы имеете в виду Карен? И да, и нет. Ее настоящее имя — Кэролин Уэллс. Она серьезно пострадала, попала в аварию через несколько часов после разговора со мной. Мне так и не удалось с ней поговорить, потому что она в коме.

— Как это ужасно.

— Она постоянно зовет кого-то по имени Уэн. Я думаю, это имя человека, с которым она познакомилась в круизе, но найти подтверждение своей догадке я пока не смогла. Миссис Клаузен, Регина хоть раз звонила вам с борта «Габриэль»?

— Звонила и не раз.

— Она не упоминала никого по имени Уэн?

— Нет, она не упоминала по имени никого из пассажиров.

Сьюзен расслышала усталость в голосе миссис Клаузен.

— Я сделаю снимки и больше не буду вам докучать, — сказала она. — Мне нужно всего несколько минут. Я вижу, вы устали.

Джейн Клаузен закрыла глаза.

— От лекарств меня страшно клонит в сон.

Эскиз в рамке стоял на бюро напротив кровати. Используя «Полароид», Сьюзен сделала четыре моментальных снимка, глядя, как они проявляются у нее на глазах. Убедившись, что снимки вышли четко, она спрятала камеру в сумку и тихо направилась к двери.

— До свидания, Сьюзен, — сонным голосом проговорила Джейн Клаузен. — Знаете, вы только что напомнили мне о чем-то очень приятном. На моем первом балу одним из моих кавалеров был красивый молодой человек по имени Оуэн. Я годами о нем не вспоминала, но в то время я была им страшно увлечена. Разумеется, это было очень-очень давно.

«Оуэн, — подумала Сьюзен. — О мой бог, да ведь вот кого звала Кэролин! Оуэн! Не „О, Уэн“, а Оуэн».

Она вспомнила, что в списке пассажиров на «Сигодиве» был некий Оуэн Адамс. Первый по алфавиту мужчина, отправившийся в круиз без жены.

Двадцать минут спустя Сьюзен вихрем ворвалась в свою квартиру, подбежала к столу и схватила список пассажиров «Габриэль». «Будь здесь, — молила она, — будь здесь».

Там не было Оуэна Адамса, в этом она убедилась сразу, но, сообразив, что этот человек, скорее всего, путешествовал под вымышленным именем, Сьюзен продолжила изучение списка.

Она дошла почти до самого конца, когда обнаружила то, что искала. Одним из немногих пассажиров, чье второе имя фигурировало в списке, был некий Генри ОуэнЯнг. «Тут наверняка есть связь», — подумала Сьюзен.

94

Алекс Райт позвонил Сьюзен домой в десять, в одиннадцать и в двенадцать, но застать ее удалось только в час дня.

— Пытался застать вас раньше, но безуспешно.

— Вы могли бы оставить сообщение.

— Терпеть не могу общаться с автоответчиком. Мне хотелось угостить вас завтраком.

— Спасибо, но сегодня я все равно не смогла бы, — ответила Сьюзен. — Я навещала подругу в больнице. Кстати, Алекс, я хотела вас кое о чем спросить. Существует такая вещь, как стандартный детский дом в Центральной Америке?

— Стандартный? Не уверен, что понял вас, но вряд ли. Если вы имеете в виду, что все они выглядят одинаково, то вы правы: некоторые архитектурные особенности свойственны всем зданиям детских приютов, так же, как школ и больниц. А в чем дело?

— У меня есть несколько фотографий, которые я должна вам показать. Когда вы завтра уезжаете?

— Боюсь, что очень рано. Вот почему я так хотел повидаться с вами сегодня. Как насчет ужина?

— Извините, у меня уже есть планы.

— Ну хорошо, ради вас я совершу утомительную вылазку в город. Вы какое-то время будете дома?

— До самого вечера.

— Я еду.

«Я уверена, что не ошиблась, — подумала Сьюзен, опуская трубку. — Эти два здания не просто похожи — они идентичны. Но если Алекс это подтвердит, я буду абсолютно уверена». Книга о Семейном фонде Райтов лежала на ее письменном столе, раскрытая на той странице, где был изображен сиротский приют в Гватемале, привлекший ее внимание накануне вечером. Во всех своих деталях он в точности походил на рисунок, который Джейн Клаузен держала у себя в больничной палате. «Но это все-таки рисунок, а не фотография, — напомнила себе Сьюзен. — Может быть, Алекс увидит какие-нибудь отличительные черты, которых я не заметила».

* * *
Изучив снимки, Алекс действительно заметил деталь, которую она упустила, но эта деталь не только не опровергла ее подозрений, напротив, она окончательно подтвердила, что речь шла об одном и том же здании. На рисунке, подаренном миссис Клаузен, художник изобразил маленькую фигурку животного над входом в детский дом.

— Вот, взгляните, — сказал Алекс. — Это антилопа. А теперь посмотрите на фотографию в книге. Тут она тоже есть. Фигура антилопы венчает нашу семейную эмблему. Изображение антилопы имеется на всех построенных нами зданиях.

Они сидели бок о бок за письменным столом Сьюзен в ее кабинете.

— В таком случае, перед зданием, безусловно, не может быть резного дорожного знака с именем Регины Клаузен. Это же ваше здание! — воскликнула Сьюзен.

— Рисунок с дорожным знаком — это, безусловно, «липа», Сьюзен. Могу предположить, что кто-то присваивает деньги, якобы идущие на финансирование этого здания.

— Я должна была устранить все сомнения.

Сьюзен подумала о Джейн Клаузен. Какую боль, какое разочарование причинит ей известие о том, что Дуглас Лейтон обманывает ее!

— Сьюзен, у вас ужасно расстроенный вид, — заметил Алекс.

— Я в самом деле расстроена, но не за себя. — Она попыталась улыбнуться. — Как насчет чашки кофе? Не знаю, как вам, но мне она просто необходима.

— Спасибо, с удовольствием. Честно говоря, мне любопытно узнать, как вы готовите кофе. Это может стать очень важным.

Она закрыла книгу Семейного фонда Райтов.

— Завтра я покажу эту фотографию миссис Клаузен. Она должна узнать как можно скорее.

Сьюзен вдруг взглянула на свой стол, только теперь заметив, каким захламленным он должен выглядеть в глазах Алекса.

— Обычно я не столь неаккуратна, — объяснила она. — Но я работаю над одним проектом, вот бумаги и скопились.

Алекс взял со стола буклет со списком пассажиров «Сигодивы» и открыл его.

— Вы были в этом круизе?

— Нет, я ни разу в жизни не была в круизе.

Сьюзен надеялась, что он этим удовлетворится и не станет задавать лишних вопросов. Ей не хотелось обсуждать свою работу ни с кем, даже с ним.

— Я тоже ни разу не был, — сказал он, бросив буклет обратно на стол. — У меня морская болезнь.

* * *
За чашкой кофе он рассказал, что Бинки позвонила и пригласила его на завтрак.

— Я спросил ее, приглашены ли вы, и, когда она сказала, что нет, отказался.

— Боюсь, Бинки мне не слишком симпатизирует, — призналась Сьюзен. — И я не могу ее в этом винить. Я, можно сказать, преклонив колено молила папу не жениться на ней.

— Какое колено? — неожиданно спросил Алекс.

— Что? — Сьюзен в изумлении уставилась на него, потом заметила насмешливый огонек в его глазах.

— Я спрашиваю, потому что я тоже, преклонив колено, молил отца не жениться на Гири. И она меня люто ненавидела по той же причине, по какой Бинки ненавидит вас. — Он встал из-за стола. — Мне пора. У меня тоже на столе беспорядок, и до отъезда я должен все разложить по местам. — Уже у двери он повернулся к ней. — Сьюзен, меня не будет неделю или дней десять. Постарайтесь за это время разгрести все ваши дела и не назначайте никому новых встреч, договорились?

Как только она закрыла за ним дверь, зазвонил телефон. Оказалось, что это Ди звонит попрощаться.

— Завтра я улетаю в Коста-Рику и там сяду на теплоход, — сказала она. — Поеду до Каллао. Правда, вчера было здорово?

— Замечательно.

— Я позвонила Алексу, хотела его поблагодарить, но его нет дома.

Сьюзен различила вопросительную интонацию в голосе сестры, но у нее не было ни малейшего желания признаваться Ди, что Алекс был у нее дома, а уж тем более объяснять причины его визита.

— Может быть, ты позже его застанешь. Желаю приятной поездки, Ди.

Она повесила трубку, ощущая в душе неприятный осадок. Ей было ясно, что она не сможет полноценно наслаждаться обществом Алекса, пока существует вероятность его романа с Ди, особенно если Ди будет продолжать его преследовать. А Сьюзен не собиралась снова переживать горечь поражения, видя, как сестра во второй раз отбивает у нее мужчину.

95

Дон Ричардс весь день не находил себе места от беспокойства. Ранним утром в воскресенье он сделал пробежку в Центральном парке, а дома приготовил омлет с сыром, размышляя о том, что за годы своей женитьбы успел превратиться в настоящего повара и упражнялся в поварском искусстве каждое воскресенье, но в последнее время утратил эту привычку. Теперь у него просто не было желания готовить что-то особенное для себя одного. За завтраком он пытался просмотреть «Таймс», но, налив вторую чашку кофе, понял, что не может сосредоточиться, отложил газету и подошел к окну.

Было одиннадцать часов утра. Окна его квартиры выходили на парк, он заметил, что свежий, солнечный день уже выманил из дому толпы ньюйоркцев. Под окнами совершали пробежку трусцой десятки людей. Сорвиголовы на роликовых коньках и скейт-бордах стремительно проносились мимо пешеходов, вышедших на прогулку. Многие гуляли парами и целыми семьями. На глазах у Ричардса одна пожилая женщина села на скамью и подставила лицо солнцу.

Он отвернулся от окна и прошел в спальню. Надо было уложить вещи к завтрашней поездке, а ему даже думать о ней не хотелось. Впрочем, это была уже финишная прямая. Еще неделя рекламы, и он возьмет отпуск — целую неделю для себя. Турагент уже представил ему список круизных лайнеров со свободными каютами первого класса и удобными для него сроками отплытия и возвращения.

Он подошел к столу и просмотрел этот список.

К двум часам дня он был уже в Таксидо-парке. Миссис Ричардс, вернувшись с ленча в клубе, куда ее пригласили друзья, обнаружила его сидящим на ступенях крыльца.

— Дон, дорогой мой, почему ты не позвонил и не предупредил, что приедешь? — спросила она, притворяясь рассерженной.

— Садясь в машину, я еще не был твердо уверен, что поеду к тебе. Отлично выглядишь, мама.

— Ты тоже. Хорошо смотришься в свитере. Он тебя молодит. — Она заметила рядом с ним чемодан. — Хочешь переехать ко мне?

— Нет, — улыбнулся он, — я просто хотел попросить тебя запихнуть его куда-нибудь на чердак.

«Это фотографии Кэти», — догадалась Элизабет Ричардс.

— На чердаке полно места. Туда можно запихнуть не один чемодан, — сказала она вслух.

— Ты не хочешь меня спросить, что в нем?

— Сам скажешь, если хочешь, чтобы я знала. Полагаю, чемодан имеет какое-то отношение к Кэти.

— Я собрал все, что у меня осталось от Кэти, все до последней мелочи, мама. Тебя это удивляет?

— Дон, я думаю, до сих пор ты нуждался в этих напоминаниях. Но теперь ты пытаешься снова наладить свою жизнь, и ты знаешь, что Кэти в ней места не будет. Сорокалетний рубеж многих людей заставляет заглянуть трезвым взглядом и в прошлое, и в будущее. Да, кстати, у тебя же есть ключ от дома. Почему ты не вошел?

— Увидел, что твоей машины нет, и вдруг понял, что не хочу входить в пустой дом. — Он встал и потянулся. — Я выпью с тобой чаю и поеду. У меня сегодня вечером свидание. Это уже второе за неделю — с одной и той же женщиной. Как тебе такие новости?

* * *
Он позвонил Сьюзен из вестибюля ее дома ровно в семь.

— Похоже, у меня уже выработалась привычка извиняться: вечно я опаздываю, — улыбнулась она, впуская его в квартиру. — Мой продюсер встречает меня криком — каждый день я приезжаю на студию прямо к эфиру. Пару раз на этой неделе я едва не опоздала в приемную к приходу пациента, а вы же знаете не хуже меня, что людей, проходящих терапию, нельзя заставлять ждать. А сегодня вечером — буду с вами честна — два часа назад я прилегла на минутку и только что проснулась. Спала как убитая.

— Значит, вам это было необходимо.

— Я налью вам бокал вина, если вы дадите мне пятнадцать минут привести себя в порядок, — предложила Сьюзен.

— Договорились.

Она заметила, что он откровенно изучает ее квартиру.

— У вас тут очень уютно, доктор Чандлер, — заметил Ричардс. — У меня есть одна пациентка — агент по недвижимости. Так вот, она уверяет, что стоит ей войти в дом, как ей передаются вибрации людей, которые в нем живут.

— Я в это верю, — кивнула Сьюзен. — Не знаю, какие вибрации посылает эта квартира, но мне здесь действительно уютно. А теперь позвольте налить вам обещанное вино и можете осматриваться, пока я переодеваюсь.

Дон прошел вместе с ней в кухню.

— Прошу вас, не надо наряжаться. Вы же видите — я не во фраке. Я сегодня днем заехал к матери, и она сказала, что мне идет свитер, вот я и надел поверх него пиджак.

«Что-то странное есть в Доне Ричардсе, — подумала Сьюзен, расправив воротничок сшитой на заказ синей блузки и потянувшись за жакетом „в елочку“. — Не знаю, в чем тут дело, но есть в нем что-то, чего я просто не понимаю».

Она вышла из спальни в прихожую и уже собиралась объявить: «Я готова», когда увидела, что Дональд Ричардс стоит у письменного стола в ее кабинете и изучает списки пассажиров с двух круизных теплоходов.

Он обернулся, очевидно, заслышав ее шаги.

— У вас есть причины их коллекционировать, Сьюзен? — тихо спросил он.

Она ответила не сразу, и он положил буклеты на стол.

— Извините, я, кажется, злоупотребил вашим приглашением здесь осмотреться. Это прекрасный стол девятнадцатого века, и мне хотелось рассмотреть его поближе. Списки пассажиров не показались мне конфиденциальным материалом.

— Вы говорили, что часто путешествовали на «Габриэль», не так ли? — спросила Сьюзен. Ей не понравилось, что он роется в бумагах у нее на столе, но она решила не вдаваться в объяснения.

— Да, много раз. Это прекрасное судно. — Он подошел к ней. — Вы прелестно выглядите, а я очень голоден. Идемте.

* * *
Они поужинали в интимной атмосфере маленького рыбного ресторанчика на Томпсон-стрит.

— Владелец — отец одного из моих пациентов, — объяснил Ричардс. — Он дает мне скидку.

— Даже без скидки дело того стоит, — признала Сьюзен, когда официант убрал тарелки. — Королевская форель была великолепна.

— Лососина тоже. — Он помолчал и отхлебнул вина. — Сьюзен, мне нужно кое о чем вас спросить. Вчера и сегодня ближе к вечеру я заезжал в больницу, чтобы повидаться с Джастином Уэллсом. Он мне сказал, что вы тоже с ним встречались.

— Совершенно верно.

— И больше вы ничего не скажете?

— Мне кажется, что больше мне не следует ничего говорить, кроме одного: я абсолютно убеждена, что произошедшее с его женой не было случайностью, но он ни в чем не виноват. Он не причинял ей вреда.

— Я уверен, он был бы рад это услышать. Он сейчас отчаянно нуждается в любой поддержке.

— Я тоже рада, что смогла помочь. Он мне нравится.

— Мне тоже, но, как я вам уже говорил, я надеюсь, что он вернется ко мне в качестве пациента. Ко мне или к любому другому психиатру, как только его жена будет вне опасности. Да, кстати, в больнице мне сказали, что у нее есть признаки улучшения. Но сейчас Джастин взвалил на себя такое бремя вины за случившееся — и, между прочим, совершенно напрасно, — какого ни один человек не выдержит. Вам, конечно, знаком этот сценарий. Он решил, что если бы не расстроил жену своим телефонным звонком, она отправилась бы на встречу с вами и взяла бы такси, вместо того чтобы идти пешком на почту. И не попала бы под машину. — Ричардс пожал плечами. — Правда, если бы люди не терзались чувством вины, я остался бы без работы. Я их очень хорошо понимаю и глубоко им сочувствую. А вот и кофе.

Официант поставил перед ними чашки.

Сьюзен отпила глоток и задала вопрос в лоб:

— А вас мучает чувство вины, Дон?

— Мучило. Но, мне кажется, я наконец-то начинаю от него избавляться. В прошлый раз вы сказали одну вещь, которая меня поразила. Вы сказали, что после развода ваших родителей все спаслись, но каждый оказался в отдельной шлюпке. Почему вы это сказали?

— Я же не ваша пациентка! Не надо меня анализировать, — запротестовала Сьюзен.

— Я спрашиваю просто как друг.

— Тогда я отвечу. Это практически всегда случается при разводах: приходится становиться на чью-то сторону. Сердце моей матери было разбито, а отец всем твердил на каждом шагу, что никогда не чувствовал себя таким счастливым. Это заставило меня усомниться во всей прожитой жизни, когда я пребывала под впечатлением — очевидно, ошибочным, — что у нас очень счастливая семья.

— А что ваша сестра? Вы с ней близки? Можете не отвечать. Видели бы вы сейчас свое лицо.

— Семь лет назад, — призналась Сьюзен, — я собиралась выйти замуж, когда на сцене появилась моя сестра Ди. Угадайте, кто пошел под венец?

— Ваша сестра.

— Верно. Потом Джек погиб во время катания на горных лыжах, а сейчас она опять пытается отбить у меня человека, с которым я встречаюсь. Мило, правда?

— Вы все еще любите Джека?

— Мне кажется, человека, который был по-настоящему дорог, никогда не перестаешь любить. И еще я считаю, что не стоит пытаться стереть из памяти какую-то часть прошлого, тем более что это все равно невозможно. Можно сделать другое, и это я постоянно стараюсь внушить своей матери: не цепляться за свое страдание и продолжать жить.

— Вы так и поступили?

— Да, кажется, мне это удалось.

— А этот новый человек вам дорог?

— Сейчас еще слишком рано об этом судить. А теперь давайте говорить о погоде. Или, еще лучше, не могли бы вы мне объяснить, почему вас так заинтересовали эти списки пассажиров?

Участие и тепло в глазах Дона Ричардса угасли.

— Если вы мне скажете, почему пометили галочками некоторые имена и обвели в кружок два: Оуэн Адамс и Генри Оуэн Янг.

— Оуэн — это одно из моих любимых имен, — ответила Сьюзен. — Уже поздно, Дон. Вы уезжаете завтра рано утром, да и мне предстоит очень длинный день.

Она подумала о телефонном звонке Крису Райану, который наметила на восемь утра, и о том, что после обеда ее ждет разбор целой горы фотографий из Лондона.

— Не исключено, что мне придется задержаться на работе часов до девяти вечера.

96

По понедельникам Крис Райан любил приходить на работу с утра пораньше. Воскресные дни он посвящал семье. Обычно не меньше двух из шести его детей с семьями заглядывали к нему с женой на огонек и оставались на ужин.

Они с женой обожали внуков и радовались их приезду, но порой, рухнув без сил в постель по окончании воскресного вечера, Крис с удовольствием вспоминал о том, что люди, чью подноготную ему предстоит выяснять на следующий день, не будут ссориться и драться из-за того, кто первый прокатится на большом велосипеде и кто первый начал ругаться нехорошими словами.

Накануне у него выдалось особенно утомительное воскресенье, и в результате Крис отпер двери своей конторы уже в восемь двадцать утра. Он проверил телефонные сообщения: многими из них следовало заняться незамедлительно. Первое, оставленное на автоответчике еще в субботу, было от осведомителя из Атлантикой Сити и содержало любопытную информацию о Дугласе Лейтоне. Второе, от Сьюзен Чандлер, пришло этим утром: «Крис, это Сьюзен. Перезвони мне немедленно», — вот и все, что она сказала.

Она сняла трубку на первый же гудок.

— Крис, я нашла кое-что важное и прошу тебя проверить двух мужчин. Один был пассажиром круизного лайнера «Габриэль» три года назад; второй плыл на другом круизном корабле, на «Сигодиве», два года назад. Предполагаю, что это один и тот же человек, и, если я права, мы имеем дело с серийным убийцей.

Крис нащупал в нагрудном кармане авторучку и схватил лист бумаги.

— Диктуй имена и даты. — Записав все, он заметил: — Оба в середине октября. Что, на круизных судах тоже предоставляют скидки?

— Я подсознательно все время думала об этих датах, Крис, — сказала Сьюзен. — Если середина октября является частью его привычной схемы, тогда не исключено, что какая-то женщина находится в опасности прямо сейчас.

— Давай-ка я подключу к этому ребятишек из Квантико[23]. Мои парни быстро все отследят. Да, кстати, Сьюзен, твой приятель Дуглас Лейтон, похоже, в большой беде. На прошлой неделе в Атлантик-Сити он проигрался в дым.

— Ты прекрасно знаешь, что он не мой приятель, и что значит «в дым»?

— Как тебе такая цифра: четыреста тысяч долларов? Надеюсь, у него есть богатая тетушка.

— В том-то вся и беда: сам он уверен, будто она у него есть.

Сумма в четыреста тысяч долларов поразила ее. Человек, способный наделать столько карточных долгов, и впрямь находится в серьезной опасности. Да и сам он может стать опасен в столь отчаянных обстоятельствах.

— Спасибо, Крис, — поблагодарила Сьюзен. — Я с тобой еще свяжусь.

Она повесила трубку и взглянула на часы. Времени хватит навестить миссис Клаузен перед поездкой в студию. «Ей нужно немедленно открыть глаза на Лейтона, — сказала себе Сьюзен. — Если он задолжал столько денег картежникам, их придется отдавать в самом скором времени, и пойдет он за ними прямиком в Семейный фонд Клаузенов».

97

Джейн Клаузен поняла, что случилось нечто из ряда вот выходящее, когда Сьюзен позвонила и попросила разрешения навестить ее прямо с утра. Кроме того, она уловила напряжение в голосе Дугласа Лейтона: он позвонил через несколько минут после Сьюзен и сказал, что ему необходимо заглянуть к ней по дороге в аэропорт, и добавил, что она должна подписать еще один документ, касающийся финансирования детского дома.

— Вам придется подождать хотя бы до девяти утра, — твердо ответила она ему.

— Миссис Клаузен, боюсь, что в этом случае я опоздаю на самолет.

— А я боюсь, что вам следовало позаботиться об этом раньше, Дуглас. Сьюзен Чандлер приедет ко мне через несколько минут. — Джейн Клаузен помолчала и холодно добавила: — Вчера Сьюзен была у меня и сделала несколько снимков «Полароидом» с эскиза детского дома. Она не захотела объяснить, зачем они ей нужны, но у меня такое чувство, что она хочет поговорить со мной об этом сегодня. Надеюсь, со зданием нет никаких проблем, Дуглас.

— Разумеется, нет, миссис Клаузен. Пожалуй, в настоящий момент я сумею обойтись и без этой подписи.

— Что ж, я смогу принять вас в девять, Дуглас. Я буду вас ждать.

— Да-да, конечно, благодарю вас, миссис Клаузен.

* * *
Когда приехала Сьюзен, Джейн Клаузен сказала:

— Можете меня не щадить, Сьюзен. Не беспокойтесь о том, как я отреагирую на все, что вы хотите мне рассказать. Я пришла к выводу, что Дуглас Лейтон меня обманывает или пытается надуть. Но мне хотелось бы увидеть доказательства.

Пока Сьюзен выкладывала на стол и раскрывала на нужном месте книгу о Семейном фонде Райтов, Джейн Клаузен позвонила Хьюберту Марчу. В этот час он был еще дома.

— Хьюберт, поезжайте в контору, пригласите аудиторов и позаботьтесь, чтобы Дуглас Лейтон не имел доступа ни к одному из наших банковских счетов и не мог обратить в наличность какой-либо из наших активов. Действуйте немедленно! — Положив трубку, она принялась изучать фотографию приюта в книге. — Все совпадает, кроме имени на дорожном столбе.

— Мне очень жаль, — тихо вздохнула Сьюзен.

— Не стоит. Даже когда Дуглас изображал из себя саму заботливость, меня не покидало тягостное чувство, что он меня обманывает. — Она закрыла книгу, взглянула на суперобложку и тихонько засмеялась. — Должно быть, Гири переворачивается в гробу. Она так хотела, чтобы фонд был назван в ее честь. Ее и Александра. Ее полное имя — Виргиния Мари, отсюда и Гири, все ее так звали. Эта дура забыла, что первую жену Александра тоже звали Виргинией. А теперь я вижу, что Алекс-младший позаботился о том, чтобы поместить портрет своей матери на обложку книги о фонде Райтов.

— И правильно сделал! — воскликнула Сьюзен, и они обе посмеялись.

98

Вот теперь Дуглас Лейтон понял, что это значит — чувствовать себя загнанным зверем. Он позвонил Джейн Клаузен из вестибюля отеля рядом с больницей, рассчитывая тут же подняться к ней в палату и получить необходимую ему подпись.

«Эх ты, болван, — сказал он себе. — Ты сам ее надоумил! Может, она и умирает, но из ума еще не выжила! Теперь она позвонит Хьюберту и прикажет ему связаться с банками. И тогда с тобой будет покончено — парни, с которыми ты имеешь дело, оправданий слушать не станут».

Ему позарез нужны были эти деньги. Он содрогнулся при мысли о том, что с ним будет, если он не вернет долг казино. Если бы только позавчера ему не стукнуло в голову, что обязательно повезет! Он собирался положить деньги, полученные благодаря подписи Джейн Клаузен, на особый счет для своей поездки. Но не выдержал, пошел в казино: чувствовал, что ему непременно подфартит. Поначалу ему и вправду везло. В какой-то момент он дошел почти до восьмисот тысяч долларов, но потом все спустил и проиграл еще несколько сотен тысяч в долг.

Ему сказали, что времени у него до завтра, но он знал, что, если будет ждать до завтра, наступит крах. К тому времени Сьюзен Чандлер уж непременно нароет на него грязи, а потом пойдет к миссис Клаузен. С них станется даже настучать полиции. А все эта Сьюзен Чандлер. С нее начались все его беды.

Он стоял у настенного телефонного аппарата, пытаясь сообразить, что же делать дальше. Ладони были липкими от пота. Он заметил, как женщина у соседнего аппарата смотрит на него с любопытством.

В запасе остался один трюк, который мог бы сработать. Что значит «мог бы»? Должен был сработать! Надо только вспомнить домашний номер Хьюберта Марча.

Он поймал Хьюберта на самом пороге — тот уже собирался в контору. Вместо приветствия Хьюберт спросил:

— Дуглас, что происходит?

Тем самым он подтвердил предположение Дугласа, что миссис Клаузен уже успела ему позвонить.

— Я нахожусь у миссис Клаузен, — сказал Даг. — Боюсь, она бредит. Ей кажется, что она вам только что звонила. Она извиняется и берет все свои слова обратно.

Хьюберт Марч с облегчением рассмеялся, и его смех стал музыкой в ушах Дугласа Лейтона.

— Да передо мной-то извиняться не нужно, но я надеюсь, что она извинилась перед вами, мой мальчик.

99

Джим Кэрли отвез Алекса Райта в аэропорт Кеннеди, выгрузил из машины его вещи и поставил их на тротуар у входа в зал вылета.

— Очень уж тут сегодня тесно, мистер Алекс, — заметил он, с опаской косясь на дежурившего поблизости полицейского, который выписывал штрафы за парковку в неположенном месте.

— А чего ты ждал в девять утра в понедельник, Джим? — пожал плечами Алекс Райт. — Садись в машину и уезжай, пока мне не выписали штраф. Ты все помнишь, что я сказал?

— Конечно, мистер Алекс. Я позвоню доктору Чандлер и скажу ей, что я в ее распоряжении.

— Верно, — подтвердил Алекс. — И что же дальше?

— А дальше она наверняка начнет — как это вы выразились, сэр? — «вежливо отнекиваться» и уверять, что машина ей не нужна и все в таком роде. А я на это должен сказать: «Мистер Алекс покорно просит вас принять мои услуги, но с одним условием: доктор Чандлер не имеет права пользоваться машиной в обществе другого мужчины».

Алекс Райт засмеялся и хлопнул своего шофера по плечу.

— Я знаю, что всегда могу рассчитывать на тебя, Джим. А теперь уезжай отсюда. У этого патрульного целая книжка штрафных квитанций, и он направляется прямо сюда.

100

Это был редкий случай: Сьюзен закончила свою передачу и вернулась в приемную за полтора часа до прихода первого клиента, назначенного на два часа. Дополнительное время было роскошью, к которой она не привыкла.

Это время она провела за изучением дела, собранного по итогам прошедшей недели. Среди материалов фигурировали памятные вещи Регины Клаузен из ее круиза на «Габриэль», такие же памятные вещи Кэролин Уэллс из круиза на «Сигодиве» и фотографии бирюзового кольца Тиффани, присланные Питом Санчесом.

Увы, сколько она их ни изучала, они не открыли ей ничего нового.

Наконец Сьюзен прослушала фрагменты записей трех передач на прошлой неделе: разговор с Кэролин Уэллс, позвонившей в понедельник, и два разговора с Тиффани Смит — во вторник и в среду. Сьюзен внимательно вслушивалась в голос Кэролин, такой расстроенный, выдававший боязнь оказаться замешанной в скандале. А Тиффани в среду так извинялась за то, что позвонила во вторник и пренебрежительно отозвалась о подаренном ей бирюзовом колечке...

Сьюзен внимательно прослушала пленки, но и здесь ничего нового не услышала.

Она попросила Дженет отложить заказ ленча до часа дня. В половине второго Дженет вошла к ней в кабинет с обычным пакетом для завтрака. Она напевала себе под нос «Ты мне принадлежишь».

— Доктор Чандлер, — сказала она, помещая пакет с завтраком на стол Сьюзен, — эта песенка вертелась у меня в голове все выходные, никак не могу от нее избавиться. Она меня с ума сводила, потому что я не могла припомнить все слова: пришлось позвонить матери, и она мне все пропела от начала до конца. Вообще-то хорошая песенка.

— Да, хорошая, — рассеянно согласилась Сьюзен, открывая бумажный пакет и вынимая картонный контейнер с супом. Это оказался гороховый суп-пюре, который она терпеть не могла, и Дженет знала, что она терпеть его не может.

«В следующем месяце она выходит замуж и уезжает в Мичиган, — напомнила себе Сьюзен. — Не стоит поднимать шум. Все проходит, и это пройдет».

Без всякого приглашения Дженет запела «Ты мне принадлежишь» со словами:

Любуйся пирамидами на берегу Нила,

Встречай рассвет на тропическом острове,

Сходи на восточный базар в старом Алжире...

Сьюзен внезапно позабыла о своем раздражении из-за супа.

— Остановитесь на минутку, Дженет, — попросила она.

Дженет смутилась.

— Извините, что я мешаю вам своим пением, доктор.

— Нет-нет, вы мне совсем не помешали, — заверила ее Сьюзен. — Но, пока я вас слушала, мне пришли в голову кое-какие мысли по поводу этой песни.

Сьюзен вспомнила об информационном бюллетене с «Габриэль», в котором Бали был назван «тропическим островом», и о почтовой открытке с видом открытой площадки ресторана, где один из столиков был обведен кружком.

С ощущением обреченности, поселившимся где-то под ложечкой, Сьюзен поняла, что кусочки головоломки становятся на место. Да, кусочки становились на место, но она по-прежнему не могла вычислить, кто же ими манипулирует.

«Уэн» — или Оуэн — хотел прогуляться с Кэролин Уэллс по городу Алжиру. «Сходи на восточный базар в старом Алжире».

— Дженет, вы не могли бы спеть все до конца? — попросила она. — Прямо сейчас.

— Если хотите, доктор. Певица из меня, конечно, никакая, вы уж извините. Так, сейчас... Да, вспомнила.

Облети океан на серебристом лайнере...

«Три года назад Регина пропала, побывав на Бали, — лихорадочно соображала Сьюзен. — Два года назад это могла бы быть Кэролин — и не исключено, что кто-то другой был принесен в жертву вместо нее — в Алжире. В прошлом году, возможно, он познакомился с женщиной в самолете, а не на круизном судне. А что было раньше? — спросила она себя. — Вернемся назад. Встретился ли он с какой-то женщиной четыре года назад в Египте? Это укладывается в схему».

— «Войди в джунгли, пронизанные дождем...»— распевала Дженет.

«Вот строчка для жертвы, намеченной на этот год, — подумала Сьюзен. — Для новой женщины, еще не подозревающей, что убийца уже предназначил ее на заклание».

«Но помни, пока не вернешься домой...»

Дженет явно наслаждалась ролью солистки. Она придала голосу жалобно-завывающую интонацию, допевая куплет:

«Ты мне принадлежишь».

Сьюзен позвонила Крису Райану, как только Дженет вышла из кабинета.

— Крис, ты не мог бы проследить кое-что еще? Мне нужно знать, нет ли в полицейских архивах дела о женщине, скорее всего туристке, пропавшей без вести в середине октября в Египте четыре года назад.

— Это не слишком трудно, — заверил Райан. — Я сам только что собирался тебе позвонить. Помнишь те имена, что ты дала мне сегодня утром? Имена двух пассажиров с двух разных круизных теплоходов?

— И что ты узнал? — спросила Сьюзен.

— Таких людей не существует. Они воспользовались поддельными паспортами.

«Я так и знала! — подумала Сьюзен. — Так и знала!»

* * *
...Без десяти пять Сьюзен ответила на неотложный звонок Криса Райана. Ради него она нарушила одно из железных правил и оставила пациента одного, пока говорила по телефону.

— Ты нажимаешь на нужные кнопки, Сьюзен, — сказал Райан. — Четыре года назад тридцатидевятилетняя вдова из Бирмингема, Алабама, пропала без вести в Египте. Она была в круизе по Ближнему Востоку, пропустила традиционный сухопутный тур, организованный туристической фирмой, и отправилась осматривать достопримечательности одна. Ее тело так и не нашли. С учетом политической нестабильности в Египте, все решили, что она пала жертвой террористов.

— Не будем возводить напраслину на террористов, Крис. Я уверена, что к смерти этой дамы они не имеют отношения, — заметила Сьюзен.

Через несколько минут, когда она провожала пациента до дверей, с почты доставили увесистую посылку. Отправителем значилась компания «Оушен круиз пик-черз лимитед», Лондон.

— Давайте я открою, доктор, — предложила Дженет.

— Не нужно, — отказалась Сьюзен. — Просто оставьте ее. Я займусь ею позже.

В этот день у нее было два поздних визита, и ей предстояло освободиться только к семи. Но она с нетерпением ждала конца рабочего дня, ей хотелось поскорее заняться разборкой фотографий — вдруг среди них обнаружится лицо мужчины, который убил Регину Клаузен и многих других? У нее даже пальцы чесались перебрать фотографии сию же минуту. Убийцу необходимо было опознать, пока еще кто-то не погиб.

У Сьюзен была еще одна веская причина как можно скорее найти убийцу: хотелось сказать умирающей Джейн Клаузен, что человек, лишивший жизни ее дочь, никогда больше не разобьет сердца чьих-то родителей.

101

Дональд Ричардс прибыл в аэропорт Уэст-Палм-Бич точно по расписанию, в девять часов утра в понедельник. Его встретили представители издателя и отвезли в книжный магазин в Бока-Ратоне, где он должен был ставить автографы на свою книгу в десять тридцать. Войдя в магазин, он был приятно удивлен: люди выстроились в очередь в ожидании автографов.

— Кроме того, у нас сорок заказов по телефону, — с гордостью сообщил продавец. — Надеюсь, вы напишете продолжение «Пропавших женщин».

«Еще несколько пропавших женщин»? Нет, вряд ли", — сказал себе Ричардс, усаживаясь за приготовленный стол. Он взял «вечное» перо и начал ставить подписи. Он знал, что его ждет впереди, но мучительное беспокойство снедало его, заставляя чуть ли не подпрыгивать на стуле.

Час спустя, восемьдесят раз поставив свою роспись на титульном листе книги, он отправился в Майами, где его ждали к двум часам дня.

— Простите, только автографы, никаких личных посланий, — заявил он хозяину магазина. — Кое-что случилось, мне придется уехать отсюда ровно в три.

В начале четвертого он был уже в машине.

— Следующая остановка — Фонтенбло, — жизнерадостно объявил шофер.

— Ошибаетесь. Следующая остановка — аэропорт, — сказал ему Дон.

Он знал, что есть самолет, отправляющийся в Нью-Йорк в четыре, и намеревался успеть на этот рейс.

102

Ди прибыла в Коста-Рику в понедельник утром и отправилась из аэропорта прямо в гавань, где как раз причалил ее круизный теплоход «Валери».

После обеда в понедельник она с большой неохотой присоединилась к экскурсии, на которую записалась неизвестно зачем. Когда она, подчиняясь какому-то порыву, приняла решение поехать в круиз, ей казалось, что это отличная мысль. «Оторвись как следует», — посоветовал ей отец. И вот теперь она уже не была так уверена, что это удачная мысль. А главное, очутившись здесь, она уже не знала, от чего, собственно, собиралась отрываться.

Она вернулась на «Валери», промокшая насквозь под внезапно разразившимся в сельве ливнем, горько сожалея, что не отказалась от поездки. Спору нет, ее каюта на верхней палубе была прекрасна и даже снабжена своим собственным балконом, и среди пассажиров можно было найти приятное общество. И все же она места себе не находила, ее обуревала тревога: Ди чувствовала, что сейчас не время покидать Нью-Йорк.

Следующим портом причала в расписании круиза значились острова Сан-Блас у берегов Панамы. «Валери» должна была прийти туда завтра в полдень. Может быть, удастся поймать попутный рейс и вернуться самолетом обратно в Нью-Йорк, решила Ди. Она просто могла сказать, что плохо себя почувствовала.

К тому времени, как Ди добралась до верхней палубы, она приняла окончательное решение. Завтра же она попытается вернуться домой. В Нью-Йорке у нее слишком много дел.

Когда она вышла из лифта и направилась в свою каюту, ее остановила стюардесса.

— Для вас только что прибыл совершенно потрясающий по красоте букет, — объявила она. — Я поставила его на сервант в вашей каюте.

Позабыв, что она вся промокла, не замечая липнущей к телу одежды, Ди устремилась в каюту. Там она нашла вазу с двумя дюжинами палево-желтых чайных роз.

Она торопливо отыскала карточку. Вместо подписи стояло «Угадай кто».

Ди бережно обхватила карточку ладонью. Ей не требовалось угадывать. Она знала, кто послал цветы.

За ужином в субботу, когда она поменялась местами со Сьюзен, Алекс Райт сказал ей:

— Я рад, что Сьюзен предложила вам сесть рядом со мной. Не могу видеть красивую женщину в одиночестве. Очевидно, я больше похож на отца, чем сам думал. Моя мачеха была красива, как и вы, к тому же она была вдовой, когда мой отец познакомился с ней в круизе. Он избавил ее от одиночества, женившись на ней.

Ди вспомнила, как тогда пошутила, что такое решение представляется ей слишком радикальным — жениться на женщине, чтобы избавить ее от одиночества. И тогда Алекс, взяв ее за руку, сказал:

— Возможно, но оно не столь радикально, как некоторые другие решения.

«Повторяется история с Джеком, — подумала Ди, вдыхая нежный запах роз. — Я в тот раз не хотела причинить боль Сьюзен. Да и теперь, конечно, не хочу. Но вряд ли она успела так уж сильно увлечься Алексом. Да она с ним едва знакома! Я уверена, она все поймет».

Ди приняла душ, вымыла голову и оделась к ужину, воображая, как было бы весело, если бы вместо поездки в Россию Алекс оказался вместе с ней среди пассажиров теплохода.

103

— Спасибо, доктор Чандлер. Увидимся на будущей неделе.

Без десяти семь Сьюзен проводила Анну Кетлер, свою последнюю пациентку в этот день, до дверей. Проходя мимо стола Дженет, Сьюзен заметила, что коробка с фотографиями открыта, а сами фотографии сложены стопками на столе. «Своими ушами слышат, и не разумеют»[24], — подумала она.

Сьюзен открыла входную дверь миссис Кетлер. Язычок замка щелкнул вхолостую, и она поняла, что дверь не была заперта. «Дженет, конечно, очень милая девушка, — подумала Сьюзен, — и во многих отношениях хорошая секретарша, но она невнимательна и небрежна. И она меня раздражает. Хорошо, что она скоро уйдет сама, мне бы очень не хотелось ее увольнять».

— Здесь очень темно, — заметила миссис Кетлер, выходя в коридор.

Сьюзен выглянула через ее плечо. Всего пара лампочек освещала длинный полутемный коридор.

— Вы совершенно правы, — согласилась она с миссис Кетлер. — Возьмите меня под руку. Я провожу вас до лифта.

Миссис Кетлер не отличалась хрупкостью, но ей было за семьдесят, и она страдала некоторой нервозностью. К Сьюзен она обратилась год назад, чтобы та помогла ей побороть депрессию, охватившую ее после продажи собственной квартиры и переезда в дом престарелых.

Сьюзен дождалась лифта и сама нажала для Анны Кетлер кнопку вестибюля, после чего поспешила вернуться к себе. У кабинета Недды она задержалась и попыталась открыть дверь, но дверь была заперта.

«Ну и ладно», — подумала Сьюзен. Она решила отказаться от мысли просить у Недды разрешения воспользоваться ее длинным столом. Четыреста с лишним снимков она разберет и без этого.

Другое дело завтра вечером, когда у нее будут тысячи снимков с «Габриэль». Длинный широкий стол Недды просто идеально подойдет, чтобы разложить их и рассортировать. «Надо будет подключить к делу Криса Райана, — решила Сьюзен. — У него зоркий глаз. Может быть, этот „Оуэн“ окажется на нескольких снимках, хоть и на заднем плане. Это упростило бы дело».

Войдя в приемную, она взяла стопки фотографий со стола Дженет и не заметила записки, которую Дженет оставила под телефонным аппаратом. Она прошла в свой кабинет, ощущая давящую тишину, царящую вокруг, и одновременно — возбужденный стук собственного сердца. Наконец-то она увидит лицо серийного убийцы! «Почему я так нервничаю?» — спросила она себя, проходя мимо двери в кладовую. Дверь была приоткрыта, но руки у нее были заняты, и она не остановилась, чтобы устранить непорядок.

Опуская громоздкие пачки фотографий на стол, Сьюзен случайно задела прекрасную уотерфордскую вазу, подаренную ей Алексом Райтом. Ваза опрокинулась и упала на пол. «Какая жалость!» — вздохнула Сьюзен. Она подмела осколки и высыпала их в мусорную корзинку.

Она решила, что таким образом сказывается пережитое напряжение. Прошедшая неделя была настоящим кошмаром. Сьюзен убрала медицинскую карту Анны Кетлер в стол, заперла ящик и сунула ключ в карман жакета. «Я потом нацеплю ключ на кольцо, — решила она. — А сейчас надо поскорее заняться этими снимками».

Как он выглядит? Вряд ли он ей знаком, шансы на это равны нулю. Хоть бы фото оказалось достаточно четким, чтобы полиция могла его опознать.

Час спустя она все еще перебирала фотографии, все еще искала снимок Кэролин Уэллс. «Он должен быть здесь, — твердила Сьюзен. — Они обещали прислать все до единого снимки женщин с капитаном».

У нее сохранился смятый обрывок фотографии, которую Кэролин выбросила в корзину у себя дома, и она поминутно сверялась с ним в поисках такого же снимка среди пачек фотографий, разложенных на столе. Но сколько она ни перебирала снимки, ей никак не удавалось отыскать среди них нужный. Его там просто не было.

— Где же он? — воскликнула она вслух, охваченная досадой и разочарованием. — Почему среди них нет именно его одного?

— Потому что он у меня, Сьюзен, — ответил знакомый голос.

Сьюзен резко обернулась, и тут на нее обрушился удар в висок тяжелым пресс-папье.

104

Он твердо решил подвергнуть Сьюзен Чандлер той же процедуре, которой удостоились все остальные. Он решил, что свяжет ей руки, свяжет ноги, спеленает ее как куклу — все с таким расчетом, что когда она очнется и поймет, что происходит, у нее будет возможность немного поерзать. Совсем немного — ровно столько, чтобы оставить ей надежду, но не дать спастись.

Обматывая веревкой ее обмякшее, беспомощное тело, он думал, что объяснит ей, что происходит, а главное — почему. Он объяснил это остальным, и, хотя смерть Сьюзен не была частью его первоначального плана, скорее вопросом выживания для него самого, она все-таки заслуживала того, чтобы узнать, что она тоже стала частью ритуала, который он разработал для искупления грехов своей мачехи.

Он мог бы запросто убить ее ударом пресс-папье, если бы захотел, но он ударил несильно. Удар всего лишь оглушил ее, она уже начала шевелиться. Он решил, что она уже в достаточной степени пришла в себя, чтобы воспринять то, что он собирался ей сказать.

— Вы должны понять, Сьюзен, — начал он рассудительным тоном, — что я никогда не причинил бы вам зла, если бы вы не вмешались во что не следовало. Честно говоря, вы мне очень понравились. Поверьте, я говорю искренне. Вы интересная женщина, к тому же очень умная. Но ведь это вас и погубило, не так ли? Вы слишком умны.

Он начал обматывать веревкой ее предплечья, бережно приподнимая ее тело. Она лежала на полу позади своего письменного стола, он нашел подушку и подложил ей под голову. Верхний свет он приглушил: ему нравился мягкий свет, при каждом удобном случае он пользовался свечами. Здесь, к сожалению, не было такой возможности.

— Зачем вам непременно понадобилось упоминать в передаче о Регине Клаузен, Сьюзен? Не надо было затрагивать эту тему. Вот уже три года, как ее нет в живых. Ее тело лежит на дне бухты Коулун. Вы когда-нибудь видели бухту Коулун? Ей там понравилось. Весьма живописное место. Сотни маленьких домиков на баржах, и в них живут люди, целые семьи, не подозревающие, что под ними покоится одинокая леди.

Он обматывал и перематывал веревкой крест-накрест верхнюю часть ее тела.

— Гонконг стал последним приютом для Регины, но влюбилась она в меня на острове Бали. Вроде бы такая умная женщина, а как легко оказалось уговорить ее покинуть судно! Вот что делает одиночество. Так хочется в кого-нибудь влюбиться, и ты с легкостью веришь тому, кто оказывает тебе внимание.

Он начал связывать ноги Сьюзен. «Дивные ножки», — подумал он. Даже несмотря на то, что она была в брючном костюме, он на ощупь чувствовал точеные щиколотки и стройные икры, когда поднимал их и обматывал веревкой.

— Мой отец тоже с легкостью попался, Сьюзен. Смешно, правда? Они с матерью были мрачной, суровой парой, но он тосковал по ней, когда еене стало. Отец был богат, но у матери было независимое состояние. Все свои деньги она завещала ему, но думала, что рано или поздно он передаст все мне. В ней не было ни человеческого тепла, ни нежности, ни щедрости, но по-своему она меня все-таки любила. Она говорила, что я должен во всем походить на отца: делать деньги, быть прилежным, хорошо разбираться в делах.

Он дернул веревку сильнее, чем собирался, вспомнив эти бесконечные нотации.

— Вот что говорила мне мать, Сьюзен. Она говорила: «Алекс, когда-нибудь у тебя будет огромное состояние. Ты должен научиться его беречь. Когда-нибудь у тебя будут дети. Воспитывай их правильно. Ты не должен их баловать».

Теперь он опустился на колени возле Сьюзен, склонился над ней. В его словах отчетливо прорывался гнев, но голос звучал спокойно и ровно, он как будто вел светскую беседу.

— У меня было меньше карманных денег, чем у любого другого мальчика в школе, и по этой причине я не мог развлекаться вместе с другими. В результате я стал одиночкой, научился развлекать себя сам. Частью этих развлечений стал театр. Я соглашался на любую роль в школьных спектаклях, какую только мог получить. На четвертом этаже нашего дома у меня был полностью оборудованный миниатюрный театр — единственный по-настоящему большой подарок, полученный за всю мою жизнь. И его, заметьте, я получил не от родителей, а от друга семьи, который разбогател, получив от моего отца биржевую наводку. Он предложил мне выбирать все, что я захочу, и я выбрал театр. Я разыгрывал для себя целые спектакли, играл все роли. Я стал отличным актером. Пожалуй, я мог бы заняться этим профессионально. Я научился перевоплощаться в кого угодно, научился выглядеть и говорить, как любой выдуманный персонаж.

Сьюзен слышала над головой знакомый голос, но голова у нее раскалывалась от боли, она не смела открыть глаза. «Что со мной происходит? — спросила она. — Здесь был Алекс Райт, но кто меня ударил?» Она едва успела его разглядеть, пока не потеряла сознание. У него были длинные сальные волосы, на нем была вязаная шапочка и поношенный тренировочный костюм.

«Постой, — она заставила себя сосредоточиться. — Это голос Алекса; значит, он все еще здесь. Тогда почему он мне не помогает? Почему он только разговаривает со мной?»

Мысли у нее стали понемногу проясняться, до нее дошло, что он ей говорил, и она открыла глаза. Его лицо было всего в нескольких дюймах от ее лица. Его глаза горели безумным блеском, такие глаза ей приходилось видеть в психиатрической больнице у изолированных в отдельных палатах буйно помешанных. «Он сумасшедший!» — догадалась она. Теперь она ясно видела, что это Алекс в лохматом парике! Алекс в обносках! Это Алекс! Это его глаза впиваются в нее подобно двум острым осколкам бирюзы!

— Я приготовил твой саван, Сьюзен, — прошептал он. — Хоть ты и не моя одинокая дама, я решил похоронить тебя в нем. Точно такие же были на всех остальных.

Он поднялся на ноги, и она увидела у него в руках длинный тонкий полиэтиленовый мешок вроде тех, в каких хранят дорогие вечерние наряды. «О боже! — подумала Сьюзен. — Он хочет меня задушить!»

— Я всегда делаю это медленно, Сьюзен. Это финал, мой любимый момент. Я хочу следить за твоим лицом. Я хочу, чтобы ты предвкушала ту минуту, когда воздух перестанет поступать и начнется агония. Поэтому я буду действовать не спеша и затяну не слишком туго. Ты будешь умирать медленно, по крайней мере несколько минут.

Он опять опустился перед ней на колени, поднял ее ноги, надел на них мешок. Она пыталась брыкаться, отпихнуть от себя мешок, но он еще ниже, еще дальше наклонился над ней, гипнотизируя ее взглядом и неторопливо расправляя мешок у нее на бедрах и на талии. Вся ее борьба была тщетной, она нисколько ему не помешала, он продолжал все так же спокойно, без спешки натягивать и расправлять мешок. Дойдя до шеи, он наконец остановился.

— Видишь ли, когда моя мать умерла, отец отправился в круиз, — принялся объяснять он. — И в круизе познакомился с Виргинией Мари Оуэн, одинокой вдовой, как она сама утверждала. Она была очень кокетлива, совсем не похожа на мою мать. Она называла себя Гири. Она была довольно привлекательна, к тому же на тридцать пять лет моложе моего отца. Она мне рассказала, что ей нравилось напевать ему на ухо, когда они танцевали. Больше всего она любила песню «Ты мне принадлежишь». Знаешь, как они провели медовый месяц? Следовали за словами песни, начиная с Египта.

Сьюзен следила за лицом Алекса. Он был так увлечен своим рассказом, что как будто обо всем забыл. И все же его руки поминутно теребили полиэтилен, Сьюзен поняла, что он в любой момент может натянуть мешок ей на голову. Может быть, закричать? Но кто ее услышит? У нее не было шансов спастись, она осталась наедине с ним в огромном пустом здании. Даже Недда, вопреки обычаю, рано ушла домой в этот вечер.

— Отцу хватило ума заставить Гири подписать добрачное соглашение, но она так меня ненавидела, что убедила его основать благотворительный фонд, а не оставлять деньги мне. Мне была отведена пожизненная роль администратора, распределяющего средства. Она объяснила отцу, что, раздавая его деньги другим, я буду получать приличную зарплату. Его деньги. Это были мои деньги! Она убедила его, что таким образом он может обессмертить их имена. Он поначалу возражал, но в конце концов сдался. Я допустил неосторожность: Гири нашла и показала отцу составленный мною список — довольно-таки наивный и глупый — список вещей, которые я собирался купить, как только контроль над деньгами перейдет ко мне. Я еще больше возненавидел ее за это и поклялся отомстить. Но случай так и не представился — она умерла следом за отцом. Ты хоть понимаешь, какое разочарование мне пришлось пережить? Я ненавидел ее с такой страстью, а она лишила меня даже возможности убить ее!

Сьюзен внимательно изучала его лицо, пока он стоял на коленях, склонившись над ней. Его глаза были устремлены куда-то вдаль и как будто ничего не видели. «Он безумен, — подумала она. — Он настоящий маньяк, и он убьет меня. Так же, как убил всех остальных!»

105

К восьми часам вечера Даг Лейтон был уже у стола блэк-джека в не слишком солидном казино Атлантик-Сити. Провернув быструю махинацию с фондами, он сумел собрать нужную сумму и расплатиться с долгами за прошлый раз, тем не менее его любимое казино закрыло двери перед его носом. Для многих своих знакомых в Атлантик-Сити Лейтон стал безнадежным неудачником, загнанной лошадью, на которую нельзя ставить.

Однако парни, которым он задолжал, отметили это дело, пригласив его на ленч. Дагу удалось слегка перевести дух, он был доволен ходом дел. Все равно рано или поздно аудиторы накрыли бы его на растрате средств из Семейного фонда Клаузенов, и не исключено, что Джейн Клаузен снова созвонится с Хьюбертом Марчем. Она может даже заставить его обратиться в полицию. Предвосхищая столь неприятное развитие событий, он решил бежать, пока не поздно, унося с собой то, что ему удалось раздобыть в этот день. Куш был немалый — полмиллиона долларов. Он уже зарезервировал для себя место в самолете на Сент-Томас. Оттуда он сумеет добраться до одного из островов, откуда нет экстрадиции в США. Именно так поступил в свое время его отец — его так и не поймали.

За полмиллиона он купит себе хороший старт в новой жизни. Лейтон это знал и намеревался покинуть страну именно с этой суммой.

— Не можешь ты отсюда уйти, не попытав счастья хотя бы еще разок, — сказал один из его новых друзей.

Даг Лейтон обдумал брошенный ему вызов. Он чувствовал, что ему повезет.

— Ну что ж, может быть, партию в блэк-джек, — согласился он.

Было всего девять вечера, когда он покинул казино и, не замечая ничего вокруг, вышел на пляж. Теперь ему ни за что не раздобыть необходимой суммы, той суммы, которую он проиграл парням, поверившим ему в долг сегодня, когда удача окончательно ему изменила. Для него все было кончено. Он знал, что его ждет: тюремный срок за растрату. А может, и кое-что похуже.

Он сбросил пиджак и выложил поверх него часы с бумажником. Ему приходилось читать о таких вещах, и теперь он решил, что в этом есть смысл.

До него доносился грохот прибоя. Резкий, холодный ветер задувал с океана, волны были высоки. Он продрог в одной рубашке. Сколько потребуется времени, чтобы утонуть? Он решил, что лучше ему этого не знать. Это одна из тех вещей, которые узнаёшь, только когда сам попробуешь. В его жизни подобных вещей было много. Он боязливо вошел в воду, потом сделал еще один шаг, пошире.

«Это Сьюзен Чандлер во всем виновата, — подумал он, чувствуя, как ледяная вода лижет его лодыжки. — Если бы она не вмешалась, никто бы не узнал, я мог бы проработать в фонде еще много лет...»

Он задержал дыхание и бросился вперед, теперь его ноги больше не касались дна. Его подхватила большая волна, потом другая, волны били его, он задыхался, со всех сторон его окружал холод и непроглядная тьма. Он попытался не сопротивляться.

Мысленно он проклял Сьюзен Чандлер. «Хоть бы она умерла», — это была последняя связная мысль Дугласа Лейтона.

106

Дон Ричардс успел на самолет за несколько минут до вылета. Это был не прямой рейс. Он проклинал промежуточную посадку в Атланте, но делать было нечего. Как только они вновь оторвались от земли и взяли курс на аэропорт Ла Гуардия, он позвонил в приемную Сьюзен Чандлер по телефону.

— Мне очень жаль, доктор Ричардс, но у нее пациент, и я не могу ее позвать, — сообщила ему секретарша. — Я охотно оставлю для нее сообщение, если хотите. Но я знаю, что сразу после этого у нее будет еще один пациент, поэтому она вряд ли...

— Как долго доктор Чандлер пробудет на работе? — нетерпеливо перебил ее Дон.

— Сэр, у нее пациенты до семи часов, но она говорила, что после этого еще задержится, у нее есть кое-какая бумажная работа.

— В таком случае прошу вас принять сообщение и все записать в точности, как я продиктую: «Дон Ричардс должен увидеться с вами и поговорить об Оуэне. Он будет у вас на работе около восьми. Дождитесь его».

— Я оставлю записку прямо у себя на столе, где она обязательно ее увидит, сэр, — холодно ответила секретарша.

И Сьюзен непременно увидела бы, если бы записка не была придавлена телефонным аппаратом.

Стюардесса предлагала коктейли и закуски.

— Только кофе, — попросил Дон Ричардс.

Он знал, что ему нужна ясная голова. «Позже мы со Сьюзен вместе выпьем и поужинаем, — подумал Дон. — Я расскажу ей о том, что она, без сомнения, сама уже поняла: человека, о котором пытается рассказать несчастная Кэролин, зовут Оуэн, а не Уэн». Он насторожился, как только увидел имя «Оуэн», обведенное кружком в обоих пассажирских списках на столе в квартире Сьюзен, и с тех пор тревожная мысль не покидала его. Она права, это единственное возможное объяснение: «Оуэн», а не «Уэн».

Он собирался сказать Сьюзен еще кое-что (и именно по этой причине он так отчаянно рвался в Нью-Йорк): кем бы ни был пресловутый «Оуэн», скорее всего, он и есть убийца. И если Дон прав, Сьюзен грозит смертельная опасность.

«Я участвовал в программе Сьюзен, когда ей звонили Кэролин и Тиффани, — вспоминал Дон, глядя в иллюминатор на темнеющее небо. — Кэролин едва не лишилась жизни, попав под машину. Тиффани была заколота насмерть. И убийца на этом не остановится. Он пойдет на все, лишь бы сохранить свою тайну. Я сказал Сьюзен, что моя цель — помочь женщинам оградить себя от опасности, научить их вовремя распознавать признаки скрытой угрозы. Четыре года я провел наедине с собой, думая о том, что я мог бы спасти Кэти. Теперь я понимаю, что был не прав. Задним умом все крепки, но если бы нам предстояло вновь пережить те последние минуты перед ее отъездом, я все равно не попросил бы ее остаться дома».

Облака плыли мимо самолета подобно волнам, набегающим на корпус корабля. Дон вспомнил, как дважды за последние два года пытался отправиться в круиз — это были короткие круизы по Карибскому морю. В обоих случаях он сошел на берег в первом же порту. В воде ему постоянно чудилось лицо Кэти. Он знал, что больше этого не случится.

Его снедала тревога. Сьюзен больше не может и не должна бороться в одиночку. Это слишком опасно. Гораздо опаснее, чем ей представляется.

Самолет приземлился без четверти восемь.

— Оставайтесь на своих местах и отдыхайте, — объявил командир экипажа. — Аэропорт перегружен, в настоящий момент все ворота заняты.

Только в десять минут девятого Дону удалось покинуть самолет. Он бросился к телефону и позвонил Сьюзен на работу. Ответа не было, и он повесил трубку, не оставив сообщения.

«Может, она закончила раньше, чем ожидала, и пошла домой? — подумал он. — А может быть, вышла на минутку?»

Он еще раз позвонил, но ему опять никто не ответил. Однако на этот раз он решил оставить сообщение на автоответчике.

— Сьюзен, — сказал он, — я собираюсь заглянуть к вам на работу. Надеюсь, вы получили сообщение, которое я оставил у вашего секретаря. Если повезет, я буду у вас через полчаса. Рассчитываю вас застать.

107

— Сьюзен, ты же не можешь не понимать, почему я так зол. Гири обрекла меня на управление Семейным фондом — она считала это неким поэтическим возмездием. Ежедневно я вынужден подписывать чеки, раздавая направо и налево деньги, принадлежащие мне. Мне! Ты можешь это вообразить? Когда фонд был основан шестнадцать лет назад, его капитал составлял сто миллионов долларов. Сейчас он составляет миллиард, и это моя заслуга. Но сколько бы денег ни лежало в сундуках, я до сих пор получаю лишь жалкую зарплату.

«Надо, чтобы он продолжал говорить, — сказала себе Сьюзен. — В котором часу приходят уборщицы?»

И тут она в отчаянии вспомнила, что они опорожняли мусорные корзинки, когда миссис Кетлер пришла в шесть часов. Значит, они давным-давно ушли.

Теперь он легонько ласкал кончиками пальцев ее горло.

— Я искренне верю, что мог бы быть счастлив с тобой, Сьюзен, — продолжал он. — Если бы я женился на тебе, возможно, мне удалось бы оставить свое прошлое позади. Но ведь у нас все равно ничего бы не вышло, верно? Позавчера ты поменялась местами с Ди, послала ее за мой стол. Ты не хотела сидеть рядом со мной. Теперь ты понимаешь, что все дело в этом?

"Я знаю, что мне было не по себе в субботу вечером, — подумала Сьюзен. — Но в чем причина? Я думала, все дело в том, что рассказал мне Нэт Смолл про смерть Абдула Парки. Нэт Смолл... Он свидетель. Неужели Алекс и до него доберется?

— Алекс, — принялась уговаривать она, — убив меня, ты ничего не добьешься. Завтра мне на работу пришлют сотни новых фотографий. Ты не сможешь уничтожить их все. Полиция изучит все до единой. Они будут изучать людей на заднем плане.

— Перышки на ветру, — пробормотал Алекс, отмахнувшись от ее слов.

«Я должна до него достучаться», — сказала себе Сьюзен.

— Кто-нибудь узнает тебя, Алекс. Ты говорил, что не посещаешь крупные мероприятия, но в тот первый вечер, когда я согласилась поужинать с тобой, ты сказал, что познакомился с Региной Клаузен на торжественном банкете конференции «Промышленность будущего». Это грандиозное мероприятие! С того самого вечера меня одолевали сомнения на твой счет, Алекс.

— Перышки на ветру, — повторил он. — Но, Сьюзен, это же ты рассыпала мои перышки. Я знаю, долго мне не продержаться, но я завершу свою миссию, пока меня не остановили. Помнишь песню? «Войди в джунгли, пронизанные дождем». Знаешь, кто побывал сегодня в джунглях? Ди. Она была на экскурсии в сельве в Коста-Рике. Это все равно что джунгли. Завтра, когда твое тело найдут, все будут тебя оплакивать. Но это случится не раньше девяти утра. К тому времени мы с Ди будем завтракать в Панаме. Ее теплоход пристанет в восемь утра, и я нагряну к ней сюрпризом. Я подарю ей кольцо с бирюзой. Она отнесется к нему очень серьезно. — Он помолчал. — В сущности, Сьюзен, если хорошо подумать, я перед тобой в долгу. Ты мне очень помогла. Ты нашла для меня последнюю одинокую леди. Ди идеально подходит на эту роль.

Медленно, очень медленно он подтягивал мешок кверху. Полиэтилен уже закрывал ей подбородок.

— Алекс, ты болен, тебе нужна помощь, — сказала Сьюзен, стараясь удержать прорывающее в голосе отчаяние. — Удача тебе изменяет. Ты еще можешь спастись, если остановишься сейчас.

— Но я не хочу останавливаться, Сьюзен, — отрезал он.

Телефонный звонок заставил его вскочить на ноги. Они вместе напряженно вслушивались в голос Дона Ричардса, сообщавшего на автоответчик, что он едет к ней.

«Господи, хоть бы он добрался сюда поскорее», — взмолилась Сьюзен.

— Пора, — хладнокровно объявил Алекс Райт.

Внезапным, стремительным движением руки он натянул мешок ей на голову и мгновенно закрутил его. Потом он затолкал ее под стол.

Распрямившись, он полюбовался на дело своих рук.

— Ты умрешь задолго до того, как Ричардс попадет сюда, — пояснил он с небрежной уверенностью человека, делающего привычное дело. — Это займет минут десять. — Он сделал многозначительную паузу, чтобы до нее дошли его слова. — Регина продержалась десять минут.

108

— Слушайте, мистер, не я придумал дорожные пробки, — сказал Дону Ричардсу шофер такси. — Средний туннель на Манхэттене забит под завязку. Но это не новость.

— Вы же говорили по телефону с диспетчером. Разве он не обязан предупреждать вас о пробках? Неужели вы не могли ее объехать?

— Мистер, предположим, у какого-то парня погнулся бампер. Через полминуты — пожалуйста, дорожная пробка.

«Спорить с ним бесполезно, — подумал Дон, — и это не поможет мне быстрее туда добраться. Но так досадно сидеть тут без движения и слушать вой клаксонов! Сьюзен, секретарша должна была оставить тебе сообщение. Если ты слышала, что я сказал об Оуэне, ты меня дождешься. Так почему же ты не отвечаешь?»

— Прошу тебя, Сьюзен, — прошептал он, — будь там! Живая!

109

Небольшая порция воздуха, задержавшаяся в мешке, почти закончилась. У Сьюзен закружилась голова. «Дыши короткими, неглубокими глотками, — скомандовала она себе. — Экономь кислород».

«Воздуха! Воздуха!» — кричали ее легкие.

Ей вдруг вспомнилось одно из первых дел, над которым она работала, когда была заместителем окружного прокурора. Женщина была найдена мертвой с полиэтиленовым мешком на голове. «Я первая сказала, что это не может быть самоубийством, и я оказалась права. Эта женщина обожала своих детей и не могла уйти из жизни добровольно».

Грудь у нее мучительно болела, в висках пульсировало: «Не могу дышать. Не могу дышать».

«Не вздумай терять сознание», — яростно приказала она себе.

Когда женщину с мешком на голове обнаружили, лицо у нее было розовое. «Так убивает моноокись углерода», — объяснил медэксперт.

«Я не могу дышать. Я хочу спать». Она чувствовала, как сознание ускользает, она уже готова была сдаться.

«Ди. Завтра Алекс встретится с ней. Она станет его последней жертвой... Я засыпаю, — подумала Сьюзен. — Не могу бороться со сном.... Я не хочу умирать. Не хочу, чтобы Ди умерла».

Ее разум продолжал упорно бороться за жизнь, хотя воздуха уже не было. Она была зажата под столом. Внезапным толчком она вскинула ноги, уперлась в тумбу и сумела сдвинуться всем телом на несколько дюймов. Правым боком она чувствовала мусорную корзинку.

Мусорная корзинка! В ней лежали осколки разбитой вазы!

Задыхаясь, Сьюзен перекатилась на бок, почувствовала, как корзинка опрокинулась, услыхала, как рассыпались по полу осколки стекла. Она сумела повернуть голову. Корзинка откатилась.

На нее наваливалась темнота, но она из последних сил принялась отчаянно мотать головой из стороны в сторону. Ее пронзила внезапная боль, когда острые стеклянные осколки, зажатые между полом и ее телом, врезались в полиэтилен. Все плечо стало влажным и липким от крови, но она чувствовала, что края плотного полиэтиленового мешка начинают расходиться. Продолжая судорожно глотать воздух, она заметалась взад-вперед. Кровь из ран потекла сильнее, но в мешок слабыми струйками начал проникать свежий воздух.

Там, на полу в кабинете, Дон Ричардс нашел ее полчаса спустя. Она была почти без сознания, на виске остался страшный синяк, волосы запеклись от крови, порезы на спине сильно кровоточили, руки и ноги отекли и распухли от борьбы с веревкой. Повсюду валялись осколки стекла.

Но она была жива! Жива!

110

Алекс Райт ждал на пирсе, когда «Валери» подошла к причалу Сан-Блас во вторник утром. Было восемь часов. Он отправился в аэропорт прямо из приемной Сьюзен Чандлер и покинул Нью-Йорк накануне вечером. Интересно, что предпринял Дон Ричардс после того, как позвонил и попросил дождаться его? Скорее всего, махнул рукой, решив, что она его не дождалась. Алекс выключил весь свет, когда уходил, и запер двери. Итак, примерно через час ее тело обнаружит секретарша.

Многие пассажиры «Валери» высыпали на палубу. «Быть на борту корабля, когда он входит в порт... в этом есть нечто магическое, — решил он. — В этом есть нечто символичное, потому что каждый новый порт для кого-то знаменует конец пути».

Из этого порта Ди предстояло отправиться в свой последний путь. А он будет на пути в Россию. Именно там его настигнет трагическая весть о гибели обеих сестер, которые были у него в гостях на благотворительном ужине в субботу. Сьюзен говорила, что его могут опознать по фотографиям с круиза Регины. Исключить такую вероятность он не мог. Но в том круизе он изменил свою внешность и выглядел совершенно иначе, чем обычно. Неужели кому-то удастся опознать его без тени сомнения? «Навряд ли», — решительно успокоил себя Алекс.

Он увидел стоящую на палубе Ди. Она улыбалась и махала ему рукой. Или... она указывала на него?

Он вдруг заметил, как с обеих сторон из толпы выступили мужчины и окружили его. Потом до него донесся тихий густой бас:

— Вы арестованы, мистер Райт. Прошу вас пройти с нами. Сопротивление бесполезно.

Алекс Райт пожал плечами, стараясь не выдать удивления. Он повернулся крутом. С горькой иронией он осознал, что этот порт знаменовал конец пути для него самого.

* * *
Дон Ричардс дожидался в вестибюле больницы, пока Сьюзен навещала Джейн Клаузен. Этим утром она лежала в постели с небольшой подушкой под головой. Руки она сложила на покрывале. Шторы были опущены.

Хотя в комнате царил полумрак, Джейн сразу заметила синяк на виске у Сьюзен.

— Что случилось, Сьюзен? — спросила она.

— Ничего страшного. Просто сильно стукнулась.

Чувствуя, как слезы подступают к глазам, Сьюзен наклонилась и поцеловала Джейн Клаузен в щеку.

— За короткий срок вы стали мне очень дороги, — призналась Джейн Клаузен. — Сьюзен, я думаю, уже завтра меня здесь не будет, но, по крайней мере, вчера я успела позаботиться о Семейном фонде. Им будут управлять порядочные, надежные люди. Вы уже знаете о Дугласе?

— Да. Я не знала, сказали ли вам.

— Мне его очень жаль. Он мог бы многого добиться в жизни. И я тревожусь о его матери. Он был ее единственным сыном.

— Миссис Клаузен, мне нелегко об этом говорить, но, я думаю, вы захотите узнать. Человек, убивший Регину и еще по меньшей мере пять человек, арестован. Против него собраны неопровержимые доказательства. И я хочу, чтоб вы знали: именно вы сыграли решающую роль в раскрытии этих преступлений, когда пришли ко мне рассказать о Регине.

По телу умирающей женщины прошла долгая судорога.

— Я рада. Он что-нибудь говорил о Регине? Я хотела бы знать... Ей было очень страшно?

«Регина наверняка была в ужасе, — подумала Сьюзен. — Я точно была».

Но она ответила без колебаний:

— Все произошло мгновенно. Она даже не успела испугаться.

Джейн Клаузен подняла глаза.

— Сьюзен, сейчас для меня важно только одно: я скоро буду с ней. Прощайте, моя дорогая, спасибо вам за вашу доброту.

* * *
Спускаясь в лифте, Сьюзен стала вспоминать события прошедшей недели. Неужели прошло так мало времени? Неужели всего девять дней назад она познакомилась с Джейн Клаузен? За это время загадка смерти Регины Клаузен была раскрыта, но еще трое были убиты, а одна женщина серьезно пострадала.

Сьюзен подумала о Кэролин Уэллс и ее муже Джастине. Она поговорила с ним этим утром: Кэролин вышла из комы, и доктора предрекали ей хоть и нескорое, но полное выздоровление. Сьюзен начала было извиняться перед ним; в конце концов, если бы она не заговорила в эфире об исчезновении Регины Клаузен, ни с Кэролин, ни с ним самим ничего страшного не случилось бы. Джастин отмел извинения и заявил: что ни делается, все к лучшему. Он принял решение пройти курс терапии у доктора Ричардса и надеялся, что когда ему удастся обуздать свою безумную ревность, Кэролин освободится от страха, заставлявшего все от него скрывать.

— К тому же, — засмеялся Джастин, — я ни за что на свете не отказался бы от удовольствия понаблюдать за капитаном Ши, когда он, краснея и запинаясь, приносил мне свои извинения. Он действительно верил, что я убийца!

«По крайней мере, с ним и с Кэролин все будет в порядке, — подумала Сьюзен. — Чего не скажешь о бедной Тиффани Смит и о двух других, связанных с этим делом, Хильде Джонсон и Абдуле Парки». Мысленно она дала себе слово зайти в магазин Нэта Смолла на Макдугал-стрит и сказать ему, что убийца его друга арестован.

Все начиналось так невинно! Сьюзен собиралась всего лишь поговорить в эфире о том, как одинокие, не чующие беды женщины, несмотря на весь свой ум и кажущееся знание жизни, оказываются вовлеченными в сомнительные и зачастую роковые связи с мужчинами, которые используют их в своих целях. Это была отличная тема, вызвавшая оживленную дискуссию в нескольких передачах. И три убийства. Потом она спросила себя: «Побоюсь ли я устроить еще одно такое расследование в эфире? Надеюсь, что нет. В конце концов, нам удалось задержать серийного убийцу. Неизвестно, кого еще он мог убить, кроме меня и Ди, если бы его не поймали».

За это время случилось и хорошее. Она успела узнать Джейн Клаузен и даже сумела подарить ей какое-то утешение. Она познакомилась с Доном Ричардсом. По мнению Сьюзен, он был большой чудак — психиатр, отказывающий себе в помощи, которую сам же ежедневно оказывал другим, — но и он наконец нашел в себе силы побороть своих демонов.

«Я могла бы истечь кровью, если бы пролежала там всю ночь», — подумала она, морщась от боли в плече и в спине, где ей наложили швы. Когда Дон добрался до ее приемной и обнаружил, что дверь заперта, какое-то шестое чувство заставило его разыскать охранника и потребовать, чтобы он открыл дверь и проверил помещение. «За всю свою жизнь я никогда никому так не радовалась», — подумала Сьюзен. Когда он разорвал мешок и поднял ее, она увидела в его лице облегчение и нежность.

Сьюзен вышла из лифта. Дон Ричардс пересек вестибюль и подошел к ней. Мгновение они смотрели друг на друга молча, потом Сьюзен улыбнулась ему, а он обнял ее. Оба они ощутили, что иначе и быть не может.

Примечания

1

Национальная вещательная компания, одна из трех крупнейших теле— и радиовещательных корпораций в США, работающих за счет рекламы. — {Здесь и далее прим. пер.)

(обратно)

2

Гринвич-Виллидж и Сохо — примыкающие друг к другу живописные богемные районы Манхэттена, славящиеся своими магазинами, ремесленными мастерскими, ресторанами и художественными галереями.

(обратно)

3

Профсоюзный лидер, подозревался в связях с мафией, сидел в тюрьме. Считается, что его убили в 1975 г., но тела так и не нашли.

(обратно)

4

Фут равен 30,34 см.

(обратно)

5

Матфей, 7:34.

(обратно)

6

Фешенебельный клуб в Нью-Йорке.

(обратно)

7

Участок Восьмой авеню, проходящий вдоль Центрального парка, один из самых дорогих и престижных жилых районов Нью-Йорка.

(обратно)

8

Загородный парк в Нью-Йорке с роскошным клубом и спортивными аттракционами.

(обратно)

9

Маленькие женщины" (1868 г.) — популярный, неоднократно экранизированный роман Луизы Олкотт о четырех девочках-сестрах, живущих в Новой Англии.

(обратно)

10

Официальный праздник в честь первых американских колонистов, отмечается в последний четверг ноября.

(обратно)

11

Один из величайших памятников индийской архитектуры XVII века, грандиозная пятикупольная усыпальница высотой в 74 м.

(обратно)

12

Разновидность тенниса

(обратно)

13

Патологическое отвращение к еде.

(обратно)

14

«Берберри» — английская фирма-производитель дорогой и элегантной верхней мужской одежды.

(обратно)

15

Ставшие нарицательными имена персонажей популярного в середине XX века комедийного телесериала «Три болвана». Кёрли, Ларри и Мо поминутно ссорятся, попадают впросак и колотят друг дружку.

(обратно)

16

Американский фунт равен 454 г.

(обратно)

17

Национальный праздник, отмечаемый в США в первый понедельник сентября.

(обратно)

18

Город в Ирландии, давший название художественным изделиям из стекла.

(обратно)

19

Фирменное название большого металлического мусоросборника.

(обратно)

20

Директор ФБР с 1924 по 1972 год, занимавший эту должность дольше, чем кто-либо до или после него. Его имя ассоциируется с этой организацией.

(обратно)

21

Дюйм равен примерно 2,5 см.

(обратно)

22

Город-курорт на океанском побережье в штате Нью-Джерси, куда многих приезжих привлекают разрешенные с 1974 г. азартные игры.

(обратно)

23

Военная база в штате Виргиния, где расположены академия и аналитический центр ФБР.

(обратно)

24

Марк, 4:12

(обратно)

Оглавление

  • Пролог
  • Три года спустя
  •   1
  •   2
  •   3
  •   4
  •   5
  •   6
  •   7
  •   8
  •   9
  •   10
  •   11
  •   12
  •   13
  •   14
  •   15
  •   16
  •   17
  •   18
  •   19
  •   20
  •   21
  •   22
  •   23
  •   24
  •   25
  •   26
  •   27
  •   28
  •   29
  •   30
  •   31
  •   32
  •   34
  •   35
  •   36
  •   37
  •   38
  •   39
  •   40
  •   41
  •   42
  •   43
  •   44
  •   45
  •   46
  •   47
  •   48
  •   49
  •   50
  •   51
  •   52
  •   53
  •   54
  •   55
  •   56
  •   57
  •   58
  •   59
  •   60
  •   61
  •   62
  •   63
  •   64
  •   65
  •   66
  •   67
  •   68
  •   69
  •   70
  •   71
  •   72
  •   73
  •   74
  •   75
  •   76
  •   77
  •   78
  •   79
  •   80
  •   81
  •   82
  •   83
  •   84
  •   85
  •   86
  •   87
  •   88
  •   89
  •   90
  •   91
  •   92
  •   93
  •   94
  •   95
  •   96
  •   97
  •   98
  •   99
  •   100
  •   101
  •   102
  •   103
  •   104
  •   105
  •   106
  •   107
  •   108
  •   109
  •   110
  • *** Примечания ***